НЕМЕРКНУЩИЕ
ГОЛЫ
 Очерки  и  воспоминания
о  красном  Ретрограде
 1917-1313
 СОВЕТСКИЙ  ПИСАТЕЛЬ
 Л  енингр  а1У
 19  57

Составители:
 Н.  Б  а  н.  /с,  Н.  Захаренко,  И.  Э  в  е  н  т  о  в

ОТ  ИЗДАТЕЛЬСТВА
 Сборник  воспоминаний  о  Петрограде  1917—1919  го¬
дов  посвящается  сороковой  годовщине  Великой  Октябрь¬
ской  социалистической  революции.
 Материалы,  составляющие  сборник,  заимствованы
в  большинстве  своем  из  периодических  изданий  и  книг,
выходивших  из  печати  несколько  десятилетий  тому  на¬
зад  и  малодоступных  читателю.  Оттуда  же  взяты  приво¬
димые  в  сборнике  фотодокументы.  Источники  текстов
указаны  в  специальном  перечне,  помещенном  в  конце
книги.
 Воспоминания  расположены  в  хронологическом  по¬
рядке—  по  датам  описываемых  событий,  причем  все  даты
до  1  января  1918  года  указаны  по  старому  стилю.

ВЕЛИКИМ
 ШТУРМ

М.  Кольцов
 КАК  БЫЛО  ДЕЛО
 ТЖ  было  утро,  и  день  первый.
 •••  Ж  А  Преображенский  полк  прибыл  в  Таврический  дворец.
Промаршировал  в  Екатерининский  зал.  Остановился.
Выстроился  ниткой.  Стал  требовать  к  себе  Родзянку.
 Председатель  Государственной  думы  вышел  высоким,
торжественным  старым  петухом.  Он  поднял  голову  повыше
и  гаркнул  в  полный  голос.
 Полк  испугался.  С  разбегу  ответил  грохочущим  не¬
стройным  верноподданным  рыком,  лязгом  штыков,  тушем
оркестра:
 «Здрра  жлла  ррра  грра  стввооо-оо!!»
 Я  спросил  у  солдата  рядом:
 — 	Что  это  вы  такое  кричите?
 Он  пожал  плечами:
 — 	А  черт  его  знает.  Мне  и  невдомек,  как  его  величать.
Превосходительством,  что  ли?
 Рядом  стоящий,  в  серой  шинели,  в  серой  шапке,  с  се¬
рым  лицом,  с  серыми  шальными  глазами,  задумчиво  пред¬
ложил:
 — 	Его  величать  бы  надо  по-русски.  Как  умеем..
 Солдаты  согласились  с  этим  созвучным  моменту  разре¬
шением  трудного  вопроса.  Передали  по  рядам.
 Родзянко  кончил  речь  о  вере,  отечестве  и  войне  до
победного  конца.  Опять  обвел  тусклым  взором  шеренги.
Опять  гаркнул  на  весь  Екатерининский  зал;
 7

— 	Спасибо,  маладцы  прреображенцы!
 На  этот  раз  ответ  был  быстрый  и  стройный.  Слов  не
было  четко  слышно,  но  они  угадывались:
 — 	Оооо  ввваааа  ммааа!  !
 Председатель  Думы  ушел  довольный.  Он  сказал
адъютантам:
 — 	Армия  с  нами.  Она  не  пойдет  с  Советом.  Она  будет
воевать.
 Впоследствии,  перед  смертью,  в  эмиграции  Родзянко
разъезжает  из  города  в  город  в  качестве  регента  церков¬
ного  хора.  Это  меня  удивляет.  Ведь  у  Родзянки  был  пло¬
хой  слух.  Ведь  он  не  слышал  тогда,  в  первый  день,  что
именно  кричал  ему  Преображенский  полк.
 И  было  утро,  и  день  второй.
 В  Таврический  дворец  явился  Кирилл  Романов.
 Он  был  одет  в  морскую  форму  и  в  большой  красный
бант.  Больше  ни  во  что  не  был  одет  Кирилл  Романов.
 Он  прошел  по  всем  комнатам  и  во  всех  комнатах  всех
поздравлял  с  радостным  днем  свержения  самодержавия.
И  во  всех  комнатах  министры,  журналисты,  депутаты  и
кандидаты  в  министры  и  в  депутаты  приветливо  улыба¬
лись  в  ответ  поздравляющему  великому  князю.
 Владимир  Бурцев,  двадцать  лет  писавший  и  печатав¬
ший  разоблачения  о  русском  царизме,  выскочил  откуда-то
сияющий.  Захлебываясь,  сообщил  толпе:
 — 	Небывалая  победа!  Даже  великие  князья  с  нами!
 Прав  оказался  Бурцев.  Хотя  и  с  оговорками.  Через  три
 года,  вне  России,  на  парижских  тротуарах,  он  оказался
вместе  с  великими  князьями.
 Прав  был  Бурцев,  хотя  и  с  оговорками.  Князья  оказа-
лись  с  ними...
 И  было  утро,  и  день  третий.
 Милюков  говорил  речь.  Его  слушали  внимательно.
Спрашивали:
 «Как  представляете  себе  будущий  строй?»
 Милюков  отвечал:
 — 	Мы  представляем  себе  новую  форму  государствен¬
 8

ного  строя  в  России  как  парламентарную  и  конституцион¬
ную  монархию.  Власть  от  Николая  Романова  перейдет
к  регенту  Михаилу,  а  наследником  будет  Алексей  Романов.
 Как  оказалось,  Милюков  плохо  представлял  себе  новую
форму  государственного  строя  в  России.  Он  не  догады¬
вался  не  только  о  ЦИКе,  но  не  представлял  себе  даже
обыкновенного  жилтоварищества.
 Вообще  многое  представлял  себе  очень  плохо  Милюков.
 Он  представлял  себе  обязательную,  непременную  по¬
беду  союзников  и  был  отъявленным  немцеедом.
 Когда  же  дела  Антанты  пошатнулись,  он  сразу  стал
вполне  отчетливо  представлять  себе  победу  немцев  и  по¬
ехал  на  поклон  к  кайзеру  Вильгельму.  Победили  все-таки
Франция  с  Англией.  И  Милюков  немедленно  представил
себе  это  очень  ярко,  поехав  кланяться  в  Париж.
 Такое  бывает  с  людьми.
 И  было  утро,  и  день  четвертый.
 Керенский  состоял  в  Совете.  Ему  хотелось  во  Времен¬
ное  правительство.  Совет  его  не  пускал.
 Керенский  решил:
 — 	Ежели  рассудить  —  выходит,  что  правительство,
хотя  оно  и  временное,  но  не  только  временное,  а  и  прави¬
тельство.  Совет  же  хоть  и  не  временный,  но  только  Совет.
Войду-ка  я  в  правительство  и  плюну  на  Совет.
 Так  и  поступил.  Ошибся  только  наполовину.
 Правительство  в  самом  деле  оказалось  временное,  и
даже  очень.  Но  и  Совет  тоже  оказался  временный.  Вскоре,
как  мы  знаем,  вместо  него  появился  Совет  настоящий,  не
временный.  Да  и  правительство  мы  имеем  теперь  постоян¬
ное.  Даже  очень.
 И  было  утро,  и  день  пятый.
 Пришло  время  царю  отрекаться.
 Никто  не  решался  поехать  к  нему  по  этому  маленькому
дельцу.
 Взял  это  поручение  Шульгин.
 — 	Царю  будет  приятно,  —  решил  Шульгин,  —  если  он
выпьет  сию  чашу  из  рук  монархиста,  из  рук  дворянина.
 9

Не  из  рук  же  мужика  или,  боже  упаси,  рабочего  будет
царь  принимать  для  подписи  указ  об  отречении!
 Так  и  поступил  Шульгин,  и  был  совершенно  прав  СО
всех  точек  зрения.
 Дворянство  поднесло  царю  Николаю  Кровавому  на
прощание  от  себя  легкую  чашу.
 А  рабочие  и  крестьяне  отдельно  тоже  попрощались  с
царем  позже.
 Показали  ему  чашу  потяжелее.
 И  было  утро,  и  день  шестой.
 Народ  беседовал  по  кучкам.  Тогда  всюду  на  улицах
собирались  кучками  и  разговаривали.
 Обсуждали,  что  будет  дальше  с  царствующим  домом.
 — 	Этак  Николай  в  Ливадию  уедет  и  там  будет  на  бо¬
бах  сидеть  без  всякой  власти!
 — 	Ему,  чего  доброго,  скажут  и  билет  купить  на  поезд,
как  всякому  человечку!
 — 	Пассажир!
 — 	С  него  и  за  квартиру  теперь  драть  будут!
 — 	В  булочную  посылать  будут!
 — 	Хо-хо-хо!  В  трамвай  садиться  с  передней  пло¬
щадки—  ни-ни!  Штраф!
 — 	В  театр  ходить  без  контрамарок.  Ха-ха-ха!
 Кучка  веселилась.  Были  это  всё  студенты,  ремесленники,
случайные  барышни.  Один  рабочий  —  он  тоже  улыбался
и  подхихикивал.  Сковырнул  ногтем  какой-то  прыщик  со
лба  и  вставил  свое  замечание:
 — 	А  я  располагаю,  что  он  в  театр  и  в  булочную  не
пойдет.
 — 	Почему  же?  !  Никаких  привилегий,  обыкновенный
гражданин.
 — 	А  я  так  располагаю,  что  его  повесят.
 Кучка  замолчала.  Задумалась.  Исчерпав  тему,  стала
таять.
 Ошиблись  в  кучке  все.  Но  рабочий  все-таки  был  ближе
к  истине.  Царя,  конечно,  не  повесили.  Что  вы,  что  вы!  Где,
это  слыхано!  Не  довесили  царя,  а  расстреляли*
 10

И  было  утро,  и  день  седьмой.
 Родзянко,  Милюков,  Кирилл,  Бурцев,  Шульгин  —
почли  революцию  сотворенной.  Прилегли  на  отдых.  Так  и
не  встали  до  сих  пор.
 Это  правильно.  Поработали  —  дайте  другим.
 Пусть  один  класс  приляжет.  А  другой  поднимется  на
ноги.
 Один  прилег,  а  другой  поднялся  и  шагает.  После
Февраля  наступил  Октябрь.  Именно  так  было  дело.
Я  твердо  помню.  Удостоверят  и  другие.

