Текст
                    АФАНАСЬЕВ

И. АФАНАСЬЕВ Доч солдатской славы Третье дополненное издание ИЗДАТЕЛЬСТВО ДОСААФ Москва —1970
Афанасьев И. Ф. (снимок военных лет) В новом, возрожденном из руин Волгограде по улице Советской под номером 39 стоит обыкновен- ный четырехэтажный жилой дом, очень скромной довоенной архи- тектуры. Лишь символический об- раз воина-защитника и один из эпизодов обороны этого здания, изображенные рельефом на торцо- вой стене со стороны площади имени Ленина, выделяют его сре- ди громадин, выросших после войны. Ниже, почти на всю ширину ме- мориальной стены, перечислены имена защитников этого дома. Им, моим боевым товарищам, я и посвящаю эту книгу. В повество- вании об обороне знаменитого Сталинградского дома нет ника- кой выдумки. Пишу об этом так, как сохранила события моя па- мять. И если молодежь позаимст- вует кое-что у Воронова, Павлова, Глущенко, Иващенко, Рамазано- ва, Александрова и других моих фронтовых друзей, буду считать, что принес пользу. АВТОР
* Иван Филиппович Афанасьев — боец 13-й гвардейской ордена Ле- нина стрелковой дивизии. Ему вместе с гвардейцами пришлось в самые суровые дни для нашей Родины драться с сильным про- тивником и стоять насмерть за каждый дом, квартал города на Волге, хотя они представляли со- бой руины, развалины. Эту книгу написала сама жизнь, ибо все, о чем пишет в ней ав- тор,— это чистая правда. Кто будет ее читать, тот хорошо поймет, если даже не пережил этого ужаса, с каким жестоким противником и как мужественно дрались гвардейцы за Сталинград. И они, эта небольшая горстка храбрецов, не только оборонялись, но и наступали. Гарнизону, о котором пишет ав- тор, после пятидесяти восьми су- ток битвы за «Дом солдатской сла- вы» или «Дом сержанта Павлова», 24 ноября выпала почетная зада- ча — освободить «молочный» дом и закрепиться в нем. Операция бы- ла очень сложная. Враг отчаянно сопротивлялся. Группа имела боль- шие потери: убит командир роты Наумов, ранены сержант Павлов, командир отделения ПТР Рамаза- нов и другие. Когда к вечеру гвар- дейцы захватили дом, их осталось только четверо: Афанасьев, автор этой книги, пулеметчики Аникин, Хаит и Иващенко. Все они, как подобает советскому солдату, дра- лись до последнего патрона, до по- следней гранаты. Автор пишет: «...и в эту секун- 3
ду нас швыряет страшный взрыв... Сколько времени я пролежал без движения, не знаю... Вспомнив о товарищах, шарю вокруг себя в тем- ноте. Рядом лежит мертвый Хаит. В углу нахожу раненого Аникина. Начинаю ощупью искать свое оружие...» В эти критические минуты для мужественных гвардейцев при- шло подкрепление. Дом был снова наш. В конце декабря Иван Филиппович Афанасьев вернулся из гос- питаля в свою часть. 17 января 1943 года, когда добивали фашист- ского зверя в Сталинграде, он еще раз был ранен и направлен в гос- питаль. Как бывший командир тринадцатой дивизии, я прочитал книгу с большим интересом и волнением. Ведь гвардейцы, о которых пи- шет И. Ф. Афанасьев, были и остались близки моему сердцу. Твердо уверен, что имена этих мужественных солдат станут близки сердцу каждого, кто прочитает эту книгу. Я горжусь, как командир, своими гвардейцами и, как отец, сво- ими сыновьями. В самые трудные дни для нашей Родины они не дрогнули в бою, выстояли и победили смерть, отстояли право на жизнь. Они победи- ли «непобедимую» гитлеровскую свору. Пройдут века, но слава защитников Волжской твердыни не по- меркнет. Она всегда будет ярким примером мужества, отваги и ге- роизма, проявленными советским народом. ДВАЖДЫ ГЕРОЙ СОВЕТСКОГО СОЮЗА ГЕНЕРАЛ-ПОЛКОВНИК А. И. РОДИМЦЕВ
ОТСТУПЛЕНИЕ На Саратов или в Сталинград? Июнь 1942 года... Под Харьковом идут кровопролит- ные бои. Наша отдельная мотострелковая бригада отби- вает бешеные атаки фашистов в районе Купянска, Дву- реченска и прилегающих к ним сел. Пулеметный взвод, которым я командую, то и дело меняет позиции: силы противника во много раз превосходят наши, и командо- вание вынуждено маневрировать, перебрасывая огневые средства на те участки, где враг пытается прорвать обо- рону. Сразу же с восходом солнца из-за высотки появилась густая цепь вражеской пехоты, за ней другая, третья, и вот уже вся высота покрылась ровными шеренгами фа- шистов. Глядя со стороны, можно подумать, что оккупан- ты идут не в атаку, а на праздничный парад где-то у себя в Германии. — Без команды огня не открывать? — строго преду- преждают командиры бойцов. Расстояние быстро сокращается. Полупьяные гитле- ровцы с засученными рукавами непрерывно строчат из автоматов, над нами хлещет свинцовый дождь, а коман- ды на огонь все нет. На душе неспокойно, кое у кого на- чинают сдавать нервы. — Почему не стреляем? — Чего ждем? — с нетерпением спрашивают солда- ты друг друга. А вражеские цепи все идут. Они вот-вот бросятся к окопам. И вдруг позади нас, со стороны лощины, по- росшей кустарником, послышались залпы. В воздухе заклокотали мины, снаряды. — Огонь, огонь! — неслось над окопами. С полчаса не умолкал грохот орудийной канонады. Трещали пулеметы, автоматы, а впереди, в густом облаке дыма, бурлило огненное пламя. Наконец артогонь стал ослабевать, рассеялся дым. Мы увидели почерневшие 5
скаты высоты, усеянные трупами вражеских солдат и офицеров. Утром 21 июня под поселком Канапляны, сдерживая наступление противника, наша часть перешла в контр- атаку, но силы не равны. То тут, то там враг начал тес- нить наши подразделения, и мы вынуждены опять пере- йти к обороне. В одной из схваток я был ранен и к ве- черу очутился в госпитале Острогожска. В ту ночь я долго не спал. В нашей палате тесно и ду- шно. Лежим прямо на полу. От повязок, пропитанных кровью и всякими лечебными мазями, исходит густой тяжелый запах. Через открытое окно доносится непре- рывный гул канонады. Час назад его почти не было слышно, а теперь прослушивается и пулеметная стрель- ба. «Что же там происходит? Неужели опять отступле- ние?» — мысленно возникают вопросы. Пытаюсь вытес- нить эти тревожные думы из головы, но они прикованы к нарастающему грохоту орудий. Перед глазами встает последняя схватка у поселка. «Все ли мы учли? Может быть, не надо было поднимать бойцов в штыковую?» — спрашиваю самого себя. До ма- лейшей подробности вспоминаю обстановку, взвешиваю то и другое и опять прихожу к выводу. «Нет. Другого вы- хода у нас не было. Только неожиданный, смелый ры- вок на врага решал исход поединка в нашу пользу. Ина- че могло быть и хуже». Погрузившись в глубокое раздумье и не подозревая приближения новых событий, я, наконец, задремал. Сколько спал, не знаю. Проснулся от сильного взрыва. За ним последовал другой, третий. Их много. Где-то вверху надрывисто выли моторы. В распахнутые окна врывается волна горячего воздуха. Летят осколки битого стекла, сыплется со стен и потолка штукатурка. Рядом с нашим зданием полыхает зарево пожара. Помещение наполняется дымом, в палате слышатся стоны, ругатель- ства. В коридоре тоже шум людских голосов, топот, суе- та. В дверях появляется кто-то из врачей, громко объяв- ляет. — Товарищи! Кто может двигаться, покидайте сейчас же госпиталь. Пробирайтесь к Саратову или в Сталин- град. В полумраке с трудом нахожу свои старые шлепан- цы, втискиваю в них босые ноги и уже на ходу набрасы- 6
ваю на плечи длинный госпитальный халат. В коридоре не протолкнуться. Все тянутся к выходу — там затор. Медленно продвигаемся друг за другом. Наконец, я на улице. Во дворе стоят санитарные машины, грузовики, подво- ды. На них спешно грузят тяжелораненых. В кузова ле- тят картонные ящики, бумажные кули, коробки с бинта- ми и другим добром. Груженые машины тут же покида- ют госпиталь. У ворот догоняю бойца своего взвода Василия Ерина. Правое плечо его умотано бинтами, рука на повязке. Увидев меня, он останавливается и спрашивает: — Товарищ лейтенант! Куда же теперь? На Саратов или в Сталинград? — Пока на Бобров держать будем, а там по- смотрим, Идем молча. По дороге на Бобров мчались запы- ленные грузовики. Одни спешили к фронту с боеприпа- сами, продовольствием, другие — с грузом, подлежа- щим срочной эвакуации, и ранеными — уходили в тыл, а по обочинам дороги, с застывшей тревогой на лице, шли беженцы: дети, старики и женщины. В их руках и за спиной небольшие узлы, корзины. Это все, что они смогли захватить с собой наспех, в той страшной тороп- ливости, когда трудно здраво рассуждать. Глядишь на какую-нибудь вещь и думаешь: «Милый, добрый чело- век! Зачем ты ее взял в трудный, нелегкий путь. Вряд ли она тебе понадобится в дороге». Ерин с тоской смотрит на суровые, посеревшие от пыли лица людей, потом поворачивается ко мне, тихо спрашивает: — Что же это творится? Неужели у нас нет силы ос- тановить Гитлера? Я молчу. Да и что ему сказать, когда у самого на душе не легче. Лишь одна мысль, что настанет день и мы все же погоним врага, укрепляет веру в победу. Ерин продолжает: — И деремся мы вроде неплохо, а ползем все назад и назад. — Силы у нас, Василий Алексеевич, много и деремся мы здорово, да только техники — танков, самолетов и пушек — у немца пока больше, вот и приходится вре- менно отходить. 7
— Говорите «временно»,— с раздражением замечает Ерин,— а когда же этому «временно» конец настанет? Когда? — с последними словами он бросил на меня кол- кий вопросительный взгляд. Что же с ним случилось? В бою я всегда его видел спокойным, собранным, а тут нервы солдата дрогнули. Дрогнули от переполненного гнева, злобы к врагу. Выждав минуту, я ответил во- просом: — А разве ты сам не веришь, что такой день наста- нет? — Почему не верю. Верю. Да только когда? — Об этом и я не знаю, но теперь уже скоро. Обяза- тельно скоро. С рассветом возрастает тревога. Люди все чаще под- нимают головы кверху. Беспокойство не напрасно. Еще солнце не выглянуло из-за горизонта, а в небе уже слы- шится нарастающий гул вражеских самолетов. Где-то в стороне заухали зенитки, ударили пулеметы. «Воздух! Воздух!» — отовсюду неслись предостерегающие коман- ды. И тут же над дорогой появились «юнкерсы». Укрыть- ся негде, вокруг — ни кустика, ни овражка. Останавли- ваются машины, люди бросаются в разные стороны. Мы с Ериным ложимся на дороге и ждем, что будет. Оглушительный взрыв сотрясает воздух. По спине пробегает тугая горячая волна, она обжигает щеки, шею, затылок. Обидно лежать беспомощно на дороге. Кажет- ся, враг смотрит с высоты и злорадствует над твоим бес- силием. Пикировщики делают два захода, потом снижа- ются и на бреющем строчат из пулеметов. Вокруг сто- нут раненые, лежат убитые, горят машины. Наконец, са- молеты уходят, и просто не верится, что ты жив. Дальнейший путь мы избрали вдали от оживленных дорог. Идти трудно. С каждым часом покидают силы. К вечеру у моего попутчика поднялась температура, мы часто присаживаемся на отдых. Ночь провели под скир- дой старой соломы, а утром чуть засерело — тронулись дальше. 24 июня добрели до Поворино. Здесь мы надеялись забраться на какой-нибудь попутный состав, следующий в Сталинград или в Саратов. Но надежды не сбылись. Станция подверглась пиратскому налету с воздуха. Го- рели вокзал, элеватор, вагоны на путях, а мы уже вы- бились из сил и еле двигались. Кое-как добрели до ка- 8
кого-то села в нескольких километрах от станции и при- сели отдохнуть у околицы. Ныли раны, хотелось есть, во всем теле слабость — от земли не оторваться. На счастье, нас увидел хозяин крайней хаты. Он пригласил нас к себе. Пожилая жен- щина с загорелым лицом, сочувственно покачивая голо- вой, спросила: — Откуда же, милые? Небось опять поезд санитар- ный разбомбил ирод проклятый? — Из Острогожска мы, из госпиталя,— ответил Ерин. — Ох, горюшко ты наше, горюшко. И кто породил этого Гитлера, будь он трижды проклят. Сколько кро- вушки людской попил зверюга ненасытный,— запричи- тала женщина. — Хватит тебе охать,— заметил хозяин.— Покорми бойцов, да водицы согрей умыться с дороги. — Сейчас, сейчас, милые,— засуетилась хозяйка. Через минуту на столе появилась кринка холодного молока и лепешки. Надо ли рассказывать, как мы были рады угощению и отдыху. Переменив повязки и переночевав, мы двинулись к железной дороге. В тот же день нас подобрал случай- ный поезд и повез на юг, к Волге. Так началась в моей военной биографии страница, связанная со Сталинградом. В тот июньский день, когда со сталинградского вокзала меня перевезли в госпиталь на поселке тракторозаводцев, я, конечно, не представлял, что в скором придется многое пережить в этом городе, принять участие в сражении, которое сыграет большую роль в истории Великой Отечественной войны. На левом берегу Заботливый уход врачей и медсестер, хорошее пита- ние, спокойная обстановка быстро сделали свое дело. Уложив в карманы продовольственный аттестат и другие документы, мы с Ериным вышли на улицу. Стоял жаркий июльский день. Лишь изредка порывы легкого ветерка покачивали посеревшие от пыли листья деревьев. Со стороны тракторного завода слышалось не- прерывное гудение множества гигантских машин, а к про- ходной со всех сторон торопливо шли рабочие. 9
— Куда пойдем? — спросил я своего товарища. 1Ёрин кивнул в сторону базара. — Зайдем посмотрим, чем богат рынок. За открытыми прилавками, заваленными свежими овощами и фруктами, стояли продавцы, встречая придир- чивых покупателей. Чуть в стороне толпилась группа по- жилых мужчин, и они о чем-то оживленно разговаривали. Из отдельных фраз мы догадались, что речь идет о серь- езном положении на фронтах. В то время ежедневно в сводках Советского информ- бюро сообщалось о кровопролитных боях на Дону. Ску- пые газетные строки говорили о том, что фашистские орды рвутся к Волге, и над городом нависла серьезная опасность. Разложив по карманам купленные яблоки, свежие огурцы и помидоры, мы уселись в трамвайный вагон, ко- торый доставил нас на площадь имени 9 Января. Отсюда решили пройтись пешком, хотелось лучше осмотреть го- род, который связан со многими событиями вековой борьбы русского народа за свое право жить свободным. Из книг по истории мне припомнилось, что Царицын еще в далеком прошлом назывался крепостью и надежно оберегал русские земли от набегов заволжских кочевни- ков. Позже, в эпоху феодально-крепостного гнета, он оказался в центре мощных крестьянских восстаний По- волжья. Об этом напоминали улицы, названные имена- ми Степана Разина и Емельяна Пугачева. Особенно яр- кую страницу боевой славы вписал о себе Царицын в годы гражданской войны, когда стал ареной ожесто- ченных сражений Красной Армии с белогвардейскими войсками Краснова и другими ставленниками интервен- ции. В том числе германского и американского империа- лизма. С первого взгляда казалось, что город живет и дышит мирным трудом. На полную мощность работали промыш- ленные предприятия, учреждения. Открыты были мага- зины, киоски и библиотеки. Красочные рекламы пригла- шали побывать вечером на спектакле или посмотреть кинокартину. Но со стороны Дона порывы ветра все чаще приносили запах порохового дыма, и это настора- живало город, омрачало души людей. В те дни здесь с особой остротой чувствовалась бли- зость нависшей угрозы. По улицам, обгоняя трамваи, 10
мчались военные грузовики и легковые машины. В скве- рах, садах и парках подвились щели и траншеи для ук- рытия на случай бомбежки. Кое-где уже виднелись не- значительные разрушения, свежие воронки от бомб. Над фасадами многих зданий свисали белые флаги с красными крестами. В витринах магазинов, на стенах домов и на заборах среди театральных реклам выделя- лись яркие лозунги, призывающие «Все для фронта! Все для победы!» Несколько минут мы молча стояли на остановке, с любопытством рассматривая многоэтажные жилые дома, затем не спеша направились вниз через площадь. Ее южную часть пересекала железная дорога, которая шла в сторону Волги, к пятиэтажному зданию паровой мельницы. Возле нее стояли десятки подвод с мешками, суетились люди, а внутри натужно гудели и громыхали машины мукомольных агрегатов. Перейдя площадь, мы присели в тени между двумя четырехэтажными здания- ми, одинаковыми по архитектуре. Различались они лишь по цвету стен. Одно, что выдавалось больше на площадь, было зеленоватым, другое — светло-серым. Мог ли я тог- да подумать, что именно здесь, в этом зеленоватом доме, в тени которого, сидя на скамеечке, мы отведывали куп- ленные яблоки, нам придется отстаивать город. В этот день выехать из города не пришлось. На пе- ресыльном пункте, где мы задержались, нам вручили предписание в часть, которая размещалась в районе Ха- рабалей. Наш полк 169-й стрелковой дивизии располо- жился в молодых посадках какого-то лесхоза у поселка Бирючий. Вести с фронта приходили тревожные, враг неудер- жимо рвался к Волге. Часть усиленно готовилась к боям. Со дня на день, с часу на час ожидался приказ на вы- ступление. Прошло несколько дней, и в полку стали срочно формировать маршевые роты, которые тут же от- правляли на фронт. 18 сентября я со своим пулеметным взводом попал в такую роту. Мы погрузились в вагоны, и паровоз, рас- пустив по ветру хвост черного дыма, потащил эшелон на север. Если бы кто-нибудь из посторонних заглянул в нашу теплушку, он не поверил бы, что видит людей, едущих туда, где многие прощаются с жизнью. Бойцы не дума- 77
ли о смерти. В вагоне не смолкали песни, гудели доски от солдатского перепляса. Взгрустнул кто-то, глядишь, товарищ хлопнет его по плечу, сверкнет в улыбке зуба- ми: «Не тоскуй, не забудет, письмо пришлет. А адрес у нас всем известный — Сталинград!» В Капустном Яре нас уже ждали машины, прибывшие за пополнением. ...Из-под колес, теряясь в предрассветных сумерках, убегает на восток извилистая лесная дорога. За стволами деревьев, далеко-далеко ширится и растет на горизонте багровая полоса. Кажется, что там, на востоке, разгора- ется огромный костер. Его пламя поднимается все выше, и звезды, совсем недавно мерцавшие на темном небо- склоне, бесследно тают одна за другой. Сзади, то нагоняя, то отставая, катятся военные ма- шины с людьми, боеприпасами, оружием и продовольст- вием. А навстречу небольшими группами идут женщины с детьми, старики и старухи. Они несут корзины и мешки с домашними вещами, а у некоторых руки пусты... Враг оторвал их от обжитых родных мест, разрушил их жили- ща, и люди идут на восток угрюмо и молча. Вот одна женщина встретилась со мной взглядом, и в глазах ее скрытый упрек: «Как же это ты допустил, что нашу род- ную землю топчет враг? Как ты допустил его до самой Волги?» Что ответить ей, исстрадавшейся матери? Ответ один: скорег! на фронт, бить, бить смертным боем вражескую гадину, бить до тех пор, пока бьется сердце, пока есть в тебе хоть капля крови! — Вот она, война проклятая! — с тяжелым вздохом вырвалось у Ерина. — И не говори! — горестно крутнул головой младший сержант Касаткин. Разговор никто не поддерживает. Солдаты молчат, провожая взглядом женщин и детей. И у них одна мысль: скорей туда, в Сталинград!.. На верхушках деревьев засверкали солнечные блики. Жизнь на дороге замирает. Машины одна за другой ны- ряют в лесную чащу и одеваются в зеленый наряд мас- кировки. Останавливается и наш грузовик. — Слезай, братва,— говорит шофер,— дальше не по- еду, скоро стервятники появятся. Бойцы выгрузили станковые пулеметы, коробки с пат- 72
ронами и, взвалив это имущество на себя, двинулись дальше. Выйдя из леса, мы увидели на западе густую пелену черного дыма, высоко поднявшуюся к небу и протянув- шуюся на многие километры. Чем ближе подходили мы к Волге, тем больше чувствовалось горячее дыхание ог- ромного пожара. Навстречу попались старик с узлом за спиной и моло- дая женщина с ребенком на руках. — Из Сталинграда, папаша? — спросил капитан Ува- ров, сопровождавший нашу группу. — Нет, из Красной Слободы,— ответил старик. — И куда же путь держите? — А я и сам не знаю. Свет не без добрых людей, где- нибудь приютимся, лишь бы внучонка сберечь,— глаза старика покрылись влагой, и он продолжал дрожащим голосом: — Сынок мой на фронте погиб, а бабку вчера похо- ронил, остались вот втроем... Женщина опустила мальчика на землю. Уваров до- стал из полевой сумки несколько кусочков сахару, сдул с них крошки и протянул мальчику. Тот еще крепче вце- пился в юбку матери. — Возьми, Миша, и скажи дяде спасибо. Ребенок несмело протянул ручонку, и тут зашевели- лись все солдаты. Сахар, сухари, консервы — многое из того, что было в вещевых мешках бойцов, перекочевало к беженцам. Мы долго провожали взглядами удаляющихся стари- ка и мать с ребенком. В сердце каждого воина горела ненависть к врагу. Через молодой лесок наша группа вышла к Красной Слободе. Здесь всюду стояли замаскированные машины и подводы. Возле них сидели солдаты. Изредка в стороне от нас, там, где проходила дорога, рвались вражеские снаряды. Мы остановились на краю овражка, изрытого траншеями и окопчиками. — Оставайтесь здесь до вечера,— приказал капитан Уваров,— а я пойду искать начальника тыла. Неподалеку от траншей, выбранных нами, в специ- ально отрытом окопе стояла автомашина. В ее кузове лежало больше десятка ящиков с боеприпасами. Рядом 13
с окопом сидели бойцы. По их противотанковым ружьям мы догадались, что это бронебойщики. Роща была низкой и скорее напоминала кустарник, чем лес. Лучи взошедшего солнца заливали верхушки молодых деревьев, покрытые толстым слоем пыли, листья не шевелились. На дороге шум машин окончательно смолк. Бойцы еще раз проверяли маскировку и все чаще с тревогой посматривали на светлое, безоблачное небо. Мы еще не успели оглядеться в новой обстановке, как услышали громкую команду: «Прекратить хождение!» Мы оглянулись в сторону города. К горящему Ста- линграду шло несколько групп фашистских бомбарди- ровщиков. Вот они выстроились в цепочку и один за другим пошли в пике. Сплошную мглу, затянувшую го- род, прорезали языки пламени. То там, то здесь из серой пелены вырывались черные клубы дыма. Десятки тонн металла обрушились на уже истерзанную землю, дробя уцелевшие здания, кроша в песок руины. Гулкие удары, слившиеся в сплошной грохот, с болью отдавались в на- ших сердцах. — По щелям! По щелям! — послышалась новая команда. С юга показалась новая партия гитлеровских стервятников, приближающаяся к нам. Вздрогнуло и за- стонало под ногами, кверху взметнулись черные фонта- ны земли и дыма. Сбросив бомбовый груз, самолеты раз- вернулись и на бреющем полете промчались над нашими головами, поливая огнем из пулеметов. На окраине сло- боды горели дома; то здесь, то там слышались стоны. Когда все стихло, солдаты вылезли из укрытий и ста- ли перевязывать раненых. То и дело раздавались голоса: — Коценко! Микола Коценко! Хлопцы, не видали Миколу? — Слушай, генацвале, скажи, друг, не видел такого грузина — Гогнидзе звать. Как бомбить- начали, сюда по- бежал. — Живой, Рахматулин? А я уж думал — придется в Казань писать... Я слышал эту перекличку и испытывал чувство гор- дости за нашу страну. Лучших сынов многонационально- го народа послала Родина на защиту Сталинграда. Их привели сюда, на берег Волги, горячая любовь к Отчиз- не, непоколебимая воля остановить и уничтожить врага. Русские, украинцы, белорусы, грузины, казахи, узбеки, 14
татары — все они с нетерпением ждали той минуты, ког- да переправятся на другую сторону и сойдутся с гит- леровцами в смертельной схватке... А над Сталинградом фашистские самолеты висели бес- прерывно: не успевала уйти одна партия, как ее сейчас же сменяла другая. — Наших самолетов ни одного. Эх!..— послышался чей-то возглас. И словно в ответ на это воздух стремительно проре- зали три советских истребителя. Казавшиеся нам с земли совсем крошечными, они бесстрашно бросились на бом- бардировщиков и сразу нарушили вражеский строй. Но тут появились фашистские истребители, и им удалось отвлечь наших «ястребков». Трое против двенадцати! Было отчего нам волно- ваться! Воздушный бой проходил как раз нам нами, и солда- ты восторженными криками приветствовали каждый удачный маневр наших летчиков. Долгое время они лов- ко выходили из-под ударов противника и снова кидались в атаку. — А-а-а!..— словно стон, пронеслось по опушке рощи. Один советский самолет слегка задымил, скользнул вниз, но выровнял полет и скрылся за лесом. И тут же из сол- датских глоток вылетел новый дружный крик — ликую- щий, радостный: фашистский истребитель, наседавший на нашего, неожиданно клюнул носом, выпустил клуб дыма и почти отвесно понесся к земле, оставляя за собой черную траурную полосу. Следом за ним грохнулся за лесом другой. Фашисты кинулись наутек, а два наших смельчака последними очередями успели прошить треть- его врага. Мы еще не успели закончить обмен впечатлениями, как снова появились вражеские бомбардировщики. Опять от разрыва бомб затряслась земля, засвистели над голо- вой осколки. Машина с боеприпасами, стоявшая недалеко от нас, запылала, подожженная пулеметной очередью. Двое сол- дат выскочили из окопа и стали вытаскивать из кузова ящики со снарядами. Вражеские летчики заметили их. Пулеметные очереди вздымали фонтанчики песка бук- вально у ног отважных бойцов, но они словно не замеча- ли обстрела. Вот и последний ящик на плечах солдата. 15
Но вдруг бронебойщик покачнулся и упал прямо на го- рящую машину. Другой солдат быстро кинулся ему на помощь, вынес товарища в безопасное место и затушил вспыхнувшую шинель. — Ничего, брат, — перевязывая раненого, говорил он, — рана не опасная, Малхасьян. Перед вечером вернулся капитан Уваров. — Приказ таков, товарищ лейтенант, — обратился он ко мне, — людей и пулеметы вы сдадите старшему лей- тенанту, который скоро придет сюда, а сами с младшим лейтенантом Романенко и лейтенантом 1Маркоряном по- йдете к переправе. На правом берегу, когда переправи- тесь, вас встретит представитель из тринадцатой гвар- дейской дивизии. Объяснив, как добраться до переправы, и попрощав- шись с бойцами, Уваров ушел- Нелегко расставаться с солдатами, к которым уже привык и вместе собирался вступить в бой, но приказ есть приказ. Вскоре пришел офицер, о котором говорил капитан. Я передал ему бойцов и пулеметы, распрощал- ся с товарищами и вместе с Романенко и Маркоряном направился к переправе. В сумерки оживился левый берег. То здесь, то там раздавался приглушенный рокот машин, двигались люди, слышались голоса. Снова под покровом ночи к фронту шли роты и батальоны, грузовики с боеприпасами, про- довольствием и снаряжением. Мы пересекли несколько дворов, и тут наше внимание привлекла группа женщин и стариков, стоявших около полуразбитого дома. Приблизившись, увидели страшную картину. На земле лежала девочка лет тринадцати. Ее испу- ганные глаза были неподвижны ц устремлены в беско- нечную даль. От полуоткрытого ротика через щеку тя- нулась тоненькая струйка крови — уже застывшая, чер- ная. В боку была рваная рана, левая ножка в ботинке была ниже колена раздроблена осколком бомбы. Люди со слезами на глазах смотрели на безжизнен- ное тело ребенка и совсем не обращали на нас внимания, а нам в их молчании чудился укор: «Как же случилось, что вы допустили фашистов к самой Волге?» — Ну что мы могли ответить матерям, которые навсегда теряли своих детей?.. 16
Две женщины бережно, словно в ребенке еще тепли- лась жизнь, подняли девочку и понесли к развалинам домика. Маркорян расспросил людей и выяснил, что отец девочки где-то на фронте, а в Красной Слободе она жила вместе с матерью и бабушкой. Мать погибла три дня на- зад, а старушка и ее внучка — сегодня. Кровь невинных детей звала к мести! Когда мы подошли к разбитому домику, что стоял у переправы, уже наступила ночь- На лица бойцов, собрав- шихся на берегу, ложились отблески сполохов с правого берега. Оттуда доносились взрывы, трескотня пулеметов и автоматов. Трудно было поверить, что на той пылаю- щей земле уцелело что-нибудь живое. Но мы знали: Ста- линград живет, борется и победит. Ждать пришлось недолго. Подошел катер и начал высадку раненых, которых тут же на подводах и маши- нах эвакуировали дальше в тыл. На левом берегу часто рвались мины и снаряды, но работа на переправе шла четко, без суеты. Мы с това- рищами, усевшись на палубе, наблюдали за последними приготовлениями. Наконец катер дрогнул, почти бесшум- но зарокотал мотор. — Отчалили, — вздохнул кто-то из бойцов, и многие невольно еще раз посмотрели на левый берег, такой ти- хий, спокойный по сравнению с тем, что творилось на правом. Узкая полоска воды, отделявшая нас от песка, ширилась, росла. Катер развернулся и под небольшим углом заторопился к правому берегу. Снаряды и мины то и дело поднимали на реке водя- ные фонтаны. Скрываясь под волнами и вновь появляясь на поверхности, проплывали мимо бревна, расщеплен- ные доски, разбитые лодки. Горящими островками плыла нефть. Вверх по течению, метрах в восьмистах от нас, горело что-то: то ли катер, то ли баржа. На середине реки катер взял левее и двинулся к бе- регу почти под прямым углом. В воздухе послышался нарастающий визг падающей мины и одновременно раз- дался предостерегающий крик: «Ложись!» Катер качну- ло. Справа, почти у самого борта, с шумом поднялся столб воды и обрушился на нас. Солдаты, сидевшие бли- же к правому борту, намокли с головы до ног. Кто-то выругался. 17
— Чего ругаешься? — произнес другой солдат. — Ра- доваться надо, что сюда не угодила. — А чему радоваться, если вся махорка вымокла,— отозвался пострадавший. — Махорка, она высохнет, — включился в разговор третий голос. — А плюхнулась бы сюда — тебе бы ни ма- хорки, ничего другого не потребовалось больше. — Поймать бы того фашиста, какой эти мины швы- ряет, да вниз головой в воду! — Что фашиста. Гитлера бы самого сейчас сюда, в Волгу! — Э, нет! Уж больно легкую казнь ты ему придумал. Его, стерву, посадить бы в железную клетку да бирку с надписью повесить: «Гитлер — человекоподобный зверь — людоед». Катер толкнулся обо что-то и остановился. Приехали. В штабе батальона Горячим раскаленным воздухом пахнуло на нас, ког- да мы ступили на сталинградскую землю, и в этом воз- духе висел смрадный запах гари, так хорошо знакомый тем, кто проходил по военным пепелищам. Несмотря на вторую половину сентября, температура здесь доходила чуть ли не до сорока градусов. На берегу, под обрывом, лежали и сидели бойцы и командиры в повязках, некоторые из них были бук- вально укутаны бинтами. Стараясь быстрее разрядить скопление у переправы, представители подразделений небольшими группами уво- дили прибывших солдат в свои роты’ и батальоны. Нас встретил офицер 3-го стрелкового батальона Соловьев. Он повел нас в штаб, размещавшийся недалеко от бе- рега в одном из зданий УНКВД. — Путь небезопасен,— предупредил Соловьев, и в этом мы убедились: некоторое расстояние шли в полный рост, а потом пришлось ползти, плотно прижимаясь к земле. Крутая лестница привела нас в подвал. Это было до- вольно большое помещение. Две фронтовые коптилки, сделанные из снарядных гильз, освещали стены, покры- тые пылью и копотью. По распоряжениям командиров 18
и тревожным лицам бойцов, чувствовалось, что мы попа- ли в очень сложную и напряженную обстановку. И в самом деле, батальону в это время было нелегко. Он занимал оборону в районе домов УНКВД, площади 9 Января и севернее ее. Противник ежедневно с утра до вечера долбил нашу оборону авиацией и артиллерией, бросал пехоту с танками, стремясь во что бы то ни ста- ло прорваться к Волге. Вот и сейчас, когда прибыли мы, бойцы, отразив последнюю вечернюю атаку гитлеровцев, готовились к новому бою. Спешно эвакуировались ране- ные. Командиры уточняли обстановку и усиливали наиболее опасные участки огневыми средствами и людь- ми. По подвалу то и дело проходили и скрывались в тем- ном коридоре связные. Телефонисты принимали доклады командиров рот и тут же передавали короткие, энергич- ные распоряжения командира батальона. Лица тех, кто мелькал мимо нас, были усталы и озабочены, покрыты пылью и гарью. Нас провели по темному коридору вправо, и мы очу- тились в маленькой подвальной комнатушке. Навстречу поднялся невысокого роста офицер. Это и был командир 3-го батальона 42-го гвардейского стрелкового полка старший лейтенант Жуков. — Фронтовики? — спросил он после взаимных при- ветствий- Романенко объяснил, что направлен в Действующую армию прямо из училища. — Впервые, значит,— констатировал комбат и взгля- нул на меня и Маркоряна: — А вы, конечно, из госпиталей? Стало быть, народ бывалый. Это хорошо, прошлый опыт очень пригодится. Он вкратце ознакомил нас с боевой обстановкой и тут же рассказал, что замещает недавно раненого комбата майора Дронова. Я получил назначение на должность командира пулеметного взвода в пулеметную роту, а Ро- маненко и Маркорян в другие подразделения. Они рас- прощались и ушли. — Ну что же, лейтенант, пока за тобой не пришли, присаживайся, познакомлю с обстановкой,— предложил комбат. Жуков был разговорчив и с охотой рассказывал о себе и о бойцах батальона. В полк он пришел в январе 1942 года. В боях под Харьковом командовал пулемет- 19
