РАБОЧЕЕ ДВИЖЕНИЕ
И
РОССИЙСКАЯ РЕФОРМА
!!
Институт государства и права
Российской Академии наук
Русско-Американский фонд профсоюзных
исследований и обучения
И.Г.Шаблинский
РАБОЧЕЕ ДВИЖЕНИЕ
И РОССИЙСКАЯ РЕФОРМА
Документально-аналитический очерк
Москва
1995 год
/0357
В настоящей работе прослеживаются судьба
российского рабочего движения, его влияние на
политическую и правовую системы страны с 1987 г.
по 1994 г. Исследуется эволюция законодательства о
профсоюзах, о порядке разрешения коллективных
трудовых споров.
жж
© И.Г.Шаблинский, 1995
О Институт государства
и права РАН, 1995
Ответственный редактор
кандидат юридических наук Д.В.ШУТЬКО
Рецензенты:
доктор исторических наук ЛА.ГОРДОН,
кандидат юридических наук А.П.ТОРШИН
Редактор - В.И.БАЙДИН
Корректура и компьютерный набор - О.В.БАИДИНА,
Н.В.БЕЛЯКОВА, А.В.ВАРЕНЦОВА, Е.П.КАЗИНА
V
СОДЕРЖАНИЕ
Введение. О рамках избранной темы	5
ГЛАВА ПЕРВАЯ. ПРОБУЖДЕНИЕ
1.	Первые "отчаянные"	10
2.	Ожидания Горбачева и "революция ожиданий"	15
3.	Рабочие клубы: между полюсами	21
4.	0 роли интеллигенции	33
5.	Гласность как средство борьбы "за рабочих"	42
ГЛАВА ВТОРАЯ. ДВИЖЕНИЕ
1.	Пустеющие прилавки, безоблачная статистика	51
2.	Угольные регионы: накануне	56
3.	"Жаркое лето"	63
4.	Психологические факторы Движения или
в чем неповторимость кризиса 1989 года	82
ГЛАВА ТРЕТЬЯ. ПОЛИТИЗАЦИЯ
1.	Стачкомы самоопределяются	90
2.	На Движение надеются - и "правые", и "левые"	107
3.	В поисках структуры	ИЗ
4.	Конфедерация труда	119
5.	Первый съезд шахтеров	130
6.	Лето 90-го	134
7.	Пик влияния. "500 дней"	138
8.	Изменения в законодательстве	146
3
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. "ЗА ЧТО БОРОЛИСЬ?"
(ПОЧЕМУ ДВИЖЕНИЕ ПОМОГЛО ПРИДТИ
К ВЛАСТИ "ДЕМОКРАТАМ":
ПОЛИТИЧЕСКИЕ И МОРАЛЬНЫЕ МОТИВЫ)
1 К неизбежной конфронтации (конец 1990 -
начало 1991 гг.)	158
2.	"Рыночный выбор": почему?	166
3.	Двухмесячный натиск	171
4.	резонанс	185
5.	Рабочее движение и "августовский путч"	193
6.	"Левые" в движении	206
ГЛАВА ПЯТАЯ. В ПОИСКАХ ОРИЕНТИРОВ
1.	Когда моральный подъем позади	223
2.	Факторы эволюции	231
3.	Деполитизация на фоне реформы	236
4.1993 г. Осенний кризис	243
5.0 лидерах	248
6 Об американском влиянии -
подлинном и мнимом	260
ГЛАВА ШЕСТАЯ. ЕСТЬ ЛИ ШАНС
У НАЦИОНАЛ-КОММУНИСТОВ?
1.	Це очень странный союз	286
2.	Снова перед выбором	293
3.	Еще раз о "веймарской России". Опыт прогноза 302
Несколько слов в заключение	313
Приложение. Фотоматериал. Движение в лицах	315
4
ВВЕДЕНИЕ
О РАМКАХ ИЗБРАННОЙ ТЕМЫ
Движение рабочих низов на рубеже 1980-1990-х годов -
могучий фактор, способствовавший распаду власти
компартии. Чем это движение было для страны, чем оно еще
обернется? Нацелен ли его радикализм против любой
власти, любого правительства? Серьезный разбор всех этих
вопросов, коренящихся в истории страны, и в частности в
совсем недавней истории, только еще начинается.
Свидетельство тому - настоящий очерк. В нем автор
пытается систематизировать свои наблюдения, накопленные
в ходе "живого" участия в событиях, но отваживается лишь
на очень немногие обобщения и выводы. Вполне вероятно,
что более глубокое исследование требует более
отстраненного, нейтрального отношения к предмету
исследования. Настоящий очерк - всего лишь попытка
соединить взгляд "со стороны" со взглядом "изнутри".
Основных вопросов, вокруг которых формируется
каркас работы - три.
Во-первых, чем объяснить тот политический выбор,
который был сделан наиболее сильными и влиятельными
рабочими организациями в 1989-1992 годах?
Во-вторых, каково оказалось влияние этого выбора на
реформируемые правовую и политическую системы?
5
Наконец, какова в целом роль рабочего движения в
деле формирования в России либерального порядка?
Необходимо подчеркнуть: речь пойдет о рабочем
движении как движении политическом, как о силе серьезно
повлиявшей на изменение системы власти в России. В
данном контексте тема независимых профсоюзов, с 1989 г.
постепенно занимающих пространство, оставленное
ВЦСПС - на втором плане (в какой-то мере она разумеется
будет затронута). Многообразие этих союзов, их динамика -
предмет отдельного исследования.
В самом начале 1990 г. публицист из "Атмоды", одного
из первых независимых изданий в Прибалтике, отдаленной
от угольных регионов и географически, и культурно,
патетически резюмировал: "От того, сумеют ли рабочее
движение и "либеральная" интеллигенция найти дорогу друг
к другу, зависит в конечном итоге судьба и самого рабочего
движения, и всех нас..." ("Атмода", 19.02.90). Думается, что
сегодня можно подвести некоторые итоги и в отношении
того, нашли ли "дорогу друг к другу" названные силы, и в
отношении того, насколько это встречное движение
повлияло на судьбы страны.
О заголовке книги. Что он означает, почему речь идет
именно о "российском" рабочем движении? Дело в том, что в
настоящей работе основной упор сделан на события,
происходившие в пределах официальных границ
Российской Федерации. Источниковой базой автору служили
документы организаций, действовавших (за редким
исключением) на той же территории. При этом автор
сознает, что до 1991 г. рабочее движение в СССР выглядело
6
подчас как некая более или менее единая сила. Это не
вполне соответствовало действительности. Во всяком случае
сегодня рассмотрение богатой практики, скажем, украинских
или белорусских стачкомов (новых профсоюзов), требует уже
специальных знаний. Их политический опыт весьма
специфичен и может быть самостоятельным предметом
анализа. Конечно, нельзя обойтись без упоминаний о
деятельности, например, Союзов рабочих Белоруссии и
Литвы, Независимого профсоюза горняков Украины. Но все
же о них речь пойдет лишь в контексте изучения судеб
российских организаций.
С какой точки начнется экономический подъем?
Какие формы, примет российский парламентаризм? -
Решение этих и других проблем в немалой мере будет
зависеть от того, какую позицию займет, иными словами,
"чью сторону" примет социально-активная часть
промышленных рабочих. И в роли членов забастовочных
комитетов, и просто - в роли избирателей, составляющих
наиболее радикальную и "обиженную" часть электората - они
могут представлять серьезную силу. Подобный вывод,
применимый в общем-то к любой переживающей кризис
индустриальной стране, несет особую нагрузку, если мы
говорим о России. Дело тут даже не в том, что около 40
процентов трудоспособного населения страны все еще
занято физическим трудом (хотя и в этом, отчасти, тоже).
Дело в том, что именно городские промышленные рабочие
долгое время составляли едва ли не главную социальную
базу существования тоталитарного режима.
Непритязательность и пассивность молчаливого
7
большинства, образуемого людьми в рабочих спецовках,
служили основой психологического комфорта людей в
черных спецавтомобилях, источником легитимности их
власти. Фундамент этой власти заколебался именно тогда,
когда десятки тысяч протестующих рабочих вышли на
площади шахтерских городов.
Сегодня в России, внутри гигантского
пролетаризированного и в целом инертного социального
массива уже сформировалось небольшое боеспособное ядро.
Ядро - в принципе постоянно готовое к вмешательству в
политический процесс прямым массовым действием. В
1989-1991 гг. эта часть рабочих, преимущественно - шахтеры,
держалась на стороне, выражаясь условно,
"антитоталитарной коалиции". В условиях же нового режима
прежние политические ориентации быстро размываются.
Если не у лидеров, то у рядовых участников стачечной
борьбы. К чему может привести этот процесс?
За последние семь-восемь лет только в странах
Восточной Европы прямое вмешательство рабочего
движения в политический процесс по крайней мере дважды
приводило или к смене правительства (как в 1991 г. в
Румынии), или к полной смене режима со всеми его
экономическими структурами (в 1988-1989 гг. в Польше). Есть
ли основания опасаться подобного поворота событий у нас?
Забегая несколько вперед, следует все же дать
однозначный ответ: нет, таких оснований, по мнению автора,
уже не существует. Легитимность существующего
политического режима (даже вне зависимости от его
персонификации) в сознании большей части российских
8
рабочих подвергается сомнению в гораздо меньшей степени,
нежели в аналогичной ситуации в Румынии или тем более в
Польше.
Кроме того, усилилось экономическое и
соответственно политическое расслоение внутри всего того
гигантского социального массива, который сегодня
составляют наемные работники. После 1991 года угрозой
массовых забастовок никого особенно не напугаешь и не
удивишь.
И все же до реальной стабилизации России, стоящей
на пороге третьего тысячелетия, еще очень далеко. Изучение
опыта массовых движений протеста все еще весьма
актуально. Присмотримся внимательнее к событиям, еще
недавно потрясавшим страну, удивлявшим и рождавшим
некие смутные надежды. Надежды имеют обыкновение
сменяться разочарованиями. Но мы не будет спешить с
выводами.
9
ГЛАВА ПЕРВАЯ.
ПРОБУЖДЕНИЕ
1. ПЕРВЫЕ "ОТЧАЯННЫЕ"
Вопрос о том, возможно ли было в России широкое
движение рабочих "низов" против режима компартии без
санкционированных Горбачевым послаблений в механизме
репрессий, остается, разумеется, сугубой абстракцией.
Однако можно констатировать, что для пробуждения в
недрах молчаливого рабочего большинства дремлющих
чувств недовольства жизнью и острого нетерпения
требовалось совсем немного. Всего 2-3 года жизни в условиях
ослабления партийного контроля над прессой и некоторого
смягчения КГБ в отношении инакомыслящих ("перестали
сажать"). И процесс эрозии монопартийной стабильности,
как говорится, пошел.	।
С 1987 г. намечается быстрый рост числа забастовок
на предприятиях промышленности и транспорта.
Наибольшую активность и напористость в этот период
проявляют коллективы водителей городского транспорта.
Они первыми в новых условиях опробовали реакцию
партийно-хозяйственного начальства, как местного, так и1
высшего, на более или менее организованные коллективные
акции протеста.
Отметим наиболее крупные из таких акций.
10
Сентябрь 1987 г. Город Чехов Московской области. В
будний день с 5 до 9 утра бастовали водители автобусов
местного ПАТП (Производственного автобусного
транспортного предприятия). Главное требование
повышение зарплаты - было удовлетворено, но лишь
частично (что чуть позже привело к новой забастовке). На
стачку спустя месяц отреагировала газета ’Труд", признав
требования водителей "законными", а действия
"неправильными".
Ноябрь 1987 г. Город Ейск. Забастовка водителей
автобусов с требованием повысить заработную плату. Стачка
отличалась высокой организованностью, ход конфликта
освещался в местной печати.
Напрашивается мысль, что примерно к весне 1988 г.
был размыт некий незримый психологический барьер,
удерживавший многие коллективы (опять же в основном
водительские) от остановки работы. Никакого существенного
ухудшения условий жизни к этому времени еще не
произошло. Только-только (с января 1988 г.) вступил в силу
Закон о социалистическом предприятии, предоставлявший
широкие экономические права руководству госпредприятий.
Забастовки же начали вспыхивать чуть ли не еженедельно.
10 мая 1988 г. Город Черновцы. Забастовка водителей
троллейбусов с требованием повысить заработную плату.
И мая. г. Ейск. Опять бастуют водители автобусов
местного ПАТП. Требования - те же.
15 мая. г.Клайпеда. Бастуют водители автобусов;
звучат требования о повышении заработной платы и
повышении с этой целью платы за проезд аж до... 8 копеек.
11
Об этом конфликте спустя неделю писала "Правда".
Главным аргументом газеты все еще оставался тезис:
"Государство - это мы, нельзя же бастовать против самих
себя...".
Начало июня, г.Чехов. Снова забастовка, на том же
ПАТП, с теми же требованиями.
И июля. г.Симферополь. Бастуют водители
общественного транспорта (как автобусов, так и
троллейбусов). Требуют повысить заработную плату и
улучшить условия труда.
12 июля. г.Великие Луки Псковской области.
Забастовка водителей городского транспорта. Требование
одно - повысить заработную плату.
1 августа. г.Горький. Бастуют водители трамвайного
депо. Требования: увеличить оплату труда и улучшить
техническое состояние вагонов.
О реакции на эти выступления администрации и
местных властей. В большинстве случаев она была почти
панической. Иногда более или менее продуманной: Большая
часть требований, как правило, выполнялась. За
исключением 2-3-х случаев дело, в общем, не доходило до
нажима на рабочих активистов со стороны КГБ (как это
бывало раньше) и очень редко заканчивалось увольнением
кого-либо из забастовщиков.
Требования выдвигались исключительно
экономические, не выходящие, как правило, за пределы
компетенции местной администрации. Несмотря на
количественный рост водительских стачек и на то, что они в
ряде случаев приводили к 4-х-5-ти часовому транспортному
12
параличу в общегородском масштабе в центральной прессе
о них почти не упоминалось. До западных радиостанций
информация о стачках из российской глубинки доходила не
всегда.
Так что в каждом конкретном случае забастовщики, не
зная об опыте своих коллег из других городов и позиции
властей, действовали на свой страх и риск, считая себя
"отчаянными парнями", "смертниками" и т.п.
Первым рабочим выступлением, взволновавшим
интеллигенцию, стало выступление ярославских
моторостроителей в середине декабря 1987 г. На
Ярославском моторном заводе (ЯМЗ) - крупнейшем в городе
предприятии - к тому времени работало около 34-х тысяч
человек. Конфликт был связан с установленными
администрацией (по согласованию с профкомом)
продолжительностью 3-х рабочих смен и количеством
"черных" суббот. Администрация предложила график,
согласно которому число "черных" суббот составляло 14 в
год. Неожиданно это вызвало возмущение значительной
части гигантского коллектива. Лейтмотив протеста сводился
к формуле: "Наш лишнйй выходной дороже, чем несколько
лишних рублей за работу по субботам". Рабочие требовали,
чтобы дирекция завода лучше организовывала труд в
течение 5 рабочих дней недели, не рассчитывая на субботние
"авралы". Особенность конфликта была еще и в том, что у
недовольной части коллектива впервые появился весьма
колоритный неформальный лидер - завалыцик шихты
одного из литейных цехов 48-летний Лев Макаров. В течение
нескольких недель он собирал по участкам подписи под
13
предложением сократить число "черных суббот", тормошил
профком. Наконец, убедившись в бесплодности своих
усилий, Макаров и несколько близких ему людей вывели 11
декабря на площать перед административным корпусом
завода около 100 человек с плакатами. Дирекция не
реагировала. На следующий день число митингующих перед
главной проходной увеличилось до нескольких тысяч,
обстановка накалилась. По городу пронеслись слухи, что
"моторный стоит". Переговоры инициативной трупы с
директором Виталием Долецким наконец состоялись.
Договорились окончательно решить вопрос о "черных"
субботах цивилизованным и спокойным способом - на
общезаводской конференции.
В ходе нее незначительным большинством голосов
прошел директорский вариант, предполагавший 14 "черных"
суббот в 1988 г. и не более 5 суббот с 1989 г. Администрация
объяснила свою позицию экономическим расчетом, тем, что
в 1988 г. без работы по субботам заводу не удастся получить
прибыль.
7 дней, пока стороны выясняли отношения, вопреки
слухам забастовок не было. На многочасовой митинг (в 20-
ти градусный мороз) перед проходной шли те, кто уже
отработал смену (в основном из литейных цехов). Однако
самым важным тут был не выбор форм протеста и даже не
то, что конфликт возник на крупнейшем в стране
моторостроительном заводе. Дело в том, что многие годы
бесчисленные сверхурочные и "черные" субботы
компенсировали низкую производительность и бездарную
организацию труда, не встречая особых протестов со
14
стороны рабочих. Готовность работников ЯМЗ бороться за
новый график, ломать старую советскую традицию ("жить,
чтобы работать, а не работать, чтобы жить") означала одну
важную вещь. Мощный всплеск надежд и ожиданий,
связанных с курсом нового партийного руководства.
Ожиданий, как правило, завышенных.
2. ОЖИДАНИЯ ГОРБАЧЕВА
И "РЕВОЛЮЦИЯ ОЖИДАНИЙ"
Через несколько дней после событий в Ярославле
(декабрь 1987 г.) Михаил Горбачев, выступая по
телевидению, бросил фразу относительно того, что у нас уже
есть пример, когда на одном крупном предприятии рабочие
и дирекция сумели уладить свой конфликт демократическим
способом. В целом он, как и большая часть его "команды", не
усматривал серьезной угрозы для советской системы в
подобных конфликтах, разделяя широко распространенную
среди "либеральных" партократов иллюзию. Суть ее
сводилась к следующему. Умеренный экономический
прогресс и повышение уровня жизни в течение последних
двух десятилетий в значительной степени оправдали и
успокоили экономические ожидания населения, укрепив и
подняв на новую высоту моральный авторитет КПСС. Из
этого вытекало, что ослабление контроля со стороны КГБ и
Цензуры не может быть чревато разгулом оппозиции и
15
нерегулируемых претензий, поскольку таковые не имеют
почвы.
Напрашивается вывод, что Горбачев был даже менее
дальновиден, нежели его явно неинтеллектуальные
предшественники типа Брежнева и Черненко. Эти двое, по
крайней мере чувствовали, а, может быть, и вполне цинично
полагали, что монопольное положение партийной элиты
несовместимо с каким бы то ни было реформированием.
Что под этим углом зрения система переформируем а.
Подобные суждения в отношении последнего генсека
по крайней мере неточны. Недальновидность Горбачева
была естественным следствием общего для него и всех его
предшественников свойства. А именно - слабого
представления о реальном состоянии общества, служившего
объектом отеческой заботы - его нужд,
психологии,внутренней динамики. Нетрудно убедиться, что
Брежнев в 1981 г., Андропов в 1983 г., Черненко в 1984 г., а
Горбачев в 1985 - 1986 гг. говорили о перспективах советской
системы примерно одно и то же: расширение
самостоятельности предприятий, повышение роли Советов
как органов власти, расширение гласности и т.п. Можно
сказать, что к началу 80-х номенклатура КПСС в целом
несколько обновила свой политический лексикон. Однако то,
о чем предшественники Горбачева высказывались скорее из
соображений обновленного политического ритуала,
последний генсек попытался реализовать. При этом
интуитивное (или сознательное) неприятие Горбачевым
насилия и принуждения, его склонность к компромиссам
лишь смягчили неизбежное отрезвление, несколько ослабили
16
опасный эффект от столкновения новой либеральной элиты
КПСС с реальностями "позднесоциалистического" сознания.
О каких реальностях и о каком сознании идет речь?
Поясню свой вывод.
Действительно, на протяжении хрущевско-
брежневских 60-х и 70-х уровень жизни "фабрично-заводских
низов" в целом повышался, что закономерно отражалось на
их представлениях о материальном комфорте. То, что в 30-е
годы казалось пределом мечтаний - отдельные квартиры,
набор коммунальных услуг, личный автомобиль и т.п. - через
30-40 лет как-то незаметно оказалось отнесенным к числу
вполне рядовых (хотя и не всегда доступных) благ так
называемого "реального" или позднего социализма.
Думается, что достаточно одного конкретного примера.
Владельцами холодильников, стиральных машин и
пылесосов в начале 60-х годов было не более 3-4% всех семей
в СССР. К началу 80-х годов ситуация резко меняется. На 100
городских семей приходится уже 101 телевизор и
холодильник, 78 стиральных машин и 63 швейных
машины*. Конечно, статистика в СССР часто лгала, однако
приведенные выше данные соответствуют и зарубежным
источникам.
Одновременно шел процесс вытеснения элементов
мифилогизированного, идеологизированного сознания более
рационалистическими установками. Процесс этот затронул
все республики Союза, но, скажем, в Прибалтике он шел
быстрее, чем в России или на Украине. Поставленная
Программой КПСС задача формирования "нового человека"
* См. народное хозяйство СССР в 1984 году, с. 461
17
решилась весьма неожиданным образом. В условиях
растущего материального комфорта и "поголовной
грамотности" "новый" человек сформировался
требовательным и циничным.
Возможно, для консервации сталинской модели
социализма оптимальным условием вообще было бы
замораживание сложившихся в обществе структуры и уровня
потребностей. И в этом плане северо-корейские лидеры
поступили весьма последовательно, взяв процесс
распределения материальных благ, а также рост жизненного
уровня под сверхжесткий государственный контроль. Но
подобная линия была принципиально неприемлема для
советского руководства хрущевско-брежневских времен.
Неприемлема по многим причинам. Прежде всего потому,
что, оставаясь в международной изоляции и искусственно
тормозя рост жизненного уровня народа, было бы трудно
претендовать на роль флагмана социального прогресса.
Кроме того, ни политической культуре, ни душевным
качествам советских лидеров постсталинской эпохи не
соответствовал грубо-аскетический идеал социализма,
сочетающего материальную скудность и пресловутую
чистоту идей.
Медленный, но неуклонный рост жизненного уровня в
течение 60-70-х годов, научно-технический прогресс и
связанная с ним ускоренная урбанизация, дальнейшее
вымывание элементов традиционности и патриархальности
из жизни миллионов людей - все эти процессы привели, в
частности, к важному результату: эскалаций роста
материальных и духовных запросов граждан. На этом фоне
18
любая заявка руководства КПСС на "обновление курса"
порождала бы одно - мощную волну надежд и нетерпения,
иногда говорят "революция ожиданий"*. Достигнув
определенной ступени благополучия, люди внезапно
обнаружили, что живут в условиях всеобщего дефицита, о
котором мало задумывались раньше - в условиях нехватки
самых элементарных вещей. Социологам давно известен
этот феномен: недостатки и пороки экономической системы,
которые долго и терпеливо переносились "молчаливым
большинством" народа, как нечто неизбежное, начинают
вызывать острое раздражение, как только на горизонте
появляется возможность значительных улучшений. Как
только это большинство обнаруживает, что можно уже
сегодня жить интересней и лучше. Попросту говоря,
граждане учатся у глубл яющему ся действительным	больше желать. И пропорционально разрыву между желаемым и растет в массовом сознании
притягательность	перемен вообще и политического
инакомыслия в частности.
Было ли	осознано данное обстоятельство
руководством компартии? Было, но с опозданием и не
вполне отчетливо. Сначала преобладала самоуверенность.
Примерно к началу 1989 г. "волна ожиданий", порождающая
забастовки, стала вызывать беспокойство. На апрельском
(1989 г.) Пленуме ЦК КПСС один из членов ЦК, уже
испытывающих недовольство Горбачевым, говорил: "Мы же
отлично представляем наши экономические возможности,
наши материальные ресурсы. А лозунгами и призывами,
* Улюкаев А. Движение, - Коммунист, N 10,1991 г.
19
причем при нынешних запросах населения, которые мы
искусственно каждый день нагнетаем то примерами, то
сравнениями, то критикой, проблем не решить. Это уже
приводит к издержкам, развитию потребительских
настроений, что нам уже ярко проявила выборная
кампания"*.
Стремление представить средства массовой
информации ("злоупотребляющие" сравнениями и
критикой) в качестве виновника "волны надежд" - это
конечно, прием известный. Однако в целом главная угроза
компартии была определена в приведенном высказывании
верно. Эта угроза была бы тем меньше, чем примитивней
была бы структура потребностей членов общества, чем легче
они смирялись бы с формулой "будь доволен тем, что дают".
Подчеркнем, что ошибочно было бы связывать
рождение "волны надежд" исключительно с "эрой Горбачева".
Первые признаки этой волны появились на горизонте в
первые же месяцы правления Андропова, а, может быть, и
несколько раньше. Трудно сказать, во что суждено было
трансформироваться этим нарастающим ожиданиям
лучшей жизни, если бы однопартийно-административная
советская система избежала серьезных реформ,
ограничившись "наведением порядка" и "исправлениями" в
духе Андропова. Следует помнить, что генсек "от КГБ"
намеревался с 1984 года встать в экономике на тот же путь,
который Горбачев избрал в 1987 г. На путь расширения прав
"генералов" производства, хозяйственных руководителей. (К
концу 1983 г. успешно, как полагали эксперты из
* Правда, 27 апреля, 1989, с. 5
20
промышленного отдела ЦК, завершился
широкомасштабный эксперимент по децентрализации
управления.) К чему расширение самостоятельности
"казенных" предприятий-монополистов привело при
Горбачеве, мы зйаем. Вымывание дешевых и невыгодных
монополиям товаров, нарастание неотоваренной денежной
массы - эти процессы становились к концу 80-х совершенно
неотвратимыми.
Всплеск забастовочной волны, на наш взгляд,
становился на этом фоне неизбежным и без всякого
Горбачева. Можно предположить, что традиционный страх
"доперестроечной" эпохи мог бы удерживать раздраженную
и разочарованную массу рабочих от выступлений на 5-7 лет
дольше, чем при "генсеке-освободителе". А дальше? Уже к
1984-1985 гг. было очевидно, что советская экономика
стремительно дряхлеет, запасы нефти иссякают, а у
андроповско-черненковско-гришинского Политбюро нет в
запасе идей, подобных аграрной и внешнеэкономической
программе Дэн Сяопина.
Экономические взгляды Горбачева были, судя по
всему, самым радикальным из того, что могла генерировать
"команда Андропова".
3. РАБОЧИЕ КЛУБЫ: МЕЖДУ ПОЛЮСАМИ
В конце 70-х властями было разгромлено Свободное
межпрофессиональное объединение трудящихся (СМОТ).
21
Его лидеры были отправлены в лагеря. После этого первые
слабые правозащитные группы, ищущие контактов с
рабочей средой или с этой средой связанные, появились
лишь после первых либеральных заявлений Горбачева в
1986-1987 гг. Они не были однозначно нацелены на
организацию массового рабочего протеста против режима.
Они и не были совершенно убеждены в том, что такие акции
следует готовить. Вообще в течение примерно 3-х лет с 1986
по 1989 гг. позиция этих групп была несколько размыта и
противоречива. Главное противоречие было тем же, что и у
всех прочих инициативных политизированных объединений
"раннеперестроечной" волны. С одной стороны - явная (или
бессознательная) симпатия к "настоящей" демократии,
принципу свободы печати, идее независимости профсоюзов
от государства и т.п. С другой - хорошим тоном считалось
выражение верноподданических чувств (по крайней мере в
публичных выступлениях) по отношению к главному
губителю всех перечисленных ценностей - правящей партии.
Естественно, ввиду особой, выдающейся роли официального
лидера данной партии.
Среди участников первых рабочих (по социальному
составу и сфере деятельности) инициативных объединений в
1986-1987 гг. преобладали те, кто вполне искренне
симпатизировал новому партийному руководству, одобрял
его политический курс и сохранял осторожное отношение к
опыту польской "Солидарности". Среди многих причин
такого положения одна явно доминировала. "Заводские
неформалы" были очарованы идеей рабочего
22
самоуправления, вполне официально взятой на вооружение
командой Горбачева.
Второй по значимости, но старшей по возрасту и уже
укорененной в народном сознании была идея "борьбы с
бюрократизмом", защиты личности от бюрократического
произвола. С нее, можно сказать, возрождение рабочего
движения (как движения организованного и
самоидентифицирующегося) и началось. 1 марта 1987 г. в
газете "Комсомольская правда" была опубликована большая
статья "Противостояние". В ней рассказывалось о конфликте
на одном из рижских предприятий. Администрация уволила
электрогазосварщика Владимира Богданова,
отсутствовавшего на рабочем месте более 3 часов, в течение
которых он в качестве представителя защищал в суде права
другого рабочего, уволенного с этого же завода несколько
раньше. Богданов - высококлассный сварщик заочно
получил высшее юридическое образование в Латвийском
госуниверситете и время от времени помогал как юрист
своим коллегам по работе. Чем, естественно, вызвал
раздражение администрации.
Статья, мастерски написанная Инной Руденко,
вызвала широкий отклик - от читателей пришло несколько
тысяч писем. Сторонники Богданова из Риги и Москвы,
обработав поступившую корреспонденцию, отобрали около
сотни авторов, в письмах которых угадывалась их
политическая позиция и способность к действию. Им были
направлены послания, содержащие ряд довольно
рискованных по тем временам предложений. Во-первых,
приехать в конце августа в Москву, чтобы выработать план
23
помощи Богданову. Во-вторых, создать организацию,
ставящую своей целью защиту активистов от бюрократов
всех мастей.
Тональность и содержание многих писем давали
основания для выводов о реальности подобных планов. И
еще: о стремительном понижении уровня страха перед
советским репрессивным аппаратом уже к началу 1987 года.
В письме, подписанном целой бригадой с одного из
оборонных заводов в Свердловске говорилось: "Будем ждать
до 1 мая решения вопроса о восстановлении Богданова. Если
к этому сроку наше требование не будет выполнено, мы в
самом прямом смысле этого слова забастуем..." (письмо это
было опубликовано в "Комсомолке", правда слово
"забастуем" было заменено на "примем самые решительные
меры").
В другом отклике, из Киева от имени 25 человек -
рабочих завода ДСП объединения "Киевдрев" объявлялся
следующий ультиматум:
"Со всей ответственностью заявляем, что если
В.Богданов не будет восстановлен на заводе, или партийные
органы не сделают соответствующие выводы по поводу
виновных в этой расправе над рабочим, мы в знак
солидарности предпримем акцию..."
Характер акции не уточнялся. Но киевляне, как и
свердловчане, как и сотни других сторонников рижского
сварщика не побоялись указать свой точный (это было легко
проверить) обратный адрес. Даже это одно указывало на
фундаментальный сдвиг в "традиционно-советском"
сознании. Еще за год до статьи И.Руденко, скажем в начале
24
1986 г. трудно было себе даже представить, что в открытом
письме в официальную газету кто-то не скрывающий своего
адреса может грозить акцией политического протеста. Тем
более забастовкой.
Впрочем, и границы этой прогрессирующей
активности можно было обнаружить достаточно быстро. Из
нескольких сотен рабочих, написавших в редакцию о
готовности "крушить и бороться" на встречу в Москве 20
августа 1987 г. приехало не больше 30 человек.
Эта первая встреча рабочих активистов, нашедших
друг-друга благодаря рижанину Богданову принесла по
крайней мере 2 политических результата. • Было
провозглашено создание Рабочего объединения за
социальную справедливость (РОСС). Была также намечена
программа регулярных (каждые 3-4 месяца) встреч
сторонников нового объединения. (Нужно отметить, что этот
график более или менее выдерживался вплоть до июля 1989
г.).
Богданову же помогали как могли. Устраивали сбор
средств для него и его семьи. Направили специальные
послания в ВЦСПС, в Верховный суд Латвийской ССР и
Генеральному прокурору СССР. Под этим последним
письмом в течение 4 месяцев собирали подписи на заводах
Новокузнецка, Москвы, Ленинграда, Свердловска и тд. Тогда
еще бытовало наивное убеждение будто в зависимости от
количества подписей возрастает и значимость письма для
высокопоставленного адресата.
Подписей набралось около 3 тысяч.
25
Откликнулся и ВЦСПС, озабоченный возникновением ,
опасного очага неформальной рабочей солидарности. J
Юридическая служба главного штаба советских профсоюзов
обратилась к Председателю Верховного суда Латвии с j
просьбой о восстановлении Богданова на работе. Несколько
позже появились публикации в поддержку Богданова в
"Огоньке" и "Литературной газете". Но все было тщетно.
Верховный суд Латвийской ССР все просьбы отклонил. На
своем предприятии Богданов так и не был восстановлен
(правда, и его главный "обидчик" - генеральный директор
вскоре вынужден был уволиться), а на других к сварщику -
юристу с репутацией бунтаря относились	крайне
настороженно. В общем, в	результате	одним
профессиональным правозащитником в Латвии стало
больше.
История возникновения РОСС (позже "Межгородского
рабочего клуба") - лишь небольшой частный пример
проявления определенной тенденции, набравшей силу,
примерно на третьем году "перестройки". Инициативное ,
"рабочее объединение" уже не могло считаться уникальным
явлением.
В 1987-1988 гг. слабое брожение в заводской среде
вылилось не только в несколько забастовок (о которых
упоминалось выше), но также и в создание более или менее
устойчивых структур - рабочих клубов. Движение
неформальных клубов, небольших самодеятельных
объединений по интересам в этот период вообще стало
самой доступной формой политического самовыражения.
Оно превратилось в нечто подобное массовому модному
26
увлечению политизированной, главным образом городской
общественности.
27 декабря 1987 г. газета "Правда" в передовой статье
попыталась по-отечески строго разъяснить, какие клубы
отвечают интересам перестройки, а какие до добра не
доведут. К последним были отнесены все группировки,
пытавшиеся преобразоваться в оппозиционные партии и
"так называемые" независимые профсоюзы. Статья дала
"неформалам" пищу для заявлений о надвигающихся
"массовых репрессиях", для дискуссий по поводу
кремлевской политической кухни. Никакого другого эффекта
она, разумеется, не дала. Процесс можно было остановить
действительно только массовыми репрессиями. Число
политизированных клубов продолжало стремительно расти.
Правда, по своему социальному составу они чаще всего
оставались чисто интеллигентскими, состоявшими в
основном из работников умственного труда - инженеров,
преподавателей вузов, управленцев, научных сотрудников. В
процесс создания так называемого городского
политизированного "неформалитета" - среды общения
активистов - почти йе были вовлечены промышленные
рабочие. Это обстоятельство формально оставляло явным и
неявным сталинистам из структур КПСС возможность
поднять вопрос об "отрыве от народа" и "народных нужд"
большинства политизированных новообразований.
В этом смысле появление и первые малозаметные
шаги "рабочих клубов" означали одну важную вещь.
Размывание монополии компартии на представительство и
выражение интересов "рабочего класса". По социальному
27
составу эти клубы действительно были "рабочими", т.е.
состояли в значительной мере из работников физического
труда. Их важной чертой была также привязанность к
какому-либо "базовому" промышленному предприятию,
служившего местом работы лидерам клуба.
Первым подобным объединением стал клуб "Рабочий"
в городе Свердловске. Он был создан в марте 1987 г. группой
рабочих турбомоторного завода и студентов гуманитарных
факультетов Уральского госуниверситета. Основанный как
дискуссионно-просветительский в период возрождения и
расцвета публичных дискуссий клуб позже стал базой
регионального общественно-политического объединения
"Рабочий". Как в клубе, так и в объединении особым
влиянием пользовалась группа, тяготеющая к синтезу
"умеренного" марксизма (без диктатуры пролетариата) с
идеями национально-культурного возрождения России. Это
объясняет тот факт, что клуб "Рабочий" в течение полутора
лет тесно сотрудничал с местным неформальным
объединением "Отечество" - одним из филиалов движения
"Память".
14 августа 1987 г. прошло учредительное собрание
Московского рабочего клуба, первоначально действовавшего
при общежитии обувной фабрики "Пролетарий" (лидер -
Валерий Байдин). Клуб помогал Владимиру Богданову и
еще нескольким уволенным рабочим, позже активистам
Ярославского моторного завода, в 1989-1990 гг. участвовал в
создании "Вестника рабочего движения", в создании
Конфедерации труда. Ни устава, ни программы у клуба не
было вплоть до сентября 1989 г. На первый взгляд это было
28
явным упущением его организаторов. На самом же деле
отсутствие выраженной идеологической программы
помогало достичь нескольких важных целей. Прежде всего,
привлечь широкий круг активистов, с различными (а иногда
и полярными) политическими ориентациями. Эти люди
готовы были работать на клуб, вдохновляясь одной
единственной, причем весьма общей идеей, выраженной в
его названии. Членами МРК были, например, и Владимир
Ожогов, подписавший в январе 1990 года в США совместную
политическую декларацию с президентом американского
профцентра АФТ-КПП и слесарь-сборщик с ЗИЛа Василий
Шишкарев - коммунист-радикал. В 1992 г. Шишкарев стал,
между прочим, председателем антикапиталистического
Совета рабочих Москвы. В 1988-1989 гг. они оба считали
нужным, скажем, помогать ярославским моторостроителям,
печатать листовки против "черных" суббот и бороться за
право любого нового профсоюза без бюрократических
проволочек получать собственную печать и помещение.
Таким образом, любой социально активный рабочий, будь
он анархист, коммунист, монархист или националист,
объективно продвигал вперед очень важный процесс:
создание новой независимой от правящей компартии
структуры в зоне ее традиционного доминирования - в
рабочей среде. Среда эта при активном содействии
советского режима в течении нескольких десятилетий
аккумулировала в себе консервативные и вульгарно-
уравнительные настроения. Привлечь хотя бы небольшую
социально-активную часть рабочих к деятельности
29
независимых от компартии структур - значило ослабить
социальную базу всего режима.
В 1991 г. Московский клуб насчитывал не более 30
членов, из них не более десяти человек составляли "активное
ядро". Однако, и столь малочисленная команда оказалась в
состоянии за четыре года проделать весьма серьезную
работу. Прежде всего, она сумела, используя на все сто
процентов преимущества связанные с проживанием в
столице - политико-культурном центре страны, помочь в
налаживании связей и контактов между стачечными и
рабочими комитетами различных регионов. МРК удалось,
правда не сразу и не без труда, привлечь к сотрудничеству с
рабочим движением нескольких экспертов из московской
академической элиты.
Кстати, в апреле 1991 г. в "Московской правде" было
объявлено о создании еще одного Московского рабочего
клуба. Его возглавил член ЦК КПСС - рабочий К.Николаев.
К услугам нового "МРК" оказались и помещения райкомов
компартии и партийная пресса. Но аппаратчики
московского горкома КПСС в определенном смысле
опоздали. В 1988-1989 гг. слова-символы "солидарность",
"рабочий клуб", "рабочий союз" и т.п. используемые
демократами-антикоммунистами еще несли в себе музыку
справедливого протеста, разделяемого огромным
большинством народа. Это большинство чувствовало в
подобных словах, прежде всего стремление
противопоставить себя привилегированной номенклатуре. В
эти годы рядового инженера, врача, научного сотрудника
довольно трудно было напугать опасностью корпоративного
30
или группового эгоизма рабочих. Чувство единства перед
лицом обособившейся партийной элиты было сильнее. Но,
естественно, это чувство ослабевало по мере ослабления и
распада данной элиты. Обаяние "рабочей" символики
оказалось почти исчерпанным примерно к 1991 г.,
последнему году существования режима. К этому времени
общество подустало от протестов и было способным
разглядеть в забастовке не только жест отчаяния, но и
групповой эгоизм. Естественно, поэтому, что все усилия
московских коммунистов перехватить идею "рабочего клуба"
(как и "рабочего движения" в целом), заставить ее работать
на себя оказались тщетными.
Но вернемся в 1987 год. Волна "клубной" активности
заливала страну, но в первую очередь крупные
промышленные центры. В Ленинграде в ноябре 1987 г. на
заводе "Красная заря" возник клуб "Рабочая инициатива". Его
возглавил электрик Виктор Тягушев. Клуб выпускал свой
бюллетень, с его помощью привлекая к себе новых членов с
других заводов. Тягушев установил тесные связи "Рабочей
инициативы" с неформальными объединениями
ленинградской либеральной интеллигенции - клубами
"Перестройка" и "Народным фронтом". Он, в частности,
приглашал экономистов из этих организаций - Петра
Филиппова и других - организовывать семинары для
рабочих. Темы семинаров были в основном экономические,
например: "Оплата труда и ценообразование". В этом же
Русле с февраля 1988 г. начала действовать в Ленинграде еще
одна "команда": клуб "Демократизация профсоюзов". Этот
клуб первым составил (и активнейшим образом
31
пропагандировал) детальный и разветвленный перечень
поправок к действующему трудовому законодательству.
Активисты из "Демократизации профсоюзов" требовали,
например: 1) введения прямых и тайных выборов всех
председателей профсоюзных органов; 2) отмены
"соцсоревнования"; 3) создания забастовочных фондов; 4)
установления минимального отпуска в 24 рабочих дня; 5)
отмены всех запретов на совместительство; 6) права "вето"
крупных профобъединений на указы и постановления,
ущемляющие интересы трудящихся; 7) увеличения до 3 лет
продолжительности отпуска по уходу за ребенком для
женщин.
Оказала ли эта программа какое-либо влияние?
Безусловно, оказала. Она, как и некоторые другие подобные
ей неформальные проекты позже послужили Источниковой
базой для обновления программ ВЦСПС-ФНПР и текущего
законодательства.
Впервые четко и внятно сформулировать некоторые
конкретные и реалистичные требования (например, о 24-
дневных отпусках). Запустить их в политический оборот.
Быть может, в этом и заключалось основное значение
большинства "рабочих клубов".
В течение 1988 г. география активности "заводских
неформалов" расширялась. В мае в Кемерово на базе ПО
"Азот" был создан дискуссионный клуб "Рабочий". Хотя
инициатива создания неформальной структуры
принадлежала работникам химического производства, на
заседания клуба приходило немало шахтеров с нескольких
шахт близ Кемерова.
32
В июне клуб под названием "Демократический союз
содействия перестройке", состоящий в основном из рабочих
и ИТР возник на электромеханическом заводе в г. Бердске
Новосибирской области.
Не прошли бесследно и митинги против "черных"
суббот в Ярославле. Меньше чем через год в сентябре 1988 г.
несколько активистов движения за отмену рабочих суббот
(Л .Макаров, Л Афанасьев и др.) создали на Ярославском
моторном заводе "Рабочий клуб" - прообраз инициативной
группы по созданию свободного профсоюза.
Затронем в этом контексте один традиционный
российский вопрос. Какова была роль политизированных
интеллектуалов на самых первых этапах пробуждения
активности рабочих? Ведь, как известно, однажды в русской
истории интеллигенция уже решала вопрос об отношении к
рабочему движению.
4.0 РОЛИ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ
Как известно, к 1988-89 гг., т.е. к моменту начала
"командой" Горбачева реальных политических реформ
российская интеллектуальная элита разделилась на две
большие идеологизированные группы. Границы между
ними оставались весьма размыты. Идентификацию их
позволяла осуществить четкая и недвусмысленная позиция
их духовных и политических лидеров. У одной группы это
были - Андрей Сахаров, Гавриил Попов, Юрий Афанасьев,
33
некоторые другие. Их ориентацию - в общем и целом
либеральную, генетически связанную с историческим
"западничеством", среди читающей публики, а также среди
самых широких не ангажированных в политику слоев стало
принято обозначать емким словечком - "демократы". Для
другой группы, олицетворяемой такими фитурами, как
Игорь Шафаревич, Юрий Бондарев, Василий Белов,
духовным фундаментом служили такие понятия - ценности
как "государство", "нация", "империя". Эта ориентация, во
всем мире воспринимаемая как фундаменталистская, в
России также получила свой популярный шифр - "патриоты".
Духовные истоки и сущность этого размежевания -
самостоятельная, большая тема. Мы же отметим здесь один
интересующий нас аспект. Две идеологизированные группы
писателей и публицистов совершенно по разному
самоопределялись в плоскости практической политики, при
постановке конкретных задач перед слушающей и читающей
их гигантской аудиторией. "Демократы" стремились к
воплощению широко известных в мире, "апробированных"
моделей политического устройства и1 рыночной реформы.
"Патриоты" же, с негодованием отвергая эти рецепции как
чуждые России, вели речь о совершенно новом,
"национальном", самобытном пути развития.
"Национальный" путь при этом проступал в самых общих
туманных контурах. Не случайно поэтому в политической
риторике "патриотов" доминировал критический элемент:
антикапитализм, антизападничество, антилиберализм и тд.
Отмеченные различия двух типов мировоззрения
находили отражение в публикациях и выступлениях
34
представителей обеих интеллектуальных групп. Эти
различия предопределили и первоначальный успех одной из
них в смысле влияния на различные группы городского
населения и в частности на промышленных рабочих. Сами
по себе стиль и проблематика выступлений либеральных
интеллектуалов были яснее, доступнее и логичнее
выступлений их идеологических оппонентов. Прежде всего
ввиду того, что последние не вполне ясно представляли себе:
какой политический и экономический порядок они
предлагают стране. Не будем здесь разбирать суть
аргументации идейных противников. Эта проблема за
последние годы достаточно полно разбиралась во множестве
политологических и философских работ. С точки же зрения
восприятия этой аргументации рабочей аудиторией важно
было следующее: либералы четко говорили об отмене
централизованного планирования, о необходимости рынка,
об учете опыта процветающего Запада, о проблеме защиты
гражданских прав каждого - от министра до рабочего. Они
рисовали совершенно ясную перспективу. Им начинали
верить.
Национал-государственники рассуждали о
соборности, об опасностях индивидуализма и нравственной
деградации, идущих к нам с Запада, о пагубности слепого
копирования зарубежных политических моделей. С такими
Доводами никто не спорил. Но в них не просматривалась
перспектива. Национал-государственники упрекали
либералов в развале всего и вся, но сами оказывались в
Двусмысленном положении. Постоянно цепляться за
прошлое было бессмысленно - и к Сталину, и к Брежневу у
35
них имелись свои претензии; но что мог означать "особый
российский путь" в ближайшем будущем они четко
объяснить не могли. По крайней мере для активистов
рабочих организаций к 1989-1990 гг. никакой "третьей силы"
помимо пары "коммунисты-демократы" попросту не
существовало.
До 1990-1991 гг. идеологический раскол в российском
обществе почти не был оформлен политически и структурно.
Несколько лет процессы поляризации шли под крышей
формально единой КПСС (отчасти и внутри Союзов
писателей СССР и РСФСР). При этом либеральные
интеллектуалы постоянно стремились структурно
обособиться, отделить себя от привычно официозных
структур и названий, сделать свои позиции и объединения
узнаваемыми и запоминаемыми. У всех в стране, в том
числе и у рабочих были, на слуху Межрегиональная
депутатская группа (МДГ), писательское объединение
"Апрель", Демократическая Платформа в КПСС, чуть позже
блок "Демократическая Россия". При этом либералы
оказались смелее и последовательнее национал-1
государственников в возрождении и использовании понятий i
и символов, коренящихся в досоветской эпохе.	।
Напротив, стремление к консервации традиционных;
(т.е. укоренившихся в советскую эпоху) структур и символов
было весьма характерно и для коммунистов, и для
национал-государственников. При этом последние, имея в
своих рядах интеллектуалов национального масштаба
(В.Распутина, В.Белова, И.Шафаревича и других) зачастую
обеспечивали первым обновление идеологической базы.
36
До начала 1990 г. формирующийся национал-
коммунистической блок еще рассчитывал на  то, что
разбуженное перестройкой движение городских рабочих
сблизится с ним на основе антикапиталистической и
националистической риторики. Выступая в августе 1989 г. на
заседании Верховного Совета СССР, писатель Василий
Белов пытался июльскую забастовку шахтеров представить
как выражение ущемленных национальных чувств: "в
штреках ползают в основном русские и украинцы...". Однако,
спустя полтора года, он видел в горняках уже скорее
враждебную силу, весеннюю стачку 1991 г. расценивал как
проявление безответственности и эгоизма.
Что касается центрального аппарата компартии (во
главе с Горбачевым), долгое время претендовавшего на
место в центре между названными группировками, то эти
претензии в общем и целом оказались завышенными. В
реальности почти все члены высшего партийного
руководства рано или поздно оказались вынужденными
сигнализировать о своей ориентации на один из двух
лагерей. Или этот шаг был сознательным политическим
поступком (как у Александра Яковлева и Эдуарда
Шеварнадзе), или он был неизбежным результатом
конкретных событий, раздиравших и расслаивавших
партийную элиту. Самый яркий пример - августовские
события 1991 г., расколовшие связку Горбачев - Лукьянов.
Оказалось, что участью коммунистической или даже
Умеренно-социалистической ориентации оказалось слияние
с национал-государственниками и фундаменталистами -
вполне логичная и многократно предсказанная эволюция.
37
Такая эволюция добавила в итоге немало "розового цвета" в
идеологию национал-коммунистической коалиции.
Теперь поставим вопрос еще более конкретно. Что
существенного предпринимали интеллектуальные лидеры
обоих лагерей по отношению к пробуждающемуся
движению рабочих? Пытались ли они привлечь на свою
сторону рабочих лидеров?
Серьезных аналогий с "революционными эпохами" не
получится. Осторожностью и даже некоторой
эмоциональной отчужденностью было пропитано
отношение интеллектуальных лидеров "демократов" к
рабочему движению. Да, действительно, как и сто лет назад
вопросы общественного переустройства, борьбы с
привилегиями занимали в их сознании ключевое место. Но
была внесена существенная поправка. Подавляющее
большинство российских лидеров не желало радикализации
рабочего протеста до степени реальной угрозы насилия над
кем бы то ни было. Уроки 1905 и 1917 года не были забыты,
как бы ни были сегодня модны взаимные обвинения в
"большевизме" и "необольшевизме". Да, были призывы к
политическим забастовкам (например, в декабре 1989 г. в
связи с борьбой вокруг ст.6 Конституции СССР о
руководящей роли КПСС). Но они звучали в контексте
общей установки на ненасильственные методы давления на
власть, признания действующей Конституции (речь-то шла
об изменении именно в рамках ее текста), соблюдения
действующих законов (не запрещавших тогда еще
политических стачек). При этом либеральные интеллектуалы
и рабочие вожди не были объединены единым движением.
38
Первые обычно не очень четко представляли себе того, на
что готовы вторые.
Советских или российских претендентов на роль
Яцека Куроня или Адама Михника (интеллектуальных
лидеров польской "Солидарности" в 1980-81 гг.) в конце 80-х г.
не нашлось. Среди тех, кто действительно оказывал
рабочему движению большую или меньшую
интеллектуальную поддержку преобладали не политические
бойцы, но люди, тяготеющие к умеренному
просветительству. Тут следует назвать имена Игоря Пантина
- главного редактора журнала "Рабочий класс и современный
мир", социолога Андрея Алексеева, историка Леонида
Гордона, экономиста Леонида Шейниса, социологов Аллы
Назимовой и Виктора Комаровского. По степени
радикальности политические взгляды этих ученых, конечно,
несколько различались. Но в целом, повторим, большая
часть академической интеллигенции была настроена в том
духе, что "не следует мешать Горбачеву".
Выражая в ходе "круглого стола", организованного в
августе 1988 г. Московским рабочим клубом, данную мысль
Игорь Пантин подчеркнул, что все революции приходившие
"снизу" заканчивались диктатурой. Августовские дни 1988 г.
побуждали к переосмыслению или, по крайней мере, к
корректировке этого тезиса. Как раз в это время польское
профобъединение "Солидарность", пережив наиболее
трудные годы военного советского режима, предпринимало
свой второй забастовочный натиск на монополию
компартии. Стихия идущих "снизу" стачек постепенно
входила в берега переговоров за "круглым столом" и
39
подготовки свободных выборов. Русские интеллектуалы
наблюдали за этим процессом с надеждой и, в то же время,
несколько растерянно. Они явно уступали польским
оппозиционерам в целеустремленности, смелости и
активности в развитии контактов с рабочей средой. Однако,
сам по себе ход событий постепенно складывался в их
пользу и в пользу мирного корректного диалога с властью.
О том, что рабочие лидеры особенно не нуждались в
политическом патронаже со стороны интеллектуалов, и даже
опережали последних в радикальности выдвигаемых
требований - разговор особый. Эту тему мы затронем ниже.
Но существовала и другая проблема. Эмоциональное
отчуждение значительной части промышленных рабочих от
городской интеллигенции.
Дело в том, что "ранняя перестройка" - медленная
либерализация средств массовой информации в конце 80-х
годов - возродила романтико-идеалистические
представления о "потенциально революционной", почти
мессианской роли советского рабочего класса. В нем
чувствовали силу, которая среди всеобщих суеты и
многоголосья сосредотачивается, готовясь сказать некое
долгожданное веское слово. И именно это слово должно быть
услышано и выслушано высоким начальством,
игнорирующим шум мелких политизированных
группировок.
В ходе стачек, прокатившихся по угольным регионам,
чувство собственной силы и превосходства у рабочих
лидеров, конечно, возрастало. Обычно оно не перерастало в
отчуждение от всех иных групп населения, искавших
40
защиты у рабочих комитетов. Однако, о некоторых деталях
следует вспомнить.
В Донецке в первые дни июльской забастовки в 1989 г.
члены стачкомов протянули по периметру площади,
заполненной митингующими, толстую веревку. За эту
условную границу пускали только людей в шахтерских
робах. Всех, кто был в обычной одежде "отсекали". С одной
стороны не хотели, очевидно, слишком сильно прогневать
начальство ("у нас протест чисто пролетарский, требования
экономические, неформалов гоним"). С другой - классовое
чувство тысяч митингующих было реальностью в те
несколько горячих недель.
Потом чувство это стало размываться, поиск
политических союзников оказался куда более важным делом.
И все же вопрос - "кто же руководит движением: сами
рабочие или опять столичные интеллектуалы?" - нет-нет, а
возникал.
В день открытия Съезда независимых рабочих
движений и организаций (Новокузнецк, апрель 1990 г.)
возникла любопытная ситуация.
В состав редакционной комиссии ведущий Съезд
Вячеслав Голиков предложил 12 человек. Но представитель
Магнитогорска Владимир Зеркин указал, что среди этих 12-
ти только четверо рабочие, а остальные интеллигенция,
против которой он, Зеркин, лично ничего не имеет, но все же
это Съезд прежде всего рабочих и тд. Голиков, знавший, что
Зеркин - член Марксистской рабочей партии был несколько
Раздражен, но Съезд в общем отнесся к замечанию с
пониманием. Вопрос о составе редакционной комиссии
41
снова был поставлен на голосование и в итоге выход был
найден: без чистки "интеллигентской части" комиссии к ней
было добавлено еще четверо рабочих.
