ЗВЕНЬЯ
A. H. Радищев * А. С. Пуш-
кин * А. Мицкевич * Ф. И.
Тютчев* О. Бальзак* Н.В.
Гоголь * Аксаковы * П. Я.
Чаадаев * А. И. Герцен *
Н. П. Огарев * Н. А. Добро-
любов * Н. Г. Чернышев-
ский * Н. А. Некрасов *
И. С. Тургенев * М. Е. Сал-
тыков-Щедрин * Н. С. Лес-
ков * Л. Н. Толстой.
ЗВЕНЬЯ
СБОРНИКИ МАТЕРИАЛОВ И ДОКУМЕНТОВ
ПО ИСТОРИИ ЛИТЕРАТУРЫ,
ИСКУССТВА И ОБЩЕСТВЕННОЙ
МЫСЛИ XIX ВЕКА.
ПОД РЕДАКЦИЕЙ ВЛАД. БОНЧ-БРУЕВИЧА,
Л. Б. КАМЕНЕВА И | А, В. ЛУНАЧАРСКОГО I
III — IV
ACADEMIA
МОСКВА — ЛЕНИНГРАД
19 3 4
Заставки и концовки,
переплет и суперобложка — по рисункам
И. Ф. Рерберга
П. Любомиров
Автобиографическая повесть А. Н. Радищева
Сидя в крепости, Радищев читал, что было можно, и даже
пробовал продолжать свои литературные занятия. Давно уже
М. И. Сухомлинов нашел (в госуд. архиве) и напечатал 1 напи-
санное Радищевым в заключении 'произведение. После его пере-
печатывали в собраниях сочинений Радищева. Но ему не по-
счастливилось у исследователей. Вероятно, здесь сказалось до
известной степени то, что по заглавию и по выполнению работа
Радищева очень напоминала житие. Названа она именем одного
из популярных в старой Руси святых — «Филарет милостивый».
Написана, конечно, в подражание церковно-славянской житий-
ной речи, с намеренным употреблением и старых оборотов и ста-
ринных слов.
Действительно, что же особенно интересного может быть
в житии святого, хотя бы его и пересказывал своими словами
Радищев ?
Правда, первый издатель показал^ впрочем, не давая прямых
сопоставлений, что из-под пера Радищева вышел не простой пере-
сказ жития. «С целью подействовать на юных читателей (по-
весть писана, как увидим, для детей автора. — П. -Л.) придуманы
различные подробности, относящиеся к воспитанию и образо-
ванию идеального героя. Автор дал полный простор своей фан-
тазии. За исключением нескольких черт, заимствованных из
источников (т. е. из минейского жития. — П. -Л.), повесть пред-
ставляет ряд описаний и размышлений, принадлежащих самому
автору. В общем ходе рассказа, в эффектных сценах, в чувстви-
1 «А. Н. Радищев, автор Путешествия из Петербурга в Москву»,
в «Сборнике Отделения русского языка и словесности Академии Наук»,
XXXII, и отдельно, СПБ, 1883; текст на стр. 63—77.
6 П. Любомиров. — Автобиографическая повесть А. Н. Радищева
тельных речах выводимых лиц и т. п. отражается общее напра-
вление тогдашней беллетристики». 1
Такая характеристика как будто полностью решала вопрос
об оценке работы Радищева со стороны литературной и не вы-
зывала особого интереса к исследованию ее с точки зрения
идейной. Во всяком случае, для этого последнего в литератур-
ном наследии Радищева были более богатые объекты.
Теперь, когда от общих схем и суждений перешли к деталь-
ному изучению Радищева, полное пренебрежение к одному
из его произведений едва ли может быть оправдано.
Переходя к анализу его, прежде всего напомним обстановку,
в которой оно писалось, и цель, которую имел в виду автор.
«Филарет милостивый» писался! в крепости в те дни, когда
Радищев, томимый неизвестностью, был готов к самому край-
нему исходу. В первых же строках этой повести автор выска-
зывает неуверенность в том, увидит ли он своих детей. «Не-
преоборимая преграда» между ним и семьей может быть
разрушена «единым монаршим милосердием». Чувства, высказы-
ваемые во вступлении, кажутся совершенно искренними. И мало
понятно, как-то неестественно, что последнее наставление детям
автор заполняет продуктами «фантазии», которой дан «полный
простор». 2
Современниками «Филарета милостивого» являются «Заве-
щание» Радищева и дополнение к «Завещанию». Они имеют
в виду прежде всего детей, обнаруживают заботы отца, кото-
рый не надеется уже жить с детьми, об обеспечении их буду-
щего со стороны материальной и в отношении воспитания. Начи*
нается «Завещание» наставлением о необходимости постоянного
обращения к богу, о необходимости в службе «исполнения
должности» как «первейшей добродетели», о почтении и любви
к «священной особе» императрицы и, наконец, об отношениях
к родным /и служителям».3
Для детей пишется и «Филарет милостивый». Этой повестью,
по словам М. И. Сухомлинова, автор хотел «в назидание детям»
«преподать живой урок бескорыстного служения человечеству».
1 М. И. Сухомлинов, указ, соч., стр. 62—63.
2 Из характеристики, данной М. И. Сухомлиновым.
3 „Д'451 кРат‘кости буду цитировать оба издания «Полного собрания сочи-
нений» А. Н. Радищева только инициалами: Ак. — изд. Акинфиева, под
ред. щроф. А. К. Бороздина, И. И. Лапшина и П. Е. Щеголева, СПБ,
1907; К. изд. В. М. Саблина, под ред. В. В. Калланы, М. 1907; каждое
в двух томах. Цитир. здесь «Завещание» и «Филарет милостивый»
в обоих во II т.
П. Любомиров, — Автобиографическая повесть А. Н, Радищева 7
Но если его так увлекла жизнь Филарета, «представляющая
трогательный образец самоотвержения и любви к человечеству»,
по догадке того же Сухомлинова, то почему он просто не
рекомендовал детям Филарета как образец добродетели, пре-
доставляя познакомиться с ним прямо по минейному житию?
А если автор решил сам пересказать детям это житие, зачем
ему было «придумывать различные подробности», вставлять
«ряд описаний и размышлений»,1 и притом совсем не о благо-
творительстве Филарета, которое будто бы увлекло Радищева
и до которого повесть его так и не дошла, а о его воспитании,
учении, браке?
Нужно прямо признать, что все объяснения Сухомлинова
о характере и содержании повести не соответствуют ни мо-
менту, когда она писалась, ни цели, с которой над ней трудился
узник, ждущий смертной казни. Ясно, что не случайно, не для
самозабвения Радищев, составляя поучение детям, «дал простор
фантазии», пустился в какие-то подробности. Невидимому,
в этом был какой-то умысел. И нам нужно приложить старание,
чтобы раскрыть его.
Говорят, что Филарет увлек Радищева как образ и образец.
Посмотрим же прежде всего, как он его использует, какое соот-
ношение между настоящим житием Филарета и повестью Ра-
дищева.
В «Минеях-четьях» на декабрь житие Филарета занимает
почти 16 страниц большого формата убористого церковно-сла-
вянского шрифта.2 Приблизительно столько же — может быть,
несколько менее — занимает текст повести Радищева (в изд.
Акинфиева 12 очень убористых страниц, в изд. под ред. Кал-
лаша—18). Но как мало они совпадают! В житии почти все
место отведено изображению подвигов благотворительности
Филарета, потом его- жизни в нищете и снова в богатстве и че-
сти. Изложение повести Радищева как раз оборвалось на том
моменте, где в житии начинаются размышления Филарета
о тщете богатства, о необходимости благотворением обеспечить
«себе путь в царство небесное, закрытый для богатого. Т. е. как
раз того, что дало Филарету прозвище «милостивый», и нет
1 Сухомлинов, стр. 62.
2 Пользуюсь Минеей по изд. 1788 года». В Макарьевоких «Великих ми-
неях-четьях» текст занимает 32 стр.— месяц декабрь, М. 1901. Этим текстом
или аналогичным ему Радищев не пользовался: здесь жена Филарета
носит имя Феосы, Феосовы; у Радищева — как в тогдашних печатных ми-
неях — Феосва.
8 П. Любомиров. — Автобиографическая повесть А. Н. Радищева
в повести Радищева. Но, может быть, это потому только, что
повесть не окончена?
Тогда посмотрим, что же из жития успел пересказать Ра-
дищев.
Для большей наглядности и убедительности я прямо выпишу
тот небольшой кусочек жития, который хронологически соот-
ветствует повести Радищева.
«В стране Пафлагонстей, в веси нарицаемой Амния, живяше
сей блаженный Филарет, родом от Галатейския страны, благо-
роден сый, сын отца Георгия, матере же Анны: от них же бла-
гочестию и страху господню научен издетска, преспеваше цело-
мудрием и украшенным всякою добродетелию житием. Достиг
же в совершенный возраст, поят себе жену честну, благородну
и богату, ей же имя Феозва, яже от дому своих родителей при-
несе' в дом его многое имение. Родиша же три чада, сына
Иоанна первенца, а две дщери Ипатию и Еванфию. Благослови
же бог блаженного Филарета, яко же иногда праведного Иова,
и умножи ему и имение много, и богатство довольно. Бяху
бо ему стада скотов многая, нивы и села плодоносны, и гобзо-
вание во всем, хранилища его всяких благ земных исполнена,
рабов и рабынь служащих в дому его число бе многое, и бысть
Филарет в стране той яко един от вельмож преславных».
Вот эта страничка жития и стала фабулой большого числа
страниц повести Радищева. Да и с этой странички не все взято
нашим автором и, наоборот, многое вставлено. Так, Радищев
опустил имена родителей Филарета, хотя говорит о них гораздо
больше, чем житие; также без имен фигурируют и дети1 Фи-
ларета и Феозвы. Но введены брат Феозвы Проб, который
и устраивает ее брак с Филаретом, учитель Феофил, у кото-
рого Филарет и Проб учились в Афинах. Главное место в по-
вести уделено беседе Филарета с Феофилом, отношениям и раз-
говорам его с Пробом, рассказу о родителях Филарета,
о свадьбе его — все темы, отсутствующие совсем или в таком
виде в житии. Словом, материал одной странички жития совер-
шенно растворился в новых данных. И прямо встает вопрос:
да Филарет ли Миней-четыих является героем повести Ради-
щева? Не взято ли это имя и кое-какие частности из жития
только для прикрытия действительных намерений автора?
Из документов, как кажется, не подлежащих в интересующем
нас отношении никакому сомнению, из «Завещания» и из бо-
лее прямых и откровенных, так как они не должны были итти
через руки начальства, писем мы знаем, как нежно любил своих
детей Радищев, как он был к ним внимателен, как о них за-
П. Любомиров. — Автобиографическая повесть А. Н. Радищева
9
ботился. Между тем летом 1790 года неожиданно и резко он
был оторван от семьи, и оторван в такое время, когда дети его
по молодости (самому старшему не было 1 5 лет) не могли еще
понять и оценить его так, как ему бы хотелось. Естественна
поэтому попытка воспроизвести для них свой духовный облик,
познакомить их с своими идеями и стремлениями, чтобы они
могли понять, как это их отец оказался с официальной точки
зрения преступником перед богом, государыней и обществом,
понять его в настоящем существе и оценить его. Вот этой
цели — дать автобиографию в отношении идейной жизни —
и должен был служить, в моем понимании, «Филарет мило-
стивый». И если один из сыновей Радищева писал, что после
отца «не осталось никаких записок о собственной его жизни», 1
то это потому, что все написанное отцом в крепости не по-
пало в руки детей и в частности «Филарет милостивый». Будь
он им известен, они узнали бы отца под этим псевдонимом
и могли бы дать нам хороший комментарий к этому произ-
ведению.
Без такого пособия приходится самим вскрывать черты сход-
ства героя повести с автором. При этом не нужно смущаться
тем, что не всегда получим тождество реальной и литера-
турной биографий Александра Николаевича. Обстановка не
открывала возможности к полной откровенности. Радищев хо-
рошо знал, что все его тюремные писания попадут в руки вла-
стей. И если он хотел, чтобы его автобиография дошла до детей,
нужно было по возможности завуалировать ее от постороннего
взгляда.
Это начато с имени героя. Филарет был выбран, думается
мне, не потому, чтобы его житийная биография пленила своим
содержанием Радищева. Скорее наоборот. Крайняя бедность
фактического материала жизнеописания могла казаться привле-
кательной тем, что оставляла возможность заполнить пустоты
своим, новым содержанием. Но едва ли не большее значение
имело само имя. Как известно, в литературе XVIII века была
мода самым именем героя приоткрывать читателям или зрите-
лям его внутреннее существо. Все эти Стародумы и Правдины,
Ворчалкины и Махаловы, Добросердовы, Честаны, Пролазины,
Надмены — прозрачные характеристики персонажей литературы
XVIII века.
В нашей повести имя должно было прикрыть самого автора.
Выбрав Филарета, Радищев* не хотел приписывать себе особен-
1 «Русская старина» 1872, т. VI, стр. 581.
10 П. Любомиров. — Автобиографическая повесть А. Н. Радищева
ного нищелюбия. Филарет значит «любящий добродетель»,
и добродетель понимается здесь не в смысле христианско-
моральном, а в духе воззрений древних греков (мудрость, му-
жество, справедливость и умеренность — вот основные добро-
детели греков). Это высокое нравственное стремление и хотел,
думается мне, показать детям Радищев в самом себе. Потому
уже и не было надобности спешить к мелким подвигам вседнев-
ного подаяния, которое стало синонимом житийного Филарета,
но которого никто не подчеркивает в Радищеве.
Однако может показаться читателю, что мы вращаемся в сфере
только более или менее удачных предположений, необоснованных
догадок. Попробуем привести более убедительные сопоставления
из области внешних и доступных проверке фактов, причем для
большей ясности будем отмечать также, взята ли эта черта из
жития или внесена автором.
Предки Филарета, о которых молчит житие, но рассказывает
Радищев, «во время двенадцати первых римских кесарей, были
почтены первыми в государстве чинами», были «знатны, почи-
таемы, богаты чрезмерно, властительны. Но, прияв христиан-
скую веру, претерпели изгнание, лишились всего имущества»,
жили «в убожестве и неизвестности» и, «посвятя себя сель-
скому жительству, упражнялись в земледелии и приобретаемые
избытки употребляли на угощение странных и .пришельцев».
Мы ничего не знаем о * последнем качестве предков Радищева,
и, вероятнее всего, это странноприимство приписано им ради
стилизации под житие. Но легенда, связанная с родом Ради-
щевых; позволяла говорить о богатстве отдаленных предков,
а предания более близкие — об умеренных достатках, даже
о бедности позднейших поколений, спускавшихся, за неимением
крестьян, и до собственноручного земледелия.
Родителей Филарета, которых житие в сущности не характе-
ризует, повесть называет людьми «благородными, почти убо-
гими, но отличавшимися всегда своим беспримерным благонра-
вием и странноприимством». Трудно при наших материалах
сделать проверку показаний о моральных качествах отца и ма-
тери писателя, но столбовых дворян Радищевых можно назвать
«благородными». От экономической квалификации «почти убо-
гими» автор сейчас же отказался сам, когда далее рассказал
нам: «Отец Филаретов счастливыми некоторыми оборотами мог
сделать больше приобретений, нежели его предки».1 Более
правильно было бы сказать это о деде А. Н. Радищева,
1 Ак., стр. 284 и 285; К., стр. 5 и 6.
A. H. РАДИЩЕВ

П. Любомиров. — Автобиографическая повесть А. Н. Радищева 13
а не об отце его; но ведь перед нами не биография (или авто-
биография), а литературная повесть.
«Наилучшее употребление своего имения» отец Филарета
нашел в том, чтобы обратить его «на воспитание любезного
своего» сына, и отправил его учиться «в Афины»,1 а жил сам
в Галатии — согласно житию. Мы знаем, что посылка за гра-
ницу для ученья Радищева состоялась по воле Екатерины, но
едва ли без согласия отца будущего писателя. Что же ка-
сается Лейпцига, то он имел все основания быть прикрытым
славным именем Афин, хотя бы и того времени, когда они «да-
леко уже ниспали с той славы, которую ей (им? —П. Л.) при-
обрели знаменитые мужи», разумеется, упоминаемые ниже Фе-
мистокл, Аристид, Платон и Сократ.
Интересен и объем знаний, усвоенных Филаретом повести:
«Филарет, упражняйся во всех частях философии (под-
черкнуто мной. — П. Л.), наипаче прилепился к учению о душе,
или психологии (тут прорвался в житийную повесть новый на-
учный термин!—П. Л.), к богословию, или науке о познании
бога, и к нравственному любомудрию».2 Пожалуй, трудно
в рамках стилизуемого жития святого лучше передать широту
научных интересов Радищева в Лейпциге.
Товарищем Филарета по ученью в Афинах повесть называет
Проба (латинское имя; Probus — честный), под которым -скры-
вается, как выясняется дальше, Андрей Рубановский. Проб —
персона только повести — «юноша знатныя породы, которого
отец имел чин патриция», т. е. высшего придворного. Основа-
ние для этого, очевидно, служба в дворцовой канцелярии
(в 1764—1774 годах в чине статского советника) старшего
брата Рубановского.3
Дружба Филарета и Проба изображена в стиле житийном
или в стиле литературы XVIII века.4 В действительности
Радищев и Рубановский, как известно, еще до Лейпцига вместе
учились в Пажеском корпусе; и позже они, видимо, ’ сохраняли
1 Ак., стр. 285; К., стр. 6.
2 Ак., стр. 286; К, стр. 7.
3 О старшем Рубановском см. его собственную записку о службе
в Сборн. Русек. Ист. Общ., т. XIII, стр. 417 — 418. Здесь он не назван
по имени, но тождество его с тестем Радищева устанавливается тем, что
сам Александр Николаевич называет тестя, как и Сборник, статским со-
ветником (Ак. II, стр. 31 7), а Павел Александрович вспоминает, что он имел
очень выгодное место в придворной конторе» («Русск. вести.» 1850.
т. XVIII, декабрь, стр. 403).
4 Ак., стр. 289; К., стр. 11—12.
14 П. Любомиров. — Автобиографическая повесть А. Н. Радищева
дружественные отношения по возвращении в Петербург, где Ру-
бановский ввел Радищева в семью своего брата 1 и таким обра-
зом в известной мере явился виновником сердечной привязан-
ности, а затем и брака Александра Николаевича.
Мы не можем проверить, соответствует ли чему-либо реаль-
ному сообщение о смерти отца, полученное Пробом к концу
срока пребывания в Афинах, и призыв больной матери на сви-
данье, которое, однако, не состоялось: мать умерла «за день
до приезда» сына. В стиле византийских обычаев указывается
даже, что Проба по смерти отца государь «возводит в отцов-
ское достоинство». Ничего подобного о Рубановском мы не
знаем, но ведь не он является центром повествования.
Характерно, что возвращаются юноши из Афин в Констан-
тинополь, 2 т. е. в столицу, а не в Галатию, на родину Фи-
ларета.
Здесь, в Константинополе—Петербурге, Проб, занятый
мыслью о том, «как бы в теснейший вступить союз» с своим
другом, «вознамерился возлюбленному своему Филарету отдать
сестру свою в супружество».3
Мы знаем, что в действительности жена Радищева была пле-
мянницей его товарища, но по возрасту она скорее могла быть
его сестрою. В 1766 году, когда 18-летний Андрей Рубановский
ехал учиться «в Лейпциг, брат его Василий имел уже за
плечами свыше 20 лет службы: так велика была разница лет
братьев. А при возвращении лейпцигских студентов на родину,
когда А. Рубановскому было 23—24 года, Радищеву недавно
исполнилось 22, «Анна Васильевна была уже взрослая де-
вица». 4
Из показаний сына Радищева мы знаем, что Александр Ни-
колаевич и Анна Васильевна сильно полюбили друг друга,
и долгое сопротивление их браку со стороны матери Анны Ва-
сильевны не сломило их чувств1. Повесть вот как стилизует
отношение Феозвы (сохранено имя из жития) и Филарета
в духе нравоучительных повестей XVIII века: «Воспитанная
в благонравии и в послушании к родителям своим, брата своего
почитая теперь отцом, она тем более непрекословна была, к сему
союзу, что в Филарете видела друга возлюбленного своего
1 «Русск. вести.», стр. 403.
2 Ак., стр. 289—290; К., сто. 12—14.
3 Ак., стр. 290; К., ст]р. 14.
4 В. В. М и я к о в с к и й, «Годы учения А. Н. Радищева», «Голос ми-
нувшего» 1914, № 3, стр. 17, и № 5, стр. 83; «Русск. вести.», стр. 403,
и |цити<р. записка о службе Василия Рубиновского.
А. В. РАДИЩЕВА

П. Любомиров. — Автобиографическая повесть А. Н. Радищева 17
брата* и юношу, всеми отличными качествами украшенного».
И Филарет оказался «наклонным» к браку, «ибо благая его
душа, видя красоту, благонравие, целомудрие и кротость младой
Феозвы, любовию уязвлена стала».1 Последняя фраза, кажется,
совсем неудачная для житийной повести, отражает, очевидно,
действительные чувства Радищева к своей невесте.
1 Повесть рассказывает далее, что Филарет до свадьбы отпра-
вился навестить родителей в их «село». Проб, торопившийся
со свадьбой, послал родителям Филарета письмо и, получив
согласие, туда же направил невесту, снабдив ее богатым при-
даным. Это последнее — единственное, кроме имени невесты^
заимствование из жития во всей истории свадьбы. А сама
свадьба, как это было и в действительности, приурочена к дому
родителей Филарета. Только была она не в селе их, а в москов-
ском их доме.2
Интересно, что в повести нашло себе отражение и несчастье,
совпавшее со свадьбой. Отец Анны Васильевны даже умер,
сколько можно понять биографа — сына Радищева, именно в Мо-
скве, причем Павел Александрович особенно подчеркнул, что
смерть эта «была большою потерею для его семейства потому,
что он имел очень выгодное место в придворной конторе и, по
обычаю того времени, мог составить своим детям хорошее состоя-
ние». В повести смерть завуалирована — во вкусе византийских
дворцовых переворотов — «бывшими в столице возмущениями»,
в результате которых «в царствии последовала перемена» и Проб
новым царем отправлен в ссылку, лишившись «оставшего всего
своего имения». При этом несчастье Проба в повести и смерть
отца Анны Васильевны в жизни случились перед самой свадьбой.3
Далее повесть, комбинируя отдельные указания жития с вы-
мыслами фантазии, рассказывает* что Филарет, боясь мести
за Проба его родне, распродал приданое жены и «селитьбы»
(здесь уже во множественном числе!) отца, переселился в Паф-
лагонию (это имя из жития), где даже «переменил название
своего рода», купил там «многие села, земли, устроил сады
и дом, ' не великолепный, но снабженный всем, что к нужде
и спокойствию жития нашего потребно» (не характеристика ли
это дома Радищева в Петербурге?), а остальные деньги «отдал
1 Ак., стр. 291; К., стр. 14—15; «Русск. вести.», стр. 403.
2 Ак., стр. 291—293; К., стр: 15—19; «Русск. вести.», стр: 403:
3 Ак., стр., 293, К., стр. 18—19; «Русск вести.», стр: 403, и «Русск.
стар.», стр. 576.
2 «Звенья» № 3
18 П. Любомиров. — Автобиографическая повесть А. Н. Радищева
в торт купцам Тирским и Александрийским». Скоро Феозва
родила сына, через несколько лет — двух; дочерей (сын и две
дочери были и у житийного Филарета; у Радищева к моменту
ареста было три сына и дочь). Родители Филарета, ^благосло-
вив своих внучат, на шестом году по женитьбе их сына преста-
вились» (об этом нет ни слова в житии).
Филарет и Феозва, следуя примеру его родителей (об их
благотворительности в житии ни слова), угощали пришельцев
и снабжали нищих (в житии знаем только о негодовании
Феозвы по поводу благотворений Филарета, впрочем, уже когда
они потеряли богатство). Дожили они до внуков (это ив
жития). И «благословил -бог Филарета богатством, и казалося,
чем он был щедролюбивее, тем имение его множилось!»—пери-
фраз житийного текста, кончающий повесть у самого начала,,
как уже сказано ранее, изображения благотворений Филарета
в житии.1
Таким образом в фабуле повести гораздо больше точек сопри-
косновения с биографией Александра Николаевича Радищева,
чем с минейным житием Филарета милостивого. Это и дает
мне право считать ее автобиографической. Отсюда возможность-
использовать ее показания для биографии Радищева и в тех
частях, которым нет соответствия в других материалах. Впрочем,
в этом использовании необходима особая осторожность: ведь
перед нами все же повесть, да еще с несомненным стремлением,
прикрыть действительно бывшее.
Материала касательно внутренней жизни Радищева наша не-
оконченная повесть дает немного. Это изображения любви к Анне
Васильевне, которые выше уже использованы; 2 это, во-вторых,
как бы схема лейпцигской науки в беседах Филарета с Феофи-
лом, но об этом мы достаточно хорошо знаем из разнообразных
источников, в том числе и от самого Радищева.3 Нужно только
отметить, что автор повести обнаруживает критическое отноше-
ние и к учителю и к учению в* Афинах. Весь отдельчик изложен
в форме бесед-споров ученика с учителем, причем победа и сим-
патии автора явно на стороне Филарета.
Остаются еще некоторые показания относительно периода
жизни в родительском доме, периода наименее освещенного в био-
графии Радищева.
1 Ак., стр. 293—294; К., стр. 19—20.
2 Взаимоотношения после брака характеризованы в повести одним
из любимых словечек Радищева, как взаимная «горячность».
3 См. назв. выше статью В. В. Минковского.
П. Любомиров. — Автобиографическая повесть А. Н. Радищева 19
В том немногом, что об этих годах дает повесть, чувствуется
оттенок действительных воспоминаний. Вот, например, сценка^
которую рассказывает, возражая по одному пункту Феофилу,
Филарет: «Внемли: о, хотя я мал был, но помню, как бы теперь
то видел: мне уже исполнилося семь лет; играя на дворе при
глазах моих родителей, я нечаянно запнулся и вывихнул себе
ногу. О, если бы ты видел сетования возлюбленных моих роди-
телей о моей болезни; о, если бы ты видел их скорбь! Попе-
чение их было неусыпно; лишились они пшци и покоя, доколе
я не получил от болезни облегчения». 1
В этом отрывке высказывается одна черта отношений роди-
телей к сыну. Но она естественна, понятна и обычна.
А вот другая, более для нас интересная. «Чуждый всякия
учености, отец его (Филарета) преподал ему учения любо-
мудрия своим примером: изустно же наставлял его заповедям
Христовым. Он ему вещал: «чадо возлюбленное, помни все-
часно, что умеренность желаний, что любовь к ближнему сде-
лают человека счастливым во всяком состоянии». А мать
в простоте души своей Филарету твердила: «возлюбленный,
се слова священного писания: блажен, иже и скоты милует».
«Возможно ли, — заключает автор повести, — чтобы на таковых
началах любомудрие произрастило плевелы!»
Такого же характера, как в повести, образ матери рисует
и сын — биограф писателя, когда говорит, что Александр Ни-
колаевич с матерью «сходствовал кротостью нрава». Очевидно,
и отец . Филарета близок к реальному Николаю Афанасьевичу,
по крайней мере, до всех обрушившихся на него несчастий-
А тогда особенно интересно, что в повести подчеркивается пре-
подание любомудрия «примером», что выставление на первый
план «умеренности желаний» и «любви к ближнему» даже мо-
тивировано не совсем по-христиански; не сказано, что они ведут
в царство небесное или как-нибудь иначе, а именно то, что
«сделают человека счастливым во всяком состоянии». Совер-
шенно в стиле молодых философов русских журналов конца.
1750-х и начала 1760-х годов! Наконец, не случайно обронен-
ным покажется нам и заключение! автора повести: «плевелы»,,
рисуемые в обвинениях Радищева, не могли вырасти на так под-
готовленной почве.
Значение отцовских наставлений еще более подчеркнуто одной
фразой о лейпцигском учении. Непосредственно за обрисовкой
объема науки — фраза эта цитирована ранее — повесть под-
1 Ак., стр. 288; К., стр. 11.
2*
20	77. Любомиров. — Автобиографическая повесть А. Н. Радищева
черкнуто продолжает: «Но коль много он (Филарет) удивился,
нашед, что все ему преподаваемое было для него уже не новое,
что все, что другие называли понятие, в нем было то чув-
ствование, которое он почитал «в себе врожденным, ибо
навык оному от сосца почти материя».1 Слова «понятие» и «чув-
ствование» подчеркнуты здесь самим Радищевым.
Не много дает нам автобиографическая повесть Радищева;
но мы вообще не очень богаты материалами о нем, а при таком
состоянии источников все имеет цену, тем более собственные
показания писателя. Это с одной стороны. А с другой, не нужно
забывать, что «Филарет милостивый» не был закончен автором
(или дошел до нас в’ недоконченном виде).
Причина этой незаконченности, повидимому, внешняя. Упо-
минание во вступительных строках, что только «единое монар-
шее милосердие» может разрушить «непреоборимую преграду»
между автором и его детьми, как будто намекает на то, что
писал «Филарета» Радищев уже по окончании быстрой в отно-
шении к нему судебной процедуры. Почти месяц томился узник
потом, ожидая конфирмации приговора. Но как только Екате-
рина 4 сентября заменила Радищеву смертную казнь 10-летней
ссылкой в Илимск, так, получив 8 сентября указ об этом, губерн-
ское правление немедленно, не дав ему собраться, отправило
писателя в Сибирь. Вот тут-то и было отобрано, думается мне,
у Радищева его новое, не доведенное до конца произведение.
1 Ак., стр. 285—286; К., стр. 6—7; «Русск. вести.», стр. 399.
О. Попова
История жизни М. Н. Волконской
Предисловие
Жене декабриста С. Г. Волконского — Марии Николаевне —
в нашей литературе уделено и большое и почетное место.
Вряд ли найдется у нас читатель, которому имя ее было бы
неизвестно, как вместе с тем нет также, вероятно, ни одного,
который был бы вполне удовлетворен имеющимися сведениями
о ней. На пути своей пытливости он неизменно встречает в спе-
циальных исследованиях или в отдельных, разбросанных по ме-
муарам современников воспоминаниях о ней какую-то недогово-
ренность и условность, стирающие с ее облика живые и реальные
черты и делающие его иконописным.
Наша юбилейная литература о декабристах дала несколько
беглых, вскользь брошенных неблагоприятных отзывов о М. Н.,
еще более вызвавших недоуменные вопросы о ней. Вот те сооб-
ражения, которые заставили автора настоящего биографического
очерка снова обратиться к личности и жизни Марии Нико-
лаевны, исчерпанной, казалось бы, до конца.
Доступ к большому архиву Волконских, хранящемуся в Ин-
ституте русской литературы (бывш. Пушкинском Доме при
Академии Наук в Ленинграде), почти неизвестному ранним
исследователям жизни Марии Николаевны, облегчил составитель-
нице настоящего очерка эту задачу, позволив раскрыть некото-
рые новые моменты жизни Волконской.
Ранее опубликованные материалы о Волконской привле-
каются здесь лишь в качестве вспомогательного материала,
необходимого для полноты и общей связи биографического
очерка. Мы считаем, кроме того- -необходимым предупредить
22
О, Попова. — История жирни М. Н. Волконской
читателя, что в биографии Волконской нами сознательно опу-
щены два момента: момент урлеченик Марией Николаевной
Густава Олизара и момент предполагаемой «затаенной любви»
Пушкина к Марии Раевской. Привлеченный к очерку новый
архивный материал не дает повода останавливаться на этих
моментах.1
Характер настоящего очерка в особенности не позволяет при-
влечь вопрос о «затаенной любви» Пушкина к М. Н., который
лежит в области лишь предположений и догадок. Полунамеки
и образы в художественном творчестве Пушкина, в> которых
как П. Е. Щеголев, так и Б. М. Соколов усматривают про-
образ М. Н., не могут иметь той убедительности и силы, кото-
рую мы почерпаем в архивных материалах, положенных в основу
настоящей работы.
Использованный в очерке новый архивный материал, не рас-
крывая вполне жизни М. Н., оставляя в ней еще многое неяс-
ным и недосказанным, в значительной степени, однако, пополняет
отрывочные и односторонние сведения о ее жизни, особенно си-
бирского периода.
Полное выявление личности и жизни Волконской на основа-
нии и вновь привлеченного архивного материала затрудняется
рядом причин. 1) Цензурованием писем М. Н. как жены го-
сударственного преступника представителями местной власти
я III Отделением, что, конечно, не способствовало ни их искрен-
ности, ни их откровенности. Еще до отъезда в Сибирь М. Н.
писала сестре мужа, Софье Григорьевне Волконской, по поводу
своего письма к мужу, заключенному в Алексеевский равелин:
«Вы находите мое письмо Сергею очень лаконичным? — они
все таковы. Мысль, что они будут про-читаны, так сказать,
публично,---меня леденит и приводит в отчаяние.2 Неодно-
кратно повторяет она об этом в письмах к родным и из Сибири.
2) Неудачно сложившейся семейной жизнью М. Н., которую
она тщательно скрывала, ибо, по определению П. Е. Щеголева,
«принадлежала к тем лицам, которые признают, что право на
1 .Материал о неудачной любви Олизара । к М. Н. читатель найдет
в воспоминаниях его, напечатанных в журнале «Русски вести.» за 1893 г.,
в №№ 8 и 9. Вопросу о «затаенной любви» Пушкина посвящена работа
П. Е. Щеголева: «Из разысканий в области биографии и текста Пушкина»,
а также работа Б. М. Соколова: «Кн. Мария Волконская и Пушкин»,
М. 1921, являющаяся продолжением и развитием мысли, высказанной
П. Е. Щеголевым.
2 От 25 июня 1826 г., Александрия. (ИРЛИ, «Архив декабриста»,
г. II под ред. Б. Л. Модзалевского).
О, Попова.—История жизни М. Н. Волконской
23
их душу принадлежит только им и никому больше».1 Характер
писем М. Н. к разным лицам подтверждает определение
П. Е. Щеголева. Лишь небольшая часть ее эпистолярного
наследства сохранила отголоски ее семейной драмы, истинную
причину которой мы узнаем все же не от нее самой, а от лиц,
непосредственно наблюдавших ее жизнь. Причина драмы, как
можно теперь думать, — взаимная привязанность М. Н. и дека-
бриста Александра Викторовича Поджио, длившаяся долгие
годы. 3) Кроме того, М. Н. обязывали к сдержанности усло-
вия объективно-обязательные для нее. Связанная судьбою с чле-
ном Тайного общества, М. Н. полагала, что и на ее долю легла
ответственность перед общественным мнением быть достойной
и безупречной спутницей декабриста. Она была в числе тех жен
декабристов, к которым было приковано внимание общества.
Жены декабристов после восстания 14 декабря показали
какие-то другие возможности для женщины господствующего
класса, кроме тех, которые считались в этой среде естественными
и привычными. Вскрыли они эти возможности в момент общей
придавленности и страха, наступивших при воцарении Нико-
лая I, когда общество было охвачено паникой, когда каждый
трепетал быть привлеченным по делу декабристов, когда
атмосфера была насыщена тревожным ожиданием суда над ними,
а затем—впечатлением от жестокого приговора. М. Н. не раз
упоминает в своих письмах, относящихся к этому времени, что
родной брат ее мужа, Никита Григорьевич Волконский, боясь
скомпрометировать себя, приветствует ее «без словесного обра-
щения». 2
Чувство подавленности долго не было изжито русским
обществом. В 1828 году П. А. Вяземский писал А. И. Тур-
геневу: «Петербург стал суше и холоднее прежнего.. .», «общего
разговора об общих человеческих интересах решительно нет. . .»
«Вообще встречаешь людей довольно добрых, то есть по неко-
торому внутреннему убеждению заключаешь, что они добры,
и по отсутствию* зла, но положительного, истинного благово-
ления. нигде не найдешь. Какая-то озабоченность о чем-то,
какое-то стремление в даль также означают более прежнего
физиономию общества. ..», «их никак не уловишь, они, как туман,
скользят под рукою, когда захочешь коснуться до них».3
1 «Подвиг русской женщины», «Историч. вести.» 1904, № 5, стр. 540.
2 С. Н. Раевский, от 17 ноября [1826]. (ИРЛИ, «Архив декабриста»,
т. II).
3 От 18 апреля 1828 г. СПБ. «Переписка А. И. Тургенева с Вязем-
ским», т. I, 1814—1833, стр. 68.
24
О. Попова,—История жи^ви М, Н. Волконской
На этом фоне страха и придавленности жены декабристов
стали на некоторое время как бы олицетворением смелости,
мужества, инициативы. Только они одни могли выражать,
к заключенным внимание, поддерживать их в несчастии, бес-
страшно последовать за ними в места их заключения и ссылки;
на долю других осталась лишь негласная помощь. Это появле-
ние женщины на поверхности русской общественной жизни
было оценено современниками.
П. А. Вяземский писал А. И. Тургеневу и В. А. Жуков-
скому: «Спасибо женщинам — они дадут несколько прекрасных
строк нашей истории». 1
В другом письме, к тем же лицам, Вяземский писал: «Дай
бог хоть им искупить гнусность нашего века, нет народа лег-
комысленнее и бесчеловечнее нашего». 2
Н. И. Тургенев в сочинении своем «Россия и русские»
писал: «Многие знатные фамилии жестоко пострадали от несчаст-
ных событий, о которых я только-что упоминал: они также,
как и осужденные, могли быть услышанными, но выражали
протест против деспотизма своими поступками, своим самопо-
жертвованием. В этих случаях, как' и всегда, действовали
наиболее горячо женщины».
Герцен также свидетельствует о мужестве жен декабристов,,
бичуя в то же время трусость и подлость русских аристокра-
тов: «Тон общества стал меняться наглядно и быстро, нрав-
ственное падение стало служить печальным доказательством,
как мало развито было между русскими аристократами чувство
личного достоинства. Никто (кроме женщин) не смел показать
участия, произнести теплого слова о родных и друзьях, кото-
рым еще вчера жали руки, но которые за ночь были взяты,
напротив, являлись дикие фанатики рабства: одни из подлости,
а другие хуже — бескорыстно».3
Неудивительно, что такое отношение к женам декабристов
лучших представителей тогдашнего русского общества произвело«
большое впечатление на М. Н., вызвало в ней стремление
оправдать высокую оценку своих современников и наложило
как на ее записки, так и на значительную часть ее писем отпе-
чаток условности, ибо реальная ее жизнь не укладывалась
зачастую в предуготовленные для нее общественным мнением
1 «Переписка А. И. Тургенева с Вяземским», т. I, 1814—1833., стр. 56.
2 Там же, стр. 5—6.
3 Полное собрание сочинений, под ред. М. К. Лемке, П. 1919, т. XII,
стр. 52.
МАРИЯ НИКОЛАЕВНА ВОЛКОНСКАЯ
Акваоелъ декабриста Н. А- Бестужева

О. Попова. — История жизни М. И. Волконской
27
идеализированные рамки. Этой условностью и объясняется
главным образом <и недоговоренность написанных М. Н. строк
и неясность ее облика, лишенного тех живых и реальных черт,
которые так ярко воскрешают образы прошлого. Вот почему,
давая рецензию на записки М. Н. Волконской, Шумигорский
пишет, что в них «многое остается в тени или вовсе недосказан-
ным, вызывая у внимательного читателя невольные вопросы и
досадливое чувство неудовлетворенности». 1
То же самое можно сказать и о большинстве писем Волкон-
ской. Тем большую ценность приобретают ее письма к дочери
Елене Сергеевне и ее мужу Дмитрию Васильевичу Молчанову,
относящиеся к последним годам ее жизни в Сибири, когда она,
пользуясь расположением генерал-губернатора Восточной Си-
бири Н. Н. Муравьева, а также служебным положением сына
Михаила, бывшего чиновником при Муравьеве, могла вести
свою переписку бесконтрольно. В них М. Н., нежно любившая
дочь, сбрасывает обычную для нее маску условности, обнажая
свою живую, энергическую, до старости сохранившуюся страст-
ную душу, и приоткрывает свою семейную драму, так долго
и тщательно скрываемую от чужих взоров, не вполне, впрочем,
освещаемую и настоящим биографическим очерком.
В этих письмах перед нами рисуется новый ‘ образ Волкон-
ской, не прикрашенный тенденциозными и сентиментальными
вымыслами.
В них мы видим, как поблекла с годами сила былого энту-
зиазма М. Н., которая заставляла ее когда-то ехать за мужем
в Сибирь, целовать его оковы и произносить имя его с тре-
петным восторгом. . . Имя его на страницах ее писем теперь
появляется или редко, или звучит иначе: с непримиримостью,
с недоброй или пренебрежительной иронией, с усталостью
ст взаимного непонимания, которого не смягчили годы долгой
совместной жизни. М. Н. не нашла счастья в жизни с Волкон-
ским и ему не дала счастья. Сын декабриста И. Д. Якушкина —
Евгений Иванович — писал в 1855 году из Сибири своей жене
Е. Г. Кнорринг: «Этот брак вследствие характеров совершенно
различных должен был впоследствии доставить много горя
Болконскому] и привести к той драме, которая разыгрывается
в их семействе». 2
Материал, вошедший в настоящий биографический очерк,
разрушая идеализированный образ М. Н., столь привычный
1 «Историч. вести.» 1914, № 2.
2 «Декабристы на поселении» (из архива Якушкиньгх). М. 1926, стр. 51:
28
О, Попова.—История жи$ни М. Н. Волконской
нашему представлению о ней, рисуя ее в более живых и реаль-
ных красках, в обстановке, более соответствующей исторической
действительности, дает иной, неизвестный нам контур лично-
сти и жизни М. Н. и позволяет поставить новые вехи для ее
биографии, но не позволяет еще, однако, проникнуть в самую
глубь ее переживаний, которые попрежнему ускользают от нас,
как неразрешимая загадка. Чьей-то заботливой и тщательной
рукою изъято из архива Волконских все то, что могло бы про-
лить свет на самую интимную страницу ее жизни, на источник
ее семейной драмы. В архиве Волконских не нашлось ни одного
письма А. В. Поджио к М. Н. Сохранились лишь немного-
численные письма его к Сергею Григорьевичу Михаилу Сер-
геевичу, почти все отнесящиеся к. годам после смеоти М. Н.
Исключительная близость Поджио к семье Волконских, подтвер-
ждаемая его биографией и указанными выше письмами, за-
ставляет думать, что большая их часть была уничтожена
самой М. Н. перед кончиною или позднее членами ее семьи.
Вряд ли почти полное отсутствие писем лица столь близкого
к семье Волконских можно объяснить случайностью, тем
более, что архив Волконских дошел до нас в прекрасной сохран-
ности.
Цитируемые ниже письма как самой М. Н., так и близких
ей лиц публикуются впервые. Отсутствие ссылки при цитируе-
мом письме обозначает, что оно печатается по подлиннику,
хранящемуся в Институте русской литературы при Акаде-
мии Наук СССР в составе «Архива Волконских». 1
1. В России
О детстве и юности М. Н. известно только, что время, про-
веденное ею «под родительским кровом», было счастливым
для нее временем, как пишет она на страницах своих за-
писок. 2
Зато хорошо известна та культурная среда, которая окружала
ее в лице ближайших родных: отца — Н. Н. Раевского, извест-
ного участника войны 1812 года, вызывавшего чувство широкой
общественной симпатии и как военный деятель того времени
и как честный человек; братьев: Александра — умного, едкого
1 Переписка Волконских велась главным образом на французском языке
и здесь дана в переводе. Немногие письма на русском языке каждый
раз отмечались в примечаниях особо. — О. П.
2 СПБ. 1904, стр. 2.
О. Попова.—История жирни М. Н. Волконской
29
скептика, имевшего одно время большое и неотразимое влияние
на Пушкина, пророчившего ему блестящую будущность, впро-
чем, не оправдавшуюся; Николая — друга Пушкина, тонкого
ценителя русской художественной литературы и талантливого
военного деятеля; мужа сестры Екатерины — Михаила Федоро-
вича Орлова, известного либерального деятеля Александров-
ской эпохи; дяди — Василия Львовича Давыдова, впоследствии
декабриста, обладавшего блестящим, живым умом, и целого
ряда других лиц, группировавшихся вокруг этого культурного
центра.
Такова была среда, в которой воспитывалась и жила М. Н.
до своего замужества. Впитав в себя положительные соки этой
культурной среды, она прошла, однако, равнодушно, если
не враждебно, мимо тех либеральных настроений, которыми
было полно молодое поколение этой среды. Гражданские мотивы
были и остались навсегда чужды ее душе, задев ее поверх-
ностно лишь в первые годы ее жизни в Сибири.
Особенно сильно сказалось это в писыме ее к брату Але-
ксандру от 8 марта 1826 года, через несколько дней после того,
как она узнала об аресте мужа:
«Я недавно узнала об аресте Сергея; это разбило мое сердце; состоя-
ние моего здоровья этому много способствовало; в другой момент я пере-
несла бы его с большей философией. Не его арест меня огорчает, не на-
казание, которое нас ожидает, но то, что он дал себя увлечь и кому же?
Низким из людей, презираемым его beau-pere, его братьями и его женой,
потому что я не скрыла от него моего мнения о...» 1
Это отсутствие солидарности с мужем не было тайной для
близких, как видно из письма М. Н. к брату Александру
от 30 ноября [1826 года] о сестре мужа, Софии Григорьевне
Волконской:
«Далекая от того, чтобы торопить меня ехать, она просит меня, как
милости, отложить мое путешествие. Эта женщина одной ногой в могиле
и она не думает, конечно, играть комедию; ее дружба к Сергею пылкая,
но она считает мои обязанности по отношению к нему — расторгнутыми.
Еще вчера она сказала мне: «дорогая сестра, у вас нет долга к нему,
он вас обманул, он дурно действовал по отношению к вам, поэтому все
то, что вы делаете для него, должно быть прочувствовано, очень оценено
нами? Многие из жен сочувствовали идеям своих му-
жей, они должны жертвовать собой, но не вы; вы —
жертва Сергея. Только' раскаяние, которое он проявляет, может
заслужить ему прощение несчастной жертвы».
Выходя за Волконского, М. Н. не подозревала о принадлеж-
ности его к Тайному обществу, но старик Раевский, по словам
1 Последнее слове не разобрано.
30
О. Попова.—История жизни М. Н. Волконской
Е. И. Якушкина, знал об этом, пытался заставить Волконского
уйти из общества, но, встретя в нем решительный к тому отказ,
согласился на брак, потому что партия была слишком выгодна.
Тем не менее, в день свадьбы дочери Раевский заставил,
повидимому, Волконского' подписать бумагу с отречением от
Тайного общества. Так, думается, следует понимать письмо
М. Н. к отцу за несколько дней до отъезда в Сибирь, в кото-
ром она, снимая упрек с сестры мужа, Софии Григорьевны,
якобы ускорявшей ее отъезд, писала ему о какой-то таинствен-
ной бумаге, которую подписал Волконский не читая в день своей
свадьбы:
«. . -еще вчера она (т. е. С. Г. Волконская) сказала мне, что если бы
я и совсем не поехала, то и тогда никто не имел бы права меня осу-
ждать, потому что муж мой пренебрег искренностью и прямодушием
по отношению ко мне; она уверяет и клянется мне всеми святыми, что
Сергей не читал бумагу, которую его заставили подписать в день нашей
свадьбы, и раз дело было сделано, он больше об этом не думал. .Я вас
оправдала, дорогой папа; я сказала чистую правду, что вы были очень
тронуты деликатностью, которую проявила моя belle-mere1 при настоящих
условиях, сохраняя молчание, и что вы еще более благодарны моей вос-
хитительной belle-soeur Софье за то материнское внимание, которое она мне
оказывает».
Если точно бумага, которую подписал Волконский, была отре-
чением от Тайного общества, которое его заставил подписать
Н. Н. Раевский, то в то же самое время оно было уликой про-
тив отца М. Н., знавшего о существовании общества, но мол-
чавшего о нем.
Такое вольнодумство не к лицу было бы заслуженному гене-
ралу, известному, кроме того, и прямотой своих жизненных пра-
вил, и огласка этого факта неоом1нен1но скомпрометировала бы
его перед правительством, — вот почему М. Н. и писала о дели-
катности старухи Волконской, сохранявшей об этом молчание.
Только теперь, когда старик Раевский разразился, повиди-
мому, по адресу Волконского упреками за несдержанное им
слово, М. Н. узнала, что для родных ее не была тайной при-
надлежность мужа к обществу.
В одном из писем к брату Александру у М. Н. вырвался
упрек по отношению к родной семье, не столько, впрочем,
за устроенный ими брак, сколько за стремление их удержать
ее от поездки к пострадавшему мужу.
«• • .Ты никогда не поймешь всей величины жертвы, которую я при-
ношу, — писала она брату 30 ноября 1826 года, — моя семья, которая
1 Александра Николаевна Волконская, мать мужа М. Н.
О. Попова. — История жирни М. Н. Волконской
31
сыграла в этом большую роль — отказывает мне в утешении быть тронутой
этой жертвой».
Александр Николаевич, решительно и категорически прекра-
щая разговюр на эту тему, считая ее, вероятно, и неудобной
и бесполезной, писал сестре в ответном письме:
«Я не понимаю !также добрую часть твоего последнего письма: жертвы,
в которых твоя семья играла большую роль? Если ты хочешь говорить
о твоем несчастном .замужестве, то ты не имеешь права никого в нем
винить».1
Искреннее в этом отношении был младший брат М. Н. —-
Николай, который как-то раз в откровенную минуту, по словам
М. В. Юзефовича,
«разразился целой диатрибой против отца (якобы пожертвовавшего для
связей судьбою своей дочери) и । против условных обязанностей детей
к родителям». 2 3
Этот брак, без всякой привязанности со стороны М. Н., как
известно, не был счастливым и в начале их совместной жизни.
М. Н. не скрывала от сестер, что муж бывал ей «несносен». 6
Принимая во внимание затаивание Волконским перед женой
своих сокровенных интересов, связанных с принадлежностью
к Тайному обществу, станет понятным, как велика была
их внутренняя отчужденность.
Каким же образом М. Н., узнав об аресте мужа, тотчас
же непреклонно и твердо решила разделить его судьбу, какова
бы она ни была?
Где и в чем следует искать разгадку этого непонятного на
первый взгляд решения?
Думается, что она лежит .в сложном внутреннем, психоло-
гическом процессе, который произошел в М. ‘Н. под влиянием
замужества, рождения ребенка и несчастной судьбы мужа.
Когда Волконскому стало известно о событии 14 декабря,
когда опасность ареста стала угрожать и ему, он поспешил
отвезти из Умани жену, ожидавшую ' ребенка, в Болтышку,
имение Раевских, где она могла иметь попечение во время
болезни. Вернувшись в Умань, получив известие о рождении
сына,4 он успел съездить в Болтышку, повидать жену и ново-
рожденного; по вторичном возвращении своем в Умань он был
арестован.
1 От 10 декабря 1826 г.. Одесса.
2 «Русек, архив» 1880, III, стр. 432.
3 М. О. Гершензон, «История молодой /России», М. 1923, стр. 70.
4 Сын М. Н. — Николай — родился 2 января 1826 г.
32
О. Попова.—История жи^ни М. Н._ Волконской
Как ни далеки были отношения М. Н. с мужем, в Болтышке
она почувствовала себя одинокой. Продолжая нежно любить
свою родную семью, она незаметно для самой себя внутренне
оторвалась от нее и зажила своей личной, обособленной
жизнью, наполненной новым содержанием, которое дали
ей и замужество и материнство. . . Этот перелом в Волконской
намечается впервые в письме ее к мужу, написанном незадолго
перед рождением сына. Инстинктивно стремилась она найти
поддержку в эти тревожные и значительные минуты для себя
не в родной семье, а в отце своего будущего ребенка.
«Я получила твое письмо чрез Петрушу, 1 дорогой и горячо обожаемый
Сергей,—писала М. Н. мужу из Болтышки.— Я не могу тебе сказать,
насколько мысль не видеть тебя делает меня печальной и несчастной,
потому что несмотря на надежду, которую ты мне даешь — приехать
к 11-му числу2 — я слишком хорошо вижу, что ты говоришь это ,,для
того, чтобы немного успокоить меня, так как тебе не позволят отлучиться.
Дорогой мой, обожаемый, мой кумир Сергей, я умоляю тебя во> имя всего,
что тебе дорого, выписать меня к тебе, если решено, что ты должен
остаться на своем посту. Я не настаиваю на том, чтобы ты приехал сюда
к годовщине нашей свадьбы, но по крайней мере к 15 января. Дорогой
друг, не только мысль родить вдали от тебя меня огорчает, наоборот,
я избавила бы тебя, благодаря этому, от многих волнений, но мысль
остаться в Болтышке два долгих месяца без тебя. Я тебе обещаю, Доро-
гой друг, не испустить ни одного крика во время моих’ страданий, если
я буду в Умани». 3
Это новое настроение не покинуло М. Н. и после рождения
сына, когда она тяжело заболела. Напротив, болезнь, а вместе
с нею и чувство беспомощности усилили в ней тяготение
к мужу, к которому она почувствовала теперь что-то похожее
на привязанность.
Письмо С. Н. Раевской к сестре Елене свидетельствует о том,
как тяжело переносила М. Н. его отсутствие.
«Вот уже пять недель, как Мария родила; она не покидает еще своей
постели». . . «ее нервы раздражены до последней степени. Она не знает
об отъезде братьев, 4 Орлова 5 и своего мужа; его отсутствие ее огор-
чает. Когда ее охватывает тоска, она непременно хочет послать его
1 Петр Михайлович Волконский.
2 Годовщина свадьбы Волконских.
3 От 31 декабря 1825 г., Болтышка.
4 Александра и Николая Раевских, вначале арестованных по делу
декабристов, но вскоре же оправданных > Николаем I особым рескриптом.
5 Муж сестры М. Н.—Екатерины—М. Ф. Орлов, привлеченный по делу
декабристов, не । подвергся почти никакому наказанию благодаря заступни-
честву брата — Алексея Федоровича Орлова, подавлявшего восстание
14 декабря.
О, Попова.—История жирни М. Н. Волконской
33
разыскивать; судите сами, как тяжело маше положение», — писала София
Николаевна. 1
Неизвестность о судьбе мужа была для М. Н. так тяжела,
что когда, по ее настоянию, ей сообщили, наконец, об его
аресте, она приняла эту весть с облегчением, так как уже
начинала думать, что мужа нет в живых. 2 3
Это несчастное известие сыграло большую роль в жизни
М. Н., оно как бы осветило ей всю совместную жизнь с мужем
новым светом. В нем М. Н. нашла разгадку своей ‘ неудачной
замужней жизни, в нем нашла она источник веры в то, что
еще не все сказано в ее личной жизни, что ‘для нее еще воз-
можна та полнота счастья, которую она не изведала. . . Принад-
лежность мужа к Тайному обществу, которую он скрывал
от нее, стала казаться ей единственной причиной их отчужде-
ния. Там, где есть тайна между мужем и женой, не может
быть настоящего, прочного семейного счастья, — думала она,
формулируя эту мысль позднее.
«Дорогой Александр,— писала '.она брату 7 ноября [13261,—неровное
поведение, которое было у него (т. е. С. Г. Волконского) по отношению
ко мне, происходило от тяжести, которая тяготила его совесть. Не имея
возможности говорить со, мною открыто, боясь изменить самому себе, он
меня избегал, обходился со мною резко и после упрекал себя за это,
чтобы начать все снова; счастья не может быть там, где нет доверия . . .»
Не вполне оправившись после рождения сына и тяжелой
болезни, М. Н. выехала в Петербург добиваться свидания
с мужем, ‘ оставив сына в Александрии, у тетки своей
А. В. Браницкой.
Родные М. Н., пораженные ‘ грозными событиями и арестами
родных и знакомых, не препятствовали вначале тому сочув-
ствию, которое проявляла она к мужу. Но в ‘Петербурге, куда
М. Н. приехала 5 апреля, она застала уже иную картину,
ибо отец и брат ее Александр, которые хлопотали4 в Петер-
бурге по делу Орлова и Волконского, успели выяснить степень
виновности Волконского: дело его представлялось им в самом
печальном свете. В письме к Е. Н. Орловой Александр Нико-
лаевич писал от 18 февраля, что
«нет такого ужаса, в котором не был бы замешан» ^Волконский. Он
находил, что на допросах Волконский держал себя дурно, «то высоко-
мерно, то приниженнее, чем следует. Его все презирают, каждую минуту
1 От 3 февраля [1826], Болтышка.
2 См. письмо С. Н. Раевской к сестрам Екатерине и Елене от 5 м[арта]
1826 г., Болтышка.
3 «Звенья» № 3
34
О. Попова. — История жирни М. Н. Волконской
в нем открывают ложь и глупость, в которых он принужден сознаться»-
От 12 марта А. Н. писал, что теперь Болконский «ведет себя, по слухам,
как фанатик идеи . . .» 1
Эти отзывы о Волконском шли, вероятно, из осведомленных
придворных источников, что подтверждается записками Нико-
лая I, в которых последний, раздраженный упорством Волкон-
ского на допросах, писал:
«Сергей Волконский набитый дурак, таким нам всем давно известный,
лжец и подлец в полном смысле и здесь таким же себя показал. Не отве-
чая ни на что, стоя, как одурелый, он собою представлял самый отвра-
тительный образец неблагодарного злодея и глупейшего человека».2
Александр Раевский писал старику-отцу до приезда послед-
него в Петербург:
«Его величество сказал мне, что он даже не достоин того участия,
которое вы, вероятно, оказываете ему, и > велел мне предупредить вас
об этом». 3
Осведомленность о степени виновности Волконского, не обе-
щавшая в будущем ничего хорошего, поселила в родных
М. Н. опасение за ее судьбу и дала им возможность встретить
ее подготовленными к борьбе с ее настроением, полным сочув-
ствия к мужу.
1 М. О. Гершензон, «История молодой России», М. 1923, стр. 62.
2 См. «Красный архив» 1924, т. VI, । стр. 230—231. Е. И. Якушкин
пишет о Волконском жене: «Волконский еще довольно бодрый старик;
чрезвычайно похожий на портрет, который ты видела, с правильными
чертами лица, но без особого выражения ума, и даже вообще выражения
в лице не много. И в этом отношении лицо говорит совершенную правду —
особенного ума у него действительно нет,—хоть и вовсе нельзя его
назвать глупым человеком или даже простым. А так себе — человек,
каких встречаешь много,’ежели не между стариками, так между молодыми,
потому что с такими понятиями, как у него, стариков почти совсем нет.
К дворянству у него ненависть такая, ежели не на деле, так на словах
(и это в его годы редкость), что сделало бы честь любому республи-
канцу 93 года. Впрочем, в искренности его убеждений сомневаться нельзя.
Он вступил в Общество, конечно, по убеждению, а не из каких-нибудь
видов: в 1813 г. он уже был генералом (ему было 24 год-а) — у него
не было недостатка ни в надеждах на будущее, ни в средствах к жизни,
ни в имени». (См. кн. «Декабристы на поселении» (из архива Якушкиных)
М. 1926, стр. 51).
Более резко об умственных способностях Волконского говорит дека-
брист М. П. Бестужев-Рюмин в письме к другу С. М. Мартынову, назы-
вая С. Г. «добрым, но глупым». Мартынов в ответном письме к Бесту-
жеву пишет о встрече с Болконским: «я почти что заснул во время на-
шего свиданья; клянусь тебе, если бы я говорил с обезьяной или с попу-
гаем,. мне невозможно было бы испытывать большую скуку». (См. сборн.
материалов «Памяти декабристов», изд. Академии Наук, Л. 1926 сто. 203
и 217).	4
3 «Архив Раевских», под ред. Б. Л. Модзалевского, т. I, стр. 270.
О. Попова.—История жизни М. Н. Волконской
35
Первой заботой,их было устранить всякое влияние на М. Н.
извне, главным образом некоторых жен декабристов, которые,
так же как и она, стремились разделить участь своих мужей.
Только в Сибири узнала Волконская от своих подруг, «что
они постоянно находили ее дверь запертою, когда они к ней
приезжали». 1
Второю заботою родных было если не устранить, то обезвре-
дить свидание се с мужем, которого она энергично добивалась.
Александр Раевский понял, что избежать свидания при реши-
тельном настроении М. Н. нельзя: это могло бы подорвать
доверие ее к ним, а вместе с тем и всякое влияние на нее
в дальнейшем; боялся также Александр Николаевич упрека
со стороны сестры в будущем, если бы открылась та роль, кото-
рую он играл в качестве посредника между нею и Волконским.
Свидание М. Н. с мужем состоялось, но стараниями Александра
Николаевича оно было не только обезврежено, но и использо-
вано с большой дозой семейного эгоизма. Как известно, Вол-
конский при свидании с женой, по настоянию Александра Ни-
колаевича, с помощью А. Ф. Орлова и А. X. Бенкендорфа,
должен был убедить ее уехать к сыну, который с этого момента
становится орудием борьбы Раевских с М. Н. Внук М. Н.,
С. М. ‘Волконский, споаведливо отмечает в своих семейных
воспоминаниях, что никто из сестер и братьев М. Н. не сказал
ей, «что прекрасно ехать за мужем, но все говорили, что жестоко
покидать сына». 2
Александр Николаевич писал Бенкендорфу в середине апреля
1826 года по поводу предстоящего свидания сестры с мужем:
«Однако, чтобы не иметь на совести тяжести упреков, которые может
нам сделать моя сестра, когда поймет весь ужас своего несчастия, она
может узнать, что мы были против утешений, которые она могла бы при-
нести своему мужу, — мы согласились бы на это свиданье, если бы его
величество дозволил бы графу Алексею Орлову видеть сначала князя
Волконского. Он предупредил бы его о состоянии моей сестры, получил бы
от него торжественное обещание утаить от нее степень виновности, кото-
рая тяготеет над ним, и употребить все свое влияние, чтобы заставить
ее тотча.с уехать к своему сыну и там ждать решения его судьбы; это
единственное условие, при котором мы можем согласиться на свиданье,
столь желаемое моей бедной сестрой».
Кроме этого воздействия официального порядка, мать М. Н.,
София Алексеевна, писала Сергею Григорьевичу и непосред-
ственно от себя:
1 «Записи М. Н. Волконской», П. 1904, стр. 10.
2 «О декабристах», П. 1922, стр. 37.
36
О. Попова. — История жирни М. И. Волконской
«Дорогой Сергей, ваша жена приехала сюда единственно для того, чтобы
увидеть вас, и это утешение ей (даровано. До сих пор она не знает всего
ужаса вашего положения. Помните, что она была опасно больна, — мы
отчаивались в ее жизни. Ее голова так ослаблена страданиями и беспо-
койством, что, если вы не будете сдержанным и будете говорить ей
о вашем положении — она может потерять рассудок. Будьте мужчиной
и христианином, потребуйте от вашей жены, чтобы она скорее уехала
к вашему ребенку, который требует присутствия матери. Расстаньтесь
возможно спокойнее». 1
Письма Александра Николаевича к Бенкендорфу и Софии
Алексеевны к Волконскому оказали свое действие: Сергей Гри-
горьевич, мечтавший иметь жену возле себя, понял, что борьба
бесполезна, и смирился. Он исполнил все, что от него требо-
вали, о чем свидетельствует письмо М.. Н. к мужу накануне
ее отъезда в Александрию от 23 апреля:
«Завтра я отправляюсь, потому что ты этого хочешь; я еду к нашему
дорогому ребенку и привезу его как можно 1 скорее; твоя покорность,
спокойствие твоего ума—дают мне мужество»,—писала М. Н.
Не злое чувство к Волконскому, а нежная любовь к сестре,
желание удержать ее от порыва, последствия которого могли
быть тяжелы и непоправимы, заставили А. Н. Раевского до-
полнить чашу нравственных страданий Волконского, лишив* его
возможности изливать свою душу жене с полной искренностью.
Об этом говорит следующее письмо Александра Николаевича
к Сергею Григорьевичу:
«Позвольте ;(мне, князь, засвидетельствовать вам мою живую благодар-
ность за такт и твердость, проявленные вами во время тяжелого свиданья
с вашей несчастной женой; от этого зависела ее жизнь. Вы должны быть
уверены, я надеюсь, что ваша жена и ваш ребенок никогда не будут
иметь друга более преданного, более усердного, чем я». . . «Теперь, я обра-
щаюсь к вам, как к человеку, которого несчастие не заставило забыть
священные обязанности отца и супруга. Отец поручил мне заботу о вашей
несчастной жене, и я прошу на мою ответственность скрыть ют нее тяжесть
обвинений, которые тяготеют над вами; подорванное состояние ее здоровья
безусловно этого требует. Этой мерой вы, быть может, сохраните мать
вашего единственного ребенка. Вы сами своим поведением, таким муже-
ственным, молчаливо признали необходимость этого. Теперь нужно, чтобы
вы письменно оправдали меня в глазах вашей жены; воспользуйтесь для
этого первым случаем, который позволит вам ей написать. Эта мера
необходима, чтобы впоследствии моя сестра не сделала бы мне один
из жестоких упреков, что от нее была скрыта правда. Я умоляю вас
об этом, не откажите мне в моей настоятельной просьбе; не заблуждай-
тесь, я заклинаю вас. относительно мотивов, которые руководят мною
в эти жестокие минуты; — подумайте, что благодаря дружбе, которую
питает ко мне ваша жена, я для нее — большая поддержка». 2
1 От 17 апреля 1826 г., СПБ.
2 От 23 апреля [1826 г., СПБ^
О. Попова. — История жизни М. Н. Волконской
37
Это не было фразой со стороны А. Н. Раевского: он действи-
тельно был поддержкой М. Н., взяв на себя после смерти отца
ведение ее дел, а впоследствии стал опекуном и ее детей.
Итак, по вынужденному совету мужа и под давлением , брата
Александра, беспрестанно твердившего сестре о ее материн-
ских обязанностях, выехала М. Н. в Александрию, к сыну,
с тем чтобы, взяв! его с собой, вернуться в Петербург, где.
решила ждать приговора над декабристами.
По письмам М. Н. из Александрии можно проследить,,
с какой наивной доверчивостью прониклась она, под влиянием
брата, сознанием своего материнского долга. Если раньше
ее письма были полны заботами и раздумьем только о муже,
о его будущем, которое она связывала неразрывно с своим,
то теперь в них переплетаются два мотива, борются два
настроения: жены и матери.
«К несчастью для себя, — писала М. Н. мужу, — я вижу хорошо,
что буду всегда разлучена с одним из вас двоих; я не смогу рисковать
жизнью моего ребенка, возя его повсюду с собой». 1
Она интересуется, как другие жены декабристов разрешают
вопрос о детях, если мужья их будут сосланы. Тогда еще
не было известно, что дети их должны будут, по приказу пра-
вительства, остаться в России. Так в1 письме к С. Г. Вол*
конской М. Н. спрашивает об А. Г. Муравьевой:
«Что рассчитывает она сделать для своих детей? Будет ли врач для
них? Я не могу рисковать жизнью моего единственного ребенка — мне
нужны точные сведения. Возьмите на себя труд, обожаемая сестра,
узнать об этом». 2
«Дорогой друг, — писала М. Н. мужу, — когда я думаю о Том, как
ты заботился о Тонино, 3 как ты умел с ним забавляться, проводя дни
за игрой с ним — я думаю о моем сыне и сердце мое сжимается. Боже!
Когда я смогу тебе его привезти! Какое утешение будет для тебя забо-
титься о нем. Немного позднее ты! его увидишь, дорогой Сергей, — под-
чинимся нашему долгу. Верь, что мне очень тяжело с ним расставаться.
У madame Никита4 несколько детей, дорогой Друг, она не рискует
потерять все разом, но мы не можем так поступать с единственным
ребенком». 5
Заняв внимание сестры ребенком, А. Н. Раевский старался
удержать ее в* Александрии до окончания суда над декабри-
стами. Здесь, по словам М. О. Гершензона, он «становится
1 От сеоедины июня-1826 г., Александрия.
2 От 27 авуста 1826 г. [Александрия].
3 Сын Е. Н. и М. Ф. Орловых — Николай.
4 Жена декабриста Н. М. Муравьева — Александра Григорьевна.
6 От 8 октября [1826 г., Александрия].
33	О. Попова.—История жи&ни М. Н. Волконской
форменно тюремщиком сестры»: 1 он скрывает от нее вести, до-
ходившие из Петербурга о процессе, перехватывает адресован-
ные к ней письма, передавая лишь «самые бессодержательные»
из них. 2 Так, он скрывал от сестры письмо дочери С. Г. Волкон-
ской, Алины,3 так как, прочитав его, М. Н. решилась бы ехать
в Петербург, а это «было бы вредно для ее здоровья, было бы
против воли отца и даже самого кн. Сергея». — «Соблагово-
лите, княгиня, войти в мои рассуждения и извините меня за не-
скромность, в которой я виноват», — писал Александр Нико-
лаевич по этому поводу Софье Григорьевне.4
Он просил сестру Орлову не писать «ничего относящегося
до приговора и суда», 5 так как знал, что тогда не было бы воз-
можности удержать сестру в Александрии.
Напрасно Екатерина Николаевна, жена М. Ф. Орлова, при-
влеченного также по делу декабристов, хорошо понимавшая
свою младшую сестру, просила брата «сдержать себя», отнестись
внимательнее к настроению сестры и не бороться с желанием
ее ехать к мужу. «Он в* ее глазах — то же самое, что Михаил —
в моих, а его покорность и страдания делают его для нее еще
более дорогим», — говорила она А. Н. Раевскому. Ссылаясь,
повидимому, на слова	брата,	что М. Н.	не может	и не
должна бросать своего	сына	ради мужа,	Екатерина	Нико-
лаевна писала ему: «Ее сын найдет покровительство и под-
держку,— ее же муж	(ни от кого) не	может надеяться
на жалость и утешение	кроме	нее». Она	убеждает	брата,
что М. Н.
«сможет еще найти : счастье в своей преданности к мужу, в выполнении
своих обязанностей по отношению к нему. Выходят замуж для того, чтобы
разделять судьбу своего мужа в благополучии, несчастии и унижении, если
только муж не разорвал брачных уз своими, тяжелыми проступками в от-
ношении к своей . жене», — писала она брату, признаваясь ему при этом, что
говорит «скорее как женщина, чем как сестра». 6
Сочувствуя сестре, Е. Н. Орлова не решалась, однако,
открыто выражать ей свои мысли и чувства.
«Не сердись на меня, читая это, — писала она брату Александру уже
в августе месяце, продолжая, как видно, разговор, на ту же тему, —
я не претендую 'ни давать совета моей сестре, ни внушать ей ничего —
1 М. О. Ге ршензон, «История молодой России», М. 1923, стр. 65.
2 «Записки М. Н. Волконской», П. 1904, стр. 12—13.
3 От 28 июля 1826 г., Александрия.
1 Александра Петровна Волконская, впоследствии Дурново.
’ М. О. Гершензон, «История молодой России», М. 1923, стр. 65.
° От 5 мая 1826 г.
О. Попова. — История жирна М. Н. Волконской
39
я пишу только для тебя. Ничто не удержало бы меня на месте Марии —
поехать за мужем я считала бы своим первым долгом. Ты и мой отец
устроите все, как вы хотите», —
так заканчивала свое письмо Екатерина Николаевна, как бы
умывая руки и оставляя за собой право лишь думать, но не дей-
ствовать . . .
Удерживаемая вдали от мужа, получая о нем скудные вести,
М. Н. переживала мучительную неизвестность.
«Боже мой, — писала она мужу 16 августа 1826 года, — когда же
кончится время испытаний для меня! Если бы я знала, по крайней мере,
какая будет твоя судьба! Я жду приезда отца с невыразимым нетерпе-
нием; это он прекратит мою тоску». «Какая бы ни была твоя судьба, но
однажды решенная — я была бы более спокойна, потому что никакая, мука
не может сравниться с неизвестностью. Минуты, проведенные в этом
ужасном душевном состоянии, самые тяжелые в моей жизни»
В то время как М. Н. писала это письмо, судьба декабристов
была уже решена. Ей не спешили, однако, сказать о приговоре,
дожидаясь отправки Волконского в Сибирь; кроме того, эту
печальную весть хотел сообщить дочери сам старик Раевский,
бывший в это время в Москве, откуда писал Сергею Гри-
горьевичу:
«Жена и сын твои здоровы; через несколько дней отправляюсь возве-
стить Мишеньке то, что она еще вполне не знает. Я таил от нее до моего
присутствия, зная, сколько по привязанности ко мне присутствие мое будет
ей утешительно и придаст »ей сил душевных». 1
м. н. была подготовлена, однако, к известию братом мужа,
Николаем Григорьевичем Репниным,2 что видно из письма
последнего к Волконскому от 12 августа из Яготина:
«... Александр Николаевич объявил мне, — писал Репин, — что Нико-
лай Николаевич, отправившийся 25 июля в Москву, приказал до возвра-
щения своего не объявлять жене твоей участь, тебя постигшую; уважая
святость воли родительской, я покорился оной и не отдал ей твоего
письма, но посылая Николаю Николаевичу ему тобою написанное, просил
его разрешить меня, и об убеждении его писал матушке; между тем,
жену твою приготовил ко всему, сказав ей, что по верным сведениям
только сохранится тебе жизнь; она мне решительно сказала, что она будет
делить жизнь свою между тобою и сыном вашим».
Вот почему М. Н., еще до того как узнала от своих родных
об участи мужа, спешит в письмах к С. Г. Волконской узнать
об условиях будущей жизни осужденных.
1 От 23 августа [1826 г.], Москва; на русском языке.
Н. Г. Волконский был назван Репниным в 1801 г. в честь своего
деда по матери, за прекращением рода Репниных.
40
О. Попова. — История жизни М. Н. Волконской
«Напишите мне скорее, дорогая сестра, скажите мне, что вы знаете
о будущей жизни сосланных? — писала она ей.—Будут ли они заклю-
чены? Эта мысль меня беспокоит; по крайней мере, будет ли мой бедный
Сергей иметь уголок-земли, чтобы развести свой сад?—Это все, что ему
нужно. Что делают мои 'бедные подруги по несчастью». 1
В другом письме к ней же М. Н. просит сообщить ей о месте
ссылки, об образе жизни, об обязанностях заключенных.2
Так писала М. Н. накануне своих решительных действий,
в то время как родные ее были уверены в том, что она, потря-
сенная приговором над мужем, будет слепо и покорно следовать
лишь их советам и останется около сына.
Известно, как ошиблись Раевские в М. Н.: узнав о судьбе
мужа, она, вопреки их ожиданию, решительно объявила брату
Александру, что последует за ним. Несмотря на запрещение
брата, уезжавшего по делам в Одессу, трогаться до его возвра-
щения, М. Н. тотчас же по его отъезде выехала из Александрии
в Петербург хлопотать перед государем о разрешении ехать
за мужем. Это было в середине октября 1826 года. Но в Пе-
тербург М. Н. попала не сразу: она заехала в Полтавскую губ.,
в Яготин, в семью брата мужа — Николая Григорьевича Реп-
нина, с которым и полагала выехать в Петербург. Здесь она,
однако, задержалась из-за болезни Репнина.
В Яготине она почувствовала себя, наконец, не во враждебной
ее настроению обстановке. Здесь все сочувствовало ее планам,
все напоминало ей мужа, которому она писала отсюда;
Дорогой Сергей, я совсем другая с тех пор, как у меня есть надежда
видеть тебя через несколько месяцев».3
В этом же письме она пишет о Репнине, вернувшемся из от-
лучки в семью:
«Дорогой друг, возвращение твоего брата в свою семью так живо
напомнило мне твое возвращение в Одессу, что я принуждена была спа-
саться у себя, чтобы немного успокоиться; и дю сих пор я не могу без
волнения слышать голос твоего брата — мне все кажется, что это ты
говоришь. Дорогой Друг, я надеюсь, что услышу тебя в недалеком буду-
щем и что я найду тебя совершенно здоровым. Здесь я провела несколько
ужасных минут, узнав, что ты перенес болезнь в Петербурге. Заботься
о себе, обожаемый Сергей, если ты дорожишь моей жизнью; подумай,
что если я найду тебя больным — это довершит мое несчастье».
Из Яготина М. Н. поехала, наконец, вместе с Репниным
в Петербург, -куда и приехала 4 ноября. В Петербурге ее уже
1 От 27 августа 1826 г. [Александрия].
2 От 30 августа [1826 г].
3 От 17 октября 1826 г. [Яготин]-
О. Попова. — История жизни М. Н. Волконской
41
ждал отец, недовольный вмешательством Репниных, нарушив-
ших искусно построенный им и сыном Александром план буду-
щей /жизни М. Н. Старик Раевский писал брату П. Л. Давы-
дову 1 от 9 ноября:
«...Ты знаешь, брат, что Машенька, дочь моя, здесь: ее привезла
обманом княгиня Репнина, будто старая княгиня Волконская едет к сыну,
в мыслях воспользоваться добротою ; Машеньки и привязанностью ее
к мужу и% отправить в Сибирь. Ребенка оставить у себя или с ней же
послать епо, но я ето все остановил». 2
В Петербурге прошел последний фазис борьбы М. Н. с от-
цом, тяжелый и мучительный, особенно для старика-отца, кото-
рый далеко, впрочем, не был так тверд, устойчив и непримирим
к желанию дочери ехать за мужем в Сибирь, как его старший
сын Александр.	(
Если в самом начале ‘процесса декабристов и звучат у него
по отношению к Волконскому суровые и неодобрительные
нотки,3 то впоследствии отношение к нему Николая Николае-
вича стало смягчаться. Так, С. Н. Раевская писала сестре Ека-
терине, «что брат Николай в противность отцу нарисовал
поведение Волконского в самых скверных красках».4
Что же смягчило Н. Н. Раевского в пользу Волконского? —
Прежде всего его бережное отношение к М. Н.
«Естли б Сергей не показывал добрых чувств своих, — писал старик
сыну Александру, — я б не остановился б истребить в ней к нему уваже-
ние, следственно и привязанность; она б видела в нем отца -своего сына,
но не 1менее недостойного1 любви, но теперь щитаю, что хотя ей тяжело
будет любить своего мужа и быть с живым в вечной разлуке и знать его
в толико нещастном состоянии, но щитаю, что мы- обязаны любить его». 5
Уже после отправки Волконского в ссылку Н. Н. Раевский
писал дочери:
«Муж твой заслужил свою участь, муж твой виноват пред тобой, пред
нами, пред своими родными, но он тебе муж, отец твоего сына и чувства
полного раскаяния, и чувства его- к тебе, — всио сие заставляет меня
1 Единоутробный брат Н. Н. Раевского, мать которого Екатерина Нико-
лаевна, урожд. Самойлова, овдовев в 1771 году, вышла вторично замуж
за Льва Денисовича Давыдова.
2 [1826 г.1, СПБ.; на русском языке; своеобразная орфография старика
Раевского как в этом, так и- в последующих письмах сохраняется. — О П.
3 «Волконскому будет весьма худо, он делает глупости, запирается, когда
все известно. Что будет с Машенькой! Он срамится»,—писал Раев-
ский дочери Екатерине Николаевне (М. О. Гершензон, «История мо-
лодой России», М. 1923, стр. 60).
4 С. М. Волконский. «О декабристах» (по семейным воспомина-
ниям). П. 1922, стр. 29.
5 [Нач. августа, 1826 г., Москва]; на русском языке.
•42
О. Попсва.—История жирни М. Н. Волконской
душевно сожалеть о нем и не сохранять в моем сердце никакого негодо-
вания: я прощаю ему и писал это прощение на сих днях». 1
Говорило в старике Раевском также чувство жалости к Вол-
конскому, который казался ему заброшенным родными; он
не видел в них к нему истинного сочувствия или, вернее,
не верил в его продолжительность. Так, в письме к сыну Алек-
сандру он писал:
«Репнин показывает участие в брате, но как я судить могу, ето скоро
остынет. Мы Сергею Волк[онскому ] полезны быть не можем, но в сердце
моем я заменю ему родных его, которые скоро его оставят. Я ‘ был
у князя П. Мих. Болконского] — придворный упадпгий эгоист». 2
В другом письме к тому же сыну он писал, что П. М. Вол-
конский «изволит гневаться на своего шурина».3
Могла подкупить Николая Николаевича та добоота и ши-
рота, с которой Волконский отнесся в- минуты собственного
несчастия к чужому благополучию. Е. Н. Орлова писала брату
Александру о письме Волконского:
«. .. оно раздирающе по грусти и безнадежности: он говорит, что у него
были лишь два момента радости в его несчастьи. Это-когда он узнал
об освобождении вас двоих и когда он увидел, что Михаила нет на месте
казни в числе их несчастной толпы». 4
Вернув свое расположение Волконскому, Раевский переживает,
однако, тяжелое раздвоение при мысли даже о временном, как
он думал, отъезде дочери к мужу.
«Я не храню в душе моей ничего против Сергея Волк[онского], скорблю
о нем в душе моей, но не согласен жертвовать ему моею дочерью. Где
он, мы не знаем, можно ли писать — неизвестно, не будут ли они там
заключены, не ведаю. Ехать на время?—Как его оставить, один ''раз
приехавши? .И как в другой раз расставаться?» 5 — писал он сыну Алек-
сандру.
Тою же неуверенностью отзывается письмо Николая Нико-
лаевича к Волконскому, звучащее местами как бессильная
мольба:
«В письме твоем к ней рт. е. М. Н.] ты показываешь желание ее
видеть, — писал он. — Властию моею я могу остановить ее, но сие
должно происходить от тебя. Подумай, друг мой, перенесет ли она
несколько месяцев путешествия, — подумай, можно ли нескольких месяцев
младенца подвергнуть верной смерти,—какую может дочь моя доставить
1 2 сентября 1826 г., Москва; на русском языке.
2 От 13 августа 11826 г., Москва]; на русском, языке.
3 гНач. августа, 1825 г., Милятиню]; на -русском языке.
4 9 августа [1826 г., Москва].
•’ [Нач. августа 1825 г., Милятино]; на русском языке.
О. Попова. — История жирни М. И. Волконской
43
ему и себе помощь! Подумай, что она сим лишится своего звания, а дети,
могущие от вас произойти, не будут иметь никакого. Сердце твое само
скажет тебе, мой друг, что ты сам должен писать к ней, чтоб она к тебе
не ездила. Надейся, мой друг, на меня, на моих и на брата твоего Реп-
нина, что сын твой будет иметь попечителей нежных и неутомимых».1
Настойчивость дочери приводит Н. Н. Раевского оконча-
тельно в колебание; он не только перестает верить в возмож-
ность удержать ее около сына, но начинает даже сомневаться
в правоте своих попыток, и если он не дает ей еще согласия
на отъезд, то только потому, что не может понять тех внутрен-
них и сложных мотивов, которые толкают дочь на рискованный
путь . .. То ему казалось, что она уезжает под влиянием «Вол-
конских баб, которые похвалами ее геройству увериХи ее, что она
героиня, — и она поехала, как дурочка»;2 то ему казалось, что
она едет к мужу по любви и что тогда «никто не должен
препятствовать ей в исполнении ее желаний ... 3
«Если бы я знал в Петербурге,—писал он дочери Екатерине уже
после отъезда М. Н., 20 марта 1827 года, — что Машенька едет
к мужу безвозвратно и едет от любви к мужу, я б и сам согласился отпу-
стить ее навсегда, погрести ее живую; я бы ее оплакал кровавыми слезами,
и -не менее отпустил бы ее». 4
Но более, чем кто-либо другой, старик Раевский, выдавший
дочь по расчету, мог сомневаться в любви ее к мужу. . .
То ему казалось, что в дочери говорил энтузиазм, который,
по его определению, «в некоторых случаях» есть «дар божий»,
в других, «переступая черту,---обращается в сумасшествие» . . .
Но энтузиазм может пройти; этого-то и боялся старик Раев-
ский. «Если б я мог надеяться, — говорил он, — что ее заблу-
ждение не исчезнет, тогда б я не жалел о ее поступке».
Смущало его также и то, что М. Н. в письмах своих
«все оправдывает свой поступок, что доказывает, что она не совсем
уверена в доброте оного».
«Дай бог, чтобы наша несчастная Машенька осталась в своем заблу-
ждении,— писал он дочери Екатерине,—ибо опомниться было бы для
нее большим несчастием».
Все эти мысли, волновавшие Н. Н. Раевского и вылившиеся
на бумаге уже после отъезда М. Н., заставили его быстро
совершить эволюцию по пути уступок дочери почти тотчас
1 От 23 августа Г1826 г.1; на .русском языке.
2 М. О. Ге р ш е и з о н, «История молодой России», М. 1923, стр. 70.
3 Там же.
4 Там же.
44
О. Попова. — История жизни М. Н. Волконской
по приезде ее в Петербург. Он соглашался отпустить ее вре-
менно к мужу, о чем писал брату, П. Л. Давыдову, от 9 ноября:
«Я не говорю, что естли нужно будет для спокойствия Машеньки
съездить к мужу, я б на сие‘ не согласился, — жизнь ее, конечно, мне
дороже ее звания, но не теперь же ей ехать и не с ребенком, чего они
хотели и ее заставили, так сказать, хотеть. Когд'а сын ее у меня, тогда
она непременно воротится, и еще скажу тебе, нужно сохранить ей притчину
ее возвращения, ибо может;и состояние, положение мужа и карактер его
в одном сделаться несносным». . . «Итак, мое намерение, буде непременно
Машенька поедет к мужу, то это должно сделаться, когда уже судьба
нещастных будет;нам известна, ибо известно только то, что они близ
Иркутска содержатся • временно; писать к ним посредством Иркутского;
Губернатора] и ответы получать можно». 1
Чувствуя, что отец уступает, М. Н. пишет мужу следующее
письмо:
«Дорогой друг, я не имею ни одной .'строчки от тебя; мой отец сказал
мне еще вчера, что если бы у'меня были верные сведения о месте твоего
заключения и что * если бы он увидел хотя бы одно слово, написанное
тобою—он позволил бы отправиться тотчас же. Ты /должен понять
теперь нетерпение, тоску, ‘мучение, которые я испытываю. Дорогой Сергей,
во :имя неба, старайся добиться ^позволения писать моему отцу; скажи
ему о твоем душевном состоянии, о твоих религиозных ‘чувствах, о твоем
здоровье. Я говорю, чтобы ты обратился к моему отцу, потому что твое
письмо 'не найдет уже меня здесь—я решительно отправляюсь этой
зимой. Я еду, ; чтобы снова -найти счастье около тебя. Папа советует Mrfe
подождать до февраля; он хотел бы получить от тебя вести и ни за что
не хочет отпустить меня ехать наудачу. Дорогой друг, я чувствую слиш-
ком хорошо, что не смогу перенести эти промедления. Пиши, ради бога,
моему отцу, чтобы успокоить меня; что касается меня — я буду уже
в дороге». 2
А еще через неделю М. Н. писала мужу:
«Дорогой и обожаемый Сергей, все решено этим утром; я отправляюсь,
как только установится санный путь». 3
Грустью и сомнением в возвращение дочери веет от приписки
старика Раевского в этом письме М. Н.:
«Ты видишь, мой друг Волконский, что» друзья твои сохранили к тебе
чувства оных, — я уступил желанию жены твоей; уверен, что ты не сде-
лаешься эгоистом, каковым ты не бывал, и удерживать ее не будешь более
чем должно. Сына твоего весной возьму к себе. Прощай, мой друг, будь
великодушен. Твой друг Н. Раевский». 4
Согласием отца отпустить дочь к мужу борьба М. Н. с род-
ными, однако, не окончилась; она продолжалась вплоть до ее
1 [1826 г.] СПБ; на русском языке.
2 От 19 ноября [1826 г.], СПБ.
3 От 26 ноября, 1826 г.. СПБ.
4 На русском языке.
О. Попова. — История жирни М. Н. Волконской
45
-отъезда, вызванная как сомнением Раевских в искренности
и глубине ее чувства к мужу, так и негодованием их против
Волконских, которых они обвиняли в желании облегчить судьбу
Сергея Григорьевича за счет М. Н.
Остановимся на отношении к М. Н. семьи Волконских.
Волконские действительно желали отъезда М. Н. к мужу,
действуя в этом направлении, впрочем, обдуманно и осторожно,
зная, что за ними следит зоркий глаз Раевских, и учитывая
возможность широкой огласки своего влияния на М. Н., что
могло бы повредить им в глазах правительства, не сочувство-
вавшего отъезду жен декабристов в Сибирь. Они вели двойную
игру даже с М. Н., не переставая твердить ей о том, что она
может считать себя свободной от всяких обязательств по отно-
шению к мужу, так как он не выполнил своих по отношению
к ней.
В письмах к родным М. Н. не раз уверяла их в благородном
и беспристрастном отношении к ней Волконских. Так, к брату
Александру она писала о матери мужа:
«. . .она не перестает говорить мне, что она, как мать Сергея, не хочет
влиять ни в чем на мой отъезд, потому что юна этого желает сама: она
слишком опасается своей нежности к Сергею». 1
К сестре Софье Николаевне она писала:
«... моя belle-mere продолжает проявлять себя прекрасной матерью по от-
ношению к Сергею и очень рассудительной (raisonnable) в отношении моего
долга к нему; юна говорит мне: «Сергей виноват — у вас по отношению
к нему нет долга и я обращаюсь только к вашему сердцу». 2
О сестре мужа, Софье Григорьевне, М. Н. писала Елене Ни-
колаевне:
«Моя belle-soeur выказывает себя очень рассудительной; она ни-
сколько не думает ;мною жертвовать, как вы это предполагаете; она гово-
рит, что я должна заботиться о воспитании своего сына, подготовить его
к выходу в свет (a son entree dans le monde), но в то же самое время
она нисколько не забывает ю моем долге по отношению к Сергею и говорит
мне всегда, что в моем положении только’ я одна могу знать, как мне
должно поступать». 3
Так говорили Волконские с М. Н., но не так думали и не так
действовали.
Интересно сопоставить поэтому свидетельства М. Н. о них
с дошедшими до нас письмами С. Г. Волконской.
1 От 9 ноября [1826 г.], СПБ.
2 От 17 ноября [1826 г, СПБ1.
3 [Середина ноября 1826 г., СПБ].
46
О. Попова. — История жирни М. Н. Волконской
Передавая разговор свой с С. Н. Раевской брату, сидев-
шему в крепости и переживавшему опасения, что его «обожаемая
жена» откажет ему в утешении последовать за ним в Сибирь,
Софья Григорьевна писала:
«Она меня спрашивала: исто уезжает из дам — я ей 'Ответила. Она мне
сказала: «со временем, конечно, и Мария сможет поехать, но со временем».
Я хранила глубокое молчание, чтобы не дать ей почувствовать неумест-
ность ее слов. Ее слова ни что иное, как эхо всех «своих, но они этого
не добьются: Мария не охладеет ни к тебе, ни в своем желании отпра-
виться'за тобой, и вскоре же. Я буду держать тебя в известности. Рас-
считывай на меня и достоверность моих слов». 1
А в августе месяце, тотчас же после отправки Сергея Гри-
горьевича в Сибирь, она писала брату:
«Мужайся, мой друг, это последнее недолгое испытание; Мария решилась-
последовать за тобой, взяв с собой своего ребенка. Ты сохранишь их
около себя». 2
Над Волконскими тяготело, кроме того, обвинение Раевских
в том, что они обманом склонили М. Н. ехать за мужем, уверив
ее в том, что и старуха Волконская также едет к сыну.
В недошедшем благодаря цензуре Александра Раевского
до М. Н. письме Софья Григорьевна точно писала ей о реше-
нии матери ехать к сыну:
«Он [т. е. Сергей Григорьевич! был чрезвычайно тронут и благодарен
матери за ее желание, которое она передала ему через меня — ехать за ним
повсюду, где он будет, даже если его сошлют в глубину Сибири. Она хочет
там разделить свами ваше уединение и облегчить ваши печали. Такое реше-
ние: достойно моей матери, которую вы сами обожаете. Оно кажется несо-
размерным с ее физическими силами, но нравственная энергия может под-
дер?кать нас больше, чем это можно было бы ожидать по внешнему
виду». 3
Однако объективность требует сказать, что если бы письмо
Софьи Григорьевны о решении матери ехать за сыном было бы
только воздействием на М. Н., то вряд ли бы она писала
о том же и брату от 22 июля:
«...будь спокоен, — писала она ему, — я пишу и буду писать Марии
исправно. Репнин сам скажет ей твой приговор. Скоро ты ее увидишь
и «вероятно с моей матерью». 4
Слухи об отъезде старухи Волконской в Сибирь были столь
упорны, что дошли даже до иркутского генерал-губернатора
1 Б. М. С о к о л о в. «Кн. Мария Волконская и Пушкин», М.\ 1921, огр. 59.
2 От 27 августа [1826 г.].
3 От 7 июля [1826 г., СПБ-!.
4 От 22 июля [1826 г., СПБ].
О. Попова. — История жизни М. И. Волконской
47
Цейдлера, который, давая С. Г. Волконской сведения о ссыль-
ном брате, писал ей по этому поводу:
«Услышав, что высокопочтеннейшая матушка ваша имеет намерение
выехать сюда, умоляю ваше сиятельство их -от таковой трудной поездки
отклонить: не только что трудность дороги, но и 'опасность »в. пути «от лю-
дей безнравственных. Простите мою дерзость, но милостивое ваше ко, мне
доверие дает мне право быть откровенным. Пребывание столь знаменитой
особы в здешнем краю невозможно». 1
Устрашило ли А. Н. Волконскую сообщение Цейдлера о «без-
нравственных людях» Сибири, которое заглушило мимолетную
вспышку ее материнского чувства; убедила ли ее старая импе-
ратрица Мария Федоровна, перед которой она изливала свое
горе, «поберечь себя» для других детей и для того, «кто заста-
вил сс проливать слезы»,2 или, наконец, она решилась остаться
в России для того, чтобы использовать свое положение при
дворе в пользу своего пострадавшего сына, — сказать трудно,
но только старуха Волконская отказалась от своего первона-
чального решения. Оставшись при дворе, она так же неукосни-
тельно, если не с большим усердием несла свои обязанности
статс-дамы, проникнувшись, быть может, советом государя
«утешиться и не смешивать дела семейные с делами службы».3
«Бабушка ради этикета, — писала ее внучка Алина Волконская (дочь
Софьи Григорьевны), — всетаки присутствовала на представлении дам, не-
смотря на то, что «императрица, снисходя к ее горю, (Предоставила ей оста-
ваться в своих комнатах».4
Усердие Волконской, как статс-дамы, по мнению Раевских,
выходило даже из границ приличия. Так, Е. Н. Орлова писала
сестре Елене:
«Вообрази, что старуха-мать отправилась на бал в Грановитую палату
и танцевала там с императором к большому скандалу императорской фами-
лии и всей Москвы. 5 И эти люди еще делают вид, что Мария, якобы,
обнаруживает слишком мало рвения, чтобы ехать к своему мужу».6
Но как благонамеренно ни было поведение старухи Волкон-
ской, слухи о давлении, оказываемом на М. Н. семьей мужа,
1 От 6 октября [1826 г.], Иркутск. «Бунт декабристов», Л. 1926, изд.
«Былое», стр. 336.
2 Письмо А. Н. Волконской к дочери Софье Григорьевне от 16 июля
1826 г., Москва; архив Волконских.
3 С. М. В о л к о н с к и й} «О декабристах» (по сехмейным воспоминаниям).
П. 1922, стр. 32.
4 Там же, стр. 19.
5 В Москве в то время были торжества по случаю коронации Николая I.
6 От 17 октября [1826 г., Милятино].
48
О. Попова.—История жирни М. Н. Волконской
дошли и до государя. Елена Николаевна Раевская писала брату
Николаю перед отъездом М. Н. из Петербурга:
«Государь, узнав, что но городу ходили слухи о том, что семья Вол-
конских некоторым образом принуждала Марию ехать к мужу в Сибирь,—
сделал упрек в этом Болконским. Ты'можешь представить себе их гнев:
старуха хотела иметь объяснение с государем, который его отклонил». 1
М. Н. и перед государем, как и перед родными, защищала
Волконских. В письме к отцу от 1 8 декабря она писала по этому
поводу:
«Дорогой папа, государь приказал сказать моей belle-mere, что по го-
роду ходят слухи, что она и кн. Репнина поощряют меня к отъезду,
и приказал еще । раз предостеречь меня о риске, которому я подвергнусь,
если проеду Иркутск. Я взяла смелость написать ему, чтобы выразить
•ему мою благодарность за то внимание, которое) он удостоил мне оказать,
и сказать ему, что никто /'больше моего не может желать увидеться с му-
жем: возможно ли, чтобы я покинула его в несчастья? Я написала свое
письмо единым духом, — я ^писала то, что чувствовала — мне не у кого
было спросить совета». 2
Из дальнейшего текста письма М. Н. видно, однако, что
письмо ее писалось с ведома старухи Волконской:
«Моя belle-mere показала мое письмо <кому-то>-кого она мне не на-
звала,— из приближенных‘к государю; этот человек нашел письмо напи-
санным прекрасно»... «ерго] в[елмчество1 видел это письмо, чему я очень
довольна, потому что он должен быть уверен, что мною руководит не экзаль-
тация, а чувство долга», — писала М. <Н. отцу.
Не следует думать, однако, что М. Н., защищая родных
мужа, идеализировала их, как это думал Александр Раевский,
упрекнувший сестру в том, что она слепа к их недостаткам,
судя по следующему письму М. Н.:
«Я вижу повсюду ангелов? — писала юна брату,—находила ли я их
в моей belle-mere Никите,3 Репниных? Верь мне, Александр, что у меня
открыты на них глаза, но я об этом ничего не говорила, чтобы не внушать
к ним неприязни' в моем отце; 1пов1едение их мало деликатное (peu delicate)
заслуживало этого, но Сергей от этого пострадал бы. Теперь же. когда
у меня есть уверенность, что я Отправляюсь — я говорю обо всем с моим
отцом откровенно». 4
В письме от 9 ноября М. Н. чрезвычайно резко отзывалась
о жене Н. Г. Репнина, Варваре Алексеевне, говоря о ней, что
1 От 20 января 1827 г.; из собр. П. И. Щукина, в Гос. июторич. музее;
Б5 2 10; 1523.
2 От 18 декабря [1826 г/|, СПБ.
3 Никита Григорьевич Волконский—муж известной в 20-х годах XIX сто-
летия поэтессы Зинаиды Александровны, прозванной «Северной Кориной».
4 От 30 ноября [1826 г.], СПБ.
О. Попова.—Истории жизни М. И. Волконской
49
«эта женщина — с надменным, вспыльчивым характером, с безумной
восторженностью ко всему, что является долгом для других, и очень
плохо прислушивающаяся к своему». 1
О дочери Софьи Григорьевны, Алине, она писала сестре
•Софье:
«Алина говорит, фразы по поводу хорошей погоды и о нарядах. Я ею
очень недовольна». 2
Она не заблуждалась также и в том, что доброе отношение
к ней Волконских основывалось лишь на надежде, что она
облегчит жизнь Сергея Григорьевича в ссылке:
«Они проявляют ко мне дружбу, — писала М. Н. в том же письме
к сестре, — но все это относится к Сергею, но не ко мне».
Справедливость, впрочем, требует сказать, что старуха Вол-
конская, не поехав за сыном, заботилась о нем, насколько это
позволяла ей ее сухая, урезанная и искалеченная формами
придворного этикета душа. Она так же аккуратно, как несла
свои обязанности статс-дамы, писала в Сибирь каждую пятницу
«свои мало содержательные, но с точностью часового меха-
низма отсылаемые письма». «Переписка с свекровью, — пишет
внук М. Н., С. М. Волконский, — становится- руслом, по ко-
торому мы можем проследить течение материальной жизни»
Волконских. По его словам, все заботы о Сергее Григорьевиче
восходят к Александре Николаевне и
«удивляться приходится готовности и заботливости, с какою старуха
исполняет поручения; сама ездит, сама выбирает, сама укладывает. Много
лет позднее в одном письме к сестре Софье Мария Николаевна вспоми-
нает ее всегдашнюю отзывчивость и готовность помочь»,3—пишет
С. М. Болконский в своих семейных воспоминаниях.
Умирая, старуха Волконская оставила на имя государя
письмо, в котором просила его вернуть сына из ссылки.4 На-
прасно она надеялась, что ее предсмертная просьба будет испол-
нена: письмо сократило срок каторжных работ Волконского
лишь на один год . . .
Менее положительным рисуется образ сестры декабриста
Софьи Григорьевны.
1 От 9 ноября 1826 г., СПБ.
2 От 7 ноября [1826 г.], СПБ.
«О декабристах», П. 1922, стр. 57.
4 Умерла А. Н. Волконская в 1834 г.
4 «Звннья» Л2 3
50
О. Попова. — История жизни М. Н. Волконской
Характерным для нее является письмо, написанное ею брату-
декабристу на другой день после казни пяти декабристов
и тяжелого приговора вад другими участниками восстания
14 декабря. В нем так много риторики, сентиментальной, само-
услаждающейся чувствительности и- легковесного пафоса, что
с трудом можно /поверить, в какой момент оно писалось.
Вот это письмо:
«Я знаю, что только позднее рассудок заставит меня снова привя-
заться к земным благам (a mes biens), но теперь я вижу только тебя,
я думаю только о тебе, я существую только для тебя. .. Твой дорогой
по/ртрет, написанный Изабэ, тут перед моими глазами; ты знаешь, как
поразителен он сходством; он‘там, на своем обычном месте, всегда передо
мною; -он мне причиняет и боль и радость зараз; я обращаю к нему мои
воспоминания, мои слезы -и мою надежду. Я смотрю на него, потом
на портрет нашего достойного отца. Мои глаза обращаются к небу, кото-
рое нас утешает, которое есть надежда и прибежище всех и судья самый
снисходительный к нашим поступкам. Прошу тебя, передай мне прядь
твоих волос, а вот одна прядь моих и другая—твоей обожаемой пле-
мянницы, моей Алины». 1
Неудивительно поэтому, что с отъездом брата в ссылку пре-
кратились /и патетические письма Софьи Григорьевны. М. Н-
писала из читинского острога А. Н. Волконской:
/«Тысячу раз •"благодарю вас, милая матушка, за добрую весть о Софье.
Если бы она дала мне знать, что желает получать от меня письма,
|я непременно стала бы (писать ей, не требуя притом от нее ответов-
Сергей и я слишком многим обязаны нашей чудесной Софье, чтобы сер-
диться за ее непреклонное молчание».2
Софья Григорьевна надолго исчезла с горизонта С. Г. Вол-
конского, «чтобы снова всплыть уже в; 1854 году, когда она
навестила брата в Иркутске и целый год прогостила у него», —
пишет внук М. Н., С. М. Волконский.3
Поездка эта была вызвана не теплотою запоздалого родствен-
ного чувства Софьи Григорьевны, а желанием ее пресечь слухи
в обществе о неблаговидном присвоении ею имущества безза-
щитного ссыльного брата.
«... Общественным мнением она дорожит, и тому пример ее поездка
в Сибирь, которой хотела покрыть ограбление4 меня, по каковому
ограблению общественное мнение началось высказываться», —•
1 От 14 июля [1826 г.1, СПБ.
2 От 7 сентября 1829 г., «Русские пропилеи», т. I, стр. 75.
3 «О декабристах», П. 1922, стр. 57; тут же, на стр. 88—93, С. М. Вол-
конским интересно изображен портрет Софьи Григорьевны, как по личным
воспоминаниям, так и по сохранившимся в семье преданиям.
4 Курсив наш. — О. П.
АЛЕКСАНДРА НИКОЛАЕВНА ВОЛКОНСКАЯ

О. Попова. — История жизни М. Н. Волконской
53
писал Волконский дочери в 1863 году, уже вернувшись из
ссылки и имевши ряд тяжелых столкновений с сестрой по иму-
щественному вопросу. 1
Проследив отношения М. Н. к родным мужа, можно с уве-
ренностью сказать теперь, что Волконские не играли той ре-
шающей роли в отъезде ее к мужу, которую им приписывали
Раевские. Гораздо большее значение имело поведение Волкон-
1 Ранее, в 1860 г., С. Г. Волконский писал сыну: «Его [Бенкендорфа]
советам обязан я, что вам сохранены несколько крох моего имения, кото-
рого остальная часть перешла законно, но не совестно в д-ругие руки»
(архив Волконских, ИРЛИ; от 5 ^апреля).— Эти «другие руки» принадле-
жали сестре его Софье Григорьевне.
Пространное письмо С. Г. Волконского к Е. С. <и Н. А. Кочубей
объясняет нам, как домогалась Софья Григорьевна жалкой подачкой брату
покончить с ним имущественный вопрос . . . «Вероятно ты получишь от тетки
Софьи Григорьевны жалобы на меня,—писал С. Г. Волконский дочери. —
Я возвратил Грегору (сын Софьи Григорьевны, 1808—1882) в ее кассу
ссуженные мне ею 2000 рублей. Эту выдачу я от нее просил при стеснен-
ных обстоятельствах на тогдашнюю поездку мою в чужие края и с ручатель-
ством, что употреблю сию ссуду лишь на эту поездку. Теперь обстоятельства
иные; попечительное распоряжение мамы, предоставя мне и Пушкино и на-
личные деньги в мое распоряжение, с имеющими у меня запасом денежным,
с излишком средствы,—на все расходы предстоящие, — поставили меня
в обязанность не пользоваться ее ссудой; тут для меня совестливое дело.
Из другой причины я отклонил согласие мое на получение тысячи рублей
в год от нее по смерть мою пенсиюна с назначением оного и по смерть ее
от ее наследников. В этом я действовал из самоуважения, к тому что я ей
уже не раз высказывал на счет захв<ата ею то, что по совести я до сих пор
чту у меня захватом. Принять бы это назначение — это бы сказать ей
квит. Мой долг отцовский — отстаивать то, что считаю поныне вашим
достоянием; ничего не получить — лучше, нежели отказаться от совестного
иска. Бог пусть рассудит, кто из нас виноват. Хоть и жесток будет мой
отказ — я однако ж ее заверил, что все «эти финансовые] дрязги не изменят
братской любви к ней, что докажу ей продолжением сердечных чувств
любви братской к ней». (От 3—15 сентября 1863 г. Фаль; архив Волкон-
ских, ИРЛИ).
Скупость Софьи Григорьевны достигла впоследствии до «чудовищных
размеров», до клептомании (см. кн. С. М. Волконского «О декабристах»,
П. 1922, стр. 90 и др.).
Чаша терпения С. Г. Волконского в отношении сестры не ре полнилась
лишь тогда, когда, после смерти М. Н., Софья Григорьевна, по словам
Сергея Григорьевича, «несправедливо порочила», «оклеветала (беспорочную
жизнь этого святого существа» (см. письмо к Е. С. Кочубей от 25 ноября —
12 декабря 1863 г., СПБ, архив Волконских, ИРЛИ). «...Называть пра-
ведную маму «1а brune*—это дерзость!» — писал Сергей Григорьевич
в другом письме от того же времени (там же; от 5—17 октября 1863 г.\
«...Мне тяжел будет разрыв с ней, и он будет неизбежен, если она не при-
несет,— ни мне одному, — но и тебе, Мише и мне, — повинную голову»,—
писал Волконский дочери 22 декабря 1863 г. из Петербурга (архив Вол-
конских, ИРЛИ).
54
О. Попова.—История жирни М. Н. Волконской
ских для Сергея Григорьевича, благодаря той осведомленности,
в которой они его держали о борьбе М. Н. с родными за отъезд
к нему.
Под влиянием этой осведомленности и под влиянием писем
жены, в которых чувствовалась неподдельная устремленность
к нему и твердая решимость разделить свою судьбу с ним,
в Сергее Григорьевиче произошел резкий перелом настроения.
Если он и не перестал упрекать себя за изломанную жизнь
жены, признавая, что он не в праве ждать от нее поддержки,
то вместе с тем в нем все настойчивее и сильнее стала говорить
мысль и о том, что он также не в праве в угоду родным жены
препятствовать ее желанию ехать к нему. В нем появилась уве-
ренность, что никто не должен вставать между ним и женой
и что только они одни могут разрешить сложность их положе-
ния, высказав друг другу с полной искренностью и откровен-
ностью волновавшие их чувства.
Ему стало казаться, что под влиянием своей семьи жена его
за видимое равнодушие к его судьбе навлекла на себя «осужде-
ние светское» тех, кто не был посвящен в перипетии ее борьбы
с родными, «ибо когда; все жены мужей, находившихся в зато-
чении, ехали в Петербург, — одна Машенька принуждена была
меня оставить,—писал он Софье Григорьевне из Благодатского
рудника, — и верно никто более ее не был готов принесть мне
всякого рода пожертвования]. Теперь я решился ни ей, ни себе
не причинять новых подобных огорчений, и пусть они будут
делом родительской власти, я не согласен быть к тому
орудием».1
В более мягкой форме писал Волконский о том же и своей
жене в письме, дошедшем до нас в черновике: 2
«Большим поставляю себе упреком, что не открыл тебе истинного моего
положения при последнем нашем свидании, в том я один перед тобою
виноват и могу только тем оправдаться, что я, ожидая смертной казни,
хотел тебя удалить из Петербурга^ Ты права, что отсутствие твое во время
отправления моего отяготило судьбу мою и, конечно, усугубило те душев-
ные страдания, которые я ощущаю и которые еще, быть может, мне пред-
стоят. Я уверен, ;что возможность свидания в то время не только доста-
вила бы тебе тогда утешение, но и облегчила бы и теперешнее твое
положение. В принятых же тобою мерах «со дня решения судьбы моей
ни я, ни родственники мои не имели никакого участия. Милый мой друг,
я не один находился в тогдашнем моем положении, и мог ли я помыслить,
1 [12 ноября 1826 г.]. Отрывок чернового письма.
2 Подлинник был уничтожен III Отделением.
О. Попова.—История жизни М. Н. Волконской
55
чтоб ты не имела сил сделать то же для меня, что столь много жен ока-
зали' в сие нещастное время своим) мужьям?» 1
Уяснив роль Раевских с полной отчетливостью только в Си-
бири, поняв всю глубину и, быть может, непоправимость своей
ошибки — предоставить родным жены решать ее судьбу, Волкон-
ский спешит исправить эту ошибку, представшую теперь перед
ним с такой мучительной очевидностью. В пространных своих
письмах из Благодатского рудника раскрывает он перед женою
свои чувства к ней, свое пламенное желание видеть ее, не скры-
вая, впрочем, от нее тяжелую обстановку, которая ее ожидает
в Сибири. На письмах его лежит печать тяжелой внутренней
борьбы: он то советует жене слушаться голоса своего чувства
и долга по отношению к родным, к сыну, имея мужество по-
ставить перед нею решительный и больной вопрос о ребенке,
который в свое время так ловко и дальновидно использовал
Александр Раевский, то теряя силы и мужество и умоляя жену
посетить его.
«Ангел мой, Д1рюжайшая Машинька, — писал он ей, — при горестной
моей судьбе великим умножением тягости оной, что каждое мое письмо
должно тебе - быть причиною новой скорби. Я уверен, что хотя я один
виновник твоих нещастий, но не могу быть чужд твоему сердцу, и что
.по твоей привязанности ко мне ты Столько и мыслишь о том, как бы мне
принесть утешение. Сколько ни сладостно мне сие чувство, столь свой-
»ственное твоей добродетельной душе, я поставлю однако-ж, себе свя-
щеннейшею обязанностью описать тебе по истине и в подроб-
ности, каково мое теперешнее и предстоящее положение. От души
желал бы скрыть его от тебя и тем не подать новой причины твоим
.горьким - слезам. Но, бесценный друг, я поставил бы себе новым, вечным
упреком, ежели бы утаил оное от тебя, когда оно может иметь столь зна-
чительное влияние на решения, тобою, как я не сомневаюсь, к моему уте-
шению предпринимаемые.
Тебе должно быть уже известно, что я не нахожусь более в окрестно-
стях Иркутска, а в' Нерчинских заводах, при Благодатском руднике
Со времени моего - прибытия в сие место, я без изъятия подвержен рабо-
там, определенным в рудниках, провожу дни в тягостных упражнениях,
а часы отдохновения ^проходят ® тесном жилище, и всегда нахожусь под
крепчайшим -надзором, меры которого строжее, нежели вовремя моего зато-
чения в крепости, а по сему ты можешь представить себе, какие сношу
нужды и в'каком стесненном bio всех отношениях нахожусь положении.
Вот главные черты собственно дюменя относящихся мер. Тебе же, Ма-
шинька, с приездом ко мне надлежать будет сделать многие й большие
пожертвования, в силу существующих узаконений и, может быть, новых
на наш щет воспоследующих постановлений. Подробности оных легче
можно тебе узнать в точной их истине, нежели мне. Я прошу матушку
1 От 18 ноября 1826 г. Напечатано в юборн. «Бунт декабристов». Л.
1926, изд. «Былое», стр. 349—350. Хранится в архиве Волконских,
/в ИРЛИ
55	О. Попова.—История жирни М. Н. Волконской
мою тебя о всем уведомить. С прибытием сюда ты должна будешь ли-
шиться своего звания, должна будешь разлучиться с сыном, .'ибо я пола-
гаю приезд твой с Николушкой в теперешнем его возрасте невозможным.
Какие меры" осторожности почтут нужным принять по случаю приезда
жен к мужьям, в моем положении находящимся, мне не известно, но, мо-
жет быть, многие из принятых на " щет меня мер распространятся и на
тебя; ты должна будешь во всем терпеть нужду не только естли будешь
разделять во всех отношениях стесненное мое положение, но даже и в том
случае, когда бы имела полную волю во всех твоих поступках, по невоз-
можности доставить себе в сем краю‘.даже обыкновенные и необходимые
довольства простой жизни. Сверх того, должна будешь частью разделять
те уничижения, которым я подвержен,v находясь под ежеминутным и раз-
деленным столь многими лицами надзором и не имея, по теперешнему
моему званию, «и перед кем голоса и ни от кого защиты.
Поставив себе в обязанность описать тебе все обстоятельства ужасного
моего положения, я слишком ценю тебя и слишком уверен в твердости
твоего духа, чтоб мог подумать, что все до меня или лично дю тебя
относящееся могло бы отменить решение тобою мне в каждом письме
и в словах повторенное. Я знаю, что ты толькос. можешь быть спокойна,
быв со мною или имев возможность видеть меня, и обманул бы тебя,
ежели бы стал уверять, что свидание с тобой не . было [бы] для меня
единственным утешением' в горестной моей участи. Ню, милой мой друг, ты
имеешь также и другие обязанности, ты — мать, ты—дочь, и я готов всем
жертвовать, чтобы доставить тебе успокоение.
Вот, что я должен и в силах тебе сказать,—самой же тебе предстоит
решить, что можешь ты для меня сделать и чем ты обязана .'сыну и твоим
родителям. Я тебя ставлю в жестокое положение, но, милой друг,
я не в силах произнесть приговор вечной с тобою разлуки, ежели.же сим
только средством можешь ты обеспечить свое спокойствие, ежели сие необ-
ходимо для будущности сына нашего, естли я только тем могу отвратить
вечную-свою с ним разлуку, то как бы для нас обоих ни была бы велика
жертва, которая не может быть никем в полной мере оценена, и в каком
бы мрачном виде не представлялась нам наша будущность в сем мире,
ангел мой, повинуйся тому, что сердце твое и чувство обязанностей твоих
признает необходимым, и верь, что какое бы твое решение не было, даже
естлиб я через него лишился навсегда надежды тебя видеть, то и всей
ужасной горести моей послужит мне облегчением уверенность, что они
тобою в полной мере разделяемые и что в решении твоем ты повино-
валась одной жестокой необходимости. Знаю, сколь таковая жертва бу-
дет тягостна твоему сердцу, и буду видеть в оной опыт твоих неоцененных,
добродетелей.
Милой мой друг, изъяснение чувств моих хотя истекло из .'сердца моего,
но вероятно найдет строгих судей. Ежели-б при любви моей к тебе мог
я принять в какую-либо цену суждения света, легко бы мне было заслу-
жить его одобрение изречениями, извлеченнными из умственных рассужде-
ний, а не из сердечных чувств. Но нет, милая моя Машинька, не могло
и не может входить в сображение в сношениях моих с тобою, и естли-б-
я решился положительно тебе сказать, чтоб ты не приезжала, я бы искал
похвал, противных моим чувствам, и грешил бы против тебя и моей
совести. Писав к тебе, я умолял бога быть моим" наставником. Ты поймешь
всю силу моих слов и чувств, и буде заслужу негодование мирское,
то знаю, что ты будешь меня судить иначе, и уповаю, что всевышний
судья, которому мысли и чувства моего сердца не скрыты, не оставит
меня ни в сей, ни в будущей жизни без* утешения.
О. Попова.—История жирни М. Н. Волконской
57
Сердечный друг, смело руководствуйся твоим сердцем; юно сообразит
то, что ты можешь сделать для меня, соблюдая твои обязанности пред
сыном и имев в виду принесение облегчения чувствам горести о мне моего
семейства». 1
В тот же день Сергей Григорьевич писал и своей матери:
«Я также почел обязанностью описать Машиньке всю тягость моего
положения, чтоб тем избегнуть упрека, не ее, которого верно она бы мне
и'не сделала, но собственно моего; таить оное от нее было бы мне непро-
стительно». 2
Ту же ясность и отчетливость в поведении С. Г. Волконского
находим мы в ответном письме к жене от 18 ноября:
«. . . Бесценный мой друг, ты желаешь разделить жизнь твою между мною
и сыном; поверь, что я умею ценить вполне твое благонамерение,
но я поставляю себе обязанностью представить тебе, что исполнение оного
я щитаю не возможным. По положению, в котором я нахожусь, я не имею
средств разрешить, каким образом можешь ты согласить изъясненные то-
бою желания твои с тем, что возможно тебе исполнить; ты должна рас-
смотреть обстоятельства,—и в решении я полагаюсь на твое сердце.
Но не обольщай себя, милой друг, ложными надеждами: тебе предстоит
или вечная разлука со мною, или временная — с сыном. Ты знаешь, ангел
мой, что сердце мое чувствует сильно, и при ощущаемых душой моей
страданиях, вероятно, жизнь дооя будет весьма не продолжительна. Физи-
ческие труды не могут привести меня в уныние, но сердечные скорби,
конечно, скоро разрушат бренное мое тело. Ради бога, милой друг, буде
тебе возможно, не удаляй того щестливого дня, который ты мне обещаешь
будущею весной. Положись во всем на бога. Он дает тебе свободу посвя-
тить остальную жизнь твою единственно -сыну, или, по милосердию своему,
может-быть, утешит нас обоих со временем возможностию присоединения
его к нам. Я не могу привыкнуть к мысли, что не суждено мне более тебя
видеть. Одна твоя воля может заставить меня покориться такой горестной
будущности. Милой мой друг, я не прошу тебя привести ныне сына, умо-
ляю даже оставить его, сколь бы не сладостно мне было взглянуть
на него, но сим я жертвую для будущего твоего утешения: посвяти ему
всю жизнь свою, а мне, милый друг, удели из нее частицу. Машинька.
посети меня прежде, нежели я опущусь в могилу, дай взглянуть на тебя
еще хотя один раз, дай излить в сердце твое все чувства души моей.
Друг мой, приди принять от меня благословение, которое я пошлю сыну
нашему; сама ты принесешь мне несказанное утешение и даже выполнишь
долг пред ершом, и тогда мне легче будет оставить мир, в котором
ч не для кого из любимых мною не могу уже быть отрадою». 3
1 От 12 ноября 1826 г.; архив Волконских, ИРЛИ. (Напечатано
в сборн. «Бунт декабристов», Л. 1926, стр. 345—347). Письмо сохранилось
лишь в черновом виде; подлинник был уничтожен III Отделением.
2 Там же, стр. 348.
3 1826 г., из архива Волконских, ИРЛИ. (Напечатано в сборн. «Бунт
декабристов», Л. 1926, изд. «Былое», стр. 350—351). Черновое. Подлин-
ник уничтожен III Отделением.
58
О. Попова.—История жирни М. Н. Волконской
Как бы угадывая мысли, волновавшие мужа, М. Н. писала
ему от 17 декабря:
«Милой друг, теперь я могу тебе сказать, что я много терпела, чтобы
достигнуть своей цели. Но я теперь еду и все, все забуду. Без тебя
я, к/ак без жизни; одни обязанности' мои к сыну могли меня заставить
скитаться в разлуке с тобой. Я расстаюсь с ним: -без грусти; он окружен
попечением и не будет чувствовать отсутствия своей матери; душа моя
покойна на щет нашего ангела; надежда, уверение вскоре тебя видеть меня
восхищают, мне кажется, что я никогда счастлива не была. 1 Твой дорогой
ребенок меня прервал; его здоровый вид, казалось, говорит мне: «отпра-
вляйся, отправляйся и возвращайся меня взять — я достаточно силен, чтобы
вынести путешествие». 2 •
Расставаясь с сыном, М. Н. не знала еще, что женам декаб-
ристов, уехавшим в Сибирь, возврата в Россию не будет. Этим
объясняется, быть может, легкость разлуки ее с сыном, про-
щаясь* с которым она, по словам старика Раевского, отзываю-
щим упреком, даже «слезинки не проронила.3 Напрасно он
также упрекал дочь в том, что она, зная, что не вернется,
решилась уехать. Только в Сибири М. Н. поняла, что ей отре-
заны пути возврата в Россию. Об этом говорит письмо ее
к А. Н. Волконской из Нерчинска от 28 мая 1827 года:
«С тех пор, как я здесь, — писала она ей, — я кажется уразумела, что
те из нас, которые проехали Иркутск, уже не могут вернуться. Если так,—
я очень счастлива, что не поняла этого раньше. Теперь я могу с чистой
совестью посвятить себя всецело моему мужу; это — единственное желание
моего сердца. Мой долг был поделить мою жизнь между Сергеем и моим
• сыном, но признаюсь вам: надо обладать большею силою духа, нежели
какой я обладаю, чтобы покинуть своего мужа, увидав то положение,
в которое он ввергнут своим заблуждением. Теперь я понимаю смысл пре-
достереженья, заключавшегося ’в словах е. в. императора: «подумайте
же о том, что вас ждет за /Иркутском», и тысячу .раз бла-
годарю бога, что не поняла их раньше: это только увеличило бы страда-
ния, разрывавшие мне сердце. Теперь на мне нет вины перед моим бед-
ным ребенком; если я не с ним, то не по моей воле. Иногда .я предста-
вляю себе, что почувствуют мои родители при этом известии; только в эти
минуты мне бывает больно». 4 5
Впрочем, мысль, что она не вернется в Россию, едва ли бы
удержала ее в момент отъезда около сына. В одном из своих
писем к отцу она писала: «мой сын счастлив, мой муж —
несчастен, — мое место около мужа». ° На вопрос П. М. Вол-
1 Эта! часть письма написана М. Н. на русском языке.
2 От 17 декабря 1826 г., Петербург.
3 М. О. Гершензон, «История молодой России», М. 1923, стр. 70.
* «Русские пропилеи», М. 1915, т. I, стр. 20.
5 С. Волконский, «О декабристах» (по семейным воспоминаниям).
П. 1922, стр. 37.
О. Попова.—История жирни М. Н. Волконской
59
конского: уверена ли она в том, что вернется, она ответила:
«я и не желаю возвращаться, разве лишь с Сергеем, но бога
ради, не говорите этого моему отцу». 1
Ничто, казалось, не могло в то время удержать М. Н,
в России; она горела желанием личного счастья, верила в его
возможность и бодро и независимо действовала в защиту его.
В борьбе за счастье ей суждено было испытать и наслаждение
от самой борьбы, которая дала ей ощущение нового, неизведан-
ного еще темпа жизни, полного захватывающих и жгучих мо-
ментов ... Во всяком случае, она испытала не только одни тер-
нии на этом пути. Об этом свидетельствует следующее письмо
ее к отцу:
«Дорогой папа, — писала юна ему по поводу своих хлопот об отъезде, —
вы /должны удивляться моей смелости писать коронованным особам (a des
tetes couronnees) и министрам; что хотите вы,—необходимость, несчастие
обнаружило во мне энергию решительности и особенно терпения. В’о мне
заговорило самолюбие обойтись без помощи «другого, я стою на собствен-
ных ногах и от этого чувствую себя хорошо». 2
Избыток сил в области чувства и волевого напряжения при-
вели ее в состояние большого душевного подъема; она верила
в себя, верила в лучшее будущее, в то, что она делает большое
и хорошее дело; от этого сознания жизнь казалась ей пре-
красной, ей хотелось и всех близких своих приобщить к своему
радостному и бодрому настроению. Она с грустью и недоуме-
нием видела, что не в силах перелить в них, смущенных еще
недавними ее жалобами на мужа, веру в ее счастье, казавшееся
ей теперь таким непреложным; она приписывала их сомнения
тому, что они все еще не могут простить ее мужу вину его
перед ней, не в силах понять всего благородства его поведения.
«Дорогой папа, — писала М. Н. отцу перед отъездом, — если <ры доро-
жите моим спокойствием, простите сердцем и душой моего бедного
мужа,—юн самый несчастный ив людей. Дорогой папа, я умоляю вас
об этом плача, если вы дорожите моею жизнью, — исполните это. Как
бы я хотела, чтобы вы могли почувствовать, как я, благородство его на-
стоящего поведения, жертвы, которые он приносит, чтобы успокоить свою
совесть». . . «Он не хочет слышать разговоров о моей разлуке с сыном,
считая себя недостойным моей привязанности к нему, тогда как его това-
рищи навсегда разлучают своих жен и детей: они говорят, что у них ничего
больше не осталось на свете, что |им нельзя исторгнуть сердце. Дорогой
папа, мой муж заслуживает все жертвы, исключая долга матери—и я их
ему принесу». 3
1 «Записки М. Н. Волконской», П. 1904, стр. 18.
2 От 21 декабря [1826 г.], СПБ.
3 От 21 декабря [1826 г.1, СПБ.
60
О. Попова. — История жизни М. Н. Волконской
Не только мысль о полном и искреннем прощении мужа
не давала покоя М. Н., — ей хотелось также примирить свою
родную семью с родными мужа:
«Дорогая и -обожаемая матушка, я 'отправляюсь этим вечером, — писала
она в день отъезда из Петербурга в Москву, из которой и тронулась
в свой дальний путь, — молитесь за' меня и особенно за Сергея. Простите
его, я умоляю вас, милая матушка! Выразите вашу благодарность Софье, 1
когда у вас будет случай это сделать, за заботы, поистине материнские,
которыми она окружила меня и моего сына. Вы не сможете сделать боль-
шего — этим все сказано». 2
Приподнятое настроение не покинуло М. Н. и в последние
дни и часы ее перед отъездом из России. Оно даже усилилось
теми проводами, которые ей были устроены в Москве известной
Зинаидой Александровной Волконской, собравшей на них луч-
ших и даровитых представителей московского общества с Пуш-
киным во главе, а также нежным напутственным письмом отца,
писавшего ей из Милятина:
«Пишу к тебе, милой друг мой, Машинька, на-удачу в Москву. Снег
идет, путь тебе добрый, благополучный. Молю бога за тебя, жертву невин-
ную, да укрепит твою душу, да утешит твое сердце!» 3
Даже в самые последние минуты перед отъездом не поколе-
балось ее бодрое и радостное настроение. В прощальном письме
к родным от 29 декабря, в 11 часов вечера, М. Н. писала:
«Дорогая, ^обожаемая матушка, я отправляюсь сию минуту; ночь — пре-
восходна, дорога—чудесная...» «Сестры мои, мои нежные, хорошие, чудес-
ные и совершенные сестры, я счастлива, потому что я довольна собой».
II. В Сибири
Через двадцать дней пути приехала М. Н. в Иркутск.
По словам ее внука, С. М. Волконского, она ехала «с каким-то
восторгом». 4 Как при отъезде из России она не останавливалась
на мысли: суждено ли ей будет вернуться, так и в Иркутске
она не хотела задумываться над тяжелыми условиями, которым
она, по словам Цейдлера, должна была подчиниться, если реша-
лась следовать дальше к мужу, находившемуся в то. время
в Благодатском руднике, близ Нерчинского завода. Она как бы
инстинктивно гнала от себя мысль о них, боясь, что они спугнут
1 С. Г. Волконская.
2 От 21 декабря [1826 гД СПБ.
3 От 17 декабря [1826 г.] ; на русском языке.
4 «О декабристах» (по семейным воспоминаниям), П. 1922, стр. 51.
СТАНИСЛАВ РОМАНОВИЧ ЛЕПАРСКИИ
Комендант Петропавловской тюрьмы

О. Попова.—История жизни М. Н. Волконской
63
мечты и грезы ее о счастливой и самоотверженной жизни, кото-
рая, казалось, ждала ее здесь.
В первое время жизни М. Н. в Сибири ее не покидало бод-
рое и деятельное настроение; все огорчения и лишения, связан-
ные с положением жены государственного преступника, если
и смущали ее порой, но не умаляли ее энергии. В письме к ма-
тери мужа она писала, что как ни тяжелы эти условия, она-
будет выполнять их «с щепетильной аккуратностью»:
«Я не буду делать никаких попыток видеть (моего -мужа вне положенных
дней, я должна быть благодарна и за то немногое, что мне позволяют
делать для исполнения моей жизненной задачи». 1
Скоро, впрочем, жизнь и опыт убедили М. Н., что от жизни
можно и даже должно брать не только то, что она дает, но
стараться взять от нее и то, в чем она ей отказывает.
Подневольное житье М. Н. с постоянными волнениями
и заботами заставило ее внимательнее приглядеться и к мест-
ному населению и к жизни каторжан. Эти впечатления и наблю-
дения пробудили в ней новые чувства, дремавшие до того. Они
выходили за пределы обычных для нее классовых понятий
и представлений и внушили ей чувство живейшей симпатии
и сочувствия и к местному бедному населению и к тем непри-
вилегированным каторжанам, которыми ее запугивали при
отъезде в глубину Сибири. Она не только не проявила по отно-
шению к ним чувства страха, но сумела, кроме того, понять
глубокую и своеобразную этику их быта, не без примеси, впро-
чем, романтизма.
«В Иркутске меня предупреждали, что я рискую быть оскорбляемой
или даже убитой в рудниках, и что власти не будут в состоянии меня
защитить, так как эти несчастные не боятся (больше наказаний. Теперь я
жила среди1 этих людей, принадлежащих к последнему разряду, человече-
ства, а между тем, мы видели с их стороны /лишь знаки уважения». «Эти
несчастные, по окончании срока каторжных4 работ, выдержав наказание
за свои преступления, большею частью, исправлялись, начинали трудиться
на себя, делались добрыми отцами семьи и- даже брались за торговлю.
Немного нашлось бы таких честных людей среди выходящих и£ острогов
во Франции или понтонов в Англии,—вспоминает о них позднее в своих
записках М. Н., удивляясь тому, как могло ошибаться правительство
«в добром русском народе». 2
Когда переезд декабристов из Благодатскбго рудника в Читу
задержался из-за бунта каторжан, шедших из России, М. Н.
1 От 2 февраля 1827 г. См. «Русские пропилеи», т. I, стр. 5.
2 «Записки <М. Н. Волконской», П., изд. 1904 г., стр. 48.
64
О. Попова.—История жирни М. Н. Волконской
и тут на стороне несчастных, оправдывая их тем, что «эти бед-
ные были лишены всего необходимого».1
В своем сочувствии к каторжанам М. Н. действовала иногда
смело, подвергая себя и риску и опасности, будучи сама под
бдительным и неустанным надзором. Известна помощь ее бежав-
шему с каторги Орлову, этому «разбойнику-герою», по ее опре-
делению; от ее внимания не ускользнула идейность и социаль-
ный оттенок в духовном складе Орлова, который, по ее словам,
«никогда не нападал на людей бедных, а только на купцов
и в особенности на чиновников», доставляя себе «удовольствие
некоторых из них высечь». 2
При воспоминании о том, как пойманные каторжане, бежав-
шие вместе с Орловым, не выдали ее, М. Н. восклицает;
«Сколько чувства благодарности и преданности в этих людях,
которых мне представляли как извергов». 3
Проникнувшись симпатией к несчастным, М. Н. старалась
облегчить 1их положение, как могла: для каторжанина-еврея она
выписывала из России еврейскую библию; для невинно осу-
жденного за убийство татарина Салли — коран;4 для последнего
она, воспользовавшись своими влиятельными знакомствами
в России, добилась помилования и денежно помогла ему ‘вер-
нуться на родину в Крым.5
Помогала М. Н. также и бедному местному населению. Но
не всегда, как видно, благотворительность М. Н. и других жен
декабристов вела к благим результатам. Так, сибирский старо-
жил Першин относится к ней, под влиянием декабриста
Н. А. Бестужева, скептически, точно так же, как и к мотивам
их благотворительности.
«Жаны декабристов располагали ‘большими средствами и жили хорошо, —
пишет Першин. — Говорили, например, что Трубецкая проживала на заводе
до 60.000 рублей в год, Волконская—40.000 руб. и (Муравьева проживала
тоже много, но последняя не долго жила, —она умерла на другой год по
прибытии на завод. . . 6 Широкие траты и слишком богатое житье как будто
смущало их самих, да 1и все чувствовали себя как-то неловко. Это и на-
вело их на мысль о благотворительности. 'Они захотели вдруг прилично
одеть всех бедняков и досыта накормить их. Между последними, конечно,
проявились тунеядцы и пьяницы.
1
9
3
4
п
5
СМ.
6
«Записки М. Н. Волконской», П., изд. 1904 г., стр. 68.
Там же, стр. 60.	»
Там же, стр. 64.
С. Волконский, «О декабристах» (по семейным* воспоминаниям),
1922, стр. 61.
См. письма М. Н. в «Трудах Гос. истор. музея», <М. 1920, вып. II,
именной указатель.
А. Г. Муравьева, приехав к мужу в 1827 г., умерла в 1832 г.
О. Попова. — История жирни М. Н. Волконской
65
Дельный, умный Николай Александрович Бестужев не раз говорил
и советовал барыням, чтобы они вместо мелкого благотворения положили
куш денег, на проценты с которого содержалось бы ремесленное училище
на 50 человек.
-— Вот этим вы сделаете истинно доброе дело,—говорил он,—и оставите
по себе хорошую память, а то вы своей благотворительностью только рас-
пложаете нищих и пьяниц. 1
Бестужев был прав, но едва ли бы, однако, правительствен-
ная власть посмотрела благосклонно на просветительную и обще-
ственную деятельность жен декабристов; вероятнее всего, что
она увидела бы в этом отражение неугасшего духа либерализма
их^цужей, что было бы для них рискованно.
Такими впечатлениями и содержанием была наполнена жизнь
М. Н. в первые годы ее пребывания в Сибири, потребовавшие
от нее не мало творческих сил. Сибирскими впечатлениями
не исчерпывается, однако, ее жизнь того времени: она запол-
нялась, кроме того, обширнейшей перепиской ее с родными
в России, на которую затрачивалось также не мало сил, потому
что не всегда она была для нее легка и радостна.
Семью Волконских она должна была и из глубины Сибири
уверять в своей привязанности к мужу.
«Вы, невидимому, были очень встревожены ложными сведениями, дошед-
шими до вас, будто Александрина2 опередила меня в пути, — писала
М. Н. Софье Григорьевне,—и вы обвиняете меня в том, что я не спешила.
Теперь, зная, что весь путь от Москвы до Иркутска я сделала в три недели,
только с двумя ночевками и то невольными, и что приехала я за 8 дней
до Александрины, а в Нерчинск — через несколько ч(асов после /Каташи, 3
вы должны быть спокойны». «Милая, дорогая сестра, — спрашивает
М. Ы, — когда же вы вполне поверите в мою привязанность к Сергею?
Вы сомневаетесь в ней, потому что я всегда заявляла вам, что на мне
лежит долг матери и что я обязана, если у меня окажется достаточно сил,
согласовать все. ..» 4 *
«Облегчить его (т. е. Сергея Григорьевича) душевные страдания,—пи-
сала М. Н. А. Н. Волконской, — долг сладкий моему сердцу, и будьте
уверены — это цель моей жизни». 6
Родная семья М. Н., в особенности мать, огорчила ее своим
недобрым отношением к мужу:
«Вы; говорите в письмах сестрам, что я как будто умерла для вас, —
писала ей Софья Алексеевна в 1bz9 году.—-А чья вина? Вашего обожае-
1 Газета «Забайкалье» 1902, № 36.
2 А. Г. Муравьева.
3 Е. И. Трубецкая.
4 От 26 февраля 1827 г., «Русские пропилеи», М. 1915, т. I.
* От 30 апреля 1827 г., там же.
5 «Звенья» <№ 3 ’
66
О. Попова, — История - жизни М. - -Н. Волконской
мого мужа. . . Немного добродетели нужно было, чтобы не жениться, когда,
человек принадлежал к этому проклятому загойору. Не отвечайте мне,,
я вам приказываю».1
В том же году она, возмущенная Волконскими, которые,
по ее мнению., недостаточно обеспечивали дочь материально, пи-
сала ей:
«Мы никогда не ссорились с семьей твоего мужа; им одним мы были
более чем недовольны. Твои письма, совершенная заброшенность Волкон-
скими] и Реп[ниными], ваш недостаток в деньгах — доставляли нам бес-
конечное огорчение. Если бы я имела несчастье иметь сына в Сибири
и моя несчастная и неповинная belle-fille последовала бы за ним — я про-
дала бы последнее платье, чтобы послать• ей денег. Ть/ делаешь очень
Хорошо., предлагая. браслет своей племяннице Репниной,2 будь уверена,,
что никогда и никто из нашей семьи не пожелает иметь хотя бы одну
нитку, принадлежащую твоему мужу».
 «Подумай о своем будущем, — предостерегает Софья Алексеевна дочь
в том же письме, — устроившись на поселеньи, вы сможете иметь детей;,
во всяком случае, прибереги немного денег, которые вы сможете распреде-
лить после вашей смерти между родственниками твоего мужа. Не истолко-
вывай в злостную сторону моего письма — я говорю это просто1 ради
вашего будущего». 3
заканчивает она письмо, смягчая последними словами свой
резкий выпад против Волконских.	(
С. А. Раевская не без основания обвиняла Волконских: нам
известен теперь не только факт нерадения их к материальным
делам Сергея Григорьевича, ( но и факт присвоения части его*
состояния родной сестрой его, Софьей Григорьевной. Были ли
вг новаты в этом и другие члены семьи Волконских, остается
пока неясным.
В 1828 году М. Н. получила известие о смерти сына Нико-
лая, оставленного ею в России. Как горестна была для нее эта
потеря, мы можем судить по тому, что даже спустя год после
его смерти она писала сестре Елене:
«Моя добрая Елена, я так грустна сегодня. Мне кажется, я чувствую-
потерю моего сына с каждым днем все сильнее; я не могу тебе сказать
то, что я ощущаю, когда я .думаю о нашем будущем. Если я умру—что-
станет с Сергеем, у которого нет никого на свете, кто интересовался бы
им? По крайней мере, не настолько, как это сделал бы его сын. Я узнала,
чтЬ некоторые матери получили позволение 1Привезти своих детей сюда; 4
1 С. Волконский, «О декабристах» (по семейным воспоминаниям)т
П. 1922, стр. 28.
2 Свадебный подарок М. Н. племяннице, выходившей замуж за гр. Ку-
шелева-Безбородко.
3 От 17 февраля 1829 г., Массальск.
4 Это был ложный слух: ни одна из жен декабристов никогда нб полу-
чила на это разрешение.
О. Попова. — История жи&ни М. Н. Волконской
<67
мой . бедный Николино мог- бы быть со мной и быть нашим! утешением и
поддержкой в старости». 3
М. Н. глубоко огорчило равнодушие ее родных к смерти
ребенка.2 Были ли Раевские точно мало привязаны к ее сыну,
росшему в с(емье Волконских, или мало проявили внимания
к горю М. Н., только она дала почувствовать им свое огорче-
ние по поводу холодных,, точно по обязанности написанных
.сожалений родныхг
«Без бесполезных фраз, моя добрая Кокотт, 3 с о стояние моих
нерв тебя беспокоит и ты ' не можешь угадать, .как твои
письма могут производить такое впечатление. Зачем от-
гадывать, когда я говорю тебе совершенно ясно: «ваши размышления
о Николино были очень холодны, но я не сержусь
на вас, видя что они не 6 т вас, а размышления, которые
слышат „в садоне, Не. будем больше об этом говорить, моя горячо любимая
Софья, твое последнее письмо заставило меня плакать от радости и благо-
дарности. . .» 4
После смерти сына оборвалась та нить, которая больше
всего связывала М. Н. с Россией, и она стала добиваться раз-
решения переселиться к мужу в тюрьму, умоляя хлопотать
об этом и отца и мать мужа.
«Дорогой папа, — писала отцу М. Н., — яс вами поделилась тотчас же,
как толькб узнала о смерти сына, мыслью о своем твердом решении разде-
лить заключение Сергея и уведомила Вас о шагах, которые я просила мою
belle-mere предпринять в этом отношении...» «Меня уверяют, дорогой
папа, что для меня необходимо, чтобы вы поддержали ее просьбы вашими;
я слишком хорошо знаю вашу нежность ко мне и не должна была бы со-
мневаться' ни на одно мгновение в рвении, с которым вы взялись бы защи-
щать. дело, которое обеспечивает мой покой здесь, на земле. Дорогой папа,
отказ был бы для меня приговором таким ужасным, что я не осмеливаюсь
думать о нем. Не скрою от вас, что я не могу больше переносить жизнь,
которую я веду; справьтесь о том, какое впечатление произвела на меня
смерть моего единственного ребенка. Я замкнулась в самой себе,
я не в состоянии, как прежде, видеть своих подруг и у меня бывают такие
минуты . упадка духа, когда я не знаю, что будет со мною дальше. Один
1 От 6 января 1829 г. Приписка в письме к С. Н. Раевской.
2 На смерть сына Волконской Пушкин написал известную эпитафию. По-
лучив ее, М. Н. пишет отцу: «Я читала и перечитывала, дорогой папа, эпи-
тафию на моего дорогого ангела, написанную для • меня. Она прекрасна,
сжата, но полна мыслей, за которыми слышится так много. Как же
я должна быть благодарна автору! Дорогой папа, возьмите на себя труд
выразить ему мою благодарность.. .» (от 11 мая 1829 г., (архив Волкон-
ских, ИРЛИ).
3 Так звали Софью Николаевну в семье Раевских.
4 От 23 февраля 1829 г., Читинский острог.
5*
68
О. Попова. — История жирни М. Н. Волконской
вид Сергея может меня успокоить; я могла бы быть счастливой и спокой-
ной только возле него. Дорогой папа, если это письмо найдет вас в Петер-
бурге, не медлите, я вас заклинаю, хлопотать об этом; если вы у Кате-
рины, 1 —отправьте ваше прошение, во имя неба, возможно скорее. ..» 2
В письме от 1 5 февраля того же года М. Н. снова повторяет
свюю просьбу, подкрепляя ее следующими словами:
«.. .я ослабла, нравственно в особенности, — писала она отцу, — мне
также нужны заботы и спокойствие — где же я могу их найти, как не около
-Сергея». 3
В письме к сестре Елене она писала:
«... Надежда соединиться с Сергеем дает мне новую жизнь. Во имя твоей
дружбы к нему, во имя моего покоя, умоляй папа не запаздывать ни на
один день отправкой своего прошения».4
В письмах к свекрови М. Н. настойчиво просила о том же.
Она писала ей, что при одной мысли соединиться с Сергеем
будущее окрашивается для нее;в светлые краски.
«Мы еще узнаем счастье», 5 — говорила она ей. «Соединенье/ с «Сергеем
вольет в меня новую жизнь», 6—-писала она ей в другом письме.
В отце М. Н. не встретила себе сочувствия; вот что писал
старик Раевский в ответ на просьбы дочери:
«Мое дорогое дитя, после письма, которое я только что получил от Ка-
теньки,— я вижу, что ты плохо поняла, мое последнее письмо по поводу
твоего соединенья с мужем. Не зная ни, места острога, ни1 условий —
я не позволяю себе даже высказываться об этом; действуй, как подскажет
тебе разум и сердце, но я не буду участвовать в этом деле». 7
Таким образом у М. Н. оставалась одна только надежда
на старуху Волконскую. Пока же шли об этом хлопоты, М. Н.
грустила. Острота и новизна впечатлений первых лет жизни
в Сибири прошла, и жизнь ее приняла характер мирного, буд-
ничного существования; для нее потянулись однообразные, моно-
тонные дни^ полные воспоминаний о невозвратном (прошлом
и мыслей о печальном будущем. Свиданья с мужем были редки,
они виделись лишь два раза в неделю. Подавленное состояние
духа М. Н. отразилось и на ее письмах:
1 Е. И. Орловой.
2 Qt 21 января 1829 г.
3 Там же.
4 От 23 февраля 1829 г., Читинский острог.
5 От 23 февраля 1829 г. — «Русские пропилеи», М. 1915, т. I, стр. 65.
6 Там же, стр. 72.
7 От 23 февраля 1829 г. СПБ. (архив Волконских, ИРЛИ).

МАРИЯ НИКОЛАЕВНА ВОЛКОНСКАЯ
Акварель декабриста Н. А. Бестужева

О. Попова.—История жирни М. Н. Волконской
71
«., .Зинаида 1 высылает мне ноты, — писала она сестре Софье. — На меня
нападает иногда страсть к музыке и я пою тогда от корки до корки без
аккомпанемента. Это случается тогда, когда я вспоминаю очень живо
мою добрую матушку, мою Кокотт, 2 Николая, 3 Елену 4 и саму Аннет.
В<ы бы очень смеялись над видом, который я принимаю, покачивая голо-
вой, как белый медведь, которого' мы видели в Киеве, и плача, всхли-
пывая, не прерывая своего пения». 5
Не менее грустно и другое письмо М. Н. к той же сестре
от того же времени:
«. . .не проходит дня, чтобы я не вспомнила время, когда была нераз-
лучна с тобой, моя Кокотт; я чувствую, что все воспоминания детства
оживают во мне и ты всегда играешь в них первую роль. Софья, мой
ангел, люби меня так, как ты любила меня тогда».. . «Когда я начинаю
думать о вас всех—я совершенно забываюсь и провожу (целые часы, ни-
чего не делая. Как была права моя добрая матушка, балуя меня — я часто
вспоминаю об этом теперь и с таким удовольствием, хотя эти воспомина-
ния не всегда в мою пользу. Я нисколько себя не щажу, поверь мне. Ты
примешь, быть может, мои слова за поэтические прикрасы (pour de la рое-
sie); если ты не подумаешь, — то это сделают другие, потому что нельзя по-
нять положение, в котором я нахожусь, не побывав на моем месте. Ты
отвлекаешься каждую минуту от прошлого и думаешь о будущем, — для
меня же—все кончено». 6
Мрачное (И угнетенное настроение М. Н. рассеялось, как
только она получила разрешение переселиться в острог, о чем
тотчас же известила отца:
«Горячо обожаемый папа, — писала она ему,—вот уже три дня, как
я получила позволение соединиться с Сергеем». . . «Спокойствие, которое
я ощущаю с тех пор, как я забочусь о Сергее и разделяю с ним дни- вне
часов его работы, с тех 'пор, как у меня есть надежда разделять целиком
его судьбу — дают мне душевное спокойствие и счастье, которое я утра-
тила уже так давно». 7
Но недолго наслаждалась М. Н. своим (относительным благо-
получием. Ее душевный покой был скоро снова нарушен: сна-
чала — недоразумением с отцом из-за имущественных дел,
которое оба они болезненно перестрадали, а вслед затем и его
смертью.
Что касается недоразумения, то не столько, быть может,
интересен повод, из-за которого оно возникло (к тому же
1 Зинаида Александровна Волконская.
2 С. Н. Раевская.
3 Н. Н. Раевский, младший.
4 Е. Н. Раевская.
5 От 23 февраля 1829 г., Читинский острог.
6 От 9 марта 1829 г.
7 От 31 мая 1829 г., Читинский острог.
72
О, Попова.—История жи&ни М. Н. Волконской
не совсем ясный), сколько характер тех писем, которыми обме-
нивались отец с дочерью по этому поводу.
«Я получила, дорогой папа, ваше письмо от 31 iMaipra из Милятино, так
же, как и другое оттуда же и без даты, но более подробное и по тому же
предмету, — писала М. Н. отцу. — Я не могу скрыть от вас — оба письма
меня (сильно огорчили. Вы мне запрещаете отвечать на них — я подчиняюсь
этому, хотя с самой глубокой скорбью. Быть подозреваемой вами, не поня-
той вами — самое'большое несчастье, которое могло бы случиться со мной
на этом свете. Я покоряюсь и не буду говорить о Угом, что касается
^только меня, 'уверенная, что ваше сердце меня давно уже (Простило, если
бы я даже справедливо заслужила ваше неудовольствие./ Страдать *— мой
удел на этом свете, я этому покоряюсь, но заставлять страдать других —
это превышает то, что я могла бы вынести. Дорогой папа, я напрасно
перечитываю письма, которые я вам писала (я храню копии с них)г
я не могу понять: чем могла я навлечь ваше неодобрение? Это не было,,
конечно, мое постоянное заступничество за мужа перед вами—они так
естественно для моего сердца. Могу ли я быть счастлива хоть на одно
мгновенье, если благословенье, которое вы даете мне во всех ваших пись-
мах, не разделяется Сергеем?
Что касается всего того, что относится к денежным делам, вы знаете
сами, дорогой папа, много ли я понимаю в них и для моего ли это воз-
раста? и особенно — в моем ли характере этим заниматься? И если я это
делаю, то к этому принуждает меня только наше положение. Дорогой
папа, я должна в оправдание тех, кого вы подозреваете во влиянии на меня,
сказать, что я получаю от них такие письма, которые так же удобны
для такой официальной корреспонденции, как и наша: никогда ни одного
слова о делах (по крайней мере, я не брала в этом инициативу на себя),
но всегда с выражениями самой глубокой нежности по отношению к Сер-
гею и ко мне.
Моя совесть не будет страдать, потому что в действительности я не вос-
пользуюсь их щедростью, будучи приговорена к вечному изгнанию; впро-
чем, это был общий голос семьи и я не могу ни высказывать неудоволь-
ствие, ни пренебрегать моим вниманием к тем, кто не может иметь
по отношению ко мне столько нежности и снисходительности, как вы. Бог
посредник моих чувств; быть достойной имени вашей дочери — вот что
всегда будет руководить моими поступками. В'ерьте, дорогой папа, что
никто из ваших детей не любит вас с таким обожанием, как я, не чтит
вас так, как я буду всегда вас чтить. Прежде чем кончить это тяжелое
письмо, я прошу вас, бога ради, не отказываться от управления воронеж-
ской землей — это глубоко бы меня огорчило и было бы равносильно тому,
что вы все еще недовольны мною, если говорите об этом». 1
Две недели спустя после письма к отцу М. Н. писала сестре
Софье:
«Я получила твое письмо, продиктованное отцом от 21 апреля; второй
раз доходит ко мне -письмо такого рода. Дорогая Софья, если у тебя есть
хоть проблеск нежности к твоей несчастной сестре, скажи мне во имя
неба: — чем я могла причинить неудовольствие до- такой степени? Не по-
тому ли, что я приняла эту дарственную? 2 Пусть его гордость за меня
1 От 8 июня 1829 г, № 25, Читинский острог.
2 О какой дарственной идет здесь речь, установить не удалось.
0* Попова. — История жирни М. Н. Волконской
73
будет спокойна; он должен сказать себе, что я ’не могу ею восполь-
зоваться из глубины Сибири, и давая свое имя >в этом деле — я только
прекратила бесполезную борьбу великодушия. Я исполнила желание семьи
моего мужа. Как не хотите вы понять, что все это меня совершенно
не касается, что я не считаю себя в праве высказывать свое мнение
по этому поводу. Я спросила, в простоте души, у отца: — уплачиваются
ля долги, сделанные Сергеем, потому что никто не говорит мне о делах,
а я хотела бы, чтобы тем, кто доверил свое состояние моему мужу, не при-
шлось жаловаться. Значит ли это не иметь достаточно деликатности?
Значит ли это, что я хочу, чтобы мне отдавали отчет во всем? Раз на-
всегда, дорогая Софья, я ничего не понимаю в делах. Сергей не был при
этом, чтобы поправить мою неосмотрительность; я1 могла быть недоста-
точно благоразумна, не подозревая этого в то время, как я писала по памяти,
но никогда—по недостатку деликатности: — это душевный порок, в котором
никто не осмелится обвинять кого-либо из детей нашего уважаемого отца.
Я не могу продолжать говорить об этом — я дрожу с головы до ног», 1—
заканчивает свое письмо м. н.
Об огорчении отца М. Н. можно судить по письму его к сыну
Николаю от 3 апреля 1829 года, полному обиды, относящемуся
несомненно к тому же моменту.
«. .. Машинька здорова, влюблена в своего мужа, видит и рассуждает
по мнению Волконских, и Раевского уже ничего не имеет; в подробности
всего войтить не могу и сил не станет; я писал к ней неделю тому назад
в последний раз». 2
Однако сердце старика не выдержало, и он снова писал
дочери. Нельзя без волнения читать письмо, которым он исчер-
пывает печальное недоразумение с дочерью.
«.. . Теперь, моя дорогая Мария, я скажу тебе откровенно то, что тебе
и твоему мужу должно было делать: еслй твой муж не знает меня
настолько, чтобы верить, что я принимаю интересы своей дочери к сердцу
ближе, чем его братья и сама его мать, то тебе следовало бы знать чув-
ства твоего отца и объяснить мужу, что ради твоих интересов — я неспосо-
бен сделать что-либо неделикатное или несправедливое. Что касается
настоящего, то я прошу только тебя употребить все средства, чтобы
освободить меня от твоих дел, не для избежания забот, не из-за неудо-
вольствия, но единственно по причине моего слабого здоровья, в чем тебя
удостоверят сестры; я не в состоянии больше этим заниматься; если бы
было возможно — я хотел бы отказаться и от своих собственных дел, сло-
жив их на кого-либо другого, но я совершенно лишен этого утешения.
Не принимай к сердцу, мое дорогое дитя, то, что я тебе пишу: я вовсе
не имею в виду делать тебе упреки или огорчать тебя, но я имею право
не желать более неприятностей. Я сердечно разделяю печаль и беспокой-
ство, кото-рое ты перенесла во время болезни твоего мужа; уверь его, что
муж моей дочери не может быть мне безразличен, что порицая все то, что
1 От 22 июня 1829 г., Читинский острог.
2 Из Милятино. См. «Архив Раевских» под ред. Б. Л. Модзалевского
т. I, стр. 447.
74
О, Попова,—История жирни М. И, Волконской
ты сделала, и то, что я ему приписываю., — я не сохраняю никакой не-
приязни. До свиданья, будьте оба здоровы. Я пишу тебе) через твою сестру
Софью, потому что у меня болят глаза».1
Это письмо Николая Николаевича было, вероятно, послед-
ним. В сентябре того же года он скончался в своем имении Бол-
тышке, Киевской губернии.
Образ отца навсегда остался для^М. Н. светлым; с его име-
нем она связывала все лучшее, она гордилась им, она востор-
галась им. Читала ли она книгу, она сравнивала его с изобра-
женными в ней лицами, поражавшими ее своим величием
и привлекательностью:
«Я прочитала между прочим историю Томас Мора,2 — писала М. Н.
сестре Софье,—которая не представляет ни драмы, ни животрепещущего
интереса нынешних произведений, а лишь простое, очень верное изложение
исторических справок жизни великого человека, и читая ее — вас поражает
величие этого характера:—это- совершенно мой отец и Екатерина».3
Думала ли М. Н. о служебных успехах брата Николая, она
грустила, что отец не дожил до этих радостных дней. Рано
научившись понимать редкую по силе и нежности привязанность
отца к своим детям, она была внимательна ко всяким про-
явлениям родительских чувств. Этим объясняется всегдашняя
ее готовность, подчас утомительная для нее, писать по просьбе
ссыльных декабристов, лишенных права переписки, их родным.
«Пока во мне останется хотя искра жизни,—писала юна А. Н. Волкон-
ской,—я не могу отказать в услугах и утешении стольким несчастным
родителям; 4 я слишком хорошо знаю, как много пришлось моему покой-
ному отцу выстрадать за своих детей, и особенно за старшего сына,5
на которого он возлагал всю свою надежду». 6
В том же 1829 году в1 Читинском остроге у М. Н. родилась
дочь Софья; она умерла в день своего рождения.
Летом в 1830 году декабристы были переведены в Пе-
тровский завод, в построенную для них там тюрьму, в которой
1 От 23 июня 1829 г., Болтышка.
2 Английский гуманист и государственный деятель (1480—1535), каз-
ненный Генрихом VIII за непризнание авторитета короля в делах рели-
гии и за протест против брака короля на Анне Боллейн. Написал знаме-
нитое сочинение «Утопия».
3 От 26 января Г1824 т.?1.
4 В письме к матери от 22 июля 1833 г. М. Н. пишет об отце декабриста
Одоевского: «он мне так признателен за то, что» я посылала ему почти
каждую неделю весточку ю его милом сыне, что его письма представляют
собою длинные восклицания и настоящие объяснения в любви».
5 Александр Николаевич Раевский.
6 «Русские пропилеи», М. 1915, т. I, стр. 79.
АМЕР А С. Г. и М. Н. ВОЛКОНСКИХ в ТЮРЬМЕ ПЕТРОВСКОГО
ЗАВОДА
о свидетельству С. М. Волконского, рисунок (акварель) принадлежит
'.кабристу Югиневскому (см. кн. «О декабристах*, 11. 1922, стр. 67—68)

О. Попова. — История жирни М. Н. Волконской
77
ломестились «и жены их. Внешняя обстановка жизни декабри-
стов стала уютнее.
«Каждая из нас устроила свою тюрьму, по возможности, лучше;
в нашем номере я обтянула стены шелковой материей (мои бывшие зана-
веси, присланные из Петербурга). У меня было пианино, шкап с книгами,
два диванчика, словом, было почти что нарядно», — пишет М. Н. в своих
воспоминаниях.1
А еще через год семейные декабристы получили разрешение
жить вне тюрьмы. В жизни М. Н. наступил перелом к лучшему.
Здесь, в Петровском заводе, у М. Н. родились: в 1832 году —
сын Михаил, а в 1834 году — дочь Елена.
С рождением детей для М. Н. началась новая жизнь, полная
радости. Вот что писала она матери о сыне:
«Рождение этого ребенка — благословение неба в моей жизни; это
новое существование для меня. Нужно знать, что представляло мое прош-
лое в Чите, чтобы оценить все счастье, которым я1 наслаждаюсь. Я ви-
дела Сергея только два раза <в неделю; остальное время я была одна,
изолированная от всех, как своим характером, так и обстоятельствами,
в которых я находилась. Я проводила время в шитье и чтении до такой
степени, что у меня в голове делался хаос, а когда наступили длинные
зимние вечера, я проводила целые часы перед свечкой,, размышляя —
о чем же? — о безнадежности положения, из которого мы никогда не
выйдем. Я начинала ходить взад и вперед по комнате, пока предметы,
казалось, начинали вертеться вокруг меня н утомление душевное и телес-
ное заставляло меня валиться с ног и делало меня несколько спокойней.
Здоровье мое тоже тогда было слабо. Значит, это не заботы о Мише
его разрушают. А теперь — все радость и счастье в доме. Веселые крики
этого маленького ангела внушают желание жить и надеяться». 2
Счастье, которое принесло М. Н. рождение дочери — Нелли,
отражает письмо ее к заочной крестной матери Нелли — сестре
Елене:
«Добрая моя Елена, благословите Biainy крестницу, любите ее так, как
вы умеете любить. Боже мой, как я счастлива, что ее сохранила — я так
боялась ее потерять: последние месяцы я была постоянно больна и роды
были очень тяжелыми: я страдала 24 часа. Но об этом я больше
не думаю и всецело отдаюсь счастью заботиться о моей маленькой Елене
и делать ее счастливой. Мне не позволяли кормить самой — я была
в отчаянии. Ссылаясь на мою слабость, ее в продолжении двух дней
кормила кормилица; я не могла это равнодушно видеть: как только она
входила, я отвертывалась к стене и начинала плакать, как ребенок. Нако-
нец, на третий день появилось молоко и я вступила в исполнение своих
обязанностей. Начиная с этого момента я стала чувствовать себя хорошо
и теперь я вполне здорова». 3
1 П. 1904, стр. 92—94.
2 От 1 декабря 1833 г.
3 От 13 октября 1834 г
*?8	О. Попова. Историй*'жи#Пи М. Н. Волконской
<П<$ Мере Паго как росли дети М. Н., росла; казалось/ и ее
привязанность к ним. Письма ее того времени полны* описа-
ниями их жизни, наблюдениями над детской психологией,, свя-
занной зачастую с характером их сибирского быта.
' Она рассказывает о том, как неутешно плакал маленький
Миша, узнав, что проспал ночной переполох по поводу трое-
кратного посещения волка, и не успокоился до тех пор, пока
не взял'с матери слова, что на будущее время она разделит
6 йим все опасности, которым они будут ^-подвергаться.1 Она
жалуется сестре Елене на то, что дочь ее растет Настоящей
маленькой сибирячкой, «говорит только на местном языке:
«по-што», «тамока»; «нетука», «евон-евон», и нет никаких средств
отучить ее от этого». 2 Или пишет о ее детских и наивных
вопросах: глядя на заходящее солнце, Нелли спрашивает
мать: «мама, солнце в рай ложится, что ли?» или начинает
уверять ее, что «матери не могут умирать, потому что у них
дети есть».3
По . мере того как налаживалась жизнь. М. Н., привычные
понятия людей ее круга снова вступали для нее в свои права,
вытесняя впечатления первых лет жизни в Сибири. Заботы
о детях отныне поглощают ее все больше и больше.. Вот та харак-
теристика, которую она дает сама о себе в то время:
«Что касается меня, — писала она сестре Елене, — я точно курица с цып-
лятами, бегающая от юдн-ого к другому. Когда я с Мишей — меня беспо-
коит Неллиныка; возле нее я боюсь, чтобы другой не .приобрел гадких
привычек от окружающих». 4
В 1838 году М. Н. писала той же сестое Елене:
«... я совершенно потеряла живость характера, вы бы меня в этом отно-
шении не узнали. У меня нет более ртути в венах. Чаще всего я апа-
тична; единственная вещь, которую я могла бы сказать в свою пользу —
это то, что во всяком испытании у меня терпение мула; в.остальном—
мне все равно, лишь бы только мои дети были здоровы. Ничто не может
мне досаждать. Если бы на меня обрушился свет — мне было бы . безраз-
лично».
Имя мужа теперь почти совсем исчезает со страниц ее писем:
оно упоминается лишь изредка и то по какому-нибудь незначи-
тельному поводу.
М. Н., как мы говорили уже выше, не была счастлива с Вол-
конским. Ряд свидетельств заставляет предполагать, что глав-
1 От 13 февраля 1838 г.
2 От 19 мая 1838 г., Усть-Куда.
3 От 13 августа 183и г.
4 От 14 декабря 1834 г.
ЕЛЕНА СЕРГЕЕВНА ВОЛКОНСКАЯ, ДЕВОЧКОЙ
Акваоель учителя Иркутской гимназии Бушина

О. Попова. — История жизни М. Н. Волконской
81
ною причиною неудачной жизни Волконских было не только
несходство их убеждений и характеров, но и взаимная привязан-
ность М. Н. и декабриста Александра Викторовича Поджио.
Если допустить при этом мысль, для которой имеются данные,
что дети М. Н. — Михаил и Елена — были детьми и Поджио,
становится понятной и пламенная любовь к ним М. Н.
В них она нашла не только смысл и содержание своей
жизни, не только с помощью их создала в трудной и слож-
ной семейной обстановке какой-то свой неотъемлемый уголок
жизни, в них она нашла те реальные нити, которые, вопреки всей
внешней обстановке, прочно и тесно связывали ее с любимым
человеком.
Декабрист А. В. Поджио (1797—1873) был сыном итальян-
ского аристократа, эмигрировавшего в Россию. По второй жене
своего брата Иосифа Викторовича — Маоии Андреевне, рожден-
ной Бороздиной, двоюродной сестре М. Н., Александр Викторо-
вич приходился Волконской братом, а ее детям — дядей. Вот
почему в письмах Волконских его чаще всего называют
«дядька».
Основным материалом для характеристики Александра Вик-
торовича Поджио является статья о нем в воспоминаниях
Н. А. Белоголового, написанная в самых теплых и задушевных
тонах. Белоголовый с детских лет (он был учеником Поджио)
и до конца своей жизни находился под обаянием этой личности.
Вот тот внешний и внутренний облик Поджио, который дает
Белоголовый:
«Длинные черные волосы, падавшие густыми прядями на плечи, кра-
сивый лоб, черные выразительные глаза, орлиный иос, при среднем росте
и изящной пропорциональности членов, давали нашему новому наставнику
привлекательную внешность и вместе с врожденною подвижностью в дви-
жениях и с живостью характера ясно указывали на его южное происхо-
ждение. Под этой красивой наружностью скрывался человек (редких до-
стоинств и редкой души. Тяжелая ссылка и испорченная жизнь только
закалили в нем рыцарское благородство, искренность и прямодушие в от-
ношениях, горячность в дружбе и тому подобные прекрасные свой-
ства итальянской расы, но три этом придавали' ему редкую мягкость,
незлобие и терпимость к людям, которые до конца его жизни действовали
обаятельно на всех, с кем ему приходилось сталкиваться. Я много стран-
ствовал по свету, много знавал хороших людей, однако другого такого
идеального типа альтруиста мне не приходилось встречать, хотя, веруя
в человечество, не сомневаюсь, что, быть может, пока в редких экземпля-
рах, он существует везде. С безукоризненной чистотой своих нравственных
правил, с непоколебимой верностью им и последовательностью во всех
своих поступках и во всех мелочах жизни, с неподкупною строгостью
к самому себе, — он соединял  необыкновенную гуманность к другим
людям и снисходительность к их недостаткам и в самом несимпатичном
6 «Звенья» № 3
82
О. Попова,—История жирни М, Н. Волконской
человеке он умел отыскать хорошую человечную сторону, искру добра
и старался раздуть эту искру; делал он это 'как-то просто, безыскусственно,
в силу инстинктивной потребности своей прекрасной натуры, не задаваясь
никаким доктринерством, никакою преднамеренною тенденциозностью.
Оттого-то, будучи человеком среднего, невыдающегося ума, он производил
сильное впечатление на окружающих, главное, своею нравственной чистотой
и духовною ясностью, и всякий в беседе с ним ощущал, как с него посте-
пенно сходила черствая кора условных привычек и ходячей морали,
и в его присутствии всякий чувствовал себя чище и становился примирен-
нее с людьми. ' Зато все знавшие его не только к нему сильно привязы-
вались, но у многих любовь эта доходила до боготворения. Таким вспо-
минается мне Поджио и в своей сибирской обстановке, в сношениях
с темным миром сибирского населения, таким же я знал его впоследствии
вольным человеком, и в Швейцарии, и в Италии, родине его, предков, куда
он попал уже дряхлеющим стариком; но и в этот последний период своей
жизни, когда старость и недуги часто приковывали к постели его* изнурен-
ное тело, он продолжал сохранять юношескую веру в 'человека, чуткую
отзывчивость к чужому горю и живо интересоваться мировыми1 собы-
тиями». 1
Задолго до того, как Белоголовым были написаны воспоми-
нания о Поджио, Е. И. Якушкин в письме к жене своей
Е. Г. Кнорринг дал образ Александра Викторовича в чертах,,
поразительно близких к Белоголовому:
«Поджио (портрет его очень похож)—итальянец, сохранивший весь жар
и все убеждения юношества, — писал Е. И. Якушкин в 1855 году.—
Эта пылкость в человеке уже пожилом имеет какую-то особенную пре-
лесть. Но грустно становится, когда подумаешь, что такая энергия уже
тридцать лет стеснена тюрьмою и ссылкою. Сколько бы пользы могла
она принести, ежели бы ей был дан простор». 2
Семейная драма Волконских не была тайной для тех, кто имел
случай наблюдать их жизнь непосредственно. Так, уже
в- 1839 году декабрист Ф. Ф. Вадковский писал Е. П. Обо-
ленскому:
«...об Волконских не стану тебе говорить. Глаз, долго и приятно отдох-
нувший на примерном супружестве Трубецких, с печалью и огорчением
переносится на это. Как мне показалось, одно приличие удерживает мужа
и жену под той же кровлей; ,'а кто из них виноват, знает один бог; тол-
кам людей в таких случаях я не внимаю и не верю». 3
Тот же Вадковский писал П. Н. Свистунову 13 января
1840 года:
«Что касается семьи Волконских — на нее жалко смотреть. Бедный ста-
рый муж решительно устранен. Жена ведет хозяйство, с утра до вечера
окружена братьями Поджио, злословит и с ними и с кем попало над Сер-
1 «Воспоминания и другие статьи», М. 1897, стр. 21—23.
2 «Декабристы на Поселении», М. 1926, стр. 53—54.
3 «Декабристы». Неизданные материалы и сТаТьй, под ред. Б. Л. Мюдза-
левского и Ю. Г. Оксмана, М. 1925, йзд. О^ва политкаторжан, етр. 214—215.
МИХАИЛ СЕРГЕЕВИЧ ВОЛКОНСКИЙ
Акварель учителя иркутской гимназии Бушина

О. Попова.—История жирыи М. Н. Волконской
85
геем Григорьевичем, доводя скандал до того, что поддерживает все уни-
жения, которые его заставляют сносить. Словом—это отвратительно!» х
И. И. Благовещенский,1 2 живший в 70 — 80-х годах в Си-
бири и записавший безыскусственные рассказы о декабристах
со слов лиц, их знавших, пишет о Волконских:
«. . . Мы счастливы, что .можем привести следующий рассказ о Волконской
Петровского сторожила М. С. Добрынина: «3 та женщина должна
быть бессмертна в русской истории. В избу, тде мокро,
тесно,, скверно, лезет, бывало, эта аристократка и зачем?—да посетить
больного. Сама исполняет роль фельдшера, приносит больным здоровую
|пищу и, разузнав о состоянии болезни, идет в каземат к Вольфу, 3 чтобы
он составил лекарство. Так, например, она часто ходила в избу Добры-
нина, жившего тогда еще бедненько, посещая его больную родственницу
и его больных детей.
Муж ее между тем крайне устарел, сделался скрягой, за что княгиня
немало его и журила. Она еще была молода и хороша,, а Волконский уже
был без зубов,4 * опустился и отрастил себе бороду. Он вечно держался
настороже, как настоящий преступник, и, если когда возьмет часового,
чтоб куда-нибудь итти, то выйдя, осматривается, нет ли1 где адъютанта
Лепарского, и если нет, то побежит скорей, куда нужно. Он к тому же
был картавый. 6
Ни особой любви, ни особого счастья в жизни Волконская не видела
Сама она говорит у поэта:
«Я только в последний, двадцатый мой год
Узнала, что жизнь не игрушка,
Да в детстве, бывало, сердечко вздрогнет,
Как грянет нечаянно пушка.
Жилось хорошо и привольно; отец
Со мной не говаривал строго;
Осьмнадцати лет я пошла под венец,
И тоже не думала много. . .» 6
Здесь она полюбила Поджио. Сделалось это, как писал
Данте:
«Noi leggiavamo un giorno per dilletto
Di Lancilotto, com amor lo strinse:
Soli eravamo e senza alcun sospetto».7
1 Архив Октябрьской революции. Фонд писем П. Н. Свистунова. Пу
бликуется впервые.
2 Тетрадь записей Благовещенского находится в собрании бумаг
П. И. Щукина в Госуд. историч. музее, стр. 303—304. Публикуется впервые.
3 Ф. Б. Вольф—декабрист-врач.
4 Волконский еще до ссылки имел вставные зубы.
6 По словам Белоголового, Волконский говорил сильно «грассируя» (см
стр. 37).
6 См. Некрасов, «Русские женщины».
7 Автор записок приводит неконченную им выписку из 5-й песни «Бо-
жественной Комедии», в которой Франческа да Римини рассказывает, как
86
О. Попова.—История жщни М. Н. Волконской
«Поджио обыкновенно ночевал у Болконской. У Волконской был даже
сын Михаил—«вылитой Поджио». Связь их /продолжалась и в Иркутске,
где дома их находились в соседстве, и когда потом Поджио в Иркутске
женился—Волконская с горя захворала».* 1
Запись Благовещенского совпадает с тем, что писал
Е. И. Якушкин своей жене в 1855 году о М. Н.:
«много ходит невыгодных слухов про ее жизнь в Сибири, говорят, что
даже сын и дочь ее—дети не Волконского». 2
Глухо и сдержанно упоминает о М. Н., в связи с именем
Поджио, посланный в 1838 году графом Киселевым в коман-
дировку в Восточную Сибирь для ревизии государственных
имуществ и поселений ссыльных чиновник Л. Ф. Львов. Отзы-
ваясь положительно об А. И. Давыдовой и Е. И. Трубецкой,
он, не называя по имени М. Н., пишет о ней в своих воспоми-
наниях следующее:
«NN — женщина умная, бойкая и очень приятная, не могла мириться
с ссылкою и была недовольна всем и всеми. Она любила посещать вы-
строенный домик Иосифа Поджио на отведенном ему участке близ Иркут-
ска, на самом берегу Ангары, величая выстроенную для Иосифа избенку
«mon chalet . 3 Этот шале был поставлен между утесами, и к нему иначе
проехать было нельзя, как верхом или водою. Как я молод ни был,
но не раз мне приводилось ублажать эту барыню и защищать старика **
очень слабого характера, больного, недалекого ума,/но в высшей степени
доброго». 4
зародилась в ней любовь к брату мужа — Паоло. В’ переводе Дм. Мина
(СПБ. 1909, изд. Суворина, стр. 27) это звучит так:
«Однажды мы в миг радости читали,
Как Ланчелотт любовью скован был.
Одни мы были и беды не ждали.
Не раз бледнел у нас румянца пыл
И взор его встречал мой взор туманный,
Но лишь в тот миг роман нас победил,
Когда прочли, 1каК поцелуй желанный
Улыбкой уст был приманен к устам,
И он теперь уж мне навеки данный».
1 В начале 50-х годов Поджио женился на классной даме Иркутского
института, Лариссе Андреевне Смирновой.
2 «Декабристы на поселении», М. 1926, стр. 51.
3 «Mon chalet» (в переводе «крестьянский шалаш») находился в двух-трех
верстах от глухой деревушки Усть-Куда, расположенной в семи верстах
от с. Урюка (в семнадцати верстах от Иркутска), где жили) Волконские.
Красота местности и безлюдье прельстили впоследствии! и Волконских,
которые выстроили там же поместительный, двухэтажный дом, переселяясь
в него на лето. Дача Волконских называлась «Камчатник».
4 «Русск. архив» 1885, III, стр. 358.
АЛЕКСАНДР ВИКТОРОВИЧ ПО ДЖИ О

О. Попова. — История жизни М. Н. Волконской
89
Так нить различных свидетельств прямо или косвенно, но не-
уклонно соединяет имя М. Н. с именем Александра Поджио.
Как, при таких условиях, протекала жизнь семьи Волконских,
подробно рассказывает в своих воспоминаниях доктор Белого-
ловый, никогда, впрочем, не касаясь самой интимной ее сто-
роны. Только теперь, когда тайна этой семьи вышла из долго
и тщательно хранимых архивов, многое можно прочесть между
строк его воспоминаний. Не потому ли сын М. Н., знавший
драму своей матери, но ревниво оберегавший ее, пишет о воспо-
минаниях Белоголового в предисловии к запискам матери:
«. . . в весьма симпатичном своем труде Н. А. Белоголовый слишком дове-
рился своей детской памяти и впечатлениям 11 -летнего ребенка, отчего
образы Сергея Григорьевича и Марии Николаевны Волконских вышли
у него неверны».1
По запискам Белоголового, в1 1845 году, когда М. Н. пере-
ехала уже из с. Урик в Иркутск, а Сергей Григорьевич лишь
наезжал к ней, их жизнь текла уже по разным руслам: М. Н.
жила в доме, построенном на барскую ногу, из которого сумела
сделать «центр иркутской общественной жизни», а Сергей Гри-
горьевич Волконский приезжал в семью, останавливался во фли-
геле, который, по словам Белоголового, «смахивал скорее на кла-
довую», чем на жилое помещение.
«Княгиня Марья Николаевна была дама светская,—пишет Белоголовый.—
Говорят, она была хороша собой, но с (моей точки зрения, 11-летнего
мальчика, она мне не могла казаться иначе, как старушкой, так как ей
перешло тогда за 40 лет; помню ее женщиной высокой, стройной, худо-
щавой, с небольшой относительно головой и красивыми, постоянно щурив-
шимися глазами. Держала она себя с большим достоинством, говорила
медленно и вообще на нас, детей, производила впечатление гордой, сухой,
как бы ледяной особы, так что мы всегда несколько стеснялись в ее при-
сутствии; но своих детей, Мишеля и Нелли, она, любила горячо* и хотя
и баловала их, но в то же время строго следила сама за их воспи-
танием». 2
Сергей Григорьевич «слыл в Иркутске большим оригиналом»,
«опростился» и весь предался сельскому хозяйству — словом,
жил своею жизнью, которая мало гармонировала с жизнью его
жены, ведшей светский образ жизни, с балами, маскарадами
и прочими увеселениями. . .
«Зимой в доме Волконских жилось шумно и открыто, и всякий, принад-
лежавший к иркутскому обществу, почитал зачесть бывать в нем», — пишет
1 См. предисловие к «Запискам М. Н. Волконской», СПБ. 1904,
стр. XXV.
2 «Воспоминания Белоголового», М. 1897, стр. 40.
90
О. Попова.—История жи&ни М. Н. Волконской
белоголовый. Сергей Григорьевич хотя и был дружен со своими товарищами,
«но в их кругу бывал редко, а больше водил дружбу с крестьянами;
летом пропадал по целым дням на работах в поле, а зимой любимым
его времяпровождением в городе было посещение базара, где он встречал
много приятелей среди подгородних крестьян и любил с ними потолковать
по душе о их нуждах и ходе хозяйства. Знавшие \его горожане не мало
шокировались, когда, проходя в воскресенье от обедни по базару, видели,
как князь, примостившись на облучке мужицкой телеги с наваленными
хлебными мешками, ведет живой разговор с обступившими его мужиками,
завтракая тут же вместе с ними краюхой серой пшеничной булки».1
Превратившийся в «хлопотливого и практического хозяина»,
Сергей Григорьевич нередко появлялся в салоне своей жены
«запачканный дегтем или с клочками сена на платье и в своей окладистой
•бороде, надушенный ароматами скотного двора или тому подобными не са-
лонными запахами. Вообще в обществе он представлял оригинальное
явление, хотя был очень образован, говорил по-французски, как француз,
сильно грассируя, был очень добр и с нами, детьми,' всегда мил и ласков;
в городе носился слух, что он был очень скуп». 2
Слух этот был вызван усиленными занятиями Волконского
сельским: хозяйством. Зная хорошо материальную обеспечен-
ность Волконских, этим занятиям, верно, не могли придумать
иного толкования, как скупость. Так казалось непосвященным;
посвященные же знали, что к этому вынуждали его семейные
нелады. Вот что писал Сергей Григорьевич по этому поводу
декабристу И. И. Пущину:
«...Сам живу-поживаю помаленьку, занимаюсь вопреки вам хлебопаше-
ством, и щеты свожу с барышком, трачу на прихоти — на баловство детям
свою трудовую копейку, без цензуры и упрек; тяжеленько было в мои
лета быть под опекою». 3
А «опека» М. Н. над стариком Волконским должна была
быть ему точно тяжела. Годы всяческих испытаний не прошли
для нее бесследно: они закалили и сделали из нее женщину
с властным и непреклонным характером, несмягченным любовью
к мужу. . . Рано предоставленная самой себе, привыкшая с моло-
дых лет нести ответственность за каждый свой шаг на своих
плечах, она выработала в себе ясный, трезвый, но с оттенком
сухости и жесткости взгляд на жизнь, веря только в себя
и в свой жизненный опыт. Она не умела и не хотела уступать
мужу, слабохарактерному, мягкому, сохранившему до глубокой
старости способность отдаваться порывам, часто вопреки своей
выгоде. Она вела хозяйство, она властною и твердою рукою
1 «Воспоминания Белоголового», М. 1897, стр. 36.
2 Там же, стр. 37.
:i «Декабристы иа поселении» >М. 1926, стр. 67.
'КАМЧАТНИК* - ДА ЧА ВОЛКОНСКИХ. ВИД С РЕКИ АНГАРЫ
Акварель с подписью М. Н. Волконского

О. Попова. — История жщни М. Н. Волконской
93
давала воспитание детям, направляла их интересы и устраивала
их благополучие так, как она его понимала.
Сергей Григорьевич писал И. И. Пущину в 1842 году о заня-
тиях Миши:
«Евгений 1 экзаменовал Мишу и доволен в некоторых частях учения;
я не мог представить ему на суд мои попытки — от должности Цифиркина
(т. е. преподавателя арифметики) уволен до будущей зимы; «много занятий
Мише и без того, и здоровьем слабенек, притом же спор 1 вышел о системе
первоначального учения арифметики, что кажется довольно странно, я люблю
отчетливость, жена—показ; часы были в дни ее занятий и оттого спор
в передачи до будущей зимы отложил, но не передал—и сил и рассудка
будет более у Миши по милости божией, и мне без спор более надежды
к успеху. Все это для вас одних, мыслю с вами рассказом». 2
Благополучие же детей в ту пору своей жизни М. Н. пони-
мала трезво и прозаически: то были хлопоты об их материаль-
ном благосостоянии и мечты — вернуть им то общественное по-
ложение, которое добровольно утратили их родители.
Она шла ради этой цели на компромиссы, и нужно сознаться,
что характер борьбы за благополучие детей не вызывает того
сочувствия к М. Н., которое вызывала ее борьба в1 1825 —
1826 году за мужа, ибо теперь в ней не было того благородного
оттенка, которым полны были порывы и движения дней ее
молодости. . . Она научилась с тех пор умерять дух св«оей гор-
дости, упрочивая свое положение среди официальных и благона-
меренных кругов г. Иркутска, а порой и заискивая перед ними.
Эту черту в поведении М. ,Н. отмечает, с явной неодобритель-
ностью в своем письме к И. И. Пущину в 1842 году, Ф. Ф. Вад-
ковский. Сообщая о том, что «Вольф 3 4 нынешнего года без вся-
кой надобности ездил за Байкал с семейством председа-
теля казенной палат ы», он пишет:
«Едва ли не этот титул причиною ненужной поездки. Иначе я не берусь
сообразить его отсутствие с воспетою его преданностью к урикским жите-
лям, которые без него могли бы все перемереть. . .» «Княгиня также ездила
на воды, — продолжает Вадковский,— только на другие; здесь уже было
не до председателя, а все Рупертово 5 семейство н его гадкая свита там
собралась. — С нею были оба Поджио и Муханов. 6 И об этой поездке
я сожалел душевно, да' и почти все мы, сколько нас ни есть. Наш генерал-
губернатор, хотя очень учтив и| очень обязателен, но ясно и при всяком
1 Декабрист Е. П. Оболенский.
2 «Декабристы на поселении», М. 1926, стр. 68.
3 Декабрист Ф. Б. (Вольф.
4 Мария Николаевна Волконская.
5 Руперт—-иркутский генерал-губернатор.
в Декабрист П. А. Муханов.
94
О. Попова. — История жирни М. Н. Волконской
случае выказывает, что малейшее сближение с нами ему противно! Как же
нам в свою ^очередь не быть несколько гордыми? В добавок, кажется, что
Тункинские -воды вместо пользы принесли вред твоей кумушке». 1
Если при сомнительном благоволении Руперта к семьям дека-
бристов М. Н. искала его расположения и покровительства,
то легко себе представить, какие думы и мечты овладели ею
с назначением генерал-губернатором Восточной Сибири либе-
рального и действительно расположенного к декабристам
Н. Н. Муравьева.
Это был первый губернатор, который отнесся к ним не только
гуманно, но и дружески:
«... он сразу выдвинул их, и если не в гражданском, то в общественном,
смысле поставил их в то положение, которое им принадлежало в силу
высоких качеств образования и воспитания»,—пишет внук М. Н.—
С. М. Волконский. 2
Впервые, после долгих лет, с появлением Муравьева окончи-
лись для декабристов и их семей унижения и оскорбления,
имевшие место при губернаторах Пятницком и Руперте.3
Что касается семьи Волконских, то Муравьев выказал к ней
свое исключительное расположение и не только платоническое:
он принял к себе на службу в качестве чиновника особых пору-
чений сына Волконского, окончившего в 1849 году иркутскую
гимназию.
Под начальством Муравьева служил чиновник Дмитрий
Васильевич Молчанов, которому представлялась в будущем
завидная карьера. На прекрасном отношении к своей семье1
Н. Н. Муравьева и его жены Екатерины Николаевны, а также
на молодом чиновнике Молчанове построила М. Н. план
устройства будущего своих детей.
Привлечение в семью политически благонадежного Д. В. Мол-
чанова в1 качестве мужа Нелли устраивало, с точки зрения
М. Н., не только дочь, но и сына, будущее которого ее особенно
беспокоило. Положение Миши, как она полагала, упрочива-
лось родственной связью с Молчановым, которому так усиленно
покровительствовал, не без влияния самой М. Н., Муравьев.
Вот почему позднее, когда этот брак состоялся, М. Н. писала
дочери о ее муже, что она уважает его «как главу и хранителя
1 «Декабристы на поселении», М. 1926, стр. 84. И. И. Пущин был
крестным отцом сына! М. Н. — Миши.
2 «О декабристах», П. 1922, стр. 81.
3 Там же, стр. 80.
'КАМЧАТНИК* - ВИД НА РЕКУ АНГАРУ

О. Попова. — История жирни М. Н. Волконской
97
своей семьи»,1 а Дмитрию Васильевичу говорила: «бог в своей
доброте послал вас в мою семью». 2
Последующие годы показали, как мало пригоден был Молча-
нов к роли «главы» и «хранителя семьи».
В 1855—1856 году Е. И. Якушкин писал своей жене о Вол-
конских и о Молчанове следующее:
«К несчастью всего этого семейства, судьба привела в Иркутск Молча-
нова— человека ограниченного и давно известного многими мерзостями
и имевшего большое влияние на генерал-губернатора Н. Н. Муравьева
и поэтому игравшего не последнюю роль в Иркутске. Тут опять молва
обвиняет Марию Николаевну в таких гадостях, которых я и не хочу
повторять. Скорее хлопоты ее устроить свадьбу Молчанова с дочерью
можно объяснить тем, что она не считала его дурным человеком и надея-
лась, что он будет полезен сыну ее по службе».3
Желание и воля М. Н. на этот раз столкнулись с решитель-
ным сопротивлением Сергея Григорьевича; между ними почти
год продолжалась жестокая борьба из-за предполагавшегося
брака. В дни этой борьбы Волконский, относившийся к Мол-
чанову отрицательно, выказал такой горячий протест против
этого брака по расчету, который показал, какие свежие, искрен-
ние и ничем неподкупные чувства скрываются за его старческой
внешностью.
Сергей Григорьевич не принадлежал к тем людям, которые
с первого взгляда умеют привлекать сердца, умеют показать
себя с лучшей своей стороны.
В предполагавшемся браке дочери с Молчановым все претило
ему. И то, что он устраивался по расчету или, как он говорил,
по «сватовству»,4 и то, что Молчанов не возбуждал в нем ника-
кого доверия как личность, и то, что его юная , дочь не только
не любила Молчанова, но чувствовала к нему вначале .даже
явную антипатию, о чем знал и сам Молчанов.
Настроение, царившее тогда в доме/ Волконских, рисует ряд
писем Михаила Сергеевича к родным в Россию. Из них же
видно, что в круг событий вовлечены были семья генерал-
губернатора Муравьева, поддерживавшая М. Н., и декабристы:
А. В. Поджио и П. А. Муханов, сочувствовавшие Сергею Гри-
горьевичу.
«Вы*знаете, — писал Михаил Сергеевич тетке Софье Николаевне, — что
матушка и я — мы видим счастье Неллиньки в глубокой привязанности,
1 От 23 ноября 1850 г. (ИРЛИ).
2 В* письме от 26 октября 1850 г.
3 «Декабристы на 1поселении», М. 1926, стр. 52.
4 См. письмо М. Н. к Д. В. Молчанову от 2 октября 1850 г. (ИРЛИ).
7 «Звенья» № 3
98
О. Попова. — История жицни М. Н. Волконской
которую питает к ней г. М.; папа—против; сначала из-за того, что их поли-
тические убеждения не сходятся, потом из-за того, что он видит, что ма-
тушка решилась на это, если и моя сестра согласна. . .» «Представьте себе,
что папа перед всеми бросает яростные взгляды на Нелли, (когда она говорит
или танцует с Д. В’., и когда матушка говорит ему, что она не перенесет
в будущем, чтобы он устраивал такие сцены с дочерью публично, — ои
горячится и остается у себя во флигеле, выходя только вечером, если
Д. В. здесь, для того, чтобы его мучить. Муханов, которого я не пере-
ношу с самого детства, потому что это человек фальшивый и интриган,
только и делает, что настраивает папа еще более против; он видит, что'
мы его понимаем и не хотим его ига, — тогда он льстит папа и почти,
не покидает его. Матушка встречает его очень холодно, он не осмели-
вается располагаться около нее; она избегает всякого спора и всякого
разговора, — она боится сцен и шума, потому что они вызывают у нее
кашель с кровью. На вид — она молчалива, страдает и впадает в уныние»
но духом не ослабевает. Судите сами, какая жизнь для нее, если все эти.
страдания продолжатся до семнадцатилетнего возраста моей сестры, кото-
рой нет еще 16 лет. Папа, видя по вашим письмам, что гвы и дядя1
за приличное устройство моей сестры — принялся писать. Он скажет вам,
что молодой человек играет в карты; на моей душе и совести — я уверяю
вас, что это неправда; он делает это, как все молодые люди теперь,
но вот уже два года, как он не брал карты в руки; он скажет вам, что
он вошел в долги, но они будут уплачены в этом году, и разве у г. Му-
ханова их нет? У него, который принимает участие во /всех предприятиях
и спекуляциях и который скомпрометировал благосостояние своей тетки
Мадатовой чрезмерной страстью к золотым россыпям.
Единственная вещь, которая беспокоит матушку — это то, что
у г. М'ролчанова"] на вид не крепкое здоровье, но они все в семье худы
и суховаты, но в то же самое время — долговечны. И, наконец, >ёсли бог
позволит, чтобы я поехал в Россию, — я расскажу вам, как он достоин
моей сестры своим характером, мягким и тихим, своим умом, таким
светлым и серьезным, своей чистой нравственностью, своим бескорыстием.
Я вижу, как нужна матушке поддержка; я—молод и со мной по при-
вычке обращаются, как с ребенком, хотя это я объявил, что если папа
не будет приходить по утрам здороваться с матушкой, — я не пойду
к нему свидетельствовать мое почтение, когда он запирается со своими
друзьями, потому что он несправедлив и даже жесток; он не чувствует
этого сам, потому что матушка не любит показывать, когда она страдает.
Она пугается, когда ее жалеют; она предполагает тогда, что ее болезнь
серьезна.
Если папа будет действовать таким образом со всеми будущими пре-
тендентами Нелли из-за того, что они кажутся ему неподходящими — моя
сестра останется старой девой. . .» «Наконец, если это будущее для моей
сестры утешает матушку' и дает ей жизнь — почему не подождать спо-
койно еще один год. чтобы узнать: кто из двух прав: матушка или
папа? и, если это подойдет моей сестре — согласиться на это, вверяясь
богу». 2
Сообщая о болезни матери, Михаил Сергеевич писал
А. Н. Раевскому от 23 января 1850 года:
1 А. Н. Рдерский.
2 (1850 г.); архив Волконских, ИРЛИ.
ДОМ ВОЛКОНСКИХ В ИРКУТСКЕ

О. Попова.—Историа жир ни М. Н. Волконской
101
«.. . Теперь простуда ее прошла, ню нервы очень ослабли; она все тоскует,
плачет, она упала духом. Пока была здорова, она кое-как сносила обхо-
ждение батюшки, двуличность Поджио и скрытную ненависть Муханова;
но теперь все это ее тревожит, огорчает; ей необходимо душевное спокой-
ствие, но где жё взять его при теперешнем ходе наших домашних дел?
Мои доводы и убеждения, ласки сестры моей, — всего этого недостаточно,
чтоб возвратить ей спокойствие. Ей нужна уверенность, что кончатся все
эти дюмашние неудовольствия, кончатся скоро (она все боится не дожить
до этого времени), и, главное,— кончатся так, как этого она желает,' как
желаем мы с сестрой, как желаете вы, сколько можно видеть из послед-
него письма вашего ко мне. Я не в состоянии рассказать вам, что проис-
ходит в нашем доме: если б я .решился на это, то должен# бы* был 'осу-
ждать поступки батюшки, а это выше сил моих. Не говорю уже об его
обхождении со мной; хотя мне и трудно переносить все его нападения
на меня (и за что? — за то, что я желаю, соображаясь с желанием ма-
меньки, чтоб моя сестра была за добрым, умным, честным человеком, ко-
торый ему не нравится!), — я переношу их и переношу безропотно: он
всетаки отец мне, и я должен» чтить, уважать его; но его обхожде-
ние с моей бедной, больной маменькой уж чересчур странно и невыно^
симо. Вот все, что могу сказать вам об этом; увольте меня от подробно-
стей: пожалейте сына, который должен жаловаться на отца и разбирать
его поступки. — В*ы мне позволили адресовать вам мои просьбы, и дали
в то же время обещание по возможности исполнять их; вот мои две
первые просьбы: не верьте, дядюшка, тому, что писал вам батюшка
о г. Молчанове], — к стыду моему, я должен сознаться, что это клевета,
в основании которой лежит задетое самолюбие. Да и сами посудите, как
мог такой человек, каким выставил его батюшка, — я не читал письма его
к вам, но, основываясь на том, что я слышал и слышу из уст батюшки
об этом человеке, догадываюсь уже о содержании этого письма; — как
может такой человек, говорю я, заслужить уважение всего здешнего
общества, а еще более полное доверие генерала,1 который, как |вы
знаете, в выборе сотоудника, в управлении вверенного ему /края, —
ошибиться не может. Как бы желал я, чтобы сами вы увидели, узнали,
оценили этого человека. 2 Его светлый ум, благородные душа и сердце
и примерное беспристрастие, известное всем и каждому, — даже батюшке;
он знает этого человека и следовательно видит все его достоинства, но
не хочет пред другими признать их за достоинства; а, напротив того, ста-
рается, сколько возможно, выставить наружу все незначительные его недо-
статки и сделать настоящими прошедшие маленькие его слабости. Не
верьте батюшке, когда он говорит о г. М., — вот моя первая просьба.—
В'торая же просьба относится столько же к вам, сколько к моим добрым
тетушкам; вот она: ободрите письмами мою бедную маменьку, поддержите
упадающий дух ее, и помогите нам уладить наши домашние обстоятель-
ства. Вы, почтенный дядюшка, единственное ее упование; нет здесь у нее
никакой подпоры: г. М. не может быть ею, не имея достаточно прав на то,
я же слишком молод, слишком неопытен; многое, что у меня на душе.
1 Н. Н. Муравьев.
2 Личное знакомство с Молчановым произвело впоследствии на
А. Н. Раевского самое невыгодное впечатление. В 1852 г. М. Н. писала
Анне Михайловне Раевской, что А. Н. Раевский «не взлюбил» Молчанова
и «обращался с ним как с ничтожным существом, с мальчишкой». (См.
«Труды Госуд. историч. музея», М. 1926, в. II, стр. 110).
102
О. Попова. — История жи&ни М. Н. Волконской
не смею, не могу и не умею высказать, в особенности же, когда я говорю
с батюшкой, горячность которого всегда лишает меня слов и рассеивает
мои мысли. Помогите, помогите нам, дядюшка, вашими советами!
Чем хуже идут наши домашние обстоятельства, тем лучше делается
наше положение в здешнем обществе. Теперь оно самое для нас выгодное,
так, что маменька не желает никаких перемен в этом отношении: (Му-
равьевы расположены к нам, как нельзя более, в особенности же Екатерина
Николаевна, которая принимает большое участие во всем, что до нас
касается. Зарины,1 если не чувствуют особенного душевного к нам распо-
ложения, то по крайней мере всегда учтивы и внимательны. Здешняя,
как и всякая публика следует примеру начальства и тоже благоволит
к нам. Одним словом, нам здесь хорошо, тем более, что всякая перемена
местопребывания могла бы повредить моей карьере; какая бы она ни была,
всетаки здесь будет лучше, чем где-либо в другом месте. . .
Р. Р. S. S. Вчера батюшка сказал мне. что он «на словах ничего
не будет делать, но будет действовать, и действовать сильно, смело,
неожиданно и действовать с наглостью лиц., о которых (мы и думать не
посмеем»—вот его собственные слова. Что они значат — право не знаю». 2
Несмотря на подробные послания Михаила Сергеевича и са-
мого Молчанова,3 4 А. Н. Раевский не торопился высказывать
свое мнение, поджидая предполагавшегося приезда Н. Н. Му-
равьева в Москву, от которого, видно, рассчитывал получить
более беспристрастное суждение на этот счет.
«... До свидания и переговора с ним (т. е. Муравьевым.— О. /7.),—писал
он племяннику 25 февраля 1850 года, — я ничего положительного не могу
сказать на счет семейных ваших дел, а тогда можно будет, смотря
по обстоятельствам, прибегнуть к решительным мерам. До тех пор берите
терпение и старайтесь отдалять от вашей матери возобновление сцен,
столь пагубных для ее здоровья». '
Дальнейшая позиция в этом деле опекуна-Раевского непо-
средственно из документов нам неизвестна, но мы в праве
предполагать, зная настроение Муравьева, что сопротивление
Сергея Григорьевича было сломлено не без его участия.
Волконский подчинился воле М. Н., которая, по словам
Е. И. Якушкина,
«не хотела никого слушать и сказала приятелям Болконского, что ежели
он не согласится, то она объяснит ему, что он не имеет никакого права
запрещать, потому что не он отец ее дочери. Хотя .то этого дело не
дошло, но старик, наконец, уступил». 5
1 Семья гражданского губернатора В. Н. Зарина.
2 1850 г.; на русском языке (архив ‘Волконских, ИРАН).
3 Его обширное письмо к А. Н. Раевскому от 3 февраля 1830 г.
хранится в архиве Волконских.
4 На русском языке.
5 «Декабристы на поселении». М., 1926, стр. 52.
ЕЛЕНА СЕРГЕЕВНА ВОЛКОНСКАЯ-МОЛЧАНОВА-КОЧУБЕЙ
в 1858 г.
Рисунок карандашом худ. Н. П.

О. Попова. — История жирви М. Н. Волконской
105
Брак Елены Сергеевны с Молчановым состоялся 1 7 сентября
1850 года, в Иркутске, а 19 сентября того же года молодые
уехали в Россию. Исполнилась заветная мечта М. Н.: для
одного из членов ее семьи двери в* Россию раскрылись. После
двадцатипятилетнего молчания Сергей Григорьевич написал
мужу сестры своей Софьи — П. М. Волконскому — письмо с прось-
бой о покровительстве дочери и ее мужу. Любовь к Нелли пре-
возмогла неприязнь его к Молчанову.
По воспоминаниям племянницы М. Н. — О. П. Орловой —
Д. В. Молчанов был заурядным, ничтожным человеком, с ка-
ким-то неясным и темным прошлым, но брак с красивой
и обаятельной дочерью Волконских сильно изменил его. Он любил
ее до обожания и оставил тот сомнительный образ жизни,
который вел до женитьбы.1
Последнее, однако, не совсем так: отголоски прежней 'жизни
Молчанова давали о себе знать. Так, в письме к сыну от
28 августа 1854 года Сергей Григорьевич сообщает о долге,
сделанном Дмитрием Васильевичем, что сильно огорчило ста-
риков Волконских, тем более, что Молчанов не хотел в этом
сознаться.2 Окончательно себя1 скомпрометировал Молчанов
подозрением, а может быть, и действительной виной — взяткой
в 20 000 рублей от губернского секретаря Ф. П. Занадворова,
обвинявшегося в ряде злоупотреблений,3 дело о котором было
поручено Молчанову Н. Н. Муравьевым.
Когда позднее деятельность Н. Н. Муравьева в Восточной
Сибири (в связи с нашумевшей в России дуэлью в Иркутске
между Беклемишевым и Неклюдовым) была подвергнута критике
на страницах герценовского «Под суд»,4 5 в числе недостойных
чиновников, которыми окружал себя Муравьев, было указано
и имя Молчанова. Даже сторонник партии Н. Н. Муравьева,
напечатавший в защиту его письмо в «Колоколе Герцена,й
должен был признать, что
«. . . Молчанов—не секундант, а Дмитрий, женатый на дочери декабриста
Волконского — надул его» (т. е. Муравьева.— О. П.). «Но кто же
1 Записано со слов О. П. Орловой, <рожд. Кривцовой, бывшей замужем
за сыном Ек. Ник. и Мих. Фед. Орлова — Николаем Михайлови-
чем. — О. П.
2 Архив Волконских.
3 См.: «Архив Раевских», под ред. Б. Л. Модзалевского, т. IV, стр. 340,
и «Воспоминания о Сибири» Б. В. Струве, напечатанные в «Русск. вести.»
1888 г.
4 От 15 ноября 1859 г., лист 2. См. письмо: «Убийство Неклюдова
в Иркутске».
5 За 1860 г. № 73 и 74.
106
О. Попова. — История жирни М. Н. Волконской
не ошибался?—спрашивает автор.—Пример Молчанова доказывает ничем
несокрушимую энергию Муравьева, его веру в добро; всякий другой, при
горячем нраве Муравьева, после такого жестокого поражения прямо
в сердце, видя вокруг себя лишь воровство, мошенничество, взятки, ви^я
бесплодными все свои усилия, обманутыми свои лучшие надежды, видя
себя проданным человеком самым близким, им ле-
леянным,1 всякий другой впал бы в уныние, отчаялся бы в челове-
честве и, махнув рукой, стал бы делать то, что многие честные люди
делали до Муравьева и многие будут делать после него, т. е. сложил бы
руки; ней не такова эта честная, твердая личность!»
Струве в своих воспоминаниях о Сибири 2 утверждает, что
Молчанов не был виновен во взяточничестве и что Муравьев
не верил в его вину, но письмо Молчанова к Михаилу Сер-
геевичу Волконскому от 5 мая 1855 года подтверждает про-
тивное: из него видно, что Муравьев не особенно ратовал
в защиту Молчанова, когда он был отдан под суд.
«Вот единственная награда, которую Николай Николаевич доставил мне
за 5-летнюю усердную и бескорыстную ему службу,—писал Дмитрий Ва-
сильевич Михаилу Сергеевичу, — за тем он сложил руки и считает себя
свободным от всякой передо мною обязанности; §ог с ним! но прими это
в соображение и не распинайся для подобного начальника и держи ухо
востра ок береги свои силы для людей, которые лучше ценят заслуги». 3
В. Д. Молчанов жил не долго; ему скоро пришлось искупить
все ошибки и заблуждения молодости: прикованный к креслу,
с парализованными ногами, впавши перед смертью в сумасше-
ствие, он умер в 1857 году, находясь под судом.
Так призрачно и неустойчиво оказалось счастье Нелли Вол-
конской, созданное руками ее матери и брата. О том, какое
большое нравственное страдание вынесла М. Н. из-за неудачно
сложившейся жизни дочери, говорит письмо Е. И. Якушкина,
встретившегося с М. Н. в Ялуторовске, когда она в 1855 году,
добившись с помощью протекции сильной родни разрешения
выехать в Россию для поправления здоровья, спешила к до-
чери и больному зятю.
«;Ночью, часа в три, приехала в Ялуторовск М. Н. Волконская и хотела
меня видеть. Я отнес к ней письмо от дочери и думал, что она будет
меня расспрашивать об ней, но она ничего не спросила об ней, — только
уже перед самым отъездом спросила про здоровье Молчанова,—пишет
Е. И. Якушкйн. —1 Впрочем, понятно, что разговор о дочери с человеком,
которого она видела в первый раз, не мог быть ей приятен. О сентенции
военно-ссудной комиссии она узнала еще в Томске, но о содержании Мол-
чанова в остроге ей не писали. И того, что она знала, было довольно.
1 Курсив наш.
2 «Русек, вести.» 1888.
3 Архив Волконских (ИРЛИ).
ВОЛКОНСКИЕ НА ТУНКИНСКИХ ВОДАХ
КаоандашныИ рисунок

О. Попова.—История жирни М. Н. Волконской
109
чтобы уничтожить самого крепкого человека, и' она действительно была
жалка. Сначала она хотела пробыть день в Ялуторовске, потом хотела
□статься только до обеда, но наконец часов в 10 просила, чтобы ей при-
вели почтовых лошадей — потому что, как говорила она, она не может
оставаться в таком тревожном положении и спокойна только тогда, когда
сидит в карете».1
К тяжелому горю М. Н. примешивалось острое сознание
своей ответственности за судьбу дочери.
С замужеством Нелли жизнь Волконских долго не могла
войти в колею. Отношения Марии Николаевны и Сергея Гри-
горьевича продолжали быть то обостренными, то несколько
смягчались, судя по письмам М. Н. к мужу дочери.
«Мой дорогой Дмитрий,—писала ему М. Н.,— дни идут и не походят
один на другой. С. Г. сегодня страшно сердит; он хочет уехать в номера
гостиницы Шульца или жить в своем флигеле...» «Мишель всем этим
потрясен: он -верит, что С. Г. действительно переедет к Шульцу. Вы не
поверите, до какой степени этот человек позволяет себе лгать». 2
Или:
«С. Г. со мной то хорош, то дуется, разыгрывая из себя мою жертву:
он никогда не бывает естественным, никогда самим собой». 3
Не только замужество дочери волновало Волконского; он
чувствовал себя в своей семье чужим и лишним, он видел, как
судьба его детей устраивалась, минуя его волю и желания,
видел, как дети, становясь взрослыми, отходили от него под
влиянием матери все дальше и дальше.
Е. И. Якушкин пишет о детях Волконских:
«... чьи бы они ни были, впрочем, дети, любовь старика к ним— любовь,
исполненная самоотвержения, дает ему на них полное право, — этого-то,
кажется, никто и не хотел признать в семье. Вся привязанность детей
сосредоточивалась на матери, а мать смотрела с каким-то пренебрежением
на мужа, что, конечно, имело влияние и на отношепйе к нему детей». 4
М. Н. писала дочери и зятю в Россию:
«С. Г. завидует ласкам Нелли и вашим ко мне». 5 6
Или:
«...он завистник моих детей и особенно завидует тому авторитету, кото-
рый я имею на них. Он не понимает, что это происходит от любви и до-
верия, и что этими двумя чувствами не повелевают». в
1 «Декабристы на поселении», М. 1926, стр. 32.
2 От 25 ноября 1850 г.
3 От 19 октября 1850 г.
4 «Декабристы на поселении», М, 1926, стр. 51—52.
5 От 2 октября 1850 г.
6 От 22 ноября 1850 г. А. Н. Раевскому.
ПО	О. Попова. — История жизни М. Н. Волконской
Приходившие из России письма Молчановых прочитывались
Сергеем Григорьевичем не все, а только те из них, которыми
М. Н. находила нужным делиться с ним. Так, в одном из- писем
она пишет дочери:
«. . .мне удалось опустить ваше письмо себе в карман, а ему вслух про-
честь другое». 1
Для избежания размолвок она не хотела посвящать С. Г. Вол-
конского в те нежные излияния, которые она получала от Мол-
чановых, а ими полны были их письма.
Нежность детей к М. Н. можно объяснить пламенной, дохо-
дящей до преклонения любовью к ним ее самой. Ее письма,
по отъезде Молчановых, свидетельствуют о том, как страстно,
взволнованно пережевала она все, что касалось сына и дочери.
Особенной глубиной чувства к детям звучит письмо М. Н.
к сестре Софье, в котором она говорит о том, что дети были
в ее жизни «ангелами-хранителями»; в нем чувствуется как
будто отдаленная жалоба на свое мятежное прошлое, на свою
несчастную личную жизнь.
«Когда я получила первое письмо от Нелли и ваши из Москвы —
я не могла спать от радости; у меня была такая потребность говорить
о моем счастье, сказать о нем всем тем, кто любит мою ‘дочь, — писала
М. Н. — Я приказала позвать кучера'Дмитрия и рассказывала ему о его
хозяевах, о моей радости, спрашивая его о старых »подробностях, и, если
бы кто-нибудь заговорил со мной о другом, вне моего счастья и призна-
тельности за него — мне было бы тяжело. . . Зачем отрывать меня от моих
мыслей и моей радости? Сонюшка, я сумасшедшая говоря это—это потому,
что мои дети были моими ангелами-хранителями; им я обязана всем
счастьем моей жизни и быть может спокойствием моих последних минут,
когда бог захочет призвать меня к себе. Это потому., что они так 'Добры
и так чисты сердцем. Мишель, которому будет скоро 19 лет, — ведет
жизнь молодой девушки, а его, конечно, не держат строго. Я — его друг
и только предупреждаю его—вот и все». 2
В ответ Молчанову, который, видимо, поражен был силою
ее чувства к детям, она писала:
«Вы меня еще недостаточно знаете, мой добрый Дмитрий, я умею скры-
вать избыток материнского чувства, которым я одарена; моя сила воли
равна силе моей любви к детям, когда дело идет о* их благе; во всех
других случаях — я мокрая курица, которую каждый может напугать
и сбить с толку; я не стою ничего вне моей любви к вам троим и природа
иссякла на этом. Помимо этого — я лишь существо нервное, безвольное
и вызывающее скуку*. 3
1 От 17 октября 1850 г.
2 От 15 декабря 1850 г.
3 От 27 ноября 1850 г.
О. Попова. — История жизни М. Н. Волконской
111
Порой М. Н. испытывала чувство неловкости и жалости
к Сергею Григорьевичу за тот избыток счастья, который давала
ей взаимная привязанность ее и детей; тогда она писала дочери:
«Я прошу тебя, мое прекрасное дитя, вкладывать несколько слов к папа
в твои письма и писать некоторые из них по-русски; муж твой их тебе
продиктует».1
О себе и С. Г. Волконском она писала в такие минуты:
«Мы с ним точно старые друзья, которые, не высказывая этого,,
согласны, что пора уже одному перестать горячиться и дуться, а Дру-
гому — не огорчаться и не желать невозможного». 2
«Мы веселы,—писала М. Н. в письме к сестре Софье.—Сергей очень
добр по отношению ко мне, заботится обо мне, насколько это позволяет
его характер, 1и очень деликатен; он не оскорбляет более никакое чувство
моего сердца и не навязывает мне присутствие толстяка, 3 4 который при-
ходит очень редко и которого я встречаю с вежливостью—вот и все . . .»
«Сергей добр, деликатен, когда его не настраивает этот гадкий толстяк,
который стоит между нами? вот уже 25 лет. . . » *
В другом письме от того же времени она пишет Молчанову,
что Сергей Григорьевич,
«. . . увидев кольцо Нелли, сказал, что он подарит и мне такое же, чтобы
возместить обручальное, которое у меня украли здесь вместе с брилиан-
тами, но число на нем будет 50-го года — год вашей свадьбы. Это очень
мило с его стороны». 5
Но эти добрые минуты в их жизни не изменяли и не устра-
няли основного тона их отношений — внутренней отчужденности.
Попытки С. Г. Волконского наладить добрый мир с женой раз-
бивались об ее скептическое отношение к нему. Она давно
И бесповоротно вынесла суровый приговор мужу, который чи-
тается между строк ее писем, таких, казалось бы, мягких
по форме, но по существу своему — покровительственно-снисхо-
дительных и уничтожающих его. Он в1 ее глазах был человеком
не от мира сего, и это вызывало в ней не сочувствие, а лишь
иронию. По складу своего характера они были носителями двух
разных направлений, которые в наиболее яркие моменты их
1 От 30 сентября 1850 г.
2 К Д. В. Молчанову, от 15 декабря 1850 г.
8 П. А. Муханов, которого Мч Н. не любила. Еще в 1842 году С. Г. Вол-
конский писал Пущину о поселении Мухаиова ® Усть-Куде: «Все довольны
его приездом — но предвижу столкновения», ’намекая на неприязненное от-
ношение к Муханову жены. (См. «Декабристы на поселении», М. 1926.
стр. 6—8).	'
4 От 15 декабря 1850 г.
5 От 25 декабря 1850 г.
112
О. Попова. — История жирни М. Н. Волконской
жизни неизбежно приводили их к взаимному непониманию
и столкновению.
Характерным в этом отношении является письмо М. Н.
от 22 ноября 1850 года к А. Н. Раевскому, написанное ею
в дни, когда декабристы ожидали амнистию по случаю испол-
нения двадцатипятилетия со дня восстания 14 декабря. Как
известно, амнистии не последовало.
«... Все идет хорошо, все спокойно. Сергей уверен, что он вернется, как
только " появится манифест. Он весел, немного взволнован однако опасением,
но надежда к нему тотчас же возвращается. Он более не шумит из-за
обеда, из-за плохого жаркого, не дуется больше на- меня. Я уверяю вас,
что трогательно видеть седые волосы, его белую бороду и характер
ребенка. То юн говорит: «я еду за границу», то тотчас же хочет ехать
на Амур. Что касается первого проекта, я, конечно, позаботилась бы ему
в этом помешать, если бы не была Уверена, что это только слова; что
касается второго, то это не для его возраста. Но если ничто не сбу-
дется,— то это меня огорчит, потому что его воображение пылко, как
у молодого человека, и он будет огорчен понапрасну, хотя эта надежда
делает его более любезным и более сообщительным с нами». 1
Скептическое отношение М. Н. передалось и сыну; вряд ли
без влияния матери писал бы молодой Волконский по поводу
той же амнистии зло-иронически:
«Великие люди в страшной ажитации — 25-летие!». 2
Ряд писем Михаила Сергеевича свидетельствует о том, что он
был воспитан матерью в духе политической благонадежности.
Он употреблял все усилия к тому, чтобы зарекомендовать себя
в качестве благонамеренного чиновника и всеми силами стре-
мился быть в том кругу лиц, которые были вне правитель-
ственного подозрения, мечтая сбросить с себя гнет, который
тяготел над ним как над сыном государственного преступника,
и радуясь каждому шагу, освобождавшему его от среды дека-
бристов.
« . Дорогая тетя, — писал он тетке С. Н. Раевской, — пришлите мне
ваш адрес—я имею право писать вам через почту, потому что я на
службе. Благодаря богу — я вне этого круга—меня не
любят за это. 3 (Но я обожаю матушку больше всего на свете:
я рожден для жизни спокойной и трудолюбивой — я хочу окружить дни
ее старости тишиной и счастьем». 4
Напрасно А. Н. Раевский опасался пагубных увлечений пле-
мянника политикой. Молодой Волконский с предупредительной
1 Архив Волконских.
2 От 2 ноября 1850 г., на русском языке.
3 Курсив наш. — О. П.
4 1850 г.
МИХАИЛ СЕРГЕЕВИЧ ВОЛКОНСКИЙ
С фотоюафии

О. Попова. — История жи$ни М. Н. Волконской
115
готовностью спешит уверить своего дядюшку в его совершенно
ложной и напрасной тревоге на этот счет:
«Вы мне советуете не мечтать о несбыточном усовершенствовании мира,
бояться германской умозрительности и пр.,—писал он А. Н. Раевскому,—
поверьте, дядюшка, что'у меня такое отвращение от всего этого,' в особен-
ности же от политики, что я никаких политических ««иг никогда^ и в руки
не беру, а русские /газеты читаю для того только, чтобы знать, что на свете
делается». 1
Михаил Сергеевич до конца своих дней сохранил благонаме-
ренность, достигнув довольно крупного общественного положе-
ния: он был впоследствии товарищем министра народного про-
свещения, членом Государственного совета.
С отрицательным отношением сына к делу декабристов
Сергею Григорьевичу, разумеется, не легко было примириться.
Сам он иначе оценивал деятельность тайного общества и лиц,
участвовавших в нем.
«. . . Не грустно умереть в Сибири, но жаль, что из наших общих опаль-
ных лиц -костей — не одна могила, — писал он Пущину в 1842 году, —
мыслю об этом не по гордости, 1 тщеславию личному, врозь мы, как
и все люди, пылинки, но грудой кости наши, были бы * памятником дела
великого при удаче для родины и достойного тризны поколений». 2
Достойным ответом на иронию сына является письмо Волкон-
ского к сыну, написанное позднее, .по получении манифеста после
смерти Николая I. В нем мы видим все ту же высокую оценку
того дела, за которое он пострадал, и в то же время большую
терпимость к жене и сыну, явно тяготившимся своим все еще
подневольным существованием.
«. . . Ныне пришла почта Российская и привезла манифест от 27-го марта,
дня, кончины — и ~мои кости останутся в Сибири,—писал он сыну.—О себе
не горюю — накликал на себя этот удел; и всетаки совесть чиста и готов
предстать пред суд божий без упрека в тщеславии или эгоистически в чем;
родина и убеждения были причиною моего немалого самопожертвования.
Манифест ясен и о нас ни полслова, как Войнаровского 3 наша память
похоронена будет в Сибири; о себе не сетую: чем более испытал, тем
в самом себе я становлюсь выше, но о! матери твоей, о тебе, мой друг,
и твоей будущности, о разлуке с дочерью и с неизменно уважаемым
Дмитрием Васильевичем,— сильно и сильно горюю. С тобой у меня
всегда убеждение сердца и рассудка, искренно выражаюсь, и потому
прошу, призываю на вас милость божию и защиту людей. В' ком ее мне
1 От 23 января 1850 г., Иркутск; на русском языке.
2 «Декабристы на поселении», М., 1926, стр. 67.
3 Андрей Войнаровский, племянник Мазепы и участник его заговора,
был сослан в Сибирь, где и умер в 1740 году.' Герой ,поэмы Рылеева —
« Войнаровский».
8*
116
О. Попова. — История жи?пи М. Н. Волконской
найти как не в благороднейших порывах Николая Николаевича; 1 требую
от тебя, чтобы ты показал ему эти мои строки, может быть он найдет
средство способствовать тк дозволению жене, при расстроенном ее здоровье,
возвратиться и в лучший климат и к более просвещенным средствам посо-
бия медицинского. Покамест Николай Николаевич здесь, я не желаю,
чтобы [ты] 2 имел другого поприща служения как при нем и его руковод-
ством и покровительством, но в воззрении отъезда его отсюда — пусть он
благоволит тебе открыть беспрепятственное возвращение вне Сибири.
Исполнение двух моих умолений к нему снимут тяжкий камень с моего
сердца и тогда я спокойнее сойду в могилу».3 4
Желание С. Г. Волконского исполнилось: смерть Николая I
дала возможность и М. Н. и сыну выехать в Россию, прежде
чем он сам получил на то дозволение: М. Н. — с помощью
вел. кн. Марии Николаевны, для восстановления своего здо-
ровья, а Михаил Сергеевич — благодаря служебной команди-
ровке, устроенной для него Н. Н. Муравьевым.
По словам С. М. Волконского, М. Н., прося разрешения
на выезд в Россию для лечения, заявила, что она только тогда
«сочтет для себя возможным воспользоваться им, если ей будет
дозволено вернуться в Сибирь». *
Волконский вместе с другими декабристами амнистирован был
лишь в 1856 тоду. Судьбе угодно было, чтобы, по воле Але-
ксандра II, вестником освобождения «великим людям» был
именно молодой Волконский, что, впрочем, он и исполнил
с полным восторгом, домчавшись до Иркутска в пятнадцать
суток и несколько часов.
III. Снова в России
Встреча, оказанная декабристам русским обществом по воз-
вращении их из ссылки,5 была так тепла, так овеяна преклоне-
нием перед их прошлым, что совершенно преобразила, по сло-
вам доктора Белоголового, Сергея Григорьевича и внешне и
внутренне.
«Я нашел его, хотя белым, как лунь, но бодрым, оживленным и притом
таким нарядным и франтоватым, каким я его никогда не видывал в Иркут-
ске; его длинные серебристые волосы были тщательно причесаны, его
такая же серебристая борода подстрижена и заметно выхолена, а все его
лицо с тонкими чертами и изрезанное морщинами делали из него такого
1 И. iH. Муравьев-Амуоский.
2 В подлиннике по ошибке написано — «юн».
3 29 м. [1855 г.], Нерч. Бол. Зав.
4 «О декабристах», П. 1922, стр. 97. •
° К моменту амнистии в живых осталось лишь 19 декабристов.
О. Попова. — История жирни М. Н. Волконской
117
изящного картинно-красивого старика, что нельзя было пройти мимо него,
не залюбовавшись этой библейской красотой. Возвращение же после
амнистии в Россию, поездка и житье за границей, встречи с оставшимися
в живых родными и с друзьями молодости и тот благоговейный почет,
с каким всюду его' встречали за вынесенные испытания — все это как-то
преобразило и сделало и духовный закат этой тревожной жизни необык-
новенно ясным и привлекательным. Он стал гораздо словоохотливее и тот-
час же начал живо рассказывать мне о своих . впечатлениях и встречах,
особенно за границей; политические вопросы снова его сильно занимали,
а свою сельскохозяйственную страсть он как будто покинул в Сибири
вместе со всей своей тамошней обстановкой ссыльно-поселенца»,1 — пишет
Белоголовый.
Миром, тишиной и счастьем в*еет от писем С. Г. Волконского
за первые годы его по возвращении из ссылки. Многое тяжелое
с переездом в Россию стало для него уже прошлым, и он на-
слаждался теперь вниманием, которым был окружен.
«Молю бога о ней,< о маме, равно дсак и о тебе,—писал. Волконский
сыну. — Вашим счастьем вполне буду сам счастлив, лишь бы бог .тебе
и мне сохранил наш общий клад — твою мать и мою жену». 2
«.. . Письмо твое от 1 5 декабря прослезило меня горячими твоими чув-
ствами к твоей матери, чувством признательности к ней и полным поня-
тием степени ее любви к тебе, — писал он <в другом письме к сыну. —
Да, мой’друг, как жена, как мать — это не земное существо или, лучше
сказать, она уже праведная в сем мире. Les sacrifices pour nous sont I’ele-
ment de son existence 3 4 и что для меня утешительно, это то, что Лиза *
и Николай 5 ее понимают». 6
Любовь старика Волконского к сыну была безгранична; так
он пишет Михаилу Сергеевичу по поводу его письма:
«. w. Ты в нем тот, что ты всегда был, что есть, что всегда будешь —
примерный сын, примерный брат и полный честностью и самоотвержением
человек. Перо и слова не могут выразить, как я ценю высокие твои
чувства к нам, к сестре, к Сереже Молчанову». 7
«Письмо твое дорого моему сердцу тем, что1 ни мало не медля по приезде
ты взялся за перо, чтобы дать мне о себе весточку. Дорого мне тем, что
обещаешь мне доставить портрет моего крестника и милого внука, 8 и,
1 «Воспоминания и др. статьи». М. 1897, стр. 37—38.
2 От 24 мая 1861 г.; на русском языке.
3 «Смысл ее жизни в самопожерствовании для нас».
4 Елизавета Григорьевна Волконская (1838—1897)—вттучка А. X. Бен-
кендорфа, ' на которой в 1859 году женился Михаил Сергеевич; автор
исследования: «Род князей Волконских».
6 Николай Аркадьевич Кочубей — второй муж Елены Сергеевны.
8 10/22 декабря 1860 г., Ницца; на русском языке.
7 От 14 сентября 1861 г., Москва; на русском языке. Сережа—сын
Е. С. и покойного Д. В. Молчановых.
8 Сергей Михайлович Волконский (род. 4 мая 1860 г.); был директором
императорских театров; писатель по вопросам теории искусства, автор се-
мейной хроники.
118
О. Попова.—История жирни М. Н. Волконской
наконец, дорого мне заключением оного, последней строчкой оного, где
гласишь «обнимаем тебя, дорогой и а ш папушка», это слово «наш» легло
тепло в мое сердце как общее чувства Лизы с тобой ко мне, и тем более
дорожу этим словом, что передано оно тобою не звук, а чувство», 1 —
писал старик в другом письме к сыну.
Сергею Григорьевичу, кроме личного семейного умиротво-
рения, довелось пережить и другое радостное событие, так долго
им жданное: «освобождение крестьян»:
«. . .Одни мы, возвратившиеся из Сибирской опалы, и славянофилы по-
няли великое дело,—писал юн сыну.—Начал мой 7-й десяток исповедью
о современных задушевных моих впечатлениях по любви — к1 тебе, по из-
вестности мне чувств твоего сердца, первому тебе сообщил их. \К общему
делу мои желания горячи, надежда велика. Авось она сбудется до1 схода
моего в могилу и горизонт русской плебы озарится новым светом и упро-
чит ей новую жизнь». 2
До нас дошел ряд писем Волконского, в которых он проявил
живейший интерес к тому, как отнеслись к «освобождению»
от крепостной зависимости крестьяне и дворянство.
«Грустные доходят до нас, вести о последствиях освобождения крестьян,
вероятно преувеличенные, — писал юн сыну из-за границы по1! поводу
проведения в жизнь манифеста. Вероятно вспышки по непонятности разъ-
яснятся] и все взойдет в порядке. Нельзя винить одну плебу — тут, как
я сказал, неясность понятий, но в (крепостниках умышленность к причине
взрывов, чтоб затормозить дело; грустно испытать, грустно особенно^
за царя, испытающего недочет сердечный. Но проезд его по России по-
правит дело. Он как... (слово не разобрано) солнце осветит непонятли-
вых и выставит на явь злоумышленных»-3
Тою же тревогою полно другое письмо его к сыну:
«Грустно читать в газетах вести о возникших беспорядках по крестьян-
скому делу, а это сообщается слишком официально, чтоб считать это
ложью. Не понятно, как плеба, столь отлично себя ведшая в течение
двух истекших лет, так сбилась с толку. Надо надеяться, что сумеют
вразумить ее и объяснить им их новое положение. Беспорядки на фабриках
более можно объяснить — там крепостной быт был всех тяжелее — в име-
ниях не оброчных в иных также был тяжеленек. Провозглашение новых
прав мог продлить недоумении, —но авось это все устроится, и в этом
благоразумно совестливое снисходительное соучастие/ самих помещиков,
главной должен быть спутник к делу, и тем они заслужат доверие, одоб-
рение царя столь достойного от всех самого высокого утешения». 4
В этих словах мы видим все того же идеализировавшего
дворянство Волконского, который верил в свое сословие
1 От 15/27 июня 1861 г., Париж; на русском языке.
2 Без даты; на русском языке.
3 От 23/10 {мая, По; на) русском языке.
4 От 27/15 мая 1861 г., Виши; на русском языке.
МАРИЯ НИКОЛАЕВНА ВОЛКОНСКАЯ
Фотография 1861 г. работы Ангерера в Вене

О. Попова. — История жирни М. Н. Волконской
121
и в желание его якобы взять на себя честное проведение в жизнь
дела освобождения крестьян.
Падение крепостного права было последнею большою радостью
б жизни старика Волконского. Затем для него наступил послед-
ний этап его жизни с последними волнениями и страданями-
То были: болезнь и смерть М. Н., смерть мужа Нелли,
Н. А. Кочубей, умершего в чахотке, огорчения и недоразумения
с сестрой Софьей Григорьевной на почве имущественных дел и,
наконец, болезнь самого Волконского, сведшая его в могилу.
Умерла М. Н. 10, а погребена 12 августа 1863 года в Чер-
ниговской губернии, в Козелецком уезде, в селении Ворон-
ках, принадлежавшем мужу дочери — Н. А. Кочубей,1 Болезнь
ее длилась несколько месяцев. В то время как М. Н. лежала
больная у дочери в имении Воронках, Сергей Григорьевич болел
в имении жены сына, Фалль, близ Ревеля, принадлежавшем
некогда А. X. Бенкендорфу.
«. . . Здесь в Фалле, за чаем проходили бесконечные рассказы Сергея
Григорьевича — от года первого до пятьдесят шестого... Спокойное на-
строение было нарушено тревожными известиями из Черниговской губер-
нии: княгиня Мария Николаевна была сильно больна. Отец мой выехал
в Воронки. Сергей Григорьевич ехать не мог, он сам заболел», 2 — пишет
внук Волконских — Сергей Михайлович.
От С. Г. Волконского не скрыли болезнь жены, но скрыли
безнадежность ее положения. Вот почему он настаивал на поездке
М. Н. для лечения за границу.
«... Я уже вчера сообщил, что полагаю необходимым маме, как скоро
часть сил воротится. . .» «чтоб мама безотлагательно выехала в чужие
края, куда назначат медики и ваше убеждение о сущей полезности ей, —
писал он своим в Воронки. — С кем и как ей ехать, и мысли не могу дать,
в отсутствии от вас и от ней, но повторяю, 470 не только желаю,
но и рвусь ее провожать, будь ей это угодно сподобить и будет ей ду-
шевно по нутру. Узнай это от нее самой и буде воспоследует благосклон-
ное ее согласие, то телеграмом известите, немедленно явлюсь. Что же
касается до лепты денежной, предлагаемой мною вчерашним телеграмом
и письмо^и (т. е. 3 т. руб.) для усиления средств расхода ее за границей —
умоляю ее принять оную и вас также для средств жизни и медицинских
попечений». 3
I
Но охать за границу было уже поздно. Получилось известие
об ухудшении состояния больной. Сергей Григорьевич писал
из Фалль Н. А. Кочубей:
1 В аохиве Волконских (ИРЛИ) сохоанилось свидетельство о смерти М. Н
2 «О декабристах», П. 1922, стр. 134.,
3 От 14 июля 1863 г., № 9; на русском языке.
122
О. Попова. — История жирни М. Н. Волконской
«Берусь за перо и не знаю с чего начать! Телеграм от 25-го июля
подал светлый луч надежды. Телеграм же от 4-го августа просто оше-
ломил. Слова: слабость больше — грустный п р е д в е с т.н и к! noj
лучу ли успокоительную весть, разрешиться [ли] на нас всех неотвратимый
громовой удар? Среди этой будущности понимаю как тяжело вам, а мне
вдалеке от мученицы жены моей, вдалеке от вас всех — просто невыно-
симо! А двинуться в путь не могу, болезнь моя не опасная, но страда-
тельная, — едва брожу.-»..1
Елизавета Григорьевна, жена Михаила Сергеевича, писала
в Воронки, что и сам С. Г. Волконский плох здоровьем и
не может приехать:
«Он целый день провел сидя в креслах, закутанный в пледе; только
в этой недвижимости находит он облегчение к своим страданиям,—писала
она.—Сегодня опять получше, но слаб и «спина болит. Решительно не-
возможно ему ехать в таком положении. Я спросила yi Борха, он гово-
рит— нельзя. Да папа бедный сам плачет, бесится над болезней и говорит:
не могу, не могу!» 2
Тем не менее последующие письма Сергея Григорьевича, на-
писанные после смерти М. Н., наполнены /сожалениями о том,
что от него скрыли близость смерти жены и тем лишили его
возможности присутствовать при ее кончине.
«Наконец читаю твою рукопись, добрый д-руг, Николай, получил на днях
твою грамоту от 15-го августа, — писал Волконский мужу дочери^ Кочу-
бей.— Белове «наконец» — не упрек; очень понимаю, что при грустной уве-
ренности в неизлечимости болезни мамы и неминуемой вскоре ее кон-
чины — останавливали в тебе и мысль и перо, хотя по моему при подоб-
ных обстоятельствах неминуемость не надо скрывать ни тем, кому это
близко к сердцу, ни от самой больной и от такой святой в жизни особы,
как была наша славная мама. Сперва дали бы мне знать о безнадежности,
я бы еще до смерти ее приехал;, болезнь моя от пути не' усилилась,
а я был бы там, где по долгу и сердца — было мое место.
Святая кончина нашей славной мамы — достойный конец ее жизни —
она перед престолом божиим будет за всех нас представительницею -
заступницею. Будем и мы на сей земли в жизни нашей ее достойною,
в чем первое начало обоюдной дружбы и неразрывное доверие и непре-
рывную связь в отдельных ваших семейств, дорогие мои детки и общее
между нами.
Что мне писать о моей грусти—вы и сами вообразите: агитши-тыя —
не сказав даже вечное прости той, которая всеми лишениями общественной
жизни принесла в дань моему опальному быту — горько мне, и не обидев
вас скажу — усиливает мою скорбь. Хотя уверен, что ты, Николай, посвя-
щаешь всю полноту твоего сердца памяти мамы, как ты равномерно по-
свящал ей любовь и уважение во время ее жизни. . .» 3
1 От в августа 1863 г.; на русском языке.
2 1863 г., Фалль; на русском языке.
3 К Е. С. и Н. А. Кочубей от 30 августа (11 сентября) 1863 г.;
Фалль; на русском языке.
СЕРГЕЙ ГРИГОРЬЕВИЧ ВОЛКОНСКИЙ
С фс то мафии

О. Попова. — История жирни М. Н. Волконской
125
Многие письма С. Г. Волконского говорят о тяжелой семей-
ной утрате.
Теперь нам остается сказать несколько слов об А. В. Поджио.
Ни его женитьба, ни изменившиеся условия жизни семей Вол-
конских и Поджио после амнистии не в силах были разрушить
их глубокую взаимную привязанность. Жизнь Волконских
и Поджио была тесно сплетена до конца их дней.
Вернувшись из Сибири лишь в 1859 году, Поджио прежде
всего спешит в Петербург навестить «самую дружественную ему
семью декабриста Волконского».1 Волконские в свою очередь
принимают горячее участие в устройстве судьбы Поджио, кото-
рый после неудачных попыток в Сибири сделаться золотопро-
мышленником, вернулся в Россию без средств к жизни. В пись-
мах Волконских то-и-дело мелькает забота о нем. По предложе-
нию Елены Сергеевны, Поджио берет на себя управление име-
нием Шуколово, Дмитровского уезда, принадлежавшим ее сыну,
Сереже Молчанову. Но работа эта легла на него слишком боль-
шим бременем, которое было ему уже не под силу.
«На каждом шагу сознавал [он],—пишет Белоголовый,—лежавшую
на нем большую ответственность, как бы не обидеть мужика, а с другой
стороны, как бы не поступить чересчур в ущерб интересам малолетнего
землевладельца, а потому тяжело и больно было смотреть на эту по-
стоянную и напряженную озабоченность почтенного старика, которому
по летам и по здоровью давно пора бы на покой от таких кропотливых,
мелочных, ио в сущности весьма сложных и ответственных дел». 2
Сергей Григорьевич спешит тогда на помощь своему старому
товарищу:
«. . .Итак, бедный наш Дядька просто на мели. — пишет юн сыну, —
н вовсе рушились его воздушные замки—богатства. Сел не в свои сани
и взялся не только за шаткое дело, но и не по силам и взгляду. Жаль
его, очень жаль. Проездом через Москву, буде он еще не выехал мз окрест-
ности, заеду к нему и буду настаивать на поездку его в чужие края
и уделю ему из моей кассы по возможности, лишь бы принял. Но, если
не уговорю его на эту поездку, надо нам его призреть или охранить
от нужды и поэтому потолкуем или лично пои свидании или письменно,
если не 4аеду в Фаль».3
Он просит сына устроить Поджио денежную ссуду, что видно
из письма его к Михаилу Сергеевичу:
«Ты всегда полон души в твоих порывах сердечных, славно устроил
ссуду Дядьке — спасибо от всего сердца тебе, мой многоуважаемый Д'руг,
я непременно увижу Дядьку в деревне ли или в Москве». 4
1 «Воспоминания и др. статьи» Н. А Белоголового, М. 1897, стр. 95.
2 Там же, стр. 120.
’ От 15 27 июня 1861 г., Париж; на русском языке.
4 28 июля (9 августа) 1861 г., Вильбаден; на русском языке.
126
О. Попова. — История жизни М, И. Волконской
«. . .Надеюсь, что Дядька в случае безденежья почтет мою кассу
своей»,1 — пишет С. Г. Волконский ib Воронки в 1863 году.
Заботы о Поджио не оканчиваются и со смертью старика Вол-
конского. В 1868 году Поджио пишет Михаилу Сергеевичу:
«. . .Теперь о себе; как мне благодарить тебя за устройство моих фи-
нансов. ..» «Ты лучше знаешь и свое сердце и свое дело, чтобы мне вхо-
дить в разбор твоих действий. Могу только благословлять тебя и пере-
давать свое святое чувство после меня моей Варе».2
В это время Поджио жил уже за границей, получив от пле-
мянника, А. О. Поджио, незначительную сумму денег, которая
была выдана ему только после того, как в «Колоколе» появилось
сообщение о том, что не все родственники вернули амнистиро-
ванным декабристам имущество, им принадлежавшее. Сообщение
это было делом рук Белоголового, который сделал его без ведома.
Поджио.3
Близкие, дружеские отношения поддерживались Волконскими
и с семьей Поджио: женой его — Лариссой Андреевной и до-
черью — Варей. Они гащивали в Воронках, и маленькому Сереже
Молчанову дедушкой внушалось, чтобы он угождал «папе, маме
(и) Поджиевым». 4 О Лариссе Андреевне Белоголовый пишет:
«В 1851 или 1852 году юн (т. е. Поджио) женился на классной даме
Иркутского девичьего института Лариссе Андреевне Смирновой, девушке
лет 26-ти, урожденной москвичке и без всякого состояния, но чрезвы-
чайно доброй, и эта доброта и большой здравый смысл сглаживали
разницу, которая была заметна в образовании, вкусах и самых натурах
супругов, и сделали брак этот счастливым^. 5
Сохранившиеся в архиве Волконских письма Лариссы
Андреевны и ее дочери свидетельствуют о большой теплоте
их отношений с Еленой Сергеевной и Михаилом Сергеевичем
и после смерти Александра Викторовича.
«Дорогой друг Михаил Сергеевич, — писала Ларисса Андреевна, —
хотя вы и не любите, чтоб вам напоминали о вступлении вашем
в 43-й год, но я не могу лишить себя удовольствия поздравить вас
и напомнить, что хотя и тяжело носить на плечах 42 года, но как отрадно-
сознавать, что годы эти прожиты счастливо и с пользою для других
1 Е. С. и Н. А. Кочубей; 5/17 октября (Архив Волконских).
2 От 6 января, Женева; на русском языке. Варя—дочь А. В. Поджио,.
впоследствии замужем за Владимиром Степановичем Высоцким. В .детстве
была подругой С. Л. Перовской. В музее Общества политкаторжан имеется
их общая фотография.
3 См. «Воспоминания» Белоголового. М. 1897, стр. 122.
4 От 30 августа (12 сентября) 1863 г.; на русском языке.
5 «Воспоминания». М., 1897, стр. 75.
О. Попова. — История жизни М. Н. Волконской
127
и для себя. Не многим выпадает на долю исполнить долг сына, мужа
и отца, как вам; не говорю уже о той любви, которую имел к вам мой
муж с самой колыбели вашей и отошел на тот свет, унеся с собой одно
чувство той же глубокой любви, благодарности и благословения.
Не сердитесь иа меня, что я во всяком моем письме говорю и повто-
ряю вам одно и то же. Не могу говорить с вами иначе. Жизнь мужа
моего так тесно была связана с вами, что при всяком разговоре моем
с вами, письменном или изустном, образ .его всегда передо мною, и от-
радно мне и утешительно вспоминать, как во всю свою жизнь—не имел
он ни разу на вас никакого неудовольствия: — благословение, благосло-
вение и благослбвение и постоянный страх за ваше здоровье при жизни
вашей в Петербурге и при разъездах ваших.
В память чувств этих пишите иногда и мне о ваших делах, я привыкла
следить за ними. ..» 1
«Семейство ваше и Неллино составляет истинных родных наших, —
пишет она в другом письме, — и вы представить не можете, как грустно
нам вдалеке иметь такие редкие вести от вас обоих. Нелли не писала
нам уже три месяца; она уведомила нас о кончине С. Г. и с тех пор
ни слова. . . Тан тяжело!» 2
Во время предсмертной болезни Марии Николаевны Поджио
был вызван к умирающей.
«В» конце 1862 г. до Поджио стали доходить тревожные известия
о здоровья старушки Волконской, а вслед» затем и настойчивое пригла-
шение, чтобы он приехал поскорее в Воронки, — пишет Белоголовый.—
Поджио был так привязан к этой семье, что, забыв о личных своих
планах, без колебаний оставил Шуколово и поиехал в Черниговскую
губернию, чтобы быть подле своих друзей в такое тяжелое для них
время и разделить с ними уход и заботы о больной».3
Когда же, вслед за смертью М. Н., семью Волконских посе-
тило новое горе — смерть мужа Елены Сергеевны, Кочубей,
Поджио принимает горячее участие в тяжелой для нее утрате.4
В 1864 году, по воспоминаниям Белоголового, Поджио выехал
вместе с Е. С. Кочубей в Италию, куда она ехала спасать мужа
и где он в том же году и скончался. Он помог ей перевезти тело
покойного в Россию и пробыл с нею в Воронках несколько
1 От 4/16 марта [1874 г.], Флоренция; на русском языке.
2 [1865 г.].
3 «Воспоминания и ,др. статьи», М. 1897, стр. 123—124.
4 В архиве Волконских сохранилось письмо И. С. Тургенева к Сергею
Григорьевичу, в (котором он пишет ему о /молодых Кочубей:
«Вы из письма вашей дочери вероятно знаете, что я бываю у ней очень
часто и /это я делаю из эгоизма: ничего не может быть приятнее зрелища
двух таких счастливых супругов. — Они и дразнят друг друга так, как это
делают страстно-влюбленные люди: на губах насмешка и подтрунивающие
слова, а в глазах бесконечная нежность и ласка. На это очень весело
смотреть такому старому холостяку, каков я. . .» (без даты). (См. «Звенья*
№ 2„ стр. 465—468).
128
О. Попова. — История жирни М. Н. Волконской
месяцев, не решаясь оставить ее в горе одну. Затем, как ни уго-
варивал его старик Волконский «остаться у них и вместе с ним
доживать свой век», он снова уехал к своей семье за границу,
где прожил до 1873 года. Там в конце 1865 года до него
и дошла весть о смерти С. Г. Волконского.
«В'от и я доплелся за вами живыми до 1866 г., любезный друг
Н. А., — писал Поджио Белоголовому, — плетусь и переживаю при
этом многое и многих. Пережил и доброго старика моего Сергея Гри-
горьевича! Не знаю, дошла ли до вас весть о почти внезапной его кон-
чине? Накануне он много, по обыкновению, писал, в день смерти отдавал
приказания, заказал себе обед, после чего захотел уснуть—и уснул
навеки! Вода была и в ногах, и в руках, и, надо полагать, появилась
и в сердце. Я начал письмо с этой горькой вести, находясь под гнетом
тяжкого для меня впечатления; так пусто сделалось в моем уголке без его
нескончаемых писем. Умер он в Воронках (Черниговской губернии), и так
недальновиден был старый доктор Фишер, что, не предвидя кончины,
не предупредил сына, и тот приехал поклониться только могиле».1
В 1873 году, почувствовав приближение смерти, Поджио
настоял на том, чтобы его отвезли умирать в Россию, к Елене
Сергеевне, тогда уже по третьему мужу Рахмановой.
При первых известиях об установившейся весне в России он
с большими мучениями,,полуживой, добрался до села Воронки.2
Здесь, на руках Елены Сергеевны, он в том же году и скон-
чался, найдя с ее стороны самый заботливый и нежный уход.
Похоронен Поджио в углу воронковского сада, подле часовни
над могилами Волконских. Таково было его предсмертное
желание.
1 «Воспоминания» Белоголового, М. 1897, стр. 140.
2 Там же, стр. 178.
ЛУШКИН И О ПУШКИНЕ
I
Новый архив А. С. Пушкина
В феврале текущего года государственный архивный фонд
Союза ССР обогатился вновь открытым архивом хозяйственных
и семейных бумаг Пушкина, в совокупности составляющих сто
документов.
Хозяйственные и семейные бумаги А. С. Пушкина находи-
лись в кабинете поэта во время его кончины; после смерти
были опечатаны вместе с творческими рукописями Пушкина,
затем уложены и перевезены на квартиру В. А. Жуковского.
Всего на квартиру Жуковского было перевезено два сундука.
В феврале 1837 года содержимое сундуков было просмотрено
Дубельтом и Жуковским. Документы вновь найденного архива,
надо думать, были отнесены при разборе к разделам «письма
разных лиц» (№№ 22 и 23), «денежные счета» (№№ 24 и 25)
и «деловые бумаги» (№ 26), которые обозначены в протоколе
по разбору бумаг Пушкина от 9 и 10 февраля. В протоколе
от 1 5, 1 6 и 17 февраля среди просмотренных писем к Пушкину
значатся письма Калашникова, имеющиеся в нашем архиве
(«Дела III Отделения... об А. С. Пушкине», 1906, стр. 189
и 190). Так как главным образом интерес вызывали собствен-
ные рукописи Пушкина, то семейные и хозяйственные документы
были оставлены семье поэта без особого просмотра.1 Оставались
эти бумаги под спудом свыше десяти лет. В 1 849—1 850 годах
1 Часть их, впрочем, уже в то время отбилась и осталась на руках
Жуковского, а впоследствии перешла в парижский музей Онегина (ныне
хранится в Институте русской литературы Академии Наук). Это
бумаги XVIII века, преимущественно по Болдину и Кистеневу, нахо*
дившиеся во владении А. А. Пушкина, деда поэта, — всего двенадцать
документов, вложенных в старый кожаный переплет. (Описаны 'Б. А. М од-
зал е, в с к и м,— см. «Пушкин и его современники», в. XII, стр. 39—41).
9 «Звенья» №
130
Павел Попов. — Новый архив А. С. Пушкина
они были в руках П. В. Анненкова; Анненков вспоминал:
«Ланская, по первому мужу Пушкина. . . обратилась ко мне за со-
ветом и прислала на дом к нам два сундука его бумаг. При пер-
вом взгляде на бумаги я увидал, какие сокровища еще в них
таятся» (Б. Модзалевский, «Пушкин», «Прибой» 1929„
стр. 284—285). Анненков, использовавший для своего издания
сочинений Пушкина манускрипты поэта, вряд ли, однако, вни-
кал в хозяйственный его архив. Архив этот оставался неиз-
ученным.
Дальнейшая судьба части этого архива связана с библиотекой
Пушкина и стоит особняком от творческих рукописей поэта,
переданных в рукописное отделение Румянцевского музея
сыном поэта, Александром Александровичем Пушкиным,
в 1880 году. Возможно, что некоторое время вместе с книгами
хозяйственный архив находился в подвалах казарм л.-гв. Кон-
ного полка (которым второй муж Н. Н. Пушкиной, П. П. Лан-
ской, командовал в 1844—1853 годах); затем архив вместе с би-
блиотекой А. С. Пушкина был перевезен в имение Пушкиных —
Ивановское, Бронницкого уезда Московской губернии. (Ср.
«Пушкин и его современники», в. IX—X, стр. XI). Когда
А. А. Пушкин вновь поступил на военную службу в 1866 году,
то часть вещей его была перевезена в соседнее имение при
с. Лопасне, принадлежавшее Николаю Николаевичу Василь-
чикову, двоюродному брату первой жены А. А.^Пушкина,
Софии Александровны Ланской. В начале 1890-х годов
А. А. Пушкин передал библиотеку своему ^старшему сыну,
Александру Александровичу, который взял ее обратно в Ива-
новское. Перед перевозкой внуки и внучки А. С. Пушкина
раскрыли ящики, проветрили книги и вновь их уложили,
но ящик с бумагами не был найден и оставлен в Лопасне. (Све-
дения — из письма Г. А. Пушкина П. С. Попову от 23 октября
1932 года) . Между тем в 1 900 году библиотека была перевезена
в Петербург и в 1906 году приобретена казной для Пушкинского
Дома; бумаги же оставались безвестными и забытыми в Ло-
пасне. В 1917 году семья внука поэта, Григория Александровича
Пушкина, решила из Москвы переехать в Лопасненскую усадьбу,
где в то время проживали дочери Ивана Николаевича Гонча-
рова, племянницы Н. Н. Васильчикова. При обмене помеще-
ниями и связанном с ним разборе вещей Наталья Ивановна
Гончарова (племянница Натальи Николаевны Пушкиной) об-
ратила внимание на исписанные листы, которыми была уст-
лана клетка с канарейкой, висевшая в усадьбе. Г. А. Пуш-
кин, убедившись, что бумага исписана рукой деда, стал
Павел Попов. — Новый архив А. С. Пушкина
131
искать, откуда растаскивались эти листы; тогда только и
был обнаружен в кладовой затерявшийся ящик, оказавшийся
в уже раскрытом виде, с бумагами, погрызанными мышами,
и очевидно было, что часть их уже уничтожена. Основным
ядром этих бумаг оказались выписки А. С. Пушкина для
истории Петра I. Г. А. Пушкин решил их издать и передал
в издательство бр. Салаевых вместе с другими найденными
в ящике бумагами. Для редактирования был приглашен
П. Е. Щеголев. В руках последнего, как свидетельствует
Г. А. Пушкин, и остались эти, касающиеся подготовления исто-
рии Петра I, бумаги после того как издательство бр. Салаевых
было национализировано. Оригиналы эти (всего 22 тетради)
в настоящее время находятся в Институте русской литературы
(ИРЛИ) при Академии Наук в Ленинграде.1 Вместе с этими
рукописями Пушкина на руках Щеголева осталась пачка бумаг
хозяйственного содержания, счетов А. С. Пушкина, шестьдесят
писем к поэту и т. п. Часть этих документов* была опубликована
Щеголевым в его книге «Пушкин и мужики», «Федерация», М.
1928, без указания на источник их происхождения; другая часть
оставшихся у Щеголева документов (шестьдесят писем к поэту,
несколько его векселей и т. п.) за смертью Щеголева подгота-
вливается к печати Ю. Г. Оксманом для книги «Будни
Пушкина».
Кроме бумаг, находившихся в забытом в Лопасне ящике,
в распоряжении Г. А. Пушкина оставались другие хозяйствен-
ные документы архива А. С. Пушкина. Они хранились у его
отца, Александра Александровича Пушкина, и находились в1 осо-
бом портфеле. Уже после смерти А. А. Пушкина его вторая
жена, Мария Александровна Пушкина, рожд. Павлова, в начале
1917 года передала Г. А. Пушкину этот портфель в Москве.
Г. А. Пушкин увез его в Лопасню. В 1928 году он подарил де-
вять документов из пачки бумаг этого портфеля В. С. Нечаевой.
Два документа опубликованы В. С. Нечаевой в «Красном
архиве» 1928, т. XXVIII, и в «Литературной газете» 1931,
№ 30 от 5 июня. В публикациях оговорено происхождение этих
документов. Опубликованные ор'игиналы хранятся в ИРЛИ.
Остальные семь документов (несколько писем к А. С. Пушкину,
в том числе «незаконной» дочери В. Л. Пушкина, Маргариты
Безобразовой, заявления и проч.) подготовлены В. С. Нечаевой
1 Подробнее об этих автографах см. ® статье пишущего эти строки
«Пушкин в .работе над историей Петра» (в одном из ближайших номеров
«Литературного наследства»).
9*
132
Павел Попов. — Новый архив А. С. Пушкина
к печати для «Литературного наследства». После того как
Г. А. Пушкиным из портфеля была вынута эта незначитель-
ная часть архива, портфель с содержимым куда-то завалился
и считался утерянным. Обнаружен он был в темной кладовой
за шкапом в 1930 году, когда Пушкины, желая дать образование
своему сыну, правнуку поэта, Григорию Григорьевичу, выехали
из Лопасни за четырнадцать верст в совхоз «Новый быт» (Да-
выдково), где находится сельскохозяйственный техникум. По
переезде в совхоз портфель вновь затерялся и был обнаружен
Г. А. Пушкиным снова, когда вся семья решила вернуться
обратно в Лопасню, что произошло в октябре 1932 года. Перед
выездом из «Нового быта» портфель нашелся на дне сундука.
1 февраля 1933 года Г. А. Пушкин, захватив с собою из Ло-
пасни найденные документы из портфеля, перевез их в Москву
и передал пишущему эти строки. На следующий день архив1 был
просмотрен совместно с М. А. Цявловским, а 7 февраля в засе-
дании Фондовой комиссии по организации Центрального лите-
ратурного музея было постановлено приобрести этот архив для
музея. Тогда же было выдвинуто предложение В. Д. Бонч-
Бруевичем опубликовать полностью содержимое архива, посвя-
тив ему первый выпуск нового органа «Центрального музея ху-
дожественной литературы, критики и публицистики» «Летопись».
Редакторами выпуска являются М. А. Цявловский и П. С. Попов.
Цель настоящего краткого очерка — дать описание приобретен-
ного архива. Он распадается на две главных части: бумаги
хозяйственные и семейные. К этим двум отделам примыкают
три рукописи, использованные А. С. Пушкиным для своих
произведений.
ХОЗЯЙСТВЕННЫЕ БУМАГИ
7. Автограф А. С. Пушкина. Расчет долгов С. Л. и
Л. С. Пушкиных, недоимок и платежей. Карандашом на чет-
вертке писчего листа.
Автограф следует отнести к апрелю-июлю 1 834 года. Листок
этот по содержанию примыкает к двум напечатанным денежным
расчетам: справке о долгах в сопровождении письма Соболев-
ского с пометой А. С. Пушкина, включающей дату 19 июля
1834 года («Красный архив», № 28, стр. 232—234), и денеж-
ным выкладкам в письме А. С. Пушкина к зятю Павлищеву
от 4 мая 1834 года («Переписка», т. III, стр. 111); во всех трех
документах, в том числе и во вновь найденном, повторяются
те же цифры.
ФАКСИМИЛЕ ПИСАННОЙ Л. С. ПУШКИНЫМ РОСПИСИ ПРОИЗВЕДЕНИИ
И СБОРНИКОВ ЕГО СТИХОТВОРЕНИЙ С ПОДСЧЕТОМ ЛИСТОВ
Из архива Пушкина

Павел Попов. — Новый архив А. С. Пушкина
133
Кроме данного автографа, в хозяйственном архиве А. С. Пуш-
кина имеются четыре автографических записи поэта на оборотах
четырех писем к нему: Калашникова (от 19 октября 1831, от
15 марта 1832 и от 19 декабря 1833 года) и Пеньковского (от
15 января 1835); наиболее существенной является вторая за-
пись, представляющая собою роспись произведений и сборников
стихотворений Пушкина с подсчетом листов.
Воспроизводим эту автографическую запись целиком:
Русл[анъ и Людмила]	9
Кавк[азск1й плЪнникъ]	4
Бр[атья разбойники]	1
Бахч[исарайск1й фонтанъ]	4	12
Стих [отворе Hi я]	37
П о л т[а в а]	6
Бор[исъ Г о д у н о в ъ]	10
ОнЪ^инъ]	15
----- 100
86	8
4 800
90
В этой записи, писанной не ранее апреля 1833 года и, ве-
роятно, не позднее конца этого года, Пушкин произвел подсчет
семи своих произведений и трех сборников стихотворений в по-
листном исчислении. Известен ряд списков Пушкина своих про-
изведений. Все эти записи и планы изданий собраны вместе
и публикуются М. А. Цявловским и Л. Б. Модзалевским
в книге «Рукою Пушкина». Среди них есть планы с подсчетом
числа .стихов, с проставленными ценами, но неизвестен ни один
список с подсчетом листов. Подсчет листов в1 нашем авто-
графе соответствует следующим изданиям произведений Пуш-
кина, вышедшим до апреля 1833 года: «Руслан и Людмила»
изд. 1828 г. — XVI+ 160 стр.; «Кавказский пленник» изд.
1828 г. — 60 стр.; «Братья разбойники» изд. 1827 г.—
16 стр.; «Бахчисарайский фонтан» изд..1830 г. — 4 нен.+46 стр.
Три части Стихотворений Пушкина, изд. 1829—1832 гг.—
224 + 176 + 209 стр.; «Полтава» изд. 1 829 г. — 4 ней. + 92 стр.;
«Евгений Онегин» изд. 1825—1832 гг. — 60 + 42+ 51 +
+ 92 +48 + 57 + 51 =401 стр. Цифры Пушкина повсюду
более или менее соответствуют числу листов, считая их
по 16 страниц, если иметь в виду количество страниц изданий,
приведенных выше. Лишь в отношении «Евгения Онегина»
134
Павел Попов. —• Новый архив А. С. Пушкина
Пушкин, невидимому, описался, проставив 15 вместо 25
(400:16 = 25).
2. Письмо Ольги Михайловны Ключаревой А. С. Пушкину
от 11 января 1833 года. По этому письму впервые в пушкинове-
дении устанавливается фамилия по мужу возлюбленной кре-
стьянки Пушкина. До сих пор было известно одно письмо
О. М. Ключаревой к А. С. Пушкину, опубликованное Щего-
левым; это последнее письмо — от 21 февраля 1833 года. Вновь
найденное письмо ему предшествует, примыкая к нему по со-
держанию. Письмо писано рукой мужа Ольги Михайловны; это
письмо имел в виду Пушкин, назвав письма Ключаревой «куд-
рявыми» (см. П. Е. .Щеголев, «Пушкин и мужики», стр. 107).
Тема письма — денежная; Ключарева просит две тысячи рублей,
чтобы выкупить пятнадцать заложенных крестьян, принадлежа-
щих Ключаревым; если крестьяне будут проданы с аукциона, то
«совершенно буду без куска хлеба», пишет Ключарева. Деньги
Пушкиным посланы не были.
3 — 17. Пятнадцать писем управляющего Михаила Ивановича
Калашникова, отца возлюбленной Пушкина. Одно письмо адре-
совано к дяде поэта, Василию Львовичу Пушкину (1819);
четырнадцать писем обращены к А. С. Пушкину, охватывая
период с 1831 по декабрь 1836 года. На трех письмах записи
рукой Пушкина. В пушкиноведении доныне были известны лишь
три письма М. И. Калашникова к А. С. Пушкину; два из них
опубликованы И. Л. Поливановым в журнале «Искусство»
за 1923 год, № 1, третье — воспроизведено факсимально Ще-
голевым. (Подлинник дефектный; текст связного чтения не
дает).
Письма Калашникова писаны двумя почерками: писарским
и собственноручно. Письма в ряде случаев распадаются на две
части: официальную — тут даются сведения об имении,
об уплате долгов, поступлении оброков — и неофициальную,
обычно писанную рукой самого Калашникова. Письма чрезвы-
чайно интересны в обеих своих половинах, — по донесениям
управляющего мы получаем весьма конкретную картину кре-
постного хозяйства Пушкина, с другой стороны, Калашников
был связан с Пушкиным в деле судьбы своей дочери, возлюб-
ленной поэта. Из одного письма мы узнаем о замужестве Ка-
лашниковой. 19 октября 1831 года Калашников писал так:
«Милостивый Государь Александръ Сергеевичь. Зная ваши
велиюе милости не замедлю какъ предь богомъ и васъ
благодарить. Слава богу, Судба хотя свеликимъ трудомъ кон-
чина моей дочери. Сего октября 18 числа повенчили, титу-
Павел Попов. — Новый архив А. С. Пушкина
135
лярной Советникъ Ключаревъ иесть душъ 30 крестьянъ в Гор-
<батовскомъ уезде, аныне служить в Лукоянове вземскомь Суде
заседателемъ дворянскимъ».
Надо думать, что Пушкин дал денег на свадьбу своей бывшей
возлюбленной, за что и благодарит Калашников.
78—46. Двадцать девять писем управляющего села Болдина,
Иосифа Матвеевича Пеньковского (письма обнимают период
с декабря 1 833 по 28 апреля 1 836 года) ; пятнадцать писем—
на имя отца поэта, Сергея Львовича Пушкина; тринадцать
писем обращены к А. С. Пушкину; одно письмо без обращения,
озаглавлено «Изобличенные воры». На одном из писем исчисле-
ние рукой Пушкина.
Доныне в пушкиноведении были известны четыре записки
поэта к Пеньковскому; ни одного письма Пеньковского к поэту
наука не знала.
Письма писаны рукой самого Пеньковского; все они — хозяй-
ственного содержания; в сопоставлении с известными письмами
Пушкина к Пеньковскому они отчетливо характеризуют цепь
взаимоотношений помещика и доверенного по вопросу о ведении
дел по (имению. Одно письмо выходит по содержанию за пре-
делы простых отчетов по делам имений. Когда в 1834 году
А. С. Пушкин взял на себя заботы по заведыванию имениями
в связи с ^беспомощностью отца и в Болдине стала известна
эта новость, Калашников, в виду его связи с Пушкиным, почув-
ствовал, что теперь и на его улице праздник, и стал распростра-
нять слухи о том, что А. С. Пушкин удалит управляющего
Пеньковского и власть попадет в руки Калашниковых. Встрево-
женный этими толками, Пеньковский писал С. Л. Пушкину
30 апреля 1 834 года: «Спешу Васъ Уведомить что тогоже числа
получилъ Михайло Ивановъ Сведенье изъ С-Петербурга что
его сынъ Василыи вскоромъ времяни приЪдетъ въ Болдино
на мое место Управлять Вашимъ Имешемъ. успЪлъ Михай[ло]
Ивановъ известить по всемъ дворамъ въкоторыхъ проводитъ
время пр!ятное после потери своей жены. Дочь его Олга
Михай[ловна] събольшею Уверенностпо утверждаетъ что она
меня какъ Грязь съЛопаты съдолжности сброситъ только бы
пр!ехалъ Александръ СергЬевичь въ болдино тогда что она
захочетъ все для нее сделаетъ Александръ СергЬевичь!—
после етакихъ слуховъ я просилъ Михай[ла] Ивано[ва]
и его дочь дабы ожидали терпеливо такъ для нихъ радостной
цели, дабы необявляли етого Крестьянамъ, чемъ можетЬ
разстроитъ Хозяйство — некоторые избалованые Крестьян^
по родствЪ некоторыхъ обстоятельствъ с Михай[ломъ] Ива-
136
Павел Попов. — Новый архив А. С. Пушкина
нов[ымъ]: когорыхъ я старался понемного приучать къ трудамъ
и быть полезными Господину своему — очень бы ради посту-
пить подъ покровительство къ Михаи[лу] Иванову — ».
Из этого же письма узнаем, что О. М. Ключарева купила
себе за зиму трех крестьян: одного — мужского и двух — жен-
ского пола. Бывшая крестьянка почувствовала себя «барыней» и
стала тянуться к условиям жизни дворян со свойственными
этому кругу замашками властности и деспотизма. Эти черты
О. М. Ключаревой опрокидывают идиллический образ, нари-
сованный Щеголевым, знавшим лишь одно письмо Ключаревой
и давшим следующую характеристику: «Вот.. . голос милой,
доброй девушки, оживленной лучом вдохновенья и славы Пуш-
кина» («Пушкин и мужики», стр. 104). Образ, нарисованный
Щеголевым, не находит опоры в новых документах.
Вообще выставлявшиеся доныне суждения и характеристики
на тему о крепостной любви Пушкина и шире — о Пушкине как
помещике, в том числе и книгу Щеголева, приходится считать
неубедительными, поскольку эти высказывания исходили из
слишком незначительного количества данных; во всей широте
вопрос о крепостном хозяйстве Пушкина может быть поставлен
лишь на основании вновь найденных документов; до настоящего
времени не было достаточно материала для освещения этой
актуальной темы пушкиноведения.
Любопытно последнее из сохранившихся' писем Пеньковского-
к А. С. Пушкину (от 28 апреля 1836 года); в нем управляю-
щий, приглашая на лето в имение С. Л. Пушкина, пишет так:
«въ болдинЪ невпримЪръ меньше будетъ издержекъ, иболее, най-
детъ развлечешя и пр1ятности. Болдинскойже Домъ совсемъ
въ другомъ видЪ, прошедшаго Лета выщекатуренъ, полы новые
выкрашены, только недастаетъ мебели. Деревенская мебель
нетребуетъ значительной Суммы, однимъ словомъ для житья
удобенъ итепелъ». С. Л. Пушкин в Болдино, однако, не по-
ехал; ср. ответное письмо А. С. Пушкина Пеньковскому от
14 июня (№ 1033, по изданию Саитова). Помимо описания
Болдинского дома письмо Пеньковского интересно тем, что
выявляет хозяйственную установку А. С. Пушкина, противо-
положную взглядам мужа его сестры, Павлищева, смотревшего
на дело так, что чем больше выкачать из мужиков денег,
тем лучше. Пеньковский писал: «Предписывалъ мнЪ Николай
Ивановичь [Павлищевъ] дабы уведомить его, сколько именно
въ КистеневЪ съ Вашей части собирается годоваго доходу,
очемъ я уже и доносилъ — и можно ли умножить годовой до-
ходъ. Я другаго средства непредвижу какъ только возвысить
Павел Попов. — Новый архив А. С. Пушкина	137
накрестьянахъ оброкъ — это зависитъ отъ Васъ, — осемъ досихъ
поръ Николаю Ивановичу ничего неотвечалъ». А. С. Пушкин
ответил лаконично: «Оброка прибавлять не надобно» («Пере-
писка», т. III, стр. 334).
Ns 47 — 50. Четыре письма — обращения болдинских крестьян
к А. С. Пушкину. Письма коллективные; относятся к 1830 году.
Первое письмо от 24 июня 1831 года. Болдинские крестьяне
жалуются А. С. Пушкину на бурмистра Осипа Павлова и ста-
росту. После смерти В. Л. Пушкина подписавшиеся крестьяне
перешли в распоряжение опекуна, но пишут А. С. Пушкину:
«Ласкаем себя надеждою быть вашими рабами». В конце письма
собственноручные подписи крестьян.
Второе письмо распадается на двенадцать пунктов; содержит
жалобы на управляющего М. И. Калашникова. Без даты и
подписей.
Третье письмо заключает жалобы на М. И. Калашникова.
Подробно освещается вопрос о недоимках. Содержит восемь
пунктов. Без даты й подписей.
Четвертое письмо содержит мотивированную жалобу на ста-
росту Петра Петрова. В конце письма — имена жалующихся.
От 25 сентября 1 834 года.
Капитальное значение этих четырех коллективных крестьян-
ских писем явствует из того, что до, сих пор в пушкинской лите-
ратуре было известно лишь одно письмо крестьян к Пушкину,
состоящее всего из четырнадцати строк (В. Нечаева, «Письмо
крестьян к Пушкину» в сборнике «Памяти П. Н. Сакулина»
1931) ; 1 вновь найденные письма очень детальные, — размером
по четыре страницы писчего листа.
57— 53. Счета и письмо старосты Петра Петрова А. С. Пуш-
кину ,(1833). Письмо Петрова — попытка обелить себя в гла-
зах Пушкина в связи с жалобой крестьян на него. Соответствую-
щая жалоба сохранилась — это последний документ предше-
ствующего раздела нашей описи. Сопоставление письма Петрова
и жалобы крестьян чрезвычайно интересно. Петров получил
сведения о письме крестьян, называет имена их и спешит огово-
рить этих лиц; но сведения Петрова не точны и существа неко-
торых обвинений, содержащихся в письме крестьян к Пушкину,
Петров не знает.
Пушкин стал на сторону крестьян и «отрешил» от должности
бурмистра Петра Петрова. (По письму Пеньковского от 1 5 ок-
тября 1834 года).
1 Первоначальная публикация в «Литературной газете» 1931, № 30.
138
Павел Попов. — Новый архив А. С. Пушкина
54.	Письмо Ивана Ильина М. И. Калашникову (1833).
55.	Копия условия, заключенного М. И. Калашниковым
с купцом Черкасовым о запродаже хлеба из экономии Пуш-
киных (1833).
56	— 64. Подворные описи и ведомости; девять различных
документов.
1)	Опись крестьян Болдина и Кистенева с показанием,
сколько на каждом семействе раскладных тягл, сколько скота
и разного хлеба (от января 1834 года). Опись крестьян поимен-
ная. По Болдину мужчин было 152 человека, оброчных тягл —
103х/2, рабочих—МО1^. По Кистеневу — 80 человек, тягл—-
11 б^/з. Лошадей по обоим имениям было 313; коров — 240.
2)	Ведомость 1830 — 1831 годов о хлебе и тяглах и счет
выплат В. Л. Пушкину. Составлена Елисеем Гольцовым на имя
С. Л. Пушкина.
3)	Ведомость оброчных сумм по Болдину и Кистеневу
за 1833 и 1834 годы. Составлена управляющим Пеньковским
на имя С. Л. Пушкина.
4)	Ведомость прихода и расхода разного хлеба по селу Бол-
дину с 1 ноября 1833 по 1 мая 1834 года. Составлена упра-
вляющим Пеньковским на имя А. С. Пушкина.
5)	Ведомость, сколько в Болдине и Кистеневе находится
душ обоего пола, с поименным перечнем по Кистеневу — части,
принадлежащей А. С. Пушкину, согласно данным седьмой ре-
визии. (Было 200 душ мужского пола).
6)	Выписка из шнуровых книг села Болдина прихода и рас-
хода по хозяйственной части, а также по оброчным суммам
части С. Л. .Пушкина с. Болдина и\ с-ца Кистенева (1 ноября
1833 — 1 сентября 1834).
7)	Ведомость числа душ' с. .Болдина и с-ца Кистенева по вось-
мой ревизии. Составлена Пеньковским.
8)	Ведомость посеянного и сжатого хлеба в с-це Михайлов-
ском (Псковской губернии) за 1835 — 1836 годы, а также счет
дохода и подсчет числа крестьян.
9)	Расчет дохода с земли по количеству тягл (без даты).
Перечисленные документы — большого интереса. Они дают
конкретную картину дворянского помещичьего хозяйства начала
XIX века по материалам определенных поместий. Интерес,
разумеется, повышается благодаря тому, что хозяйство это —
Пушкиных, и по бумагам можно установить материальную базу
поэта. Но помимо этого через Пушкиных мы имеем перед
собой картину крепостного хозяйства дворян определенного
достатка
Павел Попов. — Новый архив А. С. Пушкина
139
65— 75. Девять квитанций Опочецкого уездного казначей-
ства с 1826 по 1830 год о поступлении государственных пода-
тей и земских повинностей с Надежды Осиповны Пушкиной (мать
поэта) и Марьи Ганнибал. Квитанция, выданная Н. О. Пуш-
киной об отчислении на постройку в Пскове дворянского' дома
(1828). Расписка С. Л. Пушкину казначея Петербургского, опе-
кунского совета об удержаниях при займе 15 200 руб. на 37 лет
ют Сохранной казны. (1834).
СЕМЕЙНЫЕ БУМАГИ
Документы XVIII века
16.	Копия, выданная Государственной вотчинной коллегией,
заключающая выписи о недвижимых имениях артиллерии под-
поручика Л. А. Пушкина с писцовых и межевых книг. Соста-
влена в 1755 году. Все выписи официально засвидетельствованы.
Переплетенная тетрадь; текст на 20 лл.
Выписи касаются владений Пушкиных по трем уездам:
Дмитровскому, Рязанскому и Московскому (деревня Ракова
•с прилегающими землями), с подробным исчислением всех уго-
дий и указанием размера их. Эти выписи вносят неизвестные
доселе в пушкиноведении сведения об имущественном положении
и имениях следующих лиц родословной А. С. Пушкина: Гав-
риила Григорьевича Слепого (XVI <в.), Федора Семеновича
(начало XVII в.), Григория Гавриловича Косого (XVII в.),
Степана Гавриловича (XVII в.), Федора Федоровича Сухорука
(XVII в.), Федора Тимофеевича (XVII в.), Матвея Степано-
вича (XVII в.), Ивана Федоровича Шиша (XVII в.), Петра
Петровича (XVII в.), Ивана Ивановича и Федора Ивановича
(XVII в.), Александра Петровича (XVIII в.) и Льва Алек-
сандровича, деда поэта. Сведений этих нет в родословной росписи
Пушкиных, составленной Б. Л. Модзалевским и М. В. Муравье-
вым (издано Академией Наук на правах рукописи, Л. 1932; ср.
след, номера этой родословной росписи: 196, 198, 226, 227, 229,
234, 255, 258, 262, 294, 295, 331 и 342). Новые данные нашей
тетради выписок, кроме того, попутно дают некоторые неизвест-
ные биографические даты лиц рода Пушкина, например, смерти
бездетного Федора Ивановича (по росписи № 295).
77.	Купчая прапрадеда А. С. Пушкина, В. И. Приклонского,
на пашенную землю деревни Жестелевой в Березопольском
стане Нижегородского уезда (1703).
78.	Крепость В. И. Приклонского на землю деревни Выпол-
зовой Нижегородского уезда за долг помещиков данной деревни
140
Павел Попов. — Новый архив А. С. Пушкина
Ивана и Александра Федоровичей Приклонских, внуков.
В. И. Приклонского (1722).
79.	Прошение Естифея Семенова, старосты В. И. Чичерина,
на имя имп. Анны Иоанновны об указе Государственной вот-
чинной коллегии о неутверж дении за Василием Федоровичем.
Приклоноким деревни Выползовой, в виду того, что данная зе-
мля перешла во владение Василия Ивановича Приклонскога
(1733).
80.	Купчая Василия Ивановича Чичерина, прадеда поэта, на
землю деревни Ушаковой Нижегородского уезда (1737).
81.	Сговорная на Ольгу Васильевну Чичерину, бабку поэта,,
жену Льва Александровича Пушкина (1763).
82.	О составе земельных угодий деда поэта, Осипа Абрамо-
вича Ганнибала, по Опочецкому- уезду Псковской губернии,,
по данным межевания 1786 года (6 ал.).
83.	Разбор дела О. А. Ганнибала о его женитьбе на Устинье
Ермолаевне Толстой по материалам Псковской консистории и
резолюция от 19 января 1781 года преосв. Иннокентия о растор-
жении брака и наложении на Ганнибала семилетней эпитимьи
(на 3 лл.). Последняя треть документа была опубликована Михне-
вичем («Исторический вестник» 1886 г., январь, стр. 119—1 20) .
84	— 86. Три отпускных грамоты:
1)	от имени Засевкина на девку Аграфену, отпущенную в вот-
чину Андрея Тимофеевича Тютчева (1743);
2)	от имени Е. А. Нарышкиной (1752);
3)	от имени М. Ф. Каменского — отпущена была девица
Анисья в замужество за крестьянина, принадлежавшего
Л. А. Пушкину (1780).
Документы XIX века
87.	Копия постановления Лукояновского уездного суда о до-
ставшемся Елизавете Львовне Пушкиной (тетке поэта) по раз-
делу 1795 года движимом и недвижимом имении в деревне Ново-
успенской, Полянке тож (выселки села Болдина), с освидетель-
ствованием, что Е. Л. Пушкина действительно владеет 310 ду-
шами мужского и 309 душами женского пола с принадлежащею
оным крестьянам землею (1800). Все дело на 1 3 лл.
В деле приведены справки и выписки о землях села Болдина
и владении ими по наследственной линии, причем сведения
восходят к 1619 году, когда Федору Федоровичу Пушкину «за
Московское осадное сидение» дарована была вотчина в Арзамас-
ском уезде. Дается подробная опись землям с обозначением
Павел Попов. — Новый архив А. С. Пушкина	141
границ. Сведения эти по Болдину,1 а равно по владениям Пуш-
киных в Алатырском уезде Симбирской губернии, уточняют и
конкретизируют данные о поместьях Пушкиных по Нижегород-
ской и Симбирской губерниям. Текст выписей вносит поправки
к имеющимся сведениям, например, к характеристике местополо-
жения дарованной в 1619 году Болдинской вотчины: «в Залеском
стану за Шатковскими вороты», а не Шатиловскими, как
-ошибочно читалось доныне (ср. «Пушкины. Родословная
роспись», Л. 1932, стр. 26, № 229).
88.	Черновик «поступной» Василия, Сергея, Анны и Елиза-
веты Львовичей Пушкиных, — прошение в Московскую граждан-
скую палату об утверждении в полюбовном разделе доставше-
гося имущества после смерти О. В. Пушкиной (1802).
89.	Опись земель, строений и людей, принадлежавших
С. Л. Пушкину и Е. Л. Сонцовой (рожд. Пушкиной) по Лу-
кояновскому уезду,—всего 8351 десятина (составлена после
1813 года); 2 лл.
90.	Раздельная грамота об отмежевании части села Болдина
коллежскому асессору В. Л. Пушкину (1817); 4 лл.
9/. Отношение Псковской палаты гражданского суда в Петер-
бургское губернское правление об отсутствии исков, — по поводу
прошения Н. О. Пушкиной, касательно запрещения в связи
с предположенным залогом ста душ (от июля 1816).
92.	Копия удостоверения Псковской палаты гражданского суда
о том, что на имении Н. О. Пушкиной и М. А. Ганнибал
ареста и спора нет — для представления в опекунский совет
(1817) —и текст купчей на проданную девку Н. О. Пушки-
ной титулярной советнице Лачиновой (1819); 2 лл.
93.	Копия отношения Лугского уездного суда в Петербург-
скую' управу благочиния по делу о взыскании с Н. О. Пушкиной
1551 руб. на удовлетворение крестьян за содержание на почто-
вой станции лошадей О. А. Ганнибала. Подлинник за подШисью
уездного судьи Белкина (1821); 2 лл.
94.	Отношение опочецкого уездного предводителя дворянства
псковскому губернатору о расчете, сколько поступило в выдачу
Н. О. Пушкиной рекрутских прибыточных денег (1831); 1 л.
95.	Сговорная на Е. Л. Пушкину-Сонцову (1803); 2 лл.
Доселе не был точно известен год выхода замуж тетки Пуш-
кина за Матвея Михайловича Сонцова.
1 С конца XVIII века Болдинское поместье стало числиться по Лу-
кояновскому уезду в связи с переименованием Лукоянова из села в уезд-
ный город.
142	Павел Попов. — Новый архив А. С. Пушкина
96.	Записка из дела о долгах на Калужском купце Иване
Тихонове Усачеве и о привлечении К ответственности за оные
надворного советника Афанасия Николаева Гончарова; 3 лл.
Единственный документ в нашем архиве из семейных бумаг
жены А. С. Пушкина.
ДОКУМЕНТЫ, ИСПОЛЬЗОВАННЫЕ ПУШКИНЫМ ДЛЯ СВОИХ
ПРОИЗВЕДЕНИЙ
91.	Копия с донесений Николаю I гр. Паскевича-Эриванского
(21 лл.).
Текстом этих донесений, представляющих отчет о продвиже-
нии русских войск к Арзеруму и взятии города в 1829 году, не-
сомненно пользовался Пушкин, когда писал «Путешествие
в Арзрум». Фактическая канва военных событий в рассказе
Пушкина третьей и четвертой главы «Путешествия в Арзрум»
заимствована из вновь найденной рукописи. В ней пять помет:
две карандашных и три чернильных (три пометы — рукой
Пушкина: вставленное слово и два ссылочных знака; две — неиз-
вестной рукой: дата и поправка). Три из этих помет отрази-
лись на тексте '«Путешествия в Арзрум». В третьей главе
(изд. «Красной нивы», т. IV, стр. 563) читаем: «Перед нами
(противу центра) скакала турецкая конница. Граф послал про-
тив нее генерала Раевского, который повел в атаку свой Ниже-
городской полк». В тексте донесения Паскевича значится: «Гене-
рал майор Раевский, которому весьма способствовало отлогое
местоположение, дружно и быстро устремил отряд свой на левое
крыло неприятеля, сломил оное и загнал за овраг». Слова «ле-
вое крыло» зачеркнуты неизвестной рукой и надписано «центр»,
в соответствии с чем у Пушкина в собственном описании стоит:
«противу центра». Тремя строками ниже Пушкин поставил
в копии донесения ссылочный знак, в связи с чем в рукопись
вложен особый листок, указывающий на необходимость сделать-
вставку, в которой речь идет о действиях полковника графа.
Симонича. В соответствии с этой вставкой о Симониче, о кото-
ром ничего не говорится в первоначальной рукописи донесения,
Пушкин в своем «Путешествии в’ Арзрум» окончил абзац дан-
ного своего описания словами: «Два эскадрона, отделясь
от полка, занеслись в своем преследовании; они были выручены
полковником Симоничем» (стр. 563).
Для изучения истории писания «Путешествия в Арзрум»
найденная тетрадь донесений имеет весьма важное значение;
Павел Попов. — Новый архив А. С. Пушкина
143
достаточно указать, что она позволяет делать конъектуры в ка-
ноническом тексте «Путешествия в Арзрум». Так, например,
в печатном тексте Пушкина читаем следующую фразу: «25 июня,
в день имянин государя императора в лагере нашем под сте-
нами крепости отслушали молебен». Это — явная ошибка: име-
нин Николая не могло быть 25 июня. Пушкин описался,
заимствуя из донесения: «между тем весь корпус и обозы стя-
нулись к Гассан Кале и 25-го числа в торжественный день
рождения вашего императорского величества войска кавказские
в церковном параде принесли господу богу моление» и т. д.
Пушкин сжимал описание, заимствуя его из донесений, и
вместе с тем дополнял текст собственными воспоминаниями.
Для того чтобы можно было сравнить тексты и наглядно
видеть, как Пушкин трансформировал свой источник, помещаем
параллельные тексты en regard.
Текст донесения Паске-
в и ч а
В обед получил я от Мамиш Аги
известие, что он застал весь народ
в Арзеруме в сильном волнении,
что большая часть жителей до его
прибытия имели твердое намерение
защищаться, но прокламация моя
поколебала их. «Муллы и почетные
жители благоговейно принимают
предложения Ваши, — писал ко мне
Мамиш-Ага, —.... Сераскир и мя-
тежные войска возбуждают еще в на-
роде волнения, но Ваше слово вос-
становляет спокойствие».
По утру (26-го числа) на ночлеге
моем в расстоянии трех часов от
Арзерума явились ко мне депутаты,
один от Сераскира Капиджи Паша,
другой — от народа преданный нам
Мамиш-Ага.
Перед Арзерумом с восточной
стороны оного возвышается гора,
именуемая Т о п - Д а г, командующая
городом и цитаделью и отстоящая
от сей последней на малый пушеч-
ный выстрел. Турки построили здесь
отромную баттарею. .. Наши полки
стройными колоннами с музыкою со
всех сторон обходили Топ-Даг, и
коль скоро выказались они на воз-
Текст Пушкина
(т. IV, стр. 567—568)
Между тем, в Арзруме происхо-
дило большое смятение. Сераскир,
прибежавший в город после своего
поражения, распустил слух о совер-
шенном разбитии русских. В след за
ним, отпущенные пленники доставили
жителям воззвание графа Паскевича.
Беглецы уличили Сераскира во лжи.
Вскоре узнали о быстром приближе-
нии русских. Народ стал говорить
о сдаче. Сераскир и войско думали
защищаться. Произошел мятеж.
В лагерь наш (26-го утром), яви-
лись депутаты от народа и Сера-
скира.
С восточной стороны Арзрума, на
высоте Топ-Дага, находилась турец-
кая батарея. Полки пошли к ней,
отвечая на турецкую пальбу бара-
банным боем и музыкою. Турки бе-
жали, и Топ-даг был занят.
144
Павел Попов. — Новый архив А. С. Пушкина
вышениях, Турки усилили пальбу
с батареи, но устрашенные безоста-
новочным быстрым движением на-
шим, оставили гору и поспешили
укрыться в городе, а канвой мой
занял батарею сию, на которой най-
дено пять орудий.
... После сего победоносные войска
российские внесли знамена вашего
императорского величества на цита-
дель Арзерумскую в 61/2_ю часов
вечера в 27-й день Июня.
Полки наши пошли в Арзрум и
27 июня, в годовщину Полтавского
сражения, в 6 часов вечера русское
знамя развилось над Арзрумской
цитаделью.
Точность рассказа Пушкина в приведенных отрывках опи-
рается на первоисточник, которым пользовался поэт. Поскольку
этот источник не был вскрыт, прежним исследователям прихо-
дилось гадать; так, М. О. Гершензон умозаключал: «Путеше-
ствие в Арзрум» писано, конечно, не в 1835 году, а гораздо
раньше, вскоре после самой поездки. .За это говорит прежде
всего общий характер повествования—подробность и точность
рассказа. . . Спустя пять или шесть лет после путешествия
Пушкин не мог бы так описать его» (Гершензон, «Статьи
о Пушкине» 1926, стр. 53—54). Теперь мы можем утвер-
ждать, что точность и подробность рассказа зависели от дру-
гой причины.
98.	Указ Пугачева от 13 июня 1774 года о наборе русского
и башкирского войск на имя полковника Каныкаева. Сургучная
печать от этого документа была воспроизведена Пушкиным
в первой части его «Истории Пугачевского бунта» (СПБ. 1834).
99.	Подорожная по указу Пугачева на имя есаула Навру-
зова от 1 3 июня 1774.года.
Оба последних указа — на русском и татарском языках; пи-
саны рукой секретаря Дубровского. Воспроизводим второй
документ факсимильно; текст его таков:
ПО УКАЗУ ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА ГОСУД4РЯ ТРЕТЬЯГО ИМПЕРАТОРА ПЕТРА ФЕОДО-
РОВИЧА САМОДЕРЖЦА ВСЕРОСС1ИСКАГО И ПРОЧАЯ И ПРОЧАЯ И ПРОЧАЯ
Объявителямъ сего отправленнымъ изъ государственной воен-
ной Коллегий Сымянными ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА Асамонужней-
шихъ делахъ Указами кнаходящимся своискомъ старшинамъ Бах-
тиару Канъкаеву стоварищами Эсаулу Салиху Наврузову
лежащимъ трактомъ башкирскими ирускими жителствами збу-
дущими принемъ тремя казаками давать Мирскихъ три подводы
спристойнымъ числомъ Камвою и нигде нимало недержать
ФАКСИМИЛЕ ПОДОРОЖНОЙ ПО УКАЗУ Е. ПУГАЧЕВА НА ИМЯ ЕСАУЛА НАВРУЗОВА
Из архива Пушкина
Павел Попов. — Новый архив А. С. Пушкина	145
воверность чего за подписаниемъ Государственной военной кол-
легий присутствующей и за приложешемъ печати дана июня
13 дня 1 774 года
1ванъ Творогов ъ
Секретарь Алексей Дубровскш
Повытчикъ Герасимъ Степановъ.
«Указом о самонужнейших делах» и был предшествующий
документ № 99, сохранившийся в бумагах Пушкина. Он был
.послан Канкаеву через есаула Наврузова.
Бахтиар Каныкаев или Канкаев — выдающийся пугачевец,
из мещеряков, «главный полковник». О нем — целый ряд дан-
ных в первом томе «Пугачевщины» издания Центрархива.
В «Истории Пугачевского бунта» Пушкина он, однако, не упо-
минается. Творогов и Дубровский, составлявшие публикуемый
документ (№ 99),—видные сподвижники Пугачева. Иван
Алекс. Творогов — илецкий казак. Алексей Иванович Дуб-
ровский, oih же Иван Степанович Трофимов, — мценский купе-
ческий сын. О них П. Потемкин доносил Екатерине II 10 ноября
1774 года: «Первое — допрос бывшего злодейской коллегии се-
кретаря под именем Алексея Дубровского, о котором все ближние
к самозванцу сообщники объявляют, что всякое производство
письменных дел, все рассылаемые пасквили сочиняемы Дубров-
ским были. А сему верить тем паче должно, что Творогов будучи
главным у злодея в коллегии, весьма прост. А допрос Дубров-
ского, писанный собственной его рукою и точно тою, какой
писаны были все лжесплетенные манифесты, доказывает ясно,
что он был всех умняе». («Пугачевщина», «Центрархив» 1931,
III, стр. 326).
Как известно, Пушкин писал свою «Историю Пугачевского
бунта» по первоисточникам.
100.	Особняком от других документов стоит любопытный
автограф А. С. Пушкина, имеющий биографическое значение.
Это — билет на пропуск из Тригорского в1 Петербург двух кре-
постных соседки Пушкина по имению П. А. Осиповой от
29 ноября 1825 года. Пушкин своей рукой стилизовал писарский
почерк документов того времени.1 Обращает на себя внимание,
что отправка этих двух крепостных в Петербург по времени
непосредственно предшествует восстанию декабристов; любо-
1 Автографичность и стилизацию почерка Пушкина установил Л. Б.
Модзалевский; к его экспертизе присоединились М. А. Цявловский,
€. М. Бонди и Т. Г. Зенгер.
Ю <3венья> № 3
146
Д. Якубович. — Maj) и к Шонинг
пытно и то, что этот документ сохранился в архиве Пушкина.
Можно предполагать, что через посылаемых в Петербург кре-
постных Осиповой Пушкин хотел снестись со своими друзьями-
декабристами, чтобы быть в курсе дела заговора и всех поли-
тических событий. Естественно сделать два вывода: Пушкин
понимал всю серьезность момента и никого не хотел делать
ответственным за свой план посылки разведчиков в Петербург,
поэтому документ был написан собственноручно и, не исполь-
зованный, остался у него на руках; свидетельствует этот доку-
мент и о том, что 29 ноября в Михайловском уже было-
известно о болезни, а может быть, и о смерти Александра I,
если- только дата 29 ноября не фиктивная.
Текст документа таков:
Билетъ
Сей данъ села Тригорскаго людямъ: Алексею Хохлову росту
2 арш. 4 вер. волосы темнорусыя, глаза голубыя бороду
брЪетъ, лЪтъ 29, да Архипу Курочкину росту 2 ар. 3L/2 в.
волосы светлорусые, брови густыя глазомъ кривъ, рябъ лЪтъ 45,
въ удостовЪреше что они точно посланы отъ меня въ С.-Пе-
тербургъ по собственнымъ моимъ надобностямъ и потому
прошу Господъ командующихъ на заставахъ чинить имъ сво-
бодный пропускъ. сего 1825 года, Ноября 29 дня. Село Три-
горское что въ Опоческомъ уЪздЪ.
Статская советница Прасковья Осипова.
Кончая словом «уЕзд^» писано рукой Пушкина.
Павел Попов
II
„Мария Шонинг" как этап историко-социального
романа Пушкина
1
Среди загадок, столь щедро и столь прочно (ведь им уже столе-
тие) рассыпанных в творчестве Пушкина, есть одна, разгадать ко-
торую особенно интересно и нужно в наше время. Не странно ли:
Пушкин начинал писать повесть из жизни рабочих-ремесленни-
ков; герои этой повести: больной рабочий; девушка, «научив-
шаяся ходить за больным»; бывшая служанка, торгующая руког
делиями; аукционный оценщик; бедняк-лекарь; трактирщик голого
трактира; податные чиновники; несчастный инвалид с деревян-

