/
Автор: Демьянов В.
Теги: художественная литература рассказы сборник рассказов
ISBN: 5-07-002307-1
Год: 1992
Текст
0
Чертова дюжина,
или 13 историй,
рассказанных на ночь
Москва
Издательство „Знание”
1992
ББК 84.4/8
4-45
Чертова дюжина, или 13 историй, рассказан-
4-45 ных на ночь: Сборник. — М.: Знание,
1992. — 288 с.
ISBN 5-07-002307-1
Вниманию читателей предлагаются остросюжетные рассказы известных
англоязычных писателей, многие из которых входили в сборники, составленные
знаменитым автором фильмов ужасов Алфредом Хичкоком.
4703000000 — 094
4 073(02) — 92 53—92
ББК 84.4/8
ISBN 5-07-002307-1
© Переводы Л. Биндеман, Вик. Вебера.
© Художник С. Красовский.
К ЧИТАТЕЛЮ
Вместе с героями рассказов читателю предстоит многое
испытать: скепсис, недоумение, растерянность и в конце концов —
страх. Но главным все же будет любопытство: ведь так инте-
ресно заглянуть в таинственную и манящую бездну потусторон-
ней жизни. Это случается не каждый день: дверца в иные миры
обычно закрыта накрепко, но порой судьба проявляет беспеч-
ность, и тогда начинаются чудеса: приходят души давно умерших,
материализуются детские фантазии, вспоминаются прежние
воплощения. Самые невероятные из чудес — в сборнике «Чер-
това дюжина»! От одних историй по спине пробегает холодок,
другие — причудливы и пробуждают фантазию. Несомненно,
читатель вынесет для себя немало поучительного: теперь при
встрече с тенью собственной прапрабабушки он уже не бросится
испуганно под кровать, а постарается использовать сей счастли-
вый случай для расширения своих познаний по истории.
Случилось так, что я вызвал в одном доме нема-
лый переполох, приведя с собой туда моего при-
ятеля Джоркенса. Правда, себя я виноватым не счи-
таю да и его, пожалуй, тоже. Просто когда-то один
мой знакомый сказал, что его дети любят страш-
ные истории, и я поделился с ними несколькими
байками о львах и тиграх, которые совершенно их
не испугали. Тут я и вспомнил о Джоркенсе, кото-
рый провел немало времени в джунглях Индии и
Африки, охотясь на хищников, и решил, что уж
его-то воспоминания произведут должный эффект.
Поэтому сказал детишкам, что хорошо знаком со
старым охотником, который много чего знает, и
спросил у хозяина дома разрешения привести его
как-нибудь к чаю.
Я и представить себе не мог, что Джоркенс рас-
скажет действительно страшную историю. Не ожи-
дал я и того, что дети — не такие уж маленькие: от
десяти до двенадцати лет — так перепугаются. Чуть
ли не за первой чашкой чая дети потребовали,
чтобы Джоркенс начинал свой рассказ, и он не
заставил просить себя дважды. А теперь во всем
винят меня. Не могу понять почему. Я лишь выпол-
нял их желание.
Конечно, не забывайте, что они никогда ранее
не видели Джоркенса и знали его лишь по моим рас-
сказам и что дети могут быть очень доверчивыми.
Ну а теперь позвольте изложить вам историю Джор-
кенса, который приступил к ней, удобно располо-
жившись в кресле, дети — два мальчика, десяти и
одиннадцати лет, и двенадцатилетняя девочка —
стояли перед ним, жадно ловя каждое слово.
5
Рассказывал он о тигре. Я ожидал услышать
примерно то же самое, что он рассказывал взро-
слым, но Джоркенс значительно изменил сюжет,
вероятно, с учетом возраста слушателей. И похоже
перегнул палку.
— Тигр заметил меня, — вещал Джоркенс, — и
неторопливо двинулся следом, словно не хотел
бежать по такой жаре и знал наверняка, что я тоже
не побегу. Пусть эта история послужит вам хоро-
шим уроком на будущее: когда вырастете, никогда
не приближайтесь к индийским джунглям без ору-
жия, даже если решили просто немного прогулять-
ся, как сделал я в то злополучное утро. Ибо мне на
пути встретился тигр. Он двинулся за мной, я — от
него, но тигр шел чуть быстрее. Я, конечно, пони-
мал, что, даже если на каждой сотне ярдов он приб-
лижается ко мне лишь на пять-шесть футов, дела
мои плохи. Расстояние между нами неуклонно
сокращалось. Но я знал, что бежать нельзя.
— Почему? — хором спросили дети.
— Потому что тигр подумал бы, что началась
новая игра, и принял бы в ней участие. Пока мы
шли, на ста ярдах он выигрывал пять-шесть футов,
если б побежали — выиграл бы все пятьдесят. И
предпочитал идти, хотя и понимал, что итог будет
тот же, и я лишь оттягиваю неизбежное. К сожале-
нию, мы находились не в джунглях, а среди камени-
стых холмов, и не было надежды встретить
деревья, потому что от джунглей я отходил все
дальше.
— Почему?
— Потому что тигр был между мной и деревь-
ями. Тигры обыкновенно выходят из джунглей
ночью и возвращаются на рассвете, когда только
просыпаются и начинают кукарекать петухи. Все
это было ранним утром, но солнце поднялось
довольно высоко, вот я и решил, что все тигры дав-
6
ным-давно в джунглях. Поэтому вышел на прогулку
без оружия, и как оказалось — напрасно.
— А почему вы пошли гулять? — спросила
девочка.
— Никогда не следует нйкого спрашивать,
почему он сделал то, что привело его к беде. При-
чина всегда одна и та же, только редко кто в этом
признается. И называется она — глупость.
— Ив вашем случае это привело к беде? —
полюбопытствовала девочка.
— Вы все услышите, — невозмутимо продол-
жал Джоркенс. — Как я вам уже говорил, мы были
среди каменистых холмов. Тигр приближался. И
тут меж двух глыб я заметил пещеру, чуть ли не у
самой вершины небольшого холма. Конечно, войти,
в нее означало отрезать себе путь к отступлению.
Но отступление уже не могло привести ни к чему
хорошему, а пещера давала-таки шанс на спасение.
Например, она могла стать уже, и тигр не пролез
бы там, где хватит места человеку. Или, напротив,
шире и разветвляться, так что я мог бы запутать
тигра. Надежда всегда умирает последней, поэтому
я поднялся на холм и нырнул в пещеру. Тигр после-
довал за мной.
Я уже успел углубиться на какое-то расстояние,
прежде чем померк свет: тигр закрыл собой вход в
пещеру. Тоннель действительно сужался, и вскоре я
уже полз на четвереньках. А тигр по-прежнему не
спешил. Лаз был достаточно широким, так что
места ему хватало.
А тут еще мне вспомнилась статейка в газете о
скелетах мышки и кошки, найденных при рекон-
струкции одного кафедрального собора. Мышка
забралась далеко в норку, и кошка уже не могла ее
достать. Но они так крепко засели в норе, что
вылезти назад уже не смогли. Там и остались нав-
сегда. Мне лишь оставалось надеяться, что хищ-
7
нику достанет ума повернуть, когда лаз станет
слишком узким. Пока же тигр не торопясь полз
вперед. И все более приближался. Тут страшная
мысль пронзила меня: запах-то слишком сильный!
Все-таки тигр от меня еще в тридцати ярдах.
Неужели я ползу в логовище зверя? Но я отогнал от
себя эту мысль, от которой стыла кровь в жилах.
А потом появилась надежда, что этот тоннель
прошивает холм насквозь, правда, особой пользы я
для себя в этом не находил. Хотя на другой стороне
холма могли ждать и какие-то сюрпризы, даже оди-
нокое дерево. Но я не чувствовал ни дуновения,
запах тигра наполнял воздух, и было ясно, что
солнца мне уже не увидеть.
Я искоса глянул на детей. Они слушали, но, как
мне показалось, не выказывая особого интереса. У
меня даже сложилось впечатление, возможно и
ложное, что девочка больше симпатизировала
тигру. Повторяю, я мог и ошибиться. Дело, кстати,
происходило осенью, свет не зажигали, и в комнате
царил полумрак. Моей вины в том не было: я ведь
не подозревал, что последует дальше.
— Тигр подбирался все ближе, — продолжал
Джоркенс. — Я отметил про себя, что стенки лаза
удивительно гладкие, отполированные мягкими
лапами крупного животного. И тут я уперся в
глухую,.так же отполированную стену, резко раз-
вернулся в темноте и скорее унюхал, чем увидел
перед собой тигра.
— И что случилось потом? — спросил один из
мальчиков.
— Потом он меня съел, — ответил Джор-
кенс. — Ас вами говорит привидение.
Вот тут-то и начался переполох в темной комна-
те, вину за который возложили на меня.
Перевел с английского Вик. ВЕБЕР
Кто-то спросил сигары. Разговор затянулся и
протекал уже довольно вяло. Табачный дым въелся
в тяжелые портьеры. Все понимали: либо кто-
нибудь поднимет унылое настроение гостей, либо
наша встреча придет к естественному концу, и мы
поспешно разойдемся по домам, спать. Не было
сказано ничего заслуживающего внимания, вероят-
но, нечего было рассказать. Джонс описал послед-
нее охотничье приключение в Йоркшире. Мистер
Томпсон из Бостона долго и обстоятельно объяснял
принципы работы железнодорожного транспорта;
именно тщательное соблюдение их и позволило
железнодорожной компании Атчисон, Топека и
Санта-Фе не только увеличить протяженность
путей, но и долгие годы поддерживать у пассажиров
иллюзию, что корпорация способна перевозить
людей, не подвергая их жизнь опасности.
В общем, не стоит вдаваться в подробности,
пересказывая, кто что сказал. Время шло, а мы —
час за часом — сидели за столом, уставшие и
поскучневшие от этой тягомотины, но никто не
двигался с места.
Кто-то спросил сигары, и все невольно глянули в
его сторону. Брисбейну было лет тридцать пять, и
он был наделен от природы качествами, обычно
привлекающими внимание людей. Он отличался
силой. На первый взгляд Брисбейн был обычного
телосложения, выше среднего роста — чуть больше
шести футов, довольно широк в плечах, не худой и
не толстый. Небольшая голова на крепкой муску-
листой шее, крупные сильные руки, которыми,
кажется, можно было без щипцов колоть орехи,
10
сильные предплечья и мощная грудь. Обычно гово-
рят: наружность обманчива, так вот Брисбейн на
деле был еще сильнее, чем казался. Лицо у него
было непримечательное: маленькая голова, жидкие
волосы, голубые глаза, крупный нос, небольшие
усики и тяжелый подбородок. Брисбейна знали все,
и, когда он спросил сигары, все обернулись к нему.
— Странная это штука, — сказал Брисбейн.
Разговор прекратился. Голос у Брисбейна был
негромкий, но он умел, вступив в общий разговор,
оборвать его, будто ножом. Все приготовились слу-
шать. А Брисбейн, добившись общего внимания,
неторопливо раскуривал сигару.
— Странная штука, — повторил он, — эти рас-
сказы о привидениях. Люди все время интересуют-
ся, видел ли их кто-нибудь, так вот я видел.
— Чушь! Привидения? Да вы шутите, Брис-
бейн! С вашим-то интеллектом! — такими воскли-
цаниями встретили заявление Брисбейна.
Теперь уже все попросили сигары, и Стабс, дво-
рецкий, вдруг будто из-под земли вырос с новой
бутылкой сухого шампанского. Итак, вечер был
спасен: Брисбейн решил рассказать историю.
— Я бывалый мореплаватель, — начал он, — и
поскольку мне довольно часто приходилось плыть
через Атлантику, у меня есть свои любимые паро-
ходы. Когда надо пересечь этот утиный пруд, я по
обыкновению дожидаюсь их. Может быть, это и
предрассудок, но зато я всегда получал удоволь-
ствие от плавания, за одним-единственным исклю-
чением. Я очень хорошо помню этот случай. Дело
было в июне, «Камчатка» была одним из моих
любимых кораблей. Я говорю «была», потому что
теперь она никоим образом не принадлежит к числу
моих любимцев. Просто не представляю, что могло
бы заставить меня снова отправиться в плавание на
«Камчатке». Да, я заранее предвижу ваши возраже-
11
ния. Там необычайно чисто на корме, в каютах
сухо, и нижняя полка, как правило, двойная. У
«Камчатки» масса преимуществ, но я никогда
больше не поплыву на ней через Атлантику. Изви-
ните, что я отклонился от темы. Так вот, я поднялся
на борт и окликнул стюарда, чей красный нос и
рыжие усы были мне одинаково хорошо знакомы.
— Сто пятая, нижнее место, — деловито ска-
зал я.
Стюард принял у меня чемодан, пальто и плед. Я
никогда не забуду выражения его лица. Он поблед-
нел и, казалось, вот-вот либо заплачет, либо чих-
нет, либо уронит мой чемодан. И поскольку в
последнем лежали две бутылки превосходного ста-
рого шерри, которые дал мне в дорогу мой давниш-
ний друг Сниггинсон ван Пикине, я заволновался.
Но все обошлось.
— Ну и ну, разрази меня гром! — пробормотал
он и повел меня в каюту.
Когда мы спускались, я подумал, что стюард
уже принял грогу, но промолчал. Сто пятая каюта
была по левому борту, далеко от кормы. Она ничем
не отличалась от остальных. Нижняя полка, как в
большинстве кают на «Камчатке», — двойная.
Здесь было довольно просторно, стоял обычный
умывальник с обычными ненужными деревянными
подставками, на которых сподручнее разместить
большой зонт, нежели зубную щетку. На непри-
глядного вида матрацах лежали аккуратно сложен-
ные одеяла, которые великий юморист современно-
сти сравнил с холодными гречишными оладьями.
Можете себе представить и полотенца. Стеклянные
графины были наполнены прозрачной жидкостью
слегка коричневатого цвета, от которой исходил
слабый, но оттого не менее тошнотворный запах,
отдаленно напоминающий запах машинного масла.
Шторки унылого цвета наполовину закрыва-
12
ли верхнюю полку. Свет знойного июньского пол-
дня едва проникал в каюту. О, как она мне нена-
вистна!
Стюард разместил в каюте мои вещи и посмо-
трел на меня с таким видом, словно ему не терпе-
лось поскорей уйти, — возможно, чтобы получить
чаевые и с других пассажиров. Всегда нелишне
заручиться благосклонностью служащих, и я тут же
дал ему несколько монет.
— Постараюсь все сделать для вашего удобст-
ва, — сказал он, опуская монеты в карман. Тем не
менее в его голосе прозвучала удивившая меня
неуверенность. Может быть, теперь принято давать
больше чаевых, и он остался недоволен? Но я скло-
нялся отнести странности в его поведении за счет
того, что он был «под мухой». Однако я ошибся и
проявил несправедливость к человеку.
В тот день ничего примечательного не произош-
ло. Мы покинули пристань точно по расписанию, и
выход в море был очень приятен, потому что день
был жаркий и душный, а на палубе дул свежий вете-
рок.
Вы, конечно, представляете первый день на
пароходе. Люди ходят взад и вперед по палубам,
глазеют друг на друга, порой совершенно неожи-
данно для себя встречают знакомых. Никто не
знает, как будут кормить — хорошо, плохо или
посредственно, пока две первые трапезы не поло-
жат конец сомнениям. До самого острова Файр
ничего определенного нельзя сказать и о погоде. За
столами сначала тесно, а потом все просторнее и
просторнее. Бледные пассажиры вдруг вскакивают
со своих мест и опрометью несутся к двери, а быва-
лые мореплаватели только вздыхают с облегчени-
ем, когда убегает страдающий морской болезнью
сосед, — и просторнее, и горчица целиком в твоем
распоряжении.
13
Все переходы через Атлантику похожи как две
капли воды, и те, кому это приходится делать
часто, не гоняются за новизной. Разумеется, всегда
любопытно посмотреть на китов и айсберги, но, в
конце концов, все киты похожи друг на друга, а айс-
берги редко видишь с близкого расстояния. Для
большинства пассажиров самые приятные минуты
на борту океанского парохода — когда после
последней прогулки по палубе, после последней
сигары, они, изрядно утомившись, со спокойной
совестью расходятся по каютам. В тот первый
вечер я что-то разленился и направился в свою сто
пятую раньше обычного. Открыв дверь, я с удивле-
нием обнаружил, что у меня появился попутчик.
Чемодан, почти такой же, как у меня, лежал в про-
тивоположном углу каюты, а на верхней полке —
аккуратно сложенный плед, зонтик и трость. Я-то
полагал, что буду один, и почувствовал разочарова-
ние; в то же время мне было любопытно, кто мой
попутчик, хотелось взглянуть на него.
Вскоре после того, как я лег, явился и он. Мой
попутчик был очень высок, худ и бледен, с рыжева-
тыми волосами и усами и водянисто-серыми бес-
цветными глазами. На мой взгляд, было в его
облике что-то подозрительное: встретишь такого
на Уолл-стрите и ни за что не догадаешься, что он
там делает. Слишком тщательно одет, слишком
странный. На каждом океанском пароходе попада-
ются три-четыре подобных типа. Мне вовсе не
хотелось заводить с ним знакомство, и, засыпая, я
решил про себя, что изучу его привычки, чтобы
всячески избегать встреч с ним. Если он встает
рано, я буду вставать поздно, если поздно ложится,
я буду ложиться рано. У меня не было никакого
желания узнать его поближе. Единожды повстре-
чав людей такого рода, потом, как назло, встре-
чаешь их повсюду. Бедняга! Я зря волновался, при-
14
нимая все эти решения: с той ночи я больше его не
видел в сто пятой каюте.
Я уже крепко спал, когда внезапно проснулся от
сильного шума. Судя по всему, мой попутчик
спрыгнул с верхней полки на пол. Я слышал, как
звякнула щеколда, он почти тотчас же отворил
дверь и побежал по коридору, оставив дверь откры-
той. Была небольшая качка, я думал, что он спо-
ткнется и упадет, но мой сосед бежал, будто за ним
кто-то гнался. Дверь раскачивалась на петлях в
такт движению судна, и этот звук действовал мне на
нервы. Я поднялся, затворил дверь и в темноте про-
брался на свою полку. Я снова заснул, но сколько
проспал, не представляю.
Когда я снова проснулся, было еще темно, у
меня было неприятное ощущение холода и, как мне
показалось, сырости. Вам, вероятно, знаком харак-
терный запах каюты, в которую просочилась мор-
ская вода. Я укутался поплотнее и задремал, прики-
нув в уме жалобы, которые выскажу наутро. Я слы-
шал, как мой сосед ворочался на верхней полке.
Он, наверное, вернулся, пока я спал. Один раз, как
мне показалось, он застонал, и я решил, что у него
морская болезнь. Такое соседство особенно непри-
ятно, когда ты внизу. Тем не менее я погрузился в
сон и проспал до рассвета.
Корабль сильно качало, куда сильнее, чем нака-
нуне вечером, и тусклый свет, брезживший сквозь
окошко иллюминатора, что ни миг, менял оттенок:
стекло иллюминатора отражало то море, то небо.
Было очень холодно — непривычно для меня. Я
повернул голову, взглянул на иллюминатор и обна-
ружил, к своему удивлению, что он открыт настежь
и закреплен изнутри. Я встал и закрыл его. Потом
посмотрел на верхнюю полку. Шторки были
плотно сдвинуты, видно, мой сосед тоже замерз.
Мне показалось, что я уже выспался. В каюте было
15
неуютно, хоть, как это ни странно, я больше не
ощущал сырости, что так раздражала меня ночью.
Мой попутчик еще спал — прекрасная возможность
избежать встречи с ним. Я тотчас оделся и вышел
на палубу. Утро было теплое и туманное, от воды
исходил маслянистый запах. Было уже семь часов, а
мне казалось, что еще очень рано. Я наткнулся на
доктора, вышедшего подышать свежим воздухом.
Это был молодой человек из Западной Ирландии,
высоченный, черноволосый и голубоглазый, склон-
ный к полноте. Беспечный жизнерадостный вид
придавал ему особое обаяние.
— Чудесное утро, — заметил я для начала.
— Как сказать, — отозвался он, с интересом
разглядывая меня, — чудесное и в то же вре-
мя вовсе не чудесное. Лично я от него не в вос-
торге.
— Да, пожалуй, особенно восхищаться не-
чем, — согласился я.
— Погода, я бы сказал, хлипкая, — добавил
доктор.
— По-моему, ночью было очень холодно, —
пожаловался я. — Правда, оглядевшись, я заметил,
что окошко иллюминатора было открыто настежь.
И в каюте было сыро.
— Сыро? — удивился он. — А где вы располо-
жились?
— В сто пятой каюте.
К моему изумлению, доктор вздрогнул и при-
стально посмотрел на меня.
— А что? — поинтересовался я.
— О, ничего, — спохватился он. — Просто
за последние три рейса все жаловались на эту ка-
юту.
— Я тоже ею недоволен и буду жаловаться, —
заявил я. — Видно, ее не проветрили как следует.
Позор!
16
— Не думаю, чтобы это помогло, — сказал док-
тор. — Тут что-то другое... Впрочем, не мое дело
запугивать пассажиров.
— Не бойтесь запугать меня, — ответил я. —Я
любую сырость вынесу, а уж если сильно просту-
жусь — сразу к вам.
Я предложил доктору сигару, он взял и очень
внимательно осмотрел ее.
— Дело не в сырости, — заметил он. — Думаю,
все будет хорошо. У вас есть попутчик?
— Да, черт его знает что за парень — выбегает
посреди ночи, оставляет дверь открытой.
Доктор снова взглянул на меня с любопытством,
потом зажег сигару и, сразу посерьезнев, спросил:'
— А он вернулся?
— Да, я уже спал, но проснулся и слышал, как
он ворочается. Потом я замерз и уснул. А наутро
иллюминатор был снова открыт.
— Послушайте, — тихо сказал доктор. — Мне
наплевать на этот корабль, мне наплевать на его
репутацию. Вот что я вам предлагаю. У меня боль-
шая каюта. Перебирайтесь ко мне, неважно, что
мы почти незнакомы.
Меня очень удивило его предложение. Я не
понимал, с чего вдруг он принял во мне такое горя-
чее участие. Насторожило меня и то, как он гово-
рил о корабле.
— Вы очень добры, доктор, — ответил я. — Но,
позвольте, ведь и сейчас каюту можно проветрить,
хорошенько убрать. А чем вам не нравится «Кам-
чатка»?
— В силу своей профессии я человек не суевер-
ный, — сказал он. — Но море внушает людям
суеверие. Не хочу вызывать у вас предубеждение,
не хочу вас запугивать, но послушайтесь моего
совета и перебирайтесь ко мне. Стоит мне узнать,
что вы или кто-то другой спит в сто пятой каюте, я
17
уж готов к тому, что этот человек окажется за бор-
том.
— Боже правый! А в чем дело?
— За последние три рейса все те, кто спал в сто
пятой, оказывались за бортом, — мрачно ответил
он.
Признаюсь, эта _новость неприятно поразила
меня. Я посмотрел доктору в глаза — удостоверить-
ся, что он меня не разыгрывает, но он был абсо-
лютно серьезен. Я горячо поблагодарил его за
предложение, но выразил уверенность, что буду
исключением из правила, по которому все обита-
тели этой странной каюты оказывались за бортом.
Он не стал уговаривать, но еще больше помрачнел
и намекнул, что пока суд да дело, мне стоило бы
еще раз подумать над его предложением. Потом я
отправился завтракать. К столу явилось совсем
мало пассажиров. Я отметил, что офицеры коман-
ды, завтракавшие с нами, были невеселы. После
здвтрака я отправился в каюту за книгой. Шторки
верхней полки были все еще сдвинуты. Оттуда
не доносилось ни звука. Похоже, мой сосед еще
спал.
На обратном пути я повстречал стюарда, обслу-
живавшего пассажиров нашего отсека. Он прошеп-
тал, что капитан просил меня зайти к нему, и тут же
торопливо удалился, будто опасаясь вопросов. Я
направился в каюту капитана, он ждал меня.
— Сэр, — начал он, — я хочу попросить вас об
одном одолжении.
Я отвечал, что рад быть ему полезным.
— Ваш сосед исчез, — сказал капитан. —
Известно, что вчера вечером он ушел в каюту
довольно рано. Вы отметили какие-нибудь странно-
сти в его поведении?
Его вопрос, подтвердивший опасения доктора,
высказанные получасом ранее, ошеломил меня.
18
— Уж не хотите ли вы сказать, что он оказался
за бортом? — спросил я.
— Этого-то я и опасаюсь, — ответил капитан.
— Потрясающе, — начал я.
— Почему? — перебил он меня вопросом.
— Но ведь он уже четвертый! — воскликнул я.
В ответ на недоуменный вопрос капитана я ска-
зал, не упоминая доктора, что слышал историю сто
пятой каюты. Это его, казалось, сильно раздосадо-
вало. Потом я поведал ему, что произошло прош-
лой ночью.
— То, что вы рассказали, — заметил он, —
почти полностью совпадает с рассказами соседей по
каюте двух первых пассажиров, оказавшихся за
бортом. Они тоже выскакивали из постели и мча-
лись сломя голову по коридору. И того, и другого
заметил вахтенный матрос. Мы спустили на воду
шлюпки, но их так и не нашли. Однако вашего про-
павшего соседа никто не видел и не слышал, если он
и впрямь пропал. Стюард, суеверный парень, похо-
же, заподозрил что-то неладное. Он отправился
проведать вашего соседа утром и обнаружил, что
полка пуста, осталась лишь одежда. Стюард един-
ственный на корабле знал пассажира в лицо и искал
его повсюду. Но тот исчез! Так вот, сэр, я умоляю
вас не сообщать этого обстоятельства никому из
попутчиков; мне не хочется, чтобы о «Камчатке»
ходила дурная слава. Ничто так не порочит доброе
имя океанского парохода, как истории о самоубий-
ствах. Вы вправе выбрать каюту любого из членов
команды, включая мою собственную, до конца рей-
са. Как, по-вашему, это хорошее предложение?
— Очень, — ответил я. — Ия вам весьма приз-
нателен. Но поскольку теперь я в каюте один, я бы
предпочел никуда не перебираться. Если стюард
уберет вещи этого невезучего человека, я охотно
останусь в сто пятой. Я и словом не обмолвлюсь об
19
этом происшествии и, смею вас заверить, не после-
дую за своим соседом.
Капитан сделал попытку отговорить меня от
такого решения, но я предпочел иметь отдельную
каюту, нежели составить компанию кому-либо из
команды. Может быть, я и сплоховал, но, последуй
я его совету, мне бы не о чем было рассказывать.
Осталось бы в памяти, что по неприятному совпаде-
нию обстоятельств несколько бывших пассажиров
сто пятой каюты покончили жизнь самоубийством,
вот и все.
Этим дело не кончилось. Я упрямо решил не
придавать значения подобным историям и зашел в
своем упрямстве так далеко, что принялся спорить с
капитаном. Дело в самой каюте, заверял я его, что-
то в ней неладно. Она довольно сырая. Прошлой
ночью вдруг открылся иллюминатор. Возможно,
мой сосед, отправившись в плавание, был уже
болен, а когда лег, у него начался бред. Может
быть, он и сейчас где-то прячется, и его еще найдут.
Нужно хорошенько проветрить каюту и починить
запор иллюминатора. Если капитан мне позволит, я
сам позабочусь, чтобы все необходимое было сде-
лано незамедлительно.
— Разумеется, вы можете остаться, если ..вам
угодно, — раздраженно ответил капитан, — но будь
моя воля, я бы вас переселил, запер сто пятую, и
дело с концом.
Я остался при своем мнении и ушел от капитана,
пообещав не говорить никому об исчезновении
соседа. Знакомых среди пассажиров у него не было,
и за целый день его никто не хватился. К вечеру я
снова повстречал доктора и на его вопрос, не пере-
думал ли я, ответил отрицательно.
— Скоро передумаете, — бросил он без тени
улыбки.
20
Вечером мы играли в вист, я пришел довольно
поздно и почувствовал, что находиться в каюте мне
неприятно. Невольно вспомнился высокий человек,
которого я видел прошлой ночью. Теперь его, уто-
пленника, носит по волнам в двухстах-трехстах
милях отсюда. Раздеваясь, я очень отчетливо при-
помнил его лицо и тут же задернул шторки верхней
полки, будто хотел убедиться, что его там нет.
Потом я запер на щеколду дверь каюты. Вдруг мне
бросилось в глаза, что иллюминатор снова открыт
и закреплен изнутри. Тут уж я не стерпел: торо-
пливо набросив на плечи халат, я отправился на
поиски Роберта, стюарда нашего отсека. Помнится,
я был очень зол и, отыскав его, потащил за собой в
каюту и подтолкнул к иллюминатору.
— Какого черта ты, негодяй, не задраиваешь на
ночь иллюминатор? Не соображаешь: если корабль
накренится и хлынет вода, то и десять человек его
тогда не закроют! Подлец! Я скажу капитану, что
ты подвергаешь корабль опасности.
Я кипел от негодования. Стюард, дрожащий и
бледный, задраивал иллюминатор.
— Ты почему не отвечаешь? — грубо допыты-
вался я.
— Если вам угодно, сэр, — невнятно пробормо-
тал Роберт, — никто не может удержать его ночью
закрытым. Сами попробуйте, сэр. Нет, сэр, меня на
этой посудине больше не увидите, хватит с меня. А
на вашем месте, сэр, я бы перебрался отсюда к док-
тору или кому-нибудь еще. Гляньте, сэр, как по-
вашему, надежно я его задраил или нет? Сами про-
верьте, сэр, попробуйте хоть чуточку приоткрыть
его.
Я попробовал и убедился, что иллюминатор
задраен прочно.
— Послушайте, сэр, — продолжал Роберт, —
клянусь своим добрым именем, через полчаса он
21
снова откроется и будет закреплен изнутри. Вот в
чем ужас — изнутри!
Я осмотрел большой винт и петлю, куда он вхо-
дит.
— Если иллюминатор откроется ночью,
Роберт, я дам тебе соверен. Это невозможно!
Можешь идти.
— Соверен, говорите, сэр? Очень хорошо, сэр,
благодарю вас, сэр. Доброй ночи, сэр, приятного
отдыха и сновидений, сэр.
Роберт ретировался, очень довольный, что его
наконец отпустили. Я решил, что он сочинил эту
глупую историю, чтобы оправдать свою небреж-
ность и запугать меня, и не поверил стюарду.
Я лег, закутался в одеяла, и через пять минут
Роберт выключил свет, постоянно горевший за
панелью матового стекла возле двери. Лежа непо-
движно в темноте, я пытался уснуть, но вскоре убе-
дился, что это невозможно. Я с удовольствием сор-
вал злость на стюарде и, отыгравшись на нем, поза-
был про неприятное чувство, которое овладело
мной при мысли об утопленнике, моем бывшем
соседе. Сон как рукой сняло, и некоторое время я
лежал с открытыми глазами, глядя на иллюмина-
тор; он казался мне светящейся тарелкой, подве-
шенной в темноте. Вероятно, я пролежал без сна
час и, помнится, уже задремал было, но тут же
очнулся от струи холодного воздуха и брызг мор-
ской воды на лице. Я вскочил в темноте, и качкой
меня сразу отбросило на кушетку, стоявшую под
иллюминатором. Я, правда, тут же пришел в себя и
встал на колени. Иллюминатор был снова распах-
нут и закреплен изнутри!
Все это — только факты. Я вскочил, сна — ни в
одном глазу, да если б я и дремал, падение меня бы
тут же пробудило. Более того, я сильно разбил
локти и колени, и наутро ссадины и кровоподтеки
22
рассеяли всякие сомнения в реальности произошед-
шего. Итак, иллюминатор был открыт настежь и
закреплен изнутри. Это было непостижимо, и я ско-
рее удивился, чем испугался. Потом закрыл его и
закрутил винт изо всех сил. В каюте было темно. Я
прикинул, что иллюминатор открылся примерно
через час после того, как Роберт задраил его в моем
присутствии, и решил понаблюдать, не откроется
ли он снова. Медная оправа иллюминатора очень
тяжелая, он открывается с трудом, и я не думаю,
что винт повернулся от тряски. Сквозь толстое сте-
кло иллюминатора я видел серые вспененные вол-
ны, бьющие о борт корабля. Я простоял так с
четверть часа.
Вдруг я отчетливо услышал позади себя какой-
то шорох и невольно обернулся, хотя ничего не мог
разглядеть в темноте, и потом — очень тихий стон.
Я рванулся к полкам, рывком раздвинул шторки
над верхней и просунул туда руки. Там кто-то
лежал.
Я помню свое ощущение: мне показалось, что я
сунул руки в сырой погреб, из-за шторки на меня
поплыл смрадный запах застоявшейся морской
воды. Я нащупал что-то вроде человеческой руки,
она была гладкая, мокрая, ледяная. И когда я
отдернул свою руку, кто-то прыгнул на меня свер-
ху — тяжелый, мокрый, пахнущий тиной. Он, каза-
лось, был наделен сверхъестественной силой. Я
отшатнулся, и в то же мгновение дверь распахну-
лась, и он выбежал из каюты.
Я не успел испугаться и, выскочив вслед за ним,
кинулся в погоню. Но было поздно. В десяти ярдах
перед собой я видел — абсолютно в этом уверен —
тень, мелькнувшую в слабо освещенном коридоре.
Так ночью в тусклом свете фонаря мелькает тень
лошади, несущейся впереди легкого экипажа.
Мгновение —и она исчезла. Я стоял, вцепившись в
23
полированные перила в конце коридора, где он сво-
рачивал в другой отсек. По спине у меня бегали
мурашки, и холодный пот струился по лицу. Я этого
нисколько не стыжусь: страх сковал меня.
Все же я совладал с собой и усомнился в увиден-
ном. Какой-то абсурд, подумал я, наверное, гренки
с сыром на ночь — тяжелая пища. Все это — ноч-
ной кошмар. Я направился к своей каюте, нехотя
зашел туда. Она пропахла стоячей морской водой.
Точно такой же запах стоял здесь накануне, когда я
проснулся среди ночи. Я принудил себя покопаться
в потемках в своих вещах и нашел коробку со свеч-
ками. Потом я вставил свечку в дорожный фона-
рик, который всегда беру с собой — читать, когда
пот-ушат свет, — зажег ее и обнаружил, что иллю-
минатор снова открыт. Меня объял леденящий
ужас, какого я прежде никогда не знал и, надеюсь,
не узнаю. Я все же взял фонарь и заглянул на верх-
нюю полку, полагая, что вся она пропитана мор-
ской водой.
Я был разочарован. Постель была смята, от нее
сильно пахло морем, но постельное белье было
совершенно сухим. Я решил, что Роберт не отва-
жился прибрать ее после вчерашнего происше-
ствия, и весь этот кошмар мне привиделся. Я еще
шире раздвинул шторки и очень внимательно осмо-
трел полку. Там было сухо, но иллюминатор был
снова открыт. Уже отупев от страха, я задраил его
и, вставив трость в медную петлю, повернул ее так
сильно, что металл погнулся. Затем я подвесил
дорожный фонарик над изголовьем обитой крас-
ным бархатом кушетки и сел, чтоб прийти в себя,
если это возможно. Так я просидел всю ночь, даже
не думая об отдыхе, впрочем, я почти лишился спо-
собности думать. Но иллюминатор был закрыт, и я
полагал, что он больше не откроется, разве что на
него надавят с колоссальной силой.
24
Наконец забрезжил рассвет, и я медленно одел-
ся, снова обдумывая то, что произошло ночью.
Утро было чудесное, и я вышел на палубу, радуясь
раннему яркому солнцу, легкому ветру, принося-
щему свежий запах морской воды, так не похожий
па смрадный дух в моей каюте. Я невольно свернул
к корме, к каюте доктора. Именно там он и стоял с
трубкой, вышел подышать свежим воздухом, как и
накануне.
— Доброе утро, — спокойно сказал он, глядя на
меня с явным любопытством.
— А вы оказались правы, доктор, — сказал
я, — в этой каюте и впрямь неладно.
— Я так и знал, что вы передумаете, — торже-
ствующе произнес он. — У вас была тяжелая ночь.
Приготовить вам что-нибудь для поднятия духа? У
меня есть отличный рецепт.
— Нет, благодарю вас, :— ответил я, —
позвольте мне рассказать вам, что произошло.
И я постарался объяснить ему, как мог, что со
мной случилось, не утаивая страха, неведомого мне
никогда раньше. Особенно подробно я рассказал об
иллюминаторе: уж это был факт, за который я мог
поручиться, даже если все остальное было плодом
моего воображения. Я дважды задраивал его
посреди ночи и второй раз погнул медную петлю
тростью. Я, пожалуй, даже перестарался, убеждая
его, что все это не выдумка.
— Вы полагаете, что я подвергаю сомнению
ваш рассказ? — Моя дотошность в истории с иллю-
минатором вызвала у него улыбку. — У меня нет ни
малейшего сомнения. Я возобновляю свое пригла-
шение. Отдаю вам половину каюты, переселяйтесь
с вещами.
— Переселяйтесь вы ко мне, предоставляю вам
половину своей каюты на ночь, — предложил я. —
Помогите мне найти концы в этом деле.
25
— Будете искать, найдете конец, — сказал док-
тор.
— Как так?
— Найдете конец на дне морском. А я уйду с
«Камчатки». Здесь как-то неуютно.
— Так вы не поможете мне...
— Нет, — поспешил он с ответом. — Мое де-
ло — всегда быть начеку, а не забавляться с приви-
дениями.
— Вы и вправду считаете, что это привиде-
ние? — презрительно спросил я и тут же вспомнил
жуткое ощущение сверхъестественного, овладев-
шее мной ночью.
— А у вас есть какое-либо разумное объясне-
ние? — резко парировал доктор. — Похоже, нет.
Впрочем, вы собираетесь его искать. А я утверж-
даю, что вы его не найдете просто потому, что его
не существует.
— Но, дорогой сэр, неужели вы, ученый,
утверждаете, что подобные явления невозможно
объяснить? — упорствовал я.
— Да, утверждаю, — решительно заявил док-
тор. — И даже если возможно, меня это не касает-
ся.
Мне не хотелось провести еще одну ночь в сто
пятой каюте, но я упрямо решил докопаться до сути
этого явления. Не верю, что нашлось бы много
охотников спать там одному после двух таких
ночей. Но я вознамерился сделать такую попытку,
даже если не найдется желающих разделить со мной
ночную вахту. Доктор был настроен отрицательно
к подобного рода экспериментам. По его словам,
врач на корабле должен быть всегда наготове:
вдруг произойдет несчастный случай? А потому он
не вправе устраивать себе нервотрепку. Конечно,
доктор рассуждал правильно, но я склонен думать,
что отказался он из-за своего настроя. На мой
26
вопрос о других он ответил, что навряд ли сыщется
на пароходе человек, готовый помочь мне в рассле-
довании. Мы поговорили о том, о сем, и я ушел.
Немного позже я встретил капитана и рассказал
ему свою историю. Попросил разрешения не гасить
свет на ночь, если не найдется желающих помочь
мне и я буду действовать в одиночку.
— Послушайте, — сказал капитан, — вот вам
мое решение. Я сам разделю с вами вахту, и посмо-
трим, что из этого выйдет. Полагаю, мы с вами во
всем разберемся. Не исключено, что кто-то решил
проехать зайцем, вот и прячется на борту, пугает
пассажиров. А может быть, секрет кроется в
устройстве самой полки.
Я предложил пригласить в каюту плотника и
осмотреть ее. А намерение капитана разделить со
мной ночную вахту чрезвычайно меня порадовало.
Он послал за плотником и наказал ему сделать все,
что я сочту нужным. Мы тут же спустились вниз. Я
распорядился убрать постель с верхней полки, и мы
придирчиво ее осмотрели — не расшатались ли дос-
ки, не повреждена ли обшивка. Мы проверили все
планки, простукали пол, развинтили гарнитуру
нижней полки, разобрали все на части — короче
говоря, дюйм за дюймом осмотрели каюту. Все
было в полной исправности, и мы снова занялись
сборкой. К концу работы в каюту заглянул Роберт.
— Ну как, сэр, нашли что-нибудь? —. спросил
он с вымученной улыбкой.
— Ты оказался прав насчет иллюминато-
ра, Роберт, — сказал я и дал ему обещанный сове-
рен.
Плотник работал молча, со знанием дела,
Роберт, стюард, все еще жался неподалеку.
— Я, конечно, простой человек, сэр, — сказал
плотник, — но будь моя воля, я бы посоветовал вам
убрать отсюда вещи. Вогнали бы в дверь полдю-
27
жины четырехдюймовых гвоздей, вот и все тут. На
моей памяти за четыре рейса четверо тут с жизнью
свели счеты. Откажитесь от своей затеи, сэр, ей-
богу, откажитесь.
— Сделаю еще одну попытку этой ночью, —
ответил я.
— Бросьте, сэр, ей-богу, бросьте! Скверное это
дело, — сказал перед уходом плотник, убирая
инструменты.
Но я воспрял духом, узнав, что капитан составит
мне компанию, и положил, что никто не отговорит
меня довести это странное дело до конца. В тот
вечер я воздержался от гренок с сыром и даже отка-
зался от традиционного виста: решил поберечь
нервы. К тому же, полный тщеславия, я жаждал
хорошо выглядеть в глазах капитана.
Капитан был из тех отважных и неунывающих
мореплавателей, чья смелость в сочетании с твердо-
стью и спокойствием в трудной обстановке вызы-
вают к ним безграничное доверие. Такому досужей
болтовней голову не заморочишь, и его решение
помочь мне в расследовании свидетельствовало о
том; что он имел серьезный повод для беспокой-
ства. В какой-то степени на карту была поставлена
его репутация, впрочем, как и репутация «Камчат-
ки». Когда пассажиры бросаются за борт, это чрез-
вычайное происшествие, и ему это было хорошо
известно.
В десять часов вечера, когда я докуривал послед-
нюю сигару, капитан подошел ко мне и потянул в
сторону от пассажиров, стоявших в темноте на
палубе.
— Дело нешуточное, мистер Брисбейн, — ска-
зал он. — Мы должны приготовиться либо к разо-
чарованию, либо к тяжелому испытанию. Я отно-
28
шусь к этому делу весьма серьезно и, что бы ни слу-
чилось, попрошу вас поставить свою подпись под
совместным заявлением. Если сегодня ничего не
произойдет, мы будем дежурить завтра и послезав-
тра. Вы готовы?
Мы спустились и вошли в каюту. Уже на пороге
я увидел Роберта; он стоял поодаль в коридоре, наб-
людая за нами со своей обычной ухмылкой, будто
заранее знал: произойдет что-то страшное. Капи-
тан закрыл дверь и запер ее на засов.
— Поставьте-ка чемодан у двери, — предложил
он. — Один из нас будет сидеть на нем, тогда никто
не сможет отсюда выйти. Иллюминатор задраен?
Я проверил: он был в том же положении, что и
утром. Открыть его можно было, только используя
рычаг, как это сделал я накануне. Потом я отдер-
нул шторки верхней полки, чтобы она была на
виду. По совету капитана я зажег дорожный фона-
рик и подвесил его над верхней полкой. Капитан
настоял на том, что он сядет на чемодан, заявив,
что должен иметь моральное право поклясться, что
находился перед дверью.
Потом он предложил тщательно обыскать
каюту, и мы быстро закончили с этой операцией, —
заглянули под нижнюю полку и под кушетку, стояв-
шую под иллюминатором. Там было пусто.
— Ни один человек не может сюда зайти, —
сказал я. — Ни одному человеку не под силу от-
крыть иллюминатор.
— Прекрасно, — спокойно отозвался капи-
тан. — Отныне все увиденное нами — либо игра
воображения, либо нечто сверхъестественное.
Я присел на край нижней полки.
— Первый раз это случилось в марте, — начал
свой рассказ капитан, закинув ногу на ногу и прива-
лившись спиной к двери. — Пассажир с верхней
полки оказался лунатиком. Во всяком случае, было
29
известно, что он немножко не в себе и в путеше-
ствие отправился без ведома друзей. Он выбежал на
палубу посреди ночи и выбросился за борт, вахтен-
ный офицер даже не успел перехватить его. Мы
остановились и спустили шлюпку. В это время как
раз установилось затишье перед штормом. Мы
его не нашли. Разумеется, его самоубийство
было потом расценено как следствие помешатель-
ства.
— Вероятно, такое случается довольно час-
то? — рассеянно заметил я.
— Отнюдь нет, — возразил капитан. — В моей
практике такого не бывало, хоть, по слухам, на дру-
гих кораблях и случалось. Так вот, как я уже ска-
зал, это произошло в марте. В том же рейсе...
Куда вы смотрите? — спросил он, оборвав свой рас-
сказ.
Наверное, я ничего нс ответил. Я не мог отор-
вать глаз от иллюминатора. Мне казалось, что мед-
ная петля медленно поворачивается под винтом —
так медленно, что я сомневался, движется она или
нет. Я напряженно всматривался, мысленно фикси-
руя ее положение, пытаясь удостовериться, измени-
лось ли оно. Заметив, куда я смотрю; капитан тоже
уставился на петлю.
— Она движется! — вскричал он уверенно. —
Нет, не движется, — добавил он через минуту.
— Если б дело было в вибрации винта, иллюми-
натор открылся бы днем, но вечером он был
задраен так же плотно, как и утром. — Я поднялся
и оглядел головку винта. Он, конечно, держался
уже не плотно, и я, приложив небольшое усилие,
мог бы его отвинтить пальцами.
— Удивительно то, — сказал капитан, — что
второй из пропавших, как полагают, выбросился из
окошка иллюминатора. Вспомнить страшно. Это
случилось в полночь. Штормило. Меня подняли по
30
тревоге, сообщили, что в одной из кают открыт
иллюминатор, и ее заливает. Я спустился и обнару-
жил, что каюту затопило. Стоило судну накренить-
ся, и вода потоком лила через иллюминатор, при-
чем открыто было не только окошко, он сам раска-
чивался и держался лишь на верхних болтах. Нам
все же удалось его закрыть, но был причинен боль-
шой ущерб. С тех пор в каюте время от времени
попахивает морской водой. Мы и решили, что пас-
сажир выбросился в море через иллюминатор, хотя
одному Богу известно, как это у него получилось.
Стюард уверяет, что в этой каюте никакие запоры
не действуют. А ведь снова пахнет, — капитан
подозрительно принюхался, — ей-богу, пахнет, вы
чувствуете?
— Да, отчетливо, — сказал я и невольно вздрог-
нул: смрадный запах стоячей морской воды усилил-
ся. — Когда в каюте стоит такой запах, логично
предположить, что она сырая, однако, мы осма-
трели ее утром с плотником и убедились, что везде
сухо. О!
Мой дорожный фонарик, подвешенный над
верхней полкой, внезапно потух. В каюте тем не
менее было довольно светло: за матовым стеклом
возле двери горела лампа. Корабль сильно качало,
и в такт качке шторки верхней полки ходили взад и
вперед. Я вскочил, намереваясь заняться фонари-
ком. Но тут же с громким криком изумления вско-
чил и капитан, я стоял к нему спиной, когда услы-
шал этот возглас, а потом и призыв на помощь. Я
рванулся к нему. Он изо всех сил удерживал медную
петлю иллюминатора. Несмотря на все его стара-
ния, она дергалась у него в руках. Я схватил
трость — тяжелую дубовую трость, которую всегда
вожу с собой, засунул ее в петлю и прижал всем
телом. Крепкая трость внезапно переломилась, и я
упал на кушетку. Поднявшись, я увидел, что иллю-
31
минатор распахнут настежь, а капитан с побелев-
шими губами стоит спиной к двери.
— Что-то там есть, на этой полке, — крикнул
он изменившимся голосом, дико вытаращив гла-
за. — Держите дверь, а я гляну: что бы там ни
было, никуда от нас не денется.
Но я не кинулся к двери, а вскочил на нижнюю
полку и ухватил нечто, лежавшее наверху.
Что-то невообразимо мерзкое извивалось у меня
в руках, по виду — утопленник, долго пробывший в
воде, но он двигался и мог осилить десятерых
живых. Я из последних сил удерживал эту сколь-
зкую, жуткую, пахнущую тиной тварь. Мертвые
белесые глаза, казалось, вперились в меня. От него
исходил гнилостный запах застоявшейся морской
воды. Блестящие мокрые волосы висели прядями
вдоль мертвого лица. Я боролся с мертвецом. Он
навалился на меня и опрокинул на спину, почти сло-
мав мне запястья. Руки трупа сдавили мою шею.
Сама смерть одолевала меня, и я, вскрикнув, выпу-
стил его.
Когда я упал, он, перескочив через меня, набро-
сился на капитана. Тот стоял бледный как полотно,
со сжатыми губами. Он, кажется, успел нанести
мертвецу мощный удар, а потом с дикими воплем
повалился лицом вниз.
Мертвец замешкался над распростертым телом,
а я снова закричал от ужаса, но у меня тут же про-
пал голос. Мертвец вдруг исчез, и мне в моем полу-
безумном состоянии показалось, что он ушел через
окошко иллюминатора, хотя никто не сможет объ-
яснить, как можно пройти сквозь столь малый
проем. Я долго лежал на полу рядом с капитаном.
Наконец начал приходить в себя, пошевелился и
сразу понял, что у меня сломана в запястье левая
рука.
Пошатываясь, я все же поднялся и сделал
32
попытку здоровой рукой поднять капитана. Он сто-
нал, ворочался и наконец пришел в себя. У него не
было повреждений, но он находился в тяжелом
шоке.
Хотите знать, что было дальше? Но на этом моя
история заканчивается. Плотник осуществил свой
замысел и загнал с полдюжины четырехдюймовых
гвоздей в дверь сто пятой каюты, и если вам дове-
дется пересечь Атлантику на «Камчатке», попро-
сите полку в этой каюте. Вам наверняка ответят,
что она занята. Она и впрямь занята — этим уто-
пленником.
Я закончил плавание в каюте доктора. Он выле-
чил мне сломанную руку и посоветовал держаться
подальше от привидений. Капитан замкнулся в себе
и больше не плавал на «Камчатке», хоть она по-
прежнему совершает свои рейсы. Я тоже больше
никогда не отправлюсь на ней в плавание. Это было
очень неприятное происшествие, и что мне осо-
бенно не по душе — я насмерть перепугался. Вот и
все. Так я повстречал привидение — если это было
привидение. Во всяком случае — мертвеца.
Перевод с английского Л. БИНДЕМАН
Пока одетые в одинаковую униформу служи-
тели музея восковых фигур Марринера выпроважи-
вали за двойные, толстого стекла двери последних
посетителей, управляющий в своем кабинете бесе-
довал с Раймондом Хьюсоном.
Управляющий — моложавый блондин, среднего
роста, полноватый — любил и умел одеваться.
Сшитый по последней моде костюм сидел на нем
как влитой. Раймонд Хьюсон являл собой полную
противоположность. Маленький, тощий, с бледным
лицом, в чистеньком, но старом костюме, с заиски-
вающим голосом, привыкший всегда что-то про-
сить и заранее готовый к отказу. Чувствовалось,
однако, что человек он не без способностей, но
отсутствие уверенности в себе обрекало его на
постоянные неудачи.
— В вашей просьбе нет ничего нового для ме-
ня, — говорил управляющий. — Мы слышим ее
раза по три на неделе, главным образом от юных
искателей острых ощущений, заключивших пари.
Естественно, ответ всегда отрицательный. Видите
ли, музею нет никакой выгоды в том, что кто-то
проведет ночь в нашем Логове Убийц. А вот оста-
вят ли меня на посту управляющего, если кто-то из
этих юных идиотов потеряет самообладание, пусти
я его туда? Правда, просьба журналиста — совсем
иное дело.
Хьюсон улыбнулся.
— То есть вы полагаете, что журналистам
нечего терять, даже самообладания.
— Нет-нет, — рассмеялся управляющий. —
Просто мы привыкли, что они люди ответствен-
35
ные, заслуживающие доверия. Да и музею не поме-
шает реклама.
— Вы абсолютно правы, — кивнул Хьюсон. —
Я с самого начала не сомневался, что мы найдем
точки соприкосновения.
Управляющий рассмеялся вновь.
— О, я знаю, что за этим последует. Вы хотите,
чтобы вам заплатили дважды, не так ли? Давным-
давно шли разговоры о том, что мадам Тюссо пред-
лагала сто фунтов тому, кто согласится провести
ночь в Камере ужасов. Я полагаю, вы не ждете от
нас ничего подобного. Э... в какой вы работаете
газете, мистер Хьюсон?
— Сейчас я на «вольных хлебах», — признался
Хьюсон. — Пишу для разных газет. Но едва ли у
меня возникнут трудности с публикацией этой
статьи. «Морнинг эхо» наверняка даст ее на первой
полосе. «Ночь с убийцами Марринера». Да какая
газета откажется от такого материала!
Управляющий потер подбородок.
— Ага! А как вы намерены ее написать?
— Как можно страшнее. Но не без юмора.
Управляющий кивнул и протянул Хьюсону
портсигар.
— Очень хорошо, мистер Хьюсон. Опубли-
куйте вашу статью в «Морнинг эхо» — и здесь вас
будет ждать пятифунтовый банкнот, который вы
сможете забрать в удобное для вас время. Но пре-
жде всего должен предупредить, что вы взвали-
ваете на себя тяжелую ношу. И хотел бы убедиться,
что вы не дрогнете. Лично я не пошел бы на такой
риск. Я видел, как эти фигуры одевали и раздевали.
Я знаком с технологией их изготовления. Я могу
сколь угодно ходить среди них в компании сотруд-
ников или посетителей. Но спать там в одиночку...
вот этого мне не хотелось бы.
— Почему? — полюбопытствовал Хьюсон.
36
— Не знаю. Вроде причин нет. Я не верю в при-
видения. А если бы и верил, то скорее был бы готов
встретиться с ними на месте совершения преступле-
ния или у могил, где похоронены убийцы, но не в
подвале, в котором установлены их восковые
копии. Просто я не смог бы высидеть с ними всю
ночь, под их неживыми взглядами. В конце концов,
они представляют собой самую низкую, самую отв-
ратительную часть человечества, и... хотя я не стал
бы повторять это публично, люди приходят погла-
зеть на них не из высоких побуждений. Атмосфера
там малоприятная, надеюсь, вы понимаете, что я
имею в виду, поэтому предупреждаю: вас ждет
нелегкая ночь.
Хьюсон понимал это с самого начала, и даже
сейчас, когда он улыбался управляющему, у него
сосало под ложечкой. Но за последний месяц ему
удалось напечатать лишь несколько абзацев, сбере-
жения таяли на глазах, а жена и дети хотели есть. И
такого шанса, как большая статья в «Морнинг эхо»,
упустить он не мог. Да и пять фунтов, обещанных
музеем, тоже пришлись бы весьма кстати. Если
дело выгорит, по меньшей мере полмесяца он будет
жить спокойно, не думая, на что купить кусок хле-
ба. К тому же забойная статья могла обеспечить и
приглашение на постоянную работу.
— На долю тех, кто идет против правил... в том
числе и газетчиков... выпадает немало трудностей.
Я готов к тому, что ночь придется провести не в
лучших условиях: Логово Убийц — не номер люкс
респектабельного отеля. Но я не думаю, что ваши
восковые фигуры потревожат меня.
— Вы не суеверны?
— Ни в коей мере, — рассмеялся Хьюсон.
— Но вы же журналист. У вас должно быть
богатое воображение.
— Редакторы, с которыми мне доводилось
37
работать, жаловались, что его у меня нет. Только
фактов в нашем деле недостаточно, газеты не
могут потчевать читателей хлебом без масла.
Управляющий встал.
— Хорошо. Я думаю, посетители уже ушли.
Подождите, пожалуйста. Я дам указание не укры-
вать фигуры внизу и скажу ночным дежурным, что
вы останетесь в Логове Убийц. А потом провожу
вас туда.
Он снял телефонную трубку, отдал необходи-
мые распоряжения, положил ее на рычаг.
— Я, однако, выставлю вам одно условие.
Курить у нас запрещено. Как раз перед вашим при-
ходом кому-то показалось, что в Логове Убийц
начался пожар. Я не знаю, что послужило тому при-
чиной, но тревога была ложной. К счастью, внизу
находилось мало людей и удалось обойтись без
паники. А теперь, если вы не возражаете, в путь.
Следом за управляющим Хьюсон прошел через
полдюжины залов, где служители укрывали на ночь
королей и королев Великобритании, генералов и
выдающихся политиков прошлого и настоящего —
всех тех, кому добрая репутация или дурная слава
обеспечили бессмертие, в том числе и такого рода.
Только один раз управляющий остановился, чтобы
попросить служителя принести в Логово Убийц кре-
сло.
— Это единственное, что мы можем сделать для
вас, мистер Хьюсон, — сказал он.
А потом по лестнице, освещенной тусклыми
лампами, они спустились в подвал и попали в длин-
ный коридор, где располагались средневековые
орудия пыток: дыба, доставленная из какого-то
замка, кандалы, тиски для зажима пальцев и другие
свидетельства жестокого обращения человека с
человеком.
А уж коридор вывел их в Логово Убийц, со свод-
38
чатым потолком, с рассеянным светом ламп за
матовыми стеклами. И атмосфера, и оформление
этой комнаты невольно заставляли посетителей
переходить на шепот. Что-то было в ней от часов-
ни, но часовни, в которой более не молятся Богу, но
превозносят порок.
Восковые фигуры стояли на низких постамен-
тах, с табличками у ног. Будь они в другом месте, а
их прототипы менее известны, их удостоили бы
лишь мимолетного взгляда, отметив разве что убо-
гость одежды.
