Учение Гегеля о свободе воли. Вопросы философии и психологии. 137-138 (ІІ-IІ) - Ильин И.А.

Автор: Ильин И.А.

Теги: философия психология гегель социология история философии

Год: 1917

Похожие

Учение Гегеля о морали и нравственности. Вопросы философии и психологии. 139-140 (IV—V)

Учение Гегеля о сущности спекулятивной мысли

О свободе воли. Опыты постановки и решения вопроса

Логика Гегеля и ее религиозный смысл

Текст

I ѵу
I ё''
ИЗДАНІЕ МОСКОВСКАГО ПСИХОЛОГИЧЕСКАГО ОБЩЕСТВА
___ПРИСОДЬЙСТВІИПЕТРОГРАДСКДПІФИЛОСОЯІЕШГПОБЩЕСТа».
ВОПРОСЫ ФИЛОСОФІИ
ПСИХОЛОГІИ.
ЖУРНАЛЪ,
основанный проф. Н. Я. Гротомъ и А. А. Абрикосовымъ.
ГОДЪ XXVIII.
Полъ редакціей Л. М. Лопатина.
Книга 137—138 (ІІ-ПІ).
МАРТЪ—АПРѢЛЬ, МАЙ—ІЮНЬ.
ф
МОСКВА.
Типо-мтографія Товарищества И. И. Кушнаревъ я К*.
Пименовская ул., соб. ко».
1917 г.

СОДЕРЖАНІЕ.
Стр.
Ученіе Гегеля о свободной волѣ. И. А. Ильина.іб;
Объ общественномъ идеалѣ. П. И. Новгородцѳва . . . .225
Границы вселенной. Д. Мордухай-Болтовского............6і
Верховное постиженіе Платона. В. Ф. Эрна.............102
Странное завершеніе забытаго спора. Л. Лопатина. . . . 174
Критика и библіографія.
і. Библіографическій листокъ .........................178
Московское Психологическое Общество. (Протоколы за-
сѣданій и списокъ членовъ) .......................179 Ф
Условія для соисканія преміи Д. Столыпина..............58
Положеніе о преміи имени Вл. С. Соловьева...........г-59
Объявленія.

Ученіе Гегеля о свободной волѣ.
і.
Свобода.
Философское ученіе Гегеля, взятое въ цѣломъ, можетъ
быть изображено, какъ ученіе о Божіей свободѣ, ибо къ этому
содержанію дѣйствительно сводится все, что онъ видѣлъ и
чему онъ училъ. Его философія пытается адэкватно рас-
крыть сущность Божію — и устанавливаетъ, что эта сущ-
ность въ свободѣ', она пытается изобразить путъ Божіей
жизни, — и обнаруживаетъ, что этотъ путь есть самоосво-
божденіе; она стремится постигнуть смыслъ человѣческой жизни
и утверждаетъ, что человѣкъ и его духъ, его дѣла, его нрав-
ственность, его исторія и его смерть—все это образуетъ
лишь высшій этапъ самоосвобожденія Божія. Свобода есть
первое и послѣднее; исходъ всего и увѣнчаніе. Свобода есть
•еззепііаіе Божества и критерій реальности; все черезъ нее
я ради нея. Въ чемъ же ея природа?
Малѣйшая неясность и недоговоренность въ опредѣленіи
„свободы" оказывается пагубной для вѣрнаго пониманія фи-
лософіи Гегеля.. Терминомъ „свободы" такъ часто пользо-
вались и злоупотребляли въ исторіи мысли, съ нимъ свя-
зывали столь различныя значенія, его столько разъ дѣлали
лозунгомъ въ практической борьбѣ, что.разумное содержаніе,
скрывающееся за нимъ, кажется совершенно исчезнувшимъ
и уступившимъ свое мѣсто аффективно переживаемой не-
Вопросы философіи, кн. 157. 1
166
И. А. ИЛЬИНЪ.
опредѣленности. Такъ было уже въ эпоху Гегеля; и нужна
была вся сила его интуитивнаго видѣнія для того, чтобы
возродить положительное, разумное содержаніе этого тер-
мина.
Сущность Божія—въ свободѣ, ибо свобода есть само-
опредѣленіе. Богъ есть субстанція, единая и единственная
реальность. Если бы, помимо Бога, была еще иная субстан-
ція, то каждая изъ двухъ субстанцій ограничивала и опредѣ-
ляла бы другую однимъ своимъ бытіемъ; это значитъ, что
каждая была бы опредѣлена другою и, тѣмъ самымъ, не
была бы субстанціей-, ибо субстанція есть бытіе, ничѣмъ инымъ
не опредѣленное и не обусловленное. Субстанція есть ре-
альность, не имѣющая никакого инобытія и потому всецѣло
обращенная на себя и опредѣляющая себя самостоятельно.
Центростремительная самодѣятельность и самостоятельность,
творческое одиночество — вотъ основной признакъ субстанціи.
Но именно это и означаетъ, что свобода есть сущность
субстанціи.
Субстанція свободна, во-первыхъ, въ отрицательномъ смы-
слѣ. Ибо она ничѣмъ инымъ не ограничена и не опредѣлена;
она не имѣетъ конца и границы; она есть все и въ этомъ
она подобна „безпредѣльному" Анаксимандра ’)• Она обла-
даетъ „отрицательной безконечностью".
Субстанція свободна, во-вторыхъ, въ положительномъ смыс-
лѣ. Ибо она есть творчество-, она есть жизнь, дѣятельность,
активность, обращенная всецѣло на себя; то, что она тво-
ритъ, есть не что нибудь „иное", но она сама. Она есть сама
субъектъ и сама свой объектъ; ея „начало" совпадаетъ съ
ея „концомъ": она есть творческая „положительная" без-
конечность.
Итакъ, свобода субстанціи въ томъ, что она есть твор-
ческое самоопредѣленіе. Въ этой самодѣятельности, обращенная
всецѣло на себя, она свободно, на внутреннихъ путяхъ и по
внутреннимъ цѣлямъ, осуществляетъ свою сущность. Ея путь
*) Срв. Б03. I, 148. Епс. I, 14. Епс. Ш, 291.
УЧЕНІЕ ГЕГЕЛЯ О СВОБОДНОЙ ВОДЪ. 167
ведетъ ее черезъ діалектическое распаденіе и органическое воз-
соединеніе къ сращенному, конкретному богатству опредѣленій.
По этому закону и въ этой Формѣ осуществляется ея разум-
ная сущность.
Субстанція есть разумная стихія, стихія мысли: она есть
діалектически-органически мыслящее себя объективное Понятіе ’).
Каждый актъ ея есть актъ свободнаго самоопредѣленія, актъ
свободы. Понятіе свободно дѣлитъ свое содержаніе и сво-
бодно сращиваетъ его вновь, обогащаясь. Понятіе есть
смысловой организмъ, самъ себя творящій мыслью. Именно въ
этомъ значеніи оно есть Божество: свободный отъ инобы-
тія организмъ мысли, или, что то же, объективный смыслъ, какъ
.свободный субъектъ * 2).
Естественно, что свобода, въ качествѣ закона Божествен-
ной жизни, является внутренней необходимостью для Понятія:
Понятію свойственно развиваться по закону абсолютнаго
организма, который отличается отъ релятивнаго, конечнаго
организма именно тѣмъ, что совсѣмъ не имѣетъ инобытія. По-
этому свобода Божія можетъ быть адэкватно выражена,
какъ абсолютная органичность.
Понятно, что всякое ограниченіе и умаленіе превращаетъ
субстанцію въ несвободное начало. Появленіе инобытія, хотя
бы созданнаго самимъ Понятіемъ, ставитъ его въ положе-
ніе обусловленное и конечное. Свобода Божія не-можетъ
быть ни „противопоставлена" 3 4) чему-нибудь, ни „обусло-
влена" *),ни „ограничена" 5); если это случится, то Понятіе
дотеряетъ абсолютность своей свободы и абсолютность сво-
его органическаго развитія. Это значитъ, что Божество утра-
титъ свою свободу.
И вотъ, Понятіе, достигнувъ въ „Логикѣ начала" состоя-
нія „абсолютной Идеи", свободно отпускаетъ себя въ несвобод-
*) Срав. Іо^. III, 318.
2) Срав. Ъо§. 243.
*) ИіЯ. 221.
4) БііГ. 22і.
IV. ВеЬ 367.
1*
168
И. А. ИЛЬИНЪ.
ное состояніе. Это не значитъ, что оно совсѣмъ искажаетъ
свою внутреннюю природу; нѣтъ, но способъ ею бытія искажа-
ется въ корнѣ. Понятіе утрачиваетъ чистоту и разумность
своей атмосферы; „объективное", пользуясь попущеніемъ,
возстаетъ, превозмогаетъ, начинаетъ жить на свой страхъ
и празднуетъ начало своей самобытности; „субъективное"
опускается до состоянія слабаго, „внутренняго" мерцанія
въ глубинѣ вещей и пріемлетъ до конца послѣдствія своего
свободнаго паденія.
Слагается антиномія: съ одной стороны, ограниченная
свобода не есть свобода, и несвободная субстанція не есть суб-
станція; съ другой стороны, субстанція не можетъ перестать
быть субстанціей и, слѣдовательно, ограниченная свобода должна
остаться свободою. Эта антиномія разрѣшается посредствомъ
различенія между „отрицательной" свободой и „положитель-
ной" свободой. Понятіе утратило первую, но сохранило
вторую и поставило передъ собою задачу возстановитъ пер-
вую черезъ раскрытіе и осуществленіе второй. Въ этомъ краткая
схема всей философіи Гегеля. ч
Итакъ, Понятіе утратило отрицательную свободу: его
спекулятивное безсиліе обнаружило воочію, что оно не
есть все, что оно имѣетъ дѣло съ инобытіемъ. Въ подлинной
косности чувственной стихіи, въ недвусмысленномъ проти-
водѣйствіи ирраціональнаго начала, въ самобытномъ упорѣ
„конкретнаго-эмпиричзскаго" Понятіе встрѣтилось съ ино-
бытіемъ, облекшимъ его такъ, какъ „внѣшнее" облекаетъ
„внутреннее". Отсюда его ограниченность, конечность, обу-
словленность и противопоставленность.
Однако Понятіе сохранило положительную свободу: си-
лу творческаго самоопредѣленія, открывающую передъ
нимъ перспективу восхожденія. Эта сила, поскольку она
скована съ инобытіемъ, не способна даже къ подобію ор-
ганической жизни на низшихъ ступеняхъ міра; но она хра-
нитъ въ себѣ, въ скрытомъ видѣ, всѣ свои высшія способ-
ности; она есть въ потенціи — организмъ, душа, сознаніе,
воля, созерцаніе и мысль. Потенціальное могущество спе-
УЧЕНІЕ ГЕГЕЛЯ О СВОБОДНОЙ ВОЛЪ,
169
кулятивной стихіи выражается въ томъ, что она продол-
жаетъ въ мірѣ свою діалектически-органическую „спеку-
лятивную метаморфозу" самообогащенія, несмотря на бре-
мя инобытія, и притомъ постольку, поскольку ей удается
возобладать надъ неразумной самобытностью „врага". Эта-
то спекулятивная метаморфоза и превращаетъ міръ въ твор-
ческое самоосвобожденіе, совершаемое Божествомъ.
Все это означаетъ, что въ мірѣ субстанція не свободна, но
сохраняетъ силу для тою, чтобы освободитъ себя. Это и не
можетъ быть иначе, потому что субстанція — духовна, а духъ
есть не что иное, какъ „абсолютная свобода". ‘) И если онъ
повергаетъ себя въ ограниченное состояніе, то именно ра-
ди высшаго самоосвобожденія. Поэтому „несвобода въ мі-
рѣ" есть только проявленіе глубочайшей свободы Божества,
той свободы, которая не страшится „несвободнаго" состоя-
нія, но пріемлетъ его и изживаетъ, утверждая этимъ глубину
своей свободы и пріобрѣтая въ этомъ высшую полноту освобо-
жденія.
Это можно выразить такъ, что свобода есть процессъ въ Бо-
гѣ. Каждый образъ міра уже свободенъ и все еще не свобо-
денъ; онъ есть большая свобода по сравненію съ низшей
ступенью и меньшая свобода по сравненію съ высшей сту-
пенью. Каждый образъ міра, взятый статически, самъ по
себѣ,—не имѣетъ' абсолютной свободы; но въ ряду міровыхъ
образовъ онъ есть становящаяся абсолютная свобода. Весь
рядъ міровыхъ образованій созданъ субстанціей, возстана-
вливающей свое субстанціальное значеніе. Свобода есть
какъ бы утраченный и возвращаемый рай; но этотъ рай
утраченъ былъ свободно, т.-е. по чисто-внутренней необ-
ходимости, и возвращается въ свободномъ же бореніи, т.-е.
по внутреннему закону самоопредѣленія и органическаго
роста.
Такимъ образомъ всѣ „образы дѣйствительности", не го-
воря уже о „явленіяхъ", лишены спекулятивной свободы
и являютъ только борьбу Понятія за самоосвобожденіе.
1) РЬап. 442. Срв. Епс. Ш, 427. РЬ. О, 20, 2і.
170
И. А. ИЛЬИНЪ.
Этимъ и опредѣляется смыслъ человѣческой жизни. Каждое
отдѣльное состояніе человѣка, взятое само по себѣ, есть
обломокъ дѣйствительности, представляющій изъ себя бо-
лѣе или менѣе высокій „міровой образъ". Высота этого
образа опредѣляется тою степенью освобожденносгпи, которая
въ немъ обнаруживается, или, вѣрнѣе, которую духъ осу-
ществляетъ въ себѣ и собою.
Смыслъ человѣческой жизни въ свободѣ и самоосвобожденіи.
Понятно, что этотъ смыслъ жизни не слѣдуетъ предста-
влять себѣ, какъ нѣкое внѣшнее заданіе, или норму, или
неосуществимый идеалъ. Свободу можно дѣйствительно
разсматривать, какъ идеалъ, но какъ уже реальный и все
еще реализующійся идеалъ. Свобода есть потенціально-совершенная
сила, творящая актуальное раскрытіе своего совершенства.
Это можно выразить такъ, что смыслъ человѣческой жизни
скрытъ въ глубинѣ человѣческаго духа, какъ реальное духов-
ное начало, работающее надъ своимъ осуществленіемъ. То, что
„задано" человѣку, то, что составляетъ его назначеніе и
предначертаніе, — „задано" ему его истинною, внутреннею
сущностью, „предначертано" ему его подлинною, духовною
природою. Ему „задано" самоосвобожденіе; но не въ томъ
смыслѣ, что „сущность" его погрязаетъ въ несвободѣ, а
въ томъ смыслѣ, что реальная сущность его и есть не
что иное, какъ самоосвобождающаяся сила. Ему „предна-
чертана" абсолютная свобода; и это слѣдуетъ понимать
такъ, что его истинное духовное существо есть не что иное,
какъ сама субстанція, сама абсолютная свобода, возстановляю-
щая себя въ творческомъ бореніи.
Здѣсь, какъ нигдѣ, Гегель можетъ и долженъ быть по-
нятъ изъ глубины ученія Фихте Старшаго. По Гегелю,
духъ, творящій свое освобожденіе въ человѣкѣ, подобенъ
тому „абсолютному Я", которое по ученію Фихте силою
своею гарантируетъ „относительному, малому я“ человѣ-
ка—побѣду надъ „не-я“, надъ инобытіемъ. Назначеніе че-
ловѣка Гегель видитъ вмѣстѣ съ Фихте въ творческомъ
отождествленіи себя со своимъ абсолютнымъ духовнымъ
УЧЕНІЕ ГЕГЕЛЯ О СВОВОДНОЙ ВОЛЪ. 171
средоточіемъ (субстанціей^) и въ восхожденіи къ абсолют-
ной свободѣ. Фихте не сразу отрѣшается отъ антропоцен-
трическаго пониманія субстанціи; онъ говоритъ о свободѣ,
какъ безконечно-осуществляемомъ идеалѣ; онъ не знаетъ
исчерпывающаго спекулятивнаго ряда образовъ, ученія о
верховенствѣ мыслящаго себя Понятія и о діалектически-
органическомъ восхожденіи къ конкретному богатству. Но
онтологическій корень человѣческаго существа Фихте и Ге-
гель понимаютъ одинаково, какъ духовное самоосвобожденіе.
Итакъ, смыслъ человѣческой жизни скрытъ, по Гегелю,
въ собственной реальной глубинѣ души. То, что творитъ
себя, есть субстанція, т.-е. въ потенціи абсолютная свобо-
да; то, какъ она творитъ себя, есть органическое само-
утвержденіе, т.-е. свободное творчество; то, къ чему она
восходитъ, есть актуальное бытіе абсолютной свободы,
т.-е. жизнь не скованнаго инобытіемъ объективнаго смысла
(Понятія). И, если принять во вниманіе, что субстанція,
творящая свою свободу, есть не что иное, какъ само По-
нятіе, то можно сказать, что Понятіе есть смыслъ человѣче-
ской жизни. Высшее достиженіе человѣка, смыслъ его жи-
зни въ томъ, чтобы зажить жизнью божественнаго Смысла;
и тогда, когда это достигнуто, человѣкъ убѣждается, что
именно Смыслъ есть смыслъ его существованія ’).
Человѣкъ живетъ для того, что въ немъ живетъ; и онъ
живетъ тою силою, для которой онъ живетъ. Это означаетъ,
что творческая основа его жизни есть сама высшая цѣль
его бытія; или, иначе: цѣль человѣческаго бытія осуще?
ствляетъ себя сама въ его жизни. Саиза еЖсіепз совпадаетъ
съ саиза йпаііз; иішпа гайо есть не что иное, какъ ргіпіит
тоѵепз. Абсолютное освобождаетъ себя въ процессѣ дугиевной и
духовной жизни человѣка.
Этотъ процессъ распадается на цѣлый рядъ ступеней и,
въ общихъ чертахъ, воспроизводитъ слѣдующую схему.
*) Гегель самъ даетъ такое истолкованіе свободы, напр., Епс. Ш. 374, 35$,
192. (2).
«•
172
И. А. ИЛЬИНЪ.
„Внутреннее" наталкивается на что-то „внѣшнее", извнѣ
данное, какъ бы навязанное ему и, съ виду, „чуждое": на
нѣкое „инобытіе". Это инобытіе имѣетъ видимую самосто-
ятельность и ограничиваетъ „нашедшую" его внутреннюю
силу. Однако на самомъ дѣлѣ (ап зісЬ) *) это „инобытіе" со-
всѣмъ не чуждо внутреннему, освобождающемуся началу,
но представляетъ изъ себя объективное видоизмѣненіе той аб-
солютной Идеи, по отношенію къ которой „внутреннее"
является субъективнымъ видоизмѣненіемъ. Объективное и субъ-
ективное, или, что То же, „предметъ* и „самость", „явле-
ніе" и „сущность", „другое" и „субъектъ", „внѣшнее" и
„внутреннее"* 2) — суть модусы единой сущности, хотя и не
равноправные модусы. Однако „субъектъ" еще не знаетъ
этого—ни объ объектѣ, ни о себѣ; объектъ также не зна-
етъ этого—ни о себѣ, ни о субъектѣ. Поэтому истинная при-
рода объекта остается скрытой; ея разумный корень не осо-
знанъ самимъ собою; онъ разуменъ только „самъ по себѣ“
(пиг ап зісЬ) 3), но не „для себя“ (Йіг зісЬ). Онъ какъ бы
томится въ плѣну собственнаго неразумія. „Субъектъ", на-
шедшій его, стоитъ также въ заблужденіи; но „мы", Фило-
софствующіе о „субъектѣ" и „объектѣ", знаемъ истинное
положеніе дѣлъ и не вдаемся въ обманъ: для насъ (ап зісЬ
осіег йіг ипз) •) объектъ сохраняетъ свою скрытую „объ-
ективную" разумность за видимостью инобытія. И вотъ,
„освобожденіе" состоитъ въ томъ, что эта видимая намъ
истина должна разоблачиться-, то, что обстоитъ „само по
себѣ", должно стать обстоящимъ и „для себя" такъ, чтобы
истинная сущность вещей явилась осознанной субъектомъ,
*) Таково первое значеніе этого термина, столь часто употребляемаго Ге-
гелемъ: „ап зісЬ" значитъ „на самомъ дѣлѣ*, „въ сущности", „подлинно".
Это значеніе сохранилось отъ Канта.
2) Въ Философіи Духа, а иногда и въ другихъ сочиненіяхъ, Гегель нерѣд-
ко Пользуется этими терминами рготізсие.
*) Таково второе значеніе этого термина: „ап зісЬ." значитъ „непосред-
ственно", „неосознанно", „не раскрыто для познанія";
•) Таково третъе значеніе этого термина: „ап зісіі" значитъ „согласно оче-
видной для насъ сущности вещей", или просто—„для насъ".
УЧЕНІЕ ГЕГЕЛЯ О СВОБОДНОЙ ВОЛѢ.
175
адекватно имъ познанной. „Сущее само по себѣ" станетъ „су-
щимъ для себя" и откроется выходъ въ послѣднюю сферу
„сущую по-себѣ-и-для-себя“ (ап ип<і Гйг зісЬ): въ сферу
спекулятивнаго тождества субъекта и объекта, разума и свободы-
Это сближеніе между субъектомъ и объектомъ слѣдуетъ
представить себѣ съ полной отчетливостью, ибо въ немъ
сущность освобожденія.
„Освободить" себя значитъ обновитъ условія своего бытія
такъ, чтобы изъ нихъ исчезло всякое инобытіе. Однако „ис-
чезновеніе" всего „иного" недостижимо ни на пути ослѣ-
пленнаго отрицанія, ни на пути безслѣднаго уничтоженія.
Освобожденіе мыслимо только такъ: инобытіе пріемлется^
какъ инобытіе, затѣмъ усваивается и наконецъ разоблачается,
какъ мнимое инобытіе. Разумъ побѣждаетъ неразумную ви-
димость объекта.
Итакъ, субъектъ „пріемлетъ" инобытіе, не отрекаясь отъ
него и не насилуя его * *); онъ беретъ его въ томъ видѣ, въ
какомъ онъ его „находитъ" или „получаетъ", но беретъ съ
тѣмъ, „чтобы противопоставить" его себѣ и затѣмъ „свести
его къ опосредствованному единству съ собою"4). Такъ
„душа" пріемлетъ свое „тѣло", „внѣшнія вещи", свои соб-
ственныя безсознательныя „влеченія", „бытіе другихъ лю-
дей", „хозяйство" и т. д. Она противопоставляетъ себѣ все-
это („по очереди", на разныхъ ступеняхъ восхожденія),
какъ нѣчто чуждое, ограничивающее, какъ „предѣлъ" ’), и
вступаетъ съ этимъ предѣломъ въ борьбу ради преодолѣ-
нія *).
Субъектъ предоставляетъ объекту вступить въ свою сов-
ру; онъ ставитъ себя какъ бы въ пассивное положеніе, ио-
зволяетъ ограничить себя и опредѣлить, терпитъ воздѣйствіе.
Этимъ онъ вводитъ въ себя содержаніе объекта, вработы-
!) Срв. осужденіе „Епіза^ип^" и „Сегѵакзаткеіі". Епс. III. 231; срв. 236-
2.). 237 (2.).
2) Епс. ІИ. 236 (2.).
®) „5сЬгапке* Епс. Ш. 150. 293 (2).
*) „Кіп§еп“ „ііЬепѵіпсіеп". Епс. ІП.293 (2.).
174
И. А. ИЛЬИНЪ.
ваетъ его, вбираетъ его *) въ себя и усвоиваетъ его* 2 * * 5 * * 8). Субъ-
ектъ переводитъ данное ему предметное содержаніе на гиб-
кій и могучій языкъ своей „идеальной природы"; онъ „иде-
ализируетъ" его т.-е. отрицаетъ *) его самобытную реаль-
ность в) съ тѣмъ, чтобы сохранить его мощь и его богатство
на высшей ступени Благодаря этому онъ овладѣваетъ ”)
имъ и подчиняетъ его себѣ въ качествѣ „момента"9 * * *).
Этому пріятію объекта и введенію его въ себя соотвѣт-
ствуетъ творческое проникновеніе субъекта въ предметъ.
Духъ не только обогащается содержаніемъ „тѣла", „внѣш-
нихъ вещей", „хозяйства и т. д., но самъ, реально обра-
щается къ нимъ и преобразуетъ ’) ихъ существованіе. Субъ-
ектъ завладѣваетъ самимъ объектомъ *•), дѣлаетъ его своею
•собственностью “), потребляетъ его п). Онъ осиливаетъ его,
покоряетъ его себѣ І3 * * *) и заставляетъ его терпѣть свое влія-
ніе и нести свою власть “). Мало того, духъ превращаетъ
объектъ въ свое „податливое и приспособленное орудіе"1в),
въ свой „инструментъ" Онъ добивается того, чтобы объ-
ектъ сталъ для него „вполнѣ проходимымъ"1'7), „текучимъ" 18);
чтобы онъ не оказывалъ сопротивленія 1в) его свободному
х) Срв. о эЗісЪеіпЪікІеп* объекта Епс. Ш. 230»
*) Срв. Епс. III. 230. 322 (X).
8) Си. Епс. III. 149. 199. 232.
*) Срв. Епс. III. 24. 47- 23т- 234- (2)- (2). 273. 294—295. 295 (2).
371—372.
5) Епс. ПІ. 150.
•) Епс. ПІ. 149.
*) Срв. жіп Везііх ЪаЪеп*. Епс. ІП. 229.
8) жа1з МотепГ ипгеготсіпеп" Епс. ІП. 231.
„итдезіакеп*. Епс. ІП. 237. (2). 248 (2).
Срв. Епс. ПІ. 237 (2.).
«) Епс. ІП- 23**’
12) „аиіхеЬгеп*. Епс. III. 273.
18) „шпепѵегГеп*. Епс. ПІ. 231.
И) Срв. Епс. Ш. 26 (2) 6і (2). 62 (2). 288. 333. 350.
•И) ип<і ^езсЬіскгез ЧѴегкяеи^*. Епс. ПІ. 237 (2).
'К) Епс. Ш. 232.
Л) „^игсЬ^Хп^®. Епс. ІИ* 232.
18) „Ші55І$а. Епс. П1‘ 232.
4*) „чѵкіешапсІ5ІО5И. Епс. Ш. 232; „ип^еЬіпаегі*. Епс. ІП. 232.
УЧЕНІЕ ГЕГЕЛЯ О СВОБОДНОЙ ВОЛЪ. 175
полету; чтобы онъ проникся * *) его жизнью. Наконецъ, онъ
превращаетъ его въ свое „вѣрное выраженіе" ’), въ свою
„непосредственность" ’).
Тогда объектъ является побѣжденнымъ и субъектъ по-
лучаетъ полное основаніе сказать ему: „ты—это я, а я—
это ты"; или „ты и я—одно и то же". Объектъ оказыва»
ется разоблаченнымъ, а субъектъ — свободнымъ отъ „ино-
бытія". Но, именно благодаря этой свободѣ, субъектъ имѣ-
етъ возможность снова „отпустить" объектъ въ инобытіе
и предоставить ему вести свое „внѣшнее11 существованіе *)•
Теперь „инобытіе" уже не страшно духу; по крайней мѣ-
рѣ въ той разновидности его, которую онъ поборолъ. Духъ
оказывается „закаленнымъ" противъ опасности „внѣш-
няго" воздѣйствія. Онъ чувствуетъ себя господиномъ пред-
мета и ставитъ себя въ „безразличное" отношеніе къ не-
му ’). Онъ уже не прикрѣпленъ къ нему7), не занятъ
имъ *), не заинтересованъ имъ ибо предметъ превра-
тился въ его покорное состояніе. Объектъ не ограничива-
етъ субъекта 10) и не опредѣляетъ его “). Субъектъ уже
не пассивенъ П) и не знаетъ зависимости 13). Духъ, оста-
ваясь въ Формѣ инобытія, соблюдаетъ свою свободу и слѣ-
дуетъ своему внутреннему закону. Онъ нашелъ въ объек-
тѣ себя и положилъ (§езеш) въ себѣ — объектъ. Онъ мо-
жетъ сохранить свою облеченность въ инобытіе, но мо-
жетъ и оторваться отъ побѣжденныхъ имъ, ирраціональныхъ
*) <1игсЬ<ігип§еп“. Епс. ПІ. 232.
а) „гісЫІ2 а(155егі“. Епс. ПІ. 232.
*) „2и еіпег ІІптійеІЬагкеіі. Епс. Щ. 233.
«) Срв. Епс. ПІ. 258. 294. (2.)
•) „АЬЬагіип§ бе2еп<- Епс. III. 231.
®) ,§Іеіс1і§иІ'іі§“. Епс. III. 231. 23г.
’) „§еЬип<іеп“. Епс. ПІ. 119. (2.); „ѵегѵіскеіі". Епс. ПІ. 231. 288.
•) „Ье8скайі§і“. Епс. ПІ. 229. 230.
®) Епс. ПІ. 229- 230.
") Епс. ІП. 150. 293 (2.)
«) Епс. ПІ- ГІ9 (2-)
42) Срв. Епс. Ш. 152.
«) Епс. ПІ. 25 (2.) І19 (2). 230. 297 (2). 367 (2).
176
И. А. ИЛЬИНЪ.
корней бытія *), ибо онъ утвердилъ надъ ними свою силу
и освободился отъ нихъ.
Итакъ, свобода духа состоитъ въ томъ, что онъ придалъ
себѣ значеніе и силу субстанціи * 5 6 * 8) по отношенію къ объекту.
Онъ вступилъ въ ^тождество" съ инобытіемъ *), но превра-
тилъ его въ свою „акциденцію", согласованную съ субстан-
ціальнымъ началомъ 8). Субъектъ сталъ сущностью, а объ-
ектъ— адэкватнымъ явленіемъ этой сущности °). Свобода
духа выражается въ томъ, что онъ имѣетъ возможность,
не выходя изъ предѣловъ инобытія, пребывать въ „отвле-
ченіи" отъ него ’), творить свою внутреннюю жизнь, не
нуждаясь во внѣшней дѣятельности ®), и самостоятельно 9)
слѣдовать своему собственному закону10 * *).
' Это состояніе освобожденности естественно приводитъ
къ тому, что субъектъ обращается уже не къ объекту, а
къ самому себѣ “). Онъ какъ бы возвращается къ себѣ изъ
похода въ инобытіе и притомъ возвращается побѣдите-
лемъ. Но въ этой свободной рефлексіи на себя 13) духъ
открываетъ вновь, уже въ своихъ собственныхъ предѣлахъ,
нѣкоторую пассивность, непосредственность и ограничен-
ность,—нѣкое „инобытіе". Оказывается, что въ немъ са-
момъ не все „принадлежитъ" ему, не все покорно ему, не
все тождественно съ нимъ, не все есть его знакъ; его
самоопредѣленіе еще не „абсолютно" и самъ онъ не вполнѣ
свободенъ. И вотъ, начинается процессъ внутренняго само-
і) Срв. Епс. III. 117—и8.
2) „8іагке“. Епс. III. 231.
8) Срв. Епс. III. 232.
<) Срв. Епс. ІИ. 237 (2.). 254. 285. (2.). 292—293 (2.). 296.
5) Срв. Епс. ІП. 237 (2.).
6) Срв. Епс. III. 254.
7) Срв. Епс. III. 231. 237. (2.). 239. 350. 370.
8) Срв. Епс. III. 327—328.
з) Епс. ПІ. 149. 337 (2.).
И) Епс. III. 119 (2.).
И) л8ісЬ аиГ зісЬ зеІЬзі ЬегіеЬеп*. Епс. III. 25 (2.) 201 (2.).
12) Епс. ПІ. 305 (2.). 350
м) Срв. Епс. Ш. 152.
УЧЕНІЕ ГЕГЕЛЯ О СВОБОДНОЙ ВОЛЪ. 177
•освобожденія, борьбы съ внутреннимъ инобытіемъ — пассив-
ными ощущеніями, чувственными влеченіями, аффектами и
•страстями. Субъектъ долженъ „снять" всякую непосред-
ственность *), пріобрѣсти власть надъ каждымъ, имѣю-
щимся налицо, содержаніемъ а). Эта власть пріобрѣтается,
какъ и ранѣе, удвоеннымъ процессомъ: съ одной стороны —
посредствомъ, пріятія даннаго содержанія въ себя и осо-
знанія его *), съ другой стороны—посредствомъ творче-
скаго проникновенія въ него и преобразованія *). 'Въ ре-
зультатѣ такого двойного „вживанія"—содержаніе, обнару-
жившееся въ „его бытіи", становится ею содержаніемъ *);
•оно превращается въ подлинное достояніе субъекта. Духъ
снимаетъ ту видимость „чуждаго" и „внѣшняго", которая
тяготѣла надъ содержаніемъ, и вводитъ его въ рядъ внутрен-
нихъ опредѣленій. Это значитъ, что онъ внѣдряетъ содер-
жаніе въ себя и себя въ содержаніе, или, что то же, онъ
уходитъ внутрь себя, внѣдряетъ самъ себя—въ себя (зісЬ
ег—іппегп) ’). Въ этомъ движеніи духъ постепенно овладѣ-
ваетъ собою и достигаетъ самообладанія 7). Онъ пріобрѣта-
етъ надъ собою власть 8 *) и вступаетъ въ тождество съ самимъ
собою ’). Осуществляя свое назначеніе, или, какъ Гегель
обычно выражается, свое „понятіе", духъ стремится къ тому,
чтобы быть владыкой своего достоянія, чтобы быть „у себя"10)
и „для себя" ”). „Быть у себя значитъ быть свободнымъ" и),
и „сущность духа состоитъ" именно „въ томъ, чтобы быть
і) Епс. ПІ. 148 (2.). 20і (2.). 288.
а) Епс. ПІ. 26 (2.).
8) Срв. напр. Епс. ПІ. 314 (7.).
*) Срв. напр. Епс. III. 329. 337. (2.). 339.
*) Срв. Епс. III. 233. 246. 253. 254—255. 296. 339. 371.
«) Срв. Епс. III. 297 (2.). 305 (2.). 311.322 (2.). 346.349- (2.). 359”36° (2-) и ДР-
5) „ЗісЬ егіаззеп" Епс. III. 69 (2.); „зісіі іп Везій пеЬшеп’. Епс. ІП. 149-
8) Епс. III. 149.
») Епс. III. 24.
!•) „Ъеі «ісЬ зеіп". Епс. ПІ. 33. 232. 300 (2.). з$і.
«) Епс. III. 23 (2.). 41. 69 (2.). 234 (2.). 236 (2.). 291 (2.). 296. 301. 373 и Др-
») Ёпс. ІП. 33.
178
И. А. ИЛЬИНЪ.
у себя" *). Это означаетъ, что субъектъ долженъ имѣть
дѣло только съ собою и со своими опредѣленіями. Духу по-
добаетъ быть абсолютнымъ самоопредѣленіемъ а) и совер-
шеннымъ самосознаніемъ * 2 3). А это и значитъ „быть у себя"
и „Для себя", или, что то же, „быть идеальностью, относя-
щеюся къ самой себѣ" 4 * 6).
Когда это достигнуто, тогда духъ — свободенъ. Свобода
предполагаетъ, слѣдовательно, что субъектъ „справился“
со своимъ содержаніемъ ’); что онъ осуществилъ до конца
„присвоеніе" и „овладѣніе" в); что онъ закончилъ разобла-
ченіе инобытія 7), проработалъ его 8 9 * *) и снялъ „различіе" 8)
между нимъ и собою; что онъ превратилъ „инобытіе"
въ свой знакъ 1в) и отображеніе п). Тогда духъ, искоре-
нивъ 12) все, что идетъ не отъ него, освобождаетъ себя
отъ всякаго „отношенія" къ инобытію 13) и отъ всякой
ограниченности и). Онъ „снимаетъ" невѣрную предпосылку
знанія, по которой субъектъ противостоитъ объекту или
пребываетъ въ отвлеченіи отъ него п); онъ опровергаетъ
ее тѣмъ, что осуществляетъ реально проникновеніе мысля-
щаго „субъекта" въ разумный „объектъ" и обратно 1в).
Понятно, что это проникновеніе возможно только въ спе-
9 Епс. ПК 351.
2) Срв. Епс. III 119 (7,). 295 (7.) и др.
*) Срв, Епс. III. 2оі (7.). . .
*) Срв, Епс. Ш. 237 (7.). 251. (7.). 29$ (7).
9 »Гепі& ^ечѵогсіеп шіг 4еш ІпЪаІІе*. Епс. ІП. 338 (7.).
6) .ЦпгсЬ^еГиЬпез [Апеідпеп*. Епс. Ш. 350. Срв. 239; лѵо11епсіеіе Везіи-
паЪте*. Епс. ІП. 358.
9 Срв. Епс. 111. 295 (7.). зіі (7.).
9 »(1игсЬ^еЬі1сіеі“. Епс. ПІ. 239.
9) „ШГегепг*. Епс. ПІ. 230.
ж7еісЬ.еп‘‘. Епс. III. 239. 240. 339.
”) „АЪЪіИ*. Епс. ПІ. 248 (7.).
Щ „ііідеп*. Срв. Епс. ПІ. 339,
И) Срв. Епс. III. 254.
Я) Срв. Епс. III. 292—293 (7).
1В) Срв. Епс. III. 296. 298 (7.).
1в) „§е§еп$еііі^ез ВісЫигсЫгіпдеп 4ег Зепкепсіеп 5иЬ]‘екиѵіа1 ипсі 4ег оЪ]*ек-
хіѵеп Ѵетипй". Епс. ІП. 358 (7.).
УЧЕНІЕ ГЕГЕЛЯ о ововодной волъ. 170
кулятивномъ мышленіи или „разумномъ познаніи®; поэтому
свобода невозможна внѣ разума.
Только въ разумномъ мышленіи осуществляется великое
схожденіе и сращеніе,—тождество „субъекта" и „объекта".
Разумъ свободенъ потому, что познаетъ все, какъ „свое"
собственное видоизмѣненіе; онъ свободенъ потому, что
знаетъ и созерцаетъ „себя — въ другомъ, какъ себя.са-
мого" ’): онъ и въ различіи сохраняетъ тождество съ собою,
и въ этомъ его безконечность и вѣчность * *). То самое,
что субъектъ позналъ, какъ свою сущность (разумъ), то са-
мое онъ утверждаетъ, какъ сущность объекта *). Куда бы
онъ ни проникъ, онъ всюду убѣждается, что объектъ есть
членъ той системы духа и разума, въ которой пребываетъ
самъ субъектъ в); субъектъ всюду сливается съ собою
и въ этомъ его свобода. Зная предметъ, духъ тѣмъ самымъ
знаетъ себя въ предметѣ; сознавать объектъ значитъ для
него — сознавать себя; и въ этомъ примиреніе духа съ са-
мимъ собою 7) и свобода 8). Субъектъ ищетъ и находить,
въ предметѣ только себя 9), ибо все содержаніе мысли—
есть сама мысль 10). Въ мышленіи объектъ всецѣло созда-
ется субъектомъ “) и потому мышленіе есть начало сво-
боды. Познаніе предмета есть уже не встрѣча съ инобы-
тіемъ, но самопознаніе истины; если человѣкъ постигъ это,
то онъ есть /свободный духъ" 18). Тогда онъ знаетъ о
тождествѣ субъекта и объекта ”) и пребываетъ въ „чи-
1) Срв. Епс. ІП. 267 (2.). Срв. еще: „аііез Ггетскеіп іт УѴіззеп аи^еЬ»
Ьеп“. Ргор. 205.
2) »тісй іт Ап<іегп, аіз тісЬ зеІЬзг хѵіззеп". Епс. Ш. 275; срв. 284 (2).
8) Срв. Епс. Ш. 292 (2.).
*) Срв. Епс. Ш 257 (2). 267 (2.).
*) Срв. Епс. Ш. 267 (2.).
•) Епс. III. 370. 376.
1) Епс. ПІ. 300 (2.).
*) Срв. Епс. ІП. 266.
•) Епс. ПІ. 357. (2.).
ю) ІЪкіет.
И) Срв. Епс. ІП. 300. (2.).
«) Срв. Епс. ПІ. 290 (2.).
«) Епс. ПІ. 291 (2.).
180 И. А. ильинъ.
стомъ элементѣ самодѣятельнаго мышленія" *). Только че-
резъ это осуществляется „полная свобода" 8).
Итакъ, духъ свободенъ, когда онъ знаетъ, что онъ есть аб-
солютное самоопредѣленіе. Тогда онъ святъ, ибо свято то, что
само „разумно и знаетъ о разумномъ" 3). Тогда онъ пола-
гаетъ въ себѣ все содержаніе и творитъ себя, развивая
его самостоятельно изъ своихъ нѣдръ 4). Онъ знаетъ, что
кромѣ него—ничего нѣтъ, и знаетъ, что свобода есть его соб-
ственная сущность 8). Тогда онъ является божественной
самоцѣлью ’), Идеею, принявшею дѣйствительность въ жизни
людей ’). Ибо Идея состоитъ въ томъ, что люди знаютъ
свободу, какъ свою сущность, какъ свою цѣль и свой пред-
метъ 8).
Таковъ путь самоосвобожденія, совершаемый Понятіемъ
-въ дѣйствительномъ мірѣ. Понятно, однако, что на ряду съ
этимъ міромъ, смѣшаннымъ изъ „сущности" и „существо-
ванія", жизнь Божія протекаетъ непрерывно и на самомъ
высокомъ, абсолютномъ уровнѣ философскаго мышленія. Съ. тѣхъ
поръ, какъ въ мірѣ состоялось первое разумное познаніе,—
абсолютная свобода возстановилась въ элементѣ „объектив-
наго сознанія"; и съ этихъ поръ мысль, въ ея истинномъ
значеніи, остается всегда неумаленною. Поэтому Божію
свободу необходимо созерцать сразу въ’ двухъ рядахъ: она
абсолютна въ философскомъ мышленіи ®), гдѣ Понятіе осво-
бодилось совсѣмъ отъ одіознаго спутника,—'.чувственной
стихіи; и, въ то же время, она ограничена въ мірѣ дѣй-
ствительномъ, гдѣ Понятію приходится преодолѣвать ^про-
тивленіе ирраціональнаго и, въ лучшемъ случаѣ, выражать
себя на его ограниченномъ языкѣ.
*) Епс. Ш. 232.
„сіаз &апг Егеіе*. Епс. ІП. 232.
-з) „Ьеі1е&а. Епс. Ш. 292 (2.).
*) Срв. Епс. ІП. 294. 295 (2,). 296. 298, (2). 329. 339. 359 и др.
®) Епс. Ш. 374.
е) Срв. Епс. ІП. 300 (2.).
7) Епс. ІП. 375.
«) Епс. III. 375.
?) Срв. Епс. I. 20. 44. Епс. III. 232. 377 и др.
УЧЕНІЕ ГЕГЕЛЯ О СВОБОДНОЙ ВОЛѢ.
181
Только спекулятивное поглощеніе субъективнаго сознанія
объективнымъ смысломъ возвращаетъ Духу его абсолютную
свободу и безконечность; а это возможно только въ спеку-
лятивно-философскомъ мышленіи. Сказать „Богъ есть Духъ’,
значитъ: „Богъ есть Богъ лишь постольку, поскольку онъ
самъ себя знаетъ" *). Но знаніе себя, осуществленное Богомъ,
есть „его самосознаніе въ человѣкѣ", такъ что „знаніе че-
ловѣка о Богѣ восходитъ къ знанію человѣкомъ себя въ Бо-
лѣ" 1 2), и, далѣе, къ знанію Богомъ себя въ человѣкѣ. Это озна-
чаетъ, что Богъ есть „истинный Богъ" •) только въ фило-
софскомъ самопознаніи, гдѣ онъ есть воистину „свободный
Духъ® *). На другихъ же ступеняхъ, особенно въ природѣ,
81" ' гдѣ онъ еще сохраняетъ элементъ непреодолѣнной непо-
средственности,—онъ не есть „истинный Богъ" ®). Богомъ
слѣдуетъ называть „только истинно-истинное, т.-е, то, гдѣ
свободное Понятіе не имѣетъ болѣе въ своей объектив-
ности никакой неразрѣшенной противоположности, т.-е.
гдѣ оно никоимъ образомъ не причастно конечному" ♦) и
не ограничено этою причастностью.
Весь процессъ самоосвобожденія можетъ быть охарак-
теризованъ, какъ своеобразное углубленіе духа. Духъ углу-
бляется въ объектъ и въ то же время въ себя. Углубленіе
духа въ объектъ необходимо для того, чтобы могло со-
стояться его истинное самоуглубленіе. Каждый шагъ, вводя-
щій субъекта въ объектъ, подвигаетъ дѣло его самоосво-
божденія. Однако эти два движенія не различны и не раз-
дѣльны, но представляютъ изъ себя одно и то же движе-
ніе. Дѣло въ томъ, что каждое новое завоеваніе въ объек-
тѣ не уничтожаетъ его совсѣмъ, но раскрываетъ новый,
1) Епс. ПІ. 448.
8) Епс. ПІ. 448. Курсивъ Гегеля-
8) Ьо&. II. 182.
*) Епс. ІП. 428.
Ьо§. П. 182, Это терминологическое ограниченіе не мѣшаетъ самому Ге-
гелю настаивать на божественности „образовъ міра", на пантеизмѣ и акос-
мизмѣ.
б) ВгіеГе. II. 79.
Вопросы философіи, кн. 137. 2
182
И. А. ИЛЬИНЪ.
болѣе утонченный видъ „инобытія* и „объективности", пре-
одолѣніе котораго доступно лишь болѣе утонченной и углу-
бленной субъективной дѣятельности. Для того, чтобы овладѣть
„аффектомъ* или „представленіемъ", субъекту необходимо
подняться на высшую ступень духовности, или, что то же,
опуститься на болѣе глубокую ступень внутренняго твор-
чества, чѣмъ тогда, когда онъ имѣетъ дѣло съ „внѣшними
вещами" или съ собственнымъ тѣломъ (напр. во время ходь-
бы). Это означаетъ, что углубленіе субъекта въ объектъ
требуетъ непрерывнаго, параллельнаго углубленія его въ
себя. Изъ каждой новой побѣды надъ предметомъ субъектъ
возвращается выросшимъ и углубленнымъ, одухотвореннымъ
и освобожденнымъ. Онъ приблизился къ сущности пред-
мета („объективному" разуму) и, въ этомъ приближеніи,
выточилъ для себя новую Форму жизни, болѣе близкую къ
его собственной сущности („субъективному" разуму). И
каждый разъ субъектъ отрывается отъ побѣжденнаго ино-
бытія, отпускаетъ его на волю и возвращается къ себѣ, обога-
щенный новымъ предметнымъ содержаніемъ и новымъ способомъ
духовнаго бытія. Каждый новый, болѣе утонченный, предметъ
приводитъ субъекта къ новой двойной побѣдѣ: надъ усвоен-
нымъ объектомъ и надъ прежнимъ, болѣе непосредствен-
нымъ способомъ своей жизни. Объектъ освобождается изъ
плѣна собственнаго неразумія, а субъектъ освобождается изъ
плѣна собственной элементарности и непосредственности. И,
когда субъектъ, освободившись, „отпускаетъ" усвоенное
имъ содержаніе и предоставляетъ ему сохранить свою ста-
рую Форму, то въ этой щедрости онъ проявляетъ истинную
свободу-, духъ не только не поддается ограниченію со сто-
роны своего вольноотпущеннаго объекта, но онъ знаетъ
объ этой своей неограничимости или безконечности, знаетъ съ
силою минувшаго страданія и состоявшагося откровенія.
Такимъ образомъ борьба съ объектомъ необходима духу
для его освобожденія, и, вслѣдствіе этого, весь процессъ
субъекта съ инобытіемъ является, какъ это было и у Фихте,
условіемъ осуществленія свободы. При такомъ положеніи дѣла
УЧЕНІЕ ГЕГЕЛЯ О СВОБОДНОЙ ВОЛЪ.
183
вся жизнь духа оказывается созданіемъ свободы, совпадаю-
щей съ необходимостью, или необходимости, которая есть
не что иное, какъ свобода. Общеніе съ инобытіемъ есть не-
обходимость, которую Идея свободно создала для себя въ от-
паденіи; и въ то же время это есть процессъ ограничен-
наго духа, внутренне-необходимый для него и потому проявляю-
щій его самозаконность, т.-е. свободу. Преодолѣніе и снятіе объ-
екта есть необходимость для освобождающаго и, наконецъ,
освободившаго себя духа; и въ то же время это есть тор--
жество его самоопредѣленія, т.-е. его глубочайшей вну-
тренней необходимости. Неимѣніе объекта означаетъ торже-
ство абсолютной свободы и утвержденіе абсолютной не-
обходимости. Чѣмъ свободнѣе жизнь духа, тѣмъ вѣрнѣе она
его внутренней природѣ, тѣмъ болѣе въ ней истинной,
спекулятивно-органической необходимости. Самая несвобода
необходима духу для реализаціи свободы и задача его на низ-
шихъ ступеняхъ состоитъ въ томъ, чтобы принять свою
необходимую ограниченность и умаленную свободу, ибо только че-
резъ это онъ можетъ подняться къ своей необходимой без-
конечности и неумаленной, абсолютной свободѣ. Освобожденіе
требуетъ, чтобы духъ началъ съ малаго, ибо путь къ сво-
бодѣ ведетъ только черезъ смиреніе. И налагая на себя
это смиреніе, субъектъ можетъ и долженъ хранить непо-
колебимую увѣренность въ томъ, что его ждетъ не только
побѣда надъ объектомъ, но и высшее изъ освобожденій:
преодолѣніе субъективной ограниченности.
Таково ученіе Гегеля о свободѣ. Слѣдуя ему, можно
установить, что „свобода" есть критерій реальности и въ то
же время мѣрило объективнаго, достоинства для всѣхъ „явленій*
и „образовъ" міра: чѣмъ свободнѣе міровой образъ, тѣмъ
выше его мѣсто въ восходящемъ ряду духовной жизни,
тѣмъ ближе онъ къ реальности верховнаго уровня.
Но образъ міра тя>ліг свободнѣе, чѣмъ менѣе онъ причастенъ
формѣ инобытія. Свобода состоитъ прежде всего въ пре-
одолѣніи чувственной стихіи, въ побѣдѣ надъ конкретнымъ-
эмпирическимъ. Это означаетъ, что понятіе должно сначала
2*
184
И. А. ИЛЬИНЪ.
побороть самобытный ритмъ конкретнаго - эмпирическаго,
а потомъ погасить его участіе и выйти изъ сферы „дѣй-
ствительности". Ирраціональная стихія и свобода остаются
до конца въ отношеніи противоположности, и въ этомъ по-
слѣднее слово Гегеля о конкретномъ-эмпирическомъ. Въ са-
мой глубокой сущности міра и души указуется метафизи-
ческій „Фактъ" борьбы Понятія съ его „предѣломъ" („ЗсЬгап-
ке“). Этотъ предѣлъ созданъ Духомъ именно для преодо-
лѣнія и „пріемлется" лишь постольку, поскольку жизнь
его есть самоотрицаніе. Въ этомъ его единственное назна-
ченіе: упразднить свое самобытное существованіе и подчи-
ниться закону Понятія, — отмѣнитъ себя во имя свободы.
„Конечное" должно обнаружить въ себѣ „Безконечное",
какъ свою сущность ’); „единичное", исполняя свое назна-
ченіе, должно отринуть себя и обрѣсти свою основу во
„Всеобщемъ", „внѣшнее" должно найти свою истинную
природу во „Внутреннемъ" ®); „чувственное" должно быть
отвергнуто выступающимъ изъ-за него „сверхчувствен-
нымъ"; „случайному" надлежитъ превратиться въ свою
„истину"—въ абсолютную „необходимость4 * *). Призваніе
конкретнаго эмпирическаго состоитъ въ томъ, чтобы спѣ-
шить навстрѣчу своей гибели ’)—во имя свободы; ибо не-
гативный процессъ въ чувственной стихіи—естъ позитивный, твор-
ческій процессъ въ Богѣ. Освобожденіе Бога въ мірѣ состоитъ
въ томъ, что онъ постепенно сбрасываетъ чешую конкрет-
ной эмпиріи и наконецъ „абсорбируетъ" ее совсѣмъ, воз-
вращаясь изъ міра къ абсолютной свободѣ. Эмпирическое су-
ществованіе есть тотъ крестъ, на которомъ распятъ Бо-
жественный разумъ 6), и съ этого креста есть только одинъ
путь воскресенія—въ спекулятивной мысли.
*) „Оіе ЗеЬгапке ізі аізо шсЬ: іп (дои ип<1 іт Сеізіе, зопсіегп зіе хѵіг<1 ѵот
Сейсе пиг §езеІ2і, ит аиГ§еЬоЬеп хи ѵ/епіеп". Епс. III. 39 (г.). 293 (2.).
») Срв. Епс. III. 37. Вехѵеізе. 388. 389. 390. 431. 433. Веѵѵеізе. В. 469.
») Срв. Ьо§. П. 230. Епс. II. 482—483. Епс. ПІ. 18 (2.). Веѵеізе. 344 и др.
*) Срв. Ьо§. ПІ. 241. Епс. III. 22 (2.). Вечл'еізе. 367.,429. 434. 437. 438.
8)„2и Сгишіе §еЫ“. Веѵѵеізе. 445; „Ппіегеап^". Ьо§. ПІ. 241; „ЗісЬ. аиДбзеп*.
Вехѵеізе. 434; „ѴетісЬіеі". (ПаиЬ. 67.
Срв. „ііе Ѵегштй, аіз <ііе Козе іт Кгеихе <1ег Се^еп^агі'. КесЬі. 19.
УЧЕНІЕ ГЕГЕЛЯ О СВОБОДНОЙ ВОЛѢ. 185
Согласно этому, образъ міра тѣмъ свободнѣе, чѣмъ менѣе
въ немъ „внѣшняго" и чѣмъ ближе онъ къ „чисто - внутреннему"
элементу. Въ процессѣ освобожденія инобытіе постепенно
утрачиваетъ характеръ грубой, инертной, осязаемой мате-
ріи и превращается въ „чувственное ощущеніе", „чувствен-
ную страсть", „чувственный образъ". Объектъ де-матеріали-
зуется, передвигается въ душу, получаетъ „душевную", а
потомъ и „духовную природу". Даже и оставаясь еще чув-
ственною вещью, онъ можетъ перемѣнить свою родину и
стать „рожденнымъ изъ духа": таково вещественное бытіе
въ искусствѣ и религіи. И, все-таки, каждый образъ искусства
и религіи несовершененъ постольку, поскольку онъ нужда-
ется въ чувственно-внутреннемъ, или, тѣмъ болѣе, чув-
ственно внѣшнемъ бытіи. Вотъ почему Гегель считаетъ ар-
хитектуру съ ея пространственными, застывшими массами—
низшимъ изъ искусствъ, а поэзію съ ея тканью воображаемыхъ
духовныхъ состояній — высшимъ родомъ эстетическаго твор-
чества. Вотъ почему онъ считаетъ религіозную вѣру, съ ея
алканіемъ и предчувствіемъ, съ ея эмоціональнымъ субъек-
тивизмомъ— разновидностью эмпиристическаго плѣненія 1).
Далѣе, образъ міра тѣмъ свободнѣе, чѣмъ полнѣе онъ осу-
ществляетъ центростремителъностъ и самодѣятельность Понятія.
Уже простая обращенность къ себѣ и на себя доступна
не всѣмъ явленіямъ міра. Естественный организмъ есть
первое явленіе самодѣятельности и, слѣдовательно, свободы;
все, что ниже его—несвободно *). Истинная „рефлексія" до-
ступнатолькочеловѣческойдушѣ, какъ началу „самосознанія"
и самоуглубленія. Истинная самодѣятельность (тождество
субъекта и объекта) осуществляется только въ мысли. Имѣя
это въ виду, Гегель и настаивалъ на томъ, что въ чувствен-
ной Формѣ можетъ раскрыться не всякое содержаніе *)
и что „болѣе глубокая" природа истины можетъ быть вы-
0 Срв. ЙоЫ. 313.
’) Срв. Епс. П. 28. КесИг. 87. РЬ. 6. 58; срв. съ этимъ ОіГГ. 265.265—266,
гдѣ природѣ приписывается свобода.
*) АезгЬ. I. 14. Ю2.
186
И. А. ИЛЬИНЪ.
ражена только въ свободной стихіи мышленія *). Такъ совер-
шается освобожденіе духа: отъ глухого самочувствія и
слѣпой самодѣятельности организма къ сознанію и само-
сознанію души, къ разумному познанію и спекулятивному
самопознанію духа. Научная философія есть осуществленіе
высшей свободы *).
Понятно, что именно философія есть, въ то же время,
осуществленіе высшей органической необходимости. Образъ
міра тѣмъ свободнѣе, чѣмъ болѣе онъ проникнутъ внутрен-
ней органической необходимостью. Все случайное, насиль-
ственное, произвольное — свидѣтельствуетъ о томъ, что
истинная свобода осталась недостигнутою ’). Все то, что
въ жизни своей творитъ произволъ, поддается насилію или
отзывается на случайныя вліянія и голоса, — все это нахо-
дится въ плѣну у чуждаго начала; все это еще не нашло
единственной свободы —въ единственной необходимости.
Жизнь свободна тогда, если она органически слилась съ бо-
жественною стихіею; но тогда она свободна не свободою
произвольнаго выбора, а необходимостью внутренняго самоопре-
дѣленія. Свобода исключаетъ субъективную отъединенность,
случайное усмотрѣніе, самобытность единичнаго, оторвав-
шагося отъ Всеобщности. Напротивъ, она есть торжество
Всеобщаго, органическаго сращенія, спекулятивной кон-
кретности. Она требуетъ отъ „единичности" — самоотре-
ченія.
Такова свобода; такова ея судьба: ея утрата и ея воз-
рожденіе. „Дѣйствительность" въ лицѣ образовъ міра возста-
навливаетъ ее все полнѣе и совершеннѣе; но на ряду съ
ними остаются „явленія", слагающія сѣть эмпирической
случайности и эмпирической необходимости. Пока міръ
стоитъ, — въ немъ сохраняются неосвобожденныя вещи,
явленія и состоянія, и въ этомъ трагедія духа. Онъ вѣчно
остается подъ угрозой того, что отпадутъ и возстанутъ
*) Срв. Ейс. ІП. 442. Аезйі. I. і4 и др.
’) Срв. ШГ. зоб. СНаиЬ. и;. 157. Еод. ПІ. 518. 3 Іап 315.
*) Срв. напр. Епс. II. 30. Епс. ІП. 407. КесЬі 50 и др.
УЧЕНІЕ ГЕГЕЛЯ О СВОБОДНОЙ ВОЛЪ. 187
„необразумившіяся" силы міра и, можетъ быть, вовлекутъ
его въ новыя паденія и мытарства. Правда, свобода есть
реальная, цѣлесообразно творящая себя сила; но развѣ
не противостоитъ ей—все еще непросвѣтленная до конца
чувственная стихія? Правда, исторія человѣка внутреннимъ
образомъ исполнена Духа и Разума *); она есть, на' ряду
съ природою,—„сосудъ" Духаа); она вѣнчаетъ міровой про-
цессъ осуществленною и организованною свободою, ибо въ
свободѣ „единственная цѣль духа" и міра *). И все же исто-
рія остается на ряду съ этимъ великою „бойней" *), въ
которой „приносятся въ жертву? „счастье народовъ, муд-
рость государствъ и добродѣтель личностей" ’).
Жизнь міра протекаетъ не только въ совмѣщеніи двухъ
взаимно-исключающихся стихійныхъ силъ, но и въ невозмож-
ности свести себя цѣликомъ къ абсолютной свободѣ: ибо
міръ не- можетъ превратиться безъ остатка въ чистую мысль, а
если бы онъ въ нее превратился, онъ пересталъ бы бытъ
міромъ. Абсолютная свобода возрождается въ мірѣ, но не
поглощаетъ его цѣликомъ. Вотъ почему путь Божій въ мірѣ
слагается не въ драматическую поэму, какъ это нерѣдко
предносится Гегелю, а въ трагедію.
Нигдѣ эта трагедія свободы не обнаруживается яснѣе, чѣмъ
въ жизни человѣческой души, воли и конкретной нрав-
ственности. ,
2. Человѣкъ.
Тому, кто стремится постигнуть философію Гегеля въ
ея основной сущности, необходимо вскрыть его концеп-
цію „человѣка" съ особеннымъ, интуитивно сосредоточен-
нымъ вниманіемъ; ибо здѣсь лежитъ ключъ къ пониманію
„философіи духа". Всѣ высшіе образы міра слагаются въ
о Срв. РЬ. О. 13. I}. 14- іб. і8. 31. 33. 39. 33. ;і. $з. 53. 73 идр.
*) Епс. ІП. 437.
*) Срв. КесЬі. 173. РЬ. С. 33. 33.
*) Срв. „ЗсЫасЫЬапк* РЬ. 6. з$.
3) РЬ. С. 35.
188
И. А. ИЛЬИНЪ.
элементѣ „человѣчеркаго"; каждая ступень въ жизни духа
подлежитъ прежде всего тѣмъ законамъ и Формамъ, въ
которыхъ живетъ человѣческое существо, съ его „душой"-
и „тѣломъ". Право, нравственность, государство, исторія,,
искусство, религія—могутъ быть поняты только, какъ осо-
быя видоизмѣненія того, что составляетъ подлинную суб-
станцію человѣка. Человѣкъ есть необходимый тосіиз еззепсіі
Духа, вышедшаго изъ природы, но не осуществившаго еще свою абсо-
лютную свободу.
Подлинную} субстанціальную сущность человѣка соста-
вляетъ его „душа", или, какъ Гегель обыкновенно выра-
жается, „духъ".
Человѣческій „духъ" ’) есть высшій итогъ природы, ея
созданіе, ея вѣнецъ. Онъ есть цѣль природы ’), ради ко-
торой совершаются всѣ естественные. процессы, онъ есть
истина природы8), выстраданная всѣми низшими ступенями
міра и, наконецъ, отвергнувшая ихъ и вышедшая изъ нихъ
на свободу. Природа „сожигаетъ себя, какъ Фениксъ" *), и
душа выходитъ изъ этого огня, вступая въ жизнь; абсо-
лютная, конечная цѣль природы лежитъ уже за ея предѣ-
лами 8). Человѣческая душа есть новый способъ бытія; она
есть истинное и чудесное явленіе Духа въ природѣ •), какъ
бы ударъ молніи или пробужденіе ото сна 8). Свѣтъ, оза-
ряющій міръ вещей, загорается „внутреннимъ" образомъ *),
и Божество обновляетъ свой способъ жизни 9 10). „Духов-
9 Не слѣдуетъ смѣшивать „духъ" (съ малой буквы), какъ „духъ чело-
вѣка",— второй высшій этапъ Божія пути въ мірѣ, и „Духъ" (съ большой
буквы), какъ „Духъ Божій" — синонимъ Божества. Срв., напр., Ьод. III. 328.
РЬап. 531. АезіЬ. I. 40. КеЕ II. 50 и др.
») Епс. II. 695 (2).
*) Епс. Ш. 46.
*) Епс. II. 695 (2.).
*) Епс. П. 9.
•) Срв. Кеі. И. 50.
’) Вій. 268.
«) Епс. ПІ. 46. 47.
*) п<іаз ІппегНсЬ - тѵегбеп без ЬісЬіз бег Ыаіиг". Вій. 268.
10) Срв- АезіЬ. I. 40.
УЧЕНІЕ ГЕГЕЛЯ О СВОБОДНОЙ ВОЛ®. ІВЭ'
несть" есть высшій способъ жизни, болѣе достойный
Идеи, ибо Духъ во всѣхъ отношеніяхъ превосходить при-
роду: душа, хотя бы заблудшая и дошедшая до зла и па-
денія, все же выше, чѣмъ жизнь растенія или движеніе-
планетъ ’); мало того, среди „міровыхъ образовъ* — образъ,
человѣческій есть самый высокій и истинный, ибо только-
въ немъ Духъ получаетъ „тѣлесность и зримое выраженіе" ’).
Это преимущество „духа* передъ „природой" состоитъ
именно въ томъ, что душа есть начало внутреннее, въ про-
тивоположность всему внѣшнему. Душа, сама по себѣ, не
тѣлесна, не чувственна *), не матеріальна * 2 * * 5 *). Ее нельзя ни
видѣть, ни слышать, ни осязать. Она есть скрытая отъ.
глазъ жизненная сила, идеальная •) тою высшею духовною
идеальностью, которая присуща Понятію. Именно такъ и
слѣдуетъ представлять себѣ душу человѣка: она есть „су-
ществующее Понятіе*, или, что то же, „существованіе спеку-
лятивнаго" 7). „То, что мы называемъ душою, есть Поня-
тіе* 8 9), творящее въ тѣлѣ свое освобожденіе; оно реализо-
валось въ немъ ’) и побѣждаетъ его своею силою.
Естественно, что душа, въ качествѣ Понятія, имѣетъ еюА’
мощь и ею достоинство, но, въ качествѣ существующаго По-!
нятія, она причастна эмпирическому быванію и ограниченности.']
Человѣкъ есть „образъ міра*; онъ дѣйствителенъ — поэтому/
существо его имѣетъ въ себѣ двойной составъ. Съ одной |
стороны, „душа" живетъ въ тѣснѣйшей связи съ тѣломъ, :
получая отъ него свое содержаніе; съ другой стороны, —
она можетъ освободить себя отъ тѣла и обрѣсти другой
*) Срв. Епс. II. 29.
2) Епс. II. 30.
. 8) Епс. ПІ. 442.
<) Епс. II. 475 (2.).
®) Епс. Ш. ібб—167.
в) Срв. Епс. П. $52. Епс. ІП. 43 (7.). 47. 237 (2.).
7) „сііе 8ее1е ізі <Іег ехізіігепде Ве^гіГГ, діе Ехізіепж сіез Зрекиіаііѵеп*. Епс^
ПІ. 150.
*) Вехѵеізе. В. 475; срв. Епс. П. 693. Ео§. ІП. 250. АезгЕ. I. 141. 15$. 157»
і$8. др.
9) Епс. I. 391.
190
И. А. ИЛЬИНЪ.
языкъ для своего выраженія. Съ одной стороны, она огра-
ничена, конечна и индивидуальна; съ другой стороны, она
безконечна, сверхъиндивидуальна и объективна. Душа есть
какъ бы нѣкая средина между чувственнымъ и спекулятив-
нымъ; она есть какъ бы компромиссъ и симбіозъ двухъ сти-
хій. Практически говоря, она вѣчно стоитъ на распутіи,
имѣя передъ собою двѣ дороги: къ тѣлу и къ Духу.
Въ этой вѣчной двусторонности человѣческаго существа Ге-
гель видитъ его судьбу. Назначеніе человѣка — свести эту двой-
ственность къ единству. Задача философіи, трактующей Чело-
вѣка,— постигнуть его жизнь, какъ единый потокъ къ свободѣ.
Итакъ, человѣкъ имѣетъ двойную природу. „Съ одной сто-
роны, мы видимъ человѣка... плѣнникомъ земной временно-
'Сти“: онъ „угнетенъ своими потребностями и нуждой, онъ
-подавленъ природою, онъ опутанъ матеріей, чувственными
цѣлями и наслажденіями, онъ подчиненъ естественнымъ вле-
ченіямъ и страстямъ, и увлеченъ ими; съ другой стороны,
онъ поднимается къ вѣчнымъ идеямъ, къ царству мысли и
свободы, даетъ себѣ, въ качествѣ воли, всеобщіе законы
и опредѣленія" * •*)) и утверждаетъ тѣмъ свою духовность.
Съ одной стороны, „человѣкъ есть животное; но даже
въ своихъ животныхъ Функціяхъ онъ не останавливается"
на нихъ, какъ на чемъ-то существенномъ *) (такъ дѣлаетъ
животное), „но осознаетъ ихъ, познаетъ ихъ" и восходитъ
къ самосознанію ’). „Этимъ человѣкъ снимаетъ предѣлъ
своей... непосредственности и перестаетъ быть животнымъ
именно потому, что знаетъ, что онъ животное; и такъ онъ
познаетъ себя, какъ духа" *).
Человѣкъ ограниченъ въ пространствѣ и во времени: онъ
не болѣе, какъ малая частица, и внѣ его остается вся без-
конечная протяженность; его жизнь длится небольшой про-
межутокъ времени, который является мигомъ по сравненію
*) АезіЬ. I. 72.
»аІ5 іп еіпет Апзісіі". АезіЬ. Г. 104.
8) Срв, АезіЬ. I. 104.
•*) АезіЬ. I. 104. Курсивъ Гегеля.
УЧЕНІЯ ГВГЕЛЯ О СВОБОДНОЙ волъ. 191
съ безконечностью временъ *). Онъ со всѣхъ сторонъ опу-
танъ конечностью *). Онъ и самъ является конечнымъ ду-
хомъ, поскольку то содержаніе, которымъ онъ живетъ, есть
.непосредственное, данное" содержаніе 3). Постольку ему
присуща „недостаточность" (Мап§е1ЬаЙі§;кеіі) въ его тѣлес-
номъ и духовномъ бытіи *), и въ эту недостаточность чело-
вѣкъ вынужденъ возвращаться, пока онъ ведетъ земную
жизнь. Человѣкъ „не можетъ выдержать" жизни „во вну-
треннемъ, какъ таковомъ, въ чистомъ мышленіи ,въ мірѣ за-
коновъ и всеобщности": онъ „нуждается въ чувственномъ
•бываній, въ чувствованіи, въ сердечныхъ движеніяхъ, въ ду-
шевныхъ настроеніяхъ и т. д.“ в). Человѣкъ долженъ испы-
тывать всѣ „противорѣчія" земного существованія: „голодъ,
жажду и утомленіе, ѣду и питье, сытость и сонъ и т. д.“ *).
Ибо черезъ это онъ становится „дѣйствительнымъ". „Духъ
пріобрѣтаетъ свою дѣйствительность только тѣмъ, что онъ
раздвоиваетъ себя въ себѣ самомъ, сообщаетъ себѣ пре-
дѣлъ и конечность въ видѣ естественныхъ потребностей"
и внѣшней необходимости и затѣмъ „преодолѣваетъ ихъ,
проникая въ нихъ и вработывая себя въ нихъ"; этимъ онъ
придаетъ себѣ объективное существованіе ’). Чувственно-
эмпирическій составъ,—внѣшній (тѣло, какъ вещь среди
вещей) и внутренній („душа", какъ система ирраціональныхъ
состояній),—необходимъ человѣку для того, чтобы онъ
•былъ дѣйствительнымъ ѵ. освобождающимъ себя образомъ міра.
Судьба человѣка въ мірѣ опредѣляется тѣмъ, что онъ со-
стоитъ изъ чувственности и разума, тѣла и духа ’). Это
означаетъ, что человѣкъ въ своей жизни, подобно всѣмъ
^образамъ міра", уже свободенъ и еще не свободенъ. Духъ и ра-
*) Вечѵеізе. 424.
л) АезіЬ. I. 130.
•) Ьо§. ПІ. 272. Срв» Епс. ПІ. 291.
*) АезіЬ. I. 19$.
•) АезіЬ. I. 127.
в) АезіЬ.. I. 127.
КесЬі. 252.
*) АезіЬ. I. 140.
192 и. а. ильинъ.
зумъ составляютъ его сущность; слѣдовательно, онъ въ кор-
нѣ своемъ причастенъ абсолютной свободѣ. Но разумъ его
связанъ съ чувственностью, и, можетъ быть, его сила лишь
потенціально сіяетъ изъ глубины; а духъ связанъ съ тѣ-
ломъ, и, можетъ быть, ему еще не удалось подчинить себѣ
его косность. Назначеніе человѣка въ томъ, чтобы раздуть
свою искру абсолютной свободы въ цѣльное, яркое и все
охватывающее пламя. И это освобожденіе, рано или поздно,
обезпечено ему, потому что духъ человѣка есть модусъ самоіа
Понятія.
Именно, въ качествѣ Понятія душа человѣка есть „про-
стая духовная субстанція" ’), „основа" человѣка и его жи-
зни *). Она есть „простая всеобщность", конкретная тоталь-
ность всѣхъ своихъ состояній и опредѣленій ’). Все обо-
собленіе, совершаемое Духомъ, все нисхожденіе къ еди-
ничнымъ опредѣленіямъ *) выростаетъ изъ души, какъ изъ
„абсолютной основы", и остается въ элементѣ души, какъ
въ своемъ абсолютномъ уровнѣ. Образъ человѣка сочетаетъ
„матеріатуру" °) съ божественною глубиною Духа. Корень
человѣческой души божественъ; и не только потому и постоль-
ку, поскольку Богъ открывается человѣку въ созерцаніи
и мышленіи, а потому,- что Боіъ реально дѣйствуетъ въ чело-
вѣкѣ и осуществляетъ себя черезъ человѣка *): человѣкъ есть
подлинно „медіумъ" Бога ’), скрывающій въ себѣ его могу-
чее и творческое присутствіе *); глубочайшая природа че-
ловѣка, сама по себѣ и первоначально, — причастна боже-
ственности *), и задача человѣка въ томъ, чтобы освободить
ее отъ внѣшняго и внутренняго инобытія. Человѣкъ, уви-
1) Епс. ІП. 4б. 175 (2 ). 289 (2-).
*) „Сгип<11а§е". Епс. Ш. 43 (2.).
Срв. Епс. ПІ. 46.
•) Срв. Епс. III. 46.
•) „Магегіашг". Ьод. ІП. 271.
•) „ігп МепзсЪеп ип<1 <1игсЬ <Іеп МепзсЬеп". АезіЬ. I. 40.
Т) АезЛ. I. 40.
•) „Се§епѵагг*. Веѵеізе. 426.
Срв. Пой. 313. Веѵеізе. 294.
УЧЕНІЕ ГЕГЕЛЯ О СВОВОДНОЙ ВОЛЪ.
193
давшій Бога, позналъ, что познанная имъ божественность
есть „его собственная природа"х), и ему.открывается, что
не онъ „позналъ® Бога, а Боіъ въ немъ позналъ самъ себя ’).
Все ученіе Гегеля о смыслѣ человѣческой жизни, о нрав-
ственности, государствѣ, искусствѣ, религіи и философіи,
раскрывается только черезъ эту основную концепцію. Всѣ
эти сферы бытія, всѣ эти міровыя состоянія суть видоиз-
мѣненія душевной стихіи и, слѣдовательно, они сразу человѣчны
и божественны. Это не значитъ, что они свободны отъ „при-
родности®, „чувственности®, „существованія®: ихъ „дѣйстви-
тельность* уже в ключаетъ въ себя элементъ инобытія..
Но это значитъ, что Гегель видитъ въ нихъ подлинные этапы
жизни Божіей.
Все, что Гегель говоритъ о высшихъ образахъ міра, опре-
дѣляется его основнымъ исканіемъ Бога въ человѣкѣ. Его уче-
ніе о душѣ не представляетъ изъ себя эмпирическую пси-
хологію, хотя и привлекаетъ нерѣдко матеріалъ эмпири-
ческихъ наблюденій. И даже тогда, когда онъ говоритъ о
„душѣ", онъ разумѣетъ основную, субстанціальную, духовную
силу души. Говоря о психо-физіологическихъ явленіяхъ, про-
никая въ жизнь безсознательнаго, разсматривая непосред-
ственное общеніе людей и ихъ инстинктивное единеніе,
Гегель имѣетъ въ виду не эмпирическую полноту и много-
образіе предмета, но только ^главное®: спекулятивный харакг
теръ и спекулятивную цѣлесообразность изслѣдуемаго. Если въ
жизни „души® открывается это „главное", то Гегель нахо-
дитъ свой предметъ и утверждаетъ наличность Понятія; если
же „главнаго® не обнаруживается, то философія не находитъ
своего предмета и въ утвержденіяхъ своихъ просто не имѣетъ,
въ. виду этого „чисто-эмпирическаго" матеріала.
Говоря о „душѣ® въ индивидуальной и общественной
жизни, Гегель имѣетъ въ виду только „разумное* и боже-,
ственное: его философія разумѣетъ только „розу®, расцвѣт-
шую въ „крестѣ дѣйствительности"; она говоритъ только
ИоЫ. 313.
8) Вехѵеізе. 330. 428. 428. Епс. ІП. 292.
194 и. л. ильинъ.
о побѣдѣ духа, о ея условіяхъ, о ея процессѣ и ея ито-
гахъ. Весь паѳосъ Гегеля посвященъ духу-побѣдитвлю", онъ
не философствуетъ о ею пораженіяхъ, касаясь ихъ только ми-
моходомъ и только въ мѣру ихъ поправимое™. Въ каждомъ
предметѣ Гегель ищетъ лишь то, что ему дано видѣть и
видитъ лишь то, чего онъ искалъ. И то, что ему откры-
вается— побѣду и свободу Духа—онъ утверждаетъ, какъ глав-
ное, существенное, какъ первореальность. По самому основ-
ному видѣнію своему— Гегель оптимистъ.
Однако оптимизмъ его коренится не въ субъективномъ
душевномъ равновѣсіи и не въ наивномъ или ограниченномъ
прекраснодушіи, но въ сознательномъ и принципіальномъ
воззрѣніи на сущность философіи. Гегель не слѣпнетъ,
взирая на зло, и не утверждаетъ, что его совсѣмъ „нѣтъ";
онъ не „идеализируетъ" излѣдуемаго предмета и не ста-
рается „изобразить" его лучше, чѣмъ онъ есть. Но въ мно-
гообразіи эмпирической данности онъ не все признаетъ
предметомъ философіи. Разуму надлежитъ раскрывать и позна-
вать лишь то, что разумно,—вотъ его основное убѣжденіе.
Не все достойно разума и его мыслящей силы; ибо помыс-
лить—значитъ освободить, значитъ раскрыть разумность по-
мысленнаго, значитъ возстановить тождество субъекта и
объекта; но такое тождество можетъ состояться только,
между Понятіемъ (объектомъ) и Понятіемъ (субъектомъ).
Гегель принципіально отказывается разсматривать то, что не
есть спекулятивная стихія смысла: онъ отрицаетъ „инобытіе",
хотя уже не онтологически, но познавательно. Конкретное
эмпирическое, какъ таковое, не есть предметъ, достойный
философіи; чувственная стихія можетъ разсматриваться
только въ мѣру своей покорности Понятію, т.-е. въ ту мѣ-
ру, въ какую она „образумилась". Именно этотъ познава-
тельный аристократизмъ и приводитъ Гегеля къ его созна-
тельному и принципіальному оптимизму.
Этотъ принципіальный оптимизмъ предметнаго вйдѣнія имѣ-
етъ двѣ опасности.
Первая опасность имѣетъ предметный характеръ; она со-
УЧЕНІЕ ГЕГЕЛЯ О СВОВОДНОЙ ВОЛѢ.
19&
стоить въ томъ, что философія, признающая только разум-
ное, недооцѣнить удѣльный вѣсъ,—реальную силу и духов-
ную значительность,—ирраціональной стихіи. Эта опасность
можетъ привести къ признанію полной несущественности
конкретнаго эмпирическаго и, соотвѣтственно, къ теоре-
тическому и практическому игнорированію его самобыт-
ности и его вліянія.
Вторая опасность имѣетъ терминологическій характеръ; она
состоитъ въ томъ, что философъ, пользуясь обычными и
распространенными терминами для 'обозначенія особыхъ,,
своеобразныхъ предметовъ, рискуетъ ввести въ недоразумѣ-
ніе если не себя самого, то во всякомъ случаѣ другихъ..
Здѣсь слагается возможность постояннаго диаіегпіо іеппі-
погит; оно осуществляется каждый разъ, какъ только мыс-
литель, изучающій Гегеля, забываетъ о томъ совершенно своеоб-
разномъ значеніи, которое скрывается за привычными терми-
нами. То, что Гегель называтеъ „человѣкомъ", „душою",
„правомъ", „нравственностью", „государствомъ",—совсѣмъ-
не совпадаетъ съ тѣмъ, что обычно разумѣютъ люди, обра-
щаясь къ этимъ терминамъ. Стоитъ упустить это изъ виду,.
. и недоразумѣніе начнетъ громоздиться на недоразумѣніе.
Естественно, что эта опасность можетъ угрожать и са-
мому философу, и тогда она сливается воедино съ первой
опасностью. Недооцѣнка или игнорированіе конкретной. '
эмпиріи можетъ привести его къ тому, что онъ будетъ го-
воритъ о „Правѣ", „Нравственности" и „Государствѣ" въ.
особомъ значеніи, тамъ, гдѣ имѣются лишь „право", „нрав-
ственность" и „государство* въ обычномъ, маломъ смыслѣ и.
масштабѣ. Такая возможность обнаруживается особенно,
тогда, когда философъ обращается къ индивидуальнымъ,,
единичнымъ, быть можетъ исторически даннымъ, міровымъ явле-
ніямъ, „разумность" которыхъ ему открыта, а „противора-
зумность" которыхъ остается для него въ тѣни. Это мож-
но выразить такъ, что познавательный аристократизмъ и
оптимизмъ Гегеля всегда можетъ привести его къ тому, что
онъ приметъ единичное міровое „явленіе* за осуществив-
196
И. А. ИЛЬИНЪ.
піійся міровой „образъ*. Тогда спекулятивное ясновидѣніе п
философская дальнозоркость приняли бы Форму эмпирической бли-
зорукости и привели бы философію къ безпомощности и за-
блужденію. Всѣмъ извѣстно, что Гегель, такъ же какъ и Пла-
тонъ, не избѣжалъ этой опасности въ вопросахъ политики.
Сущность основного подхода Гегеля къ предмету можетъ
быть Формулирована такъ: онъ изслѣдуетъ дѣйствительность
лишь въ мѣру ея разумности и утверждаетъ разумный элементъ,
какъ сущность дѣйствительнаго. Вотъ почему онъ не любитъ
говорить о „несовершенномъ", „дурномъ", „порочномъ", .
словомъ, о томъ, что искажаетъ ликъ Божій на землѣ. Вотъ
почему онъ лишь мимоходомъ касается того, что „слабо",
„болѣзненно", „несчастно", всего того, что поддалось ха-
осу конкретнаго-эмпирическаго и безпомощно запуталось
въ „обстоятельствахъ". Гегель изслѣдуетъ пути абсолютнаго
блага (разума) и видитъ въ немъ абсолютнуго силу. „Человѣкъ" и
„государство" суть для него образы, сложившіеся въ этомъ
ряду самоосвобожденія Божія.
Изображая, какъ человѣкъ, увлекаемый скрытой въ немъ бо-
жественной силой, восходитъ къ абсолютной свободѣ, Гегель
различаетъ въ этомъ процессѣ три великихъ этапа: этапъ
„субъективнаго духа", этапъ „объективнаго духа" ц этапъ
„абсолютнаго духа". Всѣ эти ступени пребываютъ въ эле-
ментѣ „человѣческой души": онѣ представляютъ изъ себя
состоянія внутренней, нематеріальной энергіи человѣка, боже-
ственно-смысловой по своей сущности и конечно-эмпирической по
своему явленіго. Каждый изъ этихъ этаповъ осуществляетъ’
извѣстную степень духовной свободы, которая, согласно
спекулятивному закону, не только впослѣдствіи не исче-
заетъ, но является необходимымъ „элементомъ" дальнѣйшаго
развитія. Содержаніе послѣдующаго этапа только и мо-
жетъ раскрыться на уровнѣ, выстраданномъ и созрѣвшемъ
на предшествующей ступени: зрѣлый итогъ „субъектив-
наго духа" есть ехізіепг-шіпітшп „объективнаго духа",
а высшее достиженіе послѣдняго есть атмосфера жизни,
необходимая для духа „абсолютнаго".
УЧЕНІЕ ГЕГЕЛЯ О СВОБОДНОЙ ВОЛѢ. 197
Это основное дѣленіе духовнаго пути слагается такъ. На
первой ступени духъ „субъективенъ". Это означаете что
духъ имѣетъ Форму единичной души., замкнутой въ своихъ
состояніяхъ и прикованной къ тому содержанію, которое •
непосредственно „дается* или навязывается ему. При этомъ-
„душа“ не имѣетъ еще никакого понятія о своей духовной
природѣ и о разумности данныхъ ей, „чуждыхъ" съ виду,
содержаній. Ей предстоитъ собственнымъ опытомъ убѣ-
диться какъ въ томъ, такъ и въ другомъ, т.-е. усвоить весь
объемъ своихъ, пассивно воспринятыхъ, содержаній и осво-
бодитъ себя въ нихъ, а ихъ въ себѣ. Ей предстоитъ, слѣ-
довательно, открыть себѣ глаза на то, что есть духъ вообще
и признать свою духовность и разумность. Въ этомъ спеку-
лятивномъ онтогенезисѣ Духа душа говоритъ о себѣ: „я есмь
субстанція моего тѣла и моихъ внутреннихъ содержаній";
и осуществляетъ на дѣлѣ сказанное. Освобожденіе ея со-
стоитъ въ томъ, что она устанавливаетъ органическое то-
ждество, во-первыхъ, между собою и своимъ тѣломъ и, во-
вторыхъ, между своими многообразными способностями
и состояніями. Итогъ, который слагается въ концѣ этой
борьбы, даетъ душѣ возможность сказать о себѣ: „я есмь
духъ, разумная, воля, уже свободная въ моихъ субъектив-
ныхъ предѣлахъ, но еще не свободная въ отношеніи къ5
другігмъ тѣлеснымъ вещамъ и духовнымъ существамъ"; и,'
вслѣдъ затѣмъ,—перейти къ раскрытію этой высшей, объек-
тивной свободы. Это означаетъ, что только разумная воля I
есть зрѣлый итогъ субъективнаго духа, а что только она спо- •
собна создать„право“ и „мораль", „нравственность" и „го-
сударство".
На второй ступени духъ „объективенъ*. Это слѣдуетъ
понимать такъ, что душа, побѣдивъ въ себѣ свои „состоя- '
нія“ и освободивъ себя внутренно, обращается къ внѣш-
нимъ условіямъ своего существованія въ мірѣ и завязываетъ
съ ними процессъ борьбы за' свободу. Она уже не замкнута въ
своихъ предѣлахъ, но развиваетъ центробѣжную дѣятель- ,
ноетъ. Она уже имѣетъ понятіе о томъ, что есть духъ, й 1
Вопросы философіи, кн. 137. 4
•»$
198
и. А. ИЛЬИНЪ.
напряженно ищетъ духовности въ „инобытіи* • въ друіихъ лю-
дяхъ и въ природныхъ условіяхъ своей жизни. Ей предстоитъ
убѣдиться въ томъ, что все „данное* ей духовно,—или въ
томъ смыслѣ, что само есть духъ, или вътомъ смыслѣ, что
можетъ бытъ подчинено зову и велѣнію духа. Въ этомъ спекулятив-
номъ филогенезисѣ Духа душа видитъ себя въ связи, во-пер-
выхъ, съ низшими, естественными ступенями Идеи,—побѣ-
ждая ихъ научно, технически и экономически, она освобо-
ждаетъ себя отъ ихъ мнимой самобытности; во-вторыхъ, съ
неопредѣленнымъ множествомъ людей, — преодолѣвая нрав-
ственно и политически свою видимую оторванность отъ
нихъ, она ликвидируетъ свою мнимую отъединенность. Это
заставляетъ ее, въ то же время, переработать заново свои
внутреннія содержанія, преодолѣть свою изолированность
И опуститься въ глубину,—на уровень сверхъ-индивидуалъной,
родовой и субстанціальной Всеобщности. Освобожденіе ея состо-
итъ въ томъ, что она постигаетъ и утверждаетъ органиче-
ское тождество, во-первыхъ, между собою и другими людьми,
объединенными сообща въ единство народнаго духа, и, во-
вторыхъ, между народнымъ духомъ и естественными усло-
віями его жизни, превращенными въ его покорный знакъ, въ
его орудіе, въ его „тѣло". Вступивъ на этотъ уровень, духъ
можетъ сказать себѣ: „я есмь единая духовная субстанція,
органическая Всеобщность, воля благая и сильная, власт-
ная надъ міромъ и надо всѣмъ моимъ внутреннимъ и внѣш-
нимъ содержаніемъ"; и, вслѣдъ за тѣмъ, перейти къ раскры-
тію, утвержденію и изображенію этого высшаго откровенія.
Это означаетъ, что только созрѣвшій въ „государствѣ*
<* духъ „народа* можетъ создать „прекрасное искусство", вй-
носить „абсолютную религію* и раскрыть „истинную фило-
софію*, ибо государственно-спаянный духъ націи предста-
вляетъ собою высшее достиженіе „объективнаго духа" и,
тѣмъ самымъ, ехІ8іеп2-тіпітппі „абсолютнаго духа".
Ступень „абсолютнаго духа* есть третья и высшая ступень.
Это слѣдуетъ понимать такъ, что человѣку открылось по-
слѣднее, абсолютное знаніе', знаніе самой Истины, самой Идеи,.
УЧЕНІЕ ГЕГЕЛЯ О СВОБОДНОЙ ВОЛБ. 199
божественной смысловой субстанціи, какъ единой и един-
ственной спекулятивной реальности. Человѣкъ видитъ Бога,
и видитъ себя въ Богѣ, и Бога въ себѣ. Ему предстоитъ
теперь увидѣть адэкватно данное ему откровеніе, т.-е. найти
въ себѣ вѣрный органъ для его воспріятія и вѣрный путь
для его выраженія и изображенія. Жизнь «абсолютнаго
духа* проходитъ въ отысканіи этой адекватности. Въ этомъ
спекулятивномъ гнозисѣ Духа душа обращается сначала къ
образному созерцанію и чувственно-внѣшнему изображе-
нію Божества и создаетъ „прекрасное искусство"; потомъ къ
Эффективно - эмоціальному переживанію и чувствующему
осуществленію Божества и творитъ „религію откровенія*-,
наконецъ, она постигаетъ, что единая мысль есть органъ,
адэкватный жизни Смысла, и угашаетъ себя въ „истинной
философіи*. Въ спекулятивномъ знаніи человѣкъ уже не ви-
дитъ Бога, и не видитъ себя въ Богѣ, и не видитъ Бога въ
себѣ; человѣкъ угасаетъ и смолкаетъ, душа его поглощается
и „абсорбируется*, и тамъ, гдѣ по эмпирической видимости
все еще остается „человѣческая душа", на самомъ дѣлѣ
божественное Понятіе мыслитъ себя само, утверждая, свою абсо-
лютную свободу.
Такова сущность человѣка и таковъ его путь въ мірѣ,
начинающійся отъ перваго душевнаго проблеска и дающій
ему въ завершеніи радость конца. Ученіе Платона о томъ,
что земная жизнь мудреца есть творческое умираніе для
„міра", находитъ себѣ въ лицѣ Гегеля глубокаго истолкова-
теля; однако съ тѣмъ различіемъ, что центръ тяжести по-
лагается не столько въ завершающій актъ личной, есте-
ственной смерти, сколько въ прижизненное, творческое угашеніе
„себя" въ „предметѣ". Ростъ духа есть освобожденіе отъ
„инобытія* и это освобожденіе вполнѣ осуществимо сред-
ствами живой, съ виду Психо-Физіологической, индивиду-
альности. Гегель не разъ истолковываетъ и естественную
смерть человѣка, какъ выходъ въ свободу субстанціальной
жизни; но этотъ исходъ онъ не считаетъ высшимъ изъ воз-
можныхъ. Естественная смерть будетъ высшимъ исходомъ
з»
200
И. А. ИЛЬИНЪ.
только для человѣка, неспособнаго подняться къ адэкват-
ному знанію и спекулятивно гностическому освобожденію; для
человѣка, не живущаго въ Сферѣ абсолютнаго духа; для
человѣка, остающагося въ предѣлахъ человѣческаго.
Именно таковъ человѣкъ въ сферѣ „объективнаго духа",
поскольку онъ не идетъ дальше и не восходитъ на высшую
ступень. „Субъективный духъ“ есть этапъ, въ которомъ че-
ловѣческій духъ впервые растетъ и слагается, сбрасывая съ
себя цѣпи естественнаго, природнаго, животнаго существо-
ванія. Сфера „объективнаго духаи охватываетъ всю жизнь че-
ловѣка, какъ такового, принявшаго свою человѣчность и осущест-
вляющаго свою человѣческую свободу. Душа человѣка ищетъ и осу-
ществляетъ здѣсь смыслъ своей человѣческой жизни, полагая въ ней
сущность и значеніе. Въ предѣлахъ „абсолютнаго духа" чело-
вѣкъ уже знаетъ, что въ жизни его существенно именно
не человѣческое, а Божественное', что онъ лишь модусъ Бога и
медіумъ его абсолютной силы; что въ человѣкѣ важенъ не
человѣкъ, а Бого-человѣкъ; что призваніе его въ томъ,
чтобы угасить все чисто - человѣческое и открыть свобод-
ный путь божественному откровенію.
Вотъ почему въ ученіи о смыслѣ человѣческой жизни цен-
тральное мѣсто должно быть отведено сферѣ „объективнаго
духа". Здѣсь человѣкъ, впервые создавъ свое духовное обли-
чіе и получивъ первое представленіе о своемъ назначеніи,
обрѣтаетъ въ борьбѣ и страданіи истинный смыслъ своей
жизни, превозмогая раздѣльность своего природнаго и соціальнаго
бытія а сращивая гіІ8]есіа тепіЬга Идеи въ единую всеобъ-
емлющую Субстанцію. Если „субъективный духъ" обнаружи-
ваетъ истинный смыслъ природы, а „абсолютный духъ" рас-
крываетъ истинный смыслъ Божества, то „объективный духъ"
вынашиваетъ истинный смыслъ человѣческой жизни, какъ сред-
няго состоянія между жизнью Бога въ природѣ и въ немъ
самомъ.
Проблема „человѣка" есть какъ бы сосредоточенная про-
блема „дѣйствительнаго міра", ибо человѣкъ есть Божествен-
ное въ эмпирической конечной формѣ. Всѣ нити и узлы міровой
УЧЕНІЕ ГЕГЕЛЯ О СВОБОДНОЙ ВОЛѢ. 201
трагедіи сходятся въ немъ и находятъ свое разрѣшеніе.
Человѣкъ есть тотъ центральный пунктъ міра, гдѣ страда-
нія божественнаго начала достигаютъ своей вершины и
находятъ выходъ въ абсолютную свободу.
ій_______
3. Воля.
Смыслъ человѣческой жизни состоитъ въ осуществленіи
свободы, или, что то же, въ цѣлостномъ раскрытіи разумной и
благой воли. Это совершается такъ, что человѣческая душа
•постепенно преодолѣваетъ эмпирическую и конечную Фор-
му существованія, постигаетъ свою всеобщность и преда-
етъ себя жизни единой Субстанціи. Но спекулятивная сила
и субстанціальная жизнь не приходятъ къ человѣку извнѣ;
онѣ присутствуютъ въ немъ съ самаго начала, искони соста-
вляя его глубочайшую сущность. Путь къ разумной волѣ и
далѣе къ ея субстанціальной свободѣ есть путь самоуглу-
бленія, совершаемый человѣческой душою.
Этотъ путь „спекулятивной метаморФозы“ ведетъ свое
начало, какъ всегда, отъ содержательной бѣдности, непо-
средственной простоты и абстрактной единичности, восхо-
дя къ содержательному богатству, о посредственной и ос-
ложненной простотѣ и конкретной всеобщности. Каждое
изъ низшихъ состояній души не исчезаетъ безслѣдно и не
остается позади, но сохраняется въ видѣ момента на выс-
шей ступени развитія ‘). Разумная воля, какъ высшая сту-
пень субъективнаго духа есть состояніе углубленное, кон-
кретное и въ то же время цѣлостно-простое: низшія со-
стоянія собраны, сосредоточены въ немъ июбразуютъ не
пеструю совокупность эмпирическихъ опредѣленій, но клас-
сически-простой тосіиз ѵіѵепсІі духа. Душа въ аспектѣ воли
разумна и цѣльна, и всею безконечною силою своей на-
правлена на единый предметъ—Бога или абсолютную свободу.