Вряд ли тут проявился "классовый подход" делегатов.
Дело было скорее в их ощущении неких "правил игры",
которые пока действуют и которые некрасиво нарушать.
Действительно, раз уж хотели провести Съезд рабочих
организаций, это название не должно оставаться пустым
звуком. Раз уже потребность в новых рабочих, в том числе,
политических организациях возникла, значит в стране ।
явный дефицит честных и профессиональных I
представителей рабочих интересов - в том числе юристов,)
профсоюзников и тд. Дефицит, который пока не восполнен. I
5. ГЛАСНОСТЬ КАК СРЕДСТВО БОРЬБЫ "ЗА
РАБОЧИХ"
Почему же все таки, несмотря на единую мощную
организационную базу ВЦСПС и органов компартии,
активность национал-государственнических и
неокоммунистических объединений - их влияние на рабочую
среду, на рабочие организации оказалось в этот период
слабее, чем влияние либеральной интеллигенции?
Прежде всего в силу того, что можно было назвать
своеобразной информационной революцией. Даже вне
зависимости от политической позиции журналистов само по
42
себе изложение малоизвестных или тщательно
скрывавшихся фактов из биографии режима, мягко говоря,
мало способствовало популярности неокоммунистов любого
сорта и расцветки. Стихийно большинство журналистов
крупных изданий уже в 1987-1988 гг. нанося отдельные
штрихи, рисовало контуры демократического будущего
России. И другого образа будущего, который устраивал бы,
положим, фундаменталистов-государственников образца
1993-1995 гг., в начале "перестройки" попросту не
существовало. Никто не мог, да в общем-то и не пытался его
нарисовать. Как известно, сам Горбачев, рассуждавший о
"демократическом, гуманном социализме", как о
перспективе, как о главной цели "перестройки", выглядел не
очень убедительно. Никто, и даже сам генсек не мог толком
объяснить, что же это за цель. Средства массовой
информации, как и партийное руководство действовали и
мыслили скорее эмпирически, ситуативно, чем
концептуально и целенаправленно. Московские,
ленинградские, кузбасские, уральские журналисты наносили
удары по конкретным язвам, по "отдельным личностям". Но
обнажалось и разрушалось при этом грязное нутро целого
режима, который в тот момент еще нельзя было печатно
называть "тоталитарным".
Впрочем две темы в любых публикациях и
репортажах постепенно приобретали статус магистральных
- общепризнанных и общепринятых. (Дальновидные
политики типа Ельцина, стремясь предельно расширить
свою электоральную базу, именно эти темы сделали для себя
43
главными). Условно их можно было бы обозначить так: !
больше гласности и больше справедливости.
Ну и как же, с точки зрения этих двух общепринятых
приоритетов, выглядели главные персонажи "перестроечной"
(и "постперестроечной") политической сцены - "демократы",
коммунисты и "патриоты"? Сформулируем этот же вопрос
чуть-чуть конкретнее: как они могли выглядеть в глазах 1
читающего и обеспокоенного ухудшением своего положения
рабочего?
Ортодоксальные коммунисты и тяготеющие к ним
национал-государственники изначально акцентировали
внимание на злоупотреблениях гласностью, а не на
благотворности самой гласности. На опасностях излишней
свободы средств массовой информации, а не на расширении
потока этой самой информации. Контуры этой линии
очертил в июне 1988 г. на XIX партконференции КПСС
писатель Юрий Бондарев: "...Сегодня человека как комара
можно газетой прихлопнуть...". Приверженцы
моноцентричной системы власти были.крайне встревожены
расширением влияния прессы - которую в 88-м еще не
принято было называть "четвертой властью". Идея
разделения властей тогда еще отвергалась как "буржуазная".
Напротив, большинство рабочих никакой опасности в
расширении информационного потока попросту не видело.
Тем более не пугал рабочую среду процесс "помрачения
кумиров", крушения авторитетов. Для коммунистов-
ортодоксов и национал-государственников приоткрытое
журналистами мрачных страниц в биографиях Сталина,
Ленина, Брежнева и тд. выглядело как "обливание грязью
44
национальной истории". В рабочей же среде
"разоблачительные" статьи на исторические и современные
темы вызывали в основном обычный житейский интерес без
всяких опасений за судьбу "устоев". И более того.
Разоблачение "больших начальников" - бывших и
нынешних, вызывало безусловную поддержку на самом
"нижнем этаже" советской общественной пирамиды.
В мае 1988 г. рабочий клуб с московской фабрики
"Пролетарий" провел один из первых опросов общественного
мнения среди рабочих. На вопросы анкеты ответило 800
человек из 1200 работающих на фабрике. На вопрос: "Нужно
ли и дальше расширять свободу печати или гласности
сейчас вполне достаточно?" 71% опрошенных предпочли
ответ: "Гласность необходимо расширять". 3% ответили:
"Гласности вполне достаточно". Остальные признались, что
подобные проблемы их не интересуют.
Другой вопрос из той же анкеты: "Как Вы относитесь к
недавнему Указу о борьбе с нетрудовыми доходами?"
(одному из самых "антирыночных" указов Горбачева,
изданному в период "нащупывания" линий реформ и
нанесшему немало вреда первым росткам экономической
инициативы).
45
Ответы:
1)	Этот Указ нужен был давно,
он должен ликвидировать спекуляцию	14%
2)	Указ вреден, он душит экономическую инициативу 41%
3)	Не думал над этим вопросом	12%
4)	Другие варианты ответа	33%
Сознательно не пытаюсь здесь подкрепить свой вывод
более обширной социологической аргументацией, поскольку
уверен: результаты этого небольшого обследования в целом
отражают некоторые важные ориентации большинства
промышленных рабочих в первые "перестроечные" годы.
Безусловно "гласность" и "свобода слова" для российского
рабочего 1987-88 гг. означали нечто гораздо большее, чем те
же ценности для рабочего, скажем в 1993 г.
Подозрительность и зависть к "кооператорам" в 1987-1989 гг.
еще не вытеснили надежд на улучшение жизни с помощью
большей свободы для экономической активности. Или, как
тогда часто говорили - с помощью "нового НЭПа".
Идея же справедливости в 1987-1989 гг. в сознании
среднего рабочего ассоциировалась в основном с темами
незаконных привилегий "начальства" (с 1989 г. все чаще
использовалось слово "номенклатура") и недостаточного
вознаграждения для лучших (работников, коллективов), т.е.
уравниловки. Эти темы либеральными публицистами из
"Огонька", "Московских новостей", "Комсомольской правды",
46
"Литературной газеты" были освоены и раскрыты
несравнимо глубже и ярче, нежели их уже не столь
многочисленными и - ясно - менее талантливыми
оппонентами из "Правды", "Советской России" и сотен
областных партийных изданий.
Важно отметить еще одно обстоятельство. Те же
факторы, которые способствовали ослаблению
фундаменталистов из руководства КПСС, постепенно
выбивали почву из под ног самого Горбачева. Неся основную
ответственность за первые результаты реформ, он неизбежно
оказывался в крайне невыгодном положении перед лицом
разбуженного им же общественного мнения. Осмелевшая
пресса, правда, избегала прямых выпадов против самого
генсека, но без стеснения атаковала различные аспекты его
политики.
Комментируя данный сюжет из истории советской
"перестройки" небесполезно бросить взгляд на другой весьма
знаменательный период из истории другого государства.
Имеется в виду Франция в годы, предшествовавшие
революционному взрыву 1789 года. Сопоставления из данной
области не столь уже оригинальны. Еще Алесь Адамович в
1988 г. назвал Белоруссию "Вандеей перестройки", имея в
виду рептильный консерватизм руководства белорусской
компартии. Нас же данном случае интересует совершенно
определенный аспект. Роль свободы слова (понимаемой тут
в качестве свободы критики властей) в судьбе тех, кто открыл
ей дорогу; в судьбе инициаторов "реформ сверху".
Действуя на месте Горбачева, любой реформатор, да
просто любой более или менее энергичный политик из
47
советской партийной элиты оказывался бы в ловушке,
созданной предшествующей деятельностью этой самой ।
элиты. Само по себе предание гласности недостатков и
пороков системы являлось важным условием реформ. С.
другой стороны, именно гласность открывала гражданам,
пороки и недостатки самого венценосного реформатора. В|
подобной ловушке оказался французский монарх Людовик;
XVI, павший в 1792 г. жертвой всесокрушающего I
революционного смерча. (Вряд ли правомерно ссылаться в j
данном контексте на судьбу русского императора •
Александра II, павшего жертвой группы террористов.
Радикализм "Народной воли" не отражал в общем чувств и ।
настроений основной массы народа по отношению к царю-
реформатору. Соответственно и трагическая гибель его не
могла повлечь за собой и не повлекла крушения всего здания
монархии). В течение полутора десятилетий,
предшествовавших восстанию 1789 года, король пытался (в
отличие от своих предшественников) улучшить положение 3-
ого сословия и в частности его беднейшей части. Меры,
предпринимавшиеся монархом, были крайне осторожны и
непоследовательны, но сопровождались, как бы мы сейчас
сказали, широкой кампанией в печати. В газетах и
официальных правительственных документах того периода
интенсивно обличались злоупотребления и пороки,
неразрывно связанные с существовавшей тогда во Франции
системой власти, со "старым порядком". При этом о влиянии
подобных публикаций на умонастроения народа особенно
никто не думал. У французского историка и мыслителя
Алексиса де Токвиля в его книге "Старый порядок и
48
революция" есть глава с весьма примечательным с точки
зрения современного российского читателя заголовком: "О
том, как привели народ к восстанию, желая облегчить его
положение". Этот фрагмент, написанный почти 150 лет
назад, может немало дать для понимания некоторых наших
"раннеперестроечных" процессов, подтверждая актуальность
старой темы о вечности и универсальности некоторых
законов политики. Токвиль, в частности, пишет: "Люди,
имевшие больше всего оснований опасаться его (народа -
авт.) гнева, громко говорили в его присутствии о тех
жестоких несправедливостях, жертвою которых он всегда
был; они показывали друг другу на те чудовищные пороки,
которые гнездились в учреждениях, наиболее давивших его;
они красноречиво описывали, как плохо он вознаграждается
за свои бедствия и свой труд; таким образом они исполняли
его яростью, усиливая принести ему облегчение..."*.
Чуть ниже французский историк конкретизирует свои
замечания применительно к поведению рабочих: "Собираясь
в это же самое время отменить стеснения, которые налагала
на рабочих система ремесленных корпораций,
провозглашали именем короля, "что право на труд есть
самый священный из всех видов собственности; что всякий
закон, наносящий ему ущерб, нарушает естественное право
и, как таковой, должен считаться недействительным; что
вообще существующие корпорации суть учреждения
Уродливые и деспотические, плод себялюбия, алчности и
насилия". "Подобные слова, - пишет Токвиль, были опасны.
опаснее было то, что произносились они праздно.
* Токвиль А. Старый порядок и революция. М.1989, С.200.
49
Несколько месяцев спустя восстановили и корпорации, и
барщину..."*.
Последние слова - ключевые. Как для французских
рабочих последней четверти XVIII века, так уж тем более и
для российских рабочих посдедней четверти века ХХ-го
наиболее раздражающим фактором было не само по себе
ухудшение условий жизни (люди готовы были терпеть).
Раздражало именно то, что на фоне широкой рекламы
реформ реальные сдвиги - особенно в том, что касалось
материальных условий жизни и поведения местного
начальства, - были ничтожны.
В сознании простого рабочего с традиционно-
советским мировоззрением неизбежно складывался список
"врагов перестройки". И в этом списке сразу вслед за такими
замшелыми партократами как Виктор Гришин, Егор j
Лигачев или Иван Полозков следовал сам инициатор <
гласности - Михаил Горбачев.
* Токвиль А. Старый порядок и революция. М.1989, С.201.
50
ГЛАВА ВТОРАЯ.
ДВИЖЕНИЕ
1. ПУСТЕЮЩИЕ ПРИЛАВКИ, БЕЗОБЛАЧНАЯ
СТАТИСТИКА
О каких экономических факторах приближающегося
взрыва можно было бы говорить с цифрами в руках?
Уникальность "предгрозовой" ситуации 1988-1989 г.
заключалась в том, что никаких опасных симптомов
официальная статистика не улавливала. И не только, в связи
с тем, что призвана была исключительно лгать. Многие из
показателей приводимых ниже, думается, более или менее
верно отражали положение с выпуском тех или иных видов
продукции. Просто официальная статистическая система в
принципе не могла уловить резкое нарушение баланса
между уровнем производства и уровнем платежеспособности
населения, между ростом денежной и товарной масс,
находящихся в обороте. Но именно с середины 1989 г. из
магазинов начали как по злому волшебству исчезать самые
различные товары потребления. Сначала мыло, шампуни,
моющие средства, затем бытовые электроприборы -
Радиоприемники, холодильники, телевизоры, затем
продукты питания. Среди рабочих стали популярны
Разговоры о "заговоре мафии", о диверсиях. В 1989 г.
Руководство, возглавляемое М.Горбачевым еще не стало
главным адресатом критики. Ругали в основном кого-то
51
неявного, укрытого в тень. (В последствии это обстоятельство
и определило характер массового протеста).
К началу 1989 г. обрисовалась тенденция: средняя
зарплата промышленных рабочих несколько возросла, но
"отоварить" ее становилось все труднее. Официальные
средства массовой информации констатировали успехи
перестройки, умеренный рост производства, но прилавки
неудержимо пустели. Самостоятельность госпредприятий
явно расширилась, но неожиданно это выразилось в
"вымывании", прекращении выпуска большинства
относительно дешевых товаров массового спроса.
Набравшимся сил и смелости директорам-монополистам
производить их оказалось невыгодно.
Между тем значительного роста цен не происходило.
Да и формальные показатели выпуска основных видов
продукции массового спроса-выглядели вполне пристойно.
Ниже приводится таблица, содержащая эти данные. Ее
следует здесь привести, хотя бы по двум причинам.
Во-первых, из данных подобного характера
руководство страны черпало информацию о более или менее
благополучном состоянии экономики.
Во-вторых, важно отметить, что объективно ни к
середине, ни к концу 1989 г. сокрушительного развала
экономики, не произошло. Даже о спаде производства
говорить можно было весьма условно (см. таблицу 1).
Экономика стала на краю. С 1990 г. показатели,
приведенные здесь поползли вниз.
52
Производство важнейших видов продукции
пищевой промышленности в 1980-1989 годах
Наименование видов продукции	1980	1985	1986	1987	1988	1989
Мясо (промышленная выработка) - всего, тыс.т.	9140	10808	11670	12243	12826	13164
Молоко, млн.т.	25.5	29.8	31.3	32.5	33.5	34.6
Пищевая рыбная продукция, включая рыбные консервы, млн.т.	5.0	5.6	5.7	5.5	5.7	5.6
Источник: Народное хозяйство СССР в 1981 г. Статистический ежегодник, М.
Финансы и статистика, 1990, С. 491-492
Производство отдельных вадов промышленных
товаров массового спроса в 1980-1989 годах
Наименование вадов продукции	1980	1985	1986	1987	1988	1989
Телефизоры тыс. шт.	7528	9371	9436	9081	9637	9938
Магнитофоны тыс.шт.	3054	4665	4765	5023	5548	5713
Холодильники и морозильники тыс.шт.	5932	5860	5948	5779	6104	6698
Стиральные машины тыс.шт.	3826	5068	5383	5779	6104	6698
Электро- пылесосы тыс.шт.	3222	4065	4269	4447	4795	5087
Легковые автомобили, тыс.шт.	1327	1332	1326	1332	1262	1217
Домики ссадовые (включая наборы строительных деталей к ним, срубы	и хозблоки) тыс.шт.	4.9	34.4	68.6	95.1	115	146
2. УГОЛЬНЫЕ РЕГИОНЫ: НАКАНУНЕ
Все события непосредственно предшествовавшие
массовым выступлениям горняков и других групп рабочих в
1989 г. говорят об одном. Мощная забастовка, явное и
массовое выражение социального протеста становились
совершенно неотвратимым поворотом "перестроечной"
истории страны.
Никакие "превентивные" социальные меры, никакие
спешные подачки не могли бы уже предотвратить взрыва. |
Остановимся чуть подробнее на процессе "быстрого <
вызревания" большой забастовки в российских угольных
регионах, в период непосредственно предшествующий июлю
1989 г.
В Воркуте к началу 1989 года тема забастовки с !
политическими требованиями (в основном
антикоммунистического характера) была весьма ,
популярной в среде местной интеллигенции и отчасти в
рабочей среде. В феврале возник городской клуб избирателей i
(для поддержки на выборах в марте небольшой группы
кандидатов в народные депутаты СССР). Его назвали
"Солидарность". Шахтеры из числа его основателей открыто
говорили, что им во многом симпатичен опыт польских
рабочих. 2 марта забастовала шахта "Северная": несколько
сот горняков отказались подниматься на поверхность.
Требования касались в основном повышения оплаты труда,
доплат за работу в ночное время, сокращения
управленческого персонала. Активисты "Солидарности"
56
попытались поддержать забастовщиков, дать широкую
информацию о конфликте. Несколько членов клуба
участвовали в митинге на территории бастующей шахты. В
результате некоторых из них местные власти подвергли
административному аресту, уволили с работы. Члены
"Солидарности" обжаловали все эти решения в суде. И
небезуспешно.
Приведу извлечение из решения Воркутинского
городского народного суда от 16 июня 1989 г.
Рассматривается дело о восстановлении на работе и оплате
времени вынужденного прогула. Истец, уволенный в марте в
связи с его участием в несанкционированном митинге на
территории шахты, работником которой он не являлся,
пытался доказать, что его действия не носили характера
"мелкого хулиганства" (такова была оценка милиции). На
заседании выступили свидетели-шахтеры. Можно
предположить, что в воздухе Воркуты уже ощущалось
горячее дыхание надвигающейся социальной бури. Во
всяком случае суд пришел к следующим выводам в
отношении действий истца:
"...	1.1 Инициатором и организатором
несанкционированного митинга на шахте "Северной" ОВУ
05.03.89 он не был. И работники шахты, и жены бастовавших
шахтеров 9-го участка пришли в административно-бытовой
корпус (АБК) потому, что с ними была назначена встреча
министра угольной промышленности, представителей Коми
ЦК КПСС, руководителей г.Воркуты и Объединения
Воркутауголь".
57
1.2. В АБК шахты он каким-либо запрещенным
способом не проникал, так как это здание не является
режимно-пропускным и доступ в него свободный. Наряду с
другими членами неформального клуба "Солидарность" он
был приглашен на митинг женами бастующих шахтеров, т.е.
продиктованы они (действия истца, - авт.) не хулиганскими
побуждениями. Это подтвердили свидетели Масалович,
Гуридов (впоследствии лидеры стачкома "Воргашорской",
испытавшие на себе в марте все виды нажима со стороны
слабеющей, но еще энергичной репрессивной машины -
угрозы, анонимные и открытые, 6-ти суточные аресты,
издевательства в тюремной камере. - авт.)."
2 апреля группа горняков шахты "Подмосковная" в
Тульской области возглавляемая Владимиром Черкасовым
начала под землей голодную забастовку. Ее вскоре пришлось
прекратить из-за отсутствия широкой поддержки. Однако,
одно из требований администрация все же выполнила:
была повышена зарплата некоторым категориям
работников, обслуживающим наземные службы шахты -
уборщицам, кладовщикам и т.п.
Лихорадило и Кузбасс. Кратковременные забастовки
вспыхивали чуть ли не еженедельно и на шахтах, и на
предприятиях других отраслей. Они обычно быстро гасли по1
причине узко-локального характера требований и слабости
лидеров. Парткомы на предприятиях и обком компартии
предпринимали все возможное, чтобы сбить
поднимающуюся волну. Прежде всего блокировалась любая
информацию о стачках. О многих из них, собственно говоря,
58
мы можем судить лишь из секретных Постановлений и
инструкций.
Вот самое знаменитое из них - Постановление бюро
Кемеровского областного комитета КПСС от 5 апреля 1989 г.
(Протокол N 6). Из этого документа с грифами "секретно" и
"подлежит возврату в общий отдел Кемеровского обкома
КПСС через 3 месяца со дня получения" мы узнаем, что уже
к концу марта 1989 года напряжение ощущалось
практически во всем Кузбассе. 24 марта, говорится в
Постановлении, поднялся на крышу сушильного корпуса и
объявил забастовку комсомольско-молодежный
строительный отряд ЦОФ "Распадская" в Междуреченске.
Требовали решения о строительстве жилого дома, в котором
им были обещаны квартиры.
27 марта бастовали 2 бригады рабочих Западно-
Сибирского металлургического комбината в Новокузнецке.
Требования - увеличение оплаты ночных смен.
2 апреля прекратили работу и отказались выйти на
поверхность рабочие участка N 8 шахты имени 60-летия
СССР в г.Осинники. Требовали увеличить размер пенсий,
оплачивать в полном1 объеме работу в вечерние и ночные
часы, сократить на 40% управленческий персонал.
3 апреля остались под землей и объявили забастовку
одна из бригад шахты им. Ленина в Междуреченске, а также
бригада горняков шахты им.Волкова в Кемерово.
Кто-то уже бастовал, а кто-то грозил забастовкой.
Постановление свидетельствует:	"В управлении
Железнодорожного	транспорта	Кузнецкого
Металлургического комбината, автоколонне N 1237,
59
пассажирском автомобильном предприятии N 3 города
Кемерово, цехе N 44 производственного объединения "Азот" j
группы рабочих также выдвигали в категорической форме ‘
экономические требования с предупреждением о '
забастовках.
Как же объясняет партийный документ все |
перечисленные события? Очень просто и вполне ।
традиционно: "Указанные факты явились следствием низкой I
организаторской и воспитательной работы городских и ]
районных комитетов партии, ...комсомольских организаций ;
в трудовых коллективах, безответственности отдельных ,
хозяйственных руководителей...".	(
Конечно, трудно было ожидать от областных ;
функционеров понимания и признания того, что социально- ;
экономический кризис носит системный характер и
неустраним обычными средствами. Но все же... Это ведь не 1
69-й, а 89-й год. Можно было бы придумать что-то
поинтересней. Однако, Постановление обкома отражает
явную деградацию политико-идеологического аппарата
компартии: она абсолютно беспомощна и с аналитической и i
с политической точек зрения. Рекомендации обкома вполне
адекватны его пониманию проблемы:
"... 1. Осудить практику решения политических,
экономических и социальных вопросов путем отказов от
работы, как чуждые социалистическому строительству,
наносящие моральный и материальный ущерб делу
перестройки и обновления общества.
2. Считать отказы коммунистов от работы
несовместимым с пребыванием в рядах КПСС. Каждому
60
случаю непринятия мер со стороны членов КПСС по
предотвращению отказов от работы давать принципиальную
партийную оценку...".
Обкомовское послание породило лавину аналогичных
партийных документов на более низком уровне - в райкомах,
парткомах, на заседаниях Советов трудовых коллективов
(СТК). Все они будто написаны под копирку. И все
методологически построены на двух элементах - обещании
(правда, обычно невнятном и неубедительном) и угрозе
(правда, не вызывающей особого трепета).
СТК Новокузнецкого алюминиевого завода, например,
в своем постановлении от 20 апреля 1989 г. тоже клеймит
позором отказы от работы. Сначала припоминается, что "...
рабочие стана 450 и обжимного цеха, попав под влияние
демагогов и максималистов, предъявили администрации
комбината требования..." далее "рабочие прекратили на
несколько часов работу, что осложнило деятельность
смежных цехов...".
От частного к общему: "В последнее время в стране и в
нашем городе участились случаи, когда некоторые
коллективы для достижения выдвинутых ими требований
применяют такие формы воздействия на администрацию,
как остановка производства, иными словами - забастовка...".
И выводы:
"1. Считать забастовку как метод решения
возникающих в коллективах конфликтов политически
неприемлемым, наносящим прямой вред трудовому
коллективу завода и перестройке в целом.
61
2. Администрации, советам трудовых коллективов
цехов внимательно рассматривать совместно с
партийными и профсоюзными комитетами все заявления,
требования, протесты...
3. В соответствии со статьей 9 Закона о трудовых
коллективах, лиц, виновных в организации простоя
производства и нанесении прямого ущерба трудовому
коллективу завода, привлекать к строгой дисциплинарной и
материальной ответственности...".
С начала 90-х годов неокоммунисты, переоценивая
опыт краха "старой" компартии, по-своему критикуют и ;
комментируют документы подобные вышеприведенным.
Признавая ошибочность пункта о наказании членов партии, j
участвующих в забастовке, они делают следующий вывод:
если бы КПСС с самого начала шла навстречу бастовавшим
рабочим, поддерживала их лидеров, давала отпор
бюрократам и отмежевывалась от предателя Горбачева,
тогда бы партии удалось вернуть доверие рабочего класса и, !
может быть, сохранить весь режим.
Очевидно, что такой вывод уязвим со всех точек
зрения. КПСС, оставаясь защитницей идеи "общественной ,
собственности" и "государственной партией", была обречена
на массовые антигосударственные выступления уже потому,
что любой самый ничтожный трудовой конфликт был
нацелен против единственного монопольного собственника
средств производства - государства. Любой экономический
по характеру протест получал, таким образом, политическое
звучание. Государство и партия не смогли, естественно,
поддержать забастовщиков, отказав в поддержке своим1
62
ставленникам - хозяйственной номенклатуре. Нельзя быть
одновременно и правящими, и оппозиционными. Кроме
того, поскольку коммунисты (также как и неокоммунисты)
крайне отрицательно относились к приватизации - этот путь
локализации и нейтрализации рабочего протеста был для
них и в 1989, и в 1990 г. закрыт. А заигрыванием и уговорами
относительно важности "общенародных интересов" успеха в
рабочей среде добиться было уже невозможно. Именно в
этом смысле российский рабочий конца 80-х - циник и
скептик, также как и большинство его соотечественников.
С марта по июль 1989 г. требования протестующих
групп и коллективов стремительно росли от заводского к
государственному уровню. Сохраняя в своих руках всю
прежнюю власть и ответственность связка "государство -
партия" неизбежно становилась главным объектом для
удара.
3. "ЖАРКОЕ ЛЕТО”
Типичнейшая история "перестроечной" поры. Горный
мастер шахты имени ЛД.Шевякова в Междуреченске
Валерий Кокорин отправил 28 декабря 1988 г. письмо в
редакцию телепрограммы "Прожектор перестройки".
Письмо по поводу всевозможных недостатков, связанных с
Работой шахтеров: падением заработка, плохим питанием,
недостатком моющих средств, разбуханием управленческого
персонала и т.п. Письмо, разумеется, "спустилось" из Москвы
63
почти туда же, откуда было отправлено - в производственное
объединение "Южкузбассуголь" (включающее в себя шахту
им.Шевякова).
В феврале 1989 г. на шахте побывала комиссия. После ;
этого, однако, все проблем!»! остались в прежнем состоянии.
В июне Кокорин собрал под письмом с требованиями
подписи 500 рабочих. Это письмо былб отправлено в ЦК
профсоюза рабочих угольной промышленности.
Далее местный партийно-профсоюзный механизм
включил свои мощности, использовав весь не слишком
богатый набор превентивных мер. 4 июля состоялось i
расширенное заседание Совета трудового коллектива шахты
им.Шевякова, с участием парткома и администрации. 6
июля заседал профком. 8 июля председатель профкома ।
А.Щепан встретился в Новокузнецке с секретарем ЦК
профсоюза угольщиков, чтобы передать ему требования,
группы Кокорина.
В тот же день в городской газете Междуреченска
"Знамя шахтера" появилась заметка корреспондента
В.Келлера под заголовком: "Забастовка:'Даешь! - или Долой!
Позвольте оценить со стороны". Заметка объясняла
враждебность любых стачек социалистическому государству:
горком партии таким образом грозил пальцем
потенциальным бузотерам. Те, однако, не приняли к тому
времени еще никакого решения - колебались. Сомнения
кончились неожиданно. 9 июля в столовой шахты вспыхнул
скандал. По словам шахтеров предложенное им мясо
оказалось гнилым. (Тут, естественно, напрашиваются
различные исторические ассоциации). Далее обычная,
64
советская история о "жалобщиках и начальстве" развилась по
совершенно нетрадиционному сценарию.
10 июля (понедельник)
Около 9 часов утра 77 горняков шахты им.Шевякова,
поднявшись на-гора после ночной смены, отказались идти в
ламповую и сдавать аккумуляторы со светильниками. Они
не разошлись и вскоре к ним присоединились более 180
рабочих первой смены, отказавшихся приступить к работе.
Выбрали забастовочный комитет из И человек во
главе с Валерием Кокориным. В И утра приехало
начальство: 2-й секретарь Междуреченского горкома КПСС
С.Щербаков, генеральный директор п/о "Южкузбассуголь"
Г.Филатьев. Они пытались выступить на митинге, в котором
участвовали пока лишь горняки с шахты им.Шевякова.
Говорить им толком не давали, прерывали. Требовали
приезда в Междуреченск министра угольной
промышленности СССР М.Щадова.
Ближе к вечеру забастовщики послали делегации на
соседние шахты: "Распадскую", имени Ленина, 'Томскую",
"Усинскую". Шевяковцы просили поддержать их.
И июля (вторник)
Забастовали все 5 междуреченских шахт.
Несколькими колоннами примерно по 8-9 тыс. бастующие в
шахтерских робах двинулись к центру города. На
Центральной площади начался митинг, на котором был
образован городской забастовочный комитет. Его
председателем избрали все того же Кокорина.
К митингующим на площади пытались обратиться
прилетевший из Москвы министр Михаил Щадов, первый
65
секретарь Кемеровского обкома КПСС А.Мельников,
председатель облисполкома АЛютенко. Выяснилось: по
большинству выдвинутых требований руководство точных
ответов дать не может, требуются подсчеты и анализ.
Из диктофонной записи журналиста Виктора
Костюковского: голоса с площади:
"...Пусть он летит в Москву, а мы будем бастовать, пока
он не решит вопросы...
- Мужики! Никому никуда не надо расходиться, всем
сесть надо и успокоиться. Требования мы предъявили не для
того, чтобы выслушивать тут... Ответ, как видим, министр не
может нам дать пока. Значит мы его можем отпустить.
Пусть он подумает...".*
Городским стачкомом были сформулированы 42
требования. В основном об оплате труда ночных смен,
улучшении структуры управления отраслью, расширении
самостоятельности шахт в распоряжении прибылью.
Отдельные пункты по социально-бытовой сфере, отдельные
по экологии.
По требованию городского стачкома в городе была
прекращена торговля спиртным. Все винные магазины
опечатали. В течении дня были сформированы рабочие
дружины по охране порядка в помощь милиции. Они
блокировали все въезды в город. Останавливали машины,
искали в основном водку. Если находили, заставляли тут же
выливать на землю.
* Костюковский В. Кузбасс. Жаркое лето 89-го, М., "Современник", 1990
г., с. 19
66
К шахтером присоединились неугольные
предприятия. Всего в городе забастовало 10 коллективов.
Общее число участвующих в стачке - 15 тыс. 900 человек.
Несколько тысяч горняков остались ночевать на площади
перед зданием горкома.
12	июля (среда)
В поддержку горняков Междуреченска около полудня
остановились 4 шахты в соседнем городе Осинники:
"Капитальная", им. 60-летия СССР, "Шушталепская",
"Высокая". К ним в течении часа присоединились рабочие
Осинниковского шахтопроходческого управления,
Малиновского деревообрабатывающего цеха.
В Междуреченске прекратили работу практически все
предприятия города. В течении всего дня шли переговоры.
Участвовали лидеры городского стачкома, Щадов,
Мельников, Лютенко. Эти трое еще надеялись, что стачка к
концу дня пойдет на убыль.
Однако к вечеру поступила информация: в
г.Прокопьевске не вышли на работу рабочие шахты
им.Калинина. Председатель стачкома Юрий Рудольф
призвал к забастовке все предприятия города.
Всего по Кузбассу к этому дню не работали 20
предприятий. Численность бастующих возросла до 20 тысяч
600 человек.
13	июля (четверг)
В Междуреченске переговоры подошли к концу,
забастком принял решение о прекращении стачки с 16.00.
67
Бастующие, между тем, выдвинули требование об
отставке всего состава городского Совета народных
депутатов. Появилось также требование проводить
партийные и профсоюзные собрания только в нерабочее
время.
В городе Осинники прекратили работу все шахты
города, "встали" разрезы "Осинниковский" и "Калтанский".
Шахтеров поддержали все крупнейшие неугольные
предприятия города. Начали забастовку водители
Малиновской автобазы, рабочие швейной фабрики "Кузбасс",
кирпичного и ремонтно-механического заводов. Тысячи
шахтеров и рабочих других предприятий вышли на
центральную площадь Советов. В город прибыли только что
подписавшие соглашение в Междуреченске М.Щадов и
АЛютенко.
В Междуреченске на митинге представитель
железнодорожников сообщил о том, что машинисты поездов
готовы присоединиться к стачке. Общее мнение
митингующей площади: не надо. Дорога должна работать*
В Новокузнецке началась забастовка на 9 шахтах
города. Прекратила работу также Байдаевская автобаза. Был
образован городской забастовочный комитет.
Все шахты Прокопьевска прекратили работу,
прекратилась и отгрузка угля со складов. На центральной
площади начался митинг, на который собралось около 8 тыс.
человек.
* Костюковский В., там же, с. 29
68
Не вышли на работу горняки четвертой смены шахты
"Карагайлинская" в Киселевске. Начались волнения и на
других шахтах города.
Лишь с этого дня дозированная информация о стачке
стала поступать в средства массовой информации
областного и центрального уровней. До этого обком и ЦК
строго придерживались правила "Никакой информации!",
надеясь, что это сдержит нарастание забастовочной волны. К
13-му поняли - бесполезно. По областному телевидению и
радио, в областных газетах начались выступления
секретарей, заведующих отделами обкома КПСС. О стачке
старались говорить в самом общем плане, сводя к
минимуму сведения о ее масштабах ("последние события в
Междуреченске и некоторых других местах показали, что...").
Нажимали на цифры потерь ("с начала забастовки потеряно
815 тыс. т. угля, продукции не выпущено на 16 миллионов 300
тысяч руб.). Слегка похваливали рабочий класс за
организованность и отсутствие эксцессов во время
забастовки. Призывали к "взвешенному поведению" и
"умеренности" в требованиях. Местное партийное
руководство, отметив отсутствие у забастовщиков
политических требований и явной "антисоветчины", уже
подумывало о сближении с шахтерскими вожаками,
установлении над ними контроля и о тех политических
Дивидендах, которые из этого можно было бы извлечь. Была
уже совершенно очевидна и та общественная поддержка,
которую получили шахтерские стачки. Руководители
области, как затем и лидеры страны почти сразу же приняли
корректно-уважительный тон по отношению к
69
пробудившемуся рабочему движению. В оценках и
суждениях местное телевидение и печать были крайне
осторожны.
13 июля в первый раз откликнулась на события в
Кузбассе "Правда". Процитировала шахтера - Героя
соцтруда: "Забастовочный комитет... организовал наши
рабочие дружины. В содружестве с органами милиции они
пикетировали продажу спиртных напитков, пресекают
любые попытки хулиганских выходок, решительно
одергивают крикунов. За сутки в городе со 100-тысячным
население (речь идет о Междуреченске, о других городах)
орган ЦК КПСС не упоминает - авт.) не было ни одного)
случая нарушения общественного порядка, не говоря уже об;
экстремистских проявлениях или антисоветских лозунгах..."
(Правда, 13 июля 1989 г.).
"Правда" пыталась ' объяснить происходящее:
"Пожалуй, главными причинами забастовки стали пустые
прилавки в городских магазинах, неустроенность
производственного быта, убогость и низкое качество блюд в 
шахтерской столовой...".
"... - Выходит, мы тут просто жрать захотели? - j
потрясает газетой по пояс раздетый, мокрый, только что
облившийся водой от жары шахтер...".* Это из очерка
Виктора Костюковского о реакции на эту самую статью в
"Правде".
В целом по Кузбассу 13 июля не работали 52
предприятия при численности бастующих - 60 тыс. человек.
* Костюковский В., там же, с. 41
70
14	июля (пятница)
По решению городского забастовочного комитета все
тахты, разрезы, автобазы г.Междуреченска приступили к
работе.
В Новокузнецке число бастующих предприятий
возросло до 18. Начались переговоры представителей
стачкомов с М.Щадовым и А.Мельниковым. В этот день ни о
чем договориться не удалось. Тем временем на центральной
площади города - Театральной, состоялся митинг жителей
Новокузнецка в поддержку бастующих. Из информационной
справки Кемеровского обкома КПСС:	"...
Несанкционированный митинг на площади города.
Неформальные объединения призывали к всеобщей
забастовке".
В Осинниках бастующие отвергли ответ министра
М.Щадова. С 18 часов до 2 часов ночи продолжался митинг.
Был переизбран городской забастовочный комитет.
В Прокопьевске остановились все шахты города, а
также несколько предприятий неугольных отраслей.
Городским стачкомом принято решение о прекращении
отгрузки угля со складцв.
В городе Мыски образован забастовочный комитет на
разрезе "Сибиргинский", хотя работу шахтеры не
прекращали. Их представители вместе с членами стачкома
бастующей мысковской автобазы выехали в Новокузнецк для
переговоров с М.Щадовым.
В Ленинске-Кузнецком утром остановились шахты
им. Ярославского, им. Кирова, шахтоуправление
Кольчугинское". На городской площади начался митинг. К
71
18.00 число бастующих шахт возросло до 7. К ночи
остановились все 10 шахт города.
В Киселевске к 14.00 прекратили работу 6 из 10 шахт
города. К ним позже присоединились рабочие разрезов
"Киселевский" и им.Вахрушева, сборочного цеха мебельной
фабрики, фабрики индивидуального пошива и ремонта
обуви.
В Кемерово рано утром остановились шахты
"Бутовская" и "Северная". К 12 часам дня к городской
площади вышли колонны из нескольких тысяч шахтеров.
Был образован забастовочный комитет. Начался митинг.
О масштабах стачки, о "включении" в нее все новых и
новых предприятий местные печать и телевидение давали
очень скудную информацию. Известия о событиях
распространялись по области, от города и городу, главным
образом силами самих горняков, направлявших своих
представителей на автомобилях и мотоциклах на соседние
предприятия.
В частности в городе Березовском утром 14 июля
перед готовящимися к спуску в шахту горняками шахт
"Бирюлинская" и "Березовская" выступили Вячеслав и
Георгий Голиковы - рабочие соседней шахты
"Первомайская", побывавшие накануне в Междуреченске.
Они зачитали список требований междуреченцев,
рассказали о ситуации в городе. Тут же был образован
забастовочный комитет, посланы делегации на другие
предприятия Березовского.
В городе Белове утром прекратила работу автобаза
Инская", с 22.30 забастовала шахта "Новая". Здесь горком
72
КПСС, пытаясь перехватить инициативу сам подготовил
набор требований и предложений министру. Впрочем ни на
ход стачки, ни на разработку окончательного пакета
требований партийные структуры уже не влияли.
В эти дни на шахтерских митингах в ряде городов
выдвигались и предложения о немедленном закрытии
кооперативных киосков, "пресечении спекуляции". Местные
партийные лидеры с радостью спешили сообщить об этом в
Москву. Однако, развития эти требования так и не получили,
в областном соглашении закреплены не были.
14	июля по областному телевидению к бастующим
обратились первый секретарь обкома КПСС Мельников и
министр Щадов. Они сообщили о соглашении, достигнутом
в Междуреченске, призвали к окончанию забастовки. К этому
времени по области не работали уже 103 предприятия, число
бастующих достигло 72 тыс. человек.
15	июля (суббота)
В городе Анжеро-Сужденске прекратили работу
шахты ’Таежная" и "Сибирская". К концу дня забастовали и
остальные шахты. Вечером на центральной площади
начался митинг шахтеров.
В Березовском остановили работу 12 предприятий, в
том числе все шахты, разрезы, автобазы, завод
крупнопанельного домостроения. Продолжался
общегородской митинг.
В Кемерово к бастующим присоединились шахты
имени Волкова, "Лапичевская", "Ягуновская".
73
В эти дни уже отчетливо проявилось стремление
бастующих избегать какой бы то ни было политизации!
конфликта. В свою очередь, структуры КПСС настойчиво J
осторожно нащупывали свою линию: выдвижение рабочими!
социально-экономических требований - дело нормальное!
власть готова их удовлетворить, бастующие лишь должны ем
доверять, соблюдая определенные правила и отгоняя
назойливых "неформалов". В общем и целом забастовщики
старались эти правила блюсти. Кроме требований <
досрочных перевыборах местных органов власти мелька)
также лозунг о принятии новой Конституции СССР - oi
вскоре исчез. Идея создания новых профсоюзов не возникал!
вообще. Хотя "официальным" профсоюзника^
председателям профкомов и теркомов повсеместна
выражалось недоверие.
Руководители стачкомов, контролируя многочасовы
митинги на городских площадях, старались не давать слов
представителям "неформалов" - политизировании
оппозиционных объединений. На митинге в Кемерово 1
июля появился лозунг "ДС - в отвал". "ДС" - Демократически!
Союз - известный уже в 89-м году больше как парти
Валерии Новодворской, вызывал у стачкомов отрицательну!
реакцию не только вследствие настоящих нападок на ДС н
страницах официальной прессы. Дело в том, что в принцип
идея "вне-системной оппозиции" (т.е. не признающей Hi
выборов, ни Советов, оживляемых Горбачевым) был
непонятна рабочим и непопулярна. Смущали такж
чрезмерно экспрессивные формы выражения протест
Кроме того, ДС в отличие, скажем, от радикалов и
74
Конфедерации независимой Польши не пытался в годы
предшествующие массовому протесту как-то "внедриться" в
рабочую среду. Но в конечном итоге дело тут не только и не
столько в отношении к ДС. Просто шахтерские лидеры
никаких связей с политизированными организациями до
стачки не имели и никаких симпатий соответственно к ним
не чувствовали.
В Кемерово в дни забастовки стачком не позволил
распространить информационный бюллетень независимого
информагенства "Сибиа". В Прокопьевске шахтеры
задержали Ромаса Добрукаса - внештатного корреспондента
Би-Би-Си. Когда узнали, что он из Литвы, т.е. "советский
гражданин", порекомендовали покинуть город.
Устанавливать связи с литовским движением за перестройку
"Саюдис" не захотели.
Все это, разумеется, не могло не радовать партийное
руководство Кузбасса. Но полностью контролировать
политическое развитие ситуации оно не смогло.
Представителю "молодых социалистов" Ефиму Островскому
удалось найти общий язык и начать сотрудничество с
лидерами прокопьевского стачкома. Горком КПСС и
управление ГБ наблюдали за этим, но вмешиваться не
решились. Ограничились резким осуждением
"безответственных элементов" в "Правде".
16	июля (воскресенье)
В Бедово остановились все разрезы. Однако, городской
забастовочный комитет призвал работников всех других
пРедприятий не включаться в забастовку.
75
₽ Прокопьевске в Доме культуры им. Артема
состоялась первая конференция всех забастовочных
комитетов Кузбасса. Их представители пытались составить
единый общекузбасский пакет требований к правительству.
Вел заседаний наиболее известный к тому времени рабочий
лидер из Прокопьевска Юрий Рудольф, В ходе обсуждения
выдвинулся также руководитель городского стачкома
г.Берез<эвский, электрослесарь шахты "Первомайская"
Вячеслав Голиков. После нескольких безуспешных попыток!
участники конференции отказались от намерения составить
весь "пакет" сразу. Избрали областной забастовочный!
комитет (26 человек), которому и поручили дальнейшую-
работу над требованиями. Своим первым председателем
областной забастком избрал Теймураза Авалиани.	;
Авалиани - с марта 1989 г. народный депутат СССР, до;
этого работал директором обувной фабрики в Киселевске.^
Стал известен тем, что в 1980-ом году написал Леониду!
Брежневу письмо, в котором призывал его "во имя интересов^
партии и народа" уйти в отставку. Собственно говоря,!
критиковал генсека Авалиани с позиций ортодоксального'
марксизма, "истинного" социализма очищенного от*
коррупции. В его глазах идеальной фигурой реформатора
способного сохранить монополию КПСС на власть был,
Юрий Андропов. В июле 89-го все эти детали не имели,
однако, Решающего значения. Члены областного стачкома!
были убеждены, что фигура Авалиани вполне
репрезентабельна и солидна для роли председателя.
В Кемерово пришло сообщение из Донбасса о том,;
что остановились 6 шахт в Макеевке. На площади в!
76
Советском районе (центральная часть Макеевки) начался
митинг, в котором приняло участие около 5 тыс. бастующих.
В этот же день из Москвы Михаил Горбачев и
Николай Рыжков направили в Кемерово телеграмму
"шахтерам, всем трудящимся Кузбасса". Телеграмма
сообщала о направлении в Кузбасс комиссии во главе с
Николаем Слюньковым, членом политбюро, а также
призывала рабочих возобновить работу.
17	июля (понедельник)
Пик забастовочного движения. Число бастующих в
Кузбассе достигло 181 тыс. человек. В целом по области не
работали 167 предприятий. Вопреки некоторым суждениям о
"чисто отраслевом" "шахтерском" характере протеста в этот
"переломный" день к стачке присоединились десятки
неугольных предприятий. В Киселевске - заводы "Гормаш",
"Знамя", имени И.С.Черных, мебельная и обувная фабрики,
фабрики пошива и ремонта обуви.
В Ленинске-Кузнецком - Комвольно-суконный
комбинат. В Прокопьевске - завод "Продмаш",
государственный подшипниковый завод N 14, Мехзавод и
Другие предприятия.
Началась первая забастовка в Печерском угольном
бассейне, в Воркуте на шахте "Хальмер-Ю", одной из самых
старых шахт в регионе.
В Москве в ЦК КПСС состоялось совещание.
Формально оно было посвящено вопросам идеологического
обновления партии в условиях экономической реформы. О
забастовках старались говорить в основном в том ключе, что
77
"требования бастующих находятся в русле идущей
перестройки". В некоторой степени все были успокоены тем,
что рабочие не выдвигали политических требований. Члены
ЦК, в том числе "твердые ленинцы" - консерваторы
убедились также в том, что. Горбачев и Рыжков все еще
пользуются определенным авторитетом и популярностью
среди населения. Шахтеры ни разу не пытались в течении
июльской стачки атаковать позиции генсека, хотя требовали
его приезда. О единственной конкретной идее в связи с
рабочим движением упомянул Егор Лигачев. Он сообщил d
том, что "принято правильное решение провести в
ближайшее время Съезд рабочих...".
Вечером 17 июля Слюньков и Авалиани выступили по
кемеровскому областному радио. Они сообщили о том, что
согласовали важнейшие позиции в отношении требований №
призвали трудящихся прервать забастовку.
18	июля (вторник)	jj
Забастовка начала угасать в Кузбассе, но охватила,
часть Печерского угольного бассейна.* Остановились шахты
"Аяч-Яга", "Северная", "Воркутинския", "Юр-Шор'^
"Промышленная". В первую очередь забастовщики были
озабочены тем, чтобы уступки сделанные правительством в
отношении кузбасских рабочих, распространились и на их
регион. Было немало экономических требовании местного
характера. Более широко и открыто, нежели в Кузбассе на
воркутинских рабочих митингах обсуждались политические
вопросы: работа Съезда народных депутатов СССР, статья 6
Конституции СССР о роли компартии и другие.
78
19	июля (среда)
Число бастующих предприятий в Кузбассе
сократилось вдвое. Напротив в Воркуте напряженность
нарастала. Остановились крупнейшие шахты бассейна:
"Воргашорская" и "Комсомольская". К вечеру к бастующим
шахтах Воркуты присоединились шахты города Инты.
Был отмечен единственный за все дни стачки случай,
когда конфликт мог привести в человеческим жертвам. На
городском стадионе Воркуты "Локомотив" собрался митинг
бастующих шахтеров. Его вел председатель стачкома шахты
"Воргашорская" горный мастер Иван Гуридов.
Присутствовало почти все городское начальство, включая и
представителя горотдела внутренних дел. Последний в
какой-то момент решил отстранить Гуридова от ведения
митинга и отобрать у него микрофон. С трибун это
выглядело соответствующим образом: человек в форме
милиционера, поддерживаемый несколькими помощниками
вступил с человеком в шахтерской робе в борьбу за
обладание микрофоном. Трибуны возмущенно взревели и
тысячи шахтеров устремились на поле, к центральному
кругу, где шла потасовка. От немедленной расправы
недальновидных милиционеров спасла реакция Гуридова,
бросившегося навстречу горнякам с просьбой не допустить
насилия. Другие участники митинга окружили
представителей ОВД, защищая их от наседавших горняков.
В этот же день был создан Воркутинский городской
стачечный комитет, который начал работу над
общегородскими требованиями. Они включали в себя, как в
79
Кузбассе, предложения об экономически
самостоятельности предприятий, о дополнительной оплате
ночных смен и т.п. Обсуждались и политические требования
Прибывшие из Москвы представители ЦК КПСС и Совмине
просили, чтобы окончание забастовки не увязывалось <
немедленным выполнением этих требований.
В Кузбассе в Прокопьевске был подписан Протокол (
согласованных мерах между региональным забастовочные
комитетом и комиссией ЦК КПСС, Совета Министров ССС
и ВЦСПС. От регионального стачкома документ подписал!
ТАвалиани и его заместители - Юрий Рудольф и Юри!
Герольд - горный мастер шахты "Полосухинская" и
Новокузнецка. По областному радио и телевидение
выступил Николай Слюньков поздравивший кузбассцев i
достижением согласия.
20	июля (четверг)
В Кузбассе возобновили работу все предприятия.
В Воркуте забастовка продолжалась, остановилис
также почти все шахты Ростовской области, охватываемы
донецким бассейном. В Донбассе в этот день бастовал
около полумиллиона шахтеров.
21	июля (пятница)	1
Забастовки шахтеров в Воркуте и Донбасс
продолжались. К ним присоединились горняю
Карагандинской области.
80
22	июля (суббота)
В Воркуте (так же как и в Донецке) представителями
правительственной комиссии и городского забастовочного
комитета был подписан протокол о согласованных мерах.
Они включали в себя прежде всего поэтапное
расширение экономической самостоятельности. Вводилась
оплата времени, в течение которого рабочие, занятые на
подземных работах, добирались от ствола до рабочего места
(этот путь зачастую занимал несколько километров): данное
правило было, между прочим, установлено еще в 30-х г.
одной из Конвенций МОТ, к которой СССР не
присоединился. Повышалась оплата труда в ноМное и
вечернее время.
Важная деталь. Ни в Кузбассе, ни в Воркуте рабочие в
принципе не ставили вопрос о повышении заработной
платы. Речь шла в основном о специальных доплатах,
надбавках за работу в особых условиях.
В воркутинском соглашении, однако, не нашли
решения несколько важных проблем. Одна - связанная с
существованием "Устава горных работ...". Подпадавшие под
его действие шахтеры Воркуты выводились из сферы
нескольких важных общегражданских и трудовых норм -
особенно во взаимоотношениях с администрацией. Устав
являл собой атавизм, уходящий корнями в систему ГУЛАГа
И лагерной порядок по схеме "зек-начальник". Из этого же
порядка проистекал и другой старый ведомственный
порядок, ускользнувший от первого забастовочного удара.
Этот порядок грозил рабочему отменой всех северных льгот,
в случае его перехода на другое предприятие (в течение
81
определенного срока). Таким путем в Воркуте боролись с,
"текучестью кадров".	,
Все эти административные реликты обсуждались в’
ходе переговоров, но отменяющей их четкой юридической,
формулы выработать не удалось. Шахтерским вожакам
естественно не хватало опыта, терпения, элементарных
юридических знаний. Тексты соглашений (особенно,
воркутинского) оставляли в итоге весьма широкое поле для
новых конфликтов.
Но к 22-23 июля 1989 г. первый и самый мощный
порыв рабочего протеста уже иссякал. Самая крупная в
России за последние 84 года забастовка (после октябрьской
стачки 1905 года) заканчивалась: воркутинские шахты
последними на территории страны возобновляли работу.1
История же нового российского рабочего движения - как
движения массового, только начиналась.	'
4. ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ФАКТОРЫ ДВИЖЕНИЯ
ИЛИ В ЧЕМ НЕПОВТОРИМОСТЬ
КРИЗИСА 1989 ГОДА
Российские городские промышленные рабочие - люди
не падкие на второпях брошенный лозунг, довольно
осторожные в выражении своих политических симпатий И
антипатий, терпеливые в отношении бездарного начальства.1
Еще они - люди в массе своей основательные и
консервативные. Почему же в те июльские дни 1989 г. в
Кузбассе, Донбассе, Воркуте (чуть позже и в некоторых
82
уральских городах, на Сахалине) они так легко бросали
работу? Почему забастовочный огонь полз по угольной
отрасли, как по бикфордову шнуру, искрясь "на стыках"
отрасли с металлургией, большой химией, транспортом?
Интерес к этим вопросам не только и не столько
академический. В 1992-1995 гг. они приобрели особое
звучание - в контексте ожидания народной реакции на
либерализацию экономики. Ожидания бессмысленного и
беспощадного "русского бунта" после освобождения цен и
усиления угрозы безработицы. Ожидания политиков типа
редактора фундаменталистской газеты "Завтра" ("День")
Александра Проханова или лидера воссозданной в 1993 г.
российской компартии Геннадия Зюганова имели под собой
определенную логику. Если в 1989 г. на фоне более или менее
стабильных цен и веры в лучшее будущее десятки тысяч
рабочих без особых колебаний включались в стачку, то уж
сейчас, в условиях жестокой инфляции и порушенных
идеалов, рабочий протест должен быть в десятки раз
сильней.
Подобный подход упрощает и огрубляет проблему.
Ситуация, сложившаяся к лету 1989 г. в ряде промышленных
регионов России была в значительной мере уникальна.
Забастовка, возникшая 10 июля и покатившаяся по
Шахтерским городам, была движением разбуженных
Надежд, несколько лет ждавших выхода, и спонтанного
Протеста, не имевшего точного адреса.
Эти два последних тезиса заслуживают более
детального разбора.
83
Первое и главное. Людей побудила бросить работу и
выйти на улицы не столько невыносимая жизнь, сколько)
надежда на ее быстрое изменение в лучшую сторону.
