РЕЛИГИЯ.-
Н. РУМЯНЦЕВ
МИФ
t ОБ
ИОАННЕ КРЕСТИТЕЛЕ
ИЗДАНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
ПЕРЕРАБОТАННОЕ
Мособлит 12260.20/VI—1930 г. Тираж 10000 экз. Заказ № 4134.
Рязань, Окружная типография ,.^1осполяграфа“ Соаплощадь.
1930
Среди множества новозаветных личностей очень немногие
заняли такое выдающееся положение и место в культовой прак-
тике христианской церкви и в народном быту, как пресловутый
Иоанн Креститель. Высоко чтимый на Западе, особым поклонени-
ем он пользовался, и местами до сих пор еще пользуется у нас,
в наших сельских местностях. Это видно, хотя бы, из того, что
огромное количество церквей и приделов у нас освящено его
именем, по нему шло и идет массовое именование крещаемых
Иванами (ср. народное замечание: «Иванов, что грибов поганых»),
в церковном и старобытовом календаре ему одному отведено во-
семь праздников, числом которых он соперничает с самими Иису-
сом и богоматерью Марией,—главными героями христианской
мифологии, догматики и культа.
Все это, вместе и порознь взятое, заставляет нас остановить-
ся на сказаниях, личности и культе Крестителя и посмотреть, что
он представляет собою в действительности, при свете научной
критики и исторических источников. Последними здесь, откуда
почерпаются основные биографические сведения об Иоанне, яв-
ляются, как известно, новозаветные евангелия, рисующие нам три
главных момента его жизни: рождение, общественную деятель-
ность и трагическую смерть от руки палача, при чем соответству-
ющие сказания переплетаются там со сказаниями об Инсусе.
1. Рождение Иоанна.
Приступая к разбору сказаний о первом из вышеперечи-
сленных моментов'жизни Иоанна—его рождении, мы наталкива-
емся на любопытный факт: об этом моменте ничего не знают, ни-
чего не говорят ни евангелист Матфей, ни более ранний Марк, ни
позднейший Иоанн, и нам приходится иметь дело с одним толь-
ко Лукою, хронологически занимающим в евангельской тради-
ции третье место. Не будем пока доискиваться ответа на вопрос,
почему это так, и послушаем, что повествует этот, как будто бы,
наиболее осведомленный евангелист.
Итак, Лука?
«Во дни Ирода, царя иудейского, был священник из Авие-
вой чреды, именем Захария, и жена его из рода Ааронова: имя
ей Елизавета. Оба они были праведны пред богом, поступая по
всем заповедям и уставам господним беспордчно. У них не было
детей, ибо Елизавета была неплодна, и оба были уже в летах пре-
клонных. Однажды, когда он в порядке своей чреды служил пред
богом, по жребию, как обыкновенно было у священников, доста-
4
CMV пойти в храм господень для каждения, а вес множество
н\поча мочилось вне во время каждения; тогда явился ему ангел
госпотснь сгон по Правую сторону жертвенника кадильного. За-
хария. увидев его, смутился, и страх напал на него.
Ангел же сказал ему: не бойся, Захария, ибо услышана мо-
чнтва твоя, и жена гноя Елизавета родит тебе сына, и наречешь
имя ему Иоанн. II будет тебе радость и веселие, и многие о ро-
жтеннп его возрадуются. Ибо он будет велик пред господом; не
будет ппгь вина и сикера, и духа святого исполнится еще от чре-
ва матери своей. И многих из сынов израилевых обратит к гос-
поду богу их. И предыдет пред ним в духе и силе Илии, чтобы
возвратить сердца отцов детям, и непокоривым образ мыслей
праведников; дабы представить господу народ приготовленный
И сказал Захария ангелу: по чему я узнаю это, ибо я стар, и же-
на моя в летах преклонных?
Ангел оказал ему в ответ: «я—Гавриил, предстоящий пред
богом и послан говорить с тобою и благовестит тебе сие; и вот,
гы будешь молчать и не будешь иметь возможности говорить до
того дня, как это сбудется, за то, что ты не поверил словам моим,
которые сбудутся в свое время». Так и случилось: Захария оне-
мел, по окончании службы вернулся домой, а Елизавета на ста-
роста лет зачала, скрывала это от людей и говорила: «так сотво-
рил мне господь во дни сии, в которые призрел на меня, чтобы
снять с меня поношение между людьми». Опуская следующую за
этим сцену с благовещением и зачатием Марии, читаем далее о
тех же родителях Иоанна...
На шестом месяце беременную Елизавету, проживавшую в
«нагорной стране», посетила ее родственница Мария, и произо-
шла трогательная сцена свидания, при которой пришедшая про-
изнесла свой гимн: «Величит душа моя господа» и т. д., а у пре-
старелой супруги Захарии взыграл младенец во чреве. В надле-
жащее время последняя родила сына, в торжественной обстанов-
ке на восьмой день было произведено обрезание и наречение его
именем Иоанна, при чем обрадованный отец снова обрел дар ре-
чи и излил свою радость в благодарственном молитвословии богу
и в пророческих словах к новорожденному о предстоящей по-
следнему великой задаче и будущности.
«И ты, младенец,—говорил он там,—наречешься пророком
всевышнего; ибо предыдешь пред лицеи господа—приготовить
пути ему, дать уразуметь народу его спасение в прощение грехов
их, по благоутробному милосердию бога нашего, которым посе
тил нас восток свыше, просветить сидящих во тьме и тени смеот-
нои, направить ноги наши на путь мира». Заканчивается же все
это замечанием, что «младенец возростал и vk-прпюн™
был в пустынях до дня явления своего ИзраХ»" (7 , Хва
первая группа евангельских сказаний об Иоанне, связанная с об
стоятельствами его зачатия и рождения	связанная с оо-
™
.л. «	„«фелр,,;,,,	“’Х™
содержание евангелии, плод тенденциозной обработки и перера-
ботки ветхозаветных и других сказаний, мотивов о тех или иных
личностях древности? Историческая наука в ответ на это устано-
вила уже давно, что данные евангельские сказания в основном и
в массе отдельных деталей являются результатом переработки
ветхозаветных мифов об обстоятельствах рождения патриарха
Исаака, судьи Самсона, пророка Самуила и, отчасти, об Илии.
Чтобы показать это, выделим сначала то, что Лука позаимство-
вал из мифа об Исааке.
В книге Бытия рассказывается, что однажды к столетнему
и тяготившемуся бесплодием своей девяиостолетней жены Авра-
аму явился сам бог и сказал: «Сару, жену твою, не называй Са-
рою, но да будет имя ей: Сарра. Я благословлю ее и дам тебе от
нее сына; благословлю ее, и произойдут от нее народы, и цари
народов произойдут от нее». Когда патриарх усумнился, что от
него и от нее в таком возрасте может родиться сын, бог опять
сказал ему: «именно Сарра, жена твоя, родит тебе сына, и ты на-
речешь ему имя: Исаак.. «Авраам же и Сарра,—отмечает по сему
поводу библия,—были стары и в летах преклонных; и обыкно-
венное у женщин у Сарры прекратилось» (17—18 гл.).
Как видим, перед нами в сказаниях об Иоанне и Исааке ряд
общих мотивов: бездетные престарелые родители—праведники,
благовествование им о предстоящем рождении сына, указание
его будущего имени и значения, недоверие со стороны изумлен-
ных супругов. Больше того, имеются здесь и прямые текстуаль-
ные, буквальные заимствования. О родителях мифического Иса-
ака говорится, что «они были стары и в летах преклонных», то
же о Захарии и Елизавете: «оба были уже в летах преклонных».
Бог говорит Аврааму: «Сарра, жена твоя, родит тебе сына, и ты
•наречешь ему имя: Исаак. Гавриил благовествует Захарии: «жена
твоя Елизавета родит тебе сына, и наречешь ему имя: Иоанн».
Таков один ветхозаветный источник, использованный Лу-
кою вплоть до буквального местами заимствования. Даже как
будто оригинальная подробность у евангелиста—наказание Заха-
рии за недоверие к словам благовеётника временной немотой —
об’ясняется легко.
«Аврааму и Сарре,—говорит Давид Штраус,—неверие было
прощено, потому что в прошлом они еще не ведали примеров ис-
полнения подобных обетований божиих, но Захария не мог не
знать, что в истории его народа подобные примеры уже бывали;
и потому за свое неверие он был наказан». Мотив же немоты,
обычный в древности, в ближайшую очередь, возможно, был
взят из истории мифического пророка Даниила, который тоже
после явления ангела онемел (10, 15), правда, от испуга ,но, ведь,
и относительно Захария сказано, что он при виде ангела «сму-
тился и страх напал на него».
Отсутствующую у Луки деталь, что благовествует не бог, а
ангел, мы находим во втором его ветхозаветном источнике,—в
сказании об обстоятельствах рождения мифического судьи Сам-
сона.
С)
Сказание это начинается так: «В то время (господства фили-
стимлян над евреями) был человек из Поры, от племени данова,
именем Маной; жена его была неплодна и не рождала» (книга Су-
дей, 13,2). Почти теми же словами начинает и Лука житие Кре-
стителя. В обоих случаях здесь, как и в случае с Саррой, подчер-
кивается неплодие матерей. Затем родителям Самсона является
«ангел господень» и благовествует о предстоящем чудесном зача-
тии и рождении сына, при чем, если Захария видит Гавриила во
время жертвоприношения у жертвенника, то и Маной узнает ан-
гела—благовестника в момент жертвоприношения, «когда пла-
мень стал подниматься от жертвенника» (13,20).
Правда, в ветхом завете имеется, как будто, некоторое отли-
чие, ибо там ангел является дважды: сначала жене Маноя, потом
ему самому. Но это находит простое об’яснение в том, что пер-
вое благовещенское явление Лука перенес в сцену благовещения
деве Марии, вопроса о котором мы касаться не будем, потому
второе явление ангела им и было использовано для благовеще-
ния Захарии. Кроме того, там и здесь имеются предсказания о
будущей роли и характере младенца. Ангел говорит жене Маноя:
«зачнешь и родишь сына. Итак, берегись, не пей вина и сикера и
не ешь ничего нечистого. Ибо вот ты зачнешь и родишь сына, и
бритва не коснется головы его, потому что от самого чрева мла-
денец сей будет назорей (посвященный) божий, и он начнет спа-
сать Израиля от руки филистимлян» (13,5).
Приблизительно, то же самое ангел передает Маною: «пусть
он (будущий Самсон) остерегается всего, о чем я сказал жене:
пусть не ест ничего, что производит виноградная лоза, пусть не
пьет вина и сикера и не ест ничего нечистого и соблюдает все,
что я приказал ей» (13, 13—14). Из всего этого Лука смастерил
слова Гавриила Захарии об Иоанне: «он будет велик пред госпо-
дом; не будет пить вина и сикера, и духа святого исполнится еще
от чрева матери своей. И многих из сынов израилевых обратит к
господу богу их». Проф. Фельтер, отмечая, что .«совпадения ме-
жду обоими этими речами (ангелов относительно Самсона и Ио-
анна) в общем и в частностях, даже в отдельных выражениях, за-
ходят весьма далеко», добавляет, что самые отклонения текста
Луки от его ветхозаветного первоисточника об’ясняются легко.
Так, например, запрет жене Маноя пить вино и сикер нельзя
было перенести на Захарию, потому что это не имело бы никако-
го смысла: ведь ребенок до своего рождения и некоторое время
после него органически связан с матерью, а не с отцом именно
ее осквернение передалось бы сыну. Потому то Лука устами Гав-
риила принес это на самого Иоанна. Фразу, что «от самого чрева
младенец сей (Самсон) будет назорей божий», где слово «назо-
рей», означающее одновременно «посвященного» и «князя», бы-
ло бы непонятно читателям из язычников, Лука по этой причине
передал чрез—«он будет велик пред господом, и духа святого ис-
полнится еще от чрева матери своей».
Впрочем, заметим мы, в этом умышленном избегании Лу-
кою именования назорея в отношении Иоанна была и другая прн-
7
чина: в евангелии Матфея, более раннем, это именование было
применено к Иисусу (2, 23), при чем неправильно, искусственно
постановлено в связь с городом Назаретом, еще не существовав-
шим в эпоху зарождения христианства. Лука, зная об этом име-
новании Иисуса и желая отвести Иоанну второе за ним место,
оолее низкое, и прибег к вольному пересказу, передаче смысла
слова «назорей» чрез подчеркивание мотивов величия пред бо-
гом и исполненности духа святого.
Наконец, по Мнению того же Фельтера, зависимость еванге-
листа от вышеприведенного сказания о Самсоне выдается еще
одним обстоятельством. «Если,—говорит он,—в книге Судей Ма-
ной спрашивает ангела: «как тебе имя, чтобы нам прославить те-
бя, когда исполнится слово твое?» и сам ангел на это отвечает:
«что ты спрашиваешь об имени моем,—оно чудно», то этому со-
ответствует у Луки вопрос Захарии ангелу: «по чему я узнаю
это?» и ответ последнего: «Я—Гавриил, предстоящий перед бо-
гом». Гавриил, как известно, в послепленную эпоху в религиоз-
ных верованиях евреев играл как раз роль специального боже-
ственного посланца, вестника, вестуна божественных решений и
планов,
«^"Третьим, использованным Лукою, ветхозаветным источни-
^ком является сказание о мифическом пророке Самуиле. Что_им
было взято оттуда, можно видеть из общих моментов, которые
. подметил в свое время еще Д. Штраус.
X Родители Самуила проживали на «горе ефремовой» (1 кин-
ута Царств. 1, 1); также и родители Иоанна жили в «нагорной
( стране». Самуил считался отпрыском священнического колена ле-
виина; таковым же по отцу и матери был Креститель. Матери
обоих их, находясь в преклонном возрасте, были неплодны, чем
весьма тяготились, ибо в бесплодии древние евреи видели при-
знак гнева, немилости божества за грехи, как в рождении детей,
особенно—в многочадии, они усматривали, наоборот, благосло-
вение божие, награду за хорошее поведение. Взгляд этот, свой-
ственный всему древнему Востоку, сложился на почве хозяй-
ственных, производственных интересов земледельца.
При тогдашней и тамошней полупримитивной сельскохо-
зяйственной технике полевые и прочие работы требовали огром-
ного труДа, облегчаемого несколько наличием многих рабочих
рук, почему большой семье легче было вести свое хозяйство, ма-
лочисленной—труднее и еще труднее—бездетным. Последние
страдали поэтому в двойном отношении: материально и мораль-
но: бились над своим хозяйством и, вдобавок, терпели презрение
со стороны окружающих, видевших в их бездетности наказание
за какие то грехи. После этого понятно, почему бездетная мать
Самуила, моля бога о даровании ей сына, просит «призреть на
скорбь рабы», а Елизавета, в подражание ей, после рождения
Иоанна говорит: «так сотворил мне господь во дни сии, в кото-
рые призрел на меня, чтобы снять с меня поношение между
людьми».
8
Отсюда же, из сказаний о Самуиле, Лука позаимствовал еще
тот мотив, что отнес возвещение о предстоящем рождении сына
к поездке по богослуженным делам. Родители Самуила, якобы,
узнали о скором рождении сына во время своей поездки в г. Си-
лом для жертвоприношения; Захария получил благовещение о
сыне в Иерусалиме, куда отправился для совершения очередно-
го жертвоприношения. Духовный сан отца Иоанна об’ясняет
нам, почему Лука заставляет ангела явиться тому именно в хра-
ме, а не где либо в другом месте, например:—в поле, как это
было, якобы, с родителями Самсона.
Наконец, радостная и благодарная богу мать Самуила—Ан-
на, приведя сына в храм, произносит хвалебный гимн; то же са-
мое Лука влагает в уста Захарии. В связи с этим мы можем от-
метить здесь ту нелепицу, которую евангелист допустил в рас-
сказе о посещении беременной Марией своей, тоже зачавшей,
родственницы Елизаветы. При их свидании последняя привет-
ствует ее словами: «благословенна ты между женами и благосло-
вен плод чрева твоего. И откуда это мне, что пришла матерь гос-
пода ко мне», и т. д. Выходит, что хозяйка, неизвестно откуда,
знает уже все, что пред тем произошло с гостьей.
Гость же эта, Мария, вместо всякого ответа вдруг разража-
ется весьма некстати и странным в ее устах гимном, почти цели-
ком взятым из гимна матери Самуила—Анны. Чтобы показать,
что мы и здесь имеем дело, опять таки, с заимствованием, а так-
же образцом переработки Лукою своего ветхозаветного источни-
ка, приведем для сопоставления оба эти гимна—евангельской
Марии и ветхозаветной Анны.