Она созрѣваетъ въ видѣ субъективнаго духа и постепенно
Епс. ІП. 12— 13.
202
И. А. ИЛЬИНЪ.
слагаетъ тотъ уровень, на которомъ раскрываются ея со-
стоянія, именуемыя „правомъ0, „моралью", „нравствен-
ностью" и „государствомъ".
Итакъ, сфера объективнаго духа раскрывается въ элементѣ
человѣческой воли, насыщенной разумомъ и выросшей до
состоянія свободнаго самоопредѣленія. Такая воля есть
результатъ предшествующаго спекулятивнаго процесса,
истокъ котораго совпадаетъ съ. началомъ душевной жизни, за* *•)
горпвшейся въ глубинѣ „естественнаго организма*. Такъ предста-
вляется Гегелю процессъ созрѣванія субъективной воли.
Низшей ступенью субъективнаго духа является „естествен-
ная душа", непосредственно погруженная въ простые про-
цессы своего природнаго бытія *). Она живетъ, растворен-
ная въ тѣхъ содержаніяхъ, которыя ей навязываетъ при-
рода, подвергаясь ея вліяніямъ и опредѣленіямъ: душа
опредѣляется климатомъ ’), возрастомъ ®), расою *), наслѣд-
ственностью, темпераментомъ ”), половымъ влеченіемъ *)
и властью .сна ’). Она предается „простому пульсирова-
нію" *), „смутному плетенію" ’) безсознательной и нераз-
суждающей жизни ”). Она не выходитъ изъ своего, впол-
нѣ личнаго й субъективнаго своеобразія п) и даже не от-
личаетъ субъективнаго отъ объективнаго іа); высшее, на
что она способна, это ощущеніе (ЕтрйпЛеп) того, что ло-
мится въ нее извнѣ и того, что внутренно разряжается въ
ней. Это ощущеніе заставляетъ ее пріурочить одни содер-
жанія 'тсъ „своему тѣлу, другія, наоборотъ,—къ внутрен-
*) Срв. Епс. ПІ. $4 —
«) Епс. Ш. 57.
*) Епс. ПІ 57. <7.
*) Епс. ІП. 64. 72 — 75.
*) Епс. ПІ. 8і — 8а.
•) Епс. ІП. 105.
Епс. ПІ. 103 — 105.
*) „ѲіпІасЬез Риізігеп*. Епс. ПІ. 54 (2.).
•) „Дитріез ѴГеЬеп". Епс. ПІ. ііб—117.
*•) ІЬіДет,
и) Епс. 117. 119. (2.). 120. (2.).
п) Епс. ПІ. 56. іао. (2.).
УЧКНІК ГВГВЛЯ О СВОБОДНОЙ вох-в. 203
нему, „къ себѣ*, и испытать себя какъ „тотальность своихъ
ощущеній* х). Въ этомъ испытаніи есть уже начало ре-
флексіи въ себя, возврата къ себѣ: душа становится чувствую-
щей душой *).
Въ чувствованіи (РйЫеп) душа нашла себя, какъ субъекта
своихъ ощущеній *). Ея ощущенія суть ея ощущенія, а-
она есть ихъ „внутренняя индивидуальность® ‘); она есть
„особый* ’) замкнутый міръ своихъ „внутреннихъ опредѣ-
леній® •), — монада ’). Чувственныя ощущенія уже не дер-
жатъ ее въ плѣну ’); напротивъ, она различаетъ ихъ ♦)
и обособляетъ себя отъ нихъ »). Сначала она еще пассивѣ
на, растворена въ процессѣ чувствованія и не отожде-
ствляетъ себя со скрытымъ въ ней „геніемъ ея самости* І1);
чувство, не сдерживаемое мыслью и волей “), ведетъ её
своими глухими “) путями, превращая ее въ сомнамбула14).
Затѣмъ она просыпается, отдѣляетъ себя отъ своихъ чув-
ствованій и, переходя по очереди отъ одного аффекта къ
другому, утверждаетъ свое субъективное единство: душа
становится самочувствіемъ и). Однако власти надъ своими
содержаніями она еще не имѣетъ: аффекты ведутъ психофи-
зіологическое существованіе, выходятъ изъ подчиненія, утра-
чиваютъ свою текучесть и увлекаютъ душу во всевозмож-
ныя душевныя болѣзни “). Лишь постепенно силою пр&
») Епс. Ш. ізо. 14г. '
*) Епс. Ш. 142.
Епс. ІП. 151.
*) Епс. Ш. 149. ір.
») Епс. ІП. ір.
•) Епс. ПІ. 147. (г-).
Э Епс. III. 151.
«) Епс. Ш. 144- (/•)• ,'
•) Епс. ІП. ір.
*• ) Епс. Ш. р. ', .
и) Епс. ПІ. ір. 152.
») Епс. Ш. ібб.
м) „<1итрГи. Епс. ПІ. 164.
“) Епс. III. 162—198. ;
«) Епс. Ш. 198. ...
*) Епс. Ш. 198—201. 202 — 2зЗ,
204
И. А. ИЛЬИНЪ.
яички душа овладѣваетъ своими аффектами, механизируетъ
ихъ теченіе и движется въ нихъ съ сознательной цѣлесооб-
разностью *). - •'
Овладѣвая своими ощущеніями, идущими отъ тѣла и чув-
ствованіями, тяготѣющими къ тѣлесному разряду, душа тѣмъ
самымъ овладѣваетъ самимъ тѣломъ и становится дѣйстви-
тельною душою*). Она достигаетъ тождества между собою
и своимъ „внѣшнимъ" и подчиняетъ его себѣ ’); тѣло про-
работано душою и присвоено ею; оно изображаетъ душу и
становится ея знакомъ, ея первымъ явленіемъ, ея созда-
ніемъ *). Это означаетъ, что душа освобождаетъ себя отъ тѣ-
ла, оставаясь въ тѣлѣ; и, освободившись, „противопоста-
вляетъ" его себѣ, отдѣляетъ себя отъ него, „негируетъ" его
и обращается къ себѣ ’). Душа становится со-знаніемъ.
Сознаніе есть душа, утратившая свою непосредствен-
ность •): она живетъ не „въ объектѣ* и не „объектомъ*, но „объ
объектѣ*. Это значитъ, что она противопоставляетъ „себя
вообще", какъ нѣкоторое „внутреннее*, „идеальное* „Я* —
„объекту вообще", каковъ бы онъ ни былъ ’). Душа утвер-
ждаетъ себя, какъ абстрактную всеобщность, а объектъ—какъ
„естественную тотальность своихъ опредѣленій" ’); она отно-
сится къ нему и, въ то же время, совершаетъ рефлексію въ
себя, являя впервые „безконечность" духа ’). Въ этой ре-
флексіи она возвращается къ себѣ, какъ своему окончатель-
ному средоточію, достовѣрному/*), идеальному тождеству11).
„Я"—это субъектъ сознанія и знанія, начало мысли ”) и
*) Епс. III. 229-239.
*) Епс. Ш. 239. 241 (2.).
•) Епс. ІП. 239—240. 54.
•) Епс. III. 239. 240. 241 (2.).—246 (2.).
' ») Епс. Ш. 246. 43 (2.).
®) Епс. ІП. 40. 249.
’З Епс. ПІ. 43 (2.). 44 (2.). 246—247.
*) Епс. ІП. 247.
•) Епс. ПІ. 40. 246. 249.
10) „СеѵпззЬеіі зеіпег зеІЬзі*. Епс. ПІ. 249.
М) ІЬміеіп»
а) Епс. ІП. 253. 249.
УЧЕНІЕ ГЕГЕЛЯ О СВОБОДНОЙ ВОЛѢ,
505
потому начало свѣта *) и увѣренности. Осознавъ свое „Я",
душа достигаетъ своего тождественнаго центра, той досто-
вѣрности (ОетѵіззБеіі), которая конституируетъ ея суще-
ство *). Эта опора даетъ ей возможность приступить къ
борьбѣ съ объектомъ.
Обращаясь къ объекту, сознаніе, прежде всего, освобо-
ждается отъ непосредственно-чувственнаго отношенія къ
нему •) и стремится воспринять его въ его истинныхъ-
свойствахъ (ѵгаЬг-пеЬтеп) *). Силою воспріятія и вообра-
женія оно вступаетъ съ нимъ въ тождество и начинаетъ
расчленять и распредѣлять добытое на этомъ пути оно
становится знающимъ сознаніемъ. Опредѣляя и познавая,
оно подводитъ единичный и содержательный матеріалъ подъ
всеобщія понятія и абстрактныя категоріи; сознаніе ста-
новится разсудкомъ и построяетъ такимъ образомъ „законы
природы* 6). Эти всеобщіе законы схватываютъ и удержи-
ваютъ самое существо явленій: законъ есть сущность объекта.
Но законъ созданъ не объектомъ: онъ созданъ, раскрытъ и
начертанъ силою субъективнаго сознанія; онъ есть про-
дуктъ „всеобщаго" ’). И вотъ душа убѣждается въ томъ,
что сущность объекта'порождена субъектомъ; что въ пред-
метѣ субъектъ находитъ самою себя и что сознаніе „иного"
есть въ сущности само-сознаніе *).
Однако разсудочное самосознаніе остается въ отрывѣ
отъ объекта; оно абстрактно, субъективно и единично.
Оно видитъ вокругъ себя предметы и подходитъ къ нимъ
первоначально съ жаждою и алканіемъ *); оно потребляетъ
ихъ своекорыстно и уничтожающе* 7 * * 10), растворяясь въ этомъ
’) Епс. ІП. 249.
Епс. 250 (2.).
*) Епс. ІП. 255—258.
*) Епс. ПІ. 260—261.
») Епс. ІП. 261.
•) Епс. ПІ. 262—263. .
7) Епс. ПІ. 262—265.
*) Епс. ІП. 265—268.
’) »Ве2Іег<іе“. Епс. ПІ. 270.
“) Епс. ІП. 273.
206
И. А. ИЛЬИНЪ.
потребленіи; оно не признаетъ ихъ самости и, утрачивая
въ безсамостномъ (зеіЬзіІоз) 1) объектѣ свое само-сознаніе,
возвращается къ себѣ съ новымъ алканіемъ. Этотъ опытъ
научаетъ душу иному отношенію къ объекту: самосознаніе
пріучается видѣть въ предметѣ начало свободной самости и ста-
новится „признающимъ самосознаніемъ0 8).
Такова встрѣча двухъ индивидуальныхъ самосознаній, стремя-
щихся показать другъ другу свою свободу и однимъ сво-
имъ существованіемъ ограничивающихъ другъ друга. Отсюда
между ними возникаетъ борьба на жизнь и на смерть; она
заканчивается побѣдой одного и господствомъ (НеггзсЬаЙ)
его надъ другимъ *). Борьба и жизнь въ подчиненіи за-
ставляютъ покореннаго слугу (КпесЬі) преодолѣть въ себѣ
своекорыстіе и тѣмъ открыть себѣ доступъ къ безкорыстному,
-предметному разумному созерцанію вещей и отношеній. Выну-
жденное самоотреченіе является для него началомъ внутренней
свободы: онъ научается видѣть свою сущность за предѣлами
внѣшняго принужденія и признавать въ господинѣ такую
же свободную глубину. Совершается „предметный подъ-
емъ" *) непосредственной и единичной души, и подъемъ
этотъ неминуемо, силою и вѣрностью своею, заражаетъ и
господина ’).
Такъ самосознаніе пріучается не просто „сознавать объ-
ектъ", но сознавать его, какъ особое самосознаніе, .иное"
по эмпирической видимости, но столь же разумное и духовное:
объектъ становится . для субъекта Ьрганомъ общей и единой
стихіи. Это означаетъ, что субъектъ научается видѣть въ
объектѣ явленіе того Разума, который составляетъ сущность
самого субъекта •); онъ видитъ въ предметѣ „себя“, а въ
„себѣ"—разумную сущность ’); онъ вступаетъ въ сферу
») Епс. ПІ. 374 (2.).
Си. Епс. ІИ. 274.
• ) Срв. уже ІА55. П. 445—447.
* ) Епс. III. 283.
• ) Сх. Епс. Ш. 274—185.
* ) Срв. Епс. ПІ. 28}—286.
’ ) Епс. ПІ. 25$.
УЧЕНІЕ ГЕГЕЛЯ О СВОБОДНОЙ ВОЛИ.
207
разума, т.-е. тождества субъекта и объекта *), и въ сферу
духа, т.-е. чистаго разумнаго самоопредѣленія *).
Духъ есть „истина" души и сознанія т.-е. онъ объемлетъ
душу и сознаніе, но только на высшемъ уровнѣ. Состояніе
субъекта духовно тргда, когда онъ въ предметѣ своемъ не
видитъ огранцчивающаго инобытія *), но осуществляетъ знаніе
субстанціи, которая ни—.только субъективна’, ни—„толь-
ко объективна" ’). Духъ имѣетъ дѣло лшаь со своими собствен-
ными опредѣленіями ’); онъ начинаетъ съ непоколебимой
увѣренности въ томъ, что міръ есть —разумное Понятіе и что
Понятіе имѣетъ предметную реальность ’).
Однако эта концепція остается для него только зада-
ніемъ .*), а самъ духъ, исповѣдующій ее, какъ истинную,
остается субъективнымъ и конечнымъ *). Онъ стремится
къ познанію, къ теоретическому оправданію такого міровоз-
зрѣнія и становится интеллигенціей.
Задача интеллигенціи въ томъ, чтобы найти вѣрный и адэ-
кватный тобпз со^позсёпсіі, т.-е. такой способъ знанія,
который придалъ бы жизни духа характеръ дѣйстви-
тельнаго и истиннаго самоопредѣленія. Душа человѣка долж-
на выстрадать себѣ ту глубину, на которой она подлинно
увидитъ, что всякое движеніе духовной жизни есть самоопре-
дѣленіе и что духъ есть творческая энергія, раскрывающая себя
изъ себя. Тогда интеллигенція станетъ волею “).
Итакъ, духъ въ качествѣ интеллигенціи работаетъ надъ
своимъ внутреннимъ „идеальнымъ" міромъ, выковывая себѣ
самоопредѣляющуюся жизнь и); ему необходимо преодолѣть
!) Епс. Ш. 286.
•) Епс. III. 186—187. 40.
*). Епс. Ш. 287.
•) Срв. Епс. Ш. 188.
») Епс. ІП. 288.
«) Епс. ПІ. 288.
Э Срв. Епс. Ш. 289. (7.).
*) Срв. Епс. Ш. 291. 296. 297. (7.). 298. (7.).
Епс. Ш. 291. 295. (7.). 4$. (7.). 298.
«) Срв. Епс. III. 296.
«) Епс. Ш. 298.
208
И. А. ИЛЬИНЪ.
тѣ способы познанія, которые мирятся съ „даннымъ" или
пассивно „найденнымъ" объектомъ ’); онъ ищетъ знанія,
которое было бы равносильно созданію предмета; онъ ищетъ
интуитивнаго мышленія.
Разумное самосознаніе въ послѣдній разъ обращается
къ низшимъ ступенямъ душевной жизни, но уже съ твер-
дою вѣрою въ свою духовность; оно „снимаетъ" ихъ и вы-
ращиваетъ изъ нихъ спекулятивную мысль. Ощущающій
опытъ мобилизуетъ для духа весь непосредственный ма-
теріалъ знанія 2); вниманіе Фиксируетъ предметъ *), соби-
раетъ и объединяетъ внутреннюю энергію духа *), пода-
вляетъ вторгающійся произволъ субъекта ’) и заставляетъ
его предаться предмету созерцаніе внимательно испы-
тываетъ предметъ, проникая изъ разумной глубины субъек-
та въ разумную глубину объекта 7), и ухватываетъ зрѣ-
лую субстанцію предмета ’). Далѣе, представленіе уводитъ
добычу созерцанія во внутренній міръ духа и овладѣваетъ
ею ’) на трехъ этапахъ: усвоеніе (Ег-іппегип§, собств. воспо-
минаніе} погружаетъ узрѣнный образъ (ВіИ) предмета
въ „ночную щахту" безсознательнаго, сохраняетъ его, под-
водитъ его подъ свои представленія и опознаетъ его, какъ
свою собственность *°); сила воображенія извлекаетъ присво-
енное содержаніе изъ субъективной глубины и), воспроиз-
водитъ его въ видѣ заново созданнаго образа и), устана-
вливаетъ ассоціативныя связи между нимъ и другими ббра-
Епс. ІП. 305. (2.). 301.
* ) Епс. Ш. 308—311.
«) Епс. Ш. 308 (2.).
* ) Епс. ІП. 311. 312 (2.).
®) «8аз еі§епе ЗісЬ^еІІепдтасЬеп". Епс. ПІ. 313 (2.).
• ) „ЗісЪ-Ып^еЬеп ап <ііе 8асЬе*. Епс. ПІ. 313 (2.).
Срв. Епс. ПІ. 318. 319 (2.).
• ) Епс. Ш. 319 (2.).
• ) Епс. Ш. 307 (2). 321. 322 (2). 322.
10) Епс. ПІ. 323 (7.)—328.
и) Епс. ІП. 329.
Епс. ІП. 328 (2.). 331 (2.). 329.
УЧЕНІЕ ГЕГЕЛЯ О СВОБОДНОЙ ВОЛѢ. 20^
зами 1) и, насыщая свое созданіе всеобщимъ значеніемъ, пре-
вращаетъ его въ спекулятивный символъ духа, хранящій
въ себѣ подлинное присутствіе выражаемаго содержанія 8);
•образъ, какъ символъ духовнаго содержанія, т.-е. предмета *),
получаетъ особое наименованіе *) и становится посредни-
комъ между предметомъ и именемъ; наконецъ, память за-
крѣпляетъ связь между предметомъ и названіемъ, выбрасываетъ
посредничество образа и воспроизводитъ содержаніе предмета
по одному имени *); когда же она овладѣваетъ матеріаломъ
вполнѣ, она получаетъ механическое господство надъ устой-
чивыми, и потому всеобщими •), предметными содержані-
ями: внутренняя сила субъекта усваиваетъ до конца безобразный'
предметъ, а безЬбразный предметъ проникается движеніемъ субъ-
ективнаго духа. Душа созрѣла до мышленія 7).
Интеллигенція мыслитъ. Это означаетъ, что ея основная
•сила имѣетъ дѣло со своимъ собственнымъ продуктомъ—устой-
чивымъ, безобразнымъ, всеобщимъ предметомъ, т.-е. мыслью. „Мыс-
лить “ значитъ „имѣть мысли", т.-е. имѣть ихъ въ качествѣ
своего содержанія и предмета 8). Стихія духа всеобща, ибо
едина, устойчива, субстанціальна и всепроникающа; пред-
метъ ея такъ же всеобщъ, ибо устойчивъ, существенъ и от-
влеченъ отъ образнаго многообразія. Субъектъ создалъ себѣ
предметъ, вполнѣ имманентный, ивъ познаніи ею онъ узна-;
етъ себя, какъ истинную сущность вещей *).
Мышленію остается еще подняться отъ формально-разсудоч-
наго состоянія къ спекулятивно-разумному/’),—и теоретическое
освобожденіе субъективнаго духа будетъ закончено. Отъ то-
1) Епс. ПІ. 329. 331 (2.). 332 (2.). 333.
’) Срв. Епс. ш. 331 (2.).—346.
3) »Веіеиіип§“, „8асЬе“. Епс. ІП. 346. 347. 351.
*) Епс. ІП. 346.
») Епс. III. 347.
•) Епс. Ш. 346. 352. 353.
7) Епс. ПІ. 352. 353.
8) „(Іаз Иепкеп сіег Іпіеііі^епг ізі весіапкеп каЪеп; зіе зіпсі аіз іЬ.г ІпЬак ипі
Се^епзипсі*. Епс. III. 353. Курсивъ Гегеля.
») Срв. Епс. ІП. ззз. 353. (2.). 354 (г-). 357 (2.).
іо) Епс. ПІ. 354 (г-)-
210
И. А. ИЛЬИНЪ.
ждественнаго пребыванія въ абстрактныхъ понятіяхъ мысль
уходитъ къ „первораздѣламъ* сужденій и завершаетъ свое
восхожденіе въ конкретныхъ „сліяніяхъ* умозаключеній *).
Субъективное мышленіе отдаетъ себя во власть живого,
объективнаго Понятія 8) и становится стихіей разумнаго само-
опредѣленія.
Воля и есть стихія разумнаго самоопредѣленія.
Но, прежде всего, она есть стихія субъективнаго духа и по-
стольку она зарождается первоначально въ видѣ личнаго,,
непосредственнаго, чувствующаго самоопредѣленія, которое
можетъ быть и разумнымъ, но можетъ носить случайный и
субъективный характеръ ’). Воленіе, основанное на чувствѣ,
можетъ быть „одностороннимъ, несущественнымъ, дур-
нымъ* *); оно можетъ не соотвѣтствовать разумному, суще-
ственному ’) пути духа: радость и удовольствіе, стыдъ и
страхъ •) имѣютъ случайное содержаніе, не вырастающее изъ
нихъ имманентно, какъ того требуетъ природа разума7), но
приходящее извнѣ. А, между тѣмъ, разумное самоопредѣ-
леніе должно исходитъ отъ самой воли. Пытаясь приблизиться
къ этому, воля сосредоточивается на какомъ-нибудь одномъ
содержаніи и утверждаетъ себя, какъ страстное влеченіе,
стремящееся создать себѣ удовлетвореніе 8). Опа полагаетъ,
себѣ цѣлъ и связываетъ съ нею свой интересъ *); но она ищетъ
полнаго удовлетворенія и, не находя его, пытается руково-
дить собою посредствомъ мыслящей рефлексіи и выбирающаго
изволенія10). Въ этой борьбѣ между различными влеченіями,,
интересами и склонностями она постигаетъ, наконецъ, что
*) Епс. Ш. 355.
’) Епс. ПІ. 358.
Епс. Ш. 361. 362. 1
*) Епс. III. 362.
®) „ЗеІЬзіЬезНттип^, аіз апзгск $еіеп4*. Епс. ПІ. 363. Курсивъ Гегеля.
•) Епс. Ш. 364. 365 (2.). 366 (2.).
5) Срв. Епс. ІП. 363. 366 (2.).
») Епс. ІП. 367. 367—368 (2.).
») Епс. ІП. 370. 371.
И) Епс. Ш. 371. 372.
УЧЕНІЕ ГЕГЕЛЯ О СВОВОДНОЙ ВОЛИ. ' 211
полнота удовлетворенія, блаженство *) — будетъ достигнута
только тогда, когда цѣлъ будетъ вполнѣ соотвѣтствовать
основной и всеобщей разумной сущности воли. Цѣльное удовле-
твореніе есть удовлетвореніе духа въ цѣломъ, взятаго въ ви-
дѣ тотальности и всеобщности', для того, чтобы достигнуть
блаженства, воля должна опуститься въ ту послѣднюю глубину
духа, которая охватываетъ всю душу именно потому, что
владѣетъ ея послѣдними, абсолютными корнями. Только воля,
опустившаяся на этотъ уровень и отождествившая себя
со всепроникающей сущностью духа, можетъ добыть полноту
удовлетворенія: ибо только она можетъ имманентно созда-
вать свой предметъ, необходимый ей для удовлетворенія;
только она есть всеобщая субстанція души; только она —
свободна; только ей доступно абсолютное и свободное са-
моопредѣленіе. Только она-есть истинная Воля.
Такимъ образомъ, Воля есть конкретный итогъ всего пути *),
пройденнаго субъективнымъ духомъ. Въ устахъ Гегеля это
не схема и не Фраза, но тезисъ, полный самаго существен-
наго значенія. Подобно тому, какъ въ его ученіе вообще
невозможно проникнуть, не усвоивъ воображающей мыслью
природу спекулятивнаго Понятія,—подобно этому, невоз-
можно понять что-нибудь въ его философіи права и нрав-
ственности, не усвоивъ конкретную природу Воли. Необходимо-
принятъ съ полнымъ и серьезнымъ вниманіемъ всѣ основныя
указанія его и тогда откроется слѣдующее. ^7'
Воля есть человѣческая душа въ цѣломъ, достигшая уровня
свободнаго самоопредѣленія. Слѣдуетъ представить себѣх'чгло-
вѣческое существо во всѣхъ его существенныхъ чертахъ и свой-
ствахъ, сведенное къ гармоническому единству и подчиненное самой
глубокой, стихійной силѣ души. Эта сила есть разумъ, какъ-
абсолютно благая и творчески-самоопредѣляющаяся'энергія дух’а.
Въ этихъ опредѣленіяхъ каждый терминъ долженъ быть
насыщенъ живымъ, созерцающимъ разумѣніемъ.
Воля есть органическая цѣльность всѣхъ существенныхъ свойствъ
*) Епс. ІП. 372. 373.
8) Срв., вапр., Кесіи. 6о—6і. 365.
212
И. А. ИЛЬИНЪ.
и дѣятельностей человѣка; но всѣ эти свойства чело-
вѣческаго существа подчинены господству его духовной глу-
бины, преображены ею и превращены въ ея покорный знакъ.
„Естественная душа", съ ея опредѣленіями, и тѣло—обра-
зуютъ крайній предѣлъ внѣшняго явленія воли; воля прі-
емлетъ матеріально-физіологическое обличіе и выковываетъ
и^ъ пространственныхъ, временныхъ и органическихъ со-
стояній свое вѣрное орудіе, свой знакъ,— тѣлесный организмъ.
Воля есть „дѣйствительная" душа: духовный „геній самости",
свободный въ своемъ тѣлесномъ организмѣ. Далѣе, она есть „со-
знаніе", но уже не оторванное отъ своего объекта; она
есть „внутреннее идеальное Я", но не въ смыслѣ эмпириче-
скаго сознанія, а въ смыслѣ метафизическаго самомышленія’,
она есть „безконечная рефлексія",— творческій возвратъ Поня-
тія къ себѣ. Воля есть „тождественный центръ души" въ его
„абсолютной достовѣрности"; она создаетъ законъ объекта, и
даже болѣе того: она создаетъ самый объектъ; поэтому она
„сознаетъ себя" въ объектѣ и знаетъ объектъ, какъ свое со-
стояніе. Воля есть, далѣе, та „безкорыстно, предметно жи-
вущая" сила, которая знаетъ, что субъектъ и объектъ суть
лишь модусы единой субстанціи, всеобщей Воли. Она есть духъ,
свободный отъ инобытія", т.-е. Разумъ, т.-е. „интуитивное
ішленіе", для котораго познать значитъ создать. Воля есть
'^ллигенція", уведшая всякій предметъ въ свою глубину
ая его изъ себя въ новомъ, существенномъ сліяніи;
ергія самого Понятія, мыслящаго себя безобразно
на есть самоопредѣленіе разума, какъ глубо-
стихіи духа. Воля есть единая и цѣльная
свой достойный уровень и ищущая нынѣ
й разумной и благой природѣ. Путь къ-
уже путь объективнаго и, далѣе,-
полн
этому
абсолютнаг
Такова вол
есть „истина" и
познающаго состоя
х) Ср. Епс. ІП. 373- Епс.
ЩЦітогъ субъективнаго духа. Она
т.-е. высшая ступень^азумно-
а *). Это означаетъ, что воля
УЧЕНІЕ ГЕГЕЛЯ О СВОБОДНОЙ ВОЛЪ. 213
есть особое состояніе мыслящаго духа, такое, въ которомъ
субъективная душа человѣка является созрѣвшей къ дѣй-
ствію, къ творчеству, осуществляющему ея коренное и
цѣлостное влеченіе. Воля есть духъ въ его практиче-
скомъ 2), раскрывающемъ себя и творящемъ свою цѣль порывѣ.
Отсюда слѣдуетъ, что всѣ тѣ, кто раздѣляетъ или про-
тивопоставляетъ мысль и волю, заблуждаются *). На самомъ
дѣлѣ воля есть зресіез мысли: мысль придаетъ себѣ значе-
ніе воли и остается ея основой и субстанціей *). „Безъ
мышленія не можетъ быть воли, и самый необразованный
человѣкъ есть воля лишь постольку, поскольку онъ помыс-
лилъ; животное, напротивъ того, не можетъ имѣть волю
именно потому, что оно не мыслитъ" ’). Воля есть „мысля-
щій разумъ* *), и только въ этомъ видѣ она можетъ утвер-
дить свою свободу 7) и сообщить себѣ истинное и достой-
ное содержаніе 8).
Ибо истинное состояніе воли есть самоопредѣленіе-, а истин-
ное и абсолютное самоопредѣленіе дается только мысли.
Самоопредѣленіе есть сущность воли, ея жизнь, ея стихія,
ея еззепііаіе. Самоопредѣленіе и воля просто совпадаютъ
въ пониманіи Гегеля. Воля, которая не способна опредѣ-
лить себя къ чему-либо, есть постольку слабая воля, без-
воліе, своего рода „слабая сила"; воля, которая опредѣ-
ляетъ не себя, а нѣчто другое,— уже опредѣлила себя къ тому,
чтобы опредѣлить что-то иное. Самоопредѣленіе есть та
основная Функція воли, безъ которой воли нѣтъ и при на-
личности которой воля имѣетъ бытіе. Воленіе состоитъ въ
*) Срв. №еІ. 340. Епс. ПІ. 359 и др.
Срв. №ег. 340. Епс. I. 397. Епс. III. 373.
*) Срв. Епс. ПІ. 359. КесЬг. 38.
*) „іп АѴаЬгЬеіі ізі <1аз Вепкеп 4а$ зісіі зеІЬзг гит ''ѴШеп Ьезііштепіе ип<1
«іаз Егзсеге ЫеіЬі Ле^иЬзгапі 8ез Ьешегеп". Епс. Ш. 358 (2.). Срв. КесЬі.
49. 314. РЬ. С. іі.
») Епс. III. 358. (2.).
’) КесЬп- 49.
7) Кесііі. 57.
8) Епс. III. 359. КесЫ. 49.
Вопросы философіи, кн. 137. *• 4
214
И. А. ИЛЬИНЪ.
томъ, что воля самоопредѣляется * **)): „замыкается въ себѣ* *)*
„наполняетъ себя изъ себя" „даетъ сама себѣ содержа»
ніе" 4) и оказывается „реФлектированной въ себя" ’) и
„тождественной съ собою" *). Сущность воли въ томъ, что
она повинуется только себѣ ’) и, сливаясь съ собою •),
остается „у себя" *).
А это и означаетъ, что воля свободна 10): ибо самоопредѣ-
леніе есть не что иное, какъ сама свобода. Воля, не
опредѣляющая себя самодѣятельно и самостоятельно, есть
не „воля", но осуществленная „неволя*. Этимъ разрѣша-
ется для Гегеля и антиномія свободы — необходимости.
Воля въ своемъ истинномъ и полномъ значеніи,—разумная
воля,—свободна потому, что свобода составляетъ ея при-
роду и), „ея понятіе или субстанціальность"іа); свобода
есть сущность воли 13) подобно тому, какъ тяжесть есть
сущность тѣла п), а увѣренность есть сущность самосо-
знанія 1в). Воля свободнапотому, что ей свойственно относить-
ся только къ себѣ и ни къ чему болѣе 1в); она свободна пото-
му, что независимость отъ всякаго инобытія 17) составля-
етъ ея атмосферу. Воля, живущая на уровнѣ разума, на-
правлена всецѣло въ свои нѣдра и поэтому она обладаетъ
„истинной безконечностью": „она сама есть свой пред-
*) Срв. Епс. III. 559. КесЫ. 149. К.еІ. I. 77.
8) „зісЬ іп зісЬ ЬезсЫіеззеп<1“. Епс. ПІ. 359.
•) »зісЬ аиз зісЬ егйі11еп<і". Епс. Ш. 3 59.
*) „зісЬ зеІЪзі 4еп ІпЬаІі §еЬеп4“. Епс. Ш. 359. 38$. КесЫ. 4*. 49.
8) КесЬі. 153,
*) КесЫ. 152. 153.
Срв. РЬ. С. 46.
*) КесЫ. 42.
») Епс. ІП. 359-
») Епс. III. 359. КесЫ. 56. 152. РЬ. О. 46. Кеі. I. 77.
И) Епс. ПІ. 250 (2.).
м) КесЫ. 42.
и) Срв. КесЫ. 56. 6і. 148 и др.
м) КесЬі. 42.
в) Епс. ІП. 250 (2.).
**) КесЫ. $8.
я) КесЬі. 58.
УЧЕНІЕ ГЕГЕЛЯ о своводной вол®. 215
метъ" *); а это означаетъ, что она не имѣетъ ограничива-
ющаго ее инобытія, но въ творчествѣ своемъ возвраща-
ется къ себѣ2).
Эта обращенность воли къ ея собственной сущности
можетъ быть выражена такъ, что она есть предметъ своего
воленія, осуществляемый посредствомъ разумнаго и систематиче-
скаго раскрытія своей сущности.
То, чего желаетъ разумная воля, есть ея собственная сущ-
ность, т.-е. она желаетъ полнаго самоопредгъленія и абсолют-
ной свободы. Разумной, волѣ свойственно, чтобы ея „опре-
дѣленіемъ", ея „содержаніемъ", ея „цѣлью" и ея „суще-
ствованіемъ" была свобода 3). Воля сама ставитъ себѣ
цѣль1) и цѣль ея — она сама, т.-е. ея свобода. Это пред-
полагаетъ, что воля опознала свою истинную сущность;
что она имѣетъ бытіе не только „по себѣ", но и „для
себя" ’). Такая воля является субъективно-зрѣлой волей:
она выходитъ изъ себя, становится объективнымъ духомъ и
создаетъ себѣ „міръ свободы" — *) въ организованной об-
щественности, въ правѣ, нравственности и государствѣ.
Таково „понятіе" воли: это есть спекулятивно освободив-
шееся разумное мышленіе человѣка, творчески стремящееся къ
полнотѣ удовлетворенія, т.-е. къ абсолютной свободѣ. Воля есть
самоопредѣленіе разума, само опредѣлившее себя къ осу-
ществленію абсолютнаго самоопредѣленія.
Въ этомъ сущность зрѣлой воли, или ея „понятіе". Одна-
ко, на ряду съ зрѣлымъ состояніемъ воли, возможны, оче-
видно, и незрѣлыя, низшія состоянія. Необходимо имѣть въ
виду, что „воля" есть воля человѣка, нѣкое цѣлостное состо-
яніе человѣческаго существа. Это означаетъ, что зрѣлая воля
есть дѣйствительный „образъ міра", допускающій на ряду съ
собою незрѣлыя „явленія" и вмѣщающій въ себя двойную
*) КесЬг. 57—58.
®) „мг іп бісЬ 2игі1ск§екеЬп ізі". КесЬі. 58.
*) Епс. ПІ. 559. 560. (2.). КесЫ. 6г.
*) КесЫ. 45.
КесЫ. 46. 58.
•) Епс. ПІ. 560 (2.).
4
216
И. А- ИЛЬИНЪ.
природу, спекулятивную, или безконечную, и эмпирическую,
или конечную.
Воля, какъ и всякое другое видоизмѣненіе Божества,
можетъ обстоять и дѣйствовать или въ непроявленномъ,
скрытомъ видѣ, оставаясь въ глубинѣ человѣческаго суще-
ства и утверждая свою природу только „сама по себѣ“
(ап зісЬ), или же въ раскрытомъ, осуществленномъ видѣ,
на уровнѣ сознанія и самосознанія, — „сама по себѣ и для
себя" (ап ипс! Гііг зісЬ). Однако, въ своемъ скрытомъ, не-
проявленномъ, „неопредѣленномъ" видѣ она не перестаетъ
быть волею: она остается какъ бы „нейтральной", но „без-
конечно оплодотворенной" силой, „первоначальнымъ зер-
номъ" *), содержащимъ въ себѣ и производящимъ изъ себя
„всѣ опредѣленія и цѣли". Для того, чтобы раскрыть и
осознать свою сущность, для того, чтобы осуществить себя
какъ свободное самоопредѣленіе, — воля должна принять
и проработать свою эмпирическую сущность, пріобщить
себя „быванію", стать существующей волей и побѣдитъ элементъ
своею существованія. Тогда только воля получитъ значеніе „дѣй-
ствительнаго образа", состоящаго изъ „сущности", побѣ-
дившей свое „существованіе"; тогда только она станетъ,
по выраженію Гегеля, — „идеею"а): ибо „понятіе" воли и
„предметъ" воли совпадутъ и превратятся въ тождество 3).
Этотъ процессъ созрѣванія воли Гегель описываетъ не-
рѣдко такъ, что „всеобщая сущность" принимаетъ видъ
„единичнаго" явленія, а „единичная" воля, углубляясь въ
себя, устанавливаетъ свое спекулятивное тождество со
„всеобщей волей". Этотъ процессъ выходитъ уже за предѣлы
субъективнаго духа, хотя и начинается въ его глубинѣ.
Для того, чтобы вѣрно понять природу „всеобщей воли",
необходимо имѣть въ виду основное воззрѣніе Гегеля на
жизнь Бога и міра. Согласно этому воззрѣнію, Божество
*) Срв. КесЬі. 48. Этому описанію Гегель, повидимому, не придаетъ
центральнаго значенія.
*) Срв., напр.,КесЬі. і}2. 149. 171; срв. КесЬі. 48. 145. 148 и др.
•) Епс. III. )7і; срв. КесЬі. 62. 149. 210.
УЧЕНІЕ ГЕГЕЛЯ О СВОВОДНОЙ ВОЛЪ.
217
есть единая „всеобщая" субстанція всякаго бытія, а явленія
міра, — вещи и души, растенія, животныя и люди, — суть
подчиненныя „единичности", „акциденціи" или вѣрнѣе „мо-
дусы" этой субстанціи. При этомъ всеобщее входитъ въ еди-
ничное, -какъ ею живая сущность, а единичное входитъ во всеобщее,
какъ ею живая частъ; „всеобщее" есть абсолютно реальная,
творческая стихія, пронизывающая всякую „единичность",
но скрытая въ ней и индивидуализированная ея предѣлами;
эти предѣлы не позволяютъ свободной субстанціи выйти
на свободу и явиться въ мірѣ такъ, какъ это соотвѣтству-
етъ ея природѣ. Свободная всеобщность остается „только
сущностью" до тѣхъ поръ, пока ей не удастся преодолѣть
косную стихію инобытія, или, что то же, пока .единич-
ность" не осознаетъ въ себѣ свою всеобщую сущность и
не отдастся ея духовной и абсолютной силѣ. Тогда все-
общность перестаетъ быть „только сущностью" и стано-
вится „явившейся сущностью" — тождествомъ „сущности"
и „существованія", „понятія" и „реальности", т.-е. дѣй-
ствительнымъ „образомъ міра" или трижды реальною „иде-
ею".
Этотъ порядокъ осуществляется въ мірѣ на разныхъ уров-
няхъ, или, что то же, въ разныхъ „элементахъ". Однако
съ особенной стройностью онъ раскрывается въ конкрет-
ной нравственности, гдѣ „единичная воля" сливается со .все-
общей волею", и въ абсолютной религіи, гдѣ „вѣрующая
душа" пріемлетъ въ себя „жизнь и любовь единаго Бога".
Гегель успѣлъ дать продуманное и зрѣлое выраженіе толь-
ко ученію о нравственной жизни людей и оставилъ систе-
матическое ученіе о религіи въ видѣ черновыхъ набро-
сковъ. Ученіе о „всеобщемъ", какъ живой, конкретной то-
тальности, остается поэтому, строго говоря, достояніемъ
его Логики и Философіи Права: тамъ оно раскрывается въ
элементѣ реальности,— чистой, божественной мысли:, здѣсь—
въ элементѣ „дѣйствительной" человѣческой воли.
Всеобщая воля есть особое состояніе Божественной *) СТИХІИ
Срв., напр., КесЬі. 334. РЬ. С. 40.
218
И. А. ИЛЬИНЪ.
въ мірѣ, и притомъ именно въ человѣкѣ. Это есть видоиз-
мѣненіе самого Понятія, Разума или спекулятивной мысли.
Воля, какъ субстанціальный корень человѣческой души, имен-
но потому всеобща, что она есть видоизмѣненіе мыслящаго
себя Смысла *): ибо мышленіе, — и по дѣятельности своей
и по предмету своему, — всеобще.
Поэтому всеобщая воля живетъ ритмомъ и цѣлью Понятія:
она создаетъ единичныя воли изъ себя путемъ „специфи-
каціи"; она входитъ въ нихъ, въ качествѣ ихъ скрытой, жи-
вой сущности, и включаетъ ихъ въ себя, какъ свои живыя
части; она имѣетъ всеобщую цѣль и всеобщій предметъ, —
себя и свою свободу; и, осуществляя ее, она достигаетъ
тождества между собою и своими явленіями, т.-е. индиви-
дуальными волями людей.
Это означаетъ, прежде всего, что необходимо различать
между всеобщею волею, какъ „по себѣ сущей субстанці-
ей", и единичною волею, какъ „для себя сущимъ явлені-
емъ". Только конкретное тождество ихъ даетъ „истину", т.-е.
совпаденіе „всеобщей субстанціи" съ „единичнымъ явле-
ніемъ", истинную „всеобщую волю", сущую „по себѣ и для
себя" (ап ппі Гііг зісЬ). Сращеніе или отождествленіе между
„всеобщей волей" и „индивидуальной волей" совершается
дважды: первый разъ въ предѣлахъ субъективнаго духа и
второй разъ въ предѣлахъ „объективнаго духа". Человѣкъ
находитъ въ себѣ божественно-разумную стихію воли два
раза: сначала въ своей замкнутой жизни, приводящей его
къ признанію себя индивидуально-свободною волею, а по-
томъ въ общеніи и общественной жизни, приводящей всѣхъ
людей къ признанію себя единой спекулятивной стихіею „на-
роднаго духа".
Сначала воля есть „по себѣ сущая субстанція* субъективнаго
духа. Она скрыта въ его глубинѣ, какъ „геній его самости",
какъ его истинное „понятіе" *). Человѣкъ часто не знаетъ
этого, не видитъ и не признаетъ своей истинной разумно-
*) Срв. Епс. ПІ. 559. 559. К?сЫ. 49. РЬ. О. 58. Кеі. I. 77.
2) Срв., напр., Епс. Ш. 575. КесЬі. 46. 159. 175 и др.
УЧЖНІК ГЕГЕЛЯ о СВОБОДНОЙ волв.
219
волевой природы; тогда онъ опредѣляетъ себя чувствомъ
и страстью и вступаетъ на путь блужданій. Однако это
заблужденіе не въ состояніи измѣнить сущность дѣла; все-
общность разумнаго самоопредѣленія остается ею подлинною
не освобожденною природой, а, Формально говоря, — его пред-
начертаннымъ долженствованіемъ )*. Безъ мысли нѣтъ че-
ловѣка, она пробивается въ немъ уже на ступени воспрія-
тія (ХѴаЬг-пеЬтеп) и сознанія. А мысль есть уже состояніе
всеобщности. Стихія духа, — самоопредѣляющагося мышле-
нія,—остается „всеобщей* даже въ непосредственно-лич-
ной жизни человѣка.
Но именно въ такой жизни и обнаруживается впервые
различіе между всеобщею волею, какъ „по себѣ сущей суб-
станціей и единичною волей, какъ „для себя сущимъ явле-
ніемъ*. Сама по себѣ воля остается разумною, всеобщею
и свободною *); но въ явленіи своемъ она оказывается ото-
рванною отъ субстанціи единичностью, — „непосредствен-
ною естественною волею" *). На сокровенно-внутреннихъ
путяхъ своихъ воля живетъ, какъ „безконечная сила"; а
на путяхъ внѣшняго явленія она остается „конечною" *)
и „Формальною" ’) волею, наполненною многообразнымъ эм-
пирическимъ содержаніемъ •).
Этотъ разрывъ между двумя волями исцѣляется, далѣе,
въ предѣлахъ „субъективнаго духа* тѣмъ, что конечная воля,
въ поискахъ полнаго удовлетворенія, обращается внутрь
себя и признаетъ свою безконечно-разумную сущность. Она
становится свободною — и „сама по себѣ" и „для себя"; то,
что было скрытою въ ней сущностью, становится осо-
знаннымъ достояніемъ и способомъ жизни субъективнаго
духа. Воля цѣлостно опредѣляетъ себя къ свободѣ и пере-
ходитъ въ Сферу „объективнаго духа*.
») Срв. Епс. Ш. 361.
* ) Срв. ВесЬі. 46. 47.
* ) КесЬи 47. 2р.
* ) КесЬг. 47.
* ) Кескі. 48—49.
' КесЫ. 48.
220
И. А. ИЛЬИНЪ.
Этотъ переходъ къ „объективности" означаетъ, что раз-
умная и всеобщая сущность духа должна стать для нею
самою объектомъ. Душа постигла, что она, какъ человѣческая
монада, внутренно свободна и, вслѣдъ за этимъ она выходитъ
за предѣлы своего замкнутаго существованія. Воля призна-
ла свою субъективную всеобщность и видитъ себя въ свое-
образно-противорѣчивомъ состояніи: она сама, какъ внут-
ренно-всеобщая субстанціальная сила, противостоитъ цѣло-
му множеству „внѣшнихъ" существованій и сама ограниче-
на предѣлами субъективной монады. Инобытіе, повидимо-
му, до конца побѣжденное субъективнымъ духомъ, вновь вста-
етъ передъ нимъ, и это требуетъ отъ него дальнѣйшаго
самоосвобожденія. Воля, субъективно „свободная" и „всеоб-
щая", должна стать объективно „свободной" и объективно
„всеобщей".
Объективность, къ которой обращается воля, имѣетъ тро-
якій характеръ: во-первыхъ, это есть множество единич-
ныхъ индивидуальныхъ воль, т.-е. другіе люди; во-вторыхъ,
это есть множество „естественныхъ вещей", предстающихъ
сознанію, т.-е. совокупность тѣхъ природныхъ условій, въ
которыхъ живетъ человѣкъ; въ-третьихъ, это есть множе-
ство личныхъ, человѣческихъ потребностей и влеченій, за-
горающихся въ самой субъективной волѣ отъ общенія съ
другими людьми и вещами. Все это образуетъ „внѣшній ма-
теріалъ" для существованія субъективно-зрѣлой воли и
предначертываетъ ей путь дальнѣйшаго восхожденія.
Этотъ путь состоитъ въ томъ, что воля должна открыть
разумную и всеобщую природу въ своихъ новыхъ „объектив-
ныхъ" предметахъ и осознать въ себѣ ту, еще болѣе глу-
бокую, всеобщность, которая едина для всѣхъ людей, стоящихъ
въ общественномъ сожительствѣ. Достигнуть этого значитъ
снятъ „противорѣчіе" между субъектомъ, уже разумнымъ
и всеобщимъ, и предметомъ, предстоящимъ въ видѣ не-
разумнаго множества единичныхъ существованій; это зна-
читъ также снять „противорѣчіе" между всеобщимъ, суб-
станціальнымъ содержаніемъ, созрѣвшимъ въ субъектѣ, и внѣиі-
УЧЕНІЕ ГЕГЕЛЯ О СВОБОДНОЙ ВОЛЭ.
22І
ней формой его жизни—личною, конечною и ограниченною.
Индивидуальная воля знаетъ, что она сама по себѣ (т.-е. въ
отрывѣ отъ другихъ людей и вещей) всеобща и разумна, л
притомъ не только „по себѣ" (т.-е. по своей сокровенной^
субстанціальной сущности), но и „для себя“ (т.-е. по своему
эмпирическому самосознанію); теперь ей предстоитъ найти
ту же всеобщность въ другихъ людяхъ, познать въ нихъ то?
чтЬ она познала въ себѣ, и признать, что въ нихъ живетъ и твор-
чески раскрывается та же самая, единая стихія разумнаго само-
опредѣленія, которая слагаетъ и ея собственную сущность.
Субъективная воля должна познать свое спекулятивное тожде-
ство съ другими субъективными волями. Она должна убѣдиться
и признать, что множество индивидуальныхъ воль есть „мно-
жество" лишь по своей внѣшней видимости, по своему явле-
нію; по существу же это множество не разъединено реально?
но образуетъ одну единую Всеобщность, единую всеобщую
волю, народный духъ (Ѵоікз^еізі). Эта единая всеобщая
воля и есть та духовная субстанція, которая входитъ въ ка-
ждую единичную волю, въ качествѣ ея живой сущности, и вклю-
чаетъ въ себя всѣ единичныя воли, въ качествѣ своихъ живыхъ
органовъ.
Согласно этому, всеобщая воля трижды оправдываетъ
свое имя. Она всеобща, во-первыхъ, потому, что она есть»
единая субстанція всяческаго бытія, сама Субстанція, само
Понятіе, самъ божественный Смыслъ. Она всеобща, во-
вторыхъ, потому, что она есть всепроникающая сущность
субъективнаго духа, всѣхъ его внутреннихъ состояній и опре-
дѣленій. Она всеобща, въ-третьихъ, потому, что она есть
единая разумно - волевая, духовная стихія множества людей,
множества индивидуальныхъ воль. Это есть общая всѣмъ
людямъ сила разумнаго воленія; однако „общая" не въ. томъ
смыслѣ, что у каждаго' человѣка есть „своя воля", а умно-:
гихъ людей — есть „одинаковая душевная способность";
но въ томъ смыслѣ, что Воля реально едина, а индивидуаль-
ныя воли суть ея специфическія видоизмѣненія.
Эти специфическія „обособленія" единой всеобщей воли
222
И. А. ИЛЬИНЪ.
могутъ выражать ея божественную природу съ большею
или меньшею вѣрностью. Индивидуальная воля можетъ не
знать, не сознавать и даже не предполагать того, что она
есть „явленіе" и „органъ" единой субстанціи. Однако
это заблужденіе не въ состояніи измѣнить сущность дѣла:
всеобщая воля народнаго духа остается всегда субстанціей
единичной воли, но, можетъ быть, — скрытой субстанціей,
сущей лишь „по себѣ'. Задача индивидуальной воли въ томъ,
чтобы осознать это и признать себя органомъ народнаго
духа: тогда она постигнетъ свое тождество со всеобщей
волей и съ „другими" людьми; тогда она пойметъ, что она
свободна отъ „инобытія" не., только въ своихъ собствен-
ныхъ предѣлахъ, но и въ „объективномъ" порядкѣ: ибо дру-
гіе люди суть ея „со-бріаныи, объединненые съ нею единой
субстанціальной сущностью. Тогда субъективный духъ ста-
нетъ объективно свободнымъ и „по себѣ" и „для себя".
Такъ оправдывается здѣсь основное соотношеніе спеку-
лятивныхъ ступеней: послѣдующее состояніе есть всегда
реальная сущность предшествующей ступени, ея субстан-
ціальное зерно, скрытое въ ней и раскрывающееся изъ
иея, какъ изъ своей оболочки. Согласно этому, всеобщая
воля народнаго духа лежитъ въ . основаніи субъективной
воли, но субъективная воля не знаетъ этого и узнаётъ объ
этомъ только тогда,-когда созрѣваетъ внутренно до состо-
янія разумной воли и вступаетъ въ Сферу „объективности".
Это можно выразить такъ, что субъективный духъ осозналъ
себя, какъ’ субъективно-всеобщую волю, т.-е. обрѣлъ въ себѣ
самомъ единую, разумную стихію мысли, которая свободна отъ
своего объекта потому, что сама создаетъ его (смыслъ им-
манентенъ мышленію) и которая всеобща потому, что суб-
станціально пронизываетъ весь внутренній міръ монады (воля
есть разумная всеобщность душевной монады). Однако
теперь субъективному духу предстоитъ осознать нѣчто
'большее: не „онтогенетическую", а „Филогенетическую"
всеобщность воли. Это означаетъ, что субъективная всеобщ-
ность воли есть индивидуальное выраженіе объективной (т.-е. со-
УЧВНІЕ ГЕГВЛЯ О СВОВОДНОЙ ВОЛѢ. 225
ціально-духовной) всеобщности, осуществившееся въ инди-
видумѣ, какъ органѣ народнаго духа. Иными словами: раз-
умная духовность каждаго отдѣльнаго человѣка есть „еди-
ничный модусъ", специфическое видоизмѣненіе „всеобщей
воли" его народа.
Понятно, что на самомъ дѣлѣ „всеобщая воля" совсѣмъ
не противостоитъ единичной волѣ. Взятая отвлеченно, все-
общая воля есть абстракція, чистая, безразличная не-
опредѣленность *); точно такъ же единичная воля, сама по
себѣ, есть абстракція, дурная, отъединенная, непосред-
ственно-личная ограниченность. Истина лежитъ въ ихъ един-
ствѣ. Всеобщая воля слагается и состоитъ изъ единичныхъ
воль такъ, какъ абсолютная первооснова слагается изъ сво-
ихъ живыхъ частей2). Единичная воля скрываетъ въ себѣ ту
всеобщую духовную стихію, которая живетъ „во всѣхъ и
въ каждомъ" *). Истина лежитъ, какъ всегда, въ конкрет-
номъ тождествѣ трехъ моментовъ', всеобщаго, какъ начала, подъ-
емлющагося надъ каждымъ даннымъ содержаніемъ, все въ
себѣ разрѣшающаго и безконечно рефлектирующаго *);
особеннаго, какъ начала различающаго, опредѣляющаго и
ограничивающаго 8); и единичнаго, какъ начала, сочетающаго
въ себѣ содержательную опредѣленность съ властью без-
конечной рефлексіи •). Эти три момента въ сращеніи обра-
зуютъ систему единичныхъ человѣческихъ волъ, живущихъ еди-
нымъ подъятымъ и ассимилированнымъ, всеобщимъ содержаніемъ;
или, что то же, они образуютъ единую субстанцію народ-
наго духа, дифференцировавшую себя и разложившуюся на систему
единичныхъ человѣческихъ волъ. Всеобщее входитъ въ единич-
ное, какъ въ свою живую часть, а единичное содержитъ
въ себѣ всеобщее, какъ свою живую сущность.
*) КесЫ. 58.40. 41.
Срв. МоІІаі. I. 54.
•) РЬап. 442. 445.
*) КесЫ. 58.
КесЫ. 40.
•) КесЫ. 42.
224 и. А. ильинъ.
Задача субъективнаго духа должна быть теперь ясна:
ему предстоитъ осознать и усвоить это истинное положе-
ніе вещей. Субъективно-зрѣлая воля должна „принять"
бытіе множества другихъ людей и вещей такъ, какъ она
уже приняла однажды множество своихъ душевныхъ и тѣ-
лесныхъ состояній; она должна вступить въ творческое,—
воспринимающее, чувствующее, алчущее, сознающее и пре-
одолѣвающее— отношеніе къ нимъ, изжить въ этомъ свои
влеченія и проложить себѣ дорогу къ разумному отождест-
вленію со своими объектами; познаніемъ и волею должна она
выстрадать свое тождество съ другими людьми, чтобы при-
знать себя вг нихъ И ихъ въ себѣ, и всѣхъ вмѣстѣ — единымъ
народнымъ духомъ; и, наконецъ, она должна творческою *)
жизнью въ единомъ народномъ духѣ подлинно усвоитъ ребѣ
его всеобщую волю и его всеобщія цѣли а) и превратить
вещественную обстановку народной жизни въ покорное
тѣло народнаго духа. Это и есть путь къ объективной свобо-
дѣ духа; она достигается только черезъ осознаніе и осу-
ществленіе всеобщей воли, какъ „источника всѣхъ единич-
ныхъ воль” *).
Такъ возникаетъ ученіе Гегеля о правѣ, морали и нрав-
ственности. Всѣ эти ступени объективнаго духа предста-
вляютъ изъ себя прежде всего состоянія или модификаціи
субъективно-зрѣлой воли, т.-е. разумной, свободной и
субъективно-всеобщей. Этимъ и опредѣляется ихъ ро-
довая сущность.
И. А. Ильинъ.
*) Епс. Ш. 575 — 374.
’) Епс. Ш. 359. НесЬг. 313.
*) „Оцеііе аііег Еіаге1пег”.Р1і.-Сг. 44,
Объ общественномъ идеалѣ1)
Исторія послѣдовательнаго движенія партіи по пути ре--
Формизма изображалась не разъ. Я могу здѣсь сослаться
на безпристрастное изложеніе Мильо въ его сочиненіи „Ьа
БётосгаНезосіаІізІе аііетапсіе", гдѣ этотъ процессъ прослѣ-
женъ шагъ за шагомъ до 1903 года. Съ тѣхъ поръ онъ сдѣ-
лалъ и новые успѣхи, интересные, впрочемъ, не столько съ
принципіальной стороны, сколько съ практической: по су-
ществу движеніе остается то же, усиливается лишь его
темпъ, по мѣрѣ того какъ партія приходитъ къ убѣжденію,
что ея практическая дѣятельность въ условіяхъ существую-
щаго государства имѣетъ не только агитаціонное значеніе,
но приноситъ и реальные плоды. Логика событій увлекаетъ
ооціалъ-демократію все далѣе по пути парламентаризма и
реформизма, на которомъ она уже не можетъ остановиться.
Зеленое дерево жизни и здѣсь оказалось болѣе привлека-
тельнымъ, чѣмъ сѣрая теорія, хотя бы и украшенная самыми
смѣлыми перспективами.
Для нашихъ цѣлей нѣтъ необходимости разсказывать по-
дробно эту исторію постоянныхъ колебаній между рефор-
мизмомъ и революціонизмомъ и постоянныхъ побѣдъ перваго
надъ вторымъ. Я хочу здѣсь остановиться только на томъ
чрезвычайно важномъ моментѣ въ развитіи нѣмецкаго со-
ціализма, какимъ по всей справедливости долженъ быть
признанъ ганноверскій съѣздъ 1899 года: здѣсь впервые
4) Си. Вопр, фил. и дсих., кн. 136.
226
П. НОВГОРОДЦЕВЪ.
теоретическая часть Эрфуртской программы была принесена
въ жертву новымъ теченіямъ. Это было тѣмъ болѣе знаме-
нательно, что на съѣздѣ предполагалось достигнуть обрат-
наго результата: осудить новыя теченія и провозгласить
неприкосновенность программы. Резолюція, предложенная
съѣзду Бебелемъ, содержала въ себѣ заявленіе, что партія
„не имѣетъ основаній измѣнять ни своей программы, ни своей
тактики, ни своего названія". Въ окончательной редакціи
слова: „ікг Рго^гатш" по предложенію Штольтена были за-
мѣнены другими: „іЬге Сгнпбзаие иші СгипсИогсІегип§;еп“ *).
Этимъ самымъ было признано, что о неизмѣнности програм-
мы говоритъ невозможно, что неизмѣнными остаются толь-
ко основныя положенія и основныя требованія партіи 3).
Съ такой широкой Формулой могли согласиться и ревизіо-
нисты, которые и дѣйствительно голосовали за резолюцію
Бебеля въ измѣненномъ видѣ. Противъ нея были только
крайніе, — представители революціоннаго теченія.
Не менѣе знаменательна была и та позиція, которую на
ганноверскомъ съѣздѣ заняли руководители партіи: они не
столько отстаивали чистоту догмы, сколько старались отве-
сти отъ нея упреки въ абсолютизмѣ. Но это значило по-
жертвовать той теоріей, которая лежала въ основѣ Эрфурт-
ской программы и которая вела свое происхожденіе отъ
„Коммунистическаго Манифеста". Таковъ именно смыслъ
рѣчей Бебеля и Каутскаго, выступившихъ въ Ганноверѣ
противъ Бернштейна. Бебель очень подробно доказывалъ,
что теорія обнищанія всегда понималась не въ абсолютномъ,
а въ относительномъ смыслѣ; Каутскій утверждалъ, что
теорія крушенія просто навязана марксизму его критиками
и что въ Эрфуртской программѣ ея нѣтъ. Это было Фор-
мальное отступленіе передъ главными доводами Бернштейна,
вызвавшее остроумное замѣчаніе Давида: „теперь все по-
9 Ргоіокоіі йЬег діеѴегЬашИипцепйезРТ. <іег 8ОРВ. АЬ^еЬаІгеп хи Наппо-
ѵег. 8. 244.
2) См. предложеніе Штольтена и отвѣтныя замѣчанія Каутскаго, Ргоіокоіі*
58. 164 и ібб.
О ВЪ ОБЩЕСТВЕННОМЪ ИДЕАЛЪ.
227
нимается относительно; какъ только въ чемъ-либо напада-
ютъ на насъ, тотчасъ слышится: ахъ, это разумѣлось от-
носительно"
Однако, отступая по существу предъ ревизіонизмомъ,
руководители партіи никакъ не хотѣли принять его окон-
чательнаго вывода: отрицанія соціальной революціи, кото-
рая положитъ предѣлъ всѣмъ бѣдствіямъ пролетаріата, ко-
торая доставитъ ему окончательную побѣду. Бебелю каза-
лось, что подобное отрицаніе уничтожаетъ всю его пред-
шествующую работу ’). Представлялось невозможнымъ стать
на почву реформизма, если онъ не сулитъ впереди окончатель-
наго пореворота. И на ганноверскомъ съѣздѣ рѣзко столк-
нулись два воззрѣнія, революціонное и реформистское.
Какъ удачно выразился Давидъ, вопросъ шелъ о томъ,
чтобы поднять принципіальное значеніе работы для насто-
ящаго. „НосЬ сіаз Ваппег йег Нойпипд' пісйі пиг аиГеіпе Ьез-
зеге ХикипЙ, зопсіегп ѵог аііет ип<3 іп егзіег Ьіпіе аисЬ
аиГ еіпе Ъеззеге Се^етѵагіі". Съ этой точки зрѣнія рабо-
та для настоящаго казалась „не палліативами, а основопо-
ложными камнями для великаго зданія будущаго" ’). Тогда
и на почвѣ настоящаго общества казался возможнымъ про-
цессъ демократизаціи и соціализаціи, а конечная побѣда
соціализма изображалась не въ качествѣ внезапнаго пере-
хода къ новымъ отношеніямъ, а въ видѣ заключительнаго,
звена продолжительной эволюціи *).
Но совершенно очевидно, что такое воззрѣніе, послѣдо-
вательно развивая точку зрѣнія правового государства,
лежавшую въ основѣ второй части Эрфуртской программы,
въ то же время опрокидывало положеніе абсолютнаго соціа-
лизма, какъ это и высказалъ на съѣздѣ Каутскій. „Если
капитализмъ — говорилъ онъ — можетъ изъ самого себя по-
родить тенденцію къ устраненію бѣдности и къ возведенію
*) Ргоіокоіі, 8. 142.
2) ІЬід. 88. 120, 124.
•) Изъ рѣчи Давида, Ргоіокоіі, 8. 144.
*) Изъ рѣчи Давида, Ргоіокоіі, 88> 130—131.
228 п. новгородцевъ.
рабочаго класса на высшую ступень, то наша борьба бы-
ла бы излишня; въ такомъ случаѣ намъ никогда не удалось
бы организовать рабочій классъ къ борьбѣ противъ бѣдно-
сти. Вѣдь именно потому, что мы показываемъ рабочему
классу, что его бѣдность не есть преходящее или случай-
ное явленіе, но что оно основано на природѣ капитализма,
вамъ удается организовать и поднять пролетаріатъ" х).
Тутъ ясно выступаетъ мысль, что единоспасающее значе-
ніе имѣетъ соціальная революція, которая, какъ дѣло ра-
бочаго класса, приведетъ его сразу къ власти, господству
и счастью. Капитализмъ безсиленъ что-либо сдѣлать, и ме-
жду нимъ и соціализмомъ лежитъ цѣлая пропасть. Именно
эта догма мѣшала Каутскому принять идеи Бернштейна,
именно она заставляла и его, и Бебеля, и всѣхъ правовѣр-
ныхъ марксистовъ настаивать на томъ, что главное—это
конечная цѣль. Эта идея конечной цѣли стала для партіи
какимъ-то Фетишемъ, что и дало поводъ Ауэру на томъ же
ганноверскомъ съѣздѣ высмѣять своихъ товарищей за ихъ
вѣру во всемогущую силу „знамени съ болтающейся на
немъ конечной цѣлью" *).
Однако болѣе дѣйствительное значеніе, чѣмъ эта утопія,
имѣли тѣ практическія заключенія, къ которымъ пришелъ
ганноверскій съѣздъ. И тутъ повторилось то же, что было
на Эрфуртскомъ съѣздѣ. Воздавъ должную дань уваженія
теоріи и Марксу, благоговѣйно повторивъ его завѣты, за-
тѣмъ перешли къ практическому дѣлу и забыли о нихъ.
Какъ люди стараго культа, внутренно отъ него отошедшіе
и сохранившіе къ нему лишь привычную преданность, ме-
ханически повторяютъ затверженныя слова старой молитвы
передъ тѣмъ, какъ приняться за обычную работу, такъ по-
ступаютъ обыкновенно на своихъ съѣздахъ нѣмецкіе соці-
алъ-демократы. Поклонившись Марксу, проходятъ затѣмъ
мимо него къ тѣмъ требованіямъ, которыя ставитъ жизнь.
*) РгогокоІІ, 8. і68.
*) Ргоіокоіі, 8. 20б«
ОБЪ ОБЩЕСТВЕННОМЪ ИДЕАЛЪ.
229
Въ самомъ дѣлѣ, что означала резолюція, принятая ган-
новерскимъ съѣздомъ по предложенію Бебеля, въ той своей
части, которая говорила о практической работѣ партіи.
„Чтобы достигнуть цѣли, партія пользуется каждымъ со-
гласнымъ съ ея основными воззрѣніями средствомъ, обѣщаю-
щимъ ей успѣхъ. Не обольщая себя относительно суще-
ства и характера буржуазныхъ партій, представляющихъ
и защищающихъ существующій государственный и обще-
ственный порядокъ, она не отклоняетъ общаго выступле-
нія съ ними въ отдѣльныхъ случаяхъ, когда дѣло идетъ объ
усиленіи партіи на выборахъ о расширеніи политическихъ
правъ и свободы на выборахъ, или о серьезномъ улучшеніи
положенія рабочаго класса и содѣйствіи культурнымъ за-
дачамъ, или о борьбѣ съ стремленіями, враждебными рабо-
чимъ и народу“ *). Въ виду этой широкой перспективы со-
глашеній съ буржуазными партіями, практически вводящей
соціалъ-демократовъ во всю культурную работу существую-
щаго государства, трудно сказать, гдѣ же черта различія
между ортодоксальными соціалъ-демократами и бернштей-
ніанцами. Любопытно отмѣтить, что Либкнехтъ и на этомъ
съѣздѣ, какъ всегда болѣе непримиримый, чѣмъ Бебель,
рѣшительно возражалъ и затѣмъ голосовалъ противъ этой
части резолюціи. По его мнѣнію, тактика, которую Бе-
бель имѣлъ въ виду санкціонировать, пагубна, такъ какъ
она можетъ привести къ оставленію почвы классовой борь-
бы 2). О степени пагубности этой тактики могли быть раз-
ныя мнѣнія,—Бебель и большинство съѣзда, какъ обнару-
жило голосованіе, думали объ этомъ иначе. Но что подоб-
ная тактика соглашеній разрывала съ теоріей классовой
борьбы, это было несомнѣнно. Это былъ только необходимый
и окончательный выводъ изъ второй части Эроуртской
программы, а вмѣстѣ съ тѣмъ и окончательный ударъ ея
первой, теоретической части. Было ясно, что та практи-
х) Ргоіокоіі, 8: 243,
*) Ргоіокоіі, 8. 154.
Вопросы философіи, кн. 137. 5
230
П. НОВГОРОДЦЕВЪ.
ческая позиція, которую заняла партія на ганноверскому
съѣздѣ, должна повлечь за собой измѣненіе теоретическихъ
основъ партійнаго сге<іо. Съѣздъ самъ чувствовалъ это, при-
нявъ поправку Штольтена, предложившаго выкинуть изъ
резолюціи слова относительно неизмѣнности программы.
Общее впечатлѣніе отъ текста резолюціи довершается
заявленіями Фольмара, Ауэра и Давида, что они считаютъ
резолюцію вполнѣ пріемлемой и что ее готовъ подписать
и самъ Бернштейнъ ’). Если однако въ резолюціи оставались
старыя сакраментальня слова: „партія стоитъ теперь, какъ
и прежде, на почвѣ классовой борьбы, согласно съ чѣмъ осво-
божденіе рабочаго класса можетъ быть только его собствен-
нымъ дѣломъ", это въ связи съ дальнѣйшимъ положеніемъ
о соглашеніяхъ съ буржуазными партіями представлялось
чисто теоретическимъ утвержденіемъ, изъ котораго не вы-
водится никакихъ практическихъ послѣдствій. Если же при-
нять во вниманіе, что въ результатѣ соглашеній съ буржу-
азными партіями допускается возможность „серьезнаго улуч-
шенія соціальнаго положенія рабочаго класса", то надо
признать, что острота классоваго обособленія этимъ до-
пущеніемъ совершенно стирается.
Споры ревизіонистовъ съ радикалами не кончились одна-
ко ганноверскимъ съѣздомъ. Но хотя и послѣ этого они*
продолжались и принимали нерѣдко весьма ожесточенныя
Формы, та практическая основа, на которой сошлись обѣ
группы въ Ганноверской резолюціи, уже не подвергалась
болѣе сомнѣнію. Самые споры эти приняли скорѣе теоре-
тическій характеръ, причемъ тотъ или другой ихъ оборотъ
практическимъ дѣятелямъ партіи казался не имѣющимъ серьез-
наго значенія. Уже на любекскомъ съѣздѣ 1901 года де-
баты о ревизіонизмѣ, связанные на этотъ разъ съ дѣятель-
ностью Бернштейна, перенесли весь вопросъ на “почву
разногласій о принципахъ, о предѣлахъ допустимой въ пар-
тіи самокритики и о Формахъ полемики, направленной на
Ргоіокоіі, 58. 2іі, 2x6, 242.
ОБЪ ОБЩЕСТВЕННОМЪ ИДЕАЛЪ. 231
основы марксиза. Еще яснѣе этотъ теоретическій харак-
теръ спора, расколовшаго нѣмецкихъ соціалъ-демократовъ
на двѣ враждебныхъ группы, сказался на дрезденскомъ
съѣздѣ 1903 года. Ожесточеніе спорящихъ противниковъ,
выразившееся на этомъ съѣздѣ въ рядѣ шумныхъ и скан-
дальныхъ сценъ, въ значительной мѣрѣ объясняется тѣмъ,
что взаимныя пререканія ревизіонистовъ и радикаловъ обост-
рились здѣсь личными обвиненіями и нападками. Но за
этимъ шумомъ и ожесточеніемъ личной перебранки не вид-
но было серьезнаго расхожденія въ практическихъ вопро-
сахъ. Правда, Дрезденская резолюція, по мысли ея соста-
вителей— Бебеля, Каутскаго и Зингера—должна была
исправить впечатлѣніе, будто бы въ Ганноверѣ была при-
несена въ жертву ревизіонистамъ незыблемость партійной
программы х). Поэтому здѣсь рѣзче была подчеркнута клас-
совая точка зрѣнія, и политикѣ примиренія съ существую-
щимъ строемъ путемъ его реформированія была противо-
поставлена идея завоеванія политической власти, преодо-
лѣнія противниковъ и возможно скораго превращенія бур-
жуазнаго общества въ соціалистическое. Осуждено было
стремленіе „затушевывать постоянно растущія классовыя
противорѣчія, въ цѣляхъ облегченія сближенія съ буржуаз-
ными партіями" я). Значило ли это однако, что партія сно-
ва становится на почву классовой непримиримости, столь
рѣшительно оставленную въ силу резолюціи ганноверска-
го съѣзда? Мы имѣемъ аутентическое разъясненіе Бебеля,
сдѣланное имъ на амстердамскомъ конгрессѣ 1904 года и
уничтожающее' всякія сомнѣнія на этотъ счетъ: „согласно
дрезденской резолюціи возможно итти въ любой моментъ
вмѣстѣ съ буржуазной партіей для достиженія опредѣлен-
наго культурнаго результата; резолюція отвергаетъ лишь
длительное соединеніе, съ пожертвованіемъ или откладыва-
*) Си. объясненія Каутскаго, Ргоюкоіі иЬег діе ѴегЬашНип^еп <іез РТ. 4ег 8В
РБ. АЬ§еЬа1іеп хи Бге$<3еп. 88. 382 — 383.
2) См. Дрезденскую резолюцію, Ргоюкоіі, 88. 418 — 419.
5*
232
И. НОВГОРОДЦЕВЪ.
ніемъ нашихъ классовыхъ требованій" ’)• Но если такъ, то
осужденіе ревизіонистскихъ стремленій, сдѣланное въ Дрез-
денѣ, получало такой отвлеченный характеръ, что дрезден-
скую резолюцію могли безъ колебаній принять такіе вид-
ные ревизіонисты, какъ Фольмаръ и Ауэръ, Генрихъ Бра-
унъ и Гейне. Почувствовалъ себя задѣтымъ только завзя-
тый теоретикъ Бернштейнъ, который и голосовалъ противъ
резолюціи съ очень немногими своими сторонниками 1 2).
И въ самомъ дѣлѣ, почему бы Фольмару, Ауэру и другимъ
практическимъ дѣятелямъ слѣдовало отвергать Формулы,
которыя ни въ чемъ не связывали партіи? Вѣдь сущность
Дрезденской резолюціи заключалась лишь въ томъ, что она
напоминала партіи о ея конечной цѣли. Отрицаніе велико-
державной политики и колоніальныхъ пріобрѣтеній, выска-
занное въ резолюціи, для большинства ревизіонистовъ не
представлялось существеннымъ нарушеніемъ ихъ взглядовъ.
Въ общемъ же практическій путь оставался все тотъ же.
Это въ особенности было подтверждено принятіемъ поправ-
ки Легіена, предложившаго дополнить резолюцію Бебеля,
Каутскаго и Зингера словами, что парламентская Фракція
соціалъ-демократовъ „должна энергично содѣйствовать вы-
работкѣ соціальнаго законодательства и исполненію поли-
тическихъ и культурныхъ задачъ рабочаго класса" *). Этимъ
дополненіемъ выдвигалась необходимость положительной
работы въ парламентѣ, а слѣдовательно и дѣятельнаго со-
трудничества съ буржуазными группами. Вѣдь говорилъ же
Бебель, что для достиженія дѣйствительнаго успѣха въ
1) Ішегпагіопаіег Зохіаіізіеп-Коп^гезз 211 Ашзіег^ат 1904. АпЬап^. (Піе Ѵег-
ЬапсИип^еп Лег Коттіззіоп). 8. 68. Ср. заявленіе Бебеля на общемъ собра-
ніи съѣзда въ Амстердамѣ, 5. 42.
2) См. результаты поименнаго голосованія. Ргоіокоіі, 88. 419 — 420. См.
также интересныя разъясненія Фольмара и Ауэра, защищавшихъ ревизіо-
низмъ, но принимавшихъ резолюцію, какъ имѣющую, по словамъ ея соста-
вителей, внести успокоеніе и единство въ партію и практически ие ставя-
щую никакихъ затрудненій, іЬИ. 8$. 343 и 368.
*) Поправка Легіена подъ №141 (см. Ргоіокоіі, 8. 135) заключаетъ собоп
Дрезденскую резолюцію.
ОБЪ ОБЩЕСТВЕННОМЪ ИДЕАЛЪ.
233
каждомъ данномъ случаѣ необходимо поддерживать бур-
жуазныя партіи *)• Такимъ образомъ по существу ничто не
мѣнялось въ партійной- тактикѣ. Партія оставалась вѣрною
практическимъ требованіямъ своей программы, привержен-
ность къ которымъ ревизіонистовъ столь характерно под-
черкнулъ на съѣздѣ Бернштейнъ 2). Если бы съѣздъ дѣй-
ствительно хотѣлъ вывести всѣ практическія послѣдствія
изъ революціонной классовой точки зрѣнія, онъ долженъ
былъ бы принять совершенно иную резолюцію, какъ на это
и указалъ на съѣздѣ одинъ изъ его членовъ: „если правиль-
но, что должна придти катастрофа, тогда не правильна на-
ша предшествующая сознательная тактика; если катастро-
фа должна придти, тогда будемъ работать для катастрофы,
а не для послѣдовательнаго созиданія соціалистическаго общества".
Но съѣздъ, конечно, не могъ стать на эту точку зрѣнія,
которая была бы отрицаніемъ всего прошлаго нѣмецкой со-
ціалъ-демократіи. Все это дѣлаетъ понятнымъ тотъ неожи-
данный результатъ, что послѣ бурныхъ столкновеній и го-
рячихъ схватокъ Дрезденская резолюція была принята огром-
нымъ большинствомъ 288 голосовъ противъ II.
Прошло еще шесть лѣть, и на лейпцигскомъ съѣздѣ
І909 года партія снова вернулась къ Дрезденской резолю-
ціи, чтобы окончательно запечатлѣть ея теоретическое
значеніе. Подтвержденіе Дрезденской резолюціи явилось
здѣсь результатомъ простой случайности. Вышло такъ,
что среди другихъ предложеній было принято предложеніе,
исходившее отъ перваго берлинскаго округа и осуждав-
шее всякіе союзы съ либералами, въ виду „длительной цѣпи
измѣнъ либерализма интересамъ рабочихъ" *). Одобрить
эту резолюцію значило окончательно порвать съ практи-
кой соглашеній и вступить на путь изолированнаго дѣйствія
*) Си. цитированное выше мѣсто ивъ протокола амстердамскаго съѣз-
да, 8. 42.
а) Ргоіокоіі, 5. 391.
*) Ргоіокоіі, 8. 349.
*) Полный текстъ предложенія см. въ протоколѣ лейпцигскаго съѣзда, 5.193.
234 п. новгородцевъ.
рабочей партіи, чего конечно большинство съѣзда не мог-
ло имѣть въ виду, и что при занятой партіей позиціи было
практически невыполнимо. Ошибка была исправлена на
другой же день по иниціативѣ ревизіонистовъ, потребо-
вавшихъ новаго голосованія Формулы, принятой наканунѣ
по недоразумѣнію. При вторичномъ голосованіи Формула
была отвергнута ‘). Но здѣсь присоединилось новое ослож-
неніе: въ либеральной прессѣ отклоненіе радикальной ре-
золюціи, требовавшей разрыва съ буржуазными партіями,
было понято какъ рѣшительная побѣда ревизіонистовъ,
какъ отказъ отъ Дрезденскихъ постановленій. Въ виду это-
го радикалы предложили подтвердить Дрезденскую резо-
люцію, но на этотъ разъ ревизіонисты противъ нея совер-
шенно не возражали * 2). Предложеніе было принято едино-
гласно, и, какъ можно видѣть изъ заявленія представителя
ревизіонистовъ, говорившаго по этому поводу, этимъ еди-
нодушіемъ хотѣли засвидѣтельствовать единство партіи ’).
Такъ Дрезденская резолюція изъ тактической директивы
превратилась въ знамя партійнаго единства, предъ которымъ
склоняются безъ споровъ и безъ разсужденій, какъ передъ
священнымъ воспоминаніемъ прошлаго.
Мы достигли здѣсь того пункта въ развитіи нѣмецкаго
соціализма, на которомъ мы можемъ остановиться. Даль-
нѣйшая судьба его представляетъ собою рядъ постепенныхъ
побѣдъ идей реформизма надъ теоріей стараго революціо-
низма. Дѣятельность партіи въ рейхстагѣ и въ ландтагахъ и
сложныя комбинаціи избирательныхъ кампаній постепенно
вводятъ соціалъ-демократію въ практическую политику, и это
жизненное и непосредственное соприкосновеніе съ культур-
ной работой современнаго государства все болѣе и болѣе втя-
гиваетъ партійныхъ вождей въ нужды текущаго дня. Старый
призракъ соціальной революціи, за которой наступитъ земной
рай, тускнѣетъ и исчезаетъ предъ реальными задачами жизни.
’У Рготокоіі, 8. 393.
2) См. предложеніе Диттмана и его мотивировку, Ргоіокоіі, 85. 498—500.
®) Ргоіокоіі, 8. 501.
ОБЪ ОБЩЕСТВЕННОМЪ ИДЕАЛѢ.
235
Надо ли говорить, что это движеніе жизни отразилось
и на марксистской доктринѣ? Мы уже имѣли случай отмѣ-
тить, какъ на ганноверскомъ съѣздѣ Бебель и Каутскій
открещивались отъ теорій обнищанія и крушенія. Едва ли
можно сомнѣваться въ томъ, что это были прямыя уступки
ревизіонизму—или, если угодно, новому жизненному опы-
ту. Вѣдь старая дотрина не случайно настаивала на теоріи
обнищанія и крушенія. Это была своеобразная, но есте-
ственная психологія первоначальнаго марксизма, опирав-
шаяся притомъ же на его діалектическія Формулы о борь-
бѣ и смѣнѣ противоположностей. Какъ очень вѣрно рисуетъ
эту психологію русскій сторонникъ марксизма, она выте-
кала изъ первыхъ наблюденій надъ растущей силой капи-
тала и увеличивающимся обѣднѣніемъ массъ. „ Наблюдатель
спрашиваетъ себя: не вызваны ли эти обезумѣвшія отъ ни-
щеты, оторванныя отъ земли массы именно силой своихъ
несчастій къ несравненно большей энергіи? Къ тому же
онѣ теперь ходомъ самаго производства сдвинуты вмѣстѣ,
въ крупныя соединенія, тогда какъ раньше копались и ра-
ботали врозь; онѣ могутъ импонировать своимъ количе-
ствомъ, своимъ согласіемъ. А если такъ, не лежитъ ли въ
самомъ несчастій завязка улучшеній. И тогда не желать
ли, чтобы разрушеніе шло поскорѣе до конца, чтобы не-
счастія доросли до невыносимости. Вѣдь все равно, воз-
врата нѣтъ, остается только все дальше итти по той линіи,
на которую толкнуло стеченіе роковыхъ условій.—Вотъ
глубоко понятная, возвышенная и болѣзненная психологія,
создавшая знаменитую Ѵеге1епскт§8і1іеогіе, — теорію Фа-
тально необходимаго обнищанія, экономическаго умиранія,
чрезъ которое должны пройти рабочіе, чтобы достигнуть
лучшаго будущаго. И вотъ благодарная почва для діалекти-
ческой Формулы превращенія. Чѣмъ хуже данное положе-
ніе, чѣмъ глубже отрицаніе того, что нужно человѣку,
тѣмъ ближе онъ къ повороту, къ захвату давящаго его
капитала, который долженъ составить его благополучіе *).
і) Р. Випперъ, Очерки теоріи историческаго познанія. М. 1911. Стр. 197—198.
236
П. НОВГОРОДЦЕВЪ.
Что именно такова была психологія „Коммунистическаго-
Манифеста" и „Капитала", въ этомъ не можетъ быть со-
мнѣнія. Но стоитъ прочесть новѣйшія произведенія марксиз-
ма, чтобы видѣть, насколько отошли они отъ первоначальной
прямолинейности марксистскихъ Формулъ. И здѣсь нѣтъ Не-
обходимости ссылаться на еретика Бернштейна, достаточно
указать на Каутскаго, этого признаннаго хранителя марк-
систскихъ преданій. Уже въ его комментаріи къ Эроуртской
программѣ, появившемся впервые въ 1892 году, мы находимъ
такія мало согласныя съ духомъ марксизма заявленія, какъ
тѣ, что къ охранѣ труда въ извѣстной степени могутъ скло-
няться и предусмотрительные, возвышающіеся надъ инте-
ресами момента члены господствующихъ классовъ *), что хо-
зяйственныя отношенія пролетаріевъ въ результатѣ классо-
вой борьбы и ея завоеваній въ общемъ и цѣломъ улучша-
ются, хотя и незначительно и медленно Послѣднее утвер-
жденіе Каутскій, правда, сопровождаетъ оговоркой: „ес-
ли они вообще улучшаются", и затѣмъ развиваетъ мысль,
что хозяйственное возвышеніе пролетаріата отстаетъ отъ-
его моральнаго подъема, откуда и рождается чувство не-
удовлетворенности. Но можно ли признать во всемъ этомъ
подлинный марксизмъ? Не менѣе новшествъ содержится и
въ извѣстномъ пространномъ отвѣтѣ Бернштейну, вырос-
шемъ до размѣровъ цѣлой книги. Цѣлые параграфы посвя-
щены здѣсь доказательству, что ни теоріи крушенія, ни тео-
ріи обнищанія въ томъ смыслѣ, въ какомъ ихъ опроверга-
етъ Бернштейнъ, никогда не существовало 3). Но вѣдь это
въ сущности отказъ отъ существеннѣйшихъ элементовъ
марксизма, хотя и отказъ условный, такъ какъ въ извѣст-
номъ смыслѣ Каутскій все же держится за старую дог-
*) Каигзку, Ваз ЕгГигІег Рго§гатт іп зеіпет §гип<І5ЯхІісйеп Теіі егійиіегі.
2еИпіе Аиііа^е. 8іий§агі. 1910.8. 203. Интересно сравнить съ этимъ горячія
филиппики Маркса противъ капиталистовъ въ I т. „Капитала", въ парагра-
фахъ о борьбѣ за нормальный рабочій день.
ІЬі<1. 8. 241.
8) Каиіаку, Вегпзіеіп иші <1аз вохіаИетокгаи'аске Рго^гатт. Зхиіг&агі^
1910.
ОБЪ ОБЩЕСТВЕННОМЪ ИДЕАЛЪ.
237
му *). Но въ какомъ видѣ сохраняется эта старая догма у совре-
менныхъ ревнителей ортодоксіи, лучше всего можно судить
изъ той краткой Формулы теоріи обнищанія, которую Ка-
утскій далъ на любекскомъ съѣздѣ. „Эту теорію", гово-
рилъ онъ здѣсь, слѣдуетъ разумѣть „какъ тенденцію, а не
какъ абсолютную истину; ее слѣдуетъ понимать такимъ
образомъ: капиталъ долженъ стремиться къ тому, чтобы
увеличивать свою прибавочную стоимость и соотвѣтственна
съ этимъ дѣлать все болѣе бѣдственнымъ положеніе про-
летарія....Но Марксъ самъ указалъ на противодѣйствующее
стремленіе, онъ самъ былъ однимъ изъ поборниковъ охра-
ны труда и однимъ изъ первыхъ, указавшихъ на значеніе
рабочихъ союзовъ... Онъ доказалъ такимъ образомъ, что
эта тенденція (къ обнищанію) абсолютно необходима, но
что она не ведетъ съ абсолютной необходимостью къ угне-
тенію рабочаго"’).
Если бы приведенныя слова исходили не отъ Каутскаго»,
ихъ можно было бы принять за Іарзиз Ііп^иае увлекшагося
оратора. Но какъ видно изъ полнаго согласія въ этомъ
пунктѣ Каутскаго и Бебеля ’), это новое толкованіе докт-
рины Маркса находитъ въ партіи весьма авторитетную под-
держку. Вотъ къ чему свелась въ концѣ концовъ теорія
обнищанія. Вмѣсто имманентнаго закона капиталистическаго-
развитія, съ Фатальной неизбѣжностью приводящаго къ ухуд-
шенію-въ положеніи рабочихъ, она превратилась въ прос-
тую тенденцію, которой можно противодѣйствовать. Каут-
скій, конечно, думаетъ, что въ условіяхъ капиталистическаго
строя это противодѣйствіе заключено въ извѣстныя границы:
и что только соціализмъ можетъ установить истинный 'со-
ціальный миръ. Но если подобное положеніе было ясно въ
теоріи стараго марксизма, который настаивалъ на Фаталь-
*) Си. рецензію Струве въ Вгаип’з Агсйіѵ Шг зогіаіе <іезеи§еЬип§ ип4 8га-
іізіік. Ва. XVI, 1899, 5-7?о Я.
*) Ргоіокоіі ЦЬег аіе ѴегЬапаіип^еи дез РТ. Нег 5ОРО. АЪ§еЬа1іеп зи ЬйЬеск.
ібоі. 8. 158.
•) Си. рѣчь Бебеля на любекскомъ съѣздѣ, Ргоіокоіі, 8. 164.
238
П. НОВГОРОДЦЕВЪ.
номъ ходѣ пролетаризаціи, у Каутскаго оно становится по
меньшей мѣрѣ недоказаннымъ. Что если истинно преду-
смотрительные и возвышающіеся надъ интересами момента
члены господствующихъ классовъ придутъ къ сознанію не-
обходимости серьезнаго противодѣйствія тенденціи обнища-
нія? Если эта тенденція не имѣетъ абсолютнаго значенія и
съ ней возможно бороться и на почвѣ капитализма, гдѣ до-
казательство, что эта борьба не можетъ получить благо-
пріятнаго исхода? Очевидно, теорія Каутскаго ^попадаетъ
тутъ въ опасную близость къ еретическимъ ученіямъ Берн-
штейна и становится настолько скудной для выводовъ со-
ціализма, что невольно вспомнишь замѣчаніе Давида о „ни-
щетѣ теоріи обнищанія" ’). Всего любопытнѣе, что эту но-
вѣйшую теорію приписываютъ Марксу, и что несомнѣнное
внутреннее противорѣчіе автора „Капитала", состоявшее
въ одновременномъ признаніи абсолютной теоріи обнища-
нія и реальнаго значенія соціальнаго законодательства, вы-
дается за стройное и единое ученіе, вполнѣ согласное съ
позднѣйшей эволюціей марксизма.
' Такъ совершается приспособленіе старой догмы къ но-
вымъ жизненнымъ требованіямъ. Гдѣ остановится этотъ
процессъ, трудно предвидѣть. Въ послѣднее время на ос-
нованіи болѣе широкаго Фактическаго Фундамента нѣко-
торые критики марксизма приходятъ къ заключенію, что
капиталистическій способъ производства не заключаетъ въ
себѣ непобѣдимаго антагонизма, что онъ можетъ раз-
считывать на неограниченное время существованія и ни-
когда не умретъ естественною смертью *). Это дальнѣй-
шее развитіе тѣхъ положеній, которыя такъ настойчиво
высказывалъ Бернштейнъ: „если побѣда соціализма явля-
ется имманентной необходимостью, то въ основаніе ея
должно быть положено доказательство неизбѣжности эко-
!) См. отчетъ любекскаго съѣзда (Ргоіокоіі, 8. ібо).
8) Туганъ-Барановскій. Промышленный кризисъ. СПБ. 1900. Изд. второе—
Краткое изложеніе тѣхъ же взглядовъ см. въ его книгѣ: Теоретическія
основы марксизма, глава IX. Первое изданіе 1905 г. третье 1906 г.
ОБЪ ОБЩЕСТВЕННОМЪ ИДЕАЛЪ.
239
комическаго краха современнаго общества. Это доказа-
тельство еще не дано и оно не можетъ быть дано* х). Ту-
ганъ-Барановскій думаетъ, что можно доказать какъ разъ
противоположное. Этотъ взглядъ, исходящій изъ среды
марксистовъ, лучше всего показываетъ, въ какомъ напра-
вленіи движется современная критическая мысль: отпадаетъ
натуралистическій Фатализмъ марксистской доктрины, и полу-
чаетъ первенствующее значеніе проповѣдь сознательнаго
и дѣятельнаго стремленія къ лучшему будущему. Среди
нѣмецкихъ соціалистовъ замѣчается та же тенденція, ко-
торая постепенно уводитъ все направленіе отъ стараго
марксизма. А вмѣстѣ съ тѣмъ все болѣе внѣдряется въ
самую душу современной нѣмецкой соціалъ-демократіи
практицизмъ политики дня. Старое знамя съ конечной
цѣлью развѣвается попрежнему, но какъ далека отъ не-
го дѣйствительность!
Характеризуя „Эрфуртскую программу", мы пришли къ
заключенію, что теоретическая и практическая ея части
стоятъ между собою въ рѣзкомъ и непримиримомъ про-
тиворѣчіи. Теперь, на основаніи приведенныхъ нами спра-
вокъ изъ исторіи дальнѣйшаго развитія нѣмецкой соціалъ-де-
мократіи, мы видимъ, что найденный партіей выходъ изъ это-
го противорѣчія заключается въ отказѣ отъ основъ теоріи
въ пользу потребностей практики.
Сущность подлиннаго марксизма, какъ она выражена въ
первой части «Эрфуртской программы», заключается въ
абсолютизмѣ какъ его основаній, такъ и его выводовъ. Теорія
концентраціи капиталовъ, теорія обнищанія и теорія воз-
растанія противорѣчій и другія связанныя съ этимъ теоріи
имѣютъ у Маркса значеніе абсолютныхъ и непреложныхъ
законовъ капиталистическаго развитія, приводящихъ съ Фа-
тальной необходимостью къ крушенію капитализма и тор-
жеству абсолютнаго соціализма. Въ настоящее время нѣ-
мецкіе соціалъ-демократы понимаютъ всѣ эти теоріи только
Ч) Бернштейнъ. Очерки изъ исторіи и теоріи соціализма. Переводъ Штейн-
берга. СПБ. 1904. Стр. 282.
240
П. НОВГОРОДЦЕВЪ.
въ относительномъ смыслѣ: непреложные законы марксовой діа-'
лектики превращаются у нихъ въ тенденціи историческаго разви-
тія. Это—измѣненіе коренное; это—крушеніе стараго мар-
ксизма. Такъ именно и понялъ положеніе соціализма Берн-
штейнъ. Партія съ нимъ не согласилась: она не хотѣла и не
могла разстаться со своимъ старымъ знаменемъ, которое она
должна была сохранить, какъ свою традиціонную вѣру, какъ
высшую свою мечту. Но на практическую дѣятельность пар-
тіи это старое знамя не оказываетъ иного вліянія, кромѣ за-
медленія темпа ея приспособленія къ условіямъ дѣйствія въ
существующемъ государствѣ. Тактика партіи вытекаетъ не
изъ утопіи абсолютнаго соціализма, не изъ теоріи непри-
миримой классовой борьбы и анархической вражды къ го-
сударству, а изъ теоріи относительнаго соціализма, всту-
пающаго въ перемиріе съ историческими силами и находя-
щаго въ правовомъ государствѣ естественную почву для
«врастанія въ будущее соціалистическое государство». Съ
этой точки зрѣнія и современное государство перестаетъ
казаться орудіемъ господства одного какого-либо класса
(«НеггзсЬаівіпзігитешеіпег Кіаззе»): оно представляется, какъ
«аппаратъ для управленія страною» («Ѵегѵ/аішп^аррагаг еі-
пез Еапсіез») ’), и потому современное государство должно
быть не разрушено, а только преобразовано. Классовая
борьба не отрицается, но и она признается только тенден-
ціей, только одной изъ сторонъ историческаго процесса,
рядомъ съ которой есть другая сторона: возможность со-
трудничества классовъ, основанная на идеѣ общаго націо-
нальнаго дѣла. Какъ мы показали, вторая часть Эрфуртской
программы- внѣ этой идеи представлялась бы совершенно
непонятной. Но если такъ, то надо признать, что совре-
менная нѣмецкая соціалъ-демократія въ практической дѣя-
тельности своей стоитъ на почвѣ Руссо-Гегелевской тео-
*) Выраженіе Эдмунда Фишера въ статьѣ: 8іаа: ипД ЗохіаШетокгаие въ журн.
ЗогіаІізгізсЬе Мопаізѣейе і9І3* I, 5. і68.—Ср. соотвѣтствующія разсу-
жденія Бернштейна въ его книгѣ: Эіе Уогаиззеиип^еп Дез Зогіаіізшиз. 3; і8йд
Вешокгагіе ип<і Зогіаіізтиз.
ОВЬ ОБЩЕСТВЕННОМЪ ИДЕАЛЪ.