ПИСАННЫЙ А. С. ПУШКИНЫМ БИЛЕ! НА ПРОПУСК ИЗ ТРИГОРСКОГО В ПЕТЕРБУРГ КРЕПОСТНЫХ П. А. ОСИПОВОЙ
Из архива Пушкина
0Б0Р01 ПИСАННОГО А. С. ПУШКИНЫМ БИЛЕТА НА ПРОПУСК ИЗ ТРИ1 ОРСКОГО В ПЕ1ЕРБУР1
КРЕПОСТНЫХ П. А. ОСИПОВОЙ
Из архива Пушкина
Д. i 'ович.— Мария Шонинг	147
ной ногой .. . Все «дрянь, ветошь, лохмотья» — как говорит одна
из героинь.
Пушкин — певец «Руслана и Людмилы», разочарованных
пленников, сладостных фонтанов; дэнди, поющий Дианы грудь,
ланиты Флоры,—и вдруг «надбавки по грошам», «продажа с пу-
бличного торга», комната, из 'которой вынесено «все, кроме кро-
вати и одного стула», «черное не вымытое после смерти белье»
и героиня «без места», пишущая «стоя у окошка» и даже чер-
нильницу занявшая у соседей! Потрясающая картина нищеты,
муравьиной жизни маленьких несчастных людишек, перед кото-
рой на задний план отступают и зарисовка компаньонки старой
графини, и спятившего с ума Евгения-чиновника.
Конечно, Пушкин еще в Болдине звал взглянуть из окошка
на «избушек ряд убогий», на мужичка, «несущего под мышкой
гроб ребёнка», но то был только момент помещичьей «скуки»,
пестрый и грязный сор фламандской школы, лишь восприятие
умного художника. Подлинное, трагическое, острое, лично заин-
тересованное чувство бьется лишь у летописца российского Горю-
хина, да вют здесь, в этом прозаическом отрывке, так обидно
оставшемся незаконченным. Лицом к лицу думал Пушкин столк-
нуть читателя с подлинным реализмом «бледной нищеты», столь
непонятно взятой на фоне немецкого быта. Какой-то гид завел
в это общество — бедняков и почти умирающих на улице —
шестисотлетнего дворянина, помещика, камер-юнкера (все-таки
камер-юнкера!), первого поэта николаевской России.
Такою явилась эта загадка, когда в изданном в пользу семьи
покойного Пушкина его друзьями VIII томе «Современника»
за 1837 год были напечатаны оставшиеся в рукописи куски
незавершенного замысла1 под заглавием «Мария Шонинг». Ком-
ментариев дано не было. Ничего не сказали о новинке и кри-
тики-современники. За отсутствием материалов опасались выска-
зываться и потомки. «Мария Шонинг» механически перепеча-
тывалась в «Отрывках и 1 набросках неоконченных повестей»
с подзаголовком: (1830—1832).
Между тем какое-то полуобъяснение оставил в своих руко-
писях сам Пушкин. Это — листок бумаги с аккуратно, почти па-
радно переписанным на нем чернилами французским текстом,
заключенным концовкой, и с заглавием: «Мария Шонинг и Анна
Гарлин, судившиеся в 1787 г. в Нюрнберге». Далее следовала
неведомая история, начинавшаяся, если ее перевести, так:
«Мария Шонинг, дочь рабочего из Нюрнберга, лишилась отца
17 лет. Она ухаживала за больным одна, так как бедность
заставила ее отослать единственную свою служанку Анну. . .»
10!
148
Д. Якубович, — Мария Шопинг
Этот французский текст также был напечатан без всяких
пояснений в «Современнике» и перепечатывался с некоторыми
неточностями (так, например, пропускалось второе имя Марии—
Элеонора) позже. П. В. Анненков в своем издании сказал
по поводу этого текста: «Мы не знаем, откуда почерпнул его
сам автор, не указавший книги или вообще сочинения при
своей выписке» (V, 536). Некоторые последующие редакторы
просто излагали этот текст собственными словами. В. Е. .Якуш-
кин, работая над пушкинскими рукописями, заметил, что по-
весть напечатана с неточностями, и отыскал новое письмо
из переписки героинь и целую сцену. У последующих редакто-
ров в заглавие французского текста вкралась опечатка —
процесс оказался датированным11 778 годом, что сбивало столку
всех не видевших рукописи. С. А. Венгеров в своем изда-
нии внес еще поправки, но совсем выпустил французский текст,
вероятно, с отводом в комментарий, осуществить который
не удалось. В подправленном виде рядом с французским текстом
является повесть еще и в издании «Красной нивы».
Так зажила эта загадочная повесть в соседстве с загадочным
текстом. Редакторы повторяли: «В рукописи этому рассказу
предшествует французский текст, послуживший для него про-
граммою и неизвестно откуда заимствованный» (П. О. Моро-
зов). Оставалось как будто даже предположение, не оригиналь-
ный ли это текст Пушкина, не очередная ли его мистификация.
И в последнем случае сторонникам «медленного чтения» Пуш-
кина — все равно, исходят ли они из «гершензоновских» или
«социологических» концепций (крайности сходятся) —соблазни-
телен был вывод: еще одна Мария у Пушкина.1 Никакой
отмычки, никаких «улик» не оставил Пушкин для разгадки
уголовной нюрнбергской повести о присужденных к смертной казни
за детоубийство женщинах.
2
Французские, а за ними русские, читатели XVIII века в круг
своего чтения для приятного и полезного времяпрепровождения
включали обширную и занимательную отрасль литературы —
разновидность и источник уголовного романа — собрания про-
цессов. В читателях всех времен и всех стран жива любовь
к авантюрной стороне уголовного романа. Нечто подобное от-
метил Пушкин в1 статье «О мнении Лобанова», сказав, что
1 На «целый ряд других» Марий таам-екает, например, В. Р-ожицын
в книге «Атеизм Пушкина» (стр. 40).
Д. Якубович. — Мария Шопинг
149
«страшные истории» всегда занимали любопытство не только
детей, но и взрослых ребят; а рассказчики и стихотворцы
исстари пользовались этой наклонностью души нашей». Это
свойство жанра было прекрасно учтено собирателями и издате-
лями уголовных процессов. Две разновидности жанра бросаются
в глаза. Это—«Causes» и «Ргосёз». Видное место и там и здесь
занимают адюльтер и убийство во всех его видах — отцеубий-
ство, детоубийство и проч. Особое место, естественно, уделяется
пострадавшим невинно, ошибочно. Этот раздел был особенно
модным со времен Вольтера. Его «заступление за семейство Ко-
ласа» (слова Пушкина) — наиболее памятный образец процесса
в защиту невинно-наказанных. Ветвь жанра, которая должна
была быть особенно интересной и для Пушкина.
По следам первого собирателя процессов как занимательной
литературы, знаменитого Гайо де Питтаваля (Gayot de Pittaval,
1673—1743), «Causes» которого выходили в двадцати томах
с 1734 по 1743 год, потом собирали «славные процессы»: Рихер
(1718—1790), Этьен, Дезессар, Межан (1765—1823), Рус-
сель и Пошэ де Валькур, Сент-Эдм, П. Лебрэн (1761—1810)
и др. В двадцатых годах XIX века особенно часто стали
появляться также собрания, включавшие в себя иностран-
ные процессы, нередко пользующиеся аналогичными англий-
скими собраниями (например «Remarkable trials and celebrated
criminals», 1 825).
Любитель старой книги- — Пушкин любил рыться в подобной
литературе. Уже по его заметкам о «Записках Самсона» и «За-
писках Видока», где он выказывает большую, осведомленность
в литературе, насыщающей «жестокое наше любопытство», уже
по его интересу к «Железной Маске», можно с уверенностью
сказать, что он должен был хорошо знать литературу процессов
как политических, так и уголовных. В автобиографическом от-
рывке «Участь моя решена» Пушкин упоминает в качестве
злободневной литературы новое Вальтер Скотта и Купера и уго-
ловные газетные процессы. Библиотека поэта дает и конкрет-
ные факты. Мы находим в ней французские: «Процесс Людо-
вика XVI, 1821 г. (№ 1286); «Прославленные уголовные
дела XIX в.» (№ 715) —три разрезанных томика в издании
1827—1828 годов; «Знаменитые процессы, взятые из опыта все-
общей истории трибуналов как древних, так и новых народов»,
изд. XVIII века (№ 1287); «Знаменитые процессы» («Proces
fameux») Дезеюсара, т. I, изд. 1836 г. (№ 870); «Полный про-
цесс де ля Ронсиера», 1835 г. (№ 1285) и «Хроника Трибу-
налов, или избранные и наиболее интересные дела различных
150
Д. Якубович. — Мария Шопинг
стран Европы» (№ 740). Последняя книга куплена Пушкиным
1 7 июля 1 836 года. 1
Очевидно, и до 1836 года книги этого рода были хорошо зна-
комы Пушкину, хотя в книгах, сохранившихся в его библиотеке,
мы сейчас и не находим ничего подобного процессу Марии Шо-
нинг. Близкое знакомство Пушкина с жанром делает, однако,
не случайным и его обращение к книге, в которой мне уда-
лось после длительных поисков' найти, наконец, именно это дело.
Это — восьмитомное издание «Causes celebres etrangeres,publiees
en France pour la premiere fois et traduites de Panglais, de Fespagnol,
de 1’italien, de 1’allemand, etc. par une societe de Turisconsultes et
de gens de lettres, Paris. C. L. F. Panckoucke, MDCCCXXVII».
Прежде чем перейти к делу Шонинг — несколько слов о са-
мом издании, в котором оно напечатано. В предисловии (avant
propos de 1’editeur) совершенно точно формулированы как
жанровые особенности собрания, так и цель его и запросы
читателей книг этого рода. Оно помогает уяснить смысл обра-
щения; Пушкина к книге. Цель издателя — собрать «документы
равно драгоценные для историка, моралиста, государственного
человека, юриста и просто людей из общества (hommes du
monde)».
«Подобная работа, — замечает издатель, — не могла появиться
при более благоприятных обстоятельствах». «Наши новые поли-
тические (нравы придали у нас особую значительность изучению
законодательства. Столбцы наших ежедневных журналов недо-
статочны, чтобы удовлетворить любопытство, которое будят
подробности юридических дебатов. Наше новое собрание ответит
одной из потребностей эпохи» (вспомним слова Пушкина: «Мы,
живущие в веке признаний»). Таким образом полезности зна-
ния юриспруденции своего народа — это первое, чем обосновы-
вается смысл издания, но, вместе с тем (как это видно из
одного из примечаний) , девиз1 издания: полезное с п р и я т-
ным—оно рассчитано не на одних специалистов-адвокатов.
Издатель отмечает также, что каждое дело связано или с поли-
тическими, или с религиозными установлениями, касается либо
общественных, или частных нравов, прав, привилегий.
Все это, разумеется, прежде всего направляло этот жанр
к писателю. Для последнего был и1 еще аргумент, быть может,
1 Сюда же можно отнести купленную Пушкиным 29 мая 1836 г. «Не-
скромную хронику XVIII века» (№ 741). Принадлежность Пушкину
№ 870 внушает, впрочем, некоторые сомнения. Зато в "Revii* Etrangere»
1832 г. (№ 1518), t. IV, р. 68, Пушкин знакомился с Знаменитыми
немецкими процессами».
Д. Якубович. — Мария Шонинг
151
важнейший, также сформулированный в книге, — то, что: «Ка-
ждая страсть здесь находит поочередно свое место, что траги-
ческие и комические ситуации этих драм естественны, что ориги-
нальность характеров выражается здесь со всей свободой».
Наконец издатель книги сам заявляет, что «Знаменитые про-
цессы» были «во все времена богатым рудником для романи-
стов и поэтов всех стран». Он вспоминает «Генриха VIII,
Шекспира и знаменитого Вальтер Скотта, искавшего в судебных
регистрах Шотландии сюжетов своих наиболее известных произ-
ведений». И тот и другой 'примеры должны были занять внима-
ние Пушкина в период его собственных работ над историческим
романом, скрещивающимся с мелодрамой. Быть может эти заме-
чания и были начальными стимулами к внимательному чтению
процессов. Уже в I томе (стр. XIII) среди обещанных процес-
сов Ченчи, Галилея и других было намечено: «Наконец этот
любопытнейший вопрос о детоубийстве, где видишь двух жен-
щин Нюрнберга, вынужденных нищетой обдумывать преступле-
ние, которого они не совершили». Если эти строки попались
на глаза Пушкину в I томе, он должен ’был искать этого про-
цесса в дальнейших томах того же собрания.
3
Он нашел его во II томе, вышедшем в том же 1827 году,
среди «новых и уже публиковавшихся» «Causes», по заявлению
издателя, «всегда драматических». Между процессов, посвящен-
ных адюльтеру (Анна Болейн), пиратрии, колдовству, убийству,
клевете, отказу платить незаконные налоги, имеется процесс
с подзаголовком в оглавлении: «предполагаемое убийство»
(infanticide suppose), занимающий стр. 200—213 и озагла-
вленный:
ДЕТОУБИЙСТВО
Процесс
Марии Шонинг
и
Анны Г а р л и н.
Нюрнберг, 1787.
Тексту предпослано следующее предисловие: «Процесс Марии
-Шонинг и Анны Гарлин, судившихся в Нюрнберге в 1787,
300
CAUSES CfiLEBRF.S
INFANTICIDE.
PROCES
DE
MARIA SCHON ING
ET
D’ANNA HARLIN.
Nuremberg, 1787.
Le proces de Maria Scheming et d’Anna Harlin, juge a
Nuremberg, eu 1787, presente un exemple unique dans
Fbistoire de la jurisprudence criminelle. Deux femmes indi-
gentes s’accusent volontairement d’un crime qu elles n'ont
pas commis. Elies subissent la peine dont la loi frappe les
jneurtriers, et Pobjet de ce devouement est d’appeler sur les
enfans de 1'une d'elles les bienfaits que la charite publique
accorde aux orpbelins. Tel est ie fond de cette cause vraiment
extraordinaire. Les details n'en soot pas moins bizarres que
1’a lion principale; et la reunion des circonstances dont clic
se compose est d’une nature telle, que si le ternoignage du
jurisconsulte qui nous I’empruntons ne meritait pas tome
ФАКСИМИЛЕ ПЕРВОЙ СТРАНИЦЫ
«ПРЕДПОЛАГАЕМОЕ УБИЙСТВО*
ETRANGERES.	201
noire confiance, nous n’aurions pas besitd a h regarder
comme un jeu de son imagination, et a Pexclurc de cet ou-
vrage.
Eleonohe Mahia Schoniisg etait fille d’un ouvrier de
Nuremberg. Elie avait recu le jour an prix de Pexistence de
6a mere, et, a Page de dix-sept ans, elle suivit seule, ei>
pleuraut, un cercueil qui fut jete dans la fosse commune.
C’etait le cercueil de son pere.
Depuis Page de treize ans, Maria n'avait pas quittd le lit
du vieux Schoning, qne les atteintes de la goutie avaient
prive de Pusage de ses membres. Deux ans avant sa mort, le
vieillard avait dte force de rcnvoyer une servante que la mo-
dicite de ses ressources ne lui permetlait plus de garder : sa
fille resta seule chargee des travaux du menage. Elle puisa
dans son amour pour son pere un courage qui semblait an
dessus de son sexe; les soins les plus penibles n’inspiraient
aucune repugnance a sa tendresse : elle humectait elle-meme
les jambes du malade , gonflees et roidies par la souffrance j
et quoique sa sante , naturellement delicate, Tut encore aflai-
blie par une vie constamment sedentaire, elle trouvait assez
de force pour soulever dans ses bras le vieillard souffrant,
le replacer sur son lit, et lui prodigucr tpus les soins qu’exi-
geaient sa situation et sa maladie.
C’est ainsi quo s’ecoulerent les premieres annees de sa vie.
Elle avait vecu en presence de la douleur : ctrangere aux
amusemens de la jeuncsse , a ses esperances , a ses illusions,
son caractere conlracta Pbabilude d’une resignation qui res-
semblait a de la trislesse.
Les derniercs paroles que son pere adressa a Pecclesias-
tique charge de lui donner les seconrs de la religiou, furent
un temoignage de reconnaissance et d’admiration pour le
devoueinent et les vertus de sa fille.
ФАКСИМИЛЕ ВТОРОЙ СТРАНИЦЫ
'ПРЕДПОЛАГАЕМОЕ УБИЙСТВО»
154
Д. Якубович. — Мария Шонинг
представляет единственный пример в истории криминальной
юриспруденции. Две нищие женщины добровольно обвиняют
себя в преступлении, которого они не совершили. Они подвер-
гаются наказанию, 'которым закон поражает убийц, и цель этого
самоотвержения — призвать на детей одной из них благодеяния,
которые общественная благотворительность воздает сиротам.
Такова суть этого дела, поистине необычайного. Детали )не менее
странны, чем само дело; и совокупность обстоятельств, из кото-
рых оно состоит, такова, что, если бы свидетельство юрискон-
сульта, у которого мы его заимствуем, не заслуживало бы все-
цело нашего доверия, мы не колебались бы рассматривать это
дело как игру его воображения и исключить его из этой работы».
Таким образом мы еще ближе ^продвигаемся к уяснению
вопроса о том, почему заинтересовался процессом Пушкин —
это «единственный пример» в истории криминалистики; это
дело «поистине необычайное», настолько, что если бы не авто-
ритетное свидетельство юриста (кстати, так и не названного),
оно могло бы казаться «игрой воображения». Все эти обстоя-
тельства сами по себе, конечно, уже могли занять воображение
поэта, любящего таинственные моменты истории (ведь история,
по Пушкину, «принадлежит поэту»), могли толкнуть его к вни-
мательному чтению процесса, в котором он и нашел интересный
для художника материал. Что же делал Пушкин с этим
.материалом? ..
Процесс начинается так: «Элеонора-Мария Шонинг была
дочерью нюрнбергского рабочего. 1 Она появилась на свет ценой
жизни своей матери, и на 17 году осталась одна, оплакивая
гроб, опущенный в общественную могилу. То был гроб ее отца».
Уже на этих первых фразах, если сравнить их с француз-
ским текстом, написанным рукою Пушкина, виден смысл и
метод его работы.2 Где-то встретившись с процессом и заинтере-
совавшись им, Пушкин начал с того, что стал конспектировать
его по-французски же. В дальнейшем я говорю поэтому о пуш-
кинском конспекте и о фрагментах начатой Пушкиным уже по-
русски, собственной его повести. Обратимся прежде всего
к французскому конспекту. Имя «Элеанора» выпущено (Пушкин
1 Пушкин сохраняет во* французском своем конспекте именно1 слово
o’ivrier, в то время как понятие «ремесленник» определяется им через
 artisan» (например, в (плане «драмы о папессе Иоанне»).
2 В ряду отличий пушкинского французак?ого текста от оригинала отмечу
употребление Пушкиным старого окончания imparfait на - oit, что было
для него вообще характерным (ср. Б. В. Томашевский, «Француз-
ская орфография Пушкина в письмах к Хитрово»).
Д. Якубович. — Мария Шо.нииг
155
употребил его далее), 1 кудрявые фразы о судьбе родителей
героини, конечно, не нужны Пушкину. Ему нужны факты,
костяк сюжета; их он сохраняет бережно. Конспект словно го-
ворит: остальное дополнит сам художник. Если во французском
тексте источника подчеркнуть фразы, целиком сохраненные
Пушкиным в его французском конспекте, то с удивительной
наглядностью предстанет метод пушкинской работы над доку-
ментом — сохранены целиком все события, выделена и снята вся
фабула; все же, что можно опустить без ущерба для хода дей-
ствия,— отброшено. Каждая фраза пушкинского конспекта либо
воспроизводит буквально, либо с легкой перефразировкой
текст подлинника. Следует, однако, отметить, что в своем фран-
цузском конспекте Пушкин подчас дает и собственные синонимы.
Так, например, в оригинале: Га enseveli (зарыла ее), у Пуш-
кина— Tenterra.
Ни одного собственного фабульного элемента в конспект
Пушкиным )не внесено. Манера конспекта, сухая и точная, не-
вольно приводит на мысль деловые и воздержанные кон-
спекты-планы собственных вещей поэта. И здесь смысл его кон-
спекта также может быть исчерпан двумя словами, любимыми
Пушкиным: точность и краткость. Сентиментально-размазанные
детали, метафоры, амплификации — все это чуждо, все это
мешает интересному сюжету, ядро которого нужно вышелушить.
Это и делает Пушкин.
Второе, что должно быть отмечено: кое-что, отброшенное
Пушкиным в конспекте, однако, сохранилось в памяти — детали,
не существенные для конспекта, были использованы, если пред-
ставляли бытовую или психологическую ценность уже в самой
пушкинской повести. Если особо подчеркнуть такие места,
их получается довольно много. Так, например, из указания
«дела», что Мария «поднимала на своих руках страдающего ста-
рика», Пушкин дает в повести: «Я должна была» поворачивать
его с боку на бок». Возьмем такое место: «Последние слова,
которые ее отец обратил к священнику, приглашенному к нему
для религиозного подкрепления, были свидетельством признания
и восхищения самоотвержением и добродетелью дочери. «В про-
должение долгого и горестного испытания болезни моей, — ска-
зал старик с волнением, — Мария, добрая моя Мария, вела себя
как ангел. Попечения, наименее подходящие ее (возрасту, и полу,
ничего не стоили для любви ее; никогда не видел я в ее чертах
1 Впервые восстановлено Ю. Г. Оксманом в изд. сочинений Пушкина
Красной нивы»
156
Д. Якубович, — Мария Шонинг
самого легкого чувства отвращения. Каждый раз как взгляды
мои встречались с ее взглядами, я был уверен, что увижу в ее
глазах слезу сожаления, или на губах ее улыбку сочувствия.
Господь наградит ее за ее повиновение 'И ласку; ©то заветней-
шее желание ее умирающего отца!»
На основании этого места Пушкин дает в повести: «Он стал
искать около себя, схватил меня за руку и сказал: «Марья,
Марья, мне очень дурно — я умираю.. . дай, 1благословлю тебя
поскорее». Я бросилась на колени и положила его руку себе на
голову — рука вдруг отяжелела. Он сказал: «Господь, награди
ее; господь! тебе ее поручаю». Он замолк».
Если «процесс» дает сухие фразы: «Мария, поглощенная
горем, долго оплакивала на могиле старого Шонинга гибель
своего отца, единственного друга, единственную связь, приковы-
вавшую ее к существованию», и в другом месте: «Она бросилась
на еще зыбкую землю, покрывавшую могилу», Пушкин (вовсе
не отмечая этого в конспекте) в* повести дает картину
именно этого места, когда дочери хочется разрыть могилу,
потому что она еще «не совсем простилась» с отцом. Таково же
и место о приходе податных чиновников. Из фразы: «По смерти
старика немного денег осталось его дочери» Пушкин делает
конкретную фразу: «У меня всего на расход осталось 23 талера».
Остановлюсь на наиболее значительных местах, не нашед-
ших себе отражения в пушкинском конспекте (попали ли бы
эти места в повесть, сказать невозможно, так как именно здесь
повесть брошена).
В конспекте Пушкин записал только: «Вечером она пошла,
на кладбище св. Иакова. — Она шла оттуда утром, затем, уми-
рая от голода, снова вернулась на кладбище». Из-за этой лако-
ничности конспекта читателям пушкинских фрагментов до сих
пор оставалось неясным, почему Мария далее хочет утопиться
в реке. Между тем оригинал дает все разъясняющий централь-
ный в рассказе эпизод — сцену изнасилования Марии незна-
комцем на кладбище:
«На восходе солнца неповинная девушка ушла с поспеш-
ностью преступницы, страшащейся дневного света. Она укры-
валась в испуге от взглядов прохожих, которые начали просы-
паться в аллеях; она достигла одних из ворот города, пошла
улицей предместья и спряталась за колючей изгородью, наса-
женной вокруг сада, здесь она плакала над несчастьем своего
положения. Вечер застиг ее на том же месте, муки голода дали
знать о себе среди душевных страданий; она вышла в улицы:
Нюрнберга. Но слишком робкая, чтобы протянуть прохожему
Д. Якубович. — Мария Шонинг
157
умоляющую руку, слишком невинная, чтобы возыметь мысль
поддержать существование посредством преступления, она шла
долгое время без намерения, без цели, и оказалась вторично
около могилы своего отца, когда последние тона сумерек теря-
лись на горизонте.
Кладбища в большинстве городов Германии не менее
страшны для нравов, чем для общественного здравия: их при-
митивный характер, столь уважаемый и столь торжественный,
более не существует; местная религия исчезла со страхами,
которые она внушала, и сквозь мрак и тишь гробниц блу-
ждают существа гораздо более страшные, чем те фантастические
духи, которые среди ночи устрашали легковерие наших предков.
Именно на могиле своего отца Мария сделалась жертвой скот-
ского осквернения. Изнуренная слезами, бессонницей, холодом
и голодом, она не понимала зла, пока не стала его жертвой.
Человек, воспользовавшийся ее невинностью, покинул ее
в неподвижности остолбенения; и в ее руку, сжимаемую кон-
вульсивным движением, он вложил монету (demi-dollar).
Угрызения совести не коснулись бы души Марии, но были
внушены преступным деянием, предшествуемым преступной
волей; она их испытывала во всей их горечи, и предалась
ужаснейшему приступу отчаяния; дрожа, она отбросила далеко
от себя монету, которую продолжала держать ее рука, как
будто бы то была постыдная плата за добровольное распут-
ство. Бессонница, голод, мысль о своей беде (faute) и сцепление
несчастий, испытанных со смерти отца, произвели страшное
влияние на ее ослабевший рассудок. Бред лихорадки жег ее
мозг: ей казалось — она слышит негодующий голос отца, при-
казывающий бежать прочь от него (de sa presence); и она
тайком, вышла с кладбища, как будто ее преследовала угро-
жающая тень.
Она бегом пересекала пустые улицы, по которым человек, зло-
употребивший ее слабостью, шел, быть может, вслед спокойным
шагом, чтобы дойти до места, где ждали его отдых и безопас-
ность, когда она встретилась с дозорными людьми и была
схвачена».
Следующая фраза: «Нюрнбергская полиция выдает полкроны
ночным сторожам за каждую женщину, задержанную на улице
после 10 ч. вечера» — возвращает нас вновь к пушкинскому
конспекту, дословно повторяясь в нем. Пушкиным упомянут
в конспекте и допрос в кордегардии, но опущены фразы о том, что
Марию «подвергли всяческим издевательствам» (railleries) сол-
дат. В оригинале имеется такая картина: «Чиновник, к которому
158
Д. Якубович. — Мария Шонинг
она была приведена на другой день поутру, начал допрос такими
оскорбительными выражениями, которые уважающий себя чело-
век никогда не бросит даже наиболее порочным и низким
существам. Отвратительный допрос вернул дочь Шопинга к со-
знанию ее добродетельности; она отражала с негодованием
бесчестящие расспросы, когда воспоминание о ее вине (sa faute)
отняло у нее и голос и энергию. Ей показалось, что смерть
подошла наложить на ее сердце свою ледяную руку; она
упала без движенья к ногам чиновника, и только после мно-
гочасового обморока удалось вернуть ее к жизни .. . Судья ка-
зался растроганным, однако его жалость ограничилась воз-
вратом молодой девушке свободы». Так, в оригинале становится
мотивированным желание Марии кончить жизнь самоубийством,
остававшееся до сих пор неясным, непонятным в конспекте
Пушкина, где просто сохранены слова оригинала: «Мария при-
няла внезапное решение броситься в речку Пегниц». Здесь
опущен Пушкиным еще следующий пассаж: «Eq помутившееся
воображение говорило ей, что в другом мире она бросится
к ногам своего отца и что он не откажется принять ее оправ-
дание. Она поспешно проходила пригород, который подводил
к .реке. . .» Далее Пушкин только кратко ютметил встречу Марии
с Анной Гарлин, в подлиннике «бросившей службу у Шо-
нинга». Анна утешает свою бывшую госпожу-подругу, застав-
ляет ее отказаться «от ее ужасного замысла». Слова- ее
буквально воспроизведены в пушкинском конспекте, но далее
Пушкин опустил самую характеристику Анны, а, конспектируя
нищую жизнь приятельниц, переставил факты. Впрочем, совер-
шенно точно сохранено Пушкиным следующее место (обычно
неверно печатаемое издателями) о болезни Марии. Вместо
фраз подлинника: «А н н а заболела («А. tomba malade»
постоянная и тяжелая работа, пища плохая или недостаточная,
постепенно подточили ее силы» подлинник дает далее более
подробно картину нищеты и попыток Марии «заслужить соб-
ственным трудом хлеб своих благодетелей». В дальнейшем кон-
спект Пушкина следует за важнейшими фактами рассказа,
но сокращенность пушкинской записи до сих пор делала ее не-
ясной в том месте, где Пушкин указал, что ушедшую из дома
Марию, вновь захваченную обходом, хотят высечь. Здесь было
1 Все издания сочинений Пушкина, включая самые последние, непра-
вильно печатают: "Е11 е tomba», что создает ложное отнесение фразы
к Марии, вместо Анны.
Д. Якубович. — Мария Шоннпг
159
непонятно, почему же вдруг «Мария вскричала, что она ви-
новна в детоубийстве». Между тем подлинник после картины
голода детей Анны дает следующую мотивировку поступков
Марии Шопинг. «Смущенная сама неизъяснимым порывом, она
возымела мысль погубить свою душу, чтобы спасти свою подругу.
Воспоминание о монете, которую бесчестная рука оставила в ее
руке в вечер, когда она была обесчещена, воскресло в ее во-
ображении; отрешившись от этого чувства ужаса, которое оно
внушало ей до сегодняшнего дня, Мария вдруг встает, оттал-
кивая прочь девочку Гарлин, и-устремляется прочь из дома.
Ночь была холодна и темна; ветер, дувший с силой, гнал
дождь, смешанный со снегом, затопляя своими ледяными
водами улицы Нюрнберга. Мария была внезапно задер-
жана дозорным патрулем (une patrouille du guet); кап-
рад, командовавший 'им, был тот самый, который задер-
жал ее год тому йазад; он окружил ее отрядом (il 1а
place au mileu de sa troupe); отвел ее в кордегардию и ска-
зал ей, что к ней следует применить завтра утром нака-
зание, которым законы протестантского германского государ-
ства карают бесчестие (a la honte de la pudeur) женщин-
бродяг. В это мгновение помутившееся воображение пленницы
подсказало ей внезапно новое средство осуществить свой план:
«Я виновна, виновна в ужасном преступлении, в дето-
убийстве, —-закричалаона с силой, — отведите меня к судье».
В приведенном отрывке я подчеркнул слова, сохраненные Пуш-
киным,— как видим это опять-таки лишь фактическая сторона
эпизода. Признание Марии у судьи дано Пушкиным близко, но
в пересказе (в подлиннике: «qu’elle a ete delivree d’un enfant
par les secours de la femme Harlin», у Пушкина: «elle declara
avoir etd accouchee par la femme Harlin»). Здесь же Пушкин
употребляет — говоря о том, что Мария якобы зарыла ре-
бенка в лесу, — другой французский глагол с тем же значением
(avoit enterre вместо Га enseveli).
В сцене очной ставки Марии с все отрицающей Антой,
не понимающей мотивов подруги, Мария в оригинале хочет
покончить самоубийством, видя, что подругу хотят пытать из-за
нее. Пушкин дословно сохранил лишь ее просьбу к Анне при-
знаться, сохранив и имена детей Анны: Франк и Нани. 1 Дога-
1 В обработке повести имя девочки' заменено иным! (Мина). В черно-
вике Пушкин называет Марию << Анхен»; фрау Ротберх первоначально
названа «Рудгоф». Очевидно все имена повести еще не были окончательна
выяснены, как и само заглавие.
160
Д. Якубович. — Мария Шонинг
давшаяся, наконец, Анна, в подлиннике, придумывает новую
версию: «Ребенок не был зарыт в лесу, но брошен
в Пегниц». Подчеркнутые слова, видимо, по торопливости были
пропущены Пушкиным, чем и объясняется невязка его текста
в этом месте.
В сцене казни обеих женщин Пушкин кратко отметил со-
стояние казнимых словами: «Анна была спокойна. Мария вол-
новалась». Оригинал дает: «Гарлин поднялась на роковую
колесницу, не выказывая ни малейшего волнения. Подведенная
к месту казни, она увидела, не бледнея, орудие своей смерти
и с твердостью поднялась по ступенькам эшафота. Дрожащие
губы Марии, бледность, покрывавшая ее лицо, выдавали волне-
ние, ею испытываемое; совесть упрекала ее за убийство ее бла-
годетельницы; она была готова открыть истину; но когда
подошла к подножию эшафота, силы ее оставили вдруг; она
осталась недвижной и словно лишенной жизни». У Пушкина
Анна говорит: «Еще минута, и мы будем там», причем это
«там» Пушкин вынужден был пояснить в скобках (au ciel).
В оригинале этого пояснения не нужно, так как была еще опу-
щенная Пушкиным фраза: «повернула к ней голову и сказала
ей, указывая на неб о: «Еще несколько минут и мы
будем там!»—Пушкин здесь исправил невязку, получившуюся
в его конспекте от пропуска этой фразы.
В оригинале Мария замедляет казнь Анны таки<е более
подробным, чем у Пушкина, признанием: «что обвинение, с кото-
рым она обратилась в трибунал, — ложное обвинение; что
у нее никогда не было ребенка; что еще менее она кого-нибудь
убивала; что она желает умереть и что умрет с радостью, если
спасут ее подругу и освободят ее душу от ужасных укоров
в убийстве благодетельницы».
Кстати, в оригинале Гарлин отвечает палачу на его вопросы,
есть ли правда в рассказе Марии, с заметным отвращением
(avec une repugnance marquee). Пушкин в своем конспекте
сохранил это слово «отвращение», но в скобках добавил от
себя: «простотою» (simplicite). Этим словечком Пушкин един-
ственный раз нарушил свой объективный нейтралитет эпиче-
ского пересказывателя событий, показав свое отношение к по-
ступку Гарлин — его тронула именно простота ее ответа.
Несколько подробней, чем у Пушкина, самый конец ориги-
нала. Казнив Анну по повелению суда и несмотря на сочув-
ствие ей народа, палач падает в обморок. Тогда: «Велели его
подручному занять его место, но это было уже не нужно:
Марии уже не было. Ее тело оказалось столь холодным, словно
Д. Якубович. — Мария Шонинг
161
она умерла уже несколько часов тому назад. Цветок был сорван
бурей, прежде чем лезвие косы скосило его стебель». Такова
опущенная Пушкиным концовка процесса-повести.
4
Мы можем, наконец, дать ответ на вопрос — что же сделал
Пушкин с найденным им материалом. Он набросал по-фран-
цузски же его конспект, опустив/ вс ё тормозящее действие, всё
сентиментальное, религиозное и дидактическое, всё метафори-
ческое, мешающее высокой и строгой simplicite.
Так, например, ясно, отчего отбросил он концовку. Может
быть сложнее обстояло дело с выпуском сцены с насильником
на кладбище. Она вряд ли нужна была для пушкинской фа-
булы, не внося в нее нового и, наоборот, несколько затемняя
центральный образ героини. Притом же нет оснований думать,
что Пушкин взялся бы за художественное осуществление этой
натуралистической сцены. Аристократическое дворянское рус-
ское общество не находило еще художественных форм, творче-
ских прецедентов для изображения подобного невольного
падения героини. Эта ситуация могла притти лишь гораздо
позже; тема насилия над обнищавшей героиней заняла писателя
лишь в эпоху новых общественных отношений, во времена
Некрасова, Достоевского, Толстого, с появлением анализа пере-
живаний «падшей'женщины» вообще (от Сонечки Мармеладо-
вой до Катюши Масловой). Быть может даже психологическая
затруднительность дать образ этого рода и прервала пушкин-
ский замысел — ведь его обработка этого сюжета как раз и бро-
шена на месте, где мог бы разыграться подобный эпизод.
Как бы то ни было — перед Пушкиным предносилась уже
тема и этого рода, в его многожанровой картинной галлерее
было оставлено место и для «уголовного» и «нищего» полотна,
для «низшего» жанра, чуждого феодально-дворянскому быту
и стилю. И, конечно, не случайно, что к сюжету этого рода
обратился Пушкин именно в тридцатые годы, когда остро
ощущаем был собственный кризис, когда собственное дворян-
ское обнищание открыло двери к впечатлениям совсем непри-
вычногр рода. Стоя на. границе разорения, в долгах, в драма-
тический момент своего бытия, Пушкин как бы заглянул еще
ниже в то, что открывалось ему впервые уже не |как! сентимен-
тально-полубарский романс его юности о крепостной деве, дер-
жащей в руках «тайный плод любви несчастной», hoi как
живая натуралистическая бездна. Конечно, сам немецко-фран-
11 <3венья» № 3
162
. Д. Якубович. — Мария Шонинг
цузский рассказ о Марии си Анне, 'несмотря на драматиче-
ский пафос отдельных мест, еще крайне сентиментален, при-
митивен и носит следы наивно-мелодраматического стиля. Как
показывает пушкинский конспект— все эти черты писатель
думал обойти; его «Бедная Мария» ни в коей мере не могла
повторять сентиментальной житийности «Бедной Лизы», но
налет уголовной мелодрамы, видимо, должен был остаться
в центре его внимания. И эта мелодрама была насквозь с о-
ц и а л ь н о й, сближающей ее с последующим романом XIX века.
Недаром тема была поставлена дуновением Великой фран-
цузской революции. Год процесса (1787!) объясняет поста-
новку ряда острых социальных вопросов, которые интересовали
Пушкина, вновь всплывая в эпоху новой буржуазной рево-
люции 1830 года.. Что это за вопросы? Нищета, рост цен,
социальные корни проституции, освящение казни духовенством.
Эти вопросы четко стояли перед Пушкиным, когда он задумы-
вался над этой вещью. Священник и палач в конспекте Пуш-
кина связаны неразрывно («вопросы священника и палача»),
как и феодально-буржуазный суд с его «отказами просителям,
ночными обходами, поркой женщин, орудиями пыток и молит-
вами перед казнью. Темы этого рода и в других положениях
интересовали Пушкина в «Полтаве» и в «Сценах из рыцар-
ских времен». Существенно, что в тридцатых годах Пуш-
кин остро интересовался мелодрамой. Она чувствуется ведь
и в «Дубровском» и в «Пиковой Даме», где она неизменно скре-
щивалась с линией исторического романа.
Не имея возможности точно датировать «Марию Шонниг»,1
можно, однако, сказать, что повесть была одновременной либо
с «Дубровским», либо с «Капитанской Дочкой». Это несо-
мненно — эпоха обращений Пушкина к историко-социальному
роману, для которого особое значение играет документация.
Все эти годы Пушкин в погоне за исторической верностью
ищет документа.
«Капитанская Дочка» документирована в «Истории Пуга-
чева», сюжет «Дубровского» в некоторой мере прикреплен
к подлинному «судебному делу». .И это не случайно. Истори-
ческий роман в одной из своих линий легко пересекается с ро-
1 Писана, на бумаге частью 1832 года, частью с водяным знаком «А. Гон-
чаров, 1834», с лиственной рамкой вокруг листа. Быть может имеющаяся
в рукописи хронология писем («25 апр.», «28 апр.» имеет связь с реаль-
ными датами. Интонационно письма героинь напоминают тон переписки
Пушкина с женой весной 1834 года (17, 19, 28 апреля, начало мая).
Д. Якубович. — Мария Шонинг	163
маном криминальным. Это случается там, где исторический
документ в то же время является и документом юридическим.
Вальтер Скотт сочетал в себе юриста и историка. Его романы
изобилуют сценами суда и образами юристов. «Гей Меннеринг»
(1815) основан на старом судейском деле; на уголовных ле-
гендах построены «Ламмермурская невеста», «Кенильворт» и
«Эдинбургская темница». Мелодрамные романы — они и слу-
жили для переделок мелодраме. На два из них ссылается фран-
цузский издатель процесса Марии Шонинг.1 Сцены суда в «Дуб-
ровском» и суда в’ «Капитанской Дочке» представляют такую*
же органическую часть историко-социального романа Пушкина^
как сцены суда в «Уоверли», или других романах Вальтер Скотта.
От этого в рамках одного и того же жанра часто отслаива-
лись и аналогичные сюжетные ситуации. В самом деле, фран-
цузский издатель дела Марии Шонинг, упомянув об обраще-
ниях Вальтер Скотта к судебным процессам, лишний раз мог
стимулировать Пушкина на его собственном пути. Пушкин,
в своем проекте обработки процесса Шонинг, видимо, хотел
сделать аналогичную попытку, увидел в «деле» ценнейший, вы-
ступающий на травах историко-юридического документа, мате-
риал для социальной повести. Ему открывался фон — немецкий
городской быт конца XVIII века, сильная драматическая си-
туация— невинно осужденных героинь, своею самоотверженною
«простотою» столь близких пушкинскому женскому типу;
давались и нравы и черты местного колорита и картины разо-
рения, становящиеся понятно-близкими самому Пушкину.
Интересуясь Вальтер Скоттом, судьбами и методом его ро-
мана, Пушкин имел перед глазами и литературный прецедент
обработки процессуального документа совершенно того же
порядка — тот роман, с которым, как это впоследствии неодно-
кратно указывалось по другим поводам, он был особенно близка
знаком,— «The Heart of Mid-Lothian» (1818) Вальтер Скотта.
Напомню, что завязка этого романа также построена на за-
интересовавшей Пушкина проблеме мнимого детоубийства-
В предисловии 1830 года к этому роману/ Вальтер Скотт рас-
сказывает о* прототипе своей героини Дженни Дийнс — некоей
Елене Уолкер: она «была поражена сильным горем, когда
вдруг узнала, что сестра ее обвиняется в детоубийстве (for
child murder), причем сама она должна явиться главною сви-
1 Специальные сочинения по уголовному праву нередко делают ссылки
на романы Вальтер Скотта. Ср., например, S. Р. Gans, «Von dem Ver-
brechen des Kindesmordes», Hannover, 1824, S. 311.
11*
164
Д. Якубович, — Мария Шопинг
детель'ницею в этом деле». На уговоры адвоката Елена отве-
чала: «Я не могу ложно (Присягать, и, каковы бы ни были
последствия, скажу все лишь по чистой совести. На суде ее
сестра признана была виновною и приговорена к смерти».
Елена, пользуясь временем до приведения в исполнение при-
говора, ночью пешком отправляется в Лондон, чтобы вымолить
сестре прощение. Последние положения романа Скотта, как
известно, не раз сопоставлялись с «Капитанской Дочкой».
Материал сюжетов как у Скотта, так и у Пушкина был дан
жизнью одной и той же эпохи и кажется должен был быть
вмещен в рамках одного и того же жанра. Скотт осуществил
свою тему в духе либеральной гуманности; видимо, так же
должна была быть окрашена и повесть Пушкина. Скотт
в XI примечании к XV главе романа («Детоубийство») ука-
зывает случаи, «когда при подозрениях (ребенка вовсе не нашли»:
«многие женщины были казнены в то столетие на основании
этого строгого закона.. . который теперь заменен изгнанием
в тех случаях, за которые прежде наказывали смертью. Это
изменение последовало в 1803 году».
Вальтер Скотт дает тип обольстителя девушки, заставляет
читателя возмущаться тем, что главный пункт обвинения героини
«опирается именно на сокрытие якобы ею своей беременности»
(конец главы V). Гуманный юрист—Вальтер Скотт в тонах
яркой сатиры нападает устами простолюдинов на юридическую
затхлую ученость и тупомыслие феодально-государственного
аппарата, на мертвую букву закона, карающего живых, неповин-
ных людей:
«. . .Ее повесят; хотя она, быть может, родила мертвого
ребенка.
— Без всякого сомнения, — подтвердил Сэдльтри.—; Таков
смысл закона, изданного государством для предупреждения
подобного рода преступлений, которые, между нами будь ска-
зано, вызваны мерами того же государства.
— В таком случае, если закон вызывает преступления, закон
должен и отвечать за них,—воскликнула (миссис Сэдльтри;
то есть, другими словами, следует повесить всех представителей
такого закона!» (гл. V).
Эта же мысль повторена в сцене суда (гл. XXIII) защитни-
ком, говорящим о законе, пресекающем детоубийство.
Идея пушкинской повести — несомненно аналогичный протест
как против социальных противоречий, так и против «закона
неправедного, ужасного». Можно бы еще добавить, что
и в своей переделке шекспировской «Мера за меру» —
Д. Якубович. — Мария Шонинг
165
«Анджело» Пушкин разрабатывал *в 1833 году близкую тему
о жестоком законе и казни и, повидимому, почти в тот же
период, что был занят «Мариею Шонинг».1
5
У нас нет никаких данных для решения вопроса о том, было ли
написано продолжение «Марии Шонинг», и, если нет, мы не
знаем, вернулся ли бы Пушкин, (вообще, к этому сюжету. Быть
может помешали условия жизни, или увлечение новым уже
задуманным романом, в котором Пушкину легче было на более
близком материале развернуть художественную обработку инте-
ресовавших его проблем.. .
Только оставшиеся отрывки да литературные образцы позво-
ляют высказывать вышеприведенные догадки. Необходимо,
однако, отметить, что как ни близко использовал Пушкин в этих
отрывках имевшийся у него конспект процесса, он уже и в них
показал те стилистические устремления, в которые повесть
должна была отлиться. Это, во-первых, колебания между эписто-
лярным жанром и описательным повествованием, это, во-вторых,
введение в фабулу совершенно оригинальных эпизодов. Часть
романа, во всяком случае, предносилась Пушкину как переписка
обеих героинь, позволяющая видеть вещи в двойном свете и, мо-
жет быть, в дальнейшем развернуть два индивидуальных диа-
логических стиля. Это был последний возврат Пушкина к жанру
ричардсоновского, буржуазного «романа в письмах».
С другой стороны, Пушкиным уже на первых же шагах
внесена в сюжет масса оригинальных деталей. Пушкин не только
видит «деревянную ногу» инвалида, не только индивидуализи-
рует детей Анны и намек на образ врача развивает в образ
«Г-на лекаря Кельца», который, быть может, должен был играть
роль и дальше, — но и вводит эпизодические лица, символизи-
рующие мещанство: Гирца, Каролину Шмидт, фрау Ротберх,
на которых в тексте процесса нет и намека. Кроме всего этого
Пушкин дает оригинальную сцену продажи с аукциона иму-
щества старого Шонинга. Обработка этой сцены заставляет
вспомнить другой роман Вальтер Скотта — «Гей Меннеринга»
(1815), где несколько глав (XVII—XVIII), написанных
также в форме переписки двух подруг, почти смежны с главами
(XIII —XIV),2 дающими картину аукциона разорившихся
1 Кстати, у Вальтер Скотта в «Эдинбургской темнице» «Мера за меру»
также всплыла в эпиграфе к XXV главе.
2 Русский перевод Владимира Броневского, 1824, ч. 1, стр. 218—246.
166
Д. Якубович. — Мария Шонинг
героев (отца и дочери). Самый выбор этой темы столь психо-
логически понятен для Пушкина, занятого мыслью о разо-
рении аристократических родов (в 1832 году и сам Пушкин, как
известно, закладывал имущество и думал о деньгах; в 1833 году
писал: «Заботы жизни мешают мне скучать»). И выбранная
тема вновь сближает Пушкина с его любимым шотландским
романистом. Вот, поражающая своим реализмом, картина
аукциона (the sale) у Вальтер Скотта: «Одни выбирали, что
купить, другие просто глазели из любопытства. Подобная сцена
даже и при лучших обстоятельствах всегда печальна. Беспорядок
мебели, сдвинутой с обычного места, чтобы покупатели могли
•ее видеть со всех сторон, неприятен для глаз. Вещи, на своем
месте казавшиеся хорошими, теперь принимают какой-то жалкий
вид; комнаты, лишенные всего, что составляло их украшение
и удобство, походят Ка развалины. Грустно, когда семейная
домашняя жизнь открыта любопытству зевак и черни; грустно
слышать их грубые расчеты и плоские шутки над чуждыми им
привычками и предметами комфорта».
Эта картина «совершенного разорения древнего и почтенного
рода», столь близкая Пушкину, хотя бы в его настроениях,
сказавшихся в «Дубровском», легко нашла себе развитие
и в «Марии Шонинг», где сцена аукциона словно осуществляет
эту «программу»: «Покупщики осматривали с хулой и любопыт-
ством вещи, выставленные на торг» и т. д. Мотив перехода
дорогих портретов 1 к чужим людям перекликается с подоб-
ным же в сцене разорения в «Дубровском». Сцена же смерти
старика, увидевшего виновника своего разорения, прямо перене-
сена Пушкиным из «Г. Меннеринга» в «Дубровского».
Подвожу итоги: «Мария Шонинг» —не случайное обращение
Пушкина к сюжету из немецкой истории; черты социального
протеста сделали для него это произведение близким. «Мария
Шонинг» — естественная попытка, естественный этап' на пути
пушкинского историко-социального романа в период собствен-
ного социального шатания. «Мария Шонинг» в теме разоре-
ния имеет также соприкосновения с «Дубровским» и прозаиче-
скими отрывками. Темою поведения на суде Невинного героя —
жертвы объективных обстоятельств — «Мария Шонинг» при-
ближается к «Капитанской Дочке». Но, занимая, так сказать,
логическое место на пути пушкинской повести, «Мария Шонинг»,
1 В рукописи Пушкина: «два портретика в рамах, некогда вызолоченных,
замаранных мухами»—это место печатается неверно во всех изданиях
сочинений Пушкина, включая последние издания «Красной нивы» и ГИХЛа.
Л. Б. Моддалевский. — Исчезнувшая рукопись Пушкина
167
вместе с тем, совершенно индивидуальна по своему основному
заданию, продиктованному материалом, — жизнь рабочего, остро
поставленный вопрос о социальных ненормальностях феодально-
дворянского строя, картины нужды, доводящей женщину до
мысли о проституции, обличение мерзости мужчины — таков
круг тем, витавших перед Пушкиным и уже начавших осуще-
ствляться писателем.
Но как закономерно обречены на неудачу попытки пушкин-
ской «светской» повести, так не смогла быть осуществленной
и эта тема последующей эпохи. «Мария Шонинг». показывает,
до какой «низкой» с точки зрения дворянина грани тематики,
до каких «подлых» стилистических струй оказалось возможным
снизиться (возвыситься — скажем мы) Пушкину. В тридцатые
годы на мольберте художника полотно, имя которому — «Бед-
ные люди».
В этом—значение незамеченных историей литературы отрыв-
ков, известных под заглавием «Мария Шонинг».
Д. Якубович
III
Исчезнувшая рукопись Пушкина
«Вот Вам, любезный Барон, пир во время чумы из Вильсоно-
вой трагедии a effet», —писал Пушкин бар. Е. Ф. Розену в се-
редине октября — середине ноября 1831 года, 1 прилагая при
письме рукопись своей трагедии для напечатания ее в альма-
нахе Розена «Альциона на 1832 год», где она и была впервые
опубликована на стр. 19—32 (цензурное разрешение альманаха
помечено 20 ноября 1831 года), под заглавием «Пир во время
чумы (из Вильсоновой трагедии: The city of the plague)»
В настоящее время ни одной рукописи «Пира во время чумы»
1 Это письмо впервые опубликовано М. А. Цявлювским с подробным
комментарием в журнале «Культура театра» 1921, № 5, стр- 30—31,
по неисправной (копии П. И. Бартенева, а затем перепечатано с ориги-
нала из альбома Е. А. Драшусовой в книге М. А. Цявловского
«Письма Пушкина и к Пушкину», М. 1925, стр. 16 и 44. Печатая
письмо, М. А. Цявловский отнес его к июлю—первой половине ноября
1831 г. (Царское Село? Петербург?) 'по содержанию и связи его
с письмом Розена к Пушкину 27 июня 1831 г. (см. «Переписка Пуш-
кина», т. II, стр. 260—262). Мы уточняем дату письма по сопоставлению
его с письмом Пушкина к А. X. Бенкендорфу от второй половины
октября 1831 г. и ответного письма Бенкендорфа 19 октября 1831 г.
(см. ibid., стр. 335—337).
168
JL Б. Модзалевский. — Исчезнувшая рукопись Пушкина
неизвестно, 1 и текст трагедии входит в собрания сочинений
Пушкина по последнему' изданию ее, напечатанному в «Сти-
хотворениях Александра Пушкина. Третья часть», СПБ. 1832,
вышедших в последних числах марта 1 832 года. 2 3 Однако не так
давно, в 1910 году, рукопись «Пира во время чумы», и именно та
самая, которую Пушкин переслал в 1831 году бар. Ё. Ф. Розену,
была обнаружена, о чем сохранилась специальная заметка*
некоего Д. Соколова в газете «Раннее утро» 21 января 1910,
№ 16. Так как сведения о рукописи, данные Д. Соколовым
в указанной заметке, представляют несомненный научный инте-
рес, тем более, что при ней было приложено facsimile части
пушкинской рукописи, 4 мы сочли необходимым напомнить о ней
и ввести в научный оборот ускользавшие до сих Inop от внима-
ния исследователей биографии и творчества Пушкина5 6 ценные
материалы о тексте и датировке одной из замечательных «ма-
леньких трагедий» Пушкина.
Из краткого и неполного описания рукописи, сделанного
Д. Соколовым, видно, что она писана была на бумаге с водя-
ным знаком 1827 года и заключена первым ее владельцем
«в лист бумаги», на котором имелась надпись: «Подлинная ру-
копись поэта А. С. Пушкина, подаренная мне в 1858 году
поэтом бароном Е. Ф. Розеном, автором либретто оперы
«Жизнь за царя». . .»; далее следовала подпись владельца Федора
Ивановича Горохина (?).в На полях рукописи Пушкина, в виде
канцелярской скрепы, владельцем по слогам сделана была пол-
ная подпись его имени, отчества и фамилии, которую Соколов
также не разобрал. 7
Рукопись содержала в себе весь текст «Пира во время чумы»,
со множеством авторских поправок, исправлений и вариантов.
На первом листе наверху Пушкиным написано: «Отрывокъ изъ
1 См., напр., в «Полном собрании сочинений Пушкина», изд. «Красной
нивы», в. 12, М.—Л. 1931, стр. 280.
2 См. Н. Синявский и М. Цяв л о® ски й, «Пушкин в печати»,
М. 1914, стр. 114 (№ 858).
3 Под заглавием: «Находка рукописи А. С. Пушкина «Пир) во время
чумы».
4 В значительно уменьшенном размере.
5 Ср. в1 примечании Н. В. Яковлева в его статье «Об источниках
«Пира во время чумы» (материалы и наблюдения')» Bi «Пушкинском сбор-
нике памяти проф. С. А. Венгерова. Пушкинист IV», под ред. Н. В. Яков-
лева, 1922, стр. 105.
6 Начальная буква имени и фамилия. Д. Соколов сообщает, что фамилия
писана неразборчиво и чтение его предположительно.
7 Количество листов в рукописи, а также формат и цвет бумаги Соко-
ловым не указаны.
Л. Б. Модзалевский. — Исчезнувшая рукопись Пушкина
169
Вильсоновой трагедш The city of the plague». Судя no facsimile,
текст рукописи можно определить как перебеленный, с поправ-
ками. В конце ее находилась проставленная Пушкиным дата
«6 ноября» и «замысловатый росчерк». Как известно, «Пир
во время чумы» создан был Пушкиным в Болдине в ноябре
1830 года; 1 надо думать, что дата «6 ноября» есть дата пере-
белки рукописи трагедии, т. е. 6 ноября 1830 года в Болдине;
этим и объясняется многочисленность сделанных на ней новых
поправок и исправлений, явившихся результатом отделки текста
трагедии. Этой рукописи предшествовала, очевидно, обычная для
поэта черновая рукопись. Перебеленная рукопись и была послана
Пушкиным бар. Е. Ф. Розену при письме, цитированном нами
выше; с нее, несомненно, и производился набор для альманаха,
что ясно видно из текста сохранившегося отрывка facsimile.
После напечатания «Пира во время чумы» в альманахе рукопись
осталась у Розена и к Пушкину уже не вернулась. Обратимся
к самому тексту. Прежде всего даем полный его отрывок (пер-
вая страница рукописи, воспроизведенная Д. Соколовым facsi-
mile):
(Улица. Накрытый столь, нисколько
пирующихъ мущинъ и женщин ъ)
Молодой человЪкъ
Почтенный председатель! я напомню
О человЪкЪ [всЪмъ] очень намъ [такъ] знакомомъ,
• О томъ чьи шутки, повЪсти смЪшныя
Ответы острыя и замечанья
Столь Ъдюя въ ихъ важности забавной
Застольную беседу оживляли
' И разгоняли мракъ, который нынЬ
Зараза, гостья [злая] наша, насылаетъ
На самыя блестяцуе умы.
Тому два дня нашъ общш хохотъ славилъ
Его разсказы, невозможно быть
Чтобъ мы въ своемъ веселомъ пированьи
Забыли [Венворта] Джаксона Его здЪсь [нЪтъ] кресла
Стоятъ пустыя, будто ожидая
Весельчака — но онъ ушелъ уже
Въ холодные, подземные жилища
1 См. «Письма Пушкина», ред. Б. Л. Модзалевского, т. II, стр. 121
и 491; «Московский пушкинист», ред. М. А. Цявловского, т. II, стр. 60.
и «Сочинения Пушкина», изд. журн. «Красная нива», в. 12, стр. 17.
170
Л, Б. Моддалевский. — Исчезнувшая рукопись Пушкина
Хотя краснор'Ьчив'Ьйцпй языкъ
Не умолкалъ еще во прахЪ гроба
Но много насъ еще живыхъ и намъ
Причины нЪтъ печалиться. И такъ
На этом, к сожалению, обрывается facsimile...
В первых ,же двух строках речи молодого человека, обращен-
ных к председателю, находятся следующие варианты:
Первоначально было:
Почтенный председатель! Я напомню
О человеке всем нам так знакомом
и т. д.
Пушкин зачеркнул слова «всем» и «так» и вставил над пер-
вым зачеркнутым словом слово «очень». Окончательное чтение
вошло в текст, опубликованный в «Альционе» (стр. 19), а за-
тем и в другие издания:
Почтенный председатель! Я напомню
О человеке очень нам знакомом и т. д.
Немного ниже в первоначальном тексте у Пушкина было:
Зараза, гостья злая, насылает и т. д.
Поэт зачеркнул слово «злая» и, надписал над ним «наша».
Чтение окончательное (см. «Альциона», стр. 19):
Зараза, гостья наша, насылает и т. д.
Особый интерес представляет вариант в имени Джаксона.
Пушкин первоначально остановился на имени героя Вильсона
Гарри Вентворта (Harry Wentworth), но затем переменил его
на имя Джаксона.
У Пушкина ранее было:
Забыли Венворта. Его здесь нет и т. д.
Зачеркнув имя «Венворта» и слово «нет», Пушкин надписал
над первым имя «Джаксона», а второе слово заменил словом
«кресла», так что строчка получилась в следующем виде:
Забыли Джаксона. Его здесь кресла и т. д.
Впрочем, ранее написанное слово «нет» можно рассматривать
как простую описку, так как фраза «Его здесь нет» никак
не связывалась бы с дальнейшей «Стоят пустые».
Приведенные варианты вполне подтверждают вывод
Н. В. Яковлева о том, что сличение текстов обеих сцен у Виль-
сона в его трагедии «The city of the plague» и у Пушкина
Л. Б. Модзалевский. — Исчезнувшая рукопись Пушкина
171
в «Пире во время чумы» «должно прежде всего констатировать,
что перевод Пушкина вообще чрезвычайно» точен и близок
к подлиннику, местами же — почти подстрочен».1
Д. Соколов приводит далее варианты в песне председателя,
которые мы, к сожалению, лишены возможности проверить
из-за отсутствия facsimile автографа этого места.
В конечном исправлении начало песни напечатано так:
Когда могучая 2 зима
Какъ бодрый вождь ведетъ сама
На насъ косматыя дружины
Своихъ морозовъ и СН'ЬгОБЪ,
Навстречу ей трещать камины
И веселъ зимнш жаръ пировъ и т. д.
Пушкин, по словам Д. Соколова, «сильно колебался относи-
тельно второй строки». Первоначально было------«старый вождь»,
потом поправлено — «бодрый царь» и, наконец, — «бодрый
вождь».
В заключение Соколов отмечает, что в рукописи имеется не-
сколько орфографических ошибок и во многих местах отсут-
ствуют знаки препинания. Например, Пушкин пишет «телега»
без буквы t, как это слово и напечатано в , «Альционе»
(стр. 25) и в «Стихотворениях Пушкина», ч. III, СПБ. 1832
(стр. 69) . 3 «Бегут куда-то в гору кривые строчки», 4 — говорит
1 См. «Пушкинский сборник памяти С. А. Венгерова. Пушкинист IV»
1922, стр. 105. Подстрочность перевода Пушкина наглядно сказывается
в параллельных текстах Вильсона и Пушкина, напечатанных Н. В. Яковле-
вым там же, стр. 138—139, и в опубликованном нами отрывке рукописи
(см., напр., all —всем; rude — жестокая, злая и особенно в имени
Гарри Вентворта — у Пушкина В е н в о р т).
2 Если Соколов правильно прочел это слово, тогда непонятно, почему
и в «Альционе» и в других изданиях напечатано «могущая». Не опе-
чатка ли это?
3 Пушкин вполне сознательно писал так это слово: Пишут т % л е г а
тел t г а. Не правильнее ли: телега (от слова телец — телеги запря-
жены волами)?» — говорит поэт в одной своей филологической заметке
(«Сочинения Пушкина», изд. журн. «Красная нива», в. 11, стр. 408). Это
мнение Пушкина косвенно подтверждается свидетельством К. А. Полевого:
«Помню, что однажды, именно в Петербурге, у князя П. А. Вяземского,
Пушкин сказал между прочим: «Как должно писать: телега или тЬлега?
Я люблю советоваться о языке с Плетневым; например, я от него принял
правописание ц а л у ю, которое он производит от salve, sab'ere;
но смеюсь, когда он производит тЬлег а от тЪ л о-л е г я!» («Споо
о грамматике и языке», статья И, в «Северной пчеле» 1857, № 49,
стр. 240, текст и примечание).
4 Этого, впрочем, нельзя сказать по первой странице рукописи, воспро-
изведенной facsimile.
172 М. Боровкова-Майкова. — Нина Воронская («Евгений Онегин»)
Соколов, — «Переплетаются друг с другом характернейшие
пушкинские» буквы, слагаясь в бессмертные слова и строки ...»
В 1910 году рукопись «Пира во время чумы» была найдена
артистом театра Корша Д. И. Чариным (археологом, окончив-
шим в 1909 году Московский археологический институт со зва-
нием ученого археолога), по словам которого перешла к нему
после Ф. И. Горохина (?) по наследству «из поколения в поко-
ление». Что сталось с драгоценной рукописью после 1910 года —
неизвестно. В заметке «Утро России» 29 января 1910 года сооб-
щалось, что рукописью заинтересовалась Академия Наук, кото-
рая предполагала приобрести ее у Чарина. Московский Ру-
мянцевский музей предлагал за нее 500 рублей, но Чарин не
согласился продать ее за эту цену. Академия Наук также
не приобрела ее. Нет ее и в других государственных хранилищах
Союза. Так исчезла единственная известная рукопись «Пира
во время чумы», счастливым обладателем которой был артист
Чарин, не сумевший сохранить ее для науки.1
Л. Б. Модзалевский
IV
Нина Воровская („Евгений Онегин**)
В 1828 году в Петербурге, — как сообщал в своих письмах2
к жене П. А. Вяземский,—веселились. Было свыше приказано
веселиться, — писал Вяземский. — И даже те семьи, которые
два года тому назад лишились сыновей и дочерей, сосланных
и уехавших в далекую Сибирь, не отставали в веселии
и устраивали балы и приемы.
С 1826 года, когда были повешены декабристы, движение
оппозиционного дворянства приостанавливается. Материальные
затруднения отвлекают его внимание от политики. В тех же
письмах Вяземского видны усилия помещиков улучшить свое
благосостояние путем фабричной промышленности, но дело
не спорится и доходы от фабрик не удовлетворяют потребно-
стей. Денег нехватает. Долги растут и заставляют думать
о текущих нуждах. . .
1 Андрей Иванович Чарин (Галкин) скончался 3 августа 1919 г.
в Москве, где и погребен на Ваганьковском кладбище. (См. «Би|рюч
петроградских государственных театров. Сборник статей, под, ред. А. С. По-
лякова» 1920 (на об ложке 1921), стр. 417). О цтаходке оукописи см. еще
в «Новом времени» 22 января 1910 г., № 12164, стр. 2.
2 Письма еще не опубликованы.
М. Боровкова-Майкова.— Нина Воронская («Евгений Онегин») 173
С другой стороны, разосланное, перепуганное различными
репрессиями после лета 1826 года, оппозиционное дворянство
боится даже подозрения в нелойяльности и, всяческими спосо-
бами стараясь скинуть с себя какое-либо подозрение, прибегает,
по выражению Вяземского, к «царедворской уловке от поклепов
политических» — к игре в карты. Картежная игра, приемы
и балы сменяют собрания тайных обществ.
Недовольный Вяземский уходит в «грозную, но бездей-
ственную оппозицию». Его злой язык и остроты остаются
в письмах к жене и к Александру Тургеневу. Поклонник жен-
ской красоты, Петр Андреевич увлекается интересными женщи-
нами Петербурга, имеющими звание красавиц. Завадовская,
Россети и Закревская наиболее других занимают его внимание.
23 января 1 829 года из села Мещерского Саратовской губернии
он писал Пушкину: «Мое почтение княгине Нине. Да смотри
непременно, а то ты из ревности и не передашь».
Княгиня Нина, очевидно, — «блестящая Нина Воронская»,
лицо которой до сих пор оставалось невыясненным. Коммента-
рий 1 Лернера, упоминающий о Нине Воровской, не делает
никаких предположений по вопросу, чей портрет дан Пушки-
ным в Нине Воронской.
Б. Л. Модзалевский2 на основании текста выпущенной
строфы в 8-й главе «Онегина» предлагает видеть в Воронской
Аграфену Федоровну Закревскую.
Богуславский в статье «Рассказы об императоре Нико-
лае I» пишет: «Графиня Завадовская,. красавица, Клеопатра
Невы, как называл ее покойный Пушкин».
Указание Богуславского,3 сопоставляющего Завадовскую
с «Клеопатрою Невы», заставляет внимательно присмотреться
к Завадовокой, оставившей по себе след в «Дневнике», и в по-
священном ей благоговейном стихотворении И. И. Козлова,
и в письмах Александра Тургенева к Вяземскому (Остафьев-
ский архив), и в стихотворениях Вяземского.
Вяземский познакомился с Еленою Михайловною Завадов-
скою, рожд. Влодек, в 1828 году в Петербурге, откуда
не однажды упоминал о ней в письмах к жене. «Не успел вгля-
деться в Завадовскую», пишет он, «не успел вглядеться и после
концерта», «наконец ’ сподобился видеть красавицу Завадов-
1 П у ш к и н. IV, изд. Брокгауза-Ефрона, <стр. XIII.
2 «Письма Пушкина», Гиз, т. II, стр. 306.— В. В. В е р е с а е в, «В двух
планах. Княгиня Нина». «Недра» 1929. — М. А. Ц я в л о в с к и й, «Но-
вые автографы Пушкина» в изд. «Московский пушкинист», т. II.
3 «Русская старина» 1898, кн. 7, стр. 38.
174 М. Боровкова-Майкова. — Нина Воровская («Евгений Онегин»)
скую». «Впрочем, о красавице, как об опере Россини, с первого-
раза судить нельзя. И так решительный мой приговор до сле-
дующего раза». И в последующих письмах Вяземский опять
упоминает о Завадовской, сообщая жене различные сплетни
о ней и передавая чьи-то слова: «qu’elle etoit belle, comme
une belle saison». 1
Два его стихотворения, посвященные Завадовской, в настоя-
щее время могут комментироваться текстами его писем.
Стихотворение, 2 начинающееся словами:
Благодарю я вас за перья,
Приветствую ваш дар и сердцем и ’.мечтою,
как теперь видно из текста писем, было вызвано перьями,
очиненными для Вяземского Завадовскою. Плохо очиненные
перья вообще раздражали Вяземского, на что он часто жало-
вался. «Одно из сокрушительных бедствий моих в Петербурге
есть недостаток в перьях, хорошо очиненных. Я иногда так
бешусь на это, что готов бы зажечь Петербург проклятыми
этими перьями».
«Перья Завадовской давно притупились. Я, как Павел I,
сегодня дам стихами андреевскую ленту, а завтра в отставку».
Стихотворение3 «Разговор 7-го апреля 1832» любопытно тем,
что оно переводит стихами текст письма к жене, говорящий
о Петербурге. В письме он пишет: «Петербург весною хорош.
Что-то праздничное в воздухе, в чистоте улиц, в великолепии
Невы, в сих днях без солнца, без зноя. . . в движении народном
на улицах. Петербург летний нравится мне гораздо более
Петербурга зимнего многолюдного. Весною Петербург так хорош
и светел, что он как-то сбивается на прекрасную природу.
По веснам я еще мог бы приезжать сюда для Невы, островов».
Вяземский, посвящая стихотворение о Петербурге Завадов-
ской, переводит этот текст так:
Я Петербург люблю с его красою стройной,
С блестящим поясом роскошных островов,
С прозрачной ночью — дня соперницей беззнойной
И с свежей зеленью младых его садов.
Я Петербург люблю, к его пристрастен лету:
Так пышно светится оно в водах Невы.
Но более всего как не любить поэту
Прекрасной родины, где царствуете вы.
1 Что она была прекрасна, как весна.
2 Полное собрание сочинений П. А. Вяземского, т. IV, сто. 149—15С.
3 Там же, стр. 148.
В. Вересаев. — О Ниве Воровской
175
Знакомство Вяземского с Завадовскою поддерживается
и в следующие его приезды в Петербург. Текст писем
от 1832 года,1 неоднократно упоминающий о Завадовской, раз-
решает окончательно вопрос, интересовавший пушкинистов, чей
образ дан был Пушкиным в Нине Воронской.
«Платья получены. Одно взято графинею Доли, 2 другое же
подарено мною имяниннице Завадовской».
«Высылай же Тучковские образцы, тем более, что Завадовская
сказала мне онамедни на бале, что она три раза прочла моего
Адольфа.3 Каково и какова? Я никак не подозревал, что она так
умна, а шутки в' сторону, и в самом деле она мила и с нею
можно разговаривать. А уж что за картина на бале». 4
«Пришли же Тучковских образцов для1 Нины Воронскойг
так названа Завадовская в «Онегине».
Она (т. е. Татьяна) сидела у стола
С блестящей Ниной Воровскою,
Сей Клеопатрою Невы,
И верно б согласились вы,
Что Нина мраморной красою
Затмить соседку не могла,
Хоть ослепительна была.
Есть много прелестных подробностей в этой песне и вообще
больше романического интереса, нежели во многих других
песнях».
М. Боровкова-Майкова
V
О Нине Воронской
В статье моей «Княгиня Нина», помещенной в «Новом мире»
и перепечатанной в сборнике «моих статей о Пушкине «В двух
планах», я высказал предположение, что в «Евгении Онегине»
под именем «блестящей Нины Воронской, сей Клеопатры
1 П. А. Вяземский служил в, Петербурге, его жена Вера Федоровна
оставалась в Москве, куда и были адресованы письма.
3 Доли — г,р. Дарья Федоровна Фикельмон, рожд. гр. Тизенгаузен, жена
австрийского посланника, дочь приятельницы Пушкина Елизаветы Михай-
ловны Хитрово.
11 «Адольф» — роман Бенжамена Констана, переведенный Вяземским.
4 Выпущенн1ая строфа в 8-й (главе «Онегина» начинается словами: «Смот-
рите, в залу Нина входит. . .» и кончается: «и все в восторге, в небесах
пред сей волшебною картиной».
176
В. Вересаев. — О Нине Воронской
Невы» Пушкин вывел Агр. Фед. Закревскую. Доводы мои
были такие. Все, что мы знаем о Закревской, весь облик ее
удивительно подходит к Клеопатре, как ее понимал Пушкин и
как изобразил в «Египетских Ночах», — бешено-сладострастной,
находящей особенное упоение в вызывающем попирании всех
признанных законов нравственности и даже приличий, внушаю-
щей прямо страх силою сатанинской своей страстности. Пуш-
кин, сам далеко не мальчик и не новичок в любви, с содрога-
нием оста1навливался перед жуткою, тянущей к себе чувствен-
ностью Закревской: « Гаи, таи свои мечты: боюсь их пламенной
заразы, боюсь узнать, что знала ты!» И Боратынский о ней же:
«Страшись прелестницы опасной, не подходи: обведена волшеб-
ным очерком она; кругом нее заразы страстной исполнен воз-
дух...» И еще вот как Боратынский: «Кого в свой дом она
манит, — не записных ли волокит, не новичков ли миловидных?
Не утомлен ли слух людей молвой побед ее бесстыдных и
соблазнительных связей? Но как влекла к себе всесильно ее живая
красота!» Закревская выведена Боратынским в его поэме «Бал»
под именем «княгини Нины», под этим именем она фигурирует
и в переписке Вяземского с Пушкиным. Всего поэтому есте-
ственнее, мне кажется, в Нине Воронской, Клеопатре Невы,
видеть именно Закревскую. Доводы мои были приняты двумя
лучшими из современных пушкинистов: покойным Б. Л. Мод-
залевским и М. А. Цявловским (Пушкин, Письма, II, 306. Мо-
сковский Пушкинист, II, 178).
В вышепомещенной статье М. С. Боровковой-Майковой
вопрос о прототипе Нины Воронской подвергнут пересмотру.
М. С. Боровкова-Майкова указывает на сообщение Богуслав-
ского и приводит неопубликованное письмо кн. П. А. Вязем-
ского, свидетельствующее, что Ниною Воронскою названа
в «Онегине» графиня Завадовская. Эти свидетельства, по мне-
нию автора, «разрешают окончательно вопрос, чей образ дан
был Пушкиным в Нине Воронской».
Само по себе сообщение какого-то никому неведомого Богу-
славского, конечно, никакого значения иметь не может. Другое
дело—свидетельство Вяземского: он был одним из близких дру-
зей Пушкина, стоял в курсе и личных его дел, и его творчества.
Однако является ли свидетельство кого-либо из близких друзей
Пушкина таким уже бесспорным доводом, что перед ним мы
должны отбросить всякие сомнения и критику, всякую логику
и признать голый факт свидетельства пушкинского друга окон-
чательно решающим сомнительные вопросы пушкиноведения?
Мы имеем слишком много таких свидетельств, бьющих совер-
В. Вересаев. — О Нине Воровской
177
шенно мимо цели, чтобы ответить на приведенный вопрос утвер-
дительно. Плетнев, например, относит к какой-то рано умершей
графине Растопчиной стихотворение «Увы, зачем она блистает»,
имеющее в виду Елену Раевскую; Нащокин в стихотворении
«19 окт. 1825 г.» несомненнейшее упоминание о Пушкине отно-
сит к Гревеницу. Оба они—и Плетнев и Нащокин—стихи
«Когда твои младые лета позорит шумная молва» считали обра-
щенными к Закревской, хотя содержание стихов никак невоз-
можно увязать с Закревской: Пушкин в них горько жалеет и
утешает несчастную жертву «шумной молвы», — Закревская же
с наслаждением издевалась над этой молвой, с презрением бро-
сала ей вызов1 всею своею жизнью и совершенно не нуждалась,
в утешениях и жалениях. Ближайшие также друзья Пушкина
уверяли, что стихотворение «Пророк» раньше оканчивалось
корявейшим четырехстишием, не имеющим решительно никакой
связи с самим стихотворением:
*	Восстань, восстань, пророк России,
Позорной ризой облекись
И с вервьем вкруг смиренной выи
К царю......... явись!
Но в праве ли мы, несмотря на все свидетельства пушкинских
друзей, либо просто отвергнуть нелепую эту приклейку, либо,
вместе с проф. Сумцовым, принять, что друзья, запамятовав,
прилепили к «Пророку» исковерканное их памятью четырехсти-
шие из какого-нибудь другого стихотворения Пушкина?
Теперь спросим: если Пушкин называет красавицу Клеопа-
трой, хочет ли он просто сказать, что она красива как Клео-
патра, и больше ничего? Есть много исторических, художествен-
ных и религиозных образов красавиц: Юдифь, Диана, Юнона,
Клеопатра, Мессалина, Мадонна, Беатриче. Неужели безраз-
лично, какое из этих имен приложит поэт для характеристики
своей красавицы? Ясно, — в каждой из поименованных краса-
виц, кроме красоты, есть еще другие характерные особенности,
присущие именно ей: суровая способность к самопожертвова-
нию у Юдифи, девственная чистота у Дианы, глубокая развра-
щенность у Мессалины и т. д. Можно ли допустить, чтобы
Пушкин назвал Клеопатрой красавицу без достаточных данных,
приближающих ее именно к Клеопатре? Посмотрим же, что
представляла собой Завадовская. Графиня Елена Михайловна
Завадовская, рожденная Влодек. Она была одной из самых бли-
стательных великосветских красавиц пушкинского времени, об
исключительной красоте ее не устают твердить воспоминания и
12 «Звенья» № 3
178
В. Вересаев. — О Нине Воронской
письма этой эпохи. Однако среди всех этих упоминаний мы не
встречаем нигде ни одного указания даже просто на очень
в то время обычную неверность мужу, а тем более на такую
любовную разнузданность, которая давала бы возможность
назвать ее Клеопатрой. Напротив. Во всех стихотворениях,
к ней обращенных, отмечается ее чистота, девственное выраже-
ние глаз этой замужней женщины, действие ее красоты не на
чувственность, а на самые высокие стороны души. И. И. Козлов
писал ей:
И как румяною зарею
Блеск солнца пламенной струею
Бросает жизнь на небеса,
Так чистой, ангельской душою
Оживлена твоя краса.
А тот же Вяземский к ней писал:
Любовь беснуется под воспаленным югом;
Не ангелом она святит там жизни путь, —
Она горит в крови отравой и недугом
И уязвляет в кровь болезненную грудь.
Но сердцу ipyccKoiMy есть красота иная,
Сын севера признал другой любви закон:
Любовью чистою таинственно сгорая,
Кумир божественный лелеет свято он.
Красавиц северных он любит безмятежность,
Чело их, чуждое язвительных страстей,
И свежесть их лица, и плеч их белоснежность,
И пламень голубой их девственных очей. . .
Красавиц севера царица молодая!
Чистейшей красоты высокий идеал!
Вам глаз и сердце дань, вам лиры песнь живая
И лепет трепетный застенчивых похвал.
Наконец — иесам Пушкин. Теперь дознано, что несравненное
его стихотворение «Красавица» написано не к Гончаровой, не
к «государыне», не к графине Фикельмон, а именно к Завадов-
ской. Вспомним стихотворение.
Все в ней гармония, все диво,
Все выше мира и страстей;	%
Она покоится стыдливо
В красе торжественной своей...
Куда бы (ты ни поспешал,
Хоть на любовное свиданье,
Какое б в сердце ни питал
Ты сокровенное мечтанье;
Но встретясь с ней, смущенный, ты
Вдруг остановишься невольно,
Благоговея богомольно
Перед святыней красоты.
И это написано — к Клеопатре?!
Яз писем П. А. Вяземского к жене от 1830 года
179
Если бы не один Вяземский с каким-то Богуславским, а все
близкие и далекие друзья Пушкина дружным хором свидетель-
ствовали, что Клеопатра—это Завадовская, мы в праве им не
поверить и не признать за их свидетельством решительно ника-
кой ценности. Отыскивать прототипы к художественным обра-
зам — задача, в общем, довольна пустая. Может быть, рисуя
свою Клеопатру Невы, Пушкин не имел в виду ни Закревскую,
ни другую какую-либо живую женщину. Но одно можно сказать
с совершенною несомненностью: во всяком случае он имел
в виду не Завадовскую.
В. Вересаев
VI
Из писем П. А. Вяземского к жене от 1830 года
В конце января, в начале февраля 1830 года Пушкин писал
из Петербурга Вяземскому: «Я собираюсь в Москву, как бы
не разъехаться», а 1 марта Вяземский уже из Петербурга
сообщал жене: «Пушкина видел, он собирается в Москву».
Бенкендорф в письме от 17 марта Пушкину выражал неудо-
вольствие по поводу внезапного отъезда его в Москву
и на оправдание Пушкина1 в письме от 3 апреля писал: «Mais
je dois vous avouer, que votre dernier depart prdcipitd pour Moscou
a du eveiller des soupQons». 2 Очень любопытное добавление
имеется в неопубликованных еще письмах Вяземского к жене: «Пуш-
кин уехал в Москву. Зачем это? Quelle mouche Га pique?3» —
спросил Николай I Жуковского, и: на ответ Жуковского, что
он не знает причины, продолжал: «один сумасшедший уехал,
другой-сумасшедший приехал». 4 Под вторым сумасшедшим под-
разумевался Вяземский, что видно из дальнейшей беседы
Николая I с Жуковским. «По некоторым приметам полагаю, —
пишет Вяземский в другом письме5 к жене, — что они припи-
сывают какое-то тайное единомыслие в приезде моем сюда
и в отъезде Пушкина в Москву».
1 Письмо от 21 марта 1830 года, Москва, «Переписка Пушкина», под
ред. В. И. Саитова.
2 Но я должен признаться, что ваш последний стремительный отъезд
в Москву должен был возбудить подозрения.
3 Какая муха его укусила?
4 Суббота [12 апреля?].
6 25 [марта].
12*
180
Из писем П. А. Вяземского к жене от 1830 года
Письма Петра Андреевича Вяземского из Петербурга к его
жене Вере Федоровне, остававшейся в Москве, куда уехал Пуш-
кин, об|Н1имают время от 10 марта до 4 августа и среди бога-
того литературно-бытового материала заключают в себе новые
сведения, говорящие о предполагавшейся женитьбе Пушкина.
Живейший интерес к женитьбе Пушкина не только Вязем-
ского, но всех петербургских друзей и знакомых поэта можно
наблюдать в письмах Петра Андреевича. Говоря в них иногда
совсем' о чем-либо другом, он все же прибавляет: «что же
женитьба Пушкина?»
Удивление, полное недоверие к сообщаемым Верою Федоров-
ною известиям о женитьбе и осуждение поведения поэта слы-
шатся в первых письмах: «Скажи Пушкину, что здешние дамы
не позволяют .ему жениться, начиная от Мещерской1 до
Багреевой, 2 которой он видно нужен. Да, неужели в самом деле
он женится?» 3
«Ты меня мистифицируешь заодно с Пушкиным, рассказывая
о порывах законной любви его. Неужели он в самом деле
замышляет жениться, но в таком случае, как же может он
дурачиться? Можно поддразнивать женщину, за которою воло-
чишься, прикидываясь в любви к другой, и на досаде ее осно-
вать надежды победы, но как же думать, что невеста пойдет,
что мать отдаст дочь свою замуж ветреннику или фату, кото-
рый утешается в горе. Какой же был ответ Гончаровых? Впро-
чем, чем больше думаю о том, тем больше уверяюсь,, что вы
меня дурачите. Ведь я не Элиза, 4 а только определяющийся
друг ее. Что мне: женится ли Пушкин или нет. Я же и
не влюблен в Гончарову: что мне за дело, идет ли она замуж
или нет. Напротив, нашему же брату лучше. Милости просим.
Убытка нам тут не будет». 5
«Ты все вздор мне пишешь о женитьбе Пушкина: он и
не думает жениться. Что за продолжительные мистификации?
Повторяю, я не Элиза». G
1 Мещерская Екатерина Николаевна — рожд. Карамзина, старшая дочь
историографа от второго брака.
“ Фролова-Багреева Елизавета Михайловна — дочь М. М. Сперанского,
писательница.
3 Вербное воскресенье [30 марта].
4 Элиза — Елизавета Михайловна Хитрово, рожд. Голенищева-Кутузова,
в первом браке гр. Тизенгаузен. См. Полное собр соч. П. А. Вязем-
ского,^ VIII, стр. 493, и «Письма Пушкина к Е. М. Хитрово >. Л. 1927:
’ Без даты.
° 21 апреля.
И-з писем П. А. Вяземского к жене от 1830 года
181
Уверившись в женитьбе Пушкина, Вяземский передает впе-
чатление петербургского общества, причем как в предыду-
щих отрывках, так и в последующих отмечает отношение
Е. М. Хитрово к Пушкину и его женитьбе. Сам он говорит
о женитьбе с тревогою за будущую участь Пушкина; слышится
и забота о материальном положении поэта.
В тот день, в который Вяземский писал поздравительное
письмо Пушкину, писал он и жене: «Нет, ты меня не обманы-
вала, мы сегодня на обеде у Сергея Львовича выпили две
бутылки шампанского, а у него по пустому пить двух бутылок
не будут. Мы пили здоровье женихов. Не знаю еще, радо-
ваться ли, или нет счастью Пушкина, но меня до слез тронуло
письмо его к родителям, в котором он просит благословения
их. 1 Что он говорил тебе об уме невесты? Беда, если в ней
его нет: денег нет, а если и ума не будет, то причем же он
останется с его ветренным нравом?» 2
«Спроси у Пушкина новую трагедию Hugo Hernani. Он ее по-
лучил от Элизы, которая с большим самоотвержением и вели-
кодушием приняла известие о женитьбе его. 3 Здесь все спорят:
женится ли он? Не женится. И того и смотри, что откроются
заклады о женитьбе его, как о вскрытии Невы. Пишет ли он
к тебе? 4 Я желал бы, чтобы государь определил ему пенсию,,
каковую получают Крылов, Гнедич и многие другие. Я уверен,
что если бы кто сказал о том государю, он охотно бы опреде-
лил. Независимость состояния необходимо нужна теперь
Пушкину в новом его положении. Она будет порукою нрав-
ственного благосостояния его. Не понимаю, как с характером его
выдержит он недостатки, лишения, принуждения. Вот главная
опасность, предстоящая в новом положении* его». 5
«Кланяйся Пушкину. Когда же он женится?» 6
«Дай Толстому * или доставь Толстому L’ane 4 и Fra-
1 См. «Письма Пушкина», ред. Б. Л. Модзалевского. т. II, стр. 82 и
410—411.
2 26 [апреля].
3 «Переписка Пушкина», ред. В. И. Саитова, т. II, стр. 152—153:
ср. в «Письмах Пушкина к Е. М. Хитрово», Л. 1927, стр. 8, 58 и Т77.
4 Вера Федоровна Вяземская переехала в это время в подмосковное
имение Вяземских, в Остафьево.
5 30 [апреля].
® 8 мая.
Толстой, Федор Иванович, «американец».
«Lane iriort et la femme guillotinee» (Мертвый осел и обезглавлен-
ная женщина), повесть Jules Gabriel Janin, приписывалась Виктору Гюго»
См. письмо Пушкина к В. Ф. Вяземской, «Переписка», т. II, стр. 143.
182
I/з писем П. А. Вяземского к жене от 1830 года
goletta.1 И Пушкин пускается в Гапе mort: пишет послание
к Юсупову. 2 * Ах! он проклятый! Неужели после того будет он
тою же рукою трепать и невесту свою?»,;
«Разве Пушкин не едет к дедушке 4 в Калугу?» 5 6
«Обедал я у Пушкина Сергея Львовича. Сегодня минуло
31 год жениху». G
К сожалению, не дошли до нас письма Веры Федоровны,
в ответ на которые писал Вяземский и содержание которых
сообщало что-то, что осталось неизвестным.
Из «Переписки», относящейся ко времени сватовства Пуш-
кина (начиная с первого его письма к матери Гончаровой),
можно кое-что извлечь, указывающее на то, что Пушкин,
по выражению Вяземского, «утешался в горе». 16 октября
1829 года, по возвращении с Кавказа, Пушкин пишет из Ма-
линников А. Н. Вульфу письмо, содержание которого можно
определить как утешение в горе; впечатление от полученного
письма Вульф заносит в «Дневник», замечая, что Пушкин
не изменился и остался «циническим волокидою».
15 ноября того же года в письме к С. Д. Киселеву Пушкин
просит кланяться «неотъемлемым нашим Ушаковым». В январе
1830 года Пушкин через Бенкендорфа обращается с просьбой
отпустить его за границу или сопровождать русское посольство
в Китай. В письме в январе же к Вяземскому спрашивает:
«Правда ли, что моя Гончарова выходит за архивного Мещер-
ского? Что делает Ушакова моя же?»
П. О. Морозов («Семейная жизнь Пушкина») в жела-
нии Пушкина уехать («Поедем, я готов», элегический отры-
вок) и в вопросе Вяземскому о Гончаровой и об Ушаковой
с одинаковым определением «моя» видит тревожное пережи-
вание поэта, боявшегося неудачного окончания сватовства
к Гончаровой. Но Вяземский в своих письмах настойчиво
не хочет верить «порывам законной любви» Пушкина и в одном
из писей пишет: «Все у меня спрашивают: правда ли, что Пуш-
кин женится? В кого же он теперь влюблен между прочими?
1 Автор — Hyacinthe-Josephе-Alexandre Thobaud, известный под именем
Henri de Latouche.
2 «К вельможе» (Кн. Н. Б. Юсупову в Архангельское). 1830. См. Ма-
териалы П. В Анненкова, стр. 246, и П. И. Бартенева, «Русский архив»
1887, III, стр. 454.
4 [22 мая].
4 Дедушка Н. Н. Гончаровой — Афанасий Николаевич Гончаров.
5 23 [мая].
6 26 гмая].
И? писем П. А. Вяземского к жене от 1830 года	183
Насчитай мне главнейших»,1 и позже: «Правда ли, что Пуш-
кин едет сюда до свадьбы и правда ли, что он попрежнему
влюблен в1 Г\В в невесту 1\В не в чужую?», 2 подчеркивая по-
ставленными нотабенами свой вопрос.
А незадолго до свадьбы Вяземский писал3 Пушкину: «Что
ты выдаешь себя за такого нежного любовника и верноподдан-
ного жениха?»
В письме из Болдина к Плетневу 4 Пушкин, объясняя, «в чем
было дело», признавался: «Но я видел уже отказ и утешался
чем ни попало». Очевидно, не один вяземский упрекал
Пушкина, что он утешается в горе. В письме к Плетневу5 же
Пушкин жаловался на московские сплетни, доходившие до ушей
невесты и ее матери, и как на последствие указывал на раз-
молвки и ненадежные примирения. А из Болдина ему же
писал: 6 «Ты не можешь вообразить, как весело удрать от не-
весты, да и засесть стихи писать».
О чем бы ни писал Вяземский жене в период; лета 1 830 года,
мысль его постоянно обращается к женитьбе Пушкина и звучит
тревогою, редко шуткою.
«Я теперь читал в записках о Байроне, — пишет Вяземский, —
епоху его женитьбы и сердце часто сжималось от сходства
с нашим женихом: Байрона очень тревожило, что нельзя вен-
чаться в черном фраке, а должно в синем; он же кроме черного
фрака не носил». 7
Письмо не дает указаний, в чем Вяземский находил сходство,
но, просматривая литературу, можно предположить, что сходство
это Вяземский мог находить и в светских успехах бурно прохо-
дящей жизни обоих поэтов; и в первых неудачных сватов-
ствах, хотя и с различными оттенками чувства (Мэри Чаворт
и Софья Федоровна Пушкина); и в нерешительных ответах
•обоим на первое предложение, сделанное ими будущим женам
(Наталья Гончарова и мисс Арабелла Мильбэнк) ; и в жела-
нии обоих в случае неудачного сватовства уехать. В автобио-
графии «С французского» Пушкин писал: «Но если мне отка-
жут, думал я, поеду в чужие края» и т. д. Байрон, сообщая
1 27 [марта].
2 18 [июня].
3 См. «Перетоку». Письмо от 14 января 1831 года.
4 Там же. Письмо от 29 сентября 1830 года.
5 Там же. Письмо от 31 августа 1830 года.
6 См. «Переписку». Письмо от 9 сентября 1830 года
7 26 [/мая].
184
Из писем II. А. Вяземского к жене от 1830 года
Томасу Муру, что его предложение принято, добавлял: «Не слу-
чись этого, я поехал бы в Италию».
Сердце Вяземского сжималось от сходства, которого он мог
бояться для Пушкина и в будущем, так как брак Байрона,
был разорван через три месяца после рождения его дочери.
Очевидно, письма Веры z Федоровны давали повод для
беспокойства Вяземского, которое увеличивалось от подозрения,
что те сведения, которые она ему сообщает о Пушкине, могут
быть известны правительству: «Зачем ты мне о Пушкине
сплетничаешь по почте? Разве ты не знаешь, что у нас роди-
тельское и чадолюбивое правительство, которое за неимением
государственных тайн занимается домашними тайнами любезней-
ших детей своих? Я почти уверен, 4to твои письма читают.
Наши тайны пускай узйают, но не должно выдавать других.
Между тем, что ты говоришь мне о Пушкине, меня сокрушает.
Правда ли, что мать Гончарова не очень жалует Пушкина,
и что у жениха с невестою были уже ссоры?» 1
«То, что ты сказываешь мне о нашем приятеле, очень меня
огорчает. Впрочем, брат его сказал мне, что он у невесты.
Признайся, моя голубушка, что ты хотела сделать d’une pierre
deux coups,2 когда писала: il est bon desireux de faire le bien, mais
sans nulle perseverance et sans energie.3 Ногтем сердца ты под-
черкнула эти слова, я заметки не вижу, но ее чувствую, так ли?» 4 5 6
Как раз в июне месяце, от которого сохранилось черновое
письмо Пушкина к Н. Н. Гончаровой тревожного характера,
Вяземский, видимо, получив от жены или от Пушкина какие-то-
сведения, пишет жене: «Отчего наш жених в собачьем распо-
ложении? Здесь все говорят, что он сюда будет». °
День своего рождения Петр Андреевич отметил остротою:
«Не отец ли Гончаров присоветовал Гончаровой итти замуж
за Пушкина? Вот что я подарил себе на зубок в день рожде-
ния. Сообщи ему». ° Острота заключалась в том, что отец Гон-
чаровой, Николай Афанасьевич, с 1823 года был в состоянии
помешательства.
В июне Вяземский уже определенно пишет о свадьбе Пуш-
кина в Париж А. И. Тургеневу и, сообщая жене о помолвке
1 4 ИЮНЯ.
2 Одним камнем .два удара.
3 Он весьма склонен делать добро, но у него нет никакой настойчиво-
сти и энергии.
4 2 [июня].
5 20 [июня].
6 12 'июля].
Из писем И. А. Вяземского к жене от 1830 года
185
Ивана Алексеевича Пушкина, добавляет: «видно на Пушкиных
нашла брачная полоса».1
В июле из Ревеля, куда Вяземский уехал лечиться, он писал:
«Что Пушкин? Поехал ли в Питер? Когда свадьба и где?
У наели в Остафьеве? Получила ли ты мое письмецо к нему?» 2
И тем не менее недоверие его к серьезному увлечению поэта
продолжалось: х<Жаль мне, если Пушкина уже в Петербурге
не застану. То-то моя Элиза волнуется. Я боюсь, чтобы в Пе-
тербурге Пушкин не раз гончаров алея: 3 4 не то, что влюбится
в другую, а зашалится, замотается. В Москве скука и при-
вычка питают любовь его». 1
И, может быть, Вяземский был не совсем далек от истины.
Приехав в Петербург, Пушкин 20 июля писал своей невесте:
«Петербург мне кажется уже довольно скучным, и я рассчиты-
ваю сократить мое пребывание здесь насколько могу»,
а 4 августа в письме Вяземского к Вере Федоровне приписывал:
«J’avoue a ma honte que je m’amuse a Petersbourg et je ne
sais trop comment et quand je serai de retour»5 *..
«Sans perseverance, sans 6nergie»,G как будто поясняет
Вяземская причину создавшихся между Пушкиным и его неве-
стою недоразумений, как восемнадцать лет перед тем, когда
поэту было тринадцать лет, надзиратель лицея по учебной и
нравственной части М. С. Пилецкий официальный отзыв о нем
заключал словами: «В характере его вообще мало постоянства
и твердости». 7
Если бы нашлись письма В. Ф. Вяземской, сообщавшей
мужу все новости из Москвы, которые она могла знать близко,
почти точно можно было бы установить причину возникших
неустойчивых отношений между поэтом и его невестой и семьей
последней. Видимо, и мужу и жене Вяземским были известны
те недоразумения, которые могли помешать свадьбе и под влия-
нием которых складывалось настроение Пушкина, писавшего
31 августа из Москвы Плетневу: «Между тем я хладею, думаю
о заботах женатого человека, о прелести холостой жизни».
1 23 [июня!.	।
“ 18-.ro,— Ревель.
3 О (приписываемых Пушкину стихах: «Я пленен, я -очарован», см. Со-
чинения Пушкина, под редакцией Ефремова, VIII, стр. 321—322, под ре-
дакцией П. Морозова, II, -стр. 520 и др.
4 Без даты [Ревель].
° Признаюсь, к моему стыду, что в Петербурге я развлекаюсь и реши-
тельно не зцаю, как и когда я возвращусь.
ь Без настойчивости, 'без энергии.
7 К. Я. Грот, «Пушкинский лицей». СПБ. 1911, стр. 361.
186
Из писем П. А. Вяземского к жене от 1830 года
Письма Вяземского жене, даже в приведенных небольших от-
рывках, дают впечатление постоянного беспокойства за судьбу
Пушкина. Нерешительный ответ Гончаровых на первое предло-
жение, сомнение в «порывах законной любви», предположение,
что в Москве «скука и привычка питают любовь», тревога,
создаваемая доходящими из Москвы слухами и размышлением
о сходстве с Байроном и, наконец, возможное воспоминание
о первом неудачном сватовстве к Софье Федоровне Пушкиной —
все могло наводить на Вяземского, близкого человека к поэту,
тяжелое раздумье и тревожную заботу.
«Переписка», относящаяся к вопросу о сватовстве Пуш-
кина, вся носит неустойчивый, неприятный характер. Неуверен-
ность в осуществлении свадьбы, материальное неустройство,
нелады с матерью невесты, равнодушие невесты, проскальзы-
вающее в письмах Пушкина и, может быть, невольно выражен-
ное в автобиографическом очерке «С французского» словами:
«Наденька подала холодную, безответную руку»,
сплетни о возможности выхода замуж Гончаровой за другого —
все дает впечатление неизвестности и сомнения.
Но «Переписка» до конца августа, до письма Пушкина
к Н. Н. Гончаровой носит более спокойный характер, нежели
в последующее время. Два-три раза за этот период чувствуется
какая-то тревога. В июньском черновом письме к невесте —
«toutes mes craintes me reviennent plus vives et plus noires»,
в письме к Вяземскому 1 — намек на «сердце и теперь несовсем
счастливое», и в письме к матери Гончаровой, с которым
Пушкин обратился к ней после, годичного перерыва — «Votre
silence, votre air froid, I’accueil de Mademoiselle N. si leger, si inat-
tentif '2. Если брать время с 4 марта — когда Пушкин выехал
из Петербурга — пребывания его в Москве и с 19 июля
до 10 августа — в Петербурге, откуда Пушкин вместе с Вязем-
ским возвратился в Москву, то, судя по «Переписке», можно
думать, что недоразумения, начались перед самым, отъездом
в Болдино, т. е. с конца августа—с письма к Н. Н. Гончаровой.
Письма Вяземского к жене являются интересными уже
потому, что дают сведения за время пребывания Пушкина
в Москве, и из них видно, что недоразумения начались ранее
конца августа, может быть, вскоре после того как предложение
было принято, т. е. с начала апреля. Письма Вяземского, поме-
1 Все мои опасения восстают предо мною в более живых и мрачных
красках.
2 Ваше молчание, ваша холодность, прием мадемуазель Н. такой не-
брежный и невнимательный.	\
Е. Баранович. — К источникам «.Египетских ночей
187
ченные апрелем, уже тревожны. И те небольшие намеки на
состояние тревоги, которые проскальзывают в «Переписке»
в период пребывания Пушкина в Москве до отъезда его
в Петербург, в письмах Вяземского получают более реальную
форму. Следовательно, все переживания, весь тот комплекс нерв-
ных настроений, под влиянием каких бы то ни было перепле-
тающихся недоразумений ни возникли они, были более продол-
жительны, более интенсивны, чем дает возможность предпо-
лагать «Переписка». Они шли с ранней весны.
К личным недоразумениям прибавлялась «забота», по выра-
жению Вяземского, «родительского чадолюбив'ого правитель-
ства». Эта забота, ярко выраженная письмами Бенкендорфа,
является на протяжении всего этого времени. Невольный узник
Болдина, привезший туда неизжитое волнение, стремящийся
прорваться через карантины навстречу новым тревогам, беспо-
коимый неприятными известиями, Пушкин отдается работе.
Неоконченное волнующее переживание разрешается наивысшим
напряжением творческих сил. «Степь да степь» 1 отодвигают
московские переживания. Работу охраняют тишина и осень.
ЛЛ Боровкова-Майкова
VII
К источникам «Египетских ночей»
1
По свидетельству пушкиноведов (Анненкова, Ефремова,
Морозова, Лернера, Брюсова и др.), первая мысль о произве-
дении, ' оформившемся впоследствии в неоконченную повесть
«Египетские ночи», возникла у Пушкина в 1824—1825 годах
под непосредственным воздействием чтения Виктора Аврелия
(«De viris illustribus») и в связи.с рассказом последнего*о ночах
Клеопатры. Воздействие это было, очевидно, настолько живо, что
Пушкин тогда же набросал и первый 2 вариант тоже незакончен-
1 Письмо к Плетневу.
3 Я. Б а гд ас а р ян ц предполагает, что этому варианту предшествовал
еще какой-то другой (см. «Пушкин, статьи и материалы», под ред.
М. П. Алексеева, в. II, Одесса, 1926, стр. 88—91). Это предположение под-
тверждается последней работой над текстами «Египетских ночей», проде-
ланной С. Банди в книге: «Последние страницы Пушкина» (Кооператив-
ное изд-во «Мир», Москва 1931, стр. 148—205), который приводит и на-
пало отрывка. Книга С. Бонди появилась почти через год после написания
188
Е. Каракович. — К источникам «Египетских ночей
ного стихотворения: «И снова гордый глас возвысила царица. ..»,
к которому он неоднократно возвращался и который получил
наибольшую известность в виде последней редакции стихотвор-
ного отрывка «Чертог сиял. . .» с измененным ритмом и расши-
ренной тематикой.
Отозвавшись таким образом на впечатление, вызванное
чтением римского писателя, Пушкин надолго забыл или по
другим причинам отодвинул в сторону заинтересовавший его
образ египетской царицы. Но вот в первой половине 30-х годов
образ этот снова почему-то выплывает в сознании поэта и начи-
нает занимать его настолько, что Пушкин возвращается
к забытым стихотворным отрывкам и несколько раз пытается
подыскать для них подходящее сюжетное окружение, на этот
раз главным образом уже в прозе. Так появляются три главки
«Повести из древне-римской жизни» с программой-конспек-
том ее, в котором упоминается имя Клеопатры; * 1 три отрывка
к той же теме уже из окружения современной Пушкину жизни
русского великосветского общества (при последнем стоит дата:
26 октября (1835),2 и, наконец, последний канонизованный
отрывок, получивший заглавие «Египетские ночи», которого
написаны были только три главы и который нас здесь только
и интересует.
Морозов и другие пушкиноведы относят как четыре прозаи-
ческих отрывка, так и самую повесть к 1835 году. Что
касается первых отрывков, мы судить о них не беремся, так
как автографов их не изучали и к нашей теме вопрос этот
имеет только косвенное отношение; для нас важно знать время
написания последнего отрывка с заглавием «Египетские ночи»
или, вернее, установить, что до 1832 года он не мог быть напи-
сан, и для этого мы имеем совершенно определенные данные.
В 1922 году в сборнике «Неизданный Пушкин»3 М. Л. Гоф-
предлагаемой здесь статьи/ (законченной /в начале 1930 года),—и, так
как она не вносит существенных изменений в ее построение и /выводы,
я оставляю свою работу в ее первоначальном виде. Однако должна при
этом оговориться: во время писания статьи я. к сожалению,, пропустила
некоторые, в большей или /меньшей мере существенные для нее материалы,
о которых недавно напомнили мне Д. П. Якубович и Л. /Б. /Модзалевский;
если бы эти материалы вспомнились мне в свое время, статья была бы
построена и написана иначе; теперь же мне приходится дополнить ее при-
мечаниями, без которых тогда можно было бы обойтись.
1 Пушкин, т. V, изд. «Просвещение», стр. 538—540. С. Бонди отри-
цает непосредственную связь рассказа за древне-римской жизни с «Еги-
петскими ночами».
2 Там же, стр. 540—549.
3 «Труды Пушкинского Дома», Изд. «Атеней». Пб. 1922, стр. 104—112..
Е. Ка-занович.— К источникам «Египетских ночей
189
ман опубликовал тщательно разобранные и описанные им два
новых автографа Пушкина к «Египетским ночам», оставшихся
неизвестными Морозову, Ефремову и другим и потому не вхо-
дивших .в полные собрания сочинений Пушкина; один из них —
стихотворение: «Зачем печаль ее гнетет?..», 1 и другой — про-
заический набросок-программа: «Темная знойная ночь объемлет
Африканское небо. ..», в котором ниже речь идет уже прямо
о Клеопатре, как и первый—с многочисленными поправками и
на бумаге с водяным знаком 1834 года., Следователь но, раньше
1834 года «Египетские ночи» ни в коем случае написаны быть
не могли, потому что самое существование этих двух набросков
к ним на бумаге 1834 года (наброски на этой, бумаге могли
быть, конечно, написаны и позже, например, в 1835 году, даже
в 1836, куда пришлось бы отнести тогда и «Египетские ночи»)
свидетельствует о том, что Пушкин в то время еще не нашел
окончательной формы для своей давней темы Клеопатриных
ночей, снова и снова к ней возвращался, дополняя и по-разному
конкретизируя старое, а потому датировать «Египетские ночи»
1835 годом, как это делалось до сих пор,—вполне возможно
и, вероятно, действительно должно.
Но как произошло такое видоизменение первоначального
замысла, то есть почему Пушкин от темы «Клеопатра», заду-
манной, вероятно, сначала в форме поэмы или, по крайней мере,
в форме большого стихотворения из древне-римской (о чем
свидетельствует и первый прозаический отрывок) или египет-
ской жизни (отрывок: «Темная знойная ночь объемлет Афри-
канское небо...»), перешел к той же теме уже в прозаическом
оформлении ее и с заменой экзотического сценария сценарием
из русской жизни, и что, наконец, дало Пушкину повод ввести
в окончательную редакцию образ импровизатора, являющегося
едва ли не равноценным образу Клеопатры сюжетным образом
«Египетских ночей», по крайней мере, в этом их незавершенном
отрывке? 2
1 Чистовая рукопись на бумаге с водяным знаком 1834 года, с более
поздними переправками Пушкина как первой стронем (на: «Какая грусть
ее гнетет. . .»), так и многих иных строк и отдельных слов, сделанными
другим, более торопливым почерком и чернилами другого цвета.
2 Впоследствии, если бы произведение было- закончено, образ импрови-
затора, такой удобный для завязки и начала развития действия, ото-
шел бы, можно думать, на задний план, так как тема должна была быть
развита в образ русской великосветской Клеопатры, где он мог снова
появляться уже только эпизодически; на возможность такого именно раз-
вертывания сюжета повести определенные намеки можно усмотреть в пер-
вом и втором отрывках из русской жизни (в первом — слова «дурнушки»
-графини К., во втором — разговор Алексея Ивановича с Лидиной).
190
Е. Каганович. — К источникам «Египетских ночей»
2
Нам кажется, что есть некоторые данные, позволяющие
определенно ответить на последний из этих вопросов. Конечно,
мы не беремся решать, почему Пушкин не осуществил в свое
время своего замысла, т. е. почему он не окончил ни
в 1824—1825 годах, ни позже задуманной поэмы (или сти-
хотворения) ; только гадательно можно ответить на вопрос, по-
чему от формы поэтической он перешел к форме прозы (может
быть, в связи с общим направлением его в эти годы, склонявшим
его к предпочтению последней формы). Но объяснение русского-
сценария и неожиданного появления образа импровизатора
в окончательном отрывке «Египетских ночей» имеет свои источ-
ники в окружающей поэта реальной действительности. Удивлять-
нас это не может и не должно; почти все творчество Пушкина
основано на «впечатлениях бытия», и многое в нем коренится
в фактах биографии поэта. Так и в нашем случае. Толчком
к тому, что Пушкин напал, наконец, на удовлетворившую егог
повидимому, форму для темы «Клеопатра», послужило действи-
тельное появление реального импровизатора на горизонте ве-
ликосветского Петербурга, сразу подвинувшее Пушкина в его
поисках оформляющего сюжета, отчетливо не дававшегося ему
раньше ни в стихотворных, ни в прозаических набросках,
чем, вероятно, отчасти и объясняемся то, что они так и остались-
только набросками. 1
1 Этим не исключается возможность влияния и чисто литературных источ-
ников при окончательной разработке образа импровизатора, ,'что к нашей
теме не относится к может служить предметом особого исследования.
Но нельзя не упомянуть здесь двух «произведений, имеющих ближайшую
связь 1с сюжетом «Египетских ночей», Пушкину несомненно известных и так
или иначе им, вероятно!, при работе вспомненных; это — «Коринна»
г-жи Сталь и «Импровизатор» /кн. В. Ф. Одоевского. Что касается «Ко-
ринны», — экземпляр этого романа имеется в собственной библиотеке Пуш
кина, хранящейся в бывшем Пушкинском Доме; он разрезан, и хотя
никаких пометок Пушкина в нем нет, з-ато была закладка, вложенная между
стр. 106—107 второго тома романа в главе «Improvisation de Corinne
dans la campagne de Napless где есть упоминание о вулканах и, в частно-
сти,— описание Везувия («Oeuvres completes de M-me la baronne de Stael...
Paris. 1820»; томы VIII и IX— «Corinne ou Kltalie»; № 1406 описания
Б. Л. Модзалевского); кроме того, во II томе на стр. 87 (кн. XIII,
гл. I) интересно отметить описание самого извержения Везувия, наблю-
даемого Коринной и Освальдом; наконец в том же томе- II (кн. Х1Х^
гл. VI) на стр. 434—435 описывается внезапное появление в номере Ми-
ланской гостиницы, занятом Освальдом и его женой во второй приезд его-
в Италию, жалкого импровизатора-римлянина, «d’une figure tres-noirer
tres-marquee, mais cependant sans veritable physionomie», который произвел
Е. Казакевич. — К источникам «Египетских ночей.
191.
Этим реальным импровизатором был некто Макс Лашен-
шварц, приехавший весною 1832 ’года из Германии в Петер-
бург и выступавший как публично, так и в частных домах
со своими импровизациями на заданные темы.
Вот какие сообщения читаем мы об этом в «Северной пчеле»
за этот год.
В № 115 (суббота, 21 мая) помещен такой предварительный
отзыв о Лангеншварце:
«Недавно прибыл в С. Петербург известный в Германии молодой
импровизатор г. Лангеншварц. Он сочиняет стихи изустно и на письме
на всякие заданные ему темы без малейшего приготовления, в разных раз-
мерах и .даже на разных наречиях немецкого языка. В’о многих частных
домах изумлялись его изумительному дарованию! На сих днях продиктовал
он в одно время трем особам три стихотворения о трех совершенно раз-
личных заданных ему предметах, разныйи размерами, разным слогом
и в .различном .духе; он диктовал .каждому из пишущих по одному стиху
и кончил задачу в четверть часа с невероятным успехом. Слышно, что он
намерен публично показать опыты своего необыкновенного искусства».
Через два номера следует анонс (№ 117, вторник, 24 мая):
«Германский импровизатор г. Лангеншварц. .. возбудивший своим не-
обыкновенным дарованием и1 искусством внимание и удивление во многих
частных обществах здешней столицы, будет импровизировать перед боль-
шою публикою сегодня, во вторник, 24 мая, в 7 чг^сов, пополудни, в зале
Танцевального Общества в доме Косиковского, на углу Б. Морской
и Невского Проспекта».
на Освальда и всей наружностью своей, и своими жестами, и самой
банальностью своей импровизации жалкое и удручающее впечатление,
усиленное еще резкостью контраста, который оно представляло с воспоми-
нания-ми о первом появлении перед ним Коринны и ее вдохновенных импро-
визаций. — Рассказ Одоевского, напечатанный впервые в альманахе «Аль-
циона» на 1833 год (в Пушкинской библиотеке также имеется под № 447
описания), интересен для нас в другом отношении: он описывает сеанс того
самого импровизатора, который внушил Пушкину сюжетный образ его
повести, и притом с такими подробностями, которые отметил и Пушкин,
воспроизведший в «Египетских ночах» тот же сеанс, о чем будет ниже.
Свидетельством того, что тема и литература об импровизаторах сильно
интересовали одно время Пушкина, может служить и приобретение им со-
вершенно неизвестных «The Poetical Works of L. E. L.», (№ 1054 описа-
ния), весь четвертый томик которых занят поэмой •< Im pro visatrice
правда, так и оставшейся неразрезанной. Кроме того, следует вспомнить,
что в 1834 году появилась картина Брюллова «Последний день Помпеи»,
внушившая,, вероятно, Пушкину его стихотворный отрывок «Везувий зев
открыл...», также близкий к теме «Египетских ночей» и, может быть, нача-
тый не без намерения использовать его как-нибудь для повести.
Все это, вместе взятое, расширяет, конечно, круг источников повести
Пушкина, но мы оставляем все их в стороне, ограничивая свою задачу
по возможности полным выяснением только одного, живого), так сказать,,
источника, до емх пор остававшегося незамеченным.
192
Е. Казакович. — К источникам «Египетских ночей
И, наконец, в № 140 (вторник, 21 июня) в IV из пи-
сем в Дерпт (от 14 июня) некий N (Булгарин?) сообщает:
«К числу достойных внимания явлений в здешней столице принадлежат
немецкие импровизации г. Лангеншварца, изумившего здешнюю просвещен-
ную публику -своим} необыкновенным талантом. Г. Лангеншварц, молодой
человек лет двадцати пяти, родом из Родельгейма близ Франкфурта
на Майне, приятной наружности, образованный науками и обращением
в свете, всегда удивлял друзей и товарищей своих легкостью, с какою
писал стихи и, по совету их, вздумал -образовать в себе дар импровиза-
тора. Самый блистательный успех увенчал его начальные опыты. Он пред-
принял путешествие по Германии, и везде принимаем был с самым лестным
одобрением: свидетельством тому служат многие германские журналы,
в коих статьи об импровизациях его написаны и подписаны известными
литераторами. Здесь, в С. Петербурге, импровизировал он -однажды
публично, в кругу просвещенной части публики, и извлек общие рукопле-
скания. Дю начатия импровизации каждый из зрителей мог написать, на
приготовленных к тому билетах, какую угодно тему. Г. Лангеншварц,
бывший между тем в другой комнате, вошел в собрание и поднес сверну-
тые билеты дамам, украшавшим первый ряд кресел, прося их вынуть
несколько задач. Вынули пять билетов. Лангеншварц развернул) их, про-
читал вслух и избрал первый попавшийся ему: извержение Везу-
вия. Собравшись с духом в- продолжение двух или- трех минут, он
произнес наизусть лирическое стихотворение, в четверостопных ямбических
стихах ’с рифмами — преисполненное пиитических движений и очарователь-
ных картин. Тут не было никаких эпизодов или отступлений для выигрыша
времени: он говорил об одном и том же предмете, и все подробности тесно
связывались с целым. Сначала казалось, что он не доверяет себе и робеет;
но с третьей или с четвертой строфы восторг воспламенил поэта, и стихи
полились быстрою рекою: он сошел с эстрады оглушенный громкими
единодушными рукоплесканиями. Для второй импровизации, коей предме-
том назначил он приветствие присутствующим дамам, заданы были
ему публикою слова: перекрестный огонь (Kreuzfeuer), ночь
и правда. Он написал в двенадцать минут три приветствия на сии
слова, при звуках флигеля, на котором играла молодая виртуозка, девица
Габлер—написал без остановки, без помарки, и до истечения урочного
времени. Письменные его импровизации затруднительнее изустных: в по-
следних можно иное загладить в жару декламации, но зато первые более
цриносят ему чести: нельзя обвинить его в выдержках из других стихо-
творений. Третьим -опытом его было сочинение стихотворений на заданные
слова (остроумие, нет и бомба) при беспрерывных помехах.
Г. Лангеншварц имел перед собою три листа бумаги, по требованию ка-
ждого из зрителей переставал писать одно стихотворение и непосред-
ственно принимался продолжать другое; его заставляли отвечать на во-
просы, переменять карандаши, снимать со свечи, садиться на другой стул.
В короткое время три стихотворения были окончены, и -в течение работы
он успел сосчитать, что его прерывали ровно 32 раза. В заключение
произнес он (также на заданную тему) комический разговор между
австрийцем и саксонцем, с соблюдением их наречий, 'в стихах, и кончил
оный прекрасным приветствием публике и благодарением России за госте-
приимство. — Блистательный успех г. Л. был 'поводом тому, что он имел
счастие импровизировать при высочайшем, дворе. . . перед наследником пре-
стола и великими княжнами. Великая княжна Мария Николаевна изволила
Е. Каганович. — К источникам «.Египетских ночей
193
задать ему тему: Сравнение музыки с живописью. Потом
ло желанию бывшего при том вице-адмирала И. Ф. Крузенштерна, он
описал стихами смерть Кука, и, по предложению В. А. Жуковского,
сочинил три аполога на слова: жизнь, смерть и бессмертие.
Опыты его заслужили внимание и благоволение августейших слушателей.
Г. Лангеншварц удаляется на лето в деревню, чтобы отдохнуть от утоми-
тельных импровизаций и беспрерывных приглашений и заняться чем-нибудь
важнейшим».
После того как нашумевший с помощью «Северной пчелы»
импровизатор, удалившийся на лето в деревню «отдохнуть
от утомительных импровизаций... и заняться чем-нибудь важ-
нейшим», вернулся осенью в столь улыбнувшуюся ему на пер-
вых порах русскую столицу, он снова попробовал выступить
в своей, стяжавшей ему славу, роли, о чем не преминула изве-
стить своих читателей та же газета в № 234 (суббота,
8 октября):
«Немецкий импровизатор г. Лангеншварц намерен в будущий понедель-
ник, 17 октября, дать (в зале Коммерческого клуба, что на Английской
набережной) вечер, в котором будет он импровизировать на заданные
слова .в стихах целую комедию или трагедию, по желанию слушателей,
в одном акте; во время музыки будет он на заданные слова импровизиро-
вать письменно, а потом наизусть, сначала бессвязную смесь .в связи
unzusammenhang-ender Zusammenhangr, ein Improvisationsquodlibet), наконец
что-либо юмористическое, по желанию публики. Между импровизациями
будет музыка: г. Щрейнцер будет играть вариации Герца^ а г. К. Ромберг
дивертиссемент на виолончели, соч. В. Ромберга. Каждая из двух частей
импровизации начнется увертюрою. Начало в 7 ч. вечера. Билеты можно
получить у гг. кни го продавце в Грефа и Брифа».
Потому ли, что импровизации Лангеншварца, потеряв
острый интерес новизны, перестали занимать петербургский
свет, и он их прекратил, что кажется нам вполне вероят-
ным, или по каким-нибудь другим причинам мы не встречаем
больше в «Северной пчеле» сообщений о его выступлениях
в качестве импровизатора,—только вскоре он заставил о себе
снова говорить эту газету, но уже по другому поводу и совсем
в ином тоне. Очевидно, возвещенное в вышеприведенном письме
N намерение Лангеншварца «заняться чем-нибудь важнейшим»
получило свое осуществление, и в № 267 «Северной пчелы»
(вторник, 15 ноября) читаем:
«Здешний книгопродавец г. Бриф издает на будущий год первый
Немецкий Альманах в С. Петербурге, под заглавием Биармия. Содержание
оного есть следующее: 1) Предисловие издателя, 2) Объяснение картинок
г. Ольдекопа. 3) Смерть воина, повесть из начала нынешнего столетия,
соч. г. Лангеншварца. . . В повести г. Лангеншварца изображены нравы
жителей Финляндии» [где Лангеншварц, вероятно, и отдыхал летом].
13 «Звенья» № з
194
Е. Каганович. — К источникам «Египетских ночей»
Это извещение дает нам повод думать, что осеннее выступле-
ние Лангеншварца уже не было столь триумфальным, как
весенние, что мода на него прошла и русское петербургское
общество к нему охладело, что надо было чем-нибудь снова
заставить говорить о себе, и, обратившись на этот раз к покро-
вительству своих соплеменников, он сделал попытку новым
способом вернуть к себе угасающий интерес публики, но тут
уж ему не повезло вовсе: в своей литературной беспечности,
в своем неведении иностранца русских литературных нравов
и соотношения сил — Лангеншварц имел неосторожность совер-
шить преступление против Булгарина и этим подписал себе
приговор. Вот как гласит этот приговор устами Ф. Б. (Булга-
рина) в рецензии его на альманах: «Biarmia, Taschenbuch auf
das Jahr 1833. St. Petersburg..., 1832» (№ 304, четверток,
29 декабря):
«. • .Г. Лангеншварц ooHioiBaA свое повествование на военном рассказе
Ф. Булгарина: Смерть Лопатинского (см. «Сын Отеч.» и соч.
Ф. Б.). Г-н импровизатор однакож не сознался в этом, и имел. на то
полное право. Он растянул свой рассказ до бесконечности, напутал туда
различных похождений, живописных местностей, разговоров, ужасов и ра-
достей, и погрузил в них основание своей повести так глубоко, что рус-
ский автор статьи: Смерть Лопатинского отрекается от всякого участия
в сем (Деле и охотно признает сочинение г. Лангеншварца оригиналь-
ным. Повесть сия занимает 312 страниц из числа 379 (всего альма-
наха!)».
После этого Булгарин, т. е. всемогущая «Северная пчела»,
не только «отрекся» от повести Лангеншварца, но и навсегда
отвернулся от самого незадачливого автора, а этим было ска-
зано все: сойдя со сцены булгаринской газеты, он тем самым
сошел и со сцены петербургского светского общества, доста-
влявшего ему, чужеродному и бездомному, средства к суще-
ствованию.
Однако все ли этим кончилось? Не было ли с его стороны
новых, на этот раз уже, вероятно, жалких, попыток вернуть
себе утраченный успех тогда же, а может быть, годом или
тремя позже, когда ресурсы несчастного импровизатора оконча-
тельно иссякли?
Проблематический ответ на это попытаемся дать ниже,
а пока вернемся к Пушкину.
3
Уже беглый взгляд на вышеприведенные газетные заметки
наводит мысль на сближение их с повестью Пушкина. Правда,
Лангеншварц появился в наибольшей славе своей, как мы уже
Е. Каганович. — К источникам «Египетских ночей»
195
знаем, весною 1832 года, «Египетские же ночи» относятся,
к 1835 году (или не раньше 1834), и тем не менее
мы решаемся утверждать, что появление его и было тем толч-
ком, который побудил Пушкина вернуться через десять лет
к полузабытой теме и дать ей новое сюжетное оформление,
причем особенно интересно для истории и психологии творче-
ства Пушкина проследить, как перерабатывался им художе-
ственный образ на основе реальных данных, как скупо и вместе
с тем мудро он ими пользовался. Пример «Египетских ночей»
для этого весьма показателен.
Импровизатор Пушкина есть претворенный им Ланген-
шварц, так же как вся обстановка выступления импровизатора
перед обществом есть претворение реальной обстановки весен-
него выступления Лангеншварца, подробно описанной в письме
N в Дерпт, и, конечно, повторенной в осеннем его выступ-
лении, с тою лишь разницею, что Пушкин перенес своего
импровизатора из публичного зала Танцевального общества
(24 мая) или Коммерческого клуба (17 октября) в частный
зал княгини **, чем, помимо естественного во всяком творче-
ском процессе измышления необходимых в сюжетной схеме
аксессуаров, могут быть объяснены и многие подробности
в рисуемой Пушкиным картине, отсутствующие в рассказах,
о том же «Северной пчелы».
Из этого как будто с несомненностью вытекает, что Пушкин,
проводивший всю весну, лето и осень (за недолгим отъездом
в Москву с конца сентября до середины октября) 1832 года
в Петербурге, должен был слышать Лангеншварца в одна
из его выступлений там в том же году, и скорее всего —
24 мая, так как этот вечер, повидимому, и воспроизведен
в «Египетских ночах», судя по совпадающим подробностям;
Пушкин не только должен был слышать Лангеншварца,.
но и вынести какое-то сильное впечатление как от самой лич-
ности его, так и от его импровизации.
Но тут нас может остановить промежуток в три с лишним
года между возможным первым впечатлением весною 1832 года
и художественным оформлением его осенью 1835 года, и для
объяснения его нам придется обратиться к тексту «Египетских
ночей» и сравнить их с заметками «Северной пчелы».
То обстоятельство, что Лангеншварц был немец из Родель-
гейма близ Франкфурта на Майне, а пушкинский импровизи-
тор — итальянец из Неаполя («неаполитанский художник»),
нисколько, конечно, ставить нас в затруднение не может-
нельзя . требовать даже от художника-натуралиста, каким:
196
Е. Каганович.— К источникам «.Египетских ночей»
Пушкин никогда не был, фотографического отражения природы;
совершенно достаточно и того, что оба — приезжие и чуже-
земцы. 1
Труднее было бы объяснить разницу возраста и всех
обстоятельств, сопутствовавших первому появлению во славе
Лангеншварца перед глазами Пушкина весною 1832 года,
и обстановки жалкого появления неизвестного странствующего
«неаполитанского художника» перед — заметим это — барином-
поэтом Чарским, к помощи и покровительству которого, как
к последнему якорю спасения, прибегает бродячий импровиза-
тор.2 Здесь, однако, само напрашивается далеко «не невозможное
предположение: не мог ли Лангеншварц, потерявший весь свой
кредит в Петербурге, особенно после убийственного для него
1 Кроме того, в представлении писателей той литературной эпохи образ
импровизатора обыкновенно как-то -ассоциировался с Италией, как с клас-
сической страной всякого искусства вообще, импровизаторского, требующего
особенной живости воображения и. темперамента—в частности; большин-
ство известных нам в литературе импровизаторов — итальянцы; так это
у г-жи Сталь, где и сама Коринна обязана своим даром происхождению
своему от матери-итальянки, и появившийся в номере Освальда бродячий
импровизатор — римлянин; так ©то и у Одоевского, и в романе Андерсена
«Импровизатор» (по-русски появился в 1844 году), в котором все действие
романа, подобно «Коринне», происходит в Италии, и у др. Пушкин не от-
ступил от литературной традиции и сделал своего импровизатора тоже
итальянцем, наделив его всеми, считавшимися характерными для этой
нации, чертами как внешности, так и внутренних свойств (практицизм и
алчность на ряду с гениальной одаренностью и пр.), сближающими отчасти
образ Пушкина с образом Одоевского, хотя оба они даны в разных планах.
2 Припомним еще раз чем-то напоминающее этот эпизод у Пушкина
появление в номере Освальда, богача-аристократа и лорда, нищего
импровизатора из «Коринны» (см. стр. 190, прим. 1); кроме того, сохра-
нился рассказ о случае с самим Пушкиным, переданный со слов С. Н. Гон-
чарова («Русская старина» 1880, май, стр. 94—96, и «Русский архив» 1874,
кн. II, № 5, стр. 98—99), когда в мае 1834 года на квартиру к нему
в неурочное время явился актер-травестист и чревовещатель Александр Ват-
темар с просьбой о содействии его публичным выступлениям в Петербурге
и в Москве, на которую Пушкин охотно отозвался рекомендательным пись-
мом к Загоскину и, может быть, еще чем-нибудь другим. Сообщая рассказ
Гончарова, автор статьи в «Русской старине» (Каратыгин) добавляет, что
«это посещение напоминало итальянца-импровизатора в «Египетских но-
чах»; действительно, некоторые черты совпадения могут быть констати-
рованы; это — самый факт посещения, его несвоевременность (для Чао-
ского—в запретные для всех часы его поэтических вдохновений, для
Пушкина — тоже в его рабочие часы и, кроме того, в дни, когда он был
поглощен самыми неприятными личными делами) и его результаты (отклик
на просьбу о помощи); ню дальше идут черты различия настолько резкие,
что они невольно требуют какого-то другого источника, если не реального,
го литературного, хотя бы эпизода id импровизатором из романа Сталь;
Е. Каганович. — К источникам «Египетских ночей
197
охлаждения к нему Булгарина и «Северной пчелы», провлачив
кое-как три года в темных углах столицы, также прибегнуть
к последней попытке спасения, т. е. обратиться осенью
1835 года за помощью к «собрату» Пушкину, о котором
он должен был достаточно много слышать и узнать за это
время, как весною 1834 года обратился к нему чревовещатель
Александр Ваттемар? * 1 Если Пушкин слышал Лангеншварца
в 1832 году и поразился его дарованием, то появление послед-
него у себя на квартире через три года в жалком, униженном,
голодном и изношенном виде должно было произвести на чут-
кого поэта не менее, а скорее даже гораздо более сильное впе-
чатление, вызвав в памяти яркую картину первых триумфаль-
ных выступлений немецкого импровизатора, и заразить Пуш-
кина новым творческим волнением, на этот раз не оставшимся
начать с того, что Ваттемар «смешил» Пушкина «до слез» (по его соб^
ственным словам в письме к жене от 29 мая 1834 года) самым характером
своего таланта, тогда как итальянец-импровизатор (повести глубоко взвол-
новал или, как говорит Пушкин, изумил и растрогал Чарского своим
необыкновенным искусством; затем: вряд ли Ваттемар /мог третировать-
Пушкина, как своего «собрата», до того несхожи были искусства, которым,
они служили; наконец Ваттемар при посещении им Пушкина был далеко-
не жалким бродягой; он привез с собою и показывал Пушкину альбом,
в котором находились отзывы о нем и посвятительные записи разных лите-
ратурных знаменитостей Запада, в который и Пушкин счел возможным
поместить свой автограф (см. «Русская старина» 1880, № 9, стр. 221),
что при обстоятельствах, описанных в «Египетских ночах», вряд ли
могло бы случиться, и если мы упоминаем здесь о посещении Ваттемара,
то, во-первых, для того, чтобы не пропустить существующей в литературе
ссылки на этот эпизод, в связи с «Египетскими ночами», во-вторых, для
того, чтобы наглядно показать, что если мог иметь место случай посе-
щения Пушкина Ваттемаром, такое же место мог бы иметь и случай посе-
щения его Лангеншварцем (о чем ниже), и, в-третьих, что: Ваттемар или
Лангеншварц,—сейчас это безразлично,—но вот новый факт теснейшей
связи творчества Пушкина с событиями его личной жизни. (Об. А. Ватте-
маре см. сводку источников, сделанную М. П. Алексеевым в сборнике под
его редакцией «Пушкин, статьи и материалы», в. II, Одесса 1926, стр. 46).
1 Что обращения приезжих артистов за содействием к представителям
литературы были обычным явлением, видно из того, что в феврале
1836 года В. А. Эртель направил к Боратынскому в Москву приехавшего
в Петербург музыканта-импровизатора Штейна, обратившегося к Эртелю
за рекомендательными письмами. «Поэт есть рожденный друг и покро-
витель Артиста, — писал по этому случаю Эртель Боратынскому
19 февраля, — и так я его адресую к тебе, как брату в Аполлоне.он
в Москве желает дать один или несколько концертов и также играть
в частных домах.
Не откажи ему, пожалуйста, в своих советах касательно цен, выбора
домов, и вообще содействуй, сколько можешь, в успехе его предприятия».
Письмо Эртеля любезно сообщено -мне в копии И. Н. Медведевой.
Л 98
Е. Каганович. — К источникам «Египетских ночей
совсем бесплодным. Могло, однако, случиться, и так, что
в 1832 году Пушкин Лангеншварца не слышал, а все произошло
в 1835 году именно так, как об этом повествуют «Египетские
ночи», т. е. что Пушкин действительно устроил Лангеншварцу
какое-нибудь выступление в частном доме, послужившее основой
для последней обработки темы «Клеопатра». Наконец возможно
и такое предположение: Пушкин слышал Лангеншварца только
весною 1832 года в зале Танцовального общества 24 мая,
намеки «а что можно усмотреть в1 повести, о чем ниже; почему-то
тогда впечатление это прошло бесследно для творчества поэта;
осенью 1835 года что-то снова напомнило ему об импровиза-
торе: личное ли посещение последнего, неожиданная встреча
с ним на улице или где-нибудь в другом месте при особенно
взволновавших Пушкина обстоятельствах, слух ли о нем от кого-
либо третьего, случайно ли попавший на глаза в тиши Михай-
ловского старый номер «Северной пчелы» с описанием вечера
24 мая, — и Пушкин вдруг со всей реальностью зрительного
восприятия воскрешает затаившееся в глубинах памяти впечат-
ление, сразу наталкивается на недававшийся сюжет и быстро
разрабатывает его в три первые главы «Египетских ночей»
со всеми подробностями живой картины там же, в Михай-
ловском.
Мы склоняемся к этой последней гипотезе, разрушить кото-
рую могло бы только точное доказательство того, что «Еги-
петские ночи» были написаны совсем в другое, время, именно
до весны 1832 года (что невозможно уже из-за существова-
ния автографов-набросков на тему «Клеопатра» на бумаге
1834 года), или при совсем других, определенно объясняющих
иное происхождение их, обстоятельствах, что до сих пор не сде-
лано, и, вероятно, сделано никогда не будет, так как гипотеза
наша и источники говорят сами за себя. Если предположить,
что «Египетские ночи», хотя и в 1835 году, но с таким
же успехом могли быть написаны как в Михайловском, так
и до или после него, то окажется, что существенного значения
это для нас не имеет; нам важно установить только одно: что
Лангеншварц мог дать Пушкину толчок для написания «Еги-
петских ночей», что он мог послужить прообразом итальянца-
импровизатора и что все это он действительно
сделал.
Так как последнее утверждение покрывает собою первые, то
к нему мы и обратимся, приняв его пока для облегчения себе
задачи за рабочую гипотезу; для доказательства же последней
рассмотрим наши источники.
Е. Каганович. — К источникам «Египетских ночей»
199
4
Начнем свой разбор в порядке повествования «Египетских
ночей».
Вошедший к Чарскому незнакомец «казался 1 лет три-
дцати»; наружность его описана чертами лица, свойственными
человеку южной расы, в частности — итальянцу, каким Пушкин
сделал своего импровизатора: смуглое выразительное лицо,
«черные клоки волос», «черные сверкающие глаза, орлиный нос
и густая борода, окружающая в’палые, желто-смуглые
щеки». 2 Костюм незнакомца характеризуется так: «На нем был
черный фрак, побелевший уже по швам; панталоны
летние (хотя на дворе стояла уже глубокая осень);
под истертым черным галстухом на желтоватой
манишке блестел фальшивый алмаз; шершавая шляпа, каза-
лось, видела и ведро и ненастье. Встретясь с этим
человеком.......в передней [вы приняли бы его] за шарлатана,
торгующего элексиром и мышьяком». Словом, все в этом опи-
сании выдает человека, дошедшего до крайней степени обнища-
ния и всевозможных жизненных невзгод. Наружность Лан-
геншварца намечена нам только слегка в письме N: «г. Лан-
геншварц молодой человек лет двадцати пяти. . . приятной
наружности, образованный науками и обращением в свете»,—
т- е. как будто вовсе несоответственно изображению Пушкина;
но, во-первых, мы не имеем никакого права требовать от худож-
ника такого соответствия, если бы даже повесть была написана
в 1832 году, т. е. в год первого появления Лангеншварца
и письма N, а, во-вторых, мы ведь согласились с принятой дати-
ровкой «Египетских ночей» осенью 1835 года, т. е. спустя три
года, когда «молодой человек лет двадцати пяти» (следова-
тельно,' может быть, и 26) мог превратиться в «незнакомца»,
который «казался лет тридцати» (следовательно, может
быть, и 29 и 28) ; тогда возможно и не мудрено, что .и литера-
турная неудача, постигшая Лангеншварца в конце 1832 года,
и возможное трехлетнее, может быть, нищенское поозябание его
где-то, в Петербурге, как результат этой неудачи и лишения
поддержки «Северной пчелы», — «побелили по швам» его некогда
совсем черный фрак, «истерли» черный галстух, шляпу заста-
вили видеть «и ведро и ненастье», сохранить на нем, несмотря
на «глубокую осень» 1835 года, те же «летние» панталоны,
1 Разрядка в текстах Пушкина здесь и в других местах — наша.
2 Вспомним внешность импровизатора в «Коринне» г-жи Сталь (стр. 190,
прим. 1).
20Э
Е. Каганович.— К источникам «Египетских ночей
в которых он весною 1832 года прибыл в'. Петербург из Гер-
мании «в надежде на свой талант» («Египетские ночи») и ко-
торых он ничем более подходящим к сезону заменить уже
не смог, а самого его, «образованного науками и обращением,
в свете», превратить в подобие «шарлатана, торгующего элекси-
рами и мышьяком».
Незнакомец обращается к Чарскому, как к «своему собрату»,1
и тут характерно инстинктивное отталкивание барина-Чар-
ского (Пушкина) от такой профессиональной фамильярности:
«Невозможно было нанести тщеславию Чарского оскорбления,
более чувствительного», сознается Пушкин; «он спесиво взгля-
нул на того, кто назывался его собратом». Это и последующее
описание настолько действенно для психики Пушкина тех лет,
что его вполне возможно принять за передачу реального собы-
тия, как мы это и сделали в своем месте, так же как и конеч-
ное возобладание большого благородного сердца над суетным,
тщеславием и барской спесью.
Помощь незнакомцу оказана, и платный вечер в зале кня-
гини * назначен, причем время начала его указано в 7 часов,
как и в извещениях «Северной пчелы». Правда, час этот мог
быть и был обычным в те времена для начала всяких публич-
ных вечеров, спектаклей и т. п., но в частных домах они начи-
нались, можно думать, позже, как это всегда бывало в таких
случаях; Пушкин же механически перенес цифру 7, запомнив-
шуюся ему от того вечера, когда сам он слышал Ланген-
шварца, на вечер в зале княгини**; лишнее доказательство того,,
что Пушкин присутствовал на импровизациях Лангеншварца
24 мая 1832, года.
Прежде чем перейти к вечеру, отметим еще один интересный
для нас штрих в повести. Прослушав первую импровизацию
итальянца у него в номерах, Чарский «молчал изумленный
и растроганный», и вместо ответа на вопрос итальянца: —
ну что? — «схватил его руку и сжал крепко». «Удивительно!»
восклицает дальше Чарский на повторенный вопрос; — «как!
Чужая мысль чуть коснулась вашего слуха — и уже стала вашей
собственностью, как будто вы с нею носились, лелеяли, разви-
вали, ее беспрестанно. Итак, для вас не существует ни труда,
ни охлаждения, ни этого беспокойства, которое предшествует
вдохновению? Удивительно, удивительно!..» Так вот что пора-
1 В противоположность Ваттемар у Лангеншварц имел некоторые осно-
вания для подобного обращения хотя бы в том, что он был автором
напечатанной повести, не говоря уже о его таланте поэт а-импровиза-
тора, непосредственно роднившем его, например, с Мицкевичем.
Е. Каганович. — К источникам «Египетских ночей
201
зило Пушкина в импровизации Лангеншварца: легкость зара-
жения, перевоплощения и самого создания, без предшествую-
щих ему мук творчества; вот что вызвало его ответное творче-
ское волнение и побудило Пушкина воплотить в художественном
создании его образ, не говоря уже о том, что мотив вечера
импровизации в светском салоне был очень удачной сюжетной
рамой для начала повести на тему набросанного когда-то сти-
хотворного отрывка из жизни египетской царицы, должен-
ствующей перейти — по мере дальнейшего развития сюжета —
в повесть из русской жизни на ту же тему. Но дальше вслед
за «восхищением» в Чарском наступает минутное отвращение
к итальянцу за его, уживавшийся рядом с подлинным вдохно-
вением, «меркантилизм», заставивший Чарского «с высоты
поэзии упасть под лавку конторщика». Не этими ли словами
выразил Пушкин то, что могло случиться с ним самим три
года назад на вечере Лангеншварца, когда, после вдохновен-
ной, вероятно, 1импровизации на тему «извержение Везувия»,
Лангеншварц вслед затем пустился для развлечения публики
в дешевые трюки, как приветствия присутствовавшим дамам,
или совсем уже акробатические фокусы писания одновременно
трех стихотворений на разные темы по одной строке на разных
листах бумаги «при беспрерывных помехах», изображения
«комического разговора между австрийцем и саксонцем»
и т. п.? Не поспешил ли и Пушкин, так же как Чарский, уйти
с вечера до окончания его, «чтобы не совсем утратить чувство
восхищения, произведенное в нем блестящею импровизациею?»
Или, может быть, не приняв своевременно этой меры и досидев
до конца, он невольно убил в себе это «восхищение» и поста-
рался забыть возникший было вдохновенный образ? 1 И только
\ Дело могло быть, однако, и так, «что Пушкин мог быть свидетелем та-
кой же сцены на вечере Лангеншварца, какая была описана и, может быть,
подмечена в действительности, Одоевским, воспроизведшим в своем
«Импровизаторе» то же выступление Лангеншварца 24 мая, что и Пушкин
(«Альциона» на 1833 год с рассказом Одоевского была подписана цен-
зором к печати 18 октября 1832 года, следовательно, вечер' Лангеншварца
17 октября никак в него войти не мог): «Еще последний слушатель
не вышел из залы», — читаем мы у Одоевского, — «как импровизатор
бросился к собиравшему деньги при входе и с жадностью Гарпагона при-
нялся считать их»; у Пушкина повесть обрывается, не дойдя до /конца
вечера, но, судя по отмеченным им раньше чертам «неаполитанского
художника» (быстрый переход от вдохновения к «меркантилизму» и пр.),
подобная сцена легко могла найти себе место и в его повести, в особен-
ности если она коренилась в реальной действительности, а тогда
не было бы ничего удивительного в том, если бы она, наряду с пере-
численным выше, надолго расхолодила Пушкина.
202
Е. Каранович.— К источникам «Египетских ночей"
через три года, поняв на личном горьком опыте всю «житей-
скую необходимость» меркантильных расчетов и трюков «кон-
торщика», Пушкин смог воскресить образ Лангеншварца очи-
щенным <и оправданным.
Картина салонного выступления импровизатора у Пушкина
такова в своих декорационных подробностях, какой, приблизи-
тельно, она и должна была быть при выступлениях Ланген-
шварца как в общественном зале, так и в частных домах; осве-
щенный зал с рядами стульев, эстрада или «подмостки»
с местами для музыкантов и «фарфоровой вазой» для опуска-
ния билетов с заказами на столе, посреди подмостков, билетерша
у входа, жандармы у подъезда, блестящее общество наряд-
ных дам и мужчин. В описании N (№ 140) не сказано, в чем
«поднес» Лангеншварц «свернутые билеты дамам», но в частном
доме княгини ** таким сосудом естественно надлежало быть
фарфоровой вазе; далее, у N сказано (там же), что импрови-
зация (24 мая) сопровождалась «звуками флигеля, на котором
играла молодая виртуозка девица Габлер», и у Пушкина италья-
нец в номерах импровизирует под аккорды музыкального инстру-
мента (гитары), на вечере же в зале княгини ** он имеет уже
целый оркестр, заигравший перед началом увертюру из «Тан-
креда»; но если 24 мая у Лангеншварца была только «девица
Габлер», — для выступления своего 17 октября он также при-
гласил целую группу музыкантов, и «каждая из двух частей
его импровизации» начиналась «увертюрой», правда, не ска-
зано, какой (см. № 234) ; об этом Пушкин мог прочесть
в газете тогда же или осенью 1835 года в Михайловском, когда
писал «Египетские ночи» (о возможности такого чтения
мы уже высказались выше), а мог и самопроизвольно ввести
в свою картину оркестр, как вполне подходящую к ней деталь.
Появление итальянца на эстраде со всеми сопровождающими
его подробностями описано Пушкиным приблизительно так,
как оно должно было происходить и при выступлениях Лан-
геншварца, и как оно кратко описано в письме N; Пушкин
сопроводил его неизбежными деталями художественного
и сюжетного порядка, которых мы перечислять здесь не будем;
важно отметить только две, на первый взгляд, незначительных
детали: среди вытащенных итальянцем из вазы билетиков
с темами была одна такая: «L’ultimo giorno di Pompeia», 1
1 Интересно, что и картина Брюллова (1834 года!) называлась так же
(см. стр. 190, прим. 1), и на ее сюжет начат отрывок «Везувий зев
открыл. . .»; не должен ли он был войти в повесть как одна из импрови-
заций этого вечера?
Е. Кадановпч. — К источникам «Египетских ночей
203
близкой к которой может считаться тема «Извержение Везу-
вия», избранная Лангеншварцем для своей импровизации
24 мая из всех остальных, ему предложенных, и число 5 для
билетов с темами как у Лангеншварца, так и у пушкинского
итальянца, которое может считаться новой, случайной и совсем
уже мелкой, но тем не менее показательной реминисценцией
памяти; таким образом и эти две маленьких детали лишний раз
указывают на то, что в «Египетских ночах» Пушкин описывает
именно это первое выступление Лангеншварца 24 мая, на кото-
ром, следовательно, он должен был присутствовать лично, и что
отсюда ведет свое начало образ импровизатора в «Египетских
ночах». А если так, то наша рабочая гипотеза может считаться
оправданной и доказанной всем предыдущим ходом сопоставле-
ния текстов пушкинской повести с текстами «Северной пчелы».
Вывод один: не поддававшаяся долгие годы сюжетному
оформлению тема «Клеопатра» получила неожиданный для
своего развития толчок от выплывшего в сознании Пушкина
образа импровизатора; образ этот внушен был поэту импро-
визациями Лангеншварца, точнее — вечером 24 мая 1832 года,
на котором Пушкин присутствовал; охлажденный акробатиче-
скими фокусами Лангеншварца (или чем-нибудь другим, отчего
главная нить нашей схемы творческого процесса Пушкина
в «Египетских ночах» не будет нарушена), Пушкин забыл
о нем на три года; под влиянием какого-то внешнего воздей-
ствия (из числа перечисленных нами выше, или всех их вместе,
или еще какого-нибудь нового, что также нашей схемы не нару-
шает) Пушкин воскресил в своей памяти вечер 24 мая и под
влиянием этого воскрешения приступил к созданию «Египет-
ских ночей».
Несовершенство нашей библиографии производит иногда то,
что какая-нибудь -мелочь, очень, однако, существенная для на-
шей работы, ускользает в нужную минуту от нашего внимания
и потом случайно и неожиданно попадает нам на глаза тогда,
когда уже поздно что-либо изменить. Так, затерянная среди ме-
лочей пушкинианы 'крошечная, но очень для меня важная «Би-
блиографическая заметка» Ф. А. Вит б е р г а, впервые назы-
вающего в ней — на основании публикаций «С.-Петербургских» и
«Московских ведомостей» —имя и импровизации Лангеншварца
в связи с вопросом об источниках «Египетских ночей», была
указана мне Д. П. Якубовичем тогда, когда статья эта была
уже готова к отпечатанию, и мне остается в свою очередь ука-
зать на нее здесь для того, чтобы снять с себя возможный
204
Леонард Реттель. — Александр Пушкин
упрек в умолчании беглого, но очень важного упоминания моего,
предшественника в вопросе, послужившем темой настоящей
статьи. Приводимый в заметке материал подтверждает мое пред-
положение о том, что Пушкин на импровизациях Лангеншварца.
весною 1832 года присутствовал, а гипотеза о бытовом перво-
источнике повести встречает в лице Витберга новую поддержку
(см. «Северный вестник» 1895, X, стр. 316—317).
За ценные указания приношу свою искреннюю благодар-
ность Л. Б. Модзалевскому, Б. В. Томашевскому и Д. П. Яку-
бовичу.
£. Казанович.
VIII
Александр Пушкин
Историко-литературная оправка 1
Вступительная заметка, перевод с польского и примечания С. Басова-
Перхояниева
Важна всякая, даже самая незначительная подробность, касающаяся.
Пушкина, его жизни, творчества, его взглядов. Особенно, если подроб-
ность. хотя бы и из вторых рук, исходит от современников, лично знав-
ших великого поэта. К такого рода материалам должна быть отнесена
статья Л. Реттеля, совершенно не затронутая нашими пушкинистами. На-
ходится она в пятом томе полного собрания сочинений Адама Мицкевича,
изданного в Париже в 1880 году.
Леонард Реттель — один из видных деятелей польского восстания
1830 года. Входил, между прочим, в состав небольшой ’группы револю-
ционеров, пытавшихся арестовать в Бельведерском замке наместника
Царства Польского — великого князя Константина Павловича (брата Ни-
колая I). Известно о Реттеле, что был он другом Мицкевича и- вместе
с ним, находясь в эмиграции, подпал впоследствии под влияние мистиков.
По убеждениям республиканец и социалист (утопист в духе Сен-Симона).
Принимая участие в упомянутом издании сочинений Мицкевича, Реттель
ввел в V томе раздел «Александр Пушкин», состоящий из двух статей.
Одна принадлежит самому Мицкевичу: пространный некролог—«Алек-
сандр Пушкин» с оценкой творчества и личности нашего поэта (появился
первоначально на французском языке). Другая — сопровождающая эту
статью — написана Реттелем, переведшим некролог на польский и снаб-
дившим его своим вступлением: «Предисловие переводчика».
Надо, однако, сказать, что Реттель лично с Пушкиным никогда не встре-
чался. Пишет о нем исключительно со слов Мицкевича, сдабривая слы-
1 Статью польского писателя Л. Реттеля мы печатаем с некоторыми
сокращениями, оставляя в ней всю фактическую сторону, касающуюся
двух гениальных поэтов — Пушкина и Мицкевича.
Прим, Ред.
.Леонард Реттель. — Александр Пушкин
205
шанное собственными размышлениями и выводами. Да и говорит не столько
о Пушкине, сколько о Мицкевичу вернее, о пребывании польского поэта
в ссылке в России.
Но и с такими оговорками статье Реттеля, как ниже увидим, нельэп
отказать .в известном интересе. Мало того, она снова и снова поднимает
вопрос, казалось бы уже решенный: каковы же на самом деле были
политические убеждения Пушкина в эпоху 30-х годов?
Вопрос особенно напрашивается при сот оставлении статьи Реттеля с не-
крологом, набросанным Мицкевичем. Надо заметить, что когда-то некро-
лог этот (в переводе с французского) прошел и в нашей печати. Не имея
под руками ни французского оригинала, ни русского его текста, поль-
зуюсь польским, принадлежащим Реттелю. Здесь привожу только заклю-
чительную часть статьи Мицкевича, необходимую для проверки выводов
Реттеля:
«В эпоху, о которой мы говорим, Пушкину было всего 30 лет, и он
прошел только часть своего пути. Те, кто знал его тогда, отмечали в нем
великую перемену. Вместо того, чтобы жадно пожирать романы и загра-
ничные газеты, исключительно его когда-то занимавшие, он предпочитал
слушать народные сказки, песни и сказания о прошлом своей родины. Ка-
залось, он навсегда потерял интерес к чужому, пускал корни в русскую
почву и срастался со своей родиной.
В суждениях его, которые становились все серьезнее, уже можно было
заметить зародыши будущих творений. Любил обсуждать высокие во-
просы— религиозные и общественные, о которых его землякам и не сни-
лось. Ясно было, что свершался в нем какой-то внутренний переворот.
Как человек и как художник, он несомненно изжил бы прежние настрое-
ния или, вернее, нашел бы свой собственный путь. Он перестал даже
писать стихи, напечатал только несколько исторических работ, которые
можно рассматривать как некую подготовку. Но к чему же он готовился?
Готовился ли он поднять свою эрудицию в области истории? Конечно
нет.
Он свысока относился к авторам, которые писали без определенной
цели. Не любил философского скептицизма и артистического холода, ка-
кой видел в Гете. Что делалось в его душе? Зрел ли там в глубине тот
дух, что живет в творениях Манцони 1 или Пеллико, 2 оплодотворяет
размышления Томаса Мура,3 который умолк также? Может быть, мысль
его работала, чтобы воплотить в себя идеи Сен-Симона, Фурье? Незнаем.
В его воздушных стихах, в его разговорах, обозначались уже следы обоих
этих направлений.
Как бы там ни было, я убежден, что его поэтическое молчание являлось
счастливым предзнаменованием для русской литературы. Я надеялся, что
скоро Пушкин выступит как человек совершенно новый, зрелый опытом,
в полном расцвете своих способностей, окрепший в продолжительной вну-
1 Манцони Александр (1784 — 1876)—итальянский поэт, патриот,
Выступал вначале в духе свободолюбия. Впоследствии1 впал в мистику.
Стоял за союз демократии с церковью.
2 Пеллико Сильвио (1789—1854) — итальянский поэт, карбонарий.
По приговору суда провел много лет в заключении. Особенно известен
своей книгой «Мои тюрьмы».
3 Мур Томас (1779— 1852) — английский поэт-романтик. Лучшее его
произведение — «Ирландские мелодии», отразившие чувства и стремления
порабощенных ирландцев.
206
Леонард Реттель. — Александр Пушкин
тренней работе. Все, кто знал его, разделял мои ожидания. И один пи-
столетный выстрел разбил надежды.
Пуля, сразившая Пушкина, нанесла страшный удар всей интеллигентной
части России. Ни одной стране не дано, чтобы в ней больше одного раза
мог родиться человек столь высоко одаренный, с такими разнородными
способностями, которые обычно исключают друг друга. Пушкин, перед
поэтическим талантом которого преклонялись, изумлял слушателей живо-
стью, ясностью и тонкостью своего ума. Была у него необыкновенная па-
мять, утонченный вкус, определенность суждений.
Когда он говорил о политике — иностранной или внутренней, — слуша-
телям казалось, что перед ними человек, поседевший в государственных
делах и читающий ежедневно отчеты о заседаниях всех парламентов.
Я знал Пушкина близко и довольно продолжительное время. Считал его
за человека впечатлительного, иногда легкомысленного, но всегда искрен-
него, благородного и открытого».
ПРЕДИСЛОВИЕ ПЕРЕВОДЧИКА (Л. РЕТТЕЛЯ)
(Париж, июль 1880 г.)
Безмерно жалко, что статья Адама Мицкевича о Пушкине,
опубликованная во французском литературно-художественном
журнале Le Glob (25 мая 1837 года), не вышла И1з^под его пера
на польском языке. Является она одним из прекраснейших
образцов критики сжатой, а вместе с тем исчерпывающей.
Чувствуется в ней спокойствие, живая симпатия, простота,
искренность — все это могло бы дать много поводов для размы-
шления не одному молодому поэту. Появилась она тотчас же,
как только пришла в Париж весть о трагическом и столь
неожиданном конце Пушкина. Оттого-то заметно в ней немалое
волнение — правда, больше в тоне, нежели в словах, обычно
употребляемых в подобных случаях.
Адам Мицкевич и Александр Пушкин были ровесниками.1
Оба знали творения друг друга и высоко их расценивали. Пер-
вый — уже во всей зрелости своего гения, второй — полный
возвышенных чувств, характерных для тех периодов, когда
в жизни человека начинается новый путь и сознание новых обя-
занностей, о чем мы можем догадаться по некоторым местам
некролога, набросанного Мицкевичем.
Что касается жизни самого Мицкевича в сердце России, то
верно уж так ему было предназначено, как одному из видней-
ших участников борьбы между двумя народами, о которой он
впоследствии поведал с кафедры всему миру. 2 Всеми помыс-
1 Мицкевич род. в 1798 г.
2 Мицкевич начал свой курс славянских литератур в College de France
в 1840 г.
Леонард Реттель. — Александр Пушкин
207
лами тяготея к Западу, никогда бы он добровольно не ока-
зался на берегах Невы или Оки, куда его ничто не влекло. Нет,
это сам враг, не рассчитав, во вред себе, затащил его в свое
логово. Здесь Мицкевич узнал то, что было самого чистого и
светлого в русском народе, узнал также и надежды и стремле-
ния разных течений и партий.
Оттого он мог на долгие годы вперед рассчитать их ошибки
и болезни, а значит и уяснить себе сущность русского царизма
и самые сокровенные его глубины. Конечно, Козлову 1 и в го-
лову не приходило, насколько он был прав, говоря о Мицкевиче
Одынцу: 2
«Взяли мы его у вас сильным, а возвращаем могучим».
Всем известен анекдот по поводу первой встречи Мицкевича
с Пушкиным о тузе м козырной двойке. 3 Сам Мицкевич
никогда не упоминал об этом анекдоте, за правдоподобность
которого, разумеется, нельзя поручиться.
Впрочем Мицкевич был чрезвычайно скуп на рассказы о себе.
Если же когда и приводил какой случай из своей жизни, то
исключительно лишь в пояснение той или иной высокой мысли,
которая его тогда занимала. В зрелом возрасте он не любил
того, что во Франции называется un bon mot. Собрания фран-
цузских литераторов были ему нестерпимы особенно потому,
что на них охотнее всего состязались в острословии. Мицкевич
утверждал: доказательство величия Наполеона I усматривается
прежде всего в том, что на протяжении всей его жизни за ним
не числится ни одного bon mot, т. е. он не занимался остро-
умием ради остроумия.
Из дорожных писем Одынца польские читатели, конечно,
знают много подробностей об энтузиазме, какой возбуждал
Мицкейич в русских поэтах и ученых.
Особенно в Пушкине, считавшем его величайшим из совре-
менников. К этим письмам мы и отсылаем наших читателей: ведь
там все факты, собранные на местах из уст самих русских.
В рассказах Мицкевича о Пушкине меня поразили всего
больше следующие слова русского поэта, обращенные к Адаму:
«Громадная разница между мною и тобой: ты — поэт народа
1 Козлов Ив. Ив. — поэт (1779—1840).
2 Одынец Антон (1804— 1865)—польский поэт, путешественник, друг
Мицкевича.
3 Рассказывали, что Пушкин, встретясь в первый раз с Мицкевичем
посторонился перед «там, сказав:
— Сторонись, двойка: туз идет!
А Мицкевич на это, уступая, в свою очередь, Пушкину дорогу, ответил:
— Козырная двойка и туза бьет!
2С8
Леонард Реттель. — Александр Пушкин
угнетенного, а я—поэт народа-угнетателя. Отсюда и преиму-
щество твое надо мной. Ты не поверишь, с какой радостью
поменялся бы я с тобой местами».
Царская милость, о которой Мицкевич упоминает в некро-
логе, сильнее связывала и парализовала Пушкина, чем самые
тяжкие преследования, которые ведь не в состоянии были
сломать людей и более заурядных. То обхождение, какое встре-
тил Пушкин со стороны царя, было вовсе не в обычае Николая.
Потому-то оно и опутало так туго поэта. Очевидно, царь сле-
довал тут совету какой-либо женщины: было в те времена не-
сколько таких придворных дам, под влияние которых Николай
иногда подпадал.
Однако явное нерасположение Пушкина к полякам обнаружи-
лось после польского восстания в 1 830 году. На каком-то публич-
ном выступлении в Варшаве Лелевель 1 утверждал, что поль-
ская революция имеет друзей и среди русских. При этом он
неосмотрительно, совсем без нужды, назвал имя Пушкина, о
чем граф Строганов2 немедленно уведомил поэта. Разумеется,
Пушкин не мог обойти 'молчанием этого вызова. Ответил в пе-
чати, что если даже когда-нибудь в нем и таилась какая-либо сим-
патия к полякам, так это могло быть следствием ошибок неопыт-
ной его молодости. А теперь-де он готов скорее уйти в ссылку
в Сибирь, чем пожать братски протянутую ему Лелевелем руку.
В произведениях Пушкина, помимо тех стихов, что приведем
ниже, есть две строчки, написанные с определенным намерением
оскорбить нас. Именно я имею в виду то место, где сопоста-
вляются рифмы — «игрока» и «поляка»:
Не верю чести игрока,
Любви к России поляка. 3
Стихотворение Мицкевича «К моим друзьям русским» напол-
нило величайшей горечью сердца всех русских поэтов. Старый
Жуковский, способствовавший до некоторой степени освобожде-
нию Мицкевича из царских лап, жаловался, и при этом совер-
шенно неосновательно, что Адам обманул его. Как будто Миц-
кевич давал какое-либо обещание или мог быть связан в своих
обязанностях поляка отношением личной дружбы к Жуковскому.
1 Лелевель Иоахим (1786—1861)—польский историк, один из дея-
тельнейших участников польского восстания 1830 г.
2 Строганов Александр Григорьевич. В 1831 г. участвовал в усми-
рении Польши.
3 Стихотворение не принадлежит Пушкину.
Леонард Реттель.—Александр Пушкин
209
Ведь такие узы имели бы еще меньшую силу, чем те, что свя-
зывали Пушкина в отношении Николая.
Пушкин же отозвался стихотворением, насыщенным глубокой
горечью. Не дерзнул в нем не только назвать Мицкевича, но
даже поставить хотя бы начальную букву его имени. 1 Мы при-
водим это стихотворение в переводе на польский язык. Оно
свидетельствует о том, что несмотря на всю горечь, которую
испытывал Пушкин, в нем жило все-таки истинное преклонение
перед польским поэтом. Это произведение, вышедшее из-под
пера русского, который в Польше никогда не бывал и не мог
иметь представления о наших страданиях, глубоко тронуло бы
нас, если бы не злополучные слова:
. . . Но теперь
Наш мирный гость нам стал врагом и ныне
В своих стихах, угодник черни буйной,
Поет он ненависть.
Конечно, для нас нет никакого сомнения: Мицкевич никогда
не льстил никакой толпе. Вся жизнь его свидетельствует о том,
что он всегда стремился сбросить с себя все, что казалось ему
несправедливым, поверхностным, условным, а потому он чаще
всего должен был плыть против течения. Но как же случилось,
что дух столь высокий, так искренно оценивавший Мицкевича,
не почувствовал и не видел этого?
В Москве и в Петербурге положение Мицкевича было чрез-
вычайно опасно. Приходилось быть всегда начеку: ведь одно
неосмотрительно сказанное слово могло его погубить. И тем
не менее кто с большим правом мог так (искренно обратиться
к своим «друзьям-русским», как это сделал Мицкевич:
«Но К вам всегда я относился с голубиной простотой».
О связях Мицкевича с русскими литераторами и даже
конспираторами слышал я много подробностей при разных об-
стоятельствах от него самого. Позволю себе тут привести то,
что до сих пор не встречалось еще ни, в его биографиях,
ни вообще в печати.
Не всегда внушал он доверие на тех самых, довольно частых,
банкетах, о которых упоминает Пушкин. На одном из них, когда
со всех сторон осыпали Мицкевича похвалами и лестью, кто-то
сказал:
Стихотворение Пушкина:
«... Он между нами жил,
Средь племени ему чужого . . .»
14 «Звенья» № 3
210
Леонард Реттель, — Александр Пушкин
— Вот — ты уж никогда не будешь нашим врагом.
— Не верьте ему! — вскричал другой литератор. . . — Разве
вы не заметили, что он ни разу не напился с нами так, как
напиваемся мы. Доказательство большой с его стороны осто-
рожности. Значит, он замышляет что-то, скрывает. Боится, как
бы не проболтаться перед нами.
В другой раз, когда кто-то из Гагариных крепко обнимал его
и целовал, уверяя в своей любви, Мицкевич ответил:
— Очень верю тебе, что меня любишь, да только на правом
берегу Двины. А на левом, в Литве, ты бы не задумался меня
отравить, если бы этого требовала ваша политика.
— Ах, как ты знаешь русских!—воскликнул Гагарин вместо
ответа.
И поистине чудом Мицкевич, ведя близкое знакомство с
декабристами и рассуждая с ними об их проектах будущей кон-
ституции, не был замешан в восстании, уцелел и потом, во время
правительственного террора, когда велось следствие.
Своими дельными замечаниями, рассудительностью он
словно обдавал холодной водой своих собеседников. Говорили
раз о будущей палате депутатов. Мицкевич заметил, что если
на депутатских креслах рядом с князем или высоким сановником
будет сидеть какой-нибудь богатый московский или нижегород-
ский купец, то последний никогда не осмелится противоречить
мнению столь высокопоставленных особ из боязни получить
по уху.
Всеми присутствующими замечание это было признано вполне
основательным, и после долгих споров порешили на том, что
депутатов надо будет наделить чином восьмого класса. Услышав
это, Мицкевич громко рассмеялся.
Порой бывали разговоры и менее невинного свойства, хотя и
за приведеный выше можно было угодить в Нерчинск. Как-то
за шампанским революционное настроение поднялось до такой
степени, что дошло дело до тоста: «Смерть царю!» И когда все
с энтузиазмом хватились за бокалы, Мицкевич поставил свой
на стол и не хотел пить.
В первую минуту все удивились, а потом поднялись крики,
послышались обвинения в трусости, даже в измене.
Мицкевич в ответ заявил, что подобного рода тосты всегда
являются бессильным и бесплодным бахвальством. Те, кто под-
нимают их, воображают, что уже совершили великий подвиг,
успокаиваются и идут спать. А если кто в самом деле искренно
желает смерти царя, тот пусть берет оружие и идет на царский
дворец. Тогда он, Мицкевич, немедля, пойдет с ним.
Леонард Реттель. — Александр Пушкин
211
Тут Бестужев бросился ему на шею. Страх, что за словами
сейчас же может последовать и действие, вытрезвил многих.
Стали доказывать, что восстание еще преждевременно: народ
не подготовлен, не поддержит их. Поэтому лучше отложить дело
до более благоприятного времени. А вскоре и разошлись по
домам.
Мицкевичу об этом случае напомнил один из декабристов,
избежавший каторги и Сибири и навестивший его в Париже в
то время, когда Адам уже открыл свой курс славянских лите*
ратур.
В вопросах литературы 'Мицкевич имел, конечно, гораздо
более веса, нежели в области политики. Суждения его были
чрезвычайно метки, свободны и порой давали прекрасную кар-
тину общественной жизни русского государства.
Так, однажды зашла речь: хорошо бы создать настоящую
народную русскую драму. Мицкевич предложил следующий план
трагедии: сын высокопоставленного чиновника участвует в
революционном заговоре. Отец его стоит на дороге заговорщи-
кам. Постановили старика уничтожить. . Тянут жребий: кому
выпадет исполнить приговор. К несчастью, жребий достался
сыну сановника. Молодой человек, несмотря на крайние душев-
ные страдания, не колеблется выполнить казнь — и вот с кин-
жалом в руке стоит он перед отцом и объявляет ему об ожида-
ющей его участи.
Отец пытается подействовать на чувства сына, говорит, как
всегда любил его. Сын остается непреклонным. Старик по-
дробно вычисляет свои расходы на его воспитание, хочет разжа-
лобить его напоминанием о матери, о братьях и сестрах — ничто»
не помогает. Тогда отец, подняв голову вверх, говорит:
— Но ты забыл, что я статский советник?
И тут только сын подался: у перетрусившего юноши нож:
вываливается из рук и падает к ногам старика.
Смеялись. А был ли то смех искренний — не знаю.
Князь Вяземский 1 прежде всех ознакомился с рукописью»
«Валленрода»,2 -оценил его по достоинству и помогал ему изо
всех сил проскользнуть сквозь цензуру.
1 Вяземский П. А. — поэт и критик (1792—1878), когда-то вольно-
думец, друг Пушкина, под старость реакционер.
2 «Конрад Валлен род — поэма -Мицкевича. Последнее издание на русском
языке появилось >в свет в 1916 г. в Петрограде, в издательстве «Жизнь
и знание», под названием «Адам Мицкевич. Конрад Валленрод. Историче-
ская повесть. Вступление Д. Н. Овсянико-Куликовского. Перевод М. Сла-
винского. (Ц. 60 к.)».
14...
212
Леонард Реттель.—Александр Пушкин
Было так. Мицкевич с величайшей радостью узнал, что цен-
зором в Москве назначили Мещерского, с которым он познако-
мился еще в Одессе, при генерале Витте. Адам видел, что по-
следний третирует Мещерского, даже презирает его. С своей
стороны, Мещерский, заметив что Мицкевич состоит в довольно
коротких отношениях с генералом, льстил поэту и всячески ста-
рался к нему подделаться. Часто навещал его, показывал ему
разные фокусы: ползал по полу, глотал разложенные на ковре
монеты, которые оказывались потом в карманах, и т. д.
Когда Мицкевич рассказал Вяземскому о своих надеждах без
труда уладить дело с новым цензором, Вяземский покрутил го-
ловой и сказал:
— Не знаешь ты еще русских.
И в самом деле, Мещерский принял их с важной миной, а
напоминание Мицкевича о давнем их знакомстве встретил очень
холодно. Затем заявил, что хотя, как уверяет князь Вяземский,
поэма, разрешения печатать которую добиваются, заимствована
из хроник крестоносцев, тем не менее он, цензор, своей визы
так легко не наложит: ведь тут могут быть известные поли-
тические намеки. На нем же лежит большая ответствен-
ность, поэтому он должен сначала тщательно просмотреть всю
рукопись.
Оба литератора, видя, что не так-то просто устроить дело
с цензором и даже опасно оставлять в его руках поэму, поско-
рее удалились, пожелав хозяину доброго здоровья.
Вопреки ожиданию, «Валленроду» повезло с цензурой в Петер-
бурге: поэму напечатали. Но опасная буря собралась на него в
Варшаве. Там искусным (критиком объявился Новосильцов,
вовсе не вдававшийся в эстетику.
Царь находился в ту пору в армии Дибича, за Дунаем.
Обширный доклад, доказывающий, какая великая опасность для
России кроется в поэме, попал в штаб главнокомандующего, где
у Мицкевича не было недостатка в поклонниках. Николаю был
он подан в ту пору, когда тот, упоенный решительным превос-
ходством русских войск над турецкими, был в наилучшем
настроении. Да не располагал он и временем читать обширное
донесение Новосильцова. Все внимание его было устремлено на
то, как бы новым трактам опутать Турцию, чтобы в будущем
она не могла избегнуть сетей России. Послал он записку Ново-
сильцова в Петербуог, приказав назначить комиссию для рас-
следования по доносу и подать царю рапорт.
В эту комиссию, составленную из трех лиц, попал Жуковский,
истинный почитатель Мицкевича; другой — не литератор, но
Леонард Реттель. — Александр Пушкин
2)2
зато старинный друг Мицкевича; третий — особа недальновид-
ная и привыкшая опираться на мнение большинства. Не уди-
вительно поэтому, что рапорт был составлен в самом благопри-
ятном для Мицкевича смысле. Дерзнули даже вставить в него
несколько слов о преследованиях, ничем неоправданных» поль-
ской молодежи.
Николай или не мог, или не хотел заняться ближе этидг
делом, тем более, что отношения между Варшавой и Петер-
бургом, т. е. между ним и великим князем, были несколько
натянуты. Столь милостивым настроением царя не замедлили
воспользоваться. Некоторые влиятельные лица стали хлопотать
о разрешении Мицкевичу выехать за границу. И неожиданное
оно было получено.
Так вот оно и вышло: «Валленрод», который по расчетам Ново-
сильцева должен был окончательно погубить Мицкевича, послу-
жил поводом для его освобождения.
Нельзя себе представить радость Мицкевича, когда он очу-
тился за Кронштадтом на корабле, плывущем в Гамбург. Он
готов был раздать все, что при нем было, но раздавать-то ока-
залось некому. Засовывая руку в карман, он вынимал оттуда
друг за другом копейки, полтинники, рубли, и, видя на каждом
двухголовое московское чудовище, с ненавистью, а вместе и
с детским наслаждением бросал их в воду. К счастью, подошел,
к нему какой-то чужеземец и шепнул на ухо:
— Что вы делаете! Ведь мы еще в Балтийском море. Подни-
мись буря — нас ведь, пожалуй, загонит в какой-нибудь русский
порт, а там вас могут арестовать за оскорбление величества.
И в самом деле, корабль вынужден был зайти на несколько
часов в Ригу.
Но никто не донес на поэта.
. Заканчивая эту часть — о «друзьях русских», — составленную^
правда, из мелких подробностей, но в общем не лишенную
цельности, не могу обойти молчанием одного случая, о котором
Мицкевич рассказывал всегда с некоторым волнением.
Он заметил, что среди богатых купцов, как в Москве, так и
в долгих городах, (встречаются люди большого прямодушия и
честности, с высоким сознанием собственного достоинства, каких
между чиновниками не легко найти.
Живя в Москве, он часто посещал дом некоего состоятельного
горожанина-купца, жена которого известна была своей обра-
зованностью. В салоне ее собирались литераторы, люди высо-
кого образования и ума. Муж этой дамы обыкновенно не всту-
пал ни в какие разговоры с ее гостями Только когда Мицкевич
^14
Леонард Реттель, — Александр Пушкин
собирался уж покинуть Москву, хозяин отвел его в сторону и
обратился к нему с такими словами:
— Я слышал, что ты — человек очень умный. Что до меня, то
я ничего не смыслю в таких делах, предоставляю тут судить
жене. Однако не раз я смотрел тебе в глаза и наблюдал тебя
больше, чем других, потому что ты поразил меня больше, чем
другие, и я убедился: ты — честный человек. Вот ты уезжаешь,
но помни: в Москве живет NN, который почитает и любит тебя.
Если постигнет тебя какая нужда — что ведь с каждым может
случиться — напиши мне коротко вот так: «пришли мол
столько-то». И будь уверен, — я не остановлюсь перед такими
пустяками. У меня слово — одно, и я его всегда держу.
Мицкевич хотел допытаться: чем он обязан столь лестному
мнению о нем хозяина. Тот некоторое время колебался, но
в конце концов сказал:
— Вот вшдишь ли, было у нас, в России, тревожное время,
и после восстания, при восшествии на престол нынешнего царя,
стало опасно жить в Петербурге. А ты, хоть и знался коротко
с декабристами, ходил не только спокойней других, ты не
спрятал даже вашего польского белого орла, что у тебя вон и
сейчас на шпильке от шейного платка.
Из «друзей-русских» и почитателей Мицкевича всех лучше
умел его оценить, полюбить и остаться до конца ему верным
князь Вяземский. Человек большого ума и образования, очень
богатый, светский и симпатичный, всюду возбуждавший к себе
внимание. Он пользовался большим влиянием и при дворе, где
занимал высокое положение. Смелей и свободней других был
и в выражении своих мыслей и чувств — не только громко,
в салонах, но и в сочинениях. Был это, пожалуй, единствен-
ный из друзей Мицкевича, который мог чаще путешество-
вать по Европе и каждый раз навещал Адама в Париже. Тут
я и встречался с ним. Ему-то и обязаны мы разрешением пе-
чатать «Пана Тадеуша» и некоторые другие вещи Мицкевича
в Варшаве.
Заменяя в течение нескольких дней министра внутренних дел,
он ясно доказал Александру II, что произведения Мицкевича
известны в переводах почти всей Европе, а потому запрещение
их в России выставит ее в невыгодном свете. Таким образом
разрешение на издание Мицкевича, что обычно относится на
счет либерализма Александра II, исключительно заслуга Вязем-
ского.
Леонард Реттель
Мицкевич в письмах П. А. Вяземского к жене
215
IX
Мицкевич в письмах П. А. Вяземского к жене
Ф. Неслуховский 1 в статье «Мицкевич в России» указывает,
что лестный отзыв Вяземского о поэтических достоинствах про-
изведений Мицкевича и перевод его сонетов сделали имя Миц-
кевича известным в Москве.
Сонеты Мицкевича явились результатом его путешествия
по Крыму. Слепой поэт Козлов* переводил их. Некоторые
из них2 были переведены Вяземским, который дал к ним всту-
пительную статью. В этой статье под заголовком: Сонеты
Мицкевича» Вяземский пишет: «Мицкевич принадлежал к ма-
лому числу избранных, коим предоставлено счастливое право
быть представителями славы своих народов. Кажется, утверди-
тельно сказать можно, что ему принадлежит почетное место
в современном нам поколении поэтов».
Определение Мицкевича как великого поэта подтверждается
и другим современным ему поэтом — Боратынским. Заканчивая
свое обращение к Мицкевичу, по поводу его увлечения Байро-
ном, и напоминая занимаемое им в литературе место, Боратын-
ский писал:
’	Востань, востань и вспомни: сам ты бог.
Пушкин вспоминает Мицкевича в «Сонете», написанном
в 1830 году:
Под сенью гор Тавриды отдаленной
Певец Литвы в размер его стесненный
Свои мечты мгновенно заключал.
В путешествии Онегина в Тавриду Пушкин опять упоминает
о сонетах Мицкевича, навеянных Крымом:
Там пел Мицкевич вдохновенный
И посреди прибрежных скал
Свою Литву воспоминал.
Неслуховский в той же статье пишет, что пока не будут напе-
чатаны письма Мицкевича к Одынцу из Петербурга и Москвы,
мы не будем знать всех подробностей его жизни в столицах.
1 «Исторический вестник» 1880, май.
2 «Бахчисарайский дворец», «Байдары». «Чатырдаг», «Алушта» и др.
216
Мицкевич в письмах П. А. Вяземского к ясене
Письма Вяземского к жене среди богатого материала, сооб-
щающего о литературных и государственных деятелях того вре-
мени, 1не однажды упоминают имя автора «Валленрода». Еще
в 1827 году, 30 ноября, Вяземский писал из Москвы: «Мицкевич
и Малевский 1 тебе кланяются. Они едут в Петербург за кня-
зем Голицыным».2 В 1828 году Вяземский в Москве и Петер-
бурге часто виделся с Мицкевичем и в письмах к жене дал
целый ряд сведений о нем. 31 января из Москвы Вяземский
писал: «Вчера приехал Мицкевич и уверяет меня, что по петер-
бургским слухам Катенька3 должна теперь уже быть замужем,
но, вероятно, это несправедливо». 21 марта из Петербурга:
(Немцевич4 тебе кланяется. . . Он прислал мне письмо и для
Мицкевича в отёет на то, что он писал ему в моем письме.
Я рад, что их свел. На Мицкевича в Варшаве ужасная клас-
сическая гроза.5 Я думаю, Мицкевич переедет сюда. .. Новая
поэма Мицкевича вышла из печати — я начну ее переводить».
24 апреля. Петербург: «Мицкевич здесь; тоже хочет про-
ситься в чужие края для поправки здоровья; но, вероятно,
и ему откажут: такая полоса. 6 Ты найдешь перевод его послед-
ней поэмы в «Московском вестнике»-7 Он сказывал мне, что
у Зенеиды8 начинают немного распеваться».
1 Малевский Франциск — директор Литовской метрики. Принимал уча-
стие в комиссии Сперанского по изданию свода законов. Участвовал
вместе с Мицкевичем в студенческих движениях. Зять Шимановской.
2 Кн. Голицын Дмитрий Владимирович — московский генерал-губернатор.
3 Катенька — Екатерина Николаевна Карамзина, дочь историографа,
в замужестве кн. Мещерская.
4 Немцевич Юлиан-Урсин— писатель, общественный деятель, адъютант
Костюшко, бывший с ним в плену. При Павле выпущен из заточенья, при
Александре I секретарь сената в Царстве Польском и председатель Обще-
ства друзей наук. Автор исторических песен, имевших влияние на твор-
чество Рылеева. Участвовал в польском восстании 1831 года, бежал загра-
ницу и умер в Париже.
6 Видимо, здесь подразумевается донос Н. Н. Новосильцова Констан-
тину Павловичу на Мицкевича после польского собоания, на котором Миц-
кевич импровизировал трагедию. См. проф. А. Л. Погодин. «Адам Миц-
кевич, его жизнь и творчество».
G В это время было отказано Вяземскому в его просьбе следовать
за армией и Пушкину—ехать за границу.
7 В «Московском вестнике» за 1828 г. в ч. 8 и 9 напечатан перевод
прозою поэмы Мицкевича «Конрад Валленрод».
8 Зенеида — кн. Зинаида Александровна Волконская, рожденная кн. Бе-
лосельская, писательница. О 3. А. Волконской целый ряд воспоминаний
и характеристик, сводящихся к отзывам о ней, как о женщине исключи-
тельно даровитой, умной, образованной и красивой. Известен ее салон
в Москве. См. статью Н. А. Белозерской, «Исторический вестник»
1892, №№ 3 и 4. и соч. Смоликовского: «Hystorya Zrromadzenia
Zmrr wychwstan'a Panskiego. Podlug Zrddel r^kapismiennych. W Krakowie.
Мицкевич в письмах П. А. Вяземского к жене
217
4 мая. Петербург: «Мицкевич тебе нежно кланяется. Он здесь
остается шока, а о чужих краях ему думать не советуют. Завтра
везу его обедать к графине Лаваль. 1 Читаешь ли в Московском
вестнике 2 перевод его Валленрода».
16 мая. Петербург: «Вчера обедали у нас Шимановская 3 и
Мицкевич, мои гости».
6 июня. Петербург: «Третьего дня за прощальным обедом 4
у Мицкевича узнаю от Муханова, что возникают препятствия
к его отъезду».
Строки, относящиеся к Пушкину: «Они знакомы были не-
долго, но много, и стали друзьями тому назад несколько дней», 5
в письмах Вяземского имеют реальную сущность, так как
письма устанавливают даты свиданий Мицкевича с Пушкиным:
Мицкевич, Пушкин, Вяземский, Крылов и другие обедают
у А. А. Перовского; 6 Мицкевич у Лаваль, вместе с Вяземским,
Грибоедовым и другими гостями, слушает Пушкина, который
читает свою трагедию «Борис Годунов»; с Вяземским Мицкевич
едет в деревню «Приютино» 7 к Олениным, 8 где они застают
Пушкина с его «любовными гримасами». 9
В 1 827 году Вяземский писал Жуковскому: «Рекомендую тебе
Мицкевича, польского поэта, которого знаешь по крайней мере
по слуху; узнай его лично и верно полюбишь. Он с первого
приема не очень податлив и развертлив; но раскусишь, так
будет сладок. Он прекрасная поэзия; товарищ его Малевский —
прекрасная проза. Приласкай их: они жертвы чванства и под-
лости Новосильцева. Мицкевич хочет издавать польский
журнал».
В статье «Мицкевич о Пушкине» Вяземский дает подробную
1 Лаваль — Александра Григорьевна, рожд. Козицкая.
2 «Московский вестник», издававшийся в 1827—1830 гг.; издатель —
М. П. Погодин. «Московский вестник» возник по инициативе кружка мо-
лодых -москвичей-шеллингианцев.
3 Шимановская Мария, рожденная Воловская, — известная пианистка,
впоследствии теща Мицкевича.
4 П. А. Вяземский уезжал к своей семье, жившей в Саратовской губ.,,
в имении Мещерское, принадлежавшем П. А. Кологривому, отчиму
В. Ф. Вяземской.
6 См. Мицкевич, «Памятник Петру Великому».
6 Перовский Алексей Алексеевич — писатель, псевдоним — Антон Пого-
рельский. Попечитель Харьковского учебного округа. Сын гр. А. К. Разу-
мовского и двоюродный дед Софьи Перовской.
7 Приютино — имение Оленина за Пороховыми заводами.
8 Оленин Алексей Николаевич — археолог, директор императорской
Публичной библиотеки, президент Академии художеств и пр.
9 К этому периоду относятся увлечение Пушкина А. А. Олениной и
стихотворения, посвященные ей.
218
Мицкевич в письмах П. А. Вяземского к жене
характеристику Мицкевича. Он говорит об его уме, благовоспи-
танности, утонченно-вежливом обхождении и указывает, что
немногие, знавшие польский язык, могли оценить Мицкевича
как поэта, но что Мицкевич как человек пользовался всеобщею
любовью.
Особенно же останавливается Вяземский на даре импрови-
зации, которым, по отзыву современников, Мицкевич владел
с исключительной силой. «Мицкевич был не только великий
поэт, но и великий импровизатор» . . . «Импровизированный стих
его свободно и стремительно вырывался из уст его звучным и
блестящим потоком. В импровизации его были мысль, чувство,
картины и высшей степени поэтические выражения. Можно
было думать, что он вдохновенно читает наизусть поэму, уже
написанную». Вяземский вспоминает одну из импровизаций
Мицкевича и описывает создавшееся настроение у импровиза-
тора и слушателей. «Поэт на несколько минут, так сказать,
уединился во внутреннем святилище своем. Вскоре выступил
сн с лицом, озаренным пламенем вдохновения, было в нем
что-то тревожное и прорицательное. Слушатели в благоговей-
ном молчании были также поэтически настроены».
«Импровизация была блестящая, — пишет далее Вязем-
ский, — Жуковский и Пушкин, глубоко потрясенные этим огне-
дышащим извержением поэзии, были в1 восторге».
Письма Вяземского, сообщающие об импровизации Мицке-
вича, о которой так востооженно вспоминал он позже, являются
особенно интересными. В письме из Москвы, от 8 февраля
1828 года, он пишет:
«Ну уж жирный вторник, жирнее всей масленицы. Слушай:
отобедав у Гагарина1 с Корсаковым, 2 поехал я к приехавшей
из Киева Шимановской. Нахожу в1 ее каморке большое вол-
нение и род представления из дома сумасшедших. Пригляды-
ваюсь в лица, никого и ничего не узнаю. Что же это? Шима-
новская бог знает как и чем одета, Козловский3 в женском
платье, обитый подушками, настоящая Левицкая, Мицкевич
1 Гагарин Павел Павлович — князь, впоследствии председатель Государ-
ственного совета. В «Главном Комитете по крестьянскому делу» внес пред-
ложение «о» дарственном наделе», ограждавшее интересы’ помещиков.
В 1848 г. — член следственной комиссии по делу «Петрашевцев»,
в 1866 г.—председатель суда по делу «Каракозовцев».
2 Корсаков — Григорий Александрович Римс кий-Корсаков, отставной
полковник, «московский лев». Вяземский в своих воспоминаниях указывает,
что Пушкин, Григорий Корсаков и он составляли «Триумвират» и на балах
являлись «тремя примадоннами».
3 Козловский Осип Антонович-композитор.
Мицкевич в письмах П. А. Вяземского к жене
219
полугишпанец и полугишпанка. Только я в двери, мне Шима-
новский накидывает на голову берет, на плеча бог знает что
и все меня умоляют ехать вместе с ними к Залесской, 1 которой
готовят они маскарадный сюрприз. Пожалуй. Там нашли
в масках всю польскую колонию. Наконец разоблачился я и
остался уже, первый раз в доме, в сюртуке, до трех часов
утра. Мицкевич много импровизировал стихов под музыку
фортепьяна с удивительным искусством, сколько я понять мог
и судя по восхищению слушателей. Он в честь мою импровизи-
ровал несколько куплетов очень трогательных, потом задал
я ему тему — Наваринское сражение, и много было истинно
поэтических порывов. Кончил он фантазией на Murmure Ши-
мановской и поэзия его была тогда ропот и удивительно согла-
совалась с музыкой».
30 апреля 1828 года в Петербурге Мицкевич импровизирует
у Пушкина. Письмо Вяземского от 2 мая, написанное под
живым впечатлением этой импровизации, дает представление
о той большой силе, с какой владел Мицкевич этим редким
даром. В этой импровизации, говоря о необходимости выражать
свои мысли и чувства на чужом языке, Мицкевич опровергает
мнение своего позднего биографа Неслуховского, указываю-
щего, что, импровизируя на французском языке, поэт не чув-
ствовал угрызения совести в том, что обращается к друзьям
на чужом языке, так же, как и слушатели не чувствовали
упрека, что не понимают родного языка поэта.
Заключая рассказ об импровизации, Вяземский с негодованием
упоминает о Новосильцове, бывшем председателе следственной ко-
миссии по делу общества Филаретов», 2 к которому придналежал
Мицкевич и за участие в котором был арестован и выслан в
России.
«Третьего дня провели мы вечер и ночь у Пушкина с Жу-
ковским, Крыловым, Хомяковым,3 4 Мицкевичем, Плетневым
1 Залесская .Екатерина (Николаевна, рожденная Цеге-фон-Мантейфель,
во втором браке гр. Гудович.
2 Филареты — современные Мицкевичу польские кружки молодежи рево-
люционно-патриотического и освободительного характера, подчиненные
более широкой организации филоматов, и выполняющие директивы конспи-
ративного центра, имевшего конечною целью политические задачи восста-
новления Польши в ее старых границах.
3 Хомяков Алексей Степанович —• поэт и мыслитель, один из вождей
и теоретик славянофильства, идеолог среднего дворянства, выступал
с проектом освобождения крестьян через выкуп земли крестьянами и ра-
боту на помешика исполу.
4 Плетнев Петр Александрович — писатель, ректор Петербургского уни-
верситета.
220
Мицкевич в письмах II. А. Вяземского к жене
и Николаем Мухановым. 1 2 Мицкевич импровизировал на фран-
цузской прозе и поразил нас, разумеется, не складом фраз,
своих, (Но силою, богатством и поэзиею своих мыслей. Между
прочим он сравнивал мысли и чувства свои, которые нужно
выражать ему на чужом языке, avec un enfant mort dans le
sein de sa mere, avec des materiaux enflammes, qui brulent sous
terre, sans avoir de volcan pourleurerruption. 5
«Удивительное действие производит эта импровизация. Сам.
он был весь растревожен и все мы слушали с трепетом и сле-
зами. То ли бы дело, если эти мысли облечены были в формы,
прекрасной поэзии: Мицкевич импровизировал однажды тра-
гедию в стихах, и слышавшие уверяют, что она лучшая или.
лучше сказать единственная трагедия польская. А когда поду-
маешь, что этот человек гоним, и что пьяный Новосильцов 3
и подлый Байков 4 могут играть его судьбою! В хорошее время
живем мы, нечего сказать».
Помещенные отрывки новых материалов из писем Вяземского^
относящиеся к Мицкевичу, дают картину бытовой жизни пер-
вой трети XIX века в Петербурге и Москве.
Сообщением о маскарадном вечере польской колонии и о вы-
ступлении на нем двух больших художников1, поэта-импровиза-
тора Мицкевича и европейской пианистки Шимановской, расши-
ряется круг сведений о литературно-художественной жизни
прошлого столетия.
На страницах письма впервые является неизвестная до сих
пор импровизация Мицкевича ночью у Пушкина. Не об этой
ли импровизации говорил Вяземский в статье «Мицкевич
1 Муханов Николай Алексеевич — адъютант Петербургского генерал-,
губернатора Голенищева-Кутузова.
2 Перевод: с ребенком, умершим в утробе матери, с воспламененной
материей, которая горит под землею, не имея вулкана, чтобы извергнуться.
3 Новосильцов Николай Николаевич. При Александре I принимал уча-
стие в реформах по народному просвещению. Президент Академии Наук,
попечитель Петербургского учебного округа. Служил по дипломатической
части. С 1813 г.—вице-президент Временного Совета по управлению
герцогством Варшавским. С 1815 г. — полномочный делегат при Прави-
тельственном Совете Царства Польского; позже—председатель Государ-
ственного Совета; граф. В Варшаве отличался жестокостью и несправедли-
востью; председательствовал в следственной комиссии по делу «общества
Филаретов».
4 Байков Лев Сергеевич — чиновник особых поручений при Новосиль-
цеве. Вяземский в своих воспоминаниях делает крайне отрицательную
характеристику Байкова. Мицкевич в исторической драме нарисовав
портрет Байкова по поводу студенческих кружков, в Вильно, в которых
Мицкевич участвовал.
Мицкевич в письмах 11. А. Вяземского к жене
221
о Пушкине» и не воспоминание ли о ней навеяло через два
года, когда Пушкин писал стихотворение к Мицкевичу, строки:
он вдохновен был свыше и с высоты
взирал на жизнь.
Негодование Вяземского на отношение правительственных
чиновников к Мицкевичу выражася* то стремление к граждан-
ской свободе, которое было доступно еще молодому тогда
политическому пониманию прогрессивных литераторов1 прошлой
России.
Печатаемые материалы дают возможность установить точные
даты свиданий (по крайней мере, некоторых) Мицкевича и
Пушкина:
1)	30 апреля 1828 года — вечером и ночью у Пушкина.
2)	11 мая — на обеде у А. А. Перовского.
3)	16 мая — У А. Г. Лаваль.
4)	20 мая — у Олениных в Приютине.
Таким образом письмами Вяземского дополняются сведения
о жизни Мицкевича в Петербурге и Москве в 1828 году, и
на фоне этих писем разъединенные жизнью являются вновь
соединенные письмами два великих поэта: Пушкин и Мицкевич.
М. Боровкова-Майкова
X
Пушкин у Трубецких 1
В Государственном театральном музее им. А. А. Бахрушина,
среди альбомов, собранных покойным основателем музея,
имеется альбом, принадлежавший бар. Наталии Федоровне
Боде, рожд. Колычевой. Альбом этот, в желтом кожаном пере-
ллете, наполнен вклеенными в него рисунками ее детей. Один
из них, карандашный рисунок, подкрашенный акварелью, мы
здесь воспроизводим в размере подлинника, воспроизводим
факсимильно и подписи к изображенным лицам, сделанные
на странице альбома под наклеенным на ней рисунком.
Рисунок изображает «бал у Трубецких 24 ноября в Катери-
нин день 1834 года».
1 При составлении настоящей земетки я пользовалась многими указа-
ниями Н. П. Чулкона, которому приношу свою глубокую благодарность.
222
Т. Зенгер. — Пушкин у Трубецких
Ничем не примечательная картинка. Беспомощный девичий
рисунок, каких можно найти множество в старинных альбомах,
когда все понемножку писали стихи и рисовали, рисунок этот
не заслуживал бы никакого внимания, если бы среди гостей
под пятым номером не стояло имя: Alexandre Pouchkin. Имя
Пушкина сразу возбуждает интерес к серой, казалось, ничтож-
ной, картинке, и с любопытством начинаешь рассматривать
маленькую фигурку курчавого человека с бачками, читаешь
имена танцевавших на одном балу с Пушкиным, пытаешься
расшифровать, у каких Трубецких был Пушкин в Катеринин
день. Большинство подписей, обозначающих персонажей бала,
сделано карандашом, и многие настолько стерты, что не под-
даются прочтению.
Среди людей более известных находим здесь Феофила Мат-
веевича Толстого (42. Theophil Tolstoy) (1809 — 1881), му-
зыкального критика (с пятидесятых годов), автора салонных
романсов, в том числе на слова Пушкина «Я вас любил»
(1831), и неудачных опер и цензора-взяточника. Будучи архаи-
стом в музыкальных вкусах, Толстой в своих рецензиях очень
враждебно встречал музыку Мусоргского, в ответ на что ком-
позитор осмеял его любовь к итальянщине в «Райке» (1870),.
где вывел его под звуки салонного вальса:
Фиф примиритель,
Фиф всесторонний.
Всю жизнь он вертелся,
Hv и завертелся:
Ничему не внемлет
И внимать не в силах.
Внемлет только Патти,
Патти обожает,
Патти (воспевает,
«О Патти, Патти,
О Па-па-Патти.. .» 1
Глинка, с симпатией вспоминавший юного Ф. Толстого,
с возмущением рассказывает о том, как грубо объяснял «знаме-
нитый наш критик (!)» музыку «Камаринской», привнося в нее
чуждую Глинке убогую программность. 1
В шестидесятых годах Ф. Толстой написал роман «Болезни
воли», взволновавший девочку Веру Фигнер примитивно разре-
шенной проблемой правды. Имя Толстого неоднократно упо-
минается в письмах Мусоргского (всегда с раздражением),
1 Записки М. И. Глинки под ред. А. Н. Римского-Корсакова. Изд.
«Academia» 1930, стр. 335. 357.
Т. Зенгер. — Пушкин у Трубецких
223-
в сатирах Некрасова, в письмах Алексея Толстого и в воспомина-
ниях Веры Засулич.
В начале тридцатых годов это был, хотя и «славный музы-
кант», но «еще недоросль», которому на этом основании москов-
ский почт-директор А. Я. Булгаков отказал в руке дочери своей
Екатерины, даже не поговорив с нею. 1
Второе известное лицо — кн. Сергей Григорьевич Голицын,
«Фире». Но тут возникает вопрос: он ли изображен под № 18?
Дело в том, что подписи к лицам сделаны/ в два приема — пер-
вый раз чернилами было обозначено очень незначительное число
гостей. Тогда они все были перенумерованы. Очевидно, пи-
савшее лицо не всех узнавало. Второй раз имена действующих
лиц были написаны карандашом, причем два из прежде напи-
санных были переправлены. Таким образом, отмеченный чер-
нилами Р-се Leon Galitzine был заменен словами Serge и
Firs. Это были два брата. Старший Сергей Григорьевич
(1803—1868), по прозвищу Фире, приятель М. И. Глинки,
известный меломан, певец, рассказчик и стихотворец, «Ночи
певец и картежник», о котором Пушкиным сложен куплет:
Полюбуйтесь же вы, дети,
Как в сердечной простоте
Длинный Фире играет в эти,
Те те те и те те те.
Рост его был настолько огромен, что однажды в театре ему
стали кричать «садитесь, садитесь!». Тогда он встал и сказал
своим громким басом: «вот это я стою», и, сев, сказал: «а вот
это я сижу».
Второй брат — Лев Григорьевич (1804—1871), писатель
и композитор, — «высокий Leon Galitzine >, как называет его
А. Я. Булгаков. 2
Н. И. Трубецкой (22. Nicolas Troubetzkoy (1807—1874)
был в отрочестве учеником Погодина, от которого он воспринял
славянофильские взгляды. Впоследствии, переселившись во Фран-
цию с женой своей, он перешел в католичество и производил
странное впечатление своими сумбурными понятиями. И хотя
русские, попадавшие в пятидесятых-шестидесятых годах в Па-
риж, непременно заезжали в чопорный замок Трубецких Belle
fontaine в Фонтенебло, но все неизменно, каких бы направле-
ний они ни были, дружным хором сходились в оценке' католика-
славянофила.
1 См. его письмо к брагу от 25 октября 1833 года, «Русский архив'
1902, № 4, стр. 608.
2 «Русский архив» 1902, № 4, стр. 618.
224
Та $енгер. — Пушкин у Трубецких
«Он тупец», «глуп, жесток», — заносит молодой Лев Толстой
о двоюродном дяде в свой дневник (14 и 18 февраля
1857 года).
Ив. С. Аксаков жалеет «потерять для него весь вечер, слушая
его глупую болтовню».1
Герцен, которого Трубецкой очень радушно принял, за что
было ему «не совсем хорошо», тоже издевался над его «глу-
пыми брошюрами».2
«Добродушным, но крайне ограниченным человеком» считает
его и стоявший впоследствии во главе цензурного ведомства
Е. М. Феоктистов.3
Но будучи человеком чрезвычайно типичным, Трубецкой
нашел отражение в литературе. К. С. Аксаков сатирически
изобразил его в пьесе «Князь Луповицкий или приезд в де-
ревню». 4 С ним же связывают 5 и образ «князя Коко, одного
из известных предводителей дворянской оппозиции» в «Дыме»
Тургенева и сатирические строки в «Недавнем времени» Не-
красова:
Впрочем (были у нас руссофилы
(Те, что видели в немцах врагов),
Наезжали к нам славянофилы,
Светский тип их тогда был таков:
В Петербурге шампанское с квасом
Попивали -из древних ковшей.
А в Москве восхваляли с экстазом
До-Петровский порядок вещей,
Но живя за границей, владели
Очень плохо родным языком
И понятья они не имели
О славянском призваньи своем.
Я однажды смеялся до колик,
Слыша как князь NN говорил:
«Я, душа моя, славянофил». —
«А религия ваша?» — «Католик».
Остальные фигуры — ничем не выделившиеся люди, фон, на
котором можно было встречать Пушкина *в светских гостиных.
Две дочери попечителя Московского учебного округа князя
Андрея Петровича Оболенского — Наталья (9. P-sse Natalie
Андреевна Obolensky) (1812—1901) и Александра (34. P-sse
1 «И. С. Аксаков в его письмах», ч. I, т. Ill, М. 1892. стр. 324—325.
2 Письмо Герцена к И. С. Тургеневу от 5.1.1861. См. Полное собр. соч.
и писем А. И. Герцена под ред. Лемке, т. XI, стр. 6.
3 М. Феоктистов, «За кулисами политики и литературы», под
ред. Ю. Г. Оксмана, Л. 1929, стр. 47.
4 Там же.
‘ Ю. Г. Оксман в той же книге, стр. 73.
ЛАЛ У ТРУБЕЦКИХ В ДЕНЬ ЕКАТЕРИНЫ 21 НОЯБРЯ 18.3-1 ГОДА
С рисунка боронессы Боде
Т. Зенгер. — Пушкин у Трубецких	225
Alexandrine Андреевна Obolensky) (1817—1844), соседки
семьи* Боде по имению Подольского уезда, Московской губ.
Наталья Андреевна изображена беседующей со своим будущим
мужем Сергеем Петровичем Озеровым (8. Serge Oseroff)
(1809—1884), сыном сенатора и почетного опекуна в Москве;
сам он был офицером л.-гв. Литовского полка, позднее дирек-
тором Пажеского корпуса и почетным опекуном.
Его двоюродная сестра Вера Васильевна Озерова (37. Vera
d’Oseroff) (р. 1818) —дочь смотрителя Вдовьего дома, быв-
шая в первом браке замужем за кн. Ник. Ник. Манвеловым
(р. 1816), изображенным также на этом балу (31. Manveloff).
Брат зятя С. П. Озерова — Александр Яковлевич Скаря-
тин (27. Alexandre Scariatine) (1815—1884), сын убийцы
Павла I, будущий генеральный консул в Неаполе.
Ряд барышень обозначен одними именами: Nani, Ketty, Nata-
lie, Clementine, Lucie. Первые три — баронессы Боде, до-
чери строителя кремлевских зданий в Москве, камергера
бар. Льва Карловича Боде (ум. в 1859) и жены его Наталии
Федоровны, рожд. Колычевой (1790—1860).
Анна Львовна Боде (21. Nani) (1815—1868) была в те-
чение двадцати лет фрейлиной, некоторые годы жила в Зимнем
дворце. В 1854 году вышла она замуж за кн. Александра Ива-
новича Долгорукова. Сохранились неполностью ее дневники
за многие годы, рисующие чрезвычайно экзальтированную
девушку, со всей непосредственностью описывающую свои
влюбленности. В этой галлерее ее героев проходят и персидский
принц Хозрев-Мирза, приезжавший извиняться за убийство
Грибоедова и пленивший русских барышень, и модный москов-
ский врач А. Е. Берс, отец С. А. Толстой, и кн. Владимир
Меншиков, праправнук временщика, и Николай I, страстным
поклонением которому наполнены ее дневники.
Среди записей А. Л. Боде под 4 февраля 1837 года мы
находим взволнованные слова о смерти Пушкина:
«Я чувствую подавляющую грусть, и у меня даже приступы
лихорадки; то у меня озноб, вызывающий дрожь, а спустя мгно-
вение — меня бросает в жар, и это меняется поминутно.
О! смерть Пушкина меня очень расстроила... Напрасно ищу я
развлечений, я не могу овладеть собой, чтобы быть веселой;
правда, я совсем больна!» 1
1 Оригинал по-французски. Дневники приобретены Комиссией по устрой-
ству «Центоального музея художественной литературы, критики и -публи-
цистики» (Москва, 31, Рождественка, 5). Эти дневники подготовляются
мною к печати.
15 «Звенья» № 3
226
Т, Зенгер. — Пушкин у Трубецких
Факта знакомства с Пушкиным в уцелевших листках днев-
ника не видно. Но интерес к его произведениям (по мере вы-
хода в свет томов посмертного издания его сочинений) очень
большой.
Что же касается до бала у Трубецких, то по дневникам мало
что удается выяснить, так как не все листки за ноябрь
1834 года сохранились.
Рисунками, подобными -воспроизводимому здесь, занималась,
повидимому, А. Л. Боде. В дневнике за 1838 год находим
такую запись:
«Первая неделя великого поста.
«... Усердно молясь богу эту неделю, я все же не могла сдер-
жать себя, чтобы не думать о Владимире. Я нарисовала бал
Трубецких в карикатурах, и Володя очень похож, сразу видно,
что он — король праздника, что и было целью моего рисунка».
Но наш рисунок сделан, повидимому, второй сестрой, На-
тальей Львовной Боде (32. Natalie) (1817—1843), умершей
девушкой. Он не подписан, но в альбоме матери есть очень
близкий рисунок бала, под которым имеется помета: «fait par
la b-onne Natalie Lwovna de Bode 1837». В нем мы узнаем
непринужденную манеру автора нашего рисунка. Неопытная
рука не мешает проявиться' наблюдательности юной художницы,
и ее окарикатуренные фигуры дают довольно яркое представление
об изображенном обществе. Надо заметить, что сличение этих
набросков с настоящими портретами изображенных лиц пока-
зывает, что художница умела улавливать сходство. (Ср., напри-
мер, наброски портретов Пушкина, М. Ф. Петров о-Соловов о—
с портретом его в «Сборнике биографий кавалергардов», Фирса
Голицына — с рисунком в альбоме Жуковского в музее Пушкин-
ского Дома Академии наук (ИРЛИ).
Третья сестра Боде была Екатерина Львовна (30. Ketty)
(1819—1867). Она «славилась своею красотою, необыкновенной
прелестью и изящной ловкостью в танцах, особенно в вальсе.
Было признано всеми, что лучше ее вальсировать уже невоз-
можно, и самое имя ее в краткой типической форме: «Кетти
Боде» — разносилось и чествовалось в аристократическом об-
ществе не только Москвы, но и далеко за ее пределами».
Так вспоминает «notre philosophe Bouslaieff», как называет
А. Л. Боде будущего академика Ф. И. Буслаева, в молодости
бывшего в семье Боде домашним учителем. 1 В 1842 году Ека-
терина Львовна вышла замуж за Павла Александровича
1 «Мои воспоминания» академика Ф. И. Буслаева. М. 1897. стр. 144.
Т. Зенгер. — Пушкин у Трубецких
227
Олсуфьева. Вторым ее мужем (с 1849 года) был кн. Александр
Сергеевич Вяземский.
Clementine (43) —одна из двоюродных сестер рисоваль-
щицы — бар. Клементина Клементьевна Боде или бар. Клемен-
тина Андреевна Боде (ум. 1846).
Lucie (39) — Люция Осиповна Мантейфель, впоследствии
гр. Тизенгаузен, подруга барышень Боде, часто упоминаемая
в дневнике Анны Львовны.
Гр. Анна Андреевна Гудович (15. Comtesse Anne Goudo-
witch) (1818—1882) —сводная сестра Люси Мантейфель, дочь
московского губернского предводителя дворянства гр. Андрея
Ивановича Гудович, с 1837 г. жена кн. Н. И. Трубецкого
(см. выше).
Кж. Александра Александровна Меншикова (14. Alexan-
drine Menchikoff)—дочь кн. Александра Сергеевича. Менши-
кова, будущего главнокомандующего во время севастопольской
кампании, тогда финляндского генерал-губернатора, тоже прия-
тельница А. Л. Боде. Позднее она была замужем за Иваном
Яковлевичем Вадковским.
Кж. Екатерина Андреевна Гагарина (26. Catherine Gagari-
ne) — дочь шталмейстера, подруга девиц Боде, соседка их по
подмосковным имениям.
Кн. Петр Александрович Урусов’ (1810—1890) (12. Pierre
Ouroussoff),— один из сыновей начальника Дворцового управле-
ния, в доме которого бывал Пушкин. Сестра П. А. Урусова,
Софья Александровна, воспета в мадригале, приписываемом
Пушкину: «Не веровал я троице доныне».
Дмитрий Паткуль (11. Patkul) так же как и П. А. Урусов,
часто упоминается в дневнике Анны Львовны Боде.
Гр. Николай Васильевич Орлов-Денисов (35. Comte Nicolas
Orloff-Denissoff) (р. 1815) —сын первого гр. Орлова-Дени-
сова, офицер, хороший знакомый семьи Боде, карикатуры на
которого встречаем и в альбоме рисунков бар. Льва Львовича
Боде. 1	/	I 1 ’
, Нарисованный под № 36 гусар сперва был обозначен как По-
тапов, но затем имя это было заменено другим: Simon Abamelek
Кн. Семен Давыдович Абамелек (1815—1888)—с 1873 года
Абамелек-Лазарев. Его упоминает (2 апреля 1840 года)
А. Л. Боде в своем дневнике: «Помоему, нет ничего смехотвор-
нее этой восточной семьи, — они ужасны. Красив только сам
1 Приобретаются комиссией по устройству «Центрального музея художе
ственной литературы, критики и публицистики» (Москва).
15*
228
Т. Зенгер. — Пушкин у Трубриках
Абамелек и его сестра госпожа Баратынская, на которую он
очень похож». Этой сестре написал Пушкин в альбом стихи
«Когда-то (помню с умиленьем)
Я смел вас няньчить с восхищеньем. . .»
Уже самый состав гостей, преимущественно москвичей, гово-
рит за то, что бал был в Москве. Дневник А. Л. Боде подтвер-
ждает, что в это время вся семья их была в Москве.
24 ноября 1834 года Пушкин был в Петербурге и поэтому
его участие на этом балу было только на рисунке.
Остается выяснить, у каких Трубецких был бал, изображен-
ный на рисунке.
В Москве в это время было две семьи князей Трубецких:
первая, к которой принадлежал вышеупомянутый Николай
Иванович, жившая в своем доме на Покровке, а летом под
Девичьим или в имении Знаменском. У этих Трубецких Пуш-
кин часто бывал в детстве, 1 бывал и в 1826 году,2 пока они
жили семьей.	t
К 1834 же году родители уже умерли, дочь Аграфена была
замужем за А. П. Мансуровым и жила в Берлине. Софья Ива-
новна еще с 1820 года была женой приятеля Пушкина, А. В. Все-
воложского. Теперь семью составляли только любовь Пого-
дина— Александра Ивановна и его ученик Николай Иванович.
В 1831 году, после смерти матери, они уже не жили в своем
большом доме-«комоде» на Покровке, а занимали «три узень-
кие комнаты»,3 затем в конце 1831 года они покинули Москву,
уехав в Петербург для того, чтобы переехать в Берлин к сестре
своей, Мансуровой. Но переезд за границу, очевидно, не со-
стоялся, и в 1837 году оба оказываются в Москве, причем в сен-
тябре вышла замуж Александра Ивановна за кн. Н. И. Ме-
щерского, а 12 ноября Николай Иванович женился на
гр. А. А. Гудович.
Мог ли изображенный бал происходить у этих Трубецких?
Нам неизвестна обстановка их жизни в 1834 году, как был
поставлен дом, бывали ли там приемы. Но за то, что это
могло быть у них, говорит то, что как раз 24 ноября 1837 года,
т. е. в тот же день через три года, у только что женившегося
1 П. И. Бартенев, «Материалы для его биографии». «Лит. отдел Мо-
сковских ведомостей» 1854, 15/VI, № 71. «Маленький Пушкин часто
бывал у Трубецких (князя Ивана Дмитриевича)».
2 См. М. Цявловский, «Пушкин по документам Погодинского ар-
хива» («Пушкин и его современники», в XIX —XX, стр. 77).
3 Барсуков, «Жизнь и труды Погодина» кн. III, стр. 372.
Т, Венгер. — Пушкин у Трубецких	229
Николая Ивановича был бал, и многие из изображенных на этоле
вечере были на балу 1837 года (П. А. Урусов, Паткуль, Орлов-
Денисов) .1
В январе 1838 года был у молодоженов обед, на котором было
одно лишь семейство Боде. Семьи были очень близки, говорит
А. Л. Боде, и нельзя быть уверенным, что она имеет в виду
семью Гудович, а не семью Трубецких.
Повторение даты 24 ноября для бала у неизвестных Тру-
бецких в 1834 году и для бала у Николая Ивановича Трубец-
кого в 1837 году может быть совпадением, а может быть
традицией, в память матери Николая Ивановича, Екатерины
Александровны, тем более что под рисунком помечено не только
24 ноября, но и «Екатеринин день».
Вторые Трубецкие, у которых мог быть бал 24 ноября:
1834 года, были старики Иван Николаевич (ум. 1844) и жена
его Наталья Сергеевна, рожд. кж. Мещерская (ум. 1852). Это-
были очень богатые, широко жившие люди, славившиеся своими
балами в особняке в Знаменском переулке,2 в доме, который?
внуком их был продан Щукину. Долгое время там помещался
Щукинский музей, затем музей фарфора, а теперь музей
Маркса, Энгельса и Ленина.
У этих Трубецких было три сына: Николай (1797—1874)».
Петр (р. 1 797 3) и Алексей (р. 1806). Одно из первых посла-
ний Пушкина «Городок» обращено к Трубецкому. 4
Вероятнее всего, оно обращено к сыну Ивана Николаевича —
Николаю Ивановичу, известному под прозвищем «1е пат
jaune» (желтый карлик). Пушкин всю жизнь поддерживал
с ним отношения, чему мы имеем несколько свидетельств-
В 1831 году 6 января в Остафьеве у Вяземских был вечер, 5 6 куда
еще четвертого числа Пушкин поехал в компании с Денисом
Давыдовым, Н. А. Мухановым и Н. И. Трубецким. в
1 Записки в дневнике А. Л. Боде.
2 См., например, «Записки кн. А. В. Мещерского» («Русский архив»
1900. № 7, стр. 381—382).
3 Более точных сведений нет.
4 См. примечание Ю. Г. Оксмана к списку произведений Пушкина,,
составленному им в 1816 году. (Собр. соч. Пушкина в шести томах, при-
ложение к журналу «Коасная нива» 1931, т. V, стр. 510).
5 «Русск. архив» 1879, № 5, стр. 115.
6 Ошибочно счел покойный Б. Л. Модзалевский «Ник. Трубецкогр»-
(о котором Пушкин записал в дневнике, что обедал у него в Петербурге
29 марта 1834 г.) за этого москвича Николая Ивановича Трубецкого.
На самом деле это был вероятно кн. Никита Петрович Трубецкой
(1804—1855), «брат декабриста, отставной офицер Кавалергардского полка.
230
Т. Зенгер. — Пушкин у Трубецких
Н. И. Трубецкой владел прекрасной библиотекой, купленной
им в начале тридцатых годов' у А. С. Норова 1 (позднее Норов
собрал вторую библиотеку, которая хранится теперь в Публич-
ной библиотеке им. Ленина в Москве). Пушкин знал библио-
теку Трубецкого, о чем упоминает в примечаниях к «Истории
Пугачевского бунта». Называя французскую книгу XVII века
о Степане Разине, Пушкин добавляет: «Книга сия весьма
редка ; я видел один экземпляр оной в библиотеке А. С. Но-
рова, ныне принадлежащей князю Н. И. Трубецкому».
Повидимому, библиотека кн. Трубецкого так славилась в свое
время, что Соболевский, сам страстный библиофил, сделал
в нее исключительный вклад. У него был экземпляр «Цыган»
Пушкина, напечатанный весь на пергаменте. Такой экземпляр
заказал поэт для Соболевского, и эту вдвойне ценную книгу
Соболевский подарил Трубецкому. 2
Кн. Н. И. Трубецкой был военным до 1826 года, а с 1827 года
служил на гражданской службе. В 1834 году он был почт-
инспектором в Москве. В 1829 году умерла его жена В. А.,
рожденная Мусина-Пушкина, оставив ему двух маленьких
дочерей.
Второй сын Ивана Николаевича Трубецкого, Петр Иванович,
служил в провинции.
Третий сын Трубецкого, Алексей Иванович (р. 1806), был
«калмыцким приставом», но в 1834 году приехал в Москву, где
18 февраля женился на кж. Надежде Борисовне Святополк-
Четвертинской (1812—1909), племяннице приятельницы Пуш-
кина кн. Веры Федоровны Вяземской. Н. Б. Трубецкая и ее
сестры были дружны с девицами Боде, и в дневнике Анны
Львовны как за 1834 год, так и за другие годы, мы встречаем
записи о том, что Nadine Troubetzkoy была у Боде иногда
приятель Соболевского, знакомый Пушкина, который еще в 1828 году
проигрывал ему в карты. О нем см. в печатающейся книге «Рукою Пуш-
кина». Дружеское приглашение к обеду от Трубецкой в январе 1835 года
(см. Переписку Пушкина, изд. Академии Наук) было, вероятно, от его
жены, судя по помещенному ею адресу .(9 рота, близ Литейной, в доме
Аршеневского, № 3). Никита Петрович Трубецкой жил в Петербурге
в 9 роте, в доме Долгова, № 1 (см. Н ист рем, «Адрес-календарь на
1844 год», стр. 3). Когда настоящая заметка была уже сверстана,
Л. Б. Модзалевский любезно сообщил (мне, что в библиотеке Пушкина
нашлась визитная карточка «Le prince Nicolas Troubetskoy. Officier au regi-
ment Preobrajensky» (см. «Временник Пушкинского Дома». 1914 г., стр. 1 2).
Может быть Пушкин обедал в Петербурге 29 марта 1834 года у этого
«Ник. Трубецкого» ?
1 «Русский архив» 1869, кн. I, стб. 064.
2 В настоящее время книги этой нет в поле зрения специалистов.
Т. Зенгер.— Пушкин у Трубецких
231
одна, иногда с мужем. Надежда Борисовна, дожив почти до ста
лет, сохранила ясную в память о событиях своей молодости и лю-
била рассказывать правнуку своему, а он передал это мне, как
она танцовала с Пушкиным на балах, и как он бывал у них
в доме в Знаменском переулке.
Очень вероятно, что бал, изображенный Натальей Львовной
Боде, воспроизводит действительно бывший в Знаменском пере-
улке бал; возможно, что рисунок сделан значительно позднее
(как мы видели с рисунком Анны Львовны, изобразившей
весной -1838 года бал, бывший за четыре месяца), и. изобра-
жение Пушкина, бывшего 24 ноября 1834 года в Петербурге,
надо объяснять либо аберрацией памяти (художница могла
встречать его в этом доме в другие дни), либо желанием сде-
лать бал интереснее, чем он был.
Хотя Пушкин на данном вечере не был, но в этом обществе
«досадной пустоты» бывал, и мы имеем теперь и зрительное
впечатление от «кокеток богомольных», «шальных балованных
детей», «везде встречаемых лиц, необходимых глупцов», окру-
жавших поэта «в1 мертвящем упоеньи света».
Т. Зенгер
ФАКСИМИЛЕ ПИСЬМА ВАЛЫ ЕР СК011А К ЛОРДУ БЛЮМФИЛЬДУ


fa*.
ФАКСИМИЛЕ ПИСЬМА ВАЛЬТЕР СКОТТА К КН. Л1. А. ГОЛИЦЫНОЙ

Вальтер Скотт
Три письма
Публикация и пояснения Д. П. Якубовича
21 -сентября 1932 года исполнилось сто лет со дня смерти величайшего
писателя Шотландии, одной из центральных фигур феодально-дворян*
ского периода на Западе, огромное влияние оказавшего и на нашу дво-
рянскую литературу, — Вальтер Скотта.
В архивохранилищах Ленинграда хранятся три публикуемых здесь его
автографа.
Не представляя собою специального литературного значения (в них не
затрагиваются ни литературные, ни общественные интересы эпохи), до-
кументы эти, все же, ярко рисуют свое время и своего автора — «шот-
ландского чародея», столетие назад зачаровавшего своим творчеством
весь мир.
«Всякая строчка великого писателя становится драгоценной для потом-
ства. Мы с любопытством рассматриваем автографы^ хотя бы они были
не что иное, как отрывок из расходной тетради, или записки к порт-
ному об отсрочке платежа. Нас невольно поражает мысль, что рука,
начертавшая эти смиренные цифры, эти незначащие слова, тем же самым
почерком и, может быть, тем же самым пером написала и великие тво-
рения— предмет наших изучений и восторгов». Эти слова Пушкина, столь
часто являющиеся нашим raison d’etre при опубликовании незначительных
автографов значительных людей, вспоминаются здесь тем более, что они
до некоторой степени перекликаются с мыслью Вальтер Скотта в одном
из опубликуемых документов.
Когда-то Карлейль решал вопрос — великий ли Вальтер Скотт человек,
или нет. Сама постановка вопроса характерна. Карлейль, упрекая Скотта
в отсутствии глубоких идей, завещанных миру, вынужден был признать
все же, что это был величайший писатель XIX века, занимавший более
других общественное внимание (<in this 19 century, our highest literary man,
who immeasurably beyond all others commanded the world’s ear>).1
«Восторги» читателей перед первым рассказчиком своего времени, как
назвал его Гете, отшумели вместе с этим временем; «изучения» В. Скотта,
не прекращаются и доныне в международной литературе. Для них важно
и собирание и исследование-изучение всех его автографов.
1 Westminster Review, 1838, Jan., vol. XXVIII, 293-345.
234	Вальтер Скотт, — Три письма
1
Му dear Lord.
Before I reply to your kind letter which I received yesterday
allow me the pleasure of congratulating your Lordship upon the
step of honour which renders my address different from your
Lordships signature. I hope you will long enjoy the reward, the
reward of your faithful services to the Crown and transmit the
title to a flourishing posterity.
I do not know to what the report has been originally ownes
which procured me so flattering a mark of your Lordships remem-
brance for I certainly have had any intention of visiting Stockholm
this year (nor) can I recollect having send any thing upon which
such a rumour could be formeled. But the gentlemen of the press
dispose of us at their pleasure and exile a put us to death at
their arbitrary pleasure within this last six weeks they have put
to death and recalled to life again the Bishop of Durham and
half a dozen Men dignatariis concluding with Hunt the asso-
ciate of Thurtell the (mur?) Hunt.
The only jaunt that I have in prospect at present is a trip to
Dublin to visit my eldest son who is there with his regiment. He
was married last winter and I wish to see how he a. his wife
carry on their menage. I have there fore no chance of profiting by
your Lordships good offices at the Court of. Sweden which you so
kindly offer. But I will be extremely happy when any thing shall
happen to bring me within a distance to profit by your Lord-
ships kindness [and] or your Lordship within much of such hospi-
tality as I have to offer. I have the honour to be
My dear Lord
your Lordships much obliged
humble Servant
Edinburgh	Walter Scott
24 May 1825
Перевод:
Дорогой Милорд
Прежде чем отвечу на Ваше любезное письмо, полученное
мной вчера, дозвольте мне удовольствие поздравить Вашу Ми-
лость с повышением почести, которая делает мое обращение несо-
ответствующим Вашей лордской подписи. Надеюсь, что Вы бу-
дете долго наслаждаться воздаянием, воздаянием за Ваши чест-
ВАЛЬТЕР СКОТТ
С портрета, рисованного с натуры А. Брюлловым и гравированного С. Галактионовым.

Вальтер Скотт. — Три письма
237
ные услуги Короне и передадите свой титул процветающему по-
томству.
Не знаю какому я собственно обязан (газетному) известию,
доставившему мне столь лестный знак напоминания Вашего
сиятельства (о том), что я (будто бы) определенно имел наме-
рение посетить Стокгольм в этом году. Не могу припомнить,
чтобы я распространял что-нибудь, из чего мог возникнуть по-
добный слух. Но господа журналисты располагают нами по
своему удовольствию и изгоняют и предают нас смерти по
своему произвольному желанию. В течение последних шести не-
дель они предали смерти и вернули вновь к жизни епископа
Дюргеймского и полдюжины духовных лиц; заключив Гентом
сообщником Гюртелля, (уб.?) Гентом.
Единственная прогулка, которую я имею сейчас в виду — это
поездка в Дублин, для посещения моего старшего сына, который
находится там со своим полком.
Он женился прошлой зимой и я хочу посмотреть как он и его
жена налаживают свое хозяйство. Поэтому я не имею возмож-
ности воспользоваться Вашими добрыми услугами при Швед-
ском дворе, которые Вы столь любезно предлагаете. Однако
я буду чрезвычайно счастлив, если что-либо доставит (мне) слу-
чай на расстоянии воспользоваться Вашей лордской добротой,
или (служить) Вашему сиятельству в пределах гостеприимства,
какое только могу предложить. Имею честь быть
Мой дорогой Лорд
Вашего сиятельства 1М(наг6обязан'ный нижайший слуга
Вальтер Скотт
Эдинбург
24 мая 1825
Оригинал (настоящего письма хранится в Публичной Библиотеке имени
М. Е. Салтыкова-Щедрина, в Ленинграде, в витрине рукописного отде-
ления, имеющей надпись «Grande Bretagne. Hommes de lettres et savants».
Здесь рядом с другими автографами под стеклом хранилось и письмо
Скотта, подклеенное так, что видна была лишь та его сторона, где нахо-
дятся последние строчки письма и подпись. Благодаря любезности И. А. Быч-
кова я получил возможность временно извлечь из витрины письмо для его
изучения и снимка. Вверху листа первого надпись: «Letre du celebre Ro-
mancier Walter-Scott a lord Blomfield, Ministre d'Angleterre a Stockholm».
Водяной знак «J. Whatman Turkey Mill 1824».
Письмо к Лорду Блюмфильду представляет собою типичное для вла-
дельца Абботсфорда обращение в излюбленном им ленно-феодальном
стиле, с характерными для Вальтер Скотта, влюбленного во внешний блеск
старинных титулов, чинов, геральдики, условными светскими любезно-
238
Вальтер Скотт. — Три письма
стями (о несоответствии обращения вновь полученному лордом титулу),,
с выражением монархической преданности, с любимой мыслью Скотта
о процветающем потомстве, хранящем титул рода. *
Любопытно, что сквозь иерархическую бутафорию письма сквозят под-
линные блестки добродушного и умного скоттовского юмора в словах
о собратьях по перу — журналистах новой эпохи, порой лживо шумя-
щих вокруг его славы, звучат задушевные ноты, характрные для Скотта-
отца в словах о любимом сыне.
Лорд Вениамин Блюмфильд (the first)1 (1760—1846) после крупной
военной карьеры в 1822 году занял пост полномочного министра
при Стокгольмском дворе и, как раз в мае 1825 года, был возведен в Ир-
ландское пэрство, как барон Оукенгемптонский, Рэдвудский и Типперари.
Именно к этому моменту, как видно из даты письма, относится обраще-
ние Вальтер Скотта, поздравляющего' лорда с новым титулом. 2
Джон Тюртель (1794—1824)—известный безжалостный убийца, к исто-
рии которого и к балладам о котором Скотт проявлял интерес, как это
видно из его дневника (Diary, 1826, July 16th а. 1828, May 28th.
В письме говорится о поездке Вальтер Скотта в Дублин к сыну, лейте-
нанту Вальтер Скотту (1801—1847). 3 О женитьбе последнего писатель
в трогательном письме) к леди Дэви (24 января 1825 года), между прочим,
сообщал: «Одним словом, Вальтер, неуклюжий парень, теперь закружил
изящную юную девушку с чудесными манерами и тонким обликом. .. на-
стоящую прелестную и нежную мистрис Анну Педж, которая здесь до
сих пор была известна под именем Мисс Джобсон из Лохора, имя кото-
рое она изменяет в ближайшие недели на имя Мистрисс Скотт из Аббот-
сфорда».
Свадьба состоялась 3 февраля 1825 года в Эдинбурге^ в марте молодые
переехали в Дублин и Вальтер Скотт писал нм туда, 4 между прочим,
сообщая «маленькой Джен» о себе: «Дам вам сведения о себе в манере
Мистера Джонатана Ольдбука, 5 если вы когда-нибудь слышали о подоб-
ном персонаже». S июля Вальтер Скотт с дочерью и с зятем выехал к сыну
в Ирландию и 14-го был уже встречен торжественным банкетом, устроен-
ным в его честь в Дублине и открывшим его триумфальную поездку по-
Ирландии.
2
Madame
I am extremely sorry that my daughter and I should have been
so unfortunate as to be abroad when you did us the kindness
and honour to call at our hotel. I hope these few lines will serve
1 Его сын — известный дипломат Джон Артур Дуглас Блюмфильд
(1802—1879), состоял атташе в Стокгольме в 40-х годах, был послом
в ряде городов Европы, в 1845 году в Петербурге.
2 Портрет В. Блюмфильда и его записки (отчасти о России 20—30-х гг.)
см. в книге «Memoirs of Benjamin Lord Bloomfield G. С. B., G. С. H ,
edited by Georgiana Lady Bloomfield, 1884, II vs.
3 См. о нем главу «Walter» в книге «The intimate Life of Sir Walter
Scott by Archibald Stalker», 1921, pp. 88—93.
4 Письма от конца марта и апреля.
‘ Герой знаменитого романа В. Скотта «Антикварий»
ВАЛЬТЕР СКОТТ

Вальтер Скотт. — Три письма
241
as a specimen in now indifferent a hand I have written many
thousand pages and at the same time to express my great respect
for Mad-e the Princess of Galitzin.
honourd a. obliged humble servant
Walter Scott
Hotel Windsor
Rue Rivoli—
5 Novembre
We intend ourselves the honour to wait on the Princess of
Galitzin to morrow evening.
В переводе:
Сударыня. Я крайне сожалею, что дочь моя и я были столь не-
счастливы, что отсутствовали, когда вы оказали нам любезность
и честь посетить нас в нашем отеле. Надеюсь, эти несколько
строк послужат образцом обычного моего почерка, которым
я написал столько тысяч страниц, и вместе с тем выразят мое
величайшее уважение к г-же княгине Голицыной.
Уважающий ее и обязанный нижайший слуга
Вальтер Скотт
Отель Виндзор
Улица Риволи—
5 Ноября
Мы намерены сами иметь честь отдать визит Княгине Голи-
цыной завтра вечером.
Подлинник приведенного письма хранится в Институте Русской Лите-
ратуры Академии Наук СССР. Записка написана на листке с частью
водяного знака: «J. Whatmann Turkey Mill» и была сложена конвертом.
Ныне находится в альбоме кн. Голицыной, подклеенная в нее
(стр. 27). В правом верхнем углу' наклеена вырезанная печать Вальтер
Скотта на черном сургуче, которой записка была заклеена (печать на
снимке не вышла). Вверху листка рукою кн. М. А. Голицыной надпись:
«Sir Walter Scott».
Если первое письмо — косвенный свидетель журнальной славы «Вели-
кого Незнакомца», охватившей континент, то и эта светская записочка
связана с другим проявлением той же славы, вдобавок связанной с рус-
скими отношениями — с подлинным паломничеством к знаменитому писа-
телю, которое не только направлялось в Абботсфорд, но и сопровождало
повсюду «шотландского чародея».
Письмо относится к Марии Аркадьевне Голицыной (26 февраля 1802 —
1870), родной внучке Суворова, «светло-русая голова» которой была вос-
16 <3венья» № 3
242
Вальтер Скотт. — Три письма
пета И. И. Козловым,1 а голос—Пушкиным («Давно об ней воспоми-
нанье»), та Голицына, которую считали даже «северною любовью поэта». 2
П. Е. Щеголев заметил о ней: «Личность' княгини Голицыной оказыва-
ется интересной в историко-культурном и историко-психологическом отно-
шениях; она, повидимому, из того слоя русских людей, которого еще
никто не вводил в историю нашей культуры, но которому со временем
будет отведена в ней своя страничка. Это — русские люди, мужчины
и главным образом женщины, которые, принадлежа к богатым и1 родо-
витым фамилиям, жили почти всю свою жизнь за границей, вращались
в западном обществе, были в общении со многими западными знаменито-
стями. . .» Они «содействовали прививке западного миросозерцания и евро*
пейской психики к русскому уму и сердцу и имеют право быть занесен-
ными в историю развития русского интеллигентного (в широком смысле
слова) чувства». 3
Любопытно, что эпизод знакомства Голицыной с Вальтер Скоттом сохра-
нился в дневнике самого писателя. В октябре 1826 года, закончив свой
«Вудсток», Вальтер Скотт отправился с дочерью Анной в путешествие
в Лондон и Париж. 29 октября он записал: «et voila nous a Paris, Hotel de
Windsor (Rue Rivoli), where we are well lodged». Побывав во французской опере,
музеях, дворцах, посетив Нотр-Дам, повидав на сцене Одеона инсцени-
ровку своего «Айвенго», Скотт был занят визитами и торжественными
обедами. Его посещали дамы, несмотря на его «сопротивление», писали
с него портреты. 2 ноября он, между прочим, записал в дневнике: 4
«Кроме того, русская княгиня Голицына желает видеть меня в героическом
настроении: «Elie vouloit traverser les mers pour aller voir S(ir) W( alter)
S(cott) etc». — и предлагает мне свидание в моем отеле. Это манерное
дурачество (precious tom-foolery)».5 3 ноября Скотт записал: «Vis ted
Princess Galitzin, and also Cooper the American novelist». Замечу,
кстати, что в том же альбоме М. А. Голицыной имеется также и авто-
граф знаменитого американского романиста.
(Наконец 6 ноября, на другой день после комментируемой записи, Скотт
отметил: «Вечер у княгини Голицыной. Там был целый рой русских кня-
гинь, одетых в тартан, с музыкой и пеньем».
Таким образом бойкая княгиня Голицына, получив любезную ’записку
кумира своего времени, затеяла в его честь сюрприз — вечер. Был там
и Купер, и, как отмечает Скотт, «Шотландский и Американский львы
совместно владели полем». Думая сделать Вальтер Скотту приятное, Голицына
даже задрапировала русских в национальный костюм) его родины. Впро-
чем, внимание Скотта гораздо более привлекла на этом вечере францу-
1 Портрет М. А. Голицыной нам неизвестен.
2 Опровержение этой гипотезы и свод материалов о М. А. Голицыной
см. у П. Е. Щеголева, «Пушкин», т. II, ГИЗ, 1921, стр. 150—191.
3 Там же, стр. 152.
4 J. G. Lockhart, «Memo:rs of the Life of Sir Walter Scott», Bart, 1837,
vol. VI.
5 Аналогичные путешествия за море с целью повидать Вальтер Скотта пред-
принимались неоднократно. Так, например А. Пишо писал: «если б я возвра-
тился, не В1ИДя В. Скотта. . . мое путешествие было бы впустую». (Voyage
en Angleterre et en Ecosse, 1826, III, 215). Молодой русский студент —
В. Давыдов, отправленный учиться в Шотландию, вапоминал позже, что
«радовался выбору Эдинбурга не столько для изучения философии, сколько
тому, что в этом городе жил тогда Вальтер Скотт».
Вальтер Скотт. — Три письма
243
женка — Мадам де Буффлер. Ojh we очень-то любил светские улаживания
за собою и к нему в этом отношении могут быть применены его слова
об одном из его героев: «Я не оценю себя выше, даже если б в продол-
жение зимы меня сочли достойным разыгрывать роль льва в великой
столице. Не могу вскакивать, повертываться и выказывать все мои статьи
от косматой гривы до хвоста с кисточкой, «рычать как соловей», 1 и снова
ложиться, как дрессированное животное, и все это за дешевую цену —
чашку кофе и ломтик хлеба с маслом, тонкий как вафля.
Не имею вкуса к грубой лести, которую светская дама расточает своим'
показываемым монстрам, как попугай, которого она упитывает лаком-
ствами, чтобы заставить его говорить перед посторонними. Подобное
отличие меня не прельщает, и. как Сампсону в плену, мне лучше оста-
ваться— если выбирать одно из двух — всю мою жизнь у жернова, вра-
щая его из-за куска хлеба, чем служить игрушкой для филистимлян — дам
и ьельмож. Это не происходит от антипатии, настоящей или напускной,
к аристократии королевств; она на своем месте, а я — на своем». 2
ФАКСИМИЛЕ ПИСЬМА ВАЛЬТЕР СКОТТА
3.
Sir Walter Scott preferes to be in the City to morrow between'
eleven a. twelve o’clock and would be happy to find Mr Longman
1 См. «Сон в летнюю ночь» Шекспира.
2 The Bride of Lammermoor, Chapter 1.
15*
244
Вальтер Скотт. — Три письма
a. Mr. Rees in the Row as he wishes to see tham before coming
ex London for the North.
25 Pall Mall
Wednesday
Mess-res Longman a. C°
Pater Noster Row
St. Pauls
В переводе:
Сэр Вальтер Скотт предполагает быть в Сити завтра между
одиннадцатью и двенадцатью часами и будет рад найти г-на
Лонгмана и г-на Рис в Роу, так как он желает их видеть
до своего отъезда из Лондона на Север.
25 Пэл-Мэл.
Среда.
Эта деловая записка хранится в Публичной библиотеке Ленинграда.
.Поступила из собрания автографов П. Л. Вакселя (№ его собрания 401)
и представляет сложенный пополам лист бумаги желтоватого цвета' без
водяных знаков. Выла запечатана печатью Вальтер Скотта с гербом на чер-
ном сургуче. При вскрытии угол письма поврежден. На адресе красно-корич-
невый круглый штемпель: «7 Nierht- 15. No «26».
Адресатом записки является Томас Лонгман-сын (1771—1842)—глава
издательской фирмы Лонгманов, с 1 794 года соединившейся с Овеном) Ри-
сом (1770—1837) (Owen Rees in the Row). И Лонгман и Рис значатся как
издатели и 1К1Нигопродавцы |на ранних поэмах Вальтер Скотта. Именно, эта
лондонская фирма купила у него рукопись «Песни последнего Менестреля»
за 500 фунтов, позже издавала «Г. Меннеринга», «Монастырь».
Записка, видимо, датируется 15 ноября 1826 года. Именно в это время
Вальтер Скотт находился в Лондоне, живя на улице Пэл-Мэл (с 10
по 20 ноября).
ТЮТЧЕВ И О ТЮТЧЕВЕ
I
Что переводил Тютчев
(К вопросу о творчестве Тютчева-переводчика)
Переводы Тютчева до недавнего времени не привлекали к себе
должного внимания. Между тем, углубленное их изучение имеет
большое историко-литературное значение.
К Тютчеву в полной мере применим известный афоризм
Жуковского: переводчик-поэт — не раб, а соперник. Тютчев
никогда не был, как сказали бы теперь, переводчиком по про-
фессии. Он был прежде всего поэтом и, кроме того, Тют-
чевым. Труд постоянный, усидчивый труд переводчика,
был ему не по душе.
Но не то ли самое, что он всегда оставался поэтом, подска-
зывало ему многое, часто недоступное переводчику н е поэту?
Говоря словами Гейне, «самую букву подлинника, телесный
смысл может передать всякий, выучивший грамматику и запас-
шийся лексиконом (и, прибавим, знакомый с поэтикой, так как
у нас имеется в виду стихотворный перевод. — К. П.). Но не вся-
кому дано переводить дух». 1 Этот редкий дар выпал на долю
Тютчева.
Тем не менее, при исключительной порою близости к «духу»
подлинника, тютчевские переводы безошибочно выдают имя
переводчика. Стоит хотя бы вслушаться в самый стих. Чуткое
ухо, привыкшее к звукам тютчевской речи, распознает
ее в отрывках из «Фауста», в переводе шиллеровских «Поми-
нок» (в подлиннике — «Das Siegesfest»). Перед нами не только
перевод из Шиллера или Гете, но и произведение
Тютчева. Для нас он как бы второй автор, соперник настоя-
щего автора.
Предлагаемая работа не может дать исчерпывающей оценки
Тютчева-переводчика. Такая оценка возможна лишь после.
246
К. Пигарев. — Что переводил Тютчев
всестороннего и тщательного изучения всех его переводов.
Подробное их исследование распалось бы приблизительно
на три части: 1) место, занимаемое переводами в творче-
стве Тютчева, т. е. определение что переводил поэт
и почему он переводил то или иное произведение; 2) срав-
нение переводов с подлинниками с целью выяснения того,, как
переводил Тютчев; 3) сопоставление тютчевских переводов
с соответствующими русскими переводами; последнее показало
бы место Тютчева в ряду русских поэтов-переводчиков.
Подобный обзор, конечно, невозможен в рамках настоящей
статьи. Ее задача иная — разработать, насколько это позволяют
имеющиеся у нас данные, лишь первую из только что намечен-
ных тем: что и почему переводил Тютчев.
Следует при этом оговориться, что цель настоящего очерка—
вскрыть непосредственные причины, вызывавшие перевод,
те настроения, которыми объясняется его выбор, но не искать
корней этих тютчевских настроений. Бесспорна, например,
/острая тоска по чужбине, преследовавшая Тютчева, бесспорна
занимавшая его одно время тема всеобщего разрушения и рас-
пада, но каковы истоки и той и другой? Вопрос этот неиз-
бежно остановит внимание исследователя-социолога. 2 На этих
же страницах лишь устанавливается и по возможности осве-
щается самый факт, приводятся аналогии между самостоятель-
ными и переводными произведениями Тютчева, между его сти-
хами и письмами, дается как бы материал для его дальнейшей
обработки.
Среди тютчевских переводов прежде всего необходимо выде-
лить те, которые являются для нас, если так можно выра-
зиться, лишними страницами лирической исповеди Тютчева.
Эти переводы могут сопоставляться с целым кругом самостоя-
тельных стихотворений Тютчева. В чужом произведении нахо-
дил поэт отклики волнующих его дум и чувств — и в чужом
слышал свое. Он мог бы повторить, применительно к этим
своим переводам, слова Жуковского: «у меня все чужое и все
однако свое».
Нужно сказать, что этот цикл тютчевских переводов тесно
связан с другим: с переводами из только что прочитанных,
новых в то время произведений. Понятно, что, читая -какую-либо
только что вышедшую книгу, Тютчев останавливался как раз
на тех местах, которые совпадали с его собственным миросозер-
цанием или тогдашним настроением. Потому и переводы его
в частых случаях могут быть названы заметками во время чте-
ния 3 — в виде изложения или переработки прочитанного.
К. Пигарев. — Что переводил Тютчев	247
Так, например, в 1828 году появилась третья часть гейневских
«Путевых картин» («Reisebilder»), тотчас же по своем выходе
в свет запрещенная в Пруссии. В одном из своих писем Гейне
говорил о своем новом произведении: «В Мюнхене думают, что
я не буду уже больше выступать против дворянства, потому
что живу здесь (письмо относится ко времени путешествия
по Италии. — К. П.) в фойе знати и люблю прелестнейших ари-
стократок, равно как и любим ими. Но они ошибаются. Моя
любовь к человеческому равенству, моя ненависть к клерика-
лизму никогда не была сильнее, чем в настоящее время» ...4
Истинный смысл гейневской сатиры был понят теми, против
кого она была направлена.
Тютчев не мог не знать о книге Гейне и об ее судьбе. Ведь
он совсем незадолго до этого познакомился и сблизился
с Гейне. Конечно, Тютчев прочел один из первых новую книгу
своего недавнего мюнхенского собеседника. Мало того, она при-
влекла к себе его внимание как переводчика.
В этой книге есть одна глава (тридцатая), почти сплошь
посвященная мыслям о России. Видимо, Гейне в те годы интере-
совался ею и создал себе довольно своеобразное представление
о незнакомой ему стране.
Г. И. Чулков в своей статье «Тютчев и Гейне», изложив
вкратце общий смысл гейневских суждений о России, высказы-
вает предположение, что в них отозвались устные беседы его
с Тютчевым.6 Вряд ли тут можно усматривать влияние обрат-
ное; откуда у Гейне такое определенное представление О) России?
С этим соображением нельзя не согласиться. Многие мысли
Гейне близки к позднейшим рассуждениям Тютчева, а поли-
тическое мировоззрение последнего в основном сложилось еще
тогда, т. е. в бытность его за границей. На это указывают
хотя бы три его политических стихотворения: «25 декабря
1825» (1826), «Олегов щит» (1828—1829) и «Как дочь род-
ную на закланье...» (1831).6
Теперь у нас есть достаточно красноречивое свидетельство,
что посвященные России страницы «Reisebilder» привлекли
внимание Тютчева — не близостью ли с его собственным о ней
представлением? Он перевел целиком, но перевел стихами, всю
следующую (тридцать первую) главу, являющуюся поэтиче-
ским развитием той же мысли, что проходит и через всю три-
дцатую главу, — о грядущей свободе, залогом которой служат
якобы проводимые русским правительством либеральные идеи.
Читатели «Звеньев» имели уже случай ознакомиться с текстом
этого любопытного перевода — стихотворного переложения про-
248
К. Пигарев. — Что переводил Тютчев
заического подлинника. 7 Но не только своим скрытым полити-
ческим смыслом отрывок этот мог привлечь Тютчева. Особое
значение в его устах приобретают строки:
Не знаю я и не ищу предвидеть
Что мне готовит Муза! Лавр поэта
Почтит иль нет мой памятник надгробной?
Поэзия душе моей была
Младенчески-божественной игрушкой,
И суд чужой меня тревожил мало.
В этом переведенном им признании Гейне слышится как бы
голос самого Тютчева — отзвук его собственного признания:
«Мне всегда казалось крайне наивным толковать о стихах как
о чем-то существенном, особливо о своих собственных стихах». *
Для него главное было написать стихотворение или, как гово-
рит Аксаков, записать его. От Тютчева почти не сохранилось
черновиков. У него творческая работа происходила в голове,
бумага же служила лишь для записи уже созданного стихотво-
рения. А о дальнейшей судьбе написанного им в большинстве
случаев Тютчев заботился мало, по словам его жены, так же
мало, как и о своем родовом поместье Овстуге.9 Тютчев
не знал литературного труда и, если говорить образами,
то поэзия, действительно, была для него «младенчески-боже-
ственной игрушкой». К нему, по мнению биографа, 10 приме-
няются слова гетевского певца («Der Sanger»):
Ich singe wie der Vogel singt,
Der in den Zweigen wohnet;
Das Lied, das aus der Kehle dringt,
1st Lohn, der reichlich lohnet.
Тютчев как раз перевел эту балладу Гете. Приведенное чет-
веростишие в его передаче звучит так:
На божьей воле я пою,
Как птичка в поднебесье,
Не чая мзды за песнь свою.
Мне песнь сама — возмездье.
Итак, перевод из Гейне представляет для нас двоякий интерес:
во-первых, он указывает на то, что Тютчева привлекли свое-
образные страницы Гейне, видимо пришедшиеся ему по душе;
во-вторых, в заключительной своей части он дает нам всецело
автобиографическое признание Тютчева. По нему мы можем
судить о том, что свойственное зрелому Тютчеву отношение
к своему творчеству было присуще ему еще в молодые годы.
К, Пигарев. — Что переводил Тютчев
249
К этому же времени относятся два тютчевских перевода,
видимо, отражающих какие-то сложные переживания поэта
в исходе двадцатых и в начале тридцатых годов. Я разумею
прежде всего опять-таки перевод из Гейне, из появившейся
в 1827 году его «Книги песен» — «Закралась в сердце грусть —
и смутно . . .» («Buch der Lieder».—«Das Herz ist mir bedriickt und
sehnlich ... »). В этом стихотворении дана картина мирового
распада (Und jetzt ist alles wie verschoben, Das ist ein Dran-
gen, eine Noth!...—А нынче мир весь как распался. Все кверху
дном, все сбились с ног. . .), которому противопоставлена
«смутно» припомнившаяся поэту старина (Die Welt war damals
noch so wohnlich, Und ruhig lebten hin die Leut...—Тогда
все было так уютно. И люди жили как во сне . . .). И резким
противоречием этой «уютной» старине предстает поэту совре-
менность:
Und alles schaut so gramlich triibe,	Живут как нехотя на свете -
So krausverwirrt, und morsch, und kalt. . . Везде брюзга, везде раскол . . .
Та же тема всеобщего распада открывает собой лоугой тют-
чевский перевод того времени—«Запад, Норд и Юг в кру-
шеньи» — из гетевского «Западо-Восточного Дивана» («Hegi-
ге». «Nord und Siid und West zersplittern.. .>—«West-ostlicher
Divan»).
Две начальные строки этого стихотворения звучат так:
Nord und Slid und West zersplittern, Запад, Норд и Юг в крушенья,
Throne bersten, Reiche zittern ...	Троны, царства в разрушеньи . . .
Наконец, вспомним, что, видимо, сразу по выходе в свет вто-
рой части «Фауста» (1832) Тютчев перевел весь ее первый
акт, где та же тема проходит сквозь речи канцлера, воена-
чальника, казначея и кастеляна (сцена вторая, в императорском
дворце).111 Очевидно, тема эта в те годы занимала Тютчева.12
Но какой же выход намечался им из этого безнадежного
состояния всеобщего падения и разрушения? В переводе
из «Западо-Восточного Дивана» он, верный своему образцу,
поучает:
На Восток укройся дальной
Воздух пить патриархальной!. .
Там проникну. . . (говорит он)
До истоков потаенных
Первородных поколений, . .
Память праотцев святивших,
Иноземию претивших ... и т. д.
250
К. Пигарев. — Что переводил Тютчев
Если связыв'ать этот перевод — а это напрашивается само
собою — с переводом из Гейне, то там, на патриархальном
Востоке, думал поэт найти подобие оплаканной им «уютной»
старины. Это роднит Тютчева с романтиками.
Для Гейне единственное спасение представлялось в любви:
Und ware nicht das bischen Liebe,	He будь крохи любви в предмете,
So gab’es nirgends einen Halt.	Давно б из мира вон ушел.
Существенно отметить последний стих в переводе Тютчева.
То, что Гейне, может быть, только подразумевал, Тютчев выска-
зал вполне. Заключительные слова Гейне в дословном переводе
означают: не было бы никакой опоры. У Тютчева же раскрыто
самое следствие этого отсутствия опоры — уход из мира. Оче-
видно, один из жутких Близнецов, тайну о которых поведал
нам поэт впоследствии, уже тогда обворожал его своим обая-
ниям. А <в другом близнеце, в те дни еще не казавшемся ему
«ужасным», подобно Гейне, находил Тютчев поддержку.
Но поэту был ведом и иной путь ухода из мира. Может
быть, именно с теми переживаниями Тютчева, которые нашли
отражение в двух упомянутых переводах, следует связывать
тютчевский «уход в себя», «Silentium», «своего рода затворни-
чество в миру» как удачно выразился о нем один из современ-
ных историков литературы.13 Молодой Тютчев изложил то же
«житейское прарило», что и много лет спустя старик Тургенев:
«Хочешь быть спокойным? Знайся с людьми, но живи один . . .» 14
Когда читаешь тютчевский перевод второй песни арфиста
из «Ученических годов Вильгельма Мейстера» («WilhelmMeisters
Lehrjahre», кн. II, гл. 13) —«Кто хочет миру чуждым быть...»
(«Wer sich der Einsamkeit ergiebt...») — и доходишь до стихов :
Ja laszt mich meiner Qual!
Und kann ich nur einmal
Recht einsam sein,
Dann bin ich nicht allein.
то кажется, что эти слова
ведью Тютчева:
И мысли (и чувства)
Лишь жить в
себе
Так! что вам до меня!
Что вам беда моя!
Она лишь про мен я,—
С ней не расстанусь я!
проникнуты собственной запо-
. . . таи
и мечты свои...
самом умей...
В стихотворении «Душа моя — элизиум теней ...» выражена
как бы высшая ступень совершенства человека, избравшего
своим жизненным девизом «Silentium», человека, умеющего
«ж*ить в себе самом».
К. Пигарев, — Что переводил Тютчев
251
Итак, вот уже три тютчевских перевода (не считая одного
утраченного), соединенных внутренней связью как друг с дру-
гом, так и с самостоятельными стихотворениями Тютчева.
Несравненно более обширный цикл его самостоятельных
стихотворений и, кроме того, множество отрывков из писем
дают понятие о причинах, вызвавших перевод знаменитой песни
Миньоны «Ты знаешь край...»—• «Kennst du das Land...»
(«Ученические годы Вильгельма Мейстера», кн. II, гл. 1).
Песня Миньоны не была только «пробным камнем» для Тют-
чева-переводчика; 1о Тютчеву-поэту сродни был гетевский при-
зыв: Dahin! Dahin! (туда! туда!).
Околдованный «севером-чародеем», прикованный, как узник,
к его гранитам, он мечтал о каком-то «мимолетном духе», кото-
рый бы унес его
. . .скорей, скорее
Туда, туда, на теплый юг!
(«Глядел я, стоя над ‘Невой .. .». 1844)
Смотрел ли он на светящийся «во мгле морозного тумана»
купол Исаакия и белеющую «в мертвенном покое» Неву — ему
вспоминался пламенеющий на солнце «роскошной Генуи залив»
(«Глядел я, стоя над Невой. . .») ; видел ли вновь чьи-то очи,
чей-то «южный взгляд» — и «сновиденьем безобразным» скры-
вался «роковой» север, а воображение рисовало поэту иной —
«родимый край»:
Лавров стройных колебанье
Зыблет воздух голубой,
Моря тихое дыханье
Провевает летний зной.
Целый день на солнце зреет
Золотистый виноград . . .
(«Вновь твои я вижу очи . . .». 1848—1849)
Это ли не гетевский край
... wo die Citronen bliihn
Im dunkeln Laub die G о 1 d— orangen
gliihn,
Einsanfter Wind vom blauen
Himmel weht,
Die Myrte still und hoch der Lor-
beer steht. ..
. .. где мирт и л а в p растет,
Глубок и чист лазурный неба
свод,
Цветет лимон и апельсин златой,
Как жар горит под зеленью густой .. .
Видимо, Тютчев представлял себе Италию в1 красках Гете
и в образах Гете. Еще в конце двадцатых годов он перевел отры-
вок о Байроне из «Todtenkranze» («Венки мертвым») Цедлица.
252
Я. Пигарев. — Что переводил Тютчев
При этом, в описании странствий английского «барда», Тютчев
вставил отсутствующую в подлиннике строфу, посвященную
Италии. Восьмая, девятая и десятая строки этой строфы
читаются так:
Небесный дух сей край чудес обходит,
Высокий л а (В р и темный мирт колышет,
Под сводами чертогов светлых дышит...
Тут не только лавр и мирт, но и чертоги восходят
к гетевской Миньоне (ср. Kennst du das Haus? Auf Saule n
ruht sein Dach, Es glanzt derSaal, es schimmert
das Gemach...).
Но у Тютчева это стремление к Италии, «великолепной
Италии», где однажды зимой, под открытым небом, он собирал
камелии,16 превращалось порою вообще в стремление на
чужбину. «Je n’ai pas le heimweh, mais le herausweh»—
твердил он не раз.17
По своей культуре Тютчев был настоящим западником. Еще
Аксаков отмечал, что двадцать два года заграничной жизни
наложили на него неизгладимую печать. 18 И впоследствии он
всегда с неизменным сожалением расставался с «гнилым За-
падом», чтобы возвращаться «в столь многообещающую в буду-
о	19
щем грязь милои родины».
В 1846 году, перед посещением с детских лет не виденной
им родовой усадьбы своей — Овстуга, Тютчев писал жене:
«Ни одно из моих живых воспоминаний не соединено с эпохой,
когда я там был последний раз. Моя жизнь началась позже,
и все, что ей предшествовало, мне столь же чуждо, как канун
дня моего рождения».20 Тем же чувством проникнуто известное
стихотворение, написанное в Овстуге в 1849 году, и в особен-
ности заключительная его строфа:
Ах, нет! Не здесь, не этот край безлюдный
Был для души моей родимым краем ... и т. д.
(«Итак опять увиделся я с вами . . .»)
Несколько лет спустя, под влиянием 'воспоминаний о Мюн-
хене, Тютчев признавался: «... у меня сделалась настоящая тоска
по родине — только в обратном смысле». 21
Это была тоска по тому краю, куда некогда «Остерманов-
скою рукою» 22 забросила его судьба и где протекло «время
золотое» его жизни.
Этой любовью к чужбине и тоской по ней окрашены следую-
щие стихотворения поэта: «Давно ль, давно ль, о юг блажен-
К. Пигарев. — Что переводил Тютчев
253
ный. ..», «Глядел я, стоя над Невюй. . .», «Итак опять увиделся
я с вами. . .», «Вновь твои я вижу очи. . .», «Грустный вид
и грустный час...», «Родной ландшафт — под дымчатым
навесом. ..».
В двух последних стихотворениях, написанных осенью
1859 года на (возвратном пути из-за границы в-Петербург, прове-
дена антитеза между «родным ландшафтом» (здесь «родной»
уже не в переносном смысле) — «скудной природой» России —
и другим ландшафтом, которым он только что перед тем любо-
вался, он — не верящий теперь,
Что есть края, где радужные горы
В лазурные глядятся озера . . .
(«Родной ландшафт . . .»)
Эта антитеза с особенной яркостью проходит через все первое
стихотворение («Грустный вид. . .»), где ей способствует сложная
и своеобразная его строфика.
Тоска по чужбине особенно сильно преследовала Тютчева
в первую половину его петербургской жизни. В одном из своих
писем 1850 года к бар. К. фон Пфеффель жена поэта пишет, что
Тютчев не прочь был бы совсем покинуть свою отчизну, кото-
рую тем не менее он любит от всей души.23 Его перевод из
Гете — «Ты знаешь край ...» — относится, вероятно, к 1851 году;
таким образом в этом переводе скрыт несомненный автобио-
графический смысл. Верно, в то время особое значение заклю-
чалось для Тютчева в последних словах гетевской песни*. «Da-
hin! Dahin! Geht unser Weg...»
Предыдущие примеры показали, что ряд тютчевских перево-
дов и ряд самостоятельных его стихов навеяны общими
настроениями, нашедшими отражение, порою весьма яркое,
и во многих из его писем. Прямая задача настоящей работы,
как уже было сказано, — установить настроение, ко-
торое движет творчеством поэта. Конечно, раскрытие источника
настроения представляется необходимым, хотя и сопряжено
с некоторыми трудностями, поскольку может быть намечен це-
лый ряд одинаково убедительных на первый взгляд, но расхо-
дящихся друг с другом истоков того или иного настроения.
Чтобы критически разобраться во всех могущих возникнуть
предположениях, придется проделать существенную работу
по изучению необнародованных до сих пор тютчевских мате-
риалов. А их найдется не мало . . .
Однако есть один перевод Тютчева, позволяющий уже сей-
час судить о тех причинах, которые обусловили его выбор.
254
К. Пигарев. — Что переводил Тютчев
Это—перевод известного итальянского четверостишия Микель-
Анджело— ответа на эпиграмму Джованни Строцци: последний
подписал ее под одним из лучших творений «создателя Вати-
кана» — статуей «Н о ч ь» на гробнице Юлиана Медичи. Ответ
Микель-Анджело в подлиннике звучит так:
Grato m’e sonno е pui I’esser di sasso,
Mentre che 1 danno e la vergogna dura
Non veder, non sentir m’e gran ventura,
Pero, non mi destar; deh! parla basso.
Текст тютчевского перевода таков:
Отрадно спать — отрадней камнем быть.
О, в этот век преступный и постыдный
Не жить, не чувствовать—удел завидный.
Прошу: молчи — не смей меня будить.
Перевод четверостишия Микель-Анджело — не только пре-
красный образец тютчевского перевода, но в то же время одна
из наиболее значительных поэтических исповедей поэта.
Спрашивается, что побудило» Тютчева перевести столь мрач-
ное признание? Нашел ли поэт в этом вздохе итальянского
гения отклик своих собственных чувств?
В издании 1868 года24 четверостишие датировано 1 8 5 5 го-
дом. Кровавыми письменами отмечен тысяча восемьсот пятьде-
сят пятый год на скрижалях истории. Роковым он был и для
поэта... Тютчев издалека внимал дальним раскатам севастополь-
ского грома, в «бреде пророческих духов» провидел грядущие
судьбы России («1856 год») 25 и в карканьи «вещих» птиц —
«кровь. . . Севастопольских вестей» («Вот от моря и до моря. ..»).
Для него севастопольская драма была тяжелым ударом, уда-
ром прежде всего его политическим мечтаниям, его вере в вы-
сокое призвание России, которого не сознала и не выполнила
николаевская Россия.
Чтобы проследить постепенное изменение в тогдашних поли-
тических суждениях Тютчева, достаточно просмотреть его
письма к жене за 1853—1855 годы. Так, например, еще весной
1854 года он писал: «... дело идет о решительной борьбе между
всем Западом и Россией. Очень возможно, что при этом
погибнет последняя, но если даже этого не случится (si par
hasard се n’etait pas e 11 e), то победительницей в этой борьбе
окажется уже не Россия, а Великая Держава: Великая Греко-
Российская Восточная Империя».26 Но очень скоро в письмах
Тютчева начинает звучать разочарование. Русское правитель-
ство не понимает национальных задач России. После одного
К. Пигарев. — Что переводил Тютчев
255
разговора о направлении умов в министерстве у Тютчева
вырываются слова: «. . . вся эта нелепость, подлость и глупость,
все это удручает, удручает сильнее, чем может выразить язык
человеческий...» И далее: «... мы накануне сдачи (a la veille de
□apituler). Ты, которая знаешь, какое важное значение я придаю
этим вопросам, а также убеждения и верования, нераздельные
с моим существом, ты сможешь понять все, что я испытываю
лишь при одной мысли, что такое несчастие может совер-
шиться . ..» 27
В письмах 1855 года — те же ноты раздражения и гнева.
«Целая империя, целый мир рушится и гибнет под бременем
о Q
глупости нескольких дураков».
Нужно, однако, сказать, что севастопольская катастрофа,
разбив веру Тютчева в то, что восточный вопрос будет разре-
шен на его глазах, не уничтожила, повидимому, убеждения
в его победный исход. Но все же разочарование было пережито
и пережито тяжело. Все царствование Николая I предстало
поэту, как н е служение России, как служение одной лишь
«суете» ее властителя («Не 'богу ты служил и не России»).
Приведенные цитаты с достаточной ясностью обрисовывают
настроение Тютчева в течение столь волновавшей его Крымской
кампании. И в эти-то «роковые дни» Тютчев прочел или при-
помнил старинное итальянское четверостишие. В то время,
когда, как ему казалось, рушится целый мир, • на который
он возлагал такие надежды, Тютчев, «жадный зритель» «высо-
ких зрелищ» — исторических катастроф, сам лично испытывал
то же чувство, то же настроение, что и несколько столетий
до него Микель-Анджело. И это совпадение побуждает Тютчева
выразить волнующие его думы не в самостоятельном стихотво-
рении, а в переводе близкого ему чужого признания.
И он переводит его.
Нами рассмотрены наиболее значительные с интересующей
нас точки зрения переводы Тютчева. Количество примеров
могло бы быть намного увеличено, но в этом не представляется
надобности. Приведенные образцы показали, мне кажется, воз-
можность постановки вопроса: что и почему переводил
Тютчев. Конечно, не ко всем его переводам применим настоя-
щий прием исследования. Из пятидесяти примерно (включая
четыре-пять переводов из неизвестных источников) тютчевских
переводов половина, правда, повторяет и развивает уже извест-
ные нам темы и настроения Тютчева. Всегда восторженный
певец природы, стремившийся слиться с ее жизнью, «во глу-
бину груди ее проникнуть», — Тютчев весь сказался в переве-
256
К. Пигарев. — Что переводил Тютчев
денном им монологе Фауста из сцены «Лес и пещера» («Wald und
НбЫе»— «Faust», I): «Державный дух! ты дал мне, дал мне все...»
(Erhabner Geist, du gabst mir, gabst mir alles...).29 Тютчев,
томящийся сознанием своего бессилия перед природой, своего
разлада с нею — несмотря на присущее ему «ввыспрь и вдаль
стремление» — нашел себя в другом монологе Фауста из сцены
«У ворот» («Vor dem Thor»—«Faust», 1); «Зачем губить в унынии
пустом ...» ( О gliicklich wer noch hoffen капп...»). Для молодого
Тютчева, попавшего в Германию в самый разгар романтизма, —
он сам говорил, что прибыл туда под звуки «Волшебного
стрелка», — понятны переводы таких песен Гете, как «Привет-
ствие духа» («Geistesgrusz») и «Был царь, как мало их ныне. ..»
(«Es war ein Konig in Thule...» — «Faust», I). Перевод из Виктора
Гюго — монолог дон Карлоса из драмы «Эрнани» («Hernani»,
акт IV, сцена II — «Великий Карл, прости.. .» — « Charlemagne,
pardon!..») — указывает на то, что уже в 1830 году Тютчева
занимали столь волновавшие его впоследствии отношения между
папством и империей. Для Тютчева-старика, стоящего на своей
«роковой очереди», но попрежнему «любящего любовь» 29 — зна-
менательны переводы из Гейне «Если смерть есть ночь, если
жизнь есть день...» («Der Tod, Das ist die kiihle Nacht...» —
«Buch der Lieder. Die Heimkehr») и из Гете «Радость и горе в
живом ynoeHbH...»(«Freudvoll und leidvoll...»—«Egmont», акт III,
сцена 2). «Пестрый день» — жизнь — «умаял» поэта, и голова
его клонится «ко сну» — смерти. Но где-то, «сквозь немую
тьму», «незримый хор о любви гремит» (перевод из Гейне).
И, оглядываясь на прожитую жизнь, он говорит вместе с Гете:
«Жизни блаженство в одной лишь любви»
(Gliicklich allein ist die Seele, die liebt).
Но, кроме таких переводов, которые отдельными страницами
вплетаются в обширную и многообразную лирическую повесть
Тютчева о самом себе, среди его переводов имеются и иные.
Это — стихотворения, переведенные ради перевода.
Возьмем, например, самое первое печатное произведение
Тютчева «Послание Горация к Меценату». Вот про него с пол-
ным правом можно сказать, что это — «пробный камень». Или,
еще, перевод из Шиллера «Фортуна и мудрость» («Das Gluck
und die Weisheit»), сделанный для гербелевского издания сочи-
нений Шиллера. 30
В частых случаях это — опять-таки записи прочитанного; мы
снова застаем Тютчева в часы чтения и в то же время
в минуты творчества. Но тут уже труднее отгадать
мотивы, вызывавшие перевод именно этого, а не иного произ-
К. Пигарев. — Что переводил Тютчев
257
ведения. Поражала ли Тютчева острота мысли, своеобразие
или красота образа, особенности ли ритма? Как бы то ни было,
но большинство тютчевских переводов этого разряда, судя
по времени их написания, извлечено из только что появившихся
произведений. Таковы: перевод элегии Ламартина «Одиноче-
ство» («L’isolement» — «Meditations poetiques» 1820), переводы
из «Книги Песен» («Buch der Lieder» 1827) Гейне, недошедший
до нас перевод из второй части «Фауста» 31 («Faust» II, 1832),
перевод из «Французских дел» («branzosische Zustande», 1832)
Гейне. На последнем переводе следует остановиться подробнее.
Книга Гейне появилась в 1832 году в Париже, где обитал уже
тогда этот «беглец родного края», говоря словами Тютчева
о другом беглеце — Байроне. На одной из страниц этой книги
имеется следующая поэтически образная характеристика Напо-
леона. Речь идет о Лафайете: «Freilich I er ist kein Genie, wie
Napoleon war, in dessen Haupte die Adler der Begeisterung hor-
steten, wahrend in seinem Herzen die Schlangen des Kalkuls
sich ringelten •. 32
Тютчеву принадлежит следующее восьмистишие, где те же
образы Гейне получили самостоятельное развитие и новое
звучание, — последнее не потому только, что немецкая проза
переложена в русский стих. Если мысль этого стихотворе-
ния — гейневская, то слово — тютчевское.
Два Демона ему служили,
Две Силы дивно <в нем срослись:
В Его (главе Орлы парили,
В Его груди Змии вились —
Широко-крылых вдохновений
Орлиной дерзостной полёт —
Но в самом буйстве дерзновений
Змииной мудрости ращёт.
(Текст автографа семейного архива Тютчевых).
Стихотворение это было послано поэтом весной 1836 года
вместе*с целой связкой других его рукописей кн. И. С. Гага-,
рину, находившемуся в то время в Петербурге. Судьба этих
рукописей известна. Они были сообщены Пушкину, и часть их
была напечатана в его «Современнике».
Стихотворение «Два демона ему служили. . .» также предна-
значалось к печати, но не было разрешено цензурой «за неяс-
ностью мысли автора, которая может вести к толкам весьма
неопределенным». 33
В сохранившейся тютчевской рукописи, текст которой приве-
ден выше, нет ни заглавия, ни обозначения того, что стихотво-
17 «Звенья» № 3
258
К. Пигарев. — Что переводил Тютчев
рение заимствовано из Гейне. Без этого же, конечно, оно могло
показаться тогдашнему цензору подозрительным и неясным.34
На цензурном запрещении не оканчивается судьба этого
тютчевского наброска. Поэт вспомнил о нем почти через десять
лет и включил его в написанное им в 1841 году стихотворение
«Наполеон» («Сын революции! ты с матерью ужасной...»).
Так отрывочное переложение прочитанного послужило поэту
материалом для нового, совершенно уже самостоятельного сти-
хотворения, проникнутого оригинальною философско-политиче-
скою мыслью.
Подобный пример не единичен у Тютчева. С. его космической
лирикой неразрывно связан восторженный гимн красоте зла —
«Mal’aria»:
Люблю сей божий гнев! Люблю сие, незримо
Во всем разлитое таинственное зло ... и т. д.
Между тем, это чисто-тютчевское стихотворение, как показал
Н. О. Лернер,36 также навеяно чтением. На этот раз перед
глазами поэта был роман г-жи Сталь «Коринна или Италия»
(«Corinne ou Tltalie ), появившийся в начале восьмисотых годов.
Но в данном случае Тютчев не просто записал чужие рас-
суждения о пропитанных отравой окрестностях Рима, но твор-
чески их переработал. Его «Mal’aria» отнюдь не перевод, по-
добный, например, отрывку из гейневских «Путевых картин» или
даже стихотворению «Два Демона ему служили . . .». Если же
расширять понятие перевода, то «Mal’aria» войдет в группу
таких переводных произведений Тютчева, которые могут быть
названы вариациями на чужие темы.36 У Тютчева их несколько:
«Саконтала» (ср. Sakoniala» Гете), «Колумб» (ср. Columbus»
Шиллера), «Из края в край, из града «в град.. .» (ср. «Es treibt
dich fort von Ort zu Ort...» Гейне — «In der Fremde»),
может быть, «Странник» (ср. «Der frohe Wandersmann» Эйхен-
дорфа).37 Сравнение их с подлинниками доказывает, что Тют-
чев далеко не рабски следовал своему образцу. На этих'перево-
дах лежит печать его творческой руки. И если в предлагаемой
статье была сделана попытка вскоыть одну из сторон творче-
ства Тютчева-переводчика: определить, что и почему пере-
водил Тютчев, то сравнение его переводов (в том числе и
стихов на чужие темы) с подлинниками должно со временем
показать, как он переводил.
Кирилл Пигарев
К. Пигарев, — Что переводил Тютчев
259
1	Полное собрание сочинений Генриха Гейне. Приложение к журн-
«Нива» 1904, т. IV, стр. 403.
2	Настоящая работа, предназначавшаяся для неосуществленного сборника
«Тютчев и его время», была уже написана, когда в «Новом мире» (1931,
кн. 6, стр. 162—174) появилась статья Д. Д. Благого «Социология твор-
чества Тютчева». Для своих социологических выводов исследователь ши-
роко пользуется примерами, извлеченными из тютчевских переводов.
3	Ю. Н. Тынянов назвал переводы Тютчева «стихотворными заметками'
по поводу прочитанного».— «Архаисты и новаторы», Л. 1929, стр. 365.
4	Цитируется по биографическому очерку Гейне, написанному П. И. Вейн-
бергом. Сочинения Гейне. Приложение к журн. «Нива» 1904, т. ' I,.
стр. 64—65.
5	Журн. «Искусство» 1923, № 1, стр. 362—364. К подобному же вы-
воду приходит и Ю. Н. Тынянов в статье «Тютчев и Гейне».— «Архаисты
и новаторы», Л. 1929, стр. 389.
6	Любопытно, что в 1836 году, Bio время своего пребывания в России,
после одного долгого спора в кругу славянофилов, мюнхенский друг
Тютчева, кн. И. С. Гагарин, воскликнул, обращаясь к Ю. Ф. Самарину:.
«Мне кажется, что я слышу Тютчева! Несчастный, он с головой уйдет
в эти нелепости!» (неизданное письмо Ю. Ф. Самарина к И. С. Аксакову
от 22 июля 1873 года — по копии Мурановского архива). Очевидно, Гагарину
были хорошо известны тогдашние политические убеждения Тютчева. Сам
Гагарин им никогда не сочувствовал.
7	См. К. Пигарев, «Новооткрытые тексты Тютчева». «Звенья», кн. 2„
стр. 275.
8	«Русская мысль» 1915, XI, стр. 129.
9	Неизданное письмо Э. Ф. Тютчевой к брату, бар. К. фон Пфеффель,
от 13/25 июля 1849 г. Мурановский архив.
10	И. С. Аксаков. «Биография Ф. И. Тютчева», М. 1886, стр. 83—84.
14	Перевод Тютчева до нас не дошел. Он был случайно сожжен самим
поэтом в конце 1833 или в начале 1834 года. См. «Русский архив» 1879,,.
№ 5, стр. 122.
12	Если бы все стихотворения Тютчева, объединенные этой общей темой,,
относились к началу тридцатых годов, то можно было бы связывать их.
с тем потрясением, которое испытал поэт под влиянием июльской рево-
люции 1830 года. «Поэт, современник «революционной эры», в которую,,
по его представлениям, вступил, начиная с июльской революции 1830 года,,
весь европейский мир, остро переживал распад, гибель старого феодально-
аристократического уклада. Он ощущал себя человеком «заката», которого1
застала в пути «тьма»,— «ночь» разрушающейся, падающей культуры...»
(Д. Благой. «Социология творчества Тютчева». «Новый мир» 1931,-
кн. 6, стр. 166). Однако вероятнее, что два первых перевода относятся
к концу двадцатых годов. Возможно, что Тютчев, независимо от июльского,-
взрыва, предвидел обреченность старого мира» а революция 1830 года была:
в его глазах первой миной, подведенной под ее основы.
13	Д. Благой, «Читатель Тютчева —Лев Толстой». —Тютчевский
альманах «Урания», Л. 1928, стр. 252.
14	См. его «Неизданные стихотворения в прозе»—< Nouveaux poemes en.
prose. Texte russe publie par Andre Mazon. Traduction de Charles Solomon».
Paris 1930, p. 76.
15	Посылая свой перевод «Миньоны» Н. В. Сушкову, Тютчев, писал ему:
«Романс из Гете несколько раз переведен был у нас, но так как эта пьеса
из числа тех, которые почти обратились в литературную поговорку, то
17
260
К. Пигарев. ,— Что переводил Тютчев
она навсегда останется пробным камнем для охотников» (Письмо от 27 ок-
тября 1851 года. — «Мурановский сборник», в. I, 1928, стр. 67).
16	Неизданное письмо к родителям от 6/1 8 декабря 1 840 года из Мюнхена
(пр?ф|ранцузски). Мурановский архив. Тютчев вспоминает (свое пребывание
в Генуе зимой 1837 года. См. его стихотворение: «Так здесь то суждено
нам было ...»
17	Перевод: «У меня не тоска по родине, а тоска по чужбине». — «Тютче-
виана. Эпиграммы, афоризмы и остроты Ф. И. Тютчева», М., «Костры»,
1922, стр. 21.
18	См. «Биография Ф. И. Тютчева», М. 1886, стр. 54.
19	Письмо к жене Э. Ф. Тютчевой от 2/14 сентября 1853 года из Вар-
шавы (по-французски).— «Старина и новизна», кн. XXIII, 1914, стр. 51.
20	Письмо от 20 августа 1846 года из Москвы (по-французски). - 1b.,
стр. 4.
21	Письмо к жене ют 9 сентября 1856 года ив Москвы (по-французски).
Ib., * кн. XIX, стр. 1 22.
22	Неизданное письмо к родителям, октябрь 1 840 года, ив Мюнхена (Мура-
новский архив). Тютчев первый раз уехал за границу вместе со своим род-
ственником гр. А. И. Остерманом-Толстым.
33	Неизданное письмо от 19/31 января 1850 года. Мурановский архив.
24	«Стихотворения Ф. Тютчева», М. 1868, CXXIV.
25	Стихотворение это до сих пор было известно под заглавием «На но-
вый 1855 год». Так его напечатал в первый раз П. И. Бартенов
на столбцах «Русского архива» (1867, № 12, стлб. 1638). Однако
в /Рукописном отделе Государственной публичной библиотеки имени
М. Е. Салтыкова-Щедрина в Ленинграде, в альбоме Г. П. Данилевского
(лист 21), имеется автограф этого стихотворения с заглавием «1856 год».
На несомненную связь этого стихотворения с модным в то время «столо-
верчением», которым очень увлекался и сам Тютчев, указывают следующие
строки, предпосланные стихам и обращенные к Данилевскому: «С.-Петер-
бург. 31 Декабря 1855. — Вы спрашиваете, милый поэт мой* нет ли
у меня мысли о наступающем годе?.. У меня собственно — никакой.
Назвать вам мысль — чужая. Чья же именно? . . Это довольно трудно
объяснить, да и не нужно». Понятно теперь, к кому относится таинствен-
ное обращение в стихах на новый год — «Я не свое тебе открою...»
26	Письмо от 1/13 апреля 1854 года из Петербурга (по-французски; слова
после двоеточия — по-русски).—«Старина и новизна», кн. XIX,, стр. 73.
27	Письмо от 9 июня 1854 года из Москвы (по-французски). —Ib., стр. 78.
29	Письмо от 6 июня 1855 г. (по-французски) — Ib. стр. 96.
29	Г. Ч у лк о в. «Любовь в жизни и в лирике Ф. И. Тютчева». — «Тют-
чевский сборник». П., «Былое» 1923, стр. 5.
39	«Лирические стихотворения Шиллера в переводах русских поэтов»
СПБ. 1857, т. II, стр. 247—248. Ср. примеч. П. В. Быкова к этому пере-
воду в 6-м изд. сочинений Тютчева, изд. Маркса, стр. 648.
31	Кажется, еще нигде не была отмечена возможная связь тютчевского
«Полдня» с хором нимф из I акта II части «Фауста» (сцена Маскарада).
Правда, здесь ни в коей мере не приходится говорить о переводе, а лишь
об «отталкивании», может быть, подсознательном. Приведу соответствую-
щие строки из Гете параллельно с переводом Фета:
Auch kommt er ап!	Идет! Призван!
Dass All der Welt	Весь мир вместил,
Wird vorgestellt	Изобразил
> Im groszen Pan...	Великий Пан...
К. Пигарев. Что переводил Тютчев
261
Auch unter’m blauen Wblbedach
Verchielt er sich bestandig wach ;
Doch riseln ihm die Bache zu,
Und Liiftlein wiegen ihn mild in Ruh!
Und wenn er zu Mittage schlaft,
bich nicht das Blatt am Zweige regt;
Gesui.der Pflanzen Balsamdufc
Erfiillt die schweigsam stille Luft;
Die N^mphe darf nicht munter sein,
Und wo sie stand, da schlaft sie ein.
Он и под сводом голубым
Бессонным сторожем ночным:
Но с ветерком ручей порой
Нашепчут и ему покой.
И если в полдень* он заснет,
На ветке листик не дрогнет,
Стихает воздух, травы спят,
Целебный дышит аромат;
Резвиться нимфа устает,
А где стояла, там заснет.
(Перевод Фета цитируется ио марксовскому изданию «Фауста», СПБ
1899, в. 6, стр. 39—40). Эта картина всеобщего покоя, навеянного пол
дневным зноем, напоминает ту же картину, хотя и выраженную в не
сколько иных образах, в стихотворении Тютчева:
Лениво дышит полдень мглистой,
Лениво катится река —
В лазури пламенной и чистой
Лениво тают облака.
И всю природу, как туман,
Дремота жаркая объемлет—
И сам теперь великий Пан
В пещере Нимф покойно дремлет.
(Цитируется по одному из автографов семейного архива Тютчевых).
Пусть Тютчев и Гете пользуются не одними образами: «дремота жар-
кая», пропитывающая их строки, — едина; един и «великий Пан» —das All
der Welt.
32	Перевод: «Конечно, он не гений, каким был Наполеон, у которого
в полове гнездились орлы вдохновения, .между тем как в се|рдце извива-
лись змеи расчета». — Сочинения Гейне. Приложение к «Ниве», т. IV,
стр. 37. На совпадение этого отрывка с приводимым далее стихотворением
Тютчева указывал Ю. Н. Тынянов в своей статье «Тютчев и Гейне»
(перепечатана в его книге «Архаисты и новаторы», Л., «Прибой», 1929,
стр. 390—391).
33	Письмо А. Л. Крылова к А. С. Пушкину от 28 июля 1836 г., «Пере-
писка Пушкина», изд. Академии Наук, т. III, СПБ. 1911, стр. {354;
см. также «Временник Пушкинского Дома», 1914, стр. 15.
34	Рукопись эта была прислана И. С. Гагариным вместе с другими авто-
графами Т ютчева И. С. Аксакову в 1870-х годах. Текст ее, за исключением
некоторых особенностей правописания, совпадает с копией, находившейся
в цензурном комитете и опубликованной в «Временнике Пушкинского
Дома».
35	К сожалению, интересная его заметка об этом напечатана в малодо-
ступной теперь газете «Жизнь искусства» (1919, 25 января, № 65). ’
36	Понятно, что в эту группу не включаются стихотворения, являющиеся
только «отталкиваниями» от иностранных образцов. Примеры последних
см., напр., в статье Н. Суриной «Тютчев и Ламартин» в сборнике «Поэтика»
(Временник Отдела словесных искусств Госуд. Ин-та истории искусств, III,
Л. «Academia^, 1927, стр. 148—167). Вообще проблема литератур-
ности тютчевского творчества еще недостаточно разработана. А между
тем, у Тютчева, чаще чем у кого бы то ни было, мы можем проследить
своеобразное сочетание непосредственности восприятия с подсознатель-
ностью припоминания (reminiscences). Так, непосредственные путевые
впечатления — по мере того, как «бор глубокий» становится «черней и
чаще» — заставляют его взглянуть на «хмурую ночь» сквозь кристалл.
262
О. Пигарева. — Ир семейной жирни Ф. И. Тютчева
гетевского стиха, увидеть ее так же, как когда-то увидел ее Гете («Ночь
хмурая, как зверь стоокий, Глядит из каждого куста». — Ср. у Гете,
«tyillkommen und Abschied;» < ..Einsternisz aus dem Gestrauche Mit fundert
schwarzen Augen sah . . . »). Упорный тютчевский образ — месяц днем,
как «облак тощий»,—-встречается у Гейне в той самой главе «Reisebil-
der», которую перевел 1 ютчев. В двух самостоятельных стихотворениях
Тютчев пользуется этим образом для совершенно различных сравнений,
ню оба эти стихотворения написаны одновременно, в конце 1820-х годов, и
относятся,, следовательно, к тому же времени, что и перевод гейневских
размышлений о «бедном месяце», исчезающем перед лучезарным лицом
солнца. При этом поразителен общий обоим поэтам импрессионизм вос-
приятия («Смотри, как днем туманисто-бело. Чуть брезжит в небе месяц
светозарный. Наступит ночь и в чистое стекло Вольет елей душистый
и янтарный». — «В толпе людей...». Ср. у Гейне: «... under verschwand
wie duftiger Nebel»). 1 акое же импрессионистическое значение имеет
выражение Тютчева «поют деревья» в стихотворении «Сияет солнце,
воды блещут. . .»). И оказывается, что в таком же смысле употребил
его — раньше Тютчева — Гейне (ср. «Kunstberichte aus Paris*. —< Uber die
franzosische Biihne», письмо 10-e: «... singen die Baume noch immer so schon im
Mond^chein». Конечно поют сами деревья, а не птицы, укрывающиеся
в листве. — Указанием этим я обязан И. Р. Эйгесу).
37	Предположение, высказанное Д. С. Дарским. — Чудесные вымыслы.
О космическом сознании в лирике Тютчева». М. 1914, стр. 73.
II
Из семейной жизни Ф. И. Тютчева
1832-1838
(По неизданным материалам) 1
5 марта 1826 года в Мюнхене двадцати двухлетний Ф. И. Тют-
чев женился на вдове Элеоноре Федоровне Петерсон, рожденной
графине Ботмер (р. 13 октября 1801). Элеонора Федоровна
происходила из старинного баварского рода Ботмер и Ганштейн;
вступив с нею в брак, Тютчев «породнился разом с двумя
старинными аристократическими фамилиями Баварии и попал
в целый сонм немцев родственников».2 Гостиная Тютчевых
сделалась «сборным местом» всего образованного и талантли-
вого общества Мюнхена. Генрих Гейне, с 1828 года близко со-
1 В» основу настоящего очерка легли неизданные материалы архива Му-
рановского музея имени Ф. И. Тютчева, главным образом письма первой
жены поэта, Элеоноры Федоровны Тютчевой, к деверю, Николаю Ивановичу
Тютчеву, за 1832—1837 гг. и родителям мужа за 1836—1838 гг.9 а также
некоторые письма самого поэта к родителям. В'се письма Элеоноры Федо-
ровны написаны на французском языке и даны в русском переводе.
2 И. С. Аксаков, «Биография Ф. И. Тютчева», Москва 1886, стр. 24.
О. Пигарева. — И? семейной жи?ни Ф. И. Тютчева
263
шедшийся с Федором Ивановичем, называл его своим лучшим
мюнхенском другом, а гостиную Тютчевых он прозвал «сладост-
ным оазисом».
Гейне в это время увлекался сестрой Элеоноры Федоровны
Клотильдой Ботмер, 1 но это не мешало ему (восторгаться
и самой Тютчевой «и называть ее «неизменно прелестной». 2
К сожалению, сохранилось очень мало сведений об этой
самоотверженной женщине. Письма ее к деверю 3 и к родителям
мужа 4 — единственный источник для ознакомления с характе-
ром Тютчевой и с ее отношением к мужу. Судя по письмам,
натура нежная, любящая, впечатлительная, очень чуткая
и обаятельная, Э. Ф. при полном отсутствии хозяйственности
оказалась главой семьи. Страстная любовь к мужу, еще менее
практичному, чем она, заставила Э. Ф. заботиться о нем если
не больше, то и не меньше, чем о детях. При постоянном
недостатке денег ей приходилось прибегать к экономии,
но неумение вести хозяйство мешало и тут. Денег недоставало,
а долги возрастали с каждым годом.
Самым естественным Э. Ф. считала прибегнуть к помощи
родителей мужа, но Ф. И. был против этого. Тогда, в трудную
минуту жизни, она решилась обратиться за помощью к деверю
Николаю Ивановичу Тютчеву. В письмах к нему среди многих
остроумных замечаний о стесненном положении семьи Э. Ф.
роняла ясные намеки о необходимости денежной поддержки.
Но не только в денежных делах обращалась она к Н. И.
В часы, когда на Тютчева нападала унаследованная от матери
тоска, отвращение ко всему и к себе особенно, когда его
начинала мучить какая-нибудь мысль, называемая им • idee fixe»,
Э. Ф. опять искала помощи у деверя, умоляя его приехать
к ним или письмом успокоить Ф. И.
Отношение Н. И. к брату и Э. Ф. напоминало любовь отца
к детям. Понимая всю неприспособленность Ф. И. к жизни,
он всячески старался помочь ему, в письмах прося рассказать
о его материальном положении. Но на свои письма он часто
не получал ответа: Ф. И. был ленив на переписку и, кроме
того, по меткому выражению Э. Ф.» часто бывал «очень
1 Гр. Клотильда Ботмер, в замужестве бар. фон Мальтиц (1809—1882).
2 В. Я. Брюсов, «Ф. И. Тютчев. Летопись его жизни». «Русский
архив», 1903. № 11, стр. 491.
3 Николай Иванович Тютчев (1801—1870).
4 Екатерина Львовна Тютчева, рожд. Толстая (1776—1866), и Иван
Николаевич Тютчев (1776—1846).
264
О. Писарева. — Ир семейной жи?ни Ф. И. Тютчева
занят ничего не деланием». Поэтому всю деловую переписку
с Н. И. взяла на себя Э. Ф. Письма ее подробно касаются
материального положения семьи и дают описание мюнхенской
жизни Тютчевых.
В июне 1832 года в русском дипломатическом корпусе в Мюн-
хене, где с 1822 года служил Ф. И. Тютчев, намечались значи-
тельные перемены. Русский посланник, Иван Алексеевич
Потемкин (1778—1850), переводился в Гаагу, а на его место
назначался кн. Григорий Иванович Гагарин (1782—1837).
«Несмотря на все хорошее, что говорят о Гагарине, он ни-
когда не заменит для меня Потемкина», — сообщает Ф. И.
брату.1
Из письма Э. Ф. к Н. И. Тютчеву от 1 июня 1832 года мы
узнаем, что Потемкин написал гр. Нессельроде, 2 сообщая ему,
что подобное назначение его не устраивает. Э. Ф. высказывает
опасение, что, несмотря на это, Потемкину не удастся отклонить
новое назначение. Предположение Э. Ф. сбылось. Письмо
к Нессельроде не имело желанного действия, ив июне 1833 года
Потемкин покинул Мюнхен.
В связи с назначением Гагарина Тютчевы переживали много
беспокойств. В письме к Н. И. Тютчеву от 13 июня 1833 года
Э. Ф. пишет о тревогах мужа и просит деверя успокоить его:
«Понимаете ли вы, что случилось? Нет . . . Это начало конца . ..
Это приезд Гагарина и отъезд славного Потемкина, столкно-
вение прощальных слез с чувством стесненности в новопри-
бывших, лица, взаимно изучающие окружающих и стесняющиеся
друг перед другом, нетерпеливое ожидание, нечто неопреде-
ленное, бесформенное, неясное, выжидательное — все это удру-
чает, как кошмар. Вы знаете Теодора и я прошу вас притти
мне на помощь . . . Вы один можете повлиять на эту безрассуд-
ную голову. Чувствуя себя в эти минуты слишком слабой,
одинокой и впечатлительной, я поддаюсь этому нравственному
унынию (decouragement moral); я сознаю тысячу и одно пре-
увеличение, которые он себе создает, но у меня не хватает
сил сопротивляться его дурному расположению духа, его
удрученности. Вы видите, к чему это может нас привести.
Впрочем, по правде говоря, здесь нет ничего ужасного; никто
1 Приписка к письму Элеоноры Федоровны от 1 июня 1832 г. Перевод
с французского. Мурановский архив.
2 Гр. Карл Васильевич Нессельроде (1780—1860), русский министр ино-
странных дел, с 1844 г. государственный канцлер.
О. Пигарева. — Ир семейной жирни Ф. И. Тютчева
-265
не мог надеяться на второй экземпляр Потемкина, мне
кажется, что второго и нет в России».
В приводимом письме Э. Ф. дает характеристику Г. И. Га-
гарина и рисует взаимоотношения его с Ф. И.: «Гагарин
здесь только третий день, поэтому невозможно сказать что-
либо об его характере, но правда, в нем есть что-то сухое,
холодное, что особенно дает себя чувствовать при сношении
с ним; в этом сказывается петербургский тип — этого довольно.
Вам известен характер вашего брата, и я боюсь, что такое пове-
дение (Гагарина. — О. П.) осложнит их отношения. Обоюдная
холодность и стесненность сделают всякое сближение невоз-
можным, и эта перспектива приводит меня в отчаяние».
Из записки Э. Ф. к Николаю Ивановичу от 14 июня 1833 года
мы узнаем, что Ф. И. имел частный разговор с Г. И. Гага-
риным, успокоивший и ободривший его. Впоследствии благодаря
Элеоноре Федоровне дела Тютчевых сложились непредвиденно
удачно. Э. Ф. решилась, «пересилив чувство застенчивости,
а может быть, и условного приличия», препятствовав-
шее ей доселе вмешиваться в служебные дела мужа, откровенно
переговорить с Гагариным о Федоре Ивановиче. Во время
беседы ее смущала взятая на себя роль «покровительницы
или пестуна своего мужа»,1 2 но к своей радости она узнала
от кн. Ивана Сергеевича Гагарина (1814—1884), что его дядя
остался очень доволен разговором с нею. О последствиях этого
разговора Э. Ф. писала Николаю Ивановичу: «Моя беседа
с Гагариным так повлияла на него, что теперь ничего не стоит
заставить его поверить чему угодно и заставить его видеть,
желать и делать, что угодно».41
В конце лета 1833 года Тютчев отправился курьером с дипло-
матическими депешами в Навплию, столицу Греческого коро-
левства. Утверждение Аксакова,3 что Ф. И. поехал в Грецию
«по с о б с т в е»н ной охоте», неточно: именно «собственной
охоты» у него было очень мало. Г. И. Гагарин предложил ему
совершить это путешествие, и поэт, видимо, колебался, быть
может, не решаясь принять на себя ответственность поручения.
Здесь более его собственной воли подействовало желание
Э. Ф. Она убедила мужа отправиться в Грецию, надеясь,
что свежие впечатления разгонят тоску, вновь появившуюся
1 Письмо Э. Ф. к Н. И. Тютчеву (без даты, начало утрачено).
2 Письмо без даты. Начало письма утрачено.
3 И. С. Аксаков, «Биография Ф. И. Тютчева», Москва 1886, стр. 24.
266
О. Пигорева. — Ир семейной жирни Ф. И. Тютчева
у Федора Ивановича, а временная перемена условий жизни бла-
готворно подействует на его здоровье.
Э. Ф. сопровождала мужа, повидимому, до Венеции, где
с ним рассталась, рассчитывая встретить там Н. И. 1 ютчева.
Не застав деверя в Венеции, она в конце августа собралась
в обратный путь. 1 сентября она высадилась в Триесте
и оттуда на лошадях вернулась в Мюнхен. Надежды Э. Ф.
не сбылись. Тоска у Ф. И. не уменьшилась, а усилилась, и как
раз в это время Э. Ф. принуждена была с ним расстаться.
«Я покинула его с неописуемым чувством боли и беспокойства», —
пишет она Николаю Ивановичу (письмо от 11 сентября
1833).
Буря на море принудила Федора Ивановича с 5 по 8 сен-
тября (нов. ст.) пробыть на острове Lusina, на побережье Дал-
мации. Можно предполагать, что он прибыл в Навплию
в первой половине сентября 1833 года, 1 но сколько времени он
провел в Греции и когда вернулся в Мюнхен — неизвестно.
Первое время по возвращении поэт с ужасом вспоминал о своей
поездке, но вскоре, забыв утомление и скуку дороги, он стал
даже сожалеть о ясном солнце и красоте Греции. «Впрочем,
не думайте, что у него было много оснований для жалоб;
судьба позаботилась о нашем дитяти и все было для него бла-
гоприятно»,— пишет Элеонора Федоровна Н. И. Тютчеву
(13 января 1834).
В последних числах февраля 1834 года Ф. И. был отправлен
с депешами в Вену. Эта поездка, видимо, была совершена по
желанию поэта, очень хотевшего повидать находившегося там
брата.
В мае 1834 года доктора посылали Тютчева в Мариенбад для
поправления здоровья. «Как я была бы рада, если бы вы
могли поехать с ним в Мариенбад, так как я положительно
не могу его сопровождать ... — пишет Э. Ф. к Н. И. — Если
бы вы знали, что такое Теодор, путешествующий один, про-
водящий один курс своего лечения, — от этого волосы стано-
вятся дыбом» (письмо от 5 мая 1834). «Ваше присутствие
спасет его от безнадежной тоски, сопряженной с пребыванием
на водах. Я очень боюсь, что иначе он не устоит против этого
испытания его терпения» (письмо Э. Ф. к Н. И. от 6 июля
1834). Повидимому, Н. И. Тютчев не мог сопровождать
брата, и тот отложил свою поездку.
1 В. Я. Брюсов, «Ф. И. Тютчев. Летопись его жизни». «Русский
архив 1903. № 11, стр. 495.
Ф. И. ТЮТЧЕВ