«И молилась Анна и говорила: возрадовалось сердце мое в
господе, вознесся рог мой в боге моем, широко разверзлись уста
мои на врагов моих; ибо я радуюсь о спасении твоем; нет столь
святого, как господь; ибо нет другого, кроме тебя, и нет тверды-
ни, как бог наш. Не умножайте речей надменных, дерзкие слова
да не исходят из уст ваших; ибо господь есть бог ведения и дела
у него взвешены. Лук сильных преломляется, а немощные препо-
ясываются силою. Сытые работают из хлеба, голодные отдыха-
ют... Господь умерщвляет и оживляет, низводит в преисподнюю и
возводит. Господь делает нищим и обогащает, унижает, и возвы-
шает», и т. д.
«И сказала Мария: величит душа моя господа и возрадо-
вался дух мой о боге, спасителе моем, что призрел на смирение
рабы своей; ибо отныне будут ублажать меня все роды; что со-
творил мне величие сильный; и свято имя его; явил силу мышцы
своей; рассеял надменных помышлениями сердца их; низложил
сильных с престолов и вознес смиренных, алчущих исполнил благ
и богатящих отпустил ни с чем. Воспринял Израиля, отрока сво-
его, воспомянув милость, как говорил отцам нашим к Аврааму и
семени его до века».
Данный гимн, несомненно, являющийся переделкой гимна
Анны, неуместен и нелеп в устах «девы» Марии, которую, ведь,
9
никто не мог презирать и поносить за бездетность. За то он был
бы более уместен в устах преклонной возрастом и, подобно Ан-
не, бездетной жены Захарии—Елизаветы и были бы более по-
нятны намеки на «призрение рабы» господом. Поэтому ряд ис-
следователей, в том числе и Фельтер, предполагают и стараются
доказать, что в первоначальном тексте евангелия гимн этот был
вложен в уста именно Елизавете, а не Марии, и что только потом
здесь произошла путаница, неудачная перестановка.
Но как бы то ни было, эта часть истории Самуила—хвалеб-
ная песнь его матери Анны—Лукою уже были использована, по-
чему произнесенное отцом Иоанна—Захарией славословие приш-
лось евангелисту составить из различных мест, взятых из псал-
мов и других ветхозаветных писаний. Тех, кто пожелает узнать,
из каких, мы отсылаем, хотя бы, к синодальному изданию би-
блии, где новозаветные произведения и их отдельные стихи со-
провождаются постоянными ссылками на соответствующие па-
раллельные места из ветхого и нового заветов. Вместо этого мы
укажем еще на одну деталь, не случайно общую обоим расска-
чзам.
G'S Первую главу своей биографии Иоанна евангелист заканчи-
^вает словами: «младенец же возрастал и укреплялся духом», а не-
умного раньше: «и рука господня была с ним». Будем ли мы уди-
Т’вляться тому, что и относительно Самуила читаем почти те же
Делова: «отрок же Самуил более и более приходил в возраст и в
• благословение у господа и у людей» (1 книга Царств, 2, 26)?
Подводя теперь итог найденному относительно первой гла-
вы евангельской истории Иоанна, мы получаем следующее: почти
вся она представляет собою простую переработку Лукой ветхо-
заветных сказаний, вернее—мифов, о соответствующих момен-
тах мнимоземной жизни Исаака, Самсона, в особенности же—Са-
муила и, как таковая, сама, в свою очередь, является сплошным
мифом. Последнее обстоятельство находит себе подтверждение
также в той стороне ее, нарочно нами ранее не подчеркиваемой,
где мы имеем пред собою целый ряд, явно, не исторических, а чи-
сто мифологических моментов и мотивов, вроде чудесного зача-
тия и рождения престарелыми родителями, чудесного ангельско-
го благовествования, чудесного онемения Захарии, не менее чу-
десного разрешения его уст от немоты, и т. п.
Так пишется не история, а миф.
Не выходя из рамок нашей брошюры, скажем теперь, что
как раз по этим трем ветхозаветным источникам Лука писал так-
же свой рассказ о соответствующих моментах жизни мифическо-
го Иисуса, почему у него получилось две одинаковых или одна
двойная картина, распадающаяся на ряд сходных основных и да-
же второстепенных мотивов, как-то: ангельское благовещение о
рождении Иисуса и Иоанна, чудесное зачатие их, свидание их ма-
терей, чудесное рождение и обрезание младенцев, наречение
именами, хвалебные гимны в честь их, и др.
Данное> обстоятельство позволяет нам легко объяснить себе
одно основное отличие в этих евангельских мифах, касающееся
10 -
рождения. Если Иисус, грядущий мессия—Христос—спаситель,
чудесно зачат и рожден девою от духа святого, то и его «пред-
теча», пророк Иоанн, тоже должен был быть зачатым и рожден-
ным, но только менее чудесным образом. Как? По ветхозаветным
образцам, т.-е. заматоревшую во днях, престарелою и бесплод-
ною матерью.
Больше того, Лука проводит еще одну, общую мифам об
Иоанне и Иисусе и тоже заимствованную из вышеуказанных вет-
хозаветных источников, деталь—преждевременное указание буду-
щей роли и деятельности младенцев. Мы уже видели, что огно-
сительно имеющегося родиться Иоанна благовестник—ангел го-
ворит Захарии, что сын последнего «предыдет перед ним (месси-
ей) в духе и силе Илии... дабы представить господу народ приго-
товленный». Да и сам Захария при обрезании неворожденного
свое славословие заканчивает словами: «и ты, младенец, наре-
чешься пророком всевышнего, ибо предыдешь пред лицем госпо-
да приготовить путь ему».
Спрашивается, что побуждало Луку вывести эту фигуру,
«предтечи»; историческая ли необходимость, иначе говоря,—дей-
ствительная деятельность некоей реальной личности Иоанна, или
же, быть может, все это требовалось какими нибудь ветхозавет-
ными мотивами, основаниями? Затем,—почему в данном случае
так широко была использована им ветхозаветная биография про-
рока Самуила и при чем тут намек на деятельность и личность
другого пророка—Илии? Все эти недоуменные ' вопросы были
поставлены уже давно, и ответ на них получили довольно любо-
пытный. Проще всего дело об’ясняется влиянием сказаний о Са-
муиле.
Чтобы быть вторым Давидом,—говорит Штраус,—и в то же
время превзойти Давида, мессия (а таковым в евангелиях рисует-
ся Иисус) должен был происходить не только от семьи Давида и
родиться в городе давидовом (Вифлееме), но и получить еще по-
мазание на царство от бога через какого либо пророка. Давида
помазал на царство Самуил миром, которым он раньше помазал
и Саула, первого царя». Следовательно, Иисус—мессия, царствен-
ный потомок Давида, должен был, по ветхозаветным традициям,
быть помазан пророком, подобным Самуилу. Роль последнего в
евангелиях играет Иоанн Предтеча, как бы помазавший Иисуса
при крещении.
Поэтому между личностями обоих пророков, Самуила п
Иоанна, Лукою устанавливается тесная внутренняя связь, которая
находит свое отражение в составлении разбираемого мифа об
Иоанне и намек на которую дает сам евангелист. Намек этот, не
подмеченный предыдущими исследователями, мы видим в указа-
нии Луки, что отец Крестителя—Захария происходил «из Авие-
вой чреды». Такая подозрительная у этого любителя точности,
подробность находит свое об’яснение в том, что, как оказывает-
ся, Авий был сыном Самуила (1 кн. Паралипоменон, 6, 28). Ука-
зывая на «Авиеву чреду», евангелист тем самым, чрез этого Авия,
еще раз подводил нас к своему источнику мифа об обстоятель-
ства^ рождения Иоанна,—к сказаниям о Самуиле.
Il
Теперь остается разобрать вопрос об Илии. В дальнейшем
мы специально остановимся на этом и разберемся подробнее, по-
ка же продолжим прерванную цитату из Штрауса, где читаем
дальше у него следующее: «Но этот Давидов прообраз для посвя-
щения мессии (т.-е. Самуила) был подменен другим представле-
нием в эпоху, последовавшую за вавилонским пленением. Наро-
ду» предавшемуся нечестию, предстоял страшный суд Иеговы,
но до суда, по словам пророка Малахии, Иегова еще раз попыта-
ется исправить и спасти народ свой, послав ему пророка Илию,
который своей мощной проповедью подготовит людей к суду и
божию и представит господу народ приготовленный».
Действительно, в книге пророка Малахии читаем: «вот, я по-
шлю к вам Илию пророка пред наступлением дня господня, вели-
кого и страшного. И он обратит сердца отцов к детям и сердца
детей к отцам их, чтобы я, пришедши, не поразил землю прокля-
тием» (4, 5—6). Что это место, несомненно, повлияло на выработ-
ку мифа об Иоанне, видно, хотя бы, из вышеприведенных слов
ангела Захарии, что его сын «предыдет пред ним (мессией) в ду-
хе и силе Илии, чтобы возвратить сердца отцов детям». В другом
месте своей книги Малахия приводит слова господа о том же
предвестнике суда божия—Илии: «вот, я посылаю ангела (вестни-
ка) моего, и он приготовит путь предо мною» (3, 1).
Таким образом, между ветхозаветной личйостью «предте-
чи» мессии—Илии и новозаветной личностью «Предтечи»—Иоан-
на устанавливается тесная внутренняя связь, и последний высту-
пает пред нами как бы его двойником.
_____2. Общественная деятельность.
—Вторая группа новозаветных сказаний об Иоанне своим
предметом и темой имеет его общественную деятельность. Чтобы
познакомиться и разобраться с ними, возьмем начало, считаемо-
го древнейшим, евангелия Марка.
«Начало евангелий Иисуса христа, сына божия, как написа-
но у пророков: «вот, я посылаю ангела моего пред лицем твоим,
который приготовит путь твой пред тобою» (Малахия, 3, 1).
«Глас вопиющегр в пустыне: приготовьте путь господу, прямы-
ми сделайте стези ему» (Исаия, 40, 3). Явился Иоанн, крестя в пу-
стыне и проповедуя крещение покаяния для прощения грехов. И
выходили к нему вся страна иудейская и иерусалимляне, и крести-
лись от него все в реке Иордане, исповедуя грехи свои. Иоанн же
носил одежду из верблюжьего волоса и пояс кожаный на чреслах
своих, и ел акриды и дикий мед. И проповедывал говоря: идет
за мною сильнейший меня, у которого я недостоин накло-
нившись развязать ремень обуви его. Я крестил вас водою, а он
будет крестить вас духом святым» (1, 1*—8).
Так, с одной стороны, восстанавливается уже встречавшаяся
нам преемственность между пророком Илией и Иоанном, а с дру-
гой,—начинается вторая глава его евангельской биографии—вы-
ступление на арену общественной деятельности в качестве пропо-
ведника покаяния, крестителя народа и предтечи мессии—Иисуса.
Г2
Останавливаясь на всем этом, проф. А. Древе пишет: «Со-
гласно общепринятого представления той эпохи, пред приходом
мессии должны были осуществиться следующие два условия: во-
первых,—явлению мессии должно было предшествовать второе
пришествие Илии пророка в соответствии со словами Малахии.
Во-вторых,—приходу мессии должно было предшествовать очи-
щение Израиля от грехов. Излюбленной темой пророков была
мыеиь, что мессия явится не ранее, чем Израиль раскается в сво-
их прегрешениям пред Ягве, чем он всем сердцем своим обратит-
ся к Ягве и превратится в угодный господу народ.
Все святошество фарисеев, все их ревностное служение за-
кону, вся набожность и благочестивая восторженность иудейских
сектантов,—все это стремилось к одной цели, все это было по-
пыткой ускорить пришествие мессии путем осуществления той
«праведности» Израиля, без которой считались немыслимыми
явление мессии и спасение Израиля... При этом раскаяние или ду-
ховное преображение народа представлялось в виде омовений и
очищений.
«Омойтесь,—говорит бог устами пророка Исаии,—очисти-
тесь, удалите злые деяния ваши от очей моих, перестанье делать
зло, научитесь делать добро; ищите правды, спасайте угнетенного,
защищайте сироту, вступайтесь за вдову... Если будут грехи ваши,
как багряное,—как снег убелю; если будут красны, как пурпур,—
как волну (овечью шерсть) убелю» (1, 16—18). У пророка Иере-
мии приводятся следующие слова Ягве к своему народу: «И окро-
плю вас чистою водою, и вы очиститесь от всех скверн ваших, от
всех идолов ваших очищу вас. И дам вам сердце новое, и дух но-
вый дам» (36, 25—26). Пророк Захария рисует такую картину на-
ступления дня господня: «в тот день откроется источник дому Да-
видову и жителям Иерусалима для омытия греха и нечисто-
ты» (13, 1).
«Что могло быть естественнее,—заключает Древе,—при та-
ком представлении об условиях, необходимо предшествующих
явлению мессии, чем убеждение во вторичном пришествии про-
рока Илии, как проповедника покаяния и очищения народа изра-
ильского? Ведь ветхозаветный Илия, этот могучий пророк, оби-
тавший в пустыне и пещерах, ревностно служивший Ягве во вре-
мена всеобщего отпадения от господа, низведший губительный
огонь с неба на нечестивых жрецов-идолопоклонников, говорив-
ший правду в глаза сильным мира сего, помазавший царя и при-
зывавший народ к истинной вере,—этот ветхозаветный Илия, как
нельзя лучше, подходил к роли пророка, призванного обратить
народ израильский к Ягве».
Таким образом, мы опять оказались пред наличием факта,
что ветхий завет не только диктовал евангелистам выведение на
сцену личности. «Предтечи», но даже заранее начерчивал пред ни-
ми, в лице Самуила, а также, особенно, Илии и ряда пророческих
мест, как характер самого Иоанна, так место (пустыню) и про-
грамму его общественной деятельности—подготовление народа к
принятию грядущего мессии—христа путем обличения, увещева-
— 13 —
ния, призыва к покаянию и крещения водой.
Н°> спросят, может быть,—оттуда же, из ветхого завета,
евангелистами заимствованы также странная одежда и пища Кре-
стителя ?
— Да, отчасти, оттуда!
«Иоанн же,—говорит Марк,—носил верблюжьи волоса (та-
ков точный текст) и пояс кожаный на чреслах своих». В четвер-
той книге Царств также описывается двойник, первообраз Иоан-
на Илия: «человек тот весь в волосах и кожаным поясом подпоя-
сан по чреслам своим» (1, 8). Так обстоит дело с одеждой Кре-
стителя. Несколько сложнее дело с его пищей—пресловутыми
акридами—саранчей и медом. Немецкий исследователь Роберт
Эйслер в статье о «Крещении иоанновом» утверждает, что ученый
Чейни, сопоставляя различные древние тексты, показал, что гре-
ческий текст евангелия в данном месте бессмысленно испорчен,
искажен и что Иоанн питался не саранчей, а, так называемыми,
стручьями или рожками (евр.—«каробим», греч.—кератиа»).
А. Древе, примыкая к этому взгляду Чейни—Эйслера, при-
водит ряд примеров, где фигурируют эти «стручья». Так, напр., в
мидрашской версии 20 стиха первой главы Исаии читаем: «Если
захотите и послушаетесь, то будете вкушать блага земли; если
же отречетесь и будете упорствовать, то будете есть каробим—
стручья». «Израилю нужны каробим, чтобы покаяться»,—гласила
поэтому одна известная еврейская поговорка. Действительно, ка-
робим были предписанной законом покаянной пищей. Дикий же
мед, невидимому, навеян словами Второзакония: «И питал его
медом из камня» (32, 13).
Иное об’яснение иоанновой одежды и пищи дал польский
исследователь А. Немоевский. Своей исходной точкой он берет
народные поговорки и приметы, связанные с жизнью природы и
отдельными производственными моментами и приуроченные ко
дням того или иного «святого». Напр., относительно того же
Иоанна и его праздников крестьяне говорят: «Святой Иван при-
несет масла жбан»; «Святой Иван траву косит»; «На святого Иван
квас в пиво, червь в мясо, черт в бабу входит»; «Если конь не
вылиняет до святого Ивана, пусть идет к другому пану», и т. п.
На основании целого ряда подобных примеров названный иссле-
дователь приходит к выводу, что в данном месте биографии Иоан-
на нашли свое отражение древние народные приметы—поговорки,
связанные с именем Иоанна и той порой года, когда линяют жи-
вотные, меняют свою шкуру змеи, появляются отсутствовавшие
до того существа и достается дикий мед.
Новое об’яснение этому евангельскому мифологическому
мотиву было дано недавно немецким исследователем—Германом
Рашке, который считает, что «акриды—саранча» выведены здесь
и поставлены в связь с именем Иоанна потому, что соответству-
ющее еврейское слово для саранчи созвучно краткой усеченной
еврейской форме имени Иоханан-Иоанна; иными словами, что на-
мек на саранчу можно было усмотреть уже в самом имени пу-
стынника.
14
После Марка посмотрим теперь, что говорят об обществен*
ной деятельности Иоанна остальные евангелисты. У Матфея, в
сравнении с тем. новым является образец проповеди Крестителя.