Рабочие, разумеется, тешили себя иллюзиями. Они
заблуждались относительно возможности быстрого выхода
из кризиса, потому что сама власть вводила рабочих ц
заблуждение всю их сознательную жйзнь (власть, правда,
при этом обманывала также и сама себя). И дело тут было
не столько в том, что Горбачев и его команда (а до этого
Андропов) раздавали "неотоваренные" обещания, сколько i
том, что рабочие в них верили. Чем больше верят i
популистскую риторику, тем более опасна в конечном итоге
эта вера для самих популистов. Обещаниям Ельцина в 1991
и 1992 г. верили, например, уже куда меньше, чем, например
"духу" перемен 1987-1988 гг. Поэтому первому Президент]
России грозило просто снижение его рейтинга, но н<
массовый народный протест. И наоборот. Первоначальная
наивная вера в долгожданное горбачевское оживление
постбрежневской экономики, а также в свою способност!
ускорить этот процесс (ну, 87-й год ждйли, ну 88-й, ну 89-й..
Когда же наконец улучшения? Когда свет в конце тоннеля?
обернулась мощной забастовкой. Забастовкой, которая
рождалась раньше, чем вопрос: а за что, собственна
бастуем?
Второе. Так как надежды на углубление реформы, н!
лидеров страны, на "преимущества социализма" и тд. вс(
еще играли столь важную роль, то и протест, мощн(
сотрясавший площади шахтерских городов, не имел, кая
правило, четкого адреса. Против кого они выступали'
j
84
0ротив команды реформаторов во главе с Горбачевым и
Рыжковым? Конечно, нет. Обоих лидеров весьма
почтительно приглашали в Кузбасс - разобраться и
рассудить. В них все еще видели надежду и опору. Против
монопольного господства компартии? Да не дай Бог. Членов
горкомов и обкомов КПСС воспринимали без прежнего,
правда, пиетета, но все же как законное начальство. Вячеслав
Голиков, в 1991-1992 гг. один из главных и непримиримых
антикоммунистов в движении, в ноябре 1989 г. на вопрос
журналиста: "Политический деятель, которому Вы
симпатизируете?" - отвечал: "Ленин".
Может быть, протест был направлен против всей
прогнившей экономической системы? Это уже ближе к
истине, хотя прямо этого никто бы не признал. Все в рамках
"социалистической собственности".
Наконец, вспомним в очередной раз Польшу: что, в
июне-июле 1989-го в России и на Украине произошло
серьезное повышение цен? В том-то и дело, что нет.
Конкретного повода для социального взрыва правительство
не давало.
Так какой же характер носил этот июльский массовый
протест, отколовший в итоге от компартии наиболее
активную часть рабочих?
По-моему, это было в основном бессознательное
чувство ущербности и нетерпения, копившееся и тлевшее
примерно с последних брежневских застойных лет,
политически не оформленное и не имевшее долгое время
конкретного социального адресата. Даже сама по себе смена
партийных лидеров подогревала ожидания улучшений и это
85
чувство. Возвращаясь к нашему старому сюжету, можно)
подтвердить: протест вырвался бы наружу и при Андропове^
продержись он, скажем, до 1990 года на одной идее
укрепления дисциплины.
Кузбасские, донбасские; воркутинские рабочие та»
легко включались в забастовку, потому что внутренне они
давно были к ней готовы. Об этом говорит и быстрый, почт»
лавинообразный процесс распространения забастовки <
предприятия на предприятие. Ни раздумий, ни обычных i
таких случаях колебаний. И еще. Почти везде остановка
работы сама по себе опережала выдвижение требований. С
них еще спорили, ругались. Но главное было: поскорее
выплеснуть свой протест. Стукнуть кулаком по столу
Показать все им. Кому? Горбачеву? Да нет... "Им".	'
Нескольким десяткам рабочих - рядовых участников
стачки, не избиравшимся ни в какие забасткомы, мне
удалось задать вопрос о том, трудно ли им было решиться на
участие в стачке в первый момент; отдавали ли они себе
Отчет в мотивах, побуждавших их идти на такой риск? Не
нужно забывать, что ощущение такого риска быле
достаточно реальным у человека, всю жизнь зависевшего oi
воли начальства и знавшего о забастовках в "страна;
капитала" в основном из газет. Практически все ответы былй
одинаковы. Попробую передать их общий смысл.
Начинать забастовку было не трудно. Скорее даже
радостно. Давно ждали. Было воодушевление. Поддержат»
мужиков. Они встали, а мы? Страха почти не было. Цель? Да
сколько ж можно терпеть? Пусть они там все знают, чтс
терпение у народа кончается. Кто "они"? Ну, всякая эта
86
мразь, засевшая там в кабинетах... Что мы хотели? Ну, чтоб
они знали, чтоб начали наконец выполнять свои
обязанности. А то только воруют. Что конкретно хотели, что
требовали? Ну, там в протоколе все записано, а потом
Постановление N 608... Вот это...
Именно неопределенность, неясность главного
виновника возмущения (бюрократы? всякая мразь в
кабинетах?) позволила стать этому возмущению всеобщим.
Каждый из участников многотысячных митингов и стачек
вкладывал в протест свое содержание. Усталый социализм
из последних сил затушевывал, смазывал, размывал
политические и социальные различия.
Подобным всеобщим эмоциональным порывам
практически нет места в поляризованном и
расслаивающемся обществе, пережившем первый шок
либеральных реформ. Против Ельцина, против любого
либерального правительства вообще, против рынка может
выступать определенная (большая или меньшая) часть
населения, например: учителя, пенсионеры, часть шахтеров.
Другая (большая или меньшая) часть обязательно выступит
"за", например: молодежь, предприниматели, другая часть
шахтеров.
И еще одна деталь. С 1989 года прояснилась картина
экономической жизни страны. Иллюзии значительной части
населения (включая, разумеется, и промышленных рабочих)
относительно реального состояния народного хозяйства
Рассеялись. Самые различные профессиональные группы:
горняки, металлурги, транспортники, работники бюджетной
сферы, - постепенно, месяц за месяцем усваивают, что
87
некоторые важные причины их экономической уязвимости
лежат за пределами возможностей Правительства.
Требования о повышении заработной платы естественным
образом умеряются (хотя и не блокируются полностью)
представлениями о причинах инфляционного процесса.
Аналогичным образом мысль о том, что закрытие
убыточных предприятий способно приостановить рост цен,
стимулирует терпимое отношение к безработице. Не
восторженное, естественно. Но совершенно осознанное и
более трезвое нежели раньше. Социальные конфликты,
конечно, не исчезают. Но на смену протесту стихийному и
массовому приходит протест отдельных групп - как правило,
продуманный, имеющий легальную форму.
Сказанному, на мой взгляд, не противоречит тот факт,
что забастовка рабочих Донбасса в июне 1993 г. в уже
независимой Украине - спустя четыре года после первой
всесоюзой стачки горняков, приняла массовый, фактически
всеобщий характер. Хотя в настоящей работе рабочее -
движение Украины на является самостоятельным;
предметом исследования, этот факт трудно оставить без:
внимания. Дело в том, что донбасская стачка 1993 г. не была,;
собственно говоря, акцией в рамках промышленных (
отношений. Она скорее выражала всеобщий протест i
русскоговорящего населения Восточной Украины (а не
только Донбасса) против односторонней, по его мнению, I
ориентации официального Киева на национально- (
государственные интересы другой - Западной части страны. |
То есть как и в 1989 г. у самых различных социально- j
профессиональных групп Донбасса и всей Восточной (
88
Украины оказался общий "обидчик", общий политический
оппонент. Только на этот раз не высшая бюрократия Союза,
а новая киевская элита, состоявшая из части
националистически ориентированной старой
партноменклатуры и наименее либеральной части бывшей
антикоммунистической оппозиции. Не случайно первой
реакцией Президента Кравчука на стачку была попытка
"разбавить" эту элиту выходцами из Донбасса - бывшими
директорами шахт. Они в данном случае были для шахтеров
"своими". В общем необходимо признать, что у донбасского
конфликта 1993 г. была не только экономическая, но и
регионально-этническая основа. Следует уточнить данную
мысль. Экономический конфликт был неизбежен.
Украинское правительство допустило ряд серьезнейших
просчетов в экономической реформе. Но те масштабы.
которые данный конфликт обрел (свыше 2 млн. участников
забастовок), были обусловлены специфическими
причинами, имеющими лишь косвенное отношение к
проблемам рыночной экономики и правам профсоюзов.
89
ГЛАВА ТРЕТЬЯ.
ПОЛИТИЗАЦИЯ
1. СТАЧКОМЫ САМООПРЕДЕЛЯЮТСЯ
Игра амбиций горстки стачкомовских вожаков
присвоивших себе право делать заявления от имени
многотысячных рабочих масс. Примерно так оценивали
некоторые наблюдатели процесс политического!
самоопределения рабочего движения в конце 89-го - начале
90-го г. И - глубоко заблуждались. Процесс приобретал;
глубинный характер и шел уже далеко за рамками
собственно шахтерских, сугубо экономических претензий. По
сути дела в удаленных от столицы промышленных регионах
началось формирование электоральной базы двух побед:
Бориса Ельцина - в 1991 г. на президентских выборах и в 1993;
г. на всероссийском референдуме. Илц скажем иначе,!
избегая каких бы то ни было персонификаций: начиналось
формирование социальной базы будущей, крайне;
болезненной либеральной реформы экономики.
Сказанное не означает, конечно, что все многослойное
и многопартийное общественное движение в поддержку
реформ мы пытаемся увязать с импульсом, пришедшим из
горняцких регионов. Вовсе нет. Просто роль этого импульса
в условиях России была особенно велика.
В 1989 -1990 гг. самоопределялось не только рабочее 1
движение само по себе, но целый социальный слой. Его
90
неправильно было бы отождествляв с мифическим
монолитным "рабочим классом". Рёч1» должна идти о
промышленных рабочих высокой и средней квалификации
(включая и инженерию - технических работников), как
правило высоко оценивающих собственные
профессионализм и способность к его повышению,
проживающих в основном в крупных промышленных
центрах. Именно эта общественная группа сформировала
костяк, "боевое ядро" собственно движения. Она же включала
в себя все те категории рабочих, которые не участвуя
непосредственно в забастовках и не имея ни малейшего
отношения к угольной отрасли с особым воодушевлением
воспринимали успехи движения, разделяли его цели и
умонастроения.
Сама по себе проблема выбора политической
позиции была довольно нетрадиционной, новой не только
для движения, но и для большинства населения России.
Интерес советского обывателя к политике, к деятельности
Горбачева, к "играм" внутри кремлевского руководства не
был до конца 89-го связан с необходимостью политической
самооценки, выбора идеологизированных ориентиров. Да и
четкой дифференциации, размежевания этих ориентиров
еще не произошло. Даже история с публикацией в апреле
1988 г. национал-большевистского манифеста (письма
НАндреевой) в "Советской России", наделав немало шума,
не обнаружила в полной мере поляризации общества. Летом
1989 г. впервые заявила о себе Межрегиональная депутатская
группа (МДГ) - объединение более или менее либеральных
Депутатов Съезда народных депутатов СССР. В июне ей
91
удалось организовать и провести в Москве в Лужниках
первые за годы советской власти многотысячные митинги
политической оппозиции. Период консолидации МДГ и
роста ее влияния в октябре-ноябре совпал (и очевидно не
случайно) с периодом быстрой политизации рабочих
комитетов Кузбасса, Воркуты й Урала. В это же самое время
с ожившим рабочим движением особые надежды связывали
многочисленные неокоммунистические группировки. Они
рассчитывали на то, что именно это движение сможет
воспрепятствовать "буржуазно-либеральной контр-
революции".
Российским рабочим пришлось делать в
определенном смысле более трудный морально-
психологический выбор, нежели их коллегам из Польши в
80-81 гг. Профобъединение "Солидарность" олицетворяло
собой не только (и не столько) протест против тяжелых
экономических условий, но и движение освященное
авторитетом Костела. Говоря "да" "Солидарности", польский
рабочий говорил "да" сразу нескольким, фундаментальным
ценностям: свободе и независимости от коммунистических
лидеров Москвы, выстраданной и выстоявшей вере своих
предков, священному праву защищать себя от
несправедливой власти.	I
Но кому или чему мог сказать однозначно "да" .
российский рабочий? Никому и ничему, если исходить из 
заявлений и резолюций рабочих комитетов, выступлений их I
лидеров за июль - сентябрь 1989-го. Носящие ритуальный
характер упоминания о поддержке "перестройки" - не в счет.
Были еще, правда, в августе политические требования
92
воркутинцев - шесть пунктов (включавшие требование
отмены ст. 6 Конституции СССР, отмены выборов депутатов
"списком" от общественных организаций и тд.). Но
выглядели они тогда лишь как эпизод: как довесок к
Согласованному протоколу.
Этот ранний период деятельности сотен городских,
районных, областных - стачечных комитетов в различных
регионах страны многих заставил вспомнить о деятельности
первых Советов рабочих депутатов в годы первой русской
революции. В ту легендарную пору, многократно
пересыпанную враньем в советских учебниках истории
каждый Совет (в Москве, Иваново-Вознесенске, других
городах) был как раз чем-то средним между стачечным
комитетом и временным органом власти.
Стачкомы образца 89-го года так же хватались за все
проблемы сразу. В значительной мере это была
вынужденная линия, обусловленная параличом местных
партийно-советских органов. Вот, например, фрагмент из
постановления I-й конференции рабочих комитетов города
Новокузнецка "О задачах рабочих комитетов на ближайший
период" (датировано 14-м октября 1989 г.): "...необходимо
усиление и расширенйе базы стройиндустрии, и на этой
основе увеличение темпов строительства в 2,5-3 раза...
укомплектование рабочими кадрами завода ЗКПД-2...
..делегаты конференции призывают рабочий класс,
всех трудящихся города укреплять трудовую и
производственную	дисциплину,	трудиться
высокопроизводительно...
93
...обеспечить социальную справедливость в
распределении централизованных поставок материальных
средств, машин, оборудования..."
"... обеспечить получение в полном объеме всех
материальных благ для жителей г.Новокузнецка в
соответствии с подписанными протоколами..."
Контроль за соблюдением • протоколов, за
выполнением обещаний, данных правительством считался
главной функцией рабочих комитетов (большинство
стачкомов к сентябрю переименовались в "рабочие
комитеты"). В этот период среди их лидеров считалось
неуместным, чуть ли не дурным тоном выдвигать
политические лозунги и водить дружбу с
политизированными неформальными группами. В равной
мере - будь они коммунистами или антикоммунистами.
Согласно точке зрения ставшей почти всеобщей в рабочей
среде, любые разговоры о политике могли сорвать
выполнение договоренностей. Другими словами: рассердить
начальство, уже готовое уступить.
Такая позиция была вполне естественна. Сотни тысяч
бывших забастовщиков просто не поняли бы того лидера,
который не решив 2-3 наиболее острых проблем (типа
введения доплат за ночные смены или обеспечение горняков
"моющими средствами"), поспешил бы требовать, скажем,
отмены монополии КПСС.
Уместно вспомнить еще несколько штрихов из
истории возникновения польской "Солидарности". Август
1980 г., забастовка в Гданьске близится к концу. Лех Валенса
ведет заседание Межзаводского забастовочного комитета и
94
комментирует некоторые поступившие в адрес МЗК
телеграммы, так сказать, "антисоветского характера": "..Л
напоминаю - потому что некоторым именно того и нужно,
чтобы мы как профсоюзы занимались вещами не... не теми,
которыми должны. Это... это профсоюзы, как я уже сказал,
это чистой воды профсоюзы, они не интересуются политикой
и... союзными договорами, потому что нас... мы ...нас
интересуют хлеб, работа, условия труда - вот такие вопросы.
И поэтому я действительно предлагаю... Потому что это...
может вызвать плохие комментарии, а некоторые только и
ждут того, чтобы заявить, что у нас здесь ведутся какие-то
политические интриги. Нет! И еще раз нет!.."*
И Валенса, и члены кузбасских и воркутинских
рабочих комитетов были правы. В конце-концов они
попросту выражали умонастроения большинства участников
движения.
И еще одна деталь. Если сравнивать требования
польских рабочих 1980 г. и российских 1989-го именно в
экономической их части, то становится очевидной одна
вещь. Экономические претензии кузбассцев и воркутинцев
носят, если уж не более "рыночный", то по крайней мере
Менее "социалистический характер". Вот, например, какие
предложения были включены в протокол польскими
забастовщиками:
"...11. Упразднить коммерческие цены и ‘продажу
товаров на валюту в рамках так называемого внутреннего
экспорта...
* Как начиналась "Солидарность" (составление, перевод и
Примечания Л.Шатунова), Лондон, 1981, с.67.
95
13. Ввести продовольственные карточки на мясо и|
мясные изделия вплоть до стабилизации положения на
рынке"*.
У воркутинцев и кузбассцев подобных требований нет
и в помине. Кроме того, кузбасский протокол, говоря о\
необходимости "систематической корректировки уровня J
заработной платы в соответствии с ростом общего индекса
цен..." не ставит вопрос о повышении зарплаты в данный,
момент кому бы то ни было. В польском протоколе
(знаменитый документ "21 требование") такое требование
имеется: "8. Повысить заработную плату каждого работника
на 2000 злотых в месяц..."
О чем это говорит? Скорее всего просто о том, что
"гласность" 87-89 гг. оказала существенное влияние на
взгляды российских рабочих. Они еще во многом были
наивны, но уже в общем не верили в "целительную силу"
карточной системы. А между прочим положение с мясом в
Польше 80-го года было все же несколько лучше, чем в
Кемерово или в Воркуте в 89-м году. Российские шахтеры не
питали, мягко говоря, особой любви к торговым,
кооперативам, к их киоскам, появившимся в изобилии в 88-(
89-м годах на улицах шахтерских городов, к рыночным,
ценам на их товары. Однако требования закрыть,
кооперативные ларьки или ограничить их цены не получили
поддержки, и на переговорах с правительством даже не
обсуждались.
У кузбасских и воркутинских рабочих в течение двух
лет была возможность беспрепятственно читать
* Как начиналась Солидарность, с. 27	,
96
публицистику талантливых экономистов-рыночников
В.Селюнина, Н.Шмелева и других. И во главе стачкомов
оказались в основном те, кто кое-что из этой либеральной
публицистики действительно читал. Их социалистический
идеализм был, если уж не подорван совершенно, то во
всяком случае основательно размыт. Их в тот период не
очень волновала проблематика прав человека, но
привлекали взвешенные серьезные аргументы против
централизованной плановой экономики, против
директивных методов управления. Иллюстрации к этим
аргументам лидеры стачкомов могли бы предложить сами.
И вот в уже упоминавшемся Постановлении
новокузнецких. рабочих комитетов сразу вслед за
"социальной справедливостью" и "укреплением дисциплины"
идет такой пункт:
"...4. Кемеровскому облисполкому обеспечить условия
для создания свободной экономической зоны (СЭЗ).
Идея СЭЗ, весьма радикальная для того времени
являла собой скорее декларацию "рыночной ориентации"
рабочих комитетов, нежели реальный проект. Ни
центральное правительство, ни кемеровские власти
приблизиться к ее реализации были не в состоянии. Не
могли они по сути дела обеспечить выполнение и
Центрального требования забастовщиков: расширить
экономическую самостоятельность шахт. С одной стороны
само существование большинства шахт было тесно связано с
Централизованными дотациями. Доказать это шахтерам
представители Правительства не смогли бы. Им бы просто
Не поверили. С другой стороны Минуглепром СССР сам еще
97
не был готов провести радикальную реорганизацию, он'
гораздо медленнее, чем мог сдавал свои позиции в очень <
важной сфере: в предоставлении угольным предприятиям
права самим реализовывать часть своей продукции на
внешних рынках за валюту и по бартеру. А между тем и
директора шахт и простые горняки очень быстро,
почувствовали вкус к бартерным сделкам, приносившим
быстрый и ощутимый эффект. Через пару месяцев после
стачки стало ясно, что власти просто обречены на
углубление конфликта с шахтерами.
Завышенные ожидания, как известно, легко
оборачиваются крайним раздражением. Первым толчком к
политизации движения стало чувство разочарования,
овладевшее большинством рабочих. Обещания не’
выполняются, Москйа и местное начальство тянут время,
нам морочат головы. Обиды были связаны уже не с-
нехваткой мыла или колбасы. С августа снабжение,
горняцких регионов несколько улучшилось. Однако лидеров
движения волновали именно главные требования июльской,
забастовки. Наименее конкретные и наименее выполнимые;
для Минуглепрома и Правительства.	j
23 октября 1989 г. Совет рабочих комитетов Кузбассу
принял заявление, содержащее в частности следующие
оценки: "....Выполнение протокола идет не только неспешно.
А откровенно саботируется центром и облисполкомом.
Особенно основополагающие пункты 1 и 2, касающиеся,
регионального хозрасчета и экономической
самостоятельности предприятий..."
98
Далее в заявлении следует фраза, сигнализирующая о
том, в каком направлении с октября шло политическое
самоопределение рабочих комитетов: "...Объединение
партийной, советской и профсоюзной власти вокруг цели -
аннулирование рабочих комитетов - считаем реакционным
явлением..."
Угрожающие заявления очень быстро перерастали в
конкретные акции протеста. В Кузбассе в конце октября
остановились на 2 часа все шахты г.Междуреченска. В те же
дни в Печерском угольном бассейне в знак протеста против
невыполнения Постановления Совета Министров СССР N
608 (включавшим программу мер по выполнению
шахтерских претензий) остановились шахты "Центральная",
"Воргашорская", "Комсомольская" и "Северная".
Далее отношения "рабочее движение - власть"
развивались по принципу цепной реакции. Лидеры
движения, ссылаясь на разочарование и недовольство
"трудящихся масс" грозили забастовками и иногда
осуществляли угрозу в масштабах 5-10 предприятий. Власти
обижались и негодовали, поскольку свои обещания
связанные с продовольственным снабжением и
формальным принятием некоторых документов (например,
Закона о пенсиях) более или менее выполняли. В то, что
"трудящимся массам" этого недостаточно они поверить не
могли и поэтому обвиняли во всех смертных ’ грехах (в
частности, в "отрыве" от народных чаяний) стачкомовских
вождей. Последние, находившиеся к народу все же несколько
ближе, чем правительство, рассматривали эти обвинения как
Поклеп" на все движение. И в общем были не очень далеки
99
от истины, в том смысле, что большинство рабочих в тот;
период именно в рабочих комитетах видело
последовательных защитников своих интересов. В результате
от недовольства по поводу невыполнения Постановления N
608 рабочие лидеры переходили к политическим
претензиям.
Первоосновой этой цепочки служила все та же
исходная вера основной массы рабочих в возможность
реального улучшения их жизни в течение 2-3 месяцев после
забастовки. Вера в то, что нескольких волевых решений будет}
достаточно для ощутимых изменений в лучшую сторону в
жилищном строительстве, в продовольственном снабжении;
в состоянии окружающей среды. Вера в то, что для подобных
улучшений уже существует здоровая экономическая основу
(реплика на одном из шахтерских собраний: "...не зря же!
пахали последние 40 лет...").	|
Для полного исчезновения этой веры, для полного, так
сказать, социального отрезвления потребовалось примерно
два с половиной года. В первые же послезабастовочные
месяцы у союзного правительства не было практически!
никаких шансов встретить доверие или понимание
раздраженных забастовщиков.	*
В этот период энергия нарастающего социального
протеста в каждом из крупнейших промышленных регионов
принимала разные формы. Печерский угольный бассейн
почти непрерывно бастовал. Самой затяжной и
организованной была 1-месячная забастовка (со 2 ноября по
3 декабря) шахты "Воргашорская" - самой крупной в регионе.
Выдвигалось 5 главных требований: 1) наказать виновных в
100
срыве сроков выполнения Постановления N 608; 2)
официально зарегистрировать Воркутинский городской
рабочий (стачечный) комитет (ВГРСК) как общественное
объединение; 3) отменить дисциплинарный Устав,
действовавший на шахтах Печерского бассейна наряду с
КЗОТом; 4) отменить нормы этого же Устава и специальные
инструкции, согласно которым рабочий терял свои
"северные" надбавки при переходе с одного предприятия на
другое - своеобразное "крепостное право"; 5) отменить ряд
ограничений в выплате "северных" надбавок молодым
рабочим, не имеющим соответствующего (5-летнего)
трудового стажа.
Последние 3 требования были удовлетворены, ВГРСК
спустя’ месяц был зарегистрирован. Однако, забастовка была
признана Верховным судом Коми ССР незаконной ввиду
несоблюдения процедуры, предусмотренной Законом о
порядке разрешения коллективных трудовых споров, спешно
принятым в августе 1989-го. Это был первый случай
(очевидно, за всю историю СССР) признания стачки
незаконной.’ Впрочем, серьезных последствий для ее
организаторов это не повлекло. Ни уволить их, ни привлечь к
Дисциплинарной ответственности администрация решиться
не могла. И более того. Коллектив "Воргашорской" выдвинул
особое требование - предоставление шахте полной
экономической самостоятельности. Это требование было
согласовано с директором шахты.
В Кузбассе рабочее движение действовало более
Умеренно, но в то же время политически более
Целенаправленно. Главным его достижением в этот период
101
стало создание Союза трудящихся Кузбасса. Это произошла
на IV-й конференции рабочих комитетов, проходившей 17-1Й
ноября 1989 г.
Двумя месяцами раньше на Ш-й конференции!
рабочих комитетов обсуждался вопрос о создании Союза
рабочих. Спорили в частности о названии. Многие лидерьв
стачкомов предлагали более осторожно отнестись d
слишком частому употреблению слова "рабочий" и "рабочее*
в названиях новых организаций. Они опасались, что эта
может отпугнуть от движения интеллигенцию. Никто не
хотел самоизоляции движения. Ведь членами рабочих
комитетов помимо проходчиков, ГРОЗов, слесарей были
врачи, инженеры, летчики гражданской авиации. В конце-
концов в проект учредительного заявления внесли
взаимоприемлемое название - "союз трудящихся".	'
Чем было обусловлено создание нового объединения?
Какие задачи перед ним ставились? Дело в том, что
руководители стачкомов стремились организационно,
структурно закрепить успех июльской забастовки. Они
начинали понимать - подчас лишь интуитивно - что1
Согласованный протокол, подписанный 22 июля -
политически довольно слабый документ. Он не предполагал'
структуры, способной стать противовесом партийно-'
советской бюрократии. Что же касается рабочих комитетов,1
упомянутьйс в протоколе, то себе они готовы были отвести!
роль "материнской организации", дающей жизнь новому,1
политически более однородному и целеустремленному
объединению. Новой партии? Пожалуй, да. Хотя среди-
рабочих лидеров общепринято было из тактических
102
соображений отрицать намерение создать организацию,
оппозиционную КПСС. На многочисленных же собраниях
коллективов шахт и других предприятий идея "создать свою
партию" была довольно популярна.
В ходе IV-й конференции "идея партии" встретила
сопротивление со стороны тех рабочих, которых быстрая
политизация движения по тем или иным причинам
начинала раздражать. Они составляли относительное
меньшинство, объединяя в основном представителей двух
делегаций - из Кемерово и Белово. Они были не против
создания новой общерегиональной организации с
индивидуальным членством. Но у них вызывало возражение
придание ей статуса "политической". Делегаты из Кемерово
склонны были разделить мнение местных руководителей
компартии о том, что политизация и "антисоветчина" были
"привнесены" в Кузбасс извне. Кем? Заезжими столичными
"демократами".
В мае 1992 г. нам приходилось беседовать с
Геннадием Мйхайлецом - в 1989 г. бывшим руководителем
Кемеровского стачкома, а с 1991 г. заместителем
председателя Федерации профсоюзов Кузбасса. Приведем
небольшой отрывок из этого разговора.
"..."Вопрос (И.Шаблинский): Я с Вами согласен
относительно того, что было бы только на пользу, России и
рабочему движению Кузбасса, если бы идея независимого
профсоюза родилась бы уже в июле-августе 1989 г. Но ведь
Вы тоже тогда ее не выдвигали?
Ответ (Г.Михайлец): Я отстаивал это гонение... Мы
пришли как единственный город, который не поддержал
103
создание Союза трудящихся Кузбасса. Мы провели свою
конференцию и сказали, что нет... Сейчас жизнь доказала, что
мы были правы, Союз трудящихся совершенно аморфная
бездеятельная организация, совершенно аморфная, т.е.
искусственно рожденная...
...Тут еще вот что сыграло. В сентябре 1989 г. у нас
была Татьяна Ивановна Заславская здесь и разразилась (
огромной статьей о Кузбассе... Она привела социологические
или какие-то исследования. И резюме такое, что рабочие
комитеты должны сохраниться как самостоятельные ,
структуры. Представляете, появляется шестиугольник:
администрация, партком (ну, в то время), профком, комитет
комсомола, СТК, и рабочие комитеты. И каждый желает
влиять на администрацию... Вот в таких условиях разве
может быть самостоятельная администрация? Вот почему
мы особое мнение всегда имели...
И.Ш.: Я бы с Вами согласился относительно оценки
возможностей Союза трудящихся, если бы требование о
создании новых профсоюзов прозвучало бы тогда - в 89-90 гг.
четко. Но я ведь помню позицию кемеровской делегации.
Она была просто направлена против создания новой i
общественно-политической организации. И все. Если бы Вы
четко предложили создать новый профсоюз, то это было бы ;
другое дело...	i
Г.М.: А Вы знаете, мы направляли документы, мы
сами разрабатывали Устав. Вы помните, была создана
редакционная комиссия... Но документы наши потерялись. •
Они просто не были рассмотрены комиссией. Потому что !
тогда к нам приезжал Травкин... Он ведь достаточно >
104
разумный человек, но у него же нет подпорки снизу, хотя я
очень уважаю Николая Ильича. Он думал, что это сила. Он
приехал, посмотрел, завел ребят, а сам уехал..."
Создание нового независимого от КПСС
профобъединения, хотя бы и через три месяца после стачки,
безусловно, было бы огромным шагом вперед. Другого
способа объединить все 170 тысяч участвовавших в
забастовке рабочих вокруг близких им целей попросту не
существовало. Однако, проблема заключалась в том, что на
профсоюзных задачах конференции настаивали в основном
те, кто возражал против ее политических задач и кто в
принципе примирительно относился к руководящей роли
КПСС.
В общем в полной мере представить и объяснить
идею новых профсоюзов на IV конференции кузбасских
рабочих комитетов оказалось некому. Радикальным лидерам
движения - Михаилу Кислюку, Вячеславу Голикову,
Александру Асланиди эта идея не казалась более важной и
перспективной, чем задача создания политического
объединения. Михайлец, дистанцируясь от жесткой
политизированной позиции, выглядел в глазах большинства
стачкомовцев, как человек пошедший на поводу у
партократов. Не смогли оказать серьезного воздействия на
ситуацию и столичные идеологи демократического
Движения (вопреки подозрениям газеты "Правда").
Кузбасского варианта КОРа (Польского Комитета защиты
Рабочих) не существовало. Николая Травкина, например,
интересовала возможность расширения социальной базы
созданной им партии. И не более того.
105
В итоге было создано некое подобие региональной
общедемократической партии. "Союз трудящихся Кузбасса'
получил статус общественно-политической организации
Имеет смысл привести здесь ряд фрагментов из ее
Программного заявления прйнятого тогда же 17-18 ноября
1989 г. Вне зависимости от той роли, которую Союз
трудящихся Кузбасса играл в последующий периол
документы IV конференции по-своему примечательны
Вполне вероятно, что в их написании активно участвовал!
местные преподаватели истории КПСС. Стремление дать i
одном документе новую оценку всем значительным
событиям советской истории, стиль этих оценок - все это по
своему указывает на профессию авторов документа
Думается, этим авторам удалось в общем выразит!
умонастроения основной массы кузбасских (да и не толью
кузбасских) рабочих. Накануне введения многопартийносп
и первых за 70 лет относительно свободных выборов эй
умонастроения представляли собой любопытный сплай
Сплав революционной решимости и житейско:
осторожности. Скепсиса по отношению к "советский
ценностям и неуверенности в собственны!
новоприобретенных позициях. Рассмотрим два важнейши!
пункта политической программы.	5
Отношение к компартии. "...7. Реальностью являете
тот факт, что ядром политической системы в СССР остается
КПСС... КПСС имеет за своими плечами долгий, полны!
героических и трагических событий путь. Она имеет прав*
претендовать на руководящую роль в обществе. Однако эт
роль необходимо завоевывать своим авторитетом, а »
106
навязывать обществу законодательными актами. В связи с
этим мы будем добиваться исключения статьи 6 из
Конституции. Длительное существование одной партии
причинило нашему обществу большой вред, поскольку это
породило монополию на выработку стратегии и тактики в
экономическом и политическом развитии. Всякая
монополия ведет к застою. Союз солидаризуется с
существующим мнением о возможности и целесообразности
многопартийной системы в СССР...".
Кузбасские рабочие более радикально, чем многие из
существовавших тогда объединений высказались в пользу
свободы печати и средств массовой информации.
"Программное заявление" Союза говорит о праве граждан
"свободно приобретать и использовать в законных целях
множительную технику; ...издавать газеты и журналы".
Еще один важный момент. Союз трудящихся
присоединился к позиции большинства действовавших
тогда в РСФСР политических организаций, требовавших
"создания партийных, общественных, научных и
организационных структур РСФСР".
2.	НА ДВИЖЕНИЕ НАДЕЮТСЯ -
И "ПРАВЫЕ", И "ЛЕВЫЕ"
Учредительные документы Союза трудящихся
Кузбасса вполне заслуживают столь пристального внимания
в контексте рассматриваемой темы. Всю вторую половину
1989-го года и весь 1990 год - эмбриональный период в
107
процессе возрождения российской демократии - и.]
влиятельная элита либеральной интеллигенции, и верхушка ]
КПСС напряженно следили за политическим
самоопределением кузбасских и воркутинских рабочих. И не .
просто следили. Сверяли свои аргументы с высказыванием,
рабочих вождей в ходе митингов и забастовок. Черпали
надежду либо уныние из событий в шахтерских регионах..
Чем это можно объяснить? Традиционной,
приверженностью советских интеллектуалов марксистской^
концепции "авангардного" класса? Или надеждой политиков
различной ориентации на расширение своей социальной
базы за счет столь мощного союзника? Скорее вторым, чем,
первым. Кроме того не будет преувеличением сказать
следующее. Реакция рабочего движения на;
реформационный процесс в рассматриваемый период;
воспринималась в обществе (как официальной властью, так
и ее оппонентами) как действительно народная реакция на,
текущую политику, как "глас народа", звучащий то,
примирительно, то гневно.
В конце 1989-го года впервые за четыре года,
"перестройки" - а, пожалуй, что и за все 70 "советских" лет -.
самоорганизовалась и пришла в движение столь крупная
общественная группа, что все известные режиму методы
нейтрализации протеста могли оказаться неэффективными.'
Вполне естественно, что все главные персонажи советской,
политической сцены "перестроечной" поры адресовали,
многие свои политически инициативы в первую очередь
этой новой "проснувшейся силе".
108
В ноябре 1989-го группа народных депутатов СССР -
лидеров Межрегиональной депутатской группы попыталась
добиться включения в повестку дня II Съезда народных
депутатов двух принципиальных вопросов: об отмене статьи
6 Конституции СССР и о введении частной собственности на
землю.
Данная идея встретила жесткое противодействие как
со стороны партийных консерваторов, так и со стороны
команды Горбачева. У последней имелся свой собственный
график реформ, от которого она не собиралась отступать.
Повестка дня II Съезда была сформирована вне всякой
связи с инициативами МДГ. Тогда лидеры демократов
решились на эффектный, но не подготовленный должным
образом шаг. Было составлено обращение к гражданам
СССР с призывом провести 2 декабря всеобщую
политическую забастовку с требованием - обсудить и
решить на Съезде народных депутатов два упомянутых
ключевых вопроса. Обращение подписали Андрей Сахаров,
Гавриил Попов и другие весьма авторитетные политики.
Разумеется, главный расчет строился на предполагаемой
готовности рабочих угольных районов поддержать этот
призыв. Позиция воркутинцев и программное заявление
Союза трудящихся Кузбасса (аналогичные решениям
украинских стачкомов) позволяли надеяться на успех.
Однако, серьезных консультаций с руководителями рабочих
комитетов никто не проводил. Настроений основной массы
Рабочих именно в тот момент никто из авторов Обращения
не изучал. И напрасно. Обращение привело в некоторое
замешательство даже радикально настроенных рабочих
109
лидеров. Они прекрасно понимали: в данный момент и в
данных условиях большинство рабочих призыву лидеров
МДГ не последует. Хотя, вероятно с сочувствием отнесется к
позиции МДГ.
Позже руководители рабочих комитетов объясняли
причины этой внешней пассивности недавних
забастовщиков. Обращение вольно или невольно
воспринималось как искусственная драматизация
политического процесса. Сознание рабочего не отторгало в
принципе борьбу за отвлеченные идеи - ценности (к таким
ценностям в свое время относилась и экономическая
самостоятельность предприятий, и перевод их под
юрисдикцию России, и "департизация" всех государственных
структур). Но по крайней мере угроза этим идеям должна
была бы выглядеть достаточно реальной, серьезной. А как
обстояло дело со статьей 6 союзной Конституции? Ее отмена
действительно затягивалась. Но выглядела все более и более
пустой формальностью. Воркута только-только отбастовала,
добившись официальной регистрации своих рабочих
комитетов. В Кузбассе совершенно свободно действовал
Союз трудящихся и десятки стачкомов - от шахтных до
регионального. Да и самим авторам Обращения - лидерам
МДГ, призывавшим к стачке явно не грозили никакие
репрессии.
Решение же вопроса о земле, отнесенное Горбачевым
к началу 1990-го года, не было еще в полной мере осознано, и
востребовано общественным мнением России в конце 1989-
го. Тем более не ощущалось оно как остро актуальное в
зауральских промышленных регионах.
110
Всеобщая стачка не состоялась. И неучастие в ней
рабочих комитетов (ограничившихся принятием резолюций
в поддержку лидеров МДГ), естественно, дало основание
ортодоксальным коммунистам подтрунивать над
"незадачливыми	демократами". Впрочем, более
дальновидные деятели из руководства КПСС проявляли
сдержанность, понимая, что генеральная тенденция в
развитии рабочего движения складывается не в их пользу.
Было предпринято несколько попыток переломить эту
тенденцию. С августа по ноябрь Кемеровский обком и ЦК
компартии старательно нащупывали среди нескольких сотен
стачкомовских активистов тех, кого раздражала
радикализация движения и кого вполне устроила бы
спокойная работа под патронажем ЦК. Среди донбасских
лидеров выделился Константин Фесенко, которому даже
дали возможность выступить на Пленуме ЦК КПСС. В
Кузбассе наиболее подходящей в этом плане личностью был
сам председатель Совета рабочих комитетов Таймураз
Авалиани - народный депутат СССР и ортодоксальный
коммунист. Однако, он очень быстро оказался в изоляции
внутри кузбасского движения. После неудачных попыток
Авалиани противодействовать созданию Союза трудящихся,
а затем включению в предвыборную программу Союза ряда
антипартийных тезисов его аккуратно оттеснили от
реального руководства СРКК, а затем и переизбрали.
В сентябре 1989-го года Центральное телевидение
показало двухсерийный документальный фильм "После
стачки". Фильм - весьма льстивый по отношению к рабочим
комитетам, и особенно тем, которые показывали хорошие
111
примеры сотрудничества с партийными органами. Месяцем!
раньше многие лидеры стачкомов получили приглашение!
на учредительный съезд Объединенного фронта трудящихся!
РСФСР в Свердловске. Кое-кто из стачкомовцев на съезд!
поехал. Там главной темой была тема власти "самих
трудящихся", не поддавшихся влиянию западного!
парламентаризма. В качестве лучшего и главное "живого’
примера такой власти рассматривался июльский опыт
шахтерских стачечных и.рабочих комитетов.
23-24 декабря 1989 г. в Казани состоялось совещание!
еще одной группы почитателей "государственного" опыта
стачкомов. Взгляды членов группы, исповедующей
"неофициальную", т.е. не подкрепленную авторитетом КПСС
версию марксизма, были весьма близки концепциям IV
троцкистского Интернационала. Руководители группу
(позже принявшей название "Партия диктатуры
пролетариата") проявляли необычайную активность, нанося
визиты в шахтерские регионы и рассылая по рабочим
комитетам свою литературу.
Еще 17 июля 1989 г. в разгар забастовки Егор Лигачев -
тогда влиятельный член политбюро ЦК, предложив
подготовить и созвать "съезд рабочих". То ли в качестве!
демонстрации "рабочей природы" КПСС, то ли в качестве
"социалистической альтернативы" все тому же
"парламентско-буржуазному" типу демократии. Вряд ли сам
Егор Кузьмич смог бы тогда это четко объяснить. Однако
идея была встречена с энтузиазмом представителями^
провинциального звена номенклатуры. Несколько раз И
течение полугода требовали начать подготовку к такому
112
съезду Нурсултан Назарбаев (тогда 1-й секретарь ЦК
компартии Казахстана), Абдурахман Везиров (1-й секретарь
ЦК компартии Азербайджана), другие члены ЦК. Команда
генсека наблюдала за развитием этого сюжета без особого
восторга. Хотя кое-какая оргработа внутри аппарата ЦК все
же началась.
3.	В ПОИСКАХ СТРУКТУРЫ
Переход рабочих комитетов на радикальные
антиправительственные позиции был проявлением и
следствием общей либерализации сознания значительной
части населения российской провинции. Широкой
популярностью пользовалось мнение о том, что Горбачев
стремится уже не к реформам, а к сохранению власти
партаппарата. Разговоры о монополии КПСС, о контроле
партбюрократии над экономикой, об официальной и тайной
цензуре средств массовой информации велись уже не в узком
кругу "далеких от народа" либеральных интеллектуалов, но в
заводских курилках и на автобусных остановках. Рабочее
движение лишь несколько более радикально (особенно в
Кузбассе) выражало общую ориентацию общественного
мнения.
Довольно быстро оппозиционность и даже
антикоммунизм руководства рабочих комитетов приобрели
совершенно осознанный и непримиримый характер. В этом
плане лидеры несколько опередили основную массу рабочих.
113
Тут следует прежде всего иметь в виду закономерну
интеллектуальную эволюцию, связанную с чтением ран<
запрещенной литературы ("Архипелаг Гула]
А.Солженицына, "Котлован" А.Платонова, "Колымски
рассказы" В.Шаламова и др.), встречами с представителям]
оппозиционной интеллигенции (А.Сахаровы&
ЮАфанасьевым, Т.Гдляном). Но были' и вполне конкретны
факты, ускорившие этот процесс. В январе-феврале 1990 i
проходили и закончились провалом многоступенчаты
переговоры рабочих комитетов с представителям
Правительства СССР. Обсуждалось выполнение обещани
из Постановления N 608. Целый ряд пунктов, связанных
поставками продовольствия был признан выполненнык
Однако правительственная комиссия, возглавляемая Льво!
Рябевым (заместителем Председателя Совмина СССР, н
которого взвалили "рабочий .вопрос") отказалась подписат
итоговый документ, подготовленный рабочими комитетам!
Камнем преткновения послужил вопрос о регионально:
экономической самостоятельности Кузбасса. Стороны такж
не смогли договориться о праве уПэльных предприяти:
влиять на процесс образования цены на уголь.
И в целом в течение декабря 1989-февраля 1990 г
переговоры по крупным экономическим проблема!
становились все более вязкими, трудными. Забастовк
уходила в прошлое и чиновники Минуглепрома ССС
надеялись, что само по себе время понемногу приглуши
страсти.
По мере того, как вязли в бумажной рутин
переговоры о ценах на уголь и структуре управления
114
рывших забастовщиков все сильнее проявлялся интерес к
политической деятельности. Погружение "в политику"
становилось неизбежным и с теоретической и с
практической точек зрения. С одной стороны, без давления
на власть, без попыток прорваться к власти не мог быть
решен ни один частный вопрос. С другой стороны, участие в
различных политических играх, в борьбе
идеологизированных группировок оказалось делом
интересным и захватывающим. Куда более захватывающим,
нежели кропотливая повседневная работа по типу
профсоюзной. В этом крылась, между прочим, одна из
причин (которую, разумеется, не следует считать ни
единственной, ни главной) первоначального равнодушия
рабочих комитетов к идее создания свободных профсоюзов.
Направлений, по которым рабочие лидеры могли бы
заниматься политикой, поднявшись над уровнем местной
"текучки" к январю-февралю 1990 г. оказалось два. Первое -
наиболее очевидное и легальное - участие в предвыборной
компании и выборах народных депутатов республиканских
и местных Советов. Второе - связанное с более локальной
проблемой, с самоорганизацией движения - подготовка и
проведение Съезда независимых рабочих организаций и
объединений, провозглашение на нем некой общесоюзной
"рабочей организации".
Идея подобного Съезда родилась в Москве еще в
сентябре 1989 г. Спустя три месяца к ней проявили интерес в
Кузбассе и Воркуте. 23 декабря в Москве в помещении
Института международного рабочего движения АН СССР
Представитель Совета рабочих комитетов Кузбасса Вячеслав
115
Шарипов впервые прямо предложил провести Съезд
Новокузнецке силами рабочих комитетов. Выступлени
Шарипова слушали посланцы рабочих организаций и
более чем 60 городов - география движения все ещ
расширялась. Доводы в пользу Новокузнецка выглядел:
очень убедительно. Однако, не обошлось без некоторог
соревнования "городов-претендентов". Члены Союза рабочи
Литвы, участвовавшие в заседании предложили провеет
Съезд в Вильнюсе. Вообще, нужно отметить, что литовсю
рабочие лидеры, несмотря на свою приверженность ид
независимости Литвы, очень последовательно и аккурат
участвовали во всех общесоюзных рабочих акциях - Съезд<
семинарах, издании газет, акциях поддержки забастовок
тд. Их линию на "плотный контакт" с российски»
организациями не поколебало даже провозглашение Лита
независимости в марте 1990-го.
В начале 1990-го "Союзы рабочих" Литвы и Латв1
выступали чуть ли не главными гарантами и хранителя»
демократичности рабочего движения в целом. Националь»
демократические движения в этих 'республиках весь»
успешно прессинговали местные компартии, передав,
часть своего авторитета близким им по взглядам "Союза
рабочих". Конечно, речь идет об авторитете прежде всего
среде либеральной интеллигенции. Но взгляды
настроения именно этой среды очень легко и быст]
перетекали в рабочую среду. В октябре-ноябре 1989 г.
многих либеральных наблюдателей создалось впечатлен!
будто в Кузбассе особым влиянием начинает пользова
прокоммунистический Объединенный фронт трудящихс
116
[Материалы 1-ого Съезда Союза трудящихся Кузбасса до
других городов тогда еще не дошли. Сами же "фронтисты" на
всех углах заверяли, что кузбасские лидеры - их близкие
друзья. В конце ноября председатель Союза рабочих Литвы
Казимерас Уока (тогда народный депутат СССР) выразил
общие сомнения в газете "Московские новости", подчеркнув,
что Кузбасс, возможно сфера влияния ОФТ.
Кузбасских рабочих вождей это задело. Предлагая
Новокузнецк в качестве места проведения Съезда рабочих
организаций, Вячеслав Шарипов специально не поскупился
на резкие слова в адрес ОФТ. Но последняя точка в этом
вопросе была все же поставлена месяцем позже. Лидеры
кузбасского движения (Юрий Рудольф, Анатолий Малыхин,
Юрий Герольд, Сергей Веренков) посчитали нужным
встретиться 14 февраля 1990 г. с Казимерасом Уокой в
Москве, что бы заявить ему свою, так сказать, официальную
позицию. Чуть позже их заявление было опубликовано в
"Вестнике рабочего движения: "В газете "Московские новости"
мы прочитали интервью Казимераса Уоки, из которого
следует, что наш совет рабочих комитетов поддерживает
Объединенный фронт, трудящихся. Это абсолютно не
соответствует действительности. Мы не хотим обижать Уоку,
но он просто не обладал достоверной информацией о
Движении в Кузбассе. Вокруг этого движения центральная
печать искусственно создает вакуум. Кому он выгоден?
Конечно же не рабочему классу и тем более не той его части,
которая желает реальных перемен как в экономике, так и в
политике. Этих перемен, на наш взгляд, следует добиваться
117
лишь путем бескровных реформ. ("Вестник рабоче
движения" N 5,5 марта 1990 г).
К.Уока поспешил откликнуться: "Прошу переда'
нашим товарищам из Кузбасса мои сожаления в связи
ошибкой, которая
обусловлена исключительно
нехватко
материалов и информации. Думаю,: что мы прекраа
поймем друг-друга: ведь нам делать одно общее и труд»
дело". (Там же).
Демонстративное отмежевание от ОФТ было, конечн
определенным сигналом, свидетельствовавшем
постепенном формировании политической позици
Кузбасского движения. Впрочем, это не было результато
серьезной борьбы или политических дискуссий. И
Кузбассе, в других крупных индустриальных регионах ОФ
попросту не получал сколько-нибудь серьезной известности
не был в состоянии вызвать к себе интереса. Взволнова!
рабочего антикапиталистической и антизападной риторике
было крайне трудно. Ни капитализм, ни Запад не были дл
него чем-то реальным, способным выполнять роль пугал
(Скорее наоборот, если говорить о западных товарах),
итоге ортодоксально-коммунистические или национа.
коммунистические группировки в 1989-1991 гг. сталкивалш
в рабочей среде с реакцией двух типов. Равнодушием (
стороны большинства и раздражением со стороны лидеров.
118
4.	КОНФЕДЕРАЦИЯ ТРУДА
К апрелю 1990 г. в большинстве крупных
промышленных центров СССР (и России) были уже созданы
или по крайней мере заявили о себе политизированные
рабочие объединения. В Кемеровской области - действовал
Союз трудящихся Кузбасса, пытавшийся на базе временных
структур - рабочих комитетов создать широкую сеть своих
местных организаций. О создании аналогичных Союзов
трудящихся было объявлено в Инте (Печерский угольный
бассейн) и Донецке. В декабре 1989 г. было официально
зарегистрировано объединение "Демократическое рабочее
движение" поселка Воргашор, состоявшее в основном из
активистов стачкома крупнейшей Воркутинской шахты
"Воргашорская". В январе 1990 г. регистрации добилась
группа "Союз рабочих Челябинска" (между прочим,
решением Исполкома Челябинского горсовета о
регистрации предусматривалось "наблюдение и контроль за
деятельностью общества "Союз рабочих" со стороны
заместителя председателя горисполкома). По-прежнему
были активны созданные ранее рабочие организации в
Норильске, Ярославле, Самаре, Горьком, других городах. Их
не связывала какая-то общая идеология. Их спонтанный
Демократизм был в основном связан с борьбой против
монополии одной правящей партии на представительство
"интересов рабочего класса". Против такой монополии
выступали все. Но при этом некоторые рабочие активисты
(например, из Самары и Костромы) исповедовали взгляды
119
населения, хранившей
особенно политикой не
составляли
мало отличающиеся от радикального революционализма
левацкого толка, резко противопоставлявшего рабочих
(фактически только лиц физического труда) всем прочим
социальным группам ("конторским"). Значительная (если не
подавляющая) часть рабочих организаций пользовалась для
обозначения своих взглядов умеренно-социалистической
терминологией ("частно-трудовая собственность",
"социалистическое правовое государство", "социализм с
гуманным обликом" и т.п.), отражавшей по сути дела
взгляды значительной части
лояльность Горбачеву и никогда
увлекавшейся.
Совсем небольшую группу
объединения, получившие к 1990-му году статус профсоюзов
(вне системы ВЦСПС). Они пытались действовать с позиций
"классического тред-юнионизма", формально отвергая любую
идеологию, кроме экономических интересов своих членов.
Но сохранять политический нейтралитет в условиях
обостряющегося общественного кризиса было невозможно.
Один из первых независимых профсоюзов "Соцпроф" (в 1990-
м это название в целях мимикрии расшифровалось как
"Объединение социалистических профсоюзов СССР"), имел
например, договор о сотрудничестве с микроскопической
Социал-демократической партией.
В соответствии с логикой политической борьбы силы
чувствующие себя в оппозиции по отношению к КПСС
(точнее к консервативной части аппарата компартии)
стремились к интеграции в единый блок. В рабочем
движении тенденция к структурному единству проявлялась
120
тем более ярко, что всем мелким группам и союзам,
разбросанным по огромной стране, был хорошо виден
политический "паровоз" (шахтерские рабочие комитеты), к
которому было почетно пристроиться. Пусть даже в качестве
последнего вагона. В отличие от основной массы крохотных
демократических объединений, группы активистов из
рабочей среды готовы были запросто распроститься со
своими личными и групповыми амбициями ради союза со
стачкомами. Магия слов "рабочая солидарность" в 1989-1991
гг. делала свое дело. Пусть даже за этими словами реально
стояло лишь одно - общая неприязнь к привилегированной
партийной номенклатуре.
Со своей стороны руководителей рабочих комитетов
(особенно кузбасских) привлекала идея объединения вокруг
шахтеров всей массы клубов и групп, составлявших рабочее
движение. Такое объединение представлялось стачкомам как
шаг вперед, как следующая стадия в развитии движения.
К концу апреля 1990 г. подготовка к Съезду рабочих
организаций в Новокузнецке была в целом завершена.
Сказать, что процессы в Кузбассе в тот момент находились в
центре внимания центральных газет и общественного
мнения (более или менее к тому времени сложившемуся) -
было бы, конечно, преувеличением. Газеты обсуждали тогда
провозглашение Литвой независимости и объявленные в
ответ на это Председателем Совета Министров СССР
^•Рыжковым экономические санкции, подготовку к первому
Съезду народных депутатов РСФСР, зарубежные поездки
Горбачева. Однако, об угольных регионах никто не забывал.
Относительно скупые сообщения из Воркуты или Кузбасса
121
несли в себе в те дни огромное скрытое напряжение
Искусственность и зыбкость сложившегося в стран
политического равновесия ощущалась очень многими
поэтому любая информация о рабочих комитет:
воспринималась в определенном контексте: кого поддерж;
рабочие? За что дальше поведет борьбу эта огромная мао
людей в черных робах?