Недавние знаменитости соседствовали в Логове
с «героями» былых времен. Тартелл, убийца Уэйра,
молодой Вайотерс, Лефрой, Чарлз Пис, со злой
ухмылкой щурящийся через проход на Нормана
Торна.
Управляющий, шагая рядом с гостем, указывал
на наиболее выдающихся представителей этого
отребья.
— Это Криппен. Полагаю, вы узнали его.
Какой маленький, никчемный, кажется, не сможет
раздавить и червя. А это Армстронг. С виду при-
личный джентльмен, не правда ли? А вот старик
Вакейр. Его ни с кем не спутаешь из-за бороды. И
разумеется...
— Кто это? — прошептал Хьюсон, вытянув
РУКУ-
— О, я как раз намеревался познакомить вас с
ним, — так же тихо ответил управляющий. —
Подойдите поближе и присмотритесь вниматель-
нее. Это наша достопримечательность. Единствен-
ный из всех, кто не был повешен.
Фигура, на которую указал Хьюсон, представ-
ляла собой невысокого, в пять футов, мужчину
хрупкого телосложения. С усиками, в больших
очках, в пальто с капюшоном. Хьюсон не мог ска-
зать, что именно в этом лице так подействовало на
39
него, но он отступил на шаг и лишь немалым уси-
лием воли вновь заставил себя взглянуть в восковое
лицо.
— Но кто он?
— Доктор Бордетт.
Хьюсон покачал головой.
— Кажется, я слышал эту фамилию, но не
помню, в какой связи.
Управляющий улыбнулся.
— Будь вы французом, вспомнили бы. Одно
время он наводил ужас на весь Париж. Днем лечил
людей, а по ночам резал глотки. Убивал лишь пото-
му, что сам процесс доставлял ему несказанное удо-
вольствие. И всегда одинаково — бритвой по горлу.
В конце концов он оставил на месте преступления
важную улику, и полиция-таки выследила его.
Перед вами парижский Джек Потрошитель, совер-
шивший столько преступлений, что их хватит на
десяток смертных приговоров.
Но наш приятель сумел перехитрить «фарао-
нов». Почувствовав, что кольцо все более сжимает-
ся, он таинственно исчез, и с той поры его без-
успешно разыскивает полиция всех цивилизован-
ных стран. И сейчас все склоняются к выводу, что
он покончил с собой, но сделал все необходимое,
чтобы тело не было обнаружено. После того как он
исчез, было совершено одно или два аналогичных
преступления, но эксперты полагают, что это дело
рук подражателей, а сам Бордетт мертв. Как види-
те, последователи есть не только у знаменитых
художников, но и у убийц.
Хьюсон пожал плечами, переступил с ноги на
ногу.
— Мне он очень не нравится, — признался
он. — Бр-р-р. Какие у него глаза!
— Да, фигура эта — наш маленький шедевр.
Глаза буквально впиваются в вас, не так ли? Вот
40
уж реализм чистой воды, ибо Бордетт лечил в
том числе и гипнозом и, по мнению полиции, гип-
нотизировал свои жертвы, прежде чем разделать-
ся с ними. Действительно, если б не гипноз, как
такой карлик мог бы справиться с людьми нормаль-
ного роста? Ведь жертва его никогда не сопротив-
лялась.
— Мне показалось, он шевельнулся, — голос
Хьюсона дрогнул.
Управляющий улыбнулся.
— Оптическая иллюзия, я думаю, не последняя,
которую вам доведется увидеть, раз уж вы решили
провести тут ночь. Дверь останется открытой. Если
вам тут наскучит, поднимайтесь наверх. Ночные
дежурные составят вам компанию. Не волнуйтесь,
если услышите, как они ходят по залам. К сожале-
нию, с освещением в Логове туго. И так горят
все лампы. Сами понимаете, яркий свет тут не
нужен.
Служитель принес кресло.
— Куда мне поставить его, сэр? — Он улыбнул-
ся. — Сюда, чтобы вы могли перекинуться парой
слов с Криппеном, когда вам надоест просто
сидеть? Или в другое место? Выбирайте, сэр.
Хьюсон улыбнулся. Шутка служителя подбо-
дрила его.
— Благодарю, я поставлю его сам. Сначала
найду, где тут сквознячок.
— Внизу вы сквознячка не найдете, — заверил
Хьюсона служитель. — Спокойной ночи, сэр. Если
вам что-то потребуется, я наверху. Не позволяйте
им подкрадываться сзади и щекотать вам шею ледя-
ной рукой.
Хьюсон рассмеялся и пожелал служителю спо-
койной ночи. Все оказалось проще, чем он ожидал.
41
Он откатил кресло — тяжелое с плюшевой обив-
кой — чуть в сторону от прохода и развернул его
спинкой к восковой фигуре доктора Бордетта. По
какой-то необъяснимой причине доктор Бордетт
нравился ему куда меньше прочих экспонатов.
Устанавливая кресло, Хьюсон чуть ли не напевал
про себя, но когда шаги служителя затихли вдали и
уже ни единого звука не нарушало покой подвала,
он внезапно осознал, что решился на нелегкое
испытание.
Тусклый рассеянный свет падал на ряды воско-
вых фигур, вылепленных столь искусно, что издали
не представлялось возможным отличить их от
живых людей. И мертвая тишина плюс неподвиж-
ность делали свое дело. Хьюсону недоставало вздо-
хов, шороха одежды, всех тех шумов, которые
кажутся совершенно естественными при большом
скоплении народа, даже если никто и не разговари-
вает. Но воздух замер, как вода на дне глубокого
колодца. Тени не шевелились, ни единого дунове-
ния ветерка не долетало до разгоряченного лица.
Лишь его тень двигалась, если он шевелил рукой
или ногой. «Должно быть, то же самое я чувствовал
бы в глубинах моря», — подумал Хьюсон и решил,
что использует это сравнение в будущей статье.
Мрачные соседи его не пугали. Восковые фигу-
ры, чего их бояться. И эта мысль помогала ему спо-
койно дожидаться утра. Вскоре, однако, ему начали
досаждать глаза доктора Бордетта, фигура кото-
рого находилась за спиной. Восковой взгляд
маленького француза буравил затылок, вызывая
неодолимое желание повернуться и посмотреть на
доктора.
«Опомнись! — одернул он себя. — Это все
нервы. Повернувшись и посмотрев на эту восковую
куклу, я распишусь в собственной трусости».
Но другой голос возразил:
42
«Ты не поворачиваешься потому, что боишься
взглянуть на него».
Два голоса безмолвно ссорились пару-тройку
секунд, ну а потом Хьюсон чуть развернул кресло и
оглянулся.
Среди всех застывших фигур восковая копия
ужасного доктора-карлика выделялась сразу, воз-
можно, потому, что на нее падал луч света от вися-
щей над ней лампы. Хьюсон еще раз поразился мас-
терству неизвестного ему ваятеля, сумевшего пере-
дать в воске сущность этого маньяка-убийцы,
быстро взглянул в застывшие глаза, а затем резко
отвернулся.
— Он всего лишь восковая фигура, как и ос-
тальные, — пробормотал Хьюсон себе под нос. —
Все вы не из плоти, а из воска.
Все они из воска, но ведь восковые фигуры не
могут двигаться! Нет, самого движения он не заме-
тил, но не мог не признать, что за те несколько
секунд, что он смотрел на доктора Бордетта, в
группе стоящих перед ним фигур произошли опре-
деленные изменения. Криппен, к примеру, чуть
повернулся влево. А может, подумал Хьюсон, это
иллюзия? Просто он сам, поворачиваясь, сдвинул
кресло? Журналист глубоко вздохнул, как штан-
гист, готовящийся к поднятию рекордного веса. Он
вспомнил слова, которые неоднократно слышал от
редакторов, и громко рассмеялся.
— И они еще смели говорить, что у меня нет
воображения!
Хьюсон раскрыл блокнот и быстро записал:
«Могильная тишина и окаменелость фигур.
Словно попал на дно моря. Гипнотические глаза
доктора Бордетта. Кажется, фигуры двигаются,
когда на них не смотришь».
Он захлопнул блокнот и воровато глянул через
правое плечо. Движения не услышал, не увидел, но
43
шестое чувство подсказывало ему: было, что-то
было. А Лефрой нахально улыбался ему в глаза:
«Это не я! Я не шевелился!»
Разумеется, он не шевелился. Ни он, ни другие.
Просто разыгрались нервы. Или нет? Разве Крип-
пен не двинулся вновь, пока он глядел в другую сто-
рону? Нельзя доверять этому проходимцу! Стоит
отвести глаза, как он пользуется этим, чтобы изме-
нить позу. И остальные делают то же самое! Хью-
сон оторвался от кресла. Он уходит. Не будет он
проводить ночь среди восковых фигур, которые
двигаются, когда на них не смотрят.
...И вновь сел. Трусливо и абсурдно! Это воско-
вые фигуры, и они не могут двигаться. Главное,
помнить об этом, и тогда все будет хорошо. Но
почему ему так неспокойно? Словно что-то, находя-
щееся за границами разума, носится в застывшем
воздухе, не нарушая его тишины.
Опять он обернулся, чтобы встретить мягкий и
одновременно мрачный взгляд доктора Бордетта.
Затем мгновенно глянул на Криппена. Ха! На этот
раз чуть не поймал его! «Надо тебе быть поосмо-
трительнее, Криппен, да и остальным тоже! Если я
увижу хоть одно еще движение, разобью на куски!
Вы меня слышите?»
Пора уходить, сказал себе Хьюсон. Впечатле-
ний уже хватит не на одну — на десяток статей. Так
почему ж не уйти? «Морнинг эхо» наплевать, сколь
долго просидел он в подземелье. Главное, чтобы он
принес хороший материал. Да, но ночной сторож
будет знать время его ухода. И управляющий... воз-
можно, в этом случае управляющий постарается
забыть о пятифунтовом банкноте, который ох как
не помешает. Спит ли сейчас Роза, подумал Хью-
сон, или лежит с открытыми глазами и думает о
нем. Как она будет смеяться, когда он расскажет,
что ему тут чудилось...
44
Но это уж чересчур! Плохо, конечно, что воско-
вые фигуры убийц двигаются, когда на них не смо-
трят, но если они еще и дышат, это просто невыно-
симо! А кто-то дышал! Или это его собственное
дыхание? Хьюсон весь напрягся, прислушиваясь;
наконец, шумно выдохнул. Все-таки его собствен-
ное дыхание. Или... неужели кто-то из них — тот,
кто дышал, — заметил, как он прислушивается, и
затаил дыхание.
Хьюсон завертел головой, оглядываясь. Отов-
сюду на него смотрели равнодушные восковые гла-
за, но он чувствовал, чувствовал, что каждый раз
опаздывает на ничтожную долю секунды, чтобы
заметить движение руки или ноги, открытие или
сжатие губ, подергивание век. Восковые фигуры
были словно непослушные дети в классе, которые
шепчутся, елозят и смеются за спиной учителя, но
стоит тому только повернуться, смотрят на него
невинными глазами.
Но такого не могло быть! Просто не могло! Он
должен вернуться из мира фантазий к реальной
жизни, к повседневности бытия. Он, Раймонд Хью-
сон, журналист-неудачник, но живой человек, а все
эти фигуры, окружающие его, слеплены из воска и
не способны ни двигаться, ни дышать. И что из
того, что изображают они убийц? Сделаны-то они
из воска да опилок, и их единственное назначе-
ние — развлекать заезжих туристов.
Вот так-то лучше! А что за забавную историю
рассказали ему вчера...
Он вспомнил ее, но частично, не всю, потому
что требовательный взгляд доктора Бордетта
заставил его обернуться, а затем резко развернуть
кресло, чтобы оказаться лицом к лицу с обладате-
лем этих ужасных гипнотических глаз. Глаза Хью-
сона широко раскрылись, губы скривились в злоб-
ной ухмылке.
45
— Ты двигался, черт побери! — крикнул он. —
Да, двигался. Я все видел!
И вдруг — замер, застыл с остановившимся
взглядом, словно путник, замерзший в арктических
снегах.
Доктор Бордетт никуда не торопился. Лениво
сошел он с пьедестала. Приблизился к краю плат-
формы, возвышающейся над полом на два фута.
Приподнял плюшевый канат ограждения, подлез
под ним, ступил на пол, сел на край платформы,
глядя на Хьюсона. Затем кивнул и улыбнулся.
— Добрый вечер, — и продолжил на безупреч-
ном английском, без малейшего акцента: — Нет
нужды говорить вам, что, лишь подслушав ваш раз-
говор с многоуважаемым управляющим этого заве-
дения, я понял, что сегодня ночью смогу пооб-
щаться с вами. Без моего разрешения вы не смо-
жете ни пошевельнуться, ни заговорить, но будете
слышать все, что я вам скажу. Что-то подсказывает
мне, что вы... нервничаете? Мой дорогой, не
питайте ложных иллюзий. Я — не чудом ожившая
восковая фигура. Я — тот самый доктор Бордетт.
Он помолчал, откашлялся. Положил ногу на
ногу.
— Извините, немного затекли мышцы. Но
позвольте объяснить вам ситуацию. Обстоятель-
ства — не буду утомлять подробностями — сложи-
лись так, что мне пришлось переехать в Англию.
Сегодня вечером я находился неподалеку от этого
здания, когда заметил, что какой-то полицейский
очень уж внимательно смотрит на меня. Я догадал-
ся, что он решил остановить меня и задать
несколько вопросов, отвечать на которые совер-
шенно не хотелось. Поэтому я смешался с толпой и
укрылся в музее. За дополнительную плату меня
впустили в зал, в котором мы сейчас и находимся.
Все остальное было уже делом техники.
46
Я закричал: «Пожар! Пожар!» — и когда все эти
идиоты ринулись вверх по лестнице, снял с воско-
вой фигуры это пальто, надел его, фигуру спрятал
под одной из платформ, а сам занял ее место на пье-
дестале.
Должен признать, что этот вечер был едва ли не
самым утомительным в моей жизни, но, к счастью,
иногда рядом не оказывалось посетителей и я мог
глубоко вздохнуть или изменить позу. Один раз
какой-то малыш закричал, что видел, как я пошеве-
лился. За это, полагаю, дома его отшлепают и рано
уложат спать.
Характеристика, данная мне управляющим,
страдает предвзятостью, хотя и не лишена доли
правды. Я определенно не умер, хотя многие пола-
гают обратное. То, что он сказал о хобби, которому
я предавался многие годы, соответствует действи-
тельности, но я подобрал бы другие выражения.
Человечество делится на коллекционеров и прочих.
До последних нам нет никакого дела. Коллекцио-
неры собирают все, что угодно, в соответствии с
собственным вкусом: деньги и марки, бабочек и
спичечные коробки. Я собираю шеи.
Он замолчал и с интересом оглядел шею Хьюсо-
на.
— Сегодня мы встретились случайно, и поэтому
жаловаться просто неблагодарно. Но у вас тощая
шея, сэр, и, будь моя воля, я бы никогда не остано-
вил свой выбор на вас. Мне нравятся мужчины с
толстыми шеями... толстыми и красными...
Он залез во внутренний карман, что-то достал
оттуда^ потрогал указательным пальцем, затем
-поводил взад-вперед по ладони левой руки.
— Это маленькая французская бритва, — бес-
страстно пояснил Бордетт. — В Англии ими почти
не пользуются, но, возможно, вам доводилось их
видеть. Оттачиваются они на дереве. Лезвие, как
47
вы можете отметить, очень тонкое. Глубокий раз-
рез ею не сделать, но в этом и нет необходимости.
Еще секунда, и вы все увидите сами. И я не могу не
задать вам вопрос каждого вежливого брадобрея:
«Бритва вас устраивает, не так ли, сэр?»
Он встал — маленькая мрачная фигурка — и
двинулся к Хьюсону неслышной походкой охотни-
ка.
— Будьте так добры чуть приподнять подборо-
док. Благодарю, еще немного, самую малость. А,
благодарю... Merci, m’sieus... Ah, merci... merci...
Часть потолка над Логовом Убийц, изготовлен-
ная из толстого матового стекла, пропускала свет с
верхнего этажа. Наступало утро, рассеянные солне-
чные лучи проникали в Логово, смешиваясь со све-
том электрических ламп, отчего помещение стано-
вилось еще более зловещим.
Восковые фигуры застыли на пьедесталах в
ожидании посетителей. Средь них в кресле, с запро-
кинутой головой, сидел Хьюсон. Казалось, он
ждал, что его начнут брить. Ии единой цгфапины не
было ни на шее, ни на какой-либо другой части уже
окоченевшего тела. Хьюсон был мертв. Его преж-
ние работодатели ошибались, полагая, что он
начисто лишен воображения.
Доктор Бордетт взирал на него со своего пьеде-
стала. Он не шевелился, да и не мог этого сделать.
В конце концов, вылепили-то его из воска.
Перевел с английского Вик. ВЕБЕР
Роберт Артур
Упрямый
дядя Отис
Мой дядя Отис — самый упрямый человек в
Вермонте. А кто знает вермонтцев, тот понимает,
что это значит: дядя Отис самый упрямый человек
в мире. И я не погрешу против истины, если скажу:
в своем упрямстве дядя Отис опаснее водородной
бомбы.
Наверное, сразу в это поверить трудно. Еще бы.
Поэтому я расскажу, чем именно был опасен дядя
Отис — опасен не только для человечества, но и для
Солнечной системы. И вполне возможно — для
всей Вселенной.
Фамилия у него была Моркс, как и у меня. Отис
Моркс. Жил он в Вермонте, и какое-то время мы не
виделись. Но однажды я получил срочную теле-
грамму от тетушки Эдит, его сестры. В ней сообща-
лось: «Отиса ударило молнией тчк ситуация серьез-
ная тчк приезжай немедленно».
Я приехал на первом же поезде. Не то чтобы я
волновался о дяде Отисе, но в нескольких словах
телеграммы чувствовалась какая-то недосказан-
ность, заставившая меня поспешить.
Во второй половине дня я сошел в Хил л порте,
штат Вермонт. За рулем единственного в городКё*
такси сидел Джад Перкинс, исполняющий также
обязанности констебля: Усещпись рядом с ним, я
обратил внимание на висевишиГу~него-_ыа_поясе
револьвер.
Заметил я и толпу зевак, собравшихся на другом
конце привокзальной площади. Проследил за их
взглядами и понял, что смотрят они на пустой гра-
нитный пьедестал, на котором ранее высилась
большая бронзовая статуя местного политика по
50
фамилии Оджилби. Дядя Отис презирал этого
Оджилби и в своем упрямстве не мог поверить, что
кто-то воздвигнет ему памятник. Поэтому отказы-
вался признать, что тот стоит на городской площа-
ди. Но статуя-таки была, а теперь вот исчезла.
Старенький мотор чихнул, завелся, и машина
тронулась с места. Я спросил Перкинса, куда поде-
валась статуя. Прежде чем ответить, он искоса гля-
нул на меня.
— Украли. Вчера, около пяти часов пополудни.
У всех на глазах. Да, сэр. Только что она стояла на
месте — и вдруг пропала. Не успели мы и глазом
моргнуть. Мы были в магазине Симпкинса. Я, сам
Симпкинс, твои дядя Отис и тетя Эдит и еще
несколько человек. Кто-то сказал, что городские
власти должны почистить статую Оджилби, голуби
гадили на нее уже несколько лет. А твой дядя Отис,
выпятив подбородок, повернулся к блюстителю
чистоты.
«Какую статую? — полюбопытствовал он, и его
брови воинственно встопорщились. — В этом
городе никто не ставил статую такой болтливой
никчемности, как Оджилби».
Я-то, конечно, знал, что спорить бесполезно; он
не поверит в существование статуи, даже если спо-
ткнется о нее и сломает ногу. Никогда не встречал
большего упрямца, чем Отис Моркс. Если ему чего
не нравится — значит, этого не существует. Но я
все же повернулся, чтобы посмотреть на нее. А она
пропала. Минуту назад стояла себе на пьедестале, а
теперь вот пропала. И украли при всем честном
народе.
Джад Перкинс повернул голову и сплюнул в отк-
рытое окно.
— Если хочешь, я скажу тебе, кто это сделал.
Агенты Пятой колонны, вот кто (происходило все
это в годы второй мировой войны). Они взяли
51
Оджилби, потому что статуя бронзовая. Немцам и
японцам нужны медь и бронза, чтобы делать снаря-
ды. Поэтому они крадут статуи и переправляют их
за океан на подводных лодках. Но уж в следующий
раз, появись они здесь, я их не упущу. Теперь я
постоянно настороже, и револьвер у меня наготове.
Я поневоле глянул на расстегнутую кобуру.
Подпрыгивая на колдобинах, мы ехали к ферме
дяди Отиса, а Джад Перкинс продолжал рассказы-
вать мне местные новости. В том числе и о том, как
дядю Отиса ударило молнией — как я и предпола-
гал, исключительно из-за его собственного упрям-
ства.
— Случилось это позавчера. — Джад вновь
смачно сплюнул за окно. — Твой дядя Отис ока-
зался в поле во время грозы. Спрятался от дождя
под большим дубом. Я сам тысячу раз говорил ему,
что деревья притягивают молнии, но он слишком
упрям, чтобы слушать меня или кого-либо еще.
Или он думал, что может не замечать молнию,
как не замечает амбар Уиллоуби через дорогу или
Мраморный холм, который отсудил у него твой
кузен Сет? Ведь теперь Отис Моркс в упор не видит
этот холм. Как и новую дамбу, сооруженную прави-
тельством штата, пожелавшим иметь водохранили-
ще. Оно затопило одно из пастбищ Отиса, и если
кто начинает разговор о дамбе, твой дядя смотрит
на него как на сумасшедшего.
Так вот он, должно быть, решил, что на молнию
можно и наплевать, но молния-то этого не знала. И
шарахнула в дуб, расщепила его пополам, а Отиса
отбросила футов на двадцать. И не погиб он лишь
по одной причине: природа наградила его отмен-
ным здоровьем. На моей памяти он болел лишь
однажды. Пролежал в постели неделю после того,
как его сбросила лошадь. Тогда ему отшибло
память, и он называл себя коммивояжером, прода-
52
ющим сельскохозяйственную технику, Юстасом
Лингхэмом из Кливленда, штат Огайо.
Твоя тетя Эдит увидела, что произошло, броси-
лась к нему, затащила в дом. Уложила в кровать и
вызвала доктора Перкинса. Доктор не нашел ника-
ких внутренних повреждений, сказал, что твой
дядюшка скоро оклемается, но посоветовал два-три
дня подержать его в постели.
И действительно, где-то к ужину Отис пришел в
себя, но оставаться в постели не пожелал. Заявил,
что прекрасно себя чувствует и должен признать,
что вчера в магазине Симпкинса он был бодр, как
никогда. Словно помолодел лет на десять. Шагал,
как на пружинах, энергия била в нем ключом.
Я спросил, сказался ли возраст на знаменитом
упрямстве дяди Отиса.
Джад снова сплюнул в окно.
— Он стал еще упрямее. Самый упрямый чело-
век в Вермонте, этот твой дядя Отис. Стоит, допу-
стим, перед ним столб, а он может утверждать, что
никакого столба нет и в помине. И столь уверенно,
что поневоле ему веришь. «Отличный был бы
вид, — как-то говорю я ему, — если б не этот
амбар». А твой дядя Отис вытаращился на меня,
как на идиота. «Амбар? Какой амбар? Никакого
амбара тут нет и в помине. А вид тут лучший в Вер-
монте. На двадцать миль вперед».
Джад Перкинс хохотнул и вывернул руль, объ-
езжая собаку и мальчика на велосипеде.
— Есть, конечно, упрямцы, которые верят в то,
чего нет. Но твой дядя Отис еще упрямее и не верит
даже в то, что существует на самом деле.
Я еще обдумывал слова Джада Перкинса, когда
он высадил меня у ворот фермы дяди Отиса. Его
самого я не увидел, но мне навстречу из кухни выбе-
жала тетя Эдит. Руки ее взлетали в воздух, как
крылья ветряной мельницы.
-53
— О, Марчисон! — воскликнула она. — Как я
рада, что ты приехал. Я не знаю, что и делать. Про-
сто ума не приложу. Это ужасное происшествие с
Отисом, и...
Тут я заметил и дядюшку, направлявшегося за
вечерней газетой к почтовому ящику на воротах.
Невысокого росточка, хрупкого телосложения,
шел он, расправив плечи и выпятив подбородок,
седые брови воинственно топорщились. Мне пока-
залось, что он ничуть не изменился, чем я и поде-
лился с тетей Эдит. Она вйОвь замахала руками.
— И все так говорят. Если не жить с ним бок о
бок, можно подумать, что удар молнией только
пошел ему на пользу. Но он уже возвращается. Сей-
час я уже ничего не успею сказать. Поговорим
после ужина. Только бы он не догадался, что ты
приехал по моему вызову. О, я надеюсь, мы успеем
принять необходимые меры до того, как произой-
дет что-то ужасное!
И тетя Эдит упорхнула в кухню, прежде чем к
нам успел подойти дядюшка Отис.
Действительно, как и отмечал Джад Перкинс,
он прямо-таки помолодел. Крепко пожал мне руку,
и по ней словно пробежал электрический ток. Его
глаза сверкали. И сам он буквально вибрировал от
переполнявшей его загадочной энергии.
Мы зашагали к террасе, остановились невдалеке
от старого амбара на другой стороне дороги, дей-
ствительно портившего открывающийся вид. Не
зная, как повернуть разговор, чтобы выяснить
самому, какие изменения произошли с дядей Оти-
сом, я выразил сожаление, что разразившаяся два
дня назад гроза не спалила этот паршивый амбар.
— Амбар? — дядя Отис одарил меня сердитым
взглядом. — Какой амбар? Мальчик мой, никакого
амбара тут нет. Ничего, кроме прекрасного вида,
лучшего в Вермонте. Если ты видишь какой-то
54
амбар, тебе следует как можно быстрее обратиться
к доктору.
Я внутренне согласился с Джадом: дядя Отис
говорил очень убедительно. И хотя я не сомневался
в существовании амбара, еще раз взглянул туда. И
застыл с отвалившейся челюстью.
Потому что дядя Отис меня не обманывал.
Амбара не было... уже не было.
За ужином мне пришло в голову самое невероят-
ное объяснение того, что довелось увидеть соб-
ственными глазами. Потом дядя Отис пролистывал
газету в гостиной, и я последовал на кухню за тетей
Эдит.
Она только вздыхала, слупГая мой рассказ
об амбаре, и смотрела на меня испуганными гла-
зами.
— Да, — прошептала она, — это Отис. То же
самое произошло и со статуей. Она... исчезла,
когда мы были в магазине Симпкинса. Я как раз
смотрела на нее, когда Отис говорил, что ее нет, и
она пропала, прямо у меня на глазах. После чего я
послала тебе телеграмму.
— Вы хотите сказать, что от удара молнией
упрямство дяди Отиса перешло в новую фазу?
Раньше он лишь думал, что не существует все то,
чего он не любит, и этим дело ограничивалось. А
теперь, стоит ему так подумать, какая-то неведомая
сила, назовем ее мысленной энергией, уничтожает
объект его неприятия. Своим неверием дядя Отис
стирает его с лица земли?
Тетя Эдит кивнула.
— Стирает! — чуть не плача воскликнула
она. — Если он говорит, что чего-то нет, это что-то
исчезает.
Признаюсь, тут мне стало не по себе. В голову
55
полезли нехорошие мысли. Дядя Отис не верил в
существование не только многих вещей, но и
людей.
— А как вы думаете, есть ли предел его воз-
можностям? Статуя, амбар... что еще ему по
силам?
— Не знаю, —призналась тетя Эдит. —Может,
никакого предела и нет. Дядя Отис чудовищно
упрям и... допустим, что-то напомнит ему о дамбе.
И он скажет, что дамбы не существует. А она в сто
футов высотой и за ней столько воды...
Она не закончила фразы. Да я и так все понял.
Если бы дядюшка Отис внезапно решил, что ника-
кой дамбы нет и в помине, мощный водяной поток
затопил бы Хиллпорт, и едва ли спасся бы хоть
один из его пятисот жителей.
— А есть же еще далекие страны с трудно выго-
вариваемыми названиями, в существование кото-
рых он тоже не верит, — прошептала тетя Эдит. —
Вроде Занзибара или Мартиники.
— И Гватемалы, и Полинезии, — хмурясь,
согласился я. — Если он вдруг заявит, что нет таких
стран... Я даже представить себе не могу, что из
этого выйдет. Исчезновение любой из них...
Сколько ж погибнет людей. Да еще возможны
страшные землетрясения, цунами.
— Но как же нам его остановить? — Этот
вопрос более всего мучил тетю Эдит. — Не можем
же мы сказать ему, что он не должен...
Ее прервали торопливые шаги. Дядюшка Отис
влетел на кухню.
— Вы только послушайте! — И, кипя от возму-
щения, он прочитал нам короткую заметку о том,
что Сет Янгмен, мой кузен, отсудивший у дяди Мра-
морный холм, вознамерился продать его какой-то
нью-йоркской фирме, которая собиралась органи-
зовать там промышленную добычу мрамора. Дочи-
56
тав до конца, дядя Отис швырнул газету на кухон-
ный стол.
— О чем это они пишут? — Его брови встопор-
щились еще больше. — Мраморный холм? Нет тут
холма с таким названием и никогда не было. И Сету
Янгмену никогда не принадлежал никакой холм.
Хотел бы я знать, что за идиоты работают в этой
газете?
Он сердито зыркнул на нас, а в отдалении
послышался тяжелый гул. Тетя Эдит и я поверну-
лись одновременно. Сумерки еще не сгустились, и
мы успели увидеть, как на северо-западе медленно
оседал холм, до того называвшийся Мраморным.
Пророки древности утверждали, что вера может
сдвинуть горы. Но у дяди Отиса выявились другие
уникальные способности, наверное, куда более уди-
вительные: отсутствие веры смогло эти горы уни-
чтожить.
А дядя Отис, ни о чем не подозревая, вновь
подхватил газету.
— Все словно с ума посходили, — проворчал
он. — Вот статья о президенте Рузвельте. Не о
Тедди Рузвельте, а о каком-то Франклине. Эти
газетчики даже имени не могут написать правиль-
но. Всем известно, нет у нас президента, которого
зовут Франклин Руз...
— Дядя Отис! — завопил я. — Смотрите, мышь!
Он повернулся, замолчав на полуслове. Дей-
ствительно, в щель за плитой забилась мышка, и я
не смог найти другого повода, чтобы переключить
внимание дяди Отиса, прежде чем он объявит во
всеуслышание о том, что не знает никакого Франк-
лина Д. Рузвельта. Еще миг, и было бы поздно.
Облегченно вздохнув, я вытер пот со лба. А дядя
Отис уже крутил головой.
57
— Где? — вопрошал он. — Не вижу я никакой
мыши.
— Зд... — начал я, но сжал губы. После его
слов мышь, естественно, исчезла. И я сказал, что
мне, похоже, померещилось.
Дядя Отис что-то недовольно буркнул и проше-
ствовал в гостиную. Мы с тетей Эдит перегляну-
лись.
— Если бы он сказал, — прошептала тетя
Эдит. — Если бы он договорил, что никакого
Франклина Руз...
Она тоже не договорила. Ибо дядя Отис в кори-
дорчике угодил ногой в дырку в линолеуме и растя-
нулся во весь рост. Падая, он еще ударился головой
об угол столика, так что когда мы подбежали, он
лежал без сознания.
Я перенес дядю Отиса в гостиную и уложил на
диван. Тетя Эдит положила ему на лоб холодный
компресс, дала понюхать нашатырного спирта.
Наконец он открыл глаза, посмотрел на нас, не
узнавая.
— Кто вы такие? Что со мной случилось?
— Отис! — воскликнула тетя Эдит. — Я — твоя
сестра. Ты упал и ударился головой. Потерял созна-
ние.
Глаза дяди Отиса подозрительно сощурились.
— Отис? — повторил он. — Меня зовут не
Отис. За кого вы меня принимаете?
— Но ты Отис! — заверещала тетя Эдит. —
Отис Моркс, мой брат, и живешь в Хиллпорте,
штат Вермонт. И жил здесь всю жизнь.
Дядя Отис выпятил нижнюю губу.
— Никакой я не Отис Моркс. Меня зовут Юстас
Лингхэм. Я из Кливленда, штат Огайо, продаю
сельскохозяйственную технику. Вам, мисс или мис-
сис, я не брат. И первый раз вижу вас обоих. У меня
болит голова, и я устал от досужих разговоров.
58
Пойду пройдусь по свежему воздуху. Может, и
голова перестанет болеть.
Тетя Эдит не стала его останавливать, и
дядюшка Отис, решительно промаршировав к две-
ри, скрылся за ней. А тетя Эдит, прильнув к окну,
доложила, что он стоит на ступеньках крыльца и
смотрит на звезды.
— Опять то же самое, — запричитала она. —
Полная потеря памяти. Как двадцать лет назад,
когда он упал с лошади и целую неделю твердил
всем, что он — Юстас Лингхэм из Кливленда. О,
Марчисон, теперь-то мы должны вызвать доктора.
Но если доктор узнает о всех этих статуях, амбарах,
холмах, то упечет его в психушку. Только Отис-то
скажет, что никаких психушек не существует. И
тогда...
— Как бы то ни было, надо что-то делать, —
резонно заявил я. — Иначе греха не оберешься. Он
наверняка вновь прочтет о Франклине Рузвельте. О
нем постоянно пишут в газетах, даже в Вермонте. И
нет гарантий, что ему не встретится статья о Гвате-
мале или Мадагаскаре.
— А еще он не в ладах с налоговым управлени-
ем, — поддакнула тетя Эдит. — Они засыпают его
письмами, спрашивая, почему он не платит подо-
ходный налог. В последнем письме пообещали при-
слать инспектора. Но он утверждает, что нет подо-
ходного налога, а следовательно, нет и сборщиков
такого. Дядя Отис в них просто не верит. Так что
если тот придет...
Беспомощно смотрели мы друг на друга. Тетя
Эдит схватила меня за руку.
— Марчисон! Быстро! Иди к нему! Нельзя
оставлять его одного. Только неделю назад он
решил, что нет на небе никаких звезд.
Я тут же выскочил за дверь. И встал рядом с
дядей Отисом. Тот вдыхал холодный вечерний воз-
59
дух и, задрав голову, смотрел на звезды. По выра-
жению его лица чувствовалось, что он не верит в их
существование.
— Звезды! — рявкнул он, ткнув в небо костля-
вым пальцем. — Миллионы, миллиарды, трил-
лионы звезд, все в невообразимой дали. И каждая в
сотни раз больше Солнца! Так написано в книге. А
знаешь, что я на это скажу? Я скажу — ха! Такие
гиганты да еще так далеко? Ничего этого нет. Ты
знаешь, они называют звездами то, что видят в свои
телескопы. Это совсем не звезды. Никаких звезд...
— Дядя Отис! — закричал я. — Комар!
И крепко хлопнул его по лбу.
Я не мог не отвлечь его. Дать докончить фразу.
Вселенная, конечно, огромна. Возможно, столь
огромна, что дядя Отис не смог бы уничтожить ее
своим неверием. Но к чему так рисковать. Проще
крикнуть и хлопнуть его по лбу.
Но я забыл про потерю памяти. Забыл, что он
считает себя Юстасом Лингхэмом из Кливленда.
Поэтому, придя в себя после моего удара, дядя Отис
холодно смерил меня взглядом.
— Я не ваш дядя Отис, — отрубил он. — Я сов-
сем не Отис. Зовут меня Юстас Лингхэм, и у меня
болит голова. Сейчас я намерен выкурить сигару и
лечь спать, а утром вернусь в Кливленд.
Он повернулся, прошел в дом, поднялся на вто-
рой этаж.
Я последовал за ним, не зная, что предпринять.
Поднялась на второй этаж и тетя Эдит. Под нашими
взглядами дядя Отис открыл дверь спальни и
скрылся за ней.
Потом мы услышали, как заскрипели пружины
кровати: дядя Отис сел на нее. Чиркнула спичка,
до нас долетел запах табачного дыма. Перед тем
как лечь спать, дядя Отис всегда выкуривал си-
гару.
60
— Отис Моркс, — услышали мы его бормота-
ние, и один ботинок упал на пол. — Нет человека с
такими именем и фамилией. Бред какой-то. Не
могу поверить, что есть такой человек.
Затем он замолчал. Тишина сгущалась. Мы жда-
ли, когда на пол упадет второй ботинок... в ужасе
переглянулись и ворвались в спальню дяди Отиса.
Огляделись. Окно закрыто. Сигара в пепельни-
це, струйка дыма поднимается к потолку. Покры-
вало примято, но расправляется, будто кто-то
только что встал. У кровати один ботинок дяди
Отиса.
Самого дяди Отиса, разумеется, не было.
Перевод с английского Вик. ВЕБЕРА
1
Дэнни скрючился на ступеньках, прислушиваясь
к разговору взрослых в гостиной. Хотя самое место
ему было не на лестнице, а в постели: он выздорав-
ливал после ветряной оспы.
Но скучать в спальне в полном одиночестве
надоело, и на свой страх и риск в шерстяной пижаме
он пробрался на лестницу, чтобы послушать, о чем
говорят папа и мама, сестра, дядя Бен и тетя Анна.
Папа — доктор Норкросс, к которому всегда
приходили в час болезни, — мама и гости играли в
бридж. Сестра, она училась в средней школе,
зубрила латынь и не принимала участия в разгово-
ре- .
— Локасвилль! — вздохнула мама. — Это дей-
ствительно милый городок: тут и река, и луга, и
леса, у Тома здесь хорошая практика, но люди...
Некоторых следовало бы хорошенько встряхнуть,
чтобы они осознали свою мелочность и ничтоже-
ство.
— В первую очередь Нетти Питерс, — сказал
папа. Дэнни знал мисс Питерс. Постоянно спешила
она к соседям, чтобы посудачить о ком-нибудь. И
все шепотом-шепотом-шепотом. Вот уж действи-
тельно источник едва ли не всех городских сплетен.
Если и есть женщина, у которой длинный язык
перехвачен посередине и болтается с двух концов,
то это Нетти Питерс.
Дядя Бен рассмеялся.
— Жизнь тут была бы куда лучше, если бы
деньги водились в каждом доме. Если б Джейкобу
63
Эрлу не принадлежала чуть ли не половина недви-
жимости в городе, люди были бы пооткровеннее и
более терпимыми друг к другу. А так его должники
не решаются и рта раскрыть.
— Забавно, однако, — продолжил папа, — как
некоторым удается делать деньги за счет других. К
чему бы ни прикоснулся Джейкоб Эрл, все прино-
сит ему прибыль. Деньги так и норовят выпрыгнуть
из карманов остальных, чтобы оказаться в его сун-
дуках. Вспомните песчаный карьер, который он
купил у Джона Уиггинса. Хотел бы я, чтобы хоть
иногда все было с точностью до наоборот.
— А кто уж настоящий скряга, — подала голос
тетя Анна, — так это Льюк Хауке. Как-то я видела
его в магазине на Светлой площади, где он что-то
покупал своим детишкам. С какой же неохотой он
расставался с деньгами. Казалось, они липли к его
пальцам.
— Еще неизвестно, что хуже — скупость или
леность, — возразил папа. — Я полагаю, скупость,
потому что лентяи, по крайней мере, добродушны.
Как Генри Джонс. Генри мечтает о многом, но нс
ударяет пальцем о палец, чтобы реализовать хоть
одну мечту. Если бы каждая его мечта превраща-
лась в лошадь, у Генри был бы самый большой
табун по эту сторону Миссисипи.
— В Локасвилле есть и хорошие люди, — вме-
шалась в разговор сестра. — Мне все равно, что там
говорят мисс Питерс или эта зануда мисс Нортон. Я
все равно знаю, что мисс Эвери, моя учительница
по английскому и физкультуре, просто душка.
Конечно, не красавица, но очень мила. Когда она
говорит, в голосе у нее звенят серебряные коло-
кольчики, и если б Билл Морроу, папаше которого
принадлежит инструментальный! завод, не был кру-
глым идиотом, то давным-давно приударил бы за
ней. Она от него без ума, но слишком горда, чтобы
64
/го показать, а глупая Бетти Нортон постоянно
/адрится с ним и уверяет, что он — герой-супермен.
\ он ничего не видит, кроме своего футбола.
— Если он женится на Бетти, городок тогда уж
‘очно лишится миссис Нортон, — сказала тетя
\нна. —Она и так раздувается как воздушный шар
ттого, что замужем за председателем правления
анка. А если ее зятем станет сын владельца Мор-
доу Имплемент Компани, ее того и гляди унесет
негром.
Все рассмеялись, и разговор перешел на других
-кителей городка.
Мама вскользь упомянула, что терпеть не может
(вуличную Минерву Бенсон, которая улыбается
людям в лицо, а за их спиной говорит всякие гадо-
сти.
Сестра заявила, что мистер Уиггинс, владелец
книжного магазина, очень приятный человек и дол-
жен жениться на мисс Уилсон, портнихе, женщине
вроде бы простенькой, но на самом деле очень
миловидной, лишь не умеющей себя подать, отте-
нить свои достоинства. Но он никогда не сделает ей
предложения, добавила сестра, потому что беден и
ему стыдно просить женщину выйти за него замуж,
если сам не может прокормить семью.
Тут взрослые замолчали, сосредоточившись на
бридже, а Дэнни поспешил в постель, пока мама не
поймала его на лестнице. Забравшись под одеяло,
он сунул руку под подушку и вытащил весьма стран-
ный предмет, найденный им в старом шкафу, где
хранились его игры, коньки и игрушки, за одним из
ящиков.
Предмет был в чехле из мягкой кожи. На чехле
имелась надпись: «Йонас Норкросс». Папиного
дедушку звали Йонас, так что чехол и его содержи-
мое, скорее всего, принадлежали ему.
Предмет этот напоминал кончик слоновьего
65
бивня, остроконечный, и с круглым основанием.
Кроме того, он завивался спиралью, словно
ракушки улитки, так что Дэнни подумал, что,
наверное, бивень этот принадлежал не слону, но
другому животному, которое он однажды видел в
книге, — похожему на лошадь, но с одним длинным
рогом на носу. Как называлось это животное,
Дэнни вспомнить не мог.
Рог пожелтел от старости, а на основании был
вырезан рисунок — хитроумное переплетение
линий. Возможно, китайский иероглиф. Ионас
Норкросс был капитаном клиппера, ходившего в
Китай, так что эту штуку он мог привезти оттуда.
Лежа в постели, Дэнни крепко сжимал рог в
руке. Тот приятно согревал пальцы. Дэнни подумал
о картинке в книжке о короле Артуре и рыцарях
Круглого стола, картинке, изображающей коро-
леву Гиневру с золотыми волосами. Возможно, и
мисс Уилсон, о которой говорила сестра, приодев-
шись, выглядела бы точно так же.
Разговоры взрослых понять нелегко, они гово-
рят о том, чего нет.
Дэнни зевнул. Да, это было бы забавно... Сон
сморил его, он вновь зевнул, глаза слипались. Но
прежде еще одна мысль пронеслась у него в голове.
И как раз в то самое мгновение словно весенний
ветерок ворвался в комнату. Закачались занавеси,
Дэнни даже показалось, что в комнате он не один.
Но все затихло, и Дэнни заснул, улыбаясь своей
последней забавной мысли.
2
Следующим утром Генри Джонс проснулся от
запаха жарящейся ветчины. Зевнул, потянулся. На
ночном столике у кровати стояли часы, но он даже
не взглянул на них.
66
Посмотрел на солнечные лучи, коснувшиеся
ковра, и без часов понял, что уже девять утра.
Внизу гремели кастрюли. Марта, как обычно,
встала рано и давно хозяйничала на кухне. И ему,
похоже, опять достанется за то, что долго валялся в
постели.
— Хо-хо-хо! — Генри сладко зевнул и отбросил
одеяло. — Как бы я хотел уже быть на ногах и оде-
тым.
И тут же эхом с неухоженного заднего двора
донеслось лошадиное ржание.
Оставив его без внимания, Генри надел брюки,
рубашку, носки и ботинки, завязал галстук, про-
шелся расческой по волосам и спустился в столо-
вую.
— Наконец-то! — Марта, его жена, появилась в
дверях с тарелкой, едва он успел плюхнуться на
стул. — Уже десятый час. Если ты собираешься и
сегодня искать работу, начать следовало бы куда
раньше.
Генри с сомнением покачал головой, а она
поставила перед ним яичницу с ветчиной.
— Не знаю, стоит ли мне сегодня выходить из
дому. Неважно себя чувствую. М-м-м. Выглядит
неплохо. Но хотелось бы, для разнообразия, сосис-
ку.
Снова ржание во дворе, опять же оставшееся
незамеченным.
— Сосиски стоят дорого, — ответствовала Мар-
та. — Когда у тебя будет постоянная работа, тогда,
возможно, мы будем их покупать.
— А вон и Хауке. — Генри уставился в окно,
мимо которого прошел высокий, худощавый муж-
чина с перекошенным, словно от боли, лицом, в
сопровождении миловидной, но бедно одетой жен-
щины. — Кажется, Милли уговорила-таки его
выложить несколько долларов на обновки для
67
детей. По крайней мере раз в год ей удается заста-
вить его раскошелиться.
— Ты только посмотри на его физиономию, —
добавила жена Генри. — Можно подумать, что он
умирает. И все потому, что должен купить две пары
ботинок по два доллара для двоих симпатичных
малышей. Он, должно быть, попрекает их каждым
съеденным куском.
— И все ж, — Генри кивнул, полностью согла-
шаясь с женой, — я хотел бы поиметь те денежки,
что он складывает в чулок.
На дворе начали бить копытами. Но Марта
ругала Генри, не обращая внимания ни на что дру-
гое.
— Мечты, мечты, мечты! — бушевала она. —
Но только не работа, работа, работа. О Генри, ты
выведешь из себя кого угодно.
— Марта, я недостоин тебя, — вздохнул Ген-
ри. — Ты заслуживаешь куда более лучшего мужа.
Я говорю это на полном серьезе.
Ржание во дворе становилось все громче, и гру-
дастая жена Генри ушла на кухню, чтобы выгля-
нуть в окно и выяснить, откуда этот шум. И тут до
ушей Генри донесся ее вопль.
— Генри! В огороде полно лошадей. Они бьют
землю копытами и лягаются!
Столь удивительное известие вывело Генри из
привычной утренней летаргии. Он подбежал к
жене, стоявшей у кухонного окна, и тут его глаза
едва не вылезли из орбит.
Во дворе толпились... животные. Марта назвала
их лошадьми. Но, похоже, ошиблась. В то же время
это были не пони. То есть для лошадей животные
были слишком мелкими, для пони же — крупными.
Туловища их покрывала длинная шерсть, гривы
развевались на ветру, а копыта казались доста-
точно крепкими, чтобы сломать челюсть тигру.
68
— Черт побери! — в замешательстве восклик-
нул Генри. — Хотел бы я знать, откуда взялись эти
создания.
— Генри! — Марта схватила мужа за руку. —
Их уже пять. А ведь только что было четыре. —
Они рысцой трусили по двору, обнюхивали ржаве-
ющий остов.автомобиля, на котором когда-то ездил
Генри, били копытами в деревянный забор. Теперь
их действительно стало пять.
— О Боже. — Генри шумно сглотнул. — Мы,
должно быть, сбились со счета. Откуда, по-твоему,
они взялись?
— Что это за лошади, Генри? — Марта прижа-
лась к мужу, словно искала в нем защиты, чего не
случалось уже многие годы. — И кому они принад-
лежат?
Генри обнял Марту за пухлую талию.
— Хотел бы я знать, Марта, — пробормотал
он. — Хотел бы.
— Генри! — В голосе Марты слышался
испуг. — Их шесть.
— Семь, — поправил ее Генри. — Только что
появились еще две.
Вдвоем они смотрели на семерых волосатых
пони, ни секунды не стоявших на месте, то и дело
тыкавших носом в забор, словно в поисках выхода
из замкнутого пространства.
Число их более не менялось, и Генри с Мартой
постепенно успокоились.
— Генри, — Марта сурово взглянула на му-
жа, — произошло что-то из ряда вон выходящее.
Никто никогда не видел таких лошадей в Инди-
ане.
— Может, они принадлежат цирку, — предпо-
ложил Генри, не в силах оторвать взгляд от волоса-
тых животных.
— А может, они принадлежат нам!
69
— Нам? — У Генри отвисла челюсть. — Как
они могут принадлежать нам?
— Генри, ты должен выйти и посмотреть, есть
ли на них тавро. Я где-то читала, что каждый
может объявить дикую лошадь своей собственно-
стью, если на ней нет тавра. А это дикие лошади,
если я правильно их себе представляю.
Разумеется, Марта никогда не видела диких
лошадей, даже на картинке, но рассуждала логич-
но. Однако ее муж не поспешил к двери черного
хода, чтобы выйти во двор.
— Послушай, Марта, оставайся здесь и пригля-
дывай за ними. Во двор никого не пускай. А я при-
веду Джека Гаррисона. Раньше он торговал
лошадьми. Он скажет, кого это занесло к нам во
двор и наши ли они.
-— Хорошо, Генри, — впервые за два года сов-
местной жизни она хоть в чем-то согласилась с
мужем, — но поторопись. Пожалуйста, поторо-
пись.
— Будь уверена. — И, забыв взять шляпу,
Генри выскочил из дома.
Джек Гаррисон, когда-то торговец лошадьми, а
теперь хозяин собственной конюшни, с явной
неохотой согласился прогуляться к дому Генри. Но
сразу оживился, выглянув из кухонного окна во
двор, полный лошадей.
— Святой Боже! — ахнул он. — Генри, где ты
их взял?
— Неважно, — отмахнулся Генри. — Только
скажи мне, что это за лошади?
— Монгольские пони, — сообщил ему Гарри-
сон. — На них люди Чингисхана покорили едва ли
не весь известный тогда мир. Я видел их изображе-
ния в книгах. Подумать только! Монгольские пони
здесь, в Локасвилле.
— Так, может, вы все-таки выйдите и посмо-
70
трите, есть ли на них тавро? — поинтересовалась
Марта. — Или вы оба боитесь маленьких пони?
— Полагаю, они не причинят нам вреда, если
мы будем осторожны, — изрек владелец конюш-
ни. — Пошли, Генри, убедимся, что я еще не разу-
чился бросать лассо. Миссис Джонс, вы не станете
возражать, если я воспользуюсь вот этой бельевой
веревкой?
Генри открыл дверь черного хода и вслед за
Джеком Гаррисоном вышел в сад. При их появ-
лении вес семь пони — Генри порадовался про
себя, что за время его отсутствия их число не изме-
нилось, -— остановились и повернули головы к лю-
дям.
/Джек сделал петлю на конце бельевой веревки и
начал раскручивать ее над головой. Пони фыркали
н пятились, подозревая неладное. Выбрав самого
маленького, Гаррисон бросил лассо, и петля охва-
тила крепкую шею животного.
Пони негодующе заржал. Вздыбился, передние
копыта сердито рассекали воздух. Остальные испу-
ганно метнулись к дальнему концу двора.
Джек Гаррисон, крепко натянув веревку, напра-
вился к пони, голосом успокаивая его. Тактика эта
возымела успех: тот позволил положить руку себе
на голову.
— Да, сэр! —воскликнул владелец конюшни. —
Самый настоящий монгольский пони времен Гоме-
ра. Эта длинная шерсть позволяет сохранять тепло
на большой высоте в горах Тибета. Давай-ка погля-
дим, есть ли тавро. На боку ничего. Теперь осмо-
трим копыто.
Пони позволил ему поднять его левую ногу, и
Генри, наклонившись пониже, издал радостный
вопль.
— Смотри, Джек. Мое имя. Эти лошади мои!
Наклонился и Джек.
71
В кости были аккуратно выбиты буквы: Генри
Джонс.
Джек Гаррисон выпрямился.
— Твои, согласен. А теперь, Генри, кончай
мутить воду и скажи, откуда они взялись у тебя?
Улыбка слетела с лица Генри. Он покачал голо-
вой.
— Честное слово, Джек, я не знаю. Хотел бы
я... Генри!
Джек Гаррисон круто обернулся. Рядом с ними
стоял восьмой пони. Так близко, что касался их
боком.
— От-т-куда... — Гаррисон попятился к калит-
ке, его рука уже искала задвижку. — Откуда...
— Именно этого я и не знаю. — Генри последо-
вал за ним. — Именно это я и хотел бы... нет,
ничего я не хотел! И ничего больше не хочу! — Ив
то же мгновение внезапно появившийся было перед
ними пони так же внезапно исчез, словно раство-
рился в воздухе.
Генри вытер потное лицо.
— Ты видел то же, что и я?
Джек, шумно сглотнув, кивнул.
— Стоит т-тебе что-то пожелать, как п-появля-
ется... — Он распахнул калитку. — Пошли отсюда.
— Когда я начинаю высказывать жела... о мой
Бог! — простонал Генри. — Так вот откуда взялись
остальные. Когда я чего-то желал. Ты думаешь,
что...
Побледнев, они переглянулись. Хозяин
конюшни медленно кивнул.
— О Боже! — прошептал Генри. — Я никогда
не верил, что такое возможно. Как бы хотел, что-
бы...
Слова еще не слетели с его губ, а перед ними
возник девятый пони.
И Генри не выдержал. Повернулся и побежал.
72
Джек тут же последовал его примеру. Пони, решив-
ший, что это какая-то игра, поскакал за ними. Его
собратья, не желая оставаться одни, с радостным
ржанием устремились следом.
Генри и Джек остановились за углом дома и
обернулись. Они только успели увидеть последнего
из пони, несущихся к Главной улице. Громкое ржа-
ние разрывало утреннюю тишину городка. Малень-
кие копыта мерно били по земле.
— Они убегают! — завопил Генри. — О, Джек,
мы должны их поймать до того, как они тут все
порушат. Святой Боже, как бы я хотел, чтобы
ничего этого не было.
Их обдали комья земли: это десятый пони бро-
сился вдогонку за остальными.
3
Примерно в те минуты, когда Генри Джонс отп-
равился за Джеком Гаррисоном, Льюк Хауке тща-
тельно мял пальцами шерстяной костюмчик для
мальчика.
— Это самый дешевый? — спросил он продавца
и получил утвердительный ответ: все продавцы
Локасвилля знали, что показывать ему дорогую
вещь — напрасная трата времени.
— Я его возьму. — И он полез в карман брюк.
— Не кажется ли тебе, что материал тонковат,
Льюк? — попыталась остановить его Эмили Хауке
с ноткой мольбы в голосе. — В прошлую зиму
Билли постоянно болел, а Нед...
Ее муж даже не потрудился ответить. Достал из
туго набитого бумажника двадцатидолларовый
банкнот.
— Вот. И вы должны вернуть мне тринадцать
долларов и сорок центов.
Взявшись за банкнот, продавец потянул его к
73
себе и повернулся было к кассе. Но вдруг удивленно
посмотрел на Льюка Хаукса: оказалось, что тот
вырвал банкнот из руки продавца.
— Вы хотите взять что-нибудь... — Продавец
не договорил, потому что Хауке так и стоял с протя-
нутым банкнотом.
— Возьмете вы деньги или нет? Сколько еще я
должен здесь стоять?
— Простите, сэр, — виновато ответил продавец
и покрепче ухватился за банкнот. Но не смог выр-
вать его из пальцев Льюка Хаукса. Дернул сильнее.
Рука мотнулась вперед, Хауке тут же отдернул ее.
Вместе с банкнотом.
— В чем дело, Льюк? — спросила Эмили.
Ее муж ответил сердитым взглядом.
— Наверное, какой-то клей. Банкнот прилип к
пальцам. Я достану другой, молодой человек.
Двадцатку он убрал в бумажник — на этот раз
банкнот легко отлепился от пальцев — и вытащил
две купюры по десять долларов. Но и эти не захо-
тели уйти из рук своего хозяина.
Лицо Льюка Хаукса пошло красными пят-
нами.
Он переложил деньги в левую руку. Купюры без
возражений согласились поменять руки, но не
пожелали отлепиться от пальцев и левой руки,
когда продавец потянул их на себя. Они словно сро-
слись с кожей Льюка Хаукса.
Тот стал белым, как мел. И не мог заставить
себя встретиться с взглядом жены.
— Я... ничего не получается, — промямлил
он. — Я положу их на прилавок. А вы возьмете.
Осторожно он опустил десятидолларовую
купюру на прилавок, широко растопырив пальцы,
поднял руку. К его ужасу, зелененькая бумажка
поднялась вместе с ними, намертво прилипнув к
подушечкам.
74
— Льюк Хауке, — сурово молвила жена, — это
Божья кара. Господь проклял твои деньги.
— Тише! — процедил Хауке. — Разве ты не
видишь, что Нетти Питерс зашла в магазин и смо-
трит на нас. Она же разнесет твои слова по всему
городу. И каждый будет повторять эту ерунду,
— Никакая это не ерунда! — возразила Эми-
ли. — Это чистая правда. Ты действительно не
можешь выпустить деньги из рук!
Льюк Хауке побледнел еще больше. Выругав-
шись, он вытащил из бумажника все деньги и попы-
тался бросить их на прилавок. Упала лишь одна
зелененькая бумажка, остальные толстой пачкой
остались в его руке.
— Ну, слава Богу! — выдохнул Хауке. — Моло-
дой человек, посмотрите, какой номинал этой
купюры.
Продавец взял бумажку.