«Увидев же Иоанн многих фарисеев и саддукеев—расска-
зывает он,—идущих к нему креститься, сказал им: порождения
ехиднины (змеи)! Кто внушил вам бежать от будущего гнева? Со-
творите же достойный плод покаяния и не думайте говорить о
себе: «отец у нас Авраам», ибо говорю вам, что бог может из
камней сих воздвигнуть детей Аврааму. Уже и секира (топор) при
корне дерева лежит: всякое дерево, не приносящее доброго пло-
да, срубают и бросают в огонь. Я крещу вас в воде, в покаяние1;
но идущий за мною сильнее меня; я недостоин понести обувь его;
он будет крестить вас духом святым и огнем. Лопата (для веяния
хлеба) его в руках его, и он очистит гумно свое, и соберет пшени-
цу свою в житницу, а солому сожжет огнем неугасимым»
(3, 7—12).
Оригинальна ли эта проповедь, или же она написана, опять
таки по ветхозаветному шаблону?
Вышеупомянутый Эйслер обращает наше внимание на сле-
дующее место из пророка Михея: «Паси народ твой железом тво-
им, овец наследия твоего, обитающих уединенно в пустыне, по-
среди тучных полей. Как во дни древние, как во дни исхода твое-
го из земли египетской, явлю ему дивные дела. Увидят это наро-
ды и устыдятся при всем могуществе своем; положат руку на
уста, уши их сделаются глухими. Будут лизать прах, как змеи,
как те, что ползают по земле, выползут они из укреплений своих;
устрашатся господа бога нашего, и убоятся тебя. Кто бог, как ты,
прощающий беззаконие, и не вменяющий преступления остатку
наследия твоего? Не вечно гневается он, потому, что любит ми-
ловать. Он опять умилосердится над нами, изгладит беззакония
наши. Ты ввергнешь в пучину морскую все грехи наши. Ты явишь
верность Иакову, милость Аврааму, которую с клятвой обещал
отцам нашим от дней первых (7, 14—20).
Здесь, по мнению Эйслера и Древса, как раз один из источ-
ников, использованных для проповеди Иоанна Матфеем. Дей-
ствительно, пред нами ряд сходных моментов и мотивов: бог в
образе обитателя пустыни и пастыря, вокруг которого народ со-
бирается в пустыню, несмотря на окружающие тучные поля; ука-
зание на гнев божий; упорство народов; угроза, что все они бу-
дут посрамлены; сравнение упорных со змеями; замечание что
даже их происхождение от Авраама не обеспечивает им проще-
ния грехов и участия в обещенной богом милости; наоборот го-
товым к покаянию обещание, что они увидят чудеса, явленные
при исходе из Египта, т.-е. переход через Красное море —креще-
ние, когда грехи были ввергнуты в пучину и уцесены волнами.
Что переход этот через море действительно понимался не-
которыми и рассматривался в качестве прообраза крещения—
подтверждение этому находим в первом послании Павла к корин-
фянам, где читаем: «Не хочу оставить вас, боатья, в неведении,
15 --
что отцы наши все были под облаком и все крестились при Мои-
сее в облаке и море» (10, 1—2).
Если у Матфея и'Марка мы читаем о приходе «сильнейше-
го», который, ^<ак лопатой, очистит свое гумно, а солому сожжет,
то у Исаии находим такие слова: «вот господь грядет с силою, и
мышца его со властию», а затем рисуется могущество бога, перед
которым «народы, как капля из ведра, и считаются, как пылинки
на весах... Острова, как порошинку, поднимает он» (40, 10). Далее
у него же: «Вот я сдедал тебя острым молотилом, новым, зубча-
тым; ты будешь молотить и растирать горы, и холмы сделаешь,
как мякину. Ты будешь веять их, и ветер разнесет их, и вихрь
развеет их (41, 15—16). Наконец, там же читаем об язычниках:
«вот они, как солома; огонь сожег их, не избавил души своей от
пламени» (47, 14).
Указание на возможность воздвигнуть детей Аврааму из
камней отражает распространенное ветхозаветное представление,
которое мы можем видеть, напр., в книге того же Исаии, в словах:
«Послушайте меня, стремящиеся к правде, ищущие господа.
Взгляните на скалу, из которой вы иссечены» (51, 1).
Наконец, увещание Иоанна к приходящим—сотворить до-
стойный плод покаяния, чтобы не быть при грядущем судном
дне срубленным, подобно бесплодному дереву, или сожженным,
подобно соломе, заимствовано, опять таки, из ветхого завета.
Так, псалмопевец сравнивает праведника с деревом, посаженным
при потоках вод, «которое приносит плод свой во время свое»,
а нечестивых—с «прахом, взметаемым ветром,—потому не усто-
ят нечестивые на суде» (1, 3—5). Исаия также говорит, что «гря-
дет день господа Саваофа на все гордое и высокомерное и на все
превознесенное; и оно будет уничтожено,—и на все кедры ливан-
ские, высокие и превозносящиеся, и на все дубы васанские»
(2, 12—13).
Пророк Иезекииль рисует картину гибели роскошного кед-
ра, который возгордился своим величием и красотой и который
за то был срублен по повелению божию (31, 3—12). Возьмем еще
один пример картины суда божия, как его изображает пророк
Малахия в той самой четвертой главе, откуда было заимствовано
евангелистами указание на второе пришествие Илии, первообраза
Иоанна: «вот придет день, пылающий, как печь; тогда все над-
менные и поступающие нечестиво будут, как солома, и попалит
их грядущий день,—говорит господь Саваоф,—так что не оставит
у них ни корня, ни ветвей. А для вас, благоговеющих пред име-
нем моим, взойдет солнце правды и исцеление в лучах его» (1—2).
Не будем умножать примеров из ветхого завета,—думается,
и без того ясно, что не только самый образ Предтечи с его харак-
терными чертами, но даже вся приписываемая ему проповедь,
почти целиком списаны с ветхого завета. Оставляя, как и выше,
на дальнейшее разбор социальных причин этого, так как просто-
го механического списывания и' заимствования здесь быть, ко-
нечно. не могло, отметим только, что Матфей очень неудачно
вложил эту проповедь в уста Иоанну, ибд со стороны последне-
16 —
го было бы крайне нелепо обращаться с ней, хотя бы даже к тем
самым фарисеям и саддукеям, уже пришедшим к нему крестить-
ся, призывать их, уже покаявшихся, к покаянию и именовать по-
рождениями ехидными, змеенышами.
Еще нелепее поступает Лука, заставляя Крестителя с этой
же самой речью и с этими же «приветливыми» именованиями об-
ращаться к доверчиво-пришедшему креститься, раскаявшемуся
народу. Впрочем, этот евангелист допускает здесь еще одну не-
поправимую оплошность. Желая, как всегда, блеснуть своим зна-
нием истории и писать только по «тщательном исследовании все-
бо сначала», он приводит целых шесть хронологических указа-
ний на время выступления Иоанна с проповедью покаяния. Все
это, по его словам (3, 1), произошло: .1) в пятнадцатый год прав-
ления Тиверия кесаря; 2) когда Понтий Пилат начальствовал в
Иудее; 3) Ирод был четветровластником в Галилее; 4) Филипп,
брат его,—четвертовластником в Итурее и Трахонитидской обла-
сти; 5) Лисаний—четвертовластником в Авил инее; 6) при перво-
священниках Анне и Каиафе.
Казалось бы, можно только поблагодарить Луку за такую
тщательность в определении исторической, важной для нас, да-
ты. Но вот беда: здесь у него ряд нелепостей, подрывающих весь
его мномоученый кредит. Одной из них является его указание на
одновременное существование у евреев двух первосвященников:
на самом же деле существовал всегда и мог существовать только
один первосвященник. Но это еще полбеды: хуже дело обстоит
с Лисанием. Последний, по свидетельству тогдашнего еврейского
историка, и свидетельству надежному, умер за 36 лет до начала
христианской эры.
Судя по евангелиям, Иоанн выступил на проповедь в возра-
ствё тридцати лет. Следовательно, Лука со своим Лисанием ошиб-
ся и здесь, ошибся на 65—66 лет,—-больше, чем на полстолетие.
Так как подобных «ошибок» у него в евангелии и приписываемых
ему Деяниях апостолов много, то мы не имеем ни малейшего
права придавать какую либо цену всем его хронологическим по-
казаниям и датам. Ведь для всякого ясно, что он искусственно
старается ввести свои рассказы и рисуемые в них события в опре-
деленную историческую рамку,—старается и, как видим, не-
удачно.
Наконец, имея в виду всех четырех евангелистов, говоря-
щих о крещении Иоанна, следует привести еще ряд ’моментов»
подмеченных Древсом и другими. Так, по словам Древса креще-
ние в реке, в проточной воде, было совершенно чуждо * евреям
Палестины. Затем, в талмуде определенно говорится что Иоодан
совершенно не годен для очищения, так как его воды считались
нечистыми (Мишна, 8, 10; Тосефта Берахот, 7, 2) «Кроме то^о -
замечает Брандт,—вряд ли человек, стремившийся к очищению
народа, мог изыскать менее удобное место для своих целей чем
Иордан, который находится в пяти часах ходьбы от Иепусалима
КаСаеТСЯ И°Рданской ДО-1ННЫ> ттона тогда былаРн^ене<:
камениста и пустынна, нем теперь».
— 17—
Поэтому, принимая во внимание все вышеотмеченные об-
стоятельства, а именно: что во второй главе евангельской биогра-
фии Предтечи его личность выведена по требованиям ветхоза-
ветных писаний и до-христианских еврейских представлений; да-
лее, что она здесь почти целиком списана с ветхозаветного же
первообраза предтечи мессии—пророка Илии; затеМ; что вся его
основная деятельность, в особенности—проповедь, целиком рас-
падается на свои, также ветхозаветные первоисточники—образы;
наконец, что хронологические и иные данные не выдерживают
исторической критики и, явно, введены с предвзятою целью
дать историческую рамку для рисуемой картины,—приняв все это
во внимание, мы должны прямо и определенно признать, что так-
же и эта, вторая глава евангельского жизнеописания Иоанна
представляет собою сплошной и типичный миф.
3. Смерть Крестителя.
Третья группа сказаний об Иоанне связана,—как было уже
сказано,—с его трагической смертью от руки палача. Посмотрим,
как рисует ее тот же древнейший и «надежнейший» Марк.
> Рассказывая о чудесной деятельности Иисуса, как чудотвор-
ца, и его увлекательной проповеди, он продолжает далее так:
-«Царь Ирод, услышав об Иисусе, говорил: это Иоанн Крести-
тель воскрес из мертвых, и потому чудеса делаются им. Другие
говорили: это—Илия. А иные говорили: это—пророк, или как
один из пророков. Ирод же, услышав, сказал: это—Иоанн, кото-
рого я обезглавил; он воскрес из мертвых. Ибо сей Ирод, послав,
взял Иоанна и заключил его в темницу за Иродиаду, жену Филип-
па, брата своего; потому что женился на ней. Ибо Иоанн говорил
^Ироду: не должно тебе иметь жену брата твоего.
Иродиада же, злобясь на него, желала убить его, но не мог-
ла. Ибо Ирод боялся Иоанна, зная, что он муж праведный и свя-
той, и берег его, многое делал, слушаясь его, и с удовольствием
слушал его. Настал удобный день, когда Ирод, по случаю ДНя
рождения своего, делал пир вельможам своим, тысяченачальни-
кам и старейшинам галилейским. Дочь Иродиады вошла, пляса-
ла и угодила Ироду и возлежавшим с ним. Царь сказал девице:
проси у меня, чего хочешь, и дам тебе. И клялся ей: чего ни по-
просишь у меня, дам тебе, даже до половины моего царства.
Она рышла и спросила у матери своей: чего просить... Та
отвечала: головы Иоанна Крестителя; и она тотчас же пошла с
поспешностью к царю, и просила, говоря: хочу, чтобы дал мне
теперь же на блюде голову Иоанна Крестителя. Царь опечалился-,
но, ради клятвы и возлежавших с ним, не захотел отказать ей. Й
тотчас, послав оруженосца, царь повелел принести голову его. Он
пошел, отсек ему голову в темницец< принес голову его на блю-
де, и отдал ее девице, а девишйЙъЙ^а .ее матери своей. Ученики
«го, услышав, пришли и взяА^еф ^о и положили во гообе>
<6, 14—29).	к ; Г ,,
18 —
Так описывает Марк конец злополучного Крестителя: Мат-
фей здесь целиком следует ему и не прибавляет от себя ничего
нового, за исключением разве только одного внутреннего проти-
воречия: Ирод у него стремится убить Иоанна, а когда предсте-
вляется дляфгого удобный случай, печалится и делает это нехо-
тя. Лука поступает так же, но ограничивается всего лишь не-
сколькими фразами, а четвертый евангелист—Иоанн обходит это
событие полным молчанием. Следовательно, при рассмотрении
обстоятельств смерти Предтечи мы можем ограничиться разбо-
ром сказаний одного только Марка,—«надежнейшего» Марка.
Какова же историческая ценность вышеприведенного его рас
сказа?
Здесь прежде всего странно то, что Марк данное сообщение
об Иоанне связывает с чудесами мифического Иисуса и влагает в
уста царю Ироду мнение, будто чудесауЭти творятся воскресшим
Крестителем: последний в евангелиях нигде не выставляется чу-
дотворцем. К тому же в те времена дар чудотворения считался
такой обычной вещью и обладание им приписывали стольким ли-
цам, что из-за чудес Иисуса незачем было Ироду прибегать к
предположению о воскресений казненного им же самим пророка.
Еще страннее у Марка то, что он эту веру в воскресение из
мертвых приписывает Ироду: исторический Ирод,—как мы его
знаем из описания того же еврейского историка Иосифа Фла-
вия,—принадлежал к партии и секте саддукеев, которые отрица-
ли воскресение мертвых. Кроме того, евангелист именует Ирода
царем и приписывает ему обладание царством, тогда как от Фла-
вия мы знаем, что ®н был только тетрархом—четвертовластни-
ком, т.-е. простым правителем, наместником одной из четырех об-
ластей Палестины, и, следовательно, никаким царством и царским
титулом не владел. Вдобавок, характер Ирода, обрисованный
Флавием, был прямо противоположен тому, с каким он выступа-
ет у Марка, и отнюдь не вяжется с приписываемыми ему взгляда-
ми на Иоанна, как на «мужа праведного и святого», чьими сове-
тами следует пользоваться.
Основной, главной виной, за которую Ирод, якобы, поса-
дил Крестителя в темницу и затем казнил по настоянию жены,
было,—по словам Марка,—то, что Иоанн упрекал их за их крово-
смесительный брак, так как Ирод женился, на Иродиаде, жене
своего брата—Филиппа. Здесь опять у евангелиста историческая
нелепость, путаница: от Флавия и из других надежных источни-
ков мы знаем, что Ирод, прогнав свою первую жену—аравитян-
ку, сманил к себе и сделал женой Иродиаду, жену не Филиппа, а
другого своего брата—Антипы; Филипп же был женат на ее до-
чери—Саломее, выступающей у Марка в качестве танцовщицы на
царском пиру.
Саломея эта к тому моменту, к которому относит ее высту-
пление на пиру евангелист, была уже не девицей, а замужней жен-
щиной и, по некоторым данным, вдовой. Самое же ее выступле-
ние на царском пиру не вяжется с тогдашними обычаями Восто-
ка и с характером, ее матери—Иродиады, так как на пиры при-
19 -
глашалисъ и на них выступали, в качестве танцовщиц, особь
лишь легкого поведения, проститутки—профессионалки и иног
да рабыни. Гордая, неприступная характером Иродиада не разре
шила бы такого поступка дочери и нашла бы более удобный слу
чай и основание настоять на казни Иоанна, будь он действитель
но в тюрьме ее мужа.
Как видим, рассказ Марка, а за ним и других евангелистов
о смерти Иоанна полон исторических нелепостей, не вяжетсй с
тогдашней исторической действительностью и представляет со-
бой сказочную историю с типично-сказочными мотивами и обра
зами царя, пойманного на слове, приносимой на блюде головы
казненного, козней со стороны женщины, и т. д. Все это заста-
вляет нас опять поставить роковой вопрос и спросить, откуда
евангелист заимствовал весь этот свой материал также для дан-
ной группы своих сказаний об Иоанне?
В массе—оттуда же, откуда и для первых двух групп, т.-е.
из ветхого завета.
Основной мотив этой группы сказаний—преследование
Иоанна женой царя за обличение им последнего в преступлении
из-за нее, заимствован, как и следовало было ожидать, из знако-
мых нам уже сказаний о пророке Илии. Действительно, раз Кре-
ститель является образом и подобием названного ветхозаветного
героя, грозного обличителя сильных мира сего, то он должен был,
по самому своему типу, претерпеть то же самое, что и последний.