ной ротой, затем командир батальона Дронов взял Жуко- ва своим заместителем по строевой, а пулеметной ротой командовать стал прибывший в батальон капитан До- рохов. — Вот вы к нему и пойдете в роту,— пояснил комбат. В подвал вошел заместитель командира полка по строевой части майор Голофаев. Это был среднего роста, лет сорока, с худощавым лицом, но довольно широкий в плечах человек. — Сколько получил пополнения? — спросил он у Жу- кова. — Тринадцать рядовых и три офицера,— ответил комбат. — Одного офицера придется откомандировать во вто- рой батальон,— нерешительно проговорил майор. — А кто же будет командовать людьми? — Да... Но ведь у тебя в батальоне двенадцать офи- церов, а во втором всего девять. — Не двенадцать, а десять, товарищ майор. Сегодня двоих отправили в госпиталь. —Ну хорошо, пока не надо. Теперь скажи, как у тебя Солнечная улица огнем обеспечена? Здесь седьмая рота держит, за этот участок я осо- бенно не беспокоюсь, а вот район тюрьмы меня волнует, людей маловато, да и подступы скрытые. — Сейчас я пришлю саперов. Организуй немедленно минирование вот этих двух участков, утром отсюда ожи- дается наступление противника. А людей не жди, сегодня больше не будет. — А боеприпасы? — спросил Жуков. — Должны скоро подвезти, а сейчас готовь план ми- нирования,— распорядился майор и вышел. ' Комбат снова сел за стол, взял карандаш, задумался, но тут же поднял голову. Снаружи доносилась нарастаю- щая трескотня автоматов. В комнату вошел высокий широколицый боец. — Товарищ комбат! К зданию тюрьмы фрицы просо- чились. Комбат повернулся к телефонисту, коротко бросил: — Вызовите срочно к телефону Наумова. А вы,— об- ратился он к бойцу,— позовите ко мне начальника штаба. И снова приказы, распоряжения, команды. 20
Вскоре за мной пришел старшина роты Плотников. Он повел меня к небольшому деревянному домику, при- ютившемуся у самого обрыва, под высокой кручей. Здесь меня встретили командир роты капитан Дорохов, его за- меститель младший лейтенант Аникин и политрук Ава- гимов. Я сразу почувствовал, что попал в родную семью: так приветливо и радушно встретили здесь новичка. Знакомясь друг с другом, мы беседовали до глубо- кой ночи. Политрук Авагимов рассказал мне о подвиге пулеметчика сержанта Демченко. В одном из боев Дем- ченко получил тяжелое ранение, но не ушел с боевого поста, продолжая разить атакующих фашистов, и так по- гиб у пулемета вместе с расчетом. Беседа затянулась бы до рассвета, если бы не распо- рядился командир роты: — Отдыхайте, лейтенант, а завтра пойдете принимать взвод, который находится в седьмой стрелковой роте. Командир этого взвода убит, за него там сейчас старший сержант Воронов. Парень толковый. Впрочем, сами уви- дите. Ну все. Остаток ночи и весь сегодняшний день — вам на отдых. Что это за «отдых», я узнал на следующий день. Едва забрезжил рассвет, Аникин разбудил меня и предложил перебраться в щель возле дома. В соседнем окопе раз- местились командир роты и политрук. /Мы запаслись на целый день сухарями и консервами- Аникин оказался разговорчивым собеседником. Тон- кий, чуть ли не женский голос этого рыжеватого двадца- тилетнего человека был слышен в соседних окопах. К тому же заместитель комроты был очень подвижным и никак и не мог усидеть на месте: все время ерзал, вы- глядывал из щели. А вылезти нельзя — появились само- леты. Началась беспрерывная бомбежка. Ожесточенный бой не смолкал ни на минуту. Клубы дыма и пыли закрыли все. Сквозь них с разных сторон тянулись тонкие, как иглы, линии трассирующих пуль. В гуле канонады и бес- конечной автоматной стрельбы трудно было понять, где свои, где враг. Бесконечно рвались телефонные провода, и связь между подразделениями поддерживалась глав- ным образом связными — неутомимыми тружениками 21
войны, которые ежечасно, ежеминутно рисковали своей жизнью. Вечером самолеты, наконец, скрылись, и мы верну- лись в домик под кручей. Вскоре стало известно, что про- изошло за день на переднем крае. Батальон прочно удерживал прежние позиции. Попыт- ка врага захватить дома, прилегающие к штабу батальо- на, провалилась. Но правее нас гитлеровцам удалось потеснить соседние подразделения и занять дом желез- нодорожников, стоявший у самой кручи, и это до предела осложнило боевую обстановку на нашем участке. Теперь противник стал простреливать часть Волги, в том числе и переправу в районе нашего батальона. В здании мелгн/и/цы Закончился еще один день сталинградского сраже- ния. До позднего вечера фашистские танки и пехота с неослабевающим натиском штурмовали наши позиции. Лишь только с наступлением полного потемнения бои стали заметно утихать. До этого мне уже приходилось бывать под бомбежкой и под артиллерийским и минометным обстрелами. Ви- деть немецкие танки и озлобленные физиономии оккупан- тов и даже участвовать в отражении их психической ата- ки. Но то, что увидел я и пережил в тот день в Сталин- граде, нельзя было сравнить ни с чем. Страшный оглу- шительный грохот, ослепительные вспышки, огонь и дым, среди которого мелькали человеческие фигуры, все это оживило передо мной картину Брюлова «Последний день Помпеи». Жителей римского города постигла тогда страшная стихия. Там били громы и молнии, горело живое и мерт- вое от извержения огнедышащих недр Везувия, а здесь совсем другое. Сюда пришел враг и пытается бомбами, пушками и танками сломить волю защитников города к сопротивлению, но они сражаются с неслыханным му- жеством и упорством. По возвращении в домик я стал собираться и попро- сил Аникина подробней рассказать о местности, где на- ходится взвод. И был удивлен, когда он назвал уже зна- комую мне площадь имени 9 Января и здание мельницы. 22
Мне хотелось скорее уйти во взвод. Ведь до утра оста- валось не так много времени, а предстояло не только познакомиться со своими бойцами, но и с обстановкой перед передним краем стрелковой роты. Перед уходом командир роты сказал: — Ты, лейтенант, не удивляйся, что во взводе, куда идешь, всего пять человек и один пулемет. Время такое: один за двоих воевать должен. Поднявшись наверх, мы со старшиной Плотниковым оказались на ровной открытой местности. Впереди, в пол- сотни шагов, стояло разбитое пятиэтажное здание. От его верхней части остались зубчатые обломки стен и по- гнутые металлические балки. Вместо бывших окон зияли темные пустые проломы. Лишь присмотревшись к этим развалинам, я с трудом узнал ту самую паровую мель- ницу, которую увидели с Ериным, когда сошли с трамвая. — Несколько дней назад седьмая рота еще держа- лась на площади, но пришлось отойти и закрепиться в этом здании, там и ваш взвод, — пояснил старшина. Оставшиеся полсотни шагов оказались нелегкими. Этот участок противник обстреливал из пулеметов и ав- томатов, всюду рвались мины и снаряды, поэтому доби- раться пришлось, переползая от воронки к воронке, от одной груды развалин к другой. У мельницы (со стороны машинного отделения) нас окликнул часовой. Назвав пароль, мы прошли в север- ную часть здания. Здесь, в большом зале с толстыми стенами и окнами, заложенными кирпичом, находились изнуренные боями солдаты. В одно из окон высовывался станковый пулемет. Старшина остановился возле него: — Вот мы и пришли. Бойцы у пулемета встали, один из них представился: — Командир пулеметного расчета старший сержант Воронов. Мне сразу понравился этот подтянутый круглолицый человек лет двадцати двух. Кроме него, в мое подчине- ние входили первый наводчик сержант Хаит, второй но- мер сержант Иващенко и подносчики Свирин и Бонда- ренко. — А это,— указал на меня старшина,— ваш коман- дир взвода, пулеметчики. Бойцы были рады новому командиру. И вовсе не по- тому, что я им понравился, пришелся по душе (для этого 23
Воронов И. В. — гвардии старший сержант, командир пулеметного расчета надо было с ними вместе не один пуд соли съесть). Просто им надоело. Как выяснилось из дальней- шей беседы, пулеметчика- ми распоряжался то один командир, то другой, то третий. — Теперь мы будем знать только вас, товарищ лейтенант, — сказал Ива- щенко.— А то что же по- лучается? Один команду- ет: ставь пулемет справа! Другой бежит: куда? На- лево идите! И не знаешь, кого слушать. Лицо сержанта мне по- казалось знакомым, а че- рез минуту выяснилось, что Иващенко прибыл сю- да дня на четыре раныке и тоже из 169-й дивизии. — Выходит, что мы с тобой вместе шагали из- под Николаевского до Харабалей? — Выходит так, товарищ лейтенант,— ответил сер- жант и рассказал о себе. Мы с ним оказались одного года рождения. Он тоже демобилизовался из армии осенью 1940 года и сразу поступил на службу в мили- цию. Весной 1942 года вместе с другими работниками милиции Украины был направлен в Саратов, а там был призван в запасной полк 169-й стрелковой дивизии. — Ты что ж, с милицией дело имел? — спросил у на- водчика Воронов. — После кадровой работал милиционером, а что здесь особенного? — Да ничего, конечно, я просто так,— неопределенно ответил Воронов и смущенно улыбнулся. — А ты кем до войны работал? — спросил Иващенко. — В Донбассе на железной дороге путя перешивал. В сороковом году в армию призвался, в Черновицах слу- 24
жил, город такой есть в Закарпатье. Там и война за* стала. — Небось полковую окончил? — Нет, грамоты не хватило. — А как же звание дали? — спросил Михаил Бон- даренко. — Так и дали, безо всякой школы обошлось,— от- ветил Воронов. И в этом была правда. Еще задолго до армии колхозный паренек с Орлов- щины Илья Воронов сразу по приезде в Донбасс запи- сался в осоавиахимовский кружок. Целыми часами во- зился возле станкача «максим», а когда призвался в ар- мию, Илья по косточкам разбирал и собирал пулемет. С тех пор он не расставался с «максимкой». Отличное знание оружия, умелое применение его в бою, личную от- вагу и смелость пулеметчика по достоинству оценило командование. Воронову присвоили звание старшего сержанта и назначили командиром расчета. Осмотрев оружие, проверив наличие боеприпасов и уточнив расположение огневых точек противника, я от- дал приказание набить пустые ленты патронами и попро- сил Воронова провести меня к командиру роты. Ротный кп находился в этом же здании, в подвале северной части мельницы. Мы спустились по отвесной железной лестнице и очутились в небольшом помещении. Под ногами зашуршало зерно, толстым слоем покрывав- шее пол. Возле стены, на маленьком столе горела керо- синовая лампа, в углу примостился со своим аппаратом телефонист. За столом я увидел командира 7-й стрелковой роты старшего лейтенанта Наумова — широкоплечего, доволь- но полного мужчину лет сорока. Из рассказа старшего лейтенанта Авагимова я уже знал, что Наумов был политруком, а несколько дней на- зад командир роты выбыл в госпиталь по ранению, вот и остался он за политрука и командира. — Очень рад,— ответил Наумов на мой рапорт, креп- ко пожимая руку.— Пулеметчиками я доволен, молодцы ребята. Поинтересовавшись, как у нас с патронами, Наумов предложил мне располагаться тут же. Но мне хотелось получше узнать подчиненных, подробнее ознакомиться 25
с обстановкой на участке» н Наумов отпустил меня во взвод. Свирин, Иващенко и Хаит сидели на полу у стены и набивали пустые ленты. Мы с Вороновым присоединились к ним. Сначала работа шла молча. Затеям завязался разговор. Солдаты напере- бой рассказывали о прош- лых боях, вспоминали по- гибших товарищей. Из их рассказов я понял, что они хорошо знают друг друга и не стесняются выска- зать правду-матку в глаза товарищу, если он допус- тил какой-либо промах. Иващенко, например, при- помнил, что Хаит однаж- Иващенко А. И. - Ды неправильно выбрал гвардии серо/сант, огневую позицию, и расчет наводчик станкового пулемета поплатился за ЭТО: ОДИН боец был ранен. Из этой же беседы я узнал, что все они уроженцы ныне оккупированных территорий: Воронов — из Орлов- ской области, Иващенко и Бондаренко — с Украины. Мне нетрудно было понять, что каждый из них не пожалеет сил для того, чтобы освободить родную советскую землю от фашистской нечисти. Это были настоящие защитники Сталинграда, лозунгом которых стало: «За Волгой для нас земли нет!». В дружеской непринужденной беседе незаметно про- летел час. От командира стрелковой роты явился по- сыльный: вызывают. У Наумова уже сидели командиры взводов. — Вот что, товарищи,— сказал нам ротный — по све- дениям нашей разведки, фашисты собираются во второй половине ночи или утром начать наступление. Атака ожи- дается со стороны Солнечной улицы. На столе перед Наумовым лежала схема, вычерчен- 26
ная от руки, и он показал по ней направления ожидае- мых атак противника. — Со стороны Солнечной улицы возможно появление танков, поэтому противотанковые средства приказываю перебросить влево. Приготовьте побольше противотанко- вых гранат и выделите от каждого стрелкового взвода по два человека для уничтожения танков бутылками «КС». Вам, лейтенант,-— обратился командир роты ко мне,— надо подобрать огневую позицию в машинном от- делении и обеспечить отражение атаки пулеметным ог- нем.— Наумов обвел нас взглядом и закончил: — Если вопросов нет, по местам. Еще раз передайте бойцам, что к Волге враг пройдет только через наши тру- пы. Пока хоть один из нас способен держать оружие, фа- шисту не пить волжской воды. Один из командиров спросил: — А не известно ли, хотя бы примерно, какими сила- ми будет начато наступление? — Трудно сказать,— пожал крутыми плечами Нау- мов.— Во всяком случае гитлеровцы будут превосходить наши силы не меньше, чем втрое. Он усмехнулся: — А нам что, впервой? Одна стена мельницы была обращена на запад. Имен- но отсюда скорее всего можно было ждать атаки гитле- ровцев. Поэтому нам предстояло так установить пулемет, чтобы он обеспечивал наибольший угол обстрела. Придя от командира роты, я позвал Воронова, и мы вместе с ним осмотрели машинное отделение. Оно было разбито, на полу среди битого кирпича валялись шес- терни, тут же стояли ржавые машины, изуродованные снарядами. В соседнем помещении, где размещались основные мукомольные агрегаты, царил такой же хаос. Стены зда- ния, сложенные из красного кирпича, были настолько массивны, что их не пробивали ни бронебойные снаряды, ни снаряды крупного калибра. Угрозу для бойцов пред- ставляли только те, что могли попасть в окна. Выбрав удобное место, мы обложили амбразуру кир- пичами и каменными глыбами, и огневая позиция была готова. Затем я поставил боевую задачу перед каждым бойцом и показал им на местности возможные направле- 21
ния вражеских ударов. На всякий случай каждый выбрал запасную позицию. Рано утром противник обрушил на мельницу шквал артиллерийско-минометного огня. Сквозь пыль и дым трудно было разглядеть, что творится впереди. Но вот разрывы стали реже, и мы увидели, что гитлеровцы ата- куют нас со стороны Солнечной улицы, как и предпола- гал командир роты. Мы быстро перебросили пулемет налево, и Воронов нажал гашетку. Начался неравный бой. Гитлеровцы лез- ли точто очумелые, не считаясь с большими потерями. Им удалось продвинуться слева и подойти вплотную к мельнице. Но никто из бойцов не дрогнул. Автоматчи- ки в упор расстреливали врага, забрасывали его грана- тами. В бою участвовала и санитарка 7-й роты худенькая белокурая Маруся Ульянова. Переползая от раненого к раненому, она то и дело строчила из автомата и громко выкрикивала: — Бейте, бейте их, гадов поганых! Потеряв около сотни убитыми и ранеными, фашисты, наконец, отступили на исходные рубежи. Здание мельни- цы снова задрожало от разрывов снарядов и мин. В середине дня гитлеровцы повторили атаку, но и на этот раз успеха не имели. Вечером меня вызвал Наумов. •— Ленты все снаряжены? — спросил ротный. — Все, товарищ старший лейтенант, а что, опять ата- ка ожидается? — Пока не слышно, но вам предстоит другая зада- ча,— ответил ротный и, развернув схему, лежавшую пе- ред ним на столе, спокойно продолжал.— Два дня назад вот в этот дом пробрались четыре наших бойца и заняли оборону. Старший среди них сержант Павлов. Если про- тивник возобновит наступление, то в первую очередь он попытается захватить этот дом. Поэтому вы со своим взводом после ужина пробирайтесь туда и закрепляй- тесь. Дом мы должны удержать во что бы то ни стало. — Ты выделяешь им что-нибудь из противотанковых средств? — спросил у Наумова присутствовавший при этом разговоре старший лейтенант Жуков. — Нет, товарищ комбат, на всю роту четыре броне- бойки осталось,— разводя руками, ответил Наумов. 28
— И все же три расчета пошли с ними, бронебойки им нужнее,— решительно привнес Жуков и, обращаясь ко мне, сказал:— Задача на вас, товарищ лейтенант, воз- лагается очень ответственная. За оборону этого дома полностью отвечаете перед командованием. Я назначаю вас командиром гарнизона. Связь держите с командиром роты Наумовым. Вот и все. Можете готовить людей и оружие к выполнению задачи. Старайтесь бойцами не рисковать, пополнения не обещаем. Выйдя от командира роты, я увидел высокого плечис- того солдата со знаками ефрейтора на петлицах. — В ваше распоряжение прибыл,— доложил он,— командир отделения ПТР Рамазанов. — Сколько вас? — Три ружья и пять человек,— на ломаном русском языке ответил Рамазанов. Подошли бронебойщики Саб- гайда, Нурматов, Дымба и Бахметьев. Выяснилось, что двое последних — новички, только прошлой ночью при- были с левого берега. Собрав свою группу, я разъяснил предстоящую зада- чу, установил порядок движения от мельницы к дому на площади 9 Января. Затем спустился в подвал и доложил о готовности Наумову. Тот крепко сжал мою руку: — Ну, желаю успеха! „ДОМ СОЛДАТСКОЙ СЛАВЫ» Первый день обороны Захватив как можно больше патронов и гранат, мы покинули здание мельницы. Кончился последний день сентября. Над пылающим городом опустились густые вечерние сумерки. Мигающее зарево пожара на мгновение вырвало из темноты скеле- ты уже обгоревших, разрушенных зданий. Вокруг рва- лись мины, снаряды. Пахло едким дымом и гарью. Впе- реди шел старшина стрелковой роты Мухин, за ним я. За нами следовали Воронов и Иващенко. Они несли собранный пулемет (на катках решили его не везти, 29
чтобы не создавать шума). Цепочку замыкало отделение бронебойщиков. Вот и развалины складов, принадлежавших мельни- це. Отсюда начинался открытый участок, который сильно обстреливался противником. Его преодолевали коротки- ми перебежками по одному. Неожиданно взвилась осветительная ракета, и кто-то из бойцов, падая на землю, загремел коробкой с патро- нами. И сразу темноту прорезали огненные трассы, вспышки выстрелов. Фашисты открыли беспорядоч- ный, но довольно сильный огонь из пулеметов и автоматов. Мы замерли, стараясь не шевелиться. Неприятное ощущение испытываешь, лежа под таким огнем. Кажет- ся, что огненные спицы, распарывая ночную темь, ищут тебя и вот-вот проткнут, приколют к земле. И только уверенность в том, что враг тебя не заметил, а просто переполошился из-за нечаянного звука и палит наугад, приводит к нужному решению. — Ползком вперед! — шепотом подаю команду. Стрельба не прекращалась, и у самого дома ранило бро- небойщика Нурматова. Товарищи помогли ему добраться до первого подъезда и там сделали перевязку. У входа нас окликнул Черноголов, стоявший на посту. Ему ответил старшина. Оставив бойцов на лестничной клетке, Воронов и я спустились по ступенькам вниз. По узкому темному ко- ридору мы прошли к стене, где виднелось отверстие, из которого лился слабый свет. Через это отверстие проник- ли в большое подвальное помещение. Здесь горела керо- синовая лампа, освещавшая закопченные стены, посре- дине стоял большой, похожий на верстак, стол. На широ- кой железной койке в углу были в беспорядке набросаны одеяла, подушки, перина, грязные простыни. На столе лежал ящик с патронами, возле него — около десятка ручных гранат. Всюду возле стен валялись различные до- машние вещи, весь пол был усыпан клочками бумаги и стреляными гильзами. Нас встретил невысокий художавый сержант в щего- леватой коричневой кубанке и полинявшей пропыленной гимнастерке. — Командир отделения сержант Павлов,— молодце- вато доложил он. 30
— Будем знакомы,— я назвал свою фамилию и объя- снил, с какой целью мы прибыли. — Это хорошо. А нам, значит, возвращаться в роту? Я уловил в этом вопросе оттенок недоумения: дескать, как же так, заняли дом, а теперь на готовенькое прихо- дят другие? — Нет, сержант,— успокоил я Павлова,— дом будем оборонять вместе. — Ну и отлично! Мы уже давно ждем подмоги. До- мина-то вон какой, а нас всего четверо. Теперь веселее будет. Я познакомил Павлова с Вороновым и Рамазановым, приказал старшине накормить бойцов, а затем немед- ленно возвращаться в роту вместе с раненым Нурмато- вым. Павлова попросил показать нам расположение под- валов и верхние этажи. С нами пошли Воронов и Рама- занов. В развалинах торцовой части стоял с автоматом молодой солдат. — Рядовой Александров,— четко доложил гвардеец и коротко сообщил, что по ту сторону площади слышен галдеж фашистов. —- Присматривайся получше, если что — сразу сиг- наль,— сказал Павлов. Осмотрев верхние этажи, мы спустились в подвал. Здесь и были выбраны позиции для станкового пулеме- та и ПТР. Воронов и Рамазанов ушли за бойцами. Показывая комнаты дома, Павлов рассказал: — Мы здесь уже третий день оборону держим. Когда я первый раз получил задание разведать дом, нам не уда- лось пробраться сюда. Двоих товарищей потеряли. Вто- рично пошли на задание вчетвером, шума было меньше, пробрались без потерь. Здесь среди мирных жителей оказался санинструктор нашей роты Калинин, его я тог- да отправил с донесением к ротному, с тех пор и ждем подкрепления. Теперь нас вон сколько, пусть сунутся гит- леровцы. В котельной, куда мы проникли через отверстие в сте- не, я увидел пожилую женщину с ведром в руках. — Кто это? — спросил я у сержанта. — Гражданские. Их тут немало. Эвакуироваться не успели, вот и ютятся здесь. — А где размещаются? 31
Павлов Я. Ф.— гвардии сержант, командир стрелкового отделения — Вот здесь,— он кив- Зул головой в сторону ка- питальной стены.— В пер- вом и во втором подъез- дах тоже живут женщи- ны, одна там с грудным ребенком. — Лишние окна и две- ри подъездов надо чем-то закрыть. Все поменьше пуль да осколков будет сюда залетать. Ящиков мы тут не найдем? — Не только ящиков, здесь и сундуков много,— ответил Павлов.— Так что если ящиков не хватит, сундуки в ход пойдут. На этом и порешили. Обошли подвал, дали за- дание бойцам замуровать окна кирпичами и ящика- ми с песком. К середине ночи эта работа была за- кончена, и бойцы, свобод- ные от наряда, легли от- дыхать. На рассвете я еще раз обошел здание. Его подвал состоял из четырех отсеков, изолирован- ных друг от друга капитальными стенами. Цокольные окна напоминали амбразуры с довольно широким секто- ром обстрела (думали ли когда-нибудь строители этого дома, что их труд будет оцениваться с такой точки зре- ния!). В первом и четвертом отсеках были деревянные перегородки. Здесь, очевидно, семьи работников облпот- ребсоюза, жившие в этохМ здании, складывали свой скарб. И сейчас тут еще валялось немало старых вещей, же- лезная и стеклянная посуда, деревянные ящики. Между вторым и третьим подъездами был особый ход в подвал со стороны Солнечной улицы. Здесь стоял отопительный котел, от него во все стороны расходились поржавевшие трубы. Во всех секциях подвала у южной стороны находились изолированные подвальные комна- 32
тушки (в них-то и ютились женщины, старики и дети). Четыре подъезда дома были обращены на Солнечную улицу. А западная торцовая и северная стены выходили на площадь. Снаружи, да и внутри дом был уже сильно изранен минами и снарядами, особенно западная часть. Но потолочные перекрытия на всех четырех этажах оста- вались почти нетронутыми, и это обеспечивало прочность здания. С четвертого этажа можно было вести наблюдение не только за площадью, но и за прилегающими к ней раз- валинами. Когда я забрался сюда, мне окончательно стало ясно, почему наше командование придавало боль- шое значение этому дому. Он как бы вклинивался в рас- положение фашистских частей и становился важным так- тическим объектом не только в системе обороны нашего полка, но и дивизии. По обстановке, а она была крайне тяжелой, нетрудно было догадаться, что противник в этом районе любой ценой будет стремиться прорваться к Волге, Если бы ему это удалось, дивизия оказалась бы расчлененной на две части. Нашими соседями слева и справа были гитлеровцы. Лишь в сторону Волги, к зданию мельницы, хотя и силь- но простреливалась вражеским огнем, оставалась полос- ка нашей земли. Метрах в пятнадцати от дома на северо-запад я уви- дел подвал (судя по разбросанным возле него железным бочкам, здесь когда-то было бензохранилище). В даль- нейшем он сослужил нам хорошую службу. На первом этаже возле ручного пулемета я увидел пожилого гвардейца среднего роста. Это был ефрейтор Глущенко. Он внимательно смотрел на площадь, и баг- ряные блики от горевших зданий играли на его мясистом носу, рыжеватых усах и такой же бородке. По рассказам Павлова я уже знал, что это очень исполнительный боец, относящийся к каждому поручению, каким бы незна- чительным оно ни казалось, со всей серьезностью. В движениях его крепкого, даже несколько грузного, тела чувствовалась, несмотря на немалый возраст, лов- кость хорошо натренированного солдата. За его плечами было уже две войны — империалистическая и граж- данская. 2. Афанасьев 33
Глущенко В. С. — гвардии ефрейтор, наводчик ручного пулемета Глущенко сообщил, что с северо-западного на- правления слышен гул мо- торов, наверно, фашист- ские танки, — Хорошо, товарищ лейтенант, что нас в этом доме теперь больше. Ко- гда вчетвером мы тут от- бивались, иной раз страш- новато становилось. Ко- нечно, мы поклялись не отступать отсюда, но мало нас было. Перебьют всех, и опять фашисты домом завладеют. Посмотрели бы вы тогда на нашего сержанта (молодец хло- пец, с таким воевать мож- но!). Фрицы наступают, а он кричит им: «Не пройде- те, гады, тут гвардейцы стоят!» И гранатами, гра- натами... Теперь, я так ду- маю,— не видать гитле- ровцам этого дома никог- да. Вон нас сколько сейчас! — Ты, наверно, с Украины, Глущенко? — Нет, со Ставропольщины. Там у меня семья оста- лась. Не знаю, как они там — живы, нет ли? — А семья большая? — Жинка да три сына. Сыновья-то тоже, наверно, на фронте... А вы откуда, товарищ лейтенант? — Из Краснодарского края, с Кубани. — Земляки, значит! — обрадовался Глущенко.— Из родных кто есть? — Сестра одна оставалась, а теперь и не знаю, где она. — Не женат? — Собирался осенью сорок первого года свадьбу сы- грать, да вот война помешала. — И дивчину уже подобрал? — Была. А теперь где — не знаю. В городе Сочи оставалась... 34
Глущенко сочувственно покачал головой, а я решил на этом закончить разговор: не хотелось ворошить тре- вожные мысли о том, что оставалось в прошлом, не ко времени это, не к месту... — Ну, я пойду. Наблюдайте повнимательней, това- рищ Глущенко. — Есть, товарищ лейтенант! Между двумя большими глыбами разбитой западной стены лежал рядовой Александров. Отсюда открывалась широкая панорама. Нам было хорошо видно, как фа- шистские самолеты кружили над северной окраиной го- рода. Сильный бой разгорался у метизного завода. С за- пада, из-за площади 9 Января, тяжелыми снарядами била по мельнице вражеская артиллерия. Снаряды со свистящим воем проносились мимо стен нашего дома и, казалось, вот-вот врежутся прямо в нас. Разрывные пули непрерывно вгрызались в кирпичную кладку, высе- кая искры и кроша камень. Порывы ветра приносили жар горящих неподалеку зданий, в горло лез едкий, удушли- вый дым. Слева от нас, где оборонялся пулеметный ба- тальон 13-й дивизии, противник перешел в атаку, там от беспрерывных разрывов висело черное облако дыма и пыли, доносилась несмолкаемая пулеметная и автомат- ная трескотня. — Вон с того дома пулемет бьет,— доложил Алек- сандров, когда я прилег рядом; он указал на северо-за- падный угол площади, где стоял небольшой разрушен- ный дом.— Везде фашисты в атаку пошли, скоро и на нас полезут. — Ну что ж, полезут — придется и нам поработать. А кроме пулемета, ничего не замечал? — Замечал. Видите дом, рядом с тем, где пулемет? Фашисты зачем-то туда то и дело бегают. Побудут там немного и назад возвращаются, Мне стало ясно, что в этом здании расположился командный пункт какого-то вра?кччкого подразделения. Пока я размышлял, что предпринять, Александров рас- суждал: — Эх, хорошо бы миномет сюда! Или хотя бы снай- перскую винтовку. Вот бы я их пощелкал! Ему, видно, надоело лежать здесь одному: поговори ib не с кем, а тут собеседник подвернулся. И он продолжал: — Не привык я в обороне сидеть, товарищ лейтенант, 35
Александров А. П. — гвардии рядовой, второй номер ручного пулемета скучно. То ли дело в раз- ведке! Одного шлепнешь, другого пристукнешь, а третьего к своим живого притащишь — «язык!» Над головой посвисты- вали пули, жужжали и шлепались рядом осколки, а Александров оставался спокойным, словно не за- мечал ничего этого. — Настанет время — мы пойдем вперед,— ска- зал я.— А сейчас глав- ное — удержать этот дом. А скучать зачем же? Не давай гитлеровцам пере- бегать к тому домику, бей их из автомата, вот тебе работа будет. — Да что толку — из автомата? Далеко ведь, не попадешь, только патроны зря жечь. Сюда бы пуле- мет, товарищ лейтенант, он бы их достал. Александров был прав. Вернувшись в подвал, я по- звал с собой Павлова и Рамазанова, и мы поднялись на второй этаж, откуда хорошо были видны фашистский КП и дом, где стоял вражеский пулемет. Рамазанов по- лучил приказание перенести все три противотанковых ружья в котельную и заняться «обработкой» командного пункта, чтобы выкурить оттуда фашистов. — А ты, Павлов, распорядись, чтобы ручной пулемет поддал огоньку, когда фрицы тикать начнут. Воронову я скажу, чтобы станковый пулемет тоже сюда повернул. Вскоре бронебойщики заняли указанные им позиции, и загремели выстрелы. Дом (наполовину деревянный) окутался дымом, гитлеровцы из него полезли во все сто- роны, но тут же падали, скошенные меткими пулемет- ными очередями. А бронебойщики перенесли огонь на дом с пулеметом. Обозленные гитлеровцы пустили в ход минометы, начали стрельбу из пулеметов и автоматов. 36
— Давай, давай, нас этим не возьмешь! — весело крикнул Черноголов. Приподнятое настроение было и у других бойцов, обрадованных разгромом фашистско- го КП. Рамазанов сообщил, что севернее, левее дома желез- нодорожников, замечено скопление фашистов. Внима- тельно всматриваясь в развалины, мы увидели, как из небольшого домика гитлеровцы перебегали в здание, что поближе к площади. Огнем из пулеметов и ПТР мы по- старались нарушить спокойствие врага. Тут я еще раз пожалел, что у нас нет ни одного миномета и нет воз- можности подать весточку в роту, чтобы вызвать огонь по скоплению противника. Первый день обороны заканчивался. Для нас он про- шел относительно спокойным, если не считать той по- стоянной тревоги, когда с минуты на минуту ожидаешь смертельного удара, но не знаешь, откуда он последует. «Как прошел этот день у соседей? Удалось ли подраз- делениям нашего полка и батальона удержать прежние позиции?» — Эти вопросы волновали каждого потому, что весь день правее и левее нас шли ожесточенные бои. К вечеру на нашем участке установилась какая-то подозрительная тишина. Противник лишь изредка по- стреливал из пулеметов и автоматов. Когда стемнело, я направил Иващенко и Свирина с первым боевым доне- сением на КП роты. В нем сообщалась схема обороны дома с точным расположением огневых точек, а также сведения о противнике. В приписке просил прислать по возможности патронов и ручных гранат. Ни шагу назад Над осажденным городом опустилась тревожная фронтовая ночь. В темноте бесследно растворились кон- туры ближних развалин. Только на короткое мгно- вение вспышки от разрывов озаряли безлюдную, изры- тую воронками площадь. За ней громоздились темные скелеты обгоревших зданий. Оттуда в нашу сторону тя- нулись светящиеся цепочки трассирующих пуль. Под уда- рами тяжелых снарядов вздрагивала, колебалась земля. В центральном подвале (так называли подвал второ- го подъезда; это место до конца обороны дома остава- 37.