Нервнйчали в высшем эшелоне партаппарата, и
аппарате КГБ. "Подвал" в номере "Правды", вышедше
накануне открытия новокузнецкого Съезда (28 апреля) так
был озаглавлен: "Беспокойство". Приведем здесь обширну
цитату - она очень точно характеризует всю сумятицу
борьбу противоречивых чувств в сознании умеренн
консервативной части партаппарата, к котор<
принадлежали авторы статьи. "...Спору нет: рабоч
движение - мощная сила, и его представители
обновленных Советах - лучшее свидетельство возросши
политической активности низов, не желающих. жить 1
старому. Настораживает другое: сегодня четко обозначили
политические силы, заинтересованные в полном устрани
партии от власти (не партаппарата, а, подчеркиваем
партии), спекулирующие на чаяниях и нуждах рабоч<
человека. Эти силы действуют не только в Кузбассе. '
именно этот регион они выбрали сегодня ареной борьбы
власть (выделено мною - И.Ш.) и не случайно. Здесь с осо(
остротой проявились все оттенки нашего социаль
экономического кризиса, здесь, наконец, сосредото1
крупный промышленно-сырьевой потенциал, питаюн
жизнедеятельность хозяйственного механизма страны...".
122
"Правда" далее упоминала "открытое письмо", с
которым Управление КГБ по Кемеровской области
обратилось к "трудящимся и жителям Кузбасса" в связи с
"беспардонным" (лексика "Правды" -	И.Ш.)
антикоммунизмом "Нашей газеты". Кемеровские чекисты
приводя примеры "беспардонности", напоминали, что
"подобные публикации играют на руку тем, кто стремится
осложнить ситуацию в стране". Они, естественно, хотели бы
сказать (да и сделать) гораздо больше, но осторожничали...
Съезд собрал несколько меньше участников, чем
ожидалось (около 400) и в общем прошел довольно спокойно,
и незаметно для общесоюзной политической жизни.
Согласно докладу мандатной комиссии среди делегатов
Съезда рабочих было 69%, служащих - 24%, представителей
крестьянства - 0,8%, кооператоров - 2%, 6 делегатов были
народными депутатами СССР, 8 - РСФСР.
Новокузнецкий съезд был единственным собранием
подобного рода (позже в течение полугода прошли даже
более представительные I и II съезды шахтеров), на который
прибыли с целью агитации за "свои партии" политические
деятели всероссийского масштаба. Характерно, что
практически все приехавшие в Кузбасс политики позже
играли серьезные роли в борьбе за власть. Весьма
характерно и то, что наиболее широко были представлены
Деятели либерального толка. Наибольшей напористостью и
Даже агрессивностью отличалось выступление Николая
Травкина - лидера Демократической партии России, позже
избравшего образ "центриста" - борца с "ельцинским
Радикализмом". Наиболее осторожно и умеренно выступил
123
будущий стратег курса радикальных реформ и ближайший
сподвижник Ельцина Геннадий Бурбулис. К делегатам
съезда обратились также Глеб Якунин, Сергей Станкевич и
Олег Румянцев.
Труднее пришлось сторонникам умеренных и
ортодоксальных коммунистических течений. Александра,
Бузгалина, лидера "Марксистской платформы" в КПСС]
(позже руководителя одной из умеренно-левых партий
России) рабочие слушали еще довольно доброжелательно.;
Но официальному представителю ЦК КПСС А.Евлахову;
после ожесточенных дебатов дали лишь 5 минут, не дав,
говорить ни секунды за пределами этого срока. Он, кстати;
сказать, выступил довольно удачно, взяв в качестве исходного;
тезиса слова Леха Валенсы: "У демократии должна быть не1
только правая нога, но и левая...". Члену Координационного
совета ОФТ Игорю Малярову (позже лидеру "нового"
российского комсомола, одному из организаторов уличных ।
боев с московской милицией в октябре 1993 г.) не дали слова
вообще. Уже подойдя к трибуне, он вынужден был вернуться
на место.
Весьма иронически воспринято было выступление
члена Парламента Великобритании левого лейбориста <
Терри Филдса, прорвавшегося в Кузбасс, чтобы уберечь
российских рабочих от "слепой веры в капитализм". После
его выступления В.Голиков под смех зала зачитал записку:
"Президиум ввел делегатов в заблуждение: на съезде i
присутствуют не 2 представителя от ЦК КПСС, а три - за •
счет члена английского парламента...".
124
О чем же говорили деятели, в конечном счете
задавшие тон всему съезду? Чем вызвали они симпатии
зала? Надо сказать, что довольно разными подходами к
теме. Травкин - бескомпромиссным вызовом партийно-
государственной машине КПСС. Г.Бурбулис - предложением
начать кропотливую, черновую работу по созданию новых
структур с максимально широким привлечением "на свою
сторону" бывших партийных кадров.
Здесь уместно привести большие выдержки из их
выступлений. Они весьма примечательны в контексте
дальнейшей эволюции этих деятелей.
Николай Травкин:
"...Если мы с вами дозрели до понимания, что такая
идеология не дает менять экономику и через экономику
менять жизнь к лучшему, что же мешает нам отказаться от
этой идеологии?
Мешают отказаться идееносители, сидящие в
партийных кабинетах и их подручные в хозяйственных и
государственных структурах. Мешают не потому, что они
верят в эту идею. Просто они убеждены, что если все 270
миллионов откажутся от этой идеи, то они не смогут жить
так как живут. Потому что это их работа, их кусок хлеба.
Другого они не умеют. Голый, корыстный интерес!
...Может, еще есть выход? Ну и что ж, что они,
идееносители, сами не дозреют - ведь мы экономической
реформой занимаемся, события проходят знаменательные...
Может быть, заменим их Советами? Мы же выбрали
Советы. Может, Советская власть отодвинет их от власти?
125
Нет, Советская власть не отодвинет, потому что они ее
уже захватили - по совместительству. Заменили только-
только еще намечающуюся Советскую власть своей
обанкротившейся партийной. Отсюда, значит, нам спасенья
ждать нельзя.
Но раз пятый год и в круге вроде нигде брешь
прорвать нельзя, офлажковали нас эти идееносители
окончательно, что, нет выхода? Нет, выход есть. Но выход
один - чтобы вырваться из объятий этого коммунистического
монстра и его партии КПСС, нужно создавать
альтернативную, на здоровой, законной, легальной основе.
Мы четвертый год просим народ, ну, плюрализму- хочется,
дайте нормальный плюрализм! Нате. Здоровая,
антикоммунистического направления партия, которая будет :
отвергать эту античеловеческую идеологию, которая будет
бороться с этими структурами до тех пор, пока они не уйдут
с политической арены в стране. Надо создавать
политическую силу..."
После своего выступления Травкин предложил Съезду
принять резолюцию в поддержку 'формируемой им
"Демократической партии России". Но резолюция не
прошла. Только что бурно аплодировавшие Травкину
делегаты сошлись на мнении: ни одной конкретной партии
выражать поддержку не следует.
Выступивший позже Геннадий Бурбулис был весьма
сдержан и осторожен в оценках: "..Л убежден, что мы
исчерпали с вами право на гневные и эмоциональные
оценки действительности. ...Мы вступили в тот период, когда
требуется максимально-выдержанная, но не менее
126
радикальная будничная работа, где как бы сознательно
ставится запрет на внешние эффекты деятельности.... Каким
бы гневом КПСС, ее руководство, аппарат нас сегодня не
наполняли, надо различать структуру и систему, в которую
люди оказались втянуты. Людей, которые сегодня в
определенных поступках могут оказаться на нашей стороне,
предавая эту систему. Среди нас много коммунистов. ...Нам
нужно не выяснять отношения с КПСС..., нам нужно, чтобы
проблемы хозяйственные, управленческие, экономические
были решены. Мой ответ таков, что Горбачев и съезд
обновятся. При условии четкого, последовательного,
ежедневного формирования полноценных новых
политических структур, которые окажутся способными с
этой властью работать конструктивно, тем самым ее
разрушая. ..Л убежден, что нужно очень бережно отнестись
ко всем инициативам, которые уже сегодня заложены в виде
формирующихся партий:	социал-демократических,
либерально-христианских и др...".
Формально главным результатом новокузнецкого
съезда стало создание объединения всех рабочих комитетов,
организаций и движений Советского Союза - "Конфедерации
труда". После недолгих дебатов делегаты сошлись именно на
этом названии, отвергнув другие ("Союз трудящихся", "Союз
труда", "Рабочая солидарность" и др.), приняли Устав и
Декларацию основных принципов.
Однако, главный политический результат был,
пожалуй, менее конкретен, менее связан с конкретными
Решениями, датами, чем это казалось в дни съезда. Главным
было то, что может быть впервые очень четко обозначилось
127
идейное и моральное доминирование либерально!
демократических групп в той общественной среде, которая
была шире собственно рабочей среды и которую условно
можно было бы обозначить как "городские низы". Другими
словами: стало ясно, что "демократы" перехватили
инициативу. Новокузнецкое собрание рабочих активистов по
сути дела определило вектор развития • отношений в схеме
"коммуно-фундаменталисты" - городские низы - "демократы"
по крайней мере на 3 года вперед. Был дан ответ на самый
важный вопрос, который между прочим, сформулировали
уже местные журналисты, освещавшие съезд: "Всея
наблюдателей интересовал вопрос о политической окраске
организационно оформляющегося рабочего движения?
сомнений в его силе, возможностях влиять на события
ситуацию в стране, пожалуй, не было". ("Кузнецкий рабочий*
4 мая 1990 г.).	;
* * *	I
Нужно отметить, что Новокузнецк (как, очевидно
любой кузбасский город в то время) был весьма
специфической провинцией, вбиравшей в себя колебания
московской политики весьма чутко. Все же в Кемеровской
области был особый канал передающий эти колебания J
рабочие комитеты. В некотором смысле и некоторое время
(может быть с июля 1989 по декабрь 1990-го) - эта особая;
"народная" форма демократизации была предметом
"местной гордости" кузбассцев. В дни съезда Новокузнецк
был увешан приветственными транспарантами, к Дому
политпросвещения (где проходили заседания) приходили!
128
тысячи людей, работа съезда транслировалась по
областному радио, в особом режиме работала городская
милиция.
На центральную и столичную прессу, в значительной
мере отражающую позиции московской интеллигенции,
новокузнецкие речи и решения произвели довольно сильное
впечатление. В выступлениях лидеров рабочих комитетов
многие обозреватели склонны были слышать "глас народа",
долгожданный отклик российской глубинки на борьбу в
верхах. "Глас народа" слышался многим как некая
умеренная, взвешенная, основательная альтернатива
радикализму столичных элит. Обозреватель респектабельно-
осторожных "Известий" в передовой статье даже
противопоставлял первомайскую антикоммунистическую
демонстрацию (1990 г.), шокировавшую Горбачева, мудрости
и умеренности резолюций новокузнецкого съезда. "...B
первом случае перестройке был брошен открытый вызов.
Главный же мотив второго события был иной. Здесь были
желающие повторить московский вариант, были призывы
создавать вместо коммунистической партии
антикоммунистическую, но участники съезда предпочли
этому резолюцию о единстве действий, о консолидации
людей труда..." (Известия, 6 мая 1990).
В некотором смысле журналист выдавал желаемое за
Действительное. В "Декларации" принятой на съезде, в
частности, говорилось: "Важнейшая задача рабочего
Движения, всех трудящихся - борьба за ликвидацию на деле
Диктата КПСС и ее аппарата..."
129
Более радикальный еженедельник "Московские!
новости" обращался к заманчивым историческим1^
аналогиям: 'Так что же произошло в Новокузнецке? Судя по]
всему, с созданием конфедерации труда рабочее движение в
Советском Союзе вышло на какой-то новый уровень. Займет2
ли оно в современном политическом процессе СССР место;
аналогичное месту польской "Солидарности" в польском1
обществе, ...покажет время". (МН, N 19,13 мая 1990).	1
Время действительно кое-что показало. Конфедерация^
1
труда не сыграла, да и не могла сыграть роль
"Солидарности". О причинах этого чуть ниже.
5.	ПЕРВЫЙ СЪЕЗД ШАХТЕРОВ
То отношение к официальной власти и правящей
компартии, которое обозначилось на 1-ом съезде рабочих
движений и организаций, получило окончательное
оформление на 1-ом съезде шахтеров в мае 1990 г. в г]
Донецке. Спустя лишь три недели после новокузнецкой
встречи политические оценки стали жестче, позиции
непримиримее. И это несмотря на то, что съезд шахтеров
был в целом менее политизирован. Не более трети его
делегатов составляли участники Новокузнецкого съезда
Норма представительства -1 делегат от одного предприятия
соблюдалась более или менее четко. Всего было около 8(Х
делегатов из России, Украины, Казахстана, Белоруссии, из
Эстонии (сланцевые рудники на Востоке) и из Грузии
130
(Ткварчели). Обвинения в политической ангажированности
0 предвзятости (адресованные позже Конфедерации труда) к
столь представительному форуму предъявить было трудно.
Отважился на приветственную телеграмму даже Президент
СССР Михаил Горбачев.
Перед съездом стояли две главные задачи. Во-первых,
определиться во взаимоотношениях с Правительством,
сформулировав еще раз пакет основных требований. Во-
вторых, решить вопрос о профсоюзе горняков. Почти год
после грандиозной стачки среди ее бывших участников не
было единства в отношении того, создавать ли новый
профсоюз или как-то реформировать старый.
Большую часть времени съезда заняли споры по
первой проблеме. Собственно о политике говорили больше в
кулуарах, чем с трибуны. Но позиции были -в общем
определены. Выступивший Николай Травкин не мог уже
предложить резолюцию более жесткую, чем те, которые
горняки-делегаты приняли в отношении Правительства и
компартии. Впервые от имени шахтеров, по сути дела от
имени рабочего движения страны прозвучало требование
отставки Правительства. После эйфории первых шагов
Демократизации, после I и II Съездов народных депутатов
СССР, утвердивших в 1989 г. это Правительство и
одобривших его программу, прозвучал первый сигнал,
предвещающий тяжелую и изнурительную конфронтацию. В
Резолюции шахтерского съезда по вопросам "социально-
экономического положения, выполнения постановления
Совета Министров CGCP N 608 и перспективам перехода к
Рынку" речь шла не столько о проблемах угольной отрасли,
131
сколько о политическом расколе общества. "В последней.’
программе Правительства, - говорилось в резолюции - мы-j
снова не видим никаких конкретных предложений, кроме<
повышения цен. Основное, что сейчас нужно, - создание!
правительства, у которого хватит умения и решительности^
покончить с монополией государственной собственности и^
фактической монополией КПСС в политике, осуществить^
реальный переход к рынку и демократии.	|
Последние месяцы показали, что нынешнее.
Правительство не может сделать этого. Поэтому мы требуем,
отставки Правительства... Это - наше главное требование, и
мы считаем, что в этом требовании выражаем не только
свои интересы, но и интересы подавляющего большинства
трудящихся..."	j
В резолюции об отношении к КПСС также
содержалась новая жесткая претензия. Как и польские]
рабочие в августе-сентябре 1981 г., советские шахтеры в мае
1990 г. потребовали вывода местных комитетов компартии с
территорий предприятий и учреждений. Резолюция- между
прочим пыталась ответить на весьма популярный среди,
региональных руководителей КПСС тезис о том, что именнр
"компартия в 1985 году начала перестройку". "Это правда, чтц
пять лет назад некоторые руководители партии началу
перестройку. - говорилось в резолюции, - Но сегодня КПСС}
больше препятствует преобразованиям общества, чеМ!
способствует им. В последние месяцы в КПСС усиливаются
и консолидируются наиболее консервативные силы... Мц
требуем, чтобы КПСС уже сегодня была лишена;
привилегированного положения на наших предприятиях и
132
учреждениях. Парткомы и комитеты ВЛКСМ должны быть
выведены с предприятий и учреждений..." (Россия сегодня.
Политический портрет в документах, М., Международные
отношения, 1991, С. 357).
В составлении этих резолюций действительно
принимали участие эксперты-интеллектуалы из столичных
институтов (например, Леонид Гордон и Виктор
Комаровский). Однако, им в сущности оставалось лишь
сформулировать, стилистически отшлифовать те мысли и
позиции, которые уже были продуманы и приняты
шахтерскими лидерами. Навязать какие-то идеи и
формулировки, которые не были до этого серьезно осознаны
рабочей средой, было невозможно.
Обсуждение вопроса о новом профсоюзе проходило
неожиданно трудно. Многие делегаты (примерно половина)
представляли предприятия, вообще не принимавшие
участие в забастовках 1989 г. Многие предпочитали говорить
о "реформировании" старого профсоюза. Все же в последний
день съезда (чуть ли не в последние его часы), благодаря
энергичному натиску некоторых радикально настроенных
горняков - в особенности. Анатолия Малыхина из Кузбасса -
решение о создании Оргкомитета нового профсоюза было
принято. Было решено, что учрежден "Независимый
профсоюз горняков" будет на следующем съезде шахтеров
через полгода здесь же, в Донецке.
Формально решение о забастовке не было принято.
Но готовиться к ней лидеры движения начали сразу же
после окончания "полосы съездов". Прежде всего это было
вызвано растущим недовольством значительного числа
133
рабочих коллективов слабой результативностью переговоро)
с Правительством. В отличие от ноября-декабря 1989 ц
разочарование окрашивалось в совершенно определенны^
политические тона. Малейший повод вызывал обвинения |
адрес компартии и Совета Министров. Можно сказать, чтс
подобные настроения были "разлиты" по обществу. Но
"сгущалась" атмосфера раздражения и недоверия к власти
именно в ключевых промышленных регионах - Кузбассе,
Среднем Урале, Печерском угольном бассейне. То там, тс|
здесь на различных предприятиях (и чаще всего на шахтах!
вспыхивали кратковременные локальные стачки, иногда С
политическими требованиями.
6.	ЛЕТО90-ГО.	f
г
24 июня 1990 г. собрался Совет представителей
Конфедерации труда. К этому времени руководителе
основных региональных центров движения (Кузбассу
Донбасс, Воркута, Солигорск - в Белоруссии, Караганда) в
целом определили дату (И июля) и главное требование
всеобщей забастовки (отставка Правительства). На
заседании Совета представителей уточнили, что акция будет!
носить демонстративно-предупредительный характер и
длиться одни сутки. Был сформулирован пакет требований;
И председатель Совета рабочих комитетов Кузбассу
Вячеслав Голиков, и председатель Донецкого стачкома?
Николай Волынко, выступая признали, что протест идет!
134
снизу, и стачкомы просто пытаются упорядочить и
направить забастовочное движение в русло. четких
продуманных требований. Пару раз в ходе обсуждения
возникала словесная перепалка; члены крайне левых и
марксистских "рабочих партий" пытались добиться
включения в итоговую резолюцию некоторых своих пунктов.
Дошло до того, что Григорий Исаев из Куйбышева ("Партия
диктатуры пролетариата") обвинил В.Голикова в
отступничестве от интересов рабочего класса. Исаев сказал,
что к сувенирной папке с надписью "I съезд независимых
рабочих движений. Новокузнецк 1990 г." он относится как к
священной реликвии, однако не может не видеть, что
кузбассцы да и большая часть членов Конфедерации труда
не спешат "взять под контроль рабочих" шахты и заводы.
Тем самым, по мнению "неомарксистов" рабочие лидеры
отдавали инициативу в руки бюрократии и мафиозных
структур. Члены стачкомов слушали эти упреки с интересом,
но в целом сохраняли к ним ироническое отношение.
Состоялись выборы сопредседателей Конфедерации
труда. Ими стали Вячеслав Голиков, Юрий Герольд и
Михаил Соболь (лидер Рабочего Союза Белоруссии).
Обиженным остался Виктор Буртник из свердловского клуба
"Рабочий", получивший лишь 5 голосов из 34.
На заседании,которое проходило в здании Института
международного рабочего движения, благодаря тому, что
Леонид Гордон и Эдуард Клопов были его сотрудниками,
впервые присутствовали представители американского
профцентра АФТ-КПП - Ричард Уилсон и Людмила Торн.
Уилсон сделал короткое заявление о поддержке
135
руководством АФТ-КПП демократической ориентации!
рабочего движения в Советском Союзе. К этому времени по 3
инициативе американских профсоюзов уже была]
организована одна поездка лидеров шахтерских стачкомов в|
США. Теперь речь шла о продолжении сотрудничества.^
Однако, американцам не очень было ясно, в каких формах <
это возможно В свое время "Солидарность" в Польше j
учреждалась как общенациональное профобъединение и J
помимо политики действительно занималась*
профсоюзными вопросами. Напротив, Конфедерация труда '
явно не собиралась превращаться в профсоюз. Фактически
главным итогом собрания Совета представителей КТ стала
чисто политическая резолюция и решение о проведении
политической стачки И июля.
Стачка состоялась, правда по масштабам она
уступала событиям годичной давности. На многих
предприятиях прошли митинги в поддержку основных
требований, но работа не прекращалась. Кемеровская "Наша -
газета", поддерживавшая в течение суток оперативную связь <
со всеми промышленными регионами привела примерное,
число участников забастовок и митингов, прокатившихся И*
июля 1990 г. по стране - 300 тысяч. Даже если предположить, ‘
что эта цифра завышена, то в любом случае число
участников акции было не ниже 120-150 тыс. человек. Это ’
немало, особенно если учесть, что выдвинуты были почти j
исключительно политические требования. В целом они
соответствовали "основному пакету" сформулированному 24 j
июня. Интерпретации и звучание этих требований ?
варьировались на. различных предприятиях, в различных
I
136
регионах. Тут уже не было столичных интеллектуалов,
способных "навязать" своих взгляды. Стиль и формулировки
документов, принятых на митингах в городах и поселках,
традиционно относимых к "российской глубинке" вполне
отражают психологический настрой основной массы
населения летом 1990-го. Вот некоторые фрагменты из
кузбасских резолюций.
"...Вопрос о самостоятельности на сегодняшний день -
это вопрос политический, так как в нем скрыта вся суть
власти. Выйди шахтеры из министерства - перестанет
существовать это министерство. На сегодняшний день
Правительство, понимая это, отказало шахтерам в
самостоятельности. Оно откажет и другим. А жизненный
уровень уже в стране не улучшить. Административные
методы уже не работают. Поэтому шахтеры решились на
последний шаг, на забастовку с требованием уйти
Правительству в отставку. Больше других способов
разрешить ситуацию нет, да и быть не может. Дальше так
жить нельзя..." (из Протокола общего собрания трудового
коллектива Кузнеикой автобазы. 11.07.90 г.).
"...Национализации имущества КПСС, ВЦСПС,
лишения парткомов официального статуса на предприятиях,
Деполитизации вооруженных сил, МВД, КГБ, органов суда,
государственной прессы, прокуратуры и народного
образования..." (из резолюции собрания трудового
коллектива совхоза 'Тепличный" города Кемерово).
"...Требуем отмены Указа Президента по поводу
генерала КГБ Калугина, в отношении к которому
проявилась вся фарисейская и лицемерная сущность
137
руководства страны... Мы говорим нет! Возврата к прошлому
не допустим. Свое будущее видим в составе суверенной
Российской республики... Обращаемся ко всем жителям
нашей республики всемерно поддержать руководство наше^
республики во главе с ее Председателем Верховного Совету
Ельциным Борисом Николаевичем" (из резолюции митингу
трудящихся шахты "Колмогорская", Кемеровская обл., г,
Белово от 11.07.90 г).
"...Отменить все льготы и привилегии представителям
высшего эшелона власти и потребовать от КПСС вернут^
народу имущество и компенсировать долги..." (из Обращение
митинга работников ПО "Юргинский машзавод").
В некоторых резолюциях нашла отражение реакция
на первый съезд Компартии РСФСР, на котором политика
Горбачева критиковалась с ортодоксально-,
коммунистических позиций.' Резолюция митинга города»
Белово требовала от Президента и Верховного Совета СССР
"дать должную оценку действиям генерала Макашова в связи^
с его угрозами в адрес Верховного Совета РСФСР и народа..."..
7.	ПИК ВЛИЯНИЯ. "500 ДНЕЙ"
Изучение судеб российских рабочих комитетов,
неизбежно вызывает ассоциации с соответствующим
польским опытом. Но в 1980-1981 годах и в 1988 году;
"Солидарность" была прежде всего тараном, сокрушавшим
одну за другой конструкции правящего режима. Напротив,
138
российским реформам изначально был задан совершенно
иной алгоритм, условно обозначенный "революция сверху".
Нерастраченный еще к лету 1990 года авторитет рабочих
комитетов неожиданно оказался важным политическим
инструментом осуществления (вернее попытки
осуществления) достаточно радикальной экономической
стратегии официально предложенной Правительством
РСФСР. Позже она стала известна как программа "500 дней".
В августе 90-го авторы этой программы решили привлечь
рабочие комитеты к движению в ее защиту.
Особенность ситуации заключалась в частности в том,
что Российская Федерация еще входила в состав Союза ССР.
Привлекая на свою сторону рабочих лидеров, молодые
российские министры-либералы рассчитывали убедить
Горбачева и Рыжкова в приемлемости социальной цены
своей программы. Предварительно этот замысел обсуждался
еще в июле 1990 г. В августе 1990 года Конфедерация труда
организовала встречу руководителей рабочих комитетов, а
также ряда свободных профсоюзов с Григорием Явлинским.
На эту встречу 20 августа 1990 года съехались представители
23 рабочих организаций из разных регионов. Были шахтеры
из всех угольных бассейнов, были также представители из
Москвы, Горького, Тольятти, Свердловска, Магнитогорска,
Челябинска, других промышленных городов.
За несколько дней до этого Явлинский был назначен
заместителем Председателя Совета Министров РСФСР. Об
этом факте автор "500 дней" сообщил в самом конце встречи,
как бы случайно.
139
Вообще со стороны Явлинского это был-j
нестандартный ход. Позиция его группы основывалась
частности на неприятии популизма. Программа "500 дней"]
включала ряд жестких мер, типа прекращения']
финансирования убыточных предприятий, освобождения,!
цен на большую часть товаров массового спроса. Рабочая,
аудитория могла не понять и не принять "слишком ученой"
аргументации в пользу этих и подобных шагов. К тому же
Явлинский и его коллеги в августе 1990 г. были практически
неизвестны широкой публике. Недоверчиво-скептическая
позиция рабочих лидеров по отношению к власти также
была не самым лучшим условием для начала диалога.
Однако, возможный союз либеральной экономической
команды с рабочими лидерами таил в себе ряд серьезных
политических выгод для нового российского кабинета. Более
влиятельной и серьезной силы, представляющей интересы,
"социально-уязвимой" части населения, чем рабочее
движение ни Явлинский, ни его оппоненты не знали.!
Согласие рабочих комитетов на демонтаж социалистической
экономики становилось также и символическим актом. Курс
на "капитализацию экономики", которого так опасался1
Горбачев, получал санкцию тех, кого сам же Генеральный
секретарь именовал "авангардом рабочего класса".	]
Встреча проходила не в кабинете новоназначенного
вице-премьера, а в одной из небольших рабочих аудиторий i
"Белого Дома" - тогда главной резиденции Правительства 5
РСФСР. Человек, представившийся Явлинским, для
большинства рабочих так до самого конца разговора и
140
оставался "парнем из команды по экономической реформе".
Не более того.
Тем не менее, руководителю проекта "500 дней"
удалось решить главную задачу: между ним и лидерами
рабочих организаций установились в общем весьма
доверительные отношения. Думаю, у обеих сторон в тот день
возникло ощущение взаимного уважения. Такого ощущения
после встреч, например, с Рыжковым, не возникало.
Явлинский пытался более или менее доступным языком, но
не упрощая и не огрубляя проблему, объяснить смысл
планируемых либеральных преобразований в экономике.
Взаимопонимание удалось достичь по двум основным
темам: 1) необходимость постепенной передачи объектов
государственной собственности в том числе промышленных
предприятий в частную собственность; 2) необходимость
освобождения (либерализации) цен. Для того времени, в
условиях постоянных колебаний Горбачева между
"совершенствованием социализма" и реальной реформой,
это были радикальные и непривычно, даже пугающе
звучащие предложения. Дискуссия обнаружила, что сама
возможность перехода госпредпритий в частные руки никого
не пугает; что почти все согласны на свободные цены, если
это вернет, по уверению Явлинского, товар на прилавки
магазинов в течение 2-х-З-х недель. Насторажило другое:
вероятность широчайшего произвола со стороны партийно-
хозяйственной номенклатуры в ходе приватизации. Другими
словами - несправедливость при распределении бывшего
государственного добра. Явлинский признал, что никаких
серьезных гарантий от злоупотреблений в этой сфере он
141
предложить не может. "Пусть эту функцию - контроль за!
приватизацией возьмут на себя местные Советы... да й
рабочие комитеты могли бы подключиться", - добавил он.
Это замечание было встречено ироническим смехом. Ни в'
советский, ни в "рабочий" контроль никто из собравшихся
всерьез, кажется, уже не верил..	ч
Явлинский резюмировал разговор о шансах^
программы "500 дней" несколько тяжеловесным, но как1;
показалось большинству его слушателей правдоподобным !
прогнозом "...Вы спрашиваете, будет ли улучшение уже через !i
год, - сказал Явлинский, - могу твердо обещать, что хотя
падение уровня жизни через год остановить еще не удастся,1
но если мы осуществим все запланированные меры, его'
снижение будет менее значительным нежели в случае^
полного бездействия или продолжения традиционной
нерыночной политики...".	11
Практическим результатом встречи стала устная J
договоренность о формах сотрудничества. Эти формы
вполне могли произвести впечатление популистских или 5
рекламных. Было решено, что в теченйе двух недель пока
программа "500 дней" будет дорабатываться группой
Явлинского, к ней присоединятся в качестве наблюдателей <
10-15 рабочих - представителей основных шахтерских
регионов. Экономисты ставились перед необходимостью
разъяснять и комментировать им каждый значительный 1
элемент программы. Наблюдатели же, приняв либо не I
приняв предложенную аргументацию, должны были дать '!
свое заключение о программе на заседаниях рабочих
комитетов Кузбасса, Воркуты и других регионов. Популизма ’;
142
1
I
I
было на самом деле немного. Посланники стачкомов
должны были вынести вердикт по тем параметрам
программы, которые были вполне доступны обычному
здравому смыслу. Прежде всего: темпы освобождения цен,
масштабы приватизации, меры по предотвращению
безработицы при высвобождении работников убыточных
предприятий. По форме эта работа напоминала известный
западным обществам процесс согласования антикризисных
мер лидерами правительства и национальных профцентров.
Хотя степень политизации дискуссий была, безусловно,
выше.
"Добро" полученное от рабочего движения при
благоприятном исходе Явлинский надеялся использовать в
качестве важного морально-политического козыря. Замысел
этот в общем удалось реализовать. Представители стачкомов
к началу сентября пришли к выводу о приемлемости
программы. До 1 октября - дня предполагаемого запуска
программы - они неоднократно выступали в средствах
массовой информации, разъясняя свою позицию. На нее,
естественно, ссылался и Явлинский, пытаясь защитить "500
дней" и неожиданно ощутив утрату поддержки со стороны
Горбачева.
Программу, как известно, спасти не удалось. 'Тихий"
отказ Президента СССР запустить ее стал, на наш взгляд, его
крупнейшей политической ошибкой на финишной прямой
"перестройки". Договоренности между правительствами
СССР и РСФСР оказались нарушенными. Рабочие комитеты
почувствовали себя обманутыми. Надежды связанные с
символом "500 дней" быстро сменились угрюмым
143
убеждением: "наверху верить некому...". Данная ошибку
Горбачева стала одной из причин (хотя, конечно, не
единственной причиной) требования о его отставке,!
выдвинутого забастовщиками в марте-апреле 1991 г.
Сотрудничество с командой Явлинского быстро ушло<
в прошлое. Но оно по сути дела задало стиль ц
проблематику последующих контактов рабочих организаций,
с другими либеральными экономическими командами*
Были вынуждены уйти в тень те, кого один из донецких^
лидеров Юрий Болдырев назвал в начале 1990-го года!
"люмпен-экономистами": вьющиеся вокруг стачкомод
непризнанные официальной наукой "гении" с простыми ш
приятными решениями всех экономических проблем в
кармане. К концу 1990 г. рабочие комитеты убедились в том*
что простых выходов из кризиса нет. Последние иллюзии,
относительно преимуществ "социалистической,
общественной собственности" и планового ведения
хозяйства рассеялись. Их согласие на начало приватизации
в целом отражало позицию по отношению к этой новой идее;
значительного большинства граждан "живущих на зарплату".
Что означал в дальнейшем союз "рабочее движение -j
либеральные экономисты"? Прежде всего относительно
ровные доверительные отношения между лидерами
движения (А.Сергеевым, В.Шариповым, В.Уткиным^
СХрамовым и др.) и академическими интеллектуалами^
возглавившими с начала 1992 г. ключевые направления
реформы - Е.Гайдаром, А.Шохиным, А.Чубайсом,
Б.Федоровым. Регулярные личные встречи в течение 1992*
144
1994 годов определили контуры дальнейшего
сотрудничества.
Резюмируя данный сюжет, нельзя не отметить
(несколько забегая вперед) хрупкости указанного альянса.
На рубеже 1993-1995 гг. союз рабочих активистов и
экономистов-рыночников пережил тяжелое потрясение.
Выборы в Государственную Думу 12 декабря 1993 года
выявили разрыв между предпочтениями лидеров
профсоюзов и значительной частью рядовых членов. Среди
последних очень многие проголосовали за
псевдолиберальную партию Владимира Жириновского.
Среди многих причин, лежавших в основе сенсационных
результатов выборов в Думу - 93, отметим здесь лишь одну.
Она имеет прямое отношение к восприятию новой
"рыночной" реальности значительной частью
промышленных рабочих. В предвыборной риторике лидера
"Либерально-демократической партии России" собственно
либеральных идей и подходов, как известно, почти не было.
Кроме, может быть, того минимума, с которым свыклось
уже, которые готово было уже принять травмированное
постсоветское сознание миллионов "честных труженников".
Этот минимум "постсоветского либерализма для бедных" в
интерпретации г-на Жириновского выглядел так: 1)
Дистанцирование от коммунистов и социалистов (которые,
по его словам, "представляют вчерашний день и которые не
смогут предложить ничего нового"), 2) принятие рынка,
частной собственности и предпринимательства в качестве
недоброй, но неизбежной и естественной жизненной силы.
145
Силы, которая еще может быть использована во благ®
большинству, но при определенных условиях.
Думается, что этот убогий набор уступок рынку, т.е,
реализму сыграл свою роль в успехе "ЛДПР".	
К этому вопросу ниже следует еще вернуться.	,
8.	ИЗМЕНЕНИЯ В ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВЕ t
Организованное рабочее движение, безусловно, стаде
одним из важнейших факторов радикализации системно!
реформы действующего законодательства. В первую очеред
отраслей, связанных с регулированием экономически)
отношений. Важную роль сыграла также позиция рабочш
комитетов по отношению к ст.. 6 и другим "идеологическим!
нормам Конституции СССР. Однако, роль Движения в это!
"революции в законодательстве" не может все же быт!
отделена от роли других общественных сил. Например, О'
роли либеральных советников из ближайшего окружении
Горбачева или широкого слоя либеральных публицисте!
доминировавших в центральных СМИ.	1
Рассмотрим в связи с этим более частный вопрос
Вопрос о законах, ставших предметом непосредственной
влияния Движения. Имеется в виду законодательство <
забастовках и профессиональных союзах.	*
Несколько слов, так сказать, к истории вопроса.
До конца 80-х в СССР бастовать было не запрещено,'
ни один закон или даже ведомственная инструкция прямС
146
стачек не запрещали. Но и разрешать их никто не разрешал,
д правило "разрешено все, что не запрещено" в советском
праве считалось буржуазным и реакционным. Стачки,
однако, нет-нет да и возникали. О Новочеркасске 1962 года -
разговор особый. Это была не просто стачка, а восстание,
бунт. В 70-е и 80-е годы небольшие локальные остановки
производства из-за конфликтов между работниками и
администрацией были весьма редки и служили объектом
пристального внимания КГБ.
Забастовка (даже спонтанная, даже небольшая по
масштабам) считалась ЧП для местного партийного
руководства. Часть требований - например, об улучшении
условий труда - иногда выполнялись. Чуть позже, когда
конфликт "выдыхался", инициаторов акции, которых
предварительно отслеживали, увольняли. За увольнением
обычно следовали либо быстрый суд и отправление на 3-5
лет в лагеря (обычно по ст. 190^ Уголовного кодекса РСФСР
"Организация или активное участие в групповых действиях,
нарушающих общественный порядок"), либо в лучшем
случае безработное и беспросветное прозябание. Для
бывших организаторов забастовок был установлен
негласный запрет на любую работу, кроме, может быть,
работы дворника. Тех, кто продолжал вызывать раздражение
власти, мог еще ожидать арест и осуждение по ст. 209
Уголовного кодекса за ведение "паразитического образа
Жизни". О правовом регулировании забастовок вопрос,
естественно, не вставал. Во-первых, понятие "забастовка"
Применительно к социалистической плановой экономике
Использовать было не принято. Во-вторых, законы сами по
147
себе мало что значили. Власть могла обойтись щ
административными мерами.	;
В 1980 году в ходе подготовки к проведению в Москве^
Олимпийских игр по заказу Отдела агитаци и пропаганды)
ЦК КПСС была выпущена книжка "100 вопросов об СССР".}
Она была подготовлена с учетом того, что в результате!
наплыва иностранцев советским гражданам придется]
отвечать на множество каверзных вопросов. Был в этой]
книжке предусмотрен и вопрос о забастовках. Он былг
сформулирован в довольно острой форме: "Почему в СССР
запрещены забастовки?". Тут же приводился и "образцовый"]
ответ. Советскому человеку надлежало спокойно и ст
достоинством сообщить, что "забастовки у нас не запрещены^
просто для их возникновения у нас нет социально-»
экономических оснований". И далее разъяснялось, как»
советские профсоюзы улаживают конфликты с помощью!
законных средств.	..z''	]
К таким законным, т.е. закрепленным в законе’
средствам, можно было отнести лишь одну незамысловатую]
процедуру, описанную в ст. 224 КЗоТ РСФСР. После»
некоторых редакционных изменений в 1982 году (после)!
забастовок в Польше) эта норма звучала так: "Разногласия,
возникающие между профсоюзным комитетом!!
предприятия... и администрацией по вопросам установления1
или изменения условий труда... разрешаются по соглашению
между вышестоящими профсоюзными и хозяйственными
органами".	1
С середины 1988 года в печати все чаще стали
появляться публикации с призывами разработать, наконец,
148
закон, регулирующий порядок проведения забастовок. К
этому времени почти никто уже не сомневался в том, что
пытаться регулировать в данном случае все же более
дальновидно, чем пытаться запретить. Однако, практическая
реализация этого замысла все время откладывалась. После
избрания в 1989 году нового состава Верховного Совета
СССР, работавшего на постоянной основе, пункт о проекте
закона о забастовках был внесен в план законодательной
работы. Но выносить проект на обсуждение депутаты не
спешили. Все еще сохранял силу тезис об исключительности
забастовок как общественного явления.
Гром грянул в июле 1989 года. Ошеломленное
масштабами летней стачки в горняцких регионах
руководство Верховного Совета спешно приняло решение об
оперативной доработке и вынесении на сессию закона о
порядке разрешения коллективных трудовых споров.
Законопроект обсуждался в середине августа 1989 года, когда
первая волна стачек была уже позади. Естественно,
некоторые его спорные фрагменты были так или иначе
связаны с тем опытом, который приобрели в ходе стачки и
хозяйственная бюрократия, и рабочее движение.
Не будем детально разбирать весь закон. Сам по себе
он безусловно будет заменен в ходе дальнейшего обновления
законодательства. Но ряд узловых вопросов, возникших в
связи с законом, думается сохранили актуальность. Таких
вопросов было четыре.
Во-первых, вопрос о способе принятия решения о
забастовке на собрании (конференции) трудового коллектива
или профсоюза. Представители директорского лобби
149
стремились установить норму, согласно которой для]
принятия решения о забастовке требовалось не менее 2/3
голосов всех членов коллектива при тайном голосовании;
Этой цели им достичь удалось. Оставшиеся в меньшинству
депутаты указывали, что данное требование, будучц
практически невыполнимым, не поможет сдержать стачку^
если она назрела.	j
Во-вторых, многие законодатели попытались "забыть?
о таких уполномоченных коллективами органами, кай
стачкомы и рабочие комитеты. Предлагалось оставить в
законе в качестве единственного представителя трудящихся
профсоюзные комитеты. Депутаты из "профсоюзной сотни*
(т.е. вошедшие в зарезервированную для ВЦСПС квоту
депутатских мест) рьяно отстаивали этот подход. Егу
защищал, в частности, и будущий вице-президент СССР
Геннадий Янаев. Но верх взял трёзвый расчет. Те жу
"красные директора" прекрасно понимали, что в ходе
забастовки переговоры можно вести только с теми, кому
рабочие реально доверяют. Если это стачком или рабочий
комитет, то никакими законами отношения к профкому не
изменишь. Многие помнили, что в ходе кузбасской стачки'
представители ВЦСПС и рабочего движения оказались по
разные стороны переговорного стола. Председатель ВЦСПС
воспринимался рабочими просто как один из министров,
виновных в их бедственном положении. В итоге в ст.ст. 7, 8
законопроекта были закреплены понятия,
предусматривающие возможность создания самых
различных структур: "уполномоченный трудовым
150
коллективом или профсоюзом орган", "орган, возглавляющий
забастовку", "органы, уполномоченные сторонами".
В-третьих, остро встал вопрос о статусе политических
забастовок. Значительная часть законодателей испытывала
соблазн вообще запретить стачки с политическими
требованиями. Несмотря на то, что события в угольных
регионах еще не приняли явной политической окраски, все
понимали, что политизация стачкомов уже началась. Но тут
неожиданно сыграл свою роль фактор, слабо связанный с
темой трудового законодательства. Представители
директорского корпуса и Советов трудовых коллективов
нескольких городов Эстонии (в основном со значительной
долей русскоязычного населения - Таллин, Силламяэ,
Нарвы, Кохтла-Ярве) резко выступили против запрета
политических стачек. Они объясняли это тем, что
политическая забастовка - их главное оружие в борьбе с
буржуазными националистами. На законодателей из
Верховного Совета эти аргументы подействовали. В августе
1989 года в первой редакции закона политические забастовки
запрещены не были.
Однако спустя полтора года эта тема вновь стала
актуальной. Законодатели вынуждены были вернуться к ней,
исходя уже из нового политического опыта - затяжной
весенней стачки 1991 года, в ходе которой были выдвинуты
политические требования. В итоге в мае 1991 года
Верховный Совет СССР одобрил поправку в закон - о запрете
стачек с политическими требованиями.
Еще одна юридическая проблема, связанная с новым
законодательством о забастовках, имела уже не столько
151
политический, сколько нравственный оттенок. Нужно ли м|
можно ли различать тех, кто активно участвовал в стачке, ця
тех, кто не желая бастовать, был вынужден простаивать?!
Закон дал положительный ответ на этот вопрос следующей!
формулировкой: "За работниками, не принимавшими!
участия в забастовке, но в связи с ней не имевшими!
возможности выполнять свою работу, заработная плата!
сохраняется в размерах не ниже установленных!
законодательством как за простой не по вине работника" (ч. 41
ст. 13 Закона о порядке разрешения коллективных споро/).!
Заняв такую позицию, законодатели оставили открытыми!
сразу несколько вопросов. Прежде всего: по каким признакам!
отделять одних от других, если не работали и те и другие?!
По устному признанию? По письменному заявлению в адрес!
директора предприятия? Но известно, что отношение!
работников к забастовке и их оценка своей роли в ней могут!
эволюционировать в зависимости от итогов забастовки.]
Нужно отметить, что согласно ч. 2 ст. 13 этого Закона "за}
время забастовки участвующим в ней работникам
заработная плата не сохраняется". Таким образом, закон,
стимулирует работника сделать определенный выбор. Но;
при этом остается не ясным, в какой форме этот выбор
должен быть сделан, если допускается, что не работать
вынуждены все.
Другое дело, если эта норма относится к работникам
других структурных подразделений предприятия, не
бастовавшим, но вынужденным прекратить работу
вследствие технологической связи с бастующими. Тут оплата
труда "как за простой не по вине работника" вполне
152
закономерна. Но их ли имеет в виду закон? В общем, введя
эту норму, законодатели скорее создали новые проблемы,
чем решили старые. Очевидно, что ситуации с расколом
внутри коллектива в ходе трудового конфликта возможны, но
их регулирование требует, очевидно, более сложных
юридических решений, нежели приведенные выше.
Еще один результат непосредственного влияния
рабочих организаций на процесс обновления
законодательства - Закон СССР "О профессиональных
союзах, правах и гарантиях их деятельности". Он был
принят в декабре 1990 г. В течение всего 1990 года
представители независимых профсоюзов лоббировали
процесс работы над законопроектом в комитетах Верховного
Совета СССР. В результате в окончательном тексте закона
был закреплен ряд новых принципиально важных
положений (хотя в целом независимые профсоюзы оценили
этот нормативный акт на слабую "четверку").
Во-первых, было установлено, что "все профсоюзы
пользуются равными правами" (ст. 2). Эта норма означает, в
частности, что у двух или трех профсоюзов, действующих в
рамках одного предприятия, вне зависимости от
численности каждого из них, абсолютно равные права на
получение помещений для работы и тд. Администрация и
органы власти не вправе устанавливать какие-либо
привилегии для одного из них.
Во-вторых, было установлено, что "все профсоюзы
независимы в своей деятельности от органов
государственного управления, хозяйственных органов,
153
политических и других общественных организаций, и
неподотчетны и неподконтрольны" (ст. 3).
В-третьих, была сформулирована норм
обеспечивавшая определенную защиту (по крайней мер
формальную) работников, вступивших в новые профсоюз
вне системы ВЦСПС-ФНПР: запрет на "дискриминащ
граждан по признаку принадлежности к профсоюзнь
союзам" (ст. 4). Было запрещено обуславливать прием j
работу, продвижение по работе, а также увольнен
принадлежностью к определенному профсозу, вступление
или выходом из него.
Очевидно, именно эти принципы должны вставать
незыблемыми вне зависимости от принятия новых акп
регулирующих отношения "профсоюзы-государство".
В-четвертых, в данном законе за профсоюза»
впервые признавалось право на организацию и проведен:
забастовок (ст. 15).	'
В связи с этим нельзя не упомянуть и об изменениях
порядке создания профсоюзов и оформлении их статуса.
В течение последних пяти лет (1989-1994) поряд<
создания профсоюзов несколько раз изменялся. Перемен
были так или иначе связаны с динамикой политическо:
развития страны. Профсоюзы на себе чувствовал
"трудности роста" российской демократии.
Изначально статья 225 КЗоТ РСФСР гласила,
"профессиональные союзы действуют в соответствии
принятыми ими уставами и не подлежат регистрации*
государственных органах". Эта норма, однако, фактически t
работала. Создание профсоюзов, независимых от annapai
154
КПСС и государства, не допускалось. Отсутствие
формальных запретов не имело никакого значения.
Немногочисленные попытки (в конце 70-х годов)
воспользоваться статьей 225 и образовать профсоюз без
регистрации были жестоко подавлены. Инициаторы этих
попыток - такие как Владимир Клебанов и Лев Волохонский
были отправлены в лагеря. После этого попыток
"воспользоваться правом" долгое время не было вообще.
Наконец, в начале 1989 г. уже после опубликования по
инициативе М.Горбачева новых избирательных законов, но
еще до официального разрешения многопартийности,
прецедент был создан. Группа организаторов
профобъединения "Соцпроф" обратилась в органы
внутренних дел и в банк с целью получения печати и
открытия счета. Официальные лица в МВД поначалу не
приняли это всерьез. Однако СОЦПРОФ проявил
настойчивость, а чиновники из Минюста и МВД не смогли
найти никаких аргументов против совершенно конкретной
формулировки статьи 225. СОЦПРОФ получил права
юридического лица, а несколько позже таким же путем были
оформлены статусы еще нескольких профсоюзов.
Спустя год уже после массовых забастовок в
Шахтерских регионах депутаты Верховного Совета СССР,
работавшие над проектом закона "О правовом положении
профсоюзов", решили приравнять профсоюзы к другим
общественным объединениям, перечеркнув таким образом
статью 225 КЗоТ РСФСР. В итоге в Закон СССР 1990 г. "О
Профессиональных союзах, правах и гарантиях их
Деятельности" появилась норма: "Уставы (положения)
155
профсоюзов регистрируются в порядке установленном для<
общественных объединений" (ст. 2). В течение всего 1991 год^'
новым профсоюзам приходилось преодолевать невероятным
сложности на пути к заветной цели: регистрация устава, м
затем получение печати и счета в банке. Минюст как]
административный орган, естественно, подходил м
регистрации уставов профобъединений с позиции
пристрастной, заинтересованной стороны. Ситуация была!
конечно, уникальной. Ведь в тот период противостоящая
профсоюзам администрация предприятий в 99% случаев
представляла государство, как и Министерство (отдельм
юстиции, решавшее вопросы о существовании того или
иного профсоюза как такового. Независимому профсоюза
горняков, как и некоторым другим союзам, пришлось в 1991
году почувствовать эту "пристрастность" государства к себе. Я
После августовских событий 1991 года и прекращен™
существования СССР новое российское руководств
попыталось улучшить отношения с профобъединениями
выражавшими поддержку идее вхождения в рыночнуи
экономику. Как известно, законодательные акты бывшей
СССР были объявлены действующими на территори|
РСФСР лишь в части, не противоречащей российские
законам. 19 декабря 1991 года Верховный Совет РСФСЯ
принял специальное постановление, регулирующее порядД
получения профсоюзами прав юридического лица и
регистрации общественных объединений в РСФСР м
регистрационном сборе". Это постановление отменило рЯя
нормативных актов, в частности, Постановлена
Президиума Совета Министров РСФСР от 15.01.91 в
156
порядке регистрации уставов политических партий,
профессиональных союзов и других общественных
объединений в РСФСР", принятого в порядке конкретизации
союзного закона. Был восстановлен порядок, исключавший
регистрацию профсоюзов и
регистрационного сбора. Статья
подтверждена и конкретизирована.
Сегодня для получения
взимание с
225 КЗоТ
них
была
профсоюзом
прав
юридического лица достаточно провести учредительный
съезд (конференцию, собрание) и утвердить на нем устав
либо положение о профсоюзе. Важно подчеркнуть, что права
юридического лица возникают у профсоюза уже в момент
утверждения названных документов, а не позже.
157
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ.
"ЗА ЧТО БОРОЛИСЬ? ’
(ПОЧЕМУ ДВИЖЕНИЕ ПОМОГЛО
ПРИДТИ К ВЛАСТИ "ДЕМОКРАТАМ":
ПОЛИТИЧЕСКИЕ И МОРАЛЬНЫЕ
МОТИВЫ)
1.	К НЕИЗБЕЖНОЙ КОНФРОНТАЦИИ
(КОНЕЦ 1990 - НАЧАЛО 1991 гг.)
Проблема поддержания социального ил
гражданского мира в реформируемом обществе - одна i
вечных политических проблем. Пытаясь ее решит
российское руководство образца 1992,1993 и 1994годов могл
уже в какой-то мере учесть неуспешный опы
"позднеперестроечного" периода 1989-1991 гг. Первым 1
советских лидеров столкнувшись с необходимость
несилового регулирования бесчисленных конфликта
разрывавших общество, М.Горбачев очень скоро обнаружи
свое бессилие.
Драматизм его положения отчасти выражался и
том, что в течение 1990 г. и в начале 1991-го целый ря
"умиротворяющих" шагов "сверху" не принес ожидаемо!
эффекта. А ведь объективно многое складывалось вроде бы
пользу "перемирия". В начале 1990 г. Верховный Совет ССС
принял обещанный еще раньше забастовщикам закон
пенсиях. Их размер существенно увеличился. В июле 1990 1
Правительство Н.Рыжкова выпускает постановление о<
увеличении продолжительности отпусков для шахтеров
158
Постановление, правда, не смогло предотвратить
однодневной стачки (11 июля 1990 г.) с требованием отставки
Правительства. В конце-концов, в начале 1991 г.
Правительство Н.Рыжкова под благовидным предлогом
изменения структуры власти отправляется в отставку.
Требование, о котором рабочие лидеры твердили семь
месяцев (с мая 1990), оказалось вроде бы выполненным.
Сильно ли изменилось за этот период само рабочее
движение? Главным его достижением стало учреждение в
октябре 1990 г. на II съезде шахтеров в Донецке
Независимого профсоюза горняков (НПГ). Этот профсоюз в
лице его центральных структур поначалу не стремился к
радикальным . действиям, пытаясь показать себя
ответственным партнером Правительства.
Несколько слов о процессе рождения НПГ. Его
учреждение чуть ли не до последнего дня Съезда оставалось
под вопросом. Часть делегатов под влиянием руководства
старого "официального" профсоюза настаивала на еще
одном переносе даты создания нового профсоюза - теперь
уже на специальный "учредительный съезд" (Еще один такой
шахтерский "сход" собрать было бы необычайно трудно). Но
тут группа опытных стачкомовцев (в основном из Кузбасса)
предприняла "обходной" маневр. Уже после очередного
пленарного заседания они собрали в холле гостиницы, где
проживали участники съезда, около сотни "надежных"
Делегатов и провозгласили создание НПГ. Накануне
Александр Асланиди из Кемерова, Юрий Болдырев из
Донецка и ряд их единомышленников доработали устав
Нового профсоюза. На следующий день, когда на съезде было
159
объявлено, что НПГ уже создан, многим "колеблющимся
уже оставалось только вступить в него.
В руководство НПГ вошли в основном опытны
активисты, настроенные на кропотливую работу на,
Генеральным тарифным соглашением, на долги
переговоры с Правительством. Они уже представляли себ<
чем местная организация независимого профсоюза должн
отличаться от стачкома. Они не горели желанием бастоват
В течение двух последних месяцев 1990 года член!
Исполнительного бюро НПГ подготовили npoei
Генерального типового тарифного соглашения и направил
Правительству предложения о начале переговоров. В обще!
казалось, что отношения "движение - власть" входят в русл
спокойного и прагматичного партнерства.
Такое мнение разделяли многие эксперты
активисты. Ведь	М.Горбачев и его команда н
препятствовали	оформлению	новых профсоюзе!
Демократия все глубже пускала корни в медлен»
оттаивающую почву советских привычек и предубеждена
Определенная часть рабочих требований, отраженных
Постановлении Правительства N 608(всего 735 пункт®
оказалась в большей или меньшей степени выполнен
(ввиду крайней запутанности этого вопроса, невозможн
назвать более точные пропорции выполненного 1
невыполненного).