О. Пигорева. — Из семейной жизни Ф. И. Тютчева
269
Вместо Мариенбада, 21 июня он с женой и дочерьми Анной
(1829—1889) и Дарией (1834—1903) переселился в- Тегерн-
зее, в поэтическую местность, расположенную по берегам озера
Тегернзее, в окрестностях Мюнхена. Деревенская жизнь ока-
зала благотворное влияние на здоровье обоих супругов. «Пре-
красная погода и восхитительная местность приносят мне бес-
конечную пользу. Теодору тоже здесь нравится и перспектива
увидеть вскоре весь beau monde Мюнхена убедила его остаться
с нами до конца месяца» (письмо Э. Ф. к Н. И. Тютчеву от
6 июня 1834). Федор Иванович решил отправиться в Мариен-
бад лишь к 1 августа, а Э. Ф. с детьми должна была
остаться в Тегернзее до его возвращения. Ездил ли Тютчев
в Мариенбад, остается невыясненным; в первой половине сен-
тября он был в Тегернзее. Стихотворение «Я лютеран люблю
богослуженье», помеченное 16 сентября 1834 года и написанное
в Тегернзее, заставляет думать, что если Тютчев и был в Ма-
риенбаде, то провел там, как и предполагалось, лишь август
и вернулся в начале сентября.
О жизни Тютчевых в 1835 году у нас нет сведений; за этот
год не сохранилось ни одного письма Элеоноры Федоровны
к Николаю Ивановичу. 27 октября 1835 года у Тютчевых ро-
дилась третья дочь — Екатерина.
За 1836 год сохранилось несколько писем Э. Ф. и Ф. И.
к родителям, два письма Э. Ф. к деверю и письмо Ф. И.
к кн. И. С. Гагарину,1 в котором поэт сообщает о внезапной
болезни жены.
Однажды утром Э. Ф., незадолго перед тем отнявшая
от груди последнего ребенка, почувствовала себя очень плохо,
но после медицинской помощи ощутила заметное облегчение.
Около четырех часов дня, видя, что жена уже совсем спокойна,
Тютчев отправился обедать в город. Вернувшись, он узнал
о несчастье, совершившемся в его отсутствие. Вот как описы-
вает он его в письме к Гагарину: «Через час после моего ухода
она (Элеонора Федоровна. — О. П.) почувствовала как бы
сильный прилив* крови к голове. Все ее мысли спутались
и у ней осталось только одно сознание неизъяснимой тоски
и непреодолимое желание от нее освободиться. По какой-то
роковой случайности ее тетка только что от нее ушла и ее
сестры не было в ее комнате, когда начался припадок. Приняв-
1 Письмо из Мюнхена от 3 мая 1836 г. Оригинал на французском языке.
Часть письма опубликована в «Русском архиве» 1879, № 11, стр. 118—119.
Печатается по копии Мурановского архива.
270
О. Пигарева. — Из семейной жизни Ф. И. Тютчева
шись шарить в своих ящиках, она нашла маленький кинщал,
находившийся там с прошлогоднего маскарада; вид стали
приковал ее внимание и, в припадке полного исступления, она
нанесла себе несколько ударов в грудь; ни один к счастью
не был опасен. Истекая кровью и все еще под влиянием тоски,
от которой она не могла освободиться, она спустилась с лест-
ницы и, выбежав на улицу, упала без чувств в трехстах шагах
от дома. Люди Голленштейна, видевшие ее выбегающей
и последовавшие за ней, принесли ее домой . . . Теперь она вне
опасности, что 1касается самого главного, тс нервное потрясение
еще долго будет давать себя чувствовать. 1 аков факт в его
истинном освещении. Причина его чисто физическая: это при-
лив к голове. Вы знаете ее, вам вообще известно все положение,
поэтому у вас не будет ни минуты сомнения, и я жду от вас,
любезный Гагарин, что, если кто-нибудь в вашем присутствии
вздумает представлять дело в более романическом, может быть,
но совершенно ложном освещении, вы во всеуслышание опро-
вергните нелепые толки. Роман уже до такой степени опош-
лился, что даже в смысле придания занимательности, все благо-
мыслящие умы должны предпочитать физиологические явления
романическому приключению».
Появления каких-то слухов Тютчев, повидимому, опасался
и, как будто предвидя заранее тот оттенок и направление,
которое они могут принять, счел необходимым посвятить Га-
гарина, находившегося в это время в России, в свое семейное
происшествие, чтобы опираться в русском обществе на него,
как на желательного истолкователя события. Хотя Ф. И. по-
дробно рассказывает Гагарину о болезни жены и причиной ее
считает прилив к голове, вызванный тем, что она незадолго
до того отняла от груди ребенка, письмо это все-таки возбуг
ждает некоторое сомнение. Становится вероятным предположе-
ние, что главной причиной нервного заболевания Э. Ф. были
дошедшие до нее слухи о романическом увлечении ее мужа. Со-
поставляя упоминаемое выше письмо Тютчева к Гагарину с пись-
мами Э. Ф. к Николаю Ивановичу и Екатерине Лывовне Тют-
чевым за вторую половину 1836 года, мы находим подтвержде-
ние наших предположений.
В письме к свекрови от 4 июля 1836 года Э. Ф., сообщая
о возможности поездки в Россию, проектированной для нее
Екатериной Львовной, пишет ей; «Признаюсь, что особенно
в данное время эта возможность пленяет меня более, чем
когда-либо; может быть тяжелые дни, которые я там провела,
или все ложное и неприятное в положении Теодора заставляют
Ф. И. ТЮТЧЕВ

О, Пигарева. — И? семейной жизни Ф. И. Тютчева
273
меня тяготиться моим пребыванием в Мюнхене, и я живу лишь
надеждою видеть это так или иначе изменившимся». «Этот год
был очень тяжелым; я была готова покинуть Мюнхен, чтобы
провести зиму в1 Петербурге»,—читаем в письме Э. Ф.
к Н. И. Тютчеву от 5 декабря 1836 года. В июне 1836 года,
воспользовавшись приглашением сестры своей (графини Пюк-
лер), Э. Ф. переехала с детьми из Мюнхена в Фарнбах близ
Нюренберга для отдыха и восстановления сил.
В письме Э. Ф. к Е. Л. Тютчевой от 4 июля 1836 года есть
указания на то, что прежние отношения между Э. Ф. и ее
мужем ничуть не изменились. Упоминая о спокойствии и при-
ятности деревенской жизни в Фарнбахе, Э. Ф. пишет:
«Я с еще большим наслаждением пользовалась этим отдыхом,
так как Теодор со своей стороны совершил путешествие (курье-
ром) в Вену, и теперь, когда он уже в Мюнхене, я думаю
через неделю отправиться к нему».
Осенью 1836 года Э. Ф. не удалось уехать в Россию. Главной
причиной, заставившей Тютчевых отложить поездку до весны,
была болезнь кн. Г. И. Гагарина. «Бедный милый человек,
мне его бесконечно жаль. В течение трех месяцев он заметно
угасает», — пишет о нем Ф. И. в письме к родителям (письмо
12 янв 1837 г.	ч г,
от —зТдёк 1836~г—’	перевод с французского). И далее:
«Я просился в отпуск, чтобы провести с вами зиму, но когда
я получил этот отпуск, кн. Гагарин настоятельно просил меня
отложить поездку до весны; и, конечно, мне было бы трудно
оставить его одного в том положении, в каком он сейчас нахо-
дится. Он умирает изнуренный, разуверившийся во всем, весь
в долгах. Вы понимаете, что при таких обстоятельствах все дела
падают более, чем когда-либо на одного меня, и, если бы я мог
еще ими сколько-нибудь интересоваться, то я был бы даже до-
волен моим любезным согласием остаться».
Зиму Тютчевы провели очгень\ уединенно, так как в городе
была холера и боязнь заразы; h также и сырая, туманная
погода удерживали их дома.
«Мы ведем очень тихую и воздержанную жизнь, чтобы
не подвергнуться заболеванию», — пишет Э. Ф. свекрови (письмо
от 17/29 ноября 1836). Из письма видно, что Тютчева
в это время не сожалела об отложенной поездке.' «Вот почему
я сознаюсь, что вышло очень удачно, что я отказалась от моего
путешествия; зная, что Теодор здесь один, я упрекала бы
себя каждую минуту. . . Теодор скучает и часто раздражите-
18 «Звенья» № 3
274	О. Пигарева. — Ид семейной жидни Ф. И. Тютчева
лен — он очень сожалеет, что принужден провести здесь еще че-
тыре месяца».
В письме к Н. И. Тютчеву от 5 декабря 1836 года Э. Ф. рас-
сказывает о грустно протекающей зиме: «Эта милая холера
в связи с разными другими обстоятельствами, не менее пре-
лестными, задерживает нас почти пленниками в нашем доме.
Правда, что все уныло в городе, что нет общества и никого
из его членов, так как половина города сбежала. . . Наконец,
вы знаете, что такое Теодор, когда он скучает. Вы знаете,
как он вас любит и какое влияние вы можете оказать на эту
натуру, столь вам знакомую . . . Он охотно бы поговорил с вами
обо всем. Вы его брат, его единственный друг».
Весна 1837 года сложилась для Тютчевых так же неблагопри-
ятно, как и предыдущая зима. Федор Иванович заболел ревма-
тизмом головы, что в связи с усиленными занятиями отрази-
лось на его настроении; он стал тяготиться мюнхенской жизнью.
«Если бы вы могли его видеть таким, каким он уже год, удру-
ченным, безнадежным, больным, затрудненным тысячью тя-
гостных и неприятных отношений и какой-то нравственной
подавленностью (marasme moral), и не будучи в состоянии
от этого отделаться, вы убедились бы, так же как и я, что вы-
везти его отсюда волею или неволею — это спасти его жизнь.
Что сказать вам еще. Есть тысяча вещей, говорящихся с тру-
дом и совсем не пишущихся, но я, связанная с этой страной
столькими узами дружбы, я принуждена сказать, что пребы-
вание здесь для меня невыносимо; судите, что же это для
него, не имеющего здесь почвы в настоящем и ничего в1 буду-
щем»,— пишет Э. Ф. свекрови (письмо от 4/16 февраля
Г837).
Весной 1837 года Федор Иванович решил на время пересе-
литься с семьей в Россию и затем, получив перевод по службе,
покинуть Мюнхен. Как всегда, недостаток денежных средств
мешал Тютчевым исполнить их намерение. На помощь их
семье выступила Э. Ф. Она откровенно написала свекрови
о недостатке денег для путешествия и для расплаты с долгами.
Вскоре после этого письма Тютчевы получили от родителей
обещание денежной помощи.
15 апреля 1837 года Ф. И. писал родителям: «Ваше последнее
письмо мне очень помогло и я благодарю вас от всего сердца...
Благодарю вас также за доброту, выказанную вами в обещании
облегчить мне путешествие. Я был бы в отчаянии причинить
вам этим малейшее беспокойство. Но признаюсь, что был бы
не менее сокрушен, если бы за недостатком средств принужден
О. Пигарева. — Из семейной жизни Ф. И. Тютчева
275
был остаться в Мюнхене. Мне не терпится уехать отсюда.
Итак, если не помешают непредвиденные препятствия, я думаю
двинуться в путь тотчас же по получении денег. Это будет,
вероятно, к июню месяцу. Я продам перед отъездом всю мою
здешнюю обстановку, так как во что бы то ни стало решил
более сюда не возвращаться. Назначение Северина1 укрепило
это решение. Я не намерен служить под его начальством, тем
не менее я оставил *за собой мое место, хотя и незначительное,
но упрочивающее мне право просить другое» (перевод с фран-
цузского) .
В апреле 1837 года Тютчевы решили выехать из Мюнхена.
Одно только смущало Федора Ивановича. Н. И. Тютчев при-
нужден был провести безвыездно целый год в Варшаве, и же-
лание повидаться с ним заставляло поэта отправиться через
Варшаву, предоставив жене одной с тремя детьми совершить
нелегкое путешествие в Россию морем. Судя по письму к роди-
телям от 1 5 апреля 1837 года, Тютчев1, хотя и опасался за Э. Ф.,
но вместе с тем утешал себя сознанием, что «у этой бедной
женщины душевная сила может быть сравнима только с неж-
ностью ее сердца». В письме к свекрови от 4/16 мая 1837 года
Э. Ф. сообщает о решении мужа ехать через Варшаву : «Я не могу
осуждать его за это, и скорее, чем лишить его этой радости,
я поборю мои ребяческие страхи и поеду одна с моими цыпля-
тами . . . Впрочем, признаюсь, что его присутствие ни в чем
не облегчает затруднений дороги; я бы предпочла путешество-
вать с тремя грудными детьми, чем с одним Теодором».
Э. Ф. надеялась, что свидание с Николаем Ивановичем
принесет пользу ее мужу, всегдашняя лень которого мешала
ему завести переписку с братом. Не получая писем, Н. И.
счел себя оскорбленным и также прекратил сношения с поэтом
и его женой. Это убедило Э. Ф. в необходимости свидания
между братьями. В письме от 26 февраля 1837 года она спра-
шивала Н. И., где бы мог ее муж встретиться с ним. В ответ
Н. И. сообщил, что остается в Варшаве и просит брата заехать
к нему по пути в Россию.
Ф. И. под конец решил не разлучаться с женой и ехать
вместе с ней и детьми. В первых числах мая Э. Ф. была
в Фарнбахе у сестры. 7 мая Ф. И. заехал туда за женой,
и 9 мая они с детьми отправились в Россию, до Любека
в наемной карете, а затем на пароходе до Кронштадта.
1 Северин, Дмитрий Петрович (1792—1865), дипломат, с 1837 по
1864 год русский посланник в Мюнхене.
18:
276
О. Пигарева, — Ир семейной жирна Ф. И. Тютчева
Получив назначение старшим секретарем посольства в Ту-
рине, Тютчев покинул Россию, повидимому, 7 августа 1837 года.
Из его письма к родителям видно, что 15 августа он был
в Любеке. «Я в Любеке ... в той же комнате, которую занимал
ровно три месяца тому назад. У меня такое чувство снова
очутившись здесь, что мое пребывание с вами было только
сном» (перевод с французского). В этом же письме Ф. И.
пишет родителям касательно Э. Ф.: «Мне', признаюсь, иногда
очень грустно за жену. Никто на свете не знает, кроме меня,
как ей должно быть на сердце . . . Мне бы очень хотелось, чтобы
во время своего пребывания она поддерживала некоторые связи
и чтобы, если можно, удалось ей познакомиться, например,
с графиней Нессельроде. 1 Я теперь на опыте уверился как
по нашей службе подобные связи необходимы».
В другом письме, от 13/25 декабря 1837 года, Ф. И. спраши-
вает родителей, вернулся ли в Петербург В. А. Жуковский,
и просит их при случае сблизиться с ним, имея в виду услуги,
которые тот может ему оказать. Жене он также советует позна-
комиться с Жуковским и поддерживать это знакомство.
6 сентября (нов. ст.) Тютчев1 остановился проездом в Мюн-
хене. Оттуда 10 сентября он писал родителям о своих беспокой-
ствах за жену. Только что перед этим он отправил письмо Э. Ф.,
изложив ей свое мнение относительно ее путешествия в Турин.
Он давал ей на выбор: ехать следом за ним или провести зиму
в Петербурге: «Признаюсь вам, что ее путешествие очень меня
озабочивает и беспокоит. Я сообщил ей о существенных
затруднениях, которые я предвижу, оставляя ее предпринимать
путешествие в это время года и при настоящих условиях. ..
Во-первых, я очень боюсь утомления путешествия, с некоторых
пор ставших для нее вредными, и, чтобы немного) поправиться
она нуждается в нескольких месяцах отдыха и спокойствия,
а новые утомления и новые треволнения, под конец совсем
испортят ее здоровье. Затем, не имея возможности сделать
точный расчет времени при таких огромных расстояниях,
я очень боюсь, что, прибыв в Мюнхен, она будет задержана
какими-нибудь препятствиями, а промедления нескольких дней
будет достаточно, чтобы нарушить все дальнейшее путешествие
и принудить ее провести зиму в Германии, что будет очень
тягостно для нас, очень неприятно для меня и принесет значи-
тельное беспокойство обоим. К тому же, чтобы по ее приезде
1 Гр. Мария Дмитриевна Нессельроде	(1786—1849), жена гр.
К. В. Нессельроде.
Э. Ф. ТЮТЧЕВА

О. Пигарева. — И? семейной жи&ни Ф. И. Тютчева
279
в Турин, мы не окунулись в новые неудобства, нам необходимо
получить от министерства, с помощью Амалии Крюднер, 1
средства на устройство помещения. Это условие необходимо,
так как денежные затруднения — бедствие всегда и везде,
но во сто раз оно нестерпимее в стране, где оказываешься
совершенно чужим и среди общества, в котором не можешь
найти никакой поддержки» (перевод с французского). Далее
Тютчев объясняет родителям разные неудобства, которые
могут встретиться его жене, если она решит остаться на зиму
в России. Беспокоясь за нее, поэт утешает себя мыслью, что
какое бы решение ни предприняла Э. Ф., любовь и поддержка
родителей всегда будут с ней.
В начале октября 1837 года Тютчев’ прибыл в Турин.
1/13 ноября он сообщал родителям первые впечатления от своего
нового местопребывания: «Вот уже около месяца как я в Ту-
рине, и этого времени было достаточно для составления мнения,
вероятно окончательного, на его счет. Как место, как служба,
как заработок — Турин несомненно один из лучших служебных
постов. Прежде всего, что касается дела, то его нет . . . Но за-
тем, как местопребывание, знайте, что Турин — один из самых
грустных и угрюмых городов, сотворенных богом. Никакого
общества. Дипломатический корпус малочислен, не объединен
и, вопреки всем его стараниям, совершенно отчужден от мест-
ных жителей . . . Одним словом, в отношении общества и общи-
тельности—Турин совершенная противоположность Мюнхену . . .
Оканчивая письмо, я замечаю, что почти ничего не сказал
вам об образе жизни, который я здесь веду. Это лишь потому,
что нечего об этом сказать. Утром я читаю и гуляю . . . затем
я обедаю у Обресковых. 2 Это самое блестящее время дня.
Я разговариваю с ними до 8—9 часов вечера, потом возвра-
щаюсь к себе, опять читаю и ложусь спать» (перевод с фран-
цузского) .
Тютчев нуждался в обществе и скучал в одиночестве: жизнь
в Турине стала скоро его тяготить. 13/25 декабря 1837 года он
жалуется родителям, что пребывание в Турине лишено всякого
интереса, и описывает все странности в жизни туринских оби-
тателей и ее нестерпимое однообразие.
1 Бар. Амалия Максимилиановна Крюденер,- рожд. фон Лерхенфельд,
во втором браке гр. Адлерберг (1808—1888). Ей посвящены стихотворе-
ния Тютчева: «Я помню время золотое. . .» и «Я встретил вас и (все былое. . .»
Обресков, Александр Михайлович (1789—1885), русский посланник
в Турине; Обрескова, Наталья Львовна, рожд. гр. Соллогуб.
280
О. Пигарева. — Ид семейной жидни Ф. И. Тютчева
В этом письме он сообщает между прочим, что в первых
числах декабря вернулся из Генуи. О причине этой поездки
мы узнаем из следующего его стихотворения:
1 декабря 1837 г..
Так здесь то суждено нам было
Сказать последнее прости, —
Прости всему, чем сердце жило,
Что жизнь твою убив, ее испепелило
В твоей измученной груди.
Прости . . . Чрез много, много лет
1 ы будешь помнить с содроганьем
Сей край, сей брег с его полуденным сияньем,
Где вечный блеск - и дюлгий цвет,
Где поздних, бледных роз дыханьем
Декабрьский воздух разогрет.
Итак, целью поездки Тютчева в Геную было1 «последнее
прости» его увлечению 1836 года. До сих пор оставалось загад-
кой, к кому обращены прощальные строки поэта. Дошедший
до нас альбом бар. Эрнестины Федоровны Дёрнберг,1 храня-
щийся в семейном архиве Тютчевых, дает нам довольно опреде-
ленный ответ. Под двумя засушенными цветками immortelle
и pensees (бессмертник и анютины глазки) читаем: Genes le 24
Novembre 1837 (Генуя, 24 ноября 1837).
В первых числах ноября 1837 года (нов. ст.) Тютчев получил
письмо от жены; она сообщала свое окончательное решение про-
вести зиму в Петербурге. «Конечно, это для нее, так же как
и для меня тяжкая, очень тяжкая необходимость, — пишет поэт
родителям 1/13 ноября 1837 года. — Но нечего было колебаться^
Было бы безумием с таким слабым здоровьем как ее и с тремя
детьми на руках предпринять подобное путешествие в это время
года. Она хорошо сделала, что осталась. Я это одобряю
и благодарю всех, кто ей это посоветовал. Теперь, что касается
меня, то лишь одно может облегчить мне горечь разлуки: это
уверенность, что в Петербурге она в наименее неблагоприят1ных
условиях. Поэтому, дорогие папенька и маменька, я поручаю
ее вам еще раз. Было бы бесполезно стараться объяснить
вам, какого рода мои чувства к ней. Она их знает и этого
достаточно. Позвольте сказать вам лишь следующее: малейшее
добро, оказанное ей, в моих глазах будет иметь во сто раз
более ценности, чем самые большие милости, оказанные мне
лично . . . Самое существенное для меня — упрочить для Nelly
на то время, которое она проведет в Петербурге, мало-мальски
1 Э. Ф. Дёрнберг, рожд. бар.-фон Пфеффель (1810—1894).
ТЮТЧЕВ И КОМАРОВСКИЙ
(Каоикатура Каоика)

О. Пигарева. — И$ семейной жирни Ф. И. Тютчева
283
сносное существование, и вы не сможете оказать мне боль-
шего благодеяния, как содействуя мне! в исполнении моего
желания» (перевод с французского). Тютчев очень скучал без
жены, беспокоился, когда ее письма запаздывали, и часто
посылал ей в Россию не письма, а целые «томы», 1 как он
их называл. К сожалению, ни одно из этих писем не сохра-
нилось. В архиве Мурановского музея находится лишь одна
краткая записка на французском языке, в письме к родителям
от 13/25 декабря 1837 года. Так как эта приписка является
единственным сохранившимся письмом Тютчева к жене, мы
приводим ее полностью. «Терпение, мой друг, я напишу тебе
через несколько дней. Теперь же я могу уверить тебя в том,
что запоздание твоих писем доставляет мне тяжелые пере-
живания. Предпоследнее было от 13 ноября, а последнее,
написанное 16/28 ноября, я получил только 23 декабря; все
те, что ты посылаешь мне через Sercey,2 идут на Париж и при-
бывают сюда лишь через 22 дня. Вот прелести разлуки.
В моем следующем письме я буду говорить тебе подробно
о моем состоянии, как внешнем, так и внутреннем. Достаточно
будет знать тебе, что нет ни одной минуты, когда я не ощу-
щал бы твоего отсутствия. Я никому не желаю испытать на соб-
ственном опыте все, что заключают в себе эти слова.
Я сообщил тебе мой проект. Через несколько дней я узнаю
по ответам из Рима и Неаполя, может ли он осуществиться.
В случае, если нет, у меня есть другое предложение для
тебя. — Береги свое здоровье. — Бываешь ли ты опять (в свете,
например у графини Нессельроде? Прошу тебя делать это.
так как это необходимо для меня. Сложились ли денежные дела
так, как я желал? Как поживают дети? Что делают Крюд-
неры? В 'моем следующем писыме к тебе будет вложено письмо
к Amelie. Я имел известие от Мальтица.3 Он очень несчаст-
лив в своем положении. Клотильда и ее тетка кажется
отправились в Фарнбах. В письме, которое я написал ему
в ответ, я много говорю ему о твоей сестре, и мне интересно
знать, каков будет результат. До свиданья мой друг, — до ско-
рого. О, разлука, разлука!»
Долгая разлука и однообразие жизни внушили Федору
Ивановичу план покинуть на время Турин. Он решил выхло-
1 Письмо Ф. И. Тютчева к родителям от 13/25 декабря 1837 г.
2 Sercey— французский доверенный ib делах в Мюнхене.
3 Бар. Аполлон Петрович фон Мальтиц (1795—1870), в 1839 г. же-
нился на гр. Клотильде Ботмер, сестре Э. Ф. Тютчевой.
284
О. Пигарева. — Из сгмейной жизни Ф. И. Тютчева
потать себе назначение курьером и вернуться в Россию. Пови-
димому,* это тот самый «проект», о котором он упоминал
в письме к жене. Получив это известие, Э. Ф. пришла в ужас
и, как всегда в трудные минуты, прибегла к помощи
Н. И. Тютчева. В письме к нему от 15/27 декабря 1837 года
она сообщает ему о безумном плане Ф. И.: «Увы, мой друг,
вы один можете говорить с ним и вразумить его; ради бога,
напишите ему немедленно, заставьте его понять, что его
болезненное воображение сделало из всей его жизни припа-
док горячки. О, Nicolas, мое сердце разрывается при мысли
об этом несчастном. Никто не понимает, никто не может себе
представить, как он страдает, а говорить, что это по его
собственной вине, это значит укором заменить сострадание».
Далее Э. Ф. просит Н. И. успокоить брата, написав ему,
что она здорова и ни в чем не нуждается. Ее особенно стра-
шила мысль, что муж ее, в том болезненном состоянии, в кото-
ром находился последнее время, может пуститься в разгар
зимы в трудное и бесполезное путешествие. По «проекту»
Ф. И. она сразу угадала недуг мужа, тоску, сделавшую из него,
по выражению Э. Ф., «человека с парализованной волей». 1
«Если бы у меня был хороший экипаж и деньги, эти прокля-
тые деньги, думаю, я поехала бы к нему», — восклицает она.
«Прощайте, Nicolas, любите меня, пожалейте меня, — пишет
она в заключение. — Я вам так мало сказала, но тем не менее
я знаю, что вы понимаете, что такое моя жизнь; я бы охотно
пожертвовала половиной ее, для того, чтобы другая стала
спокойна и безмятежна, но этого ничем нельзя купить». Напи-
сал ли Н. И. брату или нет, неизвестно; во всяком случае
Ф. И. отказался от своего путешествия в Россию.
Уже с декабря 1837 года Э. Ф. порывалась в Турин к мужу,
но путешествие на лошадях бьЛ\.о ей не по средствам; поэтому
она была принуждена ожидать весны, чтобы ехать морским
путем. 14/26 мая 1838 года Тютчева покинула Россию, отпра-
вившись до Любека морем, на пароходе «Николай I». Ночью
с 18 на 19 мая близ Любека у берегов Пруссии на пароходе
вспыхнул пожар. Во время пожара Э. Ф. выказала необыкно-
венное мужество; когда пароход приблизился к берегу и пере-
пуганные пассажиры кинулись в уцелевшие шлюпки, благопо-
лучно доставившие их на сушу, Тютчева с тремя малолетними
дочерьми покинула пароход одной из последних. Э. Ф. прибыла
в Любек в том виде, в каком пожар застиг ее ночью. Деньги,
1 Письмо Э. Ф. к Н. И. Тютчеву от 2/14 апреля 1836 г.
О. Пигарева. — И& семейной жизни Ф. И, Тютчева
285
бывшие при ней, вместе со всем бельем и платьями, погибли
в огне. Из Любека 1 июня написала она дрожащей ушиблен-
ной рукой краткое письмо Дарье Иналовне Сушковой. 1
В нескольких словах она рисует весь ужас своего положения;
«Мы спасли только жизни». Э. Ф. надеялась, что русский кон-
сул окажет ей помощь и даст денег, необходимых для прибытия
в Мюнхен. «Но ради бога, пусть папа поможет нам . . . Никогда
вы не сможете представить себе эту ночь, полную ужаса
и борьбы со смертью», —пишет она -в заключение. Из Гамбурга
6 июня Э. Ф. написала Ивану Николаевичу 1 ютчеву, успокаи-
вая его и Екатерину Львовну на свой счет. Она сообщает им,
. между прочим, что написала императору, в надежде, что он
примет в соображение понесенные ею потери. Обращение к Ни-
колаю I имело желанный успех: Э. Ф. получила 4000 рублей,
послужившие ей для приобретения самого необходимого
и покрывшие дорожные расходы. Все эти шаги она предприни-
мала среди неописуемых беспокойств за мужа, так как она
не знала, получил ли он ее письмо, написанное тотчас по при-
бытии в Любек, одновременно с известием о гибели парохода
«Николай I».
В Гамбурге Э. Ф. задержалась дольше, чем предполагала,
так как недомогание, сочтенное ею лишь за неизбежное след-
ствие тревоги и усталости, оказалось сильным нервным потря-
сением, грозившим перейти в воспаление мозга.
Из письма Ф. И. к родителям от 17/29 июня 1838 года мы
заключаем, что он узнал о спасении жены лишь через несколько
дней после известия о пожаре: «Я сидел спокойно в своей
комнате в Турине, это было 11-го сего месяца, когда мне про-
сто-напросто объявили, что «Николай», вышедший 14/26 мая
из Санктпетербурга, сгорел в море; так сообщили нам француз-
ские газеты, первые давшие нам сведения об этой новости.
К счастью я мог выехать тотчас же . . . Только прибыв в Мюн-
хен, я узнал все, как было, и девять дней спустя я имел
утешение увидеть Nelly, менее страдающую и израненную, чем
я ожидал. . . После помощи бога, я обязан спасением жизни
Nelly и детей ее мужеству и присутствию духа. Можно ска-
зать по справедливости, что дети были дважды обязаны
жизнью своей матери» (перевод с французского).
Приблизительно в конце июня Тютчев должен был вернуться
в Турин, но доктора советовали Э. Ф. отправиться на воды
в Киссинген, а Ф. И. ни за что не хотел расстаться с женой.
1 Д. И. Сушкова, рожд. Тютчева, сестра поэта (1806—1879).
286
О. Пигарева. — И$ семейной жирни Ф. И. Тютчева
Видя это и боясь, что муж из-за нее опоздает в Турин, Э. Ф.
решила не ехать в Киссинген.
В письме от 4/16 августа, уже из Турина, Э. Ф. рассказы-
вает родителям мужа о своей жизни в новом для нее городе.
Тютчевы расположились в гостинице, где и принуждены были
провести несколько дней. С трудом удалось им найти подходя-
щую квартиру, да и то в предместье. Все тягости устройства
в новом помещении приняла на себя Э. Ф. Она старалась как-
нибудь благоустроить жизнь семьи. Более всего Э. Ф. заботи-
лась о том, «чтоб это первое время не было мучительно для
Теодора». Больная, ходила она по торгам и продажам по слу-
чаю, отыскивая все самое необходимое для семьи. Денег, как
всегда, не было, и Э. Ф. не знала, «когда они будут и будут ли
вообще». К мужу она не решалась обратиться' за советами
и утешениями: «Я не решаюсь говорить о моих заботах Тео-
дору, я нахожу его таким убитым, не знаю, что этому причи-
ной: климат или одинокий образ жизни, который он должен
вести здесь, но я думаю, что и то, и другое вместе вызывают
в нем раздражительное и меланхолическое настроение, которое
вам известно»,---пишет она свекрови (письмо от 4/16 августа
1 838). О себе Э. Ф. ничего не говорит. Все ее внимание сосре-
доточено на «Теодоре». В конце этого письма она сообщает, что
Турин произвел на нее удручающее впечатление, и выражает
надежду, что взгляд ее на город и на его обитателей изме-
нится, как только минуют первые заботы и треволнения. Э. Ф.
опасается, что при назначении Ф. И. поверенным в делах новое
его положение может предъявить ему такие требования, кото-
рые он не всегда будет в состоянии исполнить, и это его будет
тяготить. Э. Ф. пишет свекрови, что надеется в скором времени
сообщить ей более удовлетворительные сведения об их новой
жизни. Но это письмо было последним . . . Нервное потрясение
и простуда, совершенно не подходящий для Э. Ф. климат
и заботы по устройству в незнакомом городе сломили ее здо-
ровье. Она умерла 9 сентября (нов. ст.) 1838 года и похоронена
в окрестностях Турина, на кладбище Village de la Tour.
Смерть Э. Ф. страшно потрясла Тютчева. Поэт в одну ночь
«поседел» с горя у гроба жены. 1 *
Нежданное из-вестие о смерти Э. Ф. поразило всю ее русскую
родню. В архиве Мурановского музея сохранилось письмо
Н. И. Тютчева к родителям. Он был в это время в Варшаве,
1 Ф. Т. [Ф. Ф. Тютчев3 «Ф. И. Тютчев (Материалы к его биогра-
фии)».— «Исторический вестник», 1903, т. ХСШ, июль, стр. 199.
О. Пигарева. — Из семейной жизни Ф. И. Тютчева	287
где и узнал о кончине Э. Ф. из письма ее сестры Клотильды
Ботмер. «Сообщаю вам, любезнейшие папенька и маменька,
полученное мною вчера письмо от Клотильды Ботмер. Это
неожиданное известие сильно меня поразило, тем более, что
ничего не знал о болезни бедной нашей Nelly; первая моя
мысль, как вы себе можете вообразить, была о брате и желание
с ним разделить его горесть» (письмо от 16/28 сентября
1838). Н. И. подал просьбу о заграничном отпуске на три
месяца. «Я едва удерживаюсь от слез при мысли о бедном
Федоре. Да поддержит его бог! Из самой глубины сердца
возношу я эту молитву ... Я прошу вас успокоиться и верить,
что все, на что только способна братская любовь, будет исполнено
по отношению к нашему бедному Федору» (там же, перевод
с французского).
7 декабря (нов. ст.) Н. И. встретил брата в Генуе. В письме
от 25 декабря 1838 года (6 января 1839) он сообщает роди-
телям, что нашел брата «очень грустным, но здоровьем лучше,
чем ожидал». Пробыв три недели в Генуе, оба брата приехали
к новому году в Турин.
В Генуе Ф. И. получил от родителей предложение взять
детей к ним в Россию. Н. И. отозвался на это родителям:
«Федор наш чрезвычайно был тронут вашим предложением
взять детей, сам хотел отвечать и благодарить вас за оное,
но нервы его так расслаблены, что малейшее воспоминание
о прошедшем расстраивает его на целые дни. Надеюсь, что
время облегчит это положение. Теперь же всякое подобное
впечатление ему чрезвычайно тягостно» (письмо от 25 декабря
1838 — 6 января 1839).
Жуковский во время своего пребывания в Комо очень сбли-
зился с Ф. И. Тютчевым. «Горе и воображение», — писал он
о Ф. И. 1 Сближению Тютчева с Жуковским особенно способ-
ствовало письмо, написанное Тютчевым Василию Андоеевичу
после смерти жены, еще из Турина, 6/18 октября 1838 года:
«Проездом через Милан вы известились, может быть, о моем
несчастии, о моей потере . . . Сколько раз по возвращении своем
из Петербурга и рассказывая мне про свою тамошнюю жизнь,
упоминала она мне о вас. Вот почему, не будучи ни суевером,
ни сумасбродом, я от свиданья с вами жду некоторого облег-
чения.
Есть ужасные годины в существовании человеческом. Пере-
жить все, чем мы жили в продолжение целых двенадцати
1 «Русский архив», 1903, № 12, стр. 644.
288
О. Пигарева. — Из семейной жизни Ф. И. Тютчева
лет . . . Что обыкновеннее моей судьбы и что ужаснее. Все пере-
жить и все-таки жить . . . Есть слова, которые мы всю жизнь
употребляем, не понимая, и вдруг поймем ... и в одном слове,
как в провале, как в пропасти, все обрушится.
В несчастии сердце верит, т. е. понимает, и потому я не могу
не верить, что свидание с вами в эту минуту, самую горькую,
самую нестерпимую минуту моей жизни, не слепого случая
милость. Вы не даром для меня перешли Альпы. Вы принесли
с собою то, что после нее я более всего любил в мире: оте-
чество и поэзию. Не вы ли сказали где-то: в жизни
много прекрасного и кроме счастья. В этом слове
есть целая религия, целее откровение . . . Но ужасно, несказанно
ужасно для 'бедного человеческого сердца отречься навсегда
от счастья». («Русский архив» 1903, № 12, стр. 643).
21 июля/2 августа 1839 года Н. И. Тютчев пишет родителям,
что Ф. И. никак не может опомниться после своей потери. По-
видимому, никто из членов семьи Тютчевых не был еще изве-
щен о состоявшемся 17/29 июля 1839 года в Берне браке Ф. И.
со вдовой Эрнестиной Федоровной Дёрнберг. Негласная по-
молвка ее с Тютчевым произошла раньше, судя по письму
к ней ее брата, Карла фон Пфеффель, — еще во время пребы-
вания поэта в Генуе, после смерти Элеоноры Федоровны.
Однако память о первой жене долго хранилась в душе поэта.
И когда в 1 848 году воспоминание вновь воскресило перед ним
образ так рано угасшей Элеоноры Федоровны, он в порыве
тоски и отчаяния восклицал:
Еще томлюсь тоской желаний,
Еще стремлюсь к тебе душой
И в сумраке воспоминаний
Еще ловлю я образ твой —
Твой милый образ, незабвенный,
Он предо мной везде, всегда,
Недостижимый, неизменный.
Как ночью на небе звезда.
О. Пигарева
О. Бальзак
Неопубликованные письма
(Публикация и комментарии С. Н. Куликова)
Работая в московском архиве революции и внешней поли-
тики, я обнаружил в ^особом деле № 443 III Отделения, 3-й эксп.
1848 года два неопубликованных письма Бальзака, написанные
в 1848 году главноуправляющему III Отделения -и шефу жан-
дармов графу Орлову. Этих писем нет ни в общей переписке
писателя (Correspondance de Н. de Balzac, 1819—1850,2 volumes),
изданной в Париже в 1876—1877 гг. Каль манн-Леви, ни в позд-
нейших публикациях. Кроме того, мною найдено одно, также
неизвестное, письмо вдовы писателя к тому же адресату. На-
стоящая статья и должна осветить обстоятельства, вызвавшие
эту переписку и значение ряда связанных с ней фактов, а также
комментировать самые письма.
I
Известна последняя любовь Бальзака к Эвелине (или Еве)
Ганской, русской подданной , и киевской помещице, урожденной
графине Ржевуской, родившейся в 1805 году и бывшей почти
шестью годами моложе писателя.
Дочь киевского маршала (губернского предводителя дворян-
ства) графа Адама-Лаврентия, Ева-Констанция-Викторина Рже-
вуская происходила из семьи обедневших польских аристократов.
Для поправления своих дел отец выдал ее в 1821 году за по-
жилого, но богатого киевского и волынского помещика графа
Венцеслава Ганского. Супруги поселились' в имении мужа —
Верховне, Скв'ирского уезда, Киевской губернии. Ганская в тече-
ние двадцатилетнего первого брака родила мужу пять дочерей,
из которых выжила только одна Анна. Предоставив ее воспита-
19 «Звенья» № 3
290
О. Бальзак. — Неопубликованные письма
ние гувернантке, молодая женщина, владевшая польским, рус-
ским, французским и немецким языками, пристрастилась в де-
ревенской глуши к чтению беллетристики, по преимуществу
французской, по книгам, заграничным журналам ,И| газетам, вы-
писывавшимся Ганскими. Романы Бальзака, ^тогда уже модного
и известного писателя, вызвали восторг Ганской. Без ведома,
мужа она отправляет в начале 1 832 года через издателя «Шаг-
реневой кожи», книгопродавца Госслена парижского, свое первое
письмо Бальзаку. Так завязывается переписка Бальзака и «ино-
странки».
В письме от 7 ноября 1832 года Ганская пишет Бальзаку:
«Вы, вы поймете меня; вы почувствуете так же, кг с и я, что
мне суждено было любить раз, один только раз, и если меня
не поймут — прозябать и умереть! .. Я отдала все сердце,
всю душу и вс е-т аки одинока...1
Ваши произведения пронизали меня глубоким энтузиазмом,
вы лучезарный метеор. . . я восхищаюсь вашим талантом, благо-
говею перед вашей душой; я хотела бы быть сестрой вашей . . .
За тысячу лье от вас — я вас вижу; мне кажется, что я живу
вашей жизнью, вашими мыслями; но я умею только их чув-
ствовать, а не описывать. Мне хотелось бы обсуждать с вами
все ваши работы, высказывать вам, одному только вам, и мой
восторг и мое осуждение; быть для вас и только для вас вашим
правосудием, вашей моралью, вашей совестью».
В конце этого письма «иностранка» просит Бальзака напеча-
тать в* /получаемой ею газете «Quotidienne > только два слова
о том, что он получил ее письмо.
Бальзак исполняет эту просьбу. В номере газеты от 9 декабря
1832 года в 'конце раздела «Faits divers» появилось сообще-
ние: «Г. де-Бальзак получил обращенное к нему письмо.
Он только теперь может сообщить о том при посредстве этой
газеты и жалеет, что не знает, куда направить свой ответ».
В следующем письме от 8 января 1833 года Ганская обещает
указать ему «верное средство переписываться свободно»
и сообщает, что, может быть, ей вскоре удастся быть вблизи
Франции. Осенью того же 1833 года в швейцарском городке
Невшателе и состоялась первая пятидневная встреча Бальзака,
с Ганской. Известно любопытнейшее письмо Бальзака -к его
сестре Лоре, передающее впечатление от этого первого свидания.
1 Разрядка, как здесь, так и ниже, во всех местах цитируемого письма—
моя. Перевод письма взят из статьи Ек. Летковой — «Любовь Бальзака»»,
журнал «Северный вестник» 1894, апрельский номер.
ЭВЕЛИНА (ЕВА) ГАНСКАЯ

О, Бальзак. — Неопубликованные письма
293
«Я встретил там все, что только может льстить тщесла-
вию животного, именуемого человеком, самой тщеславной разно-
видностью которого является поэт . . . Но, что я говорю о тще-
славии ! . . Нет, тут нет ничего подобного. Я счастлив, очень
счастлив, но в мыслях только, никак не более. Увы, проклятый
муж не отставал от нас в течение пяти дней ни на одну секунду.
Он переходил от юбки жены к моему жилету... Я был как
на раскаленных углях. Принужденность решительно не в моей
природе. Самое существенное, что нам 27 лет, 1 что мы удиви-
тельно хороши собой, что у нас чудеснейшие в мире черные
волосы, нежная и поразительно тонкая кожа, какая бывает
'у брюнеток, очаровательная маленькая ручка, как у амура,
и наивное двадцатисемилетнее сердце ... Я не говорю тебе о ее
огромном богатстве; что оно в сравнении с ее красотой, кото-
рую я могу лишь уподобить красоте княгини Bellejoyeuse2,
но первая неизмеримо прекраснее ... Я был опьянен любовью ! . .
Я счастлив, как ребенок . . . Мы отослали мужа позаботиться
о завтраке, но все-таки были на виду и тут-то, под тенью боль-
шого дуба, был дан (первый тайный поцелуй любви. Затем, так
как мужу уже под шестьдесят, я поклялся ждать, а она — сохра-
нить для меня руку и сердце».
Венцеславу Ганскому было в описываемое время пятьдесят
пять лет. Однако влюбленным пришлось ждать его смерти, на-
ступившей лишь 10 ноября 1841 года, более восьми лет.
Останавливаюсь в дальнейшем лишь на наиболее существен-
ных— в данной связи — фактах взаимоотношений Бальзака и
Ганской. С декабря 1833 года Бальзак в1 течение шести недель
живет около Ганской в Женеве. В 1835—дважды приезжает
для очередных свиданий в Вену и получает там от своей пассии
в подарок тот, писанный в Вене в то время, ее портрет работы
Даффингера, репродукция которого приложена к данной работе,
В 1843 году, 1 7 июля старого стиля, Бальзак приезжает в Пе-
тербург, где с осени 1842 года, по .делам наследования после
умершего мужа, жила Ганская. В 1845 году он дважды видится
с нею: в начале лета — в Дрездене и осенью—в Бадене.
Весна 1846 года дает Бальзаку возможность видеть Ганскую
в Риме. Эта поездка в «вечный город» была радостной для
1 В действительности Ганской, родившейся в отцовском замке Погре-
быжне Бердичевского уезда, Киевской губернии, 6 января 1805 г., было
в момент первой встречи с Бальзаком 28 лет и 8 месяцев.
2 Бальзак именовал так одну из своих великосветских знакомых, кня-
гиню Бельджойозо.
294
О. Бальзак. — Неопубликованные письма
Бальзака: там Ганская обещала ему стать его женою, как
только его и ее денежные дела придут в порядок.
В 1846 же году, во второй его половине, Ганская тайно
обручается с Бальзаком в Страсбурге. 1
Здесь только и подходим вплотную к обстоятельствам, вы-
звавшим переписку великого французского писателя с шефом
жандармов царской России.
В начале 1847 года Ганская, отпраздновав свадьбу дочери
Анны с графом Георгием Вандалином Мнишек и отпустив
молодых в Россию, проводит несколько недель в Париже
с Бальзаком. Продолжительное отсутствие матери тревожит
чету юных супругов*; они боятся огласки, которая может ском-
прометировать Ганскую, и Бальзак успокаивает их, уверяя, что
пребывание с ним Евы обставлено «строгою тайной».
Осенью того же года Бальзак, прилежно проработав все лето,
отправляется в Россию и -посещает Георгия Мнишек в его
волынском имении и Ганскую в Верховне Киевской губернии.
В феврале 1848 года, за несколько часов до начала февральской
революции в Париже, Бальзак возвращается в столицу
Франции.
II
В марте 1 848 года, после получения известия о февральской
революции, в силу повеления Николая I, «по случаю возник-
ших во Франции смятений» запрещено было «пребывающим
во Франции консулам нашим выдавать и свидетельствовать
паспорта на въезд в Россию французским подданным,
«за (исключением тех, кои отправляются сюда по важным торго-
вым делам, и тех, которые, имея в России торговые дела
и оседлость, возвращаются к прежним своим занятиям». 2 3
На основании другого распоряжения русские пограничные
таможни перестали пропускать иностранцев в глубь России, если
они не имели разрешения JII Отделения на въезд в империю. J
1 См письмо Бальзака сестре в Париж от 1 5 марта 1 85.0 г. из Верховни.
2 Рукописный «Отчет III Отделения с. е. и. в. канцелярии и корпуса
жандармов за 1848 год», часть VII. «По наблюдению за иностранцами.
О новых правилах и общих мерах насчет иностранцев».
3 Так, Ковенская таможня задержала весною 1848 г. не обладавших
таким разрешением французских подданных Ройе-Дама и Тибо и не пу-
стила их в Петербург, хотя у них имелись засвидетельствованные нашим
посольством во Франции паспорта на (въезд *в Россию. См. доклад Орлова
29 апреля 1848 г. царю «о 5 французских подданных» (4 часть «Всепоцд.
докладов III Отделения» за 1848 год).
О. Балызак. — Неопубликованные письма
295
Бальзак, выехавший из Киевской губернии в Париж 15 фе-
враля нового стиля 1848 года, также не мог вернуться в Россию
без разрешения III Отделения, главноуправляющим которого
с 1844 года, после смерти А. X. Бенкендорфа, был гр. Але-
ксей Федорович Орлов.
Узнав из французских газет о необходимости получить осо-
бое разрешение для въезда в Россию, Бальзак 14 июля нового
стиля послал графу Орлову следующее, написанное по-французски
письмо (все письма, которыми обменялись Бальзак и Орлов,
хранятся в особом деле 1848 года — № 443, 3 экспедиции).1 2
«Paris, 14 Juillet 1848. A Monsieur le Comte Orloff,
Ministre de la Police de I’Empire a St. Petersbourg.
J’ai 1’honneur de m'adresser a Votre Excellence, quoique je
suis personnelement inconnu d’elle, en esperant qu’elle daignera
favoriser la demande qui fait Fobjet de cette lettre. L'an der-
nier, M-r le Comte, je suis alle en Russie dans Fintention d'y
faire un long sejour chez Monsieur le Comte Georges Mniszech
en Ukrayna pres Berditcheff, et j’y suis en effet reste quelques
mois; mais une affaire d'interet, m’ayant rappele pour quelques
jours a Paris, Mr le Comte Mniszech qui s’occupe avec passion
d’entomologie a profile de mon retour ici, pour traiter de la plus
belle collection d’insectes connues, la collection Dupont, et notre
revolution de fevrier m’a surpris comme un orage, moi comme
tant d’autres.
Aujourd’hui, je desirerais retourner en Russie aupres des amis
que j ai le bonheur d'y avoir, non seulement pour у chercher le
repos et la tranquillite qui n’existent plus en Europe que dans
Votre Empire et en Angleterre, mais encore pour assister au
debarquement et au deballage de la collection d’insectes. Cette
collection, qui arrive par Marseille et Odessa, se compose de
23000 especes, pese 800 kilogrammes, et a besoin des plus grands
1 Орлов Алексей Федорович (1786—1861). Командуя лейб-гвардии кон-
ным полком, первый атаковал каре декабристов, что доставило ему постоянное
расположение императора Николая Павловича. Был возведен в графское
достоинство, С 1844 до 1856 г. — главноуправляющий III Отделения
с. е. и. в. канцелярии и шеф корпуса жандармов. Был главою русской
делегации на Парижском мирном конгрессе в 1856 г. После Парижского
конгресса был назначен председателем Государственного совета и коми-
тета министров и получил титул князя.
2 Дело имеет следующий заголовок: «По ходатайству французского
литератора де Бальзака о дозволении ему возвратиться из Парижа в Киев
и о разрешении) помещице Киевской губернии Ганской вступить с ним
в брак». В’ деле 33 листа разной переписки.
296
О. Бальзак. — Неопубликованные письма
soins pour que rien ne sen perde; j’ai veille a son embarquement
et desirerais voir prendre toutes les precautions, qu’elle exige a
son transbordement.
Or, j’ai entendu dire que I’entree des fran^ais dans i'Empire
pouvait donner lieu a quelques difficultes; pour savoir jusqu’a
quel point ces oui-dires1 de gazette sont fondes, je viens done
prier Votre Excellence de faciliter mon admission a la frontiere,
si elle le juge convenable, et j’ai 1’honneur de faire observer a
Votre Excellence que je ne suis dans aucune des conditions qui
pourraient me faire exclure.
Voici deux fois que je voyage dans les etats de S. M. ГЕшре-
reur de toutes les Russies, et je crois avoir tenu et je tiendrai
toujours la conduite d’un homme qui sait mieux que tout autre
Fran^ais ce qu’on doit de respect aux lois d’un pays etranger,.
surtout quand on у est accueilli avec faveur.
Si les difficultes dont on parle sont une des mille calomnies
qui courent sur le gouvernement Russe et qui prouvent 1’imagina-
tion de la presse, il me restera le plaisir de m’etre adressd a
Vous, Monsieur le Comte, en sorte qu’une autre fois, je ne Vous
serais pas tout-а fait inconnu; et les voyageurs ne sauraient avoir
trop de protections.
J’aurais ete ingrat, si je ne m’etais pas egalement adresse dans
cette circonstance, a M-r le Comte Ouvaroff, dans le departe-
ment de qui je me suis considere Гап dernier, et qui m’a fort
gracieusement oblige en me recommandant a Mr le general Bibi-
koff. •
Si Votre Excellence daigne me favoriser d’une reponse, je 1’at-
tendrai avant de me mettre en route, je compte entrer par la
frontiere de Radziviloff, et je prie Votre Excellence de croire a
toute ma reconnaissance pour la peine que je lui donnerais de
s’occuper de moi.
Dans I’esperance d’une favorable reponse, j’ai 1’honneur, M-r le
Comte, de me dire, de Votre Excellence le tres humble et tres
obeissant serviteur
de Balzac.
Rue Fortunee № 14, quartier Baujon *.
Приводим перевод письма:
«Париж, 14 июля 1848-г. Графу Орлову, министру полиции
в С. Петербург.
1 На полях карандашом: «слухи».
О. Бальзак. — Неопубликованные письма
297
Имею честь обратиться к вашему сиятельству, хотя я лично
вам неизвестен, в надежде, что вы соблаговолите благосклонно
принять просьбу, составляющую предмет настоящего письма.
В прошлом году, граф, я прибыл в Россию с намерением
прожить там долгое время у графа Георгия Мнишек1
на Украине, близ Бердичева; я в действительности пробыл там
несколько месяцев; но так как одно денежное дело вызвало
меня на несколько дней в Париж, то граф Мнишек, который
с увлечением занимается энтомологией, (воспользовался моим
возвращением сюда, чтобы договориться о приобретении наибо-
лее замечательной из всех известных коллекций насекомых, кол-
лекции Дюпона, и наша февральская революция захватила) меня
врасплох, как гроза, меня так же, как и стольких других.
В настоящее время я желал бы вернуться в Россию к дру-
зьям, которыми имею счастье там обладать не только для тогр,
чтоб искать отдыха и спокойствия, которые можно найти в Ев-
ропе лишь в пределах вашей империи и Англии, но также и для
того, чтобы присутствовать при выгрузке и распаковке коллекции
насекомых. Эта коллекция, которая должна прибыть через Мар-
сель и Одессу, состоит из 23 000 видов, весит 800 килограммов
и требует величайшей заботливости, для того чтобы избежать
какой-либо утери; я наблюдал за ее погрузкой и желал бы
быть свидетелем того, что и при перегрузке будут приняты все
необходимые меры предосторожности.
Между тем, до меня дошел слух, что въезд французов
в империю может оказаться сопряженным с некоторыми за-
труднениями; чтобы знать, до какой степени обоснованы эти
газетные слухи, я и обращаюсь к вашему сиятельству с прось-
бой содействовать моему проезду, если вы то сочтете уместным,
причем имею честь обратить внимание вашего сиятельства
на отсутствие каких-либо оснований, могущих вызвать мое недо-
пущение.
Я уже два раза совершал поездку в пределы государства его
величества императора всероссийского, и мне кажется, что я
всегда держался и буду держаться поведения человека, кото-
рый лучше всякого другого француза знает, каким уважением
он обязан по отношению к законам чужой страны, в особен-
ности, когда его благосклонно принимают в ней.
Если затруднения, о которых говорят, — одна из тысячи
клевет, распространяемых о русском правительстве и свидетель-
1 Бальзак шриехал в Верховню в начале октября 1847 г. нового 'стиля
и выехал оттуда во Францию 3(15) февраля 1848 г.
298
О. Бальзак. — Неопубликованные письма
ствующих о выдумках прессы, мне останется удовольствие обра-
щения к вам, граф, так что в другой раз я не буду вам совсем
неизвестен; а путешественники всегда нуждаются в покрови-
тельстве.
Я был бы неблагодарным, если бы я, равным образом, не об-
ратился в данном случае к графу Уварову, 1 в ведении коего
я считал себя состоящим в прошлом году и который в высшей
степени любезно оказал мне услугу, рекомендовав меня генералу
Бибикову. 2 3
Если ваше сиятельство соблаговолите удостоить меня отве-
том, я подожду его, прежде чем пускаться в путь; я рассчи-
тываю въехать через пограничное местечко Радзивилов,Л
и прошу ваше сиятельство верить в мою глубокую признатель-
ность за хлопоты, которые я вам причиняю.
В надежде на благоприятный ответ, имею честь, граф, быть
вашего сиятельства нижайшим и покорнейшим слугою.
Де-Балъзак.
Улица Фортюнэ, № 14, квартал Божон».
Одновременно, т. е. 28 июля 1848 года, граф Орлов получил
написанное по-французски письмо министра народного просвеще-
ния от 26 июля.
Граф Уваров писал:
«Очень известный французский писатель, г. де-Бальзак при-
езжал в прошлом году в Россию, где он прожил довольно долго;
генерал Бибиков, которому я рекомендовал Бальзака, по просьбе
последнего, был весьма доволен его поведением и очень благо-
желателен по отношению к нему, так как мнения де-Бальзака
более литературного, чем политического свойства и он никогда
не вмешивался в политические дела.
Теперь тот же писатель обращается ко мне с письмом (ко-
торое я в подлиннике при сем прилагаю).
Будьте добры, мой дорогой коллега, сообщить мне смысл
ответа, который вы ему дадите, для того, чтобы мой был одно-
роден; добавляю, что, кроме этого случая, я никогда не имел
1 Сергей Семенович Уваров был министром народного просвещения
с 1833 по 1849 г.
2 Д. Г, Бибиков был в то время киевским военным, подольским и во-
лынским генерал-губернатором (с 29 декабря 1837 до 30 августа 1852 г.,
когда он был назначен министром внутренних дел).
3 Радзивилов—в то время местечко Кременецкого уезда Волынской
губернии на границе с Австро-Венгрией. Здесь находилась таможня.
О. Бальзак. — Неопубликованные письма
299
сношений с г. де-Бальзаком, которого знаю только по его сочи-
нениям и по его совершенно пассивному политическому по-
ведению.
Весь ваш граф Уваров».
Привожу теперь текст «всеподданнейшего доклада о фран-
цузском подданном де-Бальзаке» от 28 июля 1848 года: 1
«Известный Французский литератор де-Бальзак в при-
сланном ко мне из Парижа письме объясняет, что, прибыв
в прошедшем году в Киев и находясь на жительстве у графа
Георгия Мнишка, 2 он отправился в Париж, для некоторых
собственных дел, и принужден был оставаться там потому, что
в то самое время последовало воспрещение пропускать ино-
странцев в пределы России.
Ходатайствуя о разрешении ему возвратиться в Киев,
де-Бальзак присовокупляет, что, при настоящем смутном
положении дел в Европе, он в особенности желал бы нахо-
диться в России, и что, кроме того, он купил в Париже, для
зоологического кабинета графа Мнишеха весьма редкое и огром-
ное собрание насекомых, доставление которых требует необхо-
димого его надзора.
С подобным же ходатайством де-Бальзак обратился
и к Министру Народного Просвещения, который, доставив1 ко
мне подлинное письмо де-Бальзака, отозвался, что сей
последний, занимаясь литературою, чуждается дел политических
и что прежнее пребывание его в России не дало повода ни
к какому о нем сомнению.
По сведениям, имеющимся в III Отделении Собственной ва-
шего императорского величества канцелярии, де-Бальзак
приезжал в С.-Петербург из Парижа в 1843 году и, по обо-
зрении достопримечательностей столицы, вскоре выехал обратно;
он был рекомендован многим лицам высшего общества, вел
себя благородно и ни в чем предосудительном не замечен.
Потом в 1847 году де-Бальзак приезжал из-за* границы
я Волынскую и Киевскую губернии, для посещения тамошнего
помещика графа Мнишеха и во время своего пребывания в этих
губерниях также не обращал на себя невыгодного внимания.
1 В деле № 443 вшита копия этого доклада, занимающая 5—7 листы
дела по описи или «реестру бумагам дела», предшествующему документам.
Подлинный же доклад с резолюцией Николая I карандашом на левом чистом
поле,, непосредственно под заглавием доклада «О французском подданном
де-Бальзаке», хранится в особом томе «Всеподданнейших докладов III Отде-
ления с. е. и. в. канцелярии за 1844 год, 2, 3 и 4 экспедиции», лл. 134—136.
2 В докладе (везде «Мнишеха», вместо Мнишка.
300
О. Бальзак. — Неопубликованные письма
Принимая во внимание неукоризненное поведение д е - Б а л ь-
з а к а во время прежнего пребывания его в России, а также
и ходатайство о нем графа Уварова, я полагал бы с моей сто-
роны возможным удовлетворить настоящую просьбу де-Баль-
зака о дозврлении ему прибыть в Россию.
О чем всеподданнейше донося на высочайшее разрешение ва-
шего императорского величества, я имею счастие представить
при сем подлинные письма де-Бальзака ко мне и к графу-
Уварову, и отзыв последнего об этом иностранце».
Резолюция императора гласила: «да, но с строгим надзором».
На этом докладе Орлов написал карандашом: «Написать
о выс[оч.] повелении] секретно Бибикову, а г. Бальзаку от
меня написать учтиво и коротко, что дано приказание впустить
его безпрепятственно в Россию».
В соответствии с этой резолюцией писателю был отправлен
следующий ответ, переведенный мною с отпуска, написанного,
как и подлинник, по-французски.
«Г. де-Бальзаку в Париже, 30 июля ,1848. № 2398.
Милостивый государь.
В ответ на письмо, которое вы сделали мне честь написать
14 числа сего месяца, имею удовольствие уведомить вас, что на
границу империи посланы распоряжения не чинить никакого
препятствия вашему въезду в Россию, так как цель Путешествия,
которое вы предполагаете совершить сюда, чисто научная.
Примите милостивый государь, при сем случае, уверение
в -совершенном моем уважении.
Граф, Орлов».
На день позже киевскому генерал-губернатору было отпра-
влено секретное отношение за № 2403, в котором, после изло-
жения обстоятельств, рассказанных в известном уже нам письме
Бальзака к Орлову 14 июля, сообщалось следующее:
«Я имел щастие докладывать государю императору просьбу
де-Бальзака, и его величество . . . дозволил обратный проезд его
в Россию, но с строгим за ним надзором. О . . . каковой монар-
шей воле долгом поставляю сообщить вашему высокопревосхо-
дительству к зависящему исполнению, имея честь присовоку-
пить, что о выдаче де-Бальзаку нужного паспорта, я . . . отнесся
к . . . государственному канцлеру иностранных дел».
О. Бальзак. — Неопубликованные письма
301
Уварову Орлов отношением № 2424, 31 июля сообщал:
«Государь ... по всеподданнейшему моему докладу просьбы . . .
де-Бальзака и ходатайства Вашего Сиятельства. . . дозволил
этому иностранцу обратный въезд в Россию. Поставляю
обязанностью уведомить о сем Вас, Милостивый Государь,
и. . . присовокупляя, что, вместе с сим, сделаны мною нужные
распоряжения о безпрепятственном пропуске чрез границу
де-Бальзака, имею честь (возвратить приложенное при отзыве
Вашем письмо сего литератора» (лист 12-й дела).
С начала августа 1848 года в III Отделение стали поступать
ответы по переписке о Бальзаке. Первым откликнулся канцлер
Нессельроде. Он сообщал, 1 что русскому поверенному >в делах
в Париже Киселеву предписано выдать паспорт Бальзаку на
проезд в Россию, а затем 2 пришло секретное извещение киев-
ского генерал-губернатора о том, что он «сделал распоряжение
о пропуске в Россию . .. де-Бальзака ... и о строгом за ним
надзоре».
В середине сентября Орлов получил второе, письмо рома-
ниста, отправленное из Парижа 31 августа нового стиля.
Бальзак писал: 3
«Paris 31 aout 48.
A Son Excellence, М. le Comte Orloff, Ministre de la Police
generale de FEmpire.
J’ai 1’honneur, M. le Comte, de remercier Votre Excellence de
la faveur qu’elle m’a faite par la toute gracieuse promptitude
1 Отношением от 2 августа 1848 г., № 6735 (лист 13-й ,дела(№443,
III Отд., 3 экспедиции за 1848 г.).
2 Отношение 7 августа 1848 г. № 8343, Управления Киевского военного
Подольского и Волынского Генерал-Губернатора канцелярии, по секретной
части (лист 14-й комментируемого дела о Бальзаке).
3 Оригинал письма, хранящийся в деле как 15-й его лист, написан на не-
большом листке почтовой бумаги серо-синего цвета. Первое письмо напи-
сано на бумаге того же вида, но большего размера, и почерк первого
письма гораздо более крупен и разборчив, а самое письмо написано без
абревиаций, имеющихся в конце второго. Бумага довольно тонкая и не
имеет водяных знаков. Буквы и слова Писем от времени кое-где выцвели
и пожелтели. В прилагаемых к тексту данной статьи фотоснимках размер
первого письма уменьшен против оригинала фотостатной камерой Центр.
Арх. Упр. Формат почтовой бумаги первого письма Бальзака—14 июля
1848 г. — 28,2 см. длины и 22 см. ширины, второго — от 31 августа
1848 г. — 21,7 см. длины и 14,3 см. ширины. Второе письмо сфотографи-
ровано в размере оригинала.
302
О. Бальзак.— Неопубликованные письма
qu’elle a daignee mettre a repondre a ma requete. Je n’ai pas
voulu partir, sans Vous remercier deja d’ici; car, si Vous le per-
mettez, j’espere avoir 1’honneur de Vous remercier moi-meme,
dans le cas si je reviendrais cet hiver par St.-Petersbourg.
Je supplie Votre Excellence de me continuer sa protection. Une pre-
miere grace oblige; et je compte me faire un titre aut res de
Vous, Mr le Comte, de celle que Vous venez de me faire.
Agreez, M. le Comte, la respectueuse expression des sentiments
de reconnaissance avec lesquelles j’ai 1’honneur de me dire de
Votre Excellence 1. t. h. et t. o. s.
de Balzac».
Даем перевод письма:
«Париж, 31 августа 1848.
Его сиятельству графу Орлову, министру высшей полиции
империи.
Имею честь, граф, поблагодарить Ваше сиятельство за Ваш
благосклонный и быстрый ответ на мое ходатайство.
Мне не хотелось уехать, не поблагодарив Вас еще отсюда, ибо,
если Вы это дозволите, я надеюсь иметь честь выразить Вам
лично благодарность в случае, если этой зимой я буду возвра-
щаться через Санкт-Петербург. Умоляю Ваше сиятельство
продлить мне свое покровительство. Однажды оказанная ми-
лость обязывает, и во имя ее я рассчитываю на Ваше распо-
ложение в дальнейшем.
Примите, граф, почтительное выражение чувств признатель-
ности, с которыми имею честь быть вашего сиятельства нижай-
шим и покорнейшим слугою.
Де-Бальзак».
В первых числах октября 1848 года III Отделению стало
известно о приезде (третьем и последнем в жизни писателя)
Бальзака в Россию. Об этом свидетельствует следующая
«записка», вшитая в дело следом за вторым письмом Бальзака:
«в представленной Волынским гражданским губернатором ве-
домости об иностранцах, прибывших из-за границы с 16 по
22 сентября, показан между прочими: Французский подданный,
литератор Гоноре де-Бальзак, следующий из Парижа
в Киевскую губернию на жительство».
На этой справке, доложенной главе ведомства, Орлов на-
писал: «знаю с разрешения по письму его от г. императора
иметь за ним надзор».
ОНОРЭ БАЛЬЗАК. ФАКСИМИЛЕ НАЧАЛА ПИСЬМА К IP. А. .Ф. ОРЛОВУ 31 АВГУСТА 1848 ГОДА

ОНОРЭ БАЛЬЗАЬ. ФАКСИМИЛЕ КОНЦА ПИСЬМА К IP. А. Ф. ОРЛОВУ 31 АВ1УС7А 1848 ГОДА
О. Бальрак. — Неопубликованные письма
303
Надзор этот, помимо общей полиции, подчиненной киев-
скому генерал-губернатору, был поручен и непосредственно
штаб-офицеру корпуса жандармов в Киевской губернии, каким
тогда состоял полковник Белоусов. В октябре 1848 года (число
и номер предписания в копии не обозначены) шеф корпуса
жандармов секретно предписал Белоусову:
«Государь Император, по всеподданнейшему моему докладу
просьбы известного Французского литератора де-Бальзака, Все-
милостивейше соизволил на обратный приезд его ibi Россию, но
с строгим за ним надзором.
Усматривая ныне из представленной Начальником Волынской
Губернии семидневной об иностранцах ведомости, что упомя-
нутый Бальзак уже прибыл в наши пределы для следования
в Киевскую Губернию на жительство, предлагаю Вашему Вы-
сокоблагородию, во исполнение Монаршей воли, иметь строгое
секретное наблюдение за этим иностранцем, образом его
жизни, занятиями и связями в обществе, и о последствии буду
ожидать Вашего донесения.
Генерал-адъютант Граф Орлов».
К сожалению, каких-либо донесений Белоусова нам в делах
III Отделения не удалось найти.
Уместно задать здесь вопрос: знал ли, или, по крайней мере,
догадывался ли писатель об учрежденной за ним слежке. Отве-
тить на этот вопрос, за неимением прямого фактического мате-
риала, трудно, но несомненно,, что он отдавал себе отчет о по-
дозрительном к себе отношении русских властей.
Доказательством служит такой факт.
8 апреля 1849 года, гостя в Верховне у Ганской, Бальзак
получил в подарок от матери ящик с конфетами, промежутки
в котором были заложены парижскими журналами. В таможне
вырезали весь печатный текст, оставив лишь чистые от текста
поля, а при пересмотре содержимого, достаточно бесцеремонном,
обратили конфеты в кашу. На другой день Бальзак пишет
матери: «Твоя коробка конфет дошла к нам вчера, но, увы,
все было в беспорядке и более или менее попорчено, вследствие
перетряхивания. Без сомнения, ты заполнила пустоты журна-
лами и все, что в них было печатного, вырезали в та-
можне. Я вижу, что вы никогда не поймете ни России,
ни ее жителей.
Посылать произведения печати — значит
причинять мне наибольшие неприятности;
304
О. Бальзак. — Неопубликованные письма
можно быть высланным отсюда за этот про-
стой поступок. 1
Бальзаку очень льстило допущение его в Россию в тревож-
ную пору 1848 года; он писал, например, 9 февраля 1849 года
из Верховни зятю, инженеру путей сообщения Сюрвилль
в Париж: 2
«Здесь можно делать восхитительные дела; но французы
не могут приехать в империю, а я с нашим посланником — един-
ственное исключение из повеления о закрытии границ людям
нашем страны».
Это утверждение Бальзака является преувеличением, но,
вместе о тем, дела архива III Отделения за 1848 год показы-
вают, насколько затруднен был доступ французам в Россию
в тот период. Перечислим все могущие быть установленными,
по материалам III Отделения, случаи допущения французов
в Россию в 1848 году: 19 июля, по всеподданнейшему
докладу графа Орлова, Николай I разрешил приезд в С.-Петер-
бург из Франции герцогу («дюку», как он назван в докладе,
де-Виллекье, бывшему пажу короля Карла X. 3 30 сентября
Орлов при особом докладе царю представлял «в подлиннике
письмо к Тайному Советнику Сагтынскому от находящегося
в Париже статского советника Толстого о Французском под-
данном Ришбуре, имеющем намерение прибыть 1в Россию, для
ознакомления здешнего края с изобретенным им средством
сохранения от порчи, без соления, говядины и других припа-
сов»; «...принимая во внимание, — заключал доклад граф
Орлов, — кроме удостоверения Толстого, и отзыв действит.
статского советника Киселева4 на счет изобретения Ришбура,
я полагаю . .. возможным и даже полезным дозволить ему
приезд в С.-Петербург».
Царь на письменном докладе Орлова положил карандашом
резолюцию: «можно». 5 Но надо отметить, что и Ришбур был
1 Correspondence de Н. de Balzac, v< 1. II, la lettre a m-me de Balzac,
Vierzschovnia, 9 avril 1849. Указанное место впервые переводите^ на
русский язык. Разрядка наша. — С. К-
2 «Correspondance de Н. de Balzac», vol. II, p. 365. Paris, 1877, ed. Cal-
mann-Levy.
3 Дело архива III Отделения с. e. и. в. канцел. за 1848 год, экспе-
диции, № 421.
4 Киселев, /Николай Дмитриевич (1800—1869). С 1841 по 1851 г.
исправлял должность поверенного в делах в Париже.
° Дело архива III Отделения 1848 г., 3 экспедиции, № 710. Яков Николае-
вич Толстой, упоминаемый здесь, — известный негласный агент III Отде-
ления во Франции.
U7'^:^if//Ml//^^ £'& гг/г&б'/ъ



f
LM/sC
ДОКЛАД IP. ОРЛОВА НИКОЛАЮ I О ПРОСЬБЕ О. ДЕ-БАЛЬЗАКА ВЕРНУТЬСЯ В КИЕВ
РЕЗОЛЮЦИЕЙ ИМПЕРАТОРА И ПОДПИСЬЮ ГР. ОРЛОВА
О. Бальзак. — Неопубликованные письма
305
аристократом (он носил графский титул), а его изобретением
заинтересовался и наследник. Третий случай согласия царя на
въезд француза в империю имел место 5 октября 1848 года,
но следует сказать, что получивший это разрешение Людовик
Бонфор, оставаясь французским подданным, в то же время был
крупным русским помещиком, основавшим в Таврической гу-
бернии большое мериносовое хозяйство, и что за него ходатай-
ствовал бывший генерал-губернатор Новороссии и Бессарабии
князь М. С. Воронцов.
Наконец, 8 октября, в изътие из правил, царь, по ходатай-
ству, поддержанному его дочерью, великой княгиней Марией
Николаевной, разрешил въезд из Любека в С.-Петербург супру-
гам Мартен, родственникам Эмилии Жакмон, «находившейся
в услужении» у великой княгини 1 в качестве камеристки.
Этим данные царем разрешения на въезд в Россию и исчер-
пываются. Зато многочисленны были случаи отказа в разре-
шении на въезд французских подданных в Россию, и подчас
отказывали и тогда, когда ходатайство поддерживалось весьма
влиятельными русскими сановниками. Так, например, 26 июня
1848 года Орлов докладывал царю «об иностранце Нико»:
«В... мае государственный канцлер сообщил мне, представлен-
ную нашим посланником при Порте Оттоманской, просьбу, на-
ходящегося в Константинополе, Французского негоцианта
Нико, о выдаче ему с семейством и племяннику его
Г и л ь я р у, паспортов на проезд в Закавказский край, для
учреждения в . . . Кутаисе шелкопрядильнаго заведения.
Как по доставленным нашим Посланником сведениям, Нико
уже в 1847 году обращался с подобною просьбою к Наместнику
Кавказскому, который тогда отклонял его от предполагаемого
им предприятия ... я . . . признал за лучшее, чтобы этот ино-
странец повременил . . . приездом . . . Граф Нессельроде препро-
вождает ныне ко мне письмо к нему Наместника Кавказского. .
что Нико... обращался к нему с просьбою... при-
езда в Кутаис... г о р а з д о • п р е ж д е настоящих
политических происшеств'ий, что он обещал этому
иностранцу всякое зависящее от него содействие, что заведение,
которое он предполагает . . . может принести истинную пользу
и что край, в котором он желает поселиться,
не представляет никаких условий к развитию
1 Дело III Отделения с. е и. в. канцелярии 1848 г., 3 экспедиции,
№ 721. Предыдущее дело о .Бонфоре —1848 ;г., 3 экспедиции, № 315.
20 «Звенья» № 3
306
О. Бальзак. — Неопубликованные письма
там вредных политических мнений. По сему на-
ходит он . . . возможным удовлетворить просьбе Нико.
Принимая ... в соображение, что ... Н и к о .не имеет в Рос-
сии торговых сношений, но желает . . . единственно . . . заведения
в Закавказском крае фабрики, я нахожу, что дозволение ему
въезда ... не соответствовало бы постановленным . . . правилам.—
Но по уважению ходатайства Наместника ... не могу не пред-
ставить о сем на. . . благоусмотрение Вашего. . . Величества»
Император наложил следующую резолюцию: «не врем я».1
Другой случай отказа ударил по деловым интересам целой
группы лиц. Доклад, представленный о них 29 апреля 1848 года
императору А. Ф. Орловым, носит заголовок — «о пяти Француз-
ских подданных». Содержание его, излагаемое от имени Орлова,
следующее: «Государственный Канцлер доставил ко мне копии
с депеши посланника нашего в Берлине и с записки Наместника
Царства Польского. 2 В этих бумагах Барон Мейендорф 3 пред-
уведомляет, что нашими посольствами, засвидетельствованы
паспорты, на приезд в Россию, Французским подданным: купцу
Л е ф е б р у, купеческим прикащикам Лелиевру и Лор-
ре н ю, камердинеру и парикмахеру Тибо и капиталисту
Ройе-Дама, — и что . . . Мейендорф предуведомлен, что Л е-
ф е б р и Л е л и е в р . . . люди подозрительные. А Князь Вар-
шавский сообщил, что . . . предписал Лефебра и Ле-
ли е в р а не впускать в Царство Польское, а прочих 3-х пропу-
стить через границу и направить ... в Варшаву, с тем, чтобы
над ними учреждено было наблюдение, и чтобы им . . . дозво-
лено было оставаться в наших пределах, если они докажут ува-
жительную надобность быть в' России.
В то же время, Ковенюкий Военный губернатор Генерал-
Майор Радищев донес, что... Тибо и Ройе-Дама уже
прибыли к нашей границе в Ковенской Губернии, намереваясь
отправиться в С.-Петербург, и . . . Ковенская Таможня остано-
вила их на основании Высочайшего повеления, коим воспрещено
иностранцев, приезжающих в наши пограничные города, пропу-
скать далее в Россию, без разрешения ... III Отделения Соб-
ственной Вашего Имп. Величества Канцелярии.
Усматривая из сего, что и другие из упомянутых 5 Фран-
цузов . . . могут прибыть в Россию мимо Царства Польского
и находя, что несмотря на разрешение Князя
1 Разрядка наша. —С. К. Дело №83, III'Отделения, 3 экспедиции 1848 г.
2 Графа И. Ф. Паскевича-Эриванского, князя Варшавского.
3 Посол в Пруссии.
О. Бальзак. — Неопубликованные письма
307
Варшавского, пропустить в Россию Лоррена,
Тибо и Ройе-Дама, ежели они докажут необходимость
быть в наших пределах, было бы лучше всех их
не впускать в Россию,1 — я полагаю сообщить Мини-
страм Внутренних Дел и Финансов о сделании распоряжения
по всей Западной и Южной границам Империи, чтобы все вы-
шепоименованные не были впускаемы в пределы Империи, и
таковое мнение . . . осмеливаюсь . . . повергнуть на . . . воззрение
Вашего Имп. Величества». 2 Царь утвердил предложение своего
любимца, и никто из пяти не смог попасть в Россию.
В; статье «Бальзак в России» («Красный архив» 1923,
т. III) М. П. Алексеев приходит ск выводу, что «п о д о з р и-
тельность, с которой встречали Бальзака
в русских правительственных кругах», была
вызвана «едва ли не той громадной популярно-
стью, которой он пользовался в русской сто-
лице и провинции 30 — 40-х годов».3
По моему мнению, необходимо притти к диаметрально-проти-
воположному выводу, на основании сравнительного материала,
только что развернутого мною перед читателем.
У Бальзака не было иных шансов на получение разрешения
въезда в империю, рогатками полицейских запретов отгородив-
шуюся от революционных идей Франции, кроме его могучего
литературного таланта, огромного успеха среди читателей
тогдашней цивилизованной Европы, а также, конечно, отсут-
ствия каких бы то ни было указаний на его связь с револю-
ционным движением эпохи.
Об этом свидетельствует и терминология официальной пере-
писки. Уваров в письме к Орлову 26 июля 1848 года называет
Бальзака «известным французским писателем» («un ecrivain fran-
(jais, tres connu»); Орлов, плохо знавший литературу и ее
деятелей, очевидно со слов Уварова, повторяет во всепод-
даннейшем докладе: «известный французский литератор» и
усваивает ту же формулу оценки Бальзака в отношениях к Нес-
сельроде и Бибикову. Здесь уместно поставить вопрос о том,
насколько же сильно было в то время влияние Бальзака на чи~
тательскую массу России.
Произведения Бальзака в отличие от сочинений ряда фран-
цузских писателей не подвергались запрещению со стороны
1 Разрядка моя. — С. К.
2 Дело III Отделения, 3 экспедиции, № 149 за 1848 г.
3 Разрядка моя. —С. К.
20*
308
О. Бальзак. — Неопубликованные письма
русской цензуры. Маркиз де-Кюстин, приехавший в 1839 году
в Россию, будучи в Шлиссельбурге в гостях у одного инже-
нера, в обществе помещиков среднего достатка и провинциаль-
ных русских чиновников, при попытках навести разговор
«на новейшую литературную школу» французских писателей,
«увидел, что в России знают одного лишь Бальзака. Перед ним
бесконечно преклоняются и довольно верно о нем судят».
«Почти все сочинения современных французских писателей за-
прещены в России, — продолжает де-Кюстин свои наблюде-
ния, — что доказывает приписываемое им влияние. Вероятно,
других писателей тоже знают, ибо с таможней можно столко-
ваться, но боятся о них говорить. Впрочем, это лишь мое пред-
положение». 1 Насколько известна была в 30-х гг. в России фа-
милия писателя, свидетельствует перевод Н. И. Гречем но-
веллы г-жи Жирардэн «Трость Бальзака» («La canne de mon-
sieur de Balzac»), СПБ. 1837. Министр народного просвещения
С. С. Уваров уже 9 апреля 1834 предлагает Никитенке
составить для него записку о повестях Бальзака. 2 «Дамы Хер-
сонской губернии сходят с ума по Бальзаке, — пишет в статье
«Бальзак в Херсонской губернии» в журнале «Современник»
1838 года, том XII, автор укрывавшийся под псевдонимом Нечи-
пор Кулеш. — Произнесите имя французского новеллиста — и вы
увидите, до какой степени может воспламениться херсонская
аристократка. Вам расскажут по хронологическому порядку все
его произведения, всех действующих лиц, все сильные места. ..»
Алексей Николаевич Вульф в 1833 году записывает в дневник:
«. ..прочел знаменитого Бальзака, коего по сю пору знал только
по слуху. Небольшая повесть его «La Vendetta» передо мной
оправдала его европейскую славу. Слог его истинно превосход-
ный и мне показался выше всего, что я ни читал из нынешних
и прежних произведений французских писателей». 3 Д. В. Гри-
торович, тогда начинающий писатель, был восторженным по-
клонником Бальзака; Ф. М. Достоевский считал, по указанию
Григоровича, Бальзака «неизмеримо выше всех французских
писателей». В 1838 году он пользуется летними каникулами,
чтобы «прочесть всего Бальзака», и осенью 1843 года под
1 Маркиз д e-iK юстин — «Николаевская Россия», изд. всес. о-ва
политкаторжан, 1930 г., стр. 183.	,
2 Никитенко, «Записки и дневник» (1804—1877), т. I, изд. 2-е,
Пирожкова, СПБ. 1905, стр. 241.
3 А. Н. В у л ь ф, «Дневники». (Любовный быт Пушкинской эпохи), Ред
.и вступ. ст. П. Е. Щеголева. Издательство «Федерация», М. 1929,
стр. 363 (запись 29 июля 1833 г).
О. Бальзак. — Неопубликованные письма
3G9
впечатлением недавнего пребывания Бальзака в Петербурге при-
нимается переводить его роман « Eugenie Grandet». «Бальзак
велик, — пишет Ф. М. родному брату Михаилу, — его харак-
теры — произведения ума вселенной». 1 2 Утверждение де-Кюстина
о широкой известности Бальзака в России 1839 года можно
легко обосновать и библиографической справкой. Ко времени
приезда Кюстина в Россию, т. е. к 1839 году (далее извест-
ность и переводы Бальзака все росли), у нас отдельными изда-
ниями вышли следующие переводы произведений Бальзака:
1) «Сцены из частной жизни» (5 частей, СПБ, 1832—1-833),
2) повесть «Ростовщик Корнелиус» (СПБ. 1833), 3) «Гос-
пожа Фирмиани» (М. 1833), 4) «Женщина в 30 лет» (СПБ..
1833), 5) «Созерцательная жизнь Людвига Ламберта» (1-е из-
дание в СПБ. 1835), 6) «Темные рассказы опрокинутой го-
ловы» (2 части, СПБ. 1836), 7) «Шуаны или Бретань
в 1799 году» (СПБ, 1836), 8) «Лилия в долине» (М. 1837). “
Кроме того, в своем энциклопедическом журнале «Библиотеке!,
для чтения» Сенковский усердно переводил Бальзака и только
до 1839 Тода напечатал: «Отец Горио» (1835, т. 8)г
«Провинциальный Байрон» (1837, кн. 21), «История величия
и падения Цезаря Биротто, продавца духов» (1838, кн. 29),
«Необыкновенная женщина» (1839, кн. 34), «Графиня
де-Ванденесс» (1839, кн. 34), повесть «Похождения парижского-
дэнди» (1839, кн. 36).
Не отставали в эти же 30-е годы и другие журналы: «Сывт.
отечества» перевел: «Рекрут», «Отрывок из Шагреневой кожи»,
«Ростовщик Корнелиус», «Госпожа Фирмиани», «Красный трак-
тир» (1832 г., №№ 149, 152; 1833, №№ 155,159—160,162)..
В «Телескопе» были переведены: «Невеста-аристократка (бал
в местечке Со)». «Страсть художника», «Эль Вердюго», «Ко-
шелек», «Две встречи», «Граф Шабер», «Один из тринадцати»^
«Другой из тринадцати», «Дед Горио», «Девушка с золотыми
глазами», «Совет» (журнал «Телескоп» 1831, ч. 6; 1832„
ч. 8; 1833, ч. 13; 1835, тт. 14, 15, 16, 25—26, 27, 30.3
Степень популярности и влияния Бальзака учитывалась, хотя
и довольно своеобразно, и русскими дипломатами. Так,.
1 Биография, письма и заметки из записной книжки <Х). М. Достоевского^
СПБ. 1884, стРг 9, 26—27.
2 См. Энциклопедический словарь Брокгауз-Ефрона, библиографии
к статье «Бальзак».
3 Заимствую этот библиографический перечень из «приложения к статье
«Бальзак и Достоевский» в <книге Леонида Гроссмана «Поэтика
Достоевского» изд. ГАХН 1925, стр. 182.
310
О. Бальзак. — Неопубликованные письма
в 1924 году в «Mercure de France» (№ 635) J. W. Bienstock
опубликовал следующую шифрованную депешу поверенного
в делах при русском посольстве в Париже, уже упомянутого
Н. Д. Киселева от 12/24 июля 1843 года, отправленную ми-
нистру иностранных, дел перед первой поездкой Бальзака в Рос-
сию: «Если г. де-Бальзак, романист еще не прибыл в Петер-
бург, он, вероятно, вскоре будет там, ибо он еще 2/14 сего
месяца визировал свой паспорт, чтоб отправиться через Дюн-
кирхен в Россию.
Так как этот писатель находится в постоянных денежных
затруднениях, а в настоящее время он более стеснен, чем когда-
либо, весьма возможно, что литературная спекуляция является
одной из целей его поездки, несмотря на обратные свидетель-
ства газет.
В этом случае, идя навстречу денежным по-
требностям г. де-Бальзака, можно было бы
использовать перо этого автора, который
сохраняет еще некоторую популярность здесь,
как и вообще в Е в р о и е, чтоб написать опровержение
враждебной нам и клеветнической книги де-Кюстина».
Интересно сопоставить это откровенное в своем цинизме
предложение русского высокопоставленного дипломата купить
убеждения и талант (писателя с мнением самого Бальзака о рус-
ском правительстве и его верховном главе, как раз заявленным
по поводу слухов о намерении русских Властей подкупить Баль-
зака, пользуясь его первым приездом в С. Петербург. Это мне-
ние, выраженное Бальзаком в его письме Ганской от 31 января
1844 года, незаслуженно было обойдено русскими учеными
и впервые дается здесь в моем' переводе.
«Невозможно высказать более глупостей, которых только не
говорят о моем путешествии в Россию и пусть себе болтают . ..
Говорят, что я отказался от огромных денеж-
ных сумм за составление некоего опроверже-
ния... (Редактор издания в сноске пояснил — «опровержения
сочинения маркиза де-Кюстин: «Россия в 1839 году»). Какая
глупость! Ваш государь слишком *у мен, чтобы
не задать того, что купленное перо не имеет ни
малейшего авторитета».1
1 См. «Lettres a 1’Etrangere», vol. II, lettre a m-me Hanska a St.-Peters-
bourg (из Passy, в окрестностях Парижа) de 31 janvier (1844), page 285’
Разрядка подчеркнутых в письме мест наша. — С. К.
О. Бальзак. — Неопубликованные письма
311
Увы, русские (Власти не отвечали высоте представлений о них
Бальзака: они всегда пользовались наемными перьями как
в России, так и за границей.
III
Очутившись в Верховне, Бальзак 3 января 1849 года послал
министру народного просвещения графу С. С. Уварову: письмо
с просьбой исходатайствовать Еве Ганской разрешение на выход
за него замуж с сохранением ею собственности на ее недви-
жимое имущество в России. Это письмо Бальзака, пересланное
Уваровым в III Отделение, было впоследствии возвращено по-
следнему, причем в III'Отделении не сочли нужным снять с него
копию. Содержание письма известно только из препроводи-
тельной записки Уварова от 12 января 1849 года графу
Орлову, писанной по-французски. Привожу здесь ее перевод:
«12 января 1849. Господин де-Бальзак, который, в течение
прошлого лета, получил чрез Ваше и мое предстательство,
дозволение на въезд в Россию, сегодня прислал мне письмо,
которое я Вам пересылаю, дорогой коллега, прося Вас ознако-
миться с ним и довести его содержание до сведения Его Вели-
чества Государя Императора. Так как я предполагаю, что союз
романиста с его героиней не вызывает никакой помехи, то счи-
таю возможным ответить ему, чтоб он обратился к местным
властям, а именно — к генералу Бибикову, и что, впрочем, все
законные формальности по отношению к недвижимостям опре-
делены законом; кроме того, можно было бы известить этого
последнего 1 об обращении господина де- Бальзака и об ответе
ему. Тысяча приветов. Граф Уваров». 2
По каким-то причинам глава 111 Отделения задержал ответ
на это письмо.
Выждав почти месяц, Уваров, 10 февраля, прислал напоми-
нание, печатаемое здесь в переводе с французского текста:
«Вот уже около двух недель, как я сообщил Вам, мой доро-
гой коллега, письмо г. де-Бальзака, прося уведомить меня
с том, что именно я должен отвечать по вопросу об его браке.
Не получив ответа, я снова обращаюсь к Вам, потому чтр я
в свою очередь обязан ответом и желал бы, чтоб он вполне
соответствовал видам т^равительства. Тысяча приветов. Граф
Уваров. 10 февраля 1849».
1 Под «этим последним» следует разуметь Д. Г. Бибикова.
2 Французский оригинал письма в деле № 443, 1848,, г., III Отделения
собственной е. и. в. канцелярии 3-й экспедиции, см. лист 18-й.
312
О. Бальзак. — Неопубликованные письма
Нам неизвестен текст ответа Уварова Бальзаку <от 12 февраля,
но, во всяком случае, Ганская обратилась 22 мая 1849 года
со своим ходатайством к Д. Г. Бибикову, т. е. поступила
согласно тому совету, который, как мы видели, Уваров соби-
рался дать Бальзаку.
На первом же выше цитированном письме Уварова к глав-
ноуправляющему III Отделением, «от 12 января, сохранилась сле-
дующая пометка чернилами (очевидный результат второго
уваровского письма от 10 февраля): «По приказанию Графа
Алексея Федоровича письмо Бальзака возвращено мною лично
Г. Министру Народнаго просвещения 11 февраля 1849. Саг-
тынский».1
Следует полагать, что миссия Сагтынского не сводилась
к простому возвращению письма романиста. С ним, конечно,
был устно передан ответ Орлова на запросы Уварова. После
это-го, 12 февраля, и последовал ответ Уварова Бальзаку.
28 мая 1849 года Бибиков послал из Киева главноуправ-
ляющему III Отделением следующее коротенькое отношение:
«Милостивый Государь, Граф Алексей Федорович! Долгом
поставляю полученное мною письмо от Помещицы Киевской
Губернии Ганской препроводить в подлиннике на благо-
усмотрение Вашего Сиятельства, покорнейше прося не оставить
сообщить мне, какое угодно будет приказать дать по оному
разрешение. Дмитрий Бибиков. № 224».
Так как, в скором времени, это письмо Ганской было воз-
вращено в канцелярию киевского военного губернатора,2 а копии
с него в III Отделении не сняли, то содержание этого письма
мы можем узнать лишь из «записки» от 8 июня, которая, как
экстракт из дела, «была составлена для Орлова.
В записке от 8 июня 3 читаем:
«Генерал-Губернатор Бибиков представляет на разрешение
письмо к нему помещицы Киевской Губернии Ганской, ко-
торая просит об исходатайствовании ей. . . соизволения. . . Импе-
1 Влиятельный чиновник особых поручений при III Отделении, Адам
Александрович Сагтынский состоял тогда, как сказано, в чине тайного
советника.
2 Д. Г. Бибиков был 29 декабря 1837 г. назначен киевским военным
губернатором, с управлением и гражданской частью Киевской губернии,
а также генерал-губернатором подольским <и1 волынским. См. «Русский
биографический словарь».
Л Привожу ее с небольшими сокращениями длиннот тогдашнего канцеляр-
ского языка.
О Бальзак. — Неопубликованные письма
313
ратора на вступление в брак с известным Французским Лите-
ратором де-Бальзаком, с правом владения и в замужестве,
принадлежащим ей в Киевской Губернии, незначительным
недвижимым имением, управляемым и ныне уже ее зятем.
О последней милости умоляет она 'более потому, что, заключая
брак с иностранцем и лишаясь тем права быть (подданною Рос-
сийскою, она желает хотя в некотором отношении принадлежать
России и отечеству». 1
Справка
Де-Бальзак, приезжавший в1 Россию уже прежде и бывший
также и в С.-Петербурге, возвратился из-за границы
в 1848 году, с Высочайшего разрешения, с учреждением за ним
секретного наблюдения; но не замечен ни в чем предосудитель-
ном и известен как человек благородных правил и1 образа,
мыслей.
9 июня к этой справке в III Отделении добавили выписку
из свода гражданских законов:
«3 а к о н
На основании указа 17 Апреля 1834 года:
Лице 2 женского пола, вступившее в законный брак с ино-
странцем, не состоящим ни в службе России, ни в подданстве,
какого бы она и он не были вероисповедания, следует состоянию
и месту жительства своего мужа.
Но оставляя . . . отечество и вступая по мужу в чужеземное 3
подданство, жена не может уже владеть в России недвижимым
имуществом и обязана при выезде продать оное в срок, общим
законом установленный, именно в полгода».
На «справке» рукою графа Орлова, слева на полях, сделана
приписка карандашом: «высочайше повелено отказать как про-
тивное существующим законам. Гр. Орлов».
К сожалению, в деле нет даты, указывающей, когда состоялся
доклад Орлова царю просьбы Ганской. При внимательнейшем
просмотре всех письменных всеподданнейших докладов по
1 Без сомнения, последняя фраза
тацию просительницы.
2 Так в подлиннике.
3 Так в подлиннике.
записки повторяет дословно аргумен-
314
О. Бальзак, — Неопубликованные письма
III Отделению за весь 1849 год (они собраны ® четырех от-
дельных томах, хранящихся в одном, общем футляре) я не,- на-
шел текста этого доклада. Во всяком случае доклад этот не мог
быть сделан ранее 9 .июня (дата выписки из свода гражданских
законов) .и позднее 18 июня, так как уведомление Бибикову
об исходе его запроса было .написано в III Отделении в этот
именно день.
За выездом Орлова из столицы, его правая рука, управляю-
щий III Отделением и начальник штаба корпуса жандармов
генерал-лейтенант Л. В. Дубельт, отношением № 2467, 1 8 июня
дал знать Бибикову об отказе царя сохранить за Ганской,
после ее замужества, право собственности на Верховню, воз-
вратив при этом киевскому генерал-губернатору и письмо про-
сительницы.
В это время болезни Бальзака — сердечные припадки,катарр
дыхательных путей и наступившая затем сильнейшая переме-
жающаяся лихорадка (в письме к сестре от 20 октября
1849 года Бальзак рассказывает о последнем ее приступе,
оставившем его только 1 7 октября и длившемся 34 дня) снова
создали препятствия к немедленной свадьбе.
Только 14 (или 2 по старому стилю) марта 1850 года
в Бердичеве, в приходском костеле Варвары, ранним утром про-
исходит столь желанное Бальзаку венчание «1а grande affaire de
toute ma vie», как назвал его сам романист.
25 апреля 1850 года «молодые» выехали из Верховни
в долгий и утомительный путь во Францию. Лишь в конце
мая супруги явились в Париж. Бальзак очень скоро слег в по-
стель и уже в июне не мог «ни читать, ни писать». 18 (6) ав-
густа 1850 года его не стало.
IV
19 января старого стиля 1851 года в III Отделении было
получено большое и любопытное письмо вдовы Бальзака
А. Ф. Орлову. Письмо это .интересно и для косвенной характери-
стики тех легитимистских симпатий Бальзака, о которых писал
Ф. Энгельс в недавно опубликованном его письме к Маргарэт-
Гаркнес («Литературное наследство», № 2.) Но, конечно,
к сообщаемым Эвелиной Бальзак сведениям о подготовляв-
шемся великим писателем контрреволюционном произведении
следует отнестись с большой осторожностью: слишком очевидно,
для чего такое упоминание потребовалось в этом подобостраст-
ном письме к могущественному царскому сановнику.
О, Бальзак.— Неопубликованные письма
315
Monsieur le Comte.
En quittant pour toujours la Russie, je n’ai point fait un coup
de tete, Vous le savez mieux que personne, M. le Comte, puis-
que, c’est a Vous, que le general Bibikoff, Gouverneur General
de Kiew, s’est adresse pour soumettre ma demande a Sa Majeste
I’Empereur, a ce Grand homme, a ce puissant Monarque qui
restera toujours pour moi mon Empereur.
Ma demande contenait deux points: 1) puis-je epouser Mr
de-Balzac? 2) puis-je dans ce cas conserver ma terre en Russie?
Voila quelle fut la reponse que je re$us de M-r Bibikoff, je la
cite testuellement: «La decision de S. M. I’Empereur est, que
Vous ne pouvez pas garder Votre terre dans le cas de Votre
manage avec Mr de-Balzac». Que pouvais-je faire? que devais-
je faire alors? On ne me defendait pas le manage, on ne me re-
fusal que la fortune, je ne pouvais done pas sans me deshonorer
a mes propres yeux, dire a 1’homme qui me voulait prendre pour
femme, bien que denuee de tout: < Je ne veux pas de Vous, car
Vous valez moins pour moi que mes 20000 francs de rente». Si
I’Empereur mon souverain et mon maitre, m’eut defendu ce ma-
nage, j’aurais obei, je Vous le jure, Monsieur le Comte, et Vous
me croyez j’en ai la certitude; I’Empereur n’est il pas le pere de
cette immense famille a laquelle je suis fiere d’avoir appartenu si
longtemps? Ne lui devais-je pas avant tout obeissance et soumis-
sion absolue? Mais au lieu dune defense, on me disait: Mariez
Vous, si Vous voulez, mais n’emportez rien». Et j’ai encore obei,
et je me suis mariee et je n’ai emporte avec moi en quittant la
Russie, qu’un coeur tristement devoue, comme celui du chien
fidele, bien que battu et repousse par son Maitre. Trois mois
apres mon arrivee a Paris, j’eue la douleur de perdre mon mari.
Ce fut une perte irreparable non seulement pour moi qui ai tel-
lement hate de le rejoindre mais pour la France et pour 1’Europe.
Il meditait un livre ou il aurait foudroye les doctrines perverses,
qui depuis tant d'annees s’attaquent a 1’Edifice social, car per-
sonne n’etait plus capable que cette vaste et sublime intelligence,
de sender la plaie vive qui ronge 1’humanite et d’y apporter des
remedes salutaires. L’Empereur Nicolas etait particulierement
1’objet de son culte, il le regardait comme le seul representant en
Europe du principe sauveur de I’autorite. Monsieur de-Balzac a
toujours eu devant les yeux un portrait de I’Empereur, il disait
que la contemplation de cette magnifique tete lui faisait du bien,
qu’elle calmait ses inquietudes pour 1’avenir de 1’Europe, qu’il у
avait dans cette expression imperiale, quelque chose d’auguste, de
316
О. Бальзак. — Неопубликованные письма
grandiose, d’arrete, d’immuable pour ainsi dire, qui devait frapper
les masses comme la manifestation vivante d’une pensee Divine.
Mr de-Balzac a longtemps possede un petit buste de S. M. I’Empe-
reur, monte sur un socle de malachite, qui lui avait ete donne
par une dame de Petersbourg, madame Gerebzoff, je crois, ce
buste fait aujourd’hui la gloire du.Musee de la ville de Bourges,
auquel Mr de-Balzac Га donne comme une des plus pr£cieuses
choses quil pouvait lui offrir.
Comment ai-je pu supporter un malheur si ecrasant.— Com-
ment ai-je pu me reveiller sans lui — demain de ce jour affreux,
seule et abandonnee sur une terre etrangere.—Dieu seul le saitl
J’ai ete un moment tentee de revenir en Russie—mais l’aurais-je
pu? Je ne sais pas meme encore si mon manage ne m’a pas ote
le droit d’y revenir jamais. D’ailleurs j’ai a Paris les affaires d’une
succession fort embrouillee a regler.—Il me faut done rester
ici.—Il me faut surtout у rester pour ne pas perdre le droit d’etre
ensevelie a cote de mon mari qui m’attend.
Je n’ai pas besoin de Vous dire, Monsieur le Comte, qu’en
epousant un etranger, j’ai satisfait a toutes les lois de mon pays,
j’ai fait don a ma fille de ma fortune personnelle, et j’ai renonce
par un acte formel a tout ce que je pouvais posseder en Russie,
je croyais done etre quitte et envers mon pays, et envers ma fille.
Aurais-je pu penser, Grand Dieu! que je serais la cause invo-
lontaire d’un desastre pour cette enfant si chere, par une impru-
dence que je n’ai point su eviter.
Voici le fait Avant mon manage avec Mr de-Balzac, j'avais
cede a ma fille unique, la Comtesse Mniszech, tous les droits que
j’avais sur sa fortune paternelle, moyennant une pension viagere;
apres mon mariage, en faisant la renonciation de toute pretention,
de tout droit a n’importe quelle propriete en Russie, je croyais
avoir satisfait a tout ce que la loi pouvait exiger de moi, et je
n’ai pas eu la precaution de faire un acte particulier et special,
pour cette malheureuse pension, croyant qu’elle etait comprise
dans la renonciation generale, et voila que je re^ois la terrible
nouvelle que mon gendre le Comte Mniszech et sa femme peuvent
encourir la confiscation de leurs terres, a cause de cette fatale
pension, que j’avais completement oubliee, que je n’ai jamais
touchee, et que je n’aurais jamais reclamee, car d’apres mes
idees, les parents doivent tout donner a leurs enfants et n’en
jamais rien recevoir. Je Vous supplie done, Monsieur le Comte, a
mains jointes et au nom de Votre fils bien-aime de proteger ma
pauvre enfant dans cette circonstance, et de daigner ecrire au
general Bibikoff a Kiew pour qu’il defende qu’on donne suite a
О. Бальзак. — Неопубликованные письма
317
cette affaire, jusqu’a се que j’ai envoye d’ici 1’acte par lequel je
renonce a cette pension; et qui sait si cela sauvera encore a
temps la fortune de ma fille? les choses vont si vite1 dans la
province, quand il s’agit de depouiller les gens qui ont quelque
bien!
Je ne comprend vraiment pas, d’apres quelle Loi2 on peut se
permettre une semblable iniquite, cette rente viagere n’ayant pas
ete accordee a Madame de Balzac, mais a Madame Hanska, et
Madame de-Balzac a renonce a tout, elle ne veut rien, elle ne
demande rien, elle n’a besoin de rien —elle ne demande que la
mort, et encore ne peut elle pas 1’obtenir!
Pardonnez moi, Monsieur le Comte, cette trop longue lettre —
voyez у seulement 1’expression d’un coeur desespere, et d’une
vie mortellement atteinte. Quand cette lettre Vous parviendra je
serai sans doute dans un monde meilleur que celui-ci, et les
douleurs que j’ai subies sur la terre, me donneront peut-etre le
droit de prier pour Vous, un maitre bien plus grand que le
maitre que Vous servez, comme j'aurais voulu servir celui que je
vais retrouver.
Je suis si habituee a m’adresser aux puissances du ciel, que
j’ai puise une certaine confiance dans les puissances de la terre;
croyez au reste, Monsieur le Comte, que cette confiance ne nuit
en rien au respect que je Vous dois, et que c’est avec ce respect
et avec la consideration la plus profondement sentie que j’ai
1’honneur d’etre
Votre tres humble et tres devouee
Eve de-Balzac nee Rzewuska.
Paris 20 Janvier 1851
Rue Balzac 14 faub. (t. e. faubourg) St Honore.
Привожу перевод письма:
Граф. Покидая навсегда Россию, я отнюдь не сделала безрассудно-сме-
лого шага, Вы знаете это лучше кого-либо другого, граф, потму что именно
к вам обратился киевский генерал-губернатор, генерал Бибиков, чтобы
представить мою просьбу его величеству государю императору, великому
1 Я полностью сохранил особенности французского текста письма, пере-
дав < Kiew» вместо «Kiev» и написанное у Ганской «vite>> вместо • vite».
2 Слово «loi» написано у Ганской, как и многие другие слова, с заглав-
ной буквы, вместо следуемой строчной, или малой.
318
О. Бальзак. — Неопубликованные письма
человеку, могущественному монарху, который навсегда останется для меня
моим императором.
Мое ходатайство состояло из двух пунктов: 1) могу ли я выйти замуж,
за г-на де-Бальзака? 2) Могу ли я сохранить в этом случае мою землю
в России? Вот каков был ответ, который я получила от г-яа Бибикова,
цитирую его дословно: «Решение его величества государя императора
таково, что Вы не можете сохранить вашу землю в случае вашего супру-
жества с г. де-Бальзаком».
Что могла я сделать? Что должна была я сделать тогда? Мне не запре-
щали вступить в брак, мне отказывали только в моем состоянии, поэтому
я не могла, не обесчестив себя в собственных глазах, сказать человеку, ко-
торый желал взять меня в жены, хотя и лишенную всяких средств: «Вы
мне не нужны, потому что я ценю вас меньше, чем мои 20 000 франков
дохода». Если император мой государь и повелитель, запретил бы мне этот
брак; — я повиновалась бы, клянусь вам, граф, и вы мне поверите,
я в этом убеждена.
Не является ли император отцом той огромной семьи, столь долгой при-
надлежностью к которой я горжусь? Не ему ли прежде всего обязана
я полными повиновением и послушанием. Но вместо запрещения мне ска-
зали: «Выходите замуж, если хотите, но не уносите ничего». И я повинова-
лась снова, вышла замуж и, покидая Россию, не унесла с собой ничего,
кроме скорбно-преданного сердца, как у верной собаки, хотя и побитой и от-
вергнутой ее хозяином.
Три месяца спустя после моего прибытия в Париж, я имела несчастие
потерять моего мужа. Это была невознаградимая потеря не только для
меня, которая так жаждет вновь соединиться с ним, но для Франции и для
Европы.
'Он обдумывал книгу, в которой поразил бы громом извращенные учения,,
подкапывающиеся в продолжение стольких лет под общественный строй,
потому что никто не был более способен, чем этот обширный и возвышен-
ный ум, исследовать живую язву, разъедающую человечество, и применить
к ней спасительные средства лечения.
Император Николай был в особенности предметом его поклонения; он
видел в нем единственного в Европе представителя спасительного прин-
ципа власти.
Г. де-Бальзак имел всегда перед глазами портрет императора; он гово-
рил, что созерцание э,той в елико лепной головы полезно ему, что оно успо-
каивает его тревоги за будущее Европы, что в этом выражении царствен-
ного лица содержится нечто торжественное, величественное, установив-
шееся, незыблемое, что должно поражать массы, как живое проявление
божественной мысли.
Г. де-Бальзак долгое время владел небольшим бюстом его величества
государя императора, поставленным на малахитовом цоколе, подаренным
ему одной петербургской дамой, кажетсЯу г-жей Жеребцовой; этот бюст
составляет теперь гордость музея города Бурж, которому г. де-Бальзак
подарил его, как одну из самых драгоценных вещей, какую он мог ему
предложить.
Как могла я выдержать столь подавляющее несчастие, как могла я про-
снуться без него на следующее, после этого ужасного дня, утро, одинокая
и покинутая на чужбине? — Бог один это ведает! Одно мгновение меня
манило возвратиться в Россию, но могла ли я? Я даже не знаю еще,
не лишило ли меня мое замужество, права вернуться туда. Впрочем,
я должна в Париже привести в порядок сильно запутанные дела по насле-
О. Бальзак. — Неопубликованные письма
319
дованию. Поэтому мне необходимо оставаться здесь. В особенности следует
мне остаться здесь, чтобы не потерять права быть похороненной возле мо-
его мужа, который ожидает меня.
Мне нет надобности говорить вам, граф, что, выходя замуж за иностранца,
я удовлетворила всем требованиям законов моей страны; я подарила
моей дочери свое личное состояние и отказалась формальным (актом от
dcero, чем я могла обладать в России; поэтому я считала себя свободной
от обязательств и по отношению к моей родине и относительно моей
дочери. Могла ли я думать, великий боже, что стану невольной причиной
бедствия для этого столь дорогого мне ребенка, вследствие неосторожности,
которой я не сумела избежать. Вот в чем дело.
Перед моим браком с де-Бальзаком я уступила моей единственной дочери,
графине \Мн1ишекп вое права, которые я имела на состояние ее отца,
выговорив себе пожизненную пенсию; после моего замужества, отрекаясь
от всякой претензии, от всякого права на какую бы то ни было собствен-
ность в России, я полагала, что удовлетворила всему, что мог требовать
от. меня закон, но я не позаботилась совершить особый и специальный
акт по поводу этой злосчастной пенсии, будучи уверена, что она вклю-
чена в общем отказе, от прав и вот я получаю ужасное известие, что мой
зять, граф Мнишек, и его жена могут подвргнуться конфискации их земель,
вследствие этой роковой пенсии, про которую я совершенно забыла, которой
я никогда не получала и которой я бы никогда не стала требовать, потому
что, по моим понятиям, родители все должны отдавать своим детям и ни-
когда ничего не принимать от них.
В виду этого я умоляю вас, граф, со сложенными руками и во имя вашего
горячо любимого сына 1 оказать в данном случае покровительство моему
бедному ребенку и соблаговолить написать в Киев генералу Бибикову, чтоб
он запретил давать ход этому делу, до той поры, пока я не пришлю отсюда
акт, которым я отказываюсь от этой пенсии; но кто знает, спасет ли это
еще во-время состояние моей дочери? Дела в 1провинции вершатся так
скоро, когда речь идет о том. чтоб ограбить людей, владеющих каким-либо
имуществом!
Я в самом деле не понимаю, по какому закону можно позволить себе
подобную несправедливость; ведь эта пожизненная пенсия была назначена
не госпоже де-Бальзак, но госпоже Ганской, а г-жа де-Бальзак отказалась
ото всего, она ничего не хочет, ничего не требует, не имеет нужды
ни в чем, она не просит ничего, кроме . смерти, и то она не может ее
получить.
Простите мне, граф, это слишком длинное письмо, смотрите на него лишь
как на излияние отчаявшегося сердца и жизни, пораженной на смерть.
Когда это письмо дойдет до вас, я, без сомнения, буду в мире лучшем,
чем этот, и страдания, которые я вытерпела на земле, дадут мне, может
быть, право молиться за вас владыке, гораздо более могущественному, чем
тот, которому служите вы,, как я хотела бы служить тому, которого я вновь
обрету.
Я так привыкла обращаться к небесным властям, что черпаю известную
уверенность и в земных властях; верьте, впрочем, граф, что эта уверен-
ность ни в чем не препятствует уважению, которое я к вам питаю; с этим
1 Князя Николая Алексеевича, родившегося в 1827 г. (умер в 1885 г.)_.
одного из ближайших друзей великого князя . Константина Николае-
вича, впоследствии дипломата в царствование Александра II и  Але-
ксандра III,
320
О. Бальзак. — Неопубликованные письма
уважением и с глубоко прочувствов<анньгм почтением я имею честь быть
ваша покорнейшая и преданнейшая Е.ва де-Бальзак, урожденная Ржевуская.
Париж, 20 января1 1851 года. Улица \Б альзака„ 2 14,
предместье Сент-Онорэ.
Получив 19 января 1851 года (по старому стилю) экзаль-
тированное и в то же время расчетливое письмо вдовы Баль-
зак, Орлов,, не совсем доверяя фактам, изложенным в нем, на
другой же день после его получения, обратился отношением
№ 223 к киевскому военному, волынскому и подольскому гене-
рал-губернатору.
«Милостивый Государь Дмитрий Гаврилович, — писал Орлов
в этом отношении Бибикову. — Вашему Высокопревосходитель-
ству известно, что Государь Император, вследствие всеподдан-
нейшаго доклада моего) просьбы Помещицы Киевской Губернии
Г а н с к о й, Всемилостивейше дозволил ей в Июне 1849 года
вступить в брак с Французским литератором де-Б а л ь з а к о м,
на основании общих узаконений, без сохранения права владе-
ния недвижимостью s; России Г-жа Бальзак объясняет ныне в
письме ко ,мне из Парижа, что до выезда еще из России, она
передала дочери своей, Графине Мнишек, все права на отцов-
ское , . . имение, выговорив себе только некоторое из доходов име-
ния пожизненное содержание; а . . . по заключении уже брака
с Бальзаком... доставила дочери . .. формальное отречение
от всякого в России имущества, не упомянув ... в этом акте о по-
жизненном содержании, котораго . . . впрочем никогда не полу-
чала и не требовала.
Сие . . . обстоятельство послужило, будто бы, Киевским Судеб-
ным местам поводом к наложению запрещения на имение ее
дочери . . ., а потому Г-жа Бальзак просит защиты прав ее
дочери, обязываясь в скорейшем времени прислать из-за гра-
ницы и отречение от получения всякого пожизненного от дочери
содержания.
Не находя . . . повода, в этих обстоятельствах, к наложению
запрещения на имение Графини Мнишек и полагая, что све-
дения, дошедшие до Госпожи Бальзак, вероятно, неоснова-
тельны, я не менее того счел обязанностию сообщить о сем
1 Вдова Бальзака датирует письмо новым стилем. На письме, выше его
текста, в III Отделении поставили день получения его в Петербурге /в этом
учреждении, по старому стилю — 19 января. Следовательно, письмо было
в пути одиннадцать дней.
2 Улица Фортюнэ была, после смерти писателя, переименована в улицу
Бальзака.
О. Бальрак.— Неопубликованные письма	321
Вашему Высокопревосходительству с покорнейшею просьбою,
для доклада Его Величеству, почтить 1меня уведомлением, сде-
лано ли действительно какое-либо распоряжение по этому пред-
мету, почему и на каком основании?»
12 февраля в III Отделение пришел ответ Бибикова.1
Суть его сводилась к тому, что «никакого запрещения на . . .
имение налагаемо не было».
Но при этом сообщались некоторые любопытные детали, ко-
торые для современного исследователя ставят под сомнение
утверждение «записки», составленной 8 июня 1849 года в
III Отделении, что Верховня, принадлежавшая по смерти мужа
Ганской, была «незначительным недвижимым имением». Утвер-
ждение это, как помним, было повторено и в том докладе
А. Ф- Орлова императору Николаю I в июне того же
1849 года, следствием которого было разрешение Ганской
брака с Бальзаком, при условии, однако, обязательного отказа
от собственности на все ее недвижимое имущество в России.
Детали эти отношение Бибикова от 30 января 1851 года изла-
гает так: «Когда Ганская вышла замуж за Бальзака и ей
выдан был паспорт заграницу, то Губернское Правление, имея
в виду, что она обязана была недвижимое имение в России, на
основании 1370 статьи IX тома и 707 ст. V тома устава о по-
шлинах, продать или переуступить наследникам, требовало в про-
шедшем году от местных Полиций сведение, как распорядилась
она с своим имением и . . . сделало распоряжение, если бы какое
имение осталось без продажи или передачи наследникам, то
в таком только случае подвергнуть имение секвестру ... — но . . .
получены донесения,что еще до выхода в замужество «Г-жа
Бальзак переуступила имения свои... дочери...
с обязательством уплачивать ей ежегоднопо
9 тысяч рублей серебром,2 — когда же потребован
был акт о таковом обязательстве, Графиня Мнишек отозвалась,
что обязательство . . . было сделано, когда мать ее не намерена
1 Послан канцелярией по секретной части киевского военного, подоль-
ского и волынского генерал-губернатора 30 января 1851 г. за № 575.
2 Анненская, в составленной ею биографии Бальзака, изданной в извест-
ной серии Павленкова — «Жизнь замечательных людей», ошибочно утвер-
ждает, что компенсация Ганской ежегодною рентою за отказ от земли
вытекала из требований русских законов, как следствие отказа Николая I
Бальзаку, подавшему якобы прошение царю о дозволении Ганской выйти
замуж за иностранного подданного и принести ему в приданое имение. . .
Архивное дело, используемое в нашей работе, позволяет откинуть эти
домыслы широко распространенной книжки.
21 <3венья> № 3
322
О. Бальзак. — Неопубликованные письма
была выходить ... за иностранца и денег тех она ей не уплачи-
вала, — ныне же вовсе 1 отказалась от получения тех денег, по
акту, совершенному в Парижских присутственных местах, како-
вого . . . Мнишек ежедневно ожидает. — Других распоряжений
по сему предмету не делалось». Из дела III Отделения о гра-
жданском губернаторе Архангельской губернии Филимонове
нам известно, что в 1845 году годовой оклад последнего со-
ставлял 2571 рубль серебром.
Вряд ли сам всесильный киевский, волынский и подольский
генерал-губернатор получал тогда более 8 тысяч рублей, вклю-
чая все расходьи на представительство.
Денежная компенсация в 9000 рублей серебром ежегодно за
отказ от «незначительного недвижимого имения» не могла бы
иметь места, если бы Верховня была действительно тем, чем ее
только хотели представить русской администрации ее вла-
дельцы. Будь она незначительным малодоходным имением,
Бальзак не называл бы ее господский дом подобием Лувра, наи-
более роскошным жилищем во всей Украине, в письмах к род-
ным. Притом же мы знаем, что в Верховне были 6‘ольшая вот-
чинная суконная фабрика, с годовым производством 10 000
кусков хорошего сукна и вотчинная больница с двумя врачами.
Наконец, если поверить отзыву о ней, данному со слов ее
хозяев в. официальных документах, будет необъяснимым,
откуда Мнишки доставали средства на свое достаточно при-
вольное существование. Как увидим ниже, часть других их
имений была к тому времени уже заложена за долги самой
Ганской и их собственные.
А что существование Мнишков требовало больших трат
и столь же больших доходов для покрытия издержек, видно
хотя бы из такого, очень яркого, места письма Бальзака сестре
от 3 марта 1849 года, писанного в Верховне:
«Я оставался в течение двадцати дней в моей комнате и моим
единственным удовольствием было видеть жену Жоржа Мни-
шек, отправляющуюся на бал в костюмах королевского велико-
лепия, потому что у нас не представляют того, что такое
туалеты в России; это выше, действительно выше всего того,
что можно наблюдать в Париже. Большинство женщин разо-
ряют своих мужей роскошью своих туалетов, а танцоры раз-
рушают туалет женщин грубым с ним обращением. В одной
фигуре мазурки, в которой оспаривают носовой платок танцую-
1 В подлиннике переписчиком поставлено «вовся».
О. Бальзак. — Неопубликованные письма
323
щей дамы, растерзали на клочки (платок юной графини, 1 ценою
свыше 500 франков, один из наиболее красивых из ее свадеб-
ной корзинки, которым я восхищался перед ее отъездом на этот
бал. Восхитительная мать (возместила этот ущерб, подарив ей
наилучший из своих, который был вдвое богаче; в нем тончай-
шего полотна ровно столько, чтобы обхватить нос; весь он
в английских кружевах».
Ослепленный роскошью жизни любимой женщины, писатель
не видел, к чему приводило это мотовство. Заключительные
документы архивного дела 'позволяют ответить на этот вопрос.
Того же 12 февраля 1851 года в III Отделение, на имя
графа Орлова, пришло дополнительное сообщение киевского
генерал-губернатора от 3 февраля за № 612, в котором было
сказано:
«В дополнение к отношению ... 30 Января № 575 долгом
поставляю довести до сведения Вашего Сиятельства, что только
часть селения Павловки в Сквирском уезде в количестве
269 душ, подаренного Госпожею де-Бальзак дочери своей Гра-
фине Мнишек, еще в 1837 году подвергнута запрещению
в обеспечение долга Государственному Заемному Банку, кроме
сего Горностайпольский ключ в Радомысльском уезде, Графи-
нею Анною Мнишек, с согласия матери . . . как бывшей пожиз-
ненной владелицы, заложен в С.-Петербургском Опекунском:
Совете.
Других запрещений никаких нет ...»
15 февраля 1851 года, за подписью графа Орлова, в адрес
вдовы Бальзака было отправлено написанное по-французски
уведомление, копия которого и заканчивает это ценное для
биографии великого писателя дело:-
«Г-же де-Бальзак, 15 февраля 1851.
Предместье Сент-Онорэ, улица Бальзака, 14 — в Париже.
Милостивая государыня.
Необходимость войти в письменные сношения с генералом
Бибиковым, киевским генерал-губернатором, чтоб уяснить себе
действительное положение дела, составляющего предмет письма,
которым Вы почтили меня 2Q числа прошедшего января, одна
только эта необходимость вызвала задержку моего ответа.
1 Анны Мнишек.
21*
324	О. Бальзак. — 'Неопубликованные письма
В настоящее время я спешу уведомить Вас, милостивая госу-
дарыня, что по справке, которую я получил от генерала Биби-
кова по поводу данного дела, нашим правительством не было
принято никакой меры, которая могла бы угрожать конфиска-
цией' имений, уступленных вами Вашей дочери, графине
Мнишек, на каком бы то ни было основании.
Единственная, принятая в силу законов, мера — это секвестр,
наложенный на часть земли в Павловке и в Горностайполе,
чтоб обеспечить долг, совершенный графиней Мнишек в импер-
ских кредитных учреждениях.
Я желал бы, чтоб эти сведения могли Вас успокоить, и прошу
Вас, милостивая государыня, принять уверение в моем глубоком
уважении.
Граф Орлов».
На этом переписка вдовы Бальзака и III Отделения за-
кончилась. 1
1 Вскоре, по получении авто,ром верстки данной статьи, ему довелось
ознакомиться с биографическим очерком «Бальзака», составленным
К. Г. Лаксом для I тома «Собрания сочинений Оноре де-Бальзака, выпу-
щенного в продажу ГИХЛ в начальных числах декабря 1933 года. Говоря
о третьем приезде писателя .в Россию, К. Г. Локс, имевший возможность
еще 7 апреля 1932 года слышать чтение рукописи данной нашей работы
на квартире у М. А. Цявловского, воспользовался некоторыми ее данными,
к сожалению не указав источника сообщаемых им .сведений. Во избежание
неверного представления у читателей, которое могло бы создаться из факта
более раннего появления в печати биографии, составленной К. Г. Локсом,
нежели 3-го сборника «Звеньев», оговариваем это обстоятельство. Напри-
мер, см. на 47 странице I тома «Собрания сочинений» О. де-Бальзака, хотя бы
следующее место: «В феврале 1848 г. вспыхивает революция, финансовые и,
в особенности, издательские дела идут из рук вон плохо, и он снова
собирается в Верховню. На этот раз дело обстоит не так просто. Одно
из первых мероприятий русского правительства: запрет иностранцам
въезжать в Россию. С большим трудом Бальзаку удается, под предлогом
перевозки энтомологических коллекций длх графа Мнишек, получить пас-
порт. Когда он приехал, за ним было установлено секретное наблюдение
полиции».
С. Дурылин
Гоголь и Аксаковы
(С тремя неизданными записками Гоголя)
1
Мало изученные доселе отношения Гоголя к кругу его друзей
и знакомцев были многообразны — от полувосторженного, полу-
искательного благоговения перед Пушкиным до почтительного
сыновства ко «второй матери» — к Н. Н. Шереметевой, от не-
изменного нежинского братства-товарищества с А. С. Дани-
левским до холодной, пасмурной приязни-вражды с Погоди-
ным; но все это были отношения лица к лицу: Гоголя —
к Пушкину, Гоголя — к Погодину и т. д. Отношения к Акса-
ковым были исключительны: это были не только личные отно-
шения Гоголя к старику С. Т. Аксакову, к матери семейства
Ольге Семеновне, к сыну Константину Сергеевичу и т. д.,
но и отношения Гоголя ко всей семье Аксаковых (и об-
ратно) ; мало того: это были и отношения всей семьи Гоголя,
его матери и сестер, к многочисленной семье автора «Семейной
хроники» (и обратно). Во всем дружеском окружении Гоголя
это было единственное знакомство-дружба полными семьями,
целыми домами. Гоголь был в переписке с отцом, матерью
и двумя сыновьями Аксаковыми, но в переписке же с Аксако-
выми были мать и сестры Гоголя; эта «переписка двух семей»
продолжалась и после смерти Гоголя; Марья Ивановна Гоголь
навестила тогда же Аксаковых в Москве, а И. С. Аксаков пого-
стил у нее в Васильевке.1
1 Письма М. И. Гоголя к семье Аксаковых напечатаны впервые в моей
книге «Из семейной хроники Гоголя», изд. ГАХН, М. 1928. Письма
к Аксаковым сестер Гоголя появятся в моей работе: «Старосветские поме-
щики—,М. И. Гоголь, ее сын и ее дочери».
326
С. Дурылин. — Гоголь и Аксаковы
Кроме причин психологических и личных, кроме некоторого
параллелизма в составе обеих семей (в обеих — обожаемый
сын^писатель, в обеих — преобладание дочерей: у Аксаковых —
семь, у Гоголей — четыре и т. д.), сближению двух домов содей-
ствовал их общий социальный уклад: и Гоголи, и Аксаковы
были средние по достатку помещики^ малоденежные, но всегда
изобильно снабженные продуктами своих черноземных имений.
Аксаковы были такие же гостеприимные, радушные, патриар-
хальные провинциалы в Москве, как старосветская Марья
Ивановна в захолустной Васильевке. В условиях кризиса,
переживавшегося крепостным хозяйством в 20-е и 30-е годы,
обе семьи часто страдали от безденежья, тревожась сход-
ными хозяйственными заботами. При схожем материальном
быте у Гоголей с Аксаковыми было и еще одно общее:
и С. Т. Аксаков, владетель оренбургский, и М. И. Гоголь, вла-
детельница полтавская, были хозяева малоудачливые, не охочие
до хозяйствования, и в своей семье не нашли себе пособников:
хозяйствование Гоголей и Аксаковых одинаково шло к упадку,
и семьи волей-неволей переходили постепенна к другому источ-
нику существования: к литературному заработку отца и сыно-
вей у Аксаковых, гениального сына — у Гоголей.1 В 50-х годах
в бюджете обеих семей денежная часть его базировалась
на литературных доходах: старик Аксаков издавал в это время
с большим художественным и материальным успехом книгу
за книгой свои воспоминания о рыбах, птицах и людях, а поло-,
жение помещицы М. И. Гоголь было таково, что, поддерживая
ее ходатайство о разрешении продолжать печатать прерванное
смертью Гоголя и запрещением начальства второе издание его
сочинений, попечитель московского учебного округа генерал На-
зимов писал: «Новое издание оказывается необходимым, потому
что литературные труды покойного Гоголя составляют един-
ственное достояние его семейства». 2
Ни с одним из петербургских и московских знакомцев
не было у Гоголя такого сходства ib быте, в социальных корнях
его, как с Аксаковыми. Сходству в1 быте соответствовало сход-
ство в сознании: обе семьи были религиозны, церковны
не за страх, а за совесть, «крепки» своей вековой, старорусской,
семейственной этикой.
Тот своеобразный теоретический «Домострой», который
оставил Гоголь и в «Переписке с друзьями», и просто в пере-
1 Гоголь мечтал, что сестры его, Анна и Елизавета, окончившие инсти-
тут, займутся переводами с французского.
2 «Русская старина» 1882, № 2. стр. 482.
С. Дурылин. — Гоголь ' и Аксаковы
327
писке с матерью и сестрами (в 40-х годах), во многом соответ-
ствбвал неписанному Домострою Ольги Семеновны Аксаковой,
с каким эта женщина строила крепкий быт своей дружной
семьи. Этот быт Аксаковых увенчивался и своей семейной
идеологией — боевым славянофильством. Ее Гоголь мог раз-
делять лишь отчасти. Нередко она бывала даже одной из при-
чин внутреннего противоборства Гоголя с Аксаковыми. Еще
в 1844 году Гоголь писал: «Все эти славянисты и европеисты —
или же староверы и нововеры, или же восточники и западники,
а что они в самом деле, не умею сказать, потому что покамест
они мне кажутся только карикатурами на то, чем хотят
быть, — все они говорят о двух разных сторонах одного
и того же предмета, никак не догадываясь, что ничуть не спорят
и не перечат друг другу». Но и отталкиваясь столь резко от
«славянистов» и знаменитого спора их с «западниками», Го-
голь не мог не оговориться тут же: «Разумеется, правды больше
на стороне славянистов и восточников, потому что они все-таки
видят весь фасад и, стало быть, все-таки говорят о главном,
а не о частях» («Споры»).
Итак, и здесь, со стороны идеологии, у Гоголя была бли-
зость к Аксаковым, самым последовательным из «восточников».
«Восточники» эти — Сергей Тимофеевич и его семья — были
люди сердца не только доброго, но и спорого на добро,
и многие страницы скитальческой биографии Гоголя были бы
скорбнее, если бы не эта аксаковская спорость на добро. Если
бессребренник и кочевник Гоголь мог признаваться Смирновой
в 1845 году: «Как нищий, я могу теперь попросить у первого
встречного», 1 то у Аксаковых ему не надо было и просить,
чтоб получить денежную и другую помощь. Так, самочинно
выручил С. Аксаков Гоголя в 1839 году в Петербурге, достав
ему две тысячи рублей на экипировку и отъезд сестер из инсти-
тута; так, в 1843 году, когда Гоголь был в совершенном безде-
нежье после напечатания первого тома «Мертвых душ», С. Акса-
ков сам, без просьб, вручил ему полторы тысячи, оторвав их
от своей семьи, знавшей и сочувствовавшей этой жертве,
в то время как, по словам Шевырева Гоголю «Аксаковы
нуждаются. Они даже на зиму переселились теперь в деревню
по этой причине».2 Аксаковы всегда были готовы и на помощь
другого рода. Предвидя неизбежные затруднения при постановке
1 Г. П. Георгиевский, «Гоголь в его новых письмах», там же,
1909, № 2, стр. 464.
2 «Отчет Публичной библиотеки за 1893 г.», СПС. 1896, стр. 3.
328
С. Дурылин. — Гоголь и Аксаковы
«Ревизора» на московской сцене, С. Аксаков сам предложил Го-
голю себя в постановщики опасной и недружелюбно встречаемой
начальством комедии: он грудью был готов отстаивать «Реви-
зора» пред чиновниками, актерами и властными критиками
из «членов английского клоба». По поводу этого предложения
Гоголь писал Аксакову: «Участие ваше меня тронуло. Приятно
думать, что среди многолюдной, неблаговолящей толпы скры-
вается тесный кружок избранных, поверяющий творения наши
верным внутренним чувством и вкусом; еще более приятно,
когда глаза его обращаются на творца с тою любовью, какая
дышит в письме вашем». 1
Таким же рыцарем, сражающимся за Гоголя, — к сожалению,
иногда «рыцарем печального образа», — бывал всегда и Кон-
стантин Аксаков: сколько было поднято им перчаток, бросае-
мых в лицо Гоголя из разных враждебных лагерей! «Чем более
я смотрю на него, — писал К. Аксаков про Гоголя еще
в 1840 году, — тем более удивляюсь и чувствую всю великость
этого человека и всю малость людей, его не признающих. Что
за художник! Как полезно с ним проводить время. Как уясняет
он взгляд в мир искусства!»
 Если Москва скорее Петербурга оценила первые повести
Гоголя, радушнее встретила, совершеннее воплотила на сцене
«Ревизора» и «Женитьбу», то в этом большая и почетная доля
принадлежит Аксаковым и их пропагандистскому влиянию
на круг театральный, литературный и читательский. «Откры-
тие» Гоголя было торжеством художественного чутья С. Акса-
кова: случайно наткнувшись в книжной лавке на «Вечера,
на хуторе», Аксаков, как немногие, пережил чувство, о котором
через тридцать лет вспоминал: «Можно себе представить нашу
радость при таком сюрпризе!». Так рано, легко и* сразу совер-
шилось признание Аксаковыми Гоголя-писателя. Эта обще-
аксаковская «наша радость» только множилась и углублялась
с появлением каждого нового произведения Гоголя: от «Мирго-
рода» все Аксаковы были «в полном восторге», а «Мертвые
души» семья их встретила с восторгом утроенным. Аксаковы
шли наперекор общему расхожему суждению: как известно,
широкие читательские сочувствия к Гоголю остывали и ослабе-
вали по мере того, как Рудый Панько превращался в автора
1 Письмо от 15 мая 1836 г., «Письма Н. В. Гоголя», под ред.
В. И. Шенрока. СПБ. 1902, т. I, стр. 374. При дальнейших цитатах
писем Гоголя это издание указывается в тексте статьи: римской циф-
рой — том, арабской — страница.
С. Дурылин.—Гоголь и Аксаковы
329
«Ревизора» и «Мертвых душ». Только появление в 1847 году
«Переписки» прервало это аксаковское преклонение пред Гого-
лем-писателем. «Вы грубо и жалко ошиблись, — писал С. Акса-
ков Гоголю, — вы совершенно сбились, запутались, противоре-
чите сами себе беспрестанно и, думая служить небу и человече-
ству, оскорбляете и бога и человека».1 Нападение С. Аксакова
на Гоголя-моралиста и публициста, ярко поддержанное К. Акса-
ковым, в резкости и горячности нисколько не уступало знаме-
нитому обвинительному письму Белинского. Старик Аксаков
пылал гневом на Гоголя прежде всего за то, что о|н отказывался
от искусства, изменял своему художественному гению, став
на зыбкую почву публицистического морализма. Услышав же
в 1851 году чтение Гоголем первой главы второго тома «Мерт-
вых душ» и успокоившись в своей тревоге за художественное
дарование Гоголя, Сергей Тимофеевич каялся ему: «Мне по-
казалось несовместимым ваше духовное направление с искус-
стврм. Я ошибся. Слава богу. Благодарю вас, что вы наконец
решились рассеять мое заблуждение. Много вытерпел я сердеч-
ной скорби от моей грубой ошибки». 2
Гоголь не мог не оценить высоко эту горячую привержен-
ность С. Аксакова и его семьи к своему художеству. У него
не было других, столь верных сочувственников всего многотруд-
ного его художнического пути. Любовь к Гоголю-художнику
у Аксаковых была многолика: у Сергея Тимофеевича это была
любовь художника к художнику, у Константина Сергеевича
это была любовь апологета к апологетируемому законодателю
новой школы в искусстве, у семьи Аксаковых (за исключением
одного Григория Сергеевича) это была любовь чутких читате-
лей, тех самых читателей-новаторов, которых так ждет и желает
каждый автор, пролагающий новые пути в искусстве. С каким
внутренним довольством, вероятно, прочел бы Гоголь то при-
знание пожилой, хозяйственной Ольги Семеновны, которое она
сделала в письме к сыну Ивану (1849): «Боюсь, что Гоголь
не приедет сюда к нам [в Абрамцево, в подмосковную], а как
хочется послушать. Какой был для меня соблазн, когда Гоголь
оставил портфель и все тетради; с боку так и виднелось, что
можно было что-нибудь прочесть, но я никак не решилась». 3
Такой читательской жаждой Гоголь не часто мог похвалиться.
1 «Русский архив» 1890, в. 8, стр. 164.
2 Там же, стр. 187.
«И. С. Аксаков в Ярославле. По неизданным письмам к нем?
€. Т. Аксакова и его семьи». Сообщил А. А. Дунин. «Русская мысль»
1915, № 8, стр. 115.
330
С. Дурылин. — Гоголь и Аксаковы
Но самым нужным для Гоголя читателем был, конечно,
старик Аксаков. Можно точно определить, чьим критическим
мнением больше всех дорожил зрелый Гоголь, если вспомнить,
что только С. Аксакову, Смирновой и Шевыреву прочел он
первые главы второго тома «Мертвых душ», ища их впечатления
и нуждаясь в их отзыве для продолжения своего труда. Но
и среди этих избранных оценщиков-слушателей (в их круг слу-
чайно попал Л. И. Арнольди и не попали ни Плетнев, ни Погодин,
ни Вьельгорские) С. Аксакову принадлежало первое место. Если
Пушкин был окружен сверстниками-поэтами пушкинского же
запева и строя (Дельвиг, Боратынский, Языков и др.) , то Гоголь
и здесь был одинок: среди его сравнительно немногочисленных
приятелей и знакомцев, причастных художественному слову, «не-
жинцы»—Кукольник, Прокопович, Любич-Романович — были
его антиподами: романтиками расхожего образца. Другие были
из чужих эстетических уделов: Жуковский — из «карамзинского
периода», В. Ф. Одоевский — из философствующей «Мнемо-
зины» и романтико-гетевского «Московского вестника», Язы-
ков— из пушкинской плеяды. Те же„ кто «вышли из рукава
Гоголевской	шинели»^—Достоевский,	Гончаров1, Тургенев,
Островский, Писемский — жизненно далеки были от него. Един-
ственным художником, близким Гоголю жизненно и литературно,
был старик Аксаков. Гоголь-художник пробудил в Аксакове —
третьестепенном эпигоне-классике 1 0—20-х годов — мощный
родник художественного реализма. В одной горькой нападке Го-
голя можно видеть прямой резкий толчок, пробудивший С. Акса-
кова от его сонного эпигонства к действительному творчеству.
«Может быть, я и вас полюбил бы несравненно больше,—
пишет ему Гоголь 12 декабря 1847 года, — если бы вы сделали
что-нибудь собственно для головы моей, положим, хоть бы напи-
санием записок жизни вашей, которые бы мне напоминали,
каких людей следует не пропустить в моем творении [подра-
зумеваются второй и третий томы «Мертвых душ»] и каким
чертам русского характера не дать умереть в народной памяти»
(IV, 115). С. Аксаков принялся за «Семейную хронику» как бы
в прямое исполнение гоголева желания, почти приказания.
Исполнение это заняло весь остаток жизни С. Аксакова,
а когда желание автора эпопеи о Чичикове было исполнено, оно
сделало С. Аксакова одним из самых бесспорных русских клас-
сиков: эпопея о Багровых в некоторых отношениях заменила
вторую и третью части недописанной гоголевой поэмы.
Но нет сомнения и в обратном, аксаковском, воздействии на
Гоголя-художника. Еще когда С. Аксаков делал первые пробы
С. Дурылин. — Гоголь и Аксаковы
331
своего художественного реализма над рыбами и птицами, почти
не осмеливаясь приступить к людям, Гоголь писал ему:
«Здравствуйте, бодрствуйте, готовьте своих птиц, а я приго-
товлю вам душ, пожелайте только, чтобы они были так
же живы, как ваши птицы» (IV, 398). Гиляровым-Платоно-
вым в конце 50-х годов было отмечено, что «птицы» Аксакова
запестрели, защебетали на той странице второго тома «Мертвых
душ», где Тентетников делает вид, что надзирает за сенокосом
на заливном лугу. Гоголь внимательно и переимчиво изучал
богатый, чистый, жизненно-свежий язык С. Аксакова и целыми
пригоршнями всыпал оттуда в закрома своих записных книжек,
копя богатства для «Мертвых душ». Поворот от сатирического
гиперболизма, от яркой фантастики реального к спокойному
повествовательному реализму, который приметен во втором томе
поэмы в изображении Тентетникова и Хлобуева, не лишен
живой связи с соседним писательством Аксакова. Вот почему
именно в 1849—1851 годах Гоголь с таким старанием и не без
трепета искал его суда над первыми главами второго тома, и
когда/Суд этого реалиста оказался благоприятен, Гоголь испы-
тал давно уже незнакомое ему удовлетворение художника и об-
новил свою дружескую связь с Аксаковым.
2
Несравненно труднее давалась Аксаковым дружба с Гого-
лем-человеком. Пересматривая через два года после смерти
Гоголя отношения к нему друзей и приятелей, Аксаков при-
знал, что «безграничной, безусловной доверенности в свою
искренность Гоголь не имел до своей смерти», и не без скорби
включил в число этих друзей и себя со своею семьею, признав,
что и их дружба с Гоголем могла быть названа — «долговремен-
ной и тяжкой историей неполного понимания Гоголя людьми
самыми ему близкими, искренно и горячо его любившими».
В 1832 году, когда Погодин впервые завез Гоголя к. Аксако-
вым, «прием был не то что холодный», но «конфузный». Лишь
один «Константин бросился к Гоголю и заговорил с ним
с большим чувством и пылкостью», но и «ему не понравились
манеры Гоголя, который произвел на всех без исключения
невыгодное, несимпатичное впечатление». Пылкий Сергей Тимо-
феевич сходился с Гоголем туго: «в нем было что-то отталки-
вающее, — находил он, — не допускавшее меня до искреннего
увлечения и излияния, к которым я способен до излишества». 1
1 «Русский архив» 1890, в. 8, стр. 5 и сл.
332
С. Дурылин. — Гоголь и Аксаковы
Это «излишество», бывшее семейным свойством Аксаковых
(за исключением Григория, недолюбливавшего Гоголя-писа-
теля), и осталось камнем преткновения в отношениях Гоголя
и Аксаковых. «Излишеств» Гоголь не терпел в личных отно-
шениях, <во всяком случае, не выносил их в других; на дружбу,
на близость отношений он всегда был осторожен и, сам
сдержанный в своих высказываниях, был опаслив на всякую
повышенность чувства в других. Обычно это принималось
за его холодность и даже за хитроватую черствость. Это свой-
ство Гоголя С. Аксаков уяснил себе поздно. «Даже к друзьям
своим, — писал он в письме «К друзьям Гоголя», написанном
тотчас же после его смерти, — он не был вполне или, лучше
сказать, всегда откровенен. Он не любил говорить ни о своем
нравственном настроении, ни о том, что он пишет, ни о своих
делах семейных». 1 С. Аксаков, его жена и старший сын
во всем этом были полною противоположностью Гоголю.
Трудность отношений еще усиливалась тем, что Аксаковы
влеклись в дружбу с Гоголем сомкнутым семейным строем,
а Гоголь естественно дробил свои отношения: сближаться
с пожилым повествователем «Семейной хроники» было в его
глазах одно, с умной, горячей сердцем Ольгой Семеновной —
другое, с «неистовым Константином», застрельщиком славяно-
фильства, — третье, петь украинские песни с Наденькой Аксако-
вой — четвертое, а толковать с ортодоксальной славянофилкой
Верой Сергеевной — пятое: все это были совсем разные отноше-
ния, никак в глазах Гоголя не сливавшиеся в1 какую-то еди-
ную дружбу, охватывавшую всю семью от велика до мала.
Гоголь неизменно ценил Аксаковых за высокий строй мораль-
ной и умственной культуры, господствовавший в их семье. Он
всегда мог бы повторить то, что писал однажды отцу семьи:
«Когда я мыслю о вас и об этом юноше, так полном сил и вся-
кой благодати [Константине Сергеевиче], который так привя-
зался ко мне, я чувствую в этом что-то такое сладкое» (II, 92).
С особой теплотой отзывался он всегда об Ольге Семеновне,
утверждая, что «старушка в душе своей гораздо больше хри-
стианка, чем все они вместе» (III, 469): он разумел под этим
живую, деятельную доброту и приветливую попечительность
старушки обо всех, без разделения на «восточников» и «запад-
ников», своих и чужих. При несомненном и непоколебимом рас-
положении ко всей многочленной семье Аксаковых, Гоголь
придерживался одного правила: suum cuique; он дружил и
«Московские ведомости» 1852, № 32.
КОНСТАНТИН СЕРГЕЕВИЧ АКСАКОВ

С. Дурылин. — Гоголь и Аксаковы
335
приятельствовал с каждым и с каждой из Аксаковых по-осо-
бому. Аксаковым же было свойственно личное, особое чувство,
проявляемое Гоголем к одному из них, считать общесемейным
достоянием.
Был момент, когда Гоголь шел на тесную близость с Сергеем
Тимофеевичем и его женой. Это было в 1 842 году. Гоголь стоял
тогда на распутье. Первый чисто художественный этап его
пути был блистательно закончен: первый том «Мертвых душч>
издан. Гоголю предстояли новые творческие задачи; они
неизмеримо осложнялись в его сознании и критическим пере-
смотром своего завершенного творчества, и предъявлением
себе новых задач, не только художественных, но и общественно-
моральных, и даже лично-жизненных. «Рудый Панько» давно
был похоронен в своей Диканьке, творец «Мертвых душ» гото-
вился стать автором «Переписки». С этого распутья Гоголь
послал Сергею Тимофеевичу Аксакову замечательное письмо
из Гастейна (18/6 августа 1842 года). В нем он признавался:
«Я знаю, что много еще протечет времени, пока меня узнают
совершенно», и делал попытку дать старым Аксаковым «мате-
риал», чтобы «узнали его совершенно». Он — с редкою у него
откровенностью или, вернее, неприкровенностью мысли и чув-
ства— делился своими невеселыми впечатлениями о читателях
и осудителях «Мертвых душ», подводил вплотную к тревогам
своей совести и сознания, посвящал в самые сокровенные задачи
своего творческого и жизненного пути, даже в первые мисти-
ческие зазывы, расслышанные им в своем непокойном созна-
нии, и призывал друзей: «Рассмотоите меня, мою жизнь среди
вас». Эту попытку впустить Аксаковых за внутреннюю свою
ограду Гоголь завершил твердой просьбой: «Это письмо пусть
будет и для Ольги Семеновны вместе, но не показывайте его
другим. Лирические движения души ндшей! . . Неразумно их со-
общать кому бы то ни было» (II, 202—210). Это письмо могло
бы послужить к углублению, к большей тесноте отношений Го-
голя и Аксаковых. Вышло наоборот: после него Гоголь крепче
провел черту, за которую не впускал к себе Аксаковых. Вина
была всецело на их стороне, и Гоголь, не обинуясь, высказал ее
Ольге Семеновне: «Всегда в минуты ваших душевных движений
пишите ко мне. Все, что Прольется из души вашей, останется
святыней и тайной в душе моей. Слышите ли вы, что в послед-
нем слове заключен упрек вам?,. . Я просил вас, чтобы вы только
вдвоем прочитали письмо мое, а письмо это читала вся ваша
семья и кроме того вы даже дали списать с него для себя
копию. Я знаю, что вы любите отвечать обыкновенно, что
336
С. Дурылин. — Гоголь и Аксаковы
в семье вашей нет тайны, и отчасти думаете, что* такой прось-
бой водит отчасти маленький каприз . . . Позабудьте вовсе письмо
мое оное! Не читайте его; спрячьте на целые четыре года. Никто
из вас пусть прежде не говорит о нем и не упоминает о нем
все время. Я так хочу — и больше ничего!» (II, 210—211).
Это был урок Гоголю, и он воспользовался им: он стал
бояться и сторониться «излишеств» аксаковской любви и се-
мейственной дружбы; он часто запирался на замок от их семей-
ного дружеского гиперболизма. Сергея Тимофеевича он мягко
остерегал: «Ваша жизнь ни в чем не противоположна христиан-
ской. Один упрек вам следует сделать—в излишестве страст-
ного увлечения во всем: как в самой дружеской привязанности
и сношениях ваших, так и в самом благородном и прекрасном,
что исходит от вас» (16 мая 1844; II, 434). К этому увеща-
нию Гоголь не раз возвращался.
Константина Сергеевича он старался,, не без суровости,
отучить от его неистового гиперболизма и в личных сношениях,
и в увлечении отвлеченностями немецкой метафизики, и в сла-
вянофильском правоверии. «Меня смутило известие твое о Кон-
стантине Аксакове, — писал Гоголь Шевыреву 20 (ноября
1845 года. — Борода, зипун и проч. Он просто дурачится,
а между тем дурачество это неминуемо должно было случиться.
Этот человек болен избытком сил физических и нравственных»
(III, 117). От «избытка сил физических» К. Аксакова Гоголю
доводилось переживать не очень приятные ощущения. «Приехал
Гоголь, — сообщал Константин Сергеевич брату Григорию.—
Увидев его, я помнил только то, что шесть лет слишком не видел
его. Поэтому крепко его обнял, так что он/ долго после этого
кряхтел».1 Варвара Дмитриевна Арнольди, урожденная Свер-
беева, бывшая замужем за приятелем Гоголя Л. И. Арнольди,
братом А. О. Смирновой, рассказывала мне в 1917 году, что
Константин Аксаков поражал силою и порывистостью своих
движений, неистовостью в спорах, неумеренностью в выражении
восторгов и порицаний: его с этой стороны побаивались многие,
а Гоголь, по наблюдению Варвары Дмитриевны, больше всех:
он старался всегда держаться подальше от Константина Сер-
геевича, садился где-нибудь в1 сторонке от него, в уголку, где бы
К. Аксакову труднее было «заобнять» его до боли, оглушить
громогласном споров и ошеломить упорством правоверных сла-
вянофильских декламаций.
1 В. И. Шен рок, «Материалы для биографии Гоголя**, т. IV*, М.
1897, стр. 752.
С. Дурылин. — Гоголь и Аксаковы
337
Мать семейства, Ольгу Семеновну, Гоголь молил: «Не хва-
лите меня перед другими, по крайней мере, сколько можно.
Из письма вашего со страхом я увидел, что вы меня считаете
чем-то в роде святости и совершенства» (1842; II, 211).
Гоголю приходилось претерпевать изрядные неприятности
от этих «излишеств» Аксаковых.
В 1843 году добрейшая Ольга Семеновна, в излишестве
любви к матери Гоголя и в неменьшем излишестве веры в успех
«Мертвых душ», сообщила Марье Ивановне о необычайной
материальной удаче книги (чего на самом деле не было),
и Марья Ивановна, порешив, что «деньги плывут», написала
сыну письмо о своих нуждах, которым он не в силах был
помочь, так как деньги от «Мертвых душ» шли на покрытие
расходов по изданию. Прознав, какое огорчение причинила она
Гоголю, Ольга Семеновна, опять с «излишествами», принялась
виниться перед ним, и ему же пришлось успокаивать ее и уме-
рять избыток ее раскаяния.
Еще больше претерпевал Гоголь от любвеобильных «изли-
шеств» Сергея Тимофеевича. «Погодин бывает строг к тебе,—
писал Шевырев Гоголю в 1843 году. — Аксаков готов всегда
баловать тебя, я буду занимать середину».1 Баловство это было
обычно не в утеху Гоголю. Только что вышел первый том
«Мертвых душ», а уж старик Аксаков, в преизбытке любви
к творчеству Гоголя и ревности к успеху его книг, всячески то-
ропил его с выходом второго тома, утверждая: «много людей,
истинно в'ас любящих, просили меня написать вам этот совет».
С. Т. Аксаков не знал, что «медлил» здесь не Гоголь, а медлило
его творчество, стынущее в холоде нарочитого морализма, и,
не зная, своим восторженным тороплением бередил Гоголю кро-
воточащую рану. Этим грешил он не раз: так, простое обещание
Гоголя обрадовать его подарком, под которым разумелся присыл
книги «De imitatione Christi», Аксаков принял за обещание
прислать готовый второй том поэмы, и на Гоголя же вылил
потом избыточество своего разочарования. Когда вышла «Пере-
писка», «излишества» аксаковской любви сменились «излише-
ствами» осуждения. «Излишества» эти были так велики, что,
прочтя одно из таких громящих Гоголя писем Сергея Тимо-
феевича, писанное к А. О. Смирновой, Иван Аксаков не мог
не заметить отцу, что его «рассуждения о сумасшествии Гоголя
н о плутовстве в его сумасшествии» — «жестоки».2 После кон-
иины Гоголя это признал и сам Сергей Тимофеевич: «Больно
1 «Отчет Публичной библиотеки за 1893 г.», стр. 5.
2 «И. С. Аксаков в его письмах», т. I, стр. 422—423.
22 «Звенья» № 3
338
С. Дурылин. — Гоголь и Аксаковы
и тяжело вспоминать неумеренность порицаний, возбужденных
ими [«письмами» Гоголя «к друзьям»] во мне и других».1
Но, кажется, еще горше пришлось Гоголю от «излишеств»
Константина Сергеевича. Сын превзошел отца и в хвале, и в хуле.
В своей брошюре «Несколько слов о поэме Гоголя «Похо-
ждения Чичикова или Мертвые души» (М. 1842) он воспел
такую хвалу, от которой Гоголю оставалось только восклик-
нуть вместе с Вольтером: «Dieu! delivrez moi de mes amis, je me
charge de mes ennemis». Эту гипертрофию хвалы можно теперь
расценивать как гипертрофию ошибочности критического сужде-
ния. По К. Аксакову, «только Гомер, Шекспир и* Гоголь обла-
дали тайной искусства», тайной «являть полноту и конкрет-
ность создания». Есть не мало имен в мировой литературе»
в соседство с которыми можно поставить имя Гоголя, и
никто, конечно, не поставит теперь Гоголя именно в соседство
с Гомером и Шекспиром. Можно всячески определять литера-
турный род, к которому принадлежат «Мертвые души» —
и никто, конечно, не сравнит их теперь с «Одиссеей», а К. Акса-
ков упрямо и восторженно повторял, что «Мертвые души» —
это «целый мир, где, как у Гомера, свободно шумят и блещут
волны, всходит солнце, красуется вся природа и живет чело-
век», что в «Мертвых душах», изобилующих лирическими от-
ступлениями и сатирическими выпадами, — «древний эпос вос-
стает перед нами», что у Гоголя «тот же глубоко проникающий
и всевидящий эпический взор, то же всеобъемлющее эпическое
содержание». 2 Гипертрофированная хвала К. Аксакова дала
благодарнейший материал для усилений хулы со стороны вра-
гов Гоголя. В органе Греча «Сын отечества» еще сравнительно
добродушно издевались над тем, что Гоголя хотят произвести
в «литературные генералиссимусы», даже Гомеры, но что, быть
может, это — шутка, основанная на сходстве первых слогов их
имени, — но Сенковский злобно подхватил этого «Гомера»
и аксаковское «излишество» хвалы предательски отнес на счет
гоголевской саморекламы: «Это плохо, — восклицал он, — когда
люди издают на свои деньги такие похвальные брошюры, это
очень плохо ! . . Это показывает, что поэма нехороша».3 Лет
шесть под ряд Сенковский травил Гоголя «Гомером». Иван
Аксаков с негодованием писал отцу: «Вообразите, Сенковский
объявляет публично, что Гоголь болен, не хочет продолжать
1 «Московские ведомости» 1852, № 32.
2 Эта «гомеризация» Гоголя вызвала на К. Аксакова нарезания
и справа — от Погодина, и слева — от Белинского.
3 «Библиотека для чтения» 1842, т. LIV, стр. 112.
С. Дурылин. — Гоголь и Аксаковы
339
<'Мертвые души». Он не называет его Гоголем, но Гомером,
написавшим «Мертвые души». Название «Гомер» повторил он
раз двадцать на одной страничке. Какой мерзавец!» 1 Иван
Сергеевич забывал при этом, что избытком наглости барон
Брамбеус только подражал излишеству хвалы его брата Кон-
стантина, также повторявшего «Гомера» чуть не двадцать раз
на одной страничке своей брошюры.
Еще не получив брошюры К. Аксакова, Гоголь написал ему
необычайно резкое письмо, едва ли не самое резкое по тону
из всех, написанных Гоголем, где, не говоря о брошюре, напал,
на манию Константина Сергеевича к излишествам мыслитель-
ным, психическим, писательским. <$Вы горды, — обвинял его
Гоголь, — вы не хотите сознаться в своих проступках или лучше
вы не видите их. Вы двадцать раз готовы уверять и повто-
рять, что вы ничего не говорите лишнего, что
вы беспристрастны, что вы ничем не увлекаетесь, что все то —
чистая правда, что вы говорите. Вы твердо уверены, что уже
стали на высшую точку разума, что не можете уже быть
умнее».2 Строки эти явно вкушены брошюрой Константина
Сергеевича, о содержании которой Гоголь мог заранее знать
от Шевырева или Погодина, у которого статья К. Аксакова
была в руках и который наотрез отказался напечатать ее
в «Москвитянине» и пенял Аксакову-отцу, когда статью Кон-
стантина Сергеевича издал он отдельно. Это письмо Гоголя
оборвало переписку с ним К. Аксакова, и Гоголь должен
был просить Сергея Тимофеевича: «Константину Сергеевичу
скажите, что я и не думал сердиться на него за брошюру»,
но тут же, признавая, что брошюра эта «в основании своем —
замечательная вещь», восклицал по адресу молодого Акса-
кова: «горе тому, кто объявляет какую-нибудь замечатель-
ную мысль, если эта мысль еще ребенок!» (18 марта 1843;
II, 280). Протягивая руку примирения Константину Сергеевичу,.
Гоголь все-таки не умолчал, что в его статье «не прогневай-
тесь,—видно много непростительной юности» (24 мая 1843;
II, 308). Эта «непростительная юность» звучит здесь как
«непростительная самоуверенность» или «заносчивость»: опре-
деление Гоголя годилось бы в эпиграфы к «Сочинениям»
К. Аксакова.
1 «И. С. Аксаков в его письмах», д*. I, стр. 390—391.
2 Цитирую здесь и далее это письмо по подлиннику (Музей-усадьба
«Абрамцево»), соблюдая пунктуацию Гоголя; у Шенрока («Письма Гого-
ля», т. II, стр. 245—247) это письмо напечатано неисправно. Набранная
разрядкой часть фразы у Шенрока отсутствует.
340	С. Дурылин. — Гоголь и Аксаковы
Гипертрофированная хвала К. Аксакова, доставившая немало
удовольствия врагам Гоголя и причинившая долголетние не-
приятности самому Гоголю, сменилась, с появлением «Пере-
писки», столь же гипертрофированной хулой, поражающей
«излишествами». «Не вы ли, в ложном мудровании, бросили
свою землю, бежали из России и шесть лет были вне ее,
ие дышали ее святым, нравственным воздухом?—громил
неистовый Константин Гоголя. — Не вы ли, беглец родной
земли, жили на Западе и вдыхали в себя его тлетворные испа-
рения? Книгу вашу считаю полным выражением всего зла,
охватившего вас на Западе. Ложь его проникла в вас».1
Итак, по К. Аксакову, Гоголь — западник, и Запад виноват
в «Домострое», изданном под заглавием «Выбранные места
из переписки с друзьями»!
Объявить гоголевскую «переписку» плодом влияния «тлетвор-
ного Запада было «излишеством», без сомнения, еще боль-
шим, чем приравнять «Мертвые души» к «Одиссее».
Примечательно, что и более других Аксаковых трезвенный
в своих чувствах и в их выражении Иван Сергеевич не избежал
«излишеств» по отношению к Гоголю. Он оспаривал мнение
отца и брата о «Переписке», утверждая, что в ней—вы «слы-
шите иногда истинный поразительный голос душевной муки;
право, слышатся иногда слезы! ..» И тут же с величайшим
«излишеством» восклицал: «Второй том [«Мертвых душ»] дол-
жен разрешить задачу, которой не разрешили все 1847 лет
христианства».2
Опыт, полученный от аксаковских «излишеств», был так
горек, что Гоголь не мог не дать Смирновой целого очерка
своих отношений с Аксаковыми, очерка, справедливость кото-
рого не могут не подтвердить биографы Гоголя: «Хотя я очень
уважал старика и добрую жену его за их доброту, любил их
сына Константина за его юношеское увлечение, рожденное
от чистого источника, несмотря на неумеренные излишние
выражения его; но я всегда однако же держал себя вдали
ют них. Бывая у них, я почти никогда не говорил ничего о себе;
я старался даже вообще, сколько можно меньше, говорить и вы-
казывать в себе такие качества, которыми бы мог привести их
к себе. Я видел с самого начала, что они способны залюбить
не на живот, а на смерть . . . Словом, я бежал от их любви,
ощущая в ней что-то приторное; я видел, что они способны
1 «Русский архив» 1890, т. I, стр. 135.
2 «И. С. Аксаков в его письмах», т. I, стр. 143.
с. t, АКСАКОВ

-С. Дурылин. — Гоголь и Аксаковы
343
смотреть распаленными глазами на предмет любви своей. Эту
распаленную любовь к моим сочинениям восчувствовал их сын,
потому что в душе его заключено действительно чувство высо-
кой поэтической красоты. Эту распаленную любовь сообщил
он и отцу своему, который без этого, может быть, был бы
умереннее и не пришел бы в такое отчаяние, что я погиб для
искусства» (20 мая 1847; III, 469—471).
Даже те немногие факты, которые можно было здесь при-
вести, удостоверяют правоту Гоголя в его страхе, что Аксаковы
«способны залюбить не на живот, а на смерть»: его «залюбли-
вали» по очереди, а то и все сразу вместе, то Ольга Семеновна,
то Сергей Тимофеевич, то Константин Сергеевич, «залюбли-
вали», хотя и не до смерти, но зато до больших огорчений
и неприятностей. Они же и заобличали, и засуживали его
до «жестокости», по определению Ивана Аксакова.
То, что Гоголь писал Смирновой, он повторял неоднократно
самим Аксаковым — иногда точь-в-точь теми же словами.
«В любви вашей ко мне я никогда не сомневался, добрый друг
мой Сергей Тимофеевич, — писал он 28 августа 1847 года.—
Я удивлялся только излишеству ее, тем более, что я не имел
на нее никакого права: я никогда не был откровенен с вами,
так что вы скорее могли меня узнать только как писателя,
а не 1как человека, а этому, может быть, отчасти способствовал
милый сын ваш Константин Сергеевич» (IV, 63). Шевырев
сожалел впоследствии, «что не остановил» этого письма, шед-
шего через его руки: так оно разогорчило стариков Аксаковых.
Ольга Семеновна «не хотела было даже показывать его Сергею
Тимофеевичу». Шевырев был на стороне Аксаковых: «Они
считали тебя всегда другом семейства, — пенял он Гоголю,—
ты же начинаешь с того, что как будто бы отрекаешься
от этой дружбы и потому даешь себе право быть с ними не-
искренним». 1 Гоголь с твердостью отвечал Шевыреву, что
хотя «весьма сожалеет, если огорчил доброго Сергея Тимофее-
вича», но тем не менее правда остается правдой: «что я меньше
любил Аксаковых, чем они меня, это совершенная правда,
и зачем мне это скрывать?» (2 декабря 1847; IV, 100).
И то же самое Гоголь имел мужество и прямодушие повторить
еще раз самому старику Аксакову: «В письме моем к вам
я сказал сущую правду: я вас любил, точно, гораздо меньше,
чем вы меня любили. Что же делать, если я не полюбил вас
так, как следовало бы полюбить вас! Кто же из нас властен
1 «Отчет Публичной библиотеки за 1893 г.», стр. 53.
344
С. Дурылин. — Гоголь и Аксаковы
над собою? и кто умеет принудить себя к чему бы то ни было?»
(12 декабря 1847; IV, 125).
Гоголь с неумолимостью говорил это в лицо Аксаковым,,
и к этой неумолимости, очень нелегкой для Гоголя и тяжелой
для Аксаковых, его вынуждало сознание той бездны, которая
лежала между их безоблачным, прямолинейным славянофиль-
ством, основанным на патриархальной их семейственности, и тою
душевной и творческой мукой, тем жутким одиночеством глу-
боко неудовлетворенного художника- и мыслителя, которое
овладело Гоголем после выхода первого тома «Мертвых душ»
и мучило его до смерти. Объяснить это свое состояние благо-
душным Аксаковым Гоголь не мог: он помнил, что даже первая
попытка этого рода в 1842 году решительно не удалась
по вине Аксаковых; строить же глубокую дружбу без основы
взаимного понимания было невозможно, и Гоголь предпочитал
расстраивать милых стариков этими словами о малой и мень-
шей его любви, нежели выдавать им ожидаемый ими вексель
на дружбу, по которому Гоголь не мог заплатить ни чистым
золотом простого дружеского чувства, каким платил он старому
однокашнику Данилевскому, ни сложными ценностями общих
мыслительных искусов и душевных блужданий, какими платил
он А. О. Смирновой.
3
С. Т. Аксаков, как и все близкие к Гоголю, глубоко заду-
мался над его смертью. Загадка гоголевой жизни и судьбы
встала перед ним, и он со скорбью писал сыновьям:
«Я не знаю, любил ли кто-нибудь Гоголя исключительно как
человека. Я думаю, нет, да это и невозможно. У Гоголя было
два состояния: творчество и отдохновение. Первое давно уже,
вероятно, вскоре после выхода «Мертвых душ», перешло в му-
ченичество. Как можно было полюбить человека, тело и дух
которого отдыхают после пытки? Всякому было очевидно, что
Гоголю ни до кого нет дела; конечно, бывали исключительные
мгновения, но весьма редкие и весьма для немногих». И Акса-
ков вынужден признать, что «женщины любили его больше»,
и назвать первой Смирнову. Аксаков ошибался: Гоголя любили
как человека не так уж мало людей: кроме матери, сразу
вспоминаются Н. Н. Шереметева, А. Данилевский, Прокопович,
Вьельгорские. Так любили Гоголя и сами Сергей Тимофеевич
и Ольга Семеновна Аксаковы, но только им долго не давалась
такая любовь. Она далась им лишь после того, как Гоголь
окончательно вернулся в 1848 году в Россию. Как ни называть
С. Дурылин. — Гоголь и Аксаковы
345
то чувство, которое они питали всей семьей к Гоголю, оно было
так прекрасно, высоко, постоянно, что, определяя его, не ми-
нуешь слова «любовь». С другой стороны, как бы ни ограни-
чивал сам Гоголь, в письмах до 1848 года, то чувство, которое
он питал к Аксаковым, как бы ни боялся он превысить его
названием и увеличить определением, он и сам не обходился,
говоря о нем, без того же слова «любовь». Обе стороны» были
правы, прибегая к одному и тому же старому слову: лучше
•всего это показали последние страницы их отношений —
самый конец 40-х и начало 50-х годов, когда Гоголь поселился
в Москве.
Гоголь в эти годы, после резкого неуспеха «Переписки»,
устал учительствовать в литературе, и даже в письмах его «учи-
тельный элемент», столь яркий и обильный в* 1842—1847 го-
дах, сильно умалился. Он усиленно работал над вторым томом
«Мертвых душ», преследуя не только моральную, но и новую
художественную задачу: перейти от сгущенной сатиры и фан-
тастики реального к мягкому психологическому реализму, не-
даром из первой главы второго тома, из Тентетникова вышел
гончаровский «Обломов», писанный без малейшего сатири-
ческого мазка.
В это время Гоголь встретился с Аксаковыми как бы заново,
и встреча эта не принесла уже взаимных тревог, обид и разо-
чарований: и Аксаковы, наученные горьким опытом, навыкли
ценить и любить Гоголя без «излишеств» залюбленья и заобли-
ченья, и Гоголь, после еще менее сладкого опыта с «Пере-
пиской», выходя снова на художнический путь, спал с проповед-
нического голоса и стал мягче и терпимее с Аксаковыми. Даже
на невозможно-задорное, заведомо-вздорное, антизападническое
обличение Константина Сергеевича он отвечал сдержанно, тер-
пеливо и дружественно, закончив признанием, которое
столько же относил к себе, сколько к К. Аксакову: «Скажу вам
также, что мне становится теперь страшно всякий раз, когда
слышу человека, возвещающего слишком утвердительно свой
вывод, как непреложную, непогрешительную истину» (3 июня
1848; IV, 194). Это был горько давшийся ему вывод из в£его
пережитого в связи с «Перепиской».
С Сергеем же Тимофеевичем у Гоголя установились, с нача-
лом московского житья, особо сердечные отношения. Гоголь
вернулся ’в Россию, когда Аксаков прочно ступил на почву
художественного реализма, с которой уже больше не сходил.
В 1847 году С. Аксаков выдал «Записки об уженьи рыбы»,
В год смерти Гоголя — «Записки ружейного охотника Орен-
346
С. Дурычяв. — Гоголь и Аксаковы
бургской губернии»; но в эту же пору от рыб и птиц перешел
Аксаков к людям: в конце 40-х годов были написаны первые
отрывки из «Семейной хроники». Соседство напряженной
и удачной писательской работы С. Аксакова ободрительно дей-
ствовало на Гоголя. При постоянной оседлости в Москве
(исключая зиму 1850—1851 года и недолгие летние наезды
в Васильевку) соседство всей семьи Аксаковых в Москве и (в те-
нистом, уютном Абрамцеве было для Гоголя тоже приятно:
из всех московских домов это был для него самый непритяза-
тельный, самый гостеприимный, — в этом доме, к концу 40-х го-
дов, все уже достаточно знали, как действуют на Гоголя «изли-
шества».
Чем менее стал Гоголь бояться, что Аксаковы его «залю-
бят», тем больше он находил любви и внимания к ним.
Письма его к старику Аксакову за 1848—1851 годы удивляют
своей сердечностью и простотой. «Как вы меня обрадовали ва-
шими строчками, добрый друг мой! — пишет Гоголь ему
из Васильевки летом 1848 гЪда. — Но меня печалит, что вы
так часто хвораете. Ради бога, берегите себя. Не позабывайте
ни на час, что ваша натура, нервически-пылкая, склонна более
других к простудам». Это — тоже «наставление» и тоже напоми-
нание об «излишествах», но какая разница с теми поучениями,
которые Гоголь давал Аксакову еще так недавно! Как друже-
ственна, предметна, жива, пряма забота, выраженная в следую-
щих за сим строках: «Теперь вечера очень опасны, — именно
оттого, что дни невыносимо жарки и в воздухе засуха. Имейте
всегда кого-нибудь при себе с плащем, который мог бы набро-
сить его на вас в ту же минуту, как только станет холодеть»
(IV, 197). Гоголь пишет это — и заботливыми очами дружбы
видит пред собой старика с удочкой в руках над одним из абрам-
цевских прудов или над омутистой холодной Ворей в жаркий
июньский день и боится, как бы старый рыболов не просту-
дился, не приметив1 в своем рыболовном «излишестве», что
погода переменилась. Его постоянное теперь — и новое — обра-
щение к Сергею Тимофеевичу: «бесценный друг мой».
Гоголь постоянно заботится и о творческом труде Акса-
кова. «Продолжаете ли записки?—спрашивает Гоголь Сергея
Тимофеевича из Одессы. — Смотрите, чтобы нам, как уви-
димся, было не стыдно друг перед другом, и было бы что
прочесть» (7 ноября 1850; IV, 359). Устанавливается как бы
круговая порука в* работе двух писателей. Гоголь всегда рад
подчеркнуть ее. «Слава богу за все. Дело кюе-как идет, —
пишет он Сергею Тимофеевичу, предположительно в октябре
ИВАН СЕРГЕЕВИЧ АКСАКОВ
Рис. Дм. Мамонова

С. Дурылин.—Гоголь и Аксаковы
349
1851 года. — Может быть оно и лучше, если мы прочитаем
друг другу [Гоголь — из второго тома «Мертвых душ», Акса-
ков— из «Записок ружейного охотника»]—зимой, а не те-
перь . . . Месяца через два мы, верно, с божьею помощью, при-
ведем в больший порядок тетради и бумаги; тогда и чтение
будет с большим толком и с большей охотой. Обнимаю вас
от души». И опять живая, осязательная забота, исполненная
пристального дружеского внимания: «Здоровье поберегайте,
да и приготовляйтесь понемногу к сооружению конторки для
писания, предоставляя работу, требующую силы, Константину
Сергеевичу, а все, что относится до аккуратности и мелкой
отделки, себе» (IV, 409). Получив от С. Аксакова радостное
известие об успешном окончании «Записок ружейного охот-
ник?», Гоголь тотчас же отзывается: «Поздравляю вас от всей
души», и тут же делает нерадостное признание: «что же
до меня, то хотя и не могу похвалиться тем же, но если бог
будет милостив и пошлет несколько деньков, подобных тем,
какие иногда удаются, то может быть, и я как-нибудь упра-
влюсь» (конец 1851; IV, 417). Когда Гоголю удавалось «упра-
виться» с трудностями второго тома, ни с кем он так охотно
не делился своими удачами, как со стариком Аксаковым и его
семьей. После первого же чтения первой главы второго тома
С. Аксаков встретил Гоголя таким веским художественным
одобрением, что Гоголь увидел в нем уже не обычное аксаков-
ское излишество, а вдумчивую, хотя и горячую оценку боль-
шого художника. Не довольствуясь устным отзывом, Сергей
Тимофеевич послал вслед Гоголю письмо, в котором с жаром
исповедывал вновь воскресшую веру в его художественный
гений;
Впечатление этого письма на Гоголя было не меньше, чем
впечатление главы о Тентетникове на Аксакова. «В прошлую
среду, часов в 8 вечера, — пишет Сергей Тимофеевич сыну
Ивану из Абрамцева (29 сентября 1 849 года) , — Гоголь удивил
нас своим приездом, который был, вероятно, следствием моего
письма к нему о первой главе второго тома «Мертвых душ».
Он был так доволен им, что не захотел подождать несколько
часов, чтоб ехать вместе с Константином, который в тот же
день выехал из Москвы вечером». 1
«Гоголь пробыл у нас шесть дней, — продолжает Сергей Ти-
мофеевич, — но ничего не читал своего, хотя вечера, т. е.
с 5 часов пополудни, проводил с нами в гостиной, читая нам
1 «И. С. Аксаков в Ярославле», стр. 115.
350
С. Дурылин. — Гоголь и Аксаковы
всякую всячину и не давая спать Константину. Мы не напра-
шивались на чтение, хотя очень хотелось нам послушать вторую
главу. Впрочем, в последний вечер он сказал нам, что кое-что
поправит и тогда прочтет . . . Он даже не противоречил мне, когда
я сказал ему, что оба тома [второй и третий «Мертвых душ»}
должны быть написаны». 1
Все это — новые черты отношений Гоголя и Аксаковых. Все
стало проще, непринужденнее, сердечнее: то, что прежде вызы-
вало бурю, не поднимало теперь и легкого холодного ветерка.
Гоголь прочел Аксаковым и вторую главу (а Сергей Тимофее-
вич услышал еще и третью и четвертую). Гоголь обедал, шу-
тил, рассмеивал Сергея Тимофеевича — и «часу в седьмом,—
по словам Аксакова, — вдруг говорит: «а что бы куличка про-
честь?» [т. е. главу из «Записок охотника»]. — Я, ничего не по-
дозревая, согласился; но Вера догадалась и, провожая меня,
сказала: «Он будет вам непременно читать». Старик поверил
дочери и немного слукавил с Гоголем, чтобы скорей дождаться
чтения второй главы: «Я выбрал маленького куличка и заставил
Костю читать. Гоголь решительно ничего не слушал, и едва
Константин дочитал, как он выхватил тетрадь из кармана, ко-
торую давно держал в* руке, и сказал: «Ну, теперь я вам
прочту». И прочел главу с Бетрищевым. «Вторая глава не-
сравненно выше и глубже первой. Раза три я не мог удержаться
от слез. Такого высокого искусства показывать в человеке
пошлом высокую человеческую сторону нигде нельзя найти,
кроме Гоголя».2 Этот отзыв старика Аксакова свидетельствует,
что он умел понять и ту новую художественную задачу, кото-
рую Гоголь ставил себе, но не решил во втором томе.
Такая верность понимания тянула Гоголя к Аксаковым : она
бодрила его, вселяла веру в его художническое дело. С. Акса-
ков и его семья были добрыми двигателями гоголевской, чисто
художнической, работы над вторым томом, в противополож-
ность некоторым другим его знакомцам, которых нельзя
назвать иначе, как тормозителями этого труда. «Я подстрекал
его [Гоголя] тем, что мои «Записки ружейного охотника» скоро
будут готовы; Гоголь отвечал весело, что от меня не отста-
нет», — вспомнил Сергей Тимофеевич.3
Воздух аксаковской семьи был благоприятен Гоголю-писателю
и Гоголю-человеку, нуждавшемуся в беспритязательном покое
1 Там же.
2 «И. С. Аксаков в его письмах», т. II, стр. 271—273.
3 Шенрок, «Материалы», т. IV, стр. 815.
С. Дурылин. — Гоголь и Аксаковы
351
и сердечном тепле. Всего этого; у Аксаковых было вдоволь. На
тепло Гоголь отвечал теплом. Это почувствовали сами Акса-
ковы. «В половине октября [1851], — рассказывает Сергей Ти-
мофеевич,— Гоголь приехал к нам в подмосковную; он был
необыкновенно со мною нежен и несколько раз, взяв меня
за руки, смотрел на. меня с таким выражением, которого
ни описать, ни забыть невозможно. Он хотел приехать в день
моего рожденья, но не мог, потому что дал обещание быть
на свадьбе у сестры своей . . . Он выехал из Москвы 21 сентября,
написав ко мне два письмеца, самые нежные и дружеские: одно
20 сентября, а другое в самый день моего рожденья . . . Он
поехал очень грустен, что не успел еще повидаться со мною
и проститься, как следует». Как известно, Гоголь не доехал
до Полтавы и с дороги из Оптиной пустыни воротился
в Москву. Сергей Тимофеевич увез его тотчас в Абрамцево.
«Его появление, никем не ожиданное, всех изумило и обрадо-
вало». Никто не расспрашивал Гоголя, почему он воротился.
«Он говорил, что в Оптиной пустыни почувствовал нервное
расстройство, прибавил, смеясь, что «к тому же нехорошо
со мной простиле я». Он улыбался, но глаза его были
влажные и в смехе слышалось что-то особенное. Притом он
надеялся, что я перееду на зиму со всем семейством в Москву,
иб;С желал чрезвычайно провести ее вместе с нами. Но обстоя-
тельства не позволили мне исполнить его желания». 1
Этот новый строй отношений с Аксаковыми, исполненный не-
омрачаемого. дружеского чувства и понимания, прерван был
только смертью Гоголя. Одной из последних строк, написанных
им незадолго до смерти, была грустная записка к С. Т. Акса-
кову: «Очень благодарю за ваши строчки. Дело мое идет
крайне туго. Время так быстро летит, что ничего почти не
успеваешь. Вся надежда моя на бога, который один может
ускорить мое медленно движущееся вдохновение. Весь ваш
Н. Гоголь. Обнимаю вместе с вами весь дом ваш» (IV, 421).
Этим объятием «всего дома» Аксаковых Гоголь простился
с ними навеки: это последнее его слово об Аксаковых. Сер-
гей же Тимофеевич помянул его таким умным и сердечным
словом, что воспоминания его нельзя не назвать лучшими
из всех, написанных о Гоголе.
Любовь Аксаковых к Гоголю-человеку жила и после его
смерти: каждый год, в день* его рождения, Аксаковы, как
и при жизни Гоголя, поздравляли его мать со славным ново-
1 Там же, стр. 813—814.
352
С. Дурылин. — Гоголь и Аксаковы
рожденным, почитая е е праздник праздником всей России,
и благодарная М. И. Гоголь отвечала: «От души благодарю
вас за поздравление меня с рождением достойного моего сына:
точно, можно и теперь поздравлять меня с его рождением:
он живет в сердцах своих друзей». 1
Набросанная здесь картина новых отношений Гоголя
к семье Аксаковых, столь важная для творческой и житейской
истории его. последних лет, к сожалению, мало чем может быть
дополнена.
Из воспоминаний С. Т. Аксакова здесь' приведено все суще-
ственное. Ни К. С. Аксаков, ни Иван Сергеевич не оставили
воспоминаний о Гоголе. В. С. Аксакова рассказала только
об его последних днях. Переписка Гоголя с Иваном Сергее-
вичем, жившим в эти годы вдали от семьи, остается неизвест-
ной. Писем же Гоголя к Аксаковым за этот период известно
всего 15—16 к Сергею Тимофеевичу и 2 к Константину Сер-
геевичу. Нет надежды, чтоб число их пополнилось: исключая
зиму 1850—1851 года, Гоголь жил в близком соседстве с Акса-
ковыми, и частых письменных сношений быть не могло. Тем
важнее для нас всякая строка Гоголя, написанная им в эту
пору к Аксаковым. Когда будет написана история предсмертной
работы Гоголя над вторым томом «Мертвых душ», когда будут,
наконец, представлены в верном социологическом и психоидео-
логическом разрезе последние «московские» годы жизни Гоголя,
каждая строка его, писанная в это время в семью, где ему при-
вольнее дышалось и где он охотнее всего делился удачами
и невзгодами творчества, будет драгоценна.
Три печатаемые впервые с подлинников, хранящихся в Аб-
рамцевском музее-усадьбе имени С. Т. Аксакова, записки
Гоголя дополняют несколькими чертами историю его отношений
с Аксаковыми в эти московские годы.
4
На клочке писчей бумаги Гоголь пишет:
Статья мне нужная напечатана в С. П. бургск. Сенат, ведо-
мостях 1848 № 66. — Попросите у Констан. Сергеевича на не-
сколько дней Достопамятностей Москвы Снегирева и препрово-
дите с подателем записки чем много обяжете.
весь ваш н. г о г о л ь.
с. Ду рыл'ин, «Из семейной хроники Гоголя», стр. 84.
С. Дурылин. — Гоголь и Аксаковы
353
Записка относится к тому времени, когда и Гоголь, и Акса-
ковы всей семьей жили в Москве, т. е. к зиме 1848—1849 года;
трудно допустить, чтоб нужда в газете 1848 года встретилась
далеко спустя после выхода этого номера «Сенатских ведомостей»,
конечно, не хранимых Аксаковыми. К тому же при разборе
С. Т. Аксаковым и его помощниками писем Гоголя для «Исто-
рии моего знакомства» в 1854 году проставлена на записке
карандашом дата «1848».
Записка, очевидно, адресована к Сергею Тимофеевичу. Дру-
гой возможный адресат — Ольга Семеновна — в книжные дела
детей не вступалась. № 66 «С.-Петербургских сенатских ве-
домостей», вышедший 17 августа 1848 года, кроме обычных
«высочайших приказов» о служебных перемещениях, определе-
ниях к должности, производствах в чины и наградах, содержит
еще «Расписание окладов для чинов казенных палат, с назна-
ченными добавками» и в отделе «Взыскания по службе» —
известие об учреждении «Военного суда над помещиками Мин-
ской губ., Мозырского уезда, за злоупотребления и неправиль-
ные действия, при составлении в 1843 г. планов и статистиче-
ских описаний незаселенных земель, отданных в залоги по пи-
тейным откупам и другим подрядам с казны». И то, и другое
могло заинтересовать Гоголя и понадобиться ему для работы
над вторым томом «Мертвых душ». «Расписание» могло дать ему
кое-какой материал для правильного изображения чиновничьей
экономики, законной и незаконной, с которой он постоянно
имел дело в «Мертвых душах». В «Записных книжках» Гоголя
встречается такая запись о «Казенной палате»: «Казенная па-
лата— заведывает всех казначейств всеми докладами; хранит,
казенные подряды, торги и все, что ныне составляет палату
государственных имуществ: правление казенными крестьянами,
оброчные статьи — в отдаче на подряд лугов, земель, мельниц,
рыболовств. Источники всех взятков1—с подрядчиками».1
Казенная палата изображена в первом томе «Мертвых душ»;
по центральному положению ее среди губернских учреждений
николаевской России, Гоголь не мог обойти ее и во втором томе
поэмы.
Но еще вероятнее, что Гоголя заинтересовало в «Ведомостях»
второе сообщение — громкое дело о мошенничествах, плутнях
и хищениях с белорусскими незаселенными землями, достигших
таких размеров, что потребовалось вмешательство военного
1 Сочинения Н. В. Гоголя , под ред. Н. С. Тихонравова и В. И. Шен-
рока, изд. 15-е, 1900, т. VIII, стр. 128.
23 «Звеьпя» № 3
354
С. Дурылин. — Гоголь и Аксаковы
суда. Такое дело, зачерпывавшее всю грязную провинциальную
гущу помещичьей спекуляции и чиновничьего казнокрадства,
могло дать обильный материал для изображения тех широчай-
ших плутней и хитрых хищений, которые при участии Чичи-
кова, как паутиной, опутывают всю губернию в конце второго
тома «Мертвых душ».
Кажется, можно даже указать на приметный след пользования
Гоголем в этом месте сведениями из № 66 «Сенатских ведомо-
стей». Вторая эпопея похождений Чичикова оканчивается тем,
что «завязалось дело размера беспредельного в судах и пала-
тах . . . Произошла такая бестолковщина: донос сел верхом на
донос и пошли открываться такие дела, которых и солнце
не видывало. . . Скандалы, соблазны и все так замешалось
и сплелось вместе с историей Чичикова, с мертвыми душами,
что никоим образом нельзя было понять, которое из этих дел
было главнейшая чепуха. Когда стали, наконец, поступать
бумаги к генерал-губернатору, бедный князь ничего не мог
понять. Весьма умный и расторопный чиновник, которому
поручено было сделать экстракт, чуть не сошел с ума: никоим
образом нельзя было поймать нити дела». «Нужно, — заканчи-
вает Гоголь обзор путанных происшествий, сплетшихся с делом
Чичикова, — было прибегнуть к насильственным мерам». Гене-
рал-губернатор созвал чиновников и- объявил им: «Уезжая
в Петербург, я почел приличным . . . объяснить вам отчасти при-
чину. У нас завязалось дело очень соблазнительное. Дело это
повело за собою открытие и других, не менее бесчестных дел . ..
Известна мне даже и сокровенная цель спутать таким образом
все, чтобы оказалась полная невозможность решить формаль-
ным порядком. . . Но дело в том, что я намерен это сделать
не формальным следованием по бумагам, а военным быстрым
судом, как в военное [время] и надеюсь, что государь мне даст
это право, когда я изложу все это. дело. В таком случае, когда
нет возможности произвести дело гражданским образом, когда
горят шкафы с [бумагами] и, наконец, излишеством лживых
посторонних показаний и ложными доносами стараются затем-
нить и без того довольно темное дело, — я полагаю военный
суд единственным средством».1
Эта речь генерал-губернатора не могла не казаться доселе
одной из самых ярких «гипербол», к которым не перестал
Гоголь прибегать и во втором томе поэмы как к напряженней-
шему приему художественной выразительности. В самом деле,
1 Сочинения Н. В. Гоголя, изд. 15-е, 1900, т. IV, ст,р. 142—144, 150~
С. Т. АКСАКОВ
Рис. Дм. Мамонова

С. Дурылин. — Гоголь и Аксаковы
357
как бы ни были путанны и злокозненны плутни казнокрадов,,
опаутинившие всю губернию, все-таки это дело было таким,
«штатским» преступлением, которое могло, в крайнем случае,,
вызвать строгую сенаторскую ревизию, а никак не военный суд.
«Военный суд» гоголевского генерал-губернатора не мог не
представляться нам лишь художественным «приемом», доста-
точно рискованным и так же мало убедительным, как вся.
фигура «генерал-губернатора»: в том и в другом поражали на-
рочитость и малая связанность с действительностью.
№ 66 «Сенатских ведомостей» неоспоримо доказывает, что*
такой «военный суд» по штатскому делу был не художественный
прием и вымысел Гоголя, а живая действительность николаев-
ской России. Хищения и казнокрадства, за которые предавались-
военному суду помещики Мозырского уезда, были схожи с дея-
ниями Чичиковых, Леницыных и юрисконсультов, за которые
генерал-губернатор испрашивает им у государя военный суд.
Читал ли Гоголь № 66 «Сенатских ведомостей» до того, как:
написал речь генерал-губернатора, построив ее на мозырском
известии, или, наоборот, только подвел фактом жизни крепкий
фундамент под свой вымысел, — безразлично. И то, и другое
свидетельствует, что Гоголь стремился в своих художественных,
построениях опираться на подлинные факты действительности
и часто именно от «служилых» Ивана <и Григория Аксаковых он
и собирал их. Об отборе Гоголем сообщаемых фактов В. С. Акса-
кова писала в 1849 году брату Ивану в Ярославль: «Гоголь, ко-
торому сообщили мы некоторые известия об Ярославской губи,
говорит, что для него в ней мало будет интересного».1
«Достопамятности» Снегирева, которых просит Гоголь
у К. С. Аксакова, это — книга известного археолога и «москво-
веда» И. М. Снегирева (1793—1868) —«Памятники москов-
ской древности с присовокуплением очерка монументальной
истории Москвы. С 3 планами Москвы, 23 картинами и 18 ри-
сунками. М. 1841 г. Издание Августа Семена».
Гоголь издавна интересовался трудами Снегирева по фольк-
лору, истории и археологии. Еще в 1837 году из Рима, нака-
зывая Прокоповичу прислать все, что вышло по части русской
истории, Гоголь просил: «Если вышли Снегирева описание
праздников и обрядов [«Русские простонародные праздники
и суеверные обряды». М. 1837 — 1839]—пришли» (I, 457)...
Освоившись с книгой, Гоголь тТисал Погодину: «Снегирев мне
полезен. Он, несмотря на охоту • завираться и беспрестанно гля-
1 «И. С. Аксаков в Ярославле», стр. 111.
358
С. Дурылин. — Гоголь и Аксаковы
деть по сторонам дороги, вместо того, чтобы итти по ней прямо,
^говорит много нужного при всем том. Иногда выкопает такую
песню, за которую всегда спасибо». Снегирев знакомил Гоголя
<с дотоле мало ему знакомым богатством русской песенной поэ-
зии: «Есть в русской поэзии особенные, оригинальные, замеча-
тельные черты, которые теперь я заметил более и которых, мне
кажется, другие не заметили. Эти черты очень тонки, простому
глазу не заметны, даже если бы указать их; но будучи употре-
'блены, как источник, как золотые жилы рудниковых глыб,
^обращены в цветущую песнь языка и поэзии нынешней доступ-
ной, они поразят и зашевелят сильно». Несмотря на промахи
Снегирева, Гоголь отдавал ему предпочтение пред другим соби-
рателем фольклора, И. П. Сахаровым (1817—1863): «Сахаров,
-несмотря на свое доброе намерение, глуп» (I, 596). Гоголь
был и лично знаком со Снегиревым. Вероятно, доброе в общем
мнение о трудах Снегирева и некая читательская признатель-
ность к нему заставили Гоголя «отдать сначала» «Мертвые
души» на цензуру именно Снегиреву, «который несколько тол-
ковее других». Снегирев, действительно, «через два дня»
объявил Гоголю торжественно, что рукопись он находит «совер-
шенно благонамеренной». Но «вдруг Снегирева сбил кто-то
с толку», и он представил рукопись в цензурный комитет.
В комитете произошел переполох; представитель его воскликнул:
«Мертвые души . . . нет, я этого никогда не позволю: душа бы-
вает бессмертна». Снегирев, заваривший эту кашу, делал по-
пытки защитить рукопись, однако поэма «была запрещена» (II,
136—138), и Гоголю пришлось много хлопотать, прежде чем
«Мертвые души» были дозволены в Петербурге. Эта тяжелая
для Гоголя история не помешала ему продолжать интересо-
ваться работами Снегирева. С «Народными праздниками» он
не расставался и в 1847 году вновь заказывал из-за границы
(на этот раз Языкову) прислать «эту книгу и в pendant к ним
«Русские в своих пословицах» его же [М. 1831—1834]. Эти
4книги мне теперь весьма нужны, дабы окунуться покрепче
в коренной русский дух» (III, 317). Языкова письмо это
застало уже в могиле, и Гоголь возобновил свою просьбу перед
Шевыревым. У медлившего Шевырева Гоголь упорно требовал
«Народных праздников», ставших у него настольной книгой,
и тут же прибавлял: «А если накопятся деньги, то памятники
раскрашенные Москвы Снегирева» (27 апреля 1847, из Неа-
поля; III, 447). Это — та самая книга, которую Гоголь просил
у К. Аксакова. Шевырев послал Гоголю только «Праздники».
^Благодаря приятеля за присыл, Гоголь отнесся к Снегиреву
С. Дурылин. — Гоголь и Аксаковы
359
уже суровее: «Дивлюсь, как этого человека разбрасывает вовсе
стороны! По дороге он никак не может итти, но, точно с по-
хмелья, и вправо, и влево, повторяя несколько раз одно и то же.
Нужно иметь четыре головы, чтобы его читать. Даже эту малую
толику, которую он собрал в своей книге, трудно увидеть
из его же книги (2 декабря 1847; IV, 102).
Книгу же о Москве Гоголь так и не получил и, не имея
своей, обратился за нею к фанатику почитания Москвы, автору
«Освобождения Москвы в 1612 году», К. С. Аксакову. Это,
обращение очень любопытно.
Гоголь любил Москву — он прямо и твердо заявлял старику
Аксакову в 1841 году: «Москва — моя родина» (5 марта,
из Рима; II, 98). Петербург, после неудач ранней юности,
вызвавших нелепое бегство в Любек, после вторичного бегства
за границу, вызванного холодным осуждением «Ревизора», вы-
зывал в Гоголе всегда чувство отталкивания. В наезды свои
в Россию из-за границы он был москвич, а не петербуржец. Вер-
нувшись в Россию совсем, он поселился в Москве и ни разу
не выезжал в Петербург. Он интересовался прошлым Москвы,
любил ее как город и дорожил клубком дружеских связей,
скреплявших его с Москвою. Еще в декабре 1 840 года он благо-
душно и приветливо писал страстному ревнителю славянофиль-
ской любви к Москве, Константину Аксакову: «Посылаю вам
поцелуй, милый К. С., за ваше письмо. Оно сильно кипит рус-
ским чувством и пахнет от него Москвою, несмотря на то, что
не выставлено ни месяца, ни дня. Зазывы ваши на снега
и зиму [в Москву, конечно: К. С. ревновал Гоголя к чуж-
бине] — даже не без увлекательности, и почему же иногда
и не позябнуть! Это часто бывает здорово. Особливо, когда
внутреннего жару и горячих чувств вдоволь».1
Через два года тот же Гоголь писал тому же Константину
Аксакову о той же Москве:
«Я не прощу вам того, что вы охладили во мне любовь
к Москве. Да. До нынешнего моего приезда в Москву я более 2
любил ее, но вы умели сделать смешным самый святой предмет.
Толкуя беспрестанно одно и то же, пристегивая с боку припеку
при всяком случае Москву, вы не чувствовали, как охлаждали
самое свежее3 чувство вместо того, чтобы живить его. Мне
1 Н. К. П и к с а н о в, «Гоголь в Италии. К 75-летаю со дня смерти
писателя», «Огонек», 1927, № 10.
2 У Шенрока: «только».
3 У Шенрока: «святое».
360
С. Дурылин. — Гоголь и Аксаковы
было горько, когда лилось через край ваше излишество и когда
смеялись этому излишеству. Всякую мысль, повторяя ее два-
дцать раз, 1 можно сделать пошлою.2 Чувствуете ли вы страш-
ную истину сих слов: не приемли имени господа бога твоего
всуе».3
Константин Сергеевич так «залюбил» Москву, что Гоголю
стало тошно. Но уже к маю 1843 года эта тошнота прошла,
и из своего «прекрасного далека» Гоголь жаловался тому же
обидевшемуся и замолчавшему Константину Сергеевичу:
«что же вы, К. С., мне ни слова? . . Не знаю, что делает Москва,
ни о чем говорит она, ни что думает, ни о чем спорит, словом—
не знаю вовсе, о чем идет теперь дело» (П, 304).
А в 1848 году он просит у москволюбивого Константина
Сергеевича лучшую тогда книгу по археологии Москвы, которая
так долго не давалась Гоголю в руки, чтобы ближе узнать исто-
рию его второй родины в ее памятниках древности и искусства.
К Константину Сергеевичу Аксакову обращена вторая за-
писка Гоголя:
Зайдите ко мне, любезнейший Константин Сергеевич, я при-
хворнул и невыхожу. Навестить больного все таки доброе дело.
Ваш весь Н. Г.
Записка, писанная на листе почтовой бумаги, сложенном
втрое и запечатанном красною облаткою, послана была с по-
сланцем по адресу, надписанному Гоголем:
Константину Сергеевичу
Аксакову.
Филипповск. переулок в доме Высоцкого.
Адрес позволяет определить дату.
25 ноября 1849 года О. С. Аксакова писала сыну Ивану
из Москвы: «Я уже 10 дней здесь. Приехала [из Абрамцева]
нанимать другой дом для Оленьки. Слава богу, дом нанят
на полгода и свой сдан на полгода же, убытку нет и выгода та,
что нанят дом большой и известно теплый, с мебелью, словом
дом Высоцкого доктора, в Филипповском
1 Далее зачеркнуто: «с ряд (у)».
2 Переправлено из «пошлую»
3 Цитирую по подлиннику.
С. Дурылин. — Гоголь и Аксаковы
361
переулке, в приходе Афанасия и Кириллы. Гоголь был у меня
2 раза, он очень рад, что я наняла большой дом и зовет всех
сюда». 1 Но «все» Аксаковы остались, кажется, в Абрамцеве,
лишь наезжая по временам в Москву, где поселилась Ольга Се-
меновна с больной дочерью Ольгой. Записка относится ко вре-
мени болезни Гоголя в начале 1850 года. «Прихварываю эту
зиму [1849—1850] больше, чем прежнюю. Как видно, холод-
ный климат меня прижимает», — жаловался Гоголь матери
(IV, 306) и то же повторял Прокоповичу, Плетневу, о. Матвею
(IV, 311—314). Особенно, повидимому, тяжело было Гоголю
в начале февраля, когда он писал А. О. Смирновой: «Сам
болен, изнемогаю духом, сам требую молитв и утешения
и не нахожу нигде. С болезнью моей соединилось такое нерви-
ческое волнение, что ни минуты не посидит мысль моя на одном
месте и мечется, бедная, беспокойней самого больного»
(IV, 296). «Болезни приостановили, — жалуется Гоголь Про-
коповичу, — мои занятия «Мертвыми душами», которые пошли
было хорошо» (IV, 312). К концу февраля ему стало лучше:
«почувствовав облегчение от болезни [выправлено из чернового:
«несмотря на то, что еще не совсем поправился»], в которой
пробыл недели полторы, принимаюсь отвечать»,—пишет Гоголь
Жуковскому 28 февраля, садясь за большое письмо о Пале-
стине (IV, 297). Но и в марте Гоголь еще похварывал.
Все эти данные позволяют отнести записку Гоголя
к К. С. Аксакову именно к первой половине февраля 1 850 года,
когда Гоголю было худо и он с трудом переживал тоску и оди-
ночество и был рад тем, кто навещал его. Зазыв дружествен,
но в тоне записки («все таки доброе дело») есть как бы тень
упрека по адресу Константина Сергеевича: как будто старший
сын Аксаковых не вовсе истребил еще из памяти давние воспо-
минания о неприятных уроках Гоголя по поводу «излишеств»
и «залюблений» и еще нет у него прямого дружеского чувства,
которое сразу потянуло бы его к постели больного Гоголя.
Записка Гоголя не застала Константина Сергеевича в Москве
и была переслана в Абрамцево, но и там не нашла его:
он уехал в Москву, а из Абрамцева Гоголю отвечал 11 фев-
раля! Сергей Тимофеевич: «Зачем хвораете, друг мой? Я третий
день опять болен и начал лечиться земляничным корнем. Кон-
стантин уехал с тем, чтобы побывать у вас. Крепко вас обни-
маю. Ваш друг С. Аксаков». 2 *
1 «И. С. Аксаков в Ярославле», стр. 118.
2 «Русский архив» 1890, в. 8, стр. 189—190.
362
С. Дурылин. — Гоголь и Аксаковы
Получив вскоре успокоительные вести и о прихворнувшем
Сергее Тимофеевиче, Гоголь отвечал ему запиской: «Чувствую
лучше. Простуда и жар в голове уменьшается. Овер одобрил
все, сделанное моим доктором. Надеюсь, если не сегодня,
то завтра вытти на воздух. Рад, что вы также чувствуете
лучше. За все слава богу. Весь ваш Н. Г.» (IV, 295).
Обрывок «последней тучи» в отношениях Гоголя с К. С. Ак-
саковым рассеялся: отправляясь в июне 1850 года на родину
с Максимовичем, Гоголь весело зазывал с собою и молодого
Аксакова, уверяя, что ему бы «очень недурно съездить
в Киев, во-первых, чтобы не обидеть первопрестольной сто-
лицы, а во-вторых, чтоб, задавши работу ногам, освежить
голову, совершая путь пополам с подседом на телегу и с на-
пуском пехондачка» (IV, 320). Дружеский зазыв Гоголя не по-
действовал на упорного и неподвижного москволюбца Констан-
тина Сергеевича: еще в 1849 году, когда у Аксаковых чита-
лось вслух письмо Ивана Сергеевича с восторженным описанием
украинского неба, «Константин, — по словам отца, — взбесился
от него, а Хомяков и Гоголь умерли было со смеху под гневом
Константина».1
Свой путь под украинское небо, не приманивший Константина
Сергеевича, Гоголь с Максимовичем начали с дома Аксаковых.
13 июня 1850 года Гоголь запросто извещал Сергея Тимофее-
вича, зная, что одно удовольствие доставит хлебосольным Акса-
ковым такая записочка: «Мы с Максимовичем заедем к вам
по дороге, т. е. перед самым отъездом, часу во втором, стало быть
во время вашего завтрака, чтобы и самим у вас чего-нибудь пере-
хватить: одного блюда, не больше, или котлет, или, пожалуй,
вареников, и запить бульенцем» (IV, 327). Гоголь без церемо-
нии намечает тут желанное ему меню, зная, что радушнейшей
Ольге Семеновне изготовить его — что подарок получить, и ясно,
что в этом меню самое для Гоголя центральное — вареники. Это—
любимое блюдо Гоголя. За варениками он не раз расска-
зывал, что один из его знакомых на родине, всякий раз, как
подавались на стол вареники, непременно произносил к ним
следующее воззвание: «Вареныки-побиденыки: сыром боки по-
запыханы, маслом очи позалываны, вареныки,-----------». Двумя
тире обозначено слово ласковое к вареникам, но несколько не-
удобное для печати.2 Вареники и песни — это было все, что на-
1 Н. П. Барсуков, «Жизнь и труды Погодина», кн. X, стр. 213.
2 Н. iMj. [П. Кулиш], «Записки о жизни Гоголя»,, СПБ. 1856, т. II,
стр. 257.
С. Дурылин. — Гоголь и Аксаковы
363
поминало Гоголю в Москве об Украине: и то и другое находил
он только у земляка своего, профессора О. М. Бодянского,
у М. С. Щепкина и у Аксаковых. Но часто и самого Бодян-
ского со Щепкиным зазывал он на вареники к Аксаковым, где
Надежда Сергеевна отлично пела украинские песни, научившись
им от Гоголя («с моего козлиного пения», по его определению)
и у Максимовича. Незадолго перед смертью Гоголь еще звал
Бодянского к Аксаковым на это двойное украинское угощение.
19 марта 1851 года С. Т. Аксаков извещал Гоголя, бывшего
тогда в Одессе, о заочном праздновании дня его рождения:
«Надеюсь, что Бодянский отобедает и придет к нам,' хотя ва-
реников есть не будем, но послушаем: «Ой, на дворе мяте-
лица!» 1— все будет, стало быть, как при Гоголе: и «земляк»,
и песни, не будет Только вареников.
В круг этих московско-диканьских, песенно-варениковых отно-
шений Гоголя, связанных с Аксаковыми и Бодянским, вводит
нас и неизданная записка Гоголя к Ольге Семеновне Аксаковой:
Я располагал к вам после обеда, потому что тоже приглашен
сегодня на Вареники земляком. Но если паче чаяния придет
желанье надуть земляка, то может быть тогда попаду к вам
на обед.
Записка набросана небрежно, карандашом; после «варени-
ков» какое-то зачеркнутое слово. Записка запечатана была
красной облаткой и надписана:
Ольге Семеновне Аксаковой.
Она относится к зимам либо 1 849—1 850, либо 1 851 —1852 го-
дов, когда Гоголь чаще всего общался’с Бодянским, который и
подразумевается в записке под «земляком». Для гоголевских
украинско-гастрономических пристрастий характерно, что «Варе-
ники» пишутся у него с большой буквы. Характерна записка
и для отношений Гоголя к Аксаковым. Бодянского он очень
любил. Вот как вспоминал об этом усмешливый и недоброже-
лательный к Гоголю Н. В. Берг: «Гоголь изменял обыкновен-
ным своим порядкам [т. е. обычной сдержанности и молчали-
вости], если в числе приглашенных вместе с ним оказывался
один малороссиянин, член того же славянофильского кружка.
Каким-то магнитом тянуло их тотчас друг к другу, они усажи-
вались в угол и нередко говорили между собою целый вечер
1 «Русский архива 1890, в. 8, стр. 193.
364
С. Дурылин. — Гоголь и Аксаковы
горячо и одушевленно».1 У этого излюбленного собеседника
(к нему Берг приревновал Гоголя за всех русских: «так, как
с Бодянским, Гоголь при мне, по крайней мере, ни разу
не говорил с кем-нибудь из великороссов») были излюблен-
ные, специально для Гоголя изготовленные «Вареники» —
и все-таки Гоголь предуведомлял Ольгу Семеновну, что ему
может притти «желанье надуть земляка» с «Варениками» ради
Аксаковых, к которым и без того Гоголь собирался притти
попозже. Это маленькое признание может служить своеоб-
разной мерой любви Гоголя к дому Аксаковых в последние
годы его жизни. Всюду и везде было Гоголю невесело в эту
закатную его пору, но в тепле, в мыслительном и хозяйствен-
ном радушии аксаковской семьи, где мысль и быт не враждо-
вали друг с другом, ему было лучше, чем у кого бы то ни было
другого, даже у умного земляка-собеседника.
1 «Русская старина» 1872, кн. I, стр. 120—121.
П. Я. Чаадаев
Неопубликованная статья
С предисловием и комментариями Д. Шаховского
1
Чаадаев (1794—1856) — громкое имя в истории русской (общественной
мысли. Оценка его вызывала и еще будет вызывать не мало разногласий.
Во всяком случае, бесспорно одно: после того как выстрелами 14/26 де-
кабря 1825 года на Сенатской площади была пробуждена потребность в бо-
лее глубоком осмыслении истории и будущего России, он первый высказал
определенный взгляд на судьбы народа, «опирающегося одним локтем
на Китай, а другим на Германию», рассмотрел вопрос с широкой, мировой
точки зрения и в результате создал произведение, заставившее задуматься
над судьбой России все, что было мыслящего в ‘обществе. Он дал, таким
образом решительный толчок органическому развитию русской мысли.
К тому же он — друг Пушкина и вероятный его вдохновитель.
Можно было ожидать, что деятельность такого человека получит исчер-
пывающее выяснение в науке. На деле это не так. Причины малой изучен-
ности Чаадаева понятны. Работа его протекала по преимуществу в преде-
лах своего кабинета и московских салонов, в задушевных беседах с прияте-
лями и в переписке с ними на темы, подход к которым в литературе был
строго-настрого пресекаем. . . Только один раз громко раздался (его голос.
Но раздался в статье, служившей лишь вступлением к большому труду.
А затем он замолк надолго. Правда, единственное настоящее публичное
выступление Чаадаева было услышано всеми: появление в октябрьской
книжке «Телескопа» 1836 года его «Первого философического письма»
написанного еще в 1829 году, — этот, по выражению Герцена, «выстрел
в темную ночь» николаевской России, застывшей в молчании и показном
благополучии, составляет одно из важных событий целого исторического
периода. Довольно перечитать восторженный рассказ Герцена в «Былом
и думах» о том, как он воспринял «Письмо» в вятской ссылке, а с другой
стороны злобный донос оскорбленного в своих «лучших чувствах» извест-
ного Вигеля, чтобы оценить всю силу произведенного на умы впечатления.
Пыпин в посвященной Чаадаеву главе евоих «Характеристик литературных
мнений от двадцатых до пятидесятых годов» дает в> 1871 году такую
оценку «Первому философическому письму»:
«Статья Чаадаева имела то любопытное историческое значение, что
явившись в период полнейшего развития системы официальной народности.
366
П. Я, Чаадаев. — Неопубликованная статья
она выставила самое крайнее противоречие этой системе. Во все продол-
жение этого периода ие было никем другим высказано такого резкого,
мрачного, беспощадного приговора над русской действительностью и е«
прошедшим; здесь собралось столько горького чувства, столько неотразимого
сознания в недостатках русской жизни, сколько не было ни у кого еще
из деятелей нашей умственной жизни, — и сколько авторитет [читай: само-
держец,— Д. Ш], привыкший к панегирику [читай: к рабскому прекло-
нению. — Д. Ш], вероятно, даже не считал возможным. ..»
Такое выступление, конечно, не могло пройти автору безнаказанно. Он
поплатился за него вынужденным молчанием на всю жизнь. «Письмо» счи-
талось запретным не только при жизни самого автора и обрушившего
на последнего свое негодование царя, а еще целых пятьдесят лет после
смерти обоих. Самое имя Чаадаева только в пятидесятых годах могло быть
несколько раз робко названо в русской печати. Неоднократные зарубеж-
ные отзывы о Чаадаеве Герцена, перепечатка «Первого письма» в «Поляр-
ной звезде» 1861 года, а также и издание избранных произведений Чаа-
даева иезуитом Гагариным в Париже в 1862 году по-французски — были
доступны немногим. Немудрено, что при широкой и почетной известности
имени Чаадаева судили о нем только понаслышке и в высшей степени
поверхностно. К тому же у Чаадаева, при большом числе почитателей,
совсем не было настоящих последователей, тем более — школы.
Только со времени первой революции, с 1905 года, о нем заговорили бо-
лее основательно. «Философические письма», насколько их тогда знали, —
по Гагарину, — были напечатаны по-русски \в нескольких изданиях, новые
факты и новые суждения -о Чаадаеве появились в работах Лемке, Мереж-
ковского, Иванова-Разумника и Плеханова, в ноябре 1907 года вышла
известная монография М. О. Гершензона — «П. Я. Чаадаев. Жизнь и
мышление» — составившаяся из статей, напечатанных автором в разных жур-
налах 1905 и 1906 годов. Затем — в 1913 и 1914 годах — изданы были
под редакцией того же Гершензона «Сочинения и письма Чаадаева», и
в руки читателей попали все известные тогда, в большинстве вновь обнару-
женные самим редактором, его писания. Всего там помещено 185 номеров.
И все же Чаадаев и поныне еще остается нераскрытой величиной. За
последние двадцать лет у.нас не появилось ни одной значительной работы
о нем. В этом отношении нас опередили иностранцы, проявляющие к Чаа-
даеву значительный интерес. Немецкий перевод четырех «философических
писем», в той единственно пока у нас обнародованной редакции, какая дана
Гагариным, дважды издан в Германии — в 1921 и 1926 годах (текст пере-
вода разный). В августовской книжке журнала «Preussische Jahrbiicher»,
1920 года появилась статья о Чаадаеве Гурвича (Elias Hurwicz). Наконец,
в 1927 году вышла специальная монография о Чаадаеве кенигсбергского
историка Мартина Винклера. Разбору ее посвящены были многочисленные
статьи в немецкой, французской и итальянской прессе. Во Франции Чаа-
даевым занимаются два исследователя — Александр Койрэ (Коуге)
и Шарль Кенэ (Quenet). Отзывы первого высказаны в специальной статье
в английском журнале «Slavonic Review» (1927, март) и в его француз-
ских работах, между прочим, |в книге о русской философии и нацио-
нальной проблеме в начале XIX века (La philosophic et le probleme national
en Russie au debut du XIX siecle. Paris 1929). Второй, поместивший о 4av-
адаеве еще в 1918 году статью в четырех номерах журнала «Le monde Slave»,
неоднократно затем возвращается к нему в своих работах, а в начале
1932 года выступил в издании «Bibliotheque de 1 Institut fran^ais de
Leningrad, tome XII» с большой книгой: «Tchaadaev et les Lettres philo-
П. Я. Чаадаев. — Неопубликованная статья
367
sophiques. Contribution a 1’etude du mouvement des idees en Russie, par Char-
les Quenet, Paris 1931. 440 + LXX страниц. В руках Кенэ были и копии
с пяти до сих пор неизданных «философских писем» Чаадаева, найденных
в Академии Наук СССР. 1 Отрывки из этих новых текстов помещены в его
книге. Одно ранее известное частное письмо Чаадаева к Гагарину напеча-
тано во «Временнике общества друзей русской книги» (Париж 1928). Отрыв-
ками в книге Кенэ и этим письмом к Гагарину, впрочем, и ограничивается
приращение чаадаевских текстов за рубежом, — западные исследователи
принуждены вращаться в кругу ранее известных источников. На первый план
естественно выступает задача исчерпывающего издания новых. А их не мало.
После появления «Сочинений и писем» в 1913 и 1914 годах, где собрано
было все старое и дано так много нового, полагали, что Гершензону
удалось обнаружить все сохранившееся литературное наследие Чаадаева.
Но уже в 1918 году, в последней книжке журнала «Вестник Европы»,
январь—апрель, напечатана статья Н. В. Голицына «Чаадаев и Е. А. Свер-
беева» с ранее неизвестными текстами статей и писем Чаадаева. Затем
в разных архивах обнаружено много других писаний Чаадаева, количе-
ственно превышающих число напечатанных у Гершензона. В большинстве
эти письма,, не имеющие значения чисто литературного. Но есть среди не-
изданных и настоящие литературные произведения, требующие тщательного
изучения.
К числу таких позволю себе отнести и статью Чаадаева, которая пред-
лагается далее вниманию читателей.
2
Гершензон разбивает в своей книге («Чаадаев. Жизнь и мышление»,
стр. 104) всю жизнь Чаадаева после начала его писательской работы
на три периода: к первому — годам уединенного сосредоточения и твор-
чества (1826—1830) — принадлежат «Философические письма»; ко вто-
рому— времени возвращения в общество и пересмотра доктрины
(1831—1837) — относится «Апология безумного»; третий период, который
Гершензон называет периодом неподвижности и старчества (1838—1856),
остался, по его мнению, литературно-бесплодным.
Правда, уже факты, приводимые самим Гершензоном, в значительной мере
опровергают это бесплодие. Он заканчивает .книгу текстом «Письма не-
известного к неизвестной. 1854», где в блестящей форме и с большой
силой Чаадаев обличает гибельные последствия высокомерной политики
правительства и националистических увлечений русского общества. В более
ранних замечательных письмах сороковых годов к французу Сиркуру Гер-
шензон нашел материал для новой характеристики идеологического по-
строения Чаадаева, так что этим самым он признал и за этими письмами
значение важного литературного памятника. Если бы Гершензон с таким же
вниманием разобрал весь третий период, как и два первых, то он оста-
новился бы и на других писаниях, которые никак нельзя выкинуть
из числа литературных произведений нашего автора.
Но все же в оценке Гершензона есть доля истины. «Многие труды
останутся незаконченными . . . земная твердость бытия моего поколеблена
1 Полное издание «философских 'писем» давно стоит на очереди-
В скором времени они должны увидеть свет в издании «Academia» под
мсей редакцией.
368
П. Я. Чаадаев. — Неопубликованная статья
навеки», писал о себе в письме к брату сам Чаадаев в феврале 1837 года,
после постигшей его катастрофы. Оолее пространно, но отнюдь не менее
выразительно, прощается Чаадаев со всякой надеждой на просвет в личной
жизни в письме своем к Михаилу Федоровичу Орлову: «Какая нелепость,
в самом деле, предаваться надеждам, когда погружен в стоячее болото,
куда с) каждым движением все глубже погрязаешь!» Испытанная Чаадае-
вым неспособность современного ему общества откликнуться на живую
мысль угнетала его гораздо сильнее, чем кара правительства. При таком
внутреннем отчуждении мало было стимулов обращаться со словом призыва
к окружающим. И хотя Чаадаев, несмотря на данную им подписку ничего
не писать для распространения, продолжал откликаться на вопросы дня,
но после «Апологии безумного», в которой он собрал еще (раз все силы для
уяснения своей точки зрения и создал, несмотря на внешнюю незакончен-
ность, по существу нечто удивительно цельное и захватывающее — писания
его действительно утратили блеск двух первых произведений и большею
частью носят следы холодной сдержанности, недоговоренности и опаски.
Личная жизнь текла одиноко и печально. Жизнь общественная ста-
новилась все более тусклой и беспросветной. Всякое проявление живо.)
мысли беспощадно подавлялось, а в той ближайшей среде, в которой вра-
щался Чаадаев, даже и в лучших умах слагалась и укреплялась славяно-
фильская доктрина, шедшая наперекор самым дорогим Чаадаеву стремле-
ниям, в широких кругах развивался узкий национализм еще более низ-
кого пошиба. На борьбу с национальной исключительностью во всех ее
видах и направил Чаадаев свои удары, без надежды на успех в настоя-
щем. Борьба была настойчива, но не блестяща по внешности.
И вдруг почувствовалась близость развязки. В’ 1853 году назревали
осложнения на Востоке, грозившие столкновением с Европой: наступит ли
торжество великодержавной политики, с угнетением своего народа, со лжи-
выми лозунгами освобождения угнетенных «братьев», или же нас ждет
расплата за все грехи режима и общественного малодушия — во (всяком
случае невыносимому застою видимо приходит конец. Перед Чаадаевым
снова встали — не в неопределенной дали, а в отражении повседневной
действительности — основные вопросы судеб России.
Он и заговорил снова, вспомнил свои старые, закинутые, но не забытыг
слова.
Вот откуда этот тон «Письма неизвестного к неизвестной», написанного
в конце 1854 года. Как я выше указал, письмо найдено Гершензоном
и напечатано им в его книге. Ему осталась неизвестной написанная прибли-
зительно на ту же тему, но с другим содержанием статья, публикуемая
здесь впервые. Изучать оба произведения надо параллельно.
В высоких тонах начинается опубликованное и переведенное еще Гершен-
зоном «Письмо к неизвестной»:
«Нет, тысячу раз нет, не так мы в молодости любили нашу родину. Мы
хотели ее благоденствия, мы желали ей хороших учреждений, а подчас
даже осмеливались желать ей, если возможно, несколько больше свободы,
но мы не считали ее ни самой могущественной, ни самой счастливой стра-
ной в мире. Нам и на мысль не приходило, чтобы Россия олицетво-
ряла собою некий отвлеченный принцип, заключающий в себе конечное
решение социального вопроса, чтобы она сама по себе составляла какой-то
особый мир, являющийся прямым и законным наследником славной вос-
точной империи . . . чтобы на ней лежала нарочитая миссия вобрать в себя
все славянские народности и этим путем совершить обновление рода чело-
веческого; в особенности же мы не думали, будто Европа готова снова
II. я. ЧААДАЕВ
Из альбома зарисовок Дмитриева-Мамонова. Оригинал хранится в Третьяковской галлерее.

П. Я. Чаадаев. — Неопубликованная статья
369
впасть в варварство и что мы призваны спасти цивилизацию посредством
крупиц этой самой цивилизации, которые недавно вывели нас самих
из нашего векового оцепенения. ..» В результате нашего скромного учениче-
ства, — говорит далее Чаадаев, — в один прекрасный день мы вступили
в Париж и нам там оказали любезный прием, «забыв на минуту, что
мы в сущности не более как молодые выскочки и что мы еще не внесли
никакой лепты в общую сокровищницу народов, будь то хотя бы какая-
нибудь крохотная солнечная система, по примеру подвластных нам поляков,
или какая-нибудь плохонькая алгебра, по примеру этих нехристей арабов,
с нелепой и варварской религией которых мы боремся теперь. . .» «Вы
повели все это по-новому, — продолжает Чаадаев, — и пусть», но он верит,
что недалеко время, когда признают, что патоиотизм его и его поколения
не хуже всякого другого.
Причина зарвавшейся политики правительства—в том, что оно «чувство-
вало себя на этот «раз в полнейшем согласии с общим желанием страны».
Маномания новых учителей дошла до того, что по их ।мнению, одно звание
русского «вмещало в себе всевозможные блага, не (исключая и спасения
души. . .» «Они хотели водворить на русской почве совершенно новый мо-
ральной строй, который отбрасывает нас на какой-то фантастический хри-
стианский восток, придуманный -единственно для (нашего 'употребления»,
причем разрывалась наша братская связь «с великой семьей европейской»,
’•то и| («обособляет .нас политически. . .» «.Наконец храбрейшие из адептов
новой национальной школы, не задумавшись, приветствовали войну. . . видя
в ней осуществление Своих ретроспективных утопий (последние
подчеркнутые мною два слова надо запомнить. — Д. Ш.), начало нашего
возвращения к хранительному строю, отвергнутому нашими предками,
в лице Петра Великого. . .»
Письмо кончается словами: «Результат был тот„ что в один прекрасный
день (в начале письма вспоминался прекрасный .день нашего вступления
в Париж. —Д. Ш.) авангард Европы очутился в Крыму». Высадка
союзных войск в Крыму и сражение при Альме произошли в сентябре.
Следовательно, письмо написано не ранее сентября 1854 года; так как
в заглавии указан этот год, то оно относится несомненно к последним
месяцам его. К самому началу этого же 1854 года относится неиздан-
ная статья Чаадаева, к которой мы теперь переходим.
3
Статья эта находится сред[и (материалов, переданных редакции «Вестника
Европы» Михаилом Ивановичем Жихаревым. Этому своему молодому срав-
нительно другу и внучатному племяннику '(род. 19 ноября 1 820 Тода) заве-
щав Чаадаев все свои бумаги и взял с него обязательство заботиться
об 1их сохранности!. По словам самого Жихарева, Чаадаев рассчитывал найти
в нем своего биографа. Завет Чаадаева по отношению к оставленным бу-
магам Жихарев хранил свято, стараясь постоянно и об их напечатании.
С этой целью он вступил в 1859 году в сношения с редакцией «Современ-
ника»: сохранилось ненапечатанное письмо об этом к Жихареву редактора
журнала И. И. Панаева от 2 апреля 1859 года, а в 1928 году обнаружена
и подготовительная работа по изданию «Апологии», проделанная Чер-
нышевским (см. Саратовский юбилейный сборник «Ник. Гавр. Чернышев-
ский». Саратов 1928). Невидимому, попытка заговорить о Чаадаеве наткну-
лась на цензурные затруднения. В 1860 годур (выехав за границу, Жи-
харев вступил в сношения с Гагариным, сообщил ему свои материалы,
24 «Звенья» № 3
370
П. Я. Чаадаев. — Неопубликованная статья
и небольшой частью жихаревского собрания Гагарин (воспользовался для
издания в 1862 году «Избранных сочинений Чаадаева» — «Oeuvres choisies
de Pierre Tchadaieft, Paris Leipzig. 1862. Как указывает Кейз в назван-
ной выше книге, 12 писем Жихарева к Гагарину и другим русским
католикам — Мартынову и Балабину — сохранились в парижской
Bibliotheque Slave (Quenet, указанное сочинение, стр. 102 и X), два неиз-
данных ответных -письма Гагарина к Жихареву находятся в рукописном
отделении Библиотеки им. Ленина в Москве. Библиотеку Чаадаева и архив
его, с массой полученных им. а отчасти и самим Жихаревым, писем, запи-
сок, стихов и т. п. Михаил Иванович передал в 1866 и 1869 годах в Ру-
мянцевский музей (ныне библиотека им. Ленина) в Москве. Наконец
в 1871 году, в связи с напечатанной и-м в «Вестнике Европы» (июль и
сентябрь) биографией Чаадаева, Жихарев предоставил в распоряжение
редакции богатое собрание статей и писем Чаадаева, в написанных своей
рукой копиях, сопроводив все написанное по-французски и своим перево-
дом. Кое-что из этого материала нашли себе место в двух книжках жур-
нала (1871, ноябрь, и 1874, май) и перешло, конечно, в издание
«Сочинений и писем», но многое остается неизданным. Копии1 Жихарева
хранились затем у А. Н. Пыпина и попали потом, вместе с его бумагами,
в архив Пушкинского Дома Академии Наук (ныне — Института русской
литературы). Пыпинский архив, к сожалению, остался вне поля зрения
М. О. Гершензона; он считал это «главное гнездо» рукописей Чаадаева
разоренным (см. предисловие (к «Сочинениям и письмам» М, 1913, т. I,
стр. IV). «Гнездо», повидимому, почти целиком сохранилось, правда, как
выше замечено, в копиях, и притом таких, которые, хотя и сделаны очень
старательно, но все же механически, без всяких примечаний и описаний
подлинников, и заменить их вполне не могут. По сообщенным мне одним
лицом сведениям подлинные бумаги Чаадаева из коллекции Жихарева перед
Октябрьской революцией находились в Москве, но затем куда-то исчезли,
и о дальнейшей их судьбе сколько-нибудь достоверных сведений у меня нет.
Среди списанных Жихаревым произведений имеется одно, носящее
заглавие: «L’Univers». 15 Janvier 1854.
-Название «L’Univers» (Вселенная) носил очень известный католический
журнал в Париже, выходивший в годы своего наивысшего подъема,
в частности и в 1854 году, под редакцией публициста Veuillot.
Судя по заглавию, очевидно выставленному и на чаадаевской рукописи,
наш документ можно бы признать за копию с французской статьи книжки
журнала, вышедшей 1 5 января 1 854 года. Но уже одно нахождение жихарев-
ской копии среди коллекции, сплошь состоящей из писаний Чаадаева, вклю-
ченных в нее человеком, имевшим доступ к подлинникам, наводит на мысль,
что заглавие тут стоит только для отвода глаз, может быть, и не без
намека йа то, что точка зрения автора не национальная, а мировая — все-
ленская. Ведъ и под первым философическим письмом, написанным заве-
домо в Москве, стояло «Necropolis» («Город мертвых»). Знакомство
с содержанием копии не оставляет ни малейшего сомнения в том, что мы
имеем здесь дело с произведением Чаадаева, и притом с важным и харак-
терным его рассуждением, написанным за два года до смерти и составляю-
щим, таким образом, последнее выражение мучившей его всю жизнь за-
гадки о судьбе России. К сожалению, в доступных мне библиотеках Союза
(в том числе и в библиотеке б. Московской духовной академии)
не нашлось журнала «Univers», но справка, любезно доставленная мне
Ш. Кенэ, подтверждает, что подобной статьи в начале 1854 года в жур-
нале помещено не было.
П. Я. Чаадаев. — Неопубликованная статья	371
В своей статье под маской Чаадаев ведет интригу не особенно искусно.
Он сначала тщательно выдерживает тон вдумчивого француза, прожив-
шего несколько лет в России и составившего себе о ней определенное
суждение. Но к концу статьи, увлекшись предметом, он несколько раз за-
бывает, от чьего имени он пишет, и откровенно говорит о русских: мы,
нашими, нас: «вместо . . . учеников, какими мы . . . пребывали, м ы вдруг
стали учителями»,! «нашими учителями», «Европа вступилась, чтобы
нас поставить на место».
Впрочем, и без того всякий, знакомый с ходом мысли Чаадаева, найдет
в статье отзвуки его воззрений, а местами, и даже в самом начале, —
известные по другим его напечатанным произведениям, свойственные ему
своеобразные обороты речи. Особенно показательно отмеченное нами
и в письме конца 1854 года «К неизвестной» выражение «ретроспек-
тивные утопи и», «utopies retrospectives», —выражение, в котором
Чаадаев, и в насмешливой форме, и в математически точном определении,
выявляет всю подоплеку и всю внутреннюю противоречивость славяно-
фильской доктрины. То же выражение находим и в одном из двух вариан-
тов его письма к Шеллингу 1842 года (см. «Сочинения и письма», т. I,
стр. 245, русский перевод — т. II, стр. 24U). Как постепенно складывалось
это определение, мы можем проследить еще с «Апологии безумного» (около
1837 года): он там по отношению к «фанатикам-славянам» — будущим сла-
вянофилам, употребляет выражение: «toutes ces utopies du passe, tons
ces reves dun avenir impossible» («Сочинения и письма», т. I,
стр. 228).
Характерно, что Гершензон, очевидно по аналогии с другими местами,
и здесь выражение «utopies du passe» (утопии прошлого) перевел словами
«ретроспективные утопии» (там же, Т.П, стр. 224). Аналогичные выражения
встречаем еще: в письме Сиркуру 1845 года «Les fruits de notre developpe-
ment retrograde («Сочинения и письма», т. I, стр. 257), в письме Сир-
куру 1 846 год — «Tout le travail de la nouvelle ecole ne servira de rien, tant que
notre point de vue retrospecti’f ne se trouvera completement modifie >
(там же, т. I, стр. 274), в письме Жуковскому 1851 тЪда—«один из
сподвижников возвратного направления» (написано по-русски, там
же, т. I, стр. 297).	>
Если бы все это показалось недостаточным, то совершенно бесспорным
доводом за принадлежность статьи под заглавием «L’Univers» Чаадаеву
служат выписки из его до сих пор неизданных произведений, где
встречаются мысли и выражения, а в одном случае—довольно длинное
рассуждение, которые затем дословно повторяются в исследуемой статье..
Не желая загромождать изложение, привожу соответствующие выписки,,
интересные и са/ми по себе для характеристики чаадаевскмх взглядов,
в приложении.
Наконец, уже не в виде довода, а в качестве некоторого курьеза,
до сих пор не опубликованного, укажу на интересную аналогичную маски-
ровку со стороны родного деда Чаадаева, известного историка, публи-
циста и защитника дворянских интересов в екатерининской Комиссии депу-
татов 1767 года для составления уложения, кн. Мих. Мих. Щербатова.
На вызов Екатерины II через . учрежденное ею В'ольно-экономическое об-
щество представить туда от всех, кто пожелает, соображения о преиму-
ществах и невыгодах вольнонаемного труда, написал записку в защиту
крепостного права и Щербатов, но он! укрылся в ней под фирмой фран-
цуза, излагающего соображения, якобы вынесенные им из долголетней
практической деятельности в России. Щербатов подписывает свое мнение
24*
372
77. Я. Чаадаев. — Неопубликованная статья
инициалами L’A. d. L. R. (L’ami de la Russie), ио, невидимому, в конце
концов не решился и под этим прикрытием выступить сторонником мнения,
которое могло оказаться неугодным государыне: среди ответов, полностью
сохранившихся в Вольно-экономическом обществе, его мнения нет, а оно
найдено мною лишь среди бумаг Щербатова, поступивших в Публичную
библиотеку из Эрмитажной вместе с другими его интересными’ рукопи-
сями. Записка написана рукой Щербатова и носит все признаки автор-
ского оригинала. Внук его прибег к подобной же маскировке и, повиди
мому, подобно деду, сохранил свое сочинение про самого себя и—для по-
томства. Но защищал он в нем мысли, диаметрально-противоположные
мыслям деда: он считал главной язвой, пятнавшей Россию и разъедавшей
ее тело, то самое крепостное право, которое Щербатов признавал основным
устоем благоденствия России.
После этих предварительных замечаний помещаем перевод несомненно
чаадаевской статьи. Еще дв>а слова об 'обстановке момента, в какой она,
судя по проставленной дате, написана. С начала 1853 года шли, принимая
все более угрожающий характер, переговоры с Турцией о праве России
выступать защитницей православного населения Турецкой империи.
За скромными на вид требованиями для посвященных ясен был план
воспользоваться наследством «больного человека», а при удобном случае
и ускорить его (кончину. Против' такого усиления могущества России
на Востоке стали на защиту Турции Франция и Англия. Опираясь на их
поддержку, Турция отклонила предъявленные ей требования, а когда
русские войска в виде «залога» заняли Молдавию и Валахию, ультима-
тивно, со своей стороны, потребовала вывода их оттуда и затем начала
военные действия. На ряду с ними продолжались и дипломатические пере-
говоры. Николай выдавал свою позицию за чисто оборонительную,
но, после уничтожения эскадрой адмирала Нахимова турецкого черномор-
ского флота при Синопе в ноябре 1853 года, вмешательство Франции
и Англии в войну становилось явно неизбежным, тем более, что, с другой
стороны, русское общественное мнение считало момент для сведения счетов
с Турцией благоприятным, ослеплено было внешним показным могуще-
ством царизма и облекало свои вожделения в идею священного долга
помощи страждущим единоверцам. К указанной в статье дате — 15 января
1854 года—флоты Франции и Англии уже вошли в Черное море, но раз-
рыва дипломатических сношений еще не было: он произошел в феврале,
а объявление войны последовало 14 марта 1854 года.
Статья Чаадаева написана по-французски. Переведена она мной. Шифр
рукописи в Институте русской литературы Академии Наук (ИРЛИ) 3494.
XVIII. б. 37.
4
«L’Un ivers» 15 Января 1854.
Русские постоянно ставят нам на вид наше невежество по от-
ношению ко всему, чт касается их страны. Ну что ж: мы охотно
готовы признать, что знаем их обширную империю отнюдь
не лучше, чем Бирманскую, хотя первая и лежит бок-о-бок
с нами; если хотите, мы даже согласимся, что нет на свете
народа, который был бы нам известен менее, нежели русский.
Но вопрос в том, как по-настоящему познается народ, все
КАБИНЕТ ЧААДАЕВА В МОСКВЕ