24Т
ріи правового государства, а не на основѣ ученія Маркса
и Энгельса о классовой борьбѣ, долженствующей привести
къ разрушенію современнаго государства и къ замѣнѣ его
состояніемъ безгосударственнымъ. Само собою разумѣется,
что Руссо-Гегелевская теорія правового государства бе-
рется нѣмецкими соціалистами въ той новой модификаціи,
въ какой она принимается теперь и въ новомъ либерализмѣ,
т.-е. съ освобожденіемъ ея отъ индивидуалистической обо-
лочки; отъ нея сохраняется лишь ея основное ядро: ея
вѣра въ правовое государство, какъ въ залогъ сотрудни-
чества и взаимодѣйствія различныхъ общественныхъ клас-
совъ, какъ въ необходимую основу для дальнѣйшихъ усо-
вершенствованій общественной жизни. Но именно это
ядро творческой цѣнностью вложенной въ него мысли
совершенно разрушаетъ юридическій нигилизмъ классовой
теоріи государства. Отказавшись отъ сектантскаго до-
гматизма, Марксъ отдалъ свое ученіе на судъ исторіи.
Обдумывая судьбы нѣмецкаго соціализма, нельзя не придти
къ заключенію, что въ Германіи судъ исторіи надъ доктри-
ной Маркса уже совершился: она вышла на широкую аре-
ну рабочаго движенія и своими многообѣщающими лозун-
гами вдохнула великую силу въ ряды мощной арміи нѣмец-
кой соціалъ-демократіи, но по прошествіи нѣсколькихъ де-
сятилѣтій практической борьбы оказалось, что вдохновлен-
ная завѣтами Маркса партія въ дѣйствительности идетъ по
пути, предуказанному не Марксомъ и Энгельсомъ, а Руссо
и Гегелемъ. Нѣмецкая соціалъ-демократія превратилась изъ
непримиримой революціонной организаціи въ одну изъ ле-
гальныхъ политическихъ силъ, влагающихся въ общее исто-
рическое дѣло и ведущихъ это дѣло на почвѣ общаго со-
трудничества, создаваемаго современнымъ правовымъ госу-
дарствомъ. Классовая теорія помогла пролетаріату тѣснѣе
сомкнуть свои ряды, но она не оторвала его отъ общаго
историческаго пути государственнаго строительства и не
создала для него какихъ-либо новыхъ путей и средствъ по-
литической борьбы.
242 п. новгородцевъ.
Этотъ -практическій историзмъ нѣмецкой соціалъ-демо-
кратіи необходимо приводитъ и еще къ одному очень важ-
ному выводу: „врастаніе въ будущее соціальное государ-
ство", согласно этому новому историческому взгляду со-
ціализма, распадается на рядъ отдѣльныхъ реформъ, при-
чемъ и самая высшая изъ этихъ реформъ, какую только
можно представить въ этомъ историческомъ движеніи, не
будетъ конечною и послѣднею, не будетъ чудомъ общаго
преображенія, достигаемымъ всемогуществомъ соціальной
революціи. Такого послѣдняго переворота вовсе невоз-
можно себѣ представить. Въ этомъ смыслѣ слѣдуетъ по-
нимать утвержденіе Бернштейна: конечная цѣль есть ничто,
движеніе — все. И какъ недалеко отстоитъ отъ него Ка-
утскій, когда, возражая Бернштейну, онъ говоритъ, что
„конечная цѣль" необходима для каждой партіи не какъ
заключеніе соціальнаго развитія, которое не имѣетъ ни кон-
ца, ни конечной цѣли, но какъ конечный предѣлъ ея прак-
тическихъ дѣйствій (аіз Епсігѵ/еск іЬгез ргакіізсЬеп АѴіг-
кеп5и) *). Классовыя противорѣчія уничтожатся, останутся
другія противорѣчія, хотя бы только и тѣ, которыя такъ
больно и рѣзко даютъ себя знать въ предѣлахъ современ-
наго соціализма. Классовое господство уничтожится, оста-
нутся другія Формы господства, хотя бы только и тѣ, ко-
торыя неизбѣжны для современныхъ соціалистическихъ ор-
ганизацій. Полнота абсолютнаго блаженства, райской гармо-
ніи, безусловной свободы, ненарушимаго мира—есть утопія.
Но если абсолютное совершенство будущаго оказывает-
ся недосягаемой цѣлью, то тѣмъ болѣе выдвигаются отно-
сительныя задачи настоящаго. Жизнь не ждетъ, она долж-
на быть и теперь устроена какъ можно лучше. Объ
этомъ можно не думать, если завтра наступитъ полное осво-
божденіе отъ всѣхъ бѣдствій. Но если ясно, что оно не
наступитъ, всѣ усилія сосредоточиваются на нуждахъ те-
х) Каизіку, Ветиеіп ипд 4аз зогіаМетокгаіізсЬе Рго^гатт. 8шіі§агі 1899.
$. 179.
ОБЪ ОБЩЕСТВЕННОМЪ ИДЕАЛЪ. 243
кущаго дня. И вотъ мы видимъ, какъ нѣмецкая соціалъ-де-
мократія, забывши о своей конечной цѣли, всецѣло отда-
лась текущимъ задачамъ и очереднымъ дѣламъ. Если по-
ставить вопросъ, чѣмъ занимается она, подготовленіемъ
ли конечнаго переворота или политикой очередныхъ дѣлъ,
въ отвѣтѣ не можетъ быть сомнѣнія: конечный перево-
ротъ значится только въ теоріи, въ программѣ, въ меч-
тѣ, вся же' дѣйствительная работа партіи протекаетъ въ
области реальныхъ задачъ текущаго дня. Хранители ста-
рыхъ преданій марксизма, конечно, по своему истолковы-
ваютъ новѣйшую эволюцію марксизма. Если вѣрить глав-
ному и ученѣйшему изъ нихъ Каутскому, съ марксизмомъ
ничего не случилось: все какъ было, такъ и есть. Измѣ-
ненія относятся только къ частностямъ и подробностямъ.
Дѣятельность партіи въ предѣлахъ существующаго госу-
дарства и политику соціальныхъ реформъ Каутскій вводитъ
въ рамки стараго марксизма. Демократическое государство
является, съ этой точки зрѣнія, подготовленіемъ соціальной
революціи; «врастаніе въ соціализмъ» не означаетъ ни-
чего иного, кромѣ постояннаго обостренія классовыхъ
противорѣчій: соціальныя реформы, представляя временныя
и поверхностныя улучшенія, въ то же время готовятъ
болѣе глубокіе конфликты *). Каутскій не прочь повторить
и старыя пророчества о близости соціальнаго переворота *);
хотя съ другой стороны онъ вовсе не склоненъ къ ради-
кализму, всячески предостерегая отъ него новѣйшихъ пред-
ставителей революціонной тактики *). Этотъ безпомощный
эклектизмъ признаннаго теоретика партіи и вѣстника ея
офиціальнаго благополучія, служитъ лучшимъ обнаружені-
емъ теоретической двойственности современнаго нѣмецкаго
*) См. дополняющія одна другую брошюры Каутскаго: „Віе зохіаіе Кеѵо-
Іиііоп". Вегііп 1907. Хѵгеіге АиПа^е (первое изданіе появилось въ 1902 г.),
и „Вег гиг Мас1ы“. Вегііп 1910. 2\ѵеіге АиЯа§е.
1) Вег XVе§ гиг МасЬі. 85. 6о—6і.
*) См., напр., статьи его въ журн. Кеие 2еіц. „Вег )ііп§зге Каіікаіізтиз*.
1912—1913. I- »Оіе пеие Такйк®. 1912. Всі. П.
244 п. новгородцевъ.
соціализма 1). Лозунгами, взятыми у Маркса, хотятъ по-
крыть совершенно чуждое имъ идейное содержаніе: есте-
ственно, что вмѣсто органической связи получается лишь
механическое приспособленіе.
Однако, эта теоретическая двойственность не остается
безъ вліянія на общее положеніе партіи. Практическое раз-
витіе партійной дѣятельности совершенно опредѣлилось въ
направленіи легальной политической борьбы на почвѣ при-
знанія современнаго правового государства; по существу
партія давно уже стала тѣмъ, чѣмъ приглашалъ ее казаться
Бернштейнъ, — партіей соціалистическаго преобразованія обще-
ства посредствомъ демократическихъ и экономическихъ реформъ.
"Но для того, чтобы двигаться по этому пути съ полной по-
слѣдовательностью, партіи недостаетъ надлежащей рѣши-
мости. Старая догма, не будучи болѣе въ состояніи опре-
дѣлять положительнымъ образомъ дѣятельность партіи, влія-
етъ на нее въ направленіи отрицательномъ: она замедляетъ
темпъ ея развитія и парализуетъ ея болѣе рѣшительные
шаги. Когда на амстердамскомъ конгрессѣ 1904 года Жоресъ
съ рѣзкой опредѣленностью указалъ на политическое без-
силіе нѣмецкой соціалъ-демократіи, онъ очень правильно
отмѣтилъ, что нѣмецкіе соціалисты, не будучи силой рево-
люціонной, не стали еще и силой парламентской. И этому
мѣшаютъ, по мнѣнію Жореса, и традиціи нѣмецкаго пролета-
!) Едва ли не самымъ страннымъ продуктомъ этой эклектической двой-
ственности является то мѣсто въ изображеніи Каутскимъ будущаго соціаль-
наго устройства, гдѣ онъ говоритъ, что потребность дисциплины въ нѣкото-
рыхъ случаяхъ заставитъ и въ будущемъ идеальномъ строѣ сохранить тѣ
порядки, которые приняты въ „прусскомъ бюрократической!» управленіи же-
лѣзныхъ дорогъ" (См. брошюру: „Піе зохіаіе Кеѵоіиііоп*). Вотъ какъ
низко спустилась фантазія современнаго нѣмецкаго марксизма: съ высоты
утопіи безгосударственнаго состоянія она пришла къ признанію неувядаемой
цѣнности прусскаго бюрократизма. Неудивительно, если ученія Каутскаго
встрѣчаютъ возраженія съ самыхъ разнообразныхъ точекъ зрѣнія. Достаточно
извѣстны возраженія Каутскому со стороны Бернштейна (см. его сборникъ
статей: Очерки изъ исторіи и теоріи соціализма. СПБ. 1902. Переводъ
Штейнберга. Часть ПІ). Со стороны крайнихъ укажу для примѣра на кри-
тику Паннекока, Кеие 2еіі, 1912. В. II, статья: „Маззепакйоп ипі Кеѵоіиііоп*.
ОБЪ ОБЩЕСТВЕННОМЪ ИДЕАЛЪ.
245
ріата, и особенности германскаго государственнаго строя.
Старыя традиціи держатъ партію въ тискахъ узкихъ Фор-
мулъ; государственное устройство Германіи, лишающее
парламентъ настоящаго господства надъ исполнительной
властью,с надъ управленіемъ, дѣлало бы нѣмецкихъ соціали-
стовъ безсильными, если бы у нихъ было и большинство го-
лосовъ въ рейхстагѣ ’). Жоресъ по существу былъ правъ,
и говорившій вслѣдъ за нимъ Бебель ничего не могъ ему
противопоставить, кромѣ весьма неопредѣленнаго указанія,
что дѣло пойдетъ иначе, когда у нѣмецкой соціалъ-демо-
кратіи будетъ на выборахъ не 3 милліона голосовъ, а 7 или
8 милліоновъ. А что же тогда? Наступитъ соціалистическій
строй? Совершится переворотъ? Но какой смыслъ имѣла бы
въ такомъ случаѣ партійная программа, разсчитанная на дѣ-
ятельность въ условіяхъ существующаго государства. Продол-
жая анализъ Жореса и вспоминая, какъ въ эпоху соста-
вленія Эрфуртской программы и Бебель, и Либкнехтъ гово-
рили, что надо добиваться практическихъ результатовъ, не
дожидаясь воздушныхъ замковъ государства будущаго, мы
могли бы сказать, что подлинную податическую силу пар-
тія пріобрѣтетъ и ранѣе соціалисйгаескаго переворота,
если она совершенно освободится отъ вліянія старой дог-
мы и получитъ доступъ къ власти. Для политической пар-
тіи нѣтъ иного способа быть сильной, какъ пользуясь обыч-
ными политическими средствами, т.-е. участвуя въ законо-
дательствѣ и управленіи. Старая догма, которую на амстер-
дамскомъ съѣздѣ Бебель выражалъ словами Жореса, ска-
занными въ 1898 году, гласитъ: «соціализмъ не можетъ при-
нять часть власти, онъ долженъ ждать, пока не получитъ
всю власть. Мы можемъ оказывать содѣйствіе частичнымъ
реформамъ, что мы и дѣлаемъ въ дѣйствительности. Но пар-
тія, которая ставитъ своей цѣлью полное преобразованіе
общества... можетъ принять только полную власть. Если
она имѣетъ только часть власти, она не имѣетъ ничего; ибо
*) Ігнегпагіопаіег Зохіаіізіеп-Коп^гезз Атзгегсіат. 1904. 85. 37—39.
Вопросы философіи, кн. 137. ’ 6
246
П. НОВГОРОДЦЕВЪ.
ея вліяніе парализуется господствующими принципами су-
ществующаго общественнаго порядка... Новый обществен-
ный порядокъ будетъ такимъ образомъ не осуществленъ,
а только компрометированъ, и въ результатѣ произойдетъ
кризисъ, изъ котораго соціализму не выбраться» *)... Если
раскрыть скобки и обнаружить смыслъ этихъ словъ, то ока-
жется, что въ нихъ содержится не что иное, какъ старое
требованіе диктатуры пролетаріата, овладѣнія политической
властью для осуществленія соціалистическаго строя. Вся
власть или никакой! — вотъ что гласитъ старая догма, и
пока эта догма будетъ оставаться въ силѣ, упрекъ въ без-
силіи соціалъ-демократіи можно будетъ повторять снова и
снова. Вѣдь практическая программа нѣмецкаго соціализма
разсчитана цѣликомъ на условія существующаго классоваго
государства, а такъ какъ въ государствѣ пролетаріатъ мо-
жетъ участвовать во власти только вмѣстѣ съ другими клас-
сами, то отказъ отъ власти принимаетъ при этихъ условіяхъ
характеръ требованія категорическаго и неизмѣннаго. Ме-
жду тѣмъ, какъ указано выше, для настоящаго вліянія на
ходъ политической^сизни недостаточно одного участія въ
законодательствѣ: ^обходимо непосредственное вліяніе на
управленіе. И пока нѣмецкая соціалъ-демократія не придетъ
къ этому логическому выводу, ея политическая роль въ со-
временномъ государствѣ будетъ имѣть характеръ скорѣе
оппозиціонный, чѣмъ созидательный. Но нѣтъ никакого со-
мнѣнія, что вступленіе нѣмецкихъ соціалистовъ на этотъ
путь есть только вопросъ времени. Великая Европейская
война въ этомъ отношеніи лишь ускоритъ процессъ, уже
давно совершающійся. Когда въ началѣ этой войны газеты
широко распространили рѣчь Вольфганга Гейне, проповѣ-
дывавшаго соціалистическій націонализмъ, многимъ и на ро-
динѣ, и заграницей эта рѣчь показалась странной въ устахъ
соціалъ-демократа. На самомъ дѣлѣ Гейне дѣлалъ только
рѣшительные выводы изъ принятаго партіей направленія.
Когда онъ требовалъ, чтобы во время войны соціалисты
9 Іпгегпагіопаіег Зохіаіізіеп-Копрезз хи Атзіепіат. 8. 44.
ОБЪ ОБЩЕСТВЕННОМЪ ИДЕАЛЪ.
247
сообща со всѣми остальными партіями всѣми силами поддер-
живали правительство, а послѣ войны стремились лишь къ
соціальнымъ и демократическимъ реформамъ, отказавшись
отъ революціонныхъ идей и перемѣнивъ свое теперешнее
отрицательное отношеніе къ государственной власти, онъ
высказалъ открыто лишь то, что являлось скрытымъ пред-
положеніемъ Эрфуртской программы. «Германская имперія
есть арена нашего труда и нашей политической борьбы»—
говорилъ Гейне.—«Мы должны признать имперію, какъ базу
нашей политической дѣятельности. Въ борьбѣ за свободу
подъ сѣнью имперіи пароль—«отрицаніе имперіи» былъ бы
гибельнымъ. Гибельны также всѣ революціонныя угрозы,
реализація которыхъ несовмѣстима съ нашимъ настоящимъ
трудомъ и которыя даютъ иллюзію воли и силы, какими ни-
кто не обладаетъ. Эти громкія слова, которымъ не отвѣча-
етъ дѣйствительность, не свидѣтельствуютъ о силѣ и явля-
ются опаснымъ источникомъ слабости партіи» *). Тактика
нѣмецкой соціалъ-демократіи во время войны была прямымъ
выполненіемъ этой программы. И ес^каже подъ вліяніемъ
новыхъ и неожиданныхъ воздѣйствіиЯкі тактика не сохра-
нится до конца, одно во всякомъ случяВ^ожно предсказать
съ увѣренностью: главное ядро нѣмецкой соціалъ-демокра-
тіи не сойдетъ съ того пути, который обезпечиваетъ ей
государственное значеніе. Быть можетъ, ей придется от-
ступить отъ совѣта Гейне воздерживаться отъ революціон-
ныхъ угрозъ; быть можетъ, ей придется пойти и на путь
государственнаго переворота, но не для того, чтобы во имя
соціальной революціи разорвать съ государствомъ, а для
того, чтобы въ цѣляхъ дальнѣйшей демократизаціи госу-
дарства закрѣпить съ нимъ еще болѣе тѣсный союзъ. Это
не останется безъ воздѣйствія на измѣненіе путей госу-
дарственной жизни, но это окажетъ также вліяніе и на со-
ціалъ-демократическую партію, сдѣлавъ ее еще болѣе госу-
дарственной и еще болѣе вѣрной традиціямъ лассалеанства.
і) Цитирую по выдержкамъ „Русскихъ Вѣдомостей" 15 февр. 1915 г. № л
6*-
248
П. НОВГОРОДЦЕВЪ.
7.
Революціонный соціализмъ во Франціи. Отказъ отъ фаталистическаго ожи-
данія и потребность дѣйствія, какъ мотивы революціоннаго теченія во фран-
цузскомъ соціализмѣ. Синдикализмъ и его судьба. Связь синдикализма съ
разочарованіемъ въ демократіи. Связь его съ практикой синдикальнаго дви-
женія. Синдикализмъ, какъ ступень въ развитіи марксизма. Сорелъ и его
„Размышленія о насиліи". Отношеніе къ соціальнымъ реформамъ. Обостреніе
идеи классовой вражды. Устраненіе реалистической и научной стороны
марксизма. Вліяніе Ничше и Прудона. Переходъ къ морализму и индивиду-
ализму. „Иллюзіи прогресса'*. Отрицаніе государства. Идеи Лягарделя и
Берта. Неясность положительныхъ построеній. Значеніе идеи руководящаго
меньшинства. Неизбѣжность перехода на высоты субъективнаго настроенія.
Элементы ничшеанства. Ирраціонализмъ. Разочарованіе въ политическихъ
формахъ. Соціализмъ на краю пропасти.—Синдикализмъ и парламентскій со-
ціализмъ. Примирительная тактика Жореса. Съѣздъ въ Лиможѣ, Нанси и
Тулузѣ. Неясность занятой позиціи. Сознаніе кризиса. Значеніе современной
критики общественныхъ формъ. Будущее соціализма.
Развитіе нѣмецкаго соціализма, приведшее его на путь
реформизма, опредѣлилось однимъ общимъ мотивомъ, кото-
рый мы уже обозначили выше, какъ потребность дѣйствія.
Крушеніе вѣры въ скорое наступленіе окончательной ка-
тастрофы заставилаобратиться къ практической дѣятель-
ности «въ предѣла^ существующаго государства». Въ со-
отвѣтствіи съ этимъ сложилась программа нѣмецкой соціалъ-
демократіи.
Тотъ же мотивъ—отказъ отъ Фаталистическаго ожиданія
и потребность дѣйствія—опредѣлилъ и судьбу соціализма
Французскаго. По остроумному выраженію Фурньера, кри-
зисъ Французскаго соціализма есть «кризисъ нетерпѣнія»,
Іа сгізе (і’ітраііепсе *). Но во Франціи наиболѣе яркимъ
выраженіемъ этого нетерпѣнія явился не реформизмъ, а ре-
волюціонный синдикализмъ. Это несомнѣнно самое своеоб-
разное и знаменательное порожденіе Французской соціали-
стической мысли. Въ настоящее время революціонный син-
дикализмъ во Франціи уже пережилъ свой періодъ подъема.
Еще недавно поражавшій всѣхъ цѣльностью своего настрое-
і) Еи§ёпе Роигпіёге, Іл сгізе зосіаіізіе. Рагіз 1908. Р. 51.
ОБЪ ОБЩЕСТВЕННОМЪ ИДЕАЛЪ. 249
нія и смѣлостью молодого задора, въ послѣдніе годы, при-
близительно съ ідю года, синдикализмъ являетъ очевидные
признаки разброда мысли. Духовный вождь его Сорель
вмѣстѣ со своимъ даровитымъ ученикомъ и товарищемъ
Бертомъ отошли отъ общаго движенія и признали его раз-
ложеніе и безсиліе1), а въ средѣ оставшихся стали замѣ-
чаться съ одной стороны слѣды поворота къ болѣе мирнымъ
теченіямъ, съ другой—результаты вліянія боевого анархиз-
ма. Но въ краткій періодъ времени съ 1902 года по ідю,
со времени основанія «Всеобщей Конфедераціи Труда» до
раскола среди ея вождей, Французскій революціонный син-
дикализмъ успѣлъ создать стройную доктрину, которая
останется навсегда замѣчательнымъ выраженіемъ утопиче-
ской стороны марксизма. Уже въ ідіі г. Гюи-Гранъ писалъ
объ этой доктринѣ, какъ о дѣлѣ прошлаго но съ полнымъ
основаніемъ онъ сдѣлалъ ее предметомъ спеціальнаго изу-
ченія, какъ произведеніе «сильной, живой и талантливой
мысли». Какимъ-то мимолетнымъ метеорическимъ блескомъ
освѣщаетъ философія синдикализма судьбы Французскаго
соціалистическаго движенія, но это мимолетное явленіе
навсегда оставитъ въ лѣтописяхъ соціализма яркій и замѣ-
чательный слѣдъ.
Въ общемъ ходѣ развитія марксизма Французскій синди-
кализмъ представляетъ прямую противоположность нѣмец-
кой соціалъ-демократіи. Въ то время, какъ въ Германіи мар-
ксизмъ постепенно уходитъ въ реальную политику и утра-
чиваетъ свой революціонный характеръ, во Франціи, какъ
разъ наоборотъ, онъ рѣзко и рѣшительно отгораживается
отъ политики существующаго государства и уходитъ на
высоты субъективнаго революціоннаго настроенія. Насколь-
ко германскій соціализмъ служитъ яркимъ примѣромъ того,
какъ дѣятельное участіе въ политической жизни неизбѣж-
но приводитъ къ утратѣ классоваго сознанія и революціон-
наго подъема, настолько Французскій синдикализмъ нагляд-
*) См. Ед. ВеггЬ, Ье$ МёГаігз дез Іпгеііесіиеіз. Рагіз 1914. Р. 15.
5) биу-Сгапд, Еа РЬіІоаорЬіе Зупдісаіізге. Рагі$ 1911. Рр. 2—5.
250
П. НОВГОРОДЦЕВЪ.
но свидѣтельствуетъ о томъ, что соблюсти до конца клас-
совую точку зрѣнія и революціонный духъ—это значитъ
уйти отъ реальной политической жизни въ область субъ-
ективнаго настроенія. Героическій бунтъ, смѣлость дерза-
нія, полнота отрицанія сохраняются тутъ до конца; но при-
ходится удовольствоваться тѣмъ, что они царятъ въ созна-
ніи, въ помыслахъ, въ намѣреніяхъ, не переходя въ міръ дѣй-
ствительности, въ Сферу практики. И этимъ, можетъ быть,
объясняется непрочность и недолговѣчность революціоннаго
подъема Французскихъ синдикалистовъ: надолго такой подъ-
емъ сохраниться не можетъ.
Однако, слѣдуетъ сказать, что направленіе революціон-
наго синдикализма вовсе не является случайной прихотью
Фантазіи. Въ развитіи соціалистической мысли оно предста-
вляется необходимымъ органическимъ звеномъ, діалектиче-
ски завершающимъ эволюцію марксизма. Мысль, возбужден-
ная обѣщаніями соціалистическаго блаженства и неудовле-
творенная медленными успѣхами реформизма, неизбѣжно
должна была поставить вопросъ о томъ, нѣтъ ли иного
болѣе скораго пути къ поставленной цѣли. Сравнивая за-
воеванія рабочаго класса съ перспективами всеобщаго сча-
стья, болѣе нетерпѣливые и страстные умы должны были
болѣзненно почувствовать явное несоотвѣтствіе ожиданій
съ дѣйствительностью и разочароваться въ прежнихъ ме-
тодахъ борьбы. Синдикализмъ и представляетъ собою плодъ
этого разочарованія. Глубокое сомнѣніе во всемъ совре-
менномъ строѣ лежитъ въ его основѣ. Всѣ прогрессивныя
проявленія современной общественности—демократія, пар-
ламентаризмъ, соціализмъ,—кажутся ему не оправдавшими
себя, онъ не вѣритъ въ нихъ и отвергаетъ ихъ принципіаль-
но. Все, что носитъ печать государственности, подлежитъ
осужденію. Спасеніе въ полномъ и совершенномъ разрывѣ
съ настоящимъ. Это рѣзко отрицательное отношеніе син-
дикализма къ существующему еще болѣе подчеркивается
тѣмъ обстоятельствомъ, что расцвѣтъ его ученій совпалъ
съ той ожесточенной и непримиримой критикой демократіи,
ОБЪ ОБЩЕСТВЕННОМЪ ИДЕАЛЪ.
251
которая справа и слѣва ведется во Французской публици-
стикѣ. Обычная участь человѣческихъ учрежденій—стано-
виться предметомъ критику послѣ того, какъ они утвердятся
въ жизни и обнаружатъ неизбѣжные недостатки, въ отно-
шеніи къ демократическимъ учрежденіямъ проявляется
тѣмъ сильнѣе, чѣмъ большаго отъ нихъ ожидали. Въ извѣ-
стномъ смыслѣ Франція достигла осуществленія своихъ за-
вѣтныхъ мечтаній: въ ней упроченъ республиканскій режимъ,
утверждена демократическая свобода жизни, признано по-
литическое равенство. Но здѣсь-то, на этой вершинѣ поли-
тическаго развитія, съ особой яркостью чувствуется, какъ
все это далеко отъ всеобщаго удовлетворенія, отъ полной
справедливости. И такъ же, какъ въ концѣ XVIII вѣка, на-
чинается сплошная и всесокрушающая критика всего су-
ществующаго строя. Начинается сомнѣніе во всемъ, и въ
учрежденіяхъ, и въ нравахъ, и въ идеяхъ, и въ общемъ
характерѣ просвѣщенія. Ставится вопросъ о правильности
самаго пути, которымъ шли до сихъ поръ. И въ качествѣ
идеала рисуется не усовершенствованіе даннаго строя, а
полное его преобразованіе, не только въ экономическомъ
и политическомъ отношеніи, но и въ духовномъ. Вся куль-
тура, весь укладъ жизни, весь ея обликъ, какъ и ея духъ,— .
все должно стать инымъ.. Снова, какъ во времена Руссо,
исходитъ изъ Франціи призывъ къ пересмотру всего хода
исторіи и культуры, всего строя жизни государственной и
общественной. Вотъ съ какимъ вихремъ критическихъ сомнѣ-
ній совпадаетъ тотъ «кризисъ нетерпѣнія», который пред-
ставляетъ собою теченіе французскаго синдикализма1).
Нетерпѣливое исканіе новыхъ путей все время сопут-
ствовало и въ Германіи развитію марксизма. Какъ мы ви-
дѣли, въ эпоху составленія Эрфуртской программы оно про-
явилось и среди нѣмецкихъ соціалъ-демократовъ въ движе-
ніи такъ называемыхъ „молодыхъ". Но пока это стремленіе
*) Наиболѣе характерными симптомами этихъ сомнѣній въ средѣ синдика-
листовъ служатъ сочиненія С. Зогеі, Ьез І11и$іоп$ <іи рго^гёз. Оеихіёіие ёбіііоп
Рагіз 1911, и Е<і. ВегіЬ, Еез Мё&ііз <іез ІпссИесіиеІз. Рагіз і9'4-
252 п. новгородцевъ.
выражалось въ отрицательномъ отношеніи къ парламент-
ской работѣ и являлось достояніемъ отдѣльныхъ лицъ, оно
не выходило за предѣлы обычной бунтарской психологіи
и весьма элементарнаго анархизма. Нѣмецкой соціалъ-де-
мократіи легко было преодолѣть эти вспышки темперамента
отдѣльныхъ своихъ членовъ и выйти на дорогу послѣдова-
тельнаго реформизма. Значеніе Французскаго синдикализма
состоитъ въ томъ, что онъ является не результатомъ пси-
хологіи нѣкоторыхъ горячихъ головъ, а продуктомъ дви-
женія массъ. За Французскимъ синдикализмомъ съ 1902 г.
стоитъ могущественная организація рабочихъ—„Всеобщая
Конфедерація Труда“ *), которая въ свою очередь вы-
росла органически изъ различныхъ профессіональныхъ орга-
низацій рабочихъ. Основная ячейка „Конфедераціи Труда"
есть синдикатъ, союзъ рабочихъ, занятыхъ въ какой-либо
опредѣленной профессіи. Естественное стремленіе синди-
катовъ къ объединенію сплотило ихъ постепенно въ строй-
ную организацію, которая имѣетъ свои органы и съѣзды,
свою литературу и свою доктрину. Опираясь на эту орга-
низацію, на ея сложившіяся убѣжденія и вѣрованія, Фран-
цузскій синдикализмъ съ отвагой новаго и притомъ народ-
наго движенія успѣшно борется со старымъ соціализмомъ,
увлекая за собою массы. Старые вожди Французскаго со-
ціализма видятъ себя въ опасности остаться офицерами
безъ арміи и превратиться въ партію крайнихъ лѣвыхъ изъ
адвокатовъ и инженеровъ, чѣмъ ихъ уже давно попрека-
ютъ синдикалисты. Будучи органическимъ и естественнымъ
порожденіемъ эволюціи соціализма, Французскій синдика-
лизмъ представляетъ еще и тотъ особенный интересъ, ко-
торый дается ясностью и законченностью мысли. На лите-
ратурѣ синдикализма лежитъ безспорная печать Француз-
скаго генія: прозрачная ясность его теоретическихъ по-
строеній какъ нельзя лучше открываетъ возможность су-
Критская и Лебедевъ. Исторія синдикальнаго движенія во Франція.
М. 1908. Стр. 203—209.
ОБЪ ОБЩЕСТВЕННОМЪ ИДЕАЛѢ. 253
дить, какимъ долженъ быть соціализмъ, если онъ отказы-
вается отъ пути реформизма и хочетъ исполнить до конца
утопическіе завѣты марксизма. Вожди синдикализма не
удовлетворяются традиціонными теченіями соціалистиче-
ской мысли: они открыто признаютъ кризисъ, происходя-
щій въ марксизмѣ ’), и ставятъ своей задачей вывести со-
ціализмъ изъ этого кризиса. При этомъ они видятъ глав-
ную бѣду въ томъ, что послѣдователи Маркса извратили
доктрину своего учителя. Сами они хотятъ прежде всего
дать только правильное и послѣдовательное приложеніе
марксизма. Но если и признать эту преемственность идей,
то все же надо сказать, что реальные корни синдикалист-
ской доктрины лежатъ въ особыхъ условіяхъ развитія Фран-
цузскаго соціализма. Задолго до того, какъ теоретики, въ
родѣ Сореля, Берта, Лягарделя, Формулировали начала
революціоннаго синдикализма, основныя тенденціи его уже
были выработаны практикой Французскаго синдикальнаго
движенія. И независимость синдикализма отъ политическихъ
партій, и радикализмъ классовой точки зрѣнія, и отказъ
отъ демократіи и парламентаризма, и вѣра во всемогуще-
ство всеобщей забастовки, все это основное содержаніе
синдикалистской доктрины мы находимъ въ постановлені-
яхъ различныхъ синдикалистскихъ организацій еще съ
восьмидесятыхъ годовъ прошлаго столѣтія ’) Съ другой
стороны, теорія современнаго синдикализма, какою мы зна-
емъ ее въ произведеніяхъ названныхъ выше писателей, но-
ситъ на себѣ слѣды самыхъ разнообразныхъ идейныхъ влія-
*) Сорель написалъ по этому поводу цѣлую брошюру: Іа Вёсотрозіііоп <1и
тагхізте. Первое изданіе 1907 года. О томъ же онъ говоритъ нерѣдко въ
своихъ большихъ сочиненіяхъ, напримѣръ, въ сочиненіи: Іез Шизіопз 4и рго-
дгёз. Веихіёте ейіііоп. 1911. Р. 332. То же признаніе кризиса соціализма
мы находимъ у Лягарделя: Ье Зосіаіізте оиѵгіег. Рагіз, 1911. РгёГасе, р. X;
р. 296 еі зиіѵ.
а) Всѣ необходимыя данныя по исторіи рабочихъ синдикатовъ во Фран-
ціи можно найти въ обстоятельной и документальной «Исторіи синдикаль-
наго движенія во Франціи" Критской и Лебедева. Съ предисловіемъ Пуже.
Москва, 1908. См. также нѣмецкую работу: А. АсЬі, Оег тоёегпе ігапсбзі-
зсЬе 8уп4іса1і5ти5.,}епа 1911.
254
П. НОВГОРОДЦЕВЪ.
ній: не только Марксъ, но и Прудонъ, и Ничше, и Бергсонъ
наложили свою печать на это въ высшей степени сложное
и любопытное направленіе соціалистической мысли. И тѣмъ
не менѣе все же надо сказать, что главная линія воздѣй-
ствія идетъ отъ Маркса и что революціонный синдикализмъ
представляетъ собою такой же продуктъ эволюціи мар-
ксизма, какъ и реформизмъ. Въ Германіи получила перевѣсъ
реалистическая, во Франціи — утопическая сторона марк-
сизма. Такъ развиваются рѣзко противоположныя и взаимно
другъ друга исключающія направленія соціалистической
мысли, которыя разрываютъ первоначальную цѣльность
марксизма.
Изучая теорію синдикализма, мы видимъ, чго завѣты „Ком-
мунистическаго Манифеста" осуществлены здѣсь въ полной
мѣрѣ. Міру существующему здѣсь объявляется непримири-
мая война,—война безъ уступокъ и перемирій, безъ отдыха
и пощады, до полной побѣды, до окончательнаго одолѣнія.
Разрывъ съ отечествомъ, съ государствомъ объявляется
безусловный. Начало классовой борьбы проводится до конца,
до послѣднихъ логическихъ предѣловъ. Путь исторической
преемственности совершенно оставляется; синдикализмъ хо-
четъ создать изъ себя всю совокупность новыхъ отношеній,
безъ какого бы то ни было подражанія или заимствованія.
Но въ этомъ абсолютномъ разрывѣ съ прошлымъ и сказы-
вается весь утопизмъ новаго теченія. Всматриваясь въ то
будущее, которое обѣщаетъ дать человѣчеству синдикализмъ,
мы видимъ лишь полную неопредѣленность. А обдумывая то
новое слово, которое кажется синдикализму способнымъ
разрѣшить всѣ затрудненія, мы приходимъ къ заключенію,
что этотъ новѣйшій утопизмъ является вмѣстѣ съ тѣмъ и
самой удивительной Фантасмагоріей. Всеобщая забастовка—
вотъ священный лозунгъ, которому здѣсь придается всеис-
цѣляющая сила. Какъ въ сказкѣ Шехеразады таинственныя
Слова: „Сезамъ, отворись!" открывали тому, кто ихъ зна-
етъ, доступъ къ неслыханнымъ богатствамъ, такъ и эти
слова: „всеобщая забастовка", столь же таинственныя въ
ОБЪ ОБЩЕСТВЕННОМЪ ИДЕАЛЪ.
255
пониманіи синдикализма, возведенныя на степень священнаго
миѳа, объявляются способными надѣлить человѣчество всѣми
дарами общаго блаженства. Но когда общественная фило-
софія становится на почву сказки и миѳа, ясно, что передъ
нами совершается кризисъ научной мысли, что данное на-
правленіе исчерпало себя и готово перейти въ Фантасти-
ческія измышленія, можетъ быть, и представляющія извѣст-
ный теоретическій интересъ, но лишенныя всякаго практи-
ческаго значенія.
Обращаясь теперь къ болѣе подробной характеристикѣ
синдикализма, я остановлюсь прежде всего на той книгѣ,
которой суждено было сдѣлаться главнымъ философскимъ
выраженіемъ этого направленія. Я имѣю въ виду „КёПе-
хіопз зиг Іа ѵіоіепсе" Сореля ’). Всѣ основныя идеи „новой
школы", какъ называетъ себя это соціалистическое теченіе,
нашли здѣсь послѣдовательное развитіе и красивую лите-
ратурную Форму. Все интересно въ книгѣ Сореля, начиная
съ ея заглавія. Оно сразу переноситъ насъ въ міръ новыхъ
идей, которыми вдохновляется революціонная мысль совре-
менной Франціи. Какая пропасть отдѣляетъ „Размышле-
нія о насиліи" отъ „Духа законовъ" и „Общественнаго до-
говора"! Монтескье и Руссо видѣли спасеніе общества въ
идеѣ права и закона, Сорель и „новая школа" ищутъ вы-
хода въ насиліи, которое должно привести къ спасительной
соціальной катастрофѣ.
Идея насилія, апологію которой предлагаетъ въ своей
книгѣ Сорель, становится особенно ясной въ своемъ про-
тивопоставленіи лозунгамъ современнаго правового госу-
дарства. Выступивъ съ программой соціальныхъ реформъ
въ моментъ обостренія классовой вражды, правовое госу-
дарство подчеркнуло свою идеальную миссію примиренія
классовъ. Идеи общественной солидарности и соціальнаго
мира, которыя такъ часто слышатся въ современной лите-
ратурѣ, какъ выраженіе истинныхъ задачъ политическаго
!) Впервые напечатано въ журналѣ Ее Моиѵешепг зосіаіізіе. 1906.
256
П. НОВГОРОДЦЕВЪ.
искусства *), — вотъ лозунги современной политики передо-
выхъ государствъ. Что касается Франціи, то и въ ея литера-
рѣ можно найти немало указаній того, какъ глубоко и силь-
но ея руководящіе умы чувствуютъ несовершенства ея со-
ціальнаго строя, какъ горячо взываютъ они къ чувству об-
щественной солидарности и соціальнаго долга а). Противъ
этой проповѣди солидарности и мира направляетъ свою
критику Сорель. Спасеніе не въ этомъ, не въ солидарности,
не въ примиреніи, все это лишь мѣшаетъ естественному раз-
витію отношеній: спасеніе въ борьбѣ, въ развитіи противо-
положностей, въ обостреніи крайностей и въ завершающемъ
этотъ процессъ конечномъ катастрофическомъ насиліи.
Съ первыхъ же главъ „Размышленій о насиліи" мы видимъ,
что эта вѣра въ спасительную силу соціальной вражды за-
имствована Сорелемъ у Маркса. Онъ хочетъ быть только
послѣдовательнымъ сторонникомъ теоріи классовой борьбы
„По Марксу,—разсуждаетъ Сорель, капитализмъ, вслѣд-
ствіе внутреннихъ законовъ своей природы, влечется по пу-
ти, который й приведетъ современный міръ къ вратамъ бу-
дущаго міра, съ непреодолимой силой, присущей эволюціи
органической жизни. Это движеніе предполагаетъ продол-
жительное созиданіе капитализма и оканчивается быстрымъ
разрушеніемъ, которое является дѣломъ пролетаріата; ка-
питализмъ создаетъ и наслѣдство, которое получитъ соці-
ализмъ, и людей, которые уничтожатъ существующій строй,
и средства осуществить это разрушеніе" ®). Но можно ли
довѣриться ходу эволюціи, неукоснительному дѣйствію орга-
ническихъ силъ? Сорель не раздѣляетъ натуралистическаго
оптимизма Маркса Онъ думаетъ, что ученіе Маркса „ока-
зывается недостаточнымъ, если буржуазія и пролетаріатъ
не обращаютъ другъ противъ друга всѣхъ силъ, находя-
*) Объ этомъ си. въ моемъ сочиненіи „Кризисъ современнаго правосо-
знанія", особенно во Введеніи и § VII, гл. II.
*) См. § ѴП, особ. стр. 383.
*) Кёйехіопз 8иг Іаѵіоіепсе. Тгоізіете ёішоп Рагіз 1912. Р. па. См. русскій
пер. подъ редакціей Фриче.
ОБЪ ОБЩЕСТВЕННОМЪ ИДЕАЛЪ. 257
щихся въ ихъ распоряженіи, со всею мощью, на которую
только они способны" *). Въ обществѣ, охваченномъ страстью
къ успѣху, къ конкуренціи, всѣ дѣятели, подобно автома-
тамъ, идутъ прямо впередъ, не заботясь о великихъ идеяхъ
соціологовъ; они подчиняются силамъ очень простымъ, и
никто изъ нихъ не думаетъ отвлечься отъ условій своего
положенія. Только въ такомъ случаѣ развитіе капитализма
совершается съ той непреодолимой силой, которая такъ
поразила Маркса и которая казалась ему подобной силѣ
естественнаго закона. Если же, напротивъ, представители
буржуазіи, введенные въ заблужденіе выдумками проповѣд-
никовъ морали или соціологіи, возвращаются къ идеалу кон-
сервативной умѣренности, стараются исправить крайности
экономическаго строя и хотятъ порвать съ варварствомъ
своихъ предшественниковъ, то часть силъ, которыя должны
были содѣйствовать росту капитализма, употребляется для
того, чтобы его выравнять; вторгается элементъ случайности,
и будущее міра становится совершенно неопредѣленнымъ. Эта не-
опредѣленность увеличивается еще болѣе, если пролета-
ріатъ одновременно со своими хозяевами увѣруетъ въ соці-
альный миръ, или даже если онъ будетъ разсматривать всѣ
вещи съ своей профессіональной точки зрѣнія, между тѣмъ
какъ соціализмъ даетъ всѣмъ экономическимъ 'столкнове-
ніямъ общую и революціонную окраску" 8).
Въ этихъ разсужденіяхъ Сореля содержится своеобраз-
ная оцѣнка политики соціальныхъ реформъ. Онъ опасается,
что съ политикой этого рода въ ходъ историческаго раз-
витія вторгнется случайность. Будущее человѣчества пред-
ставляется ему неопредѣленнымъ, если пролетаріатъ и
буржуазія увѣруютъ въ соціальный миръ. Побѣдоносное
шествіе соціализма становится сомнительнымъ, если востор-
жествуетъ идеалъ консервативной умѣренности. Такъ Со-
рель по-своему подтверждаетъ надежды и расчеты соці-
альной политики. Но именно это и заставляетъ его всѣми
х) ІЬісі., р. 114.
2) ІЬкі. рр. п$—ііб.
258
П. НОВГОРОДЦЕВЪ.
силами вооружаться противъ идей солидарности и соціаль-
наго мира, вносящихъ неопредѣленность въ соціалистиче-
скую программу. Надо искоренить эти идеи изъ обществен-
наго сознанія, надо возстановить въ обществѣ въ полной
силѣ стихійную непримиримость и вражду, чтобы вывести
его на настоящій путь естественнаго развиіія. „Здѣсь-то
роль насилія въ исторіи и представляется намъ особенно
великой, такъ какъ оно можетъ косвенно воздѣйствовать
на буржуазію, призывая ее къ классовому самосознанію.
Много разъ указывали на опасность нѣкоторыхъ насиль-
ственныхъ мѣръ, которыя скомпрометировали удивительныя
соціальныя начинанія, раздражили хозяевъ, расположен-
ныхъ къ тому, чтобы создать счастье своихъ рабочихъ, и
развили эгоизмъ тамъ, гдѣ нѣкогда царили самыя благород-
ныя чувства. Платить черной неблагодарностью за благоже-
лательность тѣхъ, кто хочетъ покровительствовать рабо-
чимъ, противопоставить оскорбленія славословіямъ защит-
никовъ общечеловѣческаго братства и отвѣчать ударами
на предупредительные шаги провозвѣстниковъ соціальнаго
мира,—это, конечно, не соотвѣтствуетъ правиламъ свѣтскаго
соціализма г. и г-жи Жоржъ Ренаръ, но это очень прак-
тическій способъ для того, чтобы указать буржуазіи, что
;<риа должна заниматься своими дѣлами и только ими“...
„Надо, чтобы буржуазія не могла вообразить, что при по-
мощи ловкости, соціальной науки или великихъ чувствъ
она могла бы найти лучшій пріемъ у пролетаріата. Въ
тотъ день, когда хозяева узнаютъ, что они ничего нё вы-
играю"0> дѣлайи соціальнаго мира или демократическимъ
устройствомъ, они поймутъ, что они были дурно освѣдо-
мляемы тѣми людьми, которые убѣждали ихъ оставить свое
ремесло творцовъ производительныхъ силъ ради благород-
ной профессіи воспитателей пролетаріата". „Во всякомъ
случаѣ, при яснѣе выраженномъ раздѣленіи классовъ дви-
женіе будетъ имѣть шансы совершаться съ большей пра-
вильностью, чѣмъ теперь" *).
!) ІЫ4., рр. 117—119.
ОБЪ ОБЩЕСТВЕННОМЪ ИДЕАЛЪ. 25$
Такимъ образомъ „насиліе пролетаріата не только мо-
жетъ обезпечить будущую революцію, но, повидимому, оно
представляетъ изъ себя также и единственное средство,
которымъ располагаютъ отупѣвшіе отъ гуманизма европей-
скія націи, чтобы вновь найти свою прежнюю энергію* *).
Въ доктринѣ Сореля насиліе пролетаріата становится не- .
обходимымъ Факторомъ марксизма. „Опасность, угрожаю-
щая будущему міру, можетъ быть устранена, если проле-
таріатъ присоединится со всѣмъ упорствомъ къ революці-
оннымъ идеямъ, такъ чтобы осуществить, насколько это
будетъ возможно, ученіе Маркса. Все можетъ быть спа-
сено, если путемъ насилія ему удастся закрѣпить раздѣле-
ніе на классы и возвратить буржуазіи часть ея прежней
энергіи. Это и есть та великая цѣль, къ которой должна
быть направлена всецѣло мысль тѣхъ людей, которые не
загипнотизированы событіями текущаго дня. и заботятся
объ условіяхъ будущаго* *). Напротивъ, „когда правящіе,
классы, не смѣя болѣе управлять, стыдятся своего нр^м^
легированнаго положенія, изощряются въ предупре^йтель-
ныхъ шагахъ по отношенію къ своимъ врагамъ^ заявля-
ютъ о своемъ ужасѣ предъ всякимъ расколомъобществѣ,
становится гораздо труднѣе поддерживать въ пролетарЙйв^
эту идею раскола, безъ которой соціализму было бы не-
возможно выполнить свою историческую рольЛ •). Но эта
опасность, по мнѣнію Сореля, теперь устраняется: рабочіе
проникаются антипатріотизмомъ и начинаютъ отвергать
проповѣдь солидарности, препятствующую дѣлу соціализма.
„Леонъ Буржуа можетъ, сколько угодно, расточать свои
любезности пролетаріату; тщетно увѣряетъ онъ, что капи-
талистическое общество — большая семья, и что бѣдный
имѣетъ право на общественное богатство; онъ можетъ
утверждать, что все современное законодательство стре-
мится къ примѣненію начала солидарности: пролетаріатъ
*) ІЬіа., р. 120.
іыа., р. і?о.
*) ІЬіа., р. 279.
260 п. новгородцевъ.
отвѣчаетъ ему, отвергая самымъ грубымъ образомъ обще-
ственное соглашеніе, путемъ отрицанія патріотическаго
.долга" *)•
Изъ всѣхъ этихъ разсужденій Сореля мы видимъ, что
ученію Маркса онъ придаетъ совершенно новый характеръ.
Какъ мы показали въ своемъ мѣстѣ, Марксъ не отрицалъ
участія въ эволюціи человѣческой воли, но основу про-
гресса онъ видѣлъ не въ дѣйствіи человѣческомъ, а въ имма-
нентныхъ законахъ исторіи. Обратно съ этимъ Сорель
на первый планъ выдвигаетъ дѣятельное участіе человѣче-
ской воли, безъ которой событія могутъ принять нежела-
тельный оборотъ. Онъ не вѣритъ болѣе въ обезпеченность
•благого конца органической эволюціи: если предоставить
все естественному теченію, нельзя поручиться за резуль-
тать; случайная превратность судьбы можетъ спутать всѣ
|ц]Ь^||ЙРженія.
^МЕь^той неувѣренности, въ этомъ сомнѣніи относительно
^^^Мшрвной силы предсказаній Маркса чувствуется все
^^^^^^^кризисъ марксизма, тотъ же кризисъ нетерпѣнія,
^^^^^И|довалъ къ жизни и развитіе реформизма. И хотя
^^^^^МИНММаркса торжествуетъ здѣсь новую побѣду,—
^^^^ИНИННшКчщно выводятся основныя требованія син-
На самомъ дѣлѣ мы видимъ здѣсь марксизмъ
‘новомъ философскомъ истолкованіи. Съ пер-
истолкованіе какъ будто бы представляетъ
Вначеніи и блескѣ самую основную соціологиче-
игарксизма, идею классовой борьбы. Сорель хо-
забочіе вѣчно помнили священный лозунгъ клас-
к чтобы они сдѣлали эту борьбу непрерывной
|М^.. Но почему онъ такъ страстно на этомъ на-
|*«ько потому, что онъ не вѣритъ уже въ эту
Явк вѣрилъ въ нее Марксъ. Изъ неукоснитель-
ИмКаго закона, который съ желѣзной необхо-
ШИкисимо отъ человѣческой воли осуществля-
И ШѴПѴІ
ст^ваеИ
идею таи
наго иста
димостыо
і) іыа., Р.
ОБЪ ОБЩЕСТВЕННОМЪ ИДЕАЛЪ.
261
ется въ человѣческомъ обществѣ, эта идея превращается
у Сореля въ идеальную тактическую норму, которая долж-
на быть проведена въ жизнь при помощи настойчивыхъ
усилій. Сорель не вѣритъ въ нее болѣе, какъ въ неотвра-
тимый законъ развитія; онъ хочетъ ей помочь политикой
разъединенія классовъ и примѣненіемъ насилія. Но если такъ,
то й торжество соціализма, которое у Маркса являлось
неизбѣжной ступенью общественной эволюціи, слѣдствіемъ
имманентныхъ законовъ капиталистическаго развитія, ста-
новится проблематическимъ. Оно будетъ возможно, думаетъ
Сорель,—если борьба классовъ будетъ разгораться все съ
большей силой. А если нѣтъ? Если возобладаютъ идеи со-
ціальнаго мира, и буржуазія, вмѣсто того, чтобы увлечься
на путь вражды, твердо усвоитъ идеалъ консервативной
умѣренйости? Все это дѣлаетъ будущее дѣйствительно не-
опредѣленнымъ, и нельзя не сказать, что соціализмъ Сореля
сходитъ съ позиціи увѣреннаго въ себѣ оптимизма. Это со-
ціализмъ, который прошелъ чрезъ рядъ разочарованій, для
котораго нужны героическія средства, нужна постоянная
приподнятость духа, постоянный подъемъ воинствующаго
энтузіазма. Не безличная природа отношеній, не органиче-
скій ходъ вещей,—какъ у Маркса,—а личность человѣче-
ская, ея энергія, ея воинственный пылъ, вотъ что здѣсь объ-
является рѣшающимъ. Отъ натурализма ученія Маркса мысль
переходитъ здѣсь самымъ рѣшительнымъ образомъ къ пер-
сонализму, къ признанію силы человѣческой личности. Но
есть ли у человѣка способность къ'такому героическому
подъему, къ вѣчному проявленію воинственной энергіи? Со-
рель отвѣчаетъ на это утвердительно, но, какъ сейчасъ уви-
димъ, его отвѣтъ ставитъ соціализмъ въ положеніе еще бо-
лѣе неопредѣленное и дѣлаетъ будущее совершенно зага-
дочнымъ.
То великое, всеисцѣляющее средство, которое способно
поддержать въ рабочихъ необходимый энтузіазмъ, опредѣ-
ляется двумя словами: всеобщая забастовка. Но почему
этому средству, во всякомъ случаѣ спорному и оспарива-
Вопросы философіи, кн. 137. 7
262 п. новгородцевъ.
емому, придается здѣсь такое всемогущее значеніе? На это
Сорель отвѣчаетъ ссылкой на Маркса: если подлинная мысль
Маркса состоитъ въ томъ, что подготовленіе пролетаріата
зависитъ единственно отъ упорнаго, всевозрастающаго и
страстнаго сопротивленія противъ существующаго порядка
вещей 1), то лучшаго пути для этого, кромѣ указываемаго
революціоннымъ синдикализмомъ, нѣтъ. „Наблюденіепоказы-
ваетъ, что понятій о классовой борьбѣ сохраняется незы-
блемо въ тѣхъ кругахъ, которые затронуты идеей всеобщей
забастовки: нѣтъ болѣе возможности соціальнаго мира, нѣтъ
покорной косности, нѣтъ энтузіазма по отношенію къ бла-
годѣтельнымъ или доблестнымъ хозяевамъ; малѣйшія слу-
чайности ежедневной жизни становятся симптомами со-
стоянія борьбы классовъ, каждый конфликтъ является мо-
ментомъ соціальной войны, каждая забастовка порождаетъ
перспективу окончательной катастрофы. Идея всеобщей
забастовки настолько могущественна, что она вовлекаетъ
въ революціонный водоворотъ все, чего она коснется. Бла-
годаря ей соціализмъ остается всегда молодымъ, попытки
осуществить соціальный миръ кажутся дѣтскими; случаи
бѣгства переходящихъ въ буржуазію товарищей не только
не лишаютъ массы мужества, а скорѣе еще болѣе возбу-
ждаютъ ихъ возмущеніе: однимъ словомъ, распаденіе обще-
ства никогда не бываетъ въ опасности исчезнуть" 2). Указы-
ваютъ на чрезвычайную трудность сразу поднять огромныя
массы пролетаріата, рѣшить однимъ ударомъ борьбу за со-
ціализмъ, преодолѣть затрудненія грандіозной борьбы; но
всѣ эти сомнѣнія „мудрыхъ людей, практиковъ и ученыхъ"
Сорель считаетъ неосновательными. „Я не придаю,— гово-
ритъ онъ между прочимъ — вѣса тѣмъ возраженіямъ, кото-
рыя обращаются противъ всеобщей забастовки съ точки
зрѣнія практической. Это значило бы вернуться къ старой
утопіи, если хотѣть Фабриковать гипотезы о будущей борь-
бѣ и средствахъ уничтоженія капитализма по образцу исто-
ІЬісі- р. 196.
ІЬіН., р. 193. р
/
ОБЪ ОБЩЕСТВЕННОМЪ ИДЕАЛЪ. 263
рическихъ разсказовъ. Нѣтъ никакого способа для того,
чтобы научнымъ путемъ имѣть возможность предвидѣть бу-
дущее или даже чтобы спорить о превосходствѣ однихъ
гипотезъ надъ другими; слишкомъ много памятныхъ при-
мѣровъ показываютъ намъ, что и самые великіе люди совер-
шали чудовищныя ошибки, когда хотѣли такимъ образомъ
стать господами будущаго, даже самаго близкаго" * 2).
Итакъ, мы стоимъ только предъ гипотезой, болѣе или
менѣе вѣроятной и отнюдь не обезпечивающей будущаго.
Но болѣе того: изъ дальнѣйшихъ словъ Сореля оказывает-
ся, что это даже и не гипотеза, въ родѣ тѣхъ, которыми
пользуется наука, какъ временными вспомогательными сред-
ствами для своихъ заключеній, это—миѳъ, вскормленный
Фантазіей народной и въ соотвѣтствіи съ этой Фантазіей
почерпающій свою силу. Мы не можемъ предвидѣть
будущаго, — думаетъ Сорель, — и все же мы не могли бы дѣй-
ствовать, если бы не выходили изъ области настоящаго.
Опытъ доказываетъ намъ, что построенія будущаго, не-
опредѣленнаго во времени, могутъ обладать великой дѣйствен-
ной силой; и если они имѣютъ извѣстный характеръ, они
не приносятъ особыхъ неудобствъ: это бываетъ тогда, ко-
гда дѣло идетъ о миѳахъ, въ которыхъ воплощаются прочныя
стремленія извѣстнаго народа, партіи или класса, — стре-
мленія, которыя представляются ему во всѣхъ обстоятель-
ствахъ жизни съ настойчивостью инстинктовъ и которыя
придаютъ видъ полной реальности надеждамъ на будущее
дѣйствіе, на которыхъ основывается реформа воли"2). Под-
тверждая свою мысль историческими примѣрами, Сорель
очень характерно для себя ссылается на исторію христіан-
ства. „Первые христіане ожидали уже къ концу перваго
поколѣнія и второго пришествія Христа, и полнаго кру-
шенія языческаго міра, и водворенія царства святыхъ. Ка-
тастрофа не произошла, но христіанская мысль настолько
прониклась апокалиптическимъ миѳомъ, что многіе совре-
!) ГЬі<і., р. 176.
2) ІЬід. р. 177.
7*
264
П. НОВГОРОДЦЕВЪ.
менные ученые склоняются къ тому, что вся проповѣдь
Христа сводится къ одному этому предмету" * *). Приведя и
еще нѣкоторые примѣры этого рода, Сорель заключаетъ:
„совершенно неважно знать, какія изъ подробностей содер-
жащихся въ миѳахъ, предназначены дѣйствительно осуще-
ствиться въ планѣ будущей исторіи; это не астрологиче-
скіе альманахи. Можетъ даже случиться, что ничего изъ
того, что они въ себѣ заключаютъ не осуществится, какъ
это имѣло мѣсто съ ожидавшейся первыми христіанами ка-
тастрофой" 2). „Миѳы слѣдуетъ брать, какъ средства воз-
дѣйствія на настоящее: всякій споръ о способѣ ихъ мате-
ріальнаго примѣненія въ ходѣ исторіи лишенъ смысла: ва-
жно только содержаніе миѳа въ цѣломъ; отдѣльныя части
его представляютъ интересъ постольку, поскольку онѣ да-
ютъ рельефность идеѣ, заключающейся въ миѳологическомъ
построеніи... Даже въ томъ случаѣ, если бы революціонеры
совершенно и во всемъ ошибались, представляя себѣ Фанта-
стическую картину всеобщей забастовки, эта картина могла
бы быть элементомъ первоклассной силы во время подго-
товленія къ революціи... Совершенно не важно, предста-
вляется ли всеобщая забастовка лишь отчасти реально-
стью, или это только плодъ народнаго воображенія. Весь
вопросъ состоитъ въ томъ, чтобы знать, заключаетъ ли
она въ себѣ все то, что ожидаетъ соціалистическая док-
трина отъ революціоннаго пролетаріата" 3).
Но если такъ, то всякая научная оцѣнка идей всеобщей
забастовки устраняется. Соціалистическая доктрина пере-
ходитъ здѣсь въ такую область, гдѣ всякіе доводы за и
противъ теряютъ смыслъ, но вмѣстѣ съ тѣмъ и все по-
строеніе лишается научнаго значенія. Сорель смѣло дѣлаетъ
этотъ выводъ, нисколько не смущаясь его послѣдствіями.
Чтобы разрѣшить вопросъ о значеніи идеи всеобщей
забастовки,—утверждаетъ онъ,—„мы не обязаны мудро раз-
!) ІЫ<1. р. 177—178-
*) ІЬій. р. 179.
8) ІЬіЗ. рр. 180—181.
ОБЪ ОБЩЕСТВЕННОМЪ ИДЕАЛЪ.
265
суждать о будущемъ, намъ нѣтъ необходимости предаваться
высокимъ размышленіямъ о философіи, исторіи или полити-
ческой экономіи. Мы находимся здѣсь не въ области иде-
ологіи и можемъ остаться на почвѣ Фактовъ, доступныхъ
нашему наблюденію. Мы должны спросить людей, принима-
ющихъ весьма активное участіе въ дѣйствительно револю-
ціонномъ движеніи въ нѣдрахъ пролетаріата, не стремя-
щихся перейти въ буржуазію,—тѣхъ людей, умъ которыхъ
не порабощенъ корпоративными предразсудками. Эти люди
могутъ ошибаться въ безконечномъ количествѣ вопросовъ
политики, экономіи или морали, но ихъ свидѣтельство явля-
ется рѣшительнымъ, опредѣляющимъ и неизмѣннымъ, ко-
гда дѣло идетъ о томъ, чтобы узнать, какія представленія
наиболѣе сильно вліяютъ на нихъ и на ихъ товарищей и
обладаютъ въ высшей степени способностью отождествля-
ться съ ихъ соціалистической концепціей, вслѣдствіе чего
смыслъ, надежды и значеніе, связанные съ частными Фак-
тами, кажутся составляющими нераздѣльное единство" *).
Такъ Сарель съ безстрашной послѣдовательностью отка-
зывается отъ науки и научнаго предвидѣнія въ пользу
массовой психологіи. И здѣсь снова мы видимъ, какая без-
дна отдѣляетъ этотъ новѣйшій соціализмъ отъ ученія Мар-
кса. При всей своей односторонности марксизмъ былъ
великъ именно тѣмъ, что онъ стремился поставить соціа-
лизмъ на твердую почву науки. Онъ хотѣлъ вывести соціаль-
ный идеалъ не изъ идеи, а изъ Фактовъ, не изъ случайныхъ
представленій, а изъ повелительныхъ законовъ исторіи.
Сорель снова возвращаетъ соціализмъ къ его утопическимъ
или, какъ онъ выражается, миѳологическимъ основамъ, и
притомъ въ самомъ элементарномъ ихъ выраженіи: миѳо-
логическія представленія оцѣниваются по ихъ способности
вліять на воображеніе массъ. Философская мысль отказы-
вается тутъ въ сущности отъ самой себя: она ищетъ выс-
шаго откровенія въ психологіи массъ. Но если соціализмъ
і) іыа. р. і8х.
266
П. НОВГОРОДЦЕВЪ.
превращается въ миѳологическую концепцію, ясно, что
онъ перестаетъ существовать въ качествѣ реалистической
доктрины. Опытъ исправленія марксизма приводитъ Сореля
къ его уничтоженію.
И въ самомъ дѣлѣ, достаточно прочесть тѣ мѣста изъ
„Размышленій о насиліи", гдѣ говорится о наукѣ, чтобы ви-
дѣть, насколько далекъ Сорель отъ духа стараго марксизма.
Для Маркса^ и Энгельса наука составляетъ и предметъ по-
клоненія, и высшій судъ: въ ней и изъ нея соціализмъ по-
черпаетъ для себя опору и оправданіе. Миѳологическая
концепція Сореля естественно приводитъ его къ разрыву
съ наукой. Съ какимъ пренебреженіемъ говоритъ онъ о
„маленькой наукѣ" (Іа реіііе зсіепсе). Какъ горячо стремит-
ся онъ указать этой „маленькой наукѣ" ея границы, ея
настоящее мѣсто! Всего менѣе онъ раздѣляетъ убѣжденіе
позитивизма, будто бы наука исчерпываетъ собою всѣ ду-
ховные запросы человѣка. „Позитивисты, которые пред-
ставляютъ высшую степень посредственности, самомнѣнія и
педантизма, предписали, что философія должна исчезнуть
передъ ихъ наукой; но философія нисколько не умерла, а
напротивъ, блестяще возродилась, благодаря Бергсону, ко-
торый, будучи далекимъ отъ того, чтобы все сводить къ
наукѣ, отвоевалъ для философд право итти своимъ путемъ,
совершенно противоположнымъ тому, которымъ пользуется
ученый. Можно сказать, что метаоизика снова пріобрѣла
утраченную ею почву, показывая человѣку иллюзорность
мнимыхъ научныхъ рѣшеній и обращая умъ къ той таин-
ственной области, отъ которой маленькая наука приходитъ
въ такой ужасъ... И вовсе не кажется, чтобы религіи нахо-
дились въ состояніи, близкомъ къ исчезновенію. Либераль-
ный протестантизмъ умираетъ, потому что онъ хотѣлъ ка-
кой угодно цѣной свести христіанскую теологію къ уровню
совершенно раціоналистическихъ положеній... Католицизмъ
же пріобрѣлъ въ теченіе XIX столѣтія чрезвычайную силу,
потому что онъ ничего не хотѣлъ отбросить; онъ даже
усилилъ свои мистическіе элементы, и удивительное дѣло!—
ОБЪ ОБЩЕСТВЕННОМЪ ИДЕАЛЪ.
267
онъ пріобрѣтаетъ все болѣе почву въ просвѣщенныхъ кру-
гахъ, которые смѣются надъ раціонализмомъ, нѣкогда быв-
шимъ въ такой модѣ въ университетѣ" і). Наконецъ, и въ
области искусства всѣ попытки создать точную науку пред-
ставляются Сорелю обреченными на неудачу. „Искусство
живетъ въ особенности таинственностью, оттѣнками, неоп-
редѣленностью, и самое совершенное методическое раз-
сужденіе безсильно его понять" а). Такъ отстаиваетъ Со-
рель область таинственнаго и загадочнаго, метафизику и
мистику противъ раціонализма и отвлеченной логики. Можно
подумать, что передъ нами одинъ изъ романтиковъ стараго
вѣка, впитавшій въ себя идеи Шатобріана. Но весь этотъ
романтизмъ Сореля ^.объясняется его разочарованіемъ въ
научныхъ основахъ соціалзима. Отъ научныхъ тенденцій
марксизма у него не остается и слѣда. Если Марксъ и
Энгельсъ любили называть свой соціализмъ научнымъ, то
соціализмъ Сореля долженъ быть названъ романтическимъ.
Думать о томъ, что въ соціализмъ можетъ быть внесена
научная ясность, представляется ему принципіально немыс-
лимымъ. „Соціализмъ неизбѣжно является предметомъ очень
темнымъ, потому что онъ говоритъ о производствѣ, т.-е.
о томъ, что есть самаго таинственнаго въ человѣческой
дѣятельности, и потому что онъ предполагаетъ принесть
съ собою коренной переворотъ въ той области, которую
нельзя описать съ ясностью, возможной при описаніи дру-
гихъ областей, болѣе находящихся на поверхности. Никакое
усиліе мысли, никакой прогрессъ знаній, никакая логиче-
ская индукція никогда не будутъ въ состояніи разсѣять ту
таинственность, которая окружаетъ соціализмъ; и именно
вслѣдствіе того, что марксизмъ хорошо понялъ эти хара-
ктерныя особенности, онъ пріобрѣлъ право служить исход-
ной точкой въ соціальныхъ изслѣдованіяхъ. Но необходимо
здѣсь же прибавить, что эта неясность относится только
къ тѣмъ разсужденіямъ, посредствомъ которыхъ предпола-
!) ІЬісі. рр. 208—209.
2) ІЬІ<І. р. 2X1.
268
П. НОВГОРОДЦЕВЪ.
гаютъ опредѣлить средства соціализма; можно сказать, что
эта неясность только школьная, схоластическая; она, однако,
нисколько не мѣшаетъ представить себѣ пролетарское дви-
женіе самымъ полнымъ, точнымъ и исчерпывающимъ обра-
зомъ, при помощи того великаго построенія, которое по-
стигла душа пролетаріата во время соціальныхъ конфлик-
товъ и которое называютъ всеобщей забастовкой. Никогда
не слѣдуетъ забывать, что все совершенство этого рода
представленій тотчасъ же исчезнетъ, если вздумаютъ раз-
ложить всеобщую забастовку на совокупность отдѣльныхъ
историческихъ подробностей; необходимо усвоить ее, какъ
недѣлимое цѣлое, и разсматривать переходъ отъ капита-
лизма къ соціализму, какъ катастрофу, процессъ которой
ускользаетъ отъ описанія" *).
Не трудно замѣтить, что въ этомъ разсужденіи не только
средства осуществленія соціализма, но и самое движеніе
къ нему представляется неяснымъ. Если всеобщую заба-
стовку нельзя разложить на рядъ отдѣльныхъ деталей, ее
очевидно приходится брать не какъ практическій планъ, а
какъ отвлеченную идею. Если процессъ перехода къ соці-
ализму не поддается описанію, то, очевидно, пролетарское
движеніе нельзя представить себѣ „самымъ полнымъ, точ-
нымъ и исчерпывающимъ образомъ": въ самомъ важномъ
и рѣшительномъ своемъ моментѣ оно теряется въ туманѣ.
Приходится вѣрить, что переходъ совершится счастливо
и что конечная цѣль будетъ достигнута, хотя ни того, ни
другого нельзя себѣ ясно представить. Сорель называетъ
свое представленіе о соціализмѣ интуитивнымъ и ссылается
при этомъ на философію Бергсона * 2). Но мы должны ска-
зать, что настоящей его опорой является не Философская
интуиція, а массовая психологія.
Отвѣчая на возраженія критиковъ, указывавшихъ, что
нельзя основывать практическихъ дѣйствій на иллюзіяхъ,
Сорель попытался защитить свою позицію сравненіемъ съ
*•) ІЪісІ. р. 217.
2) ІЫ4. р. 182.
ОБЪ ОБЩЕСТВЕННОМЪ ИДЕАЛЪ.
269
положеніемъ Физика, опирающагося въ своихъ вычисленіяхъ
на теоріи, имѣющія временный характеръ. „Мы превосходно
знаемъ,—говоритъ онъ,—что будущіе историки не преми-
нутъ найти, что наша мысль была полна иллюзій, потому что
они будутъ видѣть предъ собою законченный процессъ. Намъ
же приходится дѣйствовать, и никто не могъ бы сказать
теперь того, что будутъ знать эти историки; никто не могъ
бы дать намъ средство измѣнить руководящія нами предста-
вленія такимъ образомъ, чтобы избѣжать ихъ критики* ’).
Если бы рѣчь шла только о томъ, чтобы не связывать прак-
тическихъ дѣйствій возможностью будущей критики, кото-
рая будетъ произнесена при совершенно другихъ условіяхъ,
Сорель былъ бы вполнѣ правъ. Но онъ пытается освобо-
дить себя и отъ всякой критики вообще, относя соціализмъ
въ сФеру неяснаго и таинственнаго. Мы вступаемъ тутъ въ
область вѣрованій, которыя могутъ доставлять блаженство
вѣрующимъ, какъ это и показываетъ примѣръ Сореля и „но-
вой школы*, но лишены научнаго и Философскаго значенія.
И очевидно, что и въ этомъ отношеніи у Сореля не оста-
ется и слѣда отъ стараго марксизма. Гдѣ тотъ гордый ра-
ціонализмъ и воинствующій атеизмъ, которые отличали уче-
ніе Маркса, гдѣ вѣра въ грядущее безраздѣльное господ-
ство разума и науки? Не одни тактическія правила, но са-
мое міросозерцаніе становится здѣсь инымъ, гораздо болѣе
многограннымъ и многоцвѣтнымъ. Съ виду это какъ будто
бы новый тріумФъ соціализма, ибо вся эта сложная и за-
тѣйливая игра мысли прикрывается старыми соціалистиче-
скими лозунгами классовой борьбы и грядущаго торжества
пролетаріата; но при ближайшемъ разсмотрѣніи мы чув-
ствуемъ, что это уже не прежній абсолютный соціализмъ,
который хотѣлъ замѣнить собою все для человѣка. Соціа-
лизмъ становится тутъ частью чрезвычайно сложнаго по-
строенія, въ которомъ онъ загромождается цѣлымъ рядомъ
неожиданныхъ наслоеній.
*) ІЬісі. р. 219.
270
П. НОВГОРОДЦЕВЪ.
Намъ остается теперь отмѣтить послѣднее завершающее
звено этого романтическаго соціализма, чтобы имѣть предъ
собою всѣ его основныя ученія. Мы видѣли выше, какъ
ученіе Маркса о классовой борьбѣ превращается у Соре-
ля изъ закона исторіи въ норму соціалистической тактики.
Соціализмъ не наступитъ съ неизбѣжностью естественнаго
закона: онъ долженъ быть завоеванъ человѣческой волей—
такова мысль, лежащая въ основѣ этого преобразованнаго
марксизма. Но въ полной мѣрѣ эта мысль раскрывается лишь
въ послѣдней части книги Сореля, гдѣ въ этомъ новомъ
марксизмѣ неожиданно обнаруживается вліяніе Прудона и
Ничше. Здѣсь соціализмъ изображается, какъ нравственная
задача высшаго порядка, для осуществленія которой нуж-
на особая высшая мораль. И что эта заключительная часть
книги Сореля является въ его собственныхъ глазахъ опре-
дѣляющей и основной, слѣдуетъ между прочимъ и изъ то-
го, что самъ онъ видитъ задачу своихъ „Размышленій о на-
силіи" въ томъ, чтобы дать „моральную философію, осно-
ванную на наблюденіи Фактовъ, происходящихъ въ револю-
ціонномъ синдикализмѣ” *). Изъ объективной натуралистиче-
ской соціологіи, какой соціализмъ былъ у Маркса, онъ пре-
вращается у Сореля въ „философію нравовъ", въ морально-
ФИлосоФСкое построеніе, причемъ вся сущность и вся цѣн-
ность этого построенія полагается не въ научныхъ осно-
вахъ, а въ нравственномъ энтузіазмѣ. Въ соотвѣтствіи съ
этимъ въ послѣдней части своей книги Сорель ставитъ во-
просъ: при какихъ нравственныхъ условіяхъ соціализмъ
возможенъ. И мы снова чувствуемъ, въ какія неопредѣлен-
ныя высоты будущаго уносится соціалистическая мечта.
Сорель хочетъ, чтобы „соціалисты убѣдились, что дѣло,
которому они себя посвящаютъ, есть важное, опасное и
высокое дѣло; только при этомъ условіи они будутъ въ
состояніи принесть всѣ безчисленныя жертвы, которыхъ отъ
*) См. ЗогеІДез ІПизіопз <іи рго§гёз. Оеихіёте есІігіоп.Р. 335: „1е$ Кейехіопз
зиг Іа ѵіоіепсе зопг ипе рЫІозорЬіе тогаіе, Гопсіёе зиг 1’оЬзегѵаііоп «іез Гаііз диі
зе ргойиізаіепі йапз 1е зугкіісаіізте гёѵоіиііоппаіге".
ОБЪ ОБЩЕСТВЕННОМЪ ИДЕАЛЪ. 271
нихъ требуетъ пропаганда, не доставляющая имъ ни по-
честей, ни выгодъ, ни даже непосредственнаго духовнаго
удовлетворенія" Онъ хочетъ, чтобы соціалистическое
міровоззрѣніе стало „болѣе героическимъ". Онъ раздѣляетъ
взглядъ Прудона, требовавшаго новой морали для новыхъ
отношеній, и съ величайшимъ сочувствіемъ приводитъ мысли
Ничше о морали господъ. И та мораль производителей, ко-
торую онъ рисуетъ, какъ норму совершенной жизни, есть
въ сущности мораль сверхчеловѣка, перенесенная въ об-
становку соціалистическаго строя, въ новыя отношенія сво-
бодныхъ тружениковъ свободной мастерской. „Какъ можно
представить себѣ переходъ людей нашего времени на по-
ложеніе свободныхъ производителей, работающихъ въ ма-
стерской, освобожденной отъ хозяевъ?" 2)—вотъ вопросъ,
который ставитъ Сорель въ отношеніи къ будущему. Оче-
видно, надо обнаружить въ человѣкѣ способность работать
свободно и безъ принужденія, согласуй свои силы съ си-
лами другихъ людей добровольнымъ проявленіемъ неизмѣн-
ной и напряженной предусмотрительности. Для того, что-
бы доказать присутствіе въ человѣкѣ этой способности, Со-
рель ссылается на примѣръ революціонныхъ армій. „Лучшіе
офицеры этого времени ясно отдавали себѣ отчетъ въ томъ,
что ихъ талантъ заключался лишь въ доставленіи своимъ
отрядамъ матеріальныхъ средствъ, необходимыхъ для проя-
вленія ихъ порыва, и что побѣда бывала обезпечена каждый
разъ, когда солдаты могли дать свободный ходъ всякому свое-
му стремленію... На полѣ сраженія вожди подавали примѣръ
наиболѣе высокаго мужества и были лишь передовыми бор-
цами, какъ настоящіе цари эпохи Гомера... Если бы захо-
тѣли обнаружить, что въ этихъ первыхъ арміяхъ занимало
мѣсто позднѣйшей идеи дисциплины, то можно было бы ска-
зать, что солдатъ былъ тогда убѣжденъ въ томъ, что малѣй-
шая неисправность малѣйшаго изъ членовъ отряда мо-
жетъ подорвать успѣхъ всего дѣла.и подвергнуть опас-
*) Ьез КеЫехіопз зиг Іа ѵіоіепсе. Р. 202.
а) ІЬІІ р. 368.
272
П. НОВГОРОДЦЕВЪ.
ности жизнь всѣхъ его товарищей, — въ соотвѣтствіи съ
этимъ солдатъ и дѣйствовалъ" 1). „Во время освободитель-
ныхъ войнъ каждый солдатъ считалъ себя лицомъ, которому
въ сраженіи предстоитъ сдѣлать нѣчто очень важное, а не
смотрѣлъ на себя только какъ на часть военнаго механизма,
ввѣреннаго верховному руководству начальника... Поэто-
му сраженія нельзя было тогда уподоблять шахматной игрѣ,
въ которой человѣка можно сравнить съ пѣшкой; сраже-
нія становились совокупностью героическихъ подвиговъ,
совершаемыхъ отдѣльными лицами, которыя почерпали по-
бужденія для своего образа дѣйствій въ своемъ собствен-
номъ энтузіазмѣ" * 2). Эти свойства, думаетъ Сорель, воспи-
тываются въ рабочихъ идеей всеобщей забастовки. Какъ
и война за освобожденіе, всеобщая забастовка представ-
ляетъ собою „наиболѣе блестящее проявленіе индивидуа-
листической силы въ поднявшихся массахъ" 3). „Революці-
онный синдикализмъ является, по его мнѣнію, великой во-
спитательной силой, которою обладаетъ современное об-
щество, для того чтобы подготовить организацію труда бу-
дущаго* *)• Онъ воспитываетъ въ рабочихъ тотъ страстный
индивидуализмъ, который будетъ отличительной чертой сво-
боднаго производителя въ будущей мастерской. Такой про-
изводитель „никогда не долженъ измѣрять затрачиваемыхъ
имъ усилій какой либо внѣшней мѣрой; онъ находитъ по-
средственными всѣ представляемые ему образцы и хочетъ
превзойти все, что было сдѣлано до него. Производство
оказывается такимъ образомъ всегда обезпеченнымъ въ
смыслѣ улучшенія и качественнаго, и количественнаго. Идея
безконечнаго прогресса находитъ въ такой мастерской свое
осуществленіе" ’). Наряду съ этой артистической склон-
ностью къ нововведенію въ этой будущей мастерской бу-
*) ІЫ<і. рр. 375—374.
ІЬід. рр 371—372.
3) ІЬиЬ р. 376.
*) ІЫ(і. р. 377.
ІЬйі. р. 377.
ОБЪ ОБЩЕСТВЕННОМЪ ИДЕАЛЪ.
273
детъ господствовать воспитанная революціоннымъ синди-
кализмомъ величайшая добросовѣстность и точность При
этомъ, какъ думаетъ Сорель, въ грядущемъ экономическомъ
строѣ будетъ проявляться и то стремленіе къ лучшему,
которое обнаруживается, несмотря на отсутствіе какой-ли-
бо личной непосредственной и соотвѣтствующей награды,
и которое составляетъ тайную добродѣтель, обезпечиваю-
щую непрерывный прогрессъ въ мірѣ“* 2).
Таковъ высокій уровень будущей «морали производителей».
Прочтя это идеальное изображеніе свободной мастерской,
съ нѣкоторымъ изумленіемъ слышимъ мы снова этотъ вѣч-
ный^ призывъ революціоннаго синдикализма: «есть только
одна сила, способная въ настоящее время вызвать этотъ
энтузіазмъ, безъ содѣйствія котораго не можетъ существо-
вать мораль,—это та сила, которая вытекаетъ изъ пропа-
ганды въ пользу всеобщей стачки». Мы имѣемъ, слѣдова-
тельно, право утверждать, что современное общество обла-
даетъ тѣмъ первымъ двигателемъ, который можетъ обезпе-
чить мораль производителей». Все дѣло въ томъ, чтобы
рабочіе имѣли „достаточно энергіи загородить дорогу для
буржуазныхъ совратителей, отвѣчая на ихъ предупреди-
тельные шаги самой очевидной грубостью»3). «Насилію
соціализмъ обязанъ тѣми высокими моральными цѣнностями,
посредствомъ которыхъ онъ несетъ спасеніе современному
міру» ‘).
Какъ не сказать, что идеѣ всеобщей стачки здѣсь при-
дается какое-то чудодѣйственное значеніе. Но какимъ не-
прочнымъ и невѣрнымъ становится дѣло соціализма, для
котораго столь опасными представляются предупредитель-
ные шаги буржуазныхъ совратителей, который единственную
свою опору видитъ въ проповѣди всеобщей стачки. «Есть
что-то безпомощно-наивное и въ то же время глубоко ци-
*) ІЬі± рр. 379—381»
2) ІЫф рр. 384—385.
*) ІЬісі. р. 388.
*) ІіЬ4. р. 389.
274
П. НОВГОРОДЦЕВЪ.
ническое,—говоритъ П. Б. Струве,—въ этой мистической
проповѣди соціальнаго переворота безъ плана, на авось, въ
расчетѣ на героизмъ, возбуждаемый «индивидуалистическимъ
подъемомъ» въ безпощадной войнѣ между классами» *).
Но въ одномъ отношеніи соціализмъ Сореля представля-
етъ глубокій интересъ: поскольку онъ пытается опредѣлить
тѣ нравственныя условія, при которыхъ осуществленіе
идеальнаго соціалистическаго строя явилось бы возможнымъ.
Для Маркса этотъ вопросъ не существовалъ: въ его уче-
ніи и люди, и отношенія подготовляются объективнымъ
ходомъ событій; мораль вытекаетъ изъ Фактическихъ отно-
шеній, а не обусловливаетъ ихъ. У Сореля, который дѣло
соціализма ставитъ въ зависимость отъ подъема личности,
вопросъ морали ставится во всей своей остротѣ. Но въ
концѣ концовъ мы узнаемъ отъ него только, какими люди
должны быть въ свободной мастерской, а не какими они
будутъ. И если вся надежда на индивидуалистическій подъ-
емъ опирается на проповѣдь всеобщей стачки, чѣмъ же
этотъ подъемъ будетъ поддерживаться далѣе: вѣдь въ сво-
бодномъ строѣ будущаго забастовокъ не будетъ, какъ не
будетъ и борьбы классовъ. За поколѣніями старыхъ борцовъ,
прошедшихъ школу всеобщей забастовки, придутъ новыя
поколѣнія, которыя этой школы не узнаютъ. Какая же си-
ла будетъ поддерживать ихъ въ необходимомъ для свобод-
наго строя индивидуалистическомъ подъемѣ? Примѣръ во-
одушевленія Сорель беретъ изъ эпохи возбужденнаго на-
строенія военныхъ дѣйствій. Но возбужденіе войны не длится
постоянно. Тутъ въ доктринѣ синдикализма чувствуется
очевидный пробѣлъ, который ей нечѣмъ заполнить.
Но это указаніе на необходимость для соціализма мораль-
наго и притомъ индивидуалистическаго подъема представ-
ляетъ новое свидѣтельство того, что въ синдикализмѣ всѣ
основы марксизма переворачиваются. Не совершенство общест-
венной организаціи, а свободный подвигъ сознательной личности ста-
*) Сборникъ Раггіоііса. Спб, 1901. Статья: „Расіез Ьірросгаііса'.-
ОБЪ ОБЩЕСТВЕННОМЪ ИДЕАЛѢ.
275
вится здѣсь во главу угла', не благоустройство экономическаго
базиса обезпечиваетъ полноту личнаго удовлетворенія, а
страстное напряженіе индивидуалистическаго духа обусло-
вливаетъ прочность экономическаго устройства. Марксъ
хотѣлъ абсолютнаго господства общества надъ личностью.
Сорель не видитъ спасенія міра иначе, какъ въ воспитаніи
свободной человѣческой личности. И когда соціализмъ дѣ-
лаетъ такой крутой поворотъ въ сторону «страстнаго ин-
дивидуализма», чтобы употребить собственное выраженіе
Сореля, мы съ особенной ясностью видимъ, какая пропасть
отдѣляетъ этотъ индивидуалистическій соціализмъ, возлага-
ющій всѣ надежды на нравственное воспитаніе личности,
отъ того .Фаталистическаго соціализма, который ожи-
даетъ будущаго совершенства отъ дѣйствія непререка-
емыхъ естественныхъ законовъ исторіи. Въ противополож-
ность натуралистическому оптимизму Маркса, на всемъ уче-
ніи Сореля лежитъ явная печать морализирующаго песси-
мизма, который онъ такъ настойчиво защищаетъ во введеніи
къ своему сочиненію, какъ направленіе мысли, ясно пред-
ставляющее себѣ и великія трудности, лежащія на пути осу-
ществленія идеала, и естественную человѣческую слабость1).
И какой шаткой и хрупкой является та послѣдняя надежда,
которую несетъ съ собою синдикализмъ. «Насиліе спасетъ
міръ»—въ этомъ разрѣшительномъ словѣ Сореля есть что-
то упадочное и эксцентрическое. Учители и пророки дру-
гихъ болѣе здоровыхъ эпохъ говорили, что міръ будетъ
спасенъ философской мудростью или христіанской любовью,
просвѣщеніемъ массъ или справедливостью государства.
Теперь намъ говорятъ, что насиліе спасетъ міръ, что от-
сюда проистекутъ высшія моральныя цѣнности, и мы чув-
ствуемъ, что въ этихъ «Размышленіяхъ о насиліи» исчерпанъ
кругъ соціально-ФилосоФскихъ размышленій, что, пройдя
рядъ разочарованій, соціальная философія подошла къ без-
днѣ и заглянула въ пропасть. И это впечатлѣніе безвыход-
Іпігосіисйоп, рр. 12 еі зиіѵ.
276
П. НОВГОРОДЦЕВЪ.
ности и безпомощности, которое остается отъ чтенія Со-
реля, еще болѣе подчеркивается тѣмъ удивительнымъ эклек-
тическимъ дилеттантизмомъ, который составляетъ главную
сущность его писаній. Когда Марксъ сочетается съ Бергсо-
номъ, а Ничше съ Прудономъ, очевидно, что въ этой фи-
лософской амальгамѣ есть все, кромѣ могучей односторон-
ности подлиннаго марксизма: первоначальная практическая
сила, которая почерпала свои источники изъ самой жизни,
смѣняется разнообразіемъ литературныхъ вліяній, которыя
сплетаются въ легкое кружево Фантастическихъ сочетаній
на вольномъ просторѣ неуравновѣшенной мысли. Мы при-
сутствуемъ здѣсь при несомнѣнномъ увяданіи марксизма;
это марксизмъ декадентскій въ самомъ подлинномъ смыслѣ
этого слова.
Непосредственно за опубликованіемъ своихъ „Размышле-
ній о насиліи", въ томъ же 1906 г. Сорель напечаталъ дру-
гое основное свое сочиненіе: „Иллюзіи прогресса" (Ьез II-
Іизіопз <іи рго§тёз) *). Если въ первомъ сочиненіи онъ имѣлъ
въ виду дать свою моральную философію, здѣсь онъ пред-
лагаетъ цѣлую философію исторіи, и это второе его со-
чиненіе бросаетъ новый свѣтъ на основныя тенденціи пер-
ваго. Мнѣ кажется даже, что только въ связи съ этими фи-
лосоФско-историческими воззрѣніями Сореля возможно въ
полной мѣрѣ опредѣлить, насколько инымъ и новымъ явля-
ется его соціализмъ, насколько въ этомъ соціализмѣ болѣе
романтики и эстетики, чѣмъ соціологіи и экономики.
„Иллюзіи прогресса"—это страстное нападеніе на совре-
менную демократію, управляемую „болѣе магическою силою
великихъ словъ, чѣмъ идеями", „пользующуюся услугами ад-
вокатовъ, ловкихъ въ искусствѣ затемнять вопросы, благо-
даря плѣнительному языку, тонкой софистикѣ и огромному
запасу научныхъ декламацій" 2). Внѣшнему и показному
благополучію • современной демократіи, въ сущности скры-
вающей подъ собою всѣ болѣзни стараго порядка, соотвѣт-
Первоначально въ журналѣ: 1е Моиѵетепі $осіаіі$іе, аойг—аёсетЬге 1906,
а) Ьез Шизіопз <іи рго§гёз, р. ю.
ОБЪ ОБЩЕСТВЕННОМЪ ИДЕАЛЪ.
277
ствуетъ и ея теорія прогресса, „позволяющая въ полномъ
спокойствіи пользоваться благами сегодняшняго дня, не за-
ботясь о затрудненіяхъ завтрашняго дня* *). „Эта теорія
нравилась еще старому обществу стоявшей не у дѣлъ зна-
ти; она будетъ нравиться всегда и тѣмъ политикамъ, кото-
рыхъ демократія выноситъ къ власти и которые, угрожае-
мые близкимъ паденіемъ, хотятъ дать своимъ друзьямъ воз-
можность воспользоваться всѣми выгодами, доставляемыми
государствомъ'1. Безпощадно критикуя историческія основы
теоріи прогресса, которыя онъ находитъ въ просвѣтитель-
ной философіи ХѴШ вѣка, Сорель полагаетъ, что родональ-
ники этой философіи понимали задачу народнаго счастья
въ томъ, чтобы создать людей просвѣщенныхъ въ духѣ са-
лоновъ стараго порядка, чтобы привить имъ поверхностную
культуру литературныхъ вкусовъ* 2 * * 5). Соотвѣтственно съ этимъ
и современная демократія, стремясь къ уничтоженію клас-
совыхъ чувствъ и къ смѣшенію всѣхъ гражданъ, хочетъ,
чтобы рабочіе видѣли свой идеалъ въ томъ, чтобы быть
похожими на представителей буржуазіи ’). Она сохранила
всѣ идеи олигархіи третьяго сословія и поняла начальное
образованіе, какъ средство обученія свѣтскому, патріоти-
ческому и буржуазному катехизису *). У демократіи очень ма-
ло идей, которыя принадлежатъ собственно ей, она живетъ
почти исключительно наслѣдствомъ стараго порядка ®). Огля-
дываясь на прогрессъ, достигнутый демократіей, Сорель при-
ходитъ въ глубокое разочарованіе: онъ видитъ вокругъ се-
бя школу деморализаціи 6) и господство посредственности 7).
Даже соціализмъ не свободенъ отъ вліянія посредственно-
сти, ибо послѣдователи Маркса, пытавшіеся примѣнять или
распространять доктрину своего предполагаемаго учителя,
*) ІЬі4.л р.49-
ІЛб,, сЬ, I, особ рр. 48 — 64.
•) ІЫф рр. і22—123.
*) іЬіН, р. 196.
5) ІЬИ, р, 276.
®) ІЬісІ, р. 273.
7) ІЪіф р. 377 еі зшѵ.
Вопросы философіи кн. 137. 8
278
П. НОВГОРОДЦЕВЪ.
были людьми „замѣчательной вульгарности" ’). Всячески
открещиваясь отъ современной демократіи и отъ всего со-
временнаго духа, Сорель питаетъ романтическую страсть
ко всѣмъ великимъ историческимъ силамъ, къ войнѣ, къ
религіи, къ католицизму. Проклиная посредственность, ко-
торая держитъ въ тискахъ современное человѣчество, Со-
рель зоветъ къ возвышенному и героическому. Онъ страстно
мечтаетъ о новой высшей культурѣ и думаетъ, что эту куль-
туру создастъ пролетаріатъ 2). Но, отвергая теорію про-
гресса, онъ ставить все будущее въ зависимость отъ момен-
товъ героическаго подъема, отъ культуры самыхъ благо-
родныхъ силъ нашей души. Что такое исторія человѣче-
ская съ его точки зрѣнія? Сказать ,что это есть постепен-
ное, но вѣрное восхожденіе къ лучшему будущему, какъ
объ этомъ говорила старая теорія прогресса, какъ говорилъ
и Марксъ, Сорель не можетъ: онъ слишкомъ проникнутъ
сознаніемъ „иллюзій прогресса". Онъ думаетъ, что и Марксъ
не отдалъ себѣ отчета въ той огромной власти, которая
принадлежитъ въ исторіи посредственности ’). Ему оста-
ется только утверждать, что „человѣчество лишь иногда
выходитъ изъ-подъ власти посредственности благодаря энер-
гичному давленію нѣкоторыхъ принудительныхъ силъ, но оно
снова возвращается къ посредственности, когда предоста-
вляется своимъ собственнымъ тенденціямъ" ‘). Таковъ пе-
чальный и полный разочарованія выводъ этой философіи
исторіи. Цѣль человѣчества она полагаетъ въ величіи ду-
ха, въ героическомъ подъемѣ морали, но она ясно созна-
етъ, какія исключительныя условія требуются, чтобы со-
здать это величіе и этотъ подъемъ. Очевидно, соціализмъ
является здѣсь только внѣшнимъ и подчиненнымъ средствомъ
къ осуществленію другихъ болѣе высокихъ цѣлей. Эконо-
мическій базисъ, который для Маркса былъ священнымъ
*) ІЬіі, р. 331.
*) ІЬісІ, р. 286.
3) ІЫ<і, р. 332. ’
ІЬісі, р. зі 8.
ОБЪ ОБЩЕСТВЕННОМЪ ИДЕАЛЪ. 279
источникомъ и символомъ полноты жизни, у Сореля зани-
маетъ служебное положеніе: величіе, какъ и посредствен-
ность, оказываются тамъ, гдѣ проявленія человѣческаго ду-
ха особенно чувствительны къ личнымъ цѣнностямъ, ме-
жду тѣмъ какъ въ экономической области все индивидуаль-
ное смѣшиваются въ общей массѣ. Вотъ почему высшихъ
опредѣляющихъ началъ культуры Сорель ищетъ въ сФерѣ
проявленій свободнаго духа, въ искусствѣ, въ религіи, въ
философіи *). И какъ настоящій сторонникъ сверхчеловѣ-
ческой культуры, онъ не столько цѣнитъ будущее совер-
шенное устройство, сколько будущее героическое настро-
еніе. Ничшеанскій романтизмъ является послѣднимъ прибѣ-
жищемъ этой пессимистической философіи. Поскольку же
она мечтаетъ и о пересозданіи общественныхъ отношеній,
ея революціонный критицизмъ уводитъ ее далеко отъ пу-
тей современнаго правового государства. Какъ мы видѣли,
въ ней нѣтъ слѣда того .примиренія съ существующимъ
устройствомъ, которое является столь характернымъ для
нѣмецкаго соціализма. Единственной - заповѣдью революці-
оннаго синдикализма въ отношеніи къ существующему го-
сударству по ученію Сореля должна быть непримиримая
вражда. Для насъ въ высшей степени -важно остановиться
и на этой сторонѣ дѣла и выяснить съ большей подроб-
ностью, что же именно революціонный синдикализмъ про-
тивопоставляетъ правовому государству. Но для этого отъ
Сореля слѣдуетъ обратиться къ его товарищамъ Лягарде-
лю и Берту, которымъ принадлежитъ заслуга разработать
политическую теорію синдикализма.