Оппоненты Горбачева из лагеря "демократов
продолжали разочаровываться в способности Президе:
СССР к роли Столыпина, однако к забастовкам уже н
призывали. В ходе визита в Кузбасс в августе 1990
160
Председатель Верховного Совета РСФСР Б.Ельцин подписал
с рабочими комитетами меморандум о намерениях,
носивших исключительно стабилизирующий характер.
Началась реформа старой профсоюзной системы: внутри
ВЦСПС было образовано его российское крыло - Федерация
независимых профсоюзов России. Его лидеры как по
команде заговорившие языком западных тред-юнионов,
поспешили заявить о готовности отстаивать нужды недавних
забастовщиков. На этом фоне уже упомянутый уход
Н.Рыжкова	- издерганного премьера
позднесоциалистической эпохи, действительно наводил на
мысль о новых возможностях для стабилизации.
Так ситуация выглядела внешне. Примерно так
рисовали ее сохранявшие лояльность Президенту СССР
средства массовой информации.
На самом же деле за этот период никаких реальных
сдвигов в сторону взаимопонимания между союзным
центром и раздраженными его политикой группами
городского населения (о селе - разговор особый), в частности,
промышленными рабочими не произошло. Напротив:
последние запасы доверия инициатору перестройки быстро
таяли. В июле 1989-го, как известно, шахтеры-забастовщики
требовали встречи с М.Горбачевым и Н.Рыжковым как
главными гарантами демократического диалога и реформ.
Спустя два года ситуация радикально изменилась.
Президент СССР воспринимался теперь теми же
вахтерами как досадная помеха на пути реформ. Его место
гаранта реформационного процесса прочно занял
Российский лидер Б.Ельцин. К завоеванию утрачиваемых
161
Президентом СССР позиций он приступил, оперируя;
безыскусной, но популярной идеей перехода союзных
промышленных гигантов под юрисдикцию РСФСР. Идея;
подразумевала, разумеется, не новый путь к промышленной
модернизации, но скорее демонстрацию доверия новой'
российской "команде" во главе с Председателем Верховного'
Совета РСФСР. Что же касается Н.Рыжкова, то к середине
1991 г. он воспринимался уже чуть ли не в качестве главной
фигуры среди сторонников консервации советского режима с
его огосударствленной экономикой.
И для такой "крутой" переоценки ценностей имелись
основания.	<
Со времени июльских забастовок 1989 г. ни в структуре
управления индустрией, ни в повседневной жизни рабочих
поселков ничего существенно не изменилось. Кое-какий
требования, конечно, были выполнены. Увеличилась оплата
ночных и вечерних смен, в шахтерские города
дополнительно поступило несколько тысяч тонн мяса»
масла, чая и кофе. Однако, вся эта продукция, как обычно!
закончилась, а от полученных прибавок к зарплате толку
было немного ввиду пустых магазинных тюдок. Отказ 01
попытки освободить цены и наполнить магазины пв
программе "500 дней" "весил" куда больше, нежели разовый
завоз 5 миллионов банок молочных консервов (в точной
соответствии с Протоколом, п. 20) в Кемеровскую область. '
Подавленная, загнанная вглубь инфляций
оборачивалась исчезновением с прилавков все новых
новых товаров. В октябре-декабре 1990 г. из продаж^
неожиданно почти полностью исчезли табачные изделий
162
Десятки миллионов курильщиков по всей стране
выстраивались в километровые очереди к табачным
киоскам. То в Ярославле, то в Свердловске на этой почве
вспыхивали волнения. В Ленинграде тысячные толпы
перегораживали Невский проспект. Трудно было бы даже
специально найти более опасные болевые точки в
страдающем организме советской экономики.
Отход М.Горбачева от линии на серьезное и
последовательное сотрудничество с руководством РСФСР
значил куда больше, чем избавление от утомленного и
утратившего популярность премьера Н.Рыжкова. Полное
отсутствие взаимопонимания и просто личных контактов с
лидерами нового рабочего движения Президент СССР не
мог, конечно, компенсировать бессмысленными Указами о
рабочем контроле. В Президентском совете у М.Горбачева
числился бывший лидер ОФТ "знатный" рабочий Вениамин
Ярин. В то же время Ельцин ввел в состав своего
координационно-консультативного совета Вячеслава
Голикова - Председателя Совета рабочих комитетов
Кузбасса.
В "пассив" Президенту СССР оказалась занесена еще
одна акция, которой он рассчитывал укрепить свой образ
"сильного лидера". 13 января 1991 г. спецчасти КГБ при
поддержке бронетехники захватили в Вильнюсе телецентр,
Радиостанцию и еще несколько объектов. Акция была
проведена на фоне протестов значительной части
вильнюсцев против повышения Правительством Литвы цен
На многие товары первой необходимости. Таким образом,
Кремлевские лидеры пытались "одним выстрелом"
163
продемонстрировать свою заботу о доходах населения
решимость в защите целостности Союза. Одна!
ожидаемый эффект достигнут не был. Правительство Литв
насильственно лишенное нескольких (но не все
информационных каналов приобрело дополнительнь
авторитет у своего народа. В целом по России силовая акщ
в Прибалтике популярности М.Горбачеву, мягко говоря, i
прибавила. Что же касается радикально-демократически
лидеров рабочего движения, то их реакция была весьм
острой. 15 января Совет рабочих комитетов Кузбасс
объявил о проведении 18 января политической стачки в знз
протеста против действий союзных властей в Литве. Эт
поспешное решение было принято на волне эмоций
раздражения. ВГоликов позже рассказывал, чт
представители новокузнецких, анжеро-судженски:
прокопьевских и других стачкомов давили на него, тверд
обещая поддержку акции. Они переоценивали свои силы ил
заблуждались. Уже через два дня Совету РКК пришлое
отменять свое решение. На посменных собраниях горняк!
водители, металлурги, выражая вялую поддержку позици
своих лидеров, дали понять, что бастовать "из-за Литвы" они
не будут. Очевидно, в обкомовских кабинетах ив Кремле
осечка шахтерских супер-радикалов вызвала немала
восторга. Но делать выводы из случившегося было paHOJ
Городские рабочие, как и большинство населения страны^
оставались достаточно индифферентны к борьбе за
сохранение империи. Точнее эта борьба никак не могла
стать поводом для мощных массовых акций - неважно, в
знак протеста или в поддержку. Однако, идеи и лозунги
164
способные вызвать и у этих людей острую реакцию, живой
отклик существовали. Наученные январской неудачей, вожди
рабочих комитетов уже лучше представляли себе эти
лозунги. Пропасть отчуждения между ними и московской
правящей группой быстро росла.
Новый союзный Кабинет министров во главе с
премьером Валентином Павловым не принес с собой в
январе 1991 г. никакой новой программы, никакой свежей
идеи. В случае с экономическими замыслами группы
ЕЯвлинского, рабочие комитеты и сочувствующие им
группы населения готовы были брать на себя долю
ответственности ("участвовали в разработке!",
"пропагандировали!") и обязательство - некоторое время
терпеть невзгоды. В отношении никому не известных
замыслов В.Павлова никто никаких обязательств не нес. И
более того. Чувства нетерпения и разочарования в
реформаторах из ЦК КПСС обернулись утратой интереса к
любым "слишком сложным" лозунгам. О "полной
экономической самостоятельности предприятий" еще
говорили. Но уже без всякого энтузиазма. Время
романтического порыва к общей, вполне достижимой с виду
Цели - "перестройке хозяйственного механизма"
заканчивалось. Оставалось одно: еще ни разу не
выдвигавшееся "в чистом виде", не испробованное в
конфликте с властями, простое и надежное - "повысить
зарплату!".
Это требование появилось на поверхности в Донецком
бассейне. Позже оно стало обсуждаться в Кузбассе, Воркуте.
Подключился Подмосковный угольный бассейн. Пока
165
руководство НПГ в Москве "мудрило" с проектом ГТТ1
переписывалось с Правительством, размышляло I
регулярной индексации заработков, на местах зрело '
крепло четкое намерение: добиваться разового, двух - ил
трехкратного повышения зарплаты.
Одна из мощнейших политических акций движенг
вызревала без всякого четкого плана, вопреки надежда
руководства страны и даже вопреки намерениям мной
рабочих лидеров.
2.	"РЫНОЧНЫЙ ВЫБОР": ПОЧЕМУ?
Конечно, нельзя отрицать, что одной из главны
причин резко отрицательного отношения рабочей массы *
компартии и вообще "социалистическим ценностям" став
тяжкий экономический кризис, захлестнувший стран!
примерно с конца 1989 г. Но сводить причин!
"антикоммунистического выбора" рабочего движения лишь”
пресловутым пустым полкам было бы явцым упрощением. *
Само по себе сознание собственной нйщеты вполй
способно, как известно, питать коллективистскую !
социалистическую мифологию. В конце-концов, что с тоге
что рабочие получили возможность читать правду о свое!
убогой жизни и открыто говорить о ее дальнейшее
ухудшении? Ведь они не избавились до конца о
традиционных иллюзий в отношении всемогущег
государства и чудодейственности "строгого контроля". И т
166
#е самые партийные структуры, еще обладавшие силой,
властью и влиянием соблазняли вчерашних забастовщиков
очень понятными соблазнами. Например: возобновить
наступление на спекуляцию; "продекларировать" и
проверить доходы всех жуликов-кооператоров. С помощью
армии и КГБ усилить борьбу с уличной преступностью, с
сокрытием товаров в госторговле, с бесконтрольной
"митинговщиной". Расширить государственные социальные
программы.
Разве не могли все эти идеи задержать стремительное
падение авторитета власти и "реального социализма"?
Могли. И все же он падал. Социализм - будь он даже
"туманный", "демократический" или "рабочий", "истинный"
неуклонно терял сторонников.
Неприязнь "совкового" коммунизма не являлась
самодостаточным чувством. На почве экономических
трудностей оно развилось как обратная сторона другого,
очевидно более "позитивного" чувства, ранее в течение
десятилетий находившегося в более или менее угнетенном
состоянии. Что это за "более позитивное" чувство?
Ответ вряд ли может быть оригинальным. Речь
должна идти примерно о том же чувстве, о том же
стремлении, которое в конце 80-х оттолкнуло большинство
рабочих Восточной Европы от куда более благополучной,
чем в России "социалистической действительности". Речь - о
глубоком, но подчас тщательно скрываемом стремлении к
Обогащению, по крайней мере, к определенному повышению
Доходов за счет новых законных возможностей
(экономическая самостоятельность, бартер, бизнес тд.).
167
Надежда обогатиться, или, другими словами "хорошо!
заработать" в определенный ключевой момент забила,
подавила, оттеснила на второй план традиционную тягу kj
равенству. Точнее к уравнению в доходах и интеллектах. j
Но ведь и "партократы" сулили рабочему стабильный i
достаток? Да и разве не было в среде "работяг" ностальгии по.
безмятежной и умеренно-сытной брежневской эпохе?,
Конечно, была. Но только серьезной роли это не играло. В (
реальность возвращения прошлого - пусть в "брежневской"
упаковке - верили немногие. А вот найти новые источники =
дохода в новых условиях надеялся почти каждый.
Коммунисты обещали стабильность и возвращение к
умеренному достатку. Рынок не обещал никакой
стабильности, но сулил большую независимость от '
начальства (самоуправление и свободные профсоюзы!) и ।
самые разнообразные новые экономические возможности. •
Большая часть рабочих, особенно квалифицированных
предпочла на рубеже 80-х - 90-х гг. второе. Отметим при ।
этом, что почти каждая социально-профессиональная
группа, занятая в промышленности была убеждена в
потенциальной прибыльности "своей" отрасли, "своего"
предприятия. Шахтеры надеялись, что в условиях рынка .;
добыча угля будет весьма выгодна для угольных
предприятий. Первый опыт бартерных сделок кузбасских и |
воркутинских шахт с зарубежными партнерами вроде бы эту i
надежду подкреплял. Точно так же уральские j
машиностроители или, скажем, зеленоградские '
электронщики рассчитывали на то, что либерализация i
экономики позволит оценить продукцию их отрасли выше, 5
168
нежели в годы безмятежного "застоя". Выше оценить и
выгодней продать.
В общем коммерциализация сознания значительной
части наемных работников вопреки представлениям
советских неокоммунистов-государственников, началась
гораздо раньше, чем коммерциализация собственно
экономики.
Именно этот процесс не замечали (или не хотели
замечать) "непримиримые" противники либерализации.
Ссылаясь на "традиционную" неприязнь рабочего населения
России к свободно-рыночным отношениям, они вольно или
невольно навязывали свою совершенно определенную
версию традиционности, совершено определенный и весьма
узкий взгляд на российскую политическую традицию. Этот
взгляд особо выделял в истории России все то, что было
связано с военно-политической и хозяйственной ролью
принудительного аппарата государства. Но этот взгляд
почти не замечал мощной либеральной традиции,
набравшей силу в политической и экономической жизни
страны примерно к началу XX века. Собственный
капитализм и собственное рабочее движение были для
Российской империи так же естественны и органичны, как и
мощный бюрократический аппарат или сильная армия.
Следует подчеркнуть: и капитализм, и свободные профсоюзы
возникли на российской почве естественным путем, а
Уничтожены были насильственно, в результате жесточайшей
кровавой бойни.
Коммунисты-государственники конца 1980-х - начала
1990-х годов оставались прежде всего коммунистами. И хотя
169
с 1993 г. газета "Советская Россия" завела даже специалы
рубрику "Русь православная", но все же нервным узл
историософии ее авторов оставалась их оценка массой
народного сознания во времена гражданской войны
"социалистической реконструкции". Именно на эт
страницах российской истории находили они "классическ
проявление "традиционного" русского сознания. Именно
этом опыте они черпали свои представления о том, к
должен мыслить "нормальный" русский рабочий.
И поэтому, когда в начале 1990-х годов обнаружило
что рабочий уже не столь нетерпим к частному торговцу и
столь равнодушен к идее прав человека, как в середи
1930-х, коммунисты-государственники начали искать друг
- "настоящего рабочего". "Настоящий" - это тот, кто го
громить частные торговые лавки и желает работать тол
на государство. Такие "настоящие" в 1992-1994 гг. составлю
уже очевидное меньшинство. Правда, меньшинство кра]
агрессивное. Именно его нехитрая житейская филосос
была возведена в 1920-1930-х гг. в ранг офиЦиальн
государственной идеологии. И тут даже не столь важ
насколько легко "поддалось" пропагандистскому
репрессивному нажиму пассивное большинство(поддало
легко, но разве иначе обстояло дело в те же тоды
Германии?). Важно то, что эта пролетаризация (hj
люмпенизация) населения была искусственны
результатом, достижимым лишь в рамках определен»
системы принуждения.
В условиях же более или менее либерального режим
все начало мало-помалу становиться на свои мест!
170
Большинству российских рабочих оказалась чужда всякая
политика, но не совсем чужда психология "честного
стяжания" (как бы ни доказывали левые интеллектуалы
несовместимость подобной психологии с не-
протестантскими культурами). Меньшинство же, как и
повсюду в мире, оказалось расколотым на полярно
противоположные политизированные группы. Одна из этих
групп осенью 1993 г. яростно дралась на улицах Москвы
против "буржуазного режима Президента Б.Ельцина". Другая
группа весной 1991 г. возглавила массовое забастовочное
движение, проложившее упомянутому режиму путь к власти.
3.	ДВУХМЕСЯЧНЫЙ НАТИСК
День 1 марта в качестве стартового дня большой
стачки был предложен рядом донбасских стачкомов.
Максимальную настойчивость тут проявили прежде всего
стачкомы и региональное отделение НПГ г.
Красноармейска во главе с Александром Мрилем.
Правительство Украины пыталось маневрировать. Оно даже
пошло на увеличение зарплаты шахтерам в 1,42 раза,
нарушив тем самым запрет, наложенный союзным
премьером В.Павловым. Кузбасские и воркутинские лидеры
напряженно наблюдали за борьбой украинских коллег, не
будучи вполне уверенными в возможности остановить
значительное число предприятий. Тем временем, избранное
на II Съезде шахтеров руководство НПГ в конце февраля
171
1991 г. встретилось с вице-президентом СССР Г.Янаевым’
Вице-президент СССР ничего не мог решить, но старательно!
выполнял возложенную на него М.Горбачевым и
В.Павловым миссию: изо всех сил успокаивал горняков и
раздавал осторожные обещания. При этом по свидетельству
горняков - участников беседы - вице-президент, дабьЦ
показаться "в доску своим", несколько раз использовал
"непарламентские" выражения (Несколькими днями позже
его пресс-службе пришлось спешно публиковать
опровержения появившихся в печати описаний этой
встречи).	1
Лидеры нового профсоюза так и не получили ответа
на один из базисных вопросов: кого считать собственников
(или полномочным представителем собственника) шахт? С
кем заключать 1ТГС? Правительство СССР реагировало на
активность горняков крайне вяло. В самом конце февраля;
оно предложило, наконец, начать переговорный процессу
разделив его на три направления: вопросы, касающиеся
изменений в союзном законодательстве и адресованные^
таким образом, Верховному Совету СССР; вопросы?
относящиеся к ведению союзного Правительства?
региональные проблемы.	\	$
Исполнительное бюро НПГ во главе с Павлом-
Шушпановым из Павлограда отчаянно пыталось
балансировать между реальной возможностью переговоров й
не менее реальной угрозой надвигающейся снизу стихийной!
стачки. 12 февраля в Москве в гостинице "Салют"!
П.Шушпанов и В.Голиков созвали совместное заседаний
Советов представителей НПГ и Конфедерации труда
172
своеобразный большой "рабочий совет". Горняки
подтвердили намерение договариваться с Правительством о
рТТС. Рабочие, представлявшие другие отрасли
подтвердили готовность поддерживать горняков в случае
начала массовой акции. Но о сроках или формах такой
акции не договаривались. Забавно, что позже, уже в разгар
забастовки итоги этой февральской встречи получили
совершенно иную интерпретацию. Журналисты, как обычно,
искали некий интеллектуальный штаб, разработавший
тактику шахтерского весеннего наступления.
Суперлиберальный "Московский комсомолец", в ту пору
относившийся к рабочему движению с большим
подозрением, писал: лидеры "независимого профсоюза
горняков и леворадикального профобъединения
"Конфедерация труда"... решили изменить тактику: сначала
выдвинуть экономические требования - наиболее доступные
и привлекательные, а уж потом подменить эти требования
политическими лозунгами..." (МК, 23.03.91).
На самом деле лидеры ничего не решили.
Оптимальный для них вариант мог бы заключаться в
следующем: "попридержать" забастовку, успеть за столом
переговоров выторговать у В.Павлова ряд важнейших
пунктом ГТТС, показав, тем самым, эффективность
организованной и продуманной деятельности. Однако, 1
марта этот вариант утратил шансы на осуществление.
Стачка началась.
Далее, характеризуя важнейшие этапы 2-месячного
Натиска рабочего движения на центральную власть,
173
попытаемся соблюдать определенную хронологическую^!
последовательность.	1
1	марта. Остановились 4 шахты в Кузбассе. Среди!
требований к Правительству два главных - подписать с!
профсоюзом горняков ГТТС и перевести все угольные I
предприятия под юрисдикцию РСФСР, т.е. российского]
Совмина.	I
2	марта. Остановилось еще 8 шахт в Донбассе - в I
Красноармейске, Донецке и Лисичанске. Учитывая, что за I
забастовку до этого голосовали представители 100 шахт 
бассейна, следовало признать, что начало оказалось весьма I
"вялым", говорящим об отсутствии серьезной подготовки. I
К вечеру этого же дня • забастовали все шахты I
Караганды. Они поддержали главное требование донбассцев 1
- повышение зарплаты в 2-2,5 раза. Карагандинцы, впрочем I
заявили, что их акция продлится два дня.	I
4	марта. К 9.00 утра московского времени в Кузбассе I
забастовало уже 28 угольных и неугольных предприятий. Из 1
них 9 предприятий в Прокопьевске, а также в Новокузнецке, I
Кемерове, Ленинске-Кузнецком, Осинниках, Белове. I
Выдвинутые ими требования впервые за все время |
существования рабочих комитетов носили \исто I
политический характер: об отставке Президента CCCrXO I
роспуске Верховного Совета СССР и передаче власти на •!
уровне Союза Совету Федерации, об удалении парткомов из I
армии, КГБ, с предприятий. Шахта "Большевик" из под
Новокузнецка выдвинула свое собственное, дополнительное
требование: о внесении в бюллетени союзного референдума
174
еще одного вопроса - о доверии Президенту СССР и его
Кабинету министров.
В этот день М.Горбачеву исполнилось 60 лет.
Центральное телевидение показало довольно таки
бездарный документальный фильм, посвященный его жизни
и политическому творчеству.
К этому времени в Донбассе бастовало 19 шахт. В
основном в городах Красноармейске, Первомайске,
Лисичанске. Карагандинские шахты, как и обещали, из
забастовки вышли.
С этого дня изнурительный забастовочный марафон
развивался как бы по двум различным взаимодополняющим
сценариям. В Донбассе забастовщики требовали заключения
ГТТС, особенно напирая на двухкратное повышение
зарплаты. В Кузбассе (и отчасти в Воркуте) в оболочку
требований оказалась заключена "чистая политика". При
этом активисты местного Совета рабочих комитетов
подчеркивали, что их акция абсолютно законна, поскольку
политические стачки законом не запрещены, а процедура их
проведения никак не урегулирована.
В.Павлов пытался так долго, как только позволяли
обстоятельства, игнорировать "шахтерскую бузу". Масштабы
стачки постоянно преуменьшались теми средствами
массовой информации, которые еще контролировались
Правительством (т.е. телевидением и радио, а также
крупнейшими всесоюзными газетами). В принципе очень
немногие обозреватели могли себе представить, что столь
вяло начинающаяся стачка, может вылиться в затяжной
175
конфликт с тяжелыми последствиями для всегр
государственного механизма.	।
И марта. Представителей стачкомов принял в Москве
в "Белом Доме" ("Доме Советов") Б.Ельцин. Он продолжи:
занимать пост Председателя Верховного Совета РСФСР, в
уже было ясно, что именно его кандидатура будет главной н
предстоящих выборах Президента России. Незадолго д
этого Б.Ельцин сам выступая по телевидению потребова
отставки М.Горбачева. Обвинения выдвинутые им проти
Президента СССР соответствовали настроениям основное
массы населения: отсутствие реальных экономически
реформ, бессмысленная военная акция в Вильнюс
завершившаяся захватом вильнюсского телецентра. В
время встречи с шахтерами Б.Ельцин занял очень удобную:
тактически правильную позицию: "бастовать или н
бастовать - это дело самих рабочих коллективов".
12 марта. Забастовка, между тем, медленно, но верн
набирала силу. Из 594 угольных предприятий страш
бастовало уже 46. По примеру Кузбасса в Подмосковног
угольном бассейне (города Узловая, Новомосковск^
забастовочные комитеты также начали выдвигать
политические требования. Они в основном повторяли
кузбасские.	!
18 марта в Москве в гостинице ВЦСПС "Спутник^
состоялось первое заседание Межрегионального совета
стачечных и рабочих комитетов. Он был создан по
инициативе Анатолия Малыхина, Юрия Болдырева И
некоторых других активистов, когда стало ясно, что
забастовкой охвачен ряд регионов страны. Совет попытался
176
наладить координацию разрозненных действий бастующих,
р ходе пресс-конференции лидеры совета обнародовали
текст обращения к гражданам страны. В обращении, в
частности, говорилось: "На пороге голод... Президент,
депутаты от КПСС, других общественных организаций не
избирались народом и не пользуются его доверием..."
Впервые в этом обращении прозвучала идея передачи
власти от Президента СССР Совету Федерации. Этот тезис,
насколько теперь можно судить, глубоко не продумывался.
Никто из шахтерских лидеров не представлял себе как Совет
Федерации выполнял бы текущие обязанности Президента,
что это за орган в принципе. Однако, сам замысел
подразумевал сохранение Союза, союзно-федеративных
структур с учетом необходимости их демократизации.
Стремление разрушить эти структуры вообще или создать
условия для политической дезинтеграции СССР- не было.
Состоявшийся 17 марта 1991 г. общесоюзный референдум "о
сохранении обновленного Союза ССР" показал, что
большинство населения и в шахтерских регионах голосовало
"за союз". Однако, раздражение, питаемое образом
высокомерного, игнорирующего рабочий протест "центра",
выливалось в сверхжесткие "антисоюзные" резолюции:
"...Совет считает, что требования, выдвинутые на двух
шахтерских съездах и во время последних забастовок
сходятся в главном: отставка Президента и Правительства
СССР, роспуск Съезда народных депутатов страны, передачи
высшей власти Совету Федерации, парламентам и
правительствам республик... Совет призывает всех граждан
* Межрегиональный совет стачечных и рабочих комитетов.
177
страны поддержать бастующих шахтеров..." (Из обращена
межрегионального координационного Совета рабочих
стачечных комитетов). Лидеры совета, добиваясь встречи
М.Горбачевым для передачи ему шахтерских требовани
объявляли даже голодовку.
19 марта. Правительство СССР, премьер-министр п
прежнему отказывались от встреч с представителям
бастующих. Президент СССР, учитывая опыт Б.Ельцин;
встретился в Кремле с депутатами Кемеровского областно1
и городского Советов. Среди депутатов были и члены Coeei
рабочих комитетов Кузбасса, победившие на выборах
местные органы власти весной 1990-го. М.Горбачев пытал(
найти поддержку среди тех, кого он хотел бы счита'
"умеренными". Объективно основания для такого подхо/
были. Самые различные исследования (в основно
закрытые, организованные КГБ) показывали, что на сей р;
и в Кузбассе и в Подмосковном бассейне общественн
поддержка шахтерской акции далека от всеобщей. На эт
фоне Президент СССР предложил ряд мер, способн]
изменить в лучшую сторону отношение к нему Кемерову
улучшение поставок продовольствия, изменение сйсте»
налогообложения шахт, создание в угольн
промышленности акционерных форм собственное'
Однако, подобные обещания уже никак не могли повлия
на поведение наиболее активной части шахтеров.
23 марта. Масштабы забастовки продолжа
расширяться. По всей стране не работало уже 1
угледобывающих предприятий (из 594).
178
Примерно с конца марта наметился перелом в
позициях Кабинета министров, лидеров партий, рабочих
неугольных отраслей, вообще большинства граждан по
отношению к затянувшейся стачке. В.Павлов и его команда
осознали наконец, опасность, таящуюся в дальнейшей
эскалации конфликта. Ведь на 2 апреля было намечено
разовое повышение цен - в среднем в 2-3 раза. Забастовка
создавала для этого крайне неблагоприятный политико-
психологический фон. Кроме того, простояв почти месяц и
ограничив свои претензии "одной политикой" (это
относилось прежде всего к Кузбассу), забастовщики
постепенно стали притягивать к себе симпатии граждан.
Они "зримо и грубо", без всяких полутонов выразили
настроение широкого слоя населения, раздраженного
постоянным ухудшением жизни и иммитацией реформ:
"Горбачева - в отставку!" Вряд ли В.Павлов вполне ощущал
себя единомышленником своего патрона. Однако в данном
случае они оба оказывались в связке перед лицом общей
опасности. Еще в начале марта В.Павлов и министр
угольной промышленности М.Щадов издали распоряжения
директорам угольных объединений о судебном
преследовании бастующих. Но распоряжение не сработало.
Забастовки с политическими требованиями не могли быть
предметом Закона о порядке разрешения коллективных
тРудовых споров.
Еще один шаг был предпринят Кабинетом совместно
с коллегами из разведки. 28 марта КГБ выпустило
официальное заявление, переданное по телевидению и
опубликованное в центральных газетах. Смысл его сводился
179
к тому, что шахтерская забастовка готовилась в СШд
очевидно в разведывательных центрах. Приводили^
следующие детали: в ЦРУ еще в 1989-м году было создан»
подразделение, занимающееся рабочим движением; ]
октябре 1990 г. шахтерских лидеров принимали в посольству
США в Москве, а уже в марте 1991 г. после начала забастовка
американский профцентр АФТ-КПП направил заверения ]
солидарности и пожелания успехов в адрес НПГ. Очевидна
сердечные, доверительные отношения между В.Павловым в
председателем КГБ В.Крючковым установились задолго да
августа 1991 г.	J
Впрочем, эффект от столь серьезно продуманного
выпада против движения был крайне незначителен. К этоми
времени и в столице, и в провинции общественное мнение
меньше всего было склонно усматривать в шахтерском
протесте происки империалистических сил. В 1991 3
пропагандистские приемы, отработанные в годь
зарождения польской "Солидарности" были уж»
неэффективны. Отвечая несколькими днями позже на этод
выпад, посол США в СССР Д.Мэтлок мог позволить с^б
поиронизировать над неуклюжестью крючковцев: да/АФТл
КПП помогает русским шахтерам, а разве уже устарей
лозунг "пролетарии всех стран соединяйтесь!"?	С
Парадокс заключался в том, чтя
антикоммунистически настроенные рабочие комитеты!
выдвигали требование, которое было необычайна
привлекательным для национал-коммунистов из ОФТ и тог(1
же председателя КГБ В.Крючкова: "Президента СССР - я
отставку!" Это обстоятельство придавало двусмысленности
180
положению защитников "империи и социализма", но не
сулило им никаких политических выгод. В силу трагической
противоречивости политики Президента СССР особенно в
последний год его президентства, он постоянно подвергался
критике с двух противоположных флангов: радикально-
либерального и национал-коммунистического. Последний
яростный натиск радикал-либералов, олицетворяемый
шахтерским протестом, автоматически загнал М.Горбачева
в национал-коммунистический угол. Оборонять Президента
СССР от наседающих горняков взялись, скрепя сердцем те,
кто видел в нем прежде всего виновника "капитализации" и
развала. И выбора у них практически не было. Ведь
забастовщики из российских стачкомов очень внятно
называли свою альтернативу М.Горбачеву (Б.Ельцин) и не
оставляли сомнений в отношении главных целей своей
акции (углубление рыночной реформы, ликвидация
монопольного положения компартии).
Для либералов из "Демократической России" весенняя
забастовка с политическими требованиями была просто
подарком. (Правда, не свалившимся с неба, но скорее
выросшим из под земли). Они вовсе не готовили данной
акции. Да никакого влияния "ДемРоссии" и не хватило бы в
случае отсутствия у рабочей массы накопившегося
раздражения и чувства протеста. Всю предварительную
оргработу, например, в Кузбассе проделали активисты
Совета рабочих комитетов. Среди них особую роль сыграли
проходчик Анатолий Малыхин и электрослесарь Вячеслав
Голиков. (Им в конце апреля было доверено от имени всех
российских забастовщиков выступать на Съезде народных
181
депутатов РСФСР). Их влияние на выработку требований Л
тактику движения было куда более значительным, нежели
любого из депутатов-демократов. Для последних, наприме»
требование об отставке М.Горбачева было уже "чересчурМ
Они понимали двусмысленность и щекотливость положения
Президента СССР и не испытывали к нему особом
неприязни. Однако, первая же попытка депутатов
(БДенисенко, Г.3адонский) слегка скорректировать
шахтерские претензии едва не кончилась ссорой!
"ДемРоссии" оставалось лишь осторожно похваливать
рабочих вождей, удивляясь и тихо радуясь тому, что впервыЛ
за многие годы интересы и взгляды на жизнь у рабочем
элиты и либеральной интеллигенции совпадают. Конечной
только похвалами дело не могло ограничиться: нужна былЛ
конкретная и очень серьезная помощь.	'
С конца марта "ДемРоссия", Социал-демократическам
партия, Демпартия России("партия Травкина") и другим
близкие им организации развернули масштабную кампаний!
сбора средств для бастующих рабочих. Во многих городая
страны были созданы пункты приема денег и продуктов длЯ
отправки в угольные регионы. На предприятиях, в НИИ,
самых различных учреждениях и организациях возникали
инициативные группы, координирующие сбор средств. 10|
апреля в Москве в помещении Киноцентра на Пресне!
состоялся благотворительный концерт в пользу!
забастовщиков. В нем | приняли участие многие!
популярнейшие артисты: Евгений Леонов, Александр!
Градский, Аркадий Арканов, Евгений Жариков, Лариса!
Лужина и многие’ другие. Повторим: вряд ли российскую
182
творческую элиту устраивал лозунг об отставке Президента
СССР. Но в этой забастовке очень многие усматривали
решающее наступление народа на изжившую себя систему
господства компартии (пусть даже перестраивающейся) и
партийного аппарата. Артисты и ученые, выражавшие
поддержку горнякам, искренне восхищались стремлением
забастовщиков выдвигать не экономические, а политические
требования.
Безусловно, в мелькавших тогда на газетных
страницах рассуждениях о бескорыстии и мужестве рабочих
лидеров было немало наивного. Каждый, конечно, помнил
свой интерес. Тем не менее, весна 1991 г., думаю, останется
периодом наивысшего морального подъема значительной
части народа, сохранившей надежду на мирный переход к
свободе и процветанию.
1	апреля. Осторожно-либеральная и все еще
официозная газета "Известия" сдержанно радовалась:
"Наконец всей стране удалось уговорить Президента и
премьер-министра: на вторник, 2 апреля, намечена их
встреча с представителями трудовых коллективов угольных
бассейнов. Стоит ли связывать с этим событием надежды на
скорый выход из кризиса?" (Известия, 1 апреля, 1991).
Особых надежд связывать, действительно не стоило.
На встречу получили приглашения в основном
представители небастующих предприятий, а также
"официального" старого профсоюза работников угольной
промышленности. А в забастовку продолжали включаться
все новые шахты и разрезы. Цифры же бастующих на этот
День предприятий, названные министром М.Щадовым
163
продолжали существенно расходиться со статистикой,
стачкомов. Однако, и названный министром показатель быд
высок -112 бастующих шахт, разрезов, ШСУ, автобаз.
2	апреля. Встреча в Кремле с премьером и
Президентом СССР пришлась как раз на день 2-кратного(
повышения цен. В свете этого факта тема повышение
зарплаты объективно выдвигалась на первый план. На
попавшие-таки на встречу 48 представителей забасткомов,
продолжали настаивать на приоритетности политических
требований. Они остались в явном меньшинстве*
Заместитель председателя исполнительного бюро НПГ
А.Сергеев не без оснований заявил "...Именно мы, а на
официальный профсоюз, имеем все полномочия от трудовьц
коллективов бастующих регионов... Эта встреча, как онг
задумана в "верхах", может привести к новой волн
забастовок..." (Известия, 1 апреля, 1991). И действительн
"фактором умиротворения"совещание в Кремле стать н
могло. Премьер вроде бы согласился повысить шахтера»
зарплату, но увязал это с рядом условий. Двухкратно
повышение было бы по версии Павлова возможно только
началу 1992г., и то при условии, если добыча угля увеличите
с 685 до 712 млн. тонн в год. М.Горбачев, выступая пере
горняками, сравнил их растущие "аппетиты" с резиновы»
шаром: чем больше его надувать, тем больше вероятносп
что он лопнет.	I
В общем диалога не поручилось. И это быстр
отразилось на развитии событий в угольных регионах.
4	апреля. Выступая на пресс-конференции, министр
М.Щадов вынужден был признать, что число бастующий
184
предприятий опять растет. Он назвал цифру - 118 (согласно
информации стачкомов -150). М.Щадов, впрочем, умолчал о
многом. Особое значение имело следующее обстоятельство.
Затянувшаяся акция протеста шахтеров начала серьезно
влиять на настроения коллективов в других отраслях.
Напряжение росло изо дня в день. С учетом повышения цен
обстановку во многих промышленных регионах можно было
бы оценить как взрывоопасную.
4. РЕЗОНАНС
И взрыв все-таки произошел. Но там, где его меньше
всего ожидали - в столице Белоруссии, оазисе социального
мира и стабильности. 4 апреля во время обеденного
перерыва между И и 12 часами стихийные вспышки
возмущения, вызванного новыми ценами, произошли сразу
на нескольких предприятиях в центре Минска. В течение
часа на улицы прилегающие к Минскому автомобильному
заводу, моторному заводу, обувному объединению "Луч"
вышло около 150 тысяч рабочих. К ним присоединились
группы студентов и учащихся профтехучилищ. Мощная
людская волна прокатилась по центральной магистрали
Минска Ленинскому проспекту, заполнила огромную
ллощадь Ленина, подступила к Дому правительства. К этому
вРемени остановились уже десятки крупнейших минских
пРедприятий. В центре города встал транспорт. Протест был
°чень быстро переведен в организованное русло. Забасткомы
185
)
образовавшиеся в течение нескольких часов (не без влияние
Рабочего союза Белоруссии), выдвинули два блока
требований: экономический и политический. Главное место,
конечно, заняла "экономика": повысить зарплату ц
компенсационные выплаты. пропорционально росту цен,
отменить 5%-й налог с продажи (незадолго до этого
введенный союзным Кабинетом министров), сократить на
15% отчисления от прибыли в бюджет. Политически^
требования во многом были заимствованы у горняков:
отставка Президента СССР, Кабинета министров СССР, а
также роспуск республиканского Верховного Совета. Чут»
позже появились требования об устранении с заводов и и;
государственных органов парткомов и национализацш
имущества КПСС. К концу дня и с утра 5 апреля началиа
забастовки и массовые митинги в Гомеле, Гродно, Жодино
Орше.
Почему именно в "тихой" Белоруссии прозвучал^
самое громкое эхо шахтерской стачки? Почему в наиболе||
консервативном регионе, с населением, тяготеющим в масс»
своей к сохранению умеренно-социалистических порядков j
максимальной силой проявилось недовольств!
социалистическим режимом?	,!
Не вдаваясь здесь в детали, отметим две причин^
Именно в Белоруссии ее коммунистическим руководство»
наиболее долго сохранялось искусственное состоянй
подавленной или скрытой инфляции. СостоянИ
характерное для всей советской экономики 1980-х гг. В это»
смысле рабочие волнения в белорусских городах в апреД'
1991-го могут служить удобной моделью для представления £
186
возможном поведении рабочих в случае развития советской
экономики по "андроповскому" сценарию (не допуская
политических свобод, укреплять дисциплину, расширять
самостоятельность госпредприятий и при этом "держать"
цены). Соблазн отложить введение рыночных реформ в
условиях роста потребительных настроений (а в СССР, как
мы уже отмечали, быстрый рост экономических претензий
населения в 1970 - 1980-е гг. имел место) был чреват
накоплением раздражения в обществе. Для минских и
гомельских рабочих ценовой скачок оказался более
страшной и шокирующей неожиданностью, нежели для
*
жителей других, уже затронутых инфляцией регионов.
Другая причина "белорусской вспышки" крылась,
думается, в явной переоценке минской правящей
группировкой своего влияния и авторитета среди "нижнего
слоя" городского населения. И туг нельзя не отметить
обратного эффекта от работы запуганных и полностью
контролируемых компартией белорусских средств массовой
информации. Самодовольный консерватизм белорусских
лидеров в сфере информационной политики принял формы
того, что по аналогии с польским опытом, можно было бы
назвать "пропагандой собственных успехов". Причем на
фоне демонстративного подавления оппонентов. Этот
собственно говоря, нормальный советский подход к
средствам массовой информации исчерпал себя к концу
1980-х. Злоупотребление им в новых условиях могло вызвать
У людей лишь острое раздражение. Даже у жителей
Белоруссии, в целом сохранявших охранительный настрой.
* См. также Улюкаев А. Движение. - Коммунист N 10,1991.
187
Ведь и у них теперь были почти неограниченны
возможности для сравнения: местных телепрограмм и газе
с информационной продукцией из России и Прибалтики.
Другими словами, белорусским лидерам пришлое
пережить шок, для того чтобы понять: стягивание одно;
правящей группировкой (или монопольно правяще!
партией) на себя всей политической ответственности
условиях экономической нестабильности становится н
только опасно, но и просто невыгодно. Не следует бояться
этих условиях передать часть ответственности беспокойно]
оппозиции. По крайней мере, полезна видимость тако
перераспределения ответственности. Нужно сказать, ч1
белорусские коммунисты усвоили апрельский урок 1991
довольно быстро.
Рассмотрим теперь некоторые иные аспекты влиян]
затяжной мартовско-апрельской шахтерской стачки
жизнь страны.
В марте - апреле 1991 г. впервые после выступлен]
лета 1989 г. по промышленным регионам • стра!
прокатились забастовки солидарности.' По сути дела 01
отразили глубину не только хозяйственного, но
политического кризиса, незаметно завладевшего общество
Подспудное недовольство очагами, в основном в крупнг
промышленных городах, про ось наружу. Но
сравнению с 1989 годом этом "прорыве" были i
существенные особенности.
Во-первых, бастовавшие "из солидарности" выдвига
на первое место политические требования. Именно в сме
власти видели они главное условие перемен к лучшему. 3
188
время - период упоения либеральных интеллектуалов
победоносной духовной эволюцией рабочего движения.
Во-вторых, движение солидарности выплеснулось
далеко за пределы угольной отрасли и угольных регионов. О
Белоруссии уже упоминалось.. В Донбассе политическая
стачка прокатилась по десяткам неугольных предприятий.
На одном из крупных предприятий Донецка - текстильном
комбинате был даже создан новый профсоюз, который на
конфедеративной основе вошел в НПГ.
В России этот период также был отмечен
многочисленными акциями протеста и солидарности с
шахтерами. При оценке этого достаточно широкого
движения невольно напрашивается полузабытое понятие:
"весеннее наступление трудящихся". Политические
ультиматумы смешивались с требованиями отраслевого и
местного характера. Можно отметить ряд наиболее крупных
выступлений.
26 марта символическую одночасовую стачку провели
рабочие 15-ти ленинградских предприятий. Остановка
работы сопровождалась митингами и пикетами под
лозунгами в поддержку позиции Председателя Верховного
Совета России Б.Ельцина и требований шахтеров.
27 марта - день солидарных действий металлургов. До
забастовок дело не дошло, но митинги с
антиправительственными лозунгами прошли на
крупнейших металлургических предприятиях страны.
Примечательно, что организатором этих акций выступил
официальный (т.е. входивший в ВЦСПС) профсоюз. В его
Руководстве начинало преобладать мнение о необходимости
189
разрыва с компартией и высшим эшелоном старое
профсоюзной номенклатуры.	‘
Еще через пару дней снова в Ленинграде забастовали,
докеры морского торгового порта. Либеральная газету
"Вечерний Ленинград" сочувственно прокомментировала эту>
акцию. В начале апреля (с 3 по 7) крупные забастовки а
политическими требованиями состоялись в Краснодаре*
Североуральске, Барнауле и снова в Ленинграде (на этот раз|
на "Кировском заводе"). В последних двух случаях одной иЗ
причин волнений стало и повышение цен.	<
10 апреля в Челябинске состоялось региональное
совещание представителей профсоюзов металлургических и!
горнодобывающих предприятий Большого Урала. Был
принят пакет требований к Кабинету министров.
Собравшиеся активисты "старого" профсоюза ясно
продемонстрировали, что в -критической ситуации они
готовы будут поддержать радикально-демократических
шахтерских лидеров. Конечно, в этом был элемент^
политической мимикрии. Однако, и он отражал серьезный*
сдвиг в общественных настроениях.
14 апреля в Самаре собрались представители "новых1
левых" рабочих организаций и некоторых стачкомов. ОнН
выразили солидарность с бастующими, наметили ряд мер
поддержку шахтеров. Однако, тут необходимо пояснение.
Практически все левые группировки так же, как
ортодоксальные коммунисты
однозначно
поддержали
лишь
одно требование организаторов шахтерской стачки
"Президента СССР - в отставку!" МТорбачев как лидер прям»
или опосредованно способствовавший либерализацш
190
экономики, был для них, разумеется фигурой одиозной. Но
еще более неприятной была для левых перспектива
усиления власти открытого сторонника капитализма,
опытного партократа и народного любимца Б.Ельцина.
Сторонникам советской власти и социализма (имеются в
виду, в частности, Объединенный фронт трудящихся, ряд
ортодоксально-коммунистических группировок внутри
КПСС, Совета рабочих Москвы и пр.) оставалось лишь
убеждать лидеров забастовочного движения в том, что
"ДемРоссия" использует их в качестве орудия.
Вообще союз рабочих комитетов со столичными
демократами для очень многих означал лишь форму
идеологического патронажа последних над первыми. Но, как
уже отмечалось, в реальности никакими рычагами влияния
на движение демократические политики (из "ДемРоссии"
или из других организаций), не обладали. Они могли лишь
использовать в своих интересах стихийно нарастающую
снизу волну антикоммунизма. К волне этой вынуждены
были пристраиваться даже лидеры ФНПР, только-только
приступившие к созданию своего нового
"демократического" и "реформистского" образа. 26 апреля,
когда напряжение в шахтерских регионах уже начало
спадать, лидер ФНПР Игорь Клочков и близкие ему
облсовпрофы объявили "день действий" в поддержку
экономических требований к Кабинету министров. О
рабочих комитетах бывшие функционеры ВЦСПС
отзывались в этот период самым лестным образом.
К этому времени 2-х месячные забастовки уже шли на
Убыль. Формальным основанием для возобновления работы
191
бастовавших предприятий, как правило, служила ссылка н
ряд договоренностей между правительствами СССР j
РСФСР. Согласно одной из договоренностей почти вс
угольные объединения, расположенные на территорц
России переходили под юрисдикцию РСФСР. В.Павло
подтвердил также свои обещания по поводу повышени
зарплаты к концу 1991 г.
Что же касается политических требований, то и
выполнимость, разумеется, с самого начала был
сомнительна. Забастовщики формально не добились
началу мая ни отставки Президента СССР, ни pocnyci
союзного Верховного Совета, ни департизации армии и КГ]
Однако, очень характерно, что проигравшей стороно
рабочие комитеты себя не ощущали. Затяжная стачк
показала их силу и сохраняющееся влияние. За эти дв
критических месяца Независимый профсоюз горняко
значительно нарастил
численность. Рабочее движение внов
привлекло к себе внимание всей страны. Причем на этот ра
не только внимание, но и разнообразную матерйальну!
помощь. (Эта помощь, с одной стороны, позволил
несколько укрепить материально-техническую базу НПГ,
другой - посеяла раздор внутри его руководства). И, пожалу:
самое главное. На короткий период времени рабочем
движению, рабочим комитетам удалосьстать главны:
выразителем настроений и ожиданйй основной част
населения страны (по крайней мере, городского населения
Люди разочаровались в М.Горбачеве, в определенно!
смысле "устали" от него. Благодаря стачке к весне 1991-г
широко распространились также еще два мнения: о том,
192
реальная реформа в экономике еще не начиналась и о том,
что партийные комитеты с предприятий и из организаций
следует удалять. Именно рабочие комитеты придали этим
идеям внятность и общественное звучание.
В очень своеобразной и неожиданной форме шахтеры
в апреле 1991-го воплотили в жизнь известный марксистский
тезис о выражении промышленными рабочими воли
большей части общества. Правда, их же собственный опыт
позволил убедиться в ограниченности и ситуативном
значении данного тезиса. В следующий критический момент
в истории страны - в августе 1991 г. рабочее движение уже не
играло, да и не могло играть сколь-нибудь существенной
социальной роли.
5. РАБОЧЕЕ ДВИЖЕНИЕ
И "АВГУСТОВСКИЙ ПУТЧ"
19 августа 1991 г. впервые в истории страны группа
руководителей высших органов власти обратилась к
населению с прямым призывом начинать забастовки и
другие акции гражданского неповиновения. В Обращении,
подписанным наиболее популярными тогда в России
политиками - Президентом РСФСР Б.Ельциным, первым
заместителем Председателя Верховного Совета РСФСР
^Хасбулатовым и Председателем Совета Министров
РСФСР И.Силаевым - говорилось о необходимости всеобщей
политической забастовки в знак протеста против "циничной
попытки правого переворота".
193
Имелось ввиду создание группой высших}
должностных лиц СССР Государственного комитета по?
чрезвычайному положению (ГКЧП), сопровождавшееся
изоляцией Президента СССР М.Горбачева. Отклик на этот^
призыв оказался минимальным. (Позже к этому факту не раз^
обращались политики в основном не питавшие симпатий «1
Б.Ельцину). Это - не самая важная, но примечательна^
деталь августовских событий 1991 года. Именно в ееЙ|
нерешающем характере главный смысл темы "рабочее!
движение и путч".
Конечно, следует помнить о том, что у Б.Ельцина и егоя
соратников не было технической возможности
растиражировать свой призыв максимально широко!
Симпатизирующие им газеты нормально выходить не
могли. Конечно, один-два дня нужны были людям для того»
чтобы хоть немного разобраться в ситуации. Кто кого сверг?
Чего они хотят? Прежде чем, очертя голову, бросаться
бастовать каждый рабочий был вправе взвесить: чем эта|
неожиданная смена власти и возможная смена курса
чреваты лично для него. }
Все это так. И все же это была наиболее
благоприятная возможность для массового рабочегс
движения продемонстрировать свою приверженное^
демократическому пути развития государства *
демократически избранным лидерам. Благоприятная в TOty
смысле, что новая российская власть еще не растеряла свое!
популярности, еще не утратила свой несколькс
романтический образ избранной самим народом
относительно честной власти; опасность грозившая ей была
194
очевидна и вполне конкретна; а всеобщая стачка,
действительно представлялась наиболее эффективным
средством против этой опасности. Б.Ельцин не мог, конечно,
выступить по телевидению и усилить эффект своего
обращения. Но, тем не менее, его призыв к забастовке уже 19
августа вечером был, по крайней мере, осторожно упомянут
напуганными дикторами центральных средств массовой
информации, уже контролируемых ГКЧП. 20 августа тысячи
областных, городских и районных газет, находившихся еще
за пределами досягаемости для московских путчистов,
воспроизвели или пересказали первые "ответные" указы
Президента РСФСР, а также его призыв ко всеобщей
забастовке. Указы были поддержаны большинством
местных властей на чрезвычайных заседаниях президиумов
Советов, Малых Советов и тд. Можно в общем говорить и о
сочувствии значительной части граждан позиции занятой
Президентом РСФСР. Но массовых остановок производства
не произошло, пикеты у заводских проходных подавляющего
большинства крупных предприятий не появились.
О явной реакции промышленных рабочих на события
можно говорить лишь, применительно к двум регионам:
Воркуте и Кузбассу. В Воркуте уже вечером 19 августа стали
останавливаться шахты и некоторые другие предприятия. К
вечеру 20 августа бастовали все 13 шахт города.
Остановилась даже "Заполярная", единственная из
воркутинских шахт отказавшаяся в ноябре 1989 г.
поддерживать бастовавшую "Воргашорскую". Городской
Рабочий комитет заявил о непризнании ГКЧП и о
г°товности горняков оказать жесткое сопротивление "хунте".
195
Велика ли была вероятность силового противостояни
армейских частей и забастовщиков в индустриальны
регионах? Определенно можно сказать одно: так
вероятность была высока в Кемеровской области.
Днем 19 августа на первом после объявлен!
чрезвычайного положения заседании Кабинета Министр»
СССР М.Щадов - министр угольной промышленное:
сообщил, что в Кузбассе начинается забастовка: "...Тр
шахты уже "лежат". Завтра за ними последуют другие.
Кузбассе надо вводить чрезвычайное положение...". В.Павло
реагировал на эту информацию не вполне адекватно. П
свидетельству ДЛзова, занимавшего тогда пост минист]
обороны, премьер-министр звонил ему после заседай!
Кабинета и заплетающимся языком командовал: "Давай, ч'
ты там стоишь? Арестуй этих забастовщиков!". Чуть поза
премьер был увезен к себе на дачу в состоянии сильно:
алкогольного опьянения и, как известно, активного участия
событиях уже не принимал.* Предложение М.Щадова
введении ЧП в Кузбассе "зависло". У "советского руководств
хватало забот в Москве. Можно предположить, что если б
ГКЧП удержался бы у власти несколько дольше, то вслед :
Москвой чрезвычайное положение, очевидно, могло бы бы
введено и в Кемеровской области. Другой вопрос, вполне л
представляли себе люди, изолировавшие М.Горбачев;
военно-техническую сторону такой проблемы каК изоляция
усмирение бастующих шахт, разрезов и автобаз
Столкновения на улицах городов Кузбасса могли бы повлеч
* Степанков В., Лисов Е. Кремлевский заговор: версия следствия. М.
1992, С. 132.
196
за собой активизацию движения протеста в других
индустриальных центрах.
Приведем в связи с эти два документа, обнаруженных
в архивах Кемеровского обкома КПСС вскоре после
августовских событий.
Первый документ: шифротелеграмма члена ЦК
КПСС О.Шенина в Кемеровский обком.
СЕКРЕТНО
Исходящая шифротелеграмма N 217/Ш
Первым секретарям ЦК компартий союзных республик,
райкомам, крайкомам, обкомам партий.
В связи с введением чрезвычайного положения в отдельных
местностях СССР просим регулярно информировать ЦК КПСС о
положении в регионах, настроении людей, о принимаемых мерах по
наведению порядка и дисциплины, о реакции населения на
мероприятия Государственного комитета по чрезвычайному
положению в СССР.
О.Шенин
Отправлено в 10.05 20.08.91 г.
Зашифрована Бормотовым.
Второй документ: ответ из Кемеровского обкома на запрос
Шенина.
Подлежит возврату
в ЦК КПСС (Общий Отдел,
IV сектор) в 6-дневный
СЕКРЕТНО
Снятие
копий
запрещается
срок
Входящая шифрограмма N 690/п
Из Кемерова получена 20 августа 1991 года в 12 час. 10 мин.
Кому послана: т.Янаеву, Павлову, Крючкову, Пуго,
Язову, Бакланову, Стародубцеву,
Тизякову, Шашко, Гидаспову,
Гиренко, Дзасохову, Калашникову,
Купцову, Лучинскому,Манаенкову,
Мельникову, Семеновой, Строеву,
197
Фалину, Шенину, Бабичеву,
Рыжову, ЦК КП РСФСР
Государственный комитет
по чрезвычайному
положению СССР
ЦК КПСС ЦК КП РСФСР
Обстановка в Кемеровской. области: 19 августа 1991 го
Президиум областнйго Совета народных депутатов заявил
непризнании государственного комитета по чрезвычайно!
положению СССР, расценил происшедшее как попьн
государственного переворота и призвал граждан к неповиновению ]
20 августа в городах Ленинск-Кузнецке, Прокопьеве
Междуреченске и других состоялись митинги в поддержку позиц
Б.Ельцина.