11. Я. Чаадаев. — Неопубликованная статья
375
равно, занимает ли он еще место на мировой сцене или уже
сошел с нее. Не путем ли изучения народа в его памятниках,
в его писателях, не путем ли вопросов, к нему же обращенных,
об особенностях, составляющих его природу и отличающих его
от других народов мира? А между тем, где же эти памятники
русского народа, где писатели его, кто вскроет перед нами
отличительную черту народа, раскинувшегося между Востоком
и Западом и, как утверждают, угрожающего своими честолюби-
выми поползновениями и тому и другому? Неужели русские
воображают, будто достаточно огромного протяжения страны,
чтобы она стала интересною отраслью человеческого знания,
чтобы в нас родилось желание узнать язык, законы и быт
племен, ее населяющих? Это чистейшее самообольщение народ-
ной гордости, и наука отметит его лишь как пример заблужде-
ний народов, предназначенных быть поучением для после-
дующих поколений.
Что же такое для нас Россия? Это не что иное, как факт,
один голый факт, стремящийся развернуться на карте земного
шара в размерах, с каждым днем все более исполинских, и не-
обходимо, следовательно, ограничить этот чрезмерный рост
и пресечь натиск на старый цивилизованный мир, который есть
наследник, блюститель и хранитель всех предшествующих циви-
лизаций, в том числе и той, в которой Россия некогда по-
черпнула первые познания, свой пышный и бесплодный обряд,
обряд, в котором она продолжает замыкаться.1
Что же тут подлежит изучению? Это лишь страничка геогра-
фии, 2 которую (необходимо знать, чтобы определить, как нам
расценивать данную силу, может быть более воображаемую,
чем действительную. Притом, разве не общеизвестно, что
Россия обязана значительной частью своего могущества Евро-
пейской цивилизации, а использовала она ее так усердно именно
потому, что не обладала иной. А между тем, Европейская циви-
лизация, — ее формы, приемы воздействия и результаты, —
нам прекрасно известны. . . Что же нам там еще изучать? Все
знают также и то, что если бы Россия лишилась просвещения
Запада, то стала бы добычей того или другого из своих воин-
ственных соседей, более передовых в военном искусстве. Вот
если бы она дошла до своего настоящего состояния усилиями
внутреннего своего развития, если бы она почерпнула свою
1 См. параллельное рассуждение в приложении 2.—Прим. Д. Ш.
2 См. параллельные выражения о значении географического элемента
в приложении 3. Прим. Д. Ш.
376
П, Я, Чаадаев. — Неопубликованная статья
политическую значительность из своей собственной сущности;
да, тогда было бы совсем другое дело, всякий в отдельности
и весь цивилизованный мир в целом, без сомнения, пожелал бы
познать ее плодоносную и могучую природу, ее составные эле-
менты, тот отпечаток, который она наложила на; свои много-
численные племена, те последовательные изменения, через ко-
торые она заставила их пройти. Но ведь на самом деле не было
ничего подобного. Как известно, в один прекрасный день
Россия сама ниспровергла все то, что составляло ее отличитель-
ное лицо, признав, очевидно, недостаточность своей националь-
ной сущности, и облеклась затем в формы современной циви-
лизации. И только с этого-то дня она и стала могущественной^
а Европа обратила на нее взоры с беспокойством, — не как
на предмет для изучения или размышления, а просто-напросто
как на политическое явление, которое приходится наблюдать,
чтобы не быть им поглощенным.
Я, конечно, хорошо знаю, что есть не мало русских, — имеются
таковые и в самом Париже, — которые утверждают, будто
Россия претерпела реформу Петра Великого вопреки своей воле,
но эти неловкие патриоты, приписывая энергии одного чело-
века, будь он и величайший из смертных, такой переворот,
который по их собственному признанию преобразил их, страну
с головы до пят, ведь они этим вовсе не оправдывают своего на-
рода, а, напротив, жестоко его оскорбляют. И вовсе не так
смотрит большинство русских, не увлекающихся ретроспектив-
ными утопиями новой национальной русской школы. Какого,
в самом деле, надо быть мнения о народе, который бы сперва
лишился по капризной фантазии одного из своих государей
всех плодов своей истории, затем, когда само провидение, ка-
залось, позаботилось. облегчить ему возврат к священным пре-
даниям предков, даровав ему последовательно четыре царство-
вания женщин — и каких женщин! О боже, настоящего отребья
их пола! — и, что еще гораздо важнее, целое столетие прето-
рианских переворотов, — продолжал бы бесстрастно перемалы-
ваться жерновами, между которыми он очутился якобы помимо
собственной воли! А ведь именно таково суждение о своем
народе этих истинно русских новой школы, столь ревнующей
о славе России. По счастию для 'чести человеческого рода дело
происходило вовсе не так. Петр Великий приложил свою руку
к такому перевороту, начало которого мы вскрываем на первых
страницах русской истории. Он преобразовал то, что существо-
вало лишь по имени, уничтожил он только то, что все равно
неспособно было удержаться, создал он только то, что само
П. Я. Чаадаев. — Неопубликованная статья
377
собою шло к своему созданию, совершил он только то, что
до него уже пытались совершить его предшественники. 1 Таков,
по нашему мнению, единственный разумный способ понять егс
знаменитую реформу и тот прием, который она встретила в на-
роде. Но если вспомнить, что вся история этого народа со-
ставляет сплошь один ряд последовательных отречений в пользу
своих правителей, что он начал свое историческое поприще
отдачей себя во власть кучки скандинавов-авантюристов, ко-
торых он сам и призвал, что он вслед за сим отправился
в поисках за своей религией к чужим народам; что он позже
заимствовал у диких завоевателей своей страны их самые по-
стыдные обычаи и, наконец, что он беспрестанно подвергался
разным чужеземным влияниям, — если вспомнить все это, то
великий акт подчинения, который приобщил его к нашей ци-
вилизации и ввел в круг нашей политической системы, пред-
ставится еще более естественным, и тогда' не останется более
места удивлению, что исконные обладатели этой цивилизации
и этой политической системы так мало занимаются изучением
социальной сущности русского народа.
Но настало время, когда незнакомство с Россией становится
угрозой для нашей безопасности. Нам надо, в конце концов,
понять коренную причину, побуждающую эту огромную импе-
рию выходить за пределы своих границ и заставляющую ее
болезненно напирать на остальной мир. Мы слишком долго
приписывали это честолюбивой политике, глубоко продуманной
системе, а между тем — как мы это увидим из дальнейшего —
мы имеем тут дело с естественным последствием нескольких
причин совсем иного рода. Как бы то ни было,—есть ли это
явление порядка политического, нравственного или географиче-
ского, — мы во всяком случае не можем более отказываться
от его углубленного изучения и от попытки показать самой
России, — если только это возможно, — что она приближается
к гибели всякий раз, когда ставит себя в прямое противоречие
со старыми цивилизованными расами, могущество которых по-
коится в тысячу раз более на продолжительном и настойчивом
умственном труде, чем на их материальных силах, и что именно
этой их духовной работе Россия и обязана всем, включительно
до того чувства собственной национальности, которое она сейчас
обращает против нас и которым она с гордостью щеголяет.
При этом не надо думать, что разобраться в положении вещей
так уж трудно. Прожив среди русских несколько лет, легко
1 См. параллельные мысли здесь, в приложении 1. — Прим. Д. Щ.
378
77. Я. Чаадаев. — Неопубликованная статья
убедиться, что просвещенный и беспристрастный иностранец при
условиях, созданных выросшим из русской же среды правитель-
ством, несмотря на скудость данных, предоставленных изыска-
ниям, на деле не только обладает большими средствами для
оценки их общественного быта, нежели сами русские, но что
он в состоянии, без слишком большого самомнения, взять
на себя задачу разъяснить и им те пути, на которых они
очутились.
С первого взгляда обнаруживаются в истории России два
элемента: элемент географический, нами уже отмеченный, и эле-
мент религиозный. К ним надо присоединить еще третий —
закрепощение сельского населения. Мы по преимуществу зай-
мемся последним, потому что, на наш взгляд, он является след-
ствием двух первых и их вполне отображает. Но теперь же
отметим, что до преобразования Петра Великого русские
не знали другого наставника, кроме церкви, и, следовательно,
одной ей до самой петровской реформы великий народ и обязан
всем своим нравственным развитием, каково бы оно по существу
ни было.
Всякий знает, что в России существует крепостное право,
но далеко не всем знакома его настоящая социальная природа,
его значение и удельный вес в общественном укладе страны.
Было бы при этом большим заблуждением представлять себе,
будто его воздействие ограничивается тем несчастным слоем
населения, который подпадает под его тягостное давление;
на самом деле, чтобы отдать себе отчет в его наиболее пагуб-
ных последствиях, следует по преимуществу изучать влияние
крепостного права на те классы, которым оно на первый взгляд
выгодно. Благодаря своим явно выраженным аскетическим ве-
рованиям, благодаря прирожденному темпераменту, мало забо-
тящемуся о внешних преходящих благах, наконец, благодаря
огромным расстояниям, которые часто отдаляют его от вла-
дельца, русский крепостной — приходится это признать —
не так уж жалок, как это могло бы представляться. Притом
его теперешнее положение естественно вытекает из предшествую-
щего. К рабству привело его не внешнее насилие, а логический
ход вещей, вытекающий из его внутренней жизни, из его рели-
гиозных убеждений, из всей его природы. Если вам нужны
доказательства, взгляните только на свободного человека
в России — и вы не усмотрите никакой заметной разницы
между ним и рабом. Я бы даже сказал, что в преклоняющейся
перед судьбою наружности последнего есть нечто более достой-
ное, более устойчивое, чем в колеблющихся, опасливых (взглядах
П. Я. Чаадаев. — Неопубликованная статья
379
первого. Дело в том, что по своему происхождению и по своим
отличительным чертам русское рабство представляет собой
единственный пример в истории: в современном состоянии чело-
веческого общества она не знает ничего подобного. Если бы
в России рабство было таким же учреждением, каким оно было
у народов древнего мира или каково оно сейчас в Северо-аме-
риканских соединенных штатах, оно бы несло за собой только
те последствия, которые естественно вытекают из этого отвра-
тительного института: бедствие для раба, испорченность для
рабовладельца; последствия рабства в России неизмеримо шире.
Мы уже заметили, что, будучи рабом во всей силе этого поня-
тия, русский крепостной вместе с тем не носит отпечАтка
рабства на своей личности, он не выделяется из других классов
общества ни по своим нравам, ни в общественном мнении,
ни по племенным отличиям; в доме своего господина он разде-
ляет повседневные занятия свободного человека, в деревнях —
он живет вперемежку с крестьянами свободных общин; повсюду
он смешивается со свободными подданными без всякого види-
мого знака отличия. И вот в этом-то странном смешении самых
противоположных черт человеческой природы и заключается,
по нашему мнению, источник всеобщего развращения (degradation)
русского народа, вот поэтому-то все в России и носит на себе
печать рабства — нравы, стремления, образование и вплоть
до самой свободы — поскольку о ней может итти речь в этой
стране.1 Не следует забывать, что по сравнению с Россией все
в Европе преисполнено духом свободы: государи, правитель-
ства и народы. Как же после этого ожидать, чтобы эта Европа
прониклась искренним сочувствием к России? Ведь здесь есте-
ственная борьба света с тьмой! А в переживаемое нами время
возбуждение народов против России возрастает еще и потому,
что Россия, не довольствуясь тем, что она как государство
входит в состав европейской системы, посягает еще в этой
семье цивилизованных народов на звание народа с высшей
против других цивилизацией, ссылаясь на сохранение спокой-
ствия во время пережитого недавно Европой потрясения. И за-
метьте, эти претензии предъявляет уже не одно только прави-
тельство, а вся страна целиком. Вместо послушных и подчи-
ненных учеников, какими мы еще не так давно пребывали, мы
вдруг стали сами учителями тех, кого вчера еще признавали
своими учителями. Вот в чем весь восточный вопрос, сведенный
к своему наиболее простому выражению. Представился слу-
См. параллельное рассуждение в приложении 5.—Прим. Д. Ш.
380
П. Я. Чаадаев. — Неопубликованная статья
чай — и Европа ухватилась за него, чтобы поставить нас
на свое место, вот и все. 1
Говоря о России, постоянно воображают, будто говорят о та-
ком же государстве, как и другие; на самом деле это совсем
не так. Россия — целый особый мир, покорный воле, произво-
лению, фантазии одного человека, — именуется ли он Петром
или Иваном, не в том дело: во всех случаях одинаково это —
олицетворение произвола. В противоположность всем законам
человеческого общежития Россия шествует только в направ-
лении своего собственного порабощения и порабощения всех
соседних народов. И поэтому было бы полезно не только в ин-
тересах других народов, а и в ее собственных интересах — за-
ставить ее перейти на новые пути.
5
Таково содержание статьи Чаадаева, надписанной: «Вселенная. 15 ян-
варя 1854». Документ говорит сам за себя. Никак, однако, нельзя ска-
зать, чтобы он не нуждался в комментарии.
Прежде всего — о пессимистическом тоне статьи по отношению к России.
Странно было бы его отрицать, но необходимо рассеять то впечатление
полной безнадежиости, которое легко вынести при первом
чтении. Несмотря на упорные заявления Чаадаева, что он верит в великое
предназначение России, высказанные и в «Апологии», и во многих пись-
мах, за ним твердо укоренилась кличка пессимиста, пессимиста по преиму-
ществу. Даже такой чуткий человек и такой друг и почитатель Чаадаева,
как Герцен, приписывает ему, по крайней мере в момент написания «Пер-
вого философического письма», выражение: «Прошедшее России пусто,
настоящее невыносимо, а будущего для нее вовсе нет» (см. «Былое
и думы», часть IV, глава XXX). То же самое Герцен еще ранее (1851)
сказал в своей книге «Развитие революционных идей в России», а в той
или другой редакции еще и в других статьях. В сущности, Герцен
является даже до некоторой степени родоначальником этой формулы, ко-
торой у Чаадаева нигде нет, а есть в том же «Первом философическом
письме» ;как раз обратное мнение, разумеется, не по отношению к про-
шлому и настоящему, а <к ‘будущему России, — к будущему, которое одно
только, — по выражению в письме его А. И. Тургеневу от 1 мая 1835 года,—
он и любит» («Сочинения и письма», т. I, стр. 182, русский пер. — т. II,
стр. 195). Разбор отношений Чаадаева к прошлому, настоящему и буду-
щему России до некоторой степени пронизывает и всю последнюю книгу
о Чаадаеве Шарля Кенэ, и хотя он вводит в обычное представление
об отрицании Чаадаевым светлого будущего родной страны значительные
ограничения, все же и там дело не представлено достаточно ясно, и,
по мнению автора, Чаадаев «Первого философического письма», в проти-
воположность Чаадаеву «Апологии», ничего не ждет от России в будущем.
Кенэ повторяет эту формулу: «Россия без будущего» три раза (на стр. 217Г
1 См. параллельные мысли в приложении 4. — Прим. Д. Ш,
II. Я. Чаадаев. — Неопубликованная статья
381
272 и 365 — в последнем случае условно: «если она не станет като-
лической»).
В'ероятно, повод к такому странному пониманию мысли Чаадаева подали
-его слова в тексте «Телескопа»: «Мы живем в каком-то равнодушии
ко всему, в самом тесном горизонте, без прошедшего и буду-
щего» (см. во II томе «Сочинений и писем» Чаадаева, стр. 7, строки
4 — 2 снизу). Совершенно очевидно, однако, и из контекста, и из даль-
нейшего, что речь идет здесь в-oBcei не о будущности народа,
а об отсутствии в русских людях способности относиться к прошлому
и будущему вполне сознательно, рассматривать события истории народа
как звенья одного целого. Через несколько страниц в тексте
«Телескопа» читаем: «Человек теряется, не находя средства прийти в соот-
ношение, связаться с тем, что ему предшествует и что последует» («Сочи-
нения и письма», т. II, стр. 10, строки 25—27); Чаадаев противополагает
затем наши ветренность и беззаботность свойствам настоящего, , сформиро-
вавшегося общества, основанного «на памяти прошедшего и на поня-
тии будущего (там же, стр. 11, строки 1—2)... Так старается вбить
свою мысль, по собственному выражению, как ударами молота, в умы
земляков автор «Первого философического письма», но страстностью тона
он только закрепил в читателях совсем превратное истолкование своей
мысли.
Приходится остановиться на указанном недоразумении, так как ошибка
слишком укоренилась и повторение ее в данном случае вполне возможно.
Чаадаев и во вновь изданной статье дает снова такую мрачную оценку
всех основ исторического прошлого России — религиозных, политических
и социальных, — что приписать ему мрачный прогноз будущих ее судеб до-
вольно естественно.
Между тем, в страшных словах Чаадаева: «В противоположность всем
законам человеческого общежития Россия шествует только в направлении
собственного порабощения и порабощения всех соседних народов» вовсе
не заключается окончательный приговор над Россией, а дается лишь
оценка одного этапа ее развития, правда, этапа рокового, если только
не последует спасительный перелом. Но в последней фразе статьи ясно
высказано предвидение, на самом деле и сбывшееся, что столкновение
с другими народами «заставит ее (Россию) перейти на новые пути». Более
того: несколько выражений в середине статьи свидетельствуют, что самую
задачу осознания своего положения и перехода вследствие этого на новый
путь Чаадаев вовсе не считает неразрешимой. Он прямо говорит: «При
этом не надо думать, что разобраться в положении вещей так уже
трудно. . .» А понять свое положение — для Чаадаева половина дела.
Как это часто бывает у нашего автора, он придал внешнему выражению
своей мысли несколько парадоксальный характер и заострил ее сверх
меры; в данном случае такому заострению, впрочем, вполне соответство-
вала и принятая им литературная форма: в суммарной оценке иностранца
недостатки народа должны были более резко обрисоваться.
Вся система воззрений Чаадаева приводила его даже к такому вы-
воду, что те самые неблагоприятные условия, которые он здесь выставил так
выпукло, смогут в дальнейшем содействовать быстрому ходу национального
развития, как только русские научатся искать свое будущее не в избитых
формах существования, а в общих стремлениях всего человеческого рода,
если они перестанут увлекаться ретроспективными утопиями,
смело пойдут не назад, а вперед .. . Об1 этом и говорится в конце третьего
отрывка из параллельных суждений Чаадаева (см. ниже). -
332
П. Я. Чаадаев. — Неопубликованная статья
Дело в том, что Чаадаев всегда проникнут ожиданием решительного
переворота в судьбах человечества, с соответствующим преображением чело-
веческой личности. Оценивая события с такой, по существу оптимисти'
ческой, но с точки зрения реальной действительности пессимистической,
точки зрения, он и изрекает свои суровые приговоры отстающей от его
чаяний подлинной жизни, и неудивительно, что его взгляды обыкновенно
кажутся непосвященнЫхМ исполненными пессимизма.
Содержание статьи Чаадаева в той части, которая касается особенностей
исторического развития России, напоминает нам вторую часть «Апологии,
безумного»: автор ставил себе там ту же задачу, но написал только одну
вступительную фразу. К сожалению, хотя некоторые элементы концепции
Чаадаева здесь намечены, он и на этот .раз не довел дела) до конца,
отчасти, вероятно, и вследствие тех литературных рамок, которые он себе
здесь поставил. Зато эта же своеобразная форма статьи дала Чаадаеву
возможность с необычною для него откровенностью затронуть чисто
политическую тему.
С современной нам точки зрения политические рассуждения статьи пора-
жают своей отвлеченностью, отсутствием настоящего анализа текущей
действительности. О тех же событиях, которые оценивал по-своему
Чаадаев, мы имеем суждения Маркса и Энгельса в статьях и письмах
того времени, и сопоставление их подхода к вопросу с подходом Чаадаева
особенно поучительно. Чаадаеву совершенно чужда мысль о значении раз-
вития капиталистических отношений с борьбой классов и нарождением
пролетариата, весь социальный вопрос сводится для него в этой статье
к закрепощению крестьянства, да и в нем он на первый план выдвигает
политический и нравственный момент: произвол власти и всеобщее рабское
ей подчинение; для бичевания этих язв он находит сильные слова,,
но далее в своем анализе внутренних отношений не идет. И европейская
цивилизация мыслится им как единое целое, без различия отдельных эле-
ментов, из которых она слагается. Но при всей этой примитивности ана-
лиза Чаадаев вскрывает империалистические побуждения русской прави-
тельственной политики, верно судит о причинах, делавших возможным
ее проявление, и отдает себе ясный отчет в полной ее несостоятельности
при данных условиях, вследствие несоответствия имеющихся средств с по-
ставленными себе целями. Все это особенно резко бросается в глаза, как
только мы сопоставим статью Чаадаева с другими русскими памят-
никами той эпохи. Русской политической печати тогда не существовало.
Но переживаемый исторический момент вызвал потребность высказаться
не у одного Чаадаева. Хомяков в статье, которую юн безуспешно пы-
тался поместить в английских газетах; Вяземский в своих «Письмах вете-
рана 1812 года», начавших появляться в одной немецкой газете и выпу-
щенных затем от имени Р. d’Ostafievo отдельной книгой по-французски
в Швейцарии в 1855 году; Погодин политически|е письма которого полу-
чили тогда же довольно широкое распространение в рукописях (они затем
собраны в его «Ито рико-политических письмах и выписках в продолжение
Крымской войны», М. 1874); Тютчев в своих письмах к жене, частично
использованных тогда же журналом «Revue des deux mondts» для дока-
зательства широких захватнических замыслов России, — дают нам образцы
общественных настроений как раз к моменту написания статьи Чаадаева.
Все эти авторы, так или иначе тесно связанные с Чаадаевым, оправды-
вают выступления русского правительства и поощряют его к более реши-
тельным действиям; все они уверены в правоте и в успехе предпринятого-
дела, хотя Тютчев, считавший себя провозвестником идеи перерождения
П. Я. Чаадаев. — Неопубликованная статья
383
России в «Великую греко-российскую восточную империю» >и наиболее
принципиально, а вместе с тем и наиболее фантастически ставивший
задачу, признает, что победа склонится в пользу России, может быть,
и не сразу: Россия как особый мир, противоположный Западу, обречен-
ному всецело подпасть под власть революционного начала, вступает в от-
чаянную борьбу — не то с европейским -миром в целом, не то с револю-
ционным началом в этом мире, и великая (мировая борьба может
затянуться на полстол'етие . . . Позже, под влиянием событий, конечно,
должно было наступить отрезвление, все постепенное развитие которого,
с уклонениями в сторону самых невероятных комбинаций, особенно на-
глядно можно выявить на эмоциональных статьях Погодина . . . Однако
к моменту начала войны статья Чаадаева во всем хоре поднявшихся
в России суждений составляет резкое исключение и по трезвой оценке
действующих сил, и по глубине истолкования событий.
Совсем особняком надо, конечно, поставить оценку положения Герценом.
Еще в половине 1853 года уже заработал поставленный им станок
Вольной русской типографии в Лондоне и он твердо наметил себе задачу
стать выразителем русской свободной мысли. Но издание «Полярной
звезды» (с 1855 года), а тем более «Колокола» (с 1857 года) было еще
впереди, а среди отдельных изданий «Русской вольной типографии» нет
ни одного, которое бы можно было сопоставить со статьей Чаадаева:
агитационные прокламации здесь не идут в счет. Свою оценку момента
с более широкой точки зрения Герцен дал не в своих изданиях, а в трех
письмах к редактору английского журнала «The English Republic», В. Линтону,
под заглавием «Старый' мир и Россия». .Письма по времени написания
вполне совпадают со статьей Чаадаева: первое датировано 2 января,
последнее — 20 февраля 1854 года. Они отвечают на вопрос Линтона:
«Какова -будущность России?». В противоположность Чаадаеву, Герцен
решительно ставит во главу угла проблему социализма; ею от начала
до конца проникнута вся его статья. «Социализмом — революционная
идея может у нас сделаться народною. В то время как в Европе социализм
принимается за знамя беспорядка и ужасов, у нас, напротив, он является
радугой, пророчащей будущее народное развитие»,—пишет в ней Герцен.
Но если общее представление о социализме, как очередном вопросе,
и одушевляет Герцена, то вместе с тем это представление носит еще
совсем нереальный характер, и в смысле оценки действительности статья
Герцена даже слабее чаадаевской. С одной стороны, и у Герцена со-
циальный вопрос сводится, в сущности, к деревенским отношениям,
к общине и мирскому устройству; мы имеем здесь дело еще с утопиче-
ческим социализмом, особого народнического типа, с первыми шагами раз-
вития социалистической идеи в России. С другой стороны, в смысле
деловой оценки ближайших последствий позиция «Герцена до странности
неустойчива, он предвидит даже возможность в ближайшем будущем
победы Николая. В конце первого письма находим слова: «Хотите биться
об заклад, что он [Н и ж о л а й] выйдет победителем [подчерк-
нуто мною, /7- Ш.], ежели не вмешается в [борьбу] неожиданно третье
лицо, — общий врат всех [существующих правительств], т. е. революция?»
В статьях Чаадаева и Герцена мы имеем выражения двух этапов русской
мысли в ее последовательном развитии. Статья Чаадаева завершает один
период: выступая во всеоружии нажитого опыта, он неспособен воспри-
нять новые явления жизни; статья Герцена одушевлена новыми идеями,
но пока еще без освоения реальных элементов действительности. Мы на-
ходим в ней и прямое выражение предстоящей смены вех в словах: «револю-
384
П. Я. Чаадаев. — Неопубликованная статья
ционером является не гугенот, не протестант, не либерал, а работник».
Должен, впрочем, оговориться, что мысль о социализме не была чужда
и Чаадаеву: мы встречаем упоминание о социализме и некоторое условное
оправдание не только отвлеченной идеи социализма, а также и вызываемых
им нарушений покоя буржуазного мира в неизданных отрывочных мыслях
Чаадаева. Но в оценке данного политического момента мысли эти
не имели приложения, так как Чаадаев, очевидно, ясно сознавал, что
на данном этапе исторического развития Россия столкнулась не с эле-
ментами будущего общественного строя, а с силами, твердо держащими
пока в своих руках власть.
Остается еще ответить на естественно возникающие вопросы, какие цели
преследовал Чаадаев, когда писал свою статью, обставил ее условной
формой и придал ей такое заглавие. Конечно, ответить на эти вопросы
можно Только предположительно. Едва ли он, подобно Хомякову, послал
или даже собирался послать свою статью для напечатания за границу,
например, именно в редакцию католического журнала. Если бы целью
написания был такой план, то он бы не выставил в заголовке точную
дату: 15 января. Вернее предположить, что статья просто является
попыткой изложить свою точку зрения с полной откровенностью, вероятно
с тем, чтобы затем прочитать ее кое-кому из друзей-антагонистов, может
быть, тому же Тютчеву или Хомякову, пожалуй, даже и не открывая
своего авторства, которое, впрочем, сразу уловило бы ухо, сколько-
нибудь чуткое к стилю и ходу мысли автора. А внешний вид копии
из иностранного журнала всего вероятнее был придан Чаадаевым статье
по соображениям полицейской безопасности, на случай, если бы рукопись
попала не в надлежащие руки.
6
Мнения Чаадаева и его влияние на окружающих выражались с момента
его вынужденного литературного молчания не только и даже не столько
в статьях и письмах, сколько в беседах с живыми людьми. У нас есть
как раз несколько записей об его словах и словечках последних лет
жизни по поводу поднятых в статье вопросов.
Вот как говорил он об империалистической экспансии России по сви-
детельству близко его1 знавшего, весьма точного мемуариста Андрея
Ивановича Дельвига: «Россия, как масличное пятно, все расширяется,
и Европа нашла нужным поставить предел этому расширению» (Дель-
виг, А. И., «Воспоминания. Полвека русской жизни». Редакция и вступи-
тельная статья С. Я. Штрайха, М. — Л. 1930, т. II, стр. 28. Там же и па-
раллельное сравнение Хомяковым России с медведем в берлоге). Это
очевидно говорилось в начале войны.
Из времени, когда уже вполне обнаружились наши неудачи и всякий
поневоле должен был признать пагубной всю политику Николая, мы имеем
сведение об одном любопытном эпизоде, рассказанном в неизданном письме
Дм. Ник. Свербеева к жене. Письмо сохранилось в Свербеевском архиве.
Где находится подлинник его, неизвестно; вполне достоверная копия
имеется в Институте русской литературы Академии Наук (б. Пушкинском
Доме). Письмо датировано 29 сентября—1 октября 1855 года. Напомню,
что незадолго до того, 27 августа старого стиля, пал после одиннадцати-
месячной осады Севастополь.
Свербеев пишет: «Вот что говорит Чаадаев; не думаю, чтобы он лгал.
Он, как ты сама знаешь, теперь в близких отношениях с Закревским
П. Я, Чаадаев. — Неопубликованная статья
385
и сидел у него с Орловым. Последний у него спрашивает после долгого
разговора: «Ну, что же ты думаешь, Чаадаев, чем это кончится?» Чаадаев
отвечает: «Тем, что Россия останется надолго второстепенною державою».
Орлов и Закревский в одно слово отвечают: «Лишь бы не навсегда».
Эта беседа Чаадаева с двумя николаевскими генералами, из которых
один был самовластным правителем Москвы, а другому выпало на долю
через несколько месяцев вести в Париже переговоры о заключении мира
и довести их до конца, как нельзя более характерная черта наступившего
периода переоценки всех ценностей. В интересах исторической точности
привожу и дальнейшую выписку из письма Свербеева, оставляя высказан-
ное здесь предположение вполне на ответственности автора письма: «Мне
сдается, что Закревский недаром сблизился с Чаадаевым; он сделает
из него славного шпиона, особливо за славянами, и так, что сам Чаадаев
этого никогда не заметит. . .»
Тот же Свербеев в своих «Воспоминаниях о Чаадаеве» («Русский архив»
1868, и в приложении к тому II «Записок», М. 1899), написанных
по свежим следам, еще в апреле 1856 .гада, сообщает нам и другие по-
дробности о настроениях Чаадаева во время войны: «Ему, воину славной
брани, подъятой за свободу отечества и освободившей Европу, ему горьки
были и начало и конец нашей последней войны. ..» По словам Свербеева,
в нем заметна была слабость сравнивать настоящее с прошедшим и отда-
вать предпочтение .последнему. Особенно эта слабость была заметна
в последние месяцы жизни. Вероятию, в Свербееве здесь говорит и воспо-
минание о «Письме неизвестного к неизвестной»; можно с уверенностью
предполагать, что он знал его. Особенно неодобрительно относился
Чаадаев к тому неумеренному чествованию и торжественному восхвалению,
с которыми защитников Севастополя встречала Москва. Некоторые формы
этого чествования и неумеренность восхвалений за прямое исполнение
долга казались Чаадаеву прямо оскорбительными и он не принимал в них
никакого участия. Весть о мире, по словам Свербеева, была встречена
Чаадаевым с живейшей радостью. Впрочем, как сейчас увидим, самые
условия мира вызывали в нем, повидимому, и строгую критику.
К самым последним дням жизни Чаадаева относится его устное
суждение о преемнике Николая, новом царе — Александре II, к которому
направились взоры русского либерального общества, сознавшего неизбеж-
ность перехода на новые пути.
У нас имеются целых три передачи отзыва. Чаадаева о том впечатлении,
которое произвел на него новый царь. Две из них исходят от названного
выше Дельвига: одна—помещена в его воспоминаниях, другая — записана
с его слов Бартеневым.
Сам Дельвиг внес в свои «Записки» следующее: «Московский военный
ген.-губернатор А. А. Закревский в приезд государя в Москву не мог
дать бала по случаю великого поста. Бал был заменен раутом; на нем
был Чаадаев, который, как все русские, и в особенности участвовавшие,
подобно ему, в действиях, приведших к славному для России парижскому
миру 1814 года, был очень недоволен заключенным недавно миром.
Он мне, так же как и некоторые другие, говорил на рауте [перевожу
с французского. — Д. Ш.\ «Я с большим вниманием вглядывался в нового
императора и крайне опечален: посмотрите на эти глаза, которые ничего,
ну, положительно ничего не выражают>Т («Мои записки», изд. 1913 года,
т. II, стр. 394. В новом издании, под редакцией Штрайха, т. Ц, стр. 58).
Бартенев передает то же в гораздо более выразительной редакции: «Что
с тобою,—спросил Дельвиг Чаадаева, — отчего ты так грустен?» Указывая
25 «Звенья» № 3
386
II. Я. Чаадаев. — Неопубликованная статья
ему на государя, Чаадаев сказал: «Разве Россия может ждать какого
добра от этих глаз? Взгляни на эти бессмысленные бычьи глаза!»
(см. ст. М. А. Цявловского в «Голосе минувшего» 1918, № 7—9, «Вос-
поминания» Дельвига, под ред. Штрайха, стр. 58, и выписку из рукописи
Бартенева в конце приложения к настоящей статье под № 6). Другое сви-
детельство о том же мы имеем в «Записках» историка С. М. Соловьева.
Вот весь его рассказ:
«Как-то я зашел к Хомякову. Тот надеялся по-своему: «Будет лучше, —
говорил он: — заметьте, как идет ряд царей € Петра, — за хорошим цар-
ствованием идет дурное, а за дурным — хорошее . . .» Николай — скверное,
теперь должно быть хорошее. Притом,— продолжал Хомяков, — наш тепе-
решний царь—страстный охотник, а охотники всегда хорошие люди:
вспомните царя Алексея Михайловича, Петра II». В разговорах с Хомя-
ковым я обыкновенно улыбался и молчал; Хомяков точно так же улыбался
и трещал: «А вот, — продолжал он, — Чаадаев никогда со мной не согла-
шается, говорит об Александре II: разве может быть какой-нибудь толк
от человека, у которого такие глаза». И Хомяков залился своим звонким
хохотом. Вот как главы двух противоположных московских кружков
отзывались о новом главе России».
Как видно из соответствующих номеров «Московских Ведомостей»,
Александр II приехал bi Москву после заключения мира 29.' марта
1856 года, выехал из Москвы 1 апреля, посетил ген.-губернатора вечером
30 марта,--вероятно это и есть то собрание, которое Дельвиг назы-
вает раутом.
30 марта 1856 года высказал Чаадаев свой нерадостный взгляд на бли-
жайшее будущее России, а 14 апреля его не стало.
Дм. Шаховской
ПРИЛОЖЕНИЕ
В1 ы писки из неизданных произведений Чаадаева,
сохранившихся в копиях М. И. Жихарева (хранятся
среди бумаг А. Н. Пыпина в Институте русской ли-
тературы Академии Наук — Пушкинском Доме).
Две первые выписки, с мыслями, повторяющимися в статье Чаадаева
под заглавием «L’Univers», 15 января 1854 г.», взяты из отдельных
статеек его, написанных по-русски и относящихся к более раннему
времени — к 1 845 и 1852 годам.
1
Из статьи под заглавием: «Письмо из Ардатова в Париж». В статье
говорится о написанном Ив. Вас. Киреевским объявлении об издании
в 1845 году журнала «Москвитянин» под его (редакцией. Шифр рукописи:.
3560. XVIII. б. 43.
«...следовательно [по мнению Киреевского. — Д. Ш.] жизнь народа
может быть прервана без чрезвычайного какого-нибудь потрясения; следо-
вательно, народ можно в одно доброе утро заставить отказаться от своей
прежней жизни и начать жить на новый лад; следовательно, довольно
одной какой-нибудь сильной воли, чтобы оттолкнуть все прошедшее народа
и сотворить ему какое-то искусственное настоящее; и, наконец, что это
за жалкий народ, меняющий таким образом свое бытие ни за что, ни про
что!..» «Но ничего подобного с нами не случилось...» «Мы шли необхо-
димым путем к необходимой цели; мы росли, выросли и созрели, многое
П. Я. Чаадаев. — Неопубликованная статья
387
исчезло из обрядов нашего народного быта, но оно исчезло потому, что
не мо-гло существовать. Не произвол какой-либо разрушил гнилые члены
нашего общественного здания; их разрушила собственная гнилость».
2
Из заметки, написанной по поводу известной статьи Ив. Вас. Киреев-
ского, помещенной в «Московском сборнике» 1852 года: «О характере
просвещения Европы и его отношении к просвещению России». Шифр
рукописи: 3501. XVIII. б. 44.
«Просвещение Европы называлось просто просвещением, потому что
заключало в себе, посредственно или непосредственно, все прочие пред-
шествовавшие просвещения, не исключая, как то всякому известно, и того,
откуда заимствовали свое, так называемое, просвещение благополучные
граждане нового небесного государства» [т. е. Китая, к которому, по мне-
нию Чаадаева, .приравнивает Россию славянофильская доктрина. — Д. 111.}.
Следующие три выписки взяты из обширной, на 102 листах, рукописи
со списанным Жихаревым французским текстом. Содержание рукописи —
отдельные философские рассуждения и разные отрывки. Заглавие —
«Fragments et pansees diverses». — «Отрывки и разные мысли». Неко-
торые записи, включенные в эту рукопись, относятся несомненно к пяти-
десятым годам. Дру1ие, повидимому, гораздо старше. Шифр рукописи:
3490. XVIII. б. 33.
Из приводимых трех выписок первая (под № 3) текстуально не совпа-
дает ни с какими выражениями статьи Чаадаева 1854 года. Выписка при-
водится здесь как выражение мысли Чаадаева о значении географического
фактора в истории России, а эта мысль, выдвинутая еще в «Апологии
безумного» 1837 года, несколько раз повторяется и в статье 1854 года,
не получив в ней более полного развития. Сверх того, в, конце отрывка
интересно сравнительно оптимистическое заключение, после ряда мыслей,
как будто исполненных безнадежности.
3
Рукопись 3490. XVIII. б. 33, л. 8.
«Говоря о причинах, затормозивших наше умственное развитие и нало-
живших на него печать исключительности, следует отметить два обстоя-
тельства: отсутствие таких центров, таких очагов, в которых (бы сосре-
доточивались живые силы страны, в которых бы зарождались идеи, откуда
бы во все стороны расходились плодотворные начала, и отсутствие таких
знамен, вокруг которых объединялись бы внушительные и сплоченные
массы умов. Появится неизвестно откуда идея, занесенная каким-то слу-
чайным ветром, пробьется неведомыми путями через все заграждения,
начнет, некоторое вре^мя незамеченная, укореняться в умах, потом — вдруг
она испаряется или забивается в какой-нибудь темный уголок националь-
ного сознания, чтобы затем более не всплывать на поверхность: таков
У нас ход идей. Всякий народ несет в себе присущее ему начало, которое
и налагает особую печать на его социальную сущность, определяет его
пути на протяжении веков и означает его место в человечестве; опреде-
ляющим началом у нас служат географические условия, — вот чего
не хотят у нас понять: вся наша история целиком определяется природой
громадного пространства, доставшегося нам в удел. Это она заставила нас
разбрестись по всем направлениям и раскидала нас в пространстве с пер-
25*
388
П. Я, Чаадаев. — Неопубликованная статья
вых дней нашего существования и вместе с тем заставила нас слепо
подчиняться силе вещей, всякой власти, которая провозглашала себя нашим
владыкой. В среде, таким образом создавшейся, не ищите правильного
повседневного общения умов, в этом полном разъединении отдельных
сознаний не может быть логического развития мысли, самостоятельного
порыва души к лучшему будущему, нет общих симпатий между людьми,
которые бы их соединяли между собою и создавали бы огромное спло-
чение, решительно подчиняющие себе все материальные силы, словом —
мы не что иное, как ' геологическое произведение обширных пространств,
куда нас забросила какая-то центробежная сила, мы только любопытная
страничка физической географии. Вот почему, насколько велика наша мате-
риальная сила в мире, настолько же ничтожна наша сила моральная.
Мы составляем огромное явление порядка политического и самое незна-
чительное— порядка морального. И тем не менее эта своеобразная физио-
логия страны, имеющая несомненно столь невыгодные последствия в на-
стоящем, может представлять огромные преимущества в будущем; однако,
если закрывать глаза на первые, можно лишить себя и последних».
4
Рукопись 3490. XVIII. б. 33, л. 39.
«Турки — отвратительные варвары. Пусть будет так. Но варварство
турок не угрожает остальному миру, а этого нельзя сказать о варварстве
некоей другой страны. Притом же с варварством турок можно бороться
у них, с другим варварством это невозможно. Вот в чем весь вопрос. Пока
русское варварство не угрожало Европе, пока оно не провозглашало себя
единственной настоящей цивилизацией, единственной истинной религией, ее
терпели; но с того дня, как оно противопоставило себя Европе в качестве
политической и моральной силы, Европа должна была сообща против этого
восстать».
5
Рукопись 3490. XVIII. б1. 33„ л. 46 и след.
Эта выписка совпадает не только по мысли и по отдельным выраже-
ниям, но и по всему тексту в основном с одной частью статьи Чаадаева
начала 1854 года. Совпадение здесь исключает всякую мысль о случайности
и доказывает, что автор статьи под заголовком «L’Univers» —не кто иной,
как Чаадаев. В обоих текстах почти дословно совпадает все рассуждение
автора о крепостном праве в России. Только начало текста «Отрывков и
разных мыслей» отличается от текста статьи 1854 года. Вот это начало,
представляющее само по себе значительный интерес и определяющее прибли-
зительно дату написания отрывка, так как событие, с которого прошло
«не более полвека», конечно, воцарение Александра I, после убийства
Павла, в марте 1801 года. Следовательно, отрывок написан вероятно
вскоре после 1850 года.
«Не более полвека прошло с того дня, как русские государи перестали
раздавать в собственность своим придворным государственных крестьян.
И вот, я вас спрашиваю, как самые простые понятия о справедливости,
о праве, о какой бы то ни было законности могли зародиться под упра-
влением власти, которая, что ни день, превращала в рабов сплошное насе-
ление, состоящее из свободных людей! Благодаря либеральному государю,
который среди нас нашелся, благодаря великодушному победителю, кото-
П. Я. Чаадаев. — Неопубликованная статья
389
рого мы возвеличили, это возмутительное применение неограниченной
власти в том, что наносит самый ужасающий вред народам, а именно
в извращении их социального разумения, более не применяется в России,
но уже одна наличность в ней прочно установленного рабства продолжает
все заглушать, грязнить и извращать в этой стране. От рокового его воз-
действия не избавлен никто, и, может быть, менее всех свободен от его
влияния государь. С самой колыбели он окружен людьми — владельцами
себе подобных, или же теми, отцы которых были сами рабами, дыхание
рабства проникает во все поры его существа и с тем большей силой тяго-
теет над его сознанием, чем более сам он воображает себя защищенным
от его действия».
Далее следует текст, в общем слово в слово совпадающий с напечатан-
ным выше текстом статьи на стр. 378, строка 23, начиная со слов: «Было
бы при этом большим заблуждением представлять себе, будто его воз-
действие ограничивается тем несчастным слоем населения [последнее слово
в отрывках опущено.—Д. ZZZ.], который подвержен его тягостному давле-
нию» и т. д., до самого конца этого рассуждения, т. е. включительно до
слов: «Печать рабства лежит в России на всем, на нравах, стремлениях,
просвещении и вплоть до самой свободы, — поскольку о ней может итти
речь в этой среде» [в статье 1854 — «стране».—Д.Ш.}. Имеется лишь
несколько вставок и несколько пропусков то в одном тексте, то в другом,
и несколько незначительных изменений в оборотах речи. Совпадение в це-
лом, однако, настолько разительно, что нет оснований приводить здесь текст
«Отрывков», — это было бы почти полным повторением соответствующего
места статьи 1854 года. Стоит только отметить, что в «Отрывках» не было
совсем предпоследней фразы о причинах нашего общего развращения:
«И вот в этом-то странном смешании самых противоположных черт чело-
веческой природы и заключается, по нашему мнению, источник всеобщего
развращения русского народа, вот поэтому-то . . .» Заключительный вывод:
«Все в России носит на себе печать рабства» и т. д. — находится и в «От-
рывках».
6
После того как настоящая статья была уже сверстана, мне удалось найти
подлинный рассказ Бартенева, занесенный им в записную книжку, посту-
пившую вместе с другими его бумагами в архив Центрального музея худо-
жественной литературы, критики и публицистики. В виду интересного со-
держания привожу всю выписку целиком. Бартенев постоянно печатал
фамилию Чаадаева с одним а в начале: Чадаев. Так пишет он ее и здесь.
Как видно из первых слов выписки Бартенева, рассказ записан им много
позднее описываемого события, лишь в июле 1884 года, после помещен-
ной им в четвертой книжке «Русского архива» за этот год статьи о неото-
сланном к Чаадаеву письме к нему Пушкина после прочтения «Первого
философического письма» в 13-й книжке «Телескопа» за 1836 год.
В архиве «Центрального музея художественной литературы, критики и
публицистики» записная книжка Бартенева входит в состав поступлений
32 инвент. № 1542, а на самой рукописи написано: «записная книга № 20».
На л. 86, под буквой Ч там читаем*
«Июль 1884. Барон Дельвиг почти что огорчен был моей статьей о Чаа-
даеве в 4-й книжке Р. Архива. Сознаюсь, что я говорил резко и мало
пощадливо, но во мне сказалось оскорбление русского человека, и это
пусть мне послужит извинением. Барон Дельвиг, женатый на Эмильи
390
П. Я. Чаадаев. — Неопубликованная статья
Николаевне Левашевой (дочь хозяйки того дома на Басманной, где жил
Чаадаев) знал Чаадаева очень близко. Последнее их свидание было в Москве,
на рауте у графа Закревского, данном по случаю первого приезда
Александра Николаевича в Москву государем. Чадаев ходил по залам
очевидно больной и расстроенный. Встретив Дельвига, он тут же отдавал
ему небольшие деньги, которые был ему должен. Дельвиг сказал: «Да за-
чем же здесь? Видите, мне и положить некуда: надо расстегиваться». —
«Нет, нет, возьмите; а то может быть больше не увидимся». В мрачном
настроении, он говорил, что дни его сосчитаны, что он чувствует прибли-
жение смерти. Его сокрушал плачевный исход Крымской войны, и от но-
вого царствования не ждал он добра. «Взгляните на него», — говорил он
тут же, указывая на государя: — «просто страшно за Россию. Это тупое
выражение, эти оловянные глаза!»
Дела Чадаева были расстроены. Он никогда ими не занимался и позво-
лял себя обворовывать. Тогда же в Москве говорили, что граф Закрев-
ский ссудил его значительною суммою. Чадаев боялся, что ему нельзя
будет покупать перчатки дюжинами. В Английском клубе, куда он еже-
дневно ездил с далекой Басманной, держал он себя с уморительною вели-
чавостью, садясь всегда на то же место и торжественно воздымая дей-
ствительно прекрасную голову. Однажды ищет он в кармане какую-то ще-
точку для ногтей или зубочистку. Не находя ее, он нарочно посылает
за нею к себе домой, т. е. верст за 10 туда и назад.—Мне кажется он
был то же, что Кублицкий, только в несравненно большем размере и
изящнейшем виде. Что-то в роде павлина с чужими перьями, распускаю-
щего длинный хвост, в котором торчат разноцветные перья, одно Шеллин-
гово, другое Мастерово, третье взято у Гизо, у Тьера и т. д. [Зачеркнуто:
«Вскоре после»]. Года два по его кончине был я у его двоюродной сестры,
добрейшей княжны Елизаветы Дмитриевн. Щербатовой, которая очень
его любила, но и ценила по достоинству. У нее большой, масляными кра-
сками его портрет. Уходя, остановился я перед этим портретом. «Это
вы с Лангиновьгм произвели >его в герои, а был он вовсе не умный че-
ловек», — заметила мне княжна. Я не повинен в этом производстве, потому
что никогда Чадаевым не пленялся, чего, конечно, не сказал княжне».
А. И. Герцен и Н. П. Огарев
Письма к П. В. Анненкову
Публикация и предисловие В. Ф. Покровской
Под редакцией и с примечаниями Н. Мендельсона
Павел Васильевич Анненков' в течение многих лет был близок* к Гер-
цену и Огареву. В своих «Литературных воспоминаниях» он относит
первое знакомство и сближение с Герценом к 1 843 году. Возникшая дружба
не прерывалась и после отъезда за границу сначала Герцена, а затем
и Огарева, и живое общение между друзьями поддерживалось как лич-
ными свиданиями, так и путем переписки. До сих пор из .этой переписки
напечатано было очень немногое. В «Полное собрание сочинений и писем
А. И. Герцена» под редакцией Лемке вошло ^всего два письма Герцена
и его жены к Анненкову: написаны они в марте и декабре 1848 года.
Писем Огарева значительно больше (15), и они охватывают больший
промежуток времени, от 1852 по 1855 год. включительно (напечатаны
в «Литературных воспоминаниях Анненкова» и в книге «Анненков и его
друзья»).
В архиве Л. Н. Майкова, хранящемся в Институте новой русской лите-
ратуры (б. Пушкинский Дом) Академии Наук СССР, находятся пятнадцать
писем А. И. Герцена и Н. П. Огарева к П. В. Анненкову (шифр:
1538 Майк), неизвестных до сих пор в печати. Шесть из них датированы:
июнь — июль 1858, восемь падают на май—• декабрь 1860 и одно
на август 1864 года. Причем восемь писем написаны Огаревым и Герценом
вместе, одно принадлежит Огареву, остальные — Герцену.
Письма особенно интересны тем, что, по преимуществу, это — зару-
бежная переписка, относящаяся к тем моментам, когда Анненков нахо-
дился за границей и, следовательно, авторы писем могли писать, не опа-
саясь скомпрометировать своего адресата.
Анненков в 1858 году был в Париже,, в мае приезжал в Путней к Гер-
цену, июнь и июль лечился в Киссингене и в начале августа собирался
возвратиться в Петербург. Переписка этого года обрывается письмом
от 3:0 июля, хотя Герцен в письме к М. К. Рейх-ель 18 юентяб(ря''1 858 года
(IX—337) упоминает: «Представьте мое удивление, когда я получил
из города, из Дрездена, письмо от Пав. В. Вот чудак-то, да еще говорит,
зачем мы не пишем! Я воображал, что он давно где-нибудь на Самотеке
или у Поцелуева моста, а он в Баварии да в Саксонии».
392 А. И. Герцен и Н. П. Огарев. — Письма к П. В. Анненкову
В 1860 году Анненков опять был в Германии, куда (в Берлин) адресо-
вано первое письмо (14 мая), затем в Италии, а потом «Анненков пишет,,
что его как вихрь забирает la Russie mobile (движущаяся Россия, т. е.
волна гостей.—В. П.), и плывет в Англию» (письмо Герцена к М. А. Мар-
кович от 27' июля 1860). В Англии Анненков жил вместе с Тургене-
вым на острове Уайте. Герцен же на этот раз снял домик в Борнмаусе,
чтобы быть в стороне от приезжавших обычно на о. Уайт русских: «По-
следнее время так страшно много было народу у нас, и все меняются
лица, точно на смотру, идут, идут правильно, кричат: «здравия желаем!»
и опять идут . . . так что я устал . . .» {Письмо к iM. А. Маркович от
13 августа 1860).
Анненков посетил Герцена в Борнмаусе в конце августа или в начале
сентября 1 860 года, а 4—5 сентября уже выехал из Лондона, одновременно
с Тургеневым, направляясь в Россию. Между прочим, в письме от 6 сен-
тября 1860 года Герцен говорит о своем возвращении из Лондона. У Лемке
(XXII, Биограф, канва) нет указаний на эту поездку. Может быть, Герцен
приезжал проводить Анненкова и Тургенева? Где-то между Лондоном и
Берлином Анненков видел и Н. А. Огареву, так как Огарев ’просит:
«Напиши мне, как ты нашел Лизу». Последние три письма 1860 года,
посланы в Петербург, причем первое (6 октября) не по почте, а передано
с кем-то и оставалось без ответа до 11 декабря, ’.когда Огарев вновь
повторяет свою просьбу к Анненкову. Около 13 ноября) пришло длинное
письмо от Анненкова из Петербурга, с описанием посещения им «Химика»
А. А. Яковлева. 11 декабря Герцен послал, последнее в 1 860 году, письмо-
и фотографию.
После 1860 года в публикуемых письмах большой перерыв — следующее
письмо Герцена помечено 6 августа 1864 года. В 1861 году есть одно упо-
минание Герцена о том, что он получил от Анненкова письмо с сообщением
о его женитьбе и с портретом его жены.
В 1864 году мы встречаем Анненкова в Германии, в Бадене, в конце
июля он едет с сыном Кашперова в Тремеццо на Lago di Como. Туда
и адресовано) последнее из числа находящихся в Майковском архиве
письмо Герцена.
Несколько слов о приемах издания. Текст писем передается мною воз-
можно ближе к подлиннику. Последовательность писем Огарева и Герцена
оставлена в том виде., как они следуют друг за другом в рукописи. Всякого
рода замечания, привнесенные в текст, —как то: пометки о том, кем
написано письмо, раскрытие сокращений слов, точная дата письма (уста-
навливается на основании указаний в тексте и почтового штемпеля на кон-
верте), заключены в прямые скобки [ ]. Примечания следуют непосред-
ственно после каждого письма. Ссылки на «Полное собрание сочинений
и писем А. И. Герцена», под ред. М. К. Лемке, даются в виде римской
цифры для обозначения тома и арабской—страницы; XXII, Биограф,
канва — значит: том XXII, Библиографическая канва.
В заключение приношу мою искреннюю благодарность заведывавшему
Рукописным отделением Библиотеки Академии Наук Всеволоду Измаило-
вичу Срезневскому, указавшему мне материал и помогшему в работе
над ним.,
В. Покровская
А. И. Герцен и Н. П. Огарев. — Письма к П. В. Анненкову 393
1
|Письмо Герцена]
3 июня 1858. Putney
Laurel House
Очень и очень благодарю вас, Друзья — за ваши страшно
интересные письма.
«Ты все поймешь, ты все оценишь
И незнакомцу не изменишь».
Так как человеку легко не хвалить, то хвалить не буду
никого, бранить бурграфов можно меньше — но того натура
требует. КолЕокол] состоит из большого листа — смешная часть
его не занимает восьмушки. Смех у нас любят, это страшное
оружие — его уступить нельзя. Тому, кто сказал — что издали
ругаться не трудно, скажите во 1-х, что вблизи их ругать
нельзя, во 2-х, что середь разгара войны — я в Англии писал
письма о России и середь последнего террора — напечатал
вблизи — свою французскую брошюру, несмотря даже на то,
что Трюб[нер] не хотел поставить своей фирмы. Это мне развя-
зывает руки; я очень просил бы Тургенева] — поставить сие
на благоусмотрение.'
1 июля будет год рождению Колокола, я приготовил свой
рескрипт — т. е. несколько строк о том, чтр за смысл будет
звону с 1858 на 59 — думаю, что будете довольны. Die Ge-
schicklichkeit ist mit einer Delicatesse verbunden!
Теперь вопрос: нельзя ли узнать двух вещей. 1-е Огар[еву]
еще хотелось бы переслать проект Константину] Николаевичу],
го как лучше. 2-е не возьмется ли Т[ургенев] переслать через
Головнина или просто пусть даст адрес Гол[овнина].
Засим все вас дружески помнят.
О последнем отвечай непременно. Трюбнеру напишу.
От Мельгу[нова] письмо — пишет, что он разлучился с своей
Антуанетой — и прибавляет: «но я человек, незнаю-
щий бесплодных раскаяний!»—Какой странный!
Я упомяну в Кол[околе]—ссылаясь на Kreuz-Zeitiing—о том,
что поддерживаю лица, хваля их в Колоколе.
Письма уничтожены.
Друзья. — Письмо послано ® Париж П. В. Анненкову и И. С. Турге-
неву, на адрес первого: Rue Taitbout, Hotel Taitbout. В письмо вложен
ресторанный счет на печатном бланке Лондонского Cafe Fran^ais. Судя по
обилию съеденного и выпитого и крупной сумме счета, это — следы про-
водов Анненкова и Тургенева.
394 А. И. Герцен и Н. П. Огарев. — Письма к П. В. Анненкову
Письма о России. — Герцен имеет в виду свои письма к Вильяму
Линтону, сперва напечатанные под заглавием «Russia and the old worlds
в III т. «The Englich Republic » за 1854 год. В том же году появи-
лись по-французски в «L’homme» и отдельной брошюрой. По-русски
выпущено (в Лондоне в 1858 году под заглавием: «Старый мир и Россия»,
Свою французскую брошюру.—«La France ou 1’Angleterre? Variations, russes
sur le theme de Г attentat du 14 janvier*. Par Iscander (A. Herzen), Londre
1858. В том же году; вышла в русском переводе, сделанном не Герценом,
но с его предисловием, по-немецки (в переводе М. Мейзенбуг) и по-
английски. Появившаяся после казни Орсини и Пиери, участников поку-
шения 14 января 1858 года на Наполеона III, брошюра вызвала большое
внимание.
Трюбнер.—Лондонский книгопродавец и издатель, связанный с Герце-
ном тесными деловыми отношениями. Много делал! для распространения
«Колокола». В каждом листе «Колокола», справа под заголовком, его
адрес: «У Трюбнера и С°, в книжной лавке, 60, Paternoster Row».
«Рождение Колокола»—1 номер (или «лист», как называл Герцен) «Ко-
локола» вышел 1 июля 1857 года.
Die Geschicklichkeit... verbunden —ловкость связана с\ деликатностью.
Речь идет об юбилейной статье для 18 л. «Колокола» — «1 (июля 1858 г.».
Конст. /Тик. - великий князь Константин Николаевич, брат Алексан-
дра II; состоял членом Особого комитета по улучшению быта крестьян и
играл большую роль в проведении крестьянской реформы. Огарев хотел
переслать ему свой проект «Еще об освобождении крестьян», напечатанный
в 14 л. «Колокола» от 1 мая 1858 г.; Огарев доказывает здесь необхо-
димбсть и возможность освобождения крестьян с землею. Попытки такого
освобождения, не доведенные до конца, Огарев делал в своих именьях —
в Белоомуте (в 1839) и в Акшено (в 1847). В статье Огарев говорит,
что проект был уже им представлен Константину Николаевичу, и он ре-
шается теперь напечатать его, «исправив, насколько хватит сил». Из ком-
ментируемого письма и последующих видно, что Огарев хотел вторично,
в исправленном виде, послать проект великому князю, и что намерение
это едва ли осуществилось.
Головнин, Александр Васильевич (1 821 — 1 886) — секретарь вел. кн. Кон-
стантина 'Николаевича, впоследствии министр народного просвещения.
Мельгунов Николай Александрович (1804—1867)—приятель Герцена,
московский литератор, писавший под псевдонимами Н. Ливенский,
Н. Л—ский, Л. Бем.
Антуанетпа — Антонина Львовна, подруга Мельгунова. Об их отноше-
ниях Герцен не раз упоминает в письмах к друзьям. «Можно быть дура-
ком, кривым, блудить с Антониной Львовной, но—‘мужика не тронь»,
писал он Огареву 3 октября 1861 (XI, 246). 4 июля 1858 года он спра-
шивал М. К. Рейхель: «Знаете ли вы, что Мельгунов разошелся со своей
Дульцинеей и что он совершенно разорился благодаря ей и Павлову?»
(IX, 268). Через три дня, 7 (июля! 1858 года, он писал М. Ф. Корш:
«Не встретили ли вы где-нибудь остатки Мельгунова, которому — увы! —
младая, но опытная Антонина [нрзб.'} изменила, и он в пылкой
юности должен ограничиваться соляной водой и горькими ваннами».
(А. И. Герцен. «Новые материалы», к (печати приготовил Н. Мендельсон.
Труды Публичной библиотеки СССР имени В. И. Ленина, М. 1927,
стр. 82).
А. И. Герцен и Н. П. Огарев. — Письма к П. В. Анненкову 395
«Kreu.z-Zeitu.ng».— Герцен исполнил свое намерение. В статье, посвященной
годовщине «Колокола» — «1 июля 1858» (л. 18), шД отвечает на упреки,
в том числе и реакционной «Kreuz-Zeitung» (Крестовой газеты), что его
орган непочтительно и фамильярно обращается с лицами, которые, «хотя
и стали костью во всяком улучшении, хотя и большие негодяи, но все же
принадлежат к первым двум классам». Он иронически замечает, что, ве-
роятно, в Пруссии запрещен «Пунш» и в Берлине «не знают, как свобод-
ные люди свищут дурным скоморохам». Ответ на замечание, что «издали
ругаться не трудно», очень 'близок к соответственному месту комменти-
руемого письма: «Да хорошо ли издали, с недоступного острова бросать
печеные яблоки в них?»—Очень, потому что вблизи они сами защи-
щены морем полиций, цензур. Да к тому же у нас есть своя очистка. Мы
.не издали в начале Крымской войны писали наши статьи о России
(«Le vieux monde et la Russie») и не приостановились нынешней весной,
во время пущего разгара боязни перед соседом, напечатать «La France ou
1’Angleterre?» (IX, 265).
2
[Рукою Огарева]
Милая Полина, когда недавно виделся с человеком, так и хо-
чется продолжать какой-то недосказанный разговор. От этого
и писать к тебе до смерти хочется, и вместе с тем кажется, что
ничего путного не напишешь. Да что и написать путного? Все
как-то грустно, грустно; а между тем, на зло всему, ищешь
поддержать в себе силы и бороться насколько есть возмож-
ности. Спасибо тебе за твое письмо. Оно было действительно
хорошо и освежительно; по крайней мере в нем чуется не пад-
ший духом человек, не струсивший ни перед чем и которому
жизнь и правда дороже остального. Я был готов на всякие
осцильяции власти. Но я думаю, что реакция, по силе вещей, —
не продолжится, снова будет прогресс и снова реакция, пока
дойдет до какого-нибудь возможного равновесия. Не жди
слишком много от рода человеческого: он продолжение при-
роды или, лучше, ниже природы. Природа, по количественной
категории, т. е. по математическим законам, движется, чтоб
достичь равновесия; в мире человеческом это движение назы-
вается — правосудием (justice). Достигнуть этого нельзя, по-
тому что тогда равновесие было бы — косность и все бы за-
мерло. Вся жизнь состоит в этой эквилибрации; но зато и все
дело человеческое в том, чтоб приятно качаться на качелях.
Когда равновесие не доходит до косности, то оно представляет
качели, то есть качающиеся весы, и в этом жизнь. От этого
народы выдумывали конституционное колебание и европейское
равновесие государств. Милая моя Полина, в1 сущности все
это вздор. Для свободы надо устроить это равновесие в уезде,
в селе, может быть в семье только, и тогда можно будет притти
к этому равномерному колебанию весов, где человек, привыкнув
396 А. И. Герцен и Н. П. Огарев. — Письма к П. В. Анненкову
к качелям, может быть счастлив, или около счастия. А ведь
действительно вся цель — счастие. Раб несчастлив оттого, что
господин его совершенно перетягивает. Господин недоволен
и врет чепуху оттого, что перетягивание не доставляет на-
слаждения. Наслаждение только в колебании весов, и к этому
равномерному колебанию мы должны стремиться. В России вес
правительства, дворянства и чиновничества так велик, что,
разумеется, народ должен стремиться притти с ними в равно-
мерное колебание, хотя бы они от этого совершенно изменились.
Колокол, без сомнения, в этом случае может быть только орга-
ном народа, а до нелепого груза дела нет, погибай он себе как
хочет. Вся задача в том, чтоб он не перевешивал. А жить будут
и те, и другие, потому что задача не в косности, а в колебании
весов. К каким бы результатам стремление к равновесию, т. е.
к равномерному колебанию, ни привело, — главное для Колокола
быть искренним, и я думаю, что искренность для нас важнее
всех дипломатических влияний, которыми пренебрегать не сле-
дует, если они подходящи.
Но перейдем из бемоля в [1 нрзб.]. Каптеров просит
у меня либретто русское. Намекни мне хотя на какой-нибудь
эпизод из русской истории, или на легенду, из чего можно бы
составить либретто не нелепое. Что я способен уладить сюжет
сценически и музыкально, — в этом я сам в себе не сомневаюсь.
Но лишь бы он был. Русская история не драма, а плохой эпос
от отсутствия свободной женской личности. Из эпоса — драмы
и оперы не сделаешь. Но, может, есть моменты удобные. ..
не знаю. Пожалуй, фантастическую легенду дай мне; я ведь тут
такой невежда, что просто стыдно. А хотел бы я потрудиться и
для Кашперова, и потому, что хочется что-нибудь русское в му-
выке, не так, как было доселе. Я думаю, что не нужно в музыке
брать один народный песенный мотив; он по натуре своей для
целой оперы длинен и скучен. Я хочу только склад русской.
Не знаю, как объяснить это, но думаю, что ты поймешь мысль
и, может, лучше ее выразишь. А главное — задай мне тему.
Если что прочитать для этого нужно, — я сыщу в Музее.
Но так, само по себе, я по невежеству ничего не могу приду-
мать. А хотелось бы! Подумай и напиши.
Если все, что я писал, глупо, — прости, но на запрос о либ-
ретто — отвечай рассудительно и категорически. Мне это
внутренно нужно.
За сим обнимаю тебя. Твоя трубка мой верный сопутник,
и я ее люблю и как трубку, и как твое воспоминание.
Твой тако й-т о.
А. И. Герцен и Н. П. Огарев, — Письма к П. В. Анненкову 397
[Рукою Герцена]	17	1858 р
Laurel House
Письмо это писано с неделю тому назад О [гаревым] —
я не посылал его тебе, не будучи уверен, в Париже ли ты.
А тут и вышел анекдот. Корш отправляясь сказал, что если
я хочу писать, то они две недели пробудут <вг Париже. Через
три дня мне потом сообщил В. П., что Корш поехал в Швейца-
рию, — а я написал ему письмо, довольно важное, в Париж
Poste restante. Да узнавши — поскорее в Мюних послал
письмо — и на нем ошибкой написал Valerien вместо Valentin —
если он близко, извести его. Второе письмо ничтожно — но па-
рижское следует получить. Твое первое письмо нас сильно обра-
довало— в нем много теплого и молодого. Ну а новости (мы
получили большое количество их для печати) — отвратитель-
ные. Я отнимаю мою протекцию у молодого человека.
Все тебе кланяются — В. П. преет от жара й восхищается.
Во вторник или середу судят Тхорж[евского]. — Неужели
осудят? Засим прощай. Дети кланяются. Саша хочет писать
особо — присылай скорее ответ. Статья моя именно в том роде,
какую вам желается, — печально и твердо.
Пишите.
Полина. — Tante Pauline или Полина Васильевна — шутливое прозвище
П. В. Анненкова.
Виделся с человеком. — Анненков уехал из Англии в конце (мая. В па-
рижском пись Mie Тургенева, датированном 30 мая 1858 и, судя то его
содержанию, написанном не сразу после приезда в Париж, Анненков
приписывает, что «переехал пролив с глубокой благодарностью в душе»
к друзьям. (Письма К. Дм. Кавелина и Ив. С. Тургенева к Ал. Ив. Гер-
цену с объяснительными примечаниями М. Драгоманова. Женева 1892,
стр. 118).
Оси,илъяи,ии — колебания.
Кайтеров Владимир Никитич (1827—1894) — композитор, автор не-
скольких опер, в том числе «Тараса Бульбы», «Грозы».
Корш Валентин Федорович (1828 —1883)—историк литературы и
журналист; сотрудник «Современника», редактор «Московских ведомостей»
(1856 — 1 862), «С.-Петербургских ведомостей» (1 863 — 1874), редактор-
издатель «Заграничного вестника» (1881 —1883); редактор известной
в свое время «Истории всеобщей литературы», в работе над которой
приняли участие многие выдающиеся ученые и литераторы 80-х годов.
В. П. —Боткин, Василий Петрович (1810 — 1869), член старинной
московской купеческой семьи, видный участник кружков, группировавшихся
около Станкевича, Белинского и Герцена, где выделялся как знаток
философии Гегеля. Писал по вопросам искусства и литературы. После
революции 1848 года определился как типичный буржуа-реакционер. Под
конец жизни — крепостник, считавший крестьянскую реформу 1861 года
398 А. И. Герцен и Н. П. Огарев. — Письма к П. В. Анненкову
слишком радикальной. Первые печатные отклики Герцена на встречу с бур-
жуазной Европой вызвали большое неудовольствие Боткина, но издание
«Колокола» он сначала встретил сочувственно. 7 января 1858 года Тур-
генев писал Герцену: «Боткин, с которым я вижусь каждый день, совер-
шенно симпатизирует твоей деятельности и велит тебе сказать, что по его
мнению, ты и твои издания составляют /эпоху в жизни России». (Письма
Кавелина и Тургенева к Герцену, стр. 116). Герцен писал М. Ф. Корш
7 июля 1858 года: «Боткин и даже Анненков сомневались в пользе русской
пропаганды, а теперь иначе говорят» (А. И. Герцен, «Новые материалы»,
стр. 81). Боткин пробыл в Англии с середины мая по 31 июля. Герцен
был рад ему и писал М. Ф. Корш в только что цитированном письме,
что Боткин для него — «живой представитель Маросейки и тех времен,,
когда Грановский еще был с нами». Интересные материалы об оконча-
тельном расхождении друзей — в книге «В. П. Боткин и И. С. Тургенев.
Неизданная переписка 1851 —1869 гг.», под ред. Н. Л. Бродского.
Poste restante — до востребования.
Извести ею — письмо адресовано Анненкову в Киссинген, до востребова-
ния. Туда же адресованы три следующих письма.
Молодой человек — Александр II.
Тхоожевский Станислав—книгопродавец (и издатель, ючень близкий к Гер-
цену. Имя его можно видеть в заголовке каждого «листа» «Колокола»., где
неизменно упоминаются книжные лавки Трюбнсра и Тх©ржевского, как
места продажи герценовского издания. 23 марта 1 858 года был арестован как
издатель брошюры «Lettre au parlement et a la presses, подписанной
«Le comite de la Commune revolutionnaire: Felix Pyat, Besson, Talandier».
Герцен относился к брошюре отрицательно и писал Мейзенбуг: «Иметь про-
цесс и даже просидеть целый год в 'тюрьме—вовсе не несчастье: было бы
за что. Неужто за заметку, место которой в «Charivari». Я с самого
начала сказал Таландье, что эта вещь мне не нравится» (IX, 171).
Герцен навещал Тхоржевского в тюрьме и описанию суда над ним по-
святил главу «Былого и дум» — <Not guilty».
Саша — старший сын Герцена, Александр Александрович Герцен
(1839—1906).
Статья моя — статья в 18 л. «Колокола» — «1 июля 1 858 г.», где гово-
рится, что Александр II не оправдал надежд, которые возлагались на него
при его воцарении (IX, 262).
3
[Письмо Герцена]	1858 26 июня. Putney
Laurel House
Саул в бешенстве, и во Франкфурте! — что ты раскричался
об книгах? Разве я тебе не говорил — что Трюбнер бы тотчас
доставил во всякой Немецкий город — «нет посылай через Па-
риж»,— а там беспрестанно захватывают (на днях и в Риме
экзем. 300 захватили).
А сам — что же, отвечал что ли о Головнине, Огар[ев]-то
просил.
А. И. Гервен и Н. 1L Огарев. — Письма к П. В. Анненкову 399
Ах ты Симбирск! — «да еще журналы из России и книги
неаккуратно. .. чему дивится—Лондон ближе». — А Мельгунов
еще ближе к Франкфурту.
По приложенной записке ты увидишь 2 вещи. 1-е, что ящик
a la foi du fin — потом 2-е, что другой ящик с шампанским
послан Трюбнером мне в подарок. Расскажи это твоему
издателю Пушкина, вот мол как раз-про-Темзу их мать —
‘	Addio.
Все кланяются. Ог[арев] целует тебя. Пиши что-нибудь. Саша
дома пока — ему вчера 1 9 лет стукнуло. . .
[Письмо Герцена написано на чистом листе следующего письма Трюб-
нера с печатным заголовком]
London. June 25 1858.
60 Paternoster Row. E. C.
My dear Sir,
Before sending the parcels to Paris I hat to ask M-r Duprat,
permission. I have now got it and the parcels already delivered
to his London agent M-r Molini. M-r Duprat says in his letter to
Molini that he has M-r Paul addresse and will forward it to Ger-
many. I send the case of Champagne and hope you will like it.
I will write to Brussells for the continuation of the Nord.
Your truly
Trubner
[Перевод]
Милостивый государь, прежде чем послать пакеты в Париж,
я спросил разрешения мистера Дюпра. Теперь я получил его,
и пакеты тотчас отправлены в Лондон к его агенту — мистеру
Молини. М-р Дюпра говорит в его письме к Молини, что он
имеет адрес мистера Поля и перешлет их в Германию. Я по-
сылаю ящик шампанского и надеюсь, что оно понравится Вам.
Я напишу в Брюссель о продолжении «Le Nord». Преданный
Вам Трюбнер.
Соул в бешенстве. — Герцен часто употреблял библейский -образ гнев-
ного израильского царя. Здесь под ним скрывается Анненков, из ворчли-
вого письма которого дальше приводятся выдержки.
Экзем. 300 захватили. — Приблизительно за месяц до этого письма,
30 мая 1858 года, Тургенев так писал Герцену о причинах затруднений,
которые продажа «Колокола» встречала в Париже: «они произошли
от некоторых Северных Немецких правительств, которые обратились
400 А. И. Герцен и Н. П. Огарев. — Письма к П. В. Анненкову
к здешней полиции с указанием на мнимую опасность твоих изданий...
Две недели они не продавались, а теперь вновь на их продажу смотрят
сквозь пальцы». (Письма Кавелина и Тургенева к Герцену, стр. 117).
В 18 л. «{Колокола», от 1 июля 1858, сообщалось из Рима, что «святой
отец благословил запрещение всех русских книг, печатаемых в Лондоне,
и, разумеется, «Колокола».
A la foi du fin — близко к цели.
Издателю Пушкина.— В 1855 — 1877 годах Анненков редактировал
собрание сочинений Пушкина — первое научное издание произведений вели-
кого поэта.
Addio — прощай.
Дома пока.— Герцен хотел отправить сына на континент для продол-
жения образования.
Дюпра—предполагаем, что адесь идет речь о Паскале Дюпра (род.
в 1815 ;г.), политическом деятеле и журналисте.
Поль — П. В. Анненков.
«Ле Nord* —орган русского правительства, издававшийся в Брюсселе
под редакцией Н. П. Поггенполя и субсидировавшийся откупщиком Коко-
ревым. Газета имела целью влиять на европейское общественное мнение.
11ервый iHOMepi вышел 1 июля 1855 года.
4
[Письмо Герцена]	[1858] 1 июля. Putney
Laurel House
Пишу, чтобы уведомить тебя о получении твоей реляции.
Я отвечаю, как видишь, аккуратно — а ты все же не можешь
решиться и дать ответ насчет Головнина.
Виделся ли ты с отцом Мельгуновым? Получил ли книги?
Знаешь ли, что Марья Федор, в Крейцнахе?
А мы здесь с Вас. Петр. — время препроводим, он сделался
Обер-фор-Шнейдером и Генерал-Салад-Гевалдигером. Режем
барана — и хвалим Англию, вот что значит свобода личная...
какое мясо. . . агнец, а не баран. . . историческая привычка к неза-
висимости. . . жаль резать. . . Сегодня он у нас обедает с Lewis
White—что по-французски значит Louis Blanc и с Каче-
новс[ким], вследствие этого варится гречневая каша.
Об реакции не хочу говорить — об этом учтешь в Колоколе.
Ты завтра получишь 18 № и через неделю 19. — Я пошлю
су банд —1 напиши о получении № тотчас.
Прощай
А. Г.
[Приписка Огарева]
Здравствуй, прощай! Отчего ты на дело не отвечаешь? Ich
werde zornig.
А. И. Герцен и Н. П. Огарев. — Письма к П. В. Анненкову 401
Мы едем на несколько дней к морю в blasting’s, но ты пиши
все в Путней. Новостей сообщай как можно больше. Если уви-
дишь кого из Краевских — скажи им, чтоб они в Петерб.
ведомостях не ругали Англии — что это подло. — Эк такта-то
нет ни на клопиные м... I
[Приписка А. А. Герцена]
Благодарю за любезную записку твою и за советы; — может
быть в Германии я в самом деле найду случай позаняться
немножко латинским языком. — Статью свою я кончил — она
может быть интересна детям или людям, начинающим зани-
маться естественными науками, и то печати не стоит; — а тебе я
желал бы показать ее. — Да может быть мы встретимся в Гер-
мании? Где ты будешь через шесть недель? В надежде, что это
предположение сбудется, остаюсь твоим искренним другом.
Саша.
Марья Федор. — Мария Федоровна Корш (1809—1883)—близкий друг
Герцена и его кружка, хранительница архива Герцена.
Вас. Петр. — Боткиным.
Обер-фор-шнейдер — придворное звание, в буквальном переводе озна-
чающее лице, .которое разрезало на порции подаваемые к «высочайшему')
•столу мясные блюда. Это звание имел Н. А. Муханов, товарищ министра
народного просвещения, ярый реакционер, через полгода после комменти-
руемого письма — член «Комитета по делам книгопечатания», «черного каби-
нета», как называл его Герцен. В «Колоколе» сплошь и рядом Муханов
именовался просто Обер-фор-шнейдером, без фамилии. Давая эту кличку
Боткину, не намекал ли Герцен шутя не только на гастрономические
увлечения старого приятеля, но также и на то, что последний, хотя
и «хвалил» Англию за «свободу личную», обнаруживал резкий уклон
вправо?
Генерал-салад-гевальдигер—пародия на обер-фор-шнейдера.
Режем барана. — Боткин славился среди приятелей своими гастрономиче-
скими увлечениями.
Louis Blanc —Луи Блан—в буквальном переводе: Людовик Белый,
в переводе на английский язык — Lewis white. Блан, Луи-Жан-Жозеф
(1811 —1882), историк и политический деятель, член временного фран-
цузского правительства в 1848 году. С 1848 по 1870 год в эмиграции,
сначала в Бельгии, а затем в Англии.
Каченовский Дмитрий Иванович (1827 — 1872) — профессор (междуна-
родного права Харьковского университета. В 1858 — 1859 годах был в за-
граничной командировке.
Су банд—под бандеролью. *
Ich werde zornig — я рассержусь.
В Hastings—в Гастингс.
26 «Звенья» № 3
402 А. И. Герцен и Н. П. Огарев. — Письма к П. В. Анненкову
Из Краевских — отец и сын Краевские. Андрей Александрович Краевский
(1810—1889) — журналист, редактор «Литературных прибавлений к «Рус-
скому инвалиду» (1837 — 1839), редактор-издатель «Отечественных за-
писок» '(1839—1868, /в дальнейшем, по апрель 1884 — только издатель).
«C.-Петербуртских ведомостей» (1852 — 1862), «Голоса» (1863 — 1884).
Краевский Евгений Андреевич (1841 — 1883)—сын предыдущего,,
журналист.
Что это подло.— В 21 л. «Колокола», от 1 5 августа 1858, Герцен напе-
чатал: «Мы с глубоким чувством жалости и отвращения читаем в англий-
ских газетах отрывки из «С.-Петербургских ведомостей» против Англии
и «кордовскую» лесть перед Францией. Как же это делается, что едва
позволили вам говорить, так вы и начали ругать свободу и кадить
деспотизму?»
5
[Письмо Герцена и Огарева] 1
[1858] 13 июля Putney
Laurel House
Итак... Боткин родился в 1810 году, цвел на Маросейке,,
занимался Гегелем и централизацией. . . Он, слава богу, здоров,
живет на той же квартире, едет на Isle of Wigth etc. etc.
Вот тебе за то, что капризничаешь, изгоняешься, будируешь
на Киссинокой воде. . . Как человек не хочет знать о брате
во Христе, о соотчиче, о солитераторе, сосовременнике. . .
Журналов русских мы решительно не получаем. Это позор
и гадость без границ. Через месяц я в самом деле напечатаю
в Колоколе. — Не можешь ли ты передать этому Андрюшке Мо-
нетчику — что это бесстыдно и гнусно. — А тут говорят пиши,
даже без оффициальных известий!—Положим Т[ургенев] вино-
ват, но куда же я теперь пошлю? Я адреса Г[оловнина] не знаю
и узнать не от кого. Напиши как можно скорее, я только по-
дожду твоего ответа, а если и ты адреса не знаешь, — пошлю
прямо кому следует. Долго ли пробудешь в Кис[сингене] ?
Я тебе стихов пришлю. Теперь же некогда переписывать, хо-
чется, чтобы ты поскорей ответил на оный запрос. Обнимаю
тебя крепко и желаю переехать с воды на вино, или с вод
на вины, а свод законов можешь не читать.
Получил ли ты книги наконец? А как во Франкфурте
теснят. 19 и 20 № готовы — деликатес и финзерб. Ка-
вел[инская] история — т. е. интрига Долгорукова с поправками
помещена — т. е. с поправками шалостей, Exfempli] grfatia].
1 Несколько строк в середине письма, начиная со слов: «А тут говорят
пиши. . .» и кончая словами: «. . .можешь не читать», писаны Огаревым, все
остальное — Герценом.
А. И. Герцен и Н. П. Огарев, — Письма к П. В. Анненкову 403
«Знаменитый оператор Пирогов отрезал Тройницкому сред-
ство грешить литературно — он сделался Евнухом при цензуре
М[и.нистерства] Внутренних] Д[ел]».
Я предлагаю переименовать Ростовц[ева] —в Долгорукие,,
чтоб иметь Якова Долгорукова.
Sehr wichtig.
А вот еще к тебе моя задушевная просьба — ты приехавши
в Россию — сам дружески займись делом насчет Огар. денег,.
Он написал Сат[иным]. Но лучше, чтоб они знали, что я.
их Картушей из виду не теряю и при случае тоже под Колокол..
На прошлых двух неделях продано разных № до 2000,
Да нового 800.
Целую и от всех детей.
Нат. Ал. дружески кланяется и не нарадуется твоей дружбе
к Боткину. 19 № пошлю завтра s. bande. ..
На Маросейке.—Маросейка — улица в Москве.
Isle of Wigth—на остров Уайт и т. д. «Как можно ехать в Диепа,
когда есть такой рай земной, как Isle of Wigth . . . Туда я забросил Ботку,
так не нахвалится»,— писал Герцен М. Ф. Корш 22 мюля 1858 года
(А. И. Герцен, «Новые материалы», стр. 83).
Киссинской воде.— Письмо адресовано Анненкову в КисюиНген.
Андрюшке-Мбнетчику — А. А. Краевскому. Андрюшкой-Монетчиком на-
зывал его Белинский.
Теснят. — В 20 л. «Колокола», от 1 августа 1858, Герцен сообщал,,
что «в вольном городе Франкфурте на железной дороге захватили «Ко-
локол» и другие книги, печатаемые в лондонской русской типографии».
Герцен обратился с протестующим письмом «А 1’illustre Senat de la ville
libre de Francfort-sur-le Main (Знаменитому Сенату вольного города Франк-
фурта-на-Майне)». Отпечатанное отдельно, оно прилагалось к 20 л.
«Колокола».
Финзерб— с тонкой приправой из ароматных трав.
С поправками помещена. — О Кавелинской истории рассказывает статья:
Герцена «Черный кабинет» в 20 л. «Колокола». III Отделение «собственной!
его императорского величества канцелярии», возглавлявшееся князем
В. А. Долгоруковым (1804 —1864), привлекло к ответственности редак-
цию «Современника» за помещенную в апрельской книжке статью
К. Д. Кавелина «О новых основаниях сельского быта». Редакцию обязали
представить первоначальную рукопись Кавелина, затем цензорские по-
правки, и «на этих основаниях сделан доклад, уже не имевший ничего
общего с напечатанной статьей» (IX, 281).
Exempli gratia — например.
Тройницкий Александр Григорьевич—«был прежде издателем «Одес-
ского вестника». Граф Воронцов подарил ему этот журнал, который
он и издавал в свою пользу до появления в Одессе Пирогова. Пирогов,
как и следовало, возвратил журнал Одесскому лицею: Тройницкий₽
26*
404 А. И. Герцен и Н. П. Огарев. — Письма к П. В. Анненкову
лишенный знаменитым оператором средств литературно грешить в Одессе,
определился. .. в должность евнуха при той же печатной литературе в Пе-
тербурге» (IX, 280 — 281).
Переименовать Ростови.ева — Ростовцев Яков Иванович (1803 — 1860),
известный деятель (крестьянской реформы, председатель редакционных ко-
миссий. Был слух о назначении его на место Долгорукова начальником
III Отделения. Герцен, вспоминая Якова Долгорукова, изукрашенного
патриотической легендой и увековеченного стихами Пушкина («Стансы»)
правдолюбивого советника Петра I, не удержался от остроты: «Да уж
сделать бы его и Долгоруковым,—тогда у государя был бы свой Яков
Долгоруков. А не-Якюва1 Долгорукова можно упразднить» (IX, 279).
dSehr wichtig — очень важно.
Олар. денег.— Речь идет о сложных денежных отношениях между Огаре-
вым, Сатиным и Герценом. В 1849 году Огарев^ в связи с предполагаемым
нелегальным отъездом за границу, желая спасти от конфискации свое пен-
зенское именье, фиктивно продал его Н. М. Сатину и Н. Ф. Павлову.
Одновременно с этим он занял у Герцена 45 тыс. рублей, с тем, чтоб Сатин
и Павлов, вступившие в управление имением, уплачивали из доходов с него
долг Герцену. Герцен! мог разуметь здесь также другое, не менее запу-
танное денежное дело Огарева. Огарев дал своей первой жене Марии
Львовне фиктивное 'заемное письмо в 300 тыс. рублей и выплачивал с этой
суммы 6°/о годовых. Когда жена отказала ему в разводе, он прекратил
выплату процентов. Мария Львовна подала заемное письмо ко взысканию.
При деятельной помощи А. Я. Панаевой, в это время близкой Некрасову,
и опытного дельца, некоего Шаншиева, Мария Львовна выиграла де*о,
и орловское именье Огарева осталось за ней. Герцен до конца жизни
оставался при убеждении, что Некрасов вел себя бесчестно в этом деле.
Эта бывшая до сих пор мало выясненной история разъясняется, на осно-
вании новых материалов в специальной работе Я. 3. Черняка «Огарев,
Некрасов, Герцен, Чернышевский в споре об Огаревоком наследстве».
^Academia», М. — Л. 1933.
Сатин Николай Михайлович (1 814—1873)—поэт, переводчик, в 1835 году
одновременно с Герценом арестованный и приговоренный к ссылке. Бы*
женат на Елене Алексеевне Тучковой, сестре Н. А. Огаревой.
Картуш—знаменитый французский (разбойник, пе<ред казнью назвавший
своих сообщников-дворян. Имя его стало нарицательным.
Нат. Ал. — Наталья Алексеевна Огарева.
-S’, bande — бандеролью.
6
[Рукою Огарева]	[1 858]
О Полина! Если я тебе долго не отвечал, то это потому, что
был занят; как и что увидишь из 21. — Какую ты хочешь
записку ради дела с А. Я.? Это невозможно: всякая записка
от меня может послужить во вред, а ПО' деловому поряд-
ку — 0. У С[атина] доверенность; вот с ним перетолкуй, да где
нужно словом и делом помочь — помоги, это также будет
А. И. Герцен и Н. П. Огарев. — Письма к П. В. Анненкову 405
с твоей стороны дружеский поступок; а иначе мудрено, саго mio;
пожалуй еще тебе насолишь. — Стихов не посылаю, потому что
все поправляю и все как-то не то. В новом же издании найдешь
все, что возможно. Но, вероятно, ты уже будешь заседать
в азиатском комитете, когда новое издание будет блуждать
по Елзропе. Верю, что ты в и около комитета покричишь и похло-
почешь, но столько же верю, что толку из этого никакого^
не будет. О! проекты центрального комитета! Прочти-ках
в Норде (№ 203 и последующие). Мороз по коже подирает,,
друг мой; это верх плутовства, бессмыслицы и невежества.—
Прощай пока! пиши перед отъездом, куда еще к тебе писнуть?'
Когда опять увидимся?—Обнимаю тебя, Нат[али] тебе кла-
няется. Саша уехал в гости за город, а если б был, тоже бы
поклонился. Ольга в саду. Тата твердит стихи. Francois уехалх
в Италию. Собака, слава богу, здорова.
[Приписка Герцена]
Кто писал превосходную статью в 19 Колоколе? — Не знаю;
хотя и догадываюсь. Довольно тебе сказать, что она пришла'
в кучке славяноф. посылкою из Москвы, но получил я от
Трюб[нера]. Статья эта превосходна во всех отношениях. По-
лучил ли ты 20 лист? Напиши. Но теперь уже не до таких
статей: каторжные проэкты все победили. Что за злодеи. ....
Нового у нас затем ничего. 21 и 22 №- выйдут вместе;
мы завалены материалом. Прощай — пиши.
30 ИЮЛЯ
Если имеешь случай, передай Краевск[о>му] е. . . мать —
за журналы: с 1 апреля ни строки, что за сукиносынство.—
Б[откин] привез мне кипу старых бумаг — из 1840—46 годов,
в том числе с десяток писем Белинского — прав он, называя
везде Кр[аевского]—Андрюшка Монетчик и Кузьма Рощин»
Огар. портрет вышел прекрасно — куда тебе послать?
[Л95<9]—Письмо без даты; конверт не сохранился. Приписка Герцена,
датирует и огаревакое письмо концом июля. Год определяется упомина-
нием 19, 20 и 21 —22 лл. «Колокола».*
Из 2^—21 л. «Колокола», от 15 августа 1858, посвящен обсуждению,
проектов Центрального комитета.
А. Я.-- Авдотья Яковлевна Панаева.
Все, что возм >жно. В России первое собрание стихотворений Огареваг
вышло в 1856 году. Оно было повторено в 1859 и 1863 годах. Вскоре
после переезда в Англию, в 1858 году Огарев напечатал сборник стихо-
творений, куда, за немногими исключениями, вошло все, помещенное в из-
дании 1856 года и много нового материала.
406 А, И. Герцен и Н, П. Огарев. — Письма к П. В. Анненкову
В азиатском комитете.— «Азиатским комитетом» Огарев шутя назы-
вает, вероятно, Общество для пособия нуждающимся литераторам и уче-
ным, в просторечии — Литературный фонд. Мысль о нем возникла в на-
чале 1858 года. Анненков, принимая близкое участие в совещаниях
организаторов, писал устав и, несомненно, рассказывал о новом начи-
нании заграничным друзьям. Очень много сделал для организации Об-
щества Егор Петрович Ковалевский, первый его председатель. Он занимал
пост директора азиатского департамента, у него чаще всего собирались
учредители. Отсюда, вероятно, и идет шутка Огарева.
В Норде.-В «Norde >, №№ 203, 204, 206, 207, 208 и 210, с 21 по
29 июля 1858 года, появился ряд статей, ооюбщениц из России, выдержек
из иностранных газет по поводу проектов Центрального комитета (осво-
бождение крестьян без земли).
Нат[али\ — Н. А. Огарева.
Олыа—младшая дочь Герцена, Ольга (род. в 1850 году); впоследствии
по мужу Моно.
Тата — Наталья Александровна, старшая дочь Герцена (род. в 1 844 году).
/Francois — слуга Герцена.
Статья а 19 — Анонимная статья в 19 и 20 лл. «Колокола» —
'«Программа для занятий губернских комитетов». Л. Б. Каменев, в подго-
товляемых к печати комментариях к «Колоколу», считает несомненным,
что статья написана Н. А. Милютиным и, вероятно, подредактирована
1К. Д. Кавелиным, ближайшим другом и единомышленником Милютина
л это время.
Выйдут вместе. — 20, 21 и 22 лл. «Колокола» вышли раздельно, вместе
вышли лл. 23 и 24 (15 сентября 1858 года).
Кузьма Рощин — герой романа Загоскина под тем же заглавием.
7
{Письмо Герцена]
.	[1860] 14 мая
Parkhouse Fulham
Ведешь себя исправно — в Берлин приехал и пр. Разве в Бер-
лине тоже общество чтения в пользу литераторов, их жен
и мужей — открыто? Что будет Тургенев читать — сравнение
«Отелло и генерала Кабреры» — Отрывок из повести «После-
завтра», глава III «Четвертого дня»? А читал ли ты сем-
надцатое письмо Лонгинова на тридцать вторую статью Сели-
ванова (Моск. Вед.) ? О. . . Павел Васильевич, О!
Теперь ответы на твои вопросы. Ответы 1) 20 мая или
25 переезжаем 10 Alpha road — Regent’s Park— в августе будем
н в Isle of Wight и в Лондоне. — В Isle of Wight в Ventnor. Если
поедешь, ступай в ' Esplanade Hotel — скажи, что знаком нам
и Боткину — там не ограбят.
2)	Нат. Ал., Наташа едут в Германию. Ольга в Ventnor
lH Париж.
П. В. АННЕНКОВ

А. И. Герцен и Н. П. Огарев. — Письма к П. В. Анненкову 409
3)	Саша в Берне — живет у Фогта. 1 августа поедет с Татой
в Вентнор.
4)	Приезжай в Лондон когда хочешь. Программа наша тебе
известна. Пишу две минуты по получении письма.
[Рукою Огарева]
1 ы возвратился благодатный! Да еще со штандпунктами.
Это дело хорошее, т. е. я тебе бесконечно рад. А штандпункты
много меняются, много надежд уходят и скромная умеренность
уходит за ними, и от сынов человеческих благодати не тре-
буется. Да и всякую благодать всякий берет сам, мне кажется,
что из этого штандпункта не выйдешь. А Василиса Петровна
уехала по части искусства во Флоренцию. А Кашперов поставил
в Милане Marie Tudor с большим успехом, на что Головин уже
напечатал, что русские апплодировали, а итальянцы свистали.
Также Голов [ин] напечатал о своей жене, что беда ге-
ниальному человеку связаться с неразвитой женщиной. — Экой
я вздор пишу; хотел ведь что-то тебе сказать и разумное,
да растерялся. Рад я тебе — вот и все. Да!.. Вина я больше
не пью, и пива не пью, и учусь математике. Прощай до сви-
данья.— Ну! куда тебе в Генф — лучший сезон в Лондоне,
туман, голову давит так, что дух захватывает и полжизни стра-
даешь и глуп непроходимо, за то ты здесь найдешь искренюю
дружбу и устрицы.
[Приписка Герцена]
у братца!
Кол[окол] сегодня вечером пошлю к тебе Poste rest, [за-
черкнуто] a I’hotel de St-Petersbourg —в Берлин — он
стало придет через день. Обрати внимание на то, как мы
куснули «Библиотеку для чтения» — ты будешь, может, недово-
лен — тоже зашибал в Ларпурлар
униженно кланяюсь.
В Берлин приехал. — Герцен и Огарев думали, что Тургенев с Аннен-
ковым, встретившись в Берлине, вместе поедут в Лондон. Но свидание
не состоялось: Анненков после нескольких дней, проведенных в Берлине,
уехал в Сев. Италию, а Тургенев—в Соден (А н н е н к о в. «Литературные
воспоминания», стр. 522). Письмо адресовано в Берлин,a I’hotel de St.-Рё-
tersbourg.
Сравнение «Отелло и генерала * Кабреры*, глава III «Четвертого
дняъ—пародия на тургеневскую статью «Гамлет и Дон-Кихот», прочтенную
10 января 1860 года в пользу Литературного фонда, и роман «Накануне».
Кабрера— испанский генерал-эмигрант, славился своей жестокостью.
410 А. И. Герцен и Н. П. Огарев. — Письма к П. В. Анненкову
Селиванов.—27 января 1860 года литератор И. В. Селиванов (1810—1882)
предложил Московскому Обществу любителей российской словесности
устроить вечер и сбор с него направить в Литературный фонд. По чисто
формальным причинам /предложение было отклонено. 'Селиванов поместил
письмо <в № 32 «Московских ведомостей», и началась полемика, занявшая
не 'мало места' в восьми номерах газеты. На стороне Общества люби-
телей российской словесности выступил Михаил Николаевич Лонгинов
(1823 —1875), библиограф и исследователь русской литературы, впо-
следствии реакционный начальник /Главного управления по делам печати.
Натп. Ал. —Н. А. Огарева.
Наташа—Н. А. Герцен.
У Фогта — в семье натуралиста Карла Фогта (181 7 — 1895), одного
из передовых естествоиспытателей своей эпохи.
С Татой — Н. А. Герцен.
Со гита н дну нктами — с принципами.
Василиса Петровна — шутливое прозвище Василия Петровича Боткина.
Marie Tudor — «Мария Тюдор».
Головин—Головин Иван» Гаврилович (1816 — 1890), эмигрант-авантю-
рист, с ярко выраженными чертами графомана. Был женат на А. А. Гессе.
Головину, еще дю личного знакомства хорошо известному Герцену «по без-
дарным сочинениям своим и по чрезвычайно дурной репутации сварливого
и дерзкого человека», посвящена в «Былом и думах» отдельная глава.
О Головине как авторе первой революционной брошюры русской эмигра-
ции, см. публикацию Г. Бакалова в I вып. «Звеньев» (стр. 195—217).
«Библиотека для чтения»—Речь идет о статье Герцена «Библиотека —
дочь Сенковскюго»: в 71 л. «Колокола», ют 15 мая 1860 года,. Герцен дает
резкую отповедь «Библиотеке для чтения», с ноября 1856 по ноябрь
I860 года редактировавшейся А. В. Дружининым, за iee утверждение, что
«в повестях «писак» против помещичьего права все преувеличено, что
жестокости — редкость» (X, 310)„
В Ларпурлар.—Ларпурлар — французское 1’art pour Part — искусство
для искусства. Дружинин был сторонником этой эстетической теории, и,
не назвав его во всей статье ни разу по имени, Герцен, конечно, прежде
всего к нему обращал ядовитый вопрос: «Как же это выходит, что зна-
менитая школа Hart pour Tart» переходит в «Comptabilite en partie double
pour 1’art» (т. e. в двойную бухгалтерию для искусства)? (X, 311).
8
[Письмо Герцена]
[1860] [21 авг.] Вторник, 10 Alpha road
S. John s Wood
О du guter, bester Hanenkoff!
Что взял что поехал на остров. . . куру строить Тургеневу,
смотреть Боткина носорык и жить Робинсоном возле Крузе. . . —
«Мне нужны поля,—(les marges)... Листы—(не играющие
А. И. Герцен и Н. П. Огарев. — Письма к П. В. Анненкову 411
на Клавикордах)» вот тебе за то — дождь, ветер курить
нельзя.. . а здесь Голицын дирижирует Ogareff Quadrille, возле
каждого Poste Office, Poste [1 нрзб.} и сверх того Доктор
Смирнов — от Елагиной с письмом. . . Меня задержали дети
глупейшим образом — я советую тебе просто ехать в Лон-
дон — а отсюда прямо в Царевосанчурск. Я полагаю, что это
умнейшее.
Пришла Библиотека для чтения и Каткова — Англо-клозет
(Долгорукий очень удачно называет его Катьков — оно и дели-
катнее и самую сущность предмета выражает). Англомания его
доходит до отвратительного, он рабски любит свободные учре-
ждения.
Тургенева обнимаю — ну что значит телеграмма?
Кланяйся всем. — Скажи Боборыкину, что я вряд могу ли
выехать ближе конца недели.
Твой раб — в- бессрочно переходном состоянии А.
Огарев пожалуй и сам припишет.
Bester Hanenkoff. — Письмо адресовано в Вентнор, на остр. Уайт,
И. С. Тургеневу, с передачей Анненкову. В немецком обращении к «доб-
рейшему, чудесному Анненкову» фамилия последнего (правильно следо-
вало бы написать Hahnenkopf) значит в русском переводе — петушья го-
лова. Так называла его одна заграничная квартирная хозяйка.
Возле Крузе. — Фон Крузе Николай Федорович (1823 — 1901) — цен-
зор, демонстративно уволенный за излишний либерализм. Осенью 1860 года
он тоже жил на острове Уайте. Его фамилия напоминала Герцену
известный роман Дефо «Робинзон Крузо», и он попробовал сострить.
А здесь Голицын.— Кн. Юрий Николаевич Голицын (1823— 1872),
капельмейстер и композитор. Этот барин-диллетант в 1860 — 1862 годах
жил за границей, куда эмигрировал со своими крепостными музыкантами,
совершенно разорился, сидел в долговой тюрьме и выпускался оттуда для
тот о, чтобы провести] свои концерты.
От Елагиной. — Елагина — вероятно, Авдотья Петровна Елагина
(1789—1877), мать В. и П. В. Киреевских, родственница В. А. Жу-
ковского ; принимала, живое участие в жизни ученых и литературных
кружков Москвы. О докторе Смирнове сведениями не располагаем.
Задержали дети.— Герцен ждал Сашу и Тату из Берна, чтоб ехать
в Борнмаус.
Англо-клозет — «Русский вестник», издававшийся М. Н. Катковым.
Долгорукий — князь Петр Владимирович Долгоруков (1816 — 1868) —
с 1859 года эмигрант, автор книги «La verite sur la Russie•> (Правда о Рос-
сии), издатель ряда зарубежных перибдических изданий.
Скажи Боборыкину. — Боборыкин — вероятно, Николай Николаевич Бобо-
рыкин (ок. 1812 — 1883). В 1843 году оставил удачно начатую
службу при московском генерал-губернаторе и много лет прожил
412 А. И. Герцен и Н. П. Огарев. — Письма к П. В. Анненкову
за границею, изучая иностранные литературы. Впоследствии — цензор.
Герцен был знаком с ним еще в Москве. К известному беллетристу
П. Д. Боборыкину упоминание письма относиться не может: его первая
поездка за границу состоялась осенью 1865 гада (П. Д. Боборыкин, «За
полвека», стр. 249).
В переходном состоянии.— Шутливой подписью Герцен отозвался
на сильно волновавший его и Огарева вопрос о так называемом «переходном
состоянии» крепостных крестьян. «Каждая эпоха имеет свое помешательство,
каждая страна — свое», — писал он в 71 л. «Колокола», от 1 5 мая 1860 года,—
«русское помешательство на сию минуту — переходное состояние..
Переходным состоянием плантаторы и бюрократы отдалили освобождение
крестьян» (X. 314). Приписки Огарева нет.
9
[Рукой Герцена]
[1860] Telegraphe du Kolokol!
Departement
Anenkoff
11 heures—Mar di—Alexandre
Tata arrives— depart fixe
— Vendredi — (ou samedi)
Il pleut — Tourgeneff saluez
Adresse de Bournemouth
Eagle’s Nest
10 Alpha Road
S. John’s Wood
Mercredi — 22 Aout
•(день коронации Николая)
Телеграф «Колокола»-
[Перевод]
Департамент Анненкова.
11 часов — Вторник — Александр,
Тата прибыли — отъезд назначен —
пятницу или субботу —
Идет дождь — Тургенева приветствуйте.
Адрес: Борнмаус;.
Орлиное гнездо.
10 Альфа Род.
С.-Джонс Вуд.
Среда — 22 августа.
(день коронации Николая)
А. И. Герцен и Н. П. Огарев. — Письма к П. В. Анненкову 413
Telegraphe du Kolokol. — Письмо-«телеграмма» послано по тому же
адресу, чго и предыдущее, на имя Тургенева с передачей Анненкову.
Tata arrives.— На основании этого письма устанавливается более точная
дата приезда детей, а именно—21 августа (в «Биографической канве»
М. К. Лемке, XXII, 308 — «до 23 августа»).
Mercredi — 22 - Aout. —Лондонский почтовый штемпель — 22 августа
1860 г.
10
{Письмо Огарева]
Пятница [24 авт. 1860]
Не обвиняй меня без нужды
В разврате лености моей,
Еще далеко мне не чужды
Корреспонденции друзей, —
А дело в том, что Г[ерцен] так заторопил намедня отсылкой
на почту, что я не успел черкнуть ни строчки. Ах, Павла Ва-
сильевна, если б вы знали, как ваше присутствие возбуждает
во мне какое-то милое и скорбное воспоминание о каком-то
дружном круге, о родине, о деревне. . . вы бы не сказали, что
мне лень к вам писать. И черт знает почему, Анненков, именно
ты, твой вид, твоя добрая физиономия — затрогивают меня
в этом смысле так, что я чувствую — и ты сам мне близок,
и из-за тебя для меня воскресает весь родной мир, и если б
не стыдно было и не некогда — я бы от души заплакал. Никто,
кроме тебя, не производит на меня этого впечатления. Ergo,
не обвиняй меня в лени. Но этой речи я продолжать не стану,
она расслабляет. — Я бесконечно рад, что вы наконец делаете
попытку приучиться к обществу, и горячо обнимаю за это
Трг. — Если он поступает сознательно — честь ему и слава;
если ненарочно — и то хорошо. Без групп или клубов обще-
ствен [ное] мнение не образуется; а группы составляются явно
или, тайно, смотря по внешним обстоятельствам; главное, чтоб
были группы с известной задачей и с известной дисциплиной
в работе, а беда не велика, если при оффициальной группе
к делу прибавится и немного болтовни, точно так же как и нет
беды и нечего бояться прокапывать кротовые норы. Метода со-
вершенно зависит от внешней обстановки, только группы необ-
ходимы.
Эк тебе в Англии не везет и ле удается насладиться Вентно-
ром. Вот тебе эпикурейцу и урок: ехал насладиться природой,
а попал на дождь, но на распространение грамотности. А по-
чему ты эпикуреец? А потому, что мне как-то- весело видеть
414 А. И. Герцен и Н. П. Огарев. — Письма к П. В. Анненкову
в тебе уменье наслаждаться всем, что встречается на пути. Мне
даже завидно смотреть на тебя и я с унынием чувствую, что я
не эпикуреец, а Сатир и Силён разом, хотя и не силен.
Погода у нас черт знает что такое, наверно хуже Вентнора„
даже грудь начинает болеть. Но мне ехать к морю не хочется.
Во-первых, много книг для справки нужно и потому переезд
неудобен, во 2-х, мне хочется немного .совершенного уедине-
ния — для ради разных планов. Но — если ты уедешь не за-
вернув в Лондон из боязни получаса лишней дороги — это мне
будет очень прискорбно. Тебе езда не составляет телесного
наказания, как мне. Да я и не верю, чтоб ты мимо проехал.
А впрочем, векую шаташася языцы, пожалуй и не заедешь;
в таком случае я тебе протяну [нарисованы две руки] издали.
А лучше заезжай.
Посмотри на Тату — какая она стала славная; посмотри на ее
рисунки, у ней есть несомненный талант. Вдобавок она сохра-
нила прелесть детскости. Ты при встрече с ней
Сбрось тоску, на юность глядя,
Оживись и улыбнись,
И как старый добрый дядя
С благодушием явись.
Что ж еще сказать?—Статью я кончил; вышла больше, чем
я ожидал. Весьма нетерпеливо желаю знать суждения о ней,
ибо ее экономико-юридические понятия — пожалуй, не всем
по нутру придутся; а если бы кто поднял перчатку и вступил
в полемику, я был бы несказанно рад; ничто бы так не помогло
постановке вопросов и указанию на приложение их к граждан-
ской деятельности. Эка беда, что нет врагов печатающих, кроме
Головина. Кстати — Долгорукий Каткова постоянно зовет Кату-
ковым. Это тине как-то ужасно нравится. Прощай, душа моя,
до свиданья. Напиши, когда приедешь, чтоб я был дома,
а не на прогулке.
Твой Oiap[ee]
12 часов. Alpha Road
[Приписка Герцена]
Через три часа я на чугунке, через шесть в Пуле, через семь
смотрю на [1 нрзб.] и из Eagle's Nest посылаю поклон. Приез-
жайте когда хотите. Всем, кланяюсь.
Письмо адресовано в Вентнор. Vale Cottage, High Street, В. Касаткину
с передачей Анненкову. Лондонский почтовый штемпель не сохранился,
но штемпель Вентнорский — 25 августа 1860 — датирует письмо 24 августа.
А. И» Герцен и Н. П. Огарев. — Письма к П. В. Анненкову 415
Ergo — следовательно.
Попытку приучиться к обществу. — Речь идет о проекте «Общества для
распространения грамотности и первоначального образования». Он рас-
сылался в сопровождении особого циркулярного письма, составленного Тур-
геневым. Проект не получил осуществления (Анненков, «Литературные
воспоминания», стр. 529—530). Новые данные <об «Обществе» и об участии
Анненкова в составлении и распространении его устава находятся в письмах
Анненкова к Тургеневу, которые печатаются в («Сборнике Всесоюзной
Публичной Библиотеки им. В. И. Ленина».	>
Вышла больше, чем я ожидал.— Статья Огарева «По поводу правил Му-
равьева-Вешателя», помещена в 80 л. «Колокола», от 1 сентября 1860 года.
11
[Письмо Герцена]
(1860) 6 Sept., 10 h. du soir Eagle’s Nest
Bournemouth
А как Па Васильевич
Во Бурмацкой слободе
время препровел. . . etc
А я вот возвратился опять из Лондона—Caro mio—и снова
отсюда обнимаю тебя.' Ну поезжай в Полночь-(ный край) —
да больше сосредоточься, не распускайся, не скисай — не те-
ряйся от подробностей, иди одной дорогой, — не развлекаясь.
А Тургенев-то в Лондоне был у Emilie Hermitage-blanc и.
в Портсмуте — а у нас не был.
Твой Гер [цен]
[Рукою Огарева]
Лондон 8 сент.
Думал написать тебе стихи о том, что: лицы проходят, а че-
ловечество остается. Именно; на станции Batephy была беззубая
девка, которая служила в cafe, — теперь беззубой девки нет,
a cafe остался. Мысль поэтическая, но тут принципал приехал,—
и некогда было, а теперь надо писать статью.
Прощай, моя милая Полина, твой приезд был мне очень,
очень отраден. Странное чувство возвращения с похорон пре-
следовало меня, когда я воротился со станции. А ведь между
тем я уверен, что мы увидимся Поди ты — как глуп бывает
человек.
Стаканчики отдали, и я их тебе послал с офицером, ты
месяца через 2 или 3 их получишь.
416 А. И. Герцен и Н. П. Огарев. — Письма к П. В. Анненкову
При случае пришлю портреты наши новые. А ты своего
экземпляра 3.
Напиши мне, как ты нашел Лизу.
Обнимаю тебя и всех, кто мне дружески протянет руку.
Время лрелровел... etc.— Анненков был в Борнмаусе в конце августа —
начале сентября. Письмо ему адресовано в Берлин., Год определяется
по почтовому штемпелю.
Caro mio — дорогой мой.
Возвратился опять из Лондона.—В «Биографической канве» М. К. Лемке
нет указаний на эту поездку Герцена в Лондон.
У Emilie Hermitage-blanc—Очевидно, это то же лицо, которое Тургенев
обозначил инициалами NN в письме к Герцену от 6/18 [сентября]
1860 года из Лондона: «ты, вероятно, удивился, узнав от M-me NN, что
я проскочил через Лондон, не видав тебя . ..». (Письма К. Д. Кавелина
и И. С. Тургенева к А. И. Герцену, стр. 123).
Надо лисать статью...— Статья Огарева «Труды комиссии для устрой-
ства земских банков», в 81 л. «Колокола», от 15 сентября 1860 года.
С офицером ... — Затрудняемся сказать, о каком офицере и о какой по-
сылке, с ним отправленной, идет речь. Не идет ли речь о «Колоколе»?
Нашел Лизу. — Лиза — дочь Н. А. Огаревой и Герцена (1858—1875).
Летом 1860 года она вместе с матерью была в Германии. Большой мате-
риал для истории ее трагически оборвавшейся жизни собран в «Архиве
Огарева» М. — Л., Гиз, 1930).
12
[Письмо Огарева].
[1860]. 6 окт.
Милая Полина, принципал сегодня уехал к морю. Я опять
один и работаю. Как же мы оба тебе благодарны за то, что
ты 'прислала портрет Робсона в твоей роле. Это просто пре-
лесть! Как бы грустно ни было, взглянешь и повеселеешь.
У меня до тебя личная, секретная просьба. Ты знаешь гра-
финю Сал[иас]. — У ней есть книга моих стихов и стихотвор-
ных писем, писанных во времена мечтательной любви к ее
сестре. Мне эта книга нужна для автобиографии и для многих
стихотворных планов, а оные письма idem и очень idem.
Мне бы хотелось иметь все это месяцев на шесть; потом я бы
возвратил ей все, si elle у tient encore. Не возьмешься ли ты
мне это обработать? Захочешь ли в этом деле поступить с свой-
ственной тебе дипломатичностью, или просто откровенно спро-
сишь от меня, — это я оставляю на твое усмотрение. Но, если
возможно, пожалуйста обделай. Во-первых, мне для будущих
работ это очень нужно; во-2-х — мне бы не хотелось умереть,
А. И. Герцен и Н. П. Огарев. — Письма к П. В. Анненкову 417
не заглянувши раз в эту книгу. Сам ты можешь читать — там
между дрянью есть и хорошие вещи; но — честное слово —
никому не показывай и не говори. А при случае запечатай
и пришли, только с верной оказией.
Ну где ты теперь? Что там у вас? Так бы и полетел
посмотреть. Сижу однако без крыльев, над работой серьезной,
которую в1 месяц окончу и которая захватывает весь мой
мозг.
Что ж еще сказать? Да все идет как ты видел. Все здоровы.
С[аша] уехал; Лиза и N[atalie] в Лозанне на винограде
и скоро приедут сюда. Признайся, что этот ребенок милейшее
создание.—А Ольга играла с маленькой девочкой, но’жалова*
лась, что не может никак сойтись с ней в религиозных '.мнениях,
.хотя и не дала ей этого заметить, чтоб не оскорбить.
Крепко обнимаю тебя и цалую. Передай поцалуй по твоему
усмотрению — п раз.
Письмо несомненно послано было не по почте, а с оказией и без
конверта. Рукой Огарева надписано: «Полине Васильевне». Чья-то поздняя
карандашная пометка: «Огарев. 1860». Год устанавливается по связи
с двумя следующими письмами.
Уехал к морю...— Герцен 6 октября уехал в Борнмаус (XXII, Биограф.
канва<. 309).
Робсон. — Фредерик Робсон (1820 — 1 864) — знаменитый английский ко-
мический артист. О нем позднее Герцен упоминал в .письме ж Н. А. Огаре-
вой от 20 июня 1864: «Если сегодня (останусь, пойду в St-James’s театр
смотреть Malhews и Робсона вместе» (XVII, 267).
Сал[мас]. — Графиня Е. В. Салиас де-Турнемир (1815—1892), урожден-
ная Сухово-Кобылина, писавшая под псевдонимом Ев г. Тур. Огарев был
близок с ней ic детства. Много материала для характеристики их отношений
содержит IV том «Русских пропилеев» М. О. Гершензона и комментарии
к письмам' Огарева, помещенным в первом ’ выпуске «Звеньев».
Сестре. — Речь идет об Евдокии» Васильевне Сухов о-К о былиной.
«У г-жи Салиас письмо от сестры. Она захотела его мне прочесть. Пой-
мите — это имя и до .сих пор ласкает мне слух, но не'возбуждает ни намека
на какое-либо чувство»,—писал Огарев Н. А. Тучковой 22 декабря 1848,
а в самом начале 1849 года прибавлял: «Одну любил долго, но тут виною
моя фантазия и удивительная изящность, т. е. красота женщины. Я го-
ворю о Душеньке. А симпатии между нами ни на грош, кроме ее
дружбы ко мне—может, из благодарности. Все это прошло к счастию»
(«Русские пропилеи», IV, стр. 50, 73—74).
Idem и очень idem — тоже и очень тоже.
Si elle у tient encore — если она еще настаивает на этом.
Над работой серьезной. — При постоянном обилии? и разнообразии ли-
тературных замыслов Огарева трудно сказать, о какой его работе
идет речь.
27 «Звенья» № 3
418 А. И. Герцен и Н. П. Огарев. — Письма к П. В. Анненкову
13
[Рукою Герцена]
[1860] 20 ноября. Orsett House
Westbourne terrace
Paddington
Ну вот, Caro mio, утешил так утешил. Взял да и воскресил
химика, я так и вижу и нос, и то, что он находит «удобным»
читать Свящ. писание — только с чего ты взял, что у него па-
ралич — ему просто пора лечь. Кланяйся, если увидишь.
Трюб[неру] я предложил издать Wesen des Ch[ristenthumsJ
за три фунта с печатного листа, сначала он мялся, боится, что
эта книга не пойдет, наконец говорит, что если я напишу пре-
дисловие (он скоро потребует к лексикону логарифмов — пре-
дисл.), то он готов издать, и если хорошо книга пойдет
(по моему контролю), то он заплатит 3 ф. с листа. Если угодно-
на этих условиях, то пусть посылают к нему рукопись.
Читал ли ты «Лишних людей» в Кол[околе] ? Я после разговора
с тобой и небольшой статьи этих господ — вдруг вздумал ано-
нимный портрет — демократа поэта поместить под Колокола.
Что это произвело за эффект?
Да еще очень бы хотелось знать, как принята статья о Вар-
шавском свидании — die Drei Reiter—die reiten.
[Рукою -Огарева]
Закончив речь на слове: die reiten, принципал передал мне
письмо, чтоб отправить сегодня и ускакал в Сити и в омни-
бусе. На, мол, пиши! Да что я стану писать сегодня? В самом
мерзком расположении относительно art epistolaire, во 1-х,
потому, что ревматизм в правом м. . . во 2-х, читаю проэкт
выкупа Запасника (Etudes financieres sur I’emancipation des
paysans en	Russie,	sur Fimpot foncier,	le	systeme	monetaire
et le change exterieur par Alexandre Zapasnik, Paris chez
Jonaust,	1860).	Ревматизм	в м...	пройдет к	счастью,
а проэкт Запасника не пройдет к сожалению. Проэкт очень
практичен,	по всем правилам науки, и	в	должных	границах
науки; но	все же	он слишком	умен для	Комитета	и потому
не пройдет. Границы науки — это принятие всякого мошенниче-
ства за принцип, с оговоркой, что все же напр. премия нрав-
ственнее лоттереи; важность научного проэкта — его прила-
гаемое^ немедленная, потому что и общество сочувствует
принципу, т. е. общество капиталистов, а для мужиков развязка
не худая, и за этот проэкт порядочное правительство вцепи-
лось бы обеими руками; но не вцепится наше, потому что
А. И. Герцен и Н. П. Огарев. — Письма к II. В. Анненкову
419
не порядочное. А может оно и лучше, может развязка из дви-
жения общественного невольно выйдет и из границ современной
науки, и из недостигшей и до них рамки Комитета. Тебе все
будет не вериться. . . но сила обстоятельств сильнее твоего неве-
рия. Я вообще не верю, — но не могу не признать, что движение
должно совершаться по результанте составных сил, а эти состав-
ные силы и составляют силу обстоятельств (force des choses).
Их анализ на сию минуту страшно важен, потому что должен
раскрывать глаза, способные к раскрытию. — Кроме книги За-
пасника, вышла превосходнейшая (вещь в Берлине у Шнейдера
на русском языке «Материалы для истории упразднения кре-
постного права в царствование Алекс. II». Кто автор — не знаю
и если ты мне сообщишь, то, не смотря на то что не пью,
а выпью за его здоровье. Это прелесть, достань и прочти. Это
лучшая книга, вышедшая за границей на континенте. Может,
в кое чем мы и несогласны, но бездна фактов неведомых, но изло-
жение, тон, направление, — да! . . я поклоняюсь перед этой кни-
гой. Теперь только выпуск I.
Ты славно воскресил химика. Я радовался. Но его чтение
св. пис[ания] меня изумляет. Что он шутит или боится? Или
в подражание Ньютону хочет закончить век комментарием к апо-
калипсису?
Получил ли ты мое письмо недавнее и можешь ли* исполнить
мое поручение?
Что у нас за новая квартира, — чудо! Я помещен Сарданапа-
лом. Жду из Швейцарии Натали со дня на день и с Лизой,
которая пока составляет наслаждение всего семейства Фогтов,
но как истинно русская любит только одного Сашу, а немцев
так себе. . . Поди ты — с каких пор пробивается и укореняется
физиологическое чувство национальност и. . . Ольге завтра минет
10 лет. Они все славные, а Саша* вырос действительно и скла-
дывается в великолепно благородного человека.
Перед моим окном готическая церковь; польза от нее та, что
я знаю всегда который час, а вред — то, что настраивает на ка-
кую-то музыкальную мрачность, на что мне теперь совершенно
нет времени, а это настроение тянет к другой деятельности и ме-
шает. Засим обнимаю тебя, моя Полина, и цалую на обе щеки,
и пойду расхаживать ревматизм в м. . .
Письмо послано было, по всей вероятности, не по почте, а с оказией
и без конверта. Рукой Герцена надписано: «П. В. Анненкову». Год уста-
навливается по упоминанию о «Лишних людях и желчевиках».
Воскресил Химика. — Химик — Алексей Александрович Яковлев (ум.
в 1868), двоюродный брат Герцена. Последний много рассказывает о нем
27*
420 А. И. Герцен и Н. IL Огарев. — Письма к П. В. Анненкову
в «Былом и .думах». 20 октября 1860 года Герцен просил Тургенева: «Когда
ты будешь писать к Ананенкову], допроси его, как он был у моего «Хи-
мика» в Петербурге; это меня ужасно занимает» (X, 432). Очевидно..
Анненков исполнил поручение Герцена, переданное Тургеневым.
Wesen des Сhri stent hums — «Сущность христианства», известная книга
Людвига Фейербаха.
Лишних людей.— Речь идет о статье Герцена «Лишние люди и желче-
вики», помещенной bj 83 л. «Колокола», от 15 октября 1860 года. Статья
содержит защиту «лишних людей» ют нападений «желчевиков» и является
одним из самых ярких моментов в истории встречи представителей двух
поколений русской интеллигенции, выросших среди глубоко различных
социальных условий: свободных от традиций разночинцев и людей, корнями
вросших в почву усадебной, дворянской, барско-крепостнической культуры.
Последних Герцен знал прекрасно, потому что сам принадлежал к той же
генерации. «Желчевиков», по его словам, он изучал «не на месте и нс
по книгам, а по экземплярам, выезжавшим за Неман, а иногда и за Рейн,
с 1850 года». Это утверждение нуждается в некоторой .оговорке. Если
верно, что новых людей Герцен изучал по тем выходцам, которые попа-
дали за рубеж царской России, то нельзя с такой категоричностью
утверждать, что и книга не сыграла роли в этом изучении: необходимо
сделать исключение для книг журналов, в частности «Современника».
Не только личное знакомство с таким крупнейшим представителем нового
поколения, как Н. Г. Чернышевский, посетивший Герцена в июне 1859 года,
но и внимательное чтение руководимого его гостем «Современника» зна-
комило Герцена с «желчевиками», с резким расхождением двух поколений.
К моменту написания «Лишних людей» Тургенев, близкий Герцену пред-
ставитель старого поколения, резко порвал с «Современником». Анненков
знал все подробности разрыва, через него шла и переписка Тургенева
с редакцией журнала. Разговор с Анненковым, послуживший одним
из ближайших толчков к написанию «Лишних людей», * о) чем упоминает
Герцен в комментируемом письме, шел, конечно, о подробностях оконча-
тельного расхождения Тургенева с журналом. Несомненна связь «Лиш-
них людей» с разбором Тургеневского «Накануне», помещенным Добро-
любовым в мартовской книжке «Современника» за 1860 год, но считать
его ближайшим печатным поводом к выступлению Герцена на защиту
«Лишних людей», как это делали до сих пор, оказывается, едва ли воз-
можно: название «небольшой статьи» совсем не подходит к солидной по раз-
мерам работе Добролюбова. Быть -может, под именем «небольшой статьи»
Герцен разумеет написанный Н. Г. Чернышевским разбор переводного сочи-
нения американца Готорна «Собрание чудес — повести, заимствованные
из мифологии» («Современник» 1860, № 63, появление которого Тургенев
выставлял «настоящей причиной его нежелания быть более сотрудни-
ком «Современника». В рецензии, под очень прозрачной вуалью, идет речь
о Рудине, как карикатуре Бакунина. Автор повести (по имени не назван-
ной и упомянутой кстати, как пример «искажения психологической истины»
в художественном произведении) сначала хотел нарисовать центральное
ее лицо человеком серьезным, «но вдруг (ему вздумалось: «а что же
скажут мои литературные советники, люди такие рассудительные, умею-
щие так хорошо упрочивать свое состояние, если получили его в наслед-
ство, или, по крайней мере, с таким достоинством держать себя в кругу
людей с «состоянием, если сами не получили большого наследства?..»
И вот автор стал переделывать избранный им тип, вместо портрета
живого человека рисовать карикатуру, — как будто лев годится для
А. И. Герцен и Н. П. Огарев. — Письма к П. В. Анненкову 421
карикатуры...» Конец «Лишних людей», где Герцен дал «анонимный портрет
демократа поэта», имеет в виду Некрасова. «Я понял конец «желчеви-
ков» и сугубо тебе благодарен. Пора этого бесстыдного мазурика на
лобное место. И за нас, лишних, заступился. Спасибо», — писал Герцену
Тургенев 24 октября 1860. (Письма Кавелина и Тургенева к Герцену,
стр. 128.)
Drei Reiter, — die reiten—статья Герцена, помещенная в 85 л. «Коло-
кола» от 15 ноября 1860 и начинающаяся словами: «Es reiten drei Reiter» —
три всадника скачут. Статья посвящена Варшавскому свиданию прусского
регента и австрийского и русского императоров. В тот же день, которым
датировано письмо Герцена, Тургенев писал ему: «Drei Reiter» — очень
хороши; есть несколько удачных загвоздок, но вообще статья мне пока-
залась напряженной». (Письма Кавелина и Тургенева к Герцену, стр. 132).
Art epistolaire. — эпистолярного искусства.
Etudes financieres. . . Paris chez Jonaust. — «Финансовые ВтЮды об осво-
бождении крестьян в России, 'о поземельном налоге, денежной системе и
внешнем займе», соч. Александра Запасника, Париж, изд. Жоно, 1860.
Ему же принадлежит магистерская диссертация—«О погашении государ-
ственных долгов». В Лондоне был, повидимому, в казенной командировке.
Вышла превосходнейшая беш,ъ. — «Материалы для истории, упразднения
крепостного состояния пюмещичь|их крестьян в России в царствование
императора Александра II», т. I, вып. 1 и 2, Берлин 1860. Фердинанд
Шнейдер, Типогр. Г. Пеца в Наумбурге. В 1861 году вышли тт. II и III,
каждый в двух выпусках. Изданы Д. П. Хрущовым, товарищем министра
государственных имуществ. См. «Вольная русская печать в Российской
Публичной библиотеки».. Под ред. В. Мг Андерсона, П. Гиз, 1920,
стр. 1 68, 239.
Любит одного Сашу, а немцев так себе. . . — Н. А. Огарева и Лиза жили
в это время в Берне. Н. А. писала Огареву: «Саша встретил меня на же-
лезной дороге — Лиза так и бросилась к нему—каждый раз, как он
уходит, она плачет. — Сегодня я была у Фохтов, люди хорошие, а все-таки
немцы, чуждо мне с ними, и Лизе тоже — она всем понравилась, а сама все
домой просилась» («Русские пропилеи», IV, стр. 252).
Ольге завтра минет Юлет.— О. А. Герцен родилась 20 ноября 1 850 года,
так что ошибся или Герцен, датируя письмо 20 ноября, или Огарев.
14
[Письмо Огарева]
Милая Полина, в недошедших до тебя строках, я просил тебя
шибко об одном, и теперь повторяю: у М-ме Сал[иас] есть
моя писанная книга стихов и письма в стихах. Мне она нужна
на полгода, после чего я все возвращу. Попроси ее на это время
через тебя прислать ее. Мне надо для разных писаний и потому,
что не хочется умереть не перечитавши ее. Сам ты ее читать
можешь, но другим не давай. Там, вероятно, вздору куча, а иной
раз найдется и порядочное. Устрой ты мне это, умоляю тебя;
422 А. И. Герцен н Н. П. Огарев. — Письма к П. В. Анненкову
это личная потреба. Ты меня невыразимо одолжишь, по гроб
моей жизни не забуду.
Больше ничего и не напишу. Нездоровится. Странная местная
боль привязалась ко мне; пустая и неопасная, а мучительная.
Но это скоро пройдет. . . Обнимаю тебя крепко. Что нового. . .
хочу нового. — Кланяйся сам себе от меня с чувством глубокой
дружбы. Моя квартира — просто наслаждение. Наш дом с брю-
хом [т а к!], а перед ним церковь; мне кажется, что я дома в де-
ревне. Nessun maggior dolore, che ricordarsi del tempo felice...
Право, соврал Петрарка, какой тут dolore. Едва ли есть что-
нибудь сердечно лучшее. Прощай, иду обедать.
[Рукою Герцена}
Это я, доблестный П. В., отодрал конец письма — испортивши
его под влиянием того, что пиит Ог. называет Данта — Петрар-
кой, — я хотя и не Пе-дант, но этого вынести не могу. На по-
следнее письмо твое я уже отвечал — и теперь пишу только для
того, чтоб сказать, что писать нечего. Живем мы тихо, я пью
за себя и за Огар. — красное вино и Марсалу, а водку вовсе
не пью. Тур[генев] исказил свою душу председательством обще-
ства поощрения бедности родственников и детей литераторов,
педагогов,—сделался 1) опекуном Марко Вов[чка] и не по-
зволяет ей баловаться, 2) опекуном сына Шеншина — которого
законная супруга не признает, несмотря на то, что он до того
похож на Шеншина — что все просит Коньяку. Жена Шен. гро-
зила Тур. процессом — и защищает мужа тем, что у него была
водяная грыжа — как будто это мешает земным страстям,
3) ...довольно.
Читал ли ты статьи Вагнера о Мильне Едварсе в Отечествен-
ных] Зап [исках]—прелесть, если ты непотребствуешь до того,
что ездишь не только к Некрасову] (которого, надеюсь, ты
В1идел как я оборвал) —но и к самому Краев [скому] —то скажи
ему, что он меня искренно обяжет, если передаст, что вот, мол,
на острове живет такой де Ал. Ив. Добчинский и Ник. Пл. Боб-
чинский — так свидетельствуют, мол, братский привет за ваши
статьи. А ты их прочти.
Я приготовил монографию о Роберте Оуэне для Поляр [ной]
Звезды — надеюсь заслужить ваше родительское внимание и ма-
теринскую снисходительность.
Прощай. Обнимаю тебя — поминаешь ли Бурнамацкую сло-
бодку? Податель вручит тебе портреты
11 декабря 1860
А. И. Герцен и Н. П. Огарев. — Письма к П. В. Анненкову 423
{Приписка Огарева]
Назвать Петраркой Данта
Смешно для диллетанта;
Но жалким будешь франтом,
Назвав Петрарку Дантом!
Недошедших до тебя строках ... — Огарев ' ошибается, — его письмо
<с поручениями к гр. Салиас дошло до Анненкова: это напечатанное выше
письмо от 6 октября 1860.
Del tempo felice... — Цитата из «Божественной комедии» Данте. Пол-
ностью она звучит так:
Nessun maggior dolore
Che ricordarsi del tempo felice
Nella miseria—
т. e. нет большей горести, чем вспоминать о счастливом времени в несчастии.
Dolore— скорбь.
Марко Вовчок—псевдоним Марии Александровны Маркович (1835—
1907), украинок о-русской писательницы. И Герцен, и Тургенев были
поклонниками таланта Маркович и особенно ценили ее рассказы из на-
родного быта. В 1859 году в переводе Тургенева вышли в Петербурге ее
«Украинские народные рассказы!». В 1860 году в семейной жизни Марко-
вич произошли осложнения: в нее влюбился А. В. Пассек, сын Т. П. Пас-
сек, родственницы Герцена, а сама она не сразу дала себе отчет в ответ-
ном чувстве. Тургенев, дружески близкий Маркович, принимал участие в ее
тяжелых переживаниях и писал Герцену 14 октября 1860 года, что нахо-
дится в отношении к ней «в положении дяди или дядьки» (Письма Каве-
лина и Тургенева к Герцену, стр. 126.-Маркович скрыта здесь под ини-
циалами N. М.).
Сына Шеншина — Александр Александрович Шеншин (ум. 21 октября
1860) был женат на Викторине Ильиничне Головиной. Она не признала
сыном Шеншина мальчика, прижитого им от другой женщины, оставшейся
без всяких средств после смерти Шеншина, и грозила Тургеневу судебным
процессом, если он не оставит попечений о ребенке. «Тут живет недавно
овдовевшая г-жа Шеншина; это—в своём роде — феномен. Я должен
был повозиться с нею—и ничего подобного не встречал! А встречал
я много замечательного в этом роде», — писал Тургенев Е. М. Феокти-
стову из Парижа 11/23 ноября 1860 года («Тургенев и круг «Современ-
ника». Неизданные материалы 1847—1861. Изд. «Academia», стр. 162—
163). Рассказывает об этой истории Тургенев в письмах к Е. Я. Колба-
сину (Первое собрание писем, стр. 83—88) и к. А. И. Герцену, к по-
следнему особенно подробно в письме от 20 ноября 1860 года. (Письма
Кавелина и Тургенева к Герцену, стр. 130—131.)
Читал ли ты статьи Вагнера... — Вагнер Николай Петрович (1 829—
1907) — зоолог и беллетрист, известный под псевдонимом Кота Мурлыки.
Герцен говорит о его статьях «Природа и Мильи-Эдварс», напечатан-
ных в октябрьской и ноябрьской книжках «Отечественных записок»
1860 года. Ко времени написания комментируемого письма в руках Гер-
цена была, вероятию, только октябрьская книжка, так как русские жур-
налы получались им обычно с очень большим запозданием.
424 А. И. Герцен и Н. П. Огарев. — Письма к П. В. Анненкову
Вручит тебе портреты... — 9 октября 1860 года Герцен снялся вместе
с Огаревым. Один экземпляр этого снимка послал М. К. Рейхель (XL
34). Анненкову письмо и фотография посланы не по почте, а с оказией:,
конверта нет, на письме рукой Огарева надписано: «Полине».
15
[Письмо Герцена]
6 августа 1864
Bryanstonhouse Bournemoutii
Сейчас вспомнил ;по поводу письма Ог[арева] к Кашперову,
что я еще тебе не отвечал, милейший Павел Васильевич, и испу-
гался. Небрежность — вещь скверная, забвение —вредное, но
испугался я не этого, а того, что ты подумаешь, что уж так рас-
сердил меня своим письмом — что перо прильпе ,к чернильнице.
Я уж и это качество потерял, все мы начинаем мякнуть, как Тур-
ген [ев]. Мозг идет в компот, как у Боткина — по твоему письму
ко мне можно заключить, как мы стали глупы, глухи, без чутья
и пр. Alles zerstorende Zeit! Бывало и ты добродушно
смеялся — показывал зубы милого моржа — красноречиво писал
о судне Антонина — а теперь туда же хочешь плыть в судне
Муравьева. — Это старость. И я с большим удовольствием ви-
дел, что ты купаешься с сыном Кашперова в Коме. — От вас
всех сначала пахнет Катковским потом — а помоешься итальян-
ской водой, оно и отшибет.
А что дети у тебя водятся? Возраст? Пол? Имя? Характер?
А как в отставку — Панина, Кетчера, тебя, меня, Корша
и Филарета.
Письмо адресовано в Италику Lago di Como, Tremezzo. вилла Carlotti,
Кашперову, с передачей Анненкову. Оно производит впечатление неза-
конченного.
Испугался. — Герцен запоздал с ответом на то письмо Анненкову,
о котором упомянул в письме к М. К. Рейхель 28 августа 1864:
«А что за год мы прожили? Даже Павел Анненков и тот лягнул в письме»
(XVII, 339).
Alles zerstorende Zeit — все разрушающее время!
В судне Муравьева.—Муравьев Михаил Николаевич (1796 — 1866),
он же Муравьев-Виленский или Муравь ев-вешатель, известный беспо-
щадным усмирением польского восстания 1863 года.
Дети у тебя водятся. — У Анненкова, женившегося в 1861 году на
Глафире Александровне Ракович, была дочь Вера и сын Павел.
Панин Виктор Никитич (1801—1874) — министр юстиции с 1841 по
1862 год, с 1864 года—главноуправляющий III Отделения «собственной
его величества канцелярии», после смерти Я. И. Ростовцева (1860) —
председатель редакционных комиссий. Играл в высшей степени реакцион-
А. И. Герцен и Н. П. Огарев. — Письма к П, В. Анненкову 425
ную роль в деле крестьянской реформы 1861 года. «Колокол» пестрит
многочисленными /выпадами Герцена против Панина.
Кетчер Николай Христианович (1809—1866)—врач, переводчик Шекс-
пира, видный член кружка «людей 40-х годов», группировавшихся около
Белинского. Тургенев поручил и подарил ему первое отдельное издание
«Записок охотника». /Был очень близок «с Герценом и его семьей. Впо-
следствии круто повернул вправо. О старых московских знакомых и
в частности о Кетчере Герцен писал М. К. Рейхель 22 декабря 1865:
«. . . все они сделались врагами и большая часть дрянью. . . Кетчер во
главе» (XVIII, 290).
Корш Евгений Федорович (1810—1897)—брат М. Ф. Корш, один
из наиболее близких Герцену членов кружка. В 1835—1841 годах — би-
блиотекарь Московского университета. С 1842 по 1848 год — редактор
«Московских ведомостей». В 1858—1859 годах—издатель журнала «Атеней».
С 1862 года в течение 30 лет библиотекарь Публичного и Румянцевского
музеев. «Поведение Коршей (Евгения и Валентина), Кетчера, а потом
Бабста и всей сволочи таково, что мы поставили над ними крест и считаем
их вне существующих», — писал Герцен М. К. Рейхель 16 марта 1862 года,
после того как «бывшие близкие люди в Москве» открыто заявили свое
сочувствие реакционным взглядам Б. Н. Чичерина на университетский
вопрос.
Филарет— московский митрополит (1783—1867),	автор манифеста
19 февраля 1861 года об освобождении крестьян.
Г. Лур ье
Питейные бунты 1859 года и П. П. Линьков-Кочкин
(По архивным материалам) 1
Далека от нас та эпоха, о которой идет речь в настоящей
статье, тем не менее я полагаю, что тема этой статьи представ-
ляет и теперь известный интерес современности.
Раньше всего на примере питейных бунтов, которые, к слову
сказать, у нас весьма мало изучены, мы лишний раз убеждаемся
в правильности той мысли, что «насилие является повивальной
бабкой всякого старого общества, когда оно беременно новым».2
Шестидесятые годы прошлого века являлись для царской Рос-
сии эпохой нарождения нового буржуазного общества. Уже
давно установлена роль насилия в подготовке основной «ре-
формы» этого периода; эту роль формулировал в свое время
Александр II словами: «Лучше отменить крепостное право
сверху, нежели дождаться того времени, когда оно само собой
начнет отменяться снизу».3 Питейные бунты 1859 года показы-
вают, что одна из основных финансовых реформ 60-х годов
была ускорена не без участия «насилия» народных масс.
Но эти бунты вместе с той системой откупов, на которой
они выросли, заслуживают еще внимания с'точки зрения исто-
рии нашего первоначального накопления. Когда мы в свое время
изучали «Капитал» Маркса, на нас производили неизгладимое
1 Для составления настоящего очерка, кроме литературы, использованы
преимущественно дело III Отделения 4 экспедиции 1859 г. за № 135
«О буйстве крестьян, домогавшихся понйжения цены на вино», и дело
III Отделения 2 экспедиции 1850 г. за № 421 о Линькове.
2 К. Маркс, «Капитал», т. I, изд. 4-е, 1929, стр. 603.
3 Слова, сказанные московскому дворянству 30 марта 1856 г.
Г. Лурье. — Питейные бунты 1859 года и П. П. Линьков-Кочкин 427
впечатление не только те страницы, где он дает глубокий теоре-
тический анализ сложных проблем стоимости, товарного фети-
шизма, воспроизводства и т. д., но и та блестящая глава о «так
называемом первоначальном накоплении, которая вскрывает
всю картину беззастенчивого грабежа и насилия, которыми
.была удобрена почва для произрастания капитализма.
Эпоха первоначального накопления ib царской России, со всем
ее своеобразием, ждет еще своего историка. И этот историк не
сможет пройти мимо фигуры откупщика и его царского тело-
хранителя.
Последние годы откупной системы и питейные бунты еще
интересны тем, что в них в оголенном виде проявились классо-
вые аппетиты. Чего стоит хотя бы такой штрих, как резко
изменившееся отношение помещиков к развитию кабацкого
дела в деревне, когда они убедились, что ,все равно! скоро поте-
ряют ‘свою крепостную власть над крестьянами, по крайней
.мере, в прежнем ее виде.
Не лишено интереса и отношение различных течений обще-
ственной мысли того времени к стихийным питейным бунтам
и к предшествующей им забастовке против пьянства. В то время
как одни схоластически подходили,к этому движению с точки
зрения абсолютной нравственности и отворачивались от него
из-за «некультурных примесей», другие, в лице Н. А. Добро-
любова, приветствовали это движение как таковое: они видели
в нем пробуждение народных масс, движимых экономическим
интересом, и никакие «эксцессы» не заслонили перед ними по-
ложительной стороны этого «народного дела».1
Народное дело выдвинуло своих «подстрекателей». Один из
них, Линьков-Кочкин, заслуживает того, чтобы не быть предан-
ным забвению. Такое право дает ему не’только его мученическая
жизнь, но'и те задатки самородка, которые обнаруживаются
в его невольной переписке с III Отделением. Между тем его
имя, если не говорить о забытой статье в «Колоколе», до сих
пор нигде не упоминалось, ни в галлерее «выдвиженцев» из на-
рода, ни в списках якутских ссыльных. Мы хотим восполнить
этот пробел.
Соответственно этому наша статья будет состоять из двух
частей: 1) Питейные бунты, 2) П. П. Линьков-Кочкин.
1 См. статью Добролюбова «Народное дело. Распространение обществ
трезвости» в «Современнике» 1859, № 9; она вошла в том IV* Сочинений
Добролюбова.
428 Г. Лурье. — Питейные бунты 1859 года и П. П. Линьков-Кочкин
1
ПИТЕЙНЫЕ БУНТЫ
23 мая 1859 года пензенский гражданский губернатор сооб-
щил в своем рапорте императору Александру II о беспорядках,
имевших место в городе Наровчате 20 мая.1 В этот день,
во время происходившего там базара, «толпа мещан, а также
крестьян, как государственных, так и помещичьих, до 700 чело-
век» напала на питейное заведение и требовала отпуска вина
по более дешевым ценам. Толпа ссылалась при этом на указ,
согласно которому продажа водки по возвышенным ценам
является злоупотреблением откупа. Подстрекателями являлись
государственные крестьяне Архипов и Ситников, полицейский
солдат Королев, рядовой инвалидной команды Запольский
и мещанин Сидоров. При попытке властей арестовать Архи-
пова толпа его отбила. Майор Жохов, сообщает губернатор,
ударил одного крестьянина из толпы «слегка бывшей у него
в руках тонкой палочкой. Крестьянин этот, притворившись
лишившимся чувств, упал на землю». Это еще больше возбу-
дило толпу, которая разбежалась только тогда, когда появи-
лось войско.
Этот рапорт пензенского губернатора явился первой ласточ-
кой. Вслед за ним в течение нескольких месяцев сыпались
с мест рапорты и сообщения губернаторов, штаб-офицеров кор-
пуса жандармов, стряпчих и т. д. о питейных волнениях в ряде
губерний центральной России.
Собственно, первой датой этих волнений надо считать не
20 мая в Наровчате, а еще 18 мая в заштатном городе Верх-
нем Ломове, все той же Пензенской губернии, где для усми-
рения народа также потребовались вмешательство войска и
арест 15 человек. Об этом сообщает 27 мая шефу жандармов
Долгорукову штаб-офицер корпуса жандармов, находившийся
в Пензенской губернии, Андреянов. 2
Верхний Ломов и Наровчат выполнили только роль сигналь-
щиков: волнения широкой волной разливались по прочим
1 См. дело 1859 г. № 135. стр. 1 и сл. Пензенская губерния была вообще
из неспокойных. Известен бунт ополченцев в конце 1812 г., особенно
в Инсаре, Саранске и Чембаре (см. «Великая реформа», т. 3, стр. 44).
Питейные волнения были в Пензенской губернии еще в 1850 г. В 1854 г.
эта губерния в числе прочих участвовала в выступлениях против крепост-
ного права.
2 Дело № 135, стр. 6 и сл. В Верхнем Ломове участвовало, по сооб-
щению Андреянова, до 800 человек, «почти исключительно государствен-
ные крестьяне».
Г. Лурье. — Питейные бунты 1859 года и П. П. Линьков-Кочкин 429
уездам Пензенской губернии: Краснослободскому, Инсарскому,
Нижеломовскому, Керенскому, Городищенскому и Мокшан-
скому. 1 21 мая беспорядки произошли в селе Кармите, опять-
таки во время ярмарки, при участии крестьян разных деревень,
а также в селах Хонуденеве и Атмисе. 24 мая — в селениях:
Бобровке, Новоневинском, Лещинском и Мичкаевском.
25 мая — в селе Большом Азясе, опять-таки во время ярмарки,
причем было арестовано 20 человек. В тот же день — в селе
Толковском и в городе Краснослободске. В последнем, во время
базара, в беспорядках участвовала «толпа людей разных сосло-
вий, человек до 600». Потребовалось вмешательство войска.
24 мая произошли беспорядки в казенном селе Унуевском Май-
дане, Писарского уезда. 25 мая — в казенном селении Базарные
Дубровки, Краснослободского уезда. 28 мая — в селе Иссе
и в казенном селе Верхнесинеком. В селе Иссе, между прочим,
ранен был камнем офицер. В ночь на 28 мая беспорядки про-
изведены в помещичьем селе Токмово. 29 мая — в городе
Инсаре. Здесь во время ярмарки толпа бросала каменьями
и палками в солдат. «Полусумасшедший помещик Либенау
разъезжал в народе верхом и подстрекал народ к убийству. 2
В тот же день произошли также беспорядки в казенных селах
Ямском, Адашове, Вязерском, Пятине, Старокорсакове, Мало-
полянском и в заштатном городе Троицке, Краснослободского
уезда. В Троицке против бунтовщиков было двинуто три роты;
при виде последних двое крестьян бросились на колокольню
ближайшей церкви и «ударили в набат». На другой день,
30 мая, беспорядки произошли в помещичьем селении Пушкине
и в казенном селе Шадыме. 31 мая беспорядки имели место
в казенных селах: 3 Навлейне, Камен-но-Бродском, Остроге.
1 По жандармскому сообщению от 13 июня 1859 г., по Пензенской губер-
нии было 40 «происшествий с питейными домами, в том числе: 22 — в .ка-
зенных селениях, 14 — в помещичьих и 3 — в городах: Инсаре(, Троицке
и Мокшане (Одно «происшествие» произошло .в селе, о котором нет ука-
заний, казенное ли оно* или помещичье). Сообщение 1губернатора при-
бавляет еще города Наровчат, Красно с лоб о дек и Шешкеево.
2 Об этом подстрекателе упоминает также III Отделение в своем все-
подданнейшем «Нравственно-политическом обозрении за 1859 г.». См.: «Кре-
стьянское движение 1827—1869 годов», изд. Центрархива-Соцэкгиза, в. I,
стр. 136. Здесь же в числе подстрекателей по Пензенской губернии
отмечены еще «дьякон, два дьячка, несколько мещан и бессрочно отпуск-
ных нижних чинов».
3 Мы чаще встречаемся с питейными беспорядками в казенных селах,
чем в помещичьих. Сами кабаки были больше расположены в казенных
селениях. В 1837 г. в 15 великорусских губерниях на три с лишком мил-
лиона государственных крестьян было почти 4400 кабаков, т. е. один кабак
430 Г. Лурье. — Питейные бунты 1859 года и П. П. Линьков-Кочкин
Лунине,- Сияшове * 1 ih (в (помещичьих селениях Алексеевке, Липня-
говке, Холеневе, Болдове, а также при господской деревне Ка-
раулове и в селе Большая Кавендра.
1 июня беспорядки начались в помещичьем селении Солов-
цовке, но были скоро приостановлены. В тот же день они имели
место в казенном селе Юловке и в помещичьих деревнях Кура-
кине, Царевщине, Першине, Ульянове, в казенных селах Байла-
кове, Шуваре, Старопшенивках, помещичьих селениях Бутурли
и Осада и в городе Мокшане.
Мы нарочно привели этот не вполне исчерпывающий список,
пунктов Пензенской губернии, где имели место питейные бес-
порядки, для того, чтобы показать, как широко они разлились
по губернии в течение какихннибудь двух недель.2 «Только
на 701 «душу»; в тех же губерниях было тогда в помещичьих селениях
почти 4,9 миллиона душ и только 1836 кабаков, или один каба/к на
2691 душу. («Великая реформа», т. 2, стр. 215). Впрочем, в 50-х годах
число кабаков выросло и в помещичьих селениях.
Состояние и настроение казенных (государственных) крестьян николаев-
ской эпохи характеризуются следующими цитатами из всеподданнейших
отчетов III Отделения: «Казенные крестьяне, сия значительная часть
нашего народонаселения, почти повсеместно находятся в самом худом
положении. Не имея должного надзора или, лучше сказать, не имея
никакого за собой надзора и будучи жертвою своих/ голов и алчной зем-
ской полиции, они год от году беднеют и развращаются» (из «Обозрения
расположения умов и различных частей государственного управления
в 1835 г.»). «Казенные крестьяне, привыкшие к жизни совершенно сво-
бодной, разгульной, к безотчетному распоряжению своими действиями,
своим имуществом, с неудовольствием смотрят на всякую в положении их
перемену, которая стеснит или ограничит свободу их» (из отчета за
1837 г.). См. «Крестьянское движение 1827—1869 годов», в. I, стр. 18
и 24. Разумеется, в этих цитатах заслуживает внимания не разглаголь-
ствование III Отделения о разгуле и т. п., а характеристика фактического
положения дел.
1 В Навлейне беспорядки повторились 1 июня. В Алексеевке — 2 июня.
В Холеневе беспорядки произвели окрестные крестьяне, которые были
остановлены жителями этого селения. В Сияшове часть крестьян остановила
«буйство».
2 Чтобы судить об экстенсивной значительности движения в Пензенской
и других губерниях (о которых речь ниже), приведем для сравнения
следующие данные И. И. Игнатович о волнениях, вернее, неповиновениях
крестьян за время с 1826 по 1861 г. Всего 1186 волнений, которые
по десятилетиям распределяются следующим образом:
1826-1834 гг.
1835-1844 »
1845-1854 »
1855—1861 »
148 волнений
216
348
474
В среднем на
приходилось по
каждую из 45 губерний за время с 1826 по 1854 г.
15 волнений. См. «Борьба крестьян за освобождение»^
Г. Лурье. — Питейные бунты 1859 года и П. П. Линьков-Кочкин 431
в уездах Пензенском, Саранском и Чембарском спокойствие
еще не нарушено, во всех же прочих семи уездах множество
разбито и разграблено питейных домов»,—пишет Андреянов
в своем сообщении от 3 июня. На этом сообщении Андреянова
имеется следующая надпись: «Высочайше повелено командиро-
вать для восстановления порядка в поименованных губерниях
генерал-адъютанта Яфимовича».
В приведенной пометке речь уже идет не об одной только
Пензенской, но и о Тамбовской губернии, куда беспорядки
перекинулись еще в конце мая. 30 мая «толпа мещан, крестьян
и бессрочно отпускных, около 2000 человек», разграбила питей-
ные дома на базаре в городе Спасске, причем «даже похитила
самые образа». 1 Та же толпа, разбившись на несколько отдель-
ных партий, произвела беспорядки в селах Кажлотке и Хому-
товке и в деревне Липлейке. Об этом сообщает Долгорукову
из Тамбова подполковник корпуса жандармов Дурново 4 июня.
1 июня толпа около 5000 человек произвела беспорядки в селе
Кирилловке и в целом ряде других пунктов.2 В сообщении
Дурново отмечает влияние вредных слухов и подстрекателей
из государственных крестьян. В Тамбовской губернии дело,
повидимому, ограничилось Спасским уездом.3 Беспорядки, про-
изд. «Петроград», 1924. стр. 21. В журнале «Минувшие годы» 1908 г.
(май, июнь—октябрь) Игнатович дала преуменьшенные числа. Вот при-
веденная там автором табличка по пятилеткам:
1826-1829	гг. было . . . .		...	41	волнений
1830-1834	»	» ....	...	46	»
1835-1839	»	» ....	...	59	»
1840-1844	»	» . . .	... 101	»
1845-1849	»	» ....	. .	172	»
1850-1854	»	» - ...	... 137	»
1 Участвовали, повидимому, в беспорядках преимущественно государ-
ственные крестьяне. На базаре в Спасске были лица, съехавшиеся из со-
седних уездов Пензенской губернии, которые принесли известия о тамошних
волнениях. Поводом к беспорядкам в Спасске, кроме основной причины —
дороговизны вина, повидимому, послужило столкновение, вызванное грубым
обращением служителей откупа. Любопытно, что толпа не грабила товаров
на базаре даже в пьяном виде. См. «Под суд», лист 5 (приложение
к «Колоколу»).
2 Села Ново-Бадиково, Очадово, /Гархановская, Потьма, Покровские
Селищи, Жуково, Дракино и деревня Покасы; арестовано около 50 человек.
3 О беспорядках в Пензенской губернии и Спасском уезде упоминает
корреспондент «Московских ведомостей» 26 июня 1859 г., ссылаясь
на источник «Как говорят».
432 Г. Лурье. — Питейные бунты 1859 года и П. П. Линьков-Кочкин
исшедшие в конце мая и в начале июня, пробовали здесь по-
вторить и в первых числах июля, но они тогда были останов-
лены и больше не развивались.
Значительно продолжительнее были беспорядки в Самарской
губернии. Здесь, в городе Николаевске, 5 июня, в'о время
ярмарки, толпа потребовала от городничего опубликования
изданного, как ей стало известно, приказа о продаже водки
по дешевой цене.
Городничий собрался было уже по барабанному бою при
полиции объявить об этом народу, но вмешался стряпчий
и отговорил городничего от его намерения. Толпа, естественно,
заподозрела здесь что-то неладное и перешла к «буйству». Здесь
в питейном бунте участвовали и рабочие. Беспорядки в тот же
день начали распространяться и по Николаевскому уезду. Из
официальных сообщений можно видеть, что беспорядки проис-
ходили в разных местах 12, 14, 17, 26, 28, 29 и 30 июня
и продолжались 5, 8, 12, 13, 15, 19 и 20 июля.1 Общая при-
чина всех этих беспорядков — «уклонение откупа от продажи
простого полугара по установленной цене». Кое-где дело дохо-
дило до «самозванства». 6 июля в село Логвиновку, Ново-
узенского уезда, явился солдат (бессрочно отпускной) Кузне-
цов, назвался великим князем Константином Николаевичем
и, собрав крестьян и1 нижних чинов, разграбил с, ними водоч-
ную лавку. В городе Бугуруслане зачинщиками явились купцы
братья Худяковы, Хохлов и мещанин Васильев.
В общем в этой губернии были охвачены беспорядками
уезды: Николаевский, Новоузенский, Бузулукский, Бугуруслан-
ский, Бугульминский. В Николаевском и Н о:в оу зейск ом уездах
разбито и разграблено более 25 питейных домов в течение
июня. В Бугурусланском и Бугульминском уездах с 29 июня
по 20 июля —18 питейных1 домов’ и 3 выставки (водочные).
1 Вот перечень мест Самарской губернии, которых коснулись беспорядки:
город Николаевск, села: Каменка, Рахмановка, Тарасовка, Липовка, Пе-
речной хутор, Порубежск, Балаково. Любицкое, Журавлиха, Никольское,
селения: Дергачи, Миюс, Ивановка, Федоровка, Новорепное, Алексашкино.
Калуга, Логвиновка, город Бузулук, селения: Елшанко, Добазы, Логачовка.
Погромное, Никольское (Бузулукского уезда), село Алексеевское, Сорочин-
ское, деревни: Шебаловка и Гаршино, город Бугуруслан, селения: Стю-
хипское, Мордовско-Бугское, Ноткинское, Афонкинское, Сок Кармалин-
ский, Кандыза, Аманак, Б. Толкай, Троицкое, деревня Терис Усмановой,
селения: Кандызское (Бугульминского уезда), Новодомойкинское, Тумбер-
линское, Борсикино, села: Копаевка, Красный Яр, Новотулка Маянг,
деревня Яланта, хутор Плеханове, колония Екатериненштадт-Баронский.
Г. Лурье. — Питейные бунты 1859 г. и П. П. Линьков-Кочкин 433
Сообщая 5 июля шефу жандармов о беспорядках в Самар-
ской губернии, исполняющий должность штаб-офицера корпуса
жандармов, между прочим, пишет:
«Самовольство не происходило в селениях мгновенно; кре-
стьяне. . . условясь между собою, особенно в праздничные дни,
нападали вдруг на кабак, имея с собою свои семейства с заго-
товленной посудой. . . И после того, по требованию полицейского
чиновника, крестьяне являлись на сход и из них зачинщики
грабежа заключались под стражу без особого возмущения».
Сообщение прибавляет, что 5 июля волнения еще не прекра-
тились и что происходят они уже не из негодования к откупу,
а из корысти. Александр II, которому докладывались все со-
общения о питейных беспорядках, был «смущен» корыстным на-
строением крестьян, и на рапорте собственной его величества
рукой написано карандашом: «Весьма неприятно». Относи-
тельно злоупотреблений откупщиков, о которых свидетель-
ствуют многие сообщения, Александр II никаких .надписей не
делал.
Однако «еще более неприятно» было то, что буйная Самарская
губерния дурно повлияла на соседнюю Саратовскую. Здесь
беспорядками были охвачены уезды: Вольский, Хвалынский,
Петровский, Кузнецкий и Саратовский. Только к середине
июля там удалось восстановить порядок. Значительные раз-
меры беспорядки приняли в городе Вольске. Здесь бунт на-
чался 24 июня, во время ярмарки, в 2 часа пополудни (обычно
во многих других местах беспорядки начинались около полу-
дня) . Подстрекателями явились бессрочно отпускные рядовые
и просто мцещане, а также отставной чиновник Сухов. Когда
полиция пыталась восстановить порядок, то дошло до того,
что была поломана часть оружия и городничий был опасно
ранен. Во «время этих беспорядков толпа разбила полицейскую
арестантскую и освободила арестованных, а также нанесла побои
нижним чинам полиции. В этой губернии заключено под стражу
150 человек.1
Влияние Самарской губернии сказалось также и на Орен-
бургской. В Белебейском уезде несколько человек, прибывших
из Самарской .губернии, возмущали население, распространяя
слухи, что правительство желает уничтожить откупа и ввести
вольную продажу вина и что «помещики, вопреки распоряже-
ниям правительства, медлят освобождением крестьян из кре-
1 «Вечером того же дня забраны были все лежавшие на земле и заклю-
чены в большом количестве в тюремный замок» («Под суд», лист 8).
28 <3венья» № 3
434 Г. Лурье. — Питейные бунты 1859 г. и П. П. Линьков-Кочкин
постной зависимости и что, следовательно, им остается грабить
питейные дома, а потом приняться и за расправу с „помещи-
ками». Ещз до того беспорядки происходили в уездах Орен-
бургском и Стерлитамакском. Сведения о беспорядках в этой
губернии относятся к датам — 9, 12, 21 и 22 июля.
К июлю относятся беспорядки и в Симбирской губернии.
2 июля в городе Ардатове на базаре чиновник уездного суда
Никольский прочел толпе указ о продаже дешевого вина. Так
как указ стоял в полном противоречии с действительностью^
то дело кончилось питейным бунтом, который потом перебро-
сился в уезды Ардатовский, Алатыбокий, Корсунский. В Кор-
сунском уезде буйствовавшая толпа состояла из 500 крестьян;
подстрекал здесь отставной прапорщик Попов.1 Любопытна
отметить, что в Симбирской губернии среди виновников беспо-
рядков задержана также жена отставного унтер-офицера:
в других местах мы не натолкнулись на наличие женщин среди
арестованных.2
Быстро и круто были приостановлены беспорядки в Воро-
нежской губернии. Здесь, в городе Острогожске, во время
базара, 5 июля толйа до 300 человек .потребовала было деше-
вого вина. Дело еще не дошло до разгрома, как явился губер-
натор; по его распоряжению 15 человек крестьян были нака-
заны в присутствии других розгами, и порядок был немедленно-
восстановлен. Откупщику же, купцу Бабенышеву,, губернатор
«сделал замечание» за полугар «дурного качества».
Несколько более упорными, но также в общем непродолжи-
тельными оказались беспорядки в Московской губернии. 31 мая
в 1 час пополудни толпа крестьян в 3000 человек произвела
питейные беспорядки на годичной ярмарке близ Иосифова мо-
настыря, в 19 верстах от Волоколамска: толпа кидала кирпи-
чами в исправника, ушибла станового пристава, освободила аре-
стованных зачинщиков. 1 июля вечером беспорядки произошли
в1 казенном селении Иоанна Святого. 2-го утром — в деревне Но-
вошинном и в господском селении Знамение. 9 июля штаб-
офицер корпуса жандармов сообщает, что «беспорядки в Воло-
коламском уезде продолжаются». Однако в докладе его вели-
честву 25 июля о «буйстве жителей и грабеже питейных домов»
1 III Отделение ib отчете за 1859 г. называет еще в числе подстрека-
телей чиновника Никольского («Крестьянское движение 1826—1869 годов»,
в. I, стр. 136); не потому ли, что он прочел толпе указ о дешевом вине?
2 «Участие женщин имело, однако, место и в .других случаях. Около
города Спасска питейный дом был разбит женщинами и детыми обоего<
пола, почти без участия мужчин» («Под суд», лист 5).
Г. Лурье. — Питейные бунты 1859 г. и П. П. Линьков-Кочкин 435
о Волоколамском уезде сказано: «Беспорядки прекращены
немедленно и не повторялись». Интересно отметить, что при
Иосифо-Волоколамском монастыре 31 мая дешевое вино отпу-
скалось в незапечатанной посуде. Так как оно было чрезвы-
чайно дурного свойства, то покупатели требовали, чтобы его
отпускали в запечатанной посуде, для того чтобы можно было
это вино представить по начальству; однако им в этом отка-
зали, ссылаясь на то, будто дешевое вино должно отпускаться,
в незапечатанном виде.1 Заметим еще, что из одного сообще-
ния можно усмотреть, что в Московской губернии, в Клинском
уезде, было покушение повторить беспорядки еще ib октябре
того же года.
Слабые отзвуки беспорядков можно отметить еще в целом
ряде других губерний. В Тверской губернии такие случаи имели
место 1 июля в Тверском уезде и 5-го — в сельце Погосте, Зуб-
цовского уезда. Возможно, что в последнем случае дело не обо-
шлось без попустительства со стороны полиции: жандармский
подполковник Симановский сообщает, что управляющий отку-
пом «прекратил доставление ему (зубцовскому городничему. —
Г. А.) ежемесячного пособия», говоря в том же сообщении, что
вообще городничий пользовался «обычными выгодами от
откупа».
В Вятской губернии мы встречаемся с беспорядками в Коз-
ловской волости, Нолинского уезда, 20 июля, в Котельническом
уезде — 6 сентября, в селе Петровском, Уржумского уезда,—
1 октября и снова в Нолинском уезде — 5 октября.
В Казанской губернии беспорядки произошли 20 июля в1 селе
Омаре; среди зачинщиков арестован полицейский сотский.
Далее идут беспорядки во Владимирской губернии: 29 ноября
в Судогодском уезде; в Новгородской губернии — 27 сентября,
в Тихвинском уезде; в Архангельской губернии — 1 ноября
в Архангельском уезде, где беспорядки были произведены’
рабочими лесопильного завода Беломорской компании; в Смо-
ленской губернии весьма слабые отголоски — 8 сентября;.
1 «Поверенные хотели было доказать свою справедливость силою, но-
в ответ им упало несколько камней, перебивших немного посуды и слегка
задевших одного сидельца. Прибывшей на место земской полиции удалось
скоро успокоить народ, связав несколько крестьян, шумевших более дру-
гих. . . Около того же времени было и в других кабаках того же уезда
несколько манифестаций против уж очень дурного качества трехрублевого
вина». (Из письма Ник. Розанова в «Московских ведомостях» от 9 июня
1859 г.). Любопытно, что Розанов называет 'описываемое им выступление
одним из «выражений, конечно, незаконного, но вызванного беззаконным же
поступком откупа отношения нашего народа к откупам».
28*
436 Г, Лурье. — Питейные бунты 1859 г. и П. П. Линьков-Кочкин
в Пермской губернии бывший соучастник откупа, купец Закрев-
ский, подстрекал толпу, но безрезультатно; наконец, отраже-
нием той же волны является сообщение из Таврической губер-
нии, что начальник губернии заставил откупщика продавать
по 3 рубля ведро водки и не закрывать своих предприятий,
'чтобы таким образом, очевидно; избегнуть проникновения сюда
питейных бунтов.1
В основном все это движение, как и предшествовавшее ему
движение трезвости, должно быть рассматриваемо как массовый
протест против произвола откупщиков.2 Как известно, в ста-
1	См. Дело № 135, листы 24 и слл., 64 и слл., 146 и слл.„ 192,
.208 и слл. Питейные бунты, как мы видим, экстенсивно получили
значительные размеры, но особой интенсивностью не отличались во мно-
гих -местах. Это соответствует характеристике крестьянских волнений
вообще, которую дает И. И. Игнатович для николаевской и ближайшей
-к ней эпохи: «Волнения николаевского времени, разросшись в количестве,
не углубились, однако, ни по силе сопротивления, ни по сплоченности
населения. Они попрежнему были мирны по форме, слабы по силе сопро-
тивления, крайне разрозненны и редко выходили за пределы отдельных
крепостных ячеек. Достаточно сказать, что из 271 имения, о которых
имеются более или менее подробные сведения, лишь в 34 оказано было
какое бы то ни было сопротивление военной команде; вооруженные же
столкновения с военными (командами случились лишь в 8 имениях за все
29 лет» («Борьба крестьян за освобождение», стр.- 21—22). Правда,
Игнатович же в журнале «Минувшие годы» говорит, что из 261 волнения
132 подавлены с помощью военных команд, но это говорит не столько
об интенсивности волнений, сколько о ретивости начальства. Данные для
характеристики движения и отчасти его причин, имеются в донесениях
III Отделения, напечатанных в книге: «Крестьянское движение 1827 —
1869 годов». Одно из донесений напечатано в статье М. Н. Покровского:
«Чернышевский и крестьянское движение конца 1850-х годов» в журнале
«Историк-марксист» 1928, т. X.
2	Связь движения трезвости с дороговизной водки нашла себе яркое
выражение в следующем сообщении из Нижнего, напечатанном в «Русском
дневнике» за 1859 г., № 20:
«На крещенском торгу нынешнего года приезжих из окрестных селений
•крестьян было, как уверяют, до десяти тысяч человек; но откупщики,
всегда рассчитывавшие на этот день, как на день благостыни, на этот раз
горько обманулись. Бывало в эти дни к вечеру весь народ более или
менее навеселе; теперь не то: трезвые приехали на торг, трезвые и уехали
-во-свояси. Сходят в питейный дом, приценятся ik водке, да, видя, что
сильно вздорожала, тотчас и домой. И все тихо, спокойно, без шуму.
Говорят, что откупщики терпят большой убыток. Народ это знает, и в де-
ревнях и на базарах так толкуют: «так не будем же пить; дадим зарок;
пускай их откупщики да целовальники сами выпьют все вино, а мы не
хотим, не станем».
Добролюбов в «Современнике» зло высмеивал чванство литераторов,
которые пытались приписать своему влиянию развитие трезвости: «В’ про-
шлом году стали писать против откупов, — вот крестьяне-то и вразумились
Г. Лурье. — Питейные бунты 1859 г. и П. П. Линьков-Кочкин 4377
рой России в течение почти ста лет, с 1765 до 1861 года,
с некоторыми перерывами господствовала откупная система,
продажи питей. Она явилась одним из источников нашего’
первоначального капиталистического накопления и бессовест-
ного ограбления народных масс. Откупа давали казне солидную-
часть государственного бюджета, и чем дальше, тем больше
возрастала роль откупов в этом бюджете: в 50-е годы—
до Уз бюджета. Вместе с тем, этот доход составлял выгоду для^
правящих классов, так как он принадлежал к числу тех нало-
гов, о которых метко сказано, что овца здесь не замечает, как
ее стригут. Уже поэтому правительство всячески покровитель-
ствовало откупщикам, терпело их беззакония и вооружало их
невиданными полномочиями. Впрочем, откупщики держали на
откупу не только водку, но и всю администрацию.* 1 По офици-
альным источникам («Сведения о питейных сборах в России»,
т. III, стр. 114) губернские откупщики платили по следующей
табели:
губернатору на улучшение города................. 3000	руб
ему же на его канцелярию........................ 1200	ж
полицеймейстеру ................................ 1200	»•
секретарю полиции ....	  300	»•
частным приставам (три человека)................. 720	»
квартальным надзирателям (шесть человек). . . .	360	»'
исправнику ...................................... 600	»
окружному начальнику............................. 500	»
становым (три человека).......................... 720	»
непременному заседателю.......................... 300	»
секретарю земского суда.......................... 300	»•
председателю казенной палаты.................... 2000	»
советнику питейного отделения.................... 600	»
столоначальнику.................................. 500	»
винному приставу...............................   600	»
Итого . . .	12900 руб.
Щедрые на расходы, откупщики всякими правдами и неправ-
дами превращали пьянство и откуп в вернейшее средство к при-
обретению громадных капиталов. Откупщики поэтому впослед-
Да и отказались от водки. . . Совершенно понятное и естественное дело!
Нам, впрочем, не пришло бы в голову такое открытие, если бы мы не
отыскали его» в двух весьма ученых и почтенных журналах — в «Отече-
ственных записках» и в «Указателе политико-экономическом».
1 «Под суд» дал очень меткое заглавие заметке в своем 5-м листе..
«Правительствующий откуп и при нем состоящая императорская власть»..
Речь идет о подавлении питейных беспорядков в Спасском уезде.
438 Г. Лурье. — Питейные бунты 1859 г. и П. П. Линьков-Кочкин.
ствии заняли видное место в железнодорожном строительстве,
в военных поставках, а также в банковском деле, когда оно
начало у нас развиваться, в 60-х годах. 1
«Хитрости и проделки откупа неисчислимы», — писали «Отече-
ственные записки» в апреле 1859 года. Здесь же приводятся
некоторые сведения на этот счет из «Промышленного листка»:
«В числе статей доходов упоминается здесь об экономии
от разлива, добровольном отливе, ночной продаже, выкупе за-
кладов, бое и трате посуды, рассиропке водою и т. п.».
Мошенничества откупщиков и их ставленников сопровожда-
лись еще чрезвычайным издевательством над обираемым насе-
лением. Откупщики преследовали лиц, переносивших водку
из района одного откупщика в район другого. Вот картинка
расправы с пойманным «преступником». «Едут сани поверенного,
на рысях пары лошадей; за санями же рысью бежит на веревке
мужик (вероятно, злостный контрабандист), на плечах у му-
жика, как в чехарде, сам поверенный». 2
Аппетиты откупщиков особенно выросли в конце 50-х го-
дов*. 3 В торгах за период 1859 — 1863 годов откупщики значи-
тельно увеличили суммы, уплачиваемые ими в казну, доведя их
почти до 92 миллионов ;в год. Это составляло примерно 40%
всего тогдашнего государственного бюджета. Чем объяснялись
эти «наддачи» жадных откупщиков? «На последних откупных
торгах,—пишут «Отечественные записки»,—откупщики щед-
рой рукой подбавляли сотни тысяч, рассчитывая, что при раз-
витии народной промышленности, при готовящемся преобразо-
вании в крестьянском быту, запьет на радостях этот люд».
Откупщики не привыкли даром платить: валовые доходы
откупщиков* превышали их платежи государству на 35—40%.
На 70 миллионов населения было всего (включая так называе-
1 В 1859 г. было во всей империи^ хроме западных районов, всего
147 откупов, на 917 миллионов рублей, в том числе один только откуп
Бенардаки выражался в сумме 19 миллионов рублей. В'месте с западными
районами и Сибирью было всего 216 откупов; откупщиков же было,
пожалуй, еще меньше, так как один откупщик мог держать откуп в разных
местах. Список откупщиков был в свое время напечатан в «С.-Петербург-
ских ведомостях».
Откупа были в это время, пожалуй, наиболее крупными предприятиями
торгового капитала.
2 «Московские ведомости» 1859, № 34. См. еще сообщения периоди-
ческой прессы, цитируемые Добролюбовым в статье «Народное дело».
3 Аппетиты откупщиков смутили кое-где даже помещиков: тульское
дворянство вынесло постановление о произвольных действиях откупщиков
и довело об этом до сведения правительства («Сведения о питейных
сборах в России», т. I, стр. 202).
Г, Лурье, — Питейные бунты 1859 г. и П. П. Линьков-Кочкин. 439
мые привилегированные губернии и Сибирь) не более 216 от-
купщиков, а ежегодный доход их определялся в пределах от
500 до 800 миллионов рублей. Откупщики и в конце 50-х го-
дов приняли все меры, чтобы с лихвой покрыть свои «над-
дачи». Они не останавливались ни. перед чем в деле распростра-
нения пьянства и увеличения своих барышей, навязывая водку
в каждый подходящий момент, на каждом перекрестке, на база-
рах в деревнях, возле монастырей — словом, везде, где только
собирался народ. Цена ведра сивухи, которой нельзя было брать
в рот, выросла до 8—10 рублей, хотя для полугара властью
была формально установлена твердая цена ,в 3 рубля. Дошло
до того, что под Москвой стали употреблять вместо водки ром,
так как он стоил дешевле. Движение трезвости явилось стихий-
ным, массовым1 протестом против откупщиков, формой про-
теста, которая много позже получила название «бойкота».
Известную роль тут сыграло то состояние народных масс,
которое складывалось под влиянием слухов о предстоящем
падении крепостного права.2
Движение трезвости вызвало у публициста «Отечественных
записок» наивные надежды. «Старые русские пословицы: «не
все коту масленица» и другая — «повадился кувшин по воду
ходить, тут ему и голову сломить», как нельзя лучше, особенно
последняя, в которой упоминается вода, могут быть применены
1 По мнению Добролюбова, «можно было насчитать, по газетным изве-
стиям, по крайней мере, сотни тысяч крестьян, отказавшихся от водки»
(стр. 74).
2 О настроении крестьян дают, между прочим, некоторое представление
кое-какие сообщения в Деле о питейных бунтах. В жандармском сообще-
нии из Самарской губернии мы читаем: «В низшем сословии людей между
помещичьими крестьянами, очевидно, дух народа проникнут ожиданием
перехода в свободное сословие. . . в скором Времени. При таких надеждах
их, непослушания властям в особенной степени по настоящее время нет
нигде». Настроение выжидательное, но тем не менее мало успокаивающее;
помещики, сообщается тут же, боятся эффекта питейных бунтов, который
может поощрить крестьян к бунтам против их власти. Посланный для
усмирения питейных беспорядков в Пензенскую губернию Яфимович сооб-
щает, между прочим, шефу жандармов:
«. . . При сем долгом считаю присовокупить, что во время проезда моего
по губернии до меня дошли слухи, что в некоторых помещичьих имениях
крестьяне не вполне исполняют барщинную повинность, почему я внушил
оным, чтобы они были в полном повиновении своих помещиков и поста'
новленных от них управляющих и приказчиков и выполняли все те повин-
ности, какие законом положены, под Опасением за противное строгого взы-
скания, помещиков же, которых я имел случай лично видеть, просил сам
и других чрез посредство губернского предводителя, чтобы они от кре-
стьян не требовали более положенного законом».
440 Г. Лурье, — Питейные бунты 1859 г. и П. П. Линьков-Кочкин
к откупным делам нынешнего откупного периода».1 Тут же
публицист рассказывает, как, несмотря на все искушения корч-
марей, выставляющих у своих заведений вино для бесплатного
питья, народ держится, а общественное мнение преследует
отступающих от обета трезвости.2 В местечке Лукниках, Ша-
вельского уезда, один государственный крестьянин, несмотря
на произнесенный обет, напился. Узнав об этом, все село под-
хватило изменника, приклеили к спине его ярлык с надписью
«пьяница» и! с барабанным боем обвели два раза кругом села.
Однако публицист вынужден уже отметить меры против дви-
жения трезвости: один помещик Поневежского уезда, получав-
ший от корчмы последние гроши своих крестьян, придумал
зазвать к себе ксендза, успел как-то напоить его и пьяного вы-
вел перед толпой, которую увещевал образумиться, представляя
1 «Отечественные записки» 1859, март, «Современная хроника России»,
стр. 32.
2 Размеры движения трезвости, невидимому, были действительно значи-
тельные. Добролюбов в «Современнике» писал по этому поводу следующее:
«Мы убеждены, что газетные известия не сообщили и четвертой доли
всего числа обществ трезвости, образовавшихся у крестьян. Но и по тому,,
что обнародовано, можно насчитать уже сотни тысяч крестьян, отказав-
шихся от водки».
Красочный рассказ о стойкости крестьян мы находим в «Московских
ведомостях» за 1859 г., № 62:
«В С. губернии, Б. уезда, мужики дали зарок не пить вина, что чрез-
вычайно смутило откупщика, а в особенности его управляющего. Послед-
ний, наконец, не выдержал и объяснился с исправником. Исправник
передал дело временному отделению, которое отправилось на место во что
бы то ни стало склонить крестьян к путешествию по кабакам. Это было
за неделю перед масленицей. Прибыв в имение) какого-то графа, начальство
собрало крестьян и спросило их, почему не пьют вина. При этом был
и сам управляющий питейными сборами. «Так, не желаем!»—отвечали
крестьяне. «Отчего ж не желаете?» — «Очувствовались, — отвечают снова
крестьяне:—это вино раззор хозяйству; шутка сказать—8 рублей
за ведро! Сколько нужно возов хлеба, чтобы купить одно ведро, а хлеб
у нас дешевый!»—«Притом же, — заметил один крестьянин побойчее,
украшенный медалью или каким-то другим знаком отличия, — вино-то
больно плохо, хуже нашей хоперской воды!» — «Как плохо?» — воскликнул
управляющий, подступив к крестьянину. «Да так, плохо, как бывает
плохо, живот только пучит!»—«Как ты смеешь это говорить?»—зашумел
управляющий, по известной принятой методе действовать о мужиками
таким образом, ]и с этим словом—бац! Вслед затем и с физиономией
управляющего получилось то же самое, что угрожало случиться с Чичи-
ковым, когда Ноздрев кликнул Павлушку. Произошло смятение. Носились
слухи, что предложены были из кармана откупщика деньги, чтобы все
было шито да крыто. Убедили управляющего имением собрать мужиков
и выставить им даровую бочку вина, но, к чести мужиков^ надо сказать,
ни один не дотронулся».
Г. Лурье. — Питейные бунты 1859 года и П. П. Линьков-Кочкин 441
ей несостоятельность убеждений человека, склонившего их
дать обет воздержания.
Дело не ограничилось отдельными ксендзами.1 Министр фи-
нансов пишет святейшему синоду по поводу движения трезво-
сти и роли в нем духовенства, что «совершенное запрещение
горячего вина посредством сильно действующих на умы простого
народа религиозных угроз и клятвенных обещаний не должно
быть допускаемо, как противное не только общему понятию
о пользе умеренного употребления вина, но и тем постановле-
ниям, на основании которых правительство отдало питейные
сборы в откупное содержание».
От увещеваний правительство перешло к действиям. В марте
1859 года министры финансов, внутренних дел и государствен-
ных имуществ издали распоряжения об уничтожении сельских
приговоров в пользу трезвости и о недопущении вновь вынесе-
ния таких приговоров. 2 Мирная забастовка населения была
сорвана.
Правительство чрезвычайно заботливо относилось к интере-
сам откупщиков. Еще в 1850 году, по докладу министра вну-
тренних дел о злоупотреблениях откупщиков, была назначена
следственная комиссия. 1 ноября была назначена эта комиссия,
а 10 ноября того же года последовало высочайшее повеление:
действие следственной комиссии прекратить
немедленно. Незадолго до беспорядков 1859 года, именно
19 января, министр финансов' «с высочайшего соизволения» 3
издал распоряжение «об отстранении стеснения продажи откуп-
щиками водок по вольным ценам». Однако движение трезвости,
движение против злоупотреблений откупщиков заставило пра-
вительство напомнить откупщикам об их обязанности продавать
полугар по твердой цене в 3 рубля. 4
1 В Ковенской губернии была издана книжка «О братстве трезвости»,
в числе 10 000 экземпляров, но полиция отобрала из типографии
7500 экземпляров, а цензору сделан выговор по высочайшей воле («Све-
дения о питейных сборах в России», т. II).
2 К этому же примерно времени относится обращение министра фи-
нансов с просьбой к виленскому военному губернатору и генерал-губерна-
торам гродненскому и «©венскому о недопущении образования братств
трезвости. См. «Колокол» 1859, № 44, статью: «Пьянство, возведенное
в православную и государственную (обязанность». См. также №№ 46 и 55.
3 См. Дело № 135, лист 161 и сл:-Циркуляр напечатан в «Колоколе»
1859, № 55, под заголовком:' «Финансовые меры а 1а Ванька Каин».
Циркуляр — конфиденциальный.
4 Циркуляр министра финансов от 5 марта 1859 г.
442 Г. Лурье. — Питейные бунты 1859 г. и П. П. Линьков-Кочкин
Но, сами министры, писавшие эти напоминания, не верили
серьезно в результаты своих писаний. Еще меньше внимания
обращали на соблюдение этих распоряжений власти на местах.
В результате ничего не изменилось. Откупщики либо совсем
не отпускали полугар по твердой цене, либо, в крайнем случае,
продавали его в таком качестве, что население от него отказы-
валось. Так и создалась почва для народных волнений.
В Пензенской губернии в это время находился сенатор
С. Сафонов, ревизовавший эту губернию. 24 июня он пишет
шефу жандармов Долгорукову в своем секретном, сообщении:
«Необходимо либо везде полугар в 3 рубля, как установлено откупными
условиями, или, если это не согласно с финансовыми расчетами государ-
ства, определить цену в 4 рубля или 4 р. 50 коп., которая теперь
платится».
Таким образом и после напоминания министра финансов
полугар продается вне твердых цен, причем в продаже его
небольшими количествами, меньше ведра, цена в сущности
доходила до 8 рублей и выше.
«Без принятия одной из этих мер (т. е. продажа по твердой цене или
официальное повышение этой цены), — пишет далее сенатор, — беспорядки
и буйства, прекращенные решительными и строгими мерами, легко могут
возобновляться и повести к значительным и опасным последствиям».
В этом отношении сенатор был совершенно прав: беспорядки
подогревались именно двусмысленной политикой властей.
С одной стороны, беспрепятственное допущение повышения
цен, а с другой — циркуляры с напоминаниями о незаконности
этого повышения.1 Хотя циркуляры эти писались нередко кон-
фиденциально и власти на «местах не торопились извещать
о них население по общему правилу, тем не менее слухи про-
никали ,в народ и давали тгищу ходячей легенде, что царь-то
хорош, да слуги его скрывают его благодетельные распоряже-
ния. Отсюда разговоры в народе, что зачинщики беспорядков
награждены деньгами от царя и т. п.
О том, как откупщики соблюдали правительственные распо-
ряжения, говорят хотя бы следующие цитаты из правитель-
ственных же документов.
Из той же Пензенской губернии мы читаем* в жандармском
сообщении:
1 Такое же «двурушничество» имело место и раньше, в частности
в 1850 г., когда оно также привело к беспорядкам в Архангельской
и Пензенской губерниях (М. К. Фридман, стр. 21. См. «Крестьянское дви-
жение», в. I, стр. 92—93).	*
Г. Лурье. — Питейные бунты 1859 г. и П. П. Линьков-Кочкин 443
«Последнее же вино это (полугар.—Г*. Л.), хотя и имеет условленную
крепость, но такого дурного вида и вкуса, что едва ли найдется много
охотников пить его, и притом еще продается только по усиленным
требованиям».
Генерал-адъютант, усмирявший беспорядки в Самарской
и Оренбургской губерниях, высказывает свое «сердечное убе-
ждение» в докладе 12 августа на имя государя об этих беспо-
рядках. Министр финансов думает только о мерах «к огражде-
нию интересов откупа». «В положении об акцизно-откупном
комиссионерстве не указано, как приготовлять простой полугар,
а потому откупщики, получая из казны вино в спирте, есте-
ственно разбавляют последний для этого сорта полугара водою,
какая случится, и продают его прежде, нежели успевает он
концентрироваться, т. е. мутный».
(На докладе надпись: «Государь император изволил читать»,
и только).
Генерал-адъютант Яфимович, приехав в Пензенскую губер-
нию с чрезвычайно широкими полномочиями для подавления
беспорядков, ограничивается формальным напоминанием о твер-
дых ценах на полугар, а 21 июля он признается в своем ра-
порте Долгорукову, что лично убедился в том, что даже в гу-
бернском городе, вопреки его распоряжению, «вино по 3 рубля
за ведро только для одного виду, покупателям же оное не
отпускается». Этот диктатор, не стесняющийся никакими мерами
в отношении бунтующего народа, пасует перед откупщиками:
он тут же пишет, что «признал невозможным настаивать о про-
даже вина в 3 рубля за ведро».
Беспорядки питались чрезмерными аппетитами наших Разу-
ваевых и Колупаевых, рыцарей первоначального накопления,
раздувались двусмысленными мерами властей и ими же жестоко
подавлялись. Когда Яфимович 1 был отправлен Александром II
для подавления беспорядков, он был снабжен в III Отделении
следующей справкой «о суждении буйствовавших жителей
в 1839 году»:
«В 1839 году, во время продолжительной весенней засухи, произошло
в конце апреля и в течение мая месяца несколько опустошительных по-
жаров в Симбирской, Саратовской и Пензенской губерниях. В народе
возникли толки о поджогах, и когда в некоторых селениях были
учреждены караулы и конные разъезды, то жители, признавая эти меры
подтверждением их догадок, распространяли превратные слухи, что поджи-
гают чиновники или помещики для ^разорения своих крестьян прежде
1 Яфимович «был не новичок в деле подавления беспорядков: он еще
в 1854 г. был послан с такой же миссией в Киевскую губернию.
444 Г. Лурье. — Питейные бунты 1859 г. и ,П. П. Линьков-Кочкин
отобрания их .в казенное ведомство, или же евреи, из мщения за устано-
вление рекрутской между ними повинности. Слухи сии дали повод неко-
торым лицам и к умышленному зажигательству, по злобе или с целью
грабежа. Таким образом пожары повторялись. Ожесточенный народ воз-
мущался против властей, ловил на пожарах проходивших и проезжавших
лиц, вынуждал от них сознание в преступлении побоями и нескольких
человек предал пламени. Подобной смерти подвергались в Симбирской
губернии: исправник Колюпанов, помещик Кротков и его дворовый че-
ловек; в Пензенской губернии—мещанин Каналеев, в Саратовской — пять
человек, кроме того, были избиты: помещики Топорнин и Дураков, два
чиновника земской полиции, а также несколько сельских старшин.
Для прекращения таковых беспорядков были командированы в помя-
нутые три губернии флигель-адъютанты князь Васильчиков, Эссе(и и
фон Брин.
Особым высочайшим указом, данным начальнику 2-го округа корпуса
жандармов генерал-майору Перфильеву, было ему повелено строжайше
'исследовать на /месте все происшедшее и предавать главнейших виновников
военному суду, по полевому уголовному уложению, с предоставлением
права требовать команды от ближайших гарнизонных батальонов и ре-
зервных войск, в подкрепление которых был послан в Симбирскую губер-
нию один полк казаков. Означенным флигель-адъютантам было поручено
содействовать генералу Перфильеву с тем, чтобы после первых его распо-
ояжений и по удостоверении в положении дел князь Васильчиков возвра-
тился для доклада о том его величеству.
Генерал Перфильев обнаружил, что пожары произошли большею частью
от неосторожности и: что ни к произведенным в некоторых местах под-
жогам, ни к народному волнению постороннего подстрекательства не |было.
Он конфирмовал 29 разных дел и привел в исполнение приговоры над
327 подсудимыми лицами. Из них расстреляны двое: зачинщик убийства
помещика Кроткова — его крестьянин, и поджигатель, беглый кантонист;
105 виновным Гсмертная казнь отменена; 176 человек наказаны шпицруте-
нами, 10 — плетьми, 51 —розгами; сосланы: в каторжную работу 31,
в Сибирь на поселение — 78, в арестантские роты —13; сданы в рек-
руты 14; заключены на срок под стражу 44; кроме того, переданы под-
лежащим начальствам или освобождены от суда 70 человек.
Почти во всех местах, где жители возмущались, Перфильев находил их
покорными, но собирал их, делал внушения, потом судил виновных и при-
водил в исполнение над ними приговоры. Этим /повсюду спокойствие вос-
становлялось окончательно, и во многих имениях крестьяне встречали
Перфильева -на коленях, с раскаянием в проступках и с. просьбами о поми-
ловании». 1
III Отделение недаром вытащило из своих архивов* эту
историческую справку с двадцатилетней давностью: в упомянутом
выше рапорте Яфимовича от 21 июля он сообщает, как при-
водил население в покорность: жители заштатного города
Троицка провинились в «непринятии должным образом на
квартиры нижних чинов 2-й роты Углицкого пехотного полка»,
«за что ,несколько человек были примерно наказаны розгами;
1 Дело 1859 г., № 135, лист 40 — 42.
Г. Лурье. — Питейные бунты 1859 года и П. П. Линьков-Кочкин 445
при вторичном моем проезде через этот город, — пишет Яфимо-
вич, — встретили меня с хлебом и солью на коленях».
В городе Краснослободске «зачинщики буйства» в числе семи
преданы по высочайшему повелению военному суду.
Яфимович был не одинок. Восстановление порядка в Там-
бовской губернии было высочайше возложено на генерал-
адъютанта Николая Матвеевича Толстого. О его деятельности
можно судить хотя бы по следующему рапорту1 тамбовского
жандармского штаб-офицера подполковника Дурново шефу
жандармов:
«В? дополнение рапорта моего от 29 июня за № 115 вашему сиятель-
ству почтительнейше имею честь донести, что по прибытии в город Спасск
генерал-адъютант Толстой сделал следующее распоряжение:
1) Отобрав более виновных в буйстве и разбитии питейных домов
13 человек, приказал, при собрании войск и жителей, наказать розгами
при личном своем присутствии; 2 эта -мера имела аильное влияние на умы
жителей, отличающихся своим упорным характером и до того не верившим,
что они поступили незаконно.
2) Его превосходительство поручил начальнику губернии назначить под
мо^им председательством комиссию, членами которой были губернский чи-
новник особых поручений Лебедев и исправляющий должность советника
палаты государственных имуществ Кидошенков, с предписанием разобрать
дела по этому предмету в селениях Спасского уезда, причем приказано
относительно наказаний по возможности руководствоваться более поли-
цейскими мерами и основываться на произведенных уже следствиях и сло-
весных показаниях обществ и местных начальств. На основании этого
предписания комиссия произвела разбор в 15 селениях, в которых
произошло буйство и разграбление питейных домов, и подвергла публич-
ному наказанию розгами 63 человека; предано военному суду разных
полков 14 человек рядовых, находящихся в бессрочном и временном отпу-
сках, и два человека из мещан — суду гражданскому. Затем комиссия,
1 Дело № 135., лист 219. Экзекуция, произведенная Толстым и его
присными1 |более чем над ста крестьянами, описана в 5-м; листе «Под суд».
Ей же' посвящена заметка в «Колоколе» 1860, № 67, под заглавием:
«Набег немецких татар в Тамбовскую губернию». Здесь, между прочим,
сказано: «Несколько гооячих голов разбивают питейные дома, забывая,
что от безденежья правительства кабак поднялся в ранг церкви
и дворца, что оскорбление кабака становится оскорблением величеств.
Кража вина — не просто кража, а в и н о т а т с т в о».
2 Экзекуция была произведена через 40 дней после беспорядков. Тол-
стой велел «не жалея наказывать». Экзекуция продолжалась более часа.
Многие, сверх этих 13 лиц, были высечены при полиции. Против сечения
и вообще против произвола администрации выступал довольно энергично
упоминаемый в сообщении Дурново Кидошенков. На наказании настаивал
специально присланный из Москвы доверенный содержателя спасского
откупа. Кидошенков хотел было даже отказаться от дальнейшего участия
в расследовании беспорядков; тем не менее начальство настояло на его
назначении в комиссию (см. «Под суд», лист 5).
446 Г. Лурье. — Питейные бунты 1859 г. и П. П. Линьков-Кочкин
окончив возложенное на нее поручение, сделала распоряжение о выводе
из селений воинских команд к 1 августа.
Теперь положительно можно сказать, что мера эта совершенно восста-
новила в Спасском уезде порядок и спокойствие, хотя наказания по боль-
шей части были весьма умеренные, но при этом всего более действовали
на умы народа торжественность и строгий порядок, с которыми приступали
к разбору и наказанию виновных, так что все они выказывали сильнейшее
раскаяние и, на коленях изъявляя покорность, просили прощения в своем
проступке.
В заключение имею честь присовокупить, что по личному приказанию
генерал-адъютанта Толстого я ездил в Пензу для доклада его превосхо-
дительству об окончании возложенного на комиссию поручения. Тамбов,.
27 июля 1859 года».
Таковы были репрессивные меры против беспорядков.
Особенно, повидимому, выделилась в этом отношении Пен-
зенская губерния. Здесь военно-судная комиссия проявила
чрезвычайную медлительность в своей работе. Даже жандарм-
ское сердце не выдержало: 20 февраля 1860 года штаб-офицер
корпуса жандармов сообщает Долгорукову, что' в Пензе «тю-
ремный замок .набит в полном смысле этого слова государ-
ственными крестьянами, из коих более половины призваны
только как свидетели».
В Пензенском замке сидело по делу о беспорядках 264 чело-
века, в том числе 130 государственных крестьян. 1 июня
1860 года сообщается, что дело все еще тянется. Здесь действо-
вали не только «общегосударственные» соображения, но и лич-
ные, корыстные. «Берут с крестьян деньги». Заподозрен в этих
взятках аудитор военно-судной комиссии, явных улик не было,
ему предложили подать в отставку.
Так закончились массовые волнения 1859 года: в тюрьмах
сидели зачинщики и свидетели, аудиторы .брали взятки, а от-
купщики продолжали дело первоначального накопления.
Однако эти же беспорядки явились последней каплей, пере-
полнившей чашу, последним поводом, ускорившим замену
откупа системой акцизной. Торги 1859—1863 годов явились
последними.
В заключение настоящей главы приведем два момента, харак-
теризующие ту эпоху.
1) В деле о питейных бунтах мы находим следующий любопыт-
ный документ, представляющий собою «подписку общества
мещан» города Спасска:
«1859 года июня 10 дня старшему чиновнику особых пору-
чений начальника губернии Лебедеву и корпуса жандармов
подполковнику Дурново, при исправляющем должность совет-
ника палаты государственных имуществ Кидошенкове, на
Г. Лурье, — Питейные бунты 1859 г. и П, П, Линьков-Кочкин 447
предъявленное нам положение о . разбитии, будто бы, питейных
домов, граждане города Спасска дали сию подписку в том, что
закон обязывает каждого из нас устранять .всякие народные
вражды и отвращать всякий повод к буйству, а как событие
произошло в питейных заведениях в базарный день, при боль-
шом стечении народа .из соседственных уездов, и это должно
полагать не от чего иного, как лт дороговизны полугарного
обыкновенного вина, ибо оно продавалось до 1 июня по 5 руб.,
а разлитое в посудах — 8 руб. ведро, а в настоящее время
обыкновенное полугарное продается 4 р. 50 коп. ведро, а разли-
тое в посудах—7 руб., т. е. штоф — 70 коп., полуштоф —
35 коп., косушка—14 коп., шкалики — 7 коп. серебром без
посуды. Но было ли разбитие питейных домов — нам неиз-
вестно. Это должно в то же самое время открыться на законном
основании свидетельством, а виновные — следствием. А потому
впредь за то, что приезжающие на базар не будут требовать
в питейных заведениях полугарного вина по утвержденной
табели цен — ручаться мы не можем; просим от военного по-
стоя и содержания нижних чинов нас, как неприкосновенных
к делу, освободить, в том и подписуемся».
Далее идут подписи купцов и мещан.
В этом документе нашло свое отражение 1 нарождение «гра-
жданственности» в населении. В крестьянстве выразителями этой
гражданственности явились бессрочно отпускные рядовые, при-
несшие с собою по возвращении из Крымской кампании дух
неповиновения и игравшие поэтому видную роль среди зачин-
щиков питейных беспорядков.2
Вспомним, что во второй половине 50-х годов рязанский предво-
дитель дворянства писал в своем докладе министру внутренних дел:
«Все распущенные из полков солдаты рассыпаны по деревням
и при первом случае встанут во главе всякого беспорядка».
1 Возражение «городского сословия» города Спасска против дачи под-
писки, против откупа, против пользования военной силой было на словах
сильнее: в документе «по слабому изложению, не выражено ясного смысла
всего переданного на словах» («Под суд», лист 5). «Гражданственность»
нашей буржуазии была, однако, не велика: во время экзекуции, произво-
дившейся Толстым в Спасске, был случайно избит полицейским чинов-
ником сын одного из бургомистров, в сущности без всякого повода,
на глазах у его отца, у которого, однако, нехватило' Духу вмешаться
в эту историю.	-
2 Всего в 1860 г. числилось по военно-сухопутному, ведомству' в бес-
срочном и временном отпуску 450 тысяч нижних чинов. Для их «обуз-
дания» приняты были полицейские меры в начале 1860 г. См. «Колокол»
1860, № 77—78.
448 Г. Лурье. — Питейные бунты 1859 г. и П. П. Линьков-Кочкин
Действительно, уже в приведенных выше сообщениях мы
могли заметить роль бессрочно отпускных в этих беспорядках,
что также отметил в своем рапорте генерал-адъютант Яфимо-
вич, говоря* что за ними необходимо иметь , «бдительное наблю-
дение и виновных в нарушении тишины и спокойствия подвер-
гать законному взысканию». («Непременно» — надписано на ра-
порте сбоку).1
2) В связи с беспорядками в Пензенской губернии подвергся
опале управляющий пензенской палатой государственных иму-
ществ Сумароков. Уже в начале беспорядков жандармский
штаб-офицер Андреанов пишет ,на него донос, характеризуя
его как «прогрессиста . по убеждению, противника откупной
системы». Действительно, 20 мая 1859 года Сумароков реко-
мендует окружным начальникам «в особенности заботиться
□ распространении трезвости между крестьянами, руковод-
ствуясь. . . циркулярным предписанием господина министра госу-
дарственных имуществ от 19 марта». Он же принимает всерьез
напоминание откупщикам о соблюдении твердых цен на полу-
гар и рекомендует наблюдать за проведением этого в жизнь.
Все это дает основание и Андреянову и другим предста1вите-
лям власти чуть ли не приписать Сумарокову обвинение в воз-
буждении «населения против откупщиков. О действительном
либерализме этого «прогрессиста по убеждению» могут дать
представление следующие цитаты:
27 мая Сумароков объявляет, что государственные крестьяне,
нарушители тишины и спокойствия, им «без всякого суда,
по одному предварительному дознанию, будут годные отда-
ваться в рекруты, а негодные ссылаться в Сибирь на поселение».
13 июля Сумароков пишет городищенскому окружному на-
чальнику: «Вообще держитесь правила с отдельными само-
вольниками строго, с массою ласково».
Так обнаружились в связи с движением трезвости и питей-
ными беспорядками различные течения общественного движе-
ния конца 50-х и начала 60-х годов, отражавшие в свою оче-
редь классовое расслоение общества. Народные массы бунто-
вали и хотели силою защищать свое право, либералы непрочь
были приветствовать движение трезвости, но «без излише-
ства», без эксцессов; Добролюбов в «Современнике» заговорил
совершенно другим языком:
1 Дела отпускных нижних чинов, участников питейных беспорядков, были
переданы военному начальству («Крестьянское движение 1827—1869 го-
дов», в. I, 136).
Г. Лурье. — Питейные бунты 1859 г. и П. П. Линьков-Кочкин 449
«Нет такой вещи, которую бы можно было гнуть и тянуть
бесконечно; дойдя до известного предела, она непременно изло-
мится или оборвется. Так точно нет на свете человека и нет
общества, которого нельзя было бы вывести из терпения. Веч-
ной апатии нельзя предположить в существе живущем; за ле-
таргиею должна следовать или смерть, или пробуждение
к деятельной жизни. Следовательно, ежели правда, что наш
народ совершенно равнодушен к общественным делам, то
из этого вытекает вопрос: нужно ли считать это признаком
близкой смерти нации, или нужно ждать скорого пробужде-
ния?»
Добролюбов дает определенный ответ на этот вопрос: «Пьян-
ство и трезвость, борьба народа с откупом —вот факт, который
на этот раз может послужить нам доказательством жизненности
народных масс в России».
Правда, либералам не нравится эта «жизненность». «Оказы-
вается, что мужики слишком уж усердно взялись за дело. Они
постановили штрафы и наказания тем, кто нарушит обязатель-
ство о трезвости». «Доктор и статский советник» И. Вернад-
ский, выразитель умеренности и аккуратности, вразумляет
недогадливых мужиков: «Нравственное улучшение происходит,
по нашему мнению, только нравственным путем, и насилие,
принуждение в деле трезвости, по нашему мнению, так же мало
может истинно исправить народ, как и крепостное право».
Но мужики не внимают Вернадскому. «До сих пор газеты
беспрестанно сообщают новые мирские приговоры, в которых
полагается штраф и телесное наказание (почти везде — 25 уда-
ров) нарушителю общего обета».
У Вернадских эти частности вызывают общее порицание
народного движения, но для Добролюбова они не в состоянии
заслонить того, самого существенного, что представляют собою
движение трезвости и питейные бунты.
«В народной массе нашей есть дельность, серьезность, есть
способность к жертвам. Пока мы с господином доктором В — ским
подымали вопрос о трезвости и занимались писанием более или
менее красноречивых статей, не отказываясь, однакоже, ни
от рюмки водки перед обедом и ни от одной из самых ничтож-
ных наших привычек, народ, ничего не говоря, порешил не пить
скверного вина, так как оно стало по цене своей совершенно
несообразно с средствами простолюдина».
«. . .Сотни тысяч народа <в каких-нибудь пять-шесть месяцев, без
всяких предварительных возбуждений и прокламаций, в разных
концах обширного царства отказались от водки, столь необхо-
29 «Зьенья» Л? 3
450 Г, Лурье, — Питейные бунты 1859 г. и П. П. Линьков-Кочкин
димой для рабочего человека в нашем климате! Эти же сотни
тысяч откажутся от мяса, от пирога, от теплого угла, от един-
ственного армячишка, от последнего гроша, если того потребует
доброе дело, сознание в необходимости которого созреет в душс>
В этой-то способности — приносить существенные жертвы раз
сознанному и большому делу — и заключается величие простой
народной массы, величие, которого никогда не можем достичь
мы, со всей нашей отвлеченной образованностью и прививною
грамотностью. Вот отчего все наши начинания, все попытки
геройства и рыцарства, все претензии на нововведения и ре-
формы в общественной деятельности бывают так жалки, ми-
зерны и даже почти непристойны в сравнении с тем, что
совершает сам народ и что можно назвать действительно
народным делом».
Так заканчивает Добролюбов свою статью «Народное дело»,
совершенно ясно показывающую, какую позицию по отношению
к «питейным бунтам» заняли революционеры-демократы того
времени. Они приветствовали их как начало и проявление
массового протеста, долженствующего привести к крушению
всего крепостнического порядка. «А живя в довольстве и с хо-
рошими людьми, в совершенно нормальных, братских отно-
шениях к ним, человек, разумеется, не подумает пьянство-
вать!»— говорит Добролюбов в заключение другой статейки,
напечатанной в той же книжке «Современника».1
2
П. П. ЛИНЬКОВ-КОЧКИН2
' При расследовании дел о питейных беспорядках властям
было совершенно ясно, что недовольство населения имело под
собой объективную почву, что откупщики действительно зло-
употребляли и нарушали поставленные им условия, что само
правительство в свое время видело себя вынужденным напо-
минать о твердой цене на полугар, что откупщики с этим
напоминанием нисколько не хотели считаться и что, наконец,
1 Рецензия на брошюру Сергея Шипова о трезвости в России, напи-
санную под влиянием первых известий о распространении трезвости.
2 По делу общества «Военных друзей» (1825) привлекался унтер'
офицер Линьков, приговоренный к разжалованию в рядювые. Нам не уда-
лось установить, есть ли какая-нибудь родственная связь между этими»
Линьковыми.
Г. Лурье. — Питейные бунты 1859 г. и П. П. Линьков-Кочкин 451
само это правительственное напоминание послужило поводом
для «буйства» населения.
Тем не менее власти изменили бы своей природе, если бы
бни не стали искать корень всех зол в1 подстрекателях. 1
А известно, что когда ищут подстрекателей, то их находят. Осо-
бенно не поздоровилось краснослободскому мещанину Петру
Павловичу Линькову-Кочкину, который действительно стал
козлом отпущения за грехи откупщиков и властей.
Вот несколько официальных отзывов и справок об этом
Линькове-Кочкине:
«. . .По произведенным на местах происшествий исследованиям
открылось, что начало буйства этого возникло в Пензенской
губернии, в Наровчатском и Керенском уездах, вследствие
объявленного крестьянам циркуляра министерства государ-
ственных имуществ о продаже вина по 3 руб. серебром
за ведро. К тому же несколько негодяев и в особенности крас-
нослободский мещанин Кочкин, пользуясь невежеством кре-
стьян, распространили молву, что будет продаваться дешевка
и что от царя прислан какой-то ч человек с двумя печатями
на руках, с правом по одной из них давать вольную, а по дру-
гой —бить кабаки. 2 Этот человек весьма вредный злоумыш-
ленник заключен под стражу».3
«. . .В Краснослободском уезде, в Наровчате, и в Нижнело-
мовском уезде с особенною деятельностью подготовлял и воз-
мущал крестьян красяоСлободский мещанин Петр Линьков,
человек беспокойного и дерзкого нрава, не раз уже находив-
шийся под ч су дом и следствием, о котором я по требованию
генерал-адъютанта Тимофеева доставил сведения в III Отделе-
ние собственной его императорского величества канцелярии».4
«Краснослободский мещанин Петр Линьков подвергался не-
однократно взысканиям за неправильные доносы о злоупотре-
1 Спасский окружной исправник был не исключением в среде тогдаш-
него начальства, 'когда он писал в своем «удостоверении», что «причина
мятежа не в дороговизне. . . что жалоб об этом «и от кого не слыхал
и скорее можно допустить, что эта зараза происходит от бродяг».
2 В листе 5 органа «Под суд» мы - читаем о беспорядках 30 мая
в городе Спасске: «На месте (рассказывали, что будто бы в народе тогда
являлось какое-то неизвестное лицо, называвшееся мещанином Кочкиным,
которое имело на руке две печати, одяу золотую, заявляющую свободу
помещичьих крестьян, и другую черную, удостоверяющую дешевую
(в 3 руб. сер. .ведро) продажу вина. Молва о появлении подобного лица. .
не оправдывается ни одним удостоверительным фактом».
3 Дело 1859 г., № 135, лист 98.
4 Там же, лист 10; ив рапорта штаб-офицера корпуса жандармов.
29*
452 Г. Лурье. — Питейные бунты 1859 г. и П. П. Линьков-Кочкин
блениях тамошнего питейного откупа, наконец за дерзость про-
тив городничего предан суду и был заключен в тюремный за-
мок в Краснослободске.
Дело об этом по решению Пензенской уголовной палаты
представлено в Правительствующий сенат 24 января 1 859 года.
Из донесения майора корпуса жандармов Андреянова от
25 апреля 1859 года, №103, видно, что Линьков «освобожден
из тюрьмы на поручительство и после того скрылся». 1
«. . . Сведения, до меня дошедшие, обнаруживают, что какая-то
шайка возмутителей разъезжает по деревням и побуждает жи-
телей к этому грабежу, в котором принимают уже участие и по-
мещичьи крестьяне.
Один из первых возмутителей, краснослободский мещанин
Петр Линьков, захвачен и содержится под стражею в Красно-
слободске». 2
Обстоятельный, но далеко не беспристрастный перечень всех
поступков Линькова-Кочкина дает сенатор Сафонов в следую-
щем своем сообщении.
Копия
«Сенатора, ревизующего по
высоч. повелению Пензен.
губ. № 1594. Пенза.
Милостивый государь, Сергей Степанович.
Пензенской губ. г. Краснослободска мещанин Петр Линьков
(он же Кочкин) , соединяя с наклонностью к доносам и составле-
нию недельных просьб буйный и дерзкий характер, нередко
дозволяет себе разные противозаконные поступки и беспрестанно
возбуждает жалобы на себя как со стороны частных, так
и должностных лиц. Многие из этих жалоб имели судебное
производство, и Линьков, всегда оказывавшийся виновным,
был подвергаем по судебным приговорам разным наказаниям.
Поступки, за которые Линьков бывал судим и подвергнут
наказанию, следующие:
1.	За причинение обиды писцу Кудрявцеву, за деланные
угрозы муромскому городничему и наименование себя притом
титулярным советником; также за самовольную отлучку во
время производства следствия и разъезда по питейным домам
с намерением отобрать обманным образом вырученные
за питья деньги. По этому делу решением Владимирской уго-
1 Дело 1859 г., № 135, лист 14.
- Там же, лист 27.,
Т\ Лурье.«— Питейные бунты 1859 г. и П. П. Линьков-Кочкин 453
ловной палаты Линьков был подвергнут содержанию под аре-
стом при полиции в течение двух недель с строжайшим ему
подтверждением вести себя трезво и благонравно.
2.	За сделанное в краснослободском питейном доме буйство
и причинение поверенному откупа Никитину обиды с намере-
нием нанести ему удар, за что по решению Пензенской уголов-
ной палаты Линьков выдержан при городничем правлении
в продолжение трех месяцев, с обязанностью притом испросить-
у Никитина прощение и, если пожелает, заплатить ему бесче-
стие.
3.	За дерзость, оказанную членам времен, отд. Красносло-
бодского земского суда,«за что по решению Правительствующего*
сената содержался в смирительном доме шесть месяцев.
4.	За составление прошения его величеству королю прусскому
о неудовлетворении его русским правительством по жалобе,
также за ложный извет на краснослободского городничего в до-
пущении разных беспорядков по тюремному замку и за упор-
ство в недаче следователю ответов, по этому делу, восходившему
до рассмотрения Правительствующего сената, Линьков по реше-
нию его выдержан в' смирительном доме в течение двух летг
с лишением сверх того по 53 ст. Улож. некоторых прав и пре-
имуществ.
5.	За составление подложных прошений от имени государ-
ственных крестьян села Каньгуж, Краснослободского уезда^.
и от имени умершего своего брата, за дерзость, оказанную
в присутствии краснослободского городничего правления
и оскорбление лично городничего поручика Гессел названием;
его негодяем, Пензенская уголовная палата приговорила нака-
зать Линькова розгами 60 ударов, но решение это, остановлен-
ное Правительствующим сенатом, находится еще в’ его рас-
смотрении.
6.	Наконец в нынешних беспорядках, происшедших в некото-
рых местах Пензенской губернии и сопровождавшихся буй-
ством и разбитием нескольких питейных домов, как о том из-
вестно вашему высокопревосходительству из моих отношений
и донесений начальника Пензенской губернии, Линьков бьш
одним из деятельных участников не столько личным действием;,
сколько тайным возбуждением и наущением других к бес-
порядкам, что открыто следствием. Он содержится теперь под
арестом по упомянутым делам, судом еще окончательно не рас-
смотренным.
Озабочиваясь сохранением спокойствия в здешней губернии
и опасаясь, что если по окончании производящихся дел меща-
454 Г. Лурье. — Питейные бунты 1859 г. и П. П. Линьков-Кочкин
нин Линьков не будет приговорен судом к ссылке, но по нака-
зании останется свободным на прежнем жительстве, он, как при-
обретший по своим связям, грамотности и способности соста-
влять ябеднические просьбы некоторое влияние между простым
народом, может возобновить свои происки и быть причиною но-
вых беспорядков, я нахожу необходимым в предупреждение
подобных (последствий удалить Линькова как человека беспо-
койного из Пензенской губернии на жительство в одной из от-
даленных губерний, подвергнув его притом надзору полиции,
чтобы он не мог самовольно оттуда возвратиться, и вследствие
сего имею честь покорнейше просить распоряжения вашего вы-
сокопревосходительства о принятии этой меры в том случае,
если приговором суда по вышеупомянутым делам он не будет
назначен к ссылке, но по исполнении его будет оставлен свобод-
ным .на прежнем жительстве.
Примите уверение в истинном моем почтении и совершенной
преданности
С. Сафонов». 1
В этом документе особенно интересно, так сказать, предупре-
ждение событий: предложение сослать Линькова в том случае,
если суд его освободит. Такое же предложение поступило и от
Яфимовича в его рапорте шефу корпуса жандармов 21 июля
1859 года. На этом рапорте сбоку сделана высочайшая над-
пись: «Так и поступить».
Кто был этот Линьков, чья участь, ' как увидим, навсегда
была решена роковым росчерком пера Александра II? На этот
счет дают материал два источника: «Колокол» от 2 мая 1870 года
и Дело III Отделения «По доносу содержащегося в остроге
краснослободского мещанина Петра Линькова о злоупотреблении
откупщика штабс-капитана Савостьянова и некоторых чиновни-
ков».
Петр Линьков пишет о себе: «Служивший с детства по пи-
тейным откупам, я опытом познал силу сношений содержателей
оных со всеми отношениями их ко всем и к народу». В 1845
году он служил поверенным по тамбовскому откупу под управ-
лением Слетова. Присмотревшись к злоупотреблениям откуп-
щиков, может быть, сам потерпевший от них в качестве их слу-
жащего, он 10 мая 1847 года строчит донос на откупщика Са-
востьянова. В этом доносе и в следующих он порою не без сар-
казма рисует тогдашние откупные порядки.
1 Дело 1859 г., № 135, листы 180—181.
Г. Лурье. — Питейные бунты 1859 г. и П. П. Линьков-Кочкин 455
Савостьянов «вынуждает» с населения до 140 тысяч рублей
в год, т. е. более 3 рублей на ревизскую душу. «Откупщики
с 1847 по 1851 год продавали полугар вместо 3 по 5 копеек за
чарку». Магическое слово превращает, по желанию откупщика,
всякие напитки в полугар и полугар в вино высокого качества.
Позднее, уже в конце 50-х годо-в, он доносит: «Злоупотре-
бление же откупщиков возросло до того, что они продавали и. . .
ныне продают полугар от 7 до 9 копеек за чарку. А потому
покупатели и полагали на себя обет: не пить их напиткрв».
Однако откупщики и тут оказались победителями: они «исхо-
датайствовали предписания, воспрещающие обеты».
Первый донос, как мы уже сказали, Линьков написал
в 1847 году, за что жестоко поплатился: его арестовали
в 1849 году, и он просидел в тюрьме до 1855 года. Его приго-
ворили к розгам, плетям и к каторге. Сенат заменил этот при-
говор шестимесячным тюремным заключением, но против Линь-
кова выдвигают новое обвинение, и он, как мы сказали, пребы-
вает в тюрьме до 1855 года.
Этим не кончаются его мытарства. «В 1857 году, — пишет
Линьков, — скопом и сговором, с произведением фальши, я был
оклеветан вновь; и по 25 марта 1859 года содержался в секретном
замке под тем предлогом, что будто бы не имею порук
и не одобрен в поведении». 25 марта 1859 года Линьков был
освобожден сенатором Сафоновым, |но недолго гулял на свободе.
Он, повидимому, пытался раскрыть сенатору всю сеть зло-
употреблений откупщиков и властей, и от него поспешили отде-
латься при первом удобном случае.
17 мая он был арестован в связи с питейными беспорядками
в Нижнем Ломове 12 мая: его обвиняли как подстрекателя
в этих беспорядках. Сам Линьков пишет, что после его осво-
бождения из тюрьмы, 25 марта, он, «во избежание новых кле-
вет, уехавши в Пензу, пробыл в ней неотлучно по 17 мая,
являясь лично к господину сенатору». В день беспорядков
в Нижнем Ломове 12 мая Линьков, по его словам, также был
у сенатора, подав жалобы, тем числом помеченные. Он не мог
быть в этот день в Ломове, который находится от Пензы
на расстоянии 110 верст.
Линьков объясняет указания на него в качестве участника
беспорядков тем, что самозванцы являлись в толпе от его имени,
даже после его заключения в тюрьму. Он видит в этом
руку своих врагов, которые всякими правдами и неправдами
искали его гибели. Нравы того времени не исключают правиль-
ности этого объяснения. Однако Петр Линьков, повидимому,
456 Г. Лурье — Питейные бунты 1859 г. и II. П. Линьков-Кочкин
был человек изворотливый, и возможно, что он действительно
участвовал в беспорядках, искусственно подстроив свое алиби.
Самозванцы же после его ареста, если действительно таковые
были, могли появляться не только вследствие козней откупщи-
ков: Линьков был очень популярен в народной массе, и могли
найтись охотники воспользоваться его именем в народе уже
после его ареста.
«Колокол» пишет, что Линьков-Кочкин был у местных вла-
стей словно бельмо на глазу. Обладая сильным умом, он поль-
зовался громадным влиянием и безусловным уважением у кре-
стьян не только Пензенской, но и двух смежных губерний:
Симбирской и Саратовской. Боясь фанатической преданности
крестьян к нему, местные и приезжие из Петербурга власти стара-
ются свалить на него главную вину за буйство против зло-
употребления откупа. Оказавшись в тюрьме снова в 1859 году,,
он уже ее покидает только для того, чтобы быть отправленным
навсегда в Якутскую область.
Таким образом Линьков проводит в тюрьме с небольшими
перерывами все 50-е годы: начиная с 1849 и до 1863 года,
если включить в счет его тюремного заключения и этапное
хождение, так как в ссылку он прибыл в 1 863 году, хотя решение
о ссылке было утверждено еще в 1 860 году.
В тюрьме упорный Линьков не сдается: он пишет ряд обли-
чений, жалоб и покорнейших прошений; тон его постепенно по-
нижается: он начинает с обличений, переходит к жалобам, а за-
тем и к покорнейшим прошениям на высочайшее имя. Уже
в 1850 году он пытается отправить в разные сроки четыре таких
прошения: через уездного стряпчего, через почту, через нарочно
посланного человека и еще раз через уездного ,атряпчего.
Однако власти, получив ют него уже) первое прошение, заявили
ему, что на них он с успехом жаловаться может одному лишь
богу. Действительно, первые три прошения, как пишет Линь-
ков, пропали без вести. В деле III Отделения с доносами
и с жалобами Линькова из всех этих четырех прошений сохра-
нилось только одно. Оно озаглавлено Линьковым: «Донос
содержащегося к Краснослободском тюремном замке доносчика
краснослободского мещанина Петра Павлова, сына Лунькова
шефу Алексею Федоровичу». 1 Донос этот написан на двух ли-
стах, с обеих сторон, довольно густо. Почерк в общем хороший;
1 Алексей Федорович — это шеф корпуса жандармов Орлов. Как видно
из приведенного дальше в тексте другого доноса Линькона, последний,
не доверяя пензенским властям, «прибегал под защиту Орлова».
Г, Лурье. — Питейные бунты 1859 г. и П. П. Линьков-Кочкин 457
имена существительные большей частью начинаются с заглав-
ных букв. Писано в общем, если учесть, что это относится
к 1850 году и исходит от мещанина, не безграмотно. 1
Всеподданнейшее прошение начинается словами: «Доколе,
господи, воззову и не услышиши? Возопию к тебе обидимь и не
избавиши?» Этот стиль вообще характерен для писания Линь-
кова.
18 апреля t писан этот донос, а пометка о его получении сде-
лана в III Отделении лишь 11 июля того же 1850 года. Истече-
ние такого большого времени не объясняется исключительно усло-
виями путей сообщения того времени: это мы сейчас увидим
из сравнительной скорости получения в Пензе ответа из Петер-
бурга; правда, к услугам III Отделения были фельдъегеря.
11 июля же Дубельт, за отсутствием Орлова, кладет резо-
люцию, что невозможно удовлетворить ходатайство Линькова
о личном вызове его к государю для раскрытия злоупотребле-
ний, раз । Линьков уже приговорен к телесному наказанию.
14 июля Дубельт пишет соответствующее сообщение пензен-
скому губернатору, что жалоба Линькова остается без послед-
ствий, а 24 августа от губернатора уже получено было извеще-
ние об исполнении, т. е. о доведении ответа до сведения Линь-
кова.
Наивны^ Линьков думает искать управы над Дубельтом
в лице самого Орлова, и 2 ноября того же года он строчит ему
следующий донос:
Его сиятельству, господину шефу корпуса жандармов, гене-
рал-адъютанту и кавалеру, графу Алексею Федоровичу.
Содержащегося в Краснослободском тюремном
замке доносчика, краонослободского мещанина,
Петра 'Павлова сына Линькова.
Вашему сиятельству отправил я всеподданнейшее прошение
его императорскому величеству — через почту от 27 октября
1850 года следующего содержания:
Великий предок вашего императорского величества рек;
«Если правда бежала от людей, то должно искать ее в сердце го-
сударей». А потому, очистившись трудами 'в переходе лестницы
судебных мытарств, наконец, я имел дерзновение припасть к сто-
пам вашего императорского величества с справедливейшими
1 Эта характеристика относится и ко всем прочим писаниям Линькова
В одном месте видно некоторое знакомство Линькова с законами: он ссы-
лается на 81 ст. Устава о содержащихся, Свода 1842.
458 Г. Лурье. — Питейные бунты 1859 г. и П. II. Линьков-Кочкин
жалобами, изложенными в четырех всеподданнейших проше-
ниях, отправленных 1850: 1-е от 13 марта — чрез уездного
стряпчего, 2-е от 1 9 марта, при особом всеподданнейшем проше-
нии ее императорскому величеству — чрез почту, 3-е — чрез на-
рочно посланного от меня, повергнутое лично в Петергофе
14 июня, и 4-е от 31 июля — чрез уездного стряпчего; прило-
жив при двух из них копии с жалоб и доносов моих Правитель-
ствующему сенату, в которых описав злоупотребление красно-
слободского винного комиссионера Савостьянова, притом поверг
я и примеры самого неправосудия и беззакония местных прави-
телей, сообщников его.
А как правители эти, получивб от меня для отправления
первое из тех всеподданнейших прошений, чрез уездного стряп-
чего мне сказали: «что на них с успехом жаловаться могу
я одному лишь богу». Потому сомневаясь в отправлении оных,
объяснив таковой отзыв их, с прописанием всеподданнейшего
прошения моего, в июле месяце чрез донос мой прибегал я под
защиту его сиятельства, графа Алексея Федоровича Орлова,
сего истинного архистратига вашего императорского величества,
удерживающего в руках своих страх для настоящего неправосу-
дия судей, отуманенных злоупотреблением винных комиссионе-
ров, чрез незаконное повышение цен на вино, вынуждающих
у государства, в частную собственность свою в гф более сга
миллионов целковых, преграждающих бедным доступ не* только
к милосердию, но даже и к правосудию вашего императорского
величества, из коих на последнее в особенности имеют они право
потому, что милосердие есть высочайшее произволение импе-
раторского величества, а правосудие необходимейшая часть бед-
ных, невинно угнетаемых, в числе коих нахожусь и я. Но донос
этот не имел счастия быть в руках общей россиян надежды,
вступив в рассмотрение управляющего 2 отделением собствен-
ной канцелярии вашего императорского величества господина
Дубельта, учинившего по нему нижеизложенное распоряжение,
истине закона не соответственное.
Из всеподданнейших же жалоб три пропали без вести,
а одно, повергнутое лично, хотя и оглашено, однакож тем по-
служило только к большему для меня угнетению, уверив тор-
жествующих врагов моих в действительности к ним снисхожде-
ния. Ибо господин статс-секретарь вашего императорского ве-
личества у принятия прошений, имея чрез копии в виду, что
жалобы мои на неправоту следствия всюду остались не уважен-
ными и что я, справедливейший доносчик и предстатель о спа-
сении' народа бедного, оклеветанный состоящими под моими
Г, Лурье, — Питейные бунты 1859 г, и П. П. Линьков-Кочкин 459
доносами, терпя ежеминутное мучение мужа, сетующего о уничи-
жении закона и страдании от неправосудия бедных россиян-обра-
тий, без вины близок к позорной казни, казни хотя и детской, но
жестокой и пагубной по ее последствиям. И несмотря
на то, в сентябре месяце извещая об удержании оного от внесе-
ния на высочайшее благорассмотрение, обращает меня для
оправданий туда, где не уважены ни жалобы мои, ни даже
просьбы об очных ставках, законом мне предоставленных, туда,
где отторгнуты без рассмотрения предлагаемые мною доказа-
тельства и где я, обстоятельствами дела законно оправданный,
за одну вину, под двумя фамилиями, приговорен к наказанию
плетьми и розгами, принуждаясь склонить неповинную главу
под убийственную руку врагов моих; не имея возможностей—
стона моего и стона невинных друзей моих — повергнуть к пра-
восудию вашего императорского величества потому только, что
будто бы не по законной очереди припадаю я к стопам вашего
императорского величества. Но какая есть еще могущественная
власть между императорским величеством и сенатом, кроме вы-
сочайшей власти вашего императорского величества? А госпо-
дин Дубельт донос мой на высочайшее благорассмотрение
не внес потому, что в двух степенях суда состоялись объяснен-
ные мною судебные приговоры. Законов для руководства чи-
тать мне хотя и не дозволяют, но как по собственным поня-
тиям я заключаю, что и самый закон утверждает славу и осно-
вание свое на святой истине и мудрости, то неужели истина
эта и мудрость его не допускают спасения невинно погибающего
в самую решительную минуту опасности? А хотя бы таковой
отзыв и действительно соответствовал современным узаконе-
ниям, в силу коих все подзаконные не могут собою сами спасти
невинного, не сделав преступление против закона, то почему ж
для усовершенствования оного не допустить его до самого за-
конодателя. И для чего притом отторгать его от милосердия мр-
нарха, свободного от закона?
По поводу каковых распоряжений краснослободские местные
правители 19 августа схватили брата и товарища моего в доносе
Ивана Аинькова и государственного крестьянина Филиппа
Килина, взыскивающего по суду с комиссионера Савостьянова
деньги, заперли при полиции в секретную, а 28 сентября поса-
дили в острог, не дозволив им ничего писать в свое оправда-
ние; заводя об них дело, состоящее в том, что будто бы они
15 августа, в день, при множестве народа, входя в рябкинский
питейный дом и выгнав из него двух поверенных с кучерами
их и служителя с работником и семейством его, сами произво-
460 Г. Лурье. — Питейные бунты 1859 г. и П. П. Линьков-Кочкин
дили жителям, продажу вина, захватив потом с собою и выру-
ченные ими деньги до 300 рублей. Дело это решено
и 26 октября отправлено в палату, при мнении магистрата,,
подвергающем брата и Килина наказанию плетьми. Бедные, со-
стоя в1 разряде людей и при самой свободе неумеющих на бумаге
высказать обстоятельств дела, притом находятся в тяжком
заключении, не имея никаких средств к принесению жалоб
на виновников своего злоключения; а между тем, по ходатайству
богача комиссионера, мнение магистрата утвердит и уголовная
палата. И тогда, согласно отзывов господ статс-секретаря и Ду-
бельта— нет нигде и ни в ком для них спасения; тогда как их
оправдывали более 300 человек, против трех лжесвидетелей, при-
нуждаемых к тому угрозами следователей, обличенных мною:
в лихоимстве, подлоге и отнятии чужой собственности. Но что
делать—там, где все аристократия богачей, превозмогающая
закон империи и распоряжение министерств? Господа статс-се-
кретарь и Дубельт предоставили мне писать оправдание. А мест-
ные правители с нарочитою жестокостью лишили меня всех
средств к тому, повторяя первый отзыв свой, что на них жало-
ваться могу я только богу. А потому я, по милости господней
и моей невинности, улучив эти тесные средства, в часы ночные
и украдкою от строжайшего надзора, изложив слабую тень
действительного, снова обращаюсь к его сиятельству, графу
Алексею Федоровичу, не имея ни силы, ни времени, ни средств
выразить вполне всеподданнейшей просьбы моей о спасении
иначе, как только общим угнетенных гласом — воззвать:
«Августейший монарх! Спаси, погибаем!»
Опасаясь же, чтобы с почт не попало оное в сети врагов моих,
потоку и решился в доставлении сего вашему сиятельству просить
господина пензенского жандармского полковника, с особою, при-
бегая к его высокородию просьбою, о прибытии в Краснисло-
бодск и принять от меня доказательства невинности брата моего
и крестьянина Килина. К сему доносу, содержащийся в Красно-
слободском тюремном замке доносчик, краснослободский меща-
нин, Петр Павлов, сын Линьков, руку приложил.
Ноября 2 дня 1850 г.
Краснослободская тюрьма.
Ночь.
Донос от 2 ноября попадает в III Отделение 23 декабря.
На этот раз донос застает Орлова в Петербурге, но ответ пи-
шет опять Дубельт по поручению Орлова 26 декабря. Ответ
Г. Лурье. — Питейные бунты 1859 г. и П. П. Линьков-Кочкин 461
такой же неутешительный, и 31 января 1851 года губернатор
извещает опять «об исполнении».
Проходит немного более полугода, и Линьков 6 сентября
1851 года снова пишет Орлову—на этот раз жалобу:
Его сиятельству господину шефу жандармов генерал-
адъютанту и кавалеру, графу Алексею Федоровичу.
Содержащегося под стражею доносчика, красно-
слободского мещанина Петра Павлова, сына
Линькова.
Жалоба
По решению Правительствующего сената, за словесную будто
бы обиду состоявших под моими доносами членов Красносло-
бодского земского суда, выдержан я шесть месяцев в Пензен-
ском смирительном доме, без зачета двух лет, проведенных
мною, по распоряжению тех же членов, в Краснослободском
тюремном замке собственно по этому делу.
По окончании коего Пензенское губернское правление распо-
рядилось подвергнуть меня снова содержанию в Пензенском
тюремном замке, будто бы за то самое письмо его величеству,
королю прусскому, которое в августе 1850 года, через красносло-
бодского уездного стряпчего, при особых прошениях, поставил
я на вид Пензенского губернского правления, шестого и первого
департаментов Правительствующего сената; а 1 ноября повергнуто
чрез копию в собственные руки его императорского высоче-
ства Константина Николаевича. Каковые просьбы, обще с ко-
пиями, приобщены к делу, оконченному выше объясненным при-
говором Сената. Относительно которого, всеподданнейше объ-
яснено мною в прошении его императорскому величеству в де-
кабре 1850 года чрез почту, к вашему сиятельству препрово-
жденном. И копии те имеются при деле, решенном Правитель-
ствующим сенатом. Следовательно, о письме там не должно
быть особого судопроизводства, а я не должен подлежать вновь
тюремному заключению, потому более, что подлинное письмо
к его королевскому величеству не отправлено, и до последней
крайности, удержано в руках тайных сотрудников моих по до-
носу. А сверх того и самая цель письма заключала в себе
истинную славу российского монарха, предоставляя его импера-
торскому величеству удовольствие спасти невинного и пресечь
действия неправосудия судей и злоупотребление винных комис-
452 Г. Лурье, — Питейные бунты 1859 г, и П, П, Линьков-Кочкин
сионеров; на коих донос мой умерщвляется тем неправосудием,
подвергающим меня противозаконно тяжкому тюремному за-
ключению, от коего было для меня действительным отдыхом
шестимесячное пребывание мое в смирительном доме, несмотря
на то, что первые два месяца провел в нем я, не получая
от смотрителя ни куска хлеба. О чем во время ареста и желал
я принести жалобу, но не имел к тому законных возможностей,
потому что в смирительный дом во все шесть месяцев
не приезжал ни кто из начальствующих, хотя более 20 раз
просили и вызывали в него со мною все содержащиеся г. про-
курора. Писать же, миновав его посредничества, я не желал,
почитая то мучение мое последним. О чем 5 сентября словесна
объявил я в присутствии губернского правления г. прокурору,
прося, чтобы было во время объявленного мне тюремного за-
ключения возвращено 'мне право, изъясненное в 81 статье устава
о содержащихся в 14 томе, повелевающей давать подсуди-
мым возможность писать и отправлять жалобы куда Следует
из места содержания. Но несмотря на то, писать мне не дозво-
ляют, поставляя в последнюю крайность, до наступления коей
удержано подлинное письмо к его королевскому величеству—
в руках моих тайных сотрудников.
Но и несмотря на эту крайность, я решаюсь, не отправляя
еще письма того, наперед прибегнуть под защиту вашего сия-
тельства и покорнейше просить: повелеть через кого следует
или освободить и спасти меня, пока есть еще время, или
по крайней мере дозволить мне писать и объяснить все, что не-
обходимо для моего оправдания и доказательств истины доно-
сов, чего сделать совершенно не имею я возможностей. Настоя-
щая бедность средств свидетельствует это. Пишу украдкой по не-
обходимости и за это меня же судят. Сентября 6 дня 1851 г.
К сей жалобе содержащийся в Пензенском тюремном замке до-
носчик, краснослободский мещанин, Петр Павлов, сын Линьков
руку приложил.
Жалоба получена в III Отделении 20 октября и оставлена без
ответа. Это, повидимому, надолго отбивает у Линькова охоту
обращаться в Петербург, но не навсегда. Мы находим в деле
III Отделения следующее его писание от 1 7 января 1859 года. На
этот раз, как мы сказали выше, он был сравнительно скоро
освобожден сенатором Сафоновым, но из дела нельзя устано-
вить, имело ли тут влияние его обращение в Петербург. Сво-
бодой, как мы знаем уже, Линьков пользовался весьма не долго,
с конца мая 1859 года он уже опять в тюрьме, а в октябре
Г. Лурье. — Питейные бунты 1859 г. и П. П. Линьков-Кочкин 463
1860 года он снова пишет в Петербург шефу жандармов «покор-
нейшее прошение», занимающее с двух сторон два листа.
В этом прошении он жалуется, что «лишен всех средств
к жалобам и' оправданию» и что в Пензе его убьют при малей-
шем наказании. «Жизнь же, — продолжает он, — от неправосу-
дия хотя и тяжка мне, но однакож я не желаю пресечь ее во зло
уверенным в моей невинности и прежде представления проекта:
о питейных ' сборах могущего увеличить государственный до-
ход более 50 миллионов рублей в год, с значительнейшими
сверх того льготами и выгодами для народа».
Он полагает, что, несмотря на его простое происхождение,
не следует отклонять его проект, и указывает, что Минин и Су-
санин были того же происхождения. Заключает он свое проше-
ние так:
«Отобрали у меня все бумаги, в числе коих находится
произведение мое в прозе и стихах под названием: «Русский
Лимонат». Из коего, во свидетельство истины того и вместо
аттестата учебных заведений, избавляющего питомцев их от на-
казаний, в милостивейшее благорассмотрение представить честь
имею следующее:
Сетование узника
Не всегубительный пожар
И не нашествие Мамая,
Или владык Бахчисарая—
С толпами дерзостных татар,
Мою отчизну пожинают.
И в духе хищных, злых зверей,
Ужасной пастию своею
Ее нещадно пожирают.
В ней все святое презирают.
Пестунствуя один обман,
Все сокрушают, истребляют,
Как бури .грозный ураган.
Нет-нет, не внешние враги,
Ее столь дерзостно терзают,
Но отечества слуги ...
Сии наемницы Ефремли.
Превозносясь венцом гордыни,
В предел меж. неба и земли:
Как дикий варвар средь пустыни,
Иль разъяренный гладом лев,
464 Г. Лурье. — Питейные бунты 1859 г. и П. П. Линьков-Кочкин
Расширив свой прежадный зев,
На все страх, трепет разливают,
Их гибельным корыстолюбием . . .
И быв, по свойствам и делам,
Олицетворенным подобьем,
Тлетворным Тартара духам:
Нигде незримым вездесущим
И к суду мучимых стрегущим,
Влекут всех бедных под арест.
На воре ж распиная крест,
Они с торжественною местью,
Не отразимою рукой:
Повсюду гонят правду с честью,
И кровь невинных льют рекой.
Их дерзко в тюрьмах запирают,
Как за обиду алтаря.
И в них все силы изнуряя,
Потом злой казни подвергают . . .
И наказуя, истязают:
Всегда в пример другим и в страх.
Страданью ж бедных указуют,
Награду там, на небесах.
Тюрьма ж есть школа воровства,
Разврата и ожесточений.
Тюрьма — наставник плутовства,
И верный способ вынуждений,
Ибо посредством этой пытки
Там обирают все до нитки.
Но если суд ведут о воре . . .
То все себе вменяют в честь
Сказать в судебном приговоре:
«Что судья ж тож человек есть».
Итак, на этом основанье,
Храня усердно адску месть,
Притом в соблазн и трепыханье. —
О всем превратно рассуждают
И делом рук их подтверждают:
«Что отнять собственность другого
«И с ней свободу, жизнь и честь
«Совсем греха нет никакого.
«Понеже души убиенных,
«И в тюрьмах гладом заморенных,
«Иль всего тленного лишенных,
Г. Лурье, — Питейные бунты 1859 г. и П, П, Линьков-Кочкин 465
«И на галеры осужденных —
«От муки вечныя спасутся
«И там, в нетленье облекутся.
«И так, все сделавшись святыми,
«Они молитвами своими
«Спасут и сирых, жен, детей.
«И их спасителей: судей!
«Судья ж притом или разбойник,
«Им подобный беззаконник,
«По слову будто бы Христа.
«И чудной силою креста:
«Проживши век на белом свете
«Точь в точь как маленькие дети:
«Без страха власти и закона.
«Зато приимут от Сиона
«Венцы апостольства. И в них,
«В блаженной области святых,
«Они вовеки воцарятся
• «И мздою дел их просвятятся».
Но, справедливей, омрачаться.
И в Тартар хладный-преселяться.
Нет-нет ни зверь и не татары.
Но злые обер-янычары
Наносят таковый удар
За слово: «Дай нам полугар,
«По цене определенной
«Ему законом от царя».
Самими ими ж вразумленной . . .
А между тем, чудотворя,
Мой лимонат: о-блеском кораллов
И благороднейших металлов;
Плодов волшебных минералов
От специй пенистой реки
Мрачит достоинство маршалов.
И движет грозные полки
На верноподданных. В отмщенье
За их слепое дерзновенье,
Напомнить о законе там,
Где его имя — преступленья.
Отколь он изгнан к небесам,
Во исполнение предреченья:
«Закон погибнет от жрецов,
«А совет мудрый от старцов.
Ю <Звенья» № 3
466 Г. Лурье. — Питейные бунты 1859 г. и П. П. Линьков-Кочкин
«И ради многих ваших грех,
«Подавит глупость, разум всех.
«И аще правды не сотворите
«И зло средь вас не истребите,
«Поставлю юноши вам в князи,
«Иже суда вам не дадут.
«И их ругатели, как в грязи,
«В делах их мерзостей запнут.
«И издеваяся над ними,
«Как над смирением рабов,
«Господствовати будут ими».
Глаголах вышний бог богов;
И се, тьма велия в недоуменьях их;
Все, все в обмане,
Как в тумане,
Поклонишась истуканным,
Яко богу и царям,
Златым мерзостям, сребряным
И слепым нетопырем.
И от бедствий столь великих,
Для всеобщего спасенья,
Нам не устроить в' кров шатра.
Коль берегов Ефрата диких
Не осенят благоволенья.
Потомков славного Петра!
Которое 1 по собственном исправлении, в тяжком заключении
невозможном и по цензурном рассмотрении, желал я отдать
в печать о возвращении коих, здесь просьбы мои не уважены.
Тягота же содержания моего, свидетельствуется тем, что я во-
семь месяцев был окован в кандалы. От коих не освободили
меня и во время двух-месячной болезни».
Кончается прошение следующими словами:
«Пишу украдкой, имея поврежденный от побой зрение.
Октябрь 1860 года».
На этом прошении 2 сделана надпись: «Оставить без внима-
ния». К этому времени судьба Линькова уже была решена: еще
3 августа 1860 года было высочайше утверждено решение гене-
1 Т. -е. произведение.—Г. Л.
2 Оно получено III Отделением 2 января 1861 г.
Г. Лурье. — Питейные бунты 1859 г. и П. П. Линьков-Кочкин 467
рал-аудиториата, что Линьков «по недостатку положительных
доказательств» оставлен «в сильном подозрении» и высылается
«на всегдашнее жительство в один из отдаленных городов
Сибири».
В «Колоколе» по поводу этого приговора сообщается:
«Благодушный царь, раздраженный тем, что мужик осмели-
вается быть умнее многих его верных слуг и премудрых воен-
ных комиссий, приказывает покончить с глупым мужиком,,
не хотящим понять царских милостей.
Комиссия, верная приказу, находит ясные улики виновности
и постановляет приговор: краснослободский мещанин ГЬ П.
Линьков-Кочкин, виновный в том-то и том-то, приговаривается
(следует ссылка на закон) к смерти расстрелянием. Но в под-
рыве преданности престолу и отечеству комиссия допустили
в приговоре некоторые маленькие несообразности: Кочкин,
например, по ее расследованию, в один и тот же день, почти,
в один и тот же час, находился в нескольких пунктах смежных,
губерний, отстоящих друг от друга на несколько сот верст
и везде совершал грабежи и поднимал бунты.
Будь это не Кочкин, а другой, менее энергичный человек^
подобные мелочи Не имели бы значения: справедливость и ми-
лость земского царя сделались бы фактом. Старик ухватывается
за эти мелочи как за последнее средство спасения, строчит
прошение, изображает в нем всю необъятную глубину царского
правосудия и милости вообще, доказывает это фактами из своей
почти 20-летней публичной деятельности (начавшейся в первой
половине 40-х годов) и своей последней участью; показывает,
как царская правда не ладит даже с царскими же законами,
и находит возможность переслать свое прошение прусскому
королю (невероятно, но факт), у которого и просит защиты..
Пруссаку было лестно стать покровителем попранной справедли-
вости; он передает русскому царю через свое посольство в Пе-
тербурге прошение Кочкина с должным ходатайством о произ-
водстве беспристрастного следствия.
Назначается новая комиссия, в руководство которой дается
прошение Кочкина с собственноручною резолюцией царя-
освободителя: «переисследовать и, если окажется прав, то со-
слать в Сибирь». Новая комиссия принуждена была признать
нелепость улик виновности Кочкина в возведенных на него
преступлениях! Но, проникнутая справедлив остью и милостью мо-
лодого монарха, комиссия постановила новый приговор: за дерз-
кие ответы высочайшей комиссии, неуважительные отзывы о го-
сударе-императоре и вообще обо всем верховном правительстве»
30
468 Г. Лурье, — Питейные бунты 1859 г. и П. П. Линьков-Кочкин
на основании таких-то и таких-то статей и пр., красно-
слободский мещанин П. П. Линьков-Кочкин ссылается без
лишения прав состояния в отдаленные места Сибири на житье
под надзором полиции в течение одного года.
Нечего, конечно, прибавлять, что со стариком обходились
как с простым преступником, и пересылка в Сибирь велась
обыкновенным способом, т. е. по этапу с партией уголовников
и пешком. В 1863 году он был прислан в Олекминск Якутской
области, с запрещением выхода за черту города (в Олекминске
немного более 1 50 жителей).
Проходит два года, старик почтительно осведомляется
у якутского губернатора (понятно, через исправника) насчет
своей участи и получает резолюцию: «Олекминск есть для тебя
вечная ссылка». Старик пробует напомнить о высочайшем при-
говоре («ссылается без лишения прав и пр.»), но губернатор
приказывает внушить все еще не раскусившему царского право-
судия мужику, «чтобы не утруждал высоких особ глупыми про-
шениями».
Прямых подтверждений сообщения «Колокола» мы не нашли
в материалах III Отделения, но имеются косвенные указания.
Мы уже видели выше, что сенатор Сафонов в числе грехов
Линькова говорит о каком-то обращении на имя прусского
короля. Сам Линьков также говорит об этом обращении в при-
веденной выше жалобе от 6 сентября 1851 года. Правда, послед-
няя дата способна вызвать скептическое отношение к сообще-
нию «Колокола», так как по словам Линькова выходит, что
письмо его к прусскому королю относится еще к 1850 году, а не
к периоду после питейных бунтов, к концу 50-х годов.
Обратим, однако, внимание на то обстоятельство, что, по словам
Линькова в этой жалобе, он в 1850 году не отправил письма
к прусскому королю, а удержал его в .руках своих тайных со-
трудников до наступления последней крайности. Не исключено,
следовательно, что в конце 50-х годов Линьков, сочтя
эту последнюю крайность наступившей, ухитрился каким-то
образом действительно обратиться к прусскому королю.
В сущности, без этой гипотезы трудно объяснить себе ту «мяг-
кость», которою закончилось производство дела Линькова; при
тогдашних условиях следовало бы ожидать для него если не
смертной казни, то, по крайней мере, каторги. Во всяком случае
царская резолюция, цитируемая «Колоколом», «переисследо-
вать и, если окажется прав, то сослать в Сибирь», если не
дословно, то по существу совпадает с царской же резолюцией,
которая имеется в делах III Отделения и которая наперед
Г. Лурье. — Питейные бунты 1859 г. и П. П. Линьков-Кочкин 469
выражает царское согласие на предложение двух сановников
сослать Линькова, если он будет оправдан.
В деталях, однако, надо отметить, неточность сообщения
«Колокола». По материалам III Отделения, например, Линьков
был сразу сослан по высочайшему повелению, не на один год^
а «навсегда».1 * * * * * * В
1 В' аохиве министерства внутренних дел имеется при «Ведомости
по Якутской области» за 1864 г. приложение: «Ведомость о лицах, со-
стоящих под надзором полиции в Якутской области за 1864 г.». Таких
было тогда в Якутской области три человека, в том числе Линьков, о ко-
тором сказано, что он состоит в Якутской области под гласным надзоров
полиции с 21 сентября 1863 г. «без срока». Живет он в городе Олек-
минске, определенных занятий не имеет, от казны ничего не получает.
«В дурных поступках не замечен».
В сведениях за 1865 г. сказано, что Линьков «находится в услужении,
поведения хорошего». За 1866 г. опять сообщается, что он находится,
в услужении, «трудолюбив и ведет себя весьма хорошо».

А. Малеин
«Изобличитель» — рукописный журнал студентов
Московского университета (1859 г.)
Революционные движения 1848 года в Западной Европе, как
известно, тяжело отозвались на судьбах наших университетов.
Несмотря на то, что тогдашний министр народного просвещения
С. С. Уваров через посредство своего подчиненного, проф.
И. И. Давыдова, подчеркивал классовую благонамеренность сту-
дентов, заявляя, что в 1 849 году из общего числа студентов 3937—
дворян и чиновников1 было 2506, т. е. 64 %, 1—студенты
не были пощажены. За статью Давыдова, напечатанную в «Со-
временнике», Уварову был объявлен высочайший выговор,
а число студентов в каждом университете было ограничено
до 300. Но отбор был так строг, что число студентов не дохо-
дило и до этой скромной нормы; например, в Петербургском
университете в 1854 году было их всего 1 59. 2
В конце николаевского режима положение университетов не-
сколько улучшилось, число студентов стало увеличиваться. Но
пробудившаяся после длительного гнета жажда к знанию не
могла долгое время найти себе надлежащее удовлетворение,
так как наука подносилась старыми жрецами, которые хорошо
помнили еще, каким карам подвергалось прежде всякое мало-
мальски свободное слово. Понятно, что молодежь не могла отно-
ситься с особым уважением к этим верноподданным ученым,
которые, к тому же, в огромном большинстве не обладали и над-
лежащим научным авторитетом, потому что за годы реакции
подготовка ученой смены была поставлена очень плохо,
1 Ср. «Голос минувшего» 1914, khJ 3, стр. 192.
2 Cjp. там же, 1915, кн. 2, стр. 133.
472 А. Малеин. — «И ^обличитель» — журнал студентов Моск, университета
а кафедры большею частью занимали старики, из года в год
повторявшие свои давным-давно составленные лекции.
Такое же положение дел было и в старейшем университете —
Московском. 1 Молодежь, действительно стремившаяся к зна-
нию, а не смотревшая на университет только как на место для
получения дипломов и обеспечения служебной карьеры, не могла
мириться с таким положением вещей и протестовала. Всякие
гласные пути для подобного протеста были закрыты, а из не-
гласных давно излюбленным был рукописный журнал, свобод-
ный от всякой цензуры. Одно из подобных изданий попало мне
недавно. Заглавие его: «Изобличитель». Единственное упомина-
ние в печати о нем имеется в «Колоколе», л. 62 (от 1 февраля
1860 года) . 2 Журнал представляет собою переплетенную тетрадку
(разм. 20,5 X 12,5), переписанную тщательно мелким, но четким:
почерком. На заглавном листе из зеленой бумаги изображено:
Изобличитель
№№ 1, 2, 3, 4, 5, 6
Москва 1859 г.
Затем перед текстом каждого из шести номеров стоит:
Изобличитель № 1 (2, Зит. Д.).
и дальше эпиграф:
О, сколько лиц бесстыдно бледных,
О, сколько лбов широко медных,
Готовых от меня принять
Литературную печать.
А. Пушкин 3
1 Живые и сочные характеристики московских профессоров 60-х годов
даны в статье Н. И. Кареева «Анекдота» — «Анатолий Федорович Кони,
1844 — 1924. Юбилейный сборник». «Атеней». Лг. 1925, стр. 57—69.
2 Ср. А. И. Герцен, Полное собрание сочинений и писем под, редакцией
М. К. Лемке, т. X, стр. 203 — 205. Герцен говорит, что у него были две
тетрадки журнала. Судя по содержанию разобранных статей, можно
думать, что это №№ 1 и 3. Лемке не дает никаких общих пояснений
к статье, ограничиваясь дешифровкой собственных имен, и то, как увидим
ниже, не совсем удачно.	*
3 Эти стихи Пушкина были тогда новостью, так как напечатаны впервые
только в VII томе издания Анненкова. У поэта вм. «литературную» —
«неизгладимую» печать. См. издание под ред. П. О. Морозова. (Изд.
«Просвещение»), т. II, стр. 153 и 516.
А. Малеин. — «Изобличитель» — журнал студентов Моск, университета 473
Под ним наклонным влево почерком: Москва.
На 4-й странице зеленого заглавного листа:
Dum spiro, spero. 1
Текст журнала изложен на 110 страницах и на 2 -ненумеро-
ванных прибавлено общее оглавление.
Прогрессивная часть студенчества, к которой принадлежала
редакция журнала, ясно сознавала непригодность профессоров
к тому, чтобы итти вровень с начавшим пробуждаться в то-
время общественным движением, сознавала и их отсталость от
науки. Это мнение выражалось молодежью с свойственным ей
задором и живостью и притом в очень сильных выражениях,
показывающих, что редакция «Изобличителя» отнюдь не при-
надлежала к аристократическим слоям общества. Так, журнал
открывается редакционной статьей в роде катехизиса, помеченной
18 марта 1859 года (стр. 3 и сл.), в форме вопросов и ответов.
Университет сравнивается здесь с публичным домом, 2 где тор-
гуют мыслью. Содержателем этого заведения является министр
народного просвещения, а обитательницами — профессора, кото-
рые (цитируем подлинные слова) «никогда не говорят сту-
дентам о их настоящих и будущих правах, чтобы еще надолго
удержать безобразный порядок вещей, так выгодный для себя,
наконец, они всячески развивают в своих воспитанниках суеве-
рие, которым стараются освятить всюду господствую-
щий произвол и насилие» (подчеркнуто в оригинале).
В результате молодые люди выходили на службу «с пустотой или,
что еще хуже, с помоями Зимнего дворца в голове и степенью
в кармане». Понятно поэтому, что реформа университета назрела
и она должна была быть произведена самими студентами.
Об этом говорится в редакционной статье № 2 (стр. 20):
«Кто же может лучше знать свои потребности, как не сам по-
требитель? Неужели вы и впрямь дозволите формировать уни-
верситетскую программу прокаженному Леонтьеву3 с товари-
щами?» И гораздо более резко в № 3 (стр. 43): «Кто же ска-
жет русскому правительству о наших нуждах, наших желаниях?
Не сойдет же, в самом деле, дух святой и не осенит главу
1 Т. е.: пока дышу, надеюсь.
2 В оригинале это и последующие обозначения даны в так называемой
«непечатной» форме.
8 П. М. Леонтьев (1822—1874) — филолог-классик, впоследствии дея-
тельный сподвижник Каткова по «Московским ведомостям».
474 Л. Малеин. — «Изобличитель» — журнал студентов Моск, университета
венценосца, как учит Орнатский. ..1 У (какого слепого поклон-
ника профессоров достанет совести утверждать, что они добро-
вольно согласятся на учреждение свободных кафедр, учреждение,
неразрывно связанное с падением огромного большинства из них
в то время, когда они употребляют в дело все позволительные
и непозволительные средства, чтобы удержать на месте даже
самых гнилых из своих членов?» Статья заканчивается следую-
щими знаменательными строками: «Таково настоящее положение
Московского университета. Что же ждет его в будущем?
Борьба и обновление или тупая покорность и
окончательное рас тлен и е».
Классовая рознь между студентами чувствовалась в это время
очень сильно. Одна часть молодежи принадлежала к рабовла-
дельцам, а другая, если не к самим рабам, то зачастую к их
ближайшим потомкам. Ужас крепостного права и возмущение
им сознавались уже весьма многими. Тем более, поэтому, редак-
ция «Изобличителя» восставала против своих товарищей, кото-
рые, несмотря на свою образованность и молодость, проявляли
чисто крепостнические замашки. Так, из № 1 (стр. 6—7) узнаем,
что крепостной мальчик (13—14 лет) терпит три дня палочные
побои от своего господина-студента за то, что позволил себе
повесить свои брюки на одну вешалку с бариновыми и не мог
сразу догадаться о тяжести этого проступка. В № 2 (стр. 23—
24) под заглавием «Крепостной человек, что собака, даже хуже
собаки», рассказано, что крепостной слуга хотел отучить дворо-
вую собаку гадить в комнате тем, что тыкал ее носом в ее нечи-
стоты, а хозяин собаки, барин, стал проделывать со слугой то
же самое и вдобавок еще побил его за такое обращение со псом.
Клеймя такое поведение «хамократов», как иронически вместо
аристократов 2 и в противоположность демократам именовались
постоянно в «Изобличителе» студенты, принадлежавшие к знат-
ным родам, редакция не щадила никаких уродств* в своей среде.
Так, уже в № 1 (стр. 10—11) она громит пьянство в студенче-
ской среде. В № 4 (стр. 64—65) статья «Каков поп, таков и при-
ход» начинается со следующего прискорбного признания:
«Взгляните во все номера «Изобличителя», и вы найдете там
не мало фактов, происшедших только от неразвитости или тупо-
сти наших студентов. Эта самая тупость и неразвитость будет
1 С. Н. Орнатский (1806—1884)— доктор прав, проф. Киевского, Харь-
ковского и Московского университетов. В 1859 г. вышел в отставку.
2 И на языке казанских студентов того времени слово аристократ
было синонимом шалопая, пустозвона. См. «Литературный сборник
к 100-летию Казанского университета». Казань 1901, стр. 144.
А. Малеин. — «Изобличитель» — журнал студентов Моск, университета 475
подтверждаться бесчисленными случаями как из семейной, так
общественной жизни. . .» Статья винит в этом профессоров. Но
несомненно корень зла крылся не только в них одних, а в общем
режиме николаевского времени, когда подвергались гонению
всякие умственные интересы, когда, по словам известного исто-
рика С. М. Соловьева, «фрунтовики воссели на всех правитель-
ственных местах, и с ними воцарились невежество, произвол,
грабительство, невозможные беспорядки», 1 когда за время
с 1848 по 1855 год, по словам того же современника, «начали
прямо развращать молодых людей, отвлекать их от серьезных
занятий, внушать, чтобы они поменьше думали, побольше раз-
влекались, побольше наслаждались жизнью». 2 3 Поэтому немуд-
рено, что редакторы «Изобличителя» приходят к мысли распро-
странить высшее образование возможно шире, сделать его до-
ступным для всех тогдашних сословий, 'без 1исключения: «Ничего
нельзя ожидать хорошего от теперешней молодежи. Разве когда
отпустят крестьян на волю, так из той, еще не початой среды
выйдут и новые силы и в большем количестве, которые^ обновят
и изменят рутинные начала. А то в этой среде 2—3 благород-
ных юноши, 2—3 благородных стремления легко заволаки-
ваются чиновничьими сетями, где и гибнут».
Перейдем теперь к разбору взаимоотношений профессоров
и студентов. Надо заметить, что во второй половине 50-х годов
у студентов впервые появилось сознание общности их профес-
сиональных интересов, когда, например, в случае оскорбления
одного из студентов за него вступаются другие. Дальнейшим
шагом на этом пути, как раз в самом конце 50-х годов, было то,
что студенты, конечно захватным путем, приобретают себе право
выражать порицание тем из профессоров, лекции которых явля-
лись или чересчур отсталыми в научном отношении, или ретро-
градными. В Казанском университете это имело место в отно-
шении профессоров В. Ф. Берви и В. М. Ведрова, а в Москов-
ском —. доцента Аполлона Александровича Майкова, двоюрод-
ного брата известных поэта и историка литературы А. Н.
и Л. Н. Майковых (1826—1902). А. А. Майков иногда (как,
например, даже в «Источниках словаря русских писателей», т. IV,
стр. 85) смешивается с имевшим то же имя, отчество и фамилию
директором театров (1761—1838)." Вот как расска-
зана в «Изобличителе» эта последняя история.
1 Записки С. М. Солсвьев1а, Петербург, стр. 120.
“Там же, стр. 122.
3 Лемке (соч. Герцена, X, стр. 205) отожествляет А. А. Майкова
с Л. Н. Майковым, который никогда не был профессором.
476 А. Малеин. — «Изобличитель» — журнал студентов Моск, университета
Специалист по славянской филологии, получивший в 1857 году
степень магистра за диссертацию «История сербского языка по
памятникам, писанным кириллицею, в связи с историей народа»,.
Майков, выдвинутый профессорской славянофильской партией,
в следующем году стал читать в звании доцента курс истории
русской литературы, кафедра которой освободилась с уходом
проф. Шевырева. Утвержденный в своем звании министром
Норовым вопреки желанию большинства профессоров, Майков
после седьмой лекции был освистан, — факт беспримерный до
того времени в истории Московского университета. Одним из1
главных виновников этого был будущий известный историк
В. ’И. Герье (1837—1919), кончавший в то время курс первым
кандидатом. Желая угодить своему тогдашнему патрону, упомя-
нутому уже выше профессору-западнику Леонтьеву,1 Герье стал
уговаривать товарищей, что Майков развивает православно-мо-
нархические идеи й вообще очень дурно читает свой предмет, и
предложил им не посещать лекций по истории русской литера-
туры и выразить Майкову протест. Студенты, в1 общем недоволь-
ные Майковым за то, что вместо литературы он читал им рус-
скую историю, не все, однако, соглашались на такую радикальную
меру. Образовались две партии; во главе первой, естественно,
был Герье, во главе второй стоял известный впоследствии соби-
ратель и издатель былин П. Н. Рыбников (1831—1885). Перед
седьмою лекцией Герье предложил товарищам, разделявшим его
мнение о Майкове, выйти из аудитории и вышел, только в един-
ственном числе. Тогда он вернулся вслед за пришедшим профес-
сором. Как только тот начал читать лекцию, послышались ши-
канья. После того Герье опять ушел из аудитории, но на этот раз
уже с целой толпой единомышленников. Майков назвал ушедших
невежами и продолжал свое чтение. По окончании лекции Майков
в коридоре был ошикан еще раз, а в аудитории в это время
приверженцы Рыбникова ему хлопали, правда, слабо. Затем,
в коридоре же, Рыбников и Герье вступили в жаркий спор:
первый доказывал, что «аплодировать можно, но шикать
нельзя, что это дебоширство, наступающее на ногу и не изви-
няющееся». Герье же стоял на той точке зрения, что надо во
что бы ни стало продолжать шиканье. В конце концов про-
ТИ1ВНИ1КИ пошли <в профессорскую к Майкову. Рыбников
1 В «Изобличителе» (стр. 26 — 27) помещена юмористическая заметка,
как Герье хватал однажды за фалды сюртуков своих товарищей, не поже-
лавших дожидаться запоздавшего Леонтьева, и добился того, что про-
фессор видел это его рвение.
А. Малеин. — «.И^обличитель» — журнал студентов Моск, университета 477
силился внушить профессору, что он читает плохо и должен или
исправиться, или оставить кафедру, а Герье грозил ему, в слу-
чае неоставления кафедры, непрерывным шиканьем. Ответ
Майкова на эти заявления очень характерен: «Я приду читать,
да еще и не один, а с полицией».1 Следующую лекцию слу-
шали Эректор Альфонский и декан Соловьев. Поднимаясь по
инстанциям дальше (3 марта), дело дошло до посещения лек-
ции попечителем. В конце концов помощник попечителя, буду-
щий известный археолог А. С. Уваров1, требовал от студентов
извиниться пред Майковым. Рыбников и его партия отказа-
лись от этого, приводя резонный довод, что они не шикали.
Герье же заявил, что шиканье исходило от студентов других
факультетов. Уваров предложил извиниться этим последним.
Было собрано 50 подписей, в том числе только двух словесни-
ков: Герье и Павлова, остальные подписи были совершенно
неразборчивы. Начальство этим удовлетворилось, а Майков
подал в отставку. Таким образом победа осталась за студен-
тами. 2
Иначе кончилось для них подробно изложенное в «Изобли-
чителе» столкновение с проф. Варнеком. Если инцидент с Май-
ковым не появлялся в печати, то варнековская история расска-
зывалась неоднократно. 3 * * * * В
1 Достоверность этих слов Майкова подтверждает студенческий листок
«Эхо», изданный 'в «Архиве Раевских» (т. V, Пг. 1915), стр. 377, где
он ошибочно отнесен к 1861 г. (ср. там же, стр. 728): «Во время- чтения
одной из последних лекций политической экономии Бабст обратился
к опоздавшим студентам с замечанием, что студенты не могут еще обхо-
диться без полиции. Прошлый год за подобную выходку Майкова хотели
выбросить из аудитории».
2 Об истории Майкова кратко и неточно говорит Б. Н. Чичерин,
«Воспоминания. Московский универститет». М. 1929, стр. 137 и сл.
3 Статья Герцена в «Колоколе», л. 55 (1859 г., 1, ноября) «Синхедрион
московских университетских фарисеев». (Соч. Герцена, под ред. Лемке,
г. X, стр. 135 — 142). — «Воспоминания о студенческой жизни». Издание
«О-ва распространения полезных книг». М. 1899 (Воспоминания п;роф.
Н. А. Митропольского). — Барсуков. «Жизнь и труды Погодина», кн. 16,
Пб. 1902, стр. 116’—120. — Никитенко, «Записки и дневник».
Пб. 1904, I, стр. 535.—П. В. Лебединский. «Из жизни Московского уни-
верситета. Варнековская история». С /предисловием Л. Ф. Пантелеева. —
«Голос минувшего», 1915, кн. 9 ,стр. 210—218. (А. 3. Попель-
иицкий и И. М. Соловьев). Из общественных настроений московского
студенчества в 1858 г. Там же, стр. 255 — 270. В этой последней статье,
начинающейся с изображения отголосков варнековской истории, приведено
краткое содержание рукописных студенческих журналов конца 1858 г.
«Живой голос» (№ 1), «Свой звонок» (№ 5) и «Искра» (№ 1, 2, 3).
В «Изобличителе» (стр. 103), кроме указанных, названы еще «Эхо»
478 А. Малеин. — «Изобличитель» — журнал студентов Моск, университета
Несмотря на эту обширную литературу о варнековской исто-
рии, изложение ее в «Изобличителе» все же имеет значение,
так как это — непосредственный голос одного из ближайших
свидетелей. Статьи, излагающие столкновение студентов
с проф. Варнеком, озаглавлены «Письма из деревни» и напи-
саны одним из активных участников этой истории, получившим
увольнение из университета и уехавшим из Москвы. В пере-
численных выше источниках наиболее подробно эпизод рассказан
в воспоминаниях П. В. Лебединского (1835—1912), политиче-
ского ссыльного по делу Андрущенко и др. * 1 Но Лебединский
писал свои воспоминания в 1896 году, т. е. через 40 лет
после происшествия, и, естественно, мог многое забыть. В «Изо-
бличителе» же промежуток между историей и записью охва-
тывает всего несколько месяцев. 2 Рассказ в «Письмах» ведется
в форме дневника событий.
30 юктября 1 858 года профессор зоологии на I курсе и сравни-
тельной анатомии на IV курсе Николай Александрович Варнек
был освистан на лекции студентами-медиками I курса, которые
вдобавок все вышли из аудитории, оставив ее nvcTofi. Причи-
ной такого поступка было неоднократно указывавшееся ранее
профессору небрежное чтение им лекций и грубое обхождение
с молодежью. Что лекции Варнека были слабы в научном
отношении, свидетельствует Лебединский, говоря, что только
от преемника Варнека, Борзенкова, слушатели узнали про тео-
рию Дарвина. Вечером того же дня инспектор университета
собрал :к себе всех медиков I курса поодиночке и, под угрозой
исключения из университета, заставлял их дать подписку, что
они обязуются слушать освистанного. 1 ноября состоялась сле-
дующая лекция Варнека, на которую он явился с деканом ме-
дицинского факультета проф. Анке. 3 Аудитория была полна
(см. упоминание в «Архиве Раевских»), «Последний звук», «Крестоносец»,
Монолог Староверова. Текст «Своего звонка» (№ 5) издан также
в «Архиве Раевских», см. стр. 401 — 402. — Кратко и неточно упоминает
о деле Варнека и Б. Н. Чичерин, указ, соч., стр. 16.
1 Дело это перепечатано из «Колокола» за 1865 и 1866 гг. в «Мате-
риалах для истории революционного движения в России в 60-х годах»
(Русская историческая библиотека, № 2), стр. 81 и ел.
- № 6 «Изобличителя», где помещено последнее «Письмо из де-
ревни», открывается редакционным сообщением от 20 мая 1859 г.,
а история произошла 30 октября 1858 г.
3 Отмечаю эту мелочь, чтобы показать ошибочность воспоминаний Лебе-
динского. По его словам (стр. 216), деканом был Полунин. Между тем,
деканство Анке удостоверяет и «Биографический словарь проф. Москов-
ского университета» (М. 1855), ч. I, стр. 11; ср. ч. II. стр. 294.
А. Малеин. — «.Изобличитель» — журнал студентов Моск, университета 479
студентами всех курсов и факультетов, кроме настоящих слу-
шателей— медиков I курса, стоявших в коридоре; об этом
последнем обстоятельстве Варнек был предупрежден, это же
неоднократно заявлялось громким топотом и во время лекции.
Содержание ее было — повторение из вступительного чтения
в начале года, к которому профессор лучше всего подготовился.
По окончании лекции в аудиторию вошли из коридора и сту-
денты I курса, в числе 250 человек, и избранный ими заранее
депутат Михаил Жохов 1 сказал Варнеку, что студенты не ду-
мали, чтобы у него хватило совести продолжать лекции, и что,
выходя из аудитории, медики I курса твердо решили в нее
не возвращаться. Варнек ответил на это, что он никого не за-
ставляет слушать свои лекции, а кому угодно его слушать, так
пусть слушает, кому не угодно, тот волен в себе. На это Жохов
возразил: «Зачем же вы лишаете возможности знать ваш
предмет тех, кто не захочет вас слушать?»
Жохов и другой депутат Быстров (впоследствии профессор
Военно-медицинской академии по кафедре детских болезней),
продолжавшие беседу с Варнеком, через полчаса принесли то-
варищам известие, что профессор решил подать в отставку.
Это сообщение было встречено громовым «ура!» Но 4 ноября
Жохов был исключен из университета «за предосудительное
поведение». Студенческие депутаты неоднократно ходатайство-
вали за него перед попечителем Бахметьевым, но, конечно, на-
прасно. Он успокаивал их просьбой подождать и всячески
ласкал и оказывал разные льготы как самим депутатам, так
и их родственникам. Жохову не оставалось ничего иного, как
выехать в Тверь в сопровождении жандарма.
Между тем известие о студенческих волнениях дошло до Пе-
тербурга, и оттуда предложено было Бахметьеву возможно
скорее ликвидировать историю. Тогда декан Анке вывесил
объявление, что 20 ноября возобновляются лекции Варнека,
на которые студенты и приглашаются. Студенты-аристократы,
1 Имя Жохова дано только в «Изобличителе». М. К. Лемке (Герцен,
т. X, стр. 135) неудачно отожествляет его с публицистом А. Ф. Жоховым,
убитым на дуэли Е. И. Утиным. Против этого говорит и хронология.
А. Ф. Жохов родился в 1840 г., а Лебединский (цит. соч., стр. 215)
называет делегата старым студентом, побывавшим до медицинского на двух
факультетах. Тем, не менее то же имя приписано Жохову и в «Словаре
деятелей революционного движения в России», т. I, в. 2 (Шестидесятые
годы), стр. 125. С. М. Жоховым может быть отожествлен воспитанник
первой Московской гимназии, автор «Вольных, стихов», обнаруженных
в 1850 г., и родившийся около 1836 г.; см. «Красный архив», IV* (1923),
стр. 405 и цит. выше словарь I, 1, стр. 66.
480 А. Малеин. — «Изобличитель» — журнал студентов Моск, университета
бывшие в постоянном общении и с попечителем и с его помощ-
ником, графом А. С. Уваровым, сообщили товарищам, что по
прочтении двух-трех лекций Варнек подаст в отставку, и этим
история с ним будет покончена; если же студенты не будут
слушать Варнека, то попечитель должен будет принять строгие
меры.
Возобновление лекций состоялось при торжественной обста-
новке. Явились не только декан, но и ректор, и даже попечитель.
Студенты снова отказались итти на лекцию, а когда попечитель
напомнил им о данной ими подписке, они назвали ее вынужден-
ною. Тогда попечитель предложил ректору нарядить в тот же
день следственную комиссию. Заседание этой комиссии, со-
стоявшееся 23 ноября, осложнилось инцидентом со студентом
Клаус (Кляуз). Составляя вместе с другими письменный ответ
на предложенные вопросы об участии в демонстрации, Клаус
обратился с просьбой к ректору дать ему новый лист бумаги,
так как он разорвал первый. Один из членов комиссии, проф.
Баршев, заметил, что Клаус разорвал лист не сам, а это сде-
лали другие, когда он выходил из зала. На это Клаус ска-
зал Баршеву: «Вы лжете. Я никуда не выходил». Ошибка
профессора, смешавшего одного студента с другим, была тот-
час же выяснена инспектором студентов. Баршев извинился
пред Клаусом, тот взял свои слова обратно, но тем не менее
на другой день был исключен за дерзость по отношению
к члену комиссии и.в результате, несмотря на протест товари-
щей, был также выслан из Москвы.
Ответы десяти студентов на указанные выше вопросы об уча-
стии в деле Варнека показались комиссии особенно дерзкими,
и потому эти лица были исключены из университета. Фами-
лии их следующие: Будзиа11-Виницкий, Бучинский Викентий,
Быстров Николай, Диц Владимир, Добровольский Владимир,
Кестер Павел, Курбатов Николай, Махвич-Мацкевич, Свирин
Николай и Эгере В. Этот список дан в «Изобличителе»
(стр. 90), а Лебединский говорит, что безусловно исключен-
ным был всего один Жохов, на один год было исключено пять че-
ловек, в том числе трое депутатов: Быстров, Добровольский
и Столпянский1 и двое за резкие ответы. Об исключении
десяти человек говорит и Герцен, что вполне совпадает с «Изо-
бличителем» («10 человек исключены с дурным поведением»),
прибавляя: «около 100 с правом поступить через год».
1 Это, вероятно. отец теперешнего историка старого Петербурга,
П. Н. Столпянского.
А. Малеин. — «Изобличитель» — журнал студентов Моск, университета 481
Летучие листки шпионы-студенты усердно доставляли на-
чальнику тайной полиции, а тот докладывал о них генерал-
губернатору Закревскому. Революционные стихотворения этих
листков («Искандеру» — Н. Огарева и «Нет! не рожден я биться
лбом» — Ап. Григорьева) Закревский счел нужным сообщить
близкому к царю А. Ф. Орлову. В Петербурге всполошились,
и судить студентов поехал сам министр народного просвещения
Ковалевский, под председательством которого и был вынесен
упомянутый приговор. Из всего состава профессоров только
двое протестовали как против деления студентов по степени
виновности на категории, так и против назначения каждой
категории особого наказания, — это были Я. И. Калиновский,
занимавший кафедру сельского хозяйства и лесоводства,
и М. Я. Киттары (1825—1880), технолог. Его кафедра была
открыта в 1857 году по ходатайству московских купцов и фабри-
кантов. Раньше он читал ту же науку в Казани, где один из
весьма немногих профессоров пользовался большой любовью
и уважением студентов.1
Герцен обратил серьезное внимание на эти волнения и закон-
чил свою статью о деле Варнека горячим призывом к молодежи
быть осторожнее и беречь свои силы для России. Сохранилось
известие, что «министр был против всякой снисходительности
к поступку студентов, пугая их».2 Но и действия попечителя
Бахметьева и его помощника Уварова не вызвали одобрения
у высшей власти. Про Уварова распространились даже слухи,
будто он возбуждал студентов против попечителя, но в «Изо-
бличителе» никаких подтверждений этого нет. Во всяком слу-
чае, Уваров оправдывался пред царем и подал в отставку,
которую получил без какого-либо повышения в чинах, чего
для него испрашивали. Одновременно с Уваровым был уволен
по расстроенному здоровью и Бахметьев.3
* В «Изобличителе» несколько раз упоминается знаменитый
«Никита»—профессор римского права Н. И. Крылов (1807—
1879).4 Мы привыкли читать о нем самые восторженные
1 О значении его казанской деятельности см. у Д. А. Корсакова в цит.
выше сборнике, стр. 187 и сл.
2 В письме проф. Лешкова к Погодину, у Барсукова, XVI, стр. 117.
3 Барсуков, XVI, стр. 118 — 119.
4 Отмечу небольшой курьез в издании Герцена М. К. Лемке. Этот,
в- общем весьма хорошо осведомленный, но недостаточно внимательный
исследователь в (комментариях к статье Герцена о деле Варнека (т. X,
стр. 135 — 142) называет Крылова Никита Петрович и повторяет эту
ошибку и в указателе (т. XXII, стр. 459), создав таким образом двой-
31 <3венья> № 3
482 А. Малеин. — «Изобличитель» — журнал студентов Моск, университета
отзывы. Так, преемник Крылова по кафедре, С. А. Муромцев,
писал о нем, что на русских юридических кафедрах еще не было
лектора более замечательного, что это был профессор-поэт.* 1
Пожалуй, еще более восторженно отзывается о Крылове другой
его слушатель, А. Ф. Кони, называя его «живым человеком,
горячо любящим свой народ, болевшим за него сердцем»,
и говоря, что теплая и благодарная память о Никите сохрани-
лась у слушателей на всю жизнь. 2 Н. И. Кареев указывает
на роман Боборыкина «Китай-город», где в традиционный
Татьянин день сотрапезники делятся воспоминаниями о Ни-
ките. 3 Но, например, Б. Н. Чичерин отзывается о нем как
об очень умном и даровитом человеке . . . вместе с тем круглом
невежде и лишенном всяких нравственных правил.4 5 Оппозицион-
ная часть студенчества также не любила Крылова. Причиной
этого скорее всего, для конца 50-х годов, может служить то,
что в 1857 году Крылов выступил как раз с обширной критикой
диссертации Чичерина «Областные учреждения России
в XVII веке», где всецело расписался в своей приверженности
к самодержавию и православию. Эта статья вызвала резкую
отповедь Герцена в третьем листе «Колокола» (1 сентября
1887 года) под заглавием «Лобное место». ° Искандер был тогда
настоящим кумиром левого студенчества. Вот чем объясняется
ироническое отношение к Крылову, который неоднократно назы-
вается в журнале «Продавцом даров духа святого» (выражение
Герцена).
Особое неудовольствие «Изобличителя» вызвала интрига
Крылова против проф. В. Н. Никольского (1821—1874),
который занял после Морошкина кафедру гражданского права.
Этого места домогался Н. И. Крылов, желая совместительство-
вать. Но, по настоянию прогрессивной группы профессоров, осо-
бенно Ешевского, эта затея не удалась. Тогда Никольский стал
получать предупреждение, что его освищут, и декан факультета
Баршев счел даже нужным обратиться к студентам с просьбой не
свистать Никольскому, так как-де он — человек еще молодой
ник Никите Ивановичу, который во всех других местах в указателе со-
храняет свои подлинные имя и отчество.
1 Барсуков, XIV, стр. 246.
2 Очерки и воспоминания. Пб. 1906, стр. 233 — 234.
3 Цит. соч., стр. 15.
4 Барсуков, XV„ стр. 226. Ценная характеристика Крылова дана
Чичериным в его воспоминаниях: «Москва сороковых годов» стр. 60—63,.
67 — 68. 269 — 276.
5 Соч., т. IX, стр. 15 — 19.
А. Малеин. — «Изобличитель» — журнал студентов Моск, университета 483
и может исправиться от своих недостатков. Все эти меры при-
нимались заблаговременно, раньше чем у молодежи возникло
намерение подобной расправы с профессором, если оно у нее
действительно было. Но Никольский — человек самолюбивый,
счел за лучшее, во избежание всяких дальнейших неприятно-
стей, добровольно уйти в отставку. В статье «Изобличителя»
по этому поводу «Юристы и Никольский», написанной, по всей
вероятности, исключенным по делу Варнека студентом Жоховым,.
есть прямая ссылка на «Лобное место» Герцена.
Из обзора содержания «Изобличителя» ясно, что в тогдаш-
нем Московском университете была группа молодежи, которая
готова была пламенно протестовать против всякого насилия
и произвола. Она не могла не сознавать недостатков универси-
тетского образования и видела средство к их устранению
в избавлении от монархического гнета и во всеобщем обучении.
Свои мнения по этому поводу студенты высказывали резко,
иногда грубо, но мысли их были жизненно-правдивы и убеди-
тельны.
31*