Илия же, первообраз Иоанна,—по библейским сказаниям,—всю
свою жизнь терпел гонение и преследование со стороны царицы
Иезавели, жены израильского царя Ахава, которая добивалась
смерти пророка за то, что он обличал ее с мужем в преступлении
(3 книга Царств, 19—21 гл.).»
Сам Ахав рисуется там человеком нерешительным, колеблю-
щимся, слушающим и боящимся Илии, даже уважающим его и
покровительствующим, когда не находится целиком под влияни-
ем жены,—в противоположность последней, гордой, упорной, на-
стойчивой, упрямой и неумолимой в своей ненависти. Отсюда то
евангелист и заимствовал черты для своего образа Ирода, кото-
рый в действительности был совсем непохож на свой евангель-
ский портрет и отличался,сильной волей и непреклонным харак-
тером, не останавливающимся ни перед чем, вплоть до престу-
плений.
Сказания об Илии послужили главным источником для Мар-
ка; дополнительный материал он позаимствовал, опять таки, из
ветхого завета: из книги Эсфири. Там рассказывается, как некая
юная Эсфирь, которую персидский царь взял себе в жены вместо
прогнанной им своей первой жены и которая решила добиться
смерти одного своего врага—царедворца Амана, под предлогом
праздничного дня устроила пир царю с приглашением на него,
помимо прочих вельмож н начальников, также и названного ца-
редворца.
В разгар пира царь, довольный молодой героиней его, ска-
зал ей: «какое желание твое, оно будет удовлетворено, и какал
— 20 —
поосьба твоя, хотя бы до полцарства, она будет исполнена». На
этот раз Эсфирь уклонилась от ответа на данное предложение,
пригласила всех вторично на пир на следующий день и там, на
повторный вопрос царя и в тех же самых словах, попросила, на-
конец, смерти своего врага, который и был затем казнен.
Отсюда то евангелист позаимствовал детали, что молодая
героиня добивается смерти врага от царя во время пира, что она
высказывает свое желание лишь при вторичном появлении. Здесь
же источник и влагаемых Марком в уста Ироду слов к героине
пира: «проси у меня, чего хочешь, и дам тебе. И клялся ей: чего
ни попросишь у меня, дам тебе, даже до половины моего цар-
ства»,—слов, нелепых в устах наместника Ирода, не обладавшего
никаким царством, и возможных в устах персидского царя.
Оставляя в стороне рассмотрение других деталей, скажем в
заключение, что весь этот ветхозаветный материал из сказаний
об Иезавели и Эсфири с их центральными мотивом — местью
царственной женщины, евангелист неудачно попытался ввести в
исторические рамки, связать с историческими личностями Ирода,
Иродиады, Саломеи и создал таким образом свое, шитое белыми
нитками, сказание о смерти Иоанна под мечем царского палача.
Этим исчерпывается основной, главный материал евангелий об
Иоанне Крестителе: мы не останавливались только на всем изве-
стном мифе о крещении им Иисуса из-за мифичности последнего
и на некоторых других второстепенных деталях, подробностях.
В таком случае, переходим к ответу на главный, само собою
напрашивающийся вопрос об Иоанне: кто же он был в действи-
тельности,—исторической личностью, или же образом мифиче-
ским, сказочным, вымышленным, подобно главному герою еван-
гелий—Иисусу?	*
4. Кто же он?
а.	Неисторичность Иоанна.
Мы взяли всю евангельскую биографию Иоанна, проследи-
ли ее шаг за шагом, разобрали все важнейшие и даже многие
второстепенные моменты его «истории», и в результате вся она
распалась на свои ветхозаветные и другие первоисточники, пере-
работанные здесь и превращенные в цельные на вид 9 картины.
Больше того, сама личность Предтечи со всеми ее характерными
чертами оказалась не только выведенной по настоятельному тре-
бованию нз ветхого завета—«писания», но и целиком списанной
с ветхозаветных образов Самуила, особенно—Илии, и др., нари-
сованной по заранее данному ветхозаветному же шаблону
Ни одной оригинальной и исторической черты в самом об-
разе Крестителя, ни одного оригинального н исторического вы-
ражения *в его проповеди, ни одного оригинального и историче-
ского момента, начиная с зачатия и кончая трагической смертью,
в его евангельской биографии или истории. Сплошь все мифы,’
мифы н мифы, более или менее искусно построенные и весьма
- 21 —
неискусно введенные в историческую рамку. Но это еще не все.
Если из евангелий мы не можем почерпнуть ни одного надежного
исторического сведения об Иоанне, то нет ли о нем упоминаний
в других произведениях тогдашней эпохи? Не мог же он,—судя
по евангелиям,—производивший такое огромное впечатление и
влияние на свойх соотечественников и современников, действо-
вавший в самом центре Палестины и сталкивавшийся с сильными
мира сего,—не мог же он пройти бесследно на страницах тогдаш-
ней истории?
Увы, мы наблюдаем здесь гробовое молчание!
Так, молчит об Иоанне «старший брат» христа, древнееврей-
ский историк и философ Филон, живший в самый расцвет пред-
полагаемой деятельности Крестителя и Иисуса и умерший около
50 г. христ. эры (родился за 30 лет до начала ее). Он живо интере-
совался всеми сторонами тогдашней жизни, особенно—религиоз-
ной, евреев и был живым свидетелем данной эпохи. Его племян-
ник был даже в 45—48 гг. наместником в Иудее, т.-е. спустя толь-
ко 15—20 лет после предполагаемой смерти Предтечи. И, все же,
Филон о последнем молчит.
Молчит об Иоанне другой современник его, еврейский исто-
рик Юст из г. Тивериады. Это не менее странно, так как Тивериа-
да была как раз резиденцией—местом пребывания Ирода. Здесь,
в одном из ее дворцов, произошло кровосмесительное престу-
пление названного «царя» с- женой его брата; здесь же должна
была бы разыграться кровавая сцена с пиром и принесенной на
блюде головой грозного пророка—обличителя. Однако, молча-
ние!
Молчит об Иоанне третий его современник и соотечествен-
ник, еврейский историк Иосиф Флавий, не раз упоминавшийся
нами- выше. В своих произведениях—«Иудейской войне» (напи-
сана около 77 г. христ. эры) и «Древностях иудейских» (написа-
ны около 94 г.)—он описал все, даже малейшие события своей
многострадальной родины. В особенности большое внимание он
уделял религиозной и политической сторонам жизни своего на-
рода; перечислял всех, не только главных, но и второстепенных
ее деятелей; выводил наружу все, даже малейшие преступления ее
властителей: царей, наместников, правителей и т. д. При его ма-
нере письма—давать яркие, красочные картины придворной жиз-
ни, особенно там, где плетется сеть интриг или кроется романи-
ческая подкладка,—при этой его манере письма каким благодар-
ным материалом, будь она исторической, послужила бы для него
сцена пира Ирода с пляской Саломеи и кровавым подарком, ка-
кую захватывающую картину создал бы он из этого мотива. А он
молчит...
Это молчание, убийственное для историчности Крестителя,
было учтено кем следует, в результате чего в однодо из назван-
ных сочинений Иосифа появился целый отрывок, упоминающий
о казни Иоанна. Чтобы видеть, какова его историческая ценность,
приведем самый текст, так и некоторые замечания к нему.
- 22
В соответствующем месте Иосиф рассказывает, что, когда
жена Ирода, дочь арабского царя Ареты, заметила связь мужа
с Иродиадой, то бежала к своему отцу. Возмущенный Арета, у ко-
торого еще были с зятем пограничные споры, об’явил ему войну
и нанес тяжелое поражение. Тогда Ирод обратился с просьбой о
помощи к римскому императору Тиверию, и последний приказал
своему командующему войсками Вителлию привести Арету к не-
му живым или мертвым. После этого у Иосифа читаем следу-
ющее:
«Впрочем, некоторые иудеи были того мнения, что пораже-
ние Ирода следует приписать гневу божию, как заслуженное на-
казание за убийство им Иоанна Крестителя. Ибо Ирод приказал
казнить Иоанна, хотя последний был благородным человеком и
призывал иудеев стремиться к совершенству, увещевая их быть
справедливыми друг к другу, благочестивыми в отношении бога
и такими являться для крещения. Крещение,—проповедывал он,—
приятно богу, потому что оно имеет целью очищение тела, а не
искупление грехов, ибо душу надлежит очистить еще до этого,
раньше праведной жизнью.
Вследствие чудесной, увлекательной силы подобных речей к
Иоанну стекались огромные массы народа; Ирод боялся, что вли-
яние этого мужа, чьим советам он вообще следовал, может вы-
звать волнение в народе, и потому счел за лучшее своевременно
убрать его с дороги, чем дожидаться-опасного оборота вещей и,
когда будет уже позднб, раскаиватсья. В силу таких соображе-
ний он приказал заковать Иоанна в цепи, заключить в крепость
Махеру и там казнить. И вот, смерть Иоаннд,—как было сказа-
но,—по мнению иудеев, и была причиной того, почему войско
Ирода потерпело поражение: бог в своем гневе послал это нака-
зание на четвертовластника. Итак, Вителий готовился к войне с
Аретой»...
Таково пресловутое свидетельство Иосифа об Иоанне Кре-
стителе. Что оно принадлежит не его перу, а является поздней-
шей христианской подделкой, вставкой, видно, хотя бы, из сле-
дующего...
Прежде всего бросается в глаза, что все это место несклад-
но вставлено в текст, органически и стилистически не связано с
предыдущим и последующим рассказами; Иосиф же, большой
мастер пера, таких промахов не делал. Далее, по Иосифу, война
Ирода с Аретой и поражение первого, а значит, и смерть Иоан-
на, имели место незадолго до смерти Тиверия, около 36 г., тогда
как, по словам евангелиста Луки (3, 1), Креститель погиб’около
29—30 г., на пятнадцатом году правления названного императора
Кроме того, Ирод не мог заключить Иоанна и казнить в кре-
пости Махере, так как последняя в то время, по словам Иосифа,
принадлежала не Ироду, а враждебному ему тестю—арабскому
царю Арете и именно туда бежала от него дочь последнего. За-
тем, Иосиф никогда не ограничился бы простым именованием
Иоанна Крестителем, а подробно об’яснил бы это именование.
— 23 - -
чего в нашем тексте нет. Наконец, во всем этом отрывке чувству-
ете явлняние вышеразобранного нами сказания Марка о кончине
Иоанна.
В силу всех этих и ряда других моментов, йа которых мы
останавливаться не можем, наиболее серьезные и беспристраст-
ные исследователи давно признали, что мы имеем здесь дело,—
выражаясь словами Грэтца,—с «неуклюже-ловкой подделкой» и
«бессовестной вставкой», сделанной руками христиан. Это—не
единичный случай: в дошедших до нас греческих текстах Иоси-
фа имеется еще ряд других подобный христианских вставок, под-
делок, касающихся, главным образом, личности и деятельности
мифического Иисуса. С помощью их христиане старались нару-
шить бросающееся в глаза и многоговорящее молчание Иосифа
о главных героях евангельской истории.
Хорошее подтверждение всему этому дает также, так назы-
ваемый, славянский Иосиф Флавий, на котором следует остано-
виться, так как за последние годы, в связи с борьбой вокруг во-
проса об историчности Иисуса, вокруг него опять создалась шу-
миха. Дел в том, что до нас дошло несколько рукописей XVI—
XVII вв. со славянским переводом «Иудейской войны» Иосифа,
сделанном, невидимому, с какого то пропавшего константино-
польского греческого текста, где имеется ряд совершенно новых,
отсутствующих в обычных текстах Флавия, мест об Иоанне и
Иисусе. Эти то места некоторые церковники и выдвигают теперь
в качестве надежнейших и неоспоримых свидетельств Иосифа о
названных героях. Чтобы познакомиться с ними, приведем, хотя
бы, то, что рассказывается там о Крестителе.
Во 2 книге, 7 разделе, после истории о некоем Александре,
читаем дальше:
«В это время среди иудеев бродил некий муж в странном
одеянии: все свое тело он покрывал шкурами животных там, где
оно не было покрыто его собственными волосамй. Лицом он похо-
дил на дикаря. Он приходил к иудеям и призывал их к свободе,
говоря: «бог послал меня показать вам путь закона, которым вы
освободите себя от множества сильных. Вами не будет править
какой либо смертный, а только высший, пославший меня». И
когда народ слушал это, он радовался. За ним следовала вся Иу-
дея, расположенная в окрестностях Иерусалима.
.Он ничего не делал с ними, а только купал их в водах Иор-
дана и затем отпускал, призывая отказаться от злых деяний и
(обещая) дать им царя, который освободит их и подчинит им все,
что не было подчинено, сам же не будет подчиняться никому. Од-
ни проклинали (его), другие проникались верой. Когда он был
приведен к Архелаю н собрались законники, то они спросили его:
кто он и где он был.до того? Он ответил: «Я—чист, ибо дух бо-
жий ввел меня и я питался тростником, корнями и щепками (воз-
можно—«рожками»). Те бросились на него, чтобы путем истяза-
ний заставить его отказаться от своих слов и своих деяний, но
он сказал им: «вам надо отказаться от своих постыдных деяний и
прибегнуть к господу вашему, богу».
— 24 —
Симон книжник, ессей по происхождению, поднялся в гневе
и сказал: «Мы ежедневно читаем священные книги. А ты, только
что пришедший из леса подобно зверю,—ты осмеливаешься
учить нас и совращать людей своими нечестивыми речами». И он
стремительно бросился, чтобы физически наказать его. Но этот,
наказывая их, сказал: «Я не открою вац, обитающей в вас тайны,
ибо вы не пожелали ее. Посему и вследствие вашей вины на вас
пришло несказанное несчастие». Сказав это, он отправился на
другой берег Иордана и, так как никто не осмелился оскорбить
его, продолжал там поступать по прежнему».
Таков один отрывок об Иоанне. В той же 2 книге, в разде-
ле 0, имеем другой, где читаем после рассказа об основанных
Иродом и Филиппов городах:
«Когда Филипп обладал своей властью, он видел сон, будто
орел вырвал у него оба глаза. Он созвал всех своих мудрецов.
Когда же каждый истолковывал сон этот по своему, то муж, о
котором мы писали выше, что он одевается в шкуры зверей и
очищает народ в водах Иордана, неожиданно и не будучи при-
глашен, пришел к нему. И сказал: «выслушай слово господне,
сон, виденный тобою. Орел это—твое взяточничество, нбо птнца
эта жестока и хищна. И грех тот лишит тебя твоих очей, т.-е.
твоей власти и твоей жены». И когда он сказал так, к вечеру Фи-
липп умер, а его власть была отдана Агриппе. Ирод же, брат его,
взял жену его Иродиаду. Из-за нее к нему питали отвращение все
законники, но не осмеливались обвинять его открыто.
Одни только тот муж, которого называли дикарем, пришел
к нему в гневе и сказал: «Почему ты взял жену своего брата, нече-
стивец? Как твой брат умер неумолимой смертью, так и ты по-
гибнешь от небесного серпа. Решение божие не останется втуне,
и ты жалко погибнешь на чужбине. Ты, ведь, не возрождаешь се-
мя своего брата, а утоляешь свою плотскую похоть, ибо от него
осталось четверо детей». Когда Ирод услышал это, то разгневался
и приказал бить его и прогнать. Тот же не перестал обличать
Ирода всюду, где только встречал его, пока последний не прика-
зал схватить его и зарубить.
. И вот, характер этого мужа был странный, и образ жизни
его не походил на человеческий: жил он подобно ангелу без пло-
ти. Уста его не знали хлеба; даже на пасху он не ел пресного хле-
ба, говоря, что в воспоминание о боге, освободившем народ свой
от рабства, был дан хлеб этот для еды в утешение, ибо скорбен
был путь. Что же касается вина и опьяняющих напитков, то он
даже близко не подходил к ним. Он питал отвращение (в отно-
шении еды) ко всякому животному, порицал всякое преступление
и пользовался щепками (повидимому,—«рожками с’едобными»).
Этим исчерпываются места «славянского Иосифа», говоря-
щие об Иоанне Крестителе и бросаемые ныне некоторыми цер-
ковниками на чашку весов в качестве подтверждения историче-
ской состоятельности евангельских повествований. Мы не можем
здесь останавливаться на разборе этих новых примеров христиан,
ской фальсификации, подделки древних литературных памятни-
— 25 —
ков и отсылаем интересующихся к ценным специальным статьям
французских исследователей—Поля Кушу и Мориса Гогеля,—ко-
торые неопровержимо и наглядно доказали нам, что*и здесь мы
имеем дело с неуклюжей христианской стряпней, подделкой,
вставками.