Въ вопросѣ объ отрицаніи государства Французскій син-
дикализмъ по сравненію съ нѣмецкимъ соціализмомъ зани-
маетъ позицію гораздо болѣе прочную и единственно по-
слѣдовательную. Исповѣдуя въ теоріи доктрину Маркса и
Энгельса, на практикѣ нѣмецкій соціализмъ руководится
идеями Руссо и Гегеля. Объявляя себя революціоннымъ и
ІЬМ, р 318.
8*
280
П. НОВГОРОДЦЕВЪ.
безгосударственнымъ, по существу онъ движется въ путяхъ
правового государства и легальной политики. Революціон-
ный синдикализмъ устраняетъ эту путаницу понятій: онъ
отвергаетъ государство сплошь и цѣликомъ, теоретически и
практически. Тѣмъ болѣе интересно выяснить, что же ста-
витъ онъ на мѣсто правового государства.
Изучая съ этой точки зрѣнія взгляды Лягарделя и Берта,
мы находимъ у нихъ бдльшую послѣдовательность и закон-
ченность мысли, но вмѣстѣ съ тѣмъ мы убѣждаемся, что
единственное положительное начало, на которомъ держит-
ся соціалистическая утопія безгосударственнаго состоянія,
есть идея саморегулированія современнаго экономическаго
оборота. Изучая Маркса и Энгельса, мы могли объ этомъ
только догадываться: ихъ ученія оставляли въ этомъ отно-
шеніи полный пробѣлъ. Теоретики Французскаго синдика-
лизма восполняютъ этотъ пробѣлъ, но когда они договари-
ваютъ до конца скрытыя предположенія утопіи Маркса, мы
видимъ, что отъ Маркса они переходятъ къ Прудону и
что источникомъ ихъ вдохновенія является прудоновскій
анархизмъ. Это еще болѣе убѣждаетъ насъ, насколько не-
законченнымъ и неяснымъ является представленіе Маркса
о будущемъ устройствѣ: реформистское крыло марксизма
оказалось стоящимъ подъ знаменемъ Руссо и Гегеля, ре-
волюціонное—подъ знаменемъ Прудона.
И въ самомъ дѣлѣ, когда мы знакомимся съ политической
теоріей Лягарделя и Берта, мы видимъ, что основная идея
этой теоріи всецѣло заимствована у Прудона: это идея о
возможности замѣнить политическую организацію экономи-
ческой. Читая этихъ писателей, невольно вспоминаешь Феде-
ралистическое ученіе Прудона, которое самъ онъ вы-
разилъ въ слѣдующихъ положеніяхъ: „на мѣсто прави-
тельствъ... мы ставимъ промышленную организацію; на мѣсто
законовъ мы ставимъ договоры. Нѣтъ болѣе закона, при-
нимаемаго большинствомъ или единогласно; каждый гра-
жданинъ, каждая община или корпорація творятъ свой за-
конъ. На мѣсто политическихъ властей мы ставимъ эконо-
ОБЪ ОБЩЕСТВЕННОМЪ ИДЕАЛЪ. 281
мическія силы; на мѣсто прежнихъ классовъ гражданъ,
дворянства и простого народа, буржуазіи и пролетаріата,
мы ставимъ категоріи и спеціальности Функцій, земледѣліе,
промышленность, торговлю и т. д. На мѣсто государствен-
ной силы мы ставимъ коллективную силу. На мѣсто посто-
янныхъ армій мы ставимъ промышленныя компаніи; на мѣсто
полиціи мы ставимъ тождество интересовъ. На мѣсто поли-
тической централизаціи мы ставимъ экономическую центра-
лизацію" ‘). Идея Прудона, въ свое время забытая, возро-
ждается у современныхъ синдикалистовъ подъ вліяніемъ
роста профессіональныхъ союзовъ, создавшихъ свою могу-
щественную организацію—Всеобщую конфедерацію труда—
и заявляющихъ о себѣ, какъ о новой исторической силѣ.
Опираясь на Прудона, Лягардель и Бертъ развиваютъ свои
взгляды на существующее государство и на будущій эконо-
мическій строй.
Политическое общество или государство, говоритъ Ля-
гардель, есть организація власти. Это искусственная над-
стройка надъ обществомъ экономическимъ, возвышаясь надъ
которымъ, государство управляетъ имъ и крѣпко держитъ
его въ своихъ сѣтяхъ. „Теоретики современнаго положи-
тельнаго общества во главѣ съ Руссо,—говоритъ Лягар-
дель,—объясняютъ, вслѣдствіе какой Функціи можетъ дѣй-
стовать подобный режимъ. Въ то время какъ экономи-
ческое общество знаетъ лишь группировки дѣйствительно
существующихъ людей: рабочихъ, капиталистовъ, земель-
ныхъ собственниковъ и т. д., общество политическое имѣ-
етъ дѣло только съ абстрактнымъ человѣкомъ, безличнымъ
типомъ, лишеннымъ всѣхъ своихъ конкретныхъ качествъ и
одинаковымъ на всѣхъ ступеняхъ соціальнаго міра: съ гра-
жданиномъ. Оно растворяетъ всѣ классы въ нѣчто въ родѣ
соціальнаго атомизма; для него нѣтъ группъ, для него су-
1) РгоиДіоп, Мёе §ёпёга!е <іе Іа гёѵоіаііоп аи ХІХ-ше зіёсіе. Оеиѵгез
сотріёгез, Т. X. Рагіз, і868. Р. 259. Эта цитата приводится у Дюгю Соціаль-
ное право, индивидуальное право и преобразованіе государства. Перев. А. С.
Ященко.
282
П. НОВГОРОДЦЕВЪ.
шествуютъ однѣ только личности, затерявшіяся среди все-
общаго распаденія" *).
Извѣстно, что этотъ соціальный атомизмъ-для теорети-
ковъ правового государства съ Руссо во главѣ являлся
идеальнымъ требованіемъ, при помощи котораго устраня-
лись средневѣковыя разграниченія въ правахъ: каждый че-
ловѣкъ долженъ имѣть права, равныя со всѣми другими,
независимо отъ своей принадлежности къ той или иной
группѣ. Средневѣковый порядокъ покоился на иныхъ на-
чалахъ: здѣсь господствовали раздѣленіе и неравенство,
имѣвшія наслѣдственный сословный характеръ. Развитіе
правового государства новаго времени было направлено къ
тому, чтобы уничтожить эти раздѣленія и провести начало
общественнаго уравненія. Для этого прежде всего было
необходимо создать органъ, который былъ бы способенъ
явиться источникомъ и проводникимъ единаго и равнаго для
всѣхъ права. Такимъ образомъ и явилось суверенное право-
вое государство. Въ борьбѣ съ средневѣковымъ порядкомъ
суверенноегосударство осуществило великую историческую
задачу: оно превратило сословное общество съ его много-
численными раздѣленіями въ общество гражданское, постро-
енное на началѣ равной правоспособности. Для того чтобы
выполнить эту задачу, оно должно было уничтожить между
собою и гражданами всѣ посредствующія ступени властво-
ванія и подчинить всѣхъ единому и общему для всѣхъ за-
кону ’). Въ этомъ процессѣ общаго уравненія Лагардель
не видитъ того, что составляетъ великую заслугу правового
государства, но очень подчеркиваетъ то, что, по его мнѣнію,
является виной государственной власти. Онъ допускаетъ,
1) Лягардель, Пролетаріатъ и демократія, стр. 66, въ сборникѣ статей
французскихъ синдикалистовъ, переведенныхъ съ рукописи и изданныхъ Л.
Козловскимъ, подъ общимъ заглавіемъ: „Соціальное движеніе во Франціи*.
М. 1908.—Соотвѣтствующія идеи, частью и выраженныя въ той же формѣ,
см. въ статьѣ: Ьез сагасіёгез ^ёпёгаих би зупбісаіізпіе, въ сборникѣ статей Ля-
гарделя: жЬе зосіаіізте оиѵгіегЛ. Рігіз 1911/ Рр. 325—345.
2) См. объ этомъ въ моей статьѣ: „Государство и право*, въ журн. Вопро-
сы фил. и психол. кн. 75, стр. 519.
ОБЪ ОБЩЕСТВЕННОМЪ ИДЕАІ’Э.
283
что основаніемъ для упраздненія посредствующихъ между
государствомъ и личностью группъ служитъ воззрѣніе,
признающее людей равными вь правахъ вопреки ихъ со-
ціальному положенію. Но въ этомъ онъ усматриваетъ не
естественное требованіе личности, а искусственно созданный
интересъ государства: „Чтобы считать всѣхъ равноцѣнны-
ми,—разсуждаетъ онъ—необходимо отвлечься отъ ихъ по-
ложенія въ реальномъ обществѣ. Только такимъ образомъ
частные интересы, разъединяющіе классы, могутъ стуше-
ваться предъ общимъ интересомъ, защита котораго и явля-
ется цѣлью государства, т.-е. политическаго общества. На
этой-то пыли людской созидаетъ государство свою власть.
Чтобы царствовать, надо только раздѣлить. Какъ ни стран-
но, но существованіе государства можетъ быть оправдано
только тою всеобщею неорганизаванностью, которую оно
само же создало: въ самомъ дѣлѣ, вѣдь гражданинъ, кото-
рый ему представляется лишеннымъ всѣхъ соціальныхъ
свойствъ, не можетъ самъ по себѣ ничего сдѣлать. Граж-
данинъ—король современнаго государства, но король не-
мощный, заключенный въ своемъ одиночествѣ и обособлен-
ный отъ остальныхъ людей, и его слабость узаконяетъ пра-
вительство. Роль власти—дисциплинировать безформенную
и безсознательную массу: власть можетъ бытъ лишь тамъ,
гдѣ есть анархія"1).
Изъ этого взгляда на современное государство вытекаетъ
естественный логическій выводъ: государственная власть
должна быть уничтожена, съ экономическаго общества
должна быть снята политическая надстройка, раздробляю-
щая общество на атомы; тогда на мѣсто общественной анар-
хіи, превращающей общество въ людскую пыль, станетъ ор-
ганизація общества; человѣкъ,, выйдя изъ своего одиночества
и ставъ членомъ корпораціи, пріобрѣтетъ настоящую мощь,
станетъ истиннымъ королемъ, надъ которымъ нѣтъ болѣе
никакой власти. „Смыслъ политическаго общества заклю-
*) Лягардель, Пролетаріатъ и демократія, стр. 67.
284
П. НОВГОРОДЦЕВЪ.
чается въ томъ, чтобы привести разъединенность классовъ
къ солидарности національнаго единства... Существованіе
государства только потому и возможно, что при помощи
такой фикціи, какъ гражданинъ, оно затушевываетъ разницу
между рабочими, капиталистами, земельными собственни-
ками и т. д. И оно исчезнетъ въ тотъ день, когда переста-
нетъ представлять общій интересъ въ противовѣсъ интере-
самъ отдѣльныхъ лицъ. Будь партіи составлены только изъ
рабочихъ, только изъ капиталистовъ, только изъ земле-
владѣльцевъ, преслѣдуй онѣ лишь свои матеріальныя цѣли,
не заботясь о тѣхъ общихъ задачахъ, которыя якобы пы-
тается разрѣшить политическое общество, — и государст-
венный механизмъ, вынужденный дѣйствовать въ пустотѣ,
рухнетъ самъ собою" *). И когда падетъ старая іерархія го-
сударственной власти, на мѣсто ея станетъ новое общест-
венное устройство, основанное на принципахъ Федерали-
зма, децентрализаціи и автономіи. Образцомъ и основаніемъ
для этого новаго общества послужатъ современныя профес-
сіональныя соединенія, которыя образуются свободно и
непринужденно и не знаютъ въ своей средѣ принудительной
власти. Синдикаты станутъ въ свое время на мѣсто рух-
нувшаго капитализма и дадутъ міру новое право. Центра-
лизованное политическое общество будетъ замѣнено Феде-
раціей автономныхъ синдикатовъ1).
Въ этихъ идеяхъ, отражающихъ несомнѣнное вліяніе Пру-
дона, мы сталкиваемся съ той реальной и жизненной сто-
роной синдикализма, которая объясняетъ намъ, почему из-
вѣстные элементы его воспринимаются и такими писателями,
какъ Бенуа, Дюги, которые совершенно чужды револю-
ціонному духу этого направленія. Дѣло въ томъ, что отки-
нувъ Фантазіи и утопіи синдикализма, мы находимъ въ немъ
отраженіе одного очень важнаго общественнаго, явленія,
которое основано на развитіи въ современной жизни корпо-
ративнаго начала. Группы лицъ, объединенныхъ общностью
*) Лягардель, Пролетаріатъ и демократія, стр. 69.
9 Лягардель, Пролетаріатъ и демократія, стр. 85—86.
ОБЪ ОБЩЕСТВЕННОМЪ ИДЕАЛЪ.
285
занятій въ профессіональные союзы, въ современномъ строѣ
съ его сложнымъ раздѣленіемъ труда, получаютъ значеніе
мощныхъ звеньевъ, изъ которыхъ слагается единство цѣлаго.
Одно обстоятельство въ особенности подчеркиваетъ силу
и значеніе многихъ изъ этихъ союзовъ, это — необычайное
развитіе техники. Бытъ современнаго общества держится
на сложной совокупности взаимныхъ зависимостей и при-
способленій отдѣльныхъ профессіональныхъ группъ; и если
нѣкоторыя изъ звеньевъ этого ряда отказываются работать,
это отражается на всѣхъ остальныхъ. Вся жизнь приходитъ
въ разстройство, если этотъ отказъ в'ъ работѣ распростра-
няется на профессіи первостепенной важности, съ которыми
связанъ техническій укладъ или привычный оборотъ куль-
турной жизни. Безъ правильной добычи угля или доставки
воды, съ прекращеніемъ желѣзнодорожнаго движенія или
почтовыхъ сношеній все общество испытываемъ самыя не-
обычайныя и тягостныя затрудненія. Весь ходъ современной
жизни въ такой мѣрѣ обусловленъ высокой технической
культурой, сложнымъ раздѣленіемъ труда, безконечно раз-
нообразнымъ обмѣномъ услугъ, что человѣкъ оказывается
въ полной зависимости, въ настоящемъ плѣну у этой слож-
ной культуры. Силою культуры онъ господствуетъ и царитъ
надъ покоренными стихіями природы, но каждая новая по-
бѣда надъ природой, отражаясь на техническомъ усложне-
ніи жизни, создаетъ и новую зависимость человѣка отъ об-
щества, отъ тѣхъ профессіональныхъ группъ, которыя во-
площаютъ въ дѣйствительность новыя культурныя завоева-
нія. Такъ выдвигается въ современномъ обществѣ значеніе
профессіональной группы. Каждый членъ такой группы на-
чинаетъ предъявлять притязанія уже не въ силу своихъ от-
влеченныхъ правъ человѣка и гражданина, которыя равны у
всѣхъ, а на основаніи своей принадлежности къ извѣстной
корпораціи. Не одни общечеловѣческія права, но также и
профессіональные интересы требуютъ здѣсь своего при-
знанія; въ противовѣсъ началу народнаго суверенитета,
уравнивающему всѣхъ лицъ, какъ гражданъ, въ общемъ го-
286
П. НОВГОРОДЦЕВЪ.
сударственномъ единствѣ, выдвигается принципъ профессіо-
нальнаго Федерализма, распредѣляющій всѣхъ гражданъ по
профессіямъ и корпораціямъ. Высшей санкціей этихъ стре-
мленій признается желаніе утвердить, опираясь на могущест-
во профессіональныхъ соединеній, достоинство человѣческой
личности, тріумфъ индивидуальной независимости1). Не узкія
матеріальныя выгоды, а нравственное освобожденіе личности
рабочаго отъ стоящей надъ нимъ іерархіи, отъ произвола
и гнета принудительной власти хозяевъ—вотъ что ставится
въ качествѣ конечной цѣли этого профессіональнаго движе-
нія. Это и есть тотъ общечеловѣческій и прогрессивный
мотивъ, который объясняетъ намъ, какимъ образомъ на по-
рогѣ XX вѣка мы присутствуемъ при неожиданномъ зрѣ-
лищѣ возрожденія средневѣковаго корпоративнаго духа,
ищущаго для себя новаго и высшаго политическаго и юри-
дическаго выраженія. Во Франціи на почвѣ широкой де-
мократической свободы развитіе профессіональныхъ корпо-
рацій или синдикатовъ совершается съ наибольшей силой,
и здѣсь именно всего ярче проявляется возрожденіе сред-
невѣковыхъ политическихъ началъ.
Но обсуждая это въ высшей степени интересное явленіе
современной жизни, мы должны имѣть въ виду его есте-
ственныя границы. Если профессіональный Федерализмъ
противопоставляется народному суверенитету и государ-
ственному единству, то это противопоставленіе можетъ
имѣть своимъ результатомъ лишь высшій синтезъ, а не взаим-
ное исключеніе. Не слѣдуетъ упускать изъ вида, что суве-
ренитетъ есть принципъ объединенія соціальныхъ силъ на
почвѣ общаго и равнаго для всѣхъ права. Для того чтобы
утвердить въ жизни начала законности, равенства и сво-
боды, нужна была сила могущественной центральной власти.
Когда начала эти утверждены, и противоборствующія силы
сломлены, суверенная власть можетъ превратиться изъ могу-
щественной силы въ простой символъ единства. Тогда на-
Ьа§агіеИе, Ье зосіаіізте оиѵгіег, р. 310.
ОБЪ ОБЩЕСТВЕННОМЪ ИДЕАЛЪ.
287
ступаетъ пора для развитія децентрализаціи и Федерализма.
Но суверенная власть, какъ символъ единства, остается
необходимымъ условіемъ и для этого дальнѣйшаго процесса
развитія. Въ то время какъ, при отсутствіи общеграждан-
ской правоспособности и равноправія, частныя силы оказы-
вались центробѣжными, расходились въ стороны, создавали
раздробленность и партикуляризмъ, на почвѣ общаго права
онѣ являются лишь выраженіемъ потребности свободнаго
самоопредѣленія децентрализованныхъ союзовъ и лицъ. Та-
кимъ образомъ и профессіональный Федерализмъ не можетъ
привести къ устраненію единаго и общаго права, властно
возвышающагося надъ всѣми. Иначе онъ превратился бы
въ партикуляризмъ частныхъ стремленій, въ преобладаніе
профессіональныхъ интересовъ надъ общечеловѣческими
правами. Какъ бы ни были важны эти интересы и стремле-
нія, они не могутъ переходить границы общаго права: въ
противномъ случаѣ снова, какъ въ средніе вѣка, обществен-
ная жизнь получитъ характеръ состязанія частныхъ силъ,
отношенія которыхъ будутъ опредѣляться не общимъ пра-
вомъ, а временными соглашеніями, не единствомъ общечело-
вѣческихъ притязаній, а случайнымъ преобладаніемъ въ
борьбѣ. Но принципъ единства и равенства права представля-
етъ такое драгоцѣнное пріобрѣтеніе культуры, что исчезно-
веніе его означало бы возвратъ къ менѣе совершеннымъ Фор-
мамъ жизни. Въ условіяхъ прогрессивнаго развитія мы наблю-
даемъ, напротивъ, ростъ идеи общности и единства права, мы
видимъ гражданское уравненіе своихъ и чужихъ на основѣ
крѣпнущихъ и расширяющихся международныхъ связей.
Вотъ почему и тѣ’ современные ученые, которые, какъ
Дюги и Бенуа, привѣтствуютъ ростъ профессіональныхъ
группъ и синдикальныхъ организацій, все же полагаютъ,
что Федерализмъ не уничтожитъ единой центральной вла-
сти, а войдетъ въ извѣстную комбинацію съ ней. ЖЯ думаю, —
говоритъ Дюги, — что мы подвигаемся къ нѣкотораго рода
Федерализму классовъ, организованныхъ въ синдикаты,
и полагаю, что этотъ Федерализмъ будетъ соединенъ въ
288 п. новгородцевъ.
извѣстной комбинаціи съ существованіемъ центральной
власти, попрежнему живой, но имѣющей совсѣмъ иную
природу и дѣйствіе, чѣмъ тѣ, которыя принадлежали ре--
гальному государству, й сводящейся къ контролю и над-
зору" *). Такъ представляется въ идеѣ возможное сочета-
ніе единства власти и права съ признаніемъ разроз-
ненныхъ профессіональныхъ интересовъ. Теорія право-
вого государства выходитъ изъ этого новаго испы-
танія не сокрушенною, а только обогащенною: передъ
ней раскрываются возможности, о которыхъ ранѣе не ду-
мали. Но основное ядро этой теоріи — идея единаго права,
объемлющаго общей связью всѣ элементы общественной
жизни — остается непоколебленной.
Что же дѣлаетъ изъ идеи профессіональнаго Федерализма
революціонный синдикализмъ? Какъ удается ему выразить
эту идею внѣ связи съ теоріей правового государства и съ
полнымъ ея отрицаніемъ? Какъ мы видѣли, онъ въ сущности
лишь повторяетъ идею Прудона о замѣнѣ государства эконо-
мической организаціей общества. На мѣсто законовъ онъ
также хочетъ поставить договоры и соглашенія, на мѣсто
политической власти — экономическую организацію. Но по-
скольку эти предположенія скрываютъ за собою не простыя
слова, а реальныя понятія, они представляютъ чистѣйшія
недоразумѣнія. Экономическая организація безъ политиче-
ской и правовой, это, выражаясь терминами Штаммлера,
есть содержаніе безъ Формы. Организація экономической
жизни не можетъ не воплотиться въ извѣстныя нормы, за
исполненіемъ которыхъ долженъ быть организованъ постоян-
ный надзоръ. А тамъ, гдѣ есть нормы и надзоръ за ихъ
исполненіемъ, есть право и власть, или, повторяя старую
аксіому, иЬі зосіеіаз, іЬі ^з. Поддерживая идею безгосу-
дарственнаго состоянія, революціонный синдикализмъ пере-
ходитъ съ исторической почвы на утопическую.
Этотъ утопическій характеръ синдикализма сказывается
*) Ви^ші, Ье сігоіг восіаі, 1е дгоіі іп<ііѵі<1ие1 сі Іа ігапзіогшаііоп <3е Г ёиі;
ОБЪ ОБЩЕСТВЕННОМЪ ИДЕАЛЪ.
289
и въ другомъ отношеніи. Какъ мы указывали, суверенное
правовое государство выдвинуло идею объединенія соціаль-
ныхъ силъ на почвѣ общаго и равнаго для всѣхъ права,
и эта идея составляетъ прочное достояніе культуры; про-
грессирующіе успѣхи Федерализма могутъ имѣть мѣсто
только на этой почвѣ. Современная доктрина солидаризма
является этическимъ углубленіемъ и развитіемъ этого юри-
дическаго начала единства. Синдикализмъ самымъ рѣзкимъ
и рѣшительнымъ образомъ вооружается противъ какого бы
то ни было преемства общественныхъ Формъ и принциповъ,
и лозунгомъ обновленія онъ избираетъ не соціальный миръ,
а соціальную борьбу. Лягардель и Бертъ столь же горячо,
какъ и Сорель, становятся на точку зрѣнія классовой борьбы.
„Идея класса, — говоритъ Бертъ, — идетъ на смѣну идеи
отечества и знаменуетъ собою разрывъ народа съ государ-
ствомъ и демократіей. Съ революціоннымъ синдикализмомъ
проявилась неожиданная противоположность между демо-
кратіей и соціализмомъ, гражданиномъ и производителемъ,
и эта позиція приняла самую элементарную и въ то же
время самую абстрактную Форму въ отрицаніи идеи отече-
ства, отождествляемой съ идеей государства" *). Объя-
вляя такимъ образомъ войну всему существующему об-
ществу, синдикализмъ ищетъ его преобразованія не
путемъ постепеннаго примиренія враждующихъ стихій, а
посредствомъ очистительнаго и бурнаго переворота, кото-
рый смететъ до основанія всѣ старыя Формы. Соціальный
миръ былъ бы лишь уступкой и компромиссомъ; только не-
примиримая и безпощадная вражда можетъ спасти дѣло
прогресса. И ясно, что если государство, демократія и
даже отечество должны сгорѣть въ этомъ очистительномъ
огнѣ великой катастрофы, то всякая идея единства и рав-
новѣсія общественныхъ силъ для современнаго переходнаго
состоянія тутъ просто отбрасывается, какъ ненужная и
!) ВегіЬ, Ьез поиѵеаих азреск <іи зосіаіівте. Рагіэ, 1908, р. 6о. Въ русскомъ
переводѣ въ сборникѣ Л. Козловскаго «Соціальное движеніе въ современной
Франціи" эта статья озаглавлена: «Идеологія производителей".
290
П. НОВГОРОДЦЕВЪ.
вредная. Идея практической дѣятельности въ условіяхъ су-
ществующаго устройства совершенно устраняется; всѣ
мечты и надежды синдикализма выносятся за предѣлы сов-
ременнаго правового государства. Единство должно быть
осуществлено не въ современномъ обществѣ въ видѣ прими-
ренія рабочаго класса съ другими, а въ обществѣ будущаго
въ Формѣ его полнаго и безусловнаго торжества, при ко-
торомъ никакимъ другимъ Формамъ уже нѣтъ мѣста. „При
какомъ героическомъ зарожденіи присутствуемъ мы?— спра-
шиваетъ Бертъ:—съ одной стороны, мы видимъ вулканиче-
скія сотрясенія, которыя міръ труда періодически причиня-
етъ современному обществу, съ другой — смущеніе всѣхъ
партій, растерянность всѣхъ идеологій, испугъ всѣхъ му-
дрыхъ умовъ. Что же происходитъ? Происходитъ явленіе
одновременно и простое, и грозное: трудъ становится на
первый планъ и изгоняетъ всякій паразитизмъ, начиная
съ самаго явнаго и. грубаго до самаго утонченнаго и воз-
вышеннаго; выступаетъ въ полномъ свѣтѣ мастерская и
заставляетъ исчезнуть все то, что не составляетъ Функціи
производительнаго труда; вся соціальная жизнь устраива-
ется на основѣ производства, дѣлаясь, какъ нѣкогда война
въ античномъ мірѣ, цементомъ современнаго міра; словомъ,
- ' дѣло идетъ о созданіи новой цивилизаціи, въ которой
трудъ, поглотивъ въ себѣ всѣ интеллектуальныя силы, нынѣ
находящіяся внѣ міра производства, положитъ такимъ обра-
зомъ конецъ пагубному раздѣленію между теоріей и прак-
тикой^ жизнь получитъ единство, здоровье, равновѣсіе''1).
Но если будущее общество будетъ основано на погло-
щеніи рабочимъ классомъ всѣхъ другихъ классовъ, и въ
этомъ смыслѣ оно будетъ единымъ и гармоничнымъ, это
все же не исключаетъ дальнѣйшаго вопроса: какъ будетъ
поддерживаться единство въ предѣлахъ этого класса между
различными его профессіональными группами и между чле-
нами этихъ группъ. На это Бертъ отвѣчаетъ указаніемъ
ВегЛ, іШ. р. 6і; см. переводъ Л. Козловскаго, стр. 142—145. (Я пользу-
зуюсь въ данномъ мѣстѣ этимъ переводомъ съ небольшими измѣненіями).
ОБЪ ОБЩЕСТВЕННОМЪ ИДЕАЛЪ. ' 291
на возможность въ будущемъ строѣ единства внутренняго
и духовнаго. «Единство дѣйствія, котораго онъ требуетъ,
не есть единство, навязанное свыше и извнѣ, выражающе-
еся въ единствѣ власти, но единство гармоническое, един-
ство внутреннее, духовное,—единство, гдѣ свободно живу-
щіе и свободно дѣйствующіе могутъ уравновѣшивать другъ
друга, не ограничивая себя, и взаимно себя дополнять, не
подавляя другъ друга... Синдикализмъ обращается къ энер-
гіи, иниціативѣ и дерзанію каждаго рабочаго; въ каждомъ
синдикатѣ каждый отдѣльный рабочій остается живой си-
лой, отъ которой требуютъ максимума иниціативы, а въ
конфедераціи каждый синдикатъ остается свободной едини-
цей, которая сама вырабатываетъ свой планъ и въ защитѣ,
и въ нападеніи, не ожидая приказовъ центральнаго органа,
которая предоставлена всецѣло своему усмотрѣнію и
является верховнымъ судьей своего поведенія" *).
Такое поставленіе единства духовнаго на мѣсто един-
ства власти совершенно разрываетъ съ историческими
Формами государственной жизни, но вмѣстѣ съ тѣмъ оно
обрекаетъ общество на полную анархію. Единство гармо-
ническое, внутреннее и духовное, есть абсолютный идеалъ
общественнаго развитія, но какъ мы показали въ началѣ
настоящаго изслѣдованія, это идеалъ, лежащій въ безко-4
нечной дали, какъ недосягаемый предѣлъ совершенства.
Ставить этотъ идеалъ на мѣсто относительныхъ Формъ
исторической жизни значитъ впадать въ старое заблуж-
деніе всѣхъ утопическихъ построеній. Въ синдикализмѣ
такое заблужденіе является тѣмъ болѣе страннымъ, что
представители его превосходно понимаютъ историческое
значеніе власти и принужденія. По словамъ Берта, синди-
кализмъ „признаетъ необходимость авторитета для прош-
лаго, признаетъ, что онъ былъ бичомъ, благодаря кото-
рому цивилизація могла итти впередъ и извлечь изъ чело-
вѣческаго труда тѣ чудеса, которыя она извлекла... Бла-
1) ВепЬ, і<ік!. рр. 29—30; русск. пер. стр. 117—118.
292
Е. НОВГОРОДЦЕВЪ.
годарность, которую синдикализмъ питаетъ къ капитализму,
относится не только къ созданнымъ имъ матеріальнымъ бо-
гатствамъ, но главнымъ образомъ къ моральной и духов-
ной перемѣнѣ, произведенной имъ въ нѣдрахъ рабочихъ
массъ; его желѣзной дисциплиной онѣ были вырваны изъ
своей первобытной лѣни и индивидуалистическаго анар-
хизма и сдѣлались способными къ каллективному все со-
вершенствующемуся труду. Синдикализмъ очень ясно соз-
наетъ, что цивилизація началась и должна была начаться ёъ
принужденія, что такое принужденіе было полезнымъ, благо-
дѣтельнымъ, творческимъ, и если теперь мы можемъ на-
дѣяться на режимъ свободный, безъ опеки, какъ хозяйской,
такъ и государственной, то лишь благодаря тому режиму
принужденія, который дисциплинировалъ человѣчество и
постепенно сдѣлалъ его способнымъ возвыситься до свобод-
наго добровольнаго труда" *).
При столь ясномъ пониманіи значенія авторитета и дис-
циплины Бертъ полагаетъ однако, что теперь процессъ вос-
питанія человѣчества закончился и наступаетъ эра свобод-
наго, добровольнаго труда. Это и есть „знаменитый скачокъ
изъ царства необходимости въ царство свободы". Но какъ
преставить себѣ этотъ скачокъ? Мы уже знаемъ отвѣтъ Со-
реля: свободное сотрудничество соціалистическаго строя бук-
летъ зависѣть всецѣло отъ высоты „морали производите-
лей". Бертъ и Лягардель пытаются подойти къ этому во-
просу съ другой стороны, указать на историческую необхо-
димость и соціальную возможность организаціи свободной
мастерской. Но чѣмъ болѣе стараются они представить въ
свою пользу силу конкретныхъ разъясненій, тѣмъ болѣе
вопросъ становится неяснымъ.
По словамъ Берта, на вопросъ о возможности той огро-
мной и глубокой перемѣны, которая превратитъ совре-
менное принудительное сотрудничество въ будущее сво-
бодное, синдикализмъ отвѣчаетъ, что „перемѣна уже под-
1) Вепѣ, іЬіі. рр. 34—35; русск. пер. стр. 122—123.
2) Венѣ, Шкі.-р. зз; русск. пер. 121.
ОБЪ ОБЩЕСТВЕННОМЪ ИДЕАЛѢ.
293
готовлена самимъ капитализмомъ; что внутри самого капи-
тализма уже происходитъ эволюція, которая заставитъ его
отъ Формъ по преимуществу чисто-коммерческихъ и рос-
товщическихъ перейти къ Формамъ болѣе промышленнымъ;
что современной крупной Фабрикѣ съ ея самодержавной
дисциплиной труда, болѣе или менѣе напоминающей дис-
циплину казармы, требующей совершенно пассивнаго по-
слушанія, идетъ на смѣну все болѣе добровольная дисци-
плина, которая главнымъ образомъ опирается на чувство
долга,—дисциплина, слѣдовательно не внѣшняя, а внутренняя,
наложенная на себя самими рабочими; и что, однимъ сло-
вомъ, эта эволюція могла бы охарактеризоваться тѣмъ, что
согласно требованіямъ техники свободный трудъ долженъ
замѣнить командованіе и іерархію, и что противоположно-
сти между авторитетомъ й трудомъ—государствомъ и про-
изводствомъ, наживой и экономикой—возрастаютъ все болѣе
и болѣе"... ^„Согласно возрѣніямъ синдикалистовъ, только
въ борьбѣ съ капитализмомъ шагъ за шагомъ и грудь съ
грудью образуется рабочій классъ, изъ пассивности пере-
ходитъ къ активности и пріобрѣтаетъ качества, неободи-
мыя для того, чтобы самому безъ всякой опеки управлять
той огромной Фабрикой, которую капитализмъ создалъ и
долженъ ему завѣщать “* 2).
Таковъ отвѣтъ Берта; но мы видимъ, что здѣсь указы-
вается вовсе не то, какъ именно будетъ организованъ сво-
бодный трудъ, а только то, что въ борьбѣ съ капитализ-
момъ онъ долженъ стать свободнымъ, активнымъ и добро-
вольнымъ. Отвѣтъ не разрѣшаетъ вопроса, а только повто-
ряетъ его въ утвердительной Формѣ. И снова, какъ у Со-
реля, все сводится къ тому, что борьба создастъ соотвѣт-
ствующее настроеніе, а въ заключеніе мы слышимъ то же
магическое слово синдикализма, то таинственное заклина-
ніе: „Сезамъ, отворись!", которое въ переводѣ на синдика-
листскій языкъ означаетъ: всеобщую забастовку. Вотъ во-
*) Веггіі, рр. зз—з4; русск. пер. стр. 121—122.
2) Веггіі, іЪісі. р. 34; русск. перев. стр. 122.
Вопросы философіи кн. 137. 9
294 п. новогодцевъ.
сторженный отзывъ о забастовкахъ Берта: „Съ каждымъ
днемъ все болѣе могущественныя, болѣе широкія и пріоб-
рѣтающія все болѣе увѣренный ритмъ забастовки открыли
удивленному міру коллективную рабочую силу, которая
каждый день становится болѣе сознательной и болѣе вла-
дѣющей собою. Забастовки становятся соціальнымъ явле-
ніемъ раг ехсеііепсе по своей внезапности, смѣлости, чудес-
ной дисциплинѣ, которую онѣ вызываютъ среди арміи тру-
дящихся, онѣ получаютъ характеръ все болѣе и болѣе
воинственный; на соціальной почвѣ онѣ являются истинной
замѣной войны, и къ нимъ можно было бы примѣнить тѣ
слова, которыя Прудонъ примѣняетъ къ войнѣ. Въ настоя-
щее время именно забастовки даютъ самую могущественную
ноту въ хорѣ природы и человѣчества: онѣ дѣйствуютъ наду-
шу, какъ ударъ грома, какъ шумъ урагана. Сочетаніе генія
и смѣлости, поэзіи и страсти, высшей справедливости и
трагическаго героизма, онѣ изумляютъ насъ своимъ вели-
чіемъ" *). Мы уже говорили выше, насколько эта чудодѣй-
ственная сила забастовки мало характеризуетъ то буду-
щее, когда никакихъ забастовокъ не будетъ. На нашъ во-
просъ, какъ удается синдикализму провести идею профес-
сіональнаго Федерализма внѣ теоріи правового государства,
мы такимъ образомъ у Берта отвѣта не находимъ. Столь
же мало отвѣтъ этотъ можно найти у Лягарделя.
Правда, съ перваго взгляда можетъ казаться, что у него
имѣются болѣе ясныя представленія о будущемъ строѣ,
чѣмъ у другихъ представителей синдикализма, но на самомъ
дѣлѣ и здѣсь все сводится къ связямъ внутреннимъ и духов-
нымъ, къ сочетаніямъ добровольнымъ и инстинктивнымъ. Пере-
ходъ изъ одного общественнаго строя въ другой не будетъ, по
его словамъ, прыжкомъ въ пустоту, онъ осуществится при по-
мощи моста, который созидается долгой экономической
работой. Эта работа совершится чрезъ подготовку рабо-
чихъ въ современныхъ рабочихъ учрежденіяхъ. Подобно
*) ВегЬі, іЬі<і. р. 6о.
ОБЪ ОБЩЕСТВЕННОМЪ ИДЕАЛЪ.
295
Сорелю и Берту, Лягардель приписываетъ огромное воспи-
тательное значеніе самому процессу борьбы, возбуждаю-
щей въ рядахъ синдикалистовъ личную энергію и героизмъ,
чувство отвѣтственности и личное достоинство. Но вмѣстѣ
съ тѣмъ онъ старается вывести изъ самыхъ условій борьбы
тѣ начала, которыя лягутъ въ основу будущаго устройства.
„Внутренній механизмъ, организующій личную свободу
элементовъ, группирующихся для общей борьбы, далекъ и
отъ перенесенія политическаго правительства въ рабочій
классъ, и отъ раздѣленія на правящихъ и управляемыхъ и
созданія рабочей олигархіи" *). Но кто же руководитъ рабо-
чимъ классомъ, кто идетъ впереди? „Борьба прозиводитъ под-
боръ", отвѣчаетъ на это Лягардель. „Наиболѣе отважные и
сознательные идутъ во главѣ, подвергаясь ударамъ, для
защиты не своихъ личныхъ интересовъ, но интересовъ
всѣхъ, взятыхъ въ цѣломъ, рабочихъ. Вся сила синдикатовъ
вытекаетъ изъ моральныхъ качествъ объединенныхъ въ
нихъ рабочихъ; они не имѣютъ вовсе той принудительной
власти, какую имѣетъ государство... Но масса, видящая ихъ
дѣятельность, инстинктивно слѣдуетъ за н^ми. При этомъ,
въ противность тому, что происходитъ съ избирательной
массой и партіей, рабочая масса имѣетъ способность и '
возможность судить о своихъ избранныхъ. Вѣдь вопросы
матеріальной и духовной независимости, волнующіе синди-
каты, составляютъ самую основу жизни рабочаго, и потому
рабочій можетъ, такъ сказать, по наитію чувствовать пра-
вильность ,того или иного дѣйствія синдиката" 2).
I Изъ этого видно, что и въ самыхъ пылкихъ мечтахъ о
единствѣ будущаго строя синдикализмъ никакъ не можетъ
обойтись., безъ іерархіи 3); онъ думаетъ только, что она
*) Лягардель, Пролетаріатъ и демократія, стр. 84—85.
2) ІЬісІ, стр. 86.
3) Насколько въ дѣйствительности для существующихъ синдикалистскихъ
организацій іерархическое начало руководства представляется неизбѣжнымъ,
хорошо разъясняетъ К. Місііеіз, 2иг Зохіоіо^іе (Іез Рагіеіѵ/езепз іп сіег тосіег-
пеп Эетокгаііе. Ьеірхі^, іою, 8. 335, ср. 8.205.
9*
296
П. НОВОГОДЦЕВЪ.
будетъ создаваться сама собою, по закону естественнаго
подбора: будутъ выдвигаться впередъ болѣе отважные
и сознательные, а масса будетъ слѣдовать за ними инстинк-
тивно и одобрять ихъ по наитію. Какъ не сказать, что ясные
термины современнаго правового государства замѣняются
здѣсь понятіями совершенно неопредѣленными и шаткими?
Что если и вожди, и масса разобьются на группы? Если
инстинктъ и наитіе будутъ говорить однимъ одно, а дру-
гимъ другое? Придется прибѣгнуть къ обычнымъ способамъ
политическаго избранія, на которые такъ нападаютъ синди-
калисты. Лягардель, очевидно, допускаетъ и возможность
обезпеченной гармоніи отношеній вождей къ массѣ; но, до-
пуская это, онъ уже не страшится смѣло выдвинуть прин-
ципъ руководящаго меньшинства. „Прямое дѣйствіе предполага-
етъ дѣятельное вмѣшательство отважнаго меньшинства. Не
масса, тяжелая и неповоротливая, должна здѣсь высказы-
ваться, чтобы начать борьбу, какъ это имѣетъ мѣсто въ
демократіи; не число составляетъ здѣсь законъ и не коли-
чество является правиломъ, — образуется избранная группа
(ппеёіііе), которая, въ силу своего качества, увлекаетъ массу
и направляетъ ее на путь битвы". Конечно, эти естествен-
ные избранники должны находиться въ соотвѣтствіи съ вну-
треннимъ инстинктомъ массъ, иначе они останутся безъ
вліянія и вскорѣ исчезнутъ. Но Лягардель вѣритъ въ то,
что если массы и неспособны сами передавать свои желанія,
то онѣ могутъ чувствовать при помощи нѣкотораго „откро-
венія инстинкта и озаренія чувства, каковы тѣ, которые
выражаютъ ихъ чаянія, и тѣ, которые имъ измѣняютъ" ѵ).
Итакъ, къ чему же мы пришли? Къ аристократическому
предпочтенію меньшинства большинству и качества коли-
честву. Проповѣдуя, вслѣдъ за Сорелемъ, культъ героизма
и 'Высшей морали, Лягардель не можетъ разсуждать иначе.
Если на первый планъ ставится революціонный порывъ
и героическій подъемъ, то неизбѣжна и новая вѣра въ
О Ьа^апіеПе, Ье Зосіаіізте оиѵгіег.
ОБЪ ОБЩЕСТВЕННОМЪ ИДЕАЛЪ,
297
отважное меньшинство, которое должно увлекать за собою
тяжелую и неповоротливую массу" ’). Центръ тяжести
переносится такимъ образомъ съ естественнаго развитія
общества на нравственный подвигъ личности; на долю
массы остается вѣрность инстинкта, правильность чувства;
въ ея психологіи отважное дерзаніе вождей находитъ для
себя опору и руководство, и найдя эту опору, оно увлека-
етъ всѣхъ на смѣлый подвигъ борьбы. Къ натуралистиче-
скимъ воззрѣніямъ Маркса здѣсь, очевидно, присоединяется,
какъ у Сореля, значительная доза ничшеанскаго романтизма.
Но столь же естественной представляется и дальнѣйшая
особенность воззрѣній Лягарделя, состоящая въ томъ, что
онъ не столько заботится объ опредѣленіи будущаго обще-
ственнаго устройства^ сколько о поддержаніи неизмѣннаго рево-
люціоннаго настроенія. Нѣтъ ничего удивительнаго, что онъ
намѣренно отвергаетъ раціональныя построенія будущаго,
возводя въ принципъ ирраціонализмъ жизненной практики.
Мы подчеркнули выше ирраціоналистическій уклонъ соціаль-
ной философіи Сореля, но еще болѣе замѣчательно, что
ту же позицію занимаетъ и Лягардель, вообще отличаю-
щійся стремленіемъ къ большей опредѣленности. И это
явленіе опять-таки вытекаетъ изъ той же основной при-
чины: оно является слѣдствіемъ того положенія, что синди-
кализмъ съ особенной рѣзкостью противопоставляетъ Фата-
лизму раціоналистической теоріи прагматизмъ дѣйствитель-
ной жизни. Не теоретически предсказывать и не ожидать
мысленно соціализма, а дѣйствовать практически и уже
Весьма интересно отмѣтить, что этотъ взглядъ является вовсе не исклю-
чительной принадлежностью Лягарделя: Эмиль Пуже, близко стоящій къ
практической жизни Всеобщей конфедераціи труда, видитъ въ этомъ основ-
ное различіе демократизма и синдикализма. ,Ее ргетіег езі Іа тапііезГаііоп
«іез та)’огііёз іпсопзсіепгез диі, раг 1е ]'еи Ди зиПга§е ипіѵегзеі, Гопі ЬІос роиг
ёіоиЯег Іез тіпогігёз сопзсіепіез, епѵегги <іи<іо§те<іе іа зоиѵегаіпеіё рориіаіге.
А сеіге зоиѵегаіпеіё, Іа зупсіісаіізте оррозе Іез «ігоііз <іез іп«ііѵі«іиз еі іі ііепі
зеиіеітепі сотрсе ёез ѵоіопіёз ехргітёез раг еих. 8і Іез ѵоіопіёз тапИезіёез
зопг реи потЬгеизез, с’езг ге§геііаЪ1е, таіз се н’езѣ раз ипе гаізоп роиг
Іез аппіЪіІег зоиз 1е роіёз тогі Дез іпсопзсіепсез... Е. Рои^ег, Ьа СопГёіёгаііоп
Сёпёгаіе «іи Тгаѵаіі. Рагіз. Эеихіёте еіігіоп. Р. 7.
298
П. НОВОГОДЦЕВЪ.
теперь переживать соціализмъ въ дѣйственномъ напряженіи
воли—вотъ къ чему стремятся представители синдикализма.
„Традиціонные соціалисты, — говоритъ Лягардель, — прези-
рающіе практику и преклоняющіеся предъ абстрактной
Формулой, считаютъ возвратомъ къ варварству пренебре-
женіе къ раціоналистическимъ теоріямъ и къ школьнымъ
изображеніямъ будущаго общества... Тогда одна практика
имѣетъ соціалистическое значеніе: вотъ чего никогда не
поймутъ правовѣрные представители стараго соціализма,
но что представляется совершенно достаточнымъ для сторон-
никовъ новыхъ ученій. Я признаюсь, что я не занимаюсь
этимъ иначе, чѣмъ въ томъ направленіи, преображается
ли уже теперь жизнь людей, подготовляющихъ это буду-
щее общество, самимъ процессомъ этого подготовленія.
Соціализмъ имѣетъ лишь то значеніе, что онъ революціо-
низируетъ массы, въ которыя онъ проникаетъ. Я не связы-
ваю своей судьбы ни съ какой абстракціей, я только чело-
вѣкъ настоящаго. То, что для меня важно, — это то, что я,
соціалистъ .текущаго дня, вижу въ тотъ моментъ, когда
я живу, какъ міръ преображается, отчасти, хотя бы и слабо,
подъ вліяніемъ новаго движенія. Сила синдикалистическаго
соціализма въ томъ и состоитъ, чтобы воспитывать общество
въ каждый данный моментъ, чтобы давать ему постоянный
примѣръ усилія и мужества, чтобы возбуждать великія чув-
ства свободы и независимости, составляющія цѣнность суще-
ствованія, чтобы спасти, однимъ словомъ, вѣчный смыслъ
жизни“ ‘).
Въ высшей степени любопытно, что эти замѣчательныя
признанія дѣлаетъ Лягардель, болѣе другихъ пытающійся
отдать себѣ отчетъ въ устройствѣ будущаго общества. Отъ
него мы въ особенности знаемъ о гражданской Федераціи
автономныхъ мастерскихъ, о будущей децентрализаціи жиз-
ни. И какъ неожиданно послѣ этихъ болѣе или менѣе ясныхъ
перспективъ будущаго узнать, что дѣло вовсе не въ этомъ,
*) Ьа^агДеЦе, Ье аосіаііапіе оиѵгіег, рр. а68—269 (статья „Зушіісаіізте
ігап^аіз ег зосіаіізте ёггап^ег* 1906 года).
ОБЪ ОБЩЕСТВЕННОМЪ ИДЕАЛЪ.
299
что неизвѣстно еще, осуществится ли будущее общество,
и что всѣ предсказанія будущаго ничего не значатъ. Важенъ
постоянный революціонный подъемъ, важны чувства неза-
висимости и свободы, и важно, чтобы эти чувства и этотъ
подъемъ переживались уже теперь. Политикъ школы не
менѣе, чѣмъ ея философъ, оказывается причастнымъ ниц-
шеанскому духу: не идеальный строй, а героическое настро-
еніе ставится на первый планъ. Соціалистическая поли-
тика переходитъ въ сверхчеловѣческую мораль. И понятно,
что для старыхъ соціалистовъ это кажется возвратомъ къ
варварству: нѣтъ теоріи, нѣтъ науки, нѣтъ научнаго пред-
видѣнія, остается одна проповѣдь бунта; что можетъ быть
болѣе противоположнаго старому марксизму. „Я не знаю,
осуществится ли будущее общество",„я не связываю своей
судьбы ни съ какой абстракціей",—отъ этихъ заявленій
Лягарделя правовѣрный марксистъ, конечно, долженъ прид-
ти въ величайшій ужасъ. Но въ этомъ стремленіи сдѣлать
соціализмъ жизненной практикой, дѣйственнымъ правиломъ
каждаго текущаго дня мы чувствуемъ ту же самую жажду
дѣйствія, которая такъ характерна для ревизіонизма. Лягар-
дель объясняетъ это съ свойственной ему отчетливостью
мысли. „Умы, стремящіеся къ реальности, ушли отъ ожида-
нія все удаляющейся революціи, отвернулись отъ абстракт-
наго соціализма и посвятили себя положительнымъ зада-
чамъ"; нѣкоторые затерялись при этомъ въ капиталисти-
ческой средѣ и утратили соціалистическій характеръ.
Только синдикалистамъ удалось выйти на правильный путь
и сочетать практику съ теоріей: это путь непосредствен-
наго революціоннаго дѣйствія. Революцію здѣсь не только
представляютъ и ожидаютъ, ее осуществляютъ: „дѣло
идетъ здѣсь о непосредственномъ дѣйствіи, а не о бездѣятель-
номъ ожиданіи... Революціонный духъ сходитъ съ неба
на землю, воплощается, проявляется въ извѣстныхъ устано-
вленіяхъ, отождествляется съ жизнью. Ежедневное дѣйствіе
получаетъ само по себѣ революціонную цѣнность, и соціаль-
ное преобразованіе, если оно придетъ въ извѣстный моментъ,
300 п. НОВОГОДЦЕВЪ.
будетъ только обобщеніемъ этого акта" Такъ, по мнѣнію
Лягарделя, осуществляется задача сочетанія теоріи съ прак-
тикой, разъединеніе которыхъ служитъ причиной кризиса
соціализма. Вотъ почему синдикализмъ „смѣется надъ ма-
ніей пророчества, свойственной соціалистическимъ партіямъ,
возвѣщающимъ наканунѣ каждаго новаго дня соціальную
революцію". Онъ предоставляетъ „дѣтскому оптимизму
завоевателей власти" заботу о выроботкѣ подробныхъ пла-
новъ будущаго; самъ же онъ сливаетъ заботу и о насто-
ящемъ, и о будущемъ въ единомъ практическомъ дѣйствіи2).
Но если такъ, если на первый планъ выдвигается непо-
средственное революціонное дѣйствіе, въ Формѣ постоян-
наго подготовленія великой забастовки, то ясно, что здѣсь
не нужно болѣе никакихъ ученыхъ руководствъ: “все сво-
дится къ самобытному и всегда новому творчеству жизни,
къ постоянному обновленію идей, которыя не могутъ сло-
житься въ догмы". „Передъ нами нѣтъ болѣе кадра интел-
лигентовъ, соціалистическаго духовенства, облеченнаго
задачей думать за рабочій классъ; передъ нами самъ рабо-
чій классъ, который при посредствѣ своего опыта безпре-
станно открываетъ новые горизонты; непредвидѣнныя пер-
спективы, не подозрѣвавшіеся ранѣе методы, однимъ сло-
вомъ новые источники молодости" 3).
Итакъ, Лягардель приводитъ насъ къ тому^ же, что и
Сорель: руководящее значеніе пріобрѣтаетъ у него рево-
люціонная психологія рабочаго класса. Но такимъ обра-
зомъ устраняются не только абстрактныя Формулы и дог-
маты, не только теоретическія предсказанія будущаго;
устраняется и вся наука, и соціальная философія. Все
положительное ученіе сводится къ тому, чтобы слѣдовать
за вѣчно обновляющимся опытомъ рабочаго класса; но это
совершенно обезцѣниваетъ и всѣ тѣ положительныя ука-
занія относительно будущаго устройства, которыя мы на-
*) ІЪісі рр. 289—290.
9 ІЬій. р. 291.
*) ІЬі<1. р. 292.
ОБЪ ОБЩЕСТВЕННОМЪ ИДЕАЛЪ.
301
ходимъ въ синдикализмѣ. Кто поручится, что новый опытъ
не откроетъ новыхъ, непредвидѣнныхъ перспективъ?
Вотъ къ чему приходитъ въ концѣ концовъ революціон--
ный синдикализмъ: это ученіе—не марксизмъ и не прудо-
низмъ, это нѣкоторый новый и своеобразный ничшеанскій
соціализмъ. На почвѣ массовой психологіи, направляемые
и выдвигаемые ею, дѣйствуютъ особо призванные вожди,
люди героическаго подъема и революціоннаго подвига. Вѣч-
но горѣть въ огнѣ новыхъ исканій и постоянно питать въ
себѣ и въ массахъ жажду революціонной борьбы—вотъ за-
дача этого новаго соціализма.
Съ этой точки зрѣнія понятны становятся и нападки ре-
волюціоннаго синдикализма на существующіе учрежденія
и порядки. Что можетъ устоять передъ этой критикой сверх-
человѣческой морали? Какія дѣла и какія заслуги могутъ
быть оправданы, если они не поднимаютъ массъ на борьбу,
не создаютъ революціоннаго настроенія? Понятно, что по
отношенію ко всему существующему, даже и самому про-
грессивному, синдикализмъ занимаетъ позицію сплошного
отрицанія.
И вотъ почему онъ такъ возстаетъ противъ стараго со-
ціализма, такъ борется съ гедизмомъ и такъ презрительно
относится къ жоресизму 1). Всякій соціализмъ, который ста-
витъ своей задачей дѣятельность „въ предѣлахъ существую-
щаго государства", кончается тѣмъ, что растворяется въ
буржуазной демократіи. „Существенная идея синдикализма —
говоритъ Бертъ—та, что невозможно использовать госу-
дарство въ желательномъ для рабочихъ смыслѣ". Гедизмъ
имѣетъ въ виду „соціализацію современнаго государства",
но подобная задача невозможна. Причину этого подробно
выясняетъ Лягардель. Развивая свой взглядъ, что полити-
ческое общество есть искусственная надстройка надъ эконо-
мическимъ, Лягардель отрицаетъ, чтобы это общество было
„общимъ для всѣхъ классовъ механизмомъ": это „част-
1) См. критику гедиэма у синдикалистовъ: ВеггЬ, Ьез поиѵеаих азреск. I,
рр. 8 — 32.
302
П. НОВОГОДЦЕВЪ.
ный механизмъ буржуазныхъ или подчиняющихся буржуаз-
ному режиму классовъ". Поэтому „использованіе государ-
ства возможно лишь въ цѣляхъ, соотвѣтствующихъ капи-
талистическому режиму". Подтвержденіе этой мысли Лягар-
дель ищетъ въ анализѣ парламентскаго и представитель-
наго образа правленія, „являющагося наиболѣе общимъ ти-
помъ современнаго политическаго общества". „Парламент-
скій режимъ, который во всемъ сомнѣвается, ничего не
уважаетъ, даетъ просторъ для постоянной критики, явля-
ется единственной политической системой, обладающей не-
обходимой гибкостью для того, чтобы предоставить сво-
бодное поприще для нововведеній буржуазіи. Онъ допу-
скаетъ всевозможныя видоизмѣненія въ законахъ и внезап-
ныя перемѣны въ составѣ правительства; благодаря ему
различные классы, находящіеся на почвѣ капиталистиче-
скаго общества, могутъ вести борьбу другъ съ другомъ и
заботиться о своихъ интересахъ. Подобная неустойчивость
парламентскаго режима и создала иллюзію, будто полити-
ческое общество, какъ чувствительная пластинка, автома-
тически и математически записываетъ измѣненія въ соотно-
шеніи силъ классовъ. Но обыкновенно не замѣчаютъ, что
если,, съ одной стороны, буржуазія пользуется парламента-
ризмомъ въ революціонномъ направленіи, то съ другой—она
пользуется имъ и въ консервативныхъ цѣляхъ и именно по-
слѣднія являются конечной цѣлью парламентаризма. Можно
сказать, чтсг парламентскія столкновенія не что иное, какъ
столкновенія интересовъ, влекущихъ за собою міровую сдѣл-
ку. Въ концѣ концовъ данные интересы согласуются, и ре-
зультатомъ такихъ компромиссовъ являются законы... Здѣсь
проявляется консервативная роль парламентаризма. Ка-
ждой группѣ интересовъ надо дать мѣсто въ рамкахъ бур-
жуазнаго общества... Парламентъ является счетчикомъ на-
родныхъ домогательствъ. Но разъ уступки совершены и со-
гласіе достигнуто, послѣднее слово принадлежитъ закону:
договаривающіяся партіи связываются своимъ согласіемъ,
впредь имъ воспрещается выходить изъ рамокъ законности.
ОБЪ ОБЩЕСТВЕННОМЪ ИДЕАЛѢ.
303
Такая система, которая даетъ возможность обнаруживаться
всевозможнымъ сочетаніямъ интересовъ, укрѣпляетъ со-
ціальное равновѣсіе, необходимое для развитія капита-
лизма" ’).
Казалось бы, что если парламентаризмъ допускаетъ все-
возможныя сочетанія интересовъ, то при этой системѣ мо-
жетъ найти признаніе и интересъ рабочаго класса, какъ
это и подтверждается Фактами. Не кто иной, какъ Марксъ,
видѣлъ въ рабочемъ законодательствѣ побѣду принципа,
торжество пролетаріата. Съ тѣхъ поръ соціальное законо-
дательство сдѣлало огромные успѣхи, и хотя безспорно,
что оно служитъ къ укрѣпленію капиталистическаго строя,
но столь же безспорно и то, что оно все болѣе и болѣе
обращаетъ этотъ строй къ пользѣ рабочихъ. По этому
именно пути идетъ соціализмъ во всѣхъ странахъ, гдѣ онъ
включилъ въ свою программу парламентскую работу. Конеч-
но, для этого ему пришлось пожертвовать догматомъ клас-
совой борьбы, но взамѣнъ этого онъ сталъ на путь реаль-
ной политики, обѣщающій и при существующихъ условіяхъ
хотя и скромные, но положительные результаты. Синдика-
лизмъ въ этомъ отношеніи занимаетъ противоположную
позицію: онъ жертвуетъ реальной политикой во имя дог-
мата классовой борьбы. То столкновеніе интересовъ, ко-
торое происходитъ въ парламентѣ и заканчивается прими-
реніемъ и компромиссомъ, съ точки зрѣнія борьбы классовъ
кажется ему незаконной подмѣной понятій. „Что общаго
между столкновеніями интересовъ и борьбой классовъ? Вѣдь
послѣдняя предполагаетъ столкновеніе двухъ враждебныхъ
міровъ, двухъ противорѣчащихъ другъ другу правъ, двухъ
рядовъ противоположныхъ учрежденій. Она стремится не
къ согласію, а къ разрыву, она воюетъ, а не торгуется.
Будетъ ли парламентаризмъ аграрнымъ, капиталистическимъ,
рабочимъ,—развѣ онъ походитъ на ту гигантскую борьбу,
которую долженъ выдержать классъ на пути къ освобо-
1) Лягардель, Пролетаріатъ и демократія, стр. 70 — 72. Сборникъ Л. Коз-
ловскаго.
304
П. НОВГОРОДЦЕВЪ.
жденію? Нельзя пріобщаться къ жизни того общества, ко-
торое хочешь разрушить" *).
Съ точки зрѣнія того соціализма, который считаетъ воз-
можнымъ создать новый міръ только на развалинахъ ста-
раго, парламентская борьба представляется недопустимой
практикой политическихъ компромиссовъ. И Лягардель со-
вершенно послѣдовательно отвергаетъ парламентскій соціа-
лизмъ. Съ того момента, когда партіи „прямо или косвенно,
благодаря союзамъ или умѣренной оппозиціи примутъ участіе
въ повседневной жизни правительства, онѣ начинаютъ играть
роль нормальную для партій. При ясномъ свѣтѣ демократіи
онѣ оказываются тѣмъ, чѣмъ онѣ являются на самомъ дѣлѣ:
участниками въ управленіи политическаго общества" *). Вся-
кое соприкосновеніе съ государствомъ выводитъ соціализмъ
изъ его классовой обособленности и создаетъ почву для
компромиссовъ. Такъ, по мнѣнію Лягарделя, все то тече-
ніе соціализма, которое лежитъ внѣ революціоннаго синди-
кализма, абсолютно ложно. Соціализмъ парламентскій, пар-
тійный, какъ онъ выросъ въ Германіи, во Франціи и въ дру-
гихъ странахъ, потерпѣлъ и долженъ былъ потерпѣть кру-
шеніе, и именно потому, что онъ хотѣлъ дѣйствовать въ
предѣлахъ существующаго государства. Вѣдь государство
въ глазахъ синдикалистовъ — это та искусственная надстрой-
ка, которая подлежитъ уничтоженію, и всѣ соціалистиче-
скія партіи, дѣйствующія на его основѣ, работаютъ въ пу-
стомъ пространствѣ. Если парламентскій строй предста-
вляетъ собою правленіе партій, то, по мнѣнію Лягарделя,
именно опытъ передовыхъ демократическихъ государствъ
показываетъ, что „партіи представляютъ изъ себя организмы,
существующіе сами по себѣ и для себя и имѣющіе соб-
ственную личность и особую психологію... Профессіональ-
ные политики одинаковы, къ какой партіи бы партіи они
ни принадлежали. Въ демократическихъ странахъ они экс-
плуатируютъ власть, какъ промышленность, и дѣлятся со
!) ІЪій. стр. 72.
3) ІЬі<і. стр. 77.
ОБЪ ОБЩЕСТВЕННОМЪ ИДЕАЛѢ.
305
своими сторонниками, которые являются результатомъ за-
воеванія государства". Обращаясь къ передовымъ демокра-
тіямъ современнаго міра — къ Соединеннымъ Штатамъ и
Франціи, Лягардель произноситъ имъ рѣзкое осужденіе.
„Шарлатанство, развращенность и продажность, являющіяся
отличительной чертой политическаго паразитизма, ведутъ эти
страны къ, разложенію. На примѣрѣ этихъ странъ мы ви-
димъ всю тщету грезы о воспитаніи демократіи и о кон-
тролѣ избирательной массы надъ партіями. Отдѣленіе пред-
ставителей отъ тѣхъ, кого они представляютъ, такъ велико,
что между ними невозможна никакая органическая связь" ]).
То, что особенно ярко сквозитъ въ революціонномъ на-
строеніи синдикалистовъ, это — глубокое разочарованіе во
всѣхъ извѣстныхъ политическихъ Формахъ. Все было испро-
бовано, и оказалось, что ни перемѣна въ личномъ составѣ
правительствъ, ни преобразованіе политическихъ учрежде-
ній не измѣнять сущности государства. Форма обновилась,
но основа осталась, и „государственная машина продолжаетъ
быть все тою же силой принужденія на службѣ у держа-
телей политической власти" *). Ничего не измѣнилось и
отъ того, что у власти появлялись соціалисты. „Участіе
въ правительствѣ соціалистическихъ депутатовъ, такихъ какъ
Мильеранъ, Бріанъ, Вивіани, не измѣнило природы государ-
ства, не преобразило отношеній между классами и не дало
пролетаріату тѣхъ возможностей, которыхъ ему недостаетъ.
И то, что вѣрно для частичнаго завоеванія государства
нѣсколькими соціалистами, должно быть примѣнимо равнымъ
образомъ и къ цѣлостному завоеванію государства соціали-
ческой партіей въ цѣломъ" 3).
Вотъ этотъ всесторонній опытъ Французской политической
жизни и заставляетъ синдикалистовъ вооружаться противъ
самой идеи государства. Но чѣмъ болѣе мы вдумываемся
въ значеніе этой критики, столь безпощадной и сокрушаю-
*) ІЪісІ. стр. 74.
8) І_а§агсіе11е, Ье зосіаіізте оиѵгіег, р. 272.
5) Ьа§аг<іе11е, Ье зосіаіізте оиѵгіег, р. 331.
306 П. НОВГОРОДЦЕВЪ.
щей, тѣмъ болѣе приходимъ къ убѣжденію, что это — пре-
дѣлъ соціально-философскихъ размышленій. Все пережито,
все испробовано въ мірѣ политическихъ Формъ, и нѣтъ на-
дежды на радикальное улучшеніе. Природа государства
осталась все та же, принудительная власть господствуетъ
попрежнему. Неопредѣленнымъ оказывается и идеальное бу-
дущее, относительно котораго съ полной точностью гово-
рятъ о томъ, 'чего тамъ не должно быть, и съ совершенной
неясностью о томъ, что должно быть. Это будущее пере-
стаетъ быть соціологическимъ предсказаніемъ, оно стано-
вится моральнымъ требованіемъ, о которомъ нельзя ска-
зать съ увѣренностью, наступитъ ли оно или нѣтъ. Такимъ
образомъ выходитъ, что единственнымъ рѣзко опредѣленнымъ
и яснымъ мотивомъ въ синдикалистскомъ настроеніи явля-
ется требованіе вѣчнаго революціоннаго подъема, вѣчнаго
обновленія духа. Но что можетъ устоять предъ этимъ
требованіемъ, какія Формы жизни и какія установленія?
И критика, которая вытекаетъ изъ этого требованія вѣчнаго
бунта, не требуетъ ли отъ политики невозможнаго и
неосуществимаго? Не требуетъ ли она чудесъ? Соціа-
листы у власти не совершили этихъ чудесъ, но можно ли
ихъ совершить мгновеннымъ дѣйствіемъ власти? Не слѣдуетъ
/:ли положиться на медленное и настойчивое дѣйствіе со-
ціальныхъ реформъ, которыя требуютъ не только измѣненія
законовъ, но и перерожденія нравовъ? Всѣ эти вопросы
и сомнѣнія не существуютъ для синдикализма: вѣдь это
кризисъ нетерпѣнія, это жажда непосредственной реализа-
ціи революціонной идеи; но сейчасъ, немедленно, въ этомъ
доступномъ для насъ настоящемъ революціонная идея мо-
жетъ осуществиться только въ нашемъ субъективномъ настрое-
ніи, а' не въ объективномъ соціальномъ строительствѣ. Такъ
- революціонный синдикализмъ внутренней логикой мысли и
чувства приходитъ къ тому, что соціальная проблема для
него разрѣшается въ ироблему индивидуальнаго моральнаго
настроенія. Мы стоимъ здѣсь на грани между соціальной
Философіей и ея полнымъ отрицаніемъ, какимъ является
ОБЪ ОБЩЕСТВЕННОМЪ ИДЕАЛЪ. 307
абсолютный индивидуализмъ. Синдикализмъ еще не дѣлаетъ
послѣдняго рѣшительнаго шага, не объявляетъ соціальной
проблемы неразрѣшимой, но всѣми своими инстинктами онъ
склоняется къ этому, и вотъ почему мы говоримъ, что онъ
стоитъ на краю пропасти.
И невольно приходитъ здѣсь. на память параллель изъ
древне-греческой жизни. Какъ и въ современной Франціи,
и тогда было то же положеніе вещей; всѣ Формы были
испробованы, и ни одна не дала прочнаго удовлетворенія;
мысль уходила отъ соціальнаго строительства на высоты
моральнаго настроенія; стоическія и эпикурейскія ученія
брали тѣ же анархическія ноты, подводили къ тому же
абсолютному индивидуализму. Не слѣдуетъ ли изъ этого,
что не только въ ранніе періоды исторіи и въ отсталыхъ’
странахъ, но и на вершинѣ политическаго развитія у пере-
довыхъ народовъ, мысль опережаетъ жизнь, и въ безконеч-
ныхъ требованіяхъ своихъ заходитъ далѣе всякихъ конкрет-
ныхъ усовершенствованій, какія только можно себѣ пред-
ставить. Это есть лишнее свидѣтельство вѣчной неу-
довлетворенности духа, вѣчнаго его стремленія. И если
крайнимъ полюсомъ этого стремленія является неутолимая
жажда абсолютнаго индивидуализма, не ясно ли, что рядъ
соціальныхъ усовершенствованій никогда не можетъ быть
законченъ, что онъ уходитъ въ безконечность. И что бы
ни дѣлали реформаторы и творцы новой жизни, они всегда
встрѣтятъ предъ собою ту же критику, ту же жажду но-
визны.
Вотъ что слѣдуетъ имѣть въ виду при оцѣнкѣ современ-
наго Французскаго синдикализма. Если разрушительная кри-
тика его, исходящая изъ потребности героическаго рево-
люціоннаго настроенія, въ неудержимомъ порывѣ своемъ
сокрушаетъ всѣ ступени соціальнаго прогресса, сжигаетъ
всѣ мосты и связи съ прошлымъ, если она подводитъ со-
ціальную философію къ безднѣ, то надо помнить, что эта
бездна разверзается не въ жизни, а только въ мысли. Умы не-
терпѣливые и страстные сокрушаютъ все на пути своемъ,
308
П. НОВГОРОДЦЕВЪ.
переходятъ всѣ реальные грани и предѣлы, а жизнь идетъ
такъ, какъ она только и можетъ итти,— путемъ историче-
скаго прогресса, а не чудеснаго преображенія.
Для полноты характеристики того положенія, въ которомъ
находится Французскій революціонный синдикализмъ, намъ
необходимо теперь нѣсколько подробнѣе остановиться на
отношеніи къ нему правовѣрнаго соціализма, представлен-
наго въ Франціи партіей объединенныхъ соціалистовъ. Мы
видѣли, какъ отрицательно относятся вожди синдикализма
ко всякимъ партіямъ, не исключая и Французскихъ соціали-
стовъ. А что же эти послѣдніе? Какое положеніе заняли
они въ отношеніи къ новому для нихъ теченію? Обращаясь
съ этимъ вопросомъ къ Французскому партійному соціализ-
му, мы съ удивленіемъ видимъ, что вмѣсто принципіальной
ясности открытаго разрыва, здѣсь существуетъ полная пу-
таница понятій и отношеній. Наблюдается явленіе, странное'
съ перваго взгляда, но весьма естественное по существу:
синдикалисты все время рѣзко отмежевываются отъ соціали-
стовъ, а соціалисты, въ лицѣ нѣкоторыхъ своихъ вождей
ясно сознавая необходимость подобнаго размежеванія, тѣмъ
не менѣе не рѣшаются высказать этого оФФиціально и ста-
раются сдѣлать видъ, что никакой розни между ними и
синдикалистами нѣтъ, что всѣ идутъ дружно къ общей цѣли.
Партія объединенныхъ соціалистовъ все время ищетъ свя-
зующихъ нитей и примирительныхъ звеньевъ съ Всеобщей
конфедераціей труда, а эта послѣдняя настойчиво и рѣши-
тельно отдѣляется отъ соціалистической партіи. Происхо-
дитъ то, что Фурньеръ иронически назвалъ „любовнымъ
преслѣдованіемъ" *), мало соотвѣтствующимъ достоинству
партіи. Но для того чтобы представить болѣе наглядно
взаимное отношеніе двухъ организацій, мы должны войти въ
нѣкоторыя подробности изъ ихъ исторіи за послѣдніе годы.
Всеобщая конфедерація труда, объединившая ранѣе обра-
зовавшіяся профессіональныя организаціи и Федераціи рабо-
х) Роигпіёге, Ьа сгізе зосіаіізсе.' Р. 94. ср. рр. 39 и 356.
ОБЪ ОБЩЕСТВЕННОМЪ ИДЕАЛЪ.
309
чихъ синдикатовъ, въ своемъ настоящемъ видѣ существуетъ
съ 1902 года, когда на съѣздѣ въ Монпелье былъ принятъ
нынѣ дѣйствующій ея уставъ. Въ первой статьѣ этого ус-
тава, одобренной съѣздомъ единогласно, стоитъ характер-
ное и важное опредѣленіе, согласно которому конфедера-
ція объединяетъ рабочихъ „внѣ всякой политической партіи”.
Въ этой краткой Формулѣ уже содержится указаніе на то,
что синдикальное движеніе становится внѣ партій и внѣ по-
литики, что оно хочетъ итти своимъ самостоятельнымъ пу-
темъ. Буржскій и амьенскій съѣзды 1904.И 1906 гг. съ пол-
ной ясностью раскрыли смыслъ этой Формулы. На первомъ изъ
этихъ съѣздовъ была одобрена огромнымъ большинствомъ 825
голосовъ противъ 369 тактика прямого дѣйствія, которая
такимъ образомъ и становилась офиціально тѣмъ собствен-
нымъ путемъ дѣятельности, который избирала для себя син-
дикалистская организація. Реформистское теченіе среди син-
дикалистовъ было побѣждено теченіемъ революціоннымъ 4).
Амьенскій съѣздъ, на который такъ любятъ ссылаться син-
дикалисты, имѣлъ еще большее значеніе въ смыслѣ самоопре-
дѣленія Всеобщей конфедераціи труда и обособленія ея отъ
другихъ организацій. Самымъ главнымъ и острымъ вопро-
сомъ этого съѣзда явился вопросъ объ отношеніи къ соціа-
листической партіи. Сторонники тѣснаго союза съ партіей
были при этомъ совершенно разбиты: побѣду одержали
снова болѣе радикальные элементы. Первый же ораторъ этой
группы Мереймъ съ полной ясностью выразилъ революціон-
ную точку зрѣнія синдикализма: „мы признаемъ—говорилъ онъ
—что синдикатъ есть революціонная группа для всесторон-
ней борьбы, и что онъ имѣетъ цѣлью разбить законность,
которая насъ душитъ, для того, чтобы создать „новое право",
которое будетъ результатомъ нашей борьбы... Пусть депу-
таты вдохновляются постановленіями нашихъ конгрессовъ,
это ихъ право, даже ихъ обязанность..., но они никогда не
1) См. подробности въ цитированномъ уже выше трудѣ Критской и Лебе-
дева, Исторія синдикальнаго движенія во Франціи. М. 1908, стр. 203—205 и
219—221.
Вопросы философіи кн. 137. ч Ю
310
И. НОВГОРОДЦЕВЪ.
будутъ въ состояніи дать намъ полно© удовлетвореніе. Ос-
тавьте же синдикату его собственную Сферу дѣятельности
истинной борьбы классовъ. Пусть его дѣйствіе будетъ не-
престанной борьбой противъ всякой законности, противъ
всякой власти и всѣхъ враждебныхъ силъ *). Послѣ цѣлаго
ряда горячихъ рѣчей въ томъ же духѣ съѣздъ подавляющимъ
большинствомъ голосовъ высказался противъ союза съ пар-
тіей. Подтверждая статью устава всеобщей конфедераціи,
говорившую о томъ, что эта организація объединяетъ рабо-
чихъ внѣ всякой политической партіи, съѣздъ категорически
заявилъ, что „въ интересахъ наибольшаго успѣха синдика-
лизма, экономическая борьба должна вестись непосредст-
венно противъ класса хозяевъ, и коноедеральныя орга-
низаціи, какъ группы синдикальныя, должны стоять внѣ пар-
тій и сектъ, которыя, съ своей стороны, независимо отъ
профессіональныхъ организацій, могутъ стремиться къ соціаль-
ному преобразованію" 2).
Надо вспомнить здѣсь ученія вдохновителей синдикализма,
чтобы придти къ заключенію, что резолюція Амьенскаго
съѣзда въ сущности говорила о полномъ разрывѣ съ соціа-
листической партіей. Для нея не дѣлалось никакого исклю-
ченія сравнительно со всѣми другими партіями и сектами,
стремящимися къ соціальному преобразованію. Это было пол-
ное игнорированіе всякаго значенія партійнаго соціализма.
Двѣ недѣли спустя послѣ амьенскаго съѣзда синдикалистовъ
собрался въ Лиможѣ съѣздъ соціалистической партіи, который
не могъ не отозваться на амьенскую резолюцію. Но на-
прасно Гедъ обращался здѣсь къ чувству собственнаго до-
стоинства партіи, приглашая её на обидное игнорирова-
ніе со стороны Всеобщей конфедераціи труда отвѣтить ука-
заніемъ заблужденій синдикализма 3). Одержала верхъ при-
мирительная тактика Жореса, который не хотѣлъ доводить
до открытаго разрыва. Во имя общаго единства онъ пред-
1) См. Критская и Лебедевъ, стр. 246.
3) Критская и Лебедевъ, стр. 250.
3) ?-е Соп^гёз Кагіопаі іепи і Ьіто§ез 1906. Рр. і§4—194.
ОБЪ ОБЩЕСТВЕННОМЪ ИДЕАЛЪ. 311
лагалъ признать полную автономію каждой изъ организа-
цій, выражая увѣренность, что съ теченіемъ времени недо-
статки каждой методы дѣйствія будутъ устранены1). Въ
этомъ духѣ Лиможскій съѣздъ и принялъ соотвѣтствую-
щую резолюцію, которая признавала независимость синдика-
лизма и приглашала всѣхъ работать надъ устраненіемъ не-
доразумѣній между конфедераціей труда и соціалистической
партіей 2). Какъ выраженіе примирительныхъ стремленій,
какъ тактическій пріемъ, эта резолюція могла имѣть свое
значеніе; но то, что было въ ней трудно объяснимо,—это
содержавшееся въ ней одобреніе синдикализма и всеобщей
забастовки. Въ этомъ отношеніи примирительная Формула
Жореса шла, быть можетъ, слишкомъ далеко, такъ какъ она го-
ворила, что „рабочій классъ можетъ достигнуть полнаго
освобожденія только соединенной силой политической так-
тики и тактики синдикальной, путемъ синдикализма, идущаго
до всеобщей забастовки, и путемъ завоеванія всеебщей по-
литической власти съ цѣлью всеобщей экспропріаціи капи-
тализма". Здѣсь заключалась опасность полнаго смѣшенія
понятій, поскольку партійный соціализмъ ставился на одну
линію съ синдикализмомъ, основаній котораго онъ не могъ
раздѣлить всецѣло и до конца. Здѣсь была опасность укло-
на отъ реформизма къ анархизму, какъ это въ свое время
мѣтко отвѣтилъ Бугле въ статьѣ, написанной по поводу Ли-
можскаго съѣзда 3).
На съѣздѣ въ Нанси, имѣвшемъ мѣсто въ слѣдующемъ 1907
году, повторилась та же путаница. Резолюція лиможскаго
съѣзда была здѣсь снова подвергнута обсужденію въ виду
предположенія представить ее на международный съѣздъ въ
Штутгартъ. Съ небольшими, чисто редакціонными измѣненія-
ми она была подтверждена, но происшедшія при этомъ пренія
ярко обнаружили всю искусственность позиціи, которую со-
1) ІЪісі Рр. ібб—180.
2) Текстъ принятой резолюціи ІШ. рр. 201—202.
з) Вои§1ё, Зупбісаіізте еі Оётосгаііе.Рагіз 1908. Статья: Атіепз—Ьіто§ез.
Рр. 59—66. Ср. статью, написанную къ нансійскому съѣзду, ІЫ4. рр. 67—71.
10*
312
И. НОВГОРОДЦЕВЪ.
ціалистическая партія заняла въ отношеніи къ синдикализму.
Геду не трудно было показать, сколь противорѣчиво было, съ
одной стороны, заявлять о важности сочетанія партійнаго
соціализма съ синдикализмомъ, а съ другой—говорить о не-
обходимости ихъ автономнаго существованія *). На самомъ дѣ-
лѣ сочетаніяжелали соціалисты, тогдакакъ синдикалисты доби-
вались автономіи въ цѣляхъ своего полнаго обособленія. При-
мирительная тактика жоресистовъ обнимала эти взаимно ис-
ключающія другъ друга стремленія въ общей Формулѣ. Пря-
молинейный догматизмъ Гёда имѣлъ на этотъ разъ за себя
доводы элементарной логики. Послѣ того какъ Лягардель,
участвовавшій въ нансійскомъ съѣздѣ, съ полной откровен-
ностью высказалъ свой отрицательный взглядъ на тактику со-
ціалистической партіи * 2), казалось Гедъ получилъ самый силь-
ный аргументъ для возраженій группѣ Жореса. Съ какой
ѣдкой ироніей смѣялся онъ надъ всесильнымъ оружіемъ
синдикалистовъ, которое представлялось ему лишь „соло-
меннымъ пистолетомъ" или „деревянной саблей"3 *). Какъ рѣзко
звучали его слова о тактикѣ синдикалистовъ, тактикѣ бой-
кота, саботажа и стачекъ: П’езі се раз зопѵегаіпетепі: гісіі-
спіе? Еі роигіапі ѵоиз п’аѵег раз аиіге сЬозе аи {опб бе
ѵоіге агзепаі!1). Но все же его предложеніе, чтобы съѣздъ
принялъ резолюцію о необходимости согласованія синдика-
лизма и соціализма, не имѣло успѣха. Формула жоресистовъ
была поддержана на этотъ разъ Вальяномъ, который призы-
валъ отнестись къ синдикализму дружественно въ цѣляхъ
взаимнаго сближенія, которое, по его словамъ, и началось
послѣ лиможскаго съѣзда 5). Призывы къ сближенію и един-
ству со времени объединенія Французскихъ соціалистовъ въ
4-е Соп^гёз Нагіопаі гепи й Ыапсу 1907. Рр. 482—483. Ср. іЬіД. рѣчь
Ролана рр. 390—391.
2) ІЪіа рр. 455 еі зиіѵ. особенно рр. 470—480.
ІЪісі. р. 484—Для боліе подробной характеристики ортодоксальной позиціи
Геда см. его статьи за много лѣтъ, изданныя отдѣльной книгой подъ загла-
віемъ: ,Еп Сгагсіе’/ („На стражѣ!*). Рагіз 1911.
*) ІЬИ. р. 489.
5) ІЬіа р. 516—520.
ОБЪ ОБЩЕСТВЕННОМЪ ИДЕАЛЪ.
313
одну партію имѣютъ магическое значеніе въ ихъ средѣ, и страхъ
разрыва съ синдикалистской организаціей снова оказался силь-
нѣе потребности въ ясности. На лиможскомъ съѣздѣ, гдѣ
такъ много говорилось о необходимости единодушія, Эрве
остроумно замѣтилъ, что среди членовъ съѣзда „царитъ бо-
лѣзнь единодушія", которая была бы хорошей болѣзнью,
если бы она не получалась въ ущербъ ясности.—„Изъ пре-
ній"—говорилъ Эрве—„вытекаютъ два воззрѣнія, противо-
положныхъ, какъ черное и бѣлое; я не хочу примиренія
этого рода" ’). Та же „болѣзнь единодушія" продолжала го-
сподствовать и на съѣздѣ въ Нанси. Резолюція единства была
принята, правда, весьма незначительнымъ большинствомъ
голосовъ, но все же она была принята, несмотря на оче-
видную путаницу понятій, которую она порождала.
Надо ли удивляться тому, что слѣдующій съѣздъ Фран-
цузскихъ соціалистовъ, собравшійся въ 1908 году въ Тулузѣ,
прошелъ подъ знакомъ стремленія къ точности и ясности
понятій. Чрезвычайно любопытныя пренія этого съѣзда кос-
нулись не только отношенія къ синдикализму, но всѣхъ во-
обще основаній соціалистической тактики. Какъ выразился
Раппопортъ, эти пренія получили характеръ дебатовъ объ
азбукѣ соціализма* 2 *). Но причиной того, что на съѣздѣ со-
ціалистической партіи, имѣвшей за собой и стройную тео-
рію марксизма, и многіе годы практической дѣятельности,
пришлось говорить объ азбукѣ соціализма, было появленіе
новыхъ вѣяній. „Вы за старую методу и за старый соціа-
лизмъ", говорилъ Раппопортъ, „но теперь открыли новую
методу и новый духъ въ соціализмѣ." Вотъ почему пришлось
пересматривать все сначала. Но и эти столь часто повторяв-
шіяся на съѣздѣ заявленія о необходимости точности и
ясности8), и указаніе на недомоганіе и кризисъ, переживае-
мые соціализмомъ4 *), и самыя пренія ясно обнаружили, въ
і) З-е Соп§гёз Наііопаі. Р. 197.
2) 5-е Соп§гёз Ыагіопаі іепи і Тоиіоизе 1908. Р. 225.
’) ІЬіа.р. 226.
4) См. іЫД рр. 225, 248, 312, 369, 439.
») См. і'Ыа. рр. 274, 289, 315, 367, 369.
314
П. НОВГОРОДЦЕВЪ.
какомъ состояніи хаоса и разногласія находится Француз-
скій объединенный соціализмъ. Дебаты объ азбукѣ соціа-
лизма на тулузскомъ съѣздѣ показали, что эта азбука весьма
разнообразна, представляя собою такую же степень откло-
ненія, какъ, напримѣръ, различіе между клинообразнымъ
письмомъ и латинскимъ алфавитомъ. Тѣмъ болѣе можетъ
показаться удивительныхъ, что въ результатѣ преній съѣздъ
пришелъ къ резолюціи, принятой единогласно всѣми, при
одномъ воздержавшемся. Уже это одно свидѣтельствуетъ,
что резолюція была составлена въ такихъ общихъ выраже-
ніяхъ, которыя казались ни къ чему не обязывающими. На
самомъ дѣлѣ на съѣздѣ не было недостатка въ рѣзкихъ и
отчетливыхъ Формулировкахъ, въ рѣшительныхъ противо-
поставленіяхъ. Лягардель, съ одной стороны1), Комперъ-
Морель—съ другой2), склоняясь къ діаметрально противо-
положнымъ рѣшеніямъ, съ одинаковой категоричностью зая-
вили, что надо выбирать между тактикой синдикализма и по-
литикой соціалистической партіи. Столь же рѣзко сказалось
на съѣздѣ противоположеніе между реформизмомъ и ради-
кальнымъ марксизмомъ. Отъ крайняго реформизма Бретона,
настаивавшаго на союзѣ соціалистовъ съ другими лѣвыми
парламентскими группами ’), до старомоднаго радикализма
ЛаФарга, заявлявшаго при аплодиссментахъ синдикалистовъ о
тщетѣ и лживости всякаго парламентаризма* *), можно указать
цѣлый рядъ промежуточныхъ звеньевъ, представленныхъ въ
рѣчахъ членовъ тулузскаго съѣзда. Но всѣ эти различія
какъ-то стушевались и утратили свою остроту въ благоже-
лательныхъ обобщеніяхъ примиряющей рѣчи Жореса. Не-
примиримымъ остался одинъ Бретонъ, воздержавшійся отъ
голосованія5).
Понятно, что принятая съѣздомъ резолюція имѣла чисто
словесное значеніе. Каждой группѣ съѣзда въ ней оказано
*) ІЬМ. р. 274.
*) іыа. р. 415.
•) См. рѣчь Бретона, іЫ<1. рр. 199—225, особ. р. 208, 210, 220—221.
*) Си. рѣчь Лафарга, іЬі<1. рр. 133—141, особ. рр. 134—135.
®) іЬісі. р. 489.
ОБЪ ОБЩЕСТВЕННОМЪ ИДЕАЛЪ.
315
вниманіе: реформизмъ и революціонизмъ, парламентаризмъ
и синдикализмъ, политическая борьба и всеобщая забастовка
мирно уживаются здѣсь, красиво связанные между собою
плавными оборотами Французской стилистики1). Это была
одна изъ тѣхъ резолюцій, которыя такъ часто принимаются
и на Французскихъ, и на нѣмецкихъ съѣздахъ, для того
чтобы офиціально засвидѣтельствовать единство партіи, но
которыя скрываютъ за собою самыя глубокія внутреннія
противорѣчія. На нѣмецкихъ, какъ и на Французскихъ со-
ціалистическихъ съѣздахъ, есть свои епГатз ЬеггіЫез, съ ко-
торыми постоянно приходится имѣть дѣло. Въ Германіи въ
недавнемъ прошломъ ими были ревизіонисты, во Франціи—
синдикалисты. И подобно тому, какъ нѣмецкія резолюціи
обыкновенно столь слабо осуждаютъ ревизіонизмъ, что къ
нимъ примыкаютъ и сами ревизіонисты, такъ и Французскія
резолюціи въ столь общихъ выраженіяхъ допускаютъ син-
дикализмъ, что ихъ принимаютъ и горячіе его противники
(какъ это было на тулузскомъ съѣздѣ). Въ томъ и въ дру-
гомъ случаѣ подобныя резолюціи доставляютъ извѣстное
временное моральное удовлетвореніе; однако онѣ не только
лишены серьезнаго практическаго значенія, но и приносятъ
извѣстный практическій ущербъ, порождая и поддерживая
путаницу понятій. Нѣтъ ничего удивительнаго, если на по-
слѣдующихъ съѣздахъ эти противорѣчія каждый разъ вы-
ходили наружу, когда на очередь ставились конкретные
практическіе вопросы. Тамъ, гдѣ нельзя было ограничиться
чисто литературными заявленіями, и пышная Фразеологія
Жореса не въ силахъ была создать объединяющихъ Фор-
мулъ. Такъ, на нимскомъ конгрессѣ 1910 года партія рѣзко
раздѣлилась по вопросу о содѣйствіи въ проведеніи проек-
та рабочихъ пенсій8). Тотъ же вопросъ о рабочихъ пен-
сіяхъ, на ряду съ болѣе общимъ вопросомъ © поддержкѣ
правительства въ лицѣ находившагося тогда у власти ми- * 2 *
*) Текстъ резолюціи см. іЬіі. рр. 484—485.
2) См. результаты голосованія, 7-е Соп^гёз Ыаііопаі гепи і Мнпез 1910. Рр.
455’438
316
П. НОВГОРОДЦЕВЪ.
нистерства Мониса, вызвалъ горячіе споры на Сенъ-Кантен-
скомъ съѣздѣ 19ІІ года. Еще болѣе горячія и ожесточен-
ныя пренія имѣли мѣсто на ліонскомъ съѣздѣ 1912 года по,
старому и больному вопросу объ отношеніи къ синдикали-
стамъ. На этотъ разъ поводомъ къ спорамъ послужили вы-
ступленія въ палатѣ депутатовъ соціалистовъ Комперъ-Мо-
реля и Гескьера, рѣшительно осудившихъ революціонную
тактику синдикалистовъ. И здѣсь-то особенно ярко сказа-
лось, какъ - непрочно было единство партіи, столь торже-
ственно засвидѣтельствованное на тулузскомъ съѣздѣ. Ме-
жду гедистами и жоресистами произошли самыя горячія
схватки. Гескьеръ и Комперъ-Морель крайне рѣзко отзы-
вались объ анархистахъ изъ Всеобщей конфедераціи труда,
о „революціонерахъ-болтунахъ и насильникахъ“, требовали
ихъ устраненія изъ партіи, въ виду проистекающаго отъ
ихъ тактики вреда для соціализма. „Но вы объявляете гра-
жданскую войну въ средѣ рабочаго класса!" замѣтилъ на это
Жоресъ. „Или по крайней мѣрѣ войну конфедераціи", приба-
вилъ Вальянъ. Въ результатѣ опять была принята примири-
тельная резолюція Жореса съ небольшими поправками геди-
стовъ, ограничивавшаяся указаніемъ, что Гескьеръ и
Комперъ-Морель своими рѣчами въ палатѣ депутатовъ имѣ-
ли въ виду важные интересы рабочаго класса, который они
хотѣли предупредить противъ опасности революціонныхъ
насилій. Такъ снова обнаружилось, что партія идетъ между
Сциллой и Харибдой: поддерживая искусственный миръ съ
синдикалистами, партія вынуждена также мириться и за-
крывать глаза на ихъ тактику, которой она не можетъ со-
чувствовать; если же она пытается выразить свое несочув-
ствіе этой тактикѣ, она рискуетъ растерять своихъ членовъ
среди рабочихъ, входящихъ въ синдикаты и принадлежа-
щихъ ко Всеобщей конфедераціи труда. Свою примири-
тельную политику по отношенію къ Всеобщей конфедера-
ціи партія продолжала сохранять до самаго послѣдняго
времени, невольно подчиняясь ея вліянію. А Всеобщая конфе-
дерація, какъ бы чувствуя свою силу, все болѣе рѣшительно
ОБЪ ОБЩЕСТВЕННОМЪ ИДЕАЛЪ.
317
продолжала настаивать на своей независимости и обосо-
бленности. Конгрессъ синдикалистовъ 1912 года повторилъ
старую Формулу амьенскаго съѣзда о томъ, что конФеде-
ральныя организаціи и синдикаты должны стоять внѣ пар-
тій и сектъ, которыя съ своей стороны могутъ стремиться
къ соціальному преобразованію. Само по себѣ простое по-
втореніе амьенской резолюціи не имѣло бы особаго зна-
ченія, но весьма характерны были тѣ рѣчи, которыя произ-
несены были на съѣздѣ. Съ большей рѣзкостью, чѣмъ ко-
гда-либо, говорили здѣсь о „салонномъ соціализмѣ," кото-
рый приноситъ рабочей партіи болѣе вреда, чѣмъ пользы.
И снова была подчеркнута разница между интеллигенціей
„изъ адвокатовъ и инженеровъ" и рабочей массой настоя-
щихъ пролетаріевъ.
Таково было до послѣдняго времени положеніе Француз-
скаго соціализма, внушавшее многимъ его поборникамъ
мысль о переживаемомъ имъ кризисѣ и недугѣ. Мы-отмѣ-
тили многочисленныя заявленія этого рода на тулузскомъ
конгрессѣ. Но помимо такихъ отдѣльныхъ заявленій мы
имѣемъ и цѣлую книгу, принадлежащую такому видному
представителю соціализма, какъ Фурньеръ, и посвященную
вопросу о „кризисѣ соціализма." Вышедшая въ 1908
году, она навсегда останется любопытнымъ памятникомъ
тѣхъ политическихъ настроеній, тѣхъ мрачныхъ предчув-
ствій, которыя явились результатомъ разброда мысли Фран-
цузскихъ соціалистовъ.
Разбирая причину современнаго распада, въ которомъ
„останавливается и кружится вихремъ порывъ политиче-
скаго и интеллектуальнаго освобожденія," онъ находитъ эту
причину прежде всего въ томъ, что ни буржуазія, ни про-
летаріатъ не имѣютъ достаточно силы. Слабые порознь,
они могли бы вмѣстѣ быть сильными. Но будучи разрознены,
они ослабляютъ другъ друга; а находясь въ оппозиціи, они
другъ друга уничтожаютъ" *)•—„На насъ,—говоритъ далѣе
і) Роигпіёге, Ьа сгізе зосіаіізге. Р. 354.
318
П. НОВГОРОДЦЕВЪ.
Фурньеръ,—лежитъ наибольшая вина, потому что мы, партія
будущаго, не умѣли дисциплинировать ни нашей мысли, ни
нашей силы. Если послѣ трехъ революцій, которыя должны
были бы избавить насъ отъ ихъ гибельнаго дѣйствія, мы
стремимся къ катастрофѣ, которая не будетъ имѣть ничего
революціоннаго, кромѣ видимости насилія, этимъ мы обязаны
ложному и узкому истолкованію марксизма. Перевесть Карла
Маркса при помощи Бланки, свести огромное экономическое
политическое, моральное и соціальное движеніе современ-
наго человѣчества къ слишкомъ простымъ линіямъ классовой
борьбы, еще.-болѣе упрощеннымъ возрастающимъ пред-
почтеніемъ къ средствамъ насилія,—вотъ наша ошибка. По-
чему мы ее совершили? Потому что всѣ мы государствен-
ники, всѣ, включая сюда и анархистовъ синдикализма, и по-
тому, что всѣ мы думали, что завоеваніе государства, для
того ли чтобы имъ завладѣть или чтобы его разрушить,
будетъ достаточно для всего и дастъ намъ все“ ’). Обращаясь
затѣмъ къ руководящему вліянію синдикалистовъ, Фурньеръ
замѣчаетъ: „почему это насильническое меньшинство ведетъ
соціалистическую партію туда, куда она не хочетъ итти?