ДОБРОЛЮБОВЕ
i
М. А. Антонович
Из воспоминаний о Николае Александровиче
Добролюбове
Со вступительной статьей и примечаниями В. Евгеньева-Максимова
История русской литературы в течение долгих лет была сугубо неми-
лостива к М. А. Антоновичу: о нем предпочитали вовсе не говорить,,
а если уж говорили, то в явно недоброжелательном тоне.
В своих суждениях об Антоновиче находили общий язык представители
различных течений.
Автор наиболее обстоятельной критической статьи об Антоновиче, эпи-
гонствующий народник С. А. Венгеров, изрек по его адресу следующий
суровый приговор: «Если про Добролюбова можно сказать, что он всегда
парит в облаках, то про Антоновича следует отметить, что он с особенной
любовью копается в болоте. .. Исключение составляют только статьи»
посвященные простому изложению разных книг. Но в самостоятельных,
статьях Антонович выступает больше всего в роли «разносителя» мелких
литературных людишек и их мелких прегрешений. Таким же «разноси-
т?лем» он остается в тех немногих случаях, когда отвлекается от мелких
литературных дрязг и трактует о явлениях более крупного разбора. . . Во
всю свою жизнь Антонович не написал ни одной хва-
лебной статьи... Как «ругатель» Антонович Занимает одно из пер-
вых мест в журнальной литературе 60-х годов, которая всего менее отли-
чалась нежностью полемических приемов. Потребность ругать — в такой же-
степени органическое свойство писательской натуры Антоновича, в какой:
для Добролюбова было органической потребностью искать совершенства*
(«Критико-биографический словарь» 1889, т. I).
Еще менее церемонились в отношении Антоновича критики либерального
и тем более реакционного лагеря. И. И. Иванов квалифицирует статью
Антоновича по поводу «Отцов и детей» словами: «бессмыслица и гомери-
ческая наивность» («История русской критики», Спб. 1900, ч. III—IV»
стр. 664). Нововременец Н. Энгельгардт для характеристики полемиче-
ских статей Антоновича не нашел другого определения, как «грязная
пошлятина» («История русской литературы XIX столетия», Спб. 1902
т. I, стр. 169).
По традиции бранят Антоновича и некоторые из современных нам кри-
тиков. В книге, изданной в 1930 году, не только содержится утверждение^
486 М. А. Антонович» — воспоминаний о Н. А. Добролюбове
что «все (sic!) критические отзывы Антоновича были бессмысленный
вздор», но и вкладываются в уста Антоновича, дожившего, как известно,
до глубокой старости, такие, примерно, ламентации: «Где же были мои
глаза? И зачем только я брался за литературную критику, если t перед
лицом всякого произведения поэзии я был как дурак, как нерожденный,
как мертвый. Ведь чем славнее становятся имена оплеванных мною людей,
тем больше позора мне» (Предисловие к «Запискам Екатерины Жуков-
ской», Ленинград 1930).
Дыма без огня не бывает. Утверждать, что Антонович не давал
никаких поводов для подобных суждений, было бы, конечно, неправильно.
Запальчивость и резкость — бесспорно, отличительные черты критической
манеры Антоновича. С другой стороны, его критическое дарование было
и не -большим и не ярким, ia задача, .которая перед ним iвстала, отли-
чалась чрезвычайной трудностью: в наиболее реакционный отрезок эпохи
60-х годов замещать Чернышевского и Добролюбова в журнале, стоявшем
на самом левом фланге русской периодической печати. В результате Анто-
новичу не удалось избегнуть целого ряда более или менее крупных
ошибок: и содержание некоторых из его критических работ, и неимоверно
грубая форма, в которую он нередко их облекал, конечно, не могли при-
нести ни чести самому критику, ни пользы тому Делу, за которое он
ратовал.
Тем не менее для нас -совершенно ясно, что Антонович ни в какой
мере не заслуживает отзывов, подобных вышеприведенным. Если и правда,
что ему часто приходилось выступать в качестве «разносителя», если
.и правда, что пылкость его критического темперамента заставляла его
иной раз ругаться, то, вопреки Венгерову, Энгельгардту, Иванову
и другим, нельзя не признать, что его горячие критические наскоки вызы-
вались соображениями принципиального порядка, а отнюдь не органи-
ческой потребностью ругаться. И в авторе «Отцов и детей», на которого
он так запальчиво напал в знаменитой статье «Асмодец нашего вре-
мени», и в сотрудниках журнала Достоевского, и в самом Достоевском
Антонович видел своих принципиальных противников. Даже его ожесто-
ченная полемика с «Русским словом» ни в коем случае не может быть
названа «битьем по своим». В настоящее время можно считать доказан-
ным, что кружок «Современника» «отражал в своих воззрениях интересы
реа олюционного крестьянства», «Русское» же «слово», поскольку оно явля-
лось органом Писарева, — интересы городской мелкобуржуазной интелли-
генции, тех ее слоев, появление и расширение которых было связано
с потребностями рождающегося капитализма» (см. книгу В. Я. Кирпотина
«Радикальный разночинец Писарев»). Таким образом полемика Антоно-
вича против «Русского слова» опять-таки имела глубокий принципиальный
смысл.
Вопрос о критическом, публицистическом и философском наследии
Антоновича нуждается в специальной проработке. Мы лишены возмож-
ности заниматься ею на страницах этой краткой заметки. Нам показалось
уместным лишь подчеркнуть, что! ходячий взгляд на Антоновича как
на «ругателя», «разносителя» и только—в основе своей ошибочен.
Теперь несколько слов о литературной карьере Антоновича, сложив-
шейся весьма необычно. Еще до окончания курса в Петербургской духовной
академии юн, в лице Добролюбова, завязал сношения с редакцией «Совре-
менника». Вскоре Антонович познакомился с Чернышевским и Некрасо-
вым. К 1863 году, т. е. после ареста Чернышевского/, его значение
& кружке «Современника» настолько возросло, что Некрасов пред-
М. А. Антонович. — И? воспоминании о Н. А. Добролюбове 487
дожил ему войти в число главных руководителей осиротевшего жур-
нала. Антонович согласился и оставался на этом посту целых три; 'года,
вплоть до запрещения «Современника».
Если в эти годы литературная карьера Антоновича складывалась очень
удачно, то 1866 год — год запрещения «Современника» — оказался Для
нее роковым. Его сотрудничество в «Современном обозрении» Тиблень
не состоялось. Работа в «Космосе»0 маленьком журнальчике д-ра Симо-
нова, удовлетворить его не могла, да, кроме того, была очень непродол-
жительна— «Космос» просуществовал только год (1869). Не меньшим
снижением по сравнению с работой в «Современнике» явилось сотрудни-
чество его в провинциальной газете «Тифлисский вестник», падающее на
1875—1877 годы. В 1878 году Антоновичу как будто бы удалось причалить
свою ладью к корме большого корабля — он взял на себя критический
отдел общелитературного журнала «Слово», преобразованного из научно-
популярного ежемесячника «Знание». Однако со второй книжки! журнала
начались трения между Антоновичем и редакцией, закончившиеся уходом
его из «Слова». Новая попытка его приобщиться к журналистике также
потерпела фиаско: возникший в 1881 году журнал «Новое обозрение»,
в котором ему опять-таки был поручен критический отдел, Закрылся на
третьей книжке. С 1883 года Антонович становится чиновником, поступив
на службу в Государственный банк, в котором уже служил его прежний
соратник по «Современнику» Ю. Г. Жуковский, служил и преуспевал, по-
лучив в 1889 году назначение на должность управляющего банком. Однако
и в годы чиновничьей службы Антонович не порывал с литературной дея-
тельностью, правда, существенным образом изменив ее характер: он
с большим чем когда-либо увлечение.м стал заниматься естествоведением,
а в 1896 году опубликовал большую работу «Чарльз Дарвин и его теория».
Особенную ценность, по мнению специалистов (см. Чернышев, «Материалы
для изучения дэвонских отложений),, имеют некоторые изыскания его
в области геологии. Этим и объясняется, что когда скончался Антонович
(в ноябре 1918), чуть ли не единственным органом печати, откликнув-
шимся на его смерть, был «Ежегодник русского палеонтологического об-
щества» (1921, т. III, стр. 142—143).
Наш маленький экскурс в область биографии Антоновича все же доста-
точен для того, чтобы сказать, что семилетие) с 1859 по 1866 год было
тем периодом в его жизни, когда он имел все основания чувствовать себя
идущим в первых рядах литературной общественности. Замещать
в таком журнале, как «Современник», такого критика, как Добро-
любов, стоять у кормила «Современника» — это значило достичь очень
и очень многого. И чем значительнее был удельный вес этих достижений,
тем болезненнее должно было даваться Антоновичу сознание, что поздней-
шая его литературная деятельность не что иное, как непрерывный ряд
неудач. А потому нет ничего удивительного, что. престарелый писатель
должен был все чаще и чаще возвращаться мыслью к быстро промельк-
нувшим годам своего литературного успеха, к тому незабываемому вре-
мени, когда он вел борьбу на передовых позициях прогрессивной жур-
налистики,. бок о бок «с такими славными бойцами, как Чернышевский.
Добролюбов, Некрасов... Соответственно с этим Антоновича потянуло
к писанию воспоминаний, и эта тяга характерна для последних десяти-
летий его жизни.
Вот не претендующий на исчерпывающую полноту обзор написанных
им воспоминаний, обзор, который охватывает почти двадцатилетний
период — с 1898 по 1915 год.
488 М. А. Антонович. — И? воспоминаний о Н. А. Добролюбове
В 1898 году Антонович печатает «Воспоминания по поводу
чествования Белинского» («Русская мысль» № 12); в 1902 году—
«Воспоминания о Н. А. Добролюбове» («Журнал для «всех»
№ 1); в 1903 году — «Воспоминания о Некрасове» («Журнал
для всех» № 2); в 1906 году — «А реет Н. Г. Чернышевского»
(«Былое» № 3); в 1908 году — «Материалы для биографии
Чернышевского («Минувшие годы» № 5—6). В октябре 1909 года
он произносит на заседании Вольно-экономического общества, носящую
характер воспоминаний, речь о Чернышевском <« Груды Вольно-
экономического общества», 1910, № 1; стенографический отчет). На-
конец в 1915 году, полемизируя с автором настоящих строк, печатает
статью «Редакция «Современника» в 1866 г.» («Голос минувшего» № 2),
Далеко не все воспоминания Антоновича равноценны по своему зна-
чению. Однако те из них, которые посвящены Добролюбову, Чернышев-
скому и Некрасову, представляют значительный интерес. Антонович, этот
суровый шестидесятник, не заботится о «красотах слога», не думает о том,
чтобы дать своим читателям «развлекательное чтение»; ди«алогиче1ской
формы, столь широко распространенной в мемуарной литературе «развле-
кательного» характера, старательно избегает. . .
В процессе работы над воспоминаниями в его душе оживали старые
симпатии и антипатии; загорался тот огонь, которым когда-то дышали
его журнальные статьи. Антонович писал воспоминания о своих
сотоварищах по «Современнику» через много лет после того, как встре-
чался и работал с ними. Так, например, воспоминания о Добролюбове
написаны через 40 лет после смерти Добролюбова; самые ранние из вос-
поминаний о Чернышевском — примерно, через 42 года после их послед-
него свидания; о редакции «Современника» Антонович вспоминал через
50 лет после запрещения журнала. И, несмотря на это, его воспоминания
написаны горячо, а местами даже страстно. «Спокойно зреть на правых
и виновных, не ведая ни жалос1и ни гнева», Антонович органически
не может. Тем не менее фактическая достоверность их в огромном боль-
шинстве случаев не вызывает ни малейших сомнений. Правдивость — их
отличительная черта. Но, конечно, за давностью времени Антонович мог
кое-что забыть; отсюда некоторое количество неточностей, ошибок, по
большей части незначительных.
Сказанное в полной мере относится и к: «Воспоминаниям о Добролю-
бове». Это, бесспорно, одни из наиболее ценных и интересных воспоми-
наний из числа посвященных великому критику. Их значение усугубляется
тем, что они делают упор не на биографические моменты, а на, характе-
ристику личности Добролюбова и того, как эта личность проявляла себя
в обстановке жестокой классовой борьбы 60-х годов. К сожалению, мы
до сих пор не знали этих замечательных воспомина-
ний целиком, не знали потому, что их текст подвергся, без преуве-
личения говоря, чудовищным цензурным купюрам. Благодаря любезности
дочери М. А. Антоновича, Ольги Максимовны Антонович-Мижуевой,
в наши руки попал корректурный экземпляр этих воспоминаний. Срав-
нивая окончательный печатный текст в № 1 «Журнала для всех» 1902 года
с перемаранным красным карандашом цензора текстом корректурного
экземпляра, воочию убеждаешься в огромности того вреда, который
способна была причинить и на самом деле причиняла царская цензура.
Наиболее яркие, наиболее интересные в общественном отношении места
в статье Антоновича были «зарезаны» ею. Общее количество цензурных
выбросок достигает почти третьей части всей статьи. И это при
М. А. Антонович. — Из воспоминаний о Н. А. Добролюбове 489
условии, что Антонович, искушенный в «хождениях» по цензурным
«мукам», без сомнения писал свою статью с оглядкой на цензуру.
Если бы не эта «оглядка», он, разумеется, гораздо подробнее остано-
вился бы на характеристике политических взглядов Добролюбова и прямо
заговорил бы о его революционной установке. Антонович сделать этого,
по понятным соображениям, не решился. Тем не менее не один раз он
пытается дать понять читателям, что Добролюбов принадлежал к числу
деятелей, стоявших за коренную ломку устоев старой жизни, т. е. за рево-
люцию. Цензор проник в его намерения и стал беспощадно кромсать
статью. Под его карандашом гибли не только отдельные фразы и абзацы,
но и целые страницы, почти что главы. В подробном подсчете «ран»,
нанесенных «Воспоминаниям» цензором, думается, нет никакой надобности,
так как в печатаемом ниже тексте цензорские выброски заключены
в прямые скобки и каждый читатель сможет определить их характер.
Редактор «Журнала для всех» В. С. Миролюбов подтвердил в беседе
с нами, что цензура была очень придирчива к статье Антоновича и что
ему не малых трудов стоило отстоять и ту часть ее, которая была напе-
чатана. Действительно корректура хранит на себе следы борьбы редакции
с цензором. В некоторых случаях, правда,, очень немногих, последний
вынужден был пойти на уступки и разрешил к печати уже «вымаранные»
места. . .
В заключение считаем своим долгом выразить искреннюю признатель-
ность О. М. Антонович-Мижуевой за разрешение использовать коррек-
турный экземпляр «Воспоминаний».
В. Евгеньев-Максимов
Из воспоминаний о Николае Александровиче
Добролюбове 1
И делал я благое дело
Среди царюющегэ зла
Добролюбов
В половине 1859 года я оканчивал курс в С.-Петербургской
духовной академии. С каждым годом моего учения в академии
я все более и более убеждался, что теологическая специаль-
ность и духовная служба мне вовсе не по душе, и мое внимание
направлялось более на философию и вообще на светские науки,
чем на науки теологические. Перед окончанием курса я окон-
чательно решил оставить духовное звание и посвятить себя дея-
тельности не на духовном, а на каком-нибудь другом поприще.
Прежде всего я рискнул попытаться проникнуть на литератур-
ное поприще и для пробы написать что-нибудь, что могло бы
попасть в светскую печать. Для пробной статьи я избрал вот
1 Примечания в тексте сделаны В. Евгеньевым-Максимовым. — Ред-
490 М. А. Антонович. — Ир воспоминаний о Н. А. Добролюбове
какой сюжет. В то время свирепствовала мания, какое-то
поветрие на издание сатирических листков, которые натужи-
вались забавлять и смешить читателей. Во главе их и, как
образец для подражания, стоял «Весельчак», 1 в котором под-
визались пресловутый барон Брамбеус (Сенковский) и Львов,
автор нашумевшей тогда драмы «Предубеждение». Этот жур-
нал приобрел себе известность только следующим четверости-
шием-эпиграммой на Панаева, писавшего в «Современнике»
фельетоны под рубрикой «Заметки Нового поэта»:
Близ селенья речка,
А на речке мост,
На мосту овечка,
У овечки хвост.
Автором четверостишия подписался «Новый поэт», который
просил не смешивать его с Новым поэтом в «Современнике».
На это Панаев отвечал таким же четверостишием:
Близ селения кабак,
В кабаке же Весельчак
Бранит всех без исключенья,
Не пришедших в умиленье
От его «Предубежденья».
Вслед за «Весельчаком» появилось множество подобных
увеселительных листков и периодических и разовых: «Смех»,
«Смех под хреном», «Смех и горе» и т. п. Некоторые из этих
листков даже не назначали себе цен и печатали: «что пожа-
луете бедному издателю», «что хотите, то и опустите в кружку
продавца листка». Довольно полный список этих листков при-
веден в статье Добролюбова «Уличные листки».2 Как будто
нарочно и для контраста, в той сфере, в1 которой я учился
1 «Весельчак» издавался Плюшаром сначала под ред. Я. Григорьева,
а затем под ред. Н. Н. Львова, автора комедий «Свет не без добрых
людей» и «Предубеждение». Последняя вызвала чрезвычайно резкий
отзыв Добролюбова («Современник» 1858 №	7). В «Весельчаке»
печатались злобйые выпады Львова против Некрасова и Панаева.
2 Статья «Уличные листки» помещена в № 9 «Современника» 1858 г.
М. К. Лемке в вводной заметке к ней («Собрание сочинений Добролю-
бова», т. II, стр. 359) высказывает убеждение, что в основу ее Добролю-
бов с согласия Антоновича положил тот материал, который был собран
Антоновичем;, тогда еще студентом духовной -академии, для его работы
о «смеющихся и плачущих», предназначенной для «Современника», но не
помещенной в нем.
М, А. Антонович. — И-i воспоминании о Н. А. Добролюбове 491
и вращался, господствовало противоположное плаксивое на-
строение: здесь, и в устных проповедях, и в писаниях были
постоянные разглагольствования об оскудении в последнее
время веры и упадке нравственности, о том, что нужно непре-
станно каяться во грехах, сокрушаться и плакать.
Вот я и вздумал изобразить эти два противоположные
течения, эти два типа смеющихся и плачущих; сделал множе-
ство пикантных сопоставлений в виде борьбы между ними,
привел множество выдержек об одинаковых сюжетах, но с про-
тивоположным содержанием. Одни говорили: постоянно нужно
смеяться, а другие проповедывали: нужно непрестанно плакать.
Вышла большущая статья, листа на три печатных. Со страхом
и трепетом понес я ее в контору «Современника» для передачи
в редакцию. В лихорадке и с замиранием сердца, которое,
вероятно, испытывал всякий, пробовавший выступать в печати,
я ждал рокового для меня ответа, от которого зависела моя
судьба. И вот ответ пришел. Не читая его, я прежде всего
бросился на надпись; оказалось, ответ подписан Добролюбо-
вым. Я так и замер от опасений и страха: такой неумолимо
строгий судья, такой беспощадный критик, — наверное погибло
мое первое писательское создание. Мои опасения оправдались.
Добролюбов писал, что статья никоим образом не может быть
напечатана, хотя в ней есть места недурные, которыми можно
было бы воспользоваться в статье совсем другого типа и ха-
рактера, чем моя, и в заключение приглашал меня явиться
к нему и назначил место и время свидания. «Все пропало, —
думал я в отчаянии, — моя проба оказалась неудачной, и меня
приглашают только затем, чтобы возвратить статью». Но, с дру-
гой стороны, мелькал и некоторый луч надежды, так как все-
гаки некоторые места признаны были достойными печати, хотя,
может быть, и это написано только для моего утешения.
В лихорадочном волнении и колебании между страхом и на-
деждою я отправился к Добролюбову. Он принял меня без
всяких церемоний и чрезвычайно запросто, как будто давниш-
него короткого знакомого или товарища. Самым простодуш-
ным, даже приятельским тоном он сказал мне, что моя статья
есть махинище более трех печатных листов, что ее могут оси-
лить и вполне понять и оценить только читатели моего круга,
академисты и семинаристы, а обыкновенным заурядным чита-
телям она не под силу и не будет-для них интересна, но неко-
торыми местами статьи можно было бы воспользоваться, и если
я дам согласие, то он и воспользуется ими, но даст им совер-
шенно другую обстановку. Затем он участливо стал расспрашивать
4^2 М. А. Антонович. — И? воспоминаний о Н. А. Добролюбове
меня о моем внешнем положении, о моих планах и наме-
рениях, о том, к чему я чувствую особенное влечение и какая
отрасль знания мне нравится и более известна. Он убеждал
меня не смущаться не совсем удачной первой пробой и продол-
жать писать для печати. «Только бросьте, — говорит он,—
ваших плачущих и смеющихся, а берите какие-нибудь более
серьезные и более общие темы и пишите о них, и я уверен,
что следующие ваши пробы будут более удачны. Во всяком
случае, — сказал он в заключение нашего свидания, — непре-
менно приходите ко мне вечером в такие-то дни». Темы для
статьи я никак не мог найти, но к Добролюбову ходил неупу-
стительно в назначенные дни. Он вел со мною длинные разго-
воры о всевозможных предметах, и теоретических, и практиче-
ских, и на темы из самых разнообразных областей знания
и жизни. Очевидно, эти разговоры были для меня чем-то
в роде экзамена.
У Добролюбова библиотека была небольшая, но состояла из
самых избранных книг. Узнав от меня, что я питаю некоторую
слабость к философии, и между тем мало знаком с крайней
левой гегелианства и знаю Фейербаха только понаслышке, он
дал мне его сочинения и настоятельно рекомендовал проштуди-
ровать его два сочинения «Das Wesen der Religion» и «Das
We>en Cnris;enthums».
[«А знаете ли вы, — сказал он при этом, — кто меня учил
философии, да и не одной только философии?—Н. Г. Черны-
шевский, — как будто для довершения полной параллели
и аналогии с тем, что у нас бывало прежде: Герцен и Бакунин
учили философии Белинского, Белинский учил уму-разуму Не-
красова и Панаева, а Грановский был учителем Забелина.
А меня вон кто учил»].1
Давал Добролюбов мне, между прочим, сочинения Прудона,
S^stime des contradictions economiques. Когда я, возвращая
книгу, пожаловался, что в ней нет никаких положительных
выводов, что в ней представлены две противоположных системы
воззрений, все pro и contra, но вовсе не указано, как их прими-
рить и что из них вытекает, то он сказал, что это-то и хорошо,
что догматичность везде не хороша, что нужно самому думать
и самому решать для себя, на какую из противоположностей
следует становиться и какие выводы делать из них.
1 Это — первая цензурная выкидка, заключенная нами в квадратные
скобки. В такие скобки мы в дальнейшем заключаем всё что нс было до-
пущено цензурой к печати.
М. А. Антонович. — И? воспоминании о Н. А. Добролюбове 493
Темы для второй пробной статьи, несмотря на все мое же-
лание и на все усилия, я так-таки и не мог найти. Наконец
Добролюбов сжалился надо мною и сам дал мне темы. Он
предложил мне для разбора две книги о русском расколе —
одну Щапова, а другую на французском языке неизвестного
автора. Написанный мною разбор книги Щапова он признал
сносным; нашел только, что разбор не имеет начала или начи-
нается ex abrupto, и потому сам написал к нему начало
или вступление. 1 Разбор же французского сочинения он при-
знал довольно удовлетворительным. И этот разбор был напе-
читан в следующем 1860 году без всяких редакторских измене-
ний и дополнений. 2 Таким образом мой экзамен на сотрудниче-
ство в «Современнике» на скромную роль библиографа сошел
благополучно. После этого Добролюбов в разговорах со мною
часто высказывал свои взгляды на библиографию в общем
журнале и на те требования, которым она должна удовлетво-
рять. По его мнению, журнал должен брать для библиографии
только такие сочинения, которые или несогласны или же
согласны с его направлением; в первом случае он имеет возмож-
ность опровергать враждебные мысли, подрывать, осмеивать,
унижать их, во втором же случае ему представляется предлог
повторить свои собственные мысли, напомнить о них, разъяс-
нить, подтвердить или усилить их. Сочинения же индиферент-
ные в смысле направления, хотя бы серьезные и интересные
сами по себе, не должны попадать в библиографию общего
журнала, — им место в специальных библиографических жур-
налах. Все эти мысли я принимал, конечно, как указания
и наставления для меня лично, хотя они высказывались без-
лично и в общей форме.
С течением времени и мало-по-малу у меня установились
довольно близкие отношения к Добролюбову; но я, кажется,
не имею права назвать их дружескими. Он был со мною совсем
запросто, и я бывал у него как дома; он высказывался при мне
непринужденно, вполне откровенно, без той сдержанности, кото-
рая невольно является при разговорах с людьми, не близкими
1 Имеется в виду статья по поводу книги Щапова «О русском расколе
старообрядства». — «Что иногда открывается в либеральных фразах».
«Современник» 1859, 9.
2 Надо думать, что в данном случае имеется в виду библиографиче-
ская статья, напечатанная в №? 6 «Современника» 1860 г., под заглавием
«Материалы для истории простонародных суеверий», по поводу сочинений
Нильского «Об антихристе, против раскольников» 1859 г., и «Le Raskol.
Essai historique ei critique sur les sectes religieuses en Russie. Paris 1859 an.»
494 М. А. Антонович. — И? воспоминании о И. А. Добролюбове
между собою; иногда он посвящал меня в свои задушев-
ные мысли и планы. И чем больше я его узнавал, тем сильнее
поражала и увлекала меня эта необыкновенная личность. Я не
считаю нужным говорить здесь о прекрасных, но обыкновен-
ных и, так сказать, заурядных качествах, свойственных всякому
порядочному и более или менее выдающемуся человеку, каковы,
например, гуманность, великодушие, преданность своему делу
и своим людям, самоотвержение, бескорыстие, готовность
помочь всякому. Этими качествами Добролюбов был одарен
в высшей степени. Но что особенно возвышало его над обык-
новенными выдающимися людьми, что составляло его харак-
терную отличительную особенность, что возбуждало во мне
удивление, почти даже благоговение к нему, — это страшная
сила, непреклонная энергия и неудержимая страстность его
убеждений.
Все его существо было, так сказать, наэлектризовано этими
убеждениями, готово было каждую минуту разразиться и осы-
пать искрами и ударами все, что заграждало путь к осуще-
ствлению его практических убеждений. Готов он был даже жизнь
свою положить за их осуществление. Каждая его практическая
мысль, каждое слово так и рвалось неудержимо осуществиться
на деле, что [при данных условиях] было невозможно; и эта
невозможность служила для него источником нервных страда-
ний и нравственных <мук. И потому этот человек во все ко-
роткое время своей литературной деятельности был истинным
страдальцем и мучеником, постоянно горел в лихорадке недо-
вольства, негодования, а иногда даже и отчаяния.
[В письме к одному из своих школьных товарищей он писал:
«До сих пор нет для развитого и честного человека благодар-
ной деятельности на Руси: вот отчего и вянем, и киснем,
и пропадаем все мы. Но мы должны создать эту деятельность;
к созданию ее должны быть направлены все силы, сколько
их ни есть в натуре нашей. И я твердо верю, что будь
сотня таких людей, хоть как мы с тобой и Ваней, да решись
эти люди и согласись между собою окончательно, — деятель-
ность эта создастся, несмотря на все подлости обскурантов».
В другом письме тому же товарищу он писал: «С потерей
внешней возможности для такой деятельности мы умрем, — но
и умрем все-таки недаром». И он действительно принялся
за создание лтой действительности и за эту деятельность.]
Его глубоко, до болезненности возмущала окружавшая его
действительность, понятая и прочувствованная им; он видел,
как властно царствует зло в темном житейском царстве. И он
М. А. Антонович. — И? воспоминаний о Н. А. Добролюбове 495
в душе, в мыслях, в' мечтах порывался бороться с этим царствую-
щим злом, искал и придумывал возможные, действительные
и быстрые способы изменить или хоть несколько улучшить
и осветить мрачную действительность. «Постепенно», «поти-
хоньку да полегоньку» — были противны его энергической,
горячей юношеской натуре. Но [ужасная] действительность
грубо разрушала его мечты и точно издевалась над его горячими,
нетерпеливыми порывами и стремлениями, и это повергало его
в муку и отчаяние. [Человек рвется на дело, а ему сковывают
руки]. Но энергия и страстность не могут остановиться на
отчаянии; нужно действовать, во что бы то ни стало, работать
и бороться могучим орудием печатного слова. [И Добролюбов
мечтал произносить и печатать горячие речи и горячие призывы,
как делал в Италии прославленный им о. Александре Гавацци,
громить или возбуждать свою публику, электризовать ее, дви-
гать на дело. Но и здесь жестокая действительность сковывала
ему язык, не давала возможности высказывать и десятой доли
волновавших его идей и чувств, — что еще больше усиливало его
недовольство и муки. Точно как будто сбывалось пророчество
его о самом себе, высказанное им в пцсьме к семинарскому това-
рищу, учившемуся в духовной академии. «Говорят, что мой путь
смелой правды приведет меня когда-нибудь к погибели. Это
очень может быть, но я сумею погибнуть недаром. Следова-
тельно, и в самой последней крайности будет со мною мое все-
гдашнее, неотъемлемое утешение, что я трудился и жил не без
пользы.. .»]
Печать, по идеалу Добролюбова, должна была будить обще-
ство, звать его на дело [на борьбу]. А фактически, фигуриро-
вавшая перед Добролюбовым печать делала как раз противопо-
ложное: она убаюкивала читателей, наводила на них сладкую
дремоту самодовольства и самоуслаждения. И вот новый источ-
ник лихорадочного негодования для Добролюбова. Печатные
статьи его достаточно показывают, как возмущала и терзала
его хвастливая и обольстительная фраза: «в настоящее время
[время прогресса, когда мы созрели], когда процветает глас-
ность и действует бич обличительной литературы» и т. д.
Но нужно было послушать его на словах, чтобы увидеть,
до какой степени была ненавистна ему эта нелепая фраза и как
она его бесила. «На каждом шагу, — постоянно твердил он, —
мы видим возмутительные факты, всюду вокруг нас совер-
шаются безобразные и вопиющие явления, а печать точно
не видит и не замечает этого, и во все горло прославляет
и славословит «настоящее время». [Им плюют в глаза, а они
496 М. А, Антонович, — Ир воспоминании о Н. А. Добролюбове
говорят, что это божья роса]. На самом деле литераторы
видели и замечали эти факты и явления. Как только, бывало,
они соберутся где-нибудь, почти каждый из них расскажет
о каком-нибудь вопиющем факте или безобразном явлении,
и все пожалеют [о том, что этого нельзя напечатать и что сле-
довало бы послать э т о в Лондон Герцену напечатать в «Коло-
коле»]. Но все это рассказывается и выслушивается спокойно,
хладнокровно и благодушно; ,и рассказчики и слушатели на
другой же день продолжают свои гимны «настоящему времени»,
процветанию гласности и обличительной литературы. \Добро-
любова это бесило, просто приводило в ярость, и он удивлялся,
как это можно так спокойно и благодушно относиться к подоб-
ным фактам; и его мучило двойное негодование — и на самые
факты, и на печать. Все сообщаемые ему этого рода факты он
для чего-то аккуратно заносил в свою записную книжку [не-
известно, сохранилась ли она после погрома, разразившегося
над литературным душеприказчиком Добролюбова],1 для
того ли, чтобы постоянно помнить о них, как персидский царь
хотел постоянно помнить о ненавистных ему афинянах, или
для того, чтобы иметь побольше аргументов для развенчания
и унижения «настоящего времени».
Добролюбова тем более бесило такое поведение печати, что
он никак не мог себе объснить его [и не мог решить, идиотство
ли это, ограниченная нетребовательность и глупое самоусла-
ждение, или что-нибудь еще хуже и мерзее]. Ему самому каза-
лось яснее солнца, что печать обличает только пустяки и мелочи
[только мелких сошек] и что все обличаемое ею есть только
поверхностная пена [источник которой лежал гораздо глубже],
что это небольшие побеги [от более солидных стволов и кор-
ней, на которые и следовало устремить все внимание], и он
даже не допускал возможности, чтоб и другие, да еще литераторы,
этого не видели, не понимали. Они, может быть, видели
и понимали, а все-таки услаждались своими обличениями, счи-
тали себя либералами и с гордостью воображали, что они сво-
ими обличениями совершают гражданский подвиг.
[Добролюбов не дожил до того времени, когда свершилась
полная эволюция этих поверхностных обличителей и либералов,
и они вылились в законченную форму мракобесов и литератур-
ных сыщиков, и когда для него объяснилась бы их прежняя ли-
беральная слепота и поверхностная обличительность.
Т. е. Чернышевским.
М. А. Антонович. — И? воспоминаний о Н. А. Добролюбове 497
С досадой и горестью, а иногда даже с бранью, Добролюбов
постоянно повторял, что уже если кому непростительно славо-
словить «настоящее время» с его гласностью, так именно лите-
раторам, даже либеральным обличителям, которые на собствен-
ной спине должны были испытать всю прелесть этого времени.
Действительно, цензурный гнет в середине) 50-х годов значи-
тельно ослабел против прежнего времени, только ослабел, не
больше, но продолжал существовать и давал себя чувствовать
очень сильно и очень больно и с течением времени все сильнее
и больнее. Наиболее серьезные области государственной и об-
щественной жизни, как и в предшествующее время, тоже были
недоступны и запретны для печати; например, несмотря даже
на то, что уже подготовлялась в секрете крестьянская реформа,
все-таки нельзя было ничего печатать о крепостном праве
и против него. Цензура даже и по части дозволенных предме-
тов была строга, придирчива, мелочна; и разговоры между ли-
тераторами всегда перемешивались рассказами цензурных анек-
дотов. «А знаете, — говорил один, — нам запретили дурно отзы-
ваться о Наполеоне III и его правительстве; наш цензор расхо-
дился до того, что из приготовленной книжки журнала выма-
рал около 15 листов, почти целую половину книжки».
«А у нас, — подхватывал другой, — цензор вымарал невинней-
шую обличительную заметку, где место действия было обозна-
чено только иксом». «Это еще что, — говорил третий, — а вот
нас притянули к ответственности и распекли за напечатание
объявления «О старце и ухе» и т. д.
Литераторы слушали эти. анекдоты и благодушно хохотали,
точно это были какие-нибудь мелкие, совершенно безобидные
и заурядные случаи повседневной жизни. Один только Добро-
любов слушал эти анекдоты с мрачным видом и сердито вор-
чал: «Вот это доказывает, что у нас процветает гласность»
и потом заносил эти анекдоты в записную книжку. Нечего уже
и говорить о том, какая лихорадка трясла Добролюбова, когда
цензурные операции проделывались над его собственными
статьями. Положение самих цензоров было тоже ужасное,
обоюдоострое. Если какой-нибудь цензор, под влиянием разгово-
ров о прогрессе и гласности, осмелится действовать менее строго
и более снисходительно, то на него сыплются выговоры, за-
мечения и угрозы отставкой. И это была не пустая угроза, она
нередко приводилась в исполнение,---в пользу одного из таких
смелых отставленных цензоров даже Катков хотел устроить все-
народную подписку. Если цензор провинится на одном изда-
нии, то его переводят на другое, более благонадежное, а на его
32 «Звенья» №
498 М. А. Антонович. — И$ воспоминаний о Н. А. Добролюбове
место назначают другого, более строгого, собаку. И вот в литера-
турных кружках и ликования, и вопли, одни говорят: «Ах.
какое счастье, нам дали цензором! X», а другие голосят: «Нам
посадили цензором собаку Z, не знаем, что и делать, совсем
пропали». Все это действительно было комично, и литераторы
действительно хохотали по поводу таких перетасовок цензоров.
Один только Добролюбов не видел тут комизма, а может быть
и видел, но только обращал внимание на другую, далеко не ко-
мическую сторону дела, и обыкновенно говаривал: «Значит
судьба и благоденствие издания зависят не от цензуры вообще
и не от цензурного устава, а от личности и свойств цензора.
Вот так прогресс!»
Особенно стеснительно и тяжело для печати было то, что,
кроме цензуры общей и духовной, существовало еще много цензур
специальных: военная, морская, финансовая, министерства юсти-
ции и внутренних дел, театральная и т. д. Почти каждое ведом-
ство имело свою цензуру, охранявшую его интересы в печати.
Несчастные статьи, прошедшие через все эти мытарства,' возвра-
щались, конечно, в самом растрепанном/и изуродованном виде, не
говоря уже о бесконечных проволочках и трате времени.
Для «Современника» была набрана для помещения в фелье-
тон небольшая заметка, в которой описывалось какое-то мор-
ское торжество в Кронштадте. Общий цензор, кое-что повыми-
равши, направил заметку к военному цензору, который, как
само собой разумеется, должен был направить ее к морскому
цензору. Этот последний против фразы в заметке «матросы
разбежались по веревочным лестницам» положил такую резо-
люцию: «на военных судах нет веревочных лестниц, а есть ванты;
автор не понимает', о чем пишет»- Но бывали мытарства
еще более продолжительные. Для «Современника» же была на-
брана статья «Каторжники». Цензор направил ее в Сибирский
комитет (тоже специальная цензура), который признал, что
она касается министерства внутренних дел и юстиции и сверх
того подлежит духовной цензуре. Предпоследние два мытарства
статья прошла сравнительно благополучно, а духовный цензор
вымарал все духовное. Затем статья пошла к цензорам военному
и финансовому. Но этим мытарства статьи не кончились.
Общий цензор внес статью на рассмотрение цензурного комитета,
который, в свою очередь, представил ее в главное управле-
ние цензуры. И вот несчастный Добролюбов, видевший и знав-
ший десятки подобных анекдотов, должен был ежедневно чи-
тать и переваривать панегирики «настоящему времени»
и процветанию гласности.
М. А. Антонович. — Ид воспоминаний о Н. А. Добролюбове 499
Но судьба готовила Добролюбову еще более чувствительный
и неожиданный удар, поразивший в это его больное и наболев-
шее место еще сильнее и больнее, чем самохвальство и само-,
услаждение внутренней легальной печати. Этот удар нанесла
ему заграничная нелегальная печать. По поводу двух статей
Добролюбова «Литературные мелочи прошлого года» Герцен
напечатал в «Колоколе» громовую и резкую заметку, почему-то
озаглавив ее по-английски: Very dangerous! 1 И чтобы за-
метка обратила на себя особенное внимание, против ее заглавия
был нарисован указующий перст. О содержании и тоне заметки
могут дать понятие следующие выдержки из нее: «Чистым ли-
тераторам, людям звуков и формы (это Добролюбову-то!) на-
доело гражданское направление нашей литературы; их стало
оскорблять, что так много пишут о взятках и гласности, и так
мало Обломовых и антологических стихотворений . . . Журналы,
сделавшие себе пьедестал из благородных негодований и чуть
не ремесло из мрачных сочувствий со страждущими — катаются
со смеху над обличительной литературой, над неудачными опы-
тами гласности . . . Столичные растения, вы вытянулись между
Грязной и Мойкой; за городской чертой для вас чужие края . . .
Истощая свой смех на обличительную литературу, милые паяцы
наши забывают, что по этой скользкой дороге можно до-
свистаться не только до Булгарина и Греча, но (чего боже
сохрани) и до Станислава на шею. Может они об этом и не
думают, — пусть подумают теперь». Если бы сильный и неожи-
данный удар грома разразился над головою Добролюбова, то
он так не поразил бы и не потряс его, как эта заметка. Он го-
тов был лопнуть от досады и огорчения, от злости и негодова-
ния. Этот удивительный пассаж был необъясним и непостижим.
«Славословит нашу гласность, — говорил возмущенный Добро-
любов,— и превозносит обличительную литературу — кто же?
Тот самый «Колокол», который почти весь наполняется цензур-
ными анекдотами и к которому все прибегают только по недо-
статку гласности». Да, судьба была жестока с Добролюбовым
и мучила его всевозможными способами — и внутренней и загра-
ничной печатью!].
Другим выражением пустого самодовольства и ограниченного
самоуслаждения тогдашней печати была в глазах Добролюбова
ее заносчивость перед иностранцами, ее беспощадная строгость,
а иногда и презрительное отношение к 1 иностранным делам.
1 Статья эта появилась в № 44 «Колокола», от рюня 1859 г. «Very dange
rous» значит — «очень опасно».
32*
500 М. А. Антонович. — И? воспоминании о Н, А, Добролюбове
«В политических обозрениях, в иностранной политике, — говари-
вал Добролюбов,—русская печать ужасно либеральна и даже
радикальна и чрезвычайно требовательна». Действительно, ни
одно иностранное государство своей политикой не могло уго-
дить русской печати и заслужить ее одобрение; напротив, она
направо и налево сыпала обвинениями и швыряла камни осу-
ждения в1 европейские дела, как самый компетентный судья, ру-
ководствующийся высокими государственными идеалами, совер-
шенно забывая святое правило, что камни осуждения может
бросать только тот, кто сам безгрешен. Сколько, например,
доставалось тогда от нашей печати Наполеону III! Привыкнув
видеть у себя гласность, она возмущалась при виде безгласной
французской прессы, подавленной Наполеоном. Поэтому рус-
ская печать сочувствовала даже соучастникам Орсини 1 в поку-
шении на Наполеона, убежавшим в Англию, и радовалась
оправданию их английскими присяжными. Печать так яростно
нападала на Наполеона, что даже цензура находила, что это
уже слишком, и сдерживала ее обличительную ярость, направ-
ленную на французские дела. Не говоря уже о Германии
и Австрии, особенно доставалось от нашей печати коварному
Альбиону, хотя одно время в печати проглядывало даже англо-
манство. От инквизиторских взоров нашей печати не могли
укрыться ни одна ошибка, ни одна стеснительная мера, ни одно
некорректное действие Пальмерстонов или Росселей. Особенно
сильно пушила печать Англию за сипаев, совершенно так же,
как теперь пушат ее за буров. 2 Наша печать [привыкшая к миро-
любию, гуманности личности, снисходительности и всепроще-
нию] до глубины души возмущалась жестокостью и кровожад-
ностью, с какими англичане усиливались подавить восстание си-
паев в Индии.3 Счастливая, свободная [и потому великодуш-
ная] печать глубоко сочувствовала порабощаемым сипаям, совер-
шенно так же, как нынешняя печать сочувствует свободолюби-
вым и благочестивым бурам. Такая строгость и такое сочувствие
восставшим, по мнению Добролюбова, были вовсе не к лицу
нашей печати, ее судейская роль относительно иностранных дел
1 Феличе Орсини (1819—1858) — известный итальянский революционер;
14 января 1858 г. им и некоторыми его единомышленниками было про*
изведено покушение на Наполеона III. Двое участников покушения (сам
Орсини и Пиери) были казнены.
2 Статья Антоновича писалась таким образом .в период англо-бурской
войны, т. е. в 1901 —1902 гг.
3 Восстание сипаев (туземных войск) против английского владычества
относится к 1857—1858 гг.
М. А. Антонович. — И? воспоминаний о Н. А. Добролюбове 501
бесила его не меньше, чем словословия «настоящему времени»
и его гласности. Он возмущался карикатурами Степанова на ан-
гличан и французов и по поводу их написал на Степанова две эпи-
граммы, из которых, к сожалению, сохранилась только одна. 1
В печати он издевался и глумился над стихотворениями Розен-
гейма, 2 содержавшими в* себе квинтэссенцию национального само-
хвальства и заносчивости перед иностранцами. У Розенгейма все
это было возведено в* перл создания. Запад — это «хилый ста-
рик, истративший силы в корчах козней и интриг»; иностранцы —
это «фабриканты мятежей», тогда как «Русь — [защита тронов,
алтарей, правой власти, страх и ужас мятежей], слабейшего от-
рада, безверию упрек, безначалию урок» и т. д. Но печатные
издевательства Добролюбова и пародии на стихотворения Ро-
зенгейма были только слабым выражением того негодования,
той злости, какие возбуждало в нем это национальное бахваль-
ство, свойственное не одному Розенгейму, но почти всей печати.
Дать волю этому негодованию излиться в серьезной статье
со всеми его мотивами и аргуметнами Добролюбов не призна-
вал возможным. За англичан же он вступился, и в серьезной
статье, и старался убедить русских публицистов, что судить
строго англичан и вообще все иностранные дела им вовсе не
к лицу, непристойно, и что их приговоры, при их неуместности,
еще и несправедливы. В своей статье, которая, к сожалению,
не попала в собрание его сочинений. «Взгляд на историю и со-
временное состояние Ост-Индии», 3 он писал следующее: «Те-
перь, даже среди ожесточения, какое возбуждено в обществен-
ном мнении англичан неистовствами сипаев, раздаются уже
в парламенте и на митингах голоса против злоупотреблений
1 Речь идет о выпущенном Н. А. Степановым в 1855 г. альбоме кари-
катур на англичан и французов, с которыми Россия в то время воевала.
Карикатуры Степанова выдержаны в крайне шовинистическом духе.
Отсюда отрицательное отношение к ним Добролюбова. Впрочем, во вто-
рой эпиграмме, которой Антонович не знал, Добролюбов ставит Степа-
нову в заслугу то, что он «получил свободу представить русскому народу
в достойном виде царский чин» (намек на издевательские изображения
в его альбоме монархов враждебных государств). Обе эпиграммы на
автора карикатур напечатаны в IX т. «Полного собрания сочинений До-
бролюбова», под ред. Аничкова (стр. 10).
2 Блестящая по своему остроумию рецензия Добролюбова на изданные
в 1858 г. «Стихотворения М. Розенгейма» напечатана в № 11 «Совре-
менника» того же года. Она, между прочим, замечательна тем, что в ней
Добролюбов впервые выступает в роли пародиста Конрада Лилиеншвагера.
3 Статья эта была напечатана в № 9 «Современника» за 1857 г
и подписана псевдонимом «Н. Турчинов».
502 М. А. Антонович. — Из воспоминаний о Н. А. Добролюбове
английского управления в Индии; в лондонских газетах печата-
ются статьи и письма, полные упреков Англии и сожаления об
участи туземцев. В этой смелости, беспощадности, с которой во
всякое время могут быть раскрыты общественные недостатки,
заключается величайшая сила Англии». Этому последнему об-
стоятельству тогдашние публицисты Нс придавали никакого
значения, а напротив пользовались им, как готовым и легким
орудием против самих же англичан: вот, мол, сами англичане
видят и сознаются, как они нехороши! [К сожалению для ны-
нешних публицистов указанное обстоятельство служит только
оружием против англичан же и не наводит их ни на какие дру-
гие размышления и соображения, чего никак нельзя было ожи-
дать, по крайней мере, от тех из них, которые, повидимому, от-
носятся к Добролюбову с уважением и которым поэтому не ме-
шало бы принимать к сведению его указания и размышления].
Постоянно занятый мыслью, как бы вернее подействовать на
читателей, раскрыть им глаза, а главное, пробудить в них энер-
гию, Добролюбов находил, что серьезные журнальные статьи
для этого недостаточны, что в некоторых случаях шутка или
насмешка могут действовать сильнее, чем серьезные рассужде-
ния, и что в шуточной или сатирической форме возможно будет
иногда провести в печать такие вещи, которые не пройдут
в серьезной форме, и что, наконец, шуткой, насмешкой и изде-
вательствами можно будет вернее убить ненавистную и самодо-
вольную фразу о «настоящем времени». Поэтому Добролюбов
убедил Некрасова [предпринять издание сатиристического жур-
нала в роде «Искры», которой он был не совсем доволен. Все
было готово: был найден вполне благонамеренный редактор,
зять Некрасова, заслуженный воин, потерявший ногу на поле
сражения, 1 были добыты требуемые рекомендации четырех гене-
ралов. Но все было напрасно, разрешения на издание не было
дано. Нечего и говорить о том, как подействовало на Добролю-
бова это обстоятельство и насколько усилило лихорадку его не-
довольства вообще и в частности его негодования на фразу
о процветании гласности. Чтобы поправить неудачу, и взамен
особого сатирического журнала решено было завести особый
отдел в «Современнике» — «Свисток»]. 2
1 Зять Некрасова, т. е. муж его сестры Анны Алексеевны, — подпол-
ковник Генрих Станиславович Буткевич.
2 Этому утверждению несколько противоречит нижеследующее заяв-
ление самого Некрасова: «Свисток» придумал собственно я, а душу, ко-
нечно, дал Добролюбов. Заглавие произошло так. В 1856 г. я жил
М. А. Антонович. — И? воспоминаний о Н. А. Добролюбове 503
• Для серьезных отделов «Современника» Добролюбов очень
много и усиленно работал; а с основанием «Свистка» для него
прибавилась новая работа, за которую он принялся с его обык-
новенною горячностью и нетерпением. В «Свистке» он часто
смеялся, подобно Гоголю, сквозь невидимые слезы, свистал
и, например, по поводу таких вещей, как опыты отучения людей
от пищи, т. е. мор рабочих голодом, сечение гимназистов,
акционерные общества, учрежденные Кокоревым и Бенардаки* 1
и т. п. Все эти усиленные труды в соединении с постоянно
мучившей его моральной лихорадкой подорвали его здоровье,
и друзья настоятельно ему советовали, просто требовали, чтобы
он отправился за границу, серьезно отдохнул бы там и поле-
чился, оставив на время всякие литературные занятия. Уступая
их настояниям, он, хотя и очень неохотно, отправился( за гра-
ницу в конце мая 1860 года через Берлин; побывав в Дрездене,
Лейпциге и Праге, он проехал в Швейцарию, оттуда отпра-
вился в Диепп для лечения морскими купаниями и затем снова
возвратился в Швейцарию. Из Швейцарии проехал в Париж
и, пробыв в нем несколько времени, отправился в Италию, где
и пробыл все время до возвращения в1 Россию. Уже находясь
за границей, он все-таки помнил и заботился обо мне и моих
делах. В одном из писем к своему дяде, 2 который ведал все его
дела и на попечении которого он оставил двух своих младших
братьев, он, точно предугадывая, что я посовещусь явиться
в редакцию «Современника» с требованием денег за мою нале;
чатанную статью, поручал дяде справиться у казначея «Совре-
менника» — получил ли я деньги за статью, и если не получил,
то чтоб их мне послали, причем указал мой адрес. В том же
письме по поводу моей второй статьи о расколе, встретившей
цензурные затруднения, он писал: «Если же статью его не на-
печатали, то скажите, чтобы попробовали теперь. Она недурна,
и цензура, вероятно, после смерти Григория3 стала сговорчивее».
Дядя исполнил поручение, и вторая статья была напечатана;
но денег и на этот раз мне не прислали, а пойти за ними я со-
вестился.
Уезжая за границу, Добролюбов поручил меня вниманию
Чернышевского, но не познакомил меня с ним лично. Все лето
в Риме и сам видел газету «Diritto» (это значит свисток), кое-что из нее
даже сам почитывал» (неизданные бумаги Некрасова).
1 Кокорев В. А. — известный откупщик и финансовый деятель 60-х го*
дов; Д. Бенардаки — банкир.
2 См. «Материалы для биографии Добролюбова», 1890, стр. 569.
3 О каком Григории здесь говорится, нам не удалось выяснить.
504 М. А, Антонович. — Ир воспоминаний о Н. А. Добролюбове
я провел вне Петербурга, возвратился только зимою и узнал,
что Чернышевский давно разыскивает меня. Я явился к нему
в первый раз в конце 1860 года. Увидав меня, он по первому же
абцугу, даже, кажется, не поздоровавшись, напустился на меня
с упреками, почему я не доставил для «Современника» ни одной
статьи и даже не давал знать, где я нахожусь, и не являлся за
деньгами за статьи. Затем он вдруг переменил тон, развеселился,
стал хохотать и совершенно по-приятельски стал расспраши-
вать о моих личных делах и занятиях и т. д. и в конце нашей
довольно длинной беседы настоятельно требовал, чтобы я не-
пременно писал для «Современника», и когда я стал отговари-
ваться, что не знаю, о чем писать, то он опять рассердился
и с досадою сказал: «По вашим напечатанным статьям я во-
ображал, что вы бойкий и ловкий молодой человек, что у вас
уже готово несколько статей, а вы, оказывается, ничего не сде-
лали и даже не сумели найти сюжета для статьи. Добролюбов
говорил мне, что вы чувствуете слабость к философии и знакомы
даже с современной философией; пу, вот и прекрасно, пи-
шите о философии, пишите обо всем, о чем хотите, берите
и разбирайте, какие угодно книги, только пишите!»
Я действительно стал писать для «Современника» и статьи
и рецензии и потому имел почти постоянные сношения с Чер-
нышевским, который находил мои статьи удовлетворительными
и считал меня уже постоянным сотрудником «Современника».
Сблизившись таким образом с Чернышевским, я увидел, до
какой степени он ценил и высоко ставил Добролюбова и как
глубоко любил и уважал его как товарища, как друга и даже
чуть не как учителя. В его глазах Добролюбов был недосягае-
мым идеалом человека и писателя. Он восхищался Добролюбо-
вым, удивлялся ему, чуть не благоговел перед ним. В редкие
минуты откровенности и задушевности у Чернышевского было
любимой темой разговора — сравнивать себя с Добролюбовым
и унижать себя перед ним [конечно, совершенно несправедливо.
Очень интересно то, что и Добролюбов точно так же относился
к Чернышевскому, тоже постоянно сравнивал себя с ним не
в свою пользу, ставил его во всем выше себя, считал его своим
учителем и просветителем. Мимоходом следует заметить здесь,
что в этих взаимных оценках Добролюбов был правее и ближе
к истине, чем Чернышевский, который был убежден в против-
ном и совершении искренно ставил Добролюбова выше себя.
«Что мы? —говорил Чернь шевский —мы долго блуждали, пре-
жде чем попали на настоящую дорогу, просветление наше со-
вершалось медленно и постепенно и чего нам «но стоило?
М. А. Антонович. — Ир воспоминаний о Н. А. Добролюбове 505
А вот] он прямо со студенческой скамьи, — говорил Чернышев-
ский, — встал окончательно установившимся и сформировав-
шимся, вполне развитым и цельным человеком, с стройным гар-
моническим мировоззрением, с твердо сложившимися убежде-
ниями теоретическими и практическими и сразу стал, на настоя-
щую прямую дорогу. Он вышел из своего мрачного и мона-
стырского института совершенным человеком, как Минерва из
головы Юпитера. Он уже в самой ранней юности начертал свой
вполне определенный жизненный план и ясно наметил цель своей
жизни и деятельности; это мне известно доподлинно. И ка-
кой у Добролюбова верный литературный взгляд, — удивлялся,
бывало, Чернышевский, — какое тонкое чутье, какая проница-
тельность; ее не обманет ничто, и ничто не скроется от нее. Вот
я прочитаю что-нибудь, и мне оно кажется хорошо, естественно,
искренно и правдиво; но прочитает это же самое Добролюбов
и находит, что оно нехорошо, и неискренно, и неправдиво.
Я потом посмотрю и, действительно, сам увижу, что я ошибся,
а он прав». [Почти буквально то же самое говорил Добро-
любов о Чернышевском. «Вот, — говаривал он, — у кого зоркий
проницательный взгляд— у Чернышевского: он сразу охватит все
и проникнет до самой сокровенной глубины». Особенно горячо
и убежденно он повторял это после появления в «Колоколе»
заметки «Very dangerous». «Да, — говорил он, — Черны-
шевского не мог ослепить даже блестящий Герцен: он мог ожи-
дать от него подобной выходки, а я не мог, я — близорукий
зритель!»
Нужно заметить здесь, что Добролюбов был восторженным
поклонником Герцена, и его крайне удивляло то, что Черны-
шевский, отдавая полную справедливость Герцену, отзывался
все-таки о нем крайне сдержанно и даже холодно. Для успокое-
ния Добролюбова Чернышевский превозносил литературный
талант Герцена, называя его блестящим. Но для Добролюбова
этого было мало в прежнее время. Когда же ему был сделан
неожиданный реприманд в виде «Very dangerous >, он
охладел к Герцену и тем больше удивлялся проницательности
Чернышевского. К слову сказать, Чернышевский имел случай
видеться с Герценом за границей, и они, кажется, остались не
совсем довольны друг другом].1
1 Об1 этом, между прочим, свидетельствует весьма неблагоприятный отзыв
о Герцене («Кавелин в квадрате»), содержащийся в июльском письме
Чернышевского ik Добролюбову из-за границы (см. «Переписку Черны-
шевского с Некрасовым,, Добролюбовыми Зеленым», М. 1925, стр 68—69).
В выходящей в издательстве «Academia» книге «Шестидесятые годы»
506 М. А. Антонович. — воспоминании о Н. А. Добролюбове
Особенно же высоко ценил Чернышевский в Добролюбове —
и на этот раз уже абсолютно справедливо — удивительную силу
убеждения и страстную, непоколебимую решимость действо-
вать всегда и везде согласно с этими убеждениями, не стес-
няясь ничем и невзирая ни на что. «Вот, — говаривал он, — на-
стоящий человек дела, жаждущий дела. У него полная гармо-
ния между мыслью, словом и делом. В его глазах самые пре-
красные намерения не имеют никакого значения и даже вызы-
вают его неудовольствие, если они не стремятся проявиться
в соответствующих действиях. И как он во всем строг, непоко-
лебим и непреклонен! Никогда он не пойдет на малейший ком-
промисс; никому (И ни в чем, он не сделает ни. малейшей уступки.
Ко всему он относится серьезно, осмысленно, прочувство-
ванно и страстно».
[«Вот я, — осуждал себя Чернышевский в самых задушевных,
интимных и потому вполне искренних беседах, — не могу быть
таким серьезным; к фактам и явлениям, которые Добролюбова
возмущают и выводят из себя, я отношусь добродушно, даже
шуточно, и, во всяком случае, они возмущают меня менее, чем
его». И действительно, в обыкновенных случаях и в разговорах
с неблизкими людьми Чернькшевский держал большею частью
шуточный тон, острил, хохотал, даже если предмет разговора
составляли и серьезные вещи. Но это была только обманчивая
наружность, потому что, как это знали и видели люди, близкие
к нему, он все воспринимал и чувствовал, может быть, даже
-и глубже и живее, и его негодование в глубине его души было
еще энергичнее, чем у Добролюбова].
Далее, Чернышевский удивлялся в Добролюбове неумолимой
строгости, неподкупности и нелицеприятию в* 1 сношениях со
всеми, — кто бы ни были: знакомые ли, приятели, люди высоко-
поставленные в литературе, авторитеты или начинающие новички;
со всеми он был одинаков и всем, нимало не стесняясь,
резал в глаза правду-матку. [«Я, — осуждал себя Чернышев-
ский, — не могу быть строгим с людьми знакомыми, близкими
или с людьми авторитетными, даже вообще с людьми добро-
душными и, что называется, милыми. У меня язык не повора-
чивается сказать им в лицо неприятную правду, духу нехва-
тает. Я никак не мог отказать в статье для «Атенея» 1 милым
в воспоминаниях Антоновича и Елисеева напечатана неизданная статья-ме-
муар Антоновича «Поездка Чернышевского в Лондон к Герцену».
1 В № 3 «Атенея» Чернышевский, как известно, поместил статью об
«Асе» Тургенева — «Русский человек на rendez vous»
М. А. Антонович. — Из воспоминаний о Н. А. Добролюбове
50'7
людям, просившим меня о ней, и не мог сказать, что я не со-
чувствую их журналу, — за что Добролюбов издевался и хохо-
тал надо мной. И, кроме того, милым и авторитетным людям
я готов многое прощать и многое извинять в них. Вот Добро-
любов], у него нет на лица зрения, он за дело всякого обругает
в глаза без малейшего стеснения и церемонии и уж никому
ничего не простит: к малейшему неправильному поступку отне-
сется с самым строгим осуждением». [Относительно Добролюбова
это было вполне справедливо; но и сам Чернышевский во мно-
гих случаях поступал еще строже и нелицеприятнее Добролю-
бова. В пример беспристрастия и нелицеприятия Добролюбова
Чернышевский указывал на такой случай. «Посмотрите, какую
штуку он отмочил. Он знаком и даже приятель с милейшим
Алексеем Дмитричем (Галаховым) и со всем его семейством:
он ходит к ним в гости, и они его прекрасно принимают; он
у них свой человек; Алексей Дмитрич оказывал даже ему раз-
ные услуги, — и что же? Алексей Дмитрич дал маху: в напеча-
танном протоколе заседания Литературного фонда написал бес-
смысленную фразу: «Если в каждом образованном человеке
значительно развито чувство благородной деликатности, запре-
щающей не только не напрашиваться на пособие, но .и стыдливо
принимать пособие добровольное, то оно должно быть еще
сильнее развито в человеке, посвятившем себя литературе
и науке». Добролюбов подхватил эту фразу в «Свистке», при-
кинулся ничего не знающим и с ехидством восклицал: «Да где
же Покровский с своим памятным листом ошибок в русском
языке? Где А. Д. Галахов, который так громил, бывало, Греча
и Ксенофонта Полевого? Хоть бы он вразумил этих петербург-
ских литераторов, не умеющих писать по-русски со смыслом!»
А ведь это сам же Галахов и написал. И как у Добролюбова
хватило духу так зло посмеяться над знакомым, да еще таким
милым и приятным человеком, и как он будет после этого смо-
треть в глаза ему и его семейству? У меня бы духу нехватило
на это, а ему это нипочем, он и в ус себе не дует. И дело-то не-
важное, сболтнул человек глупость, а Добролюбов возмущается,
негодует на то, что русские литераторы, так сказать, зако-
нодатели русского языка, не умеют правильно выражаться по-
русски»].
В глазах Чернышевского еще более резким выражением стро-
гости и нелицеприятия Добролюбова было его отношение к ко-
рифеям и ветеранам литературы. «Вы бы посмотрели, — говорил
он, — как Добролюбов [третирует их: обращается с ними сдер-
жанно, холодно, даже сурово, а иногда просто за панибрата,
508 М. А. Антонович. — И$ воспоминаний о Н. А. Добролюбове
не говоря уже об отсутствии почтительного и предупредитель-
ного внимания]. К милейшему, мягчайшему и утонченнейшему
Тургеневу или к добрейшему Кавелину он [относится небрежно
и невнимательно, точно к какому-нибудь безвестному литера-
турному новичку: он делает им замечания, даже подтрунивая
над ними, а в печати, подпуская шпильки, он не стесняется и не
смущается перед ними и режет им свое]. А с другими, столь
же почтенными и заслуженными литераторами обращается еще
дерзновеннее». Следует заметить при этом в скобках, что, не-
смотря на то, что Чернышевский при личных сношениях с ли-
тературными корифеями и авторитетами был с ними внимате-
лен, почтителен и любезен, они, однако, не любили его еще больше,
чем Добролюбова. Тургеневу, например, в то время припи-
сывали такую фразу: «Добролюбов — просто змея, а Чернышев-
ский— ядовитая гремучая змея».1 Но то совершенная правда,
что Добролюбов очень не жаловал некоторых литературных ко-
рифеев и так называемых людей 40-х годов и вообще всех и менее
известных литераторов, либеральничавших только языком и пе-
ром; он безжалостно осуждал и порицал их и всегда говорил
о них раздраженным тоном. В них видел, так сказать, квинт-
эссенцию того, что он ненавидел больше всего на свете, что счи-
тал позором и преступлением со стороны всякого интелли-
гентного и мыслящего человека, а тем более литератора:
прекрасные мысли, прекрасные намерения, прекрасные слова и
никакого дела или даже непрекрасные дела.
«И что это за люди, — с досадою говаривал он, — если мысли
и намерения, лежащие у них в голове или постоянно болтаю-
щиеся у них на языке, не оказывают на их деятельность ника-
кого влияния, не проявляются в их действиях? Это—бездуш-
ные механизмы, в которые вставлены красивые и блестящие
погремушки; это — деревянные шкапы, в1 которых лежат книги
с прекрасным содержанием, которое не имеет никакого отноше-
ния к шкапам и не оказывает на них никакого действия. Нет,
1 Антонович в данном случае ошибся. Тургенев назвал Добролюбова
очковой змеей, а Чернышевского — просто змеей. В известной поле-
мической заметке последнего постив Зарина — «В изъявление призна-
тельности» («Современник», 1862, № 2) — рассказывается о споре его
с Тургеневым в 1860 г. по поводу одной из статей Добролюбова (оче-
видно, статьи о «Накануне»). Спор этот закончился тем, что Тургенев
заявил: «Вас я могу еще переносить, но Добролюбова не Могу». «Это
от того, — сказал я, — что Добролюбов умнее и взгляд на вещи у него
яснее и тверже». — «Да, — отвечал он с добродушной шутливостью, которая
очень привлекательна в нем, — да, вы — простая змея, а Добролюбов —
очковая змея».
М. А. Антонович. — И? воспоминаний о Н. А. Добролюбове 509
настоящее, действительное убеждение и намерение всегда бы-
вает сильно и деятельно, оно одушевляет и охватывает всего
человека, действует на его чувства, движет его волю и служит
пружиною, управляющею всеми его действиями. Осуществление
на деле действительного убеждения есть естественная, так ска-
зать, инстинктивная потребность, удовлетворить которую убе-
жденный человек стремится с такою же настойчивостью, с ка-
кою он удовлетворяет всякую другую естественную потреб-
ность. Прекрасные, но бездельные, платонические намерения
столь же неестественны и бесплодны, как платоническая лю-
бовь. Вот, например, Кокорев, какими он одушевлен прекрасными
намерениями и какие либеральные речи, произносит, — это
тоже убеждения? Будучи откупщиком, громит откупа, будучи
учредителем акционерных обществ, громит акционеров за то,
что они нестрого смотрят за действиями своих учредителей.
Вот это полное согласие между словом и делом. А то есть сти-
хотворцы, которые сочиняют и печатают высоконравственные
стихотворения, воспевают красоту добродетелей и тленность
земных благ, и в то же самое время занимаются ростовщиче-
ством и предаются грязному разврату. Это тоже стихотворное
выражение убеждения?!» Эти мысли были любимой темой, ко-
торую Добролюбов постоянно развивал на словах и в печати.
Поэтому вполне естественно, что Добролюбов не мог питать
уважения к прекраснодушным людям 40-х годов и похожим
на них литераторам других годов и его времени. Особенно сер-
дило его то, что подобные люди были высокого мнения о себе,
гордились своею бездельною платоническою любовью к людям,
к общему благу и фарисейски презрительно смотрели на толпу,
не выражающую даже на словах такой любви. Я уже рассказы-
вал печатно1 один случай, очень характерный для Добролю-
бова и очень типичный для его отношения к этим людям. Ли-
тераторы и другие почитатели и сверстники Белинского устраи-
вали ежегодно в честь его обеды, на которых прекрасные тосты
и прочувственные речи лились такой же рекой, как и прекрас-
ные вина. На один из этих обедов приглашен был и Добролю-
бов как сотрудник «Современника» . . . Добролюбова же картина
этих обедов возмущала и бесила; он не мог равнодушно
слышать прекрасных, но платонических восхвалений Белинского
1 Этот рассказ был введен Антоновичем в текст его статьи «Причины
неудовлетворительного состояния нашей литературы», напечатанной в № 2
«Слова» 1878 г. Характерно, что здесь он передается Антоновичем как
слышанный им непосредственно от «покойного Николая Алексеевича
Некрасова».
510 М. А. Антонович. — Из воспоминаний о Н. А. Добролюбове
и внимал им с лихорадочным негодованием, которое нашло себе
такой исход: он написал на этот обед сатиру и разослал ее вы-
дающимся участникам обеда. Подобную же проделку устроил
Добролюбов, еще будучи студентом педагогического института.
Возмущенный празднованием юбилея Греча, 1 он написал тоже
сатиру на этот юбилей и стал ее распространять повсюду. Она
дошла до институтского начальства, и только полная откровен-
ность и показное раскаяние избавили его от начальственной
грозы и беды. К сожалению, этой сатиры нет у меня. Но са-
тира на празднование в честь Белинского есть. Я уже приводил
ее в печати в сокращении. И здесь я не привожу послед-
них четырех строк. В конце стихотворения Добролюбов до
того разгорячился, что уже не мог найти достаточно сильных
слов для выражения своего негодования и употребил грубое,
бранное выражение, — он и не предназначал своего стихотворе-
ния для печати.
На тост в память Белинского, 6 июня 1 858 г.
И мертвый жив он между нами,
И плачет горькими слезами
О поколеньи молодом,
Святую веру потерявшем,
Холодном, черством и немом,
Перед борьбой позорно павшем. . .
Он грозно шел на грозный бьй,
С самоотверженной душой
Он, под огнем врагов опасных,
Для нас дорогу пролагал
И в Лету груды самовластных
Авторитетов побросал.
Исполнен прямоты и силы,
Бесстрашно шел он до могилы
Стезею правды и добра.
1 Сатирическое стихотворение, которое сочинил Добролюбов на Греча
в связи с празднованием 27 декабря 1857 г. его юбилея, было послано
им в рукописных копиях самому юбиляру, А. А. Краевскому, а также в
редакции различных периодических изданий и т. д. Текст этого стихотво-
рения напечатан в «Собрании сочинений Добролюбова», под ред. Лемке
(т. I, стр. 25—26).
Me А. Антонович. Из воспоминаний о Н. А. Добролюбове 511
В его нещадном отрицаньи
Виднелась новая пора,
Пора действительного знанья.
И умирая думал он,
Что путь его уже свершен,
Что молодые поколенья
По им открытому пути
Пойдут без страха и сомненья,
Чтоб к цели, наконец, дойти.
Но молодые поколенья
Полны и страха и сомненья, —
Там, где он пал, на месте том
В смущеньи рабском суетятся
И им проложенным путем
.Умеют только любоваться.
Не раз я в честь его бокал
На пьяном пире поднимал
И думал: «только! только этим
Мы можем помянуть его!
Лишь пошлым тостом мы ответим
На мысли светлые его!»
Пока мы трезвы, в нашей лени
Боимся мы великой тени ...1
Мы согласились уж давно .
Что мы 2..................
1 Лемке в редактированном им «Собрании сочинений Добролюбова?
вслед за приведенными Антоновичем стихами печатает еще семь строф,
заимствованных им из «Русских поэтов» Гербеля, изд. 1876 г. По мнению
Лемке, эти семь строф представляют непосредственное продолжение сти-
хотворения «На тост памяти Белинского». Однако в справедливости этого
предположения позволительно сомневаться.
2 Вот недостающие, действительно очень грубые стихи, извлеченные нами
из рукописи Антоновича:
г . . .. и утешаем
Себя лишь тем, что составляем
Все же не вонючее.
512 М. А. Антонович. — И? воспоминаний о Н. А. Добролюбове
Понятно, какое впечатление эта выходка должна была про-
извести на молодое поколение времени Белинского, сделав-
шееся теперь уже старшим поколением, на почтенных литерато-
ров, учеников и друзей Белинского, и как они должны были
отнестись к мальчишке самоновейшего поколения, который
вздумал поучать и даже обличать и бранить их и в то же
время был чуть не первым лицом в редакции журнала, изда-
ваемого их сверстниками, такими же, как и они, учениками
и друзьями Белинского. Это, конечно, переполнило чашу их
терпения, и они вероятно поставили решительный ультиматум* 1
редакторам «Современника»: выбирайте: или он, или мы,
а вместе с ним мы не можем. Как ни старался Некрасов при-
мирить враждующие стороны и предупредить разрыв, но ни-
чего не мог добиться, и сам он, увлеченный личностью Добро-
любова, стал на его сторону, чем окончательно оттолкнул от
себя старых литературных друзей. Поэтому могло казаться, как
и казалось многим, что Добролюбов своею непочтительностью,
своими резкостями и дерзостями был яблоком раздора и глав-
ным виновником раскола между старым и молодым поколением
литераторов как в самом «Современнике», так и вне его. Но это
совсем неверно. Причины раскола лежали гораздо глубже
и были гораздо серьезнее, чем личные отношения между лите-
раторами. Раскол неизбежно произошел бы, если бы даже До-
бролюбов был изысканно любезен и почтителен со старшими
литераторами.
Дело в том, что около начала 60-х годов особенно резко вы-
разилась и окончательно установилась диференци/ровка как
1 Версия об «ультиматуме» восходит к воспоминаниям А. Я. Панаевой
По ее словам, Тургенев, недовольный статьей Добролюбова о «Накануне»
(«Когда же прийдет настоящий день»), потребовал от Некрасова, чтобы
было выкинуто все начало этой статьи, а когда Некрасов стал возражать,
1 ургенев послал ему записку, гласившую: «Выбирай: я или Добролюбов».
Версия эта представляется нам более или менее правильной, тем более,
что в бумагах Некрасова нами найдена была записка, хотя и не совпа-
дающая с текстом, приводимым Панаевой, но, во всяком случае, содер-
жащая в себе настойчивую просьбу не печатать какой-то, верней всего,
что добролюбовской статьи (см. нашу статью «Некрасов и Тургенев»
в книге «Некрасов и его современники», 1930, стр. 137—138. Однако
нельзя забывать, что действительная причина раскола в редакции «Со-
временника», конечно, не во взаимных неудовольствиях между отдель-
ными сотрудниками журнала, хотя бы столь видными, как Тургенев и До-
бролюбов, а в классовой розни между представителями дворянской и раз-
ночинческой групп сотрудников журнала. В дальнейшем и сам Антонович
подходит к этой точке зрения, говоря о «диференцировке» между литера-
торами и вообще интеллигентными людьми.
М. А. Антонович. — И? воспоминаний о Н. А. Добролюбове 513
между литераторами, так и вообще между интеллигентными
людьми. В (Прежние патриархальные времена, времена аркад-
ской невинности или наивности, литераторы и интеллигентные
люди составляли почти одну только общую группу, или хоть
и несколько, но весьма немного групп, объединявшихся слишком
отвлеченною и широкою общностью понятий, интересов, стрем-
лений и вкусов; согласие в общем и в отвлеченностях не нару-
шалось разногласием в конкретных частностях и подробностях,
особенно практических, которым даже не придавалось особен-
ного значения. Человек сочиняет и печатается, значит он наш
брат, литератор, — с ним можно вести знакомство, приятель-
ство и дружбу. Появляется человек интеллигентный; он хоть
не литератор, но интересуется литературой и серьезными отвле-
ченными вопросами, — он тоже наш брат и тоже может быть
в нашей компании. И вот люди сходились, сближались, дру-
жили, собирались вместе, разговоры разговаривали, вели ака-
демические беседы о важных отвлеченных вопросах, ни к чему
не обязываясь, ничем не смущаясь, ничего не боясь и никого
не остерегаясь, словом, «не предвидя от сего никаких послед-
ствий», как невинные птички. Славянофилы и западники вра-
ждовали между собою только академически, и эта вражда не
имела практического значения, практической жгучести. Да и они
составляли собственно только две подгруппы одной группы,
противоположную группу составляли только, так сказать, уроды
литературной семьи: Сенковский, Греч да Булгарин.
Но в начале 60-х годов в моральной и общественной атмо-
сфере совершилось что-то такое, вследствие чего у литераторов
и интеллигентных людей открылись глаза на многое, чего они
прежде совсем не замечали, подобно тому, как первозданные
люди, прежде не замечавшие, что они нагие, после грехопадения
вдруг почувствовали и увидели свою наготу. Члены прежних
больших приятельских групп увидели, что общие вопросы фи-
лософии, этики и эстетики почему-то. теряют пе)рвенствующее
значение, а на место их выступают, даже, может быть, не-
гласно и не открыто, «проклятые» вопросы внутренней поли-
тики; ближе разглядели, что хотя все они одинаково желают
лучшего и стремятся к улучшениям, но представления их об
этих улучшениях весьма различны. Приятели литераторы
и интеллигенты вдруг почувствовали, что разговоры разгова-
риваются не для одного времяпрепровождения, а для чего-то
более серьезного, для того, чтобы из разговоров выходило
какое-нибудь дело, что сочувствующий известным разговорам
как будто принимает некоторое обязательство действовать
33 аЗве пья» № 3
514 М. А. Антонович. — И? воспоминаний о Н. А. Добролюбове
согласно с этим разговором, что вообще разговоры могут
иметь «последствия», [так что от иных разговоров благоразум-
нее совсем устраняться. Одновременно с этим и в окружащей
внешней, но властной среде произошла соответствующая пере-
мена. В этой среде оживилось и усилилось опасение, что чтение
может служить не только для развлечения и увеселения, но
и для чего-нибудь более серьезного, и ей действительно пока-
залось, как будто печать не только развлекает читателей, но
и пытается поучать их, стремится к тому, чтобы они из чтения
выносили что-нибудь и вносили в жизнь, чтобы они и посту-
пали сообразно с тем, что они вычитали в печати, Это стремле-
ние, действительное или только подозреваемое, послужило
поводом к тому, что за печатью стали наблюдать не только
с одной технической, цензурной стороны, но и со стороны дей-
ствия и влияния ее на читателей, что было неуловимо для цен-
зуры, но уловимо для особо призванных людей, обладающих
особым чутьем. И вот это-то чутье и решало репутацию и судьбу
и отдельных литераторов и целых органов печати. И таким
образом в понятиях указанной сферы печать разделена была
на два сорта: на овец и козлищ; и один сорт признан был не
имеющим права претендовать попасть под сень того, что назы-
вается покровительством печати или даже терпимостью ее, что
одной части печати нужно покровительствовать и поощрять ее,
а другой нет, — что, в свою очередь, имело влияние на дифе-
ренцировку как писателей, так и читателей].
Вследствие указанных перемен прежние большие и общие
группы литераторов и интеллигентов распались и из них обра-
зовались более частные, но более определенные и резкие группы,
более требовательные и строгие относительно своих членов.
И это распадение произошло совершенно естественно, без вся-
ких личных враждебных поводов. Каждому пришлось пере-
смотреть свои отношения к окружающим, свои знакомства с но-
вой точки зрения, более • специальной и определенной. При
этом не один мог притти к такому заключению, что от некото-
рых сношений и знакомств лучше совсем отказаться, хотя от
них нет никаких личных неприятностей, обид и оскорблений
[лучше уйти от греха, чтобы не давать повода судить о себе
по тайным рискованным знакомствам.
Я имел случай видеть воочию, наглядно, разительный при-
мер такого естественного раскола, такой резкой диференци-
ровки. Зимою конца 1860 и начала 1861 года у Чернышевского
собиралось, по вечерам многочисленное и очень разнообразное
общество: старые и молодые литераторы, старые и молодые
М. А. Антонович. — И? воспоминаний о Н. А. Добролюбове 515
профессора университета, старые академики, профессора воен-
ной академии, сделавшиеся впоследствии очень высокопоста-
вленными лицами, офицеры генерального штаба, молодые и ста-
рые врачи и другие интеллигентные лица. Они все мирно
и весело проводили время в приятных академических беседах
и* непринужденных разговорах; хорошо помню, что однажды
был даже продолжительный разговор и спор о краледворской
рукописи. Сам хозяин беззаботно острил и шутил, хохотал и ве-
селился, кажется, больше всех. Весною же и летом 1861 года
все это отрезалось, как ножом. Почти вся компания отшатну-
лась от Чернышевского и от его тесной интимной компании,
и Добролюбов был тут решительно не при чем; его даже в Пе-
тербурге не было в это время и потому никак нельзя было
сказать, что он отпугнул эту компанию. Зимою конца 1861 года
к Чернышевскому в гости не являлись уже профессора, ни
штатские, ни военные, не являлись ни старые литераторы,
ни академики, ни офицеры генерального штаба, за исключением
одного или двух, да и то польского происхождения. Обширный
круг знакомых и приятелей Чернышевского сузился в тесный
кружок, в котором были только молодые начинающие литера-
торы, а из старых только издатели «Современника» да не-
сколько интересовавшихся литературой интеллигентных лиц.
Вспыхнула опасная, заразительная болезнь нигилизма, -хотя
кличка эта еще не была пущена в ход, и все принимали меры,
чтобы предохранить себя от заражения этой болезнью, или же
чтобы противодействовать этой заразе и истребить ее.]
Чернышевский в своих письмах к Добролюбову за границу
много писал ему об этой «изумительной», как он выражался,
перемене, происшедшей в русском обществе в его отсутствие.
Добролюбов тоже с изумлением признавался, что он не может
понять и представить себе, что это за перемена, как она прои-
зошла и чем вызвана.1 Но, возвратившись из-за границы, он
воочию увидел ее и понял.
Добролюбов пробыл за границей больше года; но здоровье
его не только не поправилось, но еще ухудшилось. Он ехал
туда, чтобы забыть все и отдохнуть душою. Но он нечего
не мог забыть и не отдохнул. Он продолжал много работать
и писать для «Современника», что, конечно, постоянно напоми-
нало ему о русских делах и растравляло его раны. Большую
*В письме Добролюбова к Чернышевскому из Мессины от 12'14 июня
действительно сказано: «В вашем изложении изумительных перемен, про-
исшедших в русском обществе во время моего отсутствия, я мало понял. . .»
33*
516 М. А. Антонович. — Ив воспоминаний о Н. А. Добролюбове
часть Бремени за границей, конец 1860 и всю первую поло-
вину 1861 года он провел в Италии и тоже в постоянной работе.
Помимо журнальной работы, он изучал политическое движение
объединявшейся тогда Италии и. написал около десяти печатных
листов об итальянских делах. 1 Но итальянские дела не до та-
кой степени увлекали его, чтобы из-за них он мог хоть на ми-
нуту забыть об отечественных делах, и в его статьях об италь-
янских сюжетах (особенно в статьях «Отец Александр Гавацци
и его проповеди» и «Непостижимая странность») заметны даже
довольно прозрачные кивания на домашние дела 2 [и он как бы
хотел сказать при отрадных явлениях: «вот если бы и у нас так!»
а при безотрадных: «точь-в-точь как у нас!»].
Его болезненное состояние, поддерживаемое нравственными
муками недовольства -и негодования, еще более ухудшалось
вследствие материальных забот. Он должен был помогать своим
сестрам и содержать в Петербурге двух младших братьев; его
постоянно мучила мысль, что он не заработает столько денег,
чтобы покрыть все расходы, и он должен будет прибегать к не-
приятным авансам из кассы «Современника». Под влиянием
этого опасения он, с одной стороны, много и усиленно работал,
а с другой стороны, соблюдал большую экономию и отказывал
себе во многом, что для больного человека было, конечно, не
безвредно. У меня сохранилась памятная книжечка Добролю-
бова, составлявшая его приходо-расходный журнал, веденный
во время путешествия за границей. Оказывается, что он акку-
ратно, точно ответственный кассир, записывал все даже мелоч-
ные расходы, каждую истраченную копейку. В книжке есть,
например, такие записи: «В Праге — бифштекс и черносецкое
вино — 60 крейцеров; шарманщику 2 крейц. В Теплице —
15 крейц. В Интерлакене — нищей девочке два раза по 10 сайт.;
1 Антонович скорее преуменьшил, чем преувеличил листаж статей До-
бролюбова об итальянских делах. Четыре статьи —• «Непостижимая стран-
ность» «Современник» 1860, № 11, «Отец Александр Гавацци и его
проповеди» (написана весной 1861 г. и напечатана в первом издании «Со-
брания сочинений»). «Из Турина» («Современник» 1861, № 3), «Жизнь
и смерть графа Камилло Бензо Кавура» («Современник» 1 861 ,№№ 6—7)—
занимают несколько более десяти печатных листов. Но в этот подсчет не
входит два с лишним печатных листа статей и стихотворений в № 6
«Свистка», также посвященных итальянским делам.
2 Об этих «прозрачных намеках» весьма доказательно говорит и ре-
дактор сочинений Добролюбова Лемке (см., например, его вводную заметку
к статье «Непостижимая странность», т. IV„ стр. 441—442). Учуявшая
тайный смысл статьи «Непостижимая странность», ' цензура сделала не-
возможным напечатание ее окончания.
М. А. Антонович. — И? воспоминаний о Н. А. Добролюбове 517
певицам на пароходе — 30 сайт., девочке за ягоды—10 сайт.».
Тут же записывался и приход, и через известные промежутки
выводился остаток, как у настоящего форменного кассира. Оче-
видно, это делалось с тою целью, чтобы во всякое время знать
состояние своих финансов, чтобы как-нибудь не сделать пере-
расхода и не выйти из бюджета, — забота очень беспокойная,,
особенно для больного человека.
Говорят, — хотя я сам не слышал от него об этом, — будто
в Италии у него начинался роман, 1 будто он влюбился в ка-
кую-то итальянку, ухаживал за нею и даже думал жениться
на ней. Но почему-то роман кончился ничем, и итальянская
сирена не удержала его в Италии; он рвался домой, несмотря
на убеждения друзей остаться за границей подольше и серь-
езно лечиться. На все их уговоры он отвечал одно: [«У вас
там чорт знает что такое делается, какие безобразия творятся:
вы же сами пишете о каких-то зловещих «переменах»]. «Нужно
быть на месте и что-нибудь делать; нельзя же сидеть сложа
руки и любоваться отечественными безобразиями из прекрас-
ного далека». Кроме того, он рвался домой еще и потому, что
считал необходимым сменить Чернышевского, на котором ле-
жала вся тяжесть работы по «Современнику», и дать ему воз-
можность хоть немного отдохнуть. Добролюбов возвратился
через Одессу в июле 1861 года, побывав в дороге в’ Афинах.
Здоровье его за границей не поправилось, а даже ухудшилось.
Едва он вступил на русскую почву, как это сказалось недобрым
симптомом: у него хлынула кровь горлом. Доктор советовал
ему подольше отдохнуть в Одессе, в виду предстоящего ему
трудного путешествия на лошадях до Харькова. Но он не по-
слушался доктора, помчался в Петербург и прибыл в августе.
[По приезде в Петербург он увидел и понял изумительную
перемену, происшедшую в русском обществе. Друзья и знакомые
встретили его нерадостными новостями. Цензура, и до того»
строгая, стала еще ст]роже и притом особенно была нетерпима
в одном направлении, именно против усмотренной в воздухе
заразы нигилизма, хотя это слово еще не • было произнесено
и не стало лозунгом и боевым кличем, каким оно сделалось
лишь в следующем году. Действию этой заразы были припи-
сываемы даже такие вещи, как пожар Апраксина рынка с окру-
жающими зданиями, студенческие волнения и всякие другие
1 На «итальянский» роман Добролюбова есть совершенно определен-
ные указания в биографических источниках, например, в его письме
к дяде от 5/17 декабря 1860 г. из Генуи («Материалы», стр. 610).
518 М. А. Антонович. — Иц воспоминаний о Н. А. Добролюбове
волнения. Постоянная мучительница Добролюбова, русская са-
модовольная печать, приготовила для него новую муку: она
с своим обличительным отделом тоже выступила в поход против
нигилистической язвы, которою, по ее мнению, был заражен
и Добролюбов и весь «Современник», и во главе этого похода
стояли со знаменем и лозунгом заслуженные литераторы, по-
клонники и друзья Белинского, которых он и прежде сильно
недолюбливал. В близких к Добролюбову кругах был перепо-
лох и царствовало уныние. Распространялись самые нерадост-
ные вести: запрещение статей, смена снисходительных цензоров,
заподозревания, обыски, аресты, ссылки и т. п. Его лихорадоч-
ное негодование повысилось еще на несколько градусов, и таким
образом его в два кнута истязали две болезни — моральная
и физическая]. Но он крепился, бодрился и работал, не покла-
дая рук. По его возвращении Чернышевский немедленно уехал
в Саратов к отцу, и на Добролюбова легла вся тяжесть жур-
нальной раб.оты, причем тоже раздражали его и бесили —
конечно, против воли и против всякого желания — сотрудники
«Современника», в том числе и я грешный.
Однажды, придя к нему, я застал его за чтением корректуры
моей рецензии о логике Гегеля, к которой я пристегнул и ло-
гику какого-то По-морцева. 1 Едва поздоровавшись, он накинулся
на меня и распушил в пух и прах. «Ужасно хорошую рецензию
вы написали, — заговорил он, — и как многое провели в ней?!
Не могли вы найти что-нибудь получше и поучительнее?! Даже
логика Гегеля сама по себе не представляет ничего поучитель-
ного, а вы еще приплели какую-то дрянь Поморцева, которого
трогать не стоило ... А кроме того, фразерство какое-то, — и он
прочитал несколько фраз из рецензии, — чистейшая риторика!»
Переконфуженный и смущенный я сказал: «Так я ее поправлю
и сокращу; а то лучше всего ее совсем бросить». Эти слова еще
больше рассердили его, и он резко заметил: «Мы вовсе не так
богаты, чтобы (бросать и швырять готовые рецензии; у нас
печатается многое, что еще хуже этого». И рецензия действи-
тельно была напечатана без всяких изменений и сокращений.
Из слов Добролюбова я вывел приятное для моего самолюбия,
но неприятное вообще заключение, что ему портили кровь не
одни только мои рецензии, но и статьи других сотрудников,
не вполне его удовлетворявшие. [Литературный горизонт омра-
чался все более и более, общественная атмосфера становилась
1 Эти рецензии Антоновича были помещены в № 8 «Современника»
.1861 г., см. отдел «Новые книги», стр- 291—306.
М. А. Антонович. — Ид воспоминаний о Н. А. Добролюбове 519
все удушливее и губительно действовала на болезненную чув-
ствительность вообще крайне восприимчивого Добролюбова.
Носились мрачные зловещие слухи, часто неверные, или,
по крайней мере, преждевременные. Уверяли, например, поло-
жительно, что Чернышевский уже не возвратится из Саратова
в С.-Петербург, что ему запрещен будто въезд в столицу или
даже он будто арестован. Этот слух доконал Добролюбова.
Бледный, дрожащий, глухим, задыхающимся голосом он вотчаяньи
воскликнул: «Что же это такое? До чего мы дожили? Что нам
делать? и ниоткуда нам нельзя ожидать ни помощи, ни за-
щиты, а сами мы бессильны!» Подобные слухи, вести и факты,
подтверждающие эти вести, окончательно придушили его; он
слег в постель, чтобы уже не встать с нее, хотя и тут еще по-
рывался писать и работать. Чтобы еще более не огорчать его
и не усиливать его негодования, окружающие скрыли от него
довольно настойчивый слух такого же рода, какой ходил отно-
сительно Чернышевского, будто бы только благодаря его без-
надежному положению он оставлен был в покое].
Умер Добролюбов 17 ноября 1861'года.1
Так угас этот блестящий литературный светоч, так сгорел
огнем физических и нравственных страданий этот постоянный
мученик во всю свою короткую жизнь. Умирая он с полным
правом мог сказать своему другу:
Милый друг, я умираю
Оттого, что был я честен.
Милый друг, я умираю,
Но спокоен я душою . . .
И тебя благословляю:
Шествуй тою же стезею!
Друг пошел той же стезею и кончил так же, сгорел тем же,
но медленным огнем.2
1 Последние дни жизни и смерть Н. А. Добролюбова наиболее по-
дробно описаны в «Воспоминаниях» А. Я. Панаевой.
2 Нет никакого сомнения, что здесь Антонович имеет в виду Н. Г. Чер-
нышевского, менее чем через год после смерти Добролюбова арестован-
ного, а затем заживо погребенного- в сибирской каторге.
520
Н. Л. Добролюбов. — Неопубликованные письма
II
Н. А. Добролюбов
Неопубликованные письма
I
ПЕРЕПИСКА С И. И. СРЕЗНЕВСКИМ
(С вступительной статьей и примечаниями Вс. Срезневского)
Знакомство Н. А. Добролюбова и И. И. Срезневского началось, можно
думать, немного больше чем через неделю по приезде Добролюбова
в Петербург в августе 1853 года. Известно, что по окончании Нижегород-
ской семинарии Н. А. приехал в Петербург, чтобы поступить в Духовную
академию; но случилось не так, как хотели его родители и его семинар-
ское начальство, и он попал не туда, куда его направляли, а, что было
тогда необычно для людей духовного звания, в светское учебное заведе-
ние— в Главный педагогический институт, на историко-филологическое его
отделение. Вероятно, Срезневский, бывший в то время профессором сла-
вянской филологии, кроме университета, также и в этом учебном заведе-
нии присутствовал на экзам>ене|, если не экзаменовал сам; так, вероятно,
произошло первое знакомство Добролюбова и Срезневского. Из длинного
ряда профессоров института И. И. Срезневский произвел на юношу наи-
более сильное впечатление; известно, что он всегда относился к моло-
дежи с редким участием, «а если замечал в молодом человеке (слова
В. И. Ламанского 1 искреннюю любовь к науке и дарование, то даже
с увлечением». Он сразу оценил Добролюбова и по близким интересам
его к преподаваемому им предмету, и по увлечению этнографией и языко-
знанием, которые он сам высоко ставил, и, наконец, по обширным и ши-
роким взглядам на науку вообще. В то время как студенты, его това-
рищи, по словам А. Радонежского, 2 «как-то неохотно приступали к славян-
ской филологии», Добролюбов «с первой же лекции И. И. Срезневского
полюбил и предмет и профессора». Н. А. еще в Нижегородской семина-
рии последние два года начал с большим интересом заниматься областным
языком, собирал местные выражения и слова, записывал местные обряды
и пословицы; это было близко и Срезневскому, в своей молодости
с увлечением занимавшемуся подобными работами, когда он, живя на
Украине, собрал вокруг себя кружок любителей народной словесности.
Добролюбов сообщил профессору о своих этнографических и лингвисти-
ческих занятиях в Нижнем-Новгороде и сейчас же услышал о желании
ознакомиться с его работами и совет о необходимости систематизировать
его собрание. Скоро после этого Добролюбов передал Срезневскому, —
как он пишет в Нижний-Новгород своему товарищу по семинарии,
В. В. Лаврскому, — несколько сот областных слов; Срезневский, по сло-
вам Добролюбова, «был очень доволен», но «заметил, что здесь (в Петер-
бурге) припоминать не совсем удобно, а набрать еще можно много» 3 он
1 «Историческая записка о деятельности Московского археологического
общества за первые 25 лет существования», М. 1890, стр. 276.
2 «Современник» 1862, т. 91, стр. 301.
3 Письмо В. В. Лаврскому («Материалы для биографии Н. А. Добро-
любова»,, стр. 97).
Н. А. Добролюбов. — Неопубликованные письма
521
советует писать домой к товарищам, чтобы там потрудились». 1 Уже
в октябре или ноябре 1853 года Добролюбов представил плоды своих ра-
бот: «Завтра я подаю профессору Срезневскому,—пишет он своему ни-
жегородскому близкому знакомому М. А. Кострову, — окончательную
тетрадку собранных мною областных слов Нижегородской губернии
(помните, — прибавляет он, — Дмитрий Иванович дивился, зачем я брал
у него Академический словарь?)» 2 Одна из этих тетрадей сохранилась
в архиве И. И. Срезневского.
Вскоре затем Добролюбов познакомил И. И. Срезневского с своей
работой над пословицами. 10 декабря 1853 года он писал тому же Лавр-
скому, что «был у И. И. Срезневского по делу о пословицах». Пэ сло-
вам Добролюбова, «он очень доволен всяким добросовестным трудом,
лишь бы не было общих мест и не преследовалось то, что уже сделано
кем-нибудь и когда-нибудь». «Так он говорил о трудах по части русского
народного языка, — по поводу пословиц, помещенных в «Москвитянине»
1852 года, Терещенко3, пословиц, собранных будто бы в Арзамасе!»
«Я ему не говорил, — прибавляет Добролюбов, — ничего о вашем пред-
приятии, потому что это еще журавль в небе, а обманывать Измаила
Ивановича довольно опасно тому, кто находится под его влиянием. Тем
более не высказывал ему своих или ваших замечаний о словах, достав-
ленных из Нижегородской губернии. Я сам приискивал и рассматривал
многие из этих слов и не нашел неверностей, кроме как в пяти или шести
словах. . . А что касается до неполноты, то кто же может поручиться, что
какое-нибудь определение может быть неполно? Вы представите десять
значений, а может быть еще двадцать останется, и никто не/имеет права
упрекнуть нас в этом. 4
В конце» 1854 года Добролюбов представил Срезневскому заданную им
работу о дополнениях к сборнику русских пословиц Буслаева. И. И.
был вполне удовлетворен этой работой; в «Отчете Главного педагоги-
ческого института» за 1 853—1 855 учебный год она была названа в числе вьь
дающихся студенческих сочинений. 5 Потом заметки и дополнения были
переданы Добролюбовым в «Отечественные записки», с которыми у него
были уже тогда связи. Здесь они были просмотрены Н. Г. Чернышев-
ским, и хотя признаны им также удовлетворительными, но редакцией не
приняты для напечатания, так как в статье Добролюбова несколько
задеты Буслаев 6 и Афанасьев, 7 а они были «хорошими вкладчиками
в «Отечественные записки». 8 Только в 1912 году в «Первом полном
собрании сочинений Н. А. Добролюбова» под ред. Мы К. Лемке статья эта
увидела свет, но напечатана без приведения самых пословиц. В архиве
1 «Материалы для биографии Н. А. Добролюбова», стр. 97.
2 Письмо М. А. Кострову («Материалы для биографии Н. А. Добро-
любова», стр.-47).
3 Терещенко Александр Власьевич—этнограф и археолог (1806—1 865).
4 «Материалы для биографии Н. А. Добролюбова», стр. 98—99.
5 «Отчет Главного педагогического института 1 853—1855 гг.», Спб. 1855,
стр. 1 9.
6 Буслаев Федер Иванович (1818—1897) — академик Академии Наук,
проф. Московского университета.
7 Афанасьев Александр Николаевич (182^—1871)—исследователь на-
родного творчества.
8 Из воспоминаний о Н. А. Добролюбове А. П. Златовратского
L). «Юбилейный сборник Литературного фонда», П. 1910, стр. 472).
522	Н. А. Добролюбов. — Неопубликованные письма
Срезневского, кроме этой работы Добролюбова, сохранилась еще первая
работа по этому вопросу. Она носит такое название: «Пословицы и по-
говорки, употребляющиеся в Нижегородской губернии и не помещенные
в собрании Снегирева и в дополнении к нему Афанасьева (в Архиве
Калачева, т. 1)».
Постоянно в студенческие годы ведя у И. И. Срезневского как редак-
тора двух изданий 11 отделения Академии Наук разные работы,, свя-
занные с этими изданиями, и в частности держание корректур «Известий»
и «Ученых записок», как человек, умеющий браться за всякую работу
серьезно, Добролюбов и в эти работы входил несравненно глубже, чем
обыкновенный корректор. В переписке Добролюбова и Срезневского от-
части отразились эти работы: так, есть намеки на составление Добролю-
бовым библиографической записки о биографии чешского поэта Челяков-
ского, составленной Ганушем, 1 записки, получившей начало от того, что
Добролюбов, держа корректуру «Известий», нашел нужным развить
прежде составленную статью; так, при держании корректуры одного тома
«Ученых записок» Добролюбов указал И. И — чу на необходимость про-
верки ссылок указателя в «Обзоре русской духовной литературы» Фила-
рета Гумилевского, и Срезневский поручил сделать чрезвычайно полезный
«Алфавитный указатель сочинений, вошедший в Обзор». . . Когда прз
конце печатания пятого тома «Известий» И. И. Срезневский счел необ-
ходимым сделать указатель к первым пяти томам «Известий» — «предме-
тов» и «литературный», — естественно, он поручил эту важную и серьез-
ную работу Добролюбову. Подобная работа только по одному четвертому
тому «Известий» была поручена Добролюбову раньше (1856). Посто-
янные работы в «Известиях» в помощь редактору и особенно составле-
ние указателя к пяти томам дали право на первой заглавной странице
«Известий» в ряду фамилий разных ученых, принявших участие в изда-
нии, стать и фамилии Н. А. Добролюбова как «постороннего ученого».
Кроме перечисленных работ, была еще одна работа, данная Добролю-
бову Срезневским. Сначала, повидимому, она показалась Добролюбову
интересной, но, затянувшись на долгий, срок, с течением времени ему
просто опротивела. Эта студенческая работа «О древнем славянском
переводе хроники, Георгия Амартола» была закончена Добролюбовым
в 1857 году и представлена в заседание совета Педагогического института.
В «Отчете Главного педагогического института» Срезневский в таких
словах выразился об этой работе: «Ознакомившись с переводом «Хроники»
по трем спискам и сличив его с греческим текстом по изданию' II отде-
ления Академии Наук, приготовленному к выходу в свет г. Мураль-
том, 2 автор рассмотрел особенности перевода, а вместе с тем и все, что
до сих пор было сделано для объяснения вопроса об Амартоле. Он, без
сомнения, дополнит и исправит свой труд; но и в настоящем виде он
заслуживает особенного одобрения». 3 «Добролюбов не очень-то был скло-
нен пополнять и исправлять свой труд», — говорит М. К. Лемке. 4 В днев-
нике 1857 года читаем, например, такое место: «Ничего не может быть
бесплоднее и убийственнее дня, какой я провел сегодня: я сидел с утра
1 Игнатий Гануш (1812—1869) — чешский филолог и этнограф, проф.
философии в Праге.
2 Муральт Эд. (1808—1895) — историк, византинист.
3 «Отчет Главного педагогического института за 1 856—1857 гг.», стр. 25.
4 «Первое полное собрание сочинений Н. А. Добролюбова». Спб 1912, т. I,
стр. 315, прим. 89. — Мих. Конст. Лемке — литератор (1872—1925).
Н. А. Добролюбов. — Неопубликованные письма
523
до вечера за Амартолом и просмотрел с 12 больших листов рукописи.
Это отвратительно до тошноты».1 2 Еще раньше, в письме к Н. П. Турча-
нинову читаем: «Георгий Амартол — просто дурак, которого издавать не
стоит, а переписчики его — болваны, которых совсем нет надобности сли-
чать. Я жалею, что взялся тратить время на такое бесплодное занятие». а
(1 августа 1856 года).
Первая часть переписки Добролюбова с Срезневским! относится к луч-
шему времени их знакомства, когда один писал, что «со времени смерти
отца он не может припомнить ни от кого такой сердечной, благосклонной
ласки», какую оказывает ему Срезневский, когда другой благодарил пер-
вого за «родственное участие», которое -он принял «не только на деле
хлопотами с потерей (времени, но и в душе». Добролюбов это лето
1856 года жил на квар,ти|ре у И. И. Срезневского и помогал ему сначала
в розыске нового помещения, затем в переезде на новую квартиру,
а потом в раскладке и приведении в порядок библиотеки, в то время как
вся семья Срезневского — жена и пятеро детей — жили в Новгороде, куда
несколько раз ездил И. И. для занятий древними рукописями знаменитой
Софийской библиотеки. Большая часть печатающейся переписки относится
к этому времени— 1856 году: два письма Добролюбова и три Срезнев-
ского; два следующие письма Добролюбова—последние — и одно неокон-
ченное и непосланное письмо Срезневского — к 1857 году.
Письма Добролюбова к близким и. товарищам, заметки его дневника
сохранили в себе много мыслей о Срезневском и его деятельности. Поли-
тически 'они разошлись очень далеко; резкие слова нередко встречаются
в отзывах Добролюбова о Срезневском, но несомненно, что Добролюбов
очень ценил своего профессора. Нельзя не привести одной очень инте-
ресной записи его дневника, которая дает такую характеристику Срез-
невского: «Целый день,— читаем в дневнике,—насквозь у Срезневского...
и не жалею об этом: он меня просто очаровал сегодня своим поэтическим
настроением, своим юношеским чистым влечением к науке. . . Вообще он
как-то в духе был сегодня: вероятно, потому, что облегчил’ свою душу
признанием, что он не исключительно ярый филолог и понимает филоло-
гию не как светило наук, не как занятие, необходимое для всех и ка-
ждого и само в себе заключающее высшую цель свою, — а просто как
вспомогательную науку для исторических и .даже, пожалуй, для психоло-
гических изысканий. . . Это было для меня совершенно неожиданно,, и после
втого я охотно простил ему даже увлечение трудолюбием Григорьева 3
и требование от всех русских ученых, чтоб они непременно заботились
двигать вперед науку. . . Мы говорили с ним о поэзии, он много читал
и восхищается Гофманом, Ж. ,П. Рихтером, Мицкевичем. .. Мало пони-
мает он язвительную насмешку Гейне, брошенную в минуту самого
страстного увлечения, но все-таки он чувствует силу его поэзии. . . Между
прочим, он сообщал мне некоторые' свои воспоминания из жизни в Харь-
кове и из путешествия своего. И как живы эти воспоминания. . . Как
полно они встают перед ним со всею обстановкой, со всеми образами, ко-
торые составляли не только группу, но и фон картины. . . И этот человек
восстает против философии, и он не понимает дарования, если оно не
погубило нескольких лет над составлением лексикона или разбором пары
1 «L. Юбилейный сборник Литературного фонда». П. 1910, стр. 288.
Н. А. Добролюбов. Дневники! 1851 — 1859. М. 1932, стр. 167.
2 «Материалы для биографии Добролюбова», стр. 320.
3 Василий Васильевич Григорьев (1816—1881) — ориенталист, реакционер.
524
Н. А. Добролюбов. — Неопубликованные письма
строк халдейских слов! Это удивляет меня. . . И сколько доброты при
этом. .. Если б у него побольше характера да получше направление, что-
бы за золотой человек вышел из него с его умом, живым и восприимчи-
вым, с его сердцем, юным и поэтическим...» i
Отношение Срезневского к Добролюбову, хотя последний реже бывал
у Срезневского и особенно отрицательно смотрел на кружок, собирав-
шцйся у него по субботам,1 2 было неизменно хорошее, как вспоминает
недавно умершая дочь И. И. Срезневского, Ольга . Измайловна (ум.
21 ноября 1930 года). Последнее ее воспоминание о Добролюбове отно-
сится к лету 1860 года, когда Добролюбов, больной, жил за границей;
.И. И. Срезневский, проездом бывший с женой и дочерью в Швейцарии,,
не мог не навестить своего любимого ученика и не завернуть к нем}
в Интерклакен.
Вс. Срезневский
1
ДОБРОЛЮБОВ — СРЕЗНЕВСКОМУ
18 июля 1856 г.
Письмо Елизаветы Григорьевны к Вам, Измаил Иванович,
заняло так много бумаги, что моей приписки уже нельзя было
вложить в него; поэтому я решился писать к Вам особое письмо,
по поводу последних событий настоящего нашего переселе-
ния. Я не знаю, что писала Вам Елизавета Гр., может быть,
мы с ней и расходимся несколько во взглядах, но тем лучше
для Вас: из разных показаний Вы удобнее можете узнать
истину дела.
Прежде всего нужно говорить о хозяине — старике. Его мы
узнали прежде всего—ночью; он выбежал на двор и начал рас-
суждать с собакой, так громко, что разбудил нас . . . Поутру мы
узнали, что он страдает болезнью запоя. Из справок, наведен-
ных нами, оказалось вот что. Старик в трезвом виде человек
очень добрый, рассудительный, хозяин бережливый до скупости.
Но уже лет десять, как он сшибается... Сначала он выпи-
вает понемножку, потом все более, и наконец, доходит до того,
что забывает себя и начинает шуметь. . . Вся эта история продол-
жается недели две. После этого он делается болен, и неделю
1 «Дневник Добролюбова» 10 февраля 1857 г. ( L. Юбилейный сборник
Литературного фонда». П. 1910, стр. 339). Н. А. Добролюбов. Дневники
1851—1859. М. 1932, стр. 248—249.
2 Ср. письмо Добролюбова к А. П. Златовратскому и стихотворение
Добролюбова, посвященное описанию суббот Срезневского («Первое пол-
ное собрание сочинений Н. А. Добролюбова». П. 1 912, т. II, стр. 737—742).
Н. А. ДОБРОЛЮБОВ

Н. А. Добролюбов. — Неопубликованные письма
527
или две не встает с постели. После этого несколько времени
не пьет совсем ничего (спиртного). Иногда это невинное со-
стояние продолжается несколько месяцев, а иногда, при каком-
нибудь случае, он снова разрешает довольно скоро. А разрешивши
раз, он уже пускается опять во вся тяжкая, несмотря на все
усилия остановить его. Нужно, впрочем, заметить, что и в при-
падках своих он не изменяет природной своей доброты. Пить
дома, один,—он не любит. Он отправляется в сад, на двор,
и там не просто пьет, а кутит. Кутеж этот состоит в том, что
он собирает всех кучеров, мастеровых, дворников, принадлежа-
щих к этому дому и даже к соседним (охотников находится
довольно), и подносит им по стакану вина, чокаясь с ними,
и рассуждая о том, что он здесь хозяин, что это всё—его,
и что он может делать всё, что хочет. Отпустивши мужиков,
он собирает вокруг себя мальчишек, сколько найдется побли-
зости, купит им у разносчика целый лоток сластей или боченок
мороженого, заставит есть всё это при нем, и кричать, когда он
будет пить. Вообще в это время у него развивается страсть
к подаркам и покупкам. Мы сами видели, как вчера он остано-
вил продавца лососины на улице и повел его в- лавочку — вешать
рыбу. Оказалось рыбы — пуд с чем-то. Он частичку оставил
лавочнику — на уху, потом, вышедши из лавочки, ув1идал про-
ходивших мимо двух солдат, и закричал: «эй, служивые, — хотите
рыбы? .. — Те засмеялись и отвечали: отчего же нет! и старик
отрезал им по куску, довольно большому. Затем повел разнос-
чика— поставить рыбу в погреб, и когда тот сошел в погреб,
запер его там и хохотал над этим с большим наслаждением.
Скоро, впрочем, и отпер ... В другие времена он, говорят, делал
и такие вещи: встречает женщину на улице и спрашивает: куда
идешь, матушка? — На рынок, батюшка. — А много у тебя
денег? .о — И, нет, батюшка, — какие деньги ... — Ну, так вот
тебе, матушка, возьми, — и дает ей, что придется, — двугривен-
ный — так двугривенный, целковый — так целковый, пять ру-
блей — так и пять рублей . . . Человек в сущности самый без-
вредный, но беда в том, что он наполняет криками весь двор и
заражает сад своим дыханием. Удивительно, впрочем, что он,
даже в пьяном виде, слушается увещаний и знает совесть: заме-
тивши ночью, что Елизавета Гр. смотрит из окна, он сказал:
то-то, господа новые-то жильцы на меня удивятся, и ушел со
двора. На другое утро пришел к Настасье с извинением и при-
нес— для барыни — прекрасную георгину... На другую
ночь было все тихо, хотя он всё-таки пил в саду большую часть
ночи. Молодой хозяин уверял меня, что если бы Вы ему пого-
528
Н. А. Добролюбов. — Неопубликованные письма
ворили что-нибудь, то он бы Вас послушался . . . просил даже
меня — сказать старику, чтоб он был поскромнее . . . Но мне
как-то жаль смотреть на него и совестно толковать с ним об этом.
Последние две ночи он нас не беспокоил; просил ходить в сад,
обещаясь удаляться из него на всё то время, пока мы будем там;
прислал нам огромную хлеб-соль (?), и вообще старается оказы-
вать как можно более внимания, чтобы изгладить неприятное
впечатление от его дурного поведения... Елизавета Гр., впро-
чем, говорит, что это очень страшно, и полагает, что над
стариком что-нибудь сделано, по злости человеческой.
Не знаю, до какой степени Вы будете разделять эти мнения, но
во всяком случае — считаю нужным довести до Вашего сведения
это обстоятельство, которое, в самом деле, может иметь довольно
важное значение, в отношении к Вашему спокойствию на новой
квартире. — Елена Ивановна еще не знает об этом, но мы боимся,
чтобы как-нибудь не вздумал хозяин опять шуметь, и потому
вчера только уверившись до некоторой степени в его совестли-
вости, решились переместить Елену Ивановну в ее комнату, вы-
ходящую, как Вы знаете, окнами на двор.
Из других дел — дело о полировке книжных шка-
фов подвигается весьма медленно. Сначала мы призвали ака-
демического столяра— Ананьева; он пришел и сказал, что не-
сколько дней еще не может взять этой работы, потому что есть
срочная работа в Академию. Мы подумали, что можно взять и
другого, и призывали двоих немцев — Рориха и Брогге,—оба
берутся, но просят 12, и не менее 10 рублей . . . Это показалось
нам дорого, и мы опять обратились к Ананьеву и подговорили
у него двух рабочих — на праздники 20 и 22 числа. .Эти берут
по 1 р. в день, и обещали придти, если их хозяин отпустит.
Всё остальное идет, как следует. Мебель вся разобрана и рас-
ставлена, и так, что, кроме Вашего кабинета, все комнаты го-
товы. Вчера — или третьего дня — посланы Вам 14-й и 15-й ли-
сты корректуры Ученых Записок; 16-й обещал Севрук пригото-
вить к субботе. Отдельные оттиски Гильфердинговой статьи
тоже готовы, кроме приложения. Санскритского словаря
будет в этом выпуске 4 листа, чему, говорят, Коссович неска-
занно рад. В библиографических записках отметил я те
книги, которые Вы мне оставили, и теперь недостает оригинала
для второго листа — на пять колонн.
К Вам присланы — письмо от Филонова, и еще чье-то
письмо, посылаемое к Вам Елизаветою Гр., и еще третьего дня
передано со старой квартиры какое-то письмо по городской
почте. Кроме того прислано письмо при книге: Nemacko-hrvatski
Н. А. Добролюбов. — Неопубликованные письма
529
recnik od Bog. Suleka. Автор поручает, кажется, свою книгу
Вашему покровительству. Прислано еще Vergleichende Fcrmen-
lehre der slavischen Sprachen, Миклошича, но это без всякого
письма, просто с надписью: Herrn Staatsrath von Sresnevsky.
Если Вы не думаете скоро приехать к нам, то напишите, нужно
ли посылать какиенн1ибудь письма и книги, из присланных,
в Новгород? Газеты все исправно доставляются нам теперь, на
новую квартиру, но Отечественных записок мы не получали, и
я не мог разыскать, где они залежались.
Сличение второй рукописи Амартола идет не совсем быстро,
оттого, что очень трудно разбирать эти порыжевшие чернила
на засаленном, залитом и местами разодранном пергамене.
Работать над этой рукописью при свечке решительно невоз-
можно для моих глаз. Первые тридцать листов решительно
из рук вон, — и только с 253 листа начинается хорошее, чоткое
письмо; чоткое—т. е. по чернилам и пергамену, а не по по-
черку. Вы говорили, что нашли список Амартола в Новгород-
ской библиотеке и хотели взять с собой, для сличения, Ува-
ровскую рукопись: не прислать ли ее Вам в Новгород? Меня
теперь Амартол начинает интересовать более, нежели прежде.
Четыре экземпляра Материалов для словаря высланы Вам
из Академии, 16-го числа. Вероятно, Вы уже получили их. Жу-
ковский принес Вам оттиски каких-то рисунков, сказавши,
впрочем, что это не нужно к Вам посылать. Гродницкий тоже
принес Снегирева и те рукописи, из которых он выписывал
пословицы. —
Извините меня за это s?ns fa<;ons, с которым я пишу к Вам.
но надеюсь, что Вам не нужно никаких внешних знаков подо-
бострастия, чтобы быть уверенным в том глубоком уважении
и сердечной признательности, с которыми я постоянно вспоми-
наю о Вас.
И. Добролюбов
19 июля
Вставляю еще лоскуточек, чтобы уведомить Вас, Измаил
Иванович, о государственном деле. Сегодня поутру
приходил чиновник и просил Вас пожаловать к Кисловскому.
Узнав, что Вас нет в СПб., он сказал, что время терпит,
но Елиз. Григ, стала расспрашивать его, и он сказал, что носился
слух о назначении Вас на место Фишера директором Ларин-
ской гимназии, и что, кажется, Вас приглашают к Кислов-
скому по этому делу. Я думаю, что при Вашем личном присут-
ствии в Пб., это дело устроилось бы скорее. — А между
34 «Зве нья» № 3
530
Н. А. Добролюбов. — Неопубликованные письма
гем этим назначением решается и вопрос о квартире, который
снова должен теперь подняться . . . Елиз. Григ, рада за Вас осо-
бенно потому, что квартира будет казенная, которой Вы долго
ожидали от Академии. — Я тоже радуюсь, будучи уверен, что
Вы, и при директорстве все-таки останетесь нашим профессором,
Дай бог, чтобы это устроилось, тем более, что с этим должно
быть соединено удаление от нас Давыдова. —
Назначение Ваше было бы кстати и для Володи, которого
(кстати же) я благодарю за поклон, в его письме к Елиз. Гр.—
Засвидетельствуйте мое почтение Екатерине Федоровне и пере-
дайте детям, что мы часто вспоминаем о них с Еленой Ив.
и Ел. Григорьевною.
Решительно весь Ваш
Н. Добролюбов
Елизавета Григорьевна — Постникова, гувернантка детей И. И. Срез-
невского.
О хозяине старике— Ив. Фед. Добролюбов, однофамилец Н. А. До-
бролюбова, владелец дома по 9-й линии Васильевского острова, № 52,
где тогда только что перед тем нанял квартиру И. И. Срезневский.
К Настасье — служанка Срезневских.
Для барыни— Елена Ивановна Срезневская	(1793—1856),	мать
И. И. Срезневского.
Молодой хозяин—Николай Алексеевич Добролюбов, племянник И. Ф.
Добролюбова.
Ученых записок.—-Том III «Ученых записок Второго отделения Ака-
демии Наук»; редактором которых состоял И. И. Срезневский. В то время
печаталась в «Ученых записках» большая работа Филарета (Гумилев-
ского), епископа харьковского, историка русской церкви и богослова
(1805—1866) — «Обзор русской духовной литературы, 862—1720», в пе-
чатании которой Н. А. Добролюбов скоро принял большое участие.
Севрук или Севрюк — наборщик типографии Академии Наук.
Гилъфердинговой статьи. —Статья слависта А. Ф. Гильфердинга (1831 —
1872) — «Памятники наречия залабских древлян и глинян» («Известия
Академии Наук по Отдел, русск. яз. и слов.», т. 5, стлб 433—480).
Санекрито-русский словарь (СПб. 1856—1858) — труд Каэтана Андр.
Кояло'вича, проф. Петербургского университета (1815—1883).
Библиографическими записками назывался отдел редактированных
И. И. Срезневским «Известий Академии Наук по Отдел, русск. яз. и слов.».
Филонов Андрей Григорьевич (род. 1834)—педагог, составитель
хрестоматии по русской литературе, выдержавшей ряд изданий.
Bogoslav Sulek. (Шу лек) — словак, обжившийся в Хорватии, сотрудник
Л. Гая (1816—1895).
Миклошич Франи, (181®—1891)-----славист, знаменитый филолог.
Рукопись Амартола. — Студенческая работа Н. А. Добролюбова «О
древне-славянском переводе хроники Георгия Амартола» была им пред-
Н. А. Добролюбов. — Неопубликованные письма
531
ставлена И. И. Срезневскому в следующем году (см. (в «Первом полном
собрании сочинений Н. А. Добролюбова», в 4 т., под ред. М. »К. Лемке.,
Спб. 1912, т. I, стр. 313—314, 985—986, 996). Пергаменная рукопись
Хроники относится к XIV веку; тогда она находилась в собрании Москов-
ской духовной академии; она замечательна тем, что вся иллюстрирована.
В Новгороде, в Софийской 'библиотеке, рукописи Хроники не оказалось.
Слова Добролюбова, что Амартол его начинает интересовать более, чем
прежде, скоро, оказывается, стали далекими от истины: в дневнике 4 ян-
варя 1857 года он писал: «ничего не может быть бесплоднее и убий-
ственнее дня, какой я провел сегодня: я сидел с утра до вечера за
Амартолом. . . Это отвратительно до тошноты». («L Юбилейный сборник
Литературного фонда», Спб. 1910, стр. 288).
Материллов для словаря. —«Материалы для сравнительного и объясни-
тельного словаря и грамматики русского языка и других славянских наре-
чий» составляют «Прибавление к Известиям Академии Наук, по Отдел,
русск. яз. и слов '>
Жуковский Андрей Тимофеевич (ум. 1870) — архитектор-археолог, редак-
тор журнала «Архитектурный вестник».
Гродницкий — неизвестен.
Принес Снегирева.—(Русские народные пословицы и притчи» (М. 1848).
Ив. Мих. Снегирев. (1793—1868)—профессор Московского университета,
историк и этнограф.
Кисловский Алексей Ефремович —вице-директор департамента народ-
ного просвещения.
Фишер Адам Андреевич— (1799—1861) — проф. философии С. Петер-
бургского университета и Главного педагогического института.
Давыдов Иван Иванович (1794—1863) — академик Академии Наук по
Отдел, русск. яз. и слов., директор Главного педагогического института
Володя — старший сын И. И. Срезневского (1848—1920).
Екатерина Федоровна - Срезневская, жена И. И. Срезневского (1 825—
1912).
2
СРЕЗНЕВСКИЙ — ДОБРОЛЮБОВУ
Новгород. 24-е июля 1856.
Письмо это, добрейший наш Николай Александрович, пове-
зет к Вам завтра один из тех двух наших Новгородских друзей,
которым мы обязаны всем нашим домашним устройством, Иван
Васильевич Ю ш к е в и ч. Я просил его, чтобы он у нас в доме
и остановился. Он, следовательно, будет Вашим сожителем,
и наверно будет приятным собеседником. Ему нужны кое-какие
книги: если Вы тронули их из ящиков, то сделайте одолжение,
дайте по его назначению. Ив. Вас. предполагает держать экза-
мен в магистры и писать диссертацию, в которой предложит
сравнение литовского языка со славянским в отношении к пер-
34*
532
Н. А. Добролюбов. — Неопубликованные письма
вообразим слов. Вы, конечно, порадуетесь от души о выборе
такой темы.
Теперь обращаюсь к нашим домашним делам. Не знаю, как
и благодарить Вас, добрейший Николай Александрович, за то
родственное участие, которое Вы приняли в них, и не только
на деле хлопотами, с потерей времени, но и в душе, как это
видно из Вашего письма. Только родной мот вспомнить при
случае, что нужно будет со временем для Володи. Это-то Ваше
душевное участие и заставляет меня несколько разговориться
о поводе Вашего доброго слова. Ошибка или нет то, что Вам
сказал чиновник, приходивший от имени Кисловского, но дирек-
торское место не по мне, — желать его мне значит чувство-
вать в себе способность выворачиваться, как то пальто, которое
так нравится иным из франтов. Заниматься спокойно в библио-
теке и кабинете, ии от кого не завися, как я занимаюсь уже
слишком 25 лет, при подобной должности невозможно: так
по крайней мере мне говорил Калмыков. Едва ли возможно го-
товиться и к лекциям. А выгоды — это еще вопрос. Едва ли
хлопоты и заботы окупятся казенной квартирой и жалованьем,
сколько мне помнится, вовсе не завидным. Могут быть доходы;
но к доходам я не имел случая привыкать и не надеюсь привык-
нуть, тем более, что такая привычка требует уменья владеть со-
бою, постоянной сноровки и вообще не того взгляда на жизнь,
какой создала для меня судьба. Буду ли же полезен на этом но-
вом поприще? Не буду ли вреден? . .
О нашем новом хозяине Вы рассказали в своем письме так
занимательно, что хоть печатать. Удивительная личность. И мне
больно, что он своими выходками встревожил добрую Елиза-
вету Григорьевку, но, бог даст, с каждой новой его выходкой
впечатление, ими производимое, будет слабее; а не то так ведь
мы уже знаем, что значит переезжать с квартиры на квартиру.
Не заживемся, так легче и переедем. Мне грустно за него: что
он добрый, благородный человек, я был в этом уверен. Пред-
полагать не мог, чтобы он был пьяница. И я, признаюсь, верю,
чему верит и Елизав. Григор. Мне кажется, тут нет ничего чу-
десного; есть только неизвестное. Медицина вся до сих пор про-
бавляется почти исключительно народными лекарствами и зе-
лиями, и только одною долей их. Ее «открытия» все более
увеличиваются все в этом руднике, только не в близких к нам
местах, а в заморских его копях; и к тому, что ближе, ей как-то
не удается подходить. К таким неведомым для нее чудесам при-
надлежат разного рода завораживанья, которых много и у фин-
нов, и у литовцев, и у южных русских, и т. д. В Малороссии
И. И. СРЕЗНЕВСКИЙ

Н. А. Добролюбов. — Неопубликованные письма
535
мне нередко случалось слышать, что есть мастерицы наводить
запой. Знаком был я и с одним майором, который испытал та-
кую жалкую участь. На месте Вашего тезки я бы обратился
к одному из почетных знахарей и посоветовался с ним. Если •
старик прежде вовсе не пил, не постепенно дошел до такого
бедственного состояния, и не от горя стал пить, то почему
знать, может быть, есть и простое средство возвратить ему
счастие жизни.
Ив. Васильевич Юшкевич пробудет не долго, дня два-три.
Потрудитесь ему передать все письма, на мое имя полученные,
но н е книги, а, может быть, и корректуры, если есть. Я бы же-
лал пробыть здесь до половины августа, чтобы успеть что-
нибудь сделать. Амартола здесь я еще не отыскал, вот почему
и не беспокоил Вас о высылке. Из книг я бы желал только
Новгородские летописи: у меня хоть и есть, да по чужому
экземпляру трудно делать заметки; но если это трудно, то
и так пробуду. Завтра напишу еще что-нибудь; а теперь лягу:
прошедшую ночь я почти не опал — от бессоницы.
Целую Вас, благодарный Вам
И. Срезневский
К Вам, добрейший Николай Александрович, пишу о книжных
шкафах. Мне кажется, что все они станут, кроме двух высоких
и самого маленького, что со спинкой, в маленьком кабинете, не
заслоняя ни одних, ни других дверей. Маленький поставьте пока
хоть в передней; а два высокие в большом кабинете (1, 2) по
углам. Их надо полировать и промежду ними накладные полки,
просто как доски, только, разумеется, крашеные и спереди поли-
рованные. Это впрочем оставьте до moci;o приезда. Только для ма-
ленького кабинета закажите верхние наставки на полки, простые,
как и те, что есть для. тройного шкафа, так как я Вам говорил:
на них можно поместись все журналы. В большом кабинете
будет филология с литературой, а в малом все остальное. Не
поместятся разве только издания ученых обществ и Академии:
это будет в большом кабинете. В малом же останутся оттиски,
что во многих экземплярах.
Не знаю, как и благодарить Вас за Ваше доброе участие.
Иван Васильевич Юшкевич (ум. 1886)—исследователь и знаток литов-
ского языка и собиратель литовских песен и обрядов.
Калмыков— Петр Давыдович (1808—1860). профессор петербургского
университета по кафедрам энциклопедии права и государственного права.
536
Н. А. Добролюбов. — Неопубликованные письма
Этот дополнительный листок был напечатан в «Материалах для био-
графии Добролюбова», т. I, стр. 322—323. Вместе с этим письмом на двух
листках к Н. А. Добролюбову И. И. Срезневский послал письмо
к Е. И. Срезневской, своей матери, и к Е. Г. Постниковой — 25 июля
1856 года. Из последних слов первого листка письма очевидно,, что доба-
вочный листок написан на следующий день, 25 июля. Редактор «Мате-
риалов для биографии Н. А. Добролюбова», Н. Г. Чернышевский, пред-
полагал, что это письмо представляет собою продолжение другого письма,
написанного кому-нибудь из домашних; , но он ошибся, отнеся его к более
позднему времени,, августу 1856 года. На обороте дю б анючно го листка нари-
сован И. И. Срезневским план квартиры Срезневских в доме И. Ф. До-
бролюбова.
3
ДОБРОЛЮБОВ — СРЕЗНЕВСКОМУ
28 июля 1856 г.
Прежде всего, многоуважаемый Измаил Иванович, позвольте
мне поблагодарить Вас за дорогой мне привет. Я не избалован
радушием людским и со времени смерти отца моего не при-
помню еще ни от кого такой сердечной, благосклонной ласки, ка-
кую, — не знаю за что, — оказываете мне Вы. Мне становится
совестно и больно, когда я подумаю, что ничем не могу отбла-
годарить Вас за это расположение, еще столь мало мною заслу-
женное. И бог знает, что еще случится впоследствии! .. В состоя-
нии ли я буду оправдать Ваши надежды, в силах ли буду идти
по той дороге, по которой бы хотел? . . Иногда мне становится
страшно той громады знаний, которая мною еще не тронута,
и грустно за то время, которое прожил я почти без всякого
толку, учась тому, чему потом нужно стало разучиваться . ..
В последнее время особенно чувствовал я эту грусть, расстав-
ляя книги Вашей библиотеки . . . Сотой доли книг по филологии
и истории мною даже не просмотрено, не только не прочитано . . .
Целые отделы знаний историко-филологических остаются мне
совершенно неизвестны. А между тем — русские журналы — все
почти были в свое время проглочены мною ... И кто же виноват
в этом? Я не читал ничего лучше, потому что не знал о суще-.
ствовании лучшего или не мог достать его . . . Живо припоминаю
я теперь, как в Нижегородской семинарии задумал я собирать
областные слова Нижегородской губернии и метался из стороны
в сторону, добиваясь словаря областного и академического, —
но успел достать только словарь Соколова, так, что уже
в институте поишлось мне, после справок, выбрать слов 500 из
собранных 2000... Так было и во всем. Я вечно читал, жадно
читал, но никогда не учился, потому что учение представлялось
Н. А. Добролюбов. — Неопубликованные письма
537
мне в лице грамматики Греча, географии Арсеньева, истории
Кайданова, и записок моих семинарских наставников, кото-
рые, --бог им судья, — были очень добрые люди, но тем не ме-
нее уверяли меня, что после Державина у нас лучшие лирические
поэты — Глинка и Соколовский, и что самый лучший латинский
язык находится в творениях Лактанция и Августина. Но полно
надоедать Вам этой элегией . . . Перейду лучше к эпосу, и рас-
скажу Вам про наши подвиги. Книги Ваши все почти уставлены.
Шкафы расставлены по Вашему плану. В двух больших (что
в большом кабинете) уставил я — в одном все грамматики и сло-
вари славянские, в другом — словари иностранные, библии
и древние памятники славянские, исключая летописей, которые
отнесены к истории. Наверху, над шкафами, полки устроить
было уже нельзя, и потому я просто положил на них — славян-
ские журналы, которые оставались без переплета. В маленьком
кабинете — устроены полки над шкафами и на них тоже уложены
все журналы русские: положил я их повыше, потому что — ду-
маю— они почти никогда Вам не понадобятся для справок. Для
чтения же их легко будет выбирать, потому, что я подобрал их
все по порядку годов и даже нумеров. Затем в трех шкафах,
помещенных у правой стены, расположены издания Академии,
ученых обществ — археологического, географического, Москов-
ского, духовных Академий — журналы; внизу — отчеты о Деми-
довских премиях. Публичной библ., института, университетов . . .
Здесь же, в крайнем шкафе — история славянских литератур,
исследования о частных явлениях русской и других славянск*их
литератур, библиография. — Так как еще место оставалось, то
здесь же, внизу, поместил я отдельные оттиски разных журналь-
ных статеек, присылавшихся Вам, и диссертации, не относящиеся
прямо к филологии и истории. — В шкафе, который в простенке
у окна, помещена русская история, к которой отнесены и иссле-
дования историко-юридического содержания. Но памятники по-
ставлены в шкафах, что у левой стены (два вместе). Там нахо-
дятся летописи, издания археографической комиссии, разные
хроники и сказания, — народная словесность, а внизу — геогра-
фия славянских земель, путешествия, сборники статистического
и исторического содержания. В шкафе, что у простенка возле
двери, — поместились все экземпляры Известий и Ученых запи-
сок Академии, и может поместиться еще кое-что. В шкафе, чго
в передней, — отдельные оттиски *и т. п. мелочи. Остается не
пристроенною литература русская, новая славянская и иностран-
ная. Это составляет 6 ящиков. Два из них могут быть помещены
в аппартаментах Екатерины Федоровны, но для осталь-
538
IL А. Добролюбов. — Неопубликованные письма
ных лужен еще шкаф. Я думаю, славянские литературы поме-
стить в тот шкаф, где Известия; а их вынуть и поместить на
полках, которые будут приделаны между шкафами. Кроме того —
не имеют места — газеты и еще отдельные оттиски в листах —
разных статей из Известий. Это всё я думаю уложить в два или
три ящика и уставить в простенках между шкафами. Рукописи
Ваши и дела по географ, обществу и Академии — уложены на
нижних полках больших шкафов. Прошу Вас напишите мне,
годно ли сделанное распределение книг: можно и переделать всё
это; теперь уже это большого труда не составит. —
Иван Васильевич, который мне весьма понравился, как доб-
рый человек, соединяющий притом с добротою еще и редкую
любознательность, привез экземпляры II 1-го вып. Известий, ко-
торых 2 экз. я уже и передал Новикову, как Вы писали. Вам
привезет Ив. Вас. — три письма, 2 экз. 2-го т. Ученых записок,
2 № Русского Вестника, 7-й № Современника, Новгородские
летописи и 4 листа корректур. 14-й, 15-й и 16-й листы Ученых
записок были задержаны несколько времени, по болезни набор-
щика греческого Амартола, место которого занял на время Се-
врук. Теперь остался один лист — сочинения Филарета, и Севрук
уже сокрушается, что ему потом нечего будет делать. На-днях
эти корректуры чуть не до слез раздосадовали меня: случайно
заметил я еще прежде несообразность в ссылке, и поставил знак
вопроса на корректуре, потому, что справиться было негде. Но
теперь, расставивши Ваши книги, я вздумал при второй коррек-
туре заметить ошибку и исправиться. Вытащил акты историч. и
акты арх. экспедиции, на которые всего более ссылок, и что. же?
Чепуха ужасная. Ссылка говорит о патриаршем послании,
а в книге находишь царскую грамоту; в ссылке — церковное бла-
гочиние, ищешь — раскрываешь страницу — и видишь расписа-
ние блюд царских, и т. п. Сколько же таких неисправностей
в 1 3 отпечатанных листах, в которых мы не проверяли ссылок ...
Не досадно ли, что такой превосходный труд теряет значитель-
ную часть своего достоинства от невнимательности какого-нибудь
глупого переписчика, который ввел в заблуждение и нас, и обма-
нет еще многих, которые захотят без дальних справок черпать
из Филарета дешевую ученость, как черпали до сих пор из Евге-
ния! . . Несколько ошибок я исправил, — но всего исправить не-
возможно. Нужно посвятить тогда каждому листу несколько дней
исключительно, да и то еще о многом негде справиться . . . Се-
врук говорит, что приложенный в конце указатель тоже перепу-
тан, потому, что вставки, присланные после, изменили счет
статей, а в указателе везде ведется первоначальный счет. Это уже
Н. А. Добролюбов. — Неопубликованные письма
539
я хотел бы (проверить по тексту; только не знаю, можнр ли бу-
дет иметь под руками все отпечатанные листы. Из типографии
получить их, кажется, нельзя. А жаль будет оставить указатель
совершенно бесполезным. —
В корректуре Известий вместо курсива употреблен особый
шрифт, а в примечании сказано о курсиве, поэтому я и попра-
вил в корректуре везде курсив. Но ЕЛизаров объяснил мне, что
славянского курсива нет в типографии, и потому придумал
в примечании поставить вместо курсива расставкой
шрифт: не зная лучшего названия, я был очень доволен
и этим. Если же Вам оно не понравится, то замените его ка-
ким-нибудь другим. —
Словаря Коссовича послан Вам будет четвертый лист во
вторник, и с тем вместе — набор четвертого выпуска — кончен.
Статья Гильфердинга напечатана и в отдельных оттисках.
После Вашего письма, не смею ничего говорить еще о Вашем
назначении на место Фишера; но не могу не жалеть, что это
место лишается Вас. Может быть, Вам бы и не было выгодно
там, но для гимназии было бы очень выгодно иметь такого на-
чальника, как Вы. Ведь кроме качеств, почти в равной степени
необходимых для профессора, как и для директора, нужны
здесь только практическая сноровка, которая так легко дается
человеку с здравым умом, да еще честность и благородство:
у кого же искать их, если не у Вас, Измаил Иванович? . . Не
сочтите слов моих за льстивую фразу: Ваша совесть вполне
подтвердит Вам их справедливость. —
К Вам в Новгород собирается П. А. Лавровский, который
тоже согласен со мною относительно директорства Вашего.
С ним Вы обстоятельно можете поговорить об этом, и, может
быть, он Вас поколеблет. Впрочем, и то может быть, что всё
дело ограничится слухами. Что касается справки у Кисловского
через посредство Ивана Васильевича, то мы нашли это как-то
неудобным, и потому не решились просить Ив. В. об этом. Не
думаю, чтобы и Вы этого желали.
Третьего дня привез Вам Савваитов рисунки для нового вы-
пуска «Археологических известий». А еще прежде — дней 10
тому йазад, а может быть и более, — Жуковский привез рисунки
одежд XI в. Нужно ли с ними сделать что-нибудь или лежать
им до Вашего приезда?
Хозяин наш старый болен уже дней пять. Во все последнее
время было у нас очень тихо. Елену Ивановну возили в сад
только однажды, потому, что сначала она была очень слаба, по-
том поднялся наш старик, выбравший сад местом своих шум-
540
Н. А. Добролюбов. — Неопубликованные письма
ных похождений, а с 20 числа до 27 были у нас дожди. Теперь,
кажется, опять собирается установиться хорошая погода.
Иван Васильевич был так добр, что забрал с собою множество
посылок наших. Мне очень жаль, что я не мог отыскать одной
из книг, которые он просил, — Куршатена. Вероятно, он попал
как-нибудь в русскую литературу или в детские книги:
ни в грамматиках, ни в древностях, ни в славянских литерату-
рах, ни в истории — нет этой книги. Впрочем, на-днях, кончив
расстановку книг, найду я и эту, и тогда можно будет выслать
ее через Академию. — Зная Вашу доброту и расположение
к Ив. Вас., я осмелился дать ему тетради Ваших лекций
в институте, переписанных для Вас студентами. Он их спишет
и пришлет. — Просил он об этом собственно меня, но я не мог
достать лекций у товарищей, которые все разъехались, не мог
предложить и своих, потому что мои тетради писаны на лекциях
и могут быть разбираемы только мною. Отказать мне было
совестно, и я решился сделать это похищение у Вас, будучи уве-
рен, что Вы за него не рассердитесь!
Еще один вопрос:
Я нашел в одном ящике книги самого разнообразного содер-
жания, и на многих подписано: Гильфердинг. Я их не трогал
пока; напишите мне, расставлять ли их, или оставить покоиться
в ящике, как непринадлежащие к Вашей библиотеке?
Теперь, покончивши все дельное, можно бы приняться и за
фразы; но, к сожалению для них так мало осталось места, что
и расписаться негде. Поэтому вместо всяких фраз я просто по-
желаю Вам веселья и здоровья, попрошу передать мое почтение
Екатерине Федоровне и память мою детям, и еще раз от сердца
поблагодарю Вас за добрый, радушный привет, которого никогда
не забуду.
Н. Добролюбов
Целые отделы знаний.. . — Отзыв о составе библиотеки И. И. Срезневского
см. в письме Н. А. Добролюбова к Николаю Петровичу Турчанинову
(«Материлы для биографии Н. А. Добролюбова», М. 1890, стр. 317—318).
Областные слова.—Собрание нижегородских областных слов и пословиц
послужило одной из точек соприкосновения, на которых произошло сбли-
жение Добролюбова с И. И. Срезневским. См. письмо Добролюбова
к М. А. Кострову, 4 ноября 1853 года («Материалы для биографии Н. А.
Добролюбова», стр. 47).
Словаоя областного — «Опыт областного великорусского словаря,
изданный Вторым отделением Академии Наук» (СПб. 1852).
... и акад°мического... — «Словарь церковно-славянского и русского языка,
составленный Вторым отделением Академии Наук» (СПб. 1847).
Н. А. Добролюбов. — Неопубликованные письма
541
Словарь Соколова — «Словарь Академии Российской» (СПб. 1789—
1794). В нем принимали большое участие Соколовы, Петр Иванович
и Дмитрий Михайлович.
В лице грамматики Греча. . . — истории Кай данова. — Авторы ходовых
учебников того времени: Ник. Ив. Греч (1787—1867), Конст. Ив. Ар-
сеньев (1789—1865), Ив. Козм. Кайданов (1782—1845).
Глинка Федор Николаевич (1786—1830) — автор духовных стихо-
творений, публицист.
Соколовский Владимир Игнатьевич (1 808—1 839) — поэт.
Лактаниуй — христианский писатель и ритор (ок. 250 — ок. 330).
Августин — один из знаменитейших христианских писателей, так назы-
ваемых отцов церкви (354—430).
Новиков Платон Андреевич — чиновник Комитета Правления Академии
Наук.
Греческого Амартола—«Хронограф Георгия Амартола. Греческий под-
линник, приготовленный к изданию Э. Г. фон-Муральтом (СПб. 1859).
составляющий 6 т. «Ученых записок Второго отделения Академии Наук»,
который вышел только в 1861 году.
Из Евгения. - Евгений Болховитинов (1767—1837) — автор «Словаря
исторического о бывших в России писателях духовного чина» (М. 1827).
Елизаров Александр Петрович — наборщик академической типографии.,
П. А. Лавровский—Петр Алексеевич (1827—1886), славист, ученик
И. И. Срезневского.
Савваитову—Павел Иванович (1 81 5—1895) — археолог и историк древ-
ней литературы.
«Археологических известий». —«Известия Археологического общества».
Куршатен— по всей вероятности, Фридрих Куршат (1806—1885).
проф. Кенигсбергского университета, знаток литовского языка.
4
СРЕЗНЕВСКИЙ — ДОБРОЛЮБОВУ
31 июля 1856.
Пишу Вам, добрый наш Николай Александрович, обо всем —
в надежде, что Вы прочтете маменьке и Елизавете Григ, то, что
может быть им любопытно и что скорее их разберете мои кара-
кули.
Не напрасно мы собрались в Хутынь: прошедший четверг мы
провели там весь у преосв. Платона очень приятно. В 10 часу
приехал к нам наш экипаж — длинная линейка, запряженная
тремя разношерстными животными, очень быстрыми на ходу,
хоть с виду не обещающими — подобно иным забитым чиновни-
кам— даже и этого. Мы уселись в нашем ковчеге очень удобно;
Тимофей с ямщиком на козлах, няня с Надей, Марья с Людми-
лой (и Оля с одного боку, а мы с мальчиками с другого. По
542
Н. А. Добролюбов. — Неопубликованные письма
дороге еще заехали за Ив. Купр. Куприяновым, и не только
ему, но и еще двум было бы места довольно. Дорога полем
довольно порядочная, кроме тех мест, где еще о веках давно ми-
нувших напоминает деревянная мостовая из бревен, положен-
ных поперек дороги. По этой мостовой, хоть линейка и на рес-
сорах, нас встряхивало так, что надобно было держаться за
спинку. Не прошло часу, как мы уже были в монастыре. Он на
взгорьи. Перед ним селение, с другой стороны роща, с третьей,
налево от въезда, рель, т. е. поемный луг, и Волхов. В ограде
монастыря, прямо перед входом в конце двора, поросшего древ-
ними липами, две церкви, налево архиерейский дом, направо
кельи; всё каменное. Обедни мы уже не застали. Мы могли от-
служить только молебен, в записочке, которую написал я зара-
нее, я не забыл никого; отсутствующие были помянуты прежде.
Молебен служили у раки св. Варлаама. Еще не начинали мы
и молебна, как пришел в церковь брат архиерея (П. С. Казан-
ский, Вам известный по сочинениям), и передал просьбу его —
пожаловать к нему, места-де есть всем вдоволь, и большим
и деткам: он и прежде через арх. Макария передавал то же.
Я сходил к нему предварительно, и после молебна и осмотра
ризницы повел и все свое стадо. Ризница не великолепна, но
в ней есть драгоценности неоценимые: ризы св. Варлаама, его
власяница — ужасно толстая и тяжелая, поручни (шитые сере-
бром и жемчугом) и «собственноручная» грамота: «Се въдале
Варламе» и пр. Последнюю мы взяли с собою, чтобы снять сни-
мок. Рака св. Варлаама на правой стороне у алтаря: она серебря-
ная с серебряным же золоченым навесом — сделана великолепно
и изящно. На левой стороне храма есть придел, и там у алтаря
налево мраморная доска с надписью, что тут погребено тело
д. т. сов. Г. Р. Державина. Преосв. Платон принял нас с при-
ветливым радушием и даже с суетливостью, выражавшею его
желание дать всем покой. Завтрак, гулянье по саду и обед
унесли чуть не полдня. Я успел снять только одну строчку
грамоты. После обеда, кстати сказать, великолепного, мы от-
правились гулять в рощу, в селение, к колодцу Варлаама и т. д.
Были и на берегу Волхова. Погулять есть где, и гулять было
весело, потому [что] П. С. Казанский умен, а арх. Макарий
весел и жив. И притом же всё ново, всё напоминает или о древ-
ности или о старине. Воротясь, мы нашли на балконе целый
стол сластей и фруктов. Кстати о балконе: он висит над садом,
спускаясь в него двумя лестницами. Сад довольно большой
и весь на скате. За садом обширная рель, Волхов, за Волховом
опять рель, потом нивы, жилья, леса. Налево всю даль зани-
Н. А. Добролюбов. — Неопубликованные письма
543
мает Новгород и подгородные монастыри. Вид обширный
и красивый. Тут мы провели остаток дня. Дети, разумеется,
почти и не показывались: архиерей посылал их отыскивать, чтобы
покормить сластями, но отыскать их было трудно. Архие-
рей, Макарий и Катенька ходили ко всенощной, а мы с П. С.
Казанским говорили о разных разностях. Я и не воображал, что
он так умен и так многосторонне образован. По складу ума,
это середина между Надеждиным и Погодиным, только он мо-
лод (ему менее 40) . Как утешительны встречи с такими людьми:
они дают жизни новые силы. Правда, что после таких
встреч как-то грустнее вспоминать о тех самодовольных «юно-
шах», которые привыкли с холодностью глядеть на всякое до-
стоинство истинное, и преклонять колена только перед мнимым,
по моде милым или по приходу; но. грусть эта не беззаконна:
и она дает силы, силы желанию избегать мишурности и обмана.
Такое квакерство взгляда, конечно, приводит и к тому, что ми-
шурою считаешь и чистое золото; но все же лучше быть кваке-
ром, чем паяцом, особенно паяцом не по призванию. Как бы то
ни было, мы отправились из монастыря, провожаемы за ворота
его чуть не в 9 часов вечера . . .
Я думал писать о многом другом, но время сбежало, так бы-
стро, что листка переворачивать некогда. Прощайте! Целую
ручки маменьке и Елизавете Григорьевне. Обнимаю Вас — за
себя и за деток.
Ваш И. Срезневский
Оказывается, что до отправки писем мне можно написать еще
несколько строк.
Мы все очень рады, что П. А. Лавровский собирается к нам.
Сделайте милость, попросите его, чтобы он нас уведомил, когда
именно он думает приехать: мы их хотим встретить. Если же
не встретим у пристани парохода, то вот план простого переезда
к нам через Волхов, что втрое ближе:
Торговая сторона
п\отик	пристань
с лодками	парохода
Волхов
мост
наша
квартира
плотик
с лодками для переезда
Софийская сторона
544
Н. А. Добролюбов. — Неопубликованные письма
От пристани парохода надо повернуть на север к плотику,
сесть в лодку (по 1 копейке за перевоз с особы), переехать на
нашу Софийскую сторону и берегом пройти сотни три шагов
к нашему дому, который один и красуется на всем берегу. Мы
встретим или у пристани или у нашего плотика, и вышлем Ти-
мофея принять поклажу. Пусть П. А., проезжая на пароходе
мимо нашего дома, помашет платком: это на всякий случай. —
Не знаю, как и благодарить Вас за устройство моих книг;
но сколько Вы потеряли времени!
Целую Вас. Володя и Вяча тоже.
Вяча за столом у архиерея съел чуть не целый фунт мороже-
ного: келейник положил ему как каши, — и он все прибрал. Он
впрочем вел себя за столом прекрасно, хоть и сидел крайним,
за Володей.
Хутынъ - Спасо^Варламиев монастырь, основанный в XII веке, в 11 ки-
лометрах от Новгорода!.
У преосв. Платона—Платон Фивейский (1809—1877) — епископ старо-
русский.
Тимофей—служитель И. И. Срезневского.
Надя, Людмила и Оля — дочери И. И. Срезневского.
Ив. Ку пр. Куприянов — учитель русского языка и географии в Новго-
родской гимназии, потом в Гатчинском сиротском институте (1820-
ок. 1878); составитель «Обозрения пергаменных рукописей новгородской
Софийской библиотеки» (СПб. 1857).
Св. Варлаам—Варлаам Хутынский (ум. в 1192 году).
П. С. Казанский — Петр Симонович (1819—1878), доктор богословия,
проф. Московской духовной академии.
Арх. Макарий — (Миролюбов) (1817— 1894 , писатель, археолог, пре-
подаватель Нижегородской семинарии (1842—1851), где учился Н. А. До-
бролюбов («L. Юбилейный сборник Литературного фонда», СПб. 1910,
стр. 320), потом ректор семинарии в Новгороде.
Катенька —жена И. И. Срезневского (см. письмо 1-е).
Надеждин—Николай Иванович (1804—1856), ученый и литератор,
проф. Московского университета по кафедре изящных искусств и
археологии.
Погодин — Михаил Петрович (1800—1875), историк археолог и лите-
ратор.
Володя (1848—1920) и Вяча (род. в 1849 году) — сыновья И. И.
Срезневского.
5
СРЕЗНЕВСКИЙ — ДОБРОЛЮБОВУ
1 августа 1856. Новгород
Вот и еще письмо, добрейший Николай Александрович:
пишу его по поводу корректур Известий, при сем посылаемых.
Н. А. Добролюбов. — Неопубликованные письма
545
Сделайте милость, потрудитесь внимательно посмотреть, вгё
ли так исправлено и вновь набрано, как есть в моей корректуре.
Есть там и важная приписка к моей статейке о помесячных
заметках. Если для нее мало будет места, то можно выпустить
и ссылку на Новгородские летописи. Может быть мне удастся
отыскать и еще что-нибудь в том же роде, но пока и это припо-
минание о солнечных часах не только не лишне, а необходимо,
как наблюдение «очевидца».
За Ваши библиографические замечания сердечно благодарен.
Особенно хорошо извлечение о жизни Челяковского.
При этом выпуске не будет Словаря Востокова, потому что
двух листов мало, и притом у меня здесь нет всех моих посо-
бий, необходимых для держания корректуры и поправок слу-
чайных описок автора. О кое-чем надо будет переговорить
с ним лично.
Вашим словом об Обзоре преосв. Филарета Вы меня тронули
до глубины души. Ваша правда, что нельзя было доверять списку
Обзора, а проверять ссылки; но я мог это делать кое-когда,
урывками, а чаще не мог, не только по недостатку времени, но и
по недостатку пособий. Неисправности встречались мне не только
в том, что писано писцом, но и в приписках автора. Впрочем,
утешимся: всё-таки неисправностей не может быть много. Когда-
нибудь мы их и поправим. Что же касается до указателя, то по-
править или лучше сказать переделать не трудно. Вы попросите
Ф. Е. Нагеля — и он прикажет Вам выдать экземпляр. Я ему
об этом пишу. Если же он паче чаяния заупрямится, то у Сев-
рюка есть корректурные листы. К указателю авторов хорошо бы
прибавить указатель сочинений (что особенно важно для трудов
безыменных писателей) : если Вы не будете прочь от этого, то да
благо Вам будет. Этот указатель и напечатается как Ваш труд.
Менее всего потеряется на него времени, если записывать факты
каждый на отдельной строке с указанием §-а и страницы (где
нужно) один за другим в подряд на длинных полосках бумаги —
с одной стороны их; потом разрезать эти полоски, отделя
факт от факта, и затем приведя в азбучный порядок, наклеить
лоскутки на чистую бумагу крахмалом (который для этого
умеет варить Настасья; она даст и кисть), смазывая крахмалом
не лоскутки, а бумагу, на которой должны быть наклеены (это
для тройной скорости). После можно, перечитывая, поправить,
что нужно, для печати.
Ворочаюсь к своей библиотеке. Вообразить себе не могу без
ужаса, сколько Вам было хлопот с этим хламом, — и благодарю
Вас, и скорблю о потраченном Вами времени. Но как дело чуть
35 «Зьепья» № 3
546
Н. А. Добролюбов. — Неопубликованные письма
не на исходе, а между тем Вы так добры, то я хочу просить Вас
и еще. Между шкафами, стоящими в большом кабинете, надо
протянуть полки, т. е. окрашенные доски с передками под лак,
положа их на подставки (в роде тех, какие есть на верхних
полках в малом кабинете), а сверху наложить одну общую по-
лоску карниза (у нас есть и -готовая, кроме той, которая для
Кат[енькиной] спальни). Сделайте милость, поговорите со столя-
ром, и если он возьмет до 10 рублей, то и закажите. Тогда разом
прибавится много места. Надобно только, чтобы сделано было
покрасивее, для того чтобы комната не испортилась, а украси-
лась. Я и этим Вас беспокою, потому что мне бы хотелось
к приезду Катеньки убрать в нашем жилье как можно более.
Я не предполагаю остаться здесь более двух недель, а воротясь,
займусь окончанием того, что .руками Вашими и Елизаветы
Григорьевны уже и без того почти кончено. А между тем по-
прошу Елизавету Григорьевну заменить мое место тут . .. Ра-
боты мне здесь на годы, и потому я равнодушно уеду — в на-
дежде воротиться опять, и в мысли, что времени не потратил
и не потрачу.
Душевно преданный И. Срезневский
Это письмо было напечатано в «Материалах для биографии Н. А. До-
бролюбова» (М. 1890, стр. 321—322).
О помесячных зпметках — статья И. И. Срезневского «О помесячных
заметках в древних церковных -книгах («Известия Академии Наук по
Отд. рус. яз. и слов.», т. 5, стр. 218—221).
За Ваши библиогтфич'ские заметки. Отметки и! поправки Н. А. До-
бролюбова в корректуре «Известий Академии Наук по Отд. русск. яз. и
слов.» в отделе «Библиографические записки»; принадлежащее Н. А. До-
бролюбову извлечение о жизни Челяковского в юбпзирной заметке о книге
Гануша: «Zivot a pusobeni Frant ska Ladislava C Jal> ovskeho -, Прага 1835.
При этом выпуске. .. —• «Известия Академии Наук по Отд. рус. яз.
и слов».
Словаря Востокова. — «Церковно-славянский словарь» А. X. Востокова,
издававшийся в «Материалах для сравнительного и объяцрительного сло-
варя русского языка и других славянских наречий», которые составляют
приложение к «Известиям Академии Наук по Отделению русск. яз. и слов.».
Нагель Франц Егорович—фактор типографии Академии Наук (с 1839
дю 1871). На поле письма карандашом приписано: «заведывавшего типо-
графией Академии Наук».
Напечатается как Ваш труд. — На рукописи «Обзора русской духов-
ной литературы» карандашная приписка Срезневского: «Алфавитный ука-
затель писателей, составленный самим автором. Алфавитный указатель
сочинений, вошедших в Обзор русской духовной литературы, сост.
Н. А. Добролюбовым. Хронологический указатель писателей и произве-
дений, сост. М. И. Сухомлиновым».
Н. А. Добролюбов. — Неопубликованные письма
547
6
ДОБРОЛЮБОВ — СРЕЗНЕВСКОМУ
5 июля 1857 г. Ниж/ний Новгород
Я не сомневаюсь, что Вы извините, Измаил Иванович, мое
внезапное отправление из Петербурга и неисполнение обеща-
ния быть у Вас перед отъездом. Вы так хорошо меня знаете, что*
не припишете этого обстоятельства какому-нибудь низкому чув-
ству неблагодарности, равно как не увидите в этом коловрат-
ности моего характера, неуважительности к старшим и тому
подобных милых вещей. Дело, разумеется, было просто. Я да
самого дня акта нашего (21 июня) не знал еще хорошенько,
когда я поеду. В этот день я был у Чернышевского и там Пы-
пин пригласил меня ехать вместе с ним на другой день. Това-
рищество это было для меня, как можете вообразить, очень
приятно, и я согласился . . . Ездил я по городу целый вечер и
целое утро, закупая кое-что, — начиная с чемодана и оканчивая
булкой на дорогу,—и едва успел поспеть к двум часам на чугунку.
Пыпин уже ждал меня. Мы скромно поместились в вагоне
II 1-го класса и помчались до Твери . . . Поэтому я в Петербурге
решительно ни с кем не успел проститься, ни даже с Иваном
Ивановичем Давыдовым, моим благодетелем, незабвенным до
конца дней моих. Все, что успел я сделать, состояло в том, что
я препоручил Златовратскому диссертацию Чичерина, которою
Вы одолжили меня. Надеюсь, что она Вам доставлена в целости.
Чувствую, что это с моей стороны невежливо, но возлагаю все
свое упование на Вашу снисходительность ко мне, которой
столько доказательств видел я, особенно в течение последнего
года.
Наши странствования были довольно занимательны для нас
и разнообразны. Приключения наши начались в Твери — тем,
что в гостиннице подали нам зеленую телятину (трактир-
щик уверял, что это потому, что теленок был молодой, и Пы-
гш нашел подтверждение слов его в русской поговорке: мо-
лодо — зелено). Затем от Твери до Рыбинска мы несколько раз
стояли на мели и были тащимы в о л д к о м по берегу, в то
время как пароход наш «Русалка» гордо и непоколебимо, как
некая пирамида, стоял на песчаном дне «Волги реченьки глубо-
кой». Немного далее случилось кораблекрушение: пароход про-
резало камнем, сделалась течь, и нужно было откачивать воду.
Когда рабочие парохода очень утомились, за дело это принялись
некоторые из пассажиров. Мы с Александром Николаевичем,
548
Н. А. Добролюбов. — Неопубликованные письма
как люди, любящие соваться в чужие дела, отличились при
сей окказии примерным усердием. Я даже выказал некоторое
самопожертвование, потому, что, принявшись качать воду, — по
своей природной ловкости и благоприобретенной слепоте, — за-
цепился за что-то полою казенной шинели своей и великолепно
разорвал ее. «Тако да растерзан будет Главный педагогический
институт в нынешнем его состоянии», воскликнул я, воздевши
очи к небу, и, полный возвышенных мыслей, гордо щеголял
в своем рубище до самого Нижнего. Между Ярославлем и Ко-
стромой подверглись мы ярости стихий и выдержали порядоч-
ную грозу, каких в Петербурге нельзя видеть и слышать ни за
какие деньги, даже в балагане у Гверры или Лежара, который
так пугал меня, мирного христианина, на святой неделе своими4
пушками . .. Гроза эта с страшным ливнем, промочившим нас до
нитки (полные высших взглядов, мы поместились на палубе,
без права входа в каюты) — была мне первым приветом с лю-
безной родины . . .
На любезной родине встретил я самый любезный прием,
увидался с любезными моему сердцу, окружен любезностями
родных и знакомых — с утра до вечера, — но странно и стыдно
сказать, — мне теперь уже, — через неделю по приезде, делается
страшно скучно в Нижнем. Жду не дождусь конца месяца, ко-
гда мне опять нужно будет возвратиться в Петербург. Там мои
родные по духу, там родина моей мысли, там я оставил многое,
что для меня милее родственных патриархальных ласк. . . Для
меня просто досадно и тяжело говорить это, но еще тяжеле
было бы молчать, и Вам, Измаил Иванович, передаю я состояние
моего сердца, как человеку, который в состоянии оценить мою
откровенность и понять ее подлежащим образом . . .
До сих пор пока у меня было несколько светлых минут — не-
посредственно после приезда — в радости первого свидания;
а затем самое отрадное впечатление оставил во мне час беседы
с Далем. Один из первых визитов моих был к нему, и я был
приятно поражен, нашедши в Дале более чистый взгляд на вещи
и более благородное направление, нежели я ожидал. Стран-
ности, замашки, бросающиеся в глаза в его статьях, почти со-
вершенно не существуют в разговоре, и таким образом общему
приятному впечатлению решительно ничто не мешает. Он при-
гласил меня бывать у него, и сегодня я отправляюсь к нему,
в воспоминание веселых суббот, проведенных мною у Вас . . .
Прошу Вас передать мое глубокое почтение Катерине Федо-
ровне и сказать детям, что я их очень помню. Надеюсь, что
и они не забыли меня, исключая разве ветреной невесты моей,
Н. А. Добролюбов. — Неопубликованные письма
549
которая, разумеется, имеет полное право забыть меня за то, что
я не простясь с ней уехал. Я, впрочем, утешаюсь тем, что всё
это не надолго.
Н. Добролюбов
Р. S. На это письмо отвечать, конечно, не стоит; но если Вы
найдете нужным что-нибудь сказать мне, то адрес мой до
25 июля: В Ниж.-Новг. В доме Благообразовой, на Зеленском1
съезде, напротив Соборного дома . ..
Акта нашего... — Акт в Педагогическом институте.
Был у Чернышевского. . . —С Н. Г. Чернышевским (1828—1889) Добро-
любов познакомился в 1856 году; скоро это знакомство перешло в тесную
дружбу.
Пыпин — Александр Николаевич (1833—1904), впоследствии академик
Академии Наук, историк литературы.
Ни даже с Ив. Ив. Дав чдовым. Как известно, Н. А. Добролюбов и
И. И. Давыдов относились друг к другу взаимно отрицательно.
А. П. Злато врат.кий—товарищ Н. А. Добролюбова по Педагогическому
институту. Выдержки «Из воспоминаний о Н. А. Добролюбове», сделан-
ные его племянником Н. Н. Златовратским (1845—1911), были напеча-
таны в «L Юбилейном сборнике Литературного фонда» (СПб. 1910},.
стр. 464—473.
Чичерин—Борис Николаевич (1828—1904), юрист и философ. Диссер-
тация его — «Областные учреждения России в XVII в.» (М. 1857).
Об этом сочинении говорится в «Дневнике Добролюбова» («L. Юбилейный,
сборник «Литературного фонда», стр. 292); о передаче книги И. И. Срез*
невскому — см. в письме Добролюбова — Златовратскому в «Материалах
для биографии Добролюбова», стр. 376.
Даль — Владимир Иванович (1801—1872), известный лексикограф,
этнограф и беллетрист. С 1849 по 1859 год занимал место управляющего
нижегородской удельной конторой.
В воспоминание веселых суббот.—О субботах у Срезневского см.
выше, в Предисловии.
Ветреной невесты моей.— Говорится в шутку о четырехлетней дочери
Срезневских.
7
НЕПОСЛАННОЕ И НЕОКОНЧЕННОЕ ПИСЬМО
СРЕЗНЕВСКОГО ДОБРОЛЮБОВУ
12 июля 1857. СПб.
Благодарю Вас за доброе, веселое Ваше письмо. Мы его чи-
тали в веселом кружке и еще более развеселились. 11о своему,
конечно, непростительному обычаю, я v?ne думал было отло-
жить и его в сторону; но стало как-то совестно, — и вот я пишу
550
Н. А. Добролюбов. — Неопубликованные письма
ответ, немедля, для того чтобы дать нашей почте довезти его
до Вашего отъезда из Нижнего, т. е. передать в Ваши собствен-
ные руки.
А о. чем писать? Вам было весело, когда Вы писали, а мне
теперь, перечетши еще раз письмо, стало грустно.
Грустно стало от нескольких строк Ваших, которые, Бог даст,
мы и прочтем вместе. Недавно я читал книгу Гобино Sur 1 ine-
galite des races humaines и книгу — причину этой книги
Потта, и обе меня раздосадовали одинаково: один за взгляды,
другой за неуменье доказать их слепоту — достойны, мне каза-
лось, одинакового наказания. Теперь еще более досадую, видя
в Вас Гобино, а в себе Потта. . Чувствую, верю, что Вас можно
разбить в пух, заставить кричать «пардон, лежачего не бьют»,
и не в силах уловчиться. И Вы бы, конечно, подосадовали на
моем месте и погрустили.
Погрустите, по крайней мере, о том, что человеку не всегда
удается счастливо плыть между Сциллой мечтаний о человече-
стве и Харибдой человеческого себялюбия, что прямой* путь,
которого будто бы он держится, может только казаться пря-
мым, а на деле чем излучистее, тем вернее выводит, куда следует.
Книгу Гобино—Гобино (Joseph-Arthur comte de Gobineau)—француз-
ский ориенталист. Его сочинение—«Essai sur I’inegalite des races humaines >,
Paris 1853—1855.
Книга Потта — Потт, Август-Фридрих (1 802—1887)—немецкий языко-
вед, один из основателей индо-европейского языкознания.
8
ДОБРОЛЮБОВ — СРЕЗНЕВСКОМУ
19 сент. (1857 г.)
Измаил Иванович! .
Вчера зашел я на свою бывшую квартиру, чтобы узнать, нет
ли ко мне писем, и получил от дворника повестку на страховое
письмо. Сегодня получил я это письмо и был не мало удивлен,
нашедши в нем квитанцию из конторы транспортов за отсылку
чаю, который я воображал давным-давно уже в ваших руках.
Оказалось, что мой дядюшка, купивши чай, послал его через
контору транспортов, чтобы дешевле обошлась пересылка: по
почте берут до Петербурга 20 к. с фунта. При всей медленно-
сти транспортовой конторы, посылка получена здесь уже дней
10, а повестка моя лежала неделю, следовательно, пришла
II. А. Добролюбов, — Письма к Д, Ф, Щеглову
551
после посылки: это рекомендует здешнюю почтовую контору,
в которой письмо получено еще 25 августа, как видно из под-
писи на конверте, и две недели лежало без движения. Это го-
ворю я к тому, чтобы оправдаться хоть немного в медленности,
с которою исполнено ваше поручение. Я, правду сказать, и не
воображал, что дядюшка пришлет квитанцию на мое имя,
и был уверен, что чай давно уже вами получен. Потому-то
я ничего и не сказал вам об этом, когда виделся с вами
в последний раз. Пожалуйста, простите за мою небрежность.
Н. Добролюбов
Р. S. Посылаю к вам также и письмо моего дядюшки, в кото-
ром он вычисляет свои протори и убытки. Извините меня, что
сам не явился к вам. Мне хочется поскорее исправить свою
оплошность, а между тем ни сегодня, ни завтра я не имею вре-
мени быть на Васильевском острову. Усердно кланяюсь Екате-
рине Федоровне и всем вашим.
Дядюшка.— Василий Иванович Добролюбов; об этом поручении говорится
в двух письмах В. И. Добролюбова к Н. А. Добролюбову, напечатанных
в «Материалах для биографии Добролюбова», стр. 397—399.
III
Письма Н. А. Добролюбова к Д. Ф. Щеглову
С вступительной заметкой Г, Прохорова
Дмитрий Федорович Щеглов, письма к которому Н. А. Добролюбова
печатаются ниже,, был товарищем и другом Н. ' А. Добролюбова, когда
тот учился в Главном педагогическом институте (1853—1857).
Это был человек неглупый и развитой. В истории умственного развития
Добролюбова он сыграл большую и положительную роль. Добролюбов
в письме к отцу от 29-30 марта 1854 года из Петербурга так характери-
зует Щеглова: «Щеглов — человек очень умный и бойкий, прекрасно
говорит и имеет стремления, до которых не может еще подняться боль-
шая часть наших студентов. Он много видал людей и света, имеет боль-
шую любознательность, даже любопытство, и стремится уяснить себе
высокие вопросы о конечных причинах и целях бытия. В своих изыска-
ниях и выводах он попадает иногда на ложный путь, но тем не менее
нельзя не уважать в нем человека мыслящего, хотящего жить сознательно,
а не бессмысленно. . .» (Материалы для «биографии Н. А. Добролюбова»,
СПБ, 1890, т. I, стр. 111—112).
Характерны в этом письме слова Добролюбова о том, что ГЦеглов
«в своих изысканиях и выводах попадает иногда на ложный путь». Дело
в том, что ЦДеглов уже в первый год своего обучения в Главном педаго-
552
Н. А. Добролюбов. — Письма к Д. Ф. Щеглову
гическом институте держался либеральных воззрений, тогда как Добролю-
бов в первый год своей жизни в Петербурге отличался глубокой, можно
сказать, экзальтированной религиозностью.
Окончивши в половине июня 1854 года экзамены в институте, Добро-
любов уезжает к себе в Нижний, откуда 25 июля пишет Д. Ф. Щеглову
пространное письмо, в котором называет его «мой закадычный Дмитрии
Федорович» («Материалы. . .», стр. 144—148). Через две недели после этогс
у Добролюбова умирает в Нижнем его отец. Тотчас после похорон Нико-
лай Александрович пишет (9 августа) «своему другу Дмитрию Федоро-
вичу» письмо, в котором, между прочим, говорит: «Я надеюсь на твое
расположение даже и в таком случае, если не возвращусь больше в Ин-
ститут» (письмо это напечатано, правда, не с буквальною точностью,
в тех же «Материалах...», стр. 148).
В течение 1854—1855 годов у Добролюбова идет ломка старых убежде-
ний, и «осень 1855 года была для Н. А. временем полного и бесповорот-
ного разрыва с прежними его политическими убеждениями. От религиоз-
ности не осталось уже и следа. . . Поворот был закончен» (М. Лемке,
кН. А. Добролюбов» — статья при I томе «Первого полного собрание
сочинений Н. А. Добролюбова в 4 томах», изд. А. С. Панафидиной
СПБ. 1912, стр. LX). Но, повидимому. Щеглов был в этот момент ради'
кальнее Добролюбова. 18 декабря 181>5 года он писал в своем дневнике:
к. . .Я очень ясно вижу и свое настоящее положение и положение русского
народа в эту минуту, и потому не могу увлекаться обольстительными
мечтами, какие позволяет себе Щеглов. Я чувствую, что реформатором,
революционером я не призван быть».
В начале 1856 года Добролюбов при посредстве своих товарищей по
институту, бывших учеников Чернышевского по Саратовской гимназии,
знакомится с Чернышевским. Добролюбов и Чернышевский сразу оценили
друг друга, сблизились и подружились. Добролюбов засиживается у Чер-
нышевского по целым дням.
С Чернышевским Добролюбов познакомил и своего друга Щеглова, но
последний не понравился Николаю Гавриловичу, что он и высказал
в том же (1856) году Добролюбову: «Я знаю, Щ[еглов] может быть,
очень хороший человек, приятель ваш и все. . . но мне кажется, что он как
будто мало развит. Он похож на бойкого гимназиста и, как гимназист,
он очень замечателен. Он как-то довольно узко смотрит. . . С ним скучно
быть. . .» Этот отзыв Чернышевского укрепил намечавшееся уже расхожде-
ние Добролюбова с Щегловым и его отрицальное отношение к «рево-
люционной реторике» последнего (Е. В. Аничков, «Биография Н. А. До-
бролюбова», в 1 т. «Полного собрания сочинений Н. А. Добролюбова»,
изд. «Деятель», СПБ. 1911, стр. 63). В начале декабря 1856 года прия-
тели совсем разошлись, причем поводом послужило принятие Добролюбо-
вым в организовавшийся в институте кружок подписчиков на журналы и
газеты студента Синева, против чего был Щеглов. Добролюбов записал
у себя в дневнике: «Щеглов естественно рассердился и вечером, ото-
звавши меня, сказал, что я сподличал и что между нами прежние отноше-
ния должны прекратиться. Я ответил, что это мое давнишнее желание.. ►
Это было в начале декабря, а теперь он со мной попрежнему готов быть.
Но я постараюсь отклонить всякие интимности потому, что разница наших
характеров и направлений все более рисуется перед моими глазами, и его
своекорыстие все более от меня отталкивает. . .» В начале 1857 года Добро-
любов посодействовал поступлению Щеглова к одним знакомым (Татари-
новым) в качестве учителя к детям. Обрадованной Щеглов выразил
Н. А. Добролюбов. — Письма к Д. Ф. Щеглову
553
желание «немножко помириться» с Добролюбовым и просил принять его
в группу, выписывающую журналы и газеты. «Я, конечно, был этому очень
рад, — записывает Добролюбов в своем дневнике 15 января 1857 года,—
потому что ссориться с ним мне очень не хотелось бы, хоть и в дружбе
его я уже давно не нахожу особенной отрады.. . С Щ. у нас общего
только честность стремлений, да и то немногих. В последних целях мы
расходимся. Я — отчаянный социалист. . . а он революционер, полный
ненависти ко всякой власти над ним, но признающий необходимым нера-
венство прав и состояний даже в высшем идеале человечества».
Будущее оправдало расхождение Добролюбова с Д. Ф. Щегловым, впо-
следствии директором гимназий в Новочеркасске и Одессе (ум.
в 1902 году). Уже в начале 60-х годов этот «революционер» выступает
с рядом статей как экономического («Финансовая система Прудона»
1862, №№ 1 и 2), так и исторического содержания в «Библиотеке»
для чтения» А. Ф. Писемского, как раз в это время выступившего с рядом
контрреволюционных фельетонов. В 80-х годах он напечатал два тома
«Истории социальных систем», злобного и злостного памфлета против
социализма, Чернышевского и т. д.
Оба печатаемые ниже письма Добролюбова к Щеглову относятся к на-
чалу августа 1856 года, когда Добролюбов, оставшись на лето в Петер-
бурге (он не захотел ехать в Нижний, чтобы не поссориться там с своими
родными, считавшими себя «благодетелями» Добролюбова), про?кивал
в квартире расположенного к нему проф. И. Срезневского, на то время
уехавшего в Новгород и поручившего Добролюбову разобрать свою би-
блиотеку.
Посланы были эти два письма Щеглову по городской почте, без кон-
верта, и запечатаны сургучной печатью с инициалами «Н. Д.». На 4-й
странице писем написан адрес (в четырехугольнике, образовавшемся от
сложения писем в секретку):
Его Благородию
Дмитрию Федоровичу Щеглову,
Студенту Главк. Педагогии. Института.
На Литейной, в доме Денерера,
квартира № 46. Спросить Федора
Федоровича Руднева.
На перъ )м письме имеется четкий почтовый штемпель: «Городск. почта.
1856. авг. 5». 6 августа в 1856 году приходилось как раз в понедельник,
следовательно, даты писем: 6 и 8 августа 1856 г.
1
[1856 г. 8 августа СПБ.]
Мне очень жаль, что не могу явиться к тебе, Дмитрий Фе-
дорович, по твоему приглашению._ Но всю эту неделю я так
занят, что никак не могу уделить даже двух или трех часов
по собственной прихоти; а тащиться к тебе из 9 линии Вас.
Острова это отнимет времени гораздо больше. Мне бы и са-
мому нужно видеть тебя, чтобы попросить взаймы 10 руб.,
554
Н. Чернышевская. — Невеста Н. А. Добролюбова
которых мне недостает для посылки домой и которые я получу
не ранее 20 числа. Но делать нечего — пошлю 40 вместо 50.
Желаю тебе веселиться.
Понедельник.	Н. Добролюбов
2
[1856 г. 6 августа СПБ.]
Я всегда знал, что ты мнителен, Дмитрий Федорович,
но никогда не думал, чтобы мнительность твоя простиралась
до такой степени. Неужели я должен писать письмо к тебе, как
будто какую-нибудь дипломатическую бумагу, и неужели
должен отвечать за все, что может притти тебе в голову
по поводу моих слов? А между тем — иначе невозможно:
ты нарочно стараешься отыскать в них как можно более мело-
драматического коварства и не стыдишься писать об этом мне.
Объясняю тебе, что писал я без всякого желания уколоть
тебя; о деньгах помянул потому, что действительно думал
о том, где бы занять их, в ту самую минуту как получил твою
записку (которая, разумеется, заставила меня подумать, что,
кончивши у Занадворовых уроки, ты получил и деньги). На-
писал же я взаймы потому, что знаю, что требовать от тебя
долга теперь неблагоразумно, так как в сентябре и, мож[ет]
быть, в октябре, до приезда Булычевых ты не имеешь в виду
никаких доходов. Мне кажется, что это совершенно понятно
и естественно, и совсем не заслуживает того, чтобы издеваться
над какими-то моими подвигами. Это, право, большое ребя-
чество. До свидания, вероятно, через неделю.
Среда, вечер.	Н. Добролюбов
IV
Невеста Н. А. Добролюбова1
«Это была добрая девушка живого характера». Так пишет
Н. Г. Чернышевский о сестре своей жены, Анне Сократовне Ва-
сильевой, которую, по его словам, «любил простым, добрым
чувством» Н. А. Добролюбов.
1 В основание статьи легли следующие материалы:
«Материалы для биографии Н. А. Добролюбова, собранные
в 1861 —1862 гг.», изд. К. Т. Солдатенкова, М. 1890.
Письма Чернышевского к Добролюбову 1860 г. — «Переписка Черны-
шевского с Некрасовым, Добролюбовым и Зеленым», М. 1925.
«Чернышевский в Сибири», СПБ. 1913, в. III.
К. М. Федоров, «Жизнь в Астрахани», «Правда» 1828, №№ 275 и 277.
Неизданное письмо О. С. Чернышевской к Н. А. Добролюбову (1861).
Неизданные воспоминания В. А. Буковской.
Н. Чернышевская. — Невеста Н. А. Добролюбова
555
О происхождении сестер Васильевых уже имеется достаточно
сведений в литературе о Чернышевском. Напомним вкратце, что
они были дочерьми саратовского врача Сократа Евгеньевича
Васильева и жены его Анны Кирилловны (дочери генерала
К. Ф. Казачковского, участника суворовских и наполеоновских
войн). В многочисленной семье Васильевых было три дочери:
Ольга, Анна и Эрмиония. Воспитание было дано им, по обы-
чаю того времени, домашнее. Они изучили французский язык
у пленного француза Савена и были обучены изящным рукоде-
лиям и танцам. Ольга Сократовна была по характеру в отца —
живая и бойкая. Сестры же, по воспоминаниям старожилов,
составляли полную противоположность ей. Они находились под
ее влиянием. Положение старшей сестры обязывало говорить ей
«вы», называть «Ольга Сократовна» и целовать ей руку.
Анна Сократовна была младше Ольги Сократовны на девять
лет. Восемнадцатилетнею девушкой она приехала из Саратова
в Петербург. Ее привезла с собою Ольга Сократовна при воз-
вращении от родных, у которых она гостила летом 1858 года.
В Петербурге Анну Сократовну ожидали всякие увеселения.
Ольга Сократовна любила шумную светскую жизнь, ее натура
требовала быстрой смены впечатлений. В то время как в малень-
ком, по-студенчески убранном кабинете мужа шелестели бесконеч-
ные листы корректур и скрипело, бегая по бумаге, перо, вычи-
слявшее таблицы по политической экономии и крестьянскому
вопросу, на половине Ольги Сократовны шла своя жизнь, шум-
ная и веселая. Днем — катанье на лошадях, Гостиный двор, вече-
ром — музыка, пение, театр, маскарады, — всем этим была запол-
нена до краев жизнь Ольги Сократовны. А в часы, когда Чер-
нышевский с Некрасовым нервно и напряженно спорили с цензо-
ром, защищая не на живот, а на смерть свои литературные
детища, на Невском уже зажигались фонари, и в голубоватых
сумерках плавно и неторопливо двигались нарядные фигуры
петербуржцев. На этих «светских прогулках» можно было встре-
тить и представителей литературного мира, а среди женских
фигур — маленькую «черную женщину», всегда модно одетую,
с цыганским блеском черных глаз и веселым смехом на устах.
Рядом с этой женщиной на прогулках появилась и наша мо-
лоденькая провинциалка.
Добролюбов познакомился с нею в начале марта 1859 года.
Это был период в жизни Добролюбова, когда он принял ре-
шение прекратить свои отношения с Терезой Карловной Грин-
вальд, и расстался с нею, убедившись, как ему казалось, что
невозможно связывать свою жизнь с женщиной, стоявшей
556
Н. Чернышевская, — Невеста Н, А. Добролюбова
несравненно ниже его по развитию, образованию и положению
в обществе. Он, однако, до конца жизни поддерживал ее мате-
риально, дав ей возможность встать на ноги и добиться самостоя-
тельного заработка.
Бывая у Чернышевских почти каждый день, Добролюбов был
вовлечен Ольгой Сократовной в круг ее «светских развлечений.
Он стал принимать участие в прогулках по Невскому вместе
с нею и Анной Сократовной.
В апреле ему кажется, что в обращении с ним Анны Сокра-
товны «проглянула какая-то нежность, как будто начало воз-
никающей любви». «Это было для меня так ново и приятно, что
я не мог не обратить своего внимания на чувство, возбужденное
во мне этим случаем», — пишет он.1
Однако, подвергая анализу эти впечатления, Добролюбов
приходит к мысли: «Весь интерес пропадет, как только я узнаю,
что она меня полюбила . . . Если б она была столько умна, что
весь век могла бы держать меня в таком состоянии, я бы завтра
же на ней женился». «Но я знаю, что таких умных женщин на
свете нет, — успокаивает он себя далее, — и потому развязка моего
любезничанья очень близка. Я даже, по всей вероятности, не
стану ждать того, чтобы она действительно меня полюбила, —
с меня довольно будет убедиться, что она совершенно готова
на это».2
Однако дело стало принимать более серьезный характер, чем
вначале предполагал Добролюбов.
Уже в мае 1 859 года он переезжает на дачу вместе с Черны-
шевскими и проводит дни в прогулках и беседах с Анной Со-
кратовной. Состояние его духа в это время — самое неуравнове-
шенное. Его волнуют сплетни, распускаемые в Петербурге об его
отношениях с Ольгой Сократовной, его расстраивают проявле-
ния мелкого кокетства Анны Сократовны, ему кажется, что «ко-
медия», разыгрываемая над ним,’ грозит оставить его «в круг-
лых дураках». В смятении он съезжает с дачи Чернышевских,
около двух недель проводит среди других лиц и немного успокаи-
вается.
Но мысли об Анне Сократовне влекут его обратно, и он воз-
вращается, чтобы не отходить от нее до самого отъезда. Посте-
пенно он привыкает говорить с ней обо всем, что приходит
«в голову и в сердце», и дело кончается многократными прось-
бами его к Анне Сократовне о том, чтобы она стала его женой.
1 Письмо к И. И. Бордюгову от 22 апреля 1859 г.
2 Там же.
А. С. ВАСИЛЬЕВА

Н. Чернышевская. — Невеста Н. А. Добролюбова
559
Было ли ответное чувство с ее стороны? Письма Добролюбова
к И. И. Бордюгову рисуют нам Анну Сократовну веселой
кокеткой; 1 комментарии Н. Г. Чернышевского к этим письмам,
написанные после ссылки, в несомненном общении с Ольгой
Сократовной, изображают ее пустенькой девушкой, любящей
балы. «Она справедливо рассудила, — пишет Н. Г. Чернышев-
ский, — что она и он — не пара. Но она оставалась дружна с ним,
постоянно отвечая отказом на его возобновлявшиеся убеждения
принять его предложение».
«Хохотали мы с сестрой до упаду», — вспоминала Ольга Сокра-
товна в старости, рассказывая К. М. Федорову об одном случае,
когда она, нарядившись в шаль сестры, подшутила над близо-
руким Добролюбовым, который, приняв* ее за Анну Сократовну,
«стал объясняться в любви и просить руки».
Однако не все письма и мемуары говорят об этом эпизоде
в жизни Добролюбова как о встрече с легкомысленной, ветре-
ной девушкой. Как-то не вяжется характеристика Анны Сокра-
товны как «тихой, кроткой, доброй девушки» с проявлениями
безудержного кокетства', о котором рассказывает Добролюбов.
Можно предположить, что за спиною сестры шутила с молодым
критиком сама Ольга Сократовна. И не такою уж пустою, бес-
сердечною «покорительницею сердец» выступает Анна Сокра-
товна на страницах интимного письма Н. Г. Чернышевского
к А. Н. Пыпину из Сибири от 25 февраля 1878 года. Вместе
с тем и роль Ольги Сократовны в этом эпизоде выявляется
совершенно отчетливо.
В жизни Ольги Сократовны бывали моменты, когда эта весе-
лая, легкомысленная, неуравновешенная женщина проявляла
сильную волю, большое присутствие духа и решалась на поступки,
которые можно назвать героическими. В первые годы заму-
жества она, во время наводнения на Петровском острове, бес-
страшно выезжает на лодке-душегубке в мужском костюме
и спасает чужое имущество. «Я воображала себя тогда Петром
Великим», — пишет она впоследствии об этом сыновьям.
В 1866 году Ольга Сократовна, слабая здоровьем, предпринимает
труднейшую поездку в Сибирь к мужу и, преодолевая всякие
препятствия со стороны властей, добивается свидания с ним.
Встречаясь с мужем еще много лет спустя, по возвращении
Чернышевского из ссылки в 1883 году, она стоит перед ним
1 См., например, историю с конфетой, присланной Добролюбову, о кото-
рой он .о-ассказывает И. И. Бордюгову в письме от конца апреля — конца
мая 1859 г.
560
Н. Чернышевская. — Невеста Н. А. Добролюбова
«молодцом», слушая тяжелые рыдания бросившейся к нему двою-
родной сестры Варвары Николаевны Пыпиной. «Пусть люди
опять говорят, что я бесчувственная; делаю так потому, что так
н у ж н о», — писала об этом Ольга Сократовна А. Н. Пыпину.
В эпизоде любви Добролюбова и Анны Сократовны мы
имеем дело с моментом пробуждения такого же героического
решения в Ольге Сократовне.
Когда она увидела, что простое расположение ее сестры
к Добролюбову перешло в более серьезное чувство, которое
привело, наконец, к согласию на брак с ним, она решительно
выступает против этого брака. Она вводит Добролюбова
к Чернышевскому: «Держи его, а я пойду бранить Анюту. Они
явились ко мне объявить, чтобы я повенчала их. Я и хвалила
их тебе: пусть он сидит у нас. Но какая же жена ему Анюта?
Она — милая, добрая девушка; но она — пустенькая девушка.
Соглашусь я испортить жизнь Николая Александровича для
счастья моей сестры! Он и мне дороже сестры, хотя я — дура
необразованная. Я — необразованная, сама себя стыжусь и нена-
вижу за это. Но все-таки я понимаю, моя сестра — не пара
Николаю Александровичу. Когда ты можешь ехать в Саратов?
Ты отвезешь туда Анюту!»
И Чернышевский отвез Анюту домой к отцу и матери. Это
было в конце лета 1859 года.
Перед разлукою Анна Сократовна и Добролюбов «все пла-
кали, сидя рядом, и по временам обнимались. Добролюбов
плакал как девушка».1 Долго и мучительно развивавшееся в нем
чувство было, наконец, разделено, предложение принято,
и в этот момент он должен был расстаться с любимой де-
вушкой.
«У меня остался только ее портрет, который стоит того, чтоб
ты из Москвы приехал посмотреть на него, — пишет Добролю-
бов Бордюгову после отъезда Анны Сократовны. — Я часто
по несколько минут не могу от него оторваться . .. Это — такая
прелесть, что я не знаю ничего лучше». 2 Через две недели он
опять жалуется Бордюгову, что «еще любви безумно сердце
просит».
«Последнее обстоятельство, — пишет он, — едва ли не самое
ужасное, по крайней мере, в настоящую минуту. Что ты станешь
делать: дрянь мне не. нравится, а хорошим женщинам я
не нравлюсь. Просто хоть топись . . . Хочу все «иссушать ум
1 Письмо Н. Г. Чернышевского к А. Н. Пыпину от 25 февраля 1878 г.
2 Письмо ют 5 сентября 1859 г.
Н. Чернышевская. — Невеста Н. А. Добролюбова
561
наукою бесплодной» и даже отчасти успеваю надуть самого
себя, задавая себе усиленную работу. Но иногда бывает необхо-
димость выйти из дома, повидаться- с кем-нибудь по делам —
и тут обыкновенно расстраиваешься на целый день., Несмотря
на мерзейшую погоду, все мне представляется на свете таким
веселым и довольным, только я совершенно один, недоволен
ничем и никому не могу сказать задушевного слова. В такие
минуты я жалею об А. С.». х
Сибирское письмо Н. Г. Чернышевского подтверждает, что
Добролюбов долго не мог успокоиться после отъезда Анны
Сократовны и высказывал Чернышевскому свое негодование
на Ольгу Сократовну.
Но в жизни Добролюбова Анна Сократовна была не един-
ственным светлым видением. Через некоторое время ее образ
заслонили другие, хотя и менее серьезные увлечения. Скоро
оборвалась и самая жизнь Николая Александровича . . .
Ольга Сократовна, выполнив' то, что было продиктовано ей
самыми лучшими чувствами к Добролюбову, опять перешла
на дружески-шутливый тон по отношению к нему. В 1861 году
она пишет ему в Италию:
15 июня
«Возвращайтесь поскорее, миленькой Добролюбов! Мы так
соскучились об вас! Я в особенности. Серьезно говоря: кроме
вас, никого не осталось у меня из друзей моих. Вам только оста-
лась верна — а то всех уж разлюбила. Приезжайте, приезжайте.
Лапуничка 1 2 думает ехать в Саратов, так пожалуйста и для
него возвращайтесь как можно поскорее.
А какую я вам невесту приготовила, просто чудо! Младшую
сестренку. Очень миленькая госпожа. На меня похожа, только
гораздо лучше. Она приедет с Лапуничкой.3
Ну, прощайте. Будьте здоровы и веселы.
Любящая вас душой и телом
Черная женщина».
1 Письмо от 20 сентября 1859 г.
2 Так Ольга Сократовна называла своего мужа, Н. Г. Чернышевского.
Это письмо) ее является припиской к| его письму к Добролюбову
от 15/27 июня. В1 следующем письме, от 28 июня, Николай Гаврилович
также пишет Добролюбову, что собирается ехать в Саратов, но лишь
дождавшись его в Петербург, потому что некому было бы иначе остаться
яри «Современнике». Приводимое здесь письмо О. С. в печати еще не по-
являлось. Хранится оно в Доме-музее Н. Г. Чернышевского, инв. № 1377.
3 Ольга Сократовна имеет в виду другую свою сестру, Эрмионию
Сократовну, которую Николай Гаврилович действительно привез с собою
36 .Звенья" №
562
Н. Чернышевская. — Невеста Н. А. Добролюбова
Что отвечал на это письмо Добролюбов, неизвестно.
Дальнейшая судьба Анны Сократовны была такова: в Сара-
тове она вышла замуж за телеграфного офицера, Каспара Пав-
ловича Малиновского. Свадьба состоялась 1 7 августа 1860 года.
Брак произошел,, по рассказу Ольги Сократовны, таким об-
разом; Анна Сократовна купалась в Волге и стала тонуть. Ма-
линовский спас ее. Уступая требованиям общественного мнения,
она вышла за него замуж, хотя и не любила его. Через шесть лет
она умерла, оставив маленькую дочь.
В настоящее 'время дочь Анны Сократовны, Варвара
Александровна Буковская, живет в Саратове. Ей 67 лет.* 1 Она
любезно предоставила для опубликования автору этих строк
портрет своей матери и поделилась своими воспоминаниями
о ее судьбе;
«Моя мать умерла, — рассказывает Варвара Александровна,—
на 24 году жизни; 23 лет она имела четырех детей. Когда она
умерла, мне было шесть недель. Это было в 1866 году. Мне рас-
сказывала о матери Ольга Сократовна. Последняя относилась
к ней с большой любовью, а мужа ее не любила. Ольга Сокра-
товна после смерти моей матери хотела взять меня к себе,
но отец не позволил и перед своею смертью, когда мне было
три года, отдал меня другим людям, инженеру А. И. Котлубай.
Утром в 10 часов он меня отдал, а в 2 часа дня умер. У него
была чахотка.
По характеру мать моя, как говорили, была тихая, кроткая
и добрая,2 совсем не похожая на Ольгу Сократовну. Отец же
был очень грубый, постоянно бывал пьян и бил мою мать.
До сих пор не могу думать о нем без тяжелого чувства. (И от-
чество ношу не его, а моего воспитателя.) Мне рассказывали,
что трех своих сыновей, моих братьев, он как ударит — из них
в Петербург из Саратова в сентябре 1861 года. Э. С. Васильева познакоми-
лась в конце года с Н. Я. Николадзе, который был к ней неравнодушен
(см. его «Воспоминания о шестидесятых годах» в «Каторге и ссылке» 1927,
№ 5, стр. 29 и 45). Николадзе ошибочно называет ее там «Минадора Сокра-
товна», запомнив, невидимому, ее уменьшительное имя — «Миночка». Летом
1862 года Миночка была увезена Ольгою Сократовною обратно в Саратов,
там пробовала было поступить в монастырь, но скоро ушла оттуда; в мо-
лодых годах сделала попытку отравиться серными спичками, но ее спасли,
и она всю жизнь влачила жалкое существование, потеряв способность
владеть ногами.
1 Во время печатания этой заметки В. А. Буковская скончалась.
2 Эти черты в Анне Сократовне подтверждала и престарелая двою-
родная сестра Н. Г. Чернышевского, Екатерина Николаевна Пыпина,
недавно скончавшаяся.
Н. Чернышевская. — Невеста Н. А. Добролюбова
563
и дух вон. Я одна уцелела. Мне наняли кормилицу, и она
за мной ходила.
Моя мать была глубоко несчастлива с ним, и когда, после
моего рождения, у нее сделалась родильная горячка, и ей давали
лекарства, она их выливала, не хотела лечиться: не хотела
жить. Так и не выздоровела».
Н. Чернышевская
№

ЧЕРНЫШЕВСКОМ
Н. Г. Чернышевский
I
Стихотворения Кольцова
С вступительной статьей А, Скафтымова
До настоящего времени из высказываний Чернышевского о Кольцове
были известны лишь немногие попутные замечания, какие приходилось
ему делать по разным поводам в «Очерках гоголевского периода». Из этих
высказываний было ясно, что Чернышевский ценил Кольцова весьма
высоко. Он его всегда ставил на ряду с лучшими «гениальными» писате-
лями прошлого: рядом с Пушкиным, Лермонтовым, Гоголем, Грибоедо-
вым. 1 Расценивая заслуги критической литературы прошлого, Черны-
шевский следит, как разные авторы относились к Кольцову. Для него
та или иная оценка Кольцова, как н оценка Гоголя, служит' показателем
высоты, зрелости и проницательности критической мысли. Среди упреков
Шевыреву Чернышевский с насмешкой отмечает его предпочтение Дель-
вига Кольцову.2 Сопоставляя Надеждина с Белинским, Чернышевский
для характеристики расстояния между ними указывает на их разное отно-
шение к Кольцову: «На Кольцова Надеждин не обратил внимания»;3
Белинский сейчас же его оценил и выдвинул. «Когда Надеждин в 1835 году
уехал за границу и заведывание «Телескопом» поручил Белинскому,
тотчас же появились в этом журнале стихотворения Кольцова. ..» 4
Теперь эти общие высказывания могут быть пополнены более обширным
и конкретным материалом. В пятой книге «Современника» за 1856 год,
была напечатана статья по поводу второго издания стихотворений Коль-
цова. 5 Статья написана Чернышевским. В собрание сочинений Чернышев-
ского 1906 года она не вошла. В настоящее время ее несомненная при-
надлежность Чернышевскому устанавливается автографом Чернышевского,
хранящимся в Саратовском музее его имени (№ 1685). Текст рукописи
почти точно совпадаем с печатным журнальным текстом статьи, с той
1 См., например, Собр. соч., т. II, стр. 3, 55, 146, 163, 166 и др.
2 Там же, стр. 97.
3 Там же, стр. 167.
4 Там же, стр. 175.
6 «Стихотворения Кольцова. С портретом автора, его факсимиле и
статьею о его жизни и сочинениях, писанною В. Белинским. Москва.
1856». «Современник» 1856, № 5; Библиография, стр. 3—8.
566	Н. Г. Чернышевский. — Стихотворения Кольцова
лишь разницей, что в рукописи имеется небольшой вступительный абзац,
который в печатной статье отсутствует. 1
Собственно самим! Чернышевским; в статье написано немного. В основ'
ном Чернышевский повторяет то, что сказано было о> Кольцове Бе-
линским. Однако показательная ценность этой статьи, как статьи Чер-
нышевского, этим не ограничивается. Здесь важен самый факт
солидарности Чернышевского с Белинским в его восприятии и оценке
данного литературного явления. Какие же черты творчества Кольцова
подчеркнуты и развернуты в страницах, взятых Чернышевским у Белин-
ского? Что они оба в нем ценят?
Весь перепечатанный отрывок Белинского проникнут пафосом «народ-
ности». Через общее понятие о «народности» разъясняются все стороны
поэтического воздействия Кольцова: и наполнение его образов, и ка-
чества его эмоционального подъема, и характер его речи. Статья полемически
заострена против классово-чуждых дворянских подходов к изображению
действительности. Белинский стремится отмежевать кольцовскую «народ-
ность» от «народности» ложной, барской, внешне воспринятой и искус-
ственно создаваемой. Полемическая направленность статьи выражается
в речевой конструкции всего этого отрывка, в обилии отрицательных, сни-
жающих положений, которыми автор отбрасывает враждебную дворянскую
традицию, противопоставляя ей подлинного демократа Кольцова: «Он
(Кольцов) н е для фразы, н е для красного словца, н е воображением,
н е мечтою, а душою, сердцем, кровью любил русскую природу. . .
Н е на словах, а на деле сочувствовал он простому народу в его горе-
стях, радостях и наслаждениях.. . Ой знал его быт, его нужды, горе
и радость, труд и поэзию его жизни, — знал их не понаслышке,
не ив книг, н е через изучение. .. Поэзию этого быта нашел он в самом
быте, а не в реторике, не в пиитике, не в мечте» и т. д. В противовес
барской народности, Белинский и Чернышевский чувствовали в Кольцове
более близкую себе социальную природу, которую им ценно и важно было
выделить и противопоставить дворянской культуре.
Характерно для поднимающейся демократии и то положительное, что
усматривали Белинский и Чернышевский в творчестве Кольцова. Здесь
подчеркивается сила и энергия чувства, волевая сопротивляемость, способ-
ность противостать обстоятельствам, сохранить твердость при неудачах,
не допуская внутреннего разоружения и не отступая от дальнейшей борьбы.
Все это такого рода качества, которые должны были импонировать классу,
поднимающемуся на завоевание жизни.
Заметим здесь, что и в интимных любовных стихотворениях Кольцова
Чернышевским воспринимался прежде всего этот элемент деятельности,
энергии, мажорный призыв к активному строительству жизни. В выражение
чувства нежной признательности Чернышевский для подарка своей невесте
выбирает стихотворения Кольцова. Что именно ему было здесь в Коль-
цове дорого, об этом свидетельствует его «Дневник»: «Книга любви
чистой, как моя любовь, безграничной, как моя любовь; книга, в которой
1 Текст статьи написан на полулисте большого формата, чернилами, с не-
большими помарками и поправками. Карандашом даны указания, где нужно
поместить выдержки из сопроводительной статьи Белинского к «Стихотво-
рениям» Кольцова. В Собр. соч. (Белинского под ред. Венгерова эта статья
помещена в т. X, стр. 247—291. Чернышевским цитируются стр. 283—287.
Н. Г. Чернышевский. — Стихотворения Кольцова
567
любовь — источник силы и деятельности, как моя любовь к ней,—
да будет символом моей любви». 1
Что касается конкретных сторон социальной действительности, то здесь
Белинским и Чернышевским подчеркивается у Кольцова сочувствие
крестьянскому быту в его трудовых проявлениях: тяжелая борьба в нужде
и бедности, радость трудового успеха, неуклонная энергия в борьбе
за «счастье». Белинский и Чернышевский как бы не замечают, что идеалы
этого «счастья» чисто индивидуалистические, собственнические и дальше
материального благополучия не идут. Не замечают они и узости город-
ского мещанского кругозора Кольцова в изображении крестьянского быта.
Трагическая сторона крестьянского существования в условиях крепостной
эксплоатации у Кольцова остается не освещенной. Белинский и Черны-
шевский на этой стороне творчества Кольцова не остановились совсем.
Кольцов выдвигался как чисто крестьянский писатель в силу недоста-
точной диференцированности социального мышления в революционных
кругах того времени. В ту пору «демократизм и социализм сливались
в одно неразрывное целое» (Ленин). Сознавался лишь основной социаль-
ный антагонизм эксплоатирующих (дворянство, буржуазия) и эксплоати-
руемых (крестьянство, главным образом). >Для революционера-демократа
притягательна была крестьянская стихия в самой общей форме, потому
что крестьянство в целом противостояло общему господствующему врагу.
Для своего времени и те крестьянские черты в творчестве Кольцова,
на какие указывали Белинский и Чернышевский, были огромным дости-
жением. Сравнительно с дворянской псевдонародной литературой и рядом
с «благонравными» стишками таких ’«крестьянских» писателей, как Сле-
пушкин, поэзия Кольцова оказывалась действительно вершиной под-
линной «народности». Что поэзия Кольцова воспринималась именно в таком
сопоставлении, об1 этом свидетельствуют высказывания и Белинского,
и Чернышевского. Белинский, говоря о Кольцове, непременно вспоминает
Слепушкина, а говоря о Слепушкине, вспоминает Кольцова, взаимно
их друг другу противопоставляя и сливая крестьян Слепушкина с пастуш-
ками и пастушками Флориана и Павлова или с теми крестьянами
и крестьянками, которые пляшут на сцене театра. 2 Чернышевский в том же
смысле протестует против самой мысли о возможности сопоставить и сбли-
зить поэзию Кольцова с песнями бар. Дельвига 3 или Нелединского -
Мелецкого. 4 В противопоставлении творчества Кольцова дворянской лите-
ратуре Чернышевский, как увидим сейчас, идет дальше Белинского.
В заключительных словах печатающейся здесь статьи Чернышевский,
давая окончательную оценку 1 творчества Кольцова, сопоставляет его
с Лермонтовым и с Гоголем: «Вообще, скажем мы, noi энергии лиризма
с Кольцовым из наших поэтов равняется только Лермонтов, по совер-
шенной самобытности Кольцов может быть сравнен только с Гоголем».
Что касается Гоголя, нет надобности останавливаться на выяснении рево-
люционно-демократических тенденций, в каких воспринималось и исполь-
зовалось Чернышевским творчество Гоголя. Замечательным представляется
1 «Литературное наследие (Н. Г. Чернышевского», т. II, стр. 681—682.
2 См. отзыв Белинского о кн. Ф. Слепушкина «Новые досуги», СПБ.
1840; «Отеч. записки» 1840,, № 5. Собр. соч. Белинского под ред. Венте-
рова, т. 5, стр. 268 — 274.
8 Собр. соч. Чернышевского, т. II, стр. 97.
4 Там же, т. IV, стр. 458.
568
Ы. Г. Чернышевский. — Стихотворения Кольцова
самый факт этого уравнения: Кольцов — Гоголь. Пушкин совсем отсут-
ствует. Известно, что для Чернышевского Пушкин был по преимуществу
«поэтом формы», но не «поэтом-мыслителем». В его творчестве Черны-
шевский не видел должного общественного значения. Кольцов Чернышев-
ским ставился, несомненно, выше Пушкина. «Я люблю Пушкина, еще
больше—'Кольцова», — писал он однажды Некрасову.1 Выше Пушкина
считал Чернышевский и Лермонтова, /которого ставил в этом, случае
рядом с Кольцовым. Об этом тоже с совершенной отчетливостью Черны-
шевский писал /Некрасову: «Сочинения Лермонтова и Кольцова доказывают,,
что у этих людей талант был сильней, чем у Пушкина. Как поэты худож-
ники они должны считаться или равными ему 1или (по-моему) выше».2
Но и по сравнению с Лермонтовым равенство Кольцова для Чернышев-
ского ограничивается лишь силою их лирического таланта («по энергии
лиризма», как он выражается). По совокупности же общего значения
Кольцов, по убеждению Чернышевского, превосходит и Лермонтова.
В «Очерках гоголевского периода», говоря о гениальности Белинского,
Чернышевский пишет: «Человека, который был органом этой (гоголев-
ской- — А. С.) критики, невозможно не признать гениальным. Мы
не слишком щедры в употреблении этого эпитета, гениальных людей очень
мало. В людях с самыми, повидимому, блестящими силами ума оказы-
ваются большею частью признаки некоторой ограниченности, не в том,,
так в другом отношении. Исключений очень мало, и /в новой русской
литературе их не более двух: кроме указанного нами человека (Белин-
ского.— А. С.) Гоголь — и только. Быть может, Кольцов был бы
третьим в этом ряду, если бы прожил долее, или обстоятельства позво-
лили его уму развиться ранее». 3 Таким образом среди вершин «гениаль-
ности» совершенно отсутствуют и Пушкин, и Лермонтов, а Кольцов
поставлен непосредственно за Белинским и Гоголем.
Вполне понятно, что Кольцов в сознании Чернышевского лишь тогда
отодвинулся на второй план, когда развернулось творчество Некрасова.
«Такого поэта, как Вы, — пишет Чернышевский Некрасову, — у нас еще
не было. Пушкин, Лермонтов, Кольцов, как лирики, не могут итти
в сравнение в Вами».4 Чернышевский выражает уверенность, что для
Некрасова так же принуждены будут «забыть о Пушкине, Лермонтове,
Кольцове как для Кольцова забыли о Цыганове и Мерзлякове, как
для Лермонтова забыли об Огареве и т. д., как для Гоголя забыли
о прежних романах». 5
Остановимся на некоторых частных моментах статьи Чернышевского.
Вызывает внимание, во-первых, начало статьи, ее первый абзац. Здесь
мы сталкиваемся с одною из тех постоянных мыслей Чернышевского,
которая не могла получить вполне отчетливого выражения по соображе-
ниям цензурного характера. Чернышевский говорит об «исключительных
обстоятельствах» его времени, которые не дают возможности развернуться
новому литературному движению во всей полноте своих тенденций. За от-
1 Письмо 5 ноября 1856 г., «Литерат. наследие», т. II, стр. 341.
2 Письмо 24 сентября 1856 г., «Литерат. наследие», т. П, стр. 337.
3 Собр. соч., т. II, стр. 122.
4 «Литерат. наследие», т. II, стр. 340, Письмо Некрасову 5 ноября 1856 г.
5 Та(м же!, стр. 341. Ср. в письме -к А. Н. Пыпину: «Его (Некра-
сова. А. С.) слава будет бессмертна—вечна любовь России к нему,
гениальнейшему и благороднейшему из всех русских поэтов». «Черны-
шевский в Сибири», СПБ, в. II, стр. 200.
Н, Г, Чернышевский. — Стихотворения Кольцова
569
сутствием новых значительных явлений общественное внимание вынуждено
обращаться к прошлому и ценить это прошлое в большей мере, чем это
было бы при нормальном ходе общественной жизни. Значительными
явлениями литературной жизни для Чернышевского были, конечно, явле-
(Цид, связанные с «критическим» направлением. Но это направление как
раз и было больше всего стеснено, хотя и обозначилось довольно опре-
деленно в творчестве Гоголя и его последователей. А «исключительные
обстоятельства», иа какие намекает Чернышевский, это, конечно, общий
политический гнет, который стеснял и подавлял намечавшееся развитие
этого течения; о нем Чернышевский не мог говорить прямо. В «Очерках
гоголевского периода» Чернышевский спрашивает: «В чем же должны
состоять отличительные свойства нового направления. .. и какие обстоя-
тельства задерживают быстрое развитие этого нового направления?»
И отвечает: «Не является новый гениальный писатель». Но «почему же
он не является так долго?..». На этот вопрос Чернышевский уже
вынужден был отвечать «эзоповским» языком, приводя цитату из «За-
писок сумасшедшего» Гоголя, где Поприщин, спрашивая, почему на испан-
ском престоле нет короля, догадывается, что король есть, «только он
где-нибудь скрывается в неизвестности», а скрываться его вынуждают
«какие-нибудь фамильные причины, или опасения со стороны сосед-
ственных держав».1 Те же элементы «эзоповского» языка мы видим
и в первом, ранее не напечатанном абзаце статьи о Кольцове: о так
называемых «исключительных обстоятельствах» Чернышевский мог1 только
намекнуть.
Другое замечание касается отношения Чернышевского к биографии
Кольцова. Чернышевский, выписывая полностью стихотворение Кольцова
«Расчет с жизнью», подчеркивает суровую судьбу поэта, тяжесть обстоя-
тельств, которые привели его к преждевременной смерти. 2 Для Черны-
шевского этот факт был важен своим социальным смыслом. В рецензии
на «Сочинения и письма Гоголя», изд. 1857 года, Чернышевский вспоминает
опять жизнь Кольцова, опять выписывает его стихотворение «Расчет
с жизнью», припоминает жизнь Полежаева, Лермонтова, Гоголя, тем
самым явно указывая на общую тяжесть жизни писателей в ненормаль-
ных условиях русской общественности. 3
По поводу упоминания статьи Вал. Майкова о Кольцове отметим, что
Чернышевский справедливо видел в ней «развитие мыслей, высказанных
Белинским». 4 В основном Вал. Майков рассматривает творчество Коль-
1 Собр. соч., т. II, стр. 3.
2 Упомянутый в статье Чернышевского А. И. Малышев, сын доктора
И. А. Малышева, не оправдал надежд Чернышевского: от него никаких
сведений о жизни Кольцова в печати не появлялось. О докторе И. А. Ма-
лышеве см. письма Кольцова к Белинскому. (Собр. соч. Кольцова, изд.
Академии Наук 1909, стр. 253—277. Там же см. письмо Кольцова к нему,
стр. 260 — 261).
3 Собр. соч. Чернышевского, т. III, стр. 358. Ср. слова Чернышевского
по поводу смерти Добролюбова: «Такова уже судьба русского народа:
неживучи ©го лучшие деятели. . .» (Собр.- соч., т. IX, стр. 43).
4 Статья Вал. Майкова была напечатана в «Отеч. записках»
1846, т. 49, стр. 1—70. Перепечатана в кн. В. Майкова «Критические
опыты», изд. журнала «Пантеон литературы», СПБ. 1889, стр. 1—116 и
в 1 томе «Сочинений В. Майкова», изд. Фукса, Киев 1901, стр. 1—99
570
Н. Г. Чернышевский. — Стихотворения Кольцова
цова с тех же сторон, на какие указывал и Белинский. Противопоставляя
Кольцова романтикам, Майков ставит ему в заслугу силу его жизненной
энергии («жизненность в ее высочайшем! развитии»), близкое и сочув-
ственное проникновение в действительную жизнь крестьянства («гуманизи-
рование русского крестьянского быта») и подлинное умение «водворить
действительность в поэзии». С Белинским Майков полемизирует лишь
в вопросах понимания национальности (национальный характер поэзии, по
Майкову, не может считаться достоинством) и' по вопросу об определении
гениальности и талантливости (Майков указывает на условность этой тер*
минологии). 1
А. Скафтымое.
СТИХОТВОРЕНИЯ КОЛЬЦОВА
С портретом автора, его факсимилен статьею
о его жизни и сочинениях, писанною В. Белин-
ским
Москва, 1856 г.
[В жизни нынешней русской публики бывают иногда ощуще-
ния, события, впечатления — как бы это выразить точнее?
Одним словом, бывают факты, до такой степени оригинальные,
до такой степени принадлежащие исключительным обстоятель-
ствам, что впоследствии времени трудно будет постичь их.
Кому, например, через пятьдесят лет не будет казаться удиви-
тельно, что в прошедшем году важнейшими событиями нашей
литературной жизни были новые издания сочинений Пушкина
и Гоголя? Ведь все эти произведения были давно прочитаны
и перепечатаны каждым в прежних изданиях, — что ж тут, по-
видимому, особенного, если сочинения любимых публикою авто-
ров выходят вторым изданием, когда разошлось первое? Ведь,
кажется, подобные случаи должны бы относиться только к ти-
пографскому делу, а не событиям литературной жизни. А между
тем, для нас это действительно было важным литературным
событием. Странный факт.
К числу литературных событий этого рода принадлежит и но-
вое издание «Стихотворений Кольцова с портретом автора
и проч.». Книжка в 10 печатных листов, первое издание ко-
торой очень давно было распродано все до последнего экзем-
пляра, так что трудно было достать хотя бы старый, избитый
1 Статья Чернышевского о Кольцове в «Современнике» и в рукописи
указана была нам Н. М. Чернышевской-Быстровой. Ею были сделаны
также и первоначальные справки об упоминаниях Кольцова в Собрании
сочинений Чернышевского 1906 года. Приносим ей нашу глубокую благо-
дарность.
Н. Г, Чернышевский, — Стихотворения Кольцова
571
экземпляр ее за 10, за 15 рублей серебром, — эта книжка,
столь требуемая публикою, выходит, наконец, вторым изда-
нием— что тут удивительного? И между тем, это неоспоримо —
одно из важных и самых отрадных событий в нашей литера-
турной жизни за настоящий год.
Новое издание перепечатано с прежнего без всяких приба-
влений или опущений].1 * * * * *
Что нового можем сказать мы о Кольцове? Жизнь его пре-
восходно рассказана в предисловии, которое написано ею
другом: она дивно рассказана и самим Кольцовым в пьесе
«Расчет с жизнью», посвященной его другу, В. Г. Белинскому:
Жизнь, зачем ты собой
Обольщаешь меня?
Почти век я прожил,
Никого не любя.
В душе страсти огонь
Разгорался не раз,
Но в бесплодной тоске
Он сгорел и погас.
Моя юность цвела
Под туманом густым, —
И что ждало меня,
Я не видел за ним.
Только тешилась мной
Злая ведыма-судьба;
Только силу мою
Сокрушила борьба.
Только зимней порой
Меня холод знобил ;
Только волос седой
Мои кудри развил;
Да румянец лица
Печаль рано сожгла,
Да морщины на нем
Ядом слез провела.
Жизнь! Зачем же собой
Обольщаешь меня?
Если 'б силу бог • дал —
Я разбил бы тебя!
1 Текст, заключенный в скобки, имеется только в рукописи. В жур-
нале статья начинается так:
«К числу утешительных литературных7 событий, которыми богато по-
следнее время, принадлежит и новое изданием «Стихотворений Кольцова
с портретом автора... и -проч.». — Оно перепечатано с прежнего без вся-
ких прибавлений или опущений». В дальнейшем тексты рукописи и жур-
нала совпадают
572
Н. Г. Чернышевский. — Стихотворения Кольцова
В биографии недостает подробностей о последних месяцах
жизни Кольцова, проведенных в Воронеже. Обязанность попол-
нить этот пробел в биографии и вообще сообщить нам подроб-
нейшие воспоминания о жизни Кольцова лежит на его воро-
нежских друзьях. Из них назовем бывшего воспитанника
Московского университета А. И. Малышева, сына того доктора,
который лечил Кольцова во время его болезни, ухаживал
за ним, как за своим сыном.
Или мы должны представить характеристику произведений
Кольцова, оценку его произведений? Это опять уже сделано
Белинским, и напрасно было бы желание сказать что-нибудь
более полное и верное, и мы не можем сделать ничего лучшего,
как представить несколько отрывков из его превосходной статьи.
Кольцов родился для поэзии, которую он создал. Он был
сыном народа в полном значении этого слова. 1 Быт, среди
которого он воспитался и вырос, был тот же крестьянский быт,
хотя несколько и выше его. Кольцов вырос среди степей и му-
жиков. Он не для фразы, не для красного словца, не вообра-
жением, не мечтою, а душою, сердцем, кровью любил русскую
природу и все хорошее и прекрасное, что, как зародыш, как
возможность, живет в натуре русского селянина. Не на словах,
а на деле сочувствовал он простому народу в его горестях, радо-
стях и наслаждениях. Он знал его быт, его нужды, горе и ра-
дость, прозу и поэзию его жизни, — знал их не понаслышке,
не из книг, не через изучение, а потому, что сам и по своей
натуре, и по своему положению был вполне русский человек.
Он носил в себе все элементы русского духа, в особенности
страшную силу в страдании и в наслаждении, способность
бешено предаваться и печали, и веселью и вместо того, чтобы
падать под бременем самого отчаяния, способность находить
в нем какое-то буйное, удалое, размашистое упоение, а если уже
пасть, то спокойно, с полным сознанием своего падения, не при-
бегая к ложным утешениям, не ища спасения в том, чего
не нужно было ему в его лучшие дни. В одной из своих песен
он жалуется, что у него нет воли,
1 Здесь в рукописи рукою Чернышевского вставлено карандашом
«и т. д. набрать боргесом стр. 59, 60, 61, 62, 63, 64 до «Такою
оригинальностью К. обладал вполне». Потом стр. 65 и 66 от «Кольцов
никогда не проговаривается против народности» до «в одной и той же
книге напечатать вдвойне» и далее стр. 67 от «мы не говорим уже
неподражаемом» до «Хуторок» и «Ночь».
Дальнейший помещенный в журнале текст из статьи Белинского о Коль-
цове вполне совпадает с теми указаниями, какие здесь даны Чернышевским.
Н. Г. Чернышевский. — Стихотворения Кольцова
573
Чтоб в чужой стороне
На людей поглядеть,
Чтоб порой пред бедой
За себя постоять,
ПОД ПрОЗОЙ рОКОВОЙ
Назад шагу не дать
И чтоб с горем в пиру
Быть с веселым лицом.
На погибель итти —
Песни петь соловьем.
Нет, в том не могло не быть такой воли, кто в столь мощных
образах мог выразить тоску по такой воле. . .
Нельзя было теснее слить своей жизни с жизнью народа, как
это само собой сделалось у Кольцова. Его радовала и умиляла
рожь, шумящая спелым колосом, и на чужую ниву смотрел он
с любовью крестьянина, который смотрит на свое поле, орошен-
ное его собственным потом. Кольцов не был земледельцем:
но урожай был для него светлым праздником: прочтите его
«Песню пахаря» и «Урожай». Сколько сочувствия к крестьян-
скому быту в его «Крестьянской пирушке» и в песне:
Что ты спишь, мужичок!
Ведь уж лето прошло,
Ведь уж осень на двор
Через прясло глядит.
Вслед за нею зима
В теплой шубе идет,
Путь снежком порошит,
Под санями хрустит.
Все соседи на них
Хлеб везут, продают,
Собирают казну,
Бражку ковшиком пьют.
Кольцов знал и любил крестьянский быт так, как он есть
на самом деле, не украшая и не поэтизируя его. Поэзию этого
быта нашел он в1 самом этом быте, а не в реторике,
не в пиитике, не в мечте, даже не в фантазии своей, которая
давала ему только образы для выражения уже данного ему
действительностью содержания. И потому в его песни смело
вошли и лапти, и рваные кафтаны, и всклоченные бороды,
и старые онучи, — и вся эта грязь превратилась у него в чи-
стое золото поэзии. Любовь играет в его песнях большую,
но далеко не исключительную роль: нет, в них вошли и другие,
может быть, еще более общие элементы, из которых слагается
русский простонародный быт. Мотив многих его песен соста-
вляет то нужда и бедность, то борьба за копейки, то прожитое
574
Н. Г. Чернышевский. — Стихотворения Кольцова
счастье, то жалобы на судьбу-мачеху. В одной песне крестьянин
садится за стол, чтобы подумать, как ему жить одинокому;
в другой выражено раздумье крестьянина, на что ему ре-
шиться — жить ли в чужих людях, или дома браниться со ста-
риком отцом, рассказывать ребятишкам сказки, богатеть, ста-
реться. Так, говорит он,1 хоть оно и не тово, но уж так бы
и быть, да кто пойдет за нищего? «Где избыток мой зарыт
лежит?» И это раздумье разрешается в саркастическую русскую
иронию:
Куда глянешь — всюду наша степь;
На горах — леса, сады, дома;
На дне моря—груды золота;
Облака идут— наряд несут! ..
Но если где идет дело о горе и отчаянии русского человека,
там поэзия Кольцова доходит до высокого, там обнаруживает
она страшную силу выражения, поразительное могущество
образов.
Пала грусть-тоска тяжелая
На кручинную головушку.
Мучит душу мука смертная,
Вон из тела душа просится.
И какая же вместе с тем сила духа и«воли в самом отчаянии:
В ночь, под бурей, я коня седлал,
Без дороги в путь отправился —
Горе мыкать, жизнью тешиться,
С злою долей переведаться...
И после этой песни, «Измена суженой», прочтите песню:
«Ах, зачем меня» — какая разница! Там буря отчаяния силь-
ной мужской души, мощно опирающейся на самое себя; здесь
грустное воркование горлицы, глубокая, раздирающая душу
жалоба нежной женской души, осужденной на безвыходное
страдание.
Когда форма есть выражение содержания, она связана с ним
так тесно, что отделить ее от содержания—значит уничтожить
самое содержание; и наоборот: отделить содержание от формы —
значит уничтожить форму. Эта живая связь, или, лучше, ска-
зать, это органическое единство и тождество идеи с формою
и формы с идеею бывает достоянием только одной гениаль-
ности. Простой талант всегда опирается или преимущественно
на содержание, и тогда его произведения недолговечны со сто-
роны формы, или преимущественно блистает формою, и тогда
Н. Г. Чернышевский. — Стихотворения Кольцова	515
его произведения эфемерны со стороны содержания; но главное,
и в том и в другом случае богатые мыслию или щеголяющие
внешнею красотою, они лишены оригинальности формы, свиде-
тельствующей о самобытности мысли. Здесь-то всего яснее
и открывается, что обыкновенный талант основан на способ-
ности подражания, на способности увлечения образцами, —
и в этом заключается причина недолговечности, а чаще всего
эфемерности таланта. И потому оригинальность есть не случай-
ное, но необходимое свойство гениальности, есть черта, которая
отделяет гениальность от простой талантливости или дарови-
тости. Но эта оригинальность, прежде всего поражающая чита-
теля в языке поэта, не должна быть искусственною или
изысканною: тогда она увлекает только на минуту и потом тем
более делается предметом осмеяния и презрения, чем больше
сперва имела успеха. Поэт должен быть оригинален, сам
не зная, как, и если должен о чем-нибудь заботиться, так это
не об оригинальности, а об истине выражения: оригинальность
придет сама собою, если в таланте его есть гениальность.
Истинная оригинальность в изобретении, а следовательно
и в форме, возможна только- при верности действительности
и истине.
Кольцов никогда не проговаривается против народности
ни »в чувстве, ни в выражении. Чувство его всегда глубоко,
сильно, мощно и никогда не впадает в сантиментальность, даже
и там, где оно становится нежным и трогательным. В выра-
жении он также верен русскому духу. Даже в слабых его
песнях никогда не найдется фальшивого русского выражения;
но лучшие его песни представляют собою изумительное богат-
ство самых роскошных, самых оригинальных! образов в высшей
степени русской поэзии. С этой стороны язык его столько же
удивителен, сколько и неподражаем. Где, у кого, кроме Коль-
цова, найдете вы такие обороты, выражения и образы, какими,
например, усыпаны, так сказать, две песни Лихача-Кудрявича?
У кого, кроме Кольцова, можно встретить такие стихи:
Грудь белая волнуется,
Что реченька глубокая —
Песку со дна не выкинет,
В лице огонь, в глазах туман. . .
Сверкает степь, горит заря. . .
На гумне — ни снопа,
В закромах — ни зерна.
На дворе, по траве,
Хоть шаром покати.
576
Н, Г. Чернышевский, — Стихотворения Кольцова
Из клетей домовой
Сор метлою посмел
И лошадок, за долг.
По соседям развел.
Иль у сокола
Крылья связаны.
Иль пути ему
Все заказаны?
Не держи ж, пусти, дай волюшку
Там опять мне жить, где хочется,
Без талана — где таланится,
Молодым кудрям счастливится?
Отчего ж на свет
Глядеть хочется,
Облететь его
Душа тросится?
Мы не выбирали этих отрывков, но брали, что прежде
попадалось на глаза. Выписывать все хорошее значило бы
большую часть пьес Кольцова в одной и той же книге напе-
чатать вдвойне.
Мы не говорим уже о неподражаемом превосходстве соб-
ственно лирических песен — талант Кольцова был по преиму-
ществу лирический; но не можем не указать на повествователь-
ный характер пьес: «Измена суженой», «Деревенская беда»,
«Бегство», обе песни Лихача-Кудрявича, и на страстно-драмати-
ческий характер пьес: «Хуторок» и «Ночь».
Из написанного о Кольцове заметим еще статью покойного
В. Майкова (брат поэта), помещенную в двух последних
книжках «Отечественных записок» за 1846 год. Она направлена,
повидимому, против статьи Белинского, но в сущности пред-
ставляет развитие мыслей, высказанных Белинским, и некото-
рые места в ней прекрасны.
Вообще, скажем мы, по1 энергии2 лиризма с Кольцовым
из наших поэтов равняется только Лермонтов,3 по совершен-
ной 4 самобытности Кольцов может быть сравнен только
с Гоголем.
1 Зачеркнуто: «по силе».
2 Зачеркнуто: «чувства, Кольцов
3 Зачеркнуто: «если не говорить
4 Зачеркнуто: «оригинальности».
равняется».
еще и в новейшей все другие по ор.*>
И. Г. ЧЕРНЫШЕВСКИЙ
С карандашного рисунка из архива Н. Н. Миклухи-Маклая

Н. Г. Чернышевский. — Переписка с Д. А. Милютиным
577
II.
Переписка с Д. А. Милютиным
Сообщила и расшифровала Н. М. Чернышевская
Переписка Н. Г. Чернышевского • с военным министром Д. А. Милюти-
ным 1862 года хранится в архиве Дома-музея Н. Г. Чернышевского
(инв. № 4299). В нее входят ’также письмо к Н. Г. Чернышевскому
от командира Образцового эскадрона (подпись .неразборчива) и отно-
шение к нему же из 111 Отделения (инв. .№ 1800). Все письма — подлин-
ники, за исключением ответов Н. Г. Чернышевского, писанных в виде
черновиков или копий, частью в шифрованном виде. К письмам прило-
жена заматка М. Н. Чернышевского на отдельном листке: «Переписка
с Д. Милютиным по поводу какого-то случая с каким-то- офицером,
нанесшим отцу оскорбление. По словам М. А. Антоновича, дело касалось
какого-то замечания, которое позволил себе по отношению к моей матери
в Павловске на музыке какой-то офицер. ' Чем дело кончилось, он
не помнит Переписка заканчивается 15 июня 1862 (года), а 7 июля отец
был арестован; поэтому можно думать, что дело осталось неконченным».
Об этом эпизоде см. А. А. Сергеев, «К биографии Н. Г. и
О. С. Чернышевских» («Красный архив» 1923, st. Ill, стр. 298) и
Н. В. Р е й н г а р д т. «Н. Г. Чернышевский (по воспоминаниям и расска-
зам разных лиц)» («Русская старина» 1905, № 2, стр. 470—471).
1
ПИСЬМО КОМАНДИРА ОБРАЗЦОВОГО ЭСКАДРОНА К
Н. Г. ЧЕРНЫШЕВСКОМУ
Милостивый государь г. Чернышевский.
Обращаться к мнению общества] офицеров имеет право
только член общества или начальник; следовательно, Вашей
просьбе —дать согласие или разрешение, я не имею права, тем
более, что не имею чести даже знать Вас.
Прошу принять уверение в истинном почтении •
Покорнейшего слуги
(подпись неразборчива, похоже на
13 июня.	К. Марковский)
Письмо написано на голубой бумаге обычного почтового формата.
В левом •верхнем углу письма и на обратной стороне конверта — дворян-
ская корона и инициалы «К. М.»
На конверте «Г. Чернышевскому. В Павловске у крепости в доме
Потапова» (? — неразборчиво).
Из копии письма Н. Г. Чернышевского к военному министру видно,
что автор этого письма — командир Образцового эскадрона.
37 «Звенья» № 3
578
Н. Г. Чернышевский. — Переписка с Д. А. Милютиным
2
ПИСЬМО Н. Г. ЧЕРНЫШЕВСКОГО К Д. А. МИЛЮТИНУ
Одним из подчиненных Вам лиц (офицером Образцового
эскадрона) нанесено мне оскорбление, за которое порядочные
люди прежде вызывали на дуэль, а теперь просто бьют нахала
палкою, как собаку. Но мне неприлично прибегать к само-
управству, потому что я должен .служить примером в обще-
ственной и в моей личной жизни. Я должен наказать обидчика
судом общественного мнения. Самый мягкий и прямой ход
к тому — передать его поступок на. суд его товарищей
по службе. Я обращался с этой просьбою к г. командиру Об-'
разцового эскадрона. Он отвечал, что ее исполнение будет пре-
вышать его власть.
Потому я обращаюсь к Вашему высокопревосходительству
с вопросом: может ли быть исполнено мое желание, состоящее
в* том, чтобы самому мне сделать перед [лицом] всего общества
попытку наказать обидевшее меня лицо публичным порицанием
его поступка голосом его сослуживцев.
С глубоким уважением имею
честь быть Вашего высокопревосхо-
дительства покорнейшим слугою
Мой адрес...	Н. Чернышевский
Эта копия написана тайнописью Н. Г. Чернышевского на обороте
письма к нему командира Образцового эскадрона от 13 июня. Сверху
надпись рукой Н. Г.: «копия с письма к Военному министру».
3
ПИСЬМО Д. А. МИЛЮТИНА К Н. Г. ЧЕРНЫШЕВСКОМУ
Милостивый государь,
С крайним сожалением узнал я из Вашего письма от сего
числа б нанесенном Вам одним из офицеров Образцового
эскадрона оскорблении, за которое Вы, < милостивый государь,
желали бы наказать обидчика «публичным порица-
нием его поступка голосом его сослужив-
ц е в», — и спрашиваете на такой способ расправы моего согла-
сия, основываясь на том начале, будто бы за такие оскорбления,
«за которые прежде порядочные люди вызывали jia дуэль,
следует теперь просто бить палкою».
Хотя для меня вовсе не понятно, почему ныне порядочные
люди должны действовать иначе, чем в прежнее время,
однакоже не могу не согласиться, что Вам, милостивый госу-
Н. Г. Чернышевский.— Переписка с Д. А. Милютиным
579
дарь, так же, как и всякому другому, было бы неуместно при-
бегать к какому бы то ни было способу самоуправства, и видя
из письма Вашего, что вы обращаетесь ко мне, как к началь-
нику того ведомства, к которому обидчик принадлежит
по своему официальному положению, — я считаю долгом своим
принять меры, чтобы нанесенное Вам оскорбление не осталось
без должного удовлетворения. Для этого я должен покорнейше
просить Вас доставить мне сведения о том, кто именно из офи-
церов Образцового эскадрона позволил себе нанести Вам обиду,
в чем именно она состояла и какими обстоятельствами сопро-
вождалась. Вы можете, быть уверены, что я поставлю в обязан-
ность ближайшему начальству того офицера, разобрать дело
и заставить его или просить у Вас прощения, или покориться
тому взысканию, которого будет заслуживать по мере своей
вины. Но само собою разумеется, что для этого я употреблю
только те меры, которые установлены законом, и никакого
другого способа, кроме законного, допустить не могу.
Примите, милостивый государь, уверение в истинном моем
уважении.
13 июня 1862 г.	Д. Милютин
Написано на трех страницах почтовой бумаги большого формата. На
обороте второго листа—черновик ответа Н. Г. Чернышевского, напи-
санный шифром. Приложены также: 1) текст белового письма Н. Г. Чер-
нышевского, начатого и брошенного в несколько измененной редакции,
и 2) полная копия ответа на трех страницах почтовой бумаги большого
формата, дающая возможность прочесть шифрованный черновик. Приво-
дится ниже.
4
ПИСЬМО Н. Г. ЧЕРНЫШЕВСКОГО К Д. А. МИЛЮТИНУ 1
Ваше высокопревосходительство,
Я обращался к Вам не с просьбой о том, чтобы дать адми-
нистративный ход делу, о котором писал: если бы я имел такое
намерение, то написал бы не частное письмо к Вам, а просьбу
1 В сохранившемся черновике этого ответа, написанном шифро<м, на-
чало письма- было другое. Приводим его полностью:
Ваше высокопревосходительство,
На мое. письмо Вам угодно было отвечать отчасти насмешками, от-
части указанием на то, что Вы не отказываетесь дать административный
ход делу, по которому я обращался к Вам с вопросом. Что касается до
насмешек, то предоставляю на собственный суд Вашего высокопревосхо-
37 :
580
Н. Г. Чернышевский. — Переписка с Д. А. Милютиным
в установленной форме, с изложением подробностей дела,
с поименованием лица, на которое жалуюсь и т. д. Я не сделал
этого потому, что, как известно и Вашему высокопревосходи-
тельству, власть не компетентна в личных делах о так назы-
ваемом оскорблении чести. Эти дела, как Вам известно, под-
лежат только самоуправству или общественному мнению.
Желая пользоваться исключительно последним средством, я
имел честь обращаться к Вашему высокопревосходительству
только с вопросом, имеет ли г. командир Образцового эскадрона
право оказать мне свое содействие в том, чтобы поступок одного
из офицеров этого эскадрона был предложен мною на рассмо-
трение его сослуживцев.
Из Вашего ответа на мое письмо я вижуг что нужно тут
объяснить Вашему высокопревосходительству два обстоятель-
ства: во-первых, почему же я хочу предложить это дело на рас-
смотрение именно господ офицеров Образцового эскадрона;
во-вторых, почему я сообщал об этом своем намерении — сна-
чала г. командиру Образцового эскадрона, а потом Вашему
высокопревосходительству.
Что касается первого обстоятельства, я руковожусь тою
мыслью, что ближайшие представители общественного мнения
о каком-либо действии какого-либо лица — сослуживцы этого
лица. Если я не обращусь прежде всего к гг. офицерам Образ-
цового эскадрона, я нанесу им косвенную обиду: не пригласить
их в судьи о поступке их товарища значило бы показать, что
я или не полагаюсь на их благородство и беспристрастие, или
не дорожу их мнением.
Что же касается второго обстоятельства (заявления, сначала
г. командиру Образцового эскадрона, потом Вашему высоко-
превосходительству, что я намерен просить господ офицеров Об-
разцового эскадрона быть судьями поступка одного из их сослу-
живцев) , то я почел необходимым сделать это заявление* 1 для
дительства уместность их в настоящем случае. Что же касается до того, что
Вы не отказываетесь дать административный ход делу, я вовсе не про-
сил Вас об этом, я только обращался к Вашему высокопревосходитель-
ству С) ®ОП|рЮСОМ...»
Другой текст начала письма:
«Ваше высоко1П/ревосходительство, Вам угодно было отвечать на мое
письмо отчасти колкостями, отчасти...»
Оба текста написаны на полях первой страницы письма Д. А. Милю-
тина от 13 июня 1862 года. Оба зачеркнуты рукою Н. Г. Чернышевского.
1 Первоначально было написано и зачеркнуто после этих слов сле-
дующее: «потому, что считаю нужным при нынешних обстоятельствах
действовать с осторожностью, быть может и чрезмерною, — действовать
Н. Г. Чернышевский. — Переписка с Д. А. Милютиным
581
предотвращения всяких недоразумений и ложных, слухов. Осто-
рожность, быть может, чрезмерная, но, быть может, и не-
излишняя.
Из письма В[ашего] в[ысокопревосходительства] я вижу, что
не буду иметь содействия г. командира] Образцового]
эск[адрона] в предполагаемом мною образе действия, но еще
не считаю нужным отказываться от своего намерения. Смею
думать, что В[аше] в[ысокопревосходительство] не почтете нару-
шением законов или служебных правил, если я теперь лично
и совершенно частным образом обращусь к каждому из гг. офи-
церов Образцового] эск[адрона] с просьбою, чтобы он выразил
мне свое мнение о том поступке своего сослуживца, который
кажется мне недостойным честного человека. Мне кажется, что
этим я не нарушу никаких законов и правил службы. Если же
я ошибаюсь, то прошу В[аше] в[ысокопревосходительство] ска-
зать мне, что это было бы с маей стороны непозволительно.
Я не то, что прошу Вашего разрешения или согласия, — в по-
добных вещах не следует искать разрешения или согласия, —
я только заявляю В[ашему] в[ысокопревосходительству] о своем
намерении, — заявляю по принятому мною правилу осто-
рожности в поступках. Я не хочу делать ничего непозволи-
тельного.
До вечера завтрашнего дня я не буду предпринимать ничего.
Запрещению я буду повиноваться. Но если не получу запре-
щения, то буду считать свои действия незаконопреступными.
Прошу у В[ашего] в[ысокопревосходительства] извинения
в том, что обременяю Вас письмами по личному моему, то есть
для всех других, кроме меня, мелочному делу.
С истинным..’......
5
ПИСЬМО Д. А. МИЛЮТИНА К Н. Г. ЧЕРНЫШЕВСКОМУ
Милостивый государь,
Николай Гаврилович,
Вчера вечером получил я второе письмо Ваше, в котором Вы
объясняете, что вовсе не имели намерения обращаться ко мне
официально и не желали, чтобы делу о нанесенном Вам
оскорблении дан был ход административный.
не иначе, как сообщая точные сведения о своих действиях иля намере-
ниях лицам, имеющим npaiBOi опросить меня или быть спрошенны[ми]
в ро[ля?]...»
582
Н. Г. Чернышевский. — Переписка с Д. А. Милютиным
На это спешу уведомить Вас, милостивый государь, что если
Вьх не желали моего официального вмешательства в это дело,
то и я с своей стороны не могу вмешиваться в частные сно-
шения Ваши с отдельными личностями. Но считаю обязан-
ностью только выразить мое мнение, что и тот образ действий,
который Вы указываете в последнем письме, не может быть
прйзнан правильным. Напротив того, весьма желательно, чтобы
дело, в котором — как я мог теперь узнать — не было ничего
другого, кроме недоразумения и • неосторожности, уладилось
вовсе без вмешательства общества офицеров Образцового
эскадрона, ибо в противном случае Вы сами дали бы делу
частному оборот официальный.
Примите, милостивый государь, уверение
в истинном моем уважении
Д. Милютин
15 июня 1862 г.
Царское село.
Написано на двух страницах почтовой бумаги большого формата.
На конверте:
Милостивому государю
Николаю Гавриловичу
Чернышевскому.
От Военного
министра.
6
ОТНОШЕНИЕ К Н. Г. ЧЕРНЫШЕВСКОМУ ИЗ III ОТДЕЛЕНИЯ
Управляющий III Отделением собственной его императорского
величества канцелярии, свиты его величества генерал-майор По-
тапов, свидетельствуя совершенное почтение его высокоблагоро-
дию Николаю Гавриловичу, имеет честь покорнейше просить
пожаловать к нему, генерал-майору Потапову, в III Отделение
собственной его императорского величества канцелярии завтра,
16-го числа, в два часа пополудни.
«15» Июня 1862 г.
Его Высокоб-дию
Н. Г. Чернышевскому.
Н. Г. Чернышевский. — Переписка с Н. В. Успенским
583
III.
Переписка с Н. В. Успенским
Сообщила Н. М. Чернышевская
Переписка! хранится в архиве Дома-музея <Н. Г. Чернышевского, {инв.
№ 3461). Она слагается из семи писем на протяжении между 26 января —
6 февраля 1862 года. В’ нее входят не только два письма Н. В. Успен-
.ского (подлинники) и два письма Н. .Г. Чернышевского (копии), (но и три
письма брата Н. В. Успенского, М. В. Успенского* (подлинники).
Содержанием переписки является конфликт «между Н. В. Успенским
и Н. А. Некрасовым.
О взаимоотношениях этих двух писателей см. статью К. И. Чуковского
«Под литературным бойкотом» (Николай Успенский и Некрасов), «Звезда»
1929, № 11, стр. 204—216.
1
ПИСЬМО Н. В. УСПЕНСКОГО К Н. Г. ЧЕРНЫШЕВСКОМУ
Января (26 1862).1
Милостивый государь, Николай Гаврилович.
Несмотря на крупный наш сегодняшний разговор, я всетаки
уважаю Вас как честного человека и покорнейше прошу Вас
устроить третейский суд, наше публичное объяснение с Некра-
совым; Вам он говорил, что он только говорил со мною
сегодня — и больше ничего.
Объявите пожалуйста Некрасову, чтобы он приготовил
с своей стороны депутатов*, я также запасусь ими. Вы мне
объявите и о том, в каком месте, в клубе ли или где-нибудь
и в который день, и в который час должен быть этот суд.
Мой адрес:
В Столярном переулке у Кокушкина моста, дом Куманина,
№ кв. 68-й.
Нельзя ли устроить это объяснение поскорее, потому что
на-днях я думал было уехать в деревню.
Преданный вам Н. Успенский
Я желаю, чтобы при публичном моем объяснении с Некра-
совым были не одни депутаты, но и общие знакомые лите-
раторы.
1 Дата поставлена (карандашом, рукою Н. Г. Чернышевского. Им же
помечено это письмо за № 1.
584 Н. Г, Чернышевский. — Переписка с Н. В. Успенским
2
ПИСЬМО Н. Г. ЧЕРНЫШЕВСКОГО К Н. В. УСПЕНСКОМУ 1
Милостивый государь.
Прежде чем могу я делать кому бы тб ни было и какие бы
то ни было предложения или требования от Вашего имени,
я должен определить мои собственные отношения к Вам.
Вероятно Вы помните грубые слова, которые сказали Вы мне.
Находите ли Вы, что они сказаны были Вами напрасно?
Если находите, то Вам надобно прежде всего извиниться
предо мною.
Если же думаете, что Вам не в чем извиняться передо
мною, то смею Вас уверить, что я не допущу никого иметь
третейский суд с Вами или Вас иметь третейский суд
с кем бы то ни было, прежде чем предложу Вам иметь третей-
ский суд со мною.
Видите ли, Вы хотите, чтобы я был Вашим советником или
посредником в деле, по Вашему мнению, ни мало до меня
не касавшемся, и сказали мне грубость, к которой не вызвал
я Вас ни одним резким словом и на которую я даже не отвечал
никаким резким словом.
Потому, прежде чем пойдет речь о деле Вашем с г. Некра-
совым, должна идти речь о Вашем поступке со мною.
Вот Вам мой формальный ответ, и я имел бы право не при-
бавлять к нему ничего.
Но Вы были расстроены, когда сказали мне грубость. Поэтому
я готов попрежнему быть Вашим посредником или советником,
конечно, не в третейском суде, потому что тут. мое мнение
было бы против Вас, а в случае Вашего согласия иметь со мною
частный разговор ’о деле, о котором Вы раньше хотели совето-
ваться со мною. Я могу сказать Вам более: от меня зависит
определить условия Вашего расчета с «Современником», потому
что я такой же хозяин «Современника», как и г. Некрасов,
и имею в распоряжении денежными делами «Современника»
точно такой же голос, как и г. Некрасов.
Когда Вы были у меня, я именно это и хотел сказать Вам;
хотел узнать Ваши желания и решительно сказать Вам,
на какие из них я согласен. Смею Вас уверить, что если г. Не-
красов не решился согласиться на некоторые из них, то един-
1 Это письмо сохранилось в копии, написанной шифром. К ней приложен
расшифрованный М. Н. Чернышевским текст этого письма. Приписка пол-
ностью передается слов-амм Чернышевск-ого в копии его письма.
Н. Г, Чернышевский. — Переписка с Н. В. Успенским
585
ственно потому, что не находил возможности без моего согласия
изменить расчеты с Вами более, чем изменил их. А я могу
сделать более, чем мог сделать он — почему так? По простой
причине: во всех случаях несогласий мнений моего и г. Некра-
сова о каких бы то ни было предметах по журналу, он всегда
считает нужным уступать моему мнению.
Вы не допустили меня сказать даже это, а ведь если бы я
сказал это, вероятно Вы нашли бы, что можно Вам избавиться
от Вашего беспокойства и что не зачем Вам убегать от меня, от-
пуская мне грубости ни за что, ни про что.
Н. Чернышевский
После этого сделана приписка в таком смысле. В Вашем
письме Вы выражаетесь, что мы с Вами имели крупный разго-
вор. Я с Вами крупного разговора не имел, я говорил весьма
тихо, мягко и деликатно, а просто Вы сказали мне грубость.
3
ПИСЬМО Н. В. УСПЕНСКОГО К Н. Г. ЧЕРНЫШЕВСКОМУ *•
(1862 г. 27 января)
Милостивый государь,
Николай Гаврилович.
Вы мне пишете: «вы помните грубые слова, которые сказали
вы мне?»
Совершенно помню. Далее Вы пишете: «находите ли Вы, что
они сказаны были Вами напрасно?»
Совершенно нахожу.
«Если находите, то Вам надобно прежде всего извиниться
предо мною».
Николай Гаврилович.. Я тогда же просил у Вас извинения.
В настоящую минуту я повторяю перед Вами мое извинение
и повторяю его искренно, потому что я до сего времени уважаю
Вас, как благородного человека.
«Но Вы были расстроены, когда сказали мне грубость».
Это правда, и этим только и объясняются мои грубые слова.
Теперь снова прошу Вас, Николай Гаврилович, передать
Некрасову, что я его вызываю на третейский суд со мною.
Преданный и уважающий Вас
Н. Успенский
1 Это письмо помечено Н. Г. Чернышевским за № 2.
586
Н. Г. Чернышевский. — Переписка с Н. В. Успенским
4
ПИСЬМО Н. Г. ЧЕРНЫШЕВСКОГО К Н. В. УСПЕНСКОМУ1
Милостивый государь Николай Васильевич.
Ведь вот что надобно мне формальным образом отвечать
на Ваше второе письмо:
Вы хотите, чтобы я был посредником между Вами и г. Не-
красовым по делу, которое должно иметь публичность; следо-
вательно, публично должно быть известно и обстоятельство,
дозволяющее мне говорить от Вашего имени с г. Некрасовым.
Это обстоятельство — извинение Ваше; следовательно, извине-
нию этому следует быть публичным.
Но я Вам повторяю, что когда Вы взглянете на дело хладно-
кровно, Вы, может быть, увидите, что не стоит нам с Вами
забавлять публику публичными извинениями и что гораздо
лучше просто потолковать нам с Вами не горячась. Если Вы
еще не находите себя достаточно для этого успокоившимся,
то попросите повидаться со мною Вашего брата или кого
другого из Ваших знакомых, кому Вы доверяете.
Вам это будет гораздо легче, чем напрасный третейский суд,
исход которого далеко не так верен для Вас.
Н. Чернышевский
5
ПИСЬМО М. В. УСПЕНСКОГО К Н. Г. ЧЕРНЫШЕВСКОМУ
Милостивый государь,
Николай Гаврилович.
Брат просил меня передать Вам, не угодно ли будет редакции
«Современника» возвратить его статью «Странницы» и полу-
чить обратно взятые за нее деньги — 500 р. серебром.
В ожидании ответа остаюсь с истинным почтением к Вам,
милостивый государь,
М. Успенский
1 На полях письма (карандашом помета М. Н. Чернышевского: «Это ко-
пия письма, писанная, вероятно, Вороновым». М. Н. Чернышевский оши-
бается: это—почерк А. О. Студенского.
Н. Г. Чернышевский. — Переписка с Н. В. Успенским
587
Мой адрес: В Конно-Гвардейский госпиталь, Михаилу Ва-
сильевичу Успенскому.
1862 г. января 1 4-го.
6
ПИСЬМО М. В. УСПЕНСКОГО К Н. Г. ЧЕРНЫШЕВСКОМУ
Милостивый государь,
. Николай Гаврилович.
Вы вероятно не получали моего письма, посланного 4 февраля,
иначе я не объясняю Вашего молчания. Очень дорожа временем,
я решаюсь снова передать Вам содержание моего первого
письма.
Брат просил меня передать Вам: не угодно ли будет редакции
возвратить его последнее сочинение «Странницы» и получить
обратно взятые за нее деньги 500 р. сер[ебром].
С истинным почтением к Вам, остаюсь к услугам Вашим
М. Успенский
Мой адрес: В Ко<нно-Гвардейский госпиталь, лекарю Михаилу
Васильевичу Успенскому.
Будьте так обязательны, ответьте, если можно, поскорее.
6 февраля 1862 года.
7
ПИСЬМО М. В. УСПЕНСКОГО К Н. Г. ЧЕРНЫШЕВСКОМУ
Милостивый государь
Николай Гаврилович.
Потрудитесь прислать пьесу брата ко мне на квартиру
в Конно-гвардейские казармы с лицом, которому Вы доверяете
получить 500 р. серебром.
С истинным почтением к Вам, Милостивый государь,
остаюсь М. Успенский
6 февраля 1862 г.
Сегодня я дома до 8 часов вечера, завтра до 4 часов в госпи-
тале дежурю.
1 Слово «января» подчеркнуто с вопросительным знаком’, и рукою
М. 'Н. Чернышевского помечено: «Это вероятно' описка вм[есто^ февраля,
как видно из других писем. Мих. Чернышевский».
588 С, Штравх. — Героиня романа «Что делать?» в ее письмах
IV.
-С. Штрайх
Героиня романа «Что делать?» в ее письмах
Публикуемые здесь письма 1 представляют большой интерес по содержа-
нию и по роли действующих лиц.
Особенно важны они для характеристики Марии Александровны Боко-
вой-Сеченовой, о которой много написано как о героине романа Н. Г. Чер-
нышевского «Что делать?». В ней видели Веру Павловну Лопухову, рево-
люционерку, строительницу новой жизни, нового быта; настоящую жен-
щину с высшими интересами, которая одна из первых открыто отвергла
фарисейские условности церковного брака.
В наших письмах Мария Александровна является веселой и остроумной
женщиной, осаждаемой бытовыми мелочами и упорным трудом отстаиваю-
щей свою материальную независимость; женщиной, старающейся поддер-
жать бодрость своего, корреспондента в тяжелый период его официальной
научной карьеры, оказывающей моральную поддержку своему брату-рево-
люционеру в его положении пленника царского правительства.
Мария Александровна родилась в семье помещика и генерала Обручева
1/13 января 1839 года. 11о.д влиянием социалистических идей, распростра-
нявшихся главным образом Н. Г. Чернышевским в «Современнике», она
стремилась к образованию и независимости. Желая освободиться от тяже-
лой опеки семьи,, вышла замуж фиктивным браком за медика П. И. Бокова.
Он происходил из крестьян, примыкал к радикальным и революционным:
кружкам 60-х годов, был другом Н. Г. Чернышевского, разделял его идеи
об освобождении женщины от рабской подчиненности мужу. Скоро брак
Боковых превратился в фактический.
Еще в 1859 году Марию Александровну видели в университете на лек-
циях профессоров. Позднее она вместе с Н. П. Сусловой посещала лекции
профессоров Медико-хирургической академии, в том числе лекции про-
славленного физиолога И. М. Сеченова.
Мария Александровна и Сеченов увлеклись друг другом. Произошло-
сближение. Это не нарушило, однако, дружеских отношений между Боко-
вым и Сеченовым и между Боковым и Марией Александровной. Они
жили вместе, сообща принимали гостей, сообща устраивали вечера. Сохра-
нилась визитная карточка Бокова с такой надписью: «П. И. Боков и
И. М. Сеченов приглашают Чернышевского и Александра Николаевича.
[Пыпина, двоюродного брата Чернышевского] 2 по случаю окончания
экзаменов Марии Александровны». Повидимому* речь идет здесь об
экзаменах из курса мужской гимназии, дававших доступ в высшую школу.
Чернышевский был арестован 7 июля 1862 года. Следовательно, записка,
датируется 1861—1862 тодами.
Осенью 1868 года Софья Васильевна Корвин-Круковская, вышедшая
1 Все они извлечены из архива С. В. Ковалевской, предоставленного мне
ее дочерью Софьей Владимиоовной; печатаются по новой орфографии,
ню -с сохранением особенностей правописания М. А Сеченовой; пояснения
редактора помещены после писем, в некоторых случаях они, для сокра-
щения, включены в прямые скобки.
2 Неподписанные примечания принадлежат мне. — С. Ш,
С. Штрайх. — Героиня романа «Что делать?» в ее письмах 589
замуж фиктивным браком за В. О. Ковалевского с той же целью, как и
М. А. Обручева за П. И. Бокова, писала из Петербурга сестре своей
Анне Васильевне: «На квартире [у себя с мужем] мы нашли записку
от Боковой, которая пригласила нас к обеду... Этот вечер был очень
весел... За обедом сидели: Мария Александровна, Сеченов, Петр Иванович
[Боков], который положительно мне очень нравится... После обеда М. А.
повела нас к себе, а П. И. ушел к своим больным... Сеченовские лекции
начинаются завтра... Меня поведут торжественно — брат [так называли
тогда фиктивных мужей], Петр Иванович и дяденька». «Вечером мы отпра-
вились к Марье Ал., чтобы поговорить с Сеченовым и Петром Ив. о том,
как мне устроиться с свидетельством акушерства... Боков взялся погово-
рить со Шмитом». «Зашли к Петру Ив., чтобы посоветоваться о Шмите,
но ни его, ни Сеченова не застали дома».
Вскоре после этого Сеченовы разъехались с Боковым, который, в свою
очередь, нашел новую семью. К нему ушла жена статс-секретаря Государ-
ственного совета Т. П. Измайлова, страдавшая от деспотизма мужа. Боков
и Измайлова переехали в Москву. Мария Александровна и Сеченов вели
свою /отдельную жизнь. Боков сохранил с ними дружеские отношения. Из
публикуемых здесь писем видно, что Боков продолжал в 70-х годах забо-
титься об удобствах своей бывшей жены, а она и тогда еще называла
его своим мужем.
Когда царское правительство в середине 60-х годов, испугалось стре-
мления женщин к высшему образованию и удалило их из Me дик о-хирурги-
ческой академии, М. А. Бокова уехала доучиваться в Швейцарию. В Цю-
рихе она получила диплом врача и защитила весной 1871 (года доктор-
скую диссертацию.
Весною 1872 года М. А. Бокова жила в Вене, где занималась в универ-
ситетской глазной клинике. И. М. Сеченов был тогда профессором универ-
ситета в Одессе. К этому времени относится первое из публикуемых здесь
писем.
Посылались эти письма Владимиру Онуфриевичу Ковалевскому. Он ро-
дился в 1842 году в семье небогатого витебского помещика, обрусевшего
поляка, женатого на русской. Первоначальное образование получил в одном
из самых дорогих английских пансионов в Петербурге, затем был отдан
в Училище правоведения — рассадник администраторов-карьеристов в цар-
ской России. По окончании училища был определен, в 1861 году, на
службу в сенат, но через два месяца выехал за границу, где завязал
сношения с русскими радикально-революционными эмигрантскими кругами.
Был очень близок к А. И. Герцену, давал уроки .его детям. Побывал
в Германии, Франции, Англии. Заним1ался юридическими науками и под
влиянием идей 60-х годов увлекся естествознанием.
Вернувшись после двухлетнего отсутствия в Петербург, В. О. Ковалев-
ский сблизился с тамошними революционными и радикальными кружками.
Поямого участия в революционном движении не принимал, но помогал
отдельным деятелям подпольного движения. Вместе с тем развил обширную
издательскую деятельность: выпускал в русском переводе сочинения Дар-
вина и другие книги по естественным наукам — служил распространению
материалистических идей в русском обществе. Издавал также книги обще-
ственно-политического содержания, например, роман А. И. Герцена «Кто ви-
новат?», биографии свободолюбивых героев классической древности и т. п.
В 1866 году В. О. Ковалевский участвовал в революционно-освободи-
тельном походе Гарибальди, напечатал несколько статей об этом походе
в «Петербургских ведомостях».
590 С. Штрайх. — Героиня романа «Что делать?» в ее письмах
К этому периоду относится несостоявшийся брак В. О. Ковалевского
с Марьей Петровной Михаэлис, сестрой Л. П. Шелгуновой. М. П. Миха-
элис— та девушка, которая бросила букет цветов в полицейскую карету,
увозившую с места гражданской казни Н. Г. Чернышевского. Ее брат был
одним из вожаков студенческого революционного движения начала 60-х
годов.
По невыясненной причине брак В. О. Ковалевского с М. П. Михаэлис
расстроился в самый день свадьбы, после продолжительной беседы жениха
и невесты с глазу на глаз. Впоследствии М. П. Михаэлис вышла замуж
за помещика Н. Н. Богдановича, вместе с ним* участвовала в революцион-
ном движении 70-х годов, подвергаясь арестам и преследованиям жан-
дармов.
Счастливая случайность, оставлявшая В. О. Ковалевского вне таких
преследований, вызвала по его адресу подозрения в некоторых кружках.
Н. И. Утин распространял слухи о прикосновенности1 Ковалевского к
III Отделению. Это вызвало временное охлаждение Герцена к В. О. Кова-
левскому. М. А. Бакунин выяснил беспочвенность такнуу сплетен. После-
революционные розыски в архивах и тайниках III Отделения подтвердили
несправедливость обвинений В. О. Ковалевского.
Когда в 1868 году две-дочери генерала Корвин-Круковского искали для
себя фиктивных женихов, В. О. Ковалевский предложил свои услуги
младшей — Софье Васильевне. После свадьбы они совместно искали в Пе-
тербурге жениха для старшей Корвин-Круковской — Анны Васильевны.
На 'этой почве у Ковалевских были недоразумения с Марьей Алексан-
дровной Боковой. Ковалевские намечали в качестве фиктивного мужа для
Анны Васильевны И. М. Сеченова. Формально считавшийся холостым, он
по своему выдающемуся служебному положению более всякого другого
из кандидатов был приемлем для спесивого генерала-отца.
План этот не удалось осуществить. Софья Васильевна писала сестре
осенью 1868 года: «Мы непременно устроим что-нибудь в Петербурге. Если
Сеченов осел, то он должен представить своих докторов [фиктивных жени-
хов]... Не воображай себе, что брат [В. О. Ковалевский] обиделся тем.
что пишешь о Боковой; он любит тебя гораздо больше и говорит, что
придет в положительное негодование, если она не согласится; при ее же
согласии дело с Сеченовым непременно устроится». «Вот что мы ре-
шили: прямо предложить или даже намекнуть о деле Марии Александровне
и Сеченову — невозможно. Мы наверное сблизимся с Сеченовым и тогда
спросим его о докторах [фиктивные женихи]. Это не только вернее, но
и желательнее Сеченова». «С Марией Александровной и Сеченовым мы
виделись еще раз, но, разумеется, ровно ничего из этого не вышло. Мария
Александровна провела у нас целый вечер, толковали мы с ней очень
много, но она решительно не хочет понимать и так толкует, как будто ей
и на мысль не приходила возможность деятельного участия с ее стороны...
После нелепого свидания с М.ар. Ал. я просто пришла в отчаяние». «Меня
просто ужасает мысль о твоем одиночестве в Палибине [у родителей —
в деревне]. О Сеченове нельзя и думать... Ты не поверишь, как тяжело мне
с Марией Александровной. Она положительно не желает этого исхода
и очевидно избегает даже каждого намека на это и не допускает и мысли,
что они могут быть нам полезны; а в разговорах о тебе делает вид, что
принимает их только за теоретические рассуждения».
Когда же нашелся фиктивный жених в лице какого-то неведомого доктора
Петрова, то Софья Васильевна писала сестре: «Право, милая Анюта, исход
с Петровым вовсе не так дурен, и с Сеченовым исход представлял бы
С. Штрайх. — Героиня романа «Что делать?» в ее письмах
591
столько же, если не больше, неудобств. С Петровым ты не обязываешься
нисколько, а с Сеченовым осталась бы вечной должницей. К тому
же, ло правде сказать, я бы считала себя очень несчастною, если бы мне
пришлось жить в таких тесных и зависимых отношениях с Мар. Ал. и
Сеченовым]; хо(тя я и очень люблю и уважаю их, но в них и в нас есть
какие-то два различные начала, и мы совершенно никогда не сойдемся
с ними, хотя они и мы хорошие люди... Есть еще несколько нигилистов
в виду, но все они .хуже Петрова».
Так прошла зима 1868—1869 года, а весною 1869 года фиктивные су-
пруги Ковалевские уехали в Германию. Осенью црибыла к иим Анна Василь-
евна. Родители отпустили 26-летнюю • девицу под опеку 19-летней дамы.
Ковалевские жили раздельно, учились в разных немецких университетах.
Владимир Онуфриевич под влиянием Софьи Васильевны решил заняться
исключительно естественными науками, выбрал своей специальностью па-
леонтологию. С. В. Ковалевская занималась высшей математикой.
В основу работ В. О. Ковалевского легли те проблески его гениальных
мыслей в области палеонтологии, которые сделали его творцом эволюцион-
ного направления последней. Уже намечались выводы Ковалевского, бле-
стяще подтвердившие теорию Дарвина и/ давшие ей наиболее прочное
обоснование.
В середине /марта 1872 года В. О. Ковалевский успешно ,защитил, дик-
торскую диссертацию в Иене, где через несколько дней получил первое
из дошедших до нас писем М. А. Боковой. Из него видно, что разногла-
сие между Ковалевскими- и Марией Александровной на почве поисков
фиктивного мужа для Анны Васильевны не отразилось на личных друже-
ских отношениях между Боковой и Владимиром Онуфриевичем.
1
Вена, 18 марта — 72
Милый Ковалевский, наконец, добилась я Вашего адреса
и надеюсь, что это письмо найдет Вас и не останется без
ответа. Мне очень интересно знать ваши планы и вообще раз-
личные подробности о Вас и Софье Васильевне.
Что до меня касается, то, как видите, я в Вене, где останусь
до конца апреля или начала мая. Затем я еду в Лондон до сен-
тября. Ужасно надоело шататься по белому свету, но делать не-
чего, надо выпить чашу премудрости до дна.
Пожалуйста, напишите, куда Вы намерены деваться. Не по-
едете ли тоже в Англию? Вот было бы хорошо.
Я жива и здорова. Писала Вам в Париж давно-давно. Ве-
роятно, Вы не получили этого письма. От экзаменов отделалась
и, вернувшись в Петербург, постараюсь как-нибудь основаться.
Пожалуйста, напишите поскорее, тогда и я напишу Вам длин-
ное письмо. После пропажи парижского не хочется более писать
наавось.
Мы все благополучны. До свиданья.
Всегда прежняя М. Бокова
592 С. Штрайх. — Героиня романа «Что делать?» в ее письмах
Мой адрес в Вене: Fr. Dr Bokowa. Altergrund, allg. Kranken-
haus, bei Fr. Ulrich.
He поедете ли в Англию?— В. О. Ковалевский переехал в Лондон—.
готовиться к защите магистерской диссертации в России., чтобы получить
доступ <к профессуре в отечественном университете!. М. ;А. Бокова отпра-
вилась в Киев практиковаться в русской университетской клинике. Вы-
брала этот тород. чтобы жить поближе к И. М. Сеченову, который про-
фессорствовал в Одессе, где тогда еще не было медицинского факультета.
Второе письмо Марии Александровны — отголосок интимной Дружбы
с адресатом.
2
Киев, Нестеровская улица, против собора св. Владимира,
дом Козьминой, кв. 2.
[Ноябрь 1872 г.]
Милый Ковалевский,
Застанет ли Вас мое письмо в Лондоне? Я бы очень этого
желала, потому что пишу Вам по делу, т. е. с корыстными це-
лями. Я сегодня ужасно перебуторажена письмом от моего брата;
его положение в Верхнеуральске до того несносно, что он боится
сойти с ума. Теперь уже он лежит в постели и думает, что если
его что-либо не выручит, он по всей вероятности не долго про-
тянет. Я здесь как без рук. Ничего не могу для него сделать
и ничем ему помочь. Даже послать ему ничего не могу, потому
что сама без гроша в настоящее время.
Я так привыкла рассказывать вам все свои огорчения, что
и сегодня, наревевшись вволю, подумала сейчас о вас, точно вы
можете ему чем-нибудь помочь. Но все как-то легче, зная, что
хоть пожалеете и его, и меня. Мне здесь не особенно весело, но
сегодня я, конечно, ни о чем не могу думать, кроме того, как
и чем помочь брату, найти ему занятие, развлечь его. Помните,
мы искали с вами книг. Не нашли ли вы чего-нибудь? Если
приедете вскоре в Россию, привезите ему каких-нибудь хороших
книжек для чтения, что-нибудь новое, чего здесь еще нет.
Господи, как мне сегодня скучно. Я пишу вам сквозь ручьи,
которые к счастью бегут на розовую бумагу, а не на письмо.
Ваш брдт приходил ко мне; он очень похож на вас, и мне по-
этому было очень приятно его видеть. Я думала, что и вы скоро
приедете, но он мне сказал, что вы остаетесь за границей на
неопределенное время. Во всяком случае запомните себе следую-
щие слова мои: ни за что и ни под каким предлогом не посе-
ляйтесь в русской провинции. Это такая невообразимая мерзь,
С. Штрайх. — Героиня романа «Что делать?» в ее письмах
593
что лучше сидеть в Петербурге] голодным и холодным, чем жить
здесь. Приезжайте поглядеть, и тогда, я уверена, вы согласитесь
со мной.
Если бы я сегодня не была так огорчена, то заставила бы вас
посмеяться рассказами о Киеве. Откладываю до другого раза.
Мой проф[ессор] очень любезен со мной, позволил мне сделать
2 операции (катаракты), которые удались. Больные уже на ногах
и смотрят как следует.
Ваш брат говорил, что ваша работа понравилась англичанам;
это меня очень порадовало. Ну, как Вам живется? Нашли ли
Вы какого-нибудь ангела-утешителя, с которым можно ходить
в Зоологический сад? Часто ли покупаете дамские наряды
у Weeks на Bakerstreet. Как давно мы, кажется, там были,
а ведь всего 2 месяца.
Я думаю, эта зима страшно протянется для меня, желаю, чтобы
для вас она прошла скорее. Получаете ли письма от супруги?
Мой аспид [И. М. Сеченов] скоро приедет ко мне в гости. От
супруга [П. И. Бокова], конечно, нет вестей.
Вообразите, что подлое «Знание» отказывается мне платить
до рождества. Хорошо, что мы с вами можем сквитаться на
Дарвине, а то пришлось бы огорчаться и за себя, и за вас.
Я сдала вашему брату все листы в субботу на прошлой неделе.
Прощайте или до свиданья. Пишите. Я тоже буду вам часто
писать, потому что в самом деле привязалась к вам за это лето.
Жму вашу лапку. Поклонитесь Puss’y [кошечке — вероятно,
С. В. Ковалевской].
М. Б.
...письмо отп моего брата.— Брат М. А. Боковой-Сеченовой — Вл. Ал.
Обручев (1836—*1912), офицер генерального штаба, участвовал в рево-
люционном движении начала 60-х годов; был близок к Чернышевскому.
По делу о распространении воззваний «Вел!икорусса» арестован в октябре
1861 года, предан суду и в феврале 1862 года приговорен к каторжным
работам с лишением всех прав и поселением в Сибири навсегда. Обряд
гражданской казни был совершен над ним в конце мая 1862 года, в раз-
гар петербургских пожаров, которые провокационными слухами из прави-
тельственных кругов приписывались студентам и революционерам. По-
этому собравшаяся на месте обряда толпа, подстрекаемая агентами поли-
ции, требовала повешения Обручева и даже пыталась совершить над ним
самосуд.
Твердым поведением и молчанием во время следствия и суда В. А. спас
от тяжелого наказания другого участника тогдашнего революционного дви-
жения— своего двоюродного брата, профессора академии, офицера гене-
рального штаба Н. Н. Обручева (1830—1904). В. А. Обручев был в ка-
торжных работах на Александровском винокуренном и Петровском железо-
делательном заводах, потом на поселении в Сибири. В 1872 году .выехал
38 «Звенья» № 3
594 С. Штрайх. — Героиня романа «.Что делать?» в ее письмах
в Оренбургскую (губернию, через год в Уфу. еще через год получил раз-
решение жить всюду в России, кроме столиц. В 1876 году В. А. Обру-
чеву вернули чин поручика и приняли на государственную службу. Тогда
он снова стал, под псевдонимами, писать в «Отечественных записках» (до
суда писал в «Современнике»), В начале 80-х годов В. А. Обручев зани-
мал видное место в полуправительственном «Русском обществе пароходства
и торговли», которое имело свое оперативное управление в Одессе. Тогда
С. В. Ковалевская обращалась к его содействию для устройства на
какую-нибудь должность мужа ее сестры Анны Васильевны — коммунара
В. Жаклара.
Ваш брат приходил... — Приходивший к Марии Александровне брат
адресата — Александр Онуфриевич Ковалевский — знаменитый зоолог,
топда профессор Киевского университета (род. в 1840, ум. в 1901 году).
В 1874 году перешел в Одессу, с 1890 года — член Академии Наук.
«Знание»—научно-популярный журнал, в котором помещались переводы
сочинений Дарвина, Спенсера, статьи П. Л. Лаврова, Н. И. Зибера, статьи
о Марксе и об его учении. Издавался в Петербурге) с октября 1870
по апрель 1877 года. За пропаганду идей, вредных для царизма и офи;
циальной религиозности, получил несколько предостережений и доведен до
закрытия. Помещение редакции служило местом свиданий нелегальных ре-
волюционеров. Главный руководитель журнала Ис. Альб. Гольдсмит был
близок к революционным кружкам 70-х годов. Арестованный в 1879 году
и высланный в Архангельскую губернию, переведен весною 1880 года
в Самару, откуда предложил правительству свои «услуги в деле преду-
преждений преступных социально-революционных покушений». В 1884 году
снова привлечен к делу о «преступных» обществах,	грировал, привле-
кался к уголовным делам; умер в Париже в 1890 году в тюрьме, где
содержался за мошенничество.
Сквитаться на Дарвине и возвращение листов----относится к издатель-
ско-переводческим отношениям Боковой и Ковалевского, которому Дарвин
предоставил преимущественное право .выпуска своих сочинений по-русски.
3
7/19 ноября 72. Киев.
Милый Ковалевский, после вашего письма я .только и жду,
что вы вот-вот войдете в мою «залу» и испугаете меня.
У нас не докладывают; моя М. Л. считает это лишней тратой
времени; звонка тоже нет, дверь не запирается вследствие той
же неумолимой логики моей кухарки, которая не желает ее «ка-
жинный раз отпирать», и каждый гость должен, подражая дика-
рям, возвещать о своем прибытии словами «я пришел». Вот
потому-то я и нахожусь теперь в постоянном страхе, боясь
испуга.
Ну, что это в самом деле за «еду, не еду, еду»? Которое счи-
тать последним словом? А я было уже собиралась угощать вас
обедом и приготовить вам каперцовый соус к 8-му. Ваш брат
[А. О.] сказал мне за несколько дней перед тем, что вы будете
около 8-го.
С. Штрайх. — Героиня романа «Что делать?» в ее письмах
595
Кстати о вашем брате: я вспоминаю о лекциях для барынь,
а по поводу их об одной красавице, которая их слушает. Такая
красавица! Что все ваши англичанки! Она лучше всех, виден-
ных мною, и в то же время напоминает их. Русского типа в. ней
нет. Она из Архангельска, с сев[ерного] полюса, стало быть, и
если там вырастают такие красавицы, то я охотно верю в обето-
ванную страну в окрестностях, где растут пальмы, вечно цветут
тропические цветы и поют сверхъестественные птицы с невидан-
ными хвостами. Уверена, что если вы ее увидите, то оставите'
всякие мысли о Борнео (и туземках) и отправитесь по следам
кап. Гатераса (путешествие Верна) за подругой жизни.
Вообразите себе: высокий рост, походка богини, мрамор-
ные чудные руки, пепельные (льняные) волосы — две грог
мадные косы буквально до колен. Цвет лица лучше,
чем у идеальных англичанок, улыбка ангела, жемчужные зубы,
а глаза... синие, как море, спокойные и глубокие, как небо,
с длинными черными ресницами. Брови темные. Когда я ее вижу,
мое сердце раскисает от восторга и невольно припоминаются
первые слова знаменитой песни Рауля (в «Гугенотах»).
Plus blanche que la blanche hermine,
Plus pure qu’un jcur de printemps.1
Что, все еще отложите приезд до первых чисел русского
января, когда она может быть уедет? Спросите вашего брата,
заметил ли он ее? Яс ней знакома и могу вас познакомить.
Отдали ли вы муравьев Форелю в Лозанне? ЕсХи нет, то
привезите их сюда. Мечников [И. И.—знаменитый зоолог] мне
дал еще целую коллекцию, я пошлю их вместе при случае.
Я еду на рождество в Одессу с 1 5 дек. — 15 янв. Стало быть
вы меня в Киеве не застанете. Очень буду жалеть об этом.
Теперь о деле. Как мне с вами расквитаться за перевод Вели-
кого Маниту? Хотите меняться на Дарвина? «Знание» прислало
только 100 рублей, всего на все, я живу в долг и не знаю,
когда буду в состоянии отдать вам деньги иным путем. Не
знаю, какие у вас счеты с братом, но если вы предпочитаете по-
лучить деньги сейчас же, то напишите ему, чтобы он должные
мне переслал вам. Я помню, что вы ждали этих денег, чтобы
закутить. Исполнили ли свое намерение?
А в чем состоит ваше помешательство? Очень это меня
интересует. Зачем вы ничего не пишете мне о своих делах?'
1 Белее белого горностая, прозрачнее весеннего дня.
38*
596 С. Штрайх. — Героиня романа «.Что делать?» в ее письмах
С вашим братом мы виделись только по делу и, вероятно, те-
перь не увидимся долго. Поэтому я могу знать о вас только
прямо через ваши письма. До свиданья. Пишите, когда придет
охотд поболтать с старыми друзьями.
М. Б.
Что вы видели в Цюрихе?
Спасибо за хлопоты о брате В. [Обручев].
Жду, чтэ вы войдете...— В. О. Ковалевский собирался тогда, в Одессу —
держать магистерские экзамены. Приехал туда в (начале 1873 года.
Путешествие Верна — не путешествие, а «Приключения капитана Гате-
раса», роман Ж. Верна.
Форель —Август -Форель (род. в 1848 году, ум. в 19... году) — изве-
стный швейцарский психолог, психиатр и энтомолог; занимался, между
прочим, исследованиями по анатомии, систематике и жизни муравьев.
4
[Киев] 22 ноября 72
Сию минуту получила ваше письмо. Ну /нет, никогда не по-
знакомлю вас с ней. Сидите себе с хвостами древнейшей
фауны и продолжайте думать, что мир стоит на свинье.
Как вам не стыдно клеветать так на живого человека, гово-
рить, что я бранила Фединьку! Поверю я после этого вашим
рассказам о разных бедных тварях (живших во время оно),
которые не могут за себя заступиться. Наплетете того, что
и они, наконец, перевернутся в той пещере, в которую запер их
великий Маниту для поучения добросовестных ученых, и по
вашей вине все в палеонтологии пойдет вверх дном.
Фединьку бранил ваш маленький аспид, а я, признавая за
ним все известные вам достоинства и, кроме того, доброту,
о которой вы еще не имеете понятия, говорила только, что
у него лицо и манеры немецкие, неподходящие к русскому вкусу.
Говорила также и повторяю теперь, что замуж за него никогда
бы не вышла. А он мне говорил* в глаза, что никогда и ни за
что бы не женился на мне, значит мы квиты.
Если этот самый Фединька боится бога, то он мог бы не от-
рекаться от своих слов и сообщить вам, что барышнями в Цю-
рихе были очень недовольны; а что там теперь, не знаю. Не-
мудрено, что ваша сестра Ан. Вас. их одобряет: ех-городни-
чиха и курит тютюн! А помните, что вы рассказывали о порядке
в их жилище? Те черты, которые наиболее шокируют ино-
странцев, нисколько не шокируют нас. Здесь в Киеве я тоже
С. Штрайх. — Героиня романа «Что делать?» в ее письмах 597
вижу барынь, которые дома преблагополучно пройдут своей до-
рогой, а за границей покажутся дикарками.
Конечно, есть между цюрихскими русскими барышнями много
хороших и благородных женщин, но много и дурных, или
пустых, и за них платятся хорошие; а кроме того, там более
склонны замечать дурное, чем хорошее в учащихся женщинах,
Я сама слышала от Горнера в Утрехте крайне печальные вещи.
Моя душа все в прежнем состоянии. Хожу в клинику, читаю,
перевожу... но никогда не вздыхаю о husband’e. 1 А оный
процветает и творит чудеса в Москве. Хороший он человек,
только мы не созданы друг для друга. Но в Англии, где
<false pretence», 2 под которым я должна была существовать,
разрывали мне душу, я не раз искренно жалела, что не перело-
мила в себе разных разностей и не осталась в семье. Знакомых
у меня мало, мне еще скучнее, когда я побываю в гостях, все
знакомые мои — люди семейные, и моя бездомность резче вы-
плывает в моем сознании в этой атмосфере. Уж лучше сидеть
скорпионом, пока не удастся завестись домом в Питере
и зажить по-человечески.
Мой аспид [И. М. Сеченов] ужасно плачется на меня за свое
вечное одиночество, и потому я решилась ехать к нему
на целый месяц с 10 декабря по 10 и даже 1 5 января. Он рабо-
тает очень усердно, и кажется, работа ладится. Мечников
[Ил. Ил.] остается его верным спутником, а со мной всегда
ведет войну. Ему бы хотелось, чтобы я, бросив все (т. е. работу
и высшие стремления), переселялась бы в Одессу.
Большое спасибо за хлопоты о книгах для моего брата. Только
я не знаю, как с ними быть. Вы дали мне только адрес
издателя, а не mrs или miss Taylor. Как я ей напишу?
Кроме того, я скоро уеду, и ответ может затеряться, ибо киев-
ская почта крайне элементарна. Я бы поручила Морганше схо-
дить к mrs Taylor, но ведь Морганша не пойдет. Не мо-
жете ли вы меня выручить через ваших лондонских con-
nexions? 3
Я написала Евдокимову и буду ждать его ответа, а вы пока
напишите в Лондон и выпишите Бокля, Смайльса и Elements
of physiology Спенсера, 4 для Ив. Мих. [Сеченова]. Книги эти
1 Муж — П. И. Боков.
2 Лживое притворство, фарисейство — намек на семейное положение
М. А. .Боковой, повенчавшейся с Сеченовым лишь в 90-х годах.
3 Связи.
4 Описка; надо: «Основы психологии»; см. следующее письмо.
598 С. Штрайх. — Героиня романа «Что делать?» в ее письмах
попадут в мои руки скоро только в том случае, если вы их адре-
суете в университетскую библиотеку в Киев. Она имеет право
получать книги без цензуры. Предупредите только вашего брата,
чтобы он предупредил библиотекаря, что эти книги его.
Ал. Онуфр., конечно, не откажется передать их мне.
Хотелось бы прочесть книгу Штрауса. Сделайте смету, что
все это будет стоить, я сейчас же вышлю вам деньги
(бумажками или векселем?). Пожалуйста, напишите вы
в Paternoster Row, вы ведь знаете, как писать деловые письма
англичанам, а я в этом отношении... 1 Пожалуйста.
Конечно, один том Бокля должен принадлежать Анне Вас.
[Жаклар]; сделаем так: первый я (по крайней мере, половину
я, а другую брат, чтобы не задерживать издания), второй том
она *, третий мой брат. Буду ждать вашего ответа.
Стало быть в январе увидимся?
М. Б.
Не потеряли ли вы муравья в янтаре. Помните, что вы мне
его подарили для Фореля.
23 ноября
Р. S. и, как всегда у баб, самое важное:
Решилась и написала в Лондон насчет позволения переводить;
значит, вам остается похлопотать только о выписке resp.
высылке книг; а это я вас очень прошу сделать, ради цензуры.
Ваш брат у меня не был. Верно некогда.
До свиданья.
М. Б.
Поздравляю с будущим племянником-цей! Вот наложатся на
вас еще новые обязанности. Дяденька!
Что вы слыхали про Лонечку? Здорова ли его бедная жена?.
Мио стоит, на свинье — выражение, связанное с палеонтологическими
исследованиями В. О. Ковалевского.
. Фединька—Федор Федорович Эрисман, известный гигиенист, швей-
царец по рождению (1842—1915). Эрисман был уже университетским пре-
подавателем в своем родном Цюрихе, когда познакомился с приехавшей
туда учиться медицине Над. Прок. Сусловой (1843—1918) и женился
на. ней. Вследствие этого сблизился с русскими радикальными кружками.
Не разобрано английское слово—по смыслу: беспомощна.
Только она должна быть исправна! — Л/. Б.
МАРИЯ АЛЕКСАНДРОВНА
БОКОВА-СЕЧЕНОВА
В конце 60-х годов XIX века»

С. Штрайх, — Героиня романа «Что делать?» в ее письмах
601
В 1869 году переехал в Россию; был видным общественйым деятелем,
профессором Московского университета (с 1882 года), откуда устранен за
политическую неблагонадежность (в 1896 году). В 1872 году был в Гер-
мании.
Барышнями в Цюрихе были очень недовольны.,. —Отголосок гонения на
русских студенток в Цюрихе. В 1872 году там образовалась значительная
колония русских учащихся, занимавшихся также организацией революцион-
ных кружков для пропаганды в России. Царское правительство всполоши-
лось, приняло свои меры, в 1873 году издало указ, требовавший оставле-
ния русскими учащимися женщингими Цюриха и возводивший на них гнус-
ную клевету. Об этом много рассказов современников события, лучший —
у В. Н. Фигнер в ее «Запечатленном труде».
Ваша сестра Ан. Вас...— сестра С. В. Ковалевской, Анна Васильевна
Жаклар, жила тогда в Цюрихе.
«Ех-городничиха»—бывшая коммунарка — шутливое прозвище А. В..
Жаклар по поводу ее участия в правительстве Парижской коммуны
1871 года.
Я написала Евдокимову, —Вас. Як. Евдокимов, участник радикальных,
кружков 60-х и 70-х годов, ближайший помощник ’А. А. Черкесова по его
пропагандистской библиотечно-издательской деятельности. Бывший офицер
(род. в 1839 году, ум. после революции в 1917 году), принимал участие
в разных артельных начинаниях 60-х годов и состоял на плохом счету
у правительства, как упорный «нигилист». Привлекался к процессу не-
чаевцев (186V—1870), но освобожден за отсутствием улик и прикосно-
венности к пропаганде и к убийству студента Иванова. Всегда был в при-
ятельских отношениях с В. О. Ковалевским; и вел коммерческую сторону
его издательских дел.
Книга Штрауса —см. следующее письмо.	<
Дяденька — вскоре А. В. Жаклар (сестра С. В. Ковалевской) родила
сына.
На конверте; В Баварию. Herrn Dr Kowalewsky. 80 Amalienstrasse
4 Munchen. Штемпеля: Киев 24 ноября 1872. Почтовый вагон 25 ноября
1872. Мюнхен 10 декабря.
5
2/14 декабря. Киев [1872 г.]
Как нам теперь быть? Евдокимов не хочет издавать Бокля.
Боится цензуры, которая теперь ужасна, и слишком больших
затрат на издание. Переводить для неизвестных мне издателей
не хочу. Обманута. А так как тут будет итти дело о моем
брате, то я должна быть осторожна.
Смайльса же Евдокимов издаст с удовольствием.
Если вы еще не выписали Бокля,-то н е выписывайте, а вы-
пишите только Смайльса. Я думаю теперь, что книги можна
послать всего лучше в Одессу на имя аспида [И. М. Сеченова].
Может быть вашему брату неприятно будет входить в перего-
воры с здешними господами. Можно также привезти книги
602 С. Штрайх. — Героиня романа «Что делать?» в ее письмах
с собой, если вы действительно приедете сюда в начале января.
Пожалуйста, не забудьте Спенсера, только я по ошибке напи-
сала, кажется, в прошлый раз Elements of physiology, вместо
psychology. Все виноват аспид-физиолог, о котором я, ве-
роятно, думала в это время.
Если можете достать Middlemarch — достаньте. Здесь его нет
нигде. A Alter u. neuer Glaube [«Старая и новая вера» —
Д. Штрауса] ?
Прощайте, бегу в клинику и 8 — 10 уезжаю из Киева. Жду не
дождусь.
До свиданья. Рассчитайте время путешествия писем и пишите
лучше прямо в Одессу Ив. Мих. [Сеченову] для передачи мне.
Ваш брат принес мне вчера Дарвина. Хорошенькая книжка
и вероятно хорошо пойдет. Происхождение человека скоро пой-
дет 2-м изданием. Каково? Ведь эта книга вышла в январе 72.
Цензура, кажется, не позволяет, чтобы на 2-м издании стояло
«Происхождение человека и подбор», а просто «Человек». До
чего мы доживем?
Меня очень интересует вопрос о книгах. Пожалуйста, отве-
чайте поскорее, как вы распорядились.
Жму вашу лапку М. Б.
Хорошенькая книжка Дарвина—«О выражении ощущений у чело-
века и животных», перевод с корректурных листов, присланных автором,
под ред. А. О. Ковалевского, СПБ. 1872 (переиздано в 1927 году).
«Происхождение человека и подбор по отношению полу», перевод
под ред. И. М. Сеченова. Первое издание книжного магазина А. А. Чер-
кесова, 1871; второе издание— 1873, под тем же названием.
Следующее по времени письмо Марии Александровны относится к ян-
варю 1873 года, когда В. О. Ковалевский держал магистерские экзамены
в Одессе. Оно поступило в мое распоряжение, когда заканчивалась печа-
танием изданная под моей редакцией книга «Борьба за науку в царской
России» (М. 1931), и как естественное дополнение к собранным в ней
материалам помещено в приложениях к ней. Воспроизводится здесь
в виду непосредственной связи с настоящей серией писем.
6
Одесса, 11 января 73
Милый Ковалевский,
Илья Ильич [Мечников] сидит с завязанными больными
глазами и не может вам писать, он оправлялся в университете
по вашим делам и поручил сообщить вам следующее:
С. Штрайх. — Героиня романа «Что делать?» в ее письмах
603
Экзамен придется держать: из минералогии, геогнозии
и палеонтологии (главные предметы) ; затем из опытной физики
и аналитической химии (побочные предметы). Химию заме-
нить зоологией нельзя. Хотя вам нет ни малейшей надобно-
сти беспокоиться о побочных предметах, потому что из них
экзаменуют pro forma [для вида], тем не менее Ильяч
Ильич советует держать экзамен на магистра зоологии. При
этом он считает совершенно возможным для вас получение
места на доцента по палеонтологии, так как сия наука
принадлежит к главным предметам для экзамена на магистра
зоологии. На магистра зоологии требуют: зоологию описатель-
ную, сравнительную анатомию, физиологию и палеонтологию —
главные предметы; химия или ботаника — побочные предметы.
Вальц из ботаники будет экзаменовать снисходительно (т. е.
вовсе нет), а Илья Ильич соглашается дать вам wink [намек,
подмигивание] насчет зоологии.
Приличие требует для диссертации три печатных листа.
Торопитесь и присылайте прошение на имя ректора.
Присылайте диплом; если есть напечатанные работы, то и их.
Теперь отвечаю на вопрос, адресованный мне. Я слыхала
в Киеве про стенографку г-жу Символистову, но дела с ней
не имела. С виду бурая и будет держать вас в должном реш-
пекте. Советую познакомиться для нравственной пользы.
Сама я писала под диктовку с очень милой барышней; она
пишет с поразительной быстротой, ошибок не делает никаких,
берет 5 р. с листа. Милая, добрая и хорошая. Адрес: Тарасов-
ская улица, дом Стышинской, кв. г-жи Ивановской (на правой
стороне улицы, считая от университета, 5 дом от угла). Она
может узнать адрес Символистовой.
Проф. Вальц приехал.
Вот и все дела. Прощайте. До скорого свидания в конце
января.
М. Б.
А мои книги?!!!
Летом 1872 года В. О. Ковалевский встретился в Лондоне с И. М. Се-
ченовым, котооый недавно был привлечен’ И. И. Мечниковым bi Одесский
университет. Оба были приятелями Ковалевского по петербургским науч-
ным и «нигилистическим» кружкам. Разговорились о желании В. О. про-
должать научную деятельность при русском университете. И. М. звал
Ковалевского держать экзамены в Одессе: для такого выдающегося уче-
ного, признанного крупнейшими европейскими специалистами, экзамен дол-
жен пройти только как цустая формальность; легче всего провести, это
дело в Одессе, где специалистами по геологии и палеонтологии состоят
604 С. Штрайх. — Героиня романа «Что делать?» в ее письмах
Н. А. Головкински-йи друг Мечникова и Сеченова, и И. Ф. Синцов,,
избранный в 1871 году доцентом по предложению Мечникова; в виду этого
можно надеяться, по крайней мере, на объективное отношение к экзаме-
нуемому, прошедшему подготовку не только не под руководством своих
русских экзаменаторов, но в чужой стране, да еще пришедшему к данной
науке из такой далекой области, как юриспруденция; в других универси-
тетах к такому аспиранту отнесутся безусловно враждебно.
Со свойственной ему экспансивностью Ковалевский отозвался очень
резко о научных достоинствах одного из его будущих экзаменаторов,.
И. Ф. Синцова, который в науке никаких звезд не хватал и за всю свою
долгую жизнь никакого открытия не сделал. Сеченов, с своей правдивостью
и наивностью истинного подвижника науки, по приезде в Одессу высказы-
вал в университетских кругах, что вот-де Синцов занимает кафедру,
а в науке-то он очень слаб. Дошли эти слухи до Синцова, который опро-
вергнуть слова Ковалевского по существу не мог, но затаил против него-
злобу. Ковалевский, несмотря на свою . большую практическую сметку, не
рассчитал одесской обстановки: в Синцове он имел открытого противника,
Головкинский задержался в заграничной командировке, Мечников был
подавлен и своей болезнью, и тяжелым положением своей жены Людмилы
Васильевны, умиравшей на Мадере от чахотки. Хотя уже с первых вопро-
сов видно было, что Синцов делает на экзамене подвохи, Ковалевский,
в сознании своей научной подготовки, упорно продолжал испытания. Син-
цов учел положение вещей и решил обеспечить себя в будущем от возмож-
ных нападок человека, собирающегося получить ученую степень при его
же содействии. Задав Ковалевскому целый ряд каверзных вопросов, на
которые и сам Синцов мог ответить только потому, что предварительно
специально подобрал их, этот университетский чиновник провалил
на экзамене и признал недостойным скромного звания магистранта чело-
века, который и тогда уже, и в наши дни признан по своим трудам достой-
ным продолжателем дела великого Кювье и лучшим сподвижником гени-
ального Дарвина. Ковалевский был лишен возможности защищать диссер-
тацию, хотя западноевропейские специалисты тогда же признали его
выдающимся палеонтологом, никем не превзойденным по развитию и ши-
роте научного кругозора, труды которого и теперь еще дают руководящие
идеи для новых исследований.
Произошел скандал, нашедший отражение в нескольких печатных доку-
ментах и более или менее подробно освещенный в названной выше книге
«Борьба за науку в царской России». В. О. Ковалевский после этого
снова держал экзамены у знаменитых европейских ученых, в том числе
у величайшего геолога XIX столетия Эд. Зюсса, блестяще доказал свою
подготовленность к занятию кафедры в университете, которую ему предла-
гали в Австрии. В России он магистрировался позднее — при Петербург-
ском университете, получил ученую степень, но моральный удар, нанесен-
ный Синцовым, сильно отразился на нем. Русская официальная наука
потеряла выдающегося деятеля по интригам тупого чиновника.
После одесского скандала Ковалевский выехал в Германию, куда ему
писала Мария Александровка.
Бурая эпитет, применявшийся к так называемым нигилисткам-демократ-
кам 60 — 70-х годов, в отличие от нигилисток-дворянок,, в роде Сеченовой,
Кевалевской и др.
С. Штрайх. — Героиня романа «Что делать?» в ее письмах 605
7
3/15 мая. Одесса [1873 г.]
Милый Ковалевский, наконец-то Вы отозвались. А я уже
начинала бояться, чтобы Вы не вздумали чего-нибудь недоброго
или- не заболели после всех одесских досад и неприятностей.
Хотела Вам писать, но не знала куда.
В Крыму мы не были. У Ив. Мих. [Сеченова] была работа на
руках, а у меня желание экономничать, чтобы иметь лишние
деньги на поездку в Уфу, куда перевели моего брата. Вот и не
увижу я южного берега. А все Вы. Если бы Вы с нами тогда
поехали, то экскурсия бы состоялась.
Ив. Мих. очень занят и весел, несмотря на то, что у него
«разъезжаются» иногда глаза, а про поясницу он час от часу
изволит докладывать «опять вступил о». Но что это обо-
значает, я не знаю; очевидно ничего ужасного, потому что он
ходит прямее тополя и очень бойко и вовсе не охает.
Умовы едут завтра вечером за границу и в понедельник
или вторник, т. е. 7 или 8 (старого стиля), т. е. 19 или
20 будут в Мюнхене с вечерним поездом, в 10 (из Вены выедут
в 9 час. утра). Пожалуйста, приходите их встретить и пре-
проводите в хороший недорогой отель. Они останутся недолго,
дня 2, и потому Вы их водите смотреть только самые хорошие
вещи и помните, что Ел. Леон, не совсем здорова и что уста-
лость расстраивает ей нервы.
От Мечникова есть письма; его бедная жена умерла, и он
теперь в Женеве, а куда поедет после — неизвестно. К вам есть
два письма, кои передадут Вам Умовы. Очень рада, что вашему
брату такая удача.
Не менее того радуюсь, что материал для пашквиля накоп-
ляется. Здесь Свинцов, Вальц и К° делают удивительные вещи,
о чем узнаете от Ел. Леон. Я ее теперь полюбила. Она добрая
в самом деле и лучше, чем кажется.
Новостей никаких. Уезжаю в конце этого месяца. Прощайте,
пишу второпях, только для того, чтобы мое письмо могло
известить вас о приезде Умовых.
Ив. Мих. вам очень,кланяется и я тоже.	М. Б.
Умовы — известный профессор физики (в то время в Одессу, позднее
в Москве) и общественный деятель Н. А. и его жена Е. Л. О них вообще
и об этой поездке в частности — в письме И. М. Сеченова к И. И. Меч-
никову в книге «Борьба за науку в царской России».
Гедная жени умзрла.— Первая жена И. И. Мечникова (с декабря
1868) — Л. В. Федорович — умерла в апреле 1873 года. Вторично Меч-
ников женился в 1875 году на Ольге Николаевне Белокопытовой, которая
606 С. Штрайх. — Героиня романа «Что делать?» в ее письмах
здравствует поныне; много писала об И. И. Мечникове; главный ее труд
о нем—«Жизнь Ильи Ильича Мечникова». М. 1926. См. еще книгу
«Борьба за науку в царской России». М. 1931, где помещены две статьи
О. Н. о Мечникове.
Материал, для пашквиля — брошюра об одесском экзаменационном скан-
дале: «В. О. Ковалевский. — Заметки о моем магистерском экзамене, 1£иев
1874», где доказаны каверзные постуйки И. Ф. Синцова по отношению
к В. О. Ковалевскому в январе 1873 года.
Свини>ов — И. Ф. Синцов.
Валъи, (Як. Як.) — профессор ботаники в Одессе, бывший раньше
в прогрессивной группе профессоров. Под влиянием личных переживаний
в это самое время он стал невменяемым, хотя еще несколько лет занимал
кафедру. Непробудное пьянство привело. Вальца в компанию одесских
портовых босяков, затем в) больницу для умалишенных, где он пытался
лишить себя жизни, но прожил в ней 25 лет.
На конверте: Herrn Dr. W. Kowalewsky. 3 Hofgartenstrasse Munchen.
В Мюнхен, Почтовые штемпеля: Одесса 4 мая 1873 г., Мюнхен
1 9 мая.
8
[Петербург] 24 ноября [1873 г.'
Милый Ковалевский, сию минуту получила Ваше письмо
с упреками, которых положительно не заслуживаю. Тотчас по
получении Вашего письма (через Евдокимова) писала Вам
в Лозанну poste restante, как Вы изволили назначить, длин-
ное письмо, где рассказала, как живу и что делаю. Теперь по-
вторять того же не хочется. Казнитесь и учитесь давать точ-
ные адреса. Весьма вероятно, что прежде чем это письмо дойдет
до Вас, Вы уже будете совсем не в Мюнхене, и моя вторая
эпопея погибнет подобно первой.
Вообще я живу по-старому, точно никогда не выезжала из
Питера (адрес мой: Эртелев 2, кв. 22). Во мне самой тоже нет
никаких перемен, кроме того, что скучаю меньше прежнего.
Года берут свое и привыкаешь безропотно вертеть свое колесо.
Медицинской практики я боюсь, как огня, и решилась от нее
отделаться. Сил никаких нет выходить на новую борьбу. Или
устроюсь в больницу, или буду век переводить, если не возь-
мусь за сочинение романов — конечно, не своих и не чужих,
а выдуманных и изображенных черными чернилами на белой
бумаге.
Я писала уже Вам в Лозанну, что провела весной несколько
весьма приятных месяцев в Одессе. С приездом Ил. Ил. [Меч-
никова] исчезло, точно каким-нибудь очарованием, все неприят-
ное в моей тамошней жизни. Потом я ездила к брату [В. А.
МАРИЯ АЛЕКСАНДРОВНА\СЕЧЕНОВА ,