— Это... это талон на табак, сэр, — с каменным
лицом сообщил он.
Льюка Хаукса аж передернуло. Он засунул
деньги в бумажник, протянул его жене.
— Возьми! — распорядился он. — Расплатись с
ним, Эмили.
Эмили Хауке сложила руки на груди и заглянула
прямо в испуганные глаза мужа.
— Льюк Хауке, — она говорила громко и отчет-
ливо, чтобы слышали все покупатели и продав-
цы, — - восемь лет ты сводил меня с ума своей ска-
редностью, превращал мою жизнь в сущую муку. А
теперь ты не сможешь потратить ни единого цента.
Ты умрешь от голода, потому что тебе будет не на
что купить даже горбушку хлеба. И велико искуше-
ние проучить тебя. Если я не ударю ради тебя паль-
цем о палец, будь уверен, что и остальные отне-
сутся к тебе точно так же. Жители нашего города
будут смеяться до упаду, видя, как ты ходишь по
75
улицам с руками, полными денег, и умоляешь дать
тебе что-нибудь поесть. Но от них ты не получишь
и хлебной крошки.
И Льюк Хауке знал, что так оно и будет. Сверху
вниз он смотрел на жену, которая никогда ранее не
смела вести себя подобным образом.
— Эмили, прошу тебя, не надо так говорить.
Вот, возьми деньги. Трать сколько хочешь. Купи
все, что нам нужно. Распоряжайся всем сама. Ты...
можешь даже купить что-нибудь подороже для
мальчиков.
— Ты хочешь, чтобы теперь деньгами в нашей
семье распоряжалась я? — Эмили желала расста-
вить точки над <<i».
Хауке кивнул.
— Да, Эмили, — просипел он. — Возьми их,
пожалуйста, возьми.
Эмили взяла бумажник безо всяких усилий, ибо
он, похоже, не прилипал к пальцам, и пересчитала
вложенные в него деньги.
— Пятьсот долларов. — Итог она подвела
вслух. — Льюк, тебе лучше выписать мне чеки на
сбережения в банке. Если все покупки теперь будут
на мне, я должна знать, на какую сумму могу рас-
считывать.
— Чек! — воскликнул Льюк. — Ну конечно!
Мне не нужны деньги! Я расплачусь чеком.
— Попробуй, — с готовностью предложила
Эмили. — Чек — те же деньги, не так ли?
Льюк попробовал. Чек не пожелал отцепляться
от пальцев. И разорвался, едва продавец дернул
посильнее.
После этого Хауке сдался. Подписал незапол-
ненный чек, вырвал его и протянул Эмили. Она
вписала туда всю сумму, находящуюся на банков-
ском счету. Двадцать тысяч долларов.
— А теперь, Льюк, можешь идти домой, —
76
посоветовала мужу Эмили. — Я схожу в банк и
переведу деньги на свое имя. Потом займусь покуп-
ками. Ты мне для этого не нужен.
— Как же ты донесешь их до дома? — Хауке
ухватился за последнюю соломинку.
Эмили Хауке стояла уже у двери, за которую
минутой раньше выскользнула Нетти Питерс — ей
было что рассказать горожанам. Эмили обернулась
и лучезарно улыбнулась своему бедолаге-мужу.
— Я попрошу владельца гаража довезти нас. В
машине, которую я намерена купить, выйдя из бан-
ка.
4
Мисс Уилсон оторвалась от швейной машинки,
услышав топот скачущих лошадей.
Она подошла к окну, но успела заметить лишь
последнего пони, пронесшегося мимо ее малень-
кого ателье. А потом — прежде чем она попыта-
лась ответить на вопрос, откуда же взялись в их
маленьком городке такие лошади, — поймала свое
отображение в зеркале, перед которым примеряли
готовые наряды ее клиенты.
Звали ее Алиса Уилсон. Но уже давно никто не
обращался к ней по имени. Тридцати трех лет,
небольшого росточка, простенькая, серенькая,
словно церковная мышка...
Но нет! Мисс Уилсон в изумлении уставилась на
себя в зеркало. Она... перестала походить на мыш-
ку. Она... да-да... стала если не красавицей, то
интересной женщиной.
Забыв про кусок материи в руке, Алиса Уилсон
смотрела на женщину в зеркале. Маленькую жен-
щину, с улыбчивым, розовым личиком, с прядью
золотистых волос, выпавшей из массы кудрей —
кудрей, как бы светящихся изнутри.
77
У женщины в зеркале были нежные, теплые
красные губы, чистые и бездонные глаза цвета
небесной синевы. Алиса Уилсон не смогла сдер-
жать улыбки. Улыбнулось в ответ и ее зеркальное
отображение.
Как зачарованная, Алиса поднесла руки к лицу.
Что случилось? Что за шутку сыграли с ней ее гла-
за? Каким образом...
К двери приблизились чьи-то торопливые шаги.
От неожиданности мисс Уилсон даже подпрыгнула.
В ателье ворвалась Нетти Питерс, с горящим от
возбуждения лицом, чуть наклоненной вперед голо-
вой. Шея у Нетти была тощая, как у цыпленка.
Ателье мисс Уилсон, расположенное неподалеку от
магазина на Светлой площади, стало первой оста-
новкой в ее долгом путешествии по городу. Всем,
решительно всем предстояло узнать о каре, обру-
шившейся на Льюка Хаукса.
— Мисс Уилсон, — голос ее срывался от быст-
рой ходьбы,'— что вы думаете...
— Она думает, что ты прилетела сюда,
чтобы поделиться с ней очередной сплетней. Вот
что она думает, — прервал Нетти Питерс чей-то
пронзительный, сварливый голос.
Казалось, голос исходит изо рта Нетти. Она
сурово взглянула на портниху.
— Мисс Уилсон, если вы находите в чревовеща-
нии что-то забавное, позвольте сказать вам... и как'
ты намерена сказать всем, — вновь вмешался
голос, и Нетти Питерс едва не грохнулась в обмо-
рок. Теперь-то сомнений не было — слова срыва-
лись с ее собственных губ!
Она прижала руки к груди, страх парализовал
мозг, но язык двигался сам по себе, не желая оста-
новиться.
— Я только что видела Льюка Хаукса... как ты
видишь все и вся. — Второй голос, резкий, пронзи-
78
сльный, не желал отставать от ее нормального
голоса, также не слишком приятного на слух. — В
магазине на Светлой площади они... занимались
своими делами и не лезли в чужие, в отличие от
тебя... они покупали одежду для своих бедных,
вечно голодных детей... только твоей заботы им
и не хватало... когда мистер Хауке пытался запла-
тить продавцу... а ты во все глаза глядела, сколько
чсе они потратят... деньги не отлипали от его паль-
цев... ты знаешь, сколько людей порадуется, если
слова когда-нибудь прилипнут к твоему языку?
И городская сплетница заткнулась. Два голоса
наползали друг на друга, слова смешивались, пред-
ложения не имели смысла. И во рту что-то мешало.
Создавалось впечатление, что у нее два языка, и
гаждый болтается сам но себе.
Мисс Уилсон как-то странно смотрела на нее, и
туг Нетти Питерс впервые заметила удивительное
сияние ее волос, необъяснимые перемены в ее
лице.
Бессвязные слова клокотали в горле пожилой
женщины. Глаза наполнились ужасом. Она повер-
нулась и, всхлипывая, выбежала на улицу.
Алиса Уилсон еще недоуменно смотрела ей
вслед, когда на пороге возникла новая фигура. Это
был мистер Уиггинс — владелец книжного магази-
на, практически не приносящего прибыли и распо-
ложенного в одном доме с ателье мисс Уилсон.
Обычно тридцативосьмилетний мистер Уиг-
гинс — бледнолицый, сутулящийся, в толстых
очках — держался очень робко, не решаясь лишний
раз подать голос. Он часто улыбался, но так застен-
чиво, словно боялся, что каждая улыбка ему дорого
обойдется. Но сегодня, в этот необычный день
мистер Уиггинс расправил плечи. Его волосы были
взъерошены, очки сбились набок, глаза возбу-
жденно сияли.
79
— Мисс Уилсон! — вскричал он. -— Произошло
нечто невероятное! Я должен рассказать об этом.
Надеюсь, вы не в обиде, что я вот так ворвался к
вам?
Алиса Уилсон взглянула на него и мгновенно
забыла обо всем.
— О нет! — воскликнула она. — Разумеется,
нет. Я... я так рада, что вы зашли ко мне.
Снаружи доносились топот копыт, лошадиное
ржание, крики мужчин.
— В городе появился табун диких лошадей, —
пояснил мистер Уиггинс мисс Уилсон. — Одна едва
не сшибла меня с ног. Она скакала по тротуару мне
навстречу. Мисс Уилсон, вы никогда не поверите
тому, что я сейчас вам скажу, если не увидите все
собственными глазами. Только тогда вы убедитесь,
что я не сошел с ума.
— Такая мысль никогда не пришла бы мне в
голову, — заверила его мисс Уилсон.
Пропустив, должно быть, последнюю фразу
мимо ушей, мистер Уиггинс схватил ее за руку и
потащил за собой. От прикосновения его руки мисс
Уилсон зарделась.
Они вылетели из ателье и, пробежав по улице не
более дюжины ярдов, вошли в полумрак его запу-
щенного книжного магазина.
По пути, однако, она успела заметить трех или
четырех волосатых пони, которых пытались
поймать Генри Джонс и Джек Гаррисон. Им помо-
гали с десяток мужчин и подростков.
Затем мистер Уиггинс, все еще вне себя от вол-
нения, усадил ее в огромное старое кресло.
— Мисс Уилсон, я сидел на этом самом месте,
когда пришел Джейкоб Эрл — не более пятнадцати
минут назад. Вы знаете, как он ходит: большой,
самодовольный, словно ему принадлежит вся зем-
ля. Я знал, зачем он явился ко мне. Хотел получить
80
тысячу долларов, которую я занял у него для
покупки очередной партии книг. А у меня... у меня
их не было. Ни единого доллара.
Вы помните, когда в прошлом году умерла моя
тетушка, она оставила мне участок земли на берегу
реки, вниз по течению, который я продал Джей-
кобу Эрлу за пятьсот долларов. Он еще сделал вид,
будто оказывает мне услугу, помогает открыть соб-
ственное дело.
А потом на моем участке обнаружились прилич-
ные запасы крупнозернистого песка стоимостью
никак не меньше пятнадцати тысяч долларов. Я
выяснил, что Эрл с самого начала знал об этом пес-
ке. И тем не менее он не забыл про одолженную
тысячу.
— Еще бы! — воскликнула мисс Уилсон. — Он
никогда своего не упустит. И что же вы сделали,
мистер Уиггинс?
Мистер Уиггинс запустил пятерню в свои и без
того растрепанные волосы.
— Сказал, что у меня таких денег нет. А он снял
перчатку — правую — и процедил, что вынужден
будет забрать мои книги и мебель, если не получит
деньги на следующий день. А потом он положил
руку на мою бронзовую китайскую статуэтку. Дога-
дайтесь, что произошло?
— Не знаю! — воскликнула мисс Уилсон. —
Даже представить себе не могу.
— Смотрите! — Голос Уиггинса дрогнул. Он
сдернул покрывало, под которым на прилавке,
прямо перед глазами мисс Уилсон, стояла приземи-
стая статуэтка китайского божка, с фут высотой.
Божок сидел, скрестив ноги, и держал перед собой
чашу.
На его лице отражалось изумление, а губы обра-
зовывали букву «О».
И пока мисс Уилсон смотрела на божка, малень-
81
кая золотая монетка выскочила из его рта и с мело-
дичным звоном упала в чашу.
Алиса Уилсон ахнула.
— О, Джон! — Впервые она обратилась к
мистеру Уиггинсу по имени. — Что это? День-
ги?
— Китайские деньги, — подтвердил мистер
Уиггинс. — И чаша уже заполнилась ими. Золотая
монетка выскакивает изо рта каждую минуту. Пер-
вая появилась, как только мистер Эрл положил
руку на голову божка. Смотрите!
Он выгреб содержимое чаши и вывалил его на
колени мисс Уилсон. Не веря своим глазам, она
взяла одну монетку.
Размером с американский десятицентовик. С
квадратным отверстием посередине. Вокруг какие-
то непонятные гравировки. Монетка чистенькая,
блестящая, словно только что вышедшая из-под
пресса.
— Это настоящее золото? — недоверчиво спро-
сила она.
— И очень высокой пробы, — заверил се Уиг-
гинс. — Даже если это и китайские деньги, стои-
мость металла каждой монеты составляет никак не
меньше пяти долларов. И посмотрите — чаша
опять наполнилась наполовину.
Широко раскрыв глаза, затаив дыхание, они
смотрели на улыбающегося китайского божка. И
действительно, каждую минуту, как по часам, из
его рта выскакивала золотая монетка.
— Такое впечатление, — прошептал мистер
Уиггинс, — что он... он их чеканит.
— Это же прекрасно! — тут же заверила его
Алиса Уилсон. — О, Джон, я так рада за вас.
Теперь вы сможете расплатиться с Эрлом.
— Его же монетой. — Уиггинс хохотнул. —
Потому что началось все с него. Наверное, он при-
82
зел-в действие какой-то потайной механизм, позво-
ляющий вытаскивать из божка спрятанное в нем
золото. Но самое забавное, что Эрл не смог взять в
руки ни одной монетки. Сначала притворился, что
первые две просто уронил, но и потом они выскаки-
вали из чаши и укатывались на пол, едва он подно-
сил к ним пальцы. Это его напугало. Он схватил
шляпу и перчатки и ретировался.
Тут Джон Уиггинс замолчал. Он смотрел сверху
вниз на Алису и впервые заметил происшедшие с
ней разительные перемены.
— Кстати... кстати... вы знаете, что ваши
вол ось! того же цвета, что и монеты?
— О, не может быть! — Мисс Уилсон зарде-
лась. Еще бы, первый комплимент от мужчины за
последние десять лет.
— Именно такого цвета, — настаивал мистер
Уиггинс. — И вы... вы очаровательны, Алиса.
Никогда раньше я не осознавал этого. Вы... вы
такая красивая!
Их взгляды встретились и, не отводя глаз, он
наклонился и взял Алису за руки. А потом вытащил
из кресла. Алиса Уилсон стояла перед ним, все еще
пунцовая от удовольствия.
— Алиса, — продолжил мистер Уиггинс. —
Алиса, я знаю вас Бог знает сколько лет, и все эти
годы я был слепцом. Наверное, слепили меня
заботы и хлопоты. О, если бы мне прозреть раньше
и заметить, как вы прекрасны. Я понимаю, что не
достиг особых успехов в жизни, но... Алиса, вы
согласны стать моей женой?
Алиса Уилсон чуть слышно ахнула и уткнулась
ему в плечо, чтобы он не увидел выступившие на
глазах слезы. Прошедшие годы не баловали ее
счастливыми минутами, но этот миг заставил
забыть все прежние горести.
Джон Уиггинс обнял ее, а за его спиной малень-
83
кий божок улыбался и все выплевывал изо рта
монету за монетой.
Джейкоб Эрл влетел в библиотеку своего дома и
запер за собой дверь. Руки его слегка дрожали.
Бросив шляпу и трость вместе с перчатками на
кресло, он схватил со стола сигару, раскурил ее,
невероятным усилием воли подавил снедающее его
смятение.
Но... поневоле занервничаешь, когда, положив
руку на холодный металл, вдруг чувствуешь, как он
оживает у тебя под рукой, ощущаешь пальцами
нечто, напоминающее электрический разряд, после
чего этот доселе никчемный кусок металла начи-
нает сыпать золотыми монетами.
Монетами — тут Джейкоб глянул на свои холе-
ные руки чуть ли не с испугом, — которые не дава-
лись ему в руки. Увертывались от него.
Сердито отложил он только что раскуренную
сигару. Галлюцинации? У него просто закружилась
голова, и все ему лишь привиделось. Или Уиггинс
сыграл с ним злую шутку. Ну, разумеется, это был
ловкий фокус!
Ну и наглец же этот Уиггинс, так разыграть его!
Ну да ничего, он ему отомстит. Он... он...
Джейкоб Эрл не смог сразу придумать, что он
сделает Уиггинсу, но даже от одной этой мысли
настроение у него улучшилось. Конкретный план
мщения он мог разработать и позднее.
А пока следовало заняться другим делом. Про-
вести инвентаризацию содержимого сейфа. Ничто
так не успокаивает, как вид принадлежащих тебе
акций, бонов,золота.
Он набрал требуемую комбинацию на диске
замка, распахнул тяжелую наружную дверцу, отк-
рыл внутреннюю, вытащил тяжелый стальной кон-
тейнер с массивным висячим замком.
84
Тяжелый, потому что в нем лежало милое его
сердцу золото. Слитки чистого золота, стоимостью
пятьсот долларов каждый. Всего на пятнадцать
тысяч.
Он приобрел их задолго до того, как правитель-
ство стало скупать все имеющееся у граждан золо-
то. И собирался хранить его, устраивает это прави-
тельство или нет. А если ему и придется продавать
слитки, то он скажет, что совершенно забыл об их
существовании и обнаружил случайно.
Джейкоб Эрл отомкнул замок, поднял крышку
контейнера. И его обычно румяное лицо посерело.
Сверху не хватало двух слитков!
Никто не мог залезть в его сейф. Никто, кроме
него самого. И невозможно представить, чтобы вор
взял только два...
И тут серый цвет лица Джейкоба Эрла сменился
мертвенной бледностью. Прямо у него на глазах
исчез третий слиток. Растворился в воздухе. Словно
невидимая рука схватила и унесла незнамо куда.
Если бы ему сказали, что такое возможно, он
бы не поверил!
Исчез четвертый слиток. Перепуганный, разъ-
яренный, Джейкоб Эрл опустил руки на оставшиеся
желтые бруски, придавил их ко дну контейнера.
Но пятый слиток ускользнул в никуда прямо из-
под рук. Только что он чувствовал подушечками
пальцев твердый металл, и вот мгновение спустя —
пустота!
С глухим криком Джейкоб Эрл уронил контей-
нер с золотыми слитками. Волоча ноги, пересек
комнату, снял телефонную трубку, набрал номер.
— Доктор? — просипел он. — Доктор Норк-
росс? Это Джейкоб Эрл, я... я...
Он опомнился. Такого просто не могло быть.
Это безумие. Если он кому-то скажет...
— Извините, доктор, что побеспокоил вас, —
85
пробубнил в трубку Джейкоб Эрл. — У меня все в
порядке.
Трубку он бросил на рычаг, а остаток дня про-
вел, наблюдая, как один за другим исчезают раз-
бросанные по полу сверкающие золотые брусочки.
В другой части города еще одна рука потянулась
к телефонной трубке и тут же отдернулась. Рука
Минервы Бенсон. Минерва Бенсон обнаружила
свое уродство, как только поднялась с постели
поздним утром. На ее затылке появилось второе
лицо, злобное, перекошенное, как у гарпии.
Дрожащими руками она касалась его снова и
снова в тщетной надежде, что оно исчезло. А затем
забилась в угол дивана, заперев дверь на замок и
опустив шторы.
Она не смогла позвонить. Никто, никто не дол-
жен увидеть ее такой. Никто. Даже доктор...
И старая дева Нетти Питер сидела дома одна. И
она боялась телефона.
Боялась странного второго голоса. Жуткого
второго голоса, который давал о себе знать, едва
она открывала рот, собираясь попросить доктора
Норкросса зайти к ней.
Сжимая пальцами шею, она чувствовала, что
внутри шевелится что-то живое.
5
Миссис Эдвард Нортон не шла, а плыла по тени-
стой улице, словно фрегат, возвращающийся в
гавань под всеми парусами.
Женщина она была дородная, пышнотелая —
как говорила она сама, хорошо сложенная, — а оде-
86
валась лучше всех в городе, если исходить из цены
нарядов. Дорогие одежды как нельзя лучше
соответствовали ее положению. Миссис Нортон
считалась, или считала себя сама, столпом свет-
ского общества Локасвилля и самой влиятельной
женщиной города.
И сегодня она намеревалась использовать свое
влияние. Она собиралась выгнать с работы учи-
тельницу средней школы Джейнис Эвери.
Дело в том, что прошлым вечером, проезжая на
автомобиле мимо дома мисс Эвери, миссис Нортон
увидела, как та курила в гостиной. Женщина, кото-
рой вменено в обязанность быть примером для уче-
ников...
Негодование переполняло миссис Нортон. По
пути она заглянула к Минерве Бенсон, члену совета
школы. Но Минерва сказалась больной и не отк-
рыла дверь.
Затем она зашла к Джейкобу Эрлу, также члену
совета. Но и он, как выяснилось, заболел.
Миссис Нортон не могла не подивиться такому
совпадению.
А теперь она держала курс на приемную док-
тора Норкросса. Председателя совета школы. Разу-
меется, будь ее воля, она никогда бы не доверила
столь важный пост такому человеку...
Миссис Нортон на секунду остановилась. Ее
охватило ощущение легкости, этакой раздутости.
Может, она тоже заболела? Или у нее голова
пошла кругом?
Да нет, вроде все нормально. Может, лишь лег-
кая одышка от быстрой ходьбы.
Она двинулась дальше. О чем это она думала? О
да, доктор Норкросс. Прекрасный врач, несомнен-
но, но жена... ну полное, полное отсутствие вкуса.
Миссис Нортон вновь остановилась. Легкий
ветерок дул вдоль улицы, и ее... ветерком этим ее
87
раскачивало из стороны в сторону. Более того, едва
не сбивало с ног.
Она ухватилась за подвернувшийся под руку
фонарный столб. Раскачивать ее перестало. Но...
Она посмотрела на пальцы. Они раздулись,
стали толстыми, как сардельки.
Кольца больно врезались в плоть. Неужели она
подхватила какую-то ужасную бо...
И такое ощущение, будто тело сжимает со всех
сторон. Словно она натянула на себя одежду на
пару размеров меньше.
Свободной рукой она начала ощупывать себя.
Поначалу с недоумением, потом — с ужасом. Оде-
жда облепила ее, как вторая кожа. Она сжалась.
Душила ее!
Но нет. Такое невозможно. Это она сама увели-
чивалась. Раздувалась! Заполняла одежду, как мед-
ленно надуваемый шар.
Корсет сжимал грудь, не давая дышать. Воздух
не мог проникнуть в легкие.
Да, да, она подцепила какую-то жуткую
болезнь. Вот к чему привела жизнь в этом пар-
шивом, грязном Локасвилле, среди отсталых не-
образованных людей, переносчиков Бог знает
каких...
В этот момент не выдержали застежки корсета
миссис Нортон. Она раздувалась и раздувалась.
Руки все хуже слушались ее. Начали расползаться
швы платья.
Игривый ветерок подталкивал ее, она уже кача-
лась взад-вперед, словно полуночный пьянчужка,
возвращающийся домой.
Пальцы миссис Нортон соскользнули со столба.
А она сама неспешно всплыла над тротуаром:
гонимый ветерком воздушный шарик.
Миссис Эдвард Нортон закричала. Пронзитель-
но. Но голос ее стал тоненьким и слабым, не слыш-
88
ным уже на расстоянии и двадцати ярдов. Немысли-
мо! Невероятно!
Но она летела.
Поднялась на двенадцать футоь. Потом на двад-
цать. На этой высоте задержалась, вращаясь, руки
ее трепыхались, как крылья перепуганного
цыпленка, рот открывался .и закрывался, как у
выброшенной на берег рыбы, но ни единого звука
не долетало до земли.
Если бы кто-нибудь увидел ее в эту минуту. Если
бы кто-нибудь увидел!
Но нет. Улица пустынна. Редкие дома располо-
жены далеко от проезжей части, отделены от тро-
туара деревьями, кустами, зеленой изгородью. Весь
народ собрался в центре, где Генри Джонс и его
добровольные помощники ловили табун необыч-
ных пони.
И миссис Нортон, подгоняемую ветерком, поне-
сло на север, к окраине Локасвилля.
Ветви деревьев царапали, рвали чулки. Ворона,
привлеченная удивительным зрелищем, несколько
раз облетела ее, изумленно каркнула и отстала.
Бездомная собака, вычесывающая блох на солн-
цепеке, увидела ее, пролетавшую над головой, и
какое-то время с громким лаем бежала следом.
Миссис Нортон покраснела от стыда и униже-
ния. Если бы кто-нибудь увидел ее!
Но если никто не увидит, то ей не смогут и
помочь. Она никак не могла решить, о чем молить-
ся. Чтобы кто-то встретился на пути или-таки нет.
Болеть у нее ничего не болело. Может, и далее
хуже не будет.
Но лететь по воздуху, в двадцати футах от зем-
ли, раздутой, словно шар!
Ветерок занес ее на территорию, предназначен-
ную для застройки, но пока пустующую. Тут и там
росли фруктовые деревья. Игрун-ветер переменил-
89
ся, и миссис Нортон понесло в другую сторону, на
старые яблони, не видные с улицы.
Верхние ветви рвали одежду, хватали за руки и
за ноги, трепали волосы. Ощущение абсолютной
беспомощности охватило ее. Она, самая влиятель-
ная, самая важная женщина Локасвилля, плывет по
воздуху среди фруктовых деревьев. Над ней сме-
ются вороны, ее облаивают собаки...
В ужасе миссис Нортон увидела, что поднялась
еще на три фута.
И заплакала.
Слезы потекли по лицу. Какая же она бедная,
несчастная. И не имеет значения, сколь высоко ее
положение в обществе. Она просто хотела на зем-
лю.
Она — плохая женщина, и за это наказана. Она
раздувалась от гордости, и вот что из этого вышло.
В будущем, если удастся благополучно приземлить-
ся, она в корне изменит свое поведение.
Под влиянием покаянных мыслей она начала
спускаться и, сама того не заметив, оказалась в
ветвях старой вишни, спугнув стайку дроздов.
Там и застряла. И просидела довольно долго,
прежде чем высмотрела Джейнис Эвери, возвра-
щавшуюся из школы домой короткой дорогой, и
позвала ее.
Джейнис Эвери спустила ее вниз. С помощью
Билла Морроу. Вихрем примчавшись в школу, она
первым делом натолкнулась на него.
Билл как раз садился в машину, чтобы поехать
на футбольный стадион провести очередную трени-
ровку школьной команды. Поначалу он не понял,
что она такое говорит.
И надо отметить, он действительно не слышал
слов. Только голос Джейнис, нежный, журчащий,
как весенний ручеек. И звучащие в нем серебряные
колокольчики.
90
Когда же он сообразил, что к чему, то развил
бурную деятельность.
— Святой Боже! — воскликнул он. — Миссис
Нортон застряла на дереве, собирая вишни! Я не
могу в это поверить.
Но он нашел лестницу и понес ее в заброшенный
сад. Глаза у него едва не вылезли из орбит, когда он
увидел сидевшую среди ветвей толстуху.
Пару минут спустя миссис Нортон стояла на зем-
ле. Другого объяснения, кроме того, что она дала
Джейнис Эвери, они от нее не услышали.
— Я собирала вишни и застряла!
Даже такая дикая выдумка казалась куда прав-
доподобнее того, что произошло на самом деле.
Билл Морроу подогнал машину к саду, и Джей-
нис усадила миссис Нортон в кабину, в рваной оде-
жде, поцарапанную, с красными от слез глазами.
Они отвезли ее домой.
Всхлипывая, миссис Нортон поблагодарила их и
скрылась в доме, чтобы разрыдаться на плече изум-
ленного мужа.
Билл Морроу облегченно вздохнул, вытер пот
со лба, посмотрел на Джейнис Эвери. Конечно, не
красавица... но что-то в ней есть, в ее лице. Такая
милая. Одним словом, душка. А голос... Да такой
голос можно слушать всю жизнь.
— О Господи! — Он сел за руль. — Если Бетти
Нортон с годами станет похожей на свою мамашу...
Уф! Джейнис, вы даже представить себе не можете,
каким же я был дураком. Я даже собирался... Да
ладно, не будем об этом. Куда вас подвезти?
Он улыбнулся Джейнис Эвери, та ответила
улыбкой, ее глаза сияли.
Билл тем временем завел мотор.
— Но у вас же тренировка, — слабо запротесто-
вала Джейнис.
— Тренировка отменяется, — решительно
91
заявил Билл Морроу и тронул машину с места. —
Мы поедем куда-нибудь и поговорим.
Джейнис Эвери, не возражая, откинулась на
спинку сиденья.
6
Солнце скатилось к горизонту, когда доктор
Норкросс закрыл кабинет и не торопясь зашагал
домой.
Странный выдался денек. Весьма странный.
Дикие лошади, бегающие по городу, преследуемые
обычно полусонным Генри Джонсом. Из окна каби-
нета он видел, как в книжном магазине, на другой
стороне улицы, обнимались Джон Уиггинс и Алиса
Уилсон.
Непонятный звонок от явно перевозбужденного
Джейкоба Эрла. Он с трудом поверил своим глазам,
когда по улице проехала новенькая машина, в кото-
рой сидели миссис Льюк Хауке и молодой человек,
учивший ее шоферскому мастерству. Уф!
Будет что рассказать жене вечером.
Его размышления прервались у забора, окру-
жавшего задний двор Генри Джонса. Там собра-
лась толпа зевак, и доктор Норкросс подошел по-
ближе.
Генри и Джек Гаррисон, осунувшиеся от устало-
сти, стояли у чуть приоткрытых створок ворот. По
двору бегали пони, вечерний воздух то и дело огла-
шался громким ржанием.
Марта пробилась к мужу сквозь толпу.
— Ну, Генри, тебе удалось-таки загнать во двор
всех лошадей. Но как ты намерен расплачиваться
за нанесенный ими урон? Уж теперь-то тебе при-
дется начать работать, хочешь ты этого или нет.
Даже если эти лошади не сгодятся ни на что другое,
какой-то прок от них уже есть.
92
Никогда раньше доктор Норкросс не видел у
Генри столь одухотворенного лица.
— Конечно, Марта, конечно. Я знаю, что за
причиненный урон придется заплатить. Но мы с
Джеком кое-что придумали. Хочешь знать, чем мы
с ним займемся?
Он повернулся, чтобы все слышали его слова.
— Мы с Джеком собираемся вывести новую
породу пони для поло*. На ферме Джека, к югу от
города. Мы скрестим эти воистину живые молнии с
настоящими пони для поло. И наши пони будут
бегать со скоростью курьерского поезда, выносли-
востью потягаются с мулом, а умом — с человеком.
Тот, кто видел, как эти красавцы носились сегодня
по городу, поймет, что будет, если добавить их
кровь обычным пони. Их у нас оторвут с руками.
Хотел бы я... Нет, нет, ничего я не хочу. Абсо-
лютно ничего. И никогда больше не буду высказы-
вать никаких желаний!
Норкросс усмехнулся. Может, Генри действи-
тельно перестанет только мечтать и займется кон-
кретным делом.
Отметив про себя, что солнце уже село, доктор
направился домой.
Наверху, в своей комнате Дэнни Норкросс с тру-
дом разлепил глаза. Спал он крепко, но беспокой-
но. Еще окончательно не проснувшись, пошарил
рукой и нащупал витой рог, с которым заснул
прошлым вечером.
Тут ему вспомнилось, как он пробрался на лест-
ницу, слушал разговоры взрослых. Странные
какие-то разговоры — о лошадях, деньгах, серебря-
ных колокольчиках. Потом вернулся в постель.
* Игра в мяч для всадников.
93
Немного поиграл с рогом. И еще... кажется... зага-
дал желание.
А пожелал он, как раз перед тем, как заснуть,
чтобы все то, о чем говорили папа, мама, сестра и
их гости, стало явью, хотя бы на один день. Вот уж
было бы смеху, если бы...
Каждая новая мечта Генри Джонса превраща-
лась в лошадь.
Деньги прилипали к пальцам Льюка Хаукса.
Все, к чему ни прикоснется Джейкоб Эрл, обра-
щалось в звонкую монету, но в руки ему не дава-
лось.
У Нетти Питерс язык крепился посередине и
болтался с обоих концов.
У миссис Бенсон появилось второе лицо.
Миссис Нортон раздулась и взлетела, как воз-
душный шарик.
А мисс Уилсон стала хорошенькой.
А в голосе мисс Эвери слышались серебряные
колокольчики.
Таким вот было его желание.
Но теперь, глядя на багровый закат, он не мог
точно вспомнить, чего желал, а чего — нет.
Все в том же положении, свернувшись калачи-
ком на диване, в темной комнате с зашторенными
окнами и запертой дверью, Минерва Бенсон, навер-
ное, в сотый раз коснулась затылка. И испытала
невыразимое облегчение. Ужасное, отвратитель-
ное второе лицо исчезло. Но до конца дней своих
она помнила о нем, и лицо это частенько являлось
ей во сне.
Нетти Питерс смотрела на себя в зеркало кру-
глыми от ужаса глазами. Медленно поднесла руки к
94
шее. Что-то живое, шевелящееся в горле пропало
без следа. Она снова могла говорить. Второй голос
более не перебивал ее.
Но и потом, начав фразу, она часто останавли-
валась на полуслове, опасаясь услышать этот рез-
кий, пронзительный голос.
— Я решила, Льюк, — твердо заявила миссис
Льюк Хауке, — что мы покрасим дом и поставим
новую плиту. А потом я собираюсь отдохнуть вме-
сте с детьми.
И не надо ничего говорить. Помни, деньги поло-
жены на мой счет, и я могу потратить их все, если
захочу. Я могу взять их из банка и уехать в Кали-
форнию или куда-то еще.
И что бы ты ни сказал или ни сделал, я не наме-
рена возвращать их тебе!
Жалобный стон вырвался из груди Джейкоба
Эрла. Последний золотой брусок исчез с пола биб-
лиотеки.
Джон Уиггинс обернулся. Мелодичное позвяки-
вание, продолжавшееся весь день, прекратилось.
Китайский божок продолжал улыбаться, но моне-
тки больше не сыпались из его рта.
— Он иссяк, — объявил Уиггинс раскрасне-
вшейся, сияющей Алисе Уилсон. — И слава Богу.
Посмотри, сколько мы получили от него денег.
Никак не меньше пятнадцати тысяч долларов.
Алиса, мы отправимся в кругосветное путеше-
ствие. И отвезем его в Китай, откуда он и попал к
нам. Он заслужил награду.
95
Когда багровый отсвет заката окрасил воду
маленького озерца, на берегу которого стояла
машина, Билл Морроу повернулся. Его рука уже
обнимала плечи Джейнис Эвери.
Поэтому ему не составило труда привлечь ее к
себе и крепко поцеловать в губы.
Дверь в комнату Дэнни открылась. Он услышал,
как вошли папа и мама, но еще с минуту притво-
рялся спящим.
— Он спит целый день, — говорила мама. — Я
с трудом растолкала его, чтобы накормить завтра-
ком. Должно быть, вчера очень поздно заснул. Но
температуры нет, поэтому я тебе и не звонила.
— Сейчас поглядим, как он себя чувствует, —
ответил папа, и Дэнни открыл глаза.
— Как ты, сынок? — Папа склонился над
постелью.
— Все отлично, —Дэнни сел. —Посмотри, что
я вчера нашел в моем шкафу. Что это, папа?
Доктор Норкросс взял из рук Дэнни витой рог,
внимательно разглядел его.
— Будь я проклят! — воскликнул он. — Дэнни
нашел старый китайский талисман, который
дедушка Йонас привез из последнего плавания на
«Янки стар». Он дал его мне тридцать лет назад.
Сказал, что талисман принадлежал китайскому
волшебнику. Его сила состоит в том, что, если
сжать его покрепче, он обратит в явь любое твое
желание при условии — так гласит надпись на осно-
вании, — что разум твой чист, душа невинна, а
побуждение — бескорыстно. Сколько раз я загады-
вал желания, но ничего из этого не выходило.
Наверное, потому, что человек я очень практичный
и хотел получить велосипед или что-то в этом роде.
Возьми его, Дэнни, оставь у себя. И береги.
96
Талисман этот очень древний. Даже человек, отдав-
ший его дедушке Йонасу, не знал, сколько ему лет.
Дэнни взял талисман.
— Папа, я загадывал желание.
— Правда? — улыбнулся доктор Норкросс. —
И оно стало явью?
— Не знаю, — признался Дэнни. — Я не помню,
что я загадал.
Доктор Норкросс хохотнул.
— Тогда, наверное, оно так и осталось желани-
ем. Ну да ничего, загадаешь что-нибудь еще. А если
и оно не исполнится, тужить не стоит. Ты всегда
можешь показать талисман и рассказать какую-
нибудь связанную с ним забавную историю. Люди
это любят.
Дэнни оставил талисман у себя и не раз загады-
вал желания. Но никогда они не исполнялись, и в
конце концов со вздохом он убрал витой рог в чехол
из мягкой кожи и сунул в ящик старого шкафа.
И всегда сожалел, что никак не мог вспомнить
свое самое первое желание, загаданное им почти в
полусне.
Так он его и не вспомнил. Даже когда все вокруг
говорили о том, как расцвела после свадьбы Алиса
Уилсон и какой серебристый голосок у миссис Боб
Морроу.
Перевод с английского Вик. ВЕБЕРА
Роберт Артур
Трейлер
с привидениями
Bi
Разумеется, случилось неизбежное. Иного про-
сто не могло и быть-. Но почему все это. служилось
со мной? Чем заслужил я эту напасть? Я намере-
вался жениться. Вложил в трейлер* едва Ли не все
наличные. Мы с Моникой собирались провести
медовый месяц, путешествуя по Соединенным Шта-
там. Поближе познакомиться с нашей страной. Я
даже решил записывать наши впечатления и уж
нисколько не сомневался, что мы будем счастливы,
как два голубка.
Ха!
Ха-ха!
Если вы уловили горечь в моем смехе, я рас-
скажу вам, почему смеюсь не от веселья.
Потому что именно мне, Мелу — полное имя
Мелвин — Мэйсону довелось, наверное, единствен-
ному в мире, купить трейлер с привидениями!
Замок с привидениями — это одно. Даже в
обычном доме можно мирно с ними уживаться. В
замке или в доме, если привидение вышло на про-
гулку, вы без труда можете закрыться в спальне и
прикорнуть часок-другой. Разумеется, привидения
создают определенные неудобства. Но едва ли их
можно считать непреодолимыми.
А вот в трейлере! Как вы.будете делить трей-
лер — пусть даже это модель высшего класса, с
четырьмя койками, кухонькой, душем, туалетом,
радио, креслом-качалкой — с призраком? Где вы
будете от него прятаться?
Ха!
* Дом на колесах.
99
Ха-ха!
За прошлую неделю я вдоволь наслушался демо-
нического смеха, так что теперь смеюсь точно так
же.
Итак, я приобрел трейлер. Прицепил его к авто-
мобилю и поехал к Монике в Голливуд, где она
жила с тетушкой из Айовы. И в двенадцати милях к
западу от Олбани в мой новенький, с иголочки,
трейлер подсел решивший попутешествовать на
попутках призрак.
Но, может, мне следует начать с самого начала.
Произошло следующее. Трейлер я купил в Новой
Англии — «кастом клиппер», сверкающий хромом,
изнутри отделанный под дерево, за две тысячи
девятьсот девяносто восемь долларов. Сияя от сча-
стья, сел за руль автомобиля и взял курс на запад.
Этого дня я ждал два года, так что не столь уж
трудно представить себе мою радость.
Сильно я не разгонялся, привыкал к трейлеру,
поэтому пересек Гудзон, когда уже смеркалось.
Олбани проехал в грозу и через полчаса свернул с
шоссе на проселок меж двух скал, чтобы провести
там ночь.
Гром грохотал чуть ли не над головой. То и дело
били молнии, но я нашел маленькую полянку, рас-
положился на ней, разогрел банку фасоли, выпил
кофе, снял ботинки, уселся в кресло-качалку, заку-
рил и расслабился.
— Ах, какой, однако, комфорт! — произнес я
вслух. — Будь Моника со мной, ей бы понравилось.
Но Моника спала в Голливуде, поэтому я потя-
нулся к книжке.
И через несколько страниц задремал. Возмож-
но, я проспал пару часов. А может, и больше. Но
проснулся, как от толчка, под затихающие раскаты
грома. Волосы мои встали дыбом от статического
электричества, накопившегося в воздухе.
100
Тут дверь распахнулась, меня окатило дожде-
выми брызгами, и ветер — во всяком случае я поду-
мал, что это ветер, — хряпнул дверью по наружной
обшивке трейлера. А затем я услышал звук, оха-
рактеризовать который не смог иначе как вздох
привидения.
— Ну, это хоть что-то, — произнес голос.
Я уже было вскочил с кресла, чтоб захлопнуть
дверь, да так и застыл с разинутым ртом и непрочи-
танной книжкой в руке.
Ветром в трейлер занесло клок тумана, и этот
клок вместо того, чтобы, испарившись, исчезнуть,
начал обретать какую-то форму. Он густел прямо
на глазах, пока...
Ну, вы все поняли сами. То был фантом. Приз-
рак. Бездомное привидение.
Пришелец застыл на месте, холодно разгляды-
вая меня.
— Садись, приятель, — предложил он, — Чему
ты так удивляешься? Меня это нервирует. За пят-
надцать последних лет это моя первая ночь под
крышей, и я хочу в полной мере насладиться ею.
— Кто, — промямлил я, — кто...
— Я не глухой, — одернул меня призрак, — так
что нечего твердить одно и то же. На кого я похож?
— На привидение, — ответил я.
— Тут ты попал в самую точку, приятель. Я и
есть привидение. А на какое привидение?
Я присмотрелся повнимательнее. Низкорослый,
ширококостный, одетый в какое-то старье, в шляпе
с обвисшими полями... да еще со щетиной на щеках.
— Вы похожи на бродячее привидение, — с отв-
ращением ответил я, и мой незваный гость согласно
кивнул.
— И тут ты угадал, приятель. Зови меня Спайк
Хиггинс. А можешь просто Спайк. Так меня звали
до того, как это произошло.
101
— Что «это»? — не удержался я от вопроса.
Призрак направился к койке, улегся, положив
ногу на ногу, болтая в воздухе разбитым ботинком.
— Пятнадцать лет назад мне хватило ума
заснуть в кузове грузовика, откуда я и свалился на
шоссе. Аккурат там, где ты свернул с него. С тех
пор тут и ошиваюсь. Я не был скаутом, вот меня и
наказали, обрекли жить в одном месте. Меня, кото-
рый раньше не проводил под одной крышей и двух
ночей подряд!
Последнюю пару лет я начал тяготиться такой
жизнью. Мне даже не позволяли вселиться в дом.
Шляйся, мол, по лесу, а тут ветер, да дождь, да
каждая собака норовит обгавкать. Приятель, ты
даже не представляешь, как я рад, что ты решил
остановиться здесь на ночлег!
— Послушайте, — твредо заявил я, — вы
должны отсюда уйти.
Призрак зевнул.
— Приятель, это ты нарушил право собственно-
сти, заехав на чужую территорию, а не я. Тут мои
охотничьи угодья. Я тебя просил останавливаться в
этом месте?
— Вы хотите сказать, — процедил я сквозь
зубы, — что не уйдете? И собираетесь остаться у
меня на ночь?
— Совершенно верно, приятель, — Призрак
хохотнул. — Разбуди меня в шесть утра. — Он
закрыл глаза и начал нагло похрапывать.
Тут я рассердился. Швырнул в него книгой, но
она отскочила, не причинив призраку ни малейшего
вреда. Спайк Хиггинс приоткрыл один глаз и
подмигнул.
— Пролетел сквозь меня. Или я — сквозь нее.
Ха-ха. Шутка.
— Вон! — завопил я. — Убирайтесь вон!
Я шарахнул его подушкой с другой койки, но
102
он лишь открыл второй глаз и показал мне язык.
Похоже, справиться с ним будет нелегко,
поэтому не оставалось ничего другого, как взять
себя в руки.
— Послушайте, — осведомился я, — вы говори-
ли, что обречены на жизнь в этом месте и пере-
браться в другое не можете?
— Уезжать мне запрещено, — ответил Спайк. —
А что?
— Ничего. Сейчас узнаете.
Я схватил плащ, шляпу и вывалился под дождь и
ветер. Если призрак не может покинуть эти края,
то на меня-то эти ограничения не распространяют-
ся. Поэтому я забрался в машину, завел мотор и
тронулся с места. Дорогу развезло, колеса то и дело
пробуксовывали, но мне удалось выехать на
асфальт. А там уж промчался без остановки двад-
цать миль. Потом свернул на проселок и довольно
улыбнулся, представив себе физиономию Хиггинса,
когда тот понял, что я покидаю его охотничьи
угодья.
В прекрасном настроении я вылез из машины,
направился к трейлеру, открыл дверь и...
Ха!
Ха-ха!
Ха-ха-ха!
Что еще мне оставалось делать, как не смеяться.
Хиггинс преспокойно храпел на койке.
Я негромко выругался. Спайк Хиггинс сонно
приоткрыл глаза.
— Привет. Ходил поразвлечься?
— Послушайте, — размеренно заговорил я,
борясь с охватившим меня отчаянием. — Я думал,
вам суждено оставаться на том месте, где я вас
нашел, до окончания века.
Призрак вновь зевнул.
— Твоя ошибка, приятель. Я не говорил, что у
103
меня там вечное заточение. Сказал-то я тебе дру-
гое — мне запретили уезжать оттуда. Я и не уезжал.
Ты меня увез. Вся ответственность падает на тебя,
а я теперь на вольных хлебах.
— Вы... что?
— На вольных хлебах. Куда хочу, туда и иду.
Где мне нравится, там и селюсь. Ты освободил
меня. Спасибо, приятель. Я этого не забуду.
— Тогда... тогда... — Я запнулся, а Хиггинс
согласно кивнул.
— Совершенно верно. Мне тут нравится. Я
намерен остаться с тобой. Попутешествуем вместе.
— Но это невозможно! — ужаснулся я. — При-
видения не путешествуют. Они живут в домах, на
кладбищах, наконец в лесах. Вы...
— Да что ты знаешь насчет привидений? — пре-
небрежительно бросил Хиггинс. — Привидения
бывают разные, приятель. Есть и такие, что любят
пошляться по свету, ну просто не могут жить в
одном месте. Ты даже не представляешь себе, как
мне было тяжело на той поляне.
А если б мне дали и дом? Понятно, что крыша
над головой и все такое, но опять же — тюрьма.
Дома-то не разъезжают, стоят как вкопанные. На
одном и том же месте, пока не разрушатся.
Но теперь все изменилось. Ты внес свежую
струю в жизнь привидений. Теперь можно обитать в
доме и переезжать вместе с ним. Честно выполнять
свою работу и одновременно увидеть страну, в
которой живешь. Эти трейлеры — ключ к пробле-
ме, волновавшей лучшие наши умы на протяжении
многих столетий. Вот уж новинка из новинок. Трей-
леры с привидениями. Знаешь, на нашем очередном
конгрессе мы, пожалуй, проголосуем за сооруже-
ние тебе памятника. Разумеется, памятника-призра-
ка.
Речь свою Спайк Хиггинс произносил, припо-
104
днявшись на локте. А потом снова завалился на спи-
ну-
— На сегодня достаточно, приятель, — пробор-
мотал он. — Разговоры забирают всю мою эне-
ргию. Я должен исчезнуть. Увидимся утром.
— Исчезнуть куда? — спросил я. Спайк Хиггинс
уже наполовину растворился в воздухе.
— В другое место, — донеслось до меня, и от
Спайка Хиггинса не осталось и следа.
Я выждал еще минуту. А затем облегченно
вздохнул. Глянул на плащ, мокрые ноги, книгу на
полу и понял, что все это мне пригрезилось. Я
ходил во сне. Точно так же вел машину. Меня
мучили кошмары.
Плащ я повесил на вешалку, разделся, улегся на
койку.
Проснулся поздно, на мгновение меня охватила
паника, но тут же я понял, что бояться нечего: на
другой койке никого не было. Посвистывая, я
встал, принял душ, оделся, позавтракал и поехал
дальше.
День выдался —лучше некуда. Синее небо, лег-
кий ветерок, яркое солнце, поющие птийки. Думая
о Монике, я едва не запел вместе с ними. Еще неде-
ля, и я подъеду к домику ее тетушки в Голливуде,
нажму на клаксон...
В этот момент сзади меня словно обдало волной
холодного воздуха.
Я обернулся и едва не врезался в тракторную
тележку, доверху набитую сеном. На заднем
сиденье материализовалась знакомая туманная
фигура.
— Надоело ехать одному, — объяснил Хиг-
гинс. — С тобой веселее. — И он переместился на
переднее сиденье.
— Вы... вы... — Меня затрясло от ярости, и
я едва не свалился в кювет. Но Спайк Хиггинс вытя-
105
нул руку, схватился за руль и выровнял машину.
— Спокойнее, приятель. Призраков в этом
мире хватает и без тебя. Рано тебе еще присоеди-
няться к нашей команде.
Я ничего не ответил, но мысли, должно быть,
легко читались на моем лице. Я-то думал, он прис-
нился мне в кошмарном сне. А он здесь, наяву,
рядом со мной, и я понятия не имею, как избавиться
от него.
Спайк Хиггинс усмехнулся.
— Ну что ты так задергался, приятель? Все же
естественно. Есть замки с привидениями, есть двор-
цы, есть дома. Теперь вот появятся и трейлеры.
— Почему нет паромов с привидениями? —
взревел я. — Пульманов, товарных вагонов?
— Как это нет? — На лице Хиггинса отразилось
изумление. — Каждую штормовую ночь в полночь
Паукипси пересекает паром с привидениями. И есть
частный поезд с привидениями в Атчисоне. В нем
живет мой друг. При жизни он частенько ездил на
поездах, человек был честный, справедливый, вот
его и наградили постоянным билетом на этот поезд.
И есть на Нью-Йорк Сентрал товарный вагон,
который никогда не приходит в пункт назначения.
До сих пор по крайней мере. Куда бы его ни направ-
ляли, в результате он оказывался совсем в другом
месте. В нем ездит целая компания. Или взять
товарный вагон на Саутерн Пасифик. Он ездит сам,
без паровоза. Представляешь себе, сколько стре-
лочников сошли с ума, когда видели его бегущим
впереди поезда? Должен тебе сказать...
— Не надо, — оборвал я. — Я запрещаю.
Ничего не хочу слушать.
— Как угодно, приятель, — согласился Хиг-
гинс. — Но тебе придется привыкать. Потому что
видеться-то мы будем часто. Где будет твоя тень,
там появлюсь и я. — Он хохотнул и замолк. Я жал
106
на педаль газа, кипя от негодования. Я должен от
него избавиться. Обязан. И до приезда в Калифор-
нию. Но как, как это сделать?
Внезапно Спайк Хиггинс наклонился вперед.
— Остановись, — приказал он. — Остановись,
говорю тебе!
Мы мчались по прямому шоссе, обсаженному
кипарисами, за которыми виднелась болотистая
земля. Причин для остановки я не находил. Но Хиг-
гинс протянул руку и повернул ключ зажигания. А
затем дернул вверх ручку ручного тормоза. Задние
колеса заклинило, машину занесло, и мы чуть не
оказались в кювете.
— Это еще что такое? — взревел я. — Мы едва
не слетели с дороги. Веди себя как полагается,
призрак паршивый. Еще раз протянешь руку...
— Спокойнее, приятель, — проворчал Хиг-
гинс. — Просто увидел давнего дружка. Ловкача
Самюэлса. Последний раз мы виделись шестнад-
цать лет назад, аккурат перед тем, как он вставил
детонатор в динамитную шашку, чтобы взорвать
банк в Мобиле. Да, похоже, соединил не те провод-
ки. Надо его подвезти.
— Как бы не так! — завопил я. — Это моя
машина, и я не собираюсь подвозить...
— Машина, может, и твоя, — пренебрежи-
тельно фыркнул Хиггинс, — но я — проживающий
здесь призрак и имею полное право приглашать к
себе других призраков, ясно? Раздел II, подраз-
дел С. Взгляни, если не веришь. Эй, Ловкач, зале-
зай.
Струйка тумана возникла у открытого окна,
влетела в кабину, и на переднем сиденье появился
второй призрак.
Высокий, тощий, так же неряшливо одетый.
— Спайк, сукин ты сын, — загробным голосом
пробасил он. — Где ты был? Что тут делаешь? А
107
это что за тип? — Он мотнул головой в мою сторо-
ну.
— Не обращай на него внимания, — отмахнулся
Спайк. —Я обитаю в его трейлере. Слушай, где все
ребята?
— Кто где. Нельсон-Динамит шатается по окру-
ге. Пит-Южанин и Бенни-Буйвол — в джунглях
неподалеку от Толедо. Как раз собирался навестить
их, да недавний ураган загнал меня обратно в Уил-
линг.
— М-м-м, — задумался Хиггинс. — Может, мы
будем проезжать мимо них. Пойдем-ка в мой трей-
лер, поболтаем. А ты, приятель, можешь останав-
ливаться на привал, когда захочешь.
Оба привидения перебрались на заднее сиденье,
а потом исчезли. Внутри я весь кипел, тем более
что никак не мог найти способ избавиться от непро-
шеных гостей.
Ехал я еще с час, проскочил Толедо, а затем
зарулил на платную стоянку. Отдал служителю
доллар, подобрал удобное место и заглушил мотор.
Войдя в трейлер, я не обнаружил ни Спайка Хиг-
гинса, ни Ловкача Самюэлса, грабителя банков. Не
показались они и к обеду. В полном одиночестве я
помылся, поел, лег в постель.
Заснул с надеждой, что Хиггинс покинул меня.
Снилась мне Моника.
Проснулся я от тяжелого застоявшегося табач-
ного запаха... Открыл глаза. К счастью, я уже был
готов к самому худшему. Предчувствие меня не
обмануло, но то, что я увидел... Спайк Хиггинс вер-
нулся. Ха! Ха! Ха! Если бы просто вернулся. Он
спал на противоположной койке, храпел с откры-
тым ртом. Не слишком громко, все-таки призрак,
но достаточно внятно. Его приятель-грабитель
устроился на верхней койке над ним. В кресле-
качалке развалился новый пришелец, низкорослый
108
толстяк с круглым, обрюзгшим лицом. Такой же
призрак-бродяга.
Четвертый гость вытянулся на полу, тощий,
костлявый. Еще один улегся на койке надо мной,
вниз свешивалась его рука. Бродяги, все бродяги.
Банда призраков, оккупировавшая мой трейлер.
Пепельницы переполняли окурки, на доселе
гладкой полированной поверхности письменного
стола темнели пятна: вероятно, зажженные сига-
реты просто клали на стол, не думая о последстви-
ях. Эти подонки так накурили, что голова у меня
буквально разламывалась от боли.
Я понял, что произошло. За ночь Спайк Хиггинс
и его дружок собрали остальных членов банды. И
привели их сюда. В мой трейлер. Я так разозлился,
что перед глазами пошли красные круги. Но доста-
точно быстро взял себя в руки. Выбросить я их не
мог. Причинить вреда — тоже. Не мог даже прикос-
нуться к ним.
Оставалось лишь одно — признать свое пораже-
ние. Уйти подобру-поздорову. Горькая пилюля, но
иного выхода я не находил. Приехать к Монике и
насладиться медовым месяцем, который мы плани-
ровали, я мог, лишь отказавшись от дальнейшей
борьбы.
Быстренько одевшись, я выскользнул из трейле-
ра, запер за собой дверь. Не без труда нашел вла-
дельца стоянки, хорошо одетого мужчину с суро-
вым взглядом. Чувствовалось, что деньги у него
водились.
— Хорошо провели время, не так ли? — Он
подмигнул мне. — Свет у вас горел далеко за пол-
ночь, и вы что-то распевали. Не очень громко,
поэтому я не заглянул к вам. Но вижу, повесели-
лись от души.
Я криво усмехнулся.
— Если б повеселился. Не мог заснуть. Встал и
109
включил радио. Представляете, не могу сомкнуть
глаз в этом трейлере. Наверное, такая жизнь не для
меня. Купил-то я его три дня назад, новехонький, за
две тысячи девятьсот девяносто восемь долларов. У
меня есть квитанция. Не хотите приобрести его за
полторы тысячи? Потом вы легко продадите его,
выгадав пару-тройку сотен.
Он пожевал нижнюю губу, сразу оценив выгод-
ность сделки. В итоге мы сошлись на тысяче трех-
стах пятидесяти долларах. Я отдал ему квитанцию,
получил деньги, отцепил машину от трейлера, сел
за руль и позорно удрал.
На первом повороте я оглянулся. Ни Спайка
Хиггинса, ни его призрачной банды.
Я даже позволил себе улыбнуться, представив,
как он разъярится, когда поймет, что его бросили.
И даже не сожалел о потере полутора тысяч долла-
ров.
С каждой секундой настроение у меня улучша-
лось, и я все сильнее жал на педаль газа, накручивая
мили, отделявшие меня от трейлера. Наконец мне
удалось избавиться от Спайка Хиггинса и его друж-
ков.
Ха!
Ха-ха!
Ха-ха-ха!
Каким же я оказался наивным!
Днем я уже катил по Иллинойсу. Монотонность
равнины клонила ко сну, я включил радио и сразу
же попал на экстренное сообщение полиции:
«Внимание, внимание! Дорожной полиции
Индианы и Иллинойса. Ведется розыск четырех-
местного хромированного трейлера, украденного
около полудня со стоянки близ Толедо. Предпола-
гается, что воры едут в западном направлении».
Я шумно сглотнул. Это невозможно! Но... речь-
то, похоже, идет о моем трейлере. С недобрым
110
предчувствием глянул я в зеркало заднего обзора.