Отъ самаго крайняго анархиста до самаго настоящаго пар-
ламентарія среди насъ, всѣ мы влачимъ одну цѣпь, цѣпь
страха, что мы не окажемся столь передовыми, какъ тотъ,
кто идетъ передъ нами. И мы всѣ бѣжимъ впередъ, блѣдные
и растерянные, въ революціонной паникѣ,которая была бы
смѣшна, .если бы пропасть не была близка. И какъ избѣжимъ
мы ея, если хвостъ тянетъ за собой голову?" ’). й Фурньеръ
предсказываетъ приближающуюся реакцію и даже желаетъ,
чтобы она пришла скорѣе, „пока демократія не обагрилась
кровью Какъ трагически въ устахъ соціалистическаго
писателя звучитъ его заключительный призывъ: „Вернемся
всѣ, радикалы, соціалисты и синдикалисты, къ нашей обя-
занности, которая заключается въ томъ, чтобы служить
демократіи, политической и экономической. А если нѣтъ,
9 ІЬісі. р. 393.
2) ІЬкЕ р. 365.
ОБЪ ОБЩЕСТВЕННОМЪ ИДЕАЛЪ. 319
будемъ ждать жандарма и пожелаемъ по крайней мѣрѣ,
чтобы онъ не пришелъ извнѣ" х).
Вотъ какія мрачныя перспективы предрекаетъ Фурньеръ
Французскому соціализму, если онъ не обратится на путь
служенія демократіи. Съ тѣхъ поръ какъ были написаны
эти строки, многое измѣнилось. Послѣ того какъ въ 1910
году синдикалистская организація лишилась двухъ своихъ
горячихъ и воодушевленныхъ вождей, Сореля и Берта, она
испытала и весьма чувствительное практическое разочаро-
ваніе послѣ неудачной забастовки желѣзнодорожныхъ слу-
жащихъ въ 1912 ноду. Недавній проповѣдникъ „миѳа всеобщей
забастовки", Бертъ утверждаетъ даже, что неудача желѣз-
нодорожныхъ служащихъ нанесла этому миѳу смертельный
ударъ ®). Пусть это будетъ даже субъективное мнѣніе ра-
зочарованнаго члена организаціи, ушедшаго отъ ея общаго
направленія; но оно интересно даже и въ этомъ случаѣ.
Заслуживаетъ быть отмѣченнымъ также и мнѣніе Сильвена
Эмбера, еще въ 1912 году предчувствовавшаго поворотъ
французскаго синдикализма отъ „мистической и романти-
ческой теоріи насилія къ практическому и плодотворному
реализму"8). Однако, помимо такихъ отдѣльныхъ заявленій,
мы имѣемъ и нѣкоторые объективные признаки, свидѣтель-
ствующіе объ упадкѣ среди синдикалистовъ прежняго рево-
люціоннаго духа. Я имѣю здѣсь въ виду тѣ новыя заявленія
примирительнаго характера, которыя дѣлаются централь-
ными органами Всеобщей конФедеранціи труда, начиная
съ 1913 года.
Слѣдуетъ ли изъ этого заключить, что и для Французска-
го соціализма наступаетъ время болѣе согласованной и
мирной политики на почвѣ существующаго государства? Осу-
ществляется ли желаніе, высказанное въ 1908 году Фур-
9 ІЬіё. р. 371. Интересно отмѣтить, что въ томъ же 1908 голу вышла,
книга Вои^іё, Зушіісаіізте ес Иётосгайе, гдѣ въ рядѣ отдѣльныхъ очерковъ
также указывается на опасность анархизма, раскрывающуюся передъ фран-
цузскимъ соціализмомъ.
4) ВегіЬ, Ьез МёГаігз 4е$ Іпіеііесіиеіз .Р. 13.
3) Зуіѵаіп НишЬегі, Ье пюиѵетепс зупсіісаі. Рагіз 1912. Рр. 97—98.
320 И. НОВГОРОДЦЕВЪ.
ньеромъ о томъ, чтобы всѣ обратились на путь служенія
демократіи? Не проведетъ ли въ этомъ отношеніи, какъ и
во многихъ другихъ, великая война грань между про-
шлымъ и настоящимъ? Я думаю, что говорить объ этомъ было
бы слишкомъ преждевременно. У Французской демокра-
тіи есть много недостатковъ, обусловливающихъ ожесто-
ченныя нападенія на нее, и если не въ той, такъ въ дру-
гой Формѣ эти нападенія будутъ продолжаться. Самое глав-
ное поученіе, которое мы выносимъ изъ современной Фран-
цузской литературы, заключается въ томъ, что въ ней ярко
сквозитъ чувство неувѣренности въ прочности достигнутаго
равновѣсія жизни. Если такъ недавно еще господствовала
твердая вѣра, что демократическая республика есть выс-
шій предѣлъ достиженій въ области политическаго твор-
чества, теперь эта вѣра испытала глубокія разочарованія.
Одинаково у защитниковъ демократіи, какъ и у ея против-
никовъ, сказывается сознаніе, что впереди возможны самыя
неожиданныя перемѣны, что республиканскій строй совре-
менной демократіи не обезпечиваетъ ей прочнаго суще-
ствованія въ сложившихся Формахъ. Защитники демократіи,
изъ коихъ въ особенности слѣдуетъ отмѣтить Гюи Грана и
Пароли 1), отстаиваютъ только демократическіе принципы,
какъ равенство и свободу, миръ и прогрессъ, но не суще-
ствующія демократическія учрежденія. То, что еще недав-
но казалось верхомъ политическаго совершенства, пред-
ставляется уже непрочнымъ. И не только интересно то,
какъ горячо и ожесточенно нападаютъ на демократію, но
и то, что ей противопоставляютъ. Не только съ точки зрѣ-
нія будущаго критикуютъ ее, но и съ точки зрѣнія про-
шлаго. Снова во'скресаютъ преданія среднихъ вѣковъ, тра-
диціи военной и національной монархіи, традиціи корпора-
тивнаго экономическаго устройства. Кто могъ бы подумать,
что принципы 1789 года въ началѣ XX столѣтія встрѣтятся
съ противодѣйствіемъ принциповъ XVII вѣка? И кто могъ
*) См. Оиу-Сгап, Ьа РЬіІозорЬіе зупііісаІізге.Рагіз 1911.—Рагосіі, Тгасііиопііа-
Іізте еі Вётосгагіе. Рагіз 1909.
ОБЪ ОБЩЕСТВЕННОМЪ ИДЕАЛЪ.
321
бы ожидать, что въ ряды сторонниковъ старыхъ традицій
станутъ не только правые, въ родѣ Бурже, Барреса и Мор-
раса, но и крайніе лѣвые, какъ Сорель и Бертъ ’). Когда
въ наше время возрождается культъ воинственной монар-
хіи и героическаго подъема, не свидѣтельствуетъ ли это о
томъ, что прошлое не умираетъ, что, согласно мудрому
слову Бласко Ибаньеса, бываетъ иногда и такъ, что „мерт-
вые повелѣваютъ?" Въ человѣческомъ сознаніи даже и
тогда, когда оно достигаетъ вершины критической изощрен-
ности и раціоналистическаго просвѣщенія, уживаются ря-
домъ казалось бы давно исчезнувшія вліянія прошлаго и
радикальныя требованія будущаго. И то настоящее, кото-
рое еще недавно представлялось такимъ совершеннымъ и
желаннымъ, становится предметомъ ожесточенной крити-
ки. Достигнуто то, что составляло предметъ мечтаній,—
республиканскій демократическій строй осуществленъ, — и
вотъ критическая мысль снова работаетъ, снова ищетъ,
снова мечтаетъ. Нѣтъ власти, нѣтъ порядка, нѣтъ устрой-
ства, которые примирили бы съ собой всѣхъ, которые по-
корили бы всѣ умы, всѣ сердца, всѣ воображенія. У чело-
вѣка всегда остается потребность продолжить любую дѣй-
ствительность до безконечности абсолютнаго идеала. Че-
ловѣкъ жаждетъ абсолютнаго, и въ мірѣ относительныхъ
Формъ не находитъ прочнаго удовлетворенія. Въ этомъ мірѣ
ему суждены вѣчныя исканія, суждена исторія, какъ дви-
женіе къ безконечной цѣли, какъ процессъ постоянныхъ
перемѣнъ, а не эсхатологія, не успокоеніе на послѣднихъ
вещахъ, на конечномъ блаженствѣ. Въ круговоротѣ отно-
сительныхъ Формъ общественная проблема не можетъ най-
ти абсолютнаго разрѣшенія, и потому въ любомъ относи-
тельномъ историческомъ укладѣ, хотя бы онъ и осущест-
влялъ недавнія завѣтныя мечты, будетъ недоставать без-
конечно многаго, если судить съ точки зрѣнія абсолютна-
Чрезвычайно интереснымъ выраженіемъ этой странной реставраціи сред-
невѣковыхъ монархическихъ идей является упомянутая выше книга Берта
„Ьез МёГаіи сіез Іпіеііесшеіз»"
322
П. НОВГОРОДЦЕВЪ.
го идеала. А это значитъ, что каждый историческій укладъ,
даже самый совершенный изъ доселѣ бывшихъ, всегда бу-
детъ подвергаться критикѣ и суду, всегда будетъ вызывать
противъ себя оппозицію и бунтъ революціоннаго сознанія.
Это значитъ, что любая Форма устройства всегда будетъ
вызывать жажду перемѣнъ, причемъ, какъ показываетъ опытъ
прошлаго, въ этой смѣнѣ Формъ человѣкъ мѣняетъ не толь-
ко старое на новое, но и новое на старое. Когда старое
изъ дѣйствительности становится воспоминаніемъ, оно не-
рѣдко дѣлается также и мечтой: его недостатки, его зло-
употребленія забываются, въ памяти остается чистый прин-
ципъ, который всегда, если дѣло идетъ о старой истори-
ческой традиціи, имѣлъ и глубокіе реальные корни, и по-
длинное историческое оправданіе. Новое же, ставши изъ
былой мечты реальной дѣйствительностью, неизбѣжно об-
наруживаетъ не только свои безспорныя преимущества, но
и неизбѣжные недостатки, и свои возможныя извращенія.
При такихъ условіяхъ нерѣдко ведется ‘^спѣшная пропа-
ганда въ пользу возврата къ старымъ Формамъ. Въ жи$ни
учрежденій имѣетъ рѣшающее значеніе не столько ихъ
техническое совершенство, сколько отношеніе къ нимъ
окружающихъ. Когда жестокая критика подрываетъ пре-
стижъ существующихъ учрежденій, возможны самыя не-
ожиданныя перемѣны. Кто не скажетъ послѣ опыта вели-
кой европейской войны, что въ минуту смертельной опас-
ности Французская демократія оправдала себя, что она на-
шла и въ своихъ учрежденіяхъ, и въ своихъ гражданахъ
источникъ неисчерпаемаго героизма и непоколебимаго
нравственнаго единства? И тѣмъ не менѣе, когда мы отда-
емъ себѣ отчетъ въ томъ, что по минованіи войны жизнь
пойдетъ своимъ обычнымъ ходомъ, и когда мы вспоминаемъ,
какъ въ обычное время, до войны, существующія демо-
кратическія учрежденія справа и слѣва подвергались самой
ожесточенной критикѣ, мы не можемъ имѣть полной увѣ-
ренности въ томъ, что Франція не сдѣлаетъ опыта возвра-
титься къ какому-либо, хотя бы только отдаленному, подо-
ОБЪ ОБЩЕСТВЕННОМЪ ИДЕАЛѢ.
323
бію средневѣковыхъ Формъ, съ тѣмъ, чтобы потомъ снова
искать перемѣнъ и движенія впередъ. Круговоротъ поли-
тическихъ учрежденій и началъ, какъ мы только что разъ-
яснили, идетъ не только снизу вверхъ, но и сверху внизъ;
духъ человѣческій жаждетъ критики и перемѣнъ, жаждетъ
дойти до абсолютнаго идеала, и въ этомъ неутолимомъ
стремленіи своемъ онъ не можетъ успокоиться ни на чемъ
данномъ, то забѣгаетъ впередъ, то возвращается назадъ,
то снова идетъ по прямой линіи вверхъ. Эти соображенія,
которыя съ такой яркостью встаютъ въ сознаніи при изу-
ченіи политической литературы Франціи за послѣднее де-
сятилѣтіе, служатъ величайшимъ предзнаменованіемъ и для
соціализма.
Будущее соціализма во Франціи, быть можетъ, введетъ его
въ колею болѣе спокойнаго реформистскаго теченія. Но
совершенно несомнѣнно, что это будетъ лишь одна линія
развитія, и что рядомъ съ этимъ попрежнему будетъ ра-
ботать критическая мысль, увлекая воображеніе къ новымъ
и новымъ перспективамъ. Какихъ бы успѣховъ ни достигъ
соціализмъ въ жизни, эта критическая работа мысли не
прекратится. Можно даже сказать, что съ теченіемъ вре-
мени критика станетъ изощреннѣе, и требованія къ жизни
будутъ выше. Когда читаешь современныя нападки Фран-
цузскихъ писателей на раціонализмъ отношеній, на ясность
мысли, на логику демократическаго устройства, невольно
припоминаешь вѣщія слова Достоевскаго въ „Запискахъ изъ
подполья": „вѣдь я, напримѣръ, нисколько не удивлюсь, если
вдругъ ни съ того, ни съ сего, среди всеобщаго будущаго бла-
горазумія возникнетъ какой-нибудь джентльменъ съ небла-
городной или, лучше сказать, ретроградной и насмѣшливой
Физіономіей, упретъ руки въ боки и скажетъ намъ всѣмъ:
а что, господа, не. столкнуть ли намъ все это благоразуміе
съ одного разу, ногой, прахомъ, единственно съ тою цѣлью,
чтобы всѣ эти логариѳмы отправить къ чорту и чтобы намъ
по своей глупой волѣ пожить! Это бы еще ничего ,но обидно
то, что вездѣ непремѣнно послѣдователей найдетъ: такъ
324
П. НОВГОРОДЦЕВЪ.
человѣкъ устроенъ. И все это отъ самой пустѣйшей при-
чины, о которой бы, кажется, и упоминать не стоило: имен-
но оттого, что человѣкъ всегда и вездѣ, кто бы онъ ни былъ,
любилъ дѣйствовать такъ, какъ хотѣлъ, а вовсе не такъ,
какъ повелѣвали ему разумъ и выгода; хотѣть же можно и
противъ собственной выгоды, а иногда и положительно
должно. Свое собственное вольное и свободное хотѣніе,
свой собственный, хотя бы самый дикій капризъ, своя Фан-
тазія, раздраженная иногда хоть бы до сумасшествія,—вотъ
это все и есть та самая пропущенная, самая выгодная си-
стема, которая ни подъ какую классификацію не подходитъ и
отъ которой всѣ системы и теоріи постоянно разлетаются
къ чорту".
Эти замѣчательныя слова Достоевскаго съ рѣдкой ярко-
стью указываютъ на то, о что дѣйствительно при напря-
женности критическихъ исканій разбиваются всѣ идеальныя
системы, всѣ раціоналистическія построенія и начала, всѣ
планы самой разумной и благожелательной политики во
имя общаго блага: свое собственное вольное и свободное
хотѣніе — вѣдь это и есть именно та глубина и безконеч-
ность стремленій личности, которыхъ нельзя удовлетворить
никакой системой общественныхъ отношеній. И вотъ почему
всегда въ каждой системѣ общественнаго устройства бу-
дутъ поводы для критики и нападеній, для новыхъ мораль-
ныхъ исканій, и прогрессъ общественной жизни будетъ по-
стоянно сопровождаться борьбой между раціональнымъ
устроеніемъ жизни и вольнымъ и свободнымъ хотѣніемъ
человѣка со всей неопредѣленностью и широтой его
склонностей и стремленій.
Но когда мы уяснимъ себѣ это существо общественнаго
прогресса, для насъ будетъ ясно, что и современный кри-
зисъ соціализма во Франціи является выраженіемъ вѣчно-
критическихъ исканій личности. Марксизмъ возвѣстилъ лю-
дямъ радостную вѣсть о всеисцѣляющемъ общественномъ
идеалѣ, и эту возвѣщенную имъ истину онъ облекъ въ про-
стыя и ясныя Формулы положительной догмы. Мы видѣли,
ОБЪ ОБЩЕСТВЕННОМЪ ИДЕАЛЪ.
325
что эта всеобъемлющая догма въ Германіи превратилась
въ скромные тезисы реальной политики реформизма; во
Франціи она претворилась въ духъ безпокойныхъ исканій
и новаго моральнаго творчества. Классовая борьба, торже-
ство пролетаріата у Французскихъ синдикалистовъ—это уже
не законы исторіи, а завѣты морали. Соціализмъ уже не
альФа и омега человѣческаго устроенія, а только мостъ къ
высшей культурѣ и къ новой морали. И не земной рай
ожидается впереди, а вѣчное и безпокойное стремленіе.
Не отсюда ли и то оживляющее дѣйствіе, которое синди-
калисты оказываютъ на современную демократическую
мысль? Пусть въ писаніяхъ Сореля и Берта много Фантасти-
ческаго, но ихъ безпокойныя исканія мѣшаютъ и другимъ
успокоиться, и мы видимъ, какъ защитники демократіи
также пріобщаются этому духу исканій, какъ и они пере-
стаютъ видѣть въ современныхъ демократическихъ учрежде-
ніяхъ незыблемый и не подлежащій измѣненіямъ порядокъ
И дѣло не ограничивается при этомъ однимъ допущеніемъ
возможныхъ видоизмѣненій существующаго строя, какъ у
Гюи Грана и Пароли; иные идутъ и далѣе, пытаются и сами
начертать конкретныя черты будущаго устройства: любопыт-
ный опытъ этого рода мы имѣемъ въ извѣстныхъ очеркахъ
„Дюги: Ье сігоіі іпбіѵісіиеі, 1е сігоіі зосіаі еі Іез ТгапзГопаа-
Ііопз сіе ГЕіаІ“. Создается атмосфера исканій новаго
строя, и исканій не безнадежныхъ, не пессимистическихъ, а
полныхъ вѣры и надежды на будущее. Такъ утопическій
марксизмъ оказываетъ и оживляющее вліяніе на демократи-
ческую мысль. Въ своихъ же собственныхъ предѣлахъ о$ь
растворяется во Франціи въ безграничную неопредѣленность
новыхъ стремленій и лишается не только своего догма-
тизма, но и устойчивыхъ положительныхъ Формулъ. Онъ
становится настолько неопредѣленнымъ, что начинаетъ по-
ходить то на прудонизмъ, то на ничшеанство. Это значитъ,
что отъ стараго марксизма въ немъ остаются только кри-
тическій духъ и боевой темпераментъ.
Конечно, въ этой полосѣ новыхъ стремленій мы встрѣ-
Вопросы философіи кн. 137. И
326
П. НОВГОРОДЦЕВЪ.
чаемся и съ возможностью разочарованій. Не всѣ выдержи-
ваютъ крушеніе утопій земного рая, не всѣ свыкаются съ
той безбрежностью новыхъ исканій, которая является харак-
терной для современной Французской мысли. Плодомъ
этихъ разочарованій являются индивидуалистическія стре-
мленія разныхъ оттѣнковъ, начиная отъ бунтующаго анар-
хизма и кончая абсолютнымъ индивидуализмомъ, разрываю-
щимъ всякія узы общественности. Такіе индивидуалистиче-
скіе концы неизбѣжны у каждой утопіи, которая терпитъ
крушеніе въ жизни, и они такъ понятны среди того раз-
брода мнѣній, который мы наблюдаемъ въ современной Фран-
ціи. Логически эти теченія относятся къ слѣдующей части
.лашего изслѣдованія, въ которой мы ихъ и коснемся въ
связи съ изложеніемъ эволюцій анархизма.
Но какъ ни рѣзко звучатъ въ современномъ хорѣ голо-
совъ эти индивидуалистическія теченія, приводящія мысль
къ предѣлу соціально-ФилосоФскихъ исканій, не они опре-
дѣляютъ главные и основные мотивы общаго настроенія. От-
влекаясь отъ случайныхъ впечатлѣній, отъ крикливыхъ стран-
ностей и чудачествъ, мы видимъ, съ одной стороны, послѣ-
довательное развитіе демократизма на почвѣ идей соціаль-
ной солидарности и справедливости, съ другой — безпокой-
ство стремленій и исканій, порождаемое синдикализмомъ.
Отсюда рождается невозможность успокоиться и для са-
михъ носителей демократическихъ принциповъ; но ничто
не говоритъ о томъ, чтобы мы стояли здѣсь у конца иска-
ній, чтобы раскрывающаяся впереди безконечная перспек-
тива не была сама по себѣ бодрящей и обязывающей. Пусть
Формы, смѣняющіяся въ исторіи, не прочны, пусть лежитъ
на нихъ печать временнаго и преходящаго. Не слѣдуетъ
забывать, что мы живемъ въ мірѣ относительныхъ истори-
ческихъ явленій, и задачи, подлежащія нашему разрѣшенію,
допускаютъ только историческія и слѣдовательно времен-
ныя рѣшенія. Для практическаго дѣятеля, несущаго вмѣ-
стѣ съ другими бремя исторической дѣйствительности, неиз-
бѣжно примиреніе съ такимъ временнымъ характеромъ
ОБЪ ОБЩЕСТВЕННОМЪ ИДЕАЛЪ. 327
возможныхъ рѣшеній: жизнь не ждетъ, она требуетъ равно-
вѣсія хотя бы относительнаго. Предлагать и поддерживать
подобныя Формулы относительнаго жизненнаго равновѣсія
это значитъ вызывать противъ себя критику и вражду
иначе мыслящихъ; но это значитъ также исполнять свой
долгъ предъ лицомъ исторіи и предъ лицомъ Абсолютнаго,
осуществляющагося въ исторіи въ рядѣ относительныхъ
Формъ. Что бы ни ожидало насъ въ будущемъ, но мы жи-
вемъ въ настоящемъ, и обязанность наша должна быть
исполнена уже теперь, для этихъ условій, для этихъ людей,
среди которыхъ мы дѣйствуемъ и осуществляемъ нашу
жизненную задачу.
(Продолженіе слѣдуетъ.)
П. Новгородцевъ.

Границы вселенной.
1. Призракъ вѣчнаго возвращенія.
Современныя космологическія умозрѣнія все еще подымаются
отъ научныхъ фактовъ къ грандіознѣйшей идеѣ безконечности
вселенной.
Безконечная мощь- и самая молодость вселенной — вотъ тѣ
свѣтлыя и высокія идеи, которыя на зарѣ христіанской науки
были провозглашены мученикомъ Бруно.
Безконечная вселенная стала богиней, живущей вѣчною, пре-’
красною жизнью; какъ тѣло, такъ и душа человѣка стали части-
цами безконечнаго Божества. Были разбиты кристаллическія сферы
древнихъ, и въ звѣздахъ мы увидѣли удаленныя на трильоны
верстъ солнца, мы почувствовали въ бездонной безднѣ, открыв-
шейся передъ нами, дыханіе безконечности; полное свѣтлой дѣт-
ской вѣры воображеніе узрѣло въ этой безднѣ одну только
жизнь, одно безсмертіе.
Чудесную музыку сферъ древнихъ замѣнили гимны безконеч-
ной, вѣчно-юной вселенной. Вотъ догматы новой религіи, куль-
та этой богини, перечисляемые Геккелемъ въ его «Міровыхъ за-
гадкахъ».
і) Вселенная вѣчна, безконечна и безгранична.
2) Субстанція ея съ обоими своими атрибутами (матерія и
энергія) занимаетъ собой безконечное пространство и находится
въ вѣчномъ движеніи.
3) Это движеніе происходитъ въ безконечномъ времени въ
видѣ единаго развитія съ періодами смѣны жизни и смерти
прогресса и регресса.
Вопросы философіи, кн. 137. 1
62
Д. МОРДУХЛЙ-БОЛТОВОКОИ.
4) Безчисленныя міровыя тѣла, находящіяся въ міровомъ эѳирѣ,
всѣ подчиняются закону субстанціи: въ то время какъ въ од-
ной части вселенной міровыя тѣла находятся въ процессѣ упад-
ка и постепеннаго разрушенія, въ другой части вселенной про-
исходитъ новообразованіе и дальнѣйшая эволюція.
Это только система постулатовъ, очень красивыхъ и много-
обѣщающихъ. Но изъ нихъ слѣдуетъ вывести и систему положе-
ній... Если признать ихъ, то придется признать и однообразіе все-
ленной. Жизнь ея — это вѣчный круговоротъ. Постоянное воз-
вращеніе къ уже пережитому.
Ученіе о вѣчномъ возвращеніи — ужасный кошмаръ теряюща-
гося въ безконечности воображенія — вотъ слѣдствіе, которое
извлекается изъ красивыхъ предпосылокъ! Воображеніе увлека-
етъ насъ въ будущее и прошедшее и, если >кизнь смѣняется
смертью и смерть—жизнью, прогрессъ — регрессомъ и регрессъ —
прогрессомъ, то картина вселенной въ общемъ остается той же.
Возьмите, выдѣлите опредѣленный объемъ въ міровомъ про-
странствѣ, и Вы будете наблюдать въ немъ біеніе жизни, будетъ
ли онъ такъ малъ, что будетъ умѣщаться въ полѣ зрѣнія ми-
кроскопа или такъ великъ, что будетъ содержать въ себѣ всю
область млечнаго пути. Если Ваша жизнь измѣряется три ль-
овіами или квадрильонами лѣтъ, Вы будете наблюдать повторенія.
Конечное число элементовъ въ конечное время при безконеч-
номъ числѣ комбинацій должно дать повтореніе.
Нѣкогда здѣсь, гдѣ теперь обрѣтается наша солнечная систе-
ма, была такая же система съ солнцемъ тѣхъ же размѣровъ и
съ тѣмъ же числомъ планетъ около нея.
И болѣе того — это «нѣкогда» было уже нѣсколько разъі
Между періодами, когда здѣсь существовала такая солнечная
система, протекли квадрильоны* лѣтъ. Всѣ эти системы отлича-
лись между собой, напримѣръ, взаимными разстояніями между
планетами. Но среди безконечнаго числа системъ о 8 большихъ
и уоо малыхъ планетъ найдутся не только системы съ одинако-
выми взаимными разстояніями съ точностью до о,ооі мил., но
и съ третьей отъ солнца планетой, покрытой атмосферой и съ
органической жизнью нашей земли...
Не скажемъ ли мы вмѣстѣ съ Заратустрой:
«Не должно ли все, что можетъ случиться, быть уже однажды
совершеннымъ и прошедшимъ. Вѣдь все: и этотъ длинноногій
ГРАНИЦЫ ВСЕЛЕННОЙ.
63
паукъ, ползущій при свѣтѣ мѣсяца, и мы, разговаривающіе шо-
потомъ у этихъ воротъ о вѣчныхъ явленіяхъ, не могли ли мы
всѣ существовать уже однажды? И возвратиться, идя по той другой
дорогѣ, лежащей передъ нами? Не должны ли мы вѣчно воз-
вращаться на эту страшную дорогу?»
Но пусть теперь наблюдатель лишится дара вѣчной жизни,
чтобы не видѣть этого ужаса Заратустры. Пусть Уранія Фла-
маріона увлечетъ его въ путешествіе по вселенной, но при
этомъ онъ получитъ чудесную возможность въ нѣсколько ча-
совъ побывать на какомъ угодно разстояніи. За солнцемъ онъ
увидитъ опять солнца, выйдя изъ системы млечнаго пути, онъ
прорѣзавъ бѣдное звѣздами пространство, попадетъ въ систему
новаго млечнаго пути. Онъ снова встрѣтитъ системы вродѣ
солнечной системы. Онъ увидитъ тѣ же картины, что видѣлъ*
въ своей неподвижности увлекаемыя потокомъ времени. Онъ опять
увидитъ, какъ бы отраженный въ тысячахъ зеркалъ, повторя-
ющійся образъ паука, освѣщеннаго луннымъ свѣтомъ, и услышитъ
этотъ вѣчно повторяющійся шопотъ о вѣчныхъ явленіяхъ...
2. Проблемы о гомогенности и изогенности вселенной.
Намъ не присущи ни вѣчная жизнь, ни способность Фламаріо-
новской Ураніи. Мы ограничимъ нашъ полетъ только тѣми
предѣлами, гдѣ наука можетъ быть нашимъ чичероне. Но прежде
всего постараемся себя освободить отъ тяжелаго балласта выше*
упомянутыхъ догматовъ матеріалистическаго монизма; *
Ученіе о вѣчномъ возвращеніи въ пространствѣ — это уче-
ніе объ изогенности вселенной въ пространствѣ» Вселенная здѣсь
такова же, что тамъ. За млечнымъ путемъ она такова же, какъ
въ млечномъ пути.
Ученіе о вѣчномъ возвращеніи во времени — это ученіе объ
изогенности вселенной во времени. Вселенная теперь та же, что
была прежде и какой будетъ потомъ.
‘Опровергнуть изогенность вселенной въ пространствѣ, это еще
не значитъ доказать ея ограниченность.
Опровергнуть изогенность вселенной во времени, это еще не
значитъ доказать ея не вѣчность.
Пусть вселенная сгущена въ какой либо опредѣленной точкѣ
млечнаго пути, но чѣмъ больше будемъ удаляться отъ этой точки,
< 1*
64 Д. МОРДУХАЙ-ВОЛТОВСКОЙ.
тѣмъ все больше и больше будетъ разражаться вселенная, тѣмъ
меньше будетъ атомовъ въ постепенно разряжающемся эфирѣ.
Пусть раздѣлены эти атомы милліонами верстъ, пусть движутся
со скоростью одного миллиметра въ милліонъ лѣтъ. Мы никогда
не назовемъ нелогичнымъ признаніе безконечности такой вселен-
ной... Но наше воображеніе всѣми силами вооружается противъ
такого нелѣпаго образа. Вѣчная жизнь вселенной здѣсь замѣ-
щается вѣчнымъ ея умираніемъ или агоніей вездѣ кромѣ одной
точки пространства, ибо для существа достаточно большого та
часть вселенной, гдѣ жизнь, а не агонія, сведется къ точкѣ...
Если опроверженіе изогенности вселенной въ пространствѣ
не доказываетъ ея конечности, то, во всякомъ случаѣ, оно развѣн-
чиваетъ вселенную - бога.
То же самое относится и къ изогенности во времени. Если
вселенскій процессъ обнаруживаетъ теченіе опредѣленнаго напра-
вленія, если, напримѣръ, вселенная распадается и умираетъ, то у
нея еще остается надежда на вѣчное существованіе. Ея умираніе
можетъ быть безконечнымъ. Какъ Агасѳеру, ей, можетъ быть,
сужденожить въ вѣчной старости, чувствовать вѣчно слабѣющее,но
никогда не прекращающееся біеніе въ старческомъ сердцѣ. Все-
ленная-богъ во всякомъ случаѣ развѣнчана.
При рѣшеніи проблемы о границахъ вселенной мы видимъ не
только эти двѣ проблемы объ изогенности.
На ряду съ ними должна еще возникнуть не менѣе важная
проблема о гомогенности вселенной въ пространствѣ и времени.
Предстоитъ еще два путешествія.
Я думаю, Геккель не оказался бы большимъ охотникомъ до
этихъ путешествій. За микрокосмомъ онъ видитъ стѣну — неразло-
жимыйатомъ, такъ что негомогенность въ этомъ направленіи — уже
не только фактъ, а уже что-то вродѣ 5-го догмата въ допол-
неніе къ вышеупомянутымъ. Размышленіе о томъ, что, можетъ
быть, при гомогенности вселенной всѣ наши млечные пути могутъ
оказаться въ пылинкѣ на подошвѣ великана — вотъ къ чему долж-
но было бы привести путешествіе въ обратномъ направленіи.
Когда атомы были математическими точками или „недѣлимыми*
раціоналистовъ XVII вѣка, то это было очень интереснымъ путеше-
ствіемъ. Мальбраншъ1) въ этомъ путешествіи видѣлъ эмбріона
Ьа гесЬегске Не Іа ѵегісё.
ГРАНИЦЫ ВСЕЛЕННОЙ.
65
человѣка въ видѣ маленькаго человѣка съ головой, ногами и
руками, но столь маленькаго, что, плавая въ сѣмени, онъ совер-
шенно ускользаетъ отъ невооруженнаго взгляда и въ совершенно
неясной формѣ представляется микроскопу. Для философовъ
XVII вѣка оставалось достаточно мѣста, чтобы умѣстить до ихъ
„недѣлимаго" — атома безконечное число возвращеній при
уменьшающемся масштабѣ вселенной. Въ это приблизительно
время и Гулливеръ совершалъ свое путешествіе въ царство лили-
путовъ и бробиньяковъ.
Докажемъ ли мы конечность вселенной, доказавъ ея не го-
могенность въ пространствѣ?
Предположимъ, что мы доказали, что въ то время, какъ микро-
космъ и въ капелькѣ воды, можно сказать, прямо переполненъ
льющей черезъ края жизнью — макрокосмъ, это царство небес-
ныхъ свѣтилъ, представляетъ почти неподвижную (относительно
ихъ размѣровъ) массу, что при все увеличивающемся масштабѣ
мы будемъ итти къ угасанію жизни, все къ большей и боль-
шей неподвижности вселенной?
Представьте себѣ огромные міры, вмѣщающіе въ себя, какъ
атомы, вселенныя высшихъ порядковъ, т.-е. содержащіе въ себѣ
вселенныя, состоящія изъ атомовъ-вселенныхъ и т. дѵ движу-
і
щіеся со скоростью въ —^рЗооо"' своего Д1аметРа въ милліонъ
лѣтъ!
Образъ еще болѣе нелѣпцй, чѣмъ тотъ, который мы нарисо-
вали, говоря объ изогенности вселенной въ пространствѣ.
Это уже не пустыня, а пространство, заполненное нелѣпыми
неподвижными призраками. Это уже не развѣнчаніе веселаго, юнаго
бога въ дряхлаго старца, это злая на него каррикатура!
Кажется, только одинъ Дю-Прель совершалъ путешествіе въ
четвертомъ направленіи
Атомъ и въ этомъ направленіи даетъ стѣну. Наиболѣе быстро
смѣняющіяся явленія атом. гипотезой приводятъ къ однообраз-
нымъ движеніямъ атомовъ и молекулъ.
Движеніе атомовъ такъ же скучно и однообразно, какъ и самъ
атомъ.
Существуетъ достаточно малый промежутокъ времени, въ ко-
торомъ идетъ смѣна явленій, въ которомъ измѣненіе идетъ
непрерывно въ одномъ и томъ же направленіи, это — движенія
66
Д. МОРДУХАЙ-БОЛТОВСКОЙ.
атомовъ или электроновъ въ какую нибудь милліонную часть се*
кунды. Если теперь будетъ установлена неіомогенностъ вселен-
скихъ процессовъ во времени, если будетъ установлено, что
въ весьма малыхъ промежуткахъ времени міръ (какъ микрокосмъ,
такъ и макрокосмъ) почти не измѣнится, а въ большихъ подвер-
гается большимъ измѣненіямъ, такъ что измѣняя масштабъ вре-
мени, мы превращаемъ постоянство въ стремительный потокъ,
ведущій вселенную къ распаденію, то и тогда еще не доказана
конечность вселенной во времени. Но мы тогда должны при-
знать такія явленія вселенной, которыя слагаются изъ сколь угодно
большого числа измѣненій. Все существованіе человѣчества, все
пережитое не только отдѣльной личностью, но и тысячами боров-
шихся и за свое существованіе и за свои идеи поколѣній съежи-
вается въ одинъ мигъ въ ничтожный элементъ вселенскаго про-
цесса высшаго порядка. Этотъ краткій актъ имѣетъ смыслъ, если
онъ вмѣстѣ съ другими актами суммируется, если къ этой суммѣ
не прибавляются въ дальнѣйшемъ элементы съ отрицательными зна-
ченіями, приводящіе результатъ этого акта къ нулю... Но если
будетъ установлена негомогенность вселенскихъ процессовъ въ томъ
смыслѣ, что амплитуда колебанія явленій высшаго порядка больше,
чѣмъ явленій низшаго порядка, что при большихъ масштабахъ вре-
мени жизнь представляется сильнѣе вибрирующей, то будущее
всегда будетъ стирать результаты настоящаго, весь трудъ, всѣ
страданія, нами переживаемыя, будутъ одной суетой.
Такимъ образомъ негомогенность и неизогенность вселенной въ
пространствѣ и времени дѣлаютъ весьма вѣроятными ихъ границы.
Но путешествіе по вселенной въ 4-хъ превращеніяхъ даетъ
намъ больше, чѣмъ заключеніе о неизогенности и негомоген-
ности вселенной. Образы безконечной неизогенной и негомоген-
ной вселенной окажутся въ противорѣчіи съ нѣкоторыми дру-
гими наблюденіями, почерпнутыми изъ этихъ путешествій. Эти
наблюденія убѣдятъ насъ въ невозможности вѣчной старости,
невозможности ассимптотическихъ процессовъ, всегда оказываю-
щихся псевдо-ассимптотическими, прерывающимися неизбѣжной
смертью!
3. Микрокосмосъ.
Первое путешествіе —,это путешествіе Микромегаса, изслѣдую-
щаго гомогенность вселенной въ пространствѣ.
ГРАНИЦЫ ВСЕЛЕННОЙ.
67
Микромегасъ имѣетъ большое преимущество передъ Ураніей.
Онъ способенъ путешествовать, мѣняя свои размѣры. Желая
осмотрѣть городъ, онъ обращается въ Гулливеровскаго бробиньяка,
переходя же отъ осмотра городовъ къ осмотру планетъ нашей
•солнечной системы, онъ принимаетъ размѣры Бога на картинѣ
Леонардо да Винчи. Планеты для него — не болѣе крокетныхъ
шаровъ. Отъ осмотра солнечной системы пусть онъ перейдетъ къ
осмотру млечнаго пути, принявъ размѣры, для которыхъ вся
солнечная система представляется не больше горчичнаго зерна.
Если міръ безконеченъ, то Микромегасъ не найдетъ конца сво-
ему путешествію, онъ будетъ возрастать все больше и больше,
повсюду встрѣчая, согласно мнѣнію инфинитистовъ, жизнь.
Но предложимъ теперь Микромегасу совершить путешествіе
въ обратномъ направленіи. Пусть теперь онъ убываетъ въ своихъ
размѣрахъ, пусть міръ не безконечно-большихъ, а безконечно-ма-
лыхъ станетъ конечной цѣлью его стремленія. Пусть обращается
онъ изъ европейца въ лилипута, становится затѣмъ не превосхо-
дящимъ инфузоріи, наконецъ органическая клѣтка становится
для него обширнымъ помѣщеніемъ.
Дойдетъ ли онъ такимъ образомъ до границъ своего путеше-
ствія, встанетъ ли еще на дорогѣ недѣлимость матеріи, какъ
непреодолимое препятствіе? Не встрѣтитъ ли онъ, наконецъ, атомъ
(не химическій, а космологическій—нынѣ электронъ, или можетъ
быть еще меньшую частицу), дальше которой онъ не можетъ
уже двигаться? Въ большинствѣ случаевъ инфинитисты въ этомъ
отношеніи односторонни. Въ одну сторону по направленію къ
макрокосму^они открываютъ безконечный путь Микромегасу, но
въ другую — по направленію къ микрокосму они ставятъ атомъ
какъ непроходимую стѣну. Ихъ ученіе уже поэтому получаетъ
-невѣроятный характеръ
Мы оказываемся въ конечномъ разстояніи отъ начала и на
безконечномъ разстояніи отъ конца. Но при сужденіи о томъ, чего
.не даютъ непосредственно факты, приходится предпочитать наибо-
лѣе вѣроятную комбинацію. Мы должны уподобить себя зерну,
брошенному на нѣкоторую площадь, ограниченную кривой, и,
конечно, наиболѣе вѣроятнымъ явится предположеніе, что брошен-
ное зерно во всякомъ случаѣ не попадетъ на граничную кривую или
безконечно близко къ нёй.
Предполагая вселенную конечной, мы даемъ для органической
68 Д. МОРДУХАЙ-ВОЛТОВСКОЙ.
жизни опредѣленное промежуточное положеніе между атомомъ
я всей вселенной.
Вполнѣ естественно требовать для клѣтки достаточное число
атомовъ, а для организма человѣка достаточное число клѣтокъ.
Организму должна быть присуща достаточно интенсивная вну-
тренняя жизнь. Но этого еще мало, вся вселенная или половина
или четверть ея не можетъ быть организмомъ, ибо къ требова-
нію внутренней жизни организма слѣдуетъ прибавить требованіе
внѣшней достаточно обширной среды, въ которой можетъ жить
организмъ. Нельзя выстроить храмъ изъ трехъ кирпичей, но и
нельзя выстроить храмъ высоты, равной земному радіусу. Орга-
низмъ не долженъ быть ни слишкомъ близко, ни слишкомъ да-
леко отъ атома.
Есть одинъ выходъ — предположить безконечное число воз-
вращеній (конечное число даетъ тѣ же затрудненія, что единич-
ный случай), но въ такомъ случаѣ безконечно мало вѣроятно,
чтобы изъ безконечнаго числа періодовъ мы попали какъ
разъ въ первый.
Удалимся отъ атома. Что мы видимъ въ каплѣ воды подъ
микроскопомъ?
Развѣ этотъ чудесный міръ, этотъ міръ лихорадочной жизни
имѣетъ что либо общее съ звѣзднымъ міромъ? Первое заключе-
ніе, къ которому мы должны прійти, это — то, что, уменьшаясь, мы
двигаемся по напрвленію къ упрощенію вселенной.
Обитатели капли воды,— это простѣйшіе организмы. Среди нихъ
мы не увидимъ ни млекопитающаго животнаго, ни орхидей-
наго растенія.
. Если мы уменьіпимся до такихъ размѣровъ, что о, і миллиметра
будетъ для насъ то же, чѣмъ раньше была сажень, то окажем-
ся въ компаніи не лошадей и коровъ, а причудливыхъ коловра-
токъ— все еще Мегахоа. При дальнѣйшемъ сокращеніи нашего
масштаба въ десятки разъ мы попадемъ въ царство исключитель-
но Ргогохоа. Конечно, вѣрно то, что мы и раньше могли встрѣтить
одноклѣтчатые организмы, размѣры клѣтки колеблятся въ до-
вольно широкихъ границахъ, но на этой ступени уже нѣтъ
Мегахоа. Конечно, амеба и корненожка—нѣчто очень сложное въ
сравненіи съ тѣми біологическими элементами, на которые ста-
раются разложить клѣтку, но все-таки это нѣчто крайне простое
въ сравненіи съ организмомъ млекопитающихъ, такъ же какъ
ГРАНИЦЫ ВСЕЛЕННОЙ.
69>
діатомея — нѣчто крайне простое въ сравненіи съ цвѣтковымъ
растеніемъ. Дальше при дальнѣйшемъ путешествіи Микромегаса
вмѣсто одноклѣтчатыхъ животныхъ и растеній идутъ бактеріи,,
нѣчто меньшее, чѣмъ клѣтка, то, что, такъ сказать, лежитъ ни-
же раздѣла организмовъ на два основные типа: животное и
растеніе.
За ними вожатымъ Микромегаса перестаетъ быть микроскопъ.
Его замѣняютъ физическая и химическая гипотезы. Но не луч-
ше ли Микромегасу отказаться отъ ихъ услугъ.
Онъ въ правѣ признать, что согласованность гипотезы съ
дѣйствительностью не есть еще доказательство ея реальности.
Ряду наблюдаемыхъ физическихъ объектовъ А, В, С, ска-
жетъ онъ, приводится въ однозначное соотвѣтствіе рядъ меха-
ническихъ образовъ а, в, с..., явленіямъ, происходящимъ съ А,
В, С..., Р, (^, К...—рядъ математическихъ операцій надъ а, в, с..~
Такая „картина вселенной"—это только рядъ символовъ, опери-
рованіе надъ которыми ведетъ къ предугадыванію какихъ либо
явленій, происходящихъ съ А, В, С... напримѣръ, Р, отвѣчающихъ
р, при наличности явленій В, С..., отвѣчающихъ д, г...
Но однозначно отвѣчающихъ А, В, С... рядовъ а, в, с... мо-
жетъ быть не одинъ, а очень много при чемъ ни одинъ изъ
нихъ не можетъ быть болѣе реальнымъ, чѣмъ А, В, С... и
Р, О, К...
ТТ т т . /А, В, С... '
По мѣрѣ введенія въ ряды < п п новыхъ объектовъ и
(Р, (^, К...
/а, в, с.-
новыхъ явленіи осложняются и ряды < осложняются такъ,.
Ір, я, г...
что даже простѣйшій элементъ атомъ, по словамъ одного со-
временнаго физика, становится столь же сложнымъ, какъ рояль.
4. Атомъ, канъ фактъ.
Остановимъ Микромегаса. Сзади него длинный путь, впереди
него тоже видна не пройденная дорога. Но онъ уже знаетъ ха-
рактеръ пути. Вотъ космическій законъ, который для него*
уже очевиденъ: по тому пути, который остается передъ нимъ,
идетъ упрощеніе, обѣднѣніе вселенной; послѣднимъ членомъ
въ этомъ ряду упрощающихся объектовъ стоитъ такой, внутренняя
жизнь котораго не связана съ жизнью окружающей его вселен-
70 Д. МОРДУХАП-БОЛТОВСКОЙ.
ной, который является неразложимымъ въ физическомъ и хи-
мическомъ смыслѣ.
Но характеръ взаимодѣйствій атомовъ опредѣляется той или
другой атомистической гипотезой. Что атомы обнаруживаютъ
свойства идеальныхъ тѣлъ, которыми оперируетъ теоретиче-
ская механика, что они, напримѣръ, не испытываютъ тренія при
своемъ движеніи, что для того, чтобы сдвинуть атомъ съ его
мѣста, достаточно сколь угодно малой силы, — это, конечно, все
принадлежитъ уже атомистической гипотезѣ. Ассимптотическое
приближеніе къ какому либо положенію ладится прекрасно съ
атомистической картиной міра. Если такимъ положеніемъ будетъ
равновѣсіе атомовъ, то рядъ состояній, ассимптотически при-
ближающихся къ этому состоянію, представится, какъ совокуп-
ность безконечно малыхъ колебательныхъ движеній атомовъ око-
ло положеній равновѣсія. Но если оставимъ атомистическую ги-
потезу и обратимся непосредственно къ опыту, то увидимъ, что
не существуетъ ни одного Явленія, обнаруживающаго асимпто-
тическій характеръ.
Для всякаго колебанія существуетъ низшій предѣлъ амплиту-
ды, ниже котораго оно не можетъ спуститься, не уничтожив”
шись. Такъ маятникъ, совершая рядъ колебаній, все съ меньшимъ
и меньшимъ отклоненіемъ продолжаетъ свои колебанія не до
безконечности, а переступивъ низшій предѣлъ отклоненія, оста-
навливается.
Человѣкъ не безконечно дряхлѣетъ, дряхлость его имѣетъ
•опредѣленный предѣлъ, она пресѣкается смертью, а не прибли-
жается къ ней ассимптотически.
Существуетъ низшая граница для раздраженія, возбуждающаго
ощущеніе...
При энергетическомъ міровоззрѣніи, отвергающемъ атомисти-
ческую гипотезу и разсматривающемъ вселенскій процессъ, какъ
рядъ превращеній энергіи, не представляетъ никакого противо-
рѣчія выставить извѣстный низшій предѣлъ для разности энер-
гіи въ двухъ числахъ, при которыхъ возможенъ процессъ обмѣна
энергіи (что уже имѣетъ мѣсто въ ученіи о тепловомъ квантумѣ).
Для всякихъ энергій существуютъ опредѣленныя свойства, отъ
равенства которыхъ зависитъ покой энергіи, напримѣръ: для
-теплоты — температура, кинетиче ской энергіи — скорость, по-
тенціальной — потенціалъ, работы — сила, расширенія—давленіе.
ГРАНИЦЫ ВСЕЛЕННОЙ.
71
Эти свойства Хельмъ и Оствальдъ называютъ интенсивностями
и Хельмъ х) слѣдующимъ образомъ формулируетъ основной за-
конъ явленій. Для того, чтобы, что-либо произошло въ существую-
щихъ энергіяхъ, должны существовать различія въ степеняхъ ин-
тенсивности.
Вт^ этой формулировкѣ не предлагается тіпітшп для такой
разности. Различіе интенсивностей, какъ бы оно ни было мало,
можетъ влечь движеніе энергій.
Опытъ же намъ даетъ, какъ мы видимъ, исключительно такія
явленія, которыя начинаются только при переходѣ различія ин-
тенсивностей черезъ извѣстный тіпітшп.
Атомистической гипотезѣ (поскольку она, претендуя на реаль-
ность, не является только рабочей гипотезой) приходится отверг-
нуть этотъ тіпітит. Что же касается до энергетическаго міро-
воззрѣнія, то существованіе тіпітит’а не только не проти-
ворѣчитъ ему, но, какъ подтверждаемое опытомъ, какъ и другіе
законы энергетики, должно быть принято на равныхъ съ ними
правахъ. Не забудемъ, что чисто механическое міровоззрѣніе ни-
какъ не можетъ установиться. При всякомъ объясненіи въ атомъ
всплываютъ такія свойства, которыя не могутъ быть присущи
идеальнымъ числамъ.
Атомъ, какъ идеальное число Механики, оказывается только
очень грубымъ приближеніемъ, такимъ приближеніемъ, ошибка
котораго должна выступить съ убійственной силой тамъ, гдѣ
мы имѣемъ дѣло съ безконечно-малымъ. Чтобы пояснить, напо-
мню, что объясненіе различныхъ явленій равновѣсіемъ атомовъ
(напр., въ стереохиміи) неизбѣжно требуетъ развѣнчанія подоб-
наго рода атомной идеальности.
Если какое-нибудь тѣло, оперевъ двумя точками А, В на
плоскость, установить въ положеніе равновѣсія, направивъ вер-
тикаль, проходящую черезъ центръ тяжести, такъ, чтобы она
прошла черезъ прямую АВ, то это можетъ удасться только по-
тому, что упомянутыя выше точки въ дѣйствительности не двѣ
точки, а весьма малая чъсть плоскости, вслѣдствіе чего для по-
ложенія равновѣсія вертикали нѣтъ необходимости въ полной
точности пересѣкать прямую АВ.
Если бы мы имѣли геометрическое тѣло—двѣ геометрическія точ-
1) Неіт. Біе ЬеЬге 4ег Епег^іе ЬізЮгізсЬ-кгігізсІі епЬѵіскЙі, Ьеіргі^, 1887,6і.
72
МОРДУХАЙ-БОЛТОВСКОЙ.
ки АВ, то никогда мы не привели бы тѣло въ равновѣсіе, иба
указанное выше положеніе равновѣсія было бы недостижимо,
удачный результатъ пробъ былъ бы безконечно маловѣроятенъ»
То же, конечно, относится и къ атомамъ. Всякое положеніе ихъ
равновѣсія, напр., группы четырехъ атомовъ, было бы таково, что
вѣроятность его слѣдовало бы оцѣнивать нулемъ, т.-е. оно было
бы попросту невозможно. Слѣдуетъ выставить такой кос-
мологическій законъ* * который долженъ относиться и къ атомамъ,,
если эти послѣдніе брать въ ихъ дѣйствительномъ видѣ.
Существуетъ низшая граница для всѣхъ величинъ вселенной.
Низшая граница для пространства, въ которомъ могутъ про-
исходить физико-химическія явленія — это пространство, зани-
маемое атомомъ. Низшая граница должна быть и для скорости *)
движенія, послѣ которой слѣдуетъ неподвижность (при чемъ
при конечности вселенной абсолютная скорость — это вполнѣ
опредѣленное понятіе) и т. д. Вселенная, жизнь которой поту-
хаетъ, не должна вѣчно находиться въ такомъ состояніи.
Микромегасъ 2) дойдетъ въ дѣйствительности до низшей гра-
ницы вселенной.
5. Макрокосмосъ.
Но Микромегасъ и съ другой стороны увидитъ стѣну. Онъ
будетъ идти по пути обогащенія внутренняго содержанія и обѣд-
нѣнія внѣшней жизни, взаимодѣйствій.
Посмотримъ въ микроскопъ, а затѣмъ послушаемъ Флам-
маріона.
„Чтобы составить себѣ понятіе о-безпредѣльности пустыни, окру-
жающей нашу солнечную систему,—говоритъ Фламмаріонъ 8), —
лучше будетъ обратиться къ нѣкоторымъ сравненіямъ, чѣмъ до-
вольствоваться ничего не говорящими нашему, воображенію чис-
лами. Представимъ разстояніе, отдѣляющее насъ отъ солнца,
одной саженью и начертимъ этимъ радіусомъ кругъ.
Пусть въ центрѣ его будетъ солнце. Его надо изобразить ша-
ромъ съ діаметромъ въ 7 линій, наша планета изобразится точ-
кой съ діаметромъ въ о,об линій въ разстояніи сажени отъ
*) Высшая граница ставится „Новой Механикой".
*) Живописная Астрономія, стр. 309.
•) Живописная Астрономія, стр. }о9.
ГРАНИЦЫ ВСЕЛЕННОЙ.
73
солнца. Границей нашего планетнаго царства будетъ орбита Не-
птуна съ радіусомъ въ 30 саженей, а самъ Нептунъ изобразится
піаромъ въ 0,3 линіи въ діаметрѣ. Но, чтобы помѣстить на
этомъ планѣ ближайшую звѣзду, нужно удалиться на; у о верстъ.
Вотъ въ какомъ отношеніи стоятъ размѣры солнечной системы
въ безпредѣльномъ междузвѣздномъ пространствѣ! Лишь на та-
комъ страшномъ разстояніи мы встрѣчаемъ первое синое» солнце,
которое можно представить шаромъ приблизительно такой ве-
личины, какую мы взяли для изображенія нашего солнца.
Первое отличіе микрокосмоса отъ макрокосмоса—это большая
его скученность. Но въ своемъ путешествіи Микромегасъ убѣ-
дится, что менѣе всего можно говорить о бурныхъ проявленіяхъ
жизни у Макрокосмоса, что всѣ измѣненія, которымъ подверга-
ются числа - гиганты, ничтожны по сравненію съ ихъ величиной.
Если Микромегасъ до начала своего путешествія приходилъ въ
ужасъ отъ жісли о скорости (28 в. въ і сек.) обращенія земли
вокругъ солнца, то затѣмъ въ не меньшую скуку онъ впадаетъ,
выслѣживая это движеніе, сравнявшись своимъ ростомъ съ діа-
метромъ земного шара.
Въ одинъ часъ всего 8'/3 его роста,—вѣдь передъ такимъ дви-
женіемъ движеніе улитки, черепахи — то же, что въ сравненіи
съ ними бѣгъ Ахиллеса. Въ то время, какъ Микромегасъ въ і
часъ отшагалъ бы 2000 саженей, земля пододвинулась бы на
24 сажени.
Макрокосмосъ въ противоположность микрокосмосу представля-
етъ изъ себя, если такъ можно выразиться, едва дышащій міръ.
Второе отличіе микрокосмоса отъ макрокосмоса—это большая
подвижность.
Среднее разстояніе между молекулами 3.10е м.м., т.-е. въ
іо разъ больше діаметра.
Средняя длина, на которой можно ожидать столкновенія,
9.10е м.м.
Среднее разстояніе между небесными тѣлами 66. іо1* кил.,
діаметръ.ю килм., т.-е. разстояніе въ 66ло6 больше діаметра.
Можно сказать, что скученность молекулъ въ 66ло8 разъ
больше скученности небесныхъ тѣлъ.
Небесное тѣло діаметромъ въ 2.юб килом. движется на 20
ил. въ і сек., т.-е. на іо8 своего діа метра.
74
Д. МОРДУХАЙ-ВОЛТОВСКОЙ.
Молекула воздуха съ діаметромъ въ 3.107 м.м. совершаетъ
путь въ 5.іо5 м.м. въ і сек., т.-е. вѣ і секунду совершаетъ
болѣе чѣмъ іо12 своего діаметра*
Можно сказать, что подвижность молекулы въ юп разъ бо-
лѣе подвижности небеснаго тѣла.
Между этими двумя степенями скученности и подвижности
находятся тѣла размѣровъ одного порядка съ нами.
Достаточно только признать невозможность ассимптотическихъ
приближеній и намъ придется признать и высшую границу, т.-е.
конечность вселенной въ пространствѣ.
6. Временнбй атомъ.
Для всего требуется не только мѣсто, но и время. Мотылекъ
живетъ нѣсколько дней. Инфузорія — нѣсколько часовъ. Но
можно ли сказать, что оно переживетъ больше, чѣмъ пережи-
ваетъ человѣкъ въ день или въ часъ! Можно ли предполагать
въ жизни одноклѣтчатаго организма калейдоскопъ необычайно
быстро смѣняющихся переживаній. Вѣрнѣе всего, что, какъ
амеба въ результатѣ сводится къ элементу нашего организма —
и ея жизнь есть только ничтожная часть нашихъ переживаній.
Для реакціи на окружающую среду со стороны организма
требуется время. Промежутки времени между раздраженіемъ
или ощущеніемъ для человѣка секунды, для одноклѣтчатаго орга-
низма вѣроятно меньше. Но такой промежутокъ во всякомъ
случаѣ не сводится къ нулю. к
Измѣните масштабъ времени. Сдѣлайте секунды для Васъ —
сутками или мѣсяцами и ни одинъ законченный актъ не умѣ-
стится въ Вашемъ полѣ зрѣнія.
Чисто механическое міровоззрѣніе всѣ явленія объясняетъ
иллюзіями, кромѣ толчка и движенія. Относительно толчка
приходится сказать то же, что относительно реакціи на раздра-
женіе. Намъ приходится или вводить во время то, что дина-
мисты вводили въ пространство въ видѣ атома точки, создавать
актъ, находящійся внѣ времени, со всѣми абсурдностями, кото-
рыя ведете въ реальномъ мірѣ такой объектъ,взятый изъ міра аб-
стракціи, или принять за толчкомъ нѣкоторую продолжитель-
ность безъ права помѣщать какія либо смѣны явленій въ этотъ,
промежутокъ времени, ибо всякая смѣна явленій была бы измѣ-
неніемъ неизмѣняемаго атома.
ГРАНИЦЫ ВСЕЛЕННОЙ.
75
Тогда и толчокъ не умѣстится въ полѣ зрѣнія на нѣкоторой
ступени для Микромегаса. Онъ будетъ видѣть только движу-
щіеся атомы, не видя ни конца, ни начала движенія, или будетъ
видѣть части толчка, уже не разложимаго на отдѣльныя
явленія.
Но движеніе атома можетъ продолжаться сколь угодно ко-
ротко. Поэтому въ сторону измѣненія масштаба времени при
чисто механической картинѣ вселенной открывается безконечный
путъ, но путь по пустынѣ явленій, по непрерывно длящемуся
явленію, совершенно однородному въ своихъ частяхъ; это только
перемѣна мѣста безъ перемѣны состоянія. Микромегасъ видитъ
сперва мчащіяся молекулы, при дальнѣйшемъ замедленіи темпа
жизни видитъ эти молекулы уже медленно плетущимися... Онъ
видитъ ихъ, наконецъ, въ полной ужасной скукѣ и безсмыслен-
ности неподвижности. Но при механическомъ міровоззрѣніи
ему остается утѣшеніе. Молекула только кажется ему непо-
движной, ко времени глубокой старости Микромегаса она пере-
двинется на одну милліоную миллиметра.
Но при энергетическомъ міровоззрѣніи выступаетъ возмож-
ность временного атома.
При этомъ міровоззрѣніи пространственный атомъ — тіпітит
различія въ степени интенсивности, необходимый для явленія
(всегда состоящаго въ превращеніи энергіи).
Естественно предположить также и тіпітит времени, необ-
ходимый для превращенія этого квантума энергіи. Если прошло
недостаточное время,ч то превращенія не получается.
Механическая точка зрѣнія находила бы объясненіе этому
въ томъ, что нѣкоторая система атомовъ не дошла до опре-
дѣленнаго мѣста, гдѣ должно совершиться превращеніе энер-
гіи. Энергетическое міровоззрѣніе вовсе не нуждается въ этомъ
объясненіи. Оно не берется объяснять основные постулаты,
лежащіе въ основѣ ея построеній. Оно беретъ ихъ изъ синтеза
наблюденій надъ космосомъ. Спросить, что совершается во все-
ленной, когда превращается квантумъ — не то же ли самое,
что спросить, что происходитъ внутри атома?
Временной атомъ—это не совершенно новая идея *). Возраже-
нія Зенона и мегариковъ противъ реальности движенія на осно-
*) Арнимъ. Исторія античной философіи.
76
Д. МОРДУХАЙ-БОЛТОВСКОЙ,
ваніи кроющихся въ понятіи движенія противорѣчій были очень
мучительны для атомистовъ.
Эпикуръ открылъ дверь, которой древній матеріализмъ могъ
выйти изъ затрудненія, это — признаніе, такъ сказать, зернистаго
строенія пространства и времени, признаніе «наименьшаго» въ
пространствѣ и «наименьшаго» во времени.
Время, употребленное на движеніе, слагается изъ ограниченнаго
числа «наименьшихъ». Какъ логическое слѣдствіе зернистаго
строенія пространства и времени, вытекаетъ равная скорость
движенія атомовъ въ пути; видимыя различія скоростей всѣ
происходятъ вслѣдствіе задержки движенія толчками. Ибо,
если бы какой нибудь атомъ употребилъ на прохожденіе
«наименьшей» частицы пути больше времени, чѣмъ другой, то
въ то время, какъ второй успѣетъ пройти все пространствен-
ное наименьшее, первый проходитъ только его часть и наимень-
шее является уже дѣлимымъ.
Раньше, чѣмъ пустить «временнаго» Микромегаса въ обрат-
номъ направленіи, мы, убѣжденные въ томъ, что со стороны
.замедленной жизни остается стѣна, спросимъ возможно ли ее ожи-
дать и съ другой стороны? Возможно ли предполагать, что мы
изъ безконечнаго числа возможныхъ темповъ жизни должны
были получить тотъ, который въ конечномъ разстояніи отъ «вре-
менного» атома и въ безконечномъ отъ того, которымъ живетъ
безконечная вселенная, что даже все существованіе человѣче-
ства представляетъ безконечно малый элементъ вселенскихъ
явленій высшихъ порядковъ? Для Микромегаса обратный путь
доставитъ положительное мученіе. Заводите быстрѣй, быстрѣй
кинематографъ вселенной! Вотъ ростокъ, который быстро поды-
мается изъ раскрывающихся сѣмядолей: едва успѣвъ покрыться
листьями, онъ разверзаетъ лепестки своего цвѣтка, чтобы тотчасъ
сбросить ихъ на землю и разорвать обратившуюся въ плодъ
завязь, разбросавъ за лепестками сѣмена для новыхъ поколѣній...
Или вотъ земной шаръ, быстро мѣняющій свои очертанія съ
наступающими съ полюсовъ ледяными покровами, которые
затѣмъ обращаются въ зеленѣющія пространства...
Безконечной ли длины эта фильма?
Можемъ ли мы придать нашему механизму какую угодно
скорость, превращающую сперва наши картины въ мучитель-
ный для глаза Микромегаса потокъ образовъ, а затѣмъ въ
ГРАНИЦЫ ВСЕЛЕННОЙ.
77
одинъ дрожащій неровнымъ свѣтомъ хаосъ? Или лента имѣетъ
конечную длину? Увеличиваніе скорости движенія нашей фильмы
доводится до того, что весь сеансъ уничтожается, прохожде-
ніе самой ленты является уже неуловимымъ. Приближаемся ли
мы ассимптотически къ безконечно быстрой смѣнѣ явленіи или
естественнѣе и здѣсь отвергнуть ассимнтотическое приближеніе,
какъ при первомъ путешествіи Микромегаса, признавъ, что передъ
Микромегісомъ двѣ стѣны: одна — въ наименьшемъ, другая —
въ наибольшемъ?
7. За предѣлами млечнаго пути.
Вселенная не только негомогенна, но и неизогенна въ про-
странствѣ. Путешествіе Ураніи короче, но разнообразнѣе, чѣмъ
то, которое описываетъ Фламмаріонъ.
Если въ системѣ млечнаго пути наблюдается равномѣрное
распредѣленіе тѣлъ и одного порядка массы, объемы, ц скорости,
то за предѣлами млечнаго пути мы усматриваемъ разрѣшеніе
вселенной, ея обѣднѣніе. Жизнь вселенной въ бедѣе ртдаден*
’ныхъ отъ насъ областяхъ представляется менѣе интенсивной.
Можно, конечно, строить предположенія о существованіи
за разрѣженіемъ, обнимающимъ нашъ млечный путь, новыхъ
сгущеній.
Конечно, окончательно опровергнуть фактами существованіе
такихъ системъ невозможно.
Но возможно значительно ослабить вѣру въ ыихъ, убѣдцвъ
въ томъ, что тѣ видимые факты, которые выдвигаются инфи-
нитистами въ пользу этой гипотезы, неправильно ими пони-
маются.
Кантъ первый далъ грандіозную гипотезу о существованіи
многихъ млечныхъ путей. Онъ проводитъ идею, что наша сол-
нечная система входитъ какъ составная часть въ систему млеч-
наго пути. Другіе млечные пути, содержащіе, какъ нашъ млеч-
ный путь, милліоны звѣздъ, представляются намъ въ видѣ туман-
ностей эзшптической формы, не разложимыхъ на звѣзды только
вслѣдствіе относительной слабости нашихъ телескоповъ.
Всѣ эти млечные пути можно разсматривать, въ свою очередь,
какъ элементы другихъ системъ, для которыхъ каждый млеч-
ный путь то же, что для солнца—планеты.
Вопроси философій, кн. 137. $
78
Д. МОРДУХАЙ-ВОЛТОВСКОЙ.
Идеи, родственныя Кантовскимъ, высказываетъ и Ламбертъ въ
своихъ „Космологическихъ письмахъ объ устройствѣ вселенной“
(1761 г.). Вся вселенная представляется ему безконечной.
Въ безконечной вселенной, которую ему открываетъ полная
юношескаго пыла наука XVIII вѣка, онъ, правда, не слышитъ
гармоніи небесныхъ сферъ, но духовное око его видитъ иде-
альную гармонію движеній. Можно сказать, что въ его картинѣ
міра все обстоитъ благополучно.
Весь міръ сшитъ столь крѣпко нитками, что нѣтъ основанія
бояться за его цѣлость. Наша солнечная система, это—только си-
стема перваго порядка, можно сказать — низшій чинъ въ безко-
нечной арміи солнцъ. Эта система движется и вмѣстѣ съ дру-
гими солнцами составляетъ систему второго порядка съ солнцемъ
несравненно большимъ, чѣмъ наше солнце, во главѣ.
Вокругъ этого солнца движутся солнца перваго порядка.
Въ свою очередь большое солнце принадлежитъ само къ си-
стемѣ солнцъ, которую можно назвать системой третьяго порядка
и которая обращается вокругъ еще большаго солнца, принадле-
жащаго къ системѣ 4-го порядка. Продолжая такимъ образомъ
дальше, можно вообразить себѣ системы различныхъ порядковъ—
5-го, 6-го, 7-го, и т. д.
Въ нашемъ млечномъ пути, составляющемъ ближайшую къ
намъ систему перваго порядка, должно 0ыть центральное тѣло,
ближайшее къ намъ солнце второго порядка.
Какъ бы ни были грандіозны воззрѣнія Канта и Ламберта, какъ
бы можетъ быть намъ ни хотѣлось видѣть вселенную именно та-
кой, какъ ее описываютъ Кантъ и Ламбертъ, наука разбиваетъ
намъ эти воззрѣнія, какъ она разбила кристаллическія сферы древ-
нихъ. Ламбертъ вычислилъ на основаніи недостаточныхъ дан-
ныхъ его времени внутренній и внѣшній діаметръ млечнаго пути,
представляющаго изъ себя якобы сферическій слѣдъ, пришелъ
къ заключенію, что онъ равенъ 150000 разстоянію отъ насъ
Сиріуса.
Каково должно быть тогда разстояніе отъ насъ туманностей,
т.-е. другихъ млечныхъ путей? Но оказывается, что, если для
видимой части вселенной древніе давали слишкомъ малые раз-
мѣры, если даже Кеплеръ глубоко ошибался, оцѣнивая попе-
речникъ видимаго небеснаго пространства въ 4 милліона солнеч-
ныхъ радіусовъ, то съ другой стороны пылкая фантазія мысли-
ГРАНИЦЫ ВСЕЛЕННОЙ.
79
телей XVIII вѣка представила имъ видимую вселенную, т.-е. млеч-
ный путь и туманности, въ слишкомъ большихъ размѣрахъ, не
соотвѣтствующихъ дѣйствительности.
В. Струвэ показалъ, что при предположеніяхъ Ламберта мы
не могли бы видѣть въ двадцатифутовый телескопъ Гершеля
даже ближайшія звѣзды млечнаго пути.
Но даже въ предположеніи, что границы млечнаго пути къ
намъ много ближе, чѣмъ указывалъ Ламбертъ, что онѣ не въ
150 тысячъ, а всего въ юо—200 разъ дальше Сиріуса, такъ что
свѣтъ отъ звѣздъ млечнаго пути доходитъ до насъ въ 3000 лѣтъ,
мы будемъ имѣть грандіозное представленіе о разстояніи бли-
жайшихъ отъ насъ туманностей и будемъ невольно склоняться
въ сторону безконечности вселенной.
Но и представленіе Канта и Ламберта о туманностяхъ тоже
разбивается наукой. Спектральный анализъ ясно доказалъ, что
не всѣ туманности представляютъ изъ себя звѣздныя кучи, что
среди нихъ существуютъ безусловно неразложимыя туманности,
представляющія изъ себя лишь массы свѣтящагося газа. Тотъ
Зкё спектральный анализъ доказалъ необходимость признанія, что
многія туманности отъ насъ не дальше, чѣмъ даже сравнительно
яркія звѣзды. Такъ, напримѣръ, было указано, что свѣтъ звѣздъ
отъ большой Оріоновой туманности долженъ пройти черезъ эту
туманность, т.-е. звѣзды необходимо должны быть позади этой
туманности (Секки). Къ этимъ заключеніямъ, подрѣзывающимъ
крылья фантазіи, пришелъ еще до открытія спектральнаго ана-
лиза В. Струвэ. Уже оцѣнка числа звѣздъ въ звѣздныхъ ку-
чахъ и разложимыхъ туманностяхъ, простирающагося только до
десятковъ тысячъ, приводила его къ мысли, что нельзя прирав-
нивать туманности млечному пути. Къ этому еще присоединилось
у него хорошо обоснованное сомнѣніе въ разложимости многихъ
туманностей. По мнѣнію Струвэ, о тѣхъ „другихъ* млечныхъ пу-
тяхъ, о которыхъ говоритъ Кантъ, къ которымъ не принадлежитъ
ни наше солнце, ни видимыя звѣзды, ни туманности, можно ска-
зать только слѣдующее:
„Подобныя системы могутъ существовать, но до сихъ поръ въ
подтвержденіе этого мы не имѣемъ еще ни одного доказатель-
ства, мы ихъ можемъ подозрѣвать умственнымъ зрѣніемъ, но
онѣ недоступны физическому*.
2*
80
Д. МОУДУХАЙ-ВОЛТОВСКОЙ.
8. Центръ вселенной.
Утверждать существованіе центра вселенной—особенной точки,
въ зависимости отъ разстоянія отъ которой находится состояніе
вселенной — это, конечно, вполнѣ опредѣленно признавать не-
изогенностъ вселенной. Но центръ вселенной — это та идея, къ
которой обычно припираются, какъ къ стѣнѣ, инфинисты, спасаясь
отъ возраженій своихъ противниковъ.
Такимъ центромъ вселенной является „тѣло альфа" Неймана»
Вселенная подчиняется закону инерціи.
По закону инерціи матеріальная точка, не находящаяся подъ
дѣйствіемъ видимыхъ силъ и предоставленная сама себѣ, совер-
шаетъ равномѣрное прямолинейное движеніе.
Но всякое движеніе, которое мы можемъ измѣрить, и, болѣе
того, всякое движеніе, которое можно вывести, какъ слѣдствіе
изъ опредѣленныхъ законовъ, представляетъ движеніе относи-
тельна чего-нибудь, т.-е. движеніе относительное. Относительное
же движеніе можетъ быть относительно земли прямолинейнымъ,
относительно Сатурна криволинейнымъ, при этомъ будетъ различ-
ная, постоянная или перемѣнная скорость, смотря по тому, отне-
семъ ли это движеніе къ Юпитеру, Сатурну или Венерѣ. Подъ
абсолютнымъ движеніемъ, къ которому относится законъ инер-
ціи, м!ы должны опять-таки разумѣть нѣкоторое относительное
движеніе относительно нѣкоторой абсолютной точки. Чтобы за-
конъ носилъ опредѣленный характеръ—необходимо, чтобы поло-
женіе точки было вполнѣ опредѣлено.
Никакого затрудненія не было бы, если бы признали міръ ко-
нечнымъ и потому опредѣленной формы, положеніе точки
опредѣлялось бы ея относительнымъ положеніемъ относительно
ограничивающей вселенную поверхности.
Но при безконечности вселенной приходится конкретизиро-
вать эту точку, помѣщать въ ней тѣло, своими свойствами вы-
дѣляющееся изъ окружающей среды.
По Нейману—это совершенно особое тѣло, названное имъ
„тѣло альфа".
Необходимо, говоритъ Нейманъ, установить первый принципъ
Галилео-Ньютоніанской Механики, состоящій въ томъ, что въ
нѣкоторомъ неизвѣстномъ мѣстѣ вселенной находится неиз-
вѣстное тѣло абсолютно - твердое и неподвижное^ неизмѣнное въ
ГРАНИЦЫ ВСЕЛЕННОЙ.
81
формѣ и размѣрахъ. Назовемъ его: „тѣло альфа*. Тогда необ-
ходимо прибавить, что движеніе тѣлъ обозначаетъ измѣненіе
положенія не относительно земли или солнца, а относительно
тѣла альфа. ,
Законъ инерціи тогда получаетъ слѣдующую формулировку:
«матеріальная точка, предоставленная самой себѣ, движется прямо-
линейно относительно тѣла альфы*.
Гипотеза нѣсколько странная и мало вѣроятная, пожалуй ме-
нѣе вѣроятная, чѣмъ кристаллическая оболочка, окружающая
вселенную!
Тѣло альфа является носителемъ цѣлаго ряда свойствъ, проти-
ворѣчащихъ всему, что мы видимъ вокругъ этого чудеснаго тѣла.
Гдѣ же мы видимъ абсолютную твердость, безъ которой тѣло
теряетъ свое значеніе. Находится ли это тѣло подъ дѣйствіемъ
силъ тяготѣнія другихъ свѣтилъ? Если не находится, то вскры-
вается опять новое чудесное свойство, если же- да — то оно не
можетъ уже играть роли неподвижнаго тѣла.
Вотъ какого рода заплату приходится нашивать на гипотезу
о безконечности вселенной. Между тѣмъ, какъ въ предположе-
ніи конечности вселенной при существованіи опредѣленной гра-
ницы все то, чего хочетъ достигнуть Нейманъ съ помощью тѣла
альфы, легко достигается помощью граничной поверхности все-
ленной.
Еще въ і&?6 году знаменитый астрономъ Ольберсъ сдѣлала
слѣдующее замѣчаніе: «Если число тѣлъ вселенной, испускаю;
щихъ тепло и свѣтъ, безконечно, то каждая точка пространства
должна получить безконечное число свѣтовыхъ и тепловыхъ лу-
чей и поэтому должна быть безконечно тепла и свѣтла*. Отсюда
могутъ быть два вывода—что число звѣздъ не безконечно велико,
а конечно или же, что свѣтовые и тепловые лучи поглощаются
между "звѣздными пространствами. На послѣднемъ заключеніи и
останавливается Ольберсъ. Но его гипотеза не уничтожаетъ тѣх^
затрудненій, которыя порождаетъ предположеніе безконечнаго
числа звѣздъ. Каждая точка между-звѣздной среды, задержи-
вая вслѣдствіе поглощенія безконечное количество тепла, бу-
детъ нагрѣваться до безконечно-высокой температуры, нагрѣвая
и плавающія въ ней небесныя тѣла.
При первой альтернативѣ остается два пути для инфини-
тестовъ.
82
Д. МОРДУХАЙ-ВОЛТОВСКОЙ.
Можно предположить вмѣстѣ съ Вундтомъ неравномѣрное
распредѣленіе звѣздъ.
Такъ можно предположить, что на сферической поверхности,
описанной изъ солнца, какъ центра, радіусомъ К, находится §
звѣздъ, на сферѣ радіуса 2К не 48, а опять 8, на сферѣ раді-
уса 3К не 98, а опять 8 и т. д., то количество тепла и свѣта
выразится не безконечнымъ, а нѣкоторымъ сходящимся рядомъ.
Но при такомъ предположеніи возникаетъ необходимость абсо-
лютной точки, относительно которой опредѣляется плотность
вселенной со всѣми затрудненіями, указанными выше для Ней-
мановскаго «тѣла альфы».
Еще можно предположить, что только небольшая, конечная
кучка небесныхъ тѣлъ свѣтитъ и грѣетъ, вся же остальная
часть вселенной находится въ мракѣ и холодѣ, или вообще
предположить нѣкоторый законъ убыванія тепла и свѣта, исхо-
дящихъ изъ свѣтилъ по мѣрѣ удаленія отъ нѣкоторой точки
вселенной. Конечно, и въ этомъ случаѣ встаетъ передъ нами
опять новое «тѣло альфа». •
9. Воображеніе противъ конечности вселенной.
Наше воображеніе всѣми силами противится признанію ко-
нечности вселенной. Оно не можетъ признать одинъ только
атомъ—вселенную, носящуюся въ безконечномъ, но пустомъ про-
странствѣ. Оно влечетъ насъ къ «возвращеніямъ», къ повторе-
нію того, что Микромегасъ видѣлъ въ этомъ атомѣ. Вообра-
женіе наше тщетно пытается выйти изъ той замкнутой области,
въ которую оно заключено, отрицаніемъ всего того, что не сла-
гается изъ элементовъ, данныхъ научнымъ опытомъ. Какъ чело-
вѣкъ, заключенный въ комнатѣ съ зеркальными стѣнами, видитъ
только свой образъ безконечно умноженнымъ въ открывающем-
ся передъ нимъ «мнимомъ» пространствѣ, такъ воображеніе, бу-
дучи въ состояніи комбинировать лишь конечное число элемен-
товъ, данныхъ этимъ опытомъ, строитъ, повторяя одни и тѣ же
образы, строитъ безсмысленныя и безцѣльныя повторенія одно-
го и того же, противорѣча стремленію сущаго къ разнообразію
и экономіи средствъ для достиженія цѣлей... И эта «умножаемость»
образовъ, не указываетъ ли она только на то, что за границами
областей, доступныхъ нашему разуму и воображенію, находится
ГРАНИЦЫ ВСЕЛЕННОЙ.
83
немыслимое, иллогичное и невообразимое и не единственное ли
успокоеніе метущемуся воображенію — въ признаніи, что и за
границами вселенной пространство не пусто, но что оно запол-
нено не тѣмъ, что составляетъ содержаніе нашей вселенной?
Наука желаетъ не только познать, что ей дается опытомъ,
она желаетъ вмѣстѣ съ тѣмъ и принудить къ признанію несу-
ществованія того, что не объемлется этимъ опытомъ.
Но не находится ли въ нашемъ пространствѣ и нашемъ вре-
мни не одинъ этотъ матеріальный міръ, но нѣсколько міровъ,
взаимно другъ друга проникающихъ и въ своей непостижимой
для насъ эволюціи соприкасающихся между собой въ тѣхъ яв-
леніяхъ, которыя мы тщетно стараемся подвести подъ тотъ типъ,
тдѣ матеріальный міръ является автономнымъ, слѣдуя выражае-
мымъ въ нашихъ математическихъ и логическихъ терминахъ
законамъ...
Выгоняя «трансцендентальный» міръ въ дверь, мы видимъ его
входящимъ въ окно. Мы, жильцы этого матеріальнаго міра,
жильцы млечнаго пути, солнечной системы и земли, мы обычно
видимъ и слышимъ только ихъ и имъ подобное, мы обычно не
чувствуемъ, что тамъ, гдѣ они, .тамъ есть нѣчто другое, что мо-
жетъ быть тамъ, гдѣ ихъ уже нѣтъ. Но наша душа подобна
-высокому растенію, которое глубоко въ темное, полное ужасовъ
подсознаніе опускаетъ свои корни и подымаетъ свои благоухан-
ные цвѣты на недосягаемыя для всего этого бѣшено стремяща-
гося къ своей погибели космоса мистическія высоты. Мы чаще,
чѣмъ это кажется, соприкасаемся съ трансцендентальными міра-
ми и эти міры не внѣ пространствъ и времени, а находятся сре-
ди насъ и эволюціонируютъ вмѣстѣ съ нами.
Иные съ ожесточеніемъ изгоняютъ эти «трансцендентальные
міры», другіе только ищутъ для нихъ болѣе безопасное для не-
измѣнности «законовъ природы» помѣщеніе. Такимъ является
четырехмѣрное пространство, или Кантовская «вещь въ себѣ».
Признаніе трансцендентальнымъ идеализмомъ пространствъ
•субъективной формой нашей интуиціи выдвигаетъ этотъ мате-
ріальный міръ, какъ матеріалъ опыта, а пространство, какъ форму,
которая на него накладывается. Форма можетъ быть, конечно,
гораздо шире, чѣмъ то, на что она налагается, такъ геометри-
ческая логика, объемлющая всѣ патологическія геометріи, шире
«дѣйствительной» геометріи.
84 Д. МОРДУХАЙ-БОЛТОВОКОЙ.
Воображеніе не можетъ признать незаполненнаго пространства-
Остается, чтобы его успокоить или, лучше, чтобы освободиться
отъ его надоѣдливыхъ протестовъ, заполнить это пространство
или убѣдить, что этого пространства нѣтъ, что оно есть, по-
куда есть заполняющія его матеріальныя тѣла. Если признать
конечность вселенной и не заполнить то, что остается міромъ
«трансцендентальнымъ», то остается только этотъ второй, при-
надлежащій Канту выходъ. Но при этомъ удовлетворено не во-
ображеніе, а разсудокъ. Послѣдній прислушивается къ тому,
что говоритъ воображеніе.
Признавъ конечность вселенной, разсудокъ слышитъ протестъ
воображенія — приходится убѣждать его, что съ нѣкотораго
пункта послѣднее лжетъ.
10. Тепловая смерть вселенной.
Представляетъ ли жизнь вселенной круговое движеніе или
движеніе въ опредѣленномъ направленіи?
Конечно инфинитисты заинтересованы защитой первой части
альтернативы.
Принявъ первую, они вынуждены признать ассимптотическое
приближеніе къ нѣкоторому положенію, напримѣръ, положенію
равновѣсія, признать безконечно-малую подвижность ея въ без-
конечныя времена... Но съ такими ассимптотическими процессами,
какъ мы говорили выше, едва ли можно примириться. (§ 4.)
Передъ нами все яснѣй и яснѣй раскрывается фактъ рожденія
и смерти, признаніе конечности вселенной во времени.
* «Что было раньше? То, что должно появиться въ будущемъ.
Что происходило раньше? То, что еще должно произойти. Ни-
что не ново подъ солнцемъ и никто не смѣетъ говорить: вотъ
новый предметъ, ибо онъ существовалъ уже въ прежніе вѣка»,
говоритъ ЭкклезіаЛгъ.
Но это величайшее заблужденіе! Что мы видимъ? Это все
только маленькій водоворотъ въ потокѣ, который мы не замѣ-
чаемъ. Природа стремится къ разнообразію и не повторяется.
Что она сказала разъ—второй разъ не шявторяетъ.
Въ каждомъ событіи, улетающемъ отъ насъ въ туманную
даль 'прошедшаго, за голосомъ Экклезіаста не слышите ли вы
зловѣщее карканье ворона Эдгара Поэ — вѣщающее намъ неиз-
ГРАНИЦЫ ВСЕЛЕННОЙ. 85»
мѣнный законъ природы, разбивающій всегда старое для новаго:.
«Больше никогда»!
«Какія бы единообразія ни лежали въ основаніи явленій при-
роды, •говоритъ Джевонсъ, но дѣйствительная основная черта
природы—это постоянное разнообразіе и постоянно прогрессиру-
ющее измѣненіе».
Законъ сохраненія вещества и энергіи — это закону отрица-
тельнаго характера.
Онъ, конечно, не можетъ опредѣлить характеръ измѣненія,,
ибо онъ былъ бы прекрасно выполненъ, если бы во вселенной не
происходило никакихъ явленій, если бы вселенная была мертва.
Положительный характеръ имѣетъ другой законъ, законъ,
разсѣянія энергіи, опредѣляющій тенденцію выравниванія, фор-
мулируемый въ слѣдующемъ положеніи термодинамики: энтро-
пія вселенной непрерывно возрастаетъ. Этотъ космическій законъ
представляетъ слѣдствіе второго закона термодинамики, по ко-
торому тепловая энергія можетъ, переходить только отъ теплаго
къ болѣе холодному тѣлу.
Въ силу этого закона тепловая энергія звѣздъ разсѣивается'
на болѣе холодныя тѣла ,окружающія ихъ, и звѣзды охлаждаются^
все приближаясь къ состоянію теплыхъ и холодныхъ тѣлъ.
Тепловой энергіи, нынѣ сосредоточенной въ нѣкоторомъ коли-
чествѣ отдѣльныхъ тѣлъ, незначительныхъ въ сравненіи съ ихъ
взаимными разстояніями, суждено* въ будущемъ быть разбросан-
ной по той, нынѣ уже охлажденной массѣ мелкихъ аэролитовъ
и космической пыли, движущейся въ междузвѣздномъ простран-
ствѣ, или повысить на нѣсколько градусовъ температуру между-
звѣзднаго пространства, близкую къ абсолютному нулю.
Принципъ разсѣянія энергіи имѣетъ болѣе универсальное зна-
ченіе, относясь не только къ тепловой, но и ко всякого рода
энергіи. Благодаря тренію происходитъ и разсѣяніе механической
энергіи, ибо движущееся тѣло приводитъ въ движеніе и окружай
ющую среду. Движеніе замедляется, ибо на счетъ ея приходятъ
въ движеніе частицы среды или повышается температура послѣд-
ней. Въ виду того, что переходъ механической энергіи въ теп-
ловую цредставляетъ процессъ необратимый, энергія движенія
должна перейти въ тепловую, а послѣдняя разсѣяться и обез-
цѣниться.
Должно произойти то же, что происходитъ, когда въ холод-
86
Д, МОРДУХАЙ-БОЛТОВСКОЙ.
яую ванну вливаютъ стаканъ кипятка. Сконцентрированная въ
стаканѣ энергія разсѣется въ водѣ, заполняющей ванну, повы-
сивъ температуру послѣдней на какой-нибудь одинъ градусъ.
Тенденція вселенскихъ процессовъ очевидна, этотъ процессъ
ведетъ по направленію къ смерти, къ состоянію неподвижности...
11. Вселенскій потокъ.
У Канта идея вселенскаго круговорота болѣе выдержана,
чѣмъ у современныхъ ея защитниковъ.
Системы послѣдовательныхъ порядковъ вращаются вокругъ от-
вѣчающаго ему небеснаго тѣла-повелителя. Міръ уподобленъ
часамъ, заведеннымъ создателемъ; гдѣ каждое колесо въ опре-
дѣленный промежутокъ времени совершаетъ свое обращеніе.
Но то, что принималось Кантомъ за правило, теперь предста-
вляется исключеніемъ. Канту казалось, что монархическій прин-
ципъ связуетъ не только солнце съ планетами, но подчиняетъ и
само солнце нѣкоторому высшему повелителю.
Но вспомнимъ, каково звѣздное пространство, вспомнимъ,
что звѣзды почти независимы между собой, что онѣ уподобля-
ются людямъ въ огромной пустынѣ, отдѣленнымъ другъ отъ
друга столь большими разстояніями, что каждый и не подозрѣ-
ваетъ о существованіи другихъ въ той же пустынѣ.
Если теперь вспомнимъ также скорость движенія звѣздъ, до-
ходящую даже (правда, какъ исключеніе) до 300 в. въ секунду
{для 1830 по кат. Гумбриджа), кто круговое и эллиптическое
движеніе придется признать исключительнымъ явленіемъ, прису-
щимъ только спутникамъ звѣздъ, но не самимъ звѣздамъ, дви-
гающимся такъ, какъ должно двигаться тѣло при инерціи, по-
лучивъ нѣкогда толчокъ.
«Предположимъ, говоритъ Ньюкомбъ, что въ нашей вселен-
ной содержится сотня милліоновъ солнцъ, что въ среднемъ
каждое изъ нихъ въ пять разъ тяжелѣе нашего и что наша
вселенная имѣетъ такой діаметръ, что свѣтъ проходитъ его въ
тридцать тысячъ лѣтъ. Тѣло, падающее изъ безконечности въ
центръ этой звѣздной системы, обладало бы скоростью въ 40 кил.
въ секунду (37в.).
Но вѣроятная скорость звѣзды 1830 Гумбриджа по крайней
мѣрѣ въ 8 разъ больше этого, такъ что для объясненія ея ско-
ГРАНИЦЫ ВСЕЛЕННОЙ.
87
рости понадобилась бы масса въ 64 раза больше той, которую
мы предположили. Это простое соображеніе приводитъ къ слѣ-
дующей дилеммѣ: или звѣзды, составляющія нашу вселенную,
многочисленнѣе и тяжелѣе того, какъ, повидимому, представля-
ютъ ихъ телескопы, или упомянутая 1830-я звѣзда Гумбриджа не
принадлежитъ къ нашей вселенной, что она просто проходитъ
черезъ нее и совокупное притяженіе этой вселенной не можетъ
ее остановить». Разсужденіе это ведется въ предположеніи,
что звѣзды въ 5 разъ тяжелѣе солнца, но въ небесномъ про-
странствѣ замѣчается большее однообразіе и вѣса звѣздъ весь-
ма близки къ вѣсу солнца. Если взять вмѣсто у... і, то разсу-
жденіе даетъ тотъ-результатъ и для рядовыхъ звѣздъ: а Согопіз
Вогеаііз (у2в), а ЕІгзіз Маргіз (б^в), а Апіготесіае (б8в), аЕугае (ббв),
а Веоііа (б2в), и т. д. Столкновенія звѣздъ, которое мы, по мнѣ-
нію многихъ ученыхъ, наблюдаемъ въ явленіяхъ новыхъ звѣздъ,
заставляетъ усомниться въ устойчивости и гармоніи небесныхъ
движеній.
Такимъ образомъ, мы имѣемъ передъ глазами не часовой ме-
ханизмъ, вѣчно совершающій свои однообразныя движенія, мы
имѣемъ не систему звѣздъ, а потокъ звѣздъ, движущихся, какъ
капли дождя, почти по прямолинейнымъ путямъ.
Планеты движутся по круговымъ орбитамъ вокругъ солнца,
солнце увлекается потокомъ, такъ что для него прошедшее не
возвращается. Уже здѣсь въ характерѣ движенія небесныхъ
свѣтилъ мы видимъ, что круговоротъ замѣчается только въ
частяхъ вселенной, а вселенная въ цѣломъ не даетъ кругового
процесса и жизнь ея течетъ такъ, что прошедшее не возвраща-
ется.
12. Возрастъ свѣтилъ.
Современная наука иначе смотритъ на жизнь вселенной, чѣмъ
Кантъ и его современники. Жизнь вселенной не состоитъ толь-
ко въ движеніи небесныхъ тѣлъ.
Движущіяся, но потухшія тѣла—это трупы. Біеніе жизни
слѣдуетъ искать не въ Механикѣ, а въ Термодинамикѣ; не въ
движеніи свѣтилъ, а въ обмѣнѣ тепла между ними. Каждое
небесное свѣтило проходитъ черезъ стадіи: і) раскаленнаго солнца*
2) покрытой, но время отъ времени разрывающейся коры—земли
и лишенной атмосферы и вулканической дѣятельности луны.
88
Д. МОРДУХАЙ-БОЛТОВСКОЙ.
Но вселенная, утѣшаютъ насъ, на мѣстѣ «умершихъ свѣтилъ»
создаетъ новыя, и въ то время, когда одно тухнетъ, зажигается
другое, холодъ и тьма смѣняются жаромъ и свѣтомъ и послѣд-
ніе опять постепенно обращаются въ холодъ и тьму.
Круговой процессъ мірозданія сводится къ образованію изъ
туманностей раскаленной звѣзды и образованію новыхъ туман-
ностей черезъ столкновеніе звѣздъ. Происхожденіе звѣздъ изъ
туманностей представляетъ то основоположеніе, откуда исхо-
дятъ почти всѣ современныя космогоническія гипотезы.
Признавая его безспорнымъ, уже не рѣшаютъ вопроса, отку-
да происходятъ звѣздные міры, но только разъясняютъ, какъ
они происходятъ изъ туманности, существованіе которой явля-
ется необходимой предпосылкой ихъ построеній. При этомъ
къ этой предпосылкѣ обыкновенно присоединяется еще другая
о вращательномъ и поступательномъ движеніи, при чемъ предпо-
лагается ея концентрація, подъ дѣйствіемъ тѣхъ или иныхъ
силъ, къ одному или нѣсколькимъ центрамъ. О томъ, какія это
силы, каждая гипотеза говоритъ различно.
Изъ двухъ космическихъ началъ, звѣзднаго и туманностнаго,
послѣднее считается первичнымъ, подобно сѣмени, изъ котора-
го долженъ развиться организмъ. Такимъ образомъ, вселенная
можетъ быть сравнена, согласно Гершелю, съ садомъ, гдѣ мы
имѣемъ растенія всѣхъ возрастовъ и сѣмена, изъ коихъ они
должны произрасти. То, чѣмъ была раньше звѣзда, и то, чѣмъ
она должна стать, мы видимъ это въ каждый моментъ въ не-
бесномъ пространствѣ.
Туманность — это первая стадія, средняя — излучающее свѣтъ
и тепло солнце, послѣдняя — темное тѣло, аналогичное пла-
нетѣ солнечной системы.
Для того, чтобы вселенная не потухла вся цѣликомъ, не-
обходимо, чтобы круговая эволюція свѣтилъ совершалась въ
различное чтобы въ то время, когда одна звѣзда тухнетъ,
другая зажигалась, чтобы рядомъ со свѣтящимися солнцами
существовали темныя тѣла, потухшія солнца.
Уча о круговомъ процессѣ вселенной, мы должны утверждать
равномѣрное распредѣленіе небесныхъ тѣлъ по возрастамъ и су-
ществованіе большого числа темныхъ тѣлъ, въ особенности при
космогоніи Арреніуса, по которой время существованія въ формѣ
темнаго тѣла значительно превосходитъ время свѣченія.
ГРАНИЦЫ ВСЕЛЕННОЙ.
8»
Но вотъ тутъ-то и выступаетъ' цѣлый рядъ противорѣчій съ
фактическимъ матеріаломъ.
Во-первыхъ, въ то время, какъ бѣлыхъ и желтовато-бѣлыхъ
звѣздъ 66,2%; желтыхъ 20,6%, красновато-желтыхъ и красныхъ
всего 3%.
Между тѣмъ „возрастъ звѣздъ, говоритъ Янсенъ/ связанъ съ
ихъ цвѣтомъ, и фактъ, что онѣ различно окрашены, доказыва-
етъ, что всѣ звѣзды не пришли еще къ той же ступени эволю-
ціи. Бѣлыя звѣзды или бѣло-голубыя—солнца во всей силѣ ихъ
дѣятельности, которую онѣ сохраняютъ на огромное число лѣтъ,
желтый или даже оранжевый цвѣтъ — солнца, которыхъ солнеч-
ныя функціи кажутся еще могучими, но уже прошла молодость;
наконецъ, звѣзды отъ темно-оранжеваго цвѣта до краснаго пришли
къ степени наиболѣе далекой звѣздной эволюціи, къ степени
близкой къ потуханію
Отсюда выводъ—возрастъ звѣздъ въ общемъ одинаковый, все-
ленная еще очень молода, стариковъ и покойниковъ еще очень мало.
Это подтверждается и тѣмъ фактомъ, что въ предположеніи
одинаковой дѣйствительной яркости звѣздъ и ихъ равномѣрнаго
(въ предѣлахъ млечнаго пути) распредѣленія, мы получаемъ до-
вольно близкое къ истинѣ распредѣленіе звѣздъ по видимымъ
-степенямъ ихъ яркости.
Если же мы, постулируя равномѣрное распредѣленіе, предпо-
ложимъ всѣ степени дѣйствительной яркости, при чемъ на ка-
ждую степень равное число звѣздъ, то упомянутаго выше 'согла-
сія съ наблюденіями уже не' будетъ.
Къ отрицательному заключенію относительно темныхъ небес-
ныхъ тѣлъ приходитъ Пуанкарэ, анализируя методъ Кельвина
опредѣленія приблизительныхъ размѣровъ млечнаго пути, осно-
ванный на аналогіи его съ газомъ, а небесныхъ тѣлъ—съ моле-
кулами этого газа.
Число тѣлъ млечнаго пути получается того же порядка, что
:число видимыхъ звѣздъ, откуда Пуанкарэ выводитъ, что или
нѣтъ темной матеріи, или по крайней мѣрѣ ея нѣтъ въ такомъ
количествѣ, какъ свѣтящейся.
13. Рожденіе и смерть свѣтила.
Образованіе звѣзды изъ туманности является какъ бы необхо-
димой стадіей развитія этой туманности.
90 Д. МОРДУХАЙ-ВОЛТОВСКОЙ.
Это все равно, что образованіе цыпленка изъ яйца. Курица
ведетъ начало изъ яйца, но курица сама несетъ новыя яйца и
такимъ образомъ яйцо, курица, яйцо образуютъ круговой процессъ.
Туманности, какъ извѣстно, тамъ, гдѣ мало звѣздъ. Чудеснымъ
является то, что яйца тамъ, гдѣ нѣтъ куръ, и куры тамъ,,
гдѣ нѣтъ яицъ.
Но въ общемъ туманность довольно хорошо играетъ роль яйца,,
но много хуже звѣзда въ роли курицы.
Откуда взять туманность, какъ не изъ столкновенія двухъ
звѣздъ?
Если бы столкновеніе пары звѣздъ представляло рѣдкую слу-
чайность, то, конечно, кругового процесса мы не имѣли бы. Мы
имѣли бы больше смертей, чѣмъ рожденій.
Если мы обратимъ вниманіе на пустынность небеснаго простран-
ства, о которомъ мы уже имѣли случай говорить, то столкнове-
ніе представится столь рѣдкимъ чудомъ, что человѣчеству въ
краткій періодъ существованія астрономіи едва ли остается на-
дежда увидѣть его. Но вѣра въ упомянутые Геккелевскіе догматы
дѣлаетъ чудеса — она невѣроятнымъ образомъ бросаетъ насъ не
въ середину вселенной, но безконечно близко къ атому, т.-е. его
началу, она создаетъ изъ одного млечнаго пути нѣсколько млеч-
ныхъ путей, она не считается съ тѣмъ, что увидѣть чуть не
каждое десятилѣтіе то, что, согласно теоріи вѣроятности, слѣдуетъ
ожидать въ ю мил. лѣтъ одинъ разъ, представляетъ уже прямо
какой-то нонсенсъ.
Возьмемъ вѣроятный промежутокъ между двумя звѣздными
столкновеніями по Арреніусу *) въ то15 лѣтъ (который слѣдуетъ
увеличить). Я думаю, будетъ вполнѣ достаточно предположить^
что число звѣздъ, среди которыхъ можно наблюдать столкно-
веніе, юо милліоновъ, т.-е. таково, какимъ его предполагаетъ
Ньюкомбъ въ приведенномъ выше разсужденіи. Тогда при рав-
номѣрномъ распредѣленіи возрастовъ мы должны ожидать по
ю*5
одному столкновенію нау^-=ю7 = ю мил. лѣтъ! а не въ ю,
іоо, юоо лѣтъ.
Если принять во вниманіе неустойчивость системъ нѣкоторыхъ
двойныхъ звѣздъ, напримѣръ, системы Альголя (съ темнымъ спут-
Арреніусъ. Образованіе міровъ.
ГРАНИЦЫ ВСЕЛЕННОЙ.
91
никомъ), гдѣ разстояніе между звѣздами всего въ і */* раза болѣе
діаметра каждаго изъ нихъ, то безъ колебанія придется оста-
новиться на предположеніи, что наблюдаемыя столкновенія от-
носятся къ двойнымъ звѣздамъ, каковыя столкновенія ничего не
даютъ для круговорота вселенной.
Замѣтимъ еще, что если согласиться съ тѣмъ, что явле-
нія новыхъ звѣздъ часты, то отсюда еще не вытекаетъ, что и
столкновенія часты. Это было бы такъ, если бы столкновеніе
звѣздъ служило единственнымъ объясненіемъ явленія новыхъ
звѣздъ. Но среди новыхъ звѣздъ большинство именно такія, ко-
торыя требуютъ совершенно иного объясненія. Такъ, существу-
ютъ такія, которыя объясняются лучше всего грандіознымъ взры-
вомъ водорода, явленіемъ типа солнечныхъ протуберанцевъ, но
несравненно большихъ размѣровъ. Въ спектрахъ этихъ звѣздъ
нѣтъ раздвоенія линій, этого характернаго доказательства суще-
ствованія въ дѣйствительности двухъ сталкивающихся тѣлъ.
Однимъ изъ непріятныхъ фактовъ, заставляющихъ современныхъ
космогонистовъ/ въ частности Арреніуса, измѣнить кореннымъ
образомъ ту простую картину столкновенія, которую представляли
прежніе авторы, предполагавшіе обращеніе звѣзды въ газообраз-
ное состояніе просто вслѣдствіе высокой температуры, развива-
ющейся отъ столкновенія, — это тотъ, что термическіе ре-
зультаты столкновенія звѣзды совсѣмъ не таковы, какіе требу-
ются.
Къ тому же самъ Арреніусъ приходитъ къ заключенію, что
туманности обладаютъ температурой почти абсолютнаго нуля и
свѣченіе ихъ происходитъ не вслѣдствіе ихъ раскаленнаго состо-
янія, а вслѣдствіе ихъ электризаціи.
Газообразныя массы, получаемыя столкновеніемъ, приводятся
къ низкой температурѣ туманностей внезапнымъ расширеніемъ
т.-е. съ помощью взрыва.
Для этого необходимо, чтобы сталкивающіяся небесныя тѣла
не были окончательно мертвыми, лишенными тепла и свѣта*
.Главную роль при развитіи туманностей въ звѣзды и при но-
вомъ образованіи туманностей послѣ столкновенія двухъ тем-
ныхъ или свѣтлыхъ тѣлъ играютъ взрывчатыя вещества, которыя
содержать по всей вѣроятности водородъ и гелій (вѣроятно также
и небулій) въ соединеніи съ углеродами и металлами*. При столк-
новеніи ударъ обыкновенно бываетъ боковымъ. Часть энергіи
«2
Д. МОРДУХАЙ-ВОЛТОВСКОЙ.
движенія обращается въ тепло, остальная развиваетъ скорость
«ращенія въ сотню тысячъ километровъ въ секунду, имѣющую
своимъ слѣдствіемъ выбрасываніе матеріи. „Выброшенные газы
несутся въ могучемъ полетѣ вокругъ быстро движущейся централь-
ной части, и мы можемъ составить себѣ нѣкоторое, хотя и не
вполнѣ совершенное, представленіе о получающейся при этомъ
картинѣ, если будемъ смотрѣть на быстро вращающееся колесо,
которое на концахъ діаметра имѣетъ двѣ трубки, выбрасываю-
щія въ направленіи радіуса пучки искръ*.
Вокругъ звѣзды образуется облако мелкой пыли, ее затемняющее
(вслѣдствіе чего бѣлый блескъ ея переходитъ въ желтый и красно-
ватый).
Эти облака и образуютъ ту туманность, которая является ко-
нечнымъ результатомъ столкновенія. Именно такимъ образомъ
•объясняются всѣ явленія, наблюденныя при появленіи Коѵа Регзеі
въ 1901 году. Такимъ образомъ стараются объяснить и явленія
другихъ крупныхъ новыхъ звѣздъ.
Все это, конечно, можетъ быть такъ, если столкновеніе бу-
детъ во-время, т.-е. если столкнутся звѣзды, содержащія подъ
•своей корой богатые запасы энергіи.
Эволюція звѣзды представляется Арреніусу въ образованіи
•звѣздъ изъ туманности конденсаціей, въ образованіи твердой
•коры черезъ излученіе поверхностью теплоты, въ сохраненіи подъ
этой корой очень большого запаса тепловой энергіи, которая
весьма медленно разсѣивается черезъ эту кору въ окружающее
небесное пространство.
14. Смерть Макрокосмоса.
Конечно, для того, чтобы защитить тезисъ о вѣчномъ возро-
жденіи вселенной, основанномъ на столкновеніи звѣздъ, мало ука-
зать на то, что столкновеніе въ дѣйствительности происходитъ,
на что якобы указываютъ явленія новыхъ звѣздъ въ родѣ Коѵа
Регзеі, необходимо убѣдить математическимъ вычисленіемъ, что
•столкновенія достаточно часты, что вѣроятность столкновенія
настолько велика, что для каждой звѣзды мы можемъ разсчи-
тывать, что раньше, чѣмъ произойдетъ ея охлажденіе, послѣду-
етъ ёя столкновеніе съ другой звѣздой и, если держаться точки
зрѣнія Арреніуса, это столкновеніе произойдетъ раньше, чѣмъ
ГРАНИЦЫ ВСЕЛЕННОЙ.
93
истощится энергія, необходимая для играющаго столь важную
роль взрыва.
Согласно съ приводимыми имъ взглядами на эволюцію звѣзды,
Арреніусъ вычисляетъ число т (время существованія звѣзды) и г
(время между столкновеніями) и доказываетъ, что 1 въ 15000
разъ больше т. Въ то время, какъ Гельмогольцъ разсчитываетъ г
равнымъ десяткамъ милліоновъ лѣтъ, Арреніусъ опредѣляетъ г въ
тысячахъ билліоновъ. Причиной этого является, что Арреніусъ
предполагаетъ необычайно длиннымъ второй періодъ (существова-
ніе въ видѣ темнаго тѣла), предполагая, что онъ начинается съ
покрытія солнца корой, которая является очень сильнымъ экра-
номъ для излученія теплоты, и крайне высокой температурой солнца
(у мил?). Я не буду оспаривать значеніе 15.10й для т, получен-
д I
ное Арреніусомъ въ предположеніи коры върадіуса, тепло-
проводности..... гранита, теплоемкости... воды.
Въ то время, какъ числомъ т Арреніусъ занимается подробно,
значеніе для С онъ даетъ безъ доказательства, равнымъ Іо11.
Это только въ і;о разъ меньше г.
Необходимо, чтобы г было много меньше. Есть два аргумента
за пониженія г. Во первыхъ темныя тѣла, увеличивающія вѣ-
роятность столкновенія. Во вторыхъ тяготѣніе между свѣтлыми
тѣлами, увеличивающее ту же вѣроятность.
Но пользованіе первымъ аргументомъ для Арреніуса незаконно.
То что темныя тѣла есть, это должно вытекать изъ доказуемой
имъ теоремы, пониженіе г съ помощью юо темныхъ тѣлъ на
одно свѣтлое это—реіігіо ргіпсіріі. Второй же аргументъ вполнѣ
основателенъ. Но бѣда въ томъ, что опредѣляя 1, конечно поль-
зуясь извѣстной схемой вселенной (изъ звѣздъ равныхъ массъ,
объемовъ и скоростей...) мы находимъ для этого числа не ю1в,
а ю20 (при непринятіи во вниманіе тяготѣнія).
Беремъ среднюю массу —1.3 массы солнца, скорость —
20 кил. въ і с. (какъ Арреніусъ), разстояніе между звѣздами—
66. іо18 кил.
Уподобляя вселенную газовой массѣ по формулѣ Клаузіуса
для средняго пути между столкновеніями молекулъ:
4 я па*
Вопросы философіи, кн. 137.
3
94 Д. МОРДУХАЙ-ВОЛТОВСКОЙ.
гдѣ о=2г, г радіусъ молекулы, • п число молекулъ въ единицѣ
объема, получаемъ, замѣчая что
_ 8
гдѣ разстояніе между звѣздами
8 г1
тдѣ г радіусъ звѣзды.
Если ѵ скорость (число километровъ въ годъ), то среднее время
между столкновеніями въ годахъ
К*
1 ѵ 8 г* ѵ
ж ври К= бб.іо 11
г=юш
ѵ = 20.60.60.24.365
г—ю,в
т.-е. въ іо 5 больше значенія, указываемаго Арреніусомъ. Можно
указать другой способъ вычисленія г, дающій болѣе низкое, хотя
того же порядка значеніе.
Этотъ способъ не основывается на аналогіи съ газовой массой,
каковая аналогія можетъ быть оспариваема.
За наиболѣе подходящее положеніе звѣзды къ указанной схе-
мѣ вселенной (съ добавленіемъ приблизительнаго равенства раз-
стояній, что ставитъ различіе съ газовой средой) будетъ поло-
женіе ея въ центрѣ сферы, причемъ въ вершинахъ вписаннаго
въ сферу додекаэдра находятся ближайшія звѣзды.
Вѣроятность столкнованія съ одной изъ звѣздъ равна 12 р.,
гдѣ р вѣроятность столкновенія съ опредѣленной звѣздой.
Послѣднее исчисляется совсѣмъ просто, какъ отношеніе по-
верхности сегмента съ радіусами 2г къ поверхности всей
сферы 4 я К1
г* , і
Р— І2к8 * 363 . іо18
г Раздѣляя путь проходимый звѣздою на отрѣзки, равные К,
которые конечно будутъ незначительны въ сравненіи со всѣми
путями между рожденіемъ и смертью звѣзды и разсматривая въ
каждой точкѣ дѣленія 8' 5” 5'"... звѣзду въ упомянутомъ выше
идеальномъ положеніи, мы можемъ опредѣлить г ожидаемый
ГРАНИЦЫ всялвнной.
&5
промежутокъ времени между двумя столкновеніями, какъ мате-
матическое ожиданіе времени столкновенія.
Если а время, въ которое проходится 8' 8"
х = ар + заря ЗаРЧ* + • • ♦ пара1 -14- ... =~—?Р. д — ==
(і—о)1 р
_ К3
12 ѴГ * ѵр
Эта формула даетъ 3.10 18
Что касается до вліянія притяженія, то элементарное вычис-
леніе по формуламъ эллиптическаго движенія обнаруживаетъ,
что 2г = 2.іов приходится замѣнитъ 4=і2.іо7, т.-е. увеличить
въ 6о разъ и і уменьшить въ 3600 разъ.
Въ результатѣ получится для х не іо12 13, какъ указываетъ Арре-
ніусъ, а іо 1е.
Въ то время какъ число Арреніуса 15000 даетъ твердую опору
для вѣры въ его космогонію, число 15, которымъ слѣдуетъ за-
мѣнить его, представляетъ уже постройку на пескѣ, которую
можетъ смыть незначительное Отклоненіе отъ постоянныхъ при-
нятыхъ нами при вычисленіяхъ. Измѣните ѵ въ Ьѵ тогда 4 не-
рейдетъ въг, а г въ хп
п
Если относительная скорость двухъ тѣлъ не 20 кил., а 20. 25
кил., то уже окажется, что х<т.
15. Смерть микрокосмоса.
И вотъ передъ нами вырисовывается умирающій медленной
смертью микрокосмосъ. Разсѣиваются млечные пути, какъ утренній
призрачный туманъ. Гаснетъ усыпанное миріадами свѣтилъ
небо!
Современная физика говоритъ намъ о смерти микрокосмоса^
Но это — другая смерть! Это быстрое, неудержимое разрули*'
ніе. Это — стихійное разложеніе всего матеріала, изъ котораго
создана вселенная. «Гибнетъ, гибнетъ прекрасный міръ», должны
мы воскликнуть вмѣстѣ съ Фаустомъ
Передъ нами явленія ультра химическаго характера, явленія*
въ которыхъ химическій элементъ не является уже неизмѣннымъ*
гдѣ мы обнаруживаемъ эволюцію, метаморфозу химическихъ эле-
ментовъ. Болѣе того, — явленія, въ которыхъ можно видѣть
3*
96
Д. МОРДУХАЙ-БОЛТОВСКОЙ.
не только превращеніе одного элемента въ другой, но превра-
щеніе матеріи въ эѳиръ и даже превращеніе матеріи въ энергію
или, можетъ быть, наконецъ, гибель ея.
Вмѣсто древняго принципа „ничто не создается и ничто
не гибнетъ “ слѣдуетъ, говоритъ Лебонъ, поставить: сНичего
не создается, но все гибнетъ», что совершено вѣрно для не-
удержимо стремящагося къ смерти потока метеріальнаго міра, и
что невѣрно для духа, тщетно ставящаго плотины, сносимыя
этимъ потокомъ. Явленія радіоактивности и аналогичныя явленія,
вскрываемыя для иныхъ, чѣмъ радіи, элементовъ, приводятъ къ
признанію огромной интраатомистической энергіи, выдѣляемой
при диссоціаціи химическихъ атомовъ, при раздѣленіи ихъ на
мчащіеся съ быстротой нѣсколькихъ сотъ километровъ въ се-
кунду электроны. Лебонъ1) исчисляетъ, что при диссоціаціи
одного грамма мѣди выдѣляется 510 милліардовъ килограммо-
метровъ энергіи, т.-е. энергіи, достаточной для проведенія товар-
наго поѣзда по пути равному 4ІІІ окружности земли.
Такимъ образомъ каждый атомъ представляется своего4 рода
бомбою, а его диссоціація — грандіозный по быстротѣ и коли-
честву выдѣленной энергіи взрывъ.
Такъ какъ диссоціація по Лебону происходитъ всегда и
вездѣ, то весь микрокосмосъ представляется какъ рядъ гибель-
ныхъ взрывовъ.
Круксъ, наблюдая въ трубкѣ съ разрѣженнымъ насколько
возможно газомъ при пропусканіи тока достаточнаго напряже-
нія т. н. катодные лучи, распространяющіеся по прямой, не отра-
жаемые тѣломъ, на которое они падаютъ и отклоняющіеся подъ
дѣйствіемъ магнита, объясняя всѣ эти явленія «четвертымъ со-
стояніемъ» тѣлъ, считалъ эти, нынѣ называемые катодными, лучи
молекулами, движущимися, благодаря взаимной свободѣ, съ огром-
ной скоростью, которою они не могли бы обладать при большемъ
сгущеніи. Но уже тотъ фактъ, что свойства катодныхъ лучей
не зависятъ огъ газа, который наполняетъ трубку, наводитъ на
мысль, что мы здѣсь имѣемъ дѣло не съ молекулами или атомами,
т.-е. физическими или химическими недѣлимыми, но съ едини-
цами еще низшаго порядка, изъ которыхъ состоятъ химическіе
атомы, разложеніе которыхъ мы здѣсь наблюдаемъ. Дальнѣйшія
*) Лебонъ. Эволюція матерія.
ГРАНИЦЫ ВСЕЛЕННОЙ.
97
явленія, вскрытыя физиками, окончательно укрѣпили эту по-
слѣднюю точку зрѣнія. Катодные лучи, ударяясь о преграду, про-
изводятъ Х-лучи, дѣлающіе воздухъ и другіе газы проводни-
ками электричества, что находитъ свое объясненіе въ электриза-
ціи газовъ въ этомъ состояніи. Такимъ образомъ обнаружива-
ется свойство, не присущее ни одному газу въ обыкновенномъ
состояніи, что приводитъ къ взгляду, что электричество пред-
ставляетъ результатъ выдѣленія интрамолекулярной энергіи. Яв-
ленія радіоактивности обнаруживаютъ по существу тѣ же состо-
янія матеріи. Такъ называемая «эманація* радіоактивныхъ ве-
ществъ представляетъ первую стадію разложенія. Первый толчокъ
уже сдѣланъ, слѣдующіе толчки уже только могутъ ускорить
начавшуюся диссоціацію; связь электроновъ въ атомѣ уже осла-
блена или даже разрушена.
Вотъ схема постепеннаго разрушенія атома съ механистиче-
ской точки зрѣнія.
Атомъ представляется какъ бы солнечною системою. Это бо-
лѣе крупное -тѣло, окруженное болѣе мелкими при состояніи
устойчивости матеріи съ нимъ связанными и заряженными от-
рицательнымъ электричествомъ. При диссоціаціи связи эти раз-
рушаются. Отъ центральнаго тѣла отдѣляются электроны, об-
разующіе всей совокупностью отрицательные іоны. Оставшіяся
обѣдненныя отрицательными частицами системы образуютъ по-
ложительные іоны.
Болѣе стремительная диссоціація наблюдается въ разрѣжен-
ныхъ газахъ, характеризующихся большей свободой электроновъ,
не соединяющихся уже въ группы, но свободно двигающихся
съ огромными скоростями.
Именно эти свободные электроны и образуютъ такъ назы-
ваемые ^-лучи въ явленіяхъ радіоактивности и катодные лу
чи въ Круксовой трубкѣ.
Положительные іоны, т.-е. части атома, въ большей или мень-
шей мѣрѣ освобожденные отъ электроновъ, образуютъ ѵ т.-н.
р-лучи или каналовые лучи въ круксовой трубкѣ. Они соста-
вляютъ «іоническую жидкость* въ силу присущей ей электри-
заціонной способности, могущую быть причиной электризаціи
тѣлъ.
Ученіе объ интрамолекулярной энергіи и о выдѣленіи ея при
диссоціаціи атомовъ все глубже и глубже проникаетъ и физику
98
Д. МОРДУХАЙ-ВОЛТОВСКОЙ.
и химію. Простое тѣло перестаетъ быть неизмѣняемымъ элемен*
томъ въ глазахъ химиковъ и такъ же эволюціонируетъ, какъ виды
животныхъ и растеній.
Переходъ желѣза или фосфора изъ одного аллотропическаго
состоянія въ другое представляетъ дѣйствительно измѣненіе
простого тѣла, отличающееся только степенью отъ тѣхъ измѣ-
неній, къ осуществленію которыхъ стремились алхимики. Поэтому и
планы послѣднихъ не представляются теперь уже столь абсурд-
ными, каковыми казались нѣсколько десятковъ лѣтъ тому
назадъ. Но только путь, по которому они видѣли ихъ осущест-
вленіе, открывается совершенно въ другомъ мѣстѣ.
Не чудовищная температура, не давленіе въ милліоны атмо-
сферъ должны быть тѣми факторами, которые должны привести
къ рѣшенію этихъ проблемъ.
Заставить разложиться химическій элементъ и разложеніемъ
частью перейти въ другой — это то же, что найти соотвѣтству-
ющій данному звуку резонаторъ, это — найти факторъ, незна-
чительный по силѣ, но, такъ сказать, приноровленный къ изслѣ-
дуемому объекту. Необходимо найти только ключъ, которымъ
возможно было бы раскрыть источникъ огромной энергіи, нахо-
дящейся даже въ незначительной массѣ вещества.
Огромнымъ запасомъ интрамолекулярной энергіи объясняется
дѣйствіе «безконечно малыхъ», дѣйствіе токсина, способныхъ
убить въ количествѣ і грамма 75000 человѣкъ. Въ этой энергіи
находятъ свою разгадку и чудесныя явленія коллоидальныхъ
металлоидовъ, «неорганическихъ ферментовъ» съ катализатор-
скими способностями. Если коллоидальная платина разлагаетъ
окисленную воду, обращаетъ алкоголь, окисляя, въ уксусъ, то
потому, что это уже не обыкновенная платина, а платина, на-
чавшая диссоціировать.
Тамъ же слѣдуетъ искать разгадку и органическихъ ферментовъ.
Тамъ же, по Лебону, слѣдуетъ искать и объясненіе характер-
ныхъ отличій субстанцій органической и неорганической.
Какъ результатъ разложенія системы электроновъ, могутъ
явиться другія болѣе простыя системы.
Диссоціація химическаго элемента большого атомнаго вѣса
можетъ дать химическій элементъ меньшаго атомнаго вѣса. Въ эма-
націи радія открывается гелій, ранѣе въ немъ не находившійся.
Эманація представляетъ еще газъ, но характернымъ отличіемъ
ГРАНИЦЫ ВСЕДЕННОЙ. 99
отъ газа является его стремленіе къ дальнѣйшему распаденію на
свободные электроны.
Послѣдовательныя эманаціи радія или торія—не что иное, какъ
послѣдовательныя стадіи дематеріализаціи матеріи. Матерія, дис-
соціируясь, даетъ все болѣе и болѣе тонкое, все болѣе и болѣе
дематеріализированное, все приближаясь къ эѳиру.
Послѣдней стадіей являются у-лучи (или Х-лучи), которыхъ
уже не сдерживаетъ ни одно препятствіе, которыхъ не можетъ
удержатъ никакое магнитное притяженіе.
По мнѣнію Лебона, два научныхъ дуализма должны быть
свергнуты:
і. Матерія всецѣло отличается отъ энергіи и сама не можетъ
создать энергіи.
2, Невѣсомый эѳиръ отличается отъ вѣсомой матеріи и не мо-
жетъ отъ нея произойти.
Во всѣхъ упомянутыхъ выше явленіяхъ отмѣчаются свойства,.
промежуточныя между свойствами эѳира и матеріи. И совер-
шенно такъ же, какъ наблюденіемъ въ человѣкообразныхъ обе-
зьянахъ признаковъ низшихъ животныхъ и человѣка устанавли-
вается происхожденіе человѣка изъ низшихъ формъ, — мы въ
правѣ на основаніи наблюденія этихъ явленій произвести невѣ-
сомую матерію изъ невѣсомой основы.
Всѣ измѣненія въ эѳирѣ очень неустойчивы, въ то время
какъ измѣненія въ матеріи уже устойчивы. Міръ эѳира — это
міръ подвижныхъ равновѣсій. Міръ матеріи — равновѣсіе, но
все же допускающее нѣкоторыя измѣненія.
Обращеніе матеріи въ эѳиръ представляется Лебону, какъ
сглаживаніе одного изъ возмущеній, происходящихъ въ эѳирѣ.
Принявъ атомистическую картину лорда Кельвина, вообразивъ
себѣ «электрическіе» атомы въ видѣ вихрей, происходящихъ въ
эѳирѣ, онъ предрекаетъ имъ, какъ, морскому смерчу, полную
потерю индивидуальности, полное сліяніе съ эѳирнымъ океанамъ.
Но тогда все еще остаются движенія въ этомъ океанѣ въ видѣ
тепловыхъ, свѣтовыхъ и электрическихъ волнъ, но эти волны
со временемъ все меньше и меньше возмущаютъ эѳиръ. Могу-
чія тепловыя и свѣтовыя волны, идущія въ настоящее время
на трилльоны верстъ отъ раскаленныхъ солнцъ, должны со
временемъ уподобиться мелкой ряби на почти спокойной поверх-.
яости засыпающаго моря. Интенсивная жизнь эѳира должна
100
Д. МОРДУХАЙ-ВОЛТОВСКОЙ.
обратиться въ его сонъ. Но не есть ли этотъ сонъ вмѣстѣ съ
тѣмъ и его смерть и уничтоженіе?
Во что обратится матерія, если ее лишить жизни? Она обра-
тится въ призракъ. Она будетъ носитель, который ничего не
несетъ.
Она будетъ частью пространства, которое относительно все-
ленной ничѣмъ не отличается отъ пустого пространства, не ока-
зывая никакого дѣйствія на другія части вселенной и не йены*
тывая сама отъ нихъ никакого дѣйствія.
«Матерія это въ дѣйствительности только сгущенная энер-
гія,— говоритъ Лебонъ (а за нимъ то же повторяетъ и Бекке-
рель). — Она только разновидность, и притомъ наиболѣе простая,
энергіи. Къ уже извѣстнымъ, всѣми признаннымъ формамъ энер-
гіи: теплу, свѣту ит. д., слѣдуетъ еще прибавить другую — ма-
терію или интрамолекулярную энергію...»
Такимъ образомъ Лебонъ, какъ и Оствальдъ *), въ конеч-
номъ вселенскомъ анализѣ становится на энергетическую точку
зрѣнія и, какъ Оствальдъ, колеблетъ законъ сохраненія матеріи.
Но въ то время какъ у Оствальда спасаетъ вселенную законъ
сохраненія энергіи, Лебонъ лишаетъ и этого «иіитшп геііі^ішп»
и принципъ его «Кіеп пе $е сгёе. Тощ ье регсі» простирается и
на міръ энергіи.
Факты краснорѣчиво говорятъ ему о невѣчности матеріи, ука-
зываютъ ему, что матерія, этотъ огромный резервуаръ силъ, исче-
заетъ, преобразовываясь въ другія силы раньше, чѣмъ обра-
титься въ «ничто».
16. Заключеніе.
«Мы требуемъ,—говоритъ Штраусъ,—благоговѣйнаго отноше-
нія къ нашей вселенной, какого требуетъ вѣрующій для своего
старомоднаго бога».
Мы же говоримъ, что этотъ новый богъ не достоинъ покло-
ненія. Мы выдвигаемъ вмѣсто Геккелевскихъ догматовъ слѣдую-
щія истины, которыя мы не можемъ строго доказать, но кото-
рыя все рѣзче и рѣзче выступаютъ черезъ толщу матеріалисти-
ческихъ предразсудковъ:
*) Оствальдъ. Натурфилософія.
ГРАНИЦЫ ВСЕЛЕННОЙ. 10І
і) Вселенная не вѣчна и не безконечна.
2) Характеръ вселенскихъ явленій указываетъ на то, что была
время, когда ихъ не было, и настанетъ время, когда они пре-
кратятся.
3) Вселенная не даетъ намъ вѣчной смѣны жизней и смертей.
Вселенная это — потокъ, несущійся къ смерти. Вселенная это —
пожаръ, быстро и безвозвратно сжигающій все на своемъ пути.
Всякое рожденіе — исключеніе, всякое рожденіе представляетъ
запозданіе въ родѣ расцвѣта цвѣтка подъ осенней вьюгой, надъ
трупами листьевъ съ обнаженныхъ вѣтвей!
4) Міровыя тѣла, обладая приблизительно одинаковыми мас-
сами и вѣсами и двигаясь съ приблизительно одинаковыми ско-
ростями, имѣютъ одно происхожденіе, приблизительно одинъ и
тотъ же возрастъ. Имъ суждено въ одну эпоху освѣщать
небесное пространство и въ одну эпоху погаснуть, обративъ
это пространство во тьму.
Имъ всѣмъ суждено обратиться въ трупы. Всѣ міровыя явле-
нія должны прекратиться, а съ ними должна исчезнуть и сама
матерія въ ирраціональномъ, для насъ непостижимомъ процессѣ^
ибо въ тотъ моментъ, когда прекратится въ ней всякое явле-
ніе, она потеряетъ всякій смыслъ существованія.
Д. Мордухай - БолтовскЫк
Верховное постиженіе Платона.
Введеніе въ изученіе Платоновыхъ твореній.
Памяти кн. С. Н. Трубецкоіо.
1. Постановка вопроса.
Прославленное начало VII книги Политіи до сихъ поръ не
было понято въ реально-біографическомъ смыслѣ. А между тѣмъ
это мѣсто является истиннымъ ключемъ всей духовной и жи-
зненной эволюціи Платона, т.-е. ключемъ всего безконечнаго за-
путаннаго, но вовсе не сложнаго въ себѣ „платоническаго
вопроса".
Совершенно несомнѣнно, что въ потрясающемъ миѳѣ о пе-
щерѣ мы имѣемъ нѣкую синтетическую запись мірочувствія, бого-
чувствія и самочувствія Платона въ нѣкій опредѣленный моментъ
его жизни. Не будемъ пока опредѣлять этого момента, возь-
мемъ его какъ нѣкоторый х. Разсмотримъ эту запись со стороны
содержанія и постараемся съ наивозможной точностью установить,
что именно въ ней запечатлѣлось.
Прежде всего особая пронзенность тона и трагическая серьез-
ность рѣчи могутъ быть измѣрены лишь тѣмъ впечатлѣніемъ,
которое было произведено ими на человѣчество. Свою „Пещеру"
съ дѣйственностью великаго духовнаго ѳесмофора Платонъ вы-
сѣкалъ въ самосознаніи человѣчества. Пещера навсегда стала
внутренней реальностью человѣческаго духа. Такая дѣйствен-
ность возможна лишь при одномъ условіи- при условіи безуслов-
ной душевной подлинности, при условіи глубинной душевной
первоначальности всѣхъ матеріаловъ, изъ коихъ сложился этотъ
столь животворный, столь властный, столь незабываемый символъ.
ВЕРХОВНОЕ ПОСТИЖЕНІЕ ПЛАТОНА. 105
Подобная дѣйственность Августиновой Исповѣди, объясняется той
же душевной подлинностью, пережитою и постигнутою.
Въ миѳѣ о ппещерѣ“ мы имѣемъ сокращенную транскрипцію
всего платонизма. Съ необычайной интенсивностью используя
удачно найденный образъ, Платонъ въ немногихъ словахъ за-
печатлѣваетъ все имъ постигнутое и различныя сферы постиже-
нія располагаетъ въ той духовной перспективѣ, которая обусло-
вливалась точкой жизненно проходимаго имъ пути. О „перспек-
тивѣ* рѣчь впереди. Ея изученіе должно дать много для разъяс-
ненія вопроса о послѣдовательности различныхъ постиженій
Платона, т.-е. для распредѣленія во временномъ біографическомъ
ряду его отдѣльныхъ прозрѣній и его твореній, эти прозрѣнія
отпечатлѣвшихъ. Теперь же намъ нужно сосредоточиться и уста-
новить, что именно въ ней содержится.
Въ миѳѣ о пещерѣ съ полною раздѣльностью устанавливается
четыре различныхъ духовныхъ состоянія: і. Пребываніе въ узахъ
на днѣ пещеры и почитаніе за истину тѣней, а. Освобожденіе
отъ узъ и до мучительности трудное восхожденіе по крутымъ
склонамъ къ выходу изъ пещеры. 3. Постепенное, медленно
завоевываемое зрѣніе на истинные предметы, находящіеся внѣ
пещеры и освѣщаемые солнцемъ. 4. Наконецъ, переходъ отъ пред-
метовъ, лишь освѣщаемыхъ солнцемъ, къ самому солнцу. „И только
наконецъ уже, думаю, (вышедшій изъ пещеры узникъ) былъ бы
въ состояніи досмотрѣть и созерцать солнце, не изображеніе
его въ водѣ и въ чуждомъ мѣстѣ, а солнце само въ себѣ, въ -
собственной ею области*. (516 Ва) х).
Эти духовныя состоянія суть основные термины внутренняго
опыта Платона. Первое состояніе безконечно противоположно
четвертому. Второе и третье посредствуютъ между двумя край-
ностями. Первое состояніе есть наибольшее погруженіе въ мракъ
невѣдѣнія. Четвертое—абсолютное прозрѣніе въ самый источникъ
свѣта и созерцаніе истины самой въ себѣ. Этимъ очерчивается
абсолютно весь діапазонъ Платоновой мысли, весъ регистръ пере-
х) Въ виду чрезвычайныхъ трудностей набора греческаго текста при совре-
менномъ разстройствѣ типографскаго дѣла, мнѣ пришлось выкинуть изъ
работы почти всѣ цитаты; по-гречески будутъ приводимы лишь самыя необ-
ходимыя отдѣльныя слова. Обычно я привожу переводъ Карпова; гдѣ тре-
буется большая точность—перевожу самъ.
104
В. Э Р н ъ.
житыхъ имъ „гносеологическихъ * состояній. Снизу—узы и
мракъ;—вверху постиженіе самого „умнаго* Солнца.
Оставимъ пока хронологію въ сторонѣ. Присмотримся къ жи-
вому и огромному смыслу этого синтетическаго свидѣтельства
Платона о самомъ себѣ. Съ недопускающею никакихъ сомнѣній
опредѣленностью Платонъ говоритъ о солнечномъ постиженіи,, т.-е.
о постиженіи Солнца или истины самой въ себѣ. Если могутъ
быть какія-нибудь сомнѣнія или, вѣрнѣе, вопросы, то не о ха-
рактерѣ и не о безусловности постиженія, а лить о томъ, свое
ли постиженіе имѣетъ въ виду Платонъ или чье-нибудь чу-
жое , и къ себѣ ли относитъ освобожденіе отъ узъ, выхожде-
ніе изъ пещеры и узрѣніе самого источника свѣта или же го-
ворить объ'этомъ съ чужихъ словъ. Но стоитъ задать этотъ
вопросъ, чтобы изъ простой его формулировки, изъ простого
его звучанія получился бы опредѣленный отвѣтъ. Внутренно
невѣроятно, чтобы одно изъ самыхъ глубочайшихъ своихъ убѣ-
жденій, навсегда и дѣйственно утвердившееся въ человѣчествѣ,
Платонъ высказывалъ, опираясь не на свой собственный вну-
тренній опытъ, а на чужія слова или, еще хуже, гипотетически
и художественно его построяя. Я нисколько не отрицаю великую
силу поэтическаго вымысла, надъ которымъ можетъ „обливаться
слезами* и самъ авторъ, его породившій, и всѣ слушатели и
читатели этого вымысла. Но, во-первыхъ, вымыселъ, заставляю-
щій обливаться слезами, можетъ быть названъ вымысломъ лишь
во внѣшней своей оболочкѣ, по внутренней же своей сути
является вѣрнымъ знакомъ какой-то высшей реальности, чему
порукой служатъ „безпричинно* сильныя слезы, невидимо пріоб-
щающія къ этой реальности. Во - вторыхъ, сфера вымысла не-
сомнѣнно имѣется и въ „миѳѣ* Платона, и она относится це къ
его содержанію и не къ существу сообщеннаго въ немъ свидѣ-
тельства, а къ его словесной формѣ, т.-е. къ тѣмъ изобрази-
тельнымъ средствамъ слова, которыми долженъ былъ восполь-
зоваться Платонъ для наиболѣе адэкватнаго и полнозвучнаго
выраженія своей мысли. И поскольку вымыселъ въ данномъ
случаѣ прозраченъ (весь миѳъ разсказывается какъ уподобленіе),
постольку онъ пріобрѣтаетъ символическій характеръ, т.-е. не
только не затемняетъ истиннаго существа дѣла, но усиленно
его подчеркиваетъ, какъ бы показывая, что сама истина,,
лишь ознаменовываемая этимъ разсказомъ, еще торжественнѣе^
ВЕРХОВНОЕ ПОСТИЖЕНІЕ ПЛАТОНА.
105
величавѣе и несказаннѣе, чѣмъ то, что о ней можно сказать и
сообщить.
За автобіографическую подлинность миѳа о пещерѣ говоритъ и
цѣлый рядъ внѣшнихъ указаній. Здѣсь нѣтъ третьяго, посред-
ствующаго лица, обыкновенно излагающаго какой-нибудь .гипо-
тетическій* миѳъ. Здѣсь миѳъ разсказывается устами Сократа,
т.-е. устами самого Платона, и это сближаетъ его формально съ
миѳомъ о „занебесной области*, тоже излагаемымъ устами Со-
крата безъ посредства третьяго лица. Кромѣ того, по свидѣтель-
ству Порфирія, образъ пещеры значительно древнѣе Платона и
по всей вѣроятности былъ созданъ пиѳагорейцами и орфиками.
Остовъ этого образа Платономъ сакраментально заимствуется,
т.-е. усваивается, изъ религіозной традиціи. Но заимствуя эм-
бріонъ этого образа, Платонъ заполняетъ его своимъ, безусловно
индивидуальнымъ содержаніемъ и развиваетъ его философски,
мистически и художественно въ одно изъ интимнѣйшихъ со-
зданій своего духа. Мы плохо знакомы съ тѣмъ, въ какомъ
смыслѣ и съ какимъ оттѣнкомъ «пещерносты міра была утвер-
ждаема пиѳагорейцами, но съ полною опредѣленностью мы мо-
жемъ сказать, что въ нихъ не содержалось многое изъ того,
что является характернѣйшимъ и значительнѣйшимъ въ миѳѣ
Платона.
На этомъ стоитъ остановиться, ибо этимъ отчасти поднима-
ется завѣса надъ интересующимъ насъ вопросомъ и устанавли-
вается съ внѣшней убѣдительностью душевная и духовная по-
длинность этого замѣчательнаго синтетическаго свидѣтельства
Платона о своемъ внутреннемъ опытѣ.
Если мы обратимъ вниманіе на элементы, изъ коихъ соста-
вляется общая картина Платоновской пещеры, то мы подобно
археологамъ, нашедшимъ въ постройкѣ древняго республикан-
скаго Рима кирпичи съ клеймомъ императоровъ и на этомъ осно-
ванію заключающимъ о позднѣйшихъ перестройкахъ, — и мы
должны будемъ прежде всего констатировать новѣйшій по срав-
ненію съ пиѳагоризмомъ и орфизмомъ характеръ, во-первыхъ,
«матеріаловъ* Платонической пещеры, — во-вторыхъ, ея кладки
и стройки. Подробности будутъ разъясняться въ дальнѣйшемъ
теченіи работы; а теперь мы остановимся на двухъ важнѣйшихъ
чертахъ.
Философію тѣхъ, кто сидитъ въ самомъ низу пещеры, во
106 в. » р н ъ.
мракѣ и въ узахъ, Платонъ описываетъ въ слѣдующихъ пронзи*
тельныхъ словахъ:., «кто съ проницательностью смотрѣлъ на про-
ходящее и внимательно замѣчалъ, что обыкновенно бываетъ
прежде, что потомъ, что идетъ вмѣстѣ, изъ этого то могуще-
ственно угадывалъ, что имѣетъ быть...» (516 С. Э).
Нужна философская геніальность Платона для того, чтобы
сущность пещернаго міровоззрѣнія изложить въ немногихъ и
вѣчныхъ словахъ—съ такою точностью и съ такою полнотою,
которая охватываетъ всю дальнѣйшую эволюцію пещернаго міро-
воззрѣнія въ новыя и новѣйшія времена. Но, съ другой стороны.,
нужно было имѣть передъ глазами яркій и всесторонній расцвѣтъ
эмпиризма (ибо сущность эмпиризма и живописуется Платономъ,
какъ сущность пещернаго міровоззрѣнія) для того, чтобы схва-
тить столь типически и универсально его коренныя черты. Эта
сводная характеристика стала возможной лишь въ послѣпрота*
іоровскія времена. Другими словами, въ традиціонныхъ предста-
вленіяхъ о «пещерѣ» эта черта должна была отсутствовать, и
есть поэтому оригинальное созданіе Платона. Между тѣмъ черта
эта для платонической пещеры въ высочайшей степени суще-
ственна. Она является въ своемъ родѣ краеугольнымъ камнемъ и
задаетъ тонъ всему миѳу. Всѣ четыре состоянія, различенныя
выше, идеально соотнесены съ понятіемъ истины. Созерцаніе
Солнца есть состояніе полнаго узрѣнія истины, пребываніе въ
пещерномъ мракѣ — состояніе полнаго рабства у обманчивыхъ
мнѣній. Стадія труднаго выхода изъ пещеры есть отрицательный
моментъ освобожденія отъ власти доксическихъ тѣней, стадія
постепеннаго созерцанія Солнца (по отраженіямъ въ водѣ и въ
освѣщенныхъ предметахъ)—есть положительный моментъ возра-
стающаго усвоенія самой Истины.
Вслѣдствіе соотнесенности съ понятіемъ истины весь миѳъ о
пещерѣ пріобрѣтаетъ у Платона гносеологическій характеръ. Само
собою разумѣется, это не неврастеническій гносеологизмъ со-
временнаго мышленія, съ коимъ безвкусно и тщетно хотятъ по-
роднить философію Платона нѣкоторые философы. Но это и
не наивная цѣлостность до-софистической и досократовской мысли^
Черезъ многоцвѣтную ткань миѳа о пещерѣ, опредѣленно окра-
шенной, непрерывной нитью проходитъ мысль о познаніи, и
хотя миѳъ и имѣетъ множество -другихъ аспектовъ не менѣе
содержательныхъ, чѣмъ аспектъ познавательный,—а именно ас-
ВЕРХОВНОЙ ПОСТИЖЕНІЕ ПЛАТОНА.
107
пектъ онтологическій, аспектъ мистическій, аспектъ эротическій
и, какъ увидимъ ниже, аспектъ соціологическій или «политич-
ный»— тѣмъ не менѣе аспектъ гносеологическій входитъ въ миѳъ
не случайной, а органическою частью и поэтому опредѣленнымъ
образомъ окрашиваетъ собою концепцію. Вотъ этотъ то органи-
ческій гносеологизмъ (не говоря уже о другихъ аспектахъ) въ
старый миѳъ о «пещерѣ» творчески вносится Платономъ и по*
тому мы съ полнымъ правомъ можемъ сказать, что миѳъ о пе-
щерѣ, такъ, какъ онъ изложенъ въ VII книгѣ Политіи, запол-
ненъ интимно платоническимъ содержаніемъ.
Другою внѣшнею чертою платонической разработки миѳа о
«пещерѣ» является прикровенное и въ то же время несомнѣнное
упоминаніе о смерти Сократа. Такъ какъ миѳъ излагается устами
Сократа, то было бы художественною невозможностью ему са-
мому разсказывать о своей трагической участи, и потому вполнѣ
естественно, что Платонъ, заговаривая здѣсь о Сократѣ, не на-
зываетъ его имени, хотя говоритъ о немъ въ чрезвычайно силь-
ныхъ и потрясающихъ словахъ. Эти слова относятся ко второму
моменту миѳа: къ освобожденію узъ и къ выхожденію изъ пе-
щеры. «А кто взялся бы разрѣшить ихъ отъ узъ и возвести
вверхъ, говоритъ съ горечью Платонъ о сидящихъ въ пещерѣ,
того бы они, какъ только могли бы взять въ руки и убить—
убили бы». «Непремѣнно», отвѣчаетъ на это Главковъ. (;і7 А.)
Убіеніе того, кто хотѣлъ бы освободить отъ узъ—возвести къ
самой Истинѣ,—есть образъ отсутствующій въ религіозныхъ и
миѳологическихъ представленіяхъ древнихъ грековъ. Своевольный
и самовластный Промеѳей тонически противоположенъ образу
праведника и мученика, начертываемаго Платономъ. Правед-
никъ Платона не титанически похищаетъ огонь съ неба и бро-
саетъ его ничтожнымъ людямъ, а духовно, человѣческими уси-
ліями призываетъ ихъ къ восхожденію на небо въ полномъ со-
гласіи съ высшею божественною волею. Поэтому праведникъ Пла-
тона, будучи другомъ боговъ, претерпѣваетъ мученическую смерть
не отъ небожителей, а отъ пещерожителей *), которымъ онъ
докучаетъ («какъ оводъ»,) своими непрестанными побужденіями
(и своею «жалящею» ироніею), такъ что убивается не за нару-
шеніе какихъ-то высшихъ небесныхъ законовъ, а во имя низ-
1) Ср. Кгіг. 54С: око аѵОршжоѵ
108
В. Э Р н ъ.
меннаго и неправаго спокойствія пещернаго обитанія. Врядъ ли
нужно доказывать, что это—образъ Сократа и что сильныя и
горячія слова Платона, съ одной стороны, полны жизненной и
фактической правды, — съ другой могутъ относиться только къ
тому человѣку, который дѣйствительно былъ убитъ пещерными
обитателями за безпокоющіе призывы освободиться отъ власти
токсическихъ тѣней.
Приведенныя двѣ черты съ достаточною убѣдительностью вы-
являютъ подлинно платоническую разработку стараго «пиѳаго-
рейскаго» миѳа о пещерѣ и его заполненность интимно плато-
ническимъ содержаніемъ. Новыми данными это положеніе бу-
детъ обильно подтверждено, когда предъ нами развернется вся
картина духовныхъ постиженій и духовной біографіи Платона,
а теперь мы продолжимъ медленное и осторожное слѣдованіе
за Аріадниной нитью.—Пока мы старались подчеркнуть душев-
ную и, значитъ, автобіографическую подлинность разбираемой
записи Платона о своемъ внутреннемъ опытѣ. Въ этой записи
самый значительный и важный моментъ — свидѣтельство Пла-
тона о солнечномъ своемъ постиженіи. Миѳъ о пещерѣ говоритъ
намъ, что во внутреннемъ опытѣ Платона было особенное узрѣ-
ніе, которое самъ онъ считаетъ за ахрі)] своего духовнаго вос-
хожденія, т.-е. за безусловную и плироматическую вершину
всѣхъ своихъ познавательныхъ достиженій. Больше того, всѣ
другіе моменты духовнаго своего опыта онъ іерархически подчи-
няетъ солнечному постиженію, считая ихъ ступенями и лишь
предварительными условіями постиженія центральнаго, т. - е.
солнечнаго.
Этимъ самымъ передъ своимъ читателемъ Платонъ безсозна-
тельно ставитъ задачу: прежде всего сочувственно разобраться
въ солнечномъ постиженіи и дать себѣ ясный отчетъ, что имен-
но подъ нимъ Платонъ разумѣетъ. Вѣдь совершенно же несо-
мнѣнно, что когда мы имѣемъ передъ собою такую величественную,
горную цѣпь, какую представляютъ собою многочисленныя, другъ
на друга не похожія, творенія Платона — мы должны либо со-
всѣмъ отказаться отъ постиженія общаго синтетическаго смысла
всего цѣлаго Платоновской мысли, какъ это съ честностью эмпи-
рика дѣлаетъ Г. Гротъ, либо послѣдовать за самимъ Платономъ
и, отыскавши имъ самимъ предуказанную вершину, безусловно
господствующую надъ всею громадою воздвигнутыхъ имъ горъ
ВЕРХОВНОЕ ПОСТИЖЕНІЕ ПЛАТОНА.
109
« ущелій, обозрѣть цѣлое его духовныхъ созерцаній съ высшей
изъ достигнутыхъ имъ точекъ зрѣнія и только тогда мы увидимъ
истоки и начало живыхъ водъ, разбѣгающихся съ главнаго водо-
раздѣла по всѣмъ его созданіямъ. Тѣ-же туристскія прогулки
и безчисленные любительскіе снимки, часто сдѣланные многоцѣн-
ными научными „аппаратами*, но всегда съ какихъ-нибудь слу-
чайныхъ и произвольно избранныхъ пунктовъ, которыми особенно
прославилась Германія, намъ представляются наименѣе отвѣчаю-
щими существу Платоновой проблемы, и въ лучшемъ случаѣ и
въ наибольшей своей части могущими послужить лишь нѣкото-
рыми матеріалами при ея конкретномъ разрѣітеніи. Чтобы до-
браться къ заброшенной вершинѣ Платоновыхъ узрѣній, о коей
говорится въ миѳѣ о пещерѣ, и тѣмъ самымъ выполнить первое
и безусловное требованіе, предъявленное Платономъ ко всякому
читателю не насильнику и не глупцу, мы.должны рѣшительно
отказаться отъ узаконенныхъ, но беззакЖиыхъ методовъ из-
слѣдовательскаго игнорированія существа Платоновой мысли и
внять живому голосу Платона, обильно и дѣйственно звучащему
въ каждой строчкѣ его твореній.
Итакъ, намъ нужно прежде всего разгадать загадку, загадан-
ную самимъ Платономъ. Что такое его солнечное постиженіе!
Въ какомъ направленіи нужно начать поиски, чтобы выйти на
дорогу, пусть заброшенную и заросшую, но самимъ Платономъ
указанную и ведущую къ высшему и всеопредѣляющему изъ его
постиженій.
Мы, конечно, все время должны м^оводиться конкретными
указаніями самого Платона и тѣми многочисленными отмѣтками,
которыя разбросаны въ его твореніяхъ. Но есть одно общее со-
ображеніе, которое нужно высказать предварительно, для того
чтобы самыя отмѣтки Платона можно было использовать пра-
вильнымъ и интенсивнымъ образомъ. Намъ представляется вну-
тренно невѣроятнымъ, чтобы писатель такой силы, какъ Платонъ,
могъ оставить безъ всякой записи величайшее изъ своихъ узрѣній.
Совершенно несомнѣнно, что то постиженіе, которое Платонъ на-
зываетъ постиженіемъ „самого Солнца*, пЗ внутренней своей сути
лежитъ на границѣ словеснаго выраженія и что въ этомъ пости-
женіи многое, можетъ быть значительнѣйшее, по существу невыра-
зимо и несказанно; но столь же несомнѣнно, что у писателя круп-
ныхъ масштабовъ привлекаетъ именно то, что лежитъ у границы
Вопросы философіи, кн. 137. 4
110
в. э г н ъ.
обычнаго выраженія^ и ни въ чемъ не выражается сила писателя
больше, чѣмъ въ благодатномъ воплощеніи въ словѣ новой, казалось
бы неподвластной человѣку области невыразимаго, въ раздаваніи
именъ сущностямъ, впервые имъ узрѣннымъ и различеннымъ^
Въ этомъ высшая радость писателя, непреходящая его слава и
„теургическая* сила и, конечно, у насъ нѣтъ никакихъ основаній
эту радость, эту славу и эту силу не приписывать тому, кто былъ,
по общему признанію, «однимъ изъ величайшихъ писателей всѣхъ
временъ и народовъ*. Если невыразимость самой темы „солнеч-
наго постиженія* предостерегаетъ насъ отъ желанія найти у
Платона запись вполнѣ адэкватную темѣ, то, съ другой сторо-
ны, значительность постиженія, бывшаго высшей и кульмина-
ціонной точкой его внутренней жизни, его корибантическая
взволнованность и кошница новыхъ частныхъ узрѣній, имъ при-
несенная, говорятъ съ огромной убѣдительностью за то, что Пла-
тонъ долженъ былъ попытаться запечатлѣть цѣлостно и возможно
полнѣе наиболѣе захватывающее и всеопредѣляющее изъ своихъ
умственныхъ видѣній, и что какіе-то большіе письменные фраг-
менты этого видѣнія непремѣнно содержатся въ его творе-
ніяхъ.
Другими словами, изъ свидѣтельства Платона о своемъ солнеч-
номъ постиженіи мы дѣлаемъ предположительный выводъ, что
въ твореніяхъ Платона должна имѣться запись этого постиженія,
т.-е. то или иное его воспроизведеніе въ формахъ, соотвѣтствую-
щихъ природѣ писательскаго дарованія Платона. Этотъ выводъ
носитъ предположительный характеръ. Онъ ничего не утвер-
ждаетъ кромѣ возможности и большого вѣроятія. Если можно-
гдѣ-нибудь отыскать разгадку загадочнаго свидѣтельства Платона
о солнечномъ его постиженіи, то только въ его твореніяхъ. Не-
смотря на предположительность, выводъ этотъ чрезвычайно ва-
женъ для общей основной оріентаціи. Мы еще ничего не нашли, но
уже знаемъ, во-первыхъ, что намъ искать, и, во-вторыхъ, въ какомъ
направленіи начать поиски. Мы должны обозрѣть творенія Пла-
тона въ поискахъ основной записи ею духовнаго опыта. Т.-е. уже
не туристскія прогулки и не любительскіе снимки явятся цѣлью
нашихъ восхожденій въ горы Платоновыхъ созерцаній, а оты-
сканіе хотя бы главнѣйшихъ слѣдовъ того, что самимъ Плато-
номъ считается наиважнѣйшимъ и наивысшимъ въ его постиже-
ніяхъ. И тогда только въ правильной перспективѣ предъ нами
ВЕРХОВНОЕ ПОСТИЖЕНІЕ ПЛАТОНА.
111
предстанутъ частности его философіи. Мы получаемъ такимъ
образомъ имманентный Платонову мышленію принципъ изслѣдо-
ванія ею твореній, и, оставаясь самими собою, т.-е. людьми дру-
гого болѣе сложнаго сознанія, тѣмъ не менѣе будемъ слѣдовать
за самимъ Платономъ въ истолкованіи живого и непреходящаго
смысла его философскихъ вдохновеній и у него самого спраши-
вать совѣта и наученія во всѣхъ случаяхъ, гдѣ тропинки рас-
ходятся надвое или натрое, или гдѣ онѣ пропадаютъ вовсе.
Но прежде чѣмъ двинуться въ поиски, намъ нужно хоро-
шенько запомнить нѣсколько важныхъ указаній, содержащихся
въ миѳѣ о пещерѣ, и какъ бы заранѣе описывающихъ, какія
именно черты должны характеризовать какъ само солнечное по-
стиженіе, такъ и его запись. Эти черты передъ нами вырисуются,
если мы интенсивнѣе всмотримся въ текстъ миѳа о пещерѣ и
обратимъ вниманіе на любопытнѣйшія данныя микроскопическаго
характера, въ немъ содержащіяся. Съ изумительною насыщен-
ностью художественной изобразительности Платонъ нѣскольки-
ми словечками тонически окрашиваетъ основныя духовныя со-
стоянія, различенныя выше. Пребыванію во мракѣ и узахъ свой-
ственно самодовольство. Поскольку узники принадлежатъ къ „раб-
скому сознанію" (о коемъ ниже), постольку они любятъ свою
тюрьму, во всякомъ случаѣ не хотятъ никакихъ перемѣнъ
къ лучшему. Больше того, они активно противятся тѣмъ, кто хо-
тѣлъ бы разрѣшить ихъ узы, смѣются надъ побывавшими вверху,
(если смѣются, то значитъ имѣютъ устойчивое самочувствіе и
„крѣпкое міровоззрѣніе") и черезчуръ ревностныхъ освободите-
лей даже готовы убить, очевидно потому, что тѣ „вносятъ но-
выя божества" и „развращаютъ" пещерныхъ „юношей". Второе
состояніе тонически охарактеризовано съ еще большею ярко-
стью. „Пусть бы, говорится объ обитателяхъ пещеры, при такой
ихъ природѣ, приходилось имъ быть разрѣшенными отъ узъ и
получить искупленіе отъ безсмысленности, какова бы она ни бы-
ла; пусть бы кого-нибудь изъ нихъ развязали, вдругъ принуди-
ли встать, поворачивать шею, ходить и смотрѣть вверхъ на свѣтъ:
дѣлая все это, не почувствовалъ ли бы онъ боли и отъ блеска не
ощутилъ ли бы безсиліе взирать на свѣтъ, не страдалъ ли бы онъ
глазами, не бѣжалъ ли бы, повернувшись къ тому, что могъ
видѣть, не думалъ ли бы, что это дѣйствительно яснѣе указывае-
маго?... Если же кто сталъ бы влечь его насильно по утесисто-
4*
112
в. э в н ъ.
крутому всходу, и не остановилъ бы, пока не вытащилъ ня
солнечный свѣтъ, то не болѣзновалъ ли бы онъ и не досадовалъ ли
бы на влекущаго?.. ($іу С—Е.)Боль, страданіе, трудъ восхожде-
нія, скорбный взглядъ назадъ на „уютныя11 узы, и досада на
освободителя—вотъ черты болѣзненнаго переходнаго момента вы-
хода изъ пещеры.
Третье состояніе находится въ тѣсной связи съ состояніемъ
вторымъ, но отличается отъ него нѣкоторыми существенными
чертами. Прежде всего Платонъ особо отмѣчаетъ длительность
третьяго состоянія.
Нельзя вдругъ освоиться съ міромъ истинныхъ предметовъ,
освѣщаемыхъ солнцемъ. Нужна привычка, привычка же связана
съ временемъ и упражненіемъ, само же упражненіе должно быть
постепеннымъ, прогрессивно нарастающимъ, что опять связано
съ длительностью (517 А.) Кромѣ того, это состояніе запечатлѣно
скорбью. Это уже не острая боль и не рѣзкія страданія преды-
дущаго духовнаго состоянія, но тѣмъ не Менѣе это — печаль, а
не радость. Глаза постепенно привыкаютъ къ предметамъ освѣ-
щеннымъ солнцемъ, боль утихаетъ и крутое восхожденіе позади;
душа просвѣтляется и уже совсѣмъ не хочетъ назадъ, но она
еще не полна, она въ ожиданіи и тоскѣ, — и боясь взирать на
солнце, готова была бы поднять взоры къ небу, но „самое небо
легче видѣла бы ночью, взирая на "сіяніе звѣздъ и луны, чѣмъ
днемъ солнце и свойства солнца." (516 В.) Отмѣтимъ еще важ-
ную подробность. Первое состояніе рисуется какъ пещерный кол-
лективъ, второе состояніе какъ эротическая борьба двухъ духовъ:
духа^освободителя и духа освобождаемаго. Освободитель съ же-
стокостью истиннаго Эроса расковываетъ свою жертву-избран-
ника, насильно „влечетъ" ее по утесистому всходу и, по собствен-
ному выраженію Платона, „тащитъ* ее на солнечный свѣтъ (5 ^5 Е-Х
Характерность третьяго состоянія представляетъ отсутствіе осво-
бодителя. Онъ уже не учитъ, на что смотрѣть сначала, на что по-
томъ, душа освобожденнаго сама разбирается въ новомъ мірѣ истин-
ныхъ предметовъ и въ своемъ растущемъ постиженіи ихъ — оди-
нока, уединенна, оставлена Другомъ учителемъ, и холодъ и ти-
шина скорбнаго неба ночного необычайно точно соотвѣтствуютъ
скорбному и просвѣтленному одиночеству вырвавшейся изъ пещер-
наго мрака, освобожденной души. Платонъ дальше намекомъ рас-
крываетъ причину исчезновенія Друга. Ревностный освободитель
ВЕРХОВНОЕ ПОСТИЖЕНІЕ ПЛАТОНА.
113
черезчуръ увлекся своею дѣятельностью: бича его ироніи, изгоня-
ющей изъ пещеры, не выдержали пещерные обитатели и показали
на немъ силу пещернаго коллектива. Впослѣдствіи мы разберемся
въ этомъ намекѣ Платона — сопоставимъ его съ другими дан-
ными, теперь же только отмѣтимъ, что гибель Друга-освободи-
теля должна была только усилить скорбь и одиночество освобо-
жденнаго, и, исполняя его благодарною памятью, естественно
слить образъ ушедшаго съ новымъ и углубленнымъ опытомъ не-
знанія „истинныхъ предметовъ". Четвертое состояніе наиболѣе
для насъ важное, т. е. солнечное постиженіе, характеризуется
лишь однимъ словечкомъ, но словечкомъ многозначительнымъ,
особенно если его сопоставить съ содержаніемъ новаго узрѣнія.
Само Солнце — это Само Благо (517 С.), т. е. источникъ всякой
благости и всякаго блаженства. Всѣ виды благъ, испытанныхъ
нашимъ освобожденнымъ узникомъ во всемъ его предыдущемъ
жизненномъ пути, меркнутъ и совершенно пропадаютъ въ срав-
неніи съ безмѣрностью существеннаго пріобщенія къ самому непо-
стижимому источнику благости и Красоты. Это самое однимъ
словомъ и подтверждаетъ Платонъ. Описавъ солнечное постиже-
ніе, онъ говоритъ: „Что же? Вспоминая о первомъ житьѣ, о та-,
мошней мудрости, не думаете ли, что онъ свою перемѣну будетъ
ублажать, а тѣхъ жалѣть? И очень, отвѣчаетъ Главковъ". (516 С.)
Итакъ, четвертое состояніе есть такое состояніе, которое нужно
ублажать (еЗЗаірюѵаСеіѵ) и благословлять. Оно есть состояніе
безспорной радости прикосновенія къ самому источнику вся-
ческихъ благъ, и эта черта для насъ очень важна. Въ проти-
воположность болѣзненно-трудному восхожденію изъ пещеры
и одиноко - скорбному и долгому созерцанію предметовъ освѣ-
щенныхъ Солнцемъ, узрѣніе самого Солнца и пріобщеніе къ
благодатнымъ дарамъ его постиженія, озаряетъ постигающаго
диѳирамбическою радостью и все разрѣшающимъ восторгомъ
(послѣднія узы — узы скорби — только и разрѣшаются въ этомъ
узрѣніи). Да не подумаетъ кто-нибудь, что мы вычитываемъ у
Платона слишкомъ много! О восторгѣ говоритъ самъ Платонъ:
„восхожденія вверхъ и созерцаніе горняго", онъ называетъ въ
предѣлахъ миѳа о пещерѣ восторженіемъ души въ мѣсто мысли-
мое (517 В). А мыслимо ли „восторженіе души" къ самому источ-
нику Блага безъ забвенія всѣхъ скорбей и безъ изступленнаго
блаженства — объ этомъ споръ излишенъ,
114
В. э р н ъ.
Соединимъ теперь вмѣстѣ всѣ черты, отмѣчаемыя самимъ Пла-
тономъ въ его солнечномъ постиженіи: і. большія высоты созер-
цанія, но запечатлѣнныя скорбью, и пессимистически окрашенною
просвѣтленностью характеризуютъ не само солнечное постиже-
ніе, а лишь періодъ ему предшествующій. 2. Отличительная чер-
та солнечнаго постиженія есть — а) радостный и озаренно-свѣтлый
тонъ познаннаго блаженства, б) диѳирамбичность, взволнован-
ность и изступленная восторженность. Вотъ божественная пе-
чать, сіяющая на высшей духовной встрѣчѣ Платона. Съ этою
памяткою и обратимся къ разрѣшенію вопроса, въ какомъ изъ
твореній Платона нужно искать заброшенную и забытую вер-
шину его узрѣній.
Передъ нами двѣ возможности: мы можемъ либо послѣдова-
тельно пересмотрѣть всѣ діалоги Платона, къ каждому изъ
нихъ обращаясь съ вопросомъ, не въ немъ ли именно содержится
искомая запись, эта „пропавшая (съ горизонта изслѣдователей!)
грамота" платонизма, либо, опредѣливъ одинъ изъ діалоговъ,
наиболѣе отвѣчающихъ только что означеннымъ двумъ чертамъ,
путемъ тщательнаго раскрытія его содержанія установить по-
ложительнымъ образомъ, что то, что содержится въ немъ, и есть
«солнечная запись". Первый путь былъ бы дологъ и утомите-
ленъ. Кромѣ того, спеціальный вопросъ о литературной дѣятель-
ности Платона, о послѣдовательности написанія имъ діалоговъ
и подлинность ихъ — будетъ подробно изслѣдованъ въ своемъ
мѣстѣ и въ свое время, т. е. послѣ того, какъ опредѣлится ос-
новной рельефъ духовной біографіи Платона и тѣсно связанныхъ
съ нею или, вѣрнѣе, составляющихъ ее узрѣній. Поэтому пока мы
пройдемъ нѣсколько сокращеннымъ путемъ, откладывая на даль-
нѣйшее оправданіе допущенныхъ нынѣ „сокращеній".
Безъ особеннаго труда и съ полною увѣренностью’ изъ со-
исканія на степень основной записи мы можемъ вычеркнуть
большую часть твореній Платона.
і. Искомая запись не можетъ содержаться въ раннихъ, т. е.
сократическихъ діалогахъ, ибо солнечное постиженіе, по вполнѣ
опредѣленному свидѣтельству миѳа о пещерѣ, обусловлено цѣ-
лымъ рядомъ предшествующихъ состояній, причемъ состояніе по-
ложительнаго усвоенія „истинныхъ предметовъ" особеннымъ
образомъ характеризуется Платономъ, какъ состояніе длительное.
Слѣдовательно, запись солнечнаго постиженія мы можемъ
ВЕРХОВНОЕ ПОСТИЖЕНІЕ ПЛАТОНА. 1Д5
искать въ діалогахъ, значительно отстоящихъ отъ начала литера-
турной дѣятельности Платона.
2. Эта запись, во всякомъ случаѣ, предшествуетъ VII книгѣ
Политіи, ибо въ миѳѣ о пещерѣ мы имѣемъ упоминаніе о сол-
нечномъ постиженіи, дѣлаемое съ тою краткостью, которая объ-
яснима лишь допущеніемъ, что пространная запись этого пости-
женія Платономъ уже сдѣлана. Кромѣ того въ миѳѣ о пещерѣ
говорится еще и о пятомъ состояніи, нами до сихъ поръ не
упомянутомъ. (516 Е. и 517 А.) Платонъ говоритъ о томъ, что ис-
пытываетъ человѣкъ, имѣвшій солнечное постиженіе и вернувшійся
назадъ въ пещеру. Этотъ новый опытъ пребыванія въ пещерѣ
послѣ узрѣнія „самого Солнца*, во всякомъ случаѣ требуетъ
какого-то промежутка времени, а т. к. миѳъ о пещерѣ т.-е. VII
книга Политіи написана уже съ наличностью этого новаго, и
прибавимъ, горестнаго опыта, (что между прочимъ и придаетъ
поистинѣ трагическій тонъ всему миѳу о пещерѣ), то, значитъ,
само солнечное постиженіе помѣщается въ данномъ случаѣ Плато-
номъ въ прошлое, можетъ быть и не столь отдаленное, но во вся-
комъ случаѣ существенно отдѣленное отъ него новомъ узрѣніемъ уже
не солнечнаго и не диѳирамбическаго характера, а характера зем-
ного („пещернаго") и глубоко скорбнаго. Другими словами, иско-
мая запись не можетъ содержаться и въ повтореніяхъ Платона,
написанныхъ въ VII Политіи. Такъ какъ вопросъ, какіе именно
діалоги написаны Платономъ послѣ VII книги Политіи, остается
пока открытымъ, то этотъ выводъ мы имѣемъ право распро-
странить лишь на діалоги, безспорно написанные Платономъ
въ послѣднюю пору жизни, т.-е. на Тимея, Законы и Критія.
За вычетомъ этихъ большихъ двухъ группъ у насъ остается
слѣдующій рядъ діалоговъ: Федонъ, Ѳеэтетъ, Кратилъ, Федръ*
Пиршество, Софистъ, Политикъ, Парменидъ, Филебъ н части По*
.литіи, написанныя раньте VII книги. Теперь кругъ суживается
и, если мы вспомнимъ уясненныя выше черты солнечнаго по-
стиженія, то въ этомъ небольшомъ кругѣ Платоновыхъ творе-
ній искомая запись должна сама броситься въ глаза. Въ самомъ
дѣлѣ Федонъ, Ѳеэтетъ и Политія должны быть откинуты нами;
первые два вслѣдствіе крайне пессимистическаго тона, ихъ про-
никающаго (въ Федонѣ, идеаломъ мудреца является „умираніе*,
въ Ѳеэтетѣ совершенное „бѣгство отъ міра")1, Политія* также
*) Эти черты превосходно подчерквгуты Влад. Соловьевымъ.
116
В. Э Р н ъ.
вслѣдствіе пессимизма, хотя и другого порядка и не столь остра-
го, какъ въ Федонѣ и Ѳеэтетѣ, но все же ярко выраженнаго^
Что же касается до Кратила, Филеба, Политика, Парменида и
Софиста, то въ нихъ мы не находимъ второй изъ означенныхъ
чертъ солнечнаго постиженія „диѳирамбичности" и „восторже-
нія ума въ мѣсто мыслимое". Это замѣчательныя по своей от-
влеченности (но не отрѣшенности) діалектическія изслѣдованія
основныхъ проблемъ онтологіи — но это ни въ какомъ случаѣ
не запись восторженнаго узрѣнія. Остаются, слѣдовательно, два
діалога: Федръ и Пиршество^ и только эти два творенія Платона
поистинѣ отвѣчаютъ признакамъ солнечнаго постиженія, указан-
нымъ въ миѳѣ о пещерѣ: они проникнуты исключительно ра-
достнымъ тономъ; они полны диѳирамбической восторженно-
стью.
Федръ и Пиршество нельзя отдѣлять другъ отъ друга. Несо-
мнѣнно они вышли изъ одного душевнаго порыва и созданы од-
нимъ вдохновеніемъ. Но ихъ нельзя и сливать. Тонически они
существенно отличаются другъ отъ друга. Въ то время, какъ
Федръ полонъ юношескаго неистовства и внезапныхъ взрывовъ
восторга,—Пиршество, при всей исключительной вдохновенности,
поражаетъ зрѣлой уравновѣшенностью и художественнымъ спо-
койствіемъ изложенія. При написаніи Федра Платонъ еще на-
ходится въ „маніи", которую онъ не только описываетъ, но и
которая заставляетъ, „нудитъ" его говорить, онъ еще не свобо-
денъ отъ нея художественно, онъ еще въ сферѣ „заражен-
ности" ею, и поэтому при безмѣрной значительности вѣщаемыхъ
имъ видѣній, во всемъ изложеніи нѣтъ перспективы, нѣтъ да-
лей, ни въ сторону прошлаго, ни въ сторону будущаго. Объектъ
прямо передъ глазами, все заслонено видѣніемъ.
„И жизнь, какъ океанъ безмѣрный,
Вся въ настоящемъ разлита*.
Въ Пиршествѣ Платонъ уже овладѣваетъ своею взволнован-
ностью; то же видѣніе, что и въ Федрѣ, онъ созерцаетъ съ нѣ-
котораго разстоянія. И наличность этого разстоянія создаетъ
условія истинно художественнаго овладѣнія предметомъ. Форма
съ глубинною гармоничностью соразмѣрена съ содержаніемъ, и
Платонъ достигаетъ снѣжныхъ вершинъ литературнаго мастер-
ства и художественнаго совершенства. Среди твореній Платона
ВЕРХОВНОЕ ПОСТИЖЕНІЕ ПЛАТОНА.
117
Федръ исключительно пиѳиченъ. Жрецы философской рефлексіи,
не успѣли еще «отредактировать» темный и нѣсколько «пьяный»
смыслъ «вѣщаній» души-пророчицы, впавшей въ экстазъ. Тогда
какъ въ Пиршествѣ мы имѣемъ то же пророчество, но уже въ
«гексаметрахъ» художественной эвритміи и со смысломъ, хотя и
безмѣрнымъ, но философски полуосознаннымъ. По религіозной
значительности, по важности содержанія, по исключительной
насыщенности элементомъ божественнаго Федръ можетъ быть
сравненъ съ древнею еще архаическою серьезностью трагедій Эс-
хила,—тогда какъ Пиршество, при всей своей близости къ Фед-
ру, уже являетъ новую, чисто Софоклову черту идеальнаго ра-
венства между элементомъ божественнаго и человѣческаго.
Эта бѣглая сравнительная характеристика вполнѣ достаточна
для рѣшенія вопроса, какой изъ двухъ діалоговъ можетъ при-
тязать съ наибольшими основаніями на «солнечное первородство»
въ семьѣ Платоновыхъ твореній. Какъ запись, какъ документъ
Федръ значительно превосходитъ Пиршество. Въ немъ мы нахо-
димъ горячіе, еще не остывшіе слѣды солнечнаго постиженія,
онъ текучъ, безпорядоченъ, таинственъ, труденъ, неразрабо-
танъ—это все черты самой первой, сырой, свободной отъ фи-
лософскаго осознанія редакціи искомой нами записи, тогда какъ
Пиршество можетъ притязать на редакцію вторую, разработан-
ную и проведенную черезъ философскую рефлексію. Въ смыслѣ
внутренняго опыта и душевной документальности, Федръ, упо-
требляя геологическое сравненія, болѣе «древній пластъ», со-
держащій первое отпечатлѣніе самаго основного и коренного,
событія въ духовной жизни Платона.
Этимъ самымъ мы отвѣчаемъ на предварительный вопросъ, въ
какомъ направленіи нужно начать поиски основной записи. За-
печатлѣнная «грамота» повидимому находится въ Федрѣ. Чтобы
ее найти, нужно изслѣдовать Федра. Для того же, чтобы от-
вѣтить на основной вопросъ: что такое солнечное постиженіе,—
нужно расшифровать запись и постараться сочувственно, по слѣ-
дамъ самого Платона, проникнуть въ самое центральное и все-
опредѣляющее изъ его узрѣній.
Итакъ, изъ самого Платона почерпнутый и самимъ Платономъ
предуказанный принципъ изслѣдованія его твореній приводитъ
насъ къ новой органической задачѣ: къ анализу Федра—къ усво-
енію содержащейся въ немъ записи солнечнаго постиженія. \
118
В. э г н ъ.
II. Анализъ Федра.
Федру особенно не везло. Это одинъ изъ самыхъ невоздѣлан-
ныхъ и заброшенныхъ «участковъ» въ писаніяхъ Платона. Въ
нѣмецкихъ «Бедекерахъ» платонизма, въ которыхъ указывается
иногда двумя и тремя звѣздочками, т. е. съ особенными обос-
нованіями и рекомендаціями, — самыя разнообразныя ройка <1е
ѵпе—напр., такія «ученыя» скамеечки, съ коихъ все дѣло Пла-
тона предстаетъ, какъ незрѣлая антиципація Канта или какъ
эмбріонъ Гегелева панлогизма, или какъ преддверіе мудрости
Шопенгауэра, или какъ «геніальное предвосхищеніе» Марбургскаго
панметодизма егс. егс. еіс или наконецъ какъ великолѣпныя про-
пилеи въ ту многобразную, многоличинную эклектическую «муд-
рость», смѣшанную изъ здраваго смысла и кабинетныхъ домыс-
ловъ, которою наводнена нѣмецкая литература о Платонѣ, — въ
этихъ «Бедекерахъ» существуетъ какое-то тайное соглашеніе:
о Федрѣ говоритъ какъ можно меньше. И когда какой-нибудь
ученый, нарушая общее правило, удѣляетъ Федру особое внима-
ніе и даже посвящаетъ ему отдѣльную «работу», — результатъ
получается жалкій и поистинѣ компрометирующій основной,
коллективно принятый методъ, состоящій въ глубокомысленномъ
и мелочномъ изученіи шелухи и въ безсмысленномъ игнорирова-
ніи живого зерна.
Отдавая Пиршеству пальму первенства въ смыслѣ равномѣр-
ной и одинаково геніальной и артистической разработки всего
діалога, начиная съ первой строчки и до послѣдняго слова, мы
тѣмъ не менѣе думаемъ, что художественный уровень Федра
необычайно высокъ и что своими отдѣльными, остроконечными,
взлетающими въ небесный эѳиръ вершинами «онъ едва ли не пре-
восходитъ своего младшаго, гармонически-прекраснаго, снѣжно-
вершиннаго брата. Художественное совершенство Пиршества
прозрачно и откровенно. Необычайныя ходожественныя достоин-
ства Федра завуалированы и прикровенны. Тотъ, кто ничего
не понимаетъ въ Пиршествѣ, остается обвороженнымъ ритмич-
ностью и пластичностью его словесной формы. Тотъ, кто не
понимаетъ Федра, не можетъ оцѣнить ни его корибантической
музыки, ни его сложныхъ перемѣнчивыхъ ритмовъ. Чтобы стать
чуткимъ къ сверхчувственной красотѣ Федра, нужно актомъ ду-
шевнаго соучастія (метексиса) войти въ магическое движеніе
ВЕРХОВНОЕ ПОСТИЖЕНІЕ ПЛАТОНА.
119
духовныхъ энергій, его переполняющихъ. Съ другой стороны,
чтобы пріобщиться энергіямъ окрыленнаго созерцанія, явленнымъ
въ Федрѣ, нужно усвоить и «миметический воспроизвести харак-
терную и въ своемъ родѣ единственную линію умопостигаемаго
танца, вводящаго въ веселый хороводъ «умныхъ» видѣній.
Поэтому сочувственное усвоеніе внѣшней формы діалога или
предварительный актъ душевнаго мимезиса, говоря терминологіей
самого Федра — является необходимымъ условіемъ усвоенія вну-
тренняго и преддверіемъ того акта метексиса, безъ котораго, по
смыслу ученія Платона, невозможно никакое пониманіе.
Переходя къ вопросу о внѣшней формѣ Федра, мы прежде все-
го должны подчеркнуть особую важность самаго вопроса. Изуми-
тельная щедрость писательскаго дара Платона ярко сказывается въ
томъ, что за всю свою «пятидесятилѣтнюю» писательскую дѣя-
тельность Платонъ не установилъ для себя какого нибудь лите-
ратурнаго шаблона. Каждое изъ его произведеній написано осо-
бымъ образомъ. И особенность эта выражается не только въ не-
устанномъ творчествѣ языка, не только въ созиданіи все новыхъ
и новыхъ тканей стиля, т. е. не только въ внѣшнихъ, наиболѣе
наружныхъ покровахъ его мысли, но и во внутреннемъ глубин-
номъ строеніи его рѣчи. Его мысль, въ поискахъ адэкватнаго вы-
раженія, или лучше сказать въ поискахъ истиннаго своего во-
площенія, опредѣляетъ себя не только пластически и живописно
(яркость красокъ и образовъ), не только ритмически и музыкаль-
но (огненное движеніе и взволнованность), но и, что важно для
насъ отмѣтить, — архитектурно. Помимо сложной индивидуаль-
ности мысли и языка, каждое изъ твореній Платона имѣетъ ин-
дивидуальную структуру, подъ коей я разумѣю большія архи-
тектурныя линіи ихъ внутренняго строенія. Эти линіи имѣютъ
свои мелодіи и свои ритмы, которые по законамъ высшей пиѳа-
горейской гармоніи сочетаются съ малыми ритмами и съ малыми
мелодіями наружнаго «верхняго» теченія его рѣчи, образуя вмѣ-
стѣ съ ними одно нераздѣльное полифоническое цѣлое. (Поэ-
тому такъ далеки отъ живого Платона «одноголосыя» изложенія
его философіи, блистательнымъ примѣромъ коихъ служитъ «клас-
сическая» работа Целлера.) Мысль Платона цѣлостно запечатлѣ-
ваетъ себя въ живой и сложно организованной плоти его ху-
дожественнаго слова. Въ этой плоти своеобразнымъ костякомъ
является стЬуктура его твореній, и потому, чтобы правильно
120
В. Э Р н ъ.
понимать цѣлостную мысль Федра, намъ нужно намѣтить сначала
большія «басовыя» линіи его архитектурнаго строенія*
Замѣтнымъ образомъ Федръ распадается на пятъ частей. Пер-
вая часть—введеніе (227 А—230 Е.). Это рѣдчайшая въ Платоно-
выхъ писаніяхъ идиллія съ описаніемъ природы почти «пасто-
ральнаго» типа. Вторая часть—чтеніе рѣчи Лисія (231 А—234 Э).
Эта тема безконечно контрастируетъ съ идиллистическимъ ха-
рактеромъ темы первой. Рѣчь Лисія—квинтъ»эссенція суетливой,
городской и притомъ разлагающейся, софистической «культуры».
Третья часть—первая рѣчь Сократа (237 А—241 Э). Въ проти-
воположность веселой циничности рѣчи Лисія—въ словахъ Со-
крата, съ виду шутливыхъ, начинаютъ звучать ноты глубочайшей
серьезности, которая вдругъ, нисходя въ разговоръ, сначала ве-
денный не безъ легкомыслія, съ сатирностью свойственной на-
ружности Сократа, заставляетъ Сократа, во-первыхъ, не догово-
рить второй части своей рѣчи, (ибо въ ней шутка зашла бы
слишкомъ далеко!) во-вторыхъ, испытать внезапное движеніе
внутренняго «демона» и почувствовать необходимость истиннаго
и религіознаго прославленія невольно оскорбленнаго божества.
Четвертая часть—вторая рѣчь Сократа (244 А—257 В). Это
сплошной вдохновенный диѳирамбъ, или то подлинно - религіоз-
ное и экстатическое прославленіе бога Эроса, которое было по-
требовано у Сократа его демономъ, въ видѣ очистительной
жертвы. Наконецъ, пятая часть разговоръ о принципахъ словес-
наго выраженія или о реторикѣ (257 С—279 С).
Разсматривая строеніе діалога съ чисто архитектурной стороны—
мы должны отмѣтить прежде всего необычайную корибантиче-
скую изломанность основныхъ его линій. Пять частей—это пять,
совершенно различныхъ музыкальныхъ темъ, какъ бы перебиваю-
щихъ и состязающихся другъ съ другомъ. Если есть гармонія
въ Федрѣ, то она во всякомъ случаѣ составлена изъ величай-
шей борьбы. Самая структура Федра—динамична, и уже это одно
заставляетъ предполагать, что центральное ядро діалога, при-
званное осилить и объединить эту борющуюся группу различныхъ
духовныхъ энергій, должно обладать какою - то раскаленностью
динамизма, т.-е. высшею, максимальною и предѣльною степенью
внутренней напряженности. Въ Федрѣ мы видимъ пять крутыхъ
и рѣзкихъ перемѣнъ ритма. Въ введеніи Платонъ ведетъ насъ по
цвѣтущей долинѣ; въ рѣчи Лисія мы вступаемъ въ болотце и
ВЕРХОВНОЕ ПОСТИЖЕНІЕ ПЛАТОНА.
121
почти утопаемъ въ трясинѣ, съ окончанія рѣчи Лисія начина-
ется подъемъ, и первая рѣчь Сократа являетъ уже собою мрач-
ныя массы скалъ. Съ появленіемъ «демона» разверзается пропасть,
за которой воздвигаетъ снѣжную громаду вторая рѣчь Сократа,
и, наконецъ, бесѣда о принципахъ выраженія послѣ крутого срыва
даетъ пологій и длинный спускъ къ обыденному сознанію.
Само собою разумѣется, эта характеристика структуры Федра
ничего не даетъ еще матеріально. Она только опредѣленнымъ
образомъ настраиваетъ и настораживаетъ насъ. Совершенно не-
сомнѣнно, что въ этой характерной изломанной линіи построенія
діалога есть особая такъ сказать „подпочвенная" тайная, можетъ
быть безсознательная, но тѣмъ не менѣе опредѣленная мысль*
которая ни въ чемъ иномъ какъ въ своеобразіи построенія діа-
лога и выразиться не могла бы, которая и есть, такъ сказать,
самъ онъ во внутреннемъ его смыслѣ, которая ни на какой дру-
гой языкъ (языкъ образа, понятія, отдѣльныхъ словъ) не пере-
водима и которая требуетъ поэтому особаго акта вниманія и
особаго акта воспріятія. Чтобы прочесть эту мысль, чтобы постиг-
нуть ея темный смыслъ, намъ нужно было бы понять внутрен-
нюю художественную и философскую необходимость именно этого
построенія діалога въ его индивидуальномъ своеобразіи. Но
сдѣлать это безъ раскрытія его общаго смысла невозможно-
Поэтому, оставивъ на дальнѣйшее раскрытіе смысла обрисован-
ной структуры Федра, перейдемъ къ усвоенію его содержанія.
1. Введеніе.
Первая часть—введеніе. Уже древніе отмѣчали естественность
этого непринужденнаго вступленія въ бесѣду. Сократъ встрѣ-
чается съ Федромъ, идущимъ прогуляться за городъ и, узнавши
отъ него, что онъ наканунѣ слушалъ Лисія, говорившаго на
эротическія темы, заинтересовывается, идетъ вмѣстѣ съ Фед-
ромъ за городъ, ловитъ Федра на томъ, что рѣчь Лисія у него
подъ полою и, найдя удобное мѣсто подъ платаномъ «на муравѣ^
заставляетъ Федра прочесть новое созданіе знаменитаго оратора.
Обыкновенно, шаблоннымъ изумленіемъ на литературную лов-
кость такого вступленія'въ бесѣду кончается анализъ введенія.
Между тѣмъ имѣются двѣ черты колоссальной значительности,
которыя въ совокупности образуютъ истинную завязку умопо-
122
В, э г н ъ.
стираемаго дѣйства, молніеносно развертывающагося въ дальнѣй-
шемъ теченіи діалога. Первая черта относится къ музыкально -
тонической и живописной сторонѣ разговора, вторая—къ идей-
ной и „содержательной*.
Выводя Сократа и Федра за городъ, Платонъ чуть ли не
единственный разъ за всю свою полувѣковую писательскую дѣя-
тельность берется за описаніе природы. Ужъ зто одно могло бы
приковать взоры пытливаго изслѣдователя къ этимъ рѣдчайшимъ
строчкамъ, которыя говорятъ вѣдь ни о чемъ иномъ, какъ о
томъ, какъ видѣлъ природу въ ея внѣшнемъ живописномъ об-
ликѣ глазъ Платона, т.-е. глазъ одного изъ величайшихъ элли-
новъ и притомъ художника, умѣющаго запечатлѣть въ словѣ
всю полноту и всѣ особенности своего видѣнія. Но такъ какъ
разговоръ ведется въ индивидуализированныхъ условіяхъ и такъ
какъ это твореніе свое Платонъ создавалъ въ особенномъ душев-
номъ состояніи (ибо творенія Платона съ полною очевидностью
свидѣтельствуютъ, что душа его находилась въ непрерывномъ
движеніи, и каждый діалогъ отпечатлѣваетъ лишь моментъ жи-
зненно проходимаго имъ пути), то данныя этого цѣннѣйшаго-
документа мы не имѣемъ права универсализировать, т.-е. считать
за черту постояннаго отношенія Платона къ природѣ (въ ея внѣш-
немъ явленіи) и должны ихъ строго индивидуализировать, т.-е.
поставить въ живую связь со всей совокупностью, съ одной сто-
роны, обстоятельствъ, при которыхъ Платонъ создавалъ діалогъ,
съ другой стороны—объективныхъ требованій художественныхъ
и философскихъ, предъявляемыхъ самою темою.
Говоря о „данныхъ* описанія природы, имѣющагося въ Федрѣ*
я имѣю въ виду не художественныя его достоинства, хотя только
благодаря совершенству и разносторонности своего художе-
ственнаго дара Платонъ съ такою гибкостью могъ отпечатлѣвать
тончайшіе оттѣнки своихъ душевныхъ настроеній въ самыхъ
объективныхъ своихъ созданіяхъ. Несмотря на этичность внѣш-
ней формы, страницы Федра, посвященныя природѣ, насыщены
лиризмомъ, т.-е. тою особою интимною дрожью сердца, которая,,
отличаясь отъ обыкновенной чувствительности универсализмомъ
и объективностью, можетъ даваться только художникамъ и поэ-
тамъ, дружно живущимъ съ лирою.
Общее впечатлѣніе отъ этихъ страницъ — это необычайная^
взволнованная, эѳирная свѣжесть красокъ, рѣзко контрастирующая
ВЕРХОВНОЕ ПОСТИЖЕНІЕ ПЛАТОНА.
123
съ обыкновеннымъ среднимъ и безразличнымъ ихъ воспріятіемъ*
Такъ видѣть природу—въ цвѣтущей прозрачности ея эдемскаго
облика—можетъ лишь глазъ, съ котораго нѣкимъ потрясеніемъ
или внутреннимъ событіемъ была только что снята пелена. Объ
этой «пеленѣ» и вообще о запечатлѣнности обычнаго чувствен-
наго воспріятія—объ оруаѵа Платонъ будетъ существенно
говорить во второй рѣчи Сократа. Теперь мы можемъ только
сказать, что самый видъ, въ которомъ предстала Платону при-
рода въ эпоху написанія Федра, свидѣтельствуетъ объ особомъ
состояніи его глаза и вообще внѣшнихъ чувствъ, объ ихъ ка-
комъ то освобожденіи и «распечатлѣніи». Тонкій, духовный
блескъ и осіянность природы, почувствованные Платономъ, го-
ворятъ, что Платонъ только что вышелъ изъ подземелья и взгля-
нулъ на міръ по «новому», ибо свѣжесть его воспріятія равно-
значна новизнѣ (неиспытанности, небывалости) его ощущеній и
свидѣтельствуетъ о какомъ то большомъ движеніи его души.
Тотъ, кто бывалъ въ катакомбахъ, знаетъ, что сіяющій день
римской Кампаньи съ скорбными далями нѣжно сиреневыхъ и
голубыхъ горъ предстаетъ въ новомъ и несказанномъ озареніи,
въ минуту выхода изъ святого мрака милыхъ могилъ. Для та-
кихъ воспріятій потребенъ рѣзкій контрастъ, а на языкѣ душев-
ной жизни контрастомъ будетъ переворотъ. Древніе отличали
«юный» характеръ Федра, что дало поводъ для созданія въ
XIX вѣкѣ ненужной, кабинетной теоріи о мнимомъ хронологи-
ческомъ первенствѣ Федра въ ряду Платоновыхъ твореній
(Шлейермахеръ, Фольквардсенъ), но эта «юность», составляющая
подлинную черту Федра, носитъ внутренній, а не внѣшни ха-
рактеръ, характеризуетъ лишь необычайную душевную свѣжесть
этого созданія Платона.
Мы сказали объ общемъ впечатлѣніи отъ описанія природы
въ Федрѣ и почерпнули изъ данныхъ этого впечатлѣнія важное
указаніе на вѣроятное душевное потрясеніе Платона. Но есть и
частная черта въ разбираемыхъ страницахъ, которой нельзя не
придавать огромнаго значенія въ виду того, что въ ней впервые
встрѣчаются эѳирные слѣды искомаго нами ^солнечнаго по-
стиженія» х).
*) Св. Меѳодій Патарсскій въ своемъ замѣчательномъ діалогѣ о христіан-
ской эротикѣ (въ „Пиршествѣ іо дѣвъ*) при утонченно духовномъ и эдемскомъ
124
В. э г н ъ.
Платонъ ни разу во всемъ діалогѣ не говоритъ о солнцѣ,
т.-е. не называетъ этого слова. И тѣмъ сильнѣе достигается
художественно и мистически нужный ему эффектъ: « обста-
новка разговора, и его существо, залитое солнечнымъ свѣтомъ. Соли-
ще стоитъ надъ разговаривающими высоко въ небѣ, въ самомъ
зенитѣ, и палитъ обильными, жаркими и сверкающими лучами.
Можно сказать: солнце введено въ діалогъ какъ одно изъ дѣйству-
ющихъ лицъ, и хотя оно не говоритъ, но присутствіе его столь
ощутительно, что собесѣдники невольно и много разъ на про-
тяженіи разговора отмѣчаютъ его безмолвное дѣйствіе. Эта орга-
ническая роль солнца обрисовывается уже въ вводной части
діалога. Въ первыхъ же словахъ Федра указывается, что «съ
утра* прошло много времени, но такъ какъ говорится все же
«съ утра* — то этимъ самымъ указывается, что и до вечера было
<еще далеко. Черезъ страницу Федръ говоритъ, что ему пріятно
ступать босыми ногами по прохладной водѣ «въ такое время
года и въ такой часъ дня».
«Такое» время года —значитъ такое жаркое время года — подъ
нимъ мы должны разумѣть по крайней мѣрѣ весну и не раннюю,
ибо платанъ (не вѣчнозеленое дерево) покрытъ уже густою лист-
вою, а агнецъ въ яркомъ и изобильномъ цвѣту. О жаркости
солнечныхъ лучей говоритъ то, что собесѣдники радуются сту-
деному ключу и вѣтерку и ищутъ тѣни. Далѣе, послѣ первой
рѣчи Сократа Федръ говоритъ: «только не прежде (уйдемъ от-
сюда), Сократъ, чѣмъ пройдетъ зной. Развѣ ты не видишь, что
почти полдень и притомъ такъ называемый «жгучій?» (242 А.)
«Почти полдень* (ахейоѵ Цбат|р$р1а). Значитъ, весь разговоръ
начался незадолго до полудня, и полный и раскаленный полдень
падаетъ на втдрую рѣчь Сократа, которая какъ разъ въ это
время начинается и длится не менѣе часа. Безмолвнымъ, но дѣй-
ственнымъ сопровожденіемъ этого иступленнаго, диѳирамба яв-
ляется солнце въ зенитѣ или полный расцвѣтъ, ахріт] солнечныхъ
лучей. Зениту бесѣды соотвѣтствуетъ зенитъ Солнца, что осо-
бенно подчеркивается тѣмъ, что когда спадаетъ жара, «спадаетъ»
и бесѣда. Въ концѣ разговора, передъ молитвеннымъ обращеніемъ
описаніи сада, среди котораго ведется бесѣда, совершенно ясно руководится
Федромъ, хотя общая композиція его (серія рѣчей) есть подражаніе Платонову
Пиршеству. По всей видимости христіанскій писатель IV вѣка превосходно
почувствовалъ и понялъ ^эѳирность* разбираемаго нами описанія природы. '
ВЕРХОВНОЕ ПОСТИЖЕНІЕ ПЛАТОНА.
125
Сократа къ Пану, Федръ говоритъ: «однакожъ пойдемъ, теперь
и жаръ послабѣе» (279В).
Случайна ли эта таинственная роль солнца въ Федрѣ, кстати
сказать, не имѣющая никакихъ параллелей въ другихъ твореніяхъ
Платона? Говорить о случайности — значитъ говорить «о своемъ
непониманіи. Ничего случайнаго въ законченныхъ твореніяхъ
такого художника, какъ Платонъ, быть не можетъ. Если запись
солнечнаго постиженія находится въ Федрѣ, безмолвное участіе
солнца въ бесѣдѣ является не только высшею и тончайшею
художественною необходимостью, но обосновывается и мисти-
чески, ибо Платонъ, какъ пиѳагореецъ, несомнѣнно былъ при-
частенъ къ религіозному почитанію солнца, и потому налич-
ность живого лика солнечнаго или словесной иконы солнца въ
твореніи, въ которомъ Платонъ хотѣлъ запечатлѣть свою духов-
ную встрѣчу съ солнцемъ самимъ въ себѣ или съ истиной, стано-
вится болѣе чѣмъ понятной. Эту связь основаній можно пере-
вернуть и сказать: если какая-то замѣтная роль солнца въ Федрѣ
несомнѣнна, то это свидѣтельствуетъ лишній разъ за то, что
искомая запись солнечнаго постиженія находится именно въ
^Федрѣ.
Но въ этихъ уловленныхъ нами слѣдахъ и слѣдахъ уловимыхъ
есть еще болѣе тонкіе и почти неуловимые знаки не только
простой наличности солнечнаго постиженія, но и отчасти его
^характера. Въ своей работѣ о терминѣ «восхищеніе» (аргсофхй;)
ло. Павелъ Флоренскій проницательно и глубокомысленно расши-
фровалъ внутренній смыслъ и особую высшую обоснованность
того, что въ Федрѣ, въ этомъ діалогѣ, какъ бы спеціально по-
священномъ экстазу и восхищенію, говорится о похищеніи Ори-
ѳіи Бореемъ (похищеніе и восхищеніе по гречески одно). Если
это сопоставить съ «восхищеніемъ» Сократа во время второй
рѣчи, если вспомнить, что наивысшій моментъ его вдохновен-
наго слова о вдохновеніи совпадаетъ по многозначительному
указанію Платона, съ наивысшею полуденной силою и славою
Солнца, то это бросаетъ неожиданный свѣтъ на характеръ
высшаго изъ постиженій Платона. Повидимому, это въ пол-
номъ смыслѣ трлахос артгаурібс; т.-е. не только постиженіе солнца,
но и «похищеніе Солнцемъ», или особая, специфическая форма
одержанія Солнцемъ, геліолепсія. За это говорятъ два внутрен-
нихъ основанія: во-первыхъ, самъ Платонъ тѣснѣйшимъ обра-
Вопросы философіи, кн. 137. 5
126
В. э г н ъ.
зомъ связалъ высшее изъ своихъ постиженіи съ именемъ солнца-
Эта связь можетъ носить лишь органическій характеръ и пере-
давать существо дѣла, а не ассоціативный характеръ и быть прос-
той метафорой. Противъ метафоры говоритъ то, что словомъ
«Солнце» Платонъ пользуется въ самыхъ торжественныхъ и важ-
ныхъ случаяхъ; солнце для Платона высочайшее и торжествен-
нѣйшее изъ наименованій, солнцемъ онъ именуетъ высшую изъ
идей, идею Блага, т.-е. ту идею, которая выше познанія и
выше сущности. Во-вторыхъ, по смыслу ученія, развиваемаго
въ Федрѣ, всякое постиженіе является дѣйствіемъ двусторон-
нимъ, съ одной стороны, это восторженіе души, съ другой —
нисхожденіе бога. Поэтому если высшее изъ своихъ постиженій
Платонъ называетъ «восторженіемъ» ума своего въ самое су-
щество Солнца, то этимъ самымъ онъ говоритъ и о нисхожде-
ніи на него солнца, т.-е. объ особенномъ дѣйствіи на него именно
солнца, религіозно имъ почитаемаго, Это пріоткрываетъ тайну,
я бы сказалъ, психокосмической и мистической обстановки выс-
шаго узрѣнія Платона. Содержаніе этого узрѣнія пріоткроется
передъ нами тогда, когда мы дойдемъ до солнечной записи.
Теперь же таинственно очерчиваемая роль солнца въ Федрѣ
какъ бы предваряетъ эту запись нѣкоторыми важными внѣш-
ними чертами: повидимому, свое величайшее «восхищеніе» Пла-
тонъ пережилъ «около полудня», т.-е. въ обстановкѣ великолѣп-
наго расцвѣта солнечныхъ лучей, и намъ даже кажется, что можно
установить самую точку его перехода изъ обычнаго состоянія въ
состояніе солнечнаго постиженія. Есть въ полдень минуты, когда
изліяніе солнца достигаетъ такой божественной щедрости и пол-
ноты, что заливаемые его избыточнымъ свѣтомъ предметы какъ
бы погружаются въ тончайшую мглу и весь ликъ земли одѣва-
ется на мгновеніе свѣтлымъ мракомъ. Это оттого, что лучи
солнца въ эти минуты не только свѣтятъ, но и свѣтятся самиг
блистая и своимъ блескомъ какъ бы омрачая предметы. Въ это
время «око души», б которомъ говоритъ Платонъ, какъ бы
естественно привлекается къ' самимъ лучамъ отъ освѣщаемыхъ
имъ предметовъ и по нимъ устремляется къ солнцу, ихъ излу-
чающему. Не было бы никакой натяжкой предположить, что
«геліолепсія» пережита Платономъ въ подобныя минуты полу-
деннаго экстаза солнца. Объ особенныхъ минутахъ въ обычно
не различаемомъ теченіи времени хорошо говоритъ Тютчевъ:
. ВЕРХОВНОЕ . ПОСТИЖЕНІЕ ПЛАТОНА. 127
Есть нѣкій часъ всемірнаго молчанія
И въ оный часъ явленіи и чудесъ
Живая колесница мірозданія
Открыто катится въ святилищѣ небесъ.
Только этимъ часомъ у нашего поэта была полночь, Пла-
тонъ же «живую колесницу мірозданія» узрѣлъ въ полдень, въ
слѣпительный разгаръ солнечныхъ лучей. Конечно, о внѣшнихъ
обстоятельствахъ Платонова узрѣнія можно строить только до-
гадки, но что постиженіе это было солнечнымъ, въ этомъ врядъ
ли могутъ быть сомнѣнія.
Отмѣченныя нами двѣ черты: і. эѳирная свѣжесть красокъ
въ описаніи природы и 2. таинственная роль солнца, въ разви-
тіи діалога относятся къ тому, что мы назвали «музыкально-то-
нической и живописной стороной разговора». Теперь намъ нуж-
но сказать о смысловой или содержательной сторонѣ введенія*
также представляющей собою первостепенный интересъ и изу-
мительно гармонирующей съ только что разъясненными чертами.
Въ тотъ моментъ, когда, спасаясь отъ жары, наши собесѣдни-
ки направились къ гостепріимной тѣни огромнаго платана, Федръ
задаетъ Сократу вопросъ, который кажется очень естественнымъ
и простымъ, если принять во вниманіе обстановку: «Скажи мнѣ,
Сократъ, не здѣсь ли то мѣсто на Илиссѣ, съ котораго, говорятъ,
Борей похитилъ Ориѳію?» И когда Сократъ отвѣчаетъ: «Не
здѣсь, а ниже,... и тамъ, кажется, есть жертвенникъ Борею,»—
Федръ со странною настойчивостью ставитъ свой второй вопросъ:
ьНо скажи, ради Зевса, Сократъ, признаешь ли ты это ска-
заніе истиннымъ?» Въ этомъ вопросѣ какъ бы сверкаетъ лезвіе
отточеннаго ножа и начинается «дѣйство», развертывающееся въ
картину величайшаго и напряженнѣйшаго столкновенія различ-
ныхъ энергій.
♦ Легко понять рѣжущую остроту «невиннаго» вопроса Федра
послѣ сдѣланныхъ разъясненій. Въ свое твореніе Платонъ вво-
дитъ рѣзкій диссонансъ. Только что своимъ описаніемъ природы
онъ сталъ ткать живой миѳъ, создавая первыми страницами прі-
уготовленія къ сообщенію важнѣйшаго своего прозрѣнія, какъ
вдругъ Федръ ставитъ въ упоръ вопросъ, который беретъ подъ
сомнѣніе самую основу дальнѣйшаго созданія «миѳовъ», — вѣру
народную. Федръ спрашиваетъ, «считаешь ли ты это сказаніе
истиннымъ» (акт^ёс); и этотъ вопросъ объ отношеніи миѳологіи
5*
128
В» Э Р н ъ.
къ истинѣ, т.-е. традиціонныхъ вѣрованій къ самостоятельной и
критической мысли, звучитъ необычайно сильно, конечно не по-
тому, что его произноситъ Федръ, этотъ избалованный поклоне-
ніемъ, легкомысленный, хотя и даровитый юноша, а потому, что
этотъ вопросъ былъ на устахъ у всего образованнаго аѳинскаго
общества (критика народной вѣры была въ самомъ разгарѣ, и
то или иное отрицаніе народнаго благочестія было признакомъ
высшаго просвѣщенія. Сократъ и Платонъ съ своимъ серьез-
нымъ и углубленнымъ отношеніемъ къ миѳологіи были согѵі аІЬі
или во всякомъ случаѣ аѵе$ гагае).
Этимъ поворотомъ бесѣды Платонъ принимаетъ вызовъ всего
современнаго ему просвѣщенія и дѣлаетъ это изъ сознанія
собственной силы и изъ особаго паѳоса къ внутренней универ-
сальности, составляющаго одну изъ глубочайшихъ характернѣй-
шихъ чертъ его мышленія. Какъ истинный пиѳагореецъ, онъ не
могъ не понимать гармоніи иначе какъ сопряженія двойствен-
ности, какъ сочетаніе полярностей; и оррозіга нужны были ему
какъ излюбленныя препятствія, побѣдно имъ преодолѣваемыя и
какъ импульсно вызывающія полный расцвѣтъ его мысли. Пла-
тону абсолютно была чуждз частная форма индивидуальной
исповѣди. Сообщить постигнутое другу на ухо — это было
слишкомъ мало для его вселенскаго самочувствія. Еще отъ Со-
крата твердо усвоилъ онъ, что высшею цѣлью философскаго
изслѣдованія является та т.а$окоѵ, т.-е. всеобщее, каѳолическое,
и переживъ «геліофанію», какъ постиженіе самой Истины, Пла-
тонъ менѣе всего могъ удовлетвориться частною, ограниченною
психологическою формою ея сообщенія: я увидѣлъ «то-то и то-
то». Всякая истина всеобща, т.-е. для всѣхъ и вся, независимо
отъ безчисленныхъ эмпирическихъ условій. Существо истины —
ея каеоличностъ. Поэтому и солнечное постиженіе, какъ наиболь-
шая изъ всѣхъ истинъ, открывшихся Платону, требовало и спе-
цифически универсальной формы сообщенія игЬі ег огЬі, что
лучше всего достигалось путемъ привлеченія оррозіга, т.-е. пря-
мой противоположности, и никто лучше Платона не умѣлъ за-
острить самому себѣ сильнѣйшаго изъ возраженій. Въ данномъ
случаѣ передъ тѣмъ какъ сообщить основной миѳъ своей жи-
зни, онъ безстрашно ставитъ вопросъ о достовѣрности миѳа съ
точки зрѣнія истины, имѣя въ виду всеобщую увѣренность въ
таковой недостовѣрности, и, какъ увидимъ ниже, устами Ли-
ВЕРХОВНОЕ ПОСТИЖЕНІЕ ПЛАТОНА.
129
сія формулируетъ наиболѣе сильное доксическое оррозішт сво-
ему солнечному сообщенію.
Итакъ, вопросъ Федра знаменателенъ, если брать цѣлое раз-
говора; но взятый въ своей отдѣльности онъ наивенъ, просто-
душенъ и совершенно случаенъ. Философской значительности
онъ достигаетъ лишь въ устахъ Сократа и лишь въ простой и
радикальной постановкѣ Сократа становится идейнымъ стерж-
немъ всего діалога. Изъ поверхностнаго вопроса аѳинскихъ бол-
туновъ Сократъ беретъ діалектическое остріе, ими не сознава-
емое, и быстрымъ геніальнымъ поворотомъ мысли обращаетъ его
противъ нихъ самихъ. Смыслъ рѣчи его таковъ: всевѣдующіе
софисты берутся съ легкостью распутать всѣ узлы и разрѣшить
всѣ вопросы, и еслибъ Сократъ былъ подобенъ имъ, онъ бы
въ отвѣтъ на вопросъ Федра, истинно ли сказаніе о похищеніи
Ориѳіи Бореемъ, сталъ плести раціоналистическую чепуху о
томъ, что Борей — простой вѣтеръ, сдувшій Ориѳію со ска-
лы. Но послѣ такого глубокомысленнаго разрѣшенія этого еди-
ничнаго вопроса, на него нахлынули бы толпой всѣ безчи-
сленные образы родной миѳологіи и онъ долженъ былъ бы за-
няться безконечнымъ придумываніемъ все новыхъ и новыхъ
„вѣроятныхъ* объясненій съ точки зрѣнія неизвѣстно чею. Эта
задача не только количественно, но и качественно неопредѣленна.
И Сократъ иронически ссылается на свой недосугъ заниматься
подобными пустяками. Онъ считаетъ правильнымъ не этотъ внѣш-
ній и безрезультатный подходъ къ миѳологіи, а подходъ внутрен-
ній. Для того чтобы разобраться, что въ миѳологіи истинно, а
что ложно, нужно имѣть соотвѣтствующій критерій, и этотъ
критерій можетъ быть почерпнутъ лишь изъ выясненія вопроса
болѣе коренного и основного, а именно изъ вопроса: что пред-
ставляетъ собой человѣческое начало не въ случайности того
или иного явленія или того или иного самосознанія, а въ своей
глубинной природѣ! И въ какомъ отношеніи образы миѳологіи
находятся ко глубиннымъ чертамъ антропологическаго начала?
„Смѣшнымъ представляется,—говоритъ Сократъ,—не зная этого,
изслѣдовать чужое*. Нужно изслѣдовать свою собственную глу-
бину, „звѣрь ли я и многосложнѣе и яростнѣе Тифона или жи-
вотное кротчайшее и простое, носящее въ природѣ своей какой
то жребій божественности и незлобія* (230 А), и только тогда
что нибудь правильное и обоснованное мы можемъ сказать о ми-
130
в. э р н ъ.
оологіи. Итакъ, вотъ поистинѣ универсальная и философская
постановка вопроса, дѣлаемая въ введеніи: миѳологія или вообще
религіозное сознаніе покоится на вѣрѣ въ близость и дѣйстви-
тельное взаимодѣйствіе божественнаго міра и человѣка. Поэтому
разрѣшить вопросъ объ истинности миѳологическаго и рели-
гіознаго сознанія—это значитъ разрѣшить вопросъ, причастенъ
ли божественнаго человѣкъ по своей природѣ, или нѣтъ?
Если мы сопоставимъ разобранныя три черты введенія, мы не
можемъ не придти къ заключенію, что онѣ изумительно гармо-
нируютъ другъ съ другомъ. Лирическая взволнованность описа-
нія природы говоритъ о какой-то душевной потрясенности Пла-
тона. Роль Солнца, опредѣленно очерчиваемая, какъ бы предрас-
полагаетъ къ мысли, что потрясенность эта связана ни съ чѣмъ
инымъ, какъ съ «солнечнымъ постиженіемъ», которое было
своего рода миѳологическимъ событіемъ въ жизни Платона- На-
конецъ, вопросъ о причастности человѣческой природы боже-
ственному ставится необычайно кстати и какъ бы служитъ необ-
ходимой смысловой пропедевтикой и логическимъ введеніемъ
въ самое содержаніе сообщаемаго далѣе цикла важнѣйшихъ
истинъ.
Изъ этого мы въ правѣ сдѣлать одинъ значительный вы-
водъ: разобранное введеніе есть органическая и абсолютно не-
отъемлемая часть діалога. Это не художественный орнаментъ,
•не словесная «заставка» артистической работы, а въ высокой
степени содержательная и глубоко осмысленная завязка всего
идейнаго дѣйствія, развивающаяся далѣе, или, вѣрнѣе, это само
дѣйствіе въ его начальныхъ моментахъ. И внимательный читатель
Федра съ первыхъ же страницъ долженъ сказать: іпсіріг гга§е<ііа!
и не пропускать ни единой черточки, ибо всѣ онѣ имѣютъ гро-»
мадное значеніе для пониманія цѣлаго.
2. Рѣчь Лисія.
Вторая часть діалога — рѣчь Лисія. Содержаніе ея столь не-
ожиданно и теченіе разговора претерпѣваетъ въ ней такую из-
лучину, что изслѣдователи Федра впадаютъ въ совершенную ра-
стерянность, и была бы ихъ воля, благочестивая, протестантская,
высокоморальная воля, съ корнемъ вырвали бы они эту «недо-
стойную» тираду и съ негодованіемъ выбросили бы ее вонъ изъ
ВЕРХОВНОЕ ПОСТИЖЕНІЕ ПЛАТОНА.
131
Платона. На ихъ несчастіе съ ‘ Федрот дѣло «обстоитъ необы-
чайно прочно, и ничего никакой „критикой* запутать въ немъ
нельзя. Свидѣтельство Аристотеля и всей традиціи настолько
авторитетно, что даже критическая манія Аста и Шааршмидта
должна была оставить его въ покоѣ. Не будучи въ состояніи
вырубить критическимъ топоромъ то, что написано платоновскимъ
перомъ, РІагоп-ЕогзсЬег, касавшіеся Федра, стали прибѣгать
къ системѣ «фиговыхъ листочковъ», которыми они по методамъ
субъективнаго идеализма закрывали не самую рѣчь Лисія, а
собственные глаза — при этомъ, стыдливо потупясь, старались
извинитъ Платона либо тѣмъ, что рѣчь Лисія у него приведена,
какъ образчикъ дурной риторики, либо тѣмъ, что тогда было
всеобщее помраченіе умовъ и крайняя развращенность нравовъ,
объясняемая очевидно тѣмъ, что греки не были просвѣщены ве-
ликою реформой Лютера. Но прежде чѣмъ извинять Платона,
нужно сначала понятъ его, и тогда въ извиненіяхъ станутъ ну-
ждаться сами высокомѣрные извинители.
Говоря о вопросѣ Федра по поводу миѳологіи, мы отмѣтили
внутреннюю устремленность къ универсальности, составляющую са-
мую душу Платонова мышленія. Чтобы осуществить истинную ка-
ѳоличность и вселенскость въ своей мысли, Платонъ съ изумитель-
нымъ постоянствомъ устремлялся на оррозіга и бралъ ихъ въ эйдети-
ческой чистотѣ и предѣльности, часто договаривая за своихъ
противниковъ лучшіе аргументы и во всякомъ случаѣ предста-
вляя ихъ въ большей діалектической остротѣ по сравненію съ
мало философской формулировкой ихъ у самихъ противниковъ.
Въ рѣчи Лисія мы имѣемъ одно изъ замѣчательнѣйшихъ обна-
руженій этой черты Платонова мышленія. Желая преодолѣть
противоположный полюсъ сознанія, Платонъ (подобно Достоев-
скому) беретъ его во всей его жизненной полнотѣ и во всей его
побѣдной увѣренности въ своей единственности и исключитель-
ности. Трясина Лисіева выступленія цвѣтетъ всѣми болотными
цвѣтами и отдаетъ всѣми запахами, свойственными гніенію и
разложенію. Чтобы понять истинный смыслъ рѣчи Лисія, нужно
прежде всего твердо отмѣтить себѣ, что самому моральнѣйшему
изслѣдователю Платона и во снѣ не снилась та степень мораль-
наго, религіознаго и метафизическаго отвращенія, которое от-
дѣляло самого Платона отъ Лисія. Почему же Платонъ «распи-
сываетъ» аргументы блудливаго и болтливаго аѳинскаго сутяги?
132
В. Э Р н ъ.
Очевидно это ему нужно въ ею платоновскихъ цѣляхъ, а разъ
это нужно Платону, то и намъ нужно сдѣлать маленькое напря-
женіе и, преодолѣвъ собственную подслѣповатость, войти со-
чувственно въ нѣсколько'трудную и сложную мысль Платона.
Какъ мы сказали уже: общія основанія воспроизведенія рѣчи
Лисія въ Федрѣ — это діалектическая и тонически обоснованная
любовь къ оррозіга, т.-е. мотивъ универсальности. Частная же
и спеціальная цѣль помѣщенія этой рѣчи для насъ выяснится,,
если мы всмотримся въ ту особенную тонко разсчитанную форму,
какая ей придана. Эта форма кратко можетъ быть обозначена
какъ гесіисгіо аі гібісиішп.
Что въ самомъ дѣлѣ составляетъ квинтъ-эссенцію пошлости въ
рѣчи Лисія. Разочаруемъ наивнаго читателя: это не ея чувствен-
ный тонъ и даже не та яаі5еха. Послѣднее шокируетъ современ-
наго читателя больше всего (вспомнимъ, напр., тирады Чаадаева).
Но тутъ уже нужно быть безпристрастнымъ. Если любовь къ
юношамъ шокируетъ, то она должна шокировать во всемъ Пла-
тонѣ, ибо вся теорія Платона своимъ физическимъ коррелятомъ
имѣетъ любовь къ юношамъ. Что же до чувственнаго тона, то
таковымъ проникнута и вторая рѣчь Сократа, т. е. исповѣданіе
самого Платона, и значитъ дѣло не въ чувственномъ тонѣ, какъ
таковомъ, а въ чемъ то другомъ. Въ чемъ же? Этимъ вопросомъ
и подходимъ къ самой сути Лисіевой рѣчи. Съ замѣчательной
типичностью на нѣсколькихъ страницахъ Платонъ излагаетъ су-
щество безъ-эросной софистики и показываетъ, что существо
это состоитъ въ разностороннемъ, послѣдовательно проведенномъ
нигилизмѣ. Много разъ до написанія Федра приходилось Платону
пускать свои стрѣлы въ софистовъ, но никогда еще онъ не
бралъ съ такою рѣшительностью „быка за рога* и не присту-
палъ къ самому корню своей правой и святой вражды. Тезисъ
рѣчи Лисія очень простъ: Эросъ безъ Эроса—шелуха безъ зерна
или грубая феноменологія любви безъ существа или „нужно быть
благосклоннымъ къ нелюбящему*, іеітоТс ^рсоа.хар^еа&аі. Этотъ,
тезисъ подтверждается многочисленными соображеніями, рас-
ползающимися на три главныхъ русла и составляющими какъ бы
таблицу категорій всякаго безэроснаго отношенія къ объекту:—
і. Соображенія удобства. 2. Соображенія, выгоды, соображенія
пользы. Всѣ же вмѣстѣ объединяются въ высшемъ принципѣ:
своекорыстіе и расчетъ. Всѣ старыя великія слова употребляются
ВЕРХОВНОЕ ПОСТИЖЕНІЕ ПЛАТОНА. 13$
здѣсь уже а не (роаес т. е. съ высосанными серединками
и вывернутыми наизнанку: любовь есть выхожденіе за норму или
болѣзнь, норма же или здравомысліе есть середина, т. е. простая
привычка. Это не соборный, органическій разумъ коллектива, а
текучій, неосвященный никакой санкціею индивидуальный и груп-
повой произволъ. Лисій говоритъ: о „законѣ", „добродѣтели",
«дружбѣ", объ „иныхъ отношеніяхъ" и „благодарности", но это-
уже не живыя слова, а мертвыя личины бывшихъ и убитыхъ
софистами словъ. Въ его устахъ это — „гробы повапленные"
полные внутренняго разложенія.
Очеркъ какого же міровоззрѣнія столь яркими красками жи-
вописуется въ рѣчи Лисія? Отмѣтимъ, что всѣ термины, употре-
бленные при этомъ Платономъ, носятъ тоническій характеръ, а.
не логическій. Поэтому послѣдній вопросъ въ болѣе точной
формулировкѣ будетъ звучать такъ: какіе логическіе корреляты
соотвѣтствуютъ тонической характеристикѣ міровоззрѣнія, рас-
крываемаго въ рѣчи Лисія? На этотъ вопросъ отвѣтить не трудно.
Глубочайшая и подчеркиваемая черта какъ тезиса Лисія, такъ,
и всѣхъ приводимыхъ имъ аргументовъ — есть феноменализмъ, до-
шедшій до полной законченности своего самосознанія и опери-
рующій онтологическими терминами сознательно софистически^
т. е. съ цѣлью „слабую рѣчь сдѣлать сильной". Выхолощенное
сознаніе Лисія абсолютно свободно отъ всего ноуменальнаго,,
существеннаго, внутренняго. Никакой внутренней связи между
различными частями сущаго не существуетъ. Все къ нему обращена
внѣшними сторонами. Исходя изъ этого, легко возстановить от-
сутствующую теоретическую сторону живописуемаго міровоз-
зрѣнія. Да вѣдь это уже извѣстное намъ міровоззрѣніе „пещер-
ное", столь блистательно охарактеризованное нѣсколькими сло-
вами въ VII книгѣ Политіи и подробно изслѣдованное въ Ѳеэтетѣ.
Это „эмпиризмъ" узниковъ, прикованныхъ къ самому низу пещеры,
питающихся доксическими тѣнями. Лисій великолѣпный ораторъ-
пещерности и талантливо собираетъ въ одинъ фокусъ все, что
могутъ сказать о любви его собратья по узамъ. Что это не просто
выводъ, а мысль самого Платона, имѣвшаго въ виду ту самую ду-
ховную реальность, которую онъ впослѣдствіи запечатлѣлъ въ-
миѳѣ о пещерѣ, на это указываетъ, во-первыхъ, существо дѣла^
во-вторыхъ, формальныя подтвержденія, встрѣчающіяся въ даль-4
нѣйшемъ теченіи діалога.
134
В. 9 Р н ъ.
Стоитъ сопоставить теоріи Лисія съ міровоззрѣніемъ „пещер-
никовъ", чтобы увидѣть существенное ихъ тожество. Въ теоріи
Лисія есть мѣста, которыя прямо ведутъ къ «пещерѣ", съ дру-
гой стороны, въ характеристикѣ пещернаго міровоззрѣнія Пла-
тонъ не забываетъ черты, главенствующей въ рѣчи Лисія. Въ
самомъ дѣлѣ, освобожденіе всего сущаго отъ внутренней сути
заставляетъ Лисія твердо придерживаться софистическаго прин-
ципа гетерономности во всѣхъ своихъ разглагольствованіяхъ. Онъ
говоритъ не о существѣ любви, а о томъ, что существу этому
чуждо и внѣположно, и каждую (извращенную) сторону любви,
съ коею онъ сравниваетъ прославляемую имъ не любовь, онъ
«оцѣниваетъ не по внутреннимъ и автономнымъ критеріямъ праваго
« лѣваго, истины и лжи въ самой любви, а по внѣшнимъ и ге-
терономнымъ критеріямъ удобства, пользы, наибольшей длитель-
ности наслажденія и т. д. Лисій истинный пещерный наблюда-
тель того, что „бываетъ прежде и послѣ, что существуетъ" и
изъ этого притязаетъ „могущественно узнавать, что имѣетъ
быть", т. е. будущее. Автономный же міръ существа любви для
него не существуетъ, такъ же какъ не существуетъ для пещерныхъ
обитателей „истинныхъ предметовъ", освѣщаемыхъ солнцемъ.
Т. е. по отношенію къ существу любви онъ находится въ ^полнѣй-
шемъ мракѣ .И мракъ этотъ есть мракъ истинно пещерный, подъ ко-
имъ Платонъ разумѣетъ, конечно, не мракъ физическій, а мракъ
діалектическій и духовный. Ибо, если феномены можно наблю-
дать только извнѣ и во внѣшнихъ соотношеніяхъ — тогда ка-
ждый изъ нихъ во всей области наблюденія повернутъ къ своему
сосѣду непроницаемо внѣшней стороной, другими словами, за-
крытъ отъ него или погруженъ для него во мглу и мракъ. А
такъ какъ и наблюдатель находится также въ отношеніи внѣш-
немъ ко всей сферѣ наблюденія, то мракъ распространяется и
на него, и онъ со всѣми своими наблюденіями не случайно, а
•съ діалектической очевидностью помѣщается Платономъ въ са-
мый низъ „пещеры" и заковывается „въ узы".
Но если мы нашли въ гетерономности Лисіевой аргументаціи
пещерный мракъ, то, съ другой стороны, въ характеристикѣ пе-
щернаго міровоззрѣнія нельзя не отмѣтить софистическаго ути-
литаризма рѣчи Лисія. Говоря о пещерныхъ эмпирикахъ, Пла-
тонъ не ограничивается тѣмъ, что называетъ ихъ наблюдателя-',
ми „сосуществованій" и „послѣдовательности" (это черты эмпи-.
ВЕРХОВНОЕ ПОСТИЖЕНІЕ ПЛАТОНА. 135
ризма по Миллю), но и прибавляетъ къ ихъ характеристикѣ
третью значительнѣйшую черту: пещерные эмпирики дѣлаютъ
•свои наблюденія не для простого времяпрепровожденія (ибо для
этого они слиткомъ „мрачны* и омрачены) и не для изслѣдо-
ванія Истины (ибо по отношенію къ Истинѣ они „скромные" агно-
стики), а для того, чтобы „могущественно узнавать, что имѣетъ
быть*. Въ послѣднихъ словахъ дается синтезъ двухъ принциповъ
позднѣйшаго эмпиризма Бэкона: Бэкона (знаніе—сила) и Конта (за-
ѵоігс’езг ргеѵоіг). Намъ сейчасъ особенно важно слово „могуще-
ственно". Наблюденіе—источникъ могущества. Надъ чѣмъ? Надъ
теченіемъ феноменовъ, т.-е. и власть пещерныхъ. наблюдателей
чисто феноменалистическая. Другими словами, нельзя искать въ
ней Добра, Истины или Красоты — это все сверхпещерныя сущ-
ности— „могущество" пещерниковъ можетъ состоять лишь въ
приспособленіи феноменовъ къ своимъ пещернымъ потребностямъ
и въ использованіи нажитого могущества съ пещерными цѣля-
ми, т.-е. не для выхода изъ пещеры (по вертикали), а для ком-
фортабельнаго пребыванія въ пещерѣ и для научнаго увѣковѣ-
ченія пещернаго образа бытія (укорененіе по горизонтали). Самою
верховною цѣлью пещернаго могущества можетъ быть правило:
„наибольшее количество наслажденій (пещернаго качества) для
наибольшаго числа пещерныхъ обитателей". Теперь сравнимъ
это съ рѣчью Лисія: не бросается ли въ глаза полнѣйшее тоже-
ство этого „могущества" пещерниковъ со всѣми „выгодами" и
„пользами" и „удобствами" Лисія? И развѣ не наибольшее ко-
личество наслажденій пещернаго качества стремится обезпечить
себѣ Лисій своей аргументаціей, принципіально занимая позицію
пещернаго отрицанія всѣхъ „высшихъ началъ"? Солидарность
тутъ несомнѣнна и Платонъ тонко подчеркиваетъ могуществен-
ное сочувствіе Лисію просвѣщеннаго аѳинскаго большинства. И
Федръ захлебывается отъ восторга, и всѣ слышавшіе рѣчь Ли-
сія въ домѣ Морихія, повидимому, собирались только для востор-
говъ.
Теперь формальныя подтвержденія. Послѣ произнесенія своей
первой рѣчи Сократъ съ нескрываемой ироніей даетъ настоя-
щую оцѣнку двумъ рѣчамъ: Лисіевой и своей (первой). Онъ на-
зываетъ обѣ рѣчи „безстыдными", и объясняетъ почему. „Если
бы какой-нибудь благородный человѣкъ незлобиваго нрава, лю-
бящій или нѣкогда самъ любимый, слышалъ, какъ мы говоримъ
136
в. э р н ъ.
о великой враждѣ „любящихъ", изъ мелочей возникающей, объ
ихъ сварахъ, расчетахъ и завистничествѣ, то не сталъ бы ду-
мать, что ему слышатся рѣчи людей, возросшихъ въ грубой сре-
дѣ тріерныхъ рабовъ, никогда не видѣвшихъ любви свободной?
(243 С.) Въ текстѣ сказано Ь ѵаотаіс, т.-е. среди моряковъ, и
такъ какъ флотъ у аѳинянъ обслуживался преимущественно ра-
бами и такъ какъ „матросскимъ" представленіямъ о любви здѣсь
противополагается любовь свободная, т.-е. любовь свободныхъ, то
совершенно ясно, что Платонъ имѣетъ въ данномъ случаѣ ду-
ховную категорію рабскаго сознанія (а не категорію соціальную)
Въ какомъ отношеніи „безстыдна" рѣчь Сократа — это будетъ
видно дальше, что же касается до рѣчи Лисія, то по оцѣнкѣ
Сократа х), уже испытавшаго движеніе демона, т.-е. пришедшаго
въ особенное высокое и серьезное свое состояніе, она произво-
дитъ впечатлѣніе рѣчи раба, а не свободнаго, и эта духовная
категорія рабскаго сознанія (и рабской воли), обертономъ быстро
прозвучавшая въ приведенныхъ словахъ Сократа, полна значи-
тельнѣйшаго содержанія. Можно сказать: это цѣлая философема
въ одномъ противоположеніи, и философема, глубоко гармони-
рующая съ основными воззрѣніями Платона. Платонъ какъ бы
говоритъ: есть философія рабовъ и есть философія свободныхъ.
Послѣдняя—„автономна", ибо интересуется существомъ дѣла
Все постороннее сущности она разсматриваетъ какъ нѣчто слу-
чайное (въ планѣ теоріи) и нѣчто подлежащее устраненію (въ
планѣ практики). Философія же рабовъ гетерономна, ибо во-
всякомъ дѣлѣ она интересуется „другимъ", а не „самимъ", со-
вершенно оставляетъ въ сторонѣ сущность и роется лишь въ
случайностяхъ и притомъ съ гетерономными для нихъ цѣлями
Въ себѣ самомъ подобное отношеніе къ предмету „поработи-
тельно". Теоретическое и практическое вхожденіе и вживаніе
въ „гетерономность" создаетъ доксическую связанность по от-
ношенію къ сущностямъ. Связанность доксой — есть узы, и это
тѣ самыя діалектическія и духовныя узы, въ коихъ влачатъ
свое существованіе пещерные обитатели ЗілоЭерос ёршс, противо-
полагаемый лже-Эросу рѣчи Лисія, самимъ Платономъ называется
съ очевидною цѣлью подчеркнуть „рабскій* —„узный", т.-е. пещер-
*) Любопытно, что въ своей рѣчи Лисій использоваетъ аргументъ „боль-
шинства*, аЬ)о‘Лоі—нелюбящіе, фигурируетъ у него какъ побѣдная инстанція
противъ меньшинства (т&ѵ оХсусот]) любящихъ, (231 И.)
ВЕРХОВНОЕ ПОСТИЖЕНІЕ ПЛАТОНА.
137
яый характеръ фразеологіи и аргументаціи просвѣщеннаго софис-
тами витіи.
Подтвержденіе второе. Однимъ изъ «сильнѣйшихъ аргумен-
товъ Лисія является «благоразуміе» или «здоровье». «И сами
-они сознаютъ, что ихъ можно назвать скорѣй болѣзненно мыс-
лящими, чѣмъ здравомыслящими». (24 П). 2<офроаэѵт] берется при
этомъ Лисіемъ не въ древнемъ, органическомъ и весьма почтен-
номъ смыслѣ слова, потомъ возстановленномъ христіанствомъ, а
въ смыслѣ благоразумія въ ковычкахъ, съ «швейцарскимъ» от-
тѣнкомъ, т. е. въ смыслѣ своекорыстнаго «здравомыслія», ибо по-
добное благоразуміе только и можно восхвалять тѣми аргумен-
тами, «выгоды», «пользы» и «удобства», больше которыхъ ничего
не можетъ выдумать неизобрѣтательный умъ Лисія. Между тѣмъ
существо этого Лисіева благоразумія съ изумительнымъ ирони-
ческимъ блескомъ и въ то же время съ большою глубиною
мысли раскрывается въ началѣ второй рѣчи Сократа. «Изслѣдо-
ваніе будущаго, говоритъ Сократъ,—совершаемое людьми умными
по полету птицъ и по другимъ знакамъ древніе называли осоѵо-
іатш)Ѵ», т. е. наукою мысле-опыто-разсудительною, ибо, исходя
изъ силы сужденія, они къ разсужденію (ойрбі) прибавляли мысль
(ѵобѵ) и накопившійся опытъ (іаторіаѵ). Новые же, вставивъ омегу,
получили т. е. науку птицегадательную (244С.). «Не
будемъ брать Іеѵіа §гаѵігег и серьезно разбирать намѣренно-фан-
тастическую этимологію Платона. Но не будемъ и §гаѵіа прини-
мать Іеѵнег и, по примѣру ученыхъ «изучателей» Платона, въ
шутливомъ облаченіи просматривать весьма глубокую и остроум-
ную мысль. «Изслѣдованіе будущаго» тшѵ ріеЛХбѵтоѵ) «бла-
горазумники (ё|х<рро)ѵес — въ смыслѣ аюсрроѵес 244В) ведутъ»
при помощи соединенія «опыта» съ «благоразсудительностью», и
въ результатѣ у нихъ получается наука птп^іадапіелъная\' Уже
въ самой формулировкѣ поражаетъ словесное совпаденіе съ серьез-
нымъ и «прочнымъ» времяпрепровожденіемъ пещерниковъ: одни
занимаются «изслѣдованіемъ будущаго»,—другіе стараются «могу-
щественно узнавать, что имѣетъ быть». Но это тожество цѣлей
блѣднѣетъ передъ «фраппирующимъ» тожествомъ средствѣ И
тѣ и другіе прибѣгаютъ къ «опытному» наблюденію преходя-
щаго, отличая, что «показывается» прежде и послѣ, что идетъ
.вмѣстѣ, и эти наблюденія истолковываютъ съ полною тожествен-
ностью «благоразумники» на основѣ здравомыслія и расчета, ие-
138
В. Э Р н ъ.
щерники—на основѣ привычныхъ, сложившихся доксъ. Во всей
философской литературѣ врядъ ли найдется болѣе убійственная
и насмѣшливая характеристика методологіи эмпиризма, чѣмъ
эта бѣгло намѣчаемая связь между логическою сущностью эм-
пиризма и птицегаданіемъ. Для эмпирика пещерной отрѣшен-
ности отъ сущности факты вылетаютъ наподобіе птицъ, т. е_
съ полной случайностью. Онъ регистрируетъ въ ихъ появленіи
«прежде и послѣ», одновременность и прочіе «знаки» и затѣмъ,,
истолковывая ихъ случайными, не соотнесенными ни съ какими
сущностями традиціями птицегаданія (у Милля, напр., такою
традиціею была вѣра въ единообразіе природы), использоваетъ
наблюденія въ смыслѣ гадательнаго распознаванія эмпирической
обстановки завтрашняго дня* Дѣлая эти сопоставленія, мы ни
одной минуты не думаемъ, что Платонъ соотносилъ одни свои
высказыванія съ другими и какъ бы ссылался по примѣру совре-
менныхъ авторовъ самъ на себя. Тожества получаются вслѣд-
ствіе единства основныхъ его интуицій, и высказываясь совер-
шенно и всегда по-новому о различныхъ сторонахъ какого-нибудь,
«идеальнаго предмета», Платонъ говорилъ объ одномъ, совершен-
но не заботясь объ «объединеніи», ибо единство было дано въ его
созерцаніи. Если мы сопоставимъ всѣ наслѣженныя черты духов-
ной реальности, которую имѣетъ въ виду Платонъ въ рѣчи Ли-
сія, то у насъ получится довольно цѣльный образъ. Безъ-эрос-
ность, радикально провозглашенная Лисіемъ тонкими намека-
ми, въ предѣлахъ самого Федра поставляется въ связь съ мракомъ-
пещернаго міровоззрѣнія, съ его прагматизмомъ и утилитаризмомъ
съ его узами, и «рабскимъ сознаніемъ», съ его гадательностью
и доксичностью и, наконецъ, съ его благоразуміемъ, «здравомыс-
ліемъ». Послѣдняя черта возвращаетъ насъ къ первой. Сущность
здравомыслія и есть безъ-эросность или элиминированіе всего
«патетическаго», и обратно: сущность безъ - эросности есть
здравомысліе или отказъ отъ всякихъ «восторженій ума въ мѣсто
мыслимое».
Мы видимъ, какое громадное содержаніе связывается у Платона
съ рѣчью Лисія, и эта громадность предстанетъ передъ нами
поистинѣ колоссальной, если мы воспримемъ раскрытые намеки
въ правильной исторической перспективѣ. Вѣдь эти діалектиче-
скія блистанія Платоновой мысли были первыми просѣками въ
философскомъ сознаніи природы «эмпиризма» и просѣками
ВЕРХОВНОЕ ПОСТИЖЕНІЕ ПЛАТОНА.
139
столь основоположительными и столь «каѳолическими», что все
дальнѣйшее развитіе эмпиризма ни въ одномъ существенномъ
пунктѣ не ушло изъ горизонтовъ Платоновой мысли, а всѣ по-
пытки критики эмпиризма въ теченіе болѣе чѣмъ двухъ тыся-
челѣтій волею-неволею двигались по путямъ, предуказаннымъ
Платономъ и впервые имъ намѣченнымъ.
Эта внутренняя каѳолически важная содержательность рѣчи
Лисія, сопоставленная съ ея художественною конкретностью и
индивидуальностью (по формѣ—это сущая рѣчь Лисія) указы-
ваетъ на ея глубочайшую типичность и на общезначимый и сим-
волически универсальный характеръ всей ея конкретности. ПоХХа
Лизіевой аргументаціи благодаря искусно введеннымъ обертонамъ
связываются съ одного изъ самыхъ коренныхъ отношеній
мыслящаго человѣчества къ объекту, и вся рѣчь Лисія превра-
щается въ блестящую и въ то же время убійственно критическую
характеристику въ эротическихъ терминахъ того самаго принци-
піальнаго и замкнувшагося въ себя доксизма, который подробно
изслѣдовалъ Платонъ въ Ѳеэтетѣ, и которому впослѣдствіи онъ
отвелъ мѣсто въ самомъ низу пещеры. Эта совокупность чертъ
и объясняетъ истинную причину рѣзкаго впечатлѣнія, получаю-
щагося отъ выступленія Лисія. Своеобразное, вызывающее краску
стыда, дѣйствіе его рѣчи объясняется тѣмъ, что въ рѣчи Лисія
происходитъ въ самомъ буквальномъ смыслѣ разоблаченіе. Съ
цѣлаго міровоззрѣнія снимаются пышныя одежды мнимо логи-
ческой аргументаціи, которыми оно блистало на площадяхъ и
оно показывается совершенно голышомъ^ въ примитивизмѣ своихъ
несложныхъ, пещерныхъ «основъ» и въ ужасающей простотѣ,
своихъ элементовъ: польза, удобство, безстыдство, расчетъ и больше
ничего, никакой мысли, никакого движенія воли. Становится
поистинѣ стыдно отъ этого зрѣлища безобразной, уродливой
наготы. Но едва ли не большій стыдъ вызываетъ ханжество из-
слѣдователей Платона, стыдливо отворачивающихся отъ вели-
чайшаго смысла этого разоблаченія. Вѣдь ларчикъ открывается
просто: Платонъ былъ тѣмъ андерсеновскимъ «мальчикомъ»,
который «открылъ» наготу короля. Всѣ любовались на эту на-
готу, и никто не стыдился, ибо находились подъ гипнозомъ
королевской власти, т.-е. видѣли и не стыдились, потому что
видѣли помраченно, точно напились изъ Леты. Дѣло Платона не
обнаженіе, а прозрѣніе наготы и констатированіе ея. На-
140
В. э р н ъ.
гота, обнаруживаемая Платономъ, слагалась въ длительномъ исто-
рическомъ процессѣ «секуляризаціи», пережитомъ античнымъ мі-
ромъ. Наготу «нигилизма» Платонъ нашелъ въ полномъ рас-
цвѣтѣ, расхаживающую по всѣмъ общественнымъ мѣстамъ, вры-
вающуюся въ остатки древнихъ семействъ, похищающую изъ
нихъ послѣднихъ юношей и безраздѣльно воцарившуюся во всѣхъ
«просвѣтительныхъ» центрахъ греческой жизни. Наименованіе
этой всѣми принимаемой наготы путемъ обнаженія позорной
сущности есть истинный подвигъ духа, совершенный Платономъ,
и начало совершенно новыхъ путей. Стыдливость Ріагоп Рог-
зсЬег’овъ тѣмъ болѣе неумѣстна, что разоблаченіе Платона сохра-
няетъ всю свою ироническую силу и для нашихъ дней. Вѣдь
въ наши дни нагота, «показанная» Платономъ въ рѣчи Лисія,
достигаетъ едва ли не высшаго и мірового своего признанія. Въ
своей магистрали новая и новѣйшая философія есть философія
принципіальной, методологически провозглашенной безъэросности
и, если мы возьмемъ кантовскую теорію разума, предписывающую
природѣ (объекту) свое «законодательство», то не буквально ли
оно соотвѣтствуетъ тезису Лисія, обращенному къ «нелюби-
мому» объекту: «нужно быть благосклоннымъ, т.-е. покоряться
и отдаваться не любящимъ» и не совпадаетъ ли контовская
вражда къ «мечтательной» метафизикѣ съ «благоразуміемъ» Ли-
сія, говорящаго про эротиковъ: «сами они признаютъ себя ско-
рѣе больными, нежели находящимися въ здравомъ умѣ» (хаі
уар аотоі оцоХоуойл ѵоаееѵ риШоѵ 7) а&ороѵееѵ)? Да, большинство
РІагоп-РогзсЬег овъ сами являются насадителями и распростра-
нителями интеллектуальной и духовной наготы, искажающими
Платона по своему образу и подобію и приступающими къ тво-
реніямъ Платона съ дерзкими требованіями, чтобы они откры-
вались не любящимъ, т.-е. тѣмъ, кто рѣшительно презираетъ ихъ
душу живую и ихъ внутреннее существо.. Глотая верблюда Ли-
цевой «наготы», лучше бы ужъ было воздерживаться отъ фари-
сейскаго отцѣживанія нѣсколькихъ платоновскихъ «комаровъ»,
(правда съ острыми жалами!) всецѣло исчерпывающихся «прямо-
линейною» реалистичностью и художественною правдивостью
Платонова языка.
Но оставимъ РІагоп-РогзсЬег'овъ въ покоѣ и постараемся от-
вѣтить на послѣдній вопросъ, связанный съ рѣчью Лисія и но-
сящій, такъ сказать, «композиціонный» характеръ: если считать
ВЕРХОВНОЕ ПОСТИЖЕНІЕ ПЛАТОНА. 141
доказаннымъ, что рѣчь Лисія и благодаря своей типичности, и
благодаря намекамъ и «аллюзіямъ» самого Платона въ высшей
степени содержательна и весьма существенными нитями связана
съ цѣлымъ Платоновыхъ созерцаній, то спрашивается, какой
смыслъ заключается въ помѣщеніи этой рѣчи именно въ Федрѣ,
послѣ столь мистической завязки дѣйствія въ введеніи, и не
свидѣтельствуетъ ли ея энергическій реализмъ противъ того, что-
бы въ сосѣдствѣ съ нею могла помѣститься искомая нами сол-
нечная запись, которая должна вѣдь сообщить самое интимное
и самое глубокое изъ постиженій Платона. Смыслъ помѣщенія
рѣчи Лисія уяснится, когда мы ознакомимся съ тѣмъ централь-
нымъ сообщеніемъ Платона, по отношенію къ которому рѣчь
Лисія играетъ вспомогательную роль оррозішт’а. Тогда у насъ
будутъ„въ рукахъ всѣ нити сложной мысли Платона и удобнѣе о
композиціонномъ смыслѣ этой части діалога сказать тогда. Те-
перь же въ видѣ намека, извлекаемаго изъ вполнѣ очевиднаго
характера изложенія Лисіевыхъ словъ, попытаемся отвѣтить на
вторую часть вопроса: говоритъ рѣчь Лисія за или противъ на-
личности солнечной записи въ Федрѣ}
Непредубѣжденнаго читателя поражаетъ необычайное спокой-
ствіе тона этой части діалога. „Спокойствіе", очевидно, вво-
дило въ заблужденіе простодушныхъ „изслѣдователей" Федра.
Они понимали его какъ безразличіе или какъ спокойствіе не
наполненное, „пеническое". И на этомъ мнимомъ „безразличіи"
строили свои моральныя превознесенія надъ Платономъ. Да, по-
истинѣ тонъ Платона мягокъ и благостенъ. И въ то же время,
пропасть духовная налицо, и во всей своей непереходимости.
Сопоставленіе этихъ двухъ чертъ раскрываетъ истинную при-
роду „спокойствія" Платона. Это спокойствіе безмѣрной силы,
спокойствіе солнца надъ гніющимъ болотцемъ. Тихость Пла-
тона—отъ исключительной внутренней напряженности и окры-
ленности. Соотношеніе Платона и Лисія одна изъ самыхъ по-
учительныхъ картинъ древности. Въ то время, какъ гиперборей-
скій мудрецъ, посѣщенный роднымъ Геліемъ, сидитъ въ сладост-
номъ созерцаніи еще горящаго въ сердцѣ видѣнія, у ногъ его
шевелится земля и показывается морда безглазаго любителя
мрака—крота. Солнечнымъ взглядомъ смотритъ Платонъ на
крота, и нѣтъ въ немъ движенія гнѣва, ибо слишкомъ сильно
внутреннее движеніе его духа. Но это невольное художественъ
Вопросы философіи, кн. 137. 6
142
В. Э Р н ъ.
ное сопоставленіе „мрака въ себѣ самомъ", какъ бы получающага
свой языкъ и вѣщающаго о себѣ въ рѣчи Лисія съ эпифоніей
солнечнаго существа, въ дальнѣйшемъ развитіи діалога въ глубо-
чайшемъ смыслѣ иронично, тезисно асі гііісиіиш, начавшаяся въ
указаніи наготы рѣчи Лисія, здѣсь достигаетъ истинно платони-
ческой духовности и ни съ чѣмъ несравнимой „тонкой" силы.
Въ этой мягкости Платонъ истинный „аттикъ". И можно смѣло
сказать, никогда ни въ чемъ аттицизмъ не достигалъ такого ду-
ховнаго и такого сверкающаго расцвѣта. Впрочемъ, Платонъ на-
клонился къ любителю мрака лишь на мгновеніе и замеръ надъ
нимъ, экстатически погруженный въ свое, какъ менада. Онъ бы
могъ и растерзать его какъ менада, однимъ движеніемъ налив-
шихся божественными силами рукъ. Но смотрѣніе въ лицо мрака
длилось только мгновеніе и, движимый внуреннимъ вдохновеніемъ,
Платонъ срывается съ мѣста и бѣжитъ прочь отъ болота къ
вершинамъ своихъ созерцаній.
3. Первая рѣчь Сократа.
Постараемся же возстановить точнѣе этотъ извилистый и кру-
той взбѣгъ.
Первый шагъ Платона—иронія. На восторженное восклицаніе
Федра, что никто изъ эллиновъ не умѣетъ сказать о любви
лучше того, что было сказано Лисіемъ, Сократъ широко - ши-
роко улыбается и говоритъ, что онъ „по своему тупоумію" не
замѣтилъ въ рѣчи Лисія главнаго: содержанія. А такъ какъ при
нулѣ содержанія рѣчь Лисія естественно привлекала вниманіе
лишь ораторской своей стороной, то вдвойнѣ ироническимъ
представляется замѣчаніе Сократа, что и съ этой стороны рѣчь
Лисія не важна, ибо на небольшомъ протяженіи изъ очевидной
неизобрѣтательности въ аргументаціи Лисію приходится повто-
ряться и даже по нѣскольку разъ. Когда и эта явная иронія не
охлаждаетъ восторженности Федра, снова повторяющаго, что
рѣчь Лисія такъ совершенна, что и прибавить къ ней нечего,—
Сократъ, утончая улыбку, говоритъ, что и этотъ аргументъ
(т.-е. простое повтореніе) его не убѣждаетъ, ибо если онъ со-
гласится съ Федромъ,—„его обличатъ мудрые мужи и жены древ-
ности, вѣщавшіе и писавшіе о томъ же предметѣ". Тутъ обна-
руживается изумительное безпамятство софистическаго просвѣ-
ВЕРХОВНОЕ ПОСТИЖЕНІЕ ПЛАТОНА.
143
щенія. Федръ помнящій почти наизусть вчерашнее разглагольство-
ваніе Лисія, рѣшительно ничего не знаетъ о „мужахъ и же-
нахъ древности" и съ наивностью спрашиваетъ: что это за
люди — и развѣ могли они сказать что нибудь лучше Лисія?
„О мужахъ и женахъ древности" мы скажемъ ниже, ибо роль
ихъ въ Платоновой философіи очень значительна, теперь же
отмѣтимъ, что ссылка на „Прекрасную Сафо" и „на мудраго
Анакреона" является вторымъ шагомъ Платона, уходящаго отъ
рѣчи Лисія. И въ этой ссылкѣ, а также въ дальнѣйшихъ сло-
вахъ и рѣчи Лисія встрѣчается два чрезвычайно важныхъ и ос-
новоположительныхъ указанія, какъ нужно понимать произноси-
мую далѣе рѣчь Сократа.
„Грудь моя, какъ ты полна, говоритъ Сократъ, и я чувствую,
что самъ сверхъ сказаннаго Лисіемъ могу сказать иное и не хуже.
А такъ какъ мнѣ самому никогда бы не придумать подобныхъ
вещей, и это я знаю отлично, сознавая свое невѣжество, то
приходится думать, что я почерпнулъ ихъ изъ какихъ-то дру-
гихъ источниковъ н черезъ слухъ влилъ ихъ въ себя, какъ въ
сосудъ, а потомъ по скудоумію забылъ, какъ и отъ кого услы-
шалъ я ихъ" (235 СП). Эти слова съ опредѣленностью и заранѣе
говорятъ, что то, Что будетъ сказано въ первой рѣчи Сократа,
не есть истинное и послѣднее убѣжденіе Платона и, значитъ,
имѣетъ какое-то пропедевтическое и діалектически посредству-
ющее значеніе. Сократъ предупреждаетъ, что онъ будетъ
говорить лишь то, что въ него влилось извнѣ „черезъ слухъ",
и будетъ воспроизводить „не свое", или по крайней мѣрѣ не то,
что сейчасъ имъ признается за свое, а какое - то чужое и отдѣ-
ленное отъ него сознаніе, хотя и очень высокаго и почтеннаго
типа.
Далѣе Сократъ предупреждаетъ, чтобы его уничтожающую
оцѣнку рѣчи Лисія Федръ не понималъ въ томъ смыслѣ, что въ
этой рѣчи нѣтъ ничего дѣльнаго и никакой правды. „Такой неу-
дачи—говоритъ онъ,—не случается и съ самымъ плохимъ писа-
телемъ" (235 Е.). Другими словами, какъ ни плохъ Лисій, но
кое - что въ его словахъ есть истиннаго или еще правильнѣе:
разъ у него есть какое-то подобіе аргументаціи, т.-е. желаніе
логически правомѣрно убѣждать, то онъ долженъ былъ, хотя
и софистически, использовать какую-то полуправду, или малень-
кую и отвлеченную, но все же истину. Поэтому въ первой рѣчи
6*
144
В, э р н ъ.
Сократа должна быть найдена точка соприкосновенія между
Лисіемъ и Сократомъ, и это необходимо, ибо для того, чтобы
„уйти" отъ Лисіеваго болотца діалектически, каѳолически и съ
торжествомъ, Платонъ долженъ былъ крупицу правды высвобо-
дить изъ нечистой аргументаціи Лисія и вырвать изъ рукъ те-
оретика безъэросности неправо употребляемое имъ, но дѣйстви-
тельное оружіе.
Съ этими двумя указаніями и постараемся вникнуть въ рѣчь
Сократа.
Съ первыхъ же словъ Сократъ съ легкостью стараго мастера
облагораживаетъ грубую тему Лисія. Лисій говорилъ о вредѣ
любви и о томъ, что нужно отдавать предпочтеніе не любящимъ.
Сократъ также хочетъ заговорить о вредѣ любви, но отнюдъ не
о преимуществахъ нелюбви. Харита пристойности внушаетъ ему
искусный пріемъ. «Былъ мальчикъ изнѣженный, очень красивый.
За нимъ увивалось много поклонниковъ. Одинъ изъ послѣд-
нихъ былъ хитрецомъ и, любя мальчика не меньше другихъ,
говорилъ, что не любитъ его. И вотъ однажды онъ сталъ дока-
зывать, что не любящаго надо предпочитать любящему» (237 В).
Этому-то хитрецу и вкладываетъ въ уста отрицательные аргу-
менты Сократъ. Всѣ признаки «пещерности» мгновенно исчеза-
ютъ. То, что будетъ говорить Сократъ, будетъ говорить любовь,
прикидываясь нелюбовью. И изъ' содержанія его рѣчи станетъ
ясно, почему любовь должна была надѣвать маску нелюбви и
рядиться въ аргументацію сухой безъэросности.
Лисій исходитъ изъ горькаго факта для того, чтобы притти
къ горьчайшимъ выводамъ: теоріею чисто эротическаго феноме-
нализма онъ ищетъ оправдать растлѣнную практику нечистаго
эротическаго опыта. Видимость нѣкотораго правдоподобія въ
аргументаціи Лисія основывается на томъ, что фактъ, изъ ко-
его онъ исходитъ, правиленъ, но исходитъ онъ изъ этого пра-
вильнаго факта неправильно, софистически. Сократъ беретъ пра-
вильный фактъ грязнаго эротическаго опыта и исходитъ изъ не-
го правильно, діалектически. Разсуждая строго логически, между
Лисіемъ и Сократомъ не остается никакого «средняго термина»,
ибо Лисій, отмѣчая правильный фактъ, исходитъ не изъ него, а
изъ своего «пещернаго» нигилизма; Сократъ же, беря тотъ же
фактъ, подлинно его разрабатываетъ и осмысливаетъ. Слѣдова-
тельно, Сократъ исходитъ изъ того, изъ чего не исходитъ Ли-
ВЕРХОВНОЕ ПОСТИЖЕНІЕ ПЛАТОНА.
145
сій. Это хорошо было бы запомнить тѣмъ, кто всякое діалек-
тическое освобожденіе какой-нибудь частной истины изъ невѣр-
ныхъ рукъ оптимистически считаетъ «синтезомъ отвлеченныхъ
началъ». Начало часто бываетъ не только отвлеченнымъ, но и
насильственно и софистически завлеченнымъ, а т. к. въ порядкѣ
дѣйствительности никакія начала подобному завлеченію не под-
лежатъ, то слѣдовательно завлеченіе это—совершенно иллюзіо-
нистическое и кажущееся. Оно «дѣйствительно» лишь для увле-
ченныхъ и завлеченныхъ умовъ, а не въ себѣ самомъ, а пото-
му и операція съ подобнаго рода завлеченными началами отно-
сится не къ объективной діалектикѣ мышленія, какъ это слиткомъ
часто предполагалъ Соловьевъ, а къ психологическому процес-
су освобожденія человѣческаго мышленія отъ сложившихся доксъ.
Поэтому, кромѣ діалектическаго утвержденія отвлеченныхъ на-
чалъ въ высшемъ синтезѣ, есть діалектическое отрицаніе субъ-
ективной иллюзіи доксы «завлеченныхъ началъ», и въ данномъ
случаѣ мы имѣемъ дѣло съ послѣднимъ. Прежде чѣмъ начать
діалектически развивать и утверждать частную правду факти-
чески на личной, дурной феноменологіи любви, Платонъ даетъ
почувствовать, что то, что утверждалъ Лисій, ни въ какомъ
отношеніи неистинно и есть безусловная ложь. Но эта ложь
софистически ссылалась на правду, мимо которой пройти нель-
зя. Глубочайшее и серьезнѣйшее вниканіе въ эту правду и со-
ставляетъ содержаніе первой рѣчи Сократа.
Устами хитреца, скрывающаго свои чувства, Сократъ траги-
чески обрисовываетъ дурную феноменологію Эроса. Сократъ го-
воритъ просто, послѣдовательно, продуманно и въ этой проду-
манности легко открыть черты цѣлаго міровоззрѣнія. Въ человѣкѣ
два начала: «одно—врожденная страсть къ удовольствію, другое—
пріобрѣтенное мнѣніе, влекущее къ наилучшему». «Если одолѣ-
ваетъ мнѣніе и разумно ведетъ къ наилучшему, то такому пере-
вѣсу мы даемъ имя разсудительности, а когда овладѣваетъ имъ
страсть и несомнѣнно влечетъ его къ удовольствіямъ, управляю-
щую имъ силу мы называемъ необузданностью». (237 Е). При
такомъ радикальномъ дуализмѣ основоположеній, не трудно
догадаться, во что обратится Эросъ. Эросъ есть расцвѣтъ страст-
наго начала, т.-е. расцвѣтъ необузданнаго стремленія къ удо-
вольствію или полное господство нежелательнаго начала надъ
руководительнымъ началомъ разумности и безстрастія. Духовная
146
В. Э Р н ъ.
жизнь переворачивается вверхъ дномъ и страсть, ставшая себѣ
самой госпожею и совершенно ушедшая изъ-подъ руководства
разума, пріобрѣтаетъ черты отвратительнаго чудовища. Она без-
конечно разрушительна для того, на кого направлена. Она бо-
рется съ нимъ, чтобы покорить его всецѣло, принизить его до
себя и сдѣлать его своимъ рабомъ. И это принижающее воз-
дѣйствіе любящаго на любимаго ищетъ захватить все существо
послѣдняго, т.-е. не только тѣло, нд и душу его. а Любящій не
терпитъ, чтобы его любимецъ былъ либо лучше, либо равенъ
ему, но приготовляетъ въ немъ лицо ниже и хуже себя». Его не-
достаткамъ любящій радуется, какъ сообщникамъ и помощни-
камъ, его же достоинства искореняетъ какъ нежелательныя по-
мѣхи. Боясь добрыхъ вліяній, любящій тиранически изолируетъ
свою жертву отъ всякаго рода сношеній съ тѣми, кто могъ бы
духовно развить его и особенно старательно хранятъ ее отъ со-
прикосновенія «съ божественной философіей» «Словомъ, вся
забота страсти сводится къ тому, чтобы любимецъ ничего не
зналъ и, видя своего поработителя,— для него былъ бы самымъ
пріятнымъ, а для себя самымъ вреднымъ» (239С.).
Это развращеніе центра естественно распространяется и на
периферію. Любящій, стараясь и тѣло любимаго передѣлать на
свой манеръ, заботится не о процвѣтаніи этого тѣла по объектив-
нымъ законамъ физической красоты и здоровья, а о томъ, чтобы
оно было наибольшимъ источникомъ наслажденія — для этого из-
нѣживаетъ его, искусственно разукрашиваетъ и помѣщаетъ въ
обстановку ничегонедѣланія. Само собою разумѣется, родные ста-
новятся при этомъ въ тягость, такъ же какъ непріятной стано-
вится матеріальная обезпеченность любимца. Безъ родныхъ, безъ
денегъ — онъ гораздо болѣе удобная жертва, любящій, естествен-
но, „желалъ бы видѣть его безъ отца, безъ матери, безъ род-
ственниковъ и друзей, которыхъ считаетъ помѣхою себѣ и уко-
ромъ за сладкое обращеніе* (239 Е). При этомъ субъектъ стра-
сти, требуя столь много отъ объекта ея — безконечно его тира-
ня, ничего не требуетъ отъ себя — нисколько не смущается ни
своимъ возрастомъ, ни своимъ безобразіемъ, ни вообще ни од-
нимъ изъ своихъ недостатковъ. Поэтому, кромѣ всего прочаго,
онъ просто несносенъ для своей жертвы и, попадая въ рабство
послѣдняго, она даже не можетъразсчитывать на простую пріятность
времяпрепровожденія. Эти черты своекорыстной страсти, исклю-
ВЕРХОВНОЕ ПОСТИЖЕНІЕ ПЛАТОНА.
147
чая всякую духовность, естественно завершаются забвеніемъ и
полною неблагодарностью послѣ разрыва. Кончается страсть, и лю-
бящій съ жестокостью и холодно разстается съ своею жертвою,
она для него больше не существуетъ. Словомъ, „какъ волки
любятъ ягнятъ, такъ любовникъ мальчиковъ любитъ*.
Такова первая рѣчь Сократа. Съ каждымъ ея трагическимъ
словомъ Платонъ уходитъ все выше и выше отъ Лисіева болот-
ца. Передъ нами неожиданно развертывается строго продуман-
ная и послѣдовательно, съ какой-то математическою настойчи-
востью проведенная аскетическая концепція Эроса. Что же это
значитъ?
Разсуждая съ точки зрѣнія развитія діалога, этотъ поворотъ
нельзя не признать чрезвычайно удачнымъ. Подленькія со-
ображенія Лисія объ удобствѣ, пользѣ и выгодѣ безъэрос-
ной эксплоатаціи „объекта* совершенно зачеркиваются дѣйствен-
нымъ и волнующимъ трагическимъ тономъ рѣчи Сократа. Дур-
ная феноменологія Эроса берется Сократомъ съ такою серьезно-
стью — съ такою углубленностью, съ такою жизненною правди-
востью и такъ цѣлостно объединяется съ самою сущностью Эро-
са — со страстію, что передъ нами открывается огромная, новая,
потомъ безконечно безпокоившая человѣчество сторона пробле-
мы: если страсть дѣйствительно такова, какъ ее описалъ Сократъ
то не выше ли всякой страсти безстрастіе? И не есть ли пер-
вый долгъ разума совершенно очиститься отъ всякаго соприкос-
новенія со страстнымъ началомъ? Другими словами, не должны
ли мы уже не во имя пещернаго утилитаризма „благоразумія*
Лисія, а во имя самой сущности разума, безкорыстно по-
нимаемой,— сказать хоть и не по Лисіевски, а все же: нелю-
бящихъ нужно предпочитать любящимъ!? или безъэросное от-
ношеніе предпочтительнѣе отношенія эротическаго?
Въ этомъ вопросѣ налицо огромный подъемъ. Но не уводитъ
ли насъ этотъ подъемъ совершенно въ сторону отъ предпола-
гаемой солнечной записи? И не свидѣтельствуетъ ли онъ о не-
правильномъ направленіи самыхъ поисковъ нашихъ? Если мы су-
мѣемъ отвѣтить на эти вопросы, передъ нами раскроется самая
интересная сторона первой Сократовой рѣчи, до сихъ поръ оста-
вавшаяся запечатлѣнной.
Къ этой сторонѣ можно подойти такъ: будучи превосход-
нымъ діалектическимъ моментомъ въ развитіи діалога, первая
148
В. Э Р и ъ.
рѣчь Сократа тѣмъ не менѣе слишкомъ цѣльна и содержатель-
на для того, чтобы ее можно было сводить цѣликомъ на одно*
діалектическое носредствованіе. Какъ рѣчь Лисія не выдумана
Платономъ, а повидимому взята съ натуры и универсалитически
использована для обозначенія громадной духовной реальности,
потомъ получившей наименованіе „пещеры", подобно этому и
рѣчь Сократа производить впечатлѣніе не составленности а гЬё$е,
а выстраданной и независимо отъ діалога существовавшей
концепціи, относящейся къ кругу идей для Платона не менѣе
реальности „пещеры". Какая же реальность соотвѣтствуетъ рѣчи
Сократа и повидимому въ ней производится? Отвѣтимъ прямо:
реальность надпещерія, составляющаго прямую, антитетическук>
противоположность пещерности Лисія. Но въ то время какъ пе-
щерныя точки зрѣнія, по существу чуждыя Платону, влагаются
въ уста выученика софистовъ — этихъ величайшихъ враговъ
Платона — точка зрѣнія аскетическаго надпещерія влагается въ
уста аігег е§о Платона — Сократа — и это уже показываетъ, что-
надпещеріе имѣетъ ближайшее отношеніе не къ кому иному,
какъ къ Платону. Матерьялы для построенія пещеры были раз-
бросаны въ самомъ обширномъ количествѣ внѣ Платона. Нуж-
но было имѣть только глаза и нужно было умѣть только видѣть
стремительно падавшую общеэллинскую и аѳинскую жизнь, что-
бы запастись всѣми красками для изображенія пещеры. Совсѣмъ
иное дѣло надпещеріе, Надпещеріе нельзя было видѣть и извнѣ
наблюдать. Его нужно было пережить, испытать, и всѣ матерья-
лы для его изображенія почерпнуть изъ внутренняго опыта.
Вокругъ себя надпещеріе Платонъ могъ наблюдать лишь въ видѣ
единичныхъ явленій. Киники, орфики, (въ родѣ Эврипидова Ип-
полита) могутъ служить Платону примѣромъ аскетическаго от-
ношенія къ жизни вообще и въ частности къ явленіямъ Эроса,,
но у Платона самого было слишкомъ много собственныхъ аске-
тическихъ стремленій, коренившихся въ условіяхъ его жизни и
въ особенностяхъ его міровоззрѣнія, чтобы искать источники его
пессимистическаго надпещерія внѣ его. У насъ есть цѣлый рядъ
значительныхъ данныхъ, опредѣленно говорящихъ, что въ жи-
зни Платона была эпоха крайне обостреннаго пессимизма и ра-
дикально аскетическаго отрицанія „міра". Сопоставленіе первой
рѣчи Сократа съ данными, относящимися къ этой эпохѣ, и вскры-
ваютъ громадный біографическій смыслъ этой рѣчи, и этимъ са-
ВЕРХОВНОЕ ПОСТИЖЕНІЕ ПЛАТОНА.
149
мымъ даютъ возможность понять реалистически многія особен-
ности Федра.
Вспомнимъ прежде всего, какъ рисуется дѣло въ томъ основ-
номъ документѣ, съ котораго мы начали свое изслѣдованіе. Со-
гласно вполнѣ опредѣленному свидѣтельству миѳа о пещерѣ, сол-
нечному постиженію предшествовалъ длинный періодъ постепен-
наго вхожденія въ міръ истинныхъ предметовъ, лишь освѣщен-
ныхъ солнцемъ. Разберемся въ этомъ свидѣтельствѣ. Въ немъ
всѣ черты безконечно важны. Во-первыхъ, „предшествовалъ%
Исходя изъ этого указанія, мы должны при реконструкціи жизни
Платона отвести цѣлую эпоху, которая, съ одной стороны, ха-
рактеризуется оставленностью Другомъ - Освободителемъ (т.-е.
начинается для Платона послѣ смерти Сократа); съ другой сто-
роны, хронически предшествуетъ солнечному постиженію, кото-
рое по всѣмъ даннымъ запечатлѣно въ Федрѣ. Во - вторыхъ, эта
эпоха самимъ Платономъ характеризуется съ особенною настой-
чивостью, какъ эпоха большой длительности, значитъ, это въ
полномъ смыслѣ эпоха въ жизни Платона, а не переходный мо-
ментъ. Въ-третьихъ, эта эпоха наполнена огромными умствен-
ными завоеваніями и все возрастающимъ вхожденіемъ въ міръ
истинныхъ предметовъ, т.-е. въ міръ сущности или идей. Начи-
наясь съ разсматриванія отраженій и отблесковъ солнца въ водѣ
и въ другихъ отражающихъ поверхностяхъ, эйдетическое зрѣ-
ніе Платона достигаетъ огромной теоретической зрѣлости со-
зерцанія звѣзднаго неба, т.-е. самихъ свѣтилъ, но въ ихъ без-
конечной ночной отдаленности отъ глаза черезъ космическія про-
странства непреодолѣннаго мрака. Въ-четвертыхъ, если мы обра-
тимъ вниманіе на то, что эта эпоха, будучи наполнена велики-
ми умственными завоеваніями, тѣмъ не менѣе лишена централь-
наго постиженія солнечнаго и въ то же самое время безконечна
къ нему устремлена и безконечно его жаждетъ, — то она обри-
суется передъ нами, какъ эпоха величайшей тоски, и величай-
шаго эротическаго томленія. Это эпоха тѣхъ идеалистическихъ
порываній и тѣхъ ухожденій отъ всего земного, которыя, буду-
чи органическою частью платонизма, особенно врѣзались въ па-
мять человѣчества и даже заслонили собою болѣе великое и
болѣе сложное цѣлое Платонова духа. Въ-пятыхъ, эта эпоха
характеризуется радикальною и безоглядною враждою ко всему
пещерному, т.-е. ко всей сферѣ эмпирически даннаго. Это эпо-
150
В. Э Р н ъ.
ха страстнаго діалектическаго обличенія пещерной мудрости, пе-
щерныхъ доксъ, пещернаго просвѣщенія,— т.-е. эпоха крайняго
дуализма между пещерой и надпещеріемъ и крайняго пессими-
стическаго и аскетическаго отрицанія всѣхъ теоретическихъ и
практическихъ категорій пещернаго обитательства.
Для знающихъ творенія Платона бросается въ глаза совер-
шенное тожество между указанными пятью чертами, содержа*
щимися „имманентно" въ данныхъ миѳа о пещерѣ, съ тѣми
рѣзкими, почти кричащими свойствами, которыми отличается
рядъ крупныхъ и значительныхъ произведеній Платонова пера.
Оставляя все второстепенное и спорное до другой части рабо-
ты, останавливаюсь на діалогахъ безспорныхъ и дѣйствительно
юсновоположительныхъ. Это: Г оргій, Менонъ, Ѳеэтетъ, Федонъ.
Эти діалоги і. своею обширностью свидѣтельствуютъ о цѣломъ
періодѣ писательской дѣятельности Платона. 2. Они чрезвычайно
значительны въ смыслѣ „вхожденія въ міръ истинныхъ предме-
товъ". 3. Они исполнены величайшей тоски и величайшаго эро-
тическаго томленія. 4. Они проникнуты предѣльною враждою
къ „міру", крайнимъ пессимизмомъ и величайшимъ паѳосомъ
ухожденія отъ всего земного. 5. Такъ какъ эти четыре черты,,
совершенно совпадая съ четырьмя чертами свидѣтельства миѳа
ю пещерѣ, говорятъ о совпаденіи и съ пятою чертою этого сви-
дѣтельства, и тѣмъ болѣе что написаны четыре діалога, о коихъ
идетъ рѣчь, несомнѣнно послѣ смерти Сократа, — то у насъ есть
всѣ данныя помѣститъ названныя творенія Платона въ длитель-
ный періодъ, предшествующій солнечному постиженію.
Теперь сравнимъ сущность „отрѣшеннаго идеализма", какъ
юна намъ извѣстна изъ данныхъ миѳа о пещерѣ, а также изъ
только что упомянутыхъ твореній Платона — съ первою рѣчью
•Сократа, и мы увидимъ опять цѣлый рядъ разительныхъ и глу-
боко знаменательныхъ совпаденій. Только здѣсь совпаденіе от-
носится не къ внѣшнимъ чертамъ, а къ самому существу воз-
зрѣнія, а потому тожество, о коемъ мы говоримъ, не само бро-
сается въ глаза, а его нужно еще усмотрѣть.
Въ Ѳеэтетѣ Платонъ рисуетъ яркими чертами образъ фило-
софа, совершенно чуждаго жизни и отъ нея сознательно уходя-
щаго (1730—177С.). Вотъ кульминаціонныя слова этой характе-
ристики: «Надобно стараться какъ можно скорѣе уходить от-
сюда туда (т. е. изъ этой жизни въ ту). «Бѣгство это есть по-
ВЕРХОВНОЕ ПОСТИЖЕНІЕ ПЛАТОНА.
151
сильное уподобленіе Богу.» (176В). Въ Федонѣ Платонъ подробно
и, главное, терминологически точно раскрываетъ, въ чемъ именно
это ухожденіе заключается. Бѣгство отъ жизни—это есть все-
стороннее и послѣдовательное освобожденіе души отъ всякаго
соприкосновенія съ тѣломъ—Аоаіс 'мй /(оріаро; фОДС ото ашріатос*
Все тѣлесное отдѣляетъ насъ отъ міра истинныхъ сущностей,
лишь въ разлученіи съ нашими органами чувства мы способны
возвышаться до приближенія къ Истинѣ. Эта концепція прово-
дится въ такой чистотѣ и съ такой радикальностью, что самая
жизнь души въ тѣлѣ признается помѣхой. Доколѣ мы живемъ,
мы тѣмъ самымъ отдѣлены отъ истины и не можемъ ее постиг-
нуть вполнѣ. Лишь смерть, окончательно отрывая душу отъ
тѣла, даетъ возможность снимать всѣ препятствія и совершенно
соединяетъ безтѣлесный духъ съ безтѣлесной Истиной. При та-
кихъ аскетическихъ основоположеніяхъ, и притомъ утвержден-
ныхъ съ истинно платоновскимъ радикализмомъ, легко предста-
вить себѣ, какъ долженъ былъ Платонъ относиться въ эту эпоху
къ Эросу. Эросъ долженъ былъ представляться ему явленіемъ
не только чуждымъ, но безконечно враждебнымъ. Эросъ истин-
ный тюремщикъ, коварный ловчій человѣческихъ душъ. Это онъ
.могущественнѣе всѣхъ заполняетъ душу страстнымъ началомъ,
мутитъ разсудокъ безуміемъ и непрерывно куетъ все новыя и
новыя узы между душою и тѣломъ. Кое-что Платонъ говоритъ
объ эросѣ въ Федонѣ: та асрро&аіа предписывается аті^аСеіѵ (64В)
ерштюѵ отаХХахтёоѵ (66СС). Но то, чего онъ не говоритъ и
о чемъ заставляетъ догадываться,— безконечно важнѣе и знаме-
нательнѣе. Если Платонъ въ ту эпоху враждовалъ противъ ѣды,
противъ питья, противъ денегъ, противъ всяческаго участія въ
жизни и вообще противъ всего, что соединяетъ душу съ тѣломъ,
если съ величайшимъ паѳосомъ онъ утверждалъ, что единствен-
нымъ занятіемъ философа можетъ быть лишь умираніе и систе-
матическое все возрастающее разъединеніе души и тѣла Хшр^еіѵ
оті ріаХіата ото тоб ао>рихто(: фоэдѵ,—то явленія Эроса не мог-
ли попасть для него въ общую категорію заботъ о тѣлесномъ,
а непремѣнно выдѣлиться особо, ибо Эросъ есть больше, чѣмъ,
связанность съ тѣломъ, онъ есть принципъ и источникъ связан-
ностей, т. е. не просто тюрьма, а созидателъ тюрьмы, не узы, а
налаіателъ узъ. Связанность тѣла по отношенію къ Эросу есть
пашга пашгага, Эросъ же по отношенію ко всѣмъ плѣнамъ тѣ-
152
В. э р н ъ.
леснымъ патга пашгапз. Слѣдовательно, Эросъ, будучи главою*
всякаго связыванія души съ тѣломъ, тѣмъ самымъ становится
антагонистомъ Платона, т. е. не просто врагомъ, а врагомъ
первымъ и самымъ ненавистнымъ. Это заставляетъ насъ предпо-
ложить, что была въ жизни Платона эпоха аскетическаго боренія
съ Эросомъ и жесточайшаго отрицанія сизигической сущности этого
бога. Ѳеэтетъ и Федонъ даютъ цѣннѣйшія указанія на нѣкото-
рыя особенности Платонова мышленія въ этотъ періодъ, для на-
шей догадки, имѣющія огромное значеніе. Исходя изъ основной
своей интуиціи отрѣшенныхъ сущностей, Платонъ не останавли-
вался передъ самыми радикальными и безусловными отрицаніями
всѣхъ относительныхъ цѣнностей. Вспомнимъ мрачное осмѣяніе оте-
чественнаго строя въ Горгги. Вспомнимъ, что въ Ѳеэтетѣ съ паѳо-
сомъ анархиста. сущность власти Платонъ сводитъ къ умѣнію
выдоить больше молока съ пасомыхъ (174Е). Вспомнимъ, что въ
Федояѣ, съ горькимъ сарказмомъ Платонъ отрицаетъ всякую до-
бродѣтель у людей, живущихъ въ естественной связанности съ
функціями тѣла. Ихъ храбрость—изъ трусости, ихъ здравомысліе—
изъ безсмыслія. Платонъ договаривается даже почти буквально-
до положенія, потомъ приписывавшагося бл. Августину: ихъ до-
бродѣтели—блестящія корки. Стоитъ только всмотрѣться въ «тран-
сфинитную з структуру этихъ сужденій и въ тоническій ихъ.
радикализмъ, чтобы представить себѣ неизбѣжный отвѣтъ
Платона на вопросъ :«а что же такое Эросъ»? Въ точномъ соотвѣт-
ствіи съ этими сужденіями Платонъ долженъ былъ бы отвѣтить:
«Эросъ безтѣлесная сущность будетъ познанъ нами лишь послѣ
смерти. О немъ говорить не будемъ. Что же до Эроса во всей
области земной тѣлесности, то онъ есть' знакъ всѣхъ фантазмъ
и призраковъ и самъ—величайшій обманъ. Прикидываясь любовью,
онъ есть послѣдній принципъ своекорыстія и что бц ни говори-
ли всѣ имъ плѣненные, — философъ долженъ сказать: «Эросъ
учитъ любить свои жертвы волчьей любовью».
Но мы осмѣливаемся утверждать больше: Платонъ не только
долженъ былъ бы такъ отвѣчать, онъ такъ фактически отвѣчалъ.
То, что намъ представилось сначала догадкой, находитъ рѣшитель-
ныя текстуальныя подтвержденія при пристальномъ чтеніи тво-
реній Платона. Первую часть отвѣта мы находимъ въ Федрѣ..
И тогда лишь, повидимому, мы достигнемъ постиженія, по ко-
торому томимся и любовниками котораго мы себя называемъ,.
ВЕРХОВНОЕ ПОСТИЖЕНІЕ ПЛАТОНА.
153
когда мы скончаемся. Ибо если въ союзѣ съ тѣломъ нельзя
ничего знать чисто,—то познаніе истины либо мы никогда не
пріобрѣтемъ, либо пріобрѣтемъ послѣ смерти (66 Е). Эти слова
поистинѣ замѣчательны. Они бросаютъ лучъ яркаго свѣта на
внутреннюю жизнь Платона. Вѣрный эротикѣ Сократа—говорятъ
эти слова («мы... себя называемъ эротиками»), Платонъ даже въ
періодъ крайняго своего ухожденія отъ жизни не оставлялъ
почитанія Эроса, но только почитаніе это вылилось въ крайне
парадоксальныя формы. Въ самомъ отрѣшеннѣйшемъ и аскетич-
нѣйшемъ изъ своихъ твореній, Платонъ называетъ себя эроти-
комъ или «любовникомъ истины» (ераатаѵ) и о постиженіи истины
говоритъ въ терминахъ эротическихъ (оу Ы&оцоб}Аеѵ). Это зна-
читъ: отрицаніе Эроса въ жизни Платона ни разу не доходило
до отрицанія безтѣлесной сущности этого бога. Но это же самое
показываетъ, до какой степени отрицанія эроса доходилъ Пла-
тонъ. Внѣ отрицанія оставалась только безтѣлесная сущность
эроса, которая помѣщалась въ отрѣшенный міръ всѣхъ другихъ
сущностей и не имѣла никакого органическаго отношенія ко
всей сферѣ душевно-тѣлеснаго бытія земного. Этотъ благой,
почитаемый Платономъ, отрѣшенный, сверхчувственный Эросъ
не имѣлъ никакой части въ психо-физической жизни Космоса
или человѣческаго организма. Какъ и всѣ другія сущности, онъ
требовалъ «отдѣленія и отрѣшенія души отъ тѣла» и свое на-
стоящее явленіе обѣщалъ лишь послѣ окончательнаго отдѣленія
души отъ тѣла, т.-е. послѣ смерти—ітсеі&ху Другими
словами, Эросъ сверхчувственный условіемъ своего явленія ставилъ
совершенное отреченіе отъ Эроса чувственнаго и, какъ видно изъ
дальнѣйшихъ словъ Платона (17 ВЭ) по отношенію ко всему
тѣлесному, т.-е. къ Эросу чувственному, предписывалъ цѣлую
систему воздержаній и очищеній. Это значитъ, почитаніе Эроса
какъ исключительно безтѣлесной сущности послѣдовательно при-
водило Платона къ безусловно пессимистической оцѣнкѣ всѣхъ
явленій Эроса простонароднаго и радикально-аскетической концепціи
страсти вообще. Платонъ по своей стремительности и тутъ не
могъ удержаться на «золотой серединкѣ» и свое бореніе съ Эро-
сомъ «связующимъ» обострилъ до абсолютности, до математи-
ческой предѣльности.
Записью этого абсолютнаго отрицанія, выношеннаго и выстра-
даннаго-въ предшествующій періодъ, и является первая рѣчь
154
В. 9 Р Н Ъ.
Сократа. Въ только что обрисованной перспективѣ она преоб-
рѣтаетъ значеніе громаднаго біографическаго документа. Съ воз-
можной для историка несомнѣнностью устанавливается такимъ
образомъ духовно-біографическій контекстъ, въ которомъ над-
лежитъ читать эту рѣчь, благодаря чему впервые дѣлается воз-
можнымъ пониманіе ея огромнаго смысла, поистинѣ приподы-
мающее завѣсу надъ цѣлымъ періодомъ внутренней жизни Пла-
тона. Но такъ какъ жизнь Платона мы будемъ изслѣдовать въ
своемъ мѣстѣ, то, не отклоняясь въ сторону, используемъ полу-
ченный результатъ въ строгихъ предѣлахъ нашей теперешней
темы. Конкретно біографическое толкованіе первой рѣчи Со-
крата даетъ чрезвычайно много для пониманія анализируемаго
нами Федра и дѣлаетъ цѣлый рядъ важнѣйшихъ указаній на
искомое нами «солнечное постиженіе».
Прежде всего передъ нами открывается истинный и глубокій
смыслъ Палинодіи, играющей существенную роль въ драмати-
ческомъ развитіи діалога. Если въ Федрѣ имѣется солнечная
запись, если постиженіе солнца было истиннымъ и верховнымъ
событіемъ въ духовной жизни Платона, если это событіе открыло
ему новую грань сознанія и изъ прескорбнаго и отрѣшеннаго
состоянія перевело въ состояніе восторженнаго диѳирамбизма,
если, наконецъ, какъ мы имѣемъ всѣ основанія догадываться,
солнечный экстазъ Платона связанъ съ новымъ эротический^
опытомъ и съ новымъ постиженіемъ Эроса,—то намъ станетъ
болѣе чѣмъ понятной и внутренно обоснованной необходимость
для Платона нѣкоего акта умственнаго покаянія и катарти-
ческаго дѣйствія передъ диѳирамбическимъ сообщеніемъ. Прежде
чѣмъ говорить о своемъ причащеніи (|іёйе&с) изобильными да-
рами Эроса, Платонъ, столь долго и упорно боровшійся противъ
него, долженъ былъ чувствовать религіозную потребность испо-
вѣдать свое долгое непризнаніе всесвязующаго сына Киприды
и свою принципіальную «неправо - безумствующую» вражду про-
тивъ него. Это объясняетъ подлинныя причины весьма страннаго,
загадочнаго и въ то же самое время глубоко знаменательнаго
поведенія Сократа. Во-первыхъ, Платонъ заставляетъ произнести
чуждую ему рѣчь, точно и безжалостно воспроизводящую от-
рѣшенное отрицаніе Эроса, пережитое Платономъ въ періодъ
первоначальнаго и скорбнаго вхожденія въ міръ истинныхъ пред-
метовъ. Во-вторыхъ, рѣчь эта обставляется цѣлымъ рядомъ ху-
ВЕРХОВНОЕ ПОСТИЖЕНІЕ ПЛАТОНА.
155
дожественныхъ подробностей, подчеркивающихъ катартическій
ея смыслъ: Сократъ передъ произнесеніемъ ея закрываетъ лицо
въ знакъ стыда или внутренняго несогласія съ ея содержаніемъ
и въ то же время не можетъ ея не сказать по мотивамъ вну-
треннимъ, а не внѣшнимъ (ни съ чѣмъ внѣшнимъ Сократъ не
считался). Вотъ эта-то внутренняя необходимость вслухъ ска-
зать то, что стыдно сказать, чего хотѣлось бы не говорить, и есть
несомнѣнная черта покаянно - катартическаго дѣйствія. Далѣе:
сказавъ то, что ему нужно было сказать, Сократъ рѣшительно
отказывается говорить вторую рѣчь, требуемую Федромъ. Это
значитъ: Сократъ безъ труда не произнесъ бы и первой рѣчи,
еслибъ это Платону не нужно было въ ею, Платоновскихъ, цѣ-
ляхъ, Кромѣ того, какъ было уже отмѣчено, свое отрицаніе
Эроса Сократъ вкладываетъ въ уста эротика, лишь прикидыва-
ющагося не-эротикомъ, и это какъ двѣ капли воды схоже съ пе-
режитымъ отношеніемъ Платона къ Эросу. Съ Эросомъ связу-
ющимъ Платонъ враждовалъ изъ особаго «идеалистическаго*
почитанія Эроса отрѣшеннаго.
Но то, что Платонъ заставляетъ дѣлать Сократа далѣе,—еще
знаменательнѣй. Послѣ произнесенія рѣчи Сократъ испытываетъ
внутреннее движеніе „демона*. „Это привычное божественное
знаменіе" либо удерживало Сократа отъ совершенія чего-нибудь
недолжнаго, либо заставляло его почувствовать недолжность
уже совершенную. Тутъ уже съ Сократомъ происходитъ нѣчто
болѣе многозначительное. Движеніе демона не позволило ему
перейти рѣчку. Этотъ отрицательный запретъ не говорилъ еще
ничего положительнаго и отнюдь не внушалъ, что именно долженъ
былъ дальше дѣлать Сократъ. Но Сократъ дальше испытываетъ
положительное и опредѣленное внушеніе: очиститься отъ оскор-
бленія, нанесеннаго божеству его первой рѣчью, и это внушеніе
исходитъ уже не отъ внутренняго демона, а изъ нѣкоего внѣш-
няго источника* Сократу чудится, что онъ слышитъ „какой-то
голосъ (тіѵа <роѵт}ѵ)“. Если мы вспомнимъ, что по выразительнымъ
подчеркиваніямъ Платона эта часть происходить въ послѣднія
минуты, предшествующія зенитному расцвѣту солнца, если мы
вспомнимъ еще, что по глубоко-мистическимъ представленіямъ
народной религіи полдень былъ излюбленнымъ часомъ особен-
ной „игры" и особыхъ явленій Пана, когда внезапно слышался и
такъ же внезапно обрывался голосъ великаго бога, вызывающій
156
В. э р н ъ.
трепетъ и священное содроганіе сердца, — тогда мы поймемъ,
какою художественною правдивостью и какимъ религіознымъ
реализмомъ проникнута каждая деталь композиціи Федра. Первое
покаянное внушеніе исходитъ отъ какого-то внѣшняго полуден-
наго „гласа*, разслышаннаго Сократомъ, и это „паническое*
содроганіе Сократова духа дѣлается новымъ поворотомъ бесѣды,
взлетающей послѣ сего на такія высоты солнечнаго диѳирамбизма,
которыя рѣшительно господствуютъ надъ всѣми другими энту-
зіазмами и экстазами Платоновой мысли. Видимо и внѣшне
подчеркнутая „палинодія* рождается изъ этого паническаго со-
дроганія и какъ бы раскрываетъ въ словѣ и смыслѣ то, что
цѣлостно и темно прозвучало въ Сократовомъ сердцѣ. Сократъ
формально отрекается отъ своей первой рѣчи, называя ее „ужас-
ной* и „нечестивой", и формальность и особая торжественность
этого отреченія подчеркивается тѣмъ, что ему находится удачно
и ярко выраженная аналогія. Какъ Стезихоръ, пораженный слѣ-
потою за порицаніе Елены, вернулъ себѣ зрѣніе палинодіей, и на-
ученный спасительными музами, потомъ говоритъ обратное тому,
что только что пѣлъ, „нѣтъ не вѣренъ мой стихъ: ты не всхо-
дила на разубранный корабль и въ Пергамъ Троянскій не плыла".—
Такъ Платонъ заставляетъ Сократа продѣлать весь обрядъ по-
каянія, принять всю классическую Стезихорову форму палино-
діи и въ его лицѣ кается самъ, и кается дѣйствительно, драма-
тически, воспроизводя свой старый образъ мысли и тутъ же на
глазахъ у своего умопостигаемаго зрителя, его измѣняя и за-
мѣняя другимъ. Это яркій примѣръ чистосердечія Платона и
замѣчательная „ антиципація “ новозавѣтной метанойи. При этомъ
Платонъ, съ Эсхиловой важностью говоря о глубочайшемъ, ин-
тимномъ „своемъ*, совершенно оставляетъ въ сторонѣ свое ма-
лое, психологическое „я“. Его интересуетъ сущность, а не „пе-
реживанія", онъ раскрываетъ съ величайшею лирическою правди-
востью транссубстанціацію мысли, въ немъ происшедшую, и съ
небрежностью истиннаго великана духа, еще не развращеннаго
„психологіею*, опускаетъ всю субъективно - душевную сторону
переворота. Вотъ почему такъ безконечно личенъ и индивидуа-
ленъ Платонъ въ каждой строчкѣ своихъ твореній и въ то же
время никогда не говоритъ о себѣ 9. Въ его писаніяхъ все го-
*) Гротъ правильно говоритъ: Не пеѵег вреакз іп 1іі$ о^ѵп пате, і, 214.
ВЕРХОВНОЕ ПОСТИЖЕНІЕ ПЛАТОНА. 157
воритъ о немъ, и ни разу не встрѣчается форма перваго лица. Не-
лишне отмѣтить изумительную точность образа, употребленнаго
здѣсь Платономъ. При совершенномъ отсутствіи всѣхъ психоло-
гическихъ диазі - реализмовъ, мы наблюдаемъ здѣсь величай-
шую вѣрность внутренней дѣйствительности. Стезихоръ былъ по-
раженъ слѣпотою за порицаніе Елены (живого явленія Афроди-
ты). И Платонъ былъ пораженъ также слѣпотою за порицаніе
той же „Елены" или живыхъ и чувственно конкретныхъ явленій
Эроса: онъ ослѣпъ на всю видимую красоту міра и на весь
смыслъ всего являемаго. Стезихоръ возвратилъ себѣ зрѣніе па-
линодіею. И Платонъ вновь прозрѣлъ отъ рѣшительнаго внутрен-
няго поворота, и замѣчательно, что въ періодъ „порицанія" Эроса
онъ формально отказался отъ „глазъ" (ат:6 офіакрлоѵ), въ своей
же палинодіи или во второй рѣчи Сократа, какъ увидимъ ниже,
возвратился къ восторженному почитанію этого верховнаго изъ
органовъ чувствъ.
Но прежде чѣмъ переходить ко второй , рѣчи Сократа, сдѣла-
емъ послѣднія замѣчанія, внушаемыя его первой рѣчью. Ея біо-
графическое истолкованіе даетъ намъ еще нѣсколько драгоцѣн-
ныхъ чертъ, весьма небезразличныхъ для всего нашего изслѣдо-
ванія.
Изъ сдѣланныхъ наблюденій мы имѣемъ право притти къ вы-
воду: двойственная концепція Эроса, получившая формальную
законченность въ наименованіи двухъ Афродитъ — Земной и Не-
бесной (Пиршество), корнями своими восходитъ къ скорбному
и длинному періоду вхожденія «въ міръ истинныхъ предметовъ»,
или, пользуясь терминологіею Соловьева, къ поріоду «отрѣшен-
наго идеализма». Сначала Платонъ пессимистическимъ окомъ
«отрѣшеннаго идеалиста» разглядѣлъ «связующую», сизигическую
сущность сына Киприды и разсмотрѣвъ, особенно страстнымъ
образомъ вступилъ съ нимъ въ бореніе и вражду, а потомъ
уже въ величайшемъ врагѣ узналъ величайшаго друга, что ме-
жду прочимъ и потребовало специфической формы «палинодіи»:
если Платонъ просто не зналъ сначала сущности Эроса, безъ
всякой вражды, а потомъ узнавши ее призналъ, — ему рѣши-
тельно не въ чемъ было бы каяться, ибо въ процессѣ простого
расширенія знанія нѣтъ мѣста покаянію. Въ такомъ случаѣ въ
первой рѣчи Сократа, въ этомъ смыслѣ превосходно обоснован-
ной рѣчью Лисія, мы имѣемъ драгоцѣнное свидѣтельство того»
Вопросы философіи, кн. 137. 7
158
В. Э Р н ъ.
что нужно понимать подъ Афродитой Площадной — свидѣтель-
ство, имѣющее для насъ огромное значеніе потому, что изъ
Пиршества, въ коемъ формально различаются двѣ Афродиты,,
остается рѣшительно невыясненнымъ, что именно Платонъ,
подъ Афродитой Площадной разумѣетъ. И вопреки всѣмъ схе-
матическимъ и поверхностнымъ толкованіямъ эротики Платона
данныя, выдвинутыя предшествующимъ анализомъ, съ опредѣ-
ленностью устанавливаютъ, что простой и наивный дуализмъ
Земли и Неба, чувственнаго и сверхчувственнаго въ эротиче-
скихъ явленіяхъ, Платону былъ вовсе неизвѣстенъ. Эроса воз-
ненавидѣлъ онъ не за чувственность, а за своекорыстіе, т.-е. не
за самую связующую дѣятельность, а за то, что связываетъ онъ
цѣпями рабства и пещерности. ДруТими словами, не самая «ма-
теріальность» Эроса связующаго возбуждала вражду Платона, а
его духовныя свойства. И его заблужденіе все сводилось къ то-
му, что своекорыстіе, какъ первичное качество, онъ приписалъ без-
условно всей сферѣ дѣятельности Эроса связующаго, оставивъ се-
бѣ для почитанія лишь Эросъ безусловно отрѣшенный, соеди-
неніе съ коимъ возможно только черезъ смерть. Своекорыстіе,
хотя и приписанное всей сферѣ тѣлеснаго, тѣмъ не менѣе во-
все не отожествлялось съ послѣднимъ, будучи глубже и боль-
ше его, и эта глубочайшая духовная черта Эроса, съ безраз-
дѣльной враждой почувствованная Платономъ въ періодъ его
міроненавистничества и легла въ основу его представленій объ
Афродитѣ Простонародной тогда, когда онъ созналъ свою ошибку
и узрѣлъ благой и божественный ликъ Эроса связующаго. Бла-
годаря этому дуалистическій принципъ зрѣлой и плироматиче-
ской эротики Федра и Пиршества разсѣкаетъ всю область эро-
тическихъ явленій не по горизонтали на верхъ и низъ, на духов-
ное и матеріальное, умопостигаемое и чувственное, небесное и
земное, а по вертикали, на правое и лѣвое, на святое и постыд-
ное, на доброе и злое, причемъ правое имѣетъ всѣ ступени,
начиная съ чувственной и физической и кончая сферой небеснаго,
точно такъ же, какъ лѣвое дурно не тѣмъ, что оно чувственно и
матеріально, а тѣмъ что оно нигилистично и извращено. Лѣвый
низъ эротической классификаціи Платона намъ извѣстенъ фак-
тически изъ рѣчи Лисія. Это растлѣнный „стоячій безъэрос-
ный“ Эросъ Содома. Лѣвый верхъ остается въ совершенной тѣни.
Но онъ идеально намѣченъ. По нашимъ представленіямъ это<
ВЕРХОВНОЕ ПОСТИЖЕНІЕ ПЛАТОНА. 159
будутъ «глубины сатанинскія», «Вавилонская Блудница». Оставляя
до другого времени интенсивное біографическое и теоретическое
использованіе сдѣланнаго нами вывода, возьмемъ изъ него лишь
тѣ стороны, которыя важны для правильнаго уразумѣнія Федра.
Мы установили, что Платонъ враждовалъ противъ Эроса. Мы
установили еще, что враждовалъ онъ не вполнѣ неправо и нѣ-
кій, самый глубокій мотивъ его вражды (своекорыстіе Эроса)
находитъ свое продолженіе въ теоріи двухъ Афродитъ, рѣзко
сформулированной въ періодъ наибольшаго преодолѣнія всякой
отрѣшенности — величайшей дружбы съ Эросомъ. Это самое
показываетъ особенный и исключительный тонъ Платоновой вра-
жды къ Эросу, позволяющій намъ заглянуть въ самую глубину
духовныхъ процессовъ, въ немъ совершавшихся, въ періодъ, не-
посредственно предшествующій солнечному постиженію. Мы зна-
емъ много примѣровъ изъ древней жизни, когда сильная и да-
ровитая личность, одержимая надменіемъ и какимъ-нибудь одно-
стороннимъ началомъ, поднимала мятежъ противъ того или иного
аспекта божественной истины. Особенно характерны въ этомъ
отношеніи пВакханки“ Эврипида. Опираясь на частныя начала
трезвости и оздоровленія, властитель Ѳивъ Пенэй съ суровой
и гордой принципіальностью объявляетъ войну вторгнувшемуся
въ его предѣлы Діонису. Намъ извѣстенъ печ*альный конецъ
этой нечестивой вражды- Съ помутившимся разумомъ, переодѣ-
тый въ ненавистныя женскія одѣянія, гордый представитель от-
влеченной «мужской» трезвости, неузнанный, погибаетъ трагиче-
ски и безславно отъ рукъ собственной своей матери, на глубо-
чайшія стихіи которой возсталъ. Почему же Платонъ, подымая
вражду противъ Эроса, не погибъ какъ Пенэй! Почему вмѣсто
гнѣва и отвѣтной вражды снискалъ величайшую милость того,
кого хотѣлъ рѣшительно изгнать изъ всѣхъ предѣловъ своего
отрѣшеннаго «идеалистическаго» царства? Отвѣтъ ясенъ: пото-
му что не какъ Пенэй возсталъ Платонъ на Эроса, а по-иному
Прежде всего, у него не было надменія. Съ богомъ боролся онъ
благочестиво, наподобіе борьбы Іакова съ Іеговой. Во-вторыхъ,
въ своей борьбѣ съ Эросомъ онъ опирался на нѣкую безуслов-
ную истину о небожественности своекорыстія, и несовмѣстимости
тлѣнія ?и гніенія съ божествомъ. Въ этомъ Платонъ былъ без-
условно правъ и богъ, противъ котораго онъ направилъ это бо-
жественное и потому непобѣдимое свое оружіе, не только ска-
7*
160
в. э р н ъ.
залъ, какъ Іегова Іакову: «отпусти меня», но и явилъ ему, въ
видѣ величайшей милости и избранничества, новый свой ликъ, до
тѣхъ поръ невѣдомый человѣчеству. Это священное наименованіе
Платона Израилемъ богоизбранной эротической философіи и
патріархомъ всѣхъ дальнѣйшихъ представителей эротической
мудрости и совершилось въ солнечномъ посвященіи.
Мы видимъ такимъ образомъ, что въ благочестивомъ и истинно
философскомъ тонѣ Платоновой вражды къ Эросу уже діалек-
тически заложены блистательныя возможности выхода изъ этого
состоянія. Это очень близко подводитъ насъ къ пониманію, тѣхъ
глубочайшихъ движущихъ силъ Платонова духа, которыя поды-
маютъ его изъ аскетическаго надпещерія къ диѳирамбическому
постиженію солнца и даютъ намъ почувствовать, за что именно
и за какія черты духа Платонъ сдѣлался избранникомъ и фи-
лософскимъ первоапостоломъ Эроса. Платонъ божественно вра-
ждовалъ съ небожественными и доксическими представленіями
объ Эросѣ, которыя въ его время стали заслонять самую сущ-
ность этого темнаго и загадочнаго бога. Напавъ на ложь этихъ
представленій, подозрительнымъ и зоркимъ окомъ міроненавист-
ника выслѣдивъ ея отвратительную примѣсь рѣшительно ко
всей сферѣ являемаго Эроса, Платонъ съ божественною страст-
ностью пришелъ къ рѣшенію отвергнуть весь Эросъ за исклю-
ченіемъ одной его отрѣшенной сущности, т.-е. занялъ позицію
такого безраздѣльнаго и крайняго отрицанія Эроса, дальше ко-
тораго могло итти только простое (и для Платона «пустое») не-
честіе. Если мы всмотримся въ особенности этой позиціи, мы
замѣтимъ двѣ черты, немаловажнаго значенія. Во-первыхъ, Пла-
тонова вражда направлена не столько противъ бога, сколько. про-
тивъ людей. Платонъ отрицаетъ не бога Эроса, а человѣческую
способность пережить достойно его даръ. Конечно, въ осужде-
ніи всей сферы являемаго Эроса имманентно содержится и ос-
корбленіе бога, ибо не признается за нимъ никакой божествен-
ной власти и никакой преображающей силы, но главная тяжесть
осужденія направляется все же на человѣка. Въ періодъ вхо-
жденія въ міръ истинныхъ предметовъ «міръ тотъ»—для Плато-
на безусловная реальность и безконечная цѣнность. «Міръ же
этотъ» вызываетъ въ немъ безпредѣльное осужденіе и безпре-
дѣльный пессимизмъ. Другими словами, если богъ и оскорбляется
подобнымъ пессимизмомъ, то лишь косвенно и безсознательно.
ВЕРХОВНОЕ ПОСТИЖЕНІЕ ПЛАТОНА.
161
Прямо же и сознательно вся горечь укора направляется на лю-
дей и можно даже сказать: а<1 іиаіогет Пеі §1огіат у Платона
развивается безпредѣльная мизантропія- Это и ставитъ въ связь
и въ безусловную смежность въ Платоновомъ мышленіи двѣ,
казалось бы совершенно не связанныхъ между собою, темы: тему
эротическую и тему антропологическую. Если отрицаніе Эроса
соединялось у него существеннымъ образомъ съ отрицаніемъ че-
ловѣка, то и новое солнечное утвержденіе Эроса связующаго
•съ внутренней послѣдовательностью повлекло за собою солнечное
утвержденіе антропологическаго начала. Это утвержденіе мы уви-
димъ ниже, при анализѣ второй рѣчи Сократа, теперь же уста-
новленіе этого органическаго родства двухъ темъ бросаетъ свѣтъ
на то, что мы назвали при разборѣ введенія идеологическимъ
Стержнемъ Федра. Становится понятнымъ, во-первыхъ, самый
-вопросъ о человѣческой природѣ, столь ясно сформулированный
Сократомъ въ началѣ бесѣды; становится понятнымъ, во-вто-
рыхъ, что двѣ разобранныя нами рѣчи объ Эросѣ (Лисія и Со-
крата) есть не отклоненіе въ сторону отъ этого антропологи-
ческаго вопроса, а истинное и глубочайшее діалектическое про-
движеніе къ его разрѣшенію.
Вторая особенность боренія Платона съ Эросомъ — это необы-
чайная цѣлостность Платонова духа. Платонъ совершенно не
умѣлъ говорить: нѣтъ, да! или да, нѣтъ! У него было либо: да,
да! либо нѣтъ, нѣтъ! Духъ его былъ рѣшительно противъ вся-
каго смѣшенія, интеллектуальной стряпни, противъ стиранія
угловъ, противъ «мягкаго» приспособленія одной доксы къ дру-
гой. И въ отрицаніи, и въ утвержденіи Платонъ жаждалъ «не-
сшитаго хитона,» и нѣкоей священной полноты. Для грубаго
мышленія эта черта уже представляется фанатизмомъ, нетерпи-
мостью, узостью, прямолинейностью. Но у Платона эта черта
является темпераментною подосновой его дѣйственнаго, единст-
веннаго въ исторіи философіи универсализма и несравненнаго
по ширинѣ „каѳолическаго", вселенскаго духа его умозрѣній.
Въ бореніи съ Эросомъ Платонъ съ такою настойчивостью и
такимъ упорствомъ цѣлостно отрицаетъ то, что въ эротическихъ
явленіяхъ подлежитъ безусловному отрицанію (своекорыстіе),
что становится внутренно понятнымъ, почему изъ этого отрица-
нія рождается величайшее утвержденіе. Это отрицаніе показы-
ваетъ, что въ духѣ Платона жила грозовая полярность внутрен-
162
В. э р н ъ.
няго напряженія, лучше всего объясняющая, почему именно Пла-
тону блеснула молнія солнечнаго постиженія. Въ Филебѣ Пла-
тонъ даетъ четкую формулировку этой черты своего неприми-
римаго «пытанія» истины. Послѣ длинныхъ изслѣдованій Со-
кратъ говоритъ Протарху: обстучимъ же все это мужественнѣе,
не дребезжитъ ли тутъ еще что-нибудь, пока не достучимся до
чистѣйшаго по природѣ ($5С.). Въ точномъ соотвѣтствіи съ
этими словами Платонъ мужественно «обстукивалъ» всю сферу
эротическихъ явленій и съ постояннымъ вопросомъ, не «дребезжитъ
ли тутъ еще что-нибудь» и въ Федрѣ дошелъ до признанія,
что не дребезжитъ только безтѣлесная сущность Эроса. И по
закону неба: «стучащему отворятъ», дерзновенный и благочести-
вый стукъ Платона былъ услышанъ и чертоги небеснаго Эроса
распахнулись передъ нимъ такъ широко, какъ не раскрывались
до него ни одному изъ смертныхъ, а послѣ него лишь второму
новозавѣтному избраннику Эроса—«суровому А лигіери». Это рѣд-
чайшій случай, когда воистину и мужественно исполняются слова
поэта: «Изъ Нѣтъ непримиримаго слѣпительное Да».
Возвращаясь теперь къ «композиціонному» смыслу первой
рѣчи Сократа, нельзя не констатировать, что она даетъ необы-
чайное движеніе умопостигаемому «дѣйству», развертывающемуся
въ Федрѣ. Нѣсколькими сильными взмахами крыльевъ она не
только уноситъ насъ въ высь отъ низинъ Лизіевой безъэрос-
ности, но и заставляетъ почувствовать приближающійся солнечный
экстазъ. Мы не станемъ схоластически «доказывать» это прибли-
женіе. Общая совокупность собранныхъ нами большихъ чертъ
и малыхъ «черточекъ» намъ кажется вполнѣ достаточной «для
тонкихъ ушей». Первая рѣчь Сократа, біографически истолко-
ванная и соотнесенная съ данными величайшей значительности
изъ другихъ твореній Платона, даетъ намъ почувствовать, во-пер-
выхъ, духовное состояніе Платона большой напряженности, не-
посредственно йредшествующее «постиженію Солнца,» во-вто-
рыхъ, дѣлаетъ ощутительнымъ «начало движенія» и позволяетъ
схватить какъ бы самый перекатъ или вѣрнѣе «полетъ» Плато-
нова духа изъ надпещерія къ высшему изъ его постиженій. Мы
какъ бы видимъ, какъ «снимается» духъ Платона съ насижен-
ныхъ мѣстъ надпещерія, гдѣ было столько узнано и столько пе-
реработано,— и восхищается Эросомъ въ вожделенное, долгіе
годы страстно «обстукиваемое» мѣсто мыслимое. Если до сихъ
ВЕРХОВНОЕ ПОСТИЖЕНІЕ ПЛАТОНА.
163
•поръ въ своихъ предварительныхъ частяхъ, разговоръ Сократа
съ Федромъ, какъ это видно изъ предшествующаго анализа,
полонъ глубочайшей содержательности и сплошь насыщенъ одною
громадной, симфонически развивающейся мыслью, то во второй
рѣчи Сократа сгущенность Платонова изложенія достигаетъ со-
вершенно исключительной и для Платона степени и здѣсь намъ
нужно удвоить, утроить, удесятерить свое вниманіе для того,
чтобы схватить хотя бы самыя существенныя черты этого рас-
плавленнаго и сверкающаго потока чистаго золота.
4. Вторая рѣчь Сократа.
Еслибъ мы не имѣли всѣхъ предшествующихъ доказательствъ
великаго пытанія и «обстукиванія» эротической проблемы въ
длительный періодъ «отрѣшеннаго» надпещерія, мы бы могли,
изъ однѣхъ особенностей второй рѣчи Сократа, устанавливаемыхъ
простымъ ея описаніемъ, возстановить и реконструировать то,
что намъ, къ счастью, извѣстно фактически и съ несомнѣнной
достовѣрностью. Въ самомъ дѣлѣ, основная черта этой рѣчи —
восторженная полнота мысли. Диѳирамбическое сообщеніе,
въ ней даваемое, воистину подобно кубку, цѣнящемуся, перели-
вающемуся черезъ край, чудесно не убывающему. Проходятъ
вѣка, рушатся тысячелѣтнія царства, смѣняются культуры и
какъ обветшавшія одежды бросаются вонъ цѣлыя изжитыя міро-
воззрѣнія, а этотъ кубокъ продолжаетъ эѳирно струить свою
безсмертную влагу, и времени космическаго, времени историче-
скаго для него какъ бы не существуетъ. Нѣмцы, плѣнившіе Пла-
тона въ XIX вѣкѣ, заставили этотъ кубокъ грудами схоласти-
ческаго мусора и самые подходы къ нему обнесли безчислен-
ными рядами интеллектуальныхъ проволочныхъ «загражденій».
Но тѣ, кто сумѣли «плѣнить плѣнъ» нѣмецкой платонической
литературы и читать Платона съ собственнымъ своимъ разумѣ-
ніемъ и съ сочувствіемъ «конгеніальнаго» постиженія, для тѣхъ
вторая рѣчь Сократа не могла не представиться явленіемъ даже
въ Платонѣ исключительнымъ. Геніальная, хотя и чрезвычайно
загадочная и недоговоренная концепція Платоновой жизни, дан-
ная Влад. Соловьевымъ, вся сводится къ тому, что, несмотря на
всѣ препятствія, наставленныя безчисленными изслѣдователями,
Соловьевъ почувствовалъ реалистическій и біографическій смыслъ
164
В. Э Р н ъ.
эротическаго опыта, о коемъ свидѣтельствуетъ вторая рѣчь Со-
крата,, т.-е. сумѣлъ отнестись къ этой рѣчи, какъ къ одному изъ
важнѣйшихъ документовъ «жизненной драмы» Платона. Не мѣ-
нѣе сильно говоритъ о ней и кн. С. Н. Трубецкой. Я не могу
вспомнить, что именно онъ говорилъ, но его особая взволнован-
ность, скажу больше, внутренняя потрясенностъ, съ коими из-
ложилъ онъ однажды на практическихъ занятіяхъ содержаніе Со-
кратовой палинодіи, врѣзались живымъ оплодотворяющимъ вос-
поминаніемъ въ памяти пишущаго эти строки. На непредубѣ-
жденнаго читателя второй рѣчи Сократа не можетъ не произ-
вести впечатлѣнія, что въ ней Платону удалось «зачерпнуть»
необычайно глубоко и достигнуть таинственнаго сплетенія
самыхъ корней своего мышленія, — и ужъ это одно для имѣю-
щихъ уши говоритъ очень много объ эпохѣ предшествующей
постиженію.
Въ духовной жизни безспорно дѣйствителенъ своеобразный
законъ «равенства» между «дѣйствіемъ» и «противодѣйствіемъ».
Изобиліе въ обрѣтеніи свидѣтельствуетъ о соотвѣтствующей на-
пряженности исканія- Широко открываются двери тому, кто
стучится сильно. Щедро получаетъ тотъ, кто проситъ неотступно,
ибо «царство Божіе силою нудится и употребляющіе усилія
восхищаютъ его». Конечно, исканіе не всегда выливается въ
форму цѣлаго жизненнаго періода и можетъ оставаться катего-
ріей чисто внутренней, пребывая въ однихъ духовныхъ измѣре-
ніяхъ и внѣшнимъ образомъ не выражаясь. Но тогда мы имѣемъ
ровную линію жизни и благодатную наличность высшихъ даровъ
въ спокойномъ «перманентномъ» актѣ обладанія ими. Таковы, напр.,
Гете и Пушкинъ! Не то у Платона и не о томъ говоритъ море
лавы, къ анализу коего мы приступаемъ. Вторая рѣчь Сократа—
это взлетъ, это взрывъ, это изверженіе. Какъ ни высокъ об-
щій уровень Платоновыхъ произведеній, какъ ни многочисленны
снѣжныя вершины отдѣльныхъ его постиженій, — этотъ потокъ
диѳирамбическаго вдохновенія возвышается надъ самымъ высо-
кимъ у Платона и главное существенно отличается отъ всѣхъ
другихъ вершинъ Платоновой мысли. Про всякое другое пости-
женіе Платона можно сказать то, что Тютчевъ говоритъ о
радугѣ:
Она полнеба охватила
И въ высотѣ изнемогла.
ВЕРХОВНОЕ ПОСТИЖЕНІЕ ПЛАТОНА.
165
Ибо и величайшія изъ постиженій Платона, расцвѣтая въ си-
лѣ и славѣ въ какихъ-то первыхъ надземныхъ сферахъ, далѣе
начинаютъ блѣднѣть и убывать, въ буквальномъ смыслѣ изнемо-
гая и расплываясь. Оттого такъ труденъ Платонъ для понима-
нія и еще труднѣе для изложенія. Тѣ—другія вершины, изнемо-
гая въ полетѣ, замерзаютъ, покрываются снѣгомъ, ибо достига-
ютъ пустыннаго, разрѣженнаго холода первыхъ надземныхъ,
сферъ. Больше того, онѣ окутываются «туманомъ», теряютъ чет-
кія очертанія и сливаются съ общею неопредѣленностью мгли-
стаго неба. Изъ этого тумана и возникаетъ иллюзія закономѣр-
ности, съ какою Наторпъ перетолковываетъ ирреалистически
вершинную онтологію Платона. Вершина же, къ изученію коей
мы приступаемъ, обладаетъ совершенно иными свойствами..
Снѣга и холода оставляются ею внизу. Вверху она вспыхи-
ваетъ пламенемъ величайшаго изверженія. Это и придаетъ ей
исключительное своеобразіе. Другія вершины «изнемогаютъ». Эта
же расцвѣтаетъ и достигаетъ полной своей силы лишь у «пре-
дѣла», лишь у завѣтнаго порога и, достигнувъ его, какъ бы
«представляется» и начинаетъ выбрасывать внизъ потокъ огнен-
ныхъ ударовъ. Другія вершины стремятся вверхъ, уходятъ ввысь
и застываютъ въ своей отрѣшенности. Для этой же стремленіе
вверхъ и достиженіе небывалой высоты — лишь половина пути.
Далѣе идетъ нисхожденіе, огненный возвратъ, смыканіе «золотой
цѣпи». Тамъ уединенный, угрюмый, упорный платоническій
аѵй>, здѣсь съ восторженнымъ и мгновеннымъ взглядомъ соеди-
няется блистательный и торжественный Въ расплавлен-
ной массѣ вулканическаго постиженія пылающая сердцевина
земли опознается тожественной съ раскаленною сущностью Солн-
ца. Это постиженіе и образуетъ смыкающееся кольцо и внутрен-
ній перегибъ въ линіи духовнаго устремленія. Собственно гово-
ря,— этотъ внутренній перегибъ есть черта безусловнаго свое-
образія платонизма и безусловной его новизны. «Путь вверхъ»—
отъ явленій къ сущностямъ, отъ феноменовъ къ ноуменамъ
былъ проложенъ въ главныхъ своихъ линіяхъ и древнѣйшей
греческой мыслью. И Платонъ при всей геніальности своихъ
«восходящихъ» теорій имѣлъ въ этомъ отношеніи многихъ
великихъ и величайшихъ предшественниковъ. Не то съ «путемъ,
внизъ». Достигнувъ сущностей, предшествующая Платонова мысль
рѣшительно не знала, что дѣлать дальше и какъ изъ сущно-
166
В. Э Р н ъ.
стей снова возвратиться къ явленіямъ. Если элейцы послѣ своей
отрѣшенной метафизики строили спокойно «физическія» тео-
ріи, то это былъ не внутренній выходъ къ явленіямъ изъ са-
мого существа метафизическаго принципа, а попытки до той же
самой метафизики добраться съ другого конца и, такъ сказать,
достроить арку, исходя изъ другого ея основанія. Метафизиче-
скихъ же матеріаловъ для соединенія двухъ основаній и для
внутренняго преодолѣнія рѣшительнаго дуализма между міромъ
явленій и міромъ сущностей у нихъ не было. Но мы можемъ
сказать больше: самъ Платонъ во всю длительную эпоху «над-
пещерія» зналъ только путь вверхъ и все его умозрительное твор-
чество стояло подъ знакомъ «восхожденія», при чемъ условія
ого жизни и свойства его темперамента придали его «восходя-
щимъ» теоріямъ особый, уже не разъ подчеркнутый нами «міро-
ненавистническій» и «міроубѣгающій» характеръ. Поэтому свой-
ства вершины, которую намъ предстоитъ изучить, отличаясь въ
равной мѣрѣ и отъ всѣхъ вершинъ предшествующей греческой
мысли и отъ всѣхъ вершинъ предшествующей мысли Платона,
заставляютъ насъ предположить, что были достаточныя духов-
ныя основанія къ тому, чтобы новый синтетическій моментъ «пути
внизъ» былъ найденъ именно Платономъ, т.-е. тѣмъ мыслителемъ,
который съ особенной страстностью и съ особенной силою су-
мѣлъ пройти до конца внутренняго перелома путь «восхожденія».
И если дѣйствительно во второй рѣчи Сократа мы имѣемъ
дѣло съ платоническимъ «путемъ внизъ» и если путь этотъ
внутренно предопредѣляется особенностями предшествующаго ду-
ховнаго устремленія Платона,—тогда, разсматривая «составъ» из-
вергнутой лавы, мы имѣемъ право сдѣлать цѣлый рядъ важныхъ
выводовъ объ условіяхъ, при которыхъ изверженіе произошло, и о
причинахъ, его вызвавшихъ. Въ самомъ дѣлѣ, внутренній пере-
гибъ, коимъ самымъ общимъ образомъ характеризуется вторая
рѣчь Сократа, есть не что иное, какъ выходъ изъ сущностей
къ явленіямъ, иначе говоря, связь явленій съ сущностями, уста-
навливаемая не снизу, а сверху, не изъ явленій, а изъ самыхъ
^сущностей. Другими словами, связующій принципъ опознается какъ
принципъ высшій и небесный, какъ принципъ божественный и
онтологическій, а не только какъ принципъ, стоящій между
торнимъ и земнымъ. Этотъ принципъ во второй рѣчи Сократа
получаетъ наименованіе Эроса, и такимъ образомъ мы имѣемъ всѣ
ВЕРХОВНОЕ ПОСТИЖЕНІЕ ПЛАТОНА. 167
основанія заключить, что «внутренній перегибъ», коимъ харак-
теризуется новая и величайшая вершина Платоновой мысли, есть
не что иное, какъ новое постиженіе сущности связующаго прин-
ципа, и такимъ образомъ это подчеркнутое, облеченное въ
форму палинодіи исповѣданіе высшей силы и высшей правды
•связующаго сына Киприды своею взволнованностью, своею вне-
запностью, своею «одержимостью» свидѣтельствуетъ, что тутъ
мы имѣемъ дѣло съ поворотомъ, съ глубочайшимъ жизненнымъ
перерѣшеніемъ и это бросаетъ самостоятельный свѣтъ на пред-
шествующую эпоху, позволяя намъ «реконструировать» то, что
этимъ поворотомъ отмѣнялось, преодолѣвалось. Если бъ у насъ
не было никакихъ данныхъ о бореніи Платона съ Эросомъ въ
періодъ надпещерія, мы бы должны пастулировать его изъ раз-
смотрѣнія однѣхъ особенностей второй рѣчи Сократа и устано-
вить, что въ предшествующій періодъ была какая то загадочная
«задержка» въ отношеніяхъ Платона къ связующему принципу,
что-то его «стѣсняло» и «останавливало», а потомъ всѣ эти
плотины и загражденія были снесены какимъ-то внутреннимъ
событіемъ, и бурный разливъ освободившагося отъ всѣхъ пре-
градъ вдохновенія мы видимъ во второй рѣчи Сократа.
Дѣлая эту гипотетическую реконструкцію, мы хотимъ пока-
зать, что есть какъ бы внутренняя провѣрка тѣхъ результатовъ,
которые мы установили раньше. Если чисто-филологическій ин-
тенсивный анализъ нѣкоторыхъ текстовъ привелъ насъ къ уста-
новленію цѣлой эпохи боренія съ Эросомъ, то нынѣ о томъ же
самомъ говоритъ намъ предварительное разсмотрѣніе первой бро-
сающейся въ глаза особенности второй рѣчи Сократа. Это какъ
бы двѣ половинки одного цѣлаго, изъ коихъ каждая говоритъ
о своемъ восполненіи и внутренно къ нему устремляется. Испо-
вѣданіе грѣха предшествующаго отрицанія требуетъ положи-
тельнаго признанія божественной сущности связующаго принци-
па, это же признаніе, разсмотрѣнное въ самомъ себѣ, предпо-
лагаетъ предшествующее отрицаніе.
Но вотъ вопросъ, который мы, конечно, еще и не думали рѣ-
шать: дѣйствительно ли во второй рѣчи Сократа мы имѣемъ
«внутренній перегибъ», т.-е. тотъ платоническій переходъ отъ
сущности къ явленію, о коемъ мы пока сказали въ самой об-
щей и предварительной формѣ, скорѣе для того, чтобы подой-
-ги къ формулировкѣ вопроса, нежели для какого-нибудь отвѣ-
168
В. о р н ъ.
”та? Дѣйствительно ли эта вершина Платоновой мысли такъ
принципіально и рѣшительно отличается отъ предшествующихъ
его постиженій?
Поставить этотъ вопросъ для насъ важно по двумъ основа-
ніямъ. Во-первыхъ, его постановка должна сообщить стройность
отдѣльнымъ анализамъ различныхъ чертъ, встрѣчающихся во
второй рѣчи Сократа, и объединить разрозненныя соображенія
по поводу различныхъ частностей въ одно цѣлое. Это относится
жъ тому, что нынѣ называютъ логикой «выраженія». Но для
насъ важнѣе другая сторона, относящаяся къ логикѣ самого из-
слѣдованія» Вѣдь вопросъ объ особенныхъ и исключительныхъ
свойствахъ второй рѣчи Сократа совпадаетъ съ основнымъ во-
просомъ всей нашей работы о верховномъ постиженіи Платона,
и если въ Сократовой палинодіи мы имѣемъ подлинный вну-
тренній выходъ отъ сущности къ явленію и то, что мы назвали
платоническимъ «путемъ внизъ»,—въ такомъ случаѣ эта палино-
дія и будетъ искомой нами солнечной записью, ибо помимо всѣхъ
данныхъ, приведенныхъ нами до сихъ поръ, художественно, ми-
стически, идеологически подготовлявшихъ насъ къ солнечному
сообщенію,—существо Сократовой палинодіи будетъ въ такомъ
случаѣ внутренно совпадать съ существомъ солнечнаго постиже-
нія. Существо же послѣдняго намъ извѣстно точно все изъ то*
го же миѳа о пещерѣ. «Восторженіе души въ мѣсто—мыслимое»
приводитъ къ познанію величайшей изъ идей—идеѣ Блага. «На
предѣлахъ вѣдѣнія, говоритъ здѣсь Платонъ, идея Блага едва
созерцается; но, ставши предметомъ созерцанія, даетъ право умо-
заключить, что она во всемъ есть причина всего праваго и прекрас-
наго въ видимомъ родившая свѣтъ и его господина, а въ мысли-
момъ сама госпожа, дающая истину и умъ». (517 В. С.) Итакъ,
«восторженіе ума въ мѣсто мыслимое» или солнечное постиже-
ніе, говоритъ Платонъ, находится на предѣлахъ вѣдѣнія. Это
необозначимая, не. для всѣхъ открытая область постиженія, на-
оборотъ, нѣчто весьма мало и рѣдко доступное. Но въ слу-
чаѣ, если достиженіе этой области вѣдѣнія (черезъ восторженіе
ума) осуществляется,— тогда становится яснымъ, что высшая
точка горняго міра идеи Блага есть причина всего праваго и
прекраснаго въ мірѣ нашемъ. Другими словами, «все правое и
прекрасное» въ являемомъ реальнымъ образомъ связано съ пра-
вымъ и прекраснымъ въ самомъ себѣ. И для того, чтобы не
ВЕРХОВНОЙ ПОСТИЖЕНІЕ ПЛАТОНА.
169
было никакихъ сомнѣній, Платонъ раскрываетъ еще опредѣлен-
нѣе и частнѣе свою мысль. Въ порядкѣ реальномъ («въ види-
момъ») идея Блага родила свѣтъ и его Господина (т.-е. Солнце),
въ порядкѣ идеальномъ (въ мыслимомъ) она есть сама «госпо-
жа, дающая истину», т.-е. начало державно-онтологическое, и
наконецъ, въ порядкѣ идеально-реальномъ (въ субъектѣ видя-
щемъ и мыслящемъ) она есть реальная причина самыхъ его
умственныхъ и воспринимающихъ способностей («ума»). Други-
ми словами, тройнымъ образомъ дѣйствуетъ горній міръ въ мі-
рѣ нашемъ: феноменологически, онтологически, гносеологиче-
ски,— въ явленіяхъ, въ сущностяхъ, въ процессахъ познанія.
Тройное дѣйствіе есть тройная связь, а т. к. дѣйствіе идетъ
свыше, то и связь, имъ устанавливаемая, есть связь божественная,
истинная, достойная почитанія. Такимъ образомъ, существо сол-
нечнаго постиженія, сообщаемое намъ самимъ Платономъ въ ми-
ѳѣ о пещерѣ, состоитъ въ труднѣйшемъ уразумѣніи божествен-
ныхъ связей и особаго единства между горнимъ и дольнимъ,
между земнымъ и небеснымъ, между сущимъ и являемымъ. И,
если во второй рѣчи сообщается восторженное постиженіе имен-
но этихъ связей, въ періодъ надпещерія радикально заподо-
зрѣнныхъ и отвергнутыхъ, въ такомъ случаѣ становится совер-
шенно доказаннымъ совпаденіе только что поставленнаго нами
вопроса объ особенностяхъ Сократовой палинодіи съ основнымъ
вопросомъ нашей работы. И намъ уже не придется доказывать
и показывать, что вторая рѣчь Сократа есть искомая нами про-
павшая' грамота платонизма, это станетъ само собою яснымъ и
очевиднымъ, если мы покажемъ и докажемъ, что анализиру-
емая рѣчь есть и торжественное нисхожденіе горняго міра, раньше
мыслившагося безусловно отрѣшеннымъ отъ міра земной дѣйстви-
тельности. Каждая новая черта «нисхожденія» будетъ поэтому
чертой «солнечности», прямо и безъ всякаго посредства вѣщаю-
щей намъ объ основной геліофаніи, пережитой Платономъ, и
раскрывая «нисходящій» характеръ второй рѣчи Сократа, мы бу-
раскрывать существо искомаго нами ^солнечнаго постиженія*.
Теперь вопросъ формулировался опредѣленно и точно; попро-
буемъ же во всеоружіи достигнутыхъ результатовъ присту-
пить къ его разрѣшенію.
Мы видѣли уже, что произнесеніе второй Сократовой рѣчи
Платонъ обставляетъ важнѣйшими для ея уразумѣнія конкрет-
170
В. ЭРИ ъ.
но-р?лигіозными условіями. Ея «начало движенія» — нѣкій по-
луденный гласъ, послышавшійся Сократу и подвигнувшій его на
положительное очищеніе отъ неправаго, отрицаніе Эроса. Ея
внутренняя форма—классическая «Стезихорова» палинодія, ставя-
щая отрицательную частицу «не» предшествующимъ утвержде-
ніямъ и тѣмъ переходящая отъ нихъ къ утвержденіямъ діаме-
трально противоположнымъ. Кромѣ этихъ разсмотрѣнныхъ нами
художественныхъ деталей, вторая рѣчь Сократа предваряется
еще цѣлымъ рядомъ значительнѣйшихъ чертъ и подробностей,
выясненіе коихъ совпадаетъ съ двойной нашей задачей, кото-
рая теперь слилась въ задачу единую: изслѣдовать Сократову
палинодію и тѣмъ самымъ расшифровывать верховное постиже-
ніе Платона.
Прежде всего—предварительный и чрезвычайно существенный
отвѣтъ на основной антропологическій вопросъ, поставленный въ вве-
деніи. Сообщивъ о полуденномъ гласѣ Сократъ говоритъ: «Видно, и
я — провѣщатель, конечно, неважный, однакожъ, какъ плохіе гра-
мотеи, для себя одного достаточный. Теперь хорошо знаю свой
грѣхъ. Такъ вотъ, другъ мой, душа есть нѣчто провѣщавающее».
Во введеніи Федръ спрашивалъ: правиленъ ли разсказъ о похи-
щеніи Ориѳіи? На что Сократъ вмѣсто отвѣта универсализиро-
валъ вопросъ и далъ ему истинно-философскую форму. Что
такое человѣческая природа? Не миѳологична ли она сама? Нынѣ
Сократъ подходитъ въ упоръ къ подставленному тогда вопросу
и даетъ на него ясный и опредѣленный отвѣтъ, потомъ получаю-
щій богатое развитіе въ его второй рѣчи. «Душа есть нѣчто про-
вѣщавающее». «Провѣщавающее» (раѵтіхоѵ тс) и значитъ стоя-
щее въ нѣкой органической связи съ міромъ божественныхъ
сущностей. Въ природѣ человѣческой душа есть нѣчто, объединя-
ющее съ горнимъ міромъ истиннаго знанія, истинной мудрости..
Горній міръ и человѣческая душа имѣютъ какое-то таинствен-
ное, пока неопредѣляемое, но живое сообщеніе, благодаря коему
человѣкъ, выходя изъ обычнаго своего сознанія, способенъ твердо
и опредѣленно знать нѣкія важныя истины о мірѣ сверхъестествен-
номъ («теперь хорошо знаю свой грѣхъ»).
Въ этомъ отвѣтѣ обращаетъ на себя вниманіе его необычайная
конкретность. Общее положеніе—«душа есть нѣчто провѣшиваю-
щее», на глазахъ читателя возникаетъ изъ другого болѣе корен-
ного и частнаго сужденія*- «видно, ия—провѣщатедь». Послѣднее
ВЕРХОВНОЕ ПОСТИЖЕНІЕ ПЛАТОНА.
171
сужденіе есть простое «констатированіе» или свидѣтельство
внутренняго опыта. Общее положеніе о душѣ-пророчицѣ поэтому
есть не выводъ, не дедукція изъ другихъ общихъ положеній, а
конверсія единичнаго сужденія, каѳолически истолкованнаго. Сократъ
слышитъ полуденный гласъ и самый фактъ этого' слышанія пе-
реживаетъ какъ прикосновеніе своей души къ вышнему міру
мудрыхъ и подлинно знающихъ существъ. Это же состояніе
живой прикосновенности къ вышнему міру наименовываетъ со-
стояніемъ пророчественнымъ, «мантическимъ». Но такъ какъ въ
составѣ самого «мантическаго» состоянія нѣтъ никакихъ указа-
ній на то, что оно связано съ Сократомъ въ его единичности^
а наоборотъ, его внутренняя каѳоличность говоритъ, что оно есть
явленіе непостижимо-/>язг/лшог, т.-е. потенціально всеобщее, то
Сократъ съ полной обоснованностью «обращаетъ» сужденіе «вид-
но, и я—провѣщатель» въ общее положеніе: «душа есть нѣчто
провѣщавающее».
Это бросаетъ свѣтъ на глубочайшіе источники Платоновой
философіи. Въ данномъ случаѣ, весьма типическомъ, мы имѣемъ
налицо каѳолическое истолкованіе данныхъ внутренняго опыта.
Истинно завоевывающимъ началомъ въ процессахъ познанія, рас-
ширяющимъ область раньше познаннаго, открывающимъ нѣчто
положительно новое, является здѣсь не наблюденіе и «индукція»,
не конструированіе «сложныхъ» понятій, не діалектическая лов-
кость въ испробованіи возможныхъ «комбинацій» различныхъ уже
имѣющихся элементовъ познаннаго А, В, С... К, а нѣкоторое
первоначальное движеніе духа, которое ставитъ познающаго въ
новое реальное соотношеніе съ сущимъ, именуемое «постиженіемъ»
и обрѣтающее нѣкій первичный и цѣлостно-«мантическій» фактъ
внутренняго опыта. Діалектика является не орудіемъ познанія,
а орудіемъ каѳолическаго истолкованія, т.-е. орудіемъ вторичнаго,
въ широкомъ смыслѣ рефлексивнаго «усвоенія» и выраженія по-
стигнутаго. Первоначальнымъ, поистинѣ кореннымъ считается само-
постиженіе, т.-е. неразложимый фактъ внутренняго опыта. Со-
знаніе постигающаго разсматривается здѣсь, какъ своего рода
внутренніе Дельфы. Душа-«пророчица» имѣетъ реальное сообщеніе
съ «нисходящимъ въ нее божественнымъ міромъ и, впадая въ
«одержаніе» имъ, становится причастной тому высшему и безу-
словному вѣдѣнію, которое для человѣческаго духа и для чело-
вѣческаго воспріятія звучитъ глухо, темно и непонятно. Тогда то
172
В. э р н ъ.
- и исполняютъ свою органическую роль «жрецы философской ре-
флексіи», которые, приступая къ темнымъ вѣщаніямъ души, пере-
живающей постиженіе, каѳолически его истолковываютъ и при
посредствѣ діалектики переводятъ въ термины дневного «логи-
ческаго» универсальнаго сознанія.
Эта общая пиѳическая характеристика человѣческой души, им-
манентно содержащаяся въ описаніи Сократова переживанія по-
луденнаго гласа, пріоткрываетъ многое^во внутреннихъ истокахъ
платонизма, показывая, что философія Платона есть діалектиче-
ски истолкованная запись внутренняго опыта и въ своемъ глу-
бочайшемъ остовѣ сводится къ ряду значительныхъ внутреннихъ
постиженій. Но особенно умѣстна она какъ художественно пра-
вдивое и убѣдительно наглядное предвареніе диѳирамбическаго
сообщенія Сократовой палинодіи. Ибо послѣдняя вся посвящена
основному «пиѳическому» событію Платоновой жизни, каѳоли-
ческимъ истолкованіемъ коего занято послѣдующее философство-
ваніе Платона. Такимъ образомъ, маленькая сценка съ мантиче-
скимъ переживаніемъ Сократа пріобрѣтаетъ великій ознаменовы-
вающій смыслъ, символически точно повторяется въ величествен-
ныхъ и подавляющихъ размѣрахъ мантическаго содержанія Пла-
тонова духа. Мы можемъ это утверждать съ тѣмъ большимъ
основаніемъ, что, какъ увидимъ ниже, теорія «маніи», съ коей
Сократъ начинаетъ свою рѣчь, подтверждаетъ всѣ детали толь-
ко что сдѣланнаго расширеннаго толкованія «конверсіи» Сократа,
изъ: «видно, и я—провѣщатель». — «Душа есть нѣчто провѣши-
вающее».
Вторая черта, обращающая на себя вниманіе, съ виду
очень незначительная, хотя въ древности не безъ основанія ду-
мали иначе. Я имѣю въ виду переименованіе Федра, свершаемое
Сократомъ въ значительныхъ словахъ его второй рѣчи. Неопла-
тоники придавали значеніе содержанію этого переименованія.
«Итакъ, прекрасный мальчикъ, говоритъ Сократъ, отмѣть себѣ,
что первая моя рѣчь обращена была къ Федру Питоклову Мир-
ринузійцу, нынѣшняя же обращается къ Стезихору Эвфемову
Имерейцу». Неоплатоники толковали: Федръ Питокловъ Мирри-
нузіецъ—верхоглядъ, честолюбецъ, нѣженка; напротивъ, Стези-
хоръ Эвфемовъ Имереецъ — установитель хора, мужъ доброй
славы, вѣдующій таинство Эроса. Считая правильнымъ это истол-
кованіе, мы тѣмъ не менѣе придаемъ особое значеніе не смыслу
ВЕРХОВНОЙ ПОСТИЖЕНІЕ ПЛАТОНА.
173
полушутливыхъ словообразованій Платона, а самому факту пе-
реименованія, мотивамъ, его вызвавшимъ. Услышавъ полуденный
гласъ, Сократъ пережилъ коренное измѣненіе своею сознанія,
мгновенно и внезапно унесшее его отъ «эротоборяескихъ»
утвержденій его первой рѣчи къ новымъ рѣчамъ съ противопо-
ложнымъ смысломъ. Это измѣненіе не коснулось Федра—и вотъ
своимъ переименованіемъ Сократъ требуетъ такого же измѣненія
отъ своего собесѣдника. «Транссубстанціація» мысли, свершив-
шаяся въ Платонѣ въ отношеніи эротической проблемы, ознамено-
ванная «палинодіей» Сократа, для своего сообщенія требуетъ «пе-
реворота» отъ слушающаго и свободнаго отхожденія отъ букваль-
наго и порабощающаго смысла двухъ предыдущихъ «безстыд-
ныхъ» рѣчей. Съ виду шутливое обращеніе связано такимъ обра-
зомъ съ глубоко-серьезною мыслію, и мы ничего не потеряемъ,
•если требованіе, обращенное къ Федру, перенесемъ на всякаго
читателя второй рѣчи Сократа и призовемъ его къ сугубому вни-
манію и къ той внутренней, сочувственной и вникающей «уста-
новкѣ» сознанія, безъ коей вообще невозможны акты донима-
нія и усвоенія чужихъ постиженій.
(Окончаніе слѣдуетъ.) *)
В. Эрнъ.
*) Статья не будетъ окончена вслѣдствіе безвременной кончины В» Ф* Эрта.
Вопросы философіи, кн. 157. 8
Странное завершеніе забытаго спора.
Еще въ 1893 году я непечаталъ въ 19-й книгѣ „Вопросовъ Фи-
лософіи и Психологіи* статью подъ заглавіемъ: „Новый психо-
физіологическій законъ г» Введенскаго*. Эта моя статья пред-
ставляла отвѣтъ на «Вторичный вызовъ на споръ о законѣ оду-
шевленія», помѣщенный проф. А. И. Введенскимъ въ 18 книгѣ
«Вопросовъ философіи и психологіи». Въ своемъ «Вызовѣ» А. И.
Введенскій «принялъ на себя обязанность» отвѣтить каждому,
кто захочетъ опровергать приводимыя имъ въ его брошюрѣ «О
предѣлахъ и признакахъ одушевленія» соображенія въ пользу
установленнаго имъ психофизіологическаго закона: «матеріальные
процессы во всѣхъ безъ исключенія тѣлахъ протекаютъ всегда такъ,
какъ если бы нигдѣ и никогда не было душевной жизни», — и
обнаружить несостоятельность всякаго теоретическаго доказатель-
ства чужого одушевленія, если только оно не будетъ исходить
изъ трансцендентно-метафизическихъ предположеній (Вопр. фил.
и псих., кн. 18, стр. 123). Въ моей статьѣ я, послѣ разсмотрѣнія
доводовъ А. И. Введенскаго, изложилъ доказательство реально-
сти чужого одушевленія, которое признаю наиболѣе строгимъ
и безупречнымъ въ логическомъ отношеніи. Съ тѣхъ поръ про-
шло болѣе двадцати лѣтъ и никакого отвѣта я не получалъ. И
только недавно, въ своей «Психологіи безъ всякой метафизики»,
проф. А. И. Введенскій посвятилъ моей довольно подробной
статьѣ ровно двадцать строкъ (Психологія, изд. 2, 1915, стр.
76 — 77). Въ этихъ строкахъ А. И- Введенскій увѣряетъ, что я
«построилъ доказательство чужой одушевленности, но не чисто-
имманентное (?), а явно метафизическое», и что поэтому онъ
оставилъ мое доказательство безъ отвѣта, какъ явно не удовле-
творяющее выставленному имъ условію, — построить такое дока-
зательство чужой одушевленности, «которое не исходило бы ни
изъ какихъ метафизическихъ предпосылокъ».
Долженъ создаться, что я былъ крайне изумленъ этой запоз-
далой отпиской отъ серьезнаго спора, не мною вызваннаго. На-
СТРАННОЕ ЗАВЕРШЕНІЕ ЗАБЫТАГО СПОРА. 176
чать съ того, что еслибъ даже А. И. Введенскій былъ правъ, и
въ моемъ собственномъ доказательствѣ чужого одушевленія и въ
самомъ дѣлѣ заключались бы какія-нибудь «трансцендентно-мета-
физическія предпосылки», ему все-таки едва ли было бы дозво-
лительно пройти мою статью молчаніемъ, хотя бы въ виду того
обстоятельства, что около половины ея (Вопр. фил. и псих., кн.
19, стр. 63— 72, 8о — 81) посвящено разъясненію довольно гру-
быхъ логическихъ ошибокъ, въ которыя впалъ А. И. Введен-
скій при обоснованіи своего «психофизіологическаго закона»;
между тѣмъ онъ не только принялъ на себя «обязанность» опро-
вергнуть всякое возраженіе противъ его доказательствъ защи-
щаемаго имъ закона (а указаніе логическихъ ошибокъ развѣ не
возраженіе?), но продолжаетъ повторять тѣ же самыя ошибки и
въ своихъ позднѣйшихъ попыткахъ оправдать свой законъ (см.
Психологію, стр. 67 — 71). Но далѣе я долженъ самымъ рѣши-
тельнымъ образомъ протестовать противъ взведенной на меня
уважаемымъ авторомъ напраслины: въ моемъ доказательствѣ ре-
альности чужого .одушевленія никакихъ трансцендентно-метафи-
зическихъ предпосылокъ «ни матеріалистическихъ, ни спиритуа-
листическихъ, ни теизма, ни деизма и т. д.» («Вторич. вызовъ»,
стр. 123) не внесено и это сдѣлано мною съ полнымъ сознаніемъ:
въ этомъ случаѣ я не только уступалъ поставленному проф.
А. И. Введенскимъ условію, но и подчинялся чисто принципіаль-
нымъ соображеніямъ. Въ моихъ глазахъ—и на это я много разъ
указывалъ — независимая отъ насъ реальность чужого сознанія
и чужого одушевленія есть наиболѣе элементарное и наиболѣе
неотразимое по своей убѣдительности трансцендентно-метафизи-
ческое допущеніе, которое при этомъ' открываетъ путь къ цѣло-
му ряду другихъ трансцендентныхъ допущеній, неразрывно и неу-
странимо съ нимъ связанныхъ; съ другой стороны, едва ли можно
дѣлать сколько-нибудь содержательныя и внутренно обоснован-
ныя теистическія, деистическія, спиритуалистическія и какія бы
то ни было другія метафизическія ’ предположенія, пока мы готовы
думать, что кромѣ нашего единоличнаго я ничего на свѣтѣ нѣтъ,
а все остальное ему только кажется; поэтому, при оправданіи
реальности чужого сознанія, нѣтъ смысла исходить изъ какихъ-
нибудь предварительныхъ трансцендентно-метафизическихъ пред-
посылокъ, которыя помимо всего другого, всегда будутъ менѣе
убѣдительны, чѣмъ истина о чужомъ сознаніи. Этому правилу
8*
176
Л. ЛОПАТИНЪ.
я строго слѣдовалъ въ построеніи моего доказательства. Въ своемъ
цѣломъ оно распадается на двѣ части: первая представляетъ чис-
то-логическое изслѣдованіе понятій о совпаденіи, случайности, ра-
зумѣ и нѣкоторыхъ другихъ, соприкасающихся съ ними, которое
заключается въ аналитическомъ сопоставленіи всѣхъ этихъ поня-
тій между собою; въ результатѣ этого сопоставленія выводится,
что сложная, постоянная и очевидная осмысленность чужихъ дѣй-
ствій съ необходимостью предполагаетъ наличность чужой интелли-
генціи, чужой мысли или чужого ума (Вопр. фил. и псих., кн. 19
стр. 72, 74 — 75). Вторая часть доказательства, эмпирическая,
показываетъ высокую вѣроятность внутренней однородности ум-
ственной и душевной жизни у нашихъ ближнихъ съ нашей соб-
ственной (тамъ же, стр. 77—78). Важнѣйшія мною доказываемыя
положенія я резюмирую на стр. 79 моей статьи въ слѣдующихъ
словахъ: «Постоянное и безконечно разнообразное совпаденіе, во
всѣхъ дѣйствіяхъ подобныхъ намъ тварей на землѣ, чисто-меха-
ническихъ двигателей съ ясно наблюдаемыми цѣлями этихъ дѣй-
ствій есть величайшій абсурдъ. Поэтому существованіе независи-
маго отъ насъ, объективнаго разума въ основѣ воспринимаемой
нами цѣлесообразности чужихъ дѣйствій теоретически несомнѣн-
но; и съ другой стороны, сходная съ нашею одушевленность другихъ
людей и животныхъ есть предположеніе теоретически вѣроятное
въ такой высокой степени, какъ только можетъ быть вѣроятно
какое-нибудь эмпирическое обобщеніе». (При этомъ во всѣхъ
подобныхъ случаяхъ я разумѣю вѣроятность не въ условномъ и
спеціальномъ математическомъ смыслѣ этого понятія, а въ обще-
логическомъ и всякому доступномъ значеніи правдоподобія и удо-
бопріемлемости для мысли.) Свое доказательство реальности чу-
жого одушевленія я называю телеологическимъ аргументомъ, «въ
его наиболѣе ясной, простой, эмпирически наглядной формѣ»
(тамъ же, стр. 73)-
Къ большому моему удивленію, это названіе, повидимому, со-
всѣмъ сбило съ толку моего критика и даже внушило ему увѣ-
ренность, что онъ уловилъ трансцендентно-метафизическую пред-
посылку моего доказательства. Онъ говорить (Псих., стр. 76):
«Въ общемъ же все доказательство Л. М. Лопатина исходитъ изъ
той произвольной и явно метафизической предпосылки, съ по-
мощью которой строятъ телеологическій аргументъ существова-
нія Бога, именно: будто бы цѣлесообразное можетъ существовать

' СТРАННОЕ ЗАВЕРШЕНІЕ ЗАВИТАГО СПОРА. 177
не иначе, какъ при томъ условіи, чтобы оно было создано (?)
какимъ-либо творческимъ (?) умомъ». Профессоръ А. И. Введен-
скій не захотѣлъ обратить вниманія на то, что въ моемъ дока-
зательствѣ никакой рѣчи ни о «творческомъ» умѣ, ни объ его
«созданіяхъ» нѣтъ, и что я настоятельно отличаю (Вопр. фил.
и псих., кн. 19, стр. 8о—8і) свой аргументъ отъ телеологиче-
скаго аргумента бытія Божія, ибо въ этомъ послѣднемъ дѣло
идетъ о конечныхъ (и потому метафизическихъ) цѣляхъ суще-
ствованія и объ осуществляющемъ ихъ Божественномъ разумѣ, а
въ моемъ аргументѣ говорится о повседневныхъ житейскихъ цѣ-
ляхъ самыхъ заурядныхъ людей и даже животныхъ. Однако, что
особенно для меня непостижимо,—какъ могъ А. И. Введенскій
не замѣтить, что мое утвержденіе о необходимости допустить,
для объясненія дѣйствительной осмысленности чужихъ дѣй-
ствій, независимую реальность чужого ума, — есть вовсе не пред-
посылка моихъ разсужденій, а доказываемое въ нихъ положеніе,
которое я обосновываю подробно и внимательно, поясняя мои
выводы цѣлымъ рядомъ наглядныхъ примѣровъ и ссылкой на со-
отвѣтственныя мѣста въ моихъ другихъ сочиненіяхъ, въ кото-
рыхъ отдѣльные пункты моей аргументаціи были раскрыты съ
большею детальностью. Не менѣе страннымъ показалось мнѣ от-
несеніе къ числу метафизическихъ доводовъ, къ которымъ я
былъ вынужденъ прибѣгнуть, моего указанія на ученіе о зломъ
божествѣ, у котораго одна задача—вводить въ обманъ свое един-
ственное разумное твореніе (Псих., стр. 76). Какъ же опять-таки
А. И. Введенскій не замѣтилъ, что этотъ доводъ приведенъ ни-
какъ не въ защиту моего собственнаго взгляда, а, совсѣмъ на-
оборотъ, выдвигается мною въ качествѣ одного изъ немногихъ
мыслимыхъ, хотя по существу весьма слабыхъ, доводовъ въ поль-
зу отрицанія чужого одушевленія» причемъ однако я заботливо
оговариваюсь, что и на этотъ слабый доводъ А. И. Введенскій
ссылаться не можетъ, потому что онъ отъ всякой метафизики
отказался (Вопр. фил. и псих., кн. 19 стр. 79). Вообще приходится
напомнить проф. Введенскому, что даже и мысли своихъ против-
никовъ слѣдуетъ прочитывать въ ихъ дѣйствительномъ контекстѣ.
Изложенныя соображенія даютъ мнѣ право заявить, что проф.
А. И. Введенскій безъ достаточныхъ основаній уклонился отъ
спора со мною и что онъ не исполнилъ принятаго на себя обя-
зательства. Л лопатиніь
КРИТИКА И БИБЛІОГРАФІЯ.
Новыя книги и брошюры, полученныя въ редакціи.
Геймановичъ, А. I. Матеріалы къ неврологіи войны. Харьковъ*
1916. Ст. 51.
Демонъ, неточна повест. Перев. съ русск. Іованъ Максимовичъ.
Москва.- 1917. Ст. 28.
Евлаховъ, А. М. Введеніе въ философію художественнаго твор-
чества. т. III. Ростовъ-на-Дону 1917. Ст. ѴІ+557. Ц. 3 р.
Его же. Гергардъ Гауптманъ. Путь его творческихъ исканій.
Ростовъ-на-Дону 1917. Ст. ѴШ+151. Ц. 2 р.
Кличъ. Двухнедѣльникъ, № і. Москва, 1917. Ст. 48. Ц. 40 к.
Кохановскій, Н. И. Рѣчь произнесенная на диспутѣ на степень
магистра политической экономіи и статистики въ Томскомъ
университетѣ 1916. 15 мая.
Оптовцевъ М. Н. О самоулучшеніи. Москва, 1917. Ст. ѴШ-(-
2$О. Ц. I р. 25 коп.
Шилкарскій, В. С. Основныя рѣшенія проблемы сущаго.
Юрьевъ, 1917. Ст. 84. Ц. і р.
Московское Психологическое Общество.
СССШ Протоколъ закрытаго (съ гостями) засѣданія 26
марта 1916 года.
Засѣданіе было открыто въ 9 часовъ вечера, въ залѣ Правле-
нія Университета, подъ предсѣдательствомъ Л. М. Лопатина,
при товарищѣ секретаря Н. П. Корелиной, въ присутствіи гг.
дѣйствительныхъ членовъ Общества: Б. Н. Бабынина, А. О.
Бачинскаго, А. П. Болтунова, В. И. Иванова, Ф. Б. Лайна, Г.
А. Рачинскаго, П. П. Соколова, Г. И. Челпанова, Л. И. Шес-
това и гостей.
Въ засѣданіи происходило слѣдующее:
і) Предсѣдатель Л. М. Лопатинъ сдѣлалъ краткую характе-
ристику исключительной научной дѣятельности скончавшагося
члена-учредителя Общества М. М. Ковалевскаго. По предложе-
нію предсѣдателя, собраніе почтило память почившаго встава-
ніемъ.
2) Дѣйствительный членъ Общества А. П. Болтуновъ прочелъ
рефератъ подъ заглавіемъ: „Методъ анкеты въ психологическомъ
и педагогическомъ изслѣдованіи"*
3) Послѣ перерыва происходили пренія по поводу прочитан-
наго реферата, въ которыхъ принимали участіе, кромѣ референ-
та, слѣдующія лица: Г. А. Рачинскій, Г. И. Челпановъ, П. П.
Соколовъ и Л. М. Лопатинъ.
4) Въ закрытой части засѣданія была произведена баллоти-
ровка предложеннаго къ избранію въ дѣйствительные члены
Общества В. Ф. Эрна. Баллотируемый оказался избраннымъ
9 голосами противъ одного.
Засѣданіе было закрыто въ 12% ч. ночи.
180
МОСКОВСКОЕ ПСИХОЛОГИЧЕСКОЕ ОБЩЕСТВО.
СССІѴ Протоколъ закрытаго (съ гостями) засѣданія 15 ок-
тября 1916 года.
Засѣданіе было открыто въ 9 часовъ вечера, въ аудиторіи
Психологическаго института, подъ предсѣдательствомъ Л. М. Ло-
патина, при секретарѣ Н. Д. Виноградовѣ, въ присутствіи почет-
наго члена Общества С. М. Попова, дѣйствительныхъ членовъ:
Б. Н. Бабынина, И. М. Громогласова, В. Н. Ивановскаго,
И. А. Ильина, Н. П. Корелиной, А. И. Огнева, Г. И. Челпанова,
Г. Г. Шпета, А. М. Щербины, членовъ-сорвнователей А. В.
Бломеріусъ, Н. П. Ферстеръ, М. Н. Хмѣленской и гостей.
Въ засѣданіи происходило слѣдующее:
і) Сторонній посѣтитель Общества П. С. Поповъ прочелъ
"рефератъ на тему: «Значеніе ученія Локка о качествахъ въ исто-
ріи новой философіи*.
2) Послѣ перерыва происходили пренія по поводу прочитан-
наго реферата, въ которыхъ приняли участіе, кромѣ референта^
слѣдующія лица: Б. Н. Бабынинъ, Ф. Ф. Бережковъ, А. И. Ог-
невъ, г. Черепановъ и Л*. М. Лопатинъ.
. 3) Былъ предложенъ къ избранію въ дѣйствительные члены
Общества оставленный по каѳедрѣ философіи при Московскомъ
университетѣ Павелъ Сергѣевичъ Поповъ (Л. М. Лопатинымъ
и А. И. Огневымъ).
Засѣданіе было закрыто въ іі/і часъ ночи.
СССѴ. Протоколъ годичнаго распорядительнаго собранія
29 февраля 1917 года.
Засѣданіе было открыто въ 4% часа дня, въ помѣщеніи ре-
дакціи журнала «Вопросы Философіи и Психологіи», подъ предсѣ-
дательствомъ Л. М. Лопатина, при секретарѣ Н. Д. Виноградовѣ,
въ присутствіи почетнаго члена Общества С. М. Попова и дѣй-
ствительныхъ членовъ: Б. Н. Бабынина, Н. П. Корелиной и
Г. Г. Шпета.
Въ засѣданіи происходило слѣдующее:
і) Были прочитаны и утверждены протоколы трехъ предше-
ствующихъ засѣданій.
2) Секретарь Общества Н. Д. Виноградовъ доложилъ отчетъ
мооковокок ПСИХОЛОГИЧКСКОВ ОБЩЕСТВО. 181
о состояніи Общества за отчетный годъ. Отчетъ утвержденъ
собраніемъ.
3) Въ связи съ прочитаннымъ отчетомъ было постановлено
избрать въ ближайшемъ засѣданіи Комиссію по присужденію
преміи имени Вл. С. Соловьева.
4) Казначей Общества Г. Г. Шпетъ доложилъ отчетъ о дви-
женіи денежныхъ суммъ Общества за истекшій годъ. Отчетъ
утвержденъ собраніемъ. Въ связи съ заслушаніемъ этого отчета,
было постановлено помѣстить въ болѣе выгодныхъ для Обще-
ства процентныхъ бумагахъ капиталъ преміи имени Вл. С. Со-
ловьева.
5) Секретарь редакціи журнала «Вопросы Философіи и Пси-
хологіи». Н. П. Корелина доложила отчетъ по изданію журна-
ла. Отчетъ утвержденъ собраніемъ.
6) Въ связи съ обращеніемъ ректора Московскаго универси-
тета было постановлено просить С. А. Котляревскаго и кн.
Е. Н. Трубецкого принять участіе, отъ имени Психологическаго
Общества, въ торжественномъ засѣданіи въ память. М. М. Ко-
валевскаго.
7) Были избраны въ почетные члены Общества А. Бергсонъ и
Ф. Брадлей.
8) Обсуждался вопросъ объ организаціи засѣданій Общества
въ текущемъ учебномъ полугодіи. Выяснилось, что въ ближай-
шемъ времени предполагаются два доклада въ засѣданіяхъ Об-
щества: И. А. Ильина (о Гегелѣ) и В. Ф. Эрна (о Платонѣ).
Засѣданіе было закрыто въ 6 часовъ вечера.
Отчетъ о состояніи Московскаго Психологическаго Общества
за время съ 12-го марта 1916 г. по 25 февраля 1917 года.
Составъ Общества.
Въ отчетномъ году въ составѣ Общества произошли измѣне-
нія: скончались — почетный членъ Т. Рибо, членъ-учредитель
М. М. Ковалевскій, дѣйствительные члены — М. И. Брунъ, А»
А. Спасскій; избранъ въ дѣйствительные члены В. Ф. Эрнъ. Къ
26 февраля 1917 года Общество состояло изъ 9 почетныхъ чле-
новъ, одного чдена-учредителя, 163 дѣйствительныхъ членовъ»
17 членовъ-соревнователей, а всего изъ 190 лицъ.
182 МОСКОВСКОЕ ПСИХОЛОГИЧЕСКОЕ ОБЩЕСТВО.
Совѣтъ Общества.
Совѣтъ Общества, избранный въ годичномъ засѣданіи 6-го фев-
раля 1915 года, въ отчетномъ году состоялъ изъ слѣдующихъ
лицъ: предсѣдателя—профессора Л. М. Лопатина, товарища пред-
сѣдателя— лроф. Г. И. Челпанова, кандидата товарища предсѣ-
дателя— В. П. Сербскаго, секретаря — Н. Д. Виноградова, това-
рища секретаря — Н. П. Корелиной, кандидата товарища секре-
таря— В. М. Хвостова, казначея — прив.-доц. Г. Г. Шпетта,
библіотекаря—прив.-доц. В. Н. Ивановскаго и товарища библіо-
текаря— прив.-доц. И. А. Ильина.
Дѣятельность Общества.
і) Засѣданія. Въ отчетномъ году Общество имѣло 3 засѣда-
нія- одно годичное-распорядительное и два очередныхъ. Въ оче-
редныхъ засѣданіяхъ были прочитаны и подвергнуты обсужденію
рефераты: А. П. Болтунова—анкеты въ психологиче-
скомъ и педагогическомъ изслѣдованіи" и П. С. Попова „Зна-
ченіе ученія Локка о качествахъ въ исторіи новой философіи
2) Журналъ «Вопросы философіи и психологіи» издавался въ
отчетномъ году подъ редакціей Л. М. Лопатина; въ составъ редак-
ціоннаго комитета входили, кромѣ того, слѣдующія лица: Ю. И.
Айхенвальдъ, А. Н. Бернштейнъ, Н. Д. Виноградовъ, Б. К-Млод-
зѣевскій, П. И. Новгородцевъ, И. Ф. Огневъ, Г. А. Рачинскій,
В. П. Сербскій и Г. И. Челпановъ.
3) Премія Д. А. Столыпина. Срокомъ для представленія
сочиненій на премію Д. А, Столыпина въ годичномъ засѣданіи
6-го февраля 1915 года назначено і-е января 1918 года.
4) Премія Имени Вл. С. Соловьева. Срокомъ для представле-
нія сочиненій на премію было назначено і*е марта 1917 года.
Секретарь Н. Виноградовъ.
Отчетъ казначея Психологическаго Общества за 1916 годъ.
(32-й годъ).
Поступило'.
Остатокъ отъ п./г..................... 45 р. 17 к.
Членскіе взносы........................378 „ — *
Отъ продажи изданій Общества . . 1007 » 6; „
МОСКОВСКОЕ ПСИХОЛОГИЧЕСКОЕ ОБЩЕСТВО. 183
На нужды журнала; отъ М.К.. Морозовой . юоо р. — к.
отъ С. М. Попова . , 500 „ „
отъ С. И. Щукина . . 2000 „ — „
493° Р- 82 к.
Выдано:
На устройство засѣданій..................25 р. 8о к.
Почтов. и разсылки.......................24 р. 74 „
Канцеляр. и типогр.......................іі „ 88 „
Въ контору «Вопрос. филос. и псих.» . 4821 „ — „
4883 р.
Остатокъ въ приходо-расходной кассѣ на 1917 г.
47 Р- 4° к.
Состояніе капиталовъ Психологическаго Общества на іянв. 1917 іода:
Въ приходо-расходной кассѣ . . . 47 р. 40 к.
На храненіи въ Моск. Конторѣ
Госуд. Банка 2 облиг. 5°/0
Россійск. Гос. займа 1906 г.
(капиталъ преміи имени Вл.
Соловьева) Номин................. 3750 р. — к.
2 облиг. 5®/0 внутр. займа 1914 г.
(капиталъ имени Д. А. Столы-
пина) Номин........................ю$о „ — я
4800 р. — к.
На книжкѣ Моск. Госуд. Сберег. Кассы".
®/о на книжкѣ преміи им. Вл. Соловьева 560 р. бо к.
% на книжкѣ преміи им. Столыпина 102 р. 55 к.
•Д по книжкѣ.............................32 р. 6о я
Итого по книжкѣ 695 р. 75 к.
5543 Р- х5 к.
Казначей Психологическаго Общества
Г. Шлетъ.
Списокъ членовъ Психологическаго Общества, состоящаго пра
Императорскомъ Московскомъ Университетѣ, по 15-ое мая
1917 года.
Почетные члены:
і. Бергсонъ, Анри (Франція).
2. Брадли, (ВгаЗІеу) Франсисъ Гербартъ (Англія).
3. Герье, Владиміръ Ивановичъ.
4. Каринскій, Михаилъ Ивановичъ.
у. Кони, Анатолій Ѳедоровичъ.
6. Лопатинъ, Левъ Михайловичъ.
7. Поповъ, Сергій Максимовичъ.
8. Щукинъ, Сергѣй Ивановичъ.
9. Гефдингъ, Гаральдъ (Данія).
іо. Рише, Шарль (Франція).
Члены-учредители:
іі. Анучинъ, Дмитрій Николаевичъ, проф. Моск. уняв.
Дѣйствительные члены:
12. Абрикосовъ, Алексѣй Алексѣевичъ.
13. Абрикосовъ, Николай Алексѣевичъ.
14. Айхенвальдъ, Юлій Исаевичъ.
15. Алексѣевъ, Николай Николаевичъ, проф. Коммерч. Инст.
іб. Алексѣевъ (Аскольдовъ), Сергѣй Алексѣевичъ, магистръ
философіи.
17. Алферовъ, Александръ Даниловичъ, преподаватель сред.
учеб. заведеній.
18. Андреевъ, Константинъ Алексѣевичъ, проф. Моск. унив.
19. Анри, Викторъ.
московской ПСИХОЛОГИЧЕСКОЕ ОБЩЕСТВО. 185
20. Аппельротъ, Германъ Германовичъ, адъюнктъ - профессоръ
сельскохозяйственнаго института,
2і. Бабынинъ, Борисъ Николаевичъ, прив.-доц. Моск. Унив.
22. Баженовъ, Николай Николаевичъ, докторъ медицины.
23. Басистовъ, Алексій Павловичъ, магистрантъ философіи.
24. Бачинскій, Алексій Осиповичъ, прив.-доцентъ Москов. унив.
25. Безобразова, Марія Владиміровна, д-ръ философіи Берн-
скаго университета.
26. Безобразовъ, Павелъ Владиміровичъ, магистръ всеоб. исторіи
27. Бердяевъ, Николай Александровичъ.
28. Бернштейнъ, Александръ Николаевичъ, психіатръ.
29. Блонскій, Павелъ Петровичъ, прив.-доц. Моск. унив.
30. Боборыкинъ, Петръ Дмитріевичъ, писатель.
31. Бобровъ, Евгеній Александровичъ, профессоръ Варшавскаго
университета.
32. Болтуновъ, Александръ Павловичъ, прив.-доц. Моск. унив.
33* Брюхатовъ, Левъ Дмитріевичъ, преподав. среди, уч. завед.
34. Булгаковъ, Сергій Николаевичъ, проф. Коммерч. Инст.
35. Вагнеръ, Владиміръ Александровичъ, докторъ зоологіи.
36. Васильевъ, Александръ Васильевичъ, проф. Казанск. унив.
37. Васильевъ, Николай Александровичъ, прив.-доц. Каз. унив.
38. Введенскій, Александръ Ивановичъ, проф. Петрогр. унив.
39. Вентцель, Константинъ Николаевичъ.
40. Веселовскій, Алексій Николаевичъ, докторъ всеобщей ли-
тературы, проф. Лазарев, института.
41. Вернадскій, Владиміръ Ивановичъ, академикъ Акад. Наукъ.
42. Викторовъ, Давидъ Викторовичъ, прив.-доц. Моск. унив.
43. Викторскій, Сергій Ивановичъ, прив.-доц. Моск. унив.
44. Виноградовъ, Николай Дмитріевичъ, проф. Моск. унив.
45. Виноградовъ, Павелъ Гавриловичъ, п]эоф. Оксфордск. унив.
46. Вормсъ, Альфонсъ Эрнестовичъ, прив. - доц. Моск. унив.
47. Вышеславцевъ, Борисъ Петровичъ, прив.-доц. Моск. унив.
48. Гамбаровъ, Юрій Степановичъ, проф. Петрогр. политехни-
кума.
49. Ганнушкинъ, Петръ Борисовичъ, психіатръ.
50. Герасимовъ, Осипъ Петровичъ, товарищъ Министра Народ-
наго Просвіщенія.
51. Гіацинтовъ, Владиміръ Егоровичъ, магистръ исторіи искусства.
52. Гиляровъ, Алексій Никитичъ, проф. Кіевск. унив.
186 МОСКОВСКОЕ ПСИХОЛОГИЧЕСКОЕ ОБЩЕСТВО.
53. Горбовъ, Николай Михайловичъ.
54. Грогъ, Константинъ Яковлевичъ, проф. Петрогр. унив.
55^ Грушка, Аполлонъ Аполлоновичъ, проф. Моск. унив.
56. Горская, Зинаида Степановна.
57. Городенскій, Николай Гавриловичъ, прив.-доц. Моск. унив^
58. Громогласовъ, Илья Михайловичъ, магистръ богословія.
59. Давыдовъ, Николай Васильевичъ.
6о. Данилевскій, Василій Яковлевичъ, проф. Харьк. унив.
6і. Дерюжинскій, Владиміръ Ѳедоровичъ, редакторъ «Журнала
Министерства Юстиціи».
62. Ефименко, Александра Яковлевна, писательница.
63. Жаковъ, Калистратъ Фалалеевичъ, прив.-доц. Петрогр. унив.
64. Жегалкинъ, Иванъ Ивановичъ, магистръ чистой математики^
65. Жуковскій, Дмитрій Ірвгеніевичъ.
66. Жуковскій, Николай Егоровичъ, проф. Моск. унив.
67. Зографъ, Николай Юрьевичъ, проф. Моск. унив.
68. Ивановскій, Владиміръ Николаевичъ, прив.-доц. Москов. унив.
69. Ивановъ, Вячеславъ Ивановичъ, писатель.
70. Иванцовъ, Николай Александровичъ, докторъ зоологіи.
71. Ильинъ, Иванъ Александровичъ, прив.-доц. Москов. унив.
72. Ильина, Наталія Николаевна.
73. Казанскій, Александръ Павловичъ, б. проф. Новорос. унив.
74. Наннабихъ, Юрій Владиміровичъ, психіатръ.
75. Карповъ, Владиміръ Порфирьевичъ,’проф. Моск. унив.
76. Карѣевъ, Николай Ивановичъ, д-ръ всеобщей исторіи.
77. Кистяковскій, Богданъ Александровичъ, прив.-доц. Моск.
унив.
78. Колубовскій, Яковъ Николаевичъ, преподаватель педагогич.
курсовъ въ Петроградѣ.
79. Конисси, Даніилъ Павловичъ.
8о. Коноваловъ, Дмитрій Григорьевичъ, препод. Москов. Выс-
шихъ Женск. Курсовъ.
8і. Корелина, Надежда Петровна, секретарь редакціи журнала
«Вопросы Фил. и Псих.».
82. Корниловъ, Александръ Александровичъ, проф. Москов.
- * унив.
83. Коробкинъ, Ѳедоръ Семеновичъ, препод. среди, учебн. вав.
84. Котляревскій, Сергѣй Андреевичъ, проф. Моск. унив.
85. Кроль, Михаилъ Борисовичъ, психіатръ.
МОСКОВСКОЕ ПСИХОЛОГИЧЕСКОЕ ОБЩЕСТВО. 187
86. Кубицкій, Александръ Владиславовичъ, прив.-доц. Моск.
унив.
87. Ланге, Николай Николаевичъ, проф. Новорос. унив.
88. Ланнъ, Фердинандъ, лекторъ Моск. унив.
89. Лапшинъ, Иващь Ивановичъ, проф. Петрогр. унив.
90. Лахтинъ, Михаилъ Юрьевичъ, психіатръ.
91. Ледницкій, Александръ Робертовичъ.
92. Лосскій, Николай Онуфріевичъ, проф. Петрогр. унив.
93. Лурье, Осипъ Давыдовичъ.
94. Любавскій, Матвѣй Кузьмичъ, проф. Моск. унив.
95. Лютославскій, Викентій Францевичъ.
96. Маковельскій, Александръ Осиповичъ, прив. - доц. Казан-
скаго унив.
97. Мальшинъ, Александръ Ивановичъ, психіатръ.
98. Мануйловъ, Александръ Аполлоновичъ, Министръ Народна-
го Просвѣщенія.
99. Масарикъ, Ѳома Осиповичъ, проф. Чешскаго универс. въ
Прагѣ.
юо. Мензбиръ, Михаилъ Александровичъ, ректоръ Моск. унив.
юі. Милюковъ, Павелъ Николаевичъ, магистръ русской исторіи.
Ю2. Млодзѣевскій, Болеславъ Корнеліевичъ, профессоръ Моск.
унив.
103. Мокіевскій, Павелъ Васильевичъ, докт. мед.
104. Морозова, Маргарита Кирилловна.
ю$. Некрасовъ, Павелъ Алексѣевичъ, докторъ чистой матем.
іоб. Неиировичъ-Данченко, Владиміръ Ивановичъ, писатель.
107. Новгородцевъ, Павелъ Ивановичъ, директоръ Коммерческаго
Института, проф. Моск. унив.
108. Огневъ, Александръ Ивановичъ, прив.-доц. Моск. унив.
109. Огневъ, Иванъ Флоровичъ, проф. Моск. унив.
но. Осиповъ, Николай Евграфовичъ, психіатръ.
ш. Охоровичъ, Юліанъ, д-ръ медицины.
112. Петрушевскій, Дмитрій Моисеевичъ, проф. Моск. унив.
113. Поливановъ, Михаилъ Павловичъ, прив.-доц. Моск. унив.
114. Половцова, Варвара Николаевна.
115. Поповъ, Иванъ Васильевичъ, проф. Моск. духовн. акад.
іі6. Поповъ, Павелъ Сергѣевичъ.
117. Поржезинскій, Викторъ Карловичъ, проф. Моск. унив.
и8. Постовскій, Николай Павловичъ, психіатръ.
.188 МОСКОВСКОЕ ПСИХОЛОГИЧЕСКОЕ ОБЩЕСТВО.
Пржевальскій, Владиміръ Владиміровичъ.
120. Раддовъ, Эрнестъ Львовичъ, профессоръ философіи въ
училищѣ Правовѣдѣнія.
І2і. Рачинскій, Григорій Алексѣевичъ.
122. Розановъ, Матвѣй Никаноровичъ, проф. Моск. унив.
123. Россолиио, Григорій Ивановичъ, проф. Моск. унив.
124. Рубинштейнъ, Моисей Матвѣевичъ, прив.-доц. Моск. унив.
125. Рыбаковъ, Ѳедоръ Егоровичъ, психіатръ.
126. Савинъ, Александръ Николаевичъ, проф. Моск. унив.
127. Саводникъ, Владиміръ Ѳедоровичъ, преподаватель среди, уч.
заведеній.
128. Самсоновъ, Николай Васильевичъ, прив.-доц. Москов. унив.
129. Серджи, Джузеппе, проф. антропологіи въ Римск. унив.
130. Сикорскій, Иванъ Алексѣевичъ, проф. Кіевск. унив.
131. Соколовскій, Павелъ Эмиліевичъ, докторъ рим. права.
132. Соколовъ, Павелъ Петровичъ, проф. Москов. духов, акад*
133. Софроновъ, Ѳедоръ Васильевичъ, земскій врачъ.
134. Степпунъ, Федоръ Августовичъ.
135. Струве, Петръ Бернгардовичъ, писатель.
136. Сѣверцевъ, Алексѣй Николаевичъ, проф. Моск. унив,
137. Танеевъ, Владиміръ Ивановичъ, присяжн. повѣр.
138. Тимковскій, Николай Ивановичъ, писатель.
139. Тихомировъ, Павелъ Васильевичъ, проф. Нѣжинскаго инсти-
тута.
140. Трубецкой, кн., Евгеній Николаевичъ, проф. Моск. унив.
141. Уляницкій, Владиміръ Антоновичъ, проф. Харьков. унив.
142. Успенскій, Леонидъ Васильевичъ, проф. Пермск. унив.
143. Филипповъ, Александръ Никитичъ, проф. Моск. унив.
144. Фонъ-Штейнъ, Станиславъ Ѳедоровичъ, прив.-доц. Москов.
университета.
145. Франкъ, Семенъ Людвиговичъ, магистръ философіи.
146. Хвостовъ, Веніаминъ Михайловичъ, проф. Моск. унив.
147. Хорошко, Василій Константиновичъ, психіатръ.
148. Церетели, Софія Ивановна.
149. Челпановъ, Георгій Ивановичъ, проф. Московск. унив.
150. Чижъ, Владиміръ Ѳедоровичъ, проф, Юрьевск. унив.
151. Шатерниковъ, Михаилъ Николаевичъ, докторъ медицины.
152. Шварцманъ (Шестовъ), Левъ Исааковичъ.
«55- Шервинскій, Василій Дмитріевичъ, проф. Моск. унив.
МОСКОВСКОЕ ПСИХОЛОГИЧЕСКОЕ ОБЩЕСТВО. 189
154. Шлетъ, Густавъ Густавовичъ, прив.-доц. Москов. унив.
155. Щербина, Александръ Моисеевичъ, прив.-доц. Москов. унив.
156. Эверлингъ, Сергѣй Николаевичъ.
157. Эйхенвальдъ, Александръ Александровичъ, проф. Моск. унив.
158. Якоби, Павелъ Ивановичъ, психіатръ.
159. Яковенко, Борисъ Валентиновичъ.
ібо. Яковенко, Владиміръ Ивановичъ, психіатръ.
Члены-соревнователи:
ібі. Абрикосова, Марія Филипповна.
162. Абрикосовъ, Александръ Алексѣевичъ.
163. Андреева, Александра Алексѣевна.
164. Бломеріусъ, Агнеса Васильевна.
165. Горскій, Константинъ Николаевичъ.
ібб. Кадэ, Алексѣй Октавіевичъ.
167. Каринская, Марія Александровна.
168. Любенкова, Юлія Львовна.
169. Львовъ, кн., Дмитрій Петровичъ.
170. Мазаровичъ, Николай Ивановичъ.
171. Метнеръ, Елена Михайловна.
172. Мошкина, Екатерина Дмитріевна.
173. Ремезовъ, Иванъ Дмитріевичъ.
174. Ферстеръ, Наталія Павловна.
175. Хмѣленская, Марія Николаевна.
176. Шахъ-Назаровъ, Семенъ Григорьевичъ.
Примѣчаніе. Членскіе взносы принимаются въ конторѣ
журнала «Вопросы Философіи и Психологіи», а во время
засѣданій—въ залѣ засѣданія. Иногороднихъ членовъ про-
сятъ адресовать свои взносы въ контору журнала «Вопро-
сы Философіи и Психологіи». Взносъ для дѣйствительныхъ
членовъ 5 руб., для членовъ-соревнователей іо р. въ годъ.
Совѣтъ Общества обращаетъ вниманіе гг. членовъ Обще-
ства на § 9 Устава.
9
Условія для соисканія преміи, учрежденной при
Московскомъ Психологическомъ Обществѣ покой-
нымъ Д. А. Столыпинымъ, за сочиненіе на тему по
философіи наукъ.
Московское Психологическое Общество симъ объявляетъ, что
по предложенію Д. А. Столыпина и на пожертвованныя имъ
средства, оно назначаетъ вновь премію въ юоо руб. за лучшее
сочиненіе на тему:
«Критическое разсмотрѣніе положенія Огюста Конта о есте-
ственномъ совпаденіи (соіпскіепсе зропгаппёе) первообразныхъ
законовъ неорганической природы съ основными законами орга-
нической жизни и стремленіи всѣхъ реальныхъ знаній человѣка
къ логическому и научному единству (ипііё Іо^іцие ег зсіеп-
іійдие)».
См. Соигз <1е рЬіІозорЬіе розігіѵе, Іе^опз 58-те ег 59-те, осо-
бенно стран. 681 тома ѴІ-го, изданія Литтре.
Психологическое Общество понимаетъ предлагаемую задачу
въ томъ смыслѣ, что нужно рѣшить: «Сущест&уетъ ли различіе
между законами наукъ о неорганической природѣ и законами со-
ціальными, и если существуетъ, то какое».
Психологическое Общество считаетъ, что разработка этой темы
предполагаетъ строго-научную и широкую философскую ея по-
становку, основанную на серьезномъ знакомствѣ съ направленіями
современной гносеологіи и ученіями современной логики.
Срокъ подачи сочиненій і-е января 1918 года.
Присужденіе преміи особою комиссіею при Психологическомъ
Обществѣ произойдетъ въ апрѣлѣ 1918 года. По усмотрѣнію
комиссіи, согласно волѣ жертвователя, премія можетъ быть раз-
дѣлена между соискателями, а въ случаѣ неудовлетворительно-
сти представленныхъ сочиненій, присужденіе преміи или значи-
тельной части ея можетъ быть отнесено на новый срокъ.
МОСКОВСКОЕ ПСИХОЛОГИЧЕСКОЕ ОБЩЕСТВО. 191
Въ соисканіи преміи могутъ участвовать всѣ лица, получившія
высшее образованіе. Сочиненія должны быть написаны на рус-
скомъ языкѣ и доставлены въ Московскій университетъ на имя
предсѣдателя Психологическаго Общества. Фамиліи и адресы
соискателей должны быть присланы въ запечатанныхъ конвертахъ
съ обозначеніемъ на нихъ девизовъ или эпиграфовъ предста-
вленныхъ сочиненій.
Московское Психологическое Общество извѣщаетъ
объ учрежденіи при Обществѣ преміи имени Вл. С.
Соловьева. Премія присуждается согласно печатае-
мому ниже „Положенію о преміи имени Вл. С. Со-
ловьева при Московскомъ Психологическомъ Об-
ществѣ*. Сочиненія, представленныя на премію 1-го
марта 1917-го года, будутъ разсмотрѣны въ тече-
ніе текущаго лѣта.
Положеніе о преміи имени Вл. С. Соловьева при
Московскомъ Психологическомъ Обществѣ.
Премія имени Вл. С. Соловьева учреждается при Москов-
скомъ Психологическомъ Обществѣ изъ процентовъ съ капитала,
пожертвованнаго лицомъ, пожелавшимъ остаться неизвѣстнымъ.
Капиталъ заключается въ двухъ облигаціяхъ 5% Россійскаго
займа 1906 года, каждая по номинальной стоимости въ 1,875
рублей (годовой доходъ съ этихъ бумагъ 187 р. 50 к.).
2. Премія присуждается разъ въ три года (приблизительно
въ суммѣ 560 рублей), для чего по истеченіи каждыхъ трехъ
лѣтъ выбирается соотвѣтствующая комиссія. Если же по исте-
ченіи трехлѣтняго срока премія не будетъ присуждена, то при-
сужденіе ея откладывается еще на годъ. Если же и въ теченіе
этого срока не окажется достойнаго преміи сочиненія, то пре-
мія объявляется на новые три года, а накопившіеся за четыре
года проценты присоединяются къ капиталу.
3. Сочиненія, представляемыя на премію, могутъ быть какъ
въ печатномъ видѣ, такъ и въ рукописи. Сочиненія, написан-
9*
192 МОСКОВСКОЕ ПСИХОЛОГИЧЕСКОЕ ОБЩЕСТВО.
ныя на иностранныхъ языкахъ, должны быть представлены, при
соисканіи преміи, въ переводѣ на русскій языкъ.
4. Премія можетъ быть присуждена и за такое сочиненіе, ко-
торое не представлено для соисканія преміи, но по своему со-
держанію и по своимъ достоинствамъ вполнѣ удовлетворяетъ
условіямъ полученія преміи.
у. Премія можетъ быть присуждена за самостоятельное серь-
езное изслѣдованіе, посвященное разсмотрѣнію творчества Вл. С.
Соловьева и его ученію, въ его цѣломъ или въ его частяхъ,
или же ставящее своею задачею изученіе жизни и личности
мыслителя. Авторъ сочиненія, представляемаго на премію, дол-
женъ обнаружить въ немъ близкое знакомство съ положеніемъ
трактуемой проблемы въ современной философіи и въ совре-
менной наукѣ.
6. Комиссія по присужденію преміи составляется изъ предсѣ-
дателя или товарища предсѣдателя Московскаго Психологиче-
скаго Общества, двухъ членовъ совѣта Общества (по избранію
Совѣта) и трехъ членовъ Общества (по избранію Общества).
Избранная въ такомъ составѣ Комиссія можетъ приглашать въ
свою среду лицъ (независимо отъ того, состоятъ ли они чле-
нами Психологическаго Общества или не состоятъ), извѣстныхъ
Комиссіи въ качествѣ выдающихся спеціалистовъ по тѣмъ вопро-
самъ, которые трактуются въ. поданныхъ на премію сочиненіяхъ.
7. Объявленія о преміи печатаются въ журналѣ «Вопросы
философіи и психологіи» и въ другихъ изданіяхъ Психологи-
ческаго Общества.
ВЪ КОНТОРѢ РЕДАКЦІИ ЖУРНАЛА
„ВОПРОСЫ ФИЛОСОФІЯ И ПСИХОЛОГІИ"
продаются «Труды Московскаго Психологическаго Общества»:
Выпускъ II. Иммануилъ Кантъ. Пролегомены ко всякой
будущей метафизикѣ. Пер. Влад. Соловьева. Изд. третье.
Цѣна 1 р. 20 к., съ перѳс. 1 р. 40 к.
Выпускъ IV. Г. В. Лейбницъ. Избранныя философскія сочиненія съ
портретомъ Лейбница, подъ ред. В. П. Преображенскаго. Изд. 2-е.
Ц. 1 р. 50 к. За пересылку 25 к.
Выпускъ V. Бенедиктъ Спиноза. Этика. Перев. съ лат. Н. Иванцова.
Съ портретомъ Спинозы. Изд. 2-е. Ц. 2 р.
Выпускъ VI. Э. Кердъ. Гегель. Переводъ съ англійскаго подъ
редакціей и съ предисловіемъ кн. С. Н. Трубецкого. Съ приложеніемъ
статьи о Гегелѣ Вл. С. Соловьева. Цѣна 1 р. 50 к.
Выпускъ VII Иммануилъ Кантъ. Основоположеніе къ метафизикѣ
нравовъ. Переводъ Л. Д. Б. подъ ред. В. М. Хвостова. Ц. 70 к.
Выпускъ VIII. Спиноза. Трактатъ объ очищеніи интеллекта и о
пути, наилучшимъ образомъ ведущемъ къ истинному познанію ве-
щей. Переводъ В. Н. Половцовой. Ц. 1 р.
Изданія Московскаго Психологическаго Общества:
Г. А. Гирнъ. Анализъ вселенной въ ея элементахъ.
Перев. съ франц. Съ предисловіемъ С. И. Старынкевича. Ц. 2 р.
Фридрихъ Паульсенъ. Введеніе въ философію. Переводъ съ послѣд-
няго нѣмецкаго изданія. Изд. 4-е. Ц. 2 р. 50 к.
Средина и поетоянетво. Переводъ съ китайскаго Д. П. Конисси.
Ц. 25 к., съ перес. 35 к.
М. С. Корелинъ. Очерки итальянскаго возрожденія.
Изд. 2-ѳ. Ц. 1 р.
Его-же. Ранній итальянскій гуманизмъ и его исторіографія. Критиче-
ское изслѣдованіе. Т. I. Исторіографическій обзоръ.—Ц. 2 р. Т. II. Фран-
ческо Петрарка. Ц. 1 р.ЗО к. Т. III. Джіованни Боккачіо.Ц. 90 к. Т. IV. 2р.
Изд. 2-ѳ.
В. Н. Ивановскій. Очеркъ жизни и дѣятельности Н. Я.
Грота. Ц. 30 к.
А. Бэнъ. Психологія. Т. II. Переводъ и предисловіе Вл. Н.
Ивановскаго. М. 1906 г. Ц. 2 р. 50 к., студентамъ 1 р. 75 к.
Л. Лопатинъ. НеотложныязадачиСоврѳмѳнноймысли.
Ц. 1 р. 25 к.
Его-же. Положительныя задачи философіи. Ч. I. Изд. 2-е. П. 2 р.
Кн. С. Н. Трубецкой. Т. I. Публицистическія статьи. Ц. 2 р. Т. III.
Метафизма въ древней Греціи. Ц. 3 р.
Его-же. Курсъ исторіи древней философіи. Ч. I. Ц. 1 р. 25 к. Ч. II.
Ц. 1 р.
Н. Д. Виноградовъ. Философія Давида Юма. Часть II. Этика Д.
Юма въ связи съ важнѣйшими направленіями британской морали
ХѴІІ-ХѴПІ вв. Ц. 1 р. 75 к.
Указатель статей, рецензій и замѣтокъ, напечатанныхъ въ жур-
налѣ „Вопросы Философіи и Психологіи" за двадцатилѣтіе 1889—
1909. Москва 1910. Ц. 20 к.
В. М. Хвостовъ. I. Психологія женщинъ. II. О равноправіи жен-
щинъ. Ц. 50 к. Доходъ отъ продажи этой брошюры поступаетъ въ
пользу недостаточн. слушательницъ Моск. Высш. Женск. Курсовъ.
Его-жѳ. Этика человѣческаго достоинства. Ц. 1 р.
Его-же. Этика Метерлинка. Ц. 75 к.
Философскій сборникъ. Льву Михайловичу Лопатину къ тридцати-
лѣтію научно-педагогической дѣятельности. Отъ Московскаго Психо-
логическаго Общества. Ц. 1 р, 50 ц.