По инициативе совета рабочих комитетов Кузбасса в облас
начата бессрочная политическая забастовка. Бастует 16 шахт
разрезов из 101.
Местные средства массовой информации: областное радио
телевидение нагнетают обстановку, призывают к неповиновени
ГКЧП СССР.
Действиями Президиума областного Совета народнь
депутатов и Совета рабочих комитетов в области фактичест
спровоцирована ситуация для введения чрезвычайного положени
Сообщаем в порядке информации.
N 3 Секретарь Кемеровского обкома КПСС ВЛучшев
Расшифрована 20 августа 1991 года 12 час. 30 мин.
Расшифровал Суходольский.
Однако, то о чем говорилось выше можно было 61
скорее оценить лишь как очаги сопротивления н
бескрайних пространствах, скованных безволием ил
напряженным ожиданием. Даже в тех областных центра!
где популярность первого российского Президента был
традиционно высока, мощного всплеска народно!
негодования не последовало. Правда, деиЬгаия Б.Ельцина
первые часы после введения ЧП действительно привели
одному не вполне учтенному Крючковым и Павловы
результату: акция ГКЧП нацеленная прежде всего протт
'198
непопулярного МТорбачева и рассчитанная на стихийный
"антигорбачевизм" "простых тружеников" (чьей отставки
требовали в марте забастовщики Кузбасса?), оказалась
обращена против весьма популярного Президента РСФСР. К
утру 20 августа в Свердловске после массового митинга был
образован городской стачечный комитет. В его создании,
кстати, принимал участие один из лидеров Воркутинского
рабочего комитета Вячеслав Тукан. Обстановка в
Свердловске, как и в Перми, Челябинске, Магнитогорске,
Кургане все три дня оставалась напряженной. Может быть,
при наличии ряда дополнительных факторов (штурм Белого
Дома, информация о многочисленных жертвах, арестах и
т.п.) активистам стачкомов и удалось бы остановить
несколько предприятий. Но вряд ли сослагательное
наклонение здесь будет уместно. 20 и 21 августа, несмотря на
растущую напряженность, активность стачкомов и явные
признаки сочувствия Б.Ельцину, широкого распространения
в уральском регионе забастовки не получили.
Приведем здесь воспоминания одного из лидеров
"Союза рабочих Челябинска" избранного в 1990 году
депутатом горсовета рабочего Сергея Мухаркина. (Он
входил в группу активистов, пытавшихся организовать 19 и
20 августа забастовки на ряде предприятий Челябинска):
"Утром 20 августа у проходных заводов активистов
"Демократической России" и поспешивших к утренней смене
журналистов телевидения ошарашила позиция рабочих.
Некоторые ждали от путчистов "твердой руки", а многие,
отворачиваясь, равнодушно проходили мимо. Конечно,
неравнодушных, пожалуй, было больше, но и они сегодня не
199
стремились высказаться. Заметна была некоторая
неуверенность..." (Хроника N 1,1992 21-28 авг).
Еще более выразителен в этом смысле пример:
Москвы. Общеизвестно, что население столицы Союза;
сыграло особую, можно сказать решающую роль в;
нейтрализации действий ГКЧП. Именно десятки (если не
сотни) тысяч москвичей, отозвавшихся на призыв!
российского руководства, сделали невозможным выполнение
операции "Гром" - штурма Белого Дома. Среди его!
августовских защитников, на баррикадах были люди самых
разных возрастов и профессий. Было немало и рабочих с*
московских предприятий. Москва, вернее^
Краснопресненская набережная и прилегающая к ней часть;
города стали эпицентром сопротивления путчу, но... При,
этом, несмотря на призыв Б.Ельцина, в столице не'
забастовало ни одно крупное предприятие. Группы]
сторонников Президента РСФСР с утра 20 августа пытались;
остановить некоторые заводы или отдельные цеха в знак!
протеста против действий путчистов. Попытки закончились
неудачей.
Можно ли вообще рассчитывать в подобных
ситуациях на широкую поддержку "городских низов"У
Ответим однозначно: да, исторический опыт!
свидетельствует, что при определенных обстоятельствах'
только массовый народный протест, выраженный в
забастовках, других ненасильственных форма£\гражданского
неповиновения может преградить путь к власти’
заговорщикам, опирающимся на военную силу.
200
В марте 1920 года в Германии (уже после принятия в
Веймаре весьма либеральной Конституции) мощные
выступления рабочих позволили подавить
антиправительственный мятеж группы монархистов.
Этот фрагмент германской истории получивший
известность как "капповский путч" привлек к себе внимание
многих российских историков и политологов именно в 1991
г. Искать аналогии в рамках темы "Веймарская Германия и
Веймарская Россия" представлялось весьма плодотворным
занятием. Действительно, основания для аналогий были:
Россия начала 1990-х как и Германия начала 1920-х
судорожными рывками совершала трудную эволюцию от
абсолютного режима к умеренно либеральному. В данном
контексте попытка ГКЧП остановить либеральную
"контрреволюцию" напоминала "капповский путч".
Интересно, что и продолжительность периода от начала
путча до его провала в обоих случаях примерно одинакова -
около трех дней. Вот только причины поражения
заговорщиков или, иными словами, формы оказанного им
сопротивления - в Веймарской Германии и в России 1991
года совершенно различны.
И сравнение тут - на это обстоятельство мало кто из
историков обратил внимание - явно не в пользу России. В
Германии 1920 года первой реакцией большинства жителей
Берлина на сообщение о путче стала массовая стачка. Она и
Решила исход дела. Сотни предприятий остановились не
только в столице, но и по всей Германии. Встал транспорт.
Столица Германии оказалась парализована. Генералу фон
^Ютвицу - руководителю вооруженных сил путчистов не
201
пришлось решать проблему штурма конкретны
укрепленных объектов. Правительство республивд
вынуждено было бежать из столицы. Но оказалось, что дл
победы заговорщиков этого было недостаточно, уже чер^
сутки страна оказалась неуправляема. Значительная част
населения занятого в промышленности, а также част;
берлинского чиновничества наглядно продемонстрировал;
свое нежелание подчиняться самозваным властям
Английский историк, современник этих событий отмечу
что "... Капповский путч увенчался бы успехом, если 61
рабочие Берлина сами не взялись бы за дело защип
республики. Они объявили забастовку, не ожида
приказаний от своих профсоюзных вождей. Жизнь Берлин
сразу приостановилась. В городе не было воды и света, ц
ходили трамваи и поезда. Капп и его сторонники бьщ
.побеждены. Путч был ликвидирован, а сам Капп бежала
Швецию. Веймарскую республику и ее либеральную
конституцию спасли рабочие". (Джексон Д. Послевоенны
мир, М., 1937, С. 18-19).	ц
Российскую демократию в 1991 г* спасли не массовц
всенародный протест и забастовки, но локализований
небольшим районом сопротивление нескольких десятке!
тысяч москвичей, а также неготовность путчистов идти И
большое кровопролитие. В целом же страна оставалас
вполне управляема, большинство населения пассивно.
В Обращении Верховного Совета РСФСР *
многонациональному народу Российской Федераций
выпущенному утром 21 августа была ссылка на то, что :
стране "...расширяется политическая стачка, крепив
202
солидарность всех тех, кто выбрал непростой путь к свободе
и демократии..." В какой-то мере это был самообман.
Парламентарии могли быть совершенно уверены лишь в
самоотверженности тех, кто стоял вокруг Белого Дома и на
прилегающих к нему улицах. Бастовали лишь шахты
Воркуты и Кузбасса. Остальная Россия замерла в ожидании.
Как выяснилось, всероссийская стачка вовсе не была
важнейшим условием провала путча. Призыв к забастовкам
в свете тех событий, которые последовали за 19 августа,
выглядит не самым необходимым актом российских
лидеров. Гораздо важнее оказалось сохранить очаг
сопротивления вокруг Белого Дома, прикрывавший здание
живой щит из тысяч людей. Не случайно десятки рабочих
лидеров из различных регионов (в их числе А.Малыхин,
М.Кислюк, В.Уткин и другие) в эти дни оказались в Москве,
чтобы с оружием в руках отражать штурм Дома Советов
РСФСР. Важное значение имел также выпуск Президентом
РСФСР все новых и новых указов. Информация о них
усиливала неуверенность противников российского
руководства и воодушевляла его сторонников. Ощущение
противозаконности совершаемых действий оказалось в
определенный момент решающим фактором поведения
многих сторонников ГКЧП и даже его членов (в частности,
Д.Язова).
Таким образом, в той расстановке сил, которая
сложилась после объявления о создании ГКЧП, рабочее
Движение объективно оказалось как бы за пределами
района решающей схватки". Оно могло, правда, в эту
схватку вмешаться и, может быть, оказать влияние на ее
203
исход. Но не вмешалось. (Очаги Кузбасса и Воркуты ли
подчеркивают пассивность других регионов). И,
представляется, не вмешалось также по причинам впо.
объективным.
Тут надо совершенно четко и однозначно призна
один факт, который августовские события высвети;
особенно ярко. В рабочем движении 1989-1991 гг. участвовав
меньшинство от общей численности промышленш
рабочих России. Причем явное меньшинство. Причем
определенной мере (иногда большей, иногда меньше
отличающееся по своему политическому темпераменту
некоторым пристрастиям от угрюмо молчаще
большинства. Путчисты из ГКЧП в августе 1991 г. вер]
оценивали ситуацию в том смысле, что подавляющая мае
"работяг" не имела особого желания защищать тот миним]
демократии, которого Россия добилась к шестому го,
реформ. Если говорить об экономических интересах, то э
люди (т.е. большинство занятых в промышленности) 1
видели особой разницы в том, какая из сторон выйд
победителем. Наиболее распространенной 6i
психологическая установка "лучше уже не будет". Б
говорить об эмоциональном отношении к событиям,
Б.Ельцин вызывал больше сочувствия, чем его противш
Но от этого сочувствия было очень далеко до реалы
действий: "Проголосовать за него можно, но бастовать -
уже слишком...". Журнал "Столица", рассматривая р
рабочих в августовских событиях, отмечал: "По существу б
расписан в деталях сценарий взятия власти с опорой на
большинство... "Работать" с ним начали еще до переворота"
204
(Мешков А. Августовская революция: рабочие - мимо. Что
дальше? - "Столица" N 38, 1991, с. 16). Суть непонятой
"чепистами" проблемы состоит, однако, в том, что молчащее
аморфное большинство ни раньше, ни теперь нельзя было
рассматривать как серьезного политического союзника. В
дни забастовок оно нередко стремилось при помощи
бунтующего на площадях меньшинства выразить некоторые
свои экономические требования. И лишь в ходе
демократических выборов оно получало возможность как-то
сигнализировать о дремлющем консерватизме российской
глубинки.
Что же касается меньшинства, которое к августу 1991-
го рассматривало себя в качестве оппонента компартии, то в
первые (и, как выяснилось, последние) три дня путча оно
было не в состоянии оказать серьезного воздействия на
ситуацию.
Августовские события продемонстрировали, что в
России судьбы высшей власти по-прежнему решаются в
столице. Эти события на какой-то момент позволили
многим рабочим лидерам почувствовать себя победителями.
И эти же события лишили движение, родившееся в 1989 году
его главной политической задачи.
205
6. ЛЕВЫЕ" В ДВИЖЕНИИ
И попытка внедрить сверху рабочее самоуправление,
и насаждение СТК в 1987-1989 гг., и затея со "съездом
рабочих", и кампания по выборам директоров предприятий,,
и издание Указов о рабочем контроле уже в 1991 году, так же
как и создание квот по сословно-представительному
принципу на Съезде народных депутатов СССР (100 мест у
для КПСС, 100 - для профсоюзов и тд.) - все это смело можно*
счесть последними и может быть наиболее гуманными и»,
экспериментов, произведенных режимом компартии^
Последний генсек, как известно, стремился максимальной
использовать невостребованный "гуманистически^
потенциал социализма". Т.е. по существу идеи и концепции*
ранее отвергавшиеся советскими коммунистами как!
^ревизионистские" или "право-социалистические"^
Объективно источниками "нового мышления" могли бы^
считаться и работа 'Третий путь" одного из лидеров!
"пражской весны" О.Шика и даже программа польски^
диссидентов из КОС-КОР. "Горбачевский" натиск 1987-198$
гг. опустошил, прямо-таки вывернул наизнанку
"гуманистический отдел" сокровищницы социалистической;
мысли. Было попробовано, пожалуй все, что еще не былО(
испытано социалистами у власти.
Трудно было бы найти иной способ наглядно
показать самым широким слоям населения, что повышение!
эффективности экономики и идея "больше социализма" **
вещи малосовместимые. К концу 1991 - началу 1992 гг. почти
206
все начинания, связанные с обновлением "левой" идеологии
были дискредитированы. В значительной мере это
относится и к идеям рабочего самоуправления и
коллективной собственности. Значит ли это, что данные
идеи ждала в России совершенно неподготовленная и
непригодная почва?
Пожалуй нет. Уже с начала 1980-х годов в
интеллигентской среде бродили смутные ожидания и
надежды. Польская "Солидарность" самим фактом принятия
своей программы в 1981 г. придала идее рабочего
самоуправления особый вес и особый привкус. Привкус
борьбы с тоталитаризмом, ведущейся "самим" рабочим
классом. В России кроме того существовала и своя версия
этой идеи, имевшая хождение уже не только в
профессорской, но и в заводской среде. Тут она
превращалась в мечту о "рабочем контроле" - неусыпном и
неподкупном. Отсутствие достоверных сведений об опыте
реального "рабочего контроля" 1918-1920-х годов питало
романтическую веру в чудодейственный эффект его
возрождения.
К 1989-1990 гг., когда с благословления М.Горбачева
некоторый опыт обращения к старым польско-югославским
моделям в советской упаковке был уже накоплен,
общественная поддержка идеи "рабочего самоуправления"
сузилась. Система СТК вызывала больше насмешек, чем
Даже сколь-нибудь серьезной критики. Выяснилось, что на
большинстве предприятий СТК вовсе не затрудняют процесс
принятия решений и не дезорганизуют производство (как
°пасались многие скептики в 1987-м году): они просто никак
207
lijhh на что-нр. вдмяпи .Такое положение могло меняться
лишь в условиях реального конфликта. На промышленный
предприятиях (прежде всего шахтах) участвовавших (
забастовках, роль СТК подчас возрастала. Но нельзя же был
бастовать постоянно... Первая половина 1990-го год|
ознаменовалась волной роспусков и самороспусков СТК п|
всей стране, при сохраняющейся апатии большинстя
работников. Однако, в этот период экономика страну
продолжая погружаться в состояние кризиса, подошла;
важному рубежу. Руководство СССР перед лицом развал)
государственной торговли и нарастающего спад)
производства признало необходимость приватизации. ,
более широком смысле - необходимость изменения форм®
собственности для тысяч государственных предприятий 
организаций. Встал сакраментальный вопрос, на какой
основе делить государственное.добро?	I1
У сторонников производственного самоуправлени
открылось второе дыхание. Верность идеалам 198СН
сохранила в основном левая интеллигенция. Она была
конечно, неоднородна. Безусловно выделялись политики |
ученые пытавшиеся адаптировать "самоуправленческуК
идеологию", постоянно контактируя с рабочей средой
улавливая перемены в ее настроениях, пытаясь помочь i
разрешении конкретных конфликтов. Не говоря уж
субъективном отношении этих интеллектуалов к КПСС - ка1
правило, весьма скептическом - объективно эти "новы!
левые" существенно опережали "старых левых^
(сплотившихся вокруг И.Полозкова, ГЗюганова и прочих^
лидеров компартии России) в стремлении к анализу, •
208
поисках новых "небуржуазных" "некапиталистических"
выходов из кризиса. Многие из представителей этого течения
сыграли немалую роль в самоопределении рабочего
движения, или по крайней мере в его просвещении.
Экономисты АБузгалин и Г.Ракитская. занимались в
основном теоретическими разработками и публицистикой.
Они довольно успешно выступали на крупных форумах
рабочих организаций. Г.Ракитской даже выпала честь
представлять проект Декларации основных принципов
Конфедерации труда в Новокузнецке в мае 1990 г. Социолог
В.Корсетов, испытывая на практике собственную модель
производственного самоуправления, несколько лет
проработал рабочим на одном из московских предприятий.
Результаты своего исследования он позже стремился
популяризировать и на других предприятиях. Публицист
САндреев, напечатав еще на "заре перестройки" в журналах
"Урал" и "Нева" несколько статей, вызвавших общественный
резонанс, к 1989-му году попытался сформулировать ряд
специфических целей рабочего движения с учетом
переоценки некоторых "левых" ценностей.
Именно Андреев был одним из вдохновителей
первого совещания представителей "Советов трудовых
коллективов и рабочих комитетов", состоявшегося в начале
сентября 1990 г. в Тольятти. После трех лет действия "Закона
о государственном предприятии", открывшего путь СТК, это
совещание представляло собой первую попытку выявить и,
самое главное, как-то защитить все то живое и реальное, что
оставалось еще связано с отечественным опытом
производственного самоуправления. От кого и от чего
209
защитить? От той части директорского корпуса и
хозяйственной управленческой бюрократии, взгляды которой
определялись по крайней мере двумя факторами.
Скептическим отношением ко всякой производственной
демократии и осознанным интересом к грядущей
приватизации.
Защищать-то самоуправление собирались от
самодуров-директоров и министерской бюрократии. Однако,
опираться при этом приходилось опять же на директоров и
внутризаводскую бюрократию, отличающихся лишь неким.:
специфическим интересом к идеям "разгосударствления" и
самоуправления. Интересом как правило небескорыстным.;*.
Самое главное: собственно рабочая поддержка идеи,
самоуправления и коллективной собственности была
__	__ __________ . . .	~	—	***** ‘	Г *
ВЯЛОЙ,;
плохо организованной. Движение "трудовых коллективов" в
меньшей степени могло рассчитывать на сами коллективы и
в большей - на небольшие группы, так или иначе связанные
с управлением. Ничего удивительного тут не было: более,
сложная задача, чем простое "повысь зарплату!" могла,
вызвать интерес лишь узкого круга работников.
На самом ВАЗе, открывшем второе дыхание,
движению СТК, влияние Совета трудового коллектива
сохранялось постольку, поскольку этому благоволили
прагматичный директор Каданников и поскольку
сохранялся интерес у небольшой команды активистов. Эта
команда много сделала для выработки общей позиции на
совещании в Тольятти. Совещание, в частности, отразило
увлечение сторонников самоуправления новой идеей:
бесплатной передачи предприятий от государства трудовым
210
коллективам в коллективно-долевую собственность.
Резолюция принятая участниками совещания содержала
следующие предложения:
"...Потребовать от Верховного Совета СССР
пересмотреть на -осенней сессии 1990 года Закон СССР "О
предприятиях в СССР". Закрепить в этом законе право
трудового коллектива самому выбирать форму
собственности, предусмотрев при этом, что на
государственных предприятиях может быть выбран
коллективом один из двух вариантов:
-	передать • и закрепить законом (без выкупа) права
собственника за трудовым коллективом, в том числе право,
собственности на результаты хозяйственной деятельности;
-	государство на предприятиях представляет трудовой
коллектив (а не администрация) с правом распоряжения
собственностью., и с правом самоуправления через советы
трудовых коллективов..."
Не слишком широкий выбор! Очевидным было,
конечно, негативное отношение авторов этой и подобных
резолюций к частной собственности как таковой.
Любопытно, что и недоверие к "частнику" у "новых русских
левых" очень часто облекалось в оболочку "борьбы с
номенклатурой" и "номенклатурной приватизацией".
Справедливо подчас указывая на грубые нарушения законов
и моральных норм номенклатурными директорами, "новые
левые" оставались, однако на почве экономического
романтизма привычных розово-социалистических тонов.
Чтобы почувствовать его достаточно нескольких тезисов из
той же резолюции.
211
"...Трудовые коллективы берут на себя всю полноту
ответственности за результаты социально-экономического
развития предприятия..."
Судя по всему, сами авторы такую ответственность
представляли себе слабо, да и не очень верили в готовность к,
ней тех самых "трудовых коллективов", поскольку чуть ниже .
предлагали "...обратиться ко всем трудовым коллективам;
предприятий с призывом не проявлять эгоистических чувств
при решении хозяйственных вопросов в ущерб партнерам..." .
В течение трех месяцев после сбора в Тольятти^
движение за бесплатную "коллективизацию" средств,
производства создавало свои постоянные структуры.»!
Окончательно оно оформилось в декабре 1990 г. на съезде ш
Москве, когда был создан Союз трудовых коллективов
страны. Его создатели сохранили дистанцию, отделявшую»’
их от ортодоксальных марксистов и национал-коммунистов.-
Левая интеллигенция, определявшая политическое лицо»
Съезда действительно не питала никаких симпатий ни к:
многолетнему опыту доминирования госсобственности, ни к.'
репрессивному механизму сохранения Союза ССР.,
Активисты Союза трудовых коллективов симпатизировал»
новому российскому руководству (в апреле 1990 г.
Председателем Верховного Совета РСФСР был избран*
Б.Ельцин, вскоре определивший состав Правительства^
республики), в несколько меньшей степени М.Горбачеву.’1'
Отсюда вытекали их подход и по отношению К;
реформированию Союза ССР, и к усилению позиций;!
российских административных и хозяйственных структур.
"Съезд, разделяя идею преобразования СССР в
212
добровольный Союз суверенных государств и выражая волю
делегатов... решительно поддерживает требования передать в
республиканскую собственность все предприятия союзного
подчинения, расположенные на территории республик с
последующим	образованием	совместных
(межреспубликанских) государственных предприятий лишь
по совместному решению республик..." (Из резолюции
Учредительного Съезда Союза трудовых коллективов
страны, 8-10 декабря 1990 г., г.Москва).
В то же время, именно Союз трудовых коллективов
сформулировал тот подход к экономической реформе,
который чуть позже пришелся по душе практически всем
партиям и группам коммунистической и
левосоциалистической ориентации. В декабре 1990-го, этот
подход был обозначен так: "Возможность добровольного
выбора трудовыми коллективами формы собственности и
конкретной формы (модели) хозяйствования... Закрытие
ныне убыточных предприятий допускается лишь при отказе
трудового коллектива от безвозмездной передачи такого
предприятия в коллективную собственность -занятых на нем
работников..." (Из резолюции • Учредительного съезда
межреспубликанского Союза трудовых коллективов).
Практическим направлением деятельности Союза
трудовых коллективов в 1990-1991 г. стала борьба за
изменение союзного и российского законодательства. Дело в
том, что Закон СССР "О предприятиях в СССР" от 4 июня
1990 г. лишил СТК всех сколь-нибудь значимых прав в
управлении предприятием (включая право выбирать
директора). Союз трудовых коллективов сделал все
213
возможное, чтобы восстановить часть этих прав и добиться 1
новых - связанных с приватизацией.	I
Эта задача была, конечно, скромнее нежели |
социалистические проекты начала перестройки. В общем и I
целом "левые" сдавали позиции. Г.Ракитская пишет: "Многие I
из тех, кто раньше отстаивал идею народной собственности 1
и коллективного самоуправления в полном объеме, перешли I
на позиции арьергардных боев: стали доказывать, что 1
трудящиеся имеют право собственности на часть I
государственного имущества, и стали добиваться фиксации I
в законах такого права применительно к ситуации раздела |
имущества между трудовым коллективом и другими I
претендентами" (Г.Ракитская. Место трудящихся в будущей .1
России (противоборство идей и реальных тенденций в 1987-1
1992 гг.) - в кн.: Альтернативы, М., 1993, С. 63).	I
Борьба за передел ' госсобственности вызвала!
некоторый всплеск активности в рабочих организациях 1
левой ориентации из российской глубинки. Это был тот 1
случай, когда рожденный в столичных городах импульс I
нашел живой отклик у провинциальных активистов обычно J
раздраженных политическими "играми" беззаботной I
московской публики. И деятельность Союза трудовых а
коллективов, и статьи САндреева с сочувствием встретили, ]
например, в общественно-политическом объединении 1
"Рабочий" (ОПОР), в Союзе рабочих Магнитки. Обе |
группировки базировались в Магнитогорске. Обе пытались I
найти средний путь между напористыми адептами 1
рыночной экономики и ортодоксальными коммунистами. |
Это очень характерное для российских новых левых 1
214
стремление в конце 1990 г. обрело, наконец, очень четкие
ориентиры и лозунги. На Ш-й конференции ОПОРа в ноябре
1990 г. в принятых "Обращении" и "Декларации" звучали
такие мотивы: "Мы призываем честных народных депутатов
всех уровней включиться в работу по контролю за
разгосударствлением, а также - в процесс законодательного
оформления политических и экономических интересов
рабочих, добиваться отмены закона СССР "О предприятиях
в СССР" и внесенных 4-5 февраля 1988 года изменений и
дополнений в законодательство о труде и добиваться
включения в закон РСФСР "О предприятиях в РСФСР"
положений о самоуправлении и выборности
администрации..." (Из Обращения).
К ОПОРу примыкали близкие ему по взглядам
умеренные фракции так называемой Марксистской рабочей
партии (МРП) - небольшой группировки рабочих активистов
из провинции, возглавляемой лево-настроенным
московским интеллектуалом ЮЛеоновым. МРП выделялась
из числа других марксистких микрогрупп своим
стремлением преодолеть идеологическое сектантство,
установить контакты с забасткомами любой политической
ориентации. Разумеется, МРП не избежала серии расколов,
фактически приведших к ее полному распаду. (Впрочем, ее
лидер, успев создать в 1992 г. "левый" профсоюз "Защита", в
1993 г. оказался избранным в Государственную Думу по
списку компартии).
Среди лидеров ОПОРа и составителей его документов
выделялись рабочие - самоучки, пытавшиеся собственными
силами без привлечения экспертов-экономистор нащупать
215
тактику рабочего движения в условиях формирования
рыночной экономики. Их антикапитализм был достаточно
прагматичен. Он сочетался с желанием уйти от советско-
коммунистических догм. Именно деятельность ОПОРа,
развившегося из марксистского кружка дала уже в 1990-м г.
надежду на социал-демократическую эволюцию изначально,
крайне левых групп. Способность выдвигать конкретные и,
предметные требования к конкретным документам, тактика „
мелких шагов - это свойство рабочих организаций, готовых
принять либеральные правила игры. Несмотря на слабость,
упомянутых организаций тактика "левых прагматиков" все;
же имела перспективу.
Кое-что "новым левым" удалось добиться уже к концу,
1990-го года. Закон РСФСР "О предприятиях и.;
предпринимательской деятельности в РСФСР" от 25 декабря
1990 г. вернул СТК некоторые из прежних прав. Однако, этот.,,
успех был в принципе последним. В дальнейшем движение
СТК постепенно утрачивало позиции, теряя характер
"движения".
В 1991 году оно было попросту оттеснено на задний,
политический план более масштабными потрясениями. И в ,
первую очередь второй "большой угольной" стачкой. А к 1992-,
1993 гг. движения как такового уже не было. Были отдельные ’
очаги конфликтов, связанные с приватизацией крупных :
предприятий.	'
Главные причины "неработоспособности" идеи
самоуправления "упакованной" в форму предложения о
бесплатной передаче средств производства коллективам
лежали на поверхности. Значительная часть российских
216
предприятий не приносила прибыли. Другая группа
предприятий обещала стать прибыльной лишь в случае
сокращения персонала, не говоря уж о технической
модернизации. В таких условиях перспектива стать
совладельцем средств производства не казалась особенно
захватывающей. Закономерно, что по всей стране
"тольяттинское" движение поддержали немногочисленные
группы активистов, как правило, с более или менее
преуспевающих предприятий. Это движение, так сказать, по
определению не могло стать массовым.
С другой стороны кризис СТК был связан с
неясностью, расплывчатостью юридического смысла
понятия "собственность трудового коллектива". Механизм
управления его, что бы ни говорили "новые левые", оставался
не очень понятен большинству рядовых членов коллективов.
Кто должен был отвечать по долгам предприятия? Какие
права сохранялись бы за пенсионерами?
В итоге рабочие усматривали покушение на свои
права лишь в случае, если руководители заводской
бюрократии, теряя всякое чувство меры и пользуясь
"дырами" в законодательстве, "оформляли" как частную или
групповую собственность (для узкого круга лиц) непомерно
большую долю заводского бывшего государственного
имущества.
Против движения "трудовых коллективов" 1990-1992 гг.
выдвигался и такой известный аргумент. Работники
пРедприятия, особенно те, кто пришел на него работать
совсем недавно, имеют ничуть не больше прав на его
°борудование, чем миллионы их сограждан работающие вне
217
этого предприятия. Ведь его функционировав
обеспечивали не только его рабочие. "Почему же право (
собственника может иметь работающий в цеху литейщик, ]
не врач, сохранявший его здоровье за стенами завода?"
один из риторических вопросов направленных против toj
чтобы превращать бывшие госпредприятия в неч
подобное колхозам или акционерным обществам закрыто
типа. Петр Филиппов, депутат Верховного Совета, один :
руководителей в 1990-1993 гг. парламентского комитета i
экономической реформе даже увидел в "Союзе трудовь
коллективов "Объединенный фронт трудящихся
демократическим фасадом" (так называлась одна из е
статей в "Российской газете").
Это было, конечно, явное полемическ
преувеличение. Ни движение СТК, ни ОПОР с их умерен]
социалистическими взглядами не нашли бы общего языка
радикально-коммунистическими идеологами ОФ'
Несмотря на общие иллюзии относительно перспекп
"коллективной собственности", различия между ними был
все же весьма существенны. "Левые" из СТК, ОПОРа
умеренных фракций МРП могли бы считаться "левыми" и
точки зрения общеевропейских критериев. Они сохранял
скепсис по отношению к государственному регулировани
экономики, терпимость к частной инициативе, были
общем равнодушны к националистической проблематике
символике. Эта относительная умеренность и синтетичное!
воззрений оказалась невостребованной в 1992-1993 гг.
период постепенного разочарования в реформах. Движенй
СТК и ОПОР отчасти развалились, а отчасти и растворилис
218
среди группировок, отличающихся социальным
радикализмом и склонностью к национал-
государственническсй идеологии. О них - разговор особый.
219
ГЛАВА ПЯТАЯ.
В ПОИСКАХ ОРИЕНТИРОВ
Сформировавшееся к 1989 г. организованное рабоч
движение в течение двух лет действовало в более или мен
прочном союзе с широким демократическим движение
Примерно с середины 1992 г. этот союз стал размываты
Ведь, общий противник - компартия с августа 1991
оказалась в политическом нокдауне. А новой влас
пришлось начинать крайне непопулярные, но неизбежн:
экономические мероприятия. В такой ситуа!
в
размежевание бывших
союзников
борьбе
за демократию
вещь, в общем-то нормальная. Подобный процесс пережил
все восточноевропейские общества. Но в России он осложне
по крайней мере двумя обстоятельствами.
Во-первых, слишком низка по всем критериям (в то
числе восточноевропейским) степень поддержки широким
массами новых политических партий.-Социально актив»
население очень слабо структуризовано и организовано.
Лучше осознать это помогут такие, например, цифр)
В Болгарии с ее 7-миллионным населением социа
демократическая партия насчитывает около 70 тыс. член*
(уплачивающих взносы и имеющих членские билеты), одн
из крестьянских партий - около 90 тыс. В Российской я
социал-демократической партии в конце 1993 г. числилос
меньше 3 тыс. человек, в крестьянской партии - около 2 ты
Это, в частности, означает, что подавляющее болыпинстг
населения в России находится вне сферы влияния каких б:
220
то ни было структур, способных упорядочить, перевести в
мирное русло массовое движение протеста.
Во-вторых, рабочее движение, ускорившее и
облегчившее переход к демократической системе власти,
сохранило в своей глубине источник потенциальной
опасности для этой самой системы. Ничего парадоксального
тут нет. Не является секретом тот факт, что об искренней
приверженности либеральным реформам можно говорить
лишь в отношении довольно узкого круга рабочих
активистов. Что же касается массовой базы движения, то
здесь все значительно сложнее. Для многих участников
забастовок 1989-1991 гг. главные причины протеста
коренились не. в политической, а в экономической сфере.
Компартия же (в связке с ею созданным репрессивно-
бюрократическим механизмом КГБ-ВЦСПС) оказалась "под
обстрелом", главным образом постольку, поскольку
вынуждена была принять крайне невыгодную для себя роль
виновника нищеты.
После августа 1991 г. эта роль постепенно перешла к
посткоммунистическому российскому руководству. Его
авторитет определенно пошатнулся в глазах именно
рабочего большинства в ходе реализаций планов по
либерализации цен и свертыванию нерентабельных
производств. На этом фоне совершенно иной привкус
приобрели давние надежды оттесненных с политической
сцены, но не покинувших ее представителей "идейной части"
бывшей КПСС и "новых левых". В одном из номеров
"Советской России" за сентябрь 1991 года сетуя на свою
горькую судьбу, один из бывших секретарей одного из
221
райкомов КПСС высказался так:"... Не берусь предсказыва'
но думаю, что силу наберет рабочее движение. Ведь надо»
когда-то тем, кто производит материальные ценности
при всем уважении к духовной пище, - первичны), спокойн
взирать на выступающих от имени народа людей, которы
беззастенчиво копят капиталы за счет грабежа больше]
части этого самого народа..." ("Советская’Россия", 19 сентябр:
1991 г.). Очень типичное рассуждение традицион»
мыслящего левого.
Однажды, впрочем, надежды функционеров КПСС и
рабочее движение были уже обмануты. Забастовщик!
Кузбасса, Донбасса и Воркуты поддержали не компартию, i
ее оппонентов, их требования и их идеи. Так было.
Но на рубеже XX и XXI веков в отсутствие партий
монополиста, на которую можно было бы свалить все rpexi
и перед лицом беспросветного будущего потенциальн
сильное движение социального протеста (обычн
дремлющее, но способное к спорадическим пробуждениям
может оказаться заряженным сугубо негативно. Т. е. н
выражая никаких политических симпатий, отрицательн
воспринимать любую партию, любой режим н
обеспечивающих сносных условий жизни. Не окажется л!
(или не оказалась ли уже) в таком случае под ударом вей
хрупкая конструкция российской демократии? С этш
вопросом коррелируется другой: каких политически
ориентаций придерживается (будет придерживаться) ново
рабочее движение в условиях посткоммунистическо
России? Попробуем ответить на этот последний вопрос.
222
1.	КОГДА МОРАЛЬНЫЙ ПОДЪЕМ ПОЗАДИ
Характернейшей чертой советского режима был
известный морально-психологический прием: освящение
жестоких социальных экспериментов именем и авторитетом
конкретного сословия - класса промышленных рабочих. Не
будем здесь касаться темы соотношения энергичной воли
"верхов" с политическим безволием "низов". Факт тот, что и
вопрос о многопартийности и политических свободах
вообще также был снят с повестки дня под прикрытием
"защиты интересов пролетариата". Идеология большевизма
исподволь, но весьма последовательно подталкивала и
рабочих и нерабочих к соответствующему
сакраментальному выводу: нужно пожертвовать идейно-
политическим разнообразием ради лишения классового
врага всей его экономической базы и защиты "коренных
материальных интересов трудящихся". Иными словами:
поступиться свободой ради материального благополучия.
Небезынтересно в этой связи вспомнить одно соображение,
впервые прозвучавшее из уст Сталина во время встречи с
американской рабочей делегацией в 1927 г. "...Тот, кто думает
о возможности возвращения буржуазии ее политических
прав, тот должен, если он хочет быть логичным, пойти
дальше и поставить вопрос также о возвращении буржуазии
фабрик и заводов, железных дорог и банков... На каком
основании требуют от пролетариата СССР великодушия к
своему классовому врагу?... Борьба мнений теперь, при
223
диктатуре пролетариата, имеющая своей целью не сл<
существующих советских порядков, а их улучшение не да
пищи для существования нескольких партий среди рабоч]
и трудовых масс деревни. Такое положение не может бы
создано искусственно, путем административных махинащ
и т.д. Монополия нашей партии выросла из жиз»
сложилась исторически". (Сталин И. Вопросы ленинизма, I
1934, с. 181-182).
Отдельные элементы сталинской аргументащ
использовались
защитниками
агонизирующе
однопартийного режима еще в
1988-1990 гг.
Забавно,
что
условиях углубляющегося политического кризиса идеоло!
однопартийности не отказывались и от аргумента
имеющих больше отношение к жанру политически
анекдотов, типа: "больше одной партии народ не прокорми
(подобный "довод" на полном серьезе рекламировал
"Правда" и иные издания во время выборов 1989 г.). Cyi
позиции партии - монополиста, впрочем, оставала<
неизменной и ориентированной на сознание "рабочих масс
политический плюрализм есть то, чем-следует поступить
во имя грядущего благосостояния.
Разумеется тот факт, что с политическими свобода»
было покончено после 1917 г. усилиями власти, генетичес
связанной с рабочим движением, наложил глубою
отпечаток на восприятие этого движения различны»
общественными группами. Особенно интеллигенцией но
только ею. Такие иронические понятия - символы к
"работяга" и "гегемон" свою вполне определен^
эмоционально-смысловую нагрузку приобрели в недр
224
совсем не элитарного сознания. Иронически-настороженное
отношение объектом своим имело собственно не "человека в
робе", но ту специфическую декоративно-охранительную
роль, которая отводилась ему теоретиками
партноменклатуры.
Чтобы вырваться или хотя бы сделать первый шаг из
этой роли, из образа "работяги", всегда готового уступить "за
кусок колбасы" любые духовные ценности и свободы,
требовалось нечто большее, чем успешная стачка под
лозунгом "повысить зарплату!" Требовалось выдержать
определенное нравственное испытание. Допустим здесь
небольшое отступление от главной темы.
В Польше испытание для бастовавших в августе 1980
г. рабочих началось уже в ходе первых переговоров с
представителями правительства-политбюро ПОРП. Тогда
заместитель Премьер-министра Ягельский уговаривал
лидеров Межзаводского забастовочного комитета (МСК)
отказаться от политических требований (а бастовавшие
требовали освобождения из под стражи диссидентов,
ослабления цензуры, передачи по радио воскресных месс
т.д.) или хотя бы смягчить некоторые из них в обмен на
быстрое удовлетворение претензий экономического толка.
МСК на уступки не пошел. Позже, в течение 1981 г. подобная
Ситуация повторялась неоднократно, развиваясь по одной и
той же схеме. То или иное региональное звено
Солидарности" выдвигало набор политических требований.
Сопротивлявшееся им руководство ПОРП сулило
Материальные подачки, аппелируя к рабочим низам и
читаясь изолировать "вожаков". В конце-концов
225
политические требования забастовщиков выполнялись, gi
партийные теоретики делали вывод о "глубоком,'
проникновении буржуазной идеологии" в сознание рабочих
масс.	;
Имеются и вполне рациональные интерпретации^
демонстративного аскетизма польских стачкомов^
оперировавших подчас лозунгами весьма далекими от их
повседневной жизни. Например, на вопрос: "Почему рабочий
требуют отменить цензуру (или поддерживают эт ‘
требование)? Ведь они не пишут статей и романов?" - есп
ответ: очевидно, потому что они уловили связь межд
отменой цензуры и более правдивым, честных
изображением их собственной жизни. В этом объяснении
очевидно, заключена только часть истины. Большинст
участников массовых акций протеста, сопряженных в
годы с определенным риском, вряд ли выстраивало сто
четкую логическую цепочку. Гданьскими и силезских
забастовщиками двигало интуитивное чувст
справедливости, спорадически (в наиболее острые момент
обнаруживающее свое ядро: понимание самоценное!
абсолютности тех или иных политических свобод. Имени
этот нюанс и отделил в нравственно-психологическо:
отношении эпоху тоталитаризма в Польше от нов(
либеральной эпохи. Многочисленные социологичесю
исследования, проводившиеся в те годы подтвердили: лкм
склонны были требовать свободы печати и прочих своб(
ради них самих, а не ради грядущего экономическо:
эффекта. Означает ли сказанное, что экономическ
претензии, с которых собственно все и началось, бы)
2 26
отодвинуты в сторону? Нет, конечно. Просто, речь идет об
определенном переломном моменте - моменте, когда часть
промышленных рабочих попыталась отказаться от
социальной роли, отведенной им режимом.
Короткий экскурс в польскую историю важен нам по
двум причинам. Во-первых, поскольку опыт "Солидарности"
впервые показал как польским, так и русским демократам,
что движение "заводских низов" и в условиях тоталитаризма
может избавляться от корпоративного эгоизма и быть
созвучным идеям свободы и национального возрождения.
Во-вторых, я пытаюсь четче обозначить нравственный срез
эволюции рабочего движения, проявившийся как в Польше,
так и в России.
Да, в 1989-1991 гг. в Кузбассе, Воркуте и других
регионах движение развивалось по специфическому
российскому сценарию. Политические требования на три
месяца "отстали"от чисто экономических, движение протеста
мало где вышло за рамки одной отрасли (угольной), влияние
на стачкомы со стороны других общественных сил (церкви,
оппозиционной режиму интеллигенции) было
незначительным. И, все же эволюция наиболее сильных
рабочих организаций России аналогична тому, что
пережило польское рабочее движение. С первых дней стачки
в августе 1989 г. и в течение последующих 2-х лет основные
структуры правящего режима (обкомы и горкомы КПСС,
облсовпрофы и управления КГБ) стремились создать
ситуацию, в которой рабочее движение и его вожаки
оказались бы уязвимыми для различного рода соблазнов,
вожаков пытались "обласкать", "размягчить" дорогими
227
подарками в тд. Основная же масса рабочих, движение |
целом должны были соблазниться обещаниям^
партаппарата "навести порядок", улучшить снабжений
продовольствием, предоставить экономическу
самостоятельность шахтам, снять ограничения с рост
заработной платы и т.п.
Обещания неформально обставлялись условиям
Важнейшими среди них были: разрыв забастовщиков (
всеми оппозиционными группировками, отказ с
посягательств на политический монополизм компарти
Суть дела заключалась в том, что с чисто материальна
точки зрения рабочим было выгодно соблюдение эти
условий. Напротив, политические забастовки неразрывн
были связаны с определенными лишениями как для сами
участников акций, так и для членов их семей. Неверн
поэтому истолковывать быструю политизацию стачкомов
сентябре-ноябре 1989 г. как новую попытку кузбассцев
воркутинцев "потянуть одеяло на себя". Наоборот. Сред
мотивов поведения рабочих активистов не последнюю ра
играло романтическое восприятие "жертвенности" во их
сугубо нематериальных ценностей - демократии, гласности
т.п. В те месяцы каждый из стачкомовских лидер
оказывался перед лицом морально-психологическо
выбора. Делать этот выбор приходилось в атмосфе]
растущей нетерпимости к любому проявлению личн<
корысти или группового эгоизма. Инициатор июльскс
стачки в Кузбассе, председатель Междуреченского городско
рабочего комитета В.Кокорин лишился всех своих постов
авторитета после того, как в середине 1990 г. не сч'
228
возможным отказаться от второго цветного телевизора
(первый он получил несколько раньше), предложенного ему
вполне законным образом. В июле 1990 года общее собрание
шахты "Абашевская" проголосовало против использования
нового правительственного постановления об увеличении
отпусков для шахтеров. Собрание расценило акт
правительства как "попытку натравить одних рабочих на
других". Неброские, подчас трудноуловимые признаки
обозначили очень важный процесс. Процесс изменений
нравственного состояния общества. Эти изменения могли
лишь на короткий период ослабить апатию, заглушить страх
и корпоративный эгоизм. Но они произошли в критический
момент, наложились на другие факторы. В результате
тоталитарным структурам, исчерпавшим набор привычных
форм запугивания, шантажа и посулов, оставалось лишь
фиксировать неудержимую политизацию и
"декоммунизацию" движения. Кульминацией этого процесса
стала 2-х месячная стачка кузбасских горняков в марте-
апреле 1991 г., в ходе которой все экономические требования
были демонстративно заменены политическими
(требования роспуска союзных Верховного Совета и Съезда,
департизации органов КГБ, МВД и армии и тд.).
Конечно, все сказанное следует относить не ко всем, но
лишь к некоторым группам российских рабочих. К
меньшинству, о котором упоминалось выше и которое могло
сделать свое мнение мнением большинства. Но сделать -
лишь на очень короткий период. Период наивысшего
нравственного подъема общества и его консолидации в
борьбе с тоталитарными структурами. Представляется, что
229
такой период завершился (или был на исходе) еще до
августа 1991 г. Его пик пришелся, вероятно, на март-апрель
1991 г. С этого пика либеральный настрой большей части
промышленных рабочих страны быстро пошел на убыли
"Либеральный настрой" в данном случае подразумевает то, &
широком смысле одобрительно-терпимое отношение if
ослаблению и свертыванию регулятивно-карательных
функций государства (во взаимоотношениях с другими
государствами, с частной экономической инициативой, в
уголовно-правовой сфере и тд.), которое распространилось
"раннеперестроечный" период.
Одновременно в среде активистов движения быстр
размывалась моральная основа для того типа поведение
которое принято обозначать как "бескорыстное служени
делу". К 1991 г. общая коммерциализация российско
политики, зависимость политических движений от тех
иных финансовых структур уже обозначилась. Обозначила
и уязвимость рабочих лидеров перед соблазнами "большо!
политики, связанной с большими деньгами. Эта тенденщ
отразилась в частности в
крупном
конфликте
вспыхнувше:
внутри НПГ еще в ходе весенней стачки 1991 г. и связанном
распределением финансовой помощи, поступавши
бастующим горнякам от самых разных организаций
частных лиц.
Тоталитаризм и однопартийность остались позади
Одухотворенная борьба за свободу в известно!
политическом смысле для движения кончилась. Ее сменил
совсем не одухотворенная и не имеющая конечной цел
борьба с издержками свободы.
230
2.	ФАКТОРЫ ЭВОЛЮЦИИ
Говоря об эволюции рабочего движения и его
ослаблении в 1992-1994 гг. нужно учитывать действие
следующих, наиболее важных, на наш взгляд факторов.
Первое. Социальная база рабочего движения в
традиционном смысле этого слова размывается под
воздействием нового этапа индустриального развития,
внедрения (хотя и медленного) новых типов технологий и
производств. Об этом немало уже написано - в основном
применительно к Западу. В России сам по себе процесс
"размывания" идет медленнее. Но он все же идет. В
социально-политическом плане наиболее примечательны
такие его проявления как возрастание удельного веса ИТР
среди всех занятых в промышленности, углубление
различий в интересах и ориентациях между разными
группами рабочих. "Информационная революция" и
сопутствующие ей процессы привели к тому, что несколько
раздвинулись границы внутреннего мира среднего рабочего.
Расширился круг его материальных и гуманитарных
интересов. Основной вывод: все это совершенно не
благоприятствует формированию "рабочих партий", т.е.
массовых организаций, состоящих преимущественно из
промышленных рабочих и пытающихся добиваться
некоторых сугубо "классовых" целей. Вполне закономерно
поэтому, что практически все имеющиеся на сегодняшний
231
день партии называющие себя "рабочими" не поднялись!
выше уровня идеологизированных микрогрупп.	,3
Второе. На политическое самоопределение групп gJ
организаций, составляющих рабочее движение или ]
примыкающих к нему, оказали и продолжают оказывать!
влияние два процесса: распад советской империи и общее!
обострение межнациональных отношений. Правда, сила!
этого влияния не всегда очевидна. Заводская среда крупных!
российских городов в течение 1989-1993 гг. не стала!
питательной средой для вируса национальной!
нетерпимости и ксенофобии. Рабочие коллективы ид
стачечные комитеты шахтерских регионов, этнически ш|
основном состоящие из русских и украинцев, выдвигали вя
качестве своих лидеров, а также кандидатов в депутаты всем
уровней как русских, так и представителей иных этнически™
групп. Среди последних - выходцы с. Кавказа, татары, евреиЛ
немцы и другие.	jl
В этом смысле мало, что изменилось и в последним
годы. Однако, именно в 1993-1994 стало заметнее, что отборе
формальных и неформальных лидеров'в большей степени^
чем раньше зависит от их способности использоватьВИ
нужный момент (не в любой) риторику с примесыМ
державно-имперских или национал-социалистически™
установок. "Конверсия не нужна! Нужно выпускать болыияИ
оружия, чтобы торговать им и возвращать авторитет великом
державы", "Прибалтика и Украина убежали из Союза, М
* В 1993 г. о Российской коммунистической рабочей партии (РКРПИ
можно было говорить Как об исключении из данного правила. ОднакОд
в течение 1994 г. это исключение утрачивало свое значение по мерМ
укрепления КП РФ, не акцентирующей свой "классовый” характер. Я
232
теперь обворовывают русских", "Кавказцев - гнать из
российских городов!" - подобный идеологический набор
может расширяться и варьироваться в тесной зависимости
от экономической коньюктуры. Эта зависимость играет
существенную роль. Мало кто в рабочих коллективах
ностальгировал бы по поводу распавшегося Союза, если бы
уровень жизни не снижался бы столь ощутимо, если бы не
останавливались один за другим военные заводы и тд.
В этой связи, третье. Разочарование первыми
экономическими результатами (1992-1994 гг.) рыночных
реформ, персонифицируемых обычно в личностях
Б.Ельцина и Е.Гайдара. Этот фактор можно счесть, конечно
решающим в политической переориентации значительной
части промышленных рабочих в 1988-1991 гг. участвовавших
в стачках, а в 1993 г. голосовавших в ходе референдума "за"
доверие команде Ельцина. Разочарование экономической
политикой постсоветской власти накапливалось в целом
медленно. Во всяком случае темпы этого процесса мало
соответствовали представлениям лидеров антилиберальной
оппозиции. Ни к середине 1992 г., после формального
обесценивания денежных сбережений населения (в
результате освобождения цен), ни к середине 1993 г. - после
резкого увеличения темпов инфляции, общественное
недовольство не обрело острых форм. (Тут имеются в виду и
отсутствие массового забастовочного движения и
благоприятые для реформаторов результаты референдума в
апреле 1993 г.).
Переход от разочарования к раздражению и
недовольству был связан с чуть более продолжительным
233
периодом: - вторая половина 1993 - первая половина 1995 п
Бывшим сторонникам рыночных реформ подчас трудц,
было найти оправдание именно тому факту, чт
защищаемый ими режим оказался неспособен добитьс
экономической стабилизации, даже обеспечив себ
оптимальные политические условия. (Имеется в в:
роспуск Верховного Совета в сентябре
1993 г., и
принятие
спустя два месяца новой "президентской" Конституции-
России). Эффект накопления негативных эмоций, таюк
безусловно имел место: ну 1992-ой прошел, 1993-й, 1995-й, чт
же дальше? Где начало обещанного возрождения России
Психологически хуже было то, что начался процесс утрат!
надежд. И в 1992 г., и в 1993 г. многие рабочие еще надеялис
- нет, не на Б.Ельцина как такового - на потенциальную
прибыльность "своего" предприятия, "своей" отрасли. Вновв
разбуженные - после краха "перестройки" - надежды И;
притязания наиболее активной части населения, занятого в.
промышленности, были одним из двигателей тяжелого,
лайнера реформы. Но для этих надежд динамика
экономических показателей в 1994-1995 годах уже просто не*
оставляла места.	j
Сознательно приведем здесь лишь ту иллюстрацию^
которая связана с одним из наиболее успешных ДЛЯ
команды Б.Ельцина периодов. Вся первая половина 1994 п
была отмечена снижением темпов инфляции, а вторая
половина 1993 г. - наибольшими темпами прироста
заработной платы (относительно темпов инфляции). Тем не
менее, общая неблагоприятная тенденция очевидна.
234
	 1993 год						1 1994 год 				
		фев- раль	май	ав- густ	ноя- брь	фев- раль	май	ав- густ	Темпы роста к ноя- брю 1992 г. (раз)
1.	Индекс потребительс- ких цен за соответствую- щий период (%)	199.4	190.6	161	118.3	157	130	121	27.8
2.	Темпы роста ежемесячной, зарплаты (%)	171	200	183	167	144	128	115	22.5
Разбор экономической политики российского
правительства в 1992-94 гг. не входит в предмет настоящей
работы. Можно лишь отметить, что ояд наименее
популярных мер, а также их последствий (в частности,
освобождения цен и формального обесценивания вкладов в
сберегательных банках, ограничения денежной массы и
спада производства и т.й.) вряд ли могло бы избежать любое
иное правительство при тех же условиях управляемости
экономики и состоянии скрытой инфляции.
Нас же в данном случае интересует прежде всего
политическая эволюция рабочего движения, обусловленная
перечисленными факторами.
235
3.	ДЕПОЛИТИЗАЦИЯ НА ФОНЕ РЕФОРМЫ
Каковы же главные результаты действия
перечисленных факторов?
Один из них лежит на поверхности и не вызывает
особых сомнений. В течении трех лет после весенней
шахтерской стачки и августовских событий 1991 г. главным в
динамике умонастроений в среде промышленных рабочие
были распространение апатии и деполитизация. Под
апатией здесь имеется в виду пассивное отношение прежде!,
всего к вопросам общественно-политической жизни.
В октябре 1991 г. газета "умеренных коммунистов'
"Рабочая трибуна" так объясняла отток рабочих из партии
бывшей некогда единственной в стране: "Внутренний кризи
КПСС, снижение ее авторитета, непопулярность ме]
.правительства, нерешительность при переходе к рын:
отшатнули значительную часть рабочих от партии. В 19!
году около миллиона их
прекратили
свое членство в- КПСС!
("Рабочая трибуна", 9 октября 1991 г.). Перечислении
причины, разумеется, вполне реальны. Но только, думаете:
что и без них массовый уход миллионов рабочих "из всяко
политики" был совершенно неизбежен. Ведь большинство
них было приобщено к "партийности" искусственно,
основном в целях соответствия идеологической норме.
Теперь же эти люди даже не столы
разочаровывались в чем-то, сколько просто возвращались
более естественному своему состоянию. Состоянию, котор
обусловлено скорее поисками источников хороше
236
заработка, нежели партии - "выразителя интересов рабочих".
Апатия и все более отчетливо проявляющееся недоверие к
любой власти - таковы, пожалуй, ключевые характеристики
мировосприятия основной массы рабочих.
Что это могло означать для рабочего движения как
для совокупности объединений социально активных
рабочих? Для него на первый план выходят в этот период
такие вопросы, как размеры зарплаты, сроки ее выплаты,
индексация, гарантии от безработицы и т.п.