Дорога пуста. Я облегченно вздохнул. Но слишком
рано. В тот самый момент из-за поворота в полу-
миле от меня показалось нечто знакомое и помча-
лось ко мне, пожирая разделявший нас отрезок
шоссе.
Трейлер!
Ха!
Ха-ха!
Это он приближался — светло-коричневый,
сверкающий хромом, — его мотало от одной обо-
чины к другой, и мчался он сам... на скорости
шестьдесят—семьдесят миль... без тянущей его за
собой машины.
По коже поползли мурашки, волосы встали
дыбом, я изо всей силы вдавил в пол педаль газа.
Мой автомобиль резко набрал скорость. Скоро
стрелка спидометра перевалила за цифру семьде-
сят, но расстояние между мною и трейлером таяло
на глазах. Я добавил газа, скорость возросла до
восьмидесяти, и тут я проскочил мимо патрульного,
стоявшего у мотоцикла на обочине. Я успел заме-
тить его вылезшие из орбит глаза: поневоле уди-
вишься, увидев трейлер, преследующий автомо-
биль. Но патрульный мгновенно пришел в себя,
вскочил на мотоцикл, завел мотор и бросился в
погоню.
А тем временем, несмотря на все мои усилия,
трейлер подошел уже вплотную, я услышал, как
шелкнул замок соединительной муфты, и тут же
скорость резко упала. Еще бы: повесили на хвост
такую громадину. Доносился рев полицейской сире-
ны, но мне все уже было до лампочки, потому что
на переднем сиденье материализовался Спайк Хиг-
гинс.
— Ух! — ухмыльнулся он. — Эта гонка вытя-
нула всю мою энергию. Думал, что сможешь удрать
111
от Спайка Хиггинса и его дружков, да? Как бы не
так, приятель. Этот полицейский, похоже, не
любит нарушителей закона. Так что тебя ждет
веселенький разговорчик.
— Возможно. Но вы-то что от этого выгадаете,
призраки паршивые? — вырвалось у меня. — Трей-
лер загонят в какой-нибудь гараж и оставят на дол-
гие месяцы, пока меня будут судить за угон. Так у
нас появится и гараж с привидениями.
Хиггинс сунул два пальца в рот и лихо засвистел.
В то же мгновение на заднем сиденье появились
чуть расплывчатые фигуры Ловкача Самюэлса и
трех еще незнакомых мне бандитов.
Хиггинс коротко обрисовал ситуацию.
— Теперь, парни, вы знаете, что нужно делать.
Мы с Ловкачом берем на себя автомобиль. Вы —
трейлер!
А патрульный тем временем уже катил парал-
лельно автомобилю, стремясь согнать меня на обо-
чину.
Как сигаретный дымок все пятеро выплыли
через открытые окна. Я увидел, как Ловкач Самю-
элс схватился за передний бампер слева, Хиггинс —
справа. Их фигуры вытянулись параллельно
асфальту, сплющились, превратились чуть ли не в
плоскость, сведя практически к нулю лобовое
сопротивление. И сразу же мы набрали скорость, о
которой я не мог и мечтать.
Мотоцикл мгновенно отстал, но патрульный
продемонстрировал феноменальную реакцию.
Выхватил пистолет и выстрелил. К счастью, пуля
прошла мимо. Второго выстрела не последовало:
слишком уж возрос отрыв.
Стрелка спидометра проскочила отметку девя-
носто миль, добралась до сотни и там замерла. Я
молил Бога, чтобы шоссе оставалось прямым, но
мои молитвы не услышали. Впереди показался знак
112
крутого поворота, за которым начинался мост
через глубокую реку. Я окаменел. Не мог даже кри-
чать.
В поворот мы вошли слишком быстро. Я уже
видел, как мы летим с обрыва в реку. Автомати-
чески нажал на тормоз, но в тот самый момент,
когда моя нога двинулась вниз, Хиггинс крикнул:
«Алле-оп!»
И автомобиль с трейлером поднялись в воздух.
И на высоте ста пятидесяти футов пролетели над
рекой и городком на противоположном берегу.
Хотел бы я посмотреть на физиономию патруль-
ного в тот момент, когда мы отрывались от земли.
Впрочем, и моя собственная физиономия наверняка
являла собой занимательное зрелище.
Когда городок остался позади, мы медленно
спланировали на просеку в небольшом леске. При-
землились, как пассажирский самолет, чуть прое-
хали вперед и остановились.
Спайк Хиггинс и Ловкач Самюэлс отпустили
бампер и раздулись до прежних размеров. Спайк
Хиггинс стряхнул призрачную пыль с призрачных
ладоней.
— Как тебе, приятель? — спросил он. — Ловко,
не правда ли?
— Как... — промямлил я. — Как...
— Пустяки, — усмехнулся Хиггинс. — Этому
мы все обучены. Всего лишь левитация. Ну а
теперь пора тебе познакомиться с парнями. Вы еще
не представлены друг другу. Это Бенни-Буйвол, это
Айк-из-Толедо, а это Пит-Южанин.
Появившиеся из-за трейлера призраки — тол-
стяк, долговязый и меланхоличный коротышка по
очереди кивнули. Затем Хиггинс нетерпеливо мах-
нул рукой.
— Поехали, приятель. Эта просека выведет нас
на шоссе. Скоро стемнеет, а нам неохота оставаться
113
на ночь в этом лесу. Тут территория Дэна Брейсера.
— А кто такой Дэн Брейсер? — спросил я, пово-
рачивая ключ зажигания. Мне тоже не хотелось
встречаться с еще одним привидением.
— Железнодорожный полицейский, — с усмеш-
кой ответил Спайк Хиггинс. — По этой просеке не
так давно ходили поезда. Зверюга, а не человек.
Мог сбросить бродягу с поезда на ходу.
— Такой злой, что ему приходилось пить
только черный кофе, — поддакнул Самюэлс. —
Молоко сворачивалось под его взглядом, когда он
наливал его в кружку.
— Не то чтобы мы боялись его, — добавил тол-
стяк Бенни-Буйвол, — но...
— Мы его просто не жаловали, — прокрякал
Айк-из-Толедо, и его грустная физиономия скриви-
лась еще больше. — Разумеется, сейчас он не рабо-
тает. Пару лет назад вышел на пенсию, а совсем
недавно мне сказали, что он заболел.
— Лежит при смерти, — пробормотал Пит-
Южанин.
— Лежит при смерти, — выдохнули остальные с
оттенком страха в голосах.
Затянувшуюся паузу прервал Спайк Хиггинс.
— Хватит о Дэне Брейсере, — рявкнул он. —
Вывези нас отсюда. О патрульном можешь не бес-
покоиться. Неужели ты думаешь, что коп доложит
начальству об автомобиле и трейлере, взмывших в
воздух как самолет? Никогда в жизни. Он никому
не расскажет о том, что видел.
Вероятно, он сказал правду, потому что, когда я
выехал на шоссе, нас никто не преследовал. Вновь я
взял курс на запад, а Хиггинс с дружками удалились
в трейлер, чтобы отдохнуть от дневных забот...
Я же гнал машину к побережью Тихого океана,
к Монике. Отчаяние одолевало меня. Мало того,
что я уже опаздывал — а все из-за Спайка Хиггинса,
114
настоявшего, чтобы мы сделали крюк и взглянули
на Большой Каньон, — беда заключалась в том,
что я понятия не имел, как избавиться от этих
навязчивых привидений. Не мог даже бросить трей-
лер. Спайк Хиггинс мне это наглядно доказал. Из
двух зол выбирают меньшее. Лучше тащить за
собой трейлер с привидениями, чем удирать от
этого же трейлера, несущегося как на крыльях. С
очевидным не поспоришь.
Но, если я не смогу избавиться от них, это озна-
чает распрощаться с Моникой, свадьбой, медовым
месяцем. И меня бесило, что какие-то бестелесные
существа могли разбить, мое счастье.
А тем временем мы преодолели горы и въехали
в Калифорнию. Я уже был близок к тому, чтобы
наложить на себя руки. Спайк Хиггинс и его бра-
тия, должно быть, чувствовали мое состояние и
вели себя как паиньки.
И вот настал миг, когда я, усталый и небритый,
въехал в Голливуд, нашел стоянку для трейлеров,
поставил машину. С тяжелым сердцем принял душ,
помылся, переоделся. Я не знал, что скажу Монике,
но, запоздав на несколько дней, не мог не позвонить
ей сразу же.
Телефон я нашел в каморке дежурного. Отыс-
кал в справочнике номер Иды Брейсер — так звали
тетушку Моники — набрал его.
Трубку взяла Моника. В голосе ее слышалась
тревога.
— О, Мел! — воскликнула она, едва я назвал-
ся. — Где ты был? Мы так волнуемся.
— Меня задержали, — с горечью объяснил я. —
Призраки. Объясню позднее.
— Призраки? — голос стал ледяным. — Ладно,
раз уж ты объявился, я должна немедленно пови-
даться с тобой, дядя Дэн умирает.
— Дядя Дэн? — эхом отозвался я.
115
— Да, брат тетушки Иды. Раньше он жил в
Айове, но несколько месяцев назад тяжело заболел
и переехал к нам. И теперь он умирает. Доктор
говорит, что счет уже идет на часы.
И тут до меня дошло. Я начал смеяться. Пред-
чувствуя, что недалек час, когда праздник придет и
на мою улицу.
— Уже еду, — сумел выдавить из себя я и поло-
жил трубку.
Все еще посмеиваясь, я отцепил машину от трей-
лера. Спайк Хиггинс подозрительно глянул на
меня.
— Отъеду ненадолго, — пояснил я. — И сразу
же вернусь.
— Не задерживайся, — пробурчал призрак. —
Мы хотим, чтобы ты повозил нас по округе и пока-
зал дома всех этих кинозвезд.
Десять минут спустя Моника, очаровательная
Моника, открыла мне дверь дома. В прекрасном
расположении духа я обнял ее и поцеловал. Она
высвободилась, а затем как-то странно посмотрела
на меня.
— Мел, что с тобой произошло?
— Ни-че-го, — я чуть ли не пел. — Моника,
дорогая, я должен поговорить с твоим дядей.
— Но он слишком болен, чтобы кого-то прини-
мать. Он умрет с минуты на минуту.
— Тем более я должен как можно быстрее уви-
деться с ним, — и я протиснулся мимо нее. — Где
он, наверху?
Я взлетел по лестнице. Вошел в комнату боль-
ного. Дядя Моники, крупный, когда-то крепкий
мужчина, лежал на кровати с осунувшимся лицом и
щетиной на подбородке. Дыхание с трудом вырыва-
лось из его груди.
— Мистер Брейсер! — позвал я.
Его глаза чуть приоткрылись.
116
— Кто ты? — прохрипел он.
— Я собираюсь жениться на Монике, — отве-
тил я. — Мистер Брейсер, вы когда-нибудь слы-
шали о Спайке Хиггинсе? Или Ловкаче Самюэлсе?
Или о Бенни-Буйволе, Пите-Южанине, Айке-из-
Толедо?
— Слышал ли я о них? — глаза больного блес-
нули. — Ха! Еще как слышал. И не раз ловил. Но
все они уже умерли.
— Я знаю. Но они по-прежнему здесь. Мистер
Брейсер, хотели бы вы вновь встретиться с ними?
— С ними? — Руки Дэна Брейсера сжались в
кулаки. — Еще бы!
— Тогда, если вы дождетесь меня на кладбище в
первую ночь после того, как... ну, в общем, дожде-
тесь меня, я сведу вас с ними.
Бывший полицейский кивнул. Плотоядно улыб-
нулся, как тигр, увидевший добычу. Затем обмяк,
закрыл глаза, и вбежавшая Моника тихо ахнула.
— Он умер.
— Ха-ха! — я хохотнул. — Ха-ха-ха! Кое для
кого это будет большой сюрприз.
Похороны состоялись через два дня. За это
время с Моникой я виделся редко. Она, разумеется,
особенно не горевала, поскольку дядю знала плохо,
но на ее долю выпало улаживание различных фор-
мальностей. А я ничем не мог ей помочь, потому
что Спайк Хиггинс и компания использовали меня
на полную катушку. Я возил их по всему Голливуду,
от дома одной кинознаменитости к дому другой, и
так до бесконечности. Побывали мы и в Малибу-
Бич, и в Санта-Монике, и в Лаурел-Каньон. Не
оставили без внимания и киностудии.
Моника, кстати, старалась избегать общения со
мной, даже когда выпадала свободная минутка. Но
я ничего не замечал, радуясь тому, что скоро сумею
избавиться от Хиггинса и его дружков.
117
Мне удалось ускользнуть со стоянки для трейле-
ров, чтобы принять участие в похоронах Дэна Брей-
сера, и улыбка не сходила с моего лица, а иногда с
губ срывался смех. Я знал, как обрадуется душа
Дэна, добравшись до моих незваных гостей.
Моника как-то странно смотрела на меня, но я
решил, что потом все ей объясню. На похоронах не
следует вдаваться в подробности.
После того как гроб с телом Дэна Брейсера уже
был в могиле, Моника заявила, что у нее страшно
разболелась голова, и заперлась в своей комнате. Я
вернулся на стоянку. Хиггинс со своими дружками
развалились на койках и опять курили мои сигаре-
ты. Он подозрительно оглядел меня.
— Приятель, нам пора трогаться в путь.
Надоело сидеть на одном месте. Уезжаем завтра,
согласен?
— Сегодня вечером, Спайк, — весело ответ-
ствовал я. — Зачем ждать до утра? Сразу после
заката и двинем. В далекие края. Тра-ля-ля-ля.
Он нахмурился, но не нашел, что возразить. Я
же неторопливо ждал заката. И едва стемнело,
выкатился со стоянки, держа курс на кладбище, где
только что похоронили Дэна Брейсера.
Спайк Хиггинс хмурился всю дорогу, но так и не
понял, куда мы едем, пока я не остановил машину у
низкой каменной стены, неподалеку от могилы
дядюшки Моники. Вот тут, взглянув на темное
кладбище, он задергался.
— Слушай, а чего ты вдруг остановился?
Поехали дальше.
— Одну минуту, Спайк, — успокоил я его. —
Есть у меня небольшое дельце.
Я вылез из кабины и подошел к стене.
— Мистер Брейсер! Мистер Брейсер!
Я вслушался в темноту, ожидая ответа, но гро-
хот длинного товарняка — железная дорога прохо-
118
дила совсем рядом — заглушил все звуки. А мгнове-
ние спустя средь могильных камней появилась
туманная фигура.
— Мистер Брейсер! — позвал я. — Сюда, пожа-
луйста!
Фигура приблизилась. Сгрудившиеся позади
меня Спайк Хиггинс и его дружки с опаской следили
за ней. И наконец поняли, кто перед ними.
— Дэн Брейсер! — прохрипел Спайк Хиггинс.
— Это он! — простонал Ловкач Самюэлс.
— Его дух! — ахнул Пит-Южанин и заголо-
сил: — О-о-о-о!
Они попятились, а Дэн Брейсер прибавил шагу.
Не обращая на меня никакого внимания, двинулся
на пятерку бродяг.
Спайк Хиггинс развернулся и пустился наутек,
остальные — за ним. Все мчались к железнодорож-
ным путям, по которым еще грохотал товарняк.
Дэн Брейсер уже наступал им на пятки. Отталкивая
друг друга, Хиггинс, Самюэлс и Бенни-Буйвол
забрались в один вагон. Пит-Южанин и Айк-из-
Толедо прыгнули в следующий.
Они вскарабкались на крышу и оглянулись.
Призрак Дэна еще оставался на насыпи. Но вот
вытянулась гигантская рука, ухватилась за стойку,
и через секунду Дэн оказался на крыше. И бросился
к Хиггинсу и его дружкам. Те рванули к паровозу.
Более я их не видел — пять призраков в панике
убегали, шестой преследовал их, предвкушая сла-
достный миг победы. Они исчезли из моей жизни,
унеслись в восточном направлении.
К дому тетушки Моники я ехал , посмеиваясь про
себя, довольный тем, как мне удалось избавиться от
банды привидений. Теперь ничто не могло омра-
чить нашего с Моникой медового месяца.
— Мелвин! — осадила меня Моника, открыв
дверь. — Над чем ты смеешься на этот раз?
119
— Твой дядя, — я хохотнул. — Он...
— Мой дядя! — взвизгнула Моника. — Ты... ты
мерзавец! Ты смеялся, когда он умирал! Смеялся во
время похорон! Теперь ты смеешься, потому что он
мертв!
— Нет, Моника, — возразил я. — Позволь мне
объяснить. Насчет привидений и того, как я...
Она всхлипнула.
— Ворвался в дом... смеялся над моим бедным
дядей Дэном... смеялся на его похоронах...
— Но Моника! — воскликнул я. — Все совсем
не так. Я только что с кладбища и...
— И ты пришел оттуда со ртом до ушей, —
упрекнула меня Моника. — Я не хочу тебя больше
видеть. Наша помолвка расторгнута. Да ты еще
жутко смеешься. Словно привидение. От твоего
смеха кровь стынет в жилах. Даже если бы ты не
натворил ничего другого, я бы никогда не вышла
замуж за мужчину с таким смехом. Вот твое коль-
цо. Прощай!
Она захлопнула дверь, а я тупо уставился на
кольцо в руке. Вот так все закончилось. Моника —
девушка серьезная, и уж если что решит, то сделает
обязательно. Она даже слушать не стала мои оправ-
дания. Насчет Спайка Хиггинса и прочих призра-
ков. А такому смеху я научился от них, подсозна-
тельно. Не зря говорят: с кем поведешься, от того и
наберешься. И все-таки мне удалось избавиться от
этих чудищ. Но Монике я смог бы доказать свою
правоту единственным способом — показав ей
призрак Спайка Хиггинса.
Ха!
Ха-ха!
Ха-ха-ха!
Так что если кто хочет купить практически
новый трейлер по дешевке, свяжитесь со мной.
Перевод с английского Вик. ВЕБЕРА
Роберт Шекли
Призрак-5
— Он читает нашу вывеску. — Грегор прильнул
к глазку во входной двери.
— Дай мне посмотреть, — попросил Арнольд.
Грегор оттолкнул его.
— Он собирается постучать... нет, передумал.
Уходит.
Арнольд вернулся к столу и начал раскладывать
очередной пасьянс. Глазок в дверь они вставили
просто от скуки через три месяца после того, как
создали компанию и арендовали это помещение. В
этот период ААА, «Служба Обеззараживания Пла-
нет», не могла похвастаться обилием клиентов,
хотя и стояла первой в телефонном справочнике.
Обеззараживание планет — древнюю почтенную
область деятельности человека, к сожалению, пол-
ностью монополизировали две известные фирмы,
что не сулило радужных перспектив начинающим
бизнесменам, которые могли похвастаться лишь
блестящими идеями да неоплаченным оборудовани-
ем.
— Он возвращается! — воскликнул Грегор,
который так и не отошел от двери. — Быстро!
Прими деловой вид.
Арнольд смахнул карты в ящик стола и только
успел застегнуть верхнюю пуговицу халата, как
раздался стук в дверь.
Посетитель, небольшого роста, лысый, выгля-
девший очень уставшим, с сомнением посмотрел на
молодых людей.
— Вы занимаетесь обеззараживанием планет?
— Совершенно верно, сэр, — ответил Грегор,
пожав потную руку незнакомца. — Я — Ричард Гре-
122
гор. Мой компаньон — доктор ФреНк Арнольд.
Арнольд, облаченный в белоснежный лабора-
торный халат, рассеянно кивнул и вновь склонился
над стоящими на столе запылившимися пробирка-
ми.
— Присядьте пожалуйста, мистер...
— Фернграум.
— Мистер Фернграум. Думаю, мы сможем
удовлетворить любое ваше желание, — уверенно
затараторил Грегор. — Подбор флоры и фауны,
дегазация атмосферы, поставка родниковой воды,
стерилизация почвы, обеспечение сейсмоустойчи-
вости, управление вулканами — все необходимое,
чтобы превратить планету в райский уголок, при-
годный для жизни человека.
Фернграум, казалось, все еще сомневался.
Наконец решился.
— Буду с вами откровенен. У меня большие
неприятности.
Грегор ободряюще кивнул.
— Мы готовы сделать все возможное, чтобы
помочь вам.
— Я независимый торговец недвижимостью.
Вы знаете, как мы работаем: купил планету, про-
дал планету, разницы как раз хватает, чтобы свести
концы с концами. Обычно я занимаюсь неболь-
шими планетами, и покупатели сами проводят обез-
зараживание. Но несколько месяцев назад я при-
обрел настоящую жемчужину, можно сказать,
чудом увел ее из-под носа крупных акул.
Фернграум вытер вспотевший лоб.
— Изумительное место, — продолжал он без
всякого энтузиазма. — Средняя температура двад-
цать один градус, плодородная земля, леса, водопа-
ды, голубое небо, и никаких живых существ.
— Удивительно, — согласился с ним Грегор. —
Микроорганизмы?
123
— Ничего опасного.
— Тогда в чем же дело?
Фернграум смутился.
— Может быть, вы что-нибудь слышали о ней.
В государственном каталоге планета значится как
РЖЦ-5, но все называют ее Призрак-5.
Грегор пожал плечами. Конечно, «Призрак»
довольно странное название, но он слыхал и почи-
ще. В Галактике тысячи звезд с планетными систе-
мами, большинство из них необитаемы. А в цивили-
зованных мирах достаточно желающих колонизи-
ровать эти планеты. Тут и религиозные секты, и
оппозиционные политические группировки, и при-
верженцы философских течений, и просто предпри-
имчивые люди, которые хотят начать все с нуля.
— По-моему, я ничего не знаю о ней, — ответил
он.
Фернграум заерзал на стуле.
— Лучше бы я послушал свою жену. Но нет,
мне захотелось стать большим человеком. За Приз-
рак-5 я заплатил в десять раз больше обычной цены
и теперь влип по уши.
— Так что же произошло с вашей планетой? —
снова спросил Грегор.
— На ней обитают привидения! — в отчаянии
воскликнул Фернграум.
Оказалось, что он осмотрел планету, не обнару-
жил ничего подозрительного и сдал ее в аренду син-
дикату фермеров с Диджона-6. Восемь человек,
прибывших первыми, в тот же день начали переда-
вать какие-то сбивчивые сообщения о демонах,
упырях, вампирах и прочей нежити.
Когда прилетел спасательный корабль, колони-
сты были мертвы. Согласно донесению капитана,
порезы, укусы, рваные раны и синяки, обнаружен-
ные на трупах, могли быть нанесены кем угодно, в
том числе вампирами, упырями и демонами.
124
Фернграума оштрафовали за некачественное
обеззараживание, а фермеры отказались от арен-
ды. Тем не менее ему удалось всучить планету секте
солнцепоклонников с Орала-2. Солнцепоклонники
действовали осторожно. Вначале они послали сна-
ряжение в сопровождении трех человек, чтобы
получше ознакомиться с обстановкой. Разведчики
разбили лагерь, распаковали ящики и передали на
Орал-2, что планета — истинный рай. Они предло-
жили остальным прибыть немедленно, но сообще-
ние оборвалось на полуслове диким воплем, а затем
наступила полная тишина...
Направленный на Призрак-5 патрульный звез-
долет сжег три изувеченных до неузнаваемости
трупа и немедленно ретировался.
— И все, — добавил Фернграум. — Теперь
никто и слышать не хочет об этой планете. Ни один
капитан не желает туда лететь. А я так и не знаю,
что же произошло. — Он тяжело вздохнул и посмо-
трел на Грегора. — Если хотите, то можете
заняться этим делом.
Грегор и Арнольд извинились перед гостем и
вышли в прихожую.
— У нас есть работа! — Арнольд подпрыгнул от
радости.
— Да, — согласился Грегор. — Но какая?
— Мы же хотели начать с серьезного дела. Если
все будет в порядке, мы создадим себе репутацию.
Не говоря о том проценте прибыли, который мы
будем получать с арендной платы.
— По-моему, ты кое-что забываешь, — насу-
пился Грегор. — Ведь именно мне придется лететь
на Призрак. Ты-то будешь сидеть в этом кабинете и
обрабатывать переданную мной информацию.
— Но все уже давно решено, — напомнил ему
Арнольд. — Я занимаюсь анализом, а ты осущест-
вляешь непосредственный контакт. Помнишь?
125
Грегор кивнул головой. С самого детства он
всюду совал свой нос, а Арнольд сидел дома и потом
объяснял, что к чему.
— Мне не нравится это дело, — гнул свое Гре-
гор.
— Ты не веришь в призраков, не так ли?
— Нет, конечно, нет.
— Мы можем отказаться. Но, как тебе извест-
но, нерешительность мешает успеху.
Грегор пожал плечами, и они вернулись к Ферн-
грауму.
Не прошло и получаса, как они ударили по
рукам. В случае успеха они получали значительный
процент прибыли, при неудаче всех расходы опла-
чивались ААА.
— Между прочим, — спросил Грегор, провожая
гостя к двери, — почему вы обратились именно к
нам?
— Никто не хотел браться за это дело, — Ферн-
граум удовлетворенно улыбнулся. — Желаю удачи.
Через три дня Грегор был на борту потрепан-
ного транспортника, ползущего к Призраку-5. Он
захватил с собой отчеты о предыдущих неудачных
попытках колонизации злосчастной планеты и
обширную литературу о сверхъестественных явле-
ниях, которые собирался внимательно изучить во
время полета.
К сожалению, ему не удалось приблизиться к
разгадке. На Призраке-5 не оказалось никакой жив-
ности, а во всей Галактике еще не обнаружили ни
одного сверхъестественного явления. Покончив с
бумагами, Грегор принялся за проверку оружия. Он
вез с собой арсенал, которого хватило бы не только
на то, чтобы развязать, но и выиграть небольшую
войну.
126
При условии, что он найдет, в кого стрелять.
Корабль завис на высоте нескольких тысяч
футов над изумрудной поверхностью планеты:
капитан отказался спуститься ниже. Грегор сбросил
снаряжение на парашютах, а потом прыгнул сам.
Приземлившись около лагеря солнцепоклонников,
он посмотрел наверх. Транспортник удирал с такой
скоростью, будто за ним гнались фурии. Он остался
один На Призраке-5.
Проверив, не разбилось ли чего при посадке,
Грегор сообщил Арнольду о благополучном прибы-
тии и с бластером в руке отправился в лагерь.
Солнцепоклонники разбили его на берегу
небольшого озера, у подножия горы. Сборные
домики он нашел в прекрасном состоянии, так как
на Призраке не бывало ни ураганов, ни бурь. Но
выглядели они очень одинокими.
Грегор внимательно осмотрел один из домиков.
В стенных шкафах на полках аккуратными стоп-
ками лежала одежда, на стенах висели картины, на
окнах — занавески. В углу стоял ящик с детскими
игрушками. Его вскрыли, очевидно, к приезду
детей колонистов, и на полу, рядом с ним, валялись
кубики, пирамидка и водяной пистолет.
Приближался вечер, и Грегор быстренько пере-
тащил в домик свои пожитки. Потом установил
систему сигнализации и отрегулировал ее так тща-
тельно, что даже муха не проскочила бы незамечен-
ной. Бластер постоянно висел у него на поясе.
Позаботившись о безопасности, Грегор не спеша
поужинал. Начало смеркаться. От легкого ветерка
зашелестела высокая трава, а по поверхности воды
пробежала рябь. Трудно было представить себе
более мирный вечер. Эти поселенцы просто психо-
паты, решил Грегор. Чего-то испугались и пере-
стреляли друг друга.
Проверив еще раз сигнализацию, он разделся,
127
положил одежду на стул и, выключив свет,
забрался в постель. Комната освещалась звездами
лучше, чем на Земле в лунную ночь, бластер лежал
под подушкой, все было прекрасно.
Грегор уже задремал, когда у него появилось
ощущение, что он не один. «Это же невозможно, —
подумал он, — система сигнализации в полном
порядке». Он слышал ровное жужжание радара. В
то же время каждый нерв его тела бил тревогу. Он
вытащил бластер из-под подушки и огляделся. В
углу стоял мужчина. И не осталось времени разби-
раться, как он сюда попал. Грегор взял его на
мушку и тихо, но решительно произнес:
— А теперь подними руки вверх.
Мужчина не пошевелился. Палец Грегора
напрягся на спусковом крючке, но выстрела не
последовало; он понял, в чем дело. Это же его оде-
жда, небрежно брошенная на стул, очертания кото-
рой исказили звездный свет и его воображение. Он
усмехнулся и опустил бластер. Одежда зашевели-
лась. Грегор чувствовал слабый ветерок, дующий
из окна, и продолжал улыбаться.
Вдруг стопка одежды взметнулась над стулом,
расправила плечи и двинулась к нему. Застыв на
кровати, Грегор наблюдал за приближающейся бес-
телесной фигурой. Когда она дошла до середины
комнаты и начала поднимать рукава, чтобы дотя-
нуться до него, Грегор выстрелил. И продолжал
стрелять, потому что каждый отлетевший лоскуток
обретал собственную жизнь и пытался добраться до
него. Пылающие куски ткани летели ему в лицо, а
пояс, как змея, старался сплести ноги, пока Грегор
не превратил его в пепел.
Когда все закончилось, он зажег все лампы, сва-
рил кофе и, откупорив бутылку бренди, выпил пару
рюмок. Затем, с огромным трудом подавив жела-
ние расправиться с системой сигнализации так же,
128
как с одеждой, связался со своим партнером.
— Очень интересно, — прокомментировал
Арнольд сбивчивый рассказ Грегора. — Оживле-
ние. Действительно, очень интересно.
— Я не сомневался, что тебя это позабавит! — с
горечью воскликнул Грегор. После бренди он осо-
бенно остро чувствовал одиночество.
— Еще что-нибудь произошло?
— Пока нет.
— Ну, будь осторожен. У меня есть идея. Надо
кое-что проверить. Между прочим, какой-то чокну-
тый букмекер принимает на тебя ставки. Пять на
один против тебя.
— Правда?
— Да. Я тоже поставил пару долларов.
— На меня или против? — обеспокоенно спро-
сил Грегор.
— Конечно, на тебя! — с возмущением восклик-
нул Арнольд. — Мы же партнеры, не так ли?
Они попрощались, и Грегор налил себе еще
чашечку кофе. Спать он больше не собирался, во
всяком случае этой ночью. Все-таки приятно, что
Арнольд поставил на него. В то же время всем
известно, что Арнольд игрок никудышный.
Утром Грегору удалось поспать несколько
часов. Проснувшись, он наскоро перекусил и отпра-
вился обследовать лагерь солнцепоклонников.
Осматривая домик за домиком, он не обнаружил
ничего подозрительного, пока уже ближе к вечеру
не заметил торопливо нацарапанного на стене слова
«Тгасклит». Какая-то тарабарщина. Тем не менее
он обо всем сообщил Арнольду.
Вернувшись к своему домику, он внимательно
осмотрел его снаружи, зажег все лампы, еще раз
проверил систему сигнализации и перезарядил бла-
стер. Закончив приготовления, Грегор с грустью
наблюдал за заходом солнца, все же сохраняя наде-
129
жду увидеть его вновь. Затем он уселся поудобнее и
задумался.
Итак, животной жизни на планете нет. Как,
впрочем, и ходячих растений, разумных кристаллов
и мыслящих насекомых. Нет у Призрака и естест-
венного спутника, на котором кто-то или что-то
могло спрятаться. А поверить в существование
духов или демонов Грегор не мог. Как известно,
практически каждое сверхъестественное явление
после тщательного изучения обретало научное тол-
кование. Оставшиеся просто пропадали. Призраки
не желали, чтобы их исследовали. Стоило ученому,
увешанному кинокамерами и микрофонами,
появиться в древнем замке, как местное привидение
немедленно брало отпуск и отправлялось навестить
собратьев в других замках.
Впрочем, оставалось еще одно предположение.
Допустим, некто хотел купить эту планету, но цена
Фернграума его не устраивала. Тогда не мог ли этот
некто спрятаться, напугать колонистов, а при необ-
ходимости и убить, чтобы снизить цену. Все каза-
лось логичным. Объяснялось даже странное пове-
дение его одежды. Приложенное соответствующим
образом статическое электричество...
Перед ним кто-то стоял. Система сигнализации,
как и прежде, безмолвствовала.
Грегор осторожно посмотрел вверх и увидел
странное существо, ростом не менее десяти футов,
фигурой напоминающее человека, но с головой
крокодила. На розовой коже выделялись широкие
лиловые полосы. В одной руке оно держало боль-
шую консервную банку коричневого цвета.
— Привет, — поздоровалось чудовище.
— Привет, — машинально ответил Грегор. Бла-
стер лежал на столе, всего в двух футах от него.
«Интересно, — подумал он, — что будет, если я
захочу его взять».
130
— Кто ты такой? — спросил Грегор со спокой-
ствием обреченного.
— Я — Обжора с Лиловыми Полосами. Я все
ем.
— Как интересно. — Рука Грегора медленно
поползла к бластеру.
— Особенно я люблю Ричардов Грегоров, —
весело продолжало чудовище. — И обычно ем их в
шоколадном соусе. — Оно протянуло вперед корич-
невую банку. На этикетке было написано: «Шоко-
лад Смита — Идеальный Соус при Употреблении
Грегоров, Арнольдов и Флиннов».
— Ты собираешься меня съесть? — Пальцы
Грегора коснулись рукоятки бластера.
— Ну конечно, — ухмыльнулся Обжора.
Грегор уже держал бластер в руке. Через
секунду яркий луч ударил в грудь Обжоры и, отра-
зившись от нее, опалил стены, пол и брови Грегора.
— Мне он не повредит, — пояснил Обжора. —
Я слишком высокий.
Бластер выпал из руки Грегора. Обжора накло-
нился вперед.
— Я не собираюсь есть тебя сегодня, — сказал
он.
— Правда? — удалось вымолвить Грегору.
— Конечно. Я смогу тебя съесть только завтра,
первого июня. Таковы правила. И у меня есть одна
просьба.
— Какая?
— Съешь, пожалуйста, за обедом пару яблок.
Они придают мясу особенный вкус. — Ис этими
словами полосатое чудовище исчезло.
Дрожащими руками Грегор включил радио и,
связавшись с Арнольдом, рассказал ему о случив-
шемся.
— Хм-м, — пробурчал Арнольд. — Обжора с
Лиловыми Полосами. Я так и думал. Все сходится.
131
— Что сходится? О чем ты говоришь?
— Сначала сделай следующее. Я хочу оконча-
тельно удостовериться.
Следуя указаниям Арнольда, Грегор распаковал
привезенные химические реактивы и лабораторное
оборудование. Затем он растирал, взвешивал, отни-
мал, добавлял, перемешивал, пока наконец не
поставил готовый раствор на горелку.
— Теперь, — сказал он, вернувшись к передат-
чику, — выкладывай, что происходит.
— Значит, так. Я выяснил, что такое «Тгаск-
лит». Это оралианское слово. Оно означает «много-
зубый демон». Что из этого следует?
— Их убил домашний демон, — язвительно
ответил Грегор. — Без сомнения, он спрятался на
их корабле. И конечно, существовало проклятье,
которое...
— Успокойся, — оборвал его Арнольд. —
Демоны здесь ни при чем. Раствор уже закипел?
— Нет.
— Скажи мне, когда он закипит. Теперь вер-
немся к твоей ожившей одежде. Она тебе ни о чем
не напоминает?
Грегор задумался.
— Ну, когда я был ребенком... Нет, это нелепо.
— Продолжай, продолжай, — настаивал
Арнольд.
— Когда я был ребенком, то никогда не вешал
одежду на стул. В темноте она напоминала мне
незнакомого мужчину или дракона или еще что-то
очень страшное. Но эго ничего не объясняет.
— Совсем наоборот. А Обжору с Лиловыми
Полосами ты вспомнил?
— Нет. А почему я должен его помнить?
— Потому что ты сам его выдумал. Нам было
лет по восемь или девять, тебе, мне и Джимми
Флинну. Мы придумали самое невероятное чудови-
132
ще, причем наше собственное чудовище, и оно
хотело съесть только тебя, меня и Джимми и непре-
менно с шоколадным соусом. Но только первого
числа каждого месяца, когда мы приносили домой
дневники. И мы могли его прогнать, лишь сказав
волшебное слово.
Тут Грегор вспомнил и удивился, что не подумал
об этом раньше. Сколько раз он не мог заснуть,
ожидая прихода страшного Обжоры! И плохие
отметки в дневнике уже не имели значения.
— Раствор закипел? — вновь спросил Арнольд.
- Да-
— Какого он цвета?
— Зеленовато-голубого. Нет, скорее голубого,
чем...
— Отлично. Можешь его вылить. Мне надо
провести еще несколько контрольных тестов, но,
полагаю, вопрос решен.
— Как решен? Не мог бы ты объяснить попо-
дробнее.
— Это же ясно, как день. На планете нет разум-
ной жизни, а науке не известны призраки, которые
могут убивать вооруженных людей. Напраши-
вается очевидный ответ — галлюцинации. Поэтому
я решил выяснить, какие же вещества могут их
вызывать. Оказалось, их предостаточно и на Зем-
ле, и на других планетах. Так, в «Каталоге внезем-
ных веществ» я обнаружил добрую дюжину газов-
галлюциногенов. Тут и депрессанты, и стимулято-
ры, и вещества, превращающие тебя в гения, орла,
а то и в червя. Особенно меня заинтересовал «Лонг-
стид 42» -— тяжелый прозрачный газ, без вкуса и
запаха, совершенно безвредный для человека. Сти-
мулирует воображение.
— Ты хочешь сказать, что у меня галлюцина-
ция? Я же говорю тебе...
— Все не так просто, — прервал его Ар-
133
нольд. — «Лонгстид 42» воздействует непосред-
ственно на подсознание, освобождая вытесненные в
него детские страхи, и оживляет их, вызывая у тебя
галлюцинации.
— Значит, в действительности ничего не было?
— Ничего материального. Но галлюцинации
вполне реальны для того, кто их испытывает.
Грегор налил себе еще рюмку бренди, на этот
раз, чтобы отпраздновать победу.
— Обеззараживание Призрака-5 не займет
много времени, — уверенно продолжал Арнольд. —
Надо лишь нейтрализовать «Лонгстид 42». И тогда,
партнер, мы богаты!
Грегор начал произносить тост, но остановился
на полуслове.
— Если это всего лишь галлюцинации, то что
же произошло с поселенцами?
— Видишь ли, — Арнольд на секунду запнул-
ся. — Дело в том, что «Лонгстид» имеет тенденцию
стимулировать мортидо — инстинкт смерти. Посе-
ленцы, должно быть, сошли с ума. Перестреляли
друг друга.
— И никто не выжил?
— Конечно, а почему бы и нет? Последний,
оставшийся в живых, мог совершить самоубийство
или скончаться от ран. Не беспокойся об этом, рас-
слабься. Я немедленно фрахтую корабль и лечу к
тебе.
Грегор выключил передатчик и допил бутылку
бренди.
Он имел на это право. Загадка Призрака-5
решена, и теперь они разбогатеют. Скоро он смо-
жет нанимать других для исследования незнакомых
планет, а сам будет давать им инструкции из каби-
нета на Земле.
На следующее утро он проснулся с головной
болью, наверное, от выпитого бренди. Арнольд не
134
прилетел, и Грегор, собрав снаряжение, стал
ждать. Вечером корабля все еще не было.
Грегор посидел на пороге домика, наблюдая за
заходом солнца, а потом пошел на кухню и пригото-
вил обед. Хотя проблема поселенцев по-прежнему
его беспокоила, он решил последовать совету
своего партнера и не придавать ей особого значе-
ния. В конце концов, Арнольд нашел логичный
ответ. После обеда Грегор растянулся на кровати и
только успел закрыть глаза, как услышал чье-то
извиняющееся покашливание.
— Привет, — поздоровался Обжора. Итак, соб-
ственная галлюцинация явилась, чтобы слопать его
самого.
— Привет, дружище, — весело воскликнул Гре-
гор, не испытывая ни страха, ни волнения.
— Ты съел яблоко?
— Извини, пожалуйста, я забыл.
— О-о, ну ладно, — Обжора попытался скрыть
разочарование. — Я принес соус. — Он поднял
банку вверх.
— Ты можешь идти, — улыбнулся Грегор. — Я
знаю, что ты — плод моего воображения и не смо-
жешь причинить мне вреда.
— Я не собираюсь причинять тебе вред. Я
только хочу тебя съесть. — Обжора подошел к Гре-
гору. Тот наблюдал за ним с улыбкой на лице.
Обжора наклонился и для пробы укусил его за руку.
От боли Грегор подпрыгнул и посмотрел на
руку: на коже проступили следы зубов. Брызнула
кровь, настоящая кровь, его кровь.
Поселенцы были избиты, искусаны, исцарапа-
ны!
В этот момент Грегор вспомнил сеанс гипноза,
который он однажды видел. Гипнотизер сказал
человеку, что прижигает ему руку горящей сигаре-
той, и коснулся ее карандашом. Но на коже тут же
135
появилась красная язва, как от ожога. Если подсоз-
нание считает, что ты умер, значит, ты умер. Если
оно уверено, что тебя укусили за руку, то на коже
обязательно появятся следы зубов.
Он не верил в Обжору. Но его подсознание
верило!
Грегор попытался прорваться к двери, но
Обжора схватил его и наклонился, чтобы добраться
до шеи.
Волшебное слово! Но какое?
— Алпхойсто!
— Неправильно, — ухмыльнулся Обжора. —
Ну что ты так вертишься?
— Регнастикио!
— Нет. Прекрати, наконец, дергаться, и все
будет кончено до того, как...
— Вуршпелхаппило!
Обжора, испустив дикий крик, взмыл в воздух и
пропал.
Грегор упал в кресло. Смерть коснулась его
своим плащом. Его едва не съело собственное
воображение! Можно ли представить что-нибудь
более нелепое? Какое счастье, что он вспомнил
волшебное слово! Теперь, если Арнольд поторо-
пится...
Он услышал, как кто-то кашлянул. Звук донесся
из темного угла около полуоткрытой двери стен-
ного шкафа, разбудив почти совсем забытое воспо-
минание: ему снова девять лет, и Теневик, его Тене-
вик, странное полупрозрачное существо, которое
пряталось по углам, спало под кроватями и напа-
дало только в темноте, сегодня с ним.
— Погаси свет, — потребовал Теневик.
— И не подумаю, — рявкнул Грегор, вытаски-
вая бластер. Пока горели лампы, ему ничего не гро-
зило.
— Лучше погаси свет.
136
— Нет!
— Очень хорошо. Эган, Мэган, Дэган!
Три маленьких существа влетели в комнату и,
бросившись к ближайшей лампе, приникли к ней.
Лампа стала тускнеть. Грегор выстрелил. Раздался
звон разбитого стекла, а существа, разлетевшись в
разные стороны, метнулись к соседней лампе.
Выстрел гремел за выстрелом, пол усыпали
осколки стекла.
И тут Грегор понял, что произошло. Эти суще-
ства не могли тушить лампы: галлюцинация не в
силах воздействовать на неодушевленные предме-
ты. Он вообразил, что в комнате становится темнее
и...
Он сам расстрелял лампы! Подсознание опять
его надуло. Теперь Теневик смело шагнул вперед.
Прыгая от одной тени к другой, он двинулся к Гре-
гору. Бластер помочь не мог. Грегор лихорадочно
пытался вспомнить волшебное слово, изгоняющее
Теневика, и в ужасе осознал, что такого слова нет.
Он пятился до тех пор, пока не натолкнулся на
ящик с игрушками. Теневик приближался. Грегор
опустился на пол и закрыл глаза. Его рука косну-
лась чего-то холодного. Водяной пистолет! Он
вскочил. Теневик отступил на шаг, с опаской погля-
дывая на новое оружие. Грегор бросился к крану и,
наполнив пистолет водой, направил убийственную
струю на это страшное существо. Теневик забился в
агонии и исчез.
Грегор сухо улыбнулся. Водяной пистолет —
самое подходящее оружие против воображаемого
чудовища.
Корабль приземлился перед рассветом, и
Арнольд тут же приступил к контрольным тестам.
Через несколько часов не осталось никаких сомне-
137
ний в наличии «Лонгстида 42» в атмосфере плане-
ты. Грегор и Арнольд, не мешкая, покинули Приз-
рак. Только когда они оказались в космосе, Грегор
рассказал своему партнеру о том, что произошло
ночью.
— Тяжелое дело, — искренне посочувствовал
ему Арнольд.
В космосе к Грегору вернулось чувство юмора.
— Могло быть хуже, — сказал он, улыбнув-
шись.
— Каким образом?
— Представь себе, что с нами был бы Джимми
Флинн. Вот уже кто умел выдумывать страшилищ.
Помнишь Ворчуна?
— Я помню только ночные кошмары, которые
он у меня вызывал.
Они летели домой. Арнольд набрасывал тезисы
статьи о происшедшем на Призраке-5, а Грегор,
удобно устроившись в кресле, начал дремать, утом-
ленный бурными событиями прошедших дней.
Затем Арнольд встал и пошел к пульту управления,
чтобы включить автопилот.
Вернувшись в каюту, он быстрыми шагами
подошел к Грегору.
— Мне кажется, там кто-то есть.
Грегор тут же вскочил.
— Не может быть. Мы же взлетели...
В этот момент до них донеслось глухое ворча-
ние.
— О, мой бог! — воскликнул Арнольд. На мгно-
вение он задумался. — Мне все понятно. Когда
корабль приземлился, я оставил люки открытыми.
Мы по-прежнему дышим воздухом Призрака-5.
В дверном проеме возникло огромное серое
существо с несчетным количеством рук, ног, щупа-
лец, когтей и зубов. И вдобавок с двумя крошеч-
ными крылышками на спине. Оно медленно приб-
138
лижалось, что-то невнятно бормоча. Оба узнали
Ворчуна.
Грегор бросился вперед и захлопнул дверь перед
самым носом чудовища.
— Надеюсь, теперь мы в безопасности, — ска-
зал он, тяжело дыша. Отсеки корабля разделялись
герметично. — Но как мы сможем управлять
кораблем?
— Не беспокойся, — успокоил его Арнольд. —
Автопилот справится сам. А вот что нам делать с
этим страшилищем?
Тут они заметили легкий дымок, который начал
просачиваться через герметичную щель между
дверью и перегородкой.
— Что это? — спросил Арнольд, в его голосе
слышались панические нотки.
— Разве ты не помнишь? — нахмурился Гре-
гор. — Ворчун может пройти в любую дверь.
Ничто не в силах его остановить.
— Я ничего о нем не помню. Он ест людей?
— Нет, насколько мне известно, он разрывает
их на части.
Дымок начал обретать очертания серой фигуры
Ворчуна. Партнеры ретировались в следующий
отсек и закрыли за собой дверь. Через пару секунд
они вновь увидели дымок.
— Это нелепо! — возмутился Арнольд. —
Бегать от воображаемого чудовища! Постой, у тебя
же есть водяной пистолет, не так ли?
— Да, но...
— Дай его сюда!
Арнольд подбежал к крану и, наполнив пистолет
водой, выстрелил в появившегося Ворчуна. К сожа-
лению, струя воды его не остановила, и они едва
успели скрыться за дверью. Для отступления оста-
валась лишь крошечная спальня с двумя койками,
за стенами которой начинался открытый космос.
139
— Теперь я вспоминаю, — сказал Грегор. —
Водяной пистолет никогда не мог остановить Вор-
чуна. Неужели ничего нельзя сделать с воздухом?
Арнольд покачал головой.
— Конечно, воздух обновляется. Но действие
«Лонгстида 42» сохранится еще часов двадцать.
— Ты не можешь его нейтрализовать?
— Нет.
Ворчун вновь материализовался перед ними.
— Как нам его уничтожить? — спросил
Арнольд. — Должен же быть способ. Волшебные
слова? Или деревянный меч?
— Ворчуна нельзя убить, — ответил Грегор. —
Против него бессильны водяные пистолеты, ружья
с пистонами, шутихи, рогатки и прочее детское ору-
жие. Ворчун абсолютно неуязвим.
— Это Флинн и его проклятое воображение! И
зачем мы только заговорили о нем. Что же нам
теперь делать?
Ворчун снова стоял перед ними. Арнольд и Гре-
гор поспешили в спальню и захлопнули последнюю
дверь.
— Вспомни, Грегор, — молил Арнольд. — Ни
один ребенок не может придумать чудовища, про-
тив которого нет защиты. Вспомни!
Дымок в спальне постепенно трансформиро-
вался в серое страшилище. Грегор лихорадочно
вспоминал ночные кошмары детства. Ведь ребенок
всегда находит способ справиться с неизвестным.
И наконец в самый последний момент он вспо-
мнил.
Под управлением автопилота звездолет мчался к
Земле. Ворчун был здесь полновластным хозяином.
Со стонами, ворчанием и ругательствами он сло-
нялся по пустым коридорам, заглядывая в жилые
140
каюты и отсеки с оборудованием, но нигде не мог
найти свою жертву.
Достигнув Солнечной системы, корабль вышел
на окололунную орбиту. Грегор осторожно выгля-
нул наружу, готовый тут же юркнуть обратно. Ни
стонов, ни проклятий, ни легкого дымка под
дверью.
— Все чисто, — сообщил он Арнольду. — Вор-
чуна больше нет.
Арнольд высунул голову из-под одеяла, прекрас-
ной защиты против ночных кошмаров, и сел на кой-
ке.
— Я же говорил тебе, что водяной пистолет нам
не поможет, — улыбнулся Грегор.
Арнольд слабо улыбнулся и положил пистолет в
карман.
— Я хочу сохранить его. Когда у меня родится
сын, эта игрушка станет ему первым подарком.
— Нет, я с тобой не согласен. — Грегор с
любовью погладил койку. — Ничто не сможет
защитить ребенка лучше, чем натянутое на голову
одеяло.
Перевод с английского Вик. ВЕБЕРА
Жаклин полагала, что в клетке — канарейка,
я — что пара попугайчиков. Одна канарейка не
могла так шуметь. Кроме того, мне нравилось
думать, что этот сварливый старикашка мистер
Хенчард держит попугайчиков: уж очень все это
было нелепо. Но кого бы ни держал наш единствен-
ный постоялец в той клетке у окна, он надежно
скрывал их — или ее — от любопытствующих глаз.
И наши версии мы могли строить, лишь прислуши-
ваясь к звукам из-под покрывала.
А гадать тут можно было до бесконечности. Из-
под плотной материи доносились шарканье, шурша-
ние, потрескивания, хлопки; раз или два глухие
удары заставили клетку завибрировать на
подставке из красного дерева. Мистер Хенчард,
должно быть, знал, что мы сгораем от любопыт-
ства. Как-то Джекки поделилась с ним мыслью о
том, как хорошо иметь в доме пташек, но получила
резкий отпор: «Хватит об этом. Оставьте клетку в
покое, понятно?»
Надо признать, нас это рассердило. В общем-то,
мы не из тех, кто сует нос в чужие дела, ну а встре-
тив такую реакцию, перестали даже смотреть на
эту покрытую саваном клетку. Тем более что не
хотели расставаться с мистером Хенчардом. Найти
постояльца в нынешние времена ой как непросто.
Домик наш стоял у дороги, тянувшейся вдоль побе-
режья. Весь городок состоял из двух десятков таких
же домиков, бакалейного и винного магазинчиков,
почты и ресторана Терри. Других достопримеча-
тельностей не было. Каждое утро Джекки и я сади-
лись в автобус и ехали на фабрику. Домой возвра-
143
щались выжатыми как лимон. Найти домашнюю
прислугу было невозможно —- на военных заво-
дах платили намного больше, — вот и прихо-
дилось самим приниматься за уборку. А ели мы у
Терри.
Жалованье на фабрике мы получали приличное,
но до войны успели наделать много долгов, так что
лишних денежек у нас не водилось. Поэтому и сдали
комнату мистеру Хенчарду. Транспорт ходил с
перебоями, каждый вечер на побережье отклю-
чался свет, так что редко у кого возникало желание
остановиться в таком захолустном городишке, как
наш. И мы, естественно, были рады мистеру Хен-
чарду. Да и почтенный возраст указывал на то, что
едва ли от него можно ждать неприятностей.
Он сразу же оставил нам задаток, а потом
заявился с огромным чемоданом и брезентовым
баулом с кожаными ручками. Сухонький старик с
венчиком седых волос вокруг обширной лысины.
Немного сварливый, но не злой. Чувствовалось,
что большую часть жизни он провел в меблирован-
ных комнатах, занимаясь собственными делами и
попыхивая бесчисленными сигаретами, которые не
успевал менять в своем черном мундштуке. Он не
принадлежал к той породе старичков, что с первого
взгляда вызывают жалость. Отнюдь! На недоста-
ток денег он не жаловался и ни от кого не зависел.
Нам он понравился. Как-то раз в приливе нежности
я назвал его дедушкой... ох и досталось же мне от
него на орехи!
Некоторые люди рождаются под счастливой
звездой. Мистер Хенчард явно относился к их
числу. То и дело он находил деньги прямо под нога-
ми. Несколько раз мы играли в покер, и он всегда
оставался в плюсе. И речь не о том, что он мухле-
вал, — нет, ему просто везло в картах.
Помнится, мы спускались по длинной деревян-
144
ной лестнице, ведущей с вершины обрыва к пляжу.
Мистер Хенчард столкнул ногой тяжелый булыж-
ник, лежавший на одной из ступенек. Тот было
запрыгал вниз и вдруг провалился, проломив одну
из ступенек, совершенно прогнившую. Мистер Хен-
чард шел первым и, наступи он на ту ступеньку,
наверняка бы сломал ногу.
А однажды я ехал с ним в автобусе. Мотор
заглох через несколько минут после того, как мы
отъехали от остановки. Водитель свернул на обочи-
ну. Навстречу на большой скорости шла легковая
машина. И едва мы остановились, как у нее взорва-
лась одна из передних шин. Если б не эта незапла-
нированная остановка, мы столкнулись бы лоб в
лоб. А так никто не пострадал.
Мистер Хенчард не тяготился одиночеством.
Днем, я думаю, он выходил побродить по округе, а
вечера проводил в своей комнате. Перед тем как
войти к нему, чтобы убраться, мы стучали в дверь и
иногда получали в ответ: «Одну минуту». Затем
слышалось шуршание ткани, торопливо набрасы-
ваемой на клетку. Мы, разумеется, продолжали
гадать, что у него там за птица. Уж не феникс ли?
Птичка эта никогда не пела. Только шумела. При-
чем издавала звуки, совсем не свойственные пти-
цам. Когда мы возвращались с работы, мистер Хен-
чард уже сидел в своей комнате. Не выходил из нее
и когда мы убирались. Там же проводил и все
выходные.
Что же касается клетки...
Как-то вечером Мистер Хенчард заглянул к нам,
вставил сигарету в мундштук, посмотрел на Джек-
ки, потом на меня.
— М-м-м, — начал он. — Послушайте, у меня
есть кое-какие дела на Севере. Я уеду на неделю
или около того. За комнату я буду платить как
обычно.
145
— Ну зачем же, — засуетилась Джекки. — Мы
можем...
— Не болтайте ерунды, — оборвал ее Хен-
чард. — Комната моя. Мне она нравится, поэтому и
плачу, живу я тут или нет. Не возражаете?
Спорить мы не стали, а он в одну затяжку выку-
рил чуть ли не полсигареты.
— М-м-м... Вот еще что. Раньше у меня всегда
была собственная машина. И я брал с собой эту
клетку. На этот раз мне придется ехать на автобусе,
поэтому взять ее я не могу. Вы милые люди, не
подглядываете, не подсматриваете. Вам хватает на
это ума. Я собираюсь оставить клетку здесь... но не
смейте прикасаться к покрывалу!
— А канарейка... — ахнула Джекки. — Она же
сдохнет с голоду.
— Канарейка, значит? — Хенчард уставился на
Джекки. — Не беспокойтесь. Я оставлю доста-
точно еды и питья. Главное, держитесь подальше
от клетки. Если хотите, убирайте мою комнату, но
не поднимайте покрывало. Что вы на это скажете?
— Нам это подходит, — ответил я.
— Так помните о том, что я вам сказал. — И
мистер Хенчард удалился к себе.
На следующий день он уехал до того, как мы
вернулись с работы. Мы зашли в его комнату. На
покрывале белела приколотая записка: «Помните!»
В клетке что-то шуршало. Затем раздался легкий
хлопок.
— Забудем о ней, — предложил я. — Пойдешь в
душ первой?
— Хорошо, — кивнула Джекки.
Шуршание продолжалось. Затем что-то шлепну-
лось на дно.
— Может, еды он оставил достаточно, —
заявил я на следующий вечер, — но вода, держу
пари, подходит к концу.
146
— Эдди! — одернула меня Джекки.
— Ладно, пусть это будет любопытство. Но я и
не хочу, чтобы птички умерли от жажды.
— Мистер Хенчард сказал...
— Знаю, знаю. Пойдем-ка к Терри и посмо-
трим, какая у него сегодня баранина.
А день спустя... Да-да, мы подняли покрывало.
Не столько из любопытства, сколько беспокоясь о
птичках. Джекки когда-то знала человека, который
даже бил свою канарейку.
— Мы найдем бедную птаху сидящей на цепи, —
сказала она, протирая тряпкой подоконник. Я
выключил пылесос. Под покрывалом что-то засту-
чало.
— Да... — выдохнул я. — Слушай, Джекки.
Мистер Хенчард — человек хороший, но он чокну-
тый. Его птичка или птички наверняка мучаются от
жажды. Я намерен взглянуть на них.