С. Штрайх. — Героиня романа «Что делать?» в ее письмах
609
Обручеву], потом гостила ^матери в деревне и вернулась
в Петербург в сентябре, п с?л ожительно толстая и крас-
ная. Теперь, разумеется, все исчезло; я сижу за писаньем с утра
до ночи, бледнею и худею страшно. С. Сусл[овой, Над. Прок.]
.мы видимся так часто и находимся в такой дружбе, как нико-
гда. Передавала через нее поклоны Ф. Ф. [Эрисману], но ве-
роятно она оных ему не передала. Поэтому Вы поклонитесь ему
от меня.
Не верьте.слухам об избрании Ив. Мих. [Сеченова] в Акад.
[Наук]. Это вышло какое-то недоразумение со стороны Ловц
[ова]. Ничего подобного нет. На рождество мое зелье [Сече-
нов], конечно, приедет. По письмам видно, что он проводит там
время очень весело и работает с увлечением. Мечн[иков
Ид. Ил.] отклонился в сторону Вальцов и Свинц[ова], о чем
тоже Вам было писано.
Вижу из Ваших писем, что с Вами произошли какие-то мета-
морфозы. Желаю от всего сердца, чтобы оные способствовали
Вашему счастью. Если Вы приедете в феврале, что, конечно,
бог должен захотеть, потому что этого желает женщина, то я,
во-первых, буду очень рада, а во-вторых, буду, вести с Вами
длинные речи. Евр[еинова А. М.] здесь, но глаз не кажет
ни к кому. Хлопочет здесь об экзамене и о том, чтоб ее диссер-
тация вышла на 5 языках. Бесстрашная барышня.
Теперь я разболталась и охотно взяла бы второй листок,
но почти уверена, что Ваш след уже простыл в Мюнхене. Итак,
до свиданья. Пишите и не забывайте старых друзей.
М. Б.
Не забудьте поклониться от меня Соф. Вас. [Ковалевской]
Недоразумение со стороны Ло&ирва.— С. II. Ловцов—редактор спе-
циального медицинского журнала, где помещено было сообщение об избра-
нии И. М. Сеченова в Академию Наук. Официально Сеченову предлагали
звание академика в начале 60-х годов. Он отказался, считая себя, по ве-
ликой скромности, незаслужившим эту честь. Вторично его избрали в Ака-
демию в середине 80-х годов. М1Листр внутренних Дел Д- А. Толстой,
по своему званию президента Академии и по своему положению храни-
теля самодержавия и православия, запретил дать ход этому избранию.
Подробности см. в книге «Борьба за науку в царской России», в письмах
Сеченова — о других, частных предложениях ему из академических кругов
(в 1870 году). Ср. также со следующим письмом М. А. 'Сеченовой к В. О.
Ковалевскому.
Метаморфозы...— В это* время изменилось семейное положение Ковалев-
ских. Из фиктивного, на чем долго, упорно и резко настаивала Софья
Васильевна, чуждавшаяся своего мужа, брак превратился в фактический.
39 «Звенья» № 3
610 С. Штрайх. — Героиня романа «Уто делать?» в ее письмах
Летом 1-874 года они переехали в-Россию—в деревню Корвин-Кру ковских.
Осенью того же года ' поселились в Петербурге, где их семейная жизнь
протекала в сложной и превратной обстан-овисе вплоть до 1879 'года. С
1880 года начался -разлад между супругами, закончившийся} разъездом их
в 1881 году. Семейная жизнь больше не! налаживалась, несмотря на ста-
рания В. О. Ковалевского.
Евреинова — А. М., первая русская жеищина-юрист, бежавшая из роди-
тельского дома от сластолюбивых домогательств царского брата, вел. князя
Николая Николаевича старшего,, которому содействовал отец Евреиновой,
занимавший видное придворное положение. В конце 80-х и начале 90-х
годов издавала журнал «Северный вестник», где печатались С. В. Кова-
левская и ее сестра, А. В; Жаклар.
9
[Дер. Клепенино] 3 августа [1875 г.]
Мне бы очень хотелось поболтать с Вами, дорогой Владимир
Онуфриевич, в ответ на Ваше милое первое письмо; но деловое
второе заставляет обратиться прежде всего к решению вопроса
о переводе. Шесть листов Брема возьму с удовольствием — если
можно будет представить их не раньше конца августа или
самого начала сентября. К половине августа успеть невозможно.
Рассудите сами: мое письмо пойдет завтра и раньше недели
или десяти дней никак не получу Вашей посылки. А это
и будет почти половина августа. В город посылают от нас,
правда, довольно часто, но все же посылка пролежит несколько
дней, потому что, получив объявление, надо снова посылать
за пакетом.
Наконец, я здесь не совсем свободна, и какие-нибудь гости
могут отнять день-другой, что будет большой задержкой при
спешной работе. Имейте все это в виду при назначении срока
окончания -работы и, если Вы увидите, что я могу задержать
выход книги и что кто-нибудь другой может кончить быстрее,
то и не присылайте мне Брема. Нечего и говорить, что зевать
я не буду.
Работе этой очень рада еще и потому, что «Знание» запре-
щено на 1/2) года и, конечно, воспользуется этим обстоятель-
ством, чтобы распустить всех своих рабочих. Надеюсь, что они,
по крайней мере, известят меня, какие у них намерения на мой
счет.
Представьте себе, приглашение Ив. Мих. [Сеченова] в Меди-
цинскую] акад[емию]—правда, но он отказался. Как мне
ни приятно было бы жить с ним в Питере, однако я не ропщу,
а напротив сочувствую этому отказу. Раз он нашел причины
С. Штрайх. — Героиня романа «Что делать?» в ее письмах
611
выходить из акад[емии], возвращаться не следует, потому что
ничто там не изменилось к лучшему в эти 3—4 года. Остается
одна надежда, что его выберут в университет. Агитируйте,
когда поедете в Питер и увидите проф [ессоров].
Впрочем, до съезда этих господ мы еще увидимся с Вами или
в деревне или в Питерйе. Очень мило было бы с Вашей сто-
роны заехать к нам. В конце августа я еще буду здесь. Ехать
следует так: из Москвы или Питера до ст. Осташкове, откуда
поезд выходит во Ржев около 6 часов утра. В полдень Вы
во Ржеве и, если дали знать нам во-время, находите
там наших коней и едете по т. наз. осташковской дороге 20 верст
до нашей деревни — Клепенина. Ив. Мих. уезжает 10; но я
и моя мать будем Вам очень рады. Место у нас хорошенькое,
прогулок много; есть даже болота и леса, в кот[орых] водится
дичь. *
Я буду жить попрежнему в доме Шландера, но намереваюсь
вознаградить себя за прошлую зиму и выезжать в свет. Буду
бывать в театре. Жаль, что Вы поселились так далеко, но это
не помешает нам видеться — если только занятия Софьи Ва-
сильевны дадут ей время на приемы гостей. Все мы были огор-
чены известием о ее болезни и о том, что она плохо попра-
вляется. Неужели и деревня не принесла ей пользы. На меня
деревенский воздух подействовал весьма благодетельно. Я со-
всем здорова и весела. Это лето я не раз чувствовала себя сча-
стливой. Не могу не жалеть, что опять придется жить врозь
с Ив. Мих. почти всю зиму, но так как счастье балует людей,
то я и возмечтала и все льщу себя надеждами на перевод
Ив. Мих. в Петербургский] университет.
Спасибо за предложение места в Михайл[овском] театре. Как-
нибудь воспользуюсь — только это введет меня в знакомство
с Шперками, которые вряд ли будут по душе. А впрочем
увидим.
А теперь прощайте, или лучше до свиданья у нас, в конце
августа. Доставите нам большое удовольствие. А Софья Ва-
сильевна не решится заехать к нам? Как бы это было мило
с ее стороны. Если приедете, дайте знать заранее, чтобы мы вы-
слали лошадей. Спасибо Вам за Ваше письмо и память обо мне.
Вы в самом деле трогаете меня своим постоянством в дружбе;
я внутренне плачу Вам тем же, но ленюсь писать и потому
не заслуживаю, чтобы мне писали такие хорошие письма.
* Кстати о зверях, не забудьте названия насекомых в Бреме. — М. Б.
39'
612 С. Штрайх. — Героиня романа «Что делать?» в ее письмах
Моя мамаша Вам очень кланяется. Самый задушевный при-
вет от меня и Ив. Мих. Софье Васильевне. Ив. Мих. Вам очень
кланяется.
Брем—издававшийся В. О. Ковалевским русский перевод «Жизни живот-
ных» А. Брэма.
Журнал «Знание» приостановлен на шесть месяцев распоряжением от
26 июня 1875 года.
О новом приглашении Сеченова в Академию (Наук других сведений
нет. Ничего не говорит об этом и биограф Сеченова — М. Н. Шатерников
(ср. в книге «Борьба за науку в царской России»). Вышел И. М. из Ме-
дико-хирургической академии в 1871 году в виде протеста против преда-
тельского забаллотирования там (1869) И. И. Мечникова, которого Сеченов
рекомендовал на свободную кафедру зоологии. В Петербургский универси-
тет Сеченов перешел из Одессы осенью 1876 года.
Вы поселились так далеко.— Ковалевские жили в Петербурге на Ва-
сильевском острове, далеко от Эртелева переулка, где проживала в Петер-
бурге М. А. Бокова.
Шперки—семья доктора Э. Ф. Шперка.
10
[Одесса] 17 Марта 1876
Дорогой Владимир Онуфриевич!.
Во-первых, тысячу извинений в долгом молчании, а затем
о деле. Ксенофонта перевожу; в первых числах апреля получите
первую половину книжки, а через неделю и вторую. С Воевод-
ским говорила. Ответ свой он хотел передать вашему брату,
но не знаю, выполнил ли свое намерение, и потому предпочитаю
сообщить Вам его ответ, рискуя попасть в повторение. Сначала
он хотел просмотреть Ювенала и Лукиана и высказывал жела-
ние за них взяться. Но потом сделался нездоров и усмотрел
необходимость заняться своей диссертацией. Посему от перевода
и просмотра отказался наотрез относительно Ювенала и Лу-
киана, обещав мне указать все источники и помочь устными
советами в случае недоразумений. Горация же знать не хочет.
Я намерена взяться в апреле за Лукиана, к коему имею все
ключи, и, конечно, не успею перевести больше этой книжки
до конца моего пребывания в Одессе. Сообразуйтесь с этим.
Скажите, прислать ли Вам обратно Ювенала (суще-
ствует превосход [ный] перевод Благовещенского, по словам Вое-
водского) и Горация, или же оставить их у себя и переводить
летом.
С. Штрайх, — Героиня романа «.Что делать?» в ее письмах
613
Я не знаю, передавал ли Вам Александр Онуфриевич [Кова-
левский], что В[оеводский] почти отказался от Софокла и Еври-
пида за недосугом; т. е. хотел положительно отказаться, если
Вы снимете с него данное им слово. Но это до меня не касается.
Меня мучат только вверенные мне книжки, с коими не знаю
что делать. Покончите с моими сомнениями.
Кажется Вам предстоит «opening».1 Поздравляю и желаю,
чтобы Вы не отвергли этого залога оседлой жизни, противной
Вашей природе. Не знаю, переведут ли нас. Все еще боюсь
больше, чем надеюсь.
Татьяна Кир. говорила мне, что Юл. Вс. безнадежно больна.
Возможно ли это? Пожалуйста, напишите. Так жаль ее, бедную,
такую добрую и кроткую. А С. Вас. где? Я с ней не простилась
в Москве. П. Ив. [Боков] увез меня с быстротой молнии в на-
дежде застать еще курский поезд — увы, эти надежды не осу-
ществились. Мы опоздали и прождали в вокзале до 4-х часов.
Было, конечно, время раскаяться в безумном бегстве.
Сплетен на этот раз не существует. Ил. Ил. [Мечников] поль-
зуется безмятежным счастьем; жена [вторая] с виду тоже. Едут
на Кавказ и в степи. Оба пополнели, она умеренно, он чересчур
сильно, и это ему не к лицу.
Умовы [Н. А. и Е. Л.] ушли в семейную жизнь и покупку
имения. Дочка поглощает все ее мысли; беседы с жидами и по-
ездки по их указаниям — все его (лекции и т. д., конечно,
исключены).
Спиро уезжает за границу; у нас остается очень мало знако-
мых. Впрочем, я такая домоседка, что меня никуда и не тянет.
Когда выдается свободный от переводов (краденый) вечер,
я так рада сидеть с Ив. Мих. и читать книжки; для него этот
процесс имеет всю прелесть повизны — до того он был
поглощен все это время СО2 [работы Сеченова с раствора1ми
солей].
Мы оба здоровы и веселы. А Вы что поделываете? Пожалуй-
ста, напишите. Не платите мне злом за зло. Я строчу столько
каждый день, что у меня остается впечатление, будто я напи-
сала уже всем на свете, и я постоянно жду ответов. Жму Вам
руку.
М, Б.
1 Удобный случай—обосноваться в Петербургском университете в каче-
стве приват-доцента.
614 С. Штрайх. — Героиня романа «Что делать?» в ее письмах
Ив. Мих. кланяется Вам и Соф. 'Вас. (которой и я кланяюсь)
и желает Вам всякого благополучия. Поклонитесь Над. Прок,
и Ф. Ф. и Ал. Еф.
Л. Ф. Воеводский — профессор классической филологии в Одессе
с 1875 года.
А. О. Ковалевский был профессором зоологии в Одессе с 1874 года.
Переведут, ли нас—-утверждение И. М. Сеченова профессором Петер-
бургского университета находилось одно время под сомнением.
Татьяна Кирилловна — жена А. О. Ковалевского.
Юл. Вс.— Юлия Всеволодовна Лермонтова—подруга С. В. Ковалевской.
П А. Спиро — ассистент Сеченова в Одессе.
Названия древне-классических авторов в этом письме—из серии книг,
издававшихся В. О. Ковалевским для школ и самообразования.
Над. Прок.—Суслова; Ф. Ф.— Эрисман, ее первый муж; Ал. Еф. —
просЬ. Голубев, ее второй муж.
На конверте: С. Петербург, Вас. остров, уг. 4-й линии и Малого
просп., дом Лихониной. Влад. Онуфр. Ковалевскому, Штемпеля:
Одесса 18 марта, Петербург 22 марта 1876.
И
[Одесса! 9 апреля [1876 г.]
Пишу Вам с сокрушенным сердцем. В переводе осталась непо-
правленной очень важная ошибка. Надеюсь, однако, что по-
правка придет еще во-время. Обратите внимание: ка-
жется в гл. III, словом в начале отступления греков, на
и5с арриергард нападает Тиссаферн с slingers'aMH. Не зная,
что это такое, я оставила пробел для справок. Ив. Мих. [Сече-
нов] уверил меня, что это арканщики, и с той поры везде, т. е.
раза три или четыре слово «арканщики» стоит в переводе.
Между тем, по справке оказалось, что slingers—пращ-
ники. Пожалуйста, исправьте в корректуре, иначе выйдет
очень скверно. Воображение будет постоянно переносить
читателя из классической Эллады в Южную Америку (Ив. Мих.
в настоящую минуту помирает со смеху над моим отчаянием).
Далее, при описании сражения с Артаксерксом говорится
о вооруженных колесницах. Следует поставить: колес-
ницы, вооруженные косами.
Там же в боевом строю идут люди с плетеными «wicked
target», — Ив. Мих. поставил «плетеные корзин ы».
Мне кажется, что это вздор, но я не знаю, как исправить. Спро-
сите у знатока.
Вообще здесь не нашлось никаких источников для Ксе-
нофонта, «Анабазиса» нет нигде, хотя пеоевод (древний) суще-
С. Штрайх. — Героиня романа «Что делать?» в ее письмах 615
ствует. Не ручаюсь поэтому за имена. Обратите внимание при
корректуре.
У меня часто стоит кавалерия — не лучше ли ставить «кон-
ница» ?
В «Киропедии», в эпизоде с Пантеей, Абрадар едет на колес-
нице with four poles.1 Тот же классик (Ив. Мих.) уверил, что
это «четырехколесная колесница».
«Phaedo» Платона у меня переведен «Федон». Верно ли?
Вообще, пожалуйста, имейте глаз за корректурой. Даю себе
клятву не брать переводов в отъезд. Всякий пустяк, кот[орый]
на месте исправила бы в 5 мин[ут], становится источником тер-
заний.
Прощайте, будьте здоровы. Желаю теперь только одного,
чтобы поправки пришли во-время.
Преданная вам М. Б.
Передайте привет С. В. Ив. Мих. очень кланяется.
Этим кончается дошедшее до нас собрание писем М. А. Боковой-Сече-
новой к В. О. Ковалевскому. Его письма к Марии Александровне, как
сообщил мне М. Н. Шатерников, не сохранились. Переехав осенью
1876 года в Петербург, Сеченовы виделись с Ковалевскими очень часто.
Жизнь Владимира Онуфриевича в Петербурге была тяжелая. Экзамен на
магистра он выдержал в 1875 году и тогда же защитил диссертацию.
В столицах не было для него свободной кафедры, а в провинцию ехать
не могли — деловые комбинации не пускали да и Софья Васильевна не
хотела.
В. О. Ковалевский увлекся делячеством, от издательства перешел
в к рунную промышленность. Эпоха русского грюндерства захватила его.
В. О. стал строить огромные дома, принял участие в одной промышлен-
ной компании, руководимой аферистами большого масштаба. С. В. не про-
тивилась этому, даже поощряла. Супруги Ковалевские наивно мечтали
нажить капитал, уйти из мира дельцов и жить для науки. Насилие В. О.
над своими научными стремлениями отозвалось печально, в первую очередь
на нем самом. Лишь за два года до смерти он был избран доцентом
в Москву, но наука уже тогда потеряла его. Ковалевский запутался в де-
нежных делах, страдал от этого морально и в припадке умственного рас-
стройства лишил себя жизни 15 апреля 1883 года, обвязав голову! пузы-
рем с хлороформом.
Софья Васильевна нозобновила 'заброшенные занятия высшей математикой.
В 1884 году была избрана профессором в Стокгольме. Умерла там
29 января (10 февраля) 1891 года (родилась 3/15 январе 1850 года).
После смерти С. В. Ковалевской Мария Александровна писала ее по-
друге Юлии Всеволодовне Лермонтовой в Москву — от себя и от И. М. Се-
ченова.
6/18 февраля 1891
С четырьмя шестами.
616 С. Штрайх. — Героиня романа «Что делать?» в ее письмах
12
130, rue cTAssas, Paris
Дорогая Юлия Всеволодовна.
Мы ужасно поражены смертью Софьи Васильевны. Можно
легко представить себе, каково ваше горе. Мысль непосред-
ственно переносится к Фуфочке [дочь Ковалевских]. Где она
теперь, у кого будет, кому поручила ее Софья Васильевна, если
успела сделать какие-нибудь распоряжения на ее счет.
Вы знаете, что мы оба, т. е. я и Ив. Мих., очень склонны
любить эту милую девочку. Нам хотелось бы принять возможно
близкое участие в ее судьбе, на что имя крестного отца дает
И. М. пблное право.
Пожалуйста, напишите нам тотчас по получении этого письма.
Это вопрос для нас обоих очень важный. Не забудьте прило-
жить Ваш адрес; если в Вашем письме будет что-либо, требую-
щее немедленного ответа, мы будем телеграфировать.
В Париже мы останемся до 12—14 (здешнего) марта. Так как
письмо может застрять по дороге, то не откладывайте ответа.
Может быть, нам нужно будет повидаться с Вами. Назначьте
время и место.
Жму Вашу руку.
Ваша М. Сеченова
Фуфочка— дочь Ковалевских, Софья Владимировна (род. 5 октября
1878 года) — была после смерти матери предметом дружеского соревнова-
ния ряда лиц, желавших принять участие в дальнейшем устройстве ее
судьбы: ее дяди по отцу А. О. Ковалевского, их однофамильца, известного
профессора и общественного деятеля М. М. Ковалевского, супругов Сече-
новых, профессора С. И. Ламанского и Ю. В. Лермонтовой. Годы отро-
чества она провела в семье дяди, юность — у Ю. В. Лермонтовой.
И. М. Сеченов (род. 1/13 января 1829 года) переехал в 1888 году
в Москву, где был профессором зоологии. Умер 2/15 ноября. 1905 года.
М. А. Бокова-Сеченова пережила всех своих друзей-современников,,
умерла в феврале 1929 года в Москве—90 лет от роду. Умерла «ниги-
листкой» 60-х годов, героиней романа Чернышевского. В завещании пи-
сала: «Ни денег, ни ценных вещей у меня не имеется... Прошу похоронить
меня без церковных обрядов, как можно проще и дешевле... подле моего
мужа».
Г. Е. Благосветлов
Вопросы нашего времени
Предисловие Г Прохорова
Статья Благосветлова, «Вопросы 'нашего времени», написанная 2 марта
1860 года в виде письма из Парижа в редакцию «Русского слова», посвя-
щена итальянскому вопросу. Статья не поступила сразу в печать. Между
тем в Италии события как раз в феврале — марте 1860 года развивались
с такой быстротой, что события вчерашнего дня казались далеким
прошлым сегодняшнему. Когда Благосветлов через три месяца и сам
приехал в Петербург в качестве фактического редактора «Русского
слова»,, он, нужно думать, увидел, что печатать статью было уже поздно.
Так она и осталась не напечатанной, но уцелевшей до настоящего времени
в подлиннике в одном частном архиве.
Статья имеет в заголовке цифру «II». В самой статье Благосветлов,
между прочим, пишет: «В первом гтсъ'м.е мы старались доказать. . .» Таким
образом эта статья является вторым письмом. Какое же первое письмо?
Другого произведения Благосветлова с заголовком «Вопросы нашего вре-
мени» мы не знаем.
Вопрос разрешается одним письмом Благосветлова к Полонскому из
Парижа, именно от 23 марта н. с. 1859 года. В этом письме Благосветлов
пишет Полонскому: «Я просил В. П. Попова передать Вам, что к апрель-
ской книжке Р. Слова готовится мной статья: «Италианский во-
прос», возбудивший общее внимание Европы. Мне жалко Италию;
я люблю ее, как Мадонну, как падшую красавицу. Мне грустно, что ста-
рая баба — Pio Nono мешает пробуждению этого живого и страстного
народа. Я хотел развить ту мысль, что в нашу эпоху глупо и ,недостойно
подавать реформы народу на конце штыка, особенно французского. . .
Здесь же мне хотелось разобрать прекрасную книгу «Della speranza d'Ita-
lia'».—Цезаря Ба\бо—Извините, что не могу сдержать своего слова
и прислать эту статью к Апрелю. . . К майский книжке— кстати к петерб.
весне —надеюсь прислать «Итал. вопрос» и переводную статью «Характер
Робер Пиля» («Звенья», 1, стр. 326. Курсив мой.—Г. П.).
В майской книжке «Русского слова» тза 1860 год статьи (под заглавием
«Италианский вопрос» напечатано не было, но была напечатана за под-
писью Гр. Блаюсветлова статья «Надежды Италии» (I. Della speranza
d’Italia» di Cesare Balbo. 1855. 2. «Napoleon III et Fltalia» 1859)
с пометкою: «Париж 31 мар. — 30 ап. 1859 г.». В этой статье
618
Г. Е. Благосветлов. — Вопросы нашего времени
мы встречаем такие выражения: «Мы любим Италию, но любим, как
падшую красавицу'»... «Мы живем не в го наивное время, когда верили,
что народам можно подавать реформы на конце штыка и возрождать их
войнами» (курсив мой____Г П.)', здесь же действительно идет речь о папе
Пии IX, к которому автор относится .резко отрицательно, а также о Це-
заре Балбо. Таким образом нельзя сомневаться в том, что первым письмом,
посвященным «Италианскому вопросу», Благосветлов называет свою статьрэ
«Надежды Италии», а вторым письмом будет статья: «Вопросы нашего
времени».
Подписана статья псевдонимом, представляющим французский перевод
фамилии Благосветлова.
Кроме этих двух статей, итальянскому вопросу Благосветлов посвяти \
еще статью: «Реформа Италии, как ее понимал Монтанелли», напечатан-
ную в VII книжке «Русского слова» за 1860 год (первая книжка под
редакцией Благосветлова), и затем ряд статеек в политических обзорах
журнала «Русское слово» за 1860 (август, сентябрь, октябрь, ноябрь)
и 1861 (март, апрель, июнь, август) годы. Все) это объясняется повышен-
ным интересом к Италии тогдашней общественности. Чернышевский италь-
янскому вопросу посвящает целые статьи в каждом номере «Современ-
ника» за 1860 год, Добролюбов в 1860 и 1861 годах пишет ряд статей
об Италии: «Непостижимая странность», «Из Турина», «Жизнь и смерть
графа Камилло Бензо Кавура», «Отец Александр Гавацци и его пропо-
веди», из которых три первые были напечатаны в «Современнике». Сам
Блат светлой писал в упомянутом письме к Полонскому: «Печатайте больше
об Италии; это имеет всеобщее значение в настоящую пору. В Париже
и Лондоне разыгрывается этот вопрос жарче и жарче» («Звенья», 1,
стр. 326).
Статья «Вопросы нашего времени» чрезвычайно интересна тем, что она
характеризует общественно-политические взгляды того Благосветлова,
который через три месяца после написания этой статьи станет во главе
такого радикального органа, как «Русское слово».
Благосветлов этой поры — типичный просветитель. Он, позитивист по
своим основным воззрениям, далек от материалистической диалектики, но
для него ясно, что «один Факт есть неминуемое последствие другого»
(«Русское слово» 1860, август, Политика, стр. 7), и в статье «События на
западе Европы», помещенной к сентябрьской книжке «Русского слова» за
1860 год, он пишет: «Сочувствие италианскому вопросу понятно. Это один
из самых трудных и самых сложных вопросов нашей эпохи; с ним соеди-
няется множество местных интересов, преданий, антипатий, правительствен-
ных систем и национальных стремлений. Поэтому, между прочим,, всякое
потрясение Европы отзывалось на- Италии, и не было ни одной италианской
революции, от которой -бы не вздрогнула Европа. Этого мало: внутренняя
боль полуострова постоянно чувствовалась не одними правительствами, но
и народами» (стр. 15). Благосветлов знал, что «без социального перевороту,
вызванного из общественных недр, трудно создать что-нибудь целое
из полуострова» («Обзор современных событий 1861, Политика, стр. 3).
Больше того: Благосветлову ясно, что низвергающая феодалов буржуазия
сама не является другом трудящихся. В статье «Надежды Италии» он
писал: «Какая бы реформа ни начиналась, она непременно окончится тер-
рором, какое бы сословие ни выступало вперед, в голове его явится тиран.
Проследите, например, нескончаемую борьбу жирных граждан (popolani
grafsi) с тощими (popolano minuto), борьбу чисто коммунальную, и вы
увидите, что едва возникла община на развалинах феодальной
Г. Е. Благосветлов.— Вопросы нашего времени
619
касты, как она уже разрывает .всякую связь с народом, расставляет ему
самые хитрые сети — бедность, наследственный труд, и потом переро-
ждается в финансовую аристократию. Семейство Медичисов было типом
италианской меркантилыной, пронырливой и честолюбивой буржуазии . 1
И рядом с этим у Благосветлова в высшей степени отсталые истори-
ческие взгляды; утрата Италией ее политического единства зависела «от
чисто случайных обстоятельств, порож денных варварством средних веков,
или произволом дипломатии, изменяющей жизнь народов одним почерком
пера» («Реформа Италии, как ее понимал Монтанелли» — «Сочинения
Г. Е. Благосветлова», стр. 479; курсив мой. —Г. П.) Позже, Благосветлов,
видимо, отказывается от «случайных обстоятельств», но причину полити-
ческих потрясений и перемен попрежнему готов будет видеть в политике,
во мнении, в мысли («Обзор современных событий» 1860, сентябрь, Поли-
тика, стр. 8), т. е. остается на позиции просветителей XVIII века. Правда,
в статье «Надежды Италии» Благосветлов как будто отказывается от того
представления, что историю делают короли, а не народы, капризы и про-
изволы, а не экономические потребности и производство, что «военный
шовинизм уступает место естественным потребностям человечества. . . Везде
чувствуется необходимость народного воспитания, экономических преобра-
зований, более разумного обеспечения труда и индивидуальной способно-
сти. Мы начинаем ярко сознавать, что истинная цивилизация состоит не
в счете побед, а в общественном богатстве и уме» (стр. 444). Цо в на-
писанной через год статье: «Реформа Италии, как ее понимал Монта-
нелли» Благосветлов со всею обнаженностью высказывает свою просве-
тительскую точку зрения на политические события. «Мы живем в тот
век, — пишет он, — когда государственные утопии теряют кредит; мы
видим, что великие перевороты зреют в уме и воле, потом выражаются
на деле» (стр. 490). Йот почему и Италия может благополучно закон-
чить свое освобождение и объединение только «благодаря общим усилиям
своего ученого и литературного сословия» (стр. 496).
Центр тяжести в социально-общественной жизни Благосветлов перено-
сит не в экономику, а в психологию, в умственное развитие народа, в его
социальное воспитание. «Единственное верное средство для упрочения Ита-
лианского союза, помимо кровопролитных катаплазмов и государственного
драматизма,, заключается в социальном воспитании» (стр. 843—844). «На-
родное воспитание ее (Италии) начато. . . >С помощью его Италия 'создаст
себе национальное единство и независимое будущее. Это — лучшее сред-
ство для возрождения народов. . .; юно совершается тихо и незаметно —
у домашнего очага под влиянием матери, в школе под руководством
наставника, в кабинете ученого, но совершается прочно. За победами
следует поражение, за революциями — реакция, но за народным образова-
нием никогда не возвращается варварство» (стр. 496).
В соответствии с тем, что социальное воспитание, просвещение, ум
у Благосветлова творят политику, он личности, индивидуальности отдает
предпочтение перед коллективом, обществом. Задаваясь вопросом о том,
какими средствами может осуществиться объединение Италии, Благосве-
тлов развивает теорию о двух системах: англосаксонской и французской
«Первая стремится к единству посредством индивидуальных сил, действуя
от окружности к центру. Здесь каждая личность существо деятельное;
1 «Сочинения Г. Е. Благосветлова». С портретом и факсимиле автора
и предисловием Н. В. Шелгунова. Издание Е. А. Благосветловой. СПБ.
1882, стр. 432.
620
Г. Е. Благосветлов, — Вопросы нашего времени
у каждой воли есть своя собственная сфера.. . Другая система образует
единство, но действует обратно — от центра к окружности. Здесь
частная личность исчезает перед государственной, индивидуальная воля
поглощается общественным авторитетом. Сила власти, собирая к себе
жизненные источники, опирается на войско, и внутренний порядок поддер-
живается полицейским строем». Напротив, «гармония» первой (системы
определяется нравственным развитием народа, и потому воспитание его
составляет главное условие общественного прогресса; оно заменяет поли-
цию, строгость уголовного законодательства, оно ограждает дом от ноч-
ного вора и правительство от гражданских смут» (стр. 480).
Подходя к Италии с точки зрения этих двух систем, Благосветлов.
устанавливает,' что «Италия всегда была землей индивидуальных стремле-
ний и глубоко развитых муниципальных прав» («Обзор современных со-
бытий» 1861, март, Политика, стр. 6); в этом случае Благосветлов вполне
солидаризуется с утверждением Монтанелли, что в «Италии национальное
и демократическое чувство нераздельны» («Надежды Италии», стр. 442).
Отсюда вывод—нужно стоять близко к народу и к его жизни,
а с другой стороны — нужно понимать демократические начала эпохи, чтобы
быть государственным человеком («Обзор современных событий» 1861,
февраль, Политика, стр. 7). Вот этик именно качеств недоставало руково-
дителям политикой Италии — императорским и папским правительствам,
а отсюда, по близорукому мнению Благосветлова, и проистекли все беды,
в Италии.
Новое социальное направлению Благосветлов противополагает, таким
образом, феодальному и считает, что это новое не мог дать XVIII век, —
век просветительной философии. Но ведь благосветловское социальное —
это либерально-буржуазное, противополагаемое им феодальному. Если же
это так, то его не приходится противопоставлять XVIII веку; ведь просве-
тительная философия XV111 века была философия буржуазии, ставшей на ме-
сто феодалов и провозгласившей новые, либерально-буржуазные начала
жизни и знаний. Что действительно социальное у Благосветлова равняется
либерально-буржуазному, это подтверждается тем, что Благосветлов
писал на ту же тему в мартовской книжке «Русского слова» за 1861 год;
там социальное движение выносится за одни скобки с туманным «стремлением
людей к лучшему будущему», с «общечеловеческими интересами» и «все-
мирной солидарностью», хотя сам же Благосветлов не раз признавал про-
тиворечие интересов народных, с одной стороны, й папских и император-
ских — с другой.
В статьях Благосветлова, посвященных итальянскому вопросу, много
выпадов против современных ему правительств и го с у дарственных систем;
он иногда пользуется словами «революция», «революционный», хотя
и произносит их не так-то громко. И все же дальше «общечеловечности»,
«мировой солидарности» он не пошел.
ВОПРОСЫ НАШЕГО ВРЕМЕНИ
Письмо из Парижа 1860. 2 Марта
II
Между тем как Европа с нетерпением ожидает решения
Италиянского вопроса, он, подобно осеннему дню, то проглянет
солнцем, то серым облаком, то согреет, то заморозит. Погода
Г, Е. Благосветлов. — Вопросы нашего времени
621
его изменяется с каждым направлением ветра, а ветер дует
ныньче с юга, завтра с севера. Сквозь дипломатическую мг
мглу}ие сумерки трудно рассмотреть, на чем остановится послед-
няя государственная мысль, и чем окончится судьба Италии. Да
едва ли знают и сами вожди современных событий, к чему при-
ведет их сила обстоятельств и идеи века? В наше время есть
какая-то неотразимая логика фактов и человеческих инстинктов,
перед которой исчезает воля и капризы отдельных единиц. Прежде,
так было легко управлять людьми — хочется Войны, воюй —
сколько душе угодно; хочется власти, бери — сколько [душе
угодно] можешь; хочется отмерить границы, разделить область
или продать ее соседу, преобразовать народ, обрив ему бороды,
или одурачить его на турецкий лад, «просветив кораном»,—все
это не стоило ни особенных усилий, ни размышлений. Теперь^ не
совсем так; между народные интересы [сделались мно] сошлись
ближе и стали многосложней; произвол дает место общественному
мнению, тайна — гласности и в массах являются потребности,
[с] которым не льзя отказать: коротко, люди становятся менее
равнодушны к [свои] собственному положению, — и давно бы
пора. При таком порядке вещей, социальные задачи принимают
мировой характер. Где бы не подняли их и как бы они
не были строго-национальны, но в последнем выводе их
непременно, так или иначе, участвует все человечество. Пови-
димому, какое отношение может иметь Русский крестьянский
вопрос к Германии или Китаю? Но всмотритесь, и вы увидите
отношение огромное. Двадцать два миллиона свободных рук,
введенных в общую работу европейского прогресса, не могут
остаться без влияния на развитие других обществ. Их труд
и право на него, их открытия и изобретения будут не одним
нашим достоянием, а всего земного шара и всего живого
на нем. Точно так договор свободного обмена, в послед-
нее время заключенный между Англией и Францией, кажется,
не имеет ничего общего ни с Россией, ни с Америкой; но в ре-
зультате его идея — всемирная идея. Изменяя экономическое
положение Франции, он в то же время наносит удар общей
запретительной системе; он открывает новые источники деятель-
ности и богатству, которые, наконец, должны убедить правитель-
ство и народы, что их счастие не в разъединении и монополе,
а в братстве и дружном шествии к одной цели. Варварство
разъединяет, а образование соединяет, и в бесконечной цепи чело-
веческих обществ нет ни одного звена, которое бы не связыва-
лось с другим. Поэтому, становясь выше мелких национальных
антипатий, религиозных и политических ненавистей, выходя
622
Г. Е. Благосветлов. — Вопросы нашего времени
за черту казарм и таможенных шлагбаумов, мы должны
признать другие начала жизни, — начала не вражды, а союзы.
Само собой разумеется, что от разумной солидарности мы
еще далеки, за всем тем не льзя не видеть ее признаков и благо-
детельных следов. С каждым годом взаимная порука одной
[част] страны за другую становится крепче; боль, чувствуемая
Ирландией, беспокоит не одно Британское королевство, но отзы-
вается везде, и процветание Америки несет свое добро по воем
краям света. [Н] Вот общий закон: чем выше восходит общий
уровень цивилизации, тем глубже чувствуется близкое к нам зло.
Человек может судить только по сравнению; говоря, например,
о современной Турции, никто не сомневается, что она «отходит»,
как выразился Бульвер; но неужели настоящее состояние ее хуже
прошлого? Отнюдь нет; в половине XIX века империя Осман-
лисов уступила во многом духу времени; у нее нет ни фана-
тизма XVII, ни грубой тираннии XVIII века; в ее кровавых
летописях исчез публичный торг невольниками и та жажда за-
воеваний, которая томила диких [завоевателей] победителей Гре-
ции. И при всем том, не смотря на реформы и улучшения, совре-
менная Турция видимо разлагается, как тело, «сгнившее в своем
собственном соку». Из этого, однакож, не следует, чтоб она была
слабей, чем прежде; она осталась в том же виде и даже, отно-
сительно, лучшем; но Европа, опередив ее на пути прогресса,
вытесняет ее, как здоровая сила — больную. Окружите снова
Турцию государствами XVII столетия, и она опять покажется
мощной. В социальном движении народов это явление составляет
[общее] правило: сила одного увеличивает силу другого, если
последний не страдает} застоем, или уничтожает его, если он
потерял способность саморазвития. Представьте, что с востока
примыкает к Австрии Англия, a d запада Америка. Может ли
Австрия удержаться хоть десять лет с ее тупым консерватизмом?
Конечно, ее можно поддержать, как дипломатическую цифру, как
географическое выражение, но жизнь ее, какая в ней есть,
перейдет в здоровые органы от трупа. Этот закон проходит
по всей истории политических обществ. Древняя Греция уми-
рает в то время, когда Рим начинает жить, а Рим сходит
со сцены, когда его теснят и убивают приливы новых сил.
Но в чем же состоит сила наций — Where is the strength of
nations? — спрашивает английский писатель. Пояснение этого
вопроса мы отложим до другого случая, а теперь перенесем точку
нашего зрения на Италию.
Мы уж сказали, что италиянский вопрос — одна из тех обще-
человеческих тем, с которой тесно связана судьба Европы.
Г Е. Благосветлов. — Вопросы нашего времени
623
«Опасность ее, как справедливо заметил Джорджини, не в силе,
а в слабости Италии». Если вы, читатель, проходили этой пре-
красной землей, и привыкли отдавать отчет своим впечатле-
ниям, скажите, что вы чувствовали при взгляде на нее?
Не оскорбит ли вас самый вид этой чудной природы и мону-
ментальной роскоши рядом с унижением и профанацией челове-
ческого достоинства? Не задумались ли вы над судьбой этих
великолепных палаццо, потемневших и полуразрушенных, в ко-
торых некогда кипела жизнь, а теперь безмолвных, как забро-
шенное кладбище? Не больно ли вам было смотреть на Алацца-
рони, утратившем [!] все человеческое, кроме голода? Не гру-
стили ли вы на площади св. Марка, где лицом к лицу встре-
чается тупая и надменная фигура Австрийского жандарма с пе-
чальной и умной физиономией Венецианца? Чтд вы должны
были подумать о славном прошедшем этой страны, сравнивая
его с настоящим? И это впечатление выносит из Италии боль-
шая часть путешественников; его разделяет самая образованная
часть Европы. После этого она, конечно, в праве спросить,
да почему же Италия осуждена на политическую агонию, когда
ее естественные богатства, гениальное народонаселение, разнооб-
разие флоры — от альпийского дуба до южной пальмы, ее худо-
жественные инстинкты могли бы приносить человечеству вели-
чайшую дань блага? И что же? На плодоноснейших полу-
островах из трех двое едва не умирают с голода. Неужели,
в самом деле, это состояние народа необходимо для святости
конгресса 1815 года?—конгресса, разрубленного мечом
на Ломбардских долинах, давно уничтоженного Бельгийским
разделом и вероломством самой Австрии в Кракове? Согла-
симся, что не льзя запретить [со] африканскому дикарю выра-
жать [сам] мнение и волю в' своих собственных делах; на ка-
ком же основании можно сказать образованной нации, что она
не должна мешаться в свои личные интересы? Неужели один-
надцать веков ее случайной зависимости от иностранных втор-
жений навсегда обрекают ее чужому влиянию?' Неужели самая
красота земли ее и слава истории должны быть источником ее
несчастия, — предметом [справ] ревности исполиации для более
сильных держав? Неужели право народов1, признавая свободу
внутренних действий каждой страны, может отказать в нем
одной Италии? Мы желали бы знать, как приняла бы Вена,
если б Персидский шах послал*ей своих чиновников, законы
и полицию для управления? Конечно, национальное чувство ее
оскорбилось бы. Но разве Австрия не то же делает с Италией
или Венгрией? Здесь право победы основано не на простом
624
Г. Е. Благосветлов. — Вопросы нашего времени
военном деспотизме, а на систематическом уничтожении племен-
ных начал и народных сил; к сожалению, это была постоянная
политика Габсбургского дома в отношении ее разнородных под-
данных, и в особенности Славян и Италианцев. И если б эти
политика замыкалась в пределах одн[ого]их австрийских владе-
ний, тогда бы человечеству было гораздо легче; [нет] но нет,
она [она] достает и другие народы.
После Цюрихского мира, отбросившего Австрию за Минчио,
вообще думают, что ее влияние на Италию (разумеется, кроме
Венеции) кончилось. Это было главной целью [насто] послед-
ней войны. Но так ли это? Не рано ли это влияние считают
[конч] отстраненным? Нет сомнения, оно ослаблено, лишено
открытого произвола, но далеко не уничтожено; в когтях
Австрийского орла еще осталось много живых частей от его
добычи.
В первом письме мы старались доказать, что пока папская
власть не оставит светского скипетра, возрождение Италии,
в лучшем значении этого слова, положительно невозможно. Оно
невозможно потому что Рим Пия1 IX не есть Рим Италии;
по самому принципу, он противоречит ее народному единству
и конфедеративному слиянию. Притом, где опора папской
власти с той минуты, когда Франция выводит свои войска
из Италии? Разумеется, в Неаполе, а Неаполитанское прави-
тельство есть буквально повторение австрийского. [В этой вст]
С этой стороны гораздо больше опасности для Италии, чем,
обыкновенно, предполагают. Попробуем раскрыть свою мысль
самыми фактами.
Королевство обеих Сицилий составляет лучшую часть полу-
острова; его местоположение, климат, растительность и море
дают ему. явный перевес над северными и центральными обла-
стями; народонаселение его восходит до 8,600,000 душ; оно
может иметь 1 00,000 сухопутного войска и значительный флот;
его морская торговля открыта сообщением Средиземного моря,
при самых выгодных условиях колонизации и [об] взаимного
обмена с островами; Неаполь—самая многолюдная столица
из италиянских городов и Сицилия некогда была житницей
огромной империи. С такими богатыми средствами эта страна,
названная садом Европы, могла бы служить оплотом италиян-
ской независимости и быть главным орудием ее внутреннего
устройства.
Но что же сделала из Неаполя династия Бурбонов? Мы
не коснемся ее истории, а остановимся на Фердинанде II. Он
уже в могиле; следовательно для него настал суд потомства,
Г. Е. Благосветлов. — Вопросы нашего времени
625
а дело суда быть справедливым. Странная была жизнь этого
короля; он всходил на престол с паническим страхом июльской
революции во Франции и умер под звуками победы Монте-
белло. Во время его похорон, Милан отворил [две] ворота союз-
никам и праздновал день своего освобождения. Что должен был
чувствовать старый Бурбон, когда австрийцы бежали из Лом-
бардии и Тосканский герцог — из Флоренции? Говорят, ему
не смели сообщать этих новостей, из опасения раздражить
больное сердце короля и, может быть, ускорить его кончину.
Понятно; перед ним, в несколько дней, упало картонное по-
строение тридцати лет, обманутых какими то призраками вели-
чия; он увидел, что идея народной независимости пережила все
муки и гонения жестокого правления; в его совести должны
были проснуться укоры за нарушенные клятвы и обещания,
за ту чистую кровь, которая так щедро пролита лучшими
людьми [Си] обеих Сицилий только потому, что они слишком
горячо любили отечество.
И вся эта система была плодом Австрийской политики; Фер-
динанд II был один из самых неловких учеников покойного
Меттерниха. В 1831 году, на поздравление Лудовика Филиппа,
он отвечал следующим замечательным письмом: «Я бы очень
хотел сблизиться с Францией вашего величества, честногочи бла-
городного; но я связан старыми договорами и союзами, кото-
рым я должен остаться верен тем более, что в несчастные дни
моего семейства, они помогли мне. Чтоб сблизиться с Фран-
цией, государь, если б у нее и был принцип, мне надо было бы
разрушить основной закон, составляющий опору нашего прави-
тельства, и броситься в ту политику Якобинцев, ради которой
мой народ не раз показался вероломным к дому своих королей.
Свобода — роковая вещь фамилии Бурбонов; и я решился,
во-что-бы то ни стало, избежать участи Лудовика XVI и
Карла X. Мой народ повинуется силе, и пригибается; но горе,
если он поднимается под влиянием тех грез, которые хороши
в проповедях философов, но невозможны на практике. . . Я скажу
откровенно вашему величеству, что во всем, что относится
до мира или сохранения политической системы в Италии, я на-
клоняюсь к идеям, которые, на основании старого опыта,
признаны князем Меттернихом за действительные и спасающие.
Мой народ не имеет надобности мыслить; я принимаю на себя
заботу о его благоденствии и достоинстве . . . Мы люди не этого
века. Бурбоны стары, и если б захотели подражать покровителю
новых династий, [они] были • бы смешны. Мы пойдем по следам
Габсбургов. Пусть счастие изменит нам, но мы [ему] себе
40 «Звенья» №’»
626
Г. Е. Благосветлов. — Вопросы нашего времени
никогда. Не смотря на то, я прошу ваше величество рассчиты-
вать на мое живейшее расположение <и искреннее < желание
[успеть вам обузд] — управлять с успехом тем необузданным
народом, который делает из Франции бедствие Европы».
В этом письме заключается полная программа правления
Фердинанда II. Он только два раза отступил от нее, и то
на словах, а не на деле. Принимая корону, он объявил амнистию
и обещал «залечить раны государства»; но едва стихла «буря
в Италии и Европе, он поворотил назад и так круто, что неко-
торые из прощенных преступников не успели снять старых
цепей, как им набили новые». В другой раз, в 1848 году,
уступая общему порыву Италии и вооруженному ропоту Сици-
лии, Неаполитанский король дал конституцию; с тем вместе он
принужден был послать войско [под] для соединения; с общим
национальным знаменем; но едва получил известие об успехе
Австрийцев, как армия и флот были отозваны, а конституция
была сведена на пустые формы. Избирательные собрания откры-
лись 18 апреля, и когда в числе представителей оказалось боль-
шинство людей добросовестных, искренно желавших перемен
к лучшему, король вознегодовал. Он отложил первое заседание
палат до 15 мая, и в то же время исподволь приготовил паде-
ние вновь основанному парламенту. На кануне открытия его,
он обязал депутатов произнести, между прочим, следующую
клятву: «клянусь верностию королю Обеих Сицилий». Согла-
ситься на такое слово в то время, когда Сицилия объявила себя
независимой, значило согласиться на братоубийство. Отсюда
начинаются смуты и кровопролития: парламент, окруженный
[во] королевской гвардией во время самого [за] совещания,
был рассеян штыками; из 140 членов более половины были
арестованы или изгнаны. Затем последовал общий террор,
изумивший дерзостью всю Европу: осада Неаполя наемной
сволочью Швейцарцев, грабежи Лаццарони и бомбардирование
Мессины, в виду Французского флота.
После этих двух попыток, вынужденных крайними обстоя-
тельствами, Фердинанд II более не возвращался к реформам;
напротив, до последней минуты жизни он старался искоренить
конституционные начала в стране, которая уже имела их и ни-
когда не могла забыть. И не льзя не удивляться, с каким
иезуитским тактом ослепленное правительство шло к цели. Так
в 1849 году был издан школьный катехизис, где есть следую-
щий вопрос и ответ: «Если абсолютная монархия есть дело
бога, то кто же установил конституцию?» — Конституция —
истинный бунт, как опыт доказал это; она может быть только
Г. Е. БЛАГОСВЕТЛОВ

Г. Е. Благосветлов. — Вопросы нашего времени
629'
порождением ада, потому что первое восстание было внушено
нашим отцам демоном, который уверил их, что они могут быть
равны богу». И это учение преподавалось детям; оно оправдало
на себе выражение Маккиавели, заметившего об одном принце:
«Он не думал ни о чем другом, как обманывать свой народ,
и случай никогда не изменял ему». Вырывая с корнем местную
свободу, Фердинанд II в то же время преследовал свободу
совести и мысли. В этом отношении его власть не знала ни гра-
ниц, ни меры. Полиция возросла при нем до ста тысяч агентов,
на восемь с половиной миллионов жителей, не считая иезуитов;
права ее над личностью и собственностью граждан были почти
безграничные. Достаточно вспомнить Делкаретто и его един-
ственное учреждение, названное «комиссией палок». Кому неиз-
вестны политические процессы без суда, и наказания — без
оправдания; кто не знает [эти] эти эмиграции целыми семей-
ствами, эти смертные казни, расточаемые в Палермо и Абруццо?
В 1851 году, Гладстон, настоящий министр финансов, после
свидания с Поерио на галерах, писал лорду Абердину о неапо-
литанском правительстве так: «Это не случайная жестокость,
которую я [хочу] намерен описать вам; нет, это систематическое
беспрерывное и [пред] обдуманное нарушение законов. . . Это’
преследование массой всего, что в нации живет, движется
и [стр] составляет главный орган практического совершенства
й прогресса. Это дерзкая профанация религии, которая, под
влиянием страха и мести, [вместе] за-одно с правительством
презирает всякий нравственный закон. Это полный разврат
администрации, из которой сделали пошлое орудие самых гру-
бых и отвратительных проделок, изобретаемых преднамеренно
непосредственными советниками короля. Это дикая и подлая
система нравственных и физических пыток; это [как] отрицание
бога, как было сказано справедливо, возведенное в систему
правительства . . . Настоящие поступки Неаполитанского короля
с политическими преступниками, мнимыми или действитель-
ными, оскорбляют религию, цивилизацию, человечество, стыд..
Думают, что число их, в королевстве Обеих Сицилий прости-
рается от 1 5—20 тыс.». .. После этого неудивительно, если Неа-
поль находился в беспрерывном заговоре и революционном состо-
янии по самому ходу дела. Наконец, Франция и Англия, исто-
щив все меры в защиту угнетенной страны, прекратили с ней,,
в 1856 году, дипломатические сношения, что было беспримерным
протестом против непреклонной политики di re Bomba.
Теперь, чтоб показать, как согласно действовала Неаполитан-
ская система с Австрийской, нам следовало бы сравнить послед-
630
Г. Е. Благосветлов. — Вопросы нашего времени
нюю [с] в Венгрии. Из этого сравнения мы убедились бы, что
душей правления Фердинанда 11 был Венский кабинет: «он
враждует со всем человечеством, как некогда выразился Times,
потому что все человеческое ненавидит ... У него все без народа
и все против народа». С 1849 года, в Венгрии все изменилось
к худшему; то же уничтожение муниципальных и конституцион-
ных начал, то же оскорбление религиозной свободы, то же
желание отнять у народа национальность, заменить предания
его мертвой буквой писанного закона, тот же застой умствен-
ного и социального движения; в десять лет государственный
долг Венгрии, не имевшей прежде ни одного заемного гроша,
[достиг под] возвысился до шести миллиардов, подобно тому,
как в Неаполе, в тот же период иссякли все отрасли промыш-
ленности и труда. И здесь и там одна сила может сдержать
нации, доведенные до самоуничтожения.
После смерти Фердинанда II положение Неаполя, с неболь-
шим различием, осталось в прежнем виде. Ни прокламация,
ни амнистия Франсуа II не удовлетворили самые законные ожи-
дания страны; в них не было ни слова ни о реформе, ни о войне
за независимость, ни о прощении политических изгнанников
1848 года, разбросанных по всем частям Европы. Напротив,
новые аресты и сношения с Австрийско-Римской партией вол-
нуют умы печальными предчувствиями . . . Впрочем, преемник
Фердинанда II, в жилах которого течет Савойская кровь, еще
не успел раскрыть ясно своей будущей деятельности; на нем
еще тяготит память отца и его окружает [партия] котерия, руко-
водимая советами мачихи. Из всех министров его единственное
популярное лицо — Филанджиери, но и это имя не без пятна
от прошлой эпохи; потомку знаменитого юрисконсульта и герою
Аустерлица нелегко будет прощена осада Мессины и сицилий-
ские казни. Но как бы ни было, мы спрашиваем, какое влияние
должен иметь Неаполь на Италию? Если он попрежнему оста-
нется связан с Австрийской политикой и папским абсолю-
тизмом, она должна считать, кроме внешних врагов, внутрен-
него— Римско-Неаполитанскую лигу. Она существует факти-
чески и разделяет полуостров на два неприязненных стана;
ее интриги и тайные разговоры тем более опасны, что они
совершаются во тьме и, ради успеха, готовы на все средства.
Это внутреннее раздвоение Италии мешает единству действия
ее и, при всяком удобном случае, грозит ей предательством.
Наконец, влияние Австрии остается в полной силе на другом
конце полуострова — в Венеции. Здесь оно вооружено уже
не тайными договорами, а всеми средствами завоевательной
Г. Е. Благосветлов. — Вопросы нашего времени
631
системы, — военными границами, крепостями, двумя стами тыся-
чами войска и морским портом. И что ожидает Венецию в бу-
дущем? Теперь она одна — без Ломбардии; перед ней тот же
враг, за ней те же препятствия к освобождению. Впрочем заме-
тим, что настоящее положение ее гораздо опаснее для Австрий-
ского правительства; не доставляя ему никаких материальных
выгод, оно увеличивает ненависть Италии и разжигает ее рево-
люционные страсти. Прежде австрийское господство, по крайней
мере, носило вид международного признания, теперь оно
не имеет и этого; прежде усилия патриотов, симпатии Европы
разделялись между Тосканой, Пармой, Моденой и Ломбардией,
теперь они сосредоточиваются на одной Венеции. Оно бросает
яблоко вечного раздора между Сардинией и Австрией и служит
источником новых столкновений и войн между враждебными
племенами. Венеция, отрезанная от Италии, делается мечом
Дамокла для Габсбургского дома . . .
Мы от всей души желаем Италии [осу] полного осуществле-
ния ее надежд в современном вопросе; она имеет право на луч-
шее будущее и по своим прошлым страданиям и по заслугам,
[оказ] некогда оказанным человечеству; но это желание
не должно закрывать от нас ее трудного положения. Собираясь
в дальний путь лучше знать его опасность, чем идти на угад.
Доселе Италия искала спасения вне себя и, разумеется, не на-
ходила его; теперь она начинает сознавать свои собственные
силы, и в них найдет самое верное средство к освобождению.
Этих сил, если б только они были угаданы и. направлены
гениальной рукой, достанет на борьбу не с одной Австрией,
а со всеми врагами ее независимости и счастия.
Р. S. Когда мы пишем эти строки, в Париже вышло
сочинение Лакордера (De la liberte de Tltalie et de I’Eglise).
В другое время эта книжонка за уряд с газетным печатным
хламом отправилась бы в канавы и умерла бы на дне Сены;
но теперь она имеет свое значение, и мы не можем не уделить
ей несколько слов в настоящую минуту. В ней говорится «о сво-
боде Италии и Церкви»; в ней говорит человек огромной
известности во Франции и при том личность модная. Отец
Лакордер недавно избран Академиком; его избирает ученый
институт в то время, когда католическое духовенство стоит
с пращой в руке, против итадиянского вопроса и общественное
мнение с. особенным вниманием смотрит на него. При том,
во время самого приема, Лакордеру будет отвечать Гизо, и эта
очная ставка двух лучших ораторов Франции, — католика с про-
632
Г. Е. Благосветлов. — Вопросы нашего времени
тестантом, придает некоторый интерес первому. Мы вперед
знаем, что зала Института будет полна слушателей и зрителей,
потому что подобные встречи случаются здесь очень редко.
Но что же это за личность — Лакордер. Его знают, как
замечательного проповедника, как монаха строгой жизни и ред-
ких дарований- Это был друг Ламне, когда автор «Слова ве-
рующего» еще не разорвал своих отношений с папским двором.
Они оба и в одно время посетили Квиринал, но первый возвра-
тился из <него поклонником Римского Владыки, а второй [его]
непримиримым врагом его. Впоследствии Лакордер еще раз был
в Италии и, выдержав искус в монастыре св. Мартина, принял
звание доминиканца. Что заставило его вступить в этот строгий
орден — религиозное настроение или оригинальность белой ту-
ники и сандалий — трудно сказать. Одно известно, что под
кротким видом отшельника Лакордер питал колоссальное често-
любие и, отрекаясь от жизни, не отрекся от ее шумных вол-
нений. [Ко] Будучи простым абатом, он в1 то> же время' правил
должность адвоката. Его счастливый дар речи, его импровиза-
ции и молодая любовь к справедливости обратили на него
внимание общества. Устройством земной карьеры он обязан
Русской ренегатке — Свичиной. Это была замечательная жен-
щина по уму, по широким связям с знаменитыми современни-
ками, женщина, выброшенная на чужую землю только потому,
что не могла ужиться на своей. Она приняла Лакордера в ка-
честве домашнего священника и убедила архиепископа дать ему
место проповедника в соборе Нотр-Дам. С этого времени начи-
нается известность красноречивого доминиканца.
Занимая кресло в числе «Сорока», он счел долгом высказать
свое мнение [относительно] об италиянск[аго]ом вопрос[а]е.
«Молчание его, как он думает, было бы изменой истине или
страхом жертвовать ей». Напротив, [мо молч] очень часто мол-
чание есть величайшая услуга истине, особенно там, где оно
не только прилично, но и справедливо. В самом деле, какую
связь имеет политический вопрос, с званием духовного лица?
Что общего между социальной реформой Италии и служением
нотр-дамского проповедника? Чтоб понимать живые потребности
народа, чтоб чувствовать его чувствами и плакать его слезами,
надо знать его интересы и любить их. [А] Но Лакордер,
отказавшись от них, ради доминиканской туники, умер для
наших повседневных забот и желаний. Его мир — другой мир,
где нет ни войны, ни рабства, ни собственности, ни семейства,
ни податей с таможнями, ни страданий с нищетой: от всего
этого он отрекся, бросив рыбачьи сети в ««Palais de Justice»-
Г. Е. Благосветлов. — Вопросы нашего времени
633
и оставив дом отца и матери в Руане. Как же он может быть
судьей в деле, в котором у него нет ни одной искренней симпа-
тии [и к которо] ? Вспомним, как смотрели средневековые
отшельники, через железную решетку кельи, на развитие челове-
чества. Понятны ли им были его стремления и цели, его скорби
и надежды? Они встречали его у колыбели и хоронили в мо-
гилу, но не строили ему ни крепостей для защиты, ни дорог
для торговли, ни фабрик для промышленности; они не искали
ни новых путей на морях, ни изобретений. Все это казалось
им «Суетой Сует», а между тем жизнь, за их глухими оградами,
рвалась вперед, опрокидывая преграды на пути своего неудер-
жимого потока. Такое положение, повидимому, благоприятно
беспристрастному взгляду отшельника, и Лакордер, действи-
тельно, называет себя «чуждым всем партиям». Но так ли это?
Справляясь с уроками истории, мы не знаем партий более
упорных, живучих и сильных, как партии религиозные. Ученики
Лойолы пережили несколько революций и пронесли свое учение
во все стороны света, чего не могло сделать ни одно полити-
ческое общество. Вероятно, Антонелли не совсем был чист
от пристрастия к своему сословию, когда вешал медаль,
с надписью Perusia Espugnata» на грудь Швейцарцев, совер-
шивших наемной рукой ужасные убийства в Перузе. Вероятно,
Дюпанлу не слишком горяч[им]о любит абсолютные истины,
когда Романья единодушно отвергает правление кардиналов,
а он. требует покорности. Кому же верить и кого слушать? —
Орлеанского архиепископа, никогда не жившего под Римской
властью, или народ, который пятьдесят лет [ее] терпел ее?
Поэтому [мы не мо] беспристрастию Лакордера мы не поверим
на слово . . .
Но чего же он хочет в настоящем вопросе? —Сохранения
светского авторитета Папы. Он не только не считает его пре-
пятствием национальной независимости, а щитом и апофеозой ее.
«Папа любит Италию, говорит он, двойной любовью; во первых
любовью естественной, как свое отечество, и потом любовью
божественной, как наместничество св. Петра». О божественной
любви здесь не может быть и речи, она [выше] вне всякой
национальности, для нее нет ни времени, нм географических
меридианов. Что же касается до первой любви, то для нее мало
быть италиянцем; для истинного патриотизма, кроме мускулов
и крови еще нужны известньГе инстинкты, убеждения и пра-
вила., Никто не станет [спооить] оспаривать, что Александр
Борджиа был италиянец, Лудовик XI или XV [были] — фран-
цузы, Генрих VIII—Англичанин и Иван Грозный без примеси
634
Г. Е. Благосветлов. — Вопросы вашего времени
Русский. Но что же было в них -народного, в каждом для своей
земли? Что папы стоят вне всякой национальности, — будут ли
они в Риме или Москве, в К[олоне] ельне или Гамбурге, — это
доказал Пий IX в 1848 году. Если бы он любил Италию
естественной любовью, что мешало ему отвечать общим обетом
эманципации и соединить свое войско с [неаполитанским] Сар-
динским? Что заставило его сказать, что он не пойдет против
единоверных детей — Австрийцев1, когда этого требовало благо,
честь и слава всей страны? Что обязывало его окружить
себя швейцарскими и французскими солдатами, по возвра-
щении из Чивитта-Веккиа? Почему Пий IX постоянно искал
покровительства у Венского двора? Не ближе ли было на-
циональному властителю положиться на своих подданных
и в них найти залог силы и твердости престола? Неужели
можно отделить национальную любовь от желания прогресса
Италии? Она его давно просит, и ему противостоит Римская
курия. Очевидно, что Лакордер смешивает простое, животное
влечение к месту рождения с высоким и благородным чувством.
Любить свою страну не значит носить то или другое племенное
имя, жить под той или другой широтой; нет, эта любовь
заявляет себя честными намерениями и великими делами.
Как же согласить с ней отвратительное нищенство [Рима ля]
Рима, отсутствие народного воспитания, отсталость во всех
отраслях деятельности [и тот всеобщий ропот], презрение
к труду и всеобщий ропот самого покорного народонаселения?
Не справедливей ли назвать это эгоизмом; касты, любящей
свои привилегии, но не Италию? Если вы, отец Лакордер,
любили что нибудь горячо и искренно, вы, конечно, желали
предмету вашей лцэбви не бедности и мрака, а счастия и света.
Впрочем автор соглашается, что гражданское управление папы
немножко устарело. Когда все европейские власти были средне-
векового характера, оно сравнительно стояло выше их. «Но воз-
вращение и смерть Пия VII, продолжает Лакордер, оканчивают
эту эпоху . . . Отселе все понемногу изменяется; правительство
теряет влияние, ряса первосвященника не покрывает больше
светского владыку, политические страсти отравлены, и иностра-
нец то призываемый, то вторгающийся, с оружием и зажженным
фителем в руке охраняет владения пап, искони не привыкши
к зрелищам и бедствиям революций». Положим, что это спра-
ведливо; но когда же светское управление пап процветало?
Можно ли указать во всей его истории хоть одну эпоху, когда б
оно, действительно, отвечало потребностям времени и народным
нуждам? Мы знаем блистательную судьбу Венеции, Генуи,
Г. Е. Благосветлов. — Вопросы нашего времени
635
Флоренции и Падуи, но не знаем, когда [Рим] славился пап-
ский Рим промышленностью, гражданскими учреждениями,
образованием или великими открытиями. Есть [вел] предметы,
которые никогда не бывают молоды; по духу, папская власть
была всегда устарелой, как предание и летопись ее. [Вс]
Поэтому все гениальные [умы] люди Италии давно видели
в ней политическую бессмыслицу и желали преобразования ее;
его, [хоте] по временам, хотели сами папы, [теперь его] ныне
открыто требует [его] вся Европа. Прежде злоупотребления
ее были понятны [только] самому ограниченному [кругу]
числу зорких умов, теперь их чувствуют Многие: в этом вся
разница [сов-р] прошлых веков с настоящим. Напрасно думает
Лакордер, чтоб папская власть помолодела, пока царь и свя-
щенник соединяются в одном лице Римского властителя.
Аномалия [есть] здесь лежит не во внешних фактах, а в самом
организме [ка] католической церкви.
В заключение, новобранный Академик говорит о необхо-
димости соединения двух властей для свободы церкви и спа-
сения души. Мы не пойдем за отцом в облака теологии и кано-
нического права, а остановимся на одном житейском вопросе:
чем награждают за такое усердие Римские Патриархи?—Кар-
динальскими шапками. А [чем] на что осуждает общественное
мнение такое сплетение софизмов? Об этом надо спросить
у монсеньора Дюпанлу.
Bonne Lumiere
В. Евгеньев-Максимов
К вопросу о революционных связях и знакомствах
Н. А. Некрасова в 70-е годы
В настоящее время можно считать установленным, что в 60-е
и 70-е годы Н. А. Некрасов, не будучи активным революцион-
ным деятелем, не был чужд революционных настроений эпохи,
и в его творчестве нашла себе яркое выражение психоидео-
логия наиболее передовых социальных групп. Однако вопрос
о революционных связях и знакомствах Некрасова до сих
пор почти не привлекал внимания исследователей и пред-
ставляется далеко еще не проясненным. В особенности сказанное
относится к 70-м годам. О характере общения Некрасова с «ве-
ликими шестидесятниками» — Чернышевским и Добролюбовым,
из которых первый являлся подлинным вождем и вдохновите-
лем революционного движения тех лет, — собрано не мало дан-
ных. Взаимоотношения же Некрасова с активными револю-
ционерами следующего десятилетия, повторяем, совсем еще
не освещены.
Предлагаемая вниманию читателей работа не претендует
на сколько-нибудь широкое освещение этого вопроса. Она дает
лишь снабженную комментариями сводку некоторых материалов,
устанавливающих факт общения Некрасова с рядом лиц, при-
косновенных и к литературному, и к революционному движению
70-х годов. Ближайшим образом речь идет о Д. П. Сильчев-
ском, Г. А. Мачтете, А. В. Круглове и П. В. Григорьеве. Все
они оставили о Некрасове воспоминания, хотя и опубликован-
ные в свое время, но не использованные, насколько нам из-
вестно, ни в одной из работ, посвященных Некрасову.
В. Евгеньев-Максимов. — Н. А. Некрасов в 70-х годах
637
I. Воспоминания Сильчевского, Мачтета
и Круглова
Прежде всего остановимся на во.спом!инаниях Дмитрия Петро-
вича Сильчевского, которые захватывают наиболее продолжи-
тельный период .времени — с 1871 по 1877 год. Сильчевский
известен литературоведам как один из крупных русских библио-
графов, но мало кто знает о его революционной деятельности.
А между тем он был прикосновенен к ней в течение почти всей
своей жизни. Вот некоторые факты, сюда относящиеся (заим-
ствуем их из неизданных материалов, любезно предоставленных
нам А. А. Шиловым). Еще мальчиком-гимназистом новгород-
северской гимназии Сильчевский, вместе с другом своего детства
Н. И. Кибальчичем, впоследствии террористом и первомартов-
цем, организовал тайную библиотеку. В мае 1876 года, живя уже
в Петербурге и занимаясь литературным трудом, был арестован,
так как у него на квартире при обыске было найдено большое
количество запрещенных книг. В начале февраля 1877 года, т. е.
через каких-нибудь три месяца по выходе из тюрьмы, был вто-
рично арестован за участие в демонстрации на балу художников
в пользу сосланных и заключенных студентов. 12 февраля
подвергся высылке в Воронежскую губернию. В 1881 году отбыл
срок ссылки, но в конце того же года был выслан из Москвы как
«человек, опасный для общественного спокойствия». В 1889 году
был задержан, а затем посажен в ярославскую тюрьму за про-
изнесение на вокзале в Рыбинске «дерзких слов» против госу-
даря. Этот перечень можно было бы еще удлинить, но в этом,
думается, нет надобности, ибо приведенные факты с достаточной
яркостью рисуют общественную физиономию Сильчевского.
Знакомство последнего с Некрасовым, (см. его воспоминания
о Некрасове в «Новостях» 1902, № 356) состоялось 27 сен-
тября 1871 года, когда Сильчевский пришел в редакцию «Отече-
ственных записок» предложить ей свое сотрудничество по отделу
библиографии. Представленный Салтыковым Некрасову, Силь-
чевский сначала сконфузился и оробел. «Это происходило от-
того, — читаем в его воспоминаниях, — что он был моим куми-
ром с половины 60-х годов, что я знал все его стихотворения,
как напечатанные в отдельных изданиях 1856—1869 годов, так
и не попавшие в эти издания, — знал я все это наизусть,
смотрел на него как ,на неко<е божество и считал его величай-
шим из русских поэтов. Этого же убеждения я держусь и до-
ныне, как совершенно правильного, кто бы там что ни говорил».
Затем «ласковый и сердечно-участливый тон некрасовского раз-
638
В. Евгеньев-Максимов. — Н. А. Некрасов в 70-х годах
говора» подбодрил молодого библиографа, и он изложил ему
цель своего прихода. Сотрудничество двадцатилетнего- Сильчев-
ского в «Отечественных записках» не состоялось, но он был глу-
боко тронут вниманием, с которым отнесся к нему Некрасов,
и советами, которые он от него получил.
Следующая их встреча произошла на улице в апреле 1874 года.
Отвечая на вопросы узнавшего его Некрасова, Сильчевский
стал быстро и порывисто рассказывать, что он делал за эти
протекшие два с половиной года, что делает теперь и что наме-
рен делать впоследствии. Некрасов молчал, слушал, не пере-
бивая ни разу, а при прощании сказал: «Вот что, отец, зани-
майтесь делом и по пустякам не разбрасывайтесь по сторонам
ни в жизни, ни в сочинениях. Не библиография важна: важно
только одно: любить народ, родину, служить им сердцем
м душою. Работайте, учитесь и учите других. . . Да не очень-то
громко трещите так обо всем — понимаете, потише, полегче...
Язычок-то ваш вы бы как-нибудь укоротили себе. . . Не оби-
жайтесь. Любя, жалея вас, говорю это вам, отец... Вы —
умный человек, и сами хорошо понимаете, что думать можно
обо всем, но говорить вслух о многом нельзя.. .»
«Восторженный, почти до экстаза настроенный, — так закан-
чивает Сильчевский эту часть своих воспоминаний, — вернулся
я домой».
Вчитываясь в вышеприведенный диалог, нельзя не притти
к заключению, что Сильчевский говорил с Некрасовым о таких
сторонах своей настоящей, и будущей деятельности, которые
имели отношение к революционному движению тех лет. Иначе
трудно, более того, невозможно было бы объяснить дружеские
предостережения Некрасова «не трещать». В 1902 году, когда
Сильчевский напечатал свои воспоминания, времена еще были
таковы, что печатно заговорить о своем революционном прошлом
не представлялось возможным. Этим же объясняется и следую-
щая характерная концовка воспоминаний. Упомянув о своей
последней встрече с Некрасовым в книжном магазине Печаткина
в начале 1876 года, Сильчевский заявляет: «Больше я никогда
с Некрасовым не виделся, хотя судьбе угодно было, чтобы он
сыграл дважды (в 1876 и 1877 годах) решающую роль
в моей жизн и». Нам удалось расшифровать эти слова.
В некрологе о Ефремове («Минувшие годы» 1908, № 1)
Сильчевский рассказывает, что, просидев подгода в крепости
(с 1 мая по 1 2 ноября 1876 года), он был освобожден с отдачей
лишь под гласный надзор благодаря хлопотам Ефремова и Не-
красова, лично знавшего тогдашнего шефа жандармов. В неиз-
В. Евгеньев-Максимов. — Н. А. Некрасов в 70-х годах
639
данных же воспоминаниях Сильчевского о его друге Кибаль-
чиче сообщается, что накануне его высылки на север, после-
довавшей в феврале 1877 года, за него хлопотали Некрасов
и Салтыков-Щедрин. Возможно предположить, что именно бла-
годаря их хлопотам высылкой была заменена иная, более суро-
вая, мера наказания.
В использованных выше воспоминаниях Сильчевский не упо-
минает о той связи, которая существовала между Некрасовым
и кружком издававшегося в 70-е годы журнала «Библиотека
дешевая и общедоступная». О журнале этом, ставившем своей
задачей знакомить русскую читающую публику с новинками за-
падноевропейской литературы, известно, что с 1875 года редак-
тура его перешла в руки близкого друга Глеба Ивановича Успен-
ского — Андрея Васильевича Каменского. Из писем Успенского
к последнему (они напечатаны в «Русском богатстве» 1912,
№ 3) явствует, как интересовался «Библиотекой» Успенский,
какое внимание он уделял ее содержанию, составу сотрудников
и т. д. Успенскому, надо думать, «Библиотека» обязана и 'тем,
что ей оказывал поддержку первый по своему влиянию и авто-
ритету из передовых журналов эпохи — некрасовские «Отече-
ственные записки». Что такая поддержка имела место, об этом
говорится и в вводной заметке к переписке Успенского с Камен-
ским, и в статье Сильчевского о Мачтете (см. «Собр. соч. Мач-
тета», изд. «Просвещение», т. I), и в некоторых других источ-
никах. Поддержка эта, между прочим, выражалась в том, что
«Отечественным запискам» иногда удавалось проводить через
цензурные фильтры те статьи, которые запрещал преследовав-
ший «Библиотеку» свирепый обскурант М. Н. Лонгинов. Так
было с путевым очерком Мачтета «Германия». В «Библиотеке» он
пройти не мог, а в «Отечественных записках» прошел (1875, № 6) .
Обращение Мачтета в редакцию «Отечественных записок»
привело к личному знакомству его с Некрасовым. Прежде чем
рассказать об этом знакомстве, два слова о самом Григории
Александровиче Мачтете, не как о писателе (эта сторона его
деятельности достаточно известна), а как об активном участ-
нике революционного движения 70-х годов1. Тринадцатилетним
мальчиком Мачтет был уволен из Немировской гимназии за не-
благонадежность (1865), тремя годами позднее его исклю-
чили из каменец-подольской гимназии за чтение Чернышевского.
В начале 70-х годов он служил уездным учителем, но за про-
паганду среди учащихся был отчислен от службы. В это время
Мачтет уже состоял членом коужка «американпев». группиро-
вавшегося вокруг Дебагория-Мокриевича; в 1872 году он уехал
640
В. Евгеньев-Максимов. — Н. А. Некрасов в 70-х годах
за границу — сначала в Цюрих, а затем в Америку, — для орга-
низации земледельческой коммуны. Вернувшись в 1873 году
в Россию, находился под негласным -надзором. В августе
1876 года был арестован в качестве участника кружка Габеля,
поставившего целью освобождение политзаключенных. Год
сидел в Петропавловске. В конце 1877 года был сослан в Шен-
курск Архангельской губернии. В 1878 году привлекался к до-
знанию по обвинению в том, что устроил в Шенкурске «иллюми-
нацию» по случаю убийства Мезенцева. В том же году пытался
бежать, но был задержан и сослан в Восточную Сибирь. В Си-
бири оставался до середины 80-х годов. Таким образом перед
нами революционер с еще более почтенным «послужным списком»,
чем список близкого его приятеля Сильчевского.
О начале своей литературной деятельности и о знакомстве
с Некрасовым Мачтет рассказал через пятнадцать лет после
того, как это знакомство состоялось, в1 очерке «Первый гонорар»,
автобиографичность которого удостоверена тем же Сильчевским.
Относящиеся к Некрасову страницы рассказа настолько ярки и
красочны, так интересны с точки зрения основной темы настоя-
щей работы, что их следует привести полностью, тем более что
^ни, повторяем, ни разу не попадали в орбиту внимания некра-
соведов. Вот они:
«Меня смущало, — говорит Мачтет о своем настроении нака-
нуне свидания с Некрасовым, — и приводило в трепет то, что
через несколько дней я буду стоять лицом к лицу с тем, при
одном имени коего склонялись наши молодые головы; буду
говорить с тем, перед окнами которого мы выстаивали иногда
целые часы, чтобы уловить его выход на улицу или один силуэт
за стеклом оконной рамы. . . Вы догадались, конечно, что я го-
ворю о покойном Некрасове, и понимаете мои чувства и состоя-
ние. . . И этот роковой день наконец пришел, пришел. Как подо-
шел я к дому на Бассейной — все равно, но, входя, я почув-
ствовал, что бледнею все больше и больше, что земля как будто
уплывает под моими ногами. Бородатый лакей спросил мое
имя, я выговорил с трудом — и через минуту стоял лицом
к лицу с поэтом.
Было еще очень рано, и в редакционной комнате, наполовину
занятой бильярдом, никого, даже секретаря, кроме нас двоих,
не было. Некрасов взглянул на меня боком, как-то исподлобья
и пронизал меня этим взглядом.
— Я прочитал вашу вещь, и мы ее напечатаем, — глухо про-
говорил он прямо в упор, не спуская с меня пронизывающего
взгляда. — Рад вас видеть. . .
В. Евгеньев-Максимов. — Н. А. Некрасов в 70-х годах
641
Я почувствовал, как целым потоком хлынула мне кровь в го-
лову, как зажглись мои бледные щеки. . .
— Садитесь, давно начали писать?
Я сказал. . . Он расспросил меня обо многом, и когда я кон-
чил, он насупился и заходил по комнате, заложив руки.
— Конечно, не мне отрывать вас от того, куда влечет вас
сердце, — начал он сурово и хмуро, как бы ища слов. — Но все-
таки скажу: берегите себя. . . Из вас может выработаться писа-
тель. . . У (вас есть чувство, (вы умеете любить и.. . — он улыб-
нулся, — и кусаться, — добавил он, все так же улыбаясь, причем
его глаза сверкнули мне из-под сдвинутых бровей ласковой
и мягкой улыбкой.
А я сидел и не верил, казалось, самому себе, своему
счастью, — и не верил: мои ли уши слышат, мои ли глаза ви-
дят. . . Но я не спал, не грезил: великий поэт, разбудивший
наши сердца и затепливший в них святые искры любви и веры,
действительно передо мною, — и вы сами поймете мое состоя-
ние. . . Пока говорил Некрасов, я только слухом, казалось, ловил
его слова. . . Внутри копошилась такая масса смешанных чувств
восторга, благодарности и любви к родному поэту, так рвались
они наружу, так много хотелось сказать устам, скованным такой
массой, что я только то бледнел, то краснел. А он все говорил;
говорил о значении литературы, о долге писателя, о. . . Ну, да
о многом. . .
Теперь вы и сами нарисуете мое состояние, — то счастливое,
беспредельно-счастливое состояние, какое редко повторяется
в жизни. Я не думал, ровно ничего не думал. Да и о чем
мог бы я думать? Если бы мне протянули самую роскошную диа-
дему, если бы все блага мира повергли к моим ногам,
я отвернулся бы равнодушно, прошел бы мимо, даже не заме-
тив, потому что мне казалось, я имел больше, неизмеримо
больше».
Читатель заметил, что Мачтет даже вкратце не рассказал
о том, что он говорил Некрасову. Это сделал за него его био-
граф Сильчевский. По его словам, «Мачтет говорил, что он, как
убежденный социалист, намерен отдать свои труды собственно
не литературе, а преимущественно политической пропаганде».
Это дополнение к воспоминаниям проясняет смысл слов Некра-
сова, сказанных Мачтету: «Не мне отрывать вас от того, куда
влечет вас сердце. . . Но я все-ъаки скажу: берегите себя.. .» Ха-
рактерно, что во время свидания с Мачтетом Некрасов преодо-
лел свою обычную замкнутость и пространно говорил ему
«о значении литературы, о долге писателя, о. . .» Далее следует
41 «Звень я» № 3
642
В. Евгеньев-Максимов. — Н. А. Некрасов в 70-х годах
весьма многозначительный ряд точек. Очевидно, Мачтет
в 1890 году лишен был цензурной возможности пересказать и то,,
что он говорил Некрасову, и то, что Некрасов говорил ему.
Иными словами, оба они говорили о развивающемся револю-
ционном движении — тема, которая в середине 70-х годов
была у всех на устах. Тем более она была на устах у Мачтета,
что его свидание с Некрасовым, судя по времени появления
очерка «Германия» (в июньском номере «Отечественных запи-
сок» 1875 года), совпало с приездом в Петербург, непосред-
ственно с поля своей пропаганды (в Киевской губернии)
Дебагория-Мокриевича, остановившегося у Мачтета и делив-
шегося с ним впечатлениями от «хождения в народ». «Из этого
же периода времени, — читаем в биографии Мачтета, написанной
Сильчевским и в некоторых частях своих носящей характер
воспоминаний, — осталось у 'меня в памяти, как наш кружок
снаряжал и торжественно отправил в «народ» одного пропаган-
диста, некоего Дорфмана, причем самое деятельное участие
принял в этом Мачтет, добывший для Дорфмана и денежные
средства, и паспорт на имя, помнится, какого-то усть-каменно-
горского купеческого приказчика. Мачтет же и мы, другие,
постарались снабдить Дорфмана подходящей агитационной
литературой».
Кроме Сильчевского и Мачтета, к кружку «Библиотека» при-
надлежал А. В. Круглов, стяжавший себе впоследствии извест-
ность, как сотрудник «Русской речи» и весьма «благонамеренный»
писатель для детей. Но в середине 70-х годов Круглов, повиди-
мому, всецело разделял радикальные убеждения своих сотовари-
щей по журналу и имел основания, как это видно из его воспо-
минаний (см. «Исторический вестник» 1894, № 5), опасаться
обыска. Он также считал себя много обязанным Некрасову,
о чем дважды рассказал в печати: в первый раз — в своих
воспоминаниях на страницах «Исторического вестника», вто-
рой— в небольшой брошюре о Некрасове, изданной в 1914 году
А. С. Панафидиной в качестве бесплатного приложения к «Га-
зетке для детей и юношества». Несмотря на то что эти рас-
сказы несколько различаются друг от друга, суть их одна
и та же. Она сводится к следующему. Приехав из Вологды
в Петербург продолжать свое образование с пятью рублями
в кармане, Круглов вскоре стал остро нуждаться. Ему как начи-
нающему литератору посоветовали обратиться за пособием в Ли-
тературный фонд («Общество для пособия нуждающимся лите-
раторам и ученым»). Результатом его обращения было посеще-
ние его квартиры в марте 1 874 года Некрасовым, которому коми-
В. Евгеньев-Максимов. — Н. А. Некрасов в 70-х годах
643
тет общества поручил собрать сведения о просителе. Некрасов, по
словам Круглова, отнесся к нему в высшей степени участливо
и, хотя Круглов изъявил готовность удовольствоваться пособием
в 25 — 30 рублей, выхлопотал ему пособие в 75 рублей. Беседуя
с Кругловым, Некрасов, между прочим, сказал, что он не сможет •
поручиться за него (такое поручительство требуется-де уставом
фонда), так как он уже поручился за других, а будет просить
поручиться за него Ольхина. Упоминание об Александре
Александровиче Ольхине, известном адвокате, друге революцио-
неров и авторе нескольких революционных стихотворений, как
о добром знакомом Некрасова заслуживает особого внимания,
ибо Ольхин, выступавший в качестве защитника чуть- ли не на
всех политических процессах 70-х годов (нечаевцев, демонстран-
тов на Казанской площади, процессе 50-и, процессе 193-х)г
вероятно, делился с Некрасовым своими впечатлениями от обще-
ния с подсудимыми. Допустимо предположение, что чрез него
именно Некрасов переслал в 1876 году1 заключенному 1в тюрьме
Петру Алексееву свое известное стихотворение «Смолкли честные,
доблестно павшие». Впрочем, он это смог сделать и при посредстве
другого адвоката, выступавшего в процессе 50-и, Александра
Львовича Боровиковского, с которым также был хорошо знаком
и который, подобно Ольхину, сочинял революционные стихи.
Ольхин, кстати сказать, был одним из близких сотрудников все
той же «Библиотеки дешевой и общедоступной», принадлежа
к кружку Сильчевского, Мачтета и Григорьева.
II. Статья и воспоминания Григорьева
О последнем мы до сих пор почти не упоминали, так как о нем
придется говорить подробнее, чем о ком-либо другом. Прокопий
Василискович Григорьев был саратовским помещиком. Как
совершалось его умственное развитие, мы не знаем. Однако*
несомненно, что к концу 60-х годов, будучи двадцати шести лет
от роду, он в такой мере проникся народническими настрое-
ниями, что перешел от слов к делу. Он начал с устройства
в своем имении «земледельческих колоний», в которых «крестьяне
делили бы результаты трудов поровну». О «затее» Григорь-
ева узнал познакомившийся d ним в Москве Глеб Иванович
Успенский и летом не то 1869, не то 1870 года (приехал (к нему
в Саратов. Что делали в Саратовской губернии Григорьев и Ус-
пенский, об этом точных сведений не имеется. Из записанного
В. В. Бушем рассказа жены Григорьева явствует, что «муж ее
41*
644
В. Евгеньев-Максимов. — Н. А. Некрасов в 70-х годах
все время ездил по деревням и агитировал крестьян, а Успен-
ский разъезжал по деревням вместе с ним». Повидимому, со-
вместная революционная работа Григорьева и Успенского этим
не ограничилась. Известен относящийся, надо думать, уже
к 70-м годам полуанекдотический рассказ Иванчина-Писарева
о том, как Григорьев уговорил Глеба Ивановича назваться вели-
ким князем «Константином», — вернейшее средство организовать
крестьян: «Константином» я вам половину России подпалю»,—
и они предприняли объезд нескольких деревень Тульской губер-
нии. Как бы там ни было, 16 августа 1874 года Григорьев был
арестован, но «впоследствии освобожден с отобранием подписки
о неотлучении с места жительства» (Л. Зотов, «Саратовская
охранка», 1924, стр. 85). Отменено ли было это обязательство
или же Григорьев перешел на нелегальное положение, но, во всяком
случае, в1 исходе 1874 года он был уже в Петербурге. С перехо-
дом «Библиотеки» в руки Каменского он становится одним из
руководящих сотрудников этого журнала, продолжая в то же
время свою революционную деятельность. В упоминавшихся уже
воспоминаниях Круглов-а сообщается, что «редакция считала его
талантливым критиком, оригинальным умом; от него ждали
чего-то такого, что должно было явиться новым словом. ..
Когда Григорьев читал статьи, все слушали его с затаенным
дыханием, так как по ошибке принимали его за великого кри-
тика, за новый нарождающийся талант. ..» Сказанное объясняет,
что статья его о Некрасове, напечатанная в апрельском номере
«Библиотеки» 1875 года, не могла пройти незамеченной. Неда-
ром Глеб Успенский, рассказывая о Григорьеве Иванчину-Писа-
реву, в первую голову упомянул об этой статье. Статья
действительно замечательная, ибо при всей беспомощности своих
приемов, неуклюжести изложения она отражает то отношение
к Некрасову, которое сложилось в среде революционной моло-
дежи 70-х годов, в частности в среде сотрудников «Библиотеки».
Когда у свежей могилы Некрасова его молодые почитатели, в том
числе «землевольцы» и «южные бунтари» с Плехановым, Осин-
ским и Пепко во глазе, поставили его выше Пушкина и Лермон-
това, то для многих присутствовавших на похоронах столь
высокая оценка «музы мести и печали» явилась совершенно
неожиданной. Однако заспорившая с Достоевским молодежь
только повторила то мнение, которое! тремя годами раньше
высказал на страницах «Библиотеки» Григорьев, мнение, отра-
зившееся, как мы видели, в воспоминаниях и Сильчевского
и Мачтета.
Присмотримся же поближе к статье Григорьева.
В. Евгеньев-Максимов. — Н. А. Некрасов в 70-х годах
645
«Некрасов, — безапелляционно заявлял последний, — стоит
неизмеримо выше всех поэтов русских во всех отношениях. Глу-
бокая народная жизнь, подмеченная зорким, пытливым взглядом
великого поэта, проникнутая сознанием сильного мыслителя,
жизнь современная, прогрессивная, кипучая, сказалась в его
поэзии, и давно сказалась в ней, с первых звуков его песен, не-
устанно в течение тридцати лет, с той минуты, как Белинский
с таким искренним восторгом встретил «глубокое поэтическое да-
рование» Некрасова. . .
Время летит, горит.
Вместо «глубокого поэтического дарования» перед глазами
России взрос и сформировался величайший ее поэтический гений,
самый сильный представитель современной европейской поэзии,
гений, о сравнении которого с (кем бы то ни было из русских} пи-
сателей, разумеется, не может быть и речи, и поэтому, сопоста-
вляя здесь имена некоторых недюжинных русских (поэтов и Некра-
сова, я делаю это только с целью как можно резче означить
раз навсегда разницу в ходе развития таланта Некрасова и да-
рований всех остальных русских беллетристов, с целью указать
гениальную, в высшей степени симпатичную, исключительную
черту его развития. Черта эта — сознательная современная
народность, и черты этой не было ни в каком из писателей,
бывших до Некрасова».
В подтверждение этой мысли Григорьев в беглом обзоре
останавливается на творчестве Пушкина, Гоголя, Тургенева,
наконец Толстого, доказывая, что элементы истинной народно-
сти были или слабо выражены, или вовсе чужды этим писате-
лям. «Даже великий Кольцов, — говорит он, — свихнулся
с чисто народного пути и пользуется до сих пор славой за пер-
вую половину своей деятельности».
«Только Некрасов отметил собой новую эру в поэзии».
«Развитие его таланта пошло как раз вразрез с развитием
всех остальных поэтов и беллетристов русских. От наблюдений
и описаний той среды, в которой он рос и жил, от описаний
чиновников, говорунов, новостей и т. п. он с чутким инстинктом
истинного гения перешел к «огородникам», «пьяницам» «извоз-
чикам», «ворам», «свадьбе бедных ремесленников», «забытой
деревне» и т. п. . . Дорога была угадана, но трудно итти по ней,
нова она была, незнакома. . . Только с «Еремушки», с величай-
шего момента русского искусства, колебания становятся невоз-
можны, гений поэта выяснил свой и народный идеал, выставил
принцип новой жизни и поэзии... Песня эта — profession de foi
великого поэта. Вдумайтесь в каждую ее мысль, выраже-
646
В. Евгеньев-Максимов. — Н. А. Некрасов в 70-х годах
ние, слово, эпитет, — перед вами откроется задача жизни, и вы
будете иметь руководящие убеждения, сознанный и гениально
выполненный идеал человека, какой только есть сейчас и может
быть. С момента этой песни Некрасов стал недосягаем в области
поэзии. . .»
Стесненному цензурой Григорьеву не удалось поставить точки
над и. Тем не менее, заключительные страницы его статьи,
носящие явные следы цензорских ножниц, все же дают понять,
что задачей «жизни» и «величайшим идеалом» человека, кото-
рые были указаны Некрасовым, он считал работу и борьбу
во имя блага народных масс. Нет надобности доказывать, что
эта статья не могла остаться неизвестной Некрасову, не могла
не заинтересовать его — тем более, что поэту легко было узнать,
что она написана кандидатом «в великие критики» и к тому же
подлинным революционером. Некрасов пожелал познакомиться
с Григорьевым и вскоре привел свое намерение в исполнение.
Однако впечатления от этого знакомства и содержание тех раз-
говоров, которые вел с ним Некрасов, Григорьев огласил много
позднее.
В том же Т875 году ему пришлось эмигрировать за гра-
ницу, где он особенно близко сошелся с Ткачевым и группиро-
вавшимся вокруг последнего кружком русских якобинцев. В ка-
честве видного члена этого кружка Григорьев принимал участие
в редактировании «Набата».
В 1882 году он был приглашен сотрудничать в «Правду», из-
дававшуюся в Женеве под редакцией некоего Климова и являв-
шуюся, как выяснилось впоследствии, тайным органом преслову-
той «Священной дружины». В известном «Библиографическом
каталоге» Элпидкна о редакторе и сотрудниках «Правды» гово-
рится следующее: «Климов скомплектовал свой круг сотруд-
ников очень ловко. При своем Формуляре уголовного пре-
ступника ему удалось пригласить чистокровных ( революционе-
ров, как Василия Сидорацкого, князя Варлаама Черкезова
и Григорьева (поэта, псевдоним — П. Безобразов). Удил он
сотрудников там, где голод и нужда на пороге. Конечно,
когда предлагают работать за очень высокий гонорар
да еще не вмешиваются цензировать статьи, а предоставляют
полную свободу пишущему, очевидно никому и в голову не
придет задавать вопрос: кто сей Климов? В особенности
заочно, не видя его в глаза; платит хорошо, стало быть, надо
строчить».	•
Сотрудничество Григорьева в «Правде» выразилось, между
прочим, в помещении в четырех ее номерах (№ 16 от 3 января,
В, Евгеньев-Максимов. — Н. А. Некрасов в 70-х годах
647
№ 17 от 10 января, № 19 от 29 января и № 20 от 13 февраля
1883 года) «Воспоминаний о Некрасове». Кроме того, в № 18
от 17 января Григорьев напечатал небольшое стихотворение
«Памяти Некрасова».
Пространные воспоминания Григорьева по своему содержанию
необычайно интересны. Они являются чуть ли не единственным
документом, в (котором дана яркая характеристика политических
взглядов Некрасова, в частности его отношения к революцион-
ному движению 70-х годов.’ Тем больше оснований отнестись
к этому документу с максимальной осторожностью. В какой мере
изложенным в нем фактам можно доверять? Ведь самое появле-
ние воспоминаний в1 провокаторском издании не может не на’
страивать подозрительно.
Прежде чем обратиться к разрешению этого вопроса, следует
познакомиться с содержанием воспоминаний. 1
ВОСПОМИНАНИЯ О НЕКРАСОВЕ
В начале 1875 года я напечатал в Москве «Земскую охоту» —
сцены из провинциальной жизни, и две критические статьи под
заголовками «Прежняя» и «Современная поэзия». Комедийку
совсем обездолила и обтрепала цензура; обе статьи значительно
сократила; из 1-й вырезала более половины, во 2-й повычеркнула
все существенное.
В мае того же года получил я в подарок от Н. А. Некрасова
полное собрание его стихотворений и записку с приглашением
зайти к нему, так как сам он болен. Я был до крайности рад
лично познакомиться с великим поэтом, это было одним из моих
задушевных желаний, я обожал его поэзию, а о нем слыхал так
много оригинальных рассказов и анекдотов, рисовавших в моем
воображении такую характерную натуру, что я тотчас же отпра-
вился по приглашению.
«Весело бить вас, медведи почтенные»,—декламировал и на-
певал я дорогою его стихи и мечтал увидеть богатыря.
Моментально взлетел я по лестнице, неистово .'позвонил и
взволнованно спросил отворившего лакея:
— Дома ли Николай Алексеевич?
Лакей взял мою карточку; исчез с докладом.
Из комнаты в* переднюю долетал стук биллиардных
шаров.
1 В русской легальной печати они целиком не перепечатывалась; в 1928 г.
К. И. привел (в «Огоньке» (№ 2—250) лдпть небольшой отрывок из них.
648
В. Евгеньев-Максимов. — Н. А. Некрасов в 70-х годах
Минуту спустя докладчик вышел в сопровождении двух пре-
восходных черных охотничьих собак и пригласил меня войти.
Я направился в комнаты. По приемной навстречу мне, бросив
разговор с каким-то воином высокого чина, шел Некрасов, не-
сколько бледный от болезни, в халате и протягивая руку. Как
сейчас вижу его высокий и неправильный лоб, задумчивые и
ясные глаза, внимательно оглянувшие меня с головы до> ног, все
необыкновенно-умное выражение лица и довольно невзрачную
фигуру, далеко не соответствовавшую моим фантастическим ожи-
даниям видеть богатыря. Он приветливо усмехнулся и сказал до-
бродушно:
— Очень рад.
Затем, обратившись к штанам красным, выпроводил их со
словами:
— Ты меня извини, теперь мне не до тебя!
— Когда-же?. . —вопрошал владелец штанов, и речь, кажется,
шла о недоконченной партии биллиарда.
— Ну, как-нибудь. . . а теперь мне некогда! — отвечал Некра-
сов с некоторым нетерпением.
Я поглядывал на него, стоя у окна, при входе во вторую ком-
нату. На круглом столе, около меня, лежали разные разрезан-
ные и неразрезанные новые книги и журналы; между прочим,
помнится, том «Deutscher Rundschau» с раскрытою статьею пи-
сем Гейне о Лассале. С одной стороны комнаты, около шкапа,
украшенного чучелами птиц, стояло чучело медведя во весь рост,
в другом углу комнаты помещался биллиард. В ожидании отбы-
тия генерала, любителя биллиарда, в голове у меня вертелись
вопросы довольно разнообразные, вроде: «Неужели этот чело-
вечек, не рослый, не красивый, почти невзрачный, который
стоял посреди комнаты, был именно тот поэт Некрасов,
который написал такие бессмертные вещи, оказал такую колос-
сальную пользу русской поэзии, введя в нее лица из современ-
ного крестьянского быта, тот журналист-боец, который в течение
30 лет сряду группировал вокруг себя лучшие силы России, т. е.
Белинского, Чернышевского, Добролюбова, Михайлова и т. д.,
тот человек, на стихах которого я воспитался почти более, чем
на поэзии Пушкина и Лермонтова, и тот вечный любимец моло-
дежи, которому она прощала даже гражданские прегрешения —
за страстную любовь его к народу?—Впрочем, что ж!
«и соловьи не казисты на вид!» На таком размышлении,
помнится, я помирился с внешностью поэта. Припоминаю еще,
к стыду моему, что в числе прочих соображений в голове моей
два или три раза птицей пролетел нелепый вопрос: «Да неужели
В. Евгеньев-Максимов. — Н. А. Некрасов в 70-х годах
649
же этот бьет в одиночку медведя?» Но, впрочем, я выпугнул
вопрос из головы, как совсем неуместный.
Некрасов заговорил о моих статьях. Соглашаясь с • их основ-
ною мыслью, т. е. что мы вступаем в1 период поэзии братства и
революции, он советовал мне в продолжении статей «Современная
поэзия» вдаваться более в подробности, объяснять публике
смысл нового периода детальнее.
— Вы правы, что принципы братства и революции громко
заявляют себя в поэзии, как и повсюду, как во всей жизни. . . —
говорил он, сидя против* меня на кресле, нервно запахивая ха-
лат и не глядя мне в глаза, а посматривая куда-то в сторону,
точно вдаль, как бы следя свою собственную мысль в картинах,
летевших в его воображении. — Вы правы, что мы мало знаем
народ и что им, до сих пор почти забываемым, должна будет
много и долго заниматься наша поэзия, прежде чем мы дойдем
до всенародной литературы. Но время летит и горит. Надо уси-
ленно и неустанно работать в этом направлении. Стыд и срам
сознаваться и болит необычайно душа, что мы, у нас, в крестьян-
ской России, знали и знаем меньше всего тех, кто нас всех кормил
и кормит . . .
Я сказал ему, что в продолжении моих статей у меня говорится
много о крестьянах, но, вот, цензура прижимает. . .
— Кто у вас цензор?
Я назвал; теперь я забыл фамилию этого господина.
— Нельзя ли переменить его?—проговорил Некрасов сове-
щательно.
Я сказал, что для нас это невозможно, да что мы даже и не знаем,
как за это взяться.
— Я, если захотите, похлопочу об этом. . . — отвечал он, зввая
при одном воспоминании о цензорах и цензуре, и как-то, стиснув
зубы, процедил:
— Ну, уж, эта цензура. . . вот убийца-то!
Затем глубоко вздохнул и высказал следующий взгляд на
нашу цензуру:
— Вы не поверите, если я вам перескажу все, что вынес от
этой,........  императорской	цензуры! Подлее ее я ничего на
свете не знаю... — разве только сами цари! Цензура наша —
это какой-то неустанный душитель нашей мысли и чувства, это
пожиратель ни в чем неповинных, только что рожденных литера-
турных младенцев, это сказочное чудовище-змей, опустошающее
целые области поэзии! Вы не поверите, в прежнее время из-за
иной статейки, чуть-чуть осмысленной, да и совсем невинной
впрочем, мне приходилось по двадцати лестниц облазить, гнуться
650
В. Евгеньев-Максимов. — Н. А. Некрасов в 70-х годах
в дугу, просить и умолять этих мерзавцев1! — Ннет-таки, как
инет, — так и не пропустят! . . Ну, да и нынче не лучше! — при-
бавил он По некотором раздумьи, с отчаянием махая рукой: все
та же музыка! Разве только что, вот, деньгами задобришь! Ну,-
на деньги падки, — продажные!
И Некрасов улыбнулся с таким горьким презрением, какое мне
редко доводилось в жизни встречать. Может быть, с улыбкой
вроде этой он рассматривал 1на охоте трупы легко убитых
медведей.
Он принялся расспрашивать о нашем журнале, о сотрудниках,
даже о таких, которые напечатали всего по одному стихотворе-
нию, и каждый вопрос его дышал сильной любовью ко всему, что
соприкасалось с русской литературой, отеческой заботливостью
ко всякому самому ничтожному проявлению оригинальной мы-
сли, вниманием чуть что не к каждому выражению и отдельным
фразам всякого из писавших; я удивлялся ему и благоговел пред
такой редкой любовью к нашей бедной, русской мысли; он, ка-
жется, не оставлял во всем прочитанном им ни одного слова,
звука без оценки. Он расспрашивал о К.......е, тогда только что
начинавшем, хвалил С............о,	М . . .; говорил и о других
сотрудниках подробно.
Затем разговор перешел на всю русскую литературу, и, чтец
страстный и неустанный, я сознавал себя ребенком в сравнении
с ним. Повсюду виделись у него та же внимательность к прочи-
танному, то же глубокое понимание, та же меткость в оценках,
в умении схватить основную мысль и оттенить слабые стороны
произведений разбираемых. Эта последняя способность, чисто
критическая, особенно поразила меня; я никак не ожидал встре-
тить в одном и том же человеке такого странного сочетания света
сильного ума критического и могучей силы поэтического таланта;
однако оно, именно это сочетание, в Некрасове было, так, как
некогда было в Лессинге. Вдумываясь в его определения и харак-
теристики и припоминая деятельность его как журналиста, я начи-
нал понимать, почему вокруг него постоянно, 30 лет сряду, груп-
пировалось все лучшее русской литературы; я видел перед собою
силу, способную и умевшую группировать: великий характер,
железную волю, страшную житейскую находчивость и закалку.
— Вот, вы говорите в ваших статьях о моих характеристиках
Белинского, Добролюбова, Писарева. .. — говорил мне поэт. —
У меня есть еще портрет Н. Г. Чернышевского. . . Хотите, я вам
прочту его?
Я просил. Он как-то вовсе по-детски встал, покачался на одном
месте и прочел мне стихи:
В. Евгеньев-Максимов. — Н. А. Некрасов в 70-х годах
651
Не говори: забыл он осторожность,
Он будет сам судьбы своей виной,
.	Не хуже нас он знает невозможность
Служить добру, не жертвуя собой —
Но взгляд его возвышенней и шире,
В его душе нет помыслов земных,
Жить для себя возможно только в мире,
Но умереть возможно для других.
1 ак мыслит он, и смерть ему любезна,
Ему могила вовсе не страшна,
Не скажет он, что гибель Оесполезна,
Его судьба давно ему ясна.
Его еще покамест не распяли,
Но близок день — он будет на кресте,
Его послал бог гнева м печали,
Царям земли напомнить о Христе!
Некрасов читал нараспев1, заунывно и певуче. Я просил у него
позволения записать стихи.
— Запишите, — сказал он и продиктовал мне стихотворение.
Затем он задумался, нахмурился и повел такую речь:
— Нам, русским писателям, надо пуще всего остерегаться
чувства страха писать все, что у нас на душе. Многие из нас
писали бы гораздо лучше, если бы им не мешало это ужасное
чувство. Сидит, например, человек и пишет, и на конце пера у него
прекрасное слово. . . такое слово, которое в десять раз лучше
всего, что он в жизни написал, но. . . возьмет да и побоится его
написать; думает: «а ну, как войдут жандармы, схватят», и возь-
мет сподличает, не напишет своего слова. . . Надо ломать в себе это
холуйское чувство страха всякому, кто хочет быть истинно-
полезным своему народу. Трусость — скверный советчик и зара-
зительна. Нельзя быть трусом и служить истине. Истина не
совместима ни с чем низменным и пресмыкающимся.
Он умолк грустно и снова начал:
— Я привык отдавать себе отчет во всем, во всех моих слабо-
стях. Я потому их и не щажу ни в себе, ни в других и вижу
их быстро и ясно. Все мы, русские писатели, или почти все —
трусы. Я еще меньше иных. .. Но трусливее нашей литературы
нет в Европе. Она — самый подлый трус. Вы увидите, бог даст,
как разыграется движение наших дней, до чего могут доходить
наши литераторы, доже заведомо храбрые.
Я спросил его, что же за причина такой трусости у нас. Он
посмотрел на Меня с недоумением.
— Да помилуйте, — начал он с расстановкою: — да ведь мы
забиты до мозга костей, ведь в нас почти % нашего существа
состоит из трусости и забитости. Да и как этому не быть? Да
652
В. Евгеньев-Максимов. — Н. А. Некрасов в 70-х годах
вы бросьте хоть беглый взгляд в наше прошлое, в нашу исто-
рию. Что там?—Там нет ничего, кроме заушений .и колотушек
народу. Там вековечное мордобитие, и нет ничего кроме этого.
Начнемте хотя с былин и песен. Что там? Дуют друг друга и
народ богатыри на-смерть. Например:
Не схватил Васенька Буслаев палицу железную,
А схватил Он ось тележную,
Он набил мужичья увалами,
. Не увалами набил, перевалами. . .
— Да вы обратите внимания, как песнопевец-то рисует, —при-
бавил поэт, — ведь вот как: «увалами да перевалами». Это зна-
чит, — указал он рукой, — вот так, вот, рядок положит мертве-
цов, а потом еще, вот эдак, вот, поперек-то, в другую сторону
головами, еще рядок... — И он снова указал грустно пальчи-
ком, как накладывали мертвецов «перевалами».
— Ну-с, перейдемте ко временам доисторическим.. . Что тут?
А все то же. Набегают на нас разные народцы, дуют нас. Ко-
соги, половцы, печенеги, хазары, да чего — несть им числа!
Раскройте летописцев: несть числа! Да ведь что!—всякий-то
народец норовит перешибить нас до мозгу, — возьмет да прет
к самому Киеву; жен и детей уводит; села сжигает; скот угоняет;
граждан избивает («на тло», говорят летописцы...). Ну, а по-
том что? Потом тем же порядком татары да монголы бьют нас.
В этом проходит несколько столетий. Эти бьют еще чаще: «так,—
повествуют письмена наши, — что целые области оставались опу-
стошенными; так что кроме сорных трав по десятилетиям на
тех местах, где татары проходили, ничего не росло; так что «не-
многие оставшиеся в живых жители прятались по дремучим
болотам и лесам» и едва из них осмеливались нос высовывать. ..
Да ведь все ходили-то татары под самую Москву, и даже за
нее, под Тверь и Новгород. Всю землю избивали, всю землю
забивали в гроб. Ну, а затем что? А сами-то мы что в эти
тяжкие времена делали? Мы, т. е. эти немногие-то по болотам
сидевшие обыватели, что мы делали? Мы из князей да их пар-
шивых интересов лупили друг друга, как только минутка к тому
выдавалася. Вспомните-ка «удельную-то систему» — ведь это
ужас: рязанцы бьют и душат москвитян; москвитяне — тверитян;
тверитяне — можайцев; можайцы — галичан; галичане — влади-
мирцев; киевляне — черниговцев; черниговцы — иных прочих!
Все только взаимными лупками и занимаются! Ведь это ад, а не
жизнь! Ведь в эдаком аду как не одуреть было А потом что?
А поляки лупят нас, а литовцы, а крыжаки, а набеги татар, рас-
павшихся на царства; то со стороны Казани, то со стороны
В, Евгеньев-Максимов.— Н. 4. Некрасов в 70-х годах
653
Саратова, т. е. Золотой Орды, то со стороны Крыма! Да ведь
все-то опять-таки лезут под самую Москву и в нее, матушку! Все
снова избивают все встречаемое, на тло! Ну-ка, а тут, вот, как
Москва-то крепнуть начала, тут что? А тут пошли великокняже-
ские трепки народу. Дня не проходило, чтобы из народа кровь
не .выпускали, точно она ему лишняя! Да ведь все крепнут
князья-то, все крови-то выпущают больше да больше. То одних
князей бьют и усмиряют, т. е. их подданных колотят, то других,
то третьих. Ведь волос дыбом становится читать эти стра-
ницы-то! Ведь это какая-то кровавая баня! Человеческим мясом
упитанная земля! Недаром она в1 те поры без унавожцранья-то
производила, да и посейчас почти без оного производит! Ведь
она родит на наших костях! А дальше-то что? А дальше, как бы
апофеоза какая всего, засаживается на московский престол Иван
Васильевич Грозный, уже царь, и этот уж действует на чистоту!
С опричиной да с долбней ездит по всей России и избивает на
славу! Так избивает, что реки (Волхов, Тверь) кровавыми вол
нами по три дня текут!
Поэт нервно ходил по комнате и страшно был взволнован.
Я слушал и немел от ужаса. А голос Некрасова креп и звенел
какими-то стальными нотами:
— Ну, а дальше, — говорил он,—дальше Романовы! Чай-ть
об этих нечего и рассказывать! Эти ли крови нашей не попили,
не пососали взасос! Это какой-то род, проклятый самим богом
и созданный на пагубу России! Войнам его несть числа! Тратам
несть сметы! Пированиям несть конца! Это вор на воре, убийца
на убийце! Господи благослови, Михаил Федорович доканал
наше крестьянство и украл у всего народа право иметь постоян-
ный земский собор. Алексей Михайлович прозван самим наро-
дом «антихристом», и уже самое название показывает, что был
за зверь! Все его царство прошло в избиениях людей на всякие
манеры. Стоит вспомнить хотя бы светлое разинское движение, —
он его задушил, и как задушил! Ну-ка расправы-то Петьки Долго-
рукова! Ведь на кол под Арзамасом по три тысячи человек
в день сажено! Ведь летописец рассказывает, что иные по три
дня на колу-то жили, ворочались в корчах и судорогах пред-
смертных! Ведь это злодейства, подобных которым в древнем
императорском Риме, в Турции и на всем Востоке не бывало!
Ну-ка, а что крови стоил его сынок, этот прозванный Петькой
Великим! Ведь в его царство перебито народу в одних войнах до
миллиона, а сколько в так называемых бунтах тоже на колья по-
сажено, четвертовано, вешано, растерзано? Ну-ка, а после-то его
все эти Катерины, да Лизавета, да Анны, да всякие распут-
654
В. Евгеньев-Максимов. — Н. А. Некрасов в 70-х годах
ницы,—сколько они людей загубили? Ну-ка, а разные Петьки
да Пашки? Ну-ка, а теперешние Николашки да Сашки? Ведь
это какой-то род народоубийц! Ведь это кара, ниспосланная на
Россию — порода-то Романовых! Ведь это бичи, перед которыми
Атилла — дитя малое! Ведь иногда невольно задумываешься,
чуть не сходя с ума, не сам ли сатана помогает им в их продел-
ках, алча человеческой крови! Ведь иногда так ясно видишь, как
от всего их племени и всяких отростков смерть и зараза на всю
Россию веют и повевают? Ведь иногда просто-таки чуть не за-
дыхаешься от ро:мановской вони, т. е. от императорства, изды-
хающего и не умеющего даже умереть как порядочным людям
следует. Да, кровью писана наша история! Да, неудивительно,
что мы так забиты и робки! Да, нужны поколения богатырей
вроде нигилистов, чтобы свергнуть этот подлый страх с души
народной! Да, нужны террористы, избивающие царей и их мини-
стров, чтобы оживить у нас древний, нам в седой старине при-
сущий вечевой республиканский дух! Чтобы поставить на ноги
наш мир, нашу братскую общину, наши новые вольности! Ну,
да я их вижу, богатырей нужных, я их чую!..—закончил
поэт.
После такого первого свидания журнальные разговоры, ко-
нечно, уже не вязались, и я ему откланялся.
Последовавшие наши с ним беседы я расскажу в дальнейших
главах.
«Ну, — думал я, возвращаясь на этот раз домой: — значит,
я не очень-то ошибся, ожидая видеть богатыря! Дух-от в этом
ярославском соловье настоящий, богатырский! Это дух какого-то
Микулушки Селяниновича! . .»
Две недели спустя я снова шел к Некрасову, соскучась по
его беседе.
Я застал его с портным, он примерял платье. С тех пор как
я его не видал, здоровье его ухудшилось: лицо осунулось и
побледнело, углы губ желчно отвисли, на лбу ясно выступили
морщины, глаза выражали страдание. Он медленно поворачи-
вался в новом костюме, у промежутка двух окон перед зерка-
лом, и делал портному замечания.
— Присядьте!—пригласил он меня усталым голосом: — из-
вините, я сейчас!
И указал портному подмышку: вот, тут, жмет!
Портной быстро вертелся вокруг него, прихватывая паль-
цами ‘лишки, отмечая мелом необходимые переделки, то опра-
вляя на нем костюм, то отступая шага на два-три, чтобы лучше
видеть, где и как еще что-нибудь нехорошо.
В. Евгеньев-Максимов. — Н. А. Некрасов в 70-х годах
655
Поняв1 извинение Некрасова в том смысле, чтобы не мешать
ему, я взял со стола томик' «Deutscher Rundschau» и раскрыл
письмо Гейне о Лассале. Я перелистывал их, читая то там, то
сям, фразу, две, три, — ив памяти моей воскресала нежная,
причудливая поэзия Гейне, с ее наивными выходками каприз-
ного ребенка, волшебными цветами узорочной и порывистой
фантазии, адским смехом убитого горем гения. ..
Я так задумался, вглядываясь в нее, что не слыхал ни слова
из разговора Некрасова с портным. Только стук затворившейся
двери привел меня в себя. Передо мною, как две недели тому
назад, сидел Некрасов в кресле, с усмешкой глядя мне в лицо
и перекинув ногу на ногу.
«В чем эти два сатирика разнятся?» — сложилось у меня
в голове. И, бросая взгляд назад, на все поле их деятельности,
я прежде всего подумал: «Некрасов объективнее», потом: «у Не-
красова нет изящества и блестящего остроумия Гейне, но краски
гуще, ярче, отчетливее», потом: «Гейне общечеловечнее», «Не-
красов менее сентиментален» и т. п. Затем я бросил сравнение. . .
— Какого вы мнения о поэзии Гейне, Николай Алексеевич?
— У него необыкновенно изящная чувственность. .. — ответил
он: — «смех разящий убийственный. . .»
— Но холодный? . . — спросил я.
— Нет, — отвечал Некрасов,—смех Гейне, как и всякий мет-
кий смех, смех здравого смысла над нелепостями и вымыслами
разгоряченной фантазии. Только у него то своеобразно, что он
сам пустит в карьер свою фантазию, а потом сам же сразу ее и
осадит, так что она чуть не опрокинется.
Разговор, повертевшись на Гейне и Людвиге Берне, перешел
на новости литературы, а дальше вообще на наших писателей.
Некрасов, между прочим, сказал, что он прежде многого ждал
от Буренина.
— У него были стихотворения недурные. Помните: «Поник
я долу головой», «Много в детстве страшных сказок»?
Я сказал, что помню.
— Ну, теперь он состарился’ и иссвистался. . .—сказал Не-
красов.
Он говорил о Толстых, Льве и Алексее, что у них есть про-
стонародные струны, и особенно расхваливал «Солдатскую пе-
сенку» первого из них:
>	Как восьмого сентября
Мы за вору, за царя
От француз ушли!
656
В. Евгеньев-Максимов. — Н. А. Некрасов в 70-х годах
Василия Курочкина Некрасов считал талантом самым круп-
ным, но отдавшимся переводам Беранже, что много отняло вре-
мени у силы его оригинального творчества. Он вспомнил «Жу-
равлей» и «Думу оптимиста» Жемчужникова. Говорил и о дру-
гих поэтах и писателях. Наконец мне удалось перетащить раз-
говор на поэзию самого Николая Алексеевича. Я анализировал
некоторые его стихи — он внимательно (вслушивался, я зада-
вал ему вопросы — он отвечал охотно.
— Скажите,—спрашивал я,—ведь судя, по некоторым ме-
стам иных из ваших стихотворений, вашим вечным желанием
была полная ломка всего дурного у нас.
И я цитировал из «Песни Еремушки».
В иас под (кровлею отеческой
Не запало и и одно
Жизни полной, человеческой
Плодотворное з е ip н о!
— Значит, в нас на родине ничего хорошего не западает? Ни
одного зернышка? Так ведь?
— Да,—отвечал он протяжно,—вы поняли.
— Почему же вы нигде и никогда не высказали этого сильнее?
— А, вот, именно, я находил полезным прямо не высказы-
вать такого желания, а разлить его во всей моей поэзии.
— Почему?
— Как вам сказать? Потому что стихи, у нас в России жадно
читаются и заучиваются наизусть детством, юностью и моло-
дежью. . . Ну, вот, я и думал: пусть моего-то молочка вдосталь
попьют робятки, авось из них толк будет. Сразу-то скажешь —
что выйдет? Запретят вещь, да и самого, пожалуй, упрячут
куда-нибудь. Нуя а теперь погоди, шалишь! Поэзия-то моя
наизусть тысячам людей известна! Сочинения разошлись в не-
скольких изданиях, кроме журналов! Тут прочтут читатели, что
ветер
Флагом гордого дворца
Играет как простой тряпицей.
В другом месте — другую какую-нибудь мысль, в третьем —
третью. . . глядишь, понемногу да понемногу и наберутся хоро-
шего духа. Ведь иногда у меня в голове гордая мысль блещет,—
-весело прибавил он, — что покуда стихи мои в ходу, до тех пор
дело русского движения на верном пути. . .
Я согласился, что поэзия его — один из главных двигателей
у нас «всего хорошего».
В. Евгеньев-Максимов. — Н. А. Некрасов в 70-х годах
657
Он вздохнул и сказал:
— Я работал, как мог.
— Скажите, пожалуйста, Николай Алексеевич, — приставал
я с расспросами, — а ведь тут вот речь идет о бунте? а ведь это
место вот так надо понимать?
Он не уставал объяснять.
— Вы обратите внимание в моих стихах, — говорил он, —
прежде всего на то, что у меня нигде нет ничего хвалебного
высшим сословиям. Для них у меня везде и всегда только са-
тира: я старался внушить молодежи любовь к народу, к бедным
и угнетенным и ненависть к угнетателям! Исключение относи-
тельно высших классов я сделал только для цвета интеллиген-
ции: Бел*инского, Чернышевского, Добролюбова, декабристов' и
декабристок.
Тут ои поглядел мне в глаза и прибавил подавленным, дро-
жащим голосом:
— Раз я свихнулся.. . и, ах, как свихнулся! .. Ну, да знаю,
что меня за это будет казнить потомство. . .
Он был очень взволнован и, мне казалось, даже дрожал под
напором грозного негодования на самого себя; но между тем
в голосе его звенели чистые ноты перестрадавшей и исцелив-
шейся совести. Я понял, что он говорит о стихах своих царю,
Комиссарову и тому мерзавцу, который целые города и области
приводил в трепет своими зверствами и неистовствами. Мне
стало жаль, что поэт сделал из этого несчастного случая кару
себе на всю жизнь, Но, не смея утешать и успокаивать его сам,
я прибег к народным поговоркам; тоном скомороха я произнес:
— Эх, государь-^батюшка, Николай Алексеевич! Грех да беда,
на кого не живут! Али скажем: и на старуху бывает проруха!
Но он оставался мрачен и подавлен горем. . . Я видел, что со-
весть его заела, и невольно вспомнил его стихи:
Что враги? пусть смеются язвительней,
Я пощады у них не прощу!
Не придумать им казни мучительней
Той, которую в сердце ношу!
«Да, — подумал я, — глядя на его изъеденное кручиной
лицо,—да ты, точно, носишь казнь в сердце! ты так истерзал
себя, что не знаю, надолго ли тебя потянет!» И я заговорил
о крестьянах, о будущем России, снова о крестьянах и о равен-
стве, свободе, братстве и всеобщем, цветущем счастье, и опять-
таки о крестьянах, почему-то чувствуя, что только эти любимые
поэтом люди и идеалы могут снова вызвать доброе расположе-
ние его духа.	,
42 <Звенья» № 3
658
В. Евгеньев-Максимов. — Н. А. Некрасов в 70-х годах
Он слушал меня как какого-нибудь ребенка и, вероятно, в душе
усмехался моей неумелости, но потом, кажется, она-то его и
заняла и отвлекла от печальных дум. . .
— Да, — заговорил он, — я увеличил материал, обрабатывав-
шийся русской поэзией, личностями крестьян; я поставил на вид
России образы ее кормильцев, современных мне рабочих лю-
дей. «Ямщик», «Ванька», «Старухи у колодца», «Солдат с гро-
биком», «Влас», «Огородник», «Орина», «Прокл и Дарья»,
«Калистратушка», «лакей Иван» и т. д. — все эти и другие лица
из крестьян, которых я пел, до меня не были затронуты в на-
шей поэзии никем, и скажу более: казались всем нашим поэтам,
бывшим до меня, невидимыми. Высшие слои нашего общества
до 40-х годов погружались в исследования и описания своих
личных, эгоистических чувств: любви к женщине, дружбы, раз-
ных страстишек и т. п. Даже наши гении рабочего народа не
замечали. Это был век светских и будуарных героев в литера-
туре. Интересны в этом отношении полные глумления взгляды
Гоголя на Петрушек, Селифанов и поверхностные взгляды Пуш-
кина на крестьян. Зиму, например, Пушкин описывает так:
Зима! крестьянин торжествуя
На дровнях про лага ет путь!
Грибоедов смотрел лучше: он понял страдания горничной
Лизы и вообще умел войти в ее душу. Лермонтов, кажется, вы-
шел бы на настоящую дорогу, т. ё. на мой путь, и., вероятно,
с гораздо большим талантом, чем я, но умер рано. Тогда мце
выпала задача быть поэтом России. Я делал, что мог! Про-
никнув в эту незатронутую и великую область нашей жизни,
в русское крестьянство, — я брал в ней все, что успевал, и —
работал! Обилие материала заставило меня рисовать его боль-
шими кусками и в крупных чертах. Я хватал, подавленный ве-
ликостью, тяжестью дела! Я торопился, потому что не смел мед-
лить. . . а не смел медлить, потому что образы вопияли ко мне
о жизни, народ взывал о сознательном существовании! Отсюда
все достоинства и недостатки моих вещей! Мне было не до отчет-
ливой обрисовки, не до внешней отделки стиха! Передо мною
никогда не изображенными стояли миллионы живых существ!
Они просили любящего взгляда! И что ни человек, то мученик,,
что ни жизнь, то трагедия! Я пробовал обрабатывать сразу
целые большие отделы этой крестьянской жизни! И, боже, что
за интересные отделы! Так я написал идиллию «Крестьянские
дети»! В ней мне пришлось сжиматься и писать общими чер-
тами. Я пробовал писать, взяв какое-нибудь из чисто деревен-
В. Евгеньев-Максимов.— Н. At Некрасов в 70-х годах
659
ских явлений нашей жизни — получились «Коробейники»!
Я характеризовал обычную жизнь крестьянской семьи в’ «Мо-
розе» . Я, кажется, дошел до чистой народности в некоторых ве-
щах, таких, как:
У людей-то в дому лепота, духота, . .
и других, весьма немногих, -впрочем. . . Наконец я задумал
изложить в связном рассказе все, что я знаю о народе, все, что
мне -привелось услыхать из уст его, и я затеял «Кому на Руси
жить хорошо. . .» Это будет эпопея современной крестьянской
жизни. . .
Некрасов встал и заходил по комнате.
/7. Безобразов
На этом обрываются воспоминания Григорьева. Именно обры-
ваются, ибо едва ли можно сомневаться, что Григорьев продол-
жал бы их, если бы журнал, их печатавший, не прекратился.
Последние их страницы взяты из № 20 «Правды», а на этом
именно номере незадачливое детище отставного исправника Кли-
мова и «Священной дружины» закончило свое существование.
Вернемся, однако, к вопросу о степени достоверности воспо-
минаний. Должны сознаться, что по первому впечатлению они
показались нам апокрифическими. Поиски московского журнала,
в котором Григорьев якобы поместил в 1875 году комедию
«Земская охота» и две критических статьи, упорно не приводили
ни к чему. Но как только удалось установить факт сотрудниче-
ства Григорьева в «Библиотеке дешевой и общедоступной» ре-
дакции А. В. Каменского, положение сразу прояснилось.
В «Библиотеке нашлись и григорьевская комедия, напечатанная
под иным заголовком — «Волки», и григорьевские критические
статьи. Для чего же Григорьеву понадобилась эта мистифика-
ция? Ответ ясен. В 1883 году он, якобинец и террорист, не мог
назвать того журнала, в котором играл чуть ли не руководящую
роль, не подводя издателя, редактора и сотрудников, оставав-
шихся в России. Этими же побуждениями, несомненно, объяс-
няется и то, что Григорьев не решился напечатать фамилии
своих сотоварищей по «Библиотеке», а ограничился лишь тем,
что привел начальные буквы этих фамилий. Однако, зная, что
в его воспоминаниях речь идет именно о «Библиотеке», не трудно
догадаться, что под К. .. — скрывается Круглов1, под С. . . —Силь-
чевский, под М.. . — Мачтет. Таким образом мистификация, допу-
щенная в начале воспоминаний, преследовала определенно кон-
спиративную цель и с точки зрения этой цели являлась вполне
законной. Но ограничился ли Григорьев только этой вынужденной,
42*
660
В. Евгеньев-Максимов.— Н. А. Некрасов в 70-х годах
так сказать, мистификацией? Ведь он, как это показывает
вышеприведенный эпизод с Глебом Успенским, разъезжавшим
вместе с ним по деревням под именем Константина, вообще был
склонен к мистификациям, тем более в* случаях, когда этого тре-
бовали, по его мнению, интересы революции. Разве и в данном
случае он не мог рассуждать примерно следующим образом:
«поскольку из моих воспоминаний узнают, что Некрасов, этот
наиболее популярный и чтимый поэт нашего времени, был
заклятым врагом не только старого порядка в целом, но и цар-
ствующей династии и сочувствовал самым крайним методам ре-
волюционной борьбы, постольку дорогое мне дело приобре-
тет новый ореол в глазах очень и очень многих; ради этого по-
зволительно прибегнуть и к выдумке». Абсолютно отвергать
возможность такой постановки вопроса Григорьевым едва ли
было бы правильно. Те немногочисленные источники, в которых
даются сведения о личности Григорьева, рисуют его в таком
виде, что предположения о возможности мистификации с его
стороны отнюдь не отпадают. «Это был, — читаем в воспомина-
ниях Овсянико-Куликовского, — некогда приятель и, кажется,
собутыльник Г. И. Успенского. Человек, не лишенный литера-
турного таланта, но из числа тех добродушно-беспутных русских
людей, которые свой талант зарывают в землю и проводят
время в разговорах и зубоскальстве. Он был умен, образован,
остроумен, но любил говорить глупости и щеголять парадоксами
собственно для того, чтобы подразнить собеседника и посмеяться.
За всем тем, человек он был добрый, хороший». Лев Тихомиров
дает о Григорьеве в своем «Дневнике» резко отрицательный
отзыв. Впрочем, суждения его о былых сотоварищах по револю-
ционному движению пристрастны в дурную сторону и особого до-
верия не внушают. Во всяком случае, имеющиеся сведения о Гри-
горьеве не таковы, чтобы, основываясь на них, можно было бы
сказать: вот человек, отнюдь не способный к мистификации.
И тем не менее его воспоминания в основе своей все же не
были голой мистификацией.
Так как по самому характеру своему они заключают в себе
элементы различных литературных жанров, мемуарного, критико-
публицистического, пропагандистского и даже художествен-
ного, то требовать от них абсолютных точности и достоверности,
конечно, не приходится. Спору нет, что в них не мало преувели-
чений, есть кое-что и прямо присочиненное Григорьевым, но
видеть в них только вымысел никоим образом нельзя.
Начать с того, что Григорьев о своих встречах с Некрасовым
и о разговорах с ним, так близко затрагивающих и журнальные
В. Евгеньев-Максимов. — Н. А. Некрасов в 70-х годах
661
и общественные интересы того кружка, который группировался
около «Библиотеки», не мог не сообщать столь близким ему
Мачтету, Сильчевскому, Круглову, несколько позже Глебу
Успенскому и, по всей вероятности, многим другим. А раз це-
лый ряд лиц знал об этих встречах и разговорах, Григорьеву
было бы рискованно и нецелесообразно пойти на явную мисти-
фикацию, хотя бы из страха быть разоблаченным. Впрочем,
это соображение отнюдь не решает вопроса. Однако его не
трудно подкрепить другими. Какими же именно? И в описании
наружности Некрасова, и в описании его квартиры, ее обста-
новки, не исключая таких подробностей, как биллиард и чучело
медведя, Григорьев более или менее точен. Трудно предполо-
жить, чтобы он исходил в данном случае не от личных впечат-
лений, а от чужих рассказов. Затем — и это самое главное —
целый ряд суждений, вложенных им в уста Некрасова, вполне
соответствует тому, что Некрасов и до и после встреч с ним
высказывал другим знакомым, также оставившим о поэте
свои воспоминания. Так, например, резкие отзывы по адресу
цензуры — это обычная тема разговоров Некрасова; декларация
о задачах, стоящих перед современной литературой (служение
народу прежде всего), в свою очередь, неоднократно провозгла-
шалась Некрасовым в беседах с его современниками; противопо-
ставление своей тематики (крестьянской) тематике дворянских
писателей звучало иногда еще в спорах Некрасова с Тургеневым
и Боткиным; о замысле и источниках поэмы «Кому на Руси
жить хорошо» Некрасов сообщил Григорьеву то-же, что слы-
шали от него и другие; покаянные ноты, прорывавшиеся не-
сколько раз в беседе с Григорьевым, а особенно явственно за-
звучавшие при упоминании о стихах Комиссарову и Муравьеву, —
это, без преувеличения говоря, один из коньков некрасовских
разговоров в1 последние годы его жизни.
Тем не менее на эту часть воспоминаний Григорьева, в осо-
бенности поскольку в ней говорится о литературных вопросах,
некоторый отпечаток наложило содержание уже известной нам
критической статьи его о Некрасове. Возможно, что Григорьев
не обладал сильной памятью, и за те восемь лет, которые про-
шли с его встречи с Некрасовым, многое .в их беседах переза-
был. С другой стороны, слышанное непосредственно от Некра-
сова легко могло слиться в его сознании с тем, что им самим
было высказано в статье, тем более, что и беседы и статья
относились приблизительно к одному и тому же времени. В ре-
зультате некоторые из мнений, якобы исходивших непосред-
ственно от Некрасова, повторяют соответствующие мысли его
662	В. Евгеньев-Максимов.— Н. А. Некрасов в 70-х годах
статьи. Для примера сошлемся на оценку элементов народности
в творчестве Пушкина и Гоголя. В другом случае Григорьев вос-
произвел в тексте воспоминаний одно из выражений своей
статьи: время летит и горит. Но все же трудно сомне-
ваться, что сущность того, что было сказано ему Некрасовым на
цензурные и литературные темы, передана в воспоминаниях бо-
лее или менее правильно. Сущность, но не выражения. . .
Некрасов, однако, говорил с Григорьевым не только на эти
темы. Едва ли не наибольший интерес представляет та часть
воспоминаний, в которой излагаются политические мнения Не-
красова. Последний, если верить Григорьеву, с особой подроб-
ностью остановился на следующих пунктах своего политического
credo: 1) на обосновании безотраднейшего взгляда на наше
историческое прошлое, характеризуемое неимоверно принижен-
ным положением народа, на долю которого приходились одни
«заушенья и колотушки», 2) на беспощадно резкой оценке цар-
ствующей династии, от ее первых представителей до последнего,
и 3) на демонстративно выраженном сочувствии политическому
террору.
Мог ли Некрасов говорить Григорьеву нечто подобное? Ведь
ясно, как дважды два четыре, что в этих его суждениях нашли
отражение как раз те взгляды, приверженцем которых являлся
сам Григорьев. Если уж Григорьев считал допустимым в своих
воспоминаниях прибегать к выдумке, то легче и естественнее
всего ему было «выдумать» именно эту часть воспоминаний,
зачисляя тем самым Некрасова в свои единомышленники. Не
отрицая такого рода возможности, мы все же полагаем, что
сплошной выдумки не было и здесь.
Безотрадный взгляд на старую русскую историю давно уже
был усвоен западнически-настроенными кругами не только бур-
жуазной и разночинной, но и дворянской интеллигенции, пе-
рейдя в литературу, в частности в художественную литературу.
В подтверждение можно было бы привести огромный материал,
ссылаясь и на Пушкина, и на Полежаева, и даже на таких поэ-
тов, как А. Толстой, Розенгейм и Зотов, автор «Старой шар-
манки». 1 Если ограничиться ссылками на особо близких
Некрасову писателей-разночинцев, то пришлось бы назвать авто-
ров целого ряда революционных стихотворений XIX века. Выде-
лим из них Добролюбова, который в известной «Думе при гробе
Оленина» (Некрасов, надо думать, был знаком с этим худо-
1 Это стихотворение, кстати сказать, долгое время приписывалось Не-
красову
В. Евгеньев-Максимов. — Н. А. Некрасов в 70-х годах
663
жественно слабым, но в общественном отношении замечательным
произведением юношеской музы своего великого друга) выска-
зал взгляд на прошлое России, аналогичный со взглядом Некра-
сова в передаче Григорьева. Ведь лейтмотивом и стихов Добро-
любова и речей Некрасова было следующее утверждение
первого:
Природными рабами были
Рабы, рождаясь от рабов,
И, как веленья бога, чтили
Удар кнута и звук оков .. .
Затем трудно допустить, чтобы Некрасов не разделял тех мыс-
лей, которые были высказаны на страницах его же журнала,
за каких-нибудь четыре года до его встречи с Григорьевым,
в гениальной «Истории одного города». А между тем эти мысли
вполне соответствуют тем, которые вкладывает в его уста Гри-
горьев. Подобного рода сопоставлений можно было бы привести
не мало, однако, думается, в этом нет никакой надобности, ибо
и так ясно, что иначе смотреть на старую русскую историю
Некрасов, как сын своего времени, как представитель определен-
ной классовой психоидеологии, и не мог. Отсюда вывод, что нет
ничего невероятного, если он в минуту откровенности высказал
Григорьеву то, что думал о прошлом своей страны.
Несколько труднее решается вопрос, мог ли Некрасов с таким
ожесточением, если не сказать — яростью, отзываться о Романо-
вых. Ведь некоторые его стихи дают материал для утверждений,
что он высоко ценил Александра II. Однако при сколько-нибудь
объективном отношении к вопросу подобные утверждения, не-
смотря на то что имеют за собой безусловно фактическую
основу, теряют убедительность. Дело в том, что, за одним лишь
исключением, похвалы Некрасова по адресу Александра II не
могут быть признаны искренними. Исключение, да и то относи-
тельное, представляют несколько стихов из написанного
в 1857 году стихотворения «Тишина». Здесь, сопоставляя пере-
живаемое время с «днями Великого Петра», Некрасов призы-
вает «божью благодать» на «работающих честно» — на пахаря,
поэта и воина, а также на «Т ого, защитника и главу
н а р о д н о г о»,
Пред коим частные труды,
Как мелководные пруды
Перед Невою многоводной . . .
О том, что искренность этих стихов относительна, мы знаем от
самого Некрасова. В одной из писем е<го к Тургеневу содержится
664
В. Евгеньев-Максимов.— Н. А. Некрасов в 70-х годах
весьма прозаическое объяснение их появления в печати.
«Кстати расскажу тебе быль, — пишет Некрасов от 25 декабря
1858 года, — из коей ты усмотришь, что благонамерен-
ность всегда пожнет плоды свои. По возвращении
из-за границы тиснул я «Тишину», а спустя месяц мне объяв-
лено было, чтобы я представил свою книгу на 2-е издание».
Таким образом Некрасов дает понять, что в « 1 ишине» он был
сугубо благонамеренным в надежде извлечь из этой благонаме-
ренности весьма реальные для себя выгоды — добиться снятия
цензурного запрещения со своей книги. Конечно, можно порицать
подобный образ действий с нравственной стороны, но суть во-
проса не в этом. Для нас важно лишь установить, что при сочи-
нении «Тишины» могли иметь место «привходящие соображе-
ния». Впрочем, если даже признать, что «Тишина» — искреннее
от начала до конца произведение, то и это не может иметь
особенно существенного значения для наших выводов. Не забу-
дем, что через несколько месяцев после напечатания «Тишины»
(«Современник» 1857, № 9) Чернышевский поместил в «Со-
временнике» же (1858, № 2) известную статью «О новых
условиях сельского быта», в которой содержатся еще более
восторженные похвалы по адресу Александра II, чем у Не-
красова. Допустим, что и Некрасов и Чернышевский от чи-
стого сердца славословили царя. Это не могло помешать им
впоследствии коренным образом изменить свое .к нему отно-
шение. О Чернышевском, разумеется, и говорить нечего,
но и Некрасова вся совокупность впечатлений, которые он полу-
чал от общественной жизни, не могла не привести к резко
отрицательному взгляду и на личность и на деятельность Але-
ксандра II, точно так же как к этому взгляду пришли все наиболее
передовые представители той социальной группы, к которой он
принадлежал. По крайней мере, если в 60 — 70-х годах Некрасов
и говорил царю комплименты, то всякий раз это происходило
под давлением особых обстоятельств. Специфичность тех целей,
которые преследовала написанная в 1866 году ода Комиссарову,
общеизвестна: и эта ода и еще более одиозные, не дошедшие
до нас стихи Некрасова в честь Муравьева-Виленского, были про-
диктованы и растерянностью, и страхом за себя, и в особенности
стремлением во что бы то ни стало, хотя бы ценой своей репу-
тации, предотвратить запрещение «Современника» — «спасти
направление», как выразился один из мемуаристов (П. М. Ко-
валевский) . Как мы знаем, Некрасов до конца своих дней не
переставал горько упрекать себя за эти «неверные звуки» своей
лиры. Даже при минимально объективном отношении к вопросу
В. Евгеньев-Максимов.— Н. А. Некрасов в 70-х годах 665
эти стихи нельзя не признать сугубо фальшивыми, сугубо
неискренними. То же самое приходится сказать о двустишии
в тексте «Пира на весь мир» («Кому на Руси жить хорошо») :
Славься, народу
Давший свободу.
Из письма сестры поэта А. А. Буткевич к Салтыкову-1_Цед-
рину мы знаем, что это двустишие было написано поэтом «со
скрежетом зубов, лишь бы последнее, дорогое ему детище уви-
дело свет».1
Итак, поэзия Некрасова в целом, а стихи 60 — 70-х годов тем
более, не дают материала, который бы позволял говорить об его
симпатии к Романовым.2
Обратимся к демонстративно заявленному Некрасовым в
беседе с Григорьевым сочувствию политическому террору.
Здесь прежде всего возникает общий вопрос: можно ли
было говорить о терроре в подобных выражениях в 1875 году,
т. е. за три года до выстрела Веры Засулич? Не отрицая,
что террористическая струя только с начала 1878 года стала
одной из основных в русском революционном движении, все
же нельзя упускать из вида, что в некоторой мере она была
присуща последнему и много раньше. Призыв к террору мель-
кает в знаменитой прокламации 1862 года — «Молодая Россия».
«С Романовыми, — читаем в ней, — расчет другой. Своею
кровью они заплатят за бедствия народа, за долгий деспотизм,
за непонимание современных потребностей. Как очистительная
жертва сложит головы весь дом Романовых». В 1868 году в кар-
мане схваченного на месте покушения Каракозова было найдено
обращение к «Друзьям-рабочим», в котором объяснялись мо-
тивы, им руководившие: «Цари-то и ёсть настоящие виновники
всех наших бед. . . И вот я решил уничтожить царя-злодея и са-
мому умереть за свой любезный народ». В состав ленных Нечаевым
в 1869 году «Правилах организации» предлагалось раздробить
1 В печатаемой в № 4 сборника «Звенья» статье Юр. Бахрушина
«Канонический текст „Пира на весь мир”» установлено, что в перрон, доц^н-
зурной, редакции поэмы совершенно не было этого двустишия. Надо от-
метить, что «вся рукопись, несмотря на присутствие в ней песен и текстов,
не напечатанных в «Отеч. записках», тщательно вычитана, причем все вы-
читки сделаны рукою Некрасова...»—11рлм ред.
2 Возможно, что в 40—50-х годах, находясь под влиянием Белинского,
Некрасов, подобно большинству западников того времени, делал исключе-
ние для Петра I (см. упоминания о Петре в поэме «Несчастные» и стихо-
творение «Тишина»).
666
В. Евгеньев-Максимов. — Н. А. Некрасов в 70-х годах
«общество» на 'несколько категорий то степени «зловред-
ности» его представителей, причем в первую категорию имелось
в виду отнести «неотлагаемо осужденных на смерть». В 1874—.
1875 годах, когда определилась неудача «хождения в народ»,
неудача, в значительной степени вызванная неимоверно жесто-
кими репрессиями правительства, мысль некоторых революцион-
ных деятелей повернула в сторону иных, более действенных с их
точки зрения способов борьбы с царизмом, чем пропаганда.
В связи с этим ожил интерес к якобинству и его методам. Не
забудем, что именно к 1874 году относится разрыв Ткачева
с Лавровым. Годом позже Ткачев приступает к изданию «На-
бата», типично якобинского органа. Хотя «набатчики» и не играли
сколько-нибудь руководящей роли в революционном движении
тех лет, но 'известный общественный резонанс их проповедь
все же имела.
Возможны ли сочувственные отзывы о терроре в устах поэта?
Думается, что возможны. Начиная с 1869 года в стихах Некра-
сова нёт-нет да и проскальзывают такого рода мысли и выра-
жения, в которых нельзя не усмотреть сочувствия крайним ме-
тодам революционной борьбы. В текст поэмы «Дедушка», обще-
ственно-психологическим стимулом создания которой послужила,
как некоторые думают, нечаевщина, Некрасов предполагал ввести
такое четверостишие:
Взрослые люди — не дети,
Трус — кто сторицей не мстит,
Помни, что нету на свете
Неотразимых обид . . .
Выражение «мстить» да еще «сторицей» едва ли может иметь
в виду что-либо другое, кроме кровавой расправы с насильни-
ками и угнетателями. В «Декабристках» («Русских женщинах»)
соответствующая нота должна была звучать еще явственнее.
Княгиня Трубецкая во время свидания с мужем в тюрьме
заявляет ему:
... я сильна,
Могу я страшно мстить.
Достанет мужества в груди,
Готовность горяча. . .
Нет никакого сомнения, что «мстить» некрасовская героиня соби-
ралась самому Николаю I, который, кстати сказать, строчкой
ниже назван «палачом». Единственным же способом ото-
мстить ему было убить его. Таким образом Трубецкая, по Не-
красову, готова стать цареубийцей — черта, более чем не вяжу-
щаяся с образом светской дамы-аристократки. Однако Некрасов
В. Евгеньев-Максимов. — Н. А. Некрасов в 70-х годах 667
не считался в данном случае с исторической правдой, так как
намеренно и сознательно стремился наделить свою героиню
рядом свойств, присущих скорее революционерке 60—70-х го-
дов, чем титулованной жене декабриста.
И во второй части поэмы встречаемся с характерным упоми-
нанием о мести. Рассказав своим внукам о приговоре над дека-
бристами, Волконская говорит:
Подробностей ряд пропустила я тут . . .
Оставив следы роковые,
Доныне О' мести они вопиют . . .
О «мести» кому? Разумеется, тому, кто в конце поэмы именуется
«палачом, мстительным трусом и мучителем», т. е. тому же
Николаю.
Политическая заостренность в приведенных выражениях не-
сколько ослабляется тем, что они вставлены в историческую
рамку. Хотя совершенно несомненно, что и «Дедушка» и «Дека-
бристки» вдохновлены не столько мыслью о революционном про-
шлом, сколько мыслью о революционном настоящем, но все же
широким читателем эти поэмы воспринимаются и будут воспри-
ниматься как исторические. Тем * важнее констатировать, что
Некрасов о крайних методах революционной борьбы говорил
и в произведениях, лишенных исторической окраски. Особенно
много материала дает в этом отношении поэма «Кому на Руси
жить хорошо». Донельзя стесненный цензурной уздой, Некрасов
все же попытался представить в ней царя как врага народа.
Уже в III главе I части потрясающая картина крестьянских
труда и нужды заканчивается яркими стихами, своего рода фор-
мулой, проясняющей, кто и что мешает крестьянству воспользо-
ваться плодами его работы:
Сладка еда крестьянская,
Весь век пила железная
Жует, а есть не ест ...
Работаешь один,
А чуть работа кончена,
Гляди, стоят три дольщика:
Бог, царь и господин.
В последней части поэмы «Пир на весь мир», в проникнутой
гневным сарказмом «Веселой», образ царя снова подается как
образ врага, насильника и угнетателя:
Чуть из ребятишек,
Глядь, и нет детей:
Царь возьмет мальчишек,
Барин — дочерей.
668
В. Евгеньев-Максимов. — Н. А. Некрасов в 70-х годах
Одному уроду
Вековать с семьей.
Славно жить народу
На Руси святой . . .
Здесь уместно будет отметить, что много раньше, говоря
б «Коробейниках» о Севастопольской кампании, Некрасов хотел
подчеркнуть, какие тяжелые последствия для народных масс
несет за собой империалистическая политика царизма. Однако
цензура встала ему на пути, и он должен был изменить перво-
начальную редакцию данного отрывка. В результате появился
общеизвестный, не возбуждавший ни с чьей стороны никаких
сомнений текст:
Враг дурит — народу горюшко.
Точит русскую казну,
Красит кровью черно морюшко,
Корабли валит ко дну .. .
Перевод свинцу и олову
Да удалым молодцам.
Весь народ повесил голову,
Стон стоит по деревням.
В рукописи же, вместо слова «в р а г», стоит слово «ц а р ь».
Различие в смысле получается колоссальное. Поскольку речь
шла о враге, отрывок имел благонамеренно патриотический
характер; поскольку же слово «враг» заменено словом «царь»,
отрывок приобрел революционную установку, объясняя «прокля-
тую» войну и проистекающие от нее бедствия дуростью
царя, иначе говоря, опять-таки трактуя царя как врага народа.
Правда, царь, о котором говорится в «Коробейниках», это, по
всей вероятности, Николай I, а не Александр II, но вышепри-
веденные цитаты из «Кому на Руси жить хорошо» имеют в виду,
надо думать, и Александра II. Решительный и окончательный
перелом в отношении поэта к последнему произошел, повиди-
мому, в середине 70-х годов, когда царское правительство всту-
пило на путь самой дикой и безудержной реакции. В 1872 году
Некрасов' еще мог написать такое стихотворение, как «Кузнец»,
в котором Н. А. Милютин, один из сподвижников Александра
в деле освобождения крестьян, правда, отставленный им за ли-
берализм (о милютинском либерализме можно говорить лишь
в очень условном смысле), именуется «честным кузнецом-гра-
жданином». Весною же 1876 года поэт делает очень показатель-
ное изменение в тексте написанного много раньше стихотво-
рения «На покосе». Отвечая на вопрос, хорошо ли им на воле,.
В. Евгеньев-Максимов.—Н. А. Некрасов в 70-х годах
669
молодой крестьянин, согласно первоначальному варианту, го-
ворил:
Кабы больше нам землицы,
За царя бы я прилежно
Господа молил . . .
Смысл этого заявления таков: «За царя стоило бы молиться,
если бы он дал крестьянам побольше землицы». В позднейшем
варианте читаем:
Кабы больше нам землицы,
Я работал бы прилежно
И поменьше пил .. .
т. е. даже условно допускаемая возможность молиться за царя
отвергается. За кого же следует молиться? Этот вопрос, разу-
меется, не в плане религиозно-мистическом, а в плане чисто
общественном, неоднократно, вставал перед Некрасовым. И вот
какой ответ на него он дает в черновом наброске того же
1876 года:
Не за Якова Ростовцева
Ты молись, не за Милютина,
. . . . .Ты молись
Обо всех в казематах сгноенных,
О солдатах^ в полках засеченных,
О повешенных ты помолись.
Возвращаясь к тексту поэмы «Кому на Руси жить хорошо»,
следует отметить, что, представив в ней царя врагом народа,
Некрасов намекнул, как с этим врагом следует бороться. Изу-
чение рукописи последней части поэмы — «Пир на весь мир»
писался именно в 1876 году — приводит к убеждению, что, по за-
мыслу поэта, центральное значение в содержании «Пира» должна
была иметь разработка следующих двух тем: «кто на Руси
всех грешней» и «кто на Руси всех святей». Так формулировал
их сам Некрасов в черновом автографе поэмы. Ответ на пер-
вый вопрос дан в новелле «Крестьянский грех», где грешником,
который не может быть прощен, объявляется староста Глеб,
согласившийся за деньги способствовать закабалению отпущен-
ных на волю односельчан:
На десятки лет, до недавних дней,
Восемь тысяч душ закрепил злодей,
С родом, племенем, что народу-то,
Что народу-то, с камнем в воду-то! . .
Все прощает бог, а Иудин грех
Не прощается.
670
В. Евгеньев-Максимов. — Н. А. Некрасов в 70-х годах
Ответ на второй вопрос предлагается в новелле «О двух вели-
ких грешниках». Главное действующее лицо этой новеллы, «раз-
бойник Кудеяр», получает прощение своих грехов только
после того, как собственноручно убивает пана Глуховского.
Весьма любопытная подробность, характеризующая социальный
смысл образа Кудеяра, не вошла в печатный текст, но указана
одним из черновых вариантов. Оказывается, что Кудеяр был
задуман как крестьянин, долго «маявшийся пашнею» и лишь
впоследствии «ударившийся в разбой».
Социальный же смысл образа пана Глуховского особо под-
черкивается поэтом. Вот относящиеся сюда строки: Кудеяр —
Глянул—и пана Глуховского
'Видит на борзом коне,
Пана богатого, знатного,
Первого в той стороне.
Много жестокого, страшного
Старец о пане слыхал
И в поучение грешнику
Тайну свою рассказал.
Пан усмехнулся: «Спасения
Я уж не чаю давно,
В мире я чту только женщину.
Золото, честь и вино.
Жить надо, старче, по-моему:
Сколько холопов гублю,
Мучу, пытаю и вешаю,
А поглядел бы. как сплю».
Итак, если Кудеяр — крестьянин, ушедший сначала в разбой,
а затем в монахи, то пан Глуховский — отнюдь не заурядный
помещик; он не только богат и знатен, он — первый в своей
стороне, он имеет власть разнообразными способами «губить
своих холопов» (не подданных ли?), он даже их вешает. Не-
вольно возникает мысль о первом дворянине, как любил назы-
вать себя Александр II, или о «самом главном помещике», как
выразился о царе Каракозов в своей прокламации. Если встать
на эту точку зрения, то ответ на вопрос, кто на Руси всех свя-
тей, может быть формулирован так: тот, кто убьет первого
русского помещика Александра II. М. Ольминский утверждает,
что «рассказ о Кудеяре» в то время понимался «как призыв
к убийству царя-вешателя» («На литературном посту» 1926,
№ 7—8). Понимал ли его таким образом сам Некрасов? Мы не
решились бы утверждать это категорически. Все же думается, что
общественный смысл новеллы «О двух великих грешниках»
заключается не только в признании за обездоленным крестьян-
В. Евгеньев-Максимов. — Н. А. Некрасов в 70-х годах
671
ством права восставать против своих вековых угнетателей,
а прежде всего против помещиков, но и в оправдании индиви-
дуального террора.
«Пир навесь мир» написан, как уже упоминалось, в 1876 году.
К следующему году, последнему году жизни Некрасова, отно-
сится двенадцатистишие «Отрывок». Оно начинается так:
... Я сбросила мертвящие оковы
Друзей, семьи, родного очага,
Ушла туда, где чтут пути христовы.
Где стерегут оплошного врага. . .
Выражение «стеречь оплошного врага» не допускает двойного
толкования. Только тот террористический акт удается, исполни-
тель которого сумел именно врасплох подстеречь своего врага.
Ни о какохм другом методе революционной борьбы нельзя гово-
рить такими словами. Весьма любопытно, что «стеречь оплош-.
него врага»—это. с точки зрения поэта, значит чтить «шути
христовы», т. е.—принимая во внимание известную условную
терминологию — проявлять высшее человеколюбие, высшее са-
моотвержение.
Итак, проявившееся в поэзии Некрасова отношение к цар-
ствующей династии и к террору, разумеется, не как к определен-
ной системе политической борьбы, а как к одному из способов
расправы с теми, кого он называл «ядовитыми гадами» и «крово-
жадными птицами», было таково, что он мог говорить об этих
вопросах в таком примерно духе, как об этом сказано
в воспоминаниях Григорьева. Выражение «в таком примерно
духе» мы подчеркиваем, ибо для нас совершенно ясно, что
Григорьев придал высказываниям Некрасова отнюдь не некра-
совские тон, форму и манеру изложения. Если в том, что гово-
рил ему Некрасов на литературные темы, иной раз прорываются
мысли и фразы, заимствованные из его собственной критической
статьи, то в данном случае устами Некрасова говорит сам Гри-
горьев, опытный пропагандист, привыкший обращаться jk народ-
ной аудитории, а потому стремящийся придать своей речи макси-
мальную простоту и понятность. 1
Всякий сколько-нибудь знакомый со стилем прокламаций
60 — 70-х годов согласится, что Григорьев широко его исполь-
1 В статье Иванчина-Писарева о Глебе Успенском, в полном соответствии
со сказанным читаем о Григорьеве: «говорили об его' редкой способности
к пропаганде среди крестьян, при умении в совершенстве владеть просто-
народным языком; говорили о большой склонности к литературе, вероятно,
находившей приложение в составлении каких-либо прокламаций («Былое»
1917, № 10).
672
В. Евгеньев-Максимов. — Н. А. Некрасов в 70-х годах
зовал. Это можно было бы подтвердить рядом примеров и сопо-
ставлений. Не ставя перед собой этой задачи, сошлемся хотя бы
на следующие слова: «Романовы, чай-ть об этих нечего и расска-
зывать. Эти ли кровушки нашей не попили, не пососали взасос»;
или: «Вор на воре, убийца на убийце»; или: «Ну-ка, разные
Петьки да Пашки, ну-ка, теперешние Николашки да Сашки. . .»
Это — типичный жаргон агитационных речей некоторых групп
семидесятников.
Более того, мы готовы допустить, как и говорили уже, что,
стремясь приспособить материал, извлеченный из разговоров
с Некрасовым, для целей пропаганды, Григорьев мог кое-что
прибавить, присочинить; тем не менее все же едва ли можно
сомневаться, что его воспоминания в некоторой мере бази-
руются на фактической основе. Говоря конкретно, мы полагаем,
что Некрасов, беседуя с Григорьевым на политические темы
и зная, что перед ним настоящий революционер, не постеснялся
высказать свое откровенное мнение । о предмете их беседы.
За всем тем воспоминаниям Григорьева как источником следует
пользоваться с большой осторожностью и только при таком
отношении к ним из них можно извлечь известный материал
для характеристики политических взглядов Некрасова.
И. С. Тургенев
Письма к Н. Н. Рашет
(1862—1872 гг.)
Предисловие и примечания Н. Лернера
Эти письма, предоставленные нам внучкою их адресатки, М. А. Красов-
ского, рожд. Велиховою, печатаются с подлинников, перешедших к ней от
самой Н. Н. Рашет, которая завещала опубликовать их, когда уже никого
из упоминаемых в них лиц не останется в живых. Имя Н. Н. Рашет
в тургеневской литературе было упомянуто лишь несколько раз, и то ми-
молетно, и только теперь, по обнаружении целого цикла писем Тургенева
к ней, ее (фигура войдет в тургеневское окружение. 1 А она стоит внимания
также и потому, что ее имя связано с именем еще другого недюжиннотс
человека — К. К. Случевского.
Наталья Николаевна была младшая дочь генерала Антропова; ее мать,
рожд. Собаньская, была полька, вышла ’замуж еще подростком, лет три-
надцати, и тотчас после свадьбы была увезена мужем в парижский поход.
Родилась Наталья Николаевна около 1830 года в Виленской губернии,
в родительском имении Солы, воспитывалась ib Белостокском институте
«благородных девиц», курс которого окончила в 1847 году с’ золотою
медалью,2 и вскоре вышла замуж за командира гвардейского саперного
батальона Влад. Антон. Рашета. внука знаменитого скульптора Якова
Рашета, «камнесечца хитрого», как назвал его Державин. 3
Муж был гораздо старше жены и прожил с ней недолго (умер в августе
1855 года), оставив ее молодой вдовой с маленькой дочкой Маней
(род. в 1854 году). Через некоторое время Н. Н. опять вышла замуж,
за 'своего родственника Я. Антропова, но этот брак оказался очень
неудачным, и, прожив с вторым мужем лишь несколько месяцев, Н. Н.
1 Подлинники этих писем И. С. Тургенева в настоящее время хранятся
в Москве в «Центральном музее художественной литературы, критики и
публицистики», где значатся по описи под № 45.—Прим. ред.
2 Это ‘ был первый выпуск Белостокского института; курс окончили
24 воспитанницы, из них две с шифрами и две с золотыми медалями
(«Исторический очерк Белостокского института благородных девиц
1841—1891», сост. Н. П. Авенариус, Белосток 1891., стр. 61).
3 «Мой истукан» (1794).
43 «Звенья» .V» 3
674
И. С. Тургенев. — Письма к Н. Н. Рашет
покинула его, начала дело о разводе и поехала за границу. На пароходе,
везшем ее в Штеттин, она познакомилась с молодым поэтом Конст. Конст.
Слуневским, слушавшим (лекции .в Гейдельбергском университете. Ей было
тогда около тридцати лет; высокая, стройная, с большими черными гла-
зами, она была хороша 'собою. Случевский влюбился в нее с первого
взгляда, и между ними начался роман. Он длился 'несколько лет, длился
неровно, тяжело и мучительно для обеих сторон. Не раз Случевский
просил Н. Н. стать его- женою, но она считала его легкомысленным и
не верила прочности его чувства; к тому же он был гораздо моложе ее. 1
Через несколько лет они разошлись. В поэзии Случевского остается
несколько внушенных этим романом стихотворений, 'и несомненно о Н. Н.
вспоминал он, когда писал:
Возьмите всё,— не пожалею!
Но одного не дам я взять —
Того, как счастлив был я с нею.
Начав любить, начав страдать!
Любви роскошные страницы,
Их дважды в жизни не прочесть...
За границей Н. Н. прожила от начала 60-х годов до 1872 года. Зиму
она проводила то в Дрездене, то в Штутгарте, то в Париже, а летом путеше-
ствовала по Германии и Швейцарии. В 1862 году она взяла на воспитание
девочку Леночку, которую впоследствии! усыновила. У Н. Н. было не мало
знакомых в литературном кругу. Она была знакома с Н. Н. Добролюбо-
вым, И. А. Гончаровым и особенно сблизилась с семейством поэта
А. М. Жемчужникова,, которое тоже проживало в Германии. 2 Хорошо
знавшая несколько европейских языков, любившая литературу, умная, изящ-
ная женщина пользовалась большими симпатиями в обществе. В Россию
она ездила лишь изредка, к старушке матери, жившей в своем виленском
имении, но в 1872 году переехала в Петербург на постоянное жительство,
выдала замуж свою Маню и • здесь кончила свой век. Умерла она
в 1894 году и /погребена на кладбище Александро-Невской лавры рядом
со своей Леночкой, которую пережила пятью годами, а в 1921 году рядом
с ними обеими легла и Маня, Мария Владимировна,- Велихова.
G Тургеневым Н. Н. познакомилась в Париже, вероятно, через Случев-
ского, вскоре после своего переезда 'за границу, и между ними быстро
завязалась дружба, которая продолжалась до самой смерти Ивана Сер-
геевича. После 1872 года они уже не переписывались, но Тургенев, приезжая
в Петербург, навещал ее и ее дочь Марию Владимировну, которую помнил
маленькой девочкой. 3 Когда у М. А. Велиховой в свою очередь родилась
дочь, Тургенев привез в подарок малютке большую куклу, одетую
в украинский костюм. Эта кукла долго хранилась в семье вместе с рос-
кошным экземпляром русского перевода сказок Перро с теплою собственно-
1 Родился в 1837 году.
2 Тургенев в своих письмах к А. М. Жемчужникову (1868—1870) не
раз упоминает о ней и посылает ей поклоны («Русская мысль» 1914,
январь. 2-я пагин., стр. 128, 129, 130„ 131, 132, 133, 136).
3 В одной (недатированной) парижской записочке он приглашает Слу-
чевского «непременно! с Маней» на детский, обед, к ^которому ожидаемся
еще несколько детей ее возраста («Щукинск. сборы.», в. VII, М. 1907,
стр. 325).
И, С. Тургенев. — Письма к Н. Н. Рашет
675
ручною надписью Тургенева. На письменном 'столе Натальи Николаевны
стоял большой портрет Тургенева, и она всегда с умилением вспоминала
о своем знаменитом друге.
К самому началу ее знакомства с Тургеневым относятся две его запи-
сочки к ней, обе конспиративного содержания: одна—о Л. Блюммере,
издателе берлинского журнала «Свободное слово», и об Артуре Бенни, 1
а другая — о жене ML А. Бакунина, недавно бежавшего из Сибири за гра-
ницу, и об его братьях, заключенных в Петропавловокую крепость. 2 Об
этих лицах Тургенев просил iH. tH. 3 навести справки и сообщить их
под вымышленными именами, — факт, указывающий, что Н. Н. успела
внушить Тургеневу полное доверие. Обе записочки, по времени несколько
ранее первого из публикуемых нами ’писем, лишены всякйх личных по-
дробностей и носят чисто деловой характер, стоя таким образом вне обыч-
ной корреспонденции.
Сближению Тургенева с Натальей Николаевной на первых порах спо-
собствовало несомненное участие, которое внушал ему тогда К. К. Слу-
чевский, недавно взошедший над литературным горизонтом яркой звездой.
Доброжелательный и легко воспламеняющийся Тургенев в конце 1859 года
познакомился с юным прапорщиком Семеновского полка Случевским, кото-
рого ему горячо рекомендовал еще более восторженный Аполлон Гри-
горьев. От Григорьева Тургенев получил несколько стихотворений Слу-
чевюкого и передал их (Некрасову, и в январской книге «Современника»
1860 года 4 появился новый поэт, <рядом с самим Некрасовым, поместившим
в ней «Убогую и нарядную», и Тургеневым («Гамлет и Дон-Кихот»). Это
было прочным залогом серьезного успеха. «Современник» тогда был в зе-
ните своей популярности и имел огромное влияние на публику: «появиться
в «Современнике» значило стать сразу знаменитостью», — вспоминал
впоследствии Случевский. Чтобы еще теплее обласкать молодого поэта,
Тургенев вскоре навестил его, и не один, а привез с собою П. В. Аннен-
кова и С. С. Дудышкина, людей с незаурядным положением в литера-
туре. 5 15 февраля он писал о Случевском А. А. Фету: 6 «этот магый
растет быстро, кажется из него выйдет путь». Графине Е. Е. Ламберт
Тургенев писал, что в стихотворениях «некоего» Случевского ему «чудятся
1 Напечатана в «Щукинск. сб'орн.», в. VII. стр. 326, (вместе с пись-
мами Тургенева к Случевскому, в бумагах которого осталась, повидимому,
переданная ему Н. Н., а потом в сборнике « 1 ургенев и его время», под
ред. Н. Л. Бродского, М. 1923, стр. 305; оба раза без имени адресатки»
О «безобразных слухах» насчет Бенни и сомнениях самого Тургенева-,
см. писымо Ив. Серг. к М. А. Маркович 31 авг. 1862 г. («Минувшие
годы» 1980, № 8, стр. 95).
2 Напечатана нами с подлинника, находящегося у М. А. Красовской,
в «Каторге и ссылке» 1932, кн. 3 (88), стр. 196—199 («К истории
побега М. А. Бакунина»).
3 Она собиралась тогда в Россию, 26 февраля (10 марта) 1862 г.
Тургенев писал об этом Н. В. Щербаню («Тридцать два письма И. С. Тур-
генева и воспоминания о нем <(1861—1875)» Н. Щербаня—> «Русск. вестт
ник» 1890, июль, 20).
4 Отд. I, стр. 324—329 («Статуя», «На кладбище», «Ходит ветер избо-
чась», «Весталка», «Прощанье! лета», «Людские вздохи»).
5 К. К. Случевский. «Одна из встреч с Тургеневым. Воспомина-
ния» («Новые повести», СПБ, изд. П. П. Сой/кина. б. г., стр. 95—107)-
6 А. Фет. «Мои воспоминания», I. М. 1890, стр. 315.
43*
676
И, С. Тургенев. — Письма к Н. Н. Рашет
зародыши великого таланта». 1 «Это такой талант, — говорил он Аннен-
кову и А. Д. Галахову, — которому Лермонтов недостоин будет развязать
ремень обуви. . . Ну вот увидите сами». 2
Анненков сохранил один из тогдашних отзывов Тургенева о нем: «это
будущий великий писатель». 3 Скоро восторг Тургенева, как всегда с ним
бывало, стал остывать, и кандидатом в великие писатели Случевского он
перестал считать, но все еще ценил его талант. «Я начинаю думать, —
писал он ему 7 января 1861 года,4 * —что изо всех способностей, входя-
щих в состав настоящего поэтического таланта, у вас находится лишь одма
способность фантастической живости, но этого мало, тем более, что даже
эта способность часто тер нет у вас равновесие...» «У вас,, — писал Тургенев
ему 1 мая, ° — есть физиономия, следовательно, есть талант. Надо тру-
диться, надо его выработать жизнью, мыслью,, хуже всего опустить руки
и притти в уныние». Случевский тогда очень нуждался в ободрении. Глав-
ной причиной была дурная услуга, оказанная ему чрезмерными похвалами
Аполлона Григорьева, который по поводу шести стихотворений, появив-
шихся в «Современнике», с ума сходил от безграничного восхищения, ста-
вил Случевского выше Ф-ета, Полонского, Мея, отводил ему место рядом
с Тютчевым и даже с самим Лермонтовым. «Тут, — захлебывался востор-
гом Григорьев, 6 —сразу является поэт, настоящий поэт, не похожий ни
на кого поэт, а коли* уж на кого похожий, так на Лермонтова. . . Сила идет
новая, молодая сила. . .» Неумеренные (похвалы Григорьева, который в зна-
чительной и самой влиятельной части печати не пользовался расположе-
нием, вызвали насмешки над поэтом, «Искра» стала над ним потешаться,
и Тургенев в том1 же письме 1 мая 1861 пода, советуя Случевскому про-
должать писать, предлагал ему временно воздержаться от появления в пе-
чати: «Печататься вам после несчастного наложения на вас руки Аполло-
ном Григорьевым не следует до тех пор, пока вы не можете явиться
с действительно отменной и безукоризненной вещью». 7 Продолжая по-
кровительствовать Случевскому, Тургенев пытался устроить несколько его
стихотворений у Каткова в «Русском вестнике», но они были забракованы.
«Эти стихи во всяком* случае в десять раз лучше стихов гг. Щербины
и др., помещаемых в «Р. В». Если вы позволите, я возьму их и помещу
во «Времени». От Н. Н., — прибавляет Тургенев, — я еще письма не полу-
чил, но имею о ней вести через Анненкова, с которым она познакоми-
1 «Письма И. С: Тургенева к графине Е. Е. Ламберт». М. 1915,
•стр. 78.
2 А. Д. Галахов, «Сороковые годы» («Исторический вестник» 1892,
янв., стр. 138.
3 «Молодость И. С. Тургенева», «Литературные воспоминания П. В. Ан-
ненкова», СПБ. 1909, стр. 482.
4 «Щукинск. сборн.», № VII, стр. 315.
3 Там же, стр. 317.
6 Беседы с Иваном Ивановичем о современной нашей словесности» и пр.
(«Сын отечества» 1860, №№ 6—7). Указывая Анненкову на Случев-
ского, Григорьев кричал ему: «на колени становитесь, на колени! вы на-
ходитесь в присутствии гения!» («Литературные воспоминания П. В. Ан-
ненкова», стр. 482).
7 «Может быть, — вспоминал впоследствии Случевский, — много еще
есть в живых людей, помнящих и теперь неистовую травлю, которая на-
правилась на меня вслед за статьей Аполл. Григорьева» («Одна из встреч
с Тургеневым», стр. 98).
И, С. Тургенев. — Письма к Н. Н. Рашет	6П
лась. 1 В дальнейших письмах Тургенева к Случевскому (они известны
начиная с 1865 года) ю Н. Н. уже не (встречается упоминаний, да юно
и понятно, так как она со Случевским разошлась. Ее отношения к Слу-
чевскому несколько отразились на отношениях к нему Тургенева (это
видно из переписки Ивана Сергеевича с нею). Впоследствии Тургенев
к нему совершенно охладел и наконец жестоко его осмеял. Подробно
обо всем этом говорится ниже, в примечаниях к письмам.
С образованной, умной, привлекательной Н. Н. Рашет Тургенев легко’
сблизился, и письма его «к ней сразу приняли хар<актер простой и сердечной
дружеской откровенности. Он деликатно дает ей советы как старший Друг,
охотно делится с нею своими писательскими и иными тревогами и огорче-
ниями и принимает участие в перипетиях ее капризного романа со Случев-
ским. С полусознательною мягкостью он подчиняется в своих отзывах
о нем меняющимся тонам ее отношений к молодому поэту: то ласково
подтрунивает над «Herr Doctor’oM», «гейдельбергским птенцом»
и верным «Амадисом», то совсем сдает его в безнадежный архив дружбы,,
когда она порывает связь со своим «Амадисом», то наконец язвительно-
бранит его,, когда он для Н. Н. совсем отходит в прошлое. Для харак-
теристики отношений Тургенева к женщинам имеют значение его беглые
и скупые упоминания о Полине Виардо. Тургенев, который в письмах,
к друзьям-мужчинам никогда не упускает случая похвалить ее, даже поре-
кламировать и на все лады восхищается ею, в письмах к Рашет совсем не
хвалит ее, говорит о ней редко и немного. Виардо, которая цепко держала,
в руках своего рыцаря, ревновала его ко всем молодым и красивым жен-
щинам, с которыми он встречался, и Н. (Н., конечно, не могла приобрести
ее расположение. Поэтому Тургенев, между прочим, старался отклонить
намерение (Н. Н. поселиться в Баден-Бадене: там ему пришлось бы-
чаще встречаться с нею, а это было бы неприятно Виардо. Что чутье-
в данном случае не обманывало подозрительную испанку, об этом свиде-
тельствуют письма 38-е и 39-ое. Поклоняясь Тургеневу как писа-
телю, Наталья Николаевна, одинокая и тоскующая, (она уже приближалась
к сорока годам), увлеклась им как человеком. Хотя нам неизвестно 2 то
письмо, с которым она обратилась к нему вначале 1869 года, но по ответу
Тургенева, грустному и недоуменному, можно заключить с достаточной
уверенностью, что она призналась Тургеневу в любви и предложила ему
соединить обе их жизни. Получив прямой и откровенный ответ Тургенев а,,
она как ловкая светская женщина постаралась придать своим словам-
совсем иной оборот, а Тургенев охотно пошел ей навстречу и признал
себя виноватым в том, что «дурно выразил свою мысль». Тем дело и кон-
чилась, не оставив тяжелого осадка на душе у. обоих. Н. Н. немного
огорчилась, немного посердилась на самое себя, может быть даже не при-
ехала на представление «Миннезингеров*», —>ей наверное хотелось после
этого объяснения не так скоро встретиться с Тургеневым, и они остались»
друзьями как ни в чем не бывало. Надо думать, что и сам пятидесяти-
летний писатель был тут не совсем без вины и подал Н. iH. повод к ее-
решительному признанию. В жизни Тургенева было несколько таких едва!
1 «Щукинак. юборн.»Р VII, «стр. 319, 321, 322. См. в «Первом собрании
писем Тургенева», СПБ, 1884, стр. 113. письмо Тургенева к И. И. Ма-
слову, с просьбой взять стихотворения Случевского у Каткова и передать
их в редакцию «Времени».
2 Как неизвестны вообще ее письма к нему, которые, кажется нам, надо-
искать в парижском архиве Виардо.
678
И. С. Тургенев. — Письма к Н. Н. Рашет
завязывавшихся и так в ранней почке |и закоченевших романов с достой-
ными девушками и женщинами, и может быть, не раз не сумел он взять
счастье, которое само давалось ему в руки. В его обычном герое, следую-
щем из повести в повесть, из романа в ромам, слабом» »и нерешительном
мужчине, настоятельно повторяется эта черта, которая была присуща
самому автору.
1
Париж.
10/22 мая 1662.
Вы вероятно пеняете на меня, любезнейшая Наталья Нико-
лаевна, что я так долго не отвечал на Ваше милое письмо;
но я ездил в Лондон на несколько дней и вообще был завален
делами. — Все-таки это не извинение — и мне остается на-
деяться на Вашу снисходительность. — Пишу Вам в самый день
отъезда моих дам в Италию — и накануне собственного моего
отъезда в Петербург. — В Петербурге я пробуду несколько
дней — не более 4-х или 5-и и тотчас же отправлюсь в свою
деревню. (Кстати — вот мой адрес: Орловской губернии, в го-
род Мценск). На зиму я вернусь в Париж и очень был бы рад
если бы мне действительно удалось — как Вы говорите — при-
тянуть Вас в этот город. Мне кажется, мы будущую зиму про-
ведем лучше и будем чаще видеться.
Благодарю Вас за доставленные сведения: они оказались
очень полезны. В одном только я могу Вас уверить, что Аннен-
ков ошибся: я нисколько не был «заранее убежден» в успехе
своего последнего романа — и глядя на ожесточенные баталии,
происходящие по его поводу, можно до сих пор недоумевать. —
Но это дело покончено и сдано в архив: толковать об этом
нечего.
Я получил любезное письмо от Гейдельбергского птенца. Ка-
жется, ему там порядочно живется. — Катков — увы!—отказы-
вается напечатать его стихи в «Вестнике». Это несправедливо —
и я постараюсь поместить их во «Времени».
Мои дамы очень Вам кланяются, и г-жа Иннис посылает Вам
прилагаемую записку. — Я вижу, что Вы подписываетесь — Ра-
шет и поздравляю Вас.
Надеюсь, что Вы напишете мне два слова в деревню: я Вам
немедленно отвечу. — Пока крепко жму Вам руку и желаю Вам
всего хорошего на земле.
Преданный Вам
Ив. Тургенев
И. С. Тургенев, — Письма к Н. Н. Рашет
679
Я ездил в .Лондон на несколько дней...—В Лондоне Тургенев про~
был три дня (около 5—8 (17—20) мая) иц (виделся там с Герценом и
Бакуниным (Н. М. Гутьяр, «Хронологическая канва для биогоаФии
И. С. Тургенева», СПБ. 1910, стр. 49).
О публикуемом нами письме сохранилось упоминание (в почти (одновре-
менно (11/23 мая) посланном из Парижа же письме к Случевскому: «От
Н. 'Н. я получил очень милое письмо из Вильны и ответил ей. . . Мои дамы
едут во Флоренцию, а я послезавтра утром отправляюсь в Россию» («Щу-
кине». сборн.», VII, стр. 322).
Вскоре он действительно выехал в Петербург, где провел около двух
недель, оттуда отправился в Спасское.
Доставленные сведения — относятся, по всей вероятности, к тем «кон-
спиративным» запискам, о* (которых см. в «Предисловии».
Гейделъбергский птенец — К. К. Случевский. На его письмо Тургенев
отвечал 14 апреля («Первое собрание писем Тургенева», № 81).
Мои дамы —Виардо и дочь Тургенева.
Г-жа Иннис —гувернантка дочери Тургенева, пожилая англичанка,
пользовавшаяся большим уважением Ивана Сергеевича (А. А. Фет, «Мои
воспоминания», ч. I, 1890, стр. 370—371); о ней см. также Н. М. Гутьяр,
«И. С. Тургенев», Юрьев 1907, стр. 125, 126; Н. Щ^рбань, «32 письма
Тургенева и воспоминания о нем» («Русский вестник» 1890, № 7 стр 18,
20, 21, № 8, стр. 14), «Тургенев и его время», первый сборн. под ред.
Н. Л. Бродского, М. 1923, стр. 227.
Вы подписываетесь Рашет. —Очевидно, бракоразводное дело Н. Н.
со вторым мужем кончилось, и она возвратила себе фамилию своего пер-
вого мужа, которую и носила с тех пор до конца своих дней.
Последний роман Тургенева — «Отцы и дети», появившийся в «Русском
вестнике» 1862 года, февраль. О вызванном им впечатлении правдиво вспо-
минает одна современница: «Я не запомню, чтобы какое-нибудь литера-
турное произведение наделало столько шуму и возбудило столько разгово-
ров. .. Можно положительно сказать, что «Отцы и дети» были прочитаны
даже такими людьми, которые со школьной скамьи не брали книги в руки»
(А. Я. Панаева- «Воспоминания», изд. «Academia», М. 1927, стр. 422),
Сам автор вначале не предвидел такого внимания. Он ждал даже «не-
успеха, чтобы не сказать более» (письмо к Достоевскому 2/14 марта —
кИз архива Достоевского», М. 1923, стр. 118). 19/31 марта он писал
В. Я. Карташевской, что ждет «жестоких истязаний от молодого поколе-
ния», но в то же время считал, что роман может пройти и незамеченным
(«Голос минувшего» 1919, № 1—-4, стр. 216). «Истяз-*1ия от молодежи»
оказались сильнее, чем он рассчитывал, и в общественных толках, и в жур-
нальной критике. «Все возрастающая распря между «отцами» и «детьми»
ждала момента, когда художник такого таланта, как 1 ургенев, скажет свое
слово на эту первенствующую тему» (П. Боборыкин, «За полвека», М.
1929, стр. 238). Хотя он и писал Анненкову 26 марта (6 апреля), что
«теперь лодка спущена, потонет или поплывет — это уж ее дело^ а мне» тол-
ковать больше об этом не для чего» («Литерат. воспом.» Анненкова,
стр. 558), но на самом деле он долго и много говорил о приеме,, оказанном
Публикой и критикой роману, в своих письмах к друзьям, горячо интере-
совался отзывами журналов и толками среди молодежи. Образцы послед-
них закреплены на нескольких страницах описательно-бытовых очерков
Е. Водовозовой «Среди петербургской молодежи 60-годов» («Современник»
680
И. С. Тургенев. — Письма к Н. Н. Рашет
1911, апрель, стр. 155—160), где изображается длинный спор о ро-
мане: несмотря на разногласия, «все-таки присутствующие решили, что Тур-
генев с большею симпатиею относится в этом романе к старому поколению
чем к молодому, и называли его ренегатом, так как он, по их мнению, из
прогрессивного лагеря перешел в реакционный». Отзывы самой влиятельной
части критики были крайне неблагоприятны для автора лично. . . «После
«Отцов и детей» Тургенева страшно выступать на литературную арену»,—
писал И. И. Лажечников Ф. А. Кони («Русский архив» 1912, III, стр. 1 50).
Что еще хуже, на его стороне оказалось, как говорит Боборыкин (стр. 239).
чвсе крепостническое, чиновничье, дворянско-сословное и благонамеренное. .
и сам Иван Сергеевич писал, как ему противны были похвалы и объятия
разных господ, когда он приехал в Россию». Само III. Отделение в своем
отчете за 1862 год нашло, что! роман Тургенева, который «заклей-
мил наших недорослей-революционеров», «имел благотворное влияние на
умы» (Н. Большаков, «Третье отделение и роман «Отцы и дети»—«До-
кументы по ист. литер, и общественности — вып1 II, (И. С. Тургенев», /М.
.1923, стр. 165—166). С глубокой горечью писал он вскоре (10/22 июня)
М. А. Маркович, как его за «Отцов и детей» «били руки, которые бы
хотел пожать, и ласкали руки другие, от которых бы бежал за тридевять
земель» («Минувшие годы» 1908, авг., qrp. 93). «Гнусные генералы меня
хвалили, а молодежь ругала», —• писал он ей же в августе (там же, стр. 94)^
Несколько лет спустя («По поводу отцов и детей», Сочин., 4-е иод., X)
Тургенев с отвращением в<споммнал об удовольствии, которое доста-
вил роман представителям отживающего прошлого, и готов был сознаться,
что не должен был даже с самыми лучшими целями давать оружие в руки
«нашей реакционной сволочи», и ретроспективно признал справедливыми
^отчуждение молодежи и всяческие нарекания» (письмо к М. Е. Салты
кову, 3 января 1876 года, «Перв. собр. писем», стр. 278). В 1869 году
Тургенев просил своего друга, германского критика Пича,, собиравшегося
писать об «Отцах и детях», выразить «удивление, что молодое русское
поколение истолковало образ Базарова как обидную карикатуру, как
памфлет и клевету. Больше того, укажите, что я задумал молодца даже
чересчур героически идеализированным (так оно и есть!) и что у русской
молодежи слишком уже повышенная чувствительность. Ведь вы не знаете,
какой грязью и гадостью меня из-за Базарова забрасывали (и продолжают
забрасывать), сколько оскорблений и ругательств пало на мою бедную
голову, преданную за это всем духам ада. Лучшее из того, что обо мне
говорилось, это — Видок, подкупленный Иуда, дурак, осел, гадина, пле-
вательница» («Письма И. С. • Тургенева к А. Пичу, 1864—1883», перев.
Н. Тролля под ред. Л. Гроссмана, М. 1924, стр. 97—98). 'Один из
тогдашних читателей романа, знаменитый впоследствии) К. А. Тимирязев
(«Пробуждение естествознания в третьей четверти века» — «История Рос-
сии в XIX веке», изд. Гренарт, т. VII, стр. 27—28), отмечая значение
Базарова, как «убежденного реалиста» и «скромного труженика науки»,
вспомнил, как «в продолжение недель или месяцев вокруг одного вымыш-
ленного имени кипела ожесточенная схватка. Как некогда Белинскому
представлялось невозможным «итти обедать», пока не отстоял или не от-
делал окончательно Базарова. Значительное большинство современной
молодежи было во втором лагере». Когда сам Тимирязев, стоявший «за
Базарова», imhoto ле^ спустя встретился' с Тургеневым и поделился с ним
своими впечатлениями былой бури, писатель сказал ему: «Спасибо вам,
вы пролили бальзам на мои старческие раны», и подарил ему свой портрет
с надписью: «От автора Отцов и детей». Особенно неприятно было
НАТАЛЬЯ НИКОЛАЕВНА РАШЕТ

И. С. Тургенев. — Письма к Н. Н. Рашет
683
Тургеневу, что роман дурно встречен молодежью, с которою он (менее
всего хотел ссориться. Отвечая Случевскому на специальное письмо
о дурном впечатлении, произведенном романом на гейдельбергское русское
студенчество, Тургенев писал ему 14/26 апреля (напечатано в «Неделе»
1883, № 45, и вошло ib «Перв. собр. писем», № 81^ а полностью <в «Щу
кинск. сборн.», VII, стр. 319—321), что «мнением молодежи, нельзя не
дорожить», и разъяснил ем.у ряд вызванных романом недоразумений.
При этом писатель поручил ему поклониться его гейдельбергским това-
рищам1, «тамошним молодым русским» («на которых хотел бы и 'посмо-
треть»), хотя они и признали Ивана Сергеевича «отсталым»,, и просил
их «подождать еще немного, прежде чем они произнесут окончательный
приговор». Ответ Случевского неизвестен, но, повидимому, в нем заклю-
чалось нечто примирительное, потому что 23 мая! Тургенев писал )ему:
«Мне было очень приятно слышать, что молодые люди не окончательно
меня осудили» («Щукинск. сборн.», VII, • стр. 322).
Молодые русские, учившиеся в Гейдельберге, не только были взволно-
ваны «Отцами и детьми» наравне со всей русской молодежью, но имели
еще особые причины принимать роман близко к сердцу, так как были
лично оскорблены Тургеневым (ом. преимущественно гл. XIII и XXVIII).
огулом обвинившим их в невежестве и лени; он был далеко не прав и впо-
следствии, как мы видели, сам признал свою неправоту, но, несмотря
на объяснения, которыми обменялись противники, раздражение его против
русских гей дель бержцев улеглось еще не скоро (см. дальше, примеч.
к письму 14-му). Об этом эпизоде есть специальная статья С. Сватикова
«И. С. Тургенев и русская молодежь в Гейдельберге (1861—1862)» («Но-
вая жизнь» 1912, дек., стр. 149—185). Характерно, что даже далеко не ра-
дикально настроенное «Время» братьев Достоевских сочло нужным засту-
питься за обиженных русских студентов. «Упрек в абсолютной лени рус-
ских учащихся в Гейдельберге. . . доказывает, что знаменитый писатель или
вовсе не знает русских учащихся в Гейдельберге и вообще в Германии,
или, если ему и попадались господа, называющие себя химиками и не
умеющие отличить кислорода от азота, то по ним- он очень неудачно вывел
заключение о всех вообще учащихся русских в Гейдельберге. В опровер-
жение этого упрека мы можем поименно назвать тех русских из бывших
в Гейдельберге, которые уже выдержали экзамен на ученые степени,
и указать на характер занятий и степень успеха каждого из тех, которые
теперь еще занимаются в Гейдельберге. Понятная вещь, что в массе рус-
ских, приезжающих учиться в Германию, есть господа, ровно ничего
не делающие. Но этих господ вы найдете везде довольно. . . Обвинение’же
русских в безусловной лени кажется нам совершенно голословным
и попало в повесть Тургенева [гак, случайно, может быть, для красного
словца, которое не всегда бывает у места» (П. Новицкий, «С берегов
Рейна» — «Время» 1862. № ,7в стр. 171—172). Кроме личных дрязг
и сплетен, поссоривших Тургенева с молодыми гейдельбергскими русскими,
от «этих диких русских юношей», как назвал он их в письме к М. А. Мар-
кович 28 сент. 1862 года («Минувшие годы» 1908, авг., стр. 96), отвра-
щала, по справедливому замечанию С. Сватикова, их идеология разночинной
интеллигенции, которой был органически чужд либеральный писатель-
барин.
684
И С Тургенев. — Письма к Н. Н. Рашет
2
С. Спасское.
9 июня [ст. ст.] 1862.
Воскресение.
Милая Наталья Николаевна, после нашего мгновенного сви-
дания на железной дороге — я провел пять дней в Петербурге —
был свидетелем трех зловещих пожаров, наслышался всяких тол-
ков, набрался всяких впечатлений, большей частью не дельных,
провел около двух дней в Москве и вот теперь нахожусь в де-
ревне и берусь за перо, чтобы сказать Вам два слова. — Ваш
племянник вероятно уже дал Вам знать, что Ваше желание
исполнено: я подписал Ваше завещание—и надеюсь, что оно
пригодится лет через пятьдесят, когда от меня и праха не оста-
нется.
Надеюсь, что письмо мое застанет Вас веселой и здоровой;
в конце июня поезжайте в Гейдельберг; утешьте бедного птенца,
(кстати, в начале сентября по новому стилю я буду в Бадене),
а потом приезжайте на зиму в Париж. Мы там будем видеться
чаще прошлогоднего.
Кстати, перед самым моим отъездом из Парижа Левицкий
вручил мне 30 Ваших и Маниных карточек, а я — глупый чело-
век!— позабыл вручить их Вашему племяннику. — Посылаю их
на всякий случай к Вам в Виленскую губернию.
Мой адрес: Орловской губернии, в город Мценск.
Я не могу забыть, как Вы мне обрадовались на станции; это
меня несколько удивляет—и очень трогает. — Вы очень милое
и хорошее существо — и я не могу сам не радоваться тому, что Вы
питаете ко мне такое доброе чувство.
До свидания, милая Н. Н. — крепко жму — нет, лучше ти-
хонько целую Ваши руки и остаюсь
Преданный Вам
Ив. Тургенев
Более подробно писал Тургенев о своих тяжелых петербургских впечат-
лениях в тот же день графине Е. Е. Ламберт («Письма Тургенева к Лам-
берт», стр. 151—152) ина другой день М. А. Маркович («^Минувшие годы»
1908, авг.,, стр. 93). Теперь, — писал он первой,—у него уже не было
«никакой охоты приниматься за вещь вроде «Отцов и детей». Господи! что
я вынес толков и споров! Это лестно, но пю1д конец утомительно и, глав-
ное, бесполезно». В письме ко второй он говорит: «вообще мне сдается,
что литературная жила во мне иссякает, едва ли мне опять скоро придется
предстать на суд критики и публики, с меня довольно треска и грохота,
возбужденного О. и Д.». Н. Н. Страхов,, видевший его тогда в Петербурге,
рассказывает, что «буря, поднявшаяся против него, очевидно его трево-
И. С. Тургенев, — Письма к Н. Н, Рашет	685
жила» («Биография, иписьма и заметки из записной книжки Ф. М. До-
стоевского»,, СПБ. 183, I, ст]р. 237). «От иных комплиментов, — писал он
8 июня Анненкову («Стасюлевич и его современники», III, стр. 487),—
я бы рад был провалиться сквозь землю, иная брань мне была приятна . . .
Если моя репутация даже погибнет,, само дело выиграет, а ведь это-то и
есть главное, прочее пустяки».
В этом же письме, а также в другом, от 12 июля, к тому же Аннен-
кову, Тургенев с тревогою говорит о волновавших тогда Петербург пожа-
рах. Графиню Ламберт он спрашивал в цитированном выше письме: «На-
шлись ли поджигатели, и с кем и с чем они находятся в связи?» Молва
указывала на «нигилистов», обличителя которых она видела в авторе
«Отцов и детей». Интересно замечание современника (П. Боборыкин, «За
полвека», стр. 239): «он не мог заранее предвидеть, что его роман подо-
льет масла к тому, что разгорелось по п-аваду петербургских пожаров».
Бедный птенец — К. К. Случевский.
Левицкий — Сергей Львович (1819—1898), самый популярный тогдаш-
ний петербургский фотограф, двоюродный брат А. И. Герцена. О нем
см. ст. П. Столпянского «Дагерров секрет в старом Петербурге;» («Наша
старина» 1917, № 1, стр. 148—150).
Маня — дочь Натальи Николаевны, Мария Владимировна Рашет.
3
Баден
23 августа [н. ст.] 1862.
Милая Наталья Николаевна, я получил Ваше письмо в самый
день моего отъезда из деревни — и так как я ехал досюда не
останавливаясь, то раньше не мог отвечать Вам. — Выражения
Вашего расположения ко мне очень меня тронули: я чувствую,
что мы навсегда останемся друзьями. — Я очень был бы рад уви-
деть Вас — я остаюсь здесь до половины или даже до конца сен-
тября. Зиму Вы вероятно проведете в Париже, и я надеюсь,
успокоетесь окончательно и не будете считать себя несчастной.
Напишите мне, пожалуйста, адрес юного поэта в Гейдельберге:
я бы охотно повидался с ним. Стихов его решительно не при-
няли в «Русский вестник»; не знаю, что скажет «Время».
Кажется, лучше всего для него не думать о литературной
каррьере. Я поговорю с ним об этом.
Итак — до свидания, может быть здесь — и наверное в Париже.
Пишите мне сюда poste restante, потому что я недоволен своей
квартирой и переменю ее. Главное—надо себя крепко в1 руках
держать — и тогда все идет как по маслу. — Не знаю, отчего мне
так внезапно пришло в голову это замечание — но так как оно
написалось, — то пусть и стоит.
Целую Маню — и крепко жму Вам руку. До свидания.
Преданный Вам
Ив. Тургенев
686
И. С. Тургенев. — Письма к Н. Н. Рашет
Из Спасского Тургенев выехал в конце июля, снова посетил Москву
и Петербург и приехал в Баден 20 (8) августа (Гутьяр, «Хронологиче-
ская канва», стр. 50).
Юный поэт — К. К. Случевский. Недавно, 4/16 августа, Тургенев про-
сил И. И. Маслова взять .в редакции «Русского (вестника» его стихи и пере-
слать их ® редакцию «Времени» («Пер®, собр. писем», -стр. 113).
М. А. Маркович он в тот же день, 23 августа, писал, что недоволен
своей баденской квартирой, и просил ее тоже писать ему poste restante.
4
Баден-Баден.
16 окт. 1862.
Милая Наталья Николаевна, через неделю, если бог даст,
я в Париже и увижу Вас. Я был в долгу перед Вами за Ваше
милое письмо из Женевы — а пересланная ко мне Ваша записка
еще увеличила этот долг. — Надеюсь, что Вы теперь огляделись,
не скучаете и не волнуетесь. — Не могу только я себе предста-
вить, где этот Cours la Reihl... авось не слишком далеко от меня.
Я недавно ездил в Гейдельберг и нашел там следы юного по-
эта,— т. е.: говорил с людьми, которые его знали: оказывается,
.	мыслен	тт
что он все так же любезен и легко---------- как юноша в «Черной
верен	г
шали» («Когда легковерен и молод я был»). Чем он теперь за-
нимается— стихотворениями, социализмом или тригонометрией?
Я писал моим дамам, чтобы они взяли мне место в Concerts
populaires, и надеюсь сидеть рядом с Вами. Там же вы увидите
Вашего друга Боткина.
Вы очень хорошо сделали, что взяли к себя сироту на воспи-
тание; это добрая мысль — да и кроме того занятие. — Утомлять
себя можно и должно — оно и для здоровья полезно, но истреб-
лять себя, т. е. самого себя кушать — не надо; а Вы немного
к этому склонны.—Но мы скоро увидимся — и я постараюсь,
насколько могу, наставить Вас на путь истины.
Но всё шутки—:а серьезно то, что я искренно Вас люблю
и желаю Вам всего хорошего на свете. Поклонитесь от' меня
быстрому Случевскому и примите уверение в дружеской моей
преданности.
Ив. Тургенев
В Париж Тургенев собирался уже давно. 28 сентября юн писал из
Бадена М. А. Маркович: «Ваш друг Василий Боткин приехал сюда
на-днях и собирается со мною в Париж, куда мы надеемся прибыть около
15 октября» («Минувшие годы» 1908,. авг., стр. 96).
Юный поэт — К. К. Случевский.
Сирота — Леночка, о которой говорилось выше.
И. С. Тургенев. — Письма к Н. Н. Рашет
687
5
Баден-Баден.
Schillerstrasse 277.
10 янв. 1865, Вторник.,
29 |Дек, 1864.
О, любезная моя Парижская приятельница, кормившая меня
невиданной величины (к сожалению недоваренными) камба-
лами — и поившая сотенным вином — что Вы поделываете хоро-
шего в Дрездене? Во-первых поздравляю Вас с новым Рус-
ским годом, — а во-вторых, прошу известить меня — во-
первых — о собственной Вашей особе и о Вашей дочке — во-
вторых — о местопребывании моего брата и его жены — если
оно Вам известно. — Не в Дрездене ли он? Потом, что поделы-
вает милейший поэт—живописец-историк-философ-экономист-
публицист — Случевский? Поклонитесь ему от меня дружески.
Если Вам угодно знать что-нибудь обо мне — то доложу Вам, что
я живу в Бадене, часто езжу на охоту, впрочем ничего не делаю,
в конце февраля выдаю дочь замуж — а в марте отправляюсь
в Россию через Дрезден, где надеюсь Вас видеть. Здоровье мое
удовлетворительно — и вообще я не жалуюсь, пока бог грехам
терпит.
В ожидании от Вас весточки, жму Вам крепко руку и остаюсь
Преданный Вам
Ив. Тургенев
О недоваренных камбалах см. -письма 17-ос и 39-ос.
Братп — Николай Сергеевич Тургенев. Оч скоро отыскался, и через два
дня Тургенев написал ему («Русская старина» 1885, авг., стр. 319—320).
«Хорошо живется в Бадене», — писал Тургенев в ноябре 1864 года Фег'г
(А. Фет, «Мои -воспоминания», ч. II, М. 1890, стр. 51), — «милые люди,
милая природа, охота славная...» Е-му же он писал 2 января 1865 года:
«В начале апреля еду в Петербург», но выехал туда из Бадена лишь 19
(31) мая («Хронологическая канва», стр. 59).
6
Нет, любезная Наталья Николаевна, Случевский не шутил—
и Ваш перевод может мне быть действительно полезен. Посы-
лаю Вам книжку Перро и заранее благодарю Вас за Вашу лю-
безную и радушную помощь. Посылаю Вам также Вашу те-
традку.
Преданный Вам
Понедельник утр.
Ив. Тургенев
688
И. С. Тургенев. — Письма к Н. Н. Рашет
Место недатированной записки в хронологическом порядке определяется
упоминанием о переводе сказок Перро. 9/21 февр, 1866 года Тургенев пи-
сал П. В. Анненкову («Литерат. воспом.» Анненкова, стр. 586): «Я пере-
вел сказки Перро для книгопродавца М. О. Вольфа, купившего рисунки
Доре; перевод этот отпечатан в Лейпциге и вероятно к Святой явится
в Петербург,). Книга вышла в том же 1866 году с именем Тургенева как
переводчика и с его же предисловием (перепечат. М. Of. Гершензоном
в сборн. «Русские пропилеи» т. 3, «И. С. Тургенев», М. 1916, стр. 168,322).
Однако Тургенев не был переводчиком сказок, а только редактором пере-
вода, да и то весьма небрежным. В марте 1867 года он весьма иронически
/поминает в письме к Фету (Фет, «Мои воспоминания», II, стр. 116)
о «своем» переводе сказок Перро, в котором нашел удивительных серых
;<с яблоками» лошадей; о том же он писал И. П. Борисову («Щукинск.
сборн.», в. VIII, М. 1909., стр. 379) и рассказывал Н. А. Островской (см.
ее воспоминания в «Тургеневском сборнике», изд. «Огни», II, 1915,
стр. 67—68). Перевел книгу наскоро Н. В. Щербань (см. его воспомина-
ния о Тургеневе в «Русском вестнике» 1890, № 8, стр. 18—24), котором}
Тургенев хотел помочь в нужде и дал свое имя его переводу. Участие
Натальи Николаевны в этой работе (см. письмо 10) было не велико. Еще
в 1860 году Тургенев писал Флоберу: «Вообще я боюсь дам, которые
переводят ^Е. Halperine-Kaminsky: «Ivan Tourgueneff d’apres sa correspondance
avec ses amis francjais”, P. 1901, p. 131). Герцен ib «Колоколе» 1867 года
(Сочин., ред. Лемке, XIX, стр. 175), насмехаясь над Тургеневым, извещал
публику, что в «высшем свете ждут «Синюю бороду» и «Красную шапочку»
в переводе незабвенного И. С. Тургенева».
7
Баден-Баден.
Schillerstrasse 277.
6/18 января 1865.
Какое Вы милое письмо написали мне, любезнейшая моя
приятельница! Только уж очень много лестного и трогательного
для меня. Позволяю себе протестовать против одного выраже-
ния: ничего не было нелепого в наших отношениях — и напротив
всё в них, даже недоваренная камбала, вспоминается мною
с чувством дружеского и сердечного умиления. Прошу Вас
в этом никогда не сомневаться.
И так — Вы сказали: да — Случевскому! — Этого следовало
ожидать — и Вы хорошо сделали — хотя бы для поощрения ры-
царской верности в наши прозаические времена. — Амадис Галь-
ский десять лет сряду на пустынном острове вздыхал о своей
возлюбленной. . . и добился ее; Случевский может похвастаться
почти одинаковой давностью чувства. Шутки в сторону — Вы
сделали доброе дело — и для себя, и для него. Мне очень жаль,
что я не увидел его в течении прошлого года: я бы конечно не
стал смущать его — тем более, что предмет, выбранный им, по
своей приятной неопределенности, как нельзя лучше соответ-
ствует и характеру его, и всей подготовке его воспитания.
И. С. Тургенев. — Письма к Н. Н. Рашет
689
И так — заранее поздравляю die Frau Professorin und den
Herrn Doktor. Дай бог Вам обоим всего хорошего — начиная,
разумеется, с детей.
Я из Парижа получил братнин адресе и уже списался с ним.
Дочь моя (так как Вы ею интересуетесь) выходит за некоего
господина Гастона Брюэра, молодого человека 29 лет, приятной
наружности, хорошей фамилии — и сколько можно судить — доб-
рого и честного малого. Он заведывает значительной хрусталь-
ной фабрикой и живет постоянно в деревне. Нрав у него не
французский — серьезный и простой. Изо всех претендентов на
руку моей дочери — он один ей понравился. Свадьба назначена
20 февраля. 5 февраля я еду в Париж; вот Вам на всякий слу-
чай мой адресе там: 10, rue Basse, Passy, Paris.
Посылаю Вам две фотографические карточки; а «Призраки»,
которые, между нами сказать, потерпели значительное фиаско,—
прочту Вам в Дрездене, проездом в Россию, в начале апреля.
Ведь Вы еще будете там об эту пору? Впрочем мы до того вре-
мени спишемся.
За сим дружески крепко жму Вашу руку и прошу Вас верить
в искренность моей привязанности.
Ив. Тургенев
О недоваренных камбалах и о переписке с братом см. письмо' 5.
«Herr Doktor* —степень доктора философии Случевский получил в
Гейдельберге.
Письма Тургенева к друзьям в эту пору полны; подробностями о его
заботах, вызванных выдачею замуж дочери Полины (Пелагеи), родившейся
в 1842 году от связи Ивана Сергеевича с белошвейкой Евдокией-Ермолаев-
ной 'Ивановой. О ней есть специальная статья Н. М. Гутьяра «И. С. Тургенев
и его дочь Полина Брюэр» (V глава книги Гутьяра «И. С. Тургенев»
Юрьев, 1907, стр. 117—129). 27 (15) января Тургенев писал Пину, что
выдает дочь замуж: «Это хотя и приятное, но для меня, псевдоотца семей-
ства, новое и непривычное событие поглощает если не все мои силы, то все
мои мысли» (письмо к Пичу, 29). Свадьба состоялась 25 февраля. Невеста
«просто сияла счастьем, — писал Тургенев графине Ламберт: — какое-то
ласковое веселье было разлито во всем». Тургенев на первых порах’ был
очень доволен мужем дочери, но впоследствии изменил мнение о нем,| Так
как брак оказался несчастным (см. зам. Цер, «Дочь И. С. Тургенева.
Неопубликов. материалы»—«Красная газета», веч. вып. 1929. № 113).
О фиаско «Призраков», напечатанных в «Эпохе» 1864, № 1—2, сви-
детельствуют неодобрительные статьи Е. Эдельсона- («Библ, для чтения»
1864, № 4—5). М. А. Антоновича («Современник» 1864, № 4), насмешки
М. Е. Салтыкова («Неизданный Щедрин»,, предисл. и примеч. Иванова-
Разумника, Л. 1931, стр- 86). В «Искре» (1864, № 13) Владимир Мону-
ментов (В. П. Буренин) поместил ядовитую пародию в стихах на «При-
зраки» с посвящением «И. С. Тургеневу, Ф. М. Достоевскому и всем
представителям «болезненной» поэзии».
44 «Звенья» № 3
690
И. С. Тургенев. — Письма к Н. Н. Рашет
8
Баден-Баден.
Schillerstrasse 277.
3-го июня
Воскресение qq------ 1866.
zz-го мая
Я только сегодня вернулся из поездки во Францию, где про-
вел восемь дней для свидания с дочерью и — нашел здесь Ваше
письмо, на которое спешу ответить, любезнейшая Наталья Ни-
колаевна. От некоего князя Мещерского я уже узнал, что Ваши
отношения с С. прекратились, и потому известие, сообщен-
ное Вами, не удивило меня. — Откровенно Вам скажу, что оно
даже не слишком опечалило меня. — Я никогда не был слишком
высокого мнения о Вашем «Амадисе» — главное его качество
в моих глазах было — его неизменная преданность Вам: лишив-
шись этого качества, он потерял для меня sa raison d’etre,
как говорят французы. Но господь с ним! Поговорим лучше об
Вас самих. — Положение Ваше довольно тяжелое: Вам еще рано'
сказать: «довольно». Вам еще надо жить — а обстоятельства так
сложились, как будто уже дело идет к концу. Тут можно только
одно присоветывать: не уединяйтесь, не запирайтесь в четы-
рех стенах; не насилуйте ни молодости своей, с одной стороны,
ни чувств своих — с другой. Если действительно ничего хоро-
шего не представится — ну! видно так тому и быть. — Но за-
чем же бросать карты, когда еще есть шансы? Вы сами
сознаете, что сердце Ваше еще молодо и горячо: Вы не имеете
права обрекать его на «вечный сон». Счастье, быть может, еще
толкнется в Вашу дверь.
Я вполне одобряю мысль Вашу поселиться в Штутгарте,
именно потому, что это город хоть и тихий, но не совсем пу-
стынный — а для воспитания Мани Вы найдете в’ нем все воз-
можные средства. Я теперь никуда не намерен выехать из Ба-
дена — ис истинным удовольствием увижу Вас здесь — хоть по-
селиться Вам в’ Бадене — может быть — точно неудобно. — Мне
не для чего говорить Вам, что я сохранил о Вас самое друже-
любное воспоминание и глубоко уважаю правдивость, чистоту
и доброту Вашей души. Что касается до войны, то дело еще не
совсем проиграно, мир, быть может, не будет нарушен, и курс
вероятно поднимется опять.
Дочь моя здорова, весела и совершенно счастлива с своим
мужем, который пришелся ей по нраву и по вкусу. — Я еще не
дедушка, но могу быть им. Но ведь я не только дедушка —
я прадедушка: я стал весь белый — как лунь — до смешного.
И, С. Тургенев. — Письма к Н. Н. Рашет
691
Я здесь построил себе дом, куда намерен переехать не раньше
октября. И сад развел. Все это мне стоило больших денег.
Приезжайте, я Вам все это покажу.
А пока — будьте здоровы и не унывайте. Целую Маню и
крепко жму Вашу руку.
Преданный Вам Ив. Тургенев
Р. S. Брат мой вместе с женою находится в деревне.
С. и Амадис — К. К. Случевский.
Дом в Бадене Тургенев начал строить уже давно. В письме к Фету
10 ноября 1864 года (Фет, «Мои воспоминания», II, стр. 50) он бранил
себя: «денег нет, а ты строишь себе в Бадене дом во вкусе Людовика XII)
и явно намереваешься провести остаток дней своих в этом здании». «Дом
мой быстро подвигается. — писал он Анненкову 9 (21) фев|р.1866 пода.
21 (9) апреля 1866 года Л. Пичу (стр. 42): «мой маленький замок быстро
двигается вперед, 1 октября Я уже поселюсь в нем». Окончена была по-
стройка, впрочем, лишь весною 1868 года («Щукинск. сборн.>?, VIII
стр. 393; Письма к Пичу, 68).
Брат — Николай Сергеевич, женатый на Анне Яковлевне Шварц.
9
Баден-Баден.
Schillerstrasse 277.
29/17 июля 1866.
Воскресение.
Я сегодня получил Ваше письмо, любезнейшая Наталья Але-
ксандровна — и, как видите, отвечаю немедленно, чтобы удовле-
творить Ваше желание, а также чтобы доказать Вам, на сколько
меня трогает Ваше доверие. — Для большей аккуратности распо-
ложу мое письмо по пунктам.’
1)	Намерение Ваше не склоняться на просьбы С. и не сде-
латься его женою — я одобряю. Утратив свое главное качество:
преданность и верность Амадиса Гальского — он утратил — как
говорят французы —sa raison d’etre и уже не представляет ни-
чего особенно привлекательного и надежного — тем более, что,
сколько я могу судить, чувство Ваше к нему было скорее пло-
дом усилия и воли, чем движение сердца.
2)	При нежелании Вашем оставаться в России поездка за
границу не представляет также ничего предосудительного. —
Война не должна пугать Вас — сообщения, за весьма малыми
исключениями, совершенно свободны; да теперь же перемирие
заключено, которое в весьма скорое время превратится в окон-
чательный мир. И так Вам бояться и сомневаться решительно
нечего.
3)	На счет Вашего будущего м^ста жительства заранее ни-
чего определенного сказать нельзя. Жить теперь везде можно —
44*
692
И. С. Тургенев. — Письма к Н. Н. Рашет
даже Дрезден попрежнему наполнен русскими семействами —
и я не знаю, почему Вам кажется, что о Штутгарте — «и думать
нельзя». Разве у Вас есть какие-нибудь свои причины — а по-
литических или военных причин нет никаких. — Брюссель, о ко-
тором Вы спрашиваете, дешевле 11арижа, но дороже Гейдельберга,
Штуггарда и др., не говоря уже о Швейцарских городах. —
О Бадене я Вам не говорю по двум причинам: во-первых здесь
весьма недостаточны и неудовлетворительны педагогические
средства (а у Вас две девочки), а во-вторых постоян-
ное пребывание Ваше здесь имело бы другие
неудобства для Вас. Но мне было бы весьма приятно
увидеться здесь с Вами временно, и дать Вам изустно все со-
веты, которые Вы потребуете и которые внушит мне чувство
истинной приязни, которое я к Вам питаю.
Сам же я отсюда никуда не намерен отлучаться в течении
нынешнего года. Здоровье мое порядочно—и я опять, хоть до-
вольно лениво, принялся за работу.
И так, быть может, в надежде скорого свидания, жму Вам
дружески руку и остаюсь
Преданный Вам
Ив. Тургенев
С. и Амадис —К. К. Случевский.
О своей привязанности к Бадену Тургенев писал недавно, 27 июня, «Фету
(Фет, «Мои воспоминания», II, стр. 95): «Я окончательно прирос к баден-
ской почве, никуда отсюда в нынешнем году не выеду». 1 мая он писал
Я. П. Полонскому: «Я едва ли куда-нибудь отсюда брошусь; в Россию я
в нынешнем году не поеду» («Перв. собрание писем», стр. 124).
Мне было бы весьма приятно увидеться здесь с вами временно...
Вскоре >Н. |Н. приехала в Баден, о чем Тургенев писал 22 августа В. П.
Боткину: «т-жа Рашет была, здесь два дня и ютправилась в Стуттгардт. Она
очень мила, хотя ты и поразил ее остракизмом во время твоих квартетов»
(см. их «(Неизд. переп.», стр. 234; об этих квартетах — стр. 224, 225—227,
№№ 127, 128, 129). Эстет-эгоист Боткин находил, что «хорошо слушать
хорошую музыку, но великое условие—с кем слушаешь ее» (стр. 224).
10
Баден-Баден.
Schillerstrasse 277.
Вторник, 4 сент., 66.
Милая Наталья Николаевна, если я Вам не тотчас отвечал, —
то единственно потому, что довольно сильно был болен — даже
неделю пролежал в постели, однако теперь мне гораздо лучше,
и я скоро буду опять выходить. Я очень рад, что Вы основа-
И. С. Тургенев. — Письма к Н. Н. Рашет	.693
дись в Штутгарте — все же это не так далеко — и сверх того, там
я знаю, живут хорошие люди—и Вам будет недурно. Я знал
наперед, что Вам Гартманн понравится, и уверен, что и Вы им
понравились.
О Catherinenstift я ничего не знаю, но непременно со-
беру сведения и извещу Вас.
Посылаю для Мани один экземпляр моего перевода сказок
Перро, с иллюстрациями Дорэ — помните, над которым и Вы
трудились.
Крепко жму Вам руку и желаю здоровья и всего хорошего.
Преданный Вам Ив. Тургенев
Гартманн Мориц (1821—1872) — германский поэт, публицист и поли-
тический деятель, участник революции 1848 года, приятель Герцена
и Тургенева, «Дым» которого он перевел на немецкий язык. О нем
и о его жене сохранился отзыв Тургенева в воспоминаниях Н. А Остров-
ской («Тургеневский сборник», стр. 115). Тургенев говорил о нем: «агита-
тор и писатель он был посредственный,, но характер замечательный, уж
точно железный».
Маня — дочь Натальи Николаевны.
О сказках Перро ом. письмо 6 и выше.
И
•	.	Баден-Баден.
Schilltrstrasse 277.
11 сент. 1866. Вторник.
Милая Наталья Николаевна, мне приходится разом отвечать
на Ваши два письма, что я и исполняю с удовольствием. Чтобы
доказать Вам, что я нисколько не нахожу отяготительным да-
вать Вам роветы, начну сейчас с следующего: Выкиньте из го-
ловы, что Вы больны; Вы просто страдаете скукой, чувством
пустоты Вашей жизни, неправильности Вашего положения: .все
это действительно довольно тяжело, но твердостью и постоян-
ством все можно победить. Вы должны себе сказать, что вы по-
селились в Штутгарте для Ваших детей и, свыкнувшись с этой
мыслью, не давать уже никаким неопределенным стремлениям
власти над собою. Понемногу все успокоится, и жизнь пойдет
своим чередом. Не советую Вам также отлучаться из Штутгарта,
пока Ваша глухая тоска совершенно не угомонится.
С г-жей Свербеевой Вам непременно надо познакомиться. Она
очень хорошая и добрая женщина.
Вы напрасно так извиняетесь передо мною и н-аходите во мне
столько доброты: все, что я сделал, не заслуживает даже назва-
ния службишки. Я полагаю, Вам не менее моего хорошо
694
И. С. Тургенев. — Письма к Н. Н. Рашет
известны причины, почему Вам в Бадене было бы неудобно посе-
литься.— Вы теперь в Штутгарде—оставайтесь там по край-
ней мере до весны, а после Вы сами увидите. Но не давайте
другим колебать Ваше решение — и сами под себя не под-
капывайтесь.
Здоровье мое до. того поправилось, что я вчера был на
охоте — но устал ужасно и стрелял прескверно. Погода уж
больно нехороша.
Поклонитесь от меня Гартманнам, поцалуйте детей и примите
уверение в моей искренней преданности.
Ив. Тургенев
Свербеева — Зинаида Сергеевна, рожд. княжна Трубецкая, дочь
декабриста («диктатора») Сергея Петровича и издательница его записок
(1906), вдова Николая Дмитриевича Свербеева (1829—1860). «Она была
увлекательна,—-рассказывал Я. П. Полонский («Голос минувшего» 1919,
№ 1—4, стр. 121—122), И. С. Тургенев был от нее без ума. Он гово-
рил, что ее лоб — престол, окруженный сиянием». Полонский посвятил ей
(1856 или 1857) стих отвррение «Аристократке» («Голос минувшего >'
1923, № 3, стр. 116). Герцен, познакомившийся с нею в Лондоне
в 1858 году, писал Мальвиде Мейзенбут: «она родилась в каторге и про-
вела всю жизнь в Иркутске . . . Это живое предание 14 декабря было для
нас полно самого высокого интереса» («Соч. Герцена», ред. М. Лемке,
IX, стр. 226). В 40-х годах в Москве Тургенев бывал в доме Свербеевых,
родителей ее мужа (Гутьяр, «Тургенев», стр. 60, 63).	.	•
О Гартпманнах см. письмо 10.
12
Баден-Баден.
Schillerstrasse, 277.
Среда, 31 окт. 1866.
Любезнейшая Наталья Александровна. . . (О. боже мой!
не Николаевна ли Вы?—Удивительное и постыдное для меня
дело — что я никак не могу запомнить, как Вас зовут по ба-
тюшке — будьте великодушны и извините меня). Как Вы по-
живаете — и свыкаетесь ли Вы наконец с несчастным Штут-
гардтом? — Дайте о себ^ весточку. Кстати посылаю Вам полу-
ченное вчера на Ваше имя письмо из России.
Правда ли, что по милости банкротства издателя Крайса
Гартманн лишился большей части своего имения? Это было бы
очень жестоко. Я завтра ему напишу и поблагодарю его за пре-
красный’ перевод моей вещи (если только ему теперь до того).
Кстати, я через него или через Вас передам посетившему меня
Карлу Майеру (издателю der Stuttgarder Beobachter’a) два тома
Боденштедтовского перевода. Я Вам еще напишу об этом.
И. С. Тургенев. — Письма к Н. Н. Рашет
695
Я, пока, здоров, хожу — не очень удачно — на охоту и рабо-
таю — не очень успешно. Дружески жму Вам руку, целую Маню
и остаюсь
-Преданный Вам
Ив. Тургенев
Бо денштпедтпо некий перевод — «Turgenjews Erzahlungen», вышедшие
в Мюнхене в 1864 и 1865 годах. (Об отношениях Боденштедта к Турге-
неву см. «Русская старина» 1887, -май). См. письмо 13-ое.
22 юктября Тургенев писал В. П. Боткину: «я здоров и много хожу на
охоту, но и работы вовсе не, оставляю» («Боткин и Тургенев, неиздан.
переписка», изд. «Academia>, М. 1930, стр. 246). Эта работа — «Дым».
13
Баден-Баден.
Schillerstrasse 277.
_	10 ноября
Суббота, —--------- 1866-
Не могу не поблагодарить Вас искренно, милая Наталья Ни-
колаевна, за Вашу телеграмму—изо всех отсутствующих знако-
мых Вы одни вспомнили день моего • рождения. Это очень лю-
безно с Вашей стороны, и я был тронут Вашим участием. Спа-
сибо Вам!
Да-с — минуло мне сорок восемь лет! — Цифра порядочная,
и роковой 50-й год уже на носу. Этому горю помочь нельзя —
остается радоваться тому, что дух еще до некоторой степени
бодр, здоровье порядочно, слепота, глухота и прочие гадости
еще только издали грозятся — а главное, что есть еще на свете
некоторые души, для которых индивидуум, Называемый И. С.
Тургенев, не вполне еще сравнялся с старой подошвой.
Я в долгу перед Вами за Ваше милое письмо. — Причины моей
неаккуратности — частые охоты, а так же и работа. С точностью
не могу сказать, когда я попаду в Штутгард, но приеду непре-
менно и прочту Вам несколько глав. Поклонитесь Гартманнам —
я все еще не собрался написать им — и так как Вы в конце Ва-
шего письма предлагаете мне исполнить даже невозмож-
ное (за что кланяюсь Вам земно) — то будьте так любезны,
купите на мой счет один экземпляр в двух томах переводов Бо-
денштедта (Erzahlungen v. I. Т.) и поднесите от моего имени,
через Гартманнов, знакомому им литератору, Карлу Майеру (он
был у меня здесь в Бадене). За эту услугу я Вам теперь за-
глазно — а при свидании самолично поцалую обе руки.
696
И. С. Тургенев, — Письма к Н. Н. Рашет
А засим будьте здоровы, до свидания и примите для себя
и для Мани мои наилучшие пожелания.
Преданный Вам
•	Ив, Тургенев
О К, Майере в переводе Боденштпедта см. письмо 12-ое.
Работа, о которой говорит Тургенев, — «Дым». Три дня тому назад он
писал Анненкову («Литзр. вюапомин.», стр. 590): «работа моя not двигается».
Господь •ведает, что такое у меня выходит—так давно не писал, что могу
сказать a la Hugo: «Леность восстановила мою девственность, и я чувствую
себя новичком. . .»
14
Баден-Баден.
Schillerstrasse 277.
7/19 декабря 1866.
Милая Наталья Николаевна, я надеялся отвечать на Ваше
письмо de vive voix в Штутгарде — но отъезд мой отклады-
вается со дня на день, бог знает, когда <я туда попаду, — а по-
тому предпочитаю написать Вам несколько строк, чтобы Вы
не считали меня забывчивым или неблагодарным. — Это по-
следнее слово отнюсится ко всему тому хорошему, чем наполнено
Ваше письмо. Великое дело возбудить привязанность ,в ка-
ком бы то ни было человеке — а потому 'мне нечего и говорить,
как высоко я ценю Вашу. Мне было бы очень приятно Вас
увидеть — и если Вы точно намерены посетить Баден — добро
пожаловать от всего сердца!
В Россию я попаду не раньше февраля: и останусь там около
двух месяцев. Я очень занят обработкой моего романа и по-
прежнему с удовольствием готов прочесть Вам два, три отрывка.
Если Вам вздумается посетить Баден, не забудьте предуве-
домить заранее — а то я могу уехать на охоту. — Что же касается
до перевода моего романа — то, я думаю, мы успеем это устроить
летом, по напечатании в «Русском вестнике».
Я очень рад, что. уроки Мани хорошо идут — и что Вы вообще
довольны Вашим пребыванием в Штутгарде. Кстати, мне Слу^ев-
ский прислал из Петербурга изданную им брошюру под загла-
вием «Явления русской жизни». Не знаю, прислал ли он также
Вам экземпляр—в предисловии (где он ожидает, что его
назовут де Местром!!) он говорит, что хотел было посвятить
свой труд одной особе (Вам, разумеется), но не сделал этого,
не зная, согласится ли теперь эта особа. Не могу не поздра-
вить Вас с избежанием подобной чести — ибо я мало встречал
более вздорных книжек, чем эти «Явления». Не знаешь, чему уди-
И. С. Тургенев. — Письма к Н. Н. Рашет
697
ваяться: детскому ли незнанию, хвастливой ли заносчивости?
Случевский обещает продолжение этих «Явлений»; должно на-
деяться, что невнимание публики отобьет у него охоту тра-
титься. Сожалею о некоторой резкости моих выражений; но кри-
тика еще не то скажет — и я действительно не ожидал ничего
такого даже от легкомысленного Случевского.
Что поделывает бедный Гартманн, и неужели не будет облег-
чения поразившему его удару?—Я чрезвычайно виноват перед
ним—не писал ему до сих пор. Извините меня—и поклонитесь
ему и жене его от моего имени.
До свидания — милая Наталья Николаевна. — Желаю Вам
всего хорошего на Новый Год и жму Вам руку.
Преданный Вам
Ив. Тургенев
De vive voix — на словах.
Срок своего отъезда в Россию Тургенев указывал в письме гк IB. П. Бот-
кину (17/29 января 1867 года)—около 15 (3) февраля» («Боткин и Тур-
генев, неизд. переписка», стр. 254, 255).
Мой роман — «Дым».
Разрыв между Натальей Николаевной и К. К. Слуневским дает Турге-
неву возможность высказаться о последнем вполне свободно. Слуневский,,
вступивший уже прямо на путь реакции, в это время начал печатать бро-
ппоры^ в которых боролся с нигилизмом, под общим заглавием: «Явления
русской жизни под критикою эстетики». В краткий срок их вышло три:
«1. Прудон об искусстве,, его переводчики и критик», СПБ^ 1866;
«II. Эстетические отношения искусства к (Действительности, господина
Ч. |(Черньппевского)», СПБ. 1886; «III. О том, как Писарев встетику раз-
рушал», СПБ. 1867. Прочитав две первые брошюры, отнюдь не радикал
А. Н. Майков 9 февр. 1867 года писал их автору, что (недоволен прежде
всего их тоном!, его презрением к Прудону. «Не говорю уже о нехристиан-
ском отношении к противникам. ..К чему эта грубость, презрение, осыпание
ругательствами? А сквозь них все-таки видна профессорская лекция, на
основании которой сильный,, даровитый ученик, но еще не стоящий на
своих ногах, рубит направо и налево. Да притом еще ученик озлобленный».
И Майков посоветовал Случевскому: «уничтожайте противников не (силою
брани, а силою ума и дельностью выводов» («Щукинск. сборн.»,
VII, 343—344). Брошюры Случевского лавров ему не принесли, и критика
их жестоко потрепала (см. А. Немировский, «Наши идеалисты и реали-
сты?, СПБ. 1867, стр. 24, 43, 101—102, 295—339, 347—348; особенно
интересны гл. XV — «Забавное явление. Случевский против Прудона» и
гл. XVI — «Случевский против реалистов»). Самая же крупная неприятность
была приготовлена Случевскому не кем иным, как Тургеневым, кото-
рый вывел его в «Дыме» под именем Ворошилова и жестоко осмеял,
несомненно не без влияния Натальи Николаевны, окончательно махнувшей
рукою на своего бывшего «Амадиса». Тургенев представил его фатом,
невеждою, щеголяющим дешевой ученостью, лгуном! и карьеристом. Что
Ворошилов—именно Случевский на это указывает помета самого Турге-
нева в набросанном им для «Дыма» списке действующих лиц, где пр»
698
И. С. Тургенев. — Письма к Н. Н. Рашет
имени Ворошилова указано: «Сл.» (А. Цейтлин, «Тургеневские рукописи из
парижского архива Виардо» — «Печать и. революция» 1927, № 3, ст]р. 45, 46).
В литературных кругах сразу узнали в Ворошилове Случевского. А. Д. Га-
лахов («Сороковые годы» — «Исторический вестник» 1892, янв., стр. 141)
вспоминал, как Тургенев до напечатания «Дыма» читал отрывки из него на
вечере, устроенном в пользу Литературного фонда, и «посетители, даже из
числа самых серьезных, не могли удержаться от смеха при характеристике
русских людей, живших за границей». Заодно с Случевским досталось
в «Дыме» и вообще гейдельбергским русским, против которых Тургенев
затаил злобу еще с 1862 года (см. выше); они язвительно описаны
в гл. IV, XI и особенно XXVI.
Де Местр —граф Жозеф (1754 — 1821), один из самых выдаю-
щихся историософов реакции, пламенный противник революционного духа.
15
Баден-Баден.
Schillerstrasse. 2/7.
Середа, 30 янв. 1867.
Любезнейшая Наталья Николаевна, от Жолкевича я узнал,
что вы уехали в Дрезден, но так как я предполагаю, что Ваше
отсутствие долго продолжаться не может, то и пишу Вам
в Штутгардт. Дело в том, что мой роман готов и переписан,
и я хотел бы прочесть его Вам перед моим отъездом в Петер-
бург. Я покидаю Баден 14-го числа будущего месяца — это
последний срок — и потому приглашаю Вас приехать сюда 10-го.
В два дня мы это всё одолеем. Кстати, я Вас познакомлю
с весьма любезным семейством Жемчужниковых. Надеюсь, что
Вы приедете —• но во всяком случае прошу Вас ответить -мне
двумя словами.
А у меня был припадок. . . чего бы Вы думали? Подагры, на-
стоящей, несносной подагры. Я две недели не мог ходить и те-
перь еще подпираюсь костылем. Вот когда она пришла, ста-
рость-голубушка. — Делать нечего — нужно покориться, — и это
мне тем легче, что я уже и так раскланялся с молодостью.
Ну — и так до свидания. Жму Вам дружески руку, Маню
цалую и маленькую тоже, кланяюсь всем приятелям.
Душевно Вам преданный
Ив, Тургенев
Мой роман — «Дым». -
Лишь 1 марта (17 февраля) Тургенев выехал из Бадена в Россию
(Гутьяр, «Хронолог, канва», стр. 63). 25/13 февраля он писал графине
Ламберт (стр. 182), что давно выехал бы в Россию, «если бы не припадок
подагры . . . Увы, да! настоящей, несомненной подагры, да еще какой-то
зло качественной, т. е. продолжительной. Два месяца я пролежал на диване,
и теперь шагу не могу ступить без палки. Что делать! Старость не ра-
И. С, Тургенев. — Письма к Н. Н. Рашет
699
дость. К иным она приходит раньше, чем бы следовало. Надо покориться
без ропота- . .» На подагру он жаловался и Боткину (см. их «Неивд. пе-
реп.», стр. 254, 258), и Анненкову («Русское обозр.» 1894, янв.
стр. 8, 9, 10), и И. П. Борисову («Щукинск. сборн.», VIII, стр. 377—378).
Поэт Алексей Мих. .Жемчужников и его жена Елизавета Алексеевна,
рожд. Дьякова, с конца 1850-х годов до 1884 почти безвыездно жили за
границей. Об отношениях к ним Тургенева и Н. Н. Рашет см. выше.
16
Баден-Баден.
Schillerstrasse, 277.
Пятница, 1 февр. [н. ст.] 67.
Милая Наталья Николаевна, я Вам сейчас послал ответ на
Вашу телеграмму и по Вашему желанию поставил: «Понедель-
ник»— но вот что я имею Вам сказать: во-1-х, г-жа; Виардо
уезжает в Берлин в середу — и потому у нас будет тогда гораздо
больше времени для чтения; во-2-х, окончательная перепи-
ска моего романа совершится в четверг на будущей неделе. Из
этого выходит, что если Вам нельзя приехать 10-го, то при-
езжайте 8-го или' 9-го (в пятницу или субботу) или 11-го
и 12-го (в понедельник и вторник). 14-го я непременно уезжаю.
Я бы очень хотел увидеться с Вами перед моим отъездом
и прочесть Вам мою вещь; а потому напишите мне, когда Вам
удобнее приехать в Баден. Жемчужниковым все равно.
Дружески жму Вам руку и остаюсь.
Преданный Вам
Ив. Тургенев
Мой роман, моя вещь—«Дым» 12 февр. (31 янв.) Тургенев писал
из Бадена Анненкову: «я его прочел здесь находящемуся Жемчужникову
и он, кажется, остался доволен» («Русское обозр.» 1894, янв.., стр. 9).
17
Баден-Баден.
Schillerstrasse 277.
6 фр/вр. 1867.
Ну и прекрасно, любезнейшая Наталья Николаевна — при-
езжайте в воскресенье в Hotel de Hollande. Я сам к Вам явлюсь —
в случае же если нога моя все еще будет не в порядке, Вы най-
дете записку, в которой все будет обстоятельно указано; как
и когда.
Г-жа В. сегодня уехала в Берлин, и роман окончен перепиской.
Сам я думаю выехать — опять таки если нога не помешает —
в четверг на будущей неделе.
700
И. С. Тургенев. — Письма к Н. Н. Рашет
Должно быть Случевский много пьет невской воды, что его
так несет брошюрами.
Жму Вам руку — до свидания.
Ив. Тургенев
Р. S. Поклонитесь Гартманну; вероятно я ему напишу сегодня
или завтра.
Г-жа В. — Виардо.
Роман — «Дым».
О брошюрах Случевского юм. письмо: 14.
18
Благодаря усердным стараниям и рвению моего доктора моей
ноге сделалось гораздо хуже — и я с места двинуться не могу и
посетить Вас не в состоянии. И потому, любезнейшая Наталья
Николаевна, пожалуйте ко мне сегодня в 7 часов вечера — и мы
примемся, благословись, за чтение.
До свидания — дружески жму Вам руку.
Душевно Вам преданный
Ив. Тургенев
Schillerstrasse 277.
Воскресенье, 10-го фев. [н. ст. 1867.]
12 февраля (31 января) Тургенев писал Анненкову: «уже все было го-
тово к отъезду послезавтра как вдруг подагра, уже почти совершенно
исчезнувшая, возвратилась вчера с неслыханною яростью, и я лежу в по-
стели как чурбан и совершению уже не знаю когда мне возможно будет
выехать» («Русск. обозр.» 1894., янв., стр. 9).
• Примемся за чтение — «Дыма».
19
Баден.Баден
Schillerstrasse 277.
Середа, 8/20-го февр. 1867.
Любезная Наталья Николаевна, здоровье мое находится все
в одном положении — как говорится ни вперед ни назад — и об
отъезде и думать нечего — по крайней мере ничего определитель-
ного сказать о нем нельзя. Другой мой рассказ окончен, и пере-
писан, но едва ли он стоит того, чтобы Вы из-за него давали себе
труд приехать из Штутгарда в Баден.
Сожалею очень о Ваших заботах и тревогах: но позволю себе
заметить, что Вам непременно надо укротить в себе Вашу
страсть отдавать себя другим на съедение: кто лучше матери
может судить, что хорошо и что дурно в воспитании дочери,
И. С. Тургенев. — Письма к Н. Н. Рашет
701
и что за необходимость «патриотического» воспитания для де-
вицы? Если же, как Вы предполагаете, под этим скрываются
другие умыслы, — то тем менее должны Вы (Предавать -себя на
жертву. — Идите своей дорогой и живите своей жизнью.
Случевского отовсюду зовут в сотрудники. . . Ну и прекрасно.
Я этого не понимаю — но желаю ему всего хорошего и генераль-
ский чин.
Жолкевич достоин сожаления. . . однако он, зайдя ко мне
и многословно жалуясь на «немцев», сказал вещь, которая меня
покоробила: «Служанка действительно могла показать на зад-
ней части ребенка синяки и пролежни, потому что я сильно сек
его, чтобы отучить под себя пакостить. . .» Это он «сильно сечет»
двухлетнего идиотика, про которого сам говорит, что он ничего
не понимает! Потом еще была нехорошая вещь: «Я им сказал, —
воскликнул Жолкевич, театрально взмахнув рукой с отделенным
указательным пальцем, — что в великой благодатной России еще
никто никого не морил голодом». Это говорит поляк. В конце
концов он мне не нравится, хотя, разумеется, возведенное на
него обвинение — чепуха. А Вы немецких судей не браните: они
иначе не могли поступить, а клевета так и останется клеветой.
И так — до свидания здесь или в Штутгарде — дружески жму
Вам руку и остаюсь
Преданный Вам
Ив. Тургенев
В тот же день Тургенев писал Анненкову о своей подагре и сообщил,
что «настрочил и переписал небольшую повесть» («Русское обозр.» 1894,
яив., стр. 10). «Я еще написал рассказу.—сообщал он 27 (15) февраля
Боткину (их «Неизд. переп.», стр. 259). Это — «История лейтенанта Ергу-
нова».
Карьеру Случевский. сделал и генеральского чина достиг. Он был впослед-
ствии главным редактором «Правительственного вестника» (1891—1902),
тайным советником и носил придворное звание гофмейстера.
Жолкевич упоминается далее, в письме 29.
20
Баден-Баден
Schi’lerstrasse 277.
Четверг, 28 февр. 67
И так Вы не приехали, любезная Наталья Николаевна —
а я завтра уезжаю в Россию — до конца апреля. Нога моя почти
совсем поправилась. В Вашем неприбытии вероятно виноват я —
мне надобно было выразиться определительнее — но скромность
моя не позволяла вызывать Вас сюда из-за такой безделицы
Во всяком случае примите от меня дружеский привет и поклон,
702
И, С. Тургенев. — Письма к Н. Н. Рашет
будьте веселы, здоровы, спокойны, не унывайте и верьте
в искреннюю преданность Вашего
*	Ив. Тургенева
Р. S. Мой адрес: в Москву, в контору Русского вестника, для
передачи И. С. Т.
Р. Р. S. У Жемчужниковой родилась дочка—la mere et Геп-
fant se portent bien.
1 марта (17 февраля) Тургенев действительно выехал в Россию (Гутьяр,
«Хронология, канва», стр. 63).
21
Баден-Баден,
Schillerstrasse 277.
Понедельник 22/10 аир., 67,
Милая Наталья Николаевна — я третьего дня сюда вернул-
ся— застал все и всех в порядке, — и Вы можете себе предста-
вить, как я глубоко и радостно вздохнул, увидев наконец свое
гнездо, зелень и солнце вместо снегу и тумана и т. д. Теперь
я здесь уселся надолго — и если бы- даже французы пришли —
что весьма правдоподобно — яс места не сдвинусь. Слава богу,
моей ноге легче — я начинаю кое-как ковылять — и вообще я пе-
ренес это путешествие лучше, чем я ожидал, хотя болел почти
все время. Многое придется Вам рассказать — если Вы заедете
к нам в Баден, — а на бумаге невозможно, да и много пришлось
бы писать. — Одно только не могу не сообщить Вам теперь
же.—Проездом через Петербург я не видел Случевского, но на
возвратном пути я дал ему знать о себе — и он тотчас явился,
одетый щеголем, в ослепительном белом жилете и с сияющим от
самодовольствия лицом. Тон мне его, признаться откровенно,
не понравился вовсе. Он теперь говорит как пишет. Он' объявил
мне, что получил место при Похвисневе — нечто в роде надзора
за цензорами — и что послал Вам письмо, в котором формально
просит Вашей руки. — На эту вторую половину его фразы я не
ответил ничего: что-то Вы ответите?
Приезжайте-ка в самом деле в Баден: поболтаем. — Я почти
все время моего пребывания в России был болен, и уж как мне
было тошно там!
Из Вашего письма, писанного 6/18 марта, т. е. слишком ме-
сяц тому назад, я вижу что Вы собирались на короткое время
в Париж — может быть мое письмо Вас не застанет в Штутт-
гарде. . . напишите снова. Гартманну я напишу непременно. По-
И, С. Тургенев. — Письма к Н. Н. Рашет	703
весть моя .называется «Дым», и .как скоро я получу оттиски —
отправлю Вам один.
Желаю Вам всего хорошего и дружески жму Вам руку.
Преданный Вам
Ив. Тургенев
Третьего дня, 8 (20) апреля, Тургенев писал из Бадена В. П. Бот-
кину (их «|Неизд. переп.»., стр. 261): «прибыл сюда вчера благополучно,
нашел всех здоровыми и все в порядке, все зелено, сирень цветет, — одним
словом хорошо». 22 (10) апреля он писал о том же Анненкову («Русское
обозр.» 1894, янв., стр. 13—14). Им же обоим он писал о возможности
войны между Германией и Францией.
Случевский впоследствии женился. В 1874 году Достоевский, встретив-
шийся с ним на водах в Эмсе, обратил внимание на то, что он «с женой
почему-то ник0|ЦД(а не гуляет, но, кажется, детей своих любит» («Письма
Ф. М. Достоевского к жене», М. 1926, стр. 111).
Похвиснев—Михаил Николаевич (1813—1882), в 1866 году назначен-
ный начальником главного управления по делам печати (его дневник —
в «Щукинск. сборн.»,, в. IX, М. 1910, перепеч. в «Русском архиве» 1911.
I, стр. 189—215).
В России Тургенев все время болел то гриппом, то подагрой (письмо
к Анненкову — «Русское обозр.» 1894, янв., стр. 11, 12. 13).
Заглавие «Дым» было д-ано роману с одобрения М. Н. Каткова, его
издателя («Русское обозр.» 1894, янв., стр. 11), 6 мая (24 апреля Тур-
генев писал Анненкову, что получил от Каткова оттиски «Дым» (там
же, стр. 16).
22
Баден-Баден.
Schillerstrasse 7 (не 277)
1 июня 1867.
Любезнейшая Наталья Николаевна, дайте о себе весточку —
что вы поделываете? Моя нога совсем поправилась, и я уже
был на охоте. Я еду в Париж через две недели 1 5 июня и оста-
нусь там две недели. Не увидимся ли мы до тех пор? Кланяйтесь
Гартманну и Маню за меня поцалуйте и маленькую тоже.
В России меня ругают наповал — ну да это ничего.
Дружески жму Вам руку.	о D
Преданный Вам
Ив. Тургенев
В России меня рщаютп наповал—за «Дым». 9/21 мая Тургенев писал
Анненкову, что в «Голосе» его «разобрали сильно. Это ничего—то ли еще
будет!» Два дня спустя он писал ему еще: «судя по всем отзывам и пись-
мам, меня пробирают за «Дым» не на живот, а (на смерть во всех концах
нашего пространного отечества. .. А мне все это «как с гуся вода». 4 июня
(23 мая) опять Анненкову: «Мне кажется, еще никогда и никого так дружно
не ругали, как меня за «Дым». Камни летят со всех сторон. Ф. И. Тютчев
даже негодующие стихи написал. И представьте себе, что я нисколько не
конфужусь: словно с гуся вода...» 28(16) июня в письме к Анненкову Тур-
генев снова говорит о приеме, оказанном роману: «публика окончательно
704
И. С. Тургенев, — Письма к Н. Н. Рашет
рассудит, в чем дело; на всех Макаров не угодишь» («Русское обозр.»
1894, янв.,, стр. 17, 18, 19—20, 21). Особенно доставалось Тургеневу за
недостаток патриотизма (письмо к кн. Авг. Голицину 14 авг.— Halperine-
Kaminsky, 327). В «ne^p'emwciKie Достое®1акого с Тургеневым»,, Л. 1928;
в сборн. А. Островского «Тургенев в записях современников», Л. 1929,
стр. 227—229, 231, собрано много сведений о впечатлениях, произведен-
ных «Дымом»: см. также П. П. Суворов, («Записки о прошлом», ч. I, М.
1899, стр. 100—104; Письма Достоевского, II, стр. 30—31, 384—385.
О предстоящей поездке в Париж на всемирную выставку Тургенев пи-
сал Анненкову 23 мая и 4 июня («Русское обозр.» 1894, янв., стр. 19, 20;
см. также «Хронолог, канву» Гутьяра, стр. 64—65).
Баден-Баден.
Schillerstrasse 7.
Вторник, 11 июня 67.
Милая Наталья Николаевна, действительно нельзя с Вашим
деликатным здоровьем летать на 2 часа из Штуттгарда в Ба-
ден — но я надеюсь на Ваше более продолжительное посещение
осенью, когда погода будет прохладнее и мигрень не так легко
нападает на прекрасный пол.
Еду я в Париж в пятницу 14-го числа — один — это Вас уди-
вляет? но не надолго, дней на 7 — это Вас не удивит. — Мне
надо наконец повидаться с дочерью.
Посылаю Вам карточку для Валироде [?], которому прошу
передать мой дружеский поклон, равно как и Miss Gordon.
А какие известия о «быстром» Случевском?
Поцалуйте за меня Маню и Леночку и примите уверение
в искренней моей преданности.	ы
r	г	Ив, 1 ургенев
Упоминания о Случевском в письмах Тургенева к Н. Н. Рашет скоро
прекратились. Последним знаком личных сношений Тургенева с ним является
письмо Ивана Сергеевича к нему 8 марта 1869 года («Перв. собр. писем»,
стр. 155—156), где Тургенев дает ему для журнальной статьи краткие
автобиографические сведения.
24
Баден-Баден.
Schillerstrasse 7.
MeTBqpr, 22 ав. 67.
Сейдень получил я Ваше письмо, любезная Наталья Никола-
евна, и конечно немедленно посылаю желаемые Вами 500 фр. —
Известите меня о получении.
Здоровье мое недурно — вот нехорошо, что Вы болеете. На-
деюсь, что Рейнский воздух Вас окончательно поправит — осо-
бенно если Вы будете много пользоваться обществом достослав-
ного В. П. Боткина.
И. С. Тургенев. — Письма к Н. Н. Рашет
705
Извините краткость этого письма — мне минутки нельзя те-
перь уделить лишней, но будьте уверены в моей неизменной
дружбе и преданности.
Ив. Тургенев
Р. S. Поцалуйте от моего имени Ваших двух дочек.
Здоровье мое недурно.— «Я здоров и хожу на охоту»,—писал Турге-
нев Анненкову 9 сент. (28 авг.) («Русское обозр.» 1894, янв., стр. 22).
В. П. Бо-пкин в июне был в Бадене (там же, стр. 19, 21). О знакомстве
его с Н. Н. Рашет см. примеч. к письму 9.
25
Баден-Баден.
Schiilerstrasse 7.
27 окт. 8 ноября 1867.
Любезнейшая Наталья Николаевна, не получая от Вас так
долго писем, я начинал уже беспокоиться, — не произошло ли
чего-нибудь с Вами?—Ваше письмо меня вдвойне обрадовало.
Стало быть все в порядке — и дай бог, чтобы Ваша новая подруга
оказалась хорошей женщиной, что и следует ожидать от
англичанки.
Когда Вы наконец устроитесь, Вам бы очень нехудо было
съездить в Баден — но только непременно предварив меня зара-
нее, потому что мы теперь находимся здесь в самом разгаре
охоты — ия каждую неделю отправляюсь три раза в отъезд.
Очень было бы досадно, если бы Вы прибыли сюда и застали
бы — как говорят французы — visage de bois.
Жалко мне — два дня — что Гартманны переселяются в
Пешт. — Хоть они в Баден заезжали редко, но всетаки Штут-
гард был ближе.
Поклонитесь от меня всем вашим; что, Маня еще выросла?
Будьте здоровы и до свидания.
Преданный Вам
Ив. Тургенев
Р. S. Не беспокойтесь об высылке 500 фр. — у меня пока де-
нег довольно.
А что Случевский??
«Visage de bois* — буквально «деревянное лицо»,, т. е. запертые двери.
Весьма вероятно, что здесь нарочитая двусмысленность: намек на деревян-
ное, т. е. холодное, неприветливое лицо г-жи Виардо,—на встречу, кото-
рую, как ожидал Тургенев, могла оказать Наталье Николаевне
г-жа Виардо.
О Случевском см. письма 23, 27.
45 «Звенья» № 3
706
И. С. Тургенев. — Пи сём а к Н. Н. Рашет
26
Баден-Баден.
Schilierstrasse, 7.
14 нояб. 1867.
Милая Наталья Николаевна.
Небольшое отсутствие помешало мне тотчас отвечать на Ваше
•письмо и благодарить Вас за Вашу (память обо мне и за пре-
красный подарок, который служит теперь главным украшением
моего стола. Подобная любезность с Вашей стороны мне вдвойне
дорога и приятна.
Я не знаю, известили ли Вас о получении 500 франков. Вы
могли не торопиться — я не нуждаюсь в них.
И так беру Вас за слово — Вы приедете в Баден, только дайте
знать наперед. А до тех пор крепко и дружески жму Вам руку.
Преданный Вам
Ив. Тургенев
О 500 франках ом. письма 24 и 25.
Просьба известить загодя о приезде в Баден объясняется теми же опа*
сениями вызвать неудовольствие г-жи Виардо (см. письмо 25).
27
Баден-Баден.
Schillerstrasse 7.
Суббота 14/2 дек. 1867.
Любезнейшая Наталья Николаевна, сегодня получил Ваше
письмо, сегодня же отвечаю. — Что касается до моего здоровья
и охоты, то утешительного приходится сказать мало: я месяц
тому назад слишком оступился — вследствие чего коленко рас-
пухло, я пролежал две недели и теперь еще едва таскаюсь, так
что охота — тю-тю, лопнула.. . Это каждую зиму мне подносится
сюрприз: не тем, так другим, не мытьем, так катаньем. А впро-
чем здесь все как следует: но работа тоже не спорится А надо
работать — надо денег добывать — ибо на доходы с имения на-
дежды плохие.
И погоревал я над Вашим горем и подивился я Вам! Ну не
удивительное ли дело, что Вы не можете найти порядочной ку-
харки — и принуждены вновь выписывать Вашу Лизу, на кото-
рую столько жаловались! Вот уж видно для Вас земля клином
сошлась: в немецком государстве кухарки не найти!
Жемчужниковой я передал Ваше сетование — но не чудно ли,
что Вы все о других заботитесь, а о себе — нет? Впрочем — уж
видно так написано в звездной книге!
И. С. Тургенев. — Письма к Н. Н. Рашет
707
Фотографической карточки моей с книгой у меня нет, а но-
вые — и прескверные между прочим — у Вас есть.
Не знаю, выслал ли я Вам отдельно вышедшее издание «Дыма»
с прибавлениями или, говоря точнее, с восстановлениями?
Если нет, дайте знать, я пришлю один экземпляр.
Гартманну я должен наднях выслать перевод французский
«Дыма», это однако нехорошо, что он Вас забывает.
Ну, — а Случевский, какие о нем слухи?
Заезжайте-ка в Баден на денечек или два — только напишите
заранее. А то, пожалуй, коленко поправится, а я, как нарочно,
отлучусь.
Будьте здоровы. — Жму Вам крепко руку. Кланяюсь Мане
и цалую маленькую.
Преданный Вам
Ив, Тургенев
О своей болезни (повредил ногу 11 ноября на охоте) 1 ургенев
2 декабря писал Л. Пичу (Гутьяр, «Хронолог, канва», стр. 66), а 30 ноя-
бря И. П. Борисову {«Щукинск. сборн.», VIII, стр. 386).
Доходы с имения .. .—Тургенев в письмах к друзьям давно уже жало-
вался на ничтожную доходность своего имения, которым отнюдь не без-
грешно управлял его дядя Николай Николаевич Тургенев^ (Фет, «Мои
воспоминания», II, стр. 95, 98—99, 104, 113—114, 117, 168; «Щукинск.
сборн.», VIII, стр. 376, 379, 380, 381, 382, 428).
О Жемчужниковой см. примеч. к письму 15.
«Дым* с восстановлениям —Катков напечатал роман с «усечениями»
(письмо Тургенева к Анненкову 6 мая — «Русское обозр.» 1894, янв^
стр. 16). В письмах к кн. Авг. Голицыну Тургенев несколько раз упоми-
нал об этом (Halperine-Kaminsky стр. 327, 328, 329).
О Случевском см. письма 23, 25.
28	. •
Баден-Баден.
Schillerstrasse 7.
20/8 января 1868. Понед.
Любезнейшая Наталья Николаевна, получил я Ваше пись-
мецо и отвечаю немедленно. Вы желаете меня видеть, и я желаю
видеть Вас — но надо так устроить, чтобы охота не помешала.
А погода такая неверная, барометр стоит так низко — что никак
нельзя отвечать заранее, когда можно отправиться, но по зре-
лом соображении я нахожу, что в четверг Вы можете при-
ехать. Если бы это оказалось невозможным — я Вам в среду
дам знать по телеграфу и назначу другой день.
45*
708
И. С. Тургенев. — Письма к Н. Н. Рашет
И так до свидания. Не хандрите — потому что это ни к чему
не ведет, и верьте в искренность моего дружеского сочувствия.
Преданный Вам
Ив. Тургенев
Я Желаю видеть Вас... — см. предыдущее письмо, а также следующее.
29
Баден-Баден.
Schillerstracse 7.
Вторник, 28 янв. 1868.
Какая Вы однако охотница и мастерица взваливать себе на
плечи чужие обузы, любезнейшая и добрейшая Наталья Нико-
лаевна!— Это просто из рук вон! Воображаю, как эта англи-
чанка флегматически высасывает из Вас сок! Но мне очень жалко,
что это помешало Вам навестить меня. На всякий случай даю
Вам знать, что в субботу прекращаются всякие охоты; что
в середу я еду в Париж на 10 дней; и что стало быть
в воскресенье, в понедельник или во вторник
ничего не мешает Вам приехать, предварив меня, а о том,
что я буду очень рад Вас увидеть, и речи быть не может.
«Имеющий уши да слышит!»
«Дым» Вам выслан; а с Жолкевичем я очень рад не знаться,
ибо он противен как дохлая крыса.
Дружески жму Вам руку и до свидания. Детям кланяюсь.
Ваш Ив. Тургенев
О приезде Натальи Николаевны в Баден см. два предыдущих -письма.
О высылке «Дыма» см. письмо 27, о Жолкевиче—письмо 19.
30
Баден-Баден.
Thieraartenstrasse 3.
6/18 апреля 1868.
Боже мой, боже мой милостивый, чем я заслужил такой по-
зор! Вот какое восклицание вырвалось у меня из груди при про-
чтении Вашего письма, любезнейшая Наталья Николаевна! Вы
полагаете, что я рассердился на Вас за то, что Вам (вместе со
всею Россией) не понравилась «История лейтенанта» и что Вы
мне это высказали?!!—-'Да мои друзья за литературные грехи
меня наотмашь по щекам валяли и я только ручки у них цало-
вал! Что бы я был за идиот, если б мог питать мысли, кото-
рые Вы, по незнанию сердца человеческого, мне приписываете?
И. С, Тургевев. — Письма к Н. Н. Рашет
709
Я просто оттого не писал Вам, что тотчас после получения
Вашего письма уехал в Париж — а оттуда в деревню к моей до-
чери— и 10 дней провертелся там как в омуте; а возвратившись
сюда попал в* другой омут, в перехождение из бывшей моей
квартиры в новый мой дом — где я окончательно поселился
третьего дня. Удобства много — но я ко всему этому не привык —
и мне все кажется, что я у кого-то в гостях и меня сейчас вы-
гонят вон за неопрятность. А впрочем ничего, привыкну.
Здоровье мое хорошо, и здоровье мо?го приятеля Виардо со-
всем поправилось: через месяц я еду в Россию на 6 недель.
Спасибо за статью в «Spectator»’e; нуждаетесь Вы в этом
журнале? Я Вам его вышлю обратно.
Высылаю Вам также приобретенную для Вас в Париже «Histoire
de la Litterature fran^aise» de Demogeot, а другую не купил: не
успел побывать у Галиньяни.
Надеюсь, что в новой квартире Вашей Вам будет удобно
и покойно, и что Вы не пустите туда никакой Англичанки,
Очень рад, что Ваша Леночка выздоровела: болезнь ее была
опасна. Цалую ее и Маню -— а Вам крепко жму руку и прошу
Вас не подозревать меня в чувствах, которые недоступны даже
г-ну Курочкину.
Будьте здоровы и веселы.
Ваш
Ив. Тургенев
«История лейтенанта Ергунояа» вызвала несколько неодобрительных
критических отзывов, к чему Тургенев отнесся «не без уныния и не без
философической твердости» (письма к Анненкову — «Русское обозр.» 1894,
февр., стр. 492, 493—494, 497—498; март, стр. 23). ‘Отзывы друзей
всегда влияли н<а впечатлительного Тургенева; так,, он в 1853 году не до-
кончил начатого романа только потому, что был охлажден их критикой.
12 апреля Тургенев писал Фету: «я был в Париже, а теперь посе-
лился в своем, т. е. нанятом мною у Виардо доме (я был принужден
продать этот дом) и помещением доволен» (Фет, «Мои воспоминания»,
II, стр. 174). Об этом переселении и о поездке в Париж,, а оттуда во
французскую деревню к дочери он писал Анненкову 28 марта («Русское-
обозр.» 1894, фхевр., стр. 493), И. П. Борисову 20 апреля («Щукинок.,
сборн.», VIII, стр. 393). О предстоящей поездке в Россию он говорит
в тех же письмах к Фету, Борисову (см. ниже, письмо 33).
О болезни Луи Виардо Тургенев несколько раз писал П. В. Аннен-
кову («Русское обзр.» 1894, февр., стр. 489, 491, 492), И. П. Борисову
(«Щукинск. сборн.», VIII, стр. 391).
Галиньяни — крупная книгопродавческая и издательская фирма ir
Париже.
710
И. С. Тургенев. — Письма к Н. Н. Рашет
Курочкин—Николай Степанович (1830—1884), стихотворец, сотрудник
«Отечеств, записок». Тургенев, вероятно, (намекает на историю, впослед-
ствии рассказанную П. Д. Боборыкиным («За полвека» — «Голос минув-
шего» 1913, февр., стр. 216).
31
Баден-Баден.
Thiergartenstrasse 3.
25 апр. 1868.
Любезная Наталья Аиколаевна, и на счет Вааленрейтера
предположения несправедливы: его не только г-жа Виардо не
уговаривала оставить Штуттгарт — но всячески удерживала
и только в ответ на его решительное намерение покинуть театр
согласилась дать ему несколько советов и рекомендаций в Лон-
дон. Впрочем он там имеет успех в концертах: какой же он
актер! а поет он умно — особенно классические вещи.
Дом свой я точно продал — гг. Виардо — для уплаты векселей
моего почтенного дядюшки — но они, по дружбе своей ко мне,
согласились отдать мне его в наем, рассчитывая всего 5 процен-
тов с затраченной ими суммы.
Мне очень жалко, что Ваша Леночка опять занемогла —
и я бы не советовал переезжать теперь на новую квартиру; но
уже это вероятно сделано, и мне остается только надеяться, что
дурных последствий не будет.
Я, если хотите, подпишусь в Петербурге на Ваше имя и на
последние 6 месяцев на «С. П. Бургские Ведомости» — и на
«Отечественные Записки». В «О. 3.» меня ругают наповал — но
это ничего не значит. . . Журнал, кажется, будет недурен.
Еду я в Россию и по литературным делам (по новому изда-
нию, к которому я пишу большое предисловие) и по хозяй-
ственным — в деревне.
Засим желаю Вам всего хорошего и остаюсь
Преданный Вам
Ив. Тургенев
О продаже дома, вызванной па;еним доходов с имения, см. письма
27 и 30..
В «О. 3.» меня ругают....—речь идет о статье А. М. Скабичевского
о «Дыме» (в № 1).
О целях поездки в Россию Тургенев подробно писал в тот же день
Анненкову: «меня влекут на родину две безотлагательные вещи: 1) мое
условие с Салаевым, в силу которого я должен вручить ему в мае
месяце в Москве предисловие к новому изданию моих сочинений; 2) мои
И. С. Тургенев, — Письма к Н. Н. Рашет
711
деревенские дела, которые также безотлагательно требуют моего присут-
ствия. С почтеннейшим дядюшкой я, к счастью, покончил» («Русское
.обозр.» 1894, февр., стр. 495).
32
Баден-Баден.
Thiergartenstrasse 3.
Пятница, 12 июня 1868.
Ваше письмо застало меня еще здесь, любезнейшая Наталья
Николаевна — но, как говорится—в самый раз... Я завтра
уезжаю в Россию, где пробуду около 6 недель. В Петербурге
я останусь всего два дня. Мне было очень приятно узнать, что
Вы здоровы и веселы; я также был здоров все это время — мы
поставили новую, третью опереттку— я исполнял роль людоеда —
музыка прелестная и всем очень понравилась. По приезде моем
сюда обратно все это возобновится — и я советую Вам завернуть
тогда в наши страны и послушать нас.
Вполне одобряю Вашу мысль посоветоваться с Фридрейхом
насчет Леночки; он человек дельный.
Если б Вам угодно было, чтобы я Вам привез что-нибудь
из России, то напишите мне по следующему адрессу: «В Москву,
ча Пречистенском бульваре, в доме Удельной конторы».
Дружески жму Вам руку и остаюсь.
Искренно
Вам преданный Ив. Тургенев
Об увлечении Тургенева оперетками, для которых он сочинял либретто
и в которых и сам выступал, составившем далеко не лучший момент его
•писательской карьеры и личной жизни, много говорится в его письмах
к друзьям. Об этих произведениях, которыми Иван Сергеевич старался
угодить г-же Виардо, писавшей для них музыку, вовсе не такую «пре-
лестную», как казалось ее старому рыцарю, о его собственных появлениях
на сцене, статьях,, в которых он рекламировал BniapiAo, см. «Русские
пропилеи», т. 3, стр. 176—185., 324—325, 281—294, 343—345; Фет, «Мои
воспоминания», II, стр. 193; «Неизд. переписка» с Боткиным, стр. 272, 276;
«Русское обозр.» 1894, февр., стр. 494, 496; Письма «к Л. Пичу, стр. 56—57,
61, 68, 69, 75, 243 с рисунком Пича, изображающим Тургенева в роли
людоеда; «Щукинск. сборн.», VIII, стр. 384—385, 394, 399, 401 ; пре-
зрительные отзывы Герцена об этих выступлениях Тургенева см. в Соч
Герцена, ред. Лемке, XX, стр. 379; XXI, стр. 374. Горько звучит в одном
из его писем к Пичу признание, что была во время одного из этих спек-
таклей такая минута, когда ему «даже при слабом уважении к собствен
ной персоне представилось, что дело зашло слишком уж далеко». Эти
оперетки были: Trop de ft mmes % «Le Dernier Sorcier , «L’Ogre* и еще одна,
название которой не установлено (см. о них у Л. Гроссмана, «Театр Тур-
генева», Пб. 1924, стр. 83—93).
712
И. С. Тургенев. — Письма к Н. Н. Рашет
Я завтра выезжаю в Россию...—19 (7) июня Тургенев приехал в Пе-
тербург, а 25 (13) уже был в Спасском (Гутьяр, «Хронология, канва»,
стр. 68).
Фридрейх—о нем см. примеч. к письму 39.
33
Баден-Баден.
Thiergartenstrass . J.
2 окт. 1868.
Наконец-то Вы отозвались, любезнейшая Наталья Николаевна,
а то я уж начинал думать: Куда Вы запропастились? Меня на-
днях спрашивал о Вас Жемчужников (которого Вы теперь уже
вероятно увидали в Штутгарде — он намерен поселиться там на
зиму). — Желаю от души, чтобы поиски Ваши увенчались успе-
хом и Вы бы нашли тихую и удобную квартиру. Пребывание
Ваше в Штутгарде дает возможность изредка видеться.
Я два месяца тому назад вернулся из России, но привез
с собой свеженький припадочек подагры, который продержал
меня два месяца слишком и не позволил мне охотиться. Что
значит молодость! Теперь это все прошло.
Театральные наши представления поневоле прекратились, так
как один из главных наших актеров, маленький Paul Viardot,
находится в Карлсруэ для приготовления в лицей. Если пред-
ставления возобновятся, я Вас не забуду.
Я окончил на-днях мрачнейшую повесть, которая вероятно
появится в первом номере «Русского Вестника».
Впрочем, все обстоит благополучно. Жму Вам руку дружески
и желаю всего хорошего.
Преданный Вам
Ив. Тургенев
На обороте: Р. S. Пришлите мне немедленно адресе Гарт-
манна, если он еще не уехал в Вену.
Из России Тургенев верну лея в Баден 24 (12) июля (Гутьяр, «Хроно-
лог. канва, стр. 68).
Свеженький припадочек подагры...— Письма Тургенева к друзьям в по-
следние месяцы были наполнены жалобами на подагру («Перв. собр.
яисем», стр. 139; «Щукинск. сборн.», VIII, стр. 395., Halperine-Kaminsky,
49,, 50 и пр.). Но 15 сентября он писал Полонскому: «я поправляюсь и уже
четыре раза был на охоте» («Перв. собр. писем», стр. 140), а 8 октября—
Пичу: «часто ходим на охоту с Виардо, моя подагра исчезла».
Мрачнейшая по весть — «Несчастная». 15 сентября Тургенев писал По-
лонскому: «я на днях кончил и переписал повесть для «Русского Вест-
ника», которую пошлю на прочтение П. В. Анненкову. Боюсь, не очень ли
И. С. Тургенев. — Письма к Н. Н. Рашет
713-
мрачна она вышла» («Перв. собр. писем, стр. 141). 1 5 (3) ноября он послал
ее Анненкову, которому писал при этом: «переписывая вторично эту
повесть, я еще сделал много изменений» («Русское обозр.» 1894, февр.,
стр. 496—497).
34
Баден-Баден.
Thiergartenstrasse 3
Середа, 2/14 окт. 68..
Очень рад, что Вы откликнулись, любезная Наталья Нико-
лаевна. Надеюсь, что Вы найдете наконец квартиру и ^спо-
коетесь. Я бы очень был рад повидать Вас и прочесть Вам
мою повесть; но, прочтя ее вчера в первый раз у Милютиных,
я заметил, что она требует переработки и раньше 10 дней
не будет готова. А потому Вы так и знайте — и для большей
вероятности подождите недели две и непременно уве-
домьте меня заранее о дне Вашего приезда, а то Вы рискуете
не застать меня — я буду на охоте. Посоветоваться с Фридрей-
хом очень для Вас будет полезно — болезнь печени не следует
запускать.
Поклонитесь от меня Жемчужниковым, если они действи-
тельно попали в Штутгард, кланяюсь Вашим детям и жму дру-
жески Вашу руку.
Преданный Вам
Ив. Тургенев
Моя повесть--«Несчастная» (см. предыд. письма). Милютины—Нико-
лай Алексеевич (1818—1872) и его жена Мария Аггеевна, рожд. Абаза,
жившие тогда в Бадене. Вскоре Тургенев писал М. А. Милютиной:
<я переписываю свою повесть, много переделал» («Русская старина» 1884,
явв., стр. 179). Когда повесть была уже напечатана, он писал Н. А. Милю-
тину: если вы дали себе труд прочесть ее, то вы могли убедиться, что
я послушался советов Марии Аггеевны и Кавелина и вообще много
переделал и прибавил» (там же, стр. 181).
О Фридрейхе см. письмо 39.
35
Баден-Баден.
1 hiergartenstrasse ч.
3/15 нояб. 1868.
Очень любезно с Вашей стороны, милая Наталья Нико-
лаевна— вспомнить день моего рождения: благодарю Вас
искренно — и тем более, что кроме Вас никто не’вспомнил. Мне
стукнуло 50 лет. . . Цифра почтенная! Будем жить, пока
живется.
714
И. С. Тургенев. — Письма к Н. Н. Рашет
Я завтра уезжаю в Париж на 8 дней — а потом поселюсь
в Карлсруэ, еще не знаю где, но напишу Вам. Вы назначаете
слишком отдаленный срок нашему свиданию — до весны; так
как .теперь мы на целых 1 % часа будем ближе, то мы должны
увидеться прежде. Если Вы не пожалуете в Баден — то я отъ-
явлюсь к Вам в Штутгард и прочту Вам мою повесть.
Мне очень жалко видеть, что Вы с прежним рвением продол-
жаете убиваться для других: пожили бы для себя, право! Поле-
нились бы хорошенько.
Если Вы полагаете съездить в Гейдельберг — то можно бы
нам назначить там друг другу свидание — так как и мне нужно
побывать в Гейдельберге.
До скорого свидания во всяком случае. Крепко жму Вам
руку, кланяюсь всем Вашим и остаюсь
Преданный Вам
И. т.
Р. S. Передайте мой поклон Жемчужниковым.
Пятьдесят лет Тургеневу минуло 28 октября (ст. ст.). Жизнелюбивый
и вообще страшившийся смерти, он с тоской перешел через этот рубеж.
«Кто перевалился за 50 лет, не выйти тому из минорного тона», — писал
он Полонскому («Перв. собр. писем», стр. 146). 1 декабря он грустно писал
Л. Пичу (стр. 78): «50 скверное число! — приходится покориться».
18 февраля (2 марта) 1869 года он писал Герцену и Фету почти в одина-
ковых выражениях: «перевалившись за 50 лет, человек живет как в кре-
пости, которую осаждает и рано или поздно; возьмет Смерть» («Письма
К. Д. Кавелина и И. С. Тургенева к А. И. Герцену», с примеч. М. Дра-
гоманова, Женева 1892, стр. 199; ср. Фет, «Мои воспоминания», II,
стр. 192). Ту же мысль он высказал в одном письме к Флоберу,’ говоря
о перспективе, которая представляется взорам пятидесятилетнего человека:
«а вокруг да около всего этого—смирение, гнусное смиюение. Это приго-
товление к смерти... Довольно!» (Halperine-Kaminskv, 80).
В Карлсруэ Тургенев собирался переехать ради Виардо. 28 ноября он
писал И. П. Борисову: «поселяюсь я в Карлсруэ потому, что Виардо
сюда переехали для воспитания своих детей, а мне без них было бы
в Бадене просто жутко» («Щукинск. сбо.рн.», VIII, стр. 396; ср. «Неизд.
переп.» с Боткиным, стр. 275—276),
Моя повесть — «Несчастная».
36
Карлсруэ.
Hotel Prinz Max.
Четверг, 17 дек. 68.
Любезнейшая Наталья Николаевна, я было так устроился,
чтобы пригласить Вас сюда на пятницу — но теперь придется
отложить Вашу поездку сюда до понедельника или вторника —
И. С, Тургенев. — Письма к Н. Н. Рашет
715
Вы получите накануне дня приезда телеграфическую де-
пешу. А то можно так сделать — так как я готов крестить
ребенка у Жемчужниковых и для этого должен приехать
из Карлсруэ — то можно сделать d’une pierre deux coups,
и я бы явился на целый день в Штутгард, также дав знать
накануне теле’граммой. Сообщите это Ж., и пусть они напишут
мне свое мнение немедленно.
Во всяком случае до скорого свидания. Жму дружески Вашу
руку.
Преданный Вам
Ив. Тургенев
12 декабря Тургенев писал А. М. Жумчужникову в Штутгарт, по-
здравляя его и его жену с рождением дочери Натальи Алексеевны,
и приглашал его к себе «вместе с Н. Н. Рашет: повесть мою прочту я
вам охотно, хотя господь знает, доставит ли она вам много удоволь-
ствия— сюжет уж больно мрачен», а 19 декабря снова писал ему: «в от-
вет на ваше письмо спешу сообщить вам, что буду ожидать Наталью
Николаевну и вас в середу утром» «(Русская мысль» 1 914, янв., 2-я пагин.,
стр. 128, 129). Однако крещение ребенка было отложено, так как Тур-
геневу не удавалось приехать в Штутгарт, и состоялось, повидимому
лишь 10 января 1869 года (там же, стр. 129).
D’une pierre deux coups — одним камнем два удара.
37
Карлсруэ.
Hotel Prinz Max.
Пятница, 15 янв. 69.
Милая Наталья Николаевна — что мне отвечать на Ваше
письмо? Мне очень жаль Вас, и удивление наполняет мою
душу: как возможно .продолжать питать те чувства, о которых
Вы пишете?. Неужели Вы не видите сами, и я должен Вам
сказать, что вот уже около десяти лет как я человек покон-
чивший с волнениями и живущий мирно и тихо одними воспоми-
наниями, да спокойным участием в течении ежедневных собы-
тий? Где же цвести цветам на сухом дереве? Вы мне ответите,
что Вам все это известно, что Вы ничего не Требуете, и что
Вам и так хорошо: но в таком случае — откуда эта скорбная
нота, которая звучит во всем, что Вы говорите? Я начинаю
думать, что наши свидания приносят Вам вред и расстраивают
Вас. Очень и очень жаль, что Ваша жизнь так грустно сложи-
лась и так рано опустела, и Вам для наполнения ее попалась
под руки такая мертвая глыба, какова моя личность. Я полагаю,
716
И. С. Тургенев. — Письма к Н. Н. Рашет
лучше всего не предаваться этим тревогам, которые, в сущности,,
кроме горечи ничего не оставляют за собой.
Я заказал билеты для «Миннезингеров» и предварю Вас
и Жемчужниковых о дне представления.
Крепко и дружески жму Вам руку и желаю Вам всего хоро-
шего. Кланяюсь Мане и цалую Леночку.
Преданный Вам
Ив. Тургенев
См. примеч. к следующему письму.
38
Карлсруэ.
Hotel Prinz Max.
Суббота, 23 янв. 69.
Милая Наталья Николаевна, мне очень жаль, что мое письмо,
повидимому, Вас огорчило: я, вероятно, дурно выразил свою
мысль и прошу извинить меня. Могу Вас уверить, что я Вас
знаю и ценю и никаких «по образчикам других женщин» —
других чувств в Вас не предполагал. Все-таки виноват я: лите-
ратор, уже в силу своего звания, обязан выражать свою мысль
с достаточной ясностью, не допускающей возможности недора-
зумений. Повторяю: Ваше письмо было очень мило, недоварен-
ную камбалу я, однако, съел всю почти один — так же как
и устрицы, которые были превосходны! — и Вы любезная, милая
женщина, к которой я искренно привязан.
Билеты на «Миннезингеров» отдать очень легко — охотников
бездна — только зачем же Вам не приехать? Кстати: .главный
тенор занемог и представление, долженствовавшее иметь место
во вторник, отложено. Сообщите это Жемчужникову, ко-
торого я извещу заранее о дне представления.
Кланяюсь Вам и всем Вашим и крепко жму Вам руку.
Преданный Вам
Ив. Тургенев
Об этом письме и о предыдущем см. выше, в нашем «Предисловии».
«Тургенев, — говорит Анненков («Литер, воспом.», стр. 480—481), — был
несчастным человеком в собственных глазах: ему недоставало женской
любви и привязанности, которых он искал с ранних пор. Сам он страдал
сознанием, что не может победить женскую .душу и управлять ею: он мог
только измучить ее... Он не отвечал ни на одну из симпатий, которые
шли ему навстречу.. . Душевно бессильный перед женщинами, но не мог
подчинить себе ни одну женщину и в своем романе с Виардо сам предста-
И, С. Тургенев. — Письма к Н. Н. Рашет
717
®ил собой женственную сторону, буквально «взятый» своей очарователь-
ницей, для которой он был «между прочим», тогда -как она была для
него всем.
Вылеты на Миннезингеров («Мейстерзингеров»). — Об 'этом Тургенев
два раза писал А. Мк Жемчужникову, 20 и 24 января. Во втором письме,
он известил его, что представление отложено до пятницы 28 января, но
прибавил: «мне нельзя будет поехать в пятницу с вами» («Русская мысль»
1914, янв., 2-я пагин.р стр. 129—130). Повидимому, он думал, что На-
талья Николаевна приедет, и не хотел теперь встретиться с нею, избегая
неловкости, которую еще не успело изгладить время.
О «недоваренной камбале* см. письма 5 и 7.
39
Баден-Баден.
Thiergartenstrasse 3.
Воскресенье, 24 окт. 69.
Итак вот Вы где отыскались, любезная Наталья Николаевна!
В Париже! Что ж, дело хорошее. Надеюсь, что старания зуб-
ного врача увенчаются успехом и ничего не испортит хорошень-
кого лица Вашей дочери — которой в ответ на ее просьбу —
прошу’передать ответ Калонна: «Si c’est possible и т. д.». Очень
рад буду свидеться с Вами в Бадене на возвратном пути
в Россию. Фридрейх не только подтвердил мнение Гейлиген-
таля, но даже наддал — как пару в бане; однако мне не хуже,
да и с этим можно прожить несчетные года. Подагра также
угомонилась, и я слишком жаловаться не могу, не то что в эпоху
Вашего отъезда. Работал я, конечно, мало, да и малое это —
дурно; написал рассказец, короче воробьиного носу; он пере-
веден и помещен в Октябрьской книжке «Салона», немецкой
«Revue».
Семейство Виардо, слава богу, все благополучно; остаемся мы
на зиму, кажется, здесь.
За сим будьте здоровы, желаю Вам всего хорошего и жму
Вашу руку.
Преданный Вам
Ив. Тургенев
Р. S. Фрсдро уже недели две как уехал в Россию.
Калонн — Calonne (1734—1802)—французский финансовый деятель, вы-
дающийся плут, потакавший мотовству королевы Марии Антуанетты, кото-
рый на одну ее просьбу, говорят, угодливо ответил: "Madame si c’est pos-
sible, c’est deja fait; si c’est impossible, cela se fcra- («Государыня, если это
возможно, то уже исполнено; если невозможно, то будет исполнено»).
Несколько лет тому назад Тургенев уже воспользовался этим анекдотиче-
718
И. С. Тургенев. — Письма к Н. Н. Рашет
ским ответом усердного льстеца в одном письме к графине Е. Е. Ламберт
(стр. 91).
Фридрейх и Гей^шентпалъ—врачи (первый гейдельбергский, а второй —
баденский). 10 июля 1869 года Тургенев писал /М. А. Милютиной
о ювоей болезни сердца, которую «Гейлигенталь открыл, а Фридрейх
скрепил своей подписью. Да, у меня болезнь сердца. Что делать! надо
покориться» («Перв. собр. писем», стр. 164). О том же он писал недавно
И. П. Борисову («Щукинск. сборн.», VIII, стр. 402, 403), Н. А. Милютину
(«Русская старина» 1884, янв., стр. 182). Анненкову («Русское обозр.»
1894, март, стр. 27—28). О сердечной болезни Тургенева см. у д-ра
Н. А. Белоголового («Воспоминания и другие статьи», М. 1897, стр. 479,
«Кое-что о болезни И. С. Тургенева»).
Расссазеи, — «Стланная история». 22 сентября Тургенев писал Ан-
ненкову: «я написал маленький рассказ «Странная история», который —
вы удивитесь—появился прежде в немецком переводе в «Salon е» чем, &
оригинале. Редактор «Salon а» меня угросил» («Русское обозр.» 1894, март,
стр. 28; см. также письмо к И. П. Борисову 7 октября («Щукинск. сборн.»,
VIII, стр. 407).
Фредоо — вероятно, грасЬ Максимилиан Фредоо, остооумный и та-
лантливый человек, который «тратил свое дарование на пустяки дня
и моды» (гр. В. А. Соллогуб, «Воспоминания», под ред. С. П. Шестери-
кова, Л. 1931, стр. 418—419; там же собраны кое-какие сведения о нем).
40
Веймар.
Hotel de Russie.
1/13 марта 1870. Воскресенье.
Очень был я рад получить Ваше письмо, любезнейшая На-
талья Николаевна, хоть оно помечено невозможным числом 19/31
февраля, И хоть я живу <не в русском генерале Вей мар не,
а в немецком городе Веймаре. Я даже немедленно взял карту
России на немецком языке и отыскал в Ошмянском уезде
деревню: «Soly» на реке «Oschmianka». Это ли Ваши Соллы?
(к северу от Ошмяны и в недалеком оттуда расстоянии).
Я воображал, что Вы зимуете в Вильне, но поразмыслив вижу,
что Вы избрали благую часть: боюсь только, что Вы соску-
чаетесь в деревне. Но, по Вашим словам, Маня веселится;
стало быть все в порядке. Жалко мне только, что здоровье
Леночки не удовлетворительно; но теперь зима уже на исходе.
Кстати, скажите Мане, что я желал бы быть моим Пегазом —
во-1-х потому, что он мастер своего дела, во-2-х потому, что
он живет — как сыр в масле катается, в-3-х потому, что он
собака. (Между прочим мне пишут из Бадена, что у него от-
крылась подагра: вот уж это не по-собачыи) •
Я живу здесь недурно и останусь до конца апреля; в начале
мая я поеду в Россию и буду проезжать через Вильно. —
И. С. Тургенев. — Письма к Н. Н. Рашет
719
Но помнится, поезд приходит туда в 2 часа — время неудобное
для свидания. Во всяком случае я Вас предуведомлю.
Работаю я очень мало и неохотно и не потому, что меня так
единогласно ругают — к этому я привык, обстрелянная птица!
а просто потому, что не хочется. По Вашим словам, в «Голосе»
уверяют, что я «оправдываюсь»: это меня удивляет — ибо я
нигде ничего подобного не говорил. Но «Голос», который
не устыдился (ругая меня чуть не в каждом №) перевести
мою небольшую повесть («Странная история») с немецкого
на русский (я позволил одному немецкому издателю перевести
ее в рукописи и напечатать ее прежде появления ее в Вестнике
Европы) —«Голос», говорю, ни перед какой выдумкой не от-
ступит. Вы только, пожалуйста, не верьте, да и вообще, как
барыня чистоплотная, держитесь подальше от нашей Россий-
ской Литературы. Портрет мой, начатый в Карлсруэ, вышел
прескверный, и сам живописец его бросил. Фотографических
карточек новых я не делал да и не буду делать, пока старые
не разойдутся: а у меня их штук 1 50. Число ж людей, интере-
сующихся моей физиономией — становится равным 0.
Благодарю Вас за выражение симпатии ко мне: я ею всегда
дорожил — а теперь с каждым годом дорожу более. Среди гро-
могласного хора ругани и брани отрадно слышать одинокое при-
ветное слово.
Будьте здоровы — кланяйтесь всем Вашим; дружески жму
Вам руку.
Преданный Вам
Ив. Тургенев
В Веймар Тургенев переселился, как раньше в Карлсруэ, ради Виардо.
2 января он объяснял Фету: «собственно • это делается для того, чтобы
дать старшей дочери г-жи Виардо возможность брать уроки в живо-
писи,— в Веймаре устроена отличная школа («Щукинск. сборн.», VIII,
стр. 431).
Я живу здесь недурно . . .—26 февраля Тургенев писал из Веймара
Л. Пичу (стр. 111); «пока в Веймаре живется недурно (у меня уже те-
плая комната»). 20 февраля — Флоберу из Веймара же: только тем я
и занят, что греюсь» (Halper’ne-Kaminsky, 56).
В июне он писал А. М. Жемчужникову: «г-жа Рашет находится
в Вильне. . . я давно с нею не переписывался» («Русская .мысль» 1914, янв.
2-я пагин., стр. 136).
Из Веймара Тургенев выехал в Россию 29(17) мая и через четыре
дня прибыл в Петербург.
Любимец Тургенева, пес Пегас, часто упоминается в его письмах. Он
написал (1871 г.) теплую статью о своей «поистине великой собаке»
(«Пегас»), в 1878 году рассказывал о нем Льву Толстому (Серг. Толстой.
«Тургенев в Ясной Поляне» — «Голос минувшего» 1919,	№ 1—4
720
И. С. Тургенев. — Письма к Н. Н. Рашет
стр. 228). См. также воспоминания Н. А. Остравской («Тургеневск.
•сборн.», стр. 71, 74).
Работаю я очень мало и неохотно...— Еще1 5 сентября Тургенев писал
И. П. Борисову: «работать ничего не могу... литературный мой винт раз-
мололся^ («Щукинск. сборн.», VIII, стр. 406).
Со «Странной историей» произошла действительно странная история,
как выразился Тургенев. Рассказ должен был появиться в оригинале
в «Вестнике Европы», но был малограмотно переведен с немецкого пере-
вода и без позволения автора помещен в «Голосе». Возмущенный этим
поступком А. А. Краевского, редактора газеты, Тургенев напечатал
в январской книге «Вестника Европы», где появился подлинник рассказа,
негодующее письмо. Об этой проделке «Г<лоса» см. «Русские пропилеи»,
т. 3, «Ив. Тургенев» стр. 188—189, 247—248. 325, 331—339; «Щукинск.
сборн.», VIII, стр. 410—411; Воспом. Н. А. Тучковой-Огаревой, Л. 1929,
стр. 478; «Русская старина» 1884, янв., стр. 183; «Перв. собр. писем»,
стр. 167; «Русское обозр.» 1894, март, стр. 31; «Стасюлевич и его совре-
менники», III, стр. 7—8. Письма Тургенева долго были полны жалобами
на этот скверный поступок Краевского, которого к тому же Тургенев
давно ненавидел и презирал (интересные слова Тургенева о Коаевском
приведены в записках В. А. Инсарокого,— «Русская старина» 1895, янв.,
стр. 116).
41
Баден-Баден.
Thiercrartenstrasse, 3
Вторник, 25-го Окт. 70.
Любезная Наталья Николаевна, я третьего дня вернулся из
Остенде, куда я ездил проводить семейство Виардо, отправляв-
шееся в Англию — и сам я около 5-го Ноября отсюда вы-
езжаю— и потому, если Вы хотите повидаться со мною, приез-
жайте, не не иначе, как предварив меня заранее письмом или
телеграммой о дне Вашего прибытия — а то, пожалуй, Вы меня
не застанете: я буду на охоте.
И так — вероятно — до свидания. Кланяюсь Вашим и жму
Вам руку.
Преданный Вам
Ив. Тургенев
О переезде в Англию см. примеч. к следующему письму.
42
Лондон.
15/3 ноября 1870. Середа.
Любезнейшая Наталья Николаевна, сердечно благодарю Вас
за Вашу память обо мне по поводу 28 окт. и за Вашу теле-
грамму. Вы принадлежите к числу редчайших друзей — нетре-
бовательных и постоянных. Еще раз спасибо.
И. С. Тургенев. — Письма к Н. А. Рашет
721
Я, как видите, в Англии. Мы приехали сюда в воскресенье
(море было прегадкое), и я имел несчастие попасть на дурную
квартиру, которую я немедленно покину, и потому — пока—мой
адрес Devunchire place, 30 (у г-жи Виардо). Как только
я найду порядочное гнездо, дам Вам знать.
Здесь холодно, сыро, везде воняет каменным углем. Из людей
здешних я еще никого не успел видеть, но успел уже получить
значительный кашель.
Будьте здоровы. Кланяюсь Вашим дочкам и жму Вам руку.
Преданный Вам
Ив. Тургенев
28 октября—день рождения Тургенева (см. письмо 35).
Я, как видите, в Англии. . . Переезд в Лондон, где Тургенев прожил
три месяца, был вызван опять переселением туда семейства Виардо,
которая собиралась там давать уроки и петь в концертах (см. письмо
к И. П. Борисову 28 октября — «Щукине к. сборн.», V1II, стр. 417—418).
В один день с письмом к Наталье Николаевне Тургенев писал Л. Пичу
(стр. 116): «я в Лондоне с воскресенья, приехал вместе с Виардо (отвра-
тительный переезд!) и нашел к несчастью прескверную, холодную и
дымную квартиру, которую конечно оставлю, как только это будет
возможно».
43
Баден-Баден.
Thiergartenstrasse 3.
10 окт. 1871
Любезная Наталья Николаевна, мне было очень приятно
услышать о Вас весточку — а то я и. не знал, что с Вами по-
деялось. Рад также тому, что Вы и все Ваши теперь здоровы.
Если хотите застать меня в Бадене, то не приезжайте раньше
18 числа — ибо до того времени я буду в отсутствии. С 18 окт.
до 1 нояб. я здесь, потом в Париже, потом — в декабре в Пе-
тербурге. До Нового года, надеюсь, где-нибудь увидимся.
Засим желаю Вам всего хорошего и кланяюсь всем Вашим.
Преданный Вам
Ив. Тургенев
В это время Тургенев жил в Бадене с детьми Виардо, которые сами
уже были 4 Париже и подыскивали дом, чтобы здесь поселиться. Около
10 ноября он выехал из Бадена в Париж (Гутьяр, «Хронолог, канва»,
стр. 80—81).
46 «Зв* ньв> № з
722
И. С. Тургенев. — Письма к Н. Н. Рашет
44
Москва
На Пречистенском бульваре,
в д. Удельной конторы.
Четверг, 25 мая [ст. ст.] 1872.
Любезная Наталья Николаевна, мне самому очень жалко, что
Вы меня не застали, и что я провел неделю в одном городе
с Вами не свидевшись с Вами. Оно тем более жалко, что
и не предвидится, когда мы можем натолкнуться друг на друга.
Вот Вам мои планы. Я остаюсь здесь еще недели три — а там
еду, почти не останавливаясь, через Петербург, Берлин, Баден
в Париж, а оттуда в маленький приморский город, St. Valery
sur Somme, где будет жить семейство г-жи Виардо, а на зиму
опять в Париж.
Вы мне ничего не пишете о здоровьи детей — вероятно оно
хорошо; поклонитесь им от меня. Писать я теперь не пишу —
уж очень бранили меня за мой последний продукт — надо про-
дышаться.
За сим крепко жму Вам руку, желаю Вам всего хорошего
и говорю: «до свидания» — хоть и не знаю: где и когда?
Преданный Вам
Ив. Тургенев
Мой адрес в Париже: 48, rue de Douai.
12(24) мая Тургенев приехал из-за границы в Петербург, а 23 мая
уже был в Москве (Гутьяр, «Хронолог, канва», стр. 83—84; «Перв. собр.
пгисем», стр. 204). Н. Н. Рашет уже жила в Петербурге.
Мой последний продукт — «Вешние воды».
45
Saint Valery sur Somme (Somme)
Maison Ruhaut.
Суббота, 10 авг. 72.
Сейчас получил Ваше письмо, любезная Наталья Николаевна,
и отвечаю. • Душевно радуюсь сообщенному Вами известию, от-
части мною ожиданному: сколько можно судить по двухднев-
ному знакомству, А. Т. Велихов совершенно способен соста-
вить счастие Вашей дочери. Поздравьте и ее, и его от моего
имени; Вас я также поздравляю сердечно.
Очень был бы рад быть посаженным отцом милой будущей
невесты; но боюсь, что не в состоянии определить с уверен-
ностью, когда я прибуду в Петербург. Быть может точно
в ноябре; а быть может и не раньше декабря, даже января.
И. С. Тургенев. — Письма к И. Н. Рашет
723
Я не могу взять на себя обречь Вас на подобную неизвестность,
а потому, хоть с сожалением, но принужден отказаться от пред-
ложенной мне чести.
Здесь все было бы как нельзя лучше, если б не проклятая
моя подагра, которая развилась сильнее прежнего и едва позво-
ляет мне двигаться. Никогда она не была так упорна.
Мой парижский адресе — Rue de Doaui, 48.
Итак, если бог даст, до свидания в Париже — а пока будьте
здоровы и веселы.
Всем Вашим кланяюсь и жму Вам руку.
Преданный Вам
Ив. Тургенев
Велихов—Александр Тимофеевич (1839—1888), впоследствии вице-
председатель Главы. Российск. общества жел. дорог.
В 1872 году Тургенев в Россию больше не приезжал.
В городке Saint Va!e**\/ sur Somme Тургенев поселился в июле
и писал Флоберу из этой «дыры», жалуясь ему на «проклятую подагру,
которая держит за лапу упорнее, чем когда бы то ни было» (Halperine-Ka-
minsky, би).
46
Вторник, 7 часов веч-
Thiergartenstrasse 3_
Любезная Наталья Николаевна, та фантастическая Гейдель-
бергская барыня, о которой я кажется Вам говорил, пишет мне,-
что она завтра в 2 часа приезжает ко мне, чтобы побеседовать
со мною наедине; о чем это она будет беседовать — господь ве-
дает, но шоколад наш поневоле должен быть отложен до после-
завтра. Таковы уж видно звезды!
Но послезавтра я жду Вас непременно.
Преданный Вам И. Т..
В письме 47 Тургенев называет себя «бесшоколадным».
47
Любезнейшая Наталья Николаевна, решительно на бедного
Макара все шишки валятся — к моей сердечной немощи при-
соединилась другая, подагрическая. Доктор велел мне лечь
в постель и пиявки себе поставить. Я положительно начинаю
чувствовать к себе презрение как к последнему из животных,
и 1000 раз правы молодые люди, покрывающие мое имя
грязью и плевками. Если Вы завтра уезжаете, то мне остается
Вам послать заглазное пожелание всего хорошего — Вам и всем
46
724
И. С. Тургенев. — Письма к Н. А. Рашет
Вашим — если только пожелание такой гнусной ничтожности,
какова я — может быть кому-нибудь в пользу.
Будьте здоровы и давайте иногда известие о себе.
Преданный Вам И. Т., бесталанный и бесшоколадный.
Оба последние письма не поддаются сколько-нибудь точной датировке.
На «сердечную немощь» Тургенев жаловался Наталье Николаевне
в. 1869 году (письмо 39), на «нелюбовь нынешнего поколения» —
А. М. Жемчужникову в 1870 году («Русская мысль», стр. 135).
Три письма рабочих-семидесятников к Г. В. Плеханову
। Вступительная заметка и примечания Е. Винер
В архиве Дома Плеханова в Ленинграде хранятся три письма
рабочих-семидесятников Антона Георгиевича Городничего и Ни-
колая Ивановича Павликова к Г. В. Плеханову. Письма эти
написаны в 1917 году, по возвращении Плеханова в Россию, т. е.
через сорок лет после того, как Городничий и Павликов встре-
чались с ним.
Письма заслуживают внимания с нескольких точек зрения:
раньше всего это — автобиографии, хотя и неполные, двух
рабочих-семидесятников; затем мы узнаем из них о ряде инте-
ресных фактов, относящихся к революционному движению
70-х годов (содержание лекций Плеханова в рабочем кружке,,
рассказ Городничего о том, кто бывал у него, и некоторые све-
дения о ссылке) ; наконец, они прибавляют несколько штрихов
к биографии молодого Плеханова.
В конце 1875 и в 1876 году молодой горняк Г. В. Плеханов
сблизился с революционной молодежью, с народническ1им бунтар-
ским кружком Натансона, сначала не состоя его членом.
12 февраля в его квартире состоялась сходка, на которой при-
сутствовали народники и ядро рабочих революционных кружков.
Через рабочих, присутствовавших на сходке, он познакомился
также и t другими, со многими подружился.
Одним из первых, с кем он сблизился, был Городничий.,
В воспоминаниях «Русский рабочий в революционном движе-
нии» Плеханов называет его «Г — ъ». Вскоре Плеханов стал за-
ниматься с рабочими. «В сопровождении Г — а, — пишет он, —
я посетил всех остальных рабочих, бывших на вышеописанной
сходке в моей комнате, а затем приобрел между ними много,
новых знакомых. Видя, как заинтересовало меня «рабочее дело»,
бунтари приняли меня в свой кружок, так что «занятия с рабо-
чими» стали с тех пор моей революционной обязанностью».
726
Три письма рабочих-семндесятников к Г. В. Плеханову
Антон Георгиевич Городничий родился в 1848 году.
С 1873 года он — слесарь инструментального отдела Патронного
завода в Петербурге. Этот оборудованный по последнему слову
техники завод был в 70-х годах одним из центров петербург-
ского революционного движения. На нем в разное время рабо-
тали Обнорский, Алексей Петерсон, Савельев (Иванов), Бачин
и др. 1 В рабочих кружках он слушал лекции Кропоткина и Крав-
чинского, участвовал в рабочей кассе, посещал собрания, устраи-
вавшиеся Низовкиным. За все это и за хранение запрещенных
сочинений он был привлечен к дознанию по делу 193-х,
а затем за ним был учрежден негласный надзор. Плеханов
в «Русском рабочем» говорит «о нем: «Г — ъ был оригинальный
человек, едва ли имевший в своем характере хоть одну из тех
черт, которые «интеллигенция» так любит приписывать «на-
роду». В нем не было и следа крестьянской непосредственности,
крестьянской склонности жить и думать так, как жили и думали
предки. При самых обыкновенных способностях он отличался
редкой жаждой знания и поистине удивительной энергией в1 деле
самообразования. Работая на заводе по 10 — 11 часов в сутки
и возвращаясь домой только вечером, он ежедневно просиживал
за книгами до часу ночи. Читал он медленно и, как я заметил,
не легко усваивал прочитанное, но то, что усваивал, знал очень
основательно. Маленький, слабогрудый и бледный, безбородый,
с небольшими тонкими усиками, он носил длинные волосы и
синие очки. В зимние холода он, поверх короткого драпового
пальто, накидывал широкий плед и тогда уже окончательно
выглядел студентом. Он и жил по-студенчески, занимая крошеч-
ную комнатку, единственный стол которой был завален книгами.
Когда я короче познакомился с ним, я был поражен разнообра-
зием и множеством осаждавших его теоретических вопросов. Чем
только не интересовался этот человек, в детстве едва научив-
шийся грамоте! Политическая экономия и химия, социальный
вопрос и теория Дарвина одинаково привлекали к себе его вни-
мание, возбуждали в нем одинаковый интерес, и, казалось, нужны
были десятки лет, чтобы при его положении хоть немного уто-
лить его умственный голод. Меня и обрадовала и вместе как бы
опечалила эта черта его характера. Почему обрадовала—это
•понятно без пояснений; опечалила же потому, что я был сильно
проникнут тогда бунтарскими взглядами, а у бунтарей излишнее
пристрастие к книге считалось недостатком, признаком холод-
1 О Патронном заводе см. в № 2 «Красной летописи» за 1928 год,
статью М. Бортника «В 70-е и 80-е годы на Трубочном заводе».
Три письма рабочих-семидесятников к Г. В. Плеханову 727
ного нереволюционного темперамента. Впрочем, по темпераменту
Г—ъ действительно не был революционером. Он, наверное,
всегда лучше чувствовал себя в библиотеке, чем на шумном по-
литическом собрании. Но от товарищей он не отставал, а поло-
житься на него можно было как на каменную гору». Вероятно,
Городничий принимал участие в подготовке Казанской демон-
страции: он вспоминает в письме, что виделся с Плехановым на-
кануне Казанской демонстрации, а в этот день была сходка на
квартире А. К. Преснякова, на которой был и Плеханов; в ночь
на 6 декабря у него ночевал товарищ по заводу, слесарь В. Са-
вельев, арестованный на следующий день на Казанской площади.
В 1877 году и позже Городничий входил в кружок Патронного
завода и принимал участие в Северно-русском рабочем союзе.
В 1879 году он был выслан сначала в Виленскую губернию,
а затем в Мезень Архангельской губернии. В деле министерства
внутренних дел за № 2206/1953 «о высылке крестьянина
Антона Городничего в Архангельскую губернию под надзор
полиции» имеется следующее отношение виленского, ковенского
и гродненского генерал-губернатора П. П. Альбединского от
23 мая 1879 года:	•
Секретно
Господину Министру’ внутренних дел.
С.-Петербургский градоначальник от 10 сего мая за № 6165
уведомил Виленского губернатора, что крестьянин Вилейского
уезда, м. Костеневичи, Антон Георгиев Городничий, привлечен
был в 1876 г. к делу о распространении преступной пропа-
ганды и по высочайшему повелению отдан под надзор полиции.
С тех пор, как замечено, он продолжал преступную деятельность,
собирая у себя по ночам подозрительных лиц, с явным намере-
нием распространять через них преступные идеи. В то же время,
сблизившись с женою придворного певчего Кукуевскою, любов-
ницей Преснякова, бежавшего из Коломенской части, где он
содержался по подозрению в убийстве секретного агента Ша-
рашкина, Городничий подчинил своему влиянию братьев Ку-
куевской, придворных служителей Даниловых, подстрекая их,
в особенности Михаила Данилова, на исполнение какого-то
секретного поручения. Обстоятельство это вызвало необходи-
мость проследить за названными братьями и, при учреждении
за ними со стороны дворцового начальства секретного наблю-
дения, действительно выяснилась неблагонадежность этих слу-
жителей, почему они и были удалены от придворной службы.
В последнее время, как оказалось, крестьянин Городничий, не
728
Три письма рабочих-семидесятников к Г. В. Плеханову
имея определенных занятий, не оставлял посещения разных фа-
брик и старался проникать к рабочим, коль скоро замечал
между ними какие бы то ни было смуты. По докладу изложен-
ных сведений о крестьянине Городничем, С.-Петербургский вре-
менный генерал-губернатор определил выслать сего крестьянина
на родину с воспрещением ему жительства в столицах и столич-
ных губерниях.
Виленский губернатор, доводя о вышеизложенном до моего
сведения, присовокупил, что за крестьянином Городничим
з месте его жительства в Вилейском уезде не может быть
учреждено наблюдение, вполне достаточное для преграждения
пагубного его влияния на местное население, и потому, призна-
вая пребывание его в Виленской губ. вредным, просит моего-
ходатайства о высылке Городничего в одну из отдаленных
губерний.
Принимая со своей стороны во внимание, что крестьянин Го-
родничий, будучи водворен на месте родины, несомненно дол-
жен иметь по своему образу мыслей весьма вредное влияние
в окружающей его среде и легко может положить здесь основание
вредней пропаганде, которая почти еще не коснулась здешнего-
населения, я нахожу, что водворение Городничего в Виленской
губернии только увеличило бы те опасения, которые изложены
в письме ко мне Вашего превосходительства от 1 мая № 1815.
А потому, имею честь покорнейше просить Вас, милостивый
государь, не изволите ли признать возможным сделать распо-
ряжение об отсылке Городничего в одну из более отдаленных
губерний и о последующем почтить меня уведомлением.
Если Городничий ко времени знакомства с Плехановым уже
несколько лет принимал участие в революционных кружках
и успел даже поплатиться за это, то Н. И. Павликов (род. околр
1856 г.)., повидимому, только в 1876 году был вовлечен в рево-
люционное движение. В 1876—1877 годах он был токарем Бал-
тийского завода (завода Макферсона) и принимал участие в’ ра-
бочих кружках и сходках, организованных народниками-бунтарями
(Хазов, Натансон, Пресняков, Крестов оз движенский, позже Пле-
ханов). Рабочий А. Карпов (тоже с завода Макферсона), на
квартире которого рабочие собирались и который, будучи аре-
стован по делу «Общества друзей», всех потом предал, в своих
показаниях сообщал, что Павликов бывал у иего. 1
1 См. приложение 1-е к статье Э. Корольчук «Из истории пропаганды
среди рабочих Петербурга во второй половине 70-х гг.» — «Историко-
революционный сборник», т. Ill, М.—Л. 1926.
Три письма рабочих-семидесятников к Г. В. Плеханову 729
6 декабря Павликов был на Казанской площади. Летом
1877 года вошел в дезорганизаторскую группу рабочих, органи-
зованную Пресняковым. Этой группой был убит шпион
Шарашкин.
27 августа 1877 года агент III Отделения донес, что рабо-
чий завода Макферсона Василий Павликов (очевидно, ошибка;
следует — Николай. — Е.'В.) сказал, «что, как волки их ни пре-
следуют, а все-таки они сделают свое дедр, волков передушат
и с правительством расправятся». В других донесениях он на-
зывает единомышленниками Павликова ряд рабочих, которые
собираются в трактире на Пряжке: «собираются партиями
почти все рабочие, подозреваемые в пропаганде, в местно-
стях около Коломны, там они обсуждают разные вопросы,
касающиеся социализма», и поют песни, «не разрешенные
правительством и направленные против особ императорской
фамилии». 1
Павликов был арестован по делу «Общества друзей». В числе
82 арестованных были народники-бунтари, ведшие пропаганду
среди рабочих: Натансон, Хазов, Крестовоздвиженский, Прес-
няков, рабочие завода Макферсона — Архипов-Корсиков, Шиха-
нов, Обручников; Патронного — Савельев, Иванайнен; Пути-
ловского — Форсман, и многие другие. В январе 1878 года
Павликов был освобожден и до решения суда подчинен особому
надзору полиции.
К этому времени относятся два донесения агента III Отде-
ления. 6 июня он сообщает, что на-днях Павликов, «встре-
тясь * с рабочим зав'ода Макферсона, младшим Гроссманом,
приглашал его вступить во вновь учрежденный будто бы здесь
комитет наподобие киевского, цель которого уничтожать все,
преследующее социалистов. При этом Павликов будто бы доба-
вил, что оз здешнюю столицу прибыли смельчаки, :не чета
петербургским социалистам, и что у них не дрогнет рука при
каких бы то ни было обстоятельствах». 31 мая агент доносит,
что рабочие завода Макферсона Павликов и Илларион Редкин
грозят убить агента за то, «что он в комиссии дознаний выдал
почти всех их товарищей и продолжает путать почти всю
Коломну, чем и разрушает их общество, из которого многие
уже арестованы».
Немудренно, что 18 июня Павликов был выслан из Петер-
бурга, и в1 ведомости по Архангельской губернии о лицах, нахо-
1 См. вступительную статью Е. Е. Колосова к книге Н. С. Тютчева
«Революционное движение 70—80-х гг.». М. 1925, стр. 23—25.
730
Три письма рабочих-семидесятников к Г, В. Плеханову
дящихся под надзор-ом полиции за 1878 год, имеется следую-
щая запись:
«По распоряжению министра внутренних дел, изъясненному
в предложении от 12 июня 1878 года за № 1564, как неодно-
кратно привлекавшийся к дознаниям политического характера,
подозреваемый в убийстве мещанина Шарашкина, постоянно
участвовавший во всех предосудительных сходках рабочих
и продолжающий с особенною энергиею преступную пропаганду,
выслан в Архангельскую губернию под строгий надзор по-
лиции».
29 ноября дело о Павликове было прекращено в виду отсут-
ствия улик, и в декабре 1878 года он был принят па военную
службу.
О жизни Городничего и Павликова, начиная с 80-х годов
вплоть до 1917 года, у нас нет никаких сведений, кроме того
немногого, что мы находим в их письмах.
К 1917 году Павликов и Городничий были людьми, уже давно
отошедшими от революционного движения. Городничий, кроме
того, был серьезно болен. Активная политическая жизнь обоих
закончилась, повидимому, вместе с 70-ми годами. Оба пишут
Г. В. Плеханову, как к семидесятнику — один как к своему быв-
шему товарищу, другой — учителю. В дальнейшем развитии
политических партий и группировок они, очевидно, плохо раз-
бирались, как и в политической обстановке лета 1917 года.
Об этом свидетельствуют, с одной стороны, наивные рассужде-
ния Городничего о причинах развития шпионажа в партиях,
о шпионах, организующих новые партии, и т. д. с другой—обы-
вательские высказывания Павликова о внутреннем и внешнем
положении России в 1917 году.
Характерна также в письме Городничего идеализация «еди-
ной социалистической семьи» и отношений между «студентами»
и рабочими в 70-х годах, в то время как известно, что и внутри
самого народничества, а т^кже между народниками и рабо-
чими, было очень много и существенных споров и разно-
гласий.
Письма печатаются по новой орфографии с сохранением осо-
бенностей правописания. Пунктуация принадлежит мне — в пись-
мах она почти отсутствует.
Р. М. Плехановой и работникам Дома Плеханова при-
ношу благодарность за предоставление писем и за некоторые
указания.
Три письма рабочих-семидесятников к Г. В. Плеханову
731
I
ПИСЬМО А. Г. ГОРОДНИЧЕГО
Дорогой Товарищ
Григорий Васильевич!!
Кажется, не забыл Вашего имени и отчества, хотя не мудрено
забыть: ведь прошло 40 лет после того, как мы с Вами встре-
чались. Последний раз мы видались на кануне Казанской демон-
страции в 70-х годах. Конечно, что Вы припомните, если я
опишу Вам, когда и где мы встречались.
Вспомните начало 70-х годов, когда у нас была в Петербурге,
можно сказать, очень маленькая социал-демократическая рево-
люционная партия смешанной студентов и рабочих. У нас тогда
была одна партия, одна социалистическая семья, крепко спаен-
ная. Небыло у нас больших споров и раздоров. В последствии
образовалось много партий и кружков, начали вырабатываться
всякой партией свои программы, начались споры,, раздоры,
и в конце концов из них начали выходить разные провокаторы
и шпионы, чтобы насолить противным им партиям, а потом
не стали брезговать и своею, стали работать вовсю, стали
образовывать свои партии, а потом их же продевали в руки
полиции. Тут пошли большие распри и не доверие друг к другу.
Честных людей стали избегать, а принимали в партии разных
пройдох, жуликов и мошенников, которые в последствии на-
чали ими торговать, т. е. передавать полиции.
Я отошел далеко в сторону от цели моего письма. Когда мы
с Вами познакомились, я тогда работал на потронном заводе
в качестве слесаря на Васильевском Острове, а жил на Петер-
бургской стороне в Зверинской улице. Занимал маленькую
комнату в холодной булочной лавке. Вы часто бывали у меня
с Чеховым, Павловским, Петровским, Дедушком — фамилии
его я теперь не помню, он был еще не старый, но почему-то его
все звали Дедушком, и еще М. Павловская и М. Малиновская.
Малиновскую я встретил в г. Пи-неги, Архангельской губ., когда
я возвращался с г. Мезени на мою родину. В Мезени я прожил
около 4-х лет. Имя мое—Антон Георгиевич Городничий. От
Казанской демонстрации до 79 г. нас стали сильно прижимать
и преследовать. В этот промежуток я два раза поседел по не-
сколько месяцев в доме придварительного заключения, только
в то время на это мало обращалось внимания; даже частенько
732
Три письма рабочих-семидесятников к Г. В. Плеханову
под веселую руку на улицах Питера мы роспевали революцион-
ные песни.
В 1879 г. после покушения "Соловьева в Летнем саду нас
всех раскосировали каго куда. Я попал в г. Мезень. Можете
себе представить, меня арестовали 7 апреля, а в Мезень попал
в половине октября, потому что я путешествовал туда этапным
порядком. Сколько пришлось перенести разных мытарств,
оскорблений от конвойных. Когда меня там после подписки
в том, что я не буду держать холодного и огнестре[ль]ного ору-
жия и самовольно отлучаться с города, когда вышел на улицу,
то я думал, что в рай попал. В то время там было около
50 человек политических ссыльных. Я прямо попал в их среду.
Там я не терпел никаких лишений. Мне была предоставлена
квартира и стол, постель и белье. Только это не долго продол-
жалось! Надо вам заметить, что того же лета был совершен
побег двух самых главных ссыльных — Каца и Проферанского-
через Норвегию в Швецию. В не продолжительном времени
в конце октября приехала с Архангельска целая банда баши-
бузуков во глове с прокурором для производства следствия
‘о побеге, и сразу увезли от нас 35 человек, разгромили нашу
осоциацию или корпорацию. Долго нам пришлось налаживать
дело с прибытием новых лиц, пока поставили на старый лад.
Не стану описывать подробно всей жизни в Мезени: у нас был
исправник князь Крапоткин, человек с придурью, страшно са-
молюбивый и страшнейший трус, прогорелый аристократ, ко-
торый нас сильно побаевался и во многим нам мироволил; только
он страшно не любил, если его называли г[осподи]ном исправ-
ником. Он сам себя называл Вашим Сиятельством и желал,,
чтобы его все так звали; если к нему приходишь по делу и назо-
вешь г[осподин] исправник — ни черта не получишь, рассердится
и уйдет, а назовешь В[аше] Сиятель[ство] все зделает, что
только может, инногда и попадало ему от нас. Когда он выходил
на прогулку, то брал с собой 10 городовых, 2 жандармов и
квартального] надзирателя. Еще случай: когда мы получили
известие о кончине Александра II, зделали пирушку. К нам
явились жандармы под окна, одному жандарму поленом пробили
голову. По этому инценденту приезжали из Архангельска жан-
дармский офицер и прокурор; тоже несколько человек перевели
от нас в другие города. С освобождением я возвращался на ро-
дину на свой счет. В Петербурге я прожил двое суток, подовал
прошение министру внутренних дел графу Толстому о разреше-
нии мне остаться в Петербурге, на которое получил словестное
решение немедленно уезжать на родину и оттуда хлопотать.
Три письма рабочих-семидесятников к Г. В. Плеханову
733
Получил я разрешение приехать на жительство в 1891 г., т. е.
[в] Петербург. Когда я приехал вторично в Петербург, из преж-
них Товарищей никого не ношел. К новой социалистической пар-
тии определится не удалось, т. е. не подошел случай. Так я до
конца революции остался без партийным, работал один само-
стоятельно столько, сколько мне помогали мои силы. В настоя-
щее время я живу в Городской Богодельни в качестве призре-
ваемого. Жизнь моя очень печальная. С 20 марта я хвораю,
больше месяца лежал в кровати, теперь стал поправляться,
в хорошую, теплую погоду мне разрешено выходить с дому. По-
ложение тяжелое, потому что у меня нет сахору, белого хлеба
достать не могу, да и денег не имею, а черного хлеба есть не
могу. Я Вас прошу, дорогой Товарищ, навестить меня по сле-
дующему адресу: Пальменбахенская у., д. № 4, Городская Бого-
дельня, 11-е Отделение, впуск ежедневно от 10 утра до 8 ч. ве-
чера. Я буду очень рад вас видеть. Есть много о чем с Вами
поговорить; думаю, что не побрезгаете старим товарищем и
наве[с]тите меня. Только раньше известите открыткой, когда
приедите, чтобы я был дома.
А. Городничий
8 мая 1917 г.
Что плохо письмо написано, простите больному человеку.
II
ПИСЬМА Н. И. ПАВЛИКОВА
1
30 мая 17 год.
Лудче поздно, чем никогда!
Дорогой Георгий Валентиновичь!
душевно поздровляю вас з благополучным возвращением
в нашу Матушку России. Дай бог вам многолетнего здравия,
поработадь на ползу пролетариата всего земного Шара! Это
пишет вам ваш бывшей ученик воскресно Балтийской школы
или, быть может, как вы ее помните, завода Макверсона в га-
лерной Гавани; последняя лекция была прочитана вами
об энфузориях. Это было перед 6-м Декабря, перед Козанской
демонстрацией. Да! Дорогой Георгий Валентиновичь, с того вре-
мени много воды утекло, много борцов погибло за святое дело,
реченки крови пролилось за эту Свободу, каторую мы сейчас
видем! Но . . . немного таких счястливцев осталось в' живых, кото-
734
Три письма рабочих-семидесятников к Г. В. Плеханову
рые дождались этой Свободы. Вы, Георгий Валентиновичь, как
Писатель, я, как рабочий, но у нас цель одна к общему благу
всего Человечества. Как вы, так и я, номере наших сил и
по мере наших природных дарований и способностей работали
и трудились на общей народной Ниве, сеяли доброе Семя,
и ваше печятное слово, когда оно проникало из заграницы
в Россию, находило должною оценку в среде рабочих. Георгий
Валентиновичь, как сейчяс рисуедце в моей голове демонстрация
на Казанской площяди. По окончание панехиды в соборе о тех
Борцах за Свободу мы вышли из Собора в какомто нерешитель-
ном разброде по паперти и ее ступенькам, чясть молодежи уже
сошла на площядь, вы остановились, посмотрели кругом, подняли
руку кверху и говорите: «Скучевайтись, скучевайтись, подхо-
дите ближе!» И когда мы згруделись около вас, вы начали вашу
речь, по окончяние которой мы наняли подбрасывать кверху
этаго мальчюгашу Потапова, с красным знаменем, на котором
были вышиты золотыми буквами: Земля и воля, а дальше,
канечно, нанялась потасовка с полицией и дворниками. Как
сейчяс помню, когда опсуждался этод вопрос о Казанской демон-
страции на сходках того времени, то многие из нас говорили:
«Лишбо нам набрать тыся[ч] 15, ато мы двинемся к зимнему
дворцу: «Выходико, мол, к нам, ваше величество. Мы с Табой
потолкуем о земле и воле». Ну и что же? Когда созрела эта
мысль, и в 1905 г. мы двинулись в числе 300 тыс. человек
к зимнему дворцу и нас стали расстреливать, как ворабьев, вот
тудто я и припомнил то, о чем мы мечтали в прошлом на наших
сходках о каких то 1 5 тыс. Между тем здесь не поцеремонились
с 300-стам[и] тыся[чами]. Всего не упишешь. Дорогой
Георгий Валентинович, пришлось мне побывать в пинеге Архан.
губ., а отуда, по назначению военного начялства, в 1878 год[у]
зимой пришлось путешествовадь пешком до город. Вологды
в Финляндею, где и прослужил на военной службе 2 г. 8 мес.
И нас 70-десятников вто время было вкаждом полку человека по
2 и по 3, и всем нам был некоторый почет со стороны военного
начяльств[а], и все мы занимали службу в нестроевой чясти: я,
как ремесленник, занимал должност старшего оружейного под-
мастерья в оружейной мастерской, другие же, кто владел канце-
лярским подчерком, занимались в канцеляриях и за несколько
месяцев до окончания моей службы был заподозрен со стороны
ротного командира в противу правительственном образе мыслей,
распространяемых в среде нижних чинов нестроевой роты, и
чюдь под суд не попал, но благодаря бога миновала меня эта
горкая чяша. В данное время я работаю на Обуховском Стале-
Три письма рабочих-семидесятников к Г. В. Плеханову
735
литейном заводе в качестве сверлелщика орудий. Это за невской
заставой. И я, Георгий Валентиновичь, имею какоето непреодо-
лимое желание видеть вас, как учителя нашей школы, о котором
я в маей душе до сего времени храню доброю йамять, по этому
прашу вас, не найдете ли возможным уделить мне несколько
минут вашего времени. Я знаю, тем болие в настоящее время,
ано дорого и, быть может, вы его рвете наклочки, и у вас так
работы много, и я вас этим беспокою. Я заходил в контору на
влад. прос. № 19, и мне сказали, что вы очень заняты, и я не-
решился вас беспокойдь. Эту неделю я располагаю свабодным
временем ежедневно от 10 утр. и до* 3 чя[сов] пополудн., по
этому я и решил просить вас, не будет ли ваша возможность,
когда вы будете в конторе на влад. прос., уведомить меня дис-
мом в какие чясы дня я могу вас видеть. Искренне любящий вас
ваш бывшей ученик
Николай Ивановичь Павликов
Адрес: Петроград, Невская застава, село Александровск.,
Финский переу[лок], дом 4, кв. 3. Извиняюсь за неграма-
ТИЧНОСТ.
2
Дорогой
Георгий валентиновичь!
Шлю вам мой душевный привет с пожеланием здаровья. Ваш
секретарь мне пишет, что вы мае писмо получили. Я от души
рат, что ано дошло поназначению. Но как видно из его писма,
поистенне у вас работы так много и ктаму же здаровъе чя-
стенько дает себя чювствовать. Ну что делать, дарагой Георгий
Валентинович! Помёре наших духовных и физических сил на за-
кате наших дней будем трудитце для блага всего Человечества.
А беда, навезался этод проклятый вильгешка; 4-й год никак
с шеи его не сбросим, да еще эта несчясная XI Арм., каторою
поголовно все проклинают. Дал бы бог толко поправилось дело
на фронте, а здесь внут[р]и нашей Матушки России опщими
силами как нибудь дело наладилось бы, конечно, ни сразу,
а современем. Наша Матушка Россия оправидце от этого наше-
стия иноплеменника, от междусобной брани и расцветед, как
найлудчея страна в Европе.
Георгий валентиновичь, ваш секретарь пишет, как только
позволит ваше здоровье и время, вы мне напишите письмо и
736
Три письма рабочих-семидесятников к Г. В. Плеханову
уделите несколько свободных минут и дадите возможность видеть
вас во очию. Я как сейчяс смотрю на вас, когда вы у класной
доски — это было вечером — обясняли нам об инфузориях и
в заключение сказали, что не могло быть создано то, что мы
видем, посредцтвом магического слова в продолжение 6 дней,
а все это создавалось постепенно.
Искренно любящий вас
ваш ученик Балтийской школы
Н. И. Павликов
2. Август [1917 г.]
Григории Васильевич — описка.
Чехов — Петр Андреевич (род. в 1850 г.); студент Медико-хирурги-
ческой академии, .а затем врач; в 70-х гг. вел пропаганду среди
рабочих; в 1877 г. был арестован по делу «Общества друзей»; выпу-
щенный через год на поруки, продолжал собирать у себя рабочих и под-
держивать сношения с землевольцами; в 1879 г. был выслан в Восточ-
ную Сибирь.
Павловский — Аарон Яковлевич (род. в 1856 г.), исключен из Таган-
рогской гимназии за участие в революционном кружке, вел пропаганду
среди крестьян; в октябре 1874 г. был арестован в Петербурге и при-
влечен по делу 193-х; через год /освобожден и подчинен надзору поли-
ции; принимал участие в пропаганде среди рабочих вместе с Натансоном.
Хазовым и другими; в начале 1877 г. скрылся за границу.
Петровский — повидимому, В. Петровский, землемер. На его квартире
в Москве происходили в конце 1877 г. собрания по организации побега
А. А. Крестовоздвиженского — одного из привлеченных по Делу «Обще-
ства друзей» — из московской тюремной больницы.
« Дедушка» t «Дед»—прозвище Николая Николаевича Хазова (1847—
1881). Привлекался по делу 193-х. После двухлетнего заключения был
отдан под особый надзор полиции; зимой 1876/77 г. был одним
из самых деятельных пропагандистов среди рабочих; один из организа-
торов Казанской демонстрации; после 6 декабря 1876 г. перешел на не-
легальное положение; по делу «Общества друзей» выслан в Восточную
Сибирь.
Павловская—Марья Яковлевна, сестра А. Я. Павловского; в октябре
1874 г. в Петербурге подверглась обыску; у нее были найдены запрещен-
ные издания, и она была выслана на родину в Таганрог.
Малиновская—по мужу Панкеева, Марья Александровна (род
в 1856 г.). В марте 1877 г. была задержана в числе 15 лиц, прошедших
в залу суда на процесс 50-ти по подложным билетам; при обыске у нее
найдены письма скрывшегося за границу А, Я. Павловскогд; выслана в Вят-
скую губ.; в марте 1880 г. за ведение пропаганды среди крестьян, най-
денные при обыске запрещенные книги и обширную переписку со мно-
гими ссыльными и политически неблагонадежными лицами (Павловский,
Покрышкин) выслана в Архангельскую губ.; в мае 1880 г. задержана
в Петербурге и отправлена в Пинегу под надзор полиции; в 1881 г. срок
надзора продлен на два года.
Три письма рабочих-семидесятников к Г. В. Плеханову
737
В Летнем саду — 2 апреля 1879 г. Соловьев стрелял в Александра II на
Дворцовой площади, а не в Летнем саду. В Летнем саду стрелял
в Алексамдра II Каракозов в 1866 г.
Каи, Константин Абрамович (1855—1920); в 1874 г., будучи студен-
том Харьковского университета, принимал деятельное участие в кружке,
организованном С. Ф. Коваликом; эмигрировал в 1875 г. в Румынию,
в 1878 г. был арестован на станции Галац и после месячного заключения
в Петропавловской крепости выслан в г. Мезень Архангельской губ.,
откуда бежал за границу вместе с Преферанским; впоследствии — Добро-
джану Гереа,, видный румынский критик и публицист, лидер румынской
с.-д. партии.
Преферанский— Николай Алексеевич (1853—1889); в ведомостях по
Архангельской губ. о лицах, находящихся под надзором полиции за 1878
и 1879 гг. сказано, что «ввиду неоднократно замеченной политической не-
благонадежности и крайне вредной деятельности Преферанского, старавше-
гося внушить воспитанникам Московского высшего технического училища
социально-революционные идеи и необходимость преступной пропаганды
в империи, выслан под строгий надзор полиции в Архангельскую губернию»
и «бежал на 24 июля» 1879 г.
В нашу Матушку Россию.—Плеханов вернулся в Россию 1 3 апреля 1 91 7 г.,
где руководил оборонческой группой «Единство» и редактировал газету
того же наименования. Он выступал в России против «большевиков»
и революционного марксизма и присоединился к патриотической группе
•офицерства, называвшей себя Военным Союзом «Личного примера»* воз-
главляемой председателем Государственной думы Родзянко. В эту группу
входили со стороны офицерства — Военный комитет: подпоручик Волк,
штаб-ротмистр Безсонов, подпоручик Астахов, прапорщик Богурский,
прапорщик Карагодин, штаб-ротмистр Евреинов, поручик Сумароков,
штабс-капитан Кониченко, подпоручик Гужагин, штабс-капитан Браун.
Группа гражданского содействия: Г. В. Плеханов, Лев Дейч, В. И. Засу-
лич, Николай Иорданский, Н. А. Морозов, Герман Лопатин, Григорий
Алексинский, Леонид Андреев, председатель Государственной думы
М. В. Родзянко.
Воскоесно-Балтийской школы. —Упоминание об этой школе находим также
в показаниях рабочего Антона Карпова, напечатанных в книге Э. Ко-
рольчук «Первая рабочая демонстрация в России» (Л. 1926): «Я слы-
шал от Обручникова (рабочий завода Макферсона, позднее библиотекарь
кассы рабочих.—Е. В.) что человек, говоривший в толпе, был Плеха-
нов, бывшцй их учитель на заводе Макферсона». На заводе М1акфе|рсона
(Балтийском) работали также Архипов-Корсиков, Шкалов, Оленев,, Шиха-
нов и другие рабочие, принимавшие участие в революционном движении
т*ого времени; многие из них привлекались по делу «Общества друзей»
и об убийстве шпиона Шарашкина.
Малъчугаш у Потапова.— Якову Семеновичу Потапову было в это
время 16 лет. До 1874 г. он служил рабочим на фабрике Торнтона;
в 1876 г. привлекался по делу 50-ти; после Казанской демонстрации был
сослан в Белавинский монастырь, затем в Соловецкий, в 1882 г. —
в Восточную Сибирь.
Тысяч пятнадцать. —У Плеханова в «Русском рабочем» читаем: «Они (ра-
бочие) уверяли нас, что если хорошо взяться за дело "и выбрать для
демонстрации праздничный день, то на нее соберется до 2000 рабочих».
47 <3венья> № 3
738	Три письма рабочих-семидесятников к Г. В, Плеханову
Я. Е. Гурович в письме к министру внутренних .дел П. Дурново от
27 марта 1882 г. также говорит, что организаторы Казанской демонстра-
ции предполагали, «если удастся», двинуть демонстрантов к Зимнему
дворцу, «чтобы требовать освобождения политических арестантов из тю-
рем». («Первая • рабочая демонстрация в России», сост. Э. Корольчук,
М.—Л. 1927, стр. 62).
В Пинеге Арханг. губ,— В ведомости по Архангельской губ. о лицах,
состоящих под надзором полиции, за 1878 г. указано, что Павликов «по-
лучает арестантскую дачу и за наем квартиры 1 р. 50 к.»; кроме того,
занимается сапожным ремеслом.
Влад, просп. № 19.— На Владимирском проспекте, 19, помещалась кон-
тора выходившей под редакцией Плеханова газеты «Единство».
XI армия. — Во время так называемого наступления Керенского
в июне 1917 г. германские войска прорвали XI армию,, после чего был
разгромлен весь юго-западный фронт.
М. Е. Салтыков-Щедрин
Дополнительное письмо к тетеньке
С вступительной статьей Василия Гиппиуса: «Неосуществленн ый
сатирический цикл Салтыкова-Щедрина: «Дополни-
тельные письма к тетеньке».
Замысел сатирического цикла «Дополнительные письма к тетеньке»,
с которым связан публикуемый здесь неоконченный фельетон, занимает
в истории салтыковского творчества не последнее место.
Дата написания фельетона — вторая половина 1882 года, всего вероят-
нее— декабрь. В письме к Елисееву от 1 января 1883 года Салтыков
говорит: «Хотел было написать фельетон, т. е. начать целый ряд коротень-
ких дополнительных фельетонов-писем к Тетеньке, и написал уже поло-
вину первого письма, как вдруг словно обрезало. Не могу и всё тут».1
Надо полагать, что здесь передавались впечатления о только что пере-
житом.
Возвращение Салтыкова к совершенно законченному циклу «Писем
к тетеньке» не могло быть случайным. Окончив печатанье «Писем к те-
теньке» в мае 1882 года, юн признанал в письме к Белоголовому от 8 июня,
что закончил их «совершенно кстати», что теперь (т. с. после назначения
Д. Толстого министром внутренних дел) «надо писать о светопреставле-
нии». 2 Единственно возможным литературным жанром становится для
него в это время сатирический гротеск «Современной идиллии», в которой
враждебная социально-политическая Действительность не обсуждается
и не изображается, а разоблачается — посредством приема «при-
ведения к нелепости». Заброшенная с 1878 года «Современная идиллия»
теперь возобновляется: за единственным исключением — небольшой статьи
по еврейскому вопросу («Июльское ’веяние») — Салтыков ничего другого
не печатает, переносит окончание сатиры и на следующий год и только
в августе 1883 года принимается за новый, не менее гротескный цикл «По-
шехонских рассказов». Тем большее значение приобретает эта попытка
прямой социально-политической агитации, прозрачно прикрытой
таким иносказаниями, как «тетенька», «Помои», «торжествующая свинья».
Иносказания эти были автоцитатами, и смысл их для щедринского чита-
теля загадкой не был.
1 «Заветы» 1914, № 4.
2 Вл. Розенберг, «Журналисты безвременья», М. 191 7, стр. 86—87.
47*
740 М. Е. Салтыков-Щедрин. — Дополнительное письмо к тетеньке
Историческая действительность второй половины 1882 года давала все
основания для подобных колебаний в выборе сатирического жанра и тем
самым — в выборе творческой возможности откликнуться в подцензурной
печати на животрепещущие современные события. Именно в это время
протекает агония «|Народной Воли». Уже опутанные провокацией и еще
не отдававшие себе в этом отчета, народовольцы не отказываются от по-
пыток мирного воздействия на правительство, от «переговоров», за кото-
рыми следуют новые аресты и ссылки. 19-м декабря датируется арест
предателя Дегаева. Судьба «Народной Воли» как организации была
этим предательством решена. Вместе с тем неустойчивые интеллигентские
группы из числа умеренных «попутчиков» народовольческого движения
отходили от этого попутничества и сливались с группами пассивно-прими-
ренческими, что объективно означало поддержку господствующего класса
и его правительства. В то же время вокруг правительства 'группировалась
откровенно-реакционная пресса. Идеологическая борьба сосредоточилась
в литературе.
«Литература» в условиях времени означала не только художественную
литературу. Беллетристика радикально-демократического крыла лите-
ратуры была насквозь проблемна, поэтому публицистический материал
нередко примыкал к ней очень тесно, поясняя ее и дополняя; естественно,
возникали и такие своеобразные художественные жанры, как бытоописа-
гельный очерк-фельетон (жанр Гл. Успенского) и фельетон сатирический
(жанр Салтыкова). Произведения этого рода могли быть сочетанием раз-
нообразных элементов (в том числе публицистических, иногда научных,
иногда—просто сырого материала), приобретающих в данном сочетании
художественную функцию.
Вместе с тем именно в 1882—1883 годах эта литература — литература
народничества и народнического попутничества, литература «Отечествен-
ных записок» и «Дела»—в известном смысле могла быть воспринята как
представительство русской литературы вообще. Ветераны «дореформен-
ной» литературы, прямо или косвенно связанные с дворянским патриарха-
лизмом, один за другим выбывали из строя или были пассивны. Уми-
рающий Тургенев резко противопоставлял себя современности в «Старых
портретах», в мистических рассказах и лирике, Гончаров молчал, Лев
Толстой переживал кризис, Островский—предсмертный творческий
ущерб, Достоевского уже нс было в живых, Писемского' тоже. Буржуазно-
дворянская реакция была представлена в литературе второстепенными
третьестепенными силами. 'Вместе с тем иэ поля общего зрения легко
выпадали такие явления, как Лесков, печатавшийся в непопулярных
изданиях, как возрождение лирики, как первые признаки претворения
недавнего романтического эпигонства >в> -самостоятельную литературную
-силу. «Отечественные записки» и «Дело» 'были в центре литературной
жизни, — несмотря на то, что на них в особенности направлялись пра-
вительственные удары (высылка из Петербурга Михайловского и Шел-
гунюва5 вполне реальная угроза «второго предостережения», а там
и закрытия, которое, как известно, не замедлило). Чувствуя, что «жить
тошно», болезненно переживая слухи о собственной ссылке, 1 Салтыков
тем |не менее именно <в это время мог сознавать себя представителем
ведущей группы русской литературы, представителем литературного
сегодня. А это значило для него — если говорить языком публикуемого
1 В л. Розенберг, стр. 100 (письмо к Н. А. Белоголовому
от 11 мая 1883 г.).
М. Е, Салтыков-Щедрин, — Дополнительное письмо к тетеньке 741
«Дополнительного письма»—’сознавать свою ответственность за
то, что происходит в литературе и вокруг литературы.
Салтыков-Щедрин был одним из наиболее значительных союзников
народовольчества в легальной печати. Основы его классовой идеологии
к этому времени в достаточной степени прояснились. Сатира Щедрина
приобрела резк о-антидвор янский характер (причем решительно отмежевы-
валась и от всяческого либерализма); она всецело примкнула к тому
радикально-демократическому движению, объективно-историческая роль
которого заключалась в борьбе за «американский» путь развития капита-
лизма. При этом остротой и глубиной социологического анализа Салтыков
значительно превосходил своих товарищей по «Отечественным запискам»:
в то время как большинство из них оставалось в границах ортодоксаль-
ного народничества, Салтыков не мало сделал для переоценки народниче-
ского утопизма, особенно в «Пестрых письмах» и «Мелочах жизни».
Циклы эти появились (уже после закрытия «Отечественных записок»)
в период разгоравшейся борьбы народников с марксистами, что делало
их для своего времени особенно актуальными и для нашего времени —
особенно многозначительными.
Но переоценка народнической ориентации на крестьянство как на гото-
вую революционную силу требовала признания сходной исторической
роли за другим общественным классом. Что таким классом является про-
летариат, Салтыкову еще не могло быть ясно. Единственной Ъилой,
на которую он мог идеологически опираться, оставалась «интеллиген-
ция». Салтыкову было, конечно, ясно, что «интеллигенция» вообще
и ближайшим образом современная ему русская интеллигенция 80-х годов
не представляет собою социального единства; что за сорок лет его
литературной работы не только появилось самое слове «интеллигенция»,
но успел измениться и социальный облик ее руководящих групп; что
и среди других, не руководящих слоей ее, ест? свои социальные и соот
ветственно — идеологические различия. Это были необходимые предпосылки
для создания самого образа «тетеньки» — адресата знаменитых писем
1881/82 года. Если мы раскроем иносказание «тетенька» как «интелли-
генция», задача еще не будет решена: необходимо возникнет вопрос,
какую интеллигенцию разумеет сатирик. Этот вопрос придется решать
на основании текста письма), имея, конечно, в виду и основной цикл
«Писем».
С одной стороны несомненно, что автор сохраняет между собой и «те-
тенькой» известное расстояние. Тетенькины мысли, привычки, вс ё ее
поведение, самый способ выражения взяты в отрицательном аспекте,
отожествлены с дворянским патриархализмом («родовая Заманиловка»...
«ваши... нянюшка Архиповна, дворецкий Лукьяныч» и т. п. ) и воспро-
изведены в тоне шаржа. Это — материал, от которого автор отталкивается,
утверждая как норму свою систему взглядов, соответствующую общим
линиям радикально-демократической идеологии.
С другой стороны, мы не видим здесь прямого приговора над
тетенькой; напротив, есть указания, что во мнении тетеньки необходимо
«.утвердиться литературному деятелю», что в тетеньке уже есть «зачатки
ответной совести», что тетенька «простым выражением сочувствия»
могла бы устранить «изолированность» писателя, «но тут-то именно она
и сплоховала».
Вопрос о классовом эквиваленте «тетеньки» (обоих циклов) пред-
ставляет, как видим, значительную сложность. Наиболее вероятным
из возможных предположений было бы сближение «тетеньки» с теми
742 М. Е. Салтыков-Щедрин. — Дополнительное письмо к тетеньке
н еу сто. й)!И,в ым и элементами буржуазированного /дворянства, кото-
рые, сохраняя связь со своим классовым прошлым, способны, пю мнению
автора, перевоспитаться, перейти на сторону радикально-демократической
литературы и общественности. О1 такой возможности знал Салтыков
по личному своему опыту, пережив в начале 60-х годов процесс соб-
ственного перевоспитания. На эти элементы /он пытается воздействовать
убеждением;, иронией, обличением, пытается понудить иор поддержать
литературу и вместе с литературой—всю передовую демократи-
ческую общественность.
«Дополнительное письмо к тетеньке»—не первое и не последнее вы-
сказыванье Салтыкова о литературе, но несомненно — наиболее полное
и четкое.1 Много литературных оценок и литературно-критических формул
разбросано в письмах Салтыкова; в составе «Круглого года», «Недокон-
ченных бесед» и других, частью еще не опубликованных, произведений
есть целые литературные манифесты. Наконец, непосредственно связано
«Дополнительное письмо» с письмом 11-м основного цикла.
Не новое для Салтыкова противоположение современной и старой
литературы здесь приобретает новые и важные оттенки. Резко подчерки-
вается классовый — дворянский—характер «дореформенной», литературы:
«Властители ваших дум шли с вами об руку, изображая ваших папашу
и мамашу, ваших братцев и сестриц, нянюшку Архиповну, дворецкого
ЛукьЛыча» и т. д. Подчеркивается, что ни «изящная», ни «серьезная»
литература (под «серьезной» здесь разумеется - академически-иду чная)
«не действовали . .. возбуждающим или приказательным образом . . .не уко-
ряли, не бичевали...» С этими основными чертами «дореформенной» лите-
ратуры Салтыков связывает всё ее сюжетное содержание: «так назы-
ваемая изящная литература рассказывала вам о браках с препятствиями
и без (препятствий, а также, с дозволения цензуры, и об адюльтерах..»
Очень важные моменты отталкиванья: 1) от самого социального мате-
риала, 2) от способа его сообщения. Беглые и как бы нарочито поверх-
ностные характеристики старой литературы, рассчитанные на поверхно-
стное восприятие «тетеньки», показывают, во всяком случае, что в сознании
Салтыкова «дореформенная литература» — органическое целое: поместно-
дворянский материал вызывает за собой семейно-любовную сюжетность
в спокойных повествовательных формах с установкой на объективное
изображение, а не на субъективную оценку.
Вряд ли можно сомневаться, что здесь под «дореформенной литерату-
рой» разумеется не столько литература пушкино-гоголевского периода,
сколько дворянская литература 50-х годов и даже следующих десяти-
летий, социально и тематически с ней связанная, полностью или частично
идеализирующая поместно-дворянский патриархальный быт. Имеются
в виду Тургенев, Гончаров, Лев Толстой и примыкавшие к ним Авдеев,
Евг. Тур и др.
Контуры «новой» литературы выясняются как противоречие с литерату-
рой «старой» — отрицательными признаками прежде всего. По Салтыкову,
прежние задачи, т. е. семейно-любовная тематика, «сохранили и теперь
свое значение и даже не оттеснены на задний план; но уже не предста-
1 До некоторой степени предвосхищает содержание «Дополнительного
письма» статья 1868 года «Напрасные опасения», которую С. Борщев-
ский недавно приписал Салтыкову (см. книгу «М. Е. Салтыков-Щедрин,
Неизвестные страницы», 1931).
М. Е. Салтыков-Щедрин. — Дополнительное письмо к тетеньке 743
вляется необходимым смаковать их, ревниво следить за их разви-
тием» и т. д. Для знающего письма, рецензии и пародии Салтыкова эта
.формулировка на первый взгляд поражает своей умеренностью: раньше
он выражался гораздо решительнее. Еще ib 1870 году в «Господах ташкент-
цах», повторяя Гоголя и прямо ссылаясь на, его «Театральный |разъезд»,
Салтыков утверждал, что «роману предстоит выйти из рамок семействен-
ности», иронизировал над «процессом целования», который определял
собою драму. В анонимной рецензии 1871 года («Отечественные записки»,
№ 12) на «Лесную глушь» Максимова, которая с достаточными основа-
ниями может быть приписана Салтыкову, сказано еще точнее: «Русские
беллетристы или размениваются на мелочи, или остаются на почве 40-х гг.,
т. е. продолжают разрабатывать помещичьи любовные дела».
Выпад против любовной интриги находим и в «Благонамеренных речах»
в 1873 году («По часта женского вопроса»): «не будет девиц, спамящихся
под сенью развесистых лип в ожидании кавалеров, не будет дам, изне-
могающих в напрасной борьбе с адюльтером — не будет и романа! Вот
что ясно для меня, как дважды два». 1 Новые оттенки появились
б 1875 году в негодующем отзыве Салтыкова об «Анне Карениной»:
«Ужасно думать, что еще существует возможность строить романы на одних
половых возбуждениях. Ужасно видеть перед собою фигуру безмолвного
кобеля Вронского. Мне кажется, это — подло и безнравственно. И ко всему
этому прицепляется консервативная партия, которая торжествует. Можно ли
себе представить, что из коровьего романа Толстого делается
какое-то политическое знамя?» 2 Известно, что «Анна Каренина» вызвала
Салтыкова на пародию «Благонамеренная повесть»: 3 это была пародия
именно на любовный—и тем самым политически-реакционный—роман,
из которого изъято все, кроме любви (иронические замечания о соеди-
нениях любовной интриги с «административными мерами», «сыроваре-
нием» и «артельным началом»), а самая любовь воспринята как обна-
женная физиология (герой повести — влюбленный б ы к).
Выпады Салтыкова против любовной интриги, разбросанные в разных
местах его литературных произведений и частной переписки, трудно
соединить в систему и заключить в формулу, потому что в них нет един-
ства тона. По тексту «Дополнительного письма» с его легким ироническим
налетом на серьезном монологе-исповеди это сделать легче. Становится
ясно, что осуждается здесь не сам по себе семейно-любовный материал,
а 1) исключительность этого материала, 2) его классовая ограниченность
и 3) способ его передачи.
Исключительность осуждена в словах: «зачем же нагромождать
это описанное, выслеженное и общеизвестное в ущерб тем элементам,
которые только что наметились», и т. д. (ср. слова об «Анне Карениной»,
как построенной на одних половых возбуждениях; надо помнить при
этом, что перед Салтыковым было в то время только начало толстовского
романа). Что Салтыков отказывался от выдвигания любовной тематики,
считая ее принадлежностью именно помещичьей литературы, говорят
все вышеприведенные примеры. 4 Особой расшифровки требует недоволь-
ство «смакованием».
1 «Сочинения», изд. Маркса, т. V, стр. 303.
2 «Письма», Л. 1925, стр. 76 (письмо от 9 марта 1875 г. Анненкову).
3 «Вестник Европы» 1914, № 5.
4 Ср. отрывок, напечатанный В. П. Кранихфельдом в «Утре юга»
27 апреля 1914 года под заголовкам «Литераторы и читатели»: «Главную
744 М. Е. Салтыков-Щедрин. — Дополнительное письмо к тетеньке
Такие выражения, как «смаковать. . . ревниво следить за их развитием
от начала до конца», если видеть в них вольное или невольное указание
на метод творчества, могут указывать на метод детального психологиче-
ского анализа. Другие показания самого Салтыкова и его современников,
говорят, что это именно так. Стоит вспомнить исключительный по резкости
выпад Салтыкова против 1 онкуров (по поводу романа «Manette Salomon»):
«Диккенс, Рабле и проч, нас прямо ставят лицом к лицу с живыми
образами, а эти жалкие дрочилы нас психологией потчуют. 1 рудолюбивы,
должно быть, анафемски. Не едят, не пьют — все пишут и зачеркивают,
и нанизывают без конца». И несколько ниже: «Психология—вещь произ-
вольная; тут, как ни нанизывай, или недонижешь, или перенижешь.
И выйдет рыло косое, подрезанное, не человек, а компрачикос». * 1
Выражение «смаков-ание» оказывается симптоматичным и всецело входит
в систему возражений Салтыкова против дворянской литературы. В свете
этих замечаний должны быть восприняты как иронически-оценочные
и такие фразы: «Первая (т. е. изящная литература) как в зеркале
отражала перипетии вашей собственной жизни. . . Ни та, ни другая (т. е.
ни изящная, ни научная) не действовали на вас возбуждающим или при-
казательным образом, не требовали экстраординарных умственных усилий,
не укоряли,, не бичев-али. . .». В этих словах намечена и положительная
программа для новой, непомещичьей литературы: она не должна быть
«зеркальным отражением», она должна «действовать возбуждающим1' или
приказательным образом», «укорять и бичевать». Эмпиризм «физиологи-
ческий» и психологический должен уступить место литературе нового
типа —• Салтыков не затруднился бы, вероятно, сказать — тенден-
циозной— В' том смысле, в каком (незадолго до этого говорил о тен-
денциозной литературе Ткачев. 2
Салтыков подходил к своей теме, конечно, не как эстетический теоре-
тик, а как публицист-практик: указания на творческий метод приходится
извлекать из его намеков и систему его взглядов приходится воссозда-
вать, имея в виду и соответственные тенденции современников, и соб-
ственную художественную практику (Салтыкова. Не удивительно, что отри-
цательная характеристика враждебной литературы очерчена в письме-
причину того, что прежний взгляд на литературу был несколько иной,
следует искать в том, что литературная профессия считалась и была
профессией исключительно дворянской . . . Но в конце 50-х »гг. дворяне
оплошали, и в то же время в литературу в бесчисленном количестве
вторгся разночинный элемент». Кранихфельд без достаточных оснований
датировал этот отрывок началом 60-х 'Годов.
1 «Письма», стр. 112 (письмо от 2 декабря 1875 г. Анненкову: ср.
одновременную переписку с Тургеневым).
2 См. статью Ткачева «Тенденциозный роман», статья 1-я («Дело
1873, № 2). «Произведение с правильной тенденцией» предпочитается
произведению, «изобилующему всевозможными психологическими и худо-
жественными красот а'ми». Ткачев оговаривался, что преобладание
тенденции вредит - художественной правде, так как тенденция вмешивается
в психологический синтез. Не вполне развито любопытное ука-
зание, что «тенденциозный писатель почти всегда любит пускаться в пси-
хологический анализ». Но разграничение психологического анализа и пси-
хологического синтеза как двух противоположных тенденций проведено
в критике. Ткачева довольно четко.
М. Е. Салтыков-Щедрин. — Дополнительное письмо к ^тетеньке 745
фельетоне подробнее, а положительные стороны «новейшей» литературы
даны главным образом по контрасту с литературой дореформенной.
Частности нового творческого метода здесь почти не развиты. Семей-
но-любовная тематика с сопутствующим ей бытоописанием и психологи-
ческим анализом должна сжаться, отойти на положение второстепенных
компонентов, излагаемых сдержанно в словесно^стилевом и композицион-
ном отношении: «если, например, хотят сказать, что Петр Иваныч, между
прочим, был несчастлив в семейной жизни, то так и говорят: семейная
жизнь Петра Иваныча была неудачна, и не находят надобным вспоми-
нать, как он лазил через плетень и как его едва не разорвали собаки,
покуда он добивался своего будущего семейного несчастья».1 Взамен
этих элементов выдвигаются и подвергаются «более обстоятельному
исследованию» другие — «которые только что наметились». Эти неопре-
деленные намеки раскрываются ниже: «большинство выступивших внови
элементов имело политическую или социальную окраску». На этом про-
тивоположении и основан весь фельетон, — по крайней мере его сохранив-
шаяся часть: старая тематика, по убеждению автора, социально и поли-
тически нейтральна; здесь писатель «не нуждается ни в политиче-
ской, ни в социальной подкладке, а обязывается только не погрешать
перед местным колоритом»—иначе говоря, может быть объективным.
Новые же социально-политические мотивы несовместимы с объективизмом:
«для писателя представлялось обязательным определить характер его
собственных отношений к ним» — отсюда необходимо следует, что должны
возникнуть новые жанры, проникнутые авторским субъективизмом и по-
тому соответствующие новой тематике.
Слабые стороны этих сопоставлений и противопоставлений очевидны.
Историко-социологические наблюдения сатирика вступают в явное проти-
воречие с теми абсолютными понятиями, которыми он тут же пользуется.
Салтыков не видит или не хочет видеть, что в «дореформенной» литера-
туре была своя «социальная и политическая подкладка», что дело не
в появлении «социальной и политической окраски», а' в изменении
характера этой окраски. Противоречие становится уже нескрываемым,
когда сатирик прибегает к таким—и снова абсолютным — определениям,
как «ответственность», «совесть» и, наконец, «литература», которая должна
быть сопровождена в целом каким-то знаком оценки. Приходится
вводить понятие суррогата совести для своих социальных врагов («мы
видим целую массу пройдох, которые из’ «обретения совести» сделали
довольно выгодное для себя ремесло»). Приходится включать в общее
понятие литературы и «хлевные элементы» («Помои» и «Торжествующая
свинья»), с оговоркой, что роль их ничтожна и гибель предрешена.
Кстати: публикуемое «Дополнительное письмо» существенно разъясняет
такой щедринский образ, как «торжествующая свинья». Как и всегда,
у Салтыкова, это — образ, наделенный большой силой обобщения, в данном
случае — обобщения политической реакции. Но «Дополнительное письмо»
указывает на исходный смысл этого образа: это — реакционная пресса
и, может быть, ближайшим образом «Московские ведомости» Каткова.
1 Трудно сказать, какое конкретное произведение здесь имеется в виду.
Подобный эпизод есть, например, в рассказе Суворина «Аленка» («Оте-
чественные записки» 1863, № 8) на тему о связи крестьянки с поме-
щиком: перелезает через забор и действительно чуть не разорван соба-
ками крестьянин, жених Аленки.
746 М. Е. Салтыков-Щедрин. — Дополнительное письмо к тетеньке
да и лично Катков (как известно, к концу 70-х годов газета Каткова
достигла предела реакционности).
Итак, суждения Салтыкова о старой и новой литературе насквозь про-
никнуты социальной оценкой. По традиции строя сатиру в чисто времен-
ном плане («прежняя» и «новая» —по образцу контраста отцов и детей),
он в сущности осознает ее в плане социальном (помещичья и демократи-
ческая литература). Отстаивая здесь, как раньше в «Круглом годе»
и «11-м письме к тетеньке», литературу в целом, он в сущности отстаи-
вает свою, социально близкую ему демократическую литературу, призна-
вая всё социально враждебное — отклонениями от этой нормы.
Вместе с тем все читаемые между строк показания Салтыкова о творче-
ском методе сохраняют свое значение. Метод объективного повествования,
метод «эмпирического» анализа не случайно прикреплен Салтыковым
к помещичьей литературе; не будет ошибочным и вывод, что метод
субъективно направленной патетики или сатиры был в это время актуаль-
ным для той демократической литературы, к которой примыкал и сам
Салтыков, в создании которой и сам участвовал. Конечно, в пределах
каждого метода и — соответственно — каждого жанра могут быть обна-
ружены «классовые варианты». Ню функция этих вариантов различна
в каждую эпоху. В конце 70-х годов эмпиризм дворянский с архаизи-
рующими тенденциями сохранялся как пережиток, демократический же
эмпиризм, эмпиризм «физиологических очерков» и соответственных пси-
хологических этюдов из жизни социальных низов перерастал в «тенден-
циозность», проникаясь соответственно направленной патетикой или сати-
рой за счет «объективных» деталей. Это видно на примере очерков
Успенского, еще резче те же черты—в сатире Салтыкова.
Критические годы наро'довольчества были критическими для всей ради-
.кально-демократической культуры. Восьмидесятые годы завершили процесс
расслоения демократической интеллигенции; в литературе это сказалось
появлением народнического и буржуазно-примиренческого эпигонства
с одной стороны, возрождением романтизма — с другой, назреванием
новых элементов, выражавших пролетарскую идеологию,—-с третьей. Сал-
тыкова сменял Горький.
Цикл «Дополнительные письма к тетеньке» остался неосуществленным.
Не было дописано даже первое письмо; не были в сущности досказаны
и мысли Салтыкова о литературе. Рукописи показывают, что Салтыков,
отказавшись от брошенного цикла, задумал было новый: «Послания
к пошехонцам», и думал в нем использовать намеченную тему. Для этого
цикла он переделывает «Дополнительное письмо к<тетеньке», заменяя в нем
обращение «милая тетенька» обращением «господа пошехонцы».1 Осно-
ванием для этой переделки, видимо, было опасение, можно ли провести
через цензуру возобновление цикла, в свое время вызвавшего цензурные
репрессии и, по словам Салтыкова, «законченного совершенно кстати».
Сравнение текстов показывает, что некоторые резкие места «Дополни-
тельного письма» были в «Послании к пошехонцам» значительно
смягчены. 2
1 В. П. Кранихфельд ошибочно принял это обращение за «подзаголо-
вок» (см. «Утро юга», цит. номер).
2 Например, из фразы «Ни та ни другая (т. е. ни изящная ни научная
литература) не действовали на вас возбуждающим или приказатель-
н ы м образом.. . не укоряли, не бичевали» исключаются слова или
приказательным, а вместо «не бичевали» ставится «не допекали».
М. Е. Салтыков-Щедрин. — Дополнительное письмо к тетеньке 747
Самое обращение к пошехонцам — героям известных безобидных анек-
дотов, собранных в лубочной книжке Березанского 1 — было, конечно,
безопаснее, чем обращение к «тетеньке^>, хорошо знакомой цензурному
комитету. Но механически заменить «тетеньку» «пошехонцами» было
нельзя, какой бы обобщенный характер ни придавать этому новому
образу. Всё построение сатиры было рассчитано именно на «тетеньку»; ее
институтски-наивные французские реплики положительно не вязались
с фигурами «господ пошехонцев», и надо думать, что Салтыкову это
стало ясно, так как он оборвал на середине и не закончил переделку
и без того незаконченного письма. 2
«Дополнительное письмо к тетеньке» до 1914 года оставалось вовсе
неизвестным. В 1914 'году •отрывки’ из него (около одной пятой всего
текста) были опубликованы В. П. Кранихфельдом в ростовской газете
«Утро юга» (номер от 6 января). 3 Здесь «письмо» печатается полностью
по рукописи, хранящейся в Институте русской литературы Академии Наук
СССР в Ленинграде.
Публикация эта не нуждается в оправдании. Все неизвестные стра-
ницы Салтыкова должны стать известными, а страницы с литературными
оценками—в первую очередь: историко-литературная ценность их
очевидна.
Можно думать, что они окажутся важными не! только для историков
литера)Туры, но и для современных писателей, заново и в новых
условиях решающих ту же проблему творческого метода, какую
решал и Салтыков-Щедрин в своем сатирическом фельетоне.
1 В. Б е р е з а й с к и й, «Анекдоты или веселые похождения старых
пошехонцев», изд. 1-е, 1762, и ряд последующих.
2 После того как статья моя была сдана в печать, вышла в свет книга
Р. В. Иванова-Разумника «Неизданный Щедрин», в которую включено
«Послание к пошехонцам». Редактор печатает текст «Послания к поше-
хонцам» и присоединяет к нему в качестве его продолжения окончание
«Дополнительного письма к тетеньке» (в единственно сохранившейся
редакции). В рукописи «Дополнительного письма» действительно имеется
корректурный знак, после которого текст, как бы должен примкнуть
к тексту «Послания к пошехонцам», и весьма возможно, что Салтыков
предполагал продолжать переделку с этого места. Но переделка эта не
была произведена; текст второй половины «Дополнительного письма»
не был увязан с текстом «Послания к пошехонцам». Соединять их
в одно целое поэтому нельзя. Вообще замысел «Послания к пошехонцам»
не получил сколько-нибудь законченной формы. Исследователю салты-
ковского творчества приходится иметь дело прежде всего с «Дополни-
тельным письмом к тетеньке» как с более или менее осуществленным
начинанием, а затем—учесть попытку его переработки в «Послание
к пошехонцам», — попытку, от которой автор в процессе работы отка-
зался.
3 Рукопись, вероятно, была известна Кранихфельду раньше, так как
сопоставление «тетеньки» с «пошехонцами» встречается в статье его «Деся-
тилетие о среднем человеке» («Современный мир» 1907^ № 12).
748 М. Е. Салтыков-Щедрин. — Дополнительное письмо к тетеньке
ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ ПИСЬМА К ТЕТЕНЬКЕ 1
I
Милая тетенька.2
Посылая вам, в прошлом году, последнее письмо, я думал,,
что переписка между нами — по крайней мере, в эпистолярной
форме — прекратилась. В письмах, о которых идет речь, я со-
общил вам всё, что знал о текущей современности, и на прощание
также высказал несколько пожеланий. Пожелания эти заключа-
лись в том, чтоб вы более деятельным и сознательным образом
отнеслись к народившейся действительности и отрешились от
гой повадливости, благодаря которой вы так снисходительно
идете навстречу всякому поскудству на том только основании,
что это «интересное», «талантливое» или «диковинное» поскуд-
ство. Я говорил вам: поддержите честную мысль, честное дело,
честных людей, и выражал при этом убеждение, что вы в состоя-
нии выполнить эту задачу, потому что вы — сила. А теперь при-
бавляю: такая поддержка и вам самим принесет несомненную
выгоду, потому что только торжество честной мысли и чест-
ного дела может доставить вам ту обеспеченность, без которой
немыслимо пользование жизнью ни личною, ни общественною.
Не то пользование урывками, исподтишка, к которому мы с вами
привыкли — и которое, мимоходом сказать, заставляет нас ми-
риться с великим обилием всяческих нечистот — а прямое, от-
крытое пользование, обусловленное прирожденным человеку пра-
вом на жизнь.
Формулируя этЬ пожелания, я не сомневался, что оне будут
выслушаны вами с благосклонностью.
Я не сомневаюсь в этом и теперь, и если вновь прибегаю
к эпистолярному общению с вами, то, во первых, потому, что
переписка с вами сделалась для меня потребностью, во вторых,
потому, что она, повидимому, ни мало на вас не подействовала,
и в третьих, потому, что я и за всем тем не впадаю в без-
надежность и даже считаю не лишним войти в некоторые разъ-
яснения. А имянно: хочу указать на те явления, которые, по
мнению моему, как бы специально требуют неотложно вашего
участия.
1 Печатается по современному правописанию, но с сохранением особен-
ностей салтыковской орфографии. В квадратных скобках — зачеркнутое
(приведены только важнейшие варианты). Все примечания в сносках сде-
ланы мною. Вас. Гиппиус.
2 Начало до слов «знаете ли вы, что такое литература» напечатано
Кранихфельдом.
М. Е. Салтыков-Щедрин. — Дополнительное письмо к тетеньке 749
Не бойтесь, однакожь. Я не поведу вас ни в дебри, ни в тру-
щобы, не стану требовать от вас ни геройства, ни чрезмерных
жертв. Я буду указывать вам на дела средние, какие нам
с вами свойственны. Даже кошелька вашего (знаю я, тетенька,
как вы его прячете, коль скоро дело идет не о бакалейных
и красных товарах) коснусь весьма умеренно.
Начнемте с литературы. 1
Знаете ли вы, что такое литература? — Сомневаюсь. Думаю,
что вы на этот счет такой взгляд имеете: литература — это
ха-ха-ха или хи-хи-хи. И много-много, если «й у a la-dedans un
joli mcuvement oratoire)) 2. Что возбудило, в известном случае,
ваш смех, а .в другом, заставило вас задуматься — надо полагать,
что вы это сознаете; но сознание ваше едва ли переходит за
пределы той минуты, покуда живые образы непосредственно
стоят перед вашими глазами, а горячие речи непосредственно
касаются вашего слуха. Но прошла минута, замер в воздухе
последний звук, дочитано последнее слово — и на дне сознания
остался осадок, в виде «ха-ха-ха», или смутного воспоминания
о joli mouvement oratoire. Что бишь такое... ха-ха-ха! Ах нет,
ma chere! ха-ха-ха — это прежде было, а сейчас, напротив,—
c etait tres serieux...3 что бишь такое?
Сознайтесь, голубушка, что если я и преувеличиваю, то
очень немного. . . Сознайтесь также, что если вас, спустя ко-
роткое время после описанной выше вожделенной минуты, попро-
сить изложить своими словами, то «joli mouvement oratoire»,
которое привело вас в восхищение, то вы. . . но, право, лучше уж
не думать об этом! . .
Спутались вы, милая. И жизнь-то (или, лучше сказать,
жизненное мелькание) одолевает вас, да и традиции, с которыми
вы с детства сжились, мешают разобраться в получаемых
впечатлениях. Вот вы и не знаете как тут быть: признать ли
для себя обязательными новые течения и принять в них непо-
средственное участие, или же только как-нибудь пережить их.
Но не будем увлекаться в сторону, и остановимся исключи-
тельно на литературе. И содержание и форма ее, в последнее
время, радикально изменились, а это-то имянно вы и проглядели.
Я не хочу этим сказать, чтобы вы не признавали законно-
сти совершившегося поворота — напротив, многое в нем уже
1 Здесь прерывается публикация Кранихфельда, дальнейшее у него
дано в сжатом пересказе.
2 Там есть изящное ораторское движение.
3 *Это было очень серьезно.
750 М. Е. Салтыков-Щедрин. — Дополнительное письмо к тетеньке
возбуждает в вас сочувственную любознательность—но едва ли
ошибусь, утверждая, что общение с литературою дореформен-
ною и доселе представляет единственное убежище, в котором вы
обретаете для себя неподдельную усладу и утешение.
Дело в том, что дореформенная литература (я, тетенька, не
о Шекспирах и Дантах говорю, а о средней литературе) давала
вам известные поблажки, которые вы высоко ценили. И прежде
всего, она не заставляла вас ставить себе вопрос: что такое
я читаю? —ибо всё предлагавшееся ею было не только ясно, hq
и вполне вам свойственно. Так называемая изящная литература
рассказывала вам о браках с препятствиями и без препятствий,
а также, с дозволения цензуры, и об адюльтерах. Так называемая
серьезная литература повествовала о месте погребения Овидия,
о древней гривне, о значении слова «навьё» и т. д. Первою — вы
упивались, второю — гордились. Первая, как в зеркале, отражала
перипетии вашей собственной жизни, заключавшейся в извест-
ном цикле обрядов и примирившейся с ним. Вторая — ничего
не отражала, но представляла собой некоторое загадочное сокро-
вище, к которому вы суеверно приближались, чтоб смахнуть на-
севшую пыль и сказать: n en parions pas — c’est serieux!1
Ни та, ни другая не действовали на вас возбуждающим или
приказательным образом, не требовали экстраординарных
умственных усилий, не укоряли, не бичевали. Властители ваших
дум шли с вами об руку, изображая ваших папашу и мамашу,
ваших братцев и сестриц, нянюшку Архиповну, дворецкого
Лукьяныча и наконец того корнета Белобородовского гусарского
полка, который своим появлением перевернул вверх дном всю
эту идиллию и довел до продажи с аукциона вашу родовую За-
маниловку. И были тут страницы, написанные страстно и горячо,
встречались лица, на изображение которых было истрачена
[пропасть] громадные запасы мастерства. . .
Я вовсе не намерен слагать дифирамбы новейшей литературе;,
я даже заранее соглашаюсь с теми, которые укоряют ее в мало-
силии и малоталантливости. Но дело в том, что наш жизненный
процесс до такой степени усложнился, и внутреннее его содер-
жание настолько преобразилось под наплывом народившихся
позывов и стремлений, что литература решительно не могла
остаться при прежних задачах. ЭтЬ задачи не упразднены; они
сохранили и теперь свое значение и даже не оттеснены на задний
план; но уже не представляется необходимости смаковать ихг
ревниво следить за их развитием от начала до конца и видеть
1 Не будем об этом говорить — это серьезно.
М. Е. Салтыков-Щедрин. — Дополнительное письмо к тетеньке 751
в них единственный корм, пригодный для напитания читателя.
И браки, и безбрачия, и адюльтеры продолжают входить
в общую картину, в качестве составного элемента, но элемент
этот признается уже вполне обследованным, и потому если, на-
пример, хотят сказать, что Петр Иваныч, между прочим,
был несчастлив в семейной жизни, то так и говорят: семейная
жизнь Петра Иваныча была неудачна, и не находят надобным
вспоминать, как он лазил через плетень, и как его едва не разо-
рвали собаки, покуда он добивался своего • будущего семей-
ного несчастья. Всё это давным давно известно и описано, всё
это над всеми Петрами Иванычами повторялось и повторяется
в одних и тех же формах, — зачем же нагромождать это описан-
ное, выслеженное и общеизвестное в ущерб тем элементам, кото-
рые только .что наметились, и следовательно нуждаются в> более
обстоятельном исследовании? Вот эта-то обязанность осветить
новые силы, которые дотоле держались взаперти в темных захо-
лустьях, и составляет задачу современной литературы. И, по мне-
нию моему, нет повода ни хвалить, ни порицать ее за то, что
она выполняет эту задачу: ничего другого она и делать не
может.
А вы всё браков с препятствиями просите, и сердитесь, что
литература не дает вам их. . .
Виноват, впрочем, я выразился несовсем точно. В сущности,
вы ужь и сами стараетесь преодолеть ваше недовольство, и даже
делаете попытки привыкнуть. Но вы еще не привыкли — нет.
Многое вас уже интересует и об чем-то напоминает вам, но
осложнения, которые силою вещей врываются в жизнь, и кото-
рые литература всегда прозревает и формулирует первая, еще не-
настолько вошли в ваш обиход, чтоб вы признали их своими,
[а на литературу, 1исследующую этЬ осложнения, взглянули, как
на зеркало, отражающее вашу собственную, развиваю-
щуюся жизнь]. От этого, если вам кое что и нравится в ли-
тературном движении последнего времени, то это нравящееся
не задерживается в вашей памяти, не ассимилируется вами. От
этого же, вы так часто ошибаетесь; говорите «ха-ха-ха», когда
надобно говорить: c’est tres serieux. И на оборот.
Отсюда же проистекает и то двойственное отношение, которое
вы выказываете относительно литературы. Нельзя сказать, • что
вы не. читаете — ах, голубушка, кто же ныньче не читает! — но
вы не живете тою жизнью, которою живет литература, не стра-
даете ее страданиями, не принимаете к сердцу ее интересов. Вы
читаете по пословице: отзвонил и с колокольни долой. Вы спе-
шите как будто у вас бог знает какое экстренное дело есть; вы
152 М. Е. Салтыков-Щедрин. — Дополнительное письмо к тетеньке
не наблюдаете за вызванными чтением впечатлениями, не вос-
питываете, не развиваете их, а мимоходм берете что вам по-
нравилось и мимоходом же бросаете взятое на распутии. А в до-
реформенное время вы совсем не так относились: вы и интересо-
вались, и волновались, и страдали. И, право, в этих волнениях
играла решительную роль совсем не относительно-большая та-
лантливость (я, впрочем, охотно ее признаю), а просто на
просто сравнительная одинаковость умственного и нравствен-
ного уровня.
Главная льгота, которою пользовался писатель дореформенных
времен, заключалась в том, что он не сознавал себя ответствен-
ным. Процесс брака, как препятственного,, так и беспрепятствен-
ного, везде и всегда происходит при одних и тех же условиях,
и писатель, который берет на себя объяснение этого процесса,
не нуждается ни в политической, ни в социальной подкладке,
а обязывается только не погрешать перед «местным колори-
том». Так, за немногими исключениями, и поступали дорефор-
менные писатели, отлично понимая, что совесть их в этом деле
не заинтересована. Но в тоже время и столь же мало была за-
интересована и ваша совесть, милая тетенька.
Совесть и ее суд проникли в литературу уже впоследствии,
когда жизнь преисполнилась мельканием и суетой. Суматоху эту
предстояло определить и разложить, и каждому составному эле-
менту ее приискать соответствующее место. Весьма естественно,
что при этой сортировке некоторые элементы выросли, другие
умалились, и между прочим значительно потерпел любовный
вопрос, который стоял в дореформенной литературе на первом
плане. Но этого мало: так как большинство выступивших вновь
элементов имело политическую или социальную окраску, то
для писателя представилось обязательным определить характер
его собственных отношений к ним. Ибо иначе не мог бы сла-
дить с их массой, не знал бы, как их разместить. Вот это-то
выяснение основных пунктов миросозерцания и вытекающий из
сего принцип ответственности и составляет характеристическую
особенность современного писательского ремесла.1 Прежде, от-
ветственность была уделом лишь избранных, ныньче, всякий
писатель, — крупный ли, мелкий ли; даровитый или бездарный —
обязывается знать, что на нем прежде всего и неизбежно тяго-
теет ответственность. Не перед начальством и не перед фор-
мальным судом, а перед судом своей собственной совести, к ко*
*
Следующая фраза приведена Кранихфельдом.
М. Е. Салтыков-Щедрин. — Дополнительное письмо к тетеньке 753
торому, впрочем, совершенно естественно примыкает и суд ва-
шей, милая тетенька, совести.
Современный писатель не может действовать иначе, как под
прикрытием совести, а ежели у него ее нет, то он должен выду-
мать для себя таковую. Это до такой степени верно, что мы
видим целую массу пройдох, которые из «обретения совести»
сделали довольно выгодное для себя ремесло. Всем ныньче стало
известно, что слово тогда только оказывает надлежащее дей-
ствие, когда оно высказано горячо и проникнуто убеждением,
но что же, кроме совести и основанного на ней миросозерцания,
может дать ему эти качества? А так как, по обстоятельствам
времени, сделалось уже ясным, что без помощи слова вселенную
уловить нельзя, то нуждающиеся в этой помощи, подыскав
подходящего пройдоху, говорят ему:
— Можешь ли ты, пройдоха, за такое-то лакомство, во все
колокола звонить, что помои представляют самый целесообраз-
ный для человеческого питания корм?
— Могу, отвечает пройдоха, и начинает обдумывать, какую
такую совесть надо иметь, чтоб пропагандировать помои.
И непременно найдет, потому что иначе он не напишет ни по-
вести, ни комедии, ни передовой статьи, ни фельетона, ни даже
ученого исследования. Ни честная мысль, ни бесчестная—ничто
не может утвердиться, пустить корни, не имея за собою опреде-
ленного исходного пункта, в котором, как в фокусе, сосредото-
чены лучи, согревающие и освещающие весь дальнейший путь, со
всеми поправками, разветвлениями и дополнениями.
Но ежели я употребляю такие выражения, как «утвердиться»,
«пустить корни», то, признаюсь вам откровенно, я имею при
этом в виду вас, милая тетенька. В вашем мнении необходимо
утвердиться литературному деятелю, к вашим убеждениям найти
доступ. Писатель не крот, который в темной норе выполняет
свое провиденцияльное назначение, а существо общественное
и общительное, для которого полная радость наступает только
тогда, когда он убеждается, что совесть его находится в соот-
ветствии с совестью его ближних. Например, с вашею.
Зачатки этой ответной совести несомненно в вас уже есть,
но необходимо их развить, указать им надлежащие просветы.
Эта задача тоже лежит на литературе и ее деятелях, но она сама
по себе так трудна и изнурительна, что нередко уносит за со-
бой целые человеческие жизни. Конечно, [писатель] литература
должен (sic) понимать, что уровень ее развития несколько
выше, нежели, например, ваш, и что следовательно она не
в праве даже требовать, чтобы вы сию же минуту отверзли ей
48 «Звенья» №
754 М. Е. Салтыков-Щедрин. — Дополнительное письмо к тетеньке
объятия, но с вашей стороны будет положительно непохвалыно.
ежели вы на усилия ее не дадите ответа, и вообще оставите ее
одинокою и беспомощною. Вы так легко можете устранить эту
изолированность простым выражением сочувствия, для которого
вы всегда сумеете отыскать приличную и даже милую форму.
Но тут-то имянно вы и сплоховали. Я не скажу, конечно, чтоб
вы уж совсем ничего не слыхали об вашей солидарности с совре-
менной литературой—пов1идимо'му, вы уж подозреваете, что тут
есть нечто для вас обязательное — но как только представление
об этом начинает формулироваться в вашем сознании с надле-
жащею ясностью, вы как-то чересчур уж охотно стараетесь до-
вести вашу ответственность до минимума.
Несомненно, что это прием самый удобный. Сначала, намек-
нуть писателю, что некоторые оклады его миросозерцания не-
безъизвестны, а потом, в решительную минуту, в’ минуту разъ-
яснений и выводов, оставить его в жертву стихиям: не я начала,
а ты; стало быть, ты и шествуй! Ловко-то оно ловко, но,
право, как будто и стыдно.
Этот трепет перед началом ответственности служит источни-
ком бесчисленных предательств. Он атрофирует совесть и из-
вращает ум. Так что, например, ежели вы говорите «ха-ха-ха»,
вместо «c’est tres serieux», то, право, может показаться довольно
вероятным, что это делается не от непонимания, а от мало-
душия. . .
Ьедный [стократ бедный] русский писатель! Ему и сочув-
ствуют-то, словно держат камень за пазухой! [А от времени до
времени прорывается такой сочувствователь, что не веришь са-
мому себе, сонное ли видение мелькает перед тобой, или кон-
кретная действительность].1
Впрочем, я знаю, что вы упрекнете меня в непоследователь-
ности. Сколько раз, скажете вы, ты сам дискредитировал со-
временную литературу, а теперь вопиешь о сочувствии к нейГ
Кто познакомил публику с «Помоями», кто изобразил «Торже-
ствующую Свинью»?
— Я, милая тетенька, я. И не отрекаюсь. Но я поступал та-
ким образом совсем не из равнодушия или из презрения к ли-
тературе а напротив из страстной преданности к ее интересам.
Ибо, по мнению моему, литература — это такой сильный орга-
низм, который [как и народ, например] не только без вреда
1 Отсюда до слов «Но все-таки это явление случайное» приведено Кра-
нихфельдом.	•
М. Е. Салтыков-Щедрин. — Дополнительное письмо к тетеньке 155
вынесет на своих плечах всякие обличения, но даже окрепнет
в них.
Литература — это, так сказать, сокращенная вселенная. И та
и другая (имеют своих гадов, и в той и в другой существуют
трясины, идя мимо которых чувствуется специфический запах,
«как будто тухлое разбилося яйцо». 1 Но есть, однакожь, и раз-
ница: гадам и трясинам вселенной поставлены непреложные
границы, которые не позволяют им, в ущерб другим силам, на-
рушать общую гармонию, а гадам и пахучим местам литературы
таких границ не положено.
Увы! это разница очень существенная. Благодаря ей, по вре-
менам, делается до такой степени душно, что самое беспристраст-
ное отношение к литературе не выдерживает. И чем сильнее
удивление к храму, в котором благодетельно воспитывается че-
ловеческая мысль, чем страстнее преданность к интересам этой
мысли, тем сильнее и страстнее становится негодование, возбу-
ждаемое заразными притонами, которые стремятся заслонить
храм и внести в* него заразу, гниение и разврат.2
Но все-таки это явление случайное, и темперамент играет
в нем гораздо более решительную роль, нежели здравое отно-
шение к делу. Трудно вынести, трудно дышать—вот разгадка
негодований, возбуждаемых внезапным наплывом хлевных эле-
ментов. Но, в сущности, будущее не принадлежит этим элемен-
там, и как ни загромождена ими литература, в известный
исторический момент, она несомненно, выйдет победительницей
из испытания. Это непременно надо иметь в виду не потому
только, что вера в торжество добра и чести утещает, но и потому*
что торжество неизбежно.
Это же самое имею в виду и я. Не имею достаточно силы,,
чтоб сдержать негодования и в то же время глубоко и твердо
верю, что повод для негодования должен иссякнуть. Когда он
иссякнет — я не знаю, но всеми силами души стараюсь прибли-
зить этот миг. С этою целью я говорю о «Помоях», и указываю»
на ненормальность такого явления, как «торжествующая свинья»_
И имянно вам и для вас я об этом говорю, -потому что
только вы можете оказать действительное содействие в деле
исчезновения гнусных призраков, таким страшным гнетом да-
вящих литературу.
Но вместо содействия я вижу только запутанность и какое-то
упорное легкомыслие, от которого мороз подирает по кожс.
1 Цитата из Пушкина.
2 Здесь кончается цитата Кранихфельда.
48*
756 М. Е. Салтыков-Щедрин. — Дополнительное письмо к тетеньке
Ежели русский писатель сознает себя беззащитным, если почва
уходит у него из под ног, если даже такое нечистое, почти
слепорожденное животное, как свинья, считает себя в праве
обливать его хлевными помоями, — вы, одни вы виноваты в этом
позорном униженьи. Вы косвенным образом поощряете вылазки
свиньи, вы отдаете ей в жертву всё, что есть на свете честного,
добропорядочного, дорогого. Слагая с себя всякую солидар-
ность с литературой, видя в ней только потеху для развлечения
праздных минут, вы, повидимому, даже не подозреваете, что
помои, которыми обливают литературу обитатели хлевов, обли-
вают гораздо больше самих вас, нежели литературу. Они обли-
вают развитие вашей жизни, преуспеяние ваших свобод. Они
обрекают вас на бессрочное совместное жительство со всеми
темными силами, от которых вы инстинктивно ищете освобо-
диться.
толстой и
толстом
I.
Лев Толстой
Что я?1
С пояснительными примечаниями Н. Гусева
Нас было пятеро: 4 сына и одна дочь.2 Я меньшой сын.
Мать умерла родами сестры.3 Мне было тогда полтора года,4
и я не помню ее. Отец 5 не женился. Две тетки, одна — родная,
отцова сестра, и другая — дальняя родня,6 жили у нас в доме
и заступили материно место. После матери отец пожил 7 лет
и помер, когда мне было 9 лет. Я чуть помню его. Отец и мать 7
мои были люди богатые и знатные и учены так, как бывают
учены богатые и знатные люди. Фамилия отца была Толстой
граф. Он был единственный сын богатого графа Ильи Андре-
евича. s Родители его воспитывали как умели лучше. Были при
нем учителя немцы, англичане и больше французы. Служил ом не-
долго. После войны с французами дед раззорился, и родитель
вышел из службы. И скоро женился на богатой невесте княжне
Волконской. Мать моя тоже была одна дочь у богатого отца. У
И была воспитана как можно лучше. Отец мой женился на ней
и стал ее деньгами выкупать именья деда. И жил безвыездно
в деревне в Ясной Поляне,—в той самой, где я родился и те-
перь живу, — ив ней и умер. По слухам знаю, что родители мои
были оба люди добрые и честной жизни.
После смерти отца остались мы на попечении родной тетки
Александры Ильинишны графини Сажен. Ее молодую отдали
за графа Сакена. 10 Но в первый же год муж ее помешался
в- уме, и Александра Ильинишна переехала жить к отцу. Але*
ксандра Ильинишна была женщина богомольная, постница
и странноприимная. Когда мы жили в деревне, к ней каждый
день ходили странники, странницы, монахи, монахини, юроди-
вые. Она принимала их и подолгу беседовала. Когда мы жили
в Москве, она каждый день хаживала к заутрене, к ранней,
758
Лев Толстой. — Что я?
поздней обедне, ездила к старцам и к себе принимала. Отец
мой, как я слыхал, говел каждый год, ходил по праздникам
в церковь и слушал дома всеночные, но всегда смеялся над
Александрой Ильинишной и над ее монахами и странниками.
Смеялся он над ней без злобы, но смеялся. Помню, раз за обе-
дом он рассказывал, как тет[ушка] Александра Ильинишна
с Сашенькой (воспитанница тетушки) 11 и с двумя Евреиновыми
барынями12 ловили какого-то монаха, чтобы благословиться
от него и поцеловать его руку. Он, говорил отец, вышел после
обедни, хотел домой проскочить, видит, на самом лазу (отец
был охотник) стоит Евреи.но’ва с сестрой, воззрилась на него.
Он назад перешел к северным дверям, думал проскочить, а тут
Сашенька. Сашенька выпустила его в меру, угонку дала. Пока
она его кружила, тут Евреинова в поперечь заложилась. И на-
чали крутить. ..
Все хохотали; бывало, и добрая тет[ушка] Александра
Ильинишна смеялась. Мы смеялись больше всех. Рассказывали
тоже, и отец й тетушки смеялись, как Александра Ильинишна
встает к заутрене и сама одевается и на ципочках обходит гор-
ничную, чтоб не разбудить ее. Как она привела к себе стран-
ницу нищую и положила на свою постель и потом не могла
отмыться от насекомых. Рассказывали и смеялись, как она
хвалила похлебку постную и говорила, что постное вкуснее ско-
ромного, и как потом ахала, когда нашла куриную косточку
в похлебке. И упрекала повара за то, что он оскоромил ее.
Мы, дети, все это видели, слышали. И мало думали об этом.
У детей много своих забот и потех. Игрушки, веселья, ученье.
Я тогда и вовсе не думал об этом, но теперь как вспоминаю,
то мне казалось об этом вот что: дурного Александра
Ильинишна ничего не делает; но пустяки делает. Тетушка она
добрая, но малоумная. И делать того, что она делает, не надо.
С детства нас учили молиться богу, богородице дево радуйся,
отче наш, папиньку, маменьку, и креститься, и кланяться
в землю. И я верил, что это нужно для чего-то. Верил я, что
нужно у всенощной стоять и просто, и со свечей, и с вербой
и потом христосоваться с яйцом, и что самое лучшее стоять
так, как стоял папинька за стулом, и изредка опалком руки,
косточками, доставать до полу. Думал, что нужно прича-
щаться; а нужнее всего было утром и вечером прочитать все
.молитвы и кланяться в землю. Что если этого не сделать,
то бог накажет, случится какое-нибудь несчастие, игрушку
разобьешь или провинишься. Очень маленький я был, но уже
это было во мне твердо, что бог — как самый старший! над
Лев Толстой.— Что я?
759
всеми, что надо делать то, что он велит делать, также как то,
что учитель велит урок учить или говорить по-французски, —
и тогда будет хорошо, а не будешь делать, то он накажет.
И было, твердо то, что все приказы его такие же, как приказы
учителя, простые, определенные — как урок отсюда до сюда,
и что если исполнил приказ, тогда делай, что хочешь. То, чтобы
приказанья были такие, что каждое, каждое дело можно делать
по-божьи — добро или дурно, что приказы его на всю жизнь,
а нетолько утром и вечером во всенощной и в обедни, этого
не приходило мне в голову. И потому дела тет[ушки]
Александры Ильинишны, всех ее странников и странниц мне ка-
зались чудачеством смешным. Так и смотрели на это большие.
После отца тет[ушка] Александра Ильинишна осталась опе-
куншей. В доме, кроме ее, жила бабушка, отцова мать, ста-
рушка, 13 и другая дальняя тет[енька] Татьяна Александровна
Ергольская. Мы жили тогда в Москве, как завел отец, на широ-
кую ногу. После отца бабушка стала хилеть и году не прожила.
Этот год14 мы жили по старому. Но когда померла бабушка,
осталась одна тет[ушка] Александра Ильинишна опекуншей
с Языковым, 15 стали говорить, что долгов много осталось,
именья расстроены, жизнь наша спустилась ниже. Т[етушка]
Александра Ильинишна повела жизнь скромнее. Меньшие трое
переехали в деревню на зиму. Она осталась со старшими на ма-
ленькой квартирке и повела жизнь скромную. После смерти
брата (моего отца) и матери (моей бабушки) Александра
Ильинишна еще больше стала подвигаться к богу. Больше по-
стилась, молилась, странных принимала. И у нас в деревне
жили по два, по три человека странников. Ольга Романовна,
Федосья, Федор и Акимушка юродивый, часто и еще 4-я мона-
хиня гостила. И в Москве и в деревне жизнь наша шла тихо.
Не было у нас никаких веселий, ни товарищей, ни игр, ни елок,
ни театров, ни танцев, никакой роскоши. Были учителя — немец
дядька,16 семинарист да всего человека 4 странников. Мы учи-
лись, катались зимой на санях и салазках, летом верхом и рыбу
ловить. И было нам хорошо. Мне был 12-й год, Дмитрию 13,
Сергею 14, Никол[аю] 16, и никто, кроме Николая, «не знал
из нас, какая разница мужчины и женщины; и шалости наши
были — сахар утащить да убежать в сад на малину. Тетушки
принимали странников и ездили в Оптину Пустынь 17 и старших
брали туда. Зачем они все это делали, я не знал и не думал,
но не видел в том ничего ни хорошего ни худого. Я все
по прежнему считал, что нужно одно: молиться утром, вечером
богу, не шалить, не смеяться в церкви и не уронить на пол
7 69
Лев Толстой.— Что я?
крошки просвирки. Если все будешь это делать бог наградит,
а не будешь — накажет; и примечал, что так и бывало, когда
проглядят, и я забуду помолиться богу. Помню, у обедни свя-
щенник выслал нам просвирки. Я уже пил чай и съел просвирку.
То, что я съел не на тощак, мучало меня, и я заметил, что бог
наказал меня за это. Но в* 40-ой голодный год у* нас были
у каждого свои лошади и помню, мы ходили на мужицкий овес,
шмурыгали его и в картузах приносили своим лошадям. Это мы
делали, когда люди по два дня не ели и ели этот овес. И помню,
старик удерживал нас. Мне и стыдно не было и в голову не
пришло, что это дурно.
Год после матери (моей бабушки) в самый 40-ой голодный
год померла в Оптиной Пустыни и Александра Ильинишна.w
Мне было тогда 12 лет. Ближняя родня нам оставалась другая
сестра отцова, Пелагея Ильинишна. Пелагея Ильинишна была
мужния жена. Муж ее Юшков 10 жил в Казани. Она приехала
к нам, поступила в опекунши и увезла нас в Казань.
Пелагея Ильинишна...
1 Рукопись, хранящаяся в архиве В. Г. Черткова, ныне находящемся
в Государственном Толстовском музее в Москве, содержит шесть листов
in 4 . из которых два листа представляют копию начала первой редакции
«Исповеди», сделанную рукой С. А. Толстой, причем из первого листа
копии уцелели лишь первые строки, все же дальнейшее было зачеркнуто
автором и над зачеркнутым вписан совершенно новый текст, и на отдель-
ном листе была сделана обширная вставка. Второй лист копии остался не-
тронутым.
Редакция эта, имеющая несомненный автобиографический интерес, так
хак содержит такие рассказы Л. Н. Толстого о своем детстве, которые
более нигде не встречаются, по каким-то неизвестным нам причинам не по-
лучила дальнейшей обработки и подверглась полному забвению. Произо-
шло ли это оттого, что автор не захотел более продолжать рассказ
о своей жизни в таком особенно упрощенном тоне, в каком написано это
начало (цель этого упрощенного тона и языка нам не совсем понятна),
или, отвлекшись другими работами, на время вообще оставил это автобио-
графическое писание, а потом забыл про эти два листа, — остается не-
известным. Нет также никаких данных о времени написания этого отрывка;
внешний вид рукописи также не дает в этом отношении определенных
указаний. Предполагаем, что отрывок писался одновременно с «Испо-
ведью» — в 1879—1880 гг.
2 Даты рождения братьев Толстых: Николай Николаевич — 21 июля
1823 г.; Сергей Николаевич—17 февраля 1826 .г.; Дмитрий Николае-
вич— 23 апреля 1827 г.; Лев Николаевич — 28 августа 1828 г.; сестра,
Мария Николаевна, родилась 1 или 7 марта 1830 г.
3 Это неверно: сестра Л. Н. Толстого, Мария Николаевна, родилась
1 или 7 марта 1830 г., а мать умерла 7 августа того же года, следова-
тельно через пять месяцев после родов. По словам С. А. Толстой, мать
Льва Николаевича умерла не после родов дочери, а вследствие этих
Лев Толстой.— Что я?
761
родов: она заболела нервным расстройством, которое и свело ее в могилу.
Существуют, однако, и другие рассказы о причинах смерти М. Н. Тол-
стой. См. Н. Н. Гусев, «Толстой в молодости», изд. Толстовского музея,
м. 1927, стр. 32—33.
4	Не совсем точно: Мария Николаевна Толстая скончалась 7 августа
1830 г., когда Лыву Николаевичу было, следовательно, без малого два годе..
6	Отец Л. Н. Толстого родился 26 июля 1794 или 1795 г., умер 21 июля
1837 г. О нем см.: Л. Н. Толстой, «Воспоминания», гл. Ill; Н. Н. Гусев,
«Толстой в молодости», стр. 37—46. там же — библиография; Н. Добро-
твор, «Об отце Л. Н. Толстого» («Тульский край» 1926, № 3).
6	Родная тетка Л. Н. Толстого — Александра Ильинишна Остен-Сакен
(род. около 1797 г., ум. 30 августа 1841 г.). «Другая» тетка — Татьяна
Александровна Ергольская (род. около 1795 г., ум. 20 июня 1874 г.).
Она приходилась Л. Н. Толстому троюродной теткой. По признанию са-
мого Л. Н. Толстого^ Т. А. Ергольская имела на него сильное и благодетель-
ное влияние. «Она научила меня духовному наслаждению любви»,—писал он
в «(Воспоминаниях», где посвятил Т. А. Ергольской целую главу XVI).
7	Мать Л. Н. Толстого — рожд. княжна Мария Николаевна Волкон-
ская (род. 10 ноября 1790 г., ум. 7 августа 1830 г.). О ней см.: С. Л.
Толстой, «Мать и дед Л. Н. Толстого», изд. «Федерация», М. 1928;
Н. Н. Гусев, «Толстой в молодости», <гл. II.
8	Гр. Илья Андреевич Толстой родился 20 июля 1757 г., умер 21 марта
1820 г. О нем см. «Воспоминания» Л. Н. Толстого, гл. IV; Н. Н. Гусев,
«Толстой в молодости»., стр. 21—24, там же — библиография.
° Дед Л. Н. Толстого по матери, князь Николай Сергеевич Волконский,
родился 30 марта 1753 г., умер 3 февраля 1821 г. О нем см. вышеупомяну-
тые книги С. Л. Толстого и Н. Н. Гусева.
10	Граф Карл Иванович Остен-Сакен родился около 1797 г., умер в 1855 г.
11	О воспитаннице Александры Ильинишны Остен-Сакен, Пашеньке,
известно из «Воспоминаний» Л. Н. Толстого (гл. V) только то, что после
того как А. И. Остен-Сакен, испуганная сумасшедшим мужем, который
хотел ее зарезать, преждевременно родила мертвую девочку, «боясь
последствий от огорчения от смерти ребенка, ей сказали, что ребенок ее
жив, и взяли родившуюся в то же время у знакомой прислуги, жены
придворного повара, девочку». В то время как Л. Н. Толстой стал по-
мнить себя. Пашенька уже взрослой девушкой жила у них в доме. Дальней-
шая судьба ее неизвестна.
12	О каких именно «барынях Евреиновых» идет речь, сказать трудно.
Возможно, что имеется в виду Ольга Ивановна Евреинова, рожд. Кучецкая
(род. 24 июня 1764 г., ум. 27 февраля 1841 г.), жена Михаила Яковле-
вича Евр-еинова. Гр. М. В. Толстой называет ее «умной» и «благочестивой
матерью» («Русский архив» 1891, № 8, стр. 405). У нее была дочь Елиза-
вета Михайловна.
13	Гр. Пелагея Николаевна Толстая, рожд. кн. Горчакова, жена гр.
Ильи Андреевича Толстого, родилась в 1762 г., умерла 25 мая 1838 г.
См. о ней «Воспоминания» Л. Н. Толстого (гл. IV).
14	«Этот год», т. е. год после смерти отца, следовательно, с лета
1837 г. до кончины бабушки.
15	Семен Иванович Языков, помещик Белевского уезда Тульской губ.,
крестный отец Л. Н. Толстого, один из опекунов малолетних Толстых.
762
Н. Гудзий.— История печатания «Воскресения» Толстого
16	«Немец дядька» — Федор Иванович Ресоель, описанный в «Детстве»
и «Отрочестве» Л. Н. Толстого под именем Карла Ивановича.
17	Оптина пустынь — монастырь в Козельском уезде Калужской губ.,
известный своими так называемыми «старцами», пользовавшимися среди
верующих большой популярностью.
16	А. И. Остен-Сажен умерла не в 1840, а 30 «августа 1841 г., когда
Л. Н. Толстому было, следовательно, не 12, а 13 лет.
19	Владимир Иванович Юшков, ум. 28 ноября 1869 г., 80 лет от роду.
II.
Н. Гудзий
История печатания «Воскресения» Толстого
1
Работа над «Воскресением», начатая Толстым в самом конце
1889 года и спорадически продолжавшаяся в первую половину
следующего года, надолго затем была прервана и возобновилась
лишь в 1895 году, когда была закончена первая редакция буду-
щего романа, датированная 1 июля этого года. В ближайшие ме-
сяцы и частично в начале следующего года работа над «Конев-
ской повестью», как называл иногда 1 олстой «Воскресение»,
в связи с тем, что сюжет его был сообщен ему А. Ф. Кони,
медленно и урывками продолжалась, после чего вновь- была пре-
рвана приблизительно на два с половиной года и опять возобно-
вилась лишь в июле 1898 года.
Поводом для второго возобновления этой работы было жела-
ние Толстого притти на помощь духоборам, которые в виду уси-
лившихся репрессий по отношению к ним русского правитель-
ства, вынуждены были искать убежища вне пределов России.
Аресты, ссылки, военные постои, переселения в глухие и притом
нездоровые места — все эти кары, разразившиеся над духобо-
рами за нежелание их отбывать воинскую повинность, прино-
сить верноподданническую присягу и платить подати, глубоко
волновали Толстого. И когда он узнал о том, что духоборам
разрешено переселиться за границу, он принял самое энергичное
участие в изыскании материальных средств для этого переселе-
ния. 18 марта 1898 года он пишет В. Г. Черткову: «Главное
и самое важное — это духоборы. Они пишут мне вот уже
третье письмо, что им разрешено переселиться за границу, и про-
сят помочь им». В связи с этими просьбами Толстой пишет
в иностранные газеты и в русские «Петербургские ведомости»
воззвание с призывом о помощи (в «Петербургских ведомо-
Н. Гуддий.— История печатания «Воскресения» Толстого
763
стях» это воззвание по цензурным условиям не было напеча-
тано) , организует сбор пожертвований, разузнает у сведущих
людей о том, куда лучше всего духоборам переселиться, нако-
нец сам обращается к богатым людям с просьбой о денежных
пожертвованиях. В письмах Толстого 1 898 года, преимущественно
к жившему тогда в Англии Черткову, вопрос о духоборах зани-
мает одно из центральных мест, если не самое центральное.
Однако вскоре 'Толстой убеждается, что для переселения
духоборов за границу (в конце концов была выбрана Канада)
средств, собранных от частных пожертвований, нехватит,
и тогда он решает, вопреки своему давнишнему решению
не брать литературного гонорара, продать — и притом возможно
выгоднее — имевшиеся у него в черновых рукописях произве-
дения, с тем чтобы вырученные от этой продажи деньги пошли
на дело переселения.
С. А. Толстая 9 апреля 1898 года в своем дневнике записы-
вает: «Сегодня Лев Николаевич говорит, что доктор Рахманов 1
очень заинтересовался повестью («Воскресение»), о которой он
с ним давно говорил, и вот он ему дал читать, а потом сам
перечел и подумал, что если напечатать всюду, то можно бы
100 000 рублей выручить для духоборов и их переселения». 2
14 июля того же года Толстой пишет Черткову: «Так как
выяснилось теперь, как много еще не достает денег для пересе-
ления духоборов, то я думаю вот что сделать: у меня есть три
повести: «Иртенев», 3 «Воскресение» и «Отец Сергий» (я по-
следнее время занимался им и начерно написал конец). Так
вот я хотел бы продать их на самых выгодных условиях
в английские или американские газеты (в газете, кажется,
самое выгодное) и употребить вырученное на переселение духо-
боров. Повести эти написаны в моей старой манере, которую
я теперь не одобряю. Если я буду исправлять их пока оста-
нусь ими доволен, я никогда не кончу. Обязавшись же отдать
их издателю, я должен буду выпустить их tels quels.4 Так
случилось со мной с повестью «Казаки». Я все не кончал ее.
Но тогда проиграл деньги и для уплаты передал в редакцию
«Русского вестника». Теперь же случай гораздо более законный.
1 Вл. Вас. Рахманов— друг и единомышленник Толстого.
2 «Дневники Софьи. Андреевны Толстой». 1897—1909 гг. Редакция
и Н(ред1исло1вие С. Л. Толстого. Примечания С. Л. Толстого и Г. А. Вол-
кова. Кооперативное издательство «Север». М. 1932, стр. 46—47.
3 Так называет Толстой, по имени главного действующего лица, повесть,
получившую потом, лишь приблизительно в 1909 г., заглавие «Дьявол».
4 [как они есть]
764
Н. Гудзий. — История печатания «Воскресения» Толстого
Повести же сами по себе, если не удовлетворяют теперешним
требованиям моим от искусства, — не общедоступны по форме,
то по содержанию не вредны и даже могут быть полезны
людям, и потому думаю, что хорошо, продав их как можно
дороже, напечатать теперь, не дожидаясь моей смерти, и пере-
дать деньги в комитет для переселения духоборов».1
Дальше Толстой предлагает Черткову вместе с П. А. Бу-
ланже, П. И. Бирюковым и английскими журналистами Кен-
ворти и Моодом обсудить вопрос, как наилучше поступить,
чтобы выручить возможно больше денег, и сообщить ему
об этом. Со стороны жены он не ждет больших препятствий
к осуществлению своего намерения, но, если они возникнут,
надеется побороть их. Проект свой Толстой пока что просит
не разглашать. В заключение он добавляет, что продажа своих
сочинений для дела переселения духоборов представляется ему вы-
годной еще и потому, что в таком случае ему удобнее будет
обращаться к разным богатым лицам с просьбой о. пожертво-
ваниях на это дело.
Однако, перечитав в тот же день «Иртенева», Толстой ре-
шает, что его не следует печатать. В приписке к письму читаем:
«Нынче же перечел рассказ Иртенева и думаю, что не напе-
чатаю его, а ограничусь «Воскресением» и «Отцом Сергием» [...]
«Иртенева» нехорошо печатать, потому что мотив один и тот жег
что в «Отце Сергии».
Нужно думать, что от напечатания «Иртенева» Толстого удер-
живала не только им самим указанная причина, но и то, в зна-
чительной мере, что повесть на тему о непреоборимой страсти
Иртенева к крестьянке Степаниде в значительной мере автобио-
графична, и появление ее в печати, как не мог не предполагать
Толстой, сильно огорчило бы Софью Андреевну. (Она впервые
случайно познакомилась с этой повестью через десять лет после
этого и очень остро пережила приступ ревности к героине досва-
дебного романа Толстого, тогда еще здравствовавшей и жившей
неподалеку от Ясной Поляны. Повесть, как известно, напечатана
была лишь после смерти Толстого).
Через три дня после этого письма Толстой записывает
в дневник: «Решил отдать свои повести «Воскресение» и «Отца
Сергия» в печать для духоборов».2 Но на следующий день он
1 Цитаты из приводимых в этой статье писем Толстого и к Толстому,
в большинстве случаев неопубликованных, извлекаются из подлинников.
2 Цитаты из дневника — по книге «Дневник Льва Николаевича Тол-
стого». Издание второе. Под редакцией В. Г. Черткова. Том I. 1895—1899.
М. 1916
Н, Туддий.— История печатания «Воскресения» Толстого
765
пишет Черткову: «Только-что написал вам о своем намерении
отдать в печать написанные рассказы, причем написал глупость
о том, чтобы вы собрались все обсуждать этот вопрос, глу-
пость, которую прошу считать comme non avenue 1 и за которую
простите меня. Взялся было за пересмотр и поправку «Воскре-
сения», и дело пошло хорошо, как случилось такое обстоятель-
ство, которое, к стыду моему, растревожило меня так, что
не могу работать, и прошу тоже и мое предложение считать
пока «cumme non avenue .
В тот же день ой записывает в дневник: «Взялся за «Воскре-
сение», и сначала шло хорошо, но с тех пор, как встревожился,
два дня ничего не могу делать».
Обстоятельство, растревожившее Толстого и даже заста-
вившее его на время отказаться от плана печатания своих пове-
стей в пользу духоборов, было, несомненно, столкновение
с женой, раздраженной тем, что в то время как семья мате-
риально ничего не получала от печатания новых произведений
Толстого, сектанты, лишь идейно связанные с ним, должны были
получить в результате продажи издателям «Воскресения»
и «Отца Сергия» большую сумму денег. Но; как и предвидел
Толстой, ему в конце концов удалось преодолеть это домашнее
препятствие, и он вновь принялся за работу над «Воскресением».
21 июля 1898 года он писал Черткову: «Теперь — о моем наме-
рении печатать для духоборов мои повести. Я не оставляю
этцго намерения, хотя предвижу много трудностей — и внешних
и внутренних и хотя сам в дурном состоянии для работы.
Несмотря на это, понемножку работаю .над «Воскресением»,
и с удовольствием, и ^'i сделал». За день перед этим он запи-
сывает в дневник: «Вчера хорошо работал «Воскресение».
Как явствует из цитированного выше письма Толстого
к Черткову от 14 июля 1898 года, Толстой 1намерен был печа-
тать «Воскресение» и «Отца Сергия» в том виде, в каком ойи
были в момент созревшего решения выпустить их в свет.
В это время «Воскресение» представляло собой небольшую
повесть, поделенную на пятнадцать глав. В ней значительно
кратче, чем в окончательной редакции, излагалось то, что гово-
рится в первых двадцати семи главах первой части печатного
текста романа (кончая эпизодом, обеда у Корчагиных, тогда
еще Кармалиных) , далее кратко сообщалось о свиданиях Нехлю-
дова с Катюшей в тюрьме, затем следовал рассказ об его поездке
в свои деревни для продажи земли крестьянам и, наконец,
1 [как бы не бывшей]
765 Н. Гудзий. — История печатания «Воскресения» Толстого
совсем уже бегло сообщалось о женитьбе Нехлюдова на Ка-
тюше в остроге, о его следовании с ней в качестве доброволь-
ного арестанта в Сибирь и о поселении там их обоих. В эпи-
логе оказано о том, что планы Нехлюдова далеко не осуще-
ствились. Он затевает устройство огорода и сада, в которых
сам хочет работать, но это ему не удается, так как часть его
времени была занята перепиской с проповедниками идеи освобо-
ждения от земельного рабства, другая же часть—сочинением
книги о земельной собственности и, кроме того, обучением
детей, приходивших к нему. Катюша, кроме работы в огороде
и .в саду и по домашнему хозяйству, много * читает, учится
и помогает мужу в его деле. Нехлюдов пишет и печатает
статьи и книги в русских и заграничных изданиях. Скоро
однако деятельность его показалась правительству столь вред-
ной, что его решают сослать в Амурскую область. Нехлюдов
бежит с женой за границу и селится в Лондоне, где прошедшее
Катюши никому неизвестно. Там он прежде всего пишет письмо
русскому государю, на которое ожидает ответа, общается
со своими единомышленниками и усердно работает над уясне-
нием и распространением идеи преступности частного владения
землей.
Ряд эпизодов, введенных в «Воскресение» позднее, в том
числе и описание богослужения в тюремной церкви, в ту пору
еще не был написан. Революционеры—политические ссыльные
и заключенные — в повести еще вовсе не фигурировали, как
не фигурировали и сектанты и уголовные, о которых в даль-
нейших редакциях «Воскресения» Нехлюдов хлопочет. Тогда
Нехлюдов ни за кого еще не хлопочет, в том числе и за Ка-
тюшу; поэтому все те персонажи, с которыми позднее пришлось
столкнуться Нехлюдову в процессе этих хлопот, в ранней ре-
дакции повести отсутствуют. Отсутствует и сестра Нехлюдова,
и ее муж Рагожинский, и старик-сектант, с которым Нехлюдов
встретился впервые на пароме, и начальник края в Сибири,
и многие другие персонажи. В связи со всем этим повесть
в ранней редакции социально и политически гораздо менее
остра и идеологически значительно слабее насыщена, чем в1 ре-
дакции окончательной. Ее финал — женитьба Нехлюдова на Ка-
тюше, как впоследствии понял и сам Толстой, психологически
слаб и неубедителен.
По всем этим причинам, несмотря на первоначальное наме-
рение печатать повесть в том виде, как она была у него напи-
сана, Толстой, взявшись за пересмотр ее, не мог остановиться
лишь на легкой ее ретушовке, как, видимо, предполагал это
Н. Гудзий. — История печатания «Воскресения» Толстого
767
сделать сначала, а коренным образом переработал ее, увеличив
притом ее объем во много раз. (О процессе формирования
романа рассказывается нами в другом месте).
2
Очевидно, в связи с 1небольшим сравнительно объемом
тогдашнего «Воскресения» и в связи с тем, что первоначально
Толстой не рассчитывал затрачивать большое количество вре-
мени на его обработку, он, для увеличения общей суммы гоно-
рара, одновременно с «Воскресением» собирался предоставить
в распоряжение издателей и «Отца Сергия». В письме к Черт-
кову от ,12 августа 1898 года, жалуясь на неполучение от него
писем в' ответ на предложение напечатать за границей в пользу
духоборов две свои повести и высчитывая, во что обойдется пере-
селение, он пишет: «Здесь, в России, я выручу тысяч три-
дцать за две повести; за границей — у англичан, немцев и фран-
цузов надо выручить по стольку же с каждой националь-
ности, да будем еще собирать, прося у богатых людей, так что
надо надеяться, что денег достанет». Тут же Толстой указывает
и адрес одного лица в Париже, которое знает всех американских
и французских издателей и может быть полезным в денежных
переговорах с ними. В конце августа того же года Толстой по-
ручает Черткову навести справки и «известить, сколько дают за
повести (две), около восьмидесяти тысяч слов, издатели, имея
при этом в виду то, что будет произведено одновременное печа-
тание в России, и можно ли и сколько можно получить вперед,
и кто будет Переводить».
28 августа 1898 года Толстым датирована рукопись «Воскре-
сение», получившаяся в результате обработки предшествовав-
шей редакции повести.
Под этим же числом в дневнике С. А. Толстой записано:
«Утром Лев Николаевич писал «Воскресение» и был очень
доволен своей работой того дня. «Знаешь, — сказал он мне,
когда я к нему вошла, — ведь он на ней не женится, и я
сегодня все кончил, т. е. решил — и так хорошо». Я ему ска-
зала: «Разумеется, не женится. Я тебе это давно говорила:
если б он женился, это была бы фальшь».1 30 августа Тол-
стой писал Черткову: «Я поправляю теперь «Воскресение».
Прохожу по нем второй раз, много изменяю, и мне кажется,
что это будет недурное сочинение. По крайней мере, работа
1 «Дневники Софьи Андреевны Толстой», 1897—1909 гг., стр. 76.
758
И. Гудзий. — История печатания «Воскресения» Толстого
над ним меня радует. Оно настолько готово, что могу посы-
лать тетрадями для Перевода».
Как это будет повторяться в дальнейшем, как было и раньше,
и на этот раз предположение Толстого о том, что «Воскресе-
ние» почти готово, далеко не оправдалось. Ранняя редакция,
за пересмотр которой* Толстой принялся в июле 1898 года,
в августе была значительно переработана в деталях; в нее,
кроме того, был введен эпизод богослужения в тюремной
церкви и эпизод встречи Нехлюдова с сестрой и ее мужем Ра-
гожинским; количество глав перешло за сорок; был написан
новый конец: Катюша выходит замуж не за Нехлюдова,
а за политического каторжанина Аносова, который после ка-
торги и ссылки «совершенно освободился от напущенного
на себя революционерства и не мог даже подумать, зачем оно
ему». По окончании срока каторги Катюша с мужем, ставшим
землемером, селится в уездном городе. У нее ребенок. Нехлю-
дов, попрощавшись с нею и ее мужем, уезжает в Москву, где
он пишет записку, которую собирается подать государю, —
о необходимости уничтожения всякого уголовного преследования
и замены его нравственным образованием масс. В добавление
к этому говорится, что подъем, вызванный в нем его участием
в судьбе Катюши, стал понемногу проходить, и’ его воображе-
ние стала занимать дочь адвоката — курсистка, с которой он
познакомился во время общения с ее отцом, ведшим дело
Масловой.
Между тем слухи о намерении Толстого продать свое новое
произведение дошли до издателей, и в конце августа издатель
«Нивы» А. Ф. Маркс обратился к нему телеграммой с прось-
бой предоставить «Воскресение» «Ниве». 31 августа Толстой
пишет Черткову: «Телеграмму от Маркса посылаю вам для
соображения» и тут же добавляет: «Над «Воскресением» рабо-
таю с увлечением, какого давно не испытывал». Как явствует
из письма А. С. Суворина к Толстому от 7 октября 1898 года,
еще в августе того же года Толстой через П. А. Сергеенко
предлагал Суворину напечатать «Воскресение» в «Новом вре-
мени», но Суворин замедлил с ответом.
1 сентября Софья Андреевна записывает в свой дневник:
«Левочка тихонько от меня вел переговоры с Марксом (изда-
телем «Нивы») о 'своей повести. Маркс предложил по нота-
риальному условию, чтоб исключительно иметь право на по-
весть, 1 600 р. за лист. Когда я это услыхала, я сказала, что
Льву Николаевичу нельзя это делать, раз он напечатал, что
отказывается от всяких прав. Но это продается в пользу духо-
Н. Гудзий. — История печатания «Воскресения» Толстого
769
боров, и потому Лев Николаевич думает, что это хорошо,
а я говорила, что дурно. И вот теперь, вдруг, в день моего
отъезда, Лев Николаевич согласился, и Маркс давал без
условий* ограничения его прав 500 р. за лист, на что Лев Ни-
колаевич, кажется, согласится».1
Начало сентября было занято спешной отделкой повести,
и около 11 сентября Толстому казалось, что эта отделка закон-
чено! настолько, что можно было, переписав рукопись,
по частям посылать ее за границу для перевода. В это время
он пишет Черткову: «Нынче я кончил пересмотр всего до конца
и начну переписывать и посылать вам сначала». На следующий
день Толстой в письме к Черткову же сообщает о том, что по-
весть переписывается и на-днях начнется пересылка ее
в Англию. «Медлил, — добавляет он, — потому что боишься
переменять потом в переводах». 2
Судя по записи дневника С. А. Толстой от 28 сентября,
к этому времени первые главы повести были уже отосланы
Черткову. В письме от 11 октября А. К. Черткова извещает
Толстого о получении первых трех глав «Воскресения», кото-
рые сейчас же отправлены переводчику.
Помимо А. Ф. Маркса, Толстой одновременно вел перего-
воры о печатании «Воскресения» с издателем «Нового времени»
А. С. Сувориным и с журналом «Живописное обозрение», как
это видно из следующих строк письма Толстого к Черткову
от 30 сентября 1898 года: «У меня есть пожертвованных две-
надцать тысяч и жду приезда или письма от Маркса, Суворина
или «Живописное обозрение». Я заявил требование 1000 руб.
за лист, за право первого печатания, и 20 тысяч вперед. Если
кончу с кем-нибудь, то, разумеется, уговором поставлю напе-
чатать в известный определенный срок, который будет зави-
сеть от иностранных переводчиков. Сережины 3 demarches 4
в Париже хороши, и я думаю, что лучше всего отдать
в «Illustration-.'
В письме к Суворину от 12 октября 1898 года Толстой писал:
«Я очень сожалею, что до получения вашего письма уже решил
1 «Дневни1ки Софьи Андреевны Толстой», 1897—1909 гг., стр. 77.
2 12 сентября 1898 г. Софья Андреевна записывает в дневнике: «Лев
Николаевич читал вечером ту повесть, над которой он теперь работает:
«Воскресение». Я раньше ее слышала. Он говорил, что переделал ее, но
все то же. Он читал нам ее три года тому назад, в лртп после смао-ги
-Ванички. «Дневники Софьи Андреевны Толстой». 1897—1909 гг., стр. 80.
3 Сына—Сергея Львовича Толстого.
4 [предпринятые шаги].
•49 «Звенья» № 3
770 Н. Гудзий. — История печатания «Воскресения» Толстого
дело с «Нивою» относительно одной повести. Другую же я
охотно оставлю вам на предлагаемых вами условиях. Какая это
будет из трех, которые у меня есть, кроме отданных в «Ниву»,
я не могу решить, не окончивши работу над той, которую
отдаю в «Ниву». Это письмо написано в ответ на письмо
Суворина от 7 октября, предлагавшего за «Воскресение»
1000 рублей с листа с выплатой вперед немедленно
20 000 рублей, без ограничения права перепечатки отдельных
частей романа тотчас по напечатании их в1 «Новом времени» и
с предоставлением Толстому любого количества корректур.
А. М. Хирьякову, обращавшемуся к Толстому от имени
«Живописного обозрения» 18 ноября 1898 года, Толстой писал
21 ноября того же года: «Воскресение», право первого печата-
ния, отдано «Ниве». Это было последнее предложение, и я
на него согласился, когда пришло время. Объявлять же вам
для того, чтобы вы дали больше, было неприятно. Отка-
зать же «Ниве» и дать «Живописному обозрению» не было
никакого основания [. . .] Я отдал тому, который повторил
предложение тогда, когда надо и можно было решать».
Между тем пересылка рукописей за границу для перевода ее
на иностранные языки все задерживалась, так как Толстой вновь
принялся за переделку повести: «Я очень поглощен переделкой
«Воскресения», — пишет он Черткову в том же письме. — Боль-
шая половина готова, но еще не переписана, переписывают
Маша с мужем1 очень хорошо, внимательно, но медленно.
Хотим взять переписчика». Тут же Толстой отвечает на пред-
ложение Черткова написать к повести предисловие, в котором
было бы обращено внимание общества на судьбу духоборов:
«Написать к «Воскресению» предисловие, какое вы говорите,
хорошо бы было, да надо, чтобы оно хорошо написалось».2
В конце концов Толстой решил печатать «Воскресение»
в России — в «Ниве». 9 октября он пишет Черткову: «Маркс
прислал ко мне своего наведывающего делами и согласился
на мои условия—по 1000 рублей за лист в 35 000 букв без
всякого исключительного права, только за право первого печа-
тания, и 20 000 вперед за одно « Воскресение». Так много
пришлось работать над «Воскресением» — работа и теперь
далеко не конченная во 2-ой половине, — что мне страшно было
1 Дочь Толстого, Марья Львов-на, и 'ее муж Н. Л. Оболенский.
2 Несмотря на вторичное настойчивое предложение Черткова написать
такое предисловие в письме к Толстому от 22 октября н. с. 1898 г.).
Толстой его не написал.
Н. Гудзий. — История печатания «Воскресения» Толстого
771
продать необделанным «Отца Сергия». 1 Когда же мы стали
считать, сколько выйдет листов из того, что теперь есть
в «Воскресении», вышло, противно моим расчетам, меньше того,
что я предлагал (притом вымарки неизбежные цензуры),
а именно листов 12 максимум теперь. Может быть, разрастется
вторая часть, но мне теперь не хочется брать больше 12 тысяч.
Если же и к тому времени не подойдет еще пожертвований,
то возьму после, когда понадобится, столько, сколько нужно
для пополнения обещенных 30 тысяч. Мне хочется окончить
и «Отца Сергия» и еще другую из голодного года,2 потому что
обе имеют значение и стоят работы, и продать их на тех же
условиях, но обязываться очень не хочется. С Марксом стоит
так: он привез мне 20 тысяч, но я не взял их, обещая дать
решительный ответ через неделю — срок во вторник; я отвечу,
что беру только 12 тысяч».
Через три дня после этого Толстой заключил с Марксом
следующее условие: «Предоставляю редакции «Нивы» право
первого печатания моей повести «Воскресение». Редакция же
«Нивы» платит мне по тысячи рублей за печатный лист
в 35 000 букв. Двенадцать тысяч рублей редакция мне выдает
теперь же. Если повесть будет больше двенадцати листов, то
редакция платит то, что будет причитаться сверх 12 000; если
же в повести будет менее двенадцати печатных листов, то я или
возвращу деньги или дам другое художественное произведение.
Лев Толстой. 12 октября 1898». 3
Начиная с 22 октября Толстой стал посылать Марксу для
набора частями текст «Воскресения». Последние листы руко-
писи были отправлены 5 февраля 1899 года. Рукописц состояла
из восьмидесяти девяти глав, без разделения на части, и эпи-
лога, но эпилог, состоявший из шести глав, был послан в мень-
шей своей части: он обрывался на незаконченном диалоге
первой главы, и затем непосредственно шла шестая глава
1 В конце этого письма Толстой, впрочем, добавляет: «Если я не запро-
даю вперед и другие повести, то причина — некоторое поднявшееся неудо-
вольствие дома. Но очень малое и, надеюсь, преходящее».
2 Толстой имеет здесь в виду начатую Um еще в 1891 г. повесть «Кто
прав?», так и не оконченную.
3 Это условие и письма Толстого к А. Ф. Марксу в связи с печата-
нием в «Ниве» «Воскресения» опубликованы Е. (П. Населенко в книге
«Сборник Пушкинского Дома на 1923 г.». Госуд. изд., Пгр. 1922.
стр. 294—322. Кроме того, письма Толстого к Марксу за 1899 г. напе-
чатаны В. А. Ждановым в редактированном им 72 томе Полного собрания
сочинений Л. Н. Толстого, под общей редакцией В. Г. Черткова. ПИХА,
М.—Л. 1933. .
49*
772
Н. Гудзий. — История печатания «Воскресения» Толстого
и «Эпилог эпилога». Наборная рукопись, в которой есть ряд
авторских исправлений, не была однако тщательно и система-
тически проверена и просмотрена автором: некоторые неразоб-
ранные и искаженные переписчиками места не были исправлены,
и пропущенные из-за их неразборчивости слова не вписаны.
Прежде чем сдать рукопись в набор, Маркс или кто-нибудь
из его ближайших сотрудников прибег к следующей уловке,
которая была придумана для того, чтобы скрыть от наборщи-
ков то, что оригинал представляет собой произведение Тол-
стого. Текст первого листа рукописи был заново переписан,
и на нем вместо заглавия «Воскресение» и имени Толстого
было написано: «Ожидание. Повесть В. Короленко». Этой
уловкой редакция «Нивы» рассчитывала предупредить воз-
можность продажи служащими типографии гранок набора аген-
там каких-либо газет или журналов: имя Короленко, по рас-
четам редакции, не могло ввести в такой соблазн, в какой
могло ввести имя Толстого. Когда гранки были отпечатаны,
заглавие с именем Короленко на них было срезано, и потому
ни на одном из экземпляров первой гранки ни заглавия
ни имени автора нет.
Сначала ноября 1898 года к Толстому стали поступать первые
гранки набора. В письмах к Марксу от 7 и 17 ноября Толстой
сообщает о получении им корректур «Воскресения» (за это
время были набраны 29 глав). Тогда же (в письме от 17 но-
ября) он отвечает согласием на просьбу Маркса назвать
«Воскресение» не повестью, как оно называлось им до того,
а романом: «На то, чтобы назвать это сочинение романом, —
пишет он, — я совершенно согласен». В ближайшее время
прислан был набор еще одиннадцати глав. В письме к Черт-
кову от 20 — 21 ноября Толстой пишет: «Корректуры исправ-
ленные не посылаю, потому что хочется прежде все довести
до конца и тогда начать сначала. До конца же остается 20 глав.
40 глав набраны, 20 глав завтра или послезавтра пошлю для
набора и остальные 20 (всех будет около 80) 1 надеюсь кон-
чить до 1 декабря (срок, в который я обещал жене переехать
в Москву). Теперь то, что набрано, 40 глав, составляет
по расчету Маркса 8 листов (в 35 тысяч букв каждый). Еще
будет по крайней мере столько же. Так что если для издания
в России за вычетом нецензурного будет' листов 12, то для
заграничной печати будет более 16. Пусть это имеют в виду».
В конце декабря 1898 года Толстому был прислан целиком набор
1 Через несколько дней, 25 ноября, Толстой однако записывает
в дневник: «Воскресение» разрастается. Едив-а ли влезет в 100 глав».
Н. Гудзий. — История печатания «Воскресения» Толстого
775
первых семидесяти глав «Воскресения» с большим количеством
цензурных зачеркиваний и частью исправлений, сделанных
с^ним карандашом. Эта присылка сопровождалась следующим
письмом Маркса от 21 декабря: «Посылаю вам оттиск, на ко-
тором синим карандашом сделаны те изменения, которые ока-
залось необходимым внести в виду требований цензуры. Как
увидите теперь сами, изменения эти в посылаемых вам пока
семидесяти главах, благодаря нашим стараниям, оказались
не очень многочисленными. В этом измененном виде текст пер-
вых семидесяти глав уже разрешен цензурой. Остается только
добиться тогЬ же по отношению к последней части романа».
Работа над «Воскресением» между тем подвигалась очень
энергично. 11 декабря Толстой пишет Черткову о том, что
всего теперь в романе 87 глав и что со следующего дня он
принимается за писание эпилога, а 1 2 января 1899 года сообщает:
«Работа моя почти кончена. Остались непоправлены и не ото-
сланы в набор 5 глав, которые, как скоро просмотрю, возьмусь
за корректуры. Вымарок цензурных очень много». Неотослан-
ные пять глав, о которых здесь говорится, — очевидно, последние
главы (85 — 89) наборной рукописи до эпилога: эпилог, как
указано выше, был отослан в набор без большей своей
средней части.
Целиком набранный «Нивой» оригинал подвергся частью
окончательной авторской правке, большей же частью только
предварительной. Работа над корректурами романа заняла
у Толстого целый год и была закончена лишь в декабре
1899 года. В результате этой правки разница между текстом на-
борной рукописи и текстом окончательным получилась огром-
ная. Материал был радикально переработан, увеличен раза
в полтора и пополнен рядом эпизодов, в наборной рукописи
отсутствовавших. Только для текста первых двадцати восьми
глав первой части романа потребовался всего лишь один
повторный набор. Что же касается всего остального материала,
то он подвергся такой усиленной авторской правке и был на-
столько расширен, что исправленные корректуры приходилось
вновь набирать два — три — четыре раза и больше. В ряде
случаев корректура переделывалась Толстым настолько ради-
кально, что она с поправками целиком переписывалась, затем
вновь исправлялась, вновь переписывалась и т. д., пока вто-
рично, опять с рукописного оригинала, не поступала в новый
набор, за которым часто следовало еще несколько наборов (та-
ковы, например, главы, в которых идет речь о богослужении,
о посещении Нехлюдовым Шустовой, первые главы третьей.
тм
И. Гудзий. — История печатания «Воскресения» Толстого
части и многие другие). В процессе исправления корректур ро-
ман был поделен на три части, и общее количество глав воз-
росло до ста двадцати девяти. Третья часть была написана
почти целиком заново, и в ней вместо первоначальных шести
глав получилось двадцать восемь.
3
Печатание «Воскресения» в «Ниве» предполагалось первона-
чально с января 1899 года, о чем и было объявлено редакцией
журнала.
В письме к Марксу от 7 ноября 1898 года Толстой просил
начать печатание романа около половины января, но вскоре же
определилось, что к этому времени роман в целом не будет
закончен еще настолько, чтобы можно было приступить к его
печатанию; кроме того, к этому времени не справился бы
со своей работой Л. О. Пастернак, иллюстрировавший «Воскре-
сение» для «Нивы», не справились бы и издатели загра-
ничных переводов, выговорившие себе право одновременного
с «Нивой» печатания романа. По всем этим причинам в письме
к Марксу от 1 7 ноября 1 898 года Толстой просил его отложить
печатание до марта, на что Маркс согласился. - «Воскресение»
стало печататься с иллюстрациями Л. О. Пастернака в «Ниве»
с № 11, выпущенного 13 марта 1899 года. Гут же, в № 11,
от редакции было сделано следующее заявление: «С настоя-
щего нумера мы приступаем к печатанию романа гр. Л. Н. Тол-
стого: «Воскресение» на основании приобретенного нами
у автора права первого печатания этого романа. Никому,
следовательно, не разрешено печатать роман одновременно
с «Нивою», за исключением некоторых заграничных изданий,
которые приобрели вместе с нами это право у автора. Если же
кто-нибудь приступит к одновременному с нами печатанию
романа «Воскресение», то это будет контрафакциею, которую
мы решили преследовать законным порядком».
Первые две части романа были напечатаны в №№ 11 — 25,
27 — 29, 31 —38; третья — в №№ 49, 50, 52. Перерыв в пе-
чатании романа в №№ 26 и 30 объясняется тем, что текст
«Нивы», в виду его сокращения из-за цензурных исключений,
опережал текст заграничных изданий переводов. Получив
от Черткова телеграмму, в которой сообщалось о том, что
немецкий журнал извещает о своем решении разорвать
контракт, что печатание в «Ниве» не будет временно приоста-
новлено, и что ожидается такое же решение из Франции и Аме-
Н. Гуддий. — История печатания «Воскресения» Толстого 775
рики, Толстой <в письмах к Марксу от 3 и 24 июня просил его
задержать печатание в общей сложности на две недели. Идя
навстречу Толстому, хотя и неохотно, Маркс в №№ 26 и 30
журнала от имени редакции оповестил читателей, что в первом
случае перерыв делается из-за желания автора сделать в ро-
мане некоторые дополнения и изменения, требующие более
продолжительного времени, а во втором — вследствие полу-
ченного от Толстого письма, в котором он, в виду «исключи-
тельных и непредвиденных им обстоятельств», просит прервать
печатание «Воскресения» еще на одну неделю.
Что касается перерыва на десять номеров под ряд (39 — 48)
и затем еще на один номер (51), то тот и другой были вы-
званы тем, что в процессе исправления корректур набранный
текст не только много раз исправлялся, но и значительно
дополнялся новыми главами. Толстому изо дня в день, почти
без отдыха, приходилось трудиться над романом, подчиняясь
непривычным для него условиям работы на журнал, связанной
определенными сроками и потому — при ее обилии и посте-
пенно разраставшемся захвате темы — очень спешной и на-
пряженной. Ко всему этому летом 1899 года Толстой болел.
В результате — задержка с отсылкой в «Ниву» окончательных
корректур, сильно волновавшая Маркса. Отсутствие в редакции
полностью третьей части, наново перерабатывавшейся Толстым,
также тревожило Маркса, так как законченный текст романа
через цензуру провести было легче, чем отдельные его главы.
В связи с этим 20 июля Маркс писал Толстому (перевод
с французского) : «До сих пор я получил только 24 главы ва-
шего романа, 1 тогда как продолжение и конец должны были бы
уже давно быть у меня. В самом деле, вы не можете себе пред-
ставить, насколько запаздывание ваших корректур задерживает
типографию. Большая часть машин, предназначенная для печа-
тания «Нивы», бездействует за отсутствием материала. Наша
типография работает день и ночь, следовательно, для каждой
машины имеется двойной персонал: мастер, накладчик, прием-
щик, и потому каждый день простоя дает несколько сот рублей
убытка. В виду того, что такое положение вещей тянется уже
несколько месяцев, в результате получается значительная сумма.
Но я жалуюсь не на этот убыток, а на то ужасное состояние
неизвестности, в котором находимся мы все: я, вся редакция
и вся типография. Получилось уже два неудачных номера,
в которых мы не могли дать продолжения вашего романа: № 26
1 Имеется в виду вторая часть романа.—Н. Г.
Tib
H. Гудзий. — История печатания «.Воскресения» Толстого
и № 30 [...]. Пожалейте же -нас немножко, граф, и войдите
в наше положение». 5 августа Маркс телеграфировал: «Поло-
жение отчаянное, нужные лица разъезжаются, для ближайших
номеров нет романа, телеграфируйте, ради бога, когда получим
конец». На это письмо Ч олстой ответил телеграммой, текст
которой не сохранился, а 8—9 августа, посылая Марксу текст
шести глав второй части романа, писал ему: «Посылаю вам
6 глав. Остаются 2 главы второй части. Третья часть написана,
но требует переработки. Если буду жив и здоров, то главы
третьей части будут высылаться своевременно. Очень сожалею,
что не могу исполнить вашего желания: прислать теперь ко-
нец». В ответ на телеграмму и, видимо, на письмо Маркс
11 августа писал Толстому о том, что слова «главы третьей
части будут высылаться своевременно» он понимает так, что
третья часть будет высылаться лишь постепенно, небольшими
партиями, -на один-два номера. «Это заключение, —говорит да-
лее Маркс, — если оно верно, ставит нас в критическое и прямо
отчаянное положение». Трудность положения состояла в том,
что редакция «Нивы», по словам Маркса, не в состоянии сде-
лать необходимые распоряжения на ближайшее будущее до тех
пор, пока она не будет располагать окончательно установленным
текстом всей третьей части, проведенным через цензуру.
Эти настойчивые заявления .Маркса, торопившего Толстого
со скорейшим окончанием романа, привели к тому, что Толстой
решил отказаться от печатания в «Ниве» третьей части «Вос-
кресения», тем более, что «Нива» систематически опережала
заграничные издания, а это вызывало протесты со стороны ино-
странных издателей романа. 22 августа он обратился к Марксу
со следующим письмом: «Главы 41 и 42 кончают вторую часть
романа. Условия, при которых мне приходится работать над
исправлением последних глав, до такой степени, вследствие по-
спешности печатания, для меня тяжелы, в особенности при моем
нездоровьи, что я полагал бы закончить печатание в «Ниве»
концом 2-й части, приложив к этому краткий в несколько строк
эпилог. И потому я просил бы вас, получив от меня исправлен-
ные последние главы 41, 42, равно как и эпилог, выслать
в Международный банк на мой счет причитающееся за превы-
шающее 12 листов количество деньги [и] считать дело печата-
ния в «Ниве» моего романа поконченным».
В недошедшем до нас письме Маркс, очевидно, согласился
пойти навстречу Толстому и значительно отсрочить печатание
б «Ниве» третьей части. 27 августа Толстой писал Марксу:
«Вполне согласен на ваше предложение. Буду так же, как
Н, Гудзий. — История печатания «Воскресения» Толстого
777
и прежде, по мере окончания их, высылать вам готовые главы,
некоторые окончательно для печатания, некоторые же с прось-
бой вернуть их мне для исправления. Думаю, что я окончу
исправление последней части к половине октября, но положим
на всякий случай крайний срок 1-е ноября. Так как всех глав
последней части будет около 20, то главы эти, расчитывая по 3
в каждый №, поместятся до нового года во всяком случае».
Вторая часть романа была закончена печатанием в № 37
«Нивы» от 11 сентября 1 899 года. В № 38 журнала было сде-
лано редакционное заявление, в котором сообщалось, что печа-
тание «Воскресения» прерывается недель на шесть в виду
недавней болезни Толстого, а также в виду того, что конец
романа при пересмотре его автором значительно разросся, так
что вместо предполагавшихся вначале нескольких заключитель-
ных глав получится целая новая часть, заключающая в себе
около двадцати глав.
С 8 октября началась посылка в «Ниву» первых глав третьей
части. В письме к Марксу от этого числа Толстой писал: «По-
сылаю вам 4 главы. Очень боюсь, что большая часть из них
не пропустится цензурой. Вам удалось пропустить многое в пред-
шествующем, что обыкновенно запрещается. Желаю вам успеха
и для этой части. В виду того, что многое может быть не про-
пущено, я поспешу выслать вам следующие главы, тоже 4, кото-
рые, надеюсь, не встретят препятствий в цензуре. Я не переста-
вая работаю и спешу сколько могу и сколько позволяет мне
мое слабое нынешний год здоровье. Пословица говорит: скора
сказка сказывается, а не скоро дело делается, а я говорю: скоро
дело делается, а не скоро сказка сказывается. И это так и дол-
жно быть, потому что дела самые большие разрушаются,
а сказки, если они хороши, живут очень долго [...]. Всего
никак не могу прислать, хотя оно и написано, потому что по-
стоянно исправляю, изменяю, выкидываю».
В дальнейшем Толстой посылал в «Ниву» исправленные
гранки набора ранее отосланных глав третьей части и новые
главы в рукописях. Так, судя по его письмам к Марксу,
22 октября были посланы исправленные корректуры первых
четырех глав и рукопись следующих — до девятнадцатой,
31 октября — все остальные главы и переделанная восемнадца-
тая. В течение ноября и в начале декабря в «Ниву» посылались
Исправленные несколько раз и несколько раз набранные гранки
набора глав третьей части. В письмах от* 31 октября и 16 ноября
Толстой писал Марксу о том, что набранные гранки от даль-
нейших авторских исправлений могут только выиграть в цен-
778
Н. Гудзий. — История печатания «Воскресения» Толстого
зурном отношении. 12 декабря .в «Ниву» были посланы послед-
ние исправленные в гранках главы с просьбой поскорее прислать
новый набор их, без изменений и пропусков, для заграничных
изданий, для которых, в виду спешности работы, не были сде-
ланы копии с гранок этих последних глав. Посылаемый текст
Толстой разрешил печатать, но оговорился, что было бы лучше,
если бы две последние главы были присланы ему для нового
просмотра.
Однако сейчас же после отсылки в «Ниву» последних глав
романа Толстой принялся за переработку заключительных пяти
его глав. Эта переработка была закончена 1 6 декабря, и Марксу
1елеграммой было сообщено о желательности внесения в текст
этих пяти глав последних исправлений. Но в текст «Нивы»
последняя редакция глав XXIV—XXVIII третьей части не
попала. 21 декабря Маркс, ссылаясь на письмо к Толстому
редактора «Нивы» Р. И. Сементковского от 19 декабря, в ко-
тором последний сообщал о строгостях, с какими отнеслась
цензура к третьей части «Воскресения», писал Толстому,
что о внесении в текст «Нивы» последних поправок в заключи-
тельных главах нельзя было и думать, не говоря уже о том, что
ко времени получения телеграммы 52-й номер находился в пе-
чати, и несколько десятков тысяч листов его уже были отпеча-
таны с одной стороны. Эти исправления Маркс обещал внести
во второе отдельное издание «Воскресения» (первое отдельное
издание, по словам Маркса, уже напечатанное в ограниченном
количестве экземпляров, будет содержать текст совершенно
тождественный с текстом «Нивы»).
Печатание романа в «Ниве» возобновилось с № 49 от 4 де-
кабря.
Вслед за окончанием печатания «Воскресения» в «Ниве» оно
появилось в двух отдельных изданиях Маркса — одно с иллю-
страциями Л. О. Пастернака и с пометкой: «По новым коррек-
турам автора», другое — совершенно тождественное по тексту
с предыдущим — без иллюстраций и с пометкой: «Второе изда-
ние, исправленное по новым корректурам автора». Текст обоих
отдельных изданий А. Ф. Маркса от текста «Нивы» отличается
лишь в LIV, частично в LV и LVII главах первой части
и в последних пяти главах третьей части; они напечатаны
по последним авторским корректурам, по которым, как писал
Маркс в упоминавшемся выше письме к Толстому от 21 де-
кабря, не мог уже быть напечатан соответствующий текст
в «Ниве». Кроме того, в тексте VII главы второй части испра-
влено неправильное расположение строк, вкравшееся в текст
Н, Гудзий. — История печатания «Воскресения» Толстого
779
«Нивы» и указанное Толстым в письме его к Марксу от июля
1899 года (другая указанная Толстым в письме к нему же от
10 мая 1899 года ошибка еще в корректуре XLV111 главы первой
части—напечатание лишнего абзаца — ни в тексте «Нивы» ни
в тексте отдельных изданий исправлена не была).
Как указано выше, в письме к Толстому от 21 декабря
Маркс сообщает, что им отпечатано уже отдельное издание
«Воскресения», являющееся точным повторением текста романа,
напечатанного в «Ниве». Но такое издание в свет не вышло.
Одновременно с «Нивой» «Воскресение» печаталось по-рус-
ски в издательстве В. Г. Черткова «Свободное слово» — по
гранкам «Нивы». В течение 1899—1900 годов издательством
«Свободное слово» выпущено пять изданий «Воскресения».
Первое издание выходило отдельными выпусками (всего в коли-
честве тринадцати) ; четвертое, разделенное на два тома, было
снабжено тридцатью тремя иллюстрациями Л. О. Пастернака.
Окончательный текст романа в обе редакции доставлялся
следующим образом. Авторские исправления, сделанные в кор-
ректурах, переносились переписчиками на дублетные гранки,
часто вновь исправлявшиеся Толстым, затем один экземпляр
этих гранок отправлялся в «Ниву», другой — В. Г. Черткову;
корректуры же с авторскими исправлениями частью оставались
у Толстого, частью также пересылались Черткову. В ряде
случаев в обе редакции отправлялись гранки разновременной
правки, причем Черткову — более поздней. Иногда Толстой
посылал в «Ниву» дополнительные распоряжения насчет испра-
вления тех или иных мест текста, исправленных в корректурах,
отправленных за границу, но не исправленных в корректурах,
посланных в «Ниву». Однако не все такие исправления редак-
цией «Нивы» были введены в текст. В одном случае в «Ниву»
с сопроводительным письмом Т. Л. Толстой1 была послана
в рукописи новая редакция X главы первой части романа (текст
обвинительного акта), отменявшая собой корректурный текст,
но к Черткову в Англию эта редакция, очевидно по недосмотру,
послана не была.
Гранки одной главы, именно XXXVII первой части (воспо-
минания Катюши в тюрьме о том, как она встречала поезд,
в котором проезжал возвращающийся с войны Нехлюдов), ви-
димо по оплошности, были посланы в обе редакции с текстом
не последней их авторской правки, а предпоследней; гранки же
с окончательной правкой остались у автора.
1 «Сборник Пушкинского Дома на 1923 г.», стр. 303.
780
Н. Гудрий.— История печатания «Воскресения» Толстого
4
Как известно, «Воскресение» в «Ниве» печаталось с большим,
количеством цензурных искажений, перешедших механически
и в отдельные издания А. Ф. Маркса.
Эти искажения сводились к исключению целых глав или
значительных частей их, пропуску отдельных, иногда очень боль-
ших абзацев и фраз, замене одних слов другими. Так, в «Ниве»
целиком выпущены главы XXXIX и XL первой части (опи-
сание богослужения в тюремной церкви), за исключением
лишь одной фразы XXXIX главы: «Началось богослужение»,
присоединенной к главе XXXVIII, и глава XXVII второй ча-
сти (визит Нехлюдова к Топорову); глава XXVI второй части
(рассказ тетки Лидии Шустовой о своем одиночном заключе-
нии), главы третьей части—IV (рассказ Крыльцова о казни
Лозинского и Розовского), XIX (итоги наблюдений Нехлю-
дова над ужасами тюремной системы), XXI (разговор на па-
роме со стариком-сектантом), XXVIII (заключительная, с ци-
татами из евангелия) — сокращены на три четверти и более.
Очень большие исключения сделаны в XIII главе первой части
(все, что касается отрицательной характеристики военной
службы и военной среды), в XXIII главе второй части (три
больших абзаца, в которых идет речь об отношениях Селенина
к религии и в частности к православию) , в третьей части — в гла-
вах V (все, что говорится об отношении Нехлюдова к полити-
ческим до и после знакомства с ними), XVIII (сцена, рисую-
щая возбуждение Крыльцова в связи с преследованиями пра-
вительством политических), XXVII (обличительные речи ста-
рика-сектанта против властей). Эти исключения порой дости-
гают половины объема глав в их подлинном виде.
Цензурой исключалось не только все то, что прямо задевало
престиж русской правительственной системы и церкви, но даже
и то, что косвенно и порой отдаленно этот престиж колебало
пли подрывало авторитет представителей государства и церкви.
Так, в словах Толстого о том, что в тюрьме, где содержалась
Маслова, был «удручающий тифозный воздух», слово «тифоз-
ный» исключается; исключаются слова, относящиеся к товарищу
прокурора Бреве: «и даже, как все служащие в России немцы,
особенно предан православию»; в словах, относящихся к секре-
тарю суда: «просматривал запрещенную статью» выбрасывается
слово «запрещенную». В том месте, где речь идет о председа-
теле суда, вынимающем билетики из стеклянной вазы, выпу-
щено не только указание на то, что он делал это «с жестом
Н. Гуддий.— История печатания «Воскресения» Толстого
781
фокусника», но и то, что у него были руки, сильно поросшие
волосами; устраняется эпитет «женолюбивый» в применении
к тому же председателю и замечание, что председатель обра-
тился с вопросом к Масловой «как-то особенно приветливо»;
устранено все, что рисует в невыгодном свете старика-священ-
ника, приводящего присяжных к присяге и т. д. Так как «Нива»
была журналом, предназначенным для семейного чтения, то
из нее — и тем самым из отдельных изданий «Воскресения»,
принадлежавших Марксу, — беспощадно изгонялось все то, что,
по мнению издателя и редакции, для семейного чтения не годи-
лось. Весь текст романа, напечатанный в «Ниве», в этом отно-
шении также подвергся очень строгой и щепетильной цензуре.
Из него изгоняются не только такие слова, как «испражнения»,
«проститутка», «дом терпимости», «прелюбодеяние», «половая
жизнь», но и слово «соблазнил» всюду заменяется словами
«увлек» или «обманул» и т. д. Вообще в интересах «благопри-
личия» и «пристойности» всякая мало-мальски реалистическая
фраза и слово, называющие вещи собственным именем, обесцве-
чены или затушеваны. Эвфемизм доведен до предела.
Все приведенные примеры этой всесторонней цензуры взяты
лишь из первых десяти глав первой части, но они характерны
для всего нивского текста романа. Цензурная чистка «Воскре-
сения» в первую очередь и главным образом протекала в недрах
самой редакции «Нивы», на которую сам Толстой возложил
эту работу. В письме кА. Ф. Марксу от 7 ноября 1898 года он
писал: «В повести есть много мест нецензурных, и чем дальше я над
ней работаю, тем этих нецензурных мест становится больше.
Но это не должно препятствовать помещению повести в «Ниве».
Для этого нужно поручить просмотр повести литератору, знаю-
щему требования цензуры, с тем, чтобы этот литератор-редак-
тор исключал все те места, которые он считает совсем нецензур-
ными, и изменял сомнительные места так, чтобы они не пред-
ставляли препятствий в цензурном отношении. Сделав же эти
изменения, я просил бы прислать их ко мне для просмотра».
Таким знающим требования цензуры литератором, заняв-
шимся «домашней» цензурой «Воскресения», оказался редактор
«Нивы» Р. И. Сементковский. Судя по его воспоминаниям,
Толстой относился довольно добродушно к тем операциям, кото-
рые производились над текстом «Воскресения» в «Ниве».
«Выкините одно-два слова, — говорил он Сементковскому при
свидании с ним, — ан смотришь — спасли целую страницу». 1
1 Р. Сементковский, «Встречи и столкновения» — «Русская ста-
рина», 1912, № 1, стр. 108.
782
Н. Гудзий. — История печатания «Воскресения» Толстого
Можно думать однако, что Сементковский в своем страхе
перед цензурой был не ,в меру подозрителен и в своем чрез-
мерном усердии черкал синим карандашом, быть может, и то,
чего не вычеркнула бы цензура официальная, — тем более, что
в этом он находил для себя поддержку в издателе «Нивы»
Марксе, писавшем в феврале и марте 1899 года в газеты
«Berliner literarisches Echo» и «Borsenblatt fur d n Deutschen
Buchhandel»: «Я бы сам зачеркнул очень немногие места, чер-
кнутые цензурой, в интересах читателей и читательниц, как
это вполне и одобрил сам гр. Толстой, т. к. эти места не-
удобны в семейном кругу, а «Нива» есть прежде всего семей-
ный журнал». Далее, указав на ряд мест в романе, неприемле-
мых, по его мнению, с точки зрения политической и моральной
цензуры, Маркс добавляет: «Если несколько сильных мест будут
вычеркнуты цензурой, то великолепный роман не только ничего
не потеряет в своем выдающемся литературном значении, но
скорее выиграет от этого».1
Кое-что из зачеркнутого в гранках синим карандашом Тол-
стой хотел спасти от цензурного veto, подчеркнув красным
карандашом, рядом с цензорским синим, то, что ему представ-
лялось с цензурной точки зрения безобидным. Были подчерк-
нуты красным карандашом слово «женолюбивый» — эпитет
председателя, слова «как то особенно приветливо», связанные
с тем же председателем, и следующие набранные здесь курси-
вом слова во фразе, относящейся к Нехлюдову: «Он молился,
просил бога помочь ему вселиться в него и очистить его,
а между тем то, о чем он просил, уже совершилось. Бог,
живший в нем, проснулся в его сознании. Он почувствовал себя
им и потому почувствовал не только свою свободу...» Подчеркнув
выделенные нами курсивом слова этой фразы, Толстой для
вразумления цензора в корректуре на полях пояснил: «Приди
и вселися в ны и спаси нас от всякия скверны — известная
молитва». Но ни красный толстовский карандаш ни даже приве-
денное пояснение не спасли слов, обреченных цензурой на
изъятие.
Не пропущены цензурой в «Ниве» и в отдельных изданиях
Маркса и три иллюстрации Л. О. Пастернака, относящиеся
к третьей части романа: вид Петропавловской крепости, зари-
совка политических на полуэтапе и эпизод раздачи англичанином
евангелия в камере каторжных. (В тексте «Нивы» отсутствует,
1 Определить, какая доля искажений принадлежит «домашней» цензуре
и какая официальной, не представляется возможным за отсутствием соот-
ветствующего архивного материала.
Н. Гуд&ий. — История печатания «.Воскресения» Толстого
783‘
кроме того, несколько иллюстраций, находящихся в отдельном
издании «Воскресения», но это объясняется, видимо, тем, что не-
достающие в «Ниве» и л люстрации не были еще готовы к моменту
выхода соответствующего номера журнала. Странно, что иллю-
страция, изображающая сцену увода надзирателями после экзе-
куции избитого арестанта, имеется в отдельном марксовском
издании романа, хотя и отсутствует в тексте «Нивы». Тут, оче-
видно, случился явный цензурный недосмотр).
До сих пор предполагалось, что бесцензурный текст «Воскре-
сения» дан в английском его издании «Свободного слова».
Однако, как убеждает изучение текста романа по сохранив-
шимся в большом количестве авторским корректурам, англий-
ское издание «Воскресения» (и тем самым все его русские пере-
печатки) содержит в1 себе более 50 цензурных искажений
и пропусков. Случилось это в результате следующей техники
одновременного печатания романа в России в «Ниве» и за грани-
цей у Черткова.
Обычно редакция «Нивы» отправляла Толстому первый на-
бор гранок романа с зачеркнутыми или исправленными синим
карандашом местами текста, которые редакции представлялись
цензурно недопустимыми. Толстой исправлял корректуру,
в огромном большинстве случаев не считаясь с этими зачерки-
ваниями и исправлениями, \и В. Г. Черткову в Англию посыла-
лись из Москвы или Ясной Поляны дублетные экземпляры
корректур, в большинстве с неприкосновенным текстом Тол-
стого. Но в отдельных случаях редакцией «Нивы» Толстому
присылался новый набор корректур, в котором были уже совер-
шенно устранены цензурно неприемлемые места, и в «Ниву»
обратно и В. Г. Черткову посылался текст этих новых корректур
без всяких видимых следов цензурных изъятий (в одном случае
корректуры были посланы В. Г. Черткову не от Толстого непо-
средственно, а через редакцию «Нивы»).1 Это было первой
1 В связи с этим Чертков -писал Толстому 9 мая н. ст. 1899 г.: «По-
жалуйста, будьте очень осторожны с Марксом по отношению к доставляе-
мой вам неурезанной цензурой версии «Воскресения». Он — человек, способ-
ный на все, в особенности с непротивляющимися этому. Всегда сохраняйте
у себя копию всякой части повести в ее неизуродованном виде, а то он
может нарочно затерять нецензурные главы, которые потом было бы
невозможно восстановить. Никогда не предоставляйте ему присылать нам
корректуры, как вы раз это сделали, а всегда сами или ваши друзья
проверяйте эти корректуры раньше, чем они отсылаются нам». В ответ на
это письмо Толстой писал Че/рткову 5 мая: «Маркс высылает вам правильно,
но так как вы боитесь его коварства (он не коварен, а груб и глуп),
я буду отсылать от себя».
784 Н. Гуддий.— История печатания «.Воскресения» Толстого
причиной того, что в издание «Свободного слова» частично
проникли те же цензурные искажения, какие были в тексте
«Нивы». Вторая причина проникновения в это издание таких
искажений крылась в том, что иногда всякого рода цензурные
изменения не доводились до сознания Толстого: исправленные
Толстым гранки, заключавшие в себе пока неприкосновенный
авторский текст, набирались вновь, затем подвергались цензур-
ным операциям, после чего еще раз набирались, и этот последний
набор, совершенно затушевывавший цензорское вмешательство,
посылался Толстому. Так как в этих случаях цензурные иска-
жения были в большинстве количественно не так уж велики
по сравнению с теми, которые отмечались синим карандашом,
то Толстой, видимо, просто не замечал их, и дублетные гранки
с этими незамеченными цензурными искажениями обычным
порядком отправлялись В. Г. Черткову для печатания.
Цогребенные в цензурованных гранках куски текста «Воскре-
сения», до сих пор не видевшие света, достигают иногда размера
около печатной страницы. Таково, например, размышление Не-
хлюдова в XXXIV главе первой части о тюремном наказании
в связи с судом над мальчиком, укравшим половики.
В других случаях исчезали отдельные абзацы, фразы, слова
или одни слова заменялись другими. Так, в XXXVI главе пер-
вой части исчез следующий абзац, объяснявший, почему Маслова
оказалась не в доме предварительного заключения, как сказал
об этом Нехлюдову прокурор, а в пересыльной тюрьме:
«Прокурор забыл, что месяцев шесть тому назад жандармами,
как видно, было возбуждено раздутое до последней степени
политическое дело, и все места дома предварительного заключе-
ния были захвачены студентами, врачами, рабочими, курсист-
ками и фельдшерицами».
В главе XLV той же части Нехлюдов в разговоре с адвока-
том высказывает предположение, что сенат исправит судебную
ошибку, допущенную в отношении Масловой. Во всех печатных
текстах вслед за этим читается такой ответ адвоката:
«—Это смотря по тому, кто там в данный момент будет
заседать». В окончательных же авторских корректурах читаем
следующее:
«— Это смотря по тому, какие там в данный момент будут
заседать богодулы.
— Какие богодулы?
— Богодулы из богадельни».
В главе LVII той же части исчезла следующая фраза:
«Казалось, служа в гвардейском, близком к царской фамилии
Н. Гудзий.— История печатания «Воскресения» Толстого
785
полку, Масленникову пора бы привыкнуть к общению с царской
фамилией, но, видно, подлость только усиливается повторе-
нием».
В главе IX второй части во всех печатных текстах читаем
следующий вопрос, обращенный Нехлюдовым к крестьянам;
«—Ну вот, — сказал Нехлюдов,—вы мне скажите, если бы
землю раздать крестьянам. . . как бы вы сделали?»
В окончательных же авторских корректурах читается так:
«— Ну вот, — сказал Нехлюдов, — вы мне скажите, если бы
царь сказал землю отобрать от помещиков и раздать крестья-
нам. ..
— А разве слушок есть?—спросил тот же старик.
— Нет, от царя ничего нет. Я просто от себя говорю: что
если бы царь сказал: отобрать от помещиков землю и отдать
мужикам, — как бы вы сделали?»
В той же главе после слов Нехлюдова: «Если всем разделить
поровну, то все те, кто сами не работают» выпали всюду сле-
дующие слова: «господа, лакеи, повара, чиновники, писцы, все
городские люди».
В главе XIV той же второй части в окончательных корректу-
рах тетушка Нехлюдова Екатерина Ивановна говорит о том,
что ее двоюродный брат Левушка служит «в департаменте
дураков — герольдии». Вместо этого всюду в печатных текстах
читаем просто: «в департаменте герольдии», и т. д., и т. д.
Цензурные выкидки, делавшиеся почти всегда механически,
путем устранения отдельных строк и целых абзацев, порой при-
водили к тому, что в кастрированном тексте искажался смысл.
Приведем примеры.
В I главе второй части романа рассказывается о поездке Не-
хлюдова в его имение Кузминское перед отправлением с Ма-
словой в Сибирь. В начале главы говорится о бедственном
материальном положении кузминских крестьян. Во всех печат-
ных текстах об этом читаем так:
«Отношения крестьян к землевладельцу были таковы, что
крестьяне находились в пблной зависимости у конторы. Нехлю-
дов знал это со времен студенчества, когда он исповедывал
и проповедывал учение Генри Джорджа и на основании этого
учения отдал отцовскую землю крестьянам».
В этом отрывке явная нескладица. Указание на то, что кре-
стьяне находились в полной зависимости от конторы, сопрово-
ждается как будто за волосы притянутой фразой: «Нехлюдов
знал это со времен студенчества, когда он исповедывал и пропо-
ведывал учение Генри Джорджа» и т. д.
50 «3)енья» № 3
786
Н. Гудзий. — История печатания «.Воскресения» Толстого
Нескладица эта получилась в результате механического
изъятия целого ряда фраз. Первоначально соответствующее
место читалось так (исключенное цензурой печатаем курсивом):
«Отношения крестьян к землевладельцу были таковы, что
крестьяне находились, говоря учтиво, в полной зависимости,
выражаясь же просто, — в рабстве у конторы. Это было нежи-
вое рабство, как то, которое было отменено.в 61-м году, рабство
определенных лиц хозяину, но рабство общее всех безземель-
ных или малоземельных крестьян большим землевладельцам
вообще и преимущественно, а иногда и исключительно тем,
среди которых жили крестьяне. Нехлюдов знал это, не мог не
знать этого, так что на этом рабстве было основано хозяйство,
а он содействовал устройству этого хозяйства. Но мало того,
что Нехлюдов знал это: он знал и то, что это было несправедливо
и жестоко, и знал это со времен студенчества, когда он испове-
дывал и проповедывал учение Генри Джорджа и на основании
этого учения отдал отцовскую землю крестьянам, считая владе-
ние землею таким же грехом в наше время, каким было владение
крепостными пятьдесят лет тому назад».
Неискаженный текст, как видим, дает вполне ясный ответ
на вопрос о том, что же знал Нехлюдов со времен студенчества.
В этом случае, как и в приведенных выше, восстановление пра-
вильного чтения достигается без труда, просто механическим
включением в искаженный текст выпавших из него кусков1.
Но встречаются тут случаи более сложные и для текстолога
более ответственные.
В главе XI второй части (разговор Нехлюдова с адвокатом
по делу Федосии Бирюковой и сектантов) в следующем тексте
цензорским карандашом зачеркнуты набранные здесь курсивом
слова:
«—Ну с, другое дело — прошение на высочайшее имя Фе-
досии Бирюковой — написано; если поедете в Петербург, возь-
мите с собой, сами подайте и попросите. А то сделают запрос
в министерство юстиции, там ответят так, чтобы скорее с рук
долой, то есть отказать, и ничего не выйдет. А вы постарайтесь
добраться до высших чинов.
— До государя? — спросил Нехлюдов.
Адвокат засмеялся.
— Это уже наивысшая — высочайшая инстанция. А высшая —
значит — секретаря при комиссии прошений или заведывающего.
Ну-с, все теперь?
— Нет, вот мне еще пишут сектанты, — сказал Нехлюдов,
вынимая из кармана письмо сектантов. — Это удивительное
Н. Гудрий. — История печатания «.Воскресения» Толстого 787
дело, если справедливо, что они пишут. Я нынче постараюсь
увидать их и узнать, в чем дело.
— Вы, я вижу, сделались воронкой, горлышком, через которое
выливаются все жалобы острога, — улыбаясь сказал адвокат. —
Слишком уж много, не осилите.
— Нет, да это поразительное дело, — сказал Нехлюдов
.и рассказал вкратце сущность дела: люди в деревне собирались
читать евангелие, пришло начальство и разогнало их. Следую-
щее воскресенье опять собрались, тогда позвали урядника, со-
ставили акт, и их предали суду. Судебный следователь допраши-
вал, товарищ прокурора составил обвинительный акт, и судебная
палата утвердила обвинение, и их предали суду. Товарищ про-
курора обвинял, на столе были вещественные доказательства —
евангелие, и их приговорили в ссылку.
— Это что-то ужасное, — говорил Нехлюдов. — Неужели это
правда?»
Вместо зачеркнутого цензурой «до высших чинов» и т. д.
Толстой в корректуре написал: «до лиц, имеющих влияние
в комиссии прошений», а вместо «люди в деревне собирались
читать евангелие», кончая словами: «и их предали суду», написал:
«которая состояла в том, что в деревне один грамотный крестья-
нин стал читать евангелие и толковать его своим друзьям.
Духовенство сочло это преступлением. На него донесли».
В текст «Нивы» не попало все зачеркнутое цензурой, не по-
пало и второе исправление Толстого. В текст же «Свободного
слова» вошли оба авторские исправления и из зачеркнутого
цензурой только конец приведенной цитаты от слов: «судебный
следователь допрашивал». Но совершенно очевидно, что оба
исправления Толстого должны рассматриваться как вынужден-
ные и обусловленные цензурным вмешательством. В первом
случае мы имеем дело с явной уступкой цензурным требованиям,
во втором же — исправление привело к явной несогласованности
с последующим текстом. Если его принять, то непонятными
становятся дальнейшие слова Нехлюдова в той же главе: «(ну,
я понимаю урядника, которому велено, но товарищ прокурора» 1
и т. д. Кроме того, в дальнейшем всюду говорится о хлопотах
Нехлюдова за сектантов, а не за одного сектанта, читавшего
крестьянам евангелие. В виду этого в основном печатном тексте
1 Французский переводчик «Воскресения» Т. де-Визева подметил несогла-
сованность в тексте романа и эту фразу перевел так: «je compends la con-
duite du pope, et ceile des emloyes de la police». («Compte Leon Tolstoi,
Resurrection. Roman. Traduit par T. de Wysewa. Nouvelle edition, complete
en un volume». Paris, 1900, crp. 315. (Разрядка наша.—//. Г.).
50*
788 Н. Гудзии. — История печатания «Воскресения» Толстою
романа должна быть восстановлена более ранняя редакция
этого места, а не позднейшая, исправленная Толстым под явным
давлением цензуры.
Другой пример.
В главе XV той же второй части идет речь о том, что Не-
хлюдов отправляется к Mariette с намерением просить ее
похлопотать перед мужем об освобождении Лидии Шустовой.
В этом месте цензурой вычеркнуты следующие, набранные здесь
курсивом, слова:
«и Нехлюдову было, как всегда, мучительно тяжело то, что
.для того, чтобы помочь угнетенным, он должен становиться на
сторону угнетающих, как будто признавая их деятельность
законною тем, что обращался к ним с просьбами о том, чтобы
они немного, хотя бы по отношению известных лиц, воздержа-
лись от своих обычных и вероятно незаметных им самим же-
стокостей».
Вместо зачеркнутого, явно идя навстречу цензурным требова-
ниям, Толстой написал: «обращаться с просьбой к человеку,
которого он не уважал». Эта явно компромиссная поправка
вошла во все печатные тексты «Воскресения». Как и в преды-
дущем случае, в соответствующем месте романа должна быть
восстановлена, как основная, первая, зачеркнутая цензурой ре-
дакция.
Наконец в одном случае мы имеем дело с таким вмешатель-
ством цензуры, результаты которого уже непоправимы.
В LVII главе первой части романа идет речь о том, что
Нехлюдов приезжает к своему товарищу по полку вице-губерна-
тору Масленникову по тюремным делам. Масленников, встретив
Нехлюдова, увлекает его сначала в гостиную, где у его жены
собралось светское губернское общество, и говорит: «Дело
после; что прикажешь — все сделаю». Поговорив в гостиной
сколько нужно было для того, чтобы соблюсти приличие, Не-
хлюдов просит Масленникова выслушать его, и они удаляются
в японский кабинетик. Следующая глава начинается так:
— «Ну-с, je suis a vous. 1 Хочешь курить? Только постой,
как бы нам тут не напортить, — сказал он и принес пепельницу.
— Ну-с?
— У меня к тебе два дела.
— Вот как.
Лицо Масленникова сделалось мрачно и уныло. Все следы
[я к твоим услугам]
Н. Гудзий.— История печатания «Воскресения» Толстого
789
того возбуждения собачки, у которой хозяин почесал за ушами,
исчезли совершенно».
Из приведенного текста совершенно неясно, отчего лицо Ма-
сленникова сделалось мрачно и уныло и почему исчезли следы
того возбуждения, в котором он перед этим пребывал. Ведь Ма-
сленников знал, что Нехлюдов приехал к нему по делу и что
этот деловой разговор, на время отложенный, все равно со-
стоится. И Масленников, судя по предыдущей главе, охотно
готов выслушать Нехлюдова: «что прикажешь — все сделаю»—
говорит он. Дело разъясняется приведением зачеркнутого цен-
зурою соседнего куска текста. Вслед за словами: « — Вот как»
цензурным синим карандашом в гранке'зачеркнут следующий
отрывок:
«— Во первых, я был в конторе в то время, как там было
свидание политических, и ко мне подошла одна политическая.
— Кто это?
— Марья Павловна Медынцева.
— О, это очень важная преступница, как же тебя пустили
к ней,—сказал Масленников и вспомнил, что он вчера читал
не ему адресованные, а переданные ему для прочтения по своей
обязанности письма, и в том числе интимное письмо Медынце-
вой к своей матери. Хотя он и считал, что обязанность честного
человека не читать чужие письма не существовала для него как
человека государственного, и хотя чтение письма Масленникову
было очень интересно, ему было совестно в душе за то, что он
читал чужие письма. И это воспоминание было ему неприятно,
он нахмурился.
— Но как же ты мог увидаться с ней?
— Ну, все равно, от кого я узнал, только мне рассказали, что
на-днях взяли одну женщину-врача, Дидерих, и прямо пытают.
И Нехлюдов рассказал все, что он слышал».
Выброшенный цензурою текст вполне удовлетворительно
объясняет причины перемены настроения Масленникова.
Толстой, если не под прямым воздействием цензурной вы-
кидки, то под косвенным ее воздействием в уста Нехлюдова
вложил уже другую фразу: «Я опять о той же женщине» (т. е.
о Масловой, которую Нехлюдов просит перевести в больницу
в качестве служанки). Получившаяся при этом невразумитель-
ность текста, видимо, не обратила на себя его внимания. Вос-
становление в окончательном тексте зачеркнутых цензурой строк
уже невозможно не только потому, что теперь Нехлюдов обра-
щается к Масленникову с другой просьбой, но и потому, что
в дальнейшей работе над романом эпизод, зачеркнутый цензу-
790 Н. [удрий. — История печатания «Воскресения» Толстого
рой, был значительно распространен и переработан, и Дидерих
была заменена Лидией Шустовой, о которой речь пошла уже
во второй части романа (главы XXV и XXVI). Приведенный
пример, разумеется, не иллюстрирует собой воздействия цензур-
ного вмешательства на самое развитие толстовского замысла; но он,
как и пример с сектантами, показателен в том отношении, что
наглядно обнаруживает, каким образом чисто механические вы-
черкивания цензурного карандаша определяли собой иногда ме-
ханическое же отношение к тексту самого Толстого, что порой
влекло за собой невразумительность тех или иных мест романа.
В. Д. Бонч-Бруевич, сличив тексты «Воскресения» в издании
Маркса и «Свободного слова», насчитал во всех трех частях
романа всякого рода цензурных искажений, пропусков и пере-
фраз — 497, причем все эти искажения заключают в себе
16 250 слов.1 Цифры В. Д. Бонч-Бруевича в результате зна-
комства с корректурами романа соответственно увеличиваются,
в первом случае — на 53, во втором — на 918. Из 129 глав
романа без всяких искажений были напечатаны лишь следую-
щие 25: часть первая —V, XIV, XVI, XXIV, XXV,
XXXVIII, XLIII, XLVII, L1 (9 глав из 59), часть вторая —
II, III, IV, V, XXXIV,XXXV, XXXVI, XXXIII, XXXIX,
XLI, XLII (11 глав из 42) часть третья — X, XVI, XX,
XXV, XXVII (5 глав из 28).
5
Рядом с цензурными искажениями «Воскресения» шли иска-
жения и исправления его редакторами, выправлявшими грам-
матические и стилистические особенности языка Толстого,
казавшиеся им неудачными. Впервые такие исправления в пер-
вых тридцати семи главах романа в количестве 119 сделаны
были, следует полагать, с разрешения Толстого, в гранках
набора еще до отсылки их в печать. Они сделаны рукой
А. П. Иванова и А. А. Русановой после того, как в основном
авторская правка соответствующих корректур была закончена.
Автором этих исправлений был, нужно думать, друг Толстого
Г. А. Русанов, который, будучи разбит параличом, не в состоя-
нии был писать сам и поручал это делать своей жене и перепис-
чику рукописей Толстого. Быть может, кое-что было исправлено
и А. П. Ивановым по его собственной инициативе, но в общем
1 В. Д. Бонч-Б руевич, «По поводу русского издания «Воскресения»
Л. Н. Толстого». «Минувшие годы» 1908, № 11, стр. 316.
Н. Гудзий. — История печатания «Воскресения» Толстого
791
ни Иванов ни А. А. Русанова не были достаточно авторитетны
для того, чтобы взять на себя риск более или менее значитель-
ных поправок толстовского текста; Русанов же, человек литера-
турно образованный, Толстому близкий, его единомышленник
и преданный почитатель, взяться за это дело несомненно мог,
как брались в других случаях за него по поручению Толстого
П. И. Бартенев, Н. Н. Страхов, Н. Я. Грот, В. Г. Чертков.
Авторство именно Русанова в указанных исправлениях косвенно
подтверждается тем, что в нанесении исправлений участвовала
его жена, а также следующими строками его письма к Толстому
от 31 декабря 1897 года, написанного в связи с работой Тол-
стого над трактатом «Что такое искусство?»: «Е. И. Вульф,
от которого я получил корректуры, сообщил мне, что вы про-
сили Е. И. поправлять при чтении опечатки. Это навело меня
на мысль предложить вам мои услуги по исправлению корректур
вашего сочинения (по исправлению грамматических ошибок,
знаков препинания, перевранных слов). Я сделал бы это стара-
тельно и счел бы для себя большой радостью и честью».
Очень вероятно поэтому, что 1 олстой, воспользовавшись
таким предложением Русанова, поручил ему сделать грамматиче-
ские исправления в «Воскресении».
В ряде случаев исправления Русанова с точки зрения обыч-
ных грамматических и стилистических требований не могут
вызвать возражений. Так, например, в тех случаях, когда у Тол-
стого стояли близко друг к другу два или три одинаковых су-
ществительных, Русанов одно или два существительных заменял
соответствующим местоимением. Приведем образцы других его
исправлений. Вместо толстовского «И для Масловой теперь уже
и не было вопроса» — «Для Масловой теперь уже не было и во-
проса»; вместо «И когда Маслова представила себе себя» —
«И когда Маслова вообразила себя»; вместо «и на утверди-
тельный ответ товарища прокурора жестом показал товарищу
прокурора, что он передает ему свое право спрашивать» —
«и на утвердительный ответ товарища прокурора жестом показал
ему, что он может спрашивать»; вместо «У него не было не
только желания физического обладания ею» — «У него не только
не было желания физического обладания ею»; вместо «Про эпи-
зод же с Катюшей, — что он мог подумать жениться на ней» —
«Об эпизоде же с Катюшей, о том, что ему могла притти мысль
жениться на ней» и т. д., ib том же роде. Наряду с этим сделаны
исправления, которые трудно объяснить иначе, как личным вку-
сом исправлявшего. Так, фраза «и тотчас велел подать себе конь-
яку» исправлена на «и сейчас же велел подать себе коньяку»;
792
IL Гудзий.— История печатания «Воскресения» Толстого
с:<огда же он тратил» на «а когда он тратил» и т. д. В иных слу-
чаях исправления Русанова обезличивали толстовский текст или
вообще явно ухудшали его. Например, «сын большой землевла-
делицы» исправлено на «сын крупной землевладелицы», хотя
во всех подходящих сочетаниях в романе Толстой употребляет
именно слово «большой», а не крупный»; «светло-христова
воскресения» исправлено на «светлого христова воскресения»;
«укорительно» — на «укоризненно». Во фразе «Разорву эту
ложь, связывающую меня, чего бы это мне ни стоило, и при-
знаю все и всем скажу правду и сделаю правду» после слова
«признаю» вставлено «правду», отчего фраза утратила смысл,
и т. д.
Несмотря на то, что большинстго 9тих исправлений зри-
тельно были выделены из общей массы авторских исправлении
и таким образом формально доведены до сведения Толстого-
Сони были подчеркнуты, хотя и не всюду, красным карандашом
или написаны черным карандашом), все же, поскольку эти испра-
вления, захватывая менее третьей части романа, не были системати-
ческими и поскольку Толстой обнаружил к ним чисто пассивное
отношение, не оспорив ни одного из них, невзирая на явную их
неоправданность в иных случаях, они должны быть удалены
из основного текста романа.
В гораздо большей степени, чем Русанов, притом уже совер-
шенно без ведома Толстого, делал грамматические и стилисти-
ческие исправления толстовского текста редактор «Нивы»
Р. И. Сементковский. Им сделано свыше тысячи таких испра-
влений. Сементковский не ограничился данным ему правом
приспособлять толстовский текст к требованиям цензуры и по-
шел значительно дальше, причесав все «Воскресение» под гре-
бенку условно правильного, общепринятого литератур1ного
языка, как понимал этот язык редактор и критик «Нивы», или
даже просто сообразно своему вкусу. Приведем несколько
образцов исправлений Сементковского, ограничиваясь лишь
первой частью романа. Вместо толстовского «проговорил сам
с собой Нехлюдов» — в1 «Ниве»: «сказал себе Нехлюдов»; вме-
сто «совершенно такие же, какими были настоящие» — «словно
они были настоящие»; вместо «слегка ступая» — «мягко ступая»;
вместо «должна была объяснить» — «пришлось объяснить»;
вместо «обещал ей» — «дал ей обещание»; вместо «Масловой
захотелось плакать» — «Маслова чуть не заплакала»; вместо
«оголенными саблями» — «саблями наголо»; вместо «если бы
тогда нашелся человек» — «стоило найтись человеку»; вместо
«божественным собою» — «божественным я»; вместо «старо-
Н. Гудзий. — История печатания «Воскресения» Толстого
793
образный» — «на вид уж не молодой»; вместо «умилялись на
его мягкие, а иногда порывистые движения» — «умилялись его
мягкими, а иногда порывистыми движениями»; вместо «пор-
тить» — «испортить»; вместо «был девственником» — «был цело-
мудренным»; вместо «туалетных инструментов» — «туалетных
принадлежностей»; вместо «была подтверждением справедливо-
сти»— «подтверждала справедливость»; вместо «Федосья, про-
стоволосая, с своими длинными косами» — «простоволосая,
со своими длинными косами Федосья»; вместо «играл своим
чувством любования самого на себя, на свое раскаяние» —•
«играл своим чувством, любовался самим собою, своим раская-
нием»; вместо «рассиял» — «просиял», и т. д. и т. д. И так на
протяжении всех трех частей романа. Редактор, как будто осе-
ненный вдохновеньем, безудержно исправлял Толстого с боль-
шей придирчивостью и большим педантизмом, чем это способен
был делать гимназический учитель в отношении школьных
сочинений.1
Любопытно отметить, что два рисунка художника Л. О. Па-
стернака, иллюстрировавшего текст «Воскресения», в связи
с такого рода поправками Сементкобского (а быть может,
и просто в результате опечаток) оказались несоответствующими
подлинному толстовскому тексту. Так, иллюстрация к XIV главе
первой части изображает две фигуры (кроме ямщика) едущих
в санях к тетушкам Нехлюдова в страстную субботу — священ-
ника и дьякона — в связи со следующим текстом «Нивы»:
«Вечером в субботу накануне светлого христова воскресения,
священник с дьяконом, как они рассказывали, насилу проехав
в санях по лужам и земле те три версты, которые отделяли цер-
ковь от тетушкиного дома, приехали служить «заутреню».
В подлинном же толстовском тексте (ив издании «Свободного
слова») говорится, что к тетушкам приехали «священник с дья-
коном и дьячком», т. е. в санях, кроме ямщика, должны были
1 В статье А. Кауфмана «В лаборатории великого писателя» («Вестник
литературы», 1926, № 11(23), стр. 7—8) автор мимоходом говорит о про-
извольных изменениях редакцией «Нивы» толстовского текста, но
в виду своей неосведомленности иллюстрирует это (высказывание неудач-
ными -примерами, приписывая произволу редактора то, что на самом деле
вышло из-под пера Толстого. Так, например, в пылу негодования он пи-
шет: «Для Нехлюдова, — говорит автор, — началась совсем иная! жизнь»,
а редакция почему-то считает нужным пристегнуть следующую никчемную
и бессмысленную отсебятину: «Чем кончится этот новый перио|Д его жизни,
покажет будущее». — Эта «никчемная и бессмысленная отсебятина» при-
надлежит, однако, самому Толстому, вычеркнувшему ее в одной йз пред-
последних корректур и восстановившему в последней.
794 Н. Гуддип.—История печатания «Воскресения» Толстого
находиться три фигуры. Иллюстрация к XXIV главе этой же
первой части изображает стоящую (Ъигуру Масловой, которую
трогает за рукав халата жандарм. Эта иллюстрация находится
в связи с тем, что читается в «Ниве»: «Когда Картинкин
и Бочкова вышли, она все еще стояла на месте и плакала, так
что жандарм должен был тронуть ее за рукав халата». Но
в подлинном толстовском тексте (и в издании «Свободного
слова») вместо «стояла» стоит «сидела».
Исправления — почти исключительно грамматические — дела-
лись и В. Г. Чертковым в тексте романа, печатавшемся изда-
тельством «Свободное слово», но, во-первых, этих исправлений
неизмеримо меньше, чем в тексте «Нивы», во-вторых, Чертков
их делал на основании еще задолго до этого данных ему Тол-
стым полномочий грамматически и стилистически исправлять
его сочинения.
Само собою разумеется однако, что исправления не только
Сементковского, но и Черткова должны быть исключены из
текста романа, поскольку те и другие не были сообщены Толстому
до напечатания романа и таким образом активно им не санк-
ционированы.
Из предыдущего явствует, что тексты романа в изданиях
Маркса и Черткова во многом не совпадают. Помимо разно-
чтений, вызванных сугубым вмешательством в русское издание
«Воскресения» цензуры, а также объясняемых индивидуальными
исправлениями редакторов, в текстах обоих издательств были
еще разночтения, вызванные тем, что, как указано выше,
Марксу и Черткову в ряде случаев посылались корректуры
разновременной стадии их авторской правки. Наконец причина
разночтений в обоих изданиях крылась еще в том, что авторские
исправления, наносившиеся разными переписчиками на дублет-
ные экземпляры гранок, не всегда точно и не всегда одинаково ими
воспроизводились, а наборщики «Нивы» и «Свободного слова»
не всегда одинаково разбирались в корректурных исправле-
ниях. 1
1 Многочисленные последующие издания «Воскресения» в России ло
1913 г. представляли собой перепечатку текста с изданий Маркса. Ряд
цензурных пропускав восстановлен в тексте романа, напечатанном в 1913 г.
в Полном собрании сочинений Толстого, т. XVII, издание И. Д. Сытина,
под редакцией П. И. Бирюкова. Изъятое цензурой отмечено многоточиями
(см. «Л. Н. Толстой. Воскресение. Цензурные изъятия». Приготовил
к печати В. А. Катенин. Заккнига. Тифлис. 1926). Текст романа
в издании Сытина—комбинированный по изданиям Маркса и Черт-
кова. В том же 1913 г. «Воскресение» напечатано под редакцией
А. М. Хирьякова книгоиздательством «Просвещение», серия II, том
Н. Гудзий, — История печатания «Воскресения» Толстого
795
6
Одновременное печатание «Воскресения» в России и в ино-
странных переводах в Англии, Америке, Германии и Фран-
ции доставило 1 олстому много хлопот и огорчений. Прихо-
дилось улаживать споры й инциденты, возникавшие на этой
почве между Марксом с одной стороны и заграничными изда-
телями и Чертковым, бывшим посредником между ними и Тол-
стым,— с другой. Дело дошло до того, что Толстой одно время
решил даже порвать все контракты с переводчиками и отка-
заться, в ущерб интересам духоборов, от гонорара за право
первого печатания переводов. Об этом он писал Черткову
7 июля 1899 года, начиная свое письмо так: «Дела с переводами
замучали меня. Воображаю поэтому, как они замучили вас.
Нынче я думал вот что: бросить все контракты с переводчи-
ками и написать в газеты следующее». Далее был набросан
проект текста с отказом от гонораров. Но в конце концов кон-
тракты расторгнуты не были, и недоразумения кое-как ула-
дились.
Другого рода беспокойство причинял Толстому Маркс, жа-
ловавшийся на то, что главы романа перепечатываются много-
численными русскими газетами тотчас же по отпечатании их
•в «Ниве», благодаря чему текст «Воскресения» в газетах, до-
ставлявшихся подписчикам раньше, чем номера «Нивы», доходил
до читателей быстрее, чем соответствующий текст в «Ниве».
На этой почве между «Нивой» и подписчиками возникали
нередко конфликты, о которых Маркс и сообщал Толстому,
прося его воздействовать на газеты в том смысле, чтобы они
не перепечатывали романа до окончания его печатания в «Ниве»,
четвертый; здесь также восстановлен ряд цензурных пропусков, но сделано
это порой иначе, чем в издании Сытина. Цензурные пропуски также обо-
значены многоточиями. Текст, как и у Бирюкова, комбинированный. Такой
же комбинированный, т. е. совершенно искусственный текст романа — ив бес-
цензурном издании тнва И. П. Ладыжников-а, вышедшем в 1912 г. в Бер-
лине с пометой «Единственно полное издание». В 1918 г. вышло «первое
полное русское издание» «Воскресения» с текстовой реставрацией
Б. С. Боднарского (Москва, книгоиздательство «Народная мысль»). Оно
представляет собой также комбинацию текстов изданий Маркса и Черт-
кова. Цензурные пропуски в нем по тексту «Нивы» набраны (не систе-
матически однако) курсивом. Дальнейшие издания романа заключают
в себе такой же комбинированный текст. Впервые критическое издание
«Воскресения» по авторским корректурам и рукописям дано в юбилейном
полном собрании сочинений Толстого под общей редакцией В. Г. Черт-
кова, т. 32, ГИХЛ, М. — Л. 1933, и отдельно (редакция текста романа —
Н. К. Гудзия).
796 Н. Гудзий. — История печатания «Воскресения» Толстота
и даже пытаясь вовлечь Толстого в судебную тяжбу с такими
газетами.
Уступая просьбам Маркса, Толстой 27 марта 1899 года обра-
тился в редакции газет со следующим письмом: «Перепечатыва-
ние немедленно по их выходе в «Ниве» печатаемых в этом жур-
нале глав моего романа «Воскресение» я нахожу несправедливым
по отношению к издателю «Нивы», приобревшему от меня право
первого печатания этого романа; и потому, не изменяя заявлен-
ного мною отказа от права литературной собственности, я прошу
гг. издателей русских газет и журналов подождать перепечаты-
ванием этого романа до его окончания, которое последует при-
близительно в июле месяце этого года. Исполнив эту мою
просьбу, издатели очень обяжут меня, избавив от неприятного
положения, в которое в противном случае они ставят меня по
отношению к издателю «Нивы».1
1 Любопытна, в связи с этим эпизодом, следующая запись в дневнике
А. С. Суворина от 22 сентября 1899 г.: «... Случай графа Л. Н. Толстого
и г. Маркса, издателя «Нливы».—На руку ли это «марксистам» ? Г. Маркс—
капиталист, граф Толстой — рабочий. Граф Толстой продал за тыгячу
рублей с печатного листа «Ниве» первое издание своей повести «Воскресе-
ние». Он прямо и категорически заявил .г. Марксу, что продает только
первое издание, или, вернее, первенство его печатания, что после появления
в «Ниве» частей этой повести все другие издания имеют право пользо-
ваться «Воскресением» как своею собственностью, ибо сейчас же повесть
эта в каждом отрывке и в целом делается общею собственностью. Надо
знать, что первоначально цена повести была объявлена в 1.500 рублей за
печатный лист, причем граф Толстой, из целей чисто благотворительных,
готов было сделать оговорку, что продает первое печатание своей повести
вплоть до появления ее в печати целиком, до конца. Только тогда, когда
она напечатана была бы до конца, она поступила бы в общую собствен-
ность. Эта оговорка увеличивала бы благотворительный капитал тысяч на
8, на 9. Но затем граф Толстой отказался от этой мысли и предложил за
1000 р. с листа только первое печатание, сейчас же переходящее в общую
собственность. На этих условиях Маркс и купил, и это может подтвердить
один из литераторов, взявший на себя посредничество в этом деле.
Г. Маркс тщательно умалчивал в своих оповещатель.ных рекламах при
подписке на «Ниву» об этих условиях. Он собрал подписку прекрасную,
которая сторицею возвратила ему потраченный капитал на приобретение
первого печатания. Но ему этого было мало, ибо капиталу все мало. Когда
стали появляться перепечатки, — надо сказать, что при этих перепечатках
умалчивалось, что они делаются из «Нивы», что некорректно, во всяком
случае —г. Маркс стал осаждать графа Толстого просьбами положить
предел этим перепечаткам до появления всей этой повести. Граф Толстой
сначала настаивал на своем праве, но потом, очевидно, тронулся мольбами
г' Маркса и обратился с просьбой к повременным изданиям не перепечаты-
вать noiE-ести, в интересах г. Маркса, до появления ее на страницах
«Нивы» целиком.
Надо при этом вспомнить, что г. Маркс угрожал сначала судом тем,,
которые станут перепечатывать повесть. На эту угрозу он не имел ни
Н. Гудзий. — История печатания «Воскресения» Толстого 797
'Закончив чтение последних корректур романа, Толстой 1 8 де-
кабря 1899 года записал в дневник: «Кончил «Воскресение».
Нехорошо, не поправлено, поспешно; но отвалилось и не инте-
ресует больше», а 31 декабря того же года он писал Черткову:
«Перемен и добавлений к «Воскресению» я не буду, да я думаю,
и не могу делать: пуповина отрезана».
Потративший массу труда и энергии на отделку и радикаль-
ную переработку рукописи романа, когда принято было решение
ее печатать, и связанный в своих творческих возможностях
условиями спешной поставки материала в журнал, наконец
обремененный целым рядом привходящих забот и волнений, свя-
занных с одновременным печатанием книги в России и за грани-
цей по-русски и в переводах на иностранные языки, Толстой
естественно испытывал физическое и нравственное облегчение,
когда окончательная сдача романа в печать поставила механи-
ческий предел дальнейшим его поправкам, переделкам и допол-
нениям. Возвратиться вновь к пересмотру этой работы значило
бы вернуться и к тем мукам творчества, которые не однажды
уже были им испытаны в связи с писанием книги. Напечатание
ее давало право на отдых, на отход от нее для сосредоточения
над новыми трудами, которые ждали своей очереди.
Когда через несколько месяцев после напечатания «Воскресе-
ния» Г. А. Русанов обратился к Толстому непосредственно
и через посредство Софьи Андреевны с запросами в связи
с тем, что им замышлялось новое издание «Воскресения», в ко-
торое он намерен был ввести кое-что из того, что было в загра-
ничном английском издании и не попало в русское, Толстой,
видимо, чисто пассивно отнесся к большинству запросов Руса-
нова и не принял активного участия в* новой редакции текста
романа: «пуповина» была «отрезана», и то, что после огромного
напряжения сил «отвалилось», перестало творчески интересовать
и волновать Толстого.
малейшего права, и она вполне противоречила тем условиям, на которых
•он купил эту повесть. Когда эта самовольная угроза не остановила перепе-
чатки, он -стал просить графа Толстого вмешаться в это дело. Мне думается,
что вся эта история прекрасно характеризует капиталиста и рабочего
в таких представителях, как г. Маркс и гр. Толстой. Было уже напеча-
тано письмо, где г. Маркс защищает свои выкидки из повести («домаш-
няя цензура») и говорит, что будто бы в заграничных изданиях «печатают
роман графа Толстого с урезками несравненно более «значительными». Не
знаю, о каких изданиях идет речь, но могу указать на объявление в «bi-
bliographic de la France». — «Дневник А. С. Суворина». Редакция, пре-
дисловие и примечания М. Кричевского. Изд. Л. Д. Френкель, М.—П.
1923, стр. 210-211.
798
Неопубликованные варианты к «Воскресению» Толстого
ш
Лев Толстой
Неопубликованные варианты к „Воскресению**
Сообщил Н. Гудзии
В процессе работы над «Воскресением» небольшая сравнительно
повесть разрослась в большой ром>ан, пройдя через шесть редак-
ций. Первая полная черновая редакция «Воскресения» с трижды изме-
ненным началом датируется 1 июля 1895 г., последняя — шестая —
16 декабря 1899 г. Основная работа над романом, в особенности над
третьей его частью, была проделана после того, кат; роман был набран
в корректуре, в период с конца 1898 г. по конец 1899 г. К этому7 вре-
мени относятся пятая и шестая его редакции.
Из приведенных ниже восьми вариантов, печатающихся нами в порядке
развертывания сюжета романа, варианты №№ 1, 2, 3 и 8 относятся
к четвертой редакции, №№ 4—7 — к шестой. Все они почти исклю-
чительно содержат материал, характеризующий революционеров, с кото-
рыми столкнулся Нехлюдов, принимая деятельное участие в судьбе осу-
жденной Масловой.
№ 1 соответствует второй половине главы LVI первой части романа
в окончательной редакции.. В этом варианте «словоохотливый молодой
человек», как о нем сказано в печатном тексте «Воскресения», здесь —
«молодой ученый, оставленный при университете, зоолог», сказывается
братом Марии Павловны, фамилия которой еще Медынцева, а не Щети-
нина. Он (а не Вера Богодуховская, как в окончательной редакции)
сообщает Нехлюдову о причинах ее ареста.
№ 2 лишь отдаленно соответствует отдельным местам глав XL.VII1,
L1 и LV первой части «Воскресения» в окончательной редакции. В чет-
вертой редакции, к которой относится этот вариант, последовательность
эпизодов и самые эпизоды не находятся еще в соответствии с тем, что
мы имеем в окончательной печатной редакции романа. Существенные осо-
бенности текста варианта в том, что с просьбой помочь невинно заклю-
ченной Дидерих (в окончательной редакции Лидии Шустовой) к Нехлю-
дову обращается не Вера Богодуховская, как в печатном тексте,
а Марья Павловна, притом об этом обращении здесь говорится значи-
тельно подробнее, чем в соответствующем месте печатного текста. Тут
же Нехлюдов просит Марью Павловну принять участие в Масловой, чего
также не находим в печатном тексте. Мысль о переводе Катюши к по-
литическим подает та же Марья .Павловна, а не Богодуховская. Подроб-
ности свидания Нехлюдова с Катюшей, о которых идет речь в этом вари-
анте. рассказаны тоже по-иному сравнительно с печатной редакцией. Де-
таль -передача Нехлюдовым Масловой исправленного зуба — стоит в связи
с тем, что в предыдущее свидание — по этой редакции — Катюша просит
Нехлюдова починить ее сломавшийся зуб.
Часть этого варианта от слов: «—Я бы рада для вас сделать все»,
кончая: «все, что говорила с Нехлюдовым» — опубликована С. М. Брейт-
бургом в историко-литературном временнике «Атеией»., книга третья.
Л. 1926, стр. 81—82.
л. ТОЛСТОЙ. НЕОПУБЛИКОВАННЫЕ ВАРИАНТЫ
К „ВОСКРЕСЕНИЮ".
Неопубликованные варианты к «Воскресению» Толстого 799
№ 3 частично соответствует главе XLVIII первой части .романа в окон-
чательной редакции, в изложении эпизода свидания Нехлюдова с Катю-
шей. Но это свидание — в печатном тексте второе по счету — происхо-
дит До поездки Нехлюдова в свои имения, здесь же оно приурочено ко
времени после его возвращения из этой поездки, и самое поведение Мас-
ловой объясняется тем впечатлением, которое произвела на нее привезен-
ная из Панова фотография. Никакого соответствия с печатным текстом
не находят себе начало и конец варианта, где фигурирует Марья Па-
вловна в качестве покровительницы Катюши. Там в этой роли Марья
Павловна выступает лишь в третьей части, но в другом контексте
и в другой обстановке. ,
№ 4 соответствует главе XXV второй части «Воскресения» в окон на-
гельной редакции. В нем существенен рассказ о> тех приемах, к которым
прибегал жандармский офицер при допросе! Шустовой (клятва перед
образом). В окончательной редакции он отсутствует.
№ 5 соответствует частично главе XXVI второй части .романа в окон-
чательной редакции. Помимо отличия его от этой редакции в ряде по-
дробностей, существенная особенность его в том, что в нем отсутствует
еще рассказ тетки Лидии Шустовой о своем аресте. В процессе тех ис-
правлений, которые имели место в пределах четвертой редакции, Лидия
Шустова заменила собой Дидерих, и ходатаем за нее перед Нехлюдо-
вым стала не Марья Павловна, а Вера Богодуховская.
№ 6 соответствует большей части главы XXVI второй части романа
в окончательной редакции. Этот вариант отличается от предыдущего
тем, что в него введен рассказ тетки Шустовой о своем аресте. Этот
рассказ передан здесь подробнее, чем в печатном тексте. Материалом для
него послужило отчасти письмо к Толстому С. Ф. Русовой (хранится
в Толстовском архиве Ленинской библиотеки), написанное, вероятно,
в 1899 г. и заключающее в себе обстоятельное описание ее впечатлений
от пребывания в харьковской тюрьме.
№ 7 соответствует первой половине XVIII главы третьей части романа
в окончательной редакции. В этом варианте сообщается о судьбе большего*
количества ссыльных революционеров — товарищей и знакомых револю-
ционеров «Воскресения», чем в печатном тексте романа.
№ 8 соответствует разным местам глав XXVIII, V, VI и XII третьей
части «Воскресения». В отношении Нехлюдова к революционерам в этом
варианте сказывается более ярко и определенно подчеркнутая симпатия,
по сравнению с тем, что мы видим в печатном тексте; в то же время
сильнее обнаруживается его антипатия к представителям власти. Характе-
ристики революционеров в дальнейших редакциях были значительно рас-
поостранены, а фамилии их частью изменены; Семенов стал называться
Крыльцовым, Вильгельмсон, о котором здесь сказано, что он был офи-
цером. — Симонсоном, фигура же адвоката Крузе вовсе выпала.
Тексты печатаются по современной орфографии,, с соблюдением особен-
ностей написаний подлинников.
№ 1.
Понемногу стали выходить из первой в другую комнату и
спускаться по лестнице. Молодой человек в короткой жакетке
шёл рядом с Нехлюдовым, как бы ожидая чего.
— Тут моя сестра. Она провожает. .. — сказал он.
8Э0
Неопубликованные варианты к «Воскресению» Толстого
— Тоже отправляется? — спросил Нехлюдов.
— Нет, она еще остается, она провожающих провожает. Она
тоже ссылается, но не с этой партией. Ее дело все еще не ра-
зобрано. Вот уже 8-й месяц сидит. Вот и она, — сказал он, ука-
зывая на ту самую румяную девушку с бараньими глазами, ко-
торая большими шагами возвращалась с площадки лестницы.
Мальчик, родившийся в остроге, бежал за ней.
— Ну, прощай, Маша, — сказал молодой человек.
Она подошла к нему и что-то стала говорить. Нехлюдов
отошел, но не уходил, дожидаясь смотрителя.
— Марья Павловна; пожалуйста, — говорил смотритель.
— Иду, иду, — улыбаясь отвечала румяная девушка с ба-
раньими глазами и, кивнув головой Нехлюдову, как старому
знакомому, ушла с мальчиком и присоединившимся к ней моло-
дым человеком в куртке в противоположную дверь, в тюрьму,
так же спокойно и жизнерадостно, как будто она шла из го-
стиной в спальню.
— Да-с, удивительные порядки, — как бы продолжал пре-
рванный разговор молодой человек в жакетке, подходя к Не-
хлюдову и спускаясь с ним вместе с лестницы. — Спасибо еще
капитан, — так смотрителя называли, — добрый человек.
— Как же может добрый человек служить в такой ужасной
должности?
— Спасибо, что служит, а то было бы хуже.
Они сошли вниз в сени. В то время, как они надевали пальто,
к ним подошел с усталым видом смотритель. Два надзирателя
вытянулись, приложив руки к козырькам.
— Так вы будьте добры, представьте от его превосходитель-
ства разрешение, — сказал он Нехлюдову, махая на надзирате-
лей рукою, чтобы они приняли свои пальцы от козырьков.
— Я завтра же доставлю, — сказал Нехлюдов, глядя на аре-
станта, который с чайником, согнувшись при виде начальства,
спускался с лестницы.
— А то ведь я могу ответить за послабление, — сказал смо-
тритель, направляя взгляд туда же, куда смотрел Нехлюдов. —
Куда?—проговорил он и, мотнув головой назад, продолжал
говорить с Нехлюдовым о своей ответственности.
Арестант, еще более согнувшись, поворотил, и как вышколен-
ное животное, блеснув глазами, вернулся назад.
— Мое почтение, — сказал Нехлюдов и поспешил вытти.
Он испытывал теперь, как и тот раз при входе в острог
и посетительскую, кроме жалости, еще и чувство недоумения
и какой-то нравственной тошноты при мысли о том, что все
ТОЛСТОЙ, ВЛ. СОЛОВЬЕВ U ФЕДОРОВ
С рисунка каоандаиюм Л. О. Пастернака
51 «Звенья» № 3

Неопубликованные варианты к «Воскресению» Толстого
803
эти страдания могли бы не быть, что они налагаются одними
людьми на других по каким-то смутным, неясным причинам.
Молодой человек ждал его за дверью, и они пошли вместе.
— А какой ужас, какой ужас, — говорил Нехлюдов, доволь-
ный тем, что было кому высказаться.
— А что?
— Да все ужасно. Как ни страшно было в конторе, эти уго-
ловные для меня еще жальче.
— Ну, не знаю, там нервы другие.
Молодой человек рассказал дорогой Нехлюдову всю свою
историю и историю своей сестры. Он был молодой ученый,,
оставленный при университете, зоолог, не интересующийся по-
литикой. Сестра же его, кончившая на курсах, принадлежала,
как он говорил, по убеждениям к революционной партии, но
к революции мирной, посредством изменения общественного
мнения, просвещения народа. Преступление ее состояло в том,
что когда полиция пришла с обыском в квартиру, где были за-
прещенные книги и брошюры, кто-то потушил огонь и в темноте
выстрелил и ранил полицейского. Она знала, кто стрелял, но
при допросе она заявила, что и потушила огонь и стреляла она,,
хотя она никогда в жизни не брала в руки пистолета и во время,
обыска собирала бумаги и передавала их одному из товарищей.,
успевшему убежать задним ходом.
— Они все знают, что стреляла не она, но она стоит на
своем и спасает того, кто стрелял.
— Что же ей будет?
— Вероятно, каторга.
Рассказав еще много ужасного, усилившего в Нехлюдове
нравственную тошноту, молодой человек простился, как с знако-
мым, с Нехлюдовым, и они разошлись в разные стороны.
№ 2.
Глава 49.
Оставшись один в конторе, Нехлюдов оглянул присутствую-
щих; опять было несколько свиданий политических, но гораздо
меньше, чем в первый раз, и все лица были новые. Из прежних
был только высокий молодой ученый в короткой жакетке, по-
фамилии Медынцев, как он в тот раз назвал себя Нехлюдову,
и Марья Павловна, его сестра, румяная девушка с бараньими
глазами. С ними сидел черноватый, с насупленными бровями
и торчащими вихрами над низким лбом, сутуловатый человек
51*
804 Неопубликованные варианты к «Воскресению» Толстого
в гуттаперчевой куртке. В то время, к^к Нехлюдов вошел, они
говорили как раз о нем. Марья Павловна, девица с бараньими
глазами, узнав от брата, кто он был, предполагая, что у него
большие связи, говорила, что надо его просить помочь тому
делу, которое нынче волновало всех политических, а в особен-
ности ее, всегда и на воле и в тюрьме болевшую всеми горе-
стями своих товарищей и служившую, кроме себя, всем, кому
она только могла служить.
— Вот и он,—сказала Марья Павловна, как только Нехлю-
дов вошел в контору. — Пойду и скажу ему.
— Брось ты этих франтов. Ничего от них толку не будет.
Они, все аристократы, всегда солидарны, — мрачно сказал ей
черный с вихрами и насупленными бровями.
Черного звали Вильгельмсон. Он судился и ссылался по
одному делу с Марьей Павловной и пользовался уважением
своих товарищей за свою прямолинейную твердость и ум. Он
был на ты с Марьей Павловной, как .и :все его товарищи, и звал
ее Мащей. Но Марья Павловна не послушала его и большими
шагами подошла к Нехлюдову и, прямо глядя ему в лицо
своими бараньими глазами, поздоровалась с ним, как с знако-
мым, сильной большой белой рукой крепко сжимая его руку.
— Тут у нас совершается отвратительная гадость, зверская
жестокость, — сказала она решительно.—Я вижу, что вас здесь
уважают, и вы, верно, имеете связи. Помогите этому делу —
тому, чтобы не пытали женщину, еще беременную.
— Что такое? Я не знаю, могу ли? — сказал Нехлюдов.
— Хотите вы или не хотите помочь?
— Хочу, очень хочу что могу, —с тем серьезным видом, с ко-
торым он говорил о вещах, считаемых им самыми важными,
сказал Нехлюдов. — Не знаю, могу ли?
— Хотите, ну и прекрасно, — сказала она, по его выражению
поняв его искренность. — Сделайте что можно, а там видно
будет. Видите ли. . .
И она рассказала ему, как тайная полиция или охрана попала
на новый след людей не попавшихся и, чтобы затянуть и этих
людей, выбрали из всех самую слабонервную, Дидерих, —
правда, она и ближе была с теми людьми, которых они ищут,
и начали мучать ее.
Медынцев подошел к ним и тоже, как знакомый, поздоро-
вался с Нехлюдовым. Вильгельмсон же, видимо не одобряя их
обращения к Нехлюдову, сидел, мрачно глядя перед собою.
— Так вот они ее нравственно истязают: то уверяют ее, что
мы все сознались, что она только вредит себе, то пугают ее.
ПЕТРОПАВЛОВСКАЯ КРЕПОСТЬ
С рцсункц. карандашом JJ. О. Прсщеонака

Неопубликованные варианты к «Воскресению» Толстого
807
По ночам входят к ней без всякой надобности, только чтобы
довести ее до крайнего нервного расстройства. Не дают ночь
спать, а на утро ведут к допросу. А она нервная, болезнен-
ная. Небось, не мучают меня, — прибавила она улыбаясь, —
знают, что у меня нервов нет, и от меня, кроме обличения
их же, ничего не добьются. Так вот можете вы сделать что-
нибудь ?
— Знаю я вице-губернатора, правящего должность.
— Скажите хоть ему, он может.
— Потом в Петербурге не могу ли я? Там у. меня есть
кое-кто.
— Это прекрасно, но надо сейчас спасти женщину.
— Так я непременно. ..
— Я бы рада для вас сделать все что могу, но, как видите,
мы все поставлены в такое положение, что ничего не можем сде-
лать, — сказала она и улыбнулась своей светлой, доброй, не
имеющей ничего женского, кокетливого улыбкой.
«Да, если бы можно было ее с Катюшей, если бы они вместе
пошли» — подумал Нехлюдов.
— А я думаю, что и вы можете для меня сделать много, —
сказал Нехлюдов.
Она удивленно посмотрела на него.
— Вы видели прошлый раз женщину, с которой я имел сви-
дание. Она сейчас придет. Вот не могли бы вы помочь ей?
— Чем помочь?
— Всем, главное — нравственно помочь.
— Как, что?—сказала Маша, и лицо ее выразило страстное
внимание.
— Видите ли, эта женщина — невинно осужденная. Правда,
что это женщина низко давшая. Очень низко. — Нехлюдов никак
не мог ей выговорить то, что была Маслова. — Но она совер-
шенно невинна в том, в чем ее обвиняют и обвинили. Вы хотите
знать, что она мне?—сказал Нехлюдов краснея. — Я знал ее
молодой.
Лицо Маши просияло. Она догадалась и все поняла. После
этого она только слегка кивала головой и мигала на все, что
говорил Нехлюдов.
— Она совершенно невинна в отравлении. Мы подали кас-
сацию и надеемся на оправдание, но вот уже 6 месяцев она
в остроге и еще просидит. Это только еще ниже спустит ее.
— Что же, если бы ее перевели к нам, мы бы могли сбли-
зиться, — сказала она.
— Если бы это было возможно.
808
Неопубликованные варианты к «Воскресению» Толстого
— Я очень рада была бы. Только бы перевели. Ей и вообще
лучше бы было с нами.
— Кроме того, что я знаю, что она хорошая женщина, она
и теперь, в последний раз, когда я ее видел, поразила меня тем,
что она себе ничего не просила, а думала, что я имею вес и все
могу, и просила за женщину, которая с ней содержится и ко-
торую она считает невинной. Видно, что она. . .
Нехлюдов не договорил, потому что в- это время вошла Мас-
лова.
— Так можно рассчитывать? —сказала она.
— Непременно.
— А если только ее переведут к нам, то я постараюсь быть
ей полезной. Здравствуйте, — сказала она, подходя к Масло-
вой. — Мы говорили, чтобы вам перевестись к нам, к полити-
ческим, вам будет лучше.
— Отчего же,—отвечала Маслова, вопросительно глядя на
Нехлюдова. ~ Коли лучше, так хорошо бы.
— Мы после поговорим.
И Маша с братом пошла к Вильгельмсону и рассказала ему
все, что говорила с Нехлюдовым.
[1 лава] 50.
Маслова была нынче, потому ли, что в комнате не было смо-
трителя, потому ли, что она уже привыкла к Нехлюдову, сво-
боднее и оживленнее. Нехлюдов передал ей исправленный зуб,
и она обрадовалась, как и тот раз, улыбаясь, не распуская губ.
— Вот, спасибо вам, как скоро и хорошо. А еще у меня
просьба к вам, — и она стала просить его о своей новой сожи-
тельнице, обвиняемой в поджоге, что все это может лучше
всего объяснить ему ее сын, который содержится здесь же,
в остроге. Звать его Василий Меньшов.
— Вы только поговорите с ним, вы все поймете, — говорила
Маслова, повторяя слова старухи.
— Да ведь я ничего не могу, — отвечал Нехлюдов, радуясь
проявлению ее доброты.
— Вы только попросите смотрителя, он все для вас сделает,—
продолжала она.
— Непременно попрошу, — сказал Нехлюдов, — только я
ведь не начальник и не адвокат.
— Ну, все-таки, — сказала она.
— Я непременно сделаю что могу. А что вы думаете о том,
чтобы перейти к политическим?
/i^-
£4*
?‘.'< ~-i-.
'^~—^br^Uf“x
<й^г^б<-р4 -^jj/'Q1








Л. ТОЛСТОЙ. НЕОПУБЛИКОВАННЫЕ ВАРИАНТЫ К .ВОСКРЕСЕНИЮ-.
Неопубликованные варианты к «Воскресению» Толстого 80^
— А какая же я политическая?—сказала она улыбаясь.—
Только нешто от того, что там, говорят, их не запирают. Уж.
очень скучно, как запрут.
— Вам лучше будет с ними. Между ними есть очень хорошие,
люди, — сказал Нехлюдов.
— Отчегож им не быть хорошими, — вздыхая сказала она..
— А еще вот я книг вам привез, — сказал Нехлюдов, пока-
зывая на сверток, который'он положил возле себя. — Тут есть
Виктор Гюго, Достоевский. Вы, кажется, любили.
— Что же там любить?—Скучно,—сказала она.
Лицо ее сделалось строго, и он замолчал.
В контору вошел смотритель. Маслова встала, но смотритель, не
обращая на нее внимания, все в таком же, еще более унылом со-
стоянии сел к столу и закурил свою толстую вонючую папироску-
— Вот попросите его, чтобы вам Меньшова повидать, — ска-
зала Маслова, —она меня очень просила; говорит, что ни за что-
сидят.
Нехлюдов встал и подошел к смотрителю.
— Нельзя ли мне увидать Василия Меньшова?
— Это что, подсудимый? — уныло спросил смотритель.
— Да, подсудимый, недавно поступил.
— Сейчас в книге справлюсь.
Смотритель открыл книгу, перелистовал и нашел под литерой-
М: судился за поджог. Поступил 3-го, в 21-ой камере.
— Вам зачем же?
— Он невинно обвинен, так для защиты.
— Послушайте их — все невинны. Что же, вам привести его'
сюда?
— Если бы можно, я бы предпочел там видеть, — сказал
Нехлюдов, радуясь случаю увидать, что ему давно хотелось, са-
мые места заключения.
Выходя из конторы, Нехлюдов оглянулся на Маслову и с ра-
достью увидал, что Марья Павловна! подошла к ней и села*
на его место рядом с Масловой и, глядя на нее своими добрыми,,
внимательными глазами, что-то говорила ей.
№ 3.
Его тотчас же впустили, и он почувствовал 1 то, что испыты-
вает человек, становящийся на работу: отвлечение от всех Дру-
1 Зачеркнуто: удовольствиё и прохлады и того, что он в своем*
месте, в том, что ему теперь вместо дома. Знакомые надзиратели уже:
знают, что нужно, и направляют его в контору и идут.
810
Неопубликованные варианты к «Воскресению» Толстого
гих забот, готовность к труду и сосредоточенное внимание. Зна-
комые надзиратели уж знали его и что ему нужно и тотчас же
пошли за Масловой, пользующейся благодаря ему теперь почти
уважением надзирателей, а его направили в контору.
В конторе нынче был опять прием посетителей к политиче-
ским. Марья Павловна, Вильгельмсон и еще несколько человек
принимали своих посетителей. Строгость, напущенная Маслен-
никовым, уже опять ослабела, и опять политических соединяли
с неполитическими посетителями.
Марья Павловна, все такая же румяная, жизнерадостная
и ласковая, подошла к нему и поблагодарила его за то, что
выпустили ту, о которой она просила.
— Едва ли я заслуживаю эту благодарность мне. Я сказал.
Но я рад, что выпустили. Теперь вы успокоитесь.
— Никогда она не успокоится, — мрачно сказал Вильгельм-
сон.— Теперь из себя выходит, чтобы дали свидание матери
Николаевой в крепости. Ну, да она найдет о чем беспокоиться.
— Видаюсь и с Катей, — сказала Марья Павловна, — хоро-
шая она натура, да уж очень изломала ее жизнь. Тщеславие
и кокетство и больше ничего.
— Да, не так как ты, — сказал Вильгельмсон.
— Главное — праздность, — продолжала Марья Павловна.—
Однако тут есть перемена: она стала теперь шить себе белье
сама.
— Как я вам благодарен.
— Я хотела ее устроить в больницу ходить за детьми, так
обиделась, не захотела.
— Это было бы прекрасно, — сказал Нехлюдов, — я пого-
ворю ей.
— А знаете что, — сказала вдруг Марья Павловна, и покрас-
нела,— вы простите меня, но, может быть, ее мучает неопре-
деленность ее положения относительно вас.
— То есть как?
— 1 Как вы к ней относитесь. Что вы хотите?
— Я хочу жениться на ней, — сказал Нехлюдов, чувствуя
как кровь у него [прилила] к лицу и голове и отлила от рук.
— Я думаю, что она сомневается, и что эта неопределенность
мучает ее.
1 3 а ч е ,р кнут о:—(Мню говорили, что вы хотите жениться на ней.
— Да, я ей говорил, но она не хочет.
— Я думаю, надо О1кюнчательню решить этот вопрос, чтобы она знала,
•что ее ожидает.
Неопубликованные варианты к «Воскресению» Толстого
811
.— Вы думаете?
— Да-
В это время привели Маслову,' но не оставили ее в общей,
.как тот раз, а тотчас же провели в маленькую комнатку, назы-
ваемую адвокатскую, где адвокаты беседуют с клиентами. Не-
клюдов последовал за ней. Катюша была веселее обыкновен-
ного. Она обрадовалась, увидав его.
— Ну, как вы жили? —спросил он.
— Хорошо. Марью Павловну видаю иногда, но редко.
А вы как?
— Я съездил в деревню. Был в Панове.
Не успел Нехлюдов выговорить это слово, как какая-то
перепонка затмила свет ее глаз, левый глаз стал косить, и лицо
приняло серьезное выражение.
— Вот, привез вам. Помните?
Он подал ей фотографическую карточку.
Она взглянула, нахмурилась и опустила на колени руку, в ко-
торой держала карточку.
— Я не помню этого ничего. А вот что, напрасно вы меня
перевели сюда.
— Я думал, что лучше. Можно заниматься.
— Нет, хуже.
— Отчего же?
— Так, скучно.
Она не смотрела на него и отвечала отрывисто.
— Отчего же скучно?
Она не отвечала и смотрела на фотографическую карточку.1
В это время помощник смотрителя подошел и . сказал, что тот
сектант, который писал ему, желает его видеть.
— Он в конторе; если хотите, пройдите, а она подождет.
Нехлюдов взглянул на Маслову. Она не глядела на него
и молча свертывала и развертывала угол косынки.
— Нет, я после, — сказал Нехлюдов. — Отчего же скучно?—
сказал Нехлюдов.
— Все скучно, все скверно. Зачем только я не умерла.
— Видно бог хочет, чтобы ты жила, чтоб. . . — Он не дого-
ворил.
— Какой бог? Нет никакого бога. И все вы притворяетесь.
Вот когда вам нужна была я, тогда приставали, погубили, бро-
сили. Ненавижу я вас. Уйдите вы от меня. Не могу я с вами
1 Зачеркнуто: Потом вдруг бросила ее.
812
Неопубликованные варианты к «Воскресению» Толстого
быть. С каторжными мне хорошо. А с вами — мука. Пере-
станьте вы меня мучать.. . Бога? . . (какого бога? —продолжала
она. — Вот вы бы тогда помнили бога, когда меня сгубили.
А вы щеголяли в мундирах, за девками бегали. Да что гово-
рить, не люди вы, а звери, звери, животные.
— Как бы жестоко ты не говорила, ты не можешь сказать
того, что я чувствую, — весь дрожа, тихо сказал Нехлюдов. —.
Я сначала говорил и теперь говорю: прости меня. . .
— Да, это легко сказать — прости. А пережить то, что я пере-
жила. 1 И за что? Ведь как я любила. Ну, хоть бы вспо-
мнил. . . написал бы, а то мимо проехал. .. сунул 100 рублей. Вот
твоя цена. Пропади ты. Злодей ты. . . Ненавижу тебя! . . Уйди
от меня. . . Я каторжная, а ты князь, и нечего тебе тут быть.
— Катюша! Прости, — сказал он и взял ее руку. — Я гово-
рил тебе: я женюсь на тебе.
Она вырвала руку.
— Очень ты мне нужен теперь. Подлец. Не нужно мне ни-
чего от тебя. Ты мной хочешь спастись. Ты мной в этой жизни
услаждался, мной же хочешь и на том свете спастись. Проти-
вен ты мне. . . и очки твои, и плешь твоя, и жирная, поганая
вся рожа твоя! Уйди!.. Уйди ты!.. — Она вскочила, потрясая
руками с исковерканным лицом. — Ха, ха, ха, ха! . . — захохотала
она истерическим хохотом и упала на стол.
Нехлюдов стоял над ней, не зная, что делать.
— Катюша! — сказал он, дотрогиваясь до ней рукой.
Она отстранилась от него.
В комнату вошла быстрыми шагами Марья Павловна и на-
чала успокаивать Маслову.
— Никак нельзя, — сказал надзиратель.
— Пустяки! Видите, женщина в припадке! Надо же помочь
ей. Принесите лучше воды.
Надзиратель не мог не послушаться.
— Вы уйдите, — сказала Марья Павловна Нехлюдову.
Он вышел в приемную и минут через 10-ть видел, как всхли-
пывающую Маслову провели до двери, где Марья Павловна
оставила ее.
— Очень, очень жалкая женщина,—сказала она Нехлю-
дову. — Ну, да я уж знаю, что сделаю.
1 Зачеркнуто: Это все ничего. .. и ребенок, и все эти звери, которые
бегали за мной, и все гадости. .. Фу, мерзость! —Но все — ничего. А вот ту
ночь, когда вы уехали, а я пошла на станцию и заблудилась. И не по-
пала на станцию, а на полотно, под откос.

ПОСЛЕ ЭКЗЕКУЦИИ
С оисунка каоандашом Л. О- Пастеонака

Неопубликованные варианты к «Воскресению» Толстого
815
№ 4
— Я и не сказала, — вставила Лидия, нервно теребя прядь,
которая и не мешала ей, оглядывая тетку, двоюродного брата
и гимназиста.
Нехлюдов вслед за нею перевел свой взгляд на присутствую-
щих. Мать, очевидно плохо понимавшая, в чем было дело, просто
радовалась на вернувшуюся дочь, двоюродный брат и гимназист
оба улыбались. В особенности гимназист улыбался так, как
будто он только-что совершил какой-нибудь подвиг.
— Только Петров меня запутал, — сказала Лидия, краснея,
и волнуясь.
— Кто это Петров?
— А главный сыщик, жандарм. Он такой хитрый, что не-
возможно устоять против него.
— Да ты не говори про это, Лидочка, — сказала мать.
— Отчего же? Я хочу рассказать. Пускай князь Вере Ефре-
мовне расскажет.
Лидия уже не улыбалась, а краснела и все чаще теребила
свою прядь.
— Да ведь ты всегда волнуешься, когда говоришь про это.
— Нисколько. . . Оставьте, мамаша. Запутал он меня тем, что
призвал и начал рассказывать все, что я делала летом, и про-
всех моих знакомых, и про тетю, и про того господина, который
передал бумаги. И все верно так, что я вижу, что он все знает.
Потом встал перед образом и говорит: «Послушайте, барышня
милая, вы боитесь меня. А я, — вот вам бог, — вы не верите, а я
верю и боюсь, — сам крестится на образ, — что то, что вы мне
скажете, никому повредить не может, а напротив: мы сомне-
ваемся и держим невинных. . . —говорила Лидия, блестя глазами
и все чаще, чаще теребя волосы, — а вы скажите только, что>
верно то, что я говорю; даже не скажите, а только не отрицайте
того, что я скажу, и вы прямо освободите людей, которых мы
теперь напрасно мучим, и вас тоже, милая барышня. Мне вас.
ведь ужасно жалко». И представьте себе, так заговорил меня,
что я промолчала, когда он назвал тетю и ту личность.
№ 5.
— Совсем расшатаны нервы. Едва ли когда оправится. Обра-
ботали, — сказал двоюродный брат.
— Ничего, поправится, — сказала Колоколова, только бы
поскорее в деревню к отцу. Он управляющий имением в Псков-
ской губернии,—обратилась она iK Нехлюдову.
816
Неопубликованные варианты к «Воскресению» Толстого
— За то, что чиста, самоотверженна, за то и погибла. Будь
пошла, груба и животна, — эта будет жить, как раз придется
по среде, — сказал двоюродный брат.
Из двери, куда ушла Лидия, вышла мать и, объявив, что
Лида успокоилась, прошла в кухню, где у нее, она боялась, уже
перестояло в шкапу тесто для праздничного пирога. Вслед за
нею вышла и Лидия.
— Простите меня, я взволновалась, — сказала она, встряхнув
головой и все оправляя за ухо прядь волос. — Так вы передайте
Верочке, — сказала она смеясь,—вы ведь увидите ее?
— Надеюсь.
— Что вот я вышла здорова, бодра, поправившись, —гово-
рила она все странно смеясь, — отвыкла курить и поеду в де-
ревню. Да я вам дам письмо. Можно? Мы злоупотребляем ва-
шей добротой. — И она опять засмеялась. — Верочку пожалуй-
ста. . . — начала было она, но в это время в комнату точно во-
рвались две девушки в шляпках и один студент, и все заговорили
сразу, радостно смеясь и целуясь с Лидочкой. На всех лицах
был восторг. Нехлюдов поспешил проститься и вышел, прово-
жаемый матерью, на чистый выход.
— Видите, какая всем радость, — говорила она. — У нас
праздник из праздников, я и пирог именинный сделала. Век
будем вас помнить. Благодетель вы наш, — говорила она.
«И эта слабая, добрая, ко всем благорасположенная, с крот-
кими глазами и растрепанными волосами девушка — государ-
ственная преступница, опасный враг, которую надо хватать, до-
прашивать, мучать, запирать в толстостенные казематы крепо-
сти, караулить часовыми с заряженными ружьями, для без-
опасности государства! —думал Нехлюдов, возвращаясь с Ва-
сильевского острова. — Какой вздор! И какое ужасное и жесто-
кое недоразумение».
№ 6.
— Да, это должно быть ужасно, — сказал Нехлюдов.
— Ужасно не то, — сказала тетка, задумчиво глядя перед
собой, — не то, что вы одиноки, не то, что с вами грубо обра-
щаются, дурно кормят, дурной воздух, вообще всякие лишения.
Если бы их было втрое больше, это было бы ничего — я испы-
тала это, но ужасен тот нравственный шок, который получаешь,
когда попадаешь в руки этих людей. Этот шок не проходит
даром. Меня взяли первый раз от любимого мною мужа и ре-
бенка, и я была беременна. Не то было страшно, что меня
РАЗДАЧА ЕВАНГЕЛИЯ В ТЮРЬМЕ АНГЛИЧАНИНОМ
С оисунка каоандашом Л. О. Пастеонака

Неопубликованные варианты к «Воскресению» Толстого 819
разлучили со всеми, кого я любила, и лишили свободы, но
страшно было то, что я вдруг почувствовала, что я перестала
быть человеком, с людьми, а очутилась в руках существ.в мун-
дирах, вооруженных, имеющих подобие человеческого образа»
но не имеющих и не могущих иметь со мной никаких человече-
ских отношений. Я хочу проститься с дочкой, мне 'говорят, что-
бы я шла и садилась на извозчика с жандармом. Я спрашиваю,
куда меня везут, за что, мне не отвечают и везут меня и при-
казывают ит.ти туда или сюда. Когда меня ввели в темный во-
нючий коридор, молчаливый каменный гроб, и я услыхала за-
пирающиеся двери, замки и удаляющиеся шаги, и воцарилась
тишина, и часовой, человек лишенный всего человеческого, не
отвечая на мои отчаянные мольбы, ходил с ружьем и молча
смотрел на меня, я почувствовала, кроме горя о разлуке с детьми,
кроме страха за то, что будет, кроме отчаяния от своего
бессилия и безвыходного своего положения, я почувствовала
еще какой-то страшный нравственный удар, переворотивший
все мое миросозерцание. Я . перестала верить в добро людей,
перестала верить в людей, перестала верить в бога. И не оттого,
что меня оторвали от семьи, детей, — может быть, кому-то
нужно было сделать это, потому что я раздавала фабричным
прокламации; не то, что со мной сдел^ди, разуверило /меня
в людях и в боге, а то, что есть такие учреждения, как жан*
дармы, полицейские, которые могут оторвать мать от плачущих
детей и, не отвечая ей, сидеть с усами и в мундире и с спокой-
ным лицом везти ее в тюрьму, что есть тюремщики, спокойно
принимающие ее, записывающие и отправляющие ее в одиноч-
ную тюрьму, и что есть эта тюрьма, почти разваливающаяся,
так она стара и так нужна, и так много перебывало в ней на-
рода.
Если бы это делалось все машинами, это не так бы действо-
вало на людей, а то живые люди, люди, которые все знают,
знают, как матери любят детей, как все любят свободу, солнце,
воздух. Меня более всего тогда сразило то, что жандарм, по-
куда меня записывали, предложил мне курить. Стало быть/
он знает, как любят люди курить, знает, стало быть, и как лю-
бят матери детей и дети мать, и все-таки он повел меня —
мать —от моих детей в сырой подвал и запер под замок и пошел
чай пить со своей женой и своими детьми. Этого нельзя пере-
нести безнаказанно, и кто не испытал, тот не может понять
этого. Я с тех [пор] поседела и стала террористкой, а Ли-
дочка — этот ребенок —свихнулся и не знаю, чем кончит/
Только ужасно жалко и больно мне, что я была причиной.
52*
820
Неопубликованные варианты к «Воскресению» Толстого
№ 7
— Господа, великая новость, — сказал Набатов, возвращаясь
со двора, — и скверная. Петлин прошел.
— Не может быть,—[крикнул Крыльцов*.
— На стене нашел его записку и списал: вот.
Набатов открыл записную книжку и прочел: «17-го 7-го
(значит, августа) 1 отправлен один с уголовным на Кару. Н. за-
резался в казанской тюрьме. Петров все в сумасшедшем доме.
Аладин покаялся и хочет итти в монастырь».
Новодворов, Вера Ефремовна, Марья Павловна, Ранцева
и Набатов----все знали этих четверых. Крыльцов же был това-
рищ и друг с Петровым и, кроме того, был виновником его
положения: он увлек его в революцию.2 Его захватили с прокла-
мациями, данными Крыльцовым, и посадили :в одиночку, кото-
рую он не выдержал, и так расстроился {нервами, что видел
привидения и потом но дороге в Сибирь совсем сошел с ума3
и оставлен был в Казани в сумасшедшем доме. 4 Знал он и Ни-
конова, который зарезался стеклом, чтобы избавиться от безвы-
ходного положения. Он ударил в лицо допрашивавшего и тру-
нившего над ним товарища прокурора. Чтобы спасти его, его
признали сумасшедшим. Он не выдержал и перерезал себе
стеклом артерии.5 Известие же об Аладине, яром террористе,
особенно поразило Новодворова.,
Долго все молчали. Наконец Крыльцов обратился к Нехлю-
дову и рассказал ему, #кто был Петров и как он погиб.
— Не выдержал одиночки, — сказал Крыльцов.
— Редкие выдерживают, — сказал Новодворов.
— Ну, отчего редкие? —сказал Набатов. — Я так прямо рад
был, когда меня посадили. То все боишься, что сам попадешься,
других запутаешь, испортишь дело. Гак устанешь, что радуешься,
когда посадят. Конец ответственности. Отдохнуть можно.
1 Зачеркнуто: выпущен из казанской лечебницы, совершенно здо-
ров, иду вместе с Н. и новой партией уголовных. П. Н. умер там до-
рогой, хорошо. Желаю одного — смерти — того же. Жизнь невыносима
и бессмысленна. Одно спасение—вера. А веры нет.
2 Зачеркнуто: когда Петлин, даровитый,, горячий юноша был влю-
блен и сбирался жениться.
3 3 а ч е р к н у т о: на религиозных вопросах.
4 Зачеркнуто: В том же сумасшедшем доме сидел совершенно здо-
ровый Никонов.
5. 3 ач е р к н у т о: Петлин же оправился* и его одного с уголовными
вели теперь впереди их за 2 месяца по тому же пути. Известие это также,
в особенности самоубийство Никонова, поразило всех, ч и больше всех
Крыльцова.
ПОЛИТИЧЕСКИЕ НА ПОЛУ ЭТАПЕ
С рисунка карандашом Л. О. Пастеонака

Неопубликованные варианты к «Воскресению» Толстого
823
— Я тоже всегда хорошо выдерживал, — начал Крыльцов.
— Ну, не очень хорошо вы-то со своим здоровьем, — неосто-
рожно сказала Вера Ефремовна.
— Отчего не очень хорошо?—нахмурившись спросил он.
— Нет, я просто говорю, что не может не оставить следов.
— Вздор ка/кой. Да, так я говорил, Петров — нервная натура.
Он мне говорил, что у него были видения, и свихнулся. Нико-
нова я понимаю: сидеть одному здоровому с сумасшедшими.
— Но что за негодяй Аладин, — сказал Новодворов.
— Захотелось сладости жизни, — вставил Набатов.
— Просто устал, как мы все устали, — сказал Крыльцов.
— Parlez pour vous,1 — крикнул своим басом Новодворов.
— Разумеется, устал. Все устали, — сказал Крыльцов.
№ 8.
Придя домой после этого ужасного вечера, Нехлюдов долго
не мог заснуть.
Мертвое лицо Семенова с видневшимися зубами, губернаторша
в своем шелковом платье шанжан и пухлыми глянцовитыми
руками и острог, мочащиеся в коридоре колодники и мертвец-
кая, и запах тифа и смерти, и, хуже всего, ужасная, озлобленная
смерть такого человека, как Семенов, трогательную историю ко-
торого он знал. Вообще за последнее время, особенно дорогой,
Нехлюдов узнал этих людей, революционеров, к которым он,
как все люди его круга, питал после 1-го марта если не от-
вращение, то отдаление. Теперь он ближе узнал всю историю
этого движения и совсем иначе понял его. Все то, что делалось
этими людьми и 1-го марта и до и после него, все это было месть
за те жестокие, не только не заслуженные страдания, которые
несли эти люди. Были среди них люди слабые, тщеславные, но
эти люди были много выше тех подлых людей, их врагов, жан-
дармов, сыщиков, прокуроров, которые их мучали. Большинство
же из них были люди самой высокой нравственности. Таковы
были все эти 4 человека.
Семенов был сын нажившегося чиновника, который, кончив
курс, пошел, бросив успокоенную [?] богатую жизнь, в народ,
чтобы избавить его от рабства, был рабочим на фабрике, взят
и сидел по острогам и крепостям три года, потом сошелся с ре-
волюционерами и был сужден и приговорен к каторге. Набатов
был крестьянин, кончивший курс с золотой медалью и не пола-
1 [Говорите за себя"!
824
Неопубликованные варианты к «Воскресению» Толстого
дивший в университете, а поступивший в рабочие. Ему было
26 лет, и он 8 лет провел в тюрьмах. Вильгельмсон был офи-
цером. Крузе был адвокат. У всех у них были друзья, братья,,
сестры, также погибшие прежде их и также страдавшие. Нача-
лось с того, что они шли в народ, чтоб просветить его. Их за это
казнили. Они мстили за это. За их месть им мстили еще хуже,
и вот дошло до 1 -го марта, и тогда мстили им за прошедшее,
и они отвечали тем же.
Нехлюдов думал про все это и, не ложась спать, ходил взад
и вперед. Мысли его о прошедшем этих людей перебивались
воспоминаниями о том, что он видел нынче и в остроге.
— Ах, какой ужас, какой ужас,*—повторял он, вспоминая1
в особенности часто и с особенным отвращением то, что видел
сквозь окно в последней камере, и о том равнодушном и спокой-
ном в зле выражении Федорова и хохоте всей каторги над сло-
вами евангелия.
В подлиннике: вспомнив
А. Дерман
Работа В. Г. Короленко над «Историей моего совре-
менника»
1
«История моего современника» занимает в творчестве В. Г. Ко-
роленко место исключительное во всех отношениях: и по объему,
и по времени, поглощенному этим трудом, и по характеру про-
цесса, в каком это произведение создавалось, и по тому значе-
нию, какое сам писатель придавал этой вещи и какое она
объективно имеет.
По воспоминаниям членов семьи В. Г., замысел «Истории
моего современника» должен быть отнесен к 1902—1903 годам,
самый же приступ к работе последовал летом 1905 года. Такой
большой промежуток между замыслом и началом его выполне-
ния отчасти объясняется внешними обстоятельствами, как из-
вестно, постоянно вторгавшимися в ход работы писателя, отчасти
же должен быть приписан тому, что В. Г. очень медленно
нащупывал ту форму воплощения данного своего замысла, кото-
рая могла его удовлетворить.
Раз начавшись, работа сразу же буквально захватила писа-
теля. Уже 15 сентября 1905 года of. сообщал в письме к жене:
«Работа у меня идет весьма изрядно.. . На январьскую книжку
готово,1 пишу для февральской и до вашего приезда — будет
готово на две. А там еще на март и значит можно будет при-
ступить. . .2 Живу в атмосфере детства, первых детских впечатле-
ний, страхов, первых проблесков веры. Писать становится все
1 В Г. имеет здесь в виду январьский, т. е. № 1 журнала «Русское богат-
ство», который он редактировал.
2 Во избежание перерыва в печатании, В. Г. намеревался приступить
к нему, лишь заготовив большой запас материала.
826
А. Дерман. — Работа В. Г. Короленко
легче и как-то ничто пока не выбивает. . . Во время самого писа-
ния — вспоминаются вдруг подробности, которые лежали где-то
на дне памяти в течение целых годов. Мать и отец вспоми-
наются, как живые, и много в этом печали. . . Не знаю, что бы
дал, чтобы мамаша прочитала это еще при своей жизни.1 Как
только работа моя определится настолько, что совершенно исчез-
нут опасения перерыва и того, что с января нельзя будет печа-
тать, то я вернусь к вопросам «общей политики», в которую
теперь совсем не могу войти с полнотой внимания и настрое-
ния».
Неделю спустя В. Г. сообщал: «Сегодня заканчиваю 7-ю главу,
в которой /идет речь об освобождении крестьян. . . За этой
главой пойдет «Пансион», «Польское восстание», «Гимназия»,
«Детская любовь», «Деревня» и затем — конец первого периода.
А там —студенчество и новая полоса жизни, о которой думаю
просто с жадностью».
Уже эти отрывки из писем хорошо передают тот творческий
подъем, с каким В. Г. приступил к работе. Но целый ряд собы-
тий как личного, так и общественного характера вскоре прервал
ее. В сентябре В. Г. получил известие о смерти своей сестры
и выехал на похороны ее в Петербург, а по возвращении его
в Полтаву начались события, предшествовавшие манифесту
1 7 октября, а затем последовавшие за ним забастовки, митинги,
потом — широкая погромная волна, карательные экспедиции
и т. д. Этот поток событий захватил В. Г., в частности ему
пришлось с огромной энергией бороться с попытками погрома
в Полтаве, затем выступить в печати с знаменитым «открытым
письмом» к Филонову, организатору свирепых усмирений кре-
стьянского населения Полтавской губернии. Убийство Филонова
террористом Кирилловым повлекло за собою травлю В. Г.
черносотенным элементом и администрацией, угрозы по его
адресу и т. п. В то же время в Петербурге подымается пресле-
дование против редактируемого писателем журнала «Русское
богатство», вместо которого начинают выходить «Современные
записки», а после запрещения и этого журнала — «Современ-
ность». Первые главы «Истории моего современника» появля-
ются в январьской книге «Современных записок» за 1906 год.
Насколько сильна была потребность В. Г. продолжать нача-
тое, можно судить по тому, что даже при всех этих обстоятель-
1 Мать В. Г. умерла весною 1903 года. В последний год ее жизни
В. Г. именно в связи с замыслам «Истории моего современника» подолгу
беседовал с нею -о своем детстве, оживляя в своей памяти различные его
детали, прошлые события, имена лиц и т. д.
А. Дерман. — Работа В. Г. Короленко	827
ствах он уже в феврале 1906 года, поселившись в Финляндии,
снова принимается за работу. Превратностям жизни, выры-
вающим из его рук перо, в частности непрерывным преследова-
ниям, которым подвергается его журнал, он противополагает
изменения в самой форме «Истории моего современника». Эта
борьба с неблагоприятными условиями, это упорство в работе,
перемены в плане, общее творческое настроение В. Г. — все это
характерно отразилось в обращении «от автора» к читателям,
напечатанном в качестве предисловия к тем главам, которые,
за закрытием «Современных записок», появились в «Современ-
ности».1 Вот что, между прочим, писал здесь В. Г.:
«К трудности привлечь внимание читателей, оглушаемых бур-
ным грохотом современности, к интимным движениям растущей
и развивающейся юной души теперь прибавляется новая:
автор похож на человека, который в известных обстоятельствах
начал длинное повествование и вдруг видит себя подхваченным
неожиданной .волной и перенесенным в другое, в третье место.. .
Он оглядывается с недоумением и тревогой. Где его недавняя
аудитория? Все ли слушатели, которых, быть может, заинтере-
совали первые очерки, захотят найти в другом месте их продол-
жение? Все ли новые члены аудитории знали и интересовались
началом? Какая еще новая волна прервет продолжаемый рас-
сказ и в каком месте застигнет и автора и слушателей его
окончание? Кто может теперь ответить на эти вопросы? Но
автор — человек упрямый и хоть в этом отношении хочет гор-
диться сходством с знаменитым испанцем, который успел спасти
свою поэму среди бури и морского крушенья. . . В неблагоприят-
ное время пустился «мой современник» в свое плавание, но, раз
начав, он хочет доплыть до желанного берега, невзирая на кру-
шенья. . . Итак, мы будем продолжать свои очерки среди скрипа
снастей и плеска бури. В начале очерков было сказано, что, на-
чавшись движениями детской мысли, они должны перейти к со-
бытиям и мотивам, тесно и неразрывно связанным с самыми
больными мотивами современности.. . Судьбе угодно было, хотя
и внешним образом, иллюстрировать эту связь: очерки еще не
дошли до «современности», но сама современность уже вторглась
в судьбу очерков. . . Итак, мы будем продолжать, и нам придется
только в одном примениться к условиям нашего времени, «бес-
престанно расстраивающим правильное течение работы». Мы
постараемся каждой отдельной части придать форму и характер
1 Это предисловие впоследствии не вошло в отдельное издание «Истории
моего современника».
828
А. Дерман. — Работа В. Г. Короленко
более или менее цельных отдельных очерков, так, чтобы и раз-
битые и разбросанные бурей по разным островам и утесам, они
были способны жить своею собственной художественной
жизнью. . . Насколько это удастся, конечно.. .»
Приведенные выше отрывки из писем и предисловия в. г. уже
с достаточной ясностью намечают главнейшие характерные черты
условий, в которых создавалась «История моего современника».
Их в общем можно свести к борьбе двух противоположных сил:
упорное и напряженное стремление писателя во что бы то ни
стало выполнить задуманную работу — с одной стороны, и с дру-
гой — целый ряд препятствий, воздвигаемых .жизнью на пути
его к этой цели. Тому, кто более или менее знаком с общим
обликом Короленко, в частности с его совершенно исключитель-
ной отзывчивостью на запросы жизни, ясно, как велика должна
была* быть его писательская потребность работать над «Исто-
рией моего современника», если он находил возможным отда-
ваться этой работе в самый разгар потрясавших страну событий
величайшей важности.
Тем не менее сила объективных условий в конце концов
делала свое дело: то одно, то другое на короткое время или на-
долго отрывало В. Г. от «Истории моего современника» и обра-
щало либо к другой, по большей части злободневной, литера-
турной теме, либо к непосредственному вмешательству в ту или
иную злобу дня.
Мы не будем излагать здесь все перипетии этой драматиче-
ской борьбы писательской внутренней потребности с неблаго-
приятными условиями работы, ограничимся лишь двумя-тремя
отрывками из писем В. Г., в которых эта борьба нашла как бы
концентрированное выражение.
В июле 1908 года Короленко писал к редактору «Русских ведо-
мостей» В. М. Соболевскому: «...у меня ближайшая задача —
закончить I часть «Истории современника», которая по огром-
ному несоответствию описываемого с современной атмосферой
дается мне трудно, — и приступить ко второй, очень меня инте-
ресующей: студенческие годы и ссылка».
Уже эти несколько строк дают ясное указание на характер
той борьбы, которую выдерживал В. Г. Это «была борьба не
только и не главным образом с чисто внешними отвлекающими
и вторгающимися обстоятельствами, нарушающими внешне спо-
койное движение работы, но сверх того и более всего борьба
с самим собой, с собственной потребностью отозваться на за-
просы и требования жизни, борьба с собственной отзывчивостью^
как личного, так и общественного порядка.
А. Церман. — Работа В, Г. Короленко
829
В октябре 1908 года В. Г. успел закончить первый том «Исто-
рии моего современника», летом следующего 1909 года присту-
пил ко второму тому. Но в это время широкая волна смертных
казней, «столыпинская» полоса русской истории, постепенно
целиком завладевает всем его вниманием, и он надолго отходит
ст всякой другой работы, сосредоточившись на цикле статей
о «Бытовом явлении» и о «Чертах военного правосудия».
А вслед за одной жестокой темой щедрая на них русская жизнь
с готовностью выдвигала другую, потом третью и так без конца,
«.. .Не писал Вам это время. . . — читаем мы в письме В. Г.
к Т. А. Богданович от 24 июня 1911 года.— Не писалось по раз-
ным причинам. Между прочим, вернувшись из Москвы, крепко
засел за работу, лихорадочно стараясь наверстать, покончить
с «Чертами» и взяться за «Современника». Работалось ничего,
порядочно, но конца все еще нет. Я жадно думал о том, когда
поставлю точку, отошлю в набор и возьмусь за работу «из го-
ловы» без всех этих вырезок, справок, проверочной переписки
с адвокатами. Но.. . теперь все это перевернулось. Одна из газет
принесла известие о реформе полиции. Реформа, конечно,
в смысле усиления полицейского всемогущества, посредством
«жандармского элемента». А у меня за 10 лет собран ужасаю-
щий материал об истязаниях по застенкам, которых реформа,
повидимому, и не предполагала коснуться. Глупо это, конечно,
но с каждым новым известием я чувствую все более и более,
что ничего другого я теперь работать не буду, пока не выгружу
этого материала. Сначала я даже возмутился, и решил, что
сажусь за «Современника» и пишу о том-то. А в то же самое
время в голове идет свое: «Статью надо назвать «Страна пы-
ток» д начать с указа Александра I». Несколько дней у меня
шла эта смешная избирательная драма. Я стал нервничать
и кончил тем, что. . . сначала «Страна пыток», которую я думал
писать после, а «после» «Современник», который я думал писать
сначала. Глупо это, но. . . все будет думаться, если не сделаю
своевременно эту работу, что. . . может быть, дескать, если бы
все-таки кинуть этот ужасный материал в надлежащий момент,
то это могло бы хоть отчасти уменьшить эти растущие, как
эпидемия, повседневные мучительства. .. Конечно глупо. Но так
как от этого не отделаться, то делать нечего. Решил и начинаю
успокаиваться. ..»
Это писалось как раз перед наступлением длительной, пяти-
летней полосы победы неблагоприятных условий над упорным
стремлением писателя к любимому труду. Вначале арест двух
членов редакции «Русского богатства» и тяжелая болезнь,
830
А. Дерман. — Работа В. Г. Короленко
а затем и смерть третьего (ближайшего друга В. Г.—-
Н. Ф. Анненского), последствием чего было переобременение
Короленко редакционной работой, затем усиленный труд по пере-
работке и систематизации своих сочинений для полного их
собрания, издававшегося «Нивой», затем дело Бейлиса, отвлек-
шее Короленко от всех других работ, потом серьезная болезнь,
вызвавшая необходимость в продолжительном заграничном
лечении, наконец война, захватившая В. Г. во Франции ц на-
долго отрезавшая его от родины, — вот главнейшие из препят-
ствий, на целых пять лет прервавших работу над «Историей
моего современника».
В связи с неуклонным ухудшением здоровья В. Г., невиди-
мому, стали посещать опасения, что он не успеет выполнить
задуманную работу. В конце 1916 года> возобновляя работу над
«Историей моего современника», В. Г. писал к другу своих сту-
денческих лет В. Н. Григорьеву: «Я принимаюсь за работу..
Сначала пришлось отдать дань беспокоящим публицистическим
темам, но уже вытащил из «дальнего ящика» «Современника».
Думаю о нем с удовольствием и даже жадностью. А то пожалуй
и не успеть кончить то, что я считаю своим главным делом».
Декабрь 1916 года, январь и февраль 1917 года прошли в ра-
боте над «Историей моего современника». Правда, «современ-
ность» иного рода продолжала врываться в течение этой работы,
и, например, в конце января Короленко сообщает в письме,
к жене: «Сейчас у меня план: прямо за «Современника», но
в промежутках этой работы — нужно написать о сибирских
убийствах ссыльных. Но сегодня сажусь за «Современника».
Тем не менее В. Г. успел за указанное время довольно далеко
подвинуть свою работу. Но наступившая революция снова и уже
на целый год ее прервала.
В феврале 1918 года работа возобновилась. О напряжении вну-
тренней потребности в ней дают некоторое представление сле-
дующие строки письма В. Г. к дочери: «Не писал тебе дня
три, а может и четыре. Причина та, что это время увлекся «Со-
временником». И ложусь и встаю с мыслью об этой работе».
Опасение, которое в приведенной выше цитате звучало лишь как
легкое беспокойство, — опасение не закончить работу, — к этому
времени обращается, повидимому, в настоящую тревогу, ибо
годы уходили, здоровье В. Г. быстро падало, а внешние условия
не сулили ни малейших надежд на спокойную обстановку для
работы. В мае 1918 года в письме к товарищу по журналу
А. Г. Горнфельду В. Г., сообщая о том, что успел он пригото-
вить из II тома «Истории моего современника», замечает:
А. Дерман. — Работа В. Г. Короленко
831
«Работал с великим удовольствием. Если бы пришлось умирать,
не сделав этой работы, — чувствовал бы большое раскаяние».
С этого времени и до конца жизни В. Г. пользовался бу-
квально малейшей возможностью для работы над «Историей
моего современника». Шла гражданская война, особенно бурная
на Украине. Полтава множество раз переходила из рук в руки.
В. Г. при быстро падающих силах и неуклонно развивающейся
смертельной болезни кипел в самом котле этих событий. И во
всех этих потрясениях он все же с неслыханным упорством про-
должает работу над «Современником».
«Я писал все это,—сообщает В. Г. в декабре 1920 года
В. Н. Григорьеву по поводу посланного ему II тома «Истории
моего современника», — под гром сначала «рады», потом «гет-
манщины». Помню, однажды наша работа с Пашенькой 1 была
прервана доброжелательницей, женой железнодорожного рабо-
чего, которая, хватая меня за руки, горячо убеждала немедленно
скрыться, так как она узнала, что меня намерены схватить люди,
оскорбленные моими статьями. . . Я не скрылся и даже продол-
жал в этот день диктовать Пашеньке, но вероятно, что ясность
духа и воображения были далеко не безукоризненны. . .»
Уже за несколько месяцев до смерти, в >мае 1921 года, В. Г.
писал к А. Б. Дерману: «Я в сущности теперь настоящая раз-
валина. Кроме головы и глаз, да пожалуй еще рук, я весь раз-
ладился и никуда не гожусь. Голова работает. «Современника»
подвигаю неуклонно. Вижу уже конец ссыльного периода, пишу
Якутскую область. Надеюсь начать Нижегородский период
и нашу борьбу (вместе с Ник. Фед. Анненским и с А. И. Бо-
гдановичем) с тогдашней диктатурой дворянства. . .» В середине
декабря 1921 года В. Г. с огромным напряжением, из последних
сил, успевая в один присест делать всего по несколько строк,
дописал (в сущности лишь набросал: последние главы
IV тома «Истории моего современника» представляют не более,
как черновую редакцию, конспект изложения) заключительную
главу истории своей ссылки, закончившейся поселением в Ниж-
нем-Новгороде. А несколько дней спустя, 25 декабря 1921 года,
Владимир Галактионович скончался.
Таким образом, если даже не считать за начало работы
очерк «Шось буде», напечатанный впервые в 1902 году, являю-
щийся главой ненапечатанной работы еще более раннего
произведения В. Г. и затем введенный с некоторыми измене-
1 П. С. Ивановская, сестра жены В. Г., которая под его диктовку печа
тала «Историю моего современника» на машинке.
832
А. Дер май. — Работа В. Г. Короленко
ниями в «Историю моего современника», то хронологические гра-
ницы работы над последней определяются годами 1905 — 1921.
Как протекала эта работа, мы выше указали. Наиболее
характерная черта в ней — борьба писателя с неблагоприятными
условиями и упорное стремление его во что бы то ни стало про-
должать это дело. Эта черта с течением времени становится все
резче и драматичнее. Особенно в этом смысле поразительны
как раз последние два-три года. За эти годы написано больше,
чем за предшествующие тринадцать-четырнадцать лет, между тем
как они же были наиболее неблагоприятны в отношении условий
работы. Здесь совершенно очевидно, что этот убыстряющийся
темп работы, это возрастание энергии в борьбе с отрицатель-
ными фактами стоят в прямой связи с сознанием писателя, что
конец его близок и что надо спешить окончить или хотя бы
продвинуть возможно дальше работу, которую он считает важ-
нейшим делом своей жизни.
В творческих биографиях писателей, вероятно, не часто встре-
чаются такие явления, когда неуклонный упадок сил и призрак
надвигающейся смерти играют роль стимулов, усиливающих
работу писателя над его произведением, повышающих потенциал
его творческого упорства.
2
Почему же «История моего современника» получила такое
выдающееся, чтобы не сказать главенствующее, значение
в творческой биографии Короленко?
Во-первых, потому, что она отвечала его глубокой внутренней
потребности осмысливать проходящую перед глазами жизнь,
в противоположность тому отношению к последней, когда она
воспринимается без творческого углубления, как поток разроз-
ненных эпизодов, фактов и событий. Одной из самых характер-
ных черт в натуре Короленко было именно то, что ему были
одинаково чужды и даже враждебны, с одной стороны, непро-
чувствованная мысль, идея и с другой — непродуманное чувство.
Первое. воспринималось им как сухое и мертвое доктринерство,
второе — как слепая страсть. Его девизом была осмысленная
страсть, проникнутая живым чувством мысль.
В этом смысле он был совершенно особенным наблюдателем
и бытописателем жизни. Если часть его публицистики всегда,
как и полагается публицистике, рожденной из отклика на злобу
дня, в значительной степени сохранила свое значение и свой
интерес даже до наших дней, если, например, такая работа
Короленко, как «Голодный год», посвященная изображению
А. Дерман. — Работа В. Г. Короленко
833
вполне конкретного временного явления, выходит издание за
изданием много лет спустя после того, как описанные там факты
отошли в прошлое вместе с людьми, там изображенными, то
только потому, что в этой книге изображение «кратковремен-
ного», «быстротекущего», давалось на фундаменте широкого
и глубокого обобщения, которое само по себе заключало
какой-то значительный интерес для читателя. Но такого рода
изображение требовало и соответственного наблюдения жизни,
соответственного ее восприятия.
Отличительной чертой этого восприятия было ощущение
монистичности всего многообразия жизненного процесса. Коро-
ленко всегда не уставал указывать на сложность жизни, но эта
сложность смыкалась в его сознании в каком-то глубоком един-
стве, в чрезвычайно живом ощущении общего творческого
смысла, охватывающего все разрозненные факты многообразного
процесса жизни. И это порождало в нем постоянную потребность
•сопоставлять далекое с близким, устанавливать связь прошлого,
давно минувшего, с настоящим и намечать, как эта связь про-
тягивается в будущее.
Отсюда его уже в молодом возрасте обозначившееся стремле-
ние возвращаться мыслью к пережитому, фиксировать его и про-
думывать. Еще в конце 70-х годов, отбывая ссылку в Вятской
губернии, Короленко старательно записывает свои наблюдения,
и едва ли только с целью их беллетристического использования.
То же самое делает он и позднее — во время бесконечных своих
ссыльных скитаний, порой в самых невозможных для литератур-
ной работы условиях. По возвращении из ссылки, в первые годы
жизни в Нижнем, он набрасывает у себя в тетради воспомина-
ния далекого детства. И все эти записи, делаемые, конечно, без
всякой мысли об «Истории моего современника», о которой в ту
пору у него не было никаких планов, сами собой становятся
органическими элементами этой обширной по замыслу работы.
О чем этот факт свидетельствует? Несомненно, о том, 'что
внутренняя психологическая потребность, вызвавшая к жизни
«Историю моего современника», не была чужда и Короленко-
юноше, и Короленко-начинающему писателю. Именно это
произведение отвечало глубокому его стремлению осмыслить всю
пестроту прожитой жизни как единый закономерный процесс.
3
Такова была первая основная причина, в силу которой «Исто-
рия моего современника» заняла столь выдающееся место в кар-
тине творчества Короленко. Вторая и не менее органическая
53 «Звенья» № з
834
А. Церман. — Работа В. Г. Короленко
причина состояла в том, что «История моего современника» как
литературное произведение совершенно отвечала писательской
индивидуальности Короленко.
Всякому, кто знаком с творчеством Короленко в целом, хорошо
известно, что в его лице мы имеем тип писателя, в котором
столкнулись художник и публицист, быть может, равной силы.
Но в нашей критической литературе, как и в широких кругах
читателей, недостаточно уяснено, что результаты этого столкно-
вения были в высшей степени своеобразны, совершенно не те,,
какие мы привыкли наблюдать при аналогичных столкновениях
у других писателей.
Само по себе это явление, особенно в' русской литературе,,
не столь уж редко. При этом исход столкновения между художни-
ком и публицистом в лице одного писателя располагается
обычно по одному из двух типов: либо писатель переходит
в своем творчестве к параллелизму, либо одна из этих творче-
ских струй, так сказать, забивает, окрашивает, растворяет дру-
гую. Пример параллельного творчества в двух родах дал нам
Достоевский. Щедро насыщая свои романы публицистическими
мотивами, он все-таки стал испытывать как бы стеснение
от избытка публицистических тем, дав им в конце концов выход,
в «Дневнике писателя», создававшемся параллельно с романами.
Наиболее выразительный пример второго рода мы имеем в лице
Г. И. Успенского, художника громадного, над которым, однако,
публицист одержал решительную победу.
Короленко до известной степени шел и по пути Достоевского,
переходя от писания рассказов к чисто публицистическим
статьям и обратно. Не был ему совершенно чужд и путь Успен-
ского, т. е. путь насыщения публицистикой художественного
создания, не говоря уже о самом замысле, который весьма часто
подсказывался ему публицистическими соображениями, его
стремлением вмешаться в живую борьбу сил, кинуть аргумент
на ту или иную чашку весов в том или ином житейском споре
общественного характера. Однако ни. тот ни другой путь не ха-
рактерен для него в такой мере, как некий третий, свой соб-
ственный, можно сказать, им созданный, «короленковский путь».
Борьбу в себе художника с публицистом Короленко разрешил
так, что не дал победы и не допустил паробощения ни того ни
другого, но нашел форму оригинального и гармонического их
сочетания.
Иначе, пожалуй, и быть не могло. В самой натуре его были
заложены элементу, не позволявшие ему чувствовать себя сво-
бодно как на пути Достоевского, так и на пути Успенского*
А. Дерман,— Работа В. Г. Короленко
835
В самом деле, параллелизм творчества в художественном и пу-
блицистическом роде как бы сам собою предполагает в писателе
способность не только регулировать свой творческий аппарат,
но гораздо более — свойство властно распоряжаться своим вну-
тренним духовным хозяйством, своими впечатлениями, своими
интересами, своими мыслями и чувствами. Параллелизм творче-
ства в двух родах не может не быть отражением и какого-то
внутреннего двойного существования.
Короленко не был для этого приспособлен, и чем дальше,
тем меньше это становилось для него возможным. Его биографы
единодушно отмечают в нем свойство всецело и безраздельно
отдаваться занимавшей его мысли, охватившему его чувству,
сплошь да рядом даже вопреки воле писателя. Выше мы видели
из драматической хроники его работы над «Историей моего
современника», как порою боролся писатель с тою или иною
злобой дня, вторгавшейся в колею его работы и заявлявшей
требования на его внимание. Иногда ему удавалось ее побороть,
иногда не удавалось, но в том и в другом случае он мог лишь
всецело и нераздельно отдаться какой-либо из своих писатель-
ских потребностей. С другой стороны, возвращение от публици-
стики к чисто художественной работе всегда было для Коро-
ленко делом сложным именно в силу большого и цельного твор-
ческого напряжения, какое он вкладывал в работу: ему всякий
раз приходилось при этом преодолевать, выражаясь языком
механики, очень большую инерцию движения в том или ином
направлении. Именно этим отчасти объясняется громадное коли-
чество начатых и незаконченных вещей, обнаруженных после
смерти Короленко у него в архиве. В отдельных случаях можно
даже точно установить, какая «злоба дня» насильственно ото-
рвала писателя от работы (порой доведенной почти до конца).
И далеко не всегда удавалось Короленко вернуться позднее
в прежнюю колею.
Точно так же, с другой стороны, и путь Успенского — раство-
рение образа в публицистике — встречал препятствие в органи-
ческих элементах натуры Короленко. Для того, чтобы обратить
художественный образ в подсобное оружие публициста, в аргу-
мент социолога, в «попутный материал», — для этого Коро-
ленко был слишком строгим, ревнивым, а главное — слишком
устойчивым и органическим художником. Художественный образ
сам по себе так ему дорог, так властен в своих специфических
требованиях, что пожертвовать им, так сказать, «предать» его
Короленко не мог и в этом смысле всегда был безупречен. Та
общественная насыщенность, которая характерна для его худо-
53*
836
А. Дерман. — Работа В. Г. Короленко
жественного творчества и которая давала иногда повод критике
заподозривать чисто художнические внутренние критерии Ко-
роленко, отнюдь не была для него чем-то искусственно втор-
гающимся в образ, разрывающим узор художественной ткани
произведения. Нет, это было для него точно такою же органи-
ческой составной частью самого узора, как, например, пейзаж.
Общественность «не вносилась» им со стороны, а «вынашива-
лась» в воображении неразрывно с образом, она создавалась
для самого художника именно в данной, а не в какой-либо
другой форме. Природа образа у Короленко общественна,
а не внешняя его оболочка.
Но к природе образа он был необыкновенно чуток, к малей-
шей фальши в его выполнении — беспощадно строг. Строг
прежде всего к самому себе. В 1887 году, отвечая на письмо
В. А. Гольцева, тогда редактора «Русской мысли», упрекавшего
Короленко в чрезмерной мнительности и «рефлексии» в худо-
жественной работе, он, принимая эти упреки, объяснял: «Мне
надо, чтобы каждое слово, каждая фраза попадала в тон,
к месту, чтобы в каждой отдельной фразе, по возможности
даже взятой отдельно от других, — слышалось отражение глав-
ного мотива, центральное, так сказать, настроение. Иногда это
мне дается сразу, с одного размаха, иногда подолгу не могу
выждать соответственного настроения. Тогда я откладываю
работу, пока основной мотив как-нибудь не зазвучит в душе.
Вот почему у меня лежат несколько рассказов частью написан-
ных до середины, частью почти законченных. . . Иногда какая-
нибудь одна глава может в моих глазах уронить весь рассказ,
и я тогда не могу спокойно подойти к столу, в котором этот
рассказ лежит».
Такова была требовательность Короленко к однородности
и цельности художественного образа. Само собой разумеется,
что это был лишь частный случай в общей его системе отноше-
ния к художественному творчеству. Но и это отношение, в свою
очередь, было у него обусловлено коренными свойствами его
натуры, его художнического восприятия жизни.
Наша критическая литература чрезвычайно бедна работами,
освещающими именно эту сторону творческих биографий наших
писателей. Есть ряд превосходных исследований, как отража-
лась та или иная сторона жизни в творчестве писателя, но нет
почти ничего о том, .как воспринимал художник ту или
другую стороны жизни. А между тем ничто так не определяет
того, что мы называем «призвание», как именно характер вос-
приятия.
А. Дерман. — Работа В. Г. Короленко
837
О характере восприятия у Короленко мы можем составить
совершенно определенное представление на основании бесспор-
ных и ясных данных, которые в сумме своей дают в высшей
степени выразительную картину типично художнического вос-
приятия жизни и притом уже с самого раннего возраста, т. е.
когда «призвание» определяется еще довольно редко или, вер-
нее, еще неуловимо. Вот что мы, например, читаем в первой же
главе «Истории моего современника», где Короленко описывает,
как он еще ребенком первый раз очутился в лесу.
«. . .Здесь меня положительно заворожил протяжный шум
лесных верхушек, и я остановился, как вкопанный, на дорожке.
Этого никто не заметил, и все наше общество пошло дальше.
Дорожка в нескольких саженях впереди круто опускалась книзу,
и я глядел, как на этом изломе исчезали сначала* ноги, потом
туловище, потом головы нашей компании.. . Я ждал с жутким
чувством, когда исчезнет последней ярко-белая шляпа дяди
Генриха, самого высокого из братьев моей матери, и, наконец,
остался один. . . Я, кажется, чувствовал, что «один в лесу» — это,
в сущности, страшно, но, как заколдованный, не мог ни дви-
нуться, ни произнести звука, и только слушал то тихий свист,
то звон, то смутный говор, то вздохи леса, сливавшиеся в про-
тяжную, глубокую, нескончаемую и осмысленную гармонию,
в которой улавливались одновременно и общий гул, и отдельные
голоса живых гигантов, и колыхания, и тихие поскрипывания
красных стволов. . . Все это как бы проникало в* меня захваты-
вающей могучей волной. . . Я переставал чувствовать себя
отдельно от этого моря жизни, и это было так сильно, что
когда меня хватились и брат матери вернулся за мною, то
я стоял на том же месте и не откликался. . . Подходившего
ко мне дядю, в светлом костюме и соломенной шляпе, я видел
точно чужого незнакомого человека во сне. ..»
Подобного рода автобиографические указания на худож-
ническую впечатлительность рассеяны в большом
количестве по страницам книг Короленко. Для того вопроса, ко-
торый нас сейчас занимает, важен, однако, не этот факт сам по
себе, а его специфическая окраска, самая эта могучая сила впе-
чатлительности. Нам важно твердо себе уяснить, что эта власть
впечатления у Короленко, образец которой мы сейчас видели,
обусловливала и цельность настроения в передаче, в художе-
ственном воплощении этих впечатлений, цельность настроения,
а стало быть, и цельность приемов. Здесь-то и заключалась стра-
ховка против того растворения образа в публицистике, которое,
как некий соблазн, стояло на пути творческой эволюции Коро-
338
А. Лерман. — Работа В. Г. Короленко
ленко. Художник, над которым образ еще в процессе его вос-
приятия имел такую могучую власть, не мог в1 работе воплоще-
ния этого образа свести его к подсобной роли публицистиче-
ского аксесуара.
4
Но в то же самое время не только в мировоззрении, в системе
взглядов, но в самом существе художнического темперамента
Короленко было нечто особенное, что с неудержимой силой влекло
его к живому конкретному человеку. И это с наибольшей нагляд-
ностью можно наблюдать, как это ни странно, именно в пейзаж-
ной живописи Короленко. Пейзаж, как мы выше видели, имел над
ним совершенно исключительную власть, и как пейзажист Коро-
ленко давно Уже является признанным мастером, имеющим мало
соперников в русской литературе. Но замечательно, что природа
никогда не играла для него роли романтического убежища,
местом, куда можно уйти «отдохнуть от человека». Как раз
наоборот: как ни обаятельна была для него природа, она вос-
принималась им как нечто недоброе, а то и зловещее, если это
была природа без человека. «Мы говорили,—пишет Короленко
в крымском очерке «Емельян», — о впечатлении, которое Крым
производит на меня, приезжего человека. Основным их фоном
было ощущение какой-то загадочной тоски, которая, как назой-
ливая муха, преследовала меня среди всей этой захватывающей,
ласкающей и манящей красоты и все жужжала мне в ухо что-то
навязчивое и непонятное. Мне казалось, что это было ощущение
безлюдья».
Далее писатель поясняет, что люди-то есть, но это — либо дач-
ники, не связанные органически с этой чудесной природой, либо
обиженные люди, — очерк относится к моменту массовой эмигра-
ции крымских татар в Турцию, вызванной националистической
политикой самодержавия,—покидающие свою прекрасную ро-
дину в поисках превратного счастья. И вот природа не только
не радует, но даже прямо угнетает автора своею отчужденной
от человека красотою.
Есть у Короленко очерк «Нирвана», в котором писатель изо-
бражает чувство, навеваемое бездеятельной, бездумной приро-
дой, дающей приют таким же первичным, как сама она, румын-
ским пастухам, подлинным частицам этой летаргической при-
роды. Каким-то злым очарованием повеяло на писателя от этой
бескрайней степи, от этих бездумных людей. «И это человеческая
жизнь! — восклицает он с жутким чувством. — И сколько их,
таких жизней, расцвели, распустились и увяли, сменяя друг
А. Дерман. — Работа В. Г. Короленко
839
друга, как ковыль, зрея и увядая по очереди, без сознательной
борьбы, без стремлений, не зная ни сомнений да, пожалуй,
не зная и веры. Есть что-то особенное в этой степи и в этом
солнце, и в ровном дыхании степного ветра, и в загадочном,
как торное озеро, взгляде румынского пастуха. Что-то усы-
пляющее и влекущее, какое-то волшебство степной нирваны,
всего этого бездумного хора первичной жизни. Какая-то летар-
гия человеческого духа, наполненная смутными поэтическими
грезами».
Румынская жизнь с ее очередными злобами и борьбой, еще
накануне волновавшая автора, показалась вдруг ему среди этой
природы бесконечно чуждою, неинтересной, ненужной, как
и жизнь давно отшумевших народов. «Какие пустяки! Vanitas
vanitatum!.. Не счастливее ли этот блаженный сон полусозна-
ния, эта спокойная летаргия человеческого духа в слиянии
с природой, живой, но не мыслящей, чувствующей, но не стра-
дающей болями сознания. . . слиянии, накопляющем черноземные
силы человечества. . . Не здесь ли истинное блаженство, заверше-
ние всякой философии! Степная нирвана, сладкое усыпление,
во время которого снится только синее небо, только белые
облака, только колыхание травы, только клекот орла, только
веяние ветра, только смена дней и ночей, только зной и грозы,
только дыхание вечно могучей, вечно живой и всесильной, ни-
когда не размышляющей природы. . .»
Марево исчезает, как навождение, от стука тележки на ухабе.
Автор смотрит «вокруг теми же глазами, но они видят все
иначе». Читатель присутствует как бы перед пробуждением от
кошмара. И если попытаться кратко формулировать содержание
последнего, то окажется, что оно заключалось в удалении
от жизни. Что-то ядовитое, отравляющее душу было в этом
моменте слияния с безбурной природой, не заполненной живой
деятельностью, и чувствуется облегченный вздох писателя, когда
он сбрасывает с ‘себя это злое очарование природы. И здесь, на
этом примере, одновременно можно почувствовать обе главен-
ствующие стихии, определившие писательский путь Короленко;
поддаться столь глубокому очарованию бездеятельной природы
мог лишь художник с громадной силой восприимчивости впе-
чатлений, с необычайной способностью на подъем художнического
созерцания. А то, что это впечатление отлилось именно в форму
злого кошмара, указывает на вторую стихию Короленко, на его
жажду живой и деятельной человеческой жизни, вне которой
и самая красота обращается в какое-то недоброе колдовство,
усыпляющее сознание.
840
А. Дерман. — Работа В. Г. Короленко
Вот Короленко описывает свое путешествие по дикому и. пу-
стынному Керженцу. И здесь опять то же самое: вначале эта
пустынная красота совершенно овладевает его душою, но затем
настает перелом, начинает звучать голос второй стихии, и писа-
тель замечает: «Так хочется встретить живое человеческое лицо,
и так рад, когда среди этого хаоса мелькает правильный ряд
рыбацких кольев. Кой-где на мели виднеется опрокинутая
лодка, — значит, ее хозяин недалеко подрубает дерево или ста-
вит на лесном озере сети». Автор не видит самого человека, он
видит лишь следы и признаки человеческой жизни, и уже этого
достаточно, чтобы в его глазах просветлел этот мрачный и ди-
кий пейзаж.
Критическая литература, посвященная творчеству Короленко,
обращала всегда гораздо больше внимания на те моменты этого-
творчества, которые можно назвать продолжением традицион-
ных линий русской литературы, а не на те, в которых обнару-
живается разрыв Короленко с этой традицией. А между тем
именно эти-то моменты разрыва с традицией всего характернее
для Короленко и всего важнее для познания его творчества.
Мы это далее увидим в такой важнейшей области, как напра-
вление главного художественного интереса Короленко. Но и
здесь, в этой ограниченной, но характерной сфере короленков-
ского пейзажа, есть нечто чрезвычайно поучительное в смысле
его разрыва с традицией.
А именно: пейзажная, так сказать, традиция русской худо-
жественной литературы — это традиция романтическая. При-
рода тем более прекрасна и очаровательна, ‘чем она более дика
и девственна. К природе возделанной у нас господствовало
отношение почти что презрительное: это-де нечто зализанное
человеком, подстриженное, обезличенное и вообще испорченное.
Такова одна, еще байроновская, линия традиции. Вторая, полу-
чившая господство в 90-х годах прошлого века, может быть
названа линией левитановской. Это — тоже по Существу роман-
тическое, уводящее от жизни — воспевание серенького, блеклого,
невидного и незаметного, тихого и смиренного в природе,
И не подлежит ни малейшему сомнению, что в формировании
как писательских, так и читательских вкусов в данной области
самым непосредственным образом проявились по первой линии
дворянско-помещичьи, барственные, а по второй — народниче-
ские влияния, наложившие отпечаток на господствующую эсте-
тическую моду, на эстетические критерии.
Короленко отдал некоторую дань обеим этим линиям пейзаж-
ной традиции. Но он был у нас едва ли не первым писателем,.
А. Дермрн. — Работа В. Г. Короленко
84 Г.
начавшим отходить на новые позиции не только в своей худо-
жественной практике (такие были и до него, отчасти, например,
Кольцов), но, что еще характернее, в своем сознании, в попыт-
ках подвергнуть переоценке самые эти критерии. Это особенно-
ясно было им высказано в небольшом очерке «В чужой сто-
роне», напечатанном уже после смерти писателя, но относящемся
еще к первой половине 90-х годов.
Короленко совершил в ту пору путешествие в Америку, ведя
день за днем запись своих впечатлений и размышлений по по-
воду проходившей у него перед глазами новой жизни. В частно-
сти он подробно записал в дневнике, а затем обработал в на-
званном выше очерке свои общие впечатления от английского
пейзажа. Всего более Короленко был поражен тем преобразова-
нием природы, которое произвел в Англии человеческий труд,
Fie оставивший в первобытном виде ни одной пяди поля, луга,
или леса, выровнявший течение рек и т. п. Описав подробно
эту преображенную человеком природу, Короленко обращается,
как бы сам к себе, к своему традиционному романтическому кри-
терию нетронутой человеком первозданной красоты с вопросом:
«но. . . есть ли в этом возделанном пейзаже своя красота,
не изгнала ли, не вспугнула ли рука человека робкую прелесть
девственной природы?»
Ответ художника на этот вопрос насквозь проникнут настрое-
нием эстетического пересмотра в чрезвычайно характерном не
только для Короленко, но и для его поколения разночинском
духе:
«Есть, несомненно, и только теперь, гЛядя на поля «веселой
Англии», я усумнился в законности той исключительной эсте-
тики «пустынных мест» и «нетронутой природы», которою мы,
русские, грешим в особенно значительной степени. Мне кажется,
что этот своего рода «романтизм пустыни» имеет у нас свои
специфические причины. Что бог даст вперед, а пока еще наше
влияние на родную природу сказывается больше в том, что мы
разрушаем, а не в том, что нами преобразовано. . . Но таково ли
всюду дело рук человека? Вот передо мной природа, которая
преобразована, но не разрушена, украшена и оплодотворена,
а не истощена и не обезображена. Здесь на нее лег всюду ров-
ный и спокойный отпечаток человеческого труда и человеческого
гения, — не случайный и капризный, а сам могучий, как новая
стихия. . . И много утешающего и успокаивающего невольный
пессимизм романтика — в этом ободряющем зрелище».
Перед нами — подлинный сжатый этюд трудовой эстетики,,
противополагаемый эстетике романтической. И, конечно, не слу-
.842
А. Дерман. — Работа В. Г. Короленко
чайно именно Короленко суждено было сделать эту едва ли не
первую в нашей литературе попытку сознательного противопо-
ставления этих двух эстетических критериев. Он для этого был
предназначен не только своею принадлежностью к поколению,
начинавшему осознавать идею труда как ценности, определяю-
щей все иные, но и своими личными свойствами, своим стихий-
ным тяготением к человеку.
5
Итак, перед нами художник, с одной стороны, ревнивый
к чистоте, цельности и внутренней ценности художественного
образа, неспособный в силу данных своего таланта ни к легкому,
свободному, постоянному переходу в своем творчестве от одного
рода — художественного, к другому — публицистическому, ни
к тому, чтобы обратить свое художественное орудие в простой
придаток своей публицистической шпаги. С другой стороны,
это писатель с неутолимой жаждой живой действительности,
жаждой прежде всего познавать ее, осмысливать, распознавать
законы ее движения, изменения, с жаждой и самому ее двигать
и изменять. Взаимодействие этих двух свойств и обусловило ту
своеобразную литературную форму, какую постепенно выработал
для себя Короленко. Это форма, в которой он, не поступаясь
ни одним из требований художественного творчества, в то же
время ни на миг не отступает от реального, живого человека,
от живой действительности, с ее кипением, нуждами и запро-
сами. Ближе всего эта-форма может быть названа портретной
живописью, в которой художник всегда «связан» наличием
«натуры», которую, однако, он воспроизводит, повинуясь исклю-
чительно законам художественного творчества, и только прие-
мами последнего.
Не следует при этом упускать из виду, что ни для самого
художника, ни для его современников вопрос об объектах его
портретных воспроизведений, о том, кто служит ему «натурой»,
далеко не безразличен. Более или менее безразличным стано-
вится этот вопрос уже для последующих поколений, как, напри-
мер, сейчас более или менее для нас одинаково, с кого написан
тот или другой портрет Веласкеца, Ван-Дика или Рафаэля: зна-
чение самого мастерства, вложенного в портрет, и отражение
в этом мастерстве личности художника заслоняют растворив-
шееся во времени значение определенного живого лица, изобра-
женного на портрете. Совершенно иное — для самого художника
и для его современников. Достаточно сказать, что многие вели-
А. Дерман. — Работа В. Г. Короленко
843
чайшие создания портретной живописи, бессмертные как явле-
ния искусства, обязаны своим происхождением личному чувству,
пристрастию или тяготению художника, заботившегося, конечно,
не о впечатлении далеких потомков, но о полноте выражения
своего человеческого временного чувства. Именно это чувство
сплошь да рядом обусловливает не только выбор натуры,
но подбор тех или иных черт натуры, ту или иную их комби-
нацию, и здесь проявляется личность художника, который
всегда пишет на полотне* не только портрет натуры, но и свой
собственный портрет, картину своего собственного внутреннего
мира. Это-то и называется творческим преображением действи-
тельности.
Если вглядеться в приемы преображения действительности
у различных художников, то как они ни многообразны, их можно
подразделить на две общие группы. Одни «дополняют» дей-
ствительность чертами, отсутствующими в ней, но имеющимися
в том представлении о действительности, которое создал себе
художник. Это в наиболее резком его выражении тот путь,
которым шел, например, Федор Сологуб: беру кусок грубой
жизни и творю из него легенду. Не всегда, разумеется, вымысел
входит, как в данном примере, в самый состав авторских наме-
рений. Гораздо чаще художник верит и в собственный вымысел,
как в самую действительнейшую действительность, что, однако,
не меняет дела объективно и не обращает вымысла в реальный
факт для других. И есть другая разновидность художников,
которые, изображая действительность, раскрывают ее, снимают
с нее как бы укутывающие ее покровы. Именно к этой группе
и принадлежит Короленко.
В чистом виде это — очень редкий род живописания. Но он,
в силу указанных выше причин, уже с давних пор искушал Ко-
роленко, результатом чего и были его разнообразные, по боль-
шей части этнографические очерки — румынские," крымские,
«У казаков» и другие. В них пет ни единой черты вымысла, ни
одного слова, противоречащего фактической правде. Но все эти
очерки — подлинная и высокая художественность, сохраняющая
весь свой интерес и всю свою важность вне этой тесной связи
с действительностью, с фактом. Не только живые лица, изо-
браженные в этих очерках, но порою и все те ситуации, в кото-
рых они сплетались со своим временем, давно и невозвратно
отошли в прошлое. Но трудно, тем не менее, сказать, скоро ли
наступит момент, когда эти очерки утратят свой интерес для
читателя, ибо в них, повторяю, точная действительность поднята
на высоту художественного обобщения. Обыкновенная встреча
844
А. Дерман, — Работа В, Г, Короленко
с обыкновенными людьми, будничный рядовой день, прожитый
в будничной обстановке, — обычный объект этих очерков.
Отсутствует «фабула», нет резких или крупных событий, нет
«замечательных» личностей, — и во всей этой серости, совлекая
с нее привычные для нашего глаза наружные покровы, худож-
ник показывает значительное, подчас громадное содержание,,
полное волнующего движения и драматизма.
Чем старше становился художник, тем больше этот род вы-
теснял в его творчестве другие, тем более зрела в нем потреб-
ность перейти от художественного воспроизведения отдельных
эпизодов той жизни, в которой он участвовал, к попытке дать
обширный художественный синтез, художественное обобщение
всей прожитой жизни.
Именно такой попыткой и является «История моего современ-
ника», после {выхода в свет первого тома которой Д. Н. Овся-
нико-Куликовский писал: «Со стороны художественно-психоло-
гического анализа души ребенка и юноши в его развитии вос-
поминания Короленко могут быть поставлены рядом с «Детством»
и «Отрочеством» Л. Н. Толстого. Яркостью изображения эпохи,,
а равно глубиною и значительностью ретроспективных размы-
шлений они напоминают «Былое и Думы» Герцена». Несо-
мненно, если бы Овсянико-Куликовский писал свой отзыв,
об «Истории моего современника» позднее, когда появились
дальнейшие части этого произведения, он не преминул бы отме-
тить все больший и бдльший постепенный отход автора от ху-
дожественно-психологического анализа своих душевных состоя-
ний в различное время — в сторону изображения эпохи, т. е.
перемещение центра тяжести повествования, так сказать, от па-
фоса «Детства» и «Отрочества» в сторону пафоса «Былого
и дум». Это совершенно соответствовало первоначальному
замыслу автора, который решительным образом старался всегда
оставаться в своей «Истории» в пределах «общеинтересных мо-
тивов» и который для того лишь начал эту «Историю» с изо-
бражения «первых движений зарождающегося сознания», чтобы
«читатель ознакомился предварительно с той призмой», в кото-
рой отражались эти «общеинтересные мотивы».
6
«История моего современника» — это точное в смысле факти-
ческом и художественное в смысле приемов изображение одной
из интереснейших эпох русской общественной жизни в лице
одного из самых ярких ее представителей. Другими словами,.
А. Дерман. — Работа В. Г. Короленко
845
это — художественный портрет одного из поколений нашей обще-
ственности. И потому не случайно то обстоятельство, что черта,
наиболее характерная для этого поколения, является в то же
время наиболее выразительной и определяющей чертой для дан-
ного произведения, а именно: дух активности.
О чем бы Короленко ни рассказывал в своей «Истории»,
каких бы событий ни касался, повсюду в сущности вниматель-
ный читатель подметит один господствующий интерес у автора:
поиски ростков активности в русской жизни, той активности,
с представлением о пробуждении которой неразрывно и связан
самый термин «70-е годы». И в этом отношении Короленко
выполнял свое глубочайшее призвание.
Выше, говоря о нарушении в творчестве Короленко, так
сказать, пейзажной традиции русской литературы, мы указали,
что это был лишь один из тех моментов разрыва, из которых
слагается самая важная и характерная часть его творческой
биографии, что точно то же преодоление традиции можно
наблюдать в (направлении его главного художественного интереса.
Надо сказать, что в нашей критической литературе о Коро-
ленко несравненно более разработаны не эти отличительные
черты его творческой личности, а напротив, те традиционные
черты, в которых проявилось сходство этого писателя с предше-
ственниками и современниками его. Ходячая репутация Коро-
ленко — его репутация писателя-гуманиста народнического напра-
вления, т. е. некое клише, смазывающее характерные черты
лица. Можно, собственно, и не возражать против этой формулы,
можно не оспаривать ее правильности, — конечно, Короленко
был и гуманист, и народник, — надо лишь подчеркнуть баналь-
ность этой формулы и по этому одному — ее недостаточность.
Мало ли, в самом деле, гуманистов и народников знает история
русской литературы, и чем, в таком случае, отличается от них
Короленко?
А между тем отличается он от других не какими-либо второ-
степенными деталями, но в самом существенном, в самом харак-
терном. Совершенно своеобразен .моральный пафос его героев
и совершенно своеобразно, как указано было выше, направление
главнейшего авторского интереса, руководящего всей художе-
ственно-аналитической работой писателя. Речь идет о том суще-
ственном признаке, который в дореволюционное время русский
читатель, русский писатель, русская критика клали в основу
русского национального характера — о смирении.
Это было каноном. Писатели, лично весьма мало склонные
к смирению, неизменно наделяли этой чертой свои наиболее
846
А. Дерман. — Работа В. Г. Короленко
задушевные художественные создания. Ни Толстой, ни Пушкин
не являлись смиренниками по своему темпераменту, но один
из них создал Платона Каратаева, второй — Татьяну Ларину,
Пимена. Замечательно, что фигуры бунтующие, строптивые
в нашей литературе — либо по замыслу, либо неумышлеьно—>
космополитичны. Совершенно, например, очевидно, что Чацкий
не только сейчас лишь прибыл из-за границы, но что, побранив
своих соотечественников за преклонение перед французиком
из Бордо, лично он для своего оскорбленного чувства изберет
уголок где-нибудь поблизости от этого самого французика. Лер-
монтовские бунтари — это либо фантастический демон, либо
не-русский Мцыри, либо Арсений, в котором совершенно не чув-
ствуется русский человек. А Тургенев, желая изобразить боевую
фигуру, совершенно умышленно взял образ не-русского
Инсарова.
Особенно поучительна в этом отношении судьба героев
«Войны и мира». Здесь и оба Болконских, отец и сын, и Пьер
Безухий, и Платон Каратаев, и Кутузов—все «русские люди».
Но только те двое из всех персонажей романа были увенчаны
обществом и критикой (в полном согласии с замыслом автора)
званием национальных героев, которые являются воплощением
смирения, — Каратаев и Кутузов. Ни резкие строптивцы и про-
тестанты Болконские, ни нейтральный в этом смысле Пьер этого
звания не удостоились.
Это смирение являлось не только непременной составной частью
национальной нравственной красоты, но, с другой стороны,
и предметом, как это ни странно, национальной гордости. Соче-
тание, казалось бы, совершенно противоестественное: гордость
и смирение, тем не менее, однако, это так._ Вспомните знаме-
нитое тютчевское:
Эти бедные селенья,
Эта скудная природа —
Край родной долготерпенья,
Край ты русского народа!
Не поймет и не заметит
Гордый взор иноплеменный,
Что сквозит и тайно светит
• В наготе твоей смиренной.
В этом смирении, в этом умилении смирением, какая в сущ-
ности надменная гордыня! Где там, дескать, какому-то басур-
ману-иноплеменнику распознать не внешнюю, дешевую, а вну-
треннюю, высшую моральную каратаевскую красоту, которая
должна сквозить и тайно светить непременно, конечно, сквозь
А. Дерман. — Работа В. Г. Короленко	847;
смиренную наготу, сквозь рубище нищеты, обязательно среди
скучной природы и, само собою разумеется, на фоне долго-
терпения. Для этого иноплеменник слишком груб. И не то ли
самое смирение, на оборотной стороне медали которого совер-
шенно закономерно обнаруживается и самодовольная националь-
ная гордость, мы видим в знаменитой славянофильской формуле
Константина Аксакова: «русский народ, не имеющий в себе
политического элемента, отделил государство от себя и государ-
ствовать не хочет». Другими словами, русский народ, осиянный
нимбом смирения, не желает пачкать свои белоснежные ризы
о грязь политической государственности.
Собственно говоря, этим самым славянофилы либо обрекали
навсегда русский народ порабощению иноземных владык,
либо они полагали, что силою вещей Россия всегда и вечно
будет выделять из своей среды антинациональное, чуждое
правительство, ибо «народ государствовать не хочет», но ведь
кому-то надо.. . После революций 1905 года, Февральской
и Октябрьской нет нужды, конечно, спорить с Аксаковым. Но
в пределах интересующего нас вопроса мы должны сказать, что
разница между западниками и славянофилами состояла в дан-
ном случае не в том, что славянофилы полагали смиренйе нацио-
нальной русской чертой, а западники с этим спорили, но лишь
в том, что славянофилов это обстоятельство всегда радовало,
а западь.иков — иногда слегка печалило. И только. И те и другие
признавали ее наличие, причем даже и подлинные западники
нередко на нее умилялись. Тургенев был совершенный западник,
а вспомните его Лукерью из «Живых мощей». . . Подлинным^
западником во многих отношениях был и Пушкин, создатель
Татьяны. Одинаково далек как от славянофильства, так и от за-
падничества был Толстой, но и он умилялся на смирение.
Нет, это, повторяю, было каноном — ставить знак равенства
между смиренным и нравственно-прекрасным, и канону этому
подчинялись писатели самых различных направлений и самых
разных калибров. Это была прочная традиция в русской худо-
жественной литературе.1
1 Автор в этом рассуждении упустил главное: подчеркивание черт сми-
рения в русском крестьянине всегда было свойственно дворянской .литера'
туре, отображавшей свои собственные классовые интересы,, несмотря на
то, принадлежали ли ее писатели к западникам или славянофилам. Убедить
себя и друпих в том, что народ русский—«смиренник», было классово не-
обходимо и выгодно представителям именно дворянской литературы. Автор
забывает писателей-демократов, которые в это же время давали иные
типы русской действительности: для этого достаточно было бы вспомнить
«Что делать?» Н. Г. Чернышевского, многие персонажи А. И. Герцена,.
• 843	А. Дерман. — Работа В. Г. Короленко
Ее-то Короленко и нарушил. Ее нарушение, борьба с этой
традицией стали в центре его художественного творчества, со-
ставляют differentia specifica, характерное отличие послед-
него. В настоящей статье, посвященной лишь одному определен-
ному произведению Короленко, мы лишены возможности просле-
дить на протяжении всего его творчества преодоление этой тра-
диции смирения как высшей моральной красоты. Мы можем
поэтому наметить лишь самые общие контуры этого явления.
В центре его стоит глубочайшее убеждение Короленко, что
право на счастье —есть первейшее, естественное право человека,
который «создан для счастья, как птица для полета». Один из
его героев («Не страшное») заявляет: «все мы обязаны быть
здоровыми и счастливыми», «счастье — это высшая ступень ду-
шевного здоровья». Отсюда и вытекает частое появление в его
произведениях фигуры человека, к которому автор относится
с глубоким и живым сочувствием за то, что он упорно, настой-
чиво, порою страстно ищет счастья для себя. Этим самым,
по концепции Короленко, такой человек добивается лишь своих
прав, стремится к справедливости.
А если люди, или государство, или даже слепая случайность
лишают человека счастья, — что тогда? Как должен на это
реагировать нормальный человек?
Короленко отвечал: не смирением, а борьбой и протестом!
И это совершенно последовательно с точки зрения его отноше-
ния к счастью как естественному праву человека. Если кто-либо
или что-либо наносит ущерб естественному праву человека, то
последний обязан против этого протестовать уже из одного
лишь чувства собственного достоинства. А если он смиряется,
то в этом проявляется не высшая красота души человеческой,
а ее рабья скомканность.
Н. А. Некрасова, Г. И. Успенского, М. Е. Салтыкова-Щедрина, Степняка,
Л. Толстого в «Воскресении» (Кравцов и др.) и других, которые в своих
художественных произведениях обрисовывали типы пробуждающегося и на-
раставшего революционного движения и хорошо понимали, кроме Л. Тол-
стого, рабскую основу «смиренной» красоты.
Отсутствие анализа этой полосы нашей литературы и неправильный
переход автора от дворянской литературы прямо к В. Г. Короленко, кстати
сказать, никогда не принадлежавшего ни к какой действенной политической
партии и лишь в последнее время своей жизни более всего приблизивше-
гося к полукадетской партии народных социалистов, яростных врагов, как
и сам Короленко, пролетарской революции, является пороком статьи
А. Дермана. Приписывать В. Г. Короленко, что он и только он «нарушил»
смиренническую традицию в русской художественной литературе, — совер-
шенно неправильно и неверно. Прим. ред.
А. Дерман. — Работа В. Г. Короленко
849
Эта переоценка моральных ценностей прошла красной нитью
через все художественное творчество Короленко. 11ри этом надо
заметить, что Короленко отнюдь не закрывал глаз на вековые
напластования смирения в русской жизни. Он видел их, но, во-
первых, он на них не умилялся, а ужасался и негодовал, а во-
вторых (и, быть может, потому, что негодовал), он не уставал
жадно наблюдать, как сквозь эту толщу смирения пробиваются
ростки протеста. Вспомним, что литературная слава Короленко
пошла как раз с рассказа, в котором весь освежающий, чем-то
неслыханным в русской литературе прозвучавший нравственный
и психологический мотив состоял во внезапном переключении
смирения в протест и бунт: «Сон Макара». Полудикий якут
Макар, смирившийся, казалось, до самого дна души, вдруг по-
чувствовал, что не он у жизни, а жизнь у него в долгу, что он
оскорблен, обижен, обсчитан судьбою самым несправедливым
образом, что не он вор, как он уж и сам привык на себя смо-
треть, а что сам он кругом обворован,—почувствовал и страстно
запротестовал против этого обмана, — разве не в этом фокус рас-
сказа? И подобное же переключение смирения в бунт и протест
внимательный читатель обнаружит буквально в каждом худо-
жественном произведении Короленко. Самый важный, самый
интересный для него момент в жизни человека — это момент
(пусть хоть и самый краткий) прекращения смирения. Ведь даже
в таком, казалось бы, чисто психологическом произведении,
как «Слепой музыкант», внутренней движущей силой является
бунт слепорожденного против несправедливой судьбы и ярост-
ное его стремление не просто к счастью, но к счастью полному,
нормальному, к полноте ощущений, в том числе и стремление во
что бы то ни стало «видеть».
Не подлежит ни малейшему сомнению, что в этой черте, кото-
рая является определяющей для всего творчества Короленко, он
был выразителем психологии того поколения разночинной ради-
кальной интеллигенции, к которому он и принадлежал. Он явился
в этой переоценке смирения аналитиком этого крити-
ческого момента перехода нового поколения к новой нравствен-
ной оценке вещей, к новому нравственному самосознанию, а от-
части и к новой эстетике, ибо не только морально высоким, но
и эстетически прекрасным провозглашалась борьба, в противо-
вес прошлым поколениям художников слова, ставившим и мо-
рально и эстетически во главу угла — смирение.
Этот водораздел между прошлым пассивным смирением, опи-
рающимся на покорное подчинение порядку вещей, и духом
активности, стремящимся изменить и перестроить этот «поря-
54 «Звенья» № 3
850
А. Дерман. — Работа В. Г. Короленко
док» на новых справедливых началах, сам Короленко считал
наиболее характерной чертой, разграничившей психологию двух,
смежных поколений. По представлению Короленко, самое понятие
«общество», в смысле сознания общности гражданских прав
и обязанностей, было ново и характерно для его поколения.
С полной ясностью это сформулировано на первых же
страницах «Истории моего современника». Изображая своего»
отца, сурового, неподкупного законника, окруженного хищниками
и взяточниками, Короленко пишет: «Когда я теперь думаю
об этом, то мне становится ясна основная разница в настрое-
нии честных людей того поколения с настроением наших дней.
Он признавал себя ответственным лишь за свою личную дея-
тельность. Едкое чувство вины за общественную неправду ему
было совершенно незнакомо. Бог, царь и закон стояли для него
на высоте, недоступной для критики. . . Это было цельное на-
строение, род устойчивого равновесия совести. Внутренние их
устои не колебались анализом, и честные люди того времени не
знали глубокого душевного разлада, вытекающего из сознания
личной ответственности за «весь порядок вещей»... Время этого-
настроения ушло безвозвратно, и уже сознательная юность мо-
его поколения была захвачена разъедающим, тяжелым, но твор-
ческим сознанием общей ответственности».
Активность поколения Короленко и коренилась в этом новом
сознании. Формы ее проявления были различны. Одних, как
ранних народников 70-х годов, она уводила к наивным попыт-
кам немедленно создать из России страну крестьянского социа-
лизма, перескочив через политическую борьбу и опираясь на
таящуюся в недрах народа «мудрость» и «правду». Других она
толкнула на путь оторванной от масс, изолированной террори-
стической борьбы с самодержавием. Короленко на короткое
время, в годы своей юности, примкнув к первым и быстро разо-
чаровавшись в их иллюзиях, не пошел и за вторыми, не веря ни
в успешность их борьбы, ни в свою способность к ней. Для сво-
ей активности он искал адэкватных форм долго и мучительно,
о чем свидетельствует ряд страниц «Истории моего современ-
ника», но в конце концов' нашел их. «Я сказал себе, — писал он
впоследствии об этом критическом моменте своей молодости: —
ни партий, ни классов, которые бы вели сплоченную борьбу
за право общества и народа, нет. Создавать их — не мое призва-
ние. Мне остается выступить партизаном, защищая право и до-
стоинство человека всюду, где это можно сделать пером».
В «Истории моего современника» Короленко и рассказал, как
люди его поколения, как сам он ощущали зарождение и рост-
А. Дерман, — Работа В, Г. Короленко
851
общественной активности, как они искали адэкватных форм ее
воплощения, как постепенно эти формы эволюционировали, как
одни сменялись другими. Этим, думается, и можно объяснить
такое, на первый взгляд несколько (непонятное, явление,
как то, что Короленко! при своей исключительной отзывчи-
вости мог сохранить в себе способность к упорной работе
над «Историей моего современника» в годы наибольшего об-
острения гражданской войны, которой он был отнюдь не бес-
страстным наблюдателем. Каким образом могло произойти, что
большая часть работы над этим произведением падает как раз
на эти годы?
Короленко чувствовал, что силы его идут к концу, и поэтому
все с большим упорством возвращался к работе, которую он
считал, очевидно, главным делом своей жизни. Это понятно.
Но как мог Короленко находить в себе чисто творческое
равновесие для того, чтобы жить воображением в «истории»,
когда кругом кипит борьба, то и дело предъявляющая и к нему
свои запросы, на которые он не устает давать и свои ответы?
И почему «История моего современника» стала для Короленко
«делом жизни»?
Ответов на эти вопросы надо искать в самом существе этого
произведения с точки зрения изложенной выше системы взгля-
дов Короленко на смирение и на борьбу. Для него «История
моего современника» — и тем больше, чем дальше она подвига-
лась —была не совсем «история», во всяком случае не такая
«история», которая ничем не связана с жизнью данного ДНЯ,
даже с этой гражданской войной. В предисловии к I тому
«Истории моего современника», еще в 1910 году, Короленко сам
на это указывал: «Я вижу многое из того, — писал он, — о чем
мечтало и за что боролось мое поколение, врывающимся на арену
жизни тревожно и бурно. Думаю, что многие эпизоды из
времен моих ссыльных скитаний, события, встречи, мысли
и чувства людей того времени и той среды не потеряли и теперь
интереса самой живой действительности. Мне хочется думать,
что они сохранят еще свое значение и для будущего. Наша
жизнь колеблется и вздрагивает от острых столкновений новых
начал с отжившими, и я надеюсь хоть отчасти осветить некото-
рые элементы этой борьбы».
«История моего современника» — это история зарождения
и роста активности русской разночинной интеллигенции — такова
она объективно и так именно, как мы видели, смотрел на нее
и сам автор. Недаром он исключил из нее целые главы, вполне
уже отделанные, как, например, «Детская любовь» — они не имели
54*
852
А. Дерман. — Работа В. Г. Короленко
отношения к этой истории роста активности, а стало быть,
выпадали из плана всего замысла. Отсюда понятно, почему
«История» была важнейшей литературной задачей Короленко,
над которой он, при самых неблагоприятных обстоятельствах,
работал с перерывами почти двадцать лет: именно в этом про-
изведении он и давал анализ постепенного перерождения смире-
ния в борьбу, .в сущности — анализ перерождения русского
общества, его переход к новому сознанию й даже к новому
мироощущению.
В. Я. Адарюков
1
Указатель гравированных и литографированных
портретов В. И. Ленива
Наш великий вождь пролетариата В. И. Ленин, со свойствен-
ною ему скромностью, не любил позировать художникам для
своих портретов, вследствие чего огромное большинство его пор-
третов создано по немногочисленным фотографиям и общему
впечатлению. Что касается помещенных в этом Указателе пор-
третов, то «с натуры» был сделан только литографированный
набросок в издании: «Диктатура пролетариата. Автолитографии
с натуры Ю. К. Арцыбушева, Москва 1918» (№ 103). Не-
смотря, однако, на то, что нашим граверам и литографам не
удалось исполнить портреты В. И. Ленина «с натуры», в числе
их работ имеется несколько весьма удачных и похожих, как, на-
пример, портреты работы Верейского, Клемм, что подтверждается
лицами, близко стоявшими к В. И. Ленину. Ниже подробно опи-
саны портреты, исполненные резцом, офортом, гравюрою на
дереве и линолеуме, литографией и хромолитографией, — по бо-
гатейшему собранию русских гравюр, находящемуся в Гравюр-
ном кабинете Музея изобразительных искусств в Москве, за
малым исключением портретов, исполненных неизвестными
1 В. Я. Адарюков скончался 4 июля 1932 г. Совсем незадолго до сме|рти
он передал нам эту свою рукопись, выразив непременное желание, чтобы
она была напечатана в «Звеньях».
Желая дать наиболее полный Указатель, мы поручили сотруднице
В. Я. Адарюкова по Музею изобразительных искусств М. Холодовской
дополнить его теми портретами, которых недоставало в Указателе по
сегодняшний день. М. Холод овская внесла в этот Указатель следующие
№№ 14, 15, 16, 17, 18, 113, 115 —117, 119—124, 128 —136, 165 и 166.
Кроме того, ею же сделаны некоторые поправки и в основном текста
Указателя. Прим, ред.
854 В, Я. Адарюков. — Указатель портретов В. И. Ленина
художниками (№№ 88, 98, 119, 120 и 122), сведения о кото-
рых почерпнуты .из «Книжной летописи». Само собою разу-
меется, что настоящий перечень не претендует на вполне
исчерпывающую полноту, в особенности в отношении хромо-
литографированных портретов.
Гравюры резцом
1.	По грудь; % вправо; без подписей; работы А. Г. Блюма.
1926.14,2 x9л1
2.	По грудь; % влево; В. Ульянов (Ленин)2 (гриф.); на
светлом фоне; работы П. Ксидиаса; издание Гознака. Главлит
№ 78973. 1000 экз. 1927. 975 X 740 (доска).
Офорты
3.	Портрет В. И. Ленина, ремарка-портрет Карла Маркса.
Офорт М. А. Рундальцова. Указание: Каталог 1-й Государствен-
ной выставки. Петроград 1919. Портрет был, повидимому, отпе-
чатан в ограниченном количестве экземпляров, так как отсут-
ствует во всех музеях.
4.	Оплечный; % вправо; грае. А. Троицкий, 1924; есть отпе-
чатки красной краской; издание Гознака. 21 Х16,5.
5.	По грудь; % влево; сзади: фабрики, заводы и два аэро-
плана; работы П. А. Шиллинговского; без подписей. 51 X 37.
6.	Одна голова; % вправо; в красках; В. Улъянов (Ленин)
(гриф); работы А. Овсянникова. 1926. 18 X 12,5.
7.	Оплечный; % влево; Е. Клемм, 1928; ниже: изображения
серпа и молота. 23,5 X 17,5.
8.	В четырехугольной рамке (23 X 17); оплечный; % вправо;
в левом углу: Е. Клемм, серп и молот. 1928.
9.	В четырехугольной рамке (23,5X17,5); по грудь; %
вправо; в левом углу: Е. Клемм, серп и молот. 1928.
10.	Памятник; в рост; ^2 влево; вокруг: здания завода;
ЗАГЭС 1927; то же по-грузински; сухая игла; работы И. И. Ни-
винского. 71,5 X 51,7.
11.	Памятник; в рост; ^2 влево; внизу: часовой с ружьем;
левее: плотина; на первом плане четыре фигуры; в красках;
наверху: СССР; внизу: общий вид головных сооружений
ЗАГЭС’а. — Памятник В. И. Ленину в ЗАГЭС'е; то же по-гру-
зински. 1927. И. И. Нивинский. 44 X 48,4.
1 Размеры везде в сантиметрах. Прим. ред.
2 Слова, печатаемые курсивом, находятся на гравюрах. Прим. Адарюкова.
В. И. ЛЕНИН
С гравюры на меди П. С. Ксидиаса

В. Я. Адарюков. — 'Указатель портретов В. И. Ленива
857
12.	Памятник В. И. Ленину в ЗАГЭС’е; в рост; влево; без
подписей; сухая игла; работы И. И. Нивинского. 1927. 49 X 32,7.
13.	Одна голова; прямоличный, в верхнем левом углу; кругом:
машины, рабочие и пароходы; внизу подпись: Азнефтъ — Завет
Ильича выполним — надпись в Азнефти— 1930; печатан крас-
ками; сухая игла; работы И. И. Нивинского. 71 X 50. (Строи-
тельство Азнефти. Батум).
14—16. 3 портрета Ленина на гравюре: «Ударники М.-Казан-
ской ж. д.»; работы И. И. Нивинского. 1932 г. (на одной из
них изображен Ленин в детстве).
1	7. Ленин — включен вместе с портретами Маркса и Энгельса
в композицию И. И. Нивинского «Въезд Красной армии в Баку».
1933.
18.	По грудь; % влево, на фоне тракторов и электропередач;
сухая игла; работы С. М. Шор. 1933. 41 X 36.
19.	Офорт Ник. Александр. Павлова. Ленинград. 1932. На-
печатан на белой ватманской бумаге. 630 X 492. Размер доски —•
362 X 288. С фотографии.
20.	Иллюстрация к книге «Маной»; работы Д. Штеренберга;
в правой половине: портрет Ленина, по грудь; ^2 влево; ниже:
чернильница и «Правда»; в левой: пионер и наверху детские
рисунки.
Гравюры на дереве и линолеуме
21.	В. И. Ленин (ребенком) по грудь; прямоличный. Гравюра
П. Староносова при книжке: «Законы юных пионеров». Детиз-
дат. 1930.
Миниатюрные портреты В. И. Ленина, гравированные на де-
реве И. Н. Павловым в издании: «Отрывной календарь Ильича.
1925». То же—1926, ГИЗ, Москва.
22.	Ленин ребенком в кругу своей семьи. — Май 30, воскре-
сенье.
23.	В. И. Ленин 6 лет. — Апрель 13, вторник.
24.	В. И. Ленин 9 лет. — Январь 5, вторник.
25.	В. И. Ленин 16 лет. — Январь 9, суббота.
26.	Тюремная фотография В. И. Ленина в 1896 г. — Ян-
варь 13, среда.
27.	Паспорт В. И. Ленина в 1917 г. на имя рабочего Иванова,
во время переезда в Финляндию. — Июль 8, четверг.
28.	Тов. Ленин и Зиновьев в июле 1917 г. — Июль 28, среда-
29.	В. И. Ленин и Влад. Бонч-Бруевич в 1918 г. в Кремле.—
Октябрь 13, среда.
.858
В, Я. Адарюков. — У каратель портретов В. И. Ленина
30.	В. И. Ленин на Ходынском поле в 1918 г. — Апрель 2,
пятница.
31.	В. И. Ленин <на митинге в 1918 г. — Февраль 14, вос-
кресенье.	i
32.	В. И. Ленин на открытии мемориальной доски в 1918 г.
на Красной площади.—Ноябрь 14, воскресенье.
33.	Владимир Ильич и Мария Ильинична у стены Большого
театра в 1918 г. — Июль 26, суббота.
34.	В. И. Ленин в 1918 г. — Июнь 17, четверг.
35.	В. И. Ленин в Народном доме в Ленинграде в 1919 г.—
.Декабрь 5, воскресенье.
36.	В. И. Ленин в заседании Коминтерна в Москве. —-
Ноябрь 24, среда.
37.	В. И. Ленин. — Март 26, пятница.
38.	В. И. Ленин на митинге по случаю выступления Польши. —
Май 28, пятница.
39.	В. И. Ленин на трибуне.—Май 15, суббота.
40.	В. И. Ленин. — Май 7, пятница.
41.	Ильич. — Апрель 27, вторник.
42.	В. И. Ленин в 1919 г. — Апрель 22, четверг.
43.	В. И. Ленин и Л. Б. Каменев на митинге. — Апрель 9,
пятница.
44.	Ильич на митинге. — Ноябрь 6, суббота.
45.	В. И. Ленин и секретарь ЦК т. Стасова. — Декабрь 19,
воскресенье.
46.	В. И. Ленин на открытии памятника К. Марксу в 1920 г.—
Октябрь 3, воскресенье.
47.	В. И. Ленин. — Январь 1, пятница.
48.	Ильич беседует с т. Загорским. — Декабрь 15, среда.
49.	Ленин, Бухарин и Зиновьев. — Декабрь 31, пятница.
50.	В. И. Ленин в 1921 г. — Апрель 7, среда.
51.	Ильич. — Июль 6, вторник.
52.	Плакат с цитатой из Ленина о том, что коммунистом можно
стать лишь тогда, когда обогатишь свою память знанием всех
тех богатств, которые выработало человечество. — Апрель 4,
воскресенье.
53.	В. И. Ленин в Горках в кругу семьи. — Ноябрь 27,
суббота.
54.	Владимир Ильич и Надежда Константиновна в Горках
в 1922 г. — Август 15, воскресенье.
55.	Владимир Ильич и Мария Ильинична в Горках
в 1922 г. — Июнь 22, вторник.

В. И. ЛЕНИН
С офорта П. А. Шиллингаоского
ЭКСЛИБРИС ПУБЛИЧНОЙ БИБЛИОТЕКИ
имени ЛЕНИНА
С гравюры на дереве Е. А. Шиллинговского*
В, Я. Адарюков. — Указатель портретов В. И. Ленина
861
56.	В, И. Ленин с женой брата и с племянником в Горках
в 1922 г.—Июль /7, воскресенье,
57.	В. И. Ленин, — Август 17, вторник,
58.	В. И. Ленин принимает американца Xристиансена, — Сен-
тябрь 10, пятница.
59.	Покушение на В. И. Ленина. — Август 29, воскресенье.
60.	Всесоюзная сел.-хоз. выставка в Москве (1923). Пор-
трет В. И. Ленина из цветов.— Сентябрь 17, пятница.
61.	В. И. Ленин. — Декабрь 9, четверг.
62.	В. И. Ленин. — Октябрь 5, вторник.
63.	Маска В. И. Ленина работы художника Меркурова. —
Апрель 18, воскресенье.
64.	В. И. Ленин на смертном одре. — Январь 21, четверг.
65.	В. И. Ленин в гробу в Колонном зале. 1924. — Январь 25,
понедельник.
66.	Очереди к гробу т. Ленина 1924.— Январь 24, вос-
кресенье.
67.	На похоронах Владимира Ильича Ленина. — Январь 29,
пятница.
68.	Опущенные знамена в час похорон В. И. Ленина. — Ян-
варь 27, среда.
69.	Гроб В. И. Ленина на Красной площади. — Январь 26,
вторник.
70.	У мавзолея на Красной площади. — Январь 28, четверг.
71.	Мавзолей В. И. Ленина. — Февраль 12, пятница.
72.	Дом в Ульяновске, где родился В. И. Ленин. — Июль 30,
пятница.
73.	Дом в Казани, где жил В. И. Ленин студентом.—
Октябрь 9, суббота.
74.	Дом в с. Шушенском, где жил В. И. Ленин во время
ссылки. — Ноябрь 19, пятница.	„
75.	Дом в Подольске, где жил В. И. Ленин в 1905 г.—
Апрель 24, суббота.
76.	Дом на ст. Саблино, Окт. ж. д., где жил В. И. Ленин
в 1905 г. — Сентябрь 18, суббота.
77.	Дом в Поронине (Галиция), где жил Ленин в 1914 г.—
Декабрь 23, четверг.
78.	Тюремная камера, где сидел Ильич, в Нов. Тарге (Гали-
ция).— Август 13, пятница.
79.	Тюрьма, где сидел Ленин, в Нов. Тарге (Галиция).—
Август 10, вторник.
80.	Дом в Цюрихе, где жил В. И. Ленин в 1917 г. перед
отъездом в Россию. — Октябрь 19, вторник.
862
В. Я. Адарюков. — Укаратель портретов В. И. Ленина
81.	Шалаш, где жили Ленин и Зиновьев в 1917 г. на ст. Раз-
лив. — Июль 26, понедельник.
82.	Чердак, где скрывались В. И. Ленин с Зиновьевым
в 1917 г. — Июль 22, четверг.
83.	Дом в Ленинграде, где скрывался В. И. Ленин в июльские
дни. — Июль 20, вторник.
84.	Памятник в сквере на месте покушения на В. И. Ленина. —
Ноябрь 29, понедельник. *
85.	Временный памятник на месте покушения на В. И. Ле-
нина.— Сентябрь 2, четверг.
86.	Горки. Терраса дома, в котором умер В. И. Ленин.—
Февраль 22, понедельник.
87.	Дом в Горках, где умер В. И. Ленин. — Май 19, среда.
88.	Временный мавзолей на могиле В. И. Ленина.—Де-
кабрь 22, среда.
89.	В четырехугольной рамке (15 X 10); по грудь; % вправо;
в гимназическом мундире; сзади: здание Казанского универси-
тета. В. И. Ульянов (Ленин). М. OCCLXXXVII, монограмма
П. А. Шиллинговского и год: 1930.
90.	В четырехугольной рамке (13 X 12,5) ; по грудь; % вправо;
на рамке Н. Ленин (В. И. Ульянов) в 90 годах; монограмма
И. Н. Павлова: ИП.
91.	По грудь; влево; с одной монограммой И. Н. Павлова:
ИП. 21,5 X 14.
92.	В четырехугольнике (33,5X17,5); оплечный; влево;
в круге внизу лента с надписью: Пролетарии всех стран,
соединяйтесь. Внизу: мавзолей и надпись: Ленин. Моно-
грамма И. Павлова: ИП. 1924. Календарная стенка; доска
уничтожена.
93.	В четырехугольной рамке (28,5X19,8); оплечный;
% «вправо; монограмма Н. Н. Купреянова: НК.
94.	Бюст; У2 вправо; на первом плане: идущие войска со зна-
менем, на котором надпись: С(^СР — Власть трудящихся; по бо-
кам бюста: 1917—1,927; сзади бюста Ленина: голова Карла
Маркса на круглом фоне; монограмма Н. И. Пискарева: НП.
14,5X14,5.
95.	Портрет В. И. Ленина с рис. Валентина. Указание: Ката-
лог I выставки союза художников-живописцев в Москве.
1918. № 38.
96.	Ленин и Плеханов на митинге в Женеве в 1914 г. — Книж-
ный разворот для альбома по истории партии; на одной стороне:
Ленин в рост; Vq влево; сзади: масса народа: без подписи; гра-
вюры работы П. Староносова. 1931. 1 50 X 180.
4
I
В. И. ЛЕНИН
С офорта (сухая игла) А. И. Троицкого, 1924 г-

Е. И. ЛЕНИН
С офорта Е. Ф- Елемме, 1928 г.
55 «Звенья» № 3

в. И. ЛЕНИН
С офоота Е. Ф. Клемма, 192S г.
В, Я. Адарюков. — Указатель портретов В. И. Ленина
867
97.	В четырехугольной рамке (15,5X23); почти влево;
ниже пояса; говорящий речь народу; стоит на фоне фабрик и за-
водов; в верхнем левом углу: Великий вождь пролетариата
В. И. Лемин; монограмма П. А. Шиллинговского: П1П и год:
/928.
98.	Стоит за кафедрой; по грудь; % вправо; вокруг: народ
и войска. Октябрь 1917. — Мы теперь приступаем к строитель-
ству социалистического порядка. Долой войну — земли; гравюра
работы В. А. Фаворского, с его монограммой и годом: 1928 —
WF январь. 14 X 23,5.
99.	Оплечный; ^2 вправо; вокруг: темный фон; гравюра
П. Я. Павлинова с его монограммой и годом: /7/7 27. 14 Х13.
Приложена к изданию: «Гравюра на дереве». Сборник. Вы-
пуск 4-й. Ленинград.
100.	Воспроизведение той же гравюры меньших размеров,
с одной монограммой: АП 27; при книге: А. В. Пясковский,
«Ленин в русской народной сказке и восточной легенде». «Моло-
дая гвардия». 1930.
101.	Оплечный; % влево; гравюра на линолеуме Н. В. Хлеб-
никовой; 1930; печатана красной краской; без подписей. Вы-
сота 1 5.
102.	В рост; в фуражке; стоит; на картинке в* книге: С. Ма-
лашкин, «Больной человек». «Молодая гвардия». 1929. Гравюра
на дереве А. А. Суворова.
103.	Оплечный; % вправо; гравюра на линолеуме; с монограм-
мой П. Н. Староносова: 77С. Высота 12.
104.	Картинка: Выступление В. И. Ленина на II съезде сове-
тов; внизу: Ленин предлагает первые декреты советской власти.
Монограмма М. Ушакова^Поскочина: УП. В изд. «Великий
Октябрь». Пособие для школы I ступени. Гравюры по дереву
С. Мочалова, М. Орловой-Мочаловой, М. Ушакова-Поскочина,
Н. Фан-дер-Флит. ГИЗ. 1930.
105.	В. И. Ленин на III съезде ВЛКСМ. — Г. М. Диковского.
Указание: Каталог XI выставки АХР и ОМАХР, 1929,
№ 16.
106.	В четырехугольнике (8X5,5); на книжном знаке; стоит,
ниже пояса; ^2 вправо; с рукописью в руках; сзади: толпы на-
рода и фабрики; на первом плане: полка с лежащими на ней
раскрытыми книгами; наверху: Библиотека; внизу: Имени Ле-
нина; гравюра П. А. Шиллинговского. 1925.
107.	В четырехугольнике (23 X 20,5); посмертная маска
В. И. Ленина; гравюра И. Н. Павлова, 1924, без всяких
подписей.
5:-
868
В. Я. Адарюков. — Указатель портретов В. И. Ленина
108.	В четырехугольной рамке (18X13,5); похороны
В. И. Ленина; гроб Ленина в Колонном зале Дома Советов; во-
круг: толпы народа; слева подпись: А. Кравченко.
109.	В. И. Ленин, говорящий с балкона речь толпе; моно-
грамма А. И. Кравченко: А. К. На обложке книги: Аросьев,
«Люди Советской страны».
110.	В рост; Уъ влево; с протянутой рукой; черный силуэт;
внизу: несколько фигур, фабрики, заводы 5—4 Ars А. К.; мо-
нограмма А. Кравченко. 16,5 X 14,5.
111.	В четырехугольной рамке (19,5X13,5); похороны
В. И. Ленина; на фоне Кремля народ несет гроб Ленина; моно-
грамма А. И. Кравченко: А. К.
112.	В четырехугольной рамке (8 X 13); мавзолей В. И. Ле-
нина (первоначальный); сзади: Кремль; гравюра А. И. Крав-
ченко без всяких подписей.
113.	То же; вариант в одном черном цвете.
114.	То же; с небольшими изменениями. В четырехугольной
рамке (6,5 X 8,5); его же, А. И. Кравченко, работы; без
подписей.
115.	В четырехугольной рамке (12,1 X 15,8); мавзолей
В. И. Ленина (новый) ; в левом нижнем углу монограмма А. К.
Работы художника А. И. Кравченко.
116.	То же; вариант работы 1933 года.
117.	Мавзолей Ленина — красный на фоне золотых лучей;
цветн. ксил. раб. А. И. Кравченко.
118.	В четырехугольнике (19 X 24) ; цветн. гр. на линолеуме;
мавзолей Ленина; слева: Спасские ворота; впереди мавзолея
несколько фигур; монограмма А. И. Кравченко: А. К. —1931.
119.	Ленин на подпольном собрании—иллюстрация для аль-
бома «История партии»; ксил. работы Г. А. Туганова. 1931
(два варианта), 15,8X14.
120.	В. И. Ленин говорит речь; ксил. работы М. И. Полякова;
на обложке брошюр по истории партии. 1932. 5 X 9,3.
121.	В групповом портрете: Маркс, Энгельс, Ленин, Сталин.
4 полуфигуры, фоном для которых служат эпизоды Парижской
коммуны, гражданской войны и строительства. В правом ниж-
нем углу монограмма WF 1933 фронтиспис для журнала
«Искусство»; грав. на дер. работы В. А. Фаворского, 16 X 15,5.
122.	Оплечный; % вправо; слева монограмма МУ: гравюра
на дереве, работы худ. М. В. Маторина, 6,5 X 5. 1932 г.
123.	Фигура Ленина с протянутой рукой над массовой сце-
ной; гравюра на дереве раб. худ. В. И. Касиана «За коллекти-
визацию сельского хозяйства» 1931 г. 20X19,3.
В. Я, Адарюков.— Указатель портретов В. И. Ленина 869
124—127. 4 портрета В. И. Ленина для «Литературной энци-
клопедии», 1932; ксил. работы А. П. Троицкого.
Монотипиям
128. Оплечный; монотипия на стекле, раб. худ. К. В. Прохо-
ровой 1 9,2 X 1 5.
Гравюры резцом
129. По грудь; % влево; гравюра Аферова 1 930 г. 27 X 20,2.
130—131. 2 миниатюры раб. худ. Аферова:
1) В четырехугольнике; % вправо, 1933 г. 2,8 X 2,3.
2) В овале; % влево; в. 2,8.
132.	По грудь; % влево; грав. Блюм 1932; разм. прибл.
32 X 24.
Гравюры на дереве и линолеуме
133.	По грудь; прямоличный; в правом нижнем углу моно-
грамма А. К.; цветная ксилогр. раб. А. И. Кравченко,
10,6 X 7,2.
134.	То же; вариант без монограммы.
135.	Похороны В. И. Ленина; вариант; в левом нижнем углу
монограмма А. К.; в правом верхнем углу — свиток с надписью:
«В. И. Ленин в доме союзов 23—21 января 1924 г.» Гравюра
работы А. И. Кравченко, 16,5 X 11,1.
136.	То же; цветная гравюра на линолеуме; в левом нижнем
углу монограмма Л. Я., в верхнем в лавровом венке свиток с над-
писью: «В дни скорби В. И. Ленин в доме Союзов 23—21—I
1924. 49,3 X 17.
Литографии и хромолитографии
137.	Ниже пояса; % вправо. 1. Ленин (Ульянов) — председа-
тель Совета народных комиссаров (большевиков). В изд. «Дикта-
тура пролетариата». Автолитографии с натуры Ю. К. Арцыбу-
шева. Москва. Изд. т-ва И. Кнебель. 1918.
138.	Ленин стоит на кафедре; ниже пояса; ^-вправо. В. И, Ле-
нин на II конгрессе Коминтерна в 1920 г. Ленинградский Гублит
№ 1110.— Лит. Гос. Худ.-Пром. Техникума, Демидов, 6; в пра-
вом углу монограмма Г. С. Верейского: Г. В. Литография испол-
нена в 1924 г. Высота 21.
139.	Оплечный; % вправо; литография работы В. Д. Фали-
леева, без всяких подписей. Высота 25.
S70
В. Я. Адарюков. — Указатель портретов В. И. Ленина
140.	По грудь; % вправо; в альбоме РСФСР 1917 Октябрь
1922. Деятели Октябрьской революции.—Государственное из-
дательство, Москва— 1922 — Петроград. Выпуск 1-й. 16 Авто-
литографий художников П. Ю. Киселиса и В. Д. Фалилеева. —
Исполнено в 1-й Образцовой типографии МСНХ, Пятниц-
кая ул., 71. — Главлит № 2609. Москва. Напеч. 15 000 экз.
35,5 Х26,2.
141.	По грудь; % влево; на светлом фоне: В. Ульянов (Ле-
нин) (гриф); Петр Киселис, 1924; ’типографским шрифтом:
Утверждено комиссией ЦИК от 4 октября 1924 г. ГИЗ № 8223.
Главлит № 26798. Напеч. 10 000 экз. Госиздат. 1-я Образцовая
типография, Москва, Пятницкая ул., 71. Высота 36.
142.	В четырехугольнике (22,5 X 32,6) ; сидит на стуле; ниже
колен; % вправо; рядом сидит Сталин. В. И. Ленин и И. В. Ста-
лин в Горках летом 1922 г. — Главлит № А. 34828. Р.-10. ГИЗ
№ 30248. Заказ № 8370.— Тираж 480 000. — Государствен-
ное издательство, Офсет. — Типо-лит. «Красный пролетарий».
Москва, Краснопролетарская, 16; наверху: Михайловский.
1925.— 10 коп. 22,5 X 32,6.
143.	Оплечный, прямоличный; вокруг и сверху: масса идущих
людей. 3. Толкачев, 1925. 42,5 X 63,5.
144.	То же; другой вариант 3. Толкачева; печатан желтова-
той краской. 42,5 Х63,5.
145.	По грудь; 1/2 вправо; ниже: у стрем ле иные вправо фигуры
(Ленинский призыв). 3. Толкачев, 1924—1929. 52,5 X 47.
146.	В гробу; в* профиль; выше: масса фигур. (Великая
скорбь). 3. Толкачев, 1924. 58 X 40.
147.	То же; другой вариант; печатан розовой краской. 3. Тол-
качев. 58 X 40.
148.	Портрет В. И. Ленина. Типо-лит. Томского Линотдела.
74 X 76. 700 экз.
149.	Портрет В. Ленина. Рис. Н. Филиппов, М., райком РКП
(«Большевик», Красная Пресня, Профтехническая школа поли-
графии имени Борщевского). 125 X 85. 2000 экз. Указание:
«Книжная Летопись» 1923, № 3957.
150.	Портрет В. И. Ленина с монограммой и подписью: Вождь
мировой революции В. Ленин. 35 X 25. Указание: «Книжная Ле-
топись» 1923, № 3959.
151.	Портрет В. И. Ленина. Псков. Лит. Губисполкома.
100 X 73. Указание: «Книжная Летопись» 1923, № 5104.
1	52. По грудь; % влево; В. И. Ленин.— С о риг. худ. Н. И. Си-
мона.— Художественное издательство Акц. О-ва АХР, Мо-
сква, 6, Цветной бульвар, 25. 1930. — Цена 10 коп. — 2-я Гос.
В. И. ЛЕНИН
С лчтэграфии Г. С. Верейского, 1931 г.
В. И ЛЕНИН
С офоота Н. А. Павлова 1932
В. Я. Адарюков. — Указатель портретов В. И. Ленина
873
литография «Мосполиграф». Г лав лит № А 56363. Тираж
500 000. 50 X 36,5.
153.	В рост; % влево; идущий с поднятой рукой; В. И. Ленин.
Художественное издательство Аки,. О-ва АХР, Москва, 6, Цвет-
ной бульвар, 25. Цена 1 руб.; хромолитография Н. Симона,
1928129 год. — С оригинала худ. Н. Симона. Г лав лит № 72387.
Тираж 100 000. — Литография «Печать», ул. Эдиссона, 8.
100X 68.
154.	То же; В. И. Ленин. — Н. Симон, 1928/29. Цена 15 коп.
2-я Гос. литография «Мосполиграф». Г лав лит № А 56363. Ти-
раж 500 000. С ориг. худ. И. И. Симона. Художественное изда-
тельство Акц. О-ва АХР, Москва, 6, Цветной бульвар, 25.
1930. 55 X 37.
155.	То же; В. Ульянов (Ленин) (гриф). — С ориг. худ.
Н. И. Симона. — Художественное издательство Акц. О-ва АХР.
Москва, 6, Цветной бульвар, 25. — Цена 50 коп. — 5-я лит.
«Мосполиграф». Главлит № А 59362. Тираж 200 000. 76 X 53.
156.	То же; больших размеров (207 X 112,5); В. И. Ленин.
Художественное издательство Акц. О-ва АХР. Москва, 6. Цвет-
ной бульвар, 25. — Н. Симон, 1928129.— Главлит № А 54466.
Тираж 200 000. 12-я литография и офсет-печатня «Рабочее
дело». Тел. 2-04-85 и 4-90-61. «Мосполиграф».— С ориг. худ.
Н. И. Симона. Цена 10 руб.
157.	В четырехугольнике (29 X 23,5); по грудь; % вправо;
Владимир Ильич Ульянов (Ленин). По оригиналу худ. Вербова;
ниже: 11 строк биографии. 2-я хромолит. «Мосполиграф», Мо-
сква, Щипок, 18. ГИЗ. Тираж 500 000.
158.	По грудь; % вправо; Владимир Ильич Ульянов (Ле-
нин).— По оригиналу худ. Вербова. 11 строк биографии. Глав-
пит № А 41178. ГИЗ №30167. — Тираж 560 000. Зак. №965.
Государственное издательство. Литография «Печать», ул. Эдис-
сона, 8. 37 X 27.
1 59. То же; Владимир Ильич Ульянов (Ленин). — Художник
Вербов. 30 строк биографии в два столбца. Г лав лит № Б 1023.
Р.-61. № 64. Изогиз № 961. Заказ № 326. Изд. 9-е. Тираж
400 000. Огиз — Изогиз. 1931. 1-я Образцовая типо-литография
Огиз, Москва. 37 X 24.
160.	Ниже пояса; %, вправо; хромолитография; В. И. Ленин.
Изогиз. Москва— 1930 — Ленинград. По ориг. худ. М. А. Вер-
бова. Исполнил на камне И. Игоряинов. 1-я Образцовая типогра-
фия. Москва, Валовая, 28. Цена 1 руб. Тираж 100 000. 100 X 68.
161.	В овале (34 X 24); по грудь; % влево;на фоне пейзажа;
внизу: серп и молот, колосья ржч и лавровая ветка; хромолито-
• 874 В, Я. Адарюков. — Указатель портретов В. И. Ленина
графил; Ленин, Художник А. Эберлинг. 1927. Разрешено Инсти-
тутом В, И, Ленина при ЦК ВКП(б) от 13 августа 1927 г,
№ 287/2682. Главлит № 99039, Заказ № 5828, Тираж
2 000 000 экз. Издательство АХР, Москва, Петровка, 16.
1-я Образцовая типо-лит, Госиздата, Москва, Пятницкая ул„ 71.
Цена 5 коп.
162.	Ленин на подпольном собрании. — Худ. Моравов. С пра-
вой стороны 53 строки текста. — Огиз — Изогиз, Москва—>
1931 —Ленинград, 1-я типо-литография Огиза РСФСР. Образ-
цовая, Москва. Главлит 540. Изогиз № 37. Заказ № 3073. Ти-
раж 100 000. Цена 15 коп. 34,5 X 51.
163.	В четырехугольнике (23,5 X 33,5). Мавзолей Ленина.
С картины худ. Хвостенко; ниже: 16 строк стихов; хромолито-
графия; Главлит № А 9216. Тираж 200 000. Отп. в типо-лит.
им. т. Дунаева. Издательство АХР. Москва, 6, Цветной буль-
вар, 25. Цена 10 коп.
164.	Оплечный; прямоличный; монограмма худ. Верейского;
Г. В. 1931. Высота 27.
165.	В. И. Ленин и М. Горький. Лит. работы Г. С. Верей-
ского. 1932. 16,5 X 11.
166.	В. И. Ленин Цв. лит. работы С. С. Боим; в детской
книге «Комсомольское племя».
Силуэты
167.	Бюст, оплечный; влево; работы В. Д. Фалилеева. Вы-
сота 6.
168.	Оплечный; вправо; работы Н. В. Хлебниковой. 1928.
Высота 6.
УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН ХУДОЖНИКОВ 1
Арцибушев, Ю. К.— 137.
Аферов, С. К. —129 —131.
Боим, С. С. — 166.
Блюм, А. Г. — 1, 132.
Вербов, М. А. — 157 — 160
Верейский, Г. С. —138, 164, 165.
Касиан, В. И. — 123.
Киоелис, П. Ю. — 140, 141.
Клемм, Е. Ф. — 7 — 9.
Кравченко, А. И. — 108 — 118,
133 — 136.
Ксидиас, П. С. — 2.
Купреянов, И. Н. — 93.
Материи, М. В. — 122.
Михайловский — 142.
Моравов, А. — 162.
Нивииский, И. И. — 10 — 17.
Овсянников,, А. — 6.
Павлинов, П. Я. — 99, 100.
Павлов, И. Н. — 22 — 88, 90 — 92,
107.
Павлов, Н. А. — 19.
Пискарев, Н. И. — 94.
Поляков^ М. И. — 120.
1 Цифры указывают на соответствующие №№ Указателя. — Прим. ред.
в. И. ЛЕНИН
С силуэта В. Д. Фалалеева
В И. ЛЕНИН
С силуэта Н. В. Хлебниковой
(из черной бумаги, 1928 г.)

А. Сидоров. Краткие сведения о В. Я. Адарюкове
877
Прохорова, К. В. — 128.
Рундальцев, М. А. — 3.
Симон, Н. И. — 152 — 156.
Староносов, П. Н. — 21, 96, 103.
Суворов^ А. А. — 102,
Талкачев, 3. — 143 — 147.
Троицкий, А. П.—4, 114—127.
Туганов, Г. А. — 119.
Ушаков-Поскочин, М. — 104.
Фаворский, В. А. — 98, 121,
Фалилеев, В. Д. — 139, 140, 167.
Хвостенко — 163.
Хлебникова, Н. В. — 101, 168.
Шиллинговский, П. А. — 5, 89, 97,
106.
Шор, С. М. —18.
Штеренберг, Д. П. — 20.
Эберлинг, А. —161,
КРАТКИЕ СВЕДЕНИЯ О В. Я. АДАРЮКОВЕ
Скончавшийся 4 июля 1932 года Владимир Яковлевич Ада-
рюкав принадлежал к числу ученых, о которых следует с благо-
дарностью помнить всем] работникам культурного строительства
и музейного собирательства СССР. Чрезвычайно скромный
и непритязательный, покойный ученый принадлежал к числу
лучших в* СССР знатоков своей специальности, которою была
вся область графических искусств; В. Я. Адарюков умел ши-
роко и подлинно культурно подойти к ней и освоить ее. Он был
не только лучшим у нас знатоком русской гравюры, но и пре-
красным специалистом в области истории культуры прошлого,
материального быта эпохи XVIII—XIX веков. Широта куль-
турно-общественных интересов В. Я. Адарюкова влекла его
в область истории литературы и истории общественных дви-
жений. Покойный был прекрасным знатоком движения декабри-
стов*, собирателем и изучателем иконографических материалов
и документов социального сдвига, знаменующего конец кре-
постничества.
Как музейный работник, В. Я. Адарюков исключительно много
сделал для организации в Государственном музее изобразитель-
ных искусств отдела русской старой гравюры, которую он знал
так, как никто. Исключительная работоспособность и трудолюбие
делали его незаменимым работником, консультантом и другом
всех занимающихся по истории русской культуры, литературы,
искусства. Составленная им огромная и образцовая справочная
картотека охватывала старый русский портрет, иллюстрации, би-
блиографию. В. Я. Адарюков любил и умел трудиться. Уже смер-
тельно больной, лежа в постели, он продолжал диктовать свои
заметки. 1
1 За несколько дней до смерти он прислал нам запиеку, в которой делал
дополнение о «последнем по времени гравированном портрете В. И. Ленина».
Мы внесли ее в текст этого последнего его исследования, печатающегося
в этой книге. Она касалась офорта Н. А. Павлова. Прим. ред.
878
А. Сидоров. Краткие сведения о В. Я. Адарюкове
Ряд исследований В. Я. Адарюкова напечатан, многие ценней-
шие работы еще не опубликованы.1 Из напечатанных и приобрет-
ших автору почетную известность работ назовем «Словарь рус-
ских литографированных портретов», вышедший неполно (1916),
очерки «Литография в России» (1912) и «Офорт в России»
(1926). Покойный дал ряд внимательных и точных анализов
действующих мастеров советской гравюры в сборнике «Мастера
советской гравюры и графики» (1927). Он редактировал вместе:
с пишущим эти строки издание «Книга в России» (2 тома,.
1924—1 926) и в революционные годы много работал в научно-
исследовательских институтах и добровольных обществах.
В. Я. Адарюков родился в 1863 году и стал на путь своей
специальности уже сравнительно зрелым; начиная с 1904 года,
он печатает ряд работ по библиографии, истории и истории
искусств, работает в крупнейших русских музеях Ленинграда и
Москвы. В его лице ушел один из тех высокоценимых советской
властью и общественностью представителей прошлого поколе-
ния русской культуры, которые подлинно, честно и полезно ра-
ботали над построением нового мира на своем скромном участке
высокоответственного фронта просвещения.
А. Сидоров.
1 Многие из них появятся на страницах сборников «Звенья», в редакцию
которых поступило многое из его литературного наследства. Прим ред.
РАЗНЫЕ СООБЩЕНИЯ
------------
МЕЛКИЕ ЗАМЕТКИ
1
Письмо Н. А. Полевого к В П. Боткину
Сообщаемое здесь письмо Н. А. Полевого печатается впервые, с. авто-
графа, хранящегося в секторе новых рукописей Ленинской библиотеки.
Письму нельзя отказать в крупном значении для биографии и автора,,
и адресата, в частности для характеристики отношений Полевого с Белин-
ским.
Николай Алексеевич Полевой (1796—1846), родом из сибирской купе-
ческой семьи, человек даровитый, с разнообразными, широкими интересами,
оставил заметный след в истории русского литературного прошлого, осо-
бенно как журналист. Издававшийся им с 1825 по 1834 год «Московский
телеграф» был единственным сколько-нибудь независимым печатным орга-
ном в те мрачные годы, пропилеями к которым были виселицы декаб-
ристов.
Белинский, сначала очень близкий с Полевым, потом резко с ним разо-
шедшийся, но в конце концов сумевший беспристрастно- отдать должное
своему противнику, говорил про «Московский телеграф», что в нем «было
много, силы, энергии, жару, стремления, беспокойства^ тревожности; он
неусыпно следил за всеми движениями умственного развития в Европе
и тотчас же передавал их так, как они отражались в его понятиях».
В области собственно литературной Полевой был горячим сторонником
«романтизма, врагом классицизма и устарелых тенденций «жалкого литера-
турного аристократизма». Представители последнего, в роде П. А. Вязем-
ского и А. Ф. Воейкова, восставали на Полевого, подчеркивали, что видят
в нем разночинца-выскочку, купца в литературе, .давали ему презри-
тельные клички—«глупца первой гильдии», «писца третьей гильдии». Ли-
тературная молодежь, в том числе и Белинский с друзьями, в эпоху
«Московского телеграфа» были, конечно, на стороне Полевого.
В 1834 году «Московский телеграф» был запрещен. Полевой был
подавлен нравственно и чрезвычайно чувствительно задет материально,
и в нем стали замечаться признаки поворота. Последний окончательно
определился в Петербурге, (куда Полевой переехал в конце 1837 года
и где вскоре сделался сотрудником Булгарина и Греча. Это, разумеется,
должно было оттолкнуть от наго Белинского с друзьями.
Лет через пять после перехода Полевого в Петербург Герцен в статье
«Москва и Петербург» острил' насчет Полевого г «В Петербурге все де-
лается ужасно (скоро. Полевой в пятый день по приезде в Петербург
880
Письмо Н. А. Полевого к В. П. Боткину
•сделался верноподданным; в Москве ему было бы стыдно и он лет пять
вольнодумствовал бы». 1
Метафорическому «пятому дню» Герцена предшествовало время прибли-
зительно до начала 40-х годов, когда Полевой, видимо, остро почувствовал
фальшь своего положения, пытался обмануть сам себя, делая вид, что ве-
рит 'в возможность примирения двух лагерей.
К этому-то периоду и относится печатаемое здесь письмо.
Совершенно ясно, что оно рассчитано не столько на непосредственного
адресата, Василия Петровича Боткина (1811—1869),, видного члена кружка
московских западников, близкого друга Белинского, сколько на этого по-
следнего. По словам Полевого, он не пишет Белинскому отдельно за недо-
сугом, но подлинная причина его непрямого обращения, конечно, — чувство
неловкости перед Белинским, сознание, что с ним надо быть откровенным
до конца и нельзя отделаться разными околичностями.
Уезжая в октябре 1837 года в Петербург, Полевой приглашал туда Бе-
линского, как ближайшего своего помощника и сотрудника. Белинский был
•склонен принять приглашение, особенно когда Ксенофонту Полевому, брату
Николая Алексеевича, отказали в разрешении возобновить в Москве
«Московский телеграф». Белинский писал Ml А. Бакунину о своем пере-
ходе в Петербург как о деле решенном. 2
Но еще до каких-либо попыток осуществить это намерение произошли
-крупные недоразумения между Полевым и Белинским по поводу статей
последнего: «Московский театр. Гамлет. Драма Шекспира. Мочалов в роли
Гамлета». Только первая из серии статей была напечатана Полевым
в № 4 «Северной пчелы», остальные же, вместе с перепечаткой несколько
исправленного начала, появились в «Московском наблюдателе», который
взяли в свои руки Белинский и его друзья.
А. В. Кольцов вел в Петербурге деятельные переговоры с Н. А. По-
левым по поводу этой статьи Белинского и с буквальной, видимо, точ-
ностью и по свежим следам сообщал своему покровителю все, что говорил
Полевой. Проглядывая отчеты Кольцова, становится совершенно очевидной
неискренность Полевого в объяснении .причин, почему не появляется про-
должение статьи. Делается также ясным, что теперь не может быть
и речи о том, чтобы Белинский был ближайшим! помощником Полевого.
21 февраля 1838 года Кольцов писал: «Сотрудником вам быть у Полевого
нельзя до время, — и это одно, как он мне говорил, чистая правда, этому
вы верьте; а быть вам у него летом, жить как друзья, помещать статьи
как от человека не участвующего и постороннего, это тоже лучше. . .»3
Подлинная причина всей этой перемены, всех этих неискренних околич-
ностей вскрывается в письме Н. А. Полевого к его брату Ксенофонту
от 1 января 1838 года.
Как и в том письме к Боткину, которое печатается ниже, Полевой ссы-
лается на недостаток времени и, тоже избегая непосредственного обра-
щения к Белинскому, просит передать ему, что теперь ничего для «его
сделать не может, резонирует на тему о том, что «надобно дать всему
время укласться», что «затягивать» в Петербург Белинского, притом еще
1 А. И. Герцен, Полное- собрание сочинений и писем, под ред.
М. К. Лемке, т. 111, стр. 13.
2 Белинский, Письма, под. ред. Е. А. Ляцкого, т. I, стр. 154.
3 Кольцов, Полное собрание сочинений, под ред. А. И. Лященко,
»стр. 175.
Письмо Н. А, Полевого к В, П, Боткину
881
такого «неукладчивого», было бы «неосторожно всячески и даже по поли-
тическим отношениям».
Полевой пишет Боткину что-то о примирении «идеала» с «реализмом» —
на страницах, выпускаемых в свет Булгариным и Гречем, пишет, что
хочет оправдания от людей, подобных Боткину, т. е. прежде всего
от Белинского, этого «чудака, больного добром...» Немудрено, что письмо
его — воистину «жалкий лепет оправданья. . .»
Вот текст письма Полевого.
СПб. Марта 20, 1838.
И первое, сердитое, и второе, мирное, письма Ваши, мой милый Василий
Петрович, были двумя капельками бальзама на мою душу, грустную
и растерзанную. Одно показало мне степень дружбы вашей, другое чистую
душу вашу, и много, много все это прибавило у меня к имени Базиля.
Таких людей дайте мне, дайте мне их ближе к сердцу, и пусть они верят
в меня, как в то, что и самый злой человек все-таки выше несколькими
градусами дьявола. Как многое надобно б .было мне говорить вам, писать
вам! Да где взять времени? Как все высказать? Пишу ли я,
не пишу ли я вам, верьте неизменяемости моей, как ни обвиняла бы меня
внешность, так же, как верьте и дружбе моей к вам, всегдашней и неиз-
менной. Жизнь 'моя здесь тяжела. Многого сделать не надеюсь, обвиняя
и других, и себя.
Чувствую, что изнашиваюсь, что тело не переносит Духа, что половина
меня не принадлежит уже здешнему миру, а что сделаю я одною поло-
винкою, когда и та связана цепями, убита тягостью обстоятельств, лишена
надежд, истерзана бешеными страстями и стынет в нестерпимом холоде!
Вся моя цель теперь — судьба детей, кусок хлеба им—не более! Но и при
всем том, хочу еще оправдания от людей, вам подобных. Неужели
не видите вы еще искр во мраке, благородства в том, что делаю, же-
лания пользы? Статья на Менцеля, на Давыдова, благородный тон
критики, желание уничтожить эту мерзкую «Библиотеку»—всем этим
я еще могу похвалиться. Желание успокоить, примирить, свести обе сто-
роны — лучшая мечта моя. У го л им о мой вам не понравился,
но неужели в нем нет отзывов души, когда я сам целое ставлю
весьма низко, чувствую все его ничтожество? Белинский пишет, что моя
схема поэзии и изящного ошибочная. Он не понимает, что говорит, и я
уверен в ее точности. Желал бы видеть его возражения; желал бы
и критики его на «Уголино», самой жесткой, только справедливой. Ради
бога скажите ему, чтобы он был только осторожнее, как можно осто-
рожнее. Нельзя ли еще ему не ругать Греча и Булгарина? В таком случае
мы останемся журналами, в почтительном положении, а без того — я не в си-
лах буду остановить ругательств сумасшедшего Фаддея и злости Греча.
Но клянусь, что' моя рука против него никогда не двинется. Белинский
чудак — болен добром, но любить его никогда я не перестану, потому что
56 <3веньь» № 3
882
Письмо Н. А, Полевого к В. П. Боткину
мало находил столь невинно-добрых душ и такого смелого ума при вся-
ческом недостатке ученья. Вот почему хотел было я перезвать его в Пе-
тербург — боюсь, что он пропадет в Москве. Идеал недостаточен..
Надобно мирить его с реализмом. Я сам никогда [не] был в этом мастер,,
но все не в такой степени, как Белинский.
За что вы .все рассердились на статью Селиввновскюго ? Опять я:
утверждаю, что истинно он не м ерзав ец, но только ч е л о в е к — просто,,
а статья его что же содержала? Его мнение, и довольно справедливое,,
и неужели журнал должен быть монополиею мнений? Это-то и губит нас,
что мы монопольны и односторонны. Белинский, например, уничтожает
клаосизцизм и Державина — несправедливо и ложно! Он не терпит Ка-
ратыгина, а я теперь узнал его, как артиста, как человека, и беру
прежнее об нем мнение обратно. Он едет к вам — нарочно дам ему к вам
письмо. Посмотрите его в Гамлете, Нино, Лире, Людовике XI. Этого-
прежде он не игрывал, и он изумит вас. Мочалов думает, что| я раз-
любил его. Не нелепость ли? Какие причины этому? Неужели кто любит
Каратыгина, тот враг Мочалову?—Надеюсь в будущем доказать ему
ошибку его. Письмо это покажите Белинскому, потому что не успеваю
написать ему ничего отдельно. Предубеждение его против Петербурга —
сущее ребячество! Города и люди везде одни. Мы создаем себе из них
собственную атмосферу. Мне тяжко жить в Петербурге потому, что мне
везде будет тяж/ко, кроме могилы, даже если бы ее не освещал и свет
веры и она казалась мне пантеическиси переходом частного в целое*
в нелепости чего уверяет меня разум, ум и то, что еще выше ума. Про-
стите .— и верьте, верьте, не уму, но сердцу моему, и сами чаще спраши-
вайтесь его, а не этого негодяя, ума нашего, который гроша железного*
не стоит без сердца.
Ваш
Н. Полевой
Статья на Мени>еля. ..— Полевой разумеет свой подробный отзыв о книге
«Немецкая словесность. Из книги Вольфганга Менцеля. Часть I (перевод
В. К.) Спб., в тип. А. Плюшара, 1837, 12, X и 309 стр.». Статья эта
носила программный характер, особенно во вводной своей части, где речь
идет о задачах критики вообще и русской критики в частности. «Мы* не
хотим, — заявляет, между прочим, Полевой, — чтобы критические ста(тьи:
наши походили на реестры дома сумасшедших. С радостью будем мы ука-
зывать на все прекрасное, полезное и истинное, стараясь и в самых
ошибках и заблуждениях отыскивать сторону пользы и истины. Оши-
баемся ли мы еще и в том, что мы, русские, в сем отношении поставлены
в самое завидное положение против всех других европейцев? Мы всту-
паем теперь на пир просвещения Европы, последние гости, приносим свой
русский ум, свое крепкое и самобытное политическое обозрение!, сильные
любовью к мудрому правительству и славной отчизне, исполненные истин
нашей святой религии» («Сын отечества» и «Северный архив», 1838*
январь. Критика).
Письмо Н. А. Полевого к В. П. Боткину
883
...на Давыдова...— Отзыв о книге проф. Ив. Ив. Давыдова (1794—
1863) «Чтения о словесности» помещен в февральской книге «Сына оте-
чества» 1838 за полной подписью Полевого. Ему предшествовала краткая
анонимная заметка >в № 23 «Северной пчелы» от 28 января. Она кончается
так: «Если бы почтенный издатель «Чтений» думал про себя, никто
не был бы вправе с ним спорить, но он печатает свое мнение, и
даже вторым изданием! После этого долг критики вмешаться
в дело. Во второй книжке «Сына отечества» мы представим подробно
наше мнение о «Чтениях».
...мерзкую «Библиотеку...—«Библиотека для чтения. Журнал словес-
ности, наук, художеств, промышленности, новостей и мод». Издателем был
А. Ф. Смирдин. Редактировали с 1834 по 1836 год О. И. Сеньковский
и Н. И. Греч, затем один Сеньковский. Полевой, вероятно, разумеет отзыв
о «Библиотеке», находящийся в статье «Русские журналы» («Северная
пчела» 1838, № 30, от 5 февраля).
Уголино.— Драматическое представление. Сочинение 'Николая Полевого,
1838. Санктпетербург. В типографии Сахарова. Белинский отозвался об
«Уголино» в первой майской книге «Московского наблюдателя» 1838.
Отзыв очень неблагоприятный и сводится к тому, что пьеса Полевого не
поэзия, а лишь «претензия на поэзию» (В. Г. Белинский, «Полное собрание
сочинений», под ред. С. А. Венгерова, т. III, стр. 349—361).
Булгарин— Фаддей Венедиктович (1 789—1 859). писатель-журналист, про-
славленный бичующими эпиграммами Пушкина и Вяземского.
Греч — Николай Иванович (1787—1867), автор нескольких учебников
по русскому языку и литературе, беллетрист и журналист, участник ряда
литературных предприятий. Верные слуги полиции Николая I, 1 не пре-
небрегавшие в своей деятельности никакими средствами, Булгарин и Греч
долгое время занимали в русской журналистике привилегированное
положение.
Сглчвановский — Николай Семенович, сын известного в Москве вла-
дельца типографии, человек университетского образования и с литера-
турными вкусами, собирал в своем доме литературные кружки и сам уча-
ствовал в журналистике, печатая свои критические статейки безымянно —
«по свойственному ему благоразумию», как выразился Белинский в 'письме
к К. С. Аксакову.1 О какой статье Селивановского говорит Полевой,
выяснить не удалось.
Белинский...уничтожает...Д°ржавина...— Вероятно, Полевой имеет в виду
упоминание Белинского о классицизме, Державине, Озерове и Батюшкове
в начале его статьи о «Гамлете». >
Каратыгин — Василий Андреевич (4 802—1853), артист-трагик Але-
ксандрийского театра, по свойству своего артистического темпера-
мента, несколько холодного, по внешним данным и по приемам строго
обдуманной, отделанной игры — прямая противоположность П. С. Моча-
лову. В старинном «споре» между Москвой и Петербургом антитеза Ка-
ратыгин — Мочалов занимала не последнее место, и Белинский еще
в «Молве» 1835 года, в статье «И мое мнение об игре г. Каратыгина»,
развил ее, поставив в тесную связь с другой: Гоголь — Марлинский.
Посмотрите его в.. . Людовике XI. — Рядом с двумя шекспировскими
ролями Каратыгин привез в Москву роли Нино в «Уголино» Полевого и
1 Белинский, «Письма», т. I, стр. 103.
56*
884
Записка В. Л. Обручева из крепости
Людовика XI в драме «Заколдованный дом», сюжет которой Ободовский
заимствовал из романа Бальзака «Maitre Cornelius». Последняя роль,
видимо, была одной из самых выдающихся в репертуаре артиста. «Кто
видел Каратыгина в «Заколдованном доме», тот никогда не забудет воссо-
зданной им личности Людовика XI. Никому не удалось, даже и Самой-
лову, заменить его в этой роли сколько-нибудь прилично». 1
Мочалов— Павел Степанович (1800—1848), знаменитый московский
артист. Славился исполнением -ролей Шекспиров оких и в так назы-
ваемых мещанских драмах. Как было сказано, Мочалов представлял
прямую противоположность Каратыгину. Он обладал редкой, исключитель-
ной художественной впечатлительностью, мало работал над ролями,
играл «по вдохновению», в счастливые минуты поднимаясь до недося-
гаемой высоты, заменяя холодную, напыщенную манерность Каратыгина
правдой, естественностью и простотой. Белинский, хорошо зная и сильные
и слабые стороны Мочалова, был его восторженным поклонником.
Н. Мендельсон
2
Записка В. А. Обручева из крепости
В. А. Обручев (1836 — 1912), офицер генерального штаба, друг и
сотрудник Чернышевского, был арестован 4 октября 1861 года по делу
о распространении воззваний «Великорусса», содержался в Петропавлов-
ской крепости, судился в феврале 1862 года и приговорен к каторжным
работам. Записка написана в самый день отправления Обручева из кре-
пости в Сибирь, чем и объясняется ее содержание. Записка адресована
М. А. Боковой, сестре автора, и ее мужу П. И. Бокову, арестован-
ному и судившемуся вместе с Обручевым, но по суду оправданному
и освобожденному из заключения.
Меня сегодня можно видеть втечении всего дня до 8%. Приезжайте
сейчас хоть бы с пустыми руками. Кн. Суворов позволил Вам уезжать
от меня за покупками -и возвращаться беспрепятственно. Оставьте всякие
хлопоты о том,, чтобы меня оставили дольше в городе. Что готово при-
везите с собой теперь.
Прикажите Дуняше сшить фланелевый тройной набрюшник.
До свидания В. Обручев.
Утро 10}4 ч. 31 мая 1862 г.
На обратной стороне: В Басковом переулке, дом № 27
(Унковского). Г-ну Бекову или Г-же Боковой.
1 Вольф, «Хроника петербургских театров с конца 1826 до начала
1855 г.», стр. 52.
ВЛАДИМИР АЛЕКСАНДРОВИЧ ОБРУЧЕВ
Лето 1862 г.
ВЛАДИМИР АЛЕКСАНДРОВИЧ ОБРУЧЕВ
По возвращении из ссылки
ЗАПИСКА В. А. ОБРУЧЕВА ИЗ КРЕПОСТИ
На конверте рукою М. А. Сеченовой написано: „Последнее письмо Владимира
Александровича Обручева перед его отъездом в Сибирь. Отдать его дочери
Вере, на память об отце.“

Три письма П. И. Бокова
887
3
Три письма IL И. Бокова 1
I
18 Декабря 1867 г.
Высокоув<ажаемая и дорогая Эмилия Францевна! 2
Я много перед Вами виноват, не отвечая тотчас же на Ваше письмо
ют 1 -го декабря, а, главное, задерживая от моей дорогой Маши целых
3 письма к Вам. Объясню теперь (Причину: на Ваше письмо мне хотелось
отвечать тотчас же. Вы, конечно, понимаете почему так скоро хотелось
отвечать и поймете еще более мою скорбь, что самая усиленная работа
не давала (мне возможности освободить всего себя, чтобы сколько можно
успокоить и утешить Вас о нашей прекраснейшей жизни с Машей. До-
рогая Эмилия Францевна! Умоляю Вас поверить мне, что мы с моей
дорогой неоцененной Машей живем, как только подобает самым мирным
супругам. — Она, «это единственное существо», как Вы ее называете
в Вашем письме ко мне, действительно есть «единственное существо»,
которое я ценю, люблю более всего на белом свете. Уверяю Вас, как
честный человек, что мы живем с нею в самых лучших отношениях
и если она по характеру сошлась более с удивительным из людей рус-
ских, дорогим сыном; нашей бедной родины, Иваном Михайловичем,3 так
это только усилило наше общее счастье. Вы сами его видели, а я еще
к тому прибавлю, что Иван Михайлович, конечно., не говоря уже об уме
л таланте его, принадлежит к людям рыцарской честности и изумительной
доброты и Вы можете представить, до какой степени наша жизнь
счастливей, имея членом семьи Ивана Михайловича! Говорю Вам по со-
вести, что »если бы мы лишились его, то это было бы страшное несчастье,
равносильнее которого трудно что либо и представить. Теперь я поль-
зуюсь случаем, чтобы умолять Вас повидать Ивана Михайловича, как
родного своего детища, коим я считаю себя уже с давних пор сам
и умоляю не отказать мне в этом. Послушайте меня, Эмилия Францевна,
я вижу в моей дорогой Маше многие черты Вашего характера, и эти
последние делают из нее женщину, конечно, не простую из смертных,
а с искрой божьей в голове, как говорится. Это могут Вам засвидетель-'
ствовать не я и не Иван Михайлович, а многие из людей к ней, нам
и Вам посторонних и это обстоятельство породнило меня с Вами с первых
1 Сведения о П. И. Бокове напечатаны в этом сборнике «Звеньев»
на стр. 588—589 и <др. в введении С. Штрайха к его статье: «Героиня
.романа «Что делать?» в ее письмах».
2 Мать М. А. Боковой-Сеченовой.
3 Сеченов. О нем см. этот же сбо|рн1ик «Звеньев», стр. 588—616.
888
Три письма П. И. Бокова
дней нашей встречи. Будущее Вам разъяснит самым делом мою род-
ственную к Вам привязанность, дорогая маменька моей Маши! Не при-
бавляя никакого эпитета под именем моей доброй подруги, я так много
чувствую, произнося имя: Маша! Многое связано с этим именем
в прошлом, настоящем и, без сомнения, будущем и самого дорогого
и прекрасного!
Еще одно словечко, высокоуважаемая Эмилия Францевна! Если Вы
не приедете к нам в СПБ по действительной необходимости, то делать
нечего, мы утешимся тем, что для более важного, чем встреча и тихая
жизнь в течение короткого времени в близком и семейном кружке,
если же Вы руководитесь чем либо другим в нежелании приехать к нам,
то умоляю приехать. Этот приезд доставит мне, Маше и, далекому
от нас (?), Ивану Михайловичу, который, говорю потому, что знаю это,
любит и уважает Вас очень, очень сильно, и он будет радоваться тому,
что Майга, я и Вы все вместе и довольны съехавшись прожить минутки
жизни.
До свидания, наша высокоуважаемая Эмилия Францевна, целую Ваши
руки и прошу не отказать мне и Ивану Михайловичу приехать погостить
летом в уютное Клепенино. Саша и «Дяинька» Вам кланяются и все
спрашивают, приедете ли к нам!
Преданный и любящий Вас
77. Бок в
На письме позднейшая приписка рукою Сеченовой:
«N. В. Письмо, из которого видно, до чего был добр Петр Ивано-
вич!!! Да—».
II
Москва. 1 Января 1872 г.
Милая Маша!1
Ты, пожалуй, подумаешь опять, что я неисправим относительно пере-
писки. Причиною моего молчания^ между тем, было продолжение, хотя
и в слабой степени, того же мрачного душевного состояния, хотя твое
письмо меня сильно успокоило. Мне именно показалось, что тебя очень
тяготит твое положение и, кроме того, мне показалось, что не намерена
удержать наших приятельских отношений. Последнее решительно убивало
меня. Милая Mainai, ты для меня роднее всего на свете, ближе чем
сестра. Мне всегда казалось, что мы современем,. когда будем стары,
съедемся все вместе или по крайней мере будем съезжаться коротать дни
и служить поддержкой при всех обстоятельствах. Всегда при этом вклю-
1 М. А. Бокова.
ПЕТР ИВАНОВИЧ БОКОВ
МАРИЯ АЛЕКСАНДРОВНА БОКОВА-СЕЧЕНОВА
В центре Э. Ф. ОБРУЧЕВА, мать М. А. СЕЧЕНОВОЙ-БОКОВОЙ, положила руку на плечо М- А. Стоит П. И. EOKOfft
ПЕТР ИВАНОВИЧ БОКОВ
Три письма П. И. Бокова
893
чается, в числе дорогих и близких людей милый Иван Михайлович
{поклонись ему, так как он теперь в СПБ). Такие мысли всегда утешали
меня, при всех горестных обстоятельствах! Маша, не обманываюсь ли я,
это возможно?!
В последнее время, после твоего письма, я очень поправился, повеселел
и душевное мое состояние гораздо лучше.
Меня очень, однако, огорчило известие твое о том, что тебя признали
врачем с ограничением, а потому я не поздравлял тебя. Неужели ты
должна покинуть глазные болезни? Напиши мне, как ты намерена посту-
пить и неужели ты уедешь заграницу учиться акушерству и женским
болезням. Мне Саша передал, что ты едешь 8 Января.
Поклонись дорогой и высокоуважаемой Эмилии Францевне и поцелуй
у нее за меня руки. Ей надеюсь на-днях написать письмо. Прошу про-
стить меня за долгое мое молчание.
Мы живем сносно. Т. П. тебе и Ивану Михайловичу очень кланяется.
Не помню, написал ли я в моем письме (прошлом) объяснение относи-
тельно Саши. Не хотелось бы мне оставлять какое-нибудь сомнение
о высылке ему денег. Прощаясь с ним в августе, я дал ему денег
на сентябрь, предполагая, что он будет жить на отдельной квартире.
Живя у Сашиньки мне показалось, что их хватит ему гораздо более,
чем по сентябрь, а я между тем, для устройства квартиры и т. п. обстоя-
тельств занял 600 руб., которые меня тяготили, так как долги не пере-
ношу. Вот и все.
Полагаю до твоего отъезда еще написать письмо. Не забывай меня,
милая Маша!
До свиданья!
Вечно твой Петька
Ш
Москва, 7 Февр. 88.
Дорогой мой друг
Марья Александровна,
Твое радостное письмо от 4-го было светлым лучем в нашей омра-
ченной душе.
«С разрывом наших формальных отношений», пишешь ты, «наша
дружба станет еще живее и искреннее».
Эти строки вызвали у меня слезы радости. Целую твои руки, напи-
савшие их! Т. П., прочитав твое письмо, поцеловалась со мной, сказав,
что рада твоему счастью. Ждем с нетерпением обещанного письма «по за-
вершении всех событий».
Теперь, дорогая, умоляю принять одно предложение, заехать к нам
на несколько дней по дороге в Клепенино. Едва ли в жизни представится
894
Н. С. Лесков. На смерть М. Н. Каткова
другой случай, что (называется «осчастливить людей», несущих в душе
своей тяжелое горе.
Вместе с твоим письмом получил и от Б. — Не обманул на этот раз.
Кстати, о последствиях для меня развода, пожалуйста, не заботься.
Я желал бы, чтобы надпись в документах состоялась не в Москве,
но как я и писал тебе летом, если бы это желание не исполнилось,
то лично для меня оно не составляет никакого неудобства. Повторяю,
не омрачай своей души заботами о ничтожной формальности.
До. свидания, дорогая, еще раз целую твои руки. Передай привет И.
П. Б.
На конверте надпись рукою Сеченовой:
«Письма Петра Ивановича, свидетельствующие о его беспредельной;
доброте ко мне».
3
На смерть М. Н. Каткова
С послесловием и примечаниями А. Н. Лескова
«Па(мять Праведного с похвалами», «Честна пред господом смерть
преподобных его». Эти слова церковных песнопений,, если приложить,
их к явлениям, сопровождавшим недавнюю кончину (М. Н. Каткова,1
сопричисляют львояростного кормчего «Московских ведомостей» к сонму
праведников и на веки вплетают имя его в благоуханный венок пре-
подобных.
Телеграммы со всех концов родины и из центров Западной политики,,
усердно подобранные по графам топографической росписи в последней
книжке «Русского вестника», должны как бы воочию напоминать падким
на забвение Россиянам, что их умерший собрат унес за собою в могилу
скорбь лиц, и восседающих на высоте императорского трона и скромно
ютившихся под сенью жилищ провинциальных чиновников. Во всяком!
случае можно поручиться, что дотоле ни один русский писатель своей
смертью не принес столько работы телеграфному ведомству. Сказалась
его смерть и на работе железных дорог: из Петербурга в осиротелую*
Москву не потяготился проехать сам И. Д. Делянов, 2 чтобы цад свежей
могилой лейб-пестуна и гоф-вдохновите ля Министра Народного просве-
щения пролить слезу благодарности от муз российского Парнасса,
а из Парижа на погост Алексеевского монастыря примчался республикан-
ский монархист Поль Дерулед,3 сия взлелеенная на Страстном бульваре *
французская ипостась того самого вольного казака Ашинова, 5 кого вен-
чала. скороспелыми лаврами героя XIX века властная, (но не всегда раз-
борчивая на хулу и на хвалу рука московского громовержца.
Н. С, Лесков. На смерть М. Н. Каткова
89S
Если эти свежие картины прикинуть к тому, как и на нашей памяти
и по живому преданию старины наша вялая и сонная родина провожала
в последний шуть земли не только Тургенева или Достоевского, но даже
Гоголя или Пушкина, то пожалуй будущий ее летописец, учитывая
в каждом случае степень проявленной ею скорби, по воплям усердных
плакальщиц и воздыханиям телеграфных причитальщиков, признает кон-
чину Каткова утратой более горестной, чем смерти названных только что
ее лучших писателей, а Михаилу Никифоровичу усвоит титул «князя
от князей» русской письменности.
Нужно ли говорить, как опрометчиво было *бы такое признание, если,
оценивать писателя не по воплям его осиротелых оруженосцев, а по на-
стоящему весу того, что защищал пером своим писатель.
Что вспомнит каждый из литературного наследия Каткова при пер-
вом же упоминании его имени? Конечно, классицизм, ради торжества
которого он не только создал на весьма сомнительные) приношения Поля-
кова 6 особый Лицей, столь же далекий ют афинского, насколько
П. М. Леонтьев7 был не похож на Аристотеля, как бы на этот счет
ни судил осиротелый ныне А. И. Георгиевский, 8 но и всю русскую’
школу от Ревеля до Иркутска и Оренбурга под единообразный колер
греко-римского тонкословия. Ню от сего «плясали лики» лишь тех
чешско-русинских иродов, от усердия которых «сбыются реченнюе Иере-
мией пророком, глаголющим: ужас в Раме слышан бысть, плачь и ры-
дание и вопль 1мног», раздавшийся в каждой русской семье, над чадами
коей с 1877 года, по указке М. Н., творили свои лютые эксерсицы
австрийские изверженцы, в гостеприимных складках русской порфиры
нашедшие убежище от подчас весьма заслуженной кары венских и
пражских полици1антов.9 Не подумал в пюпыхах каждодневного писания
страж монархии и про то, каким удобрением для всходов на монархи-
ческой ниве явятся ораторы и историки республиканских Афин и Рима,
лучшие страницы свои пропитавшие неутомимой ненавистью к тиранам.
Он будто не видел, как много дров кладет на костер неизбежной*
в . первую голову из-за его же работы русской революции руками
призванных им из-за Карпат бездушных шульмейстерюв, беспощадно
выбрасывавших на улицу всякого живого юношу, не способного познать
сладость Кюнера 10 и мудрость Юлия Цезаря. . . Фелькеля. 11
Но это наше, семейное, домашнее горе, а нам неполон веков не при-
выкать стать к тому, чтоб над детьми нашими измывался всяк «человек
лукав и жесток в начинаниях и человек зверонравен». Но гоня своих
«яко же вран по горам», М. Н. еще большую, едва ли не всемирную,
славу стяжал в 1863 <г. писаниями по> польскому делу, посадивши
в Вильну Муравьева12 и руководя передовицами из московского каби-
нета в многострадальной Литве и Польше, вызывая одинаково ярый
восторг политических кликуш в стиле Антонины Блудовой13 и несказан
396	Н. С. Лесков. На смерть М. Н. Каткова
ную зависть своих бессильных подражателей в роде И. П. Корнилова 14
или профессора Кояловича. 15 Теперь, когда прошел угар порушенной ой-
чизны, видно, что в пылу священного’ восторга М. Н. не разглядел и не со-
образил, на чью мельницу льет воду, не понимая какого непримиримого и
лютого врага готовит России и русским в каждом поляке, согнанном с от-
цовского будинку и лишенном права даже с-сыном разговаривать на языке
своих отцев. Одной рукой, по сю сторону Вислы поддерживая дво-
рянство, эту миражную опору трона, а другой по ту сторону той же
самой Вислы натравляя на всякого пана и шляхтича оравы самой раз-
нузданной черни только йотому, что и эти стервятники жаждали урвать
перо от крыла ненавистного Каткову одноглавого польского орла.
Слепая власть и немая печать возносили кадильницы, полные фимиама,
к стопам московского Талейрана, забывшего как раз про основное пра-
вило последнего: toujours pas trop de zele, * и, на наш скромный суд,
куда ближе подходил к именитому дипломату наш безвестный законо-
учитель, который, глядя на пламеневших неугасимой ненавистью сослан-
ных и к нам в Орел, после руины 1830 г., поляков, говорил: и чего
их сюда нагнали! Сидели б они себе по цукерьням за марципанами,
а нам и своего горя не избыть, а не то что б еще соседей жать да разо-
рять. <И пусть епископ Амвросий,16 проводивший в могилу пламенным
словом благоволившего к нему редактора, взвесит на весах своей епи-
скопской совести, кто ближе подходил к Христу, орловский ли немудрый
попик или превосходительный трибун Страстного бульвара?
Утвердив в прошлое царствование за собой титул непререкаемого поли-
тического оракула статьями по польскому вопросу, в нынешнее Катков
от маленького Парижа на берегах Вислы перенес свою опеку на боль-
шой на берегах Сены и, сильно гневаясь на Бисмарка за нежелание
признать в нем Дельфийского оракула, а не грамотнюто наследника
Ивана Яковлевича Корейши 17 на Шеллинговой подкладке, стал рабо-
тать на многоплодной для себя стезе франко-русского союза. Но и тут
шоры личных пристрастий скрыли от него опасность общения неограни-
ченного монарха с самым открытым и победным воплощением республи-
канской власти. Но «скрытое великим уявися малым» и этим еще летом
один пастор.18 в беседе с нами сравнил русского царя, заключающего
союз с французским президентом, с семейной дамой, отдающей свою
дочь в пансион содержательницы непотребного дома. Похвалы, расто-
чаемые сего случая ради Катковскими курантами по адресу весьма
щедрой на оплату таковых республиканской власти, 19 это, конечно,
очень сильный удар по зданию монархии, внушающий мысль, что стало
быть республика вовсе не столь гнусное зло, коль скоро по нужде и
русский царь принимает от нее руку помощи. Герцен 20 и Миртов21
* Без лишнего усердия.
Н. С. Лесков. — На смерть М. Н. Каткова
897
со своими женевскими подголосками сделали, пожалуй, меньше для при-
мирения русской мысли с приемлемостью республиканского строя,
чем столь искренне оплаканный государем Катков. Союз этот, подрубая
внутри страны с корнем дерево ее исконного уклада, подводит нас
под неисчислимые беды европейской войны, на которую, конечно, выну-
ждены будут пойти наши соседи немцы, коль «скоро мы так тесню связа-
лись с их врагом, и сами французы, которые только потому и берут
себе на повод казацкого медведя, что ждут его помощи в час того ре-
ванша, без мечты о котором ни один француз и не ляжет и не встанет
В одной • старинной, правда, отреченной книге предуказано, будто
всякий покойник вратарю царства небесного должен предъявить скла-
день с изображением содеянного им при жизни. Суздальские богомазы
•без труда составят таковой для душеньки благоволившего им Каткова:
классицизм, разгром Польши, франко-русский союз займут створки этого
оправдательного трйиггиха. 22 Кто по намекам наших беглых строк
с достаточной ясностью сообразил, во что России обошлись и еще обой-
дутся в грядущем эти дары Каткова, тот, пожалуй, подумает, что
И. Д. Делянюв обнаружил бы большую прозорливость, если} бы смирно
сидел на паперти армянской церкви23 и не утруждал себя поездкой
.в Москву иа похороны Каткова.
Н. С. Лесков.
Статья эта печатается со списка, сделанного в свое время профессо-
ром Б. В. Варнеке с находившихся у известного драматического актера
Мод. Ив. Писарева корректурных гранок «Нового времени» (без под-
писи), в левом углу которых рукою А. С. Суворина было написано:
«РЗБРЬ [т. е. разобрать]. Зачем Ф. И. [видимо, Фед. Ильич Булгаков]
давал в набор эту сумасшедшую вещь?» Писарев, многолетний друг
Лескова, получил ее через Мих. Ив. Пыляева, постоянного посетителя
Лескова, автора «Старого Петербурга», «Старой Москвы» и т. п., ко-
торому Лесков поправлял подчас его статьи, серьезно его пробирая за
небрежность языка и слабое грамотейство. (Щукинский сборник, 1909,
По материалам того же Писарева в 1921 году в «Посеве» (Одесса),
стр. 83—86, Б. В. Варнеке в любопытнейшей статье «Растерянный Лес-
ков» была дана выдержка из подаренного Лесковым Писареву, не допу-
щенного цензурой к печати, рассказа «О книгодрательнюм бесе» (те-
традка в 80 страничек), автограф которого, как и печатаемой ныне
статьи, видимо, утрачен.
По верному замечанию Б. В. Варнеке, Лесков «не любил держать
у себя дома непринятые редакциями свои работы, оставлял их у редак-
торов или раздавал близким людям, как столяры охотно дарят стружки
из-под своего верстака». В той же мере верны и его слова о том, что
.Лесков «до последнего дня своей жизни откликался на все ухабы нашей
художественно-литературной среды».
Если принять во внимание, что в редакции «Нового времени» были
-персонажи, не чуждые «рептильных» ориентаций на посольства различ-
ных, взаимно враждебных, государств, то попытка поместит» такую
57 сЗвенья» № 3
898
Н,. С Лесков. — На смерть М. Н. Каткова
дерзкую статью могла быть и не совсем безнадежною, несмотря на то,,
что в № 4091 «Нового времени» от 21 июл^ т. е. на другой день
после смерти Каткова, была напечатана статья, в которой его деятель-
ность называлась «истиною патриотической», сам он—«самым автори-
тетным и доблестным из русских публицистов, с честью и славой более
тридцати лет неустанно работавшим своим пламенным пером на благо.
России», «апостолом национальной русской политики во всех вопросах
внутренних и внешних», причем «все истинно русские люди» приглаша-
лись «разделить скорбь» «Нового времени» и т. д.
Каткова Лесков знал великолепно. Он часто говорил, что работал
в «Русском вестнике», когда это было невыгодно, а теперь, когда с Кат-
ковым выгодно быть — «меня там нет».	.
Еще 27 ноября 1874 года Лесков пишет И. С. Аксакову: «Катков
теперь здесь [т. е. в Петербурге] и совсем на меня надулся, но тем.
не менее отношения мои с «Русским вестником» я оставляю поконченными».
23 апреля 1875 года он пишет ему же: «Лично на меня, как на пи-
сателя, он действовал не всегда благотворно, а иногда просто ужасно,
до того ужасно, что я мысленно считал его человеком вредным для нашей,
художественной литературы. Одно это равнодушие к ней, никогда не скры-
ваемое, а напротив высказываемое в формах почти презрительных,
меня угнетало и приводило в отчаяние. Отчаяние здесь имело свое место
потому, что я мог трудиться только с этим человеком, а не
с кем иным. — Критика могла оживить мои изнемогавшие силы, но она.
всего менее хотела этого».
9 декабря 1881 года Лесков пишет Аксакову, что с Катковым >н разо-
шелся по поводу «Захудалого рода», «по несогласию во в з г л я-
д а х».
30 сентября 1887 года в № 4162 «Нового времени» появляется бес-
подписная статья стр. 17—8) «Святая Русь и грешная Щранция», пред-
ставляющая собою разбор брошюры князя Н. Голицына «Теории Каткова».
Автор вскользь говорил, что Катков никогда не был поклонником
русской аристократии, что мы знаем заслуги боярства и дворянства, но
не знаем заслуг какой-то аристократии. О самом Каткове говорится;
в сущности мало.
Прочитав эту статью и узнав в ней перо Суворина, Лесков в тот же
день пишет ему:
«Сегодняшняя статейка о Каткове и глупостях хромого Голицына
прекрасна, но в ней есть маленькая погрешность в определении харак-
тера М. И. К удивлению в нем действительно всегда замечалось очень
странное и подчас очень смешное стремление к аристократизму. Он лю-
бил «высокое положение» в людях—особенно родовое — и благоволил
к тем, кто имел знакомства в том круге. С этого напр. началось и
долго на этом главным образом держалось его благорасположение
к Маркевичу, у которого — как это ни смешно — он брал примеры
обхождения и старался пришлифовывать к себе его совсем не утонченные
манеры. Это было известно многим, а мне раз довелось видеть пресмеш-
ной случай в этом роде. Маркевич был толсто.. . и имел удивительно
округленные окорока, по которым умел при разговоре громко хлопать
себя ладонями. Один раз, споря с М. Н. в своей квартире в доме Зей-
ферта на Сергиевской, Маркевич в пылу спора все прискакивал и от-
лично прихлопывал себя по окорокам, что видимо нравилось М. Н—чу*
и Евгению Богдановичу, который тоже хотел так хлопнуть, но у него*
не вышло. После этого тотчас Маркевич пошел провожать Богдановича,.
Н. С. Лесков. — На смерть М. Н. Каткова
899
М. |Н. «остался один в кабинете, а я в зале, откуда мне было видно
в зеркало, что делается в кабинете. И вот я увидал, что М. Н. встал
с места, поднял фалду и начал себя хлопать по тем самым местам, из ко-
торых Маркевич извлекал у себя громкие и полные звуки. . . У М. Н—ча
ничего подобного не выходило, и он, оглянувшись по сторонам, сделал
большие усилия, чтобы хлопнуть себя как Маркевич, но все это было
напрасно: звук выходил какой-то тупой и плюгавый, да и вся фигура его
е этом положении не имела той метрдотельской, величавой наглости, какою
отличалась массивная фигура Маркевича.
Тогда М. Н. вздохнул, опустил фалду и с усталостию и грустью
сел писать передовую статью, в которой очень громко хлопнул по голове
Валуева.
Но уверяю вас, что эти пустяки совсем мною не выдуманы».
Печатая теперь эту своеобразную, характерно лесковскую, статью,
приношу горячую благодарность Борису Васильевичу Варнеке, сберег-
шему ее от гибели, постигшей многие литературные ценности архива
М. И. Писарева, и передавшему ее четыре года назад мне в незаслуженно
щедрый дар.
Много позже попытки тиснуть этот одиозный некролог Лесков, по моим
соображениям не ранее 1893 года, собственноручно заносит в одну из
своих записных книжек такое стихотворное напутствие:
Танеев «На смерть М. Н. Каткова»
Убогого царя советник и учитель,
Архистратиг седой шпионов и попов,
И всякой подлости ревнивый охранитель
Скончался Михаил Никифорыч Катков.
Над свежей падалью отребий олимпийских,
Слился со всех сторон в гармонию одну
Немолчный плач и вопль мерзавцев всероссийских
Гнетущих бедную и рабскую страну.
[Пунктуация записной книжки]
Шесть истекших лет не понизили и не притупили интереса Лескова
к «львояростнюму кормчему» «Московских ведомостей», с которым он
окончательно порвал еще в семидесятых годах — «по несогласию во
взглядах».
Примечания
1	Катков, Михаил Никифорович (1818 — 20 июля 1887)—влиятель-
нейший реакционный публицист. Либеральная газета «Неделя» закончила
некролог Каткова эзоповской формулой: «и его собственная история послу-
жит материалом для интересных и поучительных выводов» (№ 31
от 2 августа 1887 года, столбец 985).
2	Министр народного просвещения Иван Давыдович Д е лян о в
(1818—1897) — граф. 18 июня 1887 года издал распоряжение о недопу-
щении в гимназии детей недостаточных родителей, в 1884 году — новый
университетский устав. Вообще деятельность его отмечена рядом репрессий
и усилением классицизма.
3	Поль Дерулед (род. 1846) — шовинист, буланжист, апостол
«реванша» Пруссии за 1870 год. В войну 1870—1871 годов участвовав
57*
900
Н. С. Лесков. — На смерть М. Н. Каткова
добровольцем, взят в .плен, бежал и снова принимал участие в военных
действиях против пруссаков. За попытки к перевороту в 1889 году изгнан
из Франции на десять лет. В архиве Лескова сохранились: томик шови-
нистических стихов Деруледа «Chants du soldat» и русско-французское
прибавление к газете «Русская жизнь» от 2 октября 1893 г., № 261,
выпущенное по поводу прибытия 1 октября в Тулон русской эскадры,
с фельетончиком под заглавием «Nitchevo», заключающим в себе
как бы конспектик русской истории с такими, например, перлами: «Ши-
рокой волной разливается по лицу земли русской голод.. . НИЧЕГО...»
Заканчивается он цитированием нескольких строк из стихотворения
Деруледа «Nitchevo»:
Je veux се que tu souhaites.
Tes bonheurs seront mes fetes;
Tes maux seront mes malheurs.
«Так сказали Вы, добрый друг наш, от имени Франции. И так, дайте
Вы нам немножко культуры, а мы. . . мы дадим Вам более того — дадим
то, в чем наша сила непреодолимая — угаданное Вами, ни на один язык
непереводимое: «Nitchevo».
4	Редакция «Русского вестника» помещалась на Страстном бульваре.
5	А ш и н о в, Николай Иванович, «вольный казак» — темный авантюрист
из пензенских мещан. В 1883 году побывал в Абиссинии. Вернувшись, при
поддержке Победоносцева (впоследствии от него отрекшегося), собрал
150 человек и в 1889 году достаточно торжественно, с «водосвятием»,
учиненным архимандритом Паисием, занял старое, брошенное укрепленьице
в Обоке (Восточная Африка), принадлежавшее Франции. Не подчинившись
требованиям появившегося вскоре французского военного судна сдаться и
•спустить русский флаг, этот злосчастный гарнизон был обстрелян, потерял
несколько человек убитыми и сдался. Ашинов был водворен в Россию
ж отдан под надзор полиции.
Лесков уделял особое внимание непостижимой карьере и успехам
в «сферах» этого наглого проходимца. См. заметки его в «Петербургской
газете» 15 и 27 ноября 1887 года, №№ 314 и 326— «Где воюет вольный
казак» и «Вольный казак в Париже» — и 29 января 1888 года, № 28 —
-(Вольный казак в литературе»—и 3 февраля в № 33 — «О вольном ка-
заке». Упоминается он и в «Загоне» (Общ. собр. ооч., 1903, т. XX).
Наиболее полная, как бы подытоженная, обрисовка всей его эпопея
.дана Лесковым в октябре 1894 года в «Северном вестнике» в статье
«Вдохновенные бродяги» (Общ. собр. соч., 1903, т. XX).
6	Поляков, Самуил Соломонович (1837—1 888) — концессионер-же*
лезнодс1рожник, пожертвовал крупную сумму на учреждение «катковского»
лицея.
10 декабря 1875 года Лесков пишет Щебальскому: «(Новостей у нас
-только новый «еднарал Поляков», снабдивший катковский лицей 150 т.
рублей. Среди тоски безжизненности это- возбуждает сплетни и толки:
на К. злятся ужасно: «зачем-де это на лицей, а не на школы, кото-
Я хочу того, что ты желаешь.
Твои радости будут для меня праздником;
Твои страданья будут моими несчастиями.
Н. С. Лесков. — На смерть М. Н. Каткова
901
рых такой недостаток». Самое противное и здесь опять это же противное
самовластие, которое так бравирует своею бесцеремонностню».
•В чрезвычайно любопытной и злой статье Лескова «Пресыщение знат-
ностью» («Новое время» 1888, 19 и 20 января, №№ 4271 и 4272)„
в которой, кстати, много говорится и о Каткове и которая по сути своей
тесно связана с его же статьей — «Геральдический туман» («Исторический,
вестник», июнь 1886 года), есть такое место: «О простоте они понимают
различно: что одним казалось лишней претензмюнностью, в том другие
видели упрощение. Всеволод Крестовский где-то рассказывает, что один:
купец из евреев, произведенный в действительные статские советники, ска-
зал ему: «Зачем вы все беспокоитесь припо<минать мое имя: вы называйте
меня без церемонии просто: ваше превосходительство» (№ 4272),
Не скажу, где это есть у Крестовского, но безупречно ясно помню, как,
вернувшись с войны 1877—1878 годов, Крестовский, со свойственной ему
веселой шумливостью, рассказывал в кабинете Лескова, что именно такой,
урок преподал ему где-то в тылу действующей, армии не кто иной, как.
Поляков, после того как Крестовский в беседе с ним не раз спутал его»
имя-отчество, называя его то Самуилом Соломоновичем, то Солома-
ном Самуиловичем.
7 Леонтьев, Павел Михайлович (1 822—1874) — единомышленник;
Каткова и ближайший сотрудник его по лицею.
8 Георгиевский, Александр Иванович (1830—1911) — многолетний!
председатель Ученого комитета министерства народного просвещения; усерд-
ный насадитель классицизма.
• Здесь Лесков явно подразумевает героя своих статей «Неуловимый
многоженец», чеха, Влад. Малина, составившего пособие по греческому’
языку, изд. 1874 г. (См. «Новое время» 1880, №№ 1703, 1707, 1710’
и 1717).
10	К юн ер, Рафаэль (1802—1878)—автор известных учебников латин-
ского и греческого языков, переведенных иа русский язык с немецкого;
11	Фелькель, Юлий Карлович (1812—1882) — с 1845 года препо*
давал в русских гимназиях и издал переводы нескольких речей Цицерона!
с введением и примечаниями, сочинения Юлия Цезаря и т. д.
12	Муравьев, Михаил Николаевич, «Виленский», прозванный «Веша*-
телем» (1796—1866)—жестокий усмиритель польского восстания!
1863 года.
13	Блудова, Антонина Дмитриевна (181 2—'1891) —учредительницам
Кирилло-Мефодиевского братства в Волынской губернии.
14	Корнилов, Иван Петрович (1811 —1901) — попечитель виленского»
учебного округа, историк школьного дела («Воспоминания о польском мя-
теже 1863 года в Сев.-зап. крае» СПБ. 1900).
15	Коялович, (Михаил Осипович (1828—1891) — профессор Спб~
дух. академии обруситель, стремившийся к тесному объединению запад-
ных окраин с общерусским государственным центром.
16	А м в р о с и й, в миру /Ключарец, Алексей Иосифович (1821 —1901) —
архиепископ харьковский, сотрудник катковских «Московских ведомостей»,.
17	Корейша (1780—1861)—знаменитый юродивый н прорицатель
из смоленских семинаристов. Ему приписывалось обладание «двойным зре-
нием» и знание прошедшего и будущего.
18	Лето 1887 года Лесков провел в Аренсбурге, на острове Эзелей,
с почти сплошь лютеранским населением.
902
К. Н. Буковский. — Воспоминания о Н. Г. Чернышевском.
19	Намек на -слухи о распространении этой щедрости, при посредстве
Флоке и Циона, на очень крупных наших государственных и публицисти-
ческих деятелей.
20	Ге-рце н, Александр Иванович (1812—1870).
21	Миртов — псевдоним Лаврова, Петра Лавровича (1823—1900).
22	Триптих — трехстворная икона, складень.
23	Делянов, сам армянин, жил в доме армянской церкви, на Невском,
против Гостиного Двора.
4
Воспоминания о Н. Г. Чернышевском 1
Когда я узнал, что Николай Гаврилович приехал в Саратов в 1889 году,
я все думал: как я с ним встречусь? как я с ним буду говорить? Было
смущение перед такой величиной.
И вот я вошел на двор Чернышевских, а Ольга Сократовна увидела
меня и говорит:
— Вот идет черненький Костенька!
У нее было два Костеньки: я — «черненький», а Константин Михайло-
вич Федоров — «беленький».
И Николай Гаврилович вышел на крыльцо и встретил меня так
радушно, что я до сих пор забыть не могу, — так обласкал своей встре-
чей.
— Ну, — говорит, — теперь буду знать черненького Костеньку. О тебе
мне Ольга Сократовна много говорила.
Как вошел я в дом, он начал расспрашивать:
— Как ты живешь с Варей? Я слышал, что живешь хорошо. Любишь?
Наверное Варю любишь, она хорошая.
Потом я часто бывал у них, и Ольга Сократовна меня всегда от него
отводила:
— Ему некогда, ты ему будешь мешать.
А он наоборот:
— Иди, иди, Костя, ничего. Мы с тобой покурим, ты посидишь,
послушаешь.
И я сидел и с удовольствием слушал, как он диктовал Историю
Вебера Косте, своему секретарю, Федорову.
1 Автор воспоминаний, Константин Николаевич Буковский (род.
в 1861 г., ум. в 1933 г.), женат на родной племянице Н. Г. Чернышевского,
Варваре Александровне Котлубай. Будучи помещиком Саратовской губер-
нии, К. Н. Буковский с 1895 по 1905 г. служил в земстве. В 1906 г.
продал свою землю и с 1908 г. по июнь 1917 г. служил сначала смотри-
телем Александровской больницы ib Саратове, потом завхозом детского
приюта в с. Терсе, Вольского уезда.
К. Н. Буковский. — Воспоминания о Н. Г. Чернышевском
903
На работу было интересно смотреть, потому что человек, который не
знал языкао брал Вебера и прямо говорил по-русски.
— Как это вы, дядя?
— Я, — говорит, — ни писать, ни говорить не умею, а читать могу.
Несмотря на то, что он был болен, утром вставал (рано, часов в семь,
и начинал работать. Кончал работу в двенадцать часов (дня. Тогда выпивал
молока, уходил иногда гулять, после обыкновенно лежал, и К. М. Федо-
ров читал ему написанное. Вечером, часов в четыре-пять я иногда сидел
с Константином Михайловичем, и он звал его к себе. Тот дгдет к нему, и
опять начинается у них работа. Иногда работал до (поздней ночи. Пере-
водил, ходя по комнате; устанет ходить—сядет, устанет сидеть — ляжет.
Кровати у него не было — кушетка, и не мягкая, без спинки, а в го-
ловах из ящиков горка, он сам ее сделал, она была обшита кожей,
и он ложился на нее.
Я как-то при разговоре с ним сказал:
— Я думаю, дядя, вам было очень тяжело н Сибири жить.
— Нет, голубчик, мне было хорошо, меня любили там, я не в таком
угнетенном состоянии был, как другие. Тяжело только было жить
далеко от семьи.
Вспомнил про поездку к нему Ольги Сократовны с Мишей.
— Они ко мне приезжали в (Кадаю. Но знаешь, мне было очень тяжело
и встречать и провожать их, так что я даже просил Ольгу Сократовну:
голубочка, ты себя не беспокой так больше, у тебя дети, путь опасный,, мало ли
что может случиться. Я уговаривал ее<, чтобы она не приезжала больше.
Меня, по совести говоря, обращение Ольги Сократовны с ним страшно
коробило. На такого человека можно было прямо молиться, а она его
третировала.
Чуть он выйдет с папироской, она сейчас:
— Уходи, уходи в свой кабинет!
И он уходил.
А «ели ему нужно что-нибудь к ней, он отворит дверь и в щелку
спросит:
— Ольга Сократовна, можно войти?
Как-то я у них обедал. Он ел исключительно кашицу из манной крупы
и молока. И говорил ей: «Пожалуйста, мне больше никаких кушаний
не готовь, я этим бываю сыт». У него был катар желудка. И раз при
мне она поджарила баранину с картофелем и заставила его съесть.
Потом пошли мы с ним в его комнату. «Вот видишь, мне нельзя этого
есть, а я съел, чтобы она не обиделась. Теперь придется из-за этого
на диэте сидеть».
Очень интересно было смотреть, как он работал. Я иногда часа пол-
тора высиживал, больше не мог, потому что Ольга Сократовна входила
в комнату и говорила:
904 К. Н. Буковский. — Воспоминании о Н. Г. Чернышевском
— Костя, пора домой! Николай Гаврилович устал.
Он ничего не скажет, она уйдет. Тогда он говорит:
— Ничего, ничего, Костя, сиди.
— Нет, зачем неприятности тете делать. Я лучше в другой раз приду.
И ухожу.
О своей совместной жизни с Ольгой Сократовной в Петербурге до.
его ареста Николай Гаврилович как-то рассказал:
— У нас было две половины, одна — моя, а другая — Ольги Сокра-
товны. Она была характера живого, веселого; соберет молодежь, у них
шум, пение, пляски. Я открою занавеску погляжу. «Ну, веселитесь, весе-
литесь, а я пойду поработаю».
У Ольги Сократовны были лошади. Однажды она потребовала, чтобы
у нее были такие же лошади, как у великой княжны. Достали ей такую
пару, поехала она на ней—вдруг лошадь вильнула хвостом. Ольга Сокра-
товна сейчас: «Это что за лошадь! Не хочу такую! Что за безобразие!»
Ну и продали лошадь.
А то, бывало, едет Ольга Сократовна по Невскому,, увидит оборванного
студента, посадит его с собой в коляску, привезет* домой, оденет с ног до
головы и отпустит.
По приезде в Саратов в 1889 году Ольга Сократовна наняла извозчика,,
чтобы Николай Гаврилович ездил кататься и по/ делам. Он все собирался
приехать ко мне в деревню, и я просил его об этом.
— Да все нездоровится, но я непременно приеду.—И не успел.
Извозчик их, Сергей, был нанят для Николая Гавриловича, и Ольга Со-
кратовна платила ему шестьдесят рублей в месяц, а Николай Гаврилович
никуда и не ездил. Сергей по несколько дней и не приезжал, потому что
некому было ездить. Так и стоял на бирже у часовни на /Никольской
улице со своею серою лошадью...
Наружность Николая Гавриловича мне очень памятна. Лицо его не было
красиво, но с первого взгляда заинтересовывало, увлекало. Волосы были
длинные, никогда не были гладко зачесаны. Фигурою был худой, широкий
в плечах, выше среднего роста.
Раз как-то, должно быть, предчувствуя близкий конец, он оказал мне:
— По всей вероятности, Костя, придется тебе меня хоронить. Миши1
нет, Саши2 нет; из близких, должно быть, тебе 'придется хлопотать.
Если только так будет, прошу тебя: никакого торжества, почестей чтобы
не было. Гроб самый простой» обыкновенный и больше ничего.
Я ему сказал на это:
— Что об этом говорить? Мне грустно даже слушать об атом.
— Ну, мало ли что может быть. Все может быть.
1 Михаил Николаевич, сын Н. Г. Чернышевского.
2 Александр Николаевич, сын Н. Г. Чернышевского.
К. Н. Буковский. — Воспоминания о Н. Г. Чернышевском
905
— Не беспокойтесь, — я говорю, — что только от меня будет зави-
сеть, я все сделаю, как вы говорите, и буду охранять ваш покой.
О смерти Николая Гавриловича мне сообщил его секретарь К. М. Федо-
ров. Мы с Варей сейчас же собрались и приехали. Костенька рассказывал
нам о последних минутах Николая Гавриловича.
Приехали. Ольга Сократовна была в нервном состоянии. Положили
Николая Гавриловича на стол, потом вокруг него книги положили. Меня
просили, чтобы наблюдал за ведением похорон, за порядком. В первую
же панихиду принесли венки, и среди них—с надписью: «Сеятелю великих
идей». Приходила публика разная. Вдруг я замечаю: что-то странный вид
у одного человека. Подхожу к нему ближе—батюшки! Полицейский
переодетый. Я знал его в лицо$ фамилию не помню. Подошел я к нему
и говорю:
— Слушайте, неужели Николай Гаврилович сейчас может быть
опасен администрации?
Он мне говорит:
— Вы не беспокойтесь, пожалуйста!
И остался.
Когда пришли с венками, я заметил — полиция шныряет, надо пред-
упредить ее вмешательство. Я обращаюсь к принесшим венки:
— Господа, принесли сейчас венок «Сеятелю великих идей». Я дол-
жен вас предупредить, что желание покойного Николая Гавриловича было,
чтобы никаких оваций не было, чтобы похороны были самые простые;
он не желал ни венков, ничего такого, а потому я просил бы вас эти
надписи снять. В пробивном случае мне) придется самому лично их снять
во избежание могущих быть недоразумений. Такие неприятности во время
похорон нежелательны.
Тут пришел священник, начал служить панихиду (вторую), — смотрю,,
уже двое полицейских. После второй панихиды* пришлось мне снять эту
ленту.
Стало так тяжело. Что, думаю, за слежка Такая?
Обращаюсь к полицейскому и говорю:
— Скажите, пожалуйста, что вы здесь по наряду или как?
Он замялся. Я говорю:
—• Знаете что, мне придется завтра надеть фрак и отправиться к губер-
натору и спросить, как администрация распорядится устроить похороны
Чернышевского. Семье чрезвычайно неприятно видеть эту слежку на по-
хоронах.
Он опять помялся и говорит:
— Это полицеймейстер.
— Ну, если он еще вас пришлет, я поеду к губернатору.
С этого дня они уже не являлись.
На последний день уже, когда был вынос тела3 опять полицейские здесь.
906
К. Н. Буковский. — Воспоминания о Н. Г. Чернышевском
Потом я узнал, что это сделал поп Сергиевской церкви, боявшийся
неприятностей для себя и просивший полицеймейстера прислать полицей-
ских.
Когда несли гроб Николая Гавриловича, народу много было. Несли
его на руках. И вот, на обратном пути, -когда понесли его из церкви,
я думаю: надо будет остановиться около гимназии. Стали подходить
к гимназии; смотрим вышел директор Боголюбов и засуетился. Я подхожу
к нему, он мне:
— Пожалуйста, нельзя ли пройти мимо?
Я говорю:
— Довольно странно: он—бывший преподаватель )гимназии, и понятно,
что мы тут хотели остановиться. Это вас не рекомендует. Понятно, оста-
навливать процессии я не буду, если вы не желаете, тем более, что
покойник не желал никаких оваций.
Так и прошли мимо гимназии.
Остановились против дома Никольского. Здесь отслужили панихиду
и пошли дальше. Еще остановились против бывшего дома Васильевых,
отца Ольги Сократовны. Последний раз остановились у часовни около
тюрьмы. Отсюда обыкновенно духовенство садилось на извозчиков и
уезжало. Но здесь священники шли до самого кладбища..
Грязь была, но гроб несли все время на руках.
Когда процессия стала подходить к кладбищу, я поехал вперед, чтобы
распорядиться. Смотрю — там о'пять целый наряд полиции.
— Тьфу! Опять вы! Даже в последнюю минуту не оставляете человека!
— Мы не можем иначе.
- Да вы хоть встаньте дальше, чтоб вас совсем видно не было!
— Не волнуйтесь.
Никаких речей при опускании тела в могилу не могло быть.
После похорон, через несколько дней, Ольга Сократовна продавала
и раздавала обстановку. Нам она отдала маленькие счеты Николая Гаври-
ловича и его венское кресло. Они переданы нами в музей Чернышевского.
Моему сыну Саше она подарила письменный стол Николая Гавриловича:
на тумбочках, покрытый зеленым сукном, с тремя ящиками (в середине,
справа и слева), и в среднем ящике, на дне, сделала надпись: «Моему
внучку Саше от бабушки Оли» |и подписалась, а на словах сказала, что
хоть она и дарит его, но, если потребуется, чтобы этот стол передали
в музей. (Вероятно, она тогда подразумевала Радищевский музей
в Саратове.
Этот стол хранился у нас до 1916 года, пока наша семья не разъеха-
лась. Я уехал служить в Терсу, <а Саша—в Камышинский уезд. Там,
в с. Таловке, .квартира Саши перешла под штаб красных во время гра-
жданской войны, и за -столом Николая Гавриловича 'писали в их канце-
лярии. После того долго не было слышно об этом столе, хотя мы все
Е~ К. Барановская. — Письма к М. В. Авдееву
907
время наводили о нем справки. Наконец, в 1929 году стало известно,
что стол находится в Бальцере, в Республике немцев Поволжья. Его
распознали по надписи Ольги Со<кратовны на дне ящика. Сначала хотели
•было ее стереть, что потом вчитались, увидели ее фамилию и дали знать
об этом в Саратов. 1
К. Н. Буковский
5
Письма Е. К. Барановской к М. В. Авдееву 2
Вступительная заметка и комментарии В. Суш.ии>кого
В конце шестидесятых годов был напечатан большой роман
М. В. Авдеева «Меж двух огней». Как бы оправдывая свое название,
он был холодно встречен как революционной разночинной молодежью,
так и либеральными кругами.
Современников не удовлетворило разрешение вопроса о< свободе чувства
замужней женщины, даваемое автором. Именно в постановке этой проблемы
видели они и историки литературы основную идею романа. Для нас
же главный интерес этого произведения Авдеева — в изображаемой им
борьбе обуржуазившейся части дворянства с консервативно-крепостниче-
скими элементами, в общей конъюнктуре расстановки классовых сил эпохи
крестьянской реформы, поданной в преломлении писателя-либерала.
Наличие автобиографизма в обрисовке Камышлинцева, центральной фи-
гуры романа, несомненно.
Накануне крестьянской, реформы Авдеев был назначен^ правительством
членом Оренбургского губернского по крестьянским делам присутствия.
Самодержавие, уступая натиску развивавшегося в России промышленного
капитализма, вынуждено было пойти по пути буржуазных реформ, сби-
ваясь при этом на старую дорогу, оставляя и возрождая крепостнические
пережитки. Не располагая аппаратом, который был бы в состоянии
провести реформы, правительству пришлось «призвать» к деятельности
людей, которых оно само привыкло считать врагами существующего
порядка. В недалеком прошлом самого Авдеева была поездка за гра-
ницу и попытки напечатать в «Колоколе» заметку о необходимости созыва
депутатов для обсуждения реформы. На страницах романа рука об руку
с Камышлинцевым-Авдеевым действует бывший декабрист Иван Мыти-
щев. Прототипами последнего могли послужить: бывший член Северного
общества П. Н. Свистунов, член Калужского дворянского комитета по
устройству быта помещичьих крестьян или бывший член Союза благоден-
ствия А. Н. Муравьев, губернаторствовавший в эти годы в Нижнем-
Новгороде.
1 В настоящее время Нижневолжским краевым музеем принимаются
меры к отысканию этого стола в Республике немцев Поволжья и передаче
его Дому-мувею Н. Г. Чернышевского. — Ред.
2 Письма Барановской нами извлечены из дела III Отделения с. е. и. в.
канцелярии, I экспедиции, № 230, ч. 121, хранящегося в Архиве рево-
люции и внешней политики. Для комментариев нами использованы также
собрания Нижневолжского краевого архивного бюро.
908
Е. К. Барановская. — Письма к М. В. Авдееву
Правительство являлось подчас защитником этих своих представителей,
когда на них наступало разъяренное крепостническое дворянство. Но
двойственная политика власти делала эту защиту крайне ненадежной^
а с открытым переходом к. /реакции выдвинутым либералам пришлось на
практике убедиться в предопределенности судьбы мавра, сделавшего
свое дело. И здесь для либерала, открещивавшегося от революционных
разночинцев, но и не желавшего итти в лагерь крепостнической реакции,
создавалось двусмысленное положение. Когда летом 1862 года стали
распространяться нелегальные прокламации, «положение (Камышлинцева
было вдвойне нерадостно. Он был глубоко опечален этим явлением, по-
тому что вследствие известного склада своих убеждений видел в нем
только задержку правильному развитию политической жизни, орудие,
дающееся людям, враждебным этому развитию, а между тем все старьк
дрожжи (т. с. крепостники. — 25. С ), в числе которых — увы!—находи-
лось и много мю’лодых еще сил, смотрели на Камышлинцева как
на участника, как на проповедника крайних идей, распространителя
прокламаций». 1
В романе Авдеев отмежевывается от революционного подполья, выска-
зывает сожаление, что «некоторые из его приятелей [Шелгунов?—В. С.]
не разделяют его «правильных» взглядов».2
Это было повторением тех заявлений Авдеева, которые он делал орен-
бургскому генерал-губернатору А. П. Безаку: «Крестьянское дело вос-
становило против меня большинство дворянства. . . К счастью, в Уфе не
было пожаров: меня наверное заподозрили бы в поджоге. . . Я шел не про-
тив дворянства, я шел за правого и со временем дворянство увидит, что
я вернее понимаю его обязанности и интересы. . . Я не прибегал, да и не
согласно с убеждениями моими прибегать к тайным и незаконным дей-
ствиям для борьбы с правительством». 3 4
Авдееву было на это отвечено, что он «должен винить самого себя». *
Деятельность Авдеева вызвала сильное раздражение крепостников. Они
распространяли слухи, что он возмущает крестьян; предводитель дворян-
ства Дурасов называет его «агентом Герцена». Н. Модестов, обследовав-
ший по интересующему нас вопросу секретный фонд Оренбургской архив-
ной комиссии, говорит, что эти слухи «заранее подготовили почву к тому,,
что за Авдеевым строго следили и дожидались только удобного случая,
чтобы устранить его от должности». 5
Насколько Камышлинцев близок Авдееву, настолько велико-федорский
губернатор Петр Алексеевич далек от оренбургского, жившего) в Уфе,
гражданского губернатора Егора Ивановича Барановского. Это не началь-
ник губернии дореформенной формации, а представитель просвещенной
бюрократии типа известного калужского губернатора В. А. Арцимовича.
И фактический преемник Барановского, либеральный Г. С. Аксаков, со-
всем не напоминает авдеевского Нобелькнебеля,, несомненного ставленника,
по мысли автора, министра внутренних дел Валуева, сохранявшего
1 М. В. Авдеев, «Меж двух огней». См. «Полное собрание сочине-
ний» в одном томе, трех частях. Изд. И. Перевозникова. СПб. 1907,
ч. II, стр. 205.
2 Там же, стр. 203.
3 Модестов, «Оренбургский либерал». (К биографии М. Н. Авдеева)
См. «Труды Оренбургск. уч. арх. комиссии», в. 32, 1915, стр. 44—45..
4 Там же, стр. 46.
8 Там же, стр. 42.
Е. К. Барановская. — Письма к М. В. Авдееву
909
крепостническую диктатуру мелкими уступками наступающему капитализму.
С точки зрения художественного изображения тогдашней действителы
пасти Авдеев был прав в этом отборе наиболее типических администра-
торов пред- и пореформенного времени.
Кадетский историк А. А. Корнилов относит к числу немногочисленных
губернаторов, «искренне-преданных делу реформы», и Барановского.1
Л. Айзенберг указывает, что Барановский и губернское по крестьянским
делам присутствие (следовательно, и Авдеев) обнаружили «кипучую дея-
тельность по проведению в жизнь крестьянской реформы, выдвинув
вопрос о скорейшем — до истечения года — введении уставных грамот по
горнозаводским имениям». 2
Сам Барановский позже вспоминал, что он явился в Саратов, куда он
был переведен губернатором, «с весьма неудобной для начальника губер-
нии репутацией безусловного пристрастного защитника, во что бы то ни
стало, одного крестьянского сословия, в ущерб дворянам-помещикам». 3
Письма Екатерины Карловны Барановской (урожд. Тимлер), предла-
гаемые вниманию читателей, свидетельствуют о близких отношениях
Авдеева к семье губернатора Барановского, рожденных близостью взглядов
и совместной деятельностью в губернском присутствии по крестьянским
делам, председателем которого являлся Барановский. В семье либерального
губернатора, где сама губернаторша усиленно следила за злободневными
запросами политической жизни, интерес к Авдееву несомненно питался
я за счет его широкой известности как автора нашумевшего романа
«Записки Там-арина».
.Барановская пишет Авдееву с дороги (1 861) и из Саратова (1861 —1862).
Ее 'письма интересны не только как корреспонденции будущему автору
романа из жизни эпохи крестьянской реформы, расширяющие наше
представление о круге знакомств Авдеева, уясняющие! некоторые мо-
менты в его политической биографии, но и для характеристики самого
автора, деятельности ее мужа, саратовской общественности того времени.
Мы уже указывали, с какой репутацией приехал Барановский в Саратов
(23 июня 1863 года). Он был, говорит о нем мировой посредник
А. Н. Ммнх, человек умный», но принадлежал к партии «красных». . .
<Объезжая губернию, Барановский никогда не заезжал к помещикам
и мировым посредникам, собирал крестьян без нас и расспрашивал их, не
жестоко ли с ними обращались помещики, не теснят ли их и т. п.; в то
время эти расспросы были то же, что подливать масла в огонь». 4
О настроениях саратовского дворянства можно судить по заключениям
губернского комитета по крестьянскому делу, считавшего достаточным для
освобожденных крестьян, владевших до 1861 года наделом в 6,1 десятины
(в среднем), надел в 2 десятины на душу (в имениях с трехпольным
хозяйством) и в 3,2 десятины при залежном хозяйстве. Это мотивирова-
лось тем, что необходимо обеспечивать сельскохозяйственную промышлен-
«Общественное движение при Александре II». См. «Минувшие годы»
1908, кн. 5—6, стр. 180.
3 «К трагедии горнозаводских крестьян в Оренбургском крае». См.
«Архив истории труда в России», 1923, кн. 6—7, стр. 138.
3 «По поводу ст. В. А. Шомпулева». См. «Русская старина», т. 98.
1889, стр. 221.
4 «Из записок мирового посредника А. Н. Минха». См. «Материалы
по к/ре постному праву. Саратовская губерния», изд. Саратовск. уч. арх
комиссии, Саратов 1914, стр. 11.
910	Е. К. Барановская. — Письма к М. В. Авдееву
ность имений свободными рабочими руками крестьян, нуждавшихся, благо-
даря недостатку земли, в приработке. «Наделенные в (обилии землей,,
крестьяне будут коснеть в лености, а землевладельцы лишатся возмож-
ности извлекать выгоды из своих земельных капиталов».1 И нашелся
лишь один член комитета (А. П. Ровинский), который указал, что и при
грехдесятичном наделе крестьяне нуждаются в дополнительном заработке.
Саратовский жандармский майор Глоба высказывал те же опасения, что
и Минх, когда писал управляющему III Отделением А. Л. Потапову:
«Я1 полагаю, что оставить губернию под управлением г. Баранов-
ского было бы небезопасно потому, что вследствие его вредного на-
правления даже некоторыми чиновниками ухищренно проводится дух не-
покорности между крестьянами. Ежели не прекратить во-время опасные
происки эти отозванием г. Барановского от управления губернией, то тем
белее невозможно надеяться на благополучное окончание крестьянского
вопроса в Саратовской губернии. Осмеливаюсь также искренно доложить
вашему превосходительству, что я «смотрю на 19 февраля 'будущего 1863 г.
как на время весьма серьезное». 2
Как известно, крестьянство, не удовлетворенное манифестом 19 февраля,
во многих местах было уверено, что крепостные повинности будут иметь
силу только в течение двух лет, до «срочного часа», до 19 февраля
1863 года. Правительству, ожидавшему волнений в дни объявления мани-
феста, Глоба напомнил о неприятных перспективах наступающего года.
К тому же с мест, в частности из Саратовской губернии, поступали све-
дения о крестьянских волнениях, об отказе некоторых селений засеивать
землю, принимать уставные грамоты. Это вело к вызову войск и наказа-
нию непокорных. На усмирения ездил и Барановский.
Действуя в интересах саратовского крепостнического дворянства. Глоба
постоянно информирует III Отделение о Барановском. Губернатор не только
двумысленно держится с крестьянством, он потакает гимназическим
беспорядкам, проявляет излишнюю заботливость об уголовных заключен-
ных, сильно симпатизирует ссыльным полякам, принимая их у себя, благо-
приятствует условиям для антиправительственной пропаганды в войсках,
даже дает, подчеркивая свое полонофильство, прощальный обед ссыльному
предводителю дворянства Флиорковскому, возвращающемуся в Киев-
скую- губернию. 3
Не менее достается и Барановской. Если ее муж сочувствует Польше,
го она — ярая патриотка, открыто симпатизирующая ссыльным полякам,
принимающая их у себя, где они вращаются среди местных либералов.
(Конечно, Барановская и в своих знакомствах и симпатиях оставалась
женой хотя и либерального, но все же губернатора. Из пестрого состава
польских ссыльных в Саратове в 200 человек, среди которых было много-
беспоместных дворян, служащих, учителей, у Барановской бывали исклю-
чительно помещики. 4 В ее салоне не появлялись ссыльные студенты,
1 «Материалы по крепостному праву», стр. 163.
2 Дело III Отделения с. е. в*, канцелярии, I экспедиции, № 230. О ре-
волюционном духе народа в России и распространении по сему случаю
возмутительных воззваний. Ч. 121. Нач. 14 июня 1862 г., стр. 198
и далее.
3 См. «Дело III Отделения», № 230. ч. 121.
4 Архив саратовского губернатора. 3-й стол. «Дело о доставлении све-
дений о переменах, происходивших в положении лиц, высланных под над-
зор полиции». Нач. 19 января 1864 г.
Е. К. Барановская. — Письма к М. В. Авдееву
911
но ссыльный Мордвинов, сын сенатора и управляющий удельной конторой,
бывал постоянно. Доктор Минкевич, преподаватель гимназии Е. А. Белов,
помещик Цемш — вот ее близкие знакомые, составлявшие цвет тогдашней
местной либеральной интеллигенции. В этом обществе бывший петрашевец
Мордвинов восхищается конституционным адресом тверских дворян;
здесь же постоянно говорят о Герцене; сама хозяйка восторгается публи-
цистикой Кавелина; она проглядывает обличительный материал в «Искре»,
в журналах П. В. Долгорукова, в «Колоколе».
Страстность высказываний Барановской уживается у нее с малой проду-
манностью, торопливостью в выводах, склонностью к поверхностности,
подчас к анекдоту. Поэтому так легко сделался у этой либеральной ба-
рыни своим человеком Федор Андреевич Беклемишев, новый вице-гу-
бернатор, либеральный пустозвон, получивший печальную известность еще
в Иркутске, где этот фаворит Муравьева-Амурского убил на дуэли Нек-
людова, на могиле которого Петрашевский произнес речь, поплатившись
за нее высылкой в Красноярск. 1 2
Говоря о Барановской, А. Н. Минх сообщает, что «женщина эта была
причиной удаления ее мужа от должности по доносу жандармского штаб-
офицера». 3
Это далеко не соответствует действительности. Даже публикуемые письма
Барановской, докладывавшиеся в выдержках Александру II и попавшие
в комиссию Голицына без содействия Глебы, не имели определяющего
значения.
28 июля было перехвачено письмо Н. Серно-Соловьевичу, находивше-
муся тогда в Алексеевском равелине. В неги Н. В. Шелгунов сообщал
о предполагаемой своей поездке в Сибирь. За перепиской Шалпунова
стали наблюдать. В Уфе, у Авдеева, с которым Шелгунов и его* жена со-
стояли в переписке, нашли вб время обыска не только письма супругов,
из которых выяснилось,, что целью их поездки в Сибирь является освобо-
ждение М. Ил. Михайлова, но и письма Барановской. Находившийся ib Пе-
тербурге и собиравшийся ехать за границу Авдеев был арестован и за-
ключен в Петропавловскую крепость. 3 12 августа о результатах обыска
был сделан всеподданнейший доклад. Александр II наложил резолюцию:
«Сообщить министру внутренних дел, которому я дам по этому (делу)
особое распоряжение». 4
Но вопрос об отставке Барановского был решен еще до этого доклада.
Валуев, поворачивавший руль все более вправо, писал из Дуббельна
своему заместителю по службе А. Г. Тройницкому: «Содержание письма
г-жи Барановской мне уже известно и доказывает, что ее муж не умеет
1 М. Ил. /Михайлов, следовавший в Сибирь, отражая общественные на-
строения передового общества, писал: «Беклемишев, вместо того чтобы
попасть в соседство ко мне, в каторгу, назначен вице-губернатором в Са-
ратов» («Записки», изд. «Былое», П. 1922, стр. 134). Ср. В. Мерцалов:
«Мимоходом», см. «Русская старина» 1916, № 12. О дуэли между Бекле-
мишевым и Неклюдовым рассказывает также В. Буташевич-Петрашевокий
в своих письмах из Сибири, ныне опубликованных в № 2 сборника
«Звенья» (см. 327—330 стр., а также стр. 331, 342).
2 Та же статья, стр. 12.
3 В. Н. П., «Процесс Н. В. Шелтунова». См. «Голос минувшего» 1915.
№ 6, комментарий М. Лемке к «Полному собранию сочинений Герцена»-
т. XV, стр. 119.
4 «Дело III Отделения» № 230, ч. 10. Нач. 3 июня 1862 г.
912
Е, К, Барановская. — Письма к М. В. Авдееву
держать своего дома в порядке, что для губернатора необходимо. Я у ж е
убедился его собственными письмами в «необходи-
мости его уволить, но это пока между нами» (подчеркнуто
мною.— В. С.\
Что соль была именно в письмах мужа, а не жены, говорит отрывок из
последующего письма того же Валуева: «Письма Барановского возвра-
щаю. .. [они] носят печать времени. Губернатор наставляет министерство,
считает меня реакционером, говорит о потребностях времени и обстоя-
тельствах времени, как редакция «Северной пчелы», одним словом,
нервозен».1 2
Эти письма «смелого содержания», как говорил Глоба, распространя-
лись в копиях по Саратову.
Первой определилась судьба Авдеева: его выслали в Пензу.
4 сентября Барановский получил телеграмму: «Я еду на житье в Пензу.
Дело кончилось для вас без последствий. Авдеев».
12 октября был уволен с поста губернатор Барановский.
«Все жалели об его увольнении, — пишет тот же Минх, — при уме
своем и деятельности [Барановский] мог бы сделать много хорошего для
губернии».
Преемником Барановского был назначен Н. М. Муравьев, сын знамени-
того Муравьева-вешдтеля. Отправляя нового губернатора, Валуев ему
якобы сказал: «Саратов в огне».
«Огней» и революции в Саратове, — резонно замечает современник,—
и сам Муравьев не нашел. 3
1
8 августа 1861. Самара.
Леность исчезает, милейший друг, и, чтобы иметь несколько строк от
Вас, 1готова писать целый час.
Завтра будет неделя, как мы (приехали сюда, нашли Арцимовича боль-
ным,, но наш приезд возвратил ему здоровье; вчера хотели отправиться
дальше, но пароход опаздывает более суток: муж уехал в субботу
в Саратов], где все и все ждали его с большим страхом.
Встретили здесь Кавелина, Константина Дмитриевича, который Вам
очень кланяется. Он дал нам прочесть брошюру об освобождении, об обя-
занностях дворян и о конституции. Написано великолепно, будет напеча-
тано в Лондоне, я Вам пришлю/ «копию из Саратова, -где Кавелин про-
был неделю и много рассказал Егору Ивановичу. Саратов так и про-
сится в «Колокол» и «Искру» (прочитайте в № 26 «-Нам пишут о Чахот-
кине»). Там делаются вещи невероятные. Комитет ровно ничего не делает.
Как только туда приедем, напишу Вам все подробно.
’ «Письма П. А. Валуева к А. Г. Тройницкому». См. «Русская старина»
1905, № 4, стр. 192, 193, 197.
2 «Письма П А. Валуева к А. Г. Тройницкому». См. «Русская старина»
1905, № 4, стр. 12.
3 В. Суш ицкий, «Воспоминания Е. А. Белова о Чернышевском».
См. «Известия Нижневолжского института краеведения», т. IV, стр. 149.
ЛГ. В. АВДЕЕВ

Е. К. Барановская. — Письма к М. В. Авдееву	915
Здесь Арцимович действует неустрашимо, дворяне глазам своим не
верят; он назначил несколько мировых посредников не из дворян, написав,
министру, что за дворян не ручается. Министр ih сенат утвердили, поме-
щики негодуют,, они бы его утопили.
В Петербурге что-то затевают: рассылаются брошюры об уничтожении
династии etc., etc., etc., по почте в письмах безыменно. Вообще, ка-
жется, там не спят.
Прочитала послание к сербам и нахожу, что такую вещь можно было-
написать 40 лет тому назад и не Аксаковым с Со. Теперь о разности
религии нельзя толковать, а нужно думать о соединении славян. Славяно-
филы странно думают: ils ne sont pas a leurs sauteurs. 1 Скажите это
Григорию Сергеевичу Аксакову.
Прощайте. Как что будет интересного, напишу. Вам нужно ехать осве-
домиться непременно. Жму дружески Вашу руку. Кланяйтесь Сергеевым
и всем, кто меня помнит.
Не критикуйте моего письма: много ошибок.
Сестра 2 так1 расположилась писать к Вам, что оставила мне так мало*
места, что остается только оказать Вам, что жму дружески Вашу руку.
Пароход,, наконец, пришел, сейчас уезжаем к вел?Икой радости, а то
переходное положение надоело до смерти.
Скажите Аксакову, что' мы ему очень кланяемся. Вероятно, он получил
мое письмо.
Арцимович —Адам Антонович (1829—1893), либеральный самарский:
губернатор в начале 60-х годов.
Будет напечатано з Лонд жз.—Речь идет о статье К. Д. Кавелина?
«Дворянство и освобождение крестьян», написанной в мае 1861 года и
напечатанной без имени автора в следующем году отдельной брошюрой-
(Берлин, В. Behr’s Buchhandlung <Е. Bock). Unter den Linden № 27.
(Стр. 68). Статья перепечатана в «Собрании сочинений», т. II, Пу б ли цистина-
Изд. Н. Глаголева. СПБ. 1904, стр. 106—Л42. Повндимому, Кавелин соби-
рался напечатать ее в лондонской типографии Герцена. Но брошюра Каве-
лина высказывалась против конституции и привела его к разрыву с Герце-
ном (См. «Письма К. Дм. Кавелина и Ив. С. Тургенева к Ал. Ив. Герцену» _
С объяснительными примечаниями М. Драгоманова. Женева 1 892, стр. 49—62)--
Нам пишут о Члхоткине. — Под именем Чахоткина «Искра» разобла*-
чала губернатора А. Д. Игнатьева, предшественника Барановского (1861-
№ 48, стр. 712). В заметке «Нам пишут» (1861, № 26, стр. 380—381У
рассказывается про злоупотребления Игнатьева по откупам, об его защите,
осуществляющих jus primae nocti.c и, наконец, об увольнении Чахоткина.
(см. о нем также другие заметки: 1861, №№ 12, 20, 48; 1862, № 1)-
Саратсв в «Искре» фигурирует под именем Угрюмска. К назначению
1 Они не относятся к людям, называемым «переметной сумой» (трудно
переводимое на русский язык выражение).
2 Этот последний абзац письма написан Ольгой Карловной Тимлер,
сестрой Е. К. Барановской.
58*
916
Е. К. Барановская. — Письма к М. В. Авдееву
Б ар айовского «Искра» отнеслась благожелательно; он упоминается
в «Искре» под созвучным псевдонимом Орловского.
Там не спят. —Речь идет о первом Л1истке тайного общества «Велико-
русе», вышедшем в свет в июне 1861 года (второй № вышел .в августе).
«Великорусе» является первым, изданным в России, памятником нелегаль-
ной литературы нашего «третьего сословия» (Ф. Раскольников). См.
«Прокламации шестидесятых годов», изд. «Московский рабочий», М. 1926.
Послание к сгрблм. — Барановская, несомненно, имеет в виду
«К сербам. Послание из Москвы», написанное А. С. Хомяковым и подпи-
санное, кроме него, еще десятью славянофилами, среди них и братьями
К. С. и И. С. Аксаковыми; было издано в 1860 году в Лейпциге, у
Франца Вагнера, по-русски и по-сербски, en regard. («Иван Сергеевич
Аксаков в его письмах», ч. II, т. I. СПБ., стр. 239, 208, 221).
В 1876 году «Послание» было перепечатано в «Русском архиве» (кн. 3,
стр. Ю4—127).
Послание подчеркивает установку Хомякова не на панславизм, а на пра-
вославный славянизм. Вряд ли было приятным Барановской, католичке
и дворянке, утверждение Хомякова, что одной из причин гибели Польши
было положение, когда «немногие тысячи считали себя народом, а народ
считали стадом» (стр. 118, 112).
Аксаков Григорий Сергеевич — самарский помещик, брат известных
славянофилов, преемник Барановского по его губернаторству в Оренбурге
(1862—1867). Будучи в Самаре вице-губернатором, возглавлял прогрес-
сивное меньшинство, боровшееся с крепостниками во время подготовки
крестьянской реформы.	1
2
29 августа (1861)
Премного Вам благодарна, милейший друг, за Ваше письмо. Я так
была рада, что, право, случись Вы тут—Вам не миновать моего восторга,
а так как Вы не охотник до восторгов, то все к лучшему.
Начну с приезда в Саратов. Путешествие на пароходе совершено бла-
гополучно. Приехали в 10 ч. вечера; меня и детей с Ольгой с парохода
просто вынесли. Все это суетилось и желало угодить. Посадили нас в ко-
ляску и повезли через весь город. Мы живем на даче или, лучше сказать,
au faubourg, 1 потому что город подходит совсем к дачам. Напротив нас
большой сад, где публику веселит какой-то антрепренер фейерверками,
иллюминациями, в-оздухоплав амиями etc. etc. У нашего дома большая
терасса, где мы всегда обедаем, и в 4 часа жители городские делают нам
смотр: nous somiries comme Louis XIV et sa cour qui se faisait voir pendant
ses repas. 2
1 В пригороде.
2 Мы —как Людовик XIV и его двор, который показывал себя во время
своих обедов.
Е. К. Барановская. — Письма к М. В. Авдееву
917
Визиты я еще не делала, так что об обществе не могу ничего сказать.
Познакомилась только с некоторыми помещиками, которые все съехались
в городе, чтобы познакомиться с мужем. Они все боятся Егора Иване-
вича до нельзя и не понимают слова прекословить.
Комитет корчит либералов, но самая возмутительная гадость им ка-
жется вещью совсем натуральною. Состав комитета хорош, все почти
люди честные, но им нужно дать толчек, чтобы они действовали. Заседа-
ния два раза в неделю и покамест все хорошо.
Оренбургские помещики, в сравнении с саратовскими, совершенно са-
мостоятельные люди, у них губернатор вроде бога, губернатор хочет —
и никто не возражает. Несмотря на это, Егору Ивановичу ужасно трудно,
потому что все, что его окружает, ужасно грязно; всякий рассчитывает на
авось, подсовывают ему мерзкие бумаги. Егор Иванович работает за
четверых. Вице-губернатор уехал на 28 дней, и губерния у него на руках.
В. первых числах сентября муж поедет на ревизию. Мировые посред-
ники все почти люди хорошие, но мало людей энергических. Валуев додал
энергии мужу, — написал ему письмо, в котором он ему сказал, что на-
деется, что Егор Иванович будет действовать энергически и самостоя-
тельно.
Слухи, что его вызывают в Петербург, ложны.
У меня теперь хлопот бездна: устраивать дом, покупать мебель, эки-
пажи. Все это берет все мое время.
Не посылаю Вам рукописи, потому что Мордвинов в деревне, но
скоро его ждут, и я тотчас Вам ее перешлю. Теперь посылаю Вам не-
сколько №№ «Будущности». Прочитайте поскорее и возвратите — это
не мое, и меня могут спросить. Читайте же скорей! Гернгроссу доста-
нется.
Прощайте, милейший друг, жму дружески Вашу руку. Будьте' здоровы
и не забывайте нас. Егор Иванович обнимает Вас. Ольга много кла-
няется. Они будут писать после. Что нового?
Вице-губернатор уехал... — Александровский Василий Павлович, сара-
товский вице-губернатор (с 1 января 1856 по 9 февраля: 1862 года).
Валуев —Петр Александрович (1814—1890), с 1861 по 1863 год
министр внутренних дел.
Мордвинов — Николай Александрович (1827 —1884), привлекался по делу
Петрашевского, был арестован в Тамбове за публичное чтение сочинений
Герцена. В Саратове, находясь под секретным надзором, занимал место
управляющего удельной конторой. С 1866 года жил в Петербурге.
«Будущность»—журнал, издававшийся в 1861 году (П. В. Долго-
руковым за границей. Основным содержанием журнала были статьи са-
мого издателя, посвященные главным образом разоблачению петербург-
ской бюрократии.
Гернгросс — Николай Александрович, тов. министра госудаоетвенных
имуществ (с 3 января 1862 года по 10 ноября 1865 года). В 1861 году
был директором первого департамента государственных имуществ.
918
Е. К. Барановская. — Письма к М. В. Авдееву
3
9 марта (1862 г.)
Не думайте, дорогой, милейший друг, что мы Вас забыли. Забыть Вас
невозможно,—ведь мы Вам должны самые хорошие, веселые минуты пре-
бывания нашего в Уфе, и, если жалею Уфу, это потому, что Вы еще там.
Последнее Ваше письмо нас всех возмутило. Везде делают более или
менее гадостей, но Уфа перещеголяла всех. Нам больно, что Аксаков так
слабо действует. В Уфу нужно было бы послать Арцимовича, он бы
скрутил эту милую компанию.
Всякий день получаем новости петербургские. Как Вам нравится вы-
ходка Саши с тверскими -дворянами? Петербург весь взволнован, броже-
ние умов ужасное, а он, как ни в чем не бывало, охотится, и говорят, что,
прочитав адрес, он его положил на стол, велел подать лошадей и поехал
на охоту, не убил ни одного медведя, и это его сильно озадачило.
Константин Николаевич приезжал только на один день в Петербург.
Избави нас бог от него!
Кроткий Васильчиков в Киеве свирепствует. Сюда сосланы два киев-
ских предводителя, люди во всех отношениях порядочные, и один моло'
дой человек из Волыни.
Казна выдумала новый способ поправления финансов: в Литве, По долин,
Волыни, Белоруссии запрещают одеваться, петь, говорить, дышать
a pleins paumons, 1 даже говорят, что сморкаться нельзя (находят,
что это неучтиво, и посылают цивилизоваться в матушку Русь) за все
взимают штрафы; по 15 января было собрано 120 т. рубл. серебром
штрафа с губерний Волынской, Подольской и Киевской et prenez 1’assu-
rance, on donne des regus, je possice un exemolaire. -
Муж мой, как всегда, занят, потому Вам не пишет.
Саратов теперь существует без властей: ни вице-губернатора, ни пред-
седателя. Кто догадался и умер, кого Егор Иванович прогнал (вице-губер-
натора), а кто в отпуску, так что мужу нужно было ехать в Петербург,
л нельзя, отложили поездку дю первого парохода.
Вы, милейший друг, не поедете ли освежиться? Ведь, грязь поневоле
пристает. Муж о Вас писал Соловьеву.
Его [мужа] дела в Петербурге идут очень хорошо, все говорят, что еде'
лают директором, и не знаю, как будет, — по мне бы лучше всего, если
бы совсем выгнали, совесть была бы чиста — с голоду бы не умерли,
иначе бы поработали.
Не посылаю Вам -адреса, верно Аксаков получил. Если что 'здешние
полуумные дворяне вздумают писать, то пришлю. Уфимцы,, если что
1 Полными легкими.
И, будьте уверены, дают квитанции, у меня есть один экземпляр.
Е. К. Барановская. — Письма к М. В. Авдееву
919
напишут, то, вероятно, попросят возвращения крепостного права, а М-r 1е
Oouverneur1 2 попросит все дела предать воле божьей, а чиновников переиме-
новать в актеры.
Зима здесь была очень спокойна: pas de bals et spectacles.3
В пользу Литературного фонда я устроила, concert avec tableaux vi-
vants3 и сбор был 900 р. с., да Щербатова концерт в пользу бедных,
сбор тоже огромный. Мы с ней .продаем» билеты. У Щербатовых только
был один бал car il у avait une noce chez eux,4 а то все очень
плохо. По средам дамы приезжали в очень простых платьях, с работой
des soirees de famille et on dansait un peu, c etait a I’assemblee de noblesse. 5
Здесь всякий день два клуба: в одном играют в лото, в другом в карты.
Прощайте.
Если жалею Уфу.— Гражданское управление Оренбургской губернией
находилось в Уфе, где и жил Барановский. Такой порядок существовал до
1865 года, когда была образована самостоятельная Уфимская губерния,
Послать Аруимовича.— Трудно определить, кого из братьев Арцимо
вичей имеет в виду Барановская: Адама или Виктора, получившего
широкую известность по своей длительной борьбе с крепостниками («Вик-
тор Антонович Арцимович». Воспоминания-характеристики, СПБ. 1904,
823 стр.
Выходки Саши.— Саша — Александр II. В первых числах февраля
1862 года тверское губернское дворянское собрание обратилось к Але-
ксандру II с либеральным адресом, в котором высказывалось за созыв
собрания представителей от всего народа без различия сословий. Адрес
был подписан тринадцатью мировыми посредниками. Адрес напечатан
в сборнике В. Бурцева: «За сто лет», изд. фонда В. Р. П., Лондон
1897, ч. I, стр. 61—63.
Константин Николаевич—Романов, вел. кн. (1827—1892); в начале
‘60-х годов пользовался популярностью среди либералов как сторонник
«реформы».
Васильчиков —-Илларион Илларионович (ум. в 1863 году), киевский,
волынский и подольский генерал-губернатор.
Два киевских предводителя — Флиорковский и, вероятно, Катюр-
.жинский.
Молодой человек^ из Волыни—Иосиф Адамович Пашковский, уроженец
Калужской губернии, помещик, отставной поручик, 38 лет, был выслан
Васильчиковым за участие в демонстрации в м, Устилуге- (Ружнамполе)
Волынской губ. (Архив сарагг. губернатора, 3 стол. Дело о доставлении
сведений о переменах, происходивших в положении лиц, высланных под
надзор полиции». Нач. 19 января 1864 г.; «Дело III Отделения № 550.
Нач. 23 декабря 1861 г.).	»
1 Г-н губернатор.
2 Ни балов, ни спектаклей.
3 Концерт с живыми картинами.
4 Так как у них была свадьба.
5 Как на семейные вечера, а танцевали мало; это было в ДвЪрянском
собрании.
920
Е. К. Барановская. — Письма к М. В. Авдееву
Соловьев— Яков Александрович (1820—1876), помещик Самарской
и «Симбирской губерний, управляющий земским отделом м. в. д., проводил
в жизнь положение 19 февраля. Соловьев считался крепостниками одним
из (руководителей петербургских либеральных бюрократов.
Не посылаю Вам адреса-----Имеется в виду адрес тверского дворянства.
Переименовать в актеры. — Можно предполагать, что речь идет
о Г. С. Аксакове, который считался современниками благодушным адми-
нистратором.
Щербатова — Мария Афанасьевна, Дочь крупнейшего саратовского»
помещика Столыпина, жена саратовского губернского предводителя дво-
рянства. «За все время пребывания князя Щербатова в Саратове губернским
предводителем и затем губернатором гостиная его супруги была луч-
шим салоном губернии, и балы, даваемые ими зимой, сначала каждую
неделю, а затем через неделю, соединяли в их доме лучшее общество. *
Нередко устраивались в дворянском собрании также балы, живые кар-
тины, концерты и маскарады» (В. Шомпулев, «Во время реформы
Александра II», «Русская старина» 1898, № 11, стр. 376).
4
Записка Е. И. Барановского к М. В. Авдееву
Посылаю Вам манифест и, к несчастью, присовокупляю, что, как всегда,
на Руси много наделано глупостей, между прочим, не присланы законо-
положение, потому что нашли неудобным давать много тяжестей флигель-
адъютанту, так что завтра будет только обнародование манифеста.
Флигель-адъютант истый немец и не похож на царедворца.
Флигель-адъютант истый немей, — флигель-адъютант Кричер. Для
сравнения приводим показания другого современника, ню «маленького
человека» по своему положению. Он пишет: «2 марта «отклани-
вались государю генералы его свиты и его флигель-адъютанты, назна
ценные в разные губернии для объявления манифеста.. . Мы, современ-
ники, знаем только, что все эти генералы свиты народ пустой, ни на что
цельное не способный, случайно попавший в колесо фортуны.. . Знаем
мы также и то, что в дорогу дали каждому из них по чемодану, на
верхушке которого написано название губернского города и той губер-
нии, куда он командировался, и в котором было уложено по 1200 экзем-
пляров манифеста об освобождении и от 20 дю 50 экземпляров. Поло-
жения о крестьянах» см. «Красный архив», т. 16, 1916, стр. 142.
Указатель личных имен
Абаза, Мария Аггеевна, см.—Милю-
тина.
Абамелек, Анна Давыдовна, кн. см.—
Боратьпи кая.
Абамелек-Лазарев, Семен Давыдович,
кн. 227, 228.
Абердин, лорд 629.
Августин, 537, 541.
Авдеев, Михаил Васильевич 742,917—
920.
Авенариус, Николай Петрович 673.
Аврелий, Виктор Секст 187.
Адарюков, Владимир Яковлевич 853—
878.
Адлерберг, Амалия Максимилиановна,
гр., рожд. Лерхенфельд, по 1 браку
Крюднер 279, 283.
Айзенберг, Л. 912.
Акимушка, юродивый 759.
Акинфиев, изд. 6, 7.
Аксаков, Григорий Сергеевич 329,
332, 336, 357, 908, 915, 916, 918-
920.
Аксаков, Иван Сергеевич 224, 248
252, 259, 261, 262, 2б5, 325, 329,
337-340, 343, 347, 349, 350, 352,
357, 362, 898, 916.
Аксаков, Константин Сергеевич 224,
325, 328, 329, 331-333, 336, 338-
340, 343, 345, 349, 350, 352, 358-
362, 847, 883, 916.
Аксаков, Сергей Тимофеевич 325 —
332, 335—337, 339, 341, 343-346,
349-353, 359, 361-363.
Аксакова, Анна Федоровна, р. Тют-
чева 269.
Аксакова, Вера Сергеевна 332, 350,
352, 357.
Аксакова, Надежда Сергеевна 332,
363.
Аксакова, Ольга Сергеевна 360, 361.
Аксакова, Ольга Семеновна, рожд.
Заплатина 325, 327, 329, 332, 335
337, 343, 344, 360-/64.
Аксаковы 325—364.
Александр I, имп. 1-16, 216, 220, 388„
829.	>
Александр И, имп. 116, 118, 192,214,
319, 385, 386, 390, 394, 398, 419, 421,.
426, 428, 433, 443, 454, 467, 654,
663, 664, 668, 670, 672, 732, 737,.
909, 911, 918, 919.
Александр III, имп. 319.
Александра Федоровна, имп. 178.
Александровский, Василий Павлович.
917.
Алексеев, Михаил Павлович 187, 197,
307.
Алексеев, Петр Алексеевич 643.
Алексей Михайлович, царь 386, 653.
Алексинский, Григорий 737.
Альбединский, Петр Павлович 727,
Альфонский, Аркадий Алексеевич 477.
Амартол, Георгий 522, 523, 529—531,
535, 538.
Амвросий, епископ, см. — Ключарев..
Ангерер, фотограф 119.
Андерсон, В. М. 421.
Андреев, Леонид Николаевич 737.
Андреянов, жандарм 428, 431, 433,
448, 452.
Андро, Анна Алексеевна, р. Олени-
на 217.
Андрущенко 478.
Аничков, Евгений Васильевич 501,
552.
Анке, Николай Богданович 478, 479.
Анна Иоанновна, имп. 140, 653.
Анненков, Павел Васильевич 130,.
148, 182, 187, 391 -425, 472, 675,
676, 678, 679, 685, 688, 691, 696,
699, 700, 703—705, 707, 709, 712,
713, 716, 718, 743, 744.
922
Указатель личных имен
Анненков, Павел Павлович 424.
Анненкова, Вера Павловна 424.
Анненкова, Глафира Александровна,
рожд. Ракович 392, 424.
Анненская, Александра Никитична,
рожд. Ткачева 321.
Анненский, Николай Федорович 830,
831.
Антонелли 633.
Антонина Львовна, подруга Н. А.
Мальгунова 393, 394.
Антонович, Максим Алексеевич 485—
519, 577, 689.
Антонович, Ольга Максимовна, см.—
Мижуева.
Антропов. Николай 673.
Антропов, Я. 673.
Антропова, рожд. Собаньская 673.
Антропова, Наталья Николаевна,
см.—Рашет.
Аристид 13.
Аристотель 896.
Арнольди, Варвара Дмитриевна,рожд.
Свербеева 336.
Арнольди, Лев Иванович 330, 336.
Аросев, Александр Яковлевич 868.
Арсеньев, Константин Иванович 537,
541.
Артаксеркс 614.
Архипов, крестьянин 428.
Архипов-Корсиков 729, 737.
Арцимович, Адам Антонович 912,
915, 918, 919.
Арцимович, Виктор Антонович 908,
918, 919.
Арцыбушев, Ю. К. 853, 869, 874.
Аршеневский, домовладелец 230.
Астахов, подпоручик 737.
Атилла 654.
Афанасьев, Александр Николаевич
521, 522.
Аферов, С. К. 869, 874.
Ашинов, Николай Иванович 894, 900.
Бабенышев, купец 434.
Бабст, Иван Кондратьевич 425, 477.
Багдасарянц, Я. К. 187.
Байков, Лев Сергеевич 220.
Байрон, лорд 183, 186, 215, 251, 257,
309.
Бакалов, Г. 410.
Бакунин, Михаил Александрович 420,
492, 590, 675, 679, 880.
Бакунина, Антония Ксаверьевна,
рожд. Квятковская 675.
Балабин 370.
Балбо, Цезарь 617.
Бальзак, Лора 290, 294.
Бальзак, Онорэ 289—324, 884.
Бальзак, Эвелина (Ева-Констанция-
Викторина), рожд. гр. Ржевуская,
по 1 браку Ганская 289—291, 293,
294, 303, 310-320, 322.
Барановская, Екатерина Карловна,
рожд. Тимлер 907—920.
Барановский Егор Иванович 908 —
912, 915—918, 920.
Барсуков, Николай Платонович 228,
362, 477, 481, 482.
Барленев, Петр Иванович 167, 182,
228, 260, 385, 386, 389, 791.
Баршев, Сергей Иванович 480, 482.
Басов-Верхоянцев, Сергей Алексан-
дрович 204.
Батюшков, Константин Николаевич
883.
Бахметев, Алексей Николаевич 479,
481.
Бахрушин, Алексей Александрович
221.
Бахрушин, Юрий 66\
Бачин 726.
Беатриче 177.
Безак, Александр Павлович 908.
Безобразова, Маргарита Васильевна,
рожд. Васильева 131.
Бейлис 830.
Беклемишев, Федор Александрович
105, 911.
Белинский, Виссарион Григорьевич
329, 338, 397, 403, 405, 425, 488,
492, 509-512, 518, 565-572, 576,
645, 648, 650, 657, 665, 680, 879—
883.
Белкин, уездный судья 141.
Белов, Е. А. 911, 912.
Белоголовый, Николай Андреевич 81,
82, 85. 89, 90, 116, 117, 125—128,
718, 739, 740.
Белозерская, Надежда Александровна
216.
Белокопытова, Ольга Николаевна,
см.—Мечникова.
Белосельская-Белозерская, Зинаида
Александровна, кнж. см. — кн. Вол-
конская.
Белоусов, жандарм 303.
Указатель личных имен
923
Бельджойозо, княгиня 293.
Бенардаки, Д. 438, 503.
Бенкендорф, Александр Христофоро-
вич, гр. 35, 36. 39, 4U, 117, 121,
167, 179, 182, 187, 295.
Бенни, Артур 675.
Берви, Василий Федорович 475.
Берг, Николай Васильевич 363, 364.
Березайский, Василий Семенович 747.
Берн, Людвиг 655.
Берс, Андрей Евстафьевич 225.
Берс, София Андреевна, см.—гр. Тол-
стая.
Besson 398.
Бессонов, штаб-ротмистр 737.
Бестужев (Марлинский), Александр
Александрович 211, 883.
Бестужев, Николай Александрович
25, 64, 65, 78, 79.
Бестужев-Рюмин, Михаил Павлович
34.
Бибиков, Дмитрий Гаврилович 296,
298, 30<», 307, 311, 312, 314-321,
323 324
Bienstock, J. W, 310.
Бирюков, Павел Иванович 764, 794,
795.
Бисмарк 896.
Благовещенский, И. И. 85, 86.
Благовещенский, Николай Михайло-
вич 612.
Благой, Дмитрий Дмитриевич 259.
Благообразова, домовладелица 549.
Благосветлов, Григорий Евлампиевич
617—635.
Благосветлова, Е. А. 619.
Блан, Луи-ан-Жозеф 400, 401.
Блудова, Антонина Дмитриевна, гр.
895, 901.
Блюм, А. Г. 854, 869, 874.
Блюммер, Леонид Петрович 675.
Блюмфильд, Вениамин лорд 237, 238.
Блюмфильд, Георгина 238.
Блюмфильд, Джон Артур Дуглас 238.
Боборыкин, Николай Николаевич 411.
Боборыкин, Петр Дмитриевич 412,
482, 679. 680, 685, 710.
Богданович, Ангел Иванович, 831.
Богданович, Евгений Васильевич 898.
Богданович, Мария Петровна, рожд.
Михаэлис, 590.
Богданович, Н. Н. 590.
Богданович, Татьяна Александровна,
рожд. Ткачева 829.
Боголюбов, директор гимназии 906.
Богурский, прапорщик 737.
Богуславский 173, 176. 179.
Боде, семейство 229.
Боде, Анна Львовна, бар.,—см. кн.
Долгорукова.
Боде. Екатерина Львовна, бар. по
1 браку Олсуфьева, см.—кн. Вя-
земская.
Боде, Клементина Андреевна, бар.
225, 227.
Боде, Клементина Клементьевна, бар.
225, 227.
Боде, Лев Карлович бар. 225.
Боде, Лев Львович, бар. 227.
Боде, Наталья Львовна, бар. 225,
226, 231.
Боде, Наталья Федоровна, бар., рожд.
Колычева 221, 225.
Боденштедт, Фридрих 694 — 696.
Боднарский, Богдан Степанович 795.
Бодянский, Осип Максимович 363,
364.
Боим, С. С. 874.
Бок, Е. (Е. Воск) 915.
Бокль 597, 601.
Боков, Петр Иванович 588 589, 593,
597, 613, 884, 887-894.
Бокова, Мария Александровна, рожд.
Обручева, см.—Сеченова.
Болейн, Анна 74, 151.
Болховитинов, Евгений 538, 541.
Большаков, Н. 680.
Бонди, Сергей Михайлович 145, 187,
188.
Бонфор, Людовик 305.
Бонч-Бруевич, Владимир Дмитриевич
132, 790, 857.
Боратынская, Анна Давыдовна, рожд.
кн. Абамелек 228.
Боратынский, Евгений Абрамович
176, 197, 215, 330.
Борджиа, Александр 633.
Бордюгов, И. И. 556, 559, 560.
Борзенков, Яков Андреевич 478.
Борисов, Иван Петрович 688, 699,
707, 709, 714, 718, 720, 721.
Боровиковский, Александр Львович
643.
Боровкова-Майкова, Мария Семе-
новна^—176,179-187, 215—221.
Бороздин, Александр Корнилович 6.
Бороздина, Анна Михайловна, см.—
Раевская.
924
Указатель личных имен
Бороздина, Мария Андреевна, по
1 браку Поджио, см. —кн. Гагарина.
Бортник, М. 726.
Борщевский, 870.
Борщевский, С. 742.
Боткин, Василий Петрович 397, 398,
400-403, 405, 409, 410, 424, 661,
686, 692, 695, 697, 699, 701, 703—
705. 711, 714, 879-883.
Ботмер, Клотильда Федоровна, гр.,
см.—фон-Мальтиц.
Ботмер, Элеонора Федоровна, гр. по
1 бр. Петерсон, см.—Тютчева.
Браницкая, А. В. 33.
Браун, штабс-капитан 737.
Брейтбург, С. М. 798.
Брем, А. 610, 611.
фон-Брин, флигель-адъютант 444.
Бриф, книгопродавец 193.
Брогге 528.
Бродский, Николай Леонтьевич 398,
675, 679.
Броневский, Вдадимир Богданович
165.
Брюллов, Александр Павлович 235.
Брюллов, Карл Павлович 191, 202.
Брюсов, Валерий Яковлевич 187, 263,
266.
Брюэр, Гастон 689.
Брюэр, Пелагея (Полина) Ивановна,
рожд. Тургенева 679, 689, 690.
Брянская, Евдокия Яковлевна, по 2
бр. Головачева, см.—Панаева.
Будзиан-Виницкий 480.
Буковская, Варвара Александровна,
рожд. Малиновская 554, 562, 902.
Буковский, Александр Константино-
вич 906.
Буковский, Константин Николаевич
902-917.	•
Буланже, Павел Александрович 764.
Булгаков, Александр Яковлевич 223.
Булгаков, Федор Ильич 897.
Булгарин, Фаддей Венедиктович 192,
194 197, 499, 513, 879, 881, 883.
Бульвер 622.
Булычевы 554.
Бурбоны 624, 625.
Буренин, Виктор Петрович 655, 689.
Буслаев, Федор Иванович 226, 521.
Буташевич - Петрашевский, Михаил
Васильевич 911, 917.
Буткевич, Анна Алексеевна, рожд.
Некрасова 502, 665.
Буткевич, Генрих Станиславович 502
де-Буффлер, мадам 243.
Бухарин, Николай Иванович 858.
Бучинский, Викентий 480.
Буш, Владимир Владимирович 643.
Бушин, художник 79, 83.
Быков, Петр Васильевич 260.
Быстров, Николай Иванович 479, 480.
Бычков, Иван Афанасьевич 237.
Вааленрейтер 710.
Вагнер, Николай Петрович 422, 423.
Вагнер, Франц 916.
Вадковская, Александра Александ-
ровна, рожд. кн. Меншикова 227.
Вадковский, Иван Яковлевич 227.
Вадковский, Федор Федорович 82,' 3..
Вексель, Платон Львович 244.
Валентин, художник 862.
В1лироде (?) 704.
Валуев, Петр Александрович, гр. 908>
911, 912, 917.
Вальц, Яков Яковлевич 603, 605, 605,.
609.
Ван-Дик 842.
Варлаам Хутынский 542, 544.
Варнек, Николай Александрович,477 —
481, 483.
Варнеке, Борис Васильевич 897, 899.
Васильев, мещанин 432.
Васильев. Сократ Евгеньевич 555.
Васильева, Анна Кирилловна, рожд.
Казачковская 555.
Васильева, Анна Сократовна, см.—
Малиновская.
Васильева, Маргарита Васильевна
см.- Безобразова.
Васильева, Ольга Сократовна, см.—
Чернышевская.
Васильева, Эрмиония Сократовна
555, 561.
Васильчиков, Илларион Илларионо-
вич, кн. 918, 919.
Васильчиков, Николай Николаевич
130.
Васильчиков, Сергей Илларионович,
кн. 444.
Ваттемар, Александр 196, 197, 200.
Вебер 902, 903.
Ведров, Владимир Максимович 475.
Веймарн, генерал 718.
Вейнберг, Петр Исаевич 259.
Веласкец 842.
Указатель личных имен
925
Велихов, Александр Тимофеевич 722,
723.
Велихова, М. А., см.—Красовская.
Велихова, Мария Владимировна, рожд.
Рашет 673, 674, 685, 690, 691, 693,
695, 696, 698, 703—705, 707, 709,
716, 718.
Венгеров, Семен Афанасьевич 148,
168, 171, 485, 486, 566, 883.
Вербов, М. А. 873, 874.
Верейский, Г. С. 853, 869s 871, 874.
Вересаев, Викентий Викентьевич 173,
175-179.
Верн, Жюль 595.
Вернадский, Иван Васильевич 449.
Виардо, семейство 717, 720, 721.
Виардо, Луи 709, 712, 714.
Виардо, Павел 712.
Виардо-Гарсия, Полина 677 — 679, 698,
699, 705, 706, 710, 711, 716, 719,
721, 722.
Вигель, Филипп Филиппович 365.
Видок 149, 680.
Виельгорские, графы 330, 344.
de Wysewa, G. 787.
де-Виллекье, герцог 304.
Вильсон 170, 171
Винер, Е. 725.
Винклер, Мартин 366.
Витберг, Федор Александрович 203
204.
Витт, Иван Осипович, гр 212.'
Влодек, Елена Михайловна, см. —гр.
Заводовская.
Водовозова, Елизавета Николаевна
679.
Воейков, Александр Федорович 879.
Воеводский, Леопольд Францевич
612-614.
Войнаровский, Андрей 115.
Волк, подпоручик 737.
Волков, Г. А. 763.
Волконская, Александра Николаевна,
княгиня, рожд. кн. Репнина 30, 41,
45-50, 53, 55, 57, 58, 63, 65, 67,
68, 73, 74.
Волконская, Александра Петровна,
кн , см.—Дурново.
Волконская, Елена Сергеевна, кн., по
1 браку Молчанова, по 2-му Ко-
чубей, см, —Рахманова.
Волконская, Елизавета Григорьевна,
кн., рожд. св. кн. Волконская 117,
118, 122.
Волконская, Зинаида Александровна,
кн., рожд. кн. Белосельская-Бело-
зерская 48, 60, 70, 216.
Волконская, Мария Николаевна, кн.,
см.—гр. Толстая.
Волконская, Мария Николаевна, кня-
гиня, рожд. Раевская 21 — 128, 667.
Волконская, София Григорьевна, ся.
княгиня, рожд. кн. Волконская 22,
29, 30, 38-40, 45-47, 49, 50, 53,
54, 60, 65, 66, 105, 121.
Волконская, София Сергеевна, кнж.
74.
Волконские, князья 66, 67, 73, 86.
Волконский, Григорий Петрович, св.
кн. 53.
Волконский, Михаил Сергеевич, кн.
27, 28, 53, 77, 78, 83, 86, 89, 93,
94, 97, 101, 102, 106, 109, 110, 112,
113, 115-118, 122, 125—127.
Волконский, Никита Григорьевич, кн.
23, 48
Волконский, Николай Григорьевич,
кн., см.— кн. Репнин.
Волконский, Николай Сергеевич, кн.
(сын С. Г. и М. Н. Волконских)
31, 33, 56-58, 66, 67.
Волконский, Николай Сергеевич, кн.
(дед Л Н. Толстого) 761.
Волконский, Петр Михайлович, св.
кн. 32, 42, 58, 105.
Волконский, Сергей Григорьевич, кн.
21, 22. 27—46, 49, 50, 53-60, 63,
65 — 68, 71—75, 78,82,85,8^89,90,
93, 97, 98, 101, 102, 105, 109—112,
115-118, 121-123. 125-128.
Волконский, Сергей Михайлович, кн.
35, 41, 47, 49, 50, 53, 58, 60, 64,
65, 75, 94, 116, 117, 121.
Воловская', Мария, см. — Шиманов-
ская.
Вольтер, Франсуа-Мари 149, 338.
Вольф, А. И. 884.
Вольф, Маврикий Осипович 688.
Вольф, Фердинанд Богданович 85, 93.
Воронов 586.
Воронцов. Михаил Семенович, св. кн.
305, 403.
Востоков, Александр Христофорович
546.
Всеволожская, София Ивановна, рожд.
кн. Трубецкая 228.
Всеволожский, Александр Всеволодо-
вич 228.
926
Указатель личных имен
Вульф, Алексей Николаевич 182, 308.
Вульф, Е. И. 791.
Вульф, Прасковья Александровна,
рожд. Вындомская, см.—Осипова.
Высоцкая, Варвара Александровна,
рожд. Поджио 126.
Высоцкий, доктор 3<0.
Высоцким, Владимир Степанович 126.
Вяземская, Вера Федоровна, кн., рожд.
кн. Гагарина 173, 174, 179—187,
217, 230.
Вяземская, Екатерина Львовна, кн.,
рожд. бар. Боде, по 1 браку Олсу-
фьева 225, 226.
Вяземский, Александр Сергеевич, кн.
227.
Вяземский, Петр Андреевич, кн. 23,
24, 171—176, 178—187, 211, 212,
214-221, 879, 883.
Габель, Орест Мартынович 640.
Габлер, девица виртуозка 192, 202
Габсбурги 624, 625, 631.
Гавацци, Александр 495, 516, 618
Гагарин, Григорий Иванович, кн. 264,
265, 273.
Гагарин, Иван Сергеевич, кн. 257,
259, 261, 265, 268-272, 366, 367,
369, 370.
Гагарин, Павел Павлович, кн. 218.
Гагарина, Вера Федзровна, кн., см.—
кн. Вяземская.
Гагарина, Екатерина Андреезна, кн.
227.
Гагарина, Мария Андреевна,кн.. рожд.
Бороздина, по 1 браку Поджио 81.
Гагарины, князья 210.
Гайо де Питтаваль (Gayot de Pitta-
val) 149.
Галактионов, Степан Филиппович 235.
Галахов, Алексей Дмитриевич 507,
676, 698.
Галилей, 151.
Галиньяни 709.
Гальперин - Каминский, Илья Дани-
лович 688, 704, 712, 714, 719, 723.
Ганнибал, Мария Алексеевна, рожд.
Пушкина 139, 141.
Ганнибал, Надежда Осиповна, см.—
Пушкина.
Ганнибал, Осип Абрамович 140, 141.
Ганнибал, Устинья Ермолаевна.
рожд Шишкина, по 1 бр. Толстая
140.
Gans S. Р. 163.
Ганская, Анна 289, 294.
Ганская, Эвелина (Ева-Констанция-
Викторина), рожд. гр. Ржевуская,
см. — Бальзак.
Ганский, Венцеслав 289, 290, 293.
Гануш, Игнатий 522, 546.
Ганштейн 262.
Гарибальди 589.
Гаркнес, Маргарэт 314.
Гартманн, Мориц 693, 694, 697, 7С0,
702, 703, 707, 712.
Гартманы 694, 695. 705.
Гегель 397, 402, 518.
Гейлнгенталь, врач 718.
Гейне, Генрих 245, 247—250, 25( —
262, 523, 648, 655.
Генрих VIII, король 74, 151, 633.
Гент, 237.
Георгиевский, Александр Иванович
895, 901.
Георгиевский, Григорий Петрович 327.
Гербель, Николай Васильевич 511.
Гернгросс, Николай Александрович
917.
Герц, Жак-Симон 193.
Герцен, Александр Александрович
397-401, 405,409,411,412. 417,
419, 421.
Герцен, Александр Иванович, 24, 224,.
365, 366, 380, 383, 391 -425, 472,
475,- 477, 479—483, 492, 499, 505,.
589, 590, 679, 688, 693, 694, 711,
714, 844, 847, 879, 880, 896, 902,.
908, 911, 915.
Герцен, Елизавета Александровна392г
416, 417, 419, 421.
Герцен, Наталья Александровна (дочь
А. И. Герцена) 405, 406, 409-412,
414, 41/, 419.
Герцен, Ольга Александровна, см.—
Моно.
Гершензон, Михаил Осипович 31, 33,.
34, 36, 37, 41-43, 49, 5\ 70, 144,
366-368, 370, 371, 417, 688
Герье, Владимир Иванович 476, 477.
Гессе, А. А., см. — Головина.
Гессел, поручик 453.
Гете, Вольфганг 205, 233, 245, 248у
249, 251, 253, 256, 259-262.
Гизо 390.
Гильфердинг, Александр Федорович
528, 530, 539, 540.
Гильяр 305.
Указатель личных имен .
927
Гиляров-Платонов, Никита Петро-
вич 331.
Гиппиус, Василий Васильевич 739.
Глаголев, Николай Матвеевич 915.
Гладстон, министр 629.
Глинка, Михаил Иванович 222, 223.
Глинка, Федор Николаевич 537, 541.
Глоба, жандарм 910 — 912.
Гнедич, Николай Иванович 181.
Гобино, Жозеф-Артур, гр. 550.
Гоголи 326—364.
Гоголь, Анна Васильевна 326.
Гоголь, Елизавета Васильевна 326.
Гоголь, Мария Ивановна, рожд. Кося-
ровская 325, 326, 337, 352.
Гоголь, Николай Васильевич 325 —
364, 503, 565, 567-570, 576, 645,
658, 662, 743, 884, 896.
ГоХенищева - Кутузова, Елизавета
Михайловна, по 1 браку гр. Тизен-
гаузен, см. — Хигрово.
Голицын, кн. 911.
Голицын, Августин Петрович, кн.
704, 707.
Голицын, Дмитрий Владимирович, св.
кн. 216.
Голицын, Лев Григорьевич, кн. 223.
Голицын, Н., 89о.
Голицын, Николай Владимирович 367.
Голицын, Сергей Григорьевичей. 223,
226.
Голицын, Юрий Николаевич, кн. 411.
Голицына, Мария Аркадьевна, кн.,
рожд. Суворова-Рымникская, кн.
Италийская 238, 241, 242.
Головачева, Евдокия Яковлевна, рожд.
Брянская, см. — Панаева.
Головин, Иван Гаврилович 409, 410,
414.
Головина, А. А., рожд. Гессе 409, 410.
Головина, Викторина Ильинична,
см. — Шеншина.
Головинский, Николай Алексеевич
604.
Головнин. Александр Васильевич, 393'
394, 398, 400, 402.
Голубев, Александр Ефимович 614.
Голубева, Надежда Прокофьевна,
рожд. Суслова, по 1 браку Эрис-
ман 588, 598, 609, 614.
Гольдсмит, Исидор Альбертович 594.
Гольцев, Виктор Александрович 836.
Гольцов, Елисей 138.
Гомер 338, 339.
Гонкур 744.
Гончаров, Афанасий Николаевич 142,
162, 182.
Гончаров, Иван Александрович 330,
674, 740, 742.
Гончаров, Иван Николаевич 130.
Гончаров, Николай Афанасьевич 184.
Гончаров, Сергей Николаевич 196.
Гончарова, Наталья Ивановна 130.
Гончарова, Наталья Ивановна, рожд..
Загряжская 182, 184, 186.
Гончарова, Наталья Николаевна, по
2 браку Ланская, см. — Пушкина.
Гончаровы 130, 180, 186.
Гораций 612.
Гордон, мисс 704.
Горнер 597.
Горнфельд, Аркадий Георгиевич 830
Городничий, Антон Георгиевич 725 —
728, 730-733.
Горохин, Федор Иванович 168, 172
Горчакова, Пелагея Николаевна кн.
см. — I р. Толстая.
Горький, Максим, см.—Пешков, А. М
Госслен, книгопродавец 290.
Готорн, американец 420.
Гофман, Э.-Т.-А. 523.
Гофман, Модест Людвигович 188—189.
Грановский, Тимофей Николаевич
398, 492.
Греф, книгопродавец 193.
Греч, Николай Иванович Зг8, 338
499, 507, 510, 513, 537, 541, 879,
881, 883.
Грибоедов, Александр Сергеевич 217,
225, .565, 658.
Григорович, Дмитрий Васильевич 308.
Григорьев, Аполлон Александрович
481, 675, 676.
Григорьев, Василий Васильевич 523.
Григорьев, Василий Николаевич 830,
831.
Григорьев, Прокопий Васильевич 636,
643-672.
Григорьев, Я. 490.
Гринвальд, Теоеза Карловна 555.
Гродницкий, 529, 531.
Гроссман 729.
Гроссман, Леонид Петрович 309, 680,,
711.
Грот, Константин Яковлевич 185.
Грот, Николай Яковлевич 791.
Гудзий, Николай Калинникович 762—
798.
’928
Указатель личных имен
Гудович, Анна Андреевна, гр., см.—
кн. Трубецкая.
Гудович, Андрей Иванович, гр. 227.
Гудович, ЕкатеринаНиколаевна,рожд.
Цеге-фон-Мантейфель, по 1 браку
Залесская 219.
Гудович, графы, семья 229.
Гужанин, подпоручик 737.
Гурвич, Илья 366.
Гурович, Я. Е. 738.
Гурьева, Мария Дмитриевна, см.—
гр. Нессельроде.
Гусев, Николай Николаевич 757.
Гутьяр, Николай Михайлович 679,
686, 689, 694, 698, 702, 707, 712,
721, 722.
Гюго, Виктор 181, 256, 696, 808.
Гюртель 237.
Давыдов, В. 242.
Дывыдов, Василий Львович 29.
Давыдов, Денис Васильевич 229.
Давыдов, Иван Иванович 471, 530,
531, 547, 549, 881, 883.
Давыдов, Лев Денисович 41, 47.
Давыдов, Петр Львович 41, 44, 47,
50.
Давыдова, Александра Ивановна,
рожд. Потапова 86.
Дагерр 685.
Даль, Владимир Иванович 548. 549.
Данилевский, Александр Семенович
325, 344.
Данилевский, Григорий Петрович 260.
Данилов, Михаил 727.
Даниловы, братья, 727.
^Данте Алигиери 422, 423, 750.
Дарвин, Чарльз 478, 487, 589, 593—
595, 602, 604, 726.
Дарский, Д. С. 262.
.Даффингер, художник 293.
Дебагорий - Мокриевич, Владимир
Иванович 639, 642.
Дегаев, Сергей Петрович 740.
Дезессар 149,
Дейч, Лев Григорьевич 737.
Делкаретто 629.
Дельвиг, Андрей Иванович, бар.
384—386, 389, 390.
Дельвиг, Антон Антонович, бар. 330,
565, 567.
Дельвиг, Эмилия Николаевна, бар.,
рожд. Левашева 389—390.
Делянов, Иван Давыдович, гр. 894,
897, 899, 902.
Демидовы 537.
Demogeot 709.
Денерер, домовладелец 553.
Державин, Гавриил Романович 537,
542, 673, 882, 883.
Дерман (Бернов), Абрам Борисович
825-852.
Дёрнберг, Эрнестина Федоровна,
бар., рожд. бар. фон-Пфеффель,
см. — Тютчева
Дерулед, Поль 890, 899.
Дефо, Даниэль 411.
Джобсон, мисс 238.
Джордж, Генри 785, 786.
Джорджини 623.
Дибич-Забалканский,Иван Иванович,
гр. 212.
Диккенс, Чарльз 744.
Диковский, Г. М. 867.
Дитерихс, Анна Константиновна;
см — Черткова.
Диц, Владимир 480.
Дмитриев-Мамонов, Эмануил Але-
ксандрович 347, 355.
Добровольский, Владимир 480.
Доброжану Гереа 737.
Добролюбов, Александр 552.
Добролюбов, Василий Иванович 551.
Добролюбов, Иван Федорович 524,
530, 536, 539.
Добролюбов, Николай Александрович
420, 427, 436, 438-440, 448-450,
485-563, 618, 636, 648, 650, 657,
662, 663, 674.
Добролюбов, Николай Алексеевич
528, 530.
Добротвор, Н 761.
Добрынин, М. С. 85.
Долгов, домовладелец 230.
Долгоруков, кн. 414.
Долгоруков, Александр Иванович,
кн. 225.
Долгоруков, Василий Андреевич, кн.
402, 403, 428, 431, 433, 442, 443,
445, 446, 454.
Долгоруков, Петр, кн. 653.
Долгоруков, Петр Владимирович, кн.
411, 911, 917.
Долгоруков, Яков, кн. ^03, 404.
Долгорукова, Анна Львовна, кн..,
рожд. бар. Боде 225—231.
Дорфман 642.
Указатель личных имен
929
.Дорэ, Густав 688, 693.
Достоевский, Михаил Михайлович
309, 683.
.Достоевский, Федор Михайлович 161,
308, 309, 330, 486, 644, 679, 683,
685, 689, 703, 704, 740, 809, 834,
895.
.Драгоманов, Михаил Петрович 397,
714, 915.
Драшусова, Е. А. 167.
Дружинин, Александр Васильевич 410.
Дубельт, Леонтий Васильевич 129,
314, 457-460.
Дубровский, Алексей Иванович 144,
145.*
Дудышкин. Степан Семенович 675.
Дунаев 874.
Дунин, А. А. 329.
Дураков, помещик 444.
.Дурасов, предводитель дворянства
9С8.
Дурново, жандарм 431, 445, 446.
Дурново, Александра Петровна, рожд.
кн. Волконская 38, 47, 49, 50.
Дурново, Иван Николаевич 738
Дурылин, С. Н. 325 -364.
Дьякова, Елизавета Алексеевна, см.—
Жемчужникова.
.Дэви, леди 238.
Дюпанлу 633, 635.
Дюпон 295, 297.
.Дюпра, Паскаль 399, 400.
Евгеньев-Максимов, Владислав Ев-
геньевич 485, 635—672.
Евдокимов, Василий Яковлевич 597,
601, 606.
Евреинов, штаб-ротмистр 737.
Евреинов, Михаил Яковлевич 761.
Евреинова, Анна Михайловна 609,
610.
Евреинова, Елизавета Михайловна
761.
Евреинова, Ольга Ивановна, рожд.
Кучецкая 758, 761.
Евреиновы 758, 761.
Еврипид 613.
Екатерина II, имп. 6, 13, 20, 145,
371, 653.
:Елагина, Евдокия Петровна, рожд.
Юшкова, по 1 бр. Киреевская 411.
Елизавета Петровна, имп. 653.
'Елизаров, Александр Петрович 539,
541.
Елисеев, Григорий Захарович 506,
739.
Ергольская, Татьяна Александровна
757, 759, 761.
Hermitage-blanc, Emilie 415.
Ефремов, Петр Александрович 185,
187, 189, 638.
Ешевский, Степан Васильевич 482.
Жаклар, Анна Васильевна, рожд.
Корвин-Круковская 589, 590, 591,
594, 596, 598, 601, 610.
Жаклар, В. 594.
Жакмон, Эмилия 305.
Жанэн (Janin), Jules-Gabriel 181.
Жданов, В. А. 771.
Жемчужников, Алексей Михайлович
656, 674, 699, 712, 715-717, 719,724.
Жемчужникова, Елизавета Алексеев-
на, рожд. Дьякова 699, 702. 706.
Жемчужникова, Наталья Алексеевна
715.
Жемчужниковы, семья 698, 699, 713—
716.
Жеребцова 316, 318.
Жирардэн, авт. 308.
Жихарев, Михаил Иванович 369, 370,
386, 387.
Жолкевич 698, 701, 708.
Жоно (Jonaust), изд. 418, 421.
Жохов, майор 428.
Жохов, студент 483.
Жохов, Александр Федорович 479.
Жохов, Михэил 479.
Жуковская, Екатерина Ивановна 486.
Жуковский, Андрей Тимофеевич 529,
531, 539.
Жуковский, Василий Андреевич 24,
129, 179, 193, 208, 212, 217-219,
226, 245, 246, 276, 287, 330, 361,
371, 411.
Жуковский, Юлий Галактионович 487.
Забелин, Иван Егорович 492.
Завадовская, Елена Михайловна, гр.,
рожд. Влодек 173—179.
Загорский 858.
Загоскин, Михаил Николаевич 196,
406.
Загряжская, Наталья Ивановна, см.—
Гончарова.
Закревская, Аграфена Федоровна,
гр., рожд. гр. Толстая 173, 176,
177, 179.
«Звенья» № 3—4
930
Указатель личных имен
Закревский, Арсений Андреевич, гр.
384, 385, 390, 481.
Закревский, купец 436.
Залесская, Вера Васильевна, рожд.
Озерова, по 1 бр. кн. Манвелова
225.
Залесская, Екатерина Николаевна,
рожд. Цеге-фон-Мантейфель, см.—
гр. Гудович.
Занадворов, Ф. П. 105.
Занадворовы 554.
Запасник, Александр 418, 419, 421.
Заплатина, Ольга Семеновна, см. —
Аксакова.
Запольский, рядовой 428.
Зарин 508.
Зарин, В. Н. 102.
Засевкин 140.
Засулич, Вера Ивановна 223, 665,
737.
Зейферт, домовладелец 898.
Зеленый 505, 554.
Зенгер, Татьяна Григорьевна 145,
221-231.
Зибер, Николай Иванович 594.
Зиновьев, Григорий Ефимович 857,
858, 862.
Златовратский, А. П. 521, 524, 547,
549.
Златовратский, Николай Николаевич
549.
Зотов, Л. 644.
Зотов, Рафаил Михайлович 662.
Зюсс, Эдуард 604.
Иван Грозный 633, 653.
Иванайнен 729.
Иванов-Разумник, Разумник Василь-
евич 366, 689, 747.
Иванов, рабочий 857.
Иванов, студент 601.
Иванов, А. П. 790, 791.
Иванов, Иван Иванович 485, 486.
Иванова, Евдокия Ермолаевна 689.
Ивановская, квартирохозяйка 603.
Ивановская, Евдокия Семеновна,
см. Короленко.
Ивановская, Прасковья Семеновна
831.
Иванчин-Писарев, Александр Ива-
ноьич 644, 671.
Игнатович, И. И. 430, 431, 436.
Игнатьев, А. Д. 912, 915.
Игоряинов, И. 873.
Изабэ, художник 50.
Измайлов, статс-секретарь госуд. Со-
вета 589.
Измайлова, Т. П. 589.
Ильин, Иван 138
Иннис, гувернантка 678, 679.
Инсарский, Басил й Антонович 720.
Иоанна, папесса 154.
Иорданский, Николай 737.
Кавелин, Константин Дмитриевич-
397, 398, 400, 402, 403, 406, 416,.
421, 423, 505, 508, 713, 714, 911,
912, 91 \
Кавур, Камилло Бензо, гр. 618.
Казанович, Евлалия Павловна 187—
204.
Казанский, Петр Симонович542—544.
Казачковская, Анна Кирилловна,
см. — Васильева.
Казачковский, Кирилл Ф. 555.
Кайданов, Иван Козмич 537, 541.
Калачев, Николай Васильевич 522.
Калашников Василий Михайлович 135.
Калашников, Михаил Иванович 129,
133-138.
Калашникова, Ольга Михайловна,
см.—Ключарева.
Калиновский, Яков Николаевич 481..
Каллаш, Владимир Владимирович 6, 7.
Калмыков, Петр Давыдович 532, 535.
Калонн (Calonne) 717.
Кальман-Леви, издатель 289.
Каменев, Лев Борисович 406, 858.
Каменский, Андрей Васильевич 639,.
644, 659.
Каменский, М. Ф. 140.
Каналеев, мещанин 444.
Канкрина, Елизавета Егоровна, гр.,,
см. — гр. Ламберт.
Каныкаев (Канкаев), полковник Пуга-
чева 144, 145.
Капиджи-паша 143.
Карагодин, прапорщик 737.
Каракозов, Дмитрий Владимирович1
670, 737.
Карамзина, Екатерина Николаевна,,
см. — кн. Мещерская.
Каратыгин, Василий Андреевич 882—
884.
Каратыгин, Петр Петрович 196.
Кареев, Николай Иванович 472, 482-
Карик, карикатурист 281.
Карл X, король 304, 625.
Указатель личных имен
931
Карлейль 233.
Карпов, Антон 728, 737.
Карташевская, Варвара Яковлевна,
рожд. Макарова 679.
Картуш, разбойник 403, 4С4.
Касаткин, В. 414.
Касиан, В. И. 868, 874.
Катенин, В. А. 794.
Катков, Михаил Никифорович 411,
414, 424, 473, 497, 676, 677, 703,
707, 745, 746, 894-9С1.
Катюржинский, предв. двор. 918, 919.
Кауфман, А. 793.
Кац, Константин Абрамович 732,
737.
Каченовский, Дмитрий Иванович 400,
401.
Кашперов, сын В. Н. 392, 424.
Кашперов, Владимир Никитич 392,
396, 397, 409, 424.
Квятковская, Антония Ксаверьевна,
см. — Бакунина.
Кенворти, англ, журналист 764.
Кенэ, Шарль 366, 367, 370, 380.
Керенский, Александр Федорович
738.
Кестер, Павел 480.
Кетчер, Николай Христофорович
424, 425.
Кибальчич, Николай Иванович 637,
639.
Кидошенков 445, 446.
Килин, Филлип 459, 460.
Киреевская, Евдокия Петровна, рожд.
Юшкова, см. — Елагина.
Киреевский, Иван Васильевич 386,
387, 411.
Киреевский, Петр Васильевич 411.
Кириллов, террорист 826.
Кирпотин, Валерий Яковлевич 486.
Киселев, Николай Дмитриевич 301,
304, 310.
Киселев, Павел Дмитриевич, гр. 86.
Киселев, Сергей Дмитриевич 182.
Киселис, Петр Ю. 870, 874.
Кисловский, Алексей Ефремович 529,
531, 532, 539.
Киттары, Модест Яковлевич 481.
Клаус (Кляуз), студент 480.
Клемм, Е. Ф. 853, 854, 865, 866,874.
Клеопатра, царица 175—179, 187—
190, 198, 203.
Климов 646.
Ключарев, тит. сов. 135.
59*
Ключарев, Алексей Иосифович (епи-
скоп Амвросий) 896, 903.
Ключарева, Ольга Михайловна, рожд.
Калашникова 134—136.
Кнебель, И., изд. 869.
Кнорринг, Елена Густавовна, см. —
Якушкина.
Ковалевская, София Васильевна,
рожд. Корвин-Круковская 588, 590,
591, 593, 594, 604, 609-616.
Ковалевская, София Владимировна
588, 616.
Ковалевская, Татьяна Кирилловна
613, 614.
Ковалевский, Александр Онуфриевич
592, 594, 595, 598, 602, 605, 613,
614, 616.
Ковалевский, Владимир Онуфриевич
589-592, 594-598, 601-606,.
609-615.
Ковалевский, Евграф Петрович 481.
Ковалевский, Егор Петрович 406.
Ковалевский, Максим Максимович
616.
Ковалевский, Павел Михайлович 664.
Ковалик, Сергей Филиппович 737.
Козицкая, Александра Григорьевна,
см. — гр. Лаваль.
Козлов, Иван Иванович 173, 178,у
207, 215, 242.
Козловский, Осип Антонович 218»
Козьмина, домавладелица 592.
Койрэ (Коуте). Александр 366.
Кокорев, Василий Александрович
400, 503, 509.
Колбасин, Елисей Яковлевич 423.
Кологривов, Петр Александрович
217.
Колосов, Евгений Евгеньевич 729.
Кольцов, Алексей Васильевич 565—
576, 645, 841, 880.
Колычева, Наталья Федоровна, см.—
Боде.
Колюпанов, исправник 444.
Комаровский 281.
Комиссаров 657, 661, 664.
Кони, Анатолий Федорович 472, 482,
762.
Кони, Федор Алексеевич 680.
Кониченко, штабс-капитан 737.
Констан Бенжамен 175.
Константин Николаевич, вел. к*’.
319, 393, 394, 432, 461, 644, 660,
918, 919.
932
Указатель личных имен
Константин Павлович, вел. кн. 204,
216.
Константинова, София Алексеевна,
см. — Раевская.
Корвин-Круковская, Анна Васильев-
на, см.—Жаклар.
Корвин-Круковская, София Васильев-
на, см. — Ковалевская.
Корвин-Круковские 610.
Корвин-Круковской, Василий 590.
Корейша, Иван Яковлевич 896, 901.
Корнилов, Александр Александрович
909.
Корнилов, Иван Петрович 896, 901.
Королев, солдат 428.
Короленко, Владимир Галактионович
825—852, 772
Короленко, Галактион 826.
Короленко, Евдокия Семеновна, рожд.
Ивановская 825.
Короленко, Эвелина Иосифовна, рожд.
Скуревич 826.
Корольчук, Э. 728, 737, 738.
Корсаков, Дмитрий Акександрович
431.
Корш, Валентин Федорович 397, 425.
Корш, Евгений Федорович 424, 425.
Корш, Мария Федоровна 394, 398,
400, 401, 403, 425.
Корш, Федор Адамович 172.
Косиковс;ий, домовладелец 191.
Коссович. Каэтан Андреевич 530,
539.
Костров, Михаил Алексеевич 521,
540.
Костю шко, Тадеуш 216.
Косяровская, Мария Ивановна, см. -
Гоголь.
Котлубай, А. И. 562. 902.
Кочкин, мещанин 451.
Кочубей, Елена Сергеевна, рожд. кн.
Волконская, по 1-му браку Молча-
нова, — см. Рахманова.
Кочубей, Николай Аркадьевич 53, 63,
117, 121, 122, 126, 127.
Коялович Михаил Осипович 895.
Кравченко, А. И. 868, 869, 874.
Кравчинский, Сергей Михайлович
726, 848.
Краевские 401.
Краевский, Андрей Александрович
402, 403, 405, 422, 510, 720.
Краевский, Евгений Андреевич 402.
Крайс, издатель 694.
Кранихфельд, Владимир Павлович
743, 744, 746-7.9, 752, 754, 755.
Красовская, М. А., рожд. Велихова
673-675.
Крестовоздвиженский, Александр Ан-
дреевич 728, 729, 736.
Крестовский, Всеволод Владимирович
901.
Кривцова, Ольга Павловна, см. —
Орлова.
Кричевский, М. 797.
Кричер, флигель-адьютант 920.
Кропоткин, кн. 732.
Кропоткин, Петр Алексеевич, кн. 726.
Кроткое, помещик 444.
Круглов, Александр Васильевич
636-644, 659, 661.
фон-Крузе, Н 1колай Федорович 410,
411.
Крузенштерн, Иван Федорович 193.
Крупская, Надежда Константиновна
858.
Крылов, Александр Лукич 261.
Крылов, Иван Андреевич 181, 217,
219.
Крылов, Никита Иванович 481, 482.
Крюднер, Амалия Максимилиановна,
бар., рожд. фон-Лерхен£ельд, см. —
гр. Адлерберг.
Крюднеры 283.
Ксенофонт 612, 614.
Ксидиас, П. С. 854, 855, 874.
Кублицкий 390.
Кудрявцев, писец 452.
Кузнецов, солдат 432
Кук, мореплаватель 193.
Кукольник, Нестор Васильевич 330.
Кукуевская, жена певчего 727.
Куликов, Сергей Николаевич 289.
Кулиш, Пантелеймон Александрович
362.
Куманин, домовладелец 583.
Купер, Фенимор 149, 242.
Купреянов, Н. Н. 862, 874.
Купреянов, Иван Куприяновнч 542,
544.
Курбатов, Николай 480.
Курочкин, Архип 146.
Курочкин, Василий Степанович 656.
Курочкин, Николай Степанович 709,
710.
Куршатен, Фридрих 540, 541.
Кучецкая, Ольга Ивановна, см. —
Евреинова.
Указатель личных имен
933
Кучина, Татьяна Петровна, см. —
Пассек.
Кушелев-Безбородко, Александр Гри-
горьевич, гр. 66.
Кушелева-Безбородко, А лександра
Никол* евиа, гр., р. кн. Репнина 66.
Кювье 601.
Кюнер, Рафаэль 895, 901.
де-Кюстин, марьиз 308—310.
Лаваль, Александра Григорьевна,
гр., р. Козицкая 217, 221.
Лаваль, Екатерина Ивановна, гр.,
см. — кн. Трубецкая.
Лавров, Петр Лаврович 594, 666,
896, 902.
Лавровский, Петр Алексеевич 539,
541, 543, 544.
Лавровский, Валериан Викторович
520, 521.
Ладыжников, Н. П. 795.
Лажечников, Иван Иванович 680.
Лакордер 631 — 635.
Лактанций 537, ,541.
Ламанский, Владимир Иванович 520.
Ламански , Сергей Иванович 616.
Ламартин 257, 261.
Ламберт. Елизавета Егоровна, гр.,
р. гр. Канкрина 675, 676, 684, 685,
689, 698, 718.
Ламмермур (Lammermoor) 243.
Лам не 632.
Лангеншварц, Макс 191—204.
Ланская, Наталья Николаевна, р. Гон-
чарова, см. — Пушкина.
Ланская, София Александровна 130.
Ланской, Петр Петрович 130.
Лапшин, Иван Иванович 6.
Лассаль, Фердинанд 648, 655.
Лачинова, тит. советница 141.
Лебедев, чиновн. особ поруч. 445, 446.
Лебединский, П. В. 477—480.
Лебрэн, П. 149.
Левашева, Эмилия Николаевна, см.—
бар. Дельвиг.
Левицкая, 218.
Левицкий, Сергей Львович 684, 6(5.
Лелевель, Иоахим 208.
Лелиевр, приказчик 306.
Лемке, Михаил Константинович 24,
224, 366, 391, 392, 413, 416, 472,
475, 477, 479, 481, 490, 510, 511,
516, 521, 522, 531, 552, 688, 694,
711, 880, 911.
Ленин, Владимир Ильич 229, 230,
370, 394, 415, 567, 853-878.
Леночка, усыновленная дочь Н. Н. Ра-
шет 674, 686, 704, 709-711, 716,
718.
Леонтьев, Павел Михайлович 47 Зу
476, 895, 901.
Лепарский, Станислав Романович
61, 85.
Лермонтов, Михаил Юрьевич 565,
567—569, 576, 64^, 648, 658, 676,
846.
Лермонтова, Юлия Всеволодовна
613—616.
Лернер, Николай Осипович 173,187,
258, 673.
Лерхенфельд, Амалия Максимилиа-
новна, по 1 бр. бар. Крюднер,
см. — гр. Адлерберг.
Лесков, Андрей Николаевич 894.
Лесков, Николай Семенович 740,
894—902.
Лефебр, купец 306.
Лешков, Насилий Николаевич 481.
Либенау, помещик 429.
Линтон, Вильям 383, 394.
Линьков, Иван 459.
Линьков-Кочкин, Петр Павлов' ч
426- 469.
Лобанов, Михаил Евстафьевич 148.
Ловцов, Сергей Павлович 609.
Локс, К. Г. 324.
Лонгинов, Михагл Николаевич 39^*,
406. 410, 639.
Лонгман, Томас (сын) 243, 244.
Лопатин, Герман Александрович 737.
Лопухова, Вера Павловна 588.
Лоррен, камердинер 306, 307.
Лукиан 612.
Лурье, Г. 426-469.
Львов, Л. Ф. 86.
Львов, Николай Николаевич 490.
Любич-Романович, Василий Игнатье-
вич 330.
Любомиров, П. 5 — 20.
Людовик-Филипп, король 625.
Людовик XI, король 633, 882—884.
Людовик XIII, король 691
Людовик XIV, король 916.
Людовик XV. король 633.
Людовик XVI, король 149.
Ляцкий, Евгений Александрович
880.
Лященко, Аркадий Иоакимович 880.
Р34
Указатель личных имен
Мадатова 98.
Мазепа 115.
Mazon, Andre 259.
Майер, Карл 694—696.
Майков, Аполлон Александрович
475-477.
Майков, Аполлон Николаевич 475,
697.
Майков, Валериан Николаевич 569,
570, 576.
Майков, Леонид Николаевич 391,
392, 475.
Макарий, арх. (Миролюбов) 542—
544.
Макарова, Варвара Яковлевна, см.—
Карташевская.
Маккиавели 629.
Максимов, Сергей Васильевич 743.
Максимович, Михаил Александрович
362, 363.
Макферсон 727, 728, 732, 736.
Малашкин, С. 867.
Малевский, Франциск 216, 217.
Малеин, Александр Иустинович 471—
483.
Малин, Владимир 901.
Малиновская, Анна Сократовна, р.Ва-
сильева 554—563.
Малиновская, Варвара Александровна,
см. — Буковская.
Малиновская, Мария Александровна,
см. — Панкеева.
Малиновский, Каспар Павлович 562.
фон-Мальтип, Аполлон Петрович
263, 283. ~
фон-Мальтиц, Клотильда Федоровна,
р. гр. Ботмер 263, 282, 283, 287.
Малышев, Андрей Иванович 569, 572.
Малышев, Иван Андреевич 569.
Мамай 463.
Мамиш-Ага 143.
Манвелов, Николай Николаевич, кн.
225.
Манвелова, Вера Васильевна, кн., р.
Озерова, см. — Залесская.
Маниту 595, 596-
Мансуров, Александр Павлович 228.
Мансурова, Аграфена Ивановна, р.
кн. Трубецкая 228.
Мансурова, Екатерина Александровна,
см. —кн. Трубецкая.
Мантейфель, Люция Осиповна, см.—
гр. Тизенгаузен.
Манцони, Александр 205.
Мария Антуанетта 717.
Мария Николаевна, вел. кн. 192, 305.
Мария Тюдор 409, 410.
Мария Федоровна, имп. 47.
Маркевич, Болеслав Михайлович 898,
899.
Маркович, Мария Александровна 392,
422, 423, 675, 680, 683, 684, 686.
Марковский, К. (?) 577, 578, 580, 581.
Маркс, Адольф Федорович 260, 743,
768-783, 790, 794 -797.
Маркс, Карл 229, 382, 426, 594, 854,
858, 861, 868.
Мартен, супруги 305.
Мартынов 370.
Мартынов, С. М. 34.
Маслов, Иван Ильич 677, 686.
Маторин, М. В. 868, 874.
Махвич-Мацкевич 480.
Мачтет, Григорий Александрович
636-644, 659, 661.
Медведева, Ирина Николаевна 197.
Медичи, Юлиан 254.
Медичисы 619.
Межан 149.
Мезенцов,Николай Владимирович640.
Мей, Лев Александрович 676.
Мейендорф, барон 306.
Мейзенбуг, Мальвида, 394, 398, 694.
Мельгунов, Николай Александрович,
393, 394, 399, 400.
Мендельсон, Николай Михайлович
391, 394, 884.
Менцель, Вольфганг 881, 882.
Меншиков Александр Данилович, св.
кн. 225.
Меншиков, Александр Сергеевич
кн. 227.
Меншиков, Владимир, кн. 225.
Меншикова, Александра Алексан-
дровна, кн., см. — Вадковская.
Мережковский, Дмитрий Сергеевич
366.
Мерзляков, Алексей Федорович 568.
Меркуров, худ. 861.
Мерцалов, В. 911.
де-Мес гр, Жозеф, гр. 696, 698.
Меттерних 625.
Мечников, Илья Ильич 595, 597,
602-606, 609, 612, 613.
Мечникова, Людмила Васильевна
€04, 605.
Мечникова, Ольга Николаевна, р.
Белокопытова 605, 606, 613.
Указатель личных имен
935
Мещерская, Александра Ивановна,
кн., р. кнж. Трубецкая 228.
Мещерская, Екатерина Николаевна,
кн., р. Карамзина 180, 216.
Мещерская, Наталья Сергеевна, кнж.,
см. — кн. Трубецкая.
Мещерский, князь 182, 690.
Мещерский, князь, цензор 212.
Мещерский, Александр Васильевич,
кн. 229.
Мещерский, Николай Иванович, кн.
228.
Мижуева, Ольга Максимовна, р. Анто-
нович 488, 489.
Микель-Анджело Буанароти 254, 255.
Миклошич, Франц 529, 530.
Мильбэнк, Арабелла 183.
Милютин, Дмитрий Алексеевич, гр.
577-582.
Милютин, Николай Алексеевич 406,
668, 713, 718.
Милютина, Мария Аггеевна, р. Абаза
713, 718.
Милютины 713.
Мин, Дмитрий Егорович 86.
Минин 463.
Минкевич, доктор 911.
Минх, Александр Николаевич 909,
911, 912.
Миролюбов, Виктор Сергеевич 489.
Митропольский, Николай Афанасье-
вич 477.
Михаил Федорович, царь 653.
Михайлов, Михаил Иларионович 648,
911.
Михайловский, худ. 870, 874.
Михайловский, Николай Константи-
нович 740.
Михаэлис, Людмила Петровна, см.—
Шелгунова.
Михаэлис, Мария Петровна, см. —
Богданович.
Михневич, Владимир Осипович 140.
Мицкевич, Адам 200, 204—221, 523.
Мияковский, Владимир Варлаамович
14, 18.
Мнишек, Анна, гр., р. Ганская 289,
294, 316, 319-324.
Мнишек, Георгий Вандалии, гр. 294,
295, 297, 299, 316, 319, 322.
Модестов, Н. 908.
Модзалевский, Борис Львович 22, 34,
73, 82, 105, 129, 130, 139, 169,173,
176, 181, 190, 229.
Модзалевский, Лев Борисович 133,
145, 167-172, 188, 204, 230.
Молини 399-
Молчанов, Дмитрий Васильевич 27,
94, 97, 98, 101, 102, 105,106, 109—
111, 115.
Молчанов, Сергей Дмитриевич 117,
Молчанова, Елена Сергеевна, р. кн.
Волконская, по 2 бр. Кочубей, см.—
Рахманова.
Молчановы 110.
Моно, Ольга Александровна, р. Гер-
цен 405, 406, 417, 419.
Монтанелли 618-620.
Моод, английский журналист 764.
Мор, Томас 74.
Моравов, А. 874.
Мордвинов, Николай Александрович
911, 917.
Морозов, Николай Александрович
737.
Морозов, Петр Осипович 148, 182,
185, 187-189, 472.
Морошкин, Федор Лукич 482.
Мочалов Павел Степанович 882—
884.
Мочалов, С., худ. 867.
Мур, Томас 184, 205.
Муравьев, Андрей Николаевич 907.
Муравьев, Михаил Валерьянович
139.
Муравьев (Виленский), Михаил Ни-
колаевич, гр. 415, 424, 661, 664,
895, 901, 912.
Муравьев, Никита Михайлович 41.
Муравьев, Николай Михайлович, гр.
912.
Муравьев-Амурский, Николай Нико-
лаевич, гр. 27, 94, 97, 101, 102,
105, 106, 116, 911.
Муравьева, Александра Григорьевна,
р. гр. Чернышева 37, 64, 65.
Муравьева, Екатерина Николаевна,
гр., р. де Ришемонд 94, 102.
Муральт, Эдуард Г. 522, 541.
Муромцев, Сергей Андреевич 482.
Мусина-Пушкина, Варвара Алексе-
евна, гр., см.—кн. Трубецкая.
Мусоргский, Модест Петрович 222.
Муханов, Николай Алексеевич 217,
220, 229, 401.
Муханов, Петр Александрович 93,
97, 98, 101, 111.
936
Указатель личных имен
Наврузов, Салих 144, 145.
Нагель, Франц Егорович 545, 546.
Надеждин, Николай Иванович 543,
544, 565.
Назон, Овидий 750.
Наполеон I, имп. 207, 261.
Наполеон III, имп. 394, 497, 500.
Нарышкина, Е. А. 140.
Населенно, Елена Памфиловна 771.
Натансон, Марк Андреевич 725, 728,
729.
Нахимов, Павел Степанович 372.
Нащокин, Павел Воинович 177.
Неклюдов 105, 911.
Некрасов, Николай Алексеевич 85,
161, 223, 404, 421, 422, 486-488,
490, 492, 502, 505, 509, 512, 554,
555, 568, 583—586, 636-672, 848.
Некрасова, Анна Алексеевна, см. —
Буткевич.
Нелединский-Мелецкий,Юрий Алек-
сандрович 567.
Немировский, А. 697.
Немцевич, Юлиан-Урсин 216.
Неслуховский, Ф. 215, 219.
Нессельроде, Карл Васильевич, гр.
264, 276, 301, 305, 307.
Нессельроде, Мария Дмитриевна, гр.,
р. гр. Гурьева 276, 283.
Нечаев, Сергей Геннадиевич 665.
Нечаева, В. С. 131, 137.
Нивинский, И. И. 854, 855, 874.
Низовкин 726.
Никитенко, Александр Васильевич
308, 477.
Никитин 453.
Нико, негоциант 305, 306.
Николай I, имп. 23, 32, 34, 47 — 49,
115, 116, 142, 143, 173, 179, 181,
208, 209, 212, 213, 225, 255, 284,
285,294, 295, 299, 300, 304-307,313,
3'5 318, 320, 321, 372,383 — 386,
390, 412, 654, 666 - 668, 672, 883.
Николай Николаевич старший, вел.
кн. 610.
Никольский, чиновник 434.
Никольский, Владимир Николаевич
482, 483.
Нильский, Иван Федорович 493.
Нистрем, Карл 230.
Новиков, Платон Андреевич 538, 541.
Новицкий, Петр Васильевич 683.
Новосильцев, Николай Николаевич,
гр. 212, 213, 2.'6, 217, 219, 220.
Норов, Абрам Сергеевич 230.
Ньютон, Исаак 419.
Обнорский, Виктор Павлович 726.
Ободовский, Платон Григорьевич 884.
Оболенская, Александра Андреевна,,
кн. 224-225.
Оболенская, Мария Львовна, кн. р..
гр. Толстая. 770.
Оболенская, Наталья Андреевна,
кнж., см.— Озерова.
Оболенский, Андрей Петрович, кн.
224.
Оболенский, Евгений Петрович, кн.
82, 93.
Оболенский, Николай Леонидович,,
кн. 770.
Обресков, Александр Михайлович:
279.
Обрескова, Наталья Львовна, рожд.
гр. Соллогуб 279. ‘
Обручев, Владимир Александрович.
592-595, 597, 598, 605, 606, 609,
884—886.
Обручев, Николай Николаевич 593.
Обручева, Мария Александровна,
по 1 бр. Бокова, см. — Сеченова.
Обручева, Эмилия Францевна 887,.
888, 891, 893.
Обручников, Николай Семенович
729, 737.
Овсянико - Куликовский, Дмитрий
Николаевич 211, 660, 844.
Овсявников, А. худ. 854, 874.
Огарев, Николай Платонович 391 —
425, 481, 568.
Огарева, Мария Львовна, рожд. Ро-
славлева 404.
Огарева, Наталья Алексеевна, р.
Тучкова 392, 403 — 406, 416, 417,
421, 720.
Одоевский, Александр Иванович, кн..
74.
Одоевский, Владимир Федорович,,
кн. 190, 191, 196, 201, 330.
Одоевский, Иван Сергеевич/ кн. 74,
Одынец, Антон 207.
Озеров, Владислав Александрович
883.
Озеров, Сергей Петрович4 225.
Озерова, Вера Васильевна, по 1 браку
кн. Манвелова, см. — Залесская.
Озерова, Наталья Андреевна, р»
кн. Оболенская 224, 225.
Указатель личных имен
937’
Оксман, Юлиан Григорьевич 82, 131,
155, 224, 229.
Оленев, Александр 737.
Оленин, Алексей Николаевич 217.
Оленина, Анна Алексеевна, см. —
Андро.
Оленины 221.
Олизар, Густав, гр. 22.
Олсуфьев, Павел Александрович 226,
227.
Олсуфьева, Екатерина Львовна, р.
бар. Боде, см.— кн. Вяземская.
Ольга Романовна, странница 759.
Ольдекоп, Евстафий Иванович 193.
Ольминский, М. Псевдоним Алексан-
дрова Михаила Степановича 670.
Ольхин, Александр Александрович
643.
Онегин (Отто), Александр Федоро-
вич 129.
Орлов, каторжанин 64.
Орлов, Алексей Федорович, кн. 32,
35, 289, 294—298, 300-307, 311 —
321, 323, 324, 456 — 458, 460, 461,
481.
Орлов, Михаил Федорович 29, 32,
33, 37, 38, 42, 105, 368, 385.
Орлов, Николай Алексеевич, кн. 319.
Орлов, Николай Михайлович 37, 105.
Орлов-Денисов, Василий Васильевич,
гр. 227.
Орлов-Денисов, Николай Васильевич,
гр. 227, 229.
Орлова, Екатерина Николаевна,
рожд. Раевская 29, 32, 33, 38, 39,
41—43, 47, 60, 68, 74, 105.
Орлова, Ольга Павловна, р. Крив-
цова 105.
Орлова-Мочалова, М. 867.
Орнатский, Сергей Николаевич 474.
Орсини, Феличе 394, 500.
Осинский, Валерьян Андреевич 644.
Осипова, Прасковья Александровна,
р. Вындомская, по 1 бр. Вульф
145, 146.
Остен-Сакен, Александра Ильинична,
гр., р. гр. Толстая 757—762.
Остен-Сакен, Карл Иванович, гр.
757, 761.
Остерман-Толстой, Александр Ива-
нович, гр. 252, 260
Островская, Н. А. 688, 720.
Островский, А. 704.
Островский, Александр Николаевич
330, 740.
Оуэн, Роберт 422.
Павел I, имп. 174, 216, 225, 388, 654,.
672.
Павленков, Флорентий Федорович
321.
Павликов, Николай Иванович 725,
728-730, 733-735, 736, 738.
Павлинов, П. Я. 867, 874.
Павлищев, Николай Иванович 132,
136, 137.
Павлов 394, 477.
Павлов, И. Н. 857, 858, 862, 867, 874.
Павлов, Николай Александрович 857,.
872-874, 877.
Павлов, Николай Филиппович 404.
Павлов, Осип, бурмистр 137.
Павлова, Мария Александровна, см.—
Пушкина.
Павловская, Мария Яковлевна 731,
736.
Павловский, Аарон Яковлевич 731,,
736.
Паисий, архимандрит 900.
Пальмерстоны 500.
Панаев, Иван Иванович 369, 490, 492.
Панаева, Евдокия >ковлевна, р.
Брянская, по 2 6р. Головачева
404, 405, 512, 519, 679.
Панафидина, А. С. 552, 642.
Панин, Виктор Никитич, гр. 424, 425.
Панина, София Федоровна, р. Пуш-
кина 183, 186.
Панкеева, Мария Александровна, р.
Малиновская, 731, 736.
Panckoucke, С. L. F., издатель 150.
Пантелеев, Лонгин Федорович 477.
Паскевич-Эриванский, гр., кн. Вар-
шавский, Иван Федорович 142,.
143, 306'.
Пассек, Александр Вадимович 423.
Пассек, Татьяна Петровна, р. Кучина
423.
Пастернак, Л. О. 774, 778, 779, 782,.
793, 801, 805, 813, 817, 821.
Паткуль, Дмитрий 227, 229.
Пашковский, Иосиф Адамович 918,
919.
Педж, Анна 238.
Пеллико, Сильвио 205.
Пеньковский, Иосиф Матвеевич 133,
135-138.
"938
Указатель личных имен
Пепко, 644.
Перевозников, И. изд. 908.
Перовская. София Львовна 126, 217.
Перовский, Алексей Алексеевич, 217,
221.
Перро, автор сказок 674, 687, 688, 693.
Перфильев, генер.-майор 444.
Першин 64, 78.
Петерсон, Алексей Николаевич 726.
Петерсон, Элеонора Федоровна, р.
гр. Ботмер, см.—Тютчева.
Петр I, имп. 131, 369, 376, 378, 386,
404, 466, 559, €63, 665.
Петр II, имп. 386.
Петр III, имп. 144.
Петрарка 422, 423.
Петрашевский, Михаил Васильевич,
см. —Буташевич-Петрашевский.
Петров, доктор 590, 591.
Петров, Петр, староста 137.
Петрово-Соловово, Евдокия Василь-
евна, р. Сухово-Кобылина, 416, 417.
Петрово-Соловово, Михаил Федоро-
вич 226.
Петровский, В. 731, 736.
Пец, Г. 421.
Печаткин, Влад, книжн. магаз. 638.
Пешков, Алексей Максимович (Мак-
сим Горький) 746, 874.
<Pyat, Felix 398.
Пигарев, Кирилл Васильевич 245—
262.
Пигарева, Ольга Васильевна 262—288.
Пиери 394, 500.
Пий VII, папа римский 634.
Пий IX, папа римский 618, 624, 634
Пиксанов, Николай Кириакович 359.
Пилецкий-Урбанович, Мартын Сте-
панович 185.
Пиль, Роберт 617.
Пирогов, Николай Иванович 403.
Писарев, Дмитрий Иванович 486, 650,
697.
Писарев, Модест Иванович 897, 899.
Писемский, Алексей Феофилактович
330, 553, 740.
Пискарев, Н. И. 862, 874.
Пич, Людвиг 680, 689, 691, 707, 711,
712, 714, 719, 721.
Пишо, А. 242.
Платон 13, 615.
Платон Фивейский 541 542, 544.
Плетнев, Петр Александрович 171,
177, 183, 185, 187, 330, 361.
Плеханов, Георгий Валентинович 366,
644, 725—738, 862.
Плеханова, Р. М. 730.
Плюшар, Адольф Александрович 490,
882.
Победоносцев, Константин Петрович
900.
Поггенполь, Н. П. 400.
Погодин, Александр Львович 216.
Погодин, Михаил Петрович 217, 223,
228,325, 330, 331, 337-339. 357,
362, 382, 383, 477, 481, 543, 544.
Поджио, Александр Викторович 23,
28, 81, 82, 86, 87, 89, 93, 97, 101,
125-128.
Поджио, А. О. 126.
Поджио, Варвара Александровна,
см. — Высоцкая.
Поджио, Иосиф Викторович 81, 82,
86, 93, 101.
Поджио, Ларисса Андреевна, рожд.
Смирнова 86, 126.
Поджио, Мария Андреевна, р. Бороз-
дина, см.—кн. Гагарина.
Поерио 629.
Покровская, Вера Федоровна 391.
Покровский 507.
Покровский, Михаил Николаевич 436.
Покрышкин, Федор Семенович 736.
Полевой, Ксенофонт Алексеевич 171,
507, 880.
Полевой, Николай Алексеевич 879—
883.
Полежаев, Александр Иванович 569,
662.
Поливанов, Иван Львович 134.
Полонский, Яков Петрович 617, 618,
676, 692, 694, 712, 714.
Полунин, Алексей Иванович 478.
Поляков Александр Сергеевич 172.
Поляков, М. И. 868, 874.
Поляков, Самуил Соломонович 895,
900, 901.
Поморцев 518.
Попельницкий, А. 3. 477.
Попов, прапорщик 434.
Попов, Павел Сергеевич 129—146.
Попова, Ольга Ивановна 21—128.
Постникова, Елизавета Григорьевна
524, 527-530, 532, 536, 541, 543,
546.
Потапов, Александр Львович 227,
582, 910.
Потапов, Яков Семенович 734, 737
Указатель личных имен
939
Потапова, Александра Ивановна,
см.—Давыдова.
Потемкин, Иван Алексеевич 264, 265.
Потемкин, Григорий Александрович,
св. кн. 145.
Потт, Август-Фридрих 550.
Похвиснев, Михаил Николаевич 702,
703.
Пошэ-де-Валькур 149.
Пресняков, Андрей Корнеевич 727—
729.
Преферанский, Николай Алексеевич
732, 737.
Приклонский, Александр Федорович
140.
Приклонский, Василий Иванович 139,
140.
Приклонский, Василий Федорович
140.
Приклонский, Иван Федорович 140.
Прокопович, Николай Яковлевич 330,
344, 357, 361.
Прохоров, Григорий Васильевич 617.
Прохорова, К. В. 869, 877.
Прудон 492, 553, 697.
Пугачев, Емельян Иванович 144,
145.
Пушкин, Александр Александрович
130, 131.
Пушкин, Александр Александрович,
внук 130.
Пушкин, Александр Петрович 139.
Пушкин, Александр Сергеевич 22,
29, 60, 67, 129-231, 233, 242, 257,
259, 325, 365, 399, 400. 404, 472,
565, 568, 570, 644, 645, 648, 658,
662, 755, 846, 847, 883, 895.
Пушкин Василий Львович 131, 134,
137, 138, 141.
Пушкин, Гавриил Григорьевич, Сле-
пой 139.
Пушкин, Григорий Александрович
130-132.
Пушкин, Григорий Гаврилович, Ко-
сой 139.
Пушкин, Григорий Григорьевич 132.
Пушкин, Иван Алексеевич 185.
'Пушкин, Иван Иванович 139.
Пушкин, Иван Федорович, Шиш 139.
Пушкин, Лев Александрович 129,
139, 140.
Пушкин, Лев Сергеевич 132.
Пушкин, Матвей Степанович 139.
Пушкин, Петр Петрович 13\
Пушкин, Сергей Львович 132, 135,
136, 138. 139, 141, 181, 182.
Пушкин, Степан Гаврилович 139.
Пушкин, Федор Иванович 139.
Пушкин, Федор Семенович 139.
Пушкин, Федор Тимофеевич 139.
Пушкин, Федор Федорович, Сухорук
139, 140.
Пушкина, Анна Львовна 141.
Пушкина, Елизавета Львовна, см.—
Сонцова.
Пушкина, Мария Александровна, р.
Павлова 131.
Пушкина, Мария Алексеевна, см.—
Ганнибал.
Пушкина, Надежда Осиповна, р.
Ганнибал 139, 141,
Пушкина, Наталья Николаевна, р.
Гончарова, по 2 бр. Ланская 130,
142, 162, 178, 180, 182-186.
Пушкина, Ольга Васильевна, р. Чи-
черина 140, 141.
Пушкин!, Софья Федоровна, см.—
I I £1 £1 OU £1
Пушкины’132, 138, 141.
Пущин, Иван Иванович 90, 93, 94,
111, 115.
фон-Пфеффель, Карл, бар. 253, 259,
288.
фон-Пфеффель, Эрнестина Федо-
ровна, бар., по 1 бр. бар. Дерн-
берг, см.—Тютчева.
Пыляез, Михаил Иванович 897.
Пыпин, Александр Николаевич 365,
370, 386, 517, 549, 559, 560, 568,
588.
Пыпина, Ваэвара Николаевна 560.
Пыпина, Екатерина Николаевна 562.
Пюклер, графиня 273.
Пясковский, А. В. 867.
Пятницкий, Андрей Васильевич 94.
Рабле 744.
Радищев, Ковенский губернатор 306.
Радищев, Александр Николаевич 5 —
20.
Радищев, Николай Александрович 17.
Радищев, Николай Афанасьевич 19.
Радищев, Павел Александрович 13.
Радищева, Анна Васильевна, рожд.
Рубановская 14, 15, 17, 18.
Радонежский, А. 520.
Раевская, Анна Михайловна, рожд.
Бороздина 101.
940
Указатель личных имен
Раевская, Екатерина Николаевна,
см. - Орлова.
Раевская, Елена Николаевна 32, 33,
45, 47, 48, 60, 66, 71, 77, 78, 177.
Раевская, Мария Николаевна, см.—
кн. Волконская.
Раевская, София Алексеевна, р. Кон-
стантинова 35, 36, 60, 65, 66, 71,
74, 77.
Раевская, София Николаевка 23, 30,
33, 41, 45, 46, 49, 60, 67, 71, 72,
74, 97, 110-112.
Раевские, семья 67, 477, 478.
Раевский, Александр Николаевич,
28—42, 45, 46, 48, 55, 74, 98, 101,
102, 109, 112, 115.
Раевский, Николай Николаевич, млад-
ший 29, 3!, 32, 41, 48, 71, 74, 142.
Раевский, Николай Николаевич, стар-
ший 28-30, 33, 34, 39, 41-44, 48,
58-60, 67, 68, 71—74.
Раевский, С. Н. 23.
Равин, Степан 230.
Разумовская, Варвара Алексеевна, гр.
см.— кн. Репнина.
Разумовский, Алексей Кириллович,
гр. 217.
Ракович, Глафира Александровна,
см.—Анненкова.
Раскольйиков, Ф. (Ильин, Федор
Федорович) 916.
Растопчина, гр. 177.
Рафаэль 842.
Рахманов, Владимир Васильевич, док-
тор 763.
Рахманова, Елена Сергеевна, р. кн.
Волконская, по 1 бр. Молчанова,
по 2 бр. Кочубей 27, 53, 63, 77 —
79, 89, 94, 97, 98, 101—103, 105,
106,109,110,115,117,122,125-128.
Рашет, Владимир Антонович 673.
Рашет, Мария Владимировна, см.—
Велихова.
Рашет, Наталья Николаевна, р. Ан-
троне ва, по 2 бр. Антропова 673—
724.
Рашет, Яков 673.
Редкин, Илларион Михайлович 729.
Рейнгардт, Н. В. 577.
Рейхель, Мария Каспаровна, р. Эрн
391, 394, 424, 425.
Репнин (Волконский), Николай Гри-
горьевич, кн. 39, 40, 42, 43,
46, 48.
Репнина, Александра Николаевна^
кнж., см.—кн. Волконская.
Репнина, Александра Николаевна^,
кнж., см.— гр. Кушелева-Безбородко^
Репнина, Варвар а Алексеевна, р. гр.
Разумовсь ая 48, 49.
Репнины 66.
Рессель, Федор Иванович 759, 762.
Реттель, Леонард 204 — 214.
Ржевуская, Эвелина (Ева), гр., по 1 бр.
Ганская, см. — Бальзак.
Ржевуский, Адам-Лаврентий, гр. 289.
Римский-Корсаков, Андрей Николае-
вич 222.
Римский-Корсаков, Григорий Але-
ксандрович 218.
Рис, Овен 244.
Рихер 149.
Рихтер, Жан Поль 523.
Ришбур, граф 304.
де-Ришемонд, Екатерина Николаевна,,
см.—гр. Муравьева.
Робсон. Фредерик 416, 417.
Ровинский, А. П. 910.
Родзянко, Михаил Владимирович 737.
Рожицын, В. 148.
Розанов, Николай 435.
Розен, Егор Федорович, бар. 1(7 —
169.
Розенберг, Вл. 739, 740.
Розенгейм, М. 501, 662.
Ройе-Дама, капиталист 294, 306, 307.
Романовы, б. царств, дом 653, 663,
665.
Ромберг, В., композитор 193.
Ромберг, К., виолончелист 193.
де ла Ронсиер 149.	<
Рославлева, Мария Львовна, см.—
Огарева.
Россель 500.
Россет, Александра Осиповна, см. —
Смирнова.
Россини, композитор 174.
Ростовое в, Яков Иванович, гр. 403,.
404, 424, 669.
Рубановская, Анна Васильевна, см.—
Радищева.
Рубановский, Андрей К. 13, 14.
Рубановский, Василий К. 13.
Руднев, Федор Федсрсвич 553.
Рундальцов, М. А. 854, 877.
Руперт, Вильгельм Яковлевич 93, 94..
Русанов, Гавриил Андреевич, 790—
7?2, 797.
Указатель личных имен
941
.Русанова, А. А. 790, 791.
Русова, С. Ф. 799.
Руссель 149.
Рыбников,Павел Николаевич 476,477.
Рылеев, Кондратий Федорович 115,
216.
Саблин, В. М., изд. 6.
Савваитов, Павел Иванович 539, 541.
Савельев (Иванов), Василий Яковле-
вич 726, 727, 729.
^Савен, пленный француз 555.
Савостьянов, откупщик 454, 455, 458,
Сагтынский, Адам Александрович
304, 312.
Саитов, Владимир Иванович, 136,179,
181.
Сакулин, Павел Никитич 137.
СалаеВы, издатели 131, 710.
Салиас-де-Турнемир, Елизавета Ва-
сильевна, гр., рожд. Суховэ-Кобы-
лина (Евгения Тур) 416, 417, 421,
423, 742.
Салли, татарин 64.
'Салтыков (Щедрин), Михаил Евгра-
фович 237, 260, 637, 639, 665, 630,
689, 739 — 756, 848.
Самарин, Юрий Федорович 259.
Самойлов, Василий Васильевич 884.
Сарданапал 419.
Сатин, Николай Михайлович 403, 404.
Сатина, Елена Алексеевна, р. Туч-
кова 404.
Сафонов, Степан Васильевич 442,
452, 454, 455, 462, 468
Сахаров, содерж. типографии 833.
Сахаров, Иван Петрович 358.
Сватиков, С. 683.
Свербеев, Дмитрий Николаевич 384,
694.
Свербеев, Николай Дмитриевич 694.
Свербеева, Варвара Дмитриевна,
см. — Арнольди.
•Свербеева, Екатерина Александровна,
р. кнж. Щербатова 367, 384, 385,
694.
Свербеева, Зинаида Сергеевна, р.
кнж. Трубецкая 693, 694.
Свечина, София Петровна, р. Сой-
монова 632.
Свирин, Николай 4S0.
Свистунов, Петр Николаевич 82, 85,
907.
Святополк-Четвертинская, Надежда
Борисовна, кнж., см. — Трубецкая.
Северин, Дмитрий Петрович 275.
Севрук (Севрюк), наборщик ,типогр.
Ак. Наук 528, 530, 538.
Селиванов, И. В. 406, 410.
Селивановский, Николай Семенович
882, 883.
Семенов, Естифей 140.
Сементковский, Р. И. 778, 781, 782,
792-794.
Сенковский, Осип Иванович (барон
Брамбеус) 309, 338, 339, 410, 490,
513, 883.
Сен-Симон, утопист 204, 205.
Сент-Эдм 149.
Сераскир 143.
Сергеев, А. А. 577.
Сергеевы 915.
Сергеенко, Петр Алексеевич 767.
Серно-Соловьевич, Николай Але-
ксандрович 911.
Sercey, французский поверенный в
Мюнхене 283.
Сеченов, Иван Михайлович 588 —
593, 597, 601 -605, 609-616, 887,
888, 873, 894.
Сеченова, Мария Александровна, р.
Обручева, по 1 6р. Бокова 588 —
616, 884, 887, 888, 890, 891, 893.
Сидорацкий, Василий Петрович 646.
Сидоров, мещанин 428.
Сидоров, А. 877, 878.
Сильчевский, Дмитрий Петрович
636 — 644, 659, 661.
Симановский, полковник 435.
Символистова, стенографистка 603.
Симон, Н. И. 870,873, 877.
Симонич, граф 142.
Симонов, доктор 487.
Синев, студент 552.
Синцов, И. Ф. 604 — 606, 609.
Синявский. Н. 168.
Сиркур 367, 371.
Ситников, крестьянин 428.
Скабичевский, Александр Михайло-
вич 710.
Скарятин, Александр Яковлевич 225.
Скафтымов, А. 565.
Скотг, Анна 242.
Скотт, Вальтер 149, 151, 163 —166,
233 - 244.
Скотт, Вальтер, лейтенант 238.
Скуревич, Генрих Иосифович 837.
942
Указатель личных имен
Скуревич, Эвелина Иосифовна, см.—
Короленко.
Слепушкин, Федор Никифорович 567.
Слетов 454.
Случевский, Константин Константи-
нович 673 — 679, 683, 685 — 688,
690 — 692, 696 — 698, 700 — 705,
707.
Смайльс 597, 601.
Смирдин, Александр Филиппович 883.
Смирнов, доктор 411.
Смирнова, Александра Осиповна,
р. Россет 173, 327, 330, 336, 337,
340, 343, 344, 361.
Смирнова, Ларисса Андреевна, см. —
Поджео.
Смоликовский 216.
Снегирев, Иван, Михайлович 352, 357,
358, 522, 529, 531.
Собаньская, см. — Антропова.
Соболевский, Вукол Михайлович 828.
Соболевский, Сергей Александрович
132, 230.
Сойкин, Петр Петрович 675.
Соймонова, София Петровна, см. —
Свечина.
Сократ 13.
Соколов, Борис Матвеевич 22, 46.
Соколов, Д. 168, 169, 171, 172.
Соколов, Дмитрий Михайлович 536,
541.
Соколов, Петр Иванович 536, 541.
Соколовский, Владимир Игнатьевич
537.
Солдатенков, Козьма Терентьевич
554.
Соллогуб, Владимир Александрович,
гр. 718.
Соллогуб, Наталья Львовна, гр.,
см. — Обрескова.
Соловьев, Александр Константино-
вич 732, 737.
Соловьев, Владимир Сергеевич 801.
Соловьев, И. М. 477.
Соловьев, Сергей Михайлович 386,
475, 477.
Соловьев, Яков Александрович 918,
920.
Сологуб, Федор (Тетерников) 843.
Solomon, Charles 259.
Сонцов, Матвей Михайлович 141.
Сонцова, Елизавета Львовна, р. Пуш-
кина 140, 141.
Софокл 613.
Спенсер 594, 597, 602.
Сперанская, Елизавета Михайловна,
см. — Фролова-Багреева.
Сперанский, Михаил Михайлович,,
гр. 216.
Спиро, П. А. 613, 614.
Срезневская, Екатерина Федоровна
530, 531, 537, 540, 543, 544, 546,.
548, 551.
Срезневская, Елена Ивановна 527,
528, 530, 536. 539.
Срезневская, Людмила Измайловна
541, 544.
Срезневская, Надежда Измайловна
541, 544.
Срезневская, Ольга Измайловна 524,
541, 544.
Срезневский, Владимир Измайлович.
530-532, 544.
Срезневский, Всеволод Измайлович
392,520 — 551.
Срезневский, Вячеслав Измайлович
544.
Срезневский, Измаил Иванович 520—
551, 553.
Сталин, Иосиф Виссарионович 868,.
870.
Stalker, Archibald 238.
Сталь, г-жа 190, 196, 199, 258.
Станкевич, Николай Владимир. 397.
Староносов, П. Н. 857, 862, 867, 877-
Стасова, Елена Дмитриевна 858.
Стасюлевич, Михаил Матвеевич 685^
720.
Степанов, Герасим 145.
Степанов, Николай Александрович.
501.
Столпянский, Николай 480.
Столпянский, Петр Николаевич 480,.
685.
Столыпин, помещик 920.
Столыпина, Мария Афанасьевна,,
см. — кн. Щербатова.
Страхов, Николай Николаевич 684,.
791.
Строганов, Александр Григорьевич^
гр. 208.
Строцци, Джованни 254.
Струве, Б. В. 105, 106.
Студенский, А. О. 586.
Стышииская, домовладелица 603.
Суворин, Алексей Сергеевич 745
768-770, 796, 797, 897, 898.
Суворов, А. А. 867, 877.
Указатель личных имен
943
Суворов-Рымникский, гр., кн. Ита-
лийский 884.
Суворов-Рымникский, гр., кн. Ита-
лийский, АлександрВасильевич241.
Суворова-Рымникская, гр., кн. Ита-
лийская, Мария Аркадьевна, см.—
кн. Голицына.
Суворов, П. П. 704.
Сумароков, управл. Пензенск. пала-
той госуд. имуществ 448.
Сумароков, поручик 737.
Сумцов, проф. 177.
Сурина, Н. 261.
Сусанин, Иван 463.
Суслойа, Надежда Прокофьевна, по
1 бр. Эрисман, см. — Голубева.
Сухов, чиновник 433.
Сухово-Кобылина, Евдокия Василь-
евна, см. — Петрово-Соловово.
Сухово-Кобылина, Елизавета Василь-
евна, см.— гр. Салиас-де-Турнемир.
Сухомлинов, Михаил Иванович 5 — 7,
546.
Сухотина, Татьяна Львовна, р. гр.
Толстая 779.
Сушицкий, В. 907.
Сушков, Николай Васильевич 259.
Сушкова, Дарья Ивановна, р. Тют-
чева 285.
Сытин, Иван Дмитриевич 794, 795.
Сюрвиль, инженер 304.
Talandier 398.
Талейран 896.
Танеев 899.
Татариновы 552.
Творогов. Иван Алексеевич 145.
Taylor, miss 597.
Терещенко, Александр Власьевич
521.
Тиблен, изд. 487.
Тибо, парикмахер 294, 306, 307.
Тизенгаузен, Дарья Федоровна, гр.,
см. — гр. Фикельмон.
Тизенгаузен, Елизавета Михайловна,
гр., р. Голенищева-Кутузова, см.—
Хитрово.
Тизенгаузен, Люция Осиповна, гр., р.
Мантейфель 225, 227.
Тимирязев, Климентий Аркадьевич
680.
Тимлер, Екатерина Карловна, см. —
Барановская.
Тимлер, Ольга Карловна 915—917.
Тимофеев, генерел-адьютант 451.
Тиссаферн 614.
Тихомиров, Лев 660.
Тихонравов, Николай Саввич 353.
Ткачев, Петр Никитич 646, 666, 744.
Ткачева, Александра Никитична,
см. — Анненская.
Ткачева, Татьяна Александровна,
см. — Богданович.
Тобо (Thobaud), Гиацинт - Жозеф-
Александр (Анри де Латуш) 182.
Толкачев, 3., худ. 870, 877.
Толстая, Аграфена Федоровна, гр.,
См. — гр. Закревская.
Толстая, Александра Ильинична, гр.,
см.—гр. Остен-Сакен.
Толстая, Екатерина Львовна, см.—
Тютчева.
Толстая, Мария Львовна, гр., см. —
кн. Оболенская.
Толстая, Мария Николаевна, гр. 757,
760.
Толстая, Мария Николаевна, гр., р.
кн. Волконская 757, 760, 761.
Толстая, Пелагея Ильинична, см. —
Юшкова.
Толстая,. Пелагея Николаевна, гр., р.
кн. Горчакова 759, 761.
Толстая, София Андреевна, гр., р.
Берс 225, 760,763,764,767—769,797.
Толстая. Татьяна Львовна, гр., см. —
Сухотина.
Толстая, Устинья Ермолаевна, р..
Шишкина, см. — Ганнибал.
Толстой, Алексей Константинович,
гр. 223, 662, 665.
Толстой, Дмитрий Андреевич, гр. 609,
732, 739.
Толстой, Дмитрий Николаевич, гр..
757, 759, 760.
Толстой, Иван Львович 769.
Толстой, Илья Андреевич, гр. 757, 761..
Толстой, Лев Николаевич, гр. 161,
224, 259, 645, 719, 740, 742, 743,.
757 — 824, 844, 846 — 848.
Толстой, Михаил Владимирович, гр.
761.
Толстой, Николай Ильич, гр.757—759,.
761.
Толстой,Николай Матвеевич 445—447-
Толстой, Николай Николаевич, гр.
757, 759, 760.
Толстой, Сергей Львович,. 719; 761^
763, 769.
944
Указатель личных имен
Толстой, Сергей Николаевич, гр.
757, 759, 760.
Толстой, Федор Иванович, гр. 181.
Толстой, Феофил Матвеевич 222 -223.
Толстой, Яков Николаевич 304.
Томашевский, Борис Викторович 154,
204.
Топорнин, помещик 444.
Торнтон 737.
Тройницкий, Александр Григорьевич
403, 911, 912.
Троицкий, А. И. 854, 863, 869, 877.
Тролль, Н., переводчик 680.
Трофимов, Иван Степанович 145.
Трубецкая, кн. 230.
Трубецкая, Александра Ивановна,
кн., см. — кн. Мещерская.
Трубецкая, Анна Андреевна, кн., р.
гр. Гудович 227, 228.
Трубецкая, Варвара Алексеевна, кн.,
р. гр. Мусина-Пушкина 230.
Тру бецкая, Екатерина Александровна,
р. Мансурова 229.
Трубецкая, Екатерина Ивановна, кн.,
р. гр. Лаваль 64, 65, 82, 86, 666.
Трубецкая, Зинаида Сергеевна, кн.,
см. — Свербеева.
Трубецкая, Надежда Борисовна, кн.,
р. кнж. Святополк-Четвертинская
230, 231.
Трубецкая, Наталья Сергеевна, рожд.
кнж. Мещерская 229.
Трубецкая, София Ивановна, кн.,
см. — Всеволожская.
Трубецкие, князья 221 —231.
Трубецкой, Алексей Иванович, кн.
229, 230.
Трубецкой,Иван Дмитриевич, кн. 228.
Трубецкой Иван Николаевич, кн. 229,
230/
Трубецкой, Никита Петрович, кн. 229,
230.
Трубецкой, Николай, кн. 230.
Трубецкой, Николай Иванович, кн.
223/224, 227 -229.
Трубецкой, Николай Иванович, кн.,
«1е ram jeune» 229 — 230.
Трубецкой, Петр Иванович, кн. 229,
230.
Трубецкой, Сергей Петрович, кн. 82,
694/
Трюбнер, изд. 393, 394, 398, 399, 405,
418.
Туганов, Г. А. 868, 877.
Тургенев, Александр Иванович 23,
24, 173, 184, 380, 402, 406
Тургенев, Иван Сергеевич 127, 224,
250, 330, 392, 393, 397-400, 409-
413, 415, 416, 420, 421 - 425, 506,
508, 512, 645, 661, 663, 673 — 724,
740, 742, 743, 846, 847, 895, 915.
Тургенев, Николай Иванович 24.
Тургенев, Николай Николаевич 707.
Тургенев,Николай Сергеевич 687,691.
Тургенева, Анна Яковлевна, р. Шварц
691.
Тургенева, Пелагея Ивановна, см. —
Брюэр.
Турчанинов, Николай Петрович 523,
540.
Тучкова, Елена Алексеевна, см. —
Сатина.
Тучкова, Наталья Алексеевна, см.—
Огарева.
Тхоржевский, Станислав 397, 398.
Тынянов, Юрий Николаевич 259, 261.
Тьер 390.
Тюртель, Джон 238.
Тютчев, Андрей Тимофеевич 140.
Тютчев, Иван Николаевич 263, 285.
Тютчев, Николай Иванович 262 —
266, 269, 270,273 - 275, 284 - 288.
Тютчев, Н. С. 729.
Тютчев. Федор Иванович 245 — 288,
382, 384, 676, 703.
Тютчев, Федор Федорович 286.
Тютчева, Анна Федоровна, см. —
Аксакова.
Тютчева, Дарья Федоровна 267, 269.
Тютчева, Екатерина Львовна, р.
Толстая 263, 270, 273, 285.
Тютчева, Екатерина Федоровна 269.
Тютчева, Элеонора Федоровна, р. гр.
Ботмер, по 1 бр. Петерсон 259 —
266, 269. 270, 273 — 277, 279, 280,
283 — 288.
Тютчева, Эрнестина Федоровна, р.
бар. фон-11феффель, по 1 бр. бар.
Дёрнберг 252, 280, 288.
Уваров, Алексей Сергеевич, гр. 477,
480, 481.
Уваров, Сергей Семенович, гр. 296,
298-301, 307,308, 311, 312,471,529.
Ulrich, Fr. 592.
Ульянова, Мария Ильинична 858.
Умов, Н. А. 605, 613.
Умова, Ел. Леон. 605, 613.
Указатель личных имен
945
Уолкер, Елена 163, 164.
Урусов, Петр Александрович, кн.
227, 229.
Урусова, Софья Александровна, кн.
227.
Усачев, Иван Тихонович 142.
Успенский, Глеб Иванович 639, 643,
644, 660,661,671, 740,745,834,835,
848.
Успенский, Михаил Васильевич 583,
586, 587.
Успенский, Николай Васильевич 583 —
587.
Утин, Николай Исакович 590.
Ушаков-Поскочин, М., худ. 867, 877.
Ушаковы 182.
Фаворский, В. А. 867, 868, 877.
Фалилеев, В. Д. 869, 870, 875, 877.
Фая-дер-Флит, Н. 867.
Федор, странник 759.
Федоров, Константин Михайлович
554, 559, 801, 902, 903, 905.
Федосья, странница 759.
Фейербах, Людвиг 420, 492.
Фелькель, Юлий Карлович 895, 901.
Фемистокл 13.
Феоктистов, Евгений Михайлович
224, 423.
Фердинанд II, король 624—626, 629,
630.
Фет (Шеншин), Афанасий Афанасье-
вич 260, 261,675,676,679,687, 688,
691, 692, 709, 714, 719.
Фигнер, Вера Николаевна 222, 601.
Фикельмон, Дарья Федоровна, гр.,
р. гр. Тизенгаузен 175, 178.
Филанджиери 630.
Филарет, митрополит 324, 425.
Филарет (Гумилевский), епископ 522,
530, 538, 545.
Филимонов, Владимир Сергеевич 322.
Филиппов, Н., худ. 870.
Филонов 826.
Филонов, Андрей Григорьевич 530.
Фишер, доктор 128.
Фишер, Адам Андреевич 529, 531, 539.
Флиорковский, предв. двор. 910, 918,
919.
Флобер, Густав 688, 714, 719, 723.
Флоке 902.
Фогт, Карл 409, 410, 419, 421.
Форель, Август 595, 598.
Форсман, Александр Иванович 729.
Франсуа II 630.
Фредро, Максимилиан, гр. 717, 718.
Френкель, Л. Д., изд. 797.
Фридман, М. К. 442.
Фридрейх, доктор 711, 713, 718.
Фролова-Багреева, Елизавета Михай-
ловна, р. Сперанская 180.
Фукс, изд. 569.
Фурье 205.
Хазов, Николай Николаевич (Дедушка)
728 — 731, 736.
Хвостенко, худ. 874, 877.
Хирьяков, Александр Модестович
770, 794.
Хитрово, Елизавета Михайловна,
р. Голенищева-Кутузова, по 1 бр.
гр. Тизенгаузен 154, 175, 180, 181,
185.
Хлебникова, Н. В. 867, 874, 875, 877.
Хозрев-Мирза, персидск. принц 225.
Холодовская, М. 853.
Хомяков, Алексей Степанович 219,
362, 382, 384, 386, 916.
Хохлов, купец 432.
Хохлов, Алексей 146.
Христиансен, американец 861.
Хрущов, Дмитрий Петрович 421.
Худяковы, купцы 432.
Цеге-фон-Мантейфель, Екатерина Ни-
калаевна, р. Залесская, см. — гр.
Гудович.
Цедлиц 251.
Цейтлин, А. 698.
Цейдлер, Иван Богданович 47, 60.
Цемш, помещик 911.
Цион, Илья Фаддеевич 902.
Цицерон, Марк Туллий 901.
Цыганов, поэт 568.
Цявловский, Мстислав Александро-
вич 132, 133, 145, 167 — 169, 173,
176, 228, 324, 386.
Чаадаев, Петр Яковлевич 365 — 390.
Чарин(Галкин), Андрей Иванович 172.
Челяковский, поэт 522, 545, 546.
Ченчи, Беатриче 151.
Черкасов, купец 138.
Черкезов, Варлаам Николаевич, кн.
646.
Черкесов, Александр Александрович
601, 602.
Чернышев, Феодосий Николаевич 487.
60 «Звенья» № 3—4
946
Указатель личных имен
Чернышева, Александра Григорьевна,
гр., см. — Муравьева.
Чернышевская, Ольга Сократовна,
р. Васильева 554 — 556, 559 — 562,
577, 902—906.
Чернышевская, Нина Михайловна
554 — 563, 570, 577.
Чернышевский, Александр Николае-
вич 904.
Чернышевский, Михаил Николаевич
577, 584, 586, 587, 903, 904.
Чернышевский, Николай Гаврилович
369, 404, 420, 486 —488, 492, 496,
503-508, 515, 517-519, 521, 536,
547, 549, 552-556, 559-561, 565—
588, 616, 618, 636, 639, 648, 650,
657, 664. 697,847, 884, 902-907, 912.
Черняк, Яков Захарович 404.
Чертков, Владимир Григорьевич 760,
762-765, 767-774, 779, 783, 784,
791, 794, 795, 797.
Черткова, Анна Константиновна, р.
Дитерихс 769.
Чехов, Петр Андреевич 731, 736.
Чичерин. Борис Николаевич 425, 477,
478, 482, 547, 549.
Чичерин, Василий Иванович 140.
Чичерина, Ольга Васильевна, см. —
Пушкина.
Чуковский, Корней Иванович 583.
Чулков, Георгий Иванович 247, 260.
Чулков, Николай Петрович 221.
Шаншиев 404.
Шарашкин, мещанин 727—730, 737.
Шатерников, М. Н. 612, 615.
Шаховской, Дмитрий Иванович 365.
Шварц, Анна Яковлевна, см. — Тур-
генева.
Шевырев, Степан Петрович 327, 330,
336, 337, 339, 343, 358, 476, 565.
Шекспир, Вильям 151, 243, 338, 425,
750, 880.
Шелгунов, Николай Васильевич 619,
740, 908, 911.
Шелгунова, Людмила Петровна, р.
Михаэлис 590.
Шеллинг 371, 390.
Шенрок, Владимир Иванович 328,
336, 339, 350, 353, 359.
Шеншин, Александр Александрович
422, 423.
Шеншина, Викторина Ильинична, р.
Головина 422, 423.
Шереметева, Н. Н. 325, 344.
Шестериков, Сергей Петрович 718.
Шиллер, Фридрих 245, 256, 260.
Шиллинговский, Павел Александро-
вич 854, 862, 867, 877.
Шилов, Алексей Алексеевич 637.
Шимановская, Мария, р. Воловская
216, 217, 219, 220.
Шимановский 219.
Шипов, Сергей 450.
Шиханов, Абрам Евграфович 729, 737.
Шишкина, Устинья Ермолаевна, по
1 бр. Толстая, см. — Ганнибал.
Шкалов, Василий Дмитриевич 737.
Шландер, домовлад. 611.
Шмит 589.
Шнейдер, Фердинанд 419, 421.
Шомпулев, В. А. 90 J, 920.
Шонинг, Мария-Элеонора 146 — 148,
150, 154 - 167.
Шор, С. М. 857, 877.
Шперк, Э. Ф. 611, 612.
Шреинцер, пианист 193.
Ш'ейн, композитор 197.
Штеренберг, Д. 857, 877.
Штрайх, Соломон Яковлевич, 384 —
386, 588 - 616, 887.
Штраус, Д. 598, 602.
Sulek, Bogoslav (Шулек) 529, 530.
Шульц, гостиница 109.
Шумигорский 27.
Щапов 493.
Щ бальский, Петр Карлович 900.
Щеглов, Дмитрий Федорович 551 —
554.
Щеголев, Павел Елисеевич 6, 22, 23,
131, 134, 136, 242, 308.
Щепкин, ДОихаил Семенович 363.
Щербань, Н. В. 675, 679, 688.
Щербатов, Михаил Михайлович, кн.
371, 372.
Щербатова, Екатерина Александров-
на, кн., см. — Свербеева.
Щербатова, Елизавета Дмитриевна,
кн. 390.
Щербатова, Мария Афанасьевна,
кн., р. Столыпина 919, 920.
Щербина, Николай Федорович 676.
Щукин, Петр Иванович 48, 229.
Эберлинг, А. худ. 874, 877.
Эгере, В. 480.
Эдельсон, Е. 689.
Указатель личных имен
947
Эйгес, Иосиф Романович 262.
Элпидин, изд. 646.
Энгельгардт, Николай Александро-
вич 485, 486.
Энгельс, Ф. 229, 314, 382, 857, 868.
Эрисман, Надежда Прокофьевна, р-
Суслова, см — Г олубева.
Эрисман, Федор Федорович 596, 598,
601, 609, 614.
Эрн, Мария Каспаровна,см.—Рейхель.
Эртель, В. А. 197.
Эссен, флиг.-адъютант 444.
Эгьен 149.
Ювенал 612.
Юзефович, Михаил Владимирович 31.
Юсупов, Николай Борисович, кн. 182.
Юшкевич, Иван Васильевич 531, 535.
Юшков, Владимир Иванович 760, 762.
Юшкова, Евдокия Петровна, по 1 бр.
Киреевская, см. — Елагина.
Юшкова, Пелагея Ильинична, р. гр
Толстая 759, 761.
Юшневский, Алексей Петрович 75.
Языков, Николай Михайлович 330,358.
Языков, Семен Иванович 758,759,761.
Яковлев, Алексей Александрович 392,
419, 420.
Яковлев, Николай Васильевич 168,
170, 171.
Якубович, Дмитрий Петрович, 146—
167, 188, 203, 204, 233.
Якушкин, Вячеслав Евгеньевич 148.
Якушкин, Евгений Иванович 27, 30,
34, 82, 86, 97, 102, 106, 109.
Якушкин, Иван Дмитриевич 27.
Якушкина,Елена Густавовна, р. Кнор-
ринг 27, 82, 86, 97.
Яфимович, генер. адъютант 431, 439,
443 — 445, 448, 454.
60*

СОДЕРЖАНИЕ
1.	П. Любомиров. Автобиографическая повесть А. Н. Радищева ...	5
2.	О. Попова. История жизни М. Н. Волконской.................. 21
Пушкин и о Пушкине
3.	Павел Попов. Новый архив А. С. Пушкина.....................129
4.	Д. Якубович. «Мария Шонинг» как этап историко-социального
романа Пушкина.................»..............................146
5.	Л. Модзалевский- Исчезнувшая рукопись Пушкина..............167
6.	М. Боровкова-Майкова. Нина Воронская («Евгений Онегин») . . 172
7.	В. Вересаев. О Нине Воронской .............................175
8.	М. Боровкова-Майкова. Из писем П. А. Вяземского к жене
от 1830 г. . . ...............................................179
9.	Е. Казанович. К источникам «Египетских ночей»..............187
10.	Леоиард Реттель. Александр Пушкин. Историко-литературная
справка. Вступительная заметка, перевод с польского и примеча-
ния С. Басова-Верхоянцева.....................................204
11.	М. Боровкова-Майкова. Мицкевич в письмах П. А. Вяземского
к жене........................................................215
12.	Т. Зеигер. Пушкин у Трубецких.............................221
13.	Вальтер Скотт. Три письма. Публикация и пояснения Д. П. Яку-
бовича .......................................................233
Тютчев и о Тютчеве
14.	К. Пигарев. Что переводил Тютчев..........................245
15.	О. Пигарева. Из семейной жизни Ф. М. Тютчева . ...........262
16.	О. Бальзак. Неопубликованные письма. Публикация и коммен-
тарии С. Н. Куликова ......................................  289
17.	С. Дурылин. Гоголь и Аксаков. С тремя неизданными записками
Гоголя............. ....................................... .	325
18.	П. Я. Чаадаев. Неопубликованная статья. С предисловием и ком-
ментариями Д, Шаховского.....................................365
19.	А. И. Герцен и Н. П Огарев. Письма к П. В. Анненкову.
Публикация и предисловие В. Ф, Покровский, Под редакцией и с при-
мечаниями Н. Мендельсона.....................................391
20.	Г. Лурье Питейные бунты 1859 г. и П. П. Линьков-Кочкин (По
архивным материалам)..............-......................... .	426
21.	А. Малеии. «Изобличитель»—рукописный журнал студентов Мо-
сковского университета (1859 г.)...........................  471
Добролюбов и о Добролюбове
22.	М. А. Антонович. Из воспоминаний о Николае Александровиче До-
бролюбове. С вступительной статьей и примечаниями В. Евгеньева-
Максимова .................................................  485
23.	Н. А. Добролюбов. Неопубликованные письма. Переписка с
И. И. Срезневским. С вступительной статьей и примечаниями
В, И, Срезневского......................................  520
24.	Н. А. Добролюбов. Письма к Д. Ф. Щеглову. С вступительной
статьей Г. Прохорова.......................................  551
25.	Н. Чернышевская. Невеста Н. А. Добролюбова...............554
Чернышевский и о Чернышевском
26.	Н. Г. Чернышевский. Стихотворения Кольцова. С вступительной
статьей А. Скафтымова........................................565
27.	Н. Г. Чернышевский. Переписка с Д. А. Милютиным. Сообщила
и расшифровала Н. Чернышевская...............................577
28.	Н. Г. Чернышевский. Переписка с Н. В. Успенским. Сообщила
Н. М. Чернышевская...........................................583
29.	С. Штрайх. Героиня романа «Что делать» в ее письмах......588
30.	Г. Е. Благосветлов. Вопросы нашего времени. Предисловие Г. Про-
хорова.......................................................617
31.	В. Евгеньев-Максимов. К вопросу о революционных связях и зна-
комствах Н. А. Некрасова в 70-е годы.........................636
32.	И. С. Тургенев. Письма к Н. Н. Рашет. С предисловием и приме-
чаниями Н. Лернера .................. .	.	.673
33.	Три письма рабочих-семидесятников к Г. В. Плеханову. Вступитель-
ная заметка и примечания Е. Винер............................725
34.	М. Е. Салтыков-Щедрин. Дополнительное письмо к тетеньке.
С вступительной статьей В. Гиппиуса «Неосуществленный сати-
рический цикл Салтыкова-Щедрина»..........................739
Толстой и о Толстом
35.	Лев Толстой. Что я? С пояснительными примечаниями Н. Гусева. 757
36.	Н. Гудзий. История печатания «Воскресения» Толстого . .	762
37.	Лев Толстой. Неопубликованные варианты к «Воскресению». Со-
общил Н. Гудзии ......	...........................798
38.	А. Дерман. Работа В. Г. Короленко над «Историей моего совре-
менника» ...........................................  825
39.	В. Я. Адарюков. Указатель гравированных и литографированных
портретов В. И. Ленина с приложением заметки А. Сидорова: «Крат-
кие сведения о В. Я. Адарюкове».......................853
Разные сообщения и мелкие заметки
40.	Н. А. Полевой. Письмо к В. П. Боткину. Предисловие и коммен-
тарий Н. Мендельсона...............................   879
41.	В. А. Обручев. Записка из крепости.................884
42.	П. И. Боков. Три письма ...	.....................887
43.	Н. С. Лесков. На смерть Каткова. С послесловием и примечаниями
А. Н. Лескова ......................................  894
44.	К. Н. Буковский. Воспоминания о Н. Г. Чернышевском.902
45.	Письма Е. К. Барановской к М. В. Авдееву. Вступительная заметка
и комментарии В. Сушицкого .................. 907
46.	Указатель личных имен..............................923
СПИСОК ИЛЛЮСТРАЦИИ В ТЕКСТЕ
А. Н. Радищев. С портрета маслом..................... 11
А. В. Радищева. С портрета маслом.................... 12
М. Н. Волконская. С акварели декабриста Н. А. Бестужева . .	25
А. Н. Волконская. С акварели......................... 51
С. Р. Лепарский. С акварели.......................... 61
М. Н. Волконская. С акварели декабриста Н. А. Бестужева . .	69
Камера С. Г. и М. Н. Волконских в тюрьме Петровского
завода......................................... . .	75
Е. С. Волконская, девочкой. С акварели учителя Иркутской гимна-
зии Бушина....................................... 79
М. С. Волконский. С акварели учителя Иркутской гимназии
Бушина........................................... 83
А. В. Поджио. С портрета,приложенногоккниге «Декабристы*86порт-
ретов, изд. М.	М.	Зензинова,	М. 1906 .......... 87
«К а м ч а т н и к > — дача Волконских. Вид с реки Ангары. С акварели
с подписью М.	Н.	Волконского.................. 91
«Камчатник» — вид на реку Ангару..................... 95
Дом Волконских в Иркутске. С фотографии.............. 99
Е. С. В о л к о н с к а я - Молчанова - Кочубей в 1858 г. С рисунка
карандашом худ. Н. П............................ 103
Волконские на Тункинских водах. С карандашного рисунка . .	107
М. С. Волконский. С фотографии.....................  113
М. Н. Волконская. С фотографии 1861 г. работы Ангерера
в Вене.......................................    119
С. Г. Волконский. С фотографии...................... 123
Факсимиле первой страницы «Предполагаемое убийство» . . .	152
Факсимиле второй страницы «Предполагаемое убийство» ....	153
Вальтер Скотт. С портрета, рисованного с натуры А. Брюлло-
вым и гравированного С. Галактионовым........... 235
Вальтер Скотт. Об этом портрете см. специальную заметку
А. К. Пожарского на стр. 953 ..................  239
Факсимиле письма Вальтер Скотта .................... 243
Ф. И. Т ю т ч е в .	.	...	........................ 267
Ф. И. Т ю т ч е в................................... 271
Э. Ф. Тютчева.....................................   277
Тютчев и Комаровский. С карикатуры Карика......• . .	281
Эвелина (Ева) Ганская............................... 291
К. С. Аксаков. С	фотографии • . • . ................ 333
С. Т. Аксаков....................................... 341
И. С. А к с ак о в. С	рисунка Дмитриева-Мамонова.... 347
С. Т. Аксаков. С	рисунка Дмитриева-Мамонова......... 355
Кабинет Чаадаева в Москве. Об этом рисунке см. специаль-
ную заметку Д. И. Шаховского на стр. 953—955 ... 373
П. В. Анненков. С гравюры на дереве................. 407
Н. А. Добролюбов.................................... 525
И. И. Срезневский. С фотографии..................... 533
А.	С. Васильева. С фотографии................................... 557
М. А. Боков а-С еченова. С фотографии............................ 599
М. А. Сеченова. С фотографии..................................... 607
Г. Е. Благосветлов. С фотографии................................. 627
Н. Н. Рашет. С фотографии........................................ 681
Толстой, Вл. Соловьев и Федоров. С рисунка карандашом. Л. О. Па-
стернака ............................................ 801
Петропавловская крепость. С рисунка карандашом Л. О. Па-
стернака ............................................ ....	805
После экзекуции. С рисунка карандашом Л. О Пастернака 813
Раздача евангелия в тюрьме англичанином. С рисунка каран-
дашом Л. О. Пастернака........................................... 817
Политические на полуэтапе. С рисунка карандашом Л. О. Па-
стернака ..............................•............. 821
В.	И. Ленин. С гравюры на меди П. С. Ксидиаса................... 855
В.	И. Ленин. С офорта П. А. Шиллинговского........• ...	859
Экслибрис Публичной библиотеки имени Ленина. С гравюры на
дереве П. А. Шиллинговского.......................... 860
В. И.	Ленин.	С	офорта (сухая игла) А. И. Троицкого, 1924 г. . .	863
В И.	Л е н и н.	С	офорта Е. Ф. Клемма, 1928 г................... 865
В. И.	Ленин.	С	офорта Е. Ф. Клемма, 1928 г..................... 866
В. И.	Ленин.	С	литографии Г. С. Верейского,	1931	г........... 871
В И.	Л е н и н.	С	офорта Н. А. Павлова, 1932 г.................. 872
В. И. Ленин. С силуэта В. Д. Фалилеева..........................  875
В. И. Л е н и н. С силуэта Н. В. Хлебниковой (из черной бумаги,
1928 г.)............................................  875
В. А. Обручев; лето 1862 г. С фотографии............... 885
В. А. Обручев; по возвращении из ссылки.	С	фотографии ....	886
П. И. Боков. С фотографии.............................. 889
М. А. Бокова-Сеченова. С фотографии...................... 890
Э. Ф. Обручева, М. А. Сеченова и П. И. Боков.	С	фотографии	.	891
П. И. Боков. С фотографии.............................. 892
М. В. Авдеев. С фотографии............................. 913
СПИСОК ИЛЛЮСТРАЦИЙ НА ОТДЕЛЬНЫХ ЛИСТАХ
Факсимиле писанной А. С. Пушкиным росписи произведений и сборников
его стихотворений с подсчетом листов.
Факсимихе подорожной по указу Е. Пугачева на имя есаула Наврузова.
Писанный Пушкиным билет на пропуск из Тригорского в Петербург кре“
постных П. А. Осиповой (из архива А. С. Пушкина).
Бал у Трубецких в день Екатерины 24 ноября 1834 г.
Факсимиле письма Вальтер Скотта к лорду Блюмфильду.
Факсимиле письма Вальтер Скотта к кн. М. А. Голицыной.
Онорэ Бальзак. Факсимиле начала письма к гр. А. Ф. Орлову
1 1 августа 1848 г.
Доклад Орлова Николаю I о просьбе О. де Бальзака вернуться в Киев,,
с резолюцией императора и подписью гр. Орлова.
П. Я. Чаадаев (из альбома зарисовок Дмитриева Мамонова. Оригинал
находится в Третьяковской галлерее).
Н. Г. Чернышевский. С карандашного рисунка из архива Н. Н-
Миклухи-Маклая.
Л т о лет ой. Неопубликованные варианты к «Воскресению».
Л. Толстой. Неопубликованные варианты к «Воскресению».
Записка В. А. Обручева из крепости.
Надпись М. А. Сеченовой на конверте.
К портрету Вальтер-Скотта, на стр. 239
(Сообщено А. К. Пожарским)
Сын Алексея Николаевича Оленина, Алексей Алексеевич, после окончания
образования, по обычаю того времени, в 1825 — 1826 гг. путешествовал по
Европе и, между прочим, будучи в Англии, посетил в Abotsford Вальтер"
Скотта и встречался с ним по заметке Оленина 7, 13 и 14 октября
нов. стиля 1825 г. Прощаясь 14 октября, Оленин получил от Вальтер-
Скотта его портрет и букетик из веточки кипариса и других растений из
сада Вальтер-Скотта. Портрет исполнен очень тонко литографией и совер-
шенно передает рисунок карандаша. Внизу литографированный гриф
Вальтер-Скота; на обороте прикреплен вышеупомянутый букетик с датой
последнего визита Оленина у Вальтер-Скотта. Портрет находился у Петра
Алексеевича Оленина, брата Алексея Алексеевича, жившего в Тверской
губернии, где он и умер в 1898 г. От его наследников я и получил портрет.
К рисунка и на стр. 373 и между 368 и 369 стр.
(Сообщено Д. И. Шаховским)
Вместо обычного портрета Чаадаева, воспроизводящего парижскую лито-
графию конца сороковых годов, здесь приводятся два менее известных
рисунка.
Первый из них, кабинет Чаадаева во флигеле дема Левашевых, а затем
Шмидта, на Новой Басманной улице, № 20, в Москве, с сидящим на кресле
самим хозяином кабинета, не раз уже был воспроизведен в печати, но или
в не совсем удовлетворительном виде, или в малодоступных изданиях.
Оригинал картины, исполненный в 1846 году художником Бодри (Карлом
Фридрихом Петровичем—1814--1894), находится в Государственной библио-
теке имени Ленина, б. Румянцевском музее, куда оригинал пожертвован
был Михаилом Ивановичем Жихаревым вместе с библиотекой! Чаадаева.
Картина и висит в зале 9, в верхней галлерее которой была первоначально
размещена эта библиотека. Хорошее воспроизведение картины Бодри было
помещено в книге: «Кн. М. М. Щербатов. О повреждении нравов в России.
П. Чаадаев. Философские письма и Апология сумашедшего. Девятый выпуск
Русской Жизни». М. 1908. Заметим кстати, что в приведенном заглавии
допущены две ошибки: 1) неправильно озаглавлено сочинение Чаадаева —
письма названы «философскими», а не «философическими», как они всегда
с 1836 г. именуются, 2) хотя в заглавии на ряду с ними названо еще
другое сочинение Чаадаева, «Апология сумашедшего», в самой книге этого
второго сочинения совсем нег. Затем воспроизведение кабинета было еще
помещено в VI т. «Сочинений Пушкина» под ред. Венгерова (СПб., 1915)
и в каталоге выставкй interieur’oB домов сороковых годов, вышедшем под
заглавием: «Шапошников, Б. В. Дом сороковых годов. Иллюстрированный
указатель». М. 1924.
Второй рисунок до сих пор издан не был. Он извлечен из известного
альбома карандашных набросков типов сороковых годов, исполненных дру-
гом семьи Елагиных, Эммануилом Александровичем Дмитриевым-Мамоновым,
которому мы обязаны сохранением живых образов многих посетителей
московских салонов той эпохи. В альбоме этом, заключающем в себе около
30 рисунков, первые листы датированы 2—4 марта 1838 года; дальнейшие,
после портрета Чаадаева, помещенного на 13 листе, имеют даты разных
чисел апреля того же года. Можно поэтому думать, что художник зарисовал
Чаадаева в марте или апреле 1838 г. Подлинный альбом находится ныне
в Третьяковской галлерее, в кабинете графики. Воспроизведения отдельных
изображений этого альбома, в том числе и Чаадаева, имеются и в других
музеях, но не совсем отчетливые. При подлинном альбоме приложена:
об ьяснительная записка Марии Беэр, с характерными замечаниями, переда-
ющими семейную традицию Елагиных по отношению к некоторым лицам
или к их портретам. О портрете Чаадаева там сказано: «Чаадаев, Петр Яков-
левич, друг Пушкина. Известная личность, нарисован в виде Пифии, потому
что всегда изрекал,’ а не говорил». Далее следовали зачеркнутые слова:
«и был очень горд».
На самом деле Чаадаев изображен здесь скорее в римской тоге, под
видом сенатора или трибуна. Как и во многих рисунках Дмитриева-Ма-
монова, в портрете есть наклонность к некоторому шаржу, но черты лица
и общий облик схватываются верно, и в иконографии Чаадаева эта оригиналь-
ная работа должна занять видное место.
Что касается самого художника, сведений о нем не очень много, но кое-
что по различным заметкам может быть о нем сообщено. Повидимому, он
не прошел никакой правильной художественной школы; в «Сборнике мате-
риалов для истории Петербургской Академии Художеств» под ред. Петрова,
на стр. 313 III тома отмечено, что он был удостоен Академией звания художника
в заседании 19 августа 1858 г. на основании рапорта от преподавателей
Московского училища Живописи и ваяния и «представленного портрета с на-
туры». Наиболее ранние из известных работ его находим в «Художественном
Альбоме», изданном Трамониным в Москве в 1846 г. (см. «Каталог русских
иллюстрированных изданий» Обольянинова, № 2879, фамилия художника
значится — Мамонов. В том же сборнике указаны и два рисунка Бодри,
два оригинальных рисунка последнего имеются и в кабинете графики Третья-
ковской галлереи). О двух портретах Гоголя, исполненных Дмитриевым-
Мамоновым немедленно после смерти писателя и тогда же изданных в виде
литографий, подробно сообщает П. А. Ефремов в своей статье об иконо-
графии Гоголя в «Русской Старине» 1878, № 5, стр. 158 и 162—165. Ефремов
был свидетелем выполнения первого из этих портретов с только что скон-
чавшегося писателя в гробу; в рассказе об этом художник назван студен-
том.На академической выставке 1872 г. была картина Дмитриева-Мамонова
„Иоанн Грозный в облачении игумена" (Булгаков, Наши художники»
т. II, стр. 49). Некоторое количество рисунков Дмитриева-Мамонова, сохра-
нившихся в семье Елагиных, поступило ныне в Центральный музей лите-
ратуры, критики и публицистики.
Во время жизни в Москве в конце сороковых годов Дмитриев-Мамонов
вращался в славянофильских кругах. Позднее, после пребывания за грани-
цей, он далеко разошелся с их взглядами, как это видно из его статьи,
помещенной во II книге „Русского Архива" за 1873 г. Сохраняя глубокое
уважение к Хомякову, он подверг жестокой критике последователей стар-
шего поколения славянофилов и высказал предположение, что первые
славянофилы сами во многом бы изменили свои взгляды. Там же помещен
и негодующий ответ И. С. Аксакова.
Во II томе „Сочинений" А. С. Хомякова (напр. в V изд. 1907 г.) помещен
эскизный портрет последней работы Дмитриева-Мамонова, а в конце тома
сообщаются о нем некоторые дополнительные сведения, между прочим
и дата его смерти — в Дерпте, в 1883 г.
Errata
сборниках „Звенъя“
замечены следующие недосмотры:
2-й сборник
				Напечатано:	Следует:
80	строка	8	снизу	Strumpfe	Strumpfe
81	»	2	сверху	Burgegenacal	Biirgergenera!
81	»	17	»	herankammen ritten Ihre	heran kamen ritten Ihro
81	»	18	»	Waglein... Ihne	Wagelein... Ihro
81		19	»	Herzog von Weimar»		«Herzog von Weimar >
81	»	20	снизу	ungeachtet	unerachtet
81	»	17	»	wetterabwerehnde	wetterabwehrende
81	>	15	>	geniisst	genasst
81		13	»	konnen 2	konnen».2
82	>	9	сверху	spricht	«spricht
82	>	10		Seneschal	Senechai
82		11	»	Thron pfligte	Thron, so pflegte
82	»	22	»	den freilich nur	denn freilich nur in
82	»	23	»	Furst	Furst,
82		24	»	beschaftige... ich	beschaftige, ... ich,
82	»	25	»	vermelden	vermelden,
82	»	27	»	Lebhaftigkeit	Lebhaftigkeit
85	>	16	>	7 октября	6 октября
85	»	17	»	Schiffen	Schiffer
85	»	18	»	eigenen	eignen
85		21		einen Gondol	eine Gondol
85	»	23		, Vers fiir Vers.	Vers fiir Vers...
86	»	. 14	снизу	S hnsuchtkennt	Sehnsucbt kennt
86	»	2	»	St-Helene	St-Helene
87	»	1	сверху	Diehtung	Diehtung
201	»	14	снизу	plaisanteries.	plaisanteries
201	»	4	»	ja	je
202	»	1	сверху	Chere	Chere
202	»	10		[que] [m’enivroit]	[m’enivroit] [que]
203		3-4	» <	comme une] pencher et de tout] [tout a 1] tout] a la comme une avalanche—[quand elle	[comme une] comme une avalanchepencher [et de tout] [tout a 1] [tout] a la — [Quand elle
			Напечатано:			Следует:
Стр.	203	строка	12	сверху	qni	qui
»	206	»	16		м...	М...
	208		19		(л. л., 693г. — 68j) . А. Н. Вульф	(лл. 692 — 68j)
»	208	»	7	снизу		Ал. Н. Вульф
	211	>>	15	сверху	упомянутой	упомянутой
»	216		13	снизу	перевод	перевод
2>	218	>	19	сверху	нс 24 марта	а 24 марта
»	260		13	снизу	Пфейфеля	Пфеффеля
2>	269	»	21	»	fannee	fan ее
»	270		6	сверху	оживлены	оживлен ны
»	270	»	14	»	fuit;	fuit:
»	272		8	»	буря...»)	биза... »)
»	273	»	6		отнести	отнести его
»	273	»	19	»	одиноко сиро,	одиноко, сиро,
	274	»	3	»	непостиж (има)	непостиж (им) а
»	275	:>	9		нужно перенести между строками 5 и 6.	
	275	>	19	снизу	Stand	stand
»	275		14	»	dufitiger	duftiger
»	276	>>	12		вольностей побед	вольностей, побед
	277		17-18	сверху	не удалось прочитать некоторые отдельные слова	одно слово прочитано предположительно
»	279	>	4	снизу	m’eveiller...	m’eveiHer...
»	280	»	9	»	Grato m’e	Grato m’e
>	280	»	7	»	m’e	me
2>	281		4	сверху	Grato m’e	Grato m’e
	281	»	7	>	1 pin	e piu
	283		4	»	образца	образа
»	383	»	23		que 1’impereur	que 1’empereur
	603	»	И		на железной дороге	в железной дороге
»	606	>	13	»	заблистали	заблестели
»	606	»	28	»	поставил свой стакан	поставил стакан
»	607	»	21-22	»	мне выпало	выпало мне
S>	610	»	15	»	после слов: и поэтому она требует,—пропу- щены слова: так же, как мужчина требует от женщины, чтобы она была плодородна, требует,	
»	611	»	5	сверху	вырос этот лед	вырос уже этот лед
	611	»	13	>	вокруг	кругом
»	636	>>	4	»	30 дек. (11 янв. 1882/3 30 дек. 1882 (11 янв. 1883)	
2>	641	»	21 и 14	снизу	Шольмель Сокур	Шальмель-Лакур
»	642	»	14-17	сверху	возможно ли, в том случае, если принц Наполеон будет от- пущен судом при- сяжных, обратиться к юрисдикции Сена- та на том основа- нии, что принц яв- ' ляется носителем ор- дена почетного ле- гиона	не может ли принц Наполеон в случае, если он будет предан суду присяжных, об- ратиться к юрисдик- ции -Сената в каче- стве кавалера пер- вой степени ордена почетного легиона
»	647	э	21	»	относительно впеча-	относительно крайне
тления	прискорбного впеча-
тления
	Напечатано:	Следует:
Стр. 647 строка 7	снизу	Эрберта	Эрбетта
» 647	>	4	. » никаких околичностей	никаких уверток
> 650	>	16	сверху информации, получен- ной Вами из газет	сообщения, прочитан- ного Вами в одной из газет
» 651	>	19	»	с 1872 г.	с 1870 г.
> 675	»	14	» и честных отношений	и самых тесных отно- шений
3—4 сборник
Стр. 137	строка	6	сверху	к 1830 году	к 1830 годам
> 145	>	18		П. Потемкин	Г. Потемкин
» 187		3	снизу	С. Банди	С. Бонди
» 188	»	17	»	до 1832	до 1834
» 222		5	сверху	Alexandre	Alexandre
» 423	>	5	снизу	Мильи-Эдварс	Мильн-Эдварс
> 425		3	сверху	Николай Христиано-	Николай Христофоро-
				вич	вич
> 481	»	12	»	Я. И. Калиновский	Я. Н. Калиновский.
> 617		2	»	времени	времени
» 617		3	»	Г Прохорова	Г. Прохорова
» 632		22	»	Свичиной	Свечиной
» 674	»	23	»	Н. Н. Добролюбовым	Н. А. Добролюбовым
> 732	»	16	»	Проферанского	П оеферанского
» 738	»	1	»	П. Дурново	И. Дурново
» 869	»	2	»	А. П. Троицкого	А. И. Троицкого
» 877	»	7	»	Троицкий, А. П.	Троицкий, А. И.
В виду того, что № 3 сборника «Звенья» сильно расширился и пред-
ставляет по своему объему такую большую книгу, которая б праве считаться
за два номера, мы обозначили его № 3/4, а потому все ссылки на статьи,
которые печатаются у нас в. 4-м номере надо будет теперь искать в № 5,
а ссылки на № 5 — в № 6. №№ 5 и 6 печатаются в Москве и вскоре вый-
дут в свет.
Содержание «Звенья» № 5
1. Н. Ончуков. Песни и легенды о декабристах.
Пушкин и о Пушкине. 2. Н. Л фнер. Из жизни и творчества
Пушкина: 7. Пушкинский «Малъбрук». 2. Один из ранних учителей. 3. При-
вет Алеко сыну. 4. Заметки на полях «Евгения Онегина»: а) Онегинский
бульвар, б) Ларин, в) Гомеровское сравнение, г) В роде «альбана». д) «Веч-
ный жид», е) Могила Ленского, ж) Слова Сенеки, з/ Онегинский Сабуров,
и) Фора, к) Первый стих «Евгения Онегина», л) Об одной запятой
в «Евгении Онегине», м) «Для проходящих», н) Львы на воротах, о) Архивны
юноши. 5. К генезису «Выстрел». 6. Пушкин и В. В. Капнист. 7. Пушкин
и Аретино. 8. Пушкин и Вершу. 9. Пушкин и Шамфор. 10. Пушкин
и Виктор Гюго. 11. Из отношения Пушкина к Шекспиру. 12. Происхо-
ждение «Пажа». 13. Из области Пушкинской демонологии. 14. «Магиче-
ский Кристалл». 15. Из истории сердечной жизни Пушкина (Неизданное
письмо А. Н. Вульф к Н. Н. Пушкиной). 16. Из истории революционной
главы «Евгения Онегина*. 17. Последний привет Пушкина декабристам.
18. Фризовая шинель. 19. «Главная неприятность» Пушкина. 20. Два пе-
сенные наброска Пушкина. 21. Разговорный язык простого народа.
22. Из филологических наблюдений над Пушкиным. 23. К истории
«Мирской власти». 24. О Дубровском.
Боратынский и о Боратынском. 3. Е. А. Боратынский.
Эпиграмма на Аракчеева. Сообщил и комментировал К. Пигарев. —
4. Н. Лернер. Неизданный портрет Е. А. Боратынского. — 5. П. Я. Ча-
а^аеь. Три письма. С введением и комментариями Д. Шаховского. Фак-
симиле письма Чаадаева к Шеллингу. — 6. /И. А. Бакунин. Два письма,
с предисловием и комментариями Н. Мендельсона.
Тургенев и о Тургеневе. 7. И. С. Тургенев. Неопубликован-
ные письма. С предисловием и комментариями Л. Крестовой. — 8. И. С. Тур-
генев. Письмо к Некрасову с введением и замечаниями Н М. Чернышев-
ской.— 9. И. С. Тургенев — П. В. Анненкову. Четыре письма. Преди-
словия и примечания Н. Лернера. —10. И. С. Тургенев. Из неизданной
переписки И. С. Тургенева и Б.М. Маркевича, И. С. Тургенева и А.П. Фило-
софовой. Публикация писем Устимовича. Предисловие и комментарии
Н. Мендельсона. — 11. А. М. Петров. «Из дальнего прошлого». Воспоми-
нания о Мефодиевском обществе, с предисловием и примечаниями
С. Щегловой и заметкой к «Воспоминаниям» М. Успенского.
Чернышевский и о Чернышевском. И. Г Чернышеве*! й.
12. Упрек и оправдание. Неопубликованная статья. С вводной заметкой
и примечаниями к тексту Н. М. Чернышевской —13. / . Г. Ч рНы-
шевский. Посредники между Европой и Россией (страницы, вырезанные
цензурой). С заметкой редакции. —14. Н. Г. Чернышевский. Неизвестные
автографы. Архивная справка Н. Чернышевской. —15. Н. Г. Черны-
шевский. Отголоски публичного выступления Н. Г. Чернышевского.
Из письма П. Н. Пыпиной к родителям. Сообщила Н. Чернышевская. —
16. Серни Соловьевич. Пятнадцать неопубликованных писем. Предисло-
вие и примечания О. Булановой-Трубниковой, с приложением записки
А. А. Серно-Соловьевича о его имущественном положении.
Некрасов и о Некрасове. 17. Ю. Бахрушин. Канонический
текст *Пир на весь мир». — 18. Е. Базилевская. Из творческой истории
«Кому на Руси жить хорошо». -19. И. Абоамов. Происхождение стихо-
творения Некрасова «Зеленый шум».—20. Н. А. Некрасов. Письма
к Н. А. Добролюбову. Комментарии В. Максимова (Евгеньева). —
21. Н. А. Некрасов. Письма к И. И. Срезневскому и А. В. Никитенке
о цензуре «Современника» 1847—1850. Вводная статья и примечания
В. И. Срезневского. — 22 А. Н. ПыпиН. Из переписки с Н. А. Некрасовым.
Сообщил и комментировал Н. Пыпин. — 23. Н. А. Некрасов. Новое стихо-
творение из альбома О. С. Чернышевской. Комментарии Н. Черны-
шевской. — 24. С А. Рейсео. Заметки о Некрасове: 1. Неизвестная
записка о Некрасове. 2. Об эпиграмме на Александра II. 3. Одно из цен-
зурных дел о Некрасове. 4. Автопародия на «Тройку». 5. Лубок-Евстиг-
неева «Тройка». 6. Цензурные мытарства стихотворения Н. А. Некрасова
«В столицах шум». 7. Приписанное Н. А. Некрасову стихотворение. —
25. Н. А. Некрасов. Письмо Некрасова к В. Я. Фуксу. — 26. В. А. Ада-
рюков. Иллюстрированный Некрасов. — 27. М. X' лодковСкая. Дополне-
ния к статье В. Я. Адарюкова «Иллюстрированный Некрасов». — 28. В. Лу-
зина. Иллюстратооы Некрасова.
Гаршин и о Гаршине. 29. С. Дурылин. Вс. М. Гаршин. Из за-
писок бывшего биографа. — Предисловие. 7. Гаршин у Лорис-Меликова
в 1880 г. 2. В. М. Гаршин у Л. Н. Толстого в Ясной Поляне. 3. В. М. Гар-
шин и Глеб Успенский. 4. Гаршин накануне смерти. — 30. Вс. М. ГарШИч.
Письма к Вл. Гр. Черткову. Предисловие и комментарии Вл. Черт-
кова.— 31. Е. Лашкова. Про Г. И. Успенского. — 32. А. М. Желябов.
Письмо к М. М. Драгоманову. Сообщил Л. Перетц. — 33. Брепибург.
Лев Толстой за чтением «Капитала» Маркса (по неизданным мате-
риалам}.
Разные сообщения и мелкие заметки. 34. Иосиф Эйгес.
К переводам И Козлова из Байрона. — 35. И. П. Пнин. Неизданное стихо-
творение. Сообщил и комментировал Вл. Орлов. —36. Н. И. Ложечни-
*0 .Письмо к А. А. Краевскому. Сообщил и комментировал Вл. Орлов. —
37. Н. Полевой. Письмо к Н. И. Гречу. Комментарий Мендельсона. —
38. М. Б ровкова Майкова. Из дневника Александра Яковлевича Булга-
кова. — 39. Т. Н. Грановский. Письмо к Я. М. Неверову. Комментарий
Марии Барановской.—40. П. Л. Лавров Первое письмо из ссылки
к А. К. Шеллеру. — Вводная заметка Г. Прохорова. — 41. Д. И. Писасев.
Письмо к А. К. Трескиной. Примечания и комментарии Е. Казанович. —
42. И. А. Гончаров. Письмо к И. И. Монахову. Пояснительная заметка
Н. Бродского. — 43. А. К. Толстой. Письмо к И. С. Аксакову. Сообщил
Н. Гудзий.
Содержание «Звенья» № 6
Пушкин и о Пушкине. 1. А. С. Пушкин. Письмо к Геккерену. Ком-
ментарии Б. Казанского. — 2. И. Медведева. Павел Лукьянович Яковлев
и его альбом.—3. А. Желонский. Новое о «Балде* и «Медведихе* Пуш-
кина. (По рукописям поэта, С двумя фотографическими снимками).—
4. А. С. Пушкин. Перевод из Шекспира. Комментарии Д. Якубовича.—
5. М. ЦявЛОвСКий. Мелочи о Пушкине. 1. Ода «Вольность*. 2. Пушкин
и Александр 1. 3. Вяземский о Пушкине. 4. Погодин о посмертных произ-
ведениях Пушкина. — 6. Л. МодзаЛе вСКий. Из откликов на смерть Пуш-
кина: 1. Стихотворение неизвестного автора. 2. Письмо кн. Л М. Голи-
цына — кн. Н. М. Голицыну. 3. Письмо М. Д. Деларю. 4. Письмо неиз-
вестного.—7. К. Пигорев. Заметка Н. В. Путяты об исаковском издании
сочинений Пушкина. — 8. В. Вересаев. Около Пушкина (Заметки). —
9. В. Чернышев. Невеста А. С. Пушкина.—10. П. А. Вяземский. Письма
к жене за 1830 год Предисловие и комментарии М. Боровковой-Майковой.
Герцен и о Герцене. — 11. А. И. Герцен. Из несобранных писем.
Под редакцией И. Мендельсона. Комментарии Л. Богданова, В. Каренина
и Н. Мендельсона.—12. Л. Богданов. Надзор полиции за А. И. Герценом
во Владимире на Клязьме.— 33. Л. Богданов. Присяга А. И. Герцена на
государственную службу во Владимире. — 14. Герцен и Огарев. Новые
материалы. Сообщили С. А. Переселенное и Я. 3. Черняк. Комментарии
Я* 3. Черняка.
Достоевский и о Достоевском.— 15. Ф. М. Достсевский.
Первая записная книжка. Вступительная статья «Сибирская тетрадка
Достоевского*—Леонида Гроссмана. —-16. Ф. М. Достоевский. Из за-
писной книжки. Вступительная заметка и примечания Георгия Чулкова.—
17. Ф. М. Достоевский. Переписка. Вступительная статья и коммен-
тарии Л. Барсуковой. — 18. Ф. М. Достоевский. Новые страницы
Достоевского. (Из рукописей «Дневника Писателя*). — Предисловие и
комментарии В. Комаровича.—19. Е. ОПО4UHUH. Беседы с Достоевским.
(Записи и припоминания). Предисловие и примечания Ю. Верховского.—
20. Шимон Тока ржевский. Ф. М. Достоевский в Омской каторге.
(Воспоминания каторжанина). Перевод с польского В. Арендт.—21. А. До-
линин. Достоевский среди петрашевцев.—22. Б. Реизов. Бытовой источ-
ник «Братьев Карамазовых*. — 23. С. Панов. Литературная кадриль
в романе «Бесы*.—24. Г. Прохоров. «Неразвернувшийся роман Ф. М. До-
стоевского*. (Письма Марты Браун к Ф. М. Достоевскому).
Чернышевский и о Черны шевско м.—25. Н. Г. Чернышевский.
Из произведений, писанных в Вилюйске. С предисловием Н. Алексеева.—
26. Н. Г. Чернышевский. Из студенческих произведений. С предисло-
вием Н. Алексеева.— 27. П. Г. Чернышевский. Теория и практика. (Окон-
чание повести). Комментарии Н. Чернышевской.—28. Н. Г. Чернышевский.
Письмо о цензуре. Комментарии А. Скафтымова. —29. Д. И. Писарев.
Дидро и его время. С вступительной статьей Е. Казанович.
Некрасов и о Некрасове.—30. С. Рейсер. Некрасов в работе
над «Русскими женщинами». («Декабристками»). — 31. И. Эйгес, Мелодия
одной песни на слова Некрасова.—32. Е. Максимов-Евгеньев. Неизвест-
ный эпизод из истории Некрасовского «Современника». —33. П. Л. Лавров.
О задачах современной критики. («Письмо провинциала»). Примечания
и вступительная статья Ф. Витязева.— 34. М. Чистякова. Дело Льва
Гартмана. (На основании неопубликованных материалов и документов).
Разные сообщения и мелкие заметки. — 35. Л. Б. Модза-
левскай. Три письма к А С. Пушкину.—36. Д. В. Мещерский. Пасквиль-
ное стихотворение по случаю кончины Ф. М. Достоевского. Сообщил
и комментировал С. Любимов. — 37. И. Лернер. Из старинной летучей
литературы: 1. К портрету Краевского. 2 П. А. Каратыгину (в ответ
на послание). 3. На смерть Булгарина. — 38. Е. Молоствова. О Турге-
неве.— 39. Н. К. Гудзий. Два неопубликованных письма Вс. Гаршина
к И. Т. Полякову. — 40. С. Я. Надсон. Задержанное цензурой стихо-
творение. Сообщил и комментировал С. Любимов.—41. Вл. Соловьев.
Стихи об Александре Ш. Сообщил и комментировал Н Лернер.
Редактор В. Д' Бонч-Бруевич
Художественная редакция
М. II. Сокольников
Техник. редактор Г. Л. Гилес
♦
Сдана в набор 5 . XI . 52.
Подписана к печати 28. VI 34.
Вышла в свет VII. 34. Тираж
5300. Уполномоченн. Главлита
№ Б-33783. Индекс А-3 Из дат.
№ 119. Бумага 62Х.94 в 1/1в.
Печати, лист. 60,25-\-14 вклеек.
Бумажн. л. 30 по 46.000 зн.
Зак. № 9869
Отпечатана в типографии
чЛенингр. Правда». Ленинград,
Социалистическая, 14.
Цена Р. 18. -
Переплет Р. 2. —