Итак, Иосиф об Иоанне молчит. Молчит о нет также талмуд,
эта настоящая еврейская религиозная энциклопедия, базирующа-
яся на древних источниках. Молчат о нем и все современные ему
и позднейшие греко-римские, «языческие» писатели. Больше то-
го, даже предшествовавшая евангелиям, древнейшая ранне-хри-
стианская литература в лице откровения Иоанна, Дидахи и припи-
сываемых Павлу посланий,—даже эта литература ничего не гово-
рит 0 Крестителе и тем свидетельствует, что фигурирующие в
евангелиях и разобранные нами сказания о нем, сравнительно,
поздни по происхождению.
Следовательно, вокруг имени и личности Иоанна Крестите-
ля, кроме евангельских мифов, царит в истории полное гробовое
молчание. Если бы он был исторической, реальной, одетой в
плоть и кровь, личностью, крестивший народ в Иордане, призы-
вавший его к покаянию, обличавший сильных мира сего или да-
же хоть немного походил бы на нее, то это молчание могло Ли
бы иметь место? Нет, нет и нет!
Итак?—спрашивает читатель.
Итак,—отвечаем ему,—не подлежит никакому сомнению, что
личность евангельского Иоанна Крестителя и Предтечи не исто-
рическая, а мифическая, сказочная, вымышленная, продукт рели-
гиозной фантазии. Тем самым автоматически, сами собой, в об-
ласть мифологии переходят также почтенные родители Иоанна!—
престарелые Захария и Елизавета.
б.	Илия — Иоанн.
Таков наш отрицательный вывод, такова критическая часть
нашей работы. Вполне понятно, что мы не можем остановиться
только на этом, что нам следует показать, кем же или чем в дей-
ствительности был этот евангельский герой. Раз он не был лич-
ностью исторической, когда то жившей и подвизавшейся на зем-
ле, то почему и как создавались евангельские сказания и самый
образ его, занимающие в христианстве такое видное место?
ответом обратимся сначала к его главному, не раз встре-
чавшемуся нам, ветхозаветному первообразу, к пророку Илии.
•Когда кочевники и скотоводы—евреи*с оружием в руках за-
няли Ханаан, осели там и постепенно перешли к землевладению,
их религия в новых социальных условиях претерпела ряд круп-
ных изменений и обогатилась рядом новых элементов путем за-
имствования их и переработки из местной религии земледель-
цев—первонасельников Ханаана. В числе прочего ими были заим-
ствованы оттуда отдельные местные божества и культы, связан-
ные с земледелием. Некоторые из этих божеств в процессе иил-
— 26
ния их культов с религией Ягве были приспособлены к ней и пре-
вращены в мнимо-исторические личности его служителей и про-
роков. 4
Таким же ханаанским божеством был в своем первоначале
/ и пресловутый пророк Илия, былую связь которого с земледели-
' ем не смогли затереть позднейшие жрецы, перерабатывавшие в
«историк» народные сказания о нем. Действительно, в соответ-
ствующих ветхозаветных сказаниях (в последних главах 3 и на-
чале 4 книг Царств) Илия выступает перед нами типичным боже-
ством грозы, небесной и земной влаги и земледелия. По его сло-
ву, якобы, страну постигают трехлетняя засуха и голод; он ни-
зводит на землю благодатный дождь; поражает врагов небесным
огнем—молнией; чудесно умножает у бедной вдовы хлеб и мас-
ло—продукты питания и, наконец, возносится живым на небо в
огненной колеснице, совершив пред этим чудесный переход че-
рез реку Иордан.
Проступающие здесь черты божества—грозовика, дождеви-
ка и земледельца, то грозного, то милостивого, с ходом времен,
в царскую эпоху, переплетаютя с чертами политическими: при-
тесняемый и угнетаемый народ наделяет теперь Илию чертами
борца за интересы бедноты, обличителя сильных мира сего и го-
нимого ими. Так постепенно создается миф о личности народно-
го пророка и обрастает густой сетью соответствующих сказаний,
’ из которых лишь небольшая часть попала в ветхий завет, и то—
в позднейшей, жреческой обработке.
Последующие политические события и новые социальные
условия вносят новые черты в образ этого «пророка».
После разгрома сначала Израильского, потом Иудейского
царства могущественными соседями, в эпоху вавилонского плена
и в последущие эпохи персидского и римского господства, на
почве национального разгрома, гнета со стороны поработите-
лей—чужеземцев, широкого обнищания масс, эксплоатируемых
своими и чужими богачами, неудачи ряда кровавый националь-
ных восстаний, рассеяния евреев по чужбине,—среди них появля-
ется, складывается и крепнет «мессианство», вера в грядущего
спасителя и освободителя, «мессию—пойазанника».
В различных слоях еврейского народа с идеей мессии свя-
зывались различные представления и чаяния. Беднота ждала, что
мессия по своем приходе истребит всех богатых, эксплоататоров,
начиная с паразитирующих жрецов иерусалимского храма и кон-
чая поработителями—римлянами, и оснует царство всех «тружда-
ющихся и обремененных», бедняков. Желая ускорить и помочь
этому приходу мессии, она жадно ловила всякие слухи о его яв-
лении, шла за принимавшими это именование самозванцами, по-
дымала неудачные кровавые восстания и жестоко расплачивалась
за них.
Наоборот, жрецы, раввины и буржуазия мечтали, что буду-
щее мессианское царство будет принадлежать только им, что
мессия восстановит его в духе и блеске царства Давида и Соло-
мона, даст им власть над всем миром. В ожидании его и для
- 27 —
сдерживания недовольных народных масс они проповедывали,
что осуществление мессианского царства и чаяний зависит не от
силы оружия, не от восстаний, а от внутреннего самоусовершен-
ствования человека и народа, от чистого и верного служения на-
циональному Ягве, от неукоснительного выполнения всех его за-
поведей и надлежащих обрядов.
И вот, в отражение собою тогдашнего‘деспотического строя
.восточных монархий с их резким отграничением и отделением
царя от подданных, которым последний является только всегда
предшествуемый своими вестниками-глашатаями, слугами и вель-
можами, расчищающими и подготавляющими ему путь, в месси-
анстве за весь этот длинный период складывается еще одно пред-
ставление или верование, будто пред приходом мессии должен
будет явиться и подготовить к его приему народ особый небес-
ный глашатай и предтеча, к каковой роли больше всех годился
вознесшийся живым на небо, могучий борец за правду и чистоту
культа—Илия. Каково было тогда представление об этом «проро-i
ке», можно судить по характеристике его в книге Иисуса, сына
Сирахова, где читаем:
«... И восстал Илия пророк, как огонь, и слово его горело,
как светильник .Он навел на них голод и ревностию своею ума-
лил число их; словом господним он заключил небо, и три раза
низводил огонь. Как прославился ты, Илия, чудесами твоими, и
кто может сравниться с тобой во славе? Ты воздвиг мертвого от
смерти и из ада словом всевышнего; ты низводил в погибель ца-
рей и знатных с ложа их; ты слышал на Синае обличение на них
и на Хориве суды мщения; ты помазал царей на воздаяние и про-
роков—в преемники себе; ты восхищен был огнечным вихрем на
колеснице с огненными конями; ты предназначен был на обличе-
ние в свои времена, чтобы утешить гнев, прежде нежели обратит-
ся он в ярость, обратить сердце отца к сыну и восстановить коле-
ну Иакова. Блаженны видевшие тебя и украшенные любовью,—
и м^ жизнью поживем» (48, 1—11).
^Неудивительно поэтому, что именно Илию предназначали в
грядущие предтечи грядущего мессии, стали ждать, что именно
Илия подготовит народ к достодолжному принятию мессии. Это
верование скрывается в уже приводимых нами словах Ягве у про-
рока Малахии: «вот, я пошлю к вам Илию пророка пред насту-
плением дня господня, великого и страшного. И он обратит серд-
ца отцов к детям и сердца детей к отцам их, чтобы я, пришедши,
не поразил земли проклятием» (4, 5—6). Оно же,—скажем те-
перь,—в персидскую эпоху повело к созданию особого обряда—
обычая в пасхальную ночь ставить на стол специальный бокал—
чашу с вином для Илии, а после выпития третьего бокала откры-
вать наружную дверь и призывать мессию с Илией торжествен-
ным возгласом: «благословен тот, кто должен притти!». Обряд
этот, связанный с поверием, что именно в пасхальную ночь при-
дет Илия и затем мессия, удержался у евреев до сих пор, несмо-
тря на свою двухтысячелетнюю давность и явный крах мессиан-
-ских чаяний.
— 28 —
Так ханаанский бог—грозовик и земледелец—превратился
сначала в грозного пророка Ягве, а затем в грядущего предтечу
чаемого мессии, помазанника, Христа,—Илию, но этим история
его еще не закончилась.
В последние века до и первые после начала христ. эры, на
почве обострившихся, до крайности социальных условий, краха
нескольких кровавых восстаний, жизни под постоянным влияни-
ем со стороны 0азличных восточных и греко-римской религии и
культов, среди евреев рассеяния и Палестины нарождается и раз-
вивается большое и сложное, распадавшееся на множество тече-
ний, особое сектантское движение, получивше общее название
гностицизма.
Носители его—гностики, реформируя или даже совсем отбра-
сывая традиционный юдаизм и поддаваясь влияниям господство-
вавших тогда в Римской империи, на почве социального кризи-
са, среди некоторых слоев,—мистики и магии, организовывали
замкнутые братства и проповедывали, что спасение человека за-
ключается не в исполнении обычных религиозных норм, а в «ве-
дении»—значении (греч. «гносис») тайных магических формул и
особых магических обрядов.
И вот, в некоторых из этих гностических братств, в связи с
обострением мессианских чаяний и представлений, развился спе-
циальный культ грядущего предтечи мессии—Илии, при чем лич-
ность и образ этого предтечи как бы заслонили у них образ са-
мого мессии, и Илия снова принял божественные черты. Культ
этот, повидимому, сложился вначале среди евреев—гностиков
южной Вавилонии, заимствовал там из местной религии много ее
элементов, слил образ своего Илии с тамошним чтимым боже-
ством водной стихии Эа или Оанном и наделил, таким образом,
своего культового героя—пре’дтечу созвучным с тем, еврейским
именем Иоанна.
Остатки этих гностиков—поклонников слитного Илии—
Оанна—Иоанна сохранились, в числе нескольких тысяч, до сих
пор в лице мандантов, живущих у Персидского залива, придаю-
щих огромное значение обрядовым купаниям—омовениям и отво-
дящих почетнейшее место в своем культе и догматике Иоанну
Крестителю.
Другие из этих гностических течений во главу своего уче-
ния и культа поставили личность грядущего мессии, слив его с
культом старинного ханаанского божества Иисуса, выступающе-
го в ветхом завете в историзованном и очеловеченном виде в ли-
це Иисуса Навина, якобы, введшего евреев в страну обетованную.
Это гностическое крыло и явилось начальным истоком христиан-
ства, поглотившим, подавившим или оттеснившим потом осталь-
ные разветвления гностицизма. Вначале оно было бедно содер-
жанием, что видно хотя бы даже из сравнительно поздних ею
произведений: Откровения Иоанйа, Павловых посланий и др., но
постепенно оно обогащалось им, вырабатывало более слож-
— 29 —
ный культ, развивало догматику, создавало различные сказания
об Иисусе. .
. Когда, наконец, в силу ряда причин настало время и необ-
ходимость историзации Иисуса, превращения его в мнимо-исто-
рическую личность и создания связанной его «истории», легшей
потом в основу евангелий, явилась необходимость и в его «пред-
тече»—Илии, так как того требовали ветхий завет и господство-
вавшие верования евреев. К этому времени произошло частичное
слияние с христианством вышеназванного течения поклонников
Иоанна Крестителя, часть которых примкнула к христианам—по-
клонникам Иисуса и занесла к ним свой культ Илии-Оанна-Иоан-
на, другая же часть примкнуть не пожелала и отгородилась.
Отдельные отзвуки и следы этого сохранились в различных
местах нового завета, например: в неоднократном упоминании об
особом крещении иоанновом в рассказе «Деяний», о том, как Па-
вел нашел в Эфесе некиих учеников, которые ничего до него не
слышали о святом духе, знали только крещение иоанново и кото-
рые охотно перешли в христианство (19, 1—7); в сообщении чет-
вертого евангелиста, что первым примкнул к Иисусу ученик кре-
стителя Андрей, брат Петра (1, 35—41), а также в замечаниях о
недовольных Иисусом учениках иоанновых у Матфея (9, 14), Мар-
ка (2, 18) и Луки (5, 33).
Так пророк Иилия в новом образе уже Иоанна предтечи и
крестителя попал в раннее христианство, при чем в связи с исто-
ризацией Иисуса и выработкой истории его мнимо-земной жизни
потребовалась также новая историзация Илии, уже Иоанна, и
мнимо-земная история последнего. Но откуда можно было взять
материал для нее, где можно было вычитать необходимые для
нее детали, подробности?
Прибегли к тому же «священному» источнику, что и для
евангельской истории Иисуса, т.-е. к ветхому завету вообще, к со-
ответствующим местам в нем об Илии, в особенности.
Так как там совсем отсутствуют сказания об обстоятель-
ствах рождения Илии, то первые биографы Иоанна обошлись без
составления соответствующих сказаний о последнем и сразу вы-
водили его на сцену, как и того, уже взрослым человеком и об-
щественным деятелем, как это видно из древнейших евангелий
Марка и Матфея.
Один только Лука позднее взялся заполнить зияющий здесь
пробел и, воспользовавшись имеющимися в ветхом завете и ис-
пользованными уже для рождественской истории Иисуса обсто-
ятельными сказаниями там о рождении Исаака, Самсона и Саму-
ила и прибавив туда еще кое-что из сказаний об Илии и из про-
роков, состряпал из них свой рассказ об обстоятельствах рожде-
ния Иоанна.
Рассказ этот очень неудачно связал со своей историей рож-
дения Иисуса (мессии и его предтечи!) и записал в матери Пред-
течи Елизавету, заимствовав образ и имея ее от ветхозаветной
— зи —
Елизаветы, жены Аарона, сестра которого и Моисея Мариам-Ма-
рия, заметим кстати,—послужила прототипом евангельской бого-
матерь—Марии; отсюда в евангелии Луки родственная связь ме-
жду Марией и Елизаветой.
Составить вторую группу сказаний об Иоанне было уже.
легче: для нее были взяты: характеристика самого Илии, ветхо-
заветные вещания о нем пророков, как о грядущем предтече
мессии, и многочисленные места из них с призывами к народу о
покаянии, самоусовершенствовании, исправлении, очищении и
омовении от грехов, что подходило к распространенным в начале
христианской эры мистическим веяниям. Все эти ветхозаветные
элементы были переплетены авторами евангелий (слабо у Мат-
фея, яснее у Луки) с жалобами и возмущениями народа на гос-
подствующие слои фарисеев и саддукеев, на богатых откупщи-
ков и ростовщиков-мытарей и на воинов, представителей воору-
женной силы в руках правящих, и неудачно приурочены Лукой
к определенной исторической дате,—годам правления Тиберия,
Понтия, Пилата, Ирода и др.
Особняком стоит здесь сценка с крещением Иисуса, кото-
рую все евангелисты рисуют по разному и которая своей целью
имеет поставить Иоанна в более близкую искусственную связь с
Иисусом, нарисовать водное «помазание» последнего в качестве
подготовки его к последующей общественной деятельности.
За сказаниями о выступлении на проповедь и общественной
деятельности необходимо было, конечно, дать и третью группу
сказаний,—нарисовать конец Крестителя и непременно кровавый
конец, раз и сам главный герой евангелий—Иисус—должен был
погибнуть мученической смертью. Основной мотив здесь могли
дать и дели ветхозаветные сказания о преследованиях Илии ца-
рицей Иезавелью за его обличения ее с мужем в преступлении.
Этот мотив заставил новозаветных авторов вспомнить о несколь-
ко родственном сказании о царице Эсфири, во время пира добив-
шейся от мужа'казни ненавистного врага.
Обе эти сказочные истории нашли себе некоторую анало-
гию в дворцовых событиях еврейских правителей первой полови-
ны 1-го века христианской эры—в кровосмесительном браке Иро-
да с матерью Саломеи—Иродиадой, кое-что было заимствовано
из других источников и придумано самими евангелистами, и в
результате получилось красочное описание смерти Крестителя
под мечом- царского палача в угоду плясунье-Саломее.
Надо было бы ждать, что евангелисты, в подражание свое-
му ветхозаветному прототипу Иоанна, вместо этого нарисуют
торжественное вознесение последнего на небо на огненной колес-
нице. Но они не сделали этого, и понятно, почему: Иоанн-Илия
должен был умереть, так как он совершил уже свое вторичное
явление на землю, и он не мог вознестись на небо, так как мотив
вознесения евангелисты оставили за своим главным героем—Ии-
сусом, и последний проиграл бы в своем величии, если бы не
превзошел этим своего Предтечи.