лось чем-то вроде командного пункта нашего гарнизона) собрались командиры отделений: Павлов, Воронов и Ра- мазанов. Пришли сюда и бойцы, свободные от дежурства. Мы сообща подвели итоги первого боевого дня. Еще раз уточнили сведения о замеченных огневых точках против- ника, определили наиболее опасные направления. Затем пошел разговор об обороне дома и всех трудностях. Каждый знал, что от этой площади до берега реки осталось всего 300—400 метров и враг уже радуется близкой победе, он не остановится ни перед чем, чтобы сбросить нас в Волгу. Мысль всех собравшихся выразил Рамазанов. — Тяжелая обстановка. Но задачу будем выполнять до последнего патрона. — А если патронов не хватит? — спросил Павлов. — Кирпичи есть. Кирпичей не будет, зубы есть, зу- бами горло врагу грызть будем. А живыми не сдадимся. Ефрейтор разволновался и, как это часто бывает в такую минуту, не мог подобрать слова, чтобы точнее вы- разить свою мысль. — Верно говоришь, Рамазанов! Отступать нам даль- ше некуда, позади Волга,—поддержал Воронов. — Чего тут рассуждать? Сказано: ни шагу назад— и точка! — взволнованно произнес Глущенко. — Правильно. На то мы и гвардейцы,—добавил Павлов. В дверях показался Дымба. Он пожаловался, что у выхода из котельного помещения стоять невозможно: противник обстреливает. — А там, где враг не стреляет, нам и делать нече- го,— сердито заметил Рамазанов. — Айда, вместе по- смотрим. Немного погодя за ними пошел и я, чтобы уточнить обстановку. Войдя в котельную, услышал, как ефрейтор отчитывал Дымбу: — Почему нельзя стоять? Опустись на нижнюю сту- пеньку, а вот тут заложи кирпичом. И стой. Если он строчит из автомата, присмотрись хорошо — и из ружья дай сдачи. Я подошел к ним. Рамазанов внимательно всматри- вался в здание военторга, где засели гитлеровцы. — Товарищ гвардии лейтенант, из второго окна с пра- вого угла автоматчик бьет, — доложил мне ефрейтор. 38
Рамазанов Ф 3. — гвардии ефрейтор, командир отделения ПТР Я заметил, что окно было заложено кирпичом, а из узкой щели, оставлен- ной для стрельбы, вылета- ли огненные пунктиры трассирующих пуль. Вгры- заясь в стену, они треща- ли, как семечки. — Сейчас мы его успо- коим,—проговорил Рама- занов. Он лег на место Дымбы, зарядил ружье, прицелился и двумя мет- кими выстрелами из ПТР разнес кирпичную заго- родку. Из окна повалил дым, смешанный с кирпич- ной пылью. Автоматчик умолк. — Ну, вот и все. А ты говоришь, стоять невоз- можно. От этого ружья, товарищ Дымба, фашист- ские танки горят, а ты ав- томатчикам уступаешь. Ложись и смотри. Если стрелять будут, бей из ПТР, не бойся, на то тебе и ору- жие дали. Дымба занял свое место. Хотя он и старался скрыть растерянность, но было заметно, что страх еще не про- шел. С КП стрелковой роты вернулись Иващенко и Сви- рин. Они сообщили, что боеприпасов в роте мало. Веле- ли подойти перед утром, может, к тому времени подве- зут из-за Волги. А пока дали только один ящик винтовоч- ных патронов и штук двенадцать гранат. Ужина тоже не будет, принесли немного сухарей и больше ничего. — А где воду будем брать? Можно было бы сварить что-нибудь, — сказал Иващенко. — Может быть, на Волгу кого послать, товарищ гвар- дии лейтенант? — предложил Павлов. — Нет, придется от этого воздержаться, — сказал я. — Рисковать людьми пока не будем. Потерпим еще 39
сутки, а там что-нибудь решим. На всякий случай загля- ните в котел, может быть, там что осталось, хоть на до- нышке. Ужин разделили поровну. Каждому досталось по пол- тора сухаря. Кто-то из бойцов достал из вещевого меш- ка пачку горохового концентрата и предложил тоже раз- делить на всех. — Чего ее делить, губы смазать не хватит. Я предла- гаю эту пачку и вот мои четыре кусочка сахара: тоже от НЗ остались, отдать женщине, у которой грудной ребе- нок, — подсказал Иващенко. Его поддержали все. После ужина я решил познакомиться с жильцами дома, ютившимися в подвальных каморках. Сначала мы с Павловым зашли в комнату, где проживали две жен- щины — мать и дочь. Матери было лет 50—55, дочери около тридцати. Ее лицо покрывали реденькие рябины, а глаза слегка косили. Когда она рассказывала, что ее муж на фронте и от него уже полгода нет никаких ве- стей, ее взгляд был направлен куда-то в сторону, а не на собеседника. Этот взгляд и равнодушный тон, которым она преподносила свою историю, вселяли какое-то неопределенное сомнение в правдивости ее слов. Не по- нравилась мне и любезность, с которой принимали нас. В этой любезности было что-то искусственное, на- игранное. Комната, где жили мать с дочерью, была изолирова- на от наружного света, здесь беспрерывно горела ке- росиновая лампа. В левой стене я увидел дверь с надписью: «Высокое напряжение. Опасно для жизни». — Там тоже комната? — Да, но мы там не живем, вещички кое-какие сло- жили только. — Можно посмотреть? — Пожалуйста. — И пожилая женщина сама рас- пахнула дверь. Я очутился в трансформаторной. Здесь стояли два трансформатора, на стене была прикреплена распреде- лительная доска с приборами и рубильниками. Кру- гом провода в толстой резиновой изоляции, порванные, с оголенными концами. На двух больших ящиках в левом углу стояли корзины и железные бочки, набитые домаш- ними вещами. Из трансформаторной еще одна дверь вела в другую, 40
маленькую и низкую комнату, захламленную всяким старьем. Потолок здесь заменяли две железные створки, похожие на люки. Через них свободно можно было вы- ходить на Солнечную улицу. Вернувшись на лестничную площадку, мы увидели худенькую лет пяти девочку. Она стояла у приоткрытой створки дверей. Неожиданное появление двух военных на лестнице встревожило ее. Она недружелюбно смот- рела на нас большими широко открытыми глазенками. — Тебя как зовут, девочка? На наш вопрос она не ответила, открыла дверь и молча скрылась за ней. Дверь тут же приоткрылась, на пороге появился по- жилой мужчина. — К вам можно зайти? — спросил я у него. — Заходите, заходите. В комнате, если можно так назвать глухую клетушку, негде было повернуться. В ней укрывалась большая семья бывшего рабочего метизного завода Григория Ива- новича Дикова. — Присаживайтесь вот сюда, — указывая на дере- вянную скамейку, засуетилась пожилая женщина. — Это моя жена, Александра Федоровна, — отреко- мендовал хозяин.—А это наши дочки с детьми. — Вы что же, все из этого дома? — поинтересовал- ся я. — Нет, не все. Здесь жила только я с двумя дочур- ками, — ответила женщина лет тридцати. — А муж ваш, небось, на фронте? — спросил Павлов. Женщина отвела взгляд куда-то в сторону и смущен- но проговорила: — Мужа у меня не было. Мы познакомились с ее дочками. Старшая — Света по-прежнему держала в руках зайку, но уже чувствова- ла себя в безопасности и отвечала на наши вопросы. Ее младшая сестренка — Нина, прижавшись к матери, не- доверчиво смотрела в нашу сторону. Самой маленькой в этой семье оказалась Зина — ей не было еще и двух месяцев. Ее мать, Евдокия Григо- рьевна Селезнева, за несколько дней до памятной бом- бежки— 23 августа — вышла из роддома, а муж — ра- бочий с завода «Красный Октябрь» — в первые же дни 41
уличных боев ушел вместе с другими рабочими в народ- ное ополчение. — Страшно вспоминать, не знаю, как мы уцелели. Люди метались в ужасе, не находя места. Спасибо, вот отец помог мне с ребенком добраться сюда, — с горечью говорила Евдокия Григорьевна. — Наверно, не выживем и мы, с минуту на минуту смерти ждем. Вот только ребят жалко, — со вздохом проговорила старшая дочь Диковых Прасковья Григорь- евна Фалеева. — Муж-то ее тоже на фронте, может быть, и в жи- вых нет, поди пятый месяц ни слуху, ни духу,— пояснила Александра Федоровна. Побывав еще у двух женщин в подвале второго подъезда, мы перешли в подвал третьего подъезда. Здесь в одной из комнат, окна которой выходили на Солнечную улицу, нашли приют более двадцати человек. В дальнем углу стояли койки, под ними у стен ящики, корзины, узлы с домашними вещами. На трех столиках громозди- лась кухонная посуда. Селились здесь главным образом пожилые женщи- ны. Были также два старика, мальчик лет двенадцати, Ванюшкой звали, и две девушки — младшую, лет восем- надцати, звали Ниной, что постарше — Наташей. Нас встретили очень приветливо. Перебивая друг друга, рассказывали о своем горе, о потерянных семьях. Выяснилось, что судьба свела здесь только сталин- градцев. — Из разных домов мы, но давно знаем друг друга, — объяснил пожилой мужчина в клетчатой рубашке. — Все ничего, — произнес старческий голос,—тер- петь будем, коль судьба такая. Одно страшно —- а вдруг фашист придет сюда? — А вы не бойтесь, фашистам здесь не бывать, пока мы живы, — успокоил Павлов. — Нами располагайте, дорогие наши защитники,— попросил старик. — Тяжело будет — скажите, мы тоже с винтовкой постоим. — Спасибо, отец, — ответил я. — Без вашей помощи мы, наверно, и не обойдемся. Если будем проводить ка- кие-нибудь работы в целях обороны, обязательно к вам обратимся. 42
— Всегда поможем, — заверили мужчины и жен- щины. — А как у вас с продовольствием? — поинтересовал- ся я. — Какие уж тут могут быть продукты. Кое-как пере- биваемся. У кого немного крупы, у кого муки, да и то уж тут, в доме поджились. Вот с водой совсем плохо. По- следние два дня из водопроводных труб высасывали, а теперь и там кончается. — Что-нибудь придумаем, будем искать воду,-—за- верил я, — ведь без нее и нам не обойтись. — Заходите еще! — приглашали нас, когда мы по- прощались. Поздно ночью, обходя посты, я подошел к бронебой- щику Бахметьеву. — Ну как, заметил что-либо подозрительное? — спросил я у него. — Вон оттуда, — показал он в сторону железнодо- рожного дома, — пулемет все время стреляет по мель- нице.— И тут же спросил: — А ужин разве не принесут сегодня? — Кроме того, что вам принесли, ожидать, пожалуй, нечего. С переправой плохо, фашисты простреливают Волгу. Придется пока потерпеть. Вот наладится пере- права — тогда все будет. — Трудно терпеть, товарищ гвардии лейтенант,— скривился Бахметьев, — с тощим желудком воевать плохо. Я еле сдержался. — Мы еще особых трудностей не испытывали, това- рищ Бахметьев. Солдат должен уметь переносить все тя- готы, это наш долг. А вопрос о продуктах будем решать своими силами. Отбиваем amauti Ночь прошла без происшествий. Перед утром, оста- вив за себя Павлова, который отдохнул пару часов, я прилег на кровать и моментально уснул. Когда про- снулся, в подвале никого не было. Стены дома вздраги- вали от далеких разрывов: это фашисты снова обстрели- вали Мамаев курган из шестиствольного миномета. В котельной, куда я заглянул, слабые лучи утрение- 43
го света, проникавшие из узких аморазур, освещали ржавый котел. В западном отсеке подвала я увидел Ра- мазанова. Он стоял возле окна у северной стены. — Может быть, ружья ПТР перенесем сюда? — спросил он. — А в чем дело? — С северо-западного угла площади доносится шум моторов, танки, наверно. Мы помолчали, прислушиваясь. Сомнений не остава- лось: гудели танки. —- Перебросьте сюда два противотанковых ружья, приготовьте противотанковые гранаты, — распорядился я и пошел в третий отсек подвала, чтобы проверить, на- дежно ли заложены там дверные и оконные проемы. На лестничной площадке меня окликнул Иващенко. — Что случилось? Сержант немного помолчал и нерешительно загово- рил: — Разрешите осмотреть квартиры наверху, может быть, из продуктов что-нибудь попадется. •— Ну что же, давай, только под окнами меньше маячь. — Насчет этого не беспокойтесь, зря под пулю не по- лезу, — спокойно ответил сержант. Он повернулся и ушел. Иващенко, как и других, я знал мало, но и за это вре- мя нельзя было не заметить в нем подчеркнутого спокой- ствия, неторопливости и расчетливых движений, а сейчас в нем проявилась и забота о товарищах. Думая о бойцах, с которыми судьба меня свела в этом доме, я не заметил, как пролез через пролом в сте- не и подошел к последней двери. Она только что вчера была забаррикадирована. Между верхней притолокой и ящиками с землей был просвет. Подняв с земли два кир- пича, я бросил их на верхний ящик, и тут же сразу трес- нула разрывная пуля, ударившись о лестничные перила. Оставшийся просвет надо было закрыть, чтобы фашист- скому снайперу не было приманки. Утренняя тишина сменилась непрерывным гулом ар- тиллерийской канонады. Над боевыми позициями наших частей уже висели сотни фашистских самолетов, у ме- тизного завода шел тяжелый бой. В центральном подвале возле стены стоял Павлов. 44
Перед ним лежал ржавый танковый пулемет с сошками и двумя покрасневшими дисками. — Товарищ лейтенант, трофей нашли. Только, видно, из него толку не будет. — Почему? — Ржавый он весь, да и мушки нет. А вместо при- цельной рамки какая-то штуковина. — Штуковина! — улыбнулся я. — Эта штуковина и есть прицел. Она заменяет и мушку и прицельную рам- ку. Диоптром называется. — А вы откуда знаете? — удивился Павлов. — Танкистом когда-то был, вот и знаю. — Чего же это вас в пехоту потянуло? •— Долго рассказывать, как-нибудь в другой раз... Давай керосин, сейчас мы его купать будем. Сошки на планшайбе и два пустых диска свидетель- ствовали о том, что экипаж какого-то подбитого или по- дожженного танка готовился вступить в неравный бой с врагом вне своей машины. Чем закончилась эта схватка, кто были хозяева пулемета и где они теперь — мы, ко- нечно, не знали. Но оружие, возможно, выпавшее из ос- лабевших рук, должно было снова служить народу. Мы несколько раз промыли и прочистили детали пулемета. Собрали, опробовали на стрельбу — ничего не получается: бьет одиночными выстрелами, а очереди не дает. Я припомнил, что в таких случаях надо хорошень- ко прочистить отверстия регулятора газовой камеры. Так и сделали. Пока мы возились с пулеметом, Иващенко вычистил и набил патронами диски. Оставалось поставить на ме- сто соединительную чеку и подогнать затыльник. В эту минуту появился Рамазанов: — Немцы? Все дома в окрестностях имели у нас условные наз- вания: «молочный дом» {названный так по цвету наруж- ной окраски), Г-образный дом, дом железнодорожни- ков, дом военторга и т. д. Некоторые здания назывались по фамилиям командиров: левее, недалеко от нас, нахо- дился дом Заболотнева; несколько дней назад появилось название и нашему дому. В то время, когда санинструк- тор Калинин докладывал командиру полка гвардии пол- ковнику Елину о том, что в дом № 61 по улице Пензен- ской пробрался сержант Павлов с тремя бойцами и 45
занял там оборону, присутствовал кто-то из корреспон- дентов, и на следующий день во фронтовой газете была напечатана статья под названием «Дом сержанта Пав- лова». Никто тогда из нас, да и командование и не думали, что дом с этим названием так и останется в истории. На этот раз фашисты скапливались для атаки за длинным зданием военторга. Намерение врага мы разга- дали сразу. Раньше фашисты атаковали нас с запада. Для того, чтобы вплотную подойти к нашему дому, им приходилось пересекать открытую площадь. Теперь фа- шисты изменили тактику. Они решили штурмовать нашу оборону с самого близкого расстояния. Здание воентор- га как раз и отвечало этой цели. Одной стороной оно выходило на Республиканскую улицу и отделялось от нашего дома только стыком двух улиц. Вторым удобным пунктом для скопления гитлеровцев перед атакой был дом напротив нас, на Солнечной улице. Я приказал перебросить основные огневые средства на такие позиции, чтобы держать под обстрелом стык Республиканской и Солнечной улиц, а также дом напро- тив. Тут я вспомнил бензохранилище неподалеку от зда- ния: оттуда можно было просматривать и обстреливать Республиканскую улицу. При первой возможности решил обследовать его и использовать для огневой точки. Для отражения вражеской атаки мы создали группу в составе Павлова, Рамазанова, Свирина и Воронова. Перед ними поставили задачу — в случае приближения фашистов к дому забросать и уничтожить прорвавшихся ручными гранатами. Старшим группы я назначил Пав- лова. Со стороны Республиканской улицы и «молочного дома» били вражеские пулеметы. Через некоторое время западную (торцовую) стену начали обстреливать мино- меты. С каждой минутой огонь нарастал. Из-за сплош- ной стены разрывов и поднятой ими завесы пыли невоз- можно было разглядеть, что происходит впереди. Но мы знали, как только будет прекращен минометный огонь, фашисты пойдут на приступ. Прильнув к амбразурам, бойцы с волнением ждали решительную минуту. Спо- койствие не покидало их даже в этом тревожном ожи- дании. 46
УСЛОВНЫЕ ОБОЗНАЧЕНИЯ I Пивзавод ? Дома УНКВД 3 МОЛ'ОЧНЫ.И ДОМ ” Дом работы. Облпотребсоюза Me льни ца Дом железнодорожников Г-образныи дом Трамвайная линия Штаб 3£2гв.стр.батальона Штаб 42^2гв.стр полка Войска противника Советски е войска П Л Д Н-СХЕМД ЖИЛЫХ КВАРТАЛОВ СТДЛИНТНАДА ПРИЛЕГАЮЩИХ К ПЛОЩАДИ 9 ВНО Р гро® Г пензенская ВоН * — Он, дурак, думал, что мы наверху будем сидеть, — говорил Глущенко. — Тильки покажись на вулице, по- бачишь, як мы стрелять начнем. — А ведь если дом загорится, нам здесь не усидеть,— заметил Бахметьев. Ему было явно не по себе, он ис- пуганно вздрагивал при каждом близком хлопке мины. — А ты не думай об этом, — оборвал его Иващен- ко.— Надо не допустить, чтобы фрицы подожгли нас. — Ну, а если начнем гореть, бежать нам некуда. Разве фашистов из военторга попросим, — добавил Сви- рин. — Попробуй, попроси. Это не так-то просто, — воз- разил Дымба. 47
— Свирин и Иващенко правильно говорят, — вме- шался Павлов. — Если придется бежать, так только впе- ред. Сзади для нас земли нет. — Что вы ни говорите, хлопцы, а мне кажется, нам отсюда живыми не выбраться,— опять заныл Бахметьев. Это вывело из равновесия даже всегда спокойного и доб- родушного Глущенко. — Паникер вы, товарищ Бахметьев, як подывлюсь на вас. Чего вы смерти боитесь? То — «живы не будем», то «дом загорится»... Ты не на блинах у тещи, а на вой- не. Шоб не було, а с миста не сойдем — вот як треба русскому солдату казать. Его горячо поддержал Воронов. Но в эту минуту из- за здания военторга взвилась зеленая ракета. Я хотел уже дать сигнал об открытии общего огня, но меня опе- редила очередь из автомата Черноголова, который пер- вым увидел выбегающих на улицу гитлеровцев. Навстречу фашистам дружно ударили наши пулеметы и автоматы. Попав в зону плотного огня, гитлеровцы метались и падали, подкошенные нашими выстрелами. Но живые робко ползли вперед. — Вам не то что до Волги добраться — и двадцати метров не пробежать, — проговорил Александров, спо- койно, не торопясь, выбирая очередную мишень. Подгоняемые офицерами вражеские автоматчики еще некоторое время продолжали лезть вперед, но по- том, понеся потери, изменили план атаки: перебегая ули- цу, они стали накапливаться в здании напротив. Против- ник снова открыл огонь по западной и южной стенам дома. Положение становилось угрожающим. Перебегут гитле- ровцы через Солнечную улицу — и они уже в нашем доме. Я приказал Воронову выдвинуть станковый пулемет на лестничную клетку и держать под обстрелом улицу. Нас осаждали теперь с двух сторон: с юга противник находился в тридцати-сорока метрах; с юго-запада ползла к дому другая группа гитлеровцев. От нас тре- бовалась особая внимательность и бдительность. Грана- тометчики уже стояли у окон первого этажа, держа на- готове гранаты. Стих, словно оборвался, минометный огонь, и фаши- сты высыпали на улицу. Они лезли вперед, галдя: - Рус, сдавайся, капут! Вольга — буль-буль! 48
А навстречу им летели гранаты, трещали, захлебыва- ясь, пулеметы и автоматы. — Вот тебе сдавайся! Вот тебе Волга! — кричал в азарте Воронов, посылая длинные очереди. Гитлеровцы не добежали до нашего дома, отхлынули. А на улице осталось более тридцати трупов. — Умылись хрицы, — ухмыльнулся Глущенко. — Вот тоби и буль-буль! Воспользовавшись установившимся затишьем, мы вернулись в центральный подвал и снова взялись за тро- фейный пулемет. На этот раз он действовал безотказно. Я распорядился поставить его в западной стене, где был разбит угол дома. Проходя по коридору второго этажа, я увидел в од- ной из комнат белье на веревке. Его вывесил здесь кто- то из гражданских. «Значит, ходят по дому, когда им это заблагорассудится. Непорядок»,— подумал я и решил ограничить хождение жильцов по этажам. Позвал с собой Павлова, вместе с ним спустились в подвал к жильцам, В нос ударил тяжелый, спертый воз- дух. Навстречу из-за койки вышел мужчина в той же клетчатой рубашке: — Как вы там, сыночки? Все живы-здоровы?— спросил он. — У нас все в порядке, — ответил я ему. — А у вас как? Страшновато было, пока вы бой там вели. Пере- живали за вас. А что, думали, если не удержат?.. — Быть того, отец, не могло, — возразил Павлов. — Оно, конечно... А только в случае чего — не забы- вайте, что обещали нас позвать на подмогу. — Пока сами обходимся, товарищи, — сказал я.— Вот если перевязать кого-нибудь из раненых понадо- бится... — А мы на что? — в один голос отозвались обе де- вушки. — И еще одна просьба, — продолжал я.—На верх- ние этажи подниматься вам лишний раз не стоит. Это и для жизни опасно, да и дисциплина должна быть среди всех нас. Мы просим: если у кого есть вещи наверху, снесите их вниз. Сложить можно в котельной. А хожде- ние по этажам давайте прекратим. 49
— Понимаем, сынок. Вы люди военные, мы вам эти- ми хождениями только мешать будем. Нам наверху и делать-то нечего. Также охотно согласились выполнить наше требова- ние и жильцы второго подвала. Но в первом подъезде, где жили мать и дочь, нас встретили недоброжелатель- но, хотя и старались скрыть это под маской вежливости. Дочь заявила, что у нее в комнате на третьем этаже остались личные вещи, да и белье она не может сушить в подвале. Нам пришлось долго разъяснять, что время сейчас военное и в доме должен быть такой порядок, ка- кой считает нужным установить командир, отвечающий за оборону объекта. — Солдатам приказывайте, а не нам, — донесся вдо- гонку голос пожилой женщины, когда мы закрывали дверь. Мы с Павловым переглянулись и отнесли этот возглас на счет обычной женской сварливости... В коридоре нас встретил Воронов. — Завтрак готов, — отрапортовал он. Мы уже знали, что ожидаются блинчики. — На всех хватит? — спросил я. — Должно хватить. В центральном подвале за столом сидели бойцы, сво- бодные от несения службы. Свирин и Иващенко поста- вили две тарелки с аппетитными румяными блинами. — Эх, к этим блинчикам да украинской ряженки,— вздохнул Иващенко. — В чем же дело? Давай ряженку, хотя и не знаю, что это такое, — отозвался Рамазанов. — Молоко кислое, вот что. — Можно начинать? — спросил Павлов, хитро под- мигивая. — Начинай, братва,—скомандовал Воронов. — Не обессудьте за угощение. Думается, не всякая теща таки- ми блинами накормит. Все знали, что блины испечены на касторовом масле, но ели и похваливали Воронова. — Да не я же жарил, а Иващенко, — оправдывался тот. — Погодите хвалить, — ворчал Иващенко. — Может быть, скоро крыть будете: ах, мол, такой-сякой, кастор- кой накормил. Блины доесть не успели: прибежал Александров и 50
сообщил, что с запада к дому ползут фашисты. Завяза- лась короткая схватка. Потеряв около пятнадцати уби- тых, гитлеровцы отступили. В полдень противник снова возобновил атаку. На этот раз фашисты были пьяными и лезли буквально на рожон. Некоторым из них удалось приблизиться к окнам и стенам дома, но уйти назад удавалось немногим. Пока шел бой, не замечали усталости, но как только была отбита последняя атака и настало относительное затишье, так сразу сказалась усталость. В голове шуме- ло, а уши словно были закрыты пробками. Стоило при- сесть, как глаза сами смыкались и тут же куда-то все проваливалось. Стоит ли говорить о пустых желудках. Последнее беспокоило особенно, и на поиски чего- нибудь съестного опять отправились Иващенко и Бон- даренко. Они разыскали где-то немного проросшей, сме- шанной с землей пшеницы. Тут же задымились неболь- шие костры и, не дожидаясь, когда она поджарится, ели сырую, обжигая губы. К трудностям этого дня присоединился и завтрак. Весь день бурлило в животах, а к вечеру блинчики дали о себе знать... — Подать сюда повара, — грозно рычал Глущенко, вылезая из укромного уголка, и шутя закатывал рукава гимнастерки... Подземные работы. Телефонная связь Прошел еще один день напряженных схваток. По- следняя атака противника со стороны Республиканской улицы еще раз убедила нас в необходимости принять срочные меры для усиления этого участка. Вечером Павлов и Воронов обследовали подвал бен- зохранилища и доложили, что он очень удобен, с двумя отделениями, выложенными кирпичом. Решили провести к нему подземный ход и поставить в подвале найденный Павловым пулемет. В эту ночь я отправил очередное боевое донесение командиру стрелковой роты Наумову. В нем сообщал о боях за истекшие сутки, потерях противника и снова просил прислать боеприпасы, а также ужин или про- дукты. 51
Когда Иващенко и Бондаренко ушли с донесением, мы приступили к подземным работам. Руководил ими Рамазанов. Лопату, лом, кирки и топор нашли в доме. Для вывоза земли из тоннеля использовали патронный ящик с двумя концами веревок: за один конец вытаски- вали ящик, чтобы освободить его от земли, за другой — волочили уже пустой. Рыть подземный ход приходилось лежа. Эти неудоб- ства дополнялись твердостью грунта. Поэтому «шахте- ры», работавшие под землей, часто менялись. — Быстрее насыпай, чего возишься? — торопил Сви- рин Черноголова. — Вот попробуешь — узнаешь, как тут можно быст- ро,— доносилось из-под земли.— Тут грунт, как свинец, да и повернуться негде. — И зачем это придумали? Что он даст нам, этот подвал? Подумаешь, позиция какая важная... — Сержант говорит, что если тут пулемет поставить, фашисты на улицу и нос не высунут. — Вон что! Тогда придется повозиться, — согласил- ся Свирин. Вернулись с КП Иващенко и Бондаренко. Вести при- несли малоутешительные: патронов в роте мало, дали только один ящик и полтора десятка гранат. Дело с бое- припасами в нашем гарнизоне осложнялось: на один хо- роший бой и то, пожалуй, не хватит. Я распорядился патроны расходовать экономно, вести только прицель- ный огонь. Не лучше обстояло дело и с ужином. Связные при- несли три банки рыбных консервов да по два сухаря и по три куска сахару на каждого бойца. Вторые сутки никто из нас не брал в рот ни глотка воды. Я вспомнил, что у Воронова оставались три бутылки воды для пулемета, которые он принес с мельницы. — Дай людям хотя по паре глотков,— сказал я ему. — Так ведь ее уже нет, — начал оправдываться Во- ронов.— Две фляжки израсходовали на блинчики, а одну мы отдали тете Дусе, у нее же маленький ребенок. — А для пулемета осталось что? — Ничего. Но он полностью заправлен. Да вы, това- рищ лейтенант, не беспокойтесь, «максимка» не подве- дет, за это я ручаюсь. Если что,., для него воды най- дем, — заверил Воронов. 52
Положенную порцию сухарей и сахару раздали каж- дому на руки, а консервы распределили одну банку на пять человек. Воронов, Павлов, Иващенко, Рамазанов и я из того, что нам досталось, выделили немного детям. Многие бойцы тоже поделились с ними своим сахаром. С этого дня каждый из пас считал своим долгом хоть кусочек сахару или сухарь отдать ребятам. Позже нам как-то стало известно, что у женщины с грудным ребен- ком нечем заменить промокшие пеленки. Тогда кто-то из бойцов достал из вещмешка новые портянки и отдал их матери маленькой Зины. К двум часам ночи мы прорыли больше половины подземного хода. Усталые и полуголодные бойцы усну- ли. Бодрствовали только те, кто дежурил у амбразур. Они чутко прислушивались к каждому звуку в соседних развалинах и на площади. Фашисты беспрерывно обстреливали дом из пулеме- тов и автоматов. Под эту трескотню они и решились на ночную вылазку. Зоркий Черноголов обнаружил подпол- завших гитлеровцев, и гарнизон встретил врага друж- ным огнем. В перестрелке, продолжавшейся полчаса, был ранен разрывной пулей в ногу Бондаренко. Но он не ушел в укрытие и продолжал стрелять из автомата, пока фашисты не убрались во-свояси. Хаит и Сабгайда отвели Бондаренко на КП роты и вер- нулись с пополнением. К нам в гарнизон прибыл гвардии рядовой Довженко. Мы его тут же определили в пулемет- ный расчет вместо выбывшего подносчика. Хаит и Сабгай- да принесли с собой ящик. — Патронов достали, — доложили они, и по их плуто- ватым физиономиям можно было догадаться, что «доста- ли» не совсем честным способом. Но в подробности вда- ваться не хотелось. К тому же в ящике оказались не пат- роны. а гранаты Ф-1. — А это вот газеты, старший лейтенант Авагимов ве- лел организовать читку, — протягивая мне сверток, пояс- нил Сабгайда. Как ни тяжело было, а к газетам бойцы потянулись сразу, хотелось узнать, что происходит на фронтах. В сообщении от Советского информбюро говорилось, что наступление противника на всех участках приоста- новлено, а на улицах Сталинграда идут тяжелые крово- пролитные бои. 53
Бондаренко М. С. — гвардии рядовой, четвертый номер пулеметного расчета — Знаете, товарищ сержант,— обращаясь к Иващенко, заговорил Сви- рин.— Трудно нам дер- жаться, может быть, еще тяжелее будет, а вот ког- да знаешь, что в стране происходит, оно и на душе поспокойней. — Ты кажешь правду, Иван Тимофеевич,— ото- звался Глущенко.— Газе- та як чоловик все расска- же, дэ що робится на би- лом свити. — Газетой сыт не бу- дешь, а вот если бы ты принес термос с кашей, оно бы куда веселей бы- ло,— отозвался дремав- ший Дымба. — Ты только и дума- ешь, как бы поесть да по- спать, а на остальное тебе наплевать,— сказал Рама- занов. — Да разве я только о себе беспокоюсь. Обо всех. — Знаем, как вы с Бахметьевым беспокоитесь о дру- гих. Ходите да ноете, скуку на других нагоняете. По-ва- шему, Сталинград немцам сдать, а самим за Волгу бе- жать, — с упреком заметил Павлов. Остаток ночи и день мы снова посвятили подземным работам. Теперь все бойцы понимали, насколько необхо- дима нам новая огневая точка, и работали, не считаясь с усталостью. Весь день на соседних участках шли ожесточенные бои. Наш дом подвергался систематическому обстрелу из минометов и пулеметов. Угол здания за этот день был разрушен еще больше. А пока снаружи грохотали разрывы, Рамазанов и Александров возились в подвале возле котла. После дол- 51
гих усилий им удалось сбить муфту, соединяющую котел с нижней подводящей трубой, и показалась влага. — Есть вода! — радостно закричал Рамазанов. В заранее приготовленную посуду потекла темно-ко- ричневая ржавая жидкость. Ею заполнили два больших оцинкованных бака, а остальную воду отдали жителям. Они тоже налили полные ведра, кастрюли и бачки. Воду эту мы потом пропускали через вату и марлю и, когда она становилась желтоватой, употребляли для питья и приготовления пищи. Не лучше было и с продуктами. Ели в основном пше- ницу, которую варили целиком или истолченную. Кроме этого, бойцы осмотрели на всех этажах ящики, корзины, сундуки. Удалось собрать немного фасоли, крупы, соли. Из всех этих запасов и готовилась в большой кастрюле пища для гарнизона. В те дни никто из нас об отдыхе и не думал. Днем мы сдерживали бешеные порывы вражеских атак, а но- чью занимались совершенствованием своих позиций. Однажды в полночь, когда все были заняты работой, ко мне прибежал Рамазанов и сообщил, что Дымба и Бахметьев, работавшие на подземном ходу, куда-то ис- чезли. — Павлов с Вороновым уже их разыскивают, а я пришел вам доложить, — отрапортовал ефрейтор. На- правляясь в западный отсек, мы издали услышали, как Воронов пробирает самовольников. — Продукты, говорят, искали, товарищ лейтенант, а сами спать завалились под лестницей,— доложил пуле- метчик. Этот случай взбудоражил весь гарнизон. В адрес на- рушителей посыпались справедливые упреки и возмуще- ние товарищей. Особенно разошелся Глущенко. Мы еще не видели его таким взволнованным, как в этот раз. Я не мог придумать, какие меры воздействия можно еще применить к этим бойцам в наших условиях и ре- шил просить Наумова забрать их из нашего гарнизона. Пусть нас останется меньше, зато на каждого можно по- ложиться и надеяться. С самого утра на нашем участке противник возобно- вил атаки. Артиллерийский и минометный огонь фаши- стов полностью разрушил западную торцовую часть на- шего здания. Лишь в полдень, когда пошел сильный 55
дождь, на участке настало затишье, и мы опять присту- пили к оборонительным работа?л. К вечеру подземный ход, наконец, был готов, Мы за- ложили наружные двери подвального бензохранилища, проделали амбразуру и поставили ручной пулемет. Те- перь Республиканская улица была под обстрелом. Между углом дома и новой огневой точкой мы выве- ли на поверхность земли отверстие. Днем оно прикрыва- лось листом ^железа, а ночью в нем дежурило боевое ох- ранение. Впервые за двое суток бойцы получили возможность немного вздремнуть. Дымбу и Бахметьева назначили на дежурство в пер- вую смену сразу после ужина. Одного у дверей первого подъезда, а другого — у цокольного окна третьего отсе- ка. Эти посты были менее ответственными, чем осталь- ные. В двенадцатом часу ночи я оставил за себя Павлова, а сам с Сабгайдой отправился к командиру роты Наумо- ву. Выслушав мой доклад и просьбу, он спросил: — Что же вы не могли пробрать Дымбу и Бахметье- ва так, чтобы они прочувствовали? — Ничего не помогает, товарищ старший лейтенант, мы уже их наказывали и по-хорошему убеждали, а для них все нипочем. Они говорят —хуже того, что есть, не будет. — Нет! На фронте для них может быть и хуже,— с гневом пояснил ротный и тут же спросил: —• Сколько вас останется в гарнизоне без них? — Со мной одиннадцать человек. — Маловато. Но что ж, у нас тоже не густо,— Нау- мов немного подумал, потоцт сказал: — Ладно, посылайте сюда, а вам пока в замену нико- го не дам, держитесь своими силами. — А как насчет минометов и связи, вы же обещали? — Помню и знаю, ио пока не могу. Получим пополне- ние, обязательно пару минометов пришлю, а насчет свя- зи говорил с командиром батальона, он пообещал на днях выкроить для вашего гарнизона телефонный аппарат. Возвращаясь к себе в дом, мы прихватили с пол-ящи- ка автоматных патронов и с десяток гранат. Не отказа- лись и от газет, предложенных командиром роты, хотя они и были за прошлые дни. 56
В гарнизоне было все в порядке. Не откладывая до завтра, я тут же распорядился откомандировать к Наумо- ву Дымбу и Бахметьева. Узнав об этом, гвардейцы облег- ченно вздохнули. Проснувшись около двух часов ночи, я решил подме- нить Павлова, дежурившего по гарнизону. В подвал до- носилась артиллерийская стрельба, гул летавших по но- чам «кукурузников» (так фронтовики любовно прозвали прославленные самолеты По-2). — Соседи горят, — сообщил, улыбаясь, Павлов. — Какие соседи? — не понял я. — Фрицы в военторге. «Кукурузники» как раз по ним угадали, спать фашистам не дают. Я посмотрел в оставленное для наблюдения окошко. Здание военторга горело, в пламени потрескивали пат- роны. Из огня выскакивали и бежали к развалинам оди- ночные фигурки гитлеровцев. Судя по их немногочислен- ности, значительная часть фашистов погибла в пожаре. Вспомнились слова Бахметьева: «Если дом загорится, нам здесь не усидеть». Горит здание военторга, так же может заполыхать и наш дом. Что же предпринять на такой случай? Близость нашего дома к расположению противника исключала возможность бомбежки с больших и малых высот. Только наши бесстрашные По-2 умели точно по- слать свои бомбовые удары в цель. Немецкие же летчики, опасаясь промахнуться и попасть в своих, нас не бомби- ли. Но ведь дом мог загореться и от попадания артил- лерийских снарядов. Как тогда сохранить людей и удер- жать позицию? После долгого размышления я принял решение выне- сти часть огневых средств через подземные ходы наружу. И это дело нельзя было откладывать. В коридоре первого этажа у ручного пулемета стоял Глущенко. — Виноват, товарищ лейтенант,, не заметил, як ви пи- дошлы, — смутился он. — Да, по правде казать, я ридко оглядываюсь. Сзади пидходят тильки свои, а вот оттуда можно ожидать неприятеля. — Лишь бы хорошо наблюдали за врагом да не ус- нули... — Насчет этого вы не биспокийтесь. Я вам вот як 5Z
Сабгайда А А. — гвардии рядовой, первый номер ПТР кажу: як що спящим на посту меня застанете — пристрелите на мисти, щоб бильше не проснувся. Но уверен, що уснуть на посту— ни, таку подлость я николы не сделаю.. От Глущенко я отпра- вился к боевому охране- нию, которое мы всегда выставляли на ночь в от- верстие подземного хода, между домом и наружным подвалом. На посту стоял Сабгай- да. Это был человек сред- него роста, лет двадцати семи. За его плечами уже было несколько месяцев фронтовой жизни. С бо- лью на сердце он отходил вместе с другими из-под Харькова к Сталинграду. Ведь совсем рядом, на том берегу Волги, родное село, там жена и сын. Сабгайда спустился и стал будить своего товарища. — Вставай, Комал-джан, — осторожно теребил он Тургунова. — Опять ползут? — быстро поднимаясь, словно он и не спал, спросил солдат. — Пока тихо, но могут полезть. Устал я, сон одоле- вает, вот и разбудил. Подежурь немного, а я прилягу, — пояснил Сабгайда. — Хорошо! Давай, твоя ложись, а моя будешь на по- сту стоять, — на ломаном русском языке проговорил Тургунов. Внешне он выглядел моложе своих двадцати семи лет. Дома у него, как и у многих других, осталась семья. По характеру Комал-джан выделялся среди других бойцов 1аинизона молчаливостью, в бою не терялся. От товари- щей ничего не скрывал, выкладывал все, что было на д>ше. 5Ь
Услышав мой шорох, Сабгайда окликнул: — Кто идет? — Что-нибудь заметили? — спросил я у него. — Пока вроде спокойно, товарищ лейтенант. Вот только из-за «молочного дома» с полчаса назад шум мо- тора слышался. Вроде грузовик подходил. А правее трансформаторной будки сильный галдеж немцев слы- шен был. — Хорошо. Отдыхай, а ты, Тургунов, наблюдай по- внимательней да смотри не усни, а то на зорьке на сон потянет крепко. — Зачем так говоришь, товарищ командир? Узбек Тургунов на посту не уснет. Он не будет плохой человек. На рассвете оккупанты решили нас припугнуть: — Внимание! Внимание! — послышался на площади голос фашистского диктора. Гитлеровцы установили за «молочным домом» репродуктор и горланили одно и то же: — В вашем распоряжении осталось несколько дней, и вы будете нашими доблестными войсками сброшены в Волгу, — захлебываясь, кричал немец. — Брешешь, собака, нас не запугаешь! — злобно вы- ругался Рамазанов. — Вы только послушайте, как врут сволочи. Он орет, с ними вся Украина сотрудничает, а нас только в этом доме пять украинцев, — сказал Иващенко. С утра на участке было тихо, и мы продолжали совер- шенствовать оборону. В полдень рота гитлеровцев атаковала нас с северо- запада, но, потеряв десятка четыре солдат убитыми и ра- неными, отступила. Раненные в этом бою Воронов и Алек- сандров до последнего выстрела участвовали в отраже- нии атаки фашистов. Их раны перевязала Нина, находившаяся все время рядом. После боя они умоляли не отправлять их в медсанбат. — Не время сейчас по медсанбатам ходить, — дока- зывал Александров. — На ногах мы держимся крепко, оружие из рук не выпадает. — А я со своим «максимом» расстанусь только тогда, когда руки и ноги не будут двигаться или убьют, — вто- рил Воронов. Я смотрел на умоляющие лица двух гвардейцев, и во мне подымалась волна гордости за наших чудесных ре- Ь9
бят. С такими богатырями Сталинград не покорится! И разве мог я не удовлетворить их просьбу? Если бы меня спросили, кто из бойцов был самым от- важным в прошедших боях, я не смог бы ответить. Каж- дый честно выполнял свой воинский долг. А примером для защитников дома служили коммунисты Александров и Иващенко. Александров в бою был живым воплощением хладно- кровия. Чем грознее складывалась обстановка, тем спо- койнее становился этот человек. Но это было не напуск- ное молодечество, не равнодушие к жизни, не бесшабаш- ная удаль сорвиголовы. Он презирал смерть в минуты опасности, ибо в этом видел святую обязанность ком- муниста-фронтовика. Многие бойцы, получив ранение, отказывались уходить в тыл. При этом они ссылались на коммуниста Александрова. Человек иного характера, Иващенко тоже был от- личным солдатом. Он умел найти к каждому бойцу осо- бый подход, приободрить растерявшихся в трудную ми- нуту, строго одернуть тех, кто хоть на секунду забывал о законах военной службы. В бою он был бесстрашен и беспощаден, как и Александров. В последующие два дня атаки по-прежнему следова- ли одна за другой. Обстановка подчас накалялась до предела, огневые средства и бойцов приходилось часто перебрасывать туда, где создавалось угрожающее поло- жение. От гвардейцев требовалась не только стойкость, решительность, но и солдатская сноровка, находчивость. Как-то вечером фашисты обрушились внезапно. С той стороны, где в густых сумерках перед самыми окнами дома выросли фигуры захватчиков, дежурили бронебойщики Сабгайда и Тургунов. Противотанковые ружья здесь бесполезны, убьешь одного, другого, а деся- ток ворвется в дом. Не раздумывая, гвардейцы сразу пустили в ход противотанковые гранаты и бутылки «КС». К месту схватки прибежали автоматчики Якименко и Шаповалов. Бой продолжался недолго. Попытка гитле- ровцев ворваться в дом внезапно обошлась для них не- дешево. В полночь меня разыскал в западном отсеке Свирин. Он сообщил, что к нам пришли связисты. В центральном подвале я увидел ординарца коман- 60
дира роты рядового Болдырева. С ним были еще двое. Один из них, сержант Думин, доложил: — Связь тянуть будем, где вам удобнее аппарат по- ставить? — Ненадежная эта связь будет... — заметил Воро- нов, недоверчиво поглядывая на аппарат, стоявший на столе, на катушки с проводами.— Вон как минами да сна- рядами долбит, к утру и кусков от провода не найдешь. — Об этом не беспокойся. Сделаем так, что кусков собирать не придется, а связь будет надежной, — заве- рил Думин. К утру от нашего дома к мельнице, в специально сделанных углублениях, тщательно прикрытых сверху глыбами кирпича и железа, тянулись четыре линии те- лефонного провода. Сколько было радости, когда в под- вале послышался первый звонок стоявшего на столе ап- парата. Связь с ротой была налажена. Испытание мужества В середине октября враг с новой силой перешел в решительное наступление. В центральном подвале кто-нибудь, я или Павлов, дежурил у телефона. Командир роты Наумов постоянно звонил, запрашивал обстановку, предупреждал, что нужно быть каждую секунду готовым для отражения вражеской атаки. Пулеметная стрельба слышалась где-то у берега реки за пивзаводом. — Неужели фашистам удалось прорваться к Вол- ге? — спрашивали бойцы друг друга. — Трудно сказать, но трескотня где-то у берега, — неопределенно отвечал кто-нибудь из гвардейцев. Поздно вечером в аппарате раздался приглушенный звонок. Павлов снял трубку: •— «Маяк» слушает. — Он передал трубку мне. — Вас командир роты вызывает. Наумов сообщил: «Завтра пришлю пополнение, так что веселее вам будет», — и снова запросил обстановку. После телефонного разговора с ротным я предложил Павлову: — Пока тихо, ложись отдыхать. 61
Сержант поежился, шевельнул плечами и прого- ворил: — Спать-то, по правде сказать, охота, да разве «они» дадут уснуть? До призыва в армию Яков Федорович Павлов меч- тал о самолетах, уж очень хотелось ему попасть в лет- ную школу. Увлечение колхозного паренька учла при- зывная комиссия Валдайского военкомата и направила его в авиачасть. Но случилось так, что его зачислили не в школу авиаспециалистов, а в хозяйственный взвод. В 42-й гвардейский стрелковый полк Павлов пришел уже обстрелянным, бывалым сержантом. В третьем ба- тальоне его назначили командиром стрелкового отделе- ния. Несколько дней назад рота вела тяжелые бои и сильно поредела. Никого не осталось и в отделении Павлова. В шутку его прозвали тогда генералом без войска. Потом, когда рота отошла в здание мельницы, ему дали трех бойцов и послали разведать этот дом. ...В двенадцатом часу ночи на КП роты состоялось совещание командиров взводов. Наумов сообщил, что противник на нашем участке готовится к наступлению, подтягивает танки, артиллерию и пехоту. Посматривая в мою сторону, ротный сказал: — Командир батальона приказал ускорить подзем- ные работы. К утру еще раз проверьте свои позиции, примите все меры к усилению обороны дома. — Людей у нас маловато, товарищ старший лейте- нант, да и патронов на хороший бой не хватит. — Людей, может быть, сегодня пришлю, с минуты на минуту ожидаем пополнения, а патронов и гранат немного дам сейчас. После Наумова политрук Авагимов рассказал, что днем южнее пивзавода противник прорвался к берегу. К вечеру наши соседи перешли в контратаку и снова отбросили гитлеровцев на прежние позиции. На следующий день в гарнизоне было жарко. Про- тивник дважды бросался в атаку, а вечером бойцы гар- низона принимали в свою семью пополнение. К нам пришли минометчики во главе с младшим лейтенантом Чернышенко. Кроме минометчиков, при- были автоматчики: Мурзаев, Мосиашвили и Турдыев. Теперь у нас на вооружении появились два ротных Ми- O'2
номета. Их установили в цокольных окнах четвер- той секции подвала с тем, чтобы вести огонь в севе- ро-западном направлении. Большинство прибыв- ших — бывалые фронтови- ки. Они быстро освоились с обстановкой и помогли нам завершить начатые работы по укреплению обороны. Но усталость все-таки сказывалась, особенно на новичках. «Ветеранам» обороны дома приходи- лось вести среди них «разъяснительную» рабо- ту. Однажды Свирин и Мурзаев рыли новый под- земный ход. Между ними произошел такой разго- вор. — И как вы тут пере- носите такую тяжесть? — стирая с лица пот, спросил Мурзаев.— То бой, то вот это... занятие. — А солдату скучно без работы, — посмеивался Сви- рин: ему все это было не в диковинку. — Ненужная это, мне кажется, работа — копаться в земле. Только зря силы тратим, — продолжал Мурзаев. Свирин аккуратно свернул «козью ножку» и выпу- стил струю дыма. — Сначала некоторые у нас тоже так рассуждали. Конечно, когда долбишь эту землю, тяжело. Но если иначе взглянуть на это дело, то оно — ох, как необходи- мо. Допустим, в дом угодила бомба или снаряд. Пожар. Что нам делать? Бросать все и назад, к Волге? Фашисту ведь только этого и надо! А если будут эти подземные ходы, мы можем защищать дом и вне его. И людей со- храним, и задачу выполним. Чернышенко А. И, — гвардии младший лейтенант, командир взвода ротных минометов 63
— Тогда давай закру- глять курить, а то кто- нибудь увидит и скажет: лодыри, работать не хотят. — За перекур и отдых вас никто ругать не будет. — Товарищ лейтенант, мы вас и не заметили,— поднимаясь, сказал Сви- рин. — Я просто не хотел мешать вашему разговору. Такие беседы помога- ли новичкам понять мно- гое, что происходило в на- шем гарнизоне и стало для старожилов привычным. Прошло еще несколько дней напряженных боев. Слева, откуда больше все- го донимали нас фашисты атаками, бойцы отдельно- го пульбата нашей диви- зии взяли под обстрел часть площади. Теперь мы своих подразделений. с утра до вечера гарни- Свирин И, Т,— гвардии рядовой, третий номер пулеметного расчета ошущали огневую поддержку В последующие два дня зон отбивал по нескольку вражеских атак. На третий день гитлеровцы решили, по-видимому, окончательно разделаться с нами. Они двинулись сразу с трех сторон. Бой, как обычно, начался с ураганного артиллерий- ского и минометного обстрела. Укрываясь за развалина- ми, фашисты все теснее сжимали полукольцо. На Рес- публиканской улице появились два танка. Они открыли сильный огонь по западной стене. Как только брызнули кирпичные осколки от разры- вов танковых снарядов, Рамазанов и Сабгайда нырну- ли в подземный ход. Через несколько минут из наруж- ного подвала загремели выстрелы противотанкового ружья. Один танк задымил и пополз за дома, другой гоже скрылся. 64
Пока здание содрога- лось от разрывов мин и снарядов, клубилось тем- ное облако дыма и пыли, смешанное с осколками металла и кирпича, фаши- стская пехота вплотную подошла к огневому валу. И как только оборвался артогонь, гитлеровцы сра- зу с трех сторон, с дикими криками: «Рус, сдавайся! Рус, капут!» — бросились в атаку. В тот день нас было всего шестнадцать чело- век, а гитлеровцев в де- сять раз больше. Да и боеприпасов в гарнизоне осталось мало, поэтому с первой минуты боя бойцы старались экономно расхо- Мурзаев Т. — довать запас патронов И гвардии рядовой, автоматчик гранат. Больше часа фа- шисты в бешеном порыве осаждали нашу маленькую «крепость». То там, то здесь они прорывались к стенам и окнам дома. Приходилось часто перебрасывать огневые средства и людей туда, где создавалось угрожающее по- ложение. У западной торцовой стены критический момент. С минуты на минуту оккупанты ворвутся в подъезд. Исте- кая кровью, здесь бесстрашно отстреливается из авто- мата тяжелораненый Александров. Рядом с ним стойко держатся Гридин, Рамазанов и Мурзаев. К ним на по- мощь поспевают Мосиашвили, Тургунов и младший лей- тенант Чернышенко. В обнаглевших захватчиков летят лимонки, бьют автоматы. Воздух содрогается от тяже- лых разрывов противотанковых гранат, их бросают в фашистов Рамазанов и Чернышенко. Враг не выдержи- вает губительного огня гвардейцев и отступает. Теперь опасность возрастает с северной стороны. У окон отважно сражается другая группа наших товари- 3. Афанасьев 65
Довженко П. И. — гвардии рядовой, третий номер пулеметного расчета щей. Среди них Глущенко, Хаит, Шаповалов и Яки- менко. Тут же, привалив- шись плечом к стене, си- дит тяжелораненый Саб- гайда. Он, как и Алексан- дров, не покидает позицию и продолжает бой. Уже отбито несколько атак, и снова перед окна- ми замаячили фигуры бе- гущих и полузщих окку- пантов. А наш огонь сла- беет. Павлов выпускает последний патрон, отбра- сывает бесполезный авто- мат в сторону, швыряет гранаты в тех, кто осме- лился подойти близко к дому. Его место у амбра- зуры занял Свирин, у не- го еще есть несколько пат- ронов, и он бьет одиноч- ными выстрелами. Умол- кает трофейный пулемет Черноголова, теперь из на- изредка постреливает автомат. Кон- ружного подвала чились патроны и у станкачей-пулеметчиков. Воронов, Иващенко и Довженко бросают последние гранаты, в ход пошли и кирпичи. С самого начала боя среди нас все время находились обе девушки — Нина и Наташа. Они перевязывали ра- неных бойцов и ползали на коленях по полу, ощупью отыскивали в темноте нечаянно оброненные патроны, чтобы и последний использовать по назначению. Наступила решающая минута. Бойцы приготовились к рукопашной схватке. Они молча стояли на своих ме- стах, и на их лицах я не видел растерянности. Взгляд каждого гвардейца выражал решимость бороться до конца. Эти солдаты—люди разных характеров, по-раз- ному мечтавшие построить свою жизнь и сведенные те- перь военной судьбой в одном доме, — готовы были уме- реть, но не отступить. 66
Хаит И. Я — гвардии сержант, наводчик станкового пулемета (фото военных лет) Вероятно, каждому из нас в эту минуту вспомни- лась вся жизнь. Мне при- помнилась Кубань, род- ная станица на ее высо- ком берегу, где прошли детские годы, хутор Же- лезный, где схоронил отца и мать, тихий город Сочи, откуда в июне 1941 года ушел на фронт... Коммунист Иващенко молча оглядел товарищей и куском железа нацара- пал на стене: «Здесь до последнего патрона стоят гвардейцы. Умрем, но вра- га не пустим». И каждый боец мысленно повторил эту клятву и готовился к последней схватке. В эту минуту случи- лось неожиданное. На площади, ближайших улицах и развалинах ра- зом вспыхнули фонтаны разрывов, сплошной гул потряс здание. Не понимая, что происходит, мы глядели друг на друга, все еще сжимая в руках остывшие автоматы, приготовленные к рукопашной. — Братцы, «катюша»! — радостно закричал Воро- нов. — Наши бьют! — ликовали бойцы, обнимая друг друга. Огонь наших минометов и орудий продолжал покры- вать площадь сплошными разрывами. Ошеломленные гитлеровцы метались в поисках спасения от этого губи- тельного огня и падали сраженные. Трудно было определить потери врага в этом бою. Только у стен дома валялось около сотни фашистских трупов, а сколько их осталось в соседних развалинах, воронках и за камнями!.. Среди нас легко ранены: Черноголов, Рамазанов, Павлов, Иващенко. Никто из них в тыл не ушел. А ране- 67
ния Александрова и Сабгайды оказались тяжелыми, и^ как ни трудно было расставаться, пришлось этих това- рищей отправить в госпиталь. Теперь у нас, кроме Ра- мазанова, не оставалось бронебойщиков, и их место при- шлось занять нам с Павловым. Мстя за трехдневные неудачи, враг обрушил на наш дом шквал артиллерийского, минометного и пулеметно- го огня. Он, казалось, хотел стереть с лица земли это здание, сковавшее его боевые операции в районе площа- ди имени 9 Января. Мины и снаряды рвались у стен, за- летали на чердак и в комнаты верхнего этажа. Мы засе- кали вражеские огневые точки и били по ним из ПТР. За этот день нам удалось подавить два минометных расчета и уничтожить четыре пулеметные точки. Какой- то отчаянный фашист хотел подвезти снаряды к орудию, стоявшему за углом «молочного дома». Его повозка заго- релась от меткого выстрела бронебойщика. В этот день противник повторить атаку не осмелился. — Мабудь, душенька успокоилась, натанцювалась за три дня, — смеялся вечером Глущенко. — Опомнится — опять пойдет, — возразил Черного- лов. — Завтра опять придется поработать. — Что ж, профессия наша такая — фрицев бить,— откликнулся Рамазанов. — У всех нас профессия такая. А кончится война — выбирай любую по вкусу. Я, к при- меру, если жив останусь, опять молот в руки возьму. Иващенко, Хаит и Мурзаев до поздней ночи подно- сили из мельницы патроны и гранаты. Боеприпасами мы теперь были обеспечены. Мне сообщили, что командир батальона все время наблюдал с мельницы за боем, ко- торый мы вели. Когда обстановка стала тревожной, он попросил вызвать с левого берега огонь по нашему участку. Подходили к концу подземные работы еще для двух огневых точек — для станкового пулемета и ПТР. На очереди был третий ход сообщения, который должен был соединить дом с колодцем подземного хозяйства города, расположенным в десяти метрах с южной стороны. В один из таких дней Воронов обнаружил на четвер- том этаже убитого танкиста. Фамилию его так и не уста- новили: документов при нем не оказалось. Похоронили его в одном из отсеков западного подвала. 68
Теперь, когда боеприпасов у нас было вдоволь, мы Получили возможность завязывать с фашистами огневые поединки, в которых наши бойцы не давали спуску вра- гу. В этих поединках противотанковые ружья были на- ihhtvi основным средством подавления огневых точек противника. Делали обычно так. Павлов, Воронов или я откры- вали огонь из автоматов. Противник поддавался на про- вокацию и отвечал. А Рамазанов в это время засекал его огневые точки и бил по ним из ПТР. Результаты не замедлили сказаться. Гитлеровцы те- перь стали бояться вести огонь по дому с позиций, кото- рые были нам видны. Фашисты перестали появляться на открытых местах, наш огонь заставлял их прижи- маться к земле. Бои затихали, и мы могли, наконец, заняться жиль- цами нашего дома. Непрерывные бои вконец изводили мирных граждан, особенно женщин и детей. К тому же давно наступил октябрь, и по Волге плыли какие-то свинцовые круги, предвещая скорый ледостав. Эвакуация мирных жителей В жизни гарнизона было свое однообразие: днем мы отражали атаки, выискивали и уничтожали вражеские огневые точки, ночью продолжали укреплять свои огне- вые позиции. Это однообразие было нарушено проис- шествием. Рамазанов заметил неизвестного человека в штат- ской одежде. Он появился из-за «молочного дома» и на- правился в нашу сторону. Рамазанов доложил об этом Павлову, и они оба стали наблюдать за странной фи- гурой. Человек шел мимо нашего дома. Когда Павлов ок- ликнул его из подъезда, он пытался скрыться за угол. — Стой, стрелять буду! — крикнул сержант, и угроза подействовала. Задержанного привели ко мне в центральный подвал. Это был человек лет сорока, роста ниже среднего. Лицо заросло рыжеватой бородой. Одет он был в старое муж- ское полупальто серого цвета, на ногах — поношенные яловые сапоги армейского образца. Когда его ввели в 69
подвал, он быстрыми глй^ами обвел помещение и остано- вил свой взгляд на керосиновой лампе. Воронов и Павлов тщательно обыскали подозритель- ного и подали мне паспорт, записную книжку и перочин- ный нож с одним большим лезвием. Откуда? — спросил я. — К сестре иду за Царицу, а ваши ребята задер- жали.., — Так вам надо было идти на юг, а вы к Волге на- правляетесь. Человек промолчал. Я стал рассматривать его пас- порт и обнаружил, что линии печати на фотокарточке и на правой странице не совпадают. Сомнений не остава- лось: передо мной «липа», причем «липа» грубой работы. Не подав виду, что заметил подделку, отложил паспорт в сторону и взял записную книжку. Там оказалось не- сколько сталинградских адресов, а на одной странице — надпись: «Привет Светлому Яру и сестре Царице». Было ясно: это враг. С каким заданием послан в наше расположение? Опыта вести допрос у меня не было, поэтому я решил пока оставить его под стражей в доме, а вечером отправить в штаб. Задержанного поместили в помещении за деревян- ной перегородкой и стеречь его поручили пулеметному расчету. — Сразу видно — разведчик, — сказал Павлов, ког- да человека увели. — Самый настоящий, — ответил я. — Паспорт у него чужой, а фотокарточка довольно * неудачно приклеена. Перед закатом солнца ко мне в западный подъезд дома прибежал Свирин. — Задержанный удрал! На месте происшествия я застал Павлова, Воронова и Рамазанова. Они бегали от одного окна к другому, пытаясь заметить беглеца, но тот, по-видимому, уже скрылся в развалинах. — Кто дежурный? — спросил я. — Боец X. (Мне не хочется называть фамилию этого солдата, потому что в последующих боях он воевал бесстрашно и храбростью загладил свою вину). 70
— Я отошел на минутку попить воды, вернулся, а его уже нет,— оправдывался X. Воронов заметил, что это не первый случай, когда X. недобросовестно относится к несению службы. Нередко он вступал в пререкания. Однажды вздремнул на посту. — Мы не докладывали вам, думали, товарищ осозна- ет свои проступки и исправится. А он — на тебе!—за- ключил Воронов. Нарушение воинской дисциплины, которое привело к побегу арестованного, нельзя было оставить безнака- занным. Стемнело. Мы с Иващенко отправились на КП роты. Доложив ротному об обстановке на участке, проведен- ных работах по укреплению позиций, я сообщил ему и о побеге задержанного. — Теперь держите ушки на макушке. Смотрите, как бы немцы вам сюрприз не преподнесли,— заметил Наумов и спросил. — Какие меры приняли к солдату X.? — Пока никаких. — Пришлите его ко мне, я сам поговорю с ним. — Если разрешите, мы его накажем своими силами: он просто допустил халатность и, чувствуется, его самого это встряхнуло до глубины души. — Не будьте мягкосердечным. Его халатность, как вы говорите, может повлечь за собой серьезные послед- ствия для всех вас. Но я не возражаю — наказывайте сами, но так, чтобы и для других послужило бы уроком. Ротный говорил спокойно, но его взгляд был суровым, предостерегающим. Он немного помолчал и неожиданно спросил: — Как гражданские, вам не мешают? — Нет. Иногда они даже помогают нам. — А как у них с продуктами? — С этим плохо, перебиваются кое-как. — Жалко детишек. Вы уж чем можете — помогайте. Если в ближайшие дни нельзя будет эвакуировать, го командование обещает выделить им продуктов. Но нуж- но, ох, как нужно отправить их за Волгу. Передав командиру роты паспорт, записную книжку и перочинный нож сбежавшего разведчика, я вернулся в гарнизон. В центральном подвале собрались все сво- бодные от дежурства бойцы, в том числе и X. «Пропесо- 72
Гридин Т. И. — гвардии сержант, командир минометного расчета чили» провинившегося из- рядно. Выступали по не- скольку раз все. Гвардей- цы говорили, что просту- пок X. кладет пятно на весь гарнизон. Душа радовалась, ког- да я слушал эти выступ- ления. Как дорога была для солдат честь нашей маленькой группы! Ника- кой «нагоняй», никакое взыскание командира не могли оказать такого воз- действия, как суровые слова товарищей, с кото- рыми ешь из одного ко- телка и накрываешься од- ной шинелью. — Любое приказание, каким бы трудным оно ни было, — сказал дрожа- щим голосом X.,— я буду исполнять теперь добро- совестно, точно, в срок. Простите меня, товарищи. Свои проступки я искуплю кровью. Ему поверили — и не ошиблись. Когда враг не тревожил нас атаками, мы занимались минометной «охотой». Кто-нибудь йз товарищей забирал- ся на верхний этаж, выбирал оттуда «мишень» и пере- давал вниз исходные установки для стрельбы. Если мины отклонялись от цели, корректировщик давал поправки ле- вее, правее, ближе, дальше. Особенно любил эту «охоту» Гридин. Он быстро накрывал цель. Кроме того, по телефону мы регулярно передавали сведения об артиллерийских и минометных батареях, и по противнику открывали огонь наши орудия с левого берега Волги. Это вынудило гитлеровцев зарыться в землю. На тер- ритории, занятой врагом, все больше стало появляться траншей и дзотов. Через несколько дней после прибытия пополнения 72
у нас уже было четыре подземных хода, скрытые запас- ные позиции. Они были так замаскированы, что, если идешь мимо и не наступишь на продырявленный лист железа, никогда и не догадаешься, что под тобой пло- щадка для пулемета или бронебойки. У всех бойцов гарнизона окончательно сложилась уверенность в том, что дом стал неприступным бастио- ном для врага. Мы сковывали противника в районе пло- щади, отвлекали на себя много живой силы и огневых средств гитлеровцев. Больше стало времени и для отдыха. Лешка — так называл я младшего лейтенанта Чернышенко — все сво- бодное время просиживал около Нины. Они подолгу о чем-то беседовали и улыбались друг другу так безмя- тежно, словно там, наверху, не было никакой войны... Бронебойщик Якименко и автоматчик Шаповалов, прибывшие недавно в гарнизон, оказались земляками из- под Харькова. Кроме того, Якименко в первый же день прибытия в дом познакомился с Диковым. Худощавый среднего роста гвардеец и пожилой мужчина в поношен- ной телогрейке усаживались на ступеньках, закуривали и вели мирную беседу. Диков рассказывал своему собеседнику об ужасах первых дней варварской бомбежки города. Делился сво- им горем и солдат. До войны Якименко работал с женой в колхозе, имел двоих детей. — Не знаю, где теперь моя семья, если не эвакуиро- вались, то, наверно, и в живых никого нет, а может, и в Германию угнали, — задумчиво говорил солдат. Находили чем заниматься в часы отдыха и другие бойцы. Одни предпочитали поспать побольше, другие, собравшись в центральном подвале, вели задушевные бе- седы, рассказывали всевозможные байки. В один из таких вечеров от командира роты посту- пил приказ подготовить к эвакуации мирных жителей. Непрерывные бои, сильные артиллерийско-минометные обстрелы нашего дома и отсутствие сплошного хода сооб- щения от нас к мельнице не позволяли отправить их в бе- зопасное место, за Волгу. Это подтолкнуло нас ускорить готовность хода сообщения к мельнице. За два дня работы бойцы перевернули не один деся- ток кубометров земли. Грунт оказался не по зубам для 13
обыкновенной железной лопаты. Землекопам пришлось вооружаться кирками и ломами, а тут еще вдобавок на пути появилось сложное препятствие: железная дверь с массивным замком и толстый каменный фундамент. Гридин, Мосиашвили и Шаповалов больше двух часов возились возле замка и все по-пустому. — Хочешь или не хочешь, а все-таки придется дол- бить фундамент,— с досадой проговорил Шаповалов. — А что если у командира роты попросить взрывчат- ки и ахнуть ее? — предложил Воронов. — Тоже верно. Больше тут ничего не придумаешь,— поддержал Гридин. — Можно и так. Только зачем взрывчатка? Три-че- тыре гранаты, и от замка кусков не найдешь,— подска- зал Павлов. Через несколько минут на дверях, рядом с замком, Воронов закрепил связку из пяти лимонок. К кольцу одной из них привязал трос, протянутый в дом, при по- мощи которого и привели взрывчатку в действие. Раз- дался сильный взрыв, и дверь «раскрылась». Рыть ход сообщения помогали нам и мирные жители. Они подчищали стены, выбрасывали землю, равняли бруствер. К вечеру третьего дня работа была закончена. Так, в конце октября от нашего дома до мельницы появи- лась траншея в полный профиль. Теперь мы могли под- держивать связь с ротой не только по телефону, но с по- сыльными, в любое время дня и ночи. Эвакуация мирных жителей была намечена на вечер четвертого ноября. Об этом мы заранее поставили в из- вестность всех жильцов. Многие с благодарностью вос- приняли эту весть, видя в этом заботу о них нашего командования. Многие, но не все. Две женщины из перво- го подъезда — мать и дочь — категорически отказывались уйти за Волгу. Как только мы их не убеждали в этом, но они под всякими предлогами не соглашались. Не подей- ствовал даже такой обман; дом, дескать, будет взорван. — Взрывайте вместе с домом и нас,— со слезами на глазах заявила молодая женщина. Такое упрямство нам было непонятно. Лишь после серьезного разговора они все же согласились, хотя нам и пришлось выслушать от них целую серию незаслуженных упреков. Проводить мирных жителей пришли: командир ба- тальона Жуков и зам. командира пулеметной роты Ани- 74
кин. Я стоял у выхода и прощался с теми, кто уходил по траншее к мельнице. Сорок два дня эти люди жили рядом со смертью. В их жилье никогда не проникал дневной свет. Не было воздуха — дышали едким пороховым ды- мом и гарью чадивших день и ночь коптилок. Не было ни воды, ни продовольствия — перебивались кое-чем и кое-как. Стоит ли говорить, какими они стали после пе- режитого. Некоторые из них совсем ослабли и еле дер- жались на ногах. Особенно больно вспоминать о матери с ребенком — Евдокии Григорьевне Селезневой. Многие из нас, да и сами жильцы считали их безнадежными. Женщины поговаривали меж собой, что мать еще немно- го протянет, а ребенок не сегодня, так завтра сконча- ется. Все шло хорошо. Без всякой суеты и шума люди по- кидали подвальные клетушки, уходили к Волге. И вдруг позади себя я услышал повелительный голос комбата: — Стой! Руки вверх! Жуков держал в руках пистолет. Перед ним с подня- тыми руками в дверном проеме, откуда только что вышли мать с дочерью, стоял не знакомый нам крепкого тело- сложения мужчина лет тридцати. В комнатах, которые занимали две женщины, все было перевернуто, как после пожара. В помещении, где стоял трансформатор, мы увидели раскрытую яму. На дне ее лежала измятая постель, тут же стоял баян и еще кое-какие вещи. Так вот оказывается почему упрямые женщины не хотели уходить за Волгу. Задержанного мы тут же отправили в штаб. Он ока- зался дезертиром, бежавшим с поля боя. Полтора меся- ца этот здоровенный детина, жалкий трус, спокойно отле- живался в своем тайнике, когда малочисленный гарни- зон бойцов в неравных схватках с врагом оберегал от смерти всех, кто находился в доме. В том числе и двух женщин, которые так искусно укрывали негодяя. В тот же вечер прояснилась и еще одна загадочная деталь. После допроса дезертира офицер штаба пригла- сил меня в другую комнату. Он достал из полевой сумки паспорт, записную книжку и перочинный нож, спровил: — Эти вещи вы Наумову передали? — Да, я. — Хорошо запомнили владельца? Узнать сможете? — Конечно, узнаю. 75
Через две-три минуты в комнату ввели того самого человека, который сбежал у нас из-под стражи. Только теперь он был побрит и выглядел значительно моложе. Офицер указал на меня и спросил у него: — Вы видели этого человека? — Видел,— последовал короткий ответ. Кто он такой, офицер мне не сказал, но несколькими днями позже как- то в разговоре Наумов рассказал, что он вовсе не граж- данский, а фашистский разведчик и намеревался про- браться за Волгу, но на переправе его задержали. Праздник Октября В начале войны фашисты применяли нехитрую так- тику: на один винтовочный выстрел или пулеметную оче- редь с нашей стороны они обрушивали огонь сразу не- скольких пулеметов, а подчас швырялись минами и сна- рядами. Бывало, лежит наш солдат за пулеметом или с авто- матом, немцы пешком ходят и строчат, а он молчит. «По- пробуй, мол, стрельни, он тебя стрельнет, уже лучше лежи, не выдавай себя». Это было, когда гитлеровцы име- ли превосходство в огневых средствах. Такую тактику захватчики пытались применить и здесь, в уличных боях в Сталинграде, но время было другое. Огневое пре- имущество брали в свои руки защитники волжских берегов. Вскоре после эвакуации жителей мы, наконец-то, ор- ганизовали баню, необходимость в которой чувствовалась уже давно. По ходу сообщения натаскали с Волги воды, оборудовали одно подвальное помещение для купания. Здесь в одном баке грелась вода, в другом проварива- лось белье. Бойцы вооружались горячими утюгами, кото- рыми проглаживали верхнюю одежду. В ход пошли дав- но забытые многими бритвы. Чудесные превращения свершались буквально на гла- зах: в дверь «парной» входил грязный, заросший человек, а выходил чистый, свежий, в отутюженной гимнастерке. Помывшиеся тут же шли подменять дежурных. — Ты близко ко мне не подходи,—• шутил Свирин, сменяя на посту Шаповалова. — Это почему же? 76
— А вот помоешься — узнаешь.— Свирин блаженно закрыл глаза, чмокнул губами.— Словно заново на свег появился. На следующее утро с КП роты сообщили, что к нам идет старший сержант, которому надо в нашем доме кое-чем заняться. Кто этот старший сержант и чем имен- но заняться, по телефону нам не сказали, но гадать дол- го не пришлось. Через час мы уже знакомились со знат- ным снайпером нашей дивизии Анатолием Ивановичем Чеховым. Это был девятнадцатилетний паренек из Казани с ми- лым добродушным лицом, невысокого роста. В марте 1942 года по велению своего горячего сердца он добро- вольно ушел в армию. Его послали учиться в офицерскую школу, но окончить ее не пришлось. На фронтах сложи- лась тяжелая обстановка, требовалось пополнение, и Чехова вместе с другими курсантами направили в Сталинград. В первом батальоне 39-го гвардейского стрелкового полка его назначили командиром стрелкового отделения. Несколько раз он ходил со своими бойцами в атаку на Мамаев курган, а когда батальон занял оборону в рай- оне пивзавода, Чехов проявил способности к снайперско- му делу. Его освободили от отделения, сам командир полка гвардии подполковник Щур вручил ему новенькую снайперскую винтовку. А вскоре о Чехове заговорили в дивизии. Кто-то из наших бойцов предложил ему подобрать себе позицию на чердаке. — Нет, на чердаке долго не просидишь, после перво- го же выстрела засекут,— пояснил Чехов. Долго мы с ним ходили по всем этажам. Осмотрели чердак, лестничные площадки. Наконец, удобную пози- цию подобрали в глубине одной из комнат на четвертом этаже. Еще две запасные подготовили на лестничных пло- щадках. Теперь он приходил к нам почти каждое утро и целыми днями охотился за гитлеровцами, увеличивая свой личный счет истребленных фашистов. День седьмого ноября выдался на нашем участке спо- койным, хотя по-соседству шли бои. Это дало нам воз- можность по-фронтовому торжественно отметить 25-ю го- довщину Великой Октябрьской социалистической рево- люции. Состоялся праздничний обед, нашлась ради 7Z
такого события и русская горькая — по четвертинке на двоих. На обеде присутство- вали гости политрук Авагимов и офицер из штаба батальона. Полит- рук рассказал нам о со- держании праздничного приказа Верховного Глав- нокомандующего и зачи- тал приветственное по- здравление командира 13-й гвардейской стрелко- вой дивизии генерала Ро- димцева. Солдаты вместе с политруком и предста- вителем штаба батальона подняли кружки и выпили за победу над врагом. Чехов А. И.— А потом началось ве- гвардии сержант, селье, закружились пары. снайпер Патефон с несколькими пластинками нам очень пригодился. Сначала звучала веселая и танцевальная музыка; потом кто-то поставил новую пластинку, и под низкими сводами нашего подвала полилась знакомая ме- лодия: «Есть на Волге утес...» Солдаты сначала притих- ли, вслушиваясь в известные с детства слова, а потом подхватили песню, и она, вырвавшись из узких бойниц, величаво поплыла над израненной, истерзанной сталин- градской площадью. Во второй половине дня к нам пришел командир пол- ка гвардии полковник Елин. Сегодня он обошел многих гвардейцев, зашел и к нам. Он поздравил нас с праздником, многим товарищам, в том числе Воронову, Павлову, Рамазанову, Иващенко и другим вручил нагрудные значки: «Отличный стрелок», «Отличный пулеметчик», «Отличный минометчик»... Тут же многие из нас получили и гвардейские значки. После поздравления бойцов с праздником и вручения нагрудных знаков полковник обошел все подвалы, осмат- ривая нашу оборону и расположение огневых точек. Он 78
остановился у минометного расчета. На посту дежурил Сержант Гридин. — Вы что же, товарищ командир взвода, от своих мин умереть хотите? — спросил полковник у младшего лейтенанта Чернышенко. — Мы, товарищ гвардии полковник, во время стрель- бы вот этой реечкой направление ствола проверяем,— догадавшись, на что намекнул командир полка, оправды- вался Чернышенко. Огонь из минометов мы вели рискованно, стоило на сантиметр сделать ошибку, как мина при вылете из ство- ла не прошла бы между стеной дома и кромкой цокольно- го окна, и тогда... — Подвергать риску себя и бойцов не следует. Сбей- те вот этот уголок стены, и вы обезопасите себя,— стро- го проговорил полковник. Побывал он и в подземных ходах. Обороной и бой- цами он был доволен. Уже прощаясь, он поблагодарил всех за мужество и стойкость. Гости ушли, а в центральном подвале продолжалось веселье. Воронов и Павлов подшучивали над Чернышен- ко по поводу его частых бесед с Ниной в укромных угол- ках: — Как же так? — разводил руками Павлов.— Не ус- пели познакомиться, как она сразу за Волгу! Вы хоть ад- рес ее записали? — Хорошая девушка, — заметил Воронов. — Мы вот здесь гораздо раньше появились, а вот поухаживать ни- кто не осмелился. — Грехи не пускали,— сказал Павлов,— сам знаешь, какой вид у нас был тогда. — Не время сейчас девушками интересоваться,— за- метил Воронов серьезно.— Первое дело с фашистами рас- правиться, а девушек любить будем потом. — А я с тобой не согласен,— откликнулся Павлов.— Если у тебя есть любимая, ты и сейчас должен помнить ее, любить. — А у тебя есть такая девушка? — спросил у него Чернышенко. — Знакомые были, а главной, самой любимой, нету. Я на эту тему ни с кем, кроме Глущенко, не разгова- ривал, и Воронов поинтересовался: 7Р
Елин И. П. — гвардии полковник, командир 42-го гвардейского стрелкового полка — А у вас есть такая девушка, товарищ лейте- нант? «— Была... — Почему же вы ни разу письма даже не на- писали? Вот ведь солдаты! Даже такую деталь заме- тили у командира. Я от- ветил: — Она оставалась на юге, когда проводила меня на фронт. А где те- перь — не знаю. — А у тебя, Воронов? — У меня, как у Пав- лова, нету. Вошел Глущенко. — Вот у него, навер- ное, есть,— засмеялся Во- ронов. — А чего у меня не- ма? У меня всэ е, — ответил Глущенко. — Девушка любимая, спрашивают, у тебя есть? — Э, хлопцы, не успели в баньке помыться, як о див- чинах заболтали! Була, була у мени молоденька дивчина, да теперь тоже постарела, як и цей парубок.— Глущенко хлопнул себя по груди и продолжал уже без улыбки, с тайной грустинкой в глазах: — А сыны у меня теперь такие, як вы. Вот разибьем фрицев, вы пойдете своих любимых шукать, семьями обзаводиться. А я — до дому, до жннки. Тильки бы скорее победа!.. Вечером Павлов передал мне, что звонили из роты и велели через час быть на КП. Перед моим уходом ко мне подошел Воронов и попросил передать политруку заяв- ление о приеме в комсомол. В подвале, где размещался штаб батальона, состоялся вечер. После ужина и речей выступила художественная самодеятельность. Хор исполнил песни о Советской Ар- мии, о Родине. Затем от солдатского перепляса задрожа- ьо
ли доски. На подмостках, служивших сценой, появилась санитарка нашего батальона Женя Пахомова. Она спе- ла любимую песню фронтовиков: Жили два товарища на свете, Хлеб и соль делили пополам. Оба молодые, оба Пети, Оба гнали фрицев по полям. До глубокой ночи из подвала разрушенного здания УНКВД неудержимо расплывались задушевные мелодии русских народных песен, слышался задорный смех, ве- селье. И это было под самым носом у фашистов. Но враг не дремал. Вернувшись в гарнизон, я узнал, что в мое отсутствие был бой. Гитлеровцы, видно, счита- ли, что наши бойцы в этот праздничный день будут под хмельком, потеряют бдительность. И просчитались. Гар- низон отбил атаку. В бою были ранены — легко Черны- шенко и тяжело Турдыев. Последнего пришлось отпра- вить в госпиталь. Ко второй половине ноября обстановка заметно изме- нилась. Силы гитлеровцев были истощены, и они уже не могли вести широких наступательных операций. С верх- них этажей мы наблюдали, как они возводили укрепле- ния, строили блиндажи: фашисты всерьез рассчитывали зимовать в Сталинграде. Их командование еще надея- лось подкопить силенок и в будущем предпринять новый нажим на защитников города. Но бои тактического значения не прекращались. Фа- шисты всячески пытались улучшить свои позиции и вре- мя от времени предпринимали вылазки, стремясь — в ко- торый раз! — захватить наш дом. Но гарнизон был всегда начеку. Да и обороняться нам стало значительно легче. Мы уже не чувствовали оторванности от других подразделе- ний батальона. Кроме связных, к нам часто приходили политработники, и мы теперь всегда были в курсе собы- тий, происходивших на фронтах. Даже газеты нам до- ставляли почти ежедневно. Бывала у нас и та самая ху- денькая санитарка Маруся, которую я видел в первые дни на мельнице. За эти дни произошло еще одно событие, относяще- еся к нашему гарнизону: после недолгой отлучки из 4. Афанасьев 81
Турдыев А.— гвардии рядовой, второй номер ПТР «тылов» вернулся сияю- щий Воронов и сообщил, что его приняли в комсо- мол. Товарищи от души поздравляли храброго пу- леметчика. Партийно-ком- сомольская прослойка на- шего гарнизона окрепла, она была той силой, которая цементировала группу. Через наш дом в тыл врага часто проходили разведчики не только из батальона и полка, но и дивизионные. Однажды с вражеской стороны пол- ковые разведчики прита- щили завязанного в меш- ке оглушенного прикла- дом здоровенного фрш ца — «языка». В другой раз командир роты пре- дупредил, что к нам при- дут две девушки, надо помочь им пробраться в тыл врага. Молодых разведчиц встретил Воронов и проводил в центральный подвал. Мы познакомились. Та, что чуть пониже, в темной косынке назвала себя Марией Веденеевой, другая — Лизой Пога- реловой. Жили они под кручей в землянках. Когда здесь расположился штаб нашего полка, подруги пришли к полковнику Елину и попросились в часть. С тех пор ста- ли они ходить в разведку. Пробравшись в расположение врага, Лиза и Мария нанимались к фашистам стирать белье, мыть кухонную посуду, а по выполнении задания возвращались с ценными сведениями. — К нам или дальше? — спросил Павлов. — Не к вам, к немцам на работу идем,— улыбнулась Лиза. — И не страшно? — Не впервой. — Когда же обратно ждать? 82
СХЕМА РАСПОЛОЖЕНИЯ ОГНЕВЫХ СРЕДСТВ В„ДО'МЕ СОЛДАТСКОЙ СЛАВЫ”
— Не раньше, чем через неделю, а может, и позже. Все зависит от тамошних условий. — А работа очень ответственная? — Об этом спрашивать не полагается. Работаем для общего дела. — Может, чайку попьете? — Нет, спасибо, некогда. Проводите нас на площадь. По подземному ходу мы вывели девушек в наружный подвал. Пожав нам руки, они вылезли наверх и слились с израненной землей. Сколько мы ни смотрели, пытаясь разглядеть разведчиц при свете немецких ракет, девушек не было видно. Это действительно были опытные раз- ведчицы. С КП роты позвонили о том, чтобы приготовили место для работы минеров. Мы обрадовались, потому что не- обходимость в них назрела давно. Саперы проработали у нас всю ночь. К утру по Солнечной улице до северо- западного угла здания пролегло минное поле. С запад- ной стороны за ним саперы поставили противопехотное препятствие — спираль Бруно. Метрах в тридцати от дома заложили двадцатикилограммовый управляемый фугас. — Ну, теперь пусть попробуют сунуться! — говорили бойцы. На нашем участке гитлеровцы, занятые укреплением своих позиций, редко предпринимали активные боевые действия. Да и атаки их теперь были какими-то вялыми, нерешительными: высунутся на площадь, мы стеганем их из всех видов оружия — они и назад. Свободного вре- мени у нас оставалось немало. Целыми днями в подва- ле наигрывал патефон, не смолкали шутки и смех. Воро- нов раздобыл скрипку и теперь не расставался с ней. — И когда ты бросишь пиликать? Надоел,— говори- ли ему товарищи. — Это же мать музыки, хлопцы, понимать надо,— отвечал пулеметчик и продолжал терзать инструмент. Не меньше, чем скрипке, доставалось пианино, кото- рое мы спустили с четвертого этажа в подвал. Каждый, кто проходил мимо, считал своим долгом побарабанить по клавишам, и по отсекам подвала то и дело неслись звуки «собачьего вальса». В одну из таких минут к нам и попали корреспонден- ты центральной газеты, мужчина и женщина в сопро- 84
вождении комбата. По их просьбе я рассказал им о Во- ронове, Павлове, Глущенко. Корреспонденты посмотрели наши огневые точки, подземные ходы, противопехотные заграждения. Не успели они уйти, как из-за угла дома на Республи- канской улице вышла старушка. Она постояла на углу и повернулась к Солнечной улице. Бабуся шла по проти- воположной стороне к мельнице, а мы, наблюдая за ней, замерли: стоило ей чуть уклониться в сторону, и попадет на минное поле. — Бабка, заходи сюда,— крикнул Воронов. Но старуха отрицательно покрутила головой и про- должала свой путь. Павлов из первого подъезда вновь предупредил ее, но она на его приказ не реагировала. Павлов понял, что это враг. Очередь из автомата свалила «старуху» на землю, и в ту же минуту гитлеровцы открыли беглый огонь из минометов по западной стене. До самого вечера гарни- зон в напряжении ожидал атаки противника, но ее так и не последовало. А когда стемнело, Иващенко и Свирин притащили тело «старухи». Как и следовало ожидать, это была не старуха, а немец в женском платье. «Маскарад» не удался! Однажды в полночь к нам пришел комбат Жуков. — В двенадцать ночи будет сильный взрыв. Всех людей с оружием вывести в подземные ходы,— прика- зал он. Когда приказание было выполнено, мы с комбатом сели за стол в подвале и положили перед собой часы. Минутная стрелка приближалась к двенадцати. — Знаешь дом железнодорожников, что правее от вас? Как его тогда фашисты взяли, так ни с места,— расска- зывал Жуков.— Сколько раз пытались мы их выбить от- туда — и все неудачно. Но теперь они там последние ми- нуты доживают. Наши соседи пробили подземный ход к этому дому и заложили взрывчатки изрядно. Как ах- нет— и полетят фрицы в тартарары, так наши штурмо- вые группы вперед кинутся, они уже наготове, ждут. Ко- нец будет этому опорному пункту. Стрелки на циферблате сошлись, и наш дом содрог- нулся, как при землетрясении. Мы подбежали к амбра- зурам. Там, где несколько минут назад возвышалось зда- ние, сейчас поднимался столб дыма и пыли. Сквозь 85
стрекотню автоматов доносилось солдатское «ура!». Гит- леровский гарнизон погиб под рухнувшими развалинами, некоторых фашистов взрывной волной выбросило нару- жу. Наши подразделения заняли дом железнодорож- ников. Последние дни обороны Стояла середина ноября. По утрам заметно холода- ло Заморозки покрывали легким инеем землю и ру- ины. Небо часто застилали черные тяжелые тучи, выпа- дали дожди. Сталинград уже не горел, нигде ни одного костра. Все, что могло гореть, давно стало пеплом. Фа- шисты еще бомбили город, но пожаров не возникало. Все чаще и чаще наши подразделения переходили в контратаки. То с одной, то с другой стороны доносилось «ура!» защитников Сталинграда. А гитлеровцы теперь кричали по-другому. Однажды Чернышенко, стоявший у западной стены, услышал со стороны здания военторга: — Рус, на сколько человек один булька-хлеб? — На два человека,— крикнул в ответ младший лей- тенант. — А у нас на четыре зольдат,— отозвался тот же го- лос.— На автомат, дай буханка хлеб. — У нас автоматы не хуже ваших. А хлебом пода- вишься. Хочешь хлеба — сдавайся в плен. — Ты, рус, расстреляешь. Но, несмотря на упадок морального духа в гитлеров- ских войсках, они еще яростно огрызались, шли на вся- кие подлости. Особенно их удручала потеря дома желез- нодорожников, они мечтали взять за него реванш и объектом избрали наш дом. Чернышенко мне доложил, что в юго-западном направ- лении, недалеко от угла дома, под землей слышны какие- то удары. Воронов, Павлов, Рамазанов и я долго стояли в молчании, прислушиваясь. Шум под землей был похож на удары лопатой о твердый грунт. Мы догадались, что там делается. - — Под нас подкапываются, гады,— шепотом сказал Рамазанов. 86
Мы немедленно доло- жили о затее врага коман- диру роты Наумову. Че- рез пятнадцать минут к нам пришел майор инже- нерных войск с какими- то приборами и наушни- ками. Он некоторое время сидел молча, потом снял наушники и показал: — Вот в этом месте пробейте фундамент и метрах в двух от угла здания выройте траншею как можно глубже. Не теряя ни минуты, мы приступили к делу. Наши удары враг услы- шал. Из военторга нам кричали: — Рус, ты хитрый, но тебе все равно капут. Мосиашвили Н. Г. — В ответ КТО-ТО ИЗ бой- гвардии рядовой, автоматчик, цов закатил матом, и это, видимо, фашиста задело, наверно целый рожок выпустил гитлеровец из автомата. — А ну, Рамазанов, давай ружье сюда, а мы с Мо- сиашвили пока подразним этого наглеца,— обращаясь к бронебойщику, проговорил Гридин. Вскоре из окна, откуда строчил вражеский автомат- чик, повалил густой дым, а затем вырвалось наружу и пламя. — Ну как, фриц, пошутил? — но на вопрос Павлова из военторга никто не ответил. — Тот хриц мабудь с перепугу латата дал, як що жив остался,— поглаживая усы, самодовольно говорил Глу- щенко. Гитлеровцы догадались, что их затея взять реванш за железнодорожный дом провалилась, они так и не закон- чили подкоп. Наступила напряженная ночь. Часа в два Гридин, обходивший оборону, доложил мне, что из развалин, не- 87
далеко от дома, доносится подозрительный шорох. Всмат- риваясь в контуры руин, мы заметили, как от развалин отделились фигуры и двинулись к нам; Гридин дал оче- редь из автомата, и два человеческих силуэта, низко при- гнувшись, быстро скрылись за сгоревшей автомашиной, стоявшей метрах в двадцати от наружного подвала. — Наверно, немецкая разведка прощупывает под- ходы к нашему дому,— шепнул мне Гридин. Мы решили взять вражеских разведчиков живыми. Предупредили об этом посты. На всякий случай Черны- шенко встал с гранатами в комнате первого этажа, стан- ковый пулемет выдвинули на секретную огневую пози- цию, чтобы отсечь лазутчикам обратный путь. Двое вышли из-за машины и во весь рост направи- лись к нам. — Да это женщины! — вполголоса воскликнул Гри- дин. — Руки вверх! — скомандовали мы. — Свои мы,— отозвались женские голоса. — Пароль? — Дружба. Это были Мария и Лиза. Легко представить нашу радость по поводу благополучного возвращения храбрых разведчиц. Мы провели их в центральный подвал, на- кормили, напоили чаем. Беседа завязалась потом, когда девушки немного отдохнули. Задание, с которым они ходили в расположение врага, было сложным и трудным. Им надо было не только раз- ведать позиции шестиствольных минометов и артилле- рийских батарей, но и узнать, по каким дням и куда гит- леровцы отправляют мирных жителей и военнопленных, а если удастся, то достать и пропуск на Калач. Немецкую комендатуру они разыскали быстро. Она размещалась за полотном железной дороги. От старосты Михаила Никулина Лиза и Мария узнали, что пропуска на Калач выдает сам комендант, очередная выдача — через два дня. Нелегко было бродить разведчицам по вражеской обороне, на каждом шагу фашисты допрашивали: «Куда и зачем?». На все ожидаемые вопросы приходилось зара- нее придумывать объяснение. 88
В балке за «кишечным поселком» Мария и Лиза пе- ресчитали все шестиствольные минометы, недалеко от «сурской» бани они обнаружили несколько артиллерий- ских батарей, а за вокзалом фашисты зарывали в землю танки. Слух и глаза разведчиц не пропустили и такой де- тали: по субботам гитлеровцы целыми подразделениями приходили в «сурскую» баню мыться. В день выдачи пропусков девушки появились у комен- датуры, там уже было много мирных жителей. В стороне под деревом стоял дряхлый старичок. Девушки увиде- ли, как к нему подошел фашистский офицер и спросил: — Ты зачем, старик, сюда пришел? Кому ты нужен здесь? — Пропуск хотел получить, господин комендант,— ответил тот. — Пошел отсюда вон!—свирепо закричал на него немец.— Германии нужны рабочие руки, а не старое дерьмо. Старик досадливо сплюнул. И тут рассвирепевший фашист бросился на него с кулаками. Прибежали солда- ты, схватили старикашку и давай привязывать к теле- графному столбу. Тут только все и догадались, что вме- сто пропуска всем собравшимся грозит отправка в Гер- манию. Воспользовавшись суматохой, Лиза и Мария ловко ускользнули от глаз фашистов. — Ав районе нашей площади много гитлеровцев? — поинтересовался младший лейтенант Чернышенко. — Не особенно, но есть. Многих перевели отсюда куда-то в другой район,— пояснили девушки. — Танков у фашистов тут много? — допытывался Рамазанов. Мария усмехнулась и ответила: — Всего несколько штук видели. Да ну вас, мы и так разболтались. Попрощавшись, они ушли по траншее к мельнице. Шли дни. Холодные осенние дожди все больше усту- пали место капризам наступающей зимы. С темных об- лаков все чаще срывались пушистые хлопья снежинок или дробно барабанили по избитым листам железа ле- дянистые крупинки. Дули холодные осенние ветры. В свободное время бойцы собирались в какой-нибудь комнате и, усевшись возле железной печки, завязывали 89
разговор о родных краях, семьях, подругах и минувшем детстве. Мурзаев говорил о бескрайних степях Казахстана. Мосиашвили гордился сказочной природой солнечной Грузии. — Приезжайте после войны ко мне в Тбилиси,— гово- рил он товарищам.— Вино пить, урюк, мандарины ку- шать будем. В один из таких дней противник неожиданно перешел в атаку. — Вот тебе и мало их! — сказал кто-то из бойцов, вспомнив рассказ разведчиц. Но он был неправ. Фашистов и в самом деле было не- много. В атаке участвовало около роты автоматчиков. Скорей всего этой атакой противник хотел внушить на- шему командованию: смотрите, атакуем, значит, наши силы никуда с этих позиций не перебрасывались, мы здесь и готовы в любой момент снова пойти на штурм. Для отражения атаки мы сосредоточили большинство огневых средств в подвале первого подъезда. Часть на- ших стрелков разместилась в траншее, соединяющей дом с мельницей; в развалинах за домом стояла 45-миллимет- ровая пушка. Надо сказать, фашисты выбрали самое удобное для них место в нашей обороне: с этой стороны не было ни минных полей, ни других препятствий. Но и на сей раз враг испытал горечь поражения. Сильный минометный и пулеметный огонь вносил опустошения в его цепь. У нас тоже были раненые — Свирин, Довженко, зацепило и Воронова, но он продолжал разить врага. Оставив на поле боя убитых и раненых, гитлеровцы откатились на исходные позиции. Это была последняя атака, которую отбил наш гарни- зон. Закончилась эпопея обороны дома. Пятьдесят восемь суток небольшая группа советских бойцов отражала натиск во много раз превосходящих сил противника. Ни беспрерывный обстрел, ни отчаянные атаки не могли сломить их мужества и стойкости. Их де- визом было: «За Волгой для нас земли нет». Дав клятву Родине не отступать ни шагу назад, они не жалели пи крови, ни самой жизни во имя победы над врагом. Их не могла сокрушить никакая фашистская сталь. 90
Маленький гарнизон олицетворял собой великую дружбу народов нашей страны. Здесь плечом к плечу с русскими сражались украинцы, грузины, узбеки, тата- ры, казахи — представители многих национальностей Со- ветского Союза. В огне боев за Сталинград их братская дружба окрепла и закалилась. НАСТУПЛЕНИЕ Бой за „молочный дом“ С севера к нам доносился глухой гул канонады. Наши войска южнее и северо-западнее Сталинграда перешли в наступление. Мы еще не знали его результатов, но каж- дый боец чувствовал, что это — необычное наступление, часы гитлеровцев у Сталинграда сочтены. Все с нетер- пением ждали короткого приказа: «Вперед!» В различных районах города наши подразделения не давали фашистам спокойно отсиживаться в укреплениях, перебрасывать силы на другие участки фронта, где Со- ветская Армия наносила главные удары. Каждый день защитники Сталинграда освобождали все новые здания, кварталы, улицы. Наступательный порыв солдат, пере- несших тяготы трудной многомесячной обороны, был стремительным и неудержимым. С того дня, когда стало известно о начавшемся на- ступлении, мы считали своим долгом постоянно тормо- шить фашистов, не давать врагу спокойно отдыхать в развалинах и блиндажах. Делали обычно так. Глущенко, Свирин и Якименко появлялись то в одном, то в другом подвальном отсеке или комнате и открывали огонь из пулемета, а когда враг огрызался, в перестрел- ку вступали все виды нашего оружия. Как только раз- горалась пулеметная и автоматная стрельба, наши ар- тиллеристы и минометчики, которые несколько дней на- зад организовали на чердаке дома наблюдательные пунк- ты, засекали огневые точки противника и тут же откры- вали огонь на уничтожение. Сначала гитлеровцы, не подозревая нашего намере- ния, охотно шли на провокацию, а потом переста- ну
ли огрызаться. Видно, до- гадались, что для них та- кие поединки дорого об- ходятся. Тогда мы стали донимать их с другой сто- роны. На этот раз работа нашлась для минометчи- ков и бронебойщиков. Гридин, Рамазанов, Чер- нышенко и Тургунов за- бирались под самую кры- шу и оттуда высматрива- ли, где и за какими раз- валинами притаились вражеские огневые точки или скрытое передвиже- ние фашистов. В первый же день такой охоты за- хватчики не досчитались Тургунов К. — двух походных кухонь, гвардии рядовой, автоматчик ПОВОЗКИ С боеприпасами И больше десятка своих солдат. Но вскоре пришел и наш черед перейти в наступ- ление. 24 ноября мы получили приказ атаковать и за- хватить «молочный дом», закрепиться в нем и удержать- ся во что бы то ни стало. Впервые за пятьдесят восемь суток нам предстояло покинуть здание, выдержавшее такую осаду. И все мы думали об этом без сожаления: столько заманчивого и радостного было в этом долго- жданном «Вперед!». Вечером в нашем доме стали накапливаться силы для атаки. Собралось здесь до сотни бойцов. Пришли ком- бат Жуков, заместитель комбата Дорохов, командир роты Наумов и политрук пулеметной роты. Наш гарни- зон был расформирован. Всех бойцов разделили на две группы. Одна должна была наступать по южной стороне площади, другая — по северной. Товарищи по оружию прощались друг с другом: кто знает, что ждет впереди. Среди нас уже не было Глущенко: за несколько часов до этого его ранило в ногу, и мы отправили отважного гвардейца в госпи- таль. 92
Наумов И. И. — гвардии старший лейтенант, командир 7-й стрелковой роты Часа в два ночи бой- цы через окна и тоннель к наружному подвалу вы- двинулись на площадь. Тишина. Немцы ничего не подозревают. А на севере гудит и гудит канонада. Сегодня ее гул гораздо слышнее. Значит, наши там успешно идут вперед. Л1ы ползем от ворон- ки к воронке, натыкаемся на колючую проволоку, скрученные железные ли- стья и прутья. Вот у кого- то звякнула обо что-то металлическая лопата. И ночная тишина треснула пулем етн ы м и очер ед я м и, темноту озарили вспышки разрывов и ракеты. Гит- леровцы обнаружили нас. Вокруг рвутся мины, с треском лопаются раз- рывные пули. Наконец многие из нас добрались до развалин бывше- го здания нарсуда. Пользуясь укрытием, делаем пере- дышку. Из окна «молочного дома» непрерывно бьет враже- ский пулемет. Он мешает нашему продвижению. Бойцы вынуждены залечь. Приказываю Воронову выдвинуть «максим» вправо и заставить замолчать вражеского пулеметчика. Но не успели Иващенко и Хаит установить «максимку», как позади меня один за другим грянули три выстрела. За два месяца обороны дома Рамазанов и Тургунов натренировались подавлять вражеские огневые точки. Вот и сейчас после трех выстрелов гитлеровец перестал строчить из пулемета. — Наверно, корова языком слизала,— в шутку ска- зал кто-то из бойцов. Долго оставаться в развалинах было невозможно. Сюда противник перенес артиллерийский и минометный 93
огонь. Среди нас появились убитые. Ранены Мосиашви- ли и Якименко, из-под огня их вытаскивают наши сани- тары, среди которых и худенькая Маруся. Рядом с нами, в двух метрах от Воронова, падает вра- жеский снаряд, но не разрывается. — Наверно, замедленный, — тихо говорит Свирин. Но нет, это был снаряд не замедленного действия, а скорее всего таинственный подвиг неизвестного това- рища и друга. Мы снова ползем вперед, прячась за камнями, в во- ронках и выбоинах. До «молочного дома» остается мет- ров тридцать-сорок. Командиры проверяют бойцов. Сигнал! С криком «ура!» мы бросаемся в атаку, буквально грудью разрывая нити трассирующих пуль. В окна дома летят гранаты. На фоне освещенных ракетами развалин видны фигуры удирающих фашистов. Дом взят, но это лишь голый скелет здания, зацепить- ся буквально не за что. А удержать его надо. Считаем свои потери. Убит командир роты Наумов, много раненых, в том числе Павлов и Шаповалов, а сколько товарищей осталось лежать на площади. Там подбирают их наши санитары. Мы со своей стороны тоже пытаемся эвакуировать ра- неных из «молочного дома», но это почти не удается. Вражеский огонь теперь пронизывает каждый метр пло- щади. Наше оружие — пулемет, несколько противотан- ковых ружей и автоматы. Первые лучи солнца озаряют грязный изрытый снег. Гитлеровцы решили вернуть дом. Они идут в атаку. Глав- ная опасность — соседнее здание. Оно метрах в двадца- ти, и оттуда в нашу коробку летят десятки гранат. Они падают в помещение, где мы находимся, и после каждого взрыва среди нас растет число раненых и убитых. Те, кто может еще держать оружие, обливаясь кровью, продолжают отбиваться, и только когда их покидают силы, они передают остаток своих патронов товарищам. Вражеская атака захлебнулась, фашисты отступают, но ненадолго. Мы пользуемся короткой передышкой и закладываем кирпичами дыры в стенах, оконные и двер- ные проемы. Но это не надежные загородки, гитлеровцы дробят их из пулеметов и автоматов, забрасывают гра- натами. 94
В левой части коробки, куда ворвалась вторая груп- па наших товарищей, обстановка еще хуже. Там оста- лось всего несколько человек. Их попытка соединиться с нами не удается, лишь двум или трем бойцам повезло: они как-то ухитрились переползти сильно простреливае- мый участок и присоединиться к нам. Как старший по званию среди уцелевших, беру команду на себя. После четвертой атаки фашистов у нас почти не оста- лось патронов. Мы собираем боеприпасы у раненых и по- гибших друзей и поровну распределяем между собой. Недалеко от нашей коробки, на площади, лежит убитый боец. Возле него валяется диск от ручного пулемета с патронами. Он притягивает к себе наши взгляды. Рядовой Болдырев, который часто приходил к нам в гарнизон с приказаниями от ротного, пристально смот- рит на заманчивый диск. — Товарищ гвардии лейтенант, разрешите попы- таться? — Куда ты суешься, и шагу не сделаешь — собьют,— предостерегающе заметил кто-то из солдат. — А что ты будешь делать без патронов? Ждать ми- лости от фашиста?—раздраженно ответил Болдырев и вопросительно посмотрел на меня. Я молчал, и солдат, видимо, догадался, что я не возражаю. Передав товарищу свой автомат, Болдырев с ножом подошел к оконному проему. Спрыгнув на землю, он быстро пополз к убитому бойцу. Вокруг него вздыбились фонтанчики земли и снега, затрещали разрывные пули. В одно мгновение он отделил ножом подсумок от ремня погибшего воина, схватил диск, и в это время справа уда- рил фашистский пулемет. Мы видим, как Болдырев за- стыл рядом с трупом. — Отвоевался,— с горечью произносит Воронов.— И надо же было рисковать, стояли бы до последнего, а там уж умирать, так всем вместе. Прошла минута молчания. Вражеский пулемет умолк, перестали строчить и автоматчики. И вдруг Болдырев поднялся во весь рост и широкими прыжками, словно натренированный спортсмен, бросился назад, не выпу- ская из рук подсумок. Со всех сторон затрещали выстре- лы, но фашисты опоздали, он уже был среди нас. Шинель и гимнастерка изрешечены пулями, а на теле ни единой царапины. 95
— Ну так и знай — войну переживешь и еще долго жить будешь,— осматривая пробитый шлем на голове Болдырева, сказал Иващенко. Теперь внимание противника отвлечено тем, что про- исходит на площади. Там пробивается к нам на помощь подкрепление, посланное нашим командованием. Вздра- гивает земля от ударов. Наступающих не видно за сте- ной сплошных разрывов. Мы с горечью понимаем, что нашим не прорваться сквозь такую огневую завесу. Зна- чит, остается одна надежда — на собственные силы, на собственную выдержку. Комбат сделал еще одну попытку облегчить наше по- ложение. На площадь выбросили дымовые шашки. Но в этот день против нас был и ветер: он унес дым совер- шенно не туда, куда было нужно. Мы оказались в огненном кольце и решили оборонять- ся до конца. Вокруг лежат раненые и убитые. Всюду ва- ляется занесенное кирпичной пылью оружие, а враг про- должает атаки. День близился к концу. Последние лучи заходящего солнца еще слабо озаряли остовы торчащих развалин. Вражеская артиллерия и минометы продолжали по- крывать разрывами площадь и обстреливать позиции наших подразделений. В «молочном» нас осталось девять. Воронов наконец нашел удобную позицию для пулемета и теперь расстре- ливает врага почти в упор. За грудой битого кирпича рядом с Гридиным лежит младший лейтенант Чернышенко. Он тяжело ранен, но у него еще есть силы держать оружие. Алеша задумчиво смотрит в сторону здания, откуда доносится галдеж фа- шистов. О чем он думал? Может быть, ему в ту минуту вспом- нилось родное село Солоновка Алтайского края. Там прошло его детство. Перед самой войной семья переехала в село Шипуново. Здесь Алексей стал комсомольцем, окончил девять классов. Мечты были учиться дальше, но началась война. Отец сразу в первые же дни ушел в ар- мию, и Алеша взялся за хозяйство, а в феврале 1942 года он добровольцем ушел на фронт. Его послали в офицер- ское училище и оттуда прямо сюда, в Сталинград. В соседнем доме усиливается возня фашистов. Кто-то 96
из них, подбирая русские слова, громко кричит в нашу сторону. — Русский зольдат бросай винтовка, сдавайся в плен, наш нихт стреляйт. Даем пять минут думай. Нихт сда- вайся, тебе капут. — Вы посмотрите, как обнаглел этот фриц. Прямо над окном стоит и орет, — возмутился Гридин. — А ты, Терентий, заткни ему глотку, да смотри не промажь,— подсказал Воронов. — Подожди, Гридин,— отозвался Аникин и поднес ко рту руку, сделанную рупором, крикнул: — Если жить хотите, так сами сдавайтесь, не то в котле сгорите и дыму не останется. Гитлеровец опять хотел что-то сказать, но на полусло- ве заикнулся. Гридин не промазал. — Теперь держись, сейчас начнется,— укладывая впереди себя кирпичи, отозвался молчавший до этого Хаит. — Ну и пусть начинается. Будем держаться, пока сил хватит. А тебя как зовут? — поинтересовался Аникин. — Идель Яковлевич. А что? — Так просто. Лежим вот рядом, смерти в глаза смот- рим и друг друга не знаем. А меня Алексеем Иванови- чем, из Иванова я. Отец с матерью там остались, а ты, наверно, женат? — полюбопытствовал Аникин. — Семейный. Жена с сыном в Одессе оставались, а где теперь — не знаю. — Беспартийный?—допытывался тоненьким голос- ком Аникин. — Комсомолец,— ответил Хаит. — Я тоже, в тысяча девятьсот тридцать восьмом году вступил. В партию подумываю, да никак не осмелюсь. На этом их беседа оборвалась. Гитлеровцы поднялись в атаку. Среди нас взметнулись фонтаны огня и дыма. На все лады запели осколки, засвистели пули. В густом дыму нам не видно атакующих, и мы бьем наугад, вслепую. Изредка бросаем гранаты, их остается совсем мало. Пе- ред Чернышенко вырастает здоровенная фигура фа- шиста. — Врешь, сволочь, дешево не возьмешь,— вслух про- износит Алексей и выпускает в него очередь. Гитлеро- вец падает, но из дыма появляются новые фигуры окку- пантов. Их много. Мы видим, как вокруг Чернышенко 97
рвутся вражеские гранаты. Его лицо заплывает кровью. Он зачем-то пытается встать, и в это время у его груди обрывается фосфористая нить автоматной очереди, он за- мертво падает. Ранены Свирин и Рамазанов. У южной стены стойко отбиваются Иващенко, Хаит и Болдырев. Они бросают в фашистов последние грана- ты, изредка бьют одиночными из автоматов. Мы с Ани- киным с трудом тоже сдерживаем напор оккупантов. Во- ронов снова меняет позицию. Ему удается перекатить пу- лемет в соседнюю комнату и оттуда внезапно обрушить огонь по атакующим гитлеровцам. От неожиданности сре- ди них возникает замешательство, но ненадолго. Они тут же усиливают натиск. Бой продолжается, но силы не равны. Да и отстрели- ваться у нас уже нечем. В пулеметной ленте осталось все- го патронов двадцать пять-тридцать — не больше. Воро- нов уже ранен, но продолжает нажимать гашетку пуле- мета. Вокруг него одна за другой рвутся гранаты. Я слы- шу, как он коротко вскрикивает. Оборачиваюсь и вижу: левая рука пулеметчика перебита, она повисла, как плеть. Он зубами срывает кольцо с последней гранаты и с большим усилием выбрасывает ее из окна в гущу фа- шистов. Захватчики на какое-то мгновение приходят в растерянность. Опомнившись, они снова набрасываются на пулеметчика. Илья Воронов, собирая последние силы, снова выпускает по гитлеровцам короткую очередь из пу- лемета, а в это время рядом с ним опять взрывы гранат, он теряет сознание, валится на землю. Его место у пулемета занимает Иващенко. Гремит последний одиночный выстрел, и «максимка» смолк: по- следняя лента иссякла. Иващенко тоже тяжело ранен. Патроны и гранаты кончились. Младший лейтенант Ани- кин, сержант Хаит и я переползаем в комнату лестничной площадки, садимся в уголок и обкладываем себя кирпи- чами, чтобы не каждая пуля и осколок могли поразить. Есть ли еще кто живой в нашей коробке — не знаем. Здесь всюду лопаются гранаты, трещат разрывные пули. — Ну что ж, попрощаемся, друзья? Страшно? — спрашиваю сержанта. — Нет, товарищ гвардии лейтенант, когда сделал все, что мог, умереть не страшно. Но наши должны выручить! И в эту секунду нас швыряет сильный взрыв... Сколь- ко времени пришлось лежать без движения — не знаю. 98
Но вот постепенно возвращается сознание. Голова гудит. Кажется, что накрыт огромным колоколом и снаружи по нему бьют тысячи молотов. В глазах стоит туман, в ко- тором плавают волшебные кольца различных цветов и оттенков. Вспомнив о товарище, шарю вокруг себя в тем- ноте. Рядом лежит мертвый Хаит. В углу нахожу ране- ного и контуженого Аникина. Начинаю ощупью искать в осколках кирпича свое оружие. И вдруг — выстрелы, русское «ура!», и в дом вры- ваются бойцы, посланные командованием к нам на по- мощь. Перебравшись через площадь, мы с Аникиным по- ползли к нашему дому на площади. Обессиленные, спу- стились в подземный ход. Все вокруг было знакомо, и только бойцы здесь теперь были другие. Среди них не было тех, с которыми пришлось выдержать бесчисленные атаки врага. В морозную ночъ перед боем К вечеру следующего дня я уже был в полевом эвако- госпитале, который размещался за Волгой у деревни То- каревы Пески. Здесь не было ни светлых палат с марле- выми занавесками на окнах, ни железных коек с белыми простынями. Раненые располагались в землянках на на- рах. В землянках были операционная, перевязочная, сто- ловая и лечебные кабинеты. Словом, госпиталь весь на- ходился в земле. В палате, куда меня положили, уже лежал Иващен- ко. Его привезли сюда двумя часами раньше. О судьбе других защитников на площади мы ничего не знали. Из- вестно было, что Рамазанов, Гридин и Мурзаев остались в батальоне, остальные были где-то в других госпиталях. По утрам к нам приходил политрук хирургического отделения старший лейтенант Окунев. Он организовывал читку газет, проводил с нами беседы, а иногда занятия по изучению стрелкового оружия. В госпитале не было ни радиоприемника, ни репродук- тора, и Окунев почти каждое утро пешком отправлялся за несколько километров в Капустин Яр, чтобы там про- слушать и записать сводку новостей. Однажды он появился в нашей палате со свертком газет. 99
— Тут вот статья напечатана о вашем пулеметчике,— сказал он нам с Иващенко и подал газету. В газете писалось, как Илья Воронов в последнем бою за «молочный» получил двадцать пять осколков, но не ушел с боевого рубежа. «Не ушел воин-богатырь с бое- вой позиции»,— писал корреспондент.— «И когда ему пе- ребило ногу и раздробило руку, истекая кровью, герой- комсомолец зубами выдергивал кольца из последних гра- нат и бросал их в гущу врага». Двадцать девятого декабря Иващенко и я выписа- лись из госпиталя и в тот же день вернулись в свою часть. Батальон занимал прежние позиции. В штабе батальона за это время кое-что изменилось: из госпиталя вернулся командир батальона майор Дро- нов, Жуков, замещавший его, уехал на учебу. Дорохов стал заместителем комбата, а политрук Авагимов коман- довал теперь пулеметной ротой. Мне снова дали пулеметный взвод (на этот раз в со- ставе двух расчетов). Один пулемет мы установили в блиндаже между мельницей и домами УНКВД. Отсюда хорошо просматривалась Солнечная улица. Для другого расчета оборудовали позицию в северной части мельни- цы: он прикрывал правый фланг седьмой роты. . На другой день вернулся из медсанбата Свирин, и мы вечером втроем отправились в дом, где провели столько тревожных дней и ночей. Нас встретили Рамазанов, Гри- дин и Мурзаев. Здесь все было каким-то близким, давно знакомым, привычным. В центральном подвале, где у нас было вроде КП, стоял тот же длинный стол, только он был покрыт свежей красной скатертью, и на нем лежали газеты, журналы, шашки, домино и шахматы. А стены пестрели лозунгами и плакатами. — Красный уголок,— пояснил Гридин. Иващенко посмотрел из амбразуры в сторону «молоч- ного» и спросил: — Значит, наши из «молочного» отошли? — Да. По приказу комбата эвакуировали раненых, оружие, вот с тех пор и рота сюда перешла,— ответил Гридин. Зима в тот год на Волгу пришла раньше обычного. День ото дня крепчали морозы, разыгрывались метели и бураны, а с левого берега к городу шли по льду грузо- 100
вики с боеприпасами, продовольствием и снаряжением. Роты и батальоны пополнялись людьми; готовился ре- шающий удар для разгрома окруженной группировки фашистов. Пятнадцатого января тысяча девятьсот сорок третье- го года наш полк передал свой участок обороны другим подразделениям. Вечером мы покинули обжитые подва- лы, блиндажи и землянки. Карабкаясь по обледенелым кручам, проваливаясь в сугробах, мы молча шли вдоль берега, неся на плечах оружие, ящики с патронами, гранатами, а мороз даже на ходу пробирался сквозь ватники и полушубки. Шагаем час, другой. Наконец, сворачиваем к нефте- базам. — Вот и завод,— вполголоса произносит кто-то из солдат. — Был завод, а теперь груды кирпича да исковеркан- ного железа, — поправляет другой. Поднимаемся на кручу. Идти с каждым шагом все труднее. Кто-то скатывается назад и проваливается в суг- роб. Одному не выбраться, на помощь спешит Рамазанов. Он чертыхается и выговаривает пострадавшему. — Недобрая занесла тебя сюда. Говорили — идти по следу, а тебя леший в сторону потянул. Вечером 16 января офицеров собрал комбат и повел на рекогносцировку. Впереди — поселок Красный Ок- тябрь и Мамаев курган. Над заснеженными блиндажами вьется дымок, виднеются замаскированные орудия, чуть заметно тянутся извилистые линии вражеских траншей. По всему видно: противник неплохо укрепил свои пози- ции, надеясь зиму отсидеться в тепле. Ночь прошла в хлопотах. Спать никто не ложился. Каждый был занят своим делом. Артиллеристы выкаты- вали пушки, оборудовали огневые позиции, подносили снаряды, мины. Пулеметчики набивали патронами ленты и диски. Санитары запасались бинтами. Старшины рот выдавали бойцам сухой паек, подгоняли теплую одежду и обувь. А командиры подразделений увязывали взаи- модействия, намечали тактические рубежи, изучали мест- ность и систему огня вражеской обороны. До выхода на исходный рубеж остается меньше часа. Пока командиры уясняют задачу, получают последние указания, солдаты проверяют оружие, подгоняют снаря- 101
жспие. Уже в который раз Иващенко и Свирин протира- ют подвижные части пулеметов. От сильного мороза сты- нет металл, густеет зимняя смазка. Бойцы укрывают ору- жие под шинели, согревают своим теплом. Те, кто готов к выходу, ожидают команды. Одни слу- шают забавную историю, другие шутят, и это отвлекает бойца от мрачных дум, которых у солдата немало. Как не вспомнить перед смертным боем о матери, жене, детях, невесте. Чуть в стороне от бронебойщиков расположилась группа автоматчиков. Низкорослый боец с рыжими уси- ками вполголоса запевает песню: Темная ночь, только пули свистят по степи, Только ветер гудит в проводах, тускло звезды мерцают. К нему присоединяются другие: В темную ночь ты, любимая, знаю, не спишь, И у детской кроватки тайком ты слезу утираешь. В четвертом часу утра выходим на исходный. Под но- гами, словно рассыпанный крахмал, сухо поскрипывает снег, лицо обжигает колючий морозный воздух. Свирин натягивает на лоб ушанку. Иващенко дружески толкает его в плечо, тихо подшучивает: — Говорил тебе побрейся, вон как усы побелели от мороза. — Там, где щетина, холод не так донимает, а вот лоб голый прожигает. — К восходу солнца сильнее будет мороз. — Еще до солнца жарко будет. Вот если ранит и лежать придется,— дело табак, так и знай закоченеешь. — А ты, Свирин, об этом не беспокойся. Замерзнуть не дадим,— вмешалась Маруся Ульянова. Командиры предупреждают о близости вражеских позиций. Дальше идем молча. Проходим одну, другую улицу, и батальон поротно расходится в разные стороны. Теперь осторожно, стараясь не выдать себя, пробираемся через пустую улицу. Исходные занимаем в разбитых де- ревянных домиках, сараях или просто зарываемся в сугроб. Лежать в снегу на морозе холодно. Стынут ноги, щи- пет лицо. И вдруг сигнал. Предутренняя тишина лопну- ла. Треснули автоматные и пулеметные очереди, сверк- 102
нули вспышки разрывов. Раскатисто гремит солдатское «ура!» — начался последний, завершающий этап Сталин- градской битвы. Противник усиливает огонь и переходит в контратаку. Особенно активны вражеские снайперы. У нас растет чис- ло раненых, есть и убитые. Гитлеровцы упорно не хотят покидать теплые, обжитые блиндажи и подвалы. Они яростно сопротивляются, а когда мы все-таки выкури- ваем их из убежищ, они хватают железные печи, самова- ры, разное тряпье. Не по нраву чужеземцам были рус- ские морозы. Пехота двигается все вперед и вперед. Меняют огневую позицию и пулеметчики. Расчет Сви- рина встретил упорное сопротивление фашистов. Гитле- ровцы засели в подвале полуразрушенного дома. Свирин оставляет наводчика за пулеметом, а сам с тремя бойца- ми заходит гитлеровцам в тыл и бросается на врага. Ок- купанты и не думают покидать убежища. Они отстрели- ваются из автоматов, бросают гранаты. На помощь пуле- метчикам спешат автоматчики. Среди них и бывший связ- ной Наумова рядовой Болдырев. В фашистов летят гра- наты и бутылки с «КС». Из горящего дома, словно ош- паренные, выскакивают оккупанты и поднимают руки. Двор очищен. К середине дня бои разгорелись в центре поселка. Наступление продолжалось. Однако полного освобожде- ния его и встречи с бойцами Донского фронта на север- ных скатах Мамаева кургана мне увидеть не пришлось: во второй половине дня меня ранило, и я надолго вышел из строя. Радостные дни Госпиталь в Ленинске не имел специального оборудо- вания и условий для лечения людей с поврежденными костями, нервами и другими особыми ранениями. Мне и трем другим офицерам предложили направиться в Сара- тов, в один из спецгоспиталей. Положив в карман на- правления, продовольственные аттестаты и прочие доку- менты, мы двинулись в путь. Старшим в нашей группе был майор Петухов. Был холодный морозный день. Резкий, пронизываю- щий ветер обжигал лицо. Опустив уши шапок, мы шли 103
к перекрестку дорог на окраине Ленинска, там стоял ре- гулировочный пост, и он должен был помочь нам до- браться на попутных машинах до Саратова. Движение по этой дороге было оживленное. По дороге небольшими группами, по два-три человека и даже в одиночку, брели на восток пленные. Их никто не сопровождал, не конвоировал. Особенно много было ру- мын. Они то и дело спрашивали дорогу на Капустин Яр, где находился приемный пункт для военнопленных, и по всей видимости, были довольны, что все опасности, все тяготы остались позади. Такое выражение лиц было и у двух молодых румын, которых мы остановили. Им можно было дать лет по тридцати, на ногах — лоскуты ватного одеяла, обмотан- ные веревками. — Кальт (холодно)? — спросил по-немецки старший лейтенант Королев. — Много-много холед,— на ломаном русском языке ответил один пленный, согревая дыханием озябшие руки. — По-русски знаешь? — Мало-мало знаешь,— подтвердил пленный. — Почему вы пошли воевать против нас? — спросил Петухов. — Нам война не хочешь. Гитлер сказал: «Давай, ру- мыны, на война, а то румыны капут». — А в плен, небось, сдаваться не хотел? — допыты- вался лейтенант Погосьян. — Румыны война не хочешь, плен хочешь. А как сде- лать? Немцы много смотрят. Румын мало-мало не хо- рош — немец стреляй. Из рассказа пленных мы узнали, что где-то под Ко- тельниково фашисты пошли в атаку и впереди себя по- слали румын. Когда наши бойцы стали охватывать их с флангов, они бросились бежать, а румыны отказались стрелять и целыми подразделениями сдавались в плен. — Там русские много-много стреляют немцев,— за- кончил свой рассказ пленный. Наконец, добрались до Саратова. Здесь в одном из госпиталей я пролежал почти четыре месяца. Большинство раненых тут было из-под Сталинграда. Мы быстро сдружились, и, вполне естественно, обычной темой для разговора у нас был город-герой и все, что связывало нас с ним. В начале февраля 1943 года вместе 104
со всем советским народом мы радовались победоносно- му завершению великой Сталинградской битвы. Как только появились газеты с сообщением Советского ин- формбюро, раненые стали собираться группами у коек и за столами. Все горячо обсуждали радостную весть, де- лились воспоминаниями. Многие искренне досадовали, что им не довелось дождаться окончательного разгрома фашистов. — Эх, посмотреть бы, как гитлеровские вояки броса- ют знамена со свастикой! — вздохнул один офицер. Дру- гой улыбнулся: — В Сталинграде это не увидел — где-нибудь под Берлином увидишь. Врачи и медсестры относились к раненым с исключи- тельной заботой и теплотой. Но я не ошибусь, если скажу, что особое внимание они обращали на тех, кто был ра- нен под Сталинградом. Двадцать пятая годовщина Красной Армии была от- мечена нами торжественно, по-праздничному. В этот день утром к нам пришли шефы — рабочие одного из за- водов. Это были, главным образом, пожилые мужчины и женщины, девушки и подростки. Они принесли бойцам и командирам подарки. Для меня этот день был особенно радостным и вол- нующим. В нашу палату вошла большая группа шефов, и вдруг среди них я увидел свою знакомую девушку, о которой часто вспоминал и рассказывал товарищам по оружию в «Доме солдатской славы». Это произошло так неожиданно, что трудно было по- верить. С минуту мы молча стояли друг против друга. В самом отчаянном бою, в минуты смертельной опасности я не замечал за собой растерянности, а тут вдруг, на тебе — стою и с духом не соберусь. Все, кто находился в палате, понимающе смотрели на нас и, конечно, тоже радовались нашей встрече. — От всей души поздравляю тебя, Катюша, и вас тоже,— называя меня по имени, заговорила вдруг одна из девушек, державшая в руках корзину. — Это моя подруга, я ей часто рассказывала о нашей дружбе,— пояснила мне Катя. Начались взаимные расспросы. Оказалось, что летом 1942 года она уехала из Сочи в Саратов к родным. Теперь 105
она после работы ежедневно приходила в госпиталь, и мы подолгу беседовали о самом сокровенном. В начале мая, мне, наконец, выдали документы о пол- ном выздоровлении. На этот раз вернуться в свою 13-ю гвардейскую дивизию не пришлось. В военное время не всегда была возможность считаться с твоим желанием, куда хочешь ехать, а посылали туда, где ты был нужнее. Мне вручили предписание в мотострелковую бригаду, которая только что начинала формироваться. Поезд в сторону Горького отправлялся поздно вече- ром. В моем распоряжении оставался целый день, и я решил провести его в свое удовольствие. К тому же билет уже лежал в кармане, настроение было отличное. Этому во многом способствовала и погода. День выдался теп- лым. С безоблачной синевы неба по-весеннему светило яркое солнце, а воздух был насыщен душистыми запаха- ми цветущего мая. Город тоже еще оставался в празднич- ном убранстве. Среди пышной зелени на улицах алыми маками пылали на солнце первомайские знамена. Взоры прохожих привлекали красочные плакаты, лозунги, при- зывы. Сначала я зашел в фотоателье, снялся на память, за- тем отправился посмотреть кинокартину, а после наме- ревался побродить по городу, зайти на рынок, купить что- нибудь из свежих овощей и фруктов на дорогу. Но полу- чилось все иначе. Не успел я выйти из кинотеатра на ули- цу, как сразу попал на глаза офицерского патруля. — Ваши документы, товарищ лейтенант,— вежливо попросил капитан с красной повязкой на рукаве. Документы мои, конечно, были в порядке, а вот со знаками отличия налицо имелось нарушение приказа ми- нистра обороны. В то время в основном все военнослу- жащие уже носили погоны со звездочками, а мне из-за отсутствия в госпитале новых знаков отличия выдали об- мундирование с петлицами и кубики. — Виноват, товарищ капитан. Только что из госпита- ля вышел, не успел,— попытался я оправдаться. — Чтобы сменить петлицы на погоны, вам, лейтенант, достаточно и пяти минут, а теперь придется дополнитель- но пошагать два часа строевой,— укоризненно прогово- рил он. Я промолчал, а про себя с досадой подумал: «Вот тебе и провел день в свое удовольствие»,— и приготовил- 106
*ся следовать в комендатуру. Капитан еще раз вниматель- но посмотрел документы, спросил: — Вы из тринадцатой гвардейской, это не та самая, которой командует генерал Родимцев? Этот вопрос поставил меня в неловкое положение, и я смущенно ответил: — Так точно, та самая. — Слышал, слышал. Молодцы, немцев бьете креп- ко,— с улыбкой проговорил он и стал подробно расспра- шивать о сталинградских боях. Потом достал из кармана новенькие полевые погоны и, отдавая их мне вместе с до- кументами, снисходительно сказал: — Ладно, лейтенант. Из-за уважения к сталинград- цам, и особенно к гвардейцам вашей дивизии, грех беру на себя. Вот тебе документы, возьми и погоны. Звездоч- ки к ним найдешь, а с кубарями ходить по городу не со- ветую. Попадешь на другого, так и знай — строевой тебе шагать не миновать. Приказ насчет этого строгий. Заниматься строевой подготовкой, как и каждому военнослужащему, мне было привычным делом. Но ша- гать два часа за нарушение — просто не хотелось ронять достоинство фронтовика, и я до самого отхода поезда просидел на вокзале. По окончании формирования наша часть вошла в со- став 25-го танкового корпуса, который сначала распола- гался в угрюмовских лагерях под Тулой, а затем пере- дислоцировался в район Сухиничи. Я быстро привык к новой обстановке, старательно изучал новую технику. Люди вокруг меня были боевые. Многие воевали под Ста- линградом, и среди них я снова встретил Василия Ери- на. По моей просьбе его зачислили ко мне во взвод. — Ну как, Василий Алексеевич, дождался конца временному отступлению,— в шутку спросил я, намекая на прошлогодний разговор. — Да, товарищ гвардии лейтенант, под Сталингра- дом мы его все же прихлопнули. Теперь до самого Бер- лина гнать гадов надо, а если придется и дальше пойдем, пока самого Гитлера не прикончим, чтобы и другим не повадно было. Июль был на исходе. Стояли жаркие безветренные дни. На полянах появились желтые пятна выгоревшей травы. Трубкой сворачивались на деревьях листья. В ле- су парило маревом. По сводкам от Советского информ- 107 -
бюро на фронтах в те дни существенных изменений не происходило, но по напряженной боевой подготовке, ко- торая не прекращалась ни днем, ни ночью, чувствова- лось, что назревает какое-то важное событие. Сухие жаркие дни июля внезапно сменились прохла- дой. Небо заволокло густыми облаками, пошли дожди. В один из таких дней мы оставили свежие, еще мало об- житые землянки, выехали на фронт. Началась Орлов- ско-Курская битва. В первом же бою под поселками Верхняя Ридань, Коптево, Волобуево и Гнездилово я встретился с людьми, чья боевая сноровка, мужество и отвага напомнили мне о славных защитниках города на Волге. Среди них был комсомолец младший лейтенант Сабуров. В единобор- стве с вражескими танками он подбил три фашистские машины, а четвертую взорвал связкой гранат. Этот бой проходил недалеко от села Глинки — родины Ильи Воронова. Лежавший рядом со мной за пулеметом сержант Павленко тоже напоминал мне героя-пулемет- чика Воронова. В одном из жарких боев ему осколком перебило руку, но он так же, как и Воронов, до конца боя продолжал разить ненавистного врага. В боях под Орлом бесстрашно сражались с врагом младший лейтенант Арсеваткин, лейтенант Бабенко, сер- жант Руденко, рядовой Ерин. В решительной схватке под поселком Коптево комсомолец рядовой Бобров смело бросился в гущу фашистов. Четырех гитлеровцев он за- колол штыком, но и сам был смертельно ранен. В декабре 1943 года наша часть вела упорные бои под Киевом в районе Фастова, /Малина, Корастышева. Трое суток шло танковое сражение за поселок и станцию Чеповичи. В неравном поединке с фашистскими «тигра- ми» геройски пали в бою комсорг старшина Кукушкин и парторг батальона Камат Абдурахманов, а в польском городе Костей погиб мой близкий фронтовой товарищ «дядя Коля», так по-дружески я звал капитана Ульяно- ва. Это тот самый капитан, который в Саратове отдал мне свои погоны. Прибыл он к нам в часть сразу после Ор- ловско-Курской битвы, с тех пор мы всегда с ним были вместе. Словом, всюду, где мне пришлось участвовать в по- следующих боях—под Новоград-Волынском, Дубно, Ровно, Львовом, Краковом, Бреслау, Котбусом и Берли- 108