По сути дела 1992 г. - первый год осознанного - как со
стороны правительства, так и со стороны организованного
наемного труда - внедрения в практику рыночных методов
регулирования трудовых отношений. Этот год был в
меньшей степени, чем предыдущий и последующий
отягощен наслоениями пропагандистско-политических
кампаний. После краха ГКЧП в обществе доминировало
представление об окончании стадии "революционных"
сдвигов, непримиримой борьбы за власть "старой" и "новой"
элит. В пользу того же вывода свидетельствовал и уход с
политической сцены КПСС. В Верховном Совете РСФСР
доминировала, как представлялось, группа
единомышленников Президента России - Хасбулатов,
Филатов (Первый заместитель Председателя Верховного
Совета РСФСР), Красавченко (Председатель Комитета по
экономической реформе), Румянцев (Ответственный
секретарь Конституционной комиссии) и другие.
В этот период две ветви власти - законодательная и
исполнительная предпринимали согласованные шаги по
созданию новых - либерально-рыночных основ социально-
237
трудовых отношений. В декабре 1991 г. Верховный Совет!
РСФСР принял постановление, отменявшее 1
регистрационный порядок оформления статуса профсоюзов; |
новый порядок сводился к направлению профсоюзного!
устава в Минюст или соответствующее подразделение I
исполкома. В те же дни Президент России подписал указ, I
гарантирующий права профсоюзов в переходный период. |
Наконец, в марте 1992 г. Верховный Совет принял Закон!
РСФСР "О коллективных договорах и соглашениях", •>
допускавший разработку двух и более коллективных!
договоров несколькими профсоюзами на одном л
предприятии.	1
Эта	либерализация законодательства	также |
способствовала в целом деполитизации рабочих I
организаций. Для последних на первый план выдвинулись ]
две задачи. Во-первых, использовать более или менее
приемлемые правовые условия для укрепления своих ’
структур. Во-вторых, попытаться защищать интересы своих
членов с помощь набора новых, предложенных !
Правительством средств. О каких средствах идет речь?
Кроме Закона "О коллективных договорах", определенной
новинкой стала Российская трехсторонняя комиссия по
регулированию социально-трудовых отношений. Модель
такой комиссии была разработана в Министерстве труда.
Результатом работы комиссии уже в конце марта 1992 г.
стало Генеральное соглашение между Правительством,
российскими объединениями профессиональных союзов и
объединениями предпринимателей.
238
молодых российских политиков,
из рядов небольшой Социал-
партии. Ее представителями и
Безусловно, все эти новации были связаны с активной
ролью группы
выдвинувшихся
демократической
выдвиженцами были и Александр Шохин (тогда министр
труда), и Павел Кудюкин (заместитель министра труда), и
Олег Румянцев (возглавлявший Конституционную
комиссию, но уделявший немалое внимание сфере
социально-трудовых отношений). Модели предлагавшиеся
этими политиками были в известном смысле рецепциями
западного опыта социального партнерства. Однако, в 1992 г.
мало кто решался отвергать его лишь в связи с громадной
разницей между западными и российскими
экономическими условиями. До глубокого разочарования
реформами дело еще не дошло. До раскола в либеральном
лагере тоже. Политико-психологический климат первой
половины 1992 г. все еще нес на себе отпечаток беззаботного
энтузиазма реформаторов, вдруг увидевшими перед собой
"чистую дорогу".
Неудивительно поэтому, что часть профсоюзных
лидеров в 1992 г. (и может быть еще в первой половине 1993
г.) ассоциировала себя с социал-демократической
ориентацией. Некоторые профсоюзы (например, "Соцпроф")
Даже заключали соглашения с СДПР. О приверженности
социал-демократизму говорили и деятели ФНПР - кто более,
кто менее отчетливо в зависимости от номенклатурного
опыта. Так или иначе все эти заверения и оценки были
Достаточно формальны. В России формировалась
совершенно новая шкала политических ориентаций. Сказать
239
- "мне близки социал-демократы" - означало ничего ;
сказать. Социал-демократами считали себя и вице-президе:
РСФСР Александр Руцкой, и лидер Соцпрофа Серп
Храмов, и многие другие профсоюзники. Но что это могл$
означать на практике?	ь
На практике реальная самооценка зависела о^
позиции по отношению к формам и темпам приватизации, щ
требованиям рабочих о повышении зарплаты в условия^
обвального сокращения производства, к требованиях^
директоров ВПК о сохранении их привилегированного
положения, к предложениям коммунистов и других левых
вновь заморозить цены после их либерализации. Западных^
социал-демократам (как и либералам, и консерваторам^
никогда не приходилось самоопределяться по отношению №
таким вопросам. Их размежевание с "правыми" ц
коммунистами произошло семь-восемь десятилетий назад
на совершенно иной основе и сохранялось в значительно^
мере уже благодаря традициям.
Крупнейшие трудовые конфликты 1992-1993 гг. были
деполитизированы именно в указанном смысле: никто из
сторон не мог с уверенностью рассчитывать на серьезную
поддержку каких-либо идеологизированных групп, партий,
движений. (Правда, это не значит, что такие конфликты не
могли быть использованы опосредованно в борьбе
идеологизированной оппозиции с властью). В середине
августа 1992 года объявили о готовящейся забастовке с
требованиями о повышении заработной платы члены
независимого профсоюза авиадиспетчеров (ФПАД).
Профсоюзу удалось - во многом благодаря напористости и
240
энергии лидера В.Конусенко - объединить и выразить
интересы значительной части авиадиспетчеров страны.
Впрочем, несмотря на известную антикоммунистическую
позицию деятелей ФПАД их осудила практически вся
либеральная пресса. Общий настрой "не слишком ли много
хотите?! все ведь терпят!" - выразил на переговорах с
авиадиспетчерами вице-президент А.Руцкой. Его линия,
кстати, не вполне соответствовала его же, уже прозвучавшим
тогда заявлениям об "антинародном" курсе правительства.
Именно в августе 1992 г. у вице-президента России была
реальная возможность убедиться в том, что говорить о своем
"социал-демократизме" - одно, а пытаться удовлетворить
бесчисленные и разнообразные претензии различных
социально-профессиональных групп - совсем другое.
В течение апреля 1992 г. несколько раз формально
объявляли о забастовках различные группы работников
здравоохранения, поощряемые "старым" (входящим в
ФНПР) отраслевым профсоюзом. В мае того же года
аналогичным образом протестовали учителя средних и
общеобразовательных школ. В обоих случаях главная
претензия была связдна с необходимостью повышения
зарплаты. Но эти конфликты изначально исключали
серьезное политическое содержание (дело тут было и в том,
что требования этих профессиональных групп считали
законными абсолютно все, включая Правительство).
Более поддающимися политизации выглядели два
других конфликта - в базовых энергетических отраслях. В
январе - марте 1993 г. назрели серьезные претензии к
Правительству у шахтерских коллективов. (К этому времени
241
обнаружилось, что отрасль не может выжить без дотаций). Д
в ноябре того же года с протестом против многомесячной ''
задержки с выплатой заработной платы выступили;
работники газодобывающей отрасли в небольшом городе;
Надыме на севере Тюменской области. В последнем случае<
забастовка затянулась почти на две недели.	i
Однако, никому не удалось и в этих ситуациях’
окрасить рабочий протест в партийно-политические цвета. И
если судить по документальным источникам, конфликты не;
меняли базовых ориентаций рабочих организаций/
инициировавших стачки. И в частности, ориентации на;
"уход" от всякой политики, от всяких партийных страстей.
Но как же оценить в данном контексте
пропрезидентские "шахтерские десанты" в дни работы VI и
VII Съездов народных депутатов РСФСР? Чем объяснить’
появление однозначных политических заявлений различных
рабочих организаций в критические дни неспокойного 1993’
г.? Думаю, в этих случаях мы имели дело с политизацией!
вынужденной, стимулируемой в тех или, иных целях самими®
властными элитами. Заявления, пикеты и митинг^
различных групп трудящихся (в том числе объединенных Bi
профсоюзы) должны были декорировать реальную борьбу;
двух идеологизированных групп или элит в процессе
разделения властей. В 1992 г. практически приостановился1
процесс интеграции новых профсоюзов. Отраслевые и узко-;
профессиональные интересы полностью вытеснили все
объединительные тенденции. Для последних не осталось;
места, поскольку исчезли общие политические цел#*
Практически распалась Конфедерация труда, для которой ;
242
дистанция от оппозиционного политического объединения
до профцентра оказалась непреодолимой.
Следующая попытка интеграции свободных
профсоюзов относится уже к 1995 г. Новая Конфедерация
труда, созданная спустя три года после тихой кончины
первой, представляла собой уже совершенно иной уровень
развития профсозов, совершенно иное содержание рабочего
движения. Наверно показательно, что ее первым
руководителем был избран уже не шахтер, а председатель
профсоюза моряков - Виктор Некрасов. Деполитизация,
прагматизм и способность адаптироваться к меняющейся
экономической ситуации - эти признаки стали с середины
90-х годов наиболее характерны для рабочих организаций.
4.1993 г. ОСЕННИЙ КРИЗИС
Общей деполитизацией объясняется, на наш взгляд, и
пассивная реакция промышленных рабочих на острейшие
кризисы, составившие политическую канву 1993 года. Для
проверки этой реакции трудно было бы изобрести более
показательный тест, чем тот, который предложили
Р Хасбулатов и И.Клочков. В сентябре 1993-го Верховный
Совет Российской Федерации в ответ на президентский указ
о его роспуске призвал трудовые коллективы страны к
бессрочной политической стачке. Сутки спустя к этому
Призыву присоединилось и руководство российского
243
преемника ВЦСПС - умеренно-коммунистической ФНПР, №
этом обращении говорилось в частности: "Вместо разрешений
острейших социально-экономических проблем, назревших J
обществе, поиска национального согласия, Указом Президента от 2Й
сентября прекращена деятельность законно избранного Верховном
Совета, Съезда народных депутатов... Исполком Совета ФНПЙ
обращается к членским организациям, трудовым коллективам^
рабочим и служащим - всеми доступными средствами, включен
забастовку, выразить решительный протест антиконституционными
действиям...''.	J
Однако, никакого внятного отклика в рабочим
коллективах этот призыв не получил. С одной стороньи
значительная часть населения страны не усматривали
покушения на свои права в факте "прерывания полномочий!
Верховного Совета и Съезда. Тем более, что через два месяц»
Б.Ельцин обещал провестмг новые выборы. С другой
стороны, сам по себе конфликт двух ветвей власти
большинству россиян представлялся уже скорее игрой;
амбиций, не затрагивающей их интересов. В знак протеста
против роспуска "высших органов законодательной власти!
никто бастовать не стал. Но это - оценка поведения основной
массы населения.	pi
В то же время на события в Москве остри
отреагировали две полярно противоположные груши
рабочих активистов. С одной стороны, достаточно твердую
поддержку акции Президента продемонстрировали лидерН
новых свободных профсоюзов. Руководители НПЙ
профсоюзов авиадиспетчеров, летчиков гражданской
авиации, моряков, профсоюза локомотивных бригад и ряДЧ
244
других подписали 22 сентября 1993 г. совместное обращение.
В нем констатировалось: "Единственным цивилизованным
выходом из создавшегося политического кризиса являются
выборы всех ветвей государственной власти. Президент
своим Указом предложил этот выход...".
С другой стороны, с 21 сентября резко
активизировалось	руководство	радикально-
коммунистических группировок - "Трудовой Москвы",
московской организации РКРП (Российской
коммунистической рабочей партии), Совета рабочих Москвы
и других. Их агитация у проходных некоторых московских
заводов оказалась безуспешной (26-28 сентября). Примерно с
этого времени главным элементом тактики радикал-
коммунйстов становится организация уличных беспорядков,
столкновений с ОМОНом.
Разбор причин этого кризиса выходит за рамки нашей
работы. Поэтому здесь мы ограничимся следующим
обозначением своей позиции. Прежде всего, не думаю, что
разница во взглядах на экономическую реформу (Ельцин-
Хасбулатов, Гайдар-Руцкой), либо скрытая борьба за передел
госсобственности послужили в реальности тем горючим
материалом, от воспламенения которого произошел
политический взрыв. В конце 1992 г. и в середине 1993 г.
экономическая ситуация по ряду показателей была даже
несколько лучше той, которая сложилась, например, к концу
1994 г. или к началу 1995 г. (При этом, например, критиков
либеральной экономики в Государственной Думе в 1994 г.
было почти столько же, сколько и в Верховном Совете в 1993
г-).
245
Однако, в течение 1992-1993 гг. Верховный Совет так Л
не сделал важнейшего шага, способного предотвратил
конфронтацию: не принял новых "правил игры", - новой
Конституции. Она стала необходимой уже в конце 1991 Л
после начала реального процесса разделения властей Л
абсолютно необходимой с мая 1993 г., - когда выяснилосш
что значительная часть электората йе принимает куров
Верховного Совета на конфронтацию с Президентом и era
экономической командой. Новая Конституции
гарантировала бы обеим ветвям власти сохранение ряди
базовых элементов их статуса при более или менеа
взаимоприемлемом распределении полномочий. Новый
"правила игры" - новая Конституция сыграла бы роли
договора между властями, сводя к минимуму возможности
открытых атак друг на друга (в частности, весьма усложняя
процедуру импичмента, исключая роспуск парламента ДМ
вводя реальную двухпалатность). Игра же по "старыьм
правилам" в любом случае полностью отдавала Президента
(и институт президентства как таковой) • в рукДИ
прокоммунистического большинства в' Верховном Советов
Этому же большинству играть по старым правилам®
разумеется, нравилось: ведь эти правила позволяли держат®
Президента "подвешенным на крючке": 2/3 голосо®
депутатов могли лишить его абсолютно всех полномочий®
снять после несложной процедуры с должности, вообЩвЯ
ликвидировать эту самую должность. Причем дистанция ola
теоретической возможности всех этих действий до и®
практического воплощения оказалась поразительно коротка-я
Похоже, значительную часть депутатов опьяняло само»
246
ощущение возможности "законно" "размазать по стенке"
заносчивого и амбициозного Президента. Разница в
экономических взглядах между президентской и
парламентской командой, конечно, начала играть с
середины 1992 г. определенную роль. Но чтобы разжечь,
распалить эту разницу в жестокую политическую вражду
потребовалось особое обстоятельство. Ощущение своей
"законной" бесконтрольности и безответственности,
помноженное на почти охотничий азарт, с одной стороны; и
ощущение загнанного в угол и уязвленного честолюбия, с
другой.
При таких обстоятельствах вряд ли даст серьезные
результаты поиск "глубинных" экономических интересов
сторон, либо влияния стоящих за ними алчных "кругов" и
"кланов". Полагаю, что в 12-ти дневной московской драме эти
"круги", как и большинство населения были скорее
ошеломленными зрителями, нежели активными
участниками.
Осенний 1993 г. кризис власти в России, повторяю,
вовсе не вытекал из общей экономической ситуации в
стране. Он не был связан и с динамикой развития рабочего
движения, общественного движения в защиту уровня жизни в
целом. Даже в тех регионах, где раздражение, вызванное
остановкой производств и задержками с выплатой зарплаты,
было особенно велико (Ивановская, Рязанская, Липецкая и
другие области), очагов политической напряженности в тот
период не возникло.
Этот кризис, закончившийся кровавой драмой, был
вызван искусственно и заранее предполагал ограниченное
24^
число участников. Активно действовавшие в событиях J
группы населения насчитывали до нескольких десятков .1
тысяч человек и в общем-то заранее были ангажированы J
сторонами конфликта. Экстремистски настроенных рабочих,
из разношерстных отрядов радикал-коммуниста Виктора у
Анпилова вряд ли можно считать рабочим движением, j
Конфликт был "верхушечным": отношения выясняли не t
"народ" и "власть", но две властные группировки.	У
С учетом звучания нашей главной темы, резюмируем
сказанное следующим образом. Пресненские рабочие 1993 г.
в отличие от пресненцев 1905 г. предпочли оставаться в
толпе зевак, нежели идти на баррикады.
. ч
J
5. О ЛИДЕРАХ	8
Фигуры лидеров движения с момента его бурного
выхода на поверхность общественной жизни • всегда
оставались как бы в тени массовых акций рабочего
протеста. Исполинская фигура абстрактного шахтера
"поднявшегося с колен", заслоняла собой конкретные имена
рабочих вождей. Они что-то говорили, но их голоса
заглушались гулом митингов. Они давали интервью, но
чаще всего в них лишь повторялись общеизвестные истины }
либо идеи признанных лидеров "демократов". Движение
становилось самостоятельной силой, однако мало кто в .
стране мог назвать хотя бы одну конкретную фамилию из 1
числа "рабочих бунтарей".	;
248
Между тем, стремление к общественному признанию,
к всесоюзной-всероссийской известности отнюдь не было
чуждо людям возглавлявшим стачкомы и первые
независимые профсоюзы. Большинство из них знало о
судьбе Леха Валенсы. Его образ оставался довольно
притягателен и для тех, кто бастовал в 1989 г., и для тех, кто в
1990-1991 гг. пошел из стачкомов "во власть".
Непредвзятый взгляд позволяет увидеть среди лидеров
движения, выдвинувшихся в 19894991гг., немало ярких,
незаурядных фигур. Их проблема зачастую заключалась в их
излишне тесной зависимости от нужд и бед выдвинувших их
регионов, в неготовности решать задачи общенационального
уровня. Регионализм в развитии движения брал верх.
Гигантские размеры страны предъявляли к парням из
рабочих поселков невероятно тяжелые требования.
37-летний Вячеслав Голиков - электрослесарь из
города Березовский (Кузбасс) был, пожалуй, первым из
стачкомовских вождей, получивших шанс занять место
"русского Валенсы". В марте 1990 г. он сменил коммуниста
Теймураза Авалиани на посту председателя Совета рабочих
комитетов Кузбасса. Не.было, пожалуй, тогда в стране более
авторитетного органа рабочего представительства.
Независимый горняцкий профсоюз тогда лишь
проектировался, Соцпроф еще не набрал силы. Голиков -
отличный оратор и полемист, выделяющийся также мягким
интеллигентным стилем общения, был способен завоевать
популярность как в рабочей курилке, так и среди
Рафинированных интеллектуалов. Его лучшее время: ноябрь
1989 г. - октябрь 1990 г. Он участвовал в создании
249
"региональной партии" - Союза трудящихся Кузбасса, позжеЖ
в образовании первого объединения всех рабочие 1
организаций - Конфедерации труда. Именно Голикову I
довелось "озвучивать", обозначать переход стачкомов нц 1
позиции радикального антикоммунизма. И ему же одному |
из первых пришлось выслушивать. и обвинения в отрыве |
рабочих комитетов от настроений и нужд основной массы!
кузбасского населения. Создание независимого профсоюза |
горняков в конце 1990 г. потребовало от Голикова 1
определенной переориентации. Для	поддержание я
авторитета требовалось погружения в черновую;
профсоюзную работу, создание новых структур. Вопрос встал'
так: или "чистая" политика, депутатство, работа в Верховном j
Совете или какой-либо новой общероссийской партии
чему председатель СРКК вроде бы не стремился) - илц|
создание вместо или на базе Конфедерации труда нового!
профсоюзного объединения, выдвижение в лидеры НПГ,®
чистое "профсоюзничество".	Последнее требовало!*
необычайной концентрации	усилий, настойчивости^
упрямства. Их у Голикова, судя по всему, на этом этапе уже|
не хватило. Другая его роль - члена Координационно^-!
консультативного совета при Председателе Верховного®
Совета РСФСР, выяснилось, прямого выхода на уровенн|
общероссийской политики не давала. Нужно был^я
становиться или настоящим профлидером, чтобы кого-т(пг
продолжать представлять или...	Л
Двое коллег по Совету рабочих комитетов, земляков!
В.Голикова четко выбрали это второе "или". После августов
1991 г. они совершенно сознательно закрепился
250
региональный масштаб своей деятельности
государственными должностями. 39-летний Михаил Кислюк
- один из лидеров забастовки 1989 г., экономист, бывший
заместитель директора шахты был назначен главой
администрации Кемеровской области. 37-летний Анатолий
Малыхин - один из организаторов весенней стачки 1991 г.,
проходчик шахты "Есаульская" под Новокузнецком получил
в той же области статус представителя Президента России.
Этими назначениями Б.Ельцин ясно дал понять о том, что
помнит, кто и какую роль сыграл в смене власти в последний
год Союза. О А.Малыхине как председателе
Межрегионального совета забастовочных и рабочих
комитетов в апреле 1991 г. вынуждена была писать со
смешанными чувствами раздражения и уважения даже
"Правда". Его колоритный облик - рослого, мощного
рабочего вожака, с незаурядными организаторскими
способностями, с сильной волей - привлекал журналистов,
держал в напряжении рабочие аудитории. Грубость,
упрямство и напористость А.Малыхина создали ему немало
врагов. В то же время, после 1991 г. он оказался достаточно
осмотрительным, чтобы не допускать грубых политических
просчетов в быстро менявшейся в Кузбассе социально-
психологической обстановке.
Михаил Кислюк к началу "большой стачки 1989 г."
занимал должность заместителя директора по экономике
разреза "Черниговский". В то время как большая часть
директорского корпуса пребывала в растерянности,
М.Кислюк сразу же поддержал забастовочный комитет и
был избран в его состав. Позже он был делегирован в
251
городской рабочий комитет, затем в областной. Благодаря 'ч
своей профессиональной подготовке, экономическим • *
знаниям, организаторским способностям М.Кислюк быстро
завоевал авторитет в Совете рабочих комитетов, а затем ив*
области в целом. Он председательствовал на нескольких \
конференциях рабочих комитетов Кузбасса, включая VI-ю, '1
на которой был образован Союз трудящйхся Кузбасса. Был |
одним из организаторов Съезда независимых рабочих ; j
движений в Новокузнецке в апреле-мае 1990 г. Избран /|
народным депутатом РСФСР в том же году. Главное же j
достижение М.Кислюка - разработка программы по -1
рыночному преобразованию экономики региона, ее ц
представление от имени рабочего движения населению t
Кузбасса. Рабочие комитеты вообще способствовали
широкой циркуляции радикальных экономических идей в<‘
самых различных социальных группах региона: и среди »
партийно-хозяйственной номенклатуры, и среди местной ,•
интеллигенции. В этом процессе М.Кислюк был ключевой \
фигурой. Его публикации в местной печати, выступления по I
телевидению определяли по сути дела идеологическую
линию кузбасских рабочих комитетов. В связи с этим его *
вступление в должность главы администрации области
осенью 1991 г. выглядело вполне логичным актом. Впрочем,v,
данное назначение, в чем-то символическое - не могло не я
развести политические пути М.Кислюка и его бывших*
соратников по движению. Они все чаще оказывались по
разные стороны переговорного стола. Губернатор, какие бы-)
романтические воспоминания не связывали его с рабочим'
’.i
252
движением, был для рабочих прежде всего естественным
адресатом их требований и претензий.
Еще один лидер Совета рабочих комитетов Кузбасса,
сохранивший определенные позиции в политической жизни
и после стачки - Александр Асланиди. Основательный,
спокойный, надежный - он был способен стабилизировать и
направить работу Совета рабочих комитетов в самых
сложных, критических ситуациях. В Донецке, в октябре 1990
г. был одним из тех, кто переломил ход второго съезда
шахтеров, убедив делегатов проголосовать за создание
нового профсоюза. Именно ААсланиди вместе с
В.Голиковым и А.Кислюком реально влиял на выбор
политической позиции рабочих комитетов с 1989 г. по 1993 г.
Вместе с тем он оказался более других способен к
повседневной рутинной работе. Для ААсланиди не прошло
даром и время его работы в областном Совете в качестве
депутата, избиратели запомнили его как человека
стремящегося решать их проблемы. При этом он мог твердо
расчитывать - что немаловажно - на поддержку того
коллектива и города, которые представлял (ААсланиди был
делегирован шахтой имени 60-летия СССР, расположенной в
небольшом городе Осинники, точнее в его пригороде -
Малиновке). В 1991 г. был момент, когда Асланиди,
разочаровавшись в кемеровской аппаратной работе, и
вообще в возможностях рабочих комитетов вернулся к себе
на шахту. Поработал как и до забастовки механиком, затем
перешел в редакцию "Нашей газеты" - радикально-
либерального издания, рожденного в 1989 г. в качестве
"газеты рабочего движения Кузбасса". В 1993 г. Асланиди был

избран депутатом Совета Федерации - верхней палаты
российского парламента. При этом нужно учесть, что вместе
с ним от Кузбасса в Совет Федерации прошел, получив более
80% голосов избирателей, и Амангельды Тулеев - один из
лидеров российской коммунистической оппозиции. Сдвиг
"влево" в умонастроениях жителей Кузбасса был очевиден.
На этом фоне успех ААсланиди - известного в регионе
"демократа" можно было расценивать как выражение
доверия лично ему. Кстати он оказался единственным
представителем "первой волны" рабочего движения,
прошедшим спустя четыре года после большой кузбасской
стачки в постсоветский парламент. Для сравнения нужно
отметить, что выборы 1990 г. в Верховный Совет РСФСР
оказались успешными для нескольких десятков лидеров
рабочих комитетов.
Теперь о тех, кто сумел перевести движение из
бурелома политической борьбы в колею повседневной
профсоюзной работы. Иными словами "в мирное русло".
Можно, разумеется, назвать несколько десятков имен, но нам
придется здесь ограничиться лишь двумя. В той или иной
степени они и в качестве "чистых профсоюзников" все же
оказали влияние на ряд важных политико-правовых
процессов. (Подчеркнем здесь, что именно такое влияние и
есть главный предмет настоящей работы).
Один из них - Александр Сергеев все из той же
шахтерской среды. Он проделал пожалуй наиболее
последовательную и яркую среди всех своих коллег и
соратников карьеру рабочего лидера. В водоворот стачки
1989-года он был вовлечен одновременно с М.Кислюком и
254
В.Голиковым: митинговал вместе с другими рабочими
шахты ’Томская" на центральной площади Междуреченска.
Но, например, В.Голиков уже в марте 1990 г. стал
председателем Совета рабочих комитетов Кузбасса, а чуть
позже и членом Координационного консультативного совета
при Председателе Верховного Совета РСФСР. А.Сергеев же
выдвинувшись из забасткома ’Томской" в городской рабочий
комитет, а затем в Кемерово, в состав СРКК, не был там на
первых ролях. И помоложе других (29 лет), и оратор не
самый сильный. Зато сразу пришлось помимо "политики"
заняться и профсоюзной текучкой: уже в августе 1989-го
А.Сергеева избрали председателем профкома той же шахты
Томская" (до забастовки работал на ней электрослесарем).
И весь 1990-й и весь 1991-й годы были для А.Сергеева чем-то
вроде наработки лидерского стажа. Его роль - самого
полезного парня из "второго эшелона" подмечали: делегат
обоих шахтерских съездов, член редакционной комиссии
(причем умеющий грамотно и логично формулировать
резолюции). Наконец, член исполнительного бюро НПГ
СССР. Накануне весенней (1991 г.) политической стачки
обострились отношения внутри шахтерского профсоюза.
Бастовать или нет? ГТТС4 или чистая политика?
Посыпались упреки в адрес павлоградца Павла Шушпанова,
занимавшего тогда пост председателя НПГ СССР. Мне
Довелось быть свидетелем того, как в феврале 1991-го на
заседании Совета представителей НПГ в Москве кто-то из
горняков предложил заменить на посту председателя
П.Шушпанова на А.Сергеева. А.Сергеев отреагировал
Мгновенно: "Нет, ребята, спасибо, у меня слишком
255
маленький подземный стаж - 6 лет. Самоотвод...". Понимал^
очевидно, что "его время" - впереди. Оно пришло спусц
восемь месяцев, после весенней стачки и августовски^
событий. В ноябре 1991 г. А.Сергеева избрали председателе^
только что образованного НПГ России. Судя по всему*
подземный стаж тогда уже не играл столь важной роли, а*
высшее образование А.Сергеева (инженер по автоматизаций
и электрофикации горных работ) было скорее плюсом, чех^
минусом.
В отличие от М.Кислюка и В.Голикова у А.Сергеева
сразу сложилось взаимопонимание с московским!^
либеральными интеллектуалами. К ним у лидеру
российского НПГ еще с весенней стачки 1991 г. долГл
сохранялось отношение настороженное и подозрительное^
Это, однако, не помешало А.Сергееву - первому сред^
профсоюзных вождей постсоветской эпохи неожиданнее
заявить в конце 1992 года, что у его профсоюза есть идейна^
база - "либерализм". Конечно, такой жест - на фоне^
непростых отношений НПГ с либеральными политиками
означал, скорее заявку на некую самостоятельную позицию^
шахтерского лидера внутри антикоммунистического лагеря^
нежели выражение "чаяний горняцких масс". Но и
практическом плане лидеру российского НПГ удавалось
течение 1992 - 1994 годов более или менее следовать^
провозглашенной установке. Несмотря на постоянно^
выдвижение им претензий в адрес Правительства Б.Ельцина^
(в основном связанных с задержкой выплаты зарплат *4
согласованием графика закрытия шахт), НПГ избегал^
блокирования с явной антиправительственной оппозицией^
256
а в критические моменты (апрель, октябрь 1993 г.) брал
сторону Президента. А.Сергееву в целом удавалось и
дипломатия на уровне аппарата Правительства РФ. Его
включение в середине 1994 года в состав Президентского
Совета (консультативного органа при Президенте РФ) не
было обставлено никакими условиями и означало главным
образом признание ближайшим окружением Президента
определенной политической роли А.Сергеева. Роли,
обусловленной, с одной стороны, его возросшим
авторитетом среди профсоюзных лидеров, с другой стороны
- его способностью весьма внятно и аргументированно
транслировать взгляды значительной части рабочих на
политику "верхов".
В отличие от А.Сергеева, определенное время
смотревшего на мир московской "придворной"
интеллигенции как бы со стороны, Сергей Храмов -
коренной москвич - был с этим миром хорошо знаком. Но в
нем было нечто существенно отделяющее его от модели
поведения московской политизированной элиты. Стиль и
карьера лидера Соцпрофа принципиально, можно сказать,
вызывающе нереволюционны. Прежде всего это выражалось
в неистовом до занудства стремлении в условиях
периодического крушения правовых устоев извлечь
максимум пользы из каждой буквы писанного права, из
всякой представляющей малейшую значимость нормы
закона. В этом смысле СХрамов - буквоед и придира. Кроме
того у него никогда не было выдающихся ораторских
Данных. На крупных московских тусовках
"раннеперестроечных" времен он ничем не мог выделиться.
257
Там хватало говорунов и интеллектуалов покруче. Среди!
этой публики СХрамов мог отличиться лишь "крутым*
упрямством да способностью налаживать аппаратную,
работу. Но для применения этих качеств он выбрал'
"неистоптанный конкурентами", и довольно трудный участок >
- защиту социально-экономических интересов граждан,!
независимое профдвижение.
Надо сказать, что и основная профессия СХрамова на^
первый взгляд подобной ориентации не очень*
соответствовала. СХрамов - океанолог, с 1975 г. работал Bi^
Институте океанологии АН СССР, ходил на '
исследовательских судах вокруг света. В апреле 1989 г. он j
резко сменил жизненный путь, став основателем одного из
самых первых независимых профсоюзов в СССР i j
профобъединения "Соцпроф". В отличие от судьбы'^
организаций горняков или авиадиспетчеров, рождение
дальнейшее развитие объединения социалистический
профсоюзов СССР (так первоначально расшифровывалось
"хитрое" название храмовского союза) не сопровождалось!
судьбоносными событиями и вообще политическим шумом, j
Создатель Соцпрофа начал с того, что первым среди?
свободных профсоюзов получил счет в банке и печать, затеЦ ;
создал более или менее профессиональный аппарат. Далее
несмотря на многочисленные ссоры и разрывы cl
соратниками с 1989 по 1994 год СХрамову удалось собрать
"под крыло" около 400 местных организаций, объединяющих
рабочих самых различных специальностей. Должен быть
отмечен тот факт, что СХрамову удалось (несмотря на его ।
попросту говоря тяжелый характер) сделать j
*
i
258
привлекательной "крышу Соцпрофа" для сотен
инициативных групп рабочих. Вопреки весьма
формальному и символическому характеру связи между
московской штаб-квартирой "Соцпрофа" и разбросанными
по стране членскими организациями, последние всегда
могли рассчитывать на определенный набор услуг "из
центра" - свежая информация, газета "Рабочая сила", проект
устава, помощь при регистрации, консультация юриста.
СХрамов, оставаясь постоянным нарушителем единства и
infant terrible независимого профсоюзного движения
ухитрялся-таки в 1992-1994 гг. наращивать численность и
влияние своего профцентра.
Драматические перемены на верхних этажах
российской политики в 1991-1993 гг. почти не затронули
"Соцпроф" и его лидера. И в силу неуживчивого характера
последнего, и в силу аполитического в целом настроя
большинства членских организаций "Соцпрофу" в целом
удавалось выдерживать линию на нейтралитет по
отношению к основным участникам политической драмы.
Впрочем, об одном исключении из данного правила
необходимо упомянуть. В ночь с 3 на 4 октября 1993 года в
резервной студии российского телевидения СХрамов, сидя
рядом с председателем НПГ А.Сергеевым на всю страну
пообещал организовать политическую стачку силами своего
объединения. В случае, если к власти прорвутся национал-
коммунисты, штурмовавшие в эти часы комплекс
"Останкино".
259
б. ОБ АМЕРИКАНСКОМ ВЛИЯНИИ - ПОДЛИННОМ»
И МНИМОМ	Л
Л
Тема влияния Запада на дела государства .г|
правопреемника СССР - одна из наиболее острых & X
российской межпартийной полемйке. Постсоветские^
идеологи получили ее в наследство от эпохи реального^ |
социализма почти в неизмененном виде. Конечно, граждане)!
бывшего СССР стали гораздо спокойнее относится
иностранцам. И силуэт исконного и всегда конкретного^
стратегического противника Родины (НАТО, США, в какой-?!
то мере Китай) оказался к началу 1990-х годов основательно!
размыт. И все же тема внешнего заговора против России «Л
один из краеугольных камней той критики, которуку|'
националисты и коммунисты адресуют либералам
победителям КПСС. Какие обстоятельства "удерживают^!
такую ситуацию?	.ц/
Можно назвать по крайней мере два. Первое, и самоф;
главное - то, что страна пережив распад, продолжаем
переживать экономический кризис. Значительно^
большинство граждан, не питая никакой враждебности
конкретно к США или, скажем, к Франции, испытываю*!^
некоторое смутное ощущение несправедливости
допущенной кем-то по отношению к России. В рамки этогвВ
смутного ощущения тот или иной националистический (ИЙ
соответственно ратующий за неоизоляционизм) политик»
пытается вложить конкретное содержание. Например/1
Таймураз Авалиани и Владимир Маханов - бывши* $
260
участники рабочего движения, и бывшие депутаты,
обращаясь в марте 1993 г. к шахтерам с открытым письмом,
главного виновника российских экономических неурядиц
видели в крупных западных корпорациях. Последние по
мнению Т Авалиани и В.Маханова пытаются предотвратить
за счет России, за счет российских рабочих мест
"тяжелейший экономический кризис", в который "втягивается
западная экономика". Как известно, в число виновников
развала Союза и советской экономики обычно попадают
также спецслужбы США, мировой сионизм и тд. И так,
естественно, будет продолжаться до наступления
экономической стабилизации. Или до явных признаков
повышения уровня жизни в стране. Разве в Японии сегодня
кто-нибудь обвиняет кабинеты министров 1950-1960 годов в
"американизме" или излишней зависимости от западных
моделей? "Американизм" этих кабинетов был выражен
гораздо сильнее, чем у правительства Б.Ельцина. Но они
добились к началу 1960-х годов устойчивого роста
экономики. Тогдашние их критики (кстати из числа
национал-радикалов и коммунистов) вынуждены были
"сменить пластинку".
Другая причина актуальности темы "внешнего
заговора": союзники российских-^лидеров - либералы
западные - объективно самая богатая и влиятельная
политическая сила в мире. Еще в 1917 г., когда американские
банкиры дарили правительству А.Керенского копию статуи
Свободы, среди крупнейших финансово-промышленных
группировок США, Германии и Японии не было такого
идеологического единства. Теперь оно есть. По крайней
261
мере, в отношении ряда фундаментальных либеральньй®
ценностей. И как бы теперь ни сложилась судьба -il
российской демократии, любой ее успех удобно будем|
объяснять скрытой или явной помощью ее зарубежны^
покровителей. Просто потому,
обладают огромными (хотя
экономическими возможностями.
Оппоненты "демократов*
что они действительно*
и не безграничными)?
V
не выступают какк
выясняется в принципе против помощи из-за рубежа. И";
коммунистическая газета "Правда" без колебаний^
воспользовалась помощью греческих единомышленников, а >
русские фундаменталисты не посчитали зазорным ’
использовать возможности арабской газеты "Аль-Кодс". у
Однако, острое раздражение друзей "Правды" и "Аль-Кодс"
вызывает сам факт громадного финансового превосходства
их зарубежных оппонентов. "Кто платит тот и заказывает
музыку", тот кто помогает, тот и навязывает свои взгляды, -
настаивают коммунисты и национал-радикалы (хотя их
собственный опыт свидетельствует как раз об обратном).
Этого вопроса ниже мы еще коснемся.
Рабочее движение, выросшее из массовых забастовок
1989-го года, по-крайней мере в течение 1990-1991 гг.
находилось в эпицентре схватки за власть. Оно очень быстро
обнаружило вокруг себя множество зарубежных друзей и
союзников. Спектр политической окраски этих новых друзей
был необычайно широк: от троцкистов из IV ,
Интернационала и крайне левых английских лейбористов
до польской "Солидарности" и Конфедерации христианских
профсоюзов. Представители западных левых и левацких '
I
262	1
организаций были особенно активны. На российских
рабочих вожаков обрушивался водопад брошюр и
инструкций, посвященных тактике классовой борьбы (с
бюрократией).
Однако, по мере решения вопроса о власти и
ослабления Движения ряды его сторонников как внутри
страны, так и за рубежом таяли. У бывших сторонников
попросту пропадал интерес ввиду того, что массовых
забастовок не происходило, и центральные площади
рабочих городов уже не заполнялись толпами людей в
грязных спецовках. Но нельзя же бастовать бесконечно.
В конце-концов дно гигантского политического сита
поглотило всех бывших зарубежных союзников, кроме
одного - самого крупного. Речь идет об американском
профцентре АФТ-КПП.
Эта организация обладала репутацией наиболее
"правого" и наиболее антисоветского
(антикоммунистического) профобъединения в мире В свое
время АФТ-КПП покинула Международную конфедерацию
свободных профсоюзов из-за слишком мягкой (по мнению
американцев) позиции последней по отношению к
коммунистическим профсоюзам Восточной Европы. Позже в
1980-х годах именно АФТ-КПП осуществляла
массированную поддержку польской оппозиции,
объединившуюся вокруг профобъединения "Солидарность".
Для советского руководства от И.Сталина до М.Горбачева
образ АФТ-КПП в политическом смысле был почти
неотделим от образа ЦРУ. Для советских профсоюзных
вождей - от Шверника до Шалаева американский профцентр
263
был не просто оппонентом, но скорее непримиримым^
врагом. И неудивительно: руководство АФТ-КПП еще
конце 1940-х годов заняло позицию непризнания Л
коммунистических профсоюзов типа ВЦСПС в качестве^
профсоюзов. "Они не профсоюзы, но специальные структуры,*”
созданные партаппаратом КПСС и КГБ для осуществления р
функции контроля за трудящимися" - такова была позиция |
американцев, которой они практически не изменили и после!
реформ М.Горбачева.	Д
Массовые забастовки в угольных регионах СССР Л
привлекли внимание лидеров АФТ-КПП. До этого их.1
отношение к "перестроечным процессам" оставалось как и ул
большинства умеренных американских либералов!
сдержанно - настороженным. Впрочем, и сам по себе факт1!
забастовки - это еще не все. Какую позицию выберутд
российские рабочие лидеры, кого поддержат в политической*^
борьбе? Американцы ждали ответов на эти вопросы и Л
действовали весьма осторожно. В 1989-1991 гг. они решились^
на организацию двух акций. Двух поездок шахтеров - членовца
рабочих комитетов в США. Поездки носили в основном |
туристический характер. Члены делегаций могли убедиться»»»
каких высот достигло профсоюзное движение в США, ал
также лишний раз задуматься: в каком направлении идти»®
рабочим комитетам. Первая поездка, впрочем, обернулась^
одной неожиданной неприятностью. Каждый член»
шахтерской делегации получил в подарок компьютер. Не*
для собственных нужд, естественно, а для своей организаций^
Не все, однако, рабочие комитеты дождались заокеанского'*
подарка. После этого инцидента часть бывших членов^
264
делегации из рабочих комитетов вывели (вернуть
присвоенную технику, правда, не удалось), а американцы
получили урок: любая помощь должна быть тщательно
выверена и иметь четкий адрес.
Эти моменты были уже специально оговорены во
время поездки в СССР в сентябре 1990 г. президента АФТ-
КПП Лейна Кэркленда. Во время встречи с ним в посольстве
США в Москве председатель Совета рабочих комитетов
Кузбасса В.Голиков провел аналогию между рабочими
комитетами и польской "Солидарностью" на самой ранней
стадии ее развития: "Мы вынуждены соединять в себе черты
профсоюзов и политического движения, мы пока не можем
стать нормальным профсоюзом...".
Американцы и сами уже проводили эти аналогии.
Они готовы были содействовать превращению стачкомов в
нормальные профсоюзы. К работе с забастовщиками в СССР
подключился Институт свободных профсоюзов (FTUI)
специально созданный АФТ-КПП для поддержки
профдвижения в странах с тоталитарными и
авторитарными режимами.
Однако, тут необходимо отметить важную деталь.
Между действиями АФТ-КПП в Польше в 1980-1988 гг. и
американской помощью свободным профсоюзам России,
Украины и тд. существует принципиальная разница.
В государствах бывшего СССР американский
профцентр включился в широкомасштабную помощь тогда,
когда принципиальный вопрос о власти был фактически
решен. Имеется в виду, что по крайней мере формально
Режим компартии был уже устранен, любые независимые
265
профсоюзы были разрешены, многие лидеры рабочего '
движения оказались во властных структурах. В России
представительство АФТ-КПП открылось в Москве в марте
1992 г., на Украине - спустя восемь месяцев. Примерно с
этого времени и начали реализовываться различные
программы более или менее масштабной помощи рабочему
движению.
Напротив, в Польше, как известно, помощь
свободным профсоюзам долгое время была неотъемлемым
элементом поддержки запрещенной и преследуемой
оппозиции. И в 1981г., и в 1988 г. АФТ-КПП, используя в свою
очередь поддержку Конгресса США, помогала
"Солидарности" в моменты ее острейших конфликтов с
властями.
В марте 1991 г. во время мощной шахтерской стачки в
СССР КГБ обвинил американцев в подстрекательстве, в том
что они "готовили" выступления горняков. Эти обвинения
были скорее свидетельством острого раздражения и
бессилия руководства Кабинета министров, чем результатом
углубленной работы разведки. На все рабочие центры,
охваченные забастовкой к марту 1991 г. приходилось не
больше пяти персональных компьютеров, подаренных
американцами.. И эти-то ^машины в основном ;
бездействовали по причине отсутствия специальной
подготовки у людей из рабочих комитетов. До типографии и :
иной множительной техники в 1991 г. дело просто еще не |
дошло - эксперты АФТ-КПП никак не могли утрясти д
организационно-финансовые вопросы. В Госдепартаменте
США вполне вероятно изучали проблемы рабочего £
;,V
266
движения в СССР, но на поведении и настроениях
российских и украинских рабочих это скорее всего никак не
отражалось. Не готовилось даже то, что принято было
обозначать как "подрывная" или "антисоветская" литература.
Уже в 1990 г. в этом попросту не было никакой
необходимости. Зачем ввозить антисоветские брошюры из-за
рубежа, если в самом Кузбассе официально выходит "Наша
газета", а в Воркуте и Москве "Вестник рабочего движения",
десятки других более тиражных изданий, яростно
критикующих режим? Советскому телевидению в принципе
оставалось с подачи КГБ выполнить лишь одно: с
негодованием указать на сам факт приветствия Лейна
Кэркленда в адрес рабочих комитетов, а также на факт
встречи двух или трех шахтерских активистов с
работниками американского посольства в Москве.
Собственно этими приветствиями весеннего шахтерского
наступления АФТ-КПП и ограничился. В частном порядке
многие американцы жертвовали сотни (а может быть и
тысячи) долларов в кассы "помощи бастующим горнякам".
Кое-что из этих денег ушло на места, на предприятия.
Определенная часть помощи стала предметом
ожесточенных разбирательств и взаимных обвинений
внутри руководства НПГ СССР. Но принципиальный вывод
заключается в следующем. На широкомасштабную
официальную помощь забастовщикам 1991 года руководство
АФТ-КПП не решилось. 1990-1991 гг. остались периодом
углубленного	зондирования	американскими
профсоюзниками российской почвы.
267
1
Причин для такой осторожности было немало. '•
Рабочие комитеты никак не превращались в профсоюзы. В 5
отличие от Польши массовый рабочий протест в России (и ‘
на Украине) не завершился созданием единой
оппозиционной структуры. Образовавшиеся же наконец
свободные профсоюзы (Соцпроф, НПГ, профсоюзы летчиков
гражданской авиации и авиадиспетчеров и другие) не
спешили образовывать единый национальный центр
независимых профсоюзов, с которым западные профцентры '
предпочли бы иметь дело. И еще одна причина. Весной 1991
года западные эксперты не без оснований видели именно в !
Правительстве и вообще в руководстве РСФСР главного
союзника забастовщиков. Такой союзник мог оказать куда
более серьезную помощь, чем десяток зарубежных
профцентров. Этот аспект, разумеется, вообще не имеет \
ничего общего с польским опытом. Уникальность ”
российской ситуации отчасти и заключалась в том, что
официальная властная структура - руководство РСФСР -
явилось важнейшим центром политической оппозиции в
"союзном" государстве, пожалуй, более важным, чем рабочие
комитеты. Августовские события подтвердили это.
1992 год. - начало реального реформирования j
экономики. Российское Правительство нуждалось уже
скорее в
протеста. И хотя на словах вице-премьеры Г.Бурбулис, |
Е.Гайдар, позже В.Шумейко были - "за сотрудничество с 1
профсоюзами", на практике такое сотрудничество означало
одно: отказ любых профсоюзов - как старых, так и новых |
от каких-либо радикальных акций. В общем-то, обычное |
сдерживании, чем в организации рабочего I
268
правило для любой реформируемой экономики. Профсоюзы
его, естественно, не принимают, но поделать ничего не
могут. Им нечего противопоставить экономически слабому
работодателю и трудно что-то у него требовать. Реформы,
составлявшие "новый курс" Президента США Ф.Рузвельта в
середине 1930-х гг. принципиально отличались от
либерализации чилийской экономики в 1970-х годах. Но и в
тот и в другой периоды деятельность национальных
профцентров была малоэффективна.
После освобождения цен и начавшихся задержек с
выдачей зарплаты развитие отношений "рабочее движение -
правительство" перешло в стадию хронической
напряженности. Именно в этот период российские
независимые профсоюзы получили более или менее
серьезную поддержку от зарубежных профцентров, в первую
очередь от АФТ-КПП.
К этому времени обнаружилось следующее. Старые
профсоюзы - преемники ВЦСПС по прежнему оставались
обладателями колоссальной материальной базы - зданий,
спорткомплексов, домов отдыха, транспортных средств и тд.
Это имущество, переданное когда-то без серьезного
юридического оформления большевистским государством,
создавало старым "госпрофсоюзом" нормальные условия для
развития. Без патронажа ЦК КПСС и КГБ они быстро
адаптировались в новой экономической ситуации. В то же
время новое российское правительство во главе с
Б.Ельциным не проявляло особого желания разобраться в
проблеме профсоюзной собственности (литовское
правительство, между прочим, годом раньше осуществило
269
инвентаризацию и проверку правовых оснований 1
приобретения имущества профсоюзов). Былое почтение i
местных администраций к рабочим комитетам испарилось: ;
крупных забастовок не боялся уже никто. В итоге свободные
профсоюзы, созданные в 1989-1991 гг. по инициативе самих
рабочих, но не получившие никакой материальной базы,
оказались в тяжелейшем положении. Ликвидация
тоталитарной системы и либерализция экономики
парадоксальным образом усилили их оппонентов из
ВЦСПС-ФНПР.
Таким образом, можно констатировать
примечательный факт. Американский профцентр к середине -i
1992 г. оказался единственной организацией, стремившейся
оказать помощь российскому рабочему движению и <
выступавшей в роли его политического союзника.
Правительство России к такой роли, естественно, уже не
стремилось. У него были другие заботы. Левые и
прокоммунистические организации не могли забыть.
антикоммунизма шахтерских (и нешахтерских) стачкомов и,
во всяком случае, ждали сменяя их лидеров.
"Демократические" объединения считали себя
единомышленниками рабочих вождей, но никакой помощи
им оказать не могли. Кроме того, у них были собственные,
корпоративные интересы, не вполне совпадавшие с
интересами рабочих организаций.	
В положение вопиющего имущественного неравенства :j
между старыми и новыми профсоюзами АФТ-КПП могла |
внести лишь самые умеренные коррективы. В течение 1992- |
1993 г. американцы направили наиболее крупным
270
свободным профсоюзам России наборы оргтехники
(включавшие, как правило, ксерокопировальную машину,
телефакс и персональный компьютер). Консультанты из
США обеспечили также обучение российских
профсоюзников работе с полученной техникой. Люди из
АФТ-КПП устанавливали и налаживали оборудование в
профцентрах Москвы, Кемерова, Новокузнецка, ряда других
городов Кемеровской области, Екатеринбурга, Челябинска,
Воркуты, Тольятти, других городов. За это же время,
насколько мне известно, определенную материально-
техническую помощь российским свободным профсоюзам
оказали также Конгресс канадских профсоюзов,
Объединение . немецких профсоюзов, ряд других
организаций. При этом масштабы помощи всех названных
объединений вместе взятых совершенно несопоставимы с
масштабами помощи АФТ-КПП. Если говорить о
затраченных средствах, то разница измеряется даже не
десятками, а сотнями и тысячами раз.
К поставкам оборудования помощь не сводилась.
Первой программой, реализуемой в рамках деятельности
АФТ-КПП в России, стала программа обучения российских
активистов методам организации и строительства
профсоюзов.
Том Брэдли - первый представитель АФТ-КПП в
России стал фактически и первым руководителем этой
программы. В мае 1992 г. состоялся пробный учебный
семинар для профсоюза горняков в Кемерово. Его проводили
специалисты из Профсоюза рабочих автомобильной и
аэрокосмической промышленности, входящего в АФТ-КПП.
271
В сентябре-октябре 1992 г. состоялись аналогичные®
семинары в Екатеринбурге и Челябинске: АФТ-КПП как бы ‘I
открывал для себя уральский регион.
Далее программа русско-американских профсоюзных ?
занятий стала раскручиваться ускоряющимися темпами. За
Челябинском последовал Нижний Новгород, потом снова
Кузбасс, Тольятти, Ярославль и тд.
Чему американские профсоюзники обучали
российских? Составлению реальных (а не показных) ц
коллективных договоров, формулированию требований, d
тактике ведения переговоров.
Всегда ли это было эффективно? Была ли очевидная |
потребность в этих знаниях? Нужно отметить,, что |
российская "сторона" всегда могла сформулировать "заказ", 4
предложить тему семинара, и американцы старательно
следовали подобным рекомендациям. Однако текущие^
нужды больной экономики постоянно заставляли^
корректировать "классическую схему" профсоюзной учебы, w
Как бороться за "забытую" в колдоговоре 10% - ную прибавку.
к зарплате, если зарплату не выплачивают вообще? Каким i
образом требовать улучшений условий труда, если рабочий^,
коллектив точно так же как и администрация ждет. /
вожделенной дотации из "центра" для элементарного
продления жизни предприятия?	
Реальный смысл во всех случаях имело обучение
организации и строительству профсоюзов как таковых, w
Стимулировать с помощью просветительских семинаров
возникновение из аморфной и безвольной массы боевых
й'
272
рабочих объединений - с этой задачей АФТ-КПП оказался в
состоянии справиться.
К началу 1993 года обнаружилось, что масштабы этой
задачи все же не соответствуют возможностям московского
офиса АФТ-КПП. Тогда Институт свободных профсоюзов
принял решение об образовании в России новой структуры -
Фонда профсоюзных исследований и обучения. Его
исполнительным директором стал Павел Кудюкин,
занимавший тогда должность заместителя министра труда
России. Его членство в Социал-демократической партии
России американцев вполне устраивало. Нужно отметить,
что одноименная партия существует и в США, причем
объединяя многих ведущих функционеров АФТ-КПП.
Правда, реально эта структура играет роль не политической
организации, но скорее клуба лево-центристско настроенных
интеллектуалов - сторонников единства Демократической
партии и АФТ-КПП.
Перейти из замминистров в Русско-американский
фонд без шума не удалось. В навязывании чуждого России
американского опыта обвинил П.Кудюкина со страниц
"Рабочей трибуны" - газеты учрежденной в 1988 г. ЦК КПСС,
председатель прокоммунистической ФНПР И.Клочков. По
сути дела, это был первый выпад старой профсоюзной
номенклатуры против американского профцентра с 1988
года (когда на страницах 'Труда" могла еще появиться
публикация с заголовком "Куда тянется рука АФТ-КПП").
Очевидно, часть руководства ФНПР, в основном лидеры
отраслевых структур, не хотела бы в открытую ссориться с
мощным американским профцентром. Они сознавали, что
273
времена изменились, и готовы были спрятать свое i
раздражение в дальние ящики начальственных дубовых
стоЛов. Однако переход П.Кудюкина выглядел на редкость
вызывающим в глазах наиболее консервативной
группировки во главе с председателем ФНПР. Несколько
позже, публикуя ответ П.Кудюкина под заголовком 'Том
Брэдли Павлу Кудюкину друг, а Игорь Клочков - недруг”
"Рабочая трибуна" не преминула выразить свое глубокое
недоумение: "Какое профобъединение пригласило в Москву
господ из американского профцентра? Неужто Минюсту не
очевидны незаконность и унизительность для России их
диктата?" ("Рабочая трибуна", 23 февр., 1993).