- 31 —
Такова длинная, многоэтапная ветхозаветная и новозавет-
ная история пресловутого Иоанна Крестителя; таков и найденный
нами ответ на наш главный вопрос, кем же был в действительно-
сти он,—исторической ли личностью, или же образом сказочным,
вымышленным. *
5.	Мощи и реликвии Иоанна.
Установив мифичность Иоанна, проследив историю его об-
раза и вскрыв происхождение ветхозаветных о нем сказаний, мы.
должны теперь остановиться на главнейших сторонах его хри-
стианского культа, нашедшего свое выражение и отражение в со-
ответствующих моментах церковной практики рясников и старо-
бытовых укладов нашей деревни, крестьянства. Одной из этих
культовых сторон является поклонение, почитание, так называе-
мых, мощей—телесных останков и реликвий—священных предме-
тов, якобы, оставшихся от Крестителя и найденных, на самом же
деле, сфабрикованных рясниками в целях одурачивания и экспло-
атации темных трудовых масс.
Что здесь было «обретено» последними и в каком количе-
стве,—статистика этого нами будет дана ниже, пока же заметим,,
что самый культ мощей и реликвий, усиленно насаждавшийся и
поддерживаемый духовенством всех мастей и направлений, сво-
ими корнями восходит к первобытным, дикарским анимистиче-
ским и магическим представлениям—верованиям. Согласно по-
следних, душа умершего, его дух, будто бы, охотнее всего пре-
бывает около его телесных останков, и будто бы эти останки,
полностью или частичками, а также отдельные предметы, особен-
но—от какого либо выдающегося лица ,обладают особой маги-
ческой—волшебной, чародейской силой, могущей оказывать бла-
готворное или зловредное действие на жизнь человека, даже об-
щества и всей природы—творить «чудеса». Отсюда постепенна
развился, заимствованный поздней церковью, культ мощей и ре-
ликвий отдельных «святых» и прочих «героев» христианской ре-
лигии.
После этой маленькой исторической справки переходим к.
вопросу, чт! же церковники обрели и выставляют на поклонение
темным верующими от своего мифического Предтечи,—былого
ханаанского божества сельского хозяйства?
а)	Мощи — Иоанна.
Евангелия глухо отмечают, что по смерти Крестителя уче-
ники «пришли и взяли тело его и положили во гробе». В первые
века христианства былча создана сказка, что он был погребен в
г. Себасте, и там «обрели» его могилу с мощами, которая стала
привлекать к себе много поклонников. В середине IV века, по
словам древне-церковных авторов, император Юлиан (361—363)
приказал эту могилу и соседнюю могилу пророка Елисея раз-
рыть, а мощи их уничтожить. Кости обоих «пророков» были пе-
— 32 —
ремешаны между собою и с костями различных нечистых живот-
ных, сожжены на костре, а пепел развеян по ветру. Казалось бы,
что на этом история «мощей» Предтечи должна была бы и за-
кончиться. Церковники решили и думали иначе: они обрели и са-
мый пепел, и новые мощи.
Пепел этот до сих пор еще чтится в Риме, в Латеранском
соборе Иоанна; второй экземпляр erg—в Генуе, в церкви св. Лав-
рентия; третий—в г. Вьенне, в франц, провинции Дофинэ; чет-
вертый—в Пюи ан-Велэ (во Франции); пятый в Ардре, в Пикар-
дии; шестой—в монастыре Параклета, в Амьенской епархии;
седьмой—в г. Дуэ, в церкви св. Амэ. Все эти экземпляры выдают-
ся за целые, т.-е. за остатки от всего тела Иоанна, при чем осо-
бым поклонением пользуется экземпляр в Генуе, попавший туда
в конце XI века, так как Креститель некогда был патроном, по-
кровителем этого города.
Кроме этого многоэкземплярного пепла церковники «обре-
ли» еще много отдельных, больших и малых, частей тела, костей,
крови и др. Иоанна.
Так, много небольших частиц его мощей имеется в наших
церквах и соборах, например, в московских: Успенском, Архан-
гельском и Благовещенском, а также в церквах, посвященных на-
званному «святому». Там же, например, в Архангельском, пока-
зываются и части «крови» его. На Западе подобные мощи рассе-
яны в огромном количестве. Отдельные кости показывались, на-
пример, в храме св. Иоанна, в Морьяне; в Турине; в храме св.
Мартина, в Туре. Гаудиенций принес кости в г. Брешию; св. Пав-
лин—в храм св. Феликса, в г. Нолу, и т. д. .
Одно плечо, якобы, присланное королю Дагоберу греч. имп.
Ираклием, чтилось в Сэн-Дэни, под Парижем; другое плечо, и
•тоже целое, было подарено франц, королю Филиппу Августу кон-
стантинопольским императором; третье плечо имелось в Лонг-
понте, в Суасрнской епархии; четвертое—в Льесси, в Геннегау.
Такую же картину наблюдаем с ногами Предтечи: одна пока-
зывалась в его храме, в г. Аббевилле; вторая—в Венеции; третья
—в Толедо; части четвертой—в церкви Иоанна, в Немуре; мона-
стырь Жуанвиль, в Шартрской епархии, хвастался обладанием 22
костей.	.	<
Больше сохранилось рук Крестителя, особенно—правых, и
пальцев.
Одна правая рука Иоанна существовала некогда в Констан-
тинополе, куда, якобы, она в X веке была перенесена из г. Антио-
хии (см. в «Житиях святых», праздник под 7 января); в 1484 г.
султан Баязет, дабы привлечь на свою сторону родосских рыца-
рей, подарил им ее; по завоевании Родоса турками рыцари пере-
брались сами и перенесли с собой «святыню» на остров Мальту.
В конце XVIII в. войска революционной Франции заняли Мальту;
тогда рыцари, богатое реакционное дворянство, отдались под по-
кровительство и защиту царя Павла Петровича, избрали его сво-
им магистром, главой, н подарили ему вышеуказанную руку Кре-
стителя (в 1799 г., 12 окт.). Она была помещена сначала в Гатчи-
— 33 —
не. затем в дворцовой церкви, в Ленинграде, и оттуда ежегод-
но, 12 окт., торжественно переносилась на неделю в Гатчино. День
этот был сделан церковным праздником (см. «Жития святых» под
12 окт.).	'
Вторая правая рука, все с того же Родоса, была принесена
в Голландию; третья имелась в Болонье; четвертая—в храме Ио-
анна виноградников, в Суасоне; пятая—в храме Марии Большей,
в Риме; шестая, с мясом, кожей и ногтями,—в монастыре яко-
бинцев, в Перпиньяне; седьмая—в Сито; восьмая—в Венеции; де-
вятая—в Сиенне.
Все эти руки Крестителя выдаются за цельные; следова-
тельно, все они, общим счетом, имеют сорок пять его пальцев.
Пополним эту коллекцию: 46-й палец показывается в Безансоне;
47-й—в Тулузе; 48—в Лионе; 49—в Бурже; 50—во Флоренции;
51—в храме св. Иоанна, близ Макона; 52—в монастыре Нижнего
фонтана, в Шампании; 53—в св. Капеле, в Париже; 54—на Маль-
те; 55—в храме св. Иоанна, в Финистере; 56—в Эскуриале, в Ис-
пании. Все эти отдельные пальцы считаются указательным паль-
цем Иоанна, с правой руки—тем, коим он, якобы, указывал наро-
ду на идущего мессию, Иисуса. К ним надо присоединить еще два
пальца, 57 и 58, кои некогда (а, »>жет быть, и теперь еще) нахо-
дились в монастыре Трех церквей, в Армении. Разумеется, этот
перечень еще далеко не полон.
Выше мы отметили, что в московском Архангельском собо-
ре имелась кровь .Иоанна. Она же выставлялась на поклонение во
многих церквах Запада, например, в Базасе, во Франции. В Не-
аполе еще до сих пор показывают сосуд с этой кровью, при чем
рассказывают о ежегодном чуде: весь год она, якобы, бывает
ссохшейся, твердой, но 29 августа, на праздник, во время богослу
жения, делается жидкой. В Венеции хранят камець, обрызганный
кровью Крестителя и излечивающий от головных болей и от рев-
матизма.
б)	Головы И о а н-н а.
Еще более красноречивые цифры дает нам статистика голов
Крестителя. По словам древних церковных писателей, тело его
вместе с головой было сожжено при Юлиане. Тем не менее, тог-
да же была создана особая сказка, что голова Иоанна была по-
гребена отдельно от тела, почему ее не замедлили «обрести». Эта
вторая голова была «найдена» при имп. Константине, в г. Эмессе,
но почему-то в ход не пошла, хотя позднее была перенесена соб-
ственноручно императором Феодосием в Константинополь, где и
осталась.
Это обстоятельство способствовало тому, что в 452 году в
той же Эмессе «обрели» третью голву, каковую тоже перенесли
затем в Константинополь. Церковь не замедлила в честь этого
двойного «обретения» установить соответствующий праздник
(см. «Жития святых» под 24 февр.) и стала рассказывать, что бог,
дабы подчеркнуть святость Крестителя, нарочно чудесно удвоил
— 34 —
его голову. Однако, невидимому, этого чуда было мало: в сере-
дине IX века (в 857 г.) нашли в местечке Команах четвертую голо-
ву, а патриарх Игнатий унес ее, опять-таки в Константинополь
(см. праздник 25 мая в «Житиях святых»). Чудо, все же, не пре-
кращалось, и в результате—ряд новых экземпляров этой «свя-
тыни».
Действительно, пятая голова Иоанна имеется у маронитов,
на Ливане; шестой с XIII в. обладает кафедральный собор г. Амье-
на. Она, якобы, принесла туда из Константинополя, но монахи по-
следнего это отрицают и показывают свою. Это как раз та голо-
ва, прикладывась к которой, некий аббат Маролль сказал: «Бла-
годарение богу—вот уже шестая голова Иоанна, которую я удо-
стаиваюсь целовать». Экземпляр этот несколько поврежден: не
хватает части нижней челюсти и кусочка черепа.
Седьмой экземпляр, якобы, принесенный еще в XIII в. из
Александрии, выставляется на поклонение верующим в церкви
св. Иоанна, в г. Сэнтонже. Цельный хорошо сохранившийся,
восьмой экземпляр находится в церкви св. Сильвестра, на Марсо-
вом поле, в Риме. Папа Иоанн XXIII, зная поддельность этой свя-
тыни и нуждаясь в деньгах, продал ее флорентийцам за 50 тысяч
дукатов, но население Рима порешало им увезти ее. Во время
разгрома Рима Карлом V, в 1527 г., она была уничтожена.
На ее место не замедлила выплыть другая, девятая по сче-
ту, в том же Риме, при чем монашки монастыря св. Клары хва-
стались, что она, якобы, та, которую, будто бы, уничтожили в
1527 г., и что они спасли ее тогда от рук солдат. Десятый экзем-
пляр чтился в Париже, в знаменитой св. часовне, и в праздники
торжественно носился по городу с крестным ходом. Великая
Французская Революция смела его, как и массу прочих «мощей».
Одиннадцатая голова существовала в Суассоне. Двенадцатая да
сих пор имеется в Эскуриале, в Испании. Есть следы того, что
тринадцатая некогда существовала в Москве.
Все эти экземпляры, за малыми исключениями, выдавались
и выдаются за цельные,—с мясом, кожей, волосами, костями.
Тем не менее, верхняя половина еще одной головы находится на
Мальте; затылок и челюсть—в храме Иоанна, в Немуре; целый
череп—в Венеции; второй череп—в храме Иоанна, в Морьяне;
третий череп—в Кельне; четвертый череп—в Эре. Вторая че-
люсть—в Безансоне; третья—в замке Сэн-Шомона, в Льонне; чет-
вертая—в храме Иоанна, в Лионе; пятая—в Турине; шестая_____в
кафедральном соборе Аосты; седьмая—в Бовэ. Челюсть в Бовэ
имеет два зуба; много других зубов находятся в Латеранском со-
боре, в Риме; в Нюрнберге; в Сэн-Дени, под Парижем; в Фалан-
пэне; в Гейстербахе и др. местах.
Волосы Иоанна тоже «обретены» в большом количестве.
Они показываются, например, в Бовэ; Нуайоне; в Клэрво___бро-
ви. Ухо показывается в Париже; в Оверни; в Праге и в Сэн-Флу-
ре. Нашли даже и хранят отдельно мозг Крестителя: один—в мо-
настыре Тирона, в Шартэской епархии; втооой—в Ножане-ле-
Ротру.
35 -
в)	Другие «святыни».
Раз поиски рясников мощей мифического Предтечи оказа-
лись, как видим, удачными, неудивительно, что они этим не ог-
раничились и «обрели» ряд других еще «святынь».
В опубликованной А. Успенским описи «церковно-археоло-
гического хранилища при Московскм дворце в XVII в.» мы, на-
ряду с одеждами Иисуса и Марии, ее молоком, волосами и хло-
бом, частью жезла Моисея, печатью от «гроба господня», лива-
ном и смирной, мощами вифлеемских младенцев, и т. п., видим,
как части мощей Иоанна, так и землю, песок и воду реки Иорда-
на, где он, якобы, крестил Иисуса.
Более любопытной святыней обладали монахи—картезиан-
цы Парижа: сандалией Иоанна. Когда, в 1488 году, ее у них укра-
ли, они тотчас же нашли другую. В Аахене находится коврик, ко-
торый, якобы, из любезности подостлал палач под голову Кре-
стителя в темнице. В кафедральном соборе г. Авиньона показы-
вали меч, коим палач обезглавил Иоанна. В храме св. Лаврен-
тия, в Генуе, чтут бронзовое блюдо, на котором, якобы, плясунья
-Саломея поднесла голову своей матери, Иродиаде. В том же
Авиньоне, в одной из церквей, показывают одежду Иоанна, сде-
ланную из верблюжьей шерсти; власяницу его, о коей нет ни сло-
ва в евангелиях, хранят в Латеранском соборе, в Риме. Там же,
в этом соборе, имеется алтарь, на котором, якобы, Предтеча мо<.
лился. В Венеции, в соборе св. Марка, находим камень, на кото-
ром будто бы, он был обезглавлен. Наконец, в Палестине показы-
вают целый ряд «святых мест», связываемый с жизнью и дея-
тельностью Иоанна,—вплоть до пещеры, где он, якобы, скрывал-
ся, и камня, на коем он спал и на коем оставил отпечаток своего
тела.
6.	Праздники в честь Крестителя.
Другой важной стороной христианского культа Иоанна яв-
ляются связанные с его именем церковные и староОытовые
праздники. Мы не можем, да не имеет и особого смысла остана-
вливаться на них всех, так как большинство их не играло и не
играет почти никакой роли в народном быту, а возьмем только
те два, которые представляют как бы исключение и особо че-
ствуются нашим крестьянством.
Одним из них является день рождения Крестителя, спра-
вляемый в самый разгар летгц.24 июня, и носящий обычно народ-
ные названия Ивана Купалы или’Иванова дня.
а) Иванов день — Иван Купала.
Праздник этот в своем начале и по происхождению не хри-
стианский, а «языческий»,—был заимствован церковью из греко-
римской и других древних религий. Там. в этих религиях. 24 ию-
ня или около’ этого дня, бывшего некогда даем* летнего солнце-
36 -
воротя, торжественно справлялся праздник, связанный, с хозяй-
ством и имевший целью путем ряда магических и других дей-
ствий, обрядов охранить созревший хлеб, скот и людей от зло-
вредного действия злых духов, демонов, а также поддержать и
укрепить необходимую для растительности, теплотворную силу
солнца.
Христианская церковь в процессе выработки своего празд-
ничного календаря и поглощения «язычества» заимствовала этот
праздник, закрепила за ним вышеназванную дату и постаралась
подвести под него свое мнимо-историческое основание. Она ра-
зыскала в евангелиях указание, что Иоанн был зачат и рожден на
шесть месяцев раньше Иисуса (Лука, 1, 36), а также слова его о
последнем: «ему должно расти, а мне умаляться» (Иоанн, 3, 30),
отсчитала от «рождества христова»—25 декабря—назад шесть
месяцев и нашла, что Иоанн должен был родиться как раз 24 ию-
ня. После этого она стала об’яснять верующим, что вводимый ею
в свой календарь новый праздник имеет не языческое происхо-
ждение, а празднуется в память рождения Крестителя и Предте-
чи. Так появился этот праздник в церковном календаре, что про-
изошло, судя по некоторым данным, в конце III нли начале IV'
века.
Последующая история его типична для такого рода церков-
ных праздников: вместе с христианством он был занесен в раз-
личные страны Европы, слился там с родственными ему по под-
кладке и календарно-близкими местными народными праздника-
ми и заимствовал от них обрядовое и бытовое содержание.