— Нет... Сделаем это вместе, Эдди. Разделим
ответственность.
Я потянулся к покрывалу, Джекки шмыгнула
мне под мышку, положила свою руку на мою.
Потом мы приподняли краешек покрывала.
Шум в клетке разом стих, едва мы взялись за ткань.
Я собирался лишь взглянуть на то, что творилось
внутри. И моя рука продолжала поднимать покры-
вало. А потом я уже не следил за ней. Потому что в
клетке оказалось совсем не то, что я ожидал.
Внутри стоял... маленький домик. Настоящий
дом, только уменьшенный во много раз. С выкра-
шенными в белое стенами, зелеными жалюзи.
Удобный, выстроенный на совесть дом, какие часто
попадаются в пригородах. Занавеси на окнах, свет в
комнатах. Но окна потемнели, едва мы сняли
покрывало: свет не погас, просто в домике задер-
нули шторы. Все произошло так стремительно, что
мы не заметили, кто это сделал.
147
Я опустил покрывало, и оно упало на клетку.
Прижал к себе Джекки.
— К-кукольный домик, Эдди!
— С куклами? — Я смотрел на клетку под
покрывалом. — Как, по-твоему, можно научить
канарейку опускать шторы?
— О Боже, Эдди! Послушай.
Слабые звуки доносились из-под покрывала.
Шуршание, едва уловимый хлопок. Поскребыва-
ние.
Я подошел и поднял покрывало. На этот раз я
смотрел только на окна. Но шторы задернулись
мгновенно.
Джекки коснулась моей руки и молча кивнула на
крышу домика. Из миниатюрной красной кирпич-
ной трубы шел дымок. Светлый дымок безо вся-
кого запаха.
— Канарейки г-готовят у-ужин, — просипела
Джекки.
Мы постояли у клетки, ожидая чего угодно. И
не удивились бы, если б из двери вышел крошечный
зеленый человечек и предложил загадать три жела-
ния. Но дверь домика не открылась. И оттуда уже
не доносилось ни звука. Оставались опущенными и
шторы.
Я же с интересом разглядывал этот маленький
архитектурный шедевр. Открытая терраса с диван-
чиком. Даже кнопка звонка у двери.
Обычно у клеток днище сдвижное. Здесь же
вертикальные прутья намертво приварили к днищу.
Заварили и дверцу. Я мог просунуть в ячейку указа-
тельный палец, но большой уже не пролезал.
— Милый коттедж, не правда ли? — Джекки
уже обрела дар речи, но голос еще дрожал'. — Они.,
должно быть, такие маленькие.
— Кто?
— Птички. Эдди, кто живет в этом доме?
148
— Откуда мне знать? — Я вытащил из кармана
автоматический карандаш, всунул его меж прутьев,
ткнул кончиком в открытое окно, приподняв што-
ру. Из окна вылетел тончайший световой лучик,
скорее всего из ручного фонарика, ослепив меня
своей яркостью. Я отдернул руку, окно тут же
закрылось, штора вернулась на прежнее место.
— Ты видела, что произошло?
— Нет, твоя голова все закрывала. Но...
В домике погасли все огни. Лишь поднимав-
шийся над трубой дымок показывал, что в нем кто-
то есть.
— Мистер Хенчард — ученый-безумец*, —про-
бормотала Джекки. — Он научился уменьшать
людей.
— Едва ли, — засомневался я. — У него же нет
атомного котла. А что за ученый-безумец без атом-
ного котла?
Я вновь просунул карандаш между прутьями.
Тщательно прицелился и нажал на кнопку звонка.
Донеслась пронзительная трель. Штора на одном из
окон у двери дернулась; кто-то, вероятно, посмо-
трел на меня. Разглядеть, кто именно, я не успел.
Штора упала на место, на том все и кончилось. Я
звонил до тех пор, пока мне это не надоело.
— Я могу разломать клетку.
— О, нет! — замахала руками Джекки. —
Мистер Хенчард...
— Ну, когда он вернется, я спрошу его, что все
это значит. Он не имеет права держать эльфов.
Договором о сдаче комнаты это не предусмотрено.
— Мы не подписывали с ним никакого догово-
ра, — возразила Джекки.
* Имеется в виду персонаж многочисленных голливудских
фильмов-ужасов об ученом-одиночке, открытия которого
обращаются против него самого и человечества.
149
Сквозь прутья решетки я всматривался в домик.
Ни звука, ни движения. Лишь поднимающийся из
трубы дымок.
В конце концов, мы не имели права вламываться
в клетку.
Я живо представил себе зеленого человечка с
крылышками, с дубинкой, арестовывающего меня
за взлом чужой квартиры. Есть ли у эльфов поли-
ция? Какие преступления...
Я опустил покрывало на клетку. Вскоре стран-
ные звуки возобновились. Царапание, легкие уда-
ры, шуршание, хлопки.
— О Боже. — Джекки дернула меня за рукав. —
Пошли отсюда.
Мы вернулись к себе и улеглись спать. Снились
мне зеленые человечки в полицейской форме, тан-
цующие на радуге и распевающие веселые песни.
Разбудил меня звонок будильника. Я принял
душ, побрился, оделся, занятый теми же мыслями,
что и Джекки. Надевая пальто, мы переглянулись.
— Посмотрим? — предложил я.
— Конечно, Эдди! А как ты думаешь, они тоже
ходят на работу?
— Какую работу? Лютики разрисовывать?
Из-под покрывала не доносилось ни звука, когда
мы на цыпочках вошли в комнату мистера Хенчар-
да. Через окно вливался утренний свет. Я сдернул
покрывало. Домик на месте. Одна из штор поднята,
остальные плотно закрыты. Я наклонился к клетке
и всмотрелся в незашторенное окно.
Прямо на меня уставился чей-то огромный глаз.
На этот раз Джекки решила, что я смертельно
ранен. Она в ужасе отшатнулась, когда я отлетел от
клетки, что-то вопя о налитом кровью нечеловечес-
ком глазе. Потом метнулась ко мне, и мы долго сто-
яли, сжимая друг друга в объятиях. Затем я заста-
вил себя вновь наклониться к клетке.
150
— О! — Вздох разочарования вырвался из моей
груди. — Это зеркало.
— Зеркало? — не поняла Джекки.
— Да, большое, во всю противоположную сте-
ну. Это все, что я смог увидеть. Ближе к окну не
просунуться.
— Посмотри-ка на террасу, — обратилась ко
мне Джекки.
Я посмотрел. Молочная бутылка у двери с фио-
летовым молоком. Рядом с ней — сложенная почто-
вая марка.
— Фиолетовое молоко? — удивился я.
— От фиолетовой коровы. Или бутылка такого
цвета. Эдди, а не газета ли это?
Она не ошиблась. Прищурившись, я смог прочи-
тать заголовки. «ЭКСТРЕННЫЙ ВЫПУСК! —
летели со страницы буквы высотой в шестнадцатую
часть дюйма. — ЭКСТРЕННЫЙ ВЫПУСК —
ФОЦПА ДОГОНЯЕТ ТУРЭ!» Более мы ничего не
разобрали.
Я осторожно опустил покрывало. Позавтракали
мы у Терри. А вскоре подошел автобус.
Вернувшись вечером домой, мы поспешили в
комнату Хенчарда, благо он еще не вернулся.
Зажгли свет, прислушались к звукам из птичьей
клетки.
— Музыка, — заключила Джекки.
Слух у нее был более тонкий, чем у меня,
поэтому спорить я не стал. Музыку сменили обыч-
ные поскрипывания и потрескивания. Затем насту-
пила тишина. Я сдернул покрывало.
Домик стоял темный, с закрытыми окнами, опу-
щенными шторами. Молоко и газета исчезли. На
двери висела таблица. Текст я прочитал с помощью
увеличительного стекла: «КАРАНТИН! МУШИ-
НАЯ ЛИХОРАДКА!»
— Маленькие лжецы, — пробормотал я. —
151
Держу пари, нет у них никакой лихорадки.
Джекки хихикнула.
— Она бывает только в апреле, не так ли?
— В апреле и на Рождество. И разносят ее ново-
рожденные мушки. Где мой карандаш?
Я нажал на кнопку звонка. Штора, дернувшись,
вернулась назад. Ни единого звука не доносилось из
домика. Над трубой не вился дымок.
— Испугалась? — глянул я на Джекки.
— Нет. Смешно все это, а не страшно. Однако
наши маленькие друзья больно уж высокомерны.
— Они не имеют права вести себя подобным
образом, — пробурчал я. — Все-таки их дом в
нашем доме.
— Так что же нам делать?
Манипулируя карандашом, мне удалось напи-
сать на белой дверной панели: «Впустите нас». На
большее места не хватило. Джекки покачала голо-
вой.
— Зря ты это написал. В дом-то нам как раз и
не нужно. Мы лишь хотим взглянуть на них самих.
— Уже поздно что-то менять. Да они и так
поймут, что мы имеем в виду.
Мы постояли, не сводя глаз с домика в птичьей
клетке, а его обитатели, похоже, молча наблюдали
за нами.
Вечер закончился тем, что я набросил на клетку
покрывало.
Наутро мы обнаружили, что миниатюрная дверь
чисто вымыта, от моих корявых букв не осталось и
следа, карантинная табличка как висела, так и
висит, на террасу поставлена бутылка зеленого
молока, рядом с ней лежит газета. С новым заго-
ловком: «ЭКСТРЕННЫЙ ВЫПУСК — ФОЦПА
ОБХОДИТ ТУРЭ!»
Из трубы поднимался дымок. Я позвонил в
дверь. Никакой реакции. Тут я заметил почтовый
152
ящик. В прорези белели письма. На ящике висел
маленький замочек.
— Если б мы могли знать, кому они адресова-
ны, — вздохнула Джекки.
— Или кто их пишет. Последнее меня интере-
сует куда больше.
Наконец мы отправились на работу. Весь день
эльфы не выходили у меня из головы, я отвлекался,
и мне чуть не оторвало палец на правой руке.
Встретив Джекки у заводских ворот, я понял, что и
она весь день не находила себе места.
-— Давай забудем про них, — предложила она,
когда мы ехали домой в трясущемся автобусе. — К
чему набиваться к ним в друзья, если они не хотят
иметь с нами дела?
— Я не могу допустить, чтобы какие-то
малявки смотрели на нас сверху вниз. Кроме того,
мы наверняка сойдем с ума, если не узнаем, кто
живет в домике. Или ты думаешь, что мистер Хен-
чард — чародей?
— Он — дьявол, — горько усмехнулась Джек-
ки. — Вот так уехать и оставить нам эльфов!
Когда мы вернулись домой, из клетки доноси-
лись какие-то звуки, но стоило мне сдернуть покры-
вало, воцарилась полная тишина. Сквозь щелочки в
шторах пробивались тонюсенькие полоски света.
На террасе остался лишь диванчик. Из почтового
ящика торчал желтый конверт телеграммы.
Джекки побледнела.
— Это последняя соломинка. Телеграмма!
— Может, и нет, — засомневался я.
— Телеграмма, будь уверен. «Умерла тетушка
Тинкер». Или «Иоланта приезжает завтра».
— Карантинной таблички больше нет, — заме-
тил я. — Повешена новая. «ОКРАШЕНО».
— Надо бы написать что-нибудь на их чистень-
кой двери, — предложила Джекки.
153
Но я опустил покрывало, погасил свет, взял
Джекки за руку. Мы еще постояли у клетки. Оттуда
доносились тихие звуки, вроде бы кто-то пел, потом
чем-то стучали.
Утром на терраске стояли двадцать шесть буты-
лок с желтым молоком, ярко-желтым, а лилипут-
ский заголовок в газете гласил: «ТУРЭ СОКРА-
ЩАЕТ ОТРЫВ ОТ ФОЦПЫ» Что-то лежало в
почтовом ящике, но телеграмму хозяева дома
забрали.
Вечер не принес ничего неожиданного. Едва я
снял покрывало, воцарилась напряженная тишина.
Мы чувствовали, как из-за опущенных штор за
нами пристально наблюдают. Посреди ночи я еще
раз прогулялся в комнату мистера Хенчарда. Эль-
фов я, разумеется, не увидел. Но они, похоже, при-
нимали гостей. Музыка, топот и хлопки разом стих-
ли, едва я сунулся под покрывало.
Утром на террасе стояла лиловая бутылка.
Газета сообщала: «ФОЦПА ИДЕТ ПЕРВОЙ».
— На работе я сам не свой, — признался я
Джекки. — Ни о чем не могу думать, только об
этой клетке.
— Я тоже. Мы должны выяснить, кто там
живет.
Я заглянул под покрывало. Штора упала так рез-
ко, что едва не сорвалась.
— Ты думаешь, они сердятся? — спросил я
Джекки.
— Скорее всего. Мы, наверное, им очень
мешаем. Готова поспорить, они сидят у окон, кипя
от ярости, и с нетерпением ждут, когда же мы отча-
лим. Нам, кстати, пора на автобус.
Я посмотрел на домик, источавший, как мне
показалось, волны раздражения и негодования. И
мы поехали на работу.
Домой вернулись усталые и голодные, но, даже
154
не сняв пальто, первым делом поспешили в комнату
Хенчарда. Нас встретила тишина. Я включил свет,
Джекки подняла покрывало.
И тут же ахнула. Я подскочил к ней, ожидая уви-
деть на терраске маленького зеленого человечка.
Пустое. Ничего не изменилось. Лишь над трубой не
вился дымок.
Но Джекки указывала на входную дверь.
Маленькая, аккуратная табличка с короткой, лако-
ничной надписью: «Сдается».
— О-о-о, — только и смогла сказать Джекки.
Я шумно сглотнул. Все шторы подняты, весе-
ленькие занавеси исчезли. Впервые мы могли
заглянуть внутрь дома. Но увидели лишь голые сте-
ны.
Никакой мебели, несколько царапин на паркет-
ном полу, чистенькие обои. Прежние жильцы съе-
хали, оставив дом в полном порядке.
— Они переехали, — констатировал я.
— Да, — отозвалась Джекки. — Переехали.
И внезапно меня охватило отчаяние. Показа-
лось, что опустел не игрушечный, но наш дом. Так
бывает, когда возвращаешься после длительного
отсутствия, открываешь дверь и входишь в дом, где
тебя не ждет никто и ничто.
Я крепко обнял Джекки. Она тоже погрустнела.
Кто бы мог подумать, что причиной тому будет
крошечная табличка с надписью: «Сдается».
— Что скажет мистер Хенчард? — Глаза
Джекки испуганно раскрылись.
Мистер Хенчард вернулся два дня спустя. Мы
сидели у камина, когда он вошел с большим чемода-
ном в руке, с черным мундштуком во рту.
— М-г-м, — поприветствовал он нас.
— Добрый вечер, — отозвался я. — Хорошо,
что вы приехали.
— Приехал и приехал. — Он прошествовал в
155
свою комнату, а мы с Джекки озабоченно перегля-
нулись.
И тут же к нам ворвался мистер Хенчард. Лицо
его перекосило от ярости.
— Паршивцы! — провопил он. — Я же преду-
преждал...
— Одну минуту. —Я попытался его остановить.
— Я съезжаю с квартиры! — рявкнул мистер
Хенчард. — Немедленно!
И он вылетел пулей, с треском захлопнув за
собой дверь.
Мы с Джекки так и остались сидеть.
Мистер Хенчард появился с чемоданом и просле-
довал к двери.
— Мистер Хенчард... — подал я голос.
— Отстаньте!
Но мы уже повскакали с кресел, я схватился за
одну его руку, Джекки — за другую.
— Подождите, — взмолился я. — Вы забыли
птичью клетку.
— Это вы так думаете, — огрызнулся он. —
Можете оставить ее себе. Лезут тут всякие в чужие
дела. Сколько месяцев я убил на то, чтобы
построить такой дом, как им требовалось! А какие
приложил усилия, чтобы уговорить их поселиться
у меня! А теперь вы все испортили. Они не вернут-
ся.
— Кто? — не выдержала Джекки.
Он пронзил нас взглядом.
— Мои жильцы. Мне придется построить для
них новый дом. Но уж на этот раз я никого к нему
не подпущу.
— Вы... вы чародей? — спросил я в лоб.
Мистер Хенчард фыркнул.
— Я умею работать руками, только и всего.
Относитесь к ним, как они того заслуживают, и вам
ответят тем же. Не каждый сможет построить дом,
156
как им нужно. — В его голосе слышались нотки
гордости.
Он вроде бы смягчился, но мой следующий
вопрос вновь рассердил его.
— Кто они такие? — взвился он. — Маленький
Народец, разумеется. Называйте их как угодно —
гномы, эльфы, феи, тролли, да мало ли у них имен!
А жить они хотят в тишине и покое, не любят,
когда за ними постоянно подглядывают. Такие
места сразу приобретают дурную славу. Стоит ли
удивляться, что они съехали. А плату за жилье они
вносили исправно. Впрочем, Маленький Народец
всегда этим отличался.
— Плату? — повторила Джекки.
— Удачу, — пояснил мистер Хенчард. — Они
приносили удачу. Чем же они, по-вашему, должны
расплачиваться? Не деньгами же. И теперь при-
дется строить новый дом, чтобы ко мне вернулась
удача.
На прощание он одарил нас злобным взглядом,
распахнул дверь, выбежал на улицу. Мы стояли на
пороге, наблюдая за ним.
Мистер Хенчард успел впрыгнуть в автобус, но
лишь после того, как споткнулся и шлепнулся на
тротуар.
Я положил руку па плечо Джекки.
— Видишь, вот ему уже и не везет.
— А мне кажется, ничего особенного, — возра-
зила она. — Обычное дело. В спешке под ноги не
смотришь. Дело-то в другом. Когда сдаешь дом эль-
фам, становишься особенным везунчиком.
Мы еще посидели у камина, потом молча встали
и прошли в бывшую комнату мистера Хенчарда.
Клетка стояла на прежнем месте. Домик — тоже.
Никуда не делась и табличка с надписью: «Сдается».
— Пойдем-ка к Терри, — предложил я.
В ресторане мы задержались допоздна. Домой
157
идти не хотелось. Мы уже привыкли к постоянному
шуму в птичьей клетке, и без него дом казался
очень уж одиноким.
Переступив порог, мы, однако, решили еще раз
взглянуть на пустой домик. Уходя, я накинул
покрывало на клетку. И когда поднес к нему руку,
чтобы снять, услышал какой-то хруст и скрежет. В
домике вновь появились жильцы!
На цыпочках мы вышли из комнаты, осторожно
притворив за собой дверь.
И только тогда перевели дух.
— Больше мы не должны подсматривать, —
твердо заявила Джекки. — Никогда! Не будем даже
прикасаться к покрывалу.
— Конечно, — согласился я. —Но кто, по-твое-
му...
До нас доносились звуки, очень похожие на разу-
хабистую песню. Это радовало. Чем им веселее,
тем дольше останутся они у нас. И мы отправились
спать.
На следующее утро зарядил дождь. Но перемена
погоды никак не сказалась на нашем радужном
настроении. Я что-то напевал, стоя под душем.
Джекки так и порхала по дому. Дверь в комнату
мистера Хенчарда мы даже не открывали.
— А вдруг они любят поспать подольше, —
предположил я.
В механическом цехе всегда шумно, и ручные
тележки, на которых перевозят заготовки цилинд-
ров, движутся неслышно, словно на резиновом
ходу. Вот и в тот день, в три часа пополудни, я
вышел в проход из-за моего строгального станка,
не увидев и не услышав приближения тележки с
грудой заготовок, которую паренек-подручный
катил на склад.
Большой строгальный станок — сооружение
серьезное. Станину с мощными направляющими
158
замуровывают в бетон, а уж под ним взад-вперед
ползает нож, обдирающий металл с заготовки.
В последний момент заметив приближающуюся
тележку, я отпрыгнул назад, чтобы избежать
столкновения. Мальчик дернул тележку в сторону,
да так резко, что с нее посыпались заготовки. А я,
ударившись бедром о станину, неудачно повернулся
и оказался меж направляющих, по которым летела
на меня махина ножа.
Все, однако, кончилось благополучно. Навряд
ли я успел бы выбраться сам, да один из цилиндров
вкатился под нож, зацепился за направляющую,
нож заклинило, мотор станка натужно взвыл и сго-
рел. Нож замер в паре футов от меня, и только тут
я услышал, как оглушительно бьется мое сердце.
После работы, в автобусе, я рассказал Джекки о
том, что произошло.
— Как же мне повезло! Чудо, да и только. Если
б эта болванка не закатилась под нож... Станок,
правда, сломался, зато я цел и невредим. Наверное,
нам надо поблагодарить наших... жильцов.
Джекки согласно закивала.
— За жилье они расплачиваются с нами везени-
ем, Эдди. Как хорошо, что они решили заплатить
вперед.
— Да, конечно, но пока станок сломан, я не
буду получать жалованья.
Домой мы вернулись в грозу. Из комнаты Хен-
чарда до нас донесся жуткий шум, какого слышать
ранее нам не доводилось. Мы вбежали в комнату.
Окно открыто, покрывало наполовину сползло.
Окно я тут же закрыл, затем поспешил поправить
покрывало. Джекки стояла рядом. Мы успели
взглянуть на домик. Табличка «Сдается» исчезла.
Из трубы валил черный жирный дым. Шторы, разу-
меется, были опущены. Правда, хватало других
изменений.
159
Пахло плохо приготовленной пищей: подгорев-
шим мясом и прокисшей капустой, почему-то поду-
мал я. На некогда безукоризненно чистенькой тер-
расе стояло переполненное ведро с мусором и кро-
шечный ящик из-под апельсинов, набитый микрос-
копическими пустыми консервными банками и
бутылками. Рядом — бутылка молока, на этот раз
грязно-синего цвета, и газета. Определенно другая
газета. Совсем с иными заголовками. Скорее всего,
исходя из размеров букв, бульварный листок.
От стойки, подпирающей крышу террасы, к
углу дома тянулась бельевая веревка. Правда, на
ней ничего не сохло.
Я поправил покрывало и вслед за Джекки про-
шел на кухню.
— Мой Бог! — простонал я.
— Нам следовало спросить рекомендательное
письмо, — прошептала Джекки. — Это не наши
жильцы!
— Не те жильцы, к которым мы привыкли, —
согласился я. — То есть не чета тем, что жили у
мистера Хенчарда. Ты заметила мусорное ведро на
террасе?
— И бельевую веревку, —добавила Джекки. —
Какое бескультурье. — Она покачала головой. —
Но ведь мистер Хенчард утверждал, что они не вер-
нутся.
— Да, но... — Я не закончил фразы, ибо лицо ее
изменилось, словно она поняла, в чем тут дело. —
Выкладывай, что ты там придумала, — поощрил
ее я.
— Ну, я не знаю. Только мистер Хенчард гово-
рил, что Маленький Народец любит тишину и
покой. А мы своим любопытством выгнали их из
дома. И этот домик, в клетке, стал пользоваться
дурной репутацией. Теперь благородные эльфы
сюда не едут. А едет... всякая рвань.
160
— Ты чокнулась. — Я ей не поверил.
— Отнюдь. Другого объяснения нет. Мистер
Хенчард говорил о том же. Сказал, что должен
построить новый домик. Добропорядочные жильцы
в плохой район не поедут. У нас поселились опу-
стившиеся эльфы, вот и все.
От изумления у меня даже отвисла челюсть.
— Да, да, — продолжила Джекки. — Готова
поспорить, скоро они заведут козу.
— Ну, этого мы не потерпим, — твердо заявил
я. — Я их выкурю. Я... налью им в трубу воды. Где
у нас чайничек для заварки?
Джекки схватила меня за руку.
— Нет, нет. Мы не можем их выгнать, Эдди.
Мы не имеем на это права. Они же платят за то, что
живут у нас.
И тут я вспомнил.
— Строгальный станок.
— Вот именно. — Пальцы Джекки сжали мою
руку. — Тебя бы убило сегодня, если б не везение,
которым они поделились с тобой. Пусть эти эльфы
и неряхи, но за постой они платят.
Тут до меня наконец-то дошло.
— Хенчард был просто более везучим.
Помнишь, как он отбросил камень и тот упал на
прогнившую ступеньку. Со мной все пошло по-дру-
гому. Я упал меж направляющих, заготовка
цилиндра заклинила нож, но я остался без работы
до тех пор, пока не починят станок. С Хенчардом
такого бы не произошло.
— Его жильцы были повыше рангом, — объяс-
нила Джекки, в ее глазах играли смешинки. — Если
б в строгальный станок угодил мистер Хенчард,
скорее всего, перегорели бы пробки. У наших
жильцов дым пожиже, да и труба пониже. Равно
как и везение, которым они балуют нас.
— Пусть остаются, — решил я. — Мы обзаве-
161
лись притоном. Пойдем-ка лучше к Терри.
Мы надели пальто и вышли в ночь, вдыхая
холодный, насыщенный влагой воздух. Гроза буше-
вала с той же силой. Я забыл фонарь, но возвра-
щаться не хотелось. Не торопясь, мы двинулись
вниз, к едва видным огонькам в ресторане Терри.
В темноте да из-за дождя мы не заметили приб-
лижающегося автобуса. Он накатывался на нас, как
паровой каток. Я подался в сторону, таща за собой
Джекки, но навряд ли мы избежали столкновения,
если б я не поскользнулся на мокром асфальте.
Мгновением позже я оказался в кювете. Джекки
рухнула на меня, а автобус с ревом пронесся мимо.
Вывалянные в грязи, мы вылезли из кювета и
зашагали к Терри.
Наши грязные пальто вызвали немало недо-
уменных взглядов, но мы старались их не замечать.
— Несомненно, нам спасли жизнь, — прошеп-
тал я на ухо Джекки.
— Это точно, — согласилась она. — Но с мисте-
ром Хенчардом такого бы не случилось.
Терри покачал головой.
— Упал в кювет, Эдди? Джекки тоже? Вот уж
вам не повезло.
— Не повезло, — кивнула Джекки. — С одной
стороны. — Она подняла бокал и с грустью посмо-
трела на меня.
Мы чокнулись.
— Ас другой, все вроде бы ничего, — добавил
я. — Так что за удачу.
Перевод с английского Вик. ВЕБЕРА
Уолтер Брукс
Полеты
мисс Эммелин
*
1
к',
Когда старый дом Вальянов у озера продали за
долги, мисс Эммелин Вальян переехала к миссис
Парди. С собой она взяла лишь Томаса, своего
кота, да семейные портреты. Остальные вещи
были проданы мистеру Моулу, купившему и дом.
Мистер Моул заплатил ей за дом со всей обста-
новкой. Нельзя сказать, что он переплатил. Это
была не очень крупная сумма, и предложение свое
он сопроводил многократными выражениями
сочувствия и уважения к прежней хозяйке, присово-
купив, что человек он небогатый и не может запла-
тить больше, что подтверждалось соответству-
ющим документом, выданным банком мистера
Моула. Мисс Эммелин резонно ответила, что, по ее
убеждению, финансовые возможности покупателя
никоим образом не связаны со стоимостью товара,
а лицемерить ему нет нужды, ибо единственное,
чего она хочет, так это как можно скорее покон-
чить со всеми формальностями. Так что достаточ-
но просто выписать чек. Что мистер Моул и сде-
лал.
Потом он долго бурчал о неблагодарности и без-
мерной гордыни бывшей домовладелицы, но никто
не обращал на это внимания. Все соседи знали, что
мисс Эммелин несколько раз предлагала ему купить
дом за его настоящую цену, но он всегда отказывал-
ся, надеясь заплатить подешевле, когда дом пойдет
с молотка. И действительно, ходили слухи, что суд
принял решение забрать дом за долги не без его
участия.
Разумеется, никто не решался сказать это
мистеру Моулу в глаза. Удалившись от дел, он,
164
однако, сохранил и деньги, и влияние. Разбил
новый парк и намеревался соорудить в нем аттрак-
ционы, павильоны, эстраду, чтобы привлечь тем
самым новых покупателей в местные магазинчики и
создать условия для отдыха жителям городка.
Кроме того, старый дом Вальянов считался город-
ской достопримечательностью, и его владелец имел
право на всеобщее уважение лишь потому, что жил
в нем.
История эта началась в один из вечеров, когда
мистер Моул сидел в старом доме Вальянов, а мисс
Эммелин — в комнате у миссис Парди, поглаживая
Томаса, своего кота, и размышляя, на что она будет
жить после того, как кончатся деньги, полученные
по чеку мистера Моула. Вальяны принадлежали к
первым переселенцам, осваивавшим новые терри-
тории, медленно продвигаясь на запад с восточного
побережья.
Продвижение это не было равномерным. Коло-
нисты чем-то походили на кузнечиков. Остановка,
резкий скачок, снова остановка. Иной раз разрыв
между скачками затягивался чуть ли не на столетие.
Как в случае с Вальянами. В шестнадцатом веке
они появились в Массачусетсе, в семнадцатом скак-
нули в Коннектикут, а в девятнадцатом — в штат
Нью-Йорк. Один из дядюшек махнул в Огайо и сги-
нул там, но в большинстве своем Вальяны жили и
умирали в старом доме у озера. Все, кроме мисс
Эммелин, размышлявшей теперь об ушедшей славе
семьи и о грядущих трудностях.
Внезапно она вскочила, воскликнув: «О!» — ибо
вспомнила, что в спешке, покидая дом, забыла
взять с собой нечто более ценное, чем кот Томас и
семейные портреты. А забыла она маленький пло-
ский сундучок, принадлежавший ее давно умершей
родственнице, то ли пра-, то ли прапрабабушке,
жертве одного из судов над ведьмами, волна кото-
165
рых в незапамятные времена прокатилась по Новой
Англии.
Теперь-то по канонам геральдики ведьма в ро-
ду — что дворянская грамота. Судья среди предков
почетнее священника, губернатор — лучше судьи,
но ведьма, повешенная за колдовство, — выше
подняться просто невозможно. Поэтому мисс Эмме-
лин взяла чистый носовой платок, надела шляпку и
отправилась к мистеру Моулу.
Ее приход обрадовал мистера Моула, так как
предоставилась возможность проявить себя радуш-
ным хозяином. Но мисс Эммелин оборвала поток
любезностей и сразу перешла к делу. Она забыла
сундучок. Позволит ли он послать за ним?
Я не думаю, что мистер Моул имел какие-то
виды на этот сундучок, но он обиделся, уяснив, что
мисс Эммелин пришла не в гости, и ответил отка-
зом.
— Может, вы позволите выкупить его у вас? —
настаивала мисс Эммелин.
Он и на это не согласился, после чего мисс
Эммелин откланялась и двинулась в обратный путь.
Конечно, она расстроилась. Еще бы, прийти в
собственный дом, увидеть до боли знакомые
мебель, вазочки, ковры, обои, осознавая при этом,
что они принадлежат другому человеку. Тем более
такому, как мистер Моул. Но особенно ругала она
себя за то, что так беспечно рассталась с самой цен-
ной из фамильных вещей.
Однако мисс Эммелин не смирилась с поражени-
ем. В тот вечер она долго сидела у окна своей ком-
наты у миссис Парди. Комнату эту она выбрала
потому, что здесь из окна открывался вид на озеро
и дом Вальянов, гордо возвышающийся на обрыве
среди старых фруктовых деревьев. Кот смирно
лежал у нее на коленях, видела она немного, ибо
луна еще не взошла, и в темноте светились лишь
166
окна дома Вальянов. Когда же последнее из них
погасло, мисс Эммелин выждала еще полчаса,
надела шляпку, спустилась по ступенькам и вышла
из дома миссис Парди.
На улице она никого не встретила. Через боко-
вые ворота подошла к двери черного хода дома
Вальянов. Дверь была заперта, но мисс Эммелин
знала особенности замка. Стоило подергать дверь,
как задвижка выскакивала из паза. Замок в свое
время она чинить не стала, поскольку частенько
захлопывала парадную дверь, оставаясь без ключей
на улице. И тогда без хлопот заходила в дом через
черный ход.
Вот и теперь, с туфлями в руках она проследо-
вала через столовую и холл, поднялась на второй
этаж, где за дверью спальни раздавался вульгарный
храп, на третий и наконец на чердак.
На чердаке было светлее, чем на лестнице: над
холмами на противоположном берегу озера уже
появилась луна. Пол из толстенных досок не скри-
пел, и она бесшумно пробралась к окну, под кото-
рым, как она помнила, стоял сундучок. Маленький,
не больше саквояжа, его можно было снести и по
лестнице, но мисс Эммелин решила спустить его
через окно на бельевой веревке, бухта которой
лежала на полу.
Пол чердака покрывала пыль, не подметали тут
с осени, так что мисс Эммелин решила замести свои
следы. Из дальнего угла выудила щетку, вернее
метлу, старую-преетарую, возможно, ровесницу
дома: пучок прутьев, привязанных к короткой пал-
ке.
Но когда она подняла сундучок, чтобы поста-
вить его на подоконник, внутри что-то звякнуло.
Мисс Эммелин всегда думала, что сундучок пуст,
собственно, не помнила, чтобы хоть раз открывала
его и заглядывала внутрь. Его все называли «сун-
167
дук», показывали только самым близким родствен-
никам и держали на одном месте — под чердачным
окном. Раз в год мисс Эммелин смазывала его,
чтобы кожа не трескалась, но снаружи.
Запор поддавался туго, но мисс Эммелин с ним
справилась. Гремела плоская металлическая короб-
ка, наполненная какой-то мазью с резким, но не
вызывающим отвращения запахом. Коробку она
сунула в карман жакета, но, закрывая сундучок,
поцарапала руку о запор. Пошла кровь, и мисс
Эммелин, недолго думая, опять достала коробку и
намазала царапину мазью. Ибо еще со школьной
скамьи знала, что царапины и ссадины быстро
заживают, если их хорошенько смазать.
Когда же она убирала коробочку в карман, та
выскользнула у нее из рук и загрохотала по полови-
цам. Мисс Эммелин подхватила ее и замерла. Она
знала, что внизу находятся комнаты слуг мистера
Моула. Поначалу ей показалось, что они ничего не
услышали и крепко спят. Но потом стали доно-
ситься какие-то звуки, голоса. Мисс Эммелин поня-
ла, что попалась. Она схватила метлу, чтобы
подпереть ею дверь, но, прежде чем до нее дошло,
что этим не поможешь, случилось невероятное.
Пощипывание на запястье — там, где она сма-
зала царапину, — мгновенно распространилось на
всю руку, затем на тело. Она ощутила необыкно-
венную легкость и даже подумала, не бухнется ли
сейчас в обморок. Метла, на которую она попыта-
лась опереться, неожиданно потащила ее к окну.
Она почувствовала, как ноги отрываются от пола, и
покрепче ухватилась за палку. Секундой позже она
уже летела на восток, в двадцати футах от земли.
«Ой-ей-ей, как это все странно», — думала мисс
Эммелин. Действительно, такое произошло с ней
впервые, но в тот момент ее волновали не новые
ощущения, а боязнь свалиться с метлы. Она летела
168
на ней верхом, не чувствуя собственного тела. И
скоро поняла, что метла отнюдь не поддерживает
ее, ибо она стала невесомой, а нужна лишь для
изменения направления полета. Предоставленная в
тот момент лишь сама себе, она несла всадницу на
восток. «Как старый Капитан, — вспомнила мисс
Эммелин свою лошадь, — отпустишь поводья, и он
сам найдет дорогу домой».
И тут же возникла новая тревожная мысль: «А
что является домом для метлы?» Мисс Эммелин,
естественно, уже уразумела, что в ее руки попали
профессиональные атрибуты ее пра- или прапраба-
бушки, которую — и как выяснилось, вполне спра-
ведливо — повесили за колдовство. И в жестянке
была не лечебная мазь, как она поначалу подумала,
но та, знаменитая, которой натирались ведьмы
перед полетом на шабаш. Означает ли это, что
метла несет ее на шабаш? Хотя в Новой Англии
отношение к шабашу за последние годы изменилось
в лучшую сторону, мисс Эммелин решила, что еще
не готова к посещению этого мероприятия. Во вся-
ком случае, предварительно хотелось бы узнать,
что ее там ждет. Мисс Эммелин повернула метлу и
взяла курс на север.
Она пролетела над темной гладью озера. Затем
поднялась выше, совершила круг над городком.
«Красота-то какая, — думала она, — ну до чего все
интересно». Время, однако, близилось к полуночи,
да и холодный ночной воздух пронизывал до
костей. «Летать, конечно, хорошо, — рассуждала
она, — но главное — сундучок, а я его так и не запо-
лучила. Нужно искать другой способ вызволить
его». Она пролетела над Главной улицей, сделала
три круга над шпилем пресвитерианской церкви,
убедилась, что за ней никто не наблюдает, и по кру-
той траектории спикировала в сад миссис Парди. С
метлой под мышкой поднялась она в свою комнату.
169
И, лишь забравшись в постель, вспомнила, что
оставила туфли на чердаке.
Следующее утро мисс Эммелин провела в биб-
лиотеке, читая все, что только можно, о ведьмах.
Как она выяснила, это были пренеприятные особы.
Они заявляли, что могут навести порчу на корову,
чтобы та перестала доиться, вызвать ураган, накли-
кать ребенку болезнь. Но вот с доказательствами
того, что им это по силам, дело обстояло хуже,
даже в тех случаях, когда колдуньи признавались в
совершении тех или иных пакостей. Они также
лепили из воска фигурки своих врагов и втыкали
иголки в те части тела, на которые хотели повли-
ять. Ознакомившись с интересующими ее материа-
лами — а их оказалось совсем немного: в литера-
туре ведьмам не уделяли внимания, которого они
заслуживали, — мисс Эммелин так и не смогла
решить, как она применит на практике полученные
знания. У мистера Моула не было ни коров, ни
детей, а в случае грозы он просто закрыл бы окна.
«И я не хочу причинять ему вреда, — подумала
она. — Мне бы вернуть сундучок. И туфли». Ибо
при ее стесненных обстоятельствах покупка новой
пары пробила бы значительную брешь в бюджете.
В общем, несмотря на все усилия, мисс Эммелин
так и не придумала, как вернуть принадлежащие ей
вещи, и решила, что быть ведьмой, конечно же,
забавно, но практической пользы от этого чуть.
По пути из библиотеки она встретила свою дав-
нюю приятельницу миссис Кортни Бишоп, власт-
ную и решительную особу, не чету мисс Эммелин.
Они вместе ходили в школу да и потом поддержи-
вали теплые отношения, несмотря на все более
заметную разницу в их благосостоянии: семья
Бишопов богатела с каждым годом, Вальяны же
разорялись. Возможно, дружба их сохранялась
лишь потому, что мисс Эммелин всякий раз отказы-
170
валась от помощи, неоднократно предлагаемой
миссис Бишоп.
Мисс Эммелин узнала от миссис Бишоп, что
прошедшая ночь была весьма беспокойной для
мистера Моула и его слуг. Кто-то шумел на чердаке
старого дома. Утром там нашли пару туфель, а
окно было распахнуто. И никто не мог предложить
разумного объяснения случившемуся, ибо окно это
находилось на высоте более двадцати футов.
Мистер Моул пытался делать вид, что ничего осо-
бенного не произошло, но слуги, как того и следо-
вало ожидать, перепугались насмерть, а кухарка
твердила, что видела черную фигурку, вылетев-
шую из окна и растворившуюся в ночи.
Мисс Эммелин чуть улыбнулась, и миссис
Бишоп сразу насторожилась.
— Эммелин, ты что-то знаешь об этом.
— Да, знаю. — Мисс Эммелин никогда не вра-
ла. И после короткого колебания добавила: —
Наверное, будет лучше, если я расскажу тебе обо
всем.
— Приходи-ка к нам пообедать, — предложила
миссис Бишоп. — А сейчас нам следует поспешить,
если мы хотим успеть на заседание Общества жен-
щин-квакеров. Ты идешь туда?
— О, заседание... Я как-то и забыла о нем.
— Забыла про заседание Общества? — Брови
миссис Бишоп удивленно изогнулись.
— Да, — кивком подтвердила мисс Эммелин. —
Знаешь, я, пожалуй, не пойду.
Брови миссис Бишоп вновь изогнулись, но она
никак не прокомментировала решение мисс Эмме-
лин.
— Так я жду тебя к семи. — И они расстались.
За обедом ни слова не было сказано о мистере
Моуле, но потом, когда они, выпив кофе, вдвоем
уединились в большой гостиной, из окна которой
171
виднелось озеро и северный фасад дома Вальянов,
мисс Эммелин рассказала о своих ночных приклю-
чениях. По ходу ее рассказа глаза миссис Бишоп
раскрывались все шире и шире, она даже приотк-
рыла рот и вся подалась вперед. А когда мисс Эмме-
лин расписывала свой полет на метле, миссис
Бишоп сжала подлокотник кресла и крикнула:
«Хватит!» Мисс Эммелин замолчала и поднялась.
— Куда ты идешь? — спросила миссис Бишоп.
— В холл. Хочу тебе кое-что показать, чтобы
ты не подумала, что я чокнулась. — Через минуту
она вернулась с чем-то длинным, завернутым в тем-
ную скатерть. Внутри оказалась метла.
— О да, и у нас есть такая же, — призналась
миссис Бишоп. — И ты... ты летала на ней?
— Можешь смеяться надо мной сколько угодно,
Летти, но, пожалуйста, не пяться к двери. Уверяю,
что я не причиню тебе вреда. Ну а если у меня
ничего не получится, я сама позвоню доктору
Блесснингу и приглашу его сюда. А вот и мазь. —
Она открыла жестяную коробочку.
Миссис Бишоп принюхалась и воскликнула:
«Фу!»
А мисс Эммелин тем временем подняла што-
ру на открытом окне, втерла немного мази в за-
пястье и обеими руками ухватилась за метлу.
Затем, как в замедленной съемке, оторвалась от
пола и выплыла в окно. Миссис Бишоп лишилась
чувств.
Она очнулась через пару минут. Постонала
немного, но никто не поспешил к ней на помощь,
поэтому она села, огляделась и бросилась к окну.
Уже стемнело, но в доме Вальянов горели чуть ли
не все окна, и в их свете она заметила что-то боль-
шое и черное, пролетевшее мимо террасы. Минуту
спустя неизвестное летающее существо вернулось,
на этот раз проплыв в нескольких футах над лужай-
172
кой, и миссис Бишоп разглядела, что это мисс
Эммелин. А та еще помахала ей платочком. Миссис
Бишоп уже собралась было вновь грохнуться в
обморок, но решила, что лучше выпить лимонаду.
Волоча ноги, она отправилась в столовую и не
выпила еще и половины стакана, как мисс Эммелин
влетела в окно, поставила метлу в угол и села на
диван.
— Ну, теперь ты мне веришь?
-— Нет, — покачала головой миссис Бишоп. —
Наверное, ты просто загипнотизировала меня, и я
прошу никогда больше этого не делать.
— А не попробовать ли тебе самой. — Мисс
Эммелин протянула ей жестянку с мазью. Миссис
Бишоп отнекивалась, но мисс Эммелин убеждала
подругу, что от попытки вреда не будет. — Если у
тебя ничего не выйдет, я сама убежусь, что это не
более чем фокус, и никогда больше не прикоснусь
ни к метле, ни к мази.
В конце концов миссис Бишоп согласилась. И
несмотря на дородность, легко оторвалась от пола
и, как перышко, выплыла в окно.
Десять минут спустя в саду Вальянов раздался
крик, перешедший в отчаянные вопли. Мисс Эмме-
лин испуганно вскочила, шагнула к окну, но в этот
момент в гостиную влетела миссис Бишоп. Раскрас-
невшаяся от быстрого полета.
— Ну, Эммелин, ты доказала свою правоту.
Летать на метле — одно удовольствие, но делать
этого не стоит, определенно не стоит.
Мисс Эммелин спросила, что произошло в саду у
Вальянов. Как оказалось, у миссис Бишоп возникли
трудности с управлением. Возвращаясь, она слиш-
ком сильно наклонила вниз метлу, вошла в пике и
еле выровнялась у самой земли. К сожалению, это
случилось чуть ли не на террасе дома Вальянов, где
как раз в тот самый момент служанка наливала
173
кофе мистеру Моулу. Она их так перепугала, что
служанка забилась в истерике.
— Но я думаю, они меня не узнали, — закон-
чила миссис Бишоп.
— Это не-имеет никакого значения, — ответила
мисс Эммелин. — Ибо они не поверили собствен-
ным глазам.
— Все это хорошо, но рано или поздно кто-то
увидит тебя, Эммелин, — гнула свое миссис
Бишоп. — И хотя в семьдесят лет ты имеешь пол-
ное право делать все, что тебе заблагорассудится,
эти полеты на метле могут вызвать ненужные раз-
говоры. Я не уверена, что твой отец одобрил бы их.
— Я тоже не уверена, но мне без разницы, кто
что скажет. Я лишь надеялась, что теперь мы с
тобой сможем немного поразвлечься в теплые лет-
ние вечера. Знаешь, Летти, летать куда приятнее,
если при этом можно еще с кем-то беседовать. Но
если тебе кажется, что...
— У тебя никого нет, Эммелин, — ответила
миссис Бишоп. — Но я-то должна помнить о вну-
ках. И еще: ты можешь, конечно, считать, что не
делаешь ничего дурного, но я, например, в этом не
уверена. Так что не поговорить ли тебе с нашим
приходским священником?
На это мисс Эммелин возразила, что мистер Кук
очень уж современный человек и едва ли ей пове-
рит.
— И потом, если дьявол может цитировать Свя-
щенное писание, чтобы добиться своей цели, то
почему богопослушный прихожанин не имеет права
использовать дьявольские методы в своих интере-
сах?
Как это ни странно, последний довод убедил
миссис Бишоп. Впрочем, и возражала она больше
для вида, потому что полет на метле доставил ей ни
с чем не сравнимое удовольствие. Кроме того, в
174
последние дни ее постоянно мучили ревматические
боли. Стоило же оседлать метлу, как они исчезли
без следа. Короче, мисс Эммелин удалось без осо-
бого труда уговорить миссис Бишоп составить ей
компанию. Миссис Бишоп поднялась на чердак за
метлой, попутно убедившись, что слуги заняты
уборкой и мытьем посуды, а затем вместе с мисс
Эммелин отправилась в небольшую прогулку над
озером.
А тем временем мистер Моул, придя в себя от
испуга, серьезно обеспокоился. Он не узнал миссис
Бишоп, но вместе со служанкой мог поклясться,
что видел старуху верхом на метле, сперва спикиро-
вавшую на них, затем унесшуюся вверх и, кажется,
залетевшую в окно дома Бишопов. Поэтому после
того, как служанку окончательно успокоили и уло-
жили в постель, мистер Моул отправился на развед-
ку. Он позвонил в дверь и сказал открывшей ему
служанке, что будто бы видел, как кто-то залез в
окно гостиной.
— Кажется, там сейчас миссис Бишоп и мисс
Вальян, — ответила служанка и повела его к двери
гостиной. В комнате, однако, не оказалось ни той
ни другой.
— Мисс Вальян, говорите? — задумчиво спро-
сил мистер Моул. — Наверное, они скоро вернутся,
так что я подожду их и сам предупрежу, что под
окнами кто-то бродит.
— Как вам будет угодно. — И служанка оста-
вила его одного.
Мистер Моул как раз усаживался на диван,
когда в окно влетели миссис Бишоп и мисс Эм-
мелин. С воплем мистер Моул подпрыгнул и
опрометью выскочил из гостиной. Расстояние
до дома Вальянов он преодолел ровно за восемь
секунд.
Как я понимаю, мистер Моул напугал обеих ста-
175
рушек не меньше, чем они его. Чтобы успокоиться,
они выпили по большому стакану лимонада.
— Знаешь, Эммелин, мне уже кажется, что
напрасно мы все это затеяли, — вновь заколебалась
миссис Бишоп. — И мой тебе совет — выброси эту
мазь в озеро.
Мисс Эммелин с ней не согласилась, завернула
метлу в скатерть, положила жестянку в карман и
отбыла домой.
День или два прошли спокойно, а затем к мисс
Эммелин зашел Джон Сейуэр.
— Я очень рада, что вы заглянули ко мне,
Джон, — улыбнулась мисс Эммелин. — Как здо-
ровье вашей мамы?
Джон Сейуэр ответил, что мама его в полном
здравии, и при этом так странно посмотрел на мисс
Эммелин, что та не преминула спросить:
— Джон, что с вами? Вам нехорошо!
— Видите ли, я чувствую себя круглым идио-
том, — промямлил мистер Сейуэр. — Ко мне захо-
дил мистер Моул и... Видите ли, я решил, что дол-
жен с вами поговорить. Может, мне не следовало
вас беспокоить, но я веду его дела в нашем городе,
так что у меня нет другого выхода. Он... конечно,
все это так глупо, но он обвиняет вас в том, что
вы — ведьма.
— Дорогой мой, — вновь улыбнулась мисс
Эммелин, — а разве быть ведьмой — преступление?
— Святой Боже, понятия не имею, — ответил
Джон Сейуэр. — Но он хочет, чтобы суд запретил
вам летать над принадлежащей ему землей.
— Он действительно хочет обратиться в суд с
таким иском? — переспросила мисс Эммелин.
— Похоже, что так, но думаю, что для него важ-
нее выставить вас на посмешище перед всем горо-
дом. И скорее всего, он своего добьется, потому что
судья Симмонс смотрит ему в рот. — Мистер Сей-
176
уэр встал. — Мисс Эммелин, я считал своим долгом
сказать вам об этом. А с мистером Моулом больше
не буду иметь никаких дел, потому что он явно тро-
нулся умом. Он рассказал мне какую-то дикую
историю о вас и миссис Бишоп. Но, к сожалению,
не в наших силах запретить ему обратиться в суд.
— Зачем вам терять такого клиента, Джон, —
возразила мисс Эммелин. — В нашем городке не
так уж много богачей. Просто вы должны посове-
товать ему не начинать судебного процесса, ибо он
недостаточно хорошо разбирается в настроениях
местных жителей, раз надеется, что надо мной
будут смеяться. Это он сам покажет себя отменным
грубияном. Ну а я обещаю больше не летать над его
землей на своем помеле.
Мистер Сейуэр долго смеялся, представив себе
мисс Эммелин летящей на помеле, а потом с инте-
ресом выслушал ее рассказ о занятиях ведьм. Она
щедро поделилась с ним всем, что почерпнула из
книг. На вопрос, может ли она вызвать бурю, мисс
Эммелин честно ответила, что никогда не пробова-
ла, но технически осуществить это совсем просто.
— А вы попробуйте на следующей неделе,
когда мистер Моул будет справлять новоселье, —
предложил Джон Сейуэр. — Насколько я понял,
гостей он намерен принимать в саду, если, конечно,
будет хорошая погода. Купив ваш дом, он считает
себя потомком первых поселенцев, и вы лишь обра-
дуете его, прилетев на метле. — А перед тем как
уйти добавил: — Все-таки будьте поосторожнее с
этими полетами, мисс Эммелин. Если мистер Моул
и не сможет обвинить вас в колдовстве, то заявит,
что вы летаете, не имея диплома летчика. А вот это
прямое нарушение закона.
Похоже, мистер Моул внял совету мистера Сей-
уэра, ибо в суд мисс Эммелин не вызвали. Зато
через два дня позвонила миссис Бишоп и пригла-
177
сила ее на обед. Мисс Эммелин улыбнулась, потому
что прекрасно знала свою подругу, и сказала, обра-
щаясь к Томасу, своему коту: «Ну что я тебе гово-
рила, Томас? Пожалуй, мне надо захватить с собой
метлу».
Что она и сделала, и не ошиблась. Походив
вокруг да около, миссис Бишоп сама заговорила о
полетах. Признав, что такие выходки неприличны
и безответственны, она тем не менее предложила
немного развеяться, тем более что полеты эти
никому не причиняли вреда.
А так как вечер выдался прохладный, сама
надела норковую шубу, а мисс Эммелин одолжила
кожаное пальто. Они слетали в Крэндолл-Холлоу,
побродили по кладбищу, при свете ручного фонаря
осматривая старые надгробия. Старик Джед Холли,
возвращаясь домой из бара, увидел огонек, пляшу-
щий меж могил, после чего до конца дней своих не
брал в рот ни капли спиртного. Так что две ста-
рушки не только хорошо провели время, но и при-
несли определенную пользу. А перед тем как уйти
домой, мисс Эммелин переложила немного мази в
маленькую серебряную коробочку на комоде. Мис-
сис Бишоп притворилась, что ничего не видела.
В день новоселья мистера Моула мисс Эммелин
бесцельно слонялась по саду миссис Парди. Дом
Вальянов находился неподалеку, так что до нее
долетали звяканье посуды и веселые выкрики
гостей. Она почувствовала растущее раздражение и
тут вспомнила о предложении Сейуэра. Присела,
взяла щепотку земли, бросила ее через плечо, про-
бормотала заклинания, которые вычитала в энци-
клопедии, добавив имена демонов, ведающих
подобными делами. Если б она знала, к чему приве-
дет ее колдовство, никогда бы этого не сделала.
Свет померк, внезапно налетевший ветер гнул
ветви деревьев, вмиг собравшиеся над головой тучи
178
разразились молниями и страшенным ливнем. А
гром непрерывно гремел прямо над головой. Мисс
Эммелин пришла в ужас.
Сильнейшая гроза, разумеется, положила конец
веселью в саду Моула. А началась она столь неожи-
данно, что мало кто из гостей успел укрыться в
доме. Все промокли до нитки и, естественно,
винили во всем мистера Моула.
На следующий день он пришел к мисс Эммелин.
— Ваша взяла, — признал он. — Вот сундучок и
туфли. Теперь, надеюсь, вы успокоитесь?
— Благодарю вас, — ответила мисс Эмме-'
лин. — Должна признаться, я и не подозревала, что
заклинания — не просто слова, хотя и не сожалею о
вчерашнем.
— Пожалуйста, не колдуйте больше, — попро-
сил мистер Моул. И добавил: — А как вы это делае-
те? Если вас не затруднит, расскажите мне.
Мисс Эммелин взглянула на мистера Моула.
Перед ней стоял невысокий старичок, богатый и
влиятельный, но тем не менее очень и очень неуве-
ренный в себе, неудовлетворенный жизнью. Да, он
нанял специалистов по генеалогии, и те составили
ему прекрасную родословную. Купил старинный
дом со старинными же вещами. Но для соседей и
этот дом, и эти вещи по-прежнему были не его, а
прежних владельцев. Они говорили «дом Валь-
янов», а не «дом Моула». И мисс Эммелин поняла,
что и он, и она одинаково лишены того, в чем более
всего нуждаются. У нее нет денег, чтобы поддержи-
вать престиж фамилии, у него — положения в
обществе, чтобы его богатства принимали в расчет.
Поэтому она пожалела мистера Моула, предло-
жила ему сесть и рассказала обо всем.
Будь это сказка, мы бы написали, что мистер
Моул расчувствовался и вернул мисс Эммелин дом
со всей обстановкой. Но правда заключалась в том,
179
что мистер Моул и не подозревал о существовании
подобных порывов. Он боялся мисс Эммелин, но не
испытывал желания предложить ей что-то еще,
надеясь откупиться одним лишь сундучком. И вдруг
его осенило: мазь в жестянке могла бы стать ходо-
вым товаром, знай он формулу ее состава. Он задал
мисс Эммелин множество вопросов и в конце кон-
цов предложил ей продать мазь. Мисс Эммелин
наотрез отказалась, что еще больше разожгло
мистера Моула. И он добился-таки своего, предло-
жив за четверть содержимого жестянки больше,
чем заплатил когда-то за дом.
Уходя, мистер Моул подозрительно сощурился:
— А как узнать, настоящая ли это мазь?
— А вы попробуйте сами. Если она не поднимет
вас в воздух, принесите ее назад, и я верну чек.
Мистер Моул попробовал. Ранним утром следу-
ющего дня фермер по фамилии Уиллетт вез в город
молоко. И неподалеку от Пятимильного холма уви-
дел что-то большое и черное, запутавшееся в теле-
графных проводах, бегущих вдоль железной доро-
ги. Он вернулся за лестницей, веревками и потра-
тил не менее часа, чтобы спустить мистера Моула
на землю. Джентльмен, снявший на лето коттедж
на ферме Уиллетта, сфотографировал повисшего
на проводах Моула и послал снимок в журнал «Гла-
зок». Снимок опубликовали. Это был самый зага-
дочный снимок года, ибо никто не мог объяснить,
как мистер Моул попал туда. Молчал и сам мистер
Моул. По всей стране люди гадали, возможно ли
такое, не мистификация ли это, и смеялись над
мистером Моулом. А уж в городке хохотали до
коликов. Мистер Моул до конца лета не выходил из
дому и не устраивал более празднеств. Уже насту-
пила осень, но соседи продолжали смеяться, и ему
не оставалось ничего иного, как закрыть дом и
выставить его на продажу.
180
Тем временем химик, которому мистер Моул
послал образчик мази, определил качественный и
количественный состав входящих в нее ингредиен-
тов, как-то: аконит, белладонна, кровь летучей
мыши и кое-что еще, о чем я говорить не стану. Он
заглянул в книги, в которых описывались медицин-
ские снадобья, применявшиеся в средние века, а
потом пришел к мистеру Моулу в его контору в
Эмпайр Стейт Билдинг и поделился с ним своими
соображениями.
— Вы совершенно правы, — кивнул мистер
Моул. — Ия уверен, что предлагаемый нами товар
изменит жизнь Америки. Даже в большей степени,
чем появление автомобиля. И фамилия Моул ста-
нет вровень с фамилией Форд, а то и поднимется
выше. А вы получите пост исполняющего дирек-
тора компании с жалованьем, которое обеспечит
все ваши нужды. Во всяком случае, если вы реши-
тесь разрабатывать этот проект самостоятельно,
навряд ли получите больше.