ном,— наши бойцы и командиры с честью несли боевую славу героев великой битвы на Волге. Пройденный путь с боями от Волги до Берлина был долгим и тяжелым, но никогда не забуду того, что при- шлось пережить в городе на Волге. Последствия ранения и контузии, полученные в «молочном доме» сказались не сразу. Я был парторгом батальона, заместителем по по- литчасти, а зрение все слабело. Кончилась Великая Отечественная война. Берлин по- корен. Над рейхстагом водружено знамя нашей победы. Фашизм пал перед силой и мощью нашего народа. Этот день долгожданной победы меня застал в Чехословакии под Прагой. Сюда на помощь чехословацкому народу наша часть была спешно переброшена из-под Берлина с войсками 3-й танковой армии. В 1946 году, возвращаясь из отпуска, проездом при- шлось побывать в городе на Волге. Как только поезд ос- тановился у перрона вокзала, сразу потянуло на площадь имени 9 Января. Медленно шли мы с женой по городу. Всюду стояли разбитые здания, но не они привлекли наше внимание, а леса строек. Тут и там закладывались фундаменты но- вых домов, прокладывались улицы, восстанавливались старые. С волнением мы подошли к памятному дому. Здание было уже восстановлено, но следы пуль и осколков на его стенах напоминали о всем пережитом. Чья-то забот- ливая рука перечисляла на наружной торцовой стене со стороны Волги имена близких мне боевых друзей, муже- ственных защитников легендарного бастиона. А рядом виднелась более свежая надпись. «Мы возродим тебя, родной Сталинград!» Вот и первый подъезд, сюда мы впервые вошли в па- мятный сентябрьский вечер 1942 года. По знакомой ле- стнице мы поднялись на второй этаж. Я нерешительно постучал в одну из квартир. Мне открыла дверь молодая женщина. Напившись воды, я спросил ее, не слышала ли она, кто остался в живых из защитников дома. — Кроме Павлова, ни о ком не слыхала,— ответила хозяйка. «Неужели все погибли? — подумал я.— Все возмож- но, война была тяжелой и унесла с собой миллионы». 109
Выйдя на улицу, мы обошли вокруг дома, постояли на площади. По расчищенным улицам вереницей шли машины, груженные строительными материалами, среди развалин копошились с носилками и лопатами люди. Жи- тели восстанавливали родной город. Служба в армии для меня с каждым годом станови- лась все труднее, зрение резко ухудшалось. — Ну что же, капитан, скрывать от вас правду не стану,— сказал мне как-то окулист окружного военного госпиталя Тбилиси.— Ваши глаза пока неизлечимы, го- товьтесь на «гражданку». Осенью 1951 года пришел приказ, и я уволился из ар- мии в отставку, стал инвалидом войны по зрению. ПОСЛЕ ВОЙНЫ Письмо из Сталинграда Шли годы. Все дальше и дальше в прошлое уходили суровые дни боев, а вместе с ними расплывались в памя- ти связанные с ними события и образы друзей. А когда в каком-нибудь журнале или в газете появлялась статья о героической обороне сталинградского дома, то перед глазами, словно из густого тумана, выплывали знакомые лица товарищей, хотя имена многих из них и не упоми- нались. После ухода из армии в оставку я поселился со своей семьей в Борисоглебске и в меру своих сил и возмож- ностей занялся мирным трудом. Многое из пережитого на фронте уже улеглось, позабылось, но вскоре пришлось обо всем вспомнить. В октябре 1956 года в мой адрес не- ожиданно пришло письмо из Сталинграда. «Уважаемый Иван Филиппович! — писал директор Музея обороны.— По имеющимся у нас сведениям, вы являетесь участником обороны Сталинграда и, в част- ности, защищали знаменитый «Дом Павлова». Мы уже установили связь со многими участниками обороны дома. Надеемся, что и вы откликнетесь на нашу просьбу». Сколько было радости, когда я прочитал эти скупые, но много говорящие строки письма. Несколько дней из 110
головы не выходили слова: «Мы установили связь уже со многими участниками обороны дома». С кем? Кто остался в живых? Как хотелось встретить- ся, поговорить, вспомнить обо всем, что уже постепенно забывалось. А вскоре пришло из Сталинграда и другое письмо. Горисполком приглашает приехать в город на празднование 14-й годовщины разгрома немецко-фашист- ских захватчиков у Волги. Поезд подходил к перрону вокзала. Волнение нара- стало с каждой минутой. Кто приедет из боевых друзей? Кого из них встречу на празднике? Я вышел из вагона. Мои глаза с трудом различали в предрассветных сумерках высокий контур нового вокза- ла, а за ним очертания других зданий. Их было много- много. Море электрического огня образовало зарево но- вого, возрожденного города-богатыря. В гостинице мне отвели уютную комнату. Каждую ми- нуту я ощущал заботу со стороны сотрудников Городско- го Совета, Музея обороны и работников гостиницы. Но вот кто-то постучал в дверь и переступил порог. Послышалось легкое постукивание костыля. Рассмотреть лицо вошедшего не мог. «Кто?» — в волнении забилось сердце. И вдруг до малейших оттенков знакомый голос: — Здравствуйте, товарищ Афанасьев! — передо мной стоял Илья Воронов. Мы крепко, по-братски обнялись. Я никогда не видел слез на глазах бойцов нашего гарнизона. Никогда, как бы тяжело ни было. А тут мы не могли сдержать пере- полнявших нас чувств. Мы долго не выпускали друг друга из крепких объятий. Начались взаимные расспросы, воспоминания. — Война для меня закончилась здесь в «молочном доме», когда раздробило ногу и перебило руку,— расска- зывал Илья Васильевич. — Больше года,— говорил он,— я пролежал в раз- личных госпиталях. Многие вслух говорили, что лечение мне не поможет, состояние безнадежное, да и сам ви- дел — не выживу. Спасибо врачам. Они упорно боролись с моей смертью. Ногу ампутировали сразу, а руку спас- ли. «Жив останешься, здоровье поправим, а воевать тебе больше не придется»,— сказали мне тогда врачи. После излечения отважный воин вернулся в родное село Глинки на Орловщине и взялся за хозяйство. Рабо- 111
ты — непочатый край. Дом фашисты сожгли, мать силь- но постарела и жила в землянке, а там и колхозу нужны были рабочие руки. И бывший пулеметчик Илья Воро- нов взялся за ремонт сельхозинвентаря. В комнату вошла сотрудница музея. — Вам предстоит еще одна встреча с вашим товари- щем,— сообщила она, но не сказала с кем. Мы спустились этажом ниже и вошли в номер. На- встречу шагнул невысокий пожилой человек с пышными седыми усами. — Глущенко! — радостно вскрикнул Воронов и об- нял товарища. Василий Сергеевич долго вглядывался в меня, потом заговорил: — Глазам своим не верю. Це, мабуть, сон? Я же счи- тал, что вас, Филиппович, и в живых нэма. Кто-то мне об этом еще тогда в госпитале говорил. Глущенко постарел, голова покрылась сединой. Он, как и Воронов, остался без ноги. После битвы на Волге он участвовал во многих боях и дошел до Восточной Пруссии. Там под бомбежкой ногу оторвало. Стал инва- лидом и вернулся домой. Долгое время работал в колхо- зе, а недавно ушел на заслуженный отдых. В тот же день на празднование приехал еще один ве- теран обороны прославленного дома — Файзрахман Зельбухарович Рамазанов. — Помните, я мечтал, что после войны снова возьму в руки молот? — говорил бывший бронебойщик.— Нет больше бронебойщика Рамазанова, есть кузнец Рамаза- нов. Приезжайте в гости ко мне. Я живу в совхозе «Волж- ский» Астраханской области. Овец там разводим. Небось, каракуль знаете? Мы его делаем. В дверь кто-то постучал, и к нам вошла женщина. — Мария! — бросаясь к ней навстречу, радостно вос- кликнул Воронов. — Илюша! Да ты ли это? — с той же взволнованно- стью и ликованием отозвалась вошедшая.— Ведь я же тебя с тех пор, как умотала бинтами и уложила в лодку, посчитала покойником. Кто-то из ребят, вернувшись тогда с переправы, сказал, что дорогой умер. — Я и сам думал, что покойником буду, а вот, как видишь, жив. Врачи умереть не дали. 112
Встреча боевых друзей в мирное время. Слева направо: Рамазанов Ф. 3., Ладыченко М. С., Афанасьев И. Ф., Глуи^енко В. С., Павлов Я. Ф., Воронов И. В. Да, это была та самая худенька санитарка Маруся Ульянова, которая многим из нас перевязывала раны. Только теперь перед нами стояла не худенькая, а солид- ная дама. И уже не Ульянова, а Ладыченко. Она оказа- лась жительницей Сталинграда. После войны вернулась домой. Сначала, как и все сталинградцы, восстанавлива- ла родной город, а сейчас уже давно работает заведую- щей продовольственным магазином в Кировском рай- оне Волгограда. В тот вечер мы долго не спали. У каждого было что вспомнить, о чем рассказать. Из глубины четырнадца- тилетней давности всплывали многие события из боевой жизни гарнизона. Вспоминая о товарищах, Рамазанов начал говорить об Александрове, как тот, будучи тяжело- раненым, с песней продолжал бой. — Да я же его знав ще из-пид Камышина,— отозвал- ся Глущенко и, перемешивая русские и украинские сло- ва, е солдатским юморком стал рассказывать. — Вэсэлый був хлопче, тут ничего ни скажешь. Всэ, бувало, писни спивав, да так гарно, що и другим спиваты хотилось. А еще у него була привычка и других развэсэ- лить, особо в трудну минуту. Бувало, поднимут нас ночью но тревоги и киломитрив на пьятнадцать марш, а он за- s. Афанасьев 113
всегда ходив в строю замыкающим, бо ростом низюнь* кий був. Глядишь, с полдорози многие поотстовалы, *а он уже впереди идет посвистуе и кричить им тихесенько: «Эй, вы, слобаки, що поотстовалы, а ну, бринза рота, бринза взвод, подтенись!». А вот про то, як его звалы, так я узнал уже на барже, когда сюда перепровлялись. Сижу я, значить, на палубе и про себе думаю: «Як же там в го- роде воеваты, колы уже всэ огнем пылае, да бомбовозы с утра до ночи чушки таки бросают».— Чую, позади кто-то насвистывать почав. Гляжу, вин сидыть. Ну, думаю, хлоп- че, я бы тоже посвистав, если бы по спини мурашки ни пробигалы, потому що возле самой баржи то и дило сно- ряды та мины в воду шлепались. Подсив я к нему побли- же, да и спрашиваю: «Як тебе звать, хлопче?» — А вин улыбнувся и отвечает: «Зовут меня Александром, по батьки Петрович, а фамилия Александров».— Глущенко немного помолчал и уже задумчиво проговорил.— Потом мы с ним встретились уже в мельницы. Теперь, мабуть, и в живых нема, а може и жив, про вас я тоже думав, що головы посложили, а вот бачитэ, повстречались... Вечером 1 февраля нас пригласили на торжествен- ный вечер, посвященный 14-й годовщине разгрома фа- шистских войск под Сталинградом. А днем мы побывали на Мамаевом кургане, возложили венок на могилу пав- ших воинов. В тот же день в горисполкоме Воронову вручили медаль «За оборону Сталинграда». Весь следующий день знакомились с историческими местами возрожденного города. Мы шли по широким сталинградским улицам и любовались его новыми бело- каменными жилыми кварталами. Если бы тогда, в 1942 году, нам сказали, что город будет восстановлен в такой короткий срок, солдаты вряд ли бы поверили. Произошло чудо. И этим чудом были советские люди, не пожалев- шие усилий и труда, чтобы из руин и пепла поднять цве- тущий город-богатырь. Те из нас, кто не был в Сталинграде после войны, просто не узнавали знакомых мест. Там, где громозди- лись развалины дома специалистов, домов УНКВД, про- легла широкая Советская улица, застроенная много- этажными светлыми зданиями. Осенью 42 года здесь, на бывшей Пензенской улице, трещали пулеметы и автома- ты. Клубился дым и пламя, а сейчас весело звенят и ка- тятся трамваи, шуршат по асфальту автомашины, куда-то 114
по своим делам торопятся люди. И никаких следов вой- ны. Только в конце улицы стоит изуродованное снаряда- ми здание мельницы, оставленное сталинградцами как памятник незабываемых дней великого сражения на бе- регах Волги. - А вот и наша маленькая «крепость»,— показывая на четырехэтажное здание, говорит Рамазанов. Воронов останавливается у торцовой стены, проти- рает глаза, взволнованно поясняет: — Эта стена тогда была глухая, теперь есть окна,— и подойдя к одному из них, что у самой земли, доба- вил:—Это мы пробивали стенку, отсюда начали рыть ход сообщения к мельнице, а вот у того окна стоял наш «максимка». Бывших солдат вышли встречать все жильцы леген- дарного дома. Среди них: учителя, врачи, рабочие, служа- щие и пенсионеры. Но никого из тех, кто жил в этом доме до войны и кто ютился в подвалах во время боев. Нача- лись дружеские объятия, крепкие рукопожатия, взвол- нованные речи. По русскому обычаю нам преподнесли хлеб-соль. Школьники дарили букеты живых цветов и каждому из нас повязали пионерские галстуки. Нас пригласили в дом. Мы обошли все подвалы, по- бывали в квартирах, где каждый уголок, каждый камень были частицей нашей жизни, а может, и больше. Вокруг было все знакомое до мелочей. В Красном уголке, где у нас были тогда огневые точки, собралось много наро- ду. Рамазанов и Воронов выступили с воспоминаниями. Прошел год. Мы снова встретились в Сталинграде. На этот раз приехал Яков Федотович Павлов. Мы его запомнили в потертой гимнастерке, в коричневой кубан- ке, а теперь перед нами сидел человек в темно-синем штатском костюме, на груди — Золотая Звезда Героя Советского Союза. Мы уже знали, что он учится в высшей партийной школе при ЦК КПСС. После битвы на Волге сержант сменил военную специальность и в последующих боях участвовал артиллеристом. Сначала замковым, потом наводчиком, затем командиром отделения разведки и, наконец, старшиной батареи. Войну закончил в Восточ- ной Пруссии. Два ордена Красной Звезды и две медали «За отвагу» говорили о подвигах и бесстрашии отваж- ного воина, а в июле 1945 года Указом Президиума Вср- //5
ховного Совета СССР Яков Федотович был удостоен зва- ния Героя Советского Союза. Из Ольховского района Сталинградской области на празднование 15-й годовщины разгрома фашистских войск у Волги прибыл и бывший командир нашего ба- тальона Виктор Иванович Дронов. После Сталинграда он так же, как и многие другие, прошел трудный боевой путь. Все послевоенные годы оставался в рядах Совет- ской Армии. Дослужил до подполковника и вот уже ка- кой год работает военкомом в Ольховском райвоенкома- те. Он и теперь оставался таким же спокойным, скром- ным. каким мы его знали в бою. День 2 февраля выдался холодным и морозным, но это не мешало торжественно и празднично отметить славную дату. Город проснулся рано. Уборочные маши- ны и дворники еще не успели очистить улицы и тротуары от снега, а на площадь имени Павших борцов уже шли сталинградцы, чтобы возложить венки на братскую мо- гилу павших героев. Но самое волнующее событие в тот день произошло на Мамаевом кургане. Здесь состоялся многотысячный митинг, посвященный закладке памятни- ка-монумента. Так выглядит обновленный «Дом солдатской славы». 116
В тот же день вечером состоялась волнующая встре- ча с бывшим командующим 62-й армии, ныне Маршалом Советского Союза Василием Ивановичем Чуйковым и бывшим командиром 13-й гвардейской стрелковой диви- зии генерал-полковником Александром Ильичем Ро- ди мцевым. Во время великой битвы на Волге они вместе с солда- тами делили, тяготы суровых дней обороны города. Сво- им руководством обеспечивали отражение натиска врага и его разгром. Наши военачальники не меньше нас были взволнованы встречей. В беседе с ними мы вспомнили командира пол- ка, ныне генерала запаса Ивана Павловича Елина, кото- рый уделял большое внимание нашему гарнизону, ка- питана Алексея Ефимовича Жукова, командира пулемет- ной роты Алексея Алексеевича Дорохова, политрука Ва- чека Авагимова и многих других. Кто из них остался в живых? Где они? В Сталинградском музее обороны мы узнали, что многих наших боевых друзей по обороне дома нет в жи- вых. Кроме Свирина, Хаита и младшего лейтенанта Чер- нышенко, которые отдали жизни в боях за Сталинград, где-то на дорогах войны смертью героев пали в боях за Родину: Александров, Черноголов, Довженко, Бонда- ренко, Сабгайда; в 1953 году умер Николай Мосиашви- ли. О судьбе других пока ничего не было известно. Пинто не забыт Прошло еще несколько лет. Каждый из нас постарел, да и в самой жизни тоже произошли кое-какие измене- ния. Глущенко, например, ушел уже на заслуженный отдых и переехал в другую станицу, ближе к сыновь- ям. Павлов окончил партийную школу, несколько лет работал секретарем райкома партии в родном Вал- дае, затем переехал в Новгород и теперь трудится на од- ном из промышленных предприятий города. Воронов, не- смотря на болезнь и слабое здоровье, до сих пор прини- мает активное участие в жизни своего села. Вот уже ка- кой раз его избирают депутатом местного Совета, и ру- ководит он партийной организацией своего колхоза. Я так же, как Глущенко и Павлов, сменил местожитель-
Встреча защитников «Дома солдатской славы» с бывшим командующим 62-й армией. На снимке: Маршал Советского Союза В. И. Чуйков, Афанасьев И. Ф., Глущенко В. С., Рамазанов Ф. 3. ство. Из Борисоглебска переселился в Сталинград, кото- рый к тому времени стал еще краше. В городе стало больше школ, больниц, рабочих клу- бов, театров и библиотек. Появились новые улицы, пло- щади, скверы, сады и парки. Выросли новые современные жилые кварталы. В северной части города через Волгу пролегла гигантская плотина Волжской гидроэлектро- станции имени XXII съезда партии. На южной окраине вступили в строй чудесные сооружения Волго-Донского судоходного канала имени Ленина. А в центре на верши- не Мамаева кургана развернулось огромное строитель- ство величественного памятника-ансамбля героям Ста- линградской битвы. Наша встреча на праздновании и завязавшаяся после этого переписка восстановили в памяти многие события, но далеко не все. Чтобы дополнить наши воспоминания, надо было разыскивать оставшихся в живых товарищей и семьи погибших, собирать документы, материалы. И мы сразу же взялись за эту работу. Я не буду подробно рас- сказывать о поисках, скажу лишь одно: они принесли нам много радости. J18
Не прошло и месяца, как из поселка Троицк Луган- ской области пришло письмо. В конверте, кроме подроб- ного воспоминания, лежала фотография бывшего навод- чика станкового пулемета Алексея Ивановича Иващен- ко. О себе он писал очень скупо. «В тот день, когда вас ранило в рабочем поселке «Красного Октября»,— пи- сал он,— двумя часами позже убило нашего Ивана Ти- мофеевича Свирина, а под вечер крепко зацепило ос- колком и меня». После госпиталя Иващенко попал в другую часть, с которой и участвовал в боях до последнего дня войны. В конце 1944 года ему присвоили звание младшего лей- тенанта и назначили командиром пулеметного взвода. Домой вернулся в 46 году, обзавелся семьей. Больше десяти лет проработал в союзкооперации, а теперь уже давно трудится экспедитором в Троицкой конторе связи. Из села Ахси Наманганского района Узбекской ССР подал о себе весточку Камалджан Тургунов. «После Ста- линграда я все время был на фронте и бил фашистов так, как мы били их на Волге,— сообщал Тургунов.— Домой вернулся я в июле сорок пятого года. Здоровье хорошее. Работаю все время трактористом в колхозе имени Кирова. За богатый сбор хлопка на своем участке ежегодно получаю премии и подарки». Еще один участник обороны дома Талибай Мурзаев прислал письмо из Багунского района Чемкентской об- ласти Казахской ССР. «Войну я закончил,— писал Та- либай,— как и все, девятого мая сорок пятого года и сразу вернулся домой, к семье, а она у меня тепе.рь боль- шая, кроме нас с женой,— пятеро ребят». Из станицы Суровикино Сталинградской области отозвался и бывший минометчик Терентий Илларионович Гридин. Он не забыл довоенную специальность, работает и теперь агрономом. Прошло еще немного времени, и снова радостная весть. В Черниговской области нашлись бывшие наши командиры. В селе Ладан Прилукского района живет со своей семьей Дорохов. В другом селе Линовицы обосно- вался после войны Антон Кузьмич Дроган, который после смерти Наумова командовал 7-й ротой, а в райцентре Прилуки трудится на заводе бывший комбат Жуков. Дальнейшие поиски участников обороны «Дома сол- датской славы» и тех, кто имел к этому прямое или кос- венное отношение, оставались безуспешными. Но и то, 119
Встреча Афанасьева И. Ф. с дважды Героем Советского Союза генерал-полковником Родимцевым А. И., бывшим командиром 13-й гвардейской стрелковой дивизии что нам удалось собрать и разыскать, дало возможность разобраться во всех деталях и событиях, вспомнить име- на и действие почти каждого защитника дома. Это и на- толкнуло на мысль написать книжку, зафиксировать то, что вспомнилось. Возможно, ее прочтут товарищи по ору- жию, откликнутся и дополнят. Так появилось первое издание этой книги, вышедшее из печати в 1960 году. В работе над ней было немало трудностей, а глав- ное — мешала слепота. Пришлось несколько месяцев упорно изучать азбуку для слепых по системе Брайля. Лишь только потом на столе автора появились первые листы исколотой точками бумаги. Мне хотелось расска- зать не только о боевых делах бойцов гарнизона, но и о женщинах, стариках и детях, которые были тогда вме- сте с нами. Однако ни я, ни мои друзья по оружию не могли вспомнить их имена, поэтому в книге о них было сказано очень скупо, да и то в общих чертах. Вскоре после выхода книги из печати в наш адрес стало поступать множество писем. Многие из них подпи- сывались не самими участниками Сталинградской бит- вы, а их родными, близкими и знакомыми. 120
:Из воинской части города Томска пишет Яков Хаит, сын погибшего пулеметчика: «Отца своего не помню. Ког- да он ушел на фронт, мне было всего полтора года. Двад- цать лет мы с матерью не знали, где и при каких обстоя- тельствах сложил голову наш отец. И вот теперь мы уз- нали, что он геройски погиб в боях за Сталинград». Потом пришло письмо из села Политотдельское Ста- линградской области. Его прислал сын погибшего Андрея Сабгайды. Владимир Андреевич описал все, что пом- нил о своем отце, сообщил о здоровье матери Анны Никитичны и о своей учебе в высшем военно-морском училище. Затем почта доставила весточку из Астрахани от до- чери погибшего пулеметчика Ивана Свирина. «Мой папа,— писала она,— на фронт ушел в сорок первом году, а в фервале сорок третьего пришло извещение о его смерти. Погиб он в Сталинграде». Все мы хорошо помнили об Алеше Чернышенко, но фамилию его никто из нас не сохранил в памяти. При- поминалось, что начиналась она с буквы «Ч», поэтому в книге мы назвали его наугад Черкашиным. И вот из станицы Шипутоно Алтайского края авиапочта привез- ла нам объемистый конверт со штемпелем «заказное». С фотографии, которая пришла вместе с письмом, на нас открытыми глазами смотрел наш Алеша. «Нет,— сообщали родители — отец Никифор Денисович и мать Варвара Петровна,— наша фамилия и фамилия Алеши не Черкашин, а Чернышенко». Каждый день письма приходили к нам со всех концов страны. Из Ярославской области Сергей Иванович Буб- нов писал об Алексее Ивановиче Аникине. «В 1943 году мы с ним служили в одном батальоне 302-й стрелковой дивизии. В бою под городом Луганск в последней схват- ке, отбивая психические атаки фашистов, он бросился с горсткой бойцов своей роты в контратаку и погиб на моих глазах». О бывшем командире 7-й роты Иване Ивановиче Нау- мове сообщает его брат из Старополтавского района Ста- линградской области Дмитрий Иванович Наумов. «Мой брат рождения 1911 года, города Ленинска, что за Вол- гой. Перед войной работал управляющим 2-го отделения совхозе! «Красная Звезда». Когда ушел на фронт, дома у него оставалась жена Ульяна Петровна с дочерью и 121
мать. Мать наша Марфа Ефимовна недавно умерла, а где сейчас Ульяна и дочь, не знаю». Долго не подавал о себе весточки бывший автомат- чик Андрей Егорович Шаповалов, но друзья упорно ра- зыскивали своих боевых товарищей. И вот, наконец, при- шло письмо из Лазовского района Харьковской области. «Демобилизовался я сразу после войны,— писал он,— окончил годичную школу ветеринарных фельдшеров и ра- ботаю в своем совхозе по специальности». Там же, на Харьковщине, в Волчанском районе на- шелся и бывший бронебойщик Григорий Иванович Яки- менко. В январе 1943 года в боях за рабочий поселок «Красный Октябрь» он был ранен. После госпиталя по- пал в другую часть и участвовал в боях до конца войны. Сейчас работает заведующим молочно-животноводческой фермой. Настал новый, 1963 год. В жизни волгоградцев он ознаменовался важным событием. 2 февраля отмечалась историческая дата — 20-летие Сталинградской битвы. На площади имени Павших борцов у обелиска павшим героям гражданской и Великой Отечественной войн за- жгли вечный огонь. К тому времени мы уже знали о судьбе каждого уча- стника обороны дома, но поиски продолжались. Нам ни- чего еще не было известно о мирных жителях, ютивших- ся в подвалах нашей «крепости», и наши усилия увен- чались успехами. Прогуливаясь как-то летним днем по набережной Волгограда, мы присели с товарищем на скамейку от- дохнуть и покурить. Вскоре к нам подошел незнако- мый мужчина, и мы с ним разговорились. Он оказался мастером одного из цехов тракторного завода и назвал себя Анатолием Алексеевичем Петровым. — А вы знаете,—сказал он,—в доме, в котором я живу, в соседнем подъезде есть женщина. Она как-то го- ворила, что жила в подвале вашего дома. Это сообщение, естественно, вызвало у нас огромный интерес. Хотелось скорее узнать, кто она? И мы тут же, заполучив адрес у мастера цеха, отправились на ро- зыски. Отыскать дом по проспекту Ленина под номером 16 особого труда не представляло. Он оказался в самом 122
центре города. А вот найти человека, не зная фамилии и квартиры, удалось не сразу. Мы стучали в каждую квартиру, и все жильцы отвеча- ли нам одно и то же: «Нет, не живет; нет, не живет; нет, не живет». Поднимаемся еще на один этаж выше и снова «поводырь» стучит в очередную 99-ю квартиру. Пока ждем ответа, скажу несколько слов о своем товарище. Это мой сосед, бывший летчик Анатолий Иванович Фе- дулов. Во время войны командовал эскадрильей штур- мовиков. За примерные действия подразделения в бою и личные подвиги награжден шестью орденами и не- сколькими медалями Советского Союза. Он часто мне рассказывал о фронтовых делах, о бое- вых подвигах летного состава полка, называл их имена и не подозревал, что через пять лет, в канун 51-й годов- щины Великого Октября, отправляясь в свой первый кос- мический рейс на корабле «Союз-3», один из его боевых друзей, ныне летчик-космонавт, дважды Герой Совет- ского Союза Г. Е. Береговой вспомнит о нем, как о фрон- товом товарище, и с центрального космодрома передаст ему дружеский теплый привет. Вернемся на лестничную площадку четвертого этажа. Дверь нам открыла женщина ниже среднего роста, в тем- ном домашнем платье. — Вам кого надо? — спросила она слабым просту- женным голосом. — Скажите, здесь не живет женщина, которая во вре- мя боев в Сталинграде жила в подвале дома, что на площади Ленина? — осведомились мы. — Это я...— сдержанно ответила хозяйка и пригла- сила в свою комнату. О том, что один из нас является участником обороны этого дома, мы промолчали. Отрекомендовались просто ветеранами войны, собирающими материал о героической обороне прославленного дома. Но когда она взволнован- но стала рассказывать обо всем, что сохранилось в ее памяти и назвала свою фамилию, я узнал в ней ту самую мать, у которой был тогда грудной ребенок. — Тетя Дуся!..— взволнованно воскликнул я. И тут же почувствовал, как на мои плечи упали ее руки. Мы обнялись. Да, это была она — Евдокия Григорьевна Селезнева, из семьи Диковых. Это о ней говорили тогда женщины: 123
«Мать еще может быть дня два-три и протянет, а ребе- нок доживает последние часы». Так думали и мы. И вот через девятнадцать лет узнаем, что она жива и работает на том же заводе, что и до войны. Успокоившись немного, Евдокия Григорьевна стала рассказывать обо всем пережитом, но о своей малень- кой Зине не проронила пока ни одного слова. И мне по- казалось, что ей просто больно об этом говорить. Не хо- телось и мне ворошить материнское сердце, но она вдруг заговорила сама. — А вы знаете? Дочурка моя Зина жива.— И тут сно- ва она разволновалась. — Где же она теперь? — спросил я после продолжи- тельной паузы. — Зина моя учится на последнем курсе машинострои- тельного техникума, — ответила хозяйка. И, взглянув на ходики, тикавшие на стене, добавила: — Теперь уже ско- ро придет домой. Пока мы поджидали Зину, Евдокия Григорьевна рас- сказала, как она вернулась из-за Волги, как участвова- ла в восстановлении города и родного завода, как похо- ронила отца, мать. В заключение она сказала: — А муж мой, отец Зины, как ушел тогда в народное ополчение, так и не вернулся, погиб в бою за тракторный. — Где же остальные жильцы нашего дома? В городе кто-нибудь из них есть? — поинтересовался я. — После боев сразу, было, все вернулись сюда, по- том поразъехались. Помните, в большом подвале жили две барышни, одну, кажись, Наташей звали, другую Ниной. Они после войны на Украину уехали. В городе, кроме нас с дочкой, живет Ванюшка Фалеев, помните, мальчик был у нас в доме. Теперь он женатый, работает электросварщиком на авторемзаводе, а его мать Пра- сковья недавно умерла. Еще здесь живет моя сестра Ма- рия, у которой были тогда две девочки. Старшая Свет- лана замуж вышла, работает на «Красном Октябре», а младшая Нина на заводе тракторных деталей. Где ос- тальные — не знаю. Пришла Зина. Стоит ли пояснять, что это теперь не двухмесячный ребенок, а взрослая, двадцатилетняя, об- разованная, воспитанная девушка. Увидев незнакомых мужчин и взволнованную мать, она насторожилась. Но Евдокия Григорьевна ей пояснила; 124
— Ты, доченька, не бойся. Это я от радости немно- го всплакнула. А это,— указывая на меня, продолжала она,— это один из тех бойцов, которые спасли нас тогда от смерти. Об этом я тебе уже рассказывала. — Да, мама, помню, ты говорила,— несмело ответи- Да-Зина и протянула мне руки. Мы поздоровались. За- тем она рассказала о своей учебе, о товарищах по техни- куму и комсомолу. — Где же думаешь работать после окончания? — по- любопытствовал и мой товарищ. — Не знаю, куда пошлют, а хочется на завод к маме,—застенчиво ответила Зина. Ее желание сбылось. По окончании учебного заве- дения работала на одном заводе вместе с матерью. Но за минувшие пять лет в ее жизни произошли важные со- бытия, она вышла замуж и теперь работает в комитете комсомола политехнического института, а Евдокия Гри- горьевна по-прежнему трудится на заводе тракторных деталей. В том же 1963 году нашелся еще один герой Сталин- градской битвы, причастный к обороне «Дома Павлова». Многие из нас считали его погибшим, но настойчивые розыски и на этот раз принесли нам радость. В один из октябрьских дней мне позвонили из Музея обороны. — Иван Филиппович! Если вы не заняты, приходи- те сейчас к нам. Приехал один из ваших боевых това- рищей. — А кто именно? — спросил я. — Этого я вам пока не скажу. Приходите, узнаете,— подкупающе ответил директор музея Григорий Иванович Денисов. И вот я в музее. Вхожу в одну из служебных комнат. Навстречу мне шагнул человек среднего роста, слегка прихрамывая. — Жив, жив! — воскликнул он радостно. И прежде чем я успел сообразить, кто-же это, меня стиснули креп- кие мужские руки. — Что, не узнал? — снова спросил Григорий Ивано- вич Денисов.— Да ведь это же знаменитый снайпер ва- шей дивизии Анатолий Иванович Чехов. — Как видишь, Толя, жив. А ты где ногу потерял?— спросил я после минутного молчания. 125
— Под Киевом. В октябре сорок третьего на противо- пехотную мину наскочил, вот и пришлось протез заказы- вать. Там для меня и война закончилась,— смущенно от- ветил Чехов. В январе 1944 года Анатолий Иванович вернулся в родную Казань. И снова пришел на завод имени Куйбы- шева работать газоэлектросварщиком. Ордена боевого Красного Знамени, Красной Звезды и медали украсили грудь бывшего снайпера. Только в уличных боях в горо- де на Волге гвардеец уничтожил из снайперской винтов- ки 265 гитлеровцев. Имя его знали многие защитники Сталинграда. После беседы с сотрудниками музея мы отправились с ним к легендарному дому на площадь Ленина. — Ну как, бойцов своего гарнизона всех разыска- ли? — поинтересовался бывший снайпер. — В основном всех. Вот только Мабулат Турдыев по- чему-то не отзывается. Кто-то говорил, что он после вой- ны вернулся к себе в Туркмению. Писали мы туда, но пока все безрезультатно. — А помните, как-то вечером к вам в дом Наумов посылал двух девушек-разведчиц? Вернулись они тогда или нет? — опять спросил Чехов. — А как-же, помню. Одна из них, Мария Денисовна Веденеева, живет здесь в Волгограде, часто встречаемся. Все годы работала техничкой в мединституте, работает и поныне. А ее подруга Лиза Погорелова погибла. — А это что за здание строится? — полюбопытство- вал он, когда мы подошли к площади Ленина. — Отстроится — будет Дом Советской Армии,— по- яснил я. — Если не путаю, то на этом месте стоял раньше «молочный дом», в котором вас тогда контузило. Мне кто-то говорил, что у вас в самый трудный момент кто-то из бойцов к убитому солдату за патронами на площадь лазил. — Был такой случай. Это связной командира роты Болдырев Александр Васильевич. Он жив. Работает трак- тористом в селе Вишневое Волгоградской области. Часто бывает в городе, заходит и ко мне. Получаю письма и от Сергея Кузьмича Думина. Ты его должен помнить, он тогда был сержантом, связь к нам в дом тянул. После войны все время работал офицером милиции в Донецке, 126
а теперь трудится на аэродроме. Вот политрук Вачек Авагимов погиб где-то на Днепре. Незаметно мы подошли к «Дому солдатской славы», постояли немного у мемориальной стены, на которой языком искусства волгоградские скульпторы уже закон- чили оформление барельефа с изображением одного из моментов ожесточенного боя, а ниже перечислены имена двадцати трех участников обороны дома. Затем мы вошли в первый подъезд и поднялись на четвертый этаж. — У этого окна меня и засняли тогда на пленку, как раз в тот момент, когда я убил по счету сорокового фа- шиста,— пояснил Анатолий Иванович. И неожиданно спросил: — А как с глазами? В Одессу не ездили? — Нет, не ездил. Думаю, что зрение мне вернут здесь, в Волгограде. — Но ведь в Одессе знаменитая клиника Филатова, мне кажется, вам бы там давно помогли. — На сегодня, Анатолий Иванович, подобные болез- ни не лечат пока и в Одессе, но я верю, что врачи скоро найдут средство, и я все же прозрею. — Ну что же, желаю счастья, если это свершится, то для вас это будет вторым рождением. Сколько вы уже не видите? — Пока двенадцать лет. Больше недели гостил Чехов в Волгограде, и каждый день мы с ним совершали экскурсии по родному для нас городу. Так постепенно выявлялись участники обороны ле- гендарного «Дома солдатской славы». Их подвиги допол- нились мирными делами и важными событиями в жизни города, в результате все вместе взятое и дало возмож- ность расширить страницы этой книги. В глазной клинике Волгограда Время шло быстро и незаметно. Утром уходил на предприятие, где трудятся незрячие. Садился за механи- ческий пресс и штамповал металлические колесики для детских самосвалов, а вечером, вернувшись домой, при- нимался за разбор очередной почты. Письма шли пач- ками. Их присылали не только фронтовые друзья, но и совсем незнакомые люди. 127
Мать, потерявшая сына, жена — мужа, дочь — отца спрашивали, не о нем ли написано в книге или упомина- лось по радио, говорилось по телевидению. Другие про- сили сообщить, где и как погибли их родственники Сер- гей Медведев, Василий Дымченко, Мазур Михайлов и о многих других, не вернувшихся из Сталинграда. Писали и так. «...Вы переписываетесь с героем Верде- на французом Люсьеном Липисье и еще с кем-то из Бол- гарии, Польши, Германии и Бельгии. Пришлите мне их адреса, и я им напишу, что мы, советские люди, как к братьям, относимся ко всем народам земли. Чтобы они правильно понимали нас и были бы нашими верными друзьями в борьбе за мир и дружбу». Иногда прямо с работы шел в школу, институт или в цех какого-нибудь завода и рассказывал молодежи о войне, о товарищах. Так прошел год, другой. И все это время жил в гуще своего народа. Ощущал огромное ды- хание мирного труда волгоградцев, но не мог видеть все- го прекрасного, величественного, о чем сам писал и рас- сказывал. И все же пришел день, когда мои давно по- тухшие глаза снова засветились. Случилось это в февра- ле 1964 года. Как всегда, не ожидая на ближайшее время чего-ни- будь отрадного, я отправился на очередную консульта- цию к заведующему кафедрой глазных болезней Волго- градского медицинского института профессору Александ- ру Михайловичу Водовозову. На этот раз обследование проводилось с какой-то особой сосредоточенностью. Он попеременно направлял в мои глаза разноцветные лучи то красного, то синего, то желтого света. Подносил близ- ко к лицу какой-то прибор, щелкал им и все время пере- говаривался с врачами. Наконец, профессор отложил в сторону загадочный аппарат, немного подумал и спокой- но сказал: — Ну что же, будем делать операцию. Для меня это было настолько неожиданно, что я просто растерялся и как-то смешно спросил: — Неужели для меня скоро солнце взойдет? — Гарантий не даю, но прогноз предвещает ясную погоду и хорошую видимость,—ответил профессор. Тогда Александру Михайловичу было сорок шесть лет. Он уроженец Одессы. Там же окончил медицинский институт, где встречался с профессором Филатовым и 128
слушал его лекции. Во время войны занимал должность начальника Управления эвакогоспиталей Наркомздрава Сумской области. После войны работал заведующим Облздравотдела в городе Черновцы. Жители области из- бирают его своим депутатом в областной Совет, а комму- нисты— членом бюро обкома КПСС. Одновременно ра- ботает на кафедре глазных болезней Черновицкого мед- института под руководством профессора Радзиховского. Там же заканчивает кандидатскую и докторскую диссер- тации. И вот новое назначение. На этот раз к нам в Волго- град. Здесь Александр Михайлович продолжает работать в области методов исследования глазных болезней, про- изводит сложные опыты, обобщает их. Из-под его пера выходит целый ряд научных трудов и изобретений. Аппарат для исследования глазного дна профессора Водовозова пользуется сегодня большой популярностью. При помощи этого волшебного фонарика врачи офтоль- мологи получили возможность исследования дна глаза в свете различного спектрального состава (красном, жел- том, синем, желто-зеленом и пурпурном). Глазное отделение при областной больнице занимает одну половину небольшого здания. Палаты переполнены, но это почти не замечается. Чуткое внимание врачей, мед- сестер и нянечек, их забота о твоем здоровье, которую ощущаешь с первой же минуты, вселяют надежду и уве- ренность в твоем исцелении. Здесь каждый день происхо- дят события, которые трудно осмыслить. Среди больных то и дело слышатся восторженные восклицания: «Я вас вижу!», «Я прозрел!», «Я счастлив!» Как-то перед обедом, возвращаясь с няней от врача, меня кто-то окликнул. — Шура? — угадывая по голосу, отозвался я на оклик. — Узнали,— радостно воскликнула она и быстро за- говорила:— Ведь я теперь зрячая, вижу! Все вижу—и людей, и солнце, а оно сегодня яркое-яркое. Вчера не так светило. Вы тоже все увидите, врачи вылечат. Обяза- тельно вылечат. Шуру Мелихову я знал по работе в обществе слепых. Знал немного и о ее судьбе. Еще будучи ребенком, в двух- месячном возрасте, она перенесла тяжелую болезнь, при- ведшую к слепоте. Больше двадцати лет она только и 129
могла отличить день от ночи. Недавно Шура пришла* на лечение к профессору Водовозову. Смелость, талант вра- ча вернули ей зрение. Она увидела солнце и людей. На следующий день снова волнующая встреча. На этот раз счастье обрел участник Великой Отечественной войны майор в отставке Иванов. Всю войну прошел ~ и ничего, а перед самым концом получил тяжелую конту- зию. Зрение стало быстро падать. Одиннадцать лет не ви- дел света. Сколько раз врачи пытались помочь, но безу- спешно. Больше месяца профессор настойчиво вел борь- бу с упорной болезнью, разгадывая ее загадки, а когда разгадал, пошел на решительный штурм. Операция про- шла успешно. Иванов увидел свою семью, знакомых и друзей. Пришел и мой черед. Операционная сестра Серафима Владимировна Зотова помогает мне надеть стерильные чулки, снять верхнюю одежду и ведет в операционную. И вот я на столе. Боязни нет, но ощущение все же не совсем праздничное. Хирургический нож уже ко мне при- касался не один раз. Разрезали бок, извлекали осколки, рассекали раны, делали операцию и на глазу. Чтобы отвлечься от неприятных мыслей, пока Сера- фима Владимировна и два врача — Лидия Павловна Карпова и Антонина Степановна Белозерцева — готовят инструменты, я вспоминаю забавный случай. Несколько дней назад одному молодому человеку, ослепшему с дет- ства, сделали операцию, и он прозрел. Ему показывают книгу, спрашивают. — Что это такое? — А я откуда знаю? Дайте пощупаю,— просит. Дают. — Да ведь это же книга,— говорит он, и сам весело хохочет. Книга для меня не загадка, но за последние двенад- цать лет в нашем быту появилось немало новых вещей, которые без ощупывания вряд ли назову. А вот знакомых, так тут и совсем никого в лицо не знаю. Подойдет кто- нибудь из них, молча руку подаст. Попробуй, узнай, кто? Мысли обрываются. Слышу голос профессора. Он ос- ведомляется о готовности, затем подходит к столу и, обращаясь ко мне, предупреждает: — Будет укол! 130
В этот же миг под глазное яблоко впивается игла. Глаз быстро немеет, кажется, его раздуло в хорошую гру- шу. Слышу перешептывание врачей и студентов. Чувст- вую, как они пристально следят за каждым движением хирурга. Наступает тревожная тишина. — Шов на верхнюю прямую,— коротко отдает распо- ряжение профессор. Затем скальпелем вскрывает глаз. Неприятное ощущение перемешивается с глухой болью. Минуты кажутся часами. В операционной абсолютная тишина. Лишь где-то в стороне слышится легкое побуль- кивание воды, кипящей в каком-то сосуде, и изредка вполголоса короткие команды профессора: «Ножницы, скальпель, шприц, вату»,— но чаще всего повторялось слово «Закапать!» Сколько еще проходит напряженных минут, не знаю. Но вот Александр Михайлович накладывает на глаза салфетку и, обращаясь к студентам, поясняет. — Полтора-два месяца назад мы еще не делали так операции, как мы ее будем делать сейчас. Теперь с по- мощью вот этого инструмента — криоэкстрактора — я надеюсь, что мы возвратим ему и многим другим зрение. Пока он беседует со студентами, рассказывает им об особенностях данной операции, я слушаю его мягкий, спокойный голос и думаю. Какой же он добрый, хороший человек. Сколько за его плечами таких сложных опера- ций, которые требуют от врача не только профессиональ- ного мастерства, но и твердого самообладания, большого риска и самоотверженности. Ошибись на миллиметр,— и все пропало, а он уже сотням, тысячам людей дал свет и радость. — С этой секунды вы, больной, будете моим асси- стентом, больше никто мне так не поможет, кроме вас самих. Лежите спокойно, не шевелитесь,— обращаясь ко мне, говорит профессор. В операционной снова напряженная тишина. Прохо- дит минута, другая, третья. Чувствую, как Александр Ми- хайлович задерживает дыхание. Несколько секунд длит- ся полное безмолвие, и вдруг рядом облегченный вздох профессора. Он тихо произносит: — Вот и хрусталик. И в тот же миг передо мной вспыхивает ослепитель- ный белый свет. Вижу все, как в густом тумане, но вижу. Вокруг меня стоят люди. Они в белых халатах, лиц не 131
И. Ф. Афанасьев на приеме у профессора А. М. Водовозова рассмотреть. Не было сил, чтобы справиться с волнени- ем, хотелось от радости громко закричать. Этот порыв оказался сильнее моей воли. — Я вас вижу... вижу!!! Мне казалось, что я произнес эти слова очень тихо, а для профессора и присутствующих они были слишком громкими. — Тише, не волнуйтесь! Вам ни в коем случае нельзя разговаривать, а вы так кричите,— предупреждает про- фессор и тут же отдает распоряжение наложить повязку. Прошло несколько дней, и каждая перевязка приноси- ла радость и уверенность, что заживание идет нормально, а к концу второй недели почувствовал себя совсем здоро- вым, можно было и домой. Да и врачи не видели причины задерживать. К празднику обещали выписать, но не раз- решил профессор. Когда на следующий день я спросил о причине, он улыбнулся и ответил: — Причина — Восьмое марта. Я не уверен, что жен- щины ради такого праздника не соблазнят вас рюмкой вина. Александр Михайлович — один из тех немногих уче- ных, о которых в народе с любовью говорят: «Он не толь- 132
ко талантлив, но и чуткий, внимательный человек. Попав к нему на прием, ты сразу чувствуешь, что перед тобой и опытный доктор, и понимающий твое состояние человек, готовый практически сделать для тебя что-нибудь полез- ное: дать добрый совет, рассеять твои тревожные мысли. В тот день, когда мне сняли повязку и разрешили хо- дить, я попросил профессора рассказать о сделанной мне операции. — Видите ли,— сказал он,— у вас была осложненная двусторонняя травматическая катаракта. Пораженный хрусталик сросся с радужной. Обычная операция не да- ла бы возможности удалить измененную заднюю капсу- лу хрусталика, и зрение было бы низким. Криоэкстракция удаляет все, но применить ее на вашем глазу было не просто из-за спаек. То, что профессор рассказал об операции, меня в бук- вальном смысле, поразило. Во время таких операций криоэкстрактор кладут в искусственный лед и охлаждают до минус 70—75 градусов. Хирург опускает его в глуби- ну разрезанного глаза и кончиком прикасается к капсуле хрусталика, который примораживается к инструменту и в таком виде удаляется. Однако это надо проделать так искусно, чтобы не прикоснуться инструментом к тканям разреза. Ошибись на миллиметр, и больной может на- всегда остаться слепым. Несколько лет назад в медицинском журнале была напечатана статья польского профессора Тадеуша Крва- вича, в которой был описан метод удаления мутного хру- сталика путем примораживания. Александр Михайлович тотчас же начал эксперименты, а затем и операции по этому методу, разработав и изготовив модифицирован- ные инструменты. В разговоре Александр Михайлович сообщил, что зав- тра предстоит необычная операция. То, что он вкратце рассказал, напоминало фантазию из книги А. Толстого «Гиперболоид инженера Гарина». А на самом деле речь шла не о фантазии, а о действительности. У мастера цеха фабрики офсетной печати Клейменова гласил диагноз — отслойка сетчатки. В таких случаях обычно делали прижигание, прокалывали глаз. Эта слож- ная, продолжительная по времени операция, и ее не каж- дый легко переносил. Однако на этот раз больного на операционный стол не положили, глаз не разрезали. 133
Даже не нужны были обезболивающие уколы. Клеймен^ ва усадили на обычный стул, перед которым, поблески- вая никелированными деталями, стоял замысловатый аппарат — квантовый генератор, лазер. В Волгоградской клинике этот аппарат применялся впервые, поэтому на операцию собрались почти все врачи глазного отделения и студенты. Профессор вслух излага- ет расчеты, устанавливает на шкале нужные деления, за- тем через оптический прибор наводит на глаз больного тоненькую трубку аппарата и нажимает кнопку. И хотя никто из присутствующих не слышал звука, но меткий выстрел совершен. — Вот и все,— говорит он больному,— а теперь иди- те в палату и лежите спокойно на кровати. Сама операция заняла буквально считанные доли се- кунды. Трудно было поверить, что произошло важное со- бытие, но это так. Прошло немного времени, и больной от радости неожиданно воскликнул: — Чудо, чудоГ Я вижу, вижу спинку своей койки! Невидимый луч лазер сделал свое доброе дело. Все это происходило пять лет назад. За это время имя профессора Водовозова стало широко известно. В Волго- градской клинике сегодня успешно делают новые и новей- шие операции. В том числе и протезирование роговиц. Вместо естественного трансплатата осваивается приме- нение протеза роговицы из синтетических материалов. Со всех сторон страны сюда приезжают слепые, а от- сюда многие из них уезжают одаренными светом, солн- цем и радостью. На рабочем столе Александра Михай- ловича всегда куча писем. Они идут с Дальнего Востока, севера и юга нашей Родины. В них и теплые слова благо- дарности за возвращенное зрение, и просьбы о помощи. В тот день, когда я вышел из больницы, стояла теп- лая мартовская погода. По-весеннему ярко светило солн- це. То, что я увидел прозревшими глазами, превзошло все мои ожидания и представления о красоте, величии родного Волгограда. Он прекраснее, чем я представлял. В моем лечении, как в зеркале, отразились высокая квалификация и большой практический опыт врачей оф- тальмологов, их творческий труд, их желание помочь больному. Я не знал раньше профессора А. М. Водово- зова, доцента И. А. Куликова, врачей Л. П. Карпову, А. С. Белозерцеву, В. А. Ефет, медсестер Л. Г. Мульга- 134
нойу, С. В. Зотову, меня впервые с ними столкнула судь- ба. Но теперь они для меня, как и для многих других, ко- торым они вернули зрение, стали родными и близкими. И разве можно не поклониться им, не вспомнить их доб- рым словом, не сказать большое русское спасибо. Гори, вечный огонь жизни Октябрь 1967 года. Город в праздничном убранстве. Улицы украшены знаменами, лозунгами, плакатами, транспарантами. Не по-осеннему тепло и ярко светит солнце, кажется, и оно для этого дня щедро сберегло теплоту лучей. Легкий ве- тер колышет алые стяги Страны Советов и союзных рес- публик, которыми украшена площадь имени Павших борцов. Здесь же портреты руководителей партии и пра- вительства. Над площадью торжественно плывет траур- ная мелодия. Стрелки часов приближаются к двенадцати. Взор многотысячной массы народа обращен в сторону гранит- ного обелиска, где у надгробия братской могилы павшим героям гражданской и Отечественной войн стоят знаме- носцы. Здесь же выстроился почетный караул солдат и офицеров волгоградского гарнизона. К торжественной минуте приготовились операторы телепередач, фоторе- портеры и корреспонденты многих газет и журналов. Че- рез минуту здесь произойдет важное событие, которое завтра уже будет историей не только в жизни волгоград- цев, но и всего советского народа. Затихает траурная мелодия. Наступившую тишину разрывают звуки фанфар «Слушайте все!». С короткой речью к собравшимся обращается председатель исполко- ма Волгоградского городского Совета депутатов трудя- щихся И. М. Королев. Он говорит, что в этот день вся страна отдает дань уважения славным сынам Родины, одержавшим историческую победу над врагом у стен Сталинграда. Почетная честь — зажечь факел от вечного огня на площади Павших борцов и доставить его для зажжения огня бессмертия в зале воинской славы на Мамаевом кур- гане — предоставляется участнику Сталинградской бит- вы, дважды Герою Советского Союза В. С. Ефремову. 135
Много я слышал рассказов о советских летчиках, ко- торые в годы войны совершали ратные подвиги, да и сам не мало видел, как над твоим окопом завязывался воздушный поединок. Бывало, смотришь и восхищаешься отвагой своих соколов. Один сражается против троих, а то и четверых фашистских асов. Василий Сергеевич Ефремов из тех прославленных летчиков, которые своим бессмертным мужеством вписа- ли славную страницу в историю нашей победы над фа- шистской Германией. Только в боях под Сталинградом он совершил около 200 успешных боевых вылетов. В те дни на груди капитана Ефремова засияла первая Золотая Звезда Героя Советского Союза. После Сталинграда он участвует в боях за освобож- дение Орловщины, Украины, Крыма, Белоруссии и При- балтики. 340 боевых вылетов сделано им за войну. Взор- вано три переправы, 12 эшелонов с боевой техникой и жи- вой силой врага разбомблены на подходе к фронту. 36 вражеских самолетов от его огня сгорели в воздухе и на земле. Родина достойно оценила заслуги своего слав- ного сына, наградив его второй Золотой Звездой Героя. Ефремов зажигает факел, поворачивается и торже- ственным шагом проходит перед строем воинского по- четного караула. Он в парадной форме военного летчика, вся грудь в орденах и медалях, они искрятся и перели- ваются в лучах осеннего солнца. Его сопровождают два ассистента. Участник трех войн, Герой Советского Союза, полный Георгиевский кавалер К. И. Недорубов и автор этих строк. Константин Иосифович Недорубов высокий, стройный. Несмотря на свои шестьдесят пять лет, в нем чувствует- ся молодецкая удаль лихого кавалериста. За его плечами долгая и трудная жизнь. В годы первой мировой войны за подвиги во славу русского оружия молодой казак Недорубов был удостоен всех четырех Георгиев. А когда в далеком Петрограде раздался гром революции, он од- ним из первых донских казаков стал в строй красных конников. В годы Великой Отечественной войны Константин Иосифович Недорубов стал инициатором организации казачьего ополчения в своем Березовском районе, ко- торое влилось потом в Донскую кавалерийскую диви- зию. Но особо памятным для него было лето 1942 года. 136
Тогда у краснодарских станиц Кущевской, Шкурин- ской и Конеловской казачий кавалерийский корпус, в со- ставе которого сражался Недорубов, четыре дня сдержи- вал наступление целой армии противника. За подвиги, проявленные в тех боях, ему было присвоено звание Ге- роя Советского Союза. За нами идут знаменосцы. Знамя ВЦИК, которым был награжден царицынский пролетариат, несет участник обороны Царицына, член партии с 1919 года В. П. Нику- личев. Знамя города-героя Волгограда в руках участни- ка сталинградской битвы, Героя Социалистического Тру- да В. И. Бирюкова. Знамя области несет Герой Социали- стического Труда, председатель колхоза «Заветы Ильи- ча» Серафимовичского района В. Ф. Гришин. Зажженный факел устанавливается на бронетранс- портер. В. С. Ефремов, знаменосцы и мы с Недорубовым занимаем места в открытых машинах ГАЗ-69. И кортеж в сопровождении эскорта мотоциклистов и почетного воинского караула трогается в путь, к Мамаеву кургану. От площади Павших борцов до самого Мамаева кур- гана живой коридор. По обе стороны дороги, как в почет- ном карауле, стоят в глубоком молчании тысячи волго- градцев. Бывает минута, когда вот такое молчание крас- норечивее всяких слов. Смотришь на пожилых женщин с глазами, полными слез, и читаешь пережитое ими горе. Это она, мать солдата, перенесла тревожное известие о смерти старшего сына. Это она сказала тогда младше- му: «Иди, сынок, и ты бить врага! Иди!». У каждой из этих женщин, чьи сыновья и дочери сражались за счастье Отчизны, мысли сегодня были на Мамаевом кургане, там их гордость, их боль. Кортеж выходит на площадь имени В. И. Ленина. Каждый раз, когда я бываю на этой площади, мысли не- вольно уходят в прошлое. Двадцать пять лет назад здесь прошел огненный рубеж, через который враг уже не мог сделать ни одного шага дальше. Это здесь в те грозные дни войны прозвучал клич воинов-богатырей: «За Волгой для нас земли нет». Слева — новое, светлое, современное здание. Это Дом Советской Армии. Оно выросло как раз на том месте, где стояла обгоревшая коробка «молочного дома». До мело- чей припоминается, что здесь произошло в тот памятный день 25 ноября 1942 года. Перед глазами одна за другой 137.
оживают картины боя. Вот отсюда, где теперь шуршат зеленые деревья сквера, поднимались в атаку. Как сквозь туман всплывает знакомая коренастая фигура командира роты Наумова. Подобрав длинные полы шинели, он бы- стро бежит через площадь. В одной руке он держит ав- томат, другой придерживает на боку полевую сумку' Во- круг него рвутся огненные стрелы. И вдруг видим, он па- дает. Затем поднимается, делает еще несколько шагов, снова падает теперь уже мертвым. Справа памятный дом. 58 дней на огненной черте. С торцовой стены на нас смотрит суровое лицо солдата в каске. Символический образ советского воина, кажется, чем-то похож на Александрова, Чернышенко, Свирина, Хаита, Черноголова, Довженко и других бойцов гарни- зона, а может, и на всех защитников Сталинграда. Торжественный кортеж останавливается у централь- ной лестницы Мамаева кургана. Факел снова в руках дважды Героя Советского Союза В. С. Ефремова. Ме- няются знаменосцы. Знамя ВЦИК принимает член КПСС с 1916 года П. Ф. Булыгин, знамя города-героя берет Герой Социалистического Труда В. А. Дурняпин, знамя области — Герой Социалистического Труда П. 3. Гвозд- ков. Медленно поднимаемся по лестнице. Ветерок колышет пламя факела, трогает шелковые полотна знамен. По обе- им сторонам в строгой шеренге застыли воины, тихо шур- шат листвой пирамидальные тополя. Перед взором от- крывается скульптурное убранство памятника-ансамбля. По мере подъема все явственнее выступает композиция «Стоять насмерть». Эта богатырская фигура воина, вы- сеченная из огромной глыбы, кажется, вырастает перед тобой из земли. Шаг за шагом поднимаемся все выше и выше. Теперь по обеим сторонам стены — руины. Трудно разобрать, где жилой дом, а где заводской корпус. Война настолько изу- родовала город, что от него остались только одни глыбы развалин. Присмотрись повнимательнее в эти руины — это каменная книга героической летописи. Из развалин перед тобой выступают изображения человеческих об- разов. Вот в полный рост стоит раненый воин. Грудь у него вырвана осколком,обнажено сердце, но он не пада- ет. Он утверждает, что здесь умирали стоя. Как из глу- бин времен, из руин выступают шеренги бойцов. Их лица 138
неподвижны. Это те, кто погиб здесь, защищая твой Лом. Это те, кого мы называем героями, о ком слагают легенды, поют песни. И вдруг камни Мамаева кургана оживают. Где-то внутри самих стен тихо звучит музыка. Ее сменяет пу- леметная, автоматная стрельба. Слышатся разрывы мин, снарядов. Бой нарастает. Прокатывается громкое сол- датское ура. И вот уже льется задушевная солдатская песня, она перекрывается знакомым мужественным го- лосом Левитана: «Сегодня, 2 февраля 1943 года, войска Донского фронта полностью закончили ликвидацию не- мецко-фашистских войск, окруженных в районе Ста- линграда...» Как хотелось тогда, в феврале 43-го, услышать, что же в свое оправдание скажет Гитлер немецкому на- Факельное шествие в сопровождении почетного караула на площади Героев памятника-ансамбля на Мамаевом ' кургане 139
роду. В начале Сталинградской битвы он хвастливо за- являл: «Мы сегодня контролируем и Днепр и Дон. И ко- гда скоро у нас будет полностью Сталинград, будем кон- тролировать и Волгу». А что же теперь сказать в оправ- дание. Об этом мы узнали немного позже. Вот что гово- рил Гиммлер: «За днями успехов и счастья пришли дай неудач. У Сталинграда произошла трагедия. Во всем ви- новаты изменники и трусы». Итак, изменники и трусы. А кто же еще? На это отвечает Геринг: «И тогда сказа- ла свое слово судьба. Страшная зима обрушилась на нас с невообразимой силой». Еще один виновник — зима. Да, зима в тот год была суровая. Но кто же виновник по-настоящему? Да вот они. Живые и мертвые герои Сталинграда. Их бессмер- тию народ и возвел величественный памятник на Ма- маевом кургане. Многолюдно на площади Героев памятника-ансамб- ля. Здесь собрались трудящиеся Волгограда, представи- тели городов-героев, гости из соседних областей и краев. Много ветеранов Октябрьской революции, гражданской войны, участников битвы на Волге и других великих сра- жений. На пиджаках и кителях — Золотые Звезды Ге- роев, ордена и медали. На трибуне Л. И. Брежнев, А. Н. Косыгин, Н. В. Под- горный, Министр обороны СССР Маршал Советского Союза А. А. Гречко, первый заместитель Министра обо- роны СССР Маршал Советского Союза И. И. Якубов- ский, начальник главного политического управления Со- ветской Армии и Военно-Морского Флота генерал ар- мии А. А. Епишев, заместители Министра обороны СССР Маршалы Советского Союза И. X. Баграмян, К. С. Мос- каленко, Главный маршал авиации К. А. Вершинин и другие военачальники. Наш путь подходит к концу. Знаменосцы останавли- ваются против трибуны, здесь же остается и почетный караул, а мы с факелом направляемся в зал воинской славы. Перед входом с накинутыми на плечи плащ-палат- ками, в касках стоят молодые солдаты. Это их отцы, ма- тери защищали Мамаев курган, штурмовали рейхстаг, и они так же крепко держат в руках оружие, как герои Сталинграда. Мы у входа в зал воинской славы. Нависшие потолки, серые бетонные плиты напоминают блиндаж. Но вот кру- 140
той поворот, и мы в великолепном, сверкающем золотом зале. По всей окружности стены свисают символические красные знамена, они тоже из золотой смальты. На них снизу доверху начертаны имена воинов, павших в Ста- линградской битве. Над знаменами широкая лента с над- писью: «Да, мы были простыми смертными, и мало кто уцелел из нас, но все мы выполнили свой патриотический долг перед священной матерью-Родиной!» В центре зала — большая мраморная рука, держащая факел. Здесь мы и останавливаемся. Через несколько минут факел будет зажжен от огня, доставленного с пло- щади Павших борцов. Пока на площади Героев продолжается митинг, мы посменно держим факел. В зале глубокая тишина. Как много чувств и мыслей будят эти торжественные минуты. Вслушиваемся в слова Л. И. Брежнева, долетающие до нас снаружи. «Пройдут годы и десятилетия,— говорит он с трибуны,— нас сменят новые поколения людей. Но сюда, к подножью величественного монумента победы, будут приходить внуки и правнуки героев. Сюда будут приносить цветы и приводить детей. Здесь, думая о прош- лом и мечтая о будущем, люди будут вспоминать тех, кто погиб, защищая огонь жизни». А вот и знакомый голос Якова Федотовича Павлова. От имени солдат-сталинградцев он выражает глубокое чувство благодарности Коммунистической партии, Совет- скому правительству и всему советскому народу за увеко- вечивание памяти тех, кто отдал свою жизнь за честь и независимость Родины. Наконец, митинг окончен. В. С. Ефремов поднимается с факелом на площадку. Мы с Недорубовым занимаем место у стены при входе. Появляется Л. И. Брежнев. Ог имени трудящихся города и области, от имени участни- ков великой битвы на Волге ему поручено зажечь веч- ный огонь в зале воинской славы. Зал заполняют руководители партии и правительства. Маршалы, герои войны, представители от городов-ге- роев. Леонид Ильич Брежнев подходит к дваджы Герою Советского Союза В. С. Ефремову, принимает запальник с частицей вечного огня с площади Павших борцов, на- клоняет его над мраморной рукой — вспыхивает огром- ный факел. 141
Звучит гимн Советского Союза. Гремит артиллерий- ский салют. В эту волнующую торжественную минуту Л. И. Брежнев и все, кто находится в зале, в глубоком молчании склоняют свои головы перед памятью павших героев. Но вот отзвучал гимн, отгремели двадцать залповёа- люта, и зал наполняется приглушенными звуками тра- урной мелодии Шумана. Начинается возложение венков. Низко над Мамаевым курганом проносятся сверхзвуко- вые самолеты. По бетонной дорожке, вдоль которой выложены над- гробия с высеченными именами павших героев, подни- маемся к главному, завершающему монументу памятни- ка-ансамбля — скульптуре «Родина-мать зовет!» Высоко подняв меч, она как бы призывает своих сы- нов к борьбе: победа на Волге — это еще не окончатель- ная победа над врагом, впереди еще трудные годы войны. Отсюда, со священной высоты, насколько хватает глаз, виднеются бескрайние заволжские дубравы, поля, озера, реки. Это наша страна, наша Родина. На десятки километров, утопая в зелени садов и парков, возвышают- ся над Волгой белокаменные жилые кварталы. Дымят заводские трубы, катятся по рельсам трамваи, шуршат по асфальту машины. Это наш родной Волгоград. Город- герой. Город боевой, трудовой славы. ★
СОДЕРЖАНИЕ Стр. ОТСТУПЛЕНИЕ На Саратов или в Сталинград? 5 На левом берегу 9 В штабе батальона 18 В здании мельницы 22 «ДОМ СОЛДАТСКОЙ СЛАВЫ» Первый день обороны 29 Ни шагу назад 37 Отбиваем атаки 43 Подземные работы. Телефон- ная связь 51 Испытание мужества 61 Эвакуация мирных жителей 69 Праздник Октября 76 Последние дни обороны 86 НАСТУПЛЕНИЕ Бой за «молочный дом» 91 В морозную ночь перед боем 99 Радостные дни 103 ПОСЛЕ ВОИНЫ Письмо из Сталинграда ПО Никто не забыт 117 В глазной клинике Волгогра- да 127 Г ори, вечный огонь жизни 135
Иван Филиппович Афанасьев ДОМ СОЛДАТСКОЙ СЛАВЫ Редактор В. И. Золотухин Художественный редактор Г. Л. Ушаков Технический редактор Р. Б. Хазен Корректор В. Н. Лапидус Г-74089. Сдано в набор 18. II. 1970 г. Подписано к печати 30. VII. 1970 г. Изд. № 3/5568. Формат 84ХЮ8’/з2. Бумага ти- пографская № 1. Тира?к 100 000 экз. Цена 25 коп. Объем физ. п. л. 4,5. Усл. н. л. 7,56. Уч.-изд. л. 7,626. Ип- __________7^3-2.__ ДекС БЗ№3-3-5-70 г? Издательство ДОСААФ. Москва Б-66, Ново-Рязанская ул., д. 26. Комбинат печати издательски «Радян- ська Укратна». Киев, Анри Барбюса, 51/2. Зак. 325.
Сканирование - Беспалов, Николаева DjVu-кодирование - Беспалов
25 коп.
V4 •V J Er Иу в И:-7; R S'- »