Праздники такие были у всех европейских народов и в силу од-
ной и той же своей производственной подкладки имели, в глав-
ном, одно и то же содержание, почему неудивительно, что «Ива-
нов день» в Европе еще недавно праздновался всюду и всюду поч-
ти одинаково, с одинаковым бытовым содержанием. Что же он
представлял собой, а местами и до сих пор еще частично пред-
ставляет здесь, какое он воспринял в себя бытовое содержание,—
проследим это на близком нам примере, на былом и отмирающем
ныне праздновании его в наших сельских местностях.
Вплоть до недавнего времени «Иванов день» был у нас од-
ним из главных народных летних праздников и имел богатое,
разнообразное бытовое содержание. Данное обстоятельство об’-
ясняется тем, что он календарно пришелся и слился с старинным
славянским летним праздником, сложившимся на почве опреде-
ленных хозяйственных условий и наделившим его своим содер-
жанием. Праздник этот справляется несколько дней в самый раз-
гар лета, когда созревают хлеба, близится начало жатвы и поко-
са. В это время солнце достигает своей высшей точки на небе и
наибольшего напряжения сворй тепловой деятельности, дни___на-
ибольшей своей длины, после чего начинается убыль их, скаты-
вание к холодной осени. Вся природа тогда живет полной
жизнью, в полном расцвете своих производительных сил.
Данные хозяйственные и природные моменты требовали
о верованиям древних, соответствующего к себе отношения 
— 37 -
даже вмешательства со стороны человека,—вмешательства маги-
ческого и религиозно-обрядового. Главное, что здесь нужно бы-
ло сделать земледельцу, это—охранить, защитить свои хлеба, все
свое хозяйство и даже себя самого от козней злых духов, демо-
нов, нечистой силы и их живых представителей и служителей—
колдунов и ведьм. Считали, что в это время, в момент созрева-
ния хлебов, буйного роста трав, пастьбы скота на обильном под-
ножном корму, напряженной жизни всей природы,—что именно
в это время злые духи и их присные особенно злы, особенно ста-
раются причинить людям и их хозяйству всяческий вр^ц.
Одним из главных средств против этой «нечистой силы», ис-
чадий мрака, считался огонь, которому приписывали огромную
магическую отвращающую и очистительную силу,—поверие, сло-
шившееся на почве огромной производственной роли огня в жиз-
ни первобытного человека. Отсюда—ряд магических действий и
обрядов, связанных с огнем и перекочевавших из вышеназванно-
го славянского праздника в «Иванов день», где они постепенно
превратились в непонятные для многих старобытовые пережитки.
Действие и обряды эти совершались, главным образом, ночью,
так как именно ночью, во мраке, якобы, происходил самый раз-
гул нечистой силы. Что же применяли против нее?
В ночь под «Иванов день» взрослые и молодежь обоего по-
ла отправлялись у нас на поляны, лесные лужайки, на берега рек
или, где были, на возвышенные места, разводили там костры,
прыгали через них и проводили скот. В некоторых местах тогда
же выкатывали туда, насаживали на столбы и жгли смоляные
бочки, обмазанные смолой и дегтем колеса или просто пучки
соломы, горящие колеса иногда также скатывали с горы вниз,
на равнины, ближе к полям. Все это имело целью очистить самых
участников и их скот от демонов, прогнать последних от них и
от полей, из всей округи, насколько только виден был огонь, яко-
бы, столь ненавистный обитателям мрака, тьмы.
Некоторые “считали, что если всякий огонь помогает против
нечисти, то особенно действителен против нее огонь новый, до-
бытый первобытным способом—путем трения двух деревянных
плашек. К этому прибегали, например, в Старой Ладоге, где ива-
новские костры поджигались именно таким огнем на горе Побе-
дите, близ реки Волхова; огонь этот там назывался живым, лес-
ным, царем-огнем, лекарственным. Интересно проводилось это в
Туле, близ Щегловской засеки: крестьяне, одетые в чистые руба-
хи, собирались там, натаскивали кучи хвороста для костров и
приносили для них дегтярные баклаги. В глубоком молчании, ок-
руженные молодежью, старики трением добывали огонь из двух
старых сухих дерев и поджигали костры и баклаги. Все оживали,
веселились; молодежь пела песни и плясала, пожилые вели бесе-
ду и угощались вином, некоторые же из женщин сжигали на ко-
стре снятые с больных детей рубашки, в надежде (магически)
очистить больных от мучающей их бесовской напасти.
Шли дальше: в некоторых местах на ивановских кострах,
помимо всего прочего, жгли всякий хлам вроде старых кожухов,
- зн —
свитков, лаптей, суконных шапок, кору от различных деревьев,
кости и т. п., чтобы прогнать нечистую силу не только огнем, но
и вонью, вонючим дымом, смрадом. Возможно, что обычай жечь
смоляные бочки и колеса имеют в виду оба этих момента: огонь
и смрадный дым, при чем колеса вначале употреблялись, вероят-
но, также для добывания нового огня путем вращения деревян-
ных плах.
Характерную подробность передает нам один автор XVIII
века (автор «Абевеги русских суеверий» стр. 8, 1786 г.): «верстах
в 12 от Петербурга, по Рижской дороге есть старая липа, коей
ветви, переплетаясь с отраслями дерев, составили природную
беседу... на сем то месте, накануне «Иванова дня» сбираются
ижорки и проводят всю ночь с пением и воплем при раскладен-
ном огне, а напоследок при плясках сжигают белого петуха».
Этот обычай сжигать петуха, являясь, повидимому, пережитком
местной финской религии, стоит в связи с поверием, будто демо-
ны и ведьмы боятся, пугаются его ночного и предутреннего пе-
. ния и бегут, заслышав его.
В связи с поверием, что огонь своим светом и ожогами от-
пугивает нечистую силу, стоит другой ивановский пережиток: на
У крайне,-в некоторых местах, молодежь в ночь под «Иванов день»
ставит крапивный куст и с песнями прыгает через него. Там же и
тогда же кладут крапиву на окнах и на порогах дверей. Все это
делается с целью защитить себя и хозяйство от ведьмы и демо-
нов, при чем крапива здесь, по понятым соображениям, заменя-
ет собою огонь.
Помимо огня и крапивы, другим действительным отвраща-
ющим и очистительным средством «Иванова дня» считалась вода:
ивановской воде приписывали особую магическую силу отгонять
демонов, смывать всякую нечисть, избавлять от болезней, укре-
плять здоровье и силу.
В связи с этим поверием стоял почти повсеместный обычай
купаться утром «Иванова дня», умываться водой и, особенно, ро-
сой, о чем упоминается, между прочим, в Стоглаве, (средина
XVI в.), где читаем, что современники его, «егда нощь мимо хо-
дит... аки беснии омываются водою» (по другому чтению «ро-
сою»). В Новгородской губернии, около бывшего Антониева
Дымского монастыря народ толпами ходил купаться в «Иванов
день» в тамошнем озере и купал в нем также своих больных ло-
шадей.
В Переяславле-Залесском купались в тот день в местном
озере Клешине и водили по берегам его хороводы с особыми пес-
нями. На Украине местами молодежь с купанья начинала свои
праздничные ивановские увеселения. Да и вообще считалось у
нас почти повсюду, что только с этого дня можно купаться. По-
мимо купанья в озерах и речках и обмывания водой, особо дей-
ствительными магическим средством являлась, будто бы, иванов-
ская роса, которой обмывались и умывались для исцеления от
болезней и для приобретения сил и красоты.
— 39 —
Это представление о магической роли воды вообще было
свойственно всем народам и сложилось еще в первобытную эпо-
ху, тогда, когда люди впервые подметили значение и роль воды
для человеческого организма в отношении как утоления жажды
и придачи сил, так и облегчения страданий при болезнях. Все
эти, связанные с водой и огнем ,ивановские обряды—обычаи, пе-
режитки, носили характер не простой заботы об избавлении от
злокозненных влияний нечистой силы, от болезней, а расценива-
лись под углом зрения производственным. С помощью их стара-
лись избавиться от настоящих, обезопасить себя от возможных
будущих болезней и набраться как можно больше сил перед на-
чалом наиболее тяжелых полевых работ: покоса и жатвы, пери-
од которых недаром получил название «страды» и от успешного
выполнения которых во многом зависело дальнейшее хозяй-
ственное благополучие. Это касалось людей, это касалось и ра-
бочего скота, играющего такую огромную роль в крестьянском
хозяйстве.
Помимо огня и воды третьим существенным и характерным
элементом «Иванова дня» являлись цветы, травы. Считали, что
они в. ночь под праздник тоже приобретают особую магическую
силу, благодаря которой также становятся действительным сред-
ством против демонов, могут исцелять болезни, давать здоровье
и мн. др. Некоторым из этих трав и цветов, сорванных в таин-
ственную «Иванову ночь» или на утренней росе, приписывали
преимущественное, специальное значение и силу, почему их осо-
бенно старательно отыскивали и срывали с соблюденим целого
ряда особых примов.
Так, искали «перелет-траву», якобы, дававшую возможность
переноситься куда угодно; «разрыв-траву», помогавшую сокру-
шать любые замки и запоры; «плакун-траву», чертополох, «про-
стрел-траву» и «одолен-траву»—средства против ведьм, демонов,
приведений. Про некую «архилин-траву» рассказывали, что, «кто
ее рвет на рождество св. Иоанна Предтечи сквозь златую или се-
ребряную гривну и ее носит на себе, тот человек не боится ни
диавола, ни еретика, ни злого человека; а растёт она при боль-
шой реке».
Но выше всех их народ ставил всегда папоротник, который,
будто бы, цветет однажды в год, в полночь под «Иванов день»,
огненным цветом и одно только мгновенье; найти и сорвать era
в этот момент до крайности трудно, и смельчака подстерегают
всяческие опасности со стороны нечистой силы, ревниво охраня-
ющей его; зато в случае удачи он дает обладателю способность
видеть в земле и находить все спрятанные туда клады, сокрови-
ща. В Белоруссии существует народное предание, что однажды
этот драгоценный папоротник попал случайно в лапоть крестьяни-
ну, который сразу же приобрел поэтому знание о закопанных
кладах, спрятанных деньгах и который это знание утерял, как-то
потерявши «по пьяной лавочке» свой чудесный цветок.
40
Любопытное сообщение о собирании этих чародейских
трав имеем мы в послании игумена Памфила к псковскому наме-
стнику начала XVI в. «Едва приходит великий праздник рожде-
ства предтечева,—пишет он,—исходят обавницы мужие и жены
чаровницы, по лугам и по болотам, и в пустыни и в дубравы;
ищущи смертные травы и привета, чревоотравного зелия на пагу-
бу человеком и скотом; ту же и дивия корения копают на по-
творение мужем своим. Сия вся творят действом диаволим в
день предтечев, с приговоры сатанинскими». К этому можно при-
соединить еще наказ царя Алексея Михайловича—«высылать
крестьян (очевидно, в порядке барщины) в купальскую ночь для
сбора серебрянного цвету, интериновой и мятной трав и дягиль-
ного корня».
Данное поверие о чудесной магической силе трав и цветов
«Ивановой ночи» в ближайшем отношении стоит в связи с выше-
приведенным нами представлением, что вообще вся природа в
это время живет напряженной, интенсивной жизнью, проявляет
во всем все свои явные и скрытые могучие силы, в том числе и
свою магическую мощь. В своем же первоистоке, первоначале
оно восходит в ту седую древность, когда первобытный человек
в поисках пищи отведывал все, попадавшееся ему, растения и
подмечал на себе то или другое действие.
Что касается, в частности, пресловутого ивановского па-
поротника и его связи с кладами, скрытыми в земле сокровища-
ми, то, думается, перед, нами здесь отражение того, что папорот-
ник—одно из наиболее типичных и характерных растений наших
лесов, которыми была покрыта в свое время почти вся Русь, сре-
ди которых наши предки жили и хозяйствовали и в земле, под
деревьями которых зажиточные из них могли легко прятать свои
богатства в те беспокойные времена.
В некоторых местах Новгородской губернии, в целях маги-
ческого самоочищения и для здоровья, на «Иванов день» топили
-бани и парились там новыми вениками с воткнутой в них травой
Иван-да Марьей. Такой же обычай существовал некогда в окре-
стностях Москвы среди девушек. Некоторые из цветов втыкались
в домах в стены для предохранения от нечистой силы и на слу-
чай чьей либо болезни. Наконец, ими же украшала себя моло-
дежь, плела из них себе венки для своих купальских увеселений,
при чем это некогда делалось не столько для украшения, сколь-
ко с магическими охранительнми целями. Последняя деталь___
цветы и венки молодежи—подводит нас к еще одной стороне
«Иванова дня»—к народным увеселениям.
Древнейшее описание последних мы находим у того же
псковского игумена Памфила, у которого мы уже заимствовали
сообщение о собирании трав в старину. Рассказав об этом, он
пишет в своем послании так: «Егда бо приидет самый праздник
рождества предтечева, тогда во святую ту ночь мало не весь град
возмятется, и в селах возбесятся в бубны и в сопели, и гудением
струнным и всякими неподобными играми сатанинскими, плеска-
нием и плясанием, женам же и девам и главами киванием и уста-
41 -
ми их неприязнен клич, вся скверные, бесов'скис песни, и хреб-
том их вихляния и ногам их скакание и топтание; что же бысть
во градах и селах.
И в годину ту сатана красуется, яко же сущи и древнии идо-
лослужителие бесовский праздник сей празднуют. Сице бо на
всяко лето кумиром служебным обычаем сатану призывают и то-
му яко жертва приносится всякая скверна и беззакония бого-
мерзкое приношение, а яко день рождества предтечи великого
празднуют по своим древним обычаям».
Другое старинное описание ивановских увеселений мы на-
ходим в Стоглаве, где в одном месте читаем: «о Иоанне дне...
сходятся мужики и жены и девицы на нощное плещевание, и на
бесчинный говор, и на плясание, и на скаканье, и на богомерзкие
дела, и бывают отроком осквернение и девам растлений, и егда
нощь мимо ходит, тогда отходят к реце (по другому чтению—
«роще») с великим кричанием, аки беснии, омываются водою, и
егда начнут заутреню звонити, тогда отходят в домы своя, и па-
дают аки мертвии от великого хлохотания».
Там же, в Стоглаве, находим и другое описание: «Еще мно-
зи от неразумения простая чадь православных христиан во гра-
дех и селех творят... различные игры и плясание, против празд-
’ ника рождества... великого Иоанна предтечи и в нощи на самый
праздник, весь день и до конца, мужи и жены, и дети, и в домех
и по улицам обходят и по водам глумлы творят всякими плясань-
ями и игрании гусльми и иными многими виды, сиречь играми
и скаредными образовании».
J43 этих трех описаний ивановских увеселений начала и се-
редины XVI в., мы видим, что они заключались в песнях, пляс-
ках, хлопании в ладоши, игре на различных музыкальных ин-
струментах и других подобных забавах, длившихся всю ночь и
целый день самого праздника и доводивших участников до пол-
ного изнеможения. Кроме того, мы видим также, что в них при-
нимали участие лица всех возрастов и полов, при чем тогда же
и там же происходило массовое половое схождение молодежи
(«отроком осквернение и девам растление»)...
Последнее обстоятельство—наличие полового момента,—
взятое вместе с остальными, вскрывает нам еще некоторые сторо-
ны разбираемого нами, славяно-языческого праздника, наделив-
шего своим содержанием «Иванов день».
Праздник этот, как и некоторые другие весенние и летние
славянские праздники, нося производственный характер, предпо-
лагал собою и требовал одновременно делового и веселого об-
щинного собрания, схождения всех членов той или иной общи-
ны, определенной крупной производственной единицы. Члены
общины, связанные между собой общими хозяйственными инте-
ресами, сходились на это собрание для обсуждения своих теку-
щих дел, для решения различных вопросов в связи с предстояв-
шими ответственными полевыми работами по уборке сена, хле-
бов и т. д.
— 42 —
Собрание длилось несколько дней, сопровождалось увесе
лениями и взаимным или общинным угощением с обильной едой
и выпивкой, что вызывалось желанием не только создать у себя
и других повышенное, радостное настроение, но и набраться, на-
копить сил для предстоящих трудных работ; не обходилось, ко-
нечно, и без драк. Пережитками этого явились потом те же уве-
селения «Иванова дня», с пьяным разгулом, песнями «во всю ива-
новскую» (ночь), кулачным боем и драками, кончавшимися ча-
сто смертным исходом, что видно, например, из поговорки: «Ко-
го побьют на Ивана-Купала, пиши пропало».
И вот, во время этого делового и веселого праздника и в
продолжение всего этого праздничного периода у славян, в эпо-
ху неустановившихся брачных норм, происходило общее поло-
вое схождение, преследовавшее две цели. Одной из них было
желание, стремление способствовать естественному росту общи-
ны, увеличению числа ее членов путем рождения детей, так как
многочисленной, многолюдной общине легче было тогда бороть-
ся за свое существование как по части добывания себе продук-
тов питания и т. д., так и в защите себя от врагов.
Другой целью этого массового полового схождения, совер-
шавшегося, главным образом, на полях и лугах, было магически
повлиять на природу, поднять и усилить ее жизнетворные, про-
изводительные силы, магически обеспечить себе обильный уро-
жай хлебов, рост трав, приплод скота и т. д. Делалоск это по од-
ному из принципов магии, гласившему, что подобное вызывает
подобнре, т.-е. для вызова какого либо желательного явления
или действия воспроизводили его, в подобном ему, магическом
действии. Так, с помощью полового момента старались магиче-
ски повысить урожай, как с помощью огня и воды—обезопасить
его от козней нечистой силы.
Данная половая сторона славянского праздника с изменени-
ем социальных условий, с выработкой брачных норм и устано-
влением моногамного брака, конечно, менялась, разлагалась, но
пережитки ее сохранились еще долго. Их мы ясно видим на Ру-
си Московской еще в XVI в., судя по вышеприведенному нами
замечанию Стоглава о половом схождении молодежи на «Иванов
день». Они же, но только в сглаженном и косвенном виде, высту-
пают перед нами в том, что в этот день вплоть до недавного вре-
мени у нас происходило массовое гуляние молодежи на лужай-
ках, полянках или горах, которое сопровождалось играми и пес-
нями любовного или брачного характера. Не случайность, конеч-
но, и то, что именно около этого времени в сельским местностях
обычно заключались браки.	(
Однако, всем этим обрядовое и бытовое содержание на-
званного праздника еще не исчерпывалось: имелся еще целый
ряд других элементов его, тоже перекочевавших в «Иванов день»
и тоже местами сохранившихся еще в качестве старобытовых пе-
режитков. Из них мы остановимся только на двух: на обычаях
украшать деревце и изготовлять чучело, куклу, подобие чело-
века.
— 43
Обычаи эги имели место, главным образом, на Украине и в
различных местах были различны. Местами там, например, ещ"
за неделю до «Иванова дня» девушки уже начинали петь купаль
сине песни; вечером под праздник они наряжались в празднич-
ные одежды, украшали себя венками из различных цветов и
трав, срубали деревце—черноклен, пели вокруг него особую пес
ню, затем ставили под него сделанную из соломы, одетую в жен-
скую рубашку и украшенную лентами и т. д., большую куклу.
Куклу они называли Купалой,* а деревце—Мареной. После этого
они разводили около своего Купалы костер из соломы, пели но-
вую специальную песню и прыгали через огонь.
В Харьковской губернии делали несколько иначе: под «Ива-
нов день» с особыми песнями прыгали через крапивный куст; на
самый праздник срубали деревце, ставили его в каком-нибудь ме-
сте, украшали его венками из цветов, помещали под него куклу
или даже ребенка, ставили там же стол с различными закусками
и выпивкой, ходили вокруг дерева с новыми песнями, затем с
песнями же несли деревце к реке, бросали его в воду и начинали
купаться сами. Там же, на Украине, вечером названного дня не-
которые с песнями несли деревце и куклу к воде, бросали туда
сначала венки, потом их, после чего прыгали через костры.
Два этих обычая, тесно связанные между собой и бывшие
некогда обрядами, выступают перед нами здесь в своем позднем,
перепутанном виде. Вначале топилось или сжигалось только сде-
ланное из соломы чучело, а деревце украшалось и сохранялось.
Первоначальный смысл первого из них заключался в том, что
таким путем хотели магически уничтожить, прекратить беспло-
дие, голодное, бесхлебное время года и приблизить жатву, уро-
жай с его новым хлебом (в соломе нет зерна), а также прогнать
нечистую силу, гнездящуюся в домах или около домов в пу
стой Соломе. С помощью второго обряда—украшения срублен-
ного деревца, родственного троицкой-семицкой «березке» наде-
ялись привлечь к себе и хозяйству благодетельного духа расти-
тельности, который, якобы, способствует поднятию производи-
тельных сил и, тем самым, обеспечивает плодовитость женщин
и лета, лучший урожай хлебов, древесных плодов, трав и пр.
Это—пережиток былого славяно-языческого культа деревьев,
растительности и их духов.
На этом мы заканчиваем свой разбор бытового содержания
«Иванова дня» и теперь сделаем несколько общих замечаний.
Прежде всего, мы отмечаем здесь, что содержание это, вос-
ходящее своими корнями к обрядам и обычаям соответствующе-
го славяно-языческого праздника, укладывалось в последнем не
в один день, а в длительный праздничный летний период. Вторг-
шееся сюда христианство в лице деятельности духовенства и ряд
Других факторов разорвали праздничную обрядовую и бытовую
многодневную цепь и стянули отдельные звенья ее к тем или
иным церковным праздникам, календарно приходившимся на
Данный период. И вот начальные звенья этой славянской цепи,
называвшиеся некогда семиком, стянулись вокруг праздн
«троицы» и «духова дни», остальные вокруг «Иванова дня» с
кануном, днем Аграфены Купальницы, и с последующим празд-
ником «петрова дня».
Далее, целый ряд наших исследователей-высказывали, а ш -
которые и теперь еще высказывают мысль, что наш сельский
«Иванов день» связан с солнечным культом и с моментом летне-
го солнцеворота, поворота солнца с лета на осень и зиму. Поми-
мо календарной даты ими приводятся, в качестве основания, ива-
новские обычаи, связанные с огней, особенно—обычаи катать^ с
горы зажженное смоляное колесо или просто его жечь на месте,
с целью, якобы, символически, образно воспроизвести соответ-
ствующие явления на небе,—начало скатывания солнца к осени,
или же, чтобы магически повлиять соответствующим ооразом на
солнце, на этот небесный огонь и источник тепла земного.
Мы лично теперь не разделяем этого взгляда, не придаем
здесь решающего значения солнечному элементу, тем более, что
и сам народ в своих песнях, играх и т. д. ни словом не обмалвли-
вается о нем, зато отмечает, что «огненные» игры его имеют
целью прогнать нечистую Силу. К тому же, взгляд этот не нахо-
ди себе и календарно-астрономической опоры: 24 июня было
днем летнего солнцеворота в начале христианской эре; в X в.,
когда было занесено христианство на Русь и могло начаться сли-
яние его и славяно-языческих элементов, солнцеворот приходил-
ся, приблизительно, на 16—17 июня; в XVI в.—на 12 июня, на день
Спиридона, каковой день отнюдь не был выделен народом в ка-
кой-то особый праздник, а только была сделана примета—«Спи-
ридон-солнцеворот—солнце на лето, зима на мороз».
Таким образом, «Иванов день» на Руси в историческую эпо-
ху не приходился на этот астрономический момент, не говоря
уже о том, что он был там праздником ночным по преимуще-
ству и что у древних славян не было, конечно, точных астроно-
мических знаний. Если в их летнем празднике элемент солнеч-
ный и был, то он—элемент поздний, второстепенный и мог фигу-
рировать там лишь постольку, поскольку они старались магиче-
ски повлиять на природу вообще, на небесный источник необхо-
димого для растительности тепла—в частности.
Наконец, последнее заме«ание-
Среди наших мифологов и этнологов давно уже шел и сей-
час идет спор о том, что скрываются ли в праздновании «Ивано-
ва дня» или Ивана Купалы пережитки культа какого-либо славя-
но-языческого божества и, если да, то какого? Одни отрицали
это, другие признавали и утверждали, что здесь мы имеем дело
с культом Ярилы, Святовита и даже Купалы...
Мы лично думаем, что никакого Купалы, как божества, не
было, а именование Иваны Купалы—народная старинная форма
от Ивана Крестителя (купель, купать—крестить в воде); что соот-
ветствующий начальный славянский праздник был связан со сла-
вянской демонологией, примитивной верой в злых духов, демо-
нов, представление о которых развилось на почве анимизма и
культа умерших; и что, так как славянские боги появились, д>ав-
- 45 —
нительно поздно, с появлением княжеской власти, культ их су-
щественно не повлиял на выработку этого праздника: если кое-
какое слабое влияние здесь и было позднее, то оно могло быть,
скорее всего, со стороны культа Ярилы, божества плодородия в
мир^ растительном, животном и человеческом,—влияние слабое,
которое совсем нами не чувствовалось при разборе соответству-
ющего бытового материала.
б. Усекновение Предтечи.
Вторым, играющим большую роль в народном быту, празд-
ником является «день усекновения главы Иоанна Предтечи»,
празднуемый 29 августа и известный чаще под народным назва-
нием «Ивана постного», «Ивана полетного», «полетка». Не оста-
навливаясь на его мнимо-историческом содержании, уже разоб-
ранном нами раньше, коснемся его бытовой стороны.
Здесь прежде всего надо отметить, что крестьяне день этот
считают концом лета и началом осени, что видно из поговорок-
примет: «Ивана постный пришел, лето красное увел»; «Иван по-
стный—осени отец крестный»; «С постного Ивана не выходит в
поле мужик без кафтана»; «С Ивана-поста мужик осень встреча-
ет, баба свое бабье лето начинает». Действительно, в некоторых
местностях с него начинают, так называемое, старое бабье лето,
продолжающееся до 8 сентября и отмечающее собою наступле-
ние осенних женских работ.
К этому времени кончаются главные, ответственные полевые
работы крестьянина, почему раньше, в былые годы, к данному
дню приурочивались различные расчеты по наймам, уплата дани
и оброка, конец договора, и т. д. В связи с реализацией урожая
считали, что на него у крестьянина всяческое материальное бла-,
гополучие, особенно по части продовольственной, и он может
позволить себе то, на что не может до этого: «На Ивана постно-
го хоть пост, да разносол», «С Ивана постного в кармане скром-
ная копейка шевелится».
По самому народному названию и этим поговоркам видно,
что праздник усекновения связи с постом. Последний,—надо ска-
зать,—народ рекомендует блюсти строго, неукоснительно, ина-
че, якобы, постигнет жестокое наказание. «Иван постный обы-
денкой живет,—говорит народ,—да всее матушку Русь на посту
держит» ;«Поститель Иван—пост внукам и нам»; «Кто на Ивана
Крестителя скоромь жрет, тот в рай не попадет»; «Не соблю-
дешь Иван-пост, прищемишь в аду хвост»; «Кто Ивану Крести-
телю не постит, за того и сам набольший поп грехов не умолит».
Пост этот усугубляется тем, что на него не рекомендуется
приналегать на вино: «На цостного Ивана не пригубь больше од-
ного стакана», а также воспрещается есть и даже касаться чего-ли-
бо круглого, хоть отдаленно напоминающего отсеченную голову
Крестителя. Отсюда поговорки-запреты: «На Предтечу не руби
капусты, не срезывай мака, не копай картофеля, не рви яблок»;
«На Ивана круглого не ешь, щей не вари», и т. п. Считают, что
если в этот день срезать кочан капусты, из нес потечет кровь.
Все это говорит за то, что, по народному поверию, все соответ-
ствующие продукты тогда приобретают особую магическую зло
вредную силу.
Что касается работ, то, как общее правило, они на Ивана
постного запрещаются, тем более, что к этому времени главное
почти уже сделано, и крестьянин может поздравить себя «с двумя
полями убранными, с третьим засеянным». Советуется толькс
«бабе с Ивана постного последнее стлище на льны», да: «На Ива-
на постного собирай коренья рослые» .В связи с этим относи-
тельным досугом, реализацией урожая и необходимостью заго-
товлять необходимое на осень и зиму стоит то, что с данного
праздника открываются «ивановские торги»—ярмарки. Их имеет
в виду крестьянин, когда говорит: «На Иванов торг мужик идет,
а баба зорится»; «Красно'лето работой, а Иван полеток красны-
ми товарами да бабьими приглядами».
Всем этим исчерпывается основное старобытовое содержа-
ние этого второго Главного праздника в честь мифического Ио-
оаНна Крестителя. На этом мы заканчиваем также свой истори-
ческий и прочий разбор связанного с его именем религиозного и
бытового материала.
7. Заключение.
Итак, наш длинный разбор новозаветных сказаний об Иоан-
не, его дохристианской истории и главнейших сторон его куль-
та закончен. В заключение скажем теперь несколько слов о том,
какую роль все это играло и местами до сих пор еще играет в
социальном отношении вообще, в жизни нашей—в особенности.
Личности многоразличных «святых», сказания о них, сфабри-
кованные их мощи и посвященные им праздники искони, как из-
вестно, служили могучим орудием в руках духовенства в деле
одурачивания и эксплоатации. темных трудовых масс. Огромную
роль в этой поповской механике играли сказки, мифы о Крести-
теле, мощи и праздники. Церковь всячески насаждала его культ,
превозносила его в своих песнопениях, проповедях, богослуже-
ниях; отвела ему одному в своем календаре целых восемь празд-
ников, «обрела» десятки многоразличных «святынь» и добилась
того, что он стал «народным», особо-чтимым святым.
Превознося Иоанна, как предтечу и ближайшего сподвиж-
ника, даже родственника Иисуса, как могучего предстателя за
людей пред богом и их постоянного небесного покровителя, цер-
ковь со своим культом «святых» вообще, Иоанна—в частности
поддерживала, освящала и укрепляла таким образом мнимое от-
ражение небесного уклада—царский и помещичий строй с его
разделением всех на царя, трудовую массу подданных и на вли-
ятельных посредников между ними, «предстателей»—чиновников
всех чинов и рангов.
Далее, спекулируя на новозаветных сказках об Иоанне и из-
влекая оттуда иллюстративный материал для своих проповедей,
4 7 --
поучении и т. д., церковь на личностях Предтечи и христа-оога
противопоставляла человека богу, человеческую природу при-
роде божественной, землю—небу, столетиями прививала массам
мысль о ничтожестве человека, о слабости его сил, о невозмож-
ности ему самостоятельно, без помощи свыше, добиться улучше-
ния своего социального положения, и, таким образом, ослабляя
в нем волю, подрывала энергию в борьбе за лучшее настоящее и
будущее, вырабатывала в нем рабскую, приниженную психоло-
гию, слепую покорность судьбе и воле «небесного хозяина». Все
это, вместе взятое, облегчало духовенству и прочим паразитиру-
ющим слоям и классам легче держать в своих руках трудовые
массы, стонавшие под тяжестью непосильной, вековечной рабо-
ты и политического безправия и вечно голодавшие, чтобы сыт-
но, привольно жилось другим.
Усиленно насаждаемые и пропагандируемые церковью’
праздники* Крестителя со своим бытовым содержанием играли
большую отрицательную роль в народном быту и хозяйстве. Не
говоря уже о массовой, непроизводительной трате народных де-
нег на них, о царившем на них бесшабашном разгуле, пьянстве и
хулиганстве, что понижало культурный уровень масс, праздники
эти со всем своим наследием темного прошлого—повериями о
злых духах, нечистой силе, ведьмах, якобы, могущих вредить
хлебам, скоту, человеку, о необходимости бороться с ними и прй-
бегать к помощи дикарских магических обрядов, действий; фор-
мул для обеспечения урожая, избавления себя и скота от болез-
ней, тормозили проникновение в наши сельские местности пра-
вильных научных знаний по агрономии и медицине, мешали пе-
реходу сельского хозяйства на новые, научно-правильные пути и
способствовали длительному сохранению в крестьянской среде
массовых болезней, массовой смертности и периодических голо-
довок, неурожаев.
В настоящее время Ивановы праздники у нас, в наших сель-
ских местностях, отмирают, но еще не сошли со сцены совсем:
они до сих пор еще празднуются церковью и местами сохраняют
большую или меньшую часть своего старобытового содержания.
Как таковые, они попрежнему и даже в еще большей степени в.
настоящее время социально вредны, так как заглушают классо-
вое самосознание трудовых масс, мешают нашему колхозному
движению, дальнейшему развитию нашей культурной революции
и т. д., короче, всему нашему социалистическому строитель-
ству вообще,—в деревне—в особенности. И вот, учитывая все от-
рицательное, вредное, реакционное значение их и мифов о пре-
словутой личности «святого» Крестителя,—значение, местами да-
ющее себя знать и теперь, необходимо всем нашим культурникам
поставить себе одной из очередных задач вымести как можно
скорее из крестьянской среды весь религиозный и старобытовой,
хлам вообще и все, связанное с мифическим Иоанном, в част-
ности.
СОДЕРЖАНИЕ1,
Стр,
1.	Рождение Иоанна................... 3
2.	Общественная деятельность........  ц
3.	Смерть Крестителя................17
4.	Кто же он?....................... 20
а)	Неисторичность Иоанна,
б)	Илия—Иоанн.
5.	Мощи и реликвии Иоанна:...........31
а)	Мощи Иоанна,
б)	Головы Иоанна,
в)	Другие святыни.
6.	Праздники в честь Крестителя: ....35
а) Иванов день—Иван Купала,
б) Усекновение Предтечи.
7.	Заключение. . ....................46