— Разумеется, мне лучше работать под вашим
руководством, — заверил химик. — Но как пользо-
ваться этой мазью?
— Очень просто. Втереть немного в запястье. —
Мистер Моул сопроводил свои слова действием.
И мгновение спустя с победной улыбкой на лице
выплыл в окно. Но без помела не мог управлять
полетом, поэтому его понесло на восток, и вскоре
он совсем исчез из виду. Ей-Богу, нет нужды гадать,
где он приземлился, ибо больше о нем не слышали.
А химик благоразумно порвал свои записи и думать
забыл об этом ведьмином зелье.
Ну а миссис Бишоп регулярно, дважды в неде-
лю, приглашала мисс Эммелин на обед. В хорошую
погоду после обеда она отправляла служанок в
кино, и старушки поднимались в воздух.
Более всего им нравились лунные ночи, когда
181
они могли наблюдать, как бегут по полям тени от
облаков. Иной раз поднимались выше облаков, а то
и играли в прятки в молочном тумане.
Уезжая из городка, мистер Моул поручил
мистеру Сейуэру продать дом с обстановкой за мак-
симально возможную цену. Но спрос на большие
старые дома был невелик, и несмотря на объявле-
ния в газетах, мистер Сейуэр получил лишь одно
предложение от торговца недвижимостью, поже-
лавшего купить дом по дешевке для последующей
перепродажи. Мистер Сейуэр написал тогда
мистеру Моулу, но ответа не получил и, следуя
полученным ранее инструкциям, хотел уже было
заключить сделку, но решил сначала переговорить
с мисс Эммелин.
— Джон, но мистер Моул заплатил мне больше
за одну мебель, — удивилась мисс Эммелин.
— Если вы готовы поднять цену хотя бы на пять
долларов, я продам дом вам, — ответил ей мистер
Сейуэр.
Мисс Эммелин незамедлительно выписала чек,
он оформил бумаги, отдал ей ключи, и в тот же
день она вернулась в свой дом.
А мистер Сейуэр послал чек в контору мистера
Моула, где секретарша последнего перевела деньги
на его личный счет в банке, где, должно быть, они
и хранятся по сей день.
Мисс Эммелин так обрадовалась возвращению
дома, что на какое-то время потеряла интерес к
ночным полетам, и миссис Бишоп пришлось летать
в одиночку.
Миссис Бишоп не очень горевала, потому что
эти полеты захватили ее. Она летала бы и днем,
если б что-то помешало ей подняться в воздух в дру-
гое время суток. И действительно, скоро она уле-
тала все раньше, а возвращалась позже, чем того
требовали приличия, ибо всю свою жизнь делала
182
лишь то, что хотела, не обращая внимания на окру-
жающих.
Так что то один то другой житель видел, как она
влетала в окно на заре или парила над озером в
лучах заката. Поначалу по городу поползли тре-
вожные слухи, но потом ее узнали, и все разговоры
стихли. Уже несколько поколений почитали Бишо-
пов за эталон, и небесные пируэты миссис Бишоп
лишь умножали славу семьи. Ибо то, что пони-
мается за хвастовство в человеке, если он просто
богат, или за чудаковатость, если он беден и не
может поддержать свой социальный статус, счи-
тается вполне естественным для того, в ком счаст-
ливо сочетаются и статус и богатство.
Так что наша история заканчивается тем, что
мисс Эммелин и Томас, ее кот, вновь наслаждаются
тишиной и покоем дома Вальянов, а миссис
Бишоп... откровенно говоря, я даже не знаю, что и
сказать о миссис Бишоп. Ее полеты из безвредного
хобби превратились в нечто иное. Несколько раз
служанки видели и слышали что-то странное, быва-
ло, что она пропадала на неделю и больше. А когда
две старушки, уже глубокой осенью, в последний
раз прогуливались у озера, у мисс Эммелин возни-
кло неприятное ощущение, что они не одни. Воз-
можно, вам покажется существенным, что миссис
Бишоп больше не посещает собрания Общества
женщин-квакеров и что ее скамья в церкви пустует
чуть ли не каждое воскресенье. Но выводы вы
можете делать сами. Я чувствую — и мисс Эммелин
полностью согласна со мной, — что это уже не
наше дело.
Перевод с английского Вик. ВЕБЕРА
Герберт Уэллс
Правда о Пайекрафте
Он сидит ярдах в двадцати от меня. Стоит мне
глянуть через плечо, и я его вижу. А если я встре-
чаю его взгляд — а я обычно встречаю, — он
устремляется ко мне с выражением...
Как правило, в нем мольба, но в то же время и
подозрение.
Черт бы его побрал с его подозрением! Если бы
я хотел выдать его, то давно бы уже выдал. А я все
храню и храню его тайну, и ему уже давно пора
успокоиться. Как бы не так! Успокоится эдакая
гора жира! Да и расскажи я, кто мне поверит?
Бедный старина Пайекрафт! Огромная, беспо-
койная студенистая масса. Самый тучный член
клуба в Лондоне.
Он сидит в просторной гостиной за маленьким
клубным столиком у камина и жует. Что он там
жует? Я с подчеркнутым безразличием смотрю в
его сторону и вижу, что он уписывает горячие
пончики, не сводя при этом с меня глаз. Разрази его
гром! Не сводя с меня глаз!
С меня хватит, Пайекрафт! Раз ты малодушни-
чаешь и не признаешь во мне человека слова, я
здесь же, прямо, прямо на твоих глазах, вкраплен-
ных в жир, опишу эту историю — чистую правду о
Пайекрафте, человеке, которому я помогал, чело-
веке, которого я защищал, человеке, который отп-
латил мне тем, что сделал клуб невыносимым для
меня своей слезной мольбой, постоянным «не выда-
вай» во взоре.
И кстати, почему он вечно жует?
Итак, далее следует правда, вся правда и ничего,
кроме правды!
185
Пайекрафт. Я познакомился с ним именно здесь,
в гостиной для курящих. Я был молод, недавно при-
нят в клуб и чувствовал себя не в своей тарелке, и
он это заметил. Я сидел в одиночестве и мечтал
завести новые знакомства. И вдруг явился он, выка-
тив на меня колышащиеся подбородки и огромный
живот, проворчал что-то, опустился на соседний
стул, одышливо присвистывая, чиркнул спичкой,
зажег сигару и обратился ко мне. Я уже не помню,
что он сказал, кажется, что спички плохо зажига-
ются. Потом он то и дело останавливал проходив-
ших мимо официантов и рассказывал им про эти
самые спички высоким тонким голосом. Как бы то
ни было, у нас завязался разговор.
Он коснулся множества тем, особо остановился
на играх. Потом перешел на мою фигуру и цвет
лица.
— Вы, должно быть, хорошо играете в крикет.
Я полагаю, что я строен и достаточно темно-
кож, и отнюдь не стыжусь, что прабабушка у меня
родом из Индии, но мне претит, когда первый
встречный, едва взглянув на меня, сразу видит ее. И
потому я сразу настроился против Пайекрафта.
Но он заговорил обо мне, чтобы тут же переве-
сти разговор на себя.
— Вероятно, вы двигаетесь не больше меня, а
едите не меньше. (Ему, как всем очень тучным
людям, казалось, что он ничего не ест.) И тем не
менее, — он криво усмехнулся, — мы очень разные.
И он принялся разглагольствовать о своем избы-
точном весе: что он делал раньше, чтоб похудеть, и
что еще намерен предпринять; какие советы ему
давали для похудания и что он слышал о других туч-
ных людях, борющихся с полнотой. У меня уже
скулы сводило от желания зевнуть. Он нагонял на
меня тоску своим занудством. Я едва сдерживался.
Такое порой случается в клубе, но наконец я
186
решил, что всему есть предел. Пайекрафт мне про-
ходу не давал. Стоило мне появиться в гостиной для
курящих, он уже шел вперевалочку навстречу, а
иногда подсаживался во время ленча. Он буквально
льнул ко мне. Пайекрафт, конечно, был занудой,
но ведь не только поэтому полностью сосредото-
чился на мне; с самого начала что-то в его повадке
выдавало сокровенное знание, что я МОГУ, что я
для него не вполне ясный, но в отличие от других
исключительный шанс.
— Я бы отдал все на свете, чтобы сбросить
вес, — бывало, говорил он, пыхтя и вбуравлива-
ясь в меня глазками, подпертыми толстыми ще-
ками.
Бедный старина Пайекрафт! Вот и сейчас он
позвонил, несомненно, желая заказать новую пор-
цию пончиков.
Но однажды он без околичностей приступил к
Делу.
— Наша фармакопея, — начал он, — западная
фармакопея — все, что угодно, но не последнее
слово науки. Говорят, на Востоке...
Тут Пайекрафт сделал паузу и воззрился на
меня. Я почувствовал себя рыбкой в аквариуме.
— Послушайте, — сказал я, вдруг ощутив при-
лив злости, — кто это рассказал вам про рецепты
моей прабабушки?
— Ну... — протянул он, уклоняясь от ответа.
— Каждый раз, как мы встречались на этой
неделе — а встречались мы довольно часто, — вы
прозрачно намекали, что выведали мою маленькую
тайну.
— Что ж, раз тайное стало явным, признаюсь: я
ее знаю.
— От кого? От Паттисона?
— Мне передали с его слов, — сказал он, оче-
видно, солгав.
187
— Паттисон принимал этот состав на свой страх
и риск, — предупредил я.
Он поджал губы и кивнул.
— Рецепты моей прабабушки — вещь весьма
хитроумная. Мой отец хотел было взять с меня сло-
во...
— Но не взял?
— Нет, но он предупредил меня. Он сам вос-
пользовался рецептом однажды.
— Ага... А как вы думаете... Положим.... поло-
жим, есть такой рецепт...
— Рецепты эти очень странные, — пояснил
я. —Даже запах... Нет, нет!
Но я уже зашел слишком далеко, и Пайекрафт
вознамерился выжать из меня все до конца. Я
всегда в душе опасался, что, если его терпение
иссякнет, он, чего доброго, навалится на меня и
задавит. Я, конечно, проявил слабость, но Пай-
екрафт сидел у меня в печенках. Он сам вынудил
меня досадливо бросить:
— Что ж, рискните!
То пустяковое происшествие с Паттисоном, на
которое я намекал, — дело совсем другого рода.
Что с ним приключилось, нас не касается, но я знал
наверняка, что предложил ему совершенно безопас-
ный рецепт. Впрочем, подробности мне не извест-
ны, а в целом я не очень полагаюсь на надежность
рецептов.
Даже если Пайекрафт отравится...
Признаюсь, идея отравить Пайекрафта показа-
лась мне весьма заманчивой.
В тот вечер я достал из сейфа диковинную,
непривычно пахнущую шкатулку из сандалового
дерева и принялся перелистывать шуршащие перга-
ментные страницы. Джентльмен, выписывавший
рецепты моей прабабушке, был явно неравнодушен
к писчим материалам из кожи. Писал он крайне
188
неразборчиво. Некоторые записи я просто не в
состоянии прочесть — а ведь мое семейство, тесно
связанное с индийскими государственными чинов-
никами, передавало знание хиндустани из поколе-
ния в поколение — да и все остальные понять —
отнюдь не простая задача. Но все же я довольно
быстро отыскал нужный мне рецепт, и мы с женой,
сидя на полу, долго его разбирали.
— Вот он, — сказал я Пайекрафту на следу-
ющий день.
Тот чуть было не выхватил у меня рецепт, но я
быстро отвел руку.
— Насколько я разбираюсь в этом деле, рецепт
для желающих сбросить вес (Пайекрафт ахнул). Я
не абсолютно в этом уверен, но так мне кажется. А
вы все же послушайтесь моего совета и откажйтесь
от идеи пользоваться подобными рецептами.
Насколько мне известно, мои предки по той линии
были чудные люди. Понимаете?
— Разрешите, я все же попробую, — молил
Пайекрафт.
Я откинулся на спинку стула. Призвал на
помощь свое воображение — безуспешно.
— Боже правый, Пайекрафт, — сказал я, — а
вы представляете, как будете выглядеть, когда
похудеете?
Но он был глух к голосу разума. Я взял с него
слово, что он перестанет досаждать мне разго-
ворами о своей постылой полноте, что бы ни
случилось. Потом я протянул ему кусочек перга-
мента.
— Тошнотворная штука, — предупредил я.
— Ничего, — пробормотал он и взял рецепт.
Пайекрафт вперился в него глазами.
— Но это... это... — промямлил он.
Он только теперь догадался, что рецепт не на
английском.
189
— Я постараюсь сделать вам перевод, — пообе-
щал я.
И я постарался. После этого в течение двух
недель мы даже словом не перекинулись. Стоило
ему подойти поближе, я хмурился и отстранял его
жестом. Пайекрафт соблюдал наш уговор. Но в
конце второй недели он был все такой же толстый.
И тогда он все же вызвал меня на разговор.
— Я должен вам кое-что сказать, — начал
он. — Тут какая-то ошибка. Вы подводите свою
прабабушку.
— Где рецепт?
Пайекрафт осторожно извлек его из записной
книжки.
Я быстро пробежал глазами список.
— Яйцо было тухлое? — спросил я.
— Нет. А разве оно должно быть тухлое?
— Это нечто само собой разумеющееся во всех
рецептах моей бедной дорогой прабабушки. Когда
качество продукта не указывается, берите все тух-
лое. Она признавала только сильнодействующие
лекарства. Один-два ингредиента можно заменить.
Есть у вас свежий яд гремучей змеи?
— Да, я выписал гремучую змею из Индии. Она
обошлась мне...
— Ну, это ваши проблемы. А вот последний
ингредиент...
— У меня есть знакомый, он...
— Да, хм... Ладно, я напишу, чем можно заме-
нить. Насколько я разбираюсь в хиндустани, орфо-
графия в этом рецепте просто чудовищная. Кстати,
собака, вероятно, имеется в виду бродячая.
После нашего разговора я целый месяц встречал
Пайекрафта в клубе. Он был все такой же толстый
и озабоченный. Он соблюдал договор, разве что
время от времени нарушал его дух, горестно пока-
чивая головой. Но как-то раз его прорвало:
190
— Ваша прабабушка...
— Не смейте хулить ее! — предупредил я, и
Пайекрафт замолчал.
Я уж вообразил, что он сдался: как-то раз он
завел разговор о своей полноте с тремя новыми чле-
нами клуба, будто занялся поиском рецептов. И
вдруг совершенно неожиданно я получил От него
телеграмму.
— Мистер Формалин! — крикнул над ухом
мальчишка-рассыльный, я взял у него телеграмму и
тут же прочел ее.
«РАДИ БОГА ПРИЕЗЖАЙТЕ — ПАЙЕ-
КРАФТ»
Я хмыкнул и, честно говоря, обрадованный
восстановлением репутации прабабушки, если
судить по телеграмме, с удовольствием закончил
ленч.
Я узнал адрес Пайекрафта у портье. Он занимал
верхнюю половину дома в Блюмсберри, и я
помчался туда, как только допил кофе. Даже сигару
не докурил.
— Мне нужен мистер Пайекрафт, — сказал я
привратнику.
Мне сообщили, что он болен: вот уже два дня не
выходит.
— Он меня ждет, — объяснил он, и меня попро-
сили подняться наверх.
Я позвонил в решетчатую дверь на втором эта-
же.
Нечего было пробовать рецепт, — подумал я. —
Обжираешься, как свинья — не взыщи: на свинью и
похож.
К решетке подошла почтенная особа с обеспо-
коенным выражением лица, в сбившемся набок
чепце. Она внимательно посмотрела на меня.
Я назвался, и она, поколебавшись, открыла
дверь.
191
— Что случилось? — поинтересовался я, когда
мы вошли в обитель Пайекрафта.
— Велено впустить вас, как придете, — сказала
женщина, уставившись на меня и не делая ни малей-
шей попытки провести к хозяину. — Они запер-
лись, — добавила она доверительным тоном.
— Заперся?
— Да, со вчерашнего утра как заперлись, сэр, и
с тех самых пор никого к себе не впускают, сэр. А
сами то и дело богохульничают. Ох!
Я перевел взгляд на указанную ею молча дверь.
— Он там?
— Да, сэр.
— А что случилось?
Она горестно покачала головой.
— Все время просят есть, сэр. И все их тянет на
тяжелую пищу. Приношу, что могу. Свинину им
подавай, пудинг, колбасу, хлеб и все такое прочее.
Верите ли, все велят оставлять снаружи, к себе не
допускают. И еще,.сэр, они едят какую-то дрянь.
За дверью послышалось визгливое:
— Это вы, Формалин?
— Пайекрафт, где вы? — крикнул я и постучал
в дверь.
— Скажите ей, чтоб ушла.
Я так и сделал.
Затем я услышал странное постукивание, будто
кто-то искал на ощупь ручку двери в темноте, и зна-
комый одышливый хрип Пайекрафта.
— Все в порядке, — сказал я, — она ушла.
Но дверь еще долгое время не открывалась.
Потом щелкнул замок и послышался голос Пай-
екрафта:
— Заходите.
Я повернул ручку и открыл дверь. Естественно,
я предполагал увидеть перед собой Пайекрафта.
Но, знаете, его там не было!
192
Я никогда в жизни не испытывал такого шока.
Гостиная была в ужасающем беспорядке: грязные
тарелки стояли среди книг и бумаг, стулья были
перевернуты.
— Не удивляйтесь, старина, закройте дверь, —
послышался голос Пайекрафта, и тут я наконец
отыскал его взглядом. Он висел в углу над дверью,
будто кто-то приклеил его к потолку. Лицо у него
было озабоченное и злое. Он тяжело дышал и раз-
махивал руками.
— Да закройте же дверь, — повторил он. —
Если эта женщина сюда проникнет...
Я закрыл дверь, отошел на некоторое рассто-
яние и уставился на Пайекрафта.
— Если опора не выдержит и вы свалитесь, вы
рискуете сломать шею, Пайекрафт.
— Если бы так, — просвистел он.
— Человек вашего возраста и комплекции
лезет на потолок ради какой-то гимнастики...
— Замолчите, — оборвал он меня, и лицо его
задергалось. — Ваша прабабушка...
— Осторожнее, — предупредил я.
— Я вам все объясню, — простонал он и снова
замахал руками.
— Как это, черт побери, вы там держитесь? —
полюбопытствовал я.
И вдруг меня осенило: да он вовсе не держится,
он плавает там, как пузырь, надутый газом.
Пайекрафт делал отчаянные попытки оторвать-
ся от потолка и, цепляясь за стену, спуститься ко
мне.
— Все этот рецепт, — пыхтел Пайекрафт, —
ваша пра...
— Не может быть! — крикнул я.
Пайекрафт довольно легкомысленно ухватился
за гравюру в раме, она накренилась, и он снова
взлетел к потолку, а гравюра брякнулась на софу.
193
Он сделал еще одну более осторожную попытку
спуститься вдоль камина.
Это было ни с чем не сравнимое зрелище:
огромный, толстый, апоплексического вида чело-
век висит вверх тормашками, пытаясь спуститься с
потолка на пол.
— Все дело в рецепте, — хрипел он, — оказался
слишком эффективным.
— Каким образом?
— Потеря веса почти полная.
И тут я наконец смекнул, в чем дело.
— Боже правый, Пайекрафт! — воскликнул
я. — Вам нужно было лечиться от полноты, а вы
всегда заявляли, что хотите сбросить вес.
Тем не менее я был в восторге и проникся симпа-
тией к Пайекрафту.
— Разрешите вам помочь, — сказал я, протянул
ему руку и спустил вниз. Он дрыгал ногами, пыта-
ясь удержаться на полу. У меня было ощущение,
что я держу флаг на ветру.
Пайекрафт указал на стол.
— Стол из красного дерева, очень тяжелый,
если бы вы помогли мне забраться под него.
Я воспользовался советом, и вскоре он покачи-
вался под столом, как воздушный шарик, а я стоял
на коврике у камина и беседовал с ним.
— Расскажите, как это случилось, — попросил
я, закурив сигару.
— Я принял состав.
— Какой он был на вкус?
— Кошмарный.
Могу себе представить! И сами по себе ингреди-
енты, и их составы, и возможные результаты —
почти все снадобья моей прабабушки, по-моему, на
редкость непривлекательны. Что касается меня...
— Сначала я сделал маленький глоток.
— Ну и что?
194
— Через час я почувствовал легкость и общее
улучшение, и тогда я принял всю дозу.
— Мой дорогой Пайекрафт!
— Пришлось зажать нос, — объяснил он. — А
потом я становился все легче и легче и беспомощ-
нее, сами понимаете.
Вдруг Пайекрафт пришел в ярость.
— Что мне делать? — закричал он.
— Для меня совершенно очевидно то, что вам
не следует делать — выходить из комнаты, не то вас
унесет на небеса и придется посылать за Сантос-
Дюмоном*, чтоб спустить вас на землю.
— Но, может быть, со временем снадобье утра-
тит свою силу?
Я покачал головой.
— И не надейтесь.
И тогда он снова впал в истерику — брыкался,
расшвыривал стоявшие по соседству стулья, коло-
тил ногами по полу. Пайекрафт вел себя так, как и
следовало ожидать от эдакой туши, потакающей
собственным слабостям, — прямо скажем, скверно.
Он весьма непочтительно отзывался обо мне и моей
прабабушке.
— Но ведь я никогда не предлагал вам принять
это снадобье, — напомнил я.
Великодушно пропуская мимо ушей оскорбле-
ния, которыми Пайекрафт осыпал меня, я повел с
ним рассудительный дружеский разговор.
Объяснил, что он сам навлек на себя беду, и в
ней есть нечто сродни воспеваемому поэтами воз-
мездию. Он слишком много ел. Пайекрафт тотчас
принялся возражать, и мы некоторое время препи-
рались попусту. Он все больше расходился, и я воз-
* Сантос-Дюмон Альберто (1873—1932) — один из пионе-
ров воздухоплавания и авиации. Совершил первый в Европе
полет на своем самолете.
195
держался от дальнейшего обличения греха чрево-
угодия.
— К тому же, — сказал я, — вы повинны в грехе
эвфемизма. Вы называли то, от чего хотели изба-
виться, не жиром — это было бы справедливо, хоть
и постыдно, а лишним весом. Вы...
Он не дал мне закончить фразу, заявив, что
согласен со мной. Но что ему делать?
Я посоветовал приспособиться к новому состо-
янию. Это было единственное разумное решение:
Пайекрафт мог бы передвигаться по потолку, рабо-
тая руками.
— Но я не могу спать, — пожаловался он.
И это было вполне разрешимо. Я предложил
положить мягкую подстилку под пружинный
матрац, укрепить ее ремнями, а простыню и одеяло
пристегивать сбоку пуговицами. Экономке при-
дется довериться, объяснил я ему, и Пайекрафт,
поворчав немного, согласился. (Впоследствии я с
удовольствием наблюдал, с какой восхитительной
деловитостью принимала добрейшая женщина все
эти аномальные явления.) Пайекрафт установил
библиотечную лесенку в комнате, и экономка ста-
вила блюда на книжный шкаф. Мы натолкнулись
на простой способ спускаться вниз, когда ему взду-
мается, — положили' Британскую энциклопедию
поверх открытых книжных полок. Стоило ему
взять пару томов, и он сразу спускался вниз. Мы
решили вбить вдоль плинтуса железные крюки,
чтобы он при желании мог перемещаться по полу.
Пайекрафт приспосабливался к новым услови-
ям, что вызывало у меня все больший интерес. Это
я сообщил новости экономке, да и кровать-перевер-
тыш смастерил, по сути дела, я, проведя целых два
дня в квартире Пайекрафта. Я, мастер на все руки,
придумал для него массу несложных приспособле-
ний — протянул проволоку, чтобы колокольчик
196
всегда был под рукой, перевернул все лампы так,
чтобы они бросали свет вверх, и так далее. История
Пайекрафта была чрезвычайно любопытной; я с
удовольствием представлял себе Пайекрафта в виде
огромной мясной мухи, ползающей по потолку,
цепляющейся за перемычки двери, переползающей
из одной комнаты в другую; больше он никогда,
никогда, никогда не появится в клубе...
Но моя пагубная страсть к изобретательству
сыграла со мной скверную шутку. Я сидел у камина,
а он по обыкновению завис в своем любимом углу у
карниза и приколачивал к потолку турецкий ковер.
Вдруг меня осенило.
— Все это ни к чему, Пайекрафт, ей-богу, —
сказал я.
И не успев осознать всех последствий своей
идеи, ляпнул:
— Белье из свинца — вот что вам нужно.
Посоветовал на свою голову! Пайекрафт чуть
не заплакал от радости.
— Неужели я снова заживу нормальной
жизнью? — мечтательно произнес он.
И, не отдавая себе отчета, куда меня заведет моя
болтливость, я раскрыл ему секрет.
— Купите лист свинца, — надоумил я его, —
разрежьте его на диски. Нашейте их на белье, и
поплотнее. Закажите ботинки со свинцовыми
подошвами, возьмите в руку портфель, наполнен-
ный свинцом, — вот и все! Вы уже не пленник —
выходите из дома, путешествуйте!
Потом мне пришла в голову еще более замеча-
тельная идея.
— Вам не страшны кораблекрушения. Сбро-
сите кое-что из одежды, прихватите самое необхо-
димое, и вот вы уже парите в воздухе.
Пайекрафт так разволновался, что выпустил из
рук молоток, и он пролетел в дюйме от моей головы.
197
— А ведь я смогу вернуться в клуб, ей-Богу,
смогу!
Я оцепенел.
— Да, конечно, — промямлил я наконец.
И он вернулся. Он каждый раз возвращается.
Он и сейчас сидит позади меня и — разрази меня
гром! — уписывает третью порцию пончиков. И
никто в целом мире не знает, кроме его экономки и
меня, что он практически невесом. Пайекрафт
сидит и настороженно выжидает, когда я кончу
писать. Тут-то, если удастся, он преградит мне путь,
волнуясь, подойдет поближе...
И снова разговор пойдет о том же: что он чув-
ствует и чего не чувствует, как его порой посещает
надежда, что действие снадобья понемногу ослабе-
вает. И всегда, прерывая поток словоблудия, он
вдруг обращается ко мне с вопросом:
— А вы храните мою тайну? Если кто-нибудь
узнает, мне будет так стыдно... Сами понимаете,
чувствуешь себя глупо. Ползаешь по потолку и все
прочее...
Как бы улизнуть от Пайекрафта, занимающего
очень выгодное стратегическое положение —
между мной и дверью?
Перевела с английского Л. БИНДЕМАН
Роберт Л. Стивенсон
Остров голосов
Кеола женился на Лехуа, дочери Каламаке, кол-
дуна из Молокай, и жил в доме тестя. Не было кол-
дуна искуснее Каламаке. Он предсказывал судьбу
по звездам, по останкам мертвых, знался со злыми
духами. Он в одиночку взбирался на скалы, где
водились гоблины, проказливые черти, и подстере-
гал там духов предков.
Не удивительно, что Каламаке слыл самым зна-
менитым колдуном в королевстве Гавайи. Благора-
зумные люди все в жизни делали по его совету — и
покупали, и продавали, и женились; сам король два-
жды вызывал его в Кону, чтоб отыскать сокровища
Камехамеха. Никто не наводил на людей такого
страху, как Каламаке. Своими заклинаниями он
насылал на врагов болезнь, а порой и похищал их
тайком, родня потом и косточки отыскать не могла.
Молва приписывала ему могущество героев былых
времен. Люди видели, как он ночью перешагивал с
утеса на утес. Видели его и в высоком лесу, голова
и плечи колдуна поднимались над верхушками
деревьев.
И на вид он был такой, что все только диву дава-
лись. Родом вроде из лучших кровей Молокая и
Мауи, а кожа белей, чем у любого чужестранца,
волосы цвета сухой травы, глаза красные, да к тому
же слепые. «Слеп, как Каламаке, ясновидящий» —
такая поговорка ходила на островах.
О чародействе тестя Кеола кое-что знал пона-
слышке, кое о чем догадывался, а в общем, это его
не интересовало. Беспокоило его совсем другое.
Каламаке денег не жалел ни на еду, ни на питье, ни
на одежду и за все платил новенькими блестящими
200
долларами. «Блестит, как доллар Каламаке», —
говаривали на Восьми островах. А ведь Каламаке
не торговал, не сеял, ничего не сдавал внаем, лишь
порой получал кое-что за колдовство, откуда же у
него столько серебра?
Как-то раз жена Кеолы отправилась в гости в
Каунакакай — на другой берег острова, а все муж-
чины вышли в море рыбачить. Кеола же, бездель-
ник и лежебока, лежал на веранде, гляд^, как
бьется о берег прибой и птицы летают вокруг утеса.
В голове у него постоянно вертелась одна мысль —
о блестящих долларах. Ложась спать, он думал,
откуда у тестя такая прорва денег, а просыпаясь
поутру, гадал, отчего они все новехонькие, так она
его и не покидала, эта мысль. Но в тот день у
Кеолы появилась уверенность, что тайна раскроет-
ся. Он приметил, где Каламаке хранил свои сокро-
вища: в крепко-накрепко запертой конторке у
стены, над которой висела гравюра с изображением
Камехамеха Пятого и фотография королевы Вик-
тории в короне. К тому же не далее как прошлой
ночью он ухитрился заглянуть туда, и, верите ли,
мешок был пуст. А днем ждали пароход, Кеола
видел, что он дымит уже у Калаупапы. Скоро при-
будет и сюда с месячным запасом лососевых кон-
сервов, джином и прочими редкими яствами для
Каламаке.
«Ну если тесть и сегодня выложит денежки за
это добро, значит, он и впрямь знается с нечистой
силой, а доллары к нему текут из кармана дьявола»,
— подумал Кеола.
И пока он размышлял, за спиной у него появился
тесть.
— Неужто пароход? — спросил он с досадой.
— Он самый, — подтвердил Кеола. — Заглянет
в Пелекуну, а потом прямо к нам.
— Тогда делать нечего, — отозвался тесть. —
201
Придется мне довериться тебе, Кеола, коль никого
сметливей рядом нет. Иди за мной.
И они вошли в гостиную, очень красивую ком-
нату, оклеенную обоями, где висели гравюры и сто-
яли на европейский манер стол, софа и кресло-
качалка. Была там и полка с книгами, посреди
стола лежала семейная Библия, а у стены красова-
лась та самая крепко-накрепко запертая конторка,
чтоб каждому гостю сразу стало ясно, что это дом
важного человека.
Каламаке велел Кеоле закрыть ставни, а сам
запер все двери и открыл конторку. Он извлек
оттуда два ожерелья с амулетами и раковинами,
пучок сухой травы, сухие листья деревьев и ветвь
пальмы.
— Я задумал сделать нечто такое, — сказал
Каламаке, — что ты глазам своим не поверишь.
Встарь люди были мудры, они творили чудеса, в
том числе и то, что совершится сейчас. Но все
происходило под покровом ночи, при свете звезд, в
пустыне. А я сотворю это чудо здесь, в своем доме,
при свете дня.
С этими словами Каламаке спрятал Библию под
подушку, лежавшую на софе, извлек оттуда же ков-
рик изумительно тонкой работы и высыпал листья
и травы на песок в оловянную миску. А затем они с
Кеолой надели ожерелья и встали лицом друг к
другу по разные стороны коврика.
— Час пробил, — молвил колдун, — мужайся.
Он поджег листья и, бормоча какие-то заклина-
ния, раздул пламя пальмовой ветвью. Сначала в
комнате было почти темно, ведь ставни были затво-
рены, но потом вспыхнуло пламя, и комната ярко
осветилась. К потолку потянулась струйка дыма;
голова у Кеолы закружилась, в глазах потемнело,
как сквозь сон он слышал бормотание Каламаке.
Вдруг что-то с быстротой молнии ударило в коврик,
202
на котором они стояли. И в то же мгновение дом и
комната исчезли, и Кеола потерял сознание.
Потоки солнечного света заливали все вокруг,
когда он очнулся на берегу моря; ревел прибой, они
с колдуном стояли на том же коврике, молча вце-
пившись друг в друга, еле переводя дыхание, засло-
няя ладонями глаза от яркого солнца.
— Что это было? — крикнул Кеола. Он пришел
в себя первым, потому что был моложе. — Такая
боль, будто расставался с жизнью.
— Какая разница, — задыхаясь, произнес Кала-
маке. — Дело сделано.
— Скажи, ради бога, где мы? — тревожился
Кеола.
— Не о том спрашиваешь, — отвечал чаро-
дей. — Здесь все в наших руках, надо браться за
работу. Я отдышусь, а ты сбегай на опушку леса,
принеси мне вот Таких растений и листьев
деревьев — по три горсти каждого и поторапливай-
ся. Мы должны вернуться к прибытию парохода.
Люди удивятся нашему исчезновению. — И колдун,
пыхтя, опустился на песок.
Кеола шел сверкающим песчаным берегом,
усыпанным кораллами и раковинами, и размыш-
лял: «Как бы запомнить этот берег? Вернусь сюда и
соберу ракушки».
Перед ним на фоне неба вырисовывались
пальмы — не такие, как на Восьми островах, а
стройные, высокие с сочной листвой, даже засох-
шие ветви висели золотыми веерами среди зеленых,
и Кеола думал про себя: «Как странно, что я не знал
раньше этой рощи. Обязательно приду сюда сос-
нуть, когда потеплеет». И тут же поймал себя на
мысли: «А как, однако, потеплело!» Ведь на
Гавайях была зима, и с утра было холодно. Потом
Кеола удивился: «А куда подевались серые скалы?
Где высокий утес с лесом на крутом склоне? Где
203
птицы, летающие вокруг утеса?» И чем больше он
задавался такими вопросами, тем меньше понимал,
куда его занесло.
У самого берега росли названные колдуном тра-
вы, а деревья — в глубине леса. Когда Кеола подо-
шел к нужному дереву, он вдруг увидел девушку.
Нагота ее была прикрыта лишь поясом из листьев.
«Ну и ну! — сказал про себя Кеола, — не очень-
то они разборчивы в одежде в этой части острова».
Он остановился, полагая, что она увидит его и убе-
жит, но девушка не обращала на него внимания, и
тогда Кеола принялся напевать. Она тут же вскочи-
ла, краска сошла с ее лица, она в ужасе озиралась
по сторонам, судорожно хватая открытым ртом
воздух. Но странно, что взгляд ее скользнул мимо
Кеолы.
— Добрый день! — обратился он к ней. — Не
бойся, я тебя не съем.
Но не успел он произнести эти слова, как
девушка убежала в лес.
«Странные повадки», — подумал Кеола и в без-
отчетном порыве кинулся за ней.
Кеола гнался за девушкой, а она все кричала на
каком-то неведомом наречии, но некоторые слова
он понимал: она звала на помощь и предупреждала
сородичей об опасности. И вдруг Кеола увидел мно-
жество бегущих людей — мужчин, женщин, ребяти-
шек, они неслись сломя голову и голосили, как на
пожаре. Эти люди нагнали страху на Кеолу, он вер-
нулся с листьями к Каламаке и рассказал ему об
увиденном.
— Не обращай на них внимания, — успокоил
его тесть, — они, будто видения из сна, тени. Исчез-
нут, и ты сразу позабудешь о них.
— Мне показалось, что меня никто не видел, —
сказал Кеола.
— Так оно и есть, — подтвердил колдун. — Мы
204
заколдованы и потому невидимы даже при ярком
свете. Но они нас слышат, а потому лучше говори,
как я, вполголоса.
С этими словами он выложил круг из камней и
поместил в центр круга листья.
— Я поручаю тебе жечь листья, — сказал кол-
дун, — поддерживай невысокое пламя. Пока горят
листья — а они сгорают очень быстро, — я должен
закончить свое дело; как только они почернеют,
волшебный порошок, что пересес нас сюда, вернет
нас домой. Приготовь спичку и не забудь позвать
меня вовремя, а то пламя погаснет, и я останусь
здесь.
Как только занялось пламя, колдун, точно
олень, выпрыгнул из круга и понесся по берегу. Он
носился, словно гончая после купания, и на ходу
хватал раковины; Кеоле показалось, что они ярко
вспыхивали в его руках. Пламя тем временем
быстро пожирало листья; у Кеолы оставалась всего
одна горстка, а колдун умчался далеко и все подби-
рал и подбирал ракушки.
— Назад! — крикнул Кеола. — Листья на исхо-
де, возвращайся!
Каламаке обернулся, и если в ту сторону он
бежал, то обратно — летел. Но как он ни торопил-
ся, листья догорали быстрее. Пламя уже затухало,
когда колдун одним прыжком одолел остаток пути
и приземлился на коврике. От поднятого ветра
костер потух; и тут же исчезли берег, солнце и
море, Кеола и Каламаке снова оказались во тьме
комнаты с закрытыми ставнями. Они снова еле
переводили дух и ничего не видели, а на коврике
между ними лежала груда блестящих долларов.
Кеола бросился открывать ставни и увидел за бли-
жайшим холмом море и покачивающийся на волнах
пароход.
В тот же вечер Каламаке отозвал зятя в сто-
205
ронку и сунул ему в руку пять долларов.
— Кеола, — сказал он, — если ты умный (в чем
я сомневаюсь), то представь, что соснул днем на
веранде и видел сон. Я сам лишних слов не говорю
и в помощники беру людей с короткой памятью.
Каламаке и словом больше не обмолвился об
этом деле. Но у Кеолы оно не шло из головы, он и
раньше был ленив, а теперь вообще за работу не
брался.
— Зачем мне работать, — размышлял он, —
когда мой тесть может делать доллары из ракушек?
Свою долю он быстро израсходовал: накупил
себе много обновок. И тогда затосковал.
«Лучше бы я купил себе губную гармонику,
забавлялся бы целый день, — думал он и злился на
Каламаке: — Вот уж собачья душа! Доллары соби-
рает, когда вздумается, на берегу, а я и губную гар-
монику купить не могу! Берегись, Каламаке, я не
ребенок, меня не проведешь, я твою тайну выве-
дал». И Кеола повел разговор о тесте с женой Лехуа
и пожаловался ей на плохое обращение.
— Оставил бы ты его в покое, -— наставляла его
Лехуа. — Не серди его, не играй с огнем.
— Было бы кого бояться, — Кеола щелкнул
пальцами. — Он у меня в руках. Он сделает все, что
я захочу. — И Кеола все рассказал жене.
Лехуа покачала головой.
— Поступай, как знаешь, — сказала она, — но
если станешь отцу поперек дороги, он тебя в поро-
шок сотрет. Ты вспомни, что стало с теми, кто ему
перечил, вспомни про Хуа — знатного рода, заседал
в палате представителей, каждый год ездил в Гоно-
лулу; а вот исчез с лица земли, и косточки от него
не осталось. Вспомни Камау — стал худой, как щеп-
ка, жена одной рукой его поднимала. Кеола, ты
перед ним сущий младенец, он тебя двумя пальцами
приподнимет и съест, как креветку.
206
По правде говоря, Кеола побаивался Каламаке.
но он был кичлив, и слова жены привели его в
ярость.
— Ладно, — процедил он сквозь зубы, — коли
ты меня ни во что не ставишь, я докажу, что ты
очень сильно заблуждаешься. — И Кеола тут же
отправился к тестю.
— Каламаке, — начал он, — я хочу губную гар-
монику.
— В самом деле?
— Да, я тебе без околичностей заявляю: хочу
гармонику. Ну что тебе стоит купить гармонику, ты
ж на берегу доллары собираешь.
— Я не ждал, что ты на такое отважишься, —
ответил колдун. — Думал, ты робкий никчемный
парень. Я несказанно рад, что ошибся. Пожалуй, у
меня появился помощник и продолжатель моего
весьма трудного дела. Губную гармонику хочешь?
Покупай самую лучшую в Гонолулу. Сегодня же,
как стемнеет, мы с тобой отправимся за деньгами.
— На тот берег? — справился Кеола.
— Нет, ни в коем случае! Ты должен узнать и
другие тайны. Прошлый раз я учил тебя собирать
раковины, а теперь научу ловить рыбу. Хватит у
тебя сил управиться с лодкой Пили?
— Отчего же нет, хватит, — отозвался Кеола. —
А почему нам не взять твою, она уже спущена?
— Есть причина, и ты ее скоро поймешь, —
отвечал колдун. — Мне сейчас больше подходит
лодка Пили. Как стемнеет, будь любезен, жди меня
у лодки. А пока держи наш уговор в тайне, незачем
посвящать в него домочадцев.
Кеоле его слова были слаще меда, его распи-
рало от гордости.
«Эх, давно бы имел гармонику, — думал он. —
Все, что мне надо было, —это немного храбрости».
Вскоре он заметил, что Лехуа тайком льет сле-
207
зы, и чуть было не сказал ей, как хорошо все скла-
дывается. Потом одумался. «Лучше выжду, вот
принесу ей гармонику, тогда послушаем, что она,
глупышка, скажет. Может, поймет наконец, какой
толковый муж ей достался».
Как только стемнело, тесть с зятем спустили на
воду лодку Пили и поставили парус. Море шторми-
ло, дул сильный ветер, но быстроходная лодка,
сухая и легкая, летела по волнам. Колдун зажег
прихваченный из дому фонарь и держал его за коль-
цо; они сидели на корме, курили сигары, говорили,
как старые друзья, о колдовстве, о больших день-
гах, которые они добудут чарами, решали, что они
купят сначала, а что потом. Каламаке был ласков,
как родной отец.
Через некоторое время колдун огляделся,
посмотрел на звезды, на почти скрывшийся из виду
остров и задумался.
— Послушай, — сказал он наконец, — Молокай
остался далеко позади, Мауи кажется облаком; по
положению этих трех звезд я безошибочно опреде-
лил, что мы достигли цели. Это место называется
Море Мертвецов. Здесь особенно глубоко, все дно
усеяно человечьими костями, а в расщелинах
подводных скал обитают морские боги и водяные.
Здесь такое сильное северное течение, что его не
одолеет и акула, И уж если кого выбросят за борт,
бурный поток, будто дикий конь, несет беднягу
прямо в океан. Тут ему и конец, кости его усеивают
Дно, а душу забирают морские боги.
Ужас! объял Кеолу. Он взглянул на колдуна; в
неверном свете звезд тот преображался прямо на
глазах.
— Ты нездоров? — отчаянно крикнул Кеола.
— Я-то здоров, — отвечал колдун, -— а вот кое-
кому здесь и впрямь неможется.
С этими словами колдун опустил фонарь, его
208
палец застрял в кольце. Оно порвалось, а рука
мгновенно стала величиной с дерево.
Кеола дико вскрикнул и закрыл лицо руками.
Каламаке поднял фонарь.
— А ну-ка, взгляни мне в лицо! — приказал он.
Голова у него была уже с бочку, а он все рос и
рос, как облако, заволакивающее гору. Кеола кри-
чал, лодка летела по бурному морю.
— Ну, а что ты теперь скажешь о губной гармо-
нике? — спросил колдун. — Может быть, предпо-
чтешь флейту? Ах, нет? Это хорошо. Не люблю,
когда домочадцы сами не знают, чего они хотят. Но
мне, пожалуй, лучше выйти из этой лодчонки, я
необычайно вырос, одно неосторожное движение,
и я, чего доброго, затоплю ее.
Сказав это, колдун перекинул ноги за борт. В
мгновение ока он вырос в тридцать раз, потом в
сорок; он упирался ногами в дно моря, плечи и
голова возвышались над поверхностью, как скали-
стый остров, а волны бились и разбивались о грудь,
как об утес. Тем временем лодку уносило течением
к северу, но колдун протянул руку, взял двумя паль-
цами планширь и переломил лодку, как щепку.
Кеола оказался в воде. Колдун собрал в кулак
обломки и зашвырнул их далеко-далеко во тьму.
— Извини, что я забрал фонарь, — сказал
он, — мне еще долго брести по морю, пока добе-
русь до суши, а дно неровное, все время кости под
ноги попадаются.
Колдун повернулся и пощел вброд большими
шагами; когда Кеолу поднимало на гребень волны,
он видел, как тот удалялся, держа фонарь высоко
над головой, вспенивая морскую воду.
Когда колдун выловил обломки лодки, Кеола
совсем потерял голову от страха. Он, конечно,
барахтался, как щенок, которого бросили в воду,
чтобы утопить; Кеола не знал, куда ему плыть. Из
209
головы не шел колдун-великан, его огромная, как
гора, голова, широченные, выступающие над
водой, как остров, плечи, о которые разбиваются
волны. Подумал Кеола и о губной гармонике, и ему
стало стыдно, потом о костях мертвецов, и ему
стало страшно.
Вдруг он увидел в свете звезд какую-то темную
громадину, огоньки внизу, их блики на взбаламу-
ченной воде, услышал голоса. Он крикнул, ему
ответили, и в то же мгновение перед ним закачался
на волне нос корабля. Он вцепился обеими руками в
цепи. Его накрыл штормовой вал, но матросы вта-
щили его на палубу.
Они дали ему галеты, сухую одежду и принялись
расспрашивать, как он оказался так далеко в море,
и не свет ли маяка Лаэ о Ка Лаау они видели. Но
Кеола знал, что белые люди точно дети: они верят
только в свои собственные байки, а потому о себе
рассказал, что в голову пришло, и поклялся, что
никакого маяка (то был фонарь Каламаке) он в
глаза не видел.
Кеолу подобрала торговая шхуна, направлявша-
яся в Гонолулу, а потом на малые острова. По
счастливой для Кеолы случайности один из матро-
сов упал с бушприта во время шторма и пропал. У
Кеолы не было выбора. Он бы не решился остаться
на Восьми островах. Земля слухом полнится, а
люди любят поболтать и обменяться новостями.
Поселись он тайком на севере Кауаи или на юге
Кау, не прошло бы и месяца, как колдун прознал
бы об этом, и тогда не сносить ему головы. И Кеола
поступил разумно: нанялся матросом на шхуну вза-
мен утонувшего в шторм матроса.
В целом на шхуне жилось хорошо. Еда была
отменная, ешь до отвала. Галеты и солонина —
каждый день, гороховый суп и пудинг — дважды в
неделю, так что Кеола округлился. Капитан был
210
хороший человек, да и команда не хуже, чем другие
белые.
Но вот с помощником капитана трудно было
поладить, Кеола никак не мог ему угодить и
каждый день сносил ругательства и побои за то, что
делал, и за то, чего не делал. Помощник капитана
был здоровый детина, и рука у него была тяжелая.
А уж ругался так, что уши вяли слушать, ведь
Кеола происходил из хорошей семьи и привык к
уважению. Но что всего хуже — стоило Кеоле
заснуть, откуда ни возьмись, являлся помощник
капитана и линьком* понуждал его встать. Делать
было нечего, Кеола решил бежать.
Месяц назад они вышли из Гонолулу, и вот нако-
нец увидели землю. Была тихая звездная ночь, море
было спокойное, небо чистое, а с наветренного
борта виднелся остров, узкая полоска пальм обрам-
ляла его берег. Капитан и его помощник, поглядев
на него в морской бинокль, упомянули его название
и поспорили, что это за остров, а Кеола, стоя у
рулевого колеса, слушал их разговор. Пароходы
сюда не заходили. По словам капитана, остров был
необитаемым, но помощник думал иначе.
— Я и цента не дам за этот справочник, — ска-
зал он. — Я был здесь как-то раз на шхуне «Евге-
ния». Стояла точно такая же ночь. Рыбаки вышли в
море с факелами, а на берегу народ кишел, как в
городе.
— Хорошо, хорошо, — согласился капитан, —
берег очень крутой, вот в чем загвоздка. Но раз
навигационная карта не показывает подводных
рифов, подойдем к нему поближе с подветренной
стороны. А ты знай крути штурвал, — крикнул он
Кеоле, который так заслушался, что совсем поза-
был про свои обязанности.
* Тонкая веревка для телесных наказаний на море.
211
Помощник капитана снова набросился на него с
бранью и поклялся отдубасить Кеолу кофель-наге-
лем*, тогда, мол, тот узнает, где раки зимуют.
Наконец капитан и его помощник ушли, и Кеола
остался один.
«Этот остров мне очень подходит, — решил
он. — Торговые суда к нему не пристают, значит, и
помощник здесь никогда не появится. Да и Кала-
маке в голову не придет искать меня так далеко от
дома».
Кеола осторожно вел шхуну к берегу. Он ста-
рался сделать это как можно незаметнее, ведь беда
с белыми в том, что им нельзя доверять, особенно
помощнику капитана. Спят вроде бы мертвым сном
или притворяются, а стоит парусу хлопнуть, они уж
на ногах и носятся за тобой с линьком. И Кеола вел
судно потихоньку. Но когда земля была уже близ-
ко, волны стали сильнее биться о борт.
Вдруг помощник вскочил.
— Ты что это делаешь? — заревел он. — Да ты
мне судно на мель посадишь!
Он бросился к Кеоле, но тот ловко прыгнул за
борт в море, освещенное звездами. Когда он
вынырнул, шхуна уже шла своим курсом, у штур-
вала стоял помощник капитана, и Кеола даже слы-
шал, как он ругался. У подветренного берега море
было спокойное, к тому же вода была теплая.
Кеола прихватил с собой матросский нож и не
боялся акул. Деревья были уже совсем близко, и
береговая линия образовала в этом месте что-то
вроде гавани, куда его несло течением. Кеолу
накрывало с головой, потом он всплывал снова, и
перед глазами у него был полукруг гавани с пальмо-
выми деревьями. Кеола изумлялся, что никогда
раньше не слышал о чудесном острове.
* Брусок с железным болтом для крепления снастей.
212
Жизнь Кеолы на острове делилась как бы над-
вое: когда он жил один и когда наконец встретил
его обитателей. Сначала он повсюду искал людей,
но так и не нашел никого в брошенной деревушке,
только опустевшие дома да следы костровищ.
Пепел был холодный, размытый дождями, некото-
рые хижины опрокинуты ураганами.
Кеола и поселился в такой брошенной хижине.
Он выточил себе дрель для получения огня трени-
ем, смастерил рыболовный крючок из раковины,
рыбачил и жарил рыбу. На острове не было воды,
и он взбирался на кокосовую пальму, срезал орехи и
пил кокосовое молоко. Дни казались ему длинны-
ми, а ночи страшными. Он сделал лампу из скор-
лупы ореха, выжал масло из зрелого плода, а фити-
лек скрутил из волокна пальмы. Как только спуска-
лась ночь, он запирался в хижине, зажигал лампу и
до утра не смыкал глаз, дрожа от страха. Не раз его
посещала мысль, что уж лучше бы ему лежать на
дне морском, пусть бы его косточки перекатыва-
лись вместе с другими.
Все это время он жил на берегу гавани, потому
что хижины стояли на берегу, тут же росли пальмы,
и сама лагуна изобиловала хорошей рыбой. Одна-
жды он побывал на другом берегу, посмотрел на
океан и вернулся потрясенный. Знакомый вид —
сверкающий на ярком солнце песок, шумный при-
бой, разбросанные по берегу раковины — больно
ранил Кеолу.
«Не может быть, — думал он. — Все похоже как
две капли воды. И откуда мне знать? Белые, хоть и
притворяются, что знают, куда плывут, могут оши-
биться, как и другие люди. Что, если мы плыли по
кругу, и я сейчас совсем близко от Молокай, и дру-
гой берег острова — тот самый, на котором мой
тесть собирал доллары?»
После этого случая он опасался ходить на берег.
213
Примерно через месяц вернулись хозяева дерев-
ни. Они приплыли в шести переполненных лодках.
Эти славные люди говорили на языке, очень отли-
чавшемся от языка его сородичей-гавайцев, но мно-
гие слова совпадали, и нетрудно было догадаться, о
чем идет речь. Мужчины были очень вежливые, а
женщины — добрые. Они оказали ему гостеприим-
ство: построили хижину, дали жену; но больше
всего он дивился тому, что его никогда не посылали
на работу, как других молодых мужчин.
В новой жизни Кеолы было три периода — сна-
чала очень печальный, затем веселый, ну а потом
наступил третий — когда во всем свете не было
человека, обуянного страхом больше, чем Кеола.
Печалился Кеола из-за девушки, которую ему
дали в жены. Он мог еще сомневаться, тот ли это
остров, на котором он побывал вместе с колдуном,
та ли эта речь, что он тогда слышал, но уж насчет
жены никаких сомнений быть не могло — ею оказа-
лась та самая девушка, с плачем убежавшая от него
в лесу. Он долго плавал, а мог сидеть себе спокойно
в Молокай: ведь он бросил дом, жену, друзей, чтоб
спастись от врага, а поселился в его охотничьем
угодье, где колдун разгуливает невидимым. В это
печальное для него время Кеола старался по воз-
можности никуда не выходить из своей хижины на
берегу лагуны.
Кеола сменил печаль на веселье, когда многое
открылось ему из разговоров с женой и вождями
племени. Сам Кеола в основном помалкивал. Он не
очень-то доверял своим новым друзьям: уж слиш-
ком они были сладкоречивы, чтоб им целиком
довериться. Он стал еще осторожнее, когда
поближе узнал нового тестя. О себе Кеола мало
чего рассказывал — имя, происхождение, то, что
жил на Восьми островах, упомянул о королевском
дворце в Гонолулу, о том, что был первый друг
214
короля и миссионеров. Но зато сам постоянно зада-
вал вопросы и многое узнал.
Остров, на котором он поселился, назывался
Островом Голосов. Он принадлежал этому племе-
ни, но постоянно они жили на другом, южном, до
которого нужно было плыть три часа. Там у них
стояли более основательные дома, да и сам остров
был богаче. Они разводили кур и свиней, лакоми-
лись яйцами, а торговые суда привозили им ром и
табак. Оказалось, именно туда направлялась шху-
на, с которой сбежал Кеола, и тогда же на южном
острове умер помощник капитана. По их рассказам,
шхуна причалила в плохое время: вся рыба в лагуне
в это время ядовитая, стоит человеку съесть ее, он
пухнет и умирает. Помощника капитана предупре-
ждали об этом. Он видел, что лодки спущены на
воду и люди готовятся к переезду на Остров Голо-
сов. Но он был глупый белый, который верит
только собственным побасенкам, а потому поймал
больную рыбу, поджарил и съел, а потом весь раз-
дулся и умер.
А что касается Острова Голосов, то он необи-
таем большую часть года. Порой они присылают
сюда лодку с людьми за копрой, но все племя пере-
бирается на Остров Голосов, только когда болеет
рыба в лагуне у главного острова. А название
остров получил из-за чудес, происходящих здесь.
Похоже, берег океана населяют невидимые дьяво-
лы; день и ночь они переговариваются между собой
на непонятных языках. День и ночь вспыхивают и
гаснут маленькие костры на берегу, а причину этих
чудес еще никто не разгадал. Кеола поинтересовал-
ся, не случаются ли подобные чудеса на главном
острове, и они ответили: нет, такого там никогда не
бывает, да и на сотне островков, его окружающих,
о таких чудесах не слыхивали. Чудесами славится
только Остров Голосов. Поведали ему и о том, что
215
костры видели и голоса слышали только на берегу
океана и в прилегающем лесу, а у лагуны проживи
хоть две тысячи лет (если так на роду написано), и
никто не причинит беспокойства, впрочем, и океан-
ские дьяволы безобидны, если их обходишь сторо-
ной. Лишь однажды вождь племени метнул копье
туда, откуда слышался голос, и в тот же вечер упал
с кокосовой пальмы и расшибся.
Кеола много размышлял наедине. Он понял, что
будет в безопасности, когда племя вернется на глав-
ный остров, да и сейчас ему ничего не угрожает,
если он будет держаться возле лагуны. И все же ему
хотелось еще большего спокойствия. И он сказал
верховному вождю, что как-то жил на острове, где
водилась нечисть, и тамошние жители нашли спо-
соб избавиться от этой напасти.
— В лесу росло дерево, — поведал Кеола
вождю, — и туда наведывались дьяволы за листья-
ми. И тогда люди спилили его, и дьяволы больше не
появлялись в тех местах.
Его спросили, что это было за дерево, и Кеола
указал на то, с которого собирал листья для Кала-
маке. Они сомневались, но идея была уж очень
заманчива. Что ни вечер, старейшины племени дер-
жали совет, но верховный вождь, хоть и был не
робкого десятка, боялся будить лихо и каждый раз
напоминал им о вожде, бросившем копье, и о
настигшем его возмездии. Это сразу отрезвляло
всех, и никто ничего не предпринимал.
Хотя затея и не удалась, Кеола был доволен и
радовался жизни. Кроме всего прочего, он подоб-
рел к жене, и она очень его полюбила. Как-то раз
он вернулся в хижину и застал жену в слезах,
горестно причитающей.
— В чем дело? — спросил Кеола. — Какая при-
ключилась беда?
Но она ответила, что все в порядке.
216
Той же ночью она разбудила Кеолу. Тускло
горела лампа, но он все же заметил, что лицо у
жены совсем убитое.
— Кеола, — начала она шепотом, — я хочу кое-
что сказать тебе на ухо, чтобы нас никто не услы-
шал. За два дня до того, как лодки подготовят к
отплытию, уходи на берег океана и спрячься в лес-
ной чаще. Мы заранее выберем это место — ты и
я — и отнесем туда запас еды. Каждый вечер я буду
проходить мимо, напевая. Но когда наступит вечер
и ты не услышишь моей песни, знай: мы все поки-
нули остров, тебе ничего не угрожает, и ты можешь
выйти из укрытия.
У Кеолы душа ушла в пятки.
— О чем ты говоришь? — крикнул он. — Я не
хочу жить с дьяволами. Я не хочу, чтоб меня бро-
сили одного на острове. Я сплю и вижу, как бы мне
покинуть этот остров.
— Ты никогда не покинешь его живым, мой
бедный Кеола, — сказала жена. — Я раскрою тебе
правду: мои соплеменники — людоеды, но держат
это в тайне. А убьют они тебя до отъезда потому,
что на южный остров заходят корабли, там и сейчас
живет белый торговец в доме с верандой. Конечно,
наш остров — чудесное место! Торговец привозит
бочки с мукой, а однажды в лагуну зашел француз-
ский военный корабль, и всех угощали вином и
галетами. Ах, мой бедный Кеола, как бы мне хоте-
лось взять тебя с собой, ведь я люблю тебя, а наш
остров — самый лучший на свете, если не считать
Папеете.
Кеола до смерти перепугался. Он слышал рас-
сказ о людоедах с южных островов, и они всегда
вселяли в него страх, а теперь беда стучится к нему
в дверь. Путешественники рассказывали и о повад-
ках людоедов, как те холили и нежили человека,
которого намеревались съесть, родная мать так не
217
печется о своем любимчике. Вот и с ним так нян-
чатся — построили дом, кормили, поили, освобо-
дили от всякой работы, а старейшины и вожди
обходились с ним как с важной персоной. Кеола,
лежа на кровати, горевал о своей печальной участи
и цепенел от страха.
На следующий день по обыкновению все были с
ним очень любезны. Люди этого племени отлича-
лись красноречием, слагали стихи, шутили на пир-
шествах. Но Кеоле было теперь наплевать на их
обходительность. Он видел лишь белые сверка-
ющие зубы, и его мутило от их вида. Когда они
садились есть, он шел в ближайший лесок и лежал
там, как мертвый.
На третий день жена пошла за ним в лес.
— Кеола, — сказала она, — если ты не будешь
есть, тебя завтра убьют и сварят. Старейшины уже
перешептываются. Они опасаются, что ты занемог
и похудеешь.
Злость закипела в душе Кеолы, он вскочил.
— Как будет, так и будет, — крикнул он в сер-
дцах. — Я между двух огней. Раз уж мне суждено
умереть, то чем скорей, тем лучше. А коли съедят,
так пусть лучше черти, чем люди. Прощай! — Ис
этими словами Кеола направился на берег океана, а
жена будто застыла на месте.
Берег был пустынный, ярко светило солнце. Ни
один человек не повстречался Кеоле, однако всюду
были следы, и куда бы он ни пошел, всюду слышал
голоса, перешептывания, то тут то там вспыхивали
костерки и вскоре гасли. Говорили на всех язы-
ках — на французском, датском, русском, тамиль-
ском, китайском. Чародеи всех стран мира что-то
нашептывали на ухо Кеоле. Раковины, лежавшие у
него на пути, вдруг исчезали, а ведь ни одна живая
душа их не поднимала. И дьявол перепугался бы,
окажись он в такой компании, но Кеола поборол
218
страх, он сам стремился к смерти. Когда вспыхивал
костер, он кидался к нему, точно бык на красную
тряпку. Но, перебросившись словами, невидимки
забрасывали огонь песком. Так и не удалось Кеоле
найти смерть в огне.
«Ясно, что Каламаке здесь нет, — подумал
он, — иначе мне бы давно пришел конец».
Притомившись, Кеола сел на опушке леса,
обхватив голову руками. А чудеса вокруг продол-
жались: переговаривались невидимки, вспыхивали
и гасли костры, прямо у него на глазах исчезали и
вновь появлялись раковины.
«Видно, я побывал тут в неурочный день, —
подумал Кеола. — Ничего подобного здесь тогда не
творилось».
У него голова пошла кругом при мысли об этих
миллионах и миллионах долларов, валяющихся на
берегу, и о сотнях чародеев, собирающих их и
поднимающихся в поднебесье быстрее и выше
орлов.
«А мне еще морочили голову разговорами о
чеканке, — размышлял Кеола, — теперь ясно: всю
новую монету в мире собирают здесь, на песке!
Нет, больше меня никто не проведет!»
Под конец он незаметно уснул и во сне позабыл
про заколдованный остров и свои горести.
Наутро еще до рассвета его разбудил какой-то
шум. Он испуганно открыл глаза, полагая, что
людоеды схватили его сонного; но дело обстояло
иначе. На берегу перекликались невидимки; похо-
же, они бежали мимо него в глубь острова.
«Что там стряслось? — удивился Кеола. Ясно
было одно: произошло какое-то необычайное
событие — не горели костры, никто не собирал
раковины, невидимки окликали друг друга, переда-
вали какие-то вести, а потом их голоса стихали вда-
ли. По их тону Кеола понял, что чародеи сердятся.
219
«Злятся они не на меня, — рассудил Кеола, —
раз в двух шагах пробегают мимо».
То же чувство, что сбивает собак в свору, лоша-
дей в табун, горожан, бегущих на пожар, в толпу,
овладело Кеолой. Не отдавая себе отчета в своих
действиях, он — о чудо! — побежал вслед за неви-
димками.
Кеола обогнул один мыс, уже показался второй,
и тут он вспомнил про колдовские деревья, росшие
в здешнем лесу. Оттуда доносились шум и крики.
Бежавшие с ним рядом свернули туда. По мере того
как они приближались к колдовскому лесу, крики
стали перемежаться с ударами топоров. И тут
Кеола догадался, что верховный вождь решил нако-
нец последовать его совету и мужчины племени
занялись вырубкой деревьев. Эту весть и переда-
вали друг другу колдуны, а теперь они сбегаются
сюда на защиту своих деревьев. Предвкушение чуда
увлекало Кеолу все дальше и дальше. Он пересек
вместе с невидимками берег, подбежал к опушке
леса и застыл в изумлении. Одно дерево упало, дру-
гие были подрублены. Здесь же собралось все
племя островитян. Мертвые лежали на земле,
живые стояли кругом, плотно прижавшись друг к
другу, и кровь мертвецов текла по их ногам. Лица
были искажены ужасом, голоса слились в один
пронзительный крик.
Вам доводилось видеть ребенка, играющего в
одиночку с деревянным мечом? Он подпрыгивает,
рубит воздух. Вот так и людоеды, сбившись в кучу,
с воплями махали топорами и — верите ли! —
рубили воздух, ибо врагов не было видно. Но вдруг
откуда ни возьмись в воздухе зависал топор.
Удар — и людоед, разрубленный пополам или на
куски, валился наземь, а его душа со стоном поки-
дала тело.
Какое-то время Кеола глядел на них как зачаро-
220
ванный, потом ужас происходящего обвил его сава-
ном. И в тот же миг верховный вождь, заметив Кео-
лу, ткнул в его сторону пальцем и выкрикнул его
имя. Все людоеды обернулись в его сторону с горя-
щими от злобы глазами,- оскаленными зубами.
«Зачем я здесь торчу?» — спохватился Кеола и
понесся куда глаза глядят.
— Кеола! — окликнули его на берегу океана.
— Лехуа, ты ли это? — крикнул он, тщетно ози-
раясь по сторонам.
— Я видела, как ты бежал в лесу, — продолжал
голос, — окликнула, но ты меня не услышал.
Поскорей собери нужные листья и травы и бежим
отсюда.
— Коврик с тобой? — спросил он.
— Да здесь, у тебя под боком! — Торопись, неси
листья, пока не вернулся отец!
Кеола кинулся собирать колдовское топливо,
Лехуа поторапливала его, и вот он уже развел огонь
на коврике. Пока горели листья, из лесу доносился
страшный гул битвы; чародеи и людоеды сража-
лись насмерть. Чародеи-невидимки ревели, как
быки на горе, а людоеды вторили им пронзитель-
ными криками ужаса. И все время, пока горел
костер, Кеола слушал и дрожал от страха, наблю-
дая, как невидимые руки Лехуа подкладывают в
огонь листья. Она сыпала их горстями, взметнувше-
еся пламя опалило Кеолу, она же в спешке все раз-
дувала и раздувала огонь. Наконец сгорел послед-
ний лист, костер потух. Удар, шок, и Кеола с Лехуа
оказались у себя в комнате
Кеола был несказанно рад, что снова видит
жену, что он дома, в Молокай, и лакомится своим
любимым блюдом пой* — пой не готовят в камбу-
зах, да и на Острове Голосов такого лакомства нет
* Национальное блюдо гавайцев из корня таро.
221
и в помине — а главное, что вырвался из рук людое-
дов. Но все же на душе у Кеолы было тяжело, и они
с беспокойством говорили об этом с Лехуа всю
ночь. На Острове Голосов остался Каламаке. Если
он, бог даст, останется там навсегда, все хорошо, а
вот если вернется в Молокай, тогда им обоим
несдобровать. Они говорили о его даре превра-
щаться в исполина и переходить вброд моря. Но
теперь Кеола знал, где находится колдовской
остров, — в Нижнем, или Опасном, архипелаге.
Они достали атлас, прикинули расстояние, которое
предстояло одолеть старику, и оно показалось им
непосильным. Но когда имеешь дело с таким чаро-
деем, как Каламаке, никогда не чувствуешь себя
уверенно, и они решили спросить совета у белого
миссионера.
И первый же встреченный Кеолой миссионер
все ему растолковал. Он сначала отчитал Кеолу за
то, что тот взял вторую жену на южном острове, а
потом поклялся, что ничего не понял из рассказа.
— Одно могу сказать, — добавил миссионер, —
если вы считаете, что деньги тестя добыты нечест-
ным путем, отдайте часть их прокаженным, а
часть — в какой-нибудь миссионерский фонд. А что
касается всего этого фантастического вздора, сове-
тую держать рот на замке.
Однако миссионер сообщил в полицию в Гоно-
лулу, что супруги, кажется, занимаются чеканкой
фальшивых денег, и их стоит взять под надзор.
Кеола и Лехуа последовали совету белого мис-
сионера и отдали большие суммы денег прокажен-
ным и миссионерам. Судя по всему, совет был доб-
рый, потому что до сего дня о Каламаке никто и не
слышал. Может быть, он пал в битве за деревья, а
может, еще бегает по Острову Голосов, кто знает?
Перевод с английского Л. БИНДЕМАН
1.
UlTi
Едва они вышли из дремучего леса, индеец оста-
новился, и Гримвуд, нанявший его проводником,
встав рядом, всматривался в лежавшую внизу пре-
лестную долину, залитую багрянцем заката. Муж-
чины застыли, оперевшись на ружья, захваченные
удивительным зрелищем.
— Лагерь разобьем здесь, — решил Тушалли,
внимательно оглядевшись. — План действий соста-
вим завтра.
Говорил он на безупречном английском. Грим-
вуд спорить не стал. В последние два дня все следы
вели в эту скрытую от чужих глаз долину, обещая
роскошную охоту.
— Нет возражений. Можешь разбивать ла-
герь. — И Гримвуд уселся на ствол упавшего дере-
ва, чтобы снять тяжелые башмаки и дать отдохнуть
ногам, изрядно уставшим за целый день. Последний
участок пути выдался очень тяжелым. Гримвуд вко-
нец измучился и уже не уповал на твердость руки и
меткость глаза. Так что, попадись им добыча, он
мог бы и не убить зверя наповал. Тратить же две
пули на одно животное он полагал недостойным
хорошего охотника.
Три недели назад Гримвуд, его приятель из
Канады Иредейл со своим проводником и Тушалли
отправились на поиски «великолепного огромного
лося», что бродит, по словам индейцев, в окрестно-
стях Снежной реки. Очень скоро они убедились,
что индейцы говорят правду. Великолепные экзем-
пляры встречались им чуть ли не каждый день, с
разлапистыми рогами, но охотники рассчитывали
на большее и не ловили лосей в прорезь прицела.
224
По реке они добрались до цепочки маленьких озер
и там разделились. Каждый из охотников отпра-
вился дальше на своем девяти футовом каноэ, рас-
считывая встретить еще более крупных животных.
Индейцы-проводники не сомневались, что так оно и
будет. А накануне Иредейл подстрелил самого
большого в своей жизни лося, с рогами намного
больше тех, что он привез с Аляски и что теперь
украшают стену его гостиной. Успех друга распа-
лил Гримвуда. Впрочем, он не сомневался, что и
ему улыбнется удача.
И действительно, через пять дней они наткну-
лись на гигантские следы. Размеры копыт и длина
шага указывали на то, что прошел здесь неординар-
ный зверь.
Тушалли несколько минут внимательно изучал
следы.
— Это величайший лось в мире, — вынес он
свой вердикт.
Целый день они шли по следу, но не настигли
лося. Двинули за ним и на заре следующего дня. И
ближе к вечеру Гримвуд увидел зверя в молодой
рощице. С его рогами ничто не могло сравниться.
Гулко забилось сердце Гримвуда. Он прицелился и
выстрелил. Но лось, вместо того чтобы рухнуть на
землю, прыгнул вперед и скрылся в густой расти-
тельности. И они еще долго слышали, как он
ломится сквозь подлесок. От волнения Гримвуд
промахнулся, возможно, он даже не ранил зверя.
Они разбили лагерь, а весь день вновь шли по
гигантскому следу. Да, они нашли пятна крови, но
маленькие: очевидно, пуля едва задела зверя. Путь
был не из легких. Ближе к вечеру они, совершенно
вымотавшись, поднялись на горный гребень, с
которого открывался вид на долину. Именно туда
вели следы лося-исполина. Там, наверное, он чув-
ствовал себя в безопасности. Потому-то Гримвуд и
225
согласился с решением индейца. Утро вечера
мудренее. Они переночуют на гребне, а утром спу-
стятся в долину и подстрелят «величайшего в мире
лося».
После ужина, когда маленький костерок почти
затух, Гримвуд наконец-то обратил внимание на
необычное поведение индейца. Трудно сказать, что
именно насторожило его. Тяжеловесный, ненаблю-
дательный, он обычно медленно соображал и мало
интересовался тем, что происходит вокруг, думая
только о собственном благополучии. Другой бы
давно заметил перемену настроения Тушалли. Тот
разжег костер, поджарил бекон, вскипятил чай и
уже раскладывал спальники, свой и охотника, когда
до последнего дошло, что индеец все время молчит.
За полтора часа, прошедших с того момента, как
Тушалли увидел долину, он не произнес ни едино-
го слова. А в другие дни после ужина он всегда
развлекал Гримвуда различными охотничьими ис-
ториями.
— Устал, что ли? — Гримвуд вгляделся в тем-
ное лицо по другую сторону костерка.
Теперь, заметив-таки молчание индейца, он
начал злиться. Характер у него и так был неважне-
цкий, а утомительный день лишь усилил его раздра-
жительность.
— Ты что, язык проглотил? — прорычал он,
когда индеец ответил на его первый вопрос бес-
страстным взглядом. — Говори, парень! Что с
тобой происходит?
Индеец продолжал молча смотреть на здоровен-
ного англичанина, потом повернул голову, словно
прислушиваясь. Гримвуд уже кипел от злости.
Ситуация нравилась ему все меньше и меньше. В
душу начал закрадываться страх, чего ранее не слу-
чалось.
— Скажи что-нибудь, говорю тебе! — чуть ли
226
не выкрикнул он. Приподнялся, навис над кост-
ром. — Скажи что-нибудь!
Но его голос растворился в вершинах стоящих
стеной деревьев, еще более подчеркнув тишину
окружающего леса.
Индеец молчал. Ни единый мускул не шеве-
лился ни на лице, ни на теле. Он слушал.
— Ну? — инстинктивно англичанин понизил
голос. — Что ты слышишь?
Тушалли медленно повернулся. Тело, казалось,
не желало ему повиноваться.
— Я ничего не слышу, мистер Гримвуд, — спо-
койно ответил он, с достоинством глядя в глаза
Гримвуду.
И тот взорвался, ибо относился к тем англича-
нам, которые полагали, что низшие расы должны
знать свое место и вести себя соответственно.
— Это ложь, Тушалли, а я не потерплю, чтобы
мне лгали. Что это было? Отвечай немедленно!
— Я ничего не слышал, — повторил индеец. —
Я только думал.
— Ио чем же ты соблаговолил думать? — пре-
небрежительно бросил Гримвуд.
— Я дальше не иду, — последовал ответ. По
тону чувствовалось, что это решение окончатель-
ное.
Ответ изумил англичанина. Он помнил, что
имеет дело с представителем народа, славящегося
своим упрямством. Тушалли только что сообщил,
что не пойдет в долину, в которой скрылся кра-
савец-лось.
— Это... — индеец произнес что-то на своем
языке.
— Что это означает? — К Гримвуду вернулся
дар речи.
— Мистер Гримвуд, это означает Долина зве-
рей.
227
Англичанин собрал всю свою волю, чтобы
вновь не сорваться на крик. Он напомнил себе, что
имеет дело с суеверным краснокожим. К тому же
очень упрямым. Уйди индеец, и вся охота будет
скомкана. Найти обратный путь в одиночку он не
сумеет. Заставить же индейца остаться можно лишь
уговорами, но не угрозами.
— Долина зверей, — кивнул англичанин с
деланной улыбкой. — Так это то, что нам нужно.
Мы же на охоте, не так ли? — Наигранная весе-
лость тона не обманула бы и ребенка. — А что все-
таки означает это название?
— Она принадлежит Иштоту, мистер Грим-
вуд, — он смотрел англичанину прямо в глаза.
Гримвуд знал, что так зовут индейского бога
охоты, и он подумал было, что сумеет переубедить
проводника. Тот все-таки принял христианство.
— Мой... наш... лось ушел туда. На заре мы
продолжим преследование и добудем самые круп-
ные рога в мире. Ты станешь знаменитым. Твое
племя будет гордиться тобой. А белые охотники
будут платить тебе больше денег.
— Он ушел туда, чтобы спасти свою жизнь. Я
дальше не пойду.
Такое ослиное упрямство не могло не взбесить
Гримвуда. Он уже начал осознавать, что едва ли
сумеет уговорить индейца сдвинуться с места. Но
силой мало чего добьешься. Однако для таких, как
он, принадлежащих к высшей расе, что могло быть
естественнее, чем ставка на силу? Не зря же среди
знакомых он пользовался славой грубого и жесто-
кого человека.
— Насколько я помню, в поселении ты счи-
таешься христианином. — Гримвуд попытался
зайти с другой стороны. — А неповиновение сулит
адские муки. Ты это знаешь!
— Я христианин там, где живут люди, — после-
228
довал ответ, — но здесь правит Красный Бог. Это
долина Иштота. Ни один индеец не пойдет туда охо-
титься, — сказал как отрезал.
Вне себя от ярости англичанин отбросил спаль-
ник, встал, обошел костер. Поднялся и Тушалли.
Они стояли друг против друга — два человека среди
девственной природы под взглядами бесчисленных
невидимых лесных глаз.
Тушалли замер, опустив руки, хотя и чувство-
вал, что этот ничего не понимающий бледнолицый
готов ударить его.
— Вы пойдете один, мистер Гримвуд.
Англичанин чуть не задохнулся от злости.
— Я же заплатил тебе! — прорычал он. — И ты
будешь делать то, что говорю я, а не ты! — Крики
его разбудили эхо.
Но индеец твердо стоял на своем.
— Я дальше не пойду.
Этого Гримвуд снести не мог.
— Ты слишком часто повторяешь одно и то же,
Тушалли. — И ударил его в лицо.
Индеец упал, поднялся на колени, вновь пова-
лился на бок, потом все-таки сел. И все это время
его взгляд не отрывался от глаз англичанина.
А тот угрожающе навис над индейцем.
— Этого достаточно? — выкрикнул он.
— Я дальше не пойду. — Ответ не заставил себя
ждать, хотя из разбитой губы индейца уже стру-
илась кровь. Но в глазах его не было страха. — Это
долина Иштота. Иштот все видит. Он видит и
ВАС, — последнее слово Тушалли выделил особо.
Гримвуд, вновь было занесший руку для удара,
вдруг замер. Затем рука его упала. Он не мог ска-
зать, что именно остановило его. Возможно, он
испугался собственной ярости. Знал, что дай ей
волю, и он будет махать кулаками, пока не забьет
индейца до смерти. А может, дело было не только в
229
этом. И его сдержала спокойная твердость Тушал-
ли, умение терпеть боль, прямой и загадочный
взгляд. И что-то было во фразе «Иштот все видит».
Короче, он так и не понял, почему не ударил
второй раз. Но англичанину стало как-то не по
себе. Всем своим нутром он ощутил тишину окру-
жающего их леса. И дыхание этого леса, молчаливо
взирающего на него, способного вот так запросто
убить человека, разом охладило его пыл. Кулаки
Гримвуда разжались, дыхание выровнялось.
— Ну ладно, я по натуре не такой уж злодей, но
твое упрямство выведет из себя и святого. Даю тебе
еще один шанс. У тебя впереди ночь, чтобы все
обдумать. Ты понял, Тушалли? Посоветуйся со
своим... — предложения он не закончил. Язык не
повернулся произнести имя бога. Гримвуд вернулся
к своему спальнику, забрался в него и через десять
минут уже крепко спал, утомленный не столько
долгим дневным переходом, сколько недавней
вспышкой ярости.
Индеец же так и остался сидеть у едва тлеющего
костра.
Ночь правила лесом, небо сияло мириадами
звезд, лесная жизнь, тайные законы которой шли-
фовались миллионы лет, текла своим чередом. И
краснокожий, с младенчества живущий вблизи этой
тайны, растворился в кустах, как делали это его
четвероногие учителя.
Он двигался, возможно, не подозревая, что дви-
гается. Мудрость его, почерпнутая у вечной
матери-природы, не подвела. Мягкая, крадущаяся
походка, ровное дыхание. Ни звука, ни шороха.
Звезды видели его, но молчали. Легкий ветерок
знал о его местонахождении, но не выдавал...
Холодный рассвет забрезжил меж деревьев,
выхватывая из темноты серую золу и лежащего
рядом человека, с головой забравшегося в спаль-
230
ник. Человек ворочался, потому что видел сон.
Перед ним возникла темная фигура. Прошептала:
«Возьми, — и сунула в руку искусно вырезанную
палочку. — Это тотем великого Иштота. В долине
белые боги оставят тебя. Позови Иштота... Позо-
ви, если посмеешь». — И темная фигура исчезла из
сна и памяти...
Проснувшись, Гримвуд первым делом заметил
отсутствие Тушалли. Костер не горел, не бурлил
котелок с чаем. Не оставалось ничего иного, как
подниматься и самому разжигать костер. Душу
наполняли смятение и тревога. Лишь одно он знал
наверняка — проводник покинул его.
Холод пробирал до костей. Не без труда он раз-
жег костер, вскипятил воду для чая. Индеец ушел.
То ли удар в лицо, то ли страх перед богом, а
может, и то и другое погнали его прочь.
И он, Гримвуд, остался один. То был непрелож-
ный факт.
Когда он скатывал спальник — автоматически,
кляня про себя на все лады индейца, — его рука
наткнулась на деревяшку. Он уже хотел выбросить
ее, но обратил внимание на необычную форму. И
тут же вспомнился этот странный сон. Сон ли? В
руках он держал тотем, сомнений не было. Значит,
это был не сон. Тушалли ушел, но, следуя только
ему ведомому кодексу чести, краснокожий позабо-
тился о его безопасности. Гримвуд хмыкнул, но все
же сунул тотем за пояс.
— Кто знает, может, и пригодится, — пробур-
чал он себе под нос.
Да, думал он, ситуация сложная. Он один в дев-
ственном лесу. Опытный проводник, знающий лес
как свои пять пальцев, покинул его. Что же ему
делать? Слабак повернул бы назад, идя по своему
же следу. Но он, Гримвуд, из другого теста. Да, он
встревожен, но сдаваться не собирается. Да, у него
231
есть недостатки. К примеру, вспыльчивость и гру-
бость. Но и решимости ему не занимать. Он насто-
ящий игрок. Он пойдет вперед. И через десять
минут после завтрака, предварительно припрятав
оставшуюся провизию, Гримвуд двинулся вниз, в
загадочную долину — Долину зверей.
В рассветных лучах она казалась особенно кра-
сивой. Деревья смыкались за ним, но он этого не
замечал. Долина манила к себе...
Гримвуд шел по следу гигантского лося, кото-
рого хотел убить. Воздух пьянил, как вино, то и
дело попадались пятнышки крови на листьях, на
земле. Постепенно он все более проникался очаро-
ванием долины. Могучие ели вздымались к небу.
Гранитные утесы сверкали на солнце... Долина ока-
залась гораздо больше, чем он предполагал. Он
чувствовал себя в полной безопасности, словно
попал домой... Здесь можно остаться навсегда и
обрести покой... Оказалось, что в одиночестве есть
своя прелесть. Впервые в жизни душа его успокои-
лась.
Происходило что-то странное. Жажда преследо-
вания сменилась желанием узнать жизнь долины.
Охотничья страсть, стремление найти и убить,
настичь свою жертву, прицелиться и выстрелить
угасали с каждым шагом.
Перемена была разительной, для человека его
склада даже противоестественной, но он ничего не
замечал. Следы лося становились отчетливее,
пятна крови встречались чаще. Гримвуд нашел
место, где лось отдыхал: громадное тело оставило
след на мягкой почве. Он видел обглоданные веточ-
ки. Зверь, несомненно, был где-то рядом, и Грим-
вуд в любую минуту мог столкнуться с ним и
подстрелить с близкого расстояния. Но стрелять-то
уже и не хотелось.
Впервые он почувствовал что-то неладное, осоз-
232
нав, что лось стал менее осторожным. Он должен
был давно уже учуять охотника, ибо лоси славятся
развитым обонянием, а ветерок дул Гримвуду в спи-
ну. Вот это-то и поражало: зверь не обращал вни-
мания на близость охотника. Он не боялся.
Именно перемена в поведении животного
натолкнула его на мысль, что изменился он сам. Он
шел по следу уже два часа и спустился футов на
восемьсот, а то и на тысячу. Деревья стали тоньше
и отстояли друг от друга на большем расстоянии.
Тут и там попадались полянки с изумрудной травой.
Ручейки с кристально чистой водой сбегали вниз,
еще на тысячу футов ко дну долины.
У маленькой запруды, под нависающими над ней
скалами, лось, похоже, останавливался, чтобы
напиться. Гримвуд проследил взглядом следы лося,
ясные и отчетливые на болотистой почве у запру-
ды, и вдруг совершенно неожиданно для себя
самого встретился глазами с взглядом животного.
Их разделяло не более двадцати ярдов, а ведь Грим-
вуд стоял здесь никак не меньше десяти минут,
захваченный красотой окружающей природы. Все
это время лось находился у него под боком. И спо-
койно пил, ни в малой степени не обеспокоенный
присутствием человека, без малейшего страха.
Гримвуд был потрясен. Какое-то время он стоял
недвижим, обратившись в изваяние, едва дыша. Все
было как во сне. Животное медленно наклонило
голову, чуть повернуло ее, чтобы лучше разглядеть
человека. Он видел широко расставленные силь-
ные ноги, могучие мышцы плеч. Размерами и
статью лось поражал воображение. А о подобных
рогах он и мечтать нс мог: поистине редкостные,
превосходящие все мыслимые представления. «Са-
мый большой лось в мире» — крутилась в голове
фраза. Где это он слышал ее?
Но что самое удивительное, Гримвуд не стрелял.
233
Мало того, он не испытывал ни малейшего желания
стрелять. Привычный инстинкт, обычно мгновенно
просыпающийся, на сей раз молчал. Стремление
убить исчезло. Поднять ружье, прицелиться,
выстрелить почему-то стало невозможным, абсо-
лютно невозможным. Гримвуд не шевелился. Чело-
век и лось смотрели друг на друга в безмолвии доли-
ны. Вдруг послышался глухой удар. Это ружье выс-
кользнуло из пальцев и упало на мох. И лось тро-
нулся с места. Неспешно подошел к человеку,
наклонил великолепную голову, едва не коснув-
шись его плечом, гигантские рога оказались совсем
рядом. Гримвуд мог потрогать их руками. Но он
видел лишь рану на левом плече лося, сочащуюся
кровью. И сожалел о том выстреле. Лось же обню-
хивал ружье.
Затем, подняв голову, шумно втянул воздух,
окончательно лишив Гримвуда надежды, что все
это лишь сон. Посмотрел в лицо человеку боль-
шими карими глазами, блестящими, не ведающими
страха. Резко повернулся и, быстро набирая ско-
рость, умчался прочь, скрывшись в зарослях. Ноги
англичанина подкосились, он тяжело опустился на
землю...
Похоже, потом он спал, спал долго и крепко.
Наконец сел, потянулся, протер глаза. День кло-
нился к вечеру. Он понял, что проголодался. В кар-
манах у него были вяленое мясо, сахар, спички, чай.
На поясе висел маленький котелок, с которым он
никогда не расставался, отправляясь на охоту. Сей-
час он разожжет костер, вскипятит чай, поест...
Но ничего этого он не сделал. Лишь сидел и
думал, думал... О чем? Он не знал, не мог точно
сказать. Какие-то видения пролетали перед его
мысленным взором. Кто он, где он? Это Долина
зверей, тут сомнений не было, но в остальном...
Давно ли он здесь, откуда пришел, зачем? Вопросы
234
не ждали ответов, рождаясь в голове помимо его
воли и не вызывая ни малейшего интереса. Он ощу-
щал лишь счастье, покой, безмятежность.
Гримвуд огляделся, и вновь был зачарован кра-
сотой девственного леса. Лишь журчание воды да
шелест ветерка в листве и хвое нарушали тишину.
Над головой, выше деревьев, небо окрасилось пур-
пуром заката. Он видел лениво парящих канюков.
А вот пролетел алый вьюрок. Скоро заухают фили-
ны, и темнота упадет, как мягкая черная шаль,
скрывая все вокруг, а небо высветится мириадами
звезд...
На земле что-то поблескивало: это был ствол
ружья. Гримвуд начал подниматься, еще не зная,
что собирается делать. При виде оружия какое-то
воспоминание шевельнулось в голове, затем
померкло и расстаяло бесследно.
— Я... я... — пробормотал он, но так и не закон-
чил фразы. Имя его исчезло из памяти.
— Я в Долине зверей, — произнес он вместо тех
слов, что искал, но не смог найти.
Он в Долине зверей — вот единственное, что он
знал наверняка. Знакомый звук, известный, но он
никак не мог соотнести его с чем-то еще. Тем не
менее он встал, сделал несколько шагов, потом
наклонился и поднял блестящий кусок металла —
свое собственное ружье. Внимательно рассмотрел,
чувствуя, как его захлестывает отвращение. Затем,
повинуясь внезапному импульсу, размахнулся и бро-
сил ружье в воду.
С шумным всплеском ружье исчезло, по поверх-
ности пошли широкие круги. И в то же мгновение
Гримвуд увидел большого гризли, сидевшего на
берегу ярдах в двенадцати от того места, где стоял
он сам. Гризли тоже услышал всплеск, от неожи-
данности отпрыгнул, но затем вернулся и двинулся
к англичанину. Подошел вплотную. Его мех терся
235
об одежду Гримвуда. Медведь обнюхал человека.
Поднялся на задние лапы, вывалив розовый язык,
затем опустился и вперевалочку побежал на берег.
Гримвуд почувствовал на своем лице дыхание зве-
ря, но совершенно не испугался. Гризли был удив-
лен появлением незнакомца, но не испытывал к
нему вражды. Мгновение — и медведь исчез из
виду.
— Они никогда не видели... — Гримвуд поискал
в памяти слово «человек», но не обнаружил его. —
На них никогда не охотились.
Слова кружились в его мозгу, хотя он не совсем
понимал их значение. Они возникали спонтанно, в
них слышалось что-то знакомое. А в глубинах души
рождались чувства — тоже знакомые, естествен-
ные, о которых он, казалось, давным-давно поза-
был.
Что они означают? Откуда исходят? Далекие,
как звезды, они дремали в нем, в его крови и плоти.
Давно, давным-давно...
Когда же это было?
Думалось ему с трудом, а ведь когда-то мысли
бежали легко и плавно. И долго думать он не мог:
накатывала невероятная усталость.
Этот огромный, ужасный медведь — и полное
отсутствие страха, когда тот дыхнул ему в лицо,
потерся шерстью о ногу. Однако он по-прежнему
чувствовал, что его подстерегает опасность, хотя,
конечно, не здесь. Где-то еще. Где-то его поджи-
дали неприязнь, враждебность, кто-то строил про-
тив него злобные планы, равно как и против этого
великолепного зверя, что обнюхал его и убежал, не
видя в нем врага. Да-да, кто-то готовился напасть на
него, тщательно готовился, явно угрожая его жиз-
ни, но... но не здесь. Здесь он в безопасности,
здесь — мир и покой. Здесь он счастлив. Он мог
идти, куда желала душа, не косясь тревожно в глу-
236
бины леса, не прислушиваясь к каждому звуку, не
ловя носом незнакомые запахи. Он все чувствовал,
но не думал. И еще хотелось есть и пить.
Что-то внутри подтолкнуло его к действию.
Котелок лежал у ног Гримвуда, и он поднял легонь-
кую жестянку. Спички в железном футляре с наво-
рачивающейся крышкой, надежно защищающей от
сырости, он держал в руке. Сложив несколько
сухих веток, он наклонился, чтобы поджечь их, и
отпрянул в страхе, причин которого пока не пони-
мал.
Огонь. Что есть огонь? Отвратительное чуди-
ще, как можно вызывать его к жизни? Гримвуд уже
боялся огня. Металлический футляр полетел вслед
за ружьем и, блеснув в лучах заходящего солнца,
скрылся под водой. Глянув на котелок, Гримвуд
понял, что вещь эта ему уже не нужна, как, впро-
чем, и темное сухое вещество, чем-то напомина-
ющее песок, которое он собирался бросить в кипя-
щую воду. К котелку и черному песку он не испы-
тывал ни отвращения, ни страха, просто они ему
больше не требовались. Он забыл, да, забыл, для
чего они предназначены. Эта странная забывчи-
вость растекалась все шире, заполняя собой все его
существо. Но по-прежнему мучала жажда.
Мгновение — и он уже у кромки воды, у ручей-
ка, вырывающегося из запруды. Он собрался было
наполнить котелок, но замер в нерешительности,
отставил котелок и прошел на пару ярдов вверх по
течению. Там лег на живот, нашел крохотную
заводь, начал пить эту холодную, освежающую
воду. Однако он, сам того не сознавая, не пил.
Лакал.
Затем, не поднимаясь с земли, он съел вяленое
мясо и сахар, которые достал из карманов, вновь
полакал водицы и переместился на сухую землю
под деревьями. Двигался он на всех четырех, не
237
поднимаясь на ноги, а найдя удобное место, свер-
нулся калачиком и закрыл глаза. Ни единого
вопроса не возникло у него. Из всех чувств остались
лишь покой и удовлетворенность...
Гримвуд пошевелился, встряхнулся, приоткрыл
глаз и увидел, нет, почувствовал еще в полусне, что
он не один. На полянках перед ним, в тени деревьев
за спиной слышались легкие шаги, мелькали тем-
ные тела. Со всех сторон к нему сходились звери, а
в вышине, в безоблачном небе плыл лунный серп.
И свет бесчисленных звезд искорками отражался в
сотнях глаз. Казалось, ожила вся долина.
Гримвуд, стоя на четвереньках, все смотрел и
смотрел, но не в страхе, а в изумлении, хотя до зве-
рей было уже рукой подать. Острый дух лесной
живности, запахи самого леса казались ему слаще
самых дорогих духов мира. А блеск фосфорисциру-
ющих глаз был теплее и ближе света фонарей,
зовущих одиноких Прохожих в уютные меблирован-
ные комнаты. И эта дикая, древняя армия несла с
собой покой и уют всей долины, приглашая раство-
риться в ней.
Он ни о чем не думал, но уже чувствовал, что
попал, куда и стремился. Тут его дом родной. И
медленно пришло осознание того, что он долго жил
не там, где следовало, и законы той жизни застав-
ляли вести себя неестественно, даже ужасно, но
теперь он вернулся домой. Здесь, в Долине зверей,
он обрел мир, спокойствие и счастье. Он наконец-
то стал самим собой.
Он смотрел на эту великую армию зверей
вокруг себя, сидя на четвереньках в самом центре
непрерывного круговорота лесной жизни. Вывалив
алые языки, пробегали волки, сотни волков.
Гигантские гризли переваливались рядом, поднима-
ясь иной раз на задние лапы. Некоторые шли так
близко, что касались его шерстью. Тут же были
238
черные и бурые медведи — и взрослые особи, и
детеныши. Он видел лосей и карибу*, бесчислен-
ных оленей, серн, косуль. Он слышал, как сталки-
вались рога, как дрожала земля. Он видел, как волк
зализывал рану на теле красавца-лося. Все обита-
тели Долины зверей были здесь.
В струящемся лунном свете они смотрели на
него, узнавали его, привыкали к нему, всем своим
видом показывая, что рады его появлению.
Он чувствовал еще, что есть и другой мир: живу-
щих в траве и кустах бесчисленных тварей, сну-
ющих между ног их более крупных собратьев. И с
этим миром у него не было никаких разногласий.
Трудно сказать, долго ли он сидел так, глядя на
окружающих его зверей, спокойный, счастливый,
удовлетворенный. Но этого хватило, чтобы страс-
тно захотеть подойти к ним поближе, слиться с
ними, стать одним из них. И он оторвался от зарос-
шей мохом земли, чтобы двинуться к ним не на двух
ногах, как ходят люди, но на всех четырех.
Луна уже скатилась вниз, зацепилась за высокий
кедр, крона которого разбила ее свет на множество
серебристых брызг.
Звери уже ждали его. Медведь притормозил
свой бег, высвобождая место впереди себя. Но тут
рысь внезапно прыгнула на ветвь дерева, и человек
поднял голову, восхищенный ее грацией. И в то же
мгновение увидел птиц, целую армию птиц —
орлов, коршунов, канюков, чей полет предвещает
близкую зарю.
Гримвуд вздрогнул. Приподнялся на ноги. Он не
понимал, зачем он это сделал, почему вздрогнул.
Но, пытаясь удержаться на ногах, покачнулся, и его
рука коснулась чего-то твердого, выпирающего из
кармана. Пальцы сомкнулись на непонятном пред-
* Канадский олень.
239
мете, вытащили его, поднесли к глазам. Маленькая
палочка. В сером свете зари он видел, что она вся
изрезана, вспомнил или почти вспомнил, что это
такое, и остолбенел.
— Тотем, — прошептал он едва слышно, и тут
же память начала возвращаться к нему впервые с
того момента, как он ступил в эту долину.
Его обожгло как огнем. Он весь дрожал. Выпря-
мился, поняв, что только что стоял на четверень-
ках. Что-то взорвалось у него в мозгу, как будто
рухнула стена, блокирующая память. И прошлое
рвануло в образовавшуюся брешь.
— Я — Гримвуд, — произнес его голос. —
Тушалли покинул меня. Я один...
И тут он заметил перемену в поведении окру-
жавших его зверей. Ощетинился большой серый
волк, сидевший в трех футах от него. Нетерпеливо
переминался с лапы на лапу громадный гризли.
Наклонил рога канадский олень. Становилось все
светлее: еще немного, и солнце поднимется над
горизонтом. Но тут гризли встал на задние лапы и
пошел прямо на него. Гигантский лось, выставив
рога, двинулся за ним. Тысячи морд повернулись к
Гримвуду. Глаза зверей со всех сторон сверлили
его.
И англичанин в ужасе понял, что спасения нет.
Враги окружили его, и близок миг, когда он найдет
свою смерть в Долине зверей.
А в вышине кружил отвратительный канюк,
уже готовый ринуться вниз, попытайся он искать
спасения на дереве. Стальные когти птиц, их желез-
ные клювы были нацелены на него.
Гримвуд отпрянул. Ибо гризли уже коснулся его
своей мохнатой лапой. Волк изготовился к смер-
тельному прыжку. Еще секунда — и англичанина
растерзали бы, разорвали бы на мелкие клочки,
пожрали бы с потрохами, но он успел выкрик-
240
нуть свои последние — как он думал — слова на
этом свете, обратившись к небесам.
— Иштот! Великий Иштот, помоги мне! — А
рука сжимала тотем.
И Красный Бог услышал его.
В ту же секунду Гримвуд понял это, ибо звери
улеглись на землю, а птицы уселись на деревья.
Перед ним стоял гигант-индеец. С могучим луком
на плече, с колчаном, набитым стрелами. Он запол-
нил собой всю долину, слился с деревьями, ручьями,
полянами, скалами.
И голос его казался голосом самой природы. То
был голос ветра, деревьев, бегущей воды, родящий
эхо в самых отдаленных уголках Долины зверей.
Одновременно с появлением Иштота из-за горного
хребта выглянуло солнце, осветив повелителя доли-
ны.
— Ты пролил кровь в моих владениях... Я не
буду спасать...
И фигура растаяла в солнечных лучах, раство-
рившись в нарождающемся дне. А Гримвуда обдало
горячим, зловонным дыханием, перед его глазами
сверкнули зубы, мохнатые лапы сжали тело. Он
закрыл глаза. Упал, потеряв сознание, и уже не
услышал грохота выстрела.
Первое, что он увидел, открыв глаз, был огонь.
И инстинктивно отпрянул.
— Все нормально, старик. Это мы. Бояться
нечего, — над ним склонилось лицо Иредейла. А за
ним виднелся Тушалли. С опухшей челюстью.
Гримвуд вспомнил, как ударил индейца. И запла-
кал.
— Больно, да? — сочувственно покачал голо-
вой Иредейл. — На-ка, выпей. Ты сразу придешь в
себя.
Гримвуд проглотил виски. Невероятным уси-
лием воли попытался взять себя в руки, но по
241
щекам продолжали течь слезы. Боли он не чувство-
вал. Но ужасно щемило сердце.
— Я совсем расклеился, — пробормотал он. —
Нервы ни к черту. Что произошло?.
— Тебя потискал медведь, старик. Но кости все
целы. Спас тебя Тушалли. Он выстрелил вовремя.
Рискованный выстрел — мог попасть в тебя, а не в
зверя.
— Другого зверя, — прошептал Гримвуд, в
памяти его шевельнулись отголоски недавнего
прошлого.
Он приподнялся, увидел озеро, каноэ у берега,
две палатки, движущиеся фигуры. Иредейл
коротко все объяснил. Тушалли, идя без отдыха,
менее чем за двадцать четыре часа добрался до
лагеря Иредейла. Там никого не нашел, так как
Иредейл с проводником отправились на охоту.
Когда они вернулись, с присущей ему лаконично-
стью рассказал, что случилось: «Он ударил меня, и
я ушел. Теперь он охотится один в Долине зверей
Иштота. Думаю, он уже мертв».
Они поспешили в Долину зверей. Гримвуд ушел
уже довольно далеко, но нашли его без труда, как
по его собственному следу, так и по следам крови
лося. А вот увидели неожиданно, в объятиях гро-
мадного гризли. Тогда-то Тушалли и выстрелил...
Индеец живет теперь покойно и счастливо, имея
все, что пожелает душа, а Гримвуд, его благоде-
тель, бросил охотиться. Стал спокойным, добро-
душным, никогда не злится, и его знакомые удивля-
ются, чего он не женится. «Из него получился бы
хороший отец», — твердят они в один голос. Над
каминной доской в доме Гримвуда висит тотем. Он
заявляет, что эта маленькая резная палочка спасла
ему душу, но в подробности не вдается.
Перевод с английского Вик. ВЕБЕРА
Редъярд Киплинг
Лучшая в мире
Доблести годы ушли, как вода,
Мир не такой, как встарь,
Ты был раб-христианин тогда,
А я в Вавилоне — царь.
У. Э. ХЕНЛИ*
Его звали Чарли Мирз, он был единственным
сыном вдовы, жил в северной части Лондона и
каждый день приезжал в Сити, где работал в банке.
Чарли было двадцать лет, и его одолевали честолю-
бивые мечты. Я познакомился с ним в бильярдной,
где маркер звал его по имени, а он маркера —
Парень Не Промах. Чарли объяснил мне несколько
нервозно, что забрел сюда понаблюдать за игрой, а
поскольку подобная забава может дорого обойтись
молодому человеку, я сказал, что лучше бы он шел
домой, к матери.
Это был первый шаг к более короткому знаком-
ству. Он стал заглядывать ко мне по вечерам, вме-
сто того чтоб слоняться по Лондону со своими при-
ятелями-клерками, и вскоре, как водится у моло-
дых, раскрыл мне свои честолюбивые помыслы —
он мечтал о литературной славе. Желая обессмер-
тить свое имя, Чарли в основном полагался на сти-
хи, но писал и рассказы о роковой любви и посылал
их в дешевые журнальчики. Я обрек себя на молча-
ливое выслушивание сотен и сотен поэтических
строк и неудобочитаемых отрывков из пьес, кото-
рые еще, несомненно, потрясут мир. Наградой мне
* Хенли Уильям Эрнест (1849-1903) — английский поэт,
критик.
244
было его беспредельное доверие, а исповеди и
печали юноши святы, почти как исповеди и печали
девушки.
Чарли еще ни разу не влюблялся, но мечтал
влюбиться и ждал лишь случая; он верил в честь и
благородство, но в то же время никогда не упускал
возможности показать, что он тертый калач, как и
подобает клерку, получающему двадцать пять шил-
лингов в неделю. Он рифмовал «кровь» и «лю-
бовь», «розы» и «морозы» и наивно полагал, что
никто еще до этого не додумался. Он поспешно
извинялся за длинные непонятные пропуски в своих
пьесах, скороговоркой сообщал, что должно прои-
зойти, и переходил к следующей сцене, причем
видел все, что собирался написать, так отчетливо и
ясно, что считал дело сделанным, и оборачивался
ко мне, ожидая одобрения.
Подозреваю, что мать не поощряла его често-
любивые устремления, и знаю наверняка, что дома
письменным столом ему служил край деревянной
подставки для умывальника. Это он поведал мне
почти в самом начале нашего знакомства, опусто-
шая книжные полки в моем шкафу, и вскоре уже
заклинал меня сказать начистоту, есть ли у него
шансы «написать, понимаете ли, нечто истинно
великое». Возможно, я слишком его обнадежил, и
как-то вечером он явился ко мне с горящими от воз-
буждения глазами и выпалил:
— Вы не возражаете, если... словом, позвольте
мне побыть у вас и писать весь вечер. Я вас не отв-
леку, поверьте. Мне негде писать дома, у матери.
— Ав чем дело? — поинтересовался я, пре-
красно зная, в чем дело.
— Мне пришла в голову идея замечательной
повести, такой еще никто и никогда не писал.
Позвольте мне написать ее здесь. Это такая идея!
Я не устоял против мольбы Чарли и освободил
245
ему стол. Он, едва поблагодарив меня, с головой
ушел в работу. С полчаса он без устали строчил
пером. Но вот Чарли вздохнул и запустил руку в
волосы. Перо скользило по бумаге все медленней,
он все чаще зачеркивал написанное, а потом работа
и вовсе замерла. Лучшая в мире повесть не продви-
галась.
— Теперь мне кажется, что я сочинил ужасный
вздор, — мрачно произнес он, — а сначала, когда
обдумывал повесть, все выглядело так здорово.
Почему у меня ничего не выходит?
Мне не хотелось говорить правду и тем самым
подрезать ему крылья. И я ответил:
— Может, ты сегодня просто не в настроении?
— Нет, настрой был, но он пропал, когда я уви-
дел, что у меня получилось. Уф!
— Прочти, что ты написал, — предложил я.
Чарли прочел, это и впрямь никуда не годилось,
а он делал паузы после особенно напыщенных
фраз, ожидая знаков одобрения; он гордился этими
фразами, я знал наперед.
— Надо бы слегка подсократить, — осторожно
заметил я.
— Терпеть не могу сокращать свои вещи. Слово
заменишь, и то сразу искажается смысл. А на слух
все воспринимаешь лучше, чем при письме.
— Чарли, ты, как и многие другие, слишком
быстро впадаешь в панику. Отложи рукопись в сто-
рону, через неделю займешься ею снова.
— Я хочу написать повесть одним махом. Что
вы о ней думаете?
— Как мне судить о наполовину написанном
произведении? Изложи свой замысел.
Чарли изложил, и в его рассказе было все, чему
его неопытность так настойчиво мешала вопло-
титься на бумаге. Я глядел на него и удивлялся:
мыслимо ли, что он не понимает самобытности,
246
глубины идеи, пришедшей ему в голову? Это была
поистине Идея среди идей. Иных авторов буквально
распирает от гордости за свои идеи, не сравнимые с
блистательным замыслом Чарли, так и просив-
шимся на бумагу. Но Чарли безмятежно лопотал,
прерывая поток чистой фантазии чудовищными
фразами, которые намеревался вставить в текст.
Я терпеливо выслушал его до конца. Было бы
величайшей глупостью оставить эту идею в его
неопытных руках, в то время как я мог бы так
много из нее выжать. Не все, разумеется, но ох как
много!
— Я, пожалуй, назову повесть «История одного
корабля», как вы думаете? — спросил наконец Чар-
ли.
— Что ж, замысел хорош, но ты не сможешь
разработать его как следует. А вот я бы...
— Вам он пригодится? Хотите им воспользо-
ваться? Мне это будет очень лестно, — сразу пред-
ложил Чарли.
Немногое в этом мире доставляет человеку
большую радость, чем простодушное, горячее,
неумеренное восхищение юного друга. Даже жен-
щина в своей самой слепой беззаветной преданно-
сти не может идти в ногу со своим кумиром, сдви-
гать шляпку набок точно так, как носит шляпу он,
уснащать речь его любимыми ругательствами. А
Чарли все это делал. И все же я чувствовал потреб-
ность как-то успокоить свою совесть, прежде чем
завладеть его идеей.
— Давай заключим сделку, — начал я. — Плачу
пять фунтов за твой замысел.
В 4apjjH тут же проснулся банковский клерк.
— О; нрт, это невозможно. Так между прияте-
лями не водится, сами понимаете, если мне дозво-
лено считать вас своим приятелем, конечно, да и
как порядочный человек я не могу принять этих
247
денег. Воспользуйтесь идеей, если она вам нравит-
ся. У меня их без счету.
Так оно и было, мне ли не знать? Но то были
чужие идеи.
— Рассматривай это как сделку между порядоч-
ными людьми, — отозвался я. — За пять фунтов
можно купить много поэтических сборников. Биз-
нес есть бизнес, и — не сомневайся — я не дал бы
эту цену, если бы...
— Ну если посмотреть на дело таким образом... —
Чарли был явно взволнован мыслью о книгах.
Заключив сделку, мы договорились, что Чарли
будет время от времени являться ко мне со всеми
своими замыслами, отныне ему будут предостав-
лены письменный стол и неотъемлемое право навя-
зывать мне свои поэмы и отрывки из них.
— Расскажи, как тебе пришла в голову эта
идея? — полюбопытствовал я.
— Сама собой. — Глаза Чарли слегка округли-
лись.
— Да, но ты так много рассказывал мне о герое.
Должно быть, вычитал это где-нибудь?
— Мне некогда читать, разве что здесь, с
вашего разрешения, а по воскресеньям я катаюсь на
велосипеде или уезжаю на весь день на реку. А с
героем все в порядке, верно?
— Расскажи-ка еще раз, чтоб я его себе ясно
представил. Вот ты говоришь, что герой стал пира-
том. А как он жил?
— На нижней палубе корабля, о котором я вам
рассказывал.
— А что это был за корабль?
— Гребное судно, морская вода бьет струей
сквозь уключины, и люди гребут, сидя по колено в
воде. Между двумя рядами гребцов — помост, а по
нему прохаживается взад и вперед надсмотрщик с
хлыстом — следит, чтоб гребцы работали.
248
— Откуда ты все это знаешь?
— Прочитал в одной книжке. Над помостом
тянется веревка, она закреплена на верхней палубе,
надсмотрщик держится за нее в качку. Как-то раз
надсмотрщик не успел схватиться за веревку и сва-
лился с помоста на гребцов — помните, наш герой
засмеялся, и его за это высекли. Он, конечно, при-
кован к веслу, герой.
— Каким образом?
— На нем железный пояс, прикрепленный
цепью к скамье, а кандалами на левом запястье он
прикован к веслу. Сидит он на нижней палубе, куда
помещают самых отпетых. Свет туда доходит
только сквозь люки верхней палубы да сквозь
уключины. Представляете, лучик света едва проби-
вается между рукояткой весла и отверстием уклю-
чины и все время дрожит; ведь судно качает.
— Я-то представляю, но как-то не верится, что
ты себе ясно это представляешь.
— А как же иначе? Так вот, слушайте. Длин-
ными веслами на верхней палубе гребут четверо на
каждой скамье, на средней — их трое на весло, а на
нижней — по двое. Я уж говорил, что внизу совсем
темно, и люди сходят с ума. Когда гребец с нижней
палубы, прикованный к веслу, умирает, его не бро-
сают за борт, а расчленяют, не освобождая от
цепей, и пропихивают куски мяса через уключины.
— Почему? — Меня изумило не столько само
сообщение, сколько уверенный тон Чарли.
— Так надсмотрщики избавляли себя от лишних
хлопот и на других гребцов страх наводили. Ведь
одному надсмотрщику не под силу вытащить покой-
ника наверх. А оставишь нижних гребцов без при-
гляда, так они, конечно, и грести перестанут,
и скамьи вырвут, если поднимутся все разом, в це-
пях.
— Да, у тебя поистине неиссякаемое воображе-
249
ние. А где это ты начитался про галеры и галерных
рабов?
— Нигде не читал. А впрочем, не помню. Я сам
люблю погрести при случае. Может, я и впрямь
вычитал это где-нибудь, раз вы так считаете.
Вскоре после этого разговора Чарли ушел
побродить по книжным лавкам, а я с изумлением
размышлял о том, как сумел банковский клерк
двадцати лет от роду поведать мне с такой расточи-
тельной подробностью, с такой абсолютной уверен-
ностью о фантастической кровавой авантюре,
мятеже, пиратстве и смерти в неведомых морях. Он
провел своего героя тернистым путем через бунт на
галере против надсмотрщиков к командованию
своим собственным судном и созданию королевства
на острове, затерянном «где-то в море», и, обрадо-
ванный моими жалкими пятью фунтами, отпра-
вился покупать идеи других людей, чтобы нау-
читься у них писать. Я утешался лишь тем, что
отныне замысел Чарли принадлежит мне по праву
покупателя, и надеялся как-то его обыграть.
Когда Чарли явился ко мне в следующий раз, он
был пьян — пьян в благородном смысле этого сло-
ва, опьянен творениями поэтов, которых открыл
для себя. Зрачки его были расширены, речь сбивчи-
ва, и он кутался в лоскутное одеяло цитат. Больше
всего его пьянил Лонгфелло.
— О, это великолепно, это величественно! —
вскричал Чарли, едва поздоровавшись. — Вы
только послушайте:
«Видно, хочешь, — молвил кормчий, —
Тайну моря разгадать?
Лишь поспорившему с бурей
Суждено ее узнать»*.
Бог ТЫ МОЙ!
* Г. У. Лонгфелло «Тайны моря».
250
«Лишь поспорившему с бурей
Суждено ее узнать», —
произнес он раз двадцать, расхаживая взад и вперед
по комнате, совершенно позабыв про меня. —Но я
тоже способен это понять, — сказал он сам себе. —
Не знаю, как и благодарить вас за пять фунтов. Или
вот еще, послушайте:
Помню корабли, и мрачные гавани,
И своевольный бурливый прибой,
И бородатых испанцев, пришедших из плаванья,
И дивный парусник в далекой гавани,
И тайну пучины морской*.
Хоть я и не сражался с морем, у меня такое чув-
ство, будто мне все про него известно.
— Да, ты, несомненно, понимаешь море. Ты
его когда-нибудь видел?
— Еще ребенком я ездил однажды в Брайтон,
мы жили в Ковентри, до того как переехали в Лон-
дон. А раньше я никогда не видел моря.
Когда опускается на Атлантику
Могучий
Экваториальный шторм**.
Чарли ухватил меня за плечо и потряс, чтоб и я
ощутил страсть, потрясшую все его естество.
— Думаю, когда начинался шторм, — продол-
жал он, — все весла на галере, про которую я рас-
сказывал, ломались, и их дергающиеся рукояти
пробивали гребцам грудь. Кстати, пригодилась ли
вам моя идея?
— Пока нет. Жду, что ты еще что-нибудь рас-
скажешь. Объясни, ради бога, почему ты так уве-
* Г. У. Лонгфелло «Моя утраченная юность».
** Г. У. Лонгфелло «Водоросли».
251
ренно описываешь оснастку галеры. Ты ж ничего
не знаешь о кораблях.
— Не могу объяснить. Я знаю корабли как свои
пять пальцев, пока не берусь за перо. Только вчера
в постели об этом размышлял — вспоминал
«Остров сокровищ», который вы мне дали почи-
тать. Я припомнил много такого, что можно ввести
в повесть.
— Что именно?
— К примеру, вспомнил, что ели гребцы — гни-
лой инжир, черные бобы, а пили вино, мехи с вином
они передавали от скамьи к скамье.
— Стало быть, твою галеру построили еще во
время оно?
— В какое время? Откуда мне знать, давно ее
построили или нет. Ведь это выдумка, но порой мне
кажется: все, что я рассказываю, и вправду взято из
жизни. Я надоел вам своими рассказами про галеру?
— Ничуть. А что ты еще вспомнил?
— Да так, разные пустяки.
Чарли слегка покраснел.
— Неважно, рассказывай.
— Значит, так: история с галерой не выходила у
меня из головы, ночью я поднялся и записал на
листочке то, что гребец мог нацарапать на весле
острым краем наручников. Мне показалось, что
такая мелочь сделает повесть более правдивой. Я,
верите ли, все вижу будто наяву.
— У тебя с собой этот листок?
— Да-a, но что толку его показывать? Просто
какие-то закорючки, и больше ничего. Правда, их
можно поместить на заглавном листе книги.
— Такие детали я беру на себя. Покажи, что
там нацарапали гребцы.
Чарли вынул из кармана листок бумаги с одной-
единственной строчкой каких-то каракулей, и я тот-
час припрятал его.
252
— Что, по-твоему, это значит по-английски?
— Ума не приложу. Может, «я до смерти
устал», в общем, чепуха какая-нибудь, — повторил
Чарли. — Но все эти гребцы на галере для меня —
живые люди. Очень прошу, обыграйте поскорей
мою задумку. Хочется увидеть законченную и напе-
чатанную повесть.
— Но того, что ты мне рассказал, хватит на
толстую книгу.
— Так напишите книгу. Вам осталось только
сесть да написать.
— Дай время — напишу. А еще какие у тебя
замыслы?
— Пока никаких. Читаю все книги, что наку-
пил. Великолепные книги.
Когда Чарли ушел, я заглянул в его листок с над-
писью. Заглянул и осторожно обхватил голову
руками, желая убедиться, что она на месте и не
повернулась задом наперед. Потом... но я не заме-
тил, как вышел из дома и оказался в коридоре Бри-
танского музея перед дверью с табличкой «Служеб-
ное помещение» и вступил в пререкания с полицейс-
ким. В самой вежливой форме я просил об одном —
разыскать «специалиста по Древней Греции».
Полицейский ничего не знал, кроме.музейных пра-
вил, и мне пришлось обежать все здания и служеб-
ные помещения. Пожилой джентльмен, которому я
не дал толком позавтракать, положил конец моим
поискам; брезгливо взяв листок двумя пальцами, он
взглянул на него и презрительно фыркнул.
— Хотите знать, что это значит? Хм...
Насколько я понимаю, это попытка что-то напи-
сать на чрезвычайно искаженном греческом язы-
ке, — тут он многозначительно посмотрел на ме-
ня, — предпринятая на редкость безграмотным...
э... э... лицом. — Он медленно прочел: —Поллок,
Эркманн, Таушниц, Хенникер.
253
Четыре знакомые мне фамилии.
— Объясните, пожалуйста, что же все-таки
означает эта безграмотная писулька? В чем там
смысл? — поинтересовался я.
— Меня... часто... одолевала усталость за этим
делом — вот в чем тут смысл.
Он вернул мне листок, и я умчался, не поблаго-
дарив, ничего не объяснив, даже не извинившись.
Моя забывчивость была вполне простительна.
Мне из всех смертных была дарована возможность
написать лучшую в мире повесть — историю жизни
греческого раба на галере, записанную с его слов,
не больше не меньше. Немудрено, что свои грезы
Чарли называл явью. Парки, которые так тща-
тельно закрывают дверь в конце каждой прожитой
нами жизни, на сей раз проявили беспечность, и
Чарли заглядывал, сам того не сознавая, туда, куда
не дозволено глядеть никому из смертных в ясном
уме и здравой памяти с Начала Времен. И самое
главное, он не подозревал, какие познания продал
мне за пять фунтов, и останется и впредь в неведе-
нии, ибо банковские клерки ничего не смыслят в
метемпсихозе*, а коммерческое образование не
включает изучение греческого языка. Он будет
поставлять мне — тут я проделал несколько балет-
ных па перед безмолвными египетскими богами и
рассмеялся, глядя в их щербатые от времени ли-
ца, — сведения, которые придадут моей повести
достоверность — такую достоверность, что мир
назовет ее наглой подделкой, и лишь я, я один, буду
знать, что все в этой повести правда. Я, я один,
возьму в руки драгоценный камень, чтобы гранить
и полировать его. И я снова пустился в пляс среди
* Метемпсихоз (греч.) — переселение душ, религиозно-
мистическое учение о 'переходе душ. из одного организма по
смерти его в другой.
254
богов, пока не заметил полицейского, направляв-
шегося в мою сторону.
Отныне мое дело — лишь поощрять Чарли к
рассказам, а это нетрудно. Но я позабыл про эти
проклятущие поэтические сборники. Чарли раз за
разом являлся ко мне бесполезный, как целиком
записанный валик фонографа, опьяненный Байро-
ном, Шелли либо Китсом. Теперь, зная, кем был
Чарли в прежних воплощениях, я безумно боялся
пропустить хоть слово в его болтовне, и от него не
укрылись ни моя почтительность, ни мой интерес.
Он неправильно истолковал их как внимание к
нынешней сути Чарлза Мирза, для которого жизнь
была нова, как для Адама, и как уважительное
отношение к его декламации; Чарли испытывал
мое терпение, готовое лопнуть, читая мне стихи не
свои отныне, а других поэтов. Я страстно желал,
чтоб стихи всех английских поэтов стерлись в
памяти человечества. Я хулил самые звонкие
поэтические имена, потому что они уводили Чарли
в сторону от рассказов о галере и могли в дальней-
шем склонить к подражательству, но я сдерживал
нетерпение, уповая на то, что первый горячий энту-
зиазм иссякнет и парень вернется к своим грезам
наяву.
— Что толку рассказывать вам о моих замы-
слах, когда эти ребята сочинили такое, что впору
ангелам читать, — посетовал он как-то вечером. —
Почему бы и вам не написать что-нибудь в этом
духе?
— Не скажу, чтоб ты был особенно учтив со
мной, — заметил я, с трудом сохраняя самооблада-
ние.
— Я же отдал вам свою повесть, — буркнул
Чарли, снова погружаясь в «Лару»*.
* «Лара» (1814) — поэма Байрона.
255
— Мне нужны подробности.
— Все, что я придумывал об этом чертовом
корабле, который вы называете галерой? Да это
проще простого. Сами можете насочинять.
Пустите-ка газ чуть поярче, хочется еще почитать.
Я был готов разбить рожок над головой этого
редкостного глупца. Разумеется, я бы и сочинил все
сам, знай я то, что, сам того не ведая, знал Чарли.
Но поскольку двери моего прошлого существова-
ния были наглухо закрыты, я волей-неволей ждал,
когда Чарли соблаговолит что-нибудь мне расска-
зать, и старался удержать его в добром расположе-
нии духа. Минутная неосторожность могла погу-
бить бесценное откровение; порой он откладывал
книжки в сторону — Чарли хранил их у меня, ведь
мать, увидев их, возмутилась бы безрассудной тра-
той денег — и погружался в свои морские видения.
И снова я проклинал всех поэтов Англии. Прочи-
танные книги придавили, исказили, расцветили вос-
приимчивое воображение банковского клерка, и в
результате зазвучал нестройный хор чужих голо-
сов — так невнятно слышится песня по городскому
телефону в самое горячее время дня.
Чарли вел рассказ о галере — знай он, что сам
на ней плавал! — и иллюстрировал его заимствова-
ниями из «Абидосской невесты». Описывая жизнь
героя, он цитировал «Корсара», вставляя в свой рас-
сказ исполненные трагизма размышления на темы
морали из «Каина» и «Манфреда»*, уверенный, что
я воспользуюсь ими. Только когда речь заходила о
Лонгфелло, дисгармония встречных звуковых пото-
ков прекращалась, и я знал, что устами Чарли гла-
голет истина, ибо он полагается лишь на свою
память.
* «Абидосская невеста» (1813), «Корсар» (1814), «Манф-
ред» (1817), «Каин» (1821) —произведения Байрона.
256
— Что ты думаешь об этой поэме? — начал я
как-то вечером, уже зная самый лучший способ
настроить Чарли на нужный лад, и, не дав ему опо-
мниться, одним духом прочел «Сагу о короле Ола-
фе».
Чарли слушал, открыв рот, раскрасневшись,
постукивая пальцами по спинке дивана, на котором
лежал, пока я не подошел к «Песне Эйнара Тамбер-
скельвера»:
Вытянув стрелу отмщенья,
Эйнар молвил: «Что ж, изволь —
Ты Норвегии крушенье
Видишь пред собой, король!»
Чарли ахнул, зачарованный.
— Это, пожалуй, посильней Байрона, — отва-
жился заметить я.
— Сильнее? Еще бы! Это правда! Но откуда он
все это знал?
Я повторил предыдущее четверостишие:
«Это что за наважденье? —
Олаф с палубы вскричал. —
Не обломки ли крушенья
Море бросило у скал?»
— Откуда ему было знать, как разбивается
галера, как весла вырываются из рук и всюду
слышно это «з... з.... ззп»? Да ведь только вчера
ночью... Пожалуйста, прочтите еще раз «Шхеру
криков».
— Нет, я устал. Давай поговорим. Так что же
случилось прошлой ночью?
— Мне привиделся кошмарный сон о нашей
галере. Снилось, будто я утонул во время боя. Дело
было так: мы вошли в гавань вместе с другой гале-
рой. Вода была совершенно неподвижная, только
от наших весел она вспенивалась. Вы знаете, где я
257
сижу на галере? — смущенно спросил Чарли. Его
сковывал извечный страх англичанина показаться
смешным.
— Нет, ты мне об этом не рассказывал, — отве-
тил я смиренно, и сердце мое забилось сильней.
— На верхней палубе, от носа четвертое весло с
правой стороны. Нас было четверо гребцов, прико-
ванных к этому веслу. Помню, я глядел на воду и
все пытался высвободить руки от кандалов, пока не
начался бой. Потом мы подошли вплотную к дру-
гой галере, и все их стрельцы прыгнули к нам на
борт; моя скамья проломилась, я лежал, распла-
ставшись, на палубе, а на мне — три других парня и
огромное весло, придавившее всех нас своей тяже-
стью.
— А дальше что было?
Глаза у Чарли горели. Он вперил взгляд в стену
за моим креслом.
— Я не знаю, как шел бой. Я так и лежал на
палубе, и люди топтали меня почем зря. Потом
наши гребцы с левого борта, прикованные к
веслам, как вы сами понимаете, заорали и приня-
лись табанить*. Я слышал, как шипела вода, галера
вертелась, как майский хрущ, и, даже лежа внизу, я
понял, что на нас идет другая галера — протаранить
нас с левого борта. Я с трудом приподнял голову и
увидел через фальшборт, как она несется прямо на
нас. Мы хотели встретить ее носом к носу, но
замешкались. Успели только вильнуть в сторону,
потому что та галера, что была справа, притянула
нас к себе крючьями и удерживала на месте. А
потом — боже милостивый, вот это был удар! Все
весла по левому борту хрустнули, когда атаковав-
шая галера врезалась в нас носом. Весла нижнего
яруса пробили рукоятками палубную обшивку,
* Табанить — грести в обратном направлении.
258
одно из них взлетело прямо в воздух и грохнулось
возле моей головы.
— Как же это случилось?
— Нос атакующей галеры заталкивал короткие
нижние весла обратно в уключины, и я слышал,
какой переполох начался на нижних палубах.
Потом она врезалась носом нам в борт почти посе-
редке, и мы накренились набок, тогда парни с пра-
вой галеры выдернули крючья, отвязали канаты и
забросали нашу верхнюю палубу стрелами, кипя-
щей смолой или еще какой-то жгучей дрянью; наш
левый борт поднимался все выше и выше над водой,
а правый медленно кренился, и, повернув голову, я
увидел, что вода неподвижно стоит на уровне пра-
вого фальшборта, а потом она всколыхнулась и
обрушилась на всех, кто лежал вповалку с правой
стороны; тут меня ударило в спину, и я проснулся.
— Одну минуту, Чарли. Вот ты говоришь: вода
подошла к фальшборту. Как это выглядело?
Я задал свой вопрос не случайно. Мой знакомый
однажды тонул в спокойном море, когда судно дало
течь, и он заметил, что вода будто застыла, прежде
чем хлынула на палубу.
— Полоска воды показалась мне туго натянутой
струной банджо, которая находится здесь уже годы
и годы, — отозвался Чарли.
Точное совпадение! Мой знакомый сказал:
«Вода походила на серебряную проволоку, про-
тянутую вдоль фальшборта, я думал, она никогда
не порвется».
И чтобы познать эту мелочь, не стоящую
выеденного яйца, он отдал все и едва не расстался с
жизнью, а я проделал изнурительный путь в десять
тысяч миль, чтоб встретиться с ним и получить эти
сведения из вторых рук. Но Чарли, банковский
клерк, работающий за двадцать пять шиллингов в
неделю, видящий мир лишь сквозь окно лондон-
259
ского омнибуса, все это знал. Для меня было сла-
бым утешением, что в одном из своих прежних
воплощений он заплатил жизнью за эти знания. Я,
вероятно, тоже умирал прежде десятки раз, но
дверь в прошлое была для меня закрыта, потому
что я смог бы им воспользоваться.
— А что произошло потом? — спросил я, пыта-
ясь побороть дьявола зависти.
— Самое забавное во всей этой кутерьме было
то, что я нисколько не удивился и не испугался. Мне
казалось, будто я уже побывал во многих схватках,
я так и сказал своему соседу, когда начался бой. Но
этот подлец-надсмотрщик на моей палубе не осво-
бодил нас от цепей, не дал нам возможности спа-
стись. Он всегда, бывало, обещал, что после боя
нас освободят, но мы так и не получили свободы, не
получили.
Чарли горестно покачал головой.
— Каков негодяй!
— Да, прямо скажем, гад. Он никогда не кор-
мил нас досыта, а порой мы, умирая от жажды,
пили морскую воду. Я до сих пор чувствую на губах
ее вкус.
— А теперь расскажи что-нибудь о гавани, где
шел бой.
— Гавань мне не снилась. Но я помню, что это
была гавань, потому что наша галера была прико-
вана цепью к кольцу на белой стене, а лицевая
часть каменной кладки под водой была обшита
деревом, чтоб наш таран не расщепился, когда
галеру раскачивал прибой.
— Очень любопытно. А наш герой взял на себя
командование галерой, не так ли?
— Еще бы! Стоял на носу и кричал как заправ-
ский хозяин. Он-то и убил надсмотрщика.
— Но ведь вы все вместе утонули, Чарли?
— Вот с этим я не вполне разобрался, — сказал
260
он несколько озадаченно. — Галера, должно быть,
затонула со всеми гребцами, но все же я думаю, что
герой остался жив. Возможно, он перебрался на
атаковавшую нас галеру. Я, конечно, этого видеть
не мог. Я погиб, как вам известно.
Чарли поежился и положил конец разговору,
заявив, что больше ничего не помнит.
Я не принуждал его, но, желая удостовериться,
что Чарли не догадывается о проделках собствен-
ного сознания, намеренно засадил его за «Переселе-
ние душ» Мортимера Коллинза и вкратце изложил
содержание книги, прежде чем он за нее взялся.
— Ну и чепуха! — заявил он откровенно при-
мерно через час. — Не доходит до меня этот бред
про Красную Планету Марс, Короля и прочее.
Дайте-ка мне лучше Лонгфелло.
Я протянул ему книгу и записал по памяти его
рассказ про морской бой, обращаясь к Чарли время
от времени с просьбой уточнить ту или иную деталь
или факт. Он отвечал, не отрывая глаз от книги,
так уверенно, будто черпал все свои сведения из
лежавшего перед ним текста. Я говорил с Чарли,
как обычно, не повышая голоса, опасаясь прервать
поток его мыслей. Я понимал, что он отвечает мне
бессознательно, ибо душой он далеко в море, с
Лонгфелло.
— Чарли, — снова начал я, — когда на галере
начинался бунт, как гребцы убивали надсмотрщи-
ков?
— Отрывали скамейки от настила и разбивали
надсмотрщикам головы. Бунты обычно начинались
в шторм. Однажды надсмотрщик с нижней палубы
соскользнул с помоста и растянулся среди гребцов.
Они, не поднимая шума, задушили его, прижав
закованными в кандалы руками к борту галеры;
другой же надсмотрщик не видел в темноте, что
произошло. А когда он спросил, его стащили с
261
помоста и тоже задушили; потом гребцы с нижней
палубы пробивались наверх — с палубы на палубу,
громыхая обломками скамеек за спиной. Как они
вопили!
— Ну а потом?
— Не знаю. Герой скрылся — тот самый рыже-
волосый, рыжебородый парень. Но это, похоже,
произошло уже после того, как он захватил нашу
галеру.
Звук моего голоса раздражал Чарли, и он сделал
едва заметное движение левой рукой, будто доса-
дуя, что его отрывают от чтения.
— Ты никогда раньше не говорил, что герой
был рыжий и что он захватил вашу галеру, —- заме-
тил я, выдержав благоразумную паузу.
Чарли не отрывал глаз от книги.
— Он был рыжий, как лисица, — произнес он,
словно размышляя вслух. — Пришел он с севера —
так говорили на галере, когда он нанимал греб-
цов —нс рабов, а свободных людей. Потом, мно-
го лет спустя, о нем дошли слухи, с другого кораб-
ля, или он сам вернулся...— Губы Чарли молча
пошевелились. Он восторженно перечитывал ка-
кое-то стихотворение из книги, лежавшей перед
ним.
— Где же был герой? — я говорил почти шепо-
том, чтобы мой вопрос осторожно достиг той части
мозга Чарли, что работала на меня.
— На взморье, на Длинных и Прекрасных
Отлогих Берегах, — последовал ответ после минут-
ного молчания.
— На Фурдустранди? — спросил я, дрожа от
волнения.
— Да, на Фурдустранди, — ответил он, выгова-
ривая это слово несколько иначе. — Ия видел так-
же...
Чарли замолчал.
262
— Да ты понимаешь, что ты сказал? — вскри-
чал я, позабыв про осторожность.
Чарли поднял на меня глаза, закипая от злости.
— Нет! — отрезал он. — Дайте человеку спо-
койно почитать! Вот, послушайте:
Но Оттар, старый морской капитан,
Он не из робких был.
Внимавший ему король потом
Долго водил по бумаге пером
И ни слова не упустил.'
И властителю саксов
Указал благородный старик
Загрубелой темной рукой
На свидетельство правды святой:
«Вот он, моржовый клык»*.
Видит бог, вот это были парни! Плыли куда
глаза глядят и даже не задумывались, где приста-
нут. Ух!
— Чарли! -— взмолился я. — Если б ты собрался
с мыслями на одну-две минуты, герой нашей пове-
сти ни в чем не уступал бы Оттару.
— Что вы, эту поэму написал Лонгфелло. У
меня пропала охота писать стихи. Теперь я бы
только читал да читал.
Нужный настрой пропал, и я, злясь на свою
незадачу, отступился от Чарли.
Вообразите себя у двери сокровищницы всего
мира, охраняемой ребенком — пустым, взбалмош-
ным ребенком, играющим в кости; от его доброго
расположения зависит, получите вы ключ или нет,
и вы хотя бы отчасти поймете мои мучения. До
этого вечера Чарли не сказал ничего, что выходило
бы за пределы жизненного опыта греческого раба-
гребца на галере. Но сегодня он поведал мне — или
мне от книг нет никакого толку — о какой-то отча-
* Г. У.Логфелло «Моряк, открывший Нордкап».
263
янной авантюре викингов, о плавании Торфина
Карлсефне в Вайнеленд, Виноградную страну, как
называлась Америка в девятом-десятом веке.
Чарли был свидетелем битвы в гавани и описал соб-
ственную смерть. Новое погружение в прошлое
было еще необычнее. Возможно ли, чтобы он про-
жил с полдюжины жизней и еще смутно помнил
какой-то эпизод тысячелетней давности? Такая
путаница может свести с ума, но хуже всего то, что
в обычном состоянии Чарли Мирз менее всего спо-
собен в ней разобраться. Мне оставалось лишь
ждать и наблюдать, но в ту ночь я отправился спать,
переполненный самыми дикими фантастическими
замыслами.
Отныне для меня нет ничего невозможного,
если только не подведет капризная память Чарли.
Я могу заново написать «Сагу о Торфине Карл-
сефне» так, как ее никто еще не написал, могу рас-
сказать об открытии Америки, и первооткрывате-
лем буду я. Но я целиком во власти Чарли, а от
него, стоит ему купить очередной трехпенсовый
томик издания Бона, ничего не добьешься. Я не
решался бранить его открыто, я едва смел
подхлестывать его память, ибо устами современ-
ного юноши говорило тысячелетнее прошлое, а на
современного юношу способны повлиять и тон
вопроса, и даже отголосок чужого мнения, и тогда
он солжет, даже если вознамерится говорить прав-
ду-
Чарли не приходил ко мне почти неделю. В сле-
дующий раз я повстречал его на Грейсчерч-стрит с
чековой книжкой, висевшей на цепочке у пояса. Он
шел по делам банка через Лондонский мост, и я
составил ему компанию. Чарли очень кичился этой
книжкой и преувеличивал важность своей миссии.
Когда мы пересекали мост через Темзу, наше вни-
мание привлек пароход, с которого сгружали плиты
264
белого и коричневого мрамора. Под его кормой
проплыла баржа, и одинокая корова на ней замыча-
ла. Чарли мгновенно преобразился. На лице бан-
ковского клерка проступили незнакомые черты —
Чарли никогда бы в это не поверил! — человека
куда более значительного. Он вскинул руку над
перилами моста и громко рассмеялся.
— Услышав, как ревут наши быки, скрелинги
убежали, — сказал он.
Я помолчал с минуту, но баржа с коровой уже
скрылась под носом парохода, и тогда я спросил:
— Чарли, как ты думаешь, кто они — скрелин-
ги?
— Никогда о них не слышал. По названию что-
то вроде морских чаек. А вы мастер задавать вопро-
сы, — ответил он. — Я должен повидать кассира из
«Омнибус компани», подождите меня, пожалуйста,
потом посидим где-нибудь вместе. У меня появился
замысел поэмы.
— Нет, спасибо. Я ухожу. Ты уверен, что
ничего не знаешь о скрелингах?
— Нет, если только они не участвовали в ливер-
пульских гонках по пересеченной местности. —
Чарли кивнул мне и исчез в толпе.
В «Саге об Эрике Рыжем» или в «Саге о Тор-
фине Карлсефне» говорится, что девятьсот лет
назад галеры Карлсефне подошли к торговым
рядам Лейфа — он устроил ярмарку в неведомом
краю, названном Маркленд, может, это был Род-
Айленд, а может, и не был, — так вот, скрелинги —
один бог знает, что это были за люди, — пришли
торговать с викингами и убежали, устрашившись
рева скота, который Торфин привез сюда на гале-
рах. Но, боже правый, откуда это было известно
греческому рабу? Я бесцельно бродил по улицам,
пытаясь разгадать тайну, но чем больше я ломал
над ней голову, тем мудренее она мне казалась. Я
265
уяснил себе одно, у меня даже дыхание на миг пере-
хватило от этого прозрения. Если мне вообще
суждено полностью распутать клубок, я узнаю не о
единственном воплощении души Чарли Мирза, а о
доброй полудюжине — полудюжине совершенно
разных судеб людей, бороздивших голубые мор-
ские воды на заре человечества.
И тут до меня дошла вся сложность ситуации.
Разумеется, обнародуй я свои сведения, я, одино-
кий и недосягаемый, буду возвышаться над людьми,
пока они не обретут моей мудрости. Соблазн был
велик, но со свойственной человеку неблагодарно-
стью я считал величайшей несправедливостью то,
что меня подводит память Чарли, когда она мне
больше всего нужна. Силы небесные!
Я обратил взор к небу сквозь густую пелену
смога — ведают ли Владыки Жизни и Смерти, как
важно для меня написать эту повесть? Вечная сла-
ва, о которой только можно мечтать, полученная
от Сущего и ни с кем не разделенная! Не больше и
не меньше. Я бы удовольствовался — памятуя о
Клайве, я подивился собственной выдержке* —
лишь правом поведать миру свой рассказ, внести
небольшой вклад в современную беллетристику.
Если Чарли будет даровано право восстановить в
памяти хотя бы на час — шестьдесят коротких
минут — все свои воплощения, занявшие свыше
тысячи лет, я поступлюсь всем, что мне дал бы его
рассказ. Меня не коснется смятение, которое охва-
тит некий уголок земного шара, именующий себя
миром. Я издам повесть анонимно, нет, я внушу
другим людям, что они ее авторы. Они наймут тол-
стокожих самохвалов-англичан, а те протрубят о
* Клайв Ричард (1725—1774) — британский генерал-
губернатор в Индии. Обвиненный в коррупции, он заявил в пар-
ламенте: «Я удивляюсь собственной выдержке».
266
моей повести на весь свет. Проповедники, опираясь
на мое откровение, провозгласят новый моральный
кодекс и будут клятвенно заверять всех, что он
новый и что они освободили человечество от страха
перед смертью. Востоковеды Европы снизойдут до
скрупулезного сопоставления повести с текстами на
пали и санскрите. Коварные женщины опошлят
мужское миропонимание, чтоб расширить кругозор
своих сестер. Церкви и религии схватятся из-за нее
в яростных спорах. Я предвидел, что между первым
и повторным дополненным изданием полдюжины
сект, придерживающихся «доктрины истинного
метемпсихоза применительно к современному миру
и новой эре», поведут между собой словесную вой-
ну; я представлял, как солидные английские газеты
шарахнутся, как испуганные коровы, от прелестной
простоты повести. Воображение заглядывало
вперед на сто, двести, тысячу лет. Я с грустью
думал о том, как люди изуродуют, исказят смысл
повествования, как соперничающие секты поставят
его с ног на голову и как, наконец, западный мир,
которому страх перед смертью ближе, чем надежда
на будущую жизнь, откажется от моего открове-
ния, сочтет его забавным суеверием и устремится в
лоно иной веры, позабытой так давно и основатель-
но, что она покажется им совершенно новой.
Исходя из этого, я изменил условия сделки, кото-
рую намеревался заключить с Владыками Жизни и
Смерти. Да будет мне дозволено узнать и написать
повесть с полной уверенностью, что написанное
мной — правда, и я сожгу рукопись, торжественно
принесу ее в жертву. Через пять минут после того,
как появится последняя строчка, я уничтожу всю
рукопись. Но я должен писать с абсолютной уверен-
ностью в истинности своего произведения.
Ответа не последовало. Внимание мое привле-
кли яркие краски афиши «Аквариума», и я задумал -
267
ся, разумно ли слукавить и передать Чарли в руки
профессионального гипнотизера, расскажет ли
Чарли в гипнотическом состоянии о своих прошлых
воплощениях. Если расскажет и люди поверят
ему... Но, может статься, Чарли в состоянии транса
испугается либо зазнается от бесконечных инте-
рвью. В любом случае он солжет из страха или тще-
славия. Самое надежное — держать его в своих
руках.
— Они весьма забавные дураки, эти ваши анг-
личане, — послышалось у меня за спиной, и, обер-
нувшись, я узнал случайного знакомого, молодого
бенгальца Гириша Чандру, студента-юриста,
посланного отцом в Англию приобщаться к цивили-
зации. Старик был туземным чиновником, ныне
пенсионером, и на свои пять фунтов в месяц ухи-
трялся дать сыну содержание в две сотни фунтов в
год да еще обеспечить ему бесплатное питание в
придачу, а сын изображал из себя младшего отп-
рыска королевского рода и рассказывал о жестоких
индийских чиновниках, наживающихся на бедняках.
Гириш Чандра был молодой рослый полноте-
лый бенгалец, одетый с подчеркнутой тщательно-
стью — сюртук, цилиндр, светлые брюки, желто-
вато-коричневые перчатки. Но я знавал его в те
времена, когда жестокое индийское правительство
оплачивало его университетское образование, а он
поставлял исполненные дешевого пафоса антипра-
вительственные статейки в «Сачи Дурпан» и заво-
дил интрижки с женами своих товарищей по универ-
ситету.
— Это очень смешно и очень глупо, — произнес
он, кивнув на афишу. — Я направляюсь в клуб
Нортбрук. Хотите, пойдем вместе.
Некоторое время мы шли молча.
— Вам как-то не по себе, — сказал Гириш Чанд-
ра. — Что вас тяготит? Вы все время молчите.
268
— Гириш Чандра, вы слишком образованный
человек, чтобы верить в бога, не так ли?
— О да, здесь. Но когда я вернусь на родину,
мне придется смириться со старыми предрассудка-
ми, совершать церемонии очищения, а мои жен-
щины будут умащать идолов.
— И развесят пучки тулси*, и пригласят пуро-
хита**, и вернут вас в касту, и снова сделают доб-
рого кхутри*** из передового, свободомыслящего
общественного деятеля. И вот вы уже поглощаете
национальные блюда, и все вокруг мило вашему
сердцу — от дворовых запахов до горчичного мас-
ла, коим вас умащают.
— Да, конечно, что может быть лучше, —
охотно согласился Гириш Чандра, — индус всегда
останется индусом. Но мне бы хотелось знать, что,
по мнению англичан, ведомо им самим?
— Я расскажу вам кое-что, ведомое одному анг-
личанину. Вы-то об этом, конечно, наслышаны.
Я начал свой рассказ по-английски, но Гириш
Чандра задал вопрос на своем языке, и я, естествен-
но, перешел на хиндустани, наиболее подходящий
для этой истории язык. В конце концов, такой рас-
сказ и не прозвучал бы по-английски. Гириш
Чандра слушал меня, время от времени кивая голо-
вой, а потом мы зашли ко мне, где я и закончил свое
повествование.
— Лешак, — молвил он невозмутимо. — Лекин
дарваса банд хай (Тут не может быть двух мнений,
но дверь закрыта). В моем народе я часто слышал
воспоминания людей о прежних воплощениях. Для
* Листья растения, которое индусы считают священным
(хиндустани).
** Жрец-брахман, совершающий ритуальные обряды (хин-
дустани).
*** Искаж. кшатрий — одна из высших каст (вторая после
брахманов в Индии).
269
нас это, разумеется, привычная история, но чтобы
такое открылось кормленному говядиной англича-
нину, малех*, отщепенцу, не имеющему касты.
Это, ей-богу, нечто из ряда вон выходящее.
— Сами вы отщепенец, Гириш Чандра. Вы
каждый день едите говядину. Давайте-ка все обду-
маем хорошенько. Этот парень помнит свои преж-
ние воплощения.
— Знает ли он об этом? — спокойно спросил
Гириш Чандра, усевшись на мой стол и болтая нога-
ми.
Он снова перешел на английский.
— Ничего он не знает. Иначе с какой стати я бы
все это вам рассказывал? Продолжайте!
— Какое тут может быть продолжение? Опиши
вы этот случай своим друзьям, они скажут, что вы
сошли с ума, и напечатают об этом в газетах. А
если, положим, вы возбудите дело о клевете...
— Это отпадает полностью. Скажите, можно
ли заставить его говорить?
— Да, есть такой шанс. О да-а. Но только он
заговорит, весь этот мир рухнет — instanto* — на
вашу голову. Такое даром не проходит, сами знае-
те. Как я уже сказал, дверь закрыта.
— Значит, нет ни малейшей надежды на успех?
— Откуда ей взяться? Вы же христианин, а в
ваших книгах сказано, что вам запрещается вку-
шать плоды Древа Жизни, иначе вы бы и не умира-
ли. Разве вы боялись бы смерти, знай вы то, что
знает ваш друг, хоть сам он об этом и не подозре-
вает? Я боюсь получить пинок, но не боюсь уме-
реть, ибо мне дано знание. Вы не боитесь пинка, но
боитесь умереть. А если б не боялись, бог ты мой!
* Исках, млечха (доел, варвар, иноверец) —первоначально
так назывались неарийские племена, позднее — мусульмане.
* Мгновенно (лат).
270
Англичане тотчас разбрелись бы по всему миру,
нарушая равновесие власти, сея повсюду смуту.
Ничего хорошего бы из этого не вышло. Но не
отчаивайтесь: ваш англичанин будет все реже вспо-
минать прошлое и назовет свои воспоминания сна-
ми. Потом он и вовсе обо всем позабудет. Когда я
сдавал экзамены на бакалавра искусств в Каль-
кутте, все это было в дурацкой книжке про Ворд-
сворта, по которой я натаскивался к экзамену.
Красота плывущих облаков или как там это назы-
вается.
— Но рассказанный мной случай, похоже,
исключение из правила.
— Не бывает исключений из правила. Иной на
вид и податливей других, а узнаешь его поближе —
убедишься, что все из одного теста. Если ваш друг
раз-другой ляпнет что-нибудь такое и людям станет
ясно, что он помнит все свои прошлые жизни или
хотя бы что-то из своего прошлого рождения, он не
продержится в банке и часа. Его, как у вас говорит-
ся, вышибут как сумасшедшего и поместят в приют
для умалишенных. Вы это сами прекрасно понимае-
те, друг мой.
— Конечно, понимаю, но речь не о нем. Он не
будет упомянут в повести.
— Ага, мне все ясно. Но вам не написать эту
повесть. Сами в этом убедитесь.
— И все же я постараюсь это сделать.
— Ради славы и ради денег, конечно?
— Нет, ради самой повести. Слово чести, мне
больше ничего не надо.
— Все равно у вас ничего не получится. Нельзя
играть с богами. Оставьте все как есть. Как гово-
рится, воздержитесь на дальнейшее... я хотел ска-
зать — от дальнейших действий. И торопитесь. Его
ненадолго хватит.
— Что вы имеете в виду?
271
— То, что сказал. До сих пор ваш друг еще не
думал о женщинах.
— Не думал? — Я вспомнил, как Чарли иногда
откровенничал со мной.
— Вернее, ни одна женщина не думала о нем. А
когда это случится — всему конец! Это уж я знаю.
Здесь миллионы женщин. Взять горничных, к при-
меру.
Я содрогнулся при мысли, что мою повесть
может погубить горничная. И тем нс менее это был
самый вероятный исход дела.
Гириш Чандра ухмыльнулся.
— А тут еще хорошенькие девушки — кузины
свои, а может, и не свои. Один ответный поцелуй —
память о нем излечит его от всей этой чепухи или...
— Или что? Помните, он и сам не подозревает о
том, что знает.
— Помню. Так вот, если ничего особенного не
произойдет, он увлечется своим делом, финансо-
выми спекуляциями, как и все вокруг. Так и должно
быть. Вы сами понимаете, что так и должно быть.
Но сначала у него появится женщина, мне так
кажется.
Раздался стук в дверь, и стремительно вошел
Чарли. Он закончил свои служебные дела и — я по
глазам видел — зашел ко мне для продолжительной
беседы, и скорей всего со стихами в кармане. Стихи
Чарли наводили на меня тоску, но порой они побу-
ждали его к рассказам о галере.
Гириш Чандра пристально поглядел на него.
— Извините, — Чарли смутился, — я и не знал,
что у вас гость.
— Я уже ухожу, — сказал Гириш Чандра.
Он потянул меня за собой в прихожую.
— Это тот человек, о котором вы мне говори-
ли, — быстро произнес он. — Попомните мои сло-
ва — он никогда не расскажет все, что вам хочется.
272
И не надейтесь. Но он хорош тем, что может загля-
нуть в будущее. Давайте притворимся, что это игра. —
Я никогда не видел Гириша Чандру в таком возбу-
жденном состоянии. — Нальем чернила ему в при-
горшню. А? Что вы на это скажете? Уверяю вас, он
способен увидеть все, что доступно человеческому
глазу. Позвольте, я принесу чернила и камфару.
Он — ясновидящий и расскажет нам очень многое.
— Весьма возможно, но я не намерен вверять
его вашим богам и дьяволам.
— Вреда ему не будет. Когда он выйдет из тран-
са, он почувствует неловкость и некоторую опусто-
шенность. Вы же видели раньше юношей в состо-
янии гипнотического транса?
— Вот потому-то я и не хочу глядеть на это сно-
ва. Ну а теперь прощайте, Гириш Чандра.
Он спустился по лестнице, крикнув мне снизу,
что я лишил себя единственной возможности загля-
нуть в будущее.
Его заявление меня ничуть не огорчило: я инте-
ресовался прошлым, и никакие юнцы, глядящие в
трансе в зеркала или в налитые в пригоршню чер-
нила, не могли мне в этом помочь. Но я с понима-
нием и сочувствием отнесся к мнению Гириша
Чандры.
— Ну и верзила этот черномазый! — восклик-
нул Чарли, когда я вернулся. — А теперь послушай-
те: я только что написал поэму, пока все играли в
домино после ленча. Можно я ее прочту?
— Дай, я прочту сам.
— Вы не прочтете с нужным выражением. И
вообще, когда вы читаете мои вещи, всегда кажет-
ся, что рифмы из рук вон плохи.
— Ну тогда читай сам. Все вы одинаковы.
Чарли продекламировал собственное сочине-
ние, и оно было не намного хуже, чем обычно. Он
зачитывался купленными книжками, но стоило мне
273
сказать, что я предпочитаю Лонгфелло не разбав-
ленным Чарли, ему это не понравилось.
Потом мы принялись разбирать его поэму
строчку за строчкой, и на каждое замечание или
поправку у Чарли был готов ответ:
— Да, может, так оно и лучше, но вы не пони-
маете, что я хочу этим сказать.
В одном, по крайней мере, Чарли был схож с
некоторыми поэтами.
На обратной стороне листа было что-то нацара-
пано карандашом.
— Что это? — спросил я.
— О, это не стихи. Так, пустячок, написал
прошлой ночью перед сном, мне не хотелось моро-
чить себе голову подбором рифм, вот я и написал
белые стихи вместо рифмованных.
Привожу «белые» стихи Чарли:
Мы толкали весла, когда дул встречный ветер
И обвисали паруса.
Неужто ты нс дашь нам волю?
Мы жевали хлеб и лук, когда ты брал города
Иль бегом возвращался на борт, потерпев пораженье.
Капитаны разгуливали но палубе и пели песни
В ясные дни, а мы томились внизу.
Мы теряли сознанье, подбородком уткнувшись в
весло.
А ты и не видел, что мы бездельничаем: мы и в
забытьи
Раскачивались взад и вперед.
Неужто ты нс дашь нам волю?
Рукояти весел, покрытые еолыо. шершавы, как кожа
акулы;
От соленой воды наши колени изрезаны трещинами
до коЯи;
Пряди волос прилипли ко лбу, и губы растрескались до самых
Десен; а ты бил нас хлыстом, потому что мы не могли
грести.
Неужто ты не дашь нам волю?
274
Но скоро мы сбежим через орудийные порты, как вода
сбегает
По лопасти весла; и, посылая других в погоню за
нами,
Ты нас не поймаешь, как не поймаешь кружево вод,
Как не привяжешь ветер к раздутому чреву паруса.
Ио-го-го!
Неужто ты не дашь нам волю?
— Хм... А что такое «кружево вод», Чарли?
— Вода, взбитая нашими веслами. Такую пес-
ню, возможно, пели гребцы на нашей галере. А вы
когда-нибудь закончите повесть и отдадите мне
часть гонорара?
— Все зависит от тебя. Я бы уже давно закон-
чил повесть, если бы ты с самого начала подробней
рассказал о герое. Твои описания так расплывчаты,
туманны.
— Я дал вам лишь общее представление о ге-
рое — как он рыскал по свету, сражался и прочее в
этом роде. Неужели вы не можете сочинить осталь-
ное? Ну, допустим, герой спасает девушку с пират-
ского корабля, женится на ней или еще как-нибудь
себя проявляет.
— Ты поистине очень ценный соавтор. Но, я
полагаю, герой пережил не одно любовное приклю-
чение, прежде чем женился.
—- Ну ладно, тогда изобразите его эдаким лов-
ким негодяем, сущим подонком, а может, полити-
ком-авантюристом, пусть он разъезжает по всему
свету, заключает договоры, а потом нарушает их —
словом, сделайте его похожим на того чернявого
парня, который спрятался за мачтой, когда начался
абордажный бой.
— Но ты на днях сказал, что он был рыжий.
— Не мог я такое сказать. Сделайте его черня-
вым. У вас нет воображения.
Сообразив, что я открыл главные принципы, по
которым работает полувоспоминание, ошибочно
275
именуемое воображением, я едва не расхохотался,
но вовремя сдержал себя, памятуя о повести.
— Ты прав, ты — человек с воображением.
Стало быть, черноволосый парень на палубном суд-
не.
— Нет, на открытом, похожем на большую
ладью.
С ума сойти!
— Ты сам рассказывал, что галера твоя была
многоярусная, с закрытыми палубами, — запроте-
стовал я.
— Нет, нет, тогда речь шла не о ней. Моя
галера была открытая или с одной палубой, потому
что... а впрочем, вы, ей-богу, правы. Вы напо-
мнили мне, что герой был рыжий, а раз он был
рыжий, значит, и галера была открытая, как ладья,
с расписными парусами.
Разумеется, подумал я, теперь он вспомнит, что
служит гребцом, по крайней мере, на двух гале-
рах — на трехъярусной греческой триреме у черня-
вого «политика» и потом на «морском дьяволе»,
открытой ладье викингов, ходившей в Маркленд,
капитан которой был «рыжий, как лисица». И тут
черт меня дернул спросить:
— Чарли, а почему это значит, что галера была
открытая?
— Понятия не имею. А вы что, смеетесь надо
мной?
На какое-то время нужный настрой был утра-
чен. Я взял записную книжку и сделал вид, что
заношу туда какие-то мысли.
— Какое наслаждение работать с парнем, наде-
ленным такой богатой фантазией, — сказал я, нару-
шая молчание. — Ты замечательно обрисовал
характер героя.
— Вы так думаете? — Чарли зарделся от удо-
вольствия. — Я и сам часто говорю себе, что во мне
276
заложено куда больше, чем моя ма... чем люди
полагают.
— Тебе чрезвычайно много дано от природы.
— Тогда, с вашего разрешения, я пошлю эссе
«Из жизни банковских клерков» в «Мозаику» и
получу премию — гинею.
— Это не совсем то, что я разумею, старина,
лучше немного подождать с эссе и приналечь на
повесть.
— Да ведь мне от нее никакой выгоды. А вот
«Мозаика» напечатает мою фамилию и адрес, если
я стану победителем в конкурсе. Ну что вы ухмыля-
етесь? Обязательно напечатает.
— Знаю. А сейчас поди прогуляйся. Мне н.що
проглядеть все свои записи к нашей повести.
Итак, этот юный верхогляд, который ушел от
меня слегка обиженный моим тоном, насколько ему
или мне известно, мог быть членом судовой
команды «Арго» и уж наверняка рабом или сорат-
ником Торфина Карлсефне. Именно поэтому его
так привлекала премия—гинея. Вспомнив слова
Гириша Чандры, я расхохотался. Владыки Жизни и
Смерти никогда не позволят Чарли Мирзу сказать
всю правду о своих прошлых воплощениях, и мне
придется восполнять пробелы в его повествовании
собственными жалкими выдумками, пока Чарли
пишет о жизни банковских клерков.
Я собрал и переписал в одну тетрадь все свои
заметки, итог был неутешительный. Я прочитал их
снова. В них не оказалось ничего, что невозможно
было бы получить из вторых рук, почерпнуть из
чужих книжек, кроме, пожалуй, описания боя в
гавани. О путешествиях викингов писали и до меня,
и не раз, история галерного раба-грека тоже не
нова, и хоть я сам напишу и о том и о другом, кто
оспорит или подтвердит точность деталей? С таким
же успехом я могу писать о событиях, которые
277
произойдут через две тысячи лет. Как и предрекал
Гириш Чандра, Владыки Жизни и Смерти оказа-
лись коварны. Они не приоткроют завесы тайны
над тем, что способно взволновать либо успокоить
человеческую душу. Но и убедившись в этом, я не
мог забросить рукопись. Восторженный энтузиазм
сменяла апатия не раз, а двадцать раз за последу-
ющие несколько недель. Мои настроения менялись,
как погода в марте —то солнце, то налетят облака.
Ночью или ясным весенним утром во мне зарожда-
лась уверенность, что я напишу эту повесть, и она
потрясет людей на всех континентах. В дождливые
ветреные вечера я сознавал, что могу, разумеется,
ее написать, но мое произведение окажется на
поверку дешевой подделкой «под лак», «под пати-
ну» с Уордер-стрит*. Я по любому поводу поминал
недобрым словом Чарли, хоть он вовсе не был
виноват. Чарли, судя по всему, азартно включился в
гонку за конкурсными премиями; мы виделись все
реже и реже, а время шло, земля раскрывалась нав-
стречу весне, набухали почки. Чарли утратил инте-
рес к чтению и разговорам о прочитанном, в голосе
его появилась ранее не свойственная ему самоуве-
ренность. У меня почти пропало желание напоми-
нать ему при встрече о галере, он же при каждом
удобном случае давал понять, что повесть должна
принести деньги.
— Я полагаю, что мне причитается никак не
меньше четверти дохода, верно? — спрашивал он с
подкупающей откровенностью. — Ведь это я подал
вам все идеи, не так ли?
Это сребролюбие было новой чертой в харак-
тере Чарли. Оно, вероятно, развилось в Сити, где
* Уордер-стрит — узица в Лондоне, ранее известная анти-
кварными магазинами.
278
он перенял и гнусавую манерную медлительность
речи у дурно воспитанных клерков.
— Когда закончу повесть, тогда и поговорим.
Пока у меня ничего не получается. Не знаю, с
какой стороны подступиться что к рыжему, что к
черноволосому.
Чарли сидел у камина, глядя на раскаленные
уголья.
— Не понимаю, почему это вам так трудно
дается. Для меня все ясно как день, — недоумевал
он.
Газовый рожок замигал, потом снова загорелся,
тихо посвистывая.
— А что, если сначала описать приключения
рыжего героя, начиная с того времени, как он при-
ехал на юг, завербовался на галеру, захватил ее и
поплыл в Фурдурстранди?
На сей раз у меня хватило ума не прерывать
Чарли. Как назло, перо и бумага лежали далеко, и
я боялся шевельнуться, чтобы не прервать поток
его мыслей. Газ в рожке пыхтел, поскуливая, а
Чарли, понизив голос почти до шепота, рассказы-
вал о плавании ладьи викингов к Фурдурстранди, о
закатах в открытом море, которые он наблюдал —
день за днем — под изгибом паруса, когда нос ладьи
утыкался в самый центр солнечного диска, опускав-
шегося в море, ибо, как пояснил Чарли, «мы плыли
по солнцу, другого путеводителя у нас не было». Он
поведал мне и о том, как они высадились на каком-
то острове, пошли на разведку в лес и убили трех
человек, спавших под соснами. Духи убитых, по
словам Чарли, преследовали судно — плыли за ним,
отфыркиваясь, и тогда команда кинула жребий, и
один моряк был выброшен за борт, чтоб умилости-
вить жертвой неведомых разгневанных богов.
Потом провиант кончился, и моряки питались водо-
рослями, ноги у них опухали от голода, и их вожак,
279
тот самый, рыжеволосый, убил двух взбунтовав-
шихся гребцов; после года скитаний в лесах они
поплыли на родину, и устойчивый попутный ветер
так бережно нес ладью, что они спокойно спали
ночами. Все это и многое другое рассказал мне Чар-
ли. Порой он говорил так тихо, что я не улавливал
слов, хоть весь обратился в слух. О рыжеволосом
вожаке он говорил, как язычник о своем боге; это
он дарил своей милостью или бесстрастно убивал
товарищей Чарли, он сам решал, что для них благо;
это он вел их три дня среди плавучих льдин, на кото-
рых спасалось множество диковинных зверей, и
звери эти, как сказал Чарли, «пытались плыть с
нами, но мы сбрасывали их на лед рукоятками
весел».
Газ потух, сгоревший уголь рассыпался и,
легонько потрескивая, догорал внизу, на каминной
решетке. Чарли закончил свой рассказ, и я за все
время не проронил ни слова.
— Видит Бог, — произнес он наконец, помотав
головой, — глядел в огонь, пока голова не закружи-
лась. — О чем я говорил?
— О галере.
— А, вспомнил. Мы сошлись на двадцати пяти
процентах, так?
— Когда закончу повесть, получишь, сколько
пожелаешь.
— Я хотел, чтобы вы подтвердили наш уговор.
А мне пора. У меня... У меня свидание.
И Чарли ушел.
Если б не шоры на глазах, я мог бы догадать-
ся, что бессвязное бормотанье над огнем — лебе-
диная песня Чарли Мирза. Но я думал, что это
лишь прелюдия к полному откровению. Нако-
нец-то, наконец-то я одурачу Владык Жизни и
Смерти!
Когда Чарли зашел ко мне в следующий раз, его
280
ждал восторженный прием. Чарли был взволнован
и смущен, но глаза его светились от счастья, а на
губах играла улыбка.
— Я написал поэму, — сказал он и тут же доба-
вил: — Это лучшее из всего, что я когда-либо соз-
дал. Прочтите. — Он сунул мне в руку лист бумаги
и отошел к окну.
Я застонал про себя. Добрых полчаса уйдет на
критический разбор, вернее — на похвалы, кото-
рые ублаготворили бы Чарли. И у меня были осно-
вания стонать, ибо Чарли, отказавшись от своих
любимых стофунтовых виршей, перешел на более
короткий рубленый стих, в котором ощущался
определенный напор. Вот они, эти стихи:
Небо ясно, бездонно, упругий ветр
По-над холмами гудит.
Клонит деревья к земле.
И поросли кланяться в пояс велит.
Буйствуй! Мятежная кровь во мне,
Созвучная стихиям, бурлит.
Она отныне моя! О Земля!
Я песню тебе принес.
О небо и море! Она — моя!
Ликуй же, старик-утес!
Моя! Мать-земля, я ее покорил,
Веселись, хоть весной отдаешься труду,
Я огромной любовью тебя одарил,
Такой не подарят все нивы в страду.
Если б пахарь счастье сродни моему ощутил,
Прокладывая первую борозду!
— Да, борозда, несомненно, первая, — сказал я
с тяжелым предчувствием в сердце, а Чарли усмех-
нулся в ответ.
Я дочитал до конца:
Облака на закате, в чужом краю
Расскажите, что я — победитель!
Ты, о Солнце, восславь победу мою,
Для любимой я лорд, властитель.
281
— Ну как? — осведомился он, заглядывая мне
через плечо.
Я подумал, что творение его очень далеко от
совершенства, а по правде говоря, откровенно без-
дарно, и в тот же миг Чарли положил на листок со
стихами фотографию — фотографию девушки с
кудрявой головкой и глупым пухлым ртом.
— Она... она изумительна, вы не находите? —
прошептал он, покраснев до кончиков ушей, словно
укутавшись розовой тайной первой любви. — Я не
знал, я не думал, это как гром среди ясного неба.
— Да, первая любовь всегда как гром среди
ясного неба. Ты очень счастлив, Чарли?
— Боже мой, она... она любит меня!
Он опустился на стул, повторяя про себя эти сло-
ва. Я смотрел на безусое мальчишечье лицо, узкие,
слегка сутулые от работы за конторкой плечи и
размышлял: где, когда и как приходила к нему
любовь в его прошлых жизнях?
— А что скажет ваша мать? — спросил я с
улыбкой.
— Мне в высшей степени безразлично, что она
скажет.
Перечень того, что в высшей степени безраз-
лично двадцатилетнему человеку, естественно,
велик, но в него никоим образом не следует вклю-
чать матерей. Я пожурил Чарли, и тогда он описал
Ее — вероятно, так описывал Адам первозданным
бессловесным тварям изумительную нежную кра-
соту Евы. В разговоре случайно выяснилось, что
Она помогает продавцу в табачной лавке, неравно-
душна к нарядам и уже пять раз сказала Чарли, что
до него Ее не целовал ни один мужчина.
Чарли говорил, а я, отделенный от него тысяче-
летиями, мысленно обращался к началу начал.
Теперь я уразумел, почему Владыки Жизни и
Смерти так тщательно закрывают дверь за нами,
282
смертными. Делается это для того, чтобы мы не
вспоминали о своих первых возлюбленных. Если б
не эта предосторожность, мир обезлюдел бы через
сотню лет.
— Ну а теперь вернемся к повести про гале-
ру, — предложил я нарочито беззаботным тоном,
воспользовавшись паузой в его любовных излияни-
ях.
Чарли глянул на меня так, будто я его ударил.
— Галера? Какая еще галера? Ради всего свято-
го, бросьте ваши шутки, старина. У меня это серь-
езно! Вы не представляете, насколько это серьезно!
Гириш Чандра оказался прав. Чарли вкусил
женскую любовь, а она убивает воспоминания, и
лучшая в мире повесть никогда не будет написана.
Перевод с английского Л. БИНДЕМАН
СОДЕРЖАНИЕ
К читателю ...................................3
Лорд ДАНСЕНИ. В темной комнате ...............4
Мэрион КРОФОРД. Верхняя полка............... 9
А. М. БАРРЭДЖ. Восковая фигура...............34
Роберт АРТУР. Упрямый дядя Отис .............49
Роберт АРТУР. День чудес ....................62
Роберт АРТУР. Трейлер с привидениями.........98
Роберт ШЕКЛИ. Призрак-5 ................... 121
Генри КАТНЕР. Жилищный вопрос ............ 142
Уолтер БРУКС. Полеты мисс Эммелин ......... 163
Герберт УЭЛЛС. Правда о Пайекрафте ........ 184
Роберт Л. СТИВЕНСОН. Остров голосов ....... 199
Олджернон БЛЭКВУД. Долина зверей........... 223
Редъярд КИПЛИНГ. Лучшая в мире повесть..... 243
Литературно-художественное издание
ЧЕРТОВА ДЮЖИНА,
или 13 историй, рассказанных на ночь
Главный отраслевой редактор В. Демьянов
Редактор Т. Нилова
Мл. редактор О. Столярова
Художник С. Красовский
Худ. редактор И. Емельянова
Техн, редактор И. Белкина
Корректоры И. Мелешкина, В. Коночкина
Сдано в набор 13.12.91 г. Подписано к печати 07.65.92. Формат
бумаги У0х100}/з2. Бумага кн. журнальная. Гарнитура Таймс.
Печать офсетная. Усл. печ. л. 11,70. Усл. кр.-отт. 12,05. Уч.-изд.
л. 11,86. Тираж 210 000. Заказ 2860. С-27. Издательство «Зна-
ние». 101835, ГСП. Москва, Центр, проезд Серова, д. 4. Индекс
заказа 927719.
Ордена Трудового Красного Знамени Тверской полиграфический
комбинат Министерства печати и информации Российской Феде-
рации. 170024, г. Тверь, проспект Ленина, 5.
Многопрофильная
инновационная фирма
«ЭКОГЕОС»
предлагает:
— проведение многоцелевых
геоэкологических исследований
и компьютерную обработку геолого-
экологической информации;
— разработку и поддержание систем
экспертной оценки состояния
окружающей среды;
— инженерно-геологические
и гидрогеологические изыскания
под конкретные объекты;
— пиломатериалы, дачные и жилые
дома по умеренным ценам;
— сувенирные изделия из дерева
мастеров Русского Севера.
Наш адрес: 107113, Москва, ул.Шумкина, д.15,
аб/ящик 28.
Телефон: 269-17-65. Факс: (095) 1240595.
ПРОИЗВОДСТВЕННО-
ИНФОРМАЦИОННЫЙ ЦЕНТР
АССОЦИАЦИИ
ДЕЛОВОГО СОТРУДНИЧЕСТВА
ОРГАНИЗАЦИЙ И ПРЕДПРИЯТИЙ
предлагает:
♦ Изготовление оригинал-макетов компьютерным
набором для книжно-журнальной продукции.
♦ Толковый терминологический
«СЛОВАРЬ-СПРАВОЧНИК
РЫНОЧНОЙ ЭКОНОМИКИ»
Словарь содержит около 400 основных понятий
и терминов на русском и английском языках
в области финансов, предпринимательства,
коммерции, биржевой деятельности,
ценных бумаг и юридического обеспечения
бизнеса. Справочник удобен в обращении,
компактен, предназначен для практического
использования.
Стоимость словаря-справочника — 115 руб.
Оптовым покупателям предоставляется скидка:
свыше 20 экз. — 10%, свыше 50 экз. — 20%.
Для получения словаря просим направлять заявки
вместе с копией платежного поручения
(возможен наложенный платеж) по адресу:
107113, Москва, ул. Шумкина, д. 15,
аб. ящик № 28.
Производственно-информационный центр
Ассоциации делового сотрудничества
организаций и предприятий.
Р/с 345023 в Международном коммерческом
банке «Мегаполисбанк», кор/с 1161116
в РКЦ ГУ ЦБ Российской Федерации,
МФО 201791.
ВНИМАНИЮ ДЕЛОВЫХ ЛЮДЕЙ!
Если Вы хотите выгодно и красиво разместить
свою рекламу, наши издания — к Вашим услугам!
Деловая информация на страницах книг и бро-
шюр издательства «Знание» — это то, что Вам нуж-
но, ибо:
— это книги и брошюры по всем отраслям зна-
ний, выходящие миллионными тиражами,
— это популярность и доступность,
— это читатели в России и за ее пределами,
— это самые низкие расценки при стабильно
высоких тиражах.
Разнообразие направлений нашей литературы
позволит Вам сделать точный выбор и быстро
найти потенциального партнера, спонсора, покупа-
теля.
Реклама в наших изданиях — Ваш верный шанс!
С предложениями обращаться по адресу:
101835, ГСП, Москва, Центр, проезд Серова,
д. 4.
Издательство «Знание».
Тел. (095) 921-24-47.
Скан: (Per^otor
апрель 2022
Роберт Л. Стивенсон
Герберт Дж. Уэллс
Редъярд Дж. Киплинг
и другие
в сборнике "Чертова дюжина"