В контексте последующих драматических перемен на
российской политической сцене микроскопический
кЪнфликт ФНПР - П.Кудюкин парадоксальным образом
прояснил одну вещь. Само по себе сотрудничество бывшего
замминистра с американской организацией, его дружеские
чувства по отношению к ТБрэдли были не так важны, как;
его растущее неприятие экономической Политики
правительства Б.Ельцина. Несколько месяцев спустя стало
очевидно: взгляды на приватизацию, ценовую и кредитно- ’
денежную политику, вообще на политический курс!
Правительства у функционеров ФНПР и левого крыла
российских социал-демократов в основном совпадают.
"Рабочая трибуна" атаковала П.Кудюкина напрасно. К
началу 1993 г. былое противостояние "коммунисты <
демократы" в значительной мере трансформировалось по?
новой схеме. Произошла масштабная перегруппировка
политических сил. На одном полюсе остались стойкие?
274
i
сторонники либерализации экономики любой ценой, не
питавшие и ранее особых иллюзий относительно быстрых
успехов реформ, на другом полюсе - те же коммунисты, но
уже в тесном альянсе с национал-радикалами приняли в
свои объятия разочарованных демократов и социал-
демократов. Эту большую неформальную коалицию
объединяло именно неприятие того как на российских
пространствах демонтировался социализм и каким образом
взращивались структуры рыночной экономики. Апрельский
референдум 1993 г. уже не мог тут что-либо серьезно
изменить. Его главные итоги (58% - за доверие Президенту
Ельцину и 53% - за проводимый его правительством
социально-экономический курс) можно было
интепретировать самым различным образом.
Оппозиционная правительству коалиция склонна была
вообще эти результаты игнорировать.
Люди из АФТ-КПП пытались определенное время не
драматизировать этот раскол в среде бывших
единомышленников - антикоммунистов. Что с того, что
исполнительный директор Русско-американского
профсоюзного фонда остро критикует действия команды
Б.Ельцина? Сама АФТ-КПП до 1992 г. находилась в
оппозиции к своему американскому правительству,
увлекавшемуся монетаризмом. Однако сентябрь и октябрь
1993 г. расставили свои акценты в дискуссии об отношении
российских профсоюзников к российскому Правительству.
Руководство ФНПР во главе с И.Клочковым 23 сентября
призвало к забастовкам в знак протеста против роспуска
Президентом Верховного Совета и Съезда. П.Кудюкин также
275
резко выступил против того, что он назвал "государственным $
переворотом". Напротив, группа лидеров новых профсоюзов '
(горняки, транспортники, Соцпроф, летчики,
авиадиспетчеры и др.) поддержала действия Президента.
Политический нейтралитет профсоюзов опять в точном
соответствии с начальной российской традицией оказался
практически невозможен.
После этого в течение ноября-декабря отношения
П.Кудюкина и его единомышленников (приглашенных
ранее на работу в фонд) с руководством FTUI и московского
офиса АФТ-КПП стали постепенно охлаждаться^
П.Кудюкину адресовались, впрочем, и упреки, связанные с
административно-технической стороной работы, но думаю,
они, во всяком случае, играли не главную роль. Весьма
некстати оказалась и приверженность бывшего замминистра,
идее формирования партии - выразительницы интересов •
рабочего движения. Идея эта, весьма популярная среди
российских "новых левых", не получила поддержки ни у
свободных профсоюзов ("нам политические учителя на
нужны, сами во всем разберемся!"), ни у представителей
АФТ-КПП. В итоге П.Кудюкин отошел от руководства
фондом, сохранив при этом более или менее нормальные
отношения с американцами.	г
Накануне выборов в декабре 1993 г. структуры АФТ?
КПП в России особой активности не проявляли. Этр
объяснялось, в частности, стремлением следовать
положению о выборах, прямо запрещавшему зарубежным
организациям и частным лицам финансировать
избирательную кампанию в России. Объяснялось это М.‘
276
другим: русские партнеры АФТ-КПП были слишком
уверены в победе блока "Выбор России" и других
либеральных группировок. Один из них - РДДР - прямо
обещал поддержку новым профсоюзам, включив некоторых
из их лидеров в свой партийный список.
Результаты выборов оказались подобны холодному
душу. Помимо прочего профсоюзников из АФТ-КПП
удивила неспособность российских социологических служб и
известных аналитиков выявлять и отслеживать реальные
предпочтения различных групп электората. В общем же
склонность российского избирателя с симпатией
воспринимать некоторые идеи из арсенала национал-
социализма ошарашила и озаботила американцев, так же
как российских либеральных интеллектуалов. Впрочем, шок
быстро прошел. Ситуация требовала новых подходов и
программ. Можно сказать, что исследование причин
модификаций национал-социализма в рабочей среде стало с
первой половины 1994 г. одним из направлений работы
московского офиса АФТ-КПП- направлением важным, но
связанным все же с политической конъюктурой, с
вынужденными колебаниями в тактике американского
профцентра. Более естественным и подготовленным шагом
стало открытие в марте 1994 г. еще одного офиса в
российской структуре АФТ-КПП - юридической службы. Ее
главной задачей стало оказание помощи действующим и
образующимся организациям свободных профсоюзов.
Успех на выборах и рост популярности в 1993-1994 гг.
партии, обещавшей повести самую суровую борьбу с
"вмешательством Запада" в российские внутренние дела
277
повлияли, очевидно, и на настроения в главном штабе
бывших советских профсоюзов - аппарате ФНПР. Внутри
него стали всерьез подумывать о собственном достойном
вкладе в защиту национальной безопасности. К концу 1994 г.
в стране постепенно сложился психологический климат,
благоприятный для всякого рода антизападных
высказываний и политических жестов. Левые интеллектуалы
из "группы поддержки" М.Шмакова (преемника И.Клочкова
по посту лидера ФНПР) решились, наконец, на подобный
жест.
Самым удобным объектом оказалась деятельность
московского представительства АФТ-КПП.
В конце сентября 1994 г. газета ФНПР "Рабочая
трибуна" опубликовала обширный материал "Миссионеры" -
отнюдь не друзья трудящихся. Агенты АФТ-КПП наводнили
Россию." Это была перепечатка из крохотного американского
журнала крайне левой ориентации - "Индастриал Уоркер",
обычно критикующего деятельность АФТ-КПП с
околомарксистских, радикально-классовых позиций. Спустя
месяц еще одна финансируемая * ФНПР газета -
"Солидарность" поместила на своих страницах интервью с
радикальным коммунистом, занявшим в Государственной
Думе пост председателя Комитета по безопасности
В.Илюхиным. В этой публикации, уже в качестве само собой
разумеющегося, развивался тезис: "то, что АФТ-КПП
работает против интересов России, сегодня уже ясно многим
рядовым членам профсоюзов..." Примечательность этого
материала, проникнутого заботой о государственной
безопасности, состояла еще и в том, что главным
278
i
редактором "Солидарности" оставался А.Исаев, некогда
стоявший у истоков Конфедерации анархо-синдикалистов.
Картину ужесточения политики функционеров из
старых профсоюзов по отношению к идеологическим
противникам из США мог бы дополнить еще один штрих. В
конце того же 1994 г. официальные требования рассмотреть
вопрос о подрывной деятельности АФТ-КПП направили в
Государственную Думу несколько областных советов
профсоюзов - региональных центров ФНПР (Пермский,
Приморский и др.). Наверняка эта инициатива
провинциальных функционеров была согласована с
московским руководством. Данные послания были
написаны как под копирку. В них не содержалось
конкретных обвинений. Основанием для негодования
облсовпрофов служило само по себе существование в России
русско-американского фонда профсоюзных исследований и
обучения, а также выход некоторых изданий типа газеты
"Дело" и журнала "Хроника рабочего движения".
Облсовпрофы ставили вопрос ребром: "На каком основании
в суверенном государстве создаются подобные институты,
существование которых грубо нарушает Конституцию
России и противоречит независимости государства?
Подобная деятельность должна быть прекращена".
Очень важно отметить одну деталь. Атакуя
американских профсоюзников-миссионеров, проком-
мунистические лидеры ФНПР рассчитывали по мере сил
ослабить своих российских конкурентов. То есть те новые
независимые профсоюзы, которые поддерживали дружбу с
американцами. И тут дело не ограничивалось обвинениями
279
в "предательстве российских интересов". Один пример. Уже
спустя месяц после "запроса" Пермского облсовпрофа в
помещении Пермского регионального комитета свободных
профсоюзов "Солидарность" (оппонента облсовпрофа)
появились сотрудники областного управления внутренних
дел. Они произвели обыск, больше всего интересуясь
документами, имеющими отношение к сотрудничеству
"Солидарности" с иностранными партнерами. Продолжения,
впрочем, эта история не имела: доказательств связей с
иностранными разведками на нашли.
Конечно, пермская "Солидарность" была просто
бельмом на глазу для местных коммунистов. Еще в 1990 г. ее
лидер Алексей Черных был приглашен в Гданьск на съезд
другого профобъединения "Солидарность" - польского. А к
1992 г. независимый профсоюз, значительно укрепив свою
структуру, получил статус . межрегионального. Стал
налаживать международные связи. Очевидно, в связи с этим
АЯерных и его профсоюз показался кому-то
"представляющим угрозу для национальной безопасности".
Повод же для конкретного обвинения' найти было, как
водится, нетрудно.
Упоминание об этих проявлениях "профсоюзного
патриотизма" неотделимо от более существенного вопроса -
вопроса о перспективах американского (вообще западного)
влияния на формирование в России новых социально-
трудовых отношений.
Насколько справедливы упреки в адрес АФТ-КПП? И
насколько в связи с этим реальны шансы зарубежных
280
профсоюзных "миссионеров" что-либо изменить в
российской действительности?
Начнем с упреков. Их, в общем два. Они кочуют из
одной публикации в другую, несколько варьируясь. Первое и
самое главное, в чем обвинялся богатый американский
профцентр (как и вся политика США по отношению к
России вообще): поддержка "антинародного" курса
правительства Б.Ельцина, защита реформ, обернувшихся
"жестокой ценой для трудящихся" ("Рабочая трибуна", 21
сентября 1994 г.). Следует подчеркнуть: речь в левых
изданиях шла не об исходном антикоммунизме АФТ-КПП
(он остается как бы за скобками), а именно о поддержке
первого российского постсоветского либерального режима.
Тут важно отметить одно: то, что для российских
коммунистов и вообще левых носит фундаментально-
ритуальный характер, - для американцев является скорее
символом, условным обозначением. Дружеские встречи
президента АФТ-КПП Л.Кэрклэнда с Б.Ельциным (в Москве
и Вашингтоне) - символ поддержки американским
профцентром либеральных реформ. Для практической же
работы имеет значение другое: обучение тактике заключения
коллективных договоров, а если нужно - и проведения стачек.
На семинарах, которые АФТ-КПП организовывал для
российских рабочих вопросы "большой политики", как
правило, не обсуждались вообще. О Президенте и
Правительстве если и заходила речь, то лишь в контексте
претензий профсоюзов к законам о труде, к задержкам с
выплатой зарплаты и тд.
281
Российские коммунисты 1990-х годов, как ц.
большевики в начале века, предпочитали говорить о
глобальных вещах: о "смене курса", о сопротивлении"дикому
капитализму" и тд. Американские же профсоюзники - люди
практические. Они предпочитают работать над частностями,.
над конкретными формами защиты прав и свобод.
По сути дела, именно в этом, а не в отношении к
"антинародному Правительству" отличие их позиции от
позиции русских левых.
Люди из АФТ-КПП действуют на основе установки:
"мы - за рыночные реформы, даже в нынешнем их виде,
даже при нынешнем руководстве. Но: мы будем учить людей
организовываться, защищать свои интересы и бороться и
при этих реформах, и при этом руководстве". Нужно
отметить, что эта установка может показаться опасной
правительству - как либеральному, так и любому другому.
Ведь АФТ-КПП работает не с карманными организациями
из системы ФНПР, а с боевыми профсоюзами, созданными
самими рабочими за 5-6 последних лет. Оказывается, что
поддерживая российские реформы, американский
профцентр способен осложнить жизнь любому российскому
руководству. Это факт.*
Перейдем теперь ко второму пункту "обвинительного
заключения", адресуемого левыми интеллектуалами и
национал-радикалами, как АФТ-КПП, так и всем иным
западным "миссионерам" либерального плана. Это -
*Самый известный пример: забастовка на ВАЗе осенью 1994 г.,
организованная профсоюзом "Единство", поддерживающим
дружеские отношения с АФТ-КПП.
282
звучащее все громче и явственнее обвинение в подрыве
безопасности государства (кому нравится, может вставить
более модный термин- "национальной безопасности").
Главное его основание - вопрос об источниках "внешней
политической деятельности" АФТ-КПП. Что это за
источники? Они известны и перечислялись в заявлениях
официальных лиц американского профцентра. Речь идет в
первую очередь о Национальном Фонде содействия
развитию демократии (National Endowment for Democracy -
NED) - частной организации с четко выраженной
антикоммунистической ориентацией. Другая часть средств
поступает АФТ-КПП из федерального бюджета США через
Агентство по содействию международному развитию. Обо
всем этом рассказывала в свое время газета "Рабочая
трибуна", - совершенно напрасно пытаясь придать этой
публикации разоблачительный характер. Как уже
говорилось выше, ничего секретного в этих данных нет. Вся
суть проблемы в резюме, сформулированном газетой: "Нет
необходимости говорить, что за эти деньги требуется
политическая цена. Чтобы обеспечить бесперебойный
приток средств, агенты АФТ-КПП должны стремиться к
созданию таких рабочих движений, которые были бы угодны
правительству США". (РТ, 21.09.94 г.).
Эта логика - логика примитивного делячества или
феодального вассалитета - весьма привлекательна, она
доступна каждому. Но она практически неприменима или,
точнее, почти неприменима при анализе сдожных
политических отношений, тем более в системе глобальных
283
межгосударственных зависимостей, тем более с учетом
либеральной системы власти в Соединенных Штатах.
В демократическом обществе выделение законным
путем средств не означает диктата в отношении их
использования. Вопросы расходов в рамках бюджетных
ассигнований решаются в США не правительством, а
Конгрессом. Его позиция в силу его партийного состава по
целому ряду проблем может существенно отличаться от
позиции правительства. АФТ-КПП ничего не должна в этом
смысле своему правительству (с которым у американских
профсоюзов до 1993 г. отношения были плохими, если не
сказать очень плохими). Расходование средств на помощь
рабочему движению в странах Восточной Европы должно
лишь соответствовать ряду принципов (а не прихотям тех
или иных должностных лиц), формально принятых и
закрепленных Конгрессом.
Так что же это за принципы, на которые готов давать
деньги Конгресс США? Может быть, они действительно не
соответствуют национальным интересам России? Не нужно
далеко ходить за ответом. Его можно найти в тех же
изданиях, что жестко критикуют АФТ-КПП. По словам
"Рабочей трибуны" бесполезным "в условиях России"
является: а) подчинение борьбы трудящихся "социальному
партнерству" и б) создание профсоюзов, "подчиненных
интересам бизнеса". Что и говорить, - опасные для наших
национальных интересов идеи. И это публиковала газета,
именующая себя, между прочим, "газетой социального
партнерства".
284
В общем, и так ясно, что большинство российских
критиков миссии АФТ-КПП волновало не содержание
деятельности американского профцентра, а именно то, что
он американский. Ничего нет удивительного в том, что
В.Илюхин (в 1993-1995 годах Председатель Комитета
Государственной Думы по безопасности, член компартии),
еще не изучивший по собственному признанию материалов
о деятельности АФТ-КПП в России заявляет: "АФТ-КПП
лишь одна из многочисленных американских организаций,
действующих на территории России в соответствии с четким
планом Вашингтона превратить нашу страну в сырьевой
придаток Запада..." ("Солидарность", N 21 (94), 1994 с. 8).
О лицемерии коммунистов в отношении защиты
интересов трудящихся и об их вечной мечте жить по
законам осажденной крепости известно давно и всем. А вот
то, что именно профсоюзный еженедельник, редактируемый
бывшим (или, может быть, даже не бывшим) анархистом в
конце 1994 года увидел в действиях американского
профцентра "открытое, беспардонное вмешательство во
внутренние дела России" - это уже серьезный симптом -
симптом нарастающего кризиса российского политического
сознания. Одно из известных проявлений этого кризиса -
стремление к объяснению причин бед и неудач в
экономической (или политической) сфере - внешними,
"потусторонними" факторами. Таким образом, любую
забастовку можно будет объявить "тщательно
спланированной в Вашингтоне акцией". Причин забастовок
это, однако, не устранит.
285
ГЛАВА ШЕСТАЯ.
ЕСТЬ ЛИ ШАНС У НАЦИОНАЛ-
КОММУНИСТОВ?
1.	НЕ ОЧЕНЬ СТРАННЫЙ СОЮЗ
Правомерно ли в принципе использование термина
"национал-коммунизм"? Можно ли считать это явление
совершенно новым и уникальным в своей парадоксальности
фактом, отличающим нашу смутную эпоху от всех
предшествующих периодов в жизни страны?
Что касается термина, то это, разумеется, дело вкуса.
Речь идет в данном случае о сформировавшемся в России к
началу 1990-х гг. идейном созвучии и политическом
союзничестве двух сил, двух идеологических течений. Одно
считает своим теоретическим фундаментом марксизм-
ленинизм и защищает традиционную социалистическую
веру в благотворную роль цепкого государственного
контроля над экономикой, политикой, духовной жизнью.
Десятки мелких и более крупных коммунистических
группировок с конца 1991 года множат версии этой старой,
бывшей некогда официальной доктрины.
Другое течение выросло из "позднего застоя",
укрепилось в процессе распада политического пространства
бывшей империи и ныне представляет собой российскую
модификацию национал-социализма. Все известные из
европейской истории черты этой идеологии (вплоть до идеи
286
национальной диктатуры и угроз в адрес "этнически чуждых"
групп) обрели в России 1990-х удобный стержень. Этот
стержень - чувство обиды и душевного дискомфорта,
охватившее многих бывших граждан СССР в связи с
распадом Союза.
Кто сделал первый шаг к подобному союзу? Что
сделало возможным соответствующую адаптацию
коммунистических и национал-социалистических лидеров?
Можно сказать совершенно определенно: национал-
коммунистическое единство стало возможным благодаря
соответствующей эволюции именно части коммунистов. Не
только в России, но и почти во всех восточно-европейских
обществах, переживших распад тоталитарных режимов,
существовали коммунистические группировки, которые
сохраняли ортодоксально-антилиберальный настрой,
пытались в той или ийой форме использовать идеи
национальной нетерпимости (или исключительности) в
целях преодоления обозначившегося идейного кризиса.
Одним из первых отметил это и описал Адам Михник,
стоявший в 1980-х гг. у истоков польского профобъединения
"Солидарность". Ему принадлежит суждение: "Национализм
- последнее прибежище коммунизма".
В России крен ортодоксальной части компартии в
сторону идеологии "нового" противостояния Западу,
великодержавна и ксенофобии на этнической основе
обозначился уже в первые годы "перестройки". Нарастание
центробежных процессов внутри СССР расширило и
усилило национально-державное течение в КПСС. С конца
1991 - начала 1992 гг. радикальные коммунисты уже
287
1
проводили с национал-радикалами общие митинги д*
шествия, создавали единые структуры. Крупнейшей из таких $
структур стал Фронт национального спасения (ФНС^,^-
образованный в октябре 1992 года.	,
Новые мотивы в национал-коммунистическоД
"симфонии" появились после успеха на декабрьских выборах
1993 г. партии Владимира Жириновского. Последний вряд
ли мог бы быть охарактеризован как "чистый" национал^;
социалист, несмотря на характерные пропагандистские},,
приемы. Его позицию сближало с позицией Компартии РФ*
именно великодержавие (в котором мотивы "этнической
чистоты" были слегка приглушены) и популистские призывы
к возрождению командной роли государства в экономике.
Проблема заключалась, однако, в том, что в случае с
В.Жириновским коммунисты имели перед собой
националистически-ориентированного	потенциального.,,,
союзника, с которым им не очень-то хотелось вступать в.
союз. Стиль, карьера и личные качества лидера ЛДПР и его.*
команды вызывали у многих коммунистов-державников!
почти инстинктивное неприятие. Таких'ощущений у них не
вызывали даже "чистые" национал-социалисты из "Русского
национального единства".
Вообще о духовной и идейной близости нацистов и
радикальных коммунистов написаны уже десятки книг.
Даже в последние годы Второй мировой войны, перед лицом
смертельной схватки сталинского и гитлеровского режимов
Карл Поппер признавал, что "искушение порассуждать
насчет сходств между марксизмом, левым гегельянством и
288
их фашистским аналогом достаточно велико..."* Серьезные
исследователи никогда, впрочем, не отрицали и серьезных
различий между двумя радикальными течениями -
различий, не позволявших им до сих пор слиться воедино.
Одним из вульгарных толкований этой разницы
оперировала несколько десятилетий и официальная
идеология КПСС.
Однако очередной крутой поворот российской
истории заставил вспомнить и говорить именно о близости
и единстве крайних социалистов и крайних националистов.
Причем российская ситуация в этом смысле достаточно
уникальна: нигде и никогда еще две эти силы не оказывались
в столь тесной общей "упряжке", в столь явной взаимной
зависимости.
Одно из объяснений этого феномена вполне доступно.
У российских радикальных националистов и коммунистов
впервые появился общий враг. Первый постсоветский
либеральный режим напомнил двум группам радикалов об
их духовном родстве.
Что означает в данном случае термин "духовное
родство"? Нужно отметить, что не только набор известных
общих черт (приверженность коллективизму, сакрализация
государства, склонность к поискам "исконного" внешнего
врага и тд.). Необходимо указать и на глубинную
мировоззренческую близость адептов двух идеологий,
коренящуюся в эпохе, принесшей стране две
кровопролитные революции. Семен Франк в 1918 г. на
страницах сборника "Из глубины" констатировал общность
* Поппер К. Открытое общество и его враги, М, 1992 С.97
289
двух, казалось бы, непримиримо враждебных политических
сил - монархистов -"черносотенцев" и радикалов-
социалистов: "Самый замечательный и трагический факт
современной русской политической жизни, указующий на
очень глубокую и общую черту нашей национальной души,
состоит во внутреннем сродстве нравственного облика
типичного русского консерватора и революционера:
одинаковое непонимание органических духовных основ
общежития, одинаковая любовь к механическим мерам
внешнего насилия и крутой расправы, то же сочетание
ненависти к живым людям с романтической идеализацией
отвлеченных политических форм и партий..."*
Спустя несколько десятилетий в европейской
политической мысли стал уже общим местом следующий
сакраментальный вывод: членами коммунистических и
нацистских партий становятся,, в основном, люди, которые
могут прекрасно понимать друг друга благодаря общему
презрению к "буржуазным" свободам и общему упоению
духом коллективизма (окрашенному в цвет определенного
класса или расы). В книге "Дорога к рабству" Фридрих фон
Хайек отмечал: "Разумеется, в Германии до 1933 г., а в
Италии - до 1922 г. коммунистическая и нацистская (или,
соответственно, фашистская) партии чаще вступали в
столкновение между собой, чем с прочими партиями. Они
боролись за поддержку людей определенного типа
мышления и ненавидели друг друга, как можно ненавидеть
только отступников и еретиков. Однако практика обеих
партий показывает, как тесно они связаны. И для тех, и для
* Из глубины, М., "Новости", С.314
290
других подлинным врагом, с которым у них нет ничего
общего и которого они не пытаются переубедить, являются
либералы старого типа. Для нациста коммунист, для
коммуниста нацист, и для обоих социалист- это
потенциальный новый член, обладающий нужными
качествами, но попавший в сети к ложным пророкам; зато
оба они знают, что не может быть компромисса между ними
и теми, кто действительно верит в свободу личности..."*
Общая ненависть, как известно, часто оказывается
хорошим фундаментом для политического союза (хотя у
современных российских коммунистов и национал-
радикалов, безусловно, немало общего и в "позитивных"
программах). Но объект этой общей ненависти тот же, что и
50 лет назад. Хайек указывал на него, говоря о молодежи,
колеблющейся между двумя радикализмами: они "не знали
точно, к кому себя причислять - к коммунистам или к
нацистам, но были твердо уверены в одном: в своей
ненависти к либеральной западной цивилизации"**.
В лоно этой цивилизации пытается в последнее
десятилетие XX в. перейти и Россия. Поэтому нет ничего
удивительного в том, что, стремясь помешать этому
переходу, две разновидности тоталитарной идеологии
готовы действовать сообща.
Если говорить о них как о чем-то составляющем
целостность, вполне уместно, на мой взгляд, использование
термина "национал-коммунизм".
* Хайек ФА. Дорога к рабству, Лондон, 1983, С.45-46
** там же
291
Рабочее движение не могло не попасть в поле зрения
национал-коммунистических лидеров. Именно в рабочих
должны были они видеть и видели тот социальный слой,
который оказывался наиболее уязвимым, наиболее
обиженным перед лицом наступающего "дикого российского
капитализма", "либеральной контрреволюции". Рабочим
прежде всего стремились они адресовать свои идеи о
"простых решениях" сложных проблем. На "простых
тружеников" были рассчитаны предложения "перекрыть газ"
Украине или одновременно заморозить цены и заработную
плату, или расстреливать на месте преступления уличных
хулиганов и тд. и т.п.
Национал-коммунистические организации надеялись
на усталость и раздражение значительной части населения,
разочарованного первыми экономическими результатами
реформы. И основания для таких надежд были.
Выборы в Федеральное Собрание в декабре 1993 г.
впервые после освобождения цен в начале 1992 г.
сигнализировали о серьезной переориентации значительной
части избирателей, причем избирателей крупных
промышленных центров - Тулы, Иванова, Кемерова,
Липецка, Хабаровска, других городов и регионов. Партия,
возглавляемая В.Жириновским, использовавшим национал-
социалистическую лексику в своей агитации, и Компартия
Российской Федерации во главе с Г.3югановым получили в
общей сложности около 50% всех мандатов по партийным
спискам. Собственно говоря, именно этот факт заставил
многих исследователей и политических обозревателей
серьезно переоценивать некоторые широко
292
распространенные представления о политических
ориентациях промышленных рабочих вообще и рабочего
движения в частности.
Нас в данном случае интересует лишь частный аспект
этой проблемы: действительно ли наиболее активная часть
рабочих. - рабочее движение - к концу второго года рыночной
реформы начало тяготеть к коммунистическим и национал-
социалистическим идеологиям? Смогли ли получить
названные политические силы контроль над движением или
хотя бы влияние на него?
2.	СНОВА ПЕРЕД ВЫБОРОМ
Отвечая на этот вопрос, следует представлять себе
разницу между промышленными рабочими-избирателями
как широким социальным слоем и его небольшой
структурной частью - наемными работниками,
объединенными в независимые профсоюзы и иные близкие
им организации. Собственно, эти профессиональные и
родственные им объединения (типа Совета рабочих
комитетов) и составляют сегодня рабочее движение. И ему,
думается, удалось в целом избежать даже в 1993-1994 гг.
глубокой политизации. Действительно, значительная часть
промышленных рабочих в этот период стала ощущать
ностальгию по благам и ценностям, неразрывно связанным
с социалистическими и великодержавными аспектами
прошлого. Но, несмотря на это, подавляющее большинство
293
рабочих активистов и, можно взять даже шире, - рабочих
организаций не приняло национал-коммунистических
лозунгов и на союз с их приверженцами не пошло. Думается,
что не пойдет и в ближайшем будущем. Это нетрудно
объяснить.
Опыт повседневной работы по защите элементарных
(зарплата, условия труда, отдыха) интересов работников,
опыт кропотливого "торга" с администрацией в целом не
благоприятствует вере в предлагаемые национал-
коммунистами "простые" решения. Опытный профсоюзник
склонен к прагматичным установкам, реалистичным
программам. Его взгляды, разумеется, могут быть более или
менее радикальными. Но во взаимоотношениях "профсоюзы
- национал-коммунисты" более вероятна постепенная
адаптация последних к приземленному прагматизму
первых, нежели наоборот.
При этом вполне очевидна разница между
поведением рабочего-избирателя и рабочего - члена
профсоюза. Момент голосования - мгновение, в которое
избиратель может, подчиняясь внезапному импульсу,
попытаться выразить свою мечту, свою обиду, боль, злость,
романтическую веру. Подобный импульс гаснет в вязкой,
повседневной профсоюзной борьбе за конкретный лишний
рубль, за конкретную строчку в коллективном договоре.
Политические позиции профсоюза как организации
устойчивей и, если так можно выразиться, умереннее
политических предпочтений членов этого профсоюза. В
Германии в 1931-1932 гг. многочисленные и достаточно
сильные профсоюзы сохраняли свою социал-
294
демократическую ориентацию, в то время как значительная
часть их членов голосовала за АГитлера.*
Для национал-коммунистов сам по себе факт
слабости их влияния в новых профсоюзах секретом не
является. В конце 1994 г. "Правда" признавала: "Хотя в
профсоюзном движении появилось до 40 новых профсоюзов,
но в основном "правые", то есть поддерживающие
"реформаторов". На левом фланге пока один профсоюз -
"Защита". Он пока немногочислен" ("Правда", 13 сентября
1994 г.). Лидер Компартии России ГЗюганов, оценивая в
сентябре 1994 г. перспективы роста антиправительственных
настроений в профсоюзной среде, не скрывал своего
разочарования. По его словам, опыт прошлых массовых
выступлений показал низкую организованность
профсоюзных масс, отсутствие. у их лидеров твердой
принципиальной позиции ("Рабочая трибуна", 23 сентября
1994 г.). Если под "твердой принципиальной позицией"
ГЗюганов подразумевал готовность профсоюзников
следовать советам и рекомендациям коммунистов, то он
был, безусловно, прав. Ни новые профсоюзы, ни даже
лидеры ФНПР не сдешили звать на помощь национал-
коммунистических вождей, чтобы радикально "сменить
курс". И те, и другие предпочитали торговаться за мелкие
уступки с более или менее буржуазным правительством. Тут
необходимо пояснение. "Буржуазным", т.е. использующим в
* И, думается, этот фактор мог бы в конечном счете изменить
динамику умонастроений в германском обществе. К 1933 г. пик
популярности нацистов, судя по результатам выборов, остался
позади. Но в этот момент, как известно, Президент Гинденбург оказал
НСДАП огромную услугу, назначив рейхсканцлером Гитлера.
295
основном экономические рычаги управления (банковский
кредит и налоги) и поддерживающим частные инвестиции в
экономику, вынуждено с начала 1990-х быть любое
российское правительство. К этому времени экономическая
основа для реставрации искусственного мира
"социалистического хозяйствования" либо столь же
искусственной изоляции страны от мировой экономики
резко сузилась.
Собственно, степень осознания и признания этих
фактов является одним из параметров, позволяющих
отличать друг от друга по степени радикализма различные
рабочие организации, тяготеющие к коммунистическим
либо национал-коммунистическим символам. Таких в
начале 1990-х гг. было немного, но они были. Рассмотрим их
внимательнее.
Начнем с упомянутого профсоюза "Защита",
созданного в 1990 г. по инициативе одного из руководителей
Марксистской рабочей партии москвича ЮЛеонова. Этот
профсоюз, возглавляемый активистами настроенными,
безусловно, антикапиталистически (т.е. симпатизирующими
идее "обобществления" всех средств производства) действует
из расчета того, что современный российский капитализм
надо воспринимать как некую данность. Требования и
проекты, выдвигаемые "Защитой" (в частности, проект
закона, регулирующего забастовки, о котором речь пойдет
ниже) вполне реалистичны. "Защита", как правило,
уклоняется от поддержки откровенно национал-радикальных
политических программ. Лидеры профсоюза отдают
приоритет текущей работе по защите интересов членов
296
организации перед масштабными политическими задачами.
Можно сказать, что политическое представительство
"Защиты" осуществляет Компартия Российской Федерации.
Национал-коммунистический заряд ее программы
допускает, по крайней мере теоретически, существование и
развитие частного предпринимательства, и даже
иностранные инвестиции в российскую экономику.
Более радикально (во всяком случае, если судить по
официальным документам) было настроено руководство
Конфедерации свободных профсоюзов России,
возглавляемой ААлексеевым. От имени своей организации
Алексеев заключил в начале 1994 г. соглашение об участии
КСПР в общем движении с национал-социалистической
группировкой "Русское национальное единство". Правда,
столь резкий экстравагантный шаг отражал скорее личные
пристрастия председателя КСПР, нежели общую
ориентацию всей его конфедерации. Однако безразлично-
терпимое отношение к этому факту местных организаций
КСПР выглядело весьма симптоматичным. ААлексеев,
бывший в 1970-е годы политзаключенным, ни в коей мере не
мог быть отнесен к той или иной группировке бывшей
номенклатуры, вообще к слою населения, ностальгирующего
по благам советской системы. Его союз с национал-
социалистами отразил мироощущение определенной части
бывших борцов с советской властью, для которых в
конечном счете либеральный порядок оказался страшнее 70-
ти летнего господства КПСС.
Логика ААлексеева и его единомышленников была
обусловлена шокирующим эффектом экономической
297
реформы. "Демократия при слабом, разваливающемся
государстве - это демократия для коррумпированного
чиновничества, демократия для паразитирующих слоев
населения, отстраненных от нормальной трудовой
деятельности. Говорить сейчас о том, что Российское
государство в настоящих условиях может гарантировать
основные права и свободы своим гражданам, по крайней
мере, безнравственна", - пишет ААлексеев.*
Иными словами: если демократия не может
обеспечить сносных условий жизни, то она - вредное
излишество. Тут же всплывает и старый как мир соблазн
диктатуры, способной якобы упорядочить, успокоить,
накормить и обустроить. ААлексеев пишет далее: "Мы
представляем синдикально-корпоративное государство как
государство унитарное и авторитарное... Мы не призываем к
диктатуре, но мы понимаем, что если сегодняшний развал
будет продолжаться, то народ может реализовать свое право
на бунт против преступников, сегодня стоящих у власти. У
нас не повернется язык осудить его за это"**.
Нельзя сказать, чтобы лидер КСПР пользовался
серьезным влиянием в рабочем движении. Что такое
"социально-корпоративное государство", конечно мало кто
понимал в профсоюзной среде. Но если исключить всю эту
экзотику, то основные суждения ААлексеева отражали к
концу 1994 г. ощущения значительной части рабочих.
В ноябре 1994 г. Конфедерация свободных профсоюзов
России была переименована в Национальное объединение
* Алексеев А. Мы за сильную Россию, М., 1994
** Там же, С. 26
298
J
российских профсоюзов (НОРП). Тогда же НОРП решила
расторгнуть соглашение с Русским национальным
единством как "не оправдавшее себя". Это соглашение
осталось в истории российского рабочего движения лишь
эпизодом - хотя и весьма многозначительным. Тесное
сотрудничество вряд ли могло бы быть эффективным в
текущей повседневной деятельности двух организаций,
имеющих совершенно различные сферы деятельности.
Другое дело - блокирование в короткие периоды
предвыборных кампаний. Тут идейная близость лидеров при
относительном равнодушии части рядовых членов
профсоюза может еще дать определенный политический
результат. Однако, резюмируя данные соображения, нужно
отметить: попытки создания "идейных" национал-
социалистически (коммунистически) ориентированных
профсоюзов - не магистральный и не перспективный путь
проникновения данной идеологии в общество. Главным
направлением остается другое - выход на средства массовой
информации, на любые другие инструменты воздействия на
массовую (многомиллионную) аудиторию.
Помимо факта возникновения соответственно
идеологизированных профсоюзов следует отметить и
эволюцию ряда бывших сторонников "демократически-
рыночных реформ" из рабочей среды.
Несмотря на сохраняющийся умеренно-либеральный
настрой кузбасского отделения НПГ (Независимого
профсоюза горняков), немало рабочих коллективов
Кемеровской области к концу 1994 г. явно утратили доверие к
либеральному российскому руководству. Их симпатии
299
частично сместились в сторону национал-коммунистических
группировок. Последним в течении 1993-1994 гг. все чаще
удавалось влиять нД содержание тех или иных документов,
принимаемых от имени собраний коллективов шахт,
разрезов и автобаз. Вот, например, фрагменты из весьма
типичного обращения горняков шахты "Судженская" в конце
октября 1994 г.
"Однажды Кузбасс сыграл большую роль в
обеспечении власти так называемым демократам. Сегодня
мы должны признать и исправить свою ошибку. Мы - за
демократическое государство с подлинным народовластием,
а не за тот беспредел и хаос, к которому привело нынешнее
правительство...
... Мы требуем отрешения от должности Президента
РФ как неспособного управлять государством, ввергающего
его в политический и экономический кризис. При этом
выборы Президента РФ должны состояться не позднее трех
месяцев с момента досрочного прекращения исполнения
полномочий..."
В обращении имеются пассажи, в наибольшей
степени отражающие влияние на его составителей идеологов
национал-коммунистической ориентации:
"...Прекратить поток сомнительной зарубежной
литературы, пропагандирующей жестокость и насилие..."
"Общество разделилось на два класса - обнищавший народ и
мелкую кучку толстосумов, обогащающихся за счет рабочих,
интеллигенции, тружеников села. Из некогда
могущественного государства мы идем верным курсом,
определенным нашим правительством и Президентом, в
300
капиталистическое "светлое будущее" со всеми его
прелестями:	бесправием, нищетой, деградацией,
безработицей..."
Вместе с тем даже это вполне идеологизированное
воззвание отражало и глубокую адаптацию рабочего
сознания (несмотря ни на какое влияние радикальных
критиков правительства) к некоторым изменившимся
реалиям. В сущности, это была жесткая критика текущей
правительственной политики, подразумевающая признание
самих основ этой политики. Позицию горняков "Судженской"
даже трудно было обозначить как призыв к "откату назад",
так как все (или почти все), что они предлагали,
подразумевало действия на основе некоторых достигнутых
ранее и необратимых политических и экономических
результатов.
Например, судженцы требовали: "оставить в
федеральной собственности предприятия оборонной
промышленности, энергетики, угольной промышленности,
железнодорожного транспорта и связи с соответствующей
дотацией за счет государства..." Но это требование
подразумевало принятие факта идущей приватизации в
других отраслях экономики. По большому счету, данная
позиция горняков мало чем отличалась от официальной.
"Необходимо созвать глав государств (имеются в виду
государства СНГ. - авт.) с целью заключения договора о
едином экономическом пространстве..." И эта идея,
выраженная в столь общей форме, мало чем отличалась от
официально выраженного намерения правительства
301
Б.Ельцина. О "восстановлении СССР" речь в воззвании уже
не шла.
3.	ЕЩЕ РАЗ О "ВЕЙМАРСКОЙ РОССИИ". ОПЫТ
ПРОГНОЗА
Итак, эволюция в национал-коммунистическом
направлении заметна. Но она происходит все же в рамках,
обусловленных рядом необратимых изменений. После
нескольких лет мучительной либерализации российской
экономики спектр нелиберальных (или антилиберальных)
требований, идей, лозунгов оказался значительно суженным.
Для таких рецептов в экономике с каждым месяцем остается
меньше места. И именно с этим процессом, а не с широким
усвоением рабочим классом "основ рыночной экономики" и
"просвещением трудящихся" могут сегодня связывать свои
надежды российские приверженцы экономической свободы.
Лево-националистические силы в России, очевидно, смогут
получить до конца столетия больше власти, чем они имели в
начале 1990-х годов. Однако вопрос может быть сведен к
тому, что вполне вероятно им некем или нечем будет
командовать в экономике.
Но обозначим тут вопрос, являющийся базовым для
дальнейших рассуждений.
Может ли отвоеванная у госбюрократии зыбкая
экономическая свобода быть надежной гарантией для
другой свободы - политической? Думается, что честный
302
ответ во всяком случае не может быть однозначно
положительным. Рассуждения о "веймарской России" в
данном контексте означают одно: становление
"постсоциалистического" капитализма в России может быть
вполне совместимо с режимами, пытающимися
использовать в качестве официальной государственной
доктрины различные модификации национал-социализма
(гак же как крепкое бюргерское хозяйство в Германии
сказалось вполне совместимо с нацизмом).
Что означает данный вывод применительно к тактике
российских национал-коммунистов, стремящихся скрестить
К.Маркса с "Союзом русского народа"? То, что им, очевидно
придется оставить в своей пропагандистской обойме
поменьше от К.Маркса и побольше от "Союза". Их путаная,
эклектичная, переполненная мифами идеология вполне
будет в состоянии абсорбировать (и уже абсорбирует) новый
красочный образ: патриотичного, почтительного по
отношению к государству и крутого по отношению "к
работягам" национального капитализма. Эксплуатация
этого образа - одно из условий прорыва радикалов к власти,
осуществления "веймарского сценария".
Итак, попробуем развить тему о возможном
совмещении в условиях постсоциалистической России более
или менее развитого рыночного механизма с
антилиберальным политическим режимом.
Прежде всего, раз уж такой режим нуждался и будет
нуждаться в поддержке рабочих-избирателей, то на какие
черты массового рабочего сознания может он опереться?
303
Во-первых, это сознание свыклось, сжилось с фактом
усиления роли частной экономической инициативы. Обычно
правда, это признание неизбежности нового российского
капитализма обставляется условиями (полная занятость,
социальные гарантии и т.п.). Но в общем национал - и
социал-радикалы обычно щедрее и размашистей своих
оппонентов в раздаче обещаний. Им остается научиться,
ублажая рабочих, не пугать капиталистов.
Во-вторых, массовое рабочее сознание склонно ,
отделять сам по себе "неизбежный капитализм" от -
подрывной деятельности "мафиозно-коммерческих
структур". (В гитлеровской Германии нацисты любили
противопоставлять трудовой промышленный капитал
спекулятивному финансовому). Эти подрывные, л
"антинациональные", "антипатриотические" структуры
любой антилиберальный режим может использовать в ,
качестве главного объекта целеустремленного народного,
гнева. Государство в этом случае будет, естественно, вместе
со своим народом. И чем более размыты контуры
пресловутой "мафиозной экономики", тем лучше. Дольше
искать. Вспомним, между прочим, что и правительство,,
Б.Ельцина склонялось к поискам "угрожавших безопасности
России" коммерческих банков (октябрь 1994 г.). Рабочее
сознание не избавилось от синдрома "заговора против
нации" (трудящихся, народа, и тд. и т.п.).
В-третьих, массовое рабочее сознание может быть
склонно принимать успешную внешнюю экспансию
государства (в духе укрепления великодержавных
настроений) в качестве компенсации за безуспешную;
304
экономическую политику. Этот фактор - один из важнейших
в процессе формирования внешнеполитической доктрины
российских национал-радикалов. Нужно обратить особое
внимание на следующую их особенность: решение слишком
многих экономических проблем они почти инстинктивно
стремятся перевести во внешнеполитическую плоскость
("перестанем вывозить сырье за рубеж и...","перекроем газ и
нефть Украине и...", "возведем непроницаемый заслон на
границе с Прибалтикой и...", и тд.).
Попытаемся теперь смоделировать хотя бы
некоторые особенности поведения режима,
сформированного национал-коммунистами и
использующего перечисленные выше черты массовой
психологии.
Прежде всего этому режиму, естественно, не удастся
изменить к лучшему условия жизни "своего электората" при
помощи собственных экономических рецептов.
Рассчитанные лишь на пропагандистское использование
они вскоре будут отложены в сторону под предлогом
срочного проведения оперативных мер - "штопки" дыр,
оставленных прежним "антинародным" правительством.
(Возобновление военного производства, свернутого
"демократами", выплата рабочим военных убыточных
предприятий зарплаты в полном объеме, замораживание
цен на "основные продукты питания", компенсация потерь
вкладчикам государственных кредитных учреждений,
понесшим ущерб после освобождения цен - эти и другие
меры, обещанные ранее, будут либо отложены на
неопределенный срок, либо объявлены частично
305
/
неосуществимыми по причине слишком долгого
"разорительного пребывания у власти "демократов"). Правда,
отдельные обещания - типа некоторого увеличения пенсий и
пособий возможно будут выполнены. Потом обнаружится,
что и эти меры весьма обременительны для бюджета,
нежели другие. Что будет дальше? Затягивание стагнации,
усугубляемой нарастающими инфляционными
ожиданиями. Спустя несколько месяцев инициаторы
контрреформ вынуждены будут объявить - мол режим
"жесткой экономии" есть самая патриотичная и законная
мера.
В то же время наиболее доступным объектом
котрреформы станут государственные средства массовой
информации - прежде всего радио и телевидение. После
массовых кадровых чисток станет возможным (по крайней
мере, отчасти возможным) проведение пропагандистских
кампаний в поддержку ряда акций режима.
Одна из таких кампаний будет иметь своим главным
адресатом профсоюзы, как старые, так и новые. По крайней
мере те из них, что не утратили еще "чувства
гражданственности и патриотизма". Профсоюзам будет
предложено ориентировать своих членов на честный и
добросовестный труд, на отказ от группового эгоизма,
выражающегося в эскалации требований о повышении
зарплаты. Будет предложено также повышать готовность
трудящихся к назревшим "чрезвычайным" мерам в
экономике. Забастовки в этих условиях закономерно будут
объявлены "антинациональными и антипатриотическими"
акциями. По отношению к организациям, виновным в их
306
проведении правительство будет действовать куда более
жестко и неумолимо, нежели "недоброй памяти гнилые
демократы". Вплоть до изъятия помещений, закрытия счетов
и уголовного наказания по отношению к лидерам (тут будет
просто осуществлено то, к чему "либералы" давно
склонялись). Естественно, в отличие от либерального
режима Б.Ельцина новый режим не будет иметь и тени
моральных обязательств перед рабочим движением.
Другими адресатами пропагандистской кампании
станут предприниматели, представители "русского бизнеса",
среднего и крупного капитала. Им будет вменено в
обязанности пересмотреть и переоценить свою деловую
активность на предмет ее соответствия национальным
интересам страны. При этом будет указано, что налоговая
политика правительства и выбор административных мер
применяемых в целях поиска фирм, уклоняющихся от
налогов, будут зависеть от тех же критериев.
Повторим: вряд ли оправданно ожидать от национал-
коммунистического режима "революционных" действий в
экономической сфере. Скорее всего, дело сведется к новым
идеологизированным формам протекционизма,
сопровождаемого более активной, чем раньше кампанией в
средствах массовой информации.
Не будем здесь разбирать специально вопросы о том,
что в частности будет делать новый режим с инфляцией и
стимулированием производства. Нам важнее отметить
другое. Национал-коммунисты могут оказаться в состоянии
использовать экономическую инфраструктуру гражданского
общества в целях угнетения и уничтожения различных
307
политических его институтов. Наибольший урон при
наименьшей реакции общественного мнения могут понести
как раз профсоюзы и политические партии, деятельность
которых будет признана (в административном порядке) не
соответствующей, скажем, целям "выхода страны из
кризиса".
Именно по данным параметрам моделируемый
режим сможет на наш взгляд воспроизводить опыт режима,
вышедшего из недр "Веймарской Германии".
И вряд ли плодотворно развивать сопоставление двух
эпох и двух национал-социализмов за эти пределы, если мы
говорим о внутренней политике. Ни полное уничтожение
системы многопартийности, ни возведение какой-либо
специфической формы расизма в ранг официального курса,
ни восстановление тотального контроля над наукой и
культурой не представляются вероятным.
Во-первых, в силу того, что подобный опыт был уже
пережит и, что самое важное, естественным образом изжит.
медленно и мучительно отторгнут обществом: (даже
брежневский режим уже не мог позволить себе
функционировать по законам сталинского режима, а
политика гласности М.Горбачева была уже встречена как
нечто естественное даже частью партийной номенклатуры).
Во-вторых, дело - в особенностях русского национализма.
Приведем здесь весьма убедительные, на наш взгляд, доводы
современного российского философа В.Межуева: "В России,
переживающей за свою историю уже третью волну
модернизации (после Петра I и большевиков), но не
имеющей опыта демократического реформирования...
308
разумеется, есть почва и для фашизма. Однако, почва эта
здесь значительно ослаблена многонациональным составом
страны, затрудняющим ее идентификацию по чисто
этническому признаку. Русский национализм никогда не
выходил за рамки чисто культурной и идеологической
полемики, не обретал значения сколько-нибудь влиятельной
политической силы и не становился опорой
государственного устройства. Идея "имперства", легшая в
основу российской государственности, не является ни
националистической, ни тем более фашистской..." (Межуев В.
- Существует ли угроза русского фашизма? - Альтернативы,
N 1(4) 1994 г., С.66).
Теперь о действиях проектируемого режима во
внешнеполитической сфере.
Именно "имперство", "имперская идея" может
послужить тем каналом, в который национал-
коммунистический режим может попытаться направить
энергию народного недовольства после предсказуемых
неудач в сфере экономики. Нетрудно предвидеть, что при
определенных условиях режим объявит включенными в
состав территории России большую часть территории
Казахстана, а также Республики Крым. В первом случае
официальное объявление о передвижении госграницы
может сопровождаться некоторыми перемещениями
войсковых соединений (их на территории Казахстана
немало - речь может идти лишь о передислокации и занятии
ключевых объектов).
Этим акциям может предшествовать не очень
продолжительная кампания в государственных СМИ:
309
россиянам будут еще раз раскрыты глаза на ужасающее
положение русскоязычных граждан в Казахстане, а также на
твердое намерение крымчан ни одной минуты более не
находиться в составе Украины.
Международный и внутриполитический эффект этих
акций неизбежны и, конечно, негативны. Однако, вряд ли
они будут катастрофичны для режима. Особенно с учетом
того, что, во-первых, Россия сохраняет свое место в Совете
Безопасности. А, во-вторых, необходимо признать, что
значительная часть русской либеральной интеллигенции
уже в середине 1990-х гг. была готова принять подобный
"внутриимперский" экспансионизм как должное, и если уже
не оправдать его, то во всяком случае с ним смириться.
Говоря так, я подразумеваю совершенно конкретные
настроения: ироническое отношение и к украинской, и к
казахстанской государственности многих прежних борцов с
советским тоталитаризмом. То, что они не простят режиму
Б.Ельцина ("предательство!", "скатывание к национал-
шовинизму!"), можно будет "спустить" режиму явных
националистов и коммунистов. ("Ну что с них взять! Мы-то,
конечно, против, но сделать, увы, ничего не можем... К тому
же русских в Казахстане ведь действительно обижают!")
"Крымское" и "северно-казахстанское" направления
возможной экспансии конца XX - начала XXI в. отмечены
здесь неслучайно. Думается, они будут представляться
проектируемому режиму как наиболее перспективные с
точки зрения восстановления прежнего геополитического
статуса.
310
Не будем здесь более развивать данную тему. В
контексте работы, посвященной развитию российского
рабочего движения она важна для нас по единственной
причине. Показать направление эволюции массового,
особенно рабочего сознания под воздействием "серии"
разочарований (сначала в социализме, затем в
"демократии"), в условиях полной ценностной
дезориентации. (Последняя подразумевает, в частности
поверхность и неустойчивость идущего религиозного
возрождения: растущая массовость выполнения некоторых
обрядов, к сожалению, чаще всего лишь отражает следование
моде). В этих условиях доверие части населения (в том числе
промышленных рабочих) звонкой риторике на
геополитические темы - опасный симптом.
Конечно, гипотетический режим национал-
коммунистов - всего лишь вариант политического развития
страны. Причем не самый вероятный. Коалиция радикалов
может развалиться и в результате внутренних противоречий
и просто, в результате эффективных действий либеральных
коалиций. Последние сохраняют немалые шансы удержать
власть. Удержание в данном случае означает и переход
власти от одной модификации умеренно-либерально-
социальной коалиции к другой. Вероятность такого хода
событий можно расценить как 2:3.
Но чтобы использовать эти свои немалые шансы
оппонентам национал-коммунистов предстоит немало
потрудиться. Им прежде всего предстоит популярно и
убедительно объяснить избирателю (и рабочему-избирателю
не в последнюю очередь), что рекламируемые
311
безответственными популистами "простые решения" .
иллюзия и просто обман. Что приращение территории, как
давно известно, не эквивалентно приращению уровня жизни.
Что голосовать за авантюристов - это значит самому
ввязываться в авантюру, рискуя своей жизнью и жизнями
своих близких.
Если не удастся убедить, доказать или даже запугать -
тогда дело плохо. Рабочее движение, как известно, способно
и подрывать либеральные режимы. Впрочем, это уже совсем
другой сюжет*.
* См. также: Гордон J1A. Очерки рабочего движения в
послесоциалистической Росии, М., 1993 г.;
Гордон Л., Груздева Е., Комаровский В. Шахтеры - 92, М., 1993 г.
312
НЕСКОЛЬКО СЛОВ В ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Спустя пять лет после своего рождения движение не
исчезло. Но оно перестало быть "движением". Его массовая
база, образованная некоторыми общими политическими
целями, единым чувством протеста - и общей надеждой -
раздробилась, разочаровалась, потеряла многих
сторонников.
"Волна" схлынула, оставив "на песке" несколько
десятков немногочисленных, но более или менее прочных
объединений. Некоторым из них, вполне вероятно, суждено в
недалеком будущем вновь сплотить миллионы людей, дав
им несколько общих целей. Волны протеста еще будут
прокатываться по территории огромной страны. Но, скорей
всего, ни одна из них не будет уже нести в себе столько
воодушевления и оптимизма: порыв 1989-1991 годов
неповторим.
Плотность общественно-значимых событий в период
с 1985 по 1995 годы настолько высока, что вспышка рабочего
движения как бы теряется на этом цветистом фоне. Кому-то
она может даже показаться малозначимым эпизодом,
штрихом, отходящим от "главных сюжетов". Однако,
настоящим и будущим историкам еще предстоит расставить
приоритеты. Без импульса, пришедшего из замордованных
и отравленных угольных регионов в июле 1989-го и в апреле
1991-го вряд ли была бы возможна легальная
многопартийность уже в начале 1990-го, крах компартии уже
313
в конце 1991-го, уверенность и азарт либеральных
реформаторов экономики в 1992 году.
Верно ли в принципе были определены цели?
Думается, что в настоящей работе можно найти некоторые
объяснения тому, почему эти цели не могли быть другими,
почему серьезной альтернативы им не было.
Российские рабочие сыграли свою, весьма серьезную
роль в российской драме возвращения к экономической и
политической свободе. Как бы они сами не оценивали
сегодня эту роль, очевидно, что она найдет отражение в
истории и получит оценку, свободную от явных
политических пристрастий, чувств обиды и разочарования.
314