Марсель Пруст
в русской
литературе

Три кита, на которых покоится XX век —
Пруст, Джойс и Кафка...
Анна Ахматова

МАРСЕЛЬ ПРУСТ
В РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ
Москва, «Рудомино», 2000

Всероссийская государственная библиотека
иностранной литературы
им. М.И.Рудомино
Составители
О.А.Васильева, М.В.Линдстрем
Автор вступительной статьи
член-корреспондент РАН А.Д.Михайлов
Редактор
Ю.Г. Фридштейн
Издание осуществлено при поддержке
Французского культурного центра в Москве
ISBN 5-7380-0142-7 ©ВГБИЛ им. М.И.Рудомино

А.Д.Михайлов
РУССКАЯ СУДЬБА МАРСЕЛЯ ПРУСТА
1
Георгий Адамович писал в мае 1924 г. в парижском журнале
«Звено»: «О Прусте нельзя спорить, если не быть одержимым духом
противоречия. Чистота и совершенство его искусства удивитель-
ны. Он, вероятно, будет любим в России. Русский читатель, не
избалованный технически, все же чрезвычайно чувствителен к
внутренней фальши. Пушкин и Толстой обострили его слух»1.
Критик проницательный и тонкий, Адамович и здесь не ошиб-
ся, хотя любимым французским писателем Пруст в России тогда
не стал, однако у него с самого начала появились читатели и
почитатели. Он не стал любимым писателем официально, а у этого
были далеко идущие последствия. История его восприятия и
оценки русской (советской) критикой печальна и поучительна.
На пути Пруста к русскому читателю все время возникали
разнообразные помехи. Впрочем, писатель сам был виноват: он
либо «торопился», либо «запаздывал», и все время получалось так,
что в России было не до него. Те русские журналы рубежа веков,
которые могли бы откликнуться на появление первых книг Пруста,
таких, как «Утехи и дни» (1896), переводы двух книг Рёскина
(«Амьенская Библия» (1904), «Сезам и лилии» (1906), роман
«В сторону Свана» (1913), ориентировались на добротную реалис-
тическую литературу (на Флобера, Золя, Мопассана, Доде, Фран-
са), либо на авторов «модных», о которых много писали (Верлен,
Метерлинк и т.д.). Мы имеем в виду такие русские периодические
издания, как «Вестник Европы» (1866—1918), «Северный вестник»
(1885—1898), «Вестник иностранной литературы» (1891—1908,
1910—1916), «Новый журнал иностранной литературы» (1901—
1909) и т.д. Что касается журналов символистского толка, то они
с Прустом разминулись: «Мир искусства» выходил в 1899—1904 гг.,
«Весы» - в 1904-1908 гг., «Золотое руно» - в 1906-1909 гг.
Дождался выхода первого тома прустовской эпопеи только «Апол-
5

л он» (1909—1917), но он занимался в основном художественной
критикой. К тому же начавшаяся мировая война затруднила обще-
ние с Западом, в том числе поступление французских книг в
Россию. Впрочем, у романа «В сторону Свана» и на родине Пруста
была не очень большая пресса: в основном это были коротенькие
рецензии, написанные либо друзьями, либо литературными и
светскими знакомыми писателя («откликнулись» Жан Кокто, Лю-
сьен Доде, Поль Суде, Габриэль Астрюк, Морис Ростан, Поль
Адан, Франсис де Миомандр, Жак-Эмиль Бланш2). Но после
объявления войны рецензий на книгу Пруста больше не появлялось.
Таким образом, русская литература рубежа столетий внимания
на Пруста не обратила, хотя и была необычайно отзывчива на все,
что происходило во Франции. Но тогда Пруст не мог, конечно,
соперничать с Верленом, Рембо, Малларме, Лафоргом, Клоде-
лем, Жаммом, Ришпеном, Фором, тем более с Метерлинком,
Анри де Ренье, Ростаном, которые играли заметную роль и в
русской литературной жизни; их много переводили, о них охотно
писали, на них ориентировались, в какой-то мере им подражали.
Итак, «массовая» критика прошла мимо Пруста — равно как и
критика просимволистекая. Прошел мимо него и ряд деятелей
русской культуры, следивших за литературными событиями в Па-
риже более внимательно и заинтересованно. Мы имеем в виду
Валерия Брюсова, Максимилиана Волошина, Михаила Кузмина и
особенно Александра Бенуа.
Для Брюсова и Волошина французская литература не просто
была на первом плане, она являлась почти неотъемлемой частью
их жизни, органически входила в их миросозерцание, став для них
вечным спутником и художественным камертоном. Оба они часто
бывали во Франции, сотрудничали с рядом деятелей французской
культуры, много переводили, и прежде всего, конечно, францу-
зов, оба написали множество критических статей, в том числе о
писателях Франции. Но их деятельность (особенно Брюсова) была
в основном связана с развитием символизма, Пруст же не мог быть
отнесен к символизму, он вообще был как бы вне направлений,
вне литературных традиций и школ. Брюсова и Волошина занимала
не только поэзия, отчасти также — «лирическая» драматургия, а
проза — тоже в основном вышедшая из символизма. Отсюда
становится понятным и набор имен.
С Кузминым — ситуация несколько иная. Он вполне мог бы
оказаться и переводчиком Пруста, когда того стали у нас довольно
активно переводить (во второй половине 20-х годов). Кузмин
сотрудничал с издательством «Academia» почти со времени его
6

основания, много для этого издательства переводил, в том числе
прозу Анри де Ренье, писателя очень ему близкого. По завершении
выпуска девятнадцати томиков «Собрания сочинений» Ренье, из-
дательство взялось и за «Поиски утраченного времени» Пруста.
И вот только тогда, как свидетельствует искусствовед В.Н.Пет-
ров3, состоялось знакомство Кузмина с творчеством Пруста, при-
чем, Кузмин прочитал его не по-французски, а в переводе
ААФранковского, и составил о нем чуть ли не отрицательное
мнение. Позже, прочитав последние книги «Поисков», прочитав
их уже на языке оригинала, он мнение свое изменил.
Обратим внимание на такой примечательный факт, как полное
молчание о Прусте Александра Бенуа — автора обширных «Воспо-
минаний». Хорошо известно, что Бенуа был знаком с Прустом
(точнее, Пруст был знаком с Бенуа), который упоминает его в
«Содоме и Гоморре» и в «Пленнице». Бенуа общался с близкими
Прусту людьми — с поэтом Робером де Монтескью, с музыкантом
Рейнальдо Ганом (Аном), со светской красавицей госпожой Гре-
фюль, он не раз бывал в их обществе. А вот на Пруста, который
еще ничем не прославился, внимания не обратил. Свои «Воспо-
минания» Бенуа писал много лет спустя, когда известность Пруста
как писателя стала уже общеевропейской, и не мог не читать его
книг. Но скорее всего он не соотнес автора нашумевших произве-
дений с тем скромным молодым человеком, которого встречал
когда-то в гостиной госпожи Грефюль.
Итак, появление книги Пруста «В сторону Свана» (1913)
русской критикой замечено не было. События начавшейся вскоре
мировой войны, а затем революционные потрясения и война
гражданская оттеснили произведения писателя на периферию,
вывели их из сферы внимания деятелей русской литературы. Перед
последней вставали совсем новые задачи и места для занятий
Прустом, для его переводов совсем не находилось. Осталась неза-
меченной и следующая книга — «Под сенью девушек в цвету»
(1918), равно как и присуждение ей Гонкуровской премии. Надо
сказать, что и во Франции книги Пруста пользовались меньшим
успехом, чем произведения, откликающиеся на бурную совре-
менность. Показательно, что увенчанный Гонкуровской премией
роман был издан в 1918—1920 гг., тиражом всего в 23 тысячи
экземпляров, тогда как «Деревянные кресты» Ролана Доржелеса,
соперничавшие с книгой Пруста, были напечатаны тиражом в
85 тысяч.
Судя по всему, первыми упоминаниями имени Пруста в совет-
ской печати стали сообщения о его смерти.
7

Среди таких откликов следует отметить небольшую заметку в
журнале «Красная нива» от 11 февраля 1923 года. Она была подпи-
сана инициалами «АЛ.», за которыми скрывался А.В.Луначар-
ский. Это было его первым обращением к творчеству Пруста, но,
как увидим, далеко не единственным. Перед самой смертью Лу-
начарский работал над большой статьей о Прусте, но завершить ее
ему не было суждено. О ней мы еще скажем.
В «Красной ниве» был помещен портрет Пруста. Он сопровож-
дался следующей небольшой заметкой: «Мы помещаем портрет
недавно умершего широко прославленного писателя Марселя Прус-
та. Большой роман Пруста «В поисках потерянного времени»
обратил на себя внимание необыкновенным изяществом стиля,
проявившим свою мощь в особенности в пейзажах и тонком
анализе душевных явлений. Рядом с этим Пруст вызвал к жизни
целую огромную серию различных типов, главным образом, из
аристократического круга и их антуража. Будучи большим поклон-
ником аристократической Франции, Пруст тем не менее тонко
подмечал ее недостатки и иногда вскрывал бессмысленность ее
жизни, сам того не замечая»4. Здесь многое сказано достаточно
верно, за исключением разве что того, что Пруст якобы прекло-
нялся перед аристократическим обществом. Луначарский слишком
буквально понял отношение французского писателя к аристокра-
тии: Пруст в действительности подмечал ее недостатки не неволь-
но, а прекрасно отдавая себе в этом отчет. Следует отметить, что
Луначарский, когда писал эту заметку, знал далеко не все части
эпопеи Пруста, в лучшем случае три из семи. Обратим также
внимание на приписанное Прусту «изящество стиля»; наделе Пруст
стилистом, по крайней мере в духе Флобера, не был: для него
важнее стилистических изысков была содержательная сторона его
произведений, и та огромная правка в рукописях, о которой
принято говорить, указывает не на поиски точного, единственно
возможного слова, а на стремление подробнее и шире передать
мысль, добавить новые штрихи к нарисованной картине, даже
создать новые эпизоды и тем самым не сжать, а развернуть пове-
ствование.
Тогда же Луначарский написал статью «Смерть Марселя Прус-
та», которая, однако, напечатана не была.
В дальнейшем Луначарский развивал и усиливал положения
заметки из «Красной нивы», причем, утверждения о том, что
Пруст восхищался аристократией, преклонялся перед ней, приоб-
ретали все более прямолинейный и упрощенный характер. Так, в
своих «Письмах из Парижа», печатавшихся в начале 1926 года в
8

«Красной газете», Луначарский,
в частности, писал: «Недавно
умер писатель, имя которого,
может быть, наиболее харак-
терно для современной фран-
цузской буржуазной литературы.
Это — Марсель Пруст. Его бес-
конечный, многотомный роман,
озаглавленный «В поисках за
потерянным временем», отли-
чается действительно выдающи-
мися достоинствами внутреннего
и внешнего импрессионизма.
В огромной массе типов, по-
ложений, образов, фраз — по-
падаются вещи тонкие, про-
чувствованные, прекрасные. Но
просто невозможно примирить-
ся с духом невыносимого сно-
бизма и лакейского низкопо-
клонства перед аристократией,
которым прежде всего набит
весь пухлый роман. Претит и
чрезмерная тщательность в раз-
боре мелких переживаний, заставляющая автора по двести страниц
посвящать болезненному переживанию заурядного факта пере-
утомленным с детства, ипохондрически вялым героем. Пруст
по-своему большой писатель, и многие его страницы очаровывают
хрупкой, мимолетной и ароматной поэзией своей. Но это в глубо-
чайшем смысле слова декадент. Не странно ли это? Большую часть
своей жизни Пруст провел прикованным к постели, и вот тут-то,
не торопясь, от скуки, он меланхолически переживал прожитое.
И что же? Эти медлительные воспоминания больного оказались
самой популярной книгой современного Парижа. Мало того.
Пруст создал школу, и самые знаменитые из нынешних молодых
писателей носят на себе его печать»5.
В этом же году Луначарский напечатал статью «К характерис-
тике новейшей французской литературы», являющейся по сути
Дела критическим пересказом книги Андре Жермена «От Пруста до
Дада»6. Луначарский во многом одобряет критику в адрес Пруста,
содержащуюся в книге Жермена; он, в частности, пишет: «Напри-
мер, правильно указаны основные мотивы писателя: половой во-
Письмо членов Гонкуровского коми-
тета, 10 декабря 1919 г.
9

прос, снобизм, болезнь. И по поводу всех трех Жермен делает
верное замечание. Верно, что половая чувственность Пруста хо-
лодна и расслаблена; верно, что Пруст, неподражаемый хроникер
снобизма, не поднялся до того, чтобы стать его философом.
Верно, наконец, и то, что болезнь явилась, хотя это покажется,
может быть, странным, — самой сильной стороной Пруста»7.
Здесь нельзя не заметить, как под пером Луначарского испод-
воль и даже незаметно для него самого складывался литературовед-
ческий миф о Прусте, формулировались те стереотипы, которые
затем станут доминировать в советском литературоведении и опре-
делять общую, естественно, отрицательную, оценку его творчест-
ва. Среди этих стереотипов отметим необычайное многословие
писателя, создавшего произведение огромных размеров (как будто
«Жан-Кристоф» был меньше), его преклонение перед аристокра-
тией и соответственно снобизм, интерес к болезненным явлениям
человеческой психики и физиологии, наконец, его «буржуаз-
ность».
Вместе с тем, во всех своих работах Луначарский неизменно
подчеркивал как психологическое мастерство Пруста, так и его
глубокий социальный анализ. Например, в статье «Куда идет
французская интеллигенция» (1933) он писал: «То, что больше
всего делает Пруста очаровательным, это его необыкновенные
взлеты и необычайная подвижность его в воспроизведении впечат-
лений. Этого можно добиться только путем развития какой-то
огромной и тонкой чувствительности и образной продуктивности.
Очень интересно, что Пруст, как вы знаете, захватывает в своем
большом произведении глубоко различные слои общества, различ-
ные проявления человеческой природы»8.
Последнюю статью о Прусте Луначарский продиктовал в декаб-
ре 1933 года, будучи уже тяжело больным, и кончил, вернее,
оборвал эту диктовку за два дня до смерти. Статья должна была
быть большой. Она, видимо, доведена едва до середины — и тем
не менее даже на основании этого незавершенного наброска можно
заключить, что Пруст может быть отнесен если и не к самым
любимым писателям Луначарского, то к тем, кто его очень инте-
ресовал, и что он понимал все огромное значение его творчества.
Из статьи становится также ясным, что Луначарский последних
томов эпопеи Пруста не знал (такое случалось и позже: представ-
ление о Прусте можно составить даже только по одной его книге,
и это представление будет убедительным и достаточно полным).
Главное место в набросках статьи Луначарского уделено стилю
Пруста, причем, верно указывается на тот факт, что писатель
10

ориентируется на французскую традицию XVII века (возможно,
это собственная догадка Луначарского, теперь же — общее место
в литературе о Прусте). Другим моментом, который подчеркивает
Луначарский, было значение воспоминаний, тот процесс воспо-
минаний, та стихия воспоминаний, которая пронизывает прозу
Пруста. Так, Луначарский пишет: «Вот эта изумительнейшая волна
воспоминаний, которая, конечно, играет громадную роль в твор-
честве каждого писателя, у Пруста сильна и трагична. Он не только
любит свои «Temps perdus», он знает, что для него-то они именно
не «perdus», что он может их вновь расстилать перед собою, как
огромные ковры, как шали, что он может вновь перебирать эти
муки и наслаждения, полеты и падения»9.
Можно было бы сказать, что Луначарский был зачинателем
изучения творчества Пруста в советском литературоведении. Как
видный политический и общественный деятель, как литератор он
бесспорно способствовал и первым попыткам перевода произведе-
ний Пруста на русский язык. Его именем наверняка «прикрыли»
и задуманное в начале 30-х годов собрание сочинений Пруста,
которое тогда, как мы покажем ниже, было явно не ко времени и
без наброска вступительной статьи Луначарского вряд ли смогло бы
начаться и даже дойти до четвертого тома.
Но если Луначарский был практически первым, кто стал у нас
писать о Прусте, не он оказался самым глубоким и тонким (тогда)
истолкователем произведений писателя.
Здесь следует сказать о небольшой, но очень содержательной,
для своего времени просто замечательной статье Владимира Вейд-
ле, появившейся в начале 1924 года10. На эту статью долгие годы
невозможно было ссылаться, так как ее автор, Владимир Василье-
вич Вейдле (1895—1979), в июле того же года эмигрировал и
вскоре, за границей, занял откровенно антибольшевистские пози-
ции; после второй мировой войны он активно сотрудничал с
мюнхенскими радиостанциями, вещавшими на Советский Союз,
и это в еще большей мере затруднило использование его статьи о
Прусте.
Между тем, статья эта всеми своими наблюдениями и выводами
противополагалась закладывавшейся Луначарским традиции в изу-
чении Пруста; статья Вейдле ничем не уступает работам наших
«новооткрывателей» Пруста 60-х и 70-х годов, не уступает, несмот-
ря на свою краткость и на тот факт, что по крайней мере двух
Последних книг «Поисков» — «Беглянки» и «Обретенного време-
ни» — критик не знал.
Вейдле очень верно определяет место Пруста в эволюции лите-
11

ратурного процесса, определяет как завершение, как итог долгого
предшествующего развития. Думается, что Пруст может быть
правильно понят именно в этой перспективе, он, бесспорно, хоть
и стоит на пороге века двадцатого, но не открывает его, а замы-
кает, на новой основе, столетие предыдущее. Поэтому Вейдле
справедливо выводит творчество Пруста за пределы модернизма,
так как писатель не был ответственен за то, что «произошло
потом». Заслуживает внимания мысль Вейдле о том, что произве-
дения писателя в какой-то мере заполняют лакуну в символистской
прозе (не будучи, тем не менее, символистскими), действительно
по своим результатам исторически второстепенной.
Тонки и продуктивны замечания Вейдле о том, что Пруст идет
значительно дальше простого фиксирования впечатления, что для
него художественно познаваемы только данные личного сознания,
что художественное мышление Пруста «не разлагает, а воссоздает,
животворит, а не умерщвляет»11. Вот откуда та вдохновенная
чуткость, которая отличает все и всевозможнейшие описания
Пруста.
В отличие от многих последующих оценок, которые, с легкой
руки М.Горького, стали повторяться с досадной назойливостью,
Вейдле не только не видит порока в склонности Пруста к описаниям
событий и состояний, казалось бы, незначительных, пустяшных,
но полагает, что на этом пути писатель приходит к поразительным
открытиям. В самом деле, Пруста можно сопоставить с художни-
ками-импрессионистами, которые заставили и научили увидеть,
вопреки привычным представлениям, что, скажем, трава совер-
шенно не обязательно — зеленая, земля — коричневая, а небо
далеко не всегда бывает синим. Так и Пруст, создав новую, только
ему присущую эстетику описания, показал в человеческой психи-
ке, а также в окружающей действительности, черты и свойства,
отличные от устойчивых стереотипов.
Естественно, Вейдле не нашел в «Поисках утраченного време-
ни» никакой апологии аристократии, никакого преклонения перед
ней и никакого снобизма. Однако, возможно, незнание последних
томов эпопеи не позволило критику увидеть у Пруста остроту и
многообразие сатирического осмысления и изображения жизни
светского общества. Это, тем не менее, не помешало Вейдле
обратить внимание на внутреннюю стройность «Поисков»; он спра-
ведливо полагал, что книга Пруста «все-таки едина, нераздельна,
отражает сразу всю отрывочность и всю непрерывность живого
сознания»12.
12

Повторяем, на эту статью Вейдле обычно не ссылались, она
ошла почти незамеченной и вскоре просто забылась.
Так или иначе, середина 20-х годов отмечена первыми попыт-
ками перевести Пруста на русский язык. Были изданы «Утехи и
дни», «В сторону Свана», «Под сенью девушек в цвету». Появле-
ние этих переводов вызвало несколько рецензий, в том числе
И.Анисимова, К.Локса, Г.Якубовского, В.Владко. В них, а также
в небольших предисловиях Е.Ланна, А.Франковского, Б.Грифцо-
ва Пруст трактовался как очень значительный писатель, у кото-
рого прослеживались сложные связи с движением литературы его
времени. Можно сказать, что Пруст начинал входить в русский
литературный обиход. Среди примет этого вхождения отметим
статью Осипа Мандельштама «Веер герцогини» (газета «Киевский
пролетарий», 25 января 1929 г.)13, посвященную методам литера-
турной критики тех лет. Мандельштам остроумно сравнил эту
критику с персонажем Пруста, высокомерным, снисходитель-
ным, независимым, не желавшим попадать в такт исполняемой
«музыке» и сознательно и нарочито отбивавшим этот «такт» враз-
нобой. Тем самым, прустовский образ становится стержнем статьи
Мандельштама. Последний, между прочим, пересказывал, с не-
большими неточностями, эпизод из книги «В сторону Свана».
Написано это было явно по памяти, но это была память не о
когда-то читанной французской книге, а о прочитанной, даже
наспех просмотренной недавно, — но русской. Тут первые перево-
ды из Пруста подоспели вовремя.
Видимо, как раз с этими переводами следует связать обраще-
ние к творчеству Пруста такого видного литературного и общест-
венного деятеля тех лет, каким был А.К.Воронский. Противник
«Пролеткульта» и в 1925—1928 г. политический соратник Троцко-
го, Воронский большое внимание уделял психологии писательско-
го творчества, интуитивизму; понятен его интерес к Бергсону, а
следовательно и к Прусту.
Воронский считал «Поиски» «огромным событием в литератур-
ной жизни последней четверти века»14. Критик обращал внимание
на остроту и силу впечатлительности у Пруста, на его глубокий
психологизм, на специфическую психологию припоминания, с
чем был связан интерес писателя к переживаниям и впечатлениям,
полученным в детстве. Воронский отмечает и широту социального
охвата действительности у Пруста, и замечательное характерологи-
ческое мастерство писателя. Но советский литератор знал, види-
Мо> лишь два тома эпопеи Пруста, то есть то, что было к тому
вРемени переведено на русский язык. Вот почему он, как и
13

Луначарский, пишет о чрезмерном аристократизме писателя. Но
такое впечатление может создаться, естественно, лишь при по-
верхностном знакомстве с произведениями Пруста, которые тре-
буют не только внимательного, вдумчивого, но и неторопливого
чтения, а особенно — многократного перечитывания, вникания,
вживания в его своеобразный мир. У Воронского на это не было
ни времени, ни подготовки; именно по этой причине он мог
написать, к примеру: «Этот узкий круг людей писателю понятен,
близок и дорог. Поэтому он изображает его с наиболее благопри-
ятной и положительной стороны. Жизнь и быт этих людей для
Пруста пропитаны тонким ароматом старины, и хотя он знает, что
этот аромат искусственный, но для него эти люди лучшее, что есть
в мире. Это люди хорошего тона, манер, изысканных вкусов.
В них нет пошлости и грубости Вердюренов»15. Однако, вывод
следует — невероятно прямолинейный: «Марсель Пруст не видит,
не отмечает с достаточной яркостью ни высокомерия, ни кастовой
замкнутости, ни черствого эгоизма этой среды, а если и замечает,
то относится к этим свойствам вполне снисходительно. Нечего и
говорить, что Пруст далек от того, чтобы посмотреть на это
общество глазами писателя, близкого к трудовому народу»16. Тем
не менее, Воронский призывает учиться у Пруста, так как «его
произведения таят в себе целые россыпи художественных сокро-
вищ, его эстетический мир прекрасен, глубок и благороден, его
психоанализ приводит к подлинным и редким открытиям из жизни
человеческого духа, характеристики изображаемых им людей метки
и новы; он культурный и умный писатель, он много знает; его
метафора всегда неожиданна и отличается выразительностью; сло-
вом, он крайне поучителен и содержателен»17. При этом Во-
ронский отмечал стилистическую чуждость творческого наследия
Пруста русской литературе. Быть может, за некоторыми исключе-
ниями.
Так, он сопоставляет книги Пруста с книгами Андрея Белого.
Критик верно указывает на свойственную тому и другому писателю
повышенную впечатлительность. И здесь он отдает явное преиму-
щество Прусту, у которого «мир не дробится, не расщепляется на
разрозненную сумму мельчайших явлений, как, например, у Анд-
рея Белого, — он един в своей первооснове, в своем первоначаль-
ном естестве»18.
Показательно, что для Воронского Пруст является если и не
«классиком», то писателем первой величины, с которым можно
сопоставлять даже русских литераторов. Все это говорит о том, что
14

творчество французского писателя стало для русской критики ли-
тературным фактом.
В статьях Луначарского, Вейдле, Воронского, Грифцова, Лок-
са и некоторых других критиков произошла констатация значитель-
ности творческого наследия Пруста, признание его весомой роли
в литературном процессе, определение его места во французской
литературе начала века как места не просто заметного, но в
некотором смысле ведущего. Вместе с тем, нельзя не отметить,
что место Пруста, как его понимали советские критики и историки
литературы, было весьма своеобразным. На отношении к Прусту
в России с самого начала сказалась чрезмерная политизация совет-
ской литературной жизни. Такая политизация должна была бы
привести Пруста в лагерь пока еще не противников социалистичес-
кой, «передовой», «прогрессивной» литературы, но в какой-то
иной, еще не определенный, никак не «сформулированный» ла-
герь. Как увидим, такой лагерь без лишних сложностей и затей
был писателю подыскан. Отметим также, что в 20-е годы творче-
ство Пруста было все-таки еще очень плохо знакомо и тем более
изучено советскими критиками и литературоведами (следует ска-
зать, что публикация «Поисков утраченного времени» и на родине
Пруста завершилась только в 1927 году, другие же его книги
попросту еще не были изданы). Тем самым на этом этапе Пруст
оставался все еще писателем обещаний, гигантских открытий, но
в будущем. Круг его русских читателей был довольно узок, хотя
он отмечен именами Ахматовой, Цветаевой, Пастернака, Георгия
Иванова, Георгия Адамовича, Кузмина, Мандельштама и неко-
торых других. Советские критики, занятые текущими делами,
уделили Прусту не очень много внимания, воспринимая его по-
верхностно и упрощенно. Симптоматично, например, что деятели
ОПОЯЗ'а творчеством Пруста не заинтересовались вовсе. Тем
самым и для читателей, и для критики Пруст оставался писателем
камерным.
2
Решительный перелом в отношении к Прусту в СССР наметился
к началу 30-х годов. С одной стороны, Пруста продолжали изда-
вать и даже несколько больше о нем писать, с другой стороны,
«задачи дня», «текущий момент» все с большей определенностью
обнаруживали чуждость творчества Пруста современной советской
литературе.
В нем очень многое не устраивало, даже такая, казалось бы,
15

второстепенная вещь, как манера письма. Мысль о «болтливости»
Пруста, об утомительности его длиннейших рассказов о микроско-
пических пустяках время от времени мелькает в статьях, речах,
письмах советских писателей и критиков конца 20-х и начала 30-х
годов. Особенно настойчиво и убежденно утверждал это Горький.
В 1926 году он писал Всеволоду Иванову: «Я тоже долго думал, что
как мастера дела, мы, конечно, хуже европейцев. Но теперь
начинаю сомневаться в этом. Французы дошли до Пруста, который
писал о пустяках фразами по 30 строк без точек» 19. Или, в одной
из статей 1932 года: «Жизнь непрерывно создает множество новых
тем для трагических романов и для больших драм и трагикомедий,
жизнь требует нового Бальзака, но приходит Марсель Пруст и
вполголоса рассказывает длиннейший, скучный сон человека без
плоти и крови, — человека, который живет вне действительнос-
ти»20. Еще более определенно отношение Горького к Прусту вы-
ражено в его докладе на Первом съезде советских писателей (1934).
Там Горький говорил: «Буржуазный романтизм индивидуализма с
его склонностью к фантастике и мистике не возбуждает воображе-
ние, не изощряет мысль. Оторванный, отвлеченный от действи-
тельности, он строится не на убедительности образа, а почти
исключительно на «магии слова», как это мы видим у Марселя
Пруста и его последователей»21. Надо заметить, что Горький,
называвший себя учеником Бальзака, Стендаля и Флобера, к
литературному новаторству, которое оказывалось ему непонятным
и чуждым, относился в лучшем случае с осторожностью. Впрочем,
это не помешало ему в начале 30-х годов высоко ценить Андре
Жида, но не как автора «экспериментального романа», а как
разоблачителя «язв буржуазного общества», борца против колони-
ализма и друга СССР. Политизация подхода к литературе, когда
тонкий эстет зачислялся в когорту «революционных писателей
Запада», очевидна. Пруст не критиковал, не боролся и не разо-
блачал; естественно, что Пруста Горький не понял, да и не пытался
понять. Он ориентировался на старый реализм, реализм Бальзака,
Флобера, Толстого и Достоевского, а то, что позже стало назы-
ваться «модернизмом», не понимал и не принимал.
В обширной библиотеке Горького, тщательно сохраняемой и
подробно описанной, есть книги Пруста в русском переводе, но,
к сожалению, без помет на полях (видимо, Горький читал их
быстро, как было ему свойственно, скорее даже просматривал, а
не читал внимательно, и составил о них то поверхностное и
ошибочное мнение, которое отразилось в его высказываниях и
бесспорно повлияло на суждения литературных критиков тех лет).
16

Имя Пруста прозвучало на съезде писателей не только в речи
Горького. На его творчестве специально остановился Карл Радек
в докладе «Современная мировая литература и задачи проле-
тарского искусства». Уже сама тема доклада предопределила отно-
шение докладчика к Прусту. К.Радек говорил на съезде: «Нужно
ли учиться у крупных художников — как у Пруста, уменью очер-
тить, обрисовать каждое малейшее движение в человеке? Не об
этом идет спор. Спор идет о том, имеем ли мы собственную
столбовую дорогу, или эту столбовую дорогу указывают зарубежные
искания?»22. И в заключительном слове: «Понятно, что Пруст —
художник побольше, умеет лучше писать, чем рабочие-подполь-
щики, но что нам образы героев салонов, хотя бы нарисованные
рукою мастера! Они волнуют нас меньше, чем картины борьбы за
наше дело, хотя и переданные руками начинающих пролетарских
писателей»23.
Пруст сопоставлялся Радеком с Джойсом, который тоже оказы-
вался чужд пролетарскому искусству. Но, признавая эту чуждость,
следовало вывести таких писателей из литературного обихода, еще
точнее — вести с ними последовательную и непримиримую борьбу.
Пруст, Джойс и т.д. автоматически становились врагами (вспом-
ним горьковские формулировки тех лет: «Кто не с нами, тот против
нас», «Если враг не сдается, его уничтожают»). При этом они были
как бы врагами активными, сеющими заразу и тлен, что и застав-
ляло быть с ними начеку и вести борьбу «на уничтожение».
Талантливость Пруста или Джойса, их несравненное мастерство
становились в этой ситуации «отягчающими обстоятельствами»: с
бездарности и спрашивать было нечего, а вот большой талант мог
принести ощутимый вред.
Своеобразный отклик доклад Радека вызвал на Западе. 25 но-
ября 1934 г. известные французские писатели братья Жером и Жан
Таро выступили в газете «Эко де Пари» с резкой статьей «Советы
и литература». Им ответил, в примирительном тоне, Франсуа
Мориак, напечатавший 8 декабря в «Нувель литтерер» свой ответ —
«В ожидании русского Пруста»24. Братья Таро возразили по-преж-
нему резко в статье «Между Радеком и Мориаком» («Эко де Пари»,
28 декабря).
Но слово было произнесено: начались поиски «русского Пруста»
и «нашли» его в лице замечательного писателя Леонида Добычина,
Чей небольшой роман «Город Эн», при жизни автора так и не
напечатанный, лишь с очень большой натяжкой может быть соот-
несен с произведениями Пруста. Между тем, во время дискуссии
17

о формализме весной 1936 г. о таких сопоставлениях говорилось25.
Упомянул Пруста и Горький в статье 1936 года «О формализме».
Просоветски настроенные писатели Запада, естественно, на-
падки на Пруста, в частности нападки Горького и Радека, привет-
ствовали. Так, Ромен Роллан, внимательно следивший по газетам
за ходом писательского съезда, писал Горькому 29 октября 1934 г.:
«Иные выступления явно задели за живое самолюбие западных
литераторов (а, быть может, также и литераторов СССР), и
страсти разгорелись. Далеко не всем «эстетам» пришлись по вкусу
положения, выдвинутые Вами и, главным образом, Радеком и
Бухариным. <...> Стоит ли говорить о том, что я согласен с Вами,
согласен с Радеком и Бухариным»26.
В 30-е годы начинается, казалось бы, более детальное изучение
творческого наследия Пруста (что было, в частности, связано с
выходом его собрания сочинений на русском языке). Но изучение
это уже не могло переступать пределы намеченных партией коор-
динат и установок. Отныне Пруст зачислялся в ряды не просто
«буржуазных» писателей, но писателей «буржуазного упадка», дег-
радации, разложения. Достаточно привести названия некоторых
из посвященных ему работ: «На вершинах искусства упадка», «На
последнем этапе буржуазного реализма» и т.д. Двусмысленность
подобных оценок очевидна: с одной стороны, здесь не отрицалась
и даже подчеркивалась значительность творчества Пруста, с дру-
гой, — утверждался тот факт, что произведения писателя стоят на
пороге полного и окончательного краха буржуазной культуры.
Известный специалист тех лет по истории французской литерату-
ры, Е.Гальперина, в своем «Курсе западной литературы XX века»
(1934) определяла творчество Пруста как «литературу буржуазного
загнивания». Ей вторил Ф.П.Шиллер, который анализ творчества
автора «Поисков утраченного времени» поместил в раздел «Лите-
ратура открытой империалистической реакции» (см. его «Историю
западноевропейской литературы нового времени», т. 3, 1937 г.).
Та же Е.Гальперина в одной из своих статей писала: «Поиски
утраченного времени» Пруста — один из ярких примеров того, как
происходит распад формы романа, где также исчезает понятие
объективного времени и объективного персонажа, где принципом
литературы становится бесформенное нагромождение воспоми-
наний»27. В энциклопедической статье о Прусте Е.Гальперина
утверждала, что писатель «выступает воинствующим борцом упа-
дочного субъективизма»28. Интересно, что в этой же статье Е.Галь-
перина дает отповедь ряду советских критиков, которые не
разглядели «вредности» Пруста; она пишет: «В советской литера-
18

туре делались явно порочные попытки культивировать прустовское
преодоление автоматизма восприятия». Воронский пытался де-
лать это, исходя из своей интуитивистской теории «непосредствен-
ного впечатления». Аналогичные попытки последних лет связаны
с пережитками формализма и литературщины, хотя сам Пруст
конечно не формалистичен. Насквозь субъективистская изощ-
ренность ощущения у Пруста, как и его субъективистская «прав-
дивость», в корне противоположна реализму социалистической
лит<ерату>ры. Значение П<руста> для нас лишь в том, что
вопреки своей субъективистской системе П<руст> объективно от-
разил буржуазное гниение, являясь своего рода «классиком» упа-
дочного буржуазного паразитизма»2^.
Эта «презумпция виновности» Пруста присутствует, к сожале-
нию, и в интересных по своим наблюдениям и выводам работах,
посвященных писателю, где раскрывается широта и многообразие
его творчества, глубина и оригинальность его художественных
открытий. Так, в большой статье Н.Рыковой, предваряющей
русский перевод книги Пруста «Сторона Германтов» (1936), рядом
с собственными, тонкими и точными дефинициями — ставшие
уже расхожими в отношении Пруста клише: «идеолог паразити-
ческой буржуазии», «художник буржуазного упадка». А в своей
книге «Современная французская литература» (1939), спустя всего
три года, Н.Рыкова учинила почти полный разгром Пруста как
писателя. В этой когда-то очень популярной книге мы, например,
читаем: «Пруст, без сомнения, должен считаться одним из самых
«упадочно-буржуазных» писателей, и нужно прямо сказать, что то
влияние, которое он оказывал на буржуазную литературу после-
военной Европы и Америки, шло именно по линии его бур-
жуазного новаторства в области стиля и показа человеческой
психологии»30. Выражения типа «буржуазное новаторство» или
«вершина упадка», бессмысленные и даже комичные, придумыва-
лись и сочинялись лишь с той целью, чтобы убедительнее (внешне)
обосновать отрицательное отношение к творчеству Пруста и прак-
тическое вычеркивание его из литературного обихода. Думается,
подобные определения и оценки читать не смешно, а горько, ибо
написаны они в трагичнейшее время сталинского террора, на-
писаны талантливыми литературоведами, дрожавшими за свою
сУДьбу.
В конце 30-х годов, как итог занятий, а точнее проработок
Пруста, была сформулирована и просуществовала затем многие
г°Ды ошибочная, совершенно неверная точка зрения, согласно
к°торой в книгах Пруста нет сюжетного развития, нет эволюции
19

персонажей, а воспоминания героя-рассказчика следуют одно за
другим вне какой бы то ни было внутренней и внешней связи.
С подобными взглядами можно было встретиться и значительно
позднее, так как пребывание Пруста-писателя в «лагере империа-
листической реакции» растянулось на несколько десятилетий. Ход
рассуждений был приблизительно таким: коль скоро Пруст призна-
вался писателем буржуазным, к тому же принадлежащим к периоду
упадка буржуазной культуры, то в его творчестве нельзя было не
обнаружить элементов этого упадка. «Доказав» это, советская
литературная критика как бы успокоилась и больше Прустом не
занималась. Имя Пруста почти полностью исчезло со страниц
советских литературоведческих изданий, и так продолжалось по
меньшей мере пятнадцать лет.
3
Как бы совсем в стороне от этих споров, а правильнее говоря,
от этих разоблачений и разносов, обнаруживает себя отношение к
творческому наследию Пруста Бориса Пастернака. Поэт в своем
интересе к Прусту был, конечно, никак не одинок, у французского
писателя были в то время в России и внимательные читатели и
восторженные поклонники (так, переводчик Н.М.Любимов вспо-
минал о любви к Прусту дочери великой Ермоловой31), но у
Пастернака это был не просто читательский интерес, не просто
открытие близости писательских установок, — но близости, даже
отчасти сходства восприятия мира и его отражения в творчестве.
Трудно точно сказать, когда именно Пастернак впервые прочи-
тал Пруста. Наверняка до его первых русских переводов или
одновременно с ними (1927 г.). Как справедливо полагает фран-
цузский исследователь Мишель Окутюрье32, побудительным толч-
ком здесь могло оказаться появление статьи Владимира Вейдле в
журнале «Современный Запад», о которой уже шла речь выше. По
крайней мере в письмах 1924 года — сестре Жозефине и двоюрод-
ной сестре О.М.Фрейденберг — Пастернак уже пишет о своем
интересе к Прусту, с творчеством которого, правда, ему еще
предстоит познакомиться. Показательно, что Пастернак настоя-
тельно советует сестре непременно прочитать Пруста (среди не-
скольких других выдающихся европейских писателей), сам же еще
не сделал этого. Он очень наслышан и «начитан» о Прусте, но
знакомство с его книгами все время откладывает. Не состоялось
это знакомство и на рубеже 1924 и 1925 годов, когда поэт работал
20

библиотеке Наркоминдела, о чем рассказано во «Вступлении» к
поэме «Спекторский». Строки эти хорошо известны:
Знакомился я с новостями мод
И узнавал о Конраде и Прусте.
Просматривая иностранную периодику, Пастернак действи-
тельно постоянно натыкался на статьи о Конраде и Прусте. Их
появление в западной печати было отчасти связано с кончиной этих
писателей (соответственно в начале августа 1924 г. и в середине
ноября 1922-го) и с публикацией их новых произведений (особенно
Пруста: в 1923 г. была напечатана «Пленница», в 1925-м — «Бег-
лянка»).
Итак, русский поэт именно «узнавал» о выходе книг Пруста,
знакомился с посвященными ему статьями, но книг его еще не
читал. Более того, это чтение, как признавался позже, в письмах
Владимиру Познеру и сестре Жозефине, он постоянно «отклады-
вал», «оставлял впрок», настолько близкими показались Пастер-
наку художественные приемы Пруста, под влияние которого ему
не хотелось бы подпасть.
В ту пору уже было написано «Детство Люверс» и завершалась
работа над «Охранной грамотой». В последней книге действитель-
но немало перекличек с Прустом. С творчеством Пруста вообще и
с его «Беглянкой» в частности. В самом деле, обратимся, напри-
мер, к эпизоду из второй части книги Пастернака: посещение
героем Венеции. Он едет туда, пережив сильное душевное потря-
сение, совсем как герой Пруста после бегства Альбертины. Да и
город на Адриатике описан у Пастернака очень по-прустовски.
Чисто сюжетно — перед нами ситуации во многом разные: у
Пастернака в Венецию попадает бедный русский студент, учив-
шийся философии в Марбурге и собравший последние гроши,
чтобы совершить это путешествие, тогда как у Пруста в Венеции
оказывается состоятельный молодой рантье, не думающий о своих
расходах. Поэтому герой Пастернака ищет дешевую гостиницу и
подробно об этом рассказывает, а герой Пруста останавливается,
естественно, в хорошем отеле, выбор которого его мало заботит.
Герой Пастернака описывает свой вечерний приезд в Венецию,
Ужин и т.д., описывает и чердак, на котором ночевал, описывает
свое пробуждение, жалкий вид чердака, странный звук, который,
Должно быть, разбудил его, — это чистили обувь на всю гостиницу.
Пруст ничего подобного не описывает. Утром в комнату входит
пРИслуга, чтобы открыть ставни. Он даже не говорит этого, он
21

просто пишет: «Когда в десять утра вошли, чтобы открыть став-
ни...». И Пастернак, и Пруст пишут о венецианской живописи,
называют почти одних и тех же художников — Карпаччо, Вероне-
зе. Но впечатления героя Пастернака ярче и непосредственнее,
чем реакция героя Пруста, между прочим, многие годы мечтавшего
об этой поездке. Это и понятно: разница в их социальном статусе
и эмоциональном состоянии очевидна. Между тем, герои Пастер-
нака и Пруста могли бы в Венеции и встретиться: оба приезжают
туда в последний мирный год, накануне Первой мировой войны.
К началу 30-х годов Пастернак влияние Пруста преодолел,
преодолел — в действительности его и не испытав, тщательно от
такого возможного влияния защитившись. Недаром он признавал-
ся сестре в середине июля 1930 года: «До сих пор я боялся читать
Пруста, так это по всему близко мне. Теперь я вижу, что мне
нечего терять, т.е. незачем себя блюсти и дорожиться. Прусту не
на что уже влиять во мне»33.
И Пруст, теперь читаемый (но читаемый не очень внимательно
и, главное, не досконально и неполно), перестал быть для Пас-
тернака «совершенным открытием» и был вновь в какой-то мере
«отложен», «оставлен впрок».
Пастернак снова вспомнил о Прусте в середине 40-х годов.
С ориентацией на его опыт поэт стал обдумывать свой новый
творческий замысел. В декабре 1945 года он писал в Оксфорд
сестрам: «Все теченья после символистов взорвались и остались в
сознании яркою и, может быть, пустой или неглубокой загадкой.
Последним творческим субъектом даже и последующих направле-
ний остались Рильки и Прусты, точно они еще живы и это они
опускались и портились и умолкали и еще исправятся и запишут.
Что это сознают объединенья вроде персоналистов, в этом их
заслуга. Это же сознание живет во мне. Вот что у меня намечено.
Я хотел бы, чтобы во мне сказалось все, что у меня есть от их
породы, чтобы как их продолженье я бы заполнил образовавшийся
после них двадцатилетний прорыв и договорил недосказанное и
устранил бы недомолвки. А главное, я хотел бы, как сделали бы
они, если бы они были мною, т.е. немного реалистичнее, но
именно от этого, общего у нас лица, рассказать главные проис-
шествия, в особенности у нас, в прозе, гораздо более простой и
открытой, чем я это делал до сих пор. Я за это принялся, но это
настолько в стороне от того, что у нас хотят и привыкли видеть,
что это трудно писать усидчиво и регулярно»34. Совершенно ясно,
что речь здесь идет о первых подступах к роману «Доктор Живаго».
На близость романа Пастернака к произведениям Пруста уже не
22

указывалось. Особенно подробно и убедительно написала об
Р оМ сестра поэта Жозефина Пастернак. При всем различии двух
писателей — жизненном, житейском, творческом, — их сближает
одинаковое по сути дела, по крайней мере очень сходное на
глубинном уровне, представление об искусстве, непосредствен-
ность восприятия и ощущения жизни, настоящего и прошлого,
сливающегося в единое целое, сближает отрицательное отношение
к прямолинейному реализму, что не исключает адекватного вос-
произведения действительности.
И для Пруста, и для Пастернака искусство было самой жизнью,
не подменой ее и не загородкой от нее. Вот почему для обоих с
темой творчества, темой искусства так неразрывно связана тема
природы. Было бы слишком банальным говорить, какую большую
роль играла природа в жизни и творчестве Пастернака. У Пруста,
казалось бы, — все иначе: городской житель и тяжелый астматик,
он, как мог, от природы отгораживался. Но избежать ее воздей-
ствия — не сумел. В его рецептивной эстетике природа оказыва-
лась стабильным мерилом ценностей и — в известной мере —
противовесом некоторым проявлениям обыденной жизни.
Для выросшего в музыкальной семье Пастернака, одно время
даже колебавшегося, не зная, что выбрать — поэзию или музыку,
последняя была не только высшим проявлением искусства, но в
какой-то степени и частью природы. Вот, в частности, почему он
так охотно и так удачно использует «природную» лексику для
передачи сути музыкального произведения, самой субстанции му-
зыки.
Избежав влияния Пруста, Пастернак пришел к сходному с
прустовским взгляду на произведение искусства — взгляду, кото-
рый оказался выраженным в сходных, если не одних и тех же
терминах. Не всеохватная стихия воспоминания, не напряженные
поиски в настоящем прошлого и в прошлом предвестий настояще-
го, столь важные для Пруста, насторожили Пастернака, заставили
его захлопнуть роман Пруста «на пятой странице», а именно
концепция искусства, чему на самом деле и посвящены все «По-
иски утраченного времени».
Как мы помним, Пастернак заинтересовался Прустом в середи-
не 20-х годов, затем он вернулся к его творчеству в пору работы
НЗД «Доктором Живаго». Но у него был и третий период интереса
к Прусту, третий этап знакомства с его произведениями. Это всего
Несколько лет — между 1956 и 1960 годами. В это время близкий
Д;РУг поэта французская русистка графиня Жаклина де Пруайяр де
Ьелькур прислала ему издание «Поисков» в «Библиотеке Плеяды»,
23

и теперь Пастернак смог, наконец, прочитать книгу Пруста и
отрываясь, от доски до доски. Он читал Пруста, когда его co6cï
венный роман был уже завершен, когда был завершен и автобио
графический очерк «Люди и положения», и в основном законче]
последний поэтический цикл «Когда разгуляется». В качестве эпи
графа к циклу поэт взял фразу из «Обретенного времени»: «Книга -
это большое кладбище, где на многих плитах уж не прочест
стершиеся имена».
В какой-то мере это было осмыслением книги Пруста в свет
своего собственного творчества — и одновременно — размышлени
ем над своим собственным творчеством в свете произведена
Пруста. Наиболее близко Пастернак подошел к творениям фран
цузского писателя не в своих книгах, а вот в этом внимательном i
завороженном чтении. Мы, к сожалению, почти ничего не знае*
о реакции (или реакциях) Пастернака — в его переписке с Жакли
ной де Пруайяр о Прусте речь не идет, но можно с уверенность*
сказать, что без твердого ощущения такой близости, такого ретро
спективного влияния, столь долгого и заинтересованного чтени
«Поисков» просто бы не состоялось.
4
Отношение к Прусту русских деятелей культуры, оказавшихся
в эмиграции, не могло не быть отличным от отношения «советско
го», хотя и на Западе у автора «Поисков» находились как горячи!
сторонники, так и язвительные критики. Во-первых, оцени
Пруста была лишена здесь нарочитой политической окраски, ка]
это было в Советском Союзе, особенно в 30-е годы. Тем самым
речь шла прежде всего о литературе. Во-вторых, не могла hi
сказаться и окружающая литературная атмосфера: в конце 20-х и \
30-е годы во Франции, а затем и вообще в Европе, интерес i
Прусту неизменно растет, книги его постоянно переиздаются
печатаются многочисленные работы о писателе, начинают появ
ляться воспоминания, предпринимается попытка выпустить собра
ние его писем. Русские писатели и литературные критики, живши*
в Париже, постоянно пребывали вот в такой обстановке разносто
роннего интереса к Прусту; они не могли подчас не испытыват)
воздействия творческих приемов автора «Поисков», иногда даж<
вопреки собственному желанию. Так или иначе, критики любил!
отмечать черты подражания Прусту, выискивая их даже там, гд<
их могло и не быть.
Растущий общеевропейский интерес к Прусту привел к тому
24

l(To скорее всего самая первая публикация о Прусте на русском
языке появилась как раз в эмигрантской печати, причем, появи-
лась почти за год до смерти писателя. Речь идет о содержательной
и умной (именно умной!) статье «Зеркальное творчество (Марсель
Пруст)», напечатанной в 1921 году в журнале «Современные за-
писки». Ее автором был известный журналист, философ, музы-
кальный критик Борис Федорович Шлёцер (1881—1969). Таким
образом, эта работа увидела свет раньше прекрасной статьи Вла-
димира Вейдле (который, между прочим, будучи уже в эмиграции,
продолжал обращаться к творчеству Пруста).
Известно, что в Париже время от времени устраивались лите-
ратурные вечера, на которых выступали русские общественные
деятели, критики, поэты. Порой в таких заседаниях принимали
участие и французские литераторы. Так, в рамках «Литературных
франко-русских собеседований» 25 февраля 1930 года состоялось
посвященное Прусту собрание, на котором с докладом выступил
известный философ и юрист Борис Петрович Вышеславцев (1877—
1954), в частности, критиковавший Пруста за изображение ка-
мерного, «маленького мирка». В заседании приняли участие как
русские, так и французские деятели культуры. Среди французов
отметим Андре Моруа, Андре Мальро, Габриэля Марселя, брата
писателя Робера Пруста. Из русских писателей в «собеседовании»
приняли участие Н.А.Бердяев, И.А.Бунин, Б.К.Зайцев, МЛ.Сло-
ним, Н.А.Тэффи и др. Все это — имена первой величины, и на
их интерес к Прусту нельзя не обратить внимание. Вышеславцеву
возражали, наиболее хлестко ответила ему Марина Цветаева,
отметившая, в частности, что «не бывает "маленьких мирков",
бывают только маленькие глазки». Цветаева, как и ее близкие
Друзья Рильке и Пастернак, была убежденной сторонницей твор-
чества Пруста (она, между прочим, настойчиво сопоставляла с ним
Пастернака, да и себя тоже). К сожалению, мы почти ничего не
знаем о выступлениях других участников «собеседования».
Как видим, не все из эмигрантов-литераторов оценивали твор-
чество Пруста однозначно положительно или даже восторженно.
Так например, в начале того же 1930 года журнал «Числа» провел
анкету о Прусте. Свое мнение о французском писателе, находив-
шемся тогда в центре внимания, высказали Марк Алданов, Геор-
гий Иванов, Владимир Набоков (В.Сирин), Михаил Цетлин,
Иван Шмелев. Разброс мнений был предсказуем. Крупнейшим
Писателем начала XX века назвали Пруста М.Алданов и М.Цетлин;
И.Шмелев, не отрицая значительности творчества Пруста и мас-
штаба его дарования, отнес писателя к уже прошедшей эпохе (что,
25

между прочим, отчасти верно); Г.Иванов принял Пруста с неко-
торыми оговорками; В.Набоков от ответа практически уклонился.
Между тем, если в советской литературе Пруст не имел ника-
кого отзвука, в литературе русской эмиграции получилось несколь-
ко иначе. Критики (в частности, В.Вейдле) справедливо указывали
на влияние Пруста на отдельные произведения Г.Газданова, Ю.Фель-
зена, М.Осоргина, того же Набокова.
Последний в своем отношении к Прусту все время менял
мнение, колебался, но пройти мимо автора «Поисков» не мог. Он
вскользь упоминал прустовских персонажей и отдельные ситуации
прустовских книг в некоторых своих ранних, «русских», романах
(«Подвиг», «Дар»); в пятидесятые годы он прочел американским
студентам лекцию о Прусте, в которой подробно проанализиро-
вал — с точки зрения сюжета, стиля, общего замысла — роман
«В сторону Свана», а вот в своем собственном романе «Ада» писал
о Прусте иронически, подчас даже глумливо35.
Иные русские писатели, жившие как в СССР, так и за рубе-
жом, даже предпринимая творческие поиски в сходных с Прустом
направлениях, всячески отрицали какую бы то ни было общность
с французским писателем, не видя никакого сходства между ним
и собой (как Андрей Белый или Набоков). Сложнее получилось у
Ивана Бунина. Речь идет о его романе «Жизнь Арсеньева», писав-
шемся на рубеже 20-х и 30-х годов. Фрагменты первого тома этой
книги печатались в парижских газетах и журналах, издававшихся
на русском языке, в 1927—1929 годы. Отдельной книгой роман
был напечатан в Париже в январе 1930 г., второй том вышел в
Брюсселе в 1939 г. В 1936 г. Бунин признался П.М.Бицилли, что
он только недавно прочитал Пруста и к ужасу своему понял, что в
«Жизни Арсеньева» «немало мест совсем прустовских»36.
Совершенно очевидно, что Бунин здесь не лукавит. Его сбли-
жает с Прустом попытка обрисовать формирование души героя,
который открыт восприятию внешнего мира, восприятию необы-
чайно острому и сильному. Вот почему начинает он с первых
детских воспоминаний, с описания взаимоотношений с матерью
и т.д. Но расхождений между двумя писателями значительно боль-
ше, чем сходства. Вот как пишет об этом современный исследо-
ватель творчества Бунина, комментируя его письмо к Бицилли:
«В самом деле, «авангардистский» роман Пруста и «Жизнь
Арсеньева» «консерватора» Бунина имеют, если внимательно при-
смотреться, некоторые приметные общие черты. У обоих писате-
лей принципиальное совпадение героя и автора (что не мешает
«Жизни Арсеньева» оставаться «автобиографией вымышленного
26

йца»); у обоих — поток воспоминаний, где трудно вычленить
с10#ет в обычном его понимании; тема старения, утрат, смерти;
идеализация аристократического, дворянского начала; предельная
степень эстетизации, когда знакомые явления предстают не просто
преображенными, но загадочно прекрасными; общая Бунину и
ПрУСТУ явная ироничность, что всегда является следствием разо-
чарования, утраты веры в каких-то давних кумиров. Зато если
Пруст описывает механизм человеческого восприятия, то для Бу-
нина главным остается выражение самой чувственности бытия.
В отличие от Пруста, русский писатель находится «по эту» сторону
реализма. Он эмоциональнее, если угодно, импрессионистич-
нее, — он стремится передать души вещей и явлений, с могучей
силой изобразительности воссоздавая их внешнюю оболочку»37.
Уделял ли Бунин в дальнейшем внимание Прусту — мы не
знаем, хотя в дневниках его жены есть упоминания о чтении ею
«Поисков утраченного времени», томики которых она брала у
Мережковских и затем с ними (особенно с З.Гиппиус) обсуждала.
Нина Берберова в своей книге «Курсив мой» рассказывает о своем
разговоре с Буниным о Прусте. Бунин был недоволен, что собе-
седница назвала Пруста «величайшим» писателем их времени.
Между тем, близкий друг Бунина, Галина Кузнецова, пыталась
переводить Пруста, видимо, показывала свой перевод Бунину, но
нет никаких сведений, как писатель отнесся к ее работе.
Г.Кузнецова перевод, очевидно, бросила и ничего не отдала в
печать. В среде русской эмиграции Пруста, скорее всего, не
переводили вовсе. Думается, на это были свои причины. Во-пер-
вых, все, кого Пруст мог заинтересовать, знали французский язык
и могли читать, да и наверняка читали «Поиски» в оригинале;
во-вторых, такой перевод, будучи издан, не имел бы спроса, тем
более, было известно, что Пруста переводят в Москве и Ленин-
граде.
5
Пруста действительно переводили в Москве и Ленинграде,
переводили на протяжении десяти или двенадцати лет (1926—1938),
а затем наступило полнейшее, абсолютнейшее молчание, продол-
жавшееся тридцать два года (а если иметь в виду его главное
Произведение, то все тридцать пять лет).
История издания Пруста на русском языке сложна, драматична,
а иногда и трагична. Она подчас неразрывно переплеталась с
27

судьбами выдающихся людей, о некоторых из которых хотелось бы
рассказать поподробнее.
Первым, кто всерьез обратился к переводу Пруста на русский
язык, был Борис Александрович Грифцов (1885—1950). Человек
блестяще образованный, автор книг по искусству, по теории и
истории литературы (его работы «Теория романа», 1927; «Как
работал Бальзак», 1937; «Психология писателя», 1923—1924 (изда-
на лишь в 1988 г.) не утратили интереса и в наши дни), а также
многочисленных переводов с французского и итальянского. В мо-
лодости Грифцов был сторонником идеи самоценности искусства,
и тем самым — противником позитивизма; он проявлял явный
интерес к иррациональному, к неожиданным и непредсказуемым
движениям человеческой души и их отражению в литературе.
Отсюда был естественен переход к изучению психологии творчест-
ва. Исповедальными мотивами и автобиографизмом отмечена по-
весть Грифцова «Бесполезные воспоминания» (1915; отд. изд. —
1923), кое в чем подготовившая его интерес к Прусту.
Грифцов был не только переводчиком Пруста, но прежде всего
исследователем. Обратившись к переводу Пруста, он написал о
нем осенью 1926 г. большую статью, предназначавшуюся для
одного из сборников ГАХН, но тогда публикация статьи не состо-
ялась, и она смогла увидеть свет только в 1988 г. в книге «Психо-
логия писателя». Грифцова интересовали в 20-е годы воплощаемые
в художественном творчестве проблемы психологии, им в основ-
ном и была посвящена статья. В ней он, например, писал: «На
всем протяжении своей книги он открывает непостоянство челове-
ческой психики, уничтожая самую мысль о какой бы то ни было
нравственной ответственности человека, обнажает те импульсы, о
которых не принято говорить не только вследствие условной мора-
ли, но и потому, что, будучи названы, они становятся еще
влиятельнее; обследует искажения нормальной психики, одно лю-
бопытство к которым психиатрия признает нездоровым; обычное и
явно ненормальное, существенное и самая вздорная ассоциация,
минутно пронесшаяся сквозь ум, — все становится в один ряд, все
равно обязательно, человек ни в какой степени не владеет собой,
своими инстинктами и атавистическими пережитками»38. В статье
проводились параллели между идеями Фрейда и Бергсона и твор-
чеством Пруста, хотя, как полагал исследователь, труды первого
писатель не знал (у Бергсона же он несомненно учился). Подобные
сопоставления, естественно, мешали публикации статьи на про-
тяжении многих лет. В 1927 г. в издательстве «Недра» вышла книга
Пруста «Под сенью девушек в цвету» в переводе Любови Гуревич
28

при участии Софии Парнок и Грифцова; насколько велико было
участие последнего в этом переводе — не очень ясно. Через год
издательство «Academia» напечатало первую часть той же книги
Пруста уже в переводе одного Грифцова. Томик открывался не-
большим предисловием переводчика. В дальнейшем к переводам
Пруста Грифцов не возвращался, целиком сосредоточившись на
Изучении и переводах произведений Бальзака.
Одновременно с Грифцовым к творчеству Пруста обратился
ддриан Антонович Франковский (1888—1942), профессиональный
переводчик, чьи работы отличала большая филологическая гра-
мотность и безукоризненное владение тончайшими языковыми
нюансами. Франковский переводил много — Свифта, Стерна,
филдинга, Дидро, Бальзака, Дюма, Анри де Ренье, Роллана,
Жида, Жюля Ромена, как видим, все писатели трудные, требую-
щие и знаний, и изобретательности.
Стилистические установки Франковского-переводчика со всей
определенностью выявились при работе над изданием Пруста. Его
соратник, Андрей Венедиктович Федоров (1906—1997), теоретик
перевода и сам опытный переводчик, так рассказывал об их
переводческих принципах в период работы над переводом Пруста:
«Мы считали невозможным упрощать, сглаживать, облегчать стиль
Пруста, делать его более «приятным», чем он есть, и прежде всего,
старались нигде не нарушать единство больших по объему и слож-
ных по сочетанию частей, предложений, часто — необычных для
французского языка, но составляющих неотъемлемую черту ори-
гинала и отражающих характер творческого мышления: каждое из
них соответствует целостному комплексу мыслей, деталей, обра-
зов, конкретной ситуации — определенному отрезку действитель-
ности»3^ Такая установка невольно вела к буквализму. Особенно
это затронуло синтаксис: для французского языка в большей мере
свойственны длинные фразы и периоды, чем для русского. К тому
же ряд трудных для понимания фраз Франковский и Федоров
попросту опустили.
Роман Пруста «В сторону Свана» в переводе Франковского
вышел тремя маленькими томиками в 1927 году в издательстве
«Academia». Франковский вернулся к Прусту в 1934 г., когда по
инициативе Луначарского начался выпуск Собрания сочинений
Французского писателя. Для этого издания Франковский перевел
^и романа, два другие, «четные» («Под сенью девушек в цвету» и
^Содом и Гоморра»), перевел А.В.Федоров. Однако, переведенная
^Ранковским «Пленница» в свет не вышла. Обычно считается, что
Эт°му помешала война, но есть сведения, что еще в 1940 г. первый
29

экземпляр рукописи перевода и фанки набора были уничтожены
«по идеологическим соображениям». Второй экземпляр маши-
нописи случайно уцелел и был спасен Р.В.Френкель, натолкнув-
шейся на него в первые дни войны в опустевших комнатах
ленинградского отделения издательства «Художественная литерату-
ра». Машинопись эта пережила блокаду, а вот переводчик ее не
пережил — он умер от голода в феврале 1942 г.
В начале 70-х годов попытку издать «Пленницу» сделала ред-
коллегия серии «Литературные памятники», но среди ее членов не
обнаружилось единодушия; особенно яростно выступал против
издания Пруста Д.Д.Благой, который признавал у писателя «не-
превзойденное мастерство стилиста» (что, как известно, неверно),
но его отталкивала «пряная эротика», наполняющая произведения
Пруста (на самом деле Благой был большим ценителем и собира-
телем эротической литературы). Издание не состоялось. «Пленни-
ца» в переводе Франковского была напечатана только в 1998 году.
Еще до попыток издать «Пленницу» редколлегия «Литературных
памятников» неторопливо и «академически» рассматривала пред-
ложение H.M Любимова издать в его переводе весь эпический цикл
Пруста, все «Поиски утраченного времени». Но редколлегия слиш-
ком долго раздумывала и колебалась, и переводчик отдал уже
переведенный первый том в другое издательство.
Об этом переводчике (ученике Б.А.Грифцова) и этом переводе
следует рассказать особо, так как Любимов перевел больше всех —
шесть томов из семи, — к тому же это была последняя работа
большого мастера, работа, не доведенная им до конца и оборван-
ная его кончиной. Добавим, что этот перевод издан уже четыре
раза.
Николай Михайлович Любимов (1912—1992) в послевоенные
годы стал у нас самым известным и самым авторитетным перево-
дчиком прозы. Помимо очень большого числа переводов, он
выпустил сборник статей о ряде видных русских писателей (от Фета
до Пастернака) «Несгорающие слова» (1983), книгу размышлений
о переводческом ремесле «Перевод — искусство» (1977), театраль-
ные мемуары «Былое лето. Из воспоминаний зрителя» (1982),
начал публиковать обширную книгу воспоминаний «Неувядаемый
цвет». Однако, жизнь его была непроста, и на его долю выпало
немало испытаний.
Сын провинциального землемера, рано умершего, Любимов
детские и отроческие годы провел в крохотном городишке Пере-
мышль Калужской губернии. В Москве он впервые побывал только
в 1926 году. Он снова приехал сюда по окончании школы, посту-
30

пил в Институт иностранных языков, законченный им в 1933 г.,
И еше до его окончания уже попробовал свои силы в переводе
(начал он с Мериме). В студенческие годы Любимов жил в доме
Ермоловой на Тверском бульваре, где в нешироком коридоре
между шкафами стоял его маленький диванчик.
В октябре 1933 г. он был арестован и просидел во внутренней
тюрьме ГПУ, а затем в Бутырской тюрьме, до конца декабря. Так
как обвинить его было не в чем, он был выслан из Москвы сроком
на три года, но и позже жить в столице ему было негде, он ночевал
у знакомых и родственников, много времени проводил в Тарусе.
Зарабатывал случайными переводами, ни от чего не отказываясь.
После окончания войны начинается его бурная и очень ус-
пешная переводческая деятельность. Он переводит классиков
французской литературы — Мольера, Мариво, Бомарше, Мери-
ме, Флобера, Мопассана, Доде, Франса и т.д., обращается к
литературе испанской (Сервантес), итальянской (Боккаччо), не-
мецкой (Шиллер), бельгийской (Де Костер, Метерлинк). Посте-
пенно складываются, уточняются, усложняются и разнообразятся
методы его переводческой работы; все это формируется в стройную
и гибкую систему, в полной мере обнаружившую себя в переводе
Пруста.
Как это часто бывает, многое закладывалось уже в детстве,
когда его мать, школьная учительница французского языка, пре-
подала ему первые уроки перевода. Любимов вспоминал: «Моя
мать не подозревала, что один из ее приемов воспитывает во мне
переводчика. Она говорила отличным русским языком, сочетая
литературность с озорной сочностью и дерзкой свежестью просто-
речия. Живым русским языком переводила она тексты, предлагав-
шиеся в учебниках, таким же языком приучала переводить и нас,
все время действуя методом сравнения, методом оттенения. Она
была врагом того, что много лет спустя будет мне особенно
ненавистно в художественном переводе. <...> На простейших при-
мерах моя мать доказывала, что буквальный перевод — не только
перевод тяжеловесный, неуклюжий, корявый, дубовый, ранящий
наше эстетическое чувство — это бы еще полбеды, — что букваль-
ный перевод сплошь да рядом искажает смысл»40.
Первым, что сформировало творческий облик Любимова как
переводчика и писателя, было его провинциальное детство. Оно
приобщило его к миру среднерусской природы, к стародавнему
Укладу жизни, к повседневному обиходу самых разных слоев об-
щества — и провинциальной интеллигенции (врачей, землемеров,
Учителей и т.д.), и местных обывателей, и крестьян. Недаром
31

позже Любимов писал: «Если б в моей жизни не было этого
городка, этого сада, этой первой встречи с музыкой, то разве я
мог бы перевести Пруста, разве я мог бы вжиться в Комбре с его
тоже ведь задумчивой, тихоструйной, самобытной красотою, в
этот малый мирок, живший жизнью не торопливою, не напряжен-
ною, но тем глубже впитывавшей в себя впечатления?»41.
Второе, связанное с этим неразрывно и органично, — это
любовь к русской культуре. Это была даже не любовь, а принятие
ее в себя, жизнь в ней и ею. Для Любимова было важно, что
русская культура была высшим, вершинным воплощением и рус-
ской природы, и русского характера во всех его изломах и мно-
гогранности, и русской духовности. Этим определялись его
пристрастия и предпочтения в области культуры. На первом месте
была, конечно, литература. Любимов был поразительным, для
человека его профессии, знатоком литературы русской. Количест-
во им прочитанного — громадно. Обладая превосходной памятью,
он помнил не только сюжеты прочитанных книг, но и наиболее
емкие и броские фразы, помнил употребленные писателем эпитеты
и т.д. Не приходится удивляться, что на произведениях русских
писателей, многажды прочитанных, изученных, осмысленных,
пережитых, он оттачивал свое чувство русского языка, что было
ему необходимо как переводчику.
Любимов никогда не был заграницей (возможно, из-за злопо-
лучного ареста 1933 года и нежелания в дальнейшем иметь какие
бы то ни было дела с «органами»). Но вот что несколько странно:
переводчик с европейских языков, он западную культуру знал не
так глубоко и систематично, как русскую. Хорошо усвоив класси-
ку, особенно ту, что была популярна и широко издаваема в пору
его молодости, литературу более «новую», тем более «модернист-
скую» он либо знал отрывочно и случайно, либо, хоть и знал, но
относился к ней отрицательно.
Но с Прустом в этом отношении трудностей не возникало (или
не возникало почти): сам французский писатель прочно стоял на
«плечах» таких своих предшественников, как Стендаль, Бальзак,
Флобер, Мопассан, Доде, а вот их Любимов знал неплохо, да и
многих из них переводил, что бесспорно готовило его к переводу
«Поисков утраченного времени».
Считается, что с особой охотой Любимов переводил произве-
дения, где можно было разгуляться его словесной изобретательнос-
ти, сочности, озорству. Это, конечно, верно. Прекрасный знаток
русского народного говора, переводчик умел находить нужный ему
стилистический уровень, ритм, тональность, нужный словарь для
32

редачи иноязычных текстов, не боясь обращаться к просторечи-
ям. Но это — при переводе «Дон Кихота», «Декамерона», «Тарта-
на из Тараскона», «Гаргантюа и Пантагрюэля», «Легенды об
Уленшпигеле».
Иные задачи приходилось решать переводчику, когда он обра-
щался к писателям совсем иного склада: к Мериме, Флоберу,
Мопассану, Франсу или Прусту. Здесь главным было — найти
единственно нужное, единственно допустимое — в каждом кон-
кретном случае — слово. Особенно — определение, эпитет. Пере-
водя Мериме, Флобера, Пруста и т.д., Любимов стремился прежде
всего понять степень их стилистической свободы, их языковые
пристрастия и установки и найти всему этому надежный и безус-
ловный русский эквивалент. Причем, скажем, в случае с Прустом
это не обязательно мог быть «поздний» Бунин, как иногда полага-
ют, но и Пушкин, и Тургенев, и Апухтин-прозаик.
Если суммировать переводческие принципы Любимова, то
можно выделить их три составляющих. Это безупречное понима-
ние переводимого текста (понимание глубинное, не только слов,
но и смысла в масштабах всего произведения), точный выбор его
русского соответствия, свободное обращение с русским языком
при непременном соблюдении его грамматических и разговорных
норм. В этом Любимов был учеником Грифцова; он так вспоминал
о его переводческих позициях: «Он часто говорил, что нет ничего
страшнее серого перевода. Пусть в переводе будут смысловые
неточности, даже грубые ошибки, — их легче всего углядеть и
устранить. Пусть перевод грешит излишней цветистостью языка.
С течением времени вкус и опыт научат убирать лишние мазки.
Только не серость! Только не безликость! И только не буква-
лизм!»^.
Когда около 1970 года Любимов приступил к переводу Пруста,
он был вполне к этому готов: за плечами был гигантский много-
летний опыт, накопленные умение и мастерство. Обращение к
Прусту было несомненным подвигом, и дело тут не в необъятных
размерах прустовского цикла и текучей неуловимости его стиля.
Своим переводом Пруста Любимов пробил стену молчания, неве-
жества и лжи, возведенную у нас вокруг имени и творчества этого
пИсателя (ведь тогда серьезное изучение Пруста еще только начи-
налось).
Любимов тщательно готовился к этой работе: он внимательней-
шим образом прочитал Пруста, с выписками в специальные тет-
раДки трудных случаев, с попытками перевода — опять-таки в
собых тетрадках — отдельных повествовательных пассажей, фраз,
33

даже слов. Другие тетрадки содержали критические заметки по
поводу перевода предшественников, особенно Франковского и
Федорова, — Любимов хотел учиться на чужих ошибках, но и
отмечал чужие же удачи.
За публикацию перевода взялось издательство «Художественная
литература». Поначалу работа шла хорошо: в 1973 году вышел
первый том, в 1976-м — второй, в 1980-м — третий. А затем
наступил перерыв. Перевод «Содома и Гоморры» был готов летом
1982 года, вышла же книга — с ханжескими цензурными изъя-
тиями — лишь в 1987-м. Затем издательство долго тянуло с за-
ключением договора на перевод «Пленницы», хотя Любимов,
увлеченный прозой Пруста, завершил перевод в 1988 году. И опять
ему пришлось долго, больше полугода, ждать договора на «Беглян-
ку». Нет, то была не злонамеренная медлительность «Художест-
венной литературы», а просто привычная бесцеремонность
недавнего монополиста.
В результате на этот раз работа двигалась медленно и трудно,
ведь столько лет было украдено, последних лет, — возможно, то
были годы наивысшей творческой зрелости. Переводчик уже не
летел по тексту, как раньше, а тяжело шел по нему, постепенно
проникаясь к этому тексту раздражением, даже неприязнью. Лю-
бимов жаловался на головные боли, головокружение, усталость —
виня в этом Пруста. Лечивший его врач-невропатолог советовал
работу прекратить. В начале октября 1992 года она была прекра-
щена. Не был переведен конец книги — совсем, а по всему
тексту — особенно по второй половине «Беглянки» — были разбро-
саны многочисленные купюры (пропускались обычно длинные и
действительно подчас скучноватые описания). А через два с поло-
виной месяца, 22 декабря, Николая Михайловича не стало.
В конце работы он наверняка чувствовал, что не дотянет, и
решил немного схитрить: написал краткое послесловие, где сказал
все-таки неправду: что роман Пруста незавершен, что это вообще
только черновик, что в тексте полно недописанных фраз, что даже
специалисты-французы не могут разобраться в смысле некоторых
пассажей... Дело было отчасти поправимо: помогавшая Любимову
Татьяна Сикачева взялась заполнить купюры, также можно было
исправить ошибки и описки (например, пересадить Альбертину с
мотоцикла на велосипед), но нельзя было придать переводу боль-
шую энергичность и устранить следы торопливости и усталости.
К весне 1993 г. рукопись была вполне подготовлена.
И тут случилось непредвиденное. В готовившем книгу издатель-
стве «Крус» произошел раскол и обе группы решили издавать
34

«Беглянку» самостоятельно. Но договор у составителей был лишь
одним «Крусом», второй, который представлял А.В.Маркович,
юридических прав на рукопись не имел. Не получив ни полного
текста, ни комментариев, он кинулся к вдове Любимова, человеку
в лИтературных делах не очень искушенному, и убедил ее, что
«другой» «Крус» нарушает авторскую волю переводчика, хотя у
издательства был договор с Любимовым о выпуске романа Пруста
в его переводе, но переводе полном, а не урезанном, не фальси-
фицированном. В результате одновременно вышли две «Беглян-
ки», а несговорчивая вдова и по сей день не позволяет издавать
книгу с восстановленными заполненными купюрами на своих
местах (так случилось, например, с издательством «Амфора»).
Перевод шести томов Пруста, сделанный Любимовым, переиз-
дается и еще, наверное, не раз будет переиздаваться. Правда, он
нуждается во внимательном просмотре и проверке. Дело в том, что
работа над переводом продолжалась более двадцати лет и начина-
лась тогда, когда еще не существовало трех новейших французских
изданий «Поисков» — десятитомного (1984—1987), трехтомного
(1987) и четырехтомного (1987—1989). Первые тома вообще пере-
водились по изданиям случайным, совершенно неавторитетным.
Но основа у любимовского перевода добротная, и заменять этот
перевод другим, о чем иногда поговаривают, нет необходимости
(возможно, лишь «Беглянку» следовало бы тщательно проверить и
попытаться отредактировать).
Что касается важнейшей части прустовского цикла — его за-
вершения и идейной «развязки» — «Обретенного времени», — то
появление перевода этой книги долго оставалось под вопросом, но
затем почти одновременно вышло два перевода романа. Москов-
ское издательство «Наталис» выпустило перевод некоего А.И.Кон-
дратьева (как оказалось, это псевдоним), санкт-петербургское
издательство «Инапресс» напечатало перевод А. Смирновой. Пер-
вый из этих переводов был выполнен до такой степени неква-
лифицированно, что потребовалось его сильно отредактировать,
настолько сильно, что переводчик, несогласный с редакционной
правкой, отказался поставить свое подлинное имя (откуда и псев-
доним). Однако, даже такое редактирование дела не спасло: пере-
вод несвободен от ошибок, а подчас просто сбивается на пересказ.
Перевод дипломанта литературной премии «Триумфальная арка»
Аллы Смирновой (так она представлена на обороте титула книги)
много лучше и профессиональнее. Переводчица явно ориентиро-
валась на уроки АЛ.Франковского, но, возможно, поняла их
слишком буквально. Она не всегда справляется со свойственными
35

Прусту длинными и сложными фразами, путается в них и подчас
забывает о сказуемом, действительно затерянном у Пруста внутри
предложения, осложненного большим числом придаточных. По
непонятным причинам переводчица отошла от принятых А.Фран-
ковским (и НЛюбимовым) написаний «Вентейль» и «Андре»,
заменив их необязательным «Вентей» и совершенно невозможным
«Андреа». Вместе с тем заметим, что нельзя не одобрить возвра-
щение к «Шарлюсу», вместо «Шарлю» у НЛюбимова, и особенно
к «Камбремер», что НЛюбимов заменил на безвкусное «Говожо»,
желая обыграть не вполне приличные ассоциации, вызываемые
этой фамилией. Мы можем вскоре увидеть и еще один перевод
«Обретенного времени»: по крайней мере Н.Любимов «завещал» эту
работу очень плодовитому и энергичному переводчику Валерию
Никитину.
6
Как мы уже говорили, Н.М.Любимов приступил к переводу
«Поисков утраченного времени» в пору возобновления у нас инте-
реса к творчеству Пруста и появления первых посвященных ему
серьезных работ.
Выявить какую-то внятную периодизацию этого процесса вряд
ли возможно: здесь не было поворотных моментов и ощутимых
рубежей (начало «перестройки» или отмена пресловутой статьи
конституции о руководящей и направляющей роли коммунистичес-
кой партии на изучении Пруста, видимо, никак не отразились).
Освоение творческого наследия Пруста, совпавшее со все-таки
непростыми попытками его перевода, было постепенным, дли-
тельным и выражалось в «наращивании результатов», в расшире-
нии и углублении сферы исследований.
Этому в общем-то не мешал тот факт, что Пруст долгое время
оставался в составе на все лады порицаемой обоймы модернис-
тов, вместе с Джойсом и Кафкой; зафиксировать все подобные
упоминания, как правило, совершенно необязательные и проход-
ные, нет ни возможности (настолько они часты), ни смысла: их
«отписочный» и потому ничего не говорящий характер очеви-
ден. Литературные проработчики «старой школы» (Я.Эльсберг,
М.Храпченко, И.Анисимов) продолжали писать — мимоходом,
без хотя бы самого примитивного анализа — о разрушении личнос-
ти у Пруста, об ассоциативности его образного строя, о писателе
как ярчайшем представителе «потока сознания» (что якобы не
могло не губить реалистическую литературу).
36

Более вдумчивые и самостоятельно мыслившие литературоведы
искали новых подходов и дефиниций. В этом отношении очень
показателен и поучителен пример В.Днепрова. Начиная с 1961 года
0н много писал о Прусте, напечатал очень удачную статью «Ис-
кусство Марселя Пруста» (1973), в каком-то смысле подготавли-
вающую советского читателя к выходу нового перевода «Поисков».
0 хотя от работы к работе В.Днепров настаивал на субъективизме
писателя, от работы же к работе степень этого субъективизма
уменьшалась, и все в большей мере обнаруживалось психологичес-
кое и особенно аналитическое мастерство Пруста.
Вместе с тем, небольшие «события» в трудной русской судьбе
Пруста все-таки происходили. Одно из них связано с появлением
очередного тома академической «Истории французской литера-
туры» (1963), где была помещена посвященная Прусту глава,
написанная З.М.Потаповой. В этой главе творчество французского
писателя было рассмотрено достаточно подробно, серьезно, с
явной установкой на объективность и очень доброжелательно.
В главе развенчивались устойчивые мифы о снобизме писателя, о
пресловутой пробковой комнате, о бессюжетности «Поисков утра-
ченного времени» и анализировались повествовательные приемы
Пруста, образный строй его книг, их стилистика. Написанная
свежо и увлеченно, глава вызвала при обсуждении ее рукописи в
Институте мировой литературы даже не оживленную, а ожесточен-
ную дискуссию, так как не все из авторского коллектива издания
были готовы отказаться от старых предвзятых суждений о Прусте.
Однако его творчество трактовалось в главе как одно из вершинных
достижений модернизма в его противостоянии «подлинному» реа-
лизму.
Несколько позже, в 1965 году, была успешно защищена первая
в СССР диссертация о Прусте. Ее автор, М.В.Толмачев, был
все-таки вынужден рассматривать творчество писателя в свете «кри-
зиса французского модернистского романа 1920-х гг.» В рамках
модернизма, в рамках литературы «потока сознания», творящего
лишь иллюзию и оторванного от жизни, было проанализировано
творчество Пруста в глубокой и тонкой работе С.Г.Бочарова «Пруст
и «поток сознания» (1967), также ставшей новым шагом вперед в
изучении Пруста. Высоко оценивая творчество писателя и его
вклад в мировую литературу, С.Бочаров не мог еще избежать
осторожных оговорок; он, например, писал: «В отрицании пассив-
Ной роли человека как «следствия» жизненного порядка — весь
смысл творения Пруста, его генеральная идея. В романе Пруста —
творческое сознание, но сотворяет оно эстетическую иллюзию»43.
37

В небольшой книге Л.Г.Андреева (1968), первой книге о Прусте
на русском языке, творчество писателя было жестко поставлено в
рамки последующего развития французской литературы, было как
бы оценено по «результатам» и «следствиям». Вот почему в работе
так много места было уделено восприятию Пруста представителями
французского «нового романа» (М.Бютор, Н.Саррот и др.).Основ-
ное произведение писателя — «Поиски утраченного времени» —
проанализировано в книге довольно сжато. И как дань старым
оценкам, все время идет речь о слабости и ограниченности Пруста,
что не мешает автору книги писать о продуманности и взвешеннос-
ти структуры «Поисков», о том, что поток воспоминаний у Пруста
лишь внешне хаотичен и непредсказуем, о верности психологичес-
кого и социального анализа.
Интересные наблюдения, касающиеся творческого метода Прус-
та, содержатся в статьях Ю.С.Степанова, в книгах Л.Я.Гинзбург
«О психологической прозе» (1971), «О литературном герое» (1979),
«Литература в поисках реальности» (1987) и др. Кое-что заставляет
вспомнить давнюю статью В.Вейдле, на которую, конечно, нет
ссылок; просто вдумчивый, непредвзятый, «честный» подход к
Прусту неизбежно приводит к сходным наблюдениям и выводам.
Особо следует остановиться на предисловии БЛ.Сучкова к пер-
вому тому «Поисков» в переводе НЛюбимова (1973). Обычно
считается, что это всего лишь номенклатурное «прикрытие», без
которого издание просто не смогло бы осуществиться. Действи-
тельно бы не смогло, но статья преодолевает эти узкие задачи.
Автор постоянно говорит о реалистическом характере произведений
Пруста, главная книга которого заключала в себе «объективную и
реалистическую картину общественной жизни. Образы и герои его
романа не были проекцией личности писателя, масками его души,
а представляли собой совокупность и систему характеров, отлича-
ющихся не только реалистической объемностью и жизненностью,
но и высокой типичностью»44. В статье нет и следа от мифа о
снобизме Пруста и о его преклонении перед аристократией ( как
помним, это была любимая идея А.В.Луначарского), напротив, и
изображении аристократии отмечается сатирическое мастерство
писателя и трезвая зоркость его взгляда как наблюдателя и судьи
окружающей его действительности. Исследователь подчеркивает
глубину и непредвзятость его социальных оценок: «Для реалисти-
ческой манеры Пруста свойственна отчетливость социального ана-
лиза общества и внутриобщественных отношений. Он сознает и не
питает на этот счет никаких сомнений, что так называемая чело-
веческая сущность, которую декадентское и нереалистическое ис-
38

«cvcctbo рассматривало как нечто самодовлеющее, независимое от
оциальных условий, на самом деле этими условиями определяет-
ся»45- В этой связи указывается и на свойственную Прусту внут-
реннюю логику, определяющую психологию, движения души его
героев, свойственные им «перебои чувств». С принципом релятив-
ности связывает Б.Сучков и важнейшую для Пруста тему воспоми-
нания, лишенного хаотичности и алогичности; «непредвзятость,
неожиданность ассоциации, — пишет автор статьи, — сообщает
воспоминанию силу непосредственного переживания, позволяет
перекинуть мост из прошлого в настоящее и как бы изымает
человека из потока времени, позволяя человеку ощутить цельность
собственной прожитой жизни, ее единство»46. И лишь в конце
предисловия, видимо, вспомнив о стоящей перед ним задаче
номенклатурного «прикрытия», Б.Сучков написал: «В целом эсте-
тика Пруста обращена к реальности, почему его роман обрел
ценность, художественную значимость и оказался способен запе-
чатлеть психологию и нравы общества, ставшего для Пруста объ-
ектом анализа. Но очевидны и границы его реализма, утрата
Прустом полноты исторического мышления, достигнутого кри-
тическим реализмом, связанным с демократическими устрем-
лениями эпохи создания романа Пруста. Сосредоточившись на
изображении психологии и частной жизни частного человека,
Пруст слишком многого не желал видеть в живой истории. Но
заключенного в его романе содержания достало на то, чтобы
подтвердить непреложный исторический факт: буржуазное общест-
во начало утрачивать время своего исторического бытия, и процесс
этот неостановим»47.
Известно, сколь большое место заняли в сознании Пруста
философские идеи, построения, теории его времени (имена Фрей-
да и Бергсона неизбежно возникают в любой серьезной работе,
посвященной автору «Поисков утраченного времени»). Не прихо-
дится удивляться, что и наши философы заинтересовались его
творчеством. Начиная с 1984 года появляются серьезные исследо-
вания о Прусте, написанные известным ученым В.А.Подорогой,
который дал глубокое истолкование приемов автобиографического
анализа в творчестве писателя. В 1993 году увидела свет первая
Работа о Прусте Мераба Мамардашвили. Он обратился к творчеству
писателя в самом начале 60-х годов, и с той поры Пруст стал его
Постоянным спутником. В 1982 году он начал читать о нем лекции;
Так постепенно сложился их обширный курс, изданный посмерт-
но, в 1995 году. Вряд ли стоит подробно анализировать эту инте-
Реснейшую книгу, отметим лишь, что она несет на себе печать
39

«лекционное™» — она полна разговорных интонаций, неизбежных
при общении со студентами, есть в ней следы «медленного чтения»,
неторопливого истолкования прустовского текста, либо последний
служит подкреплением и основой самых общих философских постро-
ений автора.
В 1987 году появляется первая работа о Прусте А.Н.Таганова,
ныне профессора Ивановского государственного университета.
За ней последовали другие, более двух десятков статей, небольших
заметок, наконец — книга «Формирование художественной системы
М.Пруста и французская литература на рубеже XIX-XX веков» (1993).
Исследователь упорно и систематично изучает различные аспекты
творческого наследия Пруста, от, казалось бы, частных до сущест-
венных и кардинальных, что дает ему возможность, углубившись в
книги Пруста и его эпоху, создать убедительную концепцию эволю-
ции творчества писателя, суммарно изложенную в предисловии к
первому тому «Поисков утраченного времени», выпущенному санкт-
петербургским издательством «Амфора» (1999).
Исключительный интерес представляет обращение к творчеству
Пруста одного из самых одаренных поэтов наших дней Александра
Кушнера. Для него Пруст — не просто «любимый романист», а его
книга —увлекательный, но «запутанный роман». Пруст вдохновил
поэта на создание большого цикла стихотворений, которые, одна-
ко, не собраны воедино, а рассыпаны по его разным книгам.
В «свете Пруста» Кушнер увидел и знаменитое полотно Вермеера
в Гаагском музее, и вросшие в землю «увитые плющом» бретонские
церковки. Не менее значительны суждения Кушнера о Прусте,
которые мы находим в его эссе и статьях. При всей профессио-
нальности подхода, при всем знании Кушнером творческого на-
следия французского писателя, это суждения и оценки прежде
всего поэта, и этим они как раз и ценны.
Другой знаменитый поэт, Иосиф Бродский, назвал в 1991 году
Пруста первым среди шести вершин литературы XX века: «В этот
зимний день в конце первого года последнего десятилетия двадца-
того века я вглядываюсь в наше столетие и вижу шесть замечатель-
ных писателей, по которым, я думаю, его запомнят. Это Марсель
Пруст, Франц Кафка, Роберт Музиль, Уильям Фолкнер, Андрей
Платонов и Сэмюэл Беккет. Их легко различить с такого расстояния:
они вершины в литературном пейзаже нашего столетия; среди Альп,
Анд и Кавказских гор литературы нынешнего века они настоящие
Гималаи. Более того, они не уступают ни дюйма литературным
гигантам предыдущего века — века, установившего планку»48.
Итак, в настоящее время Пруст прочно вошел в сферу интересов
40

российских теоретиков и историков литературы; обращение к нему
лишено теперь сенсационности, эпатажа и снобизма. Он вошел и
в сферу интересов русских читателей, о чем свидетельствуют столь
частые переиздания его произведений (сошлемся, например, на
несомненный коммерческий успех публикаций издательства «Ам-
фора», хорошо подготовленных и удачно оформленных). Неуди-
вительно, что начали выходить переводы французских работ —
Ж.-Ф. Ревеля, Кл.Мориака, Ж.Делёза, А.Моруа. Поток посвя-
щенных ему исследований не иссякает: только что появились новые
статьи А.Н.Таганова, Т.В.Балашовой, С.Г.Бочарова, Н.И.Стри-
жевской, другие наверняка «на подходе». Пруст настолько сделал-
ся привычным и «своим», что даже стало возможным заносчиво
относить его к «дутым величинам», как это сделал пару лет назад
один известный литературовед, отвечая на анкету журнала «Ино-
странная литература»4?. Подобная оценка — не что иное, как
подтверждение слов Георгия Адамовича, сказанных еще в 20-е
годы, о том, что Пруст «будет любим в России».
Примечания
1. Адамович Г. Литературные беседы. Кн.1. СПб, 1998. С. 67—68.
2. См.: Bonnet H. Marcel Proust de 1907 à 1914 (avec une biblographie
générale). Paris, 1971.P.174—175.
3. См.: Петров В.H. Калиостро: Воспоминания и размышления о
М.А.Кузмине. Публ. Г.Шмакова//Новый журнал. Нью-Йорк, 1986.
Кн. 165. С.100.
4. Луначарский А.В. Собр. соч. В 8-ти тт. М., 1965. Т.6. С. 570.
5. Там же, т.4, с. 397-398.
6. См.: Germain A. De Proust à Dada. Paris, 1924.
7. Луначарский A.B. Собр. соч. Т.4. С. 429-430.
8. Там же, т.6, с. 271.
9. Там же, с. 364.
Ю. См.: Вейдле В. Марсель Пруст// Современный Запад. 1924. Кн.1(5).
11 - Там же, с. 158.
12- Там же, с. 159.
*•*. См.: Мандельштам О. Слово и культура: Статьи. М., 1987. С. 240—
245.
4. Воронский А. Избранные статьи о литературе. М., 1982. С. 276.
5- Там же, с. 281.
}*■ Там же, с. 282.
у- Там же, с. 282-283.
18- Там же, с. 277.
41

19. Горький M. Собр. соч. В 30-ти тт. М., 1955. Т.29. С. 479.
20. Там же. М., 1953. Т. 26. С. 245.
21. Там же. М., 1953. Т. 27. С. 312.
22. Первый всесоюзный съезд советских писателей: Стенографический
отчет. М., 1934. С. 315.
23. Там же, с. 368.
24. См.: Ландор М. Тревожные вопросы Франсуа Мориака // Вопр. лит.,
1996, № 2. С. 206-218.
25. См.: Добычин Л. Поли. собр. соч. и писем. СПб., 1999. С. 37.
26. Горький М. и Роллан Р. Переписка (1916-1936). М., 1995. С. 296.
27. Гальперина Е. Смерть и рождение западного реализма // Интерн,
лит., 1936, № 12. С. 175.
28. Литературная энциклопедия. М., 1935. Т.9. Стб. 348.
29. Там же, стб. 349-350.
30. Рыкова Н. Современная французская литература. Л., 1939. С. 277.
31. См.: Любимов Н. Неувядаемый цвет: Книга воспоминаний. М., 2000.
Т.1. С. 299-300.
32. См.: Aucouturier M. Pasternak and Proust // Forum for Modern Language
Studies. 1990. Vol. XXVI, №4. P. 342-352; См. также: Баевский B.C.
Прелиминарии к теме «Марсель Пруст и Борис Пастернак» // Стилис-
тический анализ художественного текста. Смоленск, 1988. С. 100—
108.
33. Пастернак Б. Собр. соч. В 5-ти тт. М., 1992. Т.5. С. 307.
34. Там же, с. 444—445.
35. См., напр.: Набоков В. Ада, или радости страсти. М., 1996. С. 155.
36. См.: Рус. лит., 1961, №4. С. 154.
37. Михайлов О.Н. Путь Бунина-художника // Лит. наследство. М.,
1973. Т.84, кн. I. С. 40.
38. Грифцов Б.А. Психология писателя. М., 1988. С. 258.
39. Федоров А.В. О переводчике // Пруст М. Пленница. СПб, 1998.
С. 284.
40. Любимов Н. Неувядаемый цвет, с. 88—89.
41. Любимов Н.М. Перевод — искусство. 2-е изд. М., 1982. С.46.
42. Любимов Н. Неувядаемый цвет, с. 277.
43. Бочаров С.Г. Пруст и «поток сознания» // Критический реализм
XX века и модернизм. М., 1967. С. 232.
44. Сучков Б. Марсель Пруст // Пруст М. По направлению к Свану. М.,
1973. С. 11.
45. Там же, с. 16.
46. Там же, с. 27.
47. Там же, с. 30.
48. Бродский И. По ком звонит осыпающаяся колокольня: Доклад на
юбилейном Нобелевском симпозиуме в Шведской академии 5—8 де-
кабря 1991 года // Иностр. лит., 2000, № 5. С. 244.
49. Мировая литература: круг мнений //Иностр. лит., 1998, №7. С. 246.
42

РУССКИЕ ПИСАТЕЛИ
О МАРСЕЛЕ ПРУСТЕ

Борис Шлёцер
ЗЕРКАЛЬНОЕ ТВОРЧЕСТВО (МАРСЕЛЬ ПРУСТ)
I.
Среди современных французских писателей, романистов, но-
веллистов, поэтов, к каким бы школам и направлениям они ни
примыкали — совершенно особое место занимает Марсель Пруст.
Из ныне живущих я не вижу с кем именно можно было бы его
сопоставить, ибо он одинаково далек и от нео-реалистов, типа
Барбюса, и от нео-романтиков, типа Клоделя, от иронизма Ана-
толя Франса и от аналитизма Андрэ Жида; чужд ему и столь нам,
русским, близкий и понятный, «человечный» Дюгамель.
Своеобразный талант Марселя Пруста, по всей вероятности, и
насколько мы, современники, вправе подобные суждения выска-
зывать, не есть продолжение, конец, но именно — начало; он —
у самого корня: от Пруста, от произведений его, со странными,
необычными заглавиями, должны пойти новые, свежие побеги.
В этих книгах заключена новая литературная формула, которую
вскроют, конечно, более или менее способные ученики и после-
дователи, и применят, и обратят в конце концов в манеру и
шаблон. Восторженные поклонники, последователи и даже под-
ражатели — уже имеются. Немало и врагов, и просто издевающих-
ся. Все признаки значительности и оригинальности творчества
молодого писателя, по-видимому, налицо.
Но как бы ни был оригинален художник, конечно, с прошлым
°н все же каким-то образом связан и для понимания его необходимо
найти эти связи, сближая его таким образом с уже знакомыми
писателями, сводя неизвестное к известному. И вот, мне кажется,
Марсель Пруст вызывает в памяти двух писателей, весьма несхожих
Между собою, но в нем как-то сочетающихся — Монтэня и Стен-
даля. Но Монтэня и Стендаля, впитавших в себя учение Бергсона.
45

п.
Отталкивает многих стиль Пруста: длинные фразы, иногда чуть
ли не в пол-страницы, чрезвычайно сложной конструкции, со
множеством придаточных предложений, вводных слов, часто со-
держащие еще в себе другие, совершенно самостоятельные, заклю-
ченные в скобки. Фразы эти построены всегда безукоризненно с
точки зрения синтаксической, но нет сомнения, что громадная
сложность их противоречит как навыкам нашим, так и духу совре-
менного французского языка с его стремлением к «concision», т.е.
к краткости в соединении с содержательностью — к сжатости.
Множество придаточных предложений, все эти «qui» и «que»,
требуют для своего уразумения читателем громадного напряжения
внимания; малейшее ослабление его — и фраза обращается в бес-
смысленный набор слов, в какой-то спутанный клубок, в котором
начало нити не отыскать. После тщетных попыток распутать узел,
современный торопливый читатель в нетерпении бросает книгу и
подобно одному известному парижскому хроникеру восклицает:
одно из двух — или я глуп, или г.Пруст нас морочит!
В действительности же в стиле Марселя Пруста господствует
строгий порядок и закон, и грамматика им никогда не нарушается.
Здесь нет ничего от Клоделевской свободы в обращении со словом,
раскрывающей подчас глубинный, иррациональный смысл рече-
ния; в самой длинной, в самой сложной, многоэтажной фразе
Марселя Пруста все на своем обычном месте, никаких новшеств
нет. Разница с нашей обыкновенной, кратчайшим путем бегущей
речью только та, что каждое слово, каждое выражение наше Пруст
как бы расширяет, раскрывает, дает нам ощутить все элементы
его. Там, где мы торопливо набрасываем сокращенную формулу
a+b+с, Пруст медленно и методично, нисколько не смущаясь
нетерпеньем читателя, объясняет, что само это «а» есть уже
составное и что в нем заключается и al, и а2, и аЗ. В результате
такой работы получается сложнейшая, во всю доску формула.
Стиль этот лишен музыкальности, в том обычном смысле, в
котором понимают это слово: т.е. легкости, звучности, четкой
ритмичности. И в этом также отличие Пруста от его современни-
ков, среди которых доминирует именно слуховое воображение.
Французская литературная речь, и, в частности, стихотворная,
обнаруживает ныне тенденцию к музыкальности. Призыв Верлэна
жив и до сих пор еще: «Музыки прежде всего!» В пределе своем
слово стремится слиться с музыкой и обратиться в чистое звучание.
46

Но Пруст чужд вовсе этой господствующей сейчас тенденции.
О звуковой красоте или, точнее, приятности, легкости своей речи
0Н вовсе, по-видимому, не заботится. Слова сочетаются и стал-
^ваются, образуя иногда самые неблагозвучные и диссонирующие
с ^музыкальной точки зрения комбинации. И часто кажется: можно
было бы заменить одно слово другим, более благозвучным; или
поставить здесь точку и это придаточное предложение обратить в
самостоятельное. Но Пруст — не Флобер; ему мало дела до того,
что ряд носовых звуков производит тягостное ощущение, что с
длиною его фраз никак не соразмерить дыхания. Этого требует ход
его мышления, развитие его зрительных образов, которые в нем
доминируют, очевидно, над образами слуховыми.
Очень характерны в этом отношении страницы, посвященные
им разбору действия, производимого на героя скрипичной сонатой:
здесь Пруст вращается все время в сфере пространственных обра-
зов, ищет аналогий среди красок, форм, движений, говорит,
одним словом, языком не музыканта, но — живописца.
Не менее характерно и пристрастие Пруста к скобкам: редкая
страница обходится у него без их крючков, охватывающих сложные
предложения в несколько строк, которые должны как бы мимохо-
дом разъяснить смысл какого-нибудь выражения, собственного
имени, намека. Отсюда, моментами, впечатление чрезмерной
обстоятельности, педантичной почти точности, мелочной детали-
зации. Иногда кажется, что читаешь какой-нибудь судебный акт,
протокол, где каждое слово имеет значение, где ничто, даже
малейший пустяк, не должно быть опущено, где в погоне за
исчерпывающей полнотой все зафиксировано, и важное, новое,
и ничтожное, давно известное, где вообще не делается никакого
различия между главным и второстепенным; но все слова пишутся
в одну строку, все события, все факты, даты, имена облиты одним
ровным светом.
Такому построению фраз, без нажимов, без подчеркиваний,
несколько однообразному в своей постоянной густоте и сложнос-
ти — соответствует и внешний вид этих тесно и мелко напечатан-
ных страниц, без красных строк, без просветов, оставляемых
Диалогами, без обозначения глав. Речь медленно течет, словно
степная река по извилистому руслу, постоянно отклоняясь в сто-
роны, возвращаясь назад, в замысловатых петлях своих замыкая
°стровки. Иногда, в самом патетическом месте, какое-нибудь
слово уводит автора прочь от главной темы; он как будто забывает
0 ней. Не прерывая своего повествования, тем же ровным тоном
47

и столь же обстоятельно художник начинает следить за новой
возникшей в нем мыслью, развивает ее, вновь и вновь уклоняется,
чтобы в конце концов, после долгих экскурсов, вернуться на
прежний путь, поднять оставленную там нить и продолжить свой
рассказ.
III.
Этот стиль, совершенно исключительный во французской, да
и не только во французской, литературе, обусловлен своеобразным
восприятием бытия, своеобразным характером переживаний ху-
дожника.
Он видит подробнее, чем мы; у него, как будто, более острые
глаза, чем у других людей. Там, где мы воспринимаем какую-то
общую массу, он усматривает множество мелких деталей. Там, где
мы довольствуемся некоторым грубым приближением к действи-
тельности, он стремится к постижению действительности во всем
ее многообразии.
Впрочем, выражение «стремится» — здесь оказывается непод-
ходящим: тонкий критик Андрэ Жид чрезвычайно верно указывает,
что Марсель Пруст в сущности не аналитик, ибо анализ предпо-
лагает восприятие целого, за которым следует разложение этого
целого; писания такого аналиста, как Бурже, производят иногда
тягостное впечатление, ибо читателем ощущается усиленная,
упорная, кропотливая работа художника по разложению целого.
Но у Пруста именно этого и нет: он совершенно прямо, непосред-
ственно, без всякого усилия, воспринимает множество там, где
мы усматриваем целое, различия и подробности — там, где мы
находим лишь однообразие. Читая Пруста, кажется будто работа
его, и очень упорная, состоит не в том, чтобы анализировать,
разложить действительность, но в том, чтобы сохранить ее цель-
ность, единство, чтобы ограничить свой кругозор, сократить
горизонты свои и не потеряться среди подробностей.
Вот предмет — дерево, стена, или явление душевной жизни —
акт воспоминания: другой художник несколькими словами схватит
главные черты его и — пройдет дальше; но Марсель Пруст сейчас
же, разом видит не только самую стену, но и того, кто построил
ее, и обстоятельства ее постройки, и то, что за ней, и обитателей
сада или дома; самые имена их открывают перед ним бесконечные
перспективы; но в конце концов он принужден остановиться,
замкнуться и вернуться к исходной точке.
48

Когда предметом его гипертрофированного почти зрения стано-
вятся явления душевного мира, то моментами он напоминает
несколько, как я уже указал, Стендаля. Но последний представ-
ляется гораздо более сдержанным, скупым; он именно аналитик:
результаты, к которым приходят оба писателя, близки иногда, но
пути их различны, ибо Стендаль идет от общего к какой-нибудь
особенно характерной, но скрытой для обычного взора — частнос-
ти, тогда как Марсель Пруст идет от частностей, он описывает,
как древний сказочник, с одинаковой обстоятельностью, и глав-
ное, и второстепенное, как художник кватрочентист, с равной
тщательностью выписывающий лицо младенца Христа и мелкую
травинку у ног Его.
В сущности, многое из того, что с такой любовью описывает
Марсель Пруст, мы видели и до него, но мы на эти явления не
обращали своего внимания, руководимого почти всегда утилитар-
ными соображениями. Когда же художник силою своего таланта
заставляет нас оглянуться на мир, все равно — внутренний или
внешний, мы с радостным удивлением узнаем в нем близкие нам,
но до сих пор не подмеченные, не осознанные черты. <...>
V
Сплошность, текучесть, изменчивость — вот характеристики
мира Пруста. Я указывал уже, что повествование его не выдвигает
главного, ничего не подчеркивает, не знает планов; рассказ о
смерти бабушки прерывается, например, точным описанием сте-
ны. Люди, животные, вещи расположены на одной плоскости;
характеристике прислуги уделено столь же места, как и портрету
возлюбленной.
В этом я вижу наиболее типичную, определяющую, черту
художественного таланта Марселя Пруста, ту, которая заставляет
вспомнить о теориях Бергсона.
Что такое предмет по Бергсону? — отрезок действительности;
пРичем ножницы в данном случае, тот штамп, та печать, которые
МЬ1 накладываем на действительность, с помощью которых мы
Урезываем из нее кусочки, — это наша деятельность. Строение
Мира предметов определяется в конечном итоге практическими
с°ображениями: погруженные в сплошной поток жизни, мы хотим
действовать; пути нашей деятельности, цели ее и средства обуслов-
ливают распадение сплошного потока на отдельные, отграничен-
ные друг от друга тела. Самые эти тела мы располагаем вокруг себя
49

согласно нашим привычкам, потребностям, интересам, целям.
В них по тем же основаниям мы выделяем одни черты в ущерб
другим, признаем одни главными, другие — второстепенными,
незначительными. Но незначительными именно по отношению к
нам, к нашей личности, с ее ощущениями, чувствами, мыслями,
стремлениями. Каждый из нас строит психологически мир вокруг
себя, вокруг своих потребностей и желаний и располагает вырезан-
ные им из потока жизни предметы по различным планам, соответ-
ственно значению этих предметов для его личности. Ясно, что для
юноши, везущего домой свою внезапно заболевшую мать, стена,
мимо которой он проезжает, не имеет никакого значения, она для
него не существует. Обыкновенный романист-психолог, анали-
тик, счел бы ошибкой ввести в описание переживаний героя
описание и стены, да еще столь обстоятельное. Но для проходя-
щего мимо нее художника, например, значение имеет именно эта
каменная поверхность, своеобразно отражающая пурпур заходяще-
го солнца, но отнюдь не проезжающая в экипаже старая дама с
молодым человеком. Пруст, как писатель, стремится покинуть эти
частные точки зрения и схватить бытие в его живом, текучем,
допредметном состоянии. Каждый из нас обозревает жизнь с
высоты своего «я», как с горной вершины; очевидно, что добытые
таким образом фотографии не могут совпасть. Один видит одно,
другой — другое. Но Марсель Пруст, насколько это возможно,
конечно, человеку, делает одновременно несколько снимков с
различных пунктов: он — и сын, везущий свою больную мать, и
художник, останавливающийся перед своеобразно окрашенной
стеной, и извозчик, и прислуга, и влюбленный юноша, поджи-
дающий девушку. Каждый из них, конечно, воспринимает по
различному тот же момент действительности. И, вот, Марсель
Пруст пишет страницу, в которой свое отражение находит все
многообразие действительности, где наслаиваются одни на дру-
гие, где сплетаются одни с другими впечатления всех отдельных
лиц.
Отсюда оскорбляющая многих и утомляющая обстоятельность
его описаний: нам кажется, что эти подробности — лишние, что
достаточно указать на главное. Но что значит главное? В какой
именно момент? Значительное для Ивана, ничтожно для Петра;
нужное сейчас, лишнее — через минуту. В вещи все одинаково
ценно для того, кто хочет отразить ее, но не действовать, не
пользоваться ею для своих собственных целей.
Пруст идет еще дальше: он пытается разбить предметность.
50

пернуть бытию его слитность, непрерывность, переливчатость.
Действует он, однако, не как поэт импрессионист, не намеками,
Л не музыкой слов, и не сложной символикой: ум его всегда
слишком для этого ясен и отчетлив и слишком силен в его зритель-
ном воображении именно фафический момент; но он владеет
поразительной способностью раскрывать новые стороны вещей, те
именно, что мы считаем менее характерными, но которые связы-
вают вещь с другими, разрушают ее исключительное своеобразие
и замкнутость, уводят от нее к другим. Описывает ли он замок или
человека, он не покидает своего предмета до тех пор, пока не
обойдет его со всех сторон и не свяжет его тесно с другими, самыми
отдаленными, и не покажет не только то, что он есть, но и то,
чем он мог бы быть: каждое единичное явление у него в возмож-
ности носит в себе образ космоса; каждое единичное явление есть
для него действительно микрокосм.
VI
Поражающая особенность этого эпического стиля, этой длин-
ной, обстоятельной сказки — та, что рассказ ведется от первого
лица и что у читателя создается определенное впечатление, что
вся серия романов Марселя Пруста, озаглавленная — «В поисках
потерянного времени» — носит автобиографический характер.
Впечатление это усиливается еще и тем, что среди персонажей
Пруста фигурируют и реально существующие лица и что с собы-
тиями личной жизни героя сплетаются действительные, историчес-
кие факты, дело Дрейфуса, например. В этом отношении книги
Пруста: «Со стороны Свана», «В тени цветущих девушек», «Сто-
рона Германтов», «Содом и Гомора» (вышел первый том; обещаны
еще три и — последняя книга всей серии — «Вновь обретенное
время») напоминают несколько: «Современную историю» Анатоля
Франса, с ее смешением вымысла и действительности, с ее
экскурсами в области философии, искусства, политики. Но Мар-
селю Прусту вовсе чужд иронический и в то же время поучающий
тон Анатоля Франса, тон профессора-скептика, все понимаю-
щего. Марсель Пруст просто излагает, описывает; страницы,
Посвященные им живописи, театру — не рассуждения вовсе, не
Размышления, но тщательное воспроизведение того, что он видит
в вещах, тех связей, которые он усматривает, между ними.
Герой его — чуткий, впечатлительный, болезненный ребенок
сНачала, затем — юноша, жадно впитывающий в себя действитель-
51

ность, молодой, подающий надежды писатель, которому именно
удалось оторваться от земли, не для того, чтобы покинуть ее и над
нею вознестись, но чтобы любовно отразить ее.
Я упоминал имя Монтэня: в Прусте есть именно нежность
Монтэня, кроме скептицизма его, однако: это медленное, не-
сколько ленивое, совершенно незаинтересованное хождение по
всем путям и перепутьям жизни, несколько чувственное смакова-
ние всех особенностей и неожиданностей ее, острота спокойного
взгляда, подмечающего все нюансы вещей, не анализ, но именно
созерцание.
1921 (№ 66)
Анатолий Луначарский
Из статьи «СМЕРТЬ МАРСЕЛЯ ПРУСТА»
В своей сладкой медлительной манере, с бесконечным количе-
ством деталей, работая с микроскопом и скальпелем и разнообраз-
нейшими утонченнейшими палитрами, Пруст дает небывалые по
утонченности [и] ароматное™ пейзажи, совершенно исключитель-
ные описания душевных состояний... Все портреты удаются Прусту
великолепно, хоть и они выписаны с чрезвычайными деталями, и
личности, сами по себе не бог знает как интересные, показаны со
всех сторон и без всяких ракурсов... Повертываешь страницу за
страницей и буквально пьешь эту изумительную, хотя немножко
тягучую прозу...
1922 (№ 179)
Георгий Адамович
Из статьи «ЛИТЕРАТУРНЫЕ ЗАМЕТКИ»
Все чаще приходится читать и слышать мнение, что Франция
переживает сейчас необыкновенный литературный расцвет. Это
утверждают многие французы и некоторые русские. Роман, каза-
лось бы до конца использованный предшествовавшими поколения-
ми, вновь оживлен, одухотворен и развит. Поэзия, отбросившая
все романтические ошибки и заблуждения, снова идет к величию
52

Л ясности. Притом дух этой литературы здоров, молод и бодр. Она
ле слепа ко всему, что есть в мире темного, но она и не ужасается.
Она спокойна. Ни иронии, ни меланхолии. Образ Моцарта витает
над ней.
Это часто приходится слышать, и при чтении новых француз-
ских авторов это часто вспоминается.
Выделим из новых имен Франции одно: имя Марселя Пруста.
О Прусте нельзя спорить, если не быть одержимым духом проти-
воречия. Чистота и совершенство его искусства удивительны. Он,
вероятно, будет любим в России. Русский читатель, неизбалован-
ный технически, все же чрезвычайно чувствителен к внутренней
фальши. Пушкин и Толстой обострили его слух. Поэтому этот
читатель может простить Жоржу Дюамелю, например, его общую
вялость, его «бледную немочь» за непогрешимое психологическое
чутье, но никак и никогда он не «примет всерьез» Бурже или
Барреса, Клоделя или Верхарна.
Пруст же совершенно неуязвим. Только композицию его рома-
нов можно оспаривать. Но каждая его страница в отдельности
поистине чудесна.
1924 (№ 70)
«ЛИТЕРАТУРНАЯ МАСТЕРСКАЯ»
Два молодых беллетриста, один юный поэт и один начинающий
критик задумали совместно написать роман... Это не подражание
крыловскому квартету и не фантазия: это действительно происхо-
дило на днях в Париже. Существуют же «литературные мастерские»
в советской России, — что мешает им возникнуть и здесь? Итак,
несколько молодых людей решили совместно написать роман. Цель
У них была двойная: с одной стороны, им очень хотелось обога-
титься, с другой — страстно хотелось прославиться.
— Сейчас публика жаждет хорошего романа, — сказал один из
беллетристов, — издатели мечтают о хорошем романе. Но, пони-
маете ли, хорошем, увлекательном по содержанию, блестящем по
форме.
— Я бы выразился... ударном романе, — задумчиво заметил
критик.
— Ну, дорогой, вы видно начитались советских журналов!
Наша публика прежде всего требует, чтобы никаких таких словечек
и в помине не было, и чтобы ять с твердым знаком стояли на своих
Местах. Это программа минимум. Еще — чтобы роман был без
53

комсомольцев и колхозов. Надо что-нибудь нежное, романтичес-
кое... лунный вечер, она, невинная девушка, он, влюбленный
юноша. Надо что-нибудь оригинальное. Начать лучше всего с
лунного вечера.
Поспорили, потолковали, согласились, что необходим весен-
ний лунный вечер. К следующему собранию было приготовлено
несколько вариантов:
«В этот вечер я долго сидел у раскрытого окна, и вместе с
опьяняющим ароматом расцветающих роз неслись ко мне из при-
тихшего, будто обвороженного сада, трели и цоканье соловья,
певшего как тысячу лет тому назад все ту же вечную песнь любви.
Боже, как трепетало мое сердце, преисполненное тем же невыра-
зимым, беспричинным и благодарным блаженством, которым
объят был и этот сад...»
— Довольно, довольно, — остановили чтеца. — Это ведь
Бунин.
— И притом это плохой Бунин. Бунин пишет несравненно
лучше.
— Да, конечно, Бунин пишет лучше. Это, собственно говоря,
не Бунин, а... ну, все равно, кто это. Но дело в том, что все
решат, что мы подражаем Бунину. У Бунина на соловья монополия
есть.
Дальше, другой вариант!
«Если иногда, в те отдаленные, далеко отодвинутые года, когда
я еще был ребенком, весна и луна производили на меня всегда
впечатление, которое я тогда, будучи еще лишен изощрившейся
впоследствии восприимчивости, не способен был отчетливо по-
нять, то теперь, когда я узнал и понял то, что она иногда, как
кажется мне, в себе заключает то, что именно в такой лунный вечер
представляется мне как-то волшебно, двойственно и в то же самое
время сравнительно отчетливо отраженным, и даже может быть
запечатленным с той силой, которую я только впоследствии дей-
ствительно в состоянии буду (или был) уловить, причем вид этих
залитых каким-то молочным светом невысоких клумб все же слабо
волновал меня, но я все же и тогда замечал, что это не природа,
которую я с детства...»
— Отлично, — зажмурившись, сказал критик. — Отлично! Это
как раз то, что нужно. Это продолжает линию Пруста.
Но последователь Бунина запротестовал.
— Линия Пруста? Да ведь вашего Пруста и в подлиннике почти
никто не осилил, а эта смесь французского с нижегородским, —
54

да кому она нужна? Хвалить в газетах нас, быть может, будут. Но
цитать — не станет никто.
— Господа, сейчас говорят о возрождении символизма. У нас
есть еще такой вариант.
«И был вечер. Кто-то зажал в небе плоский, белый круг.
Л тоска, охватившая землю, всходила к нему. Был человек, и
была луна. Ничего больше в мире не было, кроме человека и луны.
Кто-то сидел у окна и думал: я владею землей, ибо я человек.
И молочно-хрустально-звонкие лучи скользили по лицу сидев-
шего...»
— Что вы об этом думаете?
— Я думаю, что есть вещи, которые никак не возродишь.
Все варианты были отвергнуты. Тогда автор будущего романа
решил спросить одного умного человека, рядового читателя, ко-
торый сам никогда не написал ни строчки, — какое описание
лунного весеннего вечера больше всего пришлось бы ему по сердцу?
Тот помолчал и ответил:
— «Был лунный весенний вечер». Больше ничего не надо.
— Вы шутите.
— Нет, я говорю совершенно серьезно.
1931 (№ 565)
Марк Алданов
РЕЦЕНЗИЯ НА ЦИКЛ РОМАНОВ М.ПРУСТА'
Помню — давно это было — мне случилось в Париже проходить
поздно ночью с одним французом по площади Трокадеро. Мой
знакомый посмотрел на часы и сказал:
— Если подождать еще полчаса, можно наверное встретить
Марселя Пруста: он в это время обыкновенно здесь проходит,
отправляясь на прогулку...
Я впервые услышал тогда это имя — и естественно осведомился
0 человеке, который регулярно выходит гулять в два часа ночи.
Это был писатель, но публика его не знала вовсе; да и в литера-
турных кругах тогда говорили, кажется, главным образом о стран-
1 Proust M. À la recherche du temps perdu. — Paris: Nouvelle Revue
Française.
55

ностях личной жизни Пруста. Собственно и писателем его в ту пору
можно было назвать лишь с большой натяжкой. Марсель Пруст
был человек неопределенной профессии, «homme du monde», да
и то отставной.
Он был очень богат — и очень болен: тяжелой формой астмы.
В молодости он вел «рассеянный образ жизни» и почти ничего не
делал: перевел что-то из Рёскина, да еще выпустил книгу, под
названием «Les plaisirs et les jours» (1896). Она была своеобразно
издана, с иллюстрациями Мадлен Лемэр, и с нотами, написан-
ными на стихи автора модным композитором Рейнальдо Ганом.
Книга эта — рассказы, заметки и несколько стихотворений —
прошла совершенно бесследно: обратил на нее внимание, кажется,
только один человек, — правда, это был Анатоль Франс. Он в
восторженных выражениях представил нового писателя публике,
которая однако и к рекомендации осталась вполне равнодушна.
Затем Марсель Пруст почти двадцать лет ничего не писал — или
по крайней мере ничего не печатал. Перед самой войной — уже на
пятом десятке лет жизни — он выпустил в свет первый том своего
произведения «À la recherche du temps perdu», названный «Du côté
de chez Swann». За ним последовали другие. Расходились они очень
плохо. Однако в ту пору у него уже имелись поклонники. Одним
из наиболее горячих был, кажется, Вальтер Ратенау. В 1919 году
Прусту была неожиданно присуждена Гонкуровская премия. Это
вызвало в большой публике изумление — «какой Пруст?» Еще
тремя годами позднее автор «Du côté de chez Swann» скончался
(18 ноября 1922 года). Несколько томов серии «À la recherche du
temps perdu» вышли уже после его кончины.
Жил он в последние годы очень странно. Совершенно не
вынося шума, не вынося солнечных лучей, он устроил у себя на
квартире темную «пробковую комнату» и прожил в ней десять
лет, почти никого не встречая — днем спал или пытался спать, а
ночью писал, потом гулял по Парижу. Летом он уезжал на море
и в лучшем отеле модного курорта снимал один пять комнат: в
средней жил и работал, остальные ему были нужны для того, чтобы
не иметь соседей: он в этих четырех комнатах «запирал тишину».
Одни считали Марселя Пруста позером, другие сумасшедшим.
Теперь говорят, что он был подвижник. Да и в самом деле
трудно назвать его иначе. Физические страдания Пруста были,
по-видимому, в последние годы невыносимы. В одном из опубли-
кованных недавно его писем он говорит: «сегодня у меня выдался
56

счастливый день: я мог дышать два часа». В другом письме находим
такую фразу: «Que ce grand poète (Франсис Жамм) me recommande
à son saint favori pour qu'il me donne une mort douce, bien que je me
sente fort le courage d'en affronter une très cruelle»1... Задыхаясь,
полуживой, дрожа от лихорадки (он летом и зимой носил шубу
даже в комнате), Марсель Пруст писал из ночи в ночь подряд
одиннадцать лет, — и умер вскоре после того, как поставил слово
«конец» в последней тетради серии. За несколько часов до кончи-
ны, умирая в полном сознании, он потребовал рукопись той своей
главы, в которой описана агония знаменитого писателя Берготта —
и исправил ее «на основании собственного опыта».
Таков краткий биографический формуляр Марселя Пруста, —
именно curriculum vitae в точном смысле латинского слова curricu-
lum. Настоящая его биография, вероятно, никогда не будет написа-
на, если литературные нравы сильно не изменятся к худшему (к еще
худшему). Впрочем, бывают ли вообще эти «настоящие биографии»?
Я пишу не рецензию о «À la recherche du temps perdu», — это
было бы бесполезно: о творении Пруста можно (и должно) напи-
сать книгу, — на нескольких страницах не скажешь ничего. Но в
связи с выходом в свет последних томов серии, я хотел передать
впечатление, полученное от нее мною; — личный характер насто-
ящей заметки найдет оправдание в том, что такое же впечатление,
по всей вероятности, выносят многие.
С книгами Пруста я познакомился лишь недавно, уже после
его кончины, и приступил к ним с некоторым предубеждением,
которое невольно вызывают рассказы о «демонической натуре».
Демонических натур в литературе всегда было очень много (для
этого есть прозаическое объяснение) — и теперь их не меньше, чем
во времена Байрона, Лермонтова, Марлинского. Есть среди них
демоны в жанре провинциальных баритонов, есть и талантливые
люди, как Октав Мирбо или Валерий Брюсов, и даже очень
талантливые, как Пьер Лоти. Но в общем это утомительный род
людей и чрезвычайно утомительный род писателей...
Чтение Пруста вещь нелегкая. Иногда трудно отделаться от
мысли, будто он нарочно старался затруднить доступ к своим
книгам и принял для этого все меры. Только разве назло читателю
«Пусть этот великий поэт попросит за меня своего любимого святого,
чтобы тот послал мне легкую смерть, хотя я чувствую в себе мужество
встретить и жестокую».
57

можно было придумать эту дикую (хоть безукоризненно правиль-
ную) синтаксическую конструкцию, только назло можно было так
запутать план (по заданию совершенно логичный); иначе как
нарочно нельзя опускать абзацы в диалогах, нельзя писать фразами
по пятьдесят, по сто, по двести строк. В книгах Пруста утомляет
все, вплоть до избранной им типографской строчки... И раздра-
жает тоже почти все, вплоть до посвящения — Леону Додэ.
Но от книг этих нельзя оторваться. После прочтения первой же
из них мне стало ясно, что в истории мировой литературы открыта
новая страница и что в ту ночь, на площади Трокадеро, я пропус-
тил случай увидеть самого замечательного писателя двадцатого
столетия.
«Il nous attire, il nous retient dans une atmosphère de serre chaude,
parmi les orchidées savantes qui ne nourrissent pas en terre leur étrange
et maladive beauté»1, — с необыкновенной проницательностью ска-
зал Анатоль Франс, прочитав первую, юношескую книгу Пруста...
Тогда только что были открыты Х-лучи, — Анатоль Франс сравнил
с Рентгеном автора «Les plaisirs et les jours».
Любопытно то, что все почти люди, лично знавшие Пруста,
говорят об его необыкновенной доброте. «Бесконечная мягкость
моего брата»... — вспоминает профессор Роберт Пруст. «Любовь
переполняла его сердце», — пишет Андре Жид. То же самое говорят
Дювернуа, Бланш, графиня Ноайль. Признаюсь, это нельзя чи-
тать без невольной усмешки. Более злобных книг, чем книги
Марселя Пруста, я не знаю в литературе. Выйдя на свет Божий из
созданного им лабиринта, даже не спрашиваешь, существуют ли
порядочные люди, — очевидно нет. Сомнению подвергается во-
прос о существовании людей нормальных и о пределах понятия
дома умалишенных.
Некоторые страницы Пруста нельзя назвать иначе как гениаль-
ными. В его книгах есть то (то единственное), что может служить
безошибочным признаком художественного гения: в них действуют
живые люди. Впрочем, они даже не действуют: в этих странных
романах ничего не происходит. И проблем в них тоже нет никаких:
ни войны, ни революции, ни преступления, ни наказания, ни
униженных, ни оскорбленных, ни бесов, ни мертвого дома.
1 «Он заманивает нас в тепличную атмосферу и держит там среди мудрых
орхидей, чья странная и болезненная краса не вскормлена земными
соками».
58

Достоевский работал на горе. Пруст спустился вниз. Ему никакого
сюжета и не надо. У него встречаются и разговаривают разные
ЛЮДИ- а он от себя поясняет их разговоры и встречи, не заботясь
как будто ни о какой «конструкции», не считаясь с принятыми
формами и условностями романа. Треть одной из лучших его книг
занята описанием вечера в салоне госпожи Вердюрен. Художест-
венные приемы частью заимствованы. Пруста теперь называют
последователем Бальзака, — вот уж действительно никакого сход-
ства. Сам он совершенно серьезно и по-видимому с умилением
называл себя последователем Джордж Эллиот. — На мой взгляд,
он взял кое-что у Мередита и очень много у Л.Н.Толстого. Нет
писателей, которые ничем не были бы обязаны своим предшест-
венникам. Критика еще не подвела итог всему, что Толстой взял
у Стендаля. Недавно в печати приводились многочисленные «за-
имствования», сделанные у Расина Анатолем Франсом. Но Расин
их заимствовал — у Сафо. Нелепо говорить в таких случаях о
подражании: уместен лишь один вопрос, — добавляет ли свое в
общую сокровищницу тот или другой писатель.
Вклад Марселя Пруста в литературу, в ее методы композиции и
психологического исследования, не поддается учету. Его анализ
утомителен кропотливостью и было бы странно вменять это в
заслугу автору «À la recherche du temps perdu». Но истину признать
необходимо: каковы бы ни были художественные приемы Марселя
Пруста, созданные им фигуры, — Суанн, Коттар, Вердюрены,
Морель, барон Шарлюс, герцог и герцогиня Германт, — это живые
люди, имеющие почти такую же реальность, как Наташа Ростова,
князь Василий, Элен Безухова или Болконский (я не боюсь назвать
лучшие образы Толстого) и реальность большую, чем Растиньяк,
Онегин, Жером Куаньяр или Давид Копперфильд. В Париже
называют людей, с которых будто бы написаны герои Пруста. Но
называют их по-разному: вероятно, как все писатели, Марсель
Пруст перерабатывал виденное по-своему, добавлял выдумку к
правде. Все то, что он писал, освещено и освящено смертью.
^У*Дре Жид цитирует его фразу: «Et de nos noces avec la mort qui sait
Sl pourra naître notre consciente immortalité»1...
1924 (№71)
«И от нашего союза со смертью, кто знает, сможет ли родиться наше
дознанное бессмертие».
59

Владимир Вейдле
МАРСЕЛЬ ПРУСТ
Всего десять лет тому назад мы могли впервые услышать имя
Марселя Пруста и прочесть заглавие его книги: «В поисках по-
терянного времени»1. С тех пор и до своей смерти в ноябре
1922 года стареющий, измученный болезнью, не выносящий
дневного света, по ночам, при свечах, лежа, он не переставал
писать ее. Он спешил, он знал, что времени осталось немного.
Одержимый теперь тем непрерывающимся вдохновением, которо-
го он так ожидал всю свою молодость, он писал, перемогая
страшную нервную слабость, лихорадочно, торопливо, неразбор-
чиво. Слишком поздно он начал это исчерпывающее и единствен-
ное дело своей жизни; у него не могло быть уверенности, что он
успеет его закончить. Но последние страницы были написаны, и
только тогда он умер.
Мы еще не знаем этих последних страниц. Но кроме обещанных
нам четырех или пяти томов, у нас есть те девять, что были
напечатаны при жизни автора, окруженные все большей извест-
ностью, шумом, спорами, осуждением, славой. Они перенесли
многое: Гонкуровскую премию, высокомерные аплодисменты сно-
бов, недоумение официальной критики и тенденциозную брань
маленьких журналов. Они перенесут и всемирную моду, которая
им угрожает, и забвение, и новую славу. Они рождены для долгой
жизни. В европейской прозе последних десятилетий нет явления
более значительного, чем эти бесконечные вымышленные мемуа-
ры, где автор с неслыханной обстоятельностью рассказывает свою
жизнь и жизнь своих знакомых, посвящает страницу за страницей
описанию утреннего пробуждения или езды в вагоне, сотни стра-
ниц ужинам и обедам, во время которых «действие» не подвигается
ни на шаг вперед, и отводит целый том чужой любви и чужой
судьбе, которые к его собственной истории имеют только самое
тайное и постепенно улавливаемое отношение. И несмотря на эту
1 Марсель Пруст родился в 1871 г. Его первая книга, «Les Plaisirs et les
Jours» (1896), снабженная предисловием А.Франса, осталась совершенно
незамеченной. Во многих отношениях она только подготовка и как бы
предчувствие его главного произведения, которое начало печататься с
1913 г. Ему принадлежит еще сборник блестящих литературных пастишей:
«Pastiches et Mélanges» (1919). (Примеч. В.Вейдле).
60

кажущуюся загроможденность, нет в современной литературе более
свободной, более непредвиденной, более первозданной книги.
Однако, при всей ее огромной новизне и хотя она возникала на
наших глазах, в ней нет ничего сегодняшнего и «передового».
Стоит вчитаться в нее немножко глубже, чтобы увидеть, что она
связана с нашим временем только фактически и случайно. И это
не в том простейшем смысле, что ее нельзя подвести ни под какое
из ныне зарегистрированных литературных направлений. Подыс-
кать клеймо для Морана или Жироду почти так же трудно, и
все-таки они могут быть названы подлинными представителями
новейшей французской прозы. О Прусте этого утверждать нельзя.
И если мы скажем, что он принадлежит другому поколению, что
он ровесник младших символистов, что события и обстановка его
книги отодвигают нас на двадцать пять лет назад, — этого будет
недостаточно. Его искусство само, в самых основных своих осо-
бенностях, указывает на эпоху, предшествующую нашей, и при
этом меняет ее очертания или даже впервые их рисует. Оно
обостряет наше историческое зрение: там где мы видели только
отдельные, определяемые сравнительно внешними признаками
литературные и художественные группы, мы усматриваем теперь
более полное единство, мы учимся ощущать в последних десяти-
летиях прошлого века некоторую органическую целостность. Эту
завершаемую Прустом эпоху мы не назовем уже эпохой символиз-
ма. Мы понимаем теперь, что она объединяет людей разных
лагерей как и разных поколений. У нее были свои поэты и прежде
всего Маллармэ, но Ренуар, Дега, Дебюсси не менее для нее
существенны. Марсель Пруст ее величайший и, может быть,
единственный прозаик. И хотя его проза родилась на целые деся-
тилетия позже, она заслоняет собою исторически второстепенную
прозу символистов и непосредственно противополагается искусству
Флобера. Этого достаточно, чтобы понять ее место и оценить ее
значение.
Но вспомним, что, становясь историей, искусство не перестает
быть жизнью, становясь прошедшим, не перестает быть настоя-
щим и будущим. Куда бы исторически мы ни относили Пруста,
теперь он с нами и для нас. Он не выбирал нас в современники,
а может быть и в наследники, но мы оказались и тем и другим.
Пусть даже против воли, — он обращается к нам, это мы должны
ответить, понять, уверовать. И сильней всех генеалогий его книги
Неисчерпаемый факт ее существования.
61

1
Долго, многие годы своей молодости, Пруст почти не писал:
он жил, и жизнь сама была для него тем всеобъемлющим актом
внимания, тем неотступным постижением, преображающим лю-
бопытством, которое стало потом смыслом и даже формой его
искусства. В бесконечном богатстве и многообразии его книги все
сводится к этому исконному жизнеощущению, и только оно делает
ее возможной. Пусть во всяком не совсем орнаментальном и не
чисто конструктивном искусстве присутствует творческая стихия
познания: никогда в произведении слова она так не сливалась с
самой его сущностью. Скорей у живописца, у фанатического
портретиста природы, можно было бы найти эту жадность и
бдительность глаза, это устремленное в действительность вообра-
жение. Но Пруст свободнее, он не связан точной границей полот-
на, он не осужден подбирать в природе только элементы уже
осознанной картины. Он не навязывает миру никакого плана и
намерения, только в нем самом он ищет его единства, и вот почему
с такой плодотворной беспомощности начинается все его отноше-
ние к природе: «Черепичная крыша отражалась в луже, засиявшей
опять под солнцем, розово-мраморными пятнами, которых я
никогда еще не замечал. И увидав, как в воде и на поверхности
стены слабая улыбка отвечает улыбке солнца, я закричал в порыве
энтузиазма, размахивая только что свернутым зонтиком: вот, вот,
вот, вот! Но в то же время я почувствовал, что мой долг был бы
не ограничиться этими непрозрачными словами и постараться
яснее понять свой восторг». Пруст говорит здесь о самой ранней
своей юности, но то, чего уже тогда он добивался, — не простое
фиксирование впечатления. Всей силой творческой фантазии он
хочет, наоборот, проникнуть за предстоящий ему готовый и ви-
димый облик, чтобы там, за ним, найти ту более глубокую
реальность, ту правду вещи, которую мы называем искусством:
«Констатируя, осознавая форму их завершения (т.е. колоколен
Мартэнвильской церкви), перемещение их линий, освещенность
солнцем их поверхности, я чувствовал, что еще не дохожу до самой
глубины моего впечатления, что есть что-то за этим движением,
за этим светом, что-то, что как будто сразу и заключается в них и
в них исчезает». — И вот, хотя бы на мгновение и частично, завеса
разрывается, приходит мысль, которой только что не было и
которая выразится наконец в освобождающем слове. То, что
теперь найдено, это не копия природы, это ее живой эквивалент.
Так возникает новая эстетика описания, изображения вообще.
62

Она окончательно порывает с тем, что и в искусстве может быть
названо наивным реализмом. Пруст описывает много, больше чем
Бальзак и Флобер, чем Диккенс или Толстой. Но если он корен-
ным образом отличается от этих классических представителей ев-
ропейского романа, то прежде всего в том самом смысле, в каком
живописцы круга Манэ отличаются от Курбэ и Барбизонцев, в том
единственном смысле, в каком импрессионизм можно противопола-
гать реализму. Пруст говорит, что у него «нет наблюдательности»,
что он не умеет «сводить сильное впечатление к его объективным
элементам». Это значит, что, наблюдая, он не выделяет предметный
мир из сферы собственной душевной жизни, не рассматривает его
как от нее независимую действительность; художественно познаваемы
для него только данные личного сознания. Отсюда «субъективность»
всех пейзажей и портретов Пруста; всегда они поставлены в связь с
моментом и окраской самого восприятия, все люди и вещи у него
именно потому нам кажутся самостоятельными, цельными, живы-
ми, что они показаны нам только как переживания.
С другой стороны — и здесь его своеобразие сказывается еще
резче — он в сущности вообще не описывает, не очерчивает
предмет, не обходит его кругом, но расчленяет его, чтобы в него
проникнуть. Только анализируя, он умеет изобразить. И это всему
предшествующее понимание так проникновенно, оно свидетельст-
вует о такой остроте и оригинальности мысли, оно ведет к откры-
тиям столь неожиданным, что о Прусте говорили как об ученом и
философе, его сравнивали с Эйнштейном и Бергсоном. Такое
сравнение законно только если мы ни на минуту не забудем
глубокого различия между художественным и научным познанием.
В том, что нам казалось самым естественным и известным, в сне,
в пробуждении, в усталости, в болезни, в наших привычках и
страстях, во всем, что проходит незамеченным и без чего не
существует жизни, Пруст открыл целые новые миры. Но он
открыл их только как художник. Отдельные указанные им факты
вероятно не показались бы психологу открытиями. Но у него как
Раз и нет отдельных фактов. Когда он показывает нам, как
ничтожное вкусовое ощущение может оживить огромный комплекс
потерянных воспоминаний, нас поражает, нам кажется открытием
не голое указание на такую возможность, но передача всей атмо-
сферы этого нечаянного воскрешения. У него, как и всегда в
Искусстве, никаких «результатов» нельзя отвлечь от самого «иссле-
дования». Поэтому, как бы ни было проницательно и точно
художественное мышление Пруста, лучше не сравнивать его с
Работой скальпеля и микроскопа, с дискурсивным мышлением
63

науки; оно не разлагает, а воссоздает, животворит, а не умерщвля-
ет; мы не извлекаем из него никаких выводов: нам только открыли
глаза и мы видим то, чего мы не видели раньше.
Искусство стало познанием, но оно осталось искусством. В нем
нет никакой рассудочности, и восприятие, на котором оно осно-
вано, ничем не отделено от чувства. Оно требует от художника не
только крайней остроты интеллектуального зрения, но еще и
другой, взволнованной чуткости, отнюдь не похожей на точность
резонатора или светочувствительность фотографической пластин-
ки. И она — один из величайших даров Пруста. О чем бы он ни
говорил, о людях, о природе, об искусстве, мы видим, как все
его существо обращается к предмету, как все в нем отвечает ему.
Он не знает поверхностной разборчивости, составляющей сущ-
ность эстетизма. Наоборот, перед многообразием действительнос-
ти он как бы не в силах ничего выбрать и ничем пренебречь. И в
творческом отображении, которого он ищет, ничто не будет забыто
или пропущено, ничто не будет объявлено второстепенным, но
все, что было познано как живое, станет опять живым.
Вот откуда такая детальность описаний, такое изобилие подроб-
ностей. Он умеет их видеть, как никто. В отношениях между
людьми от него не ускользнут мельчайшие оттенки, самые легкие
притягивания и отталкивания. Он любит изображать «светское»
общество, но его книги не панегирик аристократии и не сатира на
нее. Нравы, как таковые, вовсе его не интересуют. Когда он
говорит об эгоизме, о бессердечии, о равнодушии к чужой судьбе,
он думает о жестокости самой жизни, о ее законе, лежащем
глубже, чем специальные недостатки аристократического общества
и предопределяющем их собою. Но чем дифференцированней
среда, в которой осуществится этот закон, чем сложней обстановка
чувства, чем многогранней оно само, тем больше оно для Пруста
проницаемо и ощутимо. И пусть не говорят о мелочности; именно
ей он обязан самыми поразительными из своих открытий. Он ведет
нас по незамечаемым и неисчислимым деталям душевной жизни, и
мы учимся по-новому видеть самые большие, самые простые чувства,
те, о которых мы привыкли говорить, что они охватывают всего
человека. Но только теперь мы понимаем, как они наполняют наше
существование, проникают во все наши часы и минуты, исчезают
и возрождаются, как они осуществляют свое присутствие в нас.
Всякое другое описание покажется нам уже неполным, схемати-
ческим, предвзятым, и когда мы прочтем во втором томе роман
Сванна и Одетты, повторяющий своей темой тысячи других рома-
нов, мы остановимся изумленные, как перед чем-то нетронутым
64

и новым, мы увидим, что не знали, что такое ревность и что такое
любовь.
Чем подробнее, тем глубже. Но чем глубже переживание, чем
оно мучительней, тем больше оно требует ясности. Пруст не
потерпит эффектной темноты и чувствительной путаницы. У него
й страсть должна себя увидеть и боль узнать себя. У него все
освещено, даже самое тайное. И эта ясность не препятствует
интенсивности переживания, а увеличивает ее; она несовместима
только с тем пафосом общих мест, с той готовой «поэтичностью»,
которая нам так невыносима в некоторых произведениях девятнад-
цатого века. Никакая фраза и формула, каким бы ореолом она ни
была окружена, не способна вдохновить Пруста. В слове «любовь»
еще нет поэзии для него. Поэзия только в многообразной и
ускользающей действительности, которую оно прикрывает собою
и как бы стремится подменить. Самая законченная внешность еще
недостаточна. Важен не факт, как бы выразителен он ни был, а
бесконечность открывающейся в нем духовной перспективы. Не-
удивительно поэтому, что именно Пруст первый заговорил о
содомии с таким подлинным проникновением, без услужливых
извинений и предугаданных гримас. Здесь, как и всюду, потря-
сающая трезвость изображения свидетельствует не о слабости чув-
ства, а о его силе: только она позволяет видеть и, значит,
чувствовать самостоятельно. И когда всякая сентиментальность
отброшена, когда никакая иллюзия уже не затемняет взора, тогда
открывается Прусту настоящее лицо вещей. Вот воплощение добра:
«le visage sans douceur, le visage antipathique et sublime de la vraie
bonté» и этот «бодрый, положительный, безразличный и грубова-
тый вид торопящегося хирурга». Вот изнанка смерти, та, которой
она обращается к умирающему: «она больше похожа на ношу,
которая нас давит, на затрудненность дыхания, на желание пить,
чем на то, что мы называем смертью».
Но пусть это будет сама радость, само опьянение жизни: он
смотрит и будет смотреть, пока не увидит все до конца. Все
волшебство его искусства в уничтожении другого волшебства;
всюду сквозь эту хрупкую одежду мы прикасаемся к ничем не
прикрытой наготе существования. И та же неумолимая прозрач-
ность, которая нам ее открывает, дает нам заглянуть в нерастор-
жимую целостность жизни, где познание сливается с искусством
и откуда вырастает глубочайшее оправдание всей книги, ее послед-
нее единство.
65

2
Но возможно ли оно? В этом многообразии, в этом богатстве,
в этом тысячеоком внимании, возможно ли всему срастись и стать
одним? Уже сама непосредственность познания, как она позволит
осуществиться единству и, прежде всего, не исключит ли она
всякий вымысел? В самом деле, нигде у Пруста мы не ощущаем
той режиссуры, той сочиненности, без которых не обходилось еще
ни одно повествование. Он говорит только о том, чему мы не
можем не верить. Мы ищем его Комбрэ, его Бальбек на карте и,
не находя, соглашаемся самое большее предположить перемену
названий. Мы уверены в объективном существовании всех его
персонажей. Однако мы ошибаемся, по крайней мере фактически.
Можно установить по внешним признакам, что не было такого
художника как Эльстир и такого романиста как Берготт. И все-таки
мы правы, когда отказываемся отличать у Пруста воображение от
действительности, правы, читая его книгу не как роман, — как
мемуары. Но это мемуары, не исключающие вымысла и не при-
мешивающие его к правде. С точки зрения искусства просто нет
разницы между страницами, где Пруст изображает свое детство и
своих близких и теми, где он описывает игру воображаемой актри-
сы и музыку несуществующего композитора: познание у него не
фактическая ситуация, а всепроникающий художественный метод,
которому подчиняется и самый вымысел. Таким образом, у него
впервые, даже по сравнению с Сен-Симоном или с «Mémoires
d'Outre Tombe»1, мемуары стали вполне и только искусством,
определяемым до конца не однородностью материала, а единством
отношения к нему. Это единство не отказывается ни от каких
вольностей, оно не избегает случайности, а содержит ее в себе, и
все-таки именно им обусловлена возможность книги Пруста как
художественного произведения. Сама свобода стала в ней необхо-
димостью и формой.
Нам трудно уловить эту форму и понять это единство. Мы
слишком склонны представлять себе литературное произведение
построенным как здание, где каждой части принадлежит неизмен-
ная, определяемая ее геометрическим местом функция. С другой
стороны, мы переносим на всякое повествование ту эстетику
нарастания и устремленности к концу, к которой мы приучены
театром и распространенными видами романа. Не найдя у Пруста
ни драматической сжатости, ни архитектурной симметрии, мы
«Замогильные записки» Ф.Р.Шатобриана.
66

сперва обвиним его в отсутствии всякой «композиции». Потом,
Яри более внимательном чтении, мы усмотрим подобие закона в
зтом мнимом беспорядке. Мы оценим тонкий расчет в том, что
ла первых же страницах упоминаются без всяких объяснений места
И люди, с которыми мы познакомимся еще очень не скоро, что
разные стороны одного и того же события или характера показаны
нам на расстоянии многих лет и сотен страниц. Мы заметим, как
совсем иначе воспринимается первая встреча с Шарлюсом, когда
мы уже знаем, кто он такой, и эта потребность перечитывать книгу
покажется нам теперь результатом сложного конструктивного на-
мерения. Но когда мы поймем Пруста окончательно, мы увидим,
что ошиблись еще раз. В основе его замысла нет никакого чертежа,
никакого выразимого в пространственных и числовых аналогиях
плана. Познание, как метод, дает его книге внешнее объединение;
изнутри ее объединяет глубочайший результат познания: представ-
ление об органичности душевной жизни. Воспоминание, прихо-
дящее нежданно и воскрешающее всю полноту прошлого, то,
которое так несравненно им описано, — вот источник и образец
его искусства. Как в своих людях он показал нам подлинную
изменчивость и текучесть человеческой личности, ее нетождест-
венность себе самой в разные моменты времени, но именно в этом
распадении на ряд противоречивых личин с новой силой дал нам
почувствовать ее единство, — так его книга в целом, задуманная
как описание отдельной, неустойчивой, меняющейся памяти с ее
чередованием рождений и смертей, с ее провалами, с внезапными
остановками и потрясающими пробуждениями чувства, все-таки
едина, нераздельна, отражает сразу всю отрывочность и всю не-
прерывность живого сознания. Даже здесь, в самом принципе
своей структуры, это искусство остается изобразительным, «под-
ражающим природе». Оно перенимает у жизни самый способ ее
воплощения. Поэтому в нем, как и в жизни, внутренняя связь не
может не выразиться во внешней бессвязности, в нарушении
пропорций, в парадоксальном сочетании частей. В нем тот же
очевидный хаос и тот же невыразимый закон.
Всмотримся в самую ткань книги. Непоследовательность здесь
не исключение из правила, она — само правило. Пропускаются
годы, но целый том бывает заполнен неистощимой действитель-
ностью одного дня. Отступления так же постоянны, как эти
перерывы и неравномерности: весь роман Сванна как бы огромное
отступление. Они могут появиться по любому поводу и приоста-
новить надолго самый взволнованный рассказ. Их цель не в том,
чтобы контрастировать с обычным ходом изложения или задержи-
67

вать действие для усиления фабулистического интереса. Они не
препятствуют объединению, а создают его. Они отвлекают нас от
возникающей сюжетной постройки, от всего стремящегося к само-
стоятельному округлению и погружают нас снова в сплошное
течение душевной жизни. Пруст не изолирует вещей, чтобы рас-
пределить их в искусственном порядке, он разрушает повествова-
тельное сцепление и подчеркивает их естественную связь. Он не
допустит поэтому ничего слишком выпуклого, обрамленного,
слишком отдельного, и все его стилистические приемы — испол-
нители этого запрета. Они столько же орудия единства, как и
органы познания. Образы не выделяются в самодовлеющую реаль-
ность, но каждый приподымает завесу над чем-то таинственно-
общим. Сравнения вживаются в предмет, мимируют его изнутри,
повторяют его самую сокровенную мелодию и одновременно,
благодаря глубине сопоставления и сплетению в нем разнородных
чувственных качеств, они открывают нам не только индивидуаль-
ное сходство предметов, но и вмещающее их в себе единство
сознания. Эпитеты, как бы неожиданны и ярки они ни были, не
остаются декорацией, не исчезают в собственном сиянии; часто
они скопляются группами, приходят отовсюду, окружают предмет
со всех сторон и, изъясняя его неповторимость, показывают также
его всестороннюю связь с остальным миром, возвращают его в
общую им всем стихию.
Единство языка всего непосредственней должно выразить эту
всеобъемлющую непрерывность. Никогда во власти великого мас-
тера речи не было большего богатства. Он знает все слова и все
возможности их сочетания. Он первый сумел с таким поразитель-
ным тактом оживить самые отвлеченные термины философии и
науки. Этот язык то описательно-исчерпывающ, то афористичен,
то полон поэзии, или юмора, или иронии, или самой интенсивной
страсти. Все содержание мира получает свое выражение в его
бесконечной изменчивости. Но нигде нам не позволено забыть его
единый источник. Поэтому подражания чужой манере говорить,
при всем их безграничном мастерстве, не стремятся к полной
объективации, остаются всегда только образцами, демонстрируе-
мыми примерами: иначе они могли бы нарушить органическую
связность речи. Так и каждая фраза; она всегда — творчество, в
том смысле, в каком это можно сказать только еще о стиле
Монтэня; она всегда непредвиденна, заново создана, ее конструк-
ция бесконечно варьируется, и все-таки мы чувствуем в ней все тот
же скрытый импульс, все то же неповторяющееся, но единое
движение. Она поражает нас своей гибкой протяженностью; она
68

сжимается только когда это нужно для особо энергичного эффекта.
Ей чужды короткое дыхание и рудиментарный синтаксис, столь
обычные в современной прозе, — и здесь мы учитываем не только
расстояние между точками, но и слабый раздел самих точек и длину
абзаца, который мягко вливается в нескончаемую главу. Во всем
этом нет никакой расплывчатости и вялости, так же, как нет и
нечленораздельных вспышек чувства. Фраза артикулирована до
конца, она жива во всех своих ответвлениях, ее рисунок подчерк-
нут неизменной адекватностью ритма. Она не вычерчивает само-
довольной арабески, не повторяет излюбленного каданса. Каждый
поворот ее одухотворен, и тонкость стиля всецело совпадает для
нас с тонкостью мышления. Но, чтобы в этой прозрачной грам-
матике мы не забыли ее свободу, на слабых местах периода
возникает часто неожиданное усиление мысли или чувства, и тогда
вся фраза слегка колеблется, как бы исследует почву вокруг себя
и, уже предвкушая совершенство, она дает нам почувствовать всю
пленительную постепенность своего рождения.
Это не внешняя украшенность речи, не механизированное
уменье, которым нас любят тешить наши современники. Пруст не
применяет языка, он с ним одно. Он не изобретает своего искус-
ства, он в нем живет. Мы видели, как единство его отношения к
миру составляет единство его книги, как познание становится
искусством, как весь человек без остатка превращается в художни-
ка. И этот бесконечно цивилизованный и утонченный человек
создал книгу, где, как в явлении природы, свобода сочетается с
органической необходимостью. Неудивительно, что она дает нам
иную пищу, чем та, к которой мы начинаем привыкать. Кто раз
вкусил ее, тому надолго все кругом покажется придуманным и
скудным. Она как страна, которую мы посещаем впервые, как
мир, которого мы не знали и который вдруг открывается нам с
такой побеждающей очевидностью, что мы уже не перестанем в
него всматриваться и не сумеем его забыть.
* * *
То, что мы нашли сказать о Прусте, только первое выражение
нашей благодарности. Нужно было бы многое прибавить и многое
высказать определеннее. Но понимание — отраженное творчество,
и современникам оно дается постепенно. Пруст перестал говорить,
но мы продолжаем слушать. Мы прочли его книгу, но нам еще
предстоит пережить ее.
1924 (№ 72)
69

Из книги «УМИРАНИЕ ИСКУССТВА»
Разобщенность миров, противопоставленность творящего лица
нетворческой и безличной массе, обнаружила не сразу все свои
плоды: речь идет о полуторавековом развитии, не вполне завер-
шенном еще и в наше время. Европейский роман девятнадцатого
века, от Стендаля до Гарди, от Манцони до Толстого, хотя и не
был окончательно отсечен от своего творца, как елизаветинская
драма или французская трагедия, но все же показывал нам человека
и его дела как бы независимо от предварительно воспринявшего их
авторского глаза. Герои романа двигались в некоем до конца
пересозданном и отделенном от автора мире, именно поэтому
казавшемся нашим общим миром, миром одинаковым для всех
людей. Роман не считался с относительностью восприятий, с
множественностью познаваемых миров; его «реализм» был наив-
ным реализмом. Едва заметно подготовлялся и почти нежданно
вскипел тот самый, уже помянутый нами, переворот, для Фран-
ции и европейской литературы вообще, теснее всего связанный с
именем Пруста, в Англии закрепленный Джойсом, в Италии
обязанный многим Свево и Пиранделло, в России — Андрею
Белому. После переворота романист все еще хочет изображать мир,
но он делает это, непрестанно подчеркивая, что мир воспринимает
именно он, или его герой, или несколько его героев попеременно.
Все больше уподобляется он человеку, подошедшему к окну не для
того, чтобы открыть его и посмотреть наружу, а для того, чтобы
рассматривать самое стекло, с его мелкими изъянами, особым
оттенком и небезукоризненной прозрачностью. От такого сосредо-
точения на условиях восприятия легко перейти к особому подчер-
киванию средств изображения, да и всяких вообще технических
приемов. В живописи этот переход выразился в замене импресси-
онизма кубизмом, в литературе ему отвечает разделение среди
только что перечисленных писателей и некоторых примыкающих к
ним. Свево, робкий предшественник Пруста, знает не мир вооб-
ще, а только мир своих личных «представлений»; Белый, совсем
по-иному, но тоже всякий внешний предмет растворяет в своей
мечте. В противоположность им Джойс вообще не знает одного,
даже только своего, мира, одной, даже только своей, мечты; у него
столько же миров — и столько же литературных манер, — сколько
действующих лиц в «Улиссе»; и точно так же Пиранделло каждую
свою пьесу, с утомительным постоянством, строит на противобор-
стве не жизненных и моральных, а познавательных особенностей
70

своих героев, вследствие чего они и становятся лишь чучелами
идей, интеллектуально-механическими куклами. Всех их, однако,
и самое это различие перерастает Пруст, прикованный к себе, из
трепетаний собственного «я» извлекающий все, чем до краев полна
его гениальная, пленительная, чудовищная книга, где нет ни
одного предмета, ни одного лица, которые существовали бы
независимо от автора, ни одной страницы, в которой мир был бы
наш общий или Божий, а не его собственный, где творческая
личность и всесильна и немощна одновременно, а духовная отъ-
единенность, оставленность ее так исконна, так бесповоротна, что
самое затворничество Пруста, его ночная жизнь, его болезнь,
кажутся нам лишь символом этого одиночества.
Прустовский солипсизм в искусстве неповторим. Никто не
напишет вторых «Поисков утраченного времени». То, чем великий
писатель жил — и ради чего он отдал жизнь, — то, что раз навсегда
он выразил в своем творчестве, то у всех других может лишь мешать
и творчеству, и жизни. Недаром его глубокой человеческой под-
линности уже не найти у Джойса или в пьесах Пиранделло.
Одиночество загоняет художника в формалистическую игру, пре-
даваясь которой он может до поры до времени тешить себя гимнас-
тической гибкостью своего умения. Все остальное, все, что не
он, — лишь общее место, дешевая, захватанная красота. Не вос-
певать же ему, в самом деле, весну и любовь, не хвалить же
хорошую погоду (да и дурная потеряла значительную долю своего
очарования). Еще до Пруста предельный эстетический эгоизм
получил законченную форму у недавно умершего английского
писателя, о котором Честертон так ужасно пошутил, говоря, что
Джордж Мур никогда не скажет: «Мильтон — большой поэт», а
всегда лишь: «Мильтон как поэт всегда производил на меня боль-
шое впечатление», никогда не изобразит картины, которую есте-
ственно озаглавить «Лунный свет», а всегда лишь такую, которой
хочется дать название «Развалины мистера Мура при лунном
свете». Совершенно такое же по существу мироощущение Пруст
сумел претворить в искусство, пережив его как трагедию, как
напасть, как неизбежную свою судьбу, тогда как у Мура, самодо-
вольно услаждающегося им, оно разрывает художественную ткань,
придает его писаниям какую-то особую призрачность и неуплот-
ненность и даже мешает ему, несмотря на все языковое мастерство,
сколько-нибудь выпукло передать ощущение собственной своей
личности. Это общее правило: чем больше мы в себя всматриваем-
ся, тем расплывчатей становится наш образ. Личность выражается
71

не в самосозерцании, а в творчестве, то есть в действиях, направ-
ленных из «я» наружу, а не внутрь самого «я»; к таким действиям
относится и построение самой личности. Сосредоточивание на
обнаженном «я» не только не строит личности, но ее разрушает.
Даже у Пруста самое бледное действующее лицо — он сам, Мар-
сель, жизнечувствительная плазма, не обладающая даже и той
степенью личного бытия, какая присуща воспринимаемым ею (и
только в этом восприятии данным) чужим индивидуальностям.
Глубочайшая истина религии и этики, заключающаяся в словах о
том, что лишь потеряв свою душу, можно ее спасти, есть необхо-
димое условие всякого творчества и самый непререкаемый закон
искусства.
1937 (№ 128)
Из статьи «НА СМЕРТЬ БУНИНА»
<...> в «Жизни Арсеньева» лирическая стихия пронизывает от
начала до конца повествование, растворяет в себе всё вещественное
содержание его, делая темой книги не жизнь, а созерцание жизни,
не молодость Бунина-Арсеньева, а созерцание и переживание этой
молодости вневременном авторским я, не как прошлого только,
но и как настоящего, как совокупности памятных мгновений, за
которыми кроется темный, несказанный и, однако, неподвижно
присутствующий в них смысл. Эта двойная субъективность (свой,
а не общий для всех мир, и с ударением не на нем самом, а на
том, как он увиден) приближает книгу, при всем различии опыта,
письма и чувства жизни, к «Поискам потерянного времени». Да и
вся эта субъективизация повествовательных форм, к которой
Бунин пришел во второй половине жизни, ставит его в непосред-
ственное соседство с такими западными современниками его, как
прежде всего Пруст, а затем Свево, Музиль, Вирджиния Вульф,
отчасти и Джойс. По намерениям он несравненно консервативнее
их, но по результатам он к ним ближе, чем какой-либо из поэтов,
писавших прозу, в лагере ему враждебном, за исключением Андрея
Белого. <...>
«Я опять стал кое-что писать, — теперь больше в прозе, — и
опять стал печатать написанное. Но я думал не о том, что я писал
и печатал. Я мучился желанием писать что-то совсем другое,
совсем не то, что я мог писать и писал: что-то, чего не мог.
Образовать в себе из даваемого жизнью нечто истинно достойное
писания — какое это редкое счастье — и какой душевный труд!»
72

Эти слова о своей молодости мог бы написать и Пруст. «Жизнь
дрсеньева», откуда они взяты, на его книгу похожа еще и тем, что
она пронизанное воображением воспоминанье не только о жизни,
Но и о претворении ее в словесную, образную ткань. Юного
Марселя мучит та же потребность и та же недостижимость выраже-
ния, что и сверстника его Арсеньева, и он мог бы повторить за
ним: «Выйдя на балкон, я каждый раз снова, до недоумения, даже
до некоторой муки, дивился на красоту ночи: что же это такое и
что с этим делать!» Разве это не похоже на знаменитое «zut! zut! zut!
zut!» Пруста, на его незнание, как выразить то, что он чувствует
при виде мартэнвильской колокольни, на такое же его недоумение
перед нетронутой, сияющей пеленою мира, за которой таится
что-то, чего нельзя уловить иначе, чем в творческом акте, созда-
ющем художественное произведение. «Я чувствовал, — читаем мы
у него, — что еще не дохожу до самой глубины моего впечатления,
что есть что-то, за этим движением, за этим светом, что-то, что
как будто и заключается в них и прячется за ними». Разве это не
родственно тому, что Арсеньев говорит Лике: «Есть чувства, которым
я совершенно не могу противиться: иногда какое-нибудь мое пред-
ставление о чем-нибудь вызывает во мне такое мучительное стремле-
ние туда, где мне что-нибудь представилось, то есть, к чему-то тому,
что за этим представлением, — понимаешь: за! — что не могу тебе
выразить!» Внимание одного писателя направлено не на ту же сторону
мира, что внимание другого, но свою писательскую задачу они
понимают одинаково, и с одинаковой неизбежностью, хоть и совсем
по-разному, подчиняют ей свою живую жизнь.
1953 (№ 140)
Борис Пастернак
Из письма к Ж.Л.Пастернак
Когда у тебя будут время и возможности, почитай непременно
следующих авторов. Томаса Харди (T.Hardi), Джозефа Конрада
(величайшего современного английск. романиста), Джеймса Джойса
(James Joice) и Марселя Пруста. Я сужу об их достоинствах по
переводам, неполным и отрывочным, и по тому, что о них
говорится в журналах. Особенно интересны Конрад и Пруст.
31 октября 1924 г. (№ 371)
73

Из письма к О.М.Фрейденберг
Я получил работу по составлению библиографии по Ленину и
взял на себя иностранную часть. Для этого хожу в библиотеку
Наркоминдела, где получается большинство иностранных журна-
лов, и тону в них и захлебываюсь статьями, рецензиями и публи-
кациями с десяти до четырех. Того, что от меня требуется, всего
в них меньше. Но мимолетом просматриваю множество интерес-
нейших вещей, по отношенью к которым «Современный Запад» с
Прустом и Сати лишь отраженье в малой капле.
2 ноября 1924 г. (№ 270)
Из письма к Ж.Л.Пастернак
Я уже благодарил тебя за книги. Теперь спасибо за готовность
посылать еще. <...> Пока не надо. Джойса вообще не надо, а
Пруста достану здесь.
26 января 1925 г. (№ 552)
СПЕКТОРСКИЙ
ВСТУПЛЕНЬЕ
Привыкши выковыривать изюм
Певучестей из жизни сладкой сайки,
Я раз оставить должен был стезю
Объевшегося рифмами всезнайки.
Я бедствовал. У нас родился сын.
Ребячества пришлось на время бросить.
Свой возраст взглядом смеривши косым,
Я первую на нем заметил проседь.
Но я не засиделся на мели.
Нашелся друг отзывчивый и рьяный.
Меня без отлагательств привлекли
К подбору иностранной лениньяны.
74

Задача состояла в ловле фраз
О Ленине. Вниманье не дремало.
Вылавливая их, как водолаз,
Я по журналам понырял немало.
Мандат предоставлял большой простор.
Пуская в дело разрезальный ножик,
Я каждый день форсировал Босфор
Малодоступных публике обложек.
То был двадцать четвертый год. Декабрь
Твердел, к окну витринному притертый.
И холодел, как оттиск медяка,
На опухоли теплой и нетвердой.
Читальни департаментский покой
Не посещался шумом дальних улиц.
Лишь ближней, с перевязанной щекой
Мелькал в дверях рабочий ридикюлец.
Обычно ей бывало не до ляс
С библиотекаршей Наркоминдела.
Набегавшись, она во всякий час
Неслась в снежинках за угол по делу.
Их колыхало, и сквозь флер невзгод
Косясь на комья светло-серой грусти,
Знакомился я с новостями мод
И узнавал о Конраде и Прусте. <...>
1925-1931 (№ 100)
Из письма к В.С.Познеру
Пруст года три назад был для меня совершенным открытьем.
Боюсь читать (так близко!) и захлопнул на пятой странице. Оста-
вил впрок, отложил, не знаю насколько.
14 мая 1929 г. (№ 288)
Из письма к Ж.Л.Пастернак
Дорогая Жоничка, я опять к тебе с просьбой о книгах... Пришли
мне сюда, если можешь, то тогда — не откладывая, два тома
75

Пруста, — 1-й и 3-й; второй, «À l'ombre des jeunes filles en fleurs» y
меня есть. Мне же надо: Marcel Proust. «À la recherche du temps
perdu», tome 1, «Du côté de chez Swann» и tome III, «Le côté de
Germantes». До сих пор я боялся читать Пруста, так это по всему
близко мне. Теперь я вижу, что мне нечего терять, т.е. незачем
себя блюсти и дорожиться. Прусту не на что уже влиять во мне.
5 июля 1930 г. (№ 371)
Из писем к родителям и сестрам.
Дорогая Жонюрочка, горячо благодарю тебя за Пруста, какой
удивительный писатель!
11 сентября 1930 г. (№ 552)
<...>по сравненью со стихотворческой техникой, она <проза>
идет у меня так туго, что влеченье мое к ней, вероятно, какое-то
вредное заблужденье, и ничего, кроме застоя, топтанья на месте
и переписыванья по пятидесяти раз одного и того же мне не дает
и всякий раз доводит до отчаянья. <...> Нет, не так, конечно,
пишут ее не только Толстые и Прусты, но даже и рядовые и даже
бездарные прозаики <...>.
<Конец сентября 1935г.> (№ 553)
Из письма к Ж.Л. и Л.Л.Пастернак
Теперь несколько слов совсем о другом. Конечно, для меня более
чем радость — священное какое-то счастье, что, пусть случайно и по
ошибке доброжелателей, я попал в общество имен, которые мне
были в жизни дороже всего, — Рильке, Блока и Пруста!. Нахождение
мое в этой атмосфере естественно и закономерно.
<...>Все теченья после символистов взорвались и остались в
сознании яркою и, может быть, пустой или неглубокой загадкой.
Последним творческим субъектом даже и последующих направле-
ний остались Рильки и Прусты, точно они еще живы и это они
опускались и портились и умолкали и еще исправятся и запишут.
1 Группа молодых английских писателей выпускала альманахи «Trans-
formation», в которых уделялось много места крупнейшим завершителям
европейского символизма Прусту, Рильке и Блоку. Они считали Б.Пастер-
нака своим единомышленником и стали издавать переводы его стихов и
прозы.
76

Что это сознают объединенья вроде персоналистов, в этом их
заслуга. Это же сознание живет во мне. Вот что у меня намечено.
Я хотел бы, чтобы во мне сказалось все, что у меня есть от их
породы, чтобы как их продолженье я бы заполнил образовавшийся
после них двадцатилетний прорыв и договорил недосказанное и
устранил бы недомолвки. А главное, я хотел бы, как сделали бы
они, если бы они были мною, то есть немного реалистичнее, но
именно от этого, общего у нас лица, рассказать главные проис-
шествия, в особенности у нас, в прозе, гораздо более простой и
открытой, чем я это делал до сих пор. Я за это принялся, но это
настолько в стороне от того, что у нас хотят и привыкли видеть,
что это трудно писать усидчиво и регулярно.
[Декабрь 1945 г.] (№ 372)
Из книги Евгения Пастернака
«БОРИС ПАСТЕРНАК. МАТЕРИАЛЫ ДЛЯ БИОГРАФИИ»
По мере окончательной отделки стихи переписывались в специ-
ально сшитую тетрадь, получившую название «Когда разгуляется».
На обложке ее был записан эпиграф из последнего тома прозы
Марселя Пруста «Обретенное время». Отдельные книги этой прозы
Пастернак читал еще в 20-х годах. С того времени сохранился
первый том «В сторону Свана», издания 1925 года с выпиской из
письма Рильке о смерти Пруста, сделанной рукой Пастернака на
форзаце. Он вспоминал потом, что не мог последовательно читать
«В поисках потерянного времени», так как «слишком близко».
Лишь после завершения работы над романом «Доктор Живаго» он
мог позволить себе внимательно прочесть Пруста, задавшись целью
понять, что значило для него потерянное и обретенное время. Он
рассказывал нам, что у Пруста прошлое есть всегда часть настоя-
щего и существует в нем, в образах и мыслях живущего в данный
момент человека, как его воспоминания. Такое же отношение к
прошлому составляет существо и смысл книги «Когда разгуляется».
Эпиграф из Пруста называет книгу старым кладбищем с полу-
стертыми надписями забытых имен, что соотносит содержание
книги с жизнью «бедной на взгляд, но великой под знаком
понесенных утрат», в его свете особое значение приобретает образ
«души-скудельницы».
1958 (№ 352)
77

Из статьи Ольги Карлайл
«ТРИ ВИЗИТА К БОРИСУ ПАСТЕРНАКУ»
Разговор перекинулся на Пруста, которого Пастернак медленно
читал как раз в это время.
— Сейчас, когда я уже приблизился к концу «À la Recherche
du Temps Perdu», меня поразило, как все это созвучно идеям,
которые увлекали нас в 1910 году. Я выразил их в лекции «Сим-
волизм и бессмертие», которую прочитал за день до смерти Льва
Толстого. Ее текст утерян, но среди прочего, сказанного в ней о
природе символизма, там говорилось, что, хотя художник смер-
тен, счастье жизни, которое он выразил, бессмертно. Если это
выражено в личной и все же универсальной форме, это может быть
обнаружено другими в творениях художника.
1962 (№ 424)
Из эссе Жозефины Пастернак «PATIOR»
Когда в 1921 годуя покидала Москву для недолгого пребывания
в Берлине, меня осыпали целым дождем поручений, просьб и
советов. Не помню прощальных слов моих родителей, — все, что
они тогда говорили, было стерто болью расставания с ними.
Позабыты и просьбы и поручения друзей и знакомых, их я поста-
ралась выполнить как могла лучше, достигнув места назначения.
Из всех разговоров вокруг моего близкого отъезда за границу я,
конечно, немногое могу вспомнить. Но вот одно из запомнивше-
гося может послужить введением к следующим страницам.
Я имею в виду настоятельный совет моего брата Бориса — будучи
за границей, познакомиться с произведениями Марселя Пруста.
Брат говорил о книгах, которых в то время нельзя было достать в
Москве. Пруст возглавлял этот список.
Первая книга — «À la Recherhe du temps perdu» — меня ошело-
мила. Пруст был откровением. Но то ли я тогда не смогла достать
следующий том, или по какой-то иной причине, с тех пор забы-
той, чтение не продолжилось. Не ранее прошлого года — более
чем через сорок лет после того как Борис назвал Пруста величай-
шим из всех тогда живших писателей — смогла я проникнуть в
сущность ошеломляющего прустовского творения. Теперь я читала
его книгу за книгой, плененная самим ведением сюжета, неудер-
жимо влекомая вглубь его устремлений и страстей, жадно предвку-
шая продолжение, пока не дошла до конца. И тут, словно в свою
78

очередь, Пруст побудил меня заговорить о моем брате. Я почув-
ствовала необходимость перечитать его прозу.
Пруст и Пастернак. Два человека. Их жизни? Их любви? Их
судьбы? Но ведь они два совершенно различных мира! И все же:
книга Пруста была подобно электрической искре, разрядившей
напряжение между двумя полюсами творческой яви.
Никакие два человеческие существования не могли быть более
несхожи, чем жизни Пруста и Пастернака, ничего общего нельзя
найти в их литературных и жизненных устремлениях. Но это — на
поверхности явлений. Существует меж ними как бы подпочвенная
связь. В глубочайших слоях сознания они вскормлены одной и той
же субстанцией. Субстанция эта — особое представление об искус-
стве, общее им обоим и существенно отличающееся от представ-
лений большинства их собратий по перу.
«Литература, которая довольствуется «описанием вещей», давая
слабое очертание их линий, их поверхности — несмотря на свои
претензии на реализм, — дальше всего от действительности... ибо
она разрывает всякую связь между моим теперешним «я» и про-
шлым, сущность которых сохраняют эти вещи, — и будущим, к
ощущению которого они нас зовут... Час времени — один лишь
час — это сосуд, полный запахов, звуков, планов, той или иной
погоды. То, что мы зовем реальностью, — некое соотношение
между этими ощущениями и теми воспоминаниями, которые нас
непроизвольно окружают, соотношение, которое оказывается по-
давленным, уничтоженным простым кинематографическим виде-
нием, тем более удаленным от правды, чем более оно претендует
на тождество с ней, — то единственное соотношение, которое
писатель должен отыскать, чтобы навсегда соединить в своей фразе
его различные грани» (М.Пруст. «В поисках утраченного време-
ни». Галлимар, т. XV, ее. 35—36).
Пруст порицает реализм не за чрезмерную реалистичность, но
за его неспособность в своей чистой описательности, одномерной
протяженности воспроизвести многомерный образ реального мира.
Каким же путем должен идти художник, чтобы создать то, что
Пруст называет истинным искусством?
На страницах двух последних книг своего романа автор дает
ответ. Он признается, что всю жизнь пытался, но так и не успел
создать такое («единственно живое») искусство. Ряд неожиданных
ощущений, в разное время пробуждающих в нас прошлое, принес
решение задачи: одновременность ощущений прошедшего и насто-
ящего открыла таинственную дверь в царство истинного искусства.
79

Конечно, говорит Пруст, невозможно создать целое произве-
дение, опираясь лишь на силу этих драгоценных мимолетных
мгновений, мгновений слияния впечатлений прошлого и будуще-
го. И это, возможно, более чем что-либо означает различие между
поэзией и прозой.
Лично для меня мерилом истинности искусства всегда была его
непосредственность —- это понятие, как и всякое фундаментальное
понятие, трудно определить. Пруст путем длительных рассужде-
ний приходит к разъяснению его: между ощущениями прошедшего
и настоящего должна возникнуть связь настолько тесная, что оба
ощущения как бы сольются в одно. Иными словами, непосредст-
венность — это и есть полное отсутствие какой-либо преграды
между двумя ощущениями, и это идеал, характерный признак
творческого вдохновения.
Тогда как романист в добавление к этим недолгим, но незаме-
нимым моментам вынужден заполнять свое произведение более
трезво продуманным содержанием, поэт — один лишь поэт —
может пренебречь всеми иными способами выражения, кроме тех,
какие открываются ему этими «драгоценными, но редкими ощу-
щениями». Этот — и только этот — твердый отказ от чего-либо,
стоящего ниже настоящей непосредственности, как ее определяет
Пруст, и есть признак истинного поэта. И особенно это характер-
но для искусства Пастернака.
Невозможно, говорит Пруст, написать большое произведение,
основываясь на силе этих вдохновенных моментов. Но в пастерна-
ковском «Детстве Люверс» нет ни единого случая употребления тех
общепринятых вспомогательных приемов и форм, которыми обыч-
но пользуются писатели при построении литературного произведе-
ния. Будучи великолепной прозой, эта повесть в то же время —
чистейшая поэзия. И по самой своей природе, по своему уникаль-
ному поэтическому замыслу, «Детство Люверс» было предназначе-
но остаться кратким, хотя чувствуется, что было оно задумано как
роман — и было, быть может, началом романа. Позже Пастернак
написал его продолжение, или, скорее, несколько последователь-
ных отрывков, но они утрачены. Должны ли они были — и как
именно — войти в состав ранних глав — я не знаю: бесполезно было
бы судить о том, чего нет.
* * *
Я навсегда сохраню благодарность Прусту за то, что он внушил
мне желание вновь перечитать «Живаго». Конечно, и раньше
80

нарастание трагедии, ее покоряющий лиризм невыразимо трогали.
Цо лишь теперь, когда истерия, поднятая вокруг «Живаго» на
Западе, улеглась и раздирающий уши трезвон в прессе, притуп-
ляющий все чувства, поутих, мне стала явственна величественная
красота книги как целого.
Нервическое возбуждение вокруг личности Лары, посягательст-
ва «христологов» на определенные места книги, истолкования
символов людьми, глухими к голосу искусства, — все эти и многие
другие неприятные явления сопровождали выход романа на Западе.
С пятилетней дистанции, помогающей проверить впечатления,
мне стала понятной ошибочность моих суждений о некоторых
первых главах, показавшихся более слабыми, чем остальные; не-
верно было и приписывать немногие казавшиеся «непастернаков-
скими» места влиянию каких-то негативных факторов. Я и теперь
больше люблю последующие главы (начиная, быть может, с той,
где Юрий заболел тифом), вторую часть книги больше, чем первую
(за исключением самых начальных ее сцен, наиболее впечатляю-
щих во всем повествовании), но это уже, конечно, дело вкуса.
И все же, думаю, тут не только личные впечатления — чувствует-
ся, что чем дальше автор писал, тем увереннее ощущал он собст-
венную почву под ногами, тем более становился самим собой. Раз
замедлив течение действия, он не боится потерять власть над ходом
событий; страницы становятся спокойнее и глубже, язык — все
поэтичнее. Только теперь смогла я по достоинству оценить благо-
родные пропорции всего произведения: краткость глав, ясность их
рисунка, полное отсутствие цветистости, сгущенную манеру пись-
ма, мастерство поэта в проведении сцен, постановке ситуаций.
Право, только теперь, когда рассеялся тяжелый туман толкований
и комментариев, стал виден мне истинный облик романа. Какими
же грубыми были наслоения, которыми покрывался он при попыт-
ках желающих использовать его в своих целях — политических,
философских или религиозных!
А что до Лары... В действительности (если оставить в стороне
счастливый, но достаточно случайный стимул, идущий от чтения
Пруста) именно беспокойство за то, что изучающие русскую
литературу будут смешивать этот центральный образ с другими
образами прозы Пастернака, заставило меня написать данные
страницы.
1964 (№ 373)
81

Из книги Зои Mаслениковой
«ПОРТРЕТ БОРИСА ПАСТЕРНАКА»
[Разговор с Б. Пастернаком:]
— Кроме того, я задался целью одолеть «À la Recherche du
Temps Perdu» Пруста.
— Почему одолеть? Пруста читать — наслаждение.
— Да, но в этой книге около 4000 страниц. Мне ее прислали
из Франции в великолепном издании в четырех томах. Последняя
часть называется «Le temps retrouvé», и я хочу понять философский
смысл книги, как Пруст нашел потерянное время.
1990 (№ 366)
Из «ВОСПОМИНАНИЙ» Евгения Пастернака
Папа был увлечен открывшимся ему широким миром обще-
ния — после Нобелевской премии его и без того обширная пере-
писка возросла в несколько раз. В иные дни он получал до 50 писем
и считал себя обязанным на каждое отвечать. Это занимало много
времени. И ему пеняли на то, что он зря растрачивается. Но папа
и раньше никогда не позволял себе оставлять без внимания прояв-
ление уважения или любви, тем более, — отвечал он на наши
упреки, — ему всю жизнь приходилось писать с оглядкой и потому
многое из продуманного и насущного осталось ненаписанным. Вот
только теперь он может высказать это тем, кому это интересно и
нужно. Он не хотел ехать в Грузию, куда его звала Нина Табидзе,
чтобы не накапливать письма и не увеличивать своей задолжен-
ности.
Но пришлось уехать, и мы увиделись лишь после его возвраще-
ния в середине марта. Он рассказывал о полете на знаменитом
тогда самолете ТУ-104, который он плохо перенес, о своих про-
гулках с Ниной Табидзе по городу, о Прусте, которого там наконец
прочел до конца. Он хотел узнать, что такое найденное время у
Пруста, и понял, что это одновременное присутствие в каждом
моменте настоящего двух времен, прошедшего и наличного, и
через ежемгновенно существующее просвечивает как воспоминание
прошлое, связанное с происходящим невидимыми нитями ассо-
циаций. Такое понимание всегда было очень близко ему самому,
и он старался передать в своей прозе и стихах ощущение слитности
и нерасчленимого единства разновременных моментов существо-
вания.
82

Эти мысли должны были получить воплощение в его новой
пьесе. В Грузии у него пробудилось желание написать об археоло-
гических раскопках, при которых жизнь давно прошедших веков
переплетается с реальными судьбами современных людей. Его
заинтересовало время первого христианства в Грузии, апостольская
деятельность Святой Нины и ее сподвижницы Сидонии. Он спра-
шивал, нет ли у нас каких-нибудь интересных книг по археологии.
С этими же просьбами он обращался к своим друзьям за границей,
и через некоторое время получил в подарок прекрасную книгу про
Кумранские рукописи, о которых нам с увлечением потом расска-
зывал. Мы ничего не знали о них до этого, и для него, как и для
нас, это было потрясающей новостью и открытием.
1996 (№ 495)
Константин Сомов
Из писем к А.А.Михайловой
Что касается «À la recherche du temps perdu» — это серия
романов, — то самый лучший из них у меня есть: «Du côté de chez
Swann».
4 декабря 1925 г.
Вчера я обедал у молодых Леонов, <...> и весь вечер был
посвящен Прусту, рассказам о нем и даже чтению нескольких
отрывков из разных его книг. <...> читанные отрывки так мне
понравились, что я сейчас же попросил <...> первую книгу «Du
côté de chez Swann». Вернувшись домой и чувствуя бессонницу, я
принялся ее читать и сразу вошел в Пруста и подпал [под] его
шарм. Нахожу, что даже его сложный и закрученный стиль по-
строен в конце концов ясно и очень архитектурно. Например,
гораздо лучше и яснее Бальзака, которого я так люблю.
23 февраля 1927 г.
Все эти дни я читал «Свана». Наслаждался и потел и голова
трещала, когда надо было добираться в его бесконечных извилинах
и скобках до конечного смысла его мысли. Он — Пруст — велико-
лепен и мучителен. Я теперь в разгаре его любви к Одетте после
83

его ссоры с Вердуринами. Как превосходно описана эта семья с ее
паразитами, не правда ли?
3 марта 1927 г. (М> 259а)
Из «ДНЕВНИКА»
Читал «Le temps retrouvé» Proust'a — и сердился на его стиль,
minuties, претензию, снобизм. Читать его стиль очень нудно.
2 октября 1934 г. (№ 547а)
Максим Горький
Из письма к В.В.Иванову
«Писатели мы провинциальные»? Это и верно и неверно. Я тоже
долго думал, что как мастера дела мы, конечно, хуже европейцев.
Но теперь начинаю сомневаться в этом. Французы дошли до
Пруста, который писал о пустяках фразами по 30 строк без точек,
а теперь уже трудно отличить Дюамеля от Дю-Гара и Ж.Ромена от
Мак Орлана. Все однотонно одинаковы, все одинаково скучны.
Новых тем — нет, крупных талантов — тоже нет.
15 октября 1926 г. (№ 143)
Из статьи «ОБ АНЕКДОТАХ И - ЕЩЕ КОЕ О ЧЕМ»
И вообще мне довольно часто кажется, что некоторые молодые
писатели учатся как будто не у действительности, а у Фридриха
Шлегеля, который за 132 года до наших дней проповедовал, что
«человеческое «я» находит свое истинное удовлетворение не в
энергической деятельности, а в богоподобном искусстве бездейст-
вия, в отсутствии всякой деятельности, живет «самонаслаждени-
ем» и чем более походит на растение, тем лучше для него».
Это учение чистейшего пассивного романтизма в XIX-XX вв.
многократно повторялось, и нередко в таких курьезных формах,
как в книге Гюисманса «Наоборот», как у непомерно расхваленно-
го Уота Уитмена и, наконец, у нестерпимо болтливого Марселя
Пруста.
1931 (№ 101)
84

Из статьи
«РАВНОДУШИЕ НЕ ДОЛЖНО ИМЕТЬ МЕСТА»
Жизнь непрерывно создает множество новых тем для трагичес-
j^iX романов и для больших драм и трагикомедий, жизнь требует
нового Бальзака, но приходит Марсель Пруст и вполголоса расска-
зывает длиннейший, скучный сон человека без плоти и крови, —
человека, который живет вне действительности.
1932 (№ 104)
Из доклада «СОВЕТСКАЯ ЛИТЕРАТУРА»
на Первом всесоюзном съезде советских писателей
Буржуазное общество, как мы видим, совершенно утратило
способность вымысла в искусстве. Логика гипотезы осталась и
возбудительно действует только в области наук, основанных на
эксперименте. Буржуазный романтизм индивидуализма с его склон-
ностью к фантастике и мистике не возбуждает воображение, не
изощряет мысль. Оторванный, отвлеченный от действительности,
он строится не на убедительности образа, а почти исключительно
на «магии слова», как это мы видим у Марселя Пруста и его
последователей.
1934 (№114)
Из статьи «О ФОРМАЛИЗМЕ»
Идеалистическое миропонимание не всеми легко усвояется,
поэтому о значении формы спорят две тысячи триста шестьдесят
шесть лет, вплоть до марта 1936 года. В литературе вопрос фор-
мы — вопрос эстетики, вопрос о красоте. Для Гегеля, как и для
Платона, красота — выражение идеи. В области права формализм
выражается предпочтением буквы закона смыслу его. В эстетике —
Учении о красоте — формалисты утверждают, что красота сводится
и выражается в гармоничном сочетании звуков, красок, линий,
которые приятны зрению и слуху сами по себе, как таковые, и
независимо от того, что выражается посредством их.
Соотношение линий в архитектуре, игра линий в орнаменте,
сочетание красок в материях нашего платья, стройность, изяще-
ство, удобство форм посуды и различных предметов домашнего
°бихода иногда так же великолепны и прекрасны, как прекрасна
Мелодия в музыке. В литературе излишняя орнаментика и детали-
зация неизбежно ведут к затемнению смысла фактов и образов.
85

Желающие убедиться в этом пусть попробуют читать Екклезиаста
Шекспира, Пушкина, Толстого, Флобера одновременно с Мар^
селем Прустом, Джойсом, Дос-Пассосом и различными Хемин-
гуэями.
1936 (№ 123)
Борис Грифцов
МАРСЕЛЬ ПРУСТ
У Марселя Пруста — писательская биография, мало похожая на
то, какою она бывает в новейшее время. Независимо от того, как
сменяются литературные школы, как обновляются или вновь ста-
билизируются по-старинному композиционные и стилистические
приемы, все более влиятельным фактом делается, что литература
находится в руках профессионалов. Все более определяются и
стабилизируются, не по внутренним причинам, а по соображени-
ям техническим, виды повествования. Начиная работу, писатель
уже видит перед собою, как будет издана книга. Он не может не
считаться с тем, что внимание читательское ограничено. Читатель
стал непоседливым и торопливым. Уже давно отошли в прошлое
те времена, когда романисту можно было завладеть читательским
вниманием на много лет, на много томов одного и того же
произведения. Читатель, сам живущий медленно, воспринимаю-
щий уединенно и сосредоточенно, не боящийся книги очень
длинной и скучноватой, как будто и не мог бы существовать при
современной европейской цивилизации. К концу XIX века не раз
высказывались предположения, что литературе суждены глубокие
перемены: скоро роману вообще не будет места при все ускоряю-
щемся темпе городской цивилизации, при все возрастающей заня-
тости человека. Коротенький рассказ, который можно прочесть и
в трамвае, или кинороман, которым хорошо кончить деловой
день, роман, непременно занимательный, немножко трогатель-
ный, по возможности экзотический, с развязкой обязательно
благополучной — вот единственно, что должно уцелеть в XX веке.
Такие предвидения оправдались лишь отчасти. Правда, что
литература все больше становится делом профессиональным, что
размерами книги и ограниченностью читательского внимания те-
перь как никогда определяется строение романа. Но XX век
86

приносит также — и это все явственнее становится видно — новое
оСдожнение форм. В этом смысле достаточно неожиданным был
десятитомный «Жан-Кристоф» Ромена Роллана. Наряду с ко-
ротким, явно сюжетным, отчетливо кульминированным одно-
томным, «хорошо сделанным» романом оказалось место для
нескончаемого романа-хроники, романа циклического, какой гла-
венствовал в XVIII и даже XVII веках. В самой эволюции литера-
лы наметилась некоторая цикличность.
Но и при всем том наследие Пруста оказывается необычным.
В молодости он издал небольшую книгу рассказов («Les Plaisirs et
les Jours», 1896) и затем замолчал почти на двадцать лет, которые
отдал работе над многотомным, весьма удивительно построенным,
романом. Доведя его до конца в первой редакции, начиная с
1913 года, он стал печатать томы по мере того, как они проходили
через вторичную обработку. До смерти Пруста (он умер 18 ноября
1922 года) успело выйти девять книг, следующие две были уже
подготовлены к печати. Книги последние печатаются по чернови-
ку. И сейчас, через четыре года после смерти Пруста, роман, в
сущности составляющий собою все литературное его наследие,
целиком не издан.
Уже с заглавием романа «В поисках потерянного времени»
нарушаются традиции французской литературы, приучившей к
конкретности и ясности. Во Франции как нигде длительны и
постоянны литературные традиции. В результате трехвекового не-
прерывного развития роман принял как будто окончательную
форму. Даже в самой неблагополучной по впечатлениям книге так
легка перспектива, так видимы темы и выделена кульминационная
точка. Искусство писателя раньше всего определяется выбором
удобообозримого предмета. Чувственный синтез — основная кон-
цепция. Какое множество книг дала Франция, соразмеренных,
занимательных. Флоберовское правило: самое главное — знать, о
чем не следует говорить, — не стало ли основным постулатом его
эстетики, приведшим к изумительной соразмерности, иногда — к
очаровательности пустяков, иногда — к той предвзятой професси-
ональной ограниченности, которую и сама Франция решила нако-
нец разрушить.
«Поиски» Пруста безграничны и на первый взгляд беспредмет-
ны. По внешности это без всякого особого порядка записываемые
воспоминания. В полном издании они займут не менее пятнадцати
книг. Части лишь кое-где разбиты на главы. Иногда глава занимает
Целую книгу. Абзацев Пруст также не любит. Встречаются фразы
87

в триста с лишним слов. Наконец, нельзя сказать, чтобы фабула
у его романа была достаточно определенна. Кругозор то расширя-
ется, захватывая множество предметов, изображаемых с небыва-
лой детализацией, то, наоборот, сосредоточивается упрямо на
одной и той же, вновь и вновь передумываемой теме. Дела и
события — это уже очень скоро начинаешь замечать — совсем не
главное в романе. Не изложить события, не показать картины и
облики, а по-новому постичь механизм человеческой психики —
как будто так вернее определить задачу Пруста. В конце концов,
не обнаружится ли в его книге полная архитектоничность? Может
быть, это вовсе не воспоминания, а заботливо подобранные тео-
ретические примеры и эта архитектоничность не окажется ли
логичностью теории, ходом абстракции?
Во всяком случае первые попытки общения с Прустом всегда
приводят к неудаче. Больше тридцати — сорока страниц очень
трудно прочесть. Многочленная фраза с ускользающим главным
предложением, перебивающие друг друга воспоминания, вызывае-
мые каждым из них новые ассоциации, множество действующих
лиц, трактуемых, однако, не как константные психофизические
облики, а как силы, на всем протяжении романа меняющиеся и
по-разному воспринимаемые также меняющимся субъектом пове-
ствования, — весь этот разлившийся на пятнадцать книг психи-
ческий поток так местами напряжен, что читатель отчаивается
охватить когда-нибудь всю постройку целиком.
Сам Пруст хотел издать свой роман еще менее популярно. Он
искал издателя, который согласился бы напечатать его весь в одной
огромной книге. Тогда этот роман — другие называют его хрони-
кой, третьи — психоаналитической эпопеей — занял бы большой
том в двести печатных листов сплошного, почти не разбитого на
абзацы, набора. Что делать читателю, привыкшему обращаться к
книге на минутку между службой и заседанием или на часок перед
сном, с такой своего рода библией? Пожелание Пруста не испол-
нилось, он не только не нашел издателя, который согласился бы
издавать такую экстравагантную книгу в несколько тысяч страниц,
но даже и вообще не нашел издателя для первого тома, который
он был принужден издать на свой счет. Первый том был издан
накануне войны, второй пришлось отложить до 1919 года; его
появление сопровождалось несомненным успехом. Пруст получил
Гонкуровскую премию. Похороны Пруста были свидетельством
того, что он завоевал себе — за самые последние перед смертью
годы — настоящую славу. Однако издание его книги, тринадцать
88

дет назад начавшееся, не закончено и до сих пор. То мешала
война, то, наконец, неожиданная смерть Жака Ривьера, руково-
дителя самого влиятельного за последнее десятилетие журнала и
издательства «Nouvelle Revue Française», который одним из первых
открыл Пруста и редактировал посмертное издание последних его
томов. Таким случайным замедлением издания современный чи-
татель еще более ставится в положение, в каком был его собрат
XVII века: годами ждать новой главы, хотя каждую неделю мода
гонит его к новому имени и к новой теории и хотя давно уже
читатель подозревает, что «Поиски» вовсе не сумма самостоятель-
ных частей, а единая книга, требующая — как ни было бы это
трудно — цельного восприятия.
Количественная необозримость, однако, не главная причина
того, почему слава Пруста так мало как будто соответствует впе-
чатлению, какое вынесет от его романа читатель, не претендующий
на теоретические изыскания. «Поиски» настолько неблагополучны
по заключенным в них теоретическим и нравственным выводам,
что, казалось бы, читатель должен избегать общения с Прустом
просто ради собственного спокойствия. На всем протяжении своей
книги он открывает непостоянство человеческой психики, унич-
тожая самую мысль о какой бы то ни было нравственной ответст-
венности человека, обнажает те импульсы, о которых не принято
говорить не только вследствие условной морали, но и потому, что,
будучи названы, они становятся еще влиятельнее; обследует иска-
жения нормальной психики, одно любопытство к которым пси-
хиатрия признает нездоровым; обычное и явно ненормальное,
существенное и самая вздорная ассоциация, минутно пронесшаяся
сквозь ум, — все становится в один ряд, все равно обязательно,
человек ни в какой степени не владеет собой, своими инстинктами
и атавистическими пережитками. <...>
Характерно возникла слава Пруста, проходя стадии, столь
типичные для феномена славы вообще. Существуют очень смеш-
ные рассказы о том, как в 1913 году издатели отказывались принять
роман Пруста, начинающийся с того, что на сорока страницах
какой-то господин ворочается с боку на бок в своей постели,
тщетно пытаясь уснуть. О Прусте заговорили, когда в 1919 году
ему была присуждена премия. Но настоящая слава возникает в
связи с его смертью. Для славы, благодаря которой самые трудные
и неблагодарные теории приобретают обязательность, необходимо
признание их авторитетности. И не раз, конечно, бывало, что
смерть, открывая в писательской жизни легендарные черты, сразу
89

делала его авторитетным. Читателю необходима легенда о писате-
ле. Очень долго держался тот вид писательской легенды, который
возник век назад в романтическую эпоху: поэт должен быть беден,
непокорен и самой беспорядочностью своей жизни должен отли-
чаться от буржуа; мансарда, длинные волосы, бледное лицо и
неудачная любовь особенно подходят для поэта. Ни одной из этих
черт у Пруста не было; он происходил из состоятельной семьи,
жил как рантье. Тем не менее — и в этом читатели, признав его
авторитетность, правы — в его жизни были редкостные черты,
притом как раз такие, каких наименее можно было от него ожи-
дать, судя по его юности.
Марсель Пруст родился 10 июля 1871 года, отец его — из-
вестный медик, профессор гигиены Андриан Пруст. С самого
детства Марсель был болезненным, уже девяти лет обреченным на
смерть: его едва спасли от припадка астмы. Изнеженный, избало-
ванный и хрупкий — таким он был в юности. Потом начинается
светская жизнь. Изящные стихи, переводы статей Рёскина, но,
главное, — светская жизнь, самодовлеюще-праздная. Элегантный
сноб, эстет — таким он стал в 90-х годах; как раз тот тип чувство-
ваний, от которого никак нельзя было ожидать упорного труда.
Одним из биографов Пруста была сделана попытка доказать, сколь
многим он обязан Роберту Монтескью, своему наставнику на путях
светской жизни и эстетства. Попытка приводит к обратным ре-
зультатам. Ученик оказался мало похожим на своего учителя,
ограничившего жизненную задачу стихами, пустой изысканностью
которых и исчерпываются все их достоинства, да разве еще тем,
что все свое состояние он истратил на собственные портреты.
В книге, которой Пруст в 1896 году начал свою литературную
деятельность, много следов этой эстетской полосы. Анатоль Франс
подчеркивал в предисловии ее заглавие «Забавы и Дни» — умыш-
ленный контраст гесиодовской поэме «Труды и Дни». Удивительно
в жизни Пруста то, что гесиодовское заглавие окажется целиком
примененным ко второй половине его жизни. Если бы не болезнь,
Прусту, конечно, не выйти из того ограниченного эстетского
круга, который существовал так недавно, но кажется отделенным
от нас веками, да и из Европы войною выметен, кажется, окон-
чательно. Уже в первые годы XX века Пруст был принужден
отказаться от светской жизни, которую так любил. В этом, разу-
меется, ничего героического нет. Но в том, как, запершись почти
на двадцать лет, отрезанный от всяких внешних впечатлений, лежа
в постели, он с невероятным упорством писал свою нескончаемую
90

книгу, — в том, конечно, есть и необычайные и неожиданные
черты. Уже тридцатипятилетний Пруст безнадежно болен, и если
он прожил еще шестнадцать лет, то он обязан этим исключительно
своей воле, которую так неожиданно находить в его характере.
Болезнь была такова, что всякое внешнее впечатление становилось
губительным. Комнату, где он прожил эти годы, пришлось обить
пробковым деревом, чтобы не достигал шум извне. Между тем
любопытство к внешнему миру вообще — это, может быть, гла-
венствующая черта у Пруста. Приходилось соразмерять каждое
впечатление, каждую встречу, разговор, если думать о том, как
бы просуществовать еще год. Как было возможно еще и писать при
таких условиях? Ведь, в сущности, и болезнь, о которой известно,
что она неизлечима, может стать самодостаточным занятием, не
меньше, чем светская жизнь. Болезнь — основной момент писа-
тельской биографии Пруста. Мы знаем в истории литературы
случаи, когда болезнь создает условия исключительно благоприят-
ные для писательства, когда, отсекая соблазнительность новых и
нескончаемо отвлекающих впечатлений, она сосредоточивает все
умственные силы на одном, уже испытанном и, именно в силу его
оторванности, предстающем законченно и существенно. Таких
случаев немного, но все же они встречаются и ими только подчер-
кивается, каких необычайных условий вообще требует и каким по
существу своему должно быть трудным писательское дело. Отвое-
вывая себе каждый лишний день, не допуская никаких изли-
шеств — а излишеством для него было любое впечатление, — Пруст
писал свою книгу, не случайно разросшуюся до пятнадцати книг
и задуманную как сложное, разноплоскостное произведение, ключ
к которому должна дать только последняя его часть, носящая
заглавие «Обретенное время».
Проще всего было бы форму «Поисков» объяснить обстановкой,
в которой Пруст был принужден писать свою книгу. В самом деле,
лежа в постели годами, без людей, без впечатлений, что и делать
еще, как не писать мемуары? Роман ли книга Пруста или для нее
вполне было бы достаточно термина «мемуары»? Она действительно
охватывает жизнь тех социальных кругов, в которых жил и автор,
повествует о том, как в течение нескольких десятилетий постепен-
но сливались два враждебных друг другу слоя, как к все большему
Упадку приходит аристократия. Уже один тот факт, что субъект
повествования также носит имя Марселя или что в «Поисках»
Постоянно упоминаются действительные лица и события: дело
Дрейфуса, Метерлинк, художники-импрессионисты, русский дя-
91

гилевский балет и мн. др., — не аргумент ли все это за полную
применимость термина «мемуары»? Но вот наряду с лицами дейст-
вительными в «Поисках» большое место занимают впечатления от
сонаты и септета Вентейля (Vinteuil), от пейзажей Эльстира, от
игры актрисы Берма, исполнявшей роль Федры, от статей Берго-
та, от встреч с ним и, наконец, от его смерти. Все они даны так
убедительно, что среди французских композиторов, долго оставав-
шихся у нас неизвестными, готов бываешь искать Вентейля. Его
изумительный септет может ли не существовать действительно?
И статьи Бергота. Их так естественно найти где-то в «Mercure de
France», среди статей Рене Гиля, Реми де Гурмона.
Все это иллюзия. Вентейль не писал ни сонаты своей, ни
септета, и Берма не играла Федру, пейзажей Эльстира не найти ни
в одном из музеев и статей Бергота — в журналах. Они выдуманы.
И не для того ли их имена постоянно упоминаются вперемежку с
именами писателей, музыкантов и художников, на самом деле
существующих, не для того ли и книге придана видимость мемуа-
ров, чтобы тем крепче была иллюзия?
Конечно, можно возразить, что если ни Бергот, ни Вентейль
никого в отдельности не изображают, то в каждом из них скон-
центрированно отображено происходившее в парижской жизни за
20-30 лет перед войной. Но «Поиски» и по другому основанию
вовсе не являются мемуарами. По своим сюжетным единицам они
разнокачественны: детские впечатления Марселя, его встречи с
Жильбертиной Суан; отдельный эпизод, происходящий лет за
двадцать до того — любовь Суана-отца; такая свежая по впечатли-
тельности юность Марселя «В тени юных цветущих девушек», как
озаглавлена вторая часть; затем несколько томов иронических,
саркастических наблюдений над светом и переход к одной из
основных тем — о развращенности, с эпиграфом из Альфреда де
Виньи — «Женщине Гоморра, мужчине Содом»; совместная жизнь
Марселя с Альбертиной, тюрьма, на которую обрекли они друг
друга, и, наконец, «Альбертина исчезла», казалось ненадолго, на
самом деле этот последний из изданных томов — повествование о
горе, простом и сильном, горе не столько даже оттого, что
Альбертина умерла, сколько о том, что и самая смерть ее забыва-
ется. Так «Поиски» оказываются повествованием о всепоглощаю-
щем времени. Но эта тема не выделена в отдельную часть. Ее
можно было показать только на разнокачественном материале. Все
те воспоминания, которые, сталкиваясь и скрещиваясь, вмеши-
ваются в каждую живую минуту, все те разговоры о совсем посто-
92

роннем, в которых человек участвует и которыми как будто живет,
хотя на самом деле в нем происходит какой-то единый процесс,
когда он себя собирает и впечатления концентрирует около един-
ственно важной темы; вновь разные встречи, которые вмешивают-
ся извне, — материал для иронических наблюдений и сквозь них
вновь свое собственное горе, — не выделяя важнейшее и схватывая
его в неразрывной связи с обыденным, передавая самую множест-
венность, растрепанность повседневности, которую не отделить
ни от одного впечатления существенного, так записывает свои
впечатления Пруст. Они как будто о многом, но это многое только
для того, чтобы само собой сквозь многое стало видно существен-
ное. Прусту важно не столько дать наивозможно явственные, хотя
и воображаемые, портреты, сколько проследить, как они меня-
ются, как меняются и наши впечатления от них в зависимости от
того, как меняемся мы сами. «Поиски» вовсе не повествование о
различных фактах, приходивших друг другу на смену, а о том, как
все они вместе одновременно оказались в сознании. «Поиски» —
запись того, что собралось и вспомнилось в краткое мгновение.
Для мемуаров была бы необходима уверенность в происходивших
событиях. Событий вообще очень мало в книге Пруста, а если они
и есть, то носят не исторический, а гносеологический характер.
Правильно было отмечено однажды, что «героев» в романе
Пруста нет, его единственным героем является память, его пред-
метом — время. «Поиски» — роман о памяти. Пока человек вос-
принимает что-нибудь с вожделением, ища практической выгоды
или наслаждения, до тех пор восприятия его искажены. Подлин-
ное познание дает только память, вернее: только непроизвольные
воспоминания. Целая группа воспоминаний возникает у Марселя
от того, что он взял в руку печенье, того определенного сорта
«Мадлен», какое, вдруг вспомнилось, обмакивал он в чашку с
чаем в детстве. Так в их непроизвольной связанности возникает и
вся книга Пруста, пестрая по множеству предметов, наблюдений,
замечаний, отклонений, сосредоточенная на все возвращающихся
немногих наблюдениях. Но задача его была не в том, чтобы
отдельно выделить это немногое, а в том, чтобы показать, как оно
существует, всегда смешавшись с множественным. Он не выводит
основные мотивы, а предоставляет им обнаружиться самим.
В сущности, перед нами редкий случай «автоматического письма»,
которым сопровождается сосредоточенное воспоминание. Каждый
малый момент жизни в таком случае непомерно разрастается. Если
записать все до конца содержание сознания в любой момент, как
93

бы ни был он незначителен, эта запись потребует много страниц.
Весь темп повествования становится иным, если писатель усвоит
себе этот принцип автоматического письма. И в самом деле Пруст
очень мало похож на других писателей. Обычно писатель считает
необходимым сообщить только о немногих вершинах своего пси-
хического потока. Писатель выбирает немногое, на страницах
романа жизнь мчится головокружительно быстро. Пруст работает
с «замедлителем», он микроскопически обследует содержание со-
знания, не боясь того, что ни одно впечатление не приходит
отъединенно, но всегда связанное в пучок разнородного, как будто
вовсе не сходного. Только в такой автоматической записи стано-
вятся видны одновременные скрещения разных, иногда до полной
противоположности разных, психических тенденций, перебои,
вдруг направляющие ход мыслей в ненужную как будто сторону,
где оказывается все ускользавший узел переживаний. Только так
становится видна текучесть психики. В этом принципе — самое
важное достижение Пруста. Наряду с ним писатели больших
психологических школ, сколько бы фактов они ни вводили в
повествование, оказываются статическими. Перед взглядом про-
ходят и меняются разные предметы, но взгляд остается один и тот
же. Пруст попытался преодолеть эту общепринятую литературную
условность. Запечатлеть переживания в их изменчивости, непо-
средственно ввести в процессе изменения — раньше всего такую
задачу видел он перед собой. <...>
Пруст не соблюдает хронологической последовательности, не
разбивает вспоминаемого на строго отфаниченные части. Жизнь
сознания анахронистична. В каждое ее мгновение вступает про-
шлое, частью деформированное, частью — только сейчас и по-
стигнутое по-настоящему впервые. Невозможно отделить себя
теперешнего от неисчислимых впечатлений прошедших, ни одно
из которых не исчезло бесследно.
<...>Седьмой том «Альбертина исчезла» цельнее других и сосре-
доточеннее на одной теме. Он стилистически сдержаннее, обычное
для Пруста цветение образов здесь погашено. В других томах
перебои воспоминаний более внезапны и красочны. Калейдос-
копическая ифа образов с годами вообще угасала у Пруста, од-
новременно с тем слабее становилась литературность, желание
«побаловаться» различными стилистическими ходами, облюбовы-
ванье неожиданного. Подходя к горю, гаснет и тон повествования.
Отчасти уже и потому, вероятно, меньше расцветки в седьмом
томе, что он издан по черновиками...>
94

Статьи о Прусте <...> производят впечатление, не совпадающее
с впечатлением от его романа. В статьях часто сопоставляют его с
Фрейдом, Бергсоном, иногда даже с Эйнштейном. Нельзя назвать
такие сопоставления праздными. Теорий Фрейда и Эйнштейна
Пруст, кажется, не знал совсем, но со вторым он совпал лишь в
самом общем смысле, в понятии относительности, с первым —
существеннее; Пруст также хотел в самых повседневных психичес-
ких фактах увидеть подпочвенные проявления бессознательного и
также видит эротическую обусловленность в словах и поступках как
будто нисколько не эротических; еще теснее связь его с Бергсоном,
учеником которого он был: течение времени, непрестанная эволю-
ция личности, открываемые интуитивно богатства подсознатель-
ного мира — эти бергсоновские идеи нетрудно найти. Было бы
нелепо, однако, считать «Поиски» иллюстрацией к «Творческой
эволюции». Также было бы законно извлечь из «Поисков» психо-
логическую теорию Пруста, выделяя даже главы вроде таких:
анализ привычки, лени, ревности, лживости и т.д. Этюд о лжи-
вости, вероятно, был бы наиболее богатым, не о лживости,
расцениваемой этически, не о сознательном обмане, это мало
интересует Пруста, а о лживости неизбежной, несознаваемой, о
том, что человек, говоря, сам не в полной мере постигает и
оценивает свои слова, что по существу, гносеологически, человек
лжив.
Такими статьями совсем не может быть исчерпано значение
Пруста. Они пишутся больше всего потому, что поводов для них
у Пруста много. Но в них есть та систематичность, которой совсем
лишен роман «Поиски». Может быть, даже слишком далек он от
систематичности, его средние части «Содом и Гоморра» утомитель-
ны, разговорны, ненужно умножены в них примеры не слишком
сложного. Зато, чего не в состоянии передать никакая теоретизи-
рующая статья, такое впечатление свежести, щедрой и свободной
игры образами оставляют две первые части и так сосредоточенно
Драматичны обе последние. Именно тем, как мало последователен
и непропорционален Пруст, как без логической обязательности
вспыхивают и образы и эпизоды, и еще тем, какая бывает у него
Улыбка, несмотря на пессимизм его теорий и трудность взятой им
на себя задачи, вызывается это впечатление свежести.
1926 (№ 337)
95

Евгений Ланн
ПРЕДИСЛОВИЕ К РУССКОМУ ИЗДАНИЮ
[книги «Утехи и дни»]
Мы как будто знаем современную литературную Францию.
Переведены сотни книг современных французских мастеров, за
истекшие несколько лет мы узнали десятки новых крупных имен.
Мы следим за французской литературой сегодняшнего дня с боль-
шим вниманием, чем в дореволюционные годы; по статьям наших
критиков и заметкам рецензентов мы знаем кривую ее послевоен-
ного развития.
И однако наша осведомленность весьма относительна, — до сих
пор мы не знаем Пруста! А ведь по неполным данным, имеющимся
у нас, о Прусте с 1919 года во Франции написано сто пятьдесят
пять статей и очерков, издана о нем монография, а в Англии,
Америке (С.Ш.), Германии, Бельгии и Швеции появилось восем-
надцать очерков, не считая тех девяти, что были помещены в
специальном номере «Nouvelle Revue Française», посвященном
памяти Пруста, и подписаны были именами английских критиков.
Не всегда показательны цифровые данные, но в данном случае
убедительность их сомнений не вызывает: Марсель Пруст — круп-
нейшее явление французской литературы, явление настолько зна-
чительное, что с выпадением Пруста из нашего поля зрения
искажается для нас лицо сегодняшней литературной Франции.
Подчеркивая принадлежность Пруста сегодняшнему дню, мы
имеем в виду не только влияние Пруста на молодых французских
романистов (Eugène Monfort в «les Marges» за август 1924 г. оста-
навливается на этом влиянии). Хотя Пруст умер в 1922 году — и
по сей день еще не закончен печатанием основной труд его жизни —
роман «À la recherche du temps perdu» — «В поисках потерянного
времени» — роман, который Пруст вначале хотел назвать «Содом
и Гоморра», а затем, изменив это первоначальное решение, оза-
главил «Содомом и Гоморрой» пятую часть своего романа — в три
тома. Этот многотомный роман (редактирование которого взял на
себя после смерти Пруста Jacques Rivière, умерший совсем не-
давно) еще и в наши дни целиком не опубликован (ныне редак-
тирует последнюю часть романа «Le temps retrouvé» — «Обретенное
время» — Роберт Пруст — брат писателя), и тем самым Пруст
остался в «сегодняшнем дне» не только в силу своего влияния на
молодых писателей Франции.
96

«À la recherche du temps perdu» — стержень творчества Пруста,
и, разумеется, рамки настоящего предисловия не позволяют оста-
новиться на этом романе, архитектоника которого, по мнению
некоторых французских критиков, напоминает дантовскую «Коме-
дию». Когда русский читатель познакомится с трудом всей жизни
Пруста — неизвестно, ибо в романе — не меньше 15 книг. Но тем
более необходимо познакомить читателя с предлагаемой книгой
«Les plaisirs et les jours», которой Пруст дебютировал; в «Утехах и
днях», изданной в 1896 г. с предисловием Франса, иллюстрация-
ми Мадлены Лемэр и четырьмя этюдами для фортепьяно Рейнальдо
Гана, уже предощущается зрелый Пруст.
Писателю было двадцать пять лет, когда он издал свой первый
сборник рассказов. Родился Пруст в июле 1871 г. Отцом его был
француз — видный профессор-медик, матерью — еврейка, урож-
денная Вейль, из богатой буржуазной семьи. Воспитывался Пруст
вначале дома, а затем был отдан в лицей Condorcet, где многим
был обязан своему профессору риторики — Дарлю; влияние пос-
леднего сказалось в любви Пруста к занятиям по философии и
привело его к бергсонианству. Вопреки желанию отца, предназна-
чавшего сына для карьеры дипломатической, Пруст дипломатом
не стал. После окончания лицея он поступил в Сорбонну на
юридический факультет и, кончив его, пробыл месяц в конторе
адвоката, пытаясь себя убедить, что лучшая для него профессия —
спокойная работа нотариуса. Юридические науки нимало Пруста
не интересовали, но на этих поисках «спокойной» профессии
нотариуса сказалось влияние той мучительной болезни, которая
позволила писателю дожить до 50 лет только благодаря исключи-
тельной его сопротивляемости физическим страданиям.
Болезнь эта — астма. Первый приступ был у Пруста, когда ему
исполнилось девять лет, и с той поры, до самой смерти своей
писатель был «обреченным» — рисковал задохнуться с первым же
ее приступом, ибо астма у него была в крайне тяжелой форме.
Жизненный путь Пруста трагичен, и едва ли не сознание, что
болезнь его смертельна, толкало Пруста в дни его юности погру-
жаться в пьянящую светскую жизнь, пить «сегодняшний» день до
конца, до капли, ибо «завтра» могло и не настать.
Но «завтра» настало. С 1905 года Пруст отдается целиком лите-
ратуре. Он входит в литературу с неисчерпаемым запасом психо-
логических наблюдений — запасом, собранным им в течение
Двенадцати лет его светской жизни и лишь частично использован-
ным в «Утехах и днях». Расплатой за «утехи», добровольно приня-
97

той, явились для Пруста «дни» напряженного, нечеловеческого
труда над своим романом. Обособившись от мира внешнего,
отказавшись от всех внешних впечатлений, которые он уже не мог
выносить из-за прогрессирующей болезни, писатель ушел от жизни
для работы. Работать он мог только по ночам, ибо днем задыхался;
он жил и писал, напрягая всю свою волю, чтобы преодолеть
страдания; раздражения органов чувств были ему уже непосиль-
ны — он должен был в последние годы жить в совершенно изоли-
рованной комнате, обитой пробкой, которая заглушала все звуки,
доносившиеся извне. Получив в 1919 году премию Гонкуров, он
умер 18 ноября 1922 г., не успев целиком опубликовать свой роман.
«Утехи и дни» — тонкая книга. Снобизм в ней — мнимый.
Всегда Пруст видел «светских» людей в должном освещении,
никогда он не был ими одурачен. Léon Pierre Quint, автор моно-
графии о Прусте, вспоминает как часто в разговоре о них писатель
повторял: «Ah! qu'ils sont idiots!»
Стиль Пруста — предмет монографии. Периоды нередко про-
стираются на целую страницу, и посему перевод Пруста на другой
язык — задача большой трудности.
1926 (№ 74)
Адриан Франковский
ПРЕДИСЛОВИЕ
[к роману «В сторону Свана»]
Вскоре по окончании войны на литературном небе Франции
появилось светило необыкновенной яркости: Марсель Пруст. Во
время получения в 1919 году Гонкуровской премии, которая при-
несла ему славу, Пруст не был молод (родился в 1871 г.); он не был
также новичком в литературе. Еще в начале девяностых годов он
деятельно сотрудничал в журнале «Banquet» — одном из тех эфе-
мерных журнальчиков литературной молодежи, продолжитель-
ность жизни которых измеряется обыкновенно несколькими
номерами; в 1896 г. появилась книжка его рассказов и этюдов «Les
Plaisirs et les jours» (куда вошли вещи по большей части уже
напечатанные раньше в журналах) с предисловием Анатоля Фран-
са; затем, в течение почти двух десятилетий, литературная деятель-
ность Пруста ограничивается хроникой светской жизни в «Figaro»
98

и переводом нескольких книг Рёскина с обширными вступитель-
ными статьями к ним. В литературных кругах его не считали
серьезным писателем; он был известен лишь как эстет, сноб,
бульвардье, остроумный собеседник. Вот почему, написавши пер-
вый том своего знаменитого теперь романа «В поисках за утрачен-
ным временем» («À la recherche du temps perdu»), Пруст не мог
даже найти издателя и принужден был напечатать его на свой счет
(в 1913 г.). Так как выход в свет этой книги не сопровождался
рекламой, то она прошла почти незамеченной: роман неизвестного
автора, к тому же трудно читаемый, потонул во множестве книг,
появляющихся на рынке; вскоре разразилась война; Пруст остался
в тени.
Несмотря на позднее выступление на литературном поприще
с произведением замечательным, Пруст был литератором и ху-
дожником по призванию; еще с ранней юности он стал служить
своему любимому искусству, а вторую половину своей жизни
(Пруст умер в 1922 г.) всецело отдался ему. Его странная жизнен-
ная карьера в значительной степени объясняется причинами мате-
риального порядка: экономическими и физиологическими. Отец
Пруста, видный парижский врач, профессор Сорбонны, оставил
ему значительное состояние, избавившее его от необходимости
поступить на службу или зарабатывать деньги литературным тру-
дом. Кроме того, еще с девятилетнего возраста Пруст стал страдать
припадками астмы; болезнь с течением времени все больше и
больше обострялась: свежий воздух, деревня, запах цветов и рас-
пускающихся деревьев вызывали у него жесточайшие приступы
удушья. Мало-помалу он приспособил к болезни весь свой образ
жизни: спал днем, работал и выходил из дому почти исключитель-
но по ночам. В последний десяток лет своей жизни он почти не
вставал с постели: писал лежа, в наглухо законопаченной, обши-
той пробкою, непроветренной, слабо освещенной комнате, окру-
женный заботами старой своей служанки Селесты, увековеченной
им в романе в образе Франсуазы.
Итак, вся жизнь Пруста была служением искусству. Пруст
является художником исключительной силы и оригинальности.
Первым произведением его своеобразного искусства являются от-
нюдь не упомянутые выше его заметки, этюды и рассказы (имею-
щие лишь второстепенный интерес при оценке этого писателя), а
небольшая запись, сделанная им в пятнадцатилетнем возрасте и
почти без изменений включенная в роман, — запись впечатления
от куполов мартэнвильской церкви, полученного Прустом во время
99

одной поездки в экипаже. Запись эта (она помещена во втором
томе настоящего издания) интересна тем, что в ней отчетливо
выражены не только особенности прустовского стиля и его манеры
наблюдения, но также основной мотив его художественного твор-
чества: возможно точное запечатление тех моментов восприятия,
во время которых художник ощутил радость — радость от того, что
ему открылась, проглянула сквозь лопнувшую вдруг оболочку,
некая интимная сущность вещи. Читая произведение Пруста, мы
убеждаемся, что в нем действительно запечатлены с изумительной,
с невероятной точностью те драгоценные, еле уловимые мгнове-
ния, когда перед нами обнажается подлинное существо предметов
и людей; от этого повествование, касающееся самых заурядных,
самых обыденных вещей, с первой же страницы дышет очарова-
нием.
Талант Пруста получил сейчас, можно сказать, всемирное
признание; создался даже своего рода культ Пруста, паломничество
к местам, описанным им. Действительно, произведение Пруста
грандиозно. Целиком оно еще не опубликовано, и поэтому окон-
чательную оценку давать ему преждевременно. Но и вышедшие
13 томов поражают размахом, широтой картины, необычайным
творческим напряжением. С этим романом могут выдержать срав-
нение только такие произведения, как «Мемуары» Сен-Симона,
«Человеческая комедия» Бальзака, «Война и мир» Толстого,
«Ругон-Макары» Золя. Мы имеем в нем первое значительное
литературное отражение эпохи Третьей Республики. Салоны 80-х
и 90-х годов, Булонский лес, дело Дрейфуса, провинция, — перед
картинами Пруста меркнут и кажутся незначительными «Современ-
ная история» и «Остров пингвинов» Анатоля Франса, романы
Бурже и другие попытки передать дух эпохи.
Понятное дело, в этой краткой заметке не может быть дано
сколько-нибудь полное представление о таком исключительно
сложном писателе, как Пруст, писателе, к тому же, еще далеко
не изученном, несмотря на множество статей и несколько книг,
написанных о нем. Я ограничусь рядом беглых замечаний, кото-
рые помогут читателю легче ориентироваться в лежащем перед ним
произведении.
Если в романе Пруста нашла изумительное художественное
выражение эпоха, в которой протекала юность автора, то, с другой
стороны, миросозерцанием этой эпохи навеяно основное настро-
ение романа. Наиболее характерными моментами того времени
являются: торжество позитивной науки, атеизм (Ренан, Тэн),
100

релятивизм, скептицизм, эстетство (Анатоль Франс), теория: ис-
кусство ради искусства (Малларме, символизм), импрессионизм в
живописи; с этим соединяются: увлечение философией Бергсона и
теориями англичан Уолтера Патера и Рёскина, призывающих к
природе, простоте, естественности и в то же время проповедующих
религию красоты, своего рода эстетический платонизм; а также
мода на средневековое искусство (готические соборы) и ранних
итальянских художников (прерафаэлиты). Все это составляет как
бы фон искусства Пруста; человек необычайно восприимчивый,
Пруст был вдобавок страстным читателем книг (страсть к чтению
рассказчика изображена уже на первых страницах этого отчасти
автобиографического романа) и на всю жизнь остался таковым1;
обладая изумительной памятью, он впитал в себя таким образом
все культурное прошлое Франции, начиная с меровингской эпохи
(недаром его излюбленным образом является образ Женевьевы
Брабантской); это прошлое является как бы подпочвой повество-
вания и постоянно дает себя чувствовать путем самых незаметных
штрихов: видоизмененной фразы Мольера или Севинье, старинных
оборотов, сохранившихся в крестьянском языке и т.п. Любовь к
произведениям искусства, память, легкое усвоение чужих мнений,
художественный вкус, легко могли бы создать из Пруста писателя
упадочного, поэта александрийской поры, любящего жизнь, лишь
поскольку она преломлена, транспонирована в искусстве. Однако
Пруст остался совершенно чужд этого эстетического снобизма.
Объектом его художественного творчества всегда является сама
жизнь. Если он нередко останавливается на том или ином произве-
дении искусства, то делает это лишь с целью более тонкого, более
наглядного истолкования того или иного жизненного положения (ср.,
напр., упоминание о «Жертвоприношении Авраама» Беноццо Гоццо-
ли и «Добродетелях и Пороках» Джотто в настоящем томе).
Основной чертой художественной личности Марселя Пруста
является наблюдательность. Это душевное качество, этот природ-
ный дар, доведен у него, путем методических упражнений, до
виртуозной, неслыханной, тонкости. Чтобы судить о нем доста-
точно прочесть хотя бы описание запахов в комнатах тети Леонии
и стебельков липового цвета. Друг Пруста, композитор Рейнальдо
Характерны его слова: «Ignorer certain livre... restera toujours, même chez
un homme de génie, une marque de roture intellectuelle». [«Незнание некото-
рых книг... всегда остается, даже у гениального человека, признаком
интеллектуального разночинства».] (Примеч. А.Франковского).
101

Ган, рассказывает, как однажды во время прогулки с Марселем
по саду они проходили мимо грядки роз. Пруст вдруг замолчал,
остановился и стал смотреть; через несколько шагов опять остано-
вился и обратился к своему спутнику со словами: «Вы не рассерди-
тесь, если я немножко задержусь здесь? Мне хочется еще раз
взглянуть на эти розовые кусты». Пруст остался стоять, между тем
как его спутник продолжал прогулку. Обойдя вокруг сада, он
увидал, что Пруст по-прежнему неподвижно стоит на том же месте
с серьезным видом, с высоко поднятыми бровями, с выражением
напряженнейшего внимания. «Я заметил, что он слышит мои
шаги, видит меня, но не хочет заговаривать со мною и шевелиться.
Я прошел мимо, не сказав ни слова. Через минуту он подозвал
меня и спросил, не обиделся ли я на него. Я со смехом успокоил
его, и мы продолжали прерванный разговор. Я не проронил ни
слова по поводу только что происшедшего эпизода: чувствовал, что
не имею права... Как часто мне случалось наблюдать Марселя в те
таинственные мгновения, когда он вступал в интимное общение с
природой, искусством, жизнью, в те «глубокие мгновения», когда
все его существо сосредоточивалось в напряженнейшем внимании,
и он как бы впадал в состояние транса»1... Об аналогичных минутах
рассказывает упомянутая выше Селеста, а также и сам Пруст.
Замирая таким образом иногда на целые часы, Пруст ожидал
повторения случайного счастливого мгновения, обнажившего пе-
ред его взором интимную сущность вещи.
Главной задачей художника является закреплять такие прозре-
ния, облекать их формой и делать общим достоянием. Но при этом
ему приходится вести непрерывную борьбу с упорным врагом:
забвением, утратой. Он вечно пребывает в поисках за утраченным.
Тут мы прикасаемся к основному моменту творчества Пруста:
поискам за утраченным временем, припоминанием. Пруст строго
различает между рассудочно построенным образом прошлого и
подлинным воспоминанием, возрождающим прошлое во всей его
жизненной полноте, — тем воспоминанием, о котором так подроб-
но говорит Бергсон в своем исследовании «Материя и память». <...>
Наиболее верными хранителями прошлого оказываются запах и
вкус, ощущения, казалось бы, самые хрупкие; именно потому,
что мы больше всего ими пренебрегаем, скорее всего о них
забываем, они остаются жить где-то, не ослабленные притупляю-
щим влиянием привычки; какой-нибудь дымок, сырость воздуха
Nouv.Revue Franc. Janv.1923.
102

оказываются убежищами последнего остатка нашего прошлого,
«того лучшего остатка, который, когда все слезы, казалось, уже
выплаканы, способен вновь источить их из наших глаз». Почему
же, однако, Пруст так дорожит этими живыми воспоминаниями?
Потому, что они воскрешают перед нами пору нашего детства и
юности, когда мы интимно соприкасались с окружающим нас
миром, когда мы были богаты, но не знали об этом, не дорожили
своим богатством; в зрелом возрасте мы приобрели знание, муд-
рость, может быть, но утратили сокровища, которыми некогда
владели. Художник должен, во что бы то ни стало, вновь овладеть
ими. «Le génie n'est que l'enfance retrouvée à volonté»1 — говорит
Бодлер, По словам Гете, мы можем поэтически выразить лишь то,
что еще вызывает у нас эмоцию. Музы дочери Мнемосины.
Итак, Пруст тончайший наблюдатель. Что же, он направляет
свой взор также внутрь, исследует движения человеческого сердца,
глубину нашей душевной жизни? Продолжает традицию француз-
ского психологического романа? Да, Пруст блестящий психолог,
его анализ любви, и особенно ревности, анализ различных лич-
ностей, скрывающихся в нас, болезненных маний и многих других
состояний, вписывает новые страницы в книгу познания челове-
ком самого себя. Однако, при оценке всяких попыток душевного
анализа всегда следует помнить изречение старца Гераклита: «По
какой бы дороге ты ни шел, не найдешь границ души». Кроме
того, не определяются ли результаты даже самого беспристрастного
анализа в этой области некоторой исходной позицией исследовате-
ля? Не определяется ли также характер самого переживания неко-
торой глубочайшей основой личности, быть может, не у всех
людей и не во все эпохи одинаковой? Несмотря на всю свою любовь
к самоанализу, Пруст не продолжает традицию французского психо-
логического романа, ибо он не придерживается установленного Де-
картом различения между «протяженной и мыслящей субстанцией»,
между материей и сознанием. Он одинаково дорожит и самонаблю-
дением и наблюдением над внешним миром, погружая этот послед-
ний в своего рода душевный флюид, и в то же время ставя в
теснейшую зависимость глубочайшие душевные переживания от таких
чисто внешних явлений, как состояние атмосферы, погоды, и т.д.
Пруст выработал свой особый стиль, характерными моментами
которого являются: сложный период, сопровождаемый обыкновен-
но несколькими вводными предложениями, заключаемыми им в
«Гений — это детство, обретенное по собственной воле».
103

скобки или в тире, необычайная точность и наглядность описания,
достигаемая путем метафор, напряженность, которую он умеет
доводить до величайшей остроты, и внезапное ее разрешение,
местами огромный лирический подъем (тут напрашивается сравне-
ние с «лирическими отступлениями» Гоголя в «Мертвых душах»,
напр.: «Не опрокинется назад голова посмотреть на громоздящиеся
над нею...»), иногда короткие сентенции в духе старых французских
моралистов (on devient moral dés qu'on est malhereux). Для доказа-
тельства этих утверждений следовало бы привести несколько ти-
пичных прустовских фраз и подвергнуть их анализу, но недостаток
места мешает это сделать; внимательный читатель сам может ис-
полнить эту работу. Большая часть особенностей стиля Пруста
диктуются желанием быть наивозможно более точным; отсюда его
любовь к метафорам, по поводу которых один английский критик1
очень удачно заметил: «Try to be precise, and you bound to be
metaphorical»2. Свои метафоры Пруст заимствует из самых разно-
образных областей: из естественных наук, в особенности из бота-
ники и из медицины, в которых Пруст большой эрудит, из области
искусств, особенно музыки. <...> (Интересно замечание самого
Пруста по поводу Флобера: «Je crois que la métaphore seule peut
donner une sorte d'éternité au style»3.)
Что же сказать о композиции романа? Вопрос этот вызывает как
раз в данный момент большие споры среди французских критиков.
Ответить на него можно будет, разумеется, только по выходе в свет
всего романа. Суть спора сводится к следующему: является ли
роман рядом отдельных наблюдений, связанных лишь последова-
тельностью времени и случайностью судьбы героя (такое именно
впечатление создается у нас по прочтении первых страниц; Анри
де Ренье сказал даже: «Разве это роман? Это мемуары!») или же он
написан по заранее составленному плану и представляет собой
некоторое архитектурное целое? В защиту этой последней точки
зрения выступил Бенжамэн Кремье, основываясь на тщательном
анализе романа и заявлении самого Пруста в одном из обращенных
к нему писем. Действительно, чем дальше мы читаем, тем больше
убеждаемся в продуманности целого: всякое случайно (с первого
взгляда) брошенное замечание на первых страницах, всякое мель-
!Middleton Murry.
2«Попробуйте быть точным, и вам не обойтись без метафор» (англ.).
3«Я думаю, что только метафора может придать стилю что-то от
вечности».
104

ком упомянутое лицо, получают на дальнейших страницах надле-
жащее развитие, больше того, Пруст (большой любитель театра)
может быть даже излишне злоупотребляет «водевильными» эффек-
тами, неожиданными qui pro quo (в чем обвиняет его Жорж Габори
в недавно вышедшей книге). Так или иначе, вопрос получит
решение по выходе в свет всего романа, последняя страница
последней части которого («Le temps retrouvé») написана раньше
книги, по заявлению самого Пруста в письме к Кремье.
Независимо от вопроса о композиции романа возбуждает инте-
рес порядок повествования. Тут необходимо отметить одно очень
важное замечание самого Пруста: Севинье и (вымышленный им)
художник Эльстир научили его способу, каким следует видеть
вещи; способ этот заключается в том, что они располагаются не в
порядке причин и следствий, не в логическом порядке, а в порядке
наших восприятий. Пруст называет это стороной Достоевского
«Писем» мадам де Севинье. (Разве не так рисует она пейзажи, как
русский писатель характеры?). Это замечание дает нам ключ к
пониманию построения романа.
В порядке восприятия и воспоминания. Время не является для
Пруста самодовлеющей величиной. Мы не найдем у него точных
хронологических дат. Время, пространство, воспоминания — все
эти три величины у Пруста взаимообусловлены. Он рассматривает
душевную жизнь как бы с точки зрения теории относительности,
строит своеобразный пространственно-временной континуум в ду-
хе Минковского, который служит для него одним из важнейших
принципов единства.
За недостатком места я лишен возможности подробнее развить
эти мысли. Роман Пруста еще долго будет привлекать к себе умы.
Как всякое произведение большого искусства, он не может не
оказать глубокого и плодотворного влияния на всякого, кто вни-
мательно усвоит его.
1926 (№ 85)
Марина Цветаева
Из писем к С.Н.Андрониковой-Гальперн
Сейчас читаю Пруста, с первой книги, (Swann), читаю легко,
как себя и все думаю: у него всё есть, чего у него нет??
14 марта 1928 г.
105

— Скучно с французами! А м. б. — с литературными францу-
зами! Да еще с парижскими! Будь я французом, я бы ставку
поставила на бретонского мужика. — Разговоры о Бальзаке, о
Прусте, Флобере. Все знают, все понимают и ничего не могут
(последний смогший — и изнемогший — Пруст).
28 мая 1929 г.
Очень хочу повидаться. Да! не придете ли 25-го во вторник на
франко-русское собеседование о Прусте: Вышеславцев и не знаю
кто — 5, Rue Las-Cases — Musée Social, нач<ало> в 9 ч. Зайцев
напр<имер>, — о Прусте: интересно!
20 февраля 1930 г. (№ 472)
Из выступления на литературном вечере,
посвященном Марселю Прусту
Я бы хотела ответить моему соотечественнику Господину Выше-
славцеву.
Когда он говорит о том, что он называет «маленький мирок»
Пруста, Г<осподин> Вышеславцев забывает, что не бывает «ма-
леньких мирков», бывают только маленькие глазки.
Что касается отсутствия больших проблем — искусство заклю-
чается не в том, чтобы ставить их, а в том, чтобы уметь давать на
них большие ответы. Весь Пруст и есть ответ — откровение.
По поводу цитаты «дар видеть поверхность вещей», я бы сказала:
«скорбь вещей».
Сравнивая Пруста с поколением довоенных русских, Г<оспо-
дин> Вышеславцев забывает о том, что пить чай, спать днем, а
ночью гулять — все это с искусством не имеет ничего общего.
Иначе все мы были бы Прустами.
Большое достижение Пруста заключается в том, что он обрел
жизнь свою в писании, тогда как поколение довоенных русских
растратило ее в разговорах.
Кроме того, меня лично удручает банальность примеров, при-
веденных Господином Вышеславцевым. Каждый из нас, хоть раз
в жизни, наслаждался запахом хороших духов или красотой осен-
него вечера. По отношению к Прусту он мог бы и даже должен
был выбрать что-нибудь получше.
25 февраля 1930 г. (№ 472)
106

Из статьи «ЭПОС И ЛИРИКА СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ
(ВЛАДИМИР МАЯКОВСКИЙ И БОРИС ПАСТЕРНАК)»
Когда я на каком-нибудь французском литературном собрании
слышу все имена, кроме Пруста, и на свое невинное удивление: —
Et Proust? — Mais Proust est mort, nous parlons des vivants — я каждый
раз точно с неба падаю: по какому же признаку устанавливают
живость и умершесть писателя? Неужели X. жив, современен и
действенен потому, что он может прийти на это собрание, а
Марсель Пруст потому, что никогда никуда уже ногами не при-
дет, — мертв? Так судить можно только о скороходах.
1932-1933 (№111)
Из статьи
«ПОЭТЫ С ИСТОРИЕЙ И ПОЭТЫ БЕЗ ИСТОРИИ»
Но об одной специфической особенности пастернаковского
пребывания в природе я должна сказать особо. Я имею в виду его
пребывание — в погоде. Думаю, что важнейшее событие души в
жизни Пастернака при окончательном суммировании мук и радос-
тей — это погода, утренний быстрый взгляд в окно, а до этого —
настороженный слух: «Ну что, как там?» И что бы «там» ни было:
дождь, солнце, метель или просто хмурый день, который народ
дивно зовет «святым», Пастернак уже заранее счастлив, действи-
тельно счастлив. Вот кому и впрямь легко угодить Господу! Ибо во
всей книге1 нет ни единого сетования ни на зной, ни на холод, ни
на грязь — и какую грязь! И если в одном из стихотворений он без
конца мочит в ведре с водой полотенце, которое тут же нагревается
на его лбу, или в другом, в других — закутывается шарфом, то
речь идет о такой жаре, от которой собаки бесятся, и таком
морозе, на котором собаки (слезами) плачут; для поэта же и
ныряние в ведро, и закутывание в шарф — величайшее блаженст-
во. Этим своим пребыванием в Погоде он напоминает только одно:
Пруста (которого вообще во многом напоминает), посвятившего
этой ежедневной погоде, феномену ежедневной погоды за окном
и в комнате одну из незабываемых глав своего бессмертного про-
изведения.
Пастернак Б. Полное собрание стихотворений. — Л.: Изд-во писате-
лей, 1933.
107

Творчество Пастернака — это прежде всего и после всего лири-
ческая метеорология и метеорологическая лирика.
1933 (№119)
Из письма к Б.Л.Пастернаку
...уместно будет одно мое наблюдение: все близкие мне — их
было мало — оказывались бесконечно-мягче меня, даже Рильке
мне написал: Du hast recht, doch Du bist hart1 — и это меня огорчало
потому, что иной я быть не могла. Теперь, подводя итоги, вижу:
моя мнимая жестокость была только — форма, контур сути, необ-
ходимая граница самозащиты — от вашей мягкости, Рильке, Мар-
сель Пруст и Борис Пастернак. Ибо вы в последнюю минуту —
отводили руку и оставляли меня, давно выбывшую из семьи людей,
один на один с моей человечностью. Между вами, нечеловеками,
я была только человек.
конец октября 1935 г. (№ 195)
Из письма к А.А.Тесковой
Мне очень нравится — о сложности, которая несложность.
Тонко и точно. Я, в конце концов, человек элементарный, люблю
самые простые вещи. Сложна я была только в любовной любви, да
и то — если гордость — сложность. (По мне — сама простота. Но
дает — сложные результаты.)
Да и Пруст — прост. И Рильке. — Утверждаю.
18 февраля 1935 г. (№ 196)
Из статьи «МОЙ ПУШКИН»
Да, что знаешь в детстве — знаешь на всю жизнь, но и: чего не
знаешь в детстве — не знаешь на всю жизнь.
Из знаемого же с детства: Пушкин из всех женщин на свете
больше всего любил свою няню, которая была не женщина. Из
«К няне» Пушкина я на всю жизнь узнала, что старую женщину —
потому что родная — можно любить больше, чем молодую —
потому что молодая и даже потому что — любимая. Такой нежнос-
ти слов у Пушкина не нашлось ни к одной.
Такой нежности слова к старухе нашлись только у недавно
Ты права, но ты жестока (нем.)
108

умчавшегося от нас гения — Марселя Пруста. Пушкин. Пруст.
Два памятника сыновности.
1937 (№ 129)
Осип Мандельштам
ВЕЕР ГЕРЦОГИНИ
Марсель Пруст рассказывает, как одна герцогиня слушала му-
зыку. Герцогиня была очень гордая, какой-то невероятно голубой
крови, бурбонская, брабантская или еще того выше. Как-то
случайно она забрела на раут к бедной родственнице, захудалой
виконтессе с каким-то изъяном в гербе. Концерт, однако, был
хорош. Дамы слушали Шопена, покачивая в такт прическами и
веерами. Перед герцогиней встала проблема: отбивать ли ей веером
такт, как это делали соседки, или нет, не слишком ли жирно будет
для музыканта такое необузданное одобрение с ее стороны? И вот
голубая особа блестяще вышла из затруднения: она привела в
движение свою черепаховую штучку, но не в такт исполняемой
музыки, а вразнобой — для независимости.
Наша критика, увы, напоминает в некоторых отношениях эту
герцогиню: она высокомерна, снисходительна, покровительствен-
на. Критик, разумеется, не гимназический учитель. Не его дело
ставить отметки, раздавать знаки отличия, премировать, заносить
на черную доску. Настоящий критик прежде всего осведомитель —
информатор общественного мнения. Он обязан описать книгу, как
ботаник описывает новый растительный вид, классифицировать
ее, указать ее место в ряду других книг. При этом неизбежно
возникает вопрос о масштабе книги, о значительности явления, о
Духовной силе автора, обо всем, что дает ему право разговаривать
с читателем. Я не вижу существенной разницы между большим
критическим очерком, развернутым в статью, и малой формой
критики — рецензией. Но убожество приемов нагляднее в малой
форме рецензии.
Беру пример наудачу: ленинградская «Красная вечерняя газета»
°т 12 января. Рецензия о романе Алексея Липецкого «Наперекор».
Подписана — Гелыитейн.
«Героиня романа — молодая крестьянская девушка Маша, вос-
питанная и окруженная условиями кулацкого быта, не выдержи-
109

вает деспотического ига отца и встает «наперекор» своей судьбе.
Она уходит из дому, работает избачкой и затем, выйдя замуж за
одного из активных партийцев своей деревни, сама становится
образцовым общественным работником, направившим все свои
силы на борьбу с косной деревенской массой. Такова в двух словах
фабула романа».
Такую, с позволения сказать, фабулу можно придумать, садясь
в трамвай или зашнуровывая ботинки. Рецензент тем не менее
преподносит ее серьезно: ему подвернулась под руку «формочка
доброжелательного отзыва». Автор здесь ни при чем. Веер герцо-
гини механически пришел в движение.
Мы еще ничего не знаем о том, как пишет Липецкий, и ровно
ничего не узнаем о пресловутой Маше. Ни один судебный репортер
не позволил бы себе столь бессодержательного пересказа всплыв-
ших на суде обстоятельств. У нас нет никакой гарантии, что эта
самая Маша «под гнетом деспотического отца» не разведется завтра
с сознательным избачом, чтобы вновь погрузиться в кулацкую
среду.
«Роман Липецкого интересен попыткой построения нового ли-
тературного героя».
Слово — рецензенту. Почему построен новый тип? Дело, ока-
зывается, в том, что «генеалогия Маши, как передовой женщины,
ищущей и нашедшей себе удовлетворение в общественно-полезной
работе, несомненно восходит по литературной линии к активным
героиням Тургенева (Елена «Накануне», Марианна «Нови»)».
Позвольте! Читатель хватает рецензента за рукав. Тут неладно.
Веер, остановись! Я сплю или он бредит? Ведь это же как раз
наоборот, ведь это называется старый литературный тип. Какая
странная обмолвка!
Еще двадцать слов рецензенту. Еще не поздно выправиться.
«Надо признать, что, хотя бытовизм по построению романа и
отступает на второй фоновый план перед вырисовкой героев, тем
не менее он оказался удачнее, нежели сами герои...»
Хуже всего, что это не простая бессмыслица, а ритуальная. Это
какое-то шаманство на диком выспреннем жаргоне. «Бытовизм»
оказался удачнее героев. Даю перевод к этой белиберде: быт
изображен лучше, чем характеры. Но ведь это не только бессодер-
жательно, но и бессмысленно, поскольку сами характеры бытовые.
Далее сообщается, что автору особенно не удался «худосочный
партиец, нафаршированный политграмотой, и такая же неживая
сельская учительница».
ПО

Что же, собственно, удалось автору? Где книга? О чем писал
рецензент? Секрет прост: подвела «формочка».
Рядом с отзывом на книгу Липецкого в том же номере газеты
помещена рецензия на повесть Каверина «Скандалист, или Вечера
на Васильевском острове». Вот как она начинается:
«О символистах написала роман Зинаида Гиппиус — «Чертова
кукла». О формалистах и прочих написал сейчас Вениамин Каве-
рин. Каждая литературная эпоха оставляет помет в пасквильном
романе...»
С первых же слов книга серьезного мастера с таким крупным
достижением, как «Конец Хазы», безобразно названа «литератур-
ным пометом эпохи».
Дальше идет подделка под «научно-формальную» рецензию —
настоящая «липа». «В книге задокументирован литературный Ле-
нинград». Это после того, как повесть названа пасквилем и по-
метом! «Каверин вводит в русскую литературу новый принцип
занимательного типажа». Чем это отличается от упомянутой ли-
пецко-тургеневской Маши? «В построении интриги Каверин об-
наружил недальновидность: интересному герою Некрылову он
назначил обыденные приключения, а невзрачному профессору
Ложкину — интересные».
Как раз наоборот: это и называется дальновидностью, умением
построить фабулу.
Такому построению учит еще народная сказка об Иване-дураке.
О книге Перегудова <в рецензии>, помещенной на днях в «Извес-
тиях», сказано, что «близость к изумрудным перелескам и березо-
вым рощам спасает его от нутряной критики в духе Всеволода
Иванова», которого, очевидно, перелески не спасли.
Это улов рецензий за один день из разных газет...
Если перечесть подряд сотню рецензий и критических статей из
нашей периодики, то получится впечатление, будто автор —
какой-то паразит, присосавшийся к своим героям.
Критики, махнув рукой на автора, через голову его налаживают
контакт прямо с героями, советуют им плюнуть на автора, бросить
его, разделаться с ним раз навсегда. Так, критик Тальников и еще
кто-то советуют Полуярову расплеваться с Сельвинским, уговарива-
ют его не стреляться, как Козьма Прутков юнкера Шмидта, забывая
0 том, что если б не Сельвинский, не было б никакого Полуярова.
Почти вся работа на критическом фронте и в газетах, и в
)кУрналах ведется в неправильном ключе. Чего стоит одно только
Сражение: «достойно внимания», с его душком педагогического
111

совета гимназии девяностых годов. Бывает похвала, от которой
коробит, поощрение, от которого опускаются руки. Сказать че-
ловеку, написавшему добросовестную и хорошую книгу, что она
заслуживает внимания или что мимо нее нельзя пройти, обратиться
к нему на этом убийственном казенном языке — значит его оскор-
бить. Откуда взялось «заслуживает», что значит «достойно»? Ведь
писатель, пусть даже молодой, не выслуживался, а работал и к
чести быть чего-то удостоенным не стремился.
Не так давно вышла книга Юрия Олеши — «Три толстяка».
Олеша — писатель на виду. После «Зависти» он выпустил «Толс-
тяков». Если бы «Толстяки» Олеши были переводной книгой — то
всякий внимательный читатель сказал бы: как странно, что я до
сих пор не знал этого замечательного иностранного автора. Навер-
ное, у себя на родине он считается классиком, спасибо, что его
хоть поздно, да перевели. Между тем у нас чуть не единственным
откликом на «Толстяков» была рецензия в «Читателе и писателе»
под заголовком: «Как не следует писать книги для детей», с
высокомерным и неумным брюзжанием и боязнью захвалить моло-
дого автора. Между тем «Толстяками» уже зачитываются и будут
зачитываться и дети, и взрослые. Это хрустально-прозрачная про-
за, насквозь пронизанная огнем революции, книга европейского
масштаба.
Случаи отставания рецензентов и критиков от читателя у нас не
редки. Иногда они принимают крайне печальный характер и ведут
к большим недоразумениям. Упомяну хотя бы о вопиющей недо-
оценке повести Катаева «Растратчики», вышедшей в 1926 году.
Повесть двусмысленная, ее подхватили за рубежом, из нее делают
орудие антисоветского пасквиля. Однако в ней есть за что уцепить-
ся. Бояться ее нечего. Как всякая крупная вещь, она допускает
различные толкования. Злостно-хвалебным статьям о «Растратчи-
ках» зарубежной прессы мы не можем противопоставить своего
толкования, потому что книгу у нас недооценили; она пошла под
общую гребенку — «удостоилась» куцых похвал и похлопываний по
плечу. Вместо разбора произведения Катаева были в свое время
устроены никому не нужные, кустарные суды над самими «растрат-
чиками» — его героями. Проглядели острую книгу.
В заключение приведу уже совсем позорный и комический
пример «незамечания» значительной книги.
Широчайшие слои сейчас буквально захлебываются книгой
молодых авторов Ильфа и Петрова, называемой «Двенадцать сту-
льев». Единственным отзывом на этот брызжущий веселой злобой
112

и молодостью, на этот дышащий требовательной любовью к совет-
ской стране памфлет было несколько слов, сказанных т.Бухариным
на съезде профсоюзов. Бухарину книга Ильфа и Петрова для
чего-то понадобилась, а рецензентам пока не нужна. Доберутся,
конечно, и до нее и отбреют как следует.
Еще раз напоминаю о «веере герцогини». Он движется не в такт
и с подозрительной независимостью. Нам не нужно веера герцо-
гини, хотя бы в жилах ее текла трижды выдержанная идеологичес-
кая кровь.
1929 (№ 97)
Анкета о Прусте1
1) Считаете ли Вы Пруста крупнейшим выразителем нашей
эпохи?
2) Видите ли в современной жизни героев и атмосферу его
эпопеи?
3) Считаете ли, что особенности Прустовского мира, его метод
наблюдения, его духовный опыт и его стиль должны оказать
решающее влияние на мировую литературу ближайшего будущего,
в частности, на русскую?
* * *
Марселя Пруста я считаю самым замечательным писателем
последних десятилетий. Равного ему психолога не было в мировой
литературе со времени смерти Л.Н.Толстого (которому он, кстати
сказать, многим обязан). Думаю, что именно в изумительном
знании людей, соединенном с огромной изобразительной силой,
главная сила Пруста. Часто связывают с его именем «перенесение
идей Фрейда в область искусства». Это и не очень определенно, и
не так уж интересно.
Окажет ли Пруст большое влияние на русскую литературу? Не
Думаю. Во всяком случае, до сих пор он ей вполне чужд.
М.Алданов
* * *
Появление Пруста в литературе — похоже на открытие радия в
химии. Найден новый, неизученный, непохожий ни на что эле-
Впервые опубликована в журнале «Числа» (Париж, 1930, № 2).
ИЗ

мент. Действие его на окружающее таинственно — необыкновен-
ная сила разрушения, необыкновенная благотворная сила. Дейст-
вие, похожее на чудо — может быть, и впрямь чудо?
Радий, так же таинственно, как разрушает или исцеляет —
разрушается сам, перерождается, перестает быть радием. И, мо-
жет быть, будущее поколение разведет руками над нашим удивле-
нием перед Прустом: «Что они в нем нашли?» Только разводить
руками будут не над тем Прустом, которого знали мы, а над
«результатом самосгорания» — горсточкой мертвого пепла.
Прустом можно пробовать «устойчивость» того или иного лите-
ратурного явления — эта проба дает явственный результат. Гоголь,
например, и в соседстве с Прустом «остается» целиком. Остается
Лермонтов, Тютчев. А вот с Толстым, на глазах, «что-то делает-
ся» — как-то Толстой перестает «сиять», вянет, блекнет. Непри-
ятное зрелище — тем более неприятное, что чувствуешь, что не в
литературном превосходстве тут дело, а в чем-то поважней.
Пушкин — тот продолжает сиять, — ледяным холодом «звезды
Маир» — которой нет дела до земли и до которой земле тоже мало
дела.
Толстой в послесловии к «Войне и миру» говорит: «Это результат
пятилетнего непрерывного труда в наилучших условиях жизни».
Легко представить себе, что Толстой под этим подразумевал: работа
по утрам, солнечная комната, хороший аппетит, здоровый сон.
Пруст был богат и вполне независим: он тоже создал для своей
работы «наилучшие условия» по своему вкусу: знаменитую пробко-
вую комнату без окон. Иногда, когда астма позволяла, он выходил
глубокой ночью поглядеть на Божий мир — черный, холодный и
пустой.
При чтении Пруста иногда кажется, что то, что он описывает,
совершенно не важно, несущественно, случайно, и единственный
смысл этого тягучего, бесконечного повествования только в том,
чтобы продолжать во что бы то ни стало, не «разорвать цепь», не
разъединить контакт с чем-то, с кем-то. И Пруст, в своей проб-
ковой комнате, над своими рукописями, на одре смерти еще что-то
записывающий и исправляющий, — кажется несчастным медиу-
мом, который лежит в трансе, весь потрясаемый идущей через него
неведомой (и ему самому неведомой) стихией.
Георгий Иванов
114

* * *
1. Мне кажется, что судить об этом невозможно: эпоха никогда
не бывает «нашей». Мне неизвестно, в какую эпоху будущий
историк нас ухлопает и какие найдет для нее приметы. К приме-
там, находимым современниками, я отношусь подозрительно.
2. Опять же — мне трудно вообразить en bloc «современную»
жизнь. Всякая страна живет по-своему, и всякий человек — по-
своему. Но есть кое-что вечное. Изображение этого вечного только
и ценно. Прустовские люди жили всегда и везде.
3. Литературное влияние — темная и смутная вещь. Можно
себе, например, представить двух писателей, А и В, совершенно
разных, но находящихся оба под некоторым, очень субъективным,
влиянием Пруста: это влияние читателю С незаметно, так как
каждый из трех (А, В и С) воспринял Пруста по-своему. Бывает,
что писатель влияет косвенно, через другого, или же происходит
какая-нибудь сложная смесь влияний и т.д. Предвидеть что-нибудь
в этом направлении нельзя.
В. Сирин
* * *
1. Я считаю Пруста крупнейшим писателем нашего времени.
Для того, чтобы найти равного ему, надо оглянуться далеко назад.
Он один из величайших французских писателей. Но является ли
он выразителем эпохи? Или, по стиху Оцупа, «нет никакой эпохи»?
Такой крупный писатель, как Пруст, разумеется, с «эпохой»
связан, вернее, сам ее создает. Но вместе с тем он так своеобразно
индивидуален, так не похож ни на кого и ни на что! Он, по его
же выражению, un instrument mystérieux. Мне кажется, что истин-
ная связь его с нашим временем выяснится только для тех, кто не
живет с нами, а на нас оглянется.
2. Отчасти, да. Но все же «мир» Пруста более создан изнутри,
чем многие иные писательские «миры», например, «мир» Бальзака
или Флобера. Кажется, что прустовские герои были и прежде, но
что мы научились видеть их глазами Пруста и распознавать их среди
окружающих нас людей.
3. Этого до сих пор не было. Редко бывало, чтобы такой
Крупный писатель оказал так мало влияния на литературу своего
времени. Школы Пруста нет, может быть, и не будет. Влияние
°н оказывает не прямое, а косвенное, насыщая чем-то новым
Духовную атмосферу, которой мы дышим.
115

В частности, русская литература шла до сих пор мимо Пруста.
И здесь и в советской России литература живет одними русскими
традициями. Выход из этой замкнутости был бы очень благотворен.
М.Цетлин
* * *
1. Пруст не может считаться крупнейшим выразителем нашей
эпохи. Действие его «В поисках утраченного времени» относится
к прошлому, лет 30-40 назад. Утонченно порочный «свет», изо-
браженный им, — «мир аристократии», — разве уж так похож на
современный? Возможно, конечно, но ведь это только верхний
слоек, такой далекий от... «нашего века демократии». Пруст дал
его заманчиво, с увлечением, смотря как бы снизу вверх, как бы,
порой, почтительно, словно благодаря за то, что его, человека
иного слоя, допустили принять участие в «сливках жизни». Опи-
сывает, как бы и смакуя? Чувствуется, что — увы! — прошло, уже
недоступно наслажденье. Это — как бы «приятные воспомина-
ния», и, как все дорогое, находят они в Прусте четкого и увлека-
ющего изобразителя. Изнеможенный жизнью, он все еще допивает
кубок, все еще «пробует»; и горечь, одновременно со сладостью,
острая горечь, иногда злая горечь, проскальзывает в чертах писа-
нья, — и потому так выпукло изображенье. Его как бы тянет к
этому мирку, он все полощется в этом нечистом море, и это
притягивает иных — и многих, кажется? Этим-то, думается мне,
и объясняется интерес, повышенный интерес к Прусту. Люди,
душа которых не требует «наполненья», могут увлечься им, осо-
бенно в «наше демократическое время»: с одной стороны удовле-
творят потребность «протеста» — какой же прогнивший мир! — с
другой стороны, немножко пощекочут нервы: — «приобщиться» к
заказанному, увы! — и заманчивому такому, тонкому, полному
«экзотичности» миру!
2. В известных слоях мирового общества — пороков и «фэнфле-
ристости» и в наше время не меньше, — больше. Но, как и в эпоху
Пруста, есть, пожалуй, и ценности. Для полноты изображения
надо брать все, что, конечно, и сделают цельные художники. Пруст
взял так, как мог, в меру и направлении сил своих.
3. О «решающем влиянии» Пруста на литературу ближайшего
будущего, в частности — на русскую литературу, нельзя никак
говорить. Чем может насытить Пруст? Дух насытить, требователь-
ный, не пустой? Увлечение Прустом я считаю случайным, мод-
ным, что ли. Пли это — знамение оскудения духа? То, что дает
116

jjpycT, слишком мало для взыскательного читателя. Было же
увлечение и А.Франсом. Пройдет, если не иссякла душа. У нас,
русских, есть, слава Богу, насытители, и долго они не оскудеют.
И Пруст пользовался их светом. Не Достоевского: слишком глубок
и высок одновременно — не по духу Прусту. Слишком шершав: не
по тонкому перышку его. Толстой все же ближе и доступней.
Толстой оказал влияние —- в приемах. Отчасти только: где Толстой
режет одной чертой, Пруст выписывает и крутит. Своего все же
достигает. Но вот что. Если бы знатоки и высокоценители Прус-
та, — я не всего его знаю, но с меня будет, — попробовали почитать
нашего М.Альбова, школы Писемского и отчасти Достоевского,
например, «Юбилей» или «День да ночь» — в трех, кажется,
книжках, «Глафирин сон», «Конец неведомой улицы», — они,
быть может, нашли бы там не менее тонкий и «пространный» —
напоминает Пруста! — стиль, с длиннейшими и разработанными
периодами, с мельчайшими подробностями рисунка, до тончай-
шего кружева, с редкостной силой изображения внешнего и внут-
реннего лика, — и столь же утомляющий. Но у Альбова есть полет,
и светлая жалость к человеку, есть Бог, есть путь, куда он ведет
читателя. Куда ведет Пруст, какому Богу служит? Наша литература
слишком сложна и избранна, чтобы опускаться до влияния...
невнятности, хотя и четкой. Тут Пруст бессилен. Да и по лучшему
своему он не может идти в сравнение с нашей силой. Если не
изменяет память, лучшее у него 2-3 страницы в «À l'ombre des jeunes
filles en fleurs», смерть «моей бабушки». У нас есть «смерти» Андрея
Болконского, Ивана Ильича, Илюшечки... Влиять на литературу
значит вести ее. Для сего надо великую тревогу, великое душевное
богатство. Куда приведет нас Пруст? Наша дорога — столбовая,
незачем уходить в аллейки для прогулок.
Ив. Шмелев
(№ 98)
Владимир Набоков
Из романа «ПОДВИГ»
Мартын стеснялся и молча кивал. С Бубновым он всегда чувст-
вовал себя странно, немного как во сне, — и как-то не совсем
Доверял ни ему, ни хадирским старцам. Другие Сонины знакомые,
как, например, веселый, зубастый Каллистратов, бывший офи-
117

цер, теперь занимавшийся автомобильным извозом, или милая,
белая, полногрудая Веретенникова, игравшая на гитаре и певшая
звучным контральто «Есть на Волге утес», или молодой Иоголевич:
умный, ехидный, малоразговорчивый юноша в роговых очках,
читавший Пруста и Джойса, были куда проще Бубнова.
1931-1932 (№ 103)
Из романа «ДАР»
Зина об этом рассказывала по-другому. В ее передаче, облик ее
отца перенимал что-то от прустовского Свана. Его женитьба на ее
матери и последующая жизнь окрашивались в дымчато-романти-
ческий цвет. Судя по ее словам, судя также по его фотографиям,
это был изящный, благородный, умный и мягкий человек, — даже
на этих негибких петербургских снимках с золотой тисненой под-
писью по толстому картону, которые она показывала Федору
Константиновичу ночью под фонарем, старомодная пышность
светлого уса и высота воротничков ничем не портили тонкого лица
с прямым смеющимся взглядом.
1937 (№ 131)
Из статьи
«ИСКУССТВО ЛИТЕРАТУРЫ И ЗДРАВЫЙ СМЫСЛ»
<...> не берусь утверждать, что первоначальный импульс вели-
кого произведения всегда является результатом того, что писатель
увидел или услышал, запах, вкус или прикосновение чего ощутил
во время своих бесцельных блужданий на путях для него одного
существующего искусства. Хотя нельзя недооценивать способность
развить в себе искусство создания неожиданных гармоничных схем
из совершенно различных нитей и хотя, как в случае Марселя
Пруста, сама идея романа может возникнуть из таких реальных
ощущений, как растворяющееся на языке печенье или шерохова-
тость мостовой под ногами, опрометчиво было бы заключить, что
создание всех романов непременно должно основываться на неком
превозносимом мною физическом опыте. Первоначальный им-
пульс подчас обнаруживает столько же аспектов, сколько сущест-
вует темпераментов и талантов; он может быть собраньем целой
серии нескольких практически неосознанных потрясений или же
вдохновенным сочетанием нескольких абстрактных идей без опре-
деленного физического фона. Но так или иначе сам процесс все
118

же сводится к наиболее естественной форме творческого волнения;
внезапно возникающий живой образ, молниеносно составленный
из различных элементов, воспринятых как единое целое в звездном
порыве сознания.
1942 (№ 492)
МАРСЕЛЬ ПРУСТ (1871-1922)
«В сторону Свана»(1913)
Великий роман Пруста «В поисках утраченного времени» состо-
ит из следующих семи частей:
«В сторону Свана»,
«Под сенью девушек в цвету»,
«У Германтов»,
«Содом и Гоморра»,
«Пленница»,
«Исчезнувшая Альбертина»,
«Обретенное время».
Эти семь частей, вышедшие на французском в пятнадцати томах
между 1913 и 1927 годами, составляют в английском варианте 4000
страниц, или почти полтора миллиона слов. Роман охватывает
более полувека: с 1840 до 1915-го, до Первой мировой войны, и
список действующих в нем лиц превышает две сотни. Приблизи-
тельно говоря, изобретенное Прустом общество относится к началу
90-х годов.
Пруст начал книгу осенью 1906 года в Париже и закончил
первый черновик в 1912-м. Потом он почти все переделал и не
оставлял переписывания и правки до самой смерти в 1922 году.
Вся книга сводится к поискам клада, где кладом служит время, а
тайником — прошлое: таков внутренний смысл заглавия «В поис-
ках утраченного времени». Переход впечатлений в чувства, при-
ливы и отливы памяти, волны страстей (вожделение, ревность,
творческий восторг) — вот предмет огромного и при этом исклю-
чительно ясного и прозрачного произведения.
В юности Пруст изучал философию Анри Бергсона (1859—
1941). Основные идеи Пруста относительно потока времени связа-
ны с непрерывной эволюцией личности, с невиданными богатствами
нашего бессознательного, которыми можно завладеть только с
помощью интуиции, памяти, непроизвольных ассоциаций; а так-
же подчинения простого рассудка гению внутреннего вдохновения
119

и взгляда на искусство как на единственную реальность мира;
произведения Пруста суть иллюстрированное издание учения Берг-
сона. Жан Кокто назвал его книгу «гигантской миниатюрой,
полной миражей, висячих садов, игр между пространством и
временем».
Усвойте раз и навсегда: эта книга не автобиография; рассказ-
чик — это не Пруст собственной персоной, а остальные герои не
существовали нигде, кроме как в воображении автора. Не будем
поэтому вдаваться в жизнь писателя. Она в данном случае ничего
не значит и только затуманит предмет разговора, прежде всего
потому, что рассказчик и автор во многом схожи и вращаются
примерно в одинаковой среде.
Пруст — призма. Его или ее единственная задача — преломлять
и, преломляя, воссоздавать мир, какой видишь, обернувшись
назад. И сам мир, и его обитатели не имеют ни социального, ни
исторического значения. Им выпало быть теми, кого газеты назы-
вают людьми света, праздными господами, богатыми безработны-
ми. Их профессии, применение и результаты которых нам видны,
относятся к искусству или к науке. У призматических людей Прус-
та нет работы: их работа — развлекать писателя. Они столь же
вольны предаваться беседе и наслаждениям, как те римские пат-
риции, которые на наших глазах полулежат у ломящихся от фрук-
тов столов или гуляют, развлекаясь возвышенной беседой по
расписным полам, но никогда мы не увидим их в конторе или на
судоверфи.
Как заметил французский критик Арно Дандье, «В поисках
утраченного времени» — это заклинание, а не описание прошлого.
Возможны, продолжает он, эти заклинания постольку, поскольку
на свет вынесены отборные мгновения, вереница иллюстраций,
образов. И действительно, пишет он в заключение, вся огромная
книга не что иное, как огромное сравнение, вращающееся вокруг
слов «как если бы»1. Ключом к воссозданию прошлого оказывается
ключ искусства. Охота за кладом счастливо завершается в гроте,
наполненном мелодиями, в храме, украшенном витражами. Боги
признанных религий отсутствуют или — так, наверное, будет
точнее — растворены в искусстве.
Поверхностному читателю книги Пруста — что, впрочем, зву-
^иддлтон Марри писал, что если хочешь быть точным, нужно прибе-
гать к метафорам. (Примеч. В.Набокова).
120

чит нелепо, поскольку такой читатель так устанет, так наглотается
собственной зевоты, что никогда не дойдет до конца, — неопытному,
скажем так, читателю могло бы показаться, что одна из главных забот
рассказчика — изучить ответвления и союзы, связующие разные дома
знати, и что он испытывает странную радость, узнавая в человеке,
которого он считал невзрачным дельцом, завсегдатая высшего обще-
ства, или слыша о каком-нибудь нашумевшем браке, связавшем две
семьи так, как он не смел и вообразить. Прямолинейный читатель,
вероятно, заключит, что основное действие книги состоит в череде
званых вечеров — например, обед занимает полтораста страниц,
вечерний прием — полкниги. В первой части романа попадаешь в
салон госпожи Вердюрен в дни, когда его завсегдатаем был Сван, и
на званый вечер к госпоже де Сент-Эверт, на котором Сван впервые
понимает безнадежность своей страсти к Одетте; затем, в следующих
томах, появляются другие гостиные, другие приемы, званый обед у
госпожи де Германт, концерт у госпожи Вердюрен и финальный
прием в том же доме у той же дамы, ставшей теперь принцессой
Германтской по мужу, — тот финальный прием в последнем томе, в
«Обретенном времени», где рассказчик замечает перемены, начер-
танные временем на всех его друзьях, и, пораженный электрическим
разрядом вдохновения, даже несколькими разрядами, решает немед-
ля приняться за работу над книгой, за восстановление прошлого.
Как раз в это последнее мгновение соблазнительно было бы
сказать, что рассказчик — это сам Пруст, что это он — глаза и уши
книги. Но ответ остается отрицательным. Книга, которую будто
бы пишет рассказчик в книге Пруста, все-таки остается книгой в
книге и не вполне совпадает с «Поисками утраченного времени»,
равно как и рассказчик не вполне Пруст. Здесь фокус смещается
так, чтобы возникла радуга на гранях — на гранях того собственно
прустовского кристалла, сквозь который мы читаем книгу. Она не
зеркало нравов, не автобиография, не исторический очерк. Это
чистая выдумка Пруста, как «Анна Каренина» Толстого или «Пре-
вращение» Кафки и как Корнеллский университет превратится в
выдумку, случись мне когда-нибудь описать его. Повествователь
в книге — один из ее персонажей по имени Марсель. Иными
словами, есть Марсель-соглядатай и есть Пруст-автор. Внутри
романа, в последнем томе, рассказчик Марсель воображает тот
идеальный роман, который собирается написать. Книга Пруста
всего лишь копия этого идеального романа, зато какая копия! <...>
1950-е гг. (№ 551)
121

Андрей Белый
Из статьи «О СЕБЕ КАК О ПИСАТЕЛЕ»
Как читатель, я тянусь к простым формам: боготворю Пушки-
на, Гёте, люблю Шумана, Баха, Моцарта, пугаюсь психологизма
Пруста и выкрутасов Меринга, а как писатель появляюсь в рядах
тех, кто понимает простоту форм, и это неспроста.
1933 (№ 334)
Из статьи П.Зайцева «МОСКОВСКИЕ ВСТРЕЧИ
(Из воспоминаний об Андрее Белом)»
Привез я как-то Борису Николаевичу роман Марселя Пруста
«Под сенью девушек в цвету». В следующий мой приезд он отдал
мне книгу со словами: — Это бормашина какая-то.
1930 (№ 457)
Михаил Кузмин
Из «ДНЕВНИКА 1934 года»
Пруст прав — описать предмет и все, что нас с ним связывает,
значит вырвать его из забвения, спасти нас самих от смерти, ибо
настоящее — смерть. В метафизическом смысле, разумеется.
(№ 547а)
Из статьи В. Петрова «КАЛИОСТРО.
ВОСПОМИНАНИЯ И РАЗМЫШЛЕНИЯ О
М.А.КУЗМИНЕ»
Меня удивил его <Кузмина> отзыв о Прусте. Кузмин сказал,
что проза «Поисков утраченного времени» кажется ему слишком
совершенной и недостаточно живой, он сравнил ее с прекрасным
мертворожденным младенцем, заспиртованным в банке. Впро-
чем, это впечатление объяснялось тем, что Михаил Алексеевич
вначале прочел Пруста не по-французски, а в переводах А.А.Фран-
ковского. Позднее отзывы Михаила Алексеевича переменились.
122

Последние книги Пруста, написанные несколько наспех и не столь
отточенные, нравились Кузмину гораздо больше первых.
1986 (№317)
Иван Бунин
Из письма к П.М.Бицилли
Кстати: когда на что-нибудь мода, я «назло» отвертываюсь от
модного. Так было с Прустом. Только недавно прочел его — и
даже испугался: да ведь в «Жизни Арсеньева» (и в «Истоках дней»
и в том начале И-го тома, что я напечатал три года назад...) немало
мест совсем прустовских! Поди, доказывай, что я и в глаза не видал
Пруста, когда писал и то и другое...
5 апреля 1936 г. (№ 156)
Из книги Галины Кузнецовой «ГРАССКИЙ ДНЕВНИК»
Все утро переводила Пруста (зачем я это делаю?). Чтобы заста-
вить прочесть это и И.А., и поговорить с ним об этом<...>.
Вчера И.А. весь день писал, а я читала в саду Пруста.<...>
Ходили вдвоем с В. Н.[ Муромцевой-Буниной] гулять наверх, <...>
и потом был интересный разговор по поводу Пруста.
июль 1929 г. (№ 459)
Из книги Нины Берберовой «КУРСИВ МОЙ»
Характер у него [И.А Бунина] был тяжелый, домашний деспо-
тизм переносил и в литературу.<...> В такое же бешенство, если не
большее, приводили его разговоры о современном искусстве. Для
него даже Роден был слишком «модерн»<...>.
— Что же, для вас и Пруст лучше Гюго?
Я даже потерялась от неожиданности: какое же может быть
сравнение?
— Пруст, скажете, лучше?
— Ну, Иван Алексеевич, ну конечно же! Он — величайший в
нашем столетии.
— А я?
Г.Н.Кузнецова и я смеялись на это.
123

<...> все современные французы были у него «как Пруст».
Сомневаюсь, однако, чтобы он прочел все двенадцать томов
«В поисках утерянного времени».
1960-1966 (№506)
Николай Бердяев
Из книги «САМОПОЗНАНИЕ
(Опыт философской автобиографии)»
Такого рода книги связаны с самой таинственной силой в
человеке, с памятью. Память и забвение чередуются. Я многое на
время забываю, многое исчезает из моего сознания, но сохраня-
ется на большей глубине. Меня всегда мучило забвение. Я иногда
забывал не только события, имевшие значение, но забывал и
людей, игравших роль в моей жизни. Мне всегда казалось, что
это дурно. В памяти есть воскрешающая сила, память хочет побе-
дить смерть. Но наступало мгновение, когда вновь вспоминал
забытое. Память эта имела активно-преображающий характер.
Я не принадлежу к людям, обращенным к прошлому, я обращен
к будущему. И прошлое имеет для меня значение как чреватое
будущим. <...> Марсель Пруст, посвятивший все свое творчество
проблеме времени, говорит в завершительной своей книге «Le
temps retrouvé»: «J'avais trop expérimenté l'impossibilité d'atteindre
dans la realité ce qui était au fond moi-même»1. Эти слова я мог бы
взять эпиграфом к своей книге. То, о чем говорит Пруст, было
опытом всей моей жизни. <...>
В годы изгнания мы по вечерам читали громко. <...> Перечитали
почти всю русскую литературу, что нам доставляло большую радость.
Но перечитали также греческую трагедию, Шекспира, Сервантеса,
Гёте, Диккенса, Бальзака, Стендаля, Пруста и др. <...>.
Многое я переоценил в моем отношении к литературе. Русская
литература XIX века осталась для меня неизменной и любимой, я
еще более ее оценил. Но русская литература начала XX века при
перечитывании вызывает во мне разочарование, в ней мало вечно
пребывающего, она слишком связана с временем, с годами. То
1 «Я никогда не достигал в реальности того, что было в глубине меня»
(фр.).
124

же и с писателями Запада. Диккенса я люблю более, чем раньше.
Совершенно неизменно люблю Ибсена, которого перечитываю с
любовью, волнением и всегда новым поучением. Всегда готов
перечитывать греческую трагедию, Сервантеса, Шекспира, Гёте,
хотя и не все. <...> Я очень оценил Пруста, которого перечитываем
вместе, ценю Кафку <...>.
1939-1948 (№ 138)
Из книги «РУССКАЯ ИДЕЯ: ОСНОВНЫЕ ПРОБЛЕМЫ
РУССКОЙ МЫСЛИ XIX ВЕКА И НАЧАЛА XX ВЕКА»
<...> поистине, все великое просто. Такой продукт усложнен-
ной культуры, как Пруст, соединял в себе утонченность с про-
стотой. Поэтому его и можно назвать гениальным писателем,
единственным гениальным писателем Франции.
1946 (№ 137)
Игорь Михайлов
В СОЧИ, ЧИТАЯ ПРУСТА
(Опыт сравнения)
I
Над особняками Сен-Жермена
опускается глухая ночь.
Абажуры. Пробковые стены.
И опять, бледнея постепенно,
он не в силах страха
превозмочь.
И сжимает пальцы он до хруста.
И скрипит перо Марселя Пруста.
На богатстве плесень завелась.
И урод вылазит за уродом,
показать себя перед народом,
мучает себя и близких всласть.
Непонятно нам, чего им нужно,
что творит пресыщенная кровь?
125

К женщинам питают только дружбу,
а к мужчинам «страстную» любовь —
даже чувства лучшие урод
вывернул в себе наоборот.
Да, но у Германтской герцогини
так глаза непревзойдимо-сини,
так изящен Роберт де-Сен-Лу.
Как он близок — друг былому
веку —
этому больному человеку —
древний герб с короною в углу.
Как иголка, брошенная в сене,
он затерян, позабытый всеми —
неизвестный светский репортер.
И опять — часами — неуклонно —
бешено, мучительно, влюбленно
обществу слагает приговор.
Чтоб не стиснул сердце ужас
липкий —
ах, скорей укрыться за ошибки
прошлого, за милые улыбки
тех людей, кому возврата нет.
Память! Воскреси ж былые чувства.
Лишь бы не было так страшно
пусто...
И скрипит перо Марселя Пруста.
Ночь в Париже. Близится
рассвет.
1939 (№ 135)
Анна Ахматова
Из статьи «АМЕДЕО МОДИЛЬЯНИ»
Три кита, на которых ныне покоится XX век, — Пруст, Джойс и
Кафка — еще не существовали как мифы, хотя и были живы как люди.
1958-1964 (№ 189)
126

Из «ЗАПИСОК ОБ АННЕ АХМАТОВОЙ» Л.К.Чуковской
Я призналась, что не люблю Мопассана. И была осчастливлена
ответом, что и она его терпеть не может.
— Особенно мерзки большие вещи. Да и рассказы. Я только
один рассказ люблю — тот, где человек сходит с ума. Противно,
что он на всех портретах подает себя мускулистым, а сам издавна
паралитик. Так и в рассказах.
Потом мы заговорили о Прусте, и она час целый излагала мне
содержание романа «Альбертина скрылась».
Покончив с Альбертиной, Анна Андреевна вскочила и накинула
черный халат. (Он порван по шву, от подмышки до колена, но
это ей, видимо, не мешает.) Пили крепкий чай с хлебом — больше
нет ничего, даже сахару, и я обругала себя, что не принесла его.
20 июля 1939 г.
Я зашла к ней днем — лютый холод в комнате, ни полена дров,
ни одного уголька, плесень проступает на стенах и на печке. Она
только что прочла «Мертвые».
— Прелестный рассказ. Ах, как это хорошо — то место, когда
он смотрит на нее снизу, а она стоит на лестнице — помните. Тут
уже что-то ренуаровское. Рассказ совсем не Джойсовский, Улисс —
противоположен, тут скорее Пруст... А материал тот же, автобио-
графический — певцы.
9 декабря 1941 г.
Анна Андреевна прочитала «Старика и море». По этому случаю
последовал монолог о Хемингуэе:
— Нет, книга мне не понравилась. Я читала и думала: «Мне бы
ваши заботы, господин учитель». Ведь это он сам и его дама появляются
в конце, с их позиций все и написано... Все такое надмирное...
В «Прощай, оружие!» ему было что сказать — свое, категорическое,
а тут — нет, не слышу. Больше всего я люблю у него «Прощай,
оружие!» и «В снегах Килиманджаро»... А вы заметили — он совсем
не американец? Он европеец, парижанин, кто хотите. У него и
Штатов почти нет, все больше другие страны. И вы заметили, какие
в его вещах все люди одинокие — без родных, без родителей?
В «Прощай, оружие!» говорится про кого-то: «У него даже был где-то
отец». Полная противоположность Прусту: у Пруста все герои опута-
ны тетками, дядями, папами, мамами, родственниками кухарки.
26 апреля 1955 г.
127

О «Поэме» был интересный разговор. Я уже не могу восстано-
вить слово в слово, а только» «смысл». Я заговорила о Прусте.
«Да, это родственно, — согласилась Анна Андреевна, — это тоже,
как сказал Тихонов1 о «Путем всея земли» — «время назад». И, так
же как у Пруста, это ни в какой мере не воспоминания. Времена —-
прошедшее, настоящее и будущее объединены».
12 марта 1964 г. (№ 535)
Георгий Иванов
, ..И Леонид под Фермопилами,
Конечно, умер и за них.
Строка за строкой. Тоска. Облака.
Луна освещает приморские дали.
Бессильно лежит восковая рука
В сиянии лунном, на одеяле.
Удушливый вечер бессмысленно пуст,
Вот так же, в мученьях дойдя до предела,
Вот так же, как я, умирающий Пруст
Писал, задыхаясь. Какое мне дело
До Пруста и смерти его? Надоело!
Я знать не хочу ничего, никого!
...Московские елочки,
Снег. Рождество.
И вечер, — rto-русскому, — ласков и тих.
«И голубые комсомолочки...»
«Должно быть, умер и за них».
1958 (№ 155)
Тихонов Александр Николаевич (А.Серебров) — издатель, редактор,
один из ближайших помощников М.Горького по работе в издательстве
«Всемирная литература». Во время войны работал в издательстве «Совет-
ский писатель», выпустившем сборник А.Ахматовой «Избранное. Стихи»
(Ташкент, 1943).
128

Александр Кушнер
* * *
Биограф гения в халате
Рисует нам. Из третьих уст
Узнаем, как провел в кровати
Остаток жизни денди Пруст.
Какая старая картина
Всю жизнь его пленяла взор,
И что плутовка Альбертина —
Не Альбертина, а шофер
Альберт. Но страсть внушал не хуже
И так же пленником бывал,
Когда вдруг дверь на ключ снаружи
Изящный деспот закрывал.
В небытие не улизнули
Ни давний жест, ни беглый взгляд.
Как будто ткань перевернули
И видим: ниточки висят.1
1965
* * *
Ты так печальна, словно с уст
Слететь признание готово.
Но ты молчишь, а впрочем, Пруст
Сказал об этом слово в слово,
Что лица женские порой
У живописцев на полотнах
Полны печали неземной,
Последних дум беспроворотных,
Меж тем как смысл печали всей
И позы их и поворота —
Они глядят, как Моисей
Льет воду в желоб — вся забота!
1978 (№ 537)
Стихотворение публикуется впервые.

* * *
Когда я у полки, одну выбираю из книг,
Мой ангел-хранитель, что делает он в этот миг?
Тогда отдыхает, спокоен вполне за меня.
Какое блаженство! Везенье ему среди дня!
Он может отвлечься (растет между нами просвет),
Присесть на диван (в нем нужды настоятельной нет),
Поблажка для крыльев, простор, передышка для чувств
Лишь краешком глаза отметит: Толстой или Пруст?
Когда я с тобою... о, если б на несколько строк
Дымящихся точек сейчас я осмелиться мог,
Когда я с тобою... молчанье... когда я томим
Сердечной тоскою, — он ангелом занят твоим!
Как взрослые люди о детях, — о нас говорят:
Что было, что будет, и вниз, беспокоясь, глядят,
И рады друг другу, и знают о чем-то таком,
О чем говорят, отстраняя детей, шепотком.
1984 (№ 537)
• * *
Мне весело, что Бакст, Нижинский, Бенуа
Могли себя найти на прустовской странице
Средь вымышленных лиц, где сложная канва
Еще одной петлей пленяет, — и смутиться
Той славы и молвы, что дали им на вход
В запутанный роман прижизненное право,
Как если б о себе подслушать мненье вод
И трав, расчесанных налево и направо.
Представьте: кто-нибудь из них сидел, курил,
Читал четвертый том и думал отложить — и
Как если б вдруг о нем в саду заговорил
Боярышник в цвету иль в туче небожитель.
О музыка, звучи! Танцовщик, раскружи
Свой вылепленный торс, о живопись, не гасни!
Как весело снуют парижские стрижи!
Что путаней судьбы, что смерти безопасней?
1984 (№ 537)

* * *
Любовь — зависимость. Все мученики этой
Великой слабости — собратья по беде.
Письмо у Тютчева найдешь с живой приметой
Его отчаянья: он пишет о мечте,
Нужде, потребности всё, всё, живя в разлуке,
Знать, все подробности, о каждом сне и дне
Души, родной ему, кивая в жгучей муке
На письма к дочери мадам де Севинье.
Но ту же истовость и точно ту же фразу
Из писем к дочери мадам де Севинье
Ты помнишь издавна по горькому рассказу
О страсти гибельной в Бальбекской стороне,
Где море плещется и мальчик франтоватый
Идет вдоль берега в погоне за мечтой.
Любовь — зависимость, и вечно виноватой
В любом краю земном пребудет, в век любой...
А тот, кто холоден, кто, сдержанный, не знает
Тоски мучительной, кто служит сам себе,
О, как бестрепетно, как он легко читает
Текст, не прикладывая вдруг к своей судьбе
Строки страдальческой. Ему никто не нужен,
Хозяин он себе... Скажи мне, почему
Я, полон страхами, с предчувствиями дружен,
Не поменялся б с ним, завидуя ему?
1986 (№ 537)
Из интервью «НЕИССЯКАЕМЫЙ СЮЖЕТ ПОЭЗИИ»
— Проза — великое искусство. Прозаиком надо родиться так
же, как надо родиться поэтом или музыкантом. Проза и поэзия не
кажутся мне родственными искусствами. К поэзии, возможно,
значительно ближе стоит живопись, чем проза. Я не люблю лири-
ческую прозу, прозу, не связанную с мыслью. Толстой, «писав-
ший коряво», Чехов, Пруст — вот самые дорогие для меня имена
в мировой прозе.
1986 (№ 313)
131

* * *
Я за столом, под лампой, ты — на диване.
Как я люблю о стихах говорить с тобой!
Было об этом, скажи, хоть в одном романе?
Повод в стихах в самом деле хорош любой,
Жук, например, залетевший в окно, дремучий,
Страхом своим напугавший нас, — как он дик,
Груб и мохнат! Здравствуй, здравствуй, счастливый
случай!
Выстрел в горах! Просто солнечный влажный блик...
Тысячу лет назад, когда я ребенком
Был, я дружил с таким золотым жуком,
Он в коробке у меня шевелился громком.
Это уже о тебе я вздыхал тайком,
Честное слово! Шуршанье его, топтанье...
«Пленницей» пятую книгу назвал не зря
Автор любимый. Вот именно, обладанье,
Жгучее, страстное, детское, втихаря.
Не подходи к нему, вылетит сам, я тоже
Умер бы, если б подкралась ко мне рука.
Как я боюсь, как люблю эту жизнь, до дрожи!
Все начинается с повода, с пустяка:
Падает сердце, и в гуще горячей жизни
Смысл открывается — темный, щемящий звук —
В детском каком-то врожденном он эгоизме...
Вылетел, вырвался... Не возвращайся, жук!
1991
* * *
Помнишь, в любимом романе смущенный герой
Бабушке вдруг объявляет, приехав в чужой
Город, что, видно, придется им ехать домой.
Срочно, сегодня же, поездом местным — в Париж,
Так ему плохо: директор отеля, крепыш,
Нагл, и швейцар, посмотри, как он важен и рыж.

Чувство усталости и непосильной тоски!
Так вот и ты напугать меня можешь, виски
Сжав, побледнев... Вижу: к бегству мы тоже близки.
Южная пыль и увитый лозою карниз.
Знаю, что приступ. О, если б и вправду каприз!
Дикая ласточка с криком кидается вниз.
Как тебя жаль мне! Как я суечусь, трепещу,
Втайне надеясь, что вдруг твою мысль обращу
К менее гибельной мелочи: платью, плащу
Пыльному. Нет? Ах, к огням в предвечерней тени,
К белому тополю?.. Ляг же скорей, отдохни.
Нет никого. Золотые обещаны дни.
1991
* * *
Жизнь загадочней любого сна: любимый романист
Был похож на продавца ковров, я вычитал, восточных.
Почему ее узор так прихотлив, а мог бы чист
Быть, — не хочет! Любит выгнутость фантазий
полуночных.
О, как вежлив был, как ласков, обходителен, речист!
Дам расспрашивал про платья: это шелк у вас,
батист?
Обладатель вкусов вычурных и, кажется, порочных.
Хорошо! А вот платановый, резной, узорный лист,
Что он, прост? Грубее трещинок ветвистых,
потолочных?
Спал я, спал; когда проснулся, день не ясен был,
а мглист.
Ах, и Бог, во-первых, все-таки творец, а моралист —
Во-вторых...Что туч причудливей, пышнее клумб
цветочных?
1991 (№ 537)

* * *
Есть где-то церковка, увитая плющом,
Им сплошь одетая в клубящуюся ризу, —
Так волны плещутся, — я издали прельщен
Обросшей, затканной, на холм похожей снизу.
Есть где-то церковка. Черты ее лица
Не разглядеть, увы, что страннику обидно.
Вся, вся курчавится, как местная овца,
Кто пострижет ее? Охотников не видно.
Есть где-то церковка. Я знаю где: в глухом
Углу Нормандии, на берегу скалистом.
О, как топорщится, как ходит ходуном,
Струится шерсть ее с отливом серебристым!
Переливается, шуршит на ветерке.
Есть где-то церковка, расшитая листвою,
Плющом увитая, как будто в парике.
Есть где-то церковка... в ней нам не быть с тобою.
Молитва вязкая стоять, как в горле ком,
Там не посмела бы, — колеблется, струится,
Течет, пропитана латинским языком.
Есть где-то церковка и плющ, как черепица.
Карквильской, кажется, ее назвал поэт,
Писавший прозою, спеша, в начале века.
Есть где-то церковка... такой на свете нет.
Вблизи Бальбекских скал; но нет ведь и Бальбека.
1991 (№ 304)
* * *
Е.Рейну
Лучше Дельфта в этом мире только Дельфт
на полотне.
Я присматривался к желтой, синей, розовой стене.
Ах, за что такой подарок драгоценный сделан мне?

Как ценил шероховатость мой любимый романист!
Он герою смерть, как радость, преподнес,
как чистый лист.
Влажность эта, сыроватость, глянец лилий и батист.
На тарелочках зеленых мелко плавают они.
Им в каналах полусонных хорошо цвести в тени.
Об утратах и уронах думать — боже сохрани!
Вспоминать их неуместно и преступно, как в раю.
От себя я здесь чудесно отодвинул жизнь свою,
Власть Советов, бурю съезда, жаркий спор
в родном краю.
Ездить на велосипеде, да посиживать в кафе,
Да просматривать в газете, что там пишут о Москве?
Почему одна на свете жизнь дается, а не две?
Водяною паутиной город маленький накрыт.
Умереть перед картиной — слишком легкий, что ли,
вид
Смерти быстрой, воробьиной, —
гордость наша не велит.
Я скажу сейчас, что понял наконец, к чему пришел:
Смысл лежит, как на ладони, откровенен и тяжел:
Бог задумал — я исполнил, в мире горя, в море зол.
Бродит маленькая птичка под ногами у меня.
С романистом перекличка, и художник мне родня.
Жизнь — горячая привычка, золотая западня.
1991
* * *
Нечто вроде прустовского романа,
Только на языке другом и не в прозе,
А в стихах, — вот чем занят я был, Ориана,
Альбертина, Одетта, и на морозе,
А не в благословенном Комбре, Бальбеке,
Не в Париже, с сиренью его, бензином,

И хотя в том же самом железном веке,
Но железа прибавилось в нем, в интимном,
Но с поправкой на общие беды, плане,
То есть после Освенцима и на фоне
Стариков, засыпанных в Магадане
Снегом, звездами, тучами... «встали кони».
Нечто вроде прустовского романа
По количеству мыслей в одеждах ярких,
Только пил из граненого я стакана
Чаще, чем из бокала, и та, с кем в парке
На скамье целовался, носила платье
От советской портнихи по два-три года,
И готовились загодя мероприятия
Юбилейные, громкие, в честь Нимрода,
И не поощрялся любовный шепот,
Потому что ценился гражданский пафос,
Но я знал и тогда: это опыт, опыт,
А не просто ошибка и скверный ляпсус.
1997 (№ 537)
Из статьи «ДЕЛЬФТСКИЙ МАСТЕР*
«А вы не придете как-нибудь ко мне на чашку
чая?» — спросила она. Он сослался на спеш-
ную работу, на этюд — заброшенный им
несколько лет назад — о Вермеере Дельфт-
ском...
М.Пруст.
— Вы ничего не понимаете в живописи, — скажет профессио-
нал. А я и не говорю, что понимаю. Я ее люблю. Предпочтение
при этом отдаю пониманию. Я понимаю в стихах. Разговоры
любителей меня раздражают. Возможно, говоря о Вермеере, я
тоже говорю не о живописи — о стихах.
Сначала, в Гааге, я увидел его «Вид Дельфта», а потом, через
день или два, увидел и сам Дельфт. По-моему, это одно из лучших
мест на земле: напрасно мы стали бы сличать его с Дельфтом на
полотне. Узнаются несколько башен, может быть, несколько
крыш, — все остальное выглядит по-другому. Нет, ни в коем
случае не хуже, потому что главную радость приезжему доставляют
136

узкие, иногда вровень с мостовой, зеленые каналы с кувшинками,
плавающими на своих плоских зеленых тарелочках на воде. Город
похож на чистенький, причудливый, сверкающий волшебный
театр, в котором вода, воздух, праздная толпа, прикрученные к
железным поручням мостов велосипеды, цеховые дома и соборы
ставят одну и ту же, никогда не надоедающую, бессюжетную пьесу
о земной радости и веселье, — говорю так потому, что был бы
счастлив быть там не три, как наяву, а тридцать три раза. Веселье,
радость — ну что это такое, не стыдно ли употреблять такие слова?
Стыдно. Но Вермеер, которого я люблю с юношеских лет, кое-
чему меня за эти годы научил. В том числе — умению не оправды-
ваться, жить по-своему. Спекуляций на трагедии в искусстве хоть
отбавляй. Как я сумел убедиться, любители трагического в искус-
стве — очень часто люди расчетливые и холодные, кроме того, они
большие гурманы. Вермееру жилось нелегко, и Пушкину тоже,
«...веселых и приятных мыслей полон, / Пройдет он мимо вас во
мраке ночи / И обо мне вспомянет».
В 1902 году в Гааге Пруст впервые увидел вермееровский «Вид
Дельфта», а в 1921 году, за год до смерти, писал своему другу:
«С тех пор, как я увидел в Гааге «Вид Дельфта», я понял, что видел
самую прекрасную картину в мире».
Это самая большая вещь Вермеера (98 х 118) и единственный
пейзаж (если не считать «Улочки», в которой так мало от пейзажа,
так много от интерьера). Малые голландцы знамениты своей узкой
специализацией: один всю жизнь писал соборы, другой — море и
паруса, третий — сельские пейзажи с коровами и мельницами,
четвертый — сцены из крестьянской жизни, пятый — натюр-
морты, и не вообще натюрморты, а, например, только «завт-
раки». <...>
Был еще один голландский художник, имя которого здесь
следует назвать, — Питер де Хоох. Пруст в своем романе, говоря
о музыкальной фразе из сонаты Вентейля, вспоминает этого ху-
дожника: «Начинал он со скрипичных тремоло, и в продолжение
нескольких тактов звучали только они, наполняя собой весь пер-
вый план, потом вдруг они словно бы раздвигались, и, как на
картинах Питера де Хооха, у которого ощущение глубины дости-
гается благодаря узкой раме полуотворенной двери, далеко-дале-
ко, в льющемся сбоку мягком свету появлялась иной окраски
Фраза, танцующая, пасторальная, вставная, эпизодическая, из
Другого мира».
Питер де Хоох приехал в Дельфт около 1654 года, когда Вермее-
137

ру было двадцать лет, и, считается, оказал большое влияние на
молодого художника. Дом, в котором он жил, находится в конце
улицы Oude Delft, его можно найти и сегодня, вот только узкая
дверь, ведущая во внутренний дворик, не сохранилась — зато
навсегда осталась на двух его полотнах. Одно из них («Хозяйка и
служанка») висит у нас в Эрмитаже. Глядя на него, лучше пони-
маешь и Вермеера, и Пруста с его Вентейлем; там, за открытой
узкой дверью, ведущей из дворика на улицу, проступает дерево,
канал, дом на противоположной стороне канала, по-видимому, с
таким же двориком и с такими же обитателями, — но так как все
это удалено, то кажется еще пленительней, как будто и впрямь из
другого мира.
1997 (№ 519)
Я-то знаю, увы, что нельзя окно
Ресторанное, с видом на море, взять
И открыть — сколько взвихрено, взметено
Будет белых салфеток льняных, под стать
Чайкам, сколько фуражек взлетит, панам
И двустворчатых в суп упадет меню!
Это старая бабушка тарарам
Учинила в романе, на беготню,
Суматоху смотрела, переполох,
Как краснел за нее и смущался внук!
А всего-то хотелось ей вольный вздох
Сделать: как там свежо, посмотри, мой друг!
И когда я читал это, всякий раз
Думал: жест этой бабушки — он и твой,
Ставивший в положенье смешное нас,
Речь идет о естественности такой,
Что нежней разгорается небосклон
И волна устремляется вскачь, дрожа,
А представить последствия и урон
В тот момент не способна твоя душа.
2000 (№ 624)
138

Гайто Газданов
Из «ДНЕВНИКА ПИСАТЕЛЯ»
Достоевский и Пруст
В нашей сегодняшней программе «Дневник писателя»1, гово-
рится о двух авторах — Достоевском и Прусте. Ничего общего
между ними нет. Есть только одно: оба они входят с полным правом
в историю мировой литературы, Достоевский в XIX, Пруст в XX
столетии. Оба они переросли рамки национальной литературы:
Достоевский — русской, Пруст — французской, хотя нельзя себе
представить Достоевского вне России и Пруста вне Франции. Но
каждый великий писатель отличается тем, что его произведения
принадлежат, если так можно сказать, всему человечеству. Досто-
евского читают во Франции, как Пруста читали бы в России, если
бы его книги переводились и издавались на русском языке. Сейчас
это не делается, но это, конечно, носит временный характер —
рано или поздно весь Пруст будет переведен к изданию по-русски.
Несколько имен все время повторяются в этом году в связи с
таким-то количеством лет со дня рождения или со дня смерти того
или иного писателя или поэта. Я беру два имени — Достоевский,
Пруст. Трудно себе представить более разных писателей с более
разной судьбой. Замечательно, однако, то, что можно быть по-
клонником Достоевского и Пруста одновременно, и в этом нет
никакого противоречия.
Если во Франции были писатели, которых можно назвать
предшественниками Пруста, то в России у Достоевского предше-
ственников не было. Сам Достоевский, правда, сказал: «Все мы
вышли из «Шинели» Гоголя», — но с этим трудно согласиться:
«Шинель» — жестокий, как всегда у Гоголя, рассказ о несчастном
маленьком чиновнике, рассказ, написанный гениально, но в
котором нет ничего, что было бы характерно для якобы вышедшего
из «Шинели» Достоевского. Нет, таких писателей, я хочу сказать,
писателей такого строя, как Достоевский, в России не было ни до
него, ни после него. Это, собственно, можно сказать почти о
каждом крупном писателе, но о Достоевском больше, чем о
ком-либо другом.
Есть, конечно, это вечное сопоставление в русской литерату-
ре — Толстой и Достоевский. Сопоставление неправильное — как
Эту программу Г.Газданов вел на радио «Свобода».
139

можно их сравнивать? Про Толстого когда-то сказал его страстный
почитатель, французский критик Шарль дю Бос: «Если бы жизнь
могла писать, она писала бы как Толстой». Это ни в коем случае
неприменимо к Достоевскому, у которого все выстрадано, выму-
чено, все не так, как бывает в действительности, и нужен весь
гений Достоевского, чтобы мы могли поверить в существование
того мира, который он описывает, мира, в котором Раскольников
говорит Сонечке: «Не тебе кланяюсь, страданию человеческому
кланяюсь». Что может быть фальшивее, чем Настасья Филиппов-
на? Что может быть неправдоподобнее, чем поездка к старцу
Зосиме и кривлянье старого шута Федора Павловича Карамазова,
римлянина времен упадка?
Есть, конечно, в том, что написал Достоевский, одна книга,
которая стоит особняком и где этого нет: это «Записки из Мертвого
дома». Если бы Достоевский не написал ничего, кроме этой
книги, место в истории русской литературы ему было бы обеспе-
чено.
В известной части русской интеллигенции Достоевского приня-
то считать пророком, — утверждение крайне спорное. Правда, в
«Бесах» психология так называемых революционеров описана не-
обыкновенно, и несомненно, Достоевский увидел и понял в них
то, чего не увидели и не поняли другие. Но если говорить о его
пророчествах об исторической судьбе России, то трудно найти
пример суждения, которое было бы в такой степени ошибочным.
Достоевский, как известно, был убежден, что безбожная, мещан-
ская и демократическая Европа в неизбежном столкновении с
глубоко христианской монархической Россией обречена на пора-
жение. История доказала, однако, что «православная Русь», на
которую возлагалось столько надежд, существовала только в вооб-
ражении русских единомышленников Достоевского, в том числе
умнейшего человека и замечательного поэта Тютчева. И истори-
ческого испытания Россия не выдержала — та Россия, которую
представлял себе Достоевский. Вернее даже, этой России вообще
не оказалось, России — оплота православия и монархии. Россий-
ская монархия рухнула без того, чтобы кто-либо попытался ее
спасти, православие ничему и никому не помогло. Если говорить
о христианстве, то оно сохранилось именно на якобы безбожном
Западе, а не в России. И неизбежного столкновения между Запа-
дом и Россией тоже не было, было две войны, и каждый раз в одну
из союзных коалиций входила Россия, — монархическая в 14-18-м
году, советская во второй мировой войне.
Но за эти ошибки в исторических прогнозах трудно кого бы то
140

ни было упрекать. Значение Достоевского совсем не в этом, а в
его литературном наследстве, в том, что он создал мир, которого
до него не знал никто. И почитатели Достоевского должны были
бы настаивать именно на этом прежде всего, забыв об исторических
пророчествах и «Дневнике писателя», который недостоин автора
«Бесов» и «Братьев Карамазовых».
Второе имя, которое все время повторяется в эти дни, это
Марсель Пруст, родившийся в 1871 году, сто лет тому назад.
Марсель Пруст самый значительный писатель нашего века, — Тол-
стой, правда, умер в 1910 году, но он, в общем, скорее писатель
все-таки XIX века.
В противоположность Достоевскому, у Пруста в истории фран-
цузской литературы были предшественники. Первый из них —
герцог Сен-Симон с его несравненным искусством психологи-
ческого портрета. Но герцог Сен-Симон не был беллетристом и
писал только свои воспоминания. Писатели — предшественники
Пруста — это Бенжамэн Констан и Фроментэн, с романами
«Адольф» и «Доминик». Они пытались делать то, что впоследст-
вии делал Пруст, но у них не было его таланта, и поэтому, быть
может, когда говорят о Прусте, то о них забывают. Конечно, ни
«Адольфа», ни «Доминик» нельзя сравнивать с эпопеей Пруста
«В поисках потерянного времени». О ней в Большой Советской
Энциклопедии сказано так: «Печать пассивности, меланхолии
лежит на этом произведении, свидетельствующем о разложении
буржуазной литературы». Неискушенный читатель может поду-
мать, что вот была, дескать, буржуазная литература, находилась
в расцвете, а потом, когда появился Марсель Пруст, стала разла-
гаться. Буржуазная литература всегда существовала и существует,
и это всегда литература третьего сорта; разлагаться ей не нужно,
так <как> она по своей природе, в смысле искусства — мертвечи-
на. Но к этой буржуазной литературе Пруст не имеет отношения,
так же как к ней не имеет отношения Толстой. Что же касается
литературного искусства, то во всей мировой литературе есть мало
имен, которые можно поставить рядом с именем Пруста.
В чем замечательность и гениальность Пруста?
Не в том, что он новатор — да и новатором его можно назвать
с натяжкой. В том, что он увидел мир так, как его не видит никто
Другой. В глубине его психологического анализа, в его понима-
нии, в его переходах из одной жизни в другую — так как каждый
Из нас ведет несколько жизней — каждый, кроме самых примитив-
ных людей. Его описания событий — вроде того, что происходило
с теткой Октавией, которой одни говорили — мадам Октав, вы
141

принимаете слишком много лекарств, вы отравляете ваш орга-
низм, дайте ему самому возможность бороться против болезни; а
другие говорили — мадам Октав, вы принимаете слишком мало
лекарств, вы не помогаете вашему организму бороться против
болезни. После этого идут страницы и страницы, на которых ни
слова не говорится о тетке Октавии. И потом наконец — снова о
ней:
«После смерти тетки Октавии, — так как она в конце концов
умерла, доказав этим, что были одинаково правы как те, кто
говорил, что она принимала слишком мало лекарств, так и те, кто
говорил, что она принимала их слишком много».
Все, что пишет Пруст, всегда умно. Кроме того, он отличается
еще и тем, чего так не хватает многим авторам нашего времени, —
культурой.
Большая Советская Энциклопедия пишет, что Пруст, «опуская
все общественно значимые события, сосредоточивает внимание на
субъективных ощущениях персонажей — представителей француз-
ского буржуазно-аристократического общества начала XX века».
Это в значительной степени верно — но что в этом плохого? Князь
Андрей, фаф Ростов, Безухов в «Войне и мире» Толстого — разве
это не представители русской аристократии, так же как Анна
Каренина? Это не мешает тому, что «Война и мир» и «Анна
Каренина» занимают значительное место в истории мировой лите-
ратуры. В этом смысле примеров можно привести много — и в
конце концов, Гамлет, принц датский, — это тоже не слесарь
передового завода и не колхозник, которого, скажем, описала
Галина Николаева в связи с общественно значимыми событиями в
сельском хозяйстве Советского Союза. И вот, несмотря на то что
Гамлет — представитель датской аристократии, погруженный в
субъективные переживания, Гамлет Шекспира — это шедевр ми-
ровой литературы, а колхозники Галины Николаевой никакого
отношения к литературе вообще не имеют. Дело совсем не в том,
кого именно описывает автор — аристократа или крестьянина.
И тот и другой имеют совершенно одинаковое право на литератур-
ное существование. Вопрос только в том, как они описаны и какой
интерес они представляют для читателя. Что касается их субъек-
тивных переживаний, то именно таким образом выясняется и
индивидуальность тех, кто описан, и их отношение к миру.
С точки зрения так называемого социалистического реализма —
вся мировая литература не представляет собой никакой ценнос-
ти, — ни Гомер, ни Сервантес, ни Шекспир, ни Толстой. Зато
писатель Василий Сидоров, скажем, выпустил роман, где жизне-
142

радостные колхозники и передовые рабочие, перевыполняя нормы
навстречу такому-то съезду партии, создают подлинную социалис-
тическую действительность и вдохновляют на труд миллионы со-
ветских читателей. Да, и вот все-таки роман Василия Сидорова —
это никому не нужная макулатура, а Шекспир и Толстой — это
гении, без которых мировая литература была бы несравненно
беднее. Ну, а отсутствие в ней представителей социалистического
реализма замечено не будет. И вот в порядке этих соображений
следует отметить, что, несмотря на отрицательный отзыв Большой
Советской Энциклопедии, Марсель Пруст — писатель мирового
значения, и его литературный гений и несравненное литературное
мастерство таковы, что в Союзе советских писателей они никому
и не снились. Непризнание гения ставит в тягостное положение не
его, а того, кто его не признает. Отзывы можно давать какие
угодно — но дела это не меняет. Я часто вспоминаю анекдотичес-
кие слова какого-то советского критика, который сравнивал поэта
Уткина с Пушкиным и писал, что если в смысле поэтического дара
Пушкин не уступает Уткину, то в смысле политической сознатель-
ности Уткина надо поставить на первое место. Возможно, возмож-
но. Однако Уткина, который, кажется, умер во время войны, уже
сейчас никто не помнит, а вот Пушкина не забыли. То же самое —
это нетрудно предсказать — произойдет и здесь, то есть с Прустом:
никто не будет помнить о социалистическом реализме и его авто-
рах, а Пруста и роман «В поисках потерянного времени» будут
знать и помнить все. Фразы, где глаголы стоят в будущем времени,
когда речь идет о литературных суждениях, — эти фразы — вещь
опасная. Но в некоторых случаях риска нет, и, говоря о том, что
Пруста не забудут, мы не рискуем ошибиться.
1971 (№481)
Из воспоминаний В.Вейдле «О ТЕХ, КОГО УЖЕ НЕТ»
«Новая проза» Газданова
<...>Проза эта не только недурна, но и хороша, не правда ли?
Показалась она мне хорошей тогда, столь же хорошей кажется и
теперь. И ведь не совсем она обычна и сейчас для русского уха
<...>. <...> и тон этот, и ритм издали напоминают Пруста, но
никакой подделки «под Пруста», да и никакого прямого подража-
ния Прусту <...> нет. Сама концепция повествования, изобража-
ющего не мир, а восприятие его автором, идет тут и там — в
различных преломлениях — от Пруста, но знаменует нечто вполне
Приемлемое и закономерное: переход этот наблюдается во всей
143

европейской литературе двадцатого века, намечался у нас (хоть и
не на французский лад) у Андрея Белого. Он и у Набокова
совершенно очевиден, а что у этих двух молодых парижских
авторов [Г.Газданова и Ю.Фельзена] ближе он следует французским
образцам, вполне естественно и нисколько их таланта не порочит.
УГазданова, кроме того, не вся книга написана в <...> лирическом
или лирическо-ироническом тоне <...>. Ранние воспоминания, из
коих, в главной своей части, состоит «Вечер у Клэр», не к жизни
во Франции относятся, а потому и написаны менее «по-француз-
ски», но та поэтическая дымка, что окутывает их, в свою очередь
многим обязана чтению Пруста. От него Газданов <...> научился
обходиться, и почти совсем, без вымысла, — воспоминания в
вымысел превращать или ими вымысел заменять. Думаю, что
лучшими его произведениями как раз и остаются те, где он к
вымыслу прибегает всего меньше: ранние рассказы «Вечер у Клэр»
и, книгою напечатанные уже после войны, «Ночные дороги».<...>
1933 (№ 454)
Зинаида Шаховская
СТОЛЕТИЕ СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ ПРУСТА
1871-1971
Не одно искусство придает прелесть и таин-
ственность самым обычным вещам, эта власть
принадлежит и страданию.
Пруст
10 июля 1871 года в Париже родился Марсель Пруст и сегодня,
несмотря на ряд замечательных писателей, его современников, при
жизни имевших больше славы чем Пруст, первое имя, которое
приходит на ум, когда думаешь о французской литературе первой
четверти 20-го века, — всегда имя Пруста. Анатоль Франс, Баррес,
Гюисманс, Андре Жид — как-то отходят на второй план. Ближе
стоящий к нашему времени Поль Валери, столетие со дня рожде-
ния которого тоже отмечалось в этом году, и тот уступает свое место
автору «В поисках утраченного времени».
О нем написаны уже тома. Как Джойс, Пруст, в сущности,
писатель для писателей. В него надо вчитаться, его надо перечи-
тывать. Его многотомный роман — во многом литературное ото-
бражение философии Бергсона, его учителя и свойственника,
144

Бергсон — философ длительности времени; Время и Память в его
Представлении — два главных элемента жизни. Несколько необыч-
но для французского философа Бергсон отказывался признать
примат ума над интуицией — а это некий вызов всей картезианской
традиции. Бергсон сегодня полузабыт, но Пруст доносит до новых
читателей его голос. Бергсон верил в союз философии и поэзии,
этот союз и осуществил Пруст в «Поисках утраченного времени».
Слава Пруста продолжалась при его жизни недолго; началась она
с присуждением ему в 1919 году премии Гонкур за книгу — «На
стороне Сванна» — в 1922 году он умер.
Признанию его мешали своеобразный и трудный, пока в него
не вчитаешься, стиль, и неудержимое пристрастие к великосвет-
ским салонам, ставшее поводом для обвинения его в легкомыслен-
ности.
Этот второй упрек нередко слышишь и теперь. Под ним подра-
зумевают обычно то, что общество, вдохновившее Пруста, было
социологически неинтересно и не заслуживало внимания. Стран-
ный упрек!
Всякое общество состоит из отдельных личностей. Всякое об-
щество имеет свои ограничения, будь оно аристократическим,
буржуазным, пролетарским или писательским. И в каждом из
них, увы, преобладают мертвые души. Но все они интересны для
творческой или социальной мысли. Предпочтительно в каждом из
них оставаться случайным гостем. Вот этим случайным гостем
герцогини де Германт и был писатель.
Что Пруст был «парвеню» в этом по рождению чуждом ему
кругу, куда он прорвался ценою больших усилий, и позволило ему
бросить свежий взгляд на какую-то особую породу людей. Так
путешественник открывает красоты или особенности впервые уви-
денного пейзажа, мимо которого равнодушно проходят те, кто в
нем вырос. Да к тому же неверно, что Пруст описывал одних
герцогинь и княгинь. Не менее точно и глубоко им описаны
музыканты, писатели, лакеи, демимонденка Лаура Эйман и слу-
жанка Франсуаза, и все те, кого называл он «Французы Св.Андрея
на Полях»1, т,е. французский народ, отображенный на фронтонах
средневековых соборов.
«В поисках утраченного времени» — дело всей его жизни, —
задумано Прустом по образцу «Человеческой комедии» Бальзака.
Название церкви, которую Пруст описал. (Здесь и далее примеч.
З.Щаховской).
145

Все, что он написал до этого, было только подготовкой, черно-
виком этого многотомного романа. «Удовольствия и дни», «Жан
Сантей», интереснейший эссе «Против Сент-Бева», где как раз
выступает его восхищение Бальзаком, — все это основы, на кото-
рых построено громадное и гениально задуманное здание утрачен-
ного и вновь найденного времени.
Авторы, принадлежащие к уже погибшей, за неимением чита-
телей, школе «нового романа», напрасно старались доказать, что
Пруст был их прямым предшественником. Прустовская словесная,
психологическая и эмоциональная мозаика не беспредметна и не
бессюжетна. Герои Пруста существуют, они дышат, живут, стра-
дают, они вплетены в ткань самой жизни. И вот потому-то сразу
после войны целый ряд молодых писателей пошли за «несовре-
менным» Прустом — последователи и подражатели, как и все
подражатели, — не доходя до его вершин. Появилось множество
биографий, исследований, литературоведов и психиатров1.
Некоторые из этих трудов дают чудовищные подробности об
интимной жизни Пруста. Лучше их забыть, их не читать, вернуть-
ся к созданному Прустом шедевру. Проследить, как то, что
началось игрой, вдруг становится чем-то самодовлеющим. Замы-
сел овладевает Прустом, выталкивает из его жизни всё остальное,
как затем вытолкнет из жизни его самого. Задыхаясь от нервной
астмы, наперегонки со смертью, Пруст пишет, чтоб успеть поста-
вить точку. «Мои силы уходят нехотя — для того, чтобы дать мне
время, закончив ограду, закрыть дверь усыпальницы»...
Симфония завершена, время возвращено — для тех, кто будет
жить после Пруста.
То, что Пруст написал о смерти Бергота — в этот прустовский
посмертный юбилей можно применить и к его смерти.
«Он умер. Умер навсегда? Кто может это утверждать?... Конеч-
но, спиритические опыты, как и религиозные догматы, не при-
водят доказательств бессмертия души. Но можно сказать, что все
происходит в жизни так, как будто мы в нее вошли с грузом
обязательств, принятых на себя в прежней жизни. Нет никакого
повода, чтобы на этой земле мы считали себя обязанными делать
добро, быть деликатными, или даже вежливыми, или для того,
чтобы образованный артист считал себя обязанным двадцать раз
мак, например, Джордж Пейнтер, английский прустист, написал са-
мую обширную литературную биографию нашего времени — после 18 лет,
посвященных изучению творчества французского писателя.
146

переделывать отрывок, раз восторг, который он вызовет, ничего
не будет значить для его тела, обглоданного червями, так же, как
и кусок желтой стены, написанный так значительно и тонко
оставшимся навсегда неизвестным художником. Все эти обязатель-
ства, которые ничем не санкционируются в теперешней жизни,
кажутся принадлежащими другому миру, миру, основанному на
добре, на совестливости, на жертве, миру, совершенно отличному
от этого, и откуда мы выходим, чтобы родиться на этой земле...
И поэтому мысль, что Бергот умер не навсегда, — не лишена
вероятия.
Его похоронили, но в продолжение всей погребальной ночи,
его книги, выставленные три по три, в освещенных витринах, как
ангелы с распростертыми крыльями, казались для того, кого
больше не было, символом воскресения».
1971
В ПОИСКАХ ПРУСТОВСКИХ ПЕРСОНАЖЕЙ
1971 год для Франции — «год Пруста». Место, занятое им в
французской литературе, можно определить по количеству мани-
фестаций, отмечающих его юбилей.
Выставка «Пруст и его время», открытие памятной доски на
доме, где он родился, в присутствии Селесты Альбаре, — верной
его прислуги за последние годы его жизни, и его племянницы г-жи
Мант-Пруст; прославление Кабура — нормандского города, где он
любил отдыхать; лекции и концерты, даже «бал Пруста»; марка
Пруста, организованные паломничества в места, Прустом описан-
ные; фильм о Прусте молодого режиссера Ги Милля — «Пруст,
искусство и страдание».
В Институте Франции состоялось торжественное собрание,
международное чествование памяти писателя, под покровительст-
вом Президента Республики, в присутствии г. Оливье Гишара,
министра национального] просвещения.
Оно происходило символически в скромной аудитории Инсти-
тута, где читал лекции Бергсон. Среди ораторов были «Прустисты»
Бельгии, США, Англии, Кубы и Японии.
Улицы Иллье — маленького городка — заполнены французски-
ми и иностранными поклонниками Пруста, которые не забывают
Полакомиться в местных кондитерских и чайных теми самыми
Печеньями «мадлен», вкус которых однажды вызвал в памяти
Писателя, «как из японских игрушек, раскидывающихся в воде
147

цветами», его молодость, давно исчезнувших людей, весь горо-
док, целый мир... <...>
* * *
В 1924 году, когда мне было 17 лет, я впервые услышала имя
Пруста. О нем так много писали, так много говорили, что самый
чистейший юношеский снобизм заставил меня открыть впервые его
книги.
Они показались мне очень скучными и совсем непонятными.
К тому же я еще не укоренилась в Западной Европе и жила в
русской эмиграции той невероятно трудной, сложной, нереальной
жизнью, которая была участью и старшего и молодого поколения
20-х и 30-х годов.
Книги Пруста прочтены мною тогда не были, но при случае я
могла, как многие, считающие себя читателями, показать, что он
мне не незнаком. Позднее несколько раз принималась за Пруста,
читая отрывки, и уже находя в этом пищу, если не для сердца, то
цдя ума. И только во время войны, в Лондоне я прочла подряд все
тома «В поисках утраченного времени», находя в этом чтении то
особое удовлетворение, когда чтение уносит очень, очень далеко
от действительности.
Горящий под бомбами Лондон и французское общество начала
века были явно блестящими антитезами.
1947 г., когда мы года на два осели в Париже, мне захотелось
повидать тех, кто были прототипами прустовских персонажей.
Многие уже умерли, но старый друг моей семьи, маркиз Луи де
Ластейри, член Жокей-клуба, потомок Лафайета и собственник
прелестного замка Ла Гранж около Розей-ан-Бри, тоже когда-то
принадлежавшего Лафайету, встречался в свое время с Прустом.
Он с большой охотой повел меня к своим приятельницам, бывшим
молодым красавицам прустовского Парижа.
Жизнь в 1947 году еще не наладилась. В своем особняке на ул.
Варенн, на фронтоне которого красуется монограмма герцогов
Монморанси, приняли меня в предельно холодной маленькой
гостиной, где топилась жалкая печурка, маркиза де Люберсак и ее
сестра, приехавшая из провинции, м-ль д'Инездаль.
Обе дамы были женщины умные и живые. М-ль д'Инездаль,
как мэр своего округа, отлично защищала своих избирателей во
время оккупации; сестра ее была членом «Общества женщин Биб-
лиофилов», но как и для Ластейри, Пруст, несмотря на его
установившуюся славу, был для сестер не так большим писателем,
148

как все тем же «маленьким Марселем», которому они покровитель-
ствовали.
«Красив он не был, — рассказывали мне сестры, — уж очень у
него был восточный тип, что-то от арабского продавца ковров.
Глаза печальные и очень ласковые. Мы его очень любили. Он так
трогательно хотел иметь доступ в салоны, писал всем бесконечно
самые почтительные и нежные письма, все выспрашивая всякие
подробности о генеалогии людей, которых он встречал, при встре-
чах прося вдруг разрешения пощупать материю нового платья —
«как называется этот цвет? Какая модистка сейчас в моде?» Всегда
как-то неуверенный в себе, слишком милый, если хотите! За
какую-нибудь нужную ему справку отдаривал цветами тоже как-то
«слишком» и всегда с самым трогательным письмом1 или запиской,
как будто ему спасли жизнь, но несмотря на нашу дружбу, читая
его книги, право, надо сказать, что он нас не понял» (под словом
«нас» — подразумевалось светское общество).
На улице Фезандери жила оригинальная Елизавета де Грамон,
по независимости характера разошедшаяся со своим мужем, гер-
цогом де Клермон-Тоннер. Я ее встречала довольно часто, так как
ее издатель Грассе был и моим. Худенькая, с совершенно белыми
волосами, с белоснежным жабо, быстрая в движениях и словах,
бравируя уже в 20-х годах модными, не всегда цензурными слова-
ми2, автор многих, легко и не всегда хорошо написанных, книг.
Елизавета де Грамон, «забросившая свой чепчик за мельницу», по
французскому выражению, т.е. выйдя из условностей своей среды,
все же оставалась светской дамой.
Книги ее, небрежно-живые, дают о ее современниках немало
любопытных сведений. «Анфан террибль» самой высшей аристо-
кратии, Елизавета де Грамон, дочь герцога и первой жены его,
Роан-Краон, подчеркивала свое вольнодумство, не очень серьез-
ное.
Увлекшись Леоном Блюмом, она по женскому, а может быть и
по салонному снобизму, увлеклась и Народным Фронтом, и
заказала у известнейшего парижского ювелира драгоценную брош-
ку, изображающую серп и молот. Как-то, не условившись, зашла
Только 3000 писем Пруста из 10-ти тысяч, им написанных, были
опубликованы.
2Так, одна из прустовских героинь, когда горничная, причесывая ее,
Уронила гребешок и не успела удержать вырвавшееся у нее слово «м...»,
заметила: «Ну, нет, милая, — это слово герцогинь...».
149

она к Грассе, который был занят. Сообщившей о ее приходе
секретарше издатель закричал: «Я не хочу видеть эту емм..», и тут
же открылась другая дверь его кабинета, и Елизавета де Грамон,
с улыбкой заметила: «Слишком поздно, емм... уже здесь»!
По силе вещей, деклассироваться Елизавета де Грамон никак
не могла, и при всей своей живости и нрава, и выражений
оставалась той самой княгиней де Лоам, описанной Прустом,
которая была первым вариантом Орианы де Германт.
В последний раз когда я у нее была, у нее сидела ее приятель-
ница Натали Барней, американка, которой Реми де Гурмон по-
святил свои «Письма к Амазонке». Близко стоящие ко всем
знаменитостям своей эпохи, Елизавета де Грамон и мисс Барней
все-таки больше других светских дам понимали в литературе и
искусстве.
Пруст для них был не только «маленький Марсель», но и
большой писатель. Впрочем прочла ли Ел. де Грамон все, напи-
санное Прустом, — сомнительно; уж очень разбросаны были ее
интересы. Пруст мелькал в рассказах Е. де Грамон, выпадая и
впадая снова в галерею всех тех, кого она встречала в своей жизни,
вперемежку — политиков, писателей, художников, музыкантов —
ЖозефаКайо, Мориса Барреса, Валери, Айседору Дункан, Д'Ан-
нунцио, Морраса, Анатоля Франса, Колетт, Пьера Льюиса,
Монэ, Эдгара Дега, «раздражительного великого старика», Форе-
на, Родена, Аристида Майоля, Дягилева и Нижинского («Это
пахнет аннексией», — заметил Форен на первом представлении в
театре Елисейских Полей «Весны Священной»), Бони де Касти-
льян, Жувенеля, Бертелло и Роберта де Монтескью, не считая всех
Полиньяков, Мюратов, Роганов, Черчиллей и царствующих лиц.
При всей ее нежности к Марселю Прусту, он в ее разговорах играл
при мне только эпизодическую роль.
Совсем в другом стиле был младший брат Елизаветы де Грамон,
от второй жены ее отца, Арман, носивший при жизни отца, т.е.
когда он познакомился с Прустом, титул герцога де Гиша. Мы его
повстречали уже в преклонных летах и герцогом де Грамоном.
Представительный и красивый, член Академии Наук, специалист
по гидростатике и оптике, изобретатель электронических аппара-
тов, герцог удивительно хорошо умел сочетать серьезные научные
занятия и светскую жизнь. Он был женат на Элен Греффюль,
дочери красавицы графини Греффюль (прототип прустовской кня-
гини де Германт), портрет которой, кисти Лазло, мы видали в его
особняке на ул. Анри Мартен. Несомненно и сам Гиш (впослед-
ствии Грамон) придал некоторые свои черты аристократам романа
150

Пруста. Елизавета де Грамон пишет о теще своего брата: «Гр.Греф-
фюль — захотела приблизить к себе музыкантов, ученых, физи-
ков, химиков, докторов... Эти люди науки, приглашенные в самое
неурочное время, приходили и говорили перед граф. Греффюль о
вещах, которые она не могла понять... несмотря на это, собесед-
ники были в восторге друг от друга».
Дочь граф. Греффюль не унаследовала красоты своей матери и
всю жизнь чуждалась света, занималась только добрыми делами,
одевалась так скромно, что, говорят, однажды в Испанской
часовне Пасси кто-то, приняв ее за бедную, подал ей милостыню,
которую герцогиня де Грамон приняла, не желая обидеть доброго
человека. Уже после ее смерти мы побывали в замке Грамонов, Ла
Вальер, в Мортфонтене. Замок, выстроенный в XIX веке (в
поместье, принадлежавшем Жозефу Бонапарту) отцом Армана,
после его женитьбы на Ротшильд, огромен, но не чудесен, ибо
старый герцог задумал его наподобие замка Азей-ле-Ридо, но
приказал архитектору выстроить его в три раза больше размером,
что нарушило, конечно, и пропорции, и гармонию.
Молодой герцог де Гиш (Арман) был дружен с Прустом и,
несмотря на предубеждение своего отца, пригласил его в Ла
Вальер, но Гиш забыл предупредить Пруста, что предполагается
катанье на лодках. Все гости были одеты по-деревенски, один
Пруст явился в визитке с цветком в петличке и, будучи всегда в
себе неуверен, провел вечер, как рассказывал нам герцог, прячась
за гардины от смущения. Когда пришло время прощаться, старый
герцог, без удовольствия, но согласно традиции, попросил Прус-
та, бывшего тогда в первый раз в имении, вписать свое имя в
золотую книгу: «Только ваше имя, прошу вас, главное никакой
мысли! (изречения)», — прибавил он сурово. Мы видали эту под-
пись Пруста, но к этой странице теперь приклеена фотокопия
письма, написанного Прустом одному другу по поводу его первого
визита в Ла Вальер. «Я не понял, почему герцог попросил меня
написать только мое имя, но не мысль. У меня нет имени, есть
только мысли. Другое дело, если бы герцог был у меня, у него
есть только имя и никаких мыслей» (цитирую по памяти). В биб-
лиотеке Ла Вальер находились все первые издания Пруста с ав-
тографами, но во время немецкой оккупации, многие из них
исчезли. Среди квартировавших там немецких офицеров были
такие, которые ценили Пруста больше, чем старый герцог де
Грамон.
Салоны, которые так восторженно посещал Пруст, исчезли
После второй войны, коктейли убили искусство салонного разго-
151

вора, и общество забыло фразу натуралиста Бюффона: «Толпа —
не общество». Правда, еще происходят литературные и ученые
собрания у графини Жан де Панж, сестры двух академиков и
Нобелевских лауреатов де Брой и правнучки мадам де Сталь,
которая создала «Общество изучения де Сталь», и у герцогини де
Ля Рошфуко, но ни тот, ни другой кружок не подошел бы
«маленькому Марселю». Мне все-таки посчастливилось бывать с
мужем в типично прустовском салоне, который остался до смерти
его хозяйки каким-то заповедником, где выжило искусство салона,
как места, где в самой элегантной обстановке могут встречаться
люди политики, искусства, науки, литературы и большого света
в приятном общении даже с инакомыслящими. Графиня Марга-
рита-Мария де Мен1, бывшая замужем за коньячным королем
Эннеси и разошедшаяся с ним, каждое воскресенье принимала
своих гостей на ул. Масперо в Пасси и, как талантливый дирижер,
руководила салонным оркестром, зорко глядя, чтобы никто не был
обижен, чтобы каждый нашел себе собеседника ему подходящего.
Академики и политики, дипломаты — среди которых были изгнан-
ники, — старые и молодые дамы, в норках или в скромных
нарядах, забывали спешку и грубость современья, хотя и говорили
о современных проблемах. Гр. де Мен, как и ее брат Анри, знали
Пруста и его ценили, впрочем, как и маркиза де Люберсак, не
узнавая себя в персонажах им описанных. На стене висел портрет
хозяйки дома, того же Лазло, который написал гр. Греффюль, —
худенькой, задумчивой — какой знавал ее Пруст.
Может быть и присутствовал в этом последнем салоне некий
холодок, — тут оказывалось больше почтения уму и красоте, чем
сердцу — это заметно было и Прусту, но зато какой отдых в
великолепной учтивости собеседников, в обстановке, где все пред-
меты включаются в атмосферу изысканности, исключающую вся-
кую нотку показного, неосвоенного поколением, богатства.
В салоне Маргариты-Марии де Мен мне стало понятно, что
привлекало Пруста. Он не мог не быть очарован хотя бы именами,
звучащими в истории со Средних Веков, и утонченностью стиля
жизни, пережившего ураган революции, но обреченность которого
писатель предчувствовал. Конечно, с писательской прозорливос-
1 Анри и М. де Мен — дети политического деятеля и академика Альберта
де Мен и потомки Гельвециуса, литератора и философа 18-го века, после-
дователя Локка. Жена Гельвециуса основала «Кружок Отейя», где собира-
лись «лучшие умы» того времени.
152

тью увидел он и то, что скрыто за декорацией, что таится по ту
сторону, человечность светских персонажей с ее недочетами и
ограничениями. «Маленький Марсель» запечатлел и пародию на
высший свет описанием буржуазного салона Вердюренов.
В 1970 г. в возрасте 95 лет умерла, на несколько дней пережив
своего брата, графиня де Мен. И мы знали, что на катафалке, в
церкви Сен-Пьер де Шайо, покрытом ковром из красных роз,
покоится последний свидетель прустовского Парижа.
1971 (№ 205)
Белла Ахмадулина
Прощай! Прощай! Со лба сотру
воспоминанье: нежный, влажный
сад, углубленный в красоту,
словно в занятье службой важной.
Прощай! Все минет: сад и дом,
двух душ таинственные распри
и медленный любовный вздох
той жимолости у террасы.
В саду у дома и в дому
внедрив многозначенье грусти,
внушала жимолость уму
невнятный помысел о Прусте.
Смотрели, как в огонь костра,
до сна в глазах, до мути дымной,
и созерцание куста
равнялось чтенью книги дивной.
Меж наших двух сердец — туман
клубился! Жимолость и сырость,
и живопись, и сад, и Сван —
к единой муке относились.
153

Прощай! Но сколько книг, дерев
нам вверили свою сохранность,
чтоб нашего прощанья гнев
поверг их в смерть и бездыханность.
Прощай! Мы, стало быть, — из них,
кто губит души книг и леса.
Претерпим гибель нас двоих
без жалости и интереса.
1977 (№ 243)
Иосиф Бродский
Из эссе «СЫН ЦИВИЛИЗАЦИИ»
<...> ему <О.Мандельштаму> совсем не свойственны эти поиски
минувших дней на ощупь, в неотвязной, как наваждение, попытке
вернуть и переосмыслить прошлое. Мандельштам в стихе редко
оглядывается: он весь в настоящем, в том мгновении, которое он
заставляет длиться и медлить сверх естественного предела. О про-
шлом, как личном, так и историческом, позаботилась сама эти-
мология слов. Но несмотря на не прустовскую трактовку времени,
плотность его стиха несколько сродни прозе великого француза.
В каком-то смысле здесь та же тотальная война, та же лобовая
атака, но в этом случае атакуют настоящее и иными средствами.
1977 (№ 394а)
Из интервью разных лет
— В <...>предисловии <к прозе М. Цветаевой> вы пишете, я
цитирую: «В конечном счете каждый литератор стремится к одному
и тому же — настигнуть или удержать утраченное или текущее
время».
— Ну, более или менее да...
— Прямо из Пруста...
— Безусловно.
— Я не знаю, верно ли это в отношении всех писателей, но что
касается вас, то это так. Чем вы это объясняете?
— Дело в том, что то, что меня более всего интересует и всегда
интересовало на свете (хотя раньше я полностью не отдавал себе в
154

этом отчета), — это время и тот эффект, какой оно оказывает на
человека, как оно его меняет, как обтачивает, то есть это такое
вот практическое время в его длительности. Это, если угодно, то,
что происходит с человеком во время жизни, то, что время делает
с человеком, как оно его трансформирует. С другой стороны, это
всего лишь метафора того, что вообще время делает с пространст-
вом и с миром. Но это несколько обширная идея, которой лучше
не касаться, потому что она заведет нас в дебри. Вообще считает-
ся, что писатель пишет о других людях, о том, что человек делает
с другим человеком и т.д. В действительности это совсем не
правильно, потому что на самом деле литература не о жизни, да и
сама жизнь — не о жизни, а о двух категориях, более или менее о
двух: о пространстве и о времени. Ну, вот Кафка, например, —
это человек, который занимался исключительно пространством,
клаустрофобическим пространством, его эффектом и т.д. А Пруст
занимался, если угодно, клаустрофобической версией времени.
Но это в некотором роде натяжка, можно было бы высказаться и
поточнее. Во всяком случае, время для меня — куда более инте-
ресная, я бы даже сказал, захватывающая категория, нежели
пространство, вот, собственно, и все...
1979
Нельзя не приветствовать то, что происходит сегодня в СССР,
особенно в области культуры. Огромная разница с тем, что было
пятнадцать лет назад или даже три года назад. Однако мне бы
хотелось, чтобы Горбачев вел себя как просвещенный тиран. Он
мог бы расширить свою просветительскую деятельность до неслы-
ханных пределов: я бы на его месте начал с того, что опубликовал
на страницах «Правды» Пруста. Или Джойса. Так он действитель-
но смог бы поднять культурный уровень страны.
1987
<...> литература — это явление, в общем не детерминируемое
политическим климатом. Она — тот случай, когда сознание опре-
деляет бытие, а не наоборот. То есть лучшее, что было создано в
этом столетии, было создано и по ту, и по эту сторону «железного
занавеса».
— Может, чаще всего в ситуации чудовищного политического
климата?
— Необязательно. Я бы, между прочим, этого не стал утверж-
155

дать. Я думаю, что, скажем, Пруст возник вне всякого полити-
ческого климата или политического климата, который мог бы быть
назван чудовищным. То же самое Фрост, то же самое Музиль...
1988
— Принято считать, что для вас особое значение имела, помимо
русской, англоязычная поэзия — британская, американская. А какую
роль в вашей жизни играла французская литература?
— Огромную, я полагаю. Мы более или менее все воспитаны,
начиная с конца, на Прусте, на Золя, на Бальзаке, на Стендале.
Для меня, скорее всего, все-таки Стендаль главный человек. <...>
— А что такое для вас Пруст ?
— Это самое крупное явление в литературе двадцатого века.
Самое главное в Прусте — его отношение к времени. На самом
деле это не столько «В поисках утраченного времени», сколько в
поисках времени. Пользуясь известной формулой, это нечто вро-
де — остановленное мгновение, да?
— Пруст сложнее, нежели Джойс?
— Вы знаете, гораздо, то есть несомненно. Вообще, в какой-
то степени, иерархия литературы двадцатого века... Сейчас девя-
носто первый год, да? Это конец столетия. И вполне можно себе
позволить окинуть то, что произошло в литературе, таким как бы
взглядом и позволить себе такое преждевременное ревю, прежде-
временную рецензию на двадцатый век, в смысле литературы. Для
меня, разумеется, крупнейшее явление — это Пруст, второе —это
наш соотечественник Андрей Платонов, третье — Роберт Музиль.
Джойс оказался бы, я думаю, на четвертом и даже на пятом: у меня
возникает между третьим и четвертым, грубо говоря, довольно
большой интервал. Джойс — это замечательный писатель, несо-
мненно, но как художник он представляется мне куда менее
значительной величиной или фигурой, чем он представлялся мне,
скажем, четверть века тому назад. <...>
<...> Что касается меня, поскольку вы спрашиваете меня, более
крупной величиной в англоязычной литературе, в прозе по крайней
мере, является Фолкнер, куда более крупной, чем Джойс. И надо
сказать, что каким-то образом в моем так называемом сознании
Пруст и Фолкнер оказываются если не конгениальными, то каким-
то образом совпадают.
1991
156

— Если бы ты был не поэтом-лауреатом, а... поэтом-царем, что
бы ты попытался реформировать в сфере американской культуры?
— Если бы я был не поэтом-лауреатом, а... министром культу-
ры, то сделал бы очень простую вещь. Издал в брошюрках
произведения нескольких авторов, например, Марселя Пруста —
так, чтобы все общество смогло его прочитать. Но в этой стране —
во всяком случае мне так кажется — никогда не будет портфеля
министра культуры. Кроме того, Вашингтон — не то место, с
которого можно начинать какие-то реформы.
1993 (№ 608)
ПО КОМ ЗВОНИТ ОСЫПАЮЩАЯСЯ КОЛОКОЛЬНЯ
Доклад на юбилейном Нобелевском симпозиуме
в Шведской Академии 5—8 декабря 1991 года
<...> В этот зимний день в конце первого года последнего
десятилетия двадцатого века я вглядываюсь в наше столетие и вижу
шесть замечательных писателей, по которым, я думаю, его запо-
мнят. Это Марсель Пруст, Франц Кафка, Роберт Музиль, Уильям
Фолкнер, Андрей Платонов и Сэмюэл Беккет. Их легко различить
с такого расстояния: они вершины в литературном пейзаже нашего
столетия; среди Альп, Анд и Кавказских гор литературы нынешнего
века они настоящие Гималаи. Более того, они не уступают ни
дюйма литературным гигантам предыдущего века — века, устано-
вившего планку.
Нет, как раз наоборот. Эти писатели на самом деле больше,
отчасти потому, что они начали там, где остановился роман
девятнадцатого века, хотя главным образом потому, что им при-
шлось иметь дело с гораздо более неблагоприятными условиями,
чем те, с которыми человек и литература сталкивались в своей
истории. Литература в конечном счете есть хроника того, как
накапливаются неприятности и как человек противостоит им.
И возможно, одной из граней величия вышеупомянутой шестерки
явилось то, что они, кажется, были последними, кто пытался
запечатлеть квантовый скачок человеческих неприятностей в точ-
ном и внятном слове. Потом пришли сюрреализм и социология.
<...> Что у них было общего, таких разных? Во-первых, они не
были командными игроками; они были одиночками, своеобычны-
ми, часто до эксцентричности. По крайней мере, они никогда не
подыгрывали ни речистым диктаторам, ни медоточивым еписко-
157

пам (всегда имевшимся в большом количестве, особенно в той
части столетия). Конечно, мы не должны попадаться на романти-
ческую удочку и ставить знак равенства между неумением вести
себя в обществе и одаренностью. Первое — не говоря уж о просто
дурных манерах — распространено довольно широко; хотя бывает
и напускным. А вот что зачастую свидетельствует о таланте — так
это словесная несовместимость его обладателя с какой бы то ни
было устоявшейся идеологией.
Кроме того, все шестеро считались в свое время — а кое-где и
ныне считаются — «трудными», первая реакция на творчество
колебалась между открытой враждебностью и полным безразличи-
ем. Спасение Максом Бродом рукописей Кафки, которые автор
завещал сжечь; посмертное «открытие» Музиля в пятидесятые годы
его немецким читателем и еще более посмертная публикация оше-
ломляющих романов Андрея Платонова — достаточно наглядные
примеры, хотя их в разной степени можно приписать превратнос-
тям истории. Но даже удачливые среди них были не так уж
благополучны, как показывает судьба «В сторону Свана»: роман
отклонил не кто иной, как Андре Жид, и книга была издана
автором за свой счет. Все же Пруст мог себе это позволить.
Впечатлением трудности и последующей репутацией «сложных»
они обязаны литературным вкусам общества, вскормленного пара-
доксальным образом, подобно самой великолепной шестерке, на
пище девятнадцатого века. Все это легче увидеть сейчас, поскольку
практически идентичные блюда подаются большинством изда-
тельств сегодняшней публике; хотя основная ответственность за них
лежит на поварах, то есть на самих литераторах. В равной, если
не в большей, мере парадоксально, что последние пятьдесят лет
модернизм характеризуется как прошлое, будто наше настоящее
приобрело некий внестилевой статус и впредь не требует особых
способов для своего словесного воплощения. <...>
Действительно ли они были такими трудными, чтобы заслужить
все эти ярлыки и наименования, включая «модернизм»? Как слу-
чилось, что шесть совершенно разных авторов, писавших пример-
но в одно время, оказались такими трудными? В чем вообше
заключалась трудность и кто ее измерил? Является ли трудность
отличительным признаком гения, должны ли мы ориентироваться
на нее, когда пытаемся отыскать значительные произведения в
искусстве остатка века? Можно ли ее имитировать?
158

Ответ на последний вопрос: да. Это сделано и повсеместно
делается ныне многими расцветающими и увядающими дарования-
jtfH. Начать с того, что само число «трудных» рукописей, предла-
гаемых сегодня издателям, показывает, что трудность эта не такая
у# трудная. За всем этим кроется не столько коварство, сколько
роман простака с понятием трудности, которая стала новой орто-
доксальностью, а заодно и ходким товаром. Истина заключается
прежде всего в том, что никакой трудности на самом деле не было.
Ибо манера, которую избрал каждый из великолепной шестерки,
не казалась трудной, по крайней мере, им самим и — поскольку
они не были в полной изоляции — некоторым из их современни-
ков. Никто в здравом уме не возьмется писать то, что трудно
понять, особенно неизвестный автор. Причина, по которой каж-
дый из них продолжал в своем духе, была в осознанной или
интуитивно угаданной необходимости вырваться из ограничиваю-
щих условностей современной прозы. Фактически то, что читате-
лем, который довольствуется существующими условностями, было
объявлено трудностью, означало для каждого из шестерых высво-
бождение их естества и, несомненно, рассматривалось ими как
средство достижения большей ясности.
Если они не чувствовали этой трудности, то и мы не должны;
иначе время, отделяющее нас от них, было потрачено впустую.
Стилистические приемы, изобретенные этими шестью, позволили
им выразить сложности человеческой души, для чего их родной
девятнадцатый век, по-видимому, не имел ни средств, ни, что
более вероятно, желания. Однако это явилось не заменой одного
способа повествования другим, а дополнением или, точнее, раз-
витием и врастанием романа девятнадцатого века в век двадца-
тый — процесс совершенно логический, органичный, не говоря
УЖ о его терапевтичности. Так что все, что требуется от нас, — это
Принять стилистическую инициативу шести за норму и признак
зрелости, а не за отклонение от старого доброго удобно-линейно-
го, вызывающего доверие романа воспитания — поскольку человек
не хозяин ни своего прошлого, ни настоящего, ни тем более своей
судьбы.
Если мы примем способ, которым действовали вышеупомяну-
тые шесть авторов, за норму (то есть способ их мышления, если
Не манеру поведения их героев, хотя неплохо бы принять и то и
Другое), мы немедленно получим как минимум два преимущества.
Во-первых, это избавит нас от выискивания трудности и тем более
159

не даст прельститься ею как необходимой предпосылкой вели-
кого современного произведения, поскольку сложность человечес-
кой души, так же, как и выражение этой сложности, имеет
естественные пределы, за которыми простирается либо безумие,
либо претенциозность — то есть за которыми это выражение ста-
новится нечленораздельным. Во-вторых, это может избавить нас
от потребления в больших количествах имеющейся продукции,
интеллектуально и стилистически не затронутой достижениями
модернистов. Короче, приняв эту норму, мы в наших литератур-
ных оценках будем исходить из минимальных требований уплот-
нения и сжатия модернистских приемов, а не их разжижения. Ибо
именно так развивается культура в целом и литература в част-
ности. <...>
Мы не можем своим желанием вызвать большую литературу к
жизни, но трудно не отвернуться с отвращением от склизской
грязцы посредственности. Это трюизм, что без последней мы не
получим первой, и этот трюизм, поддерживающий рынок на
плаву, представляет собой оправдание среднего автора на Страш-
ном суде. Однако пропорция, которая придает этому трюизму
убедительность, по-видимому, давно уже нарушена, что явствует
из посмертного восхваления всех подряд посредственностей и спи-
сания со счетов провозглашенных трудными модернистов (чья
трудность, впрочем, на руку академическим толкователям). Я ни-
как не могу взять в толк, почему столько писателей (возможно,
кроме русских, ибо они на полвека были отрезаны от хода совре-
менной литературы) могут продолжать писать, как если бы Пруст,
Кафка, Музиль, Фолкнер и Беккет никогда не существовали.
Потому что они были в меньшинстве?
<...> Предполагаемая трудность, которой авторы эти столь
знамениты, проистекает из описания ими совершенно другого
свойства жизни — неуверенности. <...> Искусство этих шестерых,
говоря словами поэта, начинается там, где умирает логика. Так
же, как умирают сюжеты и система композиции девятнадцатого
века. Их романы пишутся согласно «логике» неуверенности и
потому довольно часто остаются незаконченными. Подумайте о
«Замке» Кафки, «Человеке без свойств» Музиля, платоновском
«Чевенгуре». Но даже произведения Пруста и Фолкнера, строго
говоря, нельзя рассматривать как завершенные, то же относится
и к Беккету. Ибо эпос никогда не кончается, поскольку он
центробежен, и такова же неуверенность.
160

Источником ее все расширяющегося движения, ее центробеж-
ной силы в произведениях великолепной шестерки является точ-
ность. Точность неуверенности — необычайный генератор для
самой неуверенности или стиля ее выражения. Ее постоянно
растущий радиус есть объяснение их стилистического новаторства.
Что общего, по-видимому, было у всех шести — это преобладание
стиля над сюжетной линией. Последняя очень часто оказывается
заложницей стиля, который и является настоящим движителем
повествования. Не вызывает ли эта практика каких-либо ассоциа-
ций, не напоминает ли вам такой тип процесса что-то еще в
литературе? Мне напоминает, поскольку такой же принцип дейст-
вует в поэзии, где сюжетная линия управляется и определяется
каденцией и благозвучием, ибо стихотворение движется силой их
прирастания.
Другими словами, с модернистами литература завершила круг
развития, вернувшись к господству языка над повествованием,
поскольку прежде рассказа была песня, поскольку сам язык есть
плод неуверенности. Именно она — если оставить в стороне не-
утолимую жажду метафизики — связывает великолепную шес-
терку модернистов и в некоторых случаях позволяет их прозе
потеснить достижения современной им поэзии. Музиль, поглотив-
ший всего Рильке, — лишь один из таких примеров. В некотором
смысле этих шестерых можно объявить величайшими поэтами
столетия, гораздо более значительными, чем их практиковавшие
в сей области современники, с той же убывающей в конце концов
аудиторией — как показывает сегодняшняя литературная практи-
ка — и по тем же причинам. Ибо поэзия — трудное дело для
подражания. Именно это не позволяет поэзии стать явлением
демографическим.
Терминология, навешивание ярлыков, классификация — все
это как раз и вводит в литературу демографическую реальность,
ибо, в конечном счете, я полагаю, что, говоря «модернисты», мы
подразумеваем «лучшие писатели». Те, кого вел язык, кто подчи-
нился его диктату, а не поставил его в зависимость от этических,
исторических или общественных соглашений. Те, кто рассматри-
вает себя как инструмент языка, а не наоборот. Ибо, если искус-
ство что и создает, то новую эстетику; и этика в лучшем случае
Проистекает из нее. И так это не только потому, что искусство
старше, чем любой общественный закон, но потому, что оно
Исходит из индивидуума, а не из общественной группы; потому что
161

искусство от жизни отличается именно тем, что первое питает
отвращение к клише, главному стилистическому приему послед-
ней, поскольку искусство всегда начинает с нуля. <...>
(№ 609)
Юрий Нагибин
Из статьи
«ВОКРУГ «ЧЕЛОВЕКА БЕЗ СВОЙСТВ»
Я начал читать роман [Р.Музиля «Человек без свойств»]с тем же
чувством, с каким семнадцатилетним на песчаном островке под
Ярославлем, у сухого кусточка, на который то и дело присажива-
лись пестренькие бабочки галатеи, раскрыл голубой томик в изда-
нии «Академия», с лицом боттичеллиевой Сепфоры на переплете,
столь мучительно напоминавшей Свану его роковую любовь —
Одетту де Кресси, и навсегда ушел за Прустом в поисках за
утраченным временем.
<...> Злой и циничный Селин сказал, что Пруст, сам полупри-
зрак, без конца блуждал в расслабляющей суете высшего света
(цитирую по памяти, но почти дословно). Больной Пруст значи-
тельную часть жизни провел в пробковой комнате, никого не
принимая, ограничиваясь редкими вылазками в великосветские
салоны и, словно землеройка, рылся в прошлом, вспоминая свои
прогулки в сторону Свана и в сторону Германта, вроде бы поляр-
ные, как полярны буржуазия и родовитое дворянство, но, в
сущности, сливающиеся, поскольку Шарль Сван, как и сам
Пруст, буржуа по происхождению, был лучшим украшением Сен-
Жерменского предместья. А Пруст тем и велик, что в Германтах,
Шарлюсах, Консальви и прочих разглядел общечеловеческое; он
пронизал весьма плотную защитную оболочку и увидел мягкую,
податливую ткань жизни и безмерно увеличил наше знание о
человеке. Герцога Германтского, высокомерного и грубого, тон-
кого и бестактного, добродушного и жестокого, можно обнару-
жить в каком-нибудь часовщике или шофере, а его очаровательную
жену Ориану — в прачке или торговке рыбой. Ну а барон Шарлюс
при всей своей экстравагантности на грани легкого безумия, свое-
нравии и фантастических претензиях проглядывает в самых разных
людях: от мелкого служащего до диктатора. Все это помогает нашей
162

ориентировке в миропорядке; непреходящее значение Пруста в
том, что он дал мощный толчок к самопознанию человека и
познанию окружающих. Это куда важнее его пространной фразы,
механически усваиваемой многими современными писателями, но
прустовскую форму они заполняют только словами, а не тем, что
таится за словом.
1986 (№315)
Виктор Некрасов
Из «ПАРИЖСКИХ ТЕТРАДЕЙ»
Выставка в Гран-Пале приехала к нам из Гааги, из музея
Маурицхг: Фабрициус, Франц Гальс, Вермеер Дельфтский и три
Рембрандта — два автопортрета, молодой и старый, и «Сусанна и
старцы». Рембрандта я видел уже много — и в Голландии, и в
Вене, и в Лувре, и у нас дома, а вот Вермеера не очень. И он-то
главным образом и привлек мое внимание. «Девушку с жемчу-
жиной» я знал только по парижскому метро. Афиша с ее изо-
бражением встречала меня на каждой остановке, сопровождала
по бесконечным коридорам подземных переходов. Когда я ее
увидел в натуре, мне показалось, что она повернулась, глянула на
меня и поверх плеч и голов сказала именно мне: «Наконец-то ты
пришел». Пришел-таки и не пожалел. И не стесняюсь сказать:
смотрела она на меня как живая. И я понял, что в этом есть
красота.
И подумать только — никто об этом самом Вермеере не знал (как,
впрочем, долгое время и об Иоганне-Себастьяне Бахе) до 1866 года.
И только статья некоего знатока искусств Тора Бюргера в «Газет де
Бозар» открыла ему дорогу на Олимп мирового искусства.
Великого этого художника, живя дома, я знал только по реп-
родукциям. Запомнилась одна и та же комната с окном слева
(очевидно, его мастерская) и в ней девушка, то льет молоко, то
считает жемчуг, то делит общество с солдатом. Из пейзажей
помнил только один — «Уличка», дом, очевидно где-то в Амстер-
даме. Сейчас передо мной его полотно «Вид Дельфта», города, где
°Н прожил почти всю свою жизнь. Залив, баржи, крутые черепич-
ине крыши, колокольни, башни. Раннее утро — на башенных
163

часах 7.10, очевидно, утра. Свежо, прохладно, еле заметная
рябь...
Картина эта прославлена дважды. Автором, Вермеером, и
Марселем Прустом. Герой одного из его романов, писатель Бер-
гот, умирает от апоплексического удара в момент, когда рассмат-
ривал эту картину. Жан-Луи Водуйе, друг Пруста, рассказывает, что
в этой сцене есть некий элемент автобиографичности. Он вместе с
Прустом в 1921 году посетил выставку голландских художников в
парижском музее «Же ле Пом». И именно у этой самой картины
Вермеера Пруста схватил приступ астмы. К счастью, не с таким
трагическим концом, как в книге. Как видим, есть много общего
между литературой и живописью. Даже в жизни. И смерти...
1986 (№ 493)
Юрий Колкер
* * *
Жизнь беспримерна. Пролистай века,
Промешкай в Лувре — и листай сначала:
Мы там с тобою, где ничья нога
От сотворенья мира не ступала.
На полуслове Муза осеклась,
Бессонные у Мельпомены бденья,
Не отрывает Клия жадных глаз —
Вовек не знавшая недоуменья!
Припомни детство: кто подумать мог,
Что и для нас возведены чертоги?
Что Баальбеком станет Таганрог —
И мы еще помедлим на пороге?
Не здесь ли заповедная стезя,
Не кровью ль сердца движутся светила?
Подумай: небу обойтись нельзя
Без нас с тобою, без того, что было.
164

Не поклонюсь, от ревности дрожа,
Колумбу, Казанове, Галилею:
За новизну не дам я ни гроша,
За наш вертеп — души не пожалею.
1994 (№ 475)
Владимир Ганделъсман
Из книги «ЧЕРЕДОВАНИЯ
(Записные книжки)»
* * *
«В поисках утраченного времени». Утраченным является не
только прошедшее, но и будущее (будущее совершенное, т.е.
описанное в романе). Автор настигнет счастье, если оно совпадет
с уже воображенным. Так, все его герои появляются до того, как
появляются реально, — именем ли Берма, книгами ли Бергота,
разговорами о Германтах, запахом духов Одетты и т.д.
Настигнув же их, Пруст, как правило, видит: «время», явив-
шееся ему через «золотую дверь воображения», и «время», вошед-
шее в «постыдную дверь опыта», не совпадают.
Именно в этой разности бьется его аналитическая препарирую-
щая мысль, бьется, — ибо поддержана вдохновением, жаждой
любви, — т.е. пристрастная, стягивающая нечто друг с другом,
отчаиваясь, что не стянуть вполне, или разрывающая и т.д.
И у Пруста (как у Кафки) — вечная недостижимость. Прустов-
ская недостижимость — прежде всего счастья. «Счастье нам доста-
ется, когда мы к нему охладеваем» («Под сенью девушек в цвету»).
* * *
Отсутствие (почти) прямой речи героя Пруста. Любимый прус-
товский персонаж — бабушка — по сути, тоже дана только в
косвенной речи. И наоборот: все, что подвергается насмешке, —
все говорит. Что бы это ни было, ясно, что речь — есть разновид-
ность Имени для Пруста, т.е. нечто уязвимое и неадекватное
персонажу.
165

* * *
Среди прочего Пруст делает невероятную попытку — которая
иногда увенчивается почти успехом! — выследить под микроскопом
и рационально объяснить: что есть любовь. Этот «почти успех»
сопутствует ему, когда при близком рассмотрении предмет не
утрачивает для автора свойства внушать эту самую любовь. Мысль
Пруста сводится к тому, что мы любим предмет в его бесконечной
связи с окружающей его обстановкой, с его историей и т.д. и
т.п. — точнее: со всем, что в нашей душе сопутствует ему; еще
точнее: саму душу, как бы связующий раствор, который «держит»
мир в поле зрения; еще точнее: абсолютно все.
Поскольку это никак не меньше бесконечности, постольку
полным успехом такая попытка увенчаться не может и постольку
разочарований на этом пути у автора больше, нежели достижений
(особенно, когда предметом любви является человек).
Пруст хочет проследить все сцепления, все связи вещей, т.е.
разъять материю любви во славу ее цельности. Распять Христа,
чтобы восхититься, что Он воистину Бог.
* * *
Речь все время идет о том, что любовь гибнет в познании
объекта любви (т.е. варьируется, по сути, библейская притча о
дереве жизни и дереве познания). По Прусту, то, что мы в
результате познаем, — не является тем, что мы любим, нас ждет
разочарование. Одна из кульминаций этой мысли в этимологи-
ческом расчленении имен городов, которые герой проезжает с
профессором Бришо. После чего их таинственное звучание улету-
чивается.
* * *
Вдруг, на пятой книге Пруста, видишь героя Марселя как
психически больного и неприятного типа, употребляющего мир (и
девушку, в частности) в виде успокоительного лекарства: узкогру-
дый и длинношеий птенчик, которого носит в своих объятиях
румяная велосипедистка Альбертина с кошачьим носиком. Мар-
сель — то в объятиях Альбертины (не наоборот), то повисает у нее
на шее (от радости) и т.п. Это все еще тот мальчик в Комбре с
мамой.
166

* * *
Что было бы без чувствительности и сентиментальности Прус-
та? — умная и замечательная, но посторонняя картина.
Пусть враг сантиментов в литературе помнит, что дело не в них,
а в подлинности и соблюдении меры, пусть также помнит, что
чья-то насмешка настигнет его ироничность в такой же степени, в
какой его ироничность сейчас насмехается над чьей-то сентимен-
тальностью, что это дело времени и что потехи час настанет.
Иронизировать можно в любой области (в том числе — мни-
мой), сентиментальничать — по преимуществу, в подлинной.
* * *
Иногда фраза Пруста такова, что для того, чтобы уследить за
тем, как завершится мысль, некоторые из бесчисленных ответвле-
ний фразы пробегаешь наскоро, интуитивно, не успевая их иссле-
довать, чтобы мысль не потерять.
К такому чтению можно возвращаться через год, через два, всю
жизнь, то и дело останавливая взгляд на том, что пробегал, и
пробегая то, на чем останавливался.
1995 (№ 455)
Владимир Микушевич
ЗОРЕЦВЕТ
Цела под именем славянским Зорецвета
Твоя наперсница: девица L'Aubépine1,
А недруг Отпрысков Пылающих Пипин
Короткий не постиг Новейшего Завета,
Хоть розе предпочел он лилию долин,
И вождь цареубийц не видел, что комета
Колючая над ним, иудина примета:
Под видом лилии клеймо для гильотин.
Боярышник (фр.). Аллюзия на роман «По направлению к Свану».
167

Вечерняя заря предшествует лучинам
Излучинам луны, которая видна,
Когда, провозгласив тирана властелином,
Охотятся в лесу, где кровь на всех одна,
И в отдалении сияет Купина
Неопалимая в причастии пчелином.
15.12.1996 (№538)
Евгений Рейн
ВИЛЬНЮС
Всё сменилось — и карта, и флаг, и вывеска,
но, спросонья глянув в распахнутое окно,
ты вполне утешаешься, в окружной панораме выискав
те же шпили, и купол, прибавленный к ним заодно.
Казимир, Иоанн, Михаил, Кафедральный —
вполне достаточно,
чтоб опущенных лет свысока не считать ни во что,
и рукою махнув на «потеряно» и на «растрачено»,
различить благодушно всей жизни своей решето.
Слава Богу, вот здесь, в этой комнате, то же художество,
недочитанный Пруст и дотла прогоревший камин,
значит, время всё терпит и ты всё готовишься
рассказать как попало, то что знаешь на свете один.
День пойдет сам собой, непременно коварно нашёптывая:
«Ничего, ничего что ты маешься, всё впереди,
неужели не знаешь до чего эта доля почетная?
Время терпит, и ты погоди!..»
1997 (№ 539)

]у!АРСЕЛЬ ПРУСТ
В РУССКИХ ПЕРЕВОДАХ И КРИТИКЕ
;ИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ
1'
/«V^^— E*-w«s Ofc»-*^ fei ^&
цЛ >lM-J%u
Последняя страница рукописи романа «Обретенное время»

ПЕРЕВОДЫ ПРОИЗВЕДЕНИЙ МАРСЕЛЯ ПРУСТА
НА РУССКИЙ ЯЗЫК
Цикл «В поисках утраченного времени»
1. В поисках потерянного времени: Под сенью девушек в цвету /Пер.
Л.Гуревич в сотр. с С.Парнок и Б.Грифцовым. — Л.: Недра, 1927. —
429 с.
2—4. В поисках за утраченным временем: В сторону Свана (Du côté de chez
Swann): Роман: [В 3 т.] /Пер., предисл. и примеч. А.А.Франковского;
Обл. худож. П.Снопкова. — Л.: Academia, 1927.
2. Т. 1.-288 с.
3. Т. 2. - 334 с.
В оформлении книги использованы репродукции деталей фресок
С.Ботгичелли и картины П. де Хоха.
4. Т. 3.-294 с.
В оформлении книги использованы репродукции картины Д.Бел-
лини и детали фрески АМантеньи.
5. Вл поисках за утраченным временем: Под сенью девушек в цвету
(À ГотЬге des jeunes filles en fleur): Роман. [T. 1.] /Пер., предисл. и
примеч. БЛ.Грифцова; Обл. и суперобл. В.Белкина. — Л.: Academia,
1928.-314 с.
Издание не завершено. Вышла в свет только первая часть «Вокруг
госпожи Сван».
6—9. В поисках за утраченным временем: Т. 1—4/Худож. Ю.Скалдин. —
Л.: Время; Худож. лит., 1934 — 1938. — (Собр. соч.)
6. Т. 1. В сторону Свана /Пер. и примеч. А.Франковского; Предисл.
А Луначарского. — 1934. — 504 с.
7. Т. 2. Под сенью девушек в цвету /Пер. и примеч. А.Федорова. —
1935. - 560 с.
8. Т. 3. Германт /Пер. и примеч. А.Франковского; Вступ. ст. Н.Рыко-
вой. - 1936. -712 с.
9. Т. 4. Содом и Гоморра /Пер. и примеч. А.Федорова и Н.Суриной. —
1938. - 552 с.
171

10— В поисках утраченного времени: [T. 1—5]/Пер. Н.Любимова; Худож
14. Г.Клодт. — М.: Худож. лит., 1973—1990. — (Зарубеж. роман XX века)
10. [Т. 1.] По направлению к Свану /Предисл. Б.Сучкова; Коммент
М.Толмачева. — 1973. — 464 с.
11. [Т. 2.] Под сенью девушек в цвету /Предисл. В.Днепрова; Коммент.
А.Михайлова. — 1976. — 555 с.
12. [Т. 3.] У Германтов/Предисл. Л.Андреева; Коммент. А.Михайлова.—
1980. - 647 с.
13. [Т. 4.] Содом и Гоморра /Предисл. и коммент. А.Михайлова. —.
1987. - 559 с.
В переводе романа содержатся купюры, сделанные по цензурным
соображениям.
14. [Т. 5.] Пленница /Вступ. ст. и коммент. А.Михайлова. — 1990. -
432 с.
15— В поисках утраченного времени:[Т.1—5.] /Пер. Н.Любимова. —
19. М.: Республика, 1992-1993.
15. [Т. 1.] По направлению к Свану/Предисл. и коммент. М.Толмачева;
Худож. М.Урапова. - 1992. - 368 с.
16. [Т. 2.] Под сенью девушек в цвету /Предисл. В.Днепрова; Коммент.
А.Михайлова. — 1992. — 464 с.
17. [Т. 3.] У Германтов /Предисл. Л.Андреева; Коммент. А.Михайлова.—
1993. - 543 с.
18. [Т. 4.] Содом и Гоморра /Предисл. и коммент. А.Михайлова. —
1993. - 496 с.
Текст романа с купюрами.
19. [Т. 5.] Пленница. /Вступ. ст. и коммент. А.Михайлова. — 1993. —
382 с.
20— В поисках утраченного времени: Т. 1—6 /Пер. Н.Любимова; Худож
25. А.Прокошев; Биогр. очерк и подбор илл. А.Михайлова. — М.: Крус,
1992-1993.
20. Т. 1. По направлению к Свану /Коммент. М.Толмачева. — 1992. —
338 с.
21. Т. 2. Под сенью девушек в цвету /Коммент. А.Михайлова. — 1992. —
446 с.
22. Т. 3. У Германтов /Коммент. А.Михайлова. — 1992. — 558 с.
23. Т. 4. Содом и Гоморра /Коммент. А.Михайлова. — 1992. — 496 с.
В переводе романа восстановлены купюры, существовавшие в
предыдущих изданиях.
24. Т. 6. Беглянка /Послесловия НЛюбимова и Ю.Архипова. — 1993. —
208 с.
Перевод романа с купюрами, сделанными Н.Любимовым.
172

25. T. 6. Беглянка /Пер. вставок Т.Сикачева; Пер. прилож. Т.Михайло-
вой; Послесловия Н.Любимова и Ю.Архипова; Коммент. А.Михайло-
ва. - 1993. - 336 с.
В переводе восстановлены эпизоды, опущенные Н.Любимовым.
В приложении опубликованы ранние варианты отдельных эпизо-
дов романа: Ужин г-жи де Вильпаризи и г-на де Норпуа в Венеции;
В Венеции.
Т. 5 и 7 не вышли в свет.
26— В поисках утраченного времени /Пер. А.Франковского. — Л.; СПб.,
27. 1992-1998.
26. Кн. 1. В сторону Свана/Примеч. А.Франковского; Послесл. А.Фе-
дорова; Худож. М.Новиков. — Л.: Сов. писатель, 1992. — 480 с.
27. Кн. 5. Пленница /Послесл. А.Федорова; Худож. М.Покшишев-
ская. - СПб.: ИНАПРЕСС, 1998. - 288 с.
Книги 2—4 не вышли в свет.
28— В поисках утраченного времени: [Т. 1—6] /Пер. НЛюбимова; При-
33. меч. О.Е.Волчек, СЛ.Фокина. - СПб.: Амфора, 1999-2000. - (Mil-
lennium).
28. [Т. 1]. По направлению к Свану/Вступ. ст. А.Н.Таганова; Примеч.
СЛ.Фокина. - 1999. - 540 с.
29. [Т. 2]. Под сенью девушек в цвету. — 1999. — 607 с.
30. [Т. 3]. У Германтов. - 1999. - 665 с.
31. [Т. 4]. Содом и Гоморра. - 1999. - 671 с.
32. [Т. 5]. Пленница. - 1999. - 527 с.
33. [Т. 6]. Беглянка/Пер. прилож. Л.М.Цывьяна. — 2000. — 391 с.
Приложения содержат эпизоды, опущенные Н.М.Любимовым.
34. Обретенное время /Пер. А.И.Кондратьева; Под ред. О.И.Яриковой. —
М.: Наталис, 1999. - 350 с.
35. В сторону Свана /Пер. А.Франковского; Предисл. А.Моруа; Ком-
мент. Г.Соловьева. — СПб.: Азбука, 2000. — 632 с.
Печатается по изданию: Л.: Academia, 1927.
36. Обретенное время /Пер. и коммент. А.Смирновой. — СПб.: ИНА-
ПРЕСС, 2000. - 382 с.
Фрагменты
37. Поиски потерянного времени /Пер. М.Рыжкиной // Соврем.
Запад. - 1924. - Кн. 1(5). - С. 103-125.
Четыре фрагмента из романа «В сторону Свана».
38. Любовь Свана (Du côté de chez Swann) /Пер. В.Парнаха. — M.: Ого-
нек, 1928. - 48 с.
Фрагменты части II романа «В сторону Свана».
173

39. Любовь Свана /Пер. Н.Любимова // Пруст М. Любовь Свана; Колетт.
Ранние всходы; Радиге Р. Бес в крови /Сост. и спр. об авт. В.Ники-
тина. — М., 1992. — С. 5—196. — (Французский роман о любви).
Часть II романа «В сторону Свана»
40. Мадемуазель де Форшвиль: [Отрывок из романа «Беглянка»] /Пер.
НЛюбимова // Лит. газ. - 1993. - 17 февр. (№ 7). - С. 6.
41. Любовь Свана /Пер. Н.М.Любимова; Послесл. С.Л.Фокина. —
СПб.: Амфора, 2000. — 285 с. — (Новая коллекция).
Другие произведения
Новеллы. Стихи.
42. Утехи и дни (Les plaisirs et les jours) /Предисл. A.Франса; Пер.
Е.Тараховской и Г.Орловской; Под ред. и с предисл. Е.Ланна. —
Л.: Мысль, [1927].- 176 с.
Содерж.: Ланн Е. Предисловие к русскому изданию; Франс А.
Предисловие; Моему другу Вилли Хату, умершему в Париже 3 октября
1893 г.; Смерть Бальдассара Сильванда виконта Сильвани; Виоланта
или светская суетность; Светская суетность и меломания Бувара и
Пекюшэ; Печальная дачная жизнь Мадам де Брейв; Исповедь моло-
дой девушки; Обед в городе; Мечты в духе иных времен; Конец
ревности.
43. Шуман; Ватго // Новые поэты Франции /В пер. И.Тхоржевского. —
Париж, 1930.-С. 137-138.
44. Званый обед/Пер. Н.Касаткиной; Вступ. ст. В.Балашова//Француз-
ская новелла XX века. 1900-1939. - М., 1973. - С. 175-182.
45. Портреты художников и музыкантов: Стихи /Пер. и вступл. Н.Стри-
жевской // Лит. учеба. - 1990. - № 2. - С. 186-189.
Содерж.: Альберт Кейп; Пауль Поттер; Антуан Ватго; Антуан Ван
Дейк; Шопен; Глюк; Шуман; Моцарт.
46. Равнодушный: Новелла /Пер. Н.Бунтман, А.Райской // Мориак К.
Пруст. - М., 1999. - С. 269-285.
47. Утехи и дни. (Les plaisirs et les jours) /Пер. Е.Тараховской и Г.Орлов-
ской. — СПб.; М.: Летний сад, 1999. — 191 с.
Переиздание книги 1927 года. Роспись содержания см. № 42.
48. Шуман; Ватто /Пер. И.Тхоржевского // Семь веков французской
поэзии в русских переводах /Сост., вступ. ст. Е.В.Витковского. —
СПб., 1999.-С. 502.
49. Портреты художников и музыкантов /Пер., вступ. ст. и примеч.
Н.Стрижевской; Худож. Т.Ландо. — М.: Грааль, 2000. — 146 с.
Содерж.: Стрижевская Н. Таинственные законы Марселя Пруста;
174

Альбер Кейп; Паулюс Поттер; Антуан Ватто; Антонис ван Дейк;
Шопен; Глюк; Шуман; Моцарт.
В оформлении книги использованы рисунки Антуана Ватто.
Статьи. Письма
50. О чтении /Пер. Н.Новосельской; Предисл. А.Федорова // Вопр.
лит. - 1970. - № 7. - С. 181-200.
51. Достоевский; Толстой/Пер. и предисл. Н.Суслович, И.Розенталь//
Вопр. лит. - 1971. - № 11. - С. 253-255.
52. О вкусе; Художественное созерцание /Пер. Л.Зониной // Писатели
Франции о литературе: Сб. статей. — М., 1978. — С. 70—75.
53. О чтении /Пер. Н.Новосельской // Корабли мысли: Зарубежные
писатели о книге, чтении, библиофилах: Рассказы, памфлеты, эссе
/Сост. и послесл. В.В.Кунина. - М., 1980. - С. 231-263.
54. Письмо Рейнальдо Ану. 4—5 марта 1911г. // Сергей Дягилев и русское
искусство: Статьи, открытые письма, интервью; Переписка; Совре-
менники о Дягилеве: В 2 т. /Сост., вступ. ст. и коммент. И.Зиль-
берштейна и В.Самкова. — М., 1982. - Т. 2. — С. 189.
55. О вкусе/Пер. Л.Зониной; О чтении /Пер. Н.Новосельской//Человек
читающий — Homo legens: Писатели XX в. о роли книги в жизни
человека и общества /Сост. и предисл. С.Бэлзы. — М., 1983. —
С. 122-151.
56. О чтении/Пер. Н.Новосельской//Корабли мысли. — 2-е изд., доп.—
М., 1986. - С. 192-214.
57. «Головокружительная и священная работа...» /Пер. Т.Чугуновой;
Вступл. Л.Токарева//Лит. газ. - 1991. - 14авг. (№ 32). - С. 13.
Содерж.: «Жизнь поэта, как и любого человека, полна событий...»;
Власть романиста; Поэзия или неисповедимые законы.
58. Из литературного архива /Пер. Т.Чугуновой // Диапазон. — 1991. —
№ 3. - С. 200-209.
Содерж.: Толстой; Художники: Рембрандт, Ватто; Заметки о зага-
дочном мире Постава Моро; Художник. — Тени. — Моне.
59. Памяти убитых церквей: (Фрагменты) /Пер. И.Кузнецовой//Золотой
векъ. - 1993. - № 4. - С. 3-7.
Первая и заключительная части очерка, составленного автором из
ранее написанных отдельных статей.
60. Письмо М.Шайкевич. Ноябрь 1915 г. /Пер. Т.Михайловой // Пруст
М. Беглянка. - М., 1993. - С. 284-289.
Письмо М.Пруста, включенное в приложения к тому, содержаще-
му полный текст романа.
61. Поэзия, или Неисповедимые законы: Семь эссе /Пер. Т.Чугуновой //
Знамя. - 1996. -№ 7. - С. 136-146.
Содерж.: Солнечный луч; Поэзия, или Неисповедимые законы;
175

Поэтическое творчество; Власть романиста; О Гёте; О Шатобриане;
Закат вдохновения.
62. Против Сент-Бёва: [Фрагменты] /Пер. Т.Чутуновой; Вступл. и при-
меч. А.Бондарева //Дружба народов. — 1997. — № 4. — С. 196—220.
Содерж.: Наброски предисловия; Метод Сент-Бёва; Сент-Бёв и
Бальзак; Добавление к заметкам о Флобере; Заметки о литературе и
критике; Ромен Роллан; Мореас.
63. Памяти убитых церквей /Пер. И.И.Кузнецовой; Вступ. ст., коммент.
С.Н.Зенкина. - М.: Согласие, 1999. — 163 с.
Содерж.: Зенкин С. Марсель Пруст в преддверии романа; Гл. 1
Спасенные церкви. Колокольни Кана. Собор в Лизьё: Дни в автомо-
биле; Гл. 2. Дни паломничества: Рёскин в соборе Амьенской Богома-
тери, в Руане и т.д.; Гл. 3. Джон Рёскин; Смерть соборов; Зенкин С
Комментарии.
64. Против Сент-Бёва; Статьи и эссе /Пер. Т.Чутуновой; Вступ. ст.
А.Д.Михайлова; Коммент. О.В.Смолицкой и Т.В.Чугуновой. —
М.:ЧеРо, 1999.-224 с.
Содерж: Михайлов А.Д. Марсель Пруст накануне «Поисков утра-
ченного времени»: «Против Сент-Бёва»; Против Сент-Бёва: Наброски
предисловия; Сент-Бёв; Метод Сент-Бёва; Жерар де Нерваль; Сент-Бёв
и Бодлер; Конец Бодлера; Сент-Бёв и Бальзак; Добавление; Дополни-
тельные заметки о Бальзаке г-на де Германта; Добавление к заметкам
о Флобере; Заметки о литературе и критике; Ромен Роллан; Мореас;
Солнечный луч; Статьи и эссе: Рембрандт; Ватто; Заметки о загадоч-
ном мире Постава Моро; Художник. — Тени. — Моне; Поэтическое
творчество; Власть романиста; Поэзия, или Неисповедимые законы;
Закат вдохновения; Гонкуры перед своими младшими собратьями по
перу: г-н Марсель Пруст; Толстой; Достоевский; О Гете; Жубер; О Ша-
тобриане; Заметки о Стендале; Смолицкая О.В., Чугунова Т.В. Ком-
ментарии.
64а. Марсель Пруст — Филиппу Супо. [Конец окт. 1920 г.]; Марсель
Пруст —Андре Бретону. 27 окт. 1920 г. /Пер. Н.Э.Звенигородской,
В.Н.Николаева // Сануйе М. Дада в Париже /Пер. прозы Н.Э.Звени-
городской, В.Н.Николаева; Пер. стихов АИ.Сушкевича. — М., 1999. —
С. 535-536.
65. «Анкета Пруста»: I. В четырнадцать лет; II. В двадцать лет /Пер. и
вступл. И.Кузнецовой // Иностр. лит. — 2000. — № 4. — С. 280—281
Ответы М. Пруста на вопросы модной во времена его молодости
салонной игры, вопросник которой получил впоследствии название
«Анкета Пруста». Литературовед и прозаик Л.Пейар по совету А.Моруа
попросил ответить на «Анкету Пруста» известных французских писа
телей XX века и издал полученные ответы («Сто французских писателен
отвечают на «Анкету Пруста». Париж, 1969). Некоторые из них
публикуются вместе с ответами М.Пруста (см. № 620).
76

ЛИТЕРАТУРА О ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВЕ
МАРСЕЛЯ ПРУСТА НА РУССКОМ ЯЗЫКЕ
1921
66. Шлёцер Б.Ф. Зеркальное творчество: (Марсель Пруст) // Соврем,
записки. - Париж, 1921. — № 6. - С. 227-238.
См. Тексты1.
1922
Луначарский А.В. См. № 179.
1923
67. Андреев. Марсель Пруст: Литературный силуэт. // Лит. неделя. —
1923. - 3 нояб. - С. 28.
68. Кржевский Б. О современной французской литературе //Лит. ежене-
дельник. - 1923. - 14окт. (№ 401). - С. 10—11.
Высокая оценка творчества М.Пруста.
69. [Луначарский А.В.] Марсель Пруст: [Некролог] // Красная нива. —
1923. — № 6. - С. 24, портр. — Подпись: А.Л.
То же // Собр. соч.: В 8 т. - М., 1956. - Т. 6. - С. 570.
Приводится в комментариях к статье «Марсель Пруст».
1924
70. Адамович Г. Литературные заметки // Звено. — Париж, 1924. —
10 мая (№ 68). - С. 2.
То же // Адамович Г. Литературные беседы /Вступ. ст., сост. и
примеч. О.Коростелева. — СПб., 1998. — Кн. 1: «Звено»: (1923—
1926). - С. 65-74.
О Прусте, с. 67—68. См. также указатель имен. См. Тексты.
71. Алданов М. [Рецензия] // Соврем, записки.^ — Париж, 1924. —
№ 22. — С. 452—455. — Рец. на кн.: Proust M. À la recherche du temps
perdu. — Paris: Nouvelle Revue Française.
См. Тексты.
72. Вейдле В. Марсель Пруст // Соврем. Запад. — 1924. — Кн. 1 (5). —
С. 155-162.
См. Тексты.
Пастернак Б.Л. См. №270, 371.
$Цесь и далее Тексты обозначает первый раздел настоящего издания «Русские писатели
"ЦМарселе Прусте».
177

1926
73. Анисимов И. [Рецензия] // Книгоноша. — 1926. — № 46/47. —
С. 37 — Рец. на кн.: Пруст М. Утехи и дни. — Л.: Мысль, [1927.]
74. Луначарский А.В. К характеристике новейшей французской литера-
туры // Печать и революция. — 1926. — Кн. 2. — С. 17—26.
То же // Собр. соч.: В 8 т. - М, 1964. - Т. 4. - С. 429-437.
О книге А.Жермена «От Пруста до Дада» (Germain A. De Proust à
Dada. Paris, 1924), с. 429-430.
75. Луначарский A.B. Письма из Парижа: Письмо третье // Красная газ. —
1926. - 1 февр. (№ 28); 2 февр. (N° 29).
То же // [Под загл.:] Письма с Запада. V. // Собр. соч.: В 8 т. — М.,
1964. -Т. 4. -С. 397-402.
О Прусте, с. 397-398.
76. Мочульский К. Наследие Марселя Пруста // Звено. — Париж, 1926. —
26 янв. (№ 156). - С. 2-3.
О творчестве М.Пруста в связи с выходом романа «Albertine dis-
parue». См. также № 554.
77. Муратов П. Искусство прозы // Соврем, записки. — Париж, 1926. —
№ 29. - С. 240-258.
Анализ творчества М.Пруста, с. 252—255.
78. [Рецензия] // Запад и Восток: Сб. Всесоюзного общества культурной
связи с заграницей. — М., 1926. — Кн. 1 /2. — С. 171. — Рец. на кн.:
Robert L. Comment débuta Marcel Proust. — Paris: Gallimard, 1923.
Горький A.M. См. № 143.
Грифцов Б.А. См. № 337.
Пумпянский Л.В. См. № 554.
1927
79. Берковский Н. Стилевые проблемы пролетарской литературы // На
лит. посту. - 1927. - № 22 /23. - С. 53-61; № 24. - С. 11-17.
То же // Берковский Н. Мир, создаваемый литературой. — М.,
1989. - С. 204-229.
«Отбросовый» материал заполнил книги лучших современных
французов, блистательных Пруста, Жюля Ромэна. <...> Оба, и Пруст
и Ромэн, стремятся оживить психологические пустячки», с. 226—227.
80. Грифцов Б.А. Теория романа. — М.: Гос. Акад. Худож. наук, 1927. —
152 с.
О функции памяти в романе М.Пруста, с. 135—137. О Прусте см
также, с. 129, 145.
81. Ланн Е. Предисловие к русскому изданию // Пруст М. Утехи и дни. —-
Л., [1927].-С. 5-8.
См. Тексты.

g2. Локс К. [Рецензия] // Печать и революция. — 1927. — Кн. 8. —
С. 201—203. — Рец. на кн.: Пруст М. В поисках за утраченным
временем: [В 3 т.] 4.1. В сторону Свана /Пер. и предисл. А.Фран-
ковского. — Л.: Academia, 1927; В поисках потерянного времени: Под
сенью девушек в цвету /Пер. Л.Гуревич в сотр. с С.Парнок и Б.Гриф-
цовым. — Л.: Недра, 1927.
83. Локс К. [Рецензия] // Печать и революция. — 1927. — Кн. 2. —
С. 206. — Рец. на кн.: Пруст М. Утехи и дни. — Л.: Мысль, [1927].
84. Рейх Б. Марсель Пруст // Печать и революция. — 1927. — Кн. 8. —
С. 109-114.
85. Франковский А.А. Предисловие // Пруст М. В сторону Свана. — Л.,
1927. - С. 5-17.
86. Франс А. Предисловие // Пруст М. Утехи и дни. — Л., [1927]. —
С. 9-10.
87. Якубовский Г. Ранний Пруст // Новый мир. — 1927. — Кн. 3. —
С. 195-198. — Рец. на кн.: Пруст М. Утехи и дни. - Л.: Мысль, [1927].
1928
88. Адамович Г. «Сивцев Вражек» М.А.Осоргина: Зарубежные прозаики
// Звено. - Париж, 1928. - № 5. - С. 243-248.
То же // Адамович Г. Литературные беседы /Вступ. ст., сост. и
примеч. О.Коростелева. — СПб.,1998. — Кн. 2: «Звено» (1926—
1928). - С. 337-343.
Сравнение творческой манеры Ю.Фельзена и М.Пруста, с. 342—
343.
89. Владко [В. Н.] [Рецензия] // Красное слово. — 1928. — Кн. 7 (сент. —
окт.) — С. 217—218 — Рец. на кн.: Пруст М. В поисках за утраченным
временем: В сторону Свана. Т. 1—3. Л.: Academia, 1927; Под сенью
девушек в цвету. [Т. 1]—Л.: Academia, 1928.
90. Воронский А. Искусство видеть мир: (О новом реализме) // Ворон-
ский А. Искусство видеть мир. — М., 1928.
То же // Воронский А. Искусство видеть мир; Портреты; Статьи. —
М., 1987.-С. 538-561.
Художественные наблюдения М.Пруста о творческом процессе
(приведены цитаты из романа «Под сенью девушек в цвету»), с. 542,
545-546.
91. Воронский А.К. Марсель Пруст: (К вопросу о психологии художест-
венного творчества) // Перевал. — 1928. — № 6. — С. 341—352.
То же // Воронский А.К. Искусство видеть мир. — М., 1928. —
С. 151-161.
То же // Воронский А. Искусство видеть мир: Портреты; Статьи. —
М., 1987. - С. 348-354.
92. Грифцов Б.А. Предисловие // Пруст М. Под сенью девушек в цвету. —
Л., 1928.-[Т. 1]. -С. 5-10.
179

93. Шеншин К. О Марселе Прусте // Звено. — Париж, 1928. — № 1. —
С. 24-29.
В связи с выходом двух последних книг эпопеи «В поисках
утраченного времени».
Цветаева М.И. См. № 472.
1929
94. Берковский Н. О прозаиках // Звезда. — 1929. - № 12. — С. 147-156.
То же // Берковский Н. Мир, создаваемый литературой. — М.,
1989. - С. 269-285.
«Олеша восходит к французской линии — Роденбах, Пруст,
Ромэн, Жироду». Об их творчестве, с. 276—277.
95. Берковский Н. О прозе Мандельштама // Звезда. — 1929. — № 5. —
С. 160-168.
То же // Берковский Н. Мир, создаваемый литературой. — М.,1989. —
С. 286-304.
О «родстве» Пастернака-прозаика и Пруста. «Пастернак, как
Пруст, свесился и наблюдает психологическое дно», с. 287.
96. Вейдле В. О французской литературе // Соврем, записки. — Париж,
1929. - № 39. - С. 491-502.
Упоминания о М.Прусте, с. 498, 499, 501.
97. Мандельштам О. Веер герцогини // Киевск. пролетарий. — 1929. —
25 янв.
То же // Мандельштам О. Слово и культура: Статьи. — М., 1987. —
С. 240-245.
То же // Мандельштам О.Э. Об искусстве /Сост. Б.Соколова, Б.Мяг-
кова; Предисл. и коммент. Б.Соколова. — М., 1995. — С. 269—273.
См. Тексты.
Пастернак Б.Л. См. № 288.
Луначарский А.В. См. № 197.
Цветаева М.И. См. № 472.
1930
98. Анкета о Прусте // Числа. — Париж, 1930. — JSfë 1.
То же // Рус. мысль. - Париж, 1991. - 28 июня (№ 3885). - С. XV -
XVI. - (Лит. прилож. № 12).
На вопросы анкеты отвечают: М.Алданов, Г.Иванов, В.Сирин,
М.Цетлин, И.Шмелев.
См. Тексты.
180

99- °ЦУП H- [Рецензия] // Числа. - Париж, 1930. - Кн. 1. - С. 232—
233. — Рец. на кн.: Газданов Г. Вечер у Клэр. — Paris.: Изд. Паволоц-
кого, 1929.
«Как у Пруста, у молодого русского писателя главное место дейст-
вия не тот или иной город, не та или иная комната, а душа автора,
память его, пытающаяся разыскать в прошлом все, что привело к
настоящему и делающая по дороге открытия и сопоставления, доста-
точно горестные», с. 232.
* * *
100. Пастернак Б. Вступление к поэме «Спекторский» // Новый мир. —
1930. -№ 12. -С. 17-19.
То же [Под загл.:] Спекторский: Вступленье // Собр. соч.: В 5 т.-
М., 1989. — Т. 1: Стихотворения и поэмы: 1912—1931 /Вступ. ст.
Д.Лихачева; Сост. и коммент. Е.Пастернак и К.Поливанова. —
С. 337-340.
См. Тексты.
Пастернак Б.Л. См. №371.
Цветаева М.И. См. № 472.
1931
101. Горький A.M. Об анекдотах и еще кое о чем // Правда. — 1931. —
19 дек. (№348).
То же // Собр. соч.: В 30 т. - М., 1953. - Т. 26. - С. 199-215.
О Прусте, с. 213. См. Тексты.
102. Динамов С.С. Заметки о творчестве Марселя Пруста // Литература и
марксизм. - 1931. - Кн. 1. - С. 78-88.
* * *
103. Набоков В. Подвиг // Соврем, записки. — Париж, 1931 — 1932. —
№ 45-48.
То же // Собр. соч.: В 4 т. - М., 1990. - Т. 2. - С. 155-298.
О Прусте, с. 252. См. Тексты.
Алданов М.А. См. № 508.
1932
104. Горький A.M. Равнодушие не должно иметь места // Наступление. —
1932. - 16 мар. (№ 2).
То же // Собр. соч.: В 30 т. - М., 1953. - Т. 26. - С. 243-247.
О Прусте, с. 245. См. Тексты.
181

105. Динамов С. Гете и современный капитализм. — М.; Л.: Госиздат
1932. - 107 с.
О Прусте, с. 33—37.
106. Фельзен Ю. О Прусте и Джойсе//Числа: Сб. — Париж, 1932. — Кн. 6
1933
107. Бицилли П. Венок на гроб романа // Числа: Сб. — Париж, 1933. -~
Кн. 7/8. -С. 166-173.
О Прусте, с. 171, 172.
108. Луначарский А.В. Куда идет французская интеллигенция // Лит
критик. — 1933. — Июль, кн. 2. — С. 55—63.
То же // Собр. соч.: В 8 т. - М., 1965. - Т. 6. - С. 267-275.
О Прусте, с. 271—272.
109. Новицкий П. Современные театральные системы. — М.: Госиздат,
1933. - 232 с.
В главе «Субъективно-психологический театр», посвященной те
атру К.С.Станиславского, упоминание о «субъективном» психологиз
ме М.Пруста, с. 40—41.
ПО. ТерапианоЮ. [Рецензия]//Числа: Сб. - Париж, 1933. - Кн. 7/8.-
С. 267—269. — Рец. на кн: Фельзен Ю. Счастье. — Берлин: Парабола,
1932.
О влиянии Пруста на Ю.Фельзена; сравнение творчества Ю.Фель-
зена и М.Пруста, с. 268, 269.
111. Цветаева М. Эпос и лирика современной России (Владимир Маяков-
ский и Борис Пастернак) // Новый град. — Париж, 1933. — № 6,7.
То же // Собр. соч.: В 7 т. - М., 1994. - Т. 5. - С. 375-396.
О Прусте, с. 376. См. Тексты.
1934
112. Гальперина Е. Марсель Пруст // Лит. критик. — 1934. — № 7/8. —
С. 153-177.
113. Гальперина Е. Марсель Пруст и искусство буржуазного паразитизма
// Гальперина Е., Запровская А., Эйшискина Н. Курс западной
литературы XX века. - М., 1934. - Т. 1. - С. 65-79.
114. Горький A.M. Советская литература: Доклад на Первом всесоюзном
съезде советских писателей 17 августа 1934 г. // Первый всесоюзный
съезд советских писателей: Стеногр. отчет. — М., 1934. — С. 5—18
То же. — Репринт. — М., 1990.
То же // Собр. соч.: В 30 т. - М., 1953. - Т. 27. - С. 298-333.
О Прусте, с. 312. См. Тексты.
115. Кантор М.Л. Бремя памяти: (О Сирине) // Встречи. — Париж.
1934. - № 3. - С. 125-128.
Сравнение характера и роли памяти в произведениях М.Пруста г
В.Набокова (Сирина), с. 128.
182

Цб. Луначарский А. Марсель Пруст // Пруст М. В поисках за утраченным
временем. - Л., 1934. - Т. 1. - С. V - XII.
То же // Собр. соч.: В 8 т. - М., 1965. - Т. 6. - С. 362 - 368.
Статья о Прусте — последняя работа Луначарского. Статья не была
завершена.
ц7. Македонов А. Марсель Пруст и реализм // Красная новь. — 1934. —
№ 12. - С. 201-217.
Ц8. Радек К. Современная мировая литература и задачи пролетарского искус-
ства: Доклад; Заключительное слово // Первый всесоюзный съезд совет-
ских писателей: Стеногр. отчет. — М., 1934. — С. 291—318, 367—373.
То же. — Репринт. — М., 1990.
«Нужно ли учиться у крупных художников — как у Пруста —
уменью очертить, обрисовать каждое малейшее движение в человеке?
Не об этом идет спор. Спор идет о том, имеем ли мы собственную
столбовую дорогу, или эту столбовую дорогу указывают зарубежные
искания? <...> Начались поиски новой формы. Два имени выражают
наилучшие новые пути, по которым буржуазные художники пытаются
создать крупные образы. Один из них — это Пруст. Он хочет дать
психологию своих героев, героев французских салонов, тонко распла-
став их душу, тонко разрезав их клетки, принюхиваясь ко всякому их
движению. Скальпель анализа должен показать душу человека, неза-
висимо от того, кто он, к чему он стремится. У Пруста старый мир,
как пес паршивый, не способный уже ни к какому действию, лежит
на солнце и бесконечно облизывает свою паршу. <...> Салонные герои
Пруста как бы говорят, что незачем их анализировать, что никаким
анализом ничего из них не добудешь», с. 315; «Понятно, что Пруст —
художник побольше, умеет лучше писать, чем рабочие подпольщики,
но что нам образы героев салонов, хотя бы нарисованные рукою
мастера! Они волнуют нас меньше, чем картины борьбы за наше дело,
хотя и переданные руками начинающих пролет, писателей», с. 368.
119. Цветаева М. Поэты с историей и поэты без истории /Пер. с серб.-
хорв. О.Кутасовой // Рус. архив. — Белград, 1934. — № 25—27.
То же // Собр. соч.: В 7 т. - М., 1994. - Т. 5. - С. 397-428.
О Прусте, с. 419. См. Тексты.
120. Эйшискина Н. На вершинах искусства упадка // Худож. лит. —
1934. — № 7. — С. 28—31. — Рец. на кн.: Пруст М. В поисках за
утраченным временем. Т. 1. В сторону Свана. — Л.: Время, 1934.
Кузмин М.А. См. № 547а.
1935
^21. Гальперина Е. Пруст // Лит. энциклопедия. — М., 1935. — Т. 9. —
Стб. 344—350, портр.
Гравюра художника А.П.Троицкого.
Цветаева М. См. № 195, 196.
183

1936
122. Гальперина Е. Смерть и рождение западного реализма // Интерн
лит. - 1936. - № 12. - С. 172-183.
Крайне тенденциозные суждения о «распаде формы романа»— в
частности, в творчестве М.Пруста, с. 174, 175, 180.
123. Горький A.M. О формализме // Правда. — 1936. — 9 апр. (№ 99).
То же // Собр. соч.: В 30 т. - М., 1953. - Т. 27. - С. 521-528.
О Прусте, с. 523. См. Тексты.
124. Жизнь Марселя Пруста: [Заметка] // Кн. новости. — 1936. — № 10. —
С. 25.
О биографии Ж.Катои «Дружба Пруста» с предисловием П.Мора-
на. (Cattaui G. L'amitié de Proust. /Préf. de Paul Morand. Paris:
Gallimard, 1936.)
125. Рыкова H. На последнем этапе буржуазного реализма: (Творчество
Марселя Пруста) // Пруст М. В поисках за утраченным временем. —
Л., 1936. - Т. 3. - С. 5-34.
126. Фельзен Ю. Разрозненные мысли // Круг: Альманах. — Берлин,
[1936].-Кн. 2.-С. 129-131.
«Кто-то из французов когда-то сказал: теперь нельзя так писать,
словно не было Толстого и Достоевского. В наше время эти слова надо
повторить о Марселе Прусте», с. 129.
127. Фельзен Ю. Умирание искусства: (По поводу книги В.Вейдле «Les
abeilles d'Aristée») // Круг: Альманах. — Берлин, [1936]. — Кн. 2. —
С. 124-129.
Полемика с оценкой творчества М.Пруста, данной В.Вейдле в его
книге, с. 125—126.
Бабель И.Э. См. № 308.
Бунин И.А. См. № 156.
Толстой А.Н. См. № 504.
1937
128. Вейдле В. Умирание искусства: Размышления о судьбе литературного
и художественного творчества. — Париж: Изд-во рус. студент, хрис-
тианок, движения, 1937.
То же /Сост. и послесл. И.Дороченкова; Коммент. И.Дороченкова и
ВЛурье. — СПб: Аксиома; Мифрил, 1996. — 336 с. — (Классика ис-
кусствоведения).
О прустовском солипсизме в искусстве, с. 30—32. См. Тексты
О Прусте см. также указатель имен.
129. Цветаева М. Мой Пушкин // Соврем, записки. — Париж, 1937. —
№64.
То же // Собр. соч.: В 7 т. - М., 1994. - Т. 5. - С. 57-97.
О Прусте, с. 81. См. Тексты.
184

130. Шиллер Ф. Литература национализма и империалистической реакции
во Франции // Шиллер Ф. История западно-европейской литературы
нового времени. — М., 1937. — Т. 3. — С. 171 — 193.
О Прусте, с. 173, 181.
* * *
131. Набоков В. Дар//Соврем, записки. — Париж, 1937—1938. — № 63—
67.
То же // Собр. соч.: В 4 т. - М.,1990. - Т. 3. - С. 5-332.
О М.Прусте, с. 168. См. Тексты.
1938
132. Ходасевич В. Завтрак в Сорренто // Возрождение. — Париж, 1938. —
6 мая.
То же // Ходасевич В. Некрополь: Воспоминания; Литература и власть;
Письма Б.А.Садовскому/Сост. С.Сильванович, М.Шатина; Предисл.
и коммент. Н.Богомолова; Примеч. и послесл. И.Андреева. — М.,
1996. -С. 179-184.
О Прусте, с. 179.
1939
133. Рыкова Н. Современная французская литература. — Л.: Худож. лит.,
1939. - 495 с.
О трансформации традиции буржуазного реализма, потока созна-
ния и «субъективной памяти» в творчестве М.Пруста, с. 277—278,
283-314.
134. Фокс Р. Роман и народ /Пер. с англ. и примеч. В.Исакова; Вступ.
ст. Р.Миллер-Будницкой. — Л.: Гослитиздат, 1939. — 232 с.
«Пруст не может претендовать на место среди мастеров романа,
потому что ему недостает для этого самого необходимого качества —
он не овладел жизнью настолько проникновенно, чтобы заставить
своих персонажей жить совершенно самостоятельной жизнью, такой
жизнью, чтобы вы могли им задать любой вопрос и заставить их
ответить», с. 139. О М.Прусте см. также, с. 90, 135, 147.
* * *
135. Михайлов И. В Сочи, читая Пруста: (Опыт сравнения): [Стихотворе-
ние] // Октябрь. - 1939. - № 1. - С. 192-193.
См. Тексты.
1940
136. Анисимова К. Пруст, Марсель // БСЭ. - М., 1940. - Т. 47. -
Стб. 470-471.
185

1942
Набоков В.В. См. № 492.
1945
Пастернак Б.Л. См. № 372.
1946
137. Бердяев Н.А. Русская идея: Основные проблемы русской мысли
XIX века и начала XX века. — Париж: YMCA-press, 1946.
То же // О России и русской философской культуре: Философы
русского послеоктябрьского зарубежья. — М, 1990. — С. 43—271.
О Прусте, с. 167. См. Тексты.
1949
138. Бердяев Н.А. Самопознание: (Опыт философской автобиографии). —
Париж: YMCA-press, 1949.
То же. - М.: Книга, 1991. — 446 с.
О Прусте, с. 11, 274, 285, 220. См. Тексты.
1950
139. Оцуп Н. Дневник в стихах: Поэма. — Париж, 1950. — 366 с.
То же // Оцуп Н.А. Океан времени: Стихотворения; Дневник в стихах;
Статьи и воспоминания о писателях. — СПб.; Дюссельдорф, 1993. —
С. 183—500. — (Литература русского зарубежья).
О Прусте, с. 222, 258, 369, 450.
1953
140. Вейдле В. На смерть Бунина // Опыты. — Нью-Йорк, 1953. — № 3. —
С. 80-94.
Сравнение романа И.Бунина «Жизнь Арсеньева» с эпопеей М.Пруста
«В поисках утраченного времени», с. 85—86, 90. См. Тексты.
141. Терапиано Ю. Встречи. — Нью-Йорк: Изд-во им. Чехова, 1953. —
206 с.
Из содерж.: Юрий Фельзен. — С. 130—137 (о влиянии манеры
письма М.Пруста на Ю.Фельзена, с. 130—131).
1954
142. Татищев Н.Д. О современной французской мысли: (М.Пруст, Дж.Джойс,
А.Жид, Л.Ловель, Г.Марсель, Н.Бердяев) // Грани. — Франкфурт
на-Майне, 1954. - № 23. - С. 136-142.
Время в цикле романов М.Пруста «В поисках утраченного време
ни», с. 136-138.
186

1955
143. Горький A.M. Письмо В.В.Иванову. 15октября 1926 г. //Собр. соч.:
В 30 т. - М., 1955. - Т. 29. - С. 478-480.
О Прусте, с. 479. См. Тексты.
144. Орлов С.А. Лекции по истории зарубежной литературы новейшего
времени: (Французская литература). — Горький: Заоч. отд. горьк. гос.
пед. ин-та им. А.М.Горького, 1955.— 112 с.
О Прусте, с. 26.
145. Пруст, Марсель // БСЭ. - 2-е изд. - М, 1955. - Т. 35. - С. 199-200.
1957
146. Анисимов И. Всемирная литература и социалистическая революция.
Ст. 1 // Вопр. лит. - 1957. - № 8. - С. 100-125.
О влиянии психоанализа З.Фрейда на творчество М.Пруста,
с. 124-125.
147. Днепров В. В защиту реалистической эстетики // Звезда. — 1957. —
№ 8. - С. 184-196.
Об «эстетическом эгоцентризме» в творчестве М.Пруста, с. 191—192.
1958
148. Роллан Р. О роли писателя в современном обществе /Пер. Т.Хенкина
// Собр. соч.: В 14 т. - М., 1958. - Т. 14. - С. 570-579.
О Прусте, с. 573.
149. Яхонтова М.А. Пруст // Яхонтова М.А., Черневич М.Н., Штейн А.Л.
Очерки по истории французской литературы. — М., 1958. — С. 394—
396.
1959
150. Андреев Л.Г. Французская литература. 1917—1956/Под ред. Р.М.Са-
марина. — Москва: МГУ, 1959. — 264 с.
О Прусте, с. 20—23. См. также именной указатель.
151. Великовский С. Разрушение романа: (О «новой школе» французской
прозы) // Иностр. лит. - 1959. - № 1. - С. 175-185.
Н. Саррот об изображении человеческого характера у М.Пруста см.
с. 177.
^52. Шкунаева И. Новейшая «алитература» // Новый мир. — 1959. —
№ 3. - С. 198-205.
О влиянии творчества М.Пруста на французскую «алитературу»,
с. 201.
Ахматова А.А. См. № 189.
187

I960
153. Раскин Б.Л. Французская литература после 1917 г.: Лекции по курсу
«Новейшая зарубежная литература». — Л.: Ленингр. гос. библ. ин-т
им. Н.К.Крупской, 1960. — 46 с.
О Прусте, с. 5—6.
154. Фокс Р. Роман и народ /Пер. Т.Рузской; Предисл. и примеч
Р.Померанцевой и Ю.Кагарлицкого. — М: Гослитиздат, 1960. -
248 с.
Оценка творчества М.Пруста, с. 258. О Прусте см. также с. 106,
154, 166. См. аннот. к№ 134.
* * *
155. Иванов Г. «Строка за строкой. Тоска. Облака...»//Новый журнал. -
Нью-Йорк, 1960.-№59.
То же // Собр. соч.: В 3 т. — М., 1993. — Т. 1: Стихотворения. —
С. 574.
См. Тексты.
1961
156. Бунин И. Письмо П.М.Бицилли. 5 апреля 1936 г. // Рус. лит. —
1961.-№4.-С. 154.
См. Тексты.
157. Днепров В. Проблемы реализма. — М.: Сов. писатель, 1961. — 372 с
О проблеме субъективизма в творчестве М.Пруста, с. 175—178.
158. Ловцова О.В. Учебное пособие по зарубежной литературе новейшего
времени. Литература Франции (1917—1959) /Отв. ред. МАЯхонто-
ва. — М.: Высш. школа, 1961. — 192 с.
Глава о М.Прусте, с. 12—16; О М.Прусте см. также, с. 20.
159. Мориак Ф. Война и мир: [Отрывок из статьи] /Пер. Т.Л. // Вопр
лит. - 1961. - № 1. - С. 161-163.
«Произведение Пруста — массив, отделяющий один мир от друго-
го. Во всей его первой части либидо пронизывает описанное им
общество, не разрушая цельности человеческой личности. Это удача
в духе Толстого», с. 162.
160. Мотылева Т.Л. Толстой и зарубежные писатели //Лит. наследство. —
М., 1961.-Т. 69, кн. 1.-С. 141-184.
Сравнительный анализ приемов психологического анализа Л .Толс-
того и М.Пруста, с. 166—168.
161. Толмачев M. Марсель Пруст: «В поисках утраченного времени» // Вести
ист. мир. культуры. — 1961. — Нояб. —дек. (№ 6). — С. 150—163.
162. Шкунаева И.Д. Современная французская литература: (Очерки). —
М.: ИМО, 1961.-334 с.
Влияние творчества М.Пруста на французскую «алитературу»
с. 256.
188

1962
163. Голсуорси Дж. Литература и жизнь /Пер. с англ. Г.Злобина // Собр.
соч.: В 16 т. - М., 1962. - Т. 16. - С. 445-456.
«Как бы ни были, например, любопытны эксперименты, превра-
щающие роман в калейдоскоп событий в духе иных молодых авторов,
в энциклопедию семейной жизни в духе Пруста, <...> я убежден, что
лет через тридцать об этих экспериментах забудут и останутся жить
только те романы, в которых есть характеры и сюжет», с. 447.
164. Евнина Е.М. Современный французский роман. 1940—1960. — М.:
Изд-во АН СССР, 1962. - 520 с.
О творческом методе М.Пруста, с. 38—42.
165. Сиденко Н. «Новый роман» в оценке прогрессивной французской
критики: (Обзор статьи Э.Лопа и А.Соважа «Очерк о новом романе»)
// Вестн. МГУ. - Сер. 8. Филология. - 1962. - № 4. - С 16-27. -
Обзор ст.: Lop Е., Sauvage A. Essai sur le nouveau roman // Nouvelle
critique. - Paris, 1961. - № 124-127.
О влиянии творчества М.Пруста на французский «новый роман»,
с. 26.
166. Чарный М. Последний вечер у Луначарского // Литература и жизнь. —
1962. -31 дек. -С. 2.
О последней, оставшейся незаконченной, статье А.Луначарского
«Марсель Пруст» (См. № 116).
167. Эльсберг Я.Е. Реализм и модернизм: (Основные линии борьбы) //
Реализм и его соотношение с другими творческими методами. — М.,
1962. - С. 245-270.
О «разрушении личности» в творчестве Пруста, с. 256—257.
1963
168. Великовский С. В лаборатории расчеловечивания искусства («новый
роман») // О современной буржуазной эстетике. — М., 1963. — Вып.
1.-С. 207-255.
Аннот. см. № 569.
169. Кожинов В. Происхождение романа: Теоретико-ист. очерк. — М.:
Сов. писатель, 1963. — 440 с.
О Прусте как ведущем представителе школы «потока сознания»,
с. 424.
170. Кожинов В. Реализм и действие в современной литературе // Иностр.
лит. - 1963. - № 5. - С. 184-192.
О «центростремительном» характере психологического действия в
творчестве М.Пруста, с. 185—186. О Прусте см. также, с. 187, 190.
171. Потапова 3. Марсель Пруст // История французской литературы. —
М., 1963. - Т. 4: 1917-1960. - С. 97-119.
О Прусте см. также указатель имен и произведений.
189

172. Пристли Дж.Б. Техника романа /Пер. с англ. Д.Урнова // Вопр
лит. - 1963. - № 12. - С. 137-140.
«Пруст, по-моему, был прирожденным романистом, в такой вы-
сокой степени обладавшим пониманием художественной прозы, что
он мог бы составить честь любому веку», с. 138.
1964
173. Балашова Т.В. Творчество Арагона: К проблеме реализма XX века. —
М: Наука, 1964. -310 с.
О Прусте, с. 74.
174. Толмачев M. Эстетика Марселя Пруста//Учен. зап. Моск. гос. пед.
ин-та. - 1964. - № 218. - С. 289-302.
1965
175. Балашова Т.В. Споры о реализме во Франции на рубеже 20—30-х годов
// Генезис социалистического реализма в литературах стран Запада. —
М., 1965. - С. 183-213.
О Прусте, с. 196, 205.
176. Балашова Т.В. Французский роман 60-х годов: Традиции и новаторст-
во. — М.: Высш. школа, 1965. — 104 с. — (Соврем, зарубеж. лит.).
Влияние творчества М.Пруста на французский «новый роман»,
с. 96.
177. ДнепровВ.Д. Черты романа XX века. — М.; Л.: Сов. писатель, 1965 —
548 с.
Из содерж.: Антагонизм эпического и лирического времени у Прус-
та. — С. 207—216; Парадокс субъективизма. — С. 216—235; «Я» и «Дру-
гие» у Пруста. — С. 236—251.
178. Дымшиц А. Реализм, его богатства и рубежи // Вопр. лит. — 1965. —
№ 2. - С. 100-124.
О М.Прусте, с. 114-115.
179. Луначарский А.В. Смерть Марселя Пруста // Собр. соч.: В 8 т. -
М., 1965. - Т. 6. - С. 570.
Фрагмент неопубликованной статьи 1922 г., приведенный в ком-
ментариях к статье «Марсель Пруст». См. Тексты.
180. Толмачев М. Марсель Пруст: К вопросу о кризисе французского
модернистского романа 1920-х гг.: Автореф. дис. ... канд. филол
наук. — М.: Моск. гос. пед. ин-т им. В.И.Ленина, 1965. — 20 с.
181. Яхонтова М. Пруст//Черневич М., Штейн А., Яхонтова М. История
французской литературы. — М., 1965. — С. 461—465.
190

* * *
182. Газданов Г. Пробуждение // Новый журнал. — Нью-Йорк, 1965—
1966. - № 78-82.
То же // Собр. соч.: В 3 т. - М., 1996. - Т. 2. - С. 433-552.
«Отец Анны <...>занимался ее образованием и выбирал учителей,
производя каждому из них соответствующий экзамен. — Скажите мне,
мой друг, что вы думаете о книге, которая недавно, совершенно
случайно попала в мои руки и о которой я не успел составить себе
представления, так как прочел всего несколько страниц? — это мог
быть Шопенгауэр или Бергсон, если речь шла о философии, Пруст
или Фроментен, если вопрос касался литературы, Пуанкаре, если это
была математика», с. 509.
1966
183. Ловцова О.В. Литература Франции (1917—1965). — М.: Высш. школа,
1966. - 224 с.
Глава о Прусте, с. 11 — 16.
184. О литературно-художественных течениях XX века: Сб. статей /Под
ред. Л.Г.Андреева, А.Г.Соколова — М.: Изд-во МГУ, 1966. — 244 с.
Из содерж.: Самарин P.M. Проблема традиции и новаторства в
западноевропейской литературе 1920—1930-х годов. — С. 99—124 (ци-
тата из книги Р.Фокса «Роман и народ», содержащая оценку творчества
М.Пруста, с. 109); Андреев Л.Г. О современных декадентах. —
С. 125-155(о М.Прусте, с. 144, 153).
1967
185. Бочаров С. Пруст и «поток сознания» // Критический реализм XX века
и модернизм. - М., 1967. - С. 194-234.
186. Ваксмахер М.Н. Французская литература наших дней: Книга очер-
ков. — М.: Худож. лит., 1967. — 214 с.
Сопоставление творчества Ф.Мориака и M Пруста, с. 96—97.
187. Сучков Б.Л. Исторические судьбы реализма: Размышления о творчес-
ком методе. — М.: Сов. писатель, 1967. — 463 с.
То же. - 1977. - 528 с.
О влиянии А.Бергсона на творчество М.Пруста, с. 300—309.
О Прусте см. также с. 154, 293.
188. Толмачев М.В. Пруст // Философская энциклопедия. — М., 1967. —
Т. 4. - С. 413.
* * *
^89. Ахматова А. Амедео Модильяни // День поэзии. — М., 1967. —
С. 248-252.
То же // Соч.: В 2 т. - М., 1986. - Т. 2. - С. 192-199.
См. Тексты.
191

1968
190. Андреев Л. Марсель Пруст. — М.: Высш. школа, 1968. — 96 с.
191. Толмачев М.В. [Рецензия] // Соврем, худож. лит. за рубежом. -.
1968. - № 4. - С. 180-183. — Рец. на кн.: Jackson E.R. L'évolution
de la mémoire involontaire dans l'oeuvre de Marcel Proust. — Paris, 1966
192. Толмачев М.В. [Рецензия] // Соврем, худож. лит. за рубежом. -
1968. — № 4. — С. 212—216. — Рец. на кн.: Plantevignes M. Avec Marce!
Proust: Causeries — Souvenirs sur Cabourg et le Boulevard Haussmann. -
Paris, 1966.
1969
193. Андреев Л.Г. Марсель Пруст // История зарубежной литературы после
Октябрьской революции. /Под ред. Л.ПАндреева и Р.М.Самарина. —
М., 1969. - 4.1: 1917-1945. - С. 60-68.
То же. — 2-е испр. изд. - М., 1980. - С. 112—119.
194. Мотылева Т. Ромен Роллан. — М.: Мол. гвардия, 1969. — 348 с. —
(Жизнь замечат. людей).
Фрагмент из письма матери М.Пруста к сыну, с. 45.
195. М.Цветаева — Б.Пастернаку. Конец окт. 1935 г. // Новый мир. —
1969. - № 4. - С. 197.
То же // Собр. соч.: В 7 т. - М., 1995. - Т. 6. - С. 277.
См. Тексты.
196. М.Цветаева — А.Тесковой. 18 февр. 1935 г. // Цветаева М. Письма
к Анне Тесковой. — Прага, 1969.
То же // Собр. соч.: В 7 т. - М., 1995. - Т. 6. - С. 420.
См. Тексты.
Берберова Н.Н. См. № 506.
Набоков В.В. См. № 507.
1970
197. Луначарский А.В. Современная литература на Западе: Лекция в Ком
мунистическом университете им. Я.М.Свердлова 9 февраля 1929 г. /
Лит. наследство. — М., 1970. — Т. 82: А.ВЛуначарский. Неизданные
материалы. — С. 317—345.
«Надо сказать, что такой миниатюризм, такой спокойный и по
следовательный рассказ о мельчайших событиях появляется не в пер
вый раз. Например, писатель Пруст, очень правый человек, большое
сноб, поклонник аристократии, тоже любил до мельчайших подроб
ностей описывать всякие незначительные явления — писал он, ска-
жем, как человек напился пьяным и как он на следующий день вдрУ1
просыпается очень бодрым и т.д. Однако Пруст изображает все это
каким-то невероятным умением, он на первый взгляд действительна
192

увлекает, но при чтении его рассказов вы постепенно начинаете
чувствовать себя утомленным, так как никакого содержания в них
нет», с. 339.
198. Можнягун С. О модернизме: Этюд первый: Истина и антиистина в
эстетике модернизма. — М.: Искусство, 1970. — 280 с.
О Прусте как представителе литературы «потока сознания», с. 169.
199. МоруаА. Марсель Пруст/Пер. В.Козового//Моруа А. Литературные
портреты. - М., 1970. — С. 201-230.
200. Федоров А. [Вступление к публикации эссе М.Пруста «О чтении»] //
Вопр. лит. - 1970. - № 7. - С. 176-181.
1971
201. Гинзбург Л. О психологической прозе. — Л.: Сов. писатель, 1971.—
464 с.
О Прусте как представителе классического аналитического романа,
с. 386-402.
202. Семенов Г. Прустовские номера «Эроп» // Вопр. лит. — 1971. —
№ 7. - С. 207-210.
О двух номерах журнала «Europe» (1970, № 496 /497; 1971, № 502
/503), посвященных творчеству М.Пруста.
203. Суслович Н., Розенталь И. Марсель Пруст читает Достоевского и
Толстого // Вопр. лит. - 1971. - № 11. - С. 252-253.
О статьях «Достоевский» и «Толстой».
204. Толмачев М.В. Пруст // Краткая лит. энциклопедия. — М., 1971. —
Т. 6. - Стб. 59-61.
205. Шаховская 3. Столетие со дня рождения Пруста; В поисках прустов-
ских персонажей // Рус мысль. — Париж, 1971. — № 2858.
То же // Шаховская 3. Рассказы; Статьи; Стихи. — Paris, 1978. —
С. 187-198.
См. Тексты.
1972
206. Андреев Л.Г. Сюрреализм. — М.: Высш. школа, 1972. — 232 с.
О близости творчества М.Пруста эстетике сюрреализма и филосо-
фии А.Бергсона, с. 9.
207. Затонский Д.В. Франц Кафка и проблемы модернизма. — М.: Высш.
школа, 1972. — 136 с.
О Прусте, с. 6, 112.
208. Макаров Л. Новые «Тетради» // Коме, правда. — 1972. — 23 янв. —
С. 3.
О выходе в парижском издательстве Галлимар «Тетрадей Марселя
Пруста» — литературного сборника, в котором публикуются неизвест-
193

ные или считавшиеся утраченными произведения М.Пруста: 11 глав
романа «Жан Сантей» и критические статьи.
209. Ржевская Н. Неоформалистические тенденции в современной фран-
цузской критике: (Группа «Тель кель») // Неоавангардистские течения
в зарубежной литературе 1950-60 гг. - М., 1972. - С. 190-238.
О Прусте, с. 194, 219.
1973
210. Балашов В. Марсель Пруст // Французская новелла XX века: 1900—
1939. - М., 1973. - С. 174-175.
211. Днепров В. Искусство Марселя Пруста // Иностр. лит. — 1973. —
№ 4. - С. 194-203.
212. Затонский Д.В. Искусство романа и XX век. — М.: Худож. лит.
1973. - 536 с.
Проблема времени в творчестве Пруста, с. 408—409. О Прусте см
также с. 380, 463
213. Михайлов О.Н. Путь Бунина-художника // Лит. наследство. —
М., 1973. - Т. 84, кн. 1. - С. 7-56.
Сопоставление «Жизни Арсеньева» И.Бунина и «В поисках утра
ченного времени» М.Пруста, с. 40.
214. Мотылева Т. Достояние современного реализма: Исследования и
наблюдения. — М.: Сов. писатель, 1973. — 440 с.
О функции памяти в романе М.Пруста «В поисках утраченного
времени», с. 389.
215. Сучков Б. Марсель Пруст // Пруст М. По направлению к Свану. —
М., 1973. - С. 5-30.
216. Толмачев M. Комментарии//Пруст M. По направлению к Свану.—
М., 1973. - С. 447-460.
1974
217. Балашов Н.И. Блэз Сандрар и проблема поэтического реализма XX в
// Сандрар Б. По всему миру и вглубь мира /Пер. М.Кудинова. -
М., 1974. - С. 143-202.
О «субъективной эпопее» как направлении в реалистическом рома
не начала XX века применительно к творчеству М.Пруста, с. 146.
217. Днепров В. Марсель Пруст, секреты стиля // Лит. обозрение. -
1974. - № 7. - С. 92-94.
В связи с выходом романа «По направлению к Свану» (М.: Худож
лит., 1973).
219. Красовская В. Нижинский. — Л.: Искусство, 1974 — 208 с.
То же // Красовская В. Павлова. Нижинский. Ваганова: Три балетньк
повести. - М., 1999. - С. 109- 324.
«Среди этого общества привлекал к себе внимание эксцентричм
194

элегантный молодой человек. То был Робер де Монтескью, поэт и
арбитр художественных вкусов в столице мира. Звенящим фальцетом
он объяснял совсем юному начинающему поэту Жану-Луи Водуайе,
что его друг, Марсель Пруст, не ходит решительно никуда, так как
весь поглощен сочинением романа. Но здесь он получил бы такую
массу впечатлений! <...> Он, Монтескью, уверен: русские открывают
новую эру в искусстве, нынешний день войдет в историю», с. 175;
«4 июня 1910 года в здании Гранд Опера открылся второй "сезон".
Публика, с бою бравшая билеты, ждала, что ее "удивят". Появиться
на премьере русских стало теперь уже делом чести для многих снобов.
(Еще бы! Даже Марсель Пруст покинул ради того свое добровольное
заключение!). И Дягилев удивил, дав по огромному залу первый залп
ослепительной "Шахеразадой"», с. 192.
220. Наркирьер Ф. Андре Моруа /Худож. Г.Клодт. — М.: Худож. лит.,
1974. - 224 с.
Оценка А. Моруа творчества Пруста, с. 208.
221. Шушаков В. Утрачено ли время? // Лит. обозрение. — 1974. — № 7. —
С. 94-95.
В связи с выходом романа «По направлению к Свану».
1975
222. Адмони В. Поэтика и действительность: Из наблюдений над зарубеж-
ной литературой XX века. — Л.: Сов. писатель, 1975. — 312 с.
Из содерж.: «В сторону Свана» Марселя Пруста. — С. 212—215.
См. также указатель имен.
223. Затонский Д. Зеркала искусства: Статьи о современной зарубежной
литературе. — М.: Сов. писатель, 1975. — 344 с.
О Прусте, с. 50, 224.
224. Маньковская Н. Проблема художественного творчества в эстетике
А.Камю // Проблемы художественного творчества: Критический ана-
лиз. - М., 1975. - С. 323-346.
Влияние М.Пруста на эстетическую концепцию А.Камю, с. 330.
225. Милешин Ю.А. Марсель Пруст о Достоевском // Герценовские чте-
ния. Науч. докл. Литературоведение. — Л., 1975. — С. 149—155.
226. Семенова С. Метафизика искусства А.Камю // Теории, школы,
концепции: (Критические анализы): Художественное произведение и
личность. - М., 1975. - С. 86-126.
Об интерпретации творчества М.Пруста в эссе А.Камю «Бунтующий
человек», с. 116.
'227. Тодоров Ц. Поэтика /Пер. с болг. А.Жолковского // Структурализм:
t «за» и «против»: Сб. статей. — М., 1975. — С. 37—113.
О Прусте, с. 69, 71, 84.
?28. Толмачев М.В. Пруст // БСЭ. - 3-е изд. - М., 1975. - Т. 21. -
С. 499-500.
195

229. Фрид Я. Анатоль Франс и его время. — М.: Худож. лит., 1975 _
397 с.
О влиянии А.Франса на творчество Пруста, с. 260. О Прусте см
также указатель имен.
230. Храпченко М.Б. Творческая индивидуальность писателя и развитие
литературы. — М.: Сов. писатель, 1975. — 408 с.
О концепции стиля в творчестве Пруста, с. 146. См. также с. 386
231. Чичерин А.В. Возникновение романа-эпопеи. — М.: Сов. писатель
1975. - 376 с.
О влиянии Л.Толстого на творчество М.Пруста, с. 304—309
О Прусте см. также, с. 33.
1976
232. Ауэрбах Э. Мимесис: Изображение действительности в западноевро-
пейской литературе/Пер. с нем. Ал. В.Михайлова; Предисл. Г.Фрид-
лендера. — М.: Прогресс, 1976. — 560 с.
О «приеме обнаружения утраченной действительности в воспоми-
нании» в творчестве Пруста, с. 533—536. О Прусте см. также с. 66,
529, 538.
233. Владимирова А.И. Проблема художественного познания во француз-
ской литературе на рубеже двух веков (1890—1914). — Л.: Изд-во ЛГУ,
1976. - 96 с.
Глава о цикле «В поисках утраченного времени», с 80—94.
234. Днепров В. Пруст — художник // Пруст М. Под сенью девушек н
цвету. - М., 1976. - С. 5-13.
235. Евнина Е. Проблема литературного импрессионизма и различные
тенденции его развития во французской прозе конца XIX и начала
XX века // Импрессионисты, их современники, их соратники. —
М., 1976. - С. 254-286.
О Прусте, с. 265, 276-286.
236. Михайлов А. Комментарии//Пруст M. Под сенью девушек в цвету.-
М., 1976. - С. 531-554.
237. Сучков Б.Л. Марсель Пруст (1871-1922) //Сучков Б.Л. Лики време-
ни: Статьи о писателях и литературном процессе. — М., 1976. —
Т. 2. - С. 71-99.
Перепечатка предисловия 1973 г. См. № 215.
1977
238. Анисимов И.И. Современные проблемы реализма. — М.: Наука,
1977. - 360 с.
О влиянии психоанализа З.Фрейда на творчество М.Пруста, с. 57—5S
239. КирнозеЗ.И. Французский роман XX века: (Годы 20—30-е. Проблем^
жанра). — Горький: Волго-Вят. кн. изд-во, 1977. — 351 с.
О Прусте см. указатель имен.
196

240. Любимов H.M. Перевод — искусство. — M.: Сов. Россия, 1977. —
79 с.
То же. — 2-е изд., доп. — 1982. — 127 с.
О работе над переводами произведений М.Пруста, с. 73, 87,
99-100, 102-104.
241. Моруа А. Шестьдесят лет моей литературной жизни: Сб. статей /Сост.
и предисл. Ф.С.Наркирьера. — М.: Прогресс, 1977. — 296 с.
Из содерж.: Шестьдесят лет моей литературной жизни /Пер. Л.Зо-
ниной. — С. 27—67 (о Прусте, с. 40—42, 44—45); Стершиеся имена
/Пер. И.Кузнецовой. - С. 258-262 (о Прусте, с. 258-261); Роман не
умер /Пер. И.Кузнецовой. — С. 263—268 (о Прусте, с. 264—268).
242. Шуртаков С. Исток: Заметки писателя // Молодая гвардия. — 1977. —
№ 6. - С. 305-320.
О «пробковой комнате» М.Пруста, с. 314—316.
* * *
243. Ахмадулина Б. «Прощай! Прощай! Со лба сотру...» // Ахмадулина Б.
Метель: Стихи. - М., 1977. - С. 81-82.
То же // Ахмадулина Б. Гряда камней. — М., 1995. — С. 59—60.
См. Тексты.
1978
244. Владимирова А.И. Достоевский во французской литературе XX в. //
Достоевский в зарубежных литературах. — Л., 1978. — С. 37—61.
О Прусте, с. 49-50.
245. Гарольд Пинтер о Марселе Прусте и о себе // Иностр. лит. — 1978. —
№ И.-С. 272-273.
О выходе в свет в издательстве «Э. Мэтьюн» сценария Г.Пинтера
по роману М.Пруста «В поисках утраченного времени».
246. Ерофеев Вик. Пруст о Толстом и Пруст и Толстой // Толстой и наше
время. - М., 1978. - С. 289-308.
247. Ерофеев Вик. Толстой в оценке и восприятии Пруста // Изв. АН
СССР. Сер. лит. и яз. - 1978. - Т. 37, вып. 4. - С. 298-307.
248. Писатели Франции о литературе: Сб. ст. — М.: Прогресс, 1978. —
470 с.
Из содерж.: Мориак Ф. Романист и его персонажи /Пер. М.Зло-
биной. - С. 151-168 (о Прусте, с. 157, 158, 163, 165, 166, 167);
Саррот Н. Эра подозренья /Пер. Л.Зониной. — С. 312— 320 (о
персонаже в литературе XX века, в частности, в творчестве М.Пруста,
с. 315—316, 318—319). См. также Указатель имен.
249. По мотивам Пруста //Лит. газ. — 1978. — 15мар. (№ И). - С. 15.
О спектакле «Пруст» итальянского режиссера Дж. Василико.
197

250. Самарин P.M. Зарубежная литература. — M.: Высш. школа, 1978. —
464 с.
О Прусте, с. 356-359.
251. Что сказал бы Пруст? // Сов. культура. — 1978. — 15сент. (N° 74). —
С. 7.
О выпуске в издательстве «Галлимар» сборника новелл М.Пруста.
252. Урнов Д., Урнов М. Литература и движение времени: (Из опыта
английской и американской литературы XX века). — М.: Худож. лит.,
1978. — 269 с. — (Век XX. Лит. за рубежом).
О творческом методе М.Пруста в оценке А.В.Луначарского, с. 19—
20.
253. Уэллек Р., Уоррен О. Теория литературы /Пер. с англ. А.Зверева,
В.Харитонова, И.Ильина; Вступ. ст. А.Аникста; Коммент. Б.Гилен-
сона. — М.: Прогресс, 1978. — 328 с.
О черновых вариантах цикла М.Пруста «В поисках утраченного
времени», с. 105. О Прусте см. также именной указатель.
* * *
254. Кушнер А. «Ты так печальна, словно с уст...» // Кушнер А. Голос:
Стихотворения. — Л., 1978. — С. 46.
См. Тексты. См. также № 537.
1979
255. Бернштейн И.А. Чешский роман XX века и пути реализма в европей-
ских литературах. — М.: Наука, 1979. — 304 с.
О влиянии М.Пруста на творчество В.Незвала-романиста, с. 215—
216.
256. Гинзбург Л.Я. О литературном герое. — Л.: Сов. писатель, 1979. —
222 с.
О романе М.Пруста «В поисках утраченного времени», с. 12—14,
28-32, 112-113, 192-197.
257. Затонский Д. В наше время: Книга о зарубежных литературах XX
века. — М.: Сов. писатель, 1979. — 432 с.
О Прусте, с. 14, 35, 81, 353, 420-426.
258. Помещикова Е.Е. Повествовательная структура и ее связь с образом
автора у Пруста // Сб. науч. тр. Моск. гос. пед. ин-та иностр. яз.
им. М.Тореза. - 1979. - № 140. - С. 49-61.
258а. Константин Андреевич Сомов: Письма. Дневники. Суждения современ-
ников /Сост., вступ. ст. и примеч. Ю.Н.Подкопаевой и А.Н.Свешни-
ковой. — М.: Искусство, 1979. — 624 с. 62 л.ил.
Из содерж.: Подкопаева Ю., Свешникова А. К.А.Сомов и его
литературное наследие. — С. 3—47 (об отношении К.А.Сомова к
творчеству М.Пруста, с. 43); К.А.Сомов — А.А.Михайловой. 4 дек.
198

1925 г. - С. 291; Ей же. 23 февр. 1927 г. - С. 314; Ей же. 3 марта
1927 г. - С. 315.
См. Тексты.
1980
259. Андреев Л.Г. «Инстинктивная память» Марселя Пруста // Андреев
Л.Г. Импрессионизм. - М., 1980. - С. 103-151.
О Прусте см. также именной указатель.
260. Андреев Л. По направлению к прошлому // Пруст М. У Германтов. —
М., 1980. - С. 5-14.
261. Днепров В. Психологический роман Марселя Пруста // Днепров В.
Идеи времени и формы времени. — Л., 1980. — С. 385—431.
О Прусте см. также, с. 182—185.
262. Кунин В.В. О некоторых законах навигации кораблей мысли //
Корабли мысли. - М, 1980. - С. 264-285.
О Прусте, с. 281-282.
263. Михайлов А. Комментарии // Пруст М. У Германтов. — М., 1980. —
С. 607-646.
264. Наркирьер Ф.С. Французский роман наших дней. — М.: Наука,
1980. - 342 с.
О Прусте, с. 268.
265. Ортега-и-Гасет X. Дегуманизация искусства /Пер. с исп. и примеч.
С.Воробьева // Судьба искусства и культуры в западноевропейской
мысли XX в.: Сб. переводов. — М., 1980. — Вып. 2. — С. 11 — 158. —
(ИНИОН АН СССР).
Об изображении психологии в романе М.Пруста, с. 139.
265а. Марсель Пруст // Основные произведения иностранной художествен-
ной литературы: Европа, Америка, Австралия: Лит.-библиогр. спра-
вочник/Всесоюз. гос. б-ка иностр. лит.; Отв. ред. Л.А.Гвишиани.—
4-е, доп. и перераб. изд. - М., 1980. - С. 638—640.
То же. - 5-е изд. - 1983. - С. 532-534.
То же /Под общ. ред. ВАСкороденко. — 6-е изд., испр. и доп. —
М.; СПб, 1998. - С. 547-548.
266. Савранский И. Бергсон и Пруст: Точки соприкосновения—отталкива-
ния // Марксистско-ленинская эстетика в борьбе за прогрессивное
искусство. - М., 1980. - С. 210-236.
1981
267. Аникин Г.В. Черты эпического повествования // Проблемы метода и
жанра в зарубежной литературе: Сб. науч. тр. — М., 1981. — Вып. 6
/Под ред. Н.П.Михальской. — С. 3—21.
О трактовке категории времени в творчестве Пруста, с. 11.
199

268. Борев Ю.Б. Эстетика. — М.: Политиздат, 1981. — 399 с.
О значении памяти в творчестве М.Пруста, с. 200.
269. Бенедиктова Т.Д. [Реф. кн.:МауК.М. Out of the Maelstrom: Psychology
and the novel in the XX century. — London: Elek, 1977] // Зарубежные
исследования по литературоведению: Реф. сб. — М., 1981. —
Вып. 1. - С. 29-38.
О Прусте, с. 34—35
270. Б.Пастернак — О.Фрейденберг. 2 нояб. 1924 г. // Пастернак Б.
Переписка с Ольгой Фрейденберг. — Нью-Йорк, 1981. — С. 76—78.
То же // Собр. соч.: В 5 т. - М., 1992. - Т. 5. - С. 161-162.
См. Тексты.
271. Тенденции в литературоведении стран Западной Европы и Америки:
Сб. обзоров и рефератов. - М., 1981. - 176 с. - (ИНИОН АН
СССР).
Из содерж.: Большаков В.П. Тематически-интуитивистское на-
правление в современной французской «новой критике»: (Научно-ана-
литический обзор). — С. 37—55 (об анализе «творческого акта» и «акта
чтения-критики» у М.Пруста в работе Ш.Пуле «Критическое созна-
ние», с. 44); Стаф И.К. Очерки генетической критики. — С. 56—71 (о
статье К.Кемар «Ономастические мечтания М.Пруста в свете предтекс-
тов», с. 63—64; о работе Б.Брюна «Издание одного черновика и его
интерпретация: проблема статьи «Против Сент-Бёва», с. 67—68).
272. Устами Буниных: Дневники Ивана Алексеевича и Веры Николаевны и
другие архивные материалы: В 3 т. Т. 2 /Под ред. М.Грин. — Франк-
фурт-на-Майне: Посев, 1981.
Упоминания имени М.Пруста в дневниках В.Н.Буниной, с. 206—
209, 232, 240-241.
1982
273. Балашова Т.В. Активность реализма: Литературно-художественные
дискуссии на Западе. — М.: Искусство, 1982. — 206 с.
О Прусте, с. 17.
274. Балашова Т.В. Французская поэзия XX века. — М.: Наука, 1982.— 392 с.
О Прусте, с. 231.
275. Зверев А. В защиту Клода Лантье // Лит. обозрение. — 1982. —
№ 10. - С. 22-27.
О Прусте, с. 25—26.
276. Кушкин Е.П. Альбер Камю: Ранние годы. — Л.: Изд-во ЛГУ, 1982. —
184 с.
О Прусте, с. 118.
277. Ржевская Н.Ф. Возвращение героя: Молодая французская проза 70-х
годов // Новые художественные тенденции в развитии реализма на
Западе: 70-е годы. - М., 1982. - С. 135-163.
О влиянии М.Пруста на творчество П.Модиано, с. 148—149.
200

278. Степанов Ю.С. Марсель Пруст, или жестокий закон искусства; Ком-
ментарии // Proust M. À la recherche du temps perdu: À l'ombre des
jeunes filles en fleurs. - M., 1982. - P.5-29, 545-582.
279. Урнов Д.М. Литературное произведение в оценке англо-американской
«новой критики». — М.: Наука, 1982. — 264 с.
О проблеме времени в творчестве Пруста, с. 200—201.
280. Храпченко М.Б. Горизонты художественного образа. — М.: Худож.
лит., 1982. - 334 с.
О принципах ассоциативного повествования в творчестве Пруста,
с. 54-56.
1983
281. Азизов О. [Информация] // Сов. экран. — 1983. — Дек. (№ 23). —
С. 19.
О фильме Ф.Шлёндорфа по сценарию Г.Пинтера «Любовь Свана».
В главных ролях ДАйронс, О.Мути и А.Делон.
282. Андреев Л.Г. Предисловие // Бютор М. Изменение; Роб-Грийе А.
В лабиринте; Симон К. Дороги Фландрии; Саррот Н. Вы слышите
их? - М., 1983. - С. 3-22.
О влиянии Пруста на творчество Н.Саррот, с. 4
283. Борисенко Л. Свидание с Прустом // Сов. культура. — 1983. — 9 авг.
(№ 95). - С. 7.
О фильме Ф.Шлёндорфа «Любовь Свана».
284. Гальцева Р.А. Романист в меняющемся мире как жизненная тема
Франсуа Мориака: (Обзор) // Судьба искусства и культуры в западно-
европейской мысли XX в.: (Диалог писателя с современным миром:
Европа и США): Реф. сб. - М., 1983. - Вып. 3. - С. 8-36.
Об оценке Ф.Мориаком творчества М.Пруста; Мориак об изобра-
жении персонажей в его произведениях, с. 25—26. О Прусте см.
также, с. 14—15.
285. Марсель Пруст на экране // Иностр. лит. — 1983. — № 4. — С. 253—254.
О съемках фильма Ф.Шлёндорфа «Любовь Свана».
286. Моруа А. Надежды и воспоминания: Художественная публицистика
/Сост. Ф.С.Наркирьера; Предисл. Ф.С.Наркирьера и А.Ф.Строева. —
М.: Прогресс, 1983. - 392 с.
О Прусте см. указатель имен.
287. Наркирьер Ф. Франсуа Мориак. — М.: Худож. лит., 1983. — 230 с.
О Прусте, с. 18; суждение Ф.Мориака о творчестве М.Пруста,
с. 87-88.
288. Б.Пастернак. — В.Познеру. 14 мая 1929 г. //Лит. наследство. — М.,
1983. — Т. 93: Из истории советской литературы 1920—1930-х г.: Новые
материалы и исследования. — С. 725.
То же // Собр. соч.: В 5 т. - М., 1992. - Т. 5. - С. 274 - 275.
См. Тексты.
201

1984
289. Анастасьев Н.А. Обновление традиции: Реализм XX века в противо-
борстве с модернизмом. — М: Сов. писатель, 1984. — 352 с.
О влиянии «Человеческой комедии» Бальзака на замысел романа
М.Пруста «В поисках утраченного времени», с. 33. Главу III о твор-
честве зарубежных писателей 20-х годов XX века автор называет
«В поисках утраченного времени» (с. 166).
290. Балахонов В. Сименон вспоминает // Сименон Ж. Я диктую: Воспо-
минания. — М., 1984. — С. 5-25.
О влиянии М.Пруста на творчество Ж.Сименона, с. 23.
291. Вокруг фильма «Любовь Свана» // Иностр. лит. — 1984. — № 6. —
С. 252.
О фильме Ф. Шлендорфа.
292. Зонина Л.А. Тропы времени: Заметки об исканиях французских рома-
нистов (60-е—70-е гг.). — М.: Худож. лит., 1984. — 263 с.
О Прусте, с. 26.
293. НауманМ. Пруст//Науман М. Литературное произведение и история
литературы. - М., 1984. - С. 326-375.
О Прусте см. также указатель имен.
294. Николюкин А.Н. Романтизм и реализм в современном литературове-
дении США // Зарубежное литературоведение 70-х годов: Направле-
ния, тенденции, проблемы. — М., 1984. — С. 311—346. — (ИНИОН
АН СССР)
О попытках некоторых американских и английских литературоведов
вывести М.Пруста за пределы литературы модернизма, с. 341.
295. Подорога В. Функция языка в автобиографическом анализе: Пример
Марселя Пруста // Познание и язык: Критический анализ герменевти-
ческих концепций. — М., 1984. — С. 124—145.
296. Сименон Ж. Я диктую: Воспоминания /Пер. Э.Шрайбер; Предисл.
и коммент. В.Балахонова. — М.: Прогресс, 1984. — 520 с.
Оценка Ж.Сименоном творчества М.Пруста, с. 116—119. О Прусте
также, с. 294, 405.
297. Хроника жизни общества, пораженного вирусом потребительства //
За рубежом. - 1984. - 1-7 июня (№ 23). - С. 22-23.
О фильме Ф.Шлёндорфа «Любовь Свана».
298. Юткевич С. Кухня мифов // Сов. культура. — 1984. — 23 авг.
(№ 101). - С. 4.
Упоминание о фильме Ф.Шлёндорфа.
299. Яхонтова М.А. Литература Франции // История зарубежной литерату-
ры XX века: 1917-1945. - М., 1984. - С. 18-57.
О Прусте, с. 21—23.
202

* * *
300. Дженнингс Э. Песня в дни наступления осени /Пер. А.Парина //
Английская поэзия в русских переводах: XX век. — М., 1984. —
С. 527-529.
«Пруст время спрессовать сумел
В пирожном детства — он бы понял
Двусмысленность осенних дней», с. 527.
301. Кушнер А. Таврический сад: Седьмая книга. — Л.: Сов. писатель,
1984. - 103 с.
Из содерж.: «Когда я у полки, одну выбираю из книг...». — С. 28—
29; «Мне весело, что Бакст, Нижинский, Бенуа...». — С. 92.
См. Тексты. См. также № 537.
1985
302. Бирюкова Л.В. [Реф. кн.: Histoire littéraire de la France/Par un collectif
sous la dir. de P.A. Abraham et P.Desné. — Paris: Ed. sociales, 1982] //
Зарубежные исследования по литературоведению.: Реф. сб. — М.,
1985.-Вып. 4.-С. 114- 127.
О Прусте, с. 120.
303. Гамарра П. Мадам Колетт /Пер. В.Жуковой // Гамарра П. Читая и
перечитывая /Сост. Л.Завьяловой; Предисл. и коммент. В.Балашо-
ва. - М, 1985. - С. 84-87.
О значении М.Пруста для творчества Колетт, с. 86.
304. Казин А.Л. Художественный образ и реальность: Опыт эстетико-ис-
кусствоведческого исследования. — Л.: Изд-во ЛГУ, 1985. — 120 с.
О языке «субъективной эпопеи» М.Пруста «В поисках утраченного
времени», с. 106.
305. Милешин Ю.А. Франсуа Мориак — критик и художник // Зарубежная
литературная критика: Вопросы теории и истории: Межвуз. сб. науч.
тр.-Л., 1985. - С. 55-66.
О тенденции к выведению на первый план «запретного» в челове-
ческой психике у М.Пруста в оценке Ф.Мориака, с. 63.
306. Никитина В.П. [Реф. KH.:GracqJ. Enlisant, en écrivant. — Paris: Corti,
1981] // Зарубежные исследования по литературоведению: Реф. сб. —
М., 1985. - Вып. 4. - С. 48-60.
О Прусте, с. 58—60.
307. Ржевская Н.Ф. Литературоведение и критика в современной Франции:
Основные направления; Методология и тенденции /Отв. ред. Т.В.Ба-
лашова. — М.: Наука, 1985. — 272 с.
О Прусте см. указатель имен.
1986
308. И.Э.Бабель о своем творчестве, о Николае Островском и Д.А.Фурма-
нове: (Выступление в Союзе советских писателей 31 марта 1936 года)
203

/Публ. И.В.Литвиненко // Встречи с прошлым: Сб. материалов
ЦГАЛИ СССР. - М., 1986. - Вып. 2. - С. 208-213.
«Есть обновленный 170-миллионный народ, большая часть кото-
рого лишь десяток, два десятка лет тому назад научилась грамоте.
Появились десятки миллионов новых читателей, которым начинать с
Джойса и Пруста невозможно», с. 209.
309. Гвиниашвили К. Идейно-эстетическая функция живописных образов
в романе Марселя Пруста «В сторону Свана» // Реалистические формы
изображения действительности. — Тбилиси, 1986. — С. 105—109.
310. Генезис художественного произведения: Материалы советско-фран-
цузского коллоквиума. — М.: Наука, 1986. — 228 с.
Из содерж.: Луи Э. Третье измерение литературы: Заметки по
поводу генетической критики. — С. 9—26 (о «генетической» интерпре-
тации романа «В поисках утраченного времени», с. 20—21); Грезийон
А. Генезис текста и лингвистический анализ — С. 27—42 (о лингвис-
тической структуре начала романа «В поисках утраченного времени»
с. 31-34, 41).
311. Гинзбург Л. За письменным столом: Из записей 1950—1960-х годов //
Нева. - 1986. - № 3. - С. 112-139.
О Прусте, с. 112, 120, 123, 137.
312. Дюбуа Ж., Пир Ф., Тринон А.и др. Общая риторика/Пер. Е.Разло-
говой и Б.Нарумова; Общ. ред. и вступ. ст. А.Авеличева. — М.:
Прогресс, 1986. - 392 с.
Цитаты из произведений М.Пруста, с. 133, 140, 149. О Прусте
см. также с. 138, 321.
313. Кушнер А. Неиссякаемый сюжет поэзии /Интервью А.Кузнецова //
Вопр. лит. - 1986. - № 7. - С. 173-200.
То же // Кушнер А. Аполлон в снегу: Заметки на полях. — Л., 1991. —
С. 303-347.
О Прусте, с. 342. См. Тексты.
314. Т.Манн - Б.Фучику. 15 апр. 1932 г. /Пер. С.Апта// Манн Т. Ху-
дожник и общество: Статьи и письма. — М., 1986. — С. 247—250.
О Прусте, с. 248.
315. Нагибин Ю. Вокруг «человека без свойств» // Лит. учеба. — 1986. —
№ 1. - С. 186-196.
Сравнительный анализ творчества Р.Музиля и М.Пруста, с. 188—
189, 194-96. См. Тексты.
316. Называть вещи своими именами: Программные выступления мастероп
западно-европейской литературы XX века /Под ред. и с предисл
Л.Г.Андреева. — М.: Прогресс, 1986. — 640 с.
О Прусте, см. указатель имен.
317. Петров В. Калиостро: Воспоминания и размышления о М.А.Кузмине
/Публ. Г.Шмакова // Новый журнал. — Нью-Йорк, 1986. —
Кн. 165. -С. 81-116.
Об отношении к творчеству М.Пруста, с. 100. Цитата приведена
204

также в примечании на с. 331—332 в книге: Кузмин М. Дневник
1934 года /Под ред., со вступ. ст. и примеч. Г.Морева. — СПб.,
1998. - 416 с. См. Тексты.
318. Храпченко М.Б. Горизонты художественного образа. — М.: Худож.
лит., 1986. - 439 с.
О принципах ассоциативного повествования в творчестве М.Прус-
та, с. 55—56.
* * *
319. Кушнер А. «Любовь — зависимость. Все мученики этой...» // Кушнер
А. Дневные сны: Книга стихов. — Л., 1986. — С. 42.
См. Тексты. См. также № 537.
320. Ремизов А. Иверень: Загогулины моей памяти /Ред., послесл. и
коммент. О.Раевской-Хьюз. — Berkeley: Berkeley Slavic specialties,
1986. - 386 с.
«...если бы писатели одаренные, с глазом, с ухом, с сердцем
"недотроги", на которых все действует, попробовали развить в себе
эту коренную память на "ночное", бобровую перекопь, литература
приняла бы, я уверен, совсем другую форму: она была бы ближе к
Прусту и много было бы в ней и чудного, и чудного с теми приятными
и неприятными неожиданностями, какие бывают только во сне»,
с. 23.
Некрасов В.П. См. N° 493.
1987
321. Андреев Л.Г., Козлова Н.П., Косиков Г.К. История французской
литературы. — М.: Высш. школа, 1987. — 543 с.
Из содерж.: Андреев Л.Г. Марсель Пруст. — С. 432—436.
322. Балашова Т.В. Эрве Базен и пути французского психологического
романа. — М.: Худож. лит., 1987. — 270 с.
О Прусте, с. 18.
323. Белая Г. Эстетические взгляды А.К.Воронского // Воронский А. Ис-
кусство видеть мир: Портреты; Статьи. — М, 1987. — С. 5—32.
Об анализе А.Воронским творчества М.Пруста, с. 28, 29.
324. Божович В.И. Традиции и взаимодействие искусств: Франция. Конец
XIX — начало XX века /Отв. ред. А.В.Бартошевич. — М.: Наука,
1987. - 320 с.
О творчестве М.Пруста см. в главе «Утверждение авторского нача-
ла», с. 137—147. См. также именной указатель.
^25. Великовский СИ. В скрещенье лучей: Групповой портрет с Полем
Элюаром. — М.: Сов. писатель, 1987. — 400 с.
О Прусте, с. 15, 116.
205

326. Гинзбург Л. Литература в поисках реальности: Статьи; Эссе; Замет-
ки. — Л.: Сов. писатель, 1987. — 400 с.
Из содерж.: Литература в поисках реальности. — С. 4—57. (о стро-
ении внутреннего монолога у Пруста, с. 50—51); Из старых записей:
1920-е - 1930-е годы. - С. 147-244 (о Прусте (запись 1927 г.),
с. 175-177).
327. Дудура О.И. Категория памяти в романе XX века: (На материале
произведений М.Пруста, Т.Вулфа, У.Фолкнера) // Поэтика и худо-
жественный метод в зарубежных литературах. — Ташкент, 1987. —
С. 58-66.
328. Михайлов А. «Содом и Гоморра»: [Предисловие]; Комментарии //
Пруст М. Содом и Гоморра. - М., 1987. - С. 5-18, 537-558.
329. Таганов А. Переписка Марселя Пруста 1880—1890-х годов // Пробле-
мы истории зарубежной литературы. — Л., 1987. — Вып. 3. — С. 138—
145.
330. Храпченко М.Б. Познание литературы и искусства: Теория; Пути
современного развития. — М.: Наука, 1987. — 576 с.
Об ассоциативном повествовании в творчестве Пруста, с. 93.
331. Шмаков Г. Михаил Кузмин, 50 лет спустя // Рус. мысль. — Париж,
1987. — 5 июня. — С. IX. - (Лит. прилож. № 3/4).
Цитата из «Дневника 1934 года» М.Кузмина о М.Прусте. Приведена
также в примечании (с. 20) к вступительной статье в книге: Кузмин
М. Дневник 1934 года/Под ред., совступ. ст. и примеч. Г.Морева.—
СПб., 1998. - 416 с. См. Тексты.
1988
332. Андре Р. Вчера и сегодня /Пер. И.Истратовой // Иностр. лит. —
1988.-№ 9.-С. 214-218.
О значении творчества М.Пруста для становления романа XX века,
с. 215. О Прусте см. также, с. 218.
333. Баевский В. Прелиминарии к теме «Марсель Пруст и Борис Пастер-
нак» // Стилистический анализ художественного текста. — Смоленск,
1988. - С. 100-108.
Сопоставительный анализ поэтики.
334. Белый А. О себе как о писателе // Андрей Белый. Проблемы творче-
ства: Статьи, воспоминания, публикации. — М., 1988. — С. 19—24.
О Прусте, с. 22. См. Тексты.
335. Великовский СИ. К философии перелома во французской лирике на
рубеже XIX —XX веков // Россия. Франция: Проблемы культуры
первых десятилетий XX века: Сб. статей. — М., 1988. — С. 221—237.
О Прусте, с. 226.
336. Гениева Е. Одиссея русского «Улисса» // Лит. учеба. — 1988. —
Янв. -февр. (№ 1). - С. 170-174.
О Прусте, с. 172.
206

337. Грифцов Б.А. Марсель Пруст // Грифцов Б.А. Психология писате-
ля. - М., 1988. - С. 252-277.
См. Тексты.
338. Затонский Д. Художественные ориентиры XX века. — М.: Сов. писа-
тель, 1988. - 416 с.
О Прусте, с. 36.
339. Нефедов Н.Т. История зарубежной критики и литературоведения:
Учеб. пособие для вузов по спец. «Рус яз. и лит.» — М.: Высш.
школа, 1988. - 272 с.
Об исследовании Ж.Пуле «двойственного отношения ко времени»
в творчестве Пруста, с. 230; об оценке творчества Пруста в книге
Р.Фокса «Роман и народ», с. 230; об оценке Д.Голсуорси «эксперимен-
та» в творчестве Пруста, с. 244.
340. По направлению к Прусту // Иностр. лит. — 1988. — № 6. — С. 250—
251.
Об издании произведений М.Пруста во Франции и публикациях о
нем, появившихся в связи с 65-летием со дня его смерти.
341. Таганов А. К вопросу о художественной условности в раннем творче-
стве М.Пруста: («Наслаждения и дни») // Национальная специфика
произведений зарубежной литературы XIX — XX веков: (Проблемы
худож. условности): Межвуз сб. науч. тр. — Иваново, 1988. — С. 41—
52.
342. Таганов А. Становление эстетических взглядов М.Пруста // Роль
Поволжья в развитии отечественной литературы и фольклора: Краткие
тезисы докладов XXI межвуз. науч. конференции литературоведов
Поволжья. — Кострома, 1988. — С. 67.
343. Толмачев М. Перечитывая Пруста // Иностр. лит. — 1988. - № 6. -
С. 237—238. — Рец. на кн.: Пруст М. В поисках утраченного времени:
По направлению к Свану; Под сенью девушек в цвету; У Германтов;
Содом и Гоморра. — М.: Худож. лит., 1973—1987.
344. Яхонтова М.А. Пруст // Черневич М., Штейн А., Яхонтова М.
История французской литературы. — М., 1988. — С. 275—277.
1989
345. Барт Р. Избранные работы: Семиотика; Поэтика /Общ. ред., вступ.
ст., коммент. Г.К.Косикова. — М.: Прогресс, 1989. — 616 с.
О Прусте, см. именной указатель.
346. Днепров В.Д. С единой точки зрения: Лит.-эстет. очерки. — Л.: Сов.
писатель, 1989. — 375 с.
Об изображении музыки в цикле М.Пруста «В поисках утраченного
времени», с. 215—218; сравнение описания у. И.Бунина и М.Пруста,
с. 246—247; о «словесном образе живописи» у Пруста, с. 266—280.
207

347. Зверев A.M. Дворец на острие иглы: Из художественного опыта
XX века. — М.: Сов. писатель, 1989. — 416 с.
О способе построения большого повествовательного цикла у Пруста
в сравнении с повествовательным циклом Р.Роллана, с. 9—10; о пси-
хологическом «пуантилизме» Пруста, с. 115—119.
348. Мальро А. Зеркало лимба: Художественная публицистика /Сост.
Е.Л.Кушкина; Предисл. Л.Г.Андреева. — М.: Прогресс, 1989. — 520 с
О Прусте, с. 74, 286.
349. Набоков В. Анкета о Прусте // Набоков В. Рассказы; Приглашение
на казнь: Роман; Эссе; Интервью; Рецензии /Сост. и примеч. А.До-
линина, Р.Тименчика; Послесл. А.Долинина. — М., 1989. — С. 380—
381.
О М.Прусте см. также примеч., с. 521. Первую публикацию
см. № 98.
350. Ортега-и-Гасет X. Достоевский и Пруст /Пер. с исп., вступл., при-
меч. И.Петровского // Даугава. — Рига, 1989. — № 11. — С. 104 —
109.
Отрывок из работы Ортеги-и-Гасета «Дегуманизация искусства и
идеи о романе» (1925 г.).
351. Осовский О.Е. Современный литературный процесс в оценках марк-
систской критики США // Литература капиталистических стран в
оценке современной зарубежной критики: Сб. обзоров. — М., 1989. —
С. 206-233. - (ИНИОН АН СССР).
О «десоциализации» литературы в творчестве М.Пруста, с. 216.
352. Пастернак Е.Б. Борис Пастернак: Материалы для биографии. — М.:
Сов. писатель, 1989. - 688 с.
О Прусте, с. 642—643. См. Тексты.
353. Рымарь Н.Т. Введение в теорию романа. — Воронеж: Изд-во Воронеж,
ун-та, 1989. - 272 с.
Цитата из цикла «В поисках утраченного времени» о специфике
романа как жанра, с. 41.
354. Таганов А. М.Пруст — художник и критик: (К проблеме формирова-
ния метода) // Тезисы областной научно-методической конференции
преподавателей «Литература и критика в системе духовной культу-
ры». - Тюмень, 1989. - С. 83-84.
355. Таганов А. Пруст и Рёскин: К проблеме формирования эстетических
взглядов Пруста // Зарубежная литература: Проблемы метода. —Л.,
1989. - Вып. 3. - С. 125-139.
356. Чирков Ю.И. Соловки // Сов. культура. — 1989. — 4 марта. — С. 6.
Воспоминания автора о чтении романа М.Пруста в Соловецкой
тюрьме особого назначения.
* * *
357. Одоевцева И. На берегах Сены. — М.: Худож. лит., 1989. — 333 с.
«Заседание "Зеленой лампы". Доклад Николая Оцупа. <...> Нико-
208

лай Оцуп спускается с эстрады, важно поделившись своими мыслями
и домыслами о Прусте и Джойсе», с. 207.
358. Пастернак Б. Когда разгуляется: [Цикл стихотворений] // Собр. соч.:
В 5 т. - М., 1989. - Т. 2: Стихотворения: (1931—1959). Переводы
/Сост. и коммент. Е.Пастернак и К.Поливанова. — С. 72—132.
В ноябре 1957 г. был установлен порядок расположения стихотво-
рений и вписан эпиграф из романа М.Пруста «Обретенное время»,
последней книги цикла «В поисках утраченного времени»: Un livre est
un grand cimetière où sur la plupart des tombes on ne peut plus lire les noms
effacés. Marcel Proust.
1990
359. Анастасьев H. Башня и вокруг: Взгляд на Владимира Набокова //
Набоков В. Избранное. - М., 1990. - С. 7-34.
Об ответе В.Набокова на анкету журнала «Числа» по поводу Пруста,
с. 11.
360. Бадалукко Н., МедиолиЭ., Висконти Л. Гибель богов: Литературный
сценарий /Пер. с итал. Л.Аловой // Висконти о Висконти /Предисл.
В.Божовича. - М, 1990. - С. 58-137.
Сцена сожжения книг крупнейших писателей XX века, в том числе
Марселя Пруста, во дворе Колледжа Гюнтера в Берлине, с. 90.
361. Гальцова Е. Переписка М.Пруста и А.Жида: Вокруг «Поисков» // РЖ.
Общественные науки за рубежом. — Сер. 7. — 1990. — № 6. — С. 106—
109. — Реф. кн.: Proust M., Gide A. Autour de «La Recherche»:
Lettres. — Bruxelles: Complexe, 1988.
362. Ерофеев Вик. В лабиринте проклятых вопросов. — М.: Сов. писа-
тель, 1990. - 448 с.
Глава «Пруст и Толстой», с. 421—440.
363. Камю А. Бунтующий человек /Пер. Ю.Денисова и Ю.Стефанова //
Камю А. Бунтующий человек: Философия: Политика: Искусство
/Общ. ред., сост. и предисл. А.Руткевича. — М., 1990. — С. 119—356.
Об «обретенном времени» в творчестве М.Пруста, с. 326—328.
О М.Прусте см. также указатель имен.
364. Карельский А.В. От героя к человеку: Два века западноевропейской
литературы. — М.: Сов. писатель, 1990. — 400 с.
О функции «творящей» памяти в романе-эпопее Пруста, с. 23.
365. Мамардашвили М. Как я понимаю философию /Сост. и предисл.
Ю.Сенокосова. — М.: Прогресс, 1990. — 370 с.
Глава «Литературная критика как акт чтения», в которой проблема
литературной критики исследуется на примере творчества М.Пруста,
с. 155—162. О Прусте см. также именной указатель.
209

366. Масленикова 3. Портрет Бориса Пастернака. — М.: Сов. Россия
1990. - 287 с.
То же. — М.: Присцельс; Русслит, 1995. — 384 с. — (Судьбы скреще-
нья).
О Прусте, с. 51. См. Тексты.
367. Михайлов А.Д. Пастернак и Пруст // Рус. мысль. — Париж, 1990. —
6 июля (№ 3835). - С. III. - (Лит. прилож. № 10).
368. Михайлов А. Цикл Альбертины; Комментарии // Пруст М. Пленни-
ца. - М., 1990. - С. 5-20, 396-401.
369. Наркирьер Ф.С. От Роллана до Моруа: Этюды о французских писате-
лях. — М.: Сов. писатель, 1990. — 384 с.
О Прусте, с. 65, 92, 39, 255.
370. Никоненко С. Гайто Газданов возвращается на родину: [Предисловие];
Комментарии // Газданов Г. Вечер у Клэр: Романы и рассказы. — М.
1990. - С. 3-17, 569-590.
О влиянии творчества М.Пруста на творчество Г.Газданова, с. 9,
570-571.
371. Б.Пастернак — Ж.Пастернак. 31 окт. 1924 г.; Б.Пастернак — Ж.Пас-
тернак. 15 июля 1930 г. // Знамя. - 1990. - № 2. - С. 196, 201.
То же // Собр. соч.: В 5 т. - М., 1992. - Т. 5. - С. 156-158,
306-308.
См. Тексты.
372. Б.Пастернак — Ж.и Л.Пастернак. Дек. 1945 г. // Пастернак Б. Из
писем разных лет. — М., 1990. — С. 35—40.
То же // Собр. соч.: В 5 т. - М., 1992. - Т. 5. - С. 439-446.
См. Тексты.
373. Пастернак Ж. Patior /Пер. с англ. Е.Куниной // Знамя. — 1990. —
№ 2. - С. 183-193.
О М.Прусте, с. 183-185, 191. См. Тексты.
374. Пикач А. Фрагменты о Борисе Пастернаке: (Из книги «Просроченные
дневники») // Звезда. - 1990. - N? 2. - С. 166-182.
Сопоставление прозы М.Пруста и Б.Пастернака, с. 175.
375. Стрижевская Н. «Настоящий двадцатый век» //Лит. учеба. — 1990. —
№ 2. - С. 185.
Вступительная заметка к публикации стихотворений М.Пруста «По-
ртреты художников и музыкантов».
1991
376. Анастасьев Н. Контрапункт: (Судьба гуманизма в литературе XX века)
// Вопр. лит. - 1991. - № 5. - С. 84-116.
Фигура повествователя в эпопее М.Пруста в сопоставлении с геро-
ем-повествователем в литературе эпохи классического гуманизма,
с. 103-104.

377. Анненков Ю. Дневник моих встреч: Цикл трагедий. Т. 1. — Л.:
Искусство, 1991. — 343 с.
Из содерж.: Георгий Иванов. — С. 327—342 (о стихотворении
«Строка за строкой...», с. 340—341).
378. Гадамер Г.Г. Искусство и подражание /Пер. с нем. В.Бибихина //
Гадамер Г.Г. Актуальность прекрасного. — М., 1991. — С. 228—242.
О Прусте, с. 229.
379. Еремеев Л.А. Французский литературный модернизм: Традиции и
современность. — Киев: Наукова думка, 1991. — 120 с. — (АН УССР.
Ин-тлит. им. Т.Г.Шевченко)
Анализ творчества М.Пруста в рамках французского литературного
символизма, с. 13—25. См. также, с. 35, 103—104.
380. КудроваИ. Версты, дали...: Марина Цветаева, 1922—1939. — М.: Сов.
Россия, 1991. -368 с.
«Любопытно, что она и как читатель не слишком нуждалась в
прозе, будь то даже Толстой или Достоевский. В ее письмах и
сохранившихся откликах — множество поэтических имен, но упоми-
нания о прозаиках можно перечесть по пальцам. Исключения лишь
подтверждают правило — и они касаются Пруста и Сигрид Унсет.
Может быть, эта проза в ее глазах близка документальной?», с. 250.
381. Кушнер А. Аполлон в снегу: Заметки на полях. — Л.: Сов. писатель,
1991.-512 с.
О М.Прусте, с. 342, 359, 363-365, 367, 407, 414. См. Тексты.
382. Мейлах М. Мир Пруста в зеркале изобразительного искусства и
фотографии // Вопр. лит. - 1991. - № 9 /10. - С. 305-308.
К 120—летию со дня рождения М.Пруста.
383. Михайлов А.Д. Творчество М.Пруста в оценке советской критики 20-х
и 30-х годов // Рус. мысль. - Париж, 1991. - 28 июня (№ 3885). -
С. XIV - XV. - (Лит. прилож. № 12).
384. Михайлов А.Д. [Рецензия] // Рус. мысль. — Париж, 1991. — 28 июня
(№ 3885). - С. XIV. - (Лит. прилож. № 12). - Рец. на кн.: Proust
M. À la recherche du temps perdu. Vol. 1—4. — Paris: Gallimard,
1987-1989. - (Bibl. de la Pléiade).
385. Ортега-и-Гасет X. Мысли о романе /Пер. с исп. И.Петровского //
Вопр. лит. - 1991. - № 2. - С. 95-128.
О Ф.М.Достоевском и М.Прусте.
386. Подорога В. Метафизика явления: (Заметки о прозе Марселя Пруста)
// «Мысль изреченная»: Сб. науч. ст. — М., 1991. — С. 113—128.
387. Таганов А. Концепция искусства в раннем творчестве М.Пруста //
Национальная специфика произведений зарубежной литературы XIX—
XX веков. - Иваново, 1991. - С. 78-87.
388. Таганов А. М.Пруст и советская литературная критика 20—30-х годов
// Творчество писателя и литературный процесс: Нравственно-фило-
211

софская проблематика в русской литературе XX века. — Иваново
1991.-С 77-85.
389. Таганов А. «Магия имени» в творчестве М.Пруста // Творчество
писателя и литературный процесс: Тезисы докладов VT Фурмановских
чтений. — Иваново, 1991. — С. 143.
390. Токарев Л. Трепет сердца Марселя Пруста // Лит. газ. — 1991. —
14авг. (№32).-С. 13.
Вступительная заметка к публикации «Головокружительная и свя-
щенная работа...».
391. Урнов Д. К читателю // Урнов Д. Пристрастия и принципы: Спор о
литературе. - М., 1991. - С. 3-18.
Об эпизоде с печеньем «мадлен» в цикле М.Пруста «В поисках
утраченного времени», с. 13—14.
392. Чапский Ю. Пруст против уныния: Авторское предисловие (1944)
/Пер. Н.Горбаневской // Рус. мысль. — Париж, 1991. — 28 июня
(№ 3885). - С. XV. - (Лит. прилож. № 12).
Перевод предисловия к циклу лекций Ю.Чапского, опубликован-
ных на французском языке (Czapski J. Proust contre la déchéance:
Conférence au camp de Griazowiets. — Montricher: Les Ed. Noir sur
blanc, 1987).
393. Чуковский К. Дневник: 1901 — 1929 /Подгот. текста и коммент.
Е.Ц.Чуковской; Вступ. ст. В.А.Каверина. — М.: Сов. писатель,
1991.-544 с.
В записи от 22 янв. 1929 г.: «Вечером, в "Academia" с Франков-
ским, который очень потрясен рецензией КЛокса о его переводе
Пруста. Франковский прочитал свой ответ Локсу — великолепно. Мы
вместе с ААКроленко обсуждали этот ответ — и Кроленко сделал
целый ряд очень дельных и тонких замечаний», с. 431.
* * *
394. Кушнер А. Ночная музыка: Книга стихов. — Л.: Лениздат, 1991. —
112 с.
Из содерж.: «Я за столом, под лампой, ты — на диване...». — С. 41 ;
«Помнишь, в любимом романе смущенный герой...». — С. 46; «Есть
где-то церковка, увитая плющом...». — С. 46—47;; «Жизнь загадочней
любого сна: любимый романист...». — С. 71; «Лучше Дельфта в этом
мире только Дельфт на полотне...». — С. 102.
См. Тексты. См. также N° 537.
1992
394а. Бродский И. Сын цивилизации/Пер. с англ. Д.Чекалова//Бродский
И. Набережная неисцелимых. — М., 1992. — С. 31—46.
То же//Бродский И. Сочинения. - СПб., 1999. - Т. 5. - С. 92-106.
О трактовке времени у О.Мандельштама и М.Пруста, с. 93
См. Тексты.
212

395. В поисках утраченного «стольника» // Столица. — 1992. — № 36. —
С. 41.
О выходе в свет в московском издательстве «Крус» двух томов
эпопеи «В поисках утраченного времени».
396. Джексон Р.Л. Чехов и Пруст: Постановка проблемы /Пер. с англ.
В.Блинова // Чеховиана: Чехов и Франция. — М., 1992. — С. 129—140.
397. Днепров В. Пруст — художник // Пруст М. Под сенью девушек в
цвету. - М., 1992. - С. 3-10.
398. Золотоносов М. Повторное открытие радия // Моск. новости. —
1992. - 20 дек. (№ 51 /52). - С. 11.
О романе «В сторону Свана» в переводе А.Франковского (Л.: Сов.
писатель, 1992).
399. Лемэр Ф. Заговор в Амстердаме // Моск. новости. — 1992. — 3 мая
(№ 18). - С. 22.
О постановке в Нидерландской опере в Амстердаме оперы А.Шнит-
ке «Жизнь с идиотом», один из персонажей которой носит имя
Пруста, символизируя «европейскую культуру».
400. Макарова О. Издательство «Крус» выпускает семитомное сочинение
Марселя Пруста «В поисках утраченного времени» // Кн. обозре-
ние. - 1992. - 18 сент. (№ 38). - С. 4.
401. Макарова О. Туман над «Озером наслаждений» // Кн. обозрение. —
1992. - 6 нояб. (№ 45). - С. 6.
О выпуске семитомного собрания сочинений М.Пруста в издатель-
стве «Крус».
402. Малинин Н. Пропрустово ложе книгоиздательства // Столица. —
1992. - № 52. - С. 52.
Об изданиях книг М.Пруста, в частности, о выходе в издательстве
«Советский писатель» романа «В сторону Свана» в переводе А.Фран-
ковского.
403. Михайлов А.Д. Жизнь Пруста // Пруст М. По направлению к
Свану. - М., 1992. - С. 5-12.
404. Михайлов А. Комментарии // Пруст М. Под сенью девушек в цвету. —
М., 1992. - С. 445-463.
405. Михайлов А. Комментарии // Пруст М. Под сенью девушек в цвету. —
М., 1992. - С. 425-444.
406. Михайлов А. Комментарии // Пруст М. Содом и Гоморра. — М.,
1992. - С. 465-494.
407. Михайлов А. Комментарии // Пруст М. У Германтов. — М., 1992. —
С. 520-555.
408. Никитин В. Марсель Пруст // Пруст М. Любовь Свана; Колетг.
Ранние всходы; Радиге Р. Бес в крови. — М., 1992. — С. 379—380.
409. Побудьте денек с Марселем // Иностр. лит. — 1992. — № 5 /6. —
С. 316. — Рец. на кн.: Buisin A. Proust, samedi 27 novembre, 1909. —
Paris: Lattes, 1991.
213

410. Соколова Е., Крайняя М. Так жить нужно! // Собеседник. — 1992. —
22 мая. - С. 8-9.
Влияние М.Пруста на творчество модельера Ива Сен-Лорана.
411. Таганов А. Формирование структуры повествования в творчестве
М.Пруста // Национальная специфика произведений зарубежной ли-
тературы XIX—XX веков: Проблемы повествовательных форм. — Ива-
ново, 1992. - С. 86-97.
412. Тихонова Н. Девушка в синем/Поел есл. икоммент. В.Чистяковой.—
М.: «Артист. Режиссер. Театр», 1992. — 366 с. — (Ballets Russes).
«В девятисотых годах светский Салон Марии Шайкевич в Париже
оставил след во французской литературе и высшем обществе. Его
посещали Марсель Пруст и Анатоль Франс, переписка которых с
Марией Шайкевич опубликована», с. 79.
413. Толмачев М. Комментарии // Пруст М. По направлению к Свану. —
М., 1992. - С. 367-379.
414. Толмачев М.В. Марсель Пруст // Пруст М. По направлению к
Свану. - М., 1992. - С. 3-6.
415. Федоров А.В. О переводчике // Пруст М. В сторону Свана. — Л.,
1992. - С. 476-478.
Об А.А.Франковском.
416. Франковский А. Примечания переводчика // Пруст М. В сторону
Свана. - Л., 1992. - С. 471-475.
417. ЯфаровМ. Как хорошо, как странно: О поисках Марселя Пруста: Эссе
// Независимая газ. — 1992. — 20 нояб. — С. 7.
1993
418. Айги Г. Обыденность чуда: Венок Борису Пастернаку // Дружба
народов. - 1993. - № 12. - С. 186-197.
«В атмосфере моих встреч с Б.Л., скажу повторно, я как будто
чувствовал веяние некоей «Свободы духа». Этот дух постоянно был
занят чем-то крупнейшим и важнейшим, для него непреходяще образ-
цовым: «Кстати, Гете», — слышу я голос Б.Л. — «А насчет Пруста...» —
слышу, но не могу точно вспомнить сказанного», с. 190.
419. Андреев Л.Г. По направлению к прошлому // Пруст М. У Герман-
тов.-М., 1993. - С. 3-10.
420. Архипов Ю. О переводчике Николае Михайловиче Любимове // Пруст
М. Беглянка. - М., 1993. - С. 202-206.
В издании сокращенного перевода НЛюбимова (см. № 24).
421. Архипов Ю. О переводчике Николае Михайловиче Любимове // Пруст
М. Беглянка. - М., 1993. - С. 330-334.
В издании полного текста перевода, (см. № 25).
422. Бьюзин А. Пруст: Атмосфера ревности /Пер. Т.Пошерстник //
Иностр. лит. - 1993. - № 10. - С. 248-252.
Любовная тема в эпопее М.Пруста «В поисках утраченного времени»
214

423. Григорьеве. Балет Дягилева 1909—1929/Пер., предисл. и коммент.
В.Чистяковой. — М.: «Артист. Режиссер. Театр», 1993. — 383 с. —
(Ballets Russes).
Из коммент.: «Греффюль Елизабет де, графиня (1860—1952) — друг
и почитательница Дягилева. Пользовалась влиянием в высшем париж-
ском обществе и в литературно-художественных кругах. Марсель
Пруст вывел ее в образе герцогини Германт в романе "В поисках
утраченного времени". Играла активную роль в комитетах по устрой-
ству Выставки русского искусства в Париже (1906) и Сезона русской
оперы (1908), как и в комитете по организации Русских сезонов»,
с. 340.
424. Карлайл О. Три визита к Борису Пастернаку // Воспоминания о
Борисе Пастернаке /Сост. Е.Пастернак, М.Фейнберг. — М., 1993. —
С. 646-661.
О М.Прусте, с. 660. См. Тексты.
425. Любимов Н.М. Послесловие переводчика // Пруст М. Беглянка. —
М., 1993. - С. 199-200.
В издании сокращенного перевода Н.Любимова, (см. № 24).
426. Любимов Н.М. Послесловие переводчика // Пруст М. Беглянка —
М., 1993. - С. 282-283.
В издании полного текста перевода, (см. № 25).
427. Мамардашвили М. Введение в философию, или То же самое, но в
связи с романом Пруста «В поисках утраченного времени» // Искус-
ство кино. - 1993. - № 2. - С. 93-98.
Текст лекции.
428. Мамардашвили М. Картезианские размышления: (Январь 1981 года)
/Под ред. Ю.П.Сенокосова. — М.: Прогресс; Культура, 1993. — 352 с.
О картезианском термине «конвульсии движений» применительно
к творчеству М.Пруста, с. 306—309. О Прусте см. также, с. 10, 13,
51, 84, 179, 227, 345.
429. Михайлов А.Д. Комментарии // Пруст М. У Германтов. — М.,
1993. - С. 513-542.
430. Михайлов А.Д. «Содом и Гоморра»: [Предисловие]; Комментарии //
Пруст М. Содом и Гоморра. - М., 1993. - С. 3-16, 475-495.
431. Михайлов А.Д. Цикл Альбертины; Комментарии // Пруст М. Плен-
ница. - М., 1993. - С. 3-16, 353-381.
432. Таганов А. Магия имени в творчестве М.Пруста // Творчество писателя
и литературный процесс: Слово в художественной литературе. — Ива-
ново, 1993.-С. 31-39.
433. Таганов А. Марина Цветаева и Марсель Пруст // Константин Баль-
монт, Марина Цветаева и художественные искания XX века. — Ива-
ново, 1993. - [Вып. 1]. - С. 179-188.
Творчество М.Пруста в восприятии М.Цветаевой. Сопоставление
художественных миров двух писателей.
215

434. Таганов А. Марсель Пруст о специфике художественного образа //
Национальная специфика произведений зарубежной литературы XIX—
XX веков: Проблемы художественного образа. — Иваново, 1993. -.
С. 42-52.
435. Таганов А. Раннее творчество Марселя Пруста в контексте рациона-
листических и иррационалистических тенденций во французской куль-
туре на рубеже XIX—XX веков // V Пуришевские чтения: Всемирная
литература в контексте культуры: [Тезисы докладов]. — М., 1993. —
С. 104-105.
436. Таганов А. Рационалистические и иррационалистические тенденции в
раннем творчестве Марселя Пруста // Ивановский государственный
университет: 20 лет: Юбилейный сб. науч. ст. — Иваново, 1993. —
Т. 1. - С. 46-53.
437. Таганов А. Формирование структуры повествования в творчестве
М.Пруста // Национальная специфика произведений зарубежной ли-
тературы XIX-XX веков. - Иваново, 1993. - С. 86-97.
438. Таганов А. Формирование художественной системы М.Пруста и фран-
цузская литература на рубеже XIX—XX веков. — Иваново: Иванов,
гос. ун-т, 1993. — 132 с.
* * *
439. Поплавский Б. Домой с небес: Романы /Вступ. ст., сост. и примеч.
Л.Аллена. — СПб: Logos; Дюссельдорф: Голубой всадник, 1993. —
352 с.
Из содерж.: Аполлон Безобразов. — С. 20—189 (о Прусте, с. 81,
132); Домой с небес. - С. 191-339 (о Прусте, с. 207-208).
Романы впервые публиковались в парижских журналах 1930-х
годов.
1994
440. Андреев Л.Г. Жан-Поль Сартр: Свободное сознание и XX век. — М.:
Моск. рабочий, 1994. — 331 с.
О Прусте, с. И, 26, 31, 166, 266.
441. Батай Ж. Пруст /Пер. Н.Бунтман // Батай Ж. Литература и зло /Пер.
и коммент. Н.Бунтман, Е.Домогацкой; Предисл. Н.Бунтман. — М.,
1994. - С. 92-103.
442. Бреннер Ж. Моя история современной французской литературы /Пре-
дисл., пер., коммент. О.Тимашевой. — М.: Высш. школа, 1994. —
352 с.
О Прусте см. указатель имен.
443. Жид А. По поводу «Радостей и дней» Марселя Пруста, перечитанных
после его смерти /Пер. Н.Я.Рыковой // Жид А. Достоевский: Эссе. —
Томск, 1994. - С. 271-273.
444. Лифарь С. Дягилев и с Дягилевым /Послесл. и коммент. В.Гаевско-
216

го. — M.: «Артист. Режиссер. Театр.», 1994. — 477 с. — (Ballets
Russes).
Отрывок из письма С.П.Дягилева С.Лифарю: «Рад, что много
читаете, продолжайте еще ретивее, это одно из необходимейших
условий, чтобы я мог выиграть пари (с Нижи некой). Я тоже целый
день читаю, но только французскую литературу, в которой сейчас
такие выдающиеся писатели, как Delacretelle, Kessel, Rabingot
[R.Radiguet], Proust и пр. Жаль, что пока вы их не можете одолеть,
но в Монте-Карло начнете», с. 346.
445. Лосев А.Ф. Проблема художественного стиля /Сост. и предисл.
А.Тахо-Годи. — Киев: Collegium; Киев. Акад. Евробизнеса, 1994. —
288 с.
Цитаты из М.Пруста в связи с проблемами стиля, с. 24. О М.Прус-
те см. также с. 273.
446. Мальцев Ю. Иван Бунин: 1870—1953. — Франкфурт-на-Майне:
Посев, 1994. — 432 с.
В главе «Феноменологический роман» дается сопоставление рома-
на И.Бунина «Жизнь Арсеньева» и эпопеи Пруста «В поисках утрачен-
ного времени», с. 302—307, 311—312.
447. Мулярчик А.С. Межвоенная литература русской эмиграции во взаи-
модействии с культурой стран Запада // Традиции и новаторство в
литературах стран Западной Европы и США: Сб. науч. трудов. — М.,
1994. - С. 3-17.
О переводах произведений Пруста в русских эмигрантских журналах
США, с. 13, 15.
448. Плисецкая М. Я, Майя Плисецкая... — М.: Новости, 1994. — 496 с.
О балете Р.Пети «Перепады сердца» («Les intermittences du coeun>)
по мотивам произведений М.Пруста: «Но своей ленью я Ролана [Пети]
заразила. Когда мы делали позже балет по Прусту, он несколько раз
говорил мне: Импровизируй, просто импровизируй... — Но в каком
хоть роде? — Как тебе подсказывает русская школа...», с. 357.
449. Сартр Ж.-П. Один новый мистик // Танатофафия Эроса: Жорж Батай
и французская мысль XX века /Сост., пер., коммент. С.Фокина. —
СПб, 1994. - С. 13-44.
О влиянии замечаний Пруста о «разлучающем» времени на концеп-
цию времени Ж.Батая, с. 26.
450. Таганов А. Жанр пастиша в творчестве Марселя Пруста // Националь-
ная специфика зарубежной литературы XIX — XX веков. — Иваново,
1994. - С. 79-89.
451. Таганов А. Экзистенциальные проблемы в творчестве Марселя Пруста
// Ивановский государственный университет — региональный центр
науки, культуры и образования. — Иваново, 1994. — С. 52.
452. Федякин С. Послесловие к публикации [повести Г.Газданова «Вели-
кий музыкант»] //Дружба народов. — 1994. — N° 6. — С. 151—152.
О влиянии М.Пруста на творчество Г.Газданова, с. 151.
217

453. Чуковский К. Дневник: 1930—1969/Сост., подгот. текста и коммент.
Е.Ц.Чуковской. — М.: Соврем, писатель, 1994. — 560 с.
Из записи от 18 окт. 1968 г.: «Павлик [П.М.Литвинов] — очень
серьезен и ни на что не жалуется. Читает в тюрьме Пруста — занима-
ется гимнастикой — готовится к физическому труду...», с. 460.
1995
454. Вейдле В. О тех, кого уже нет: «Новая проза» Газданова /Публ
Г.Поляка // Звезда. - 1995. - № 2. - С. 111-112.
О Прусте, с. 112. См. Тексты.
455. Гандельсман В. Чередования (Записные книжки) // Звезда. — 1995. —
№ 9. - С. 170-179.
О Прусте, с. 170, 177-178. См. Тексты.
456. Генис А. История секунды // Звезда. - 1995. - № 8. - С. 202-206.
«Роман XX века — это приключение не в пространстве, а во
времени. Соответственно, тут образцом будет Пруст с его многотом-
ной эпопеей "В поисках утраченного времени" — какое многозначи-
тельное для наших дней название», с. 203.
457. Зайцев П. Московские встречи: (Из воспоминаний об Андрее Белом)
// Воспоминания об Андрее Белом /Сост. и вступ. ст. В.М.Пискуно-
ва. - М., 1995. - С. 358-388.
О Прусте, с. 375. См. Тексты. В коммент.: «Некролог, [памяти
Андрея Белого], появившийся в "Известиях" от 9 января 1934 г. и
подписанный Б.Пильняком, Б.Пастернаком и Г.Санниковым, гла-
сил, в частности: "...Перекликаясь с Марселем Прустом в мастерстве
воссоздания мира первоначальных ощущений, А.Белый делал это
полнее и совершеннее"», с. 564.
458. Иванов Вяч. Вс. Голубой зверь: (Воспоминания) // Звезда. — 1995. —
№ 1. - С. 173-199. - (Мемуары XX века).
«Я жил обнаружением образов, мгновенными запоминающимися
впечатлениями, они имели самодовлеющую ценность независимо от
того, что удалось потом зафиксировать в стихах (и несколько позже и
прозе, сочиненной после чтения Марселя Пруста, но так и оставшейся
без продолжения и куда-то засунутой, как и романы, написанные
позже), с. 196.
459. Кузнецова Г. Грасский дневник // Кузнецова Г. Грасский дневник;
Рассказы; Оливковый сад. — М., 1995. — С. 17—310.
О Прусте, с. 110, 114-115. См. Тексты.
460. Мамардашвили М. Лекции о Прусте: (Психологическая топология
пути) /Под ред. Ю.П.Сенокосова. — M.: Ad Marginem, 1995. — 552 с
То же. [Под загл.]: Психологическая топология пути: Марсель Пруст
«В поисках утраченного времени». — СПб: Изд-во рус. христианок,
гум. ун-та; Журнал «Нева», 1997. — 568 с.
461. Новикова И. Специфика моделирования и движения времени в рома-
не М.Пруста «В поисках утраченного времени» // Проблемы метода и
218

поэтики в зарубежной литературе XIX — XX веков. — Пермь, 1995. —
С. 119-127.
462. Подорога В.А. Приложение I. Марсель Пруст. Автофафический опыт
// Подорога В.А. Выражение и смысл. Ландшафтные миры филосо-
фии: С.Киркегор, Ф.Ницше, М.Хайдеггер, М.Пруст, Ф.Кафка. —
М., 1995. - С. 331-375.
О приемах автобиофафического анализа в творчестве М.Пруста.
463. Подорога В. Феноменология тела: Введение в философскую антропо-
логию: Материалы лекционных курсов 1992—1994 годов. — M.: Ad
Manjinem, 1995. - 339 с.
Из содерж.: Начало в пространстве мысли: Мераб Мамардашвили
читает Марселя Пруста. — С. 226—227; Роман-лицо: Марсель Пруст. —
С. 272-281.
464. Прохорова Ю. Анна Ахматова и Марсель Пруст: Попытка обретения
утраченного времени // Проблемы эволюции русской литературы
XX века. - М., 1995. - Вып. 2. - С. 169-171.
465. Ревель Ж.-Ф. О Прусте: Размышляя о цикле «В поисках утраченного
времени» /Пер. Г.Зингера; Худож. Н.Белякова. — М.: ЗНАК—СП,
1995. - 192 с.
466. Рыклин М. Редактура будет длиться вечно // Коммерсантъ—Daily. —
1995. — 18 окт. — С. 13. — Рец. на кн.: Мамардашвили М. Лекции о
Прусте: (Психологическая топология пути). — M.: Ad Marginem, 1995.
467. Сарнов Б., Хазанов Б. Есть ли будущее у русской литературы? Про-
должение диалога, начатого 14 лет назад// Вопр. лит. — 1995. — Вып.
3. - С. 102-137.
О Прусте, с. 112, 127.
468. Таганов А. Марсель Пруст о литературных школах // Тезисы докладов
научно-технической конференции преподавателей и сотрудников
ИГХТА. - Иваново, 1995. - С. 203-204.
469. Таганов А. Принцип аналогии в художественной системе Марселя
Пруста // VII Пуришевские чтения: Классика в контексте мировой
культуры: [Тезисы докладов]. — М., 1995. — С. 52.
470. Философские и эстетические традиции в зарубежных литературах:
Межвуз. сб. /Под ред. И.П.Куприяновой. — СПб.: Изд-во СПб.
ун-та, 1995. — 152 с. — (СПб. гос. ун-т: Зарубеж. лит.: Проблемы
метода; Вып. 4).
Из содерж.: Лукьянец И.В. Пруст и Кребийон-сын: О традиции
психологического аналитизма: (К постановке вопроса). — С. 19—27;
Алташина В.Д. К вопросу о хронологии повествования в романе-ме-
муарах: (От эпохи Просвещения к XX столетию). — С. 27—32 (об
интуитивной памяти в романе Пруста «В поисках утраченного време-
ни», с. 31—32); Владимирова А.И. Жан Гренье, писатель и философ:
(Сборник Ж.Гренье «Острова»). — С. 40—47 (сопоставление описания
мгновения в творчестве М.Пруста и Ж.Гренье, с. 41).
219

471. Французская литература. 1945—1990 /Редколл.: Н.Балашов, Т.Бала-
шова, С.Зенкин. — М.: Наследие, 1995. — 928 с.
О Прусте см. указатель имен и названий.
472. Цветаева М. Собр. соч.: В 7 т. Т. 7: Письма /Сост., подгот. текста
и коммент. Л.Мнухина. — М.: Эллис Лак, 1995. — 848 с.
Из содерж.: М.Цветаева — С.Н.Андрониковой-Гальперн. 14 марта
1928 г. - С. 113. Ей же. 28 мая 1929 г. — С. 122. Ей же. 20 февр.
1930 г. — С. 126. — См. также коммент., с. 170—171. См. Тексты.
473. Шульпяков Г. Пруст как реалист // Независимая, газ. — 1995. —
6 янв. — С. 7. — Рец. на кн.: Ревель Ж.-Ф. О Прусте: Размышляя о
цикле «В поисках утраченного времени». — М.: ЗНАК—СП, 1995.
474. Эфрон Г. Письма /Сост., подгот. текстов, предисл., примеч.
Е.Б.Коркиной. — Калининград (Моск. обл.): Музей М.И.Цветаевой в
Болшеве; Изд-во «Луч—1», 1995. — 240 с.
Из письма Г.Эфрона к Е.Я.Эфрон и З.М.Ширкевич (8. VI. 1942 г.,
Ташкент): «Очень важно, чтобы книги, которые в Новодевичьем,
сохранились: там много таких, которые мне необходимо иметь, и
которых в случае утраты, нельзя будет возобновить на всякий случай,
вот список этих книг: Marcel Proust (собр. сочин.)...», с. 47.
* * *
475. Колкер Ю. «Жизнь беспримерна...» // Звезда. — 1995. — № 9. — С. 67.
См. Тексты.
1996
476. Андреев Л.Г. Жанр «романа-реки» во французской литературе //
Зарубежная литература XX века: Учебник /Под ред. Л.Г.Андреева. —
М., 1996. - С. 100-132.
Обзор творчества М.Пруста, с. 117—121.
477. Аннинский Л. Во чреве гиппопотама // Дружба народов. — 1996. —
№ 2. - С. 204-207.
О публикации «Лекций о Прусте» М.Мамардашвили в издательстве
«Ad Marginem», с. 204.
478. Ахутин А. В стране Мамардашвили // Вопр. философии. — 1996. —
№7.-С. 31-54.
О концепции творчества М.Пруста в научном наследии М.Мамар-
дашвили.
479. Воробьева Е. В поисках «Поисков» // Новый мир. — 1996. — № 9. —
С. 225—227. — Рец. на кн.: Ревель Ж.-Ф. О Прусте: Размышляя о
цикле «В поисках утраченного времени». — М.: ЗНАК—СП, 1995.
480. В поисках утраченного вкуса // Независимая газ. — 1996. — 13 июля. —
С. 7.
О Музее М.Пруста в г.Иллье и посвященном писателю фестивале.
220

481. Газданов Г. Из «Дневника писателя»: Три передачи на радио Свобода:
Достоевский и Пруст // Дружба народов. — 1996. — № 10. — С. 181—
184.
См. Тексты.
482. Доброхотов А. Мысль на путях жизни // Новый мир. — 1996. —
№ 3. — С. 232—234. — Рец. на кн.: Мамардашвили М. Лекции о
Прусте. — M.: Ad Marginem, 1995.
483. Жажоян M. О Прусте и Ревеле // Рус. мысль. — Париж, 1996. — 1—7
февр. (№ 4111). — С. 12. — Рец. на кн.: Ревель Ж.-Ф. О Прусте. —
М.: ЗНАК-СП, 1995.
484. Затонский Д. Постмодернизм: Гипотезы возникновения // Иностр.
лит. - 1996. - № 2. - С. 273-283.
О «природе времени» в творчестве М.Пруста, с. 277.
485. Злобина М. В поисках утраченных мгновений // Новый мир. —
1996. — № 10. — С. 242—245. - Рец. на кн.: Makine A. Le testament
français. — Paris: Mercure de France, 1995.
О Прусте, с. 243.
486. Каганович Б. Вокруг Бенардаки: Из комментария к Гоголю и Марселю
Прусту // Звезда. - 1996. - № 12. - С. 191-200.
О прототипе героини «В поисках утраченного времени» Жильберты
Сван — Марии Бенардаки.
487. Ким Се У. Творчество Дж. Джойса и М.Пруста в художественных
исканиях молодого поколения первой волны русской эмиграции //
XX век: Проза. Поэзия. Критика: А.Белый, И.Бунин, В.Набоков,
Е.Замятин... и Б.Гребенщиков. - М., 1996. - [Вып. 1]. - С. 98-103.
488. Кошелева И. О свойствах страсти // Кн. обозрение. — М., 1996. —
№ 3. — С. 8. — Рец. на кн.: Мамардашвили М. Лекции о Прусте. —
M: Ad Marginem, 1995.
489. Кушнер А. Заметки на полях // Новый мир. — 1996. — № 5. —
С. 203-216.
«Интересно, читая Пруста, ловить его на повторах. Вот он гово-
рит, кажется, уже в первом томе, что мы всю жизнь влюбляемся в
один и тот же тип женской красоты, и повторяет это и в связи с
Эльстиром, и сравнивая Альбертину с Жильбертой (в «Беглянке») и
еще несколько раз. Мало того, к концу он все небрежней — так
человек в старости забывает только что сказанное. С ним, прозаиком,
происходит то же, что случается с поэтом, возвращающимся всю
жизнь к одним и тем же мыслям, мотивам, предметам. И это еще раз
наводит на мысль, что Пруст — поэт и его герой — не Сван и не
Шарлю, а поэтический взгляд на мир (как потом у Набокова)», с. 204.
490. Ландор М. Тревожные вопросы Франсуа Мориака // Вопр. лит. —
1996. - № 3. - С. 206-218.
О статье Ф.Мориака «В ожидании русского Пруста», написанной
в связи с прошедшим в 1934 г. I Съездом советских писателей,
с. 208-209, 211.
221

491. Лосев А.Ф. Модернистская модель//Вестн. МГУ. — Сер. 9. Фило-
логия. - 1996. - № 1. - С. 136-149.
О Прусте, с. 137.
492. Набоков В. Искусство литературы и здравый смысл /Пер. с англ.
Н.Ермаковой // Звезда. — 1996. — № И. — С. 65—73. — (Из лекций
по литературе). — Пер. статьи: Nabokov V. The art of literature and the
commonsense.
О Прусте, с. 72. См. Тексты.
493. Некрасов В. Из парижских тетрадей // Дружба народов. — 1996. —
№ 1.-С. 108-121.
О М.Прусте, с. 109-110. См. Тексты.
494. Никоненко С. Загадка Газданова // Газданов Г. Собр. соч.: В 3 т. —
М., 1996. -Т. 1. -С. 13-36.
О влиянии М.Пруста на творчество Г.Газданова, с. 18—19.
495. Пастернак Е. Из воспоминаний // Звезда. — 1996. — № 7. — С. 125—
191. — (Мемуары XX века).
О Прусте, с. 178. См. Тексты.
496. Подорога В. Двойное время // Феноменология искусства. — М.,
1996.-С. 89-116.
О художественном времени в цикле М.Пруста «В поисках утрачен-
ного времени».
497. Поплавский Б. Неизданное: Дневники, статьи, стихи, письма /Сост.
и коммент. А.Богословского и Е.Менегальдо. — М.: Христианск.
изд-во, 1996. - 512 с.
Из содерж.: Из дневника 1929—1931. Париж. — С. 161 — 171 (о
Прусте, с. 163); О смерти и жалости в «Числах». — С. 262—264
(«...Пруст открыл нам, что не раз, только в конце, смерть настигает
жизнь, а вся ткань ее насквозь пронизана исчезновением. Отсюда
жалость Пруста ко всему, жалость врача, все видящего и не могущего
помочь», с. 264); По поводу «Атлантиды—Европы», «Новейшей рус-
ской литературы», Джойса. — С. 265—276 («Джеймс Джойс в своем
последнем романе <...> описывает только один день, но этот день
рассказан вовсе не в бесконечном отдаленье, как у Пруста, у которого
даже дети размышляют как маленькие Экклезиасты, а вплотную, как
бы в безумном переполохе, адской спешке и мучительном хаосе
жизни, к счастью, в книге почти отсутствует тот надменный эстети-
ческий «катарсис», то отрешенное очищение, которым так злоупот-
реблял Пруст, окрасивший всю свою жизнь в серо-голубой цвет своей
предсмертной болезни», с. 273. « <...> у Пруста так часто внутренняя
нераздельно-слитная ткань мысли заменена фальшивыми дедукциями
и рассуждениями, так что <...> иногда кажется, что между Джойсом
и Прустом такая же разница, как между болью от ожога и рассказом
о ней», с. 274).
222

498. «Самое место в мусорной корзине...»: Издатели о писателях /Сост.,
пер., вступл. А.Ливерганта // Иностр. лит. — 1996. — № 3. — С. 240—
250.
Из высказывания одного из издателей Пруста: «Дорогой мой, делай
со мной что хочешь, но я не могу взять в толк, зачем автору
понадобилось тридцать страниц, чтобы описать, как он перед сном
ворочается в постели», с. 244.
499. Седых А.П. Когнитивная модель построения образа в произведениях
Марселя Пруста // Единство системного и функционального анализа
языковых единиц. — Белгород, 1996. — Вып. 2. — С. 163—171.
500. Таганов А. Концепция стиля в творчестве Марселя Пруста // VIII Пу-
ришевские чтения: Всемирная литература в контексте культуры: [Тези-
сы докладов]. — М., 1996. — С. 77.
501. Таганов А. Марсель Пруст о романтизме и классицизме // Националь-
ная специфика произведений зарубежной литературы XIX — XX веков:
Проблемы романтизма. — Иваново, 1996. — С. 95—100.
О взглядах М.Пруста на специфику художественного творчества.
502. Таганов А. Формирование эстетической концепции Марселя Пруста:
Автореф. дис. ... д-ра филол. наук. — М.: МГПУ им. В.Ленина,
1996. - 32 с.
503. Таганов А. Функции фрагмента в творчестве Марселя Пруста // Жизнь
и судьба малых литературных жанров. — Иваново, 1996. — С. 260—
268.
504. Толстой А. Речь на общем собрании ленинградских писателей 5 апреля
1936 года /Публ. В.С.Бахтина // Писатель Леонид Добычин: Воспоми-
нания. Статьи. Письма. - СПб, 1996. - С. 20-24.
О книге Л.Добычина «Город Эн»: «В первых главах по стилю —
Пруст, кое-где мелькают искорки из детства Анатоля Франса...», с. 22;
«...им восхищались, его называли советским Прустом <...> И он верил,
и старался писать, как Пруст, как Франс и т.д.», с. 23.
505. Харитонов М. Способ существования: Эссе // Дружба народов. —
1996. - № 2. - С. 53-84.
Глава «Анкета Марселя Пруста», с. 72—84 (Ответы писателя на так
называемую «Анкету Марселя Пруста», публикуемую в еженедельном
приложении к немецкой газете «Франкфуртер альгемайне»).
* * *
506. Берберова Н. Курсив мой: Автобиография /Вступ. ст. Е.Витковского;
Коммент. В.Кочетова, Г.Мосешвили. — М.: Согласие, 1996. — 736 с.
О М.Прусте, с. 131, 294, 628. См. Тексты. Книга была написана
в 1969 г. и впервые вышла по-английски: Berberova N. The Italics Are
Mine /Authorized transi, of Ph. Radley. — London; New York: Harcourt,
Brace & World, 1969. - 609 p.
507. Набоков В. Ада, или Радости страсти: Семейная хроника /Пер. с
223

англ., предисл. и послесл. С.Ильина; Примеч. В.Дамор-Блок. — М.:
Ди-Дик, 1996. - 576 с.
То же // Собр. соч. американского периода: В 5 т. — СПб, 1997. —
Т. 4. - 672 с.
Упоминания имени М.Пруста и эпопеи «В поисках утраченного
времени», с. 20, 61—62, 71, 76, 165, 166.
1997
508. М.Алданов — А.Амфитеатрову. 10 нояб. 1931г. /Публ. Э.Гарэтго и
А.Добкина // Минувшее: Ист. альманах. — СПб, 1997. — Вып. 22. —
С. 562-564.
«Человек он [Пруст] был гениальный, но больной и очень злоб-
ный. Я его и перечитывать не могу, а это безошибочный признак»,
с. 503.
509. Арендт X. Вальтер Беньямин // Иностр. лит. — 1997. — № 12. —
С. 174—185. — (Портрет в зеркалах).
О влиянии творчества М.Пруста на творчество В.Беньямина,
с. 175, 176.
510. Бондарев А. [Вступление к публикации эссе «Против Сент-Бёва»] //
Дружба народов. - 1997. - № 4. - С. 196.
511. Ветрогонская Т.О. Философские и художественные функции пейзажа
во французской литературе XX века (от Пруста к «новому роману»):
Автореф. дис. ... канд. филол. наук. — СПб, 1997. — 18 с.
512. Володарская Л.И. Марсель; Одетта; Сван // Энциклопедия литератур-
ных героев /Сост. и науч. ред. С.В.Стахорский. — М., 1997. —
С. 255-256, 292-293, 365-366.
То же. - 1999.
513. Делёз Ж. Марсель Пруст и знаки: [Гл. 1—3] /Пер. и послесл.
Е.Г.Соколова // Метафизические исследования. — СПб, 1997. — Вып.
1; Вып. 4.
См. также № 544.
514. Ионеско Э. Между жизнью и сновидением: Беседы с Клодом Бонфуа:
Фрагменты книги /Пер. И.Кузнецовой // Иностр. лит. — 1997. —
№ 10.-С. 117-156.
«[К. Бонфуа]: А кроме Кафки и Борхеса, есть еще писатели,
которые подействовали на вас, так же сильно? [Э. Ионеско]: Разуме-
ется, но совершенно ином плане. <...> В огромной степени Пруст.
Потому что он выражал то, что я чувствовал, но не в состоянии был
уложить в слова», с. 130.
515. Катанян В. Прикосновение к идолам. — М.: Захаров; Вагриус, 1997. —
448 с.
О балете Р.Пети по мотивам произведений М.Пруста, главную
партию (герцогини Германтской) в котором исполняла М.Плисецкая,
с. 183—184; цитата из М.Пруста в связи с творчеством С.Параджанова,
с. 223.
224

516. Кондаков И. От истории литературы — к поэтике культуры // Вопр.
лит. - 1997. - № 2. - С. 49-59.
О предвосхищении художественного открытия «потока сознания» у
М.Пруста в творчестве Л.Толстого, с. 55.
517. Кристева Ю. Болгария, боль моя /Пер. с болг. Е.Богатыренко //
Иностр. лит. - 1997. - № 10. - С. 161-168.
«Более близкий к нам по времени Пруст, не находя более опоры
ни в баптистерии церкви святого Марка, ни даже при дворе Герман-
тов, посвятил себя изучению разного рода прегрешений против вкуса,
чтобы высмеять их во имя единственной силы, которая, по его
мнению, еще могла вкус защитить, — литературы», с. 164.
518. Кушнер А. «Буржуазный привкус красоты...» // Лит. газ. — 1997. —
4 июня (№ 22). - С. 12.
О «буржуазном привкусе красоты» в романе М.Пруста «В поисках
утраченного времени»; о доме на rue Hamelin, 44, где жил М.Пруст в
последние годы и где он умер.
519. Кушнер А. Дельфтский мастер // Новый мир. — 1997. — № 8. —
С. 191-204.
О Прусте, с. 191, 193, 196-197. См. Тексты.
520. Кушнер А. «Среди людей, которые не слышат...» // Новый мир.
1997. - № 12. - С. 192-215.
«В самом деле, Пруст, воспевший бальбекский отель, его лифте-
ров и посыльных, не боялся «буржуазного привкуса красоты», с. 195.
521. Мамардашвили М. Кантианские вариации/Под ред. Ю.П.Сенокосо-
ва. - М: Аграф, 1997. - 320 с.
О «сонатной фразе» в творчестве М.Пруста, с. 119. О Прусте см.
также с. 10, 304.
522. Мамардашвили М. Лекции по античной философии /Под ред. Ю.Се-
нокосова. — М.: Аграф, 1997. — 320 с.
О проблеме памяти в романе М.Пруста «В поисках утраченного
времени», с. 81—82, 85—86.
523. Михайлов А.Д. Сравнительная текстология // Современная текстоло-
гия: Теория и практика. — М., 1997. — С. 52—69.
Вопросы текстологии в произведениях М.Пруста, с. 60—67.
524. Мурашкинцева Е. Марсель Пруст. В поисках утраченного времени //
Все шедевры мировой литературы в кратком изложении: Сюжеты и
характеры: Зарубежная литература XX века. Энциклопедич. изда-
ние. - М., 1997. - Кн. 2: (И-Я). - С. 339-357.
525. Пахсарьян Н.Т. «Мариводаж» как ранний предшественник «прустиан-
ства» // Сквозь шесть столетий. — М., 1997. — С. 93—103.
Повествовательная манера П.Мариво и жанровые новации роман-
ной прозы модернизма: стилистическая перекличка.
526. Саррот Н. Флобер — наш предшественник /Пер. Н.Аносовой и В.Вол-
225

ковой; Вступ. ст. Н.Аносовой // Вопр. лит. — 1997. — № 3. —
С. 225-243.
Сопоставление стилистических приемов в творчестве Г.Флобера и
М.Пруста, с. 231.
527. Свободин А. Время по Ефремову // Культура. — 1997. — 2 окт. —
С. 12.
В частности, о «поисках утраченного времени» в спектакле «Три
сестры» О.Ефремова.
527а. Стрижевская Н.И. Письмена перспективы: О поэзии Иосифа Брод-
ского. — М.: Грааль, 1997. — 375 с.
О концепции времени М.Пруста в соотнесении с концепцией
времени в поэзии И.Бродского; о понимании М.Прустом акта творче-
ства в сопоставлении с трактовкой И.Бродского и некоторых других
поэтов, с. 71, 108, 109, 132, 152, 156-159, 173, 180, 181, 189-203,
242, 247, 249-251, 263, 302.
528. Сычева С.Г. Мераб Мамардашвили и Марсель Пруст (вопрос о сим-
воле) // Методология науки. — Томск, 1997. — Вып. 2: Нетрадици-
онная методология. — С. 271—275.
529. Таганов А. Принципы интерпретации текста в системе эстетических
взглядов Марселя Пруста // IX Пуришевские чтения: Всемирная лите-
ратура в контексте культуры: Материалы науч. конференции. — М.,
1997. - С. 122.
530. Таганов А. Художественная система Марселя Пруста в контексте
литературно-критической мысли XX века // Художественный текст и
культура: Тезисы докладов на междунар. конференции 23—25 сент.
1997 г. - Владимир, 1997. - С. 143-144.
531. Трыков В. Пруст, Марсель // Зарубежные писатели: Биобиблиогр.
словарь: В 2 ч. /Под ред. Н.П.Михальской. — М., 1997. — Ч. 2. —
С. 161-167.
532. Турков А. Вдохновленный «светом» затворник // Общая газ. — 1997. —
4—10 дек. — С. 10.
В связи с 75—летием со дня смерти.
533. Уилсон Б. «Ненавижу жизнеподобный театр»: [Интервью с американ-
ским режиссером] // Моск. наблюдатель. — 1997. — № 5/6. — С. 33—
34.
«Сезанн говорил, что всю жизнь писал одну картину, Пруст
говорил, что всю жизнь сочинял один и тот же роман».
534. Хазанов Б. Апология нечитабельности: Заметки о романе и романах //
Дружба народов. - 1997. - № И. - С. 159-170.
Об «иерархии памяти» в творчестве М.Пруста, с. 167—168.
535. Чуковская Л. Записки об Анне Ахматовой: В 3 т. — М.: Согласие,
1997.
А.Ахматова о Прусте, Т. 1,с. 32—33, 347; Т. 2, с. 114; Т. 3, с. 175.
См. Тексты.
226

536. Шульпяков Г. Синий цвет настоящего времени // Независимая газ. —
1997. - 26 нояб. - С. 7.
В связи с 75—летием со дня смерти.
* * *
537. Кушнер А. Избранное: Стихотворения /Предисл. И.Бродского. —
СПб.: Худож. лит., 1997. - 496 с.
Из содерж.: «Ты так печальна, словно с уст...». — С. 168; «Когда я у
полки, одну выбираю из книг...». — С. 219; «Мне весело, что Бакст,
Нижинский, Бенуа...». — С. 262; «Любовь — зависимость. Все мученики
этой...». — С. 290; «Я за столом, под лампой, ты — на диване...». —
С. 371—372; «Помнишь, в любимом романе смущенный герой...». —
С. 373; «Жизнь загадочней любого сна: любимый романист...». — С. 382;
«Лучше Дельфта в этом мире только Дельфт на полотне...». — С. 397;
«Нечто вроде прустовского романа...». — С. 419—420.
Первые публикации см. №№254, 301, 319, 394. См. Тексты.
538. Микушевич В. Зорецвет // Микушевич В. Сонеты к Пречистой
Деве.-М., 1997.-С. 26.
Аллюзия на роман М.Пруста «По направлению к Свану». См.
Тексты.
539. Рейн Е. Вильнюс: [Стихи] // Знамя. - 1997. — № 1. - С. 72.
См. Тексты.
1998
540. Андрей Белый: Посмертная диагностика гениальности, или штрихи к
портрету творческой личности /Публ. МЛ.Спивак // Минувшее: Ист.
альманах. - СПб., 1998. - Вып. 23. - С. 448-529.
Из психологического портрета личности Андрея Белого, составлен-
ного профессором Г.И.Поляковым на основе бесед со вдовой писателя
К.Н.Бугаевой и несколькими его друзьями: «...Марселя Пруста не
любил, находил его очень скучным», с. 511.
541. Волков С. Диалоги с Иосифом Бродским /Вступ. ст. Я.Гордина. —
М.: Изд-во «Независимая газ.», 1998. — 328 с.
И. Бродский о Прусте, с. 148, 276, 289, 300.
542. Гаспаров М.Л., Гришунин А.Л., Михайлов А.Д., Птушкина И.Г.
Предисловие // Литературные памятники. 1948—1998: Аннотирован-
ный каталог /Изд. подгот. Т.Анохина и др. — М., 1998. — С. 7—58.
О проектах издания произведений М.Пруста в «Литературных па-
мятниках»: эпопеи «В поисках утраченного времени» в переводе
Н.МЛюбимова, романа «Пленница» в переводе А.А.Франковского.
Издание не состоялось из-за разногласий среди членов редколлегии,
с. 39; О переводчике Ю.Б.Корнееве, почитателе Пруста, с. 41.
543. Голлербах Э. Meditata // Голлербах Э. Встречи и впечатления. —
СПб, 1998. - С. 225-418.
О присущем М.Прусту «умении видеть», с. 391—392.
227

544. Делёз Ж. Марсель Пруст и знаки: Гл. 4. /Пер. Т.В.Орловой //
Метафизические исследования. — СПб., 1998. — Вып. 8. — С. 274—
290.
См. также № 513.
545. Делёз Ж. Различие и повторение /Пер. Н.Б.Маньковской, Э.П.Юров-
ской; Науч. ред. Н.Б.Маньковская. — СПб.: Петрополис, 1998. —
384 с.
Воспоминание в творчестве М.Пруста, с. ИЗ.
546. ЖенеттЖ. Фигуры: В 2 т. /Общ. ред. и вступ. ст. С.Зенкина. — М.:
Изд-во им. Сабашниковых, 1998.
Т. 1. -470 с.
Из содерж.: Зенкин С. Преодоленное головокружение: Жерар
Женетт и судьба структурализма. — С. 5—56 (анализ Ж.Женеттом
творчества М.Пруста, с. 30—35); Пруст-палимпсест /Пер. Е.Гальцо-
вой. — С. 79—101; Литература и пространство /Пер. Г.Шумиловой. —
С. 278—283 (в частности, о литературном пространстве у М.Пруста);
Пруст и «непрямой» язык /Пер. Г.Шумиловой. — С. 412—469.
Т. 2. - 470 с.
Из содерж.: Метонимия у Пруста /Пер. Е.Гальцовой. — С. 36—58;
Повествовательный дискурс /Пер. Н.Перцова. — С. 60—280 (нарра-
тологическое исследование цикла романов М.Пруста «В поисках утра-
ченного времени»). См. также Указатель имен в т. 2.
Пер. изд.: Genette G. Figures. — Paris: Ed. du Seuil, 1972.
547. Иванова С. Художественный дневник // Итоги. — 1998. — 11 авг.
(№ 31). — С. 78. — Рец. на кн.: Пруст М. В поисках утраченного
времени. Пленница /Пер. А.Франковского. — СПб: ИНАПРЕСС,
1998.
547а. Кузмин М.А. Дневник 1934 года /Под ред., со вступ. ст. и примеч.
Г.Морева. — СПб: Изд-во И.Лимбаха, 1998. - 415 с.
Запись о М.Прусте, с. 121. В примечании на с.331-332 приведен
отрывок из «Дневника» К.А.Сомова. См. Тексты. О Прусте также см.
с. 20, 24, 37.
548. Любовь Свана. Марсель Пруст. Роман. Франция 1913 // Арну М.,
Кореман Ж.-Ф. 100 книг в одной /Пер. Ю.Глушковой. — Челябинск,
1998. - С. 160-163.
549. Мировая литература: Круг мнений // Иностр. лит. — 1998. — № 7. —
С. 244-250. - (Анкета «ИЛ»).
Из содерж.: Наталья Иванова. — С. 244—245 (ответ на вопрос
«Событие мировой литературы XX столетия»: Марсель Пруст, «В по-
исках утраченного времени», с. 245); Михаил Гаспаров. — С. 246
(ответ на вопрос «Дутые величины и недооцененные авторы в зарубеж-
ной литературе XX века»: «Дутые — может быть, Пруст?»)
550. [Михайлов А.Д.] Пруст, Марсель // Энциклопедия литературных ге-
роев: Зарубежная литература XX века /Под ред. Н.Павловой. — М.,
1998. - С. 433-443.
228

551. Набоков В. Марсель Пруст (1871 — 1922). «В сторону Свана» (1913).
/Пер. с англ. Г.Дашевского // Набоков В. Лекции по зарубежной
литературе /Пер. под ред. В.Харитонова; Предисл. А.Битова. — М.,
1998. - С. 275-321.
Пер. кн.: Nabokov V. Lectures on literature. — New York: Harcourt,
Brace & Company, 1980.
См. Тексты.
552— Пастернак Б.Л. Письма к родителям и сестрам: В 2 кн. /Изд. подгот.
553. Е.Б.Пастернак и Е.В.Пастернак. — Stanford, 1998. — (Stanford Slavic
Studies; Vol. 18, 19).
552. Кн. 1. -327 c.
Из содерж.: Б.Пастернак — Ж.Пастернак. 26 янв. 1925 г. — С. 46—
49 (о Прусте, с. 49); Б.Пастернак — родителям и сестрам. 11 сент.
1930 г. - С. 289-291 (о Прусте, с. 290).
553. Кн. 2. - 334 с.
Из содерж.: Б.Пастернак — родителям и сестрам. [Конец сент. —
сент. 1935 г.]. - С. 128-131 (о Прусте, с. 130); Б.Пастернак - Ж. и
Л.Пастернак. [Конец дек. 1945 г.]. — С. 232—239 (о Прусте, с. 235,
237-238).
См. Тексты.
554. Произведенное и названное: Философские чтения, посвященные
М.К.Мамардашвили, 1995 год /Соред.: В.А.Кругликов, Ю.П.Сеноко-
сов. — M.: Ad Marginem, 1998. — 447 с.
На третьих чтениях, проведенных 26—27 ноября 1995 г., обсужда-
лась книга М.К.Мамардашвили «Лекции о Прусте».
Из содерж.: К читателю; Два отклика на роман М.Пруста 1926 г.:
Пумпянский Л. О Марселе Прусте /Подготовка текста Е.М.Иссерлин
и Н.И.Николаева; Примеч. Н.И.Николаева; Мочульский К. Наследие
Марселя Пруста; Ахутин А. В стране Мамардашвили; Доброхотов А.
Мысль и образ: возможность встречи; Мотрошилова Н. Феномены
воспоминания о смерти и любви в «Лекциях о Прусте»; Рыклин М.
Стратегии паука (сознание и сингулярность); Ознобкина Е. Мыслить
Прустом, мыслить Декартом, мыслить Кантом; Аронсон О. Метафо-
рические основания мышления; Визгин В. Индивидуальность и сери-
альность бытия; Аристов В. Incognito Ergo sum: Онтологизация
художественного «я» в современной культуре; Петровская Е. Метафи •
зическое апостериори: Мамардашвили, Вермеер и Пруст; Седакова О.
Героика эстетизма; Амелин Г. «Мир мерцает, как мышь»: (Коммен-
тарий к одной цитате Мамардашвили из Александра Введенского);
Долгопольский С. От топоса к фигуре: топология вне зрения; Крути-
ков В. О метафоре «качества языка»; Аннинский Л. Во чреве гиппо-
потама; Мнения: (из обсуждения). — С. 7—268; Мамардашвили М.К.
Из архива: Психологическая топология Пруста /Публ. Ю.П.Сеноко-
сова. - С. 343-408.
556. Субботина К.А. Чехов и Пруст (проблема времени) // Филология. —
Краснодар, 1998. - № 13. - С. 52-55.
229

557. Таганов А. Потаенный лик «естественного человека» в построманти-
ческом сознании Франции // Вопросы онтологической поэтики: По-
таенная литература: Исследования и материалы. — Иваново, 1998. —
С. 215-221.
Проблема потаенного начала в человеческой личности в творчестве
М.Пруста, с. 218-221.
558. Таганов А. Функции языка в художественной системе Марселя Пруста
// Тезисы докладов и сообщений I международной школы-семинара:
Пути и средства формирования языковой и речевой культуры. —
Иваново, 1998. - С. 134-135.
559. Таганов А. Художественная система Марселя Пруста в контексте
учений о «соответствиях» // Национальная специфика произведений
зарубежной литературы XIX—XX веков: Традиции и контекст. — Ива-
ново, 1998. - С. 78-85.
560. Федоров А. О переводчике // Пруст М. Пленница. — СПб., 1998. —
С. 284-285.
Об А.Франковском.
561. Фернандес Д. Пруст — ничей сын /Пер. Д.Соловьева // Фернандес
Д. Древо до корней: Психоанализ творчества. — СПб., 1998. —
С. 199-238.
Психоаналитическая интерпретация эпопеи «В поисках утраченно-
го времени».
562. Фигуры Танатоса: Искусство умирания /Под ред. А.В.Демичева,
М.С.Уварова. - СПб.: Изд-во СПб. ун-та, 1998. - 220 с.
Из содерж.: Савченко Н.М. Смерть Бергота. — С. 26—29; Скидан
А.В. Л/абрис воды. — С. 113—122 (архетип «вода—инобытие» у
М.Пруста и А.С.Пушкина («Медный всадник».)
563. Харитонов М. Мгновения чуда // Культура. — 1998. — 1—7 окт.
(№ 37). - С. 6.
Эссе из книги М.Харитонова «Способ существования». Сравнение
диалогов у М.Пруста с диалогами на экране.
564. Шервашидзе В. В поисках утраченного времени // Энциклопедия
литературных произведений /Под ред. С.В.Стахорского. — М.,
1998. - С. 66-67.
1999
565. Адамович Г. «Литературная мастерская»//Адамович Г. Стихи, проза,
переводы /Вступ. ст., сост. и примеч. О.А.Коростелева. — СПб.,
1999. - С. 407-410. - (Собр. соч.).
Впервые опубликовано в журнале «Сатирикон» (1931, № 6)
См. Тексты.
566. Байен М. «Обретенное время» Рауля Руиса // Экран и сцена. — 1999. —
Сент. (№33/34).-С. 13, ил.
Фильм чилийского режиссера по роману М.Пруста. В ролях:
230

К.Денев (Одетта), К.Мастроянни (Альбертина), Дж. Малкович
(барон де Шарлюс) и другие.
567. Балашова Т.В. Автор, герой, рассказчик в цикле Пруста // Вопр.
филологии. - 1999. — № 1. - С. 73-82.
568. Бочаров С.Г. О «конструкции» книги Пруста // Бочаров С.Г. Сюжеты
русской литературы. — М.; 1999. — С. 401—414.
Об эпопее «В поисках утраченного времени».
569. Великовский С. В лаборатории расчеловечивания искусства («новый
роман») // Великовский С. Умозрение и словесность: Очерки фран-
цузской культуры. - М., СПб., 1999. - С. 520-555.
Н. Саррот о характере в романах М.Пруста (приведены цитаты из
эссе «Эра подозрения»), с. 527—529. Первую публикацию см. № 168.
См. также Указатель имен.
570. Волчек О.Е., Фокин С.Л. Примечания // Пруст М. Пленница. —
СПб., 1999. - С. 494-526.
571. Волчек О.Е., Фокин С.Л. Примечания // Пруст М. Под сенью
девушек в цвету. - СПб., 1999. - С. 576-606.
572. Волчек О.Е., Фокин С.Л. Примечания // Пруст М. Содом и Гомор-
ра. - СПб., 1999. - С. 628-670.
573. Волчек О.Е., Фокин С.Л. Примечания // Пруст М. У Германтов. —
СПб., 1999. - С. 608-664.
574. Делёз Ж. Марсель Пруст и знаки /Пер., ред. и предисл. Е.Г.Соколо-
ва. — СПб.: Лаборатория метафизич. исследований при философ,
ф-те СПбГУ; Алетейя, 1999. - 188 с.
Пер. изд.: Deleuze G. Marcel Proust et les signes.
575. Зарубежные писатели XX столетия: Марсель Пруст // Независимая
газ. - 1999. - 18 февр. - С. И. - (Ex libris НГ; № 6).
576. Зенкин С.Н. Марсель Пруст в преддверии романа; Комментарии //
Пруст М. Памяти убитых церквей. — М., 1999. — С. 5—20, 152—162.
577. Кондратьев А.И. Комментарии // Пруст М. Обретенное время. — М.,
1999. - С. 330-350.
578. Ланглад Ж. де. Оскар Уайльд, или Правда масок /Пер. с фр.
В.И.Григорьева. — М.: Молодая гвардия; Палимпсест, 1999. —
325 с. — (Жизнь замечат. людей).
О Прусте, с. 129, 142.
579. Ман П. де. Аллегории чтения: Фигуральный язык Руссо, Ницше,
Рильке и Пруста /Пер. с англ. С.Никитина. — Екатеринбург: Изд-во
Урал, ун-та, 1999. — 367 с. — (Studia humanitatis; T. 4).
Из содерж.: Чтение (Пруст). — С. 72—97. О Прусте см. также
с. 22-29.
580. Марсель Пруст. В поисках утраченного времени // 100 писателей XX
века /Пер. с нем. А.Верникова. — Челябинск, 1999. — С. 152—153.
581. Мирошкин А. Бесконечный путь к Свану // Кн. обозрение. — 1999. —
231

25 окт. (№ 43). — С. 14. — Рец. на кн.: Пруст М. Обретенное время
/Пер. А.И.Кондратьева. — М.: Наталис, 1999.
582. Михайлов А.Д. Восприятие творчества Марселя Пруста в России: от
Пантеона к Антипантеону // Литературный Пантеон: национальный и
зарубежный: Материалы российско-французского коллоквиума. —
М., 1999. - С. 237-250.
583. Михайлов А.Д. Марсель Пруст накануне «Поисков утраченного вре-
мени»: «Против Сент-Бёва» // Пруст М. Против Сент-Бёва; Статьи и
эссе. - М., 1999. - С. 5-22.
584. Михайлов А.Д. Предисловие // Мориак К. Пруст /Пер. Н.Бунтман,
А.Райской. - М., 1999. - С. 5-22.
585. Мориак К. Пруст/Пер. Н.Бунтман и А. Райской ; Вступ. ст. А.Д.Ми-
хайлова. — М.: Изд-во «Независимая газ.», 1999. — 288 с.
В приложении публикуется новелла Пруста «Равнодушный».
См. № 46.
586. Моруа А. Мемуары /Пер. Ф.Наркирьера, М.Аннинской, А.Сабаш-
никовой. — М.: Вагриус, 1999. — 510 с.
О знакомстве с Симоной де Кайаве, считавшей себя прототипом
мадемуазель де Сен-Лу, дочери Жильберты Сван; приведены отрывки
из писем М.Пруста Симоне де Кайаве и ее матери, мадам Гастон де
Кайаве, с. 150—152; о работе над книгой «В поисках Марселя Прус-
та», с. 410—411; отношение к творчеству Пруста, с. 457, упоминания
о Прусте, с. 162, 171, 422, 450.
587. Обретение Пруста // Независимая газ. — 1999. — 10 авг. — С. 7.
Заметка о первом издании на русском языке романа «Обретенное
время» в переводе А.И.Кондратьева.
588. Опыт любви и утраты // Независимая газ. — 1999. — 20 мая. — С. 2. —
(Ex libris НГ; № 19). — Рец. на кн.: Пруст М. Против Сент-Бёва;
Статьи и эссе. — М: ЧеРО, 1999.
589. Пять книг недели // Независимая газ. — 1999. — 14 янв. — С. 9(1). —
(Ex libris НГ.). — Рец. на кн.: Мориак К. Пруст. — М.: Изд-во:
«Независимая газ.», 1999.
590. Пять книг недели // Независимая газ. — 1999. — 25 марта. — С. 1 —
(Ex libris НГ; № 11). — Рец. на кн.: Пруст М. Против Сент-Бёва;
Статьи и эссе. — М.: ЧеРО, 1999.
591. Пять книг недели // Независимая газ. — 1999. — 5 авг. — С. 1. — (Ех
libris НГ; № 30). — Рец. на кн.: Пруст М. Обретенное время /Пер.
А.И.Кондратьева. — М.: Наталис, 1999.
592. Пять книг недели // Независимая, газ. — 1999. — 23 сент. — С. 9. —
(Ex libris НГ; № 37). — Рец. на кн.: Пруст М. Утехи и дни /Пер.
Е.Тараховской и Г.Орловской. — СПб.; М.: Летний Сад, 1999.
593. Радзишевский В. И чем случайней, тем вернее: ... Событие бытия //
232

Лит. газ. - 1999. - 15-21 дек. (№ 150). - С. 10. - Рец. на кн.:
Бочаров С.Г.Сюжеты русской литературы. — М., 1999.
В частности, о статье, посвященной эпопее М.Пруста «В поисках
утраченного времени». См. № 568.
594. Россия обрела своего Пруста // Мир за неделю. — 1999. — 13—20 нояб.
(№ 12). - С. 10.
О последних изданиях переводов М.Пруста, в частности, о выходе
романа «Обретенное время» в переводе А.И.Кондратьева в издательстве
«Наталис».
595. СануйеМ. Дада в Париже/Пер. прозы Н.Э.Звенигородской, В.Н.Ни-
колаева; Пер. стихов А.И.Сушкевича. — М.: Ладомир, 1999. — 638 с.
Упоминания о М.Прусте см. Именной указатель. В приложениях
публикуются два письма М.Пруста. (См. № 64а.)
596. Смолицкая О.В., Чугунова Т.В. Комментарии // Пруст М. Против
Сент-Бёва; Статьи и эссе. — М., 1999. — С. 202—222.
597. Сюрреализм и авангард: Материалы российско-французского колло-
квиума, состоявшегося в Институте мировой литературы. — М.:
ГИТИС, 1999. - 189 с.
Из содерж.: Исаев С. Антонен Арто как пример сюрреалистичес-
кого нарциссизма. — С. 65—77 (М. Мамардашвили о «перекличке
между Арто и Прустом», с. 66—67); Гальцова Е. На грани сюрреа-
лизма. Франко-русские литературные встречи: Жорж Батай, Ирина
Одоевцева и Георгий Иванов. — С. 105—126 (связи Ж.Батая, И.Одо-
евцевой и Г.Иванова с традицией Пруста, с. 123—124).
598. Таганов А. К итогам литературного процесса Серебряного века: (Ан-
кета о Прусте в журнале «Числа») // Константин Бальмонт, Марина
Цветаева и художественные искания XX века. — Иваново, 1999. —
Вып. 4. - С. 365-367.
599. Таганов А. Марсель Пруст и литературный авангард 1920-х годов //
Национальная специфика произведений зарубежной литературы XIX—
XX веков: Проблемы литературных связей. — Иваново, 1999. —
С. 70-81.
600. Таганов А. Обретение книги // Пруст М. По направлению к Свану. —
СПб., 1999. - С. 5-40.
601. Таганов А. Принцип палимпсеста в творчестве Марселя Пруста //
Художественный текст и культура: Материалы и тезисы докладов. —
Владимир, 1999. - Вып. 3. - С. 297-298.
602. Таганов А. Пруст и русская литература (проблема художественного
познания) // Международная коммуникация: взаимосвязь и взаимов-
лияние: Тезисы и сообщения международной конференции. — Ивано-
во, 1999.-С. 17-18.
603. Таганов А. Тема искусства в книге Марселя Пруста «Наслаждения и
дни» // Малые жанры: Теория и история. — Иваново, 1999. — С. 176—
183.
233

604. Трыков В.П. Французский литературный портрет XIX века. — М.:
Флинт; Наука, 1999. - 360 с.
О книге М.Пруста «Против Сент-Бёва» как завершении полемики
с «биографическим методом» Ш.-О. Сент-Бёва, с. 343.
605. У книжной витрины // Иностр. лит. — 1999. — № 5. — С. 250. —
Аннот. кн.: White Е. Marcel Proust. — Viking Penguin, 1998.
606. Фокин С.Л. Примечания // Пруст M. По направлению к Свану. —
СПб., 1999. - С. 516-539.
607. Ярикова О.И. От редактора // Пруст М. Обретенное время. — М.,
1999. - С. 5.
2000
608. Бродский И. Большая книга интервью /Сост. и фотографии В.Полу-
хиной. — М.: Захаров, 2000. — 702 с.
О М.Прусте в интервью разных лет, с. 110—111, 276, 343—344,
554-556, 610. См. Тексты.
609. Бродский И. По ком звонит осыпающаяся колокольня: Доклад на
юбилейном Нобелевском симпозиуме в Шведской академии 5—8 де-
кабря 1991 года /Пер. с англ. Е.Касаткиной // Иностр. лит. — 2000. —
№ 5. - с. 244-250.
См. Тексты.
610. Классик без ретуши: Литературный мир о творчестве Владимира На-
бокова. — М.: Новое лит. обозрение, 2000. — 686 с.
О Прусте см. именной указатель.
610а. Кокто Ж. Марсель Пруст /Пер. В.Кадышева и Н.Мавлевич // Кокто
Ж. Петух и Арлекин/Сост., предисл. иизбр. примеч. М.Д.Яснова.—
СПб., 2000. - С. 709-716.
611. Костырко С. Книжная полка // Новый мир. — 2000. — № 2. —
С. 235. — Рец. на кн.: Мориак К. Пруст /Вступ. ст. А.Д.Михайлова;
Пер. Н.Бунтман, А.Райской. — М.: Изд-во «Независимая газ.», 1999.
612. Любимов Н. Неувядаемый цвет: Книга воспоминаний: В 3 т. Т. 1. —
М.: Языки рус. культуры, 2000. — 411 с.
О кабинете Б.А.Грифцова, где висели три портрета: хозяина (рабо-
ты Н.П.Ульянова), Брюсова и Пруста, с. 272; о переводе Н.М.Люби-
мовым отрывка из романа «Под сенью девушек в цвету» в семинаре по
художественному переводу Б.АТрифцова, с. 276— 277; о «культе Прус-
та» у Маргариты Николаевны Ермоловой, дочери актрисы М.Н.Ермо-
ловой, с. 299-300.
613. МоруаА. В поисках Марселя Пруста: (С использованием малоизвестных
материалов) /Пер. Л.Ефимова. — СПб.: Лимбус Пресс, 2000. — 382 с,
8 л. ил.
614. Моруа А. Марсель Пруст // Пруст М. В сторону Свана /Пер
А.Франковского. - СПб., 2000. — С. 7-37.
234

615. Пауэр К. Быстрое время // Итоги. — 2000. — 15 февр. (№ 7). —
С. 64-65.
О «всплеске моды на Пруста» в странах Европы и США.
616. Пунин Н. Мир светел любовью: Дневники; Письма /Сост., предисл.,
примеч. и коммент. Л.А.Зыкова. — М.: «Артист. Режиссер. Театр»,
2000. - 527 с.
Записи о Прусте в дневнике 1944 г., с. 374, 376, 382.
617. Соловьев Г. Комментарии // Пруст М. В сторону Свана /Пер.
А.Франковского. - СПб., 2000. - С. 609—632.
618. Стрижевская Н. Таинственные законы Марселя Пруста // Пруст М.
Портреты художников и музыкантов. — М., 2000. — С. 11—94.
619. Фокин С.Л. Любовь Пруста // Пруст М. Любовь Свана. — СПб.,
2000. - С. 283-285.
620. Французские писатели отвечают на «Анкету Пруста» /Пер. и вступл.
И.Кузнецовой // Иностр. лит. - 2000. — № 4. — С. 280 —285.
На вопросы «Анкеты Пруста» отвечают Ромен Гари, Эжен Ионеско
и Пьер Данинос. См. № 65.
621. Щербаков А. Почему в России Прусту не везет? // Витрина читающей
России. - 2000. - № 1 /2. - С. 36-37.
Об истории издания переводов произведений М.Пруста в России.
622. Эпидемия Пруста: В Европе и в США неожиданно вспыхнул интерес
к одному из самых великих и «трудночитаемых» писателей XX века //
За рубежом. — 2000. — 2—8 марта (№ 8). — С. 10.
Подборка статей из иностранной прессы.
* * *
623. Дудинцев В. Между двумя романами: Повесть/Публ. Н.Ф.Гордеевой
(Дудинцевой) и М.В.Дудинцевой // Нева. - 2000. — № 1. — С. 6—98.
«Жена. Восемнадцатилетними мы жестоко спорили: я отстаивала
Толстого — Володя же бил Хемингуэем. <...> Старался развить мой
вкус — давал читать Марселя Пруста, Уота Уитмена, Верлена», с. 20.
624. КушнерА. «Я-то знаю, увы, что нельзя окно...»//Кушнер А. Летучая
гряда: Новая книга стихов. — СПб., 2000. — С. 50.
См. Тексты.
625. Самойлов Д. Из послания НЛюбимову:[Стихотворение] // Самойлов
Д. Обычные слова. - М., 2000. - С. 336.
235

УКАЗАТЕЛЬ ЗАГЛАВИЙ РУССКИХ ПЕРЕВОДОВ
ПРОИЗВЕДЕНИЙ МАРСЕЛЯ ПРУСТА
Альбер Кейп (Albert Cuyp) 49
Альберт Кейп (Albert Cuyp) 45
Антонис ван Дейк (Antoine van
Dyck) 49
Антуан Ван Дейк (Antoine van
Dyck) 45
Антуан Ватто (Antoine Watteau)
45,49
Беглянка (La fugitive) 24, 25, 33,
40,60
Виоланта или светская суетность
(Violante ou la mondanité) 42, 47
Власть романиста (Le pouvoir du
romancier) 57, 61, 64
Германт (Le côté de Guermantes) 8
Глюк (Gluck) 45,49
Гонкуры перед своими
младшими собратьями по
перу: г-н Марсель Пруст (Les
Goncourt devant leurs cadets:
M.Marcel Proust) 64
В
В Венеции (À Venise) 25
В поисках за утраченным
временем (À la recherche du
temps perdu) 2—9
В поисках потерянного времени
(À la recherche du temps
perdu) 1
В поисках утраченного времени
(À la recherche du temps perdu)
10—33
В сторону Свана (Du côté de chez
Swann) 2—4, 6, 26, 35
Ватто (Antoine Watteau) 43,48
Ватто (Watteau) 58, 64
Джон Рёскин (John Ruskin) 63
Дни паломничества: Рёскин в
соборе Амьенской
Богоматери, в Руане и т.д.
(Journées de pèlerinage: Ruskin
à Notre-Dame d'Amiens, à
Rouen, etc.) 63
Добавление к заметкам о
Флобере (À ajouter à Flaubert)
62,64
Добавления (Notes
complémentaires) 64
Дополнительные заметки о
Бальзаке г-на де Германта
236

(Ajouter au Balzac de M. de
Guermantes) 64
Достоевский (Dostoïevski) 51, 64
Ж
Жерар де Нерваль (Gérard de
Nerval) 64
«Жизнь поэта, как и любого
человека, полна событий»...
(La création poétique) 57
Жубер (Joubert) 64
3
Закат вдохновения (Le déclin de
l'inspiration) 61, 64
Заметки о загадочном мире
Гюстава Моро (Notes sur le
monde mystérieux de Gustave
Moreau) 58, 64
Заметки о литературе и критике
(Notes sur la littérature et la
critique) 62, 64
Заметки о Стендале (Notes sur
Stendhal) 64
Званый обед (Un diner en ville) 44
И
Исповедь молодой девушки (La
confession d'une jeune fille) 42,
47
К
Конец Бодлера (Fin de Baudelaire)
64
Конец ревности (La fin de la
jalousie) 42,47
Л
Любовь Свана (Du côté de chez
Swann) 38, 39,41
M
Мадемуазель де Форшвиль
(Albertine disparue) 40
Метод Сент-Бёва (La méthode de
Sainte-Beuve) 62, 64
Мечты в духе иных времен (Les
regrets, rêveries couleur du
temps) 42, 47
Моему другу Вилли Хату,
умершему в Париже 3 октября
1893 г. (A mon ami Willie
Heath mort à Paris 3 octobre
1893)42,47
Mopeac (Moréas) 62, 64
Моцарт (Mozart) 45, 49
H
Наброски предисловия (Projets de
préface) 62, 64
О
О вкусе (La Beauté véritable) 52, 55
О Гёте (Sur Goethe) 61, 64
О чтении (Journées de lecture) 50,
53, 55, 56
О Шатобриане (Sur
Chateaubriand) 61, 64
Обед в городе (Un diner en ville) 42,
47
Обретенное время (Le temps
retrouvé) 34, 36
П
Памяти убитых церквей (En
mémoire des églises assassinées)
59,63
Пауль Потгер (Paulus Potter) 45
Паулюс Поттер (Paulus Potter) 49
Печальная дачная жизнь Мадам
де Брейв (Mélancolique

villégiature de madame de
Breyves) 42, 47
Письмо M. Шайкевич. Ноябрь
1915 г., 60
Письмо Рейнальдо Ану.
4-5 марта 1911 г. 54
Пленница (La prisonnière) 14, 19,
27,32
По направлению к Свану (Du côté
de chez Swann) 10, 15, 20, 28
Под сенью девушек в цвету
(À Pombre des jeunes filles en
fleurs) 1,5, 7, 11,16,21,29
Поиски потерянного времени (Du
côté de chez Swann) 37
Портреты художников и
музыкантов (Portraits de
peintres et de musiciens) 45, 49
Поэзия или неисповедимые
законы (La poésie ou les lois
mystérieuses) 57
Поэзия, или Неисповедимые
законы (La poésie ou les lois
mystérieuses) 61, 64
Поэтическое творчество (La
création poétique) 61, 64
Против Сент-Бёва (Contre
Sainte-Beuve) 62, 64
P
Равнодушный (L'indifférent) 46
Рембрандт (Rembrandt) 58, 64
Ромен Роллан (Romain Rolland)
62,64
С
Светская суетность и меломания
Бувара и Пекюшэ (Mondanité
et mélomanie de Bouvard et
Pécuchet) 42, 47
Сент-Бёв 64
Сент-Бёв и Бальзак (Sainte-Beuve
et Balzac) 62, 64
Сент-Бёв и Бодлер (Sainte-Beuve
et Baudelaire) 64
Смерть Бальдассара Сильванда
виконта Сильвани (La mort de
Baldassare Silvande, vicomte de
Sylvanie) 42, 47
Смерть соборов (La mort des
cathédrales) 63
Содом и Гоморра (Sodome et
Gomorrhe)9, 13, 18,23,31
Солнечный луч 61, 64
Спасенные церкви. Колокольни
Кана. Собор в Лизьё: Дни в
автомобиле (Les églises
sauvées. Les clochers de Caen.
La cathédrale de Lisieux:
Journées en automobile) 63
T
Толстой (Tolstoï) 51, 58, 64
У
У Германтов (Le côté de
Guermantes) 12, 17,22,30
Ужин г-жи де Вильпаризи и г-на
де Норпуа в Венеции 25
Утехи и дни (Les plaisirs et les
jours) 42, 47
X
Художественное созерцание (La
poésie ou les lois mystérieuses) 52
Художник. — Тени. — Моне (Le
peintre. — Ombres. — Monet)
58,64
Ш
Шопен (Chopin) 45, 49
Шуман (Schumann) 43,45, 48,49
238

УКАЗАТЕЛЬ ЗАГЛАВИЙ
ПРОИЗВЕДЕНИЙ МАРСЕЛЯ ПРУСТА
НА ФРАНЦУЗСКОМ ЯЗЫКЕ
À ajouter à Flaubert 62, 64
À l'ombre des jeunes filles en fleurs
1,5,7,11,16,21,29
À la recherche du temps perdu 1—41
À mon ami Willie Heath mort à
Paris 3 octobre 1893 42, 47
Ajouter au Balzac de M. de
Guermantes 64
Albert Cuyp 45,49
Antoine van Dyck 45,49
Antoine Watteau 43,45,48,49
В
La Beauté véritable 52, 55
En mémoire des églises assassinées
59,63
Fin de Baudelaire 64
La fin de la jalousie 42, 47
La fugitive 24, 25, 33, 40, 60
Gérard de Nerval 64
Gluck 45, 49
Les Goncourt devant leurs cadets:
M.Marcel Proust 64
I
L'indifférent 46
Chopin 45,49
La confession d'une jeune fille 42,47
Contre Sainte-Beuve 62, 64
Le côté de Guermantes 8,12,17,22,30
La création poétique 57, 61, 64
D
Le déclin de l'inspiration 61, 64
Un diner en ville 42,44
Dostoïevski 51, 64
Du côté de chez Swann 2—4, 6, 10,
15,20,26,28,35,38,39,41
Les églises sauvées. Les clochers de
Caen. La cathédrale de Lisieux:
Journées en automobile 63
John Ruskin 63
Joubert 64
Journées de lecture 50, 53, 55, 56
Journées de pèlerinage: Ruskin à
Notre-Dame d'Amiens, à Rouen,
etc. 63
M
Mélancolique villégiature de
madame de Breyves 42,47
La méthode de Sainte-Beuve 62, 64
Mondanité et mélomanie de
Bouvard et Pécuchet 42,47
Moréas 62, 64
La mort de Baldassare Silvande,
vicomte de Sylvanie 42, 47

La mort des cathédrales 63
Mozart 45, 49
N
Notes complémentaires 64
Notes sur la littérature et la critique
62,64
Notes sur le monde mystérieux de
Gustave Moreau 58, 64
Notes sur Stendhal 64
Paulus Potter 45, 49
Le peintre. — Ombres. — Monet
58,64
Les plaisirs et les jours 42,47
La poésie ou les lois mystérieuses
52,57,61,64
Portraits de peintres et de musiciens
45,49
Le pouvoir du romancier 57, 61, 64
La prisonnière 14, 19, 27, 32
Projets de préface 62, 64
Les regrets, rêveries couleur du
temps 42, 47
Rembrandt 58, 64
Romain Rolland 62, 64
Sainte-Beuve et Balzac 62, 64
Sainte-Beuve et Baudelaire 64
Schumann 43, 45, 48, 49
Sodome et Gomorrhe 9,13,18,23,31
Sur Chateaubriand 61, 64
Sur Goethe 61, 64
Le temps retrouvé 34, 36
Tolstoï 51, 58,64
Violante ou la mondanité 42,47
W
Watteau 58, 64
УКАЗАТЕЛЬ ПЕРЕВОДЧИКОВ ПРОИЗВЕДЕНИЙ
М.ПРУСТА НА РУССКИЙ ЯЗЫК
Бунтман Н. 46
ЗонинаЛ. 52, 55
Звенигородская Н.Э. 64а
Грифцов Б.А. 1, 5
Гуревич Л. 1
240
Касаткина Н. 44
Кондратьев А.И. 34
Кузнецова И.И. 59, 63, 65

л
Ланн Е.Л. 42
Любимов Н.М. 10-25, 28-33,
39-41
M
Михайлова Т.А. 25, 60
H
Новосельская Н. 50, 53, 55, 56
Николаев В.Н. 64а
Орловская Г. 42, 47
П
Парнах В.Я. 38
ПарнокС.Я. 1
Сикачев Т. 25
Смирнова А. 36
Стрижевская Н.И. 45, 49
Суслович Н. 51
Сушкевич А.И. 64а
Тараховская Е. 42, 47
Тхоржевский И.И. 43, 48
Ф
Федоров А.В. 7, 9, 50
Франковский А.А. 2—4, 6, 8,
26-27, 35
ц
Цывьян Л.М. 33
Райская А. 46
Розенталь И. 51
Рыжкина М. 37
ЧугуноваТ.В. 57, 58, 61, 62, 64
Я
Ярикова О.И. 34
УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН
А.Л.. См. Луначарский А.В.
АвеличевА. 312
Адамович Г.В. 70, 88, 565
Адмони В.Г. 222
Азизов О. 281
Айги Г.Н. 418
Айронс Д. 281
АлдановМА 71, 98, 508
АлленЛ. 439
Алова Л. 360
Алташина В.Д. 470
Амелин Г. 554
Амфитеатров А.В. 508
Анастасьев Н.А. 289, 359, 376
Андре Р. 332
Андреев 67
241

Андреев И. 132
Андреев Л.Г. 12, 17, 150, 184,
190, 193, 206, 259, 260,
282, 316, 321, 348, 419,
440, 476
Андроникова-Гальперн С.Н. 472
Аникин Г.В. 267
АникстА.А. 253
АнисимовИ.И. 73, 146, 238
Анисимова К. 136
Анненков Ю.П. 377
Аннинская М. 586
Аннинский Л.А. 477, 554
Аносова Н. 526
Анохина Т. 542
АнР. 54
АптС.К. 314
Арагон Л. 173
АрендтХ. 509
Аристов В. 554
АрнуМ. 548
Аронсон О. 554
Архипов Ю. 24, 25, 420, 421
АуэрбахЭ. 232
Ахмадулина Б.А. 243
Ахматова А.А. 189, 464, 535
АхугинА. 478, 554
Б
Бабель И.Э. 308
Бадалукко Н. 360
Баевский В. 333
БазенЭ. 322
Байен М. 566
Бакст Л.С. 301, 537
Балахонов В.Е. 290, 296
Балашов В.П. 44, 210, 303
Балашов Н.И. 217, 471
Балашова Т.В. 173, 175, 176,
273, 274, 307, 322, 471, 567
Бальзак О. де 62, 64, 289
Бальмонт К.Д. 433, 598
Барт Р. 345
Бартошевич А.В. 324
БатайЖ. 441, 449, 597
Бахтин В. С. 504
Белая Г. 323
Белкин В. 5
Беллини Д. 4
Белый А. 334, 457, 487, 540
Белякова Н. 465
Бенардаки М. 486
БенуаА.Н. 301, 537
Беньямин В. 509
Берберова Н.Н. 506
Бергсон А. 182, 187, 206, 266
Бердяев НА 137, 138, 142
Берковский Н.Я. 79, 94, 95
Бернштейн И.А. 255
Бибихин В. 378
Бирюкова Л.В. 302
Битов А.Г. 551
Бицилли П.М. 107, 156
Блинов В. 396
Богатыренко Е. 517
Богомолов Н. 132
Богословский А. 497
Бодлер Ш. 64
Божович В.И. 324, 360
Большаков В.П. 271
Бондарев А. 62, 510
БонфуаК. 514
БоревЮ.Б. 268
Борисенко Л. 283
Борхес Х.Л. 514
Боттичелли С. 3
242

Бочаров С.Г. 185, 568, 593
Бреннер Ж. 442
Бретон А. 64а
Бродский И.А. 394а, 527а, 537,
541, 608, 609
Брюн Б. 271
Брюсов В.Я. 612
Бугаева К.Н. 540
Бунин И.А. 140, 156, 213, 272,
346, 446, 487
Бунина В.Н. 272
БунтманН. 46, 441, 585, 611
Бьюзин А. 422
Бэлза С. 55
Бютор М. 282
В
Ваганова А.Я. 219
Ваксмахер М.Н. 186
Ван Дейк А. 45, 49
Василико Дж. 249
ВатгоА. 43, 45, 48, 49, 58, 64
Введенский А. 554
Вейдле В.В. 72, 96, 127, 128,
140, 454
Великовский СИ. 151, 168,
325, 335, 569
Бенедиктова Т.Д. 269
Верлен П. 623
Верме(е)р Делфтский Я. 554
Ветрогонская Т.О. 511
ВизгинВ. 554
Висконти Л. 360
Витковский Е.В. 48, 506
Владимирова А.И. 233, 244, 470
Владко [В. Н.] 89
ВодуайеЖ.-Л. 219
Волков С. 541
Волкова В. 526
Володарская Л. И. 512
Волчек О.Е. 29-33, 570, 571,
572, 573
Воробьев С. 265
Воробьева Е. 479
Воронский А.К. 90, 91, 323
Вулф Т. 327
Г
Гадамер Г. Г. 378
Гаевский В. 444
Газданов Г.И. 99, 182, 370,
452, 454, 481, 494
Гальперина Е.Л. 112, ИЗ, 121,
122
ГальцеваР. А. 284
ГальцоваЕ. 361, 546, 597
Гамарра П. 303
Гандельсман В. 455
Гари Р. 620
Гарэтто Э. 508
Гаспаров М.Л. 542, 549
Гвиниашвили К. 309
Гениева Е.Ю. 336
Генис А. 456
ГётеИ.В. 61, 64, 105, 418
Гиленсон Б.А. 253
Гинзбург Л.Я. 201, 256, 311, 326
Глушкова Ю. 548
ГлюкК.В. 45, 49
Гоголь Н.В. 486
Голлербах Э.Ф. 543
Голсуорси Дж. 163
Гонкур Э. и Ж. де 64
Горбаневская Н.Е. 392
Гордеева Н.Ф. (Дудинцева) 623
Гордин Я. 541
Горький А.М. 101, 104, 114,
123, 143
243

Гребенщиков Б.Б. 487
Грезийон А. 310
ГреньеЖ. 470
Греффюль Е. де 423
Григорьев С. 423
Грин М. 272
Грифцов Б.А. 1, 5, 80, 82, 92,
337, 612
Гришунин А.Л. 542
ГуревичЛ. 1, 82
д
Дамор-Блок В. 507
Данинос П. 620
Дашевский Г. 551
Декарт Р. 554
ДелёзЖ. 513, 544, 545, 574
Делон А. 281
Демичев А.В. 562
ДенёвК. 566
Денисов Ю. 363
Джексон Р.Л. 396
Дженнингс Э. 300
Джойс Дж. 106, 142, 308, 357,
487, 497
ДинамовС.С. 102, 105
Днепров В.Д. И, 16, 147, 157,
177, 211, 218, 234, 261,
346, 397
ДобкинА. 508
Доброхотов А. 482, 554
ДобычинЛ.И. 504
Долгопольский С. 554
Долинина А. 349
Домогацкая Е. 441
Дороченков И. 128
Достоевский Ф.М. 51, 64, 126,
203, 225, 244, 350, 380,
385, 443, 481
Дудинцев В.Д. 623
Дудинцева М. В. 623
ДудураО.И. 327
Дымшиц А.Л. 178
Дюбуа Ж. 312
Дягилев СП. 54, 219, 423, 444
Е
Евнина Е.М. 164, 235
Еремеев Л.А. 379
Ермакова Н. 492
Ермолова М.Н. 612
Ерофеев Вик. В. 246, 247, 362
Ефимов Л. 613
Ефремов О.Н. 527
Ж
Жажоян М. 483
ЖенеттЖ. 546
Жермен А. 74
Жид А. 142, 361, 443
ЖиродуЖ. 94
Жолковский А. 227
ЖуберЖ. 64
Жукова В. 303
3
Завьялова Л. 303
Зайцев П. 457
Замятин Е. И. 487
ЗапровскаяА. 113
Затонский Д.В. 207, 212, 223,
257, 338, 484
Звенигородская Н.Э. 64а
Зверев А.М. 253, 275, 347
ЗенкинСН. 63, 471, 546, 576
Зильберштейн И.С 54
Зингер Г. 465
244

Злобин Г. 163
ЗлобинаМ. 248, 485
Золотоносов М. 398
ЗонинаЛЛ. 52, 55, 241, 248,
292
Зыков Л.А. 616
И
Иванов В.В. 143
Иванов Вяч. Вс. 458
Иванов Г.В. 98, 155, 377
Иванова Н. 549
Иванова С. 547
Ильин И. 253
Ильин С. 507
Ионеско Э. 514, 620
Исаков В. 134
Иссерлин Е.М. 554
Истратова И. 332
К
Каверин В.А. 393
Каганович Б. 486
Кагарлицкий Ю. 154
КазинАЛ. 304
Камю А. 224, 226, 276, 363
Кант И. 521, 554
Кантор М.Л. 115
Карельский А. В. 364
Карлайл О. 424
Касаткина Е. 609
Касаткина Н. 44
Катанян В. 515
КатоиЖ. 124
Кафка Ф. 207, 462, 514
КейпА. 45, 49
КемарК. 271
Ким Се У. 487
Киркегор С. 462
КирнозеЗ.И. 239
Клодт Г. 10-14, 220
Кожинов В.В. 169, 170
Козлова Н.П. 321
КозовойВ. 199
КолетгГ.С. 39, 303, 408
КолкерЮ.И. 475
Кондаков И. 516
Кондратьев А.И. 34
КореманЖ.-Ф. 548
Коркина Е.Б. 474
Корнеев Ю.Б. 542
Коростелев О.А. 70, 88, 565
КосиковГ.К. 321, 345
Костырко С. 611
Кочетов В. 506
Кошелева И. 488
Крайняя М. 410
Красовская В. 219
Кребийон К.П. Жолио де 470
Кржевский Б.А. 68
Кристева Ю. 517
Кроленко А.А. 393
Кругликов В.А. 554
Кудинов М.П. 217
Кудрова И. 380
КузминМЛ. 317, 331, 547а
Кузнецов А. 313
Кузнецова Г.Н. 459
Кузнецова И.И. 59, 63, 65,
241, 514, 620
КунинВ.В. 53, 262
Кунина Е. 373
Куприянова И.П. 470
Кугасова О. 119
Кушкин Е.П. 276
Кушкина Е.Л. 348

КушнерА.С. 254, 301, 313,
319, 381, 394, 489, 518,
519, 520, 537, 624
Л
Ландо Т. 49
Ландор М. 490
Ланн Е.Л. 42, 81
ЛантьеК. 275
ЛемэрФ. 399
Ливергант А. 498
Литвиненко И.В. 308
Литвинов П.М. 453
ЛифарьС.М. 444
Лихачев Д.С. 100
ЛовельЛ. 142
ЛовцоваО.В. 158, 183
Локс К.Г. 82, 83, 393
ЛопЭ. 165
Лосев АФ. 445, 491
ЛуиЭ. 310
ЛукьянецИ.В. 470
Луначарский А.В. 6, 69, 74, 75,
108, 116, 166, 179, 197, 252
Лурье В. 128
Любимов Н.М. 10-25, 28-33,
39-41, 240, 420, 421, 425,
426, 542, 612, 625
M
Макаров Л. 208
Макарова О. 400, 401
МакедоновА. В. 117
Малинин Н. 402
Малкович Дж. 566
Мальро А. 348
Мальцев Ю. 446
Мамардашвили М.К. 365, 427,
428, 460, 463, 466, 477,
478, 482, 488, 521, 522,
528, 554
Мандельштам О.Э. 95, 97, 394а
Манн Т. 314
Мантенья А. 4
Маньковская Н.Б. 224, 545
Мариво П. 525
Марсель Г. 142
Масленикова 3. 366
Мастроянни К. 566
Маяковский В.В. 111
Медиоли Э. 360
МейлахМ. 382
Менегальдо Е. 497
Микушевич В.Б. 538
Милешин Ю.А 225, 305
Миллер-Будницкая Р. 134
Михайлов АВ. 232
Михайлов АД. 11-14, 16-23,
25, 64, 236, 263, 328, 367,
368, 383, 384, 403,
404-407, 429-431, 523,
542, 550, 582-585, 611
Михайлов И. 135
Михайлов О.Н. 213
Михайлова А.А 258а
Михайлова Т.А. 25, 60
Михальская Н.П. 267, 531
Мнухин Л. 472
Модиано П. 277
Модильяни А. 189
Можнягун С. 198
МонеК. 58, 64
Монтескью Р. де 219
Моран П. 124
Мореас Ж. 62, 64
МоревГ. 317, 331, 547а
Мориак К. 46, 584, 585, 589,
611
246

Мориак Ф. 159, 186, 248, 284,
287, 305, 490
Моро Г. 58, 64
МоруаА. 35, 65, 199, 220, 241,
286, 369, 586, 613, 614
Мосешвили Г. 506
Мотрошилова Н. 554
МотылеваТЛ. 160, 194, 214
Моцарт В.-А. 45, 49
Мочульский К. 76, 554
МузильР. 315
Мулярчик А.С. 447
Муратов П.П. 77
Мурашкинцева Е.Д. 524
Мути О. 281
Мягков Б. 97
H
Набоков В.В. 98, 103, 115, 131,
349, 359, 487, 489, 492,
507, 551, 610
Нагибин Ю.М. 315
Наркирьер Ф.С. 220, 241, 264,
286, 287, 369, 586
Нарумова Б. 312
Науман М. 293
Незвал В. 255
Некрасов В.П. 493
Нерваль Ж. де 64
Нефедов Н.Т. 339
Нижинская Б.Ф. 444
Нижинский В.Ф. 219, 301, 537
Никитин В. 39, 408
Никитина В.П. 306
Николаев В.Н. 64а
Николаев Н.И. 554
Николюкин А.Н. 294
Никоненко С. 370, 494
Ницше Ф. 462
Новиков М. 26
Новикова И. 461
Новицкий П. 109
Новосельская Н. 50, 53, 55, 56
О
Одоевцева И. В. 357
Ознобкина Е. 554
ОлешаЮ.К. 94
Орлов С.А. 144
Орлова Т.В. 544
Орловская Г. 42, 47
Ортега-и-Гасет X. 265, 350, 385
Осовский О.Е. 351
Осоргин М.А. 88
Островский Н.А. 308
ОцупНЛ. 99, 139, 357
П
Павлова А.П. 219
Павлова Н. 550
Параджанов СИ. 515
ПаринА. 300
ПарнахВ.Я. 38
ПарнокСЯ. 1, 82
Пастернак Б.Л. 95, 100, 111,
195, 270, 288, 333, 352,
358, 366, 367, 371, 372,
374, 418, 457, 552, 553
Пастернак Е.В. 100, 358, 424,
552
Пастернак Е.Б. 352, 495, 552
Пастернак Ж.Л. 371, 372, 373,
552, 553
Пастернак Л.Л. 372, 553
Пауэр К. 615
Пахсарьян Н.Т. 525
ПейарЛ. 65
Перцов Н. 546
247

Пети P. 448, 515
Петров В. 317
Петровская Е. 554
Петровский И. 350, 385
Пикач А. 374
Пильняк Б.А. 457
ПинтерГ. 245, 281
ПирФ. 312
Пискунов В.М. 457
Плисецкая М.М. 448, 515
Подкопаева Ю.Н. 258а
Подорога В.А. 295, 386, 462,
463, 496
Познер В. 288
Покшишевская М. 27
Поливанов К.М. 100, 358
Полухина В. 608
Поляк Г. 454
Поляков Г.И. 540
Померанцева Р. 154
Помещикова Е.Е. 258
Поплавский Б.Ю. 439, 497
Потапова З.М. 171
Потгер П. 45, 49
Пошерстник Т. 422
Пристли Дж. Б. 172
Прокошев А. 20
Прохорова Ю. 464
Птушкина И.Г. 542
Пуанкаре Ж.А. 182
Пуле Ш. 271
Пумпянский Л. 554
Пунин Н.Н. 616
Пушкин А.С. 129, 562
Р
РадекК.Б. 118
Радиге Р. 39, 408
248
Раевская-Хьюз О. 320
Разлогова Е. 312
Райская А. 46, 584, 585, 611
Раскин Б.Л. 153
Ревель Ж.-Ф. 465, 473, 479, 483
Рейн Е.Б. 539
Рейх Б. 84
Рембрандт ван Рейн X. 58, 64
Ремизов А.М. 320
Рёскин Дж. 63, 355
Ржевская Н.Ф. 209, 277, 307
Роб-ГрийеА. 282
РоденбахЖ. 94
РозентальИ. 51, 203
Роллан Р. 62, 64, 148, 194,
347, 369
Ромен Ж. 79, 94
Ромэн Ж. см. Ромен Ж.
Рузская Т. 154
Руис Р. 566
Руткевич А. 363
Рыжкина М. 37
Рыклин М. 466, 554
Рыкова Н.Я. 8, 125, 133, 443
РымарьН.Т. 353
С
Сабашникова А. 586
Савранский И. 266
Савченко Н.М. 562
Садовский Б.А. 132
Самарин P.M. 150, 184, 193, 250
Самков В. 54
Самойлов Д.С. 625
Сандрар Б. 217
Санников Г. 457
Сануйе М. 64а
Сарнов Б. 467

Саррот H. 151, 248, 282, 526,
569
Сартр Ж.-П. 440, 449
Свешникова А.Н. 258а
Свободин А. 527
Седакова О. 554
Седых А.П. 499
Сезанн П. 533
Семенов Г. 202
Семенова С. 226
Сен-Лоран И. 410
Сенокосов Ю.П. 365, 428, 460,
521, 522, 554
Сент-Бёв Ш.-О. 62, 64, 271,
510, 583, 588, 590, 596, 604
Сиденко Н. 165
Сикачев Т. 25
Сильванович С. 132
СименонЖ. 290, 296
Симон К. 282
Сирин В. 6—9 См. Набоков В.В.
Скалдин Ю. 6
Скидан А.В. 562
Скороденко В.А. 555
Смирнова А. 36
Смолицкая О.В. 64
Снопков П. 2
Соваж А. 165
Соколов А. Г. 184
Соколов Б. 97
Соколов Е.Г. 513, 574
Соколова Е. 410
Соловьев Г. 35, 617
Соловьев Д. 561
Сомов К.А. 258а, 547а
СпивакМЛ. 540
Станиславский К.С. 109
Стаф И.К. 271
Стахорский СВ. 512
Стендаль 64
Степанов Ю.С. 278
Стефанов Ю. 363
Стрижевская Н.И. 45, 49, 375,
527а, 618
Строев А.Ф. 286
Субботина К.А. 556
Супо Ф. 64а
СуринаН. 9
Суслович Н. 51, 203
Сучков Б.Л. 10, 187, 215, 237
Сушкевич А.И. 64 а
Сычева С.Г. 528
Т
Т.Л. 159
Таганов А.Н. 28, 329, 341,
342, 354, 355, 387, 388,
389, 411, 432, 433, 434,
435, 436, 437, 438, 450,
451, 468, 469, 500, 501,
502, 503, 529, 530, 557,
558, 559, 598, 599, 600,
601, 602, 603
Тараховская Е. 42, 47
Татищев Н.Д. 142
Тахо-Годи А.А. 445
Терапиано Ю.К. 110, 141
Тескова А. 196
Тимашева О.В. 442
Тименчик Р. 349
Тихонова Н. 412
Тодоров Ц. 227
Токарев Л. 57, 390
Толмачев М.В. 10, 15, 20, 161,
174, 180, 188, 191, 192,
204, 216, 228, 343, 413, 414
Толстой А.Н. 504
Толстой Л.Н. 51, 58, 64, 126,
249

159, 160, 203, 231, 246,
247, 362, 380, 516, 623
Тринон А. 312
Троицкий А.П. 121
ТрыковВ.П. 531, 604
Турков А. 532
Тхоржевский И. И. 43, 48
У
Уваров М.С. 562
Уилсон Б. 533
Уитмен У 623
Ульянов Н.П. 612
УнсетС. 380
Уоррен О. 253
Урапова М. 15
УрновД.М. 252, 279. 391
УрновМ.В. 252
УэллекР. 253
Ф
Федоров А.В. 7, 9, 26, 27, 50,
200, 415, 560
Федякин С. 452
Фельзен Ю. 88, 106, ПО, 126,
127, 141
Фернандес Д. 561
Флобер Г. 62, 64, 526
Фокин С.Л. 28-33, 41, 449,
570, 571, 572, 573, 606, 619
Фокс Р. 134, 154, 184, 339
ФолкнерУ 327
Франковский А.А. 2—4, 6, 8,
26, 27, 35, 82, 85, 393, 398,
402, 415, 416, 542, 547,
614, 617
Франс А. 42, 86, 229, 412, 504
Фрейд 3. 146, 238
Фрейденберг О.М. 270
ФридЯ.В. 229
Фридлендер Г.М. 232
Фромантен Э. 182
Фроментен см. Фромантен Э.
Фурманов Д.А. 308
Фучик Б. 314
X
Хазанов Б. 467, 534
Хайдеггер М. 462
Харитонов В. 253, 551
Харитонов М. 505, 563
Хемингуэй Э. 623
ХенкинТ. 148
Ходасевич В.Ф. 132
Хох П. де 3
Храпченко М.Б. 230, 280, 318,
330
ц
Цветаева М.И. 111, 119, 129,
195, 196, 380, 433, 472,
474, 598
Цетлин М.О. 98
Цывьян Л.М. 33
Ч
Чапский Ю. 392
Чарный М. 166
ЧекаловД. 394а
ЧерневичМ.Н. 149, 181, 344
Чехов А.П. 396, 556
Чирков Ю.И. 356
Чистякова В. 412, 423
Чичерин А.В. 231
ЧугуноваТ. В. 57, 58, 61, 62,
64
Чуковская Е.Ц. 393, 453
250

Чуковская Л.К. 535
Чуковский К.И. 393, 453
Ш
Шайкевич М. 60, 412
Шатин М. 132
Шатобриан Ф.Р.де 61, 64
Шаховская З.А. 205
Шеншин К. 93
Шервашидзе В. 564
Шиллер Ф. 130
Ширкевич З.М. 474
ШкунаеваИД. 152, 162
Шлендорф Ф. 281, 283, 285,
291, 297, 298
Шлёцер Б.Ф. 66
Шмаков Г. 317, 331
Шмелев И.С. 98
Шнитке А.Г. 399
Шопен Ф. 45, 49
Шопенгауэр А. 182
ШрайберЭ. 296
Штейн А.Л. 149, 181, 344
ШульпяковГ. 473, 536
Шуман Р. 43, 45, 48, 49
Abraham Р.А. 302
BerberovaN. 506
Buisin А. 409
CattauiG. 124
Czapski J. 392
Шумилова Г. 546
Шуртаков С. 242
Шушаков В. 221
щ
Щербаков А. 621
Э
ЭйшискинаН. 113, 120
ЭльсбергЯ.Е. 167
Элюар П. 325
Эфрон Г.С. 474
Эфрон Е.Я. 474
Ю
Юровская Э.П. 545
Юткевич СИ. 298
Я
Якубовский Г. 87
ЯриковаО.И. 34, 607
Яфаров М. 417
Яхонтова MA 149, 158, 181,
299, 344
Delacretelle см. Lacretelle J. de
Desné P. 302
Genette G. 546
Germain A. 74
Gide A. 361
Gracq J. 306

Jackson E. R. 191
Nabokov V. 492, 551
Kessel J. 444
Lacretelle J. de 444
Lop E. 165
Makine A. 485
May K.M 269
Morand P. 124
Plantevignes M. 192
Radiguet R. 444
Robert L. 78
Sauvage A. 165
White E. 605

СОДЕРЖАНИЕ
А.Д.Михайлов. Русская судьба Марселя Пруста 5
РУССКИЕ ПИСАТЕЛИ О МАРСЕЛЕ ПРУСТЕ
Б.Ф.Шлёцер. Зеркальное творчество (Марсель Пруст) 45
А.В.Луначарский. Из статьи «Смерть Марселя Пруста» 52
Г.ВАдамович. Из статьи «Литературные заметки» 52
«Литературная мастерская» 53
МЛАлданов. Рецензия на цикл романов М.Пруста 55
В.В.Вейдле. Марсель Пруст 60
Из книги «Умирание искусства» 70
Из статьи «На смерть Бунина» 72
Б.Л.Пастернак. Из письма к Ж.Л.Пастернак 73
Из письма к О.М.Фрейденберг 74
Из письма к ЖЛ.Пастернак 74
Спекторский: Вступленье 74
Из письма к В.С.Познеру 75
Из письма к ЖЛ.Пастернак 75
Из писем к родителям и сестрам 76
Из письма к Ж.Л. и ЛЛ.Пастернак 76
Из книги Е.Б.Пастернака «Борис Пастернак.
Материалы для биографии» 77
Из статьи О.Карлайл «Три визита к Борису
Пастернаку» 78
Из эссе Ж.Пастернак «Patioг» 78
Из книги З.Маслениковой «Портрет Бориса
Пастернака» 82
Из «Воспоминаний» Е.Б.Пастернака 82
КА.Сомов. Из писем к А.А.Михайловой 83
Из «Дневника» 84
А.М.Горький. Из письма к В.В.Иванову 84
Из статьи «Об анекдотах и — еще кое о чем» 84
Из статьи «Равнодушие не должно иметь
места» 85
Из доклада «Советская литература» на Первом
всесоюзном съезде советских писателей 85
Из статьи «О формализме» 85
253

Б.А.Грифцов. Марсель Пруст 86
Е.Л.Ланн. Предисловие к русскому изданию [книги
«Утехи и дни»] 96
А.А.Франковский. Предисловие [к роману «В сторону Свана»] 98
М.И.Цветаева. Из писем к С.Н.Андрониковой-Гальперн 105
Из выступления на литературном вечере,
посвященном Марселю Прусту 106
Из статьи «Эпос и лирика современной
России (Владимир Маяковский и Борис
Пастернак)» 107
Из статьи «Поэты с историей и поэты без
истории» 107
Из письма к Б.Л.Пастернаку 108
Из письма к ААТесковой 108
Из статьи «Мой Пушкин» 108
О.Э.Мандельштам. Веер герцогини 109
Анкета о Прусте: МАлданов, Г.Иванов, В.Сирин, М.Цетлин,
И.Шмелев 113
В.В.Набоков. Из романа»Подвип> 117
Из романа «Дар» 118
Из статьи «Искусство литературы и здравый
смысл» 118
Марсель Пруст (1871—1922): «В сторону
Свана»(1913) 119
А. Белый. Из статьи «О себе как о писателе» 122
Из статьи П.Зайцева «Московские встречи
(Из воспоминаний об Андрее Белом)» 122
М.А.Кузмын. Из «Дневника 1934 года» 122
Из статьи В.Петрова «Калиостро.
Воспоминания и размышления о
МАКузмине» 122
И.А.Бунин. Из письма к П.М.Бицилли 123
Из книги Г.Н.Кузнецовой «Грасский дневник». . 123
Из книги Н.Н.Берберовой «Курсив мой» 123
Н.А.Бердяев. Из книги «Самопознание (Опыт философской
автобиографии)» 124
Из книги «Русская идея: Основные проблемы
русской мысли XIX века и начала XX века». . 125
И.Михайлов. В Сочи, читая Пруста: (Опыт сравнения) 125
А.А.Ахматова. Из статьи «Амедео Модильяни» 126
Из «Записок об Анне Ахматовой»
Л.К.Чуковской 127
Г.В.Иванов. «Строка за строкой. Тоска. Облака...» 128
А.С.Кушнер. «Биограф гения в халате...» 129
«Ты так печальна, словно с уст...» 129

«Когда я у полки, одну выбираю из книг...» 130
«Мне весело, что Бакст, Нижинский,
Бенуа...» 130
«Любовь — зависимость. Все мученики
этой...» 131
Из интервью «Неиссякаемый сюжет поэзии». ... 131
«Я за столом, под лампой, ты — на диване...». . . 132
«Помнишь, в любимом романе смущенный
герой...» 132
«Жизнь загадочней любого сна: любимый
романист...» 133
«Есть где-то церковка, увитая плющом...» 134
«Лучше Дельфта в этом мире только Дельфт
на полотне...» 134
«Нечто вроде прустовского романа...» 135
Из статьи «Дельфтский мастер» 136
«Я-то знаю, увы, что нельзя окно...» 138
Г.И.Газданов. Из «Дневника писателя»: Достоевский и
Пруст 139
Из воспоминаний В.Вейдле «О тех, кого уже
нет»:«Новая проза» Газданова 143
ЗЛШаховская. Столетие со дня рождения Пруста: 1871—1971. . . 144
В поисках прустовских персонажей 147
БЛАхмадулина. «Прощай! Прощай! Со лба сотру...» 153
ИА.Бродский. Из эссе «Сын цивилизации» 154
Из интервью разных лет 154
По ком звонит осыпающаяся колокольня:
Доклад на юбилейном Нобелевском
симпозиуме в Шведской Академии 5—8
декабря 1991 года 157
Ю.М.Нагибин. Из статьи «Вокруг «Человека без свойств» 162
В.П.Некрасов. Из «Парижских тетрадей» 163
Ю.И.Колкер. «Жизнь беспримерна. Пролистай века...» 164
В.Гандельсман. Из книги «Чередования»(Записные книжки) 165
В.Б.Микушевич. Зорецвет 167
Е.Б.Рейн. Вильнюс 168
МАРСЕЛЬ ПРУСТ В РУССКИХ ПЕРЕВОДАХ И КРИТИКЕ.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ (1921-2000) 169
255

Издательство «Рудомино»
Лицензия ЛР N9070082 от 10.11.96.
109189, Москва, ул. Николоямская, д. 1
Формат 70x100/16. Объем 20,8 усл.печл.
Подписано в печать 22.12.2000 г.