В.  К.  Федоров
 ПРИЕЗД  ЛЕНИНА
 Ц  езадолго  до  Февральской  революции  на  службу  в
-*-*“Нашу  часть  на  Комендантский  аэродром  прибыл  сол¬
дат  Иван  Куксонен,  по  национальности  финн.  Насколько  я
помню,  эта  фамилия  у  него  была  ненастоящей.  Вскоре  я
узнал,  что  Куксонен  —  старый  большевик,  хорошо  знако¬
мый  рабочим  Выборгской  стороны.
 Вместе  с  Иваном  Куксоненом  мы  участвовали  в  Фев¬
ральской  революции.  Совместная  борьба  сблизила  нас,  мы
стали  друзьями.  Правда,  тогда  я  не  был  еще  в  партии,  но
всей  душой  сочувствовал  большевикам.
 Иван  Куксонен  много  и  с  восхищением  рассказывал  мне
 о 	Ленине,  вожде  партии  и  рабочего  класса,  о  том,  что  всю
свою  жизнь  Ленин  посвятил  делу  освобождения  трудового
народа  из-под  ига  капиталистов  и  помещиков,  делу  по¬
строения  нового  общества  без  эксплуатации  и  угнетения.
 Рано  утром  3  апреля  Иван  Куксонен  попросил  меня  по¬
ехать  с  ним  в  Михайловский  манеж.  Я  с  готовностью  со¬
гласился.  По  дороге  он  открыл  мне  цель  нашей  поездки.
Сегодня  приезжает  Владимир  Ильич  Ленин.  Мы  с  Куксо¬
неном  должны  сейчас  достать  броневик,  на  котором  напра¬
вимся  к  вокзалу.
 В  Михайловском  манеже  Иван  Куксонен,  переговорив
с  неизвестными  мне  товарищами,  получил  учебную  машину.
Она  нуждалась  в  небольшом  ремонте.  Надо  было  заменить
карбюратор,  тормоза  и  кое-какие  другие  детали.  Все  это
мы  сделали  за  несколько  часов  в  мастерских  на  Малой
 12

Дворянской.  Но  здесь  чуть  было  не  сорваАось  все  нашё
дело.  В  проходных  воротах  нас  задержали  и  потребовали
пропуск,  подписанный  начальником  мастерских.  У  нас  же
никакого  пропуска  не  было.  Помог  нам  дежурный  по  ма¬
стерским,  видимо  сочувствовавший  большевикам.  Он  встал
на  подножку  броневика,  и  нас  выпустили  за  ворота.  А  за»
тем  дежурный  сам  сел  в  машину  вместе  с  другими  тремя
товарищами.  Время  клонилось  к  вечеру,  когда  мы  напра¬
вились  к  Финляндскому  вокзалу.
 Броневик  мы  поставили  против  главного  подъезда  вок¬
зала,  в  пятнадцати—двадцати  шагах  от  панели.  Кроме  на¬
шей  машины,  на  площади  стояли  еще  два  других  броне¬
вика:  один,  под  названием  «Рыцарь»,  стоял  неподалеку  от
площади  на  Симбирской  улице  (ныне  улица  Комсомола),
а  второй  —  кажется,  под  названием  «Рюрик»  —  с  другой
стороны  площади,  немного  дальше  Финляндского1  пере¬
улка.  Кроме  того,  здесь  было  много  грузовых  и  легковых
машин.
 К  нашему  приезду  вся  площадь  была  заполнена  рабо¬
чими,  работницами,  солдатами,  матросами,  но  народ  все
продолжал  прибывать.  В  здание  вокзала  прошли  военные
моряки  со  своим  духовым  оркестром.
 Факелы  и  лучи  прожекторов  освещали  это  человеческое
море,  многочисленные  плакаты  и  знамена.  На  многих  из
них  можно  было  прочитать  слова:  «К  нам  едет  Ленин»,
«Привет  Ленину!»
 Иван  Куксонен  сказал  мне,  что,  возможно,  мне  придется
па  броневике  везти  Владимира  Ильича  с  вокзала.  Не¬
трудно  понять,  как  я  был  взволнован  этими  словами,  ока¬
занным  мне  доверием.
 Медленно  идет  время.  Томительны  часы  и  минуты
ожидания.  Наконец  прибывает  поезд.  Вынужденный  нахо¬
диться  у  своей  машины,  я  еще  не  вижу  Ленина,  но  слышу,
как  тысячи  людей  восторженно  и  радостно  приветствуют
Ильича.
 Вскоре  Владимир  Ильич  вышел  из  здания  вокзала  и
под  громкие  крики  «ура!»  поднялся  на  броневик.  По  при¬
казанию  Куксонена  я  завел  машину,  но  Ленин  начал  свою
|)(‘чь,  и  я  сразу  же  заглушил  мотор.
 Когда  Ленин  закончил  речь,  раздались  несмолкаемые
 1  Финский  переулок.  —  Ред.
 13

Крики:  «Ура  Ленину  1»,  «Да  здравствует  революция!».  По
распоряжению  Куксонена  я  снова  завел  машину  и  повел  ее
на  самой  малой  скорости.  Но,  увидев,  что  Ленин  еще
стоит  на  башне  броневика,  отвечая  на  приветствия,  я  оста¬
новился:  хотя  машина  и  шла  очень  медленно,  я  все  же  бо¬
ялся  несчастного  случая.  С  помощью  подбежавших  матро¬
сов  Ленин  сошел  с  башни,  сел  рядом  со  мной,  и  мы  трону¬
лись  в  путь.  Дверца  броневика  все  время  была  открыта.
Нас  сопровождала  машина  «Паккард»  с  вооруженными
матросами.
 На  всем  пути  ко  дворцу  Кшесинской  Ленина  привет¬
ствовали  большие  массы  рабочих.  Все  улицы,  по  которым
проезжал  Владимир  Ильич,  были  буквально  запружены
народом.  Поэтому  приходилось  почти  все  время  ехать  на
самой  малой  скорости.  Со  всех  сторон  неслись  горячие  при¬
ветствия  и  дружные  крики  «ура!»  в  честь  Ленина.  А  Вла¬
димир  Ильич  с  радостной  улыбкой  отвечал  на  приветствия
и  бросал  в  толпу  зажигательные  лозунги.  Всю  дорогу
Ильич  ехал  с  непокрытой  головой.
 «Смотрите,  Владимир  Ильич,  как  вас  уважают,  сколько
народу!»  —  сказал  я  Ильичу.  Он  что-то  ответил  мне,  но
всего,  что  сказал  Ильич,  я  не  расслышал.  Помню  только
его  слова:  «Сегодня  петроградские  товарищи  вручили  мне
партийный  билет».
 С  площади  мы  через  Финляндский  переулок  выехали
на  Нижегородскую  улицу,  затем  по  Боткинской  улице,
Сампсониевскому  и  Финляндскому  проспектам  въехали  на
мост,  который  теперь  называется  мостом  Свободы.  Оттуда
по  Петроградской  набережной  и  Большой  Дворянской
улице  мы  направились  к  дворцу  Кшесинской.  Весь  путь
продолжался  часа  два  с  небольшим.  В  пути  мне  пришлось
несколько  раз  останавливать  машину.  Ильич  выступал
с  броневика,  как  с  подвижной  трибуны.  Произнося  речь,
Ленин  стоял  на  подножке,  держась  за  открытую  дверь.
После  выступления  он  вновь  садился  рядом  со  мной.
 Первая  остановка  была  сделана  у  ворот  одного  из  до¬
мов  на  Финляндском  переулке.  Здесь  Ильич  произнес  речь,
продолжавшуюся  две-три  минуты.
 Вторая  остановка  была  сделана  на  углу  Новгородской  1
и  Боткинской  улиц.  Дальше  ехать  бььло  нельзя,  так  как  все
 1  Нижегородская  ул.  —  Ред.
 14

улицы  были  запружены  народом.  Ленин  обратился  к  со*
бравшимся  с  короткой  речью.
 Радостно  приветствуя  Ленина,  люди  расступились  и
дали  нам  дорогу.  Пришлось  и  дальше  вести  машину  на  ма¬
лой  скорости,  так  как  всюду  нас  встречали  огромные  толпы
людей.
 В  третий  раз  мы  остановились  сразу  же  при  выезде  на
Сампсониевский  проспект.  Здесь  Владимир  Ильич  с  броне¬
вика  вновь  обратился  к  встречающим  с  речью.  На  Орен¬
бургской  улице  пришлось  снова  сделать  остановку.  Плот¬
ные  массы  народа,  заполнившие  всю  улицу  вплоть  до
набережной  реки,  окружили  кольцом  нашу  машину,  кри¬
ками  «ура!»  приветствовали  Ильича.  Владимир  Ильич
выступил  и  здесь.
 Пятая  остановка  была  сделана  на  Большой  Вульфовой
улице.  Владимир  Ильич  опять  встал  на  подножку  броне¬
вика  и,  придерживаясь  одной  рукой  за  открытую  дверцу,
произнес  горячую  речь.  Затем  он  сел  рядом  со  мной.  Я  хо¬
тел  закрыть  дверцу,  но  Ильич  сказал,  чтобы  дверь  остава¬
лась  открытой.
 У  дворца  Кшесинской  мы  остановились.  Владимир
Ильич  поблагодарил  меня,  пожал  мне  руку  и  хотел  было
выйти  из  броневика,  но  в  это  время  к  нему  подбежали
матросы  с  сопровождавшей  нас  машины  «Паккард»  и  под¬
хватили  Ильича  на  руки.
 Оглянувшись  вокруг,  я  увидел,  что  и  здесь  вся  пло¬
щадь  с  прилегающим  к  ней  садом  заполнена  огромными
массами  народа.  Мне  не  хотелось  уходить,  но  нужно  было
доставить  машину  обратно  в  Михайловский  манеж.

В.  Невский
 ГЕРОЙ  ОКТЯБРЯ
 1
 Ж>  сякий  раз,  как  мне  задают  вопрос:  «Расскажите,  какое
участие  вы  принимали  в  Октябрьских  событиях,  что  де¬
лали  вы  и  ваши  ближайшие  товарищи  в  эти  героические
дни»,  мне  вспоминаются  некоторые  эпизоды  этого  времени,
эпизоды,  главным  действующим  лицом  в  которых  был
единственный  герой  —  революционная  масса  рабочих  и
солдат.
 Дело  было  в  апреле.  Шла  наша  конференция.  Заседание
было  в  полном  разгаре,  когда  пришли  солдаты  с  сообще¬
нием,  что  их  товарищи,  в  количестве  нескольких  тысяч  че¬
ловек,  ожидают  в  Михайловском  манеже  тов.  Ленина.
«Мы,  —  говорили  представители  солдат,  —  пришли  просить
товарища  Ленина  явиться  лично  к  нам  и  рассказать,  как
приехал  к  нам  Ленин,  чего  добиваются  большевики  и
правда  ли  те  слухи,  что  распространяются  о  большевиках
повсюду».
 Напрасно  делегатам  объясняли,  что  сейчас  идет  конфе¬
ренция,  что  тов.  Ленин,  заседая  в  президиуме,  принимает
в  ней  живейшее  участие  и  что  уйти  из  собрания  он  не  мо¬
жет,  солдаты  упрямо  стояли  на  своем  и  твердили  одно  и
то  же:  «Так  что  желательно  нам  послушать  товарища
Ленина».  После  краткого  обсуждения  группа  товарищей
порешила  Ленина  не  отпускать:  оборонческие  настроения
массы,  обманутой  и  затуманенной  лживыми  словами,  были
 16

и  для  нас  тогда  еще  грозной  загадкой,  и  казалось  опасным
отпускать  Владимира  Ильича  не  так  в  эту  бушующую
толпу  вооруженных  людей,  как  в  ту  обстановку,  где  госпо¬
дами  положения  были  еще  герои  оборончества  и  соглаша¬
тельства.  Решено  было  послать  меня,  как  уже  всеми  при¬
знанного  завсегдатая  военных  собраний,  по  своей  партийной
специальности  в  те  времена  обязанного  присутствовать  в
военной  среде.
 Подходя  к  Михайловскому  манежу,  я  заметил  не¬
сколько  человек  своих  солдат  и  матросов,  ожидавших  меня
у  входа.
 — 	Ну,  что?  —  спросил  я.
 — 	Да  что,  —  ответил  молодой  солдатик  Гренадерского
полка,  член  нашей  военной  организации,  —  просто  беда.
Как  с  ума  сошли.  Благим  матом  орут,  подай  им  Ленина,
да  и  шабаш.  А  вы  сами  знаете,  митинг  не  наш,  председа¬
тель  какой-то  кадет,  настроение  нам  враждебное...
 Мы  стали  пробираться  к  трибуне.  Моя  солдатская
куртка  защитного  цвета  помогла  мне  слиться)  с  массой,
а  молодые  руки  и  плечи  моего  безусого  спутника  позво¬
ляли,  хотя  с  большим  трудом,  пробраться  к  трибуне.  Ма¬
неж  был  полон  до  такой  степени,  что  мы  с  величайшим
трудом  протискались  к  центру,  вызывая  явное  неудоволь¬
ствие  солдат,  почему-то  вооруженных,  хмурых  и  недоволь¬
ных.  На  трибуне,  в  центре  манежа,  на  каком-то  столе  или
ящике  помещался  президиум  собрания,  сплошь  состоявший
из  людей,  нам  враждебных:  меньшевики,  эсеры  и  кадеты
заседали  там.  Говорил  какой-то  кадет  в  котелке,  расписы'-
вая  радужными  красками  те  счастливые  времена,  когда  рус¬
ская  армия  победит  врага  и  русские  крестьяне  с  побед¬
ными  знаменами  возвратятся  в  свои  родные  поля.
 Я  подошел  к  самой  трибуне,  и  когда  на  нее  взошел  Бо¬
рис  Савинков  и  взял  слово,  я  подал  записку,  прося  запи¬
сать  и  меня  в  очередь.  Савинков  как-то  неприятно  поразил
меня:  он  мне  показался  каким-то  длинным  и  плешивым
в  своем  длинном  пальто  английского  покроя.
 Начал  он  приглашением  почтить  память  тех  героев  ре¬
волюции,  которые  своей  борьбой  и  жизнью  дали  нам  воз¬
можность  свободно  собираться  и  говорить.
 Митинг  шумел,  нестройные  голоса  пропели  несколько
строф  «Вы  жертвою  пали»,  и  вдруг  раздались  неистовые
выкрики:  «Ленина  сюда,  Ленина!  Изменников  и  предате-
 2  Немеркнущие  годы  -

лей  сюда!  Требуем  отчета  от  них!»  Услужливый  котелок
поднялся  на  трибуну  и,  стараясь  перекричать  массу,  стал
успокаивать  толпу,  объясняя,  что  за  Лениным  послали  и  что
не  его  вина,  если  гражданин  Ленин  не  хочет  явиться  к  на¬
роду.  В  то  же  время  котелок  с  любезной  улыбкой  пригла¬
шал  выслушать  Савинкова,  того  самого  Савинкова,  «кото¬
рого  мы  смело  можем  назвать  одним  из  доблестных  героев,
подготовлявших  и  завоевавших  свободу  для  нас».  Толпа
немного  успокоилась,  и  Савинков  продолжал.  Я  поблагода¬
рил  в  душе  осторожных  товарищей,  благоразумно  не  пу¬
стивших  Владимира  Ильича  в  эту  бушующую  и  враждеб¬
ную  стихию.  Толпа  плохо  слушала  Савинкова,  распростра¬
нявшегося  насчет  необходимости  защищать  отечество,  а
когда  он  неосторожно  начал  говорить  о  необходимости  на¬
ступления,  толпа  загудела;  этот  гул  превратился  в  него¬
дующий  рев,  когда  из  уст  «доблестного  героя»  революции
раздалось  приглашение  сражаться  на  фронте  «до  победного
конца».  «Долой!  Вон!  Сражайся  сам!  Кончать  войну!
 В  окопы  его!»  —  такие  возгласы  раздавались  кругом,  и
когда  Савинков,  как  только  явилась  возможность  говорить,  *
упрямо  продолжал  твердить  одно  и  то  же,  передние  ряды  .
ринулись  на  него  и  стащили  с  трибуны.  Слово  предоста-  .«
вили  другому  оратору,  который,  протискиваясь,  проби¬
рался  к  трибуне.  Толпа  шумела.  Я  с  помощью  своего  сол¬
датика  влез  на  край  трибуны  и  еще  раз  мысленно  побла¬
годарил  товарищей,  не  пустивших  Ленина  в  манеж:  сол¬
даты  были  настроены  положительно  враждебно  по  отноше¬
нию  ко  всем.  Что-то  мрачное  и  грозное  представляла  эта
толпа  вооруженных  солдат,  густо  заполнявших  манеж,
какое-то  безотчетное  чувство  ненависти  и  вражды  бли¬
стало  в  глазах  этих  потных,  чем-то  раздраженных  людей,
какое-то  возмущение  и  недовольство  царили  в  манеже,  и
казалось,  что  вот-вот  прорвется  это  чувство  и  выльется  в
каких-то  невиданных  и  грозных  проявлениях.
 Я  спрыгнул  на  пол  и  вдруг  почувствовал  легкое  прикосно¬
вение  чьей-то  руки  сзади.  Я  оглянулся.  Передо  мною  стоял
Владимир  Ильич  в  сероватом  не  то  пальто,  не  то  плаще.
Его  лицо  сияло  довольной  улыбкой,  —  и  эта  улыбка,  мир¬
ная  и  счастливая,  освещала  все  его  лицо;  добрые  мор¬
щинки,  расходящиеся  от  его  глаз,  делали  эту  улыбку  еще
более  мирной  и  счастливой.
 — 	Вы...  здесь?—прошептал  я.
 18

— 	Вы  записались?  —  спросил  он  и,  не  дожидаясь  6Т*
lit  та,  продолжал:—Уступите  мне  слово,  пожалуйста;  ска¬
жите,  прошу  вас,  что  Ленин  просит  слова  и  что  просит  сей¬
час,  так  как  он,  отвечая  на  приглашение  товарищей  солдат,
покинул  собрание,  где  его  ждут...
 Я  хотел  было  открыть  рот  для  возражения,  но  Влади¬
мир  Ильич,  легонечко  подталкивая  меня,  настойчиво  при¬
жимал  меня  к  трибуне.
 — 	Ну  же,  я  жду...
 Я  взобрался  на  трибуну.  Не  успел  я  прошептать  то,  что
мне  сказал  Владимир  Ильич,  как  тревожная  и  в  то  же
нремя  злорадная  улыбка  осветила  лицо  одного  из  членов
президиума,  и  через  мгновение  раздался  его  пронзительный
голос:
 — 	Товарищи,  здесь  Ленин,  он  просит  слова  вне  очереди.
 — 	Дать,  дать!  Изменник,  предатель!  Позор!  Позор!
Дать!  Дать!  Слово  ему!  Позор!  Дать!  Слово  ему!  Ленин!
Ленин!
 Владимир  Ильич  сбросил  свой  плащ  или  пальто,  мой
солдатик  подхватил  его,  и  на  трибуне,  на  виду  трехтысяч-
пой  вооруженной  толпы,  среди  чужих  и  враждебных  лю¬
дей  трибуны,  стоял  тот,  кому  сейчас  только  кричали
обидные  и  враждебные  слова.
 — 	Я  Ленин,  —  начал  Владимир  Ильич,  и  гробовое
молчание  воцарилось  среди  всей  этой  массы,  только  что
шумевшей  и  недовольной.
 Владимир  Ильич  говорил  недолго,  минут  тридцать,  не
(юльше,  но  уже  минут  через  пять  можно  было  слышать
полет  мухи  —  такое  молчание  воцарилось  в  огромном  ма¬
неже.  Солдаты  и  все  мы  стояли  как  прикованные.  Что-то
неуловимое  пролетало  по  собранию,  какая-то  непонятная
могучая  сила  сковала  его,  а  между  тем  слова  были  так
просты,  так  обыденны,  речь  была  так  суха,  обороты  так
обыкновенны,  как  в  жизни,  —  без  украшений,  без  метафор,
Г*сз  пышных  сравнений.  И  вместе  с  тем  какое-то  чудо  со-
мершалось  с  толпой,  —  она  напряженно,  с  каким-то  сверхъ¬
естественным  вниманием  слушала  эти  простые  слова  и  еще
теснее  придвинулась  к  трибуне.  Тысячи  глаз  были  устрем¬
лены  на  говорившего,  ни  одного  движения  не  было  в  толпе,
и  казалось,  что  с  каждым  словом  —  простым  и  ясным,
близким  и  понятным  —  между  оратором  и  толпой  возни¬
кают  какие-то  новые  таинственные  связи,  какие-то  невиди-
 ♦
 19

Мые  нити,  которые  всё  крепче  и  крепче  опутывают  всех
этих  людей,  их  ум,  чувство,  волю...
 А  Владимир  Ильич,  все  такой  же  простой  и  спокой¬
ный,  говорил  о  том,  в  чем  обвиняют  большевиков  и  чего
хотят  эти  большевики.  Теперь  лицо  его  не  улыбалось,  и
чувствовалось,  что,  по  мере  того  как  толпа  все  более  и
более  проникается  правдой  его  слов,  эти  слова,  эта  речь,
этот  голос  становятся  все  крепче,  все  энергичнее,  все  силь¬
нее.  ..  Я  еще  никогда  не  видел  его  таким  и,  как  все,  стоял
завороженный  и  прикованный  этой  силой  и  властью  речи,
этой  неумолимой  логикой  вождя,  устами  которого  говорит
сам  народ,  сама  масса,  сама  жизнь.  Слышно  было,  как
тихо  поднималась  грудь  моего  солдатика,  как  звякнуло  ду¬
ло  винтовки,  коснувшись  дула  соседа,  как  скрипнула  доска
трибуны  под  ногами  стоявших  на  ней,  как  прошумел  про¬
ехавший  на  улице  автомобиль,  как  прозвучал  звонок  трам¬
вая  на  площади...  В  манеже  была  та  особая  жуткая
человеческая  тишина,  когда  тысячи  людей  хотя  на  не¬
сколько  мгновений  живут  одной  мыслью,  одним  желанием,
одной  волей.
 И  эта  воля,  воля  самой  толпы  была  там,  на  трибуне,  в
этих  словах,  простых,  ясных,  понятных,  близких  и  вместе
сильных,  призывных,  могучих  и  властных.
 Владимир  Ильич  умолк.  Несколько  мгновений  продол¬
жалось  все  то  же  гробовое  молчание,  толпа  стояла  все  той
же  немой,  покорной  силой.  Безумная  мысль  на  мгновение
мелькнула  в  голове...  но  вдруг  все  рухнуло  точно  в
бездну.  Возник  какой  то  хаос:  единодушный  крик,  рев,  стон
затопили  манеж,  и  вся  масса  людей  ринулась  к  трибуне,
и  не  успели  мы  прийти  в  себя,  как  Владимир  Ильич  был  в
руках  бушующей  толпы.  Ужас  охватил  меня,  когда  Влади¬
мир  Ильич  то  показывался  над  толпой,  то  исчезал  в  ней,
медленно  подвигаясь  к  выходу  в  кипящих  волнах  людей.
 Ленина  вынесли  на  руках  и,  несмотря  на  наши  просьбы
и  увещания,  долго  еще  несли  рядом  с  автомобилем,  кото¬
рый  медленно  отъезжал  от  манежа,  и  еще  дольше,  когда
Владимир  Ильич  уже  сел  в  автомобиль  и  машина  приба¬
вила  ходу,  толпа  солдат  бежала  за  ним,  и  бурные  крики
радости  и  восторга  вырывались  из  тысячи  грудей.
 Митинг  кончился,  кто-то  еще  говорил  что-то,  кто-то
пытался  овладеть  вниманием,  но  оно  было  там,  с  тем  чело¬
веком,  который  был  близок  этой  массе,  дорог  ей,  понятен
 20

и  выражал  так  просто  и  ясно  то,  что  хотела  выражать  она
сама,  чего  желала  и  чем  жила  и  что  хотела  видеть  вопло¬
щенным  в  действительность.
 2
 Стоял  май.  Ясные  солнечные  лучи,  как  улыбкой  сча¬
стья,  дарили  Петербург  —  наш  хмурый,  туманный  Петер¬
бург,  обычно  одетый,  как  гранит  его  набережных,  в  непро¬
ницаемый  туман  сырости  и  мрака.
 Сотни  солдат  вливались  в  нашу  военную  организацию;
несмотря  на  будни,  наш  клуб  работал  вовсю,  и  я,  уста¬
лый  и  измученный,  отдыхал  в  комнате  секретаря.  Зазвонил
телефон.
 — 	Товарищ  Невский,—говорил  мне  знакомый  голос
нашего  военного  организатора  за  Нарвской  заставой,  —
сейчас  удобный  случай  сделать  то,  о  чем  мы  мечтали.
Приезжайте  немедленно.
 Я  моментально  понял,  в  чем  дело.  Рабочие  Пути-
ловского  завода,  давно  звавшие  Ленина  к  себе  на  завод,
никак  не  могли  добиться  этого:  почему-то  меньшевики  и
всеры  под  разными  благовидными  предлогами  отказыва¬
лись  устроить  митинг,  где  мог  бы  выступить  Владимир
Ильич.  Теперь  настал  удобный  случай.  Через  несколько
минут  я  был  у  Владимира  Ильича,  и  скоро  мы  ехали  в
Автомобиле  военной  организации  по  направлению  к
Нарвской  заставе.
 Нас  встретили  свои.
 — 	Где  будет  митинг?—спросил  я  своего  организатора.
 — 	На  дворе,  в  заводе.  Там  такая  масса  людей,  что  я
просто  не  знаю,  что  будет.  Яблоку  упасть  негде.  Дело  в
том,  что  собралось  две  смены  —  та,  что  должна  уходить
домой,  и  та,  что  пришла  на  работу.  Эсеры,  узнавши,  что
приехал  Ленин,  оборвали  все  телефоны:  ищут  Чернова.
Идем.
 Мы  вошли  в  завод.  Море  человеческих  голов  запол¬
няло  двор.  Люди  стояли  на  земле,  на  железнодорожных
путях,  на  кучах  старого  лома,  взобрались  на  краны,  крыши
заводских  строений,  торчали  на  столбах,  в  окнах  цеховых
яданий;  словом,  всюду,  где  только  было  место,  стояли,  си¬
дели,  цеплялись  люди,  люди,  люди.
 В  центре  моря  голов  возвышалась  лестница*  вернее  —
 21

движущийся  кран,  употребляющийся  для  ремонта  электри¬
ческих  проводов,  безобразный  и  неудобный.  Там,  наверху,
уже  находился  Матвей  Константинович  Муранов  в  каче¬
стве  председателя  и  поджидал  нас.
 Владимир  Ильич  взобрался  на  этот  помост.  Как  только
толпа  увидала  его,  поднялся  вихрь  криков  и  восклицаний,
которые,  сливаясь  с  шумом  машин,  пыхтением  паровозов-
кукушек  и  ударами  молотов,  составили  какой-то  нечеловече¬
ский,  адский  концерт.  В  толпу  врёзался  паровоз-кукушка,
и  его  пронзительный  свисток  настойчиво  требовал  проезда.
Но  тысячи  кулаков  погрозили  машинисту,  из  тысячи  гру¬
дей  раздались  крики,  и  паровозик  остановился.  Мгнове¬
ние  —  и  паровозик  облепила  толпа,  влезла  на  подножки,
примостилась  около  котла,  стояла  на  колесах.
 Муранов  махнул  рукой,  и  Владимир  Ильич  начал.
 Опять  слушал  его,  и  опять  невольное  чувство  подчине¬
ния  охватывало  меня,  как  и  всю  более  чем  двенадцатитысяч¬
ную  толпу.
 Опять  раздались  простые  и  понятные  всем  слова,  и
опять  чувствовалось,  что  невидимые  нити  протягиваются
от  говорившего  на  трибуне  человека  к  тысячам  людей,
усеявших  небольшое  пространство  в  заводском  дворе.
 Но  толпа,  жадно  ловившая  слова,  была  уже  не  та
серая,  хмурая  и  вместе  детски  наивная  солдатско-крестьян-
ская  масса,  что  слушала  Ленина  в  манеже.  Здесь  стояли
черные,  грязные  и  испачканные  копотью  и  дымом  завод¬
ских  труб  и  горнов  рабочие,  и  в  их  глазах  светились
сознательная  мысль  и  гордость.  Они  так  же,  как  и  солдаты,
с  напряжением  ловили  слова  Ленина,  они  так  же  стреми¬
лись  приблизиться  к  трибуне,  и  среди  этой  двенадцати¬
тысячной  толпы  слышно  было  дыхание  каждой  груди.
И  здесь,  среди  близкой  и  родной  ему  стихии,  голос  вождя
звучал  твердой  решительностью,  уверенностью  и  товари¬
щеским  призывом  к  борьбе.
 Раздался  треск,  и  послышались  крики:  обрушился  навес
какой-то  крыши,  человек  тридцать  упали  на  головы  своих
товарищей.  Но.  минутное  замешательство  прошло,  и  снова
водворилось  то  удивительное  молчание  тысяч  людей,  кото¬
рое  таит  в  себе  что-то  таинственное  и  обещающее,  какие-
то  еще  невиданные  возможности.  Только  глухое  пыхтение
машин  говорило,  что  это  завод,  что  Ленин  говорит  здесь,  в
самом  центре  пролетарского  творчества,  и  странно:  эти  звуки
 22

нисколько  не  мешали  речи  и  как  бы  гармонировали  с  ней.
 И  опять,  как  тогда,  с  последним  звуком  слов  Владимира
Ильича  поднялся  вихрь  криков,  возгласов  приветствий  и
восторга.  И  опять,  как  тогда,  Ленин  то  показывался  над
толпой,  то  исчезал  в  ней,  и  казалось,  что  нет  Ленина,  нет
отдельных  людей,  а  есть  какое-то  многоликое,  тысячеустое,
таинственное,  могучее  существо,  и  он,  вождь  рабочих,
только  выражает  просто  и  ясно  то,  чем  дышит,  живет,  чего
желает,  о  чем  думает  эта  многотысячная  толпа,  что  эта
масса  и  он  —  одно,  и  кажется  удивительным,  как  это  ты  не
понимал,  что  именно  эта  масса  и  живет  в  нем,  что  именно
он  живет  этой  массой  и  что  ничто  самое  невозможное,
самое  недостижимое,  самое  чудесное  и  героическое  не  не¬
возможно  сейчас,  в  этом  слиянии  отдельных  воль  в  одну
могущественную,  непобедимую  волю.
 Митинг  приостановился,  и  как  могучий  поток,  энергия
которого  вдруг  прорвала  какое-то  препятствие,  тысячи
людей  разбились  на  множество  групп,  как  будто  на  мно¬
жество  ручейков  текущей  воды,  потерявшей  силу  и  стреми¬
тельность.
 Приехали  Чернов,  Авксентьев.1  Текла  методическая,
сладкая  речь  Чернова,  блистали  ярким  фейерверком
образные  сравнения  Авксентьева,  а  толпа  таяла,  и  точно
отлетел  от  нее  тот  бурнопламенный  порыв,  который  сгру¬
дил  ее  у  трибуны,  спаял  одним  желанием,  сковал  единой
волей.
 1  По  рассказам  путиловских  рабочих  А.  К.  Бойкова,  С.  М.  Кор¬
чагина  и  А.  К.  Мирошникова  (см.  «Ленин  —  вождь  Октября»,  стр.
69,  76,  78),  В.  И.  Ленин  выступал  после  Чернова  и  Авксентьева.—
Ред.

2>.  Шумяцкий
 НАКАНУНЕ  ОКТЯБРЯ
 (Отрывок  из  воспоминаний)
 IP  авалергардская,  40...  Сколько  образов  вызывает  в
памяти  этот  ныне  необитаемый,  разрушенный  дом.1
А  между  тем  ленинградские  рабочие  и  многие  рабочие
других  городов  и  районов  и  бывшие  солдаты  империали¬
стической  армии  хорошо  помнят,  что  в  этом  доме  до
3—5  июля  1917  года  помещались  редакция,  контора  и  типо¬
графия  центрального  органа  нашей  партии  —  газеты
«Правда».  Старые  ленинградцы  знают,  что  здесь  юнкера
и  казаки  последнего  правительства  русской  буржуазии
разгромили  типографию,  созданную  на  трудовые  гроши
питерского  пролетариата,  рассыпали  наборы,  спутали  мате¬
риалы,  исковеркали  машины.  Но  не  только  этот  погром
помнит  этот  уголок  старого  Петрограда.  Он  помнит  и
августовские,  и  сентябрьские,  и  октябрьские  дни,  привед¬
шие  русский  пролетариат  к  победе.
 1. 	Издание  «Пролетария»  и  поиски
типографии
 Я  вернулся  из  Сибири  в  Питер  к  началу  VI  съезда
нашей  партии.  Велись  уже  подготовительные  работы  к
съезду,  велись  они  полуконспиративно.  Ильич  был  в  под¬
 1  Дом  40  на  Кавалергардской  —  ныне  ул.  Красной  конницы—-
в  1928  г.  снесен.  —  Ред.
 24

полье,  но  рука  вождя  чувствовалась  везде  и  во  всем.  Те¬
зисы,  проекты,  резолюции,  директивы  —  все  это  исходило
от  Ильича,  жившего  в  то  время  в  шалаше.
 Уже  начался  съезд,  а  у  партии,  кроме  популярно-агита¬
ционной  газеты  «Солдат  и  рабочий»,  не  было  еще  своего
печатного  органа.  И  вот  во  время  заседаний  съезда
Я.  М.  Свердлов  предлагает  мне  взять  на  себя  организацию
издания  центрального  органа.
 Он  рекомендует  арендовать  большую  частную  типо¬
графию,  чтобы  выпустить  вначале  «2-3  номера  газеты  не
особенно  яркого  содержания»  и  уже  затем,  «обосновав¬
шись»  и  связавшись  с  ее  рабочими,  «начать  крыть  nd-на¬
стоящему».
 В  течение  недели  я  безуспешно  пытался  найти  такую
типографию,  которая  приютила  бы  наш  партийный  орган.
Я  ежедневно  совершал  обход  ряда  типографий.  Однако
никто  из  их  владельцев  не  хотел  принимать  наш  «социаль¬
ный  заказ».  Во  всех  типографиях  нам  отказывали.  И  в  этих
«любезных»  отказах  всегда  звучала  нескрываемая  классо¬
вая  неприязнь  к  нашему  начинанию.  Тут  мы  еще  раз  во¬
очию  убедились  в  правоте  утверждений  Ильича  относи¬
тельно  характера  буржуазной  свободы  печати:  свобода-то
печати  была  Временным  правительством  декларирована,  а
вот  типографии  и  бумага  находились  в  руках  капиталистов,
которые  даже  за  плату  не  хотели  печатать  большевистской
газеты.
 Потеряв  надежды  найти  типографию,  я  предложил
тов.  Свердлову:
 — 	А  что,  если  мы  попытаемся  восстановить  типогра¬
фию  «Правды»  и  будем  печататься  у  себя  дома?
 Яков  Михайлович  отнесся  к  предложению  хотя  и  со¬
чувственно,  но  с  присущим  этому  талантливому  организа¬
тору  нашей  партии  скепсисом:
 — 	Восстановить-то  восстановить,  но  центральный-то
оргяч  нужен1  сейчас  до  зарезу!
 Все  же  поедложения  он  не  отверг.  Взялся  переговорить
с  членами  ЦК  и  при  следующей  нашей  встрече  уже  принес
мне  согласие  и  даже  выдал  три  аршина  керенок  на  восста¬
новительную  работу.  Помню,  с  какой  радостью  я  принял
это  задание.  И  хотя  у  меня  не  было  еше  никакого  готового
плана,  тем  не  менее  на  вопрос  Якова  Михайловича,  о  плане
работ  я  разразился  целым  каскадом  всяких  предложении,

из  которых,  думаю,  Яков  Михайлович  понял  только  одно  —
что  мысль  об  организации  центрального  органа  захватила
меня  целиком.
 Работая  в  это  время  по  партлинии  за  Нарвской  заста¬
вой,  я,  естественно,  оттуда  и  начал  рекрутировать  первую
восстановительную  колонну  в  составе  нескольких  наборщи-
ков-ручников,  нескольких  разборщиков  и  одного  печатника.
Через  два-три  дня  уже  подобрался  штат  в  8—10  человек.
 2. 	Восстанавливаем  свою  типографию
 Приблизительно  за  неделю  до  выхода  первого  номера
органа  ЦК  большевиков  «Пролетарий»  я  вместе  с  наборщи¬
ками,  разборщиками,  печатниками  и  несколькими  ремонт¬
ными  рабочими  рано  утром,  пробравшись  через  пролом  в
ограде  дома  №  40  по  Кавалергардской,  вошел  в  разгром¬
ленное  помещение  конторы  и  типографии  «Правда».  Мы
нашли  там  полнейший  хаос:  кассы  были  выброшены  из
реалов,  шрифт  и  материал  грудами  лежали  на  полу.  Кругом
разбросаны  обрывки  рукописей  и  оттиски  гранок.  Сверху
все  покрыто  густым  слоем  пыли  и  грязи.  Одним  словом,
не  производственное  предприятие,  а  «Мамай  воевал».
 Первым  делом  мы  решили  разбиться  на  бригады  и
произвести  первичную  уборку  помещения.  Работали  так  до
полудня.  После  полудня  мы  взялись  за  приборку  и  уборку
касс  в  реалы  и  закончили  эту  работу  лишь  к  вечеру.  Вече¬
ром  с  большой  опаской  мы  решили  включить  свет.  Опасе¬
ния  наши  питались  тем,  что  помещение  типографии  через
смежные  усадьбы  с  двух  сторон  имело  соседями  корни¬
ловские  части  в  составе  двух  казачьих  полков,  раскварти¬
рованных  на  углу  Галерной  и  Кавалергардской.
 Квартиранты  нижнего  этажа  дома  также  не  внушали
особого  доверия.  Это  все  была  озлобленная  против  больше¬
виков  гостинодворская  публика  и  обитатели  той  части
петроградских  трущоб,  откуда  еще  во  времена  самодержа¬
вия  черная  сотня  рекрутировала  своих  наемных
погромщиков.
 Вот  почему,  посовещавшись,  мы  решили  электрический
свет  включить  только  в  наборной,  окна  которой  выходили
не  на  Кавалергардскую  улицу.  Так  мы  работали  до  позд¬
 26

ней  ночи.  Выходить  из  помещения  было  явно  рискованно,
поэтому  мы  тут  же  все  расположились  и  на  ночлег.
 На  другой  день  часть  рабочих  отправилась  осматри¬
вать  наиболее  пострадавшие  печатные  машины.  Картина
разрушения  в  печатном  цехе  была  еще  более  мрачной.  Две
наши  ротационных  машины  были  наполовину  разрушены.
Юнкера  Керенского,  руководимые  каким-то  несомненным
«спецом»,  хорошо  выполнили  волю  пославших  их:  они
пустили  ротационные  машины  на  задний  ход  и  переломали
зубья  у  шестеренок.  Поэтому  обе  ротации,  являвшиеся
главным  достоянием  типографии,  приобретенной  на  собран¬
ные  питерским  пролетариатом  в  «железный  фонд  «Правды»
гроши,  —  были  окончательно  выведены  из  строя.
 На  наше  счастье  оказалось,  что  значительная  часть
плоских  машин  находилась  в  удовлетворительном  состоя¬
нии.  Немедленно  же  закипела  ремонтная  работа,  и  к
вечеру  мы  уже  могли  привести  в  движение  несколько  плос¬
ких  машин.
 Весь  третий  день  нашей  работы  был  посвящен  разборке
шрифта  по  кассам  и  разборке  ротационных  машин.  Раз¬
борка  производилась  в  ожидании  приезда  из  Финляндии
механика-инструктора,  которого  со  дня  на  день  должен
был  привезти  с  собой  А.  В.  Шотман.
 Все  мы  работали,  совершенно  не  выходя  из  помеще¬
ния,  кормились  теми  тремя  буханками  хлеба,  которые  были
поинесены  с  собой.  Шутя  мы  называли  этот  хлеб  «хлебом
Нового  завета».  Порции  хлеба  выдавались  каждому  работа¬
ющему  не  больше  тех,  какие  позже,  в  дни  гражданской
войны,  мы  получали  от  Наркомпрода.  И  тем  не  менее  ра¬
бота’  спорилась,  шла  хорошо,  настроение  у  всех  было  повы¬
шенное  и  необычайно  бодрое.
 На  четвертый  день  мне  пришлось  сделать  «вылазку»,
чтобы  повидаться  с  Я.  М.  Свердловым  и  получить  от  него
задания  по  выпуску  первого  номера  «Пролетария»  и  по
другим  печатным  работам.
 Встреча  состоялась  в  помещении  издательства  «Прибой»
во  время  его  переезда  в  какое-то  монастырское  подворье.
Вообще  надо  сказать,  что  это  партийное  издательство  в
деле  организации  центрального  органа  играло  выдающуюся
роль.  Оно  давало  нам  денежные  средства  и  не  раз  выру¬
чало  и  позже,  когда  нужда  стучалась  bi  дверь.  Касса
издательства  всегда  была  к  услугам  центрального  органа.
 27

Яков  Михайлович  передал  мне  ряд  статей  Ильича,
Сталина,  тексты  двух  воззваний  ЦК  и  ПК  и  долго  допы¬
тывался,  уверены  ли  мы,  что  типография  сможет  начать
регулярный  выпуск  газеты,  сможет  ли  легально  исполнять
наши  партийные  заказы.
 Во  время  этой  беседы  к  Якову  Михайловичу  пришел
Ф.  Э.  Дзержинский.  Из  беседы  с  ним  я  узнал,  что  ЦК  в
это  время  создавал  «юридическое  лицо»  нашей  типографии
путем  превращения  ее  в  «Товарищество  Рабочей  Печати»,
во  главе  которого  были  поставлены  тт.  Дзержинский  и  Мен¬
жинский.
 Нагруженному  заказами  и  снабженному  Я.  М.  Свердло¬
вым  массой  советов  по  части  конспирации  (как  в  доброе
старое  время),  мне  предстояло  вернуться  в  нашу  форма¬
льно  легальную,  а  фактически  подпольную  типографию.
По  условиям  конспирации,  возвращаться  среди  белого  дня
даже  в  нашу  собственную  типографию  было  нецелесо¬
образно,  и  я  направился  в  одну  из  инженерных  частей  к
члену  военной  организации  большевиков,  для  того  чтобы
организовать  регулярное  снабжение  работающих  в  типогра¬
фии  и  в  походной  редакции  «Пролетария»  провиантом.
 Он  дал  мне  несколько  буханок  хлеба  и  обещал  еже¬
дневно  через  специально  для  этого  организованную  связь,
через  охотничью  команду  полковника  П.  В.  Зыплатина,
охранявшую  Таврический  дворец,  регулярно  снабжать  нас
черным  солдатским  хлебом.  Должен  отметить,  что  мы  каж¬
дый  день  тюлучали  щедрый  хлебный  рацион.
 Приближался  выход  первого  номера  газеты  «Пролета¬
рий».  Все  работающие  в  типографии  и  я,  представлявший
в  своем  лице  походную  редакцию  этой  газеты,  хотели
устроить  ЦК  «подарок»  —  выпустить  газету  не  в  малом
формате,  как  выпускалась  до  разгрома  «Правда»,  а  в
формате  большой  газеты,  благо  запас  рулонной  бумаги  в
типографии  имелся  значительный.  Прибывший  незадолго
до  этого  вместе  с  финляндским  монтером  тов.  Шотман
какими-то  героическими  усилиями  и  при  значительной
помощи  рабочих  ленинградских  машиностроительных
заводов  вчерне  уже  отремонтировал  одну  из  наших  рота¬
ций.
 28

3. 	Их  свобода  печати..*
 Мы  с  волнением  ожидали  выхода  «Пролетария».  Нака¬
нуне  этого  выхода,  поздно  вечером,  вдруг  слышим  стук  в
ворота,  шум  и  крики:  «Открывайте,  черти  полосатые!»
 Сговорившись,  что  я  буду  изображать  «фактора»  (не¬
что  среднее  между  управляющим  и  старшим  наборщиком
или  старшим  метранпажем),  мы  пошли  и  открыли  ворота.
Ввалилась  ватага  казаков,  предводительствуемая  подвы~
пившим  штатским,  именовавшим  себя  начальником  мили¬
ции  Смольнинского  подрайона.  Отрекомендовавшись  и  по¬
путно  доложив,  что  он  является  членом  партии  эсеров,
этот  милицейский  начальник  вместе  с  вооруженными  каза¬
ками  ворвался  в  помещение  типографии  и  стал  требовать
заведующего.  Я  заявил,  что  я  являюсь  «фактором».
 — 	На  кой  черт  мне  фактор?  Никакого  фактора  я  не
признаю!  Подать  мне  сюда  заведующего!
 Я  еще  раз,  но  уже  настойчивее,  повторил,  что  я,  как
фактор,  заменяю  здесь  заведующего  типографией,  и  в  свою
очередь  просил  указать,  чем  мы  обязаны  такому  неожидан¬
ному  и  бурному  визиту.
 Милицейский  начальник,  показав  ордер  на  обыск,  за¬
явил,  что  они  присланы  по  указу  властей  Временного
правительства  произвести  осмотр,  что  делается  в  этой
«чертовой  кухне»  (т.  е.  в  нашей  типографии).  Я  ответил,
что  к  «чертовой  кухне»  отношения  не  имею,  а  руковожу  по
наряду  своих  хозяев  работой  по  приведению  в  порядок
всех  цехов  разгромленной  в  июльские  дни  типографии.
 — 	Хозяев?  Это  что  же  —  немецкого  кайзера?
 — 	Прошу  вас  выражаться  точнее  и  корректнее,—
заявил  я  ищейке  Керенского.  —  Типография  эта  принад¬
лежит  «Т-ву  Рабочей  Печати»,  предприятию,  легально  дей¬
ствующему,  и  поэтому  я  прошу  отвести  все  недостойные
намеки  насчет  связи  типографии  с  кайзером,  ибо  это  за¬
трагивает  уже  не  только  политическую  честь  предприятия,
но  и  честь  всех  нас,  работающих  в  этой  типографии,  кото¬
рые  ненавидят  империализм  и  буржуазную  власть  кай¬
зеровской  Германии  не  менее,  чем  такую  же  власть  и  импе¬
риализм  Франции,  Англии  и  России.
 — 	Да  вы  же,  черт  возьми,  большевики!  —  раздраженно
заявил  ищейка  Керенского,  и  его  возглас  подхватили
казаки  наряда.
 29

Мы  решили  не  давать  обыскивающим  возможности
учинить  новый  разгром  и  поэтому  следовали  за  ними  по
пятам.
 Заглянув  во  все  закоулки.обоих  этажей,  обыскивающие
потребовали  показать  им  то  отделение,  в  котором  «де¬
лается»  газета,  намекая,  очевидно,  на  стереотипную.
 Нам  стало  ясно,  что  среди  обыскивающих  нет  людей,
знающих  типографское  дело,  и  поэтому  мы  решили  их  про¬
вести,  не  показывая  помещения,  где  подготовлялись
матрицы  и  ожидалась  отливка  стереотипа.  Мы  провели
«гостей»  вниз,  в  печатное  отделение,  к  тискальным  стан¬
кам,  и  несколько  человек  наперебой  начали  объяснять  им
процесс  «делания»  газеты.
 Ничего  не  поняв,  обыскивающие  еще  раз  направились
вверх,  в  наборное  отделение,  и  стали  шарить  по  реалам  и
на  столе  у  метранпажа.  Так  как  все  гранки  были  рассованы
и  так  как  на  столе  у  метранпажа  стояло  только  несколько
объявлений,  то  обыскивающие  так  и  не  могли  установить,
что  мы  подготовляем  выпуск  первого  номера  органа  ЦК
большевиков  «Пролетария».
 Переписав  нас  всех,  они  с  шумом  и  ругательствами  уда¬
лились,  обещав  «в  случае  чего»  вернуться  и  «задать  жару».
 Выждав  около  часа,  не  пожалуют  ли  «гости»  вновь,  мы
приступили  к  верстке  полос  первого  номера,  к  оттиску  их,
к  читке  корректуры,  к  изготовлению  матриц  и  к  отливке
стереотипа.  Тут  же  на  столе  метранпажа  я  писал  недоста¬
ющие  статьи  и  заметки...
 В  три  часа  утра1  мьг  пустили  ротацию,  и...  —  ура!  —
через  несколько  часов  еще  не  зажившие  от  июльских  ран
ее  пальцы  начали  сбрасывать  свежие  номера  возродив¬
шейся  в  образе  «большой»  газеты  «Пролетарий»  нашей
родной  «Правды».
 В  семь  часов  утра  А.  Садовский  —  член  военной  органи¬
зации  большевиков  —  подал  из  автопарка  бронечастей
Временного  правительства  грузовик.  Передав  нам  мешок
с  солдатским  хлебом,  он  принял  наш  ответный  подарок
партии  и  петроградскому  пролетариату  —  несколько  десят¬
ков  тысяч  экземпляров  первого  номера  «Пролетария».
 К  8  часам  утра  газета  появилась  во  всех  рабочих  районах,
 1  Тринадцатого  августа.  —  Ред.
 30

вызвав  своим  появлением  бурю  восторга  среди  питерских
рабочих  и  солдат  и  страшный  переполох  в  стане  агентов
Временного  правительства  и  соглашателей.
 4t.  Ленин  и  «Пролетарий»
 Я  не  буду  делиться  воспоминаниями  о  том,  как  про¬
текала  работа  в  типографии  и  походной  редакции  «Проле¬
тария»,  а  после  его  закрытия  —  в  переименованных  «Рабо¬
чем»  и  «Рабочем  пути».  Об  этом  отчасти  уже  сообщалось
в  печати.  Попутно  укажу  только,  что  всей  редакционной
работой  непосредственно  руководил  В.  И.  Ленин  из  под¬
полья  через  И.  В.  Сталина.  Последний,  несмотря  на  наши
протесты,  стал  регулярно  посещать  наше  подполье,  и  там,  в
обстановке  бивуачной  жизни,  просиживал  целые  вечера,
писал  передовые,  заметки,  придавая  газете  ее  боевой,  боль¬
шевистский  характер.
 Здесь  нельзя  также  не  отметить  выдающуюся  редак¬
ционную  и  организационную  работу,  которую  вела
М.  И.  Ульянова.  Имея  своей  резиденцией  район,  примыка¬
ющий  к  Финляндскому  вокзалу,  она  была  центром,  куда
направлял  в  редакцию  нашего  центрального  органа  руко¬
водящие  статьи  Ильич  из  Сестрорецка,  а  потом  и  из
Финляндии.  Мы  все,  работающие  в  типографии  и  редак¬
ции,  называли  квартиру  Марьи  Ильинишны  «ставкой»,  и
это  вполне  соответствовало  действительному  положению
вещей.  К  ней  стекались  не  только  все  статьи  от  Владимира
Ильича,  но,  без  преувеличения  можно  сказать,  даже  сотни
и  тысячи  заметок,  резолюций,  писем  рабочих  и  солдат,  ко¬
торые  множеством  незримых  нитей  связывали  наш  печат¬
ный  орган  с  питерским  пролетариатом,  с  пролетариатом
других  городов,  с  солдатами  фронта  и  тыловых  гарнизо¬
нов.
 Из  всего  этого  материала  особенно  памятна  мне  статья
Владимира  Ильича,  которая  не  увидела  света  и  оригинал
которой,  очевидно,  затерялся.
 Статья  была  написана  рукой  Владимира  Ильича,  на
листке  почтовой  бумаги  малого  формата,  и  вначале  под¬
писана  псевдонимом  «Н.  Карпов»,  а  потом  эта  подпись
Ильичем  была  зачеркнута  и  заменена  другой:  «Н.  Ленин».
Ильич  хотел,  очевидно,  чтобы  лакеи  империалистов  знали,
 31

что,  будучи  затравленным  и  загнанным  в  подполье,  боя^дЬ
пролетарской  партии  все  же  будет  говорить  открыто  с
массами,  будет  открыто  призывать  их  к  революционному
разрешению  вопроса  о  войне.  Статья  касалась  вопроса,
можем  ли  мы,  а  если  можем,  то  с  кем  и  когда,  заключить
сепаратный  мир.
 Просматривая  недавно  комплекты  «Пролетария»,  «Рабо¬
чего»  и  «Рабочего  пути»,  я  нашел  там  еще  несколько  ста¬
тей  и  заметок,  которые  принадлежали  перу1  Ильича,  но
которые  в  собрание  его  сочинений  еще  не  вошли.  Особенно
много  таких  заметок  присылал  Ильич  с  пометкой:  «Для
обзора  печати».  Их  было  так  много,  что  сам  Ильич,  с
каждой  «оказией»  посылая  все  новые  и  новые,  ставил  на
них  отметки: 	«Помещать  не  обязательно»,  «Поместите,
 если  будет  место  и  не  будет  более  интересных  тем».
 1  Имеется  в  виду  1927  год.  —  Ред.

А.  Шот  май
 ЛЕНИН  К  ПОДПОЛЬЕ
 ТТ  етом  1917  года,  когда  правительство  Керенского  после
четырех  месяцев  своего  господства  убедилось  в  своей
близкой  гибели,  вся  его  ненависть  обрушилась  на  великого
вождя  рабочих  и  крестьян  —  Владимира  Ильича  Ленина,
с  первого  же  дня  по  приезде  в  Россию  после  Февральской
революции  призывавшего  к  свержению  буржуазного
Временного  правительства.
 Цепляясь  за  власть,  буржуазия  и  ее  прихвостни  —
меньшевики  и  эсеры  —  думали  найти  свое  спасение  в  ги¬
бели  Ленина.  Просто  арестовать  его  или  убить  они  боялись,
ибо  чувствовали,  что  тогда  им  не  сдобровать,  так  как
огромное  большинство  рабочих  и  солдат  уже  тогда  безза¬
ветно  шло  за  своим  вождем.  Нужен  был  другой  способ,
чтобы  избавиться  от  В.  И.  Ленина.  Для  этого  был  приме¬
нен  старый,  испытанный  буржуазией  способ  —  клевета.
 Когда  рабочие  и  солдаты,  изверившись  наконец  в  двой¬
ственной,  вредной  для  широких  масс  политике  соглаша¬
тельских  партий,  меньшевиков  и  эсеров,  вышли  3  июля  с
оружием  в  руках  на  улицу  с  требованиями  взять  власть
Советам,  прекратить  войну,  передать  землю  крестьянам,  а
фабрики  и  заводы  —  рабочим,  т.  е.  выступали  с  теми
лозунгами,  которые  Ленин  бросал  в  широкие  массы  с  пер¬
вых  дней  своего  приезда,  —  этот  момент  буржуазия  сочла
наиболее  для  себя  подходящим,  чтобы  нанести  удар  нарас¬
тающей  пролетарской  революции.
 Для  выполнения  этого  гнусного  дела  был  выдвинут
 Немеркнущие  годы
 33

«бывший  человек»,  бывший  представитель  петербургских
рабочих  во  2-й  Государственной  думе  Г  Алексинский.
Этот  прохвост  совместно  с  министром  юстиции  «социали¬
стом»  Переверзевым  и  с  одним  международным  шпионом
составил  документ,  в  котором  было  сказано,  что  Ленин
является  германским  шпионом.  Это  обвинение  было  на¬
столько  диким,  нелепым,  что  даже  тогдашний  меньшевист¬
ский  ВЦИК  запретил  газетам  печатать  этот  «документ».
Но  когда  одна  уличная  черносотенная  газетка,  вопреки  за¬
прещению,  все  же  напечатала  его,  то  и  другие,  «солидные»
буржуазные  газеты  не  удержались  и  последовали  ее  при¬
меру.
 Поверили  ей  не  только  напуганные  призраком  граждан¬
ской  войны  обыватели,  которым  выгодно  было  опорочить
большевиков  в  глазах  шедших  за  ними  широких  масс,  но  и
часть  малосознательных,  не  разбиравшихся  в  политике
солдат.  Этим  воспользовалась  буржуазия  и  совместно  с
эсерами  и  меньшевиками  пошла  в  наступление  против
революционных  рабочих  и  солдат.
 Ими  были  организованы  многочисленные  собрания  и
митинги,  на  которых  взбесившиеся  мелкобуржуазные  ора¬
торы  разжигали  ненависть  к  пролетариату.
 На  перекрестках  центральных  улиц  города  собирались
потревоженные  революцией  мещане,  среди  которых  разные
темные  личности  распространяли  всевозможные  слухи  о
большевиках*  Многие  из  рабочих,  выступавших  на  этих
уличных  собраниях  в  защиту  нашей  партии,  пострадали:
были  раненые  и  даже  убитые.
 Офицерство  и  юнкера  выступили  открыто  с  оружием
в  руках  против  рабочих.  Редакция  и  типография  «Правды»
были  разгромлены.  Недалеко  от  типографии  был  убит
тов.  Воинов,  рабочий-революционер,  задержанный  с  боль¬
шевистскими  прокламациями.
 Не  только  центральные  части  города  были  заняты  офи¬
церскими  и  юнкерскими  отрядами,  но  и  многие  рабочие
районы  находились  под  прицелом  буржуазных  винтовок  и
пулеметов.
 В  довершение  всего  наши  партийные  комитеты  в  боль¬
шинстве  районов  были  разгромлены,  многие  партийные
работники  арестованы,  в  том  числе  было  арестовано  не¬
сколько  членов  ЦК  нашей  партии.
 Пошли  зловещие  слухи  о  возможном  расстреле  аресто¬
 34

ванных  товарищей.  Такова  была  атмосфера  после  выступ¬
ления  рабочих  и  солдат  3—5  июля  1917  года.
 Центральный  Комитет  нашей  партии,  учитывая  положе¬
ние,  командировал  ряд  партийных  работников  в  провин¬
цию,  чтобы  там  разъяснить  смысл  происшедших  событий.
Я,  между  прочим,  был  командирован  в  Финляндию,  в  Гель¬
сингфорс.  Гнусная  клевета  успела  докатиться  и  сюда.
Офицерство  и  чиновничество  Балтийского  флота  пытались
распространить  ее  среди  матросов,  но  не  имели  успеха.
Когда  я  выступил  перед  двенадцатитысячной  массой  моря¬
ков  на  Сенатской  площади  в  Гельсингфорсе  с  докладом  об
июльских  событиях,  из  задних  рядов  послышались  прово¬
кационные  крики:  «Долой!  Немецкий  шпион!  ..»  Но  подав¬
ляющая  масса  собрания  заглушила  эти  крики  возгласами:
«Да  здравствуют  большевики!  Ура!»
 Вернувшись  10  или  12  июля  в  Питер,  я  встретил  в
Таврическом  дворце  нескольких  членов  Центрального  Коми¬
тета  партии,  в  том  числе  тов.  Орджоникидзе,  который
передал  мне  постановление  ЦК  о  том,  чтобы  я  переправил
товарища  Ленина  в  безопасное  место.
 До  этого  момента  я,  как  и  многие  другие  партийные
работники,  не  знал,  где  находился  товарищ  Ленин,  хотя
все  с  беспокойством  спрашивали  об  этом  друг  друга.
 Тов.  Орджоникидзе  сообщил  мне  только,  что  Владимир
Ильич  находится  за  городом,  в  квартире  сестрорецкого
рабочего  тов.  Н.  Емельянова,  что  квартира  не  совсем
удобна  для  продолжительного  проживания  и  что  надо  его
оттуда  увезти  в  более  безопасное  убежище.  Тут  же  он
направил  меня  к  тов.  Зофу,  через  которого  наш  ЦК  имел
в  это  время  связь  с  Ильичем,  чтобы  тов.  Зоф  сообщил  мне
более  подробный  адрес.
 Получив  столь  ответственное  поручение,  я  решил  в  тот
же  день  поехать  по  указанному  адресу.  Ехать  нужно  было
по  железной  дороге  до  станции  Разлив  (километров  25  от
города).  Чтобы  не  плутать  в  дачной  местности,  тов.  Зоф
свел  меня  с  одним  из  сестрорецких  рабочих,  который  знал
дом  тов.  Емельянова.
 Уже  смеркалось,  когда  мы  приехали  на  станцию
Разлив,  около  Сестрорецка.  На  одной  из  глухих  улиц,
среди  дач,  заселенных  петербургскими  дачниками,  провожа¬
тый  указал  мне  домик  тов.  Емельянова,  и  мы  расстались.
 Самого  хозяина  дома  не  оказалось,  встретила  меня  его
 * 	35

Жена.  Сообщив  ей  пароль  и  цель  своего  приезда,  я  сел  за
стол  и  разговорился  с  ней.  Мать  семерых  детей,  старшему
из  которых  было  не  больше  14—15  лет,  тов.  Емельянова
стала  рассказывать,  как  у  них  скрывается  В.  И.  Ленин,  как
он  себя  чувствует,  что  делает  и  т.  п.
 Владимир  Ильич,  по  ее  словам,  сейчас  живет  под
фамилией  Иванова,  а  по  имени  и  отчеству  —  Константин
Петрович,  чувствует  он  себя  хорошо,  жалуется  только  на
плохую  доставку  газет.
 Несмотря  на  огромную  опасность,  которой  тов.  Емелья¬
нова  подвергала  себя  и  своих  детей,  укрывая  Ленина,  она
не  выражала  ни  малейшего  страха  или  даже  волнения,
когда  рассказывала  о  скрывающемся  у  них  Ленине,  за
голову  которого  буржуазия  ничего  не  пожалела  бы  и  за
укрывательство  которого  никого  не  пощадила  бы.
 Из  дальнейшей  беседы  выяснилось,  что  Владимира
Ильича  ради  его  безопасности  пришлось  переселить  в  лес,
так  как  тут  его  могли  бы  встретить  шпики,  которые,  по  ее
сведениям,  шныряют  кругом.  Так  как  мне  нужно  было
видеть  Владимира  Ильича  во  что  бы  то  ни  стало  в  тот  же
день,  то  хозяйка  позвала  своего  старшего  сынишку  Алек¬
сандра  и  предложила  ему  отвести  меня.  Несмотря  на
поздний  час  (было  около  11  часов  вечера),  мальчик  с
удовольствием  согласился.  Пройдя  закоулками  до  берега
залива,  мы  спустили  на  воду  лодку  и  —  я  на  веслах,  маль¬
чик  на  руле  —  поплыли  среди  зарослей  при  лунном  свете
к  месту  жительства  Ильича.  После  путешествия  около
получаса  по  заливу  и  десятиминутной  ходьбы  среди  болот¬
ного  кустарника  мы  подошли  к  огромному  стогу  сена,
сложенному  на  прогалине.
 После  данного  мальчиком  сигнала  к  нам  вышел  чело¬
век.  Было  уже  темно,  и  только  слабый  свет  луны  освещал
закутанную  в  зимнее  пальто  фигуру,  в  которой  я  едва  узнал
Владимира  Ильича.  После  горячих  приветствий  мы  уселись
у  стога  сена,  и  он  меня  засыпал  вопросами.
 Странно  было  видеть  Владимира  Ильича  бритым,  без
усов  и  бороды,  так  как  я  привык  его  видеть  всегда  с
бородой  и  с  усами.
 Застал  я  Владимира  Ильича  в  хорошем  настроении,
весело  подшучивающим  над  своим  положением.  Перед  тем
как  лечь  спать,  мы  долго  сидели  у  стога  и  беседовали  на
разные  темы.
 36

Перед  поездкой  к  Ленину  я  зашел  в  Петербургский
комитет  нашей  партии,  помещавшийся  в  то  время  на  Вы¬
боргской  стороне.  В  Выборгский  район,  рабочие  которого
и  расквартированный  там  Московский  полк  были  целиком
на  стороне  большевиков,  офицерские  и  юнкерские  отряды
так  и  не  рискнули  показаться  после  3  июля.
 Оставшиеся  на  свободе  члены  ЦК  также  предпочитали
собираться  в  Выборгском  районе.  Беседуя  там  на  разные
темы,  коснувшись  между  прочим  вопроса  о  дальнейшем
развитии  революции,  покойный  ныне  М.  М.  Лашевич,
помню,  был  очень  оптимистически  настроен,  в  то  время  как
некоторые  товарищи  высказывали  опасения,  что  Керен¬
скому  удалось  загнать  нашу  партию  в  подполье  на  продол¬
жительный  срок.  Защищая  свой  взгляд,  Лашевич,  между
прочим,  заявил:  «Вот  увидите,  товарищ  Ленин  в  сентябре
будет  премьер-министром».
 Сообщая  В.  И.  Ленину  петербургские  новости,  я  пере¬
дал  ему  слова  тов.  Лашевича,  на  что  Ильич  очень  спокойно
ответил:  «В  этом  нет  ничего  удивительного».  От  такого
ответа  я,  признаться,  немного  опешил  и  поглядел  на  него
с  изумлением.  Заметив  мое  удивление,  Владимир  Ильич
стал  обстоятельно  мне  объяснять,  как  будет  развиваться
русская  революция.  Я  очень  сожалею,  что  не  записал  тогда
всего,  что  говорил  он  о  судьбах  революции.  Но  теперь,  вспо¬
миная  беседу  на  берегу  залива  у  стога  сена,  я  убеждаюсь,
что  многое  из  того,  что  произошло  после  Октябрьской  ре¬
волюции,  Владимир  Ильич  предвидел  еще  тогда.  Ведь  зна¬
менитые  его  брошюры  «К  лозунгам»  и  «Удержат  ли
большевики  государственную  власть?»  были  написаньг  в  то
время  у  стога  сена.
 Долго  мы  беседовали,  сидя  у  стога  сена,  в  мой  первый
приезд.  Но,  несмотря  на  июль,  ночные  болотистые  испаре¬
ния  давали  себя  знать.  Я  дрожал  в  своем  летнем  костюме
от  пронизывающего  холода.  Спать  мы  легли  в  стогу,  где
заботливая  рука  тов.  Емельянова  устроила  нечто  вроде
спальни.  Я  долго  не  мог  уснуть  от  холода,  несмотря  на  то,
что  лежал  рядом  с  Владимиром  Ильичем  покрытый  зим¬
ним  пальто.
 После  этого  я  в  продолжение  двух  с  лишним  недель
через  каждые  один-два  дня  приезжал  к  нему  из  Питера,
привозил  различные  газеты  и  пр.,  организуя  в  то  же
время  надежное  убежище  для  более  продолжительного  и
 37

приличного  его  существования.  Кроме  меня,  насколько  мне
известно,  провизию,  белье  и  пр.  возила  ему  из  города
только  А.  Н.  Токарева  —  петроградская  работница.
 На  газеты,  которые  доставлялись  Ильичу  в  его  времен¬
ную  штаб-квартиру  в  большом  количестве,  он  набрасывался
с  лихорадочной  поспешностью,  делал  на  них  какие-то
пометки  и  затем  начинал  писать,  сидя  на  траве.
 Ни  разу  за  все  это  время  Владимир  Ильич  не  просил
привезти  ему  из  города  чего-либо  съестного  или  из  одежды,
несмотря  на  то,  что  питание  у  него  в  стогу  было  весьма
скудное,  а  ночные  холода  и  сырость  пронизывали  до  костей,
и  теплая  фуфайка  и  шерстяные  носки  были  бы  весьма
кстати.  Я  же,  грешный  человек,  не  догадался  сделать  это
без  его  просьбы.  Единственное,  на  чем  он  настаивал  и  что
беспрерывно  требовал,  это  аккуратной  доставки  всех  без
исключения  газет  и  выпущенных  по  поводу  июльских  собы¬
тий  брошюр,  листовок  и  пр.
 При  первой  же  встрече  было  принято  решение  пере¬
ехать  в  Финляндию,  где  с  помощью  финских  товарищей
я  рассчитывал  устроить  Ленина  более  или  менее  безопасно
и  удобно.  Затруднения  возникли  в  выборе  способа  пере¬
правы  через  границу,  которая  в  то  время  охранялась  с
необычайной  тщательностью.
 Несмотря  на  то,  что  со  времени  перехода  тов.  Ленина
на  нелегальное  положение  прошло  около  двух  недель,  га¬
зеты  продолжали  травлю  с  неослабевающей  энергией,  и
как  черносотенные,  так  и  либеральные  газетчики  с  пеной
у  рта  требовали  ареста  Ленина  во  что  бы  то  ни  стало.  Не
только  контрразведка  и  уголовные  сыщики  Керенского
были  поставлены  на  ноги,  но  даже  собаки,  в  том  числе
з'-'я.меттитяя  собака-ишейка  Треф,  были  мобилизованы
для  поимки  неуловимого  Ленина.  Наряду  с  охранниками  и
собаками  в  поисках  Ильича  принимали  участие  сотни
добровольных  сыщиков  из  среды  буржуазных  обывателей.
В  один  прекрасный  день  в  газетах  появилась  заметка,  что
50  офицеров  «ударного  батальона»  поклялись  или  найти
Ленина,  или  умереть.
 Пока  охранники,  собаки  и  сыщики  были  заняты  поис¬
ками  Ленина,  я  —  изысканием  способа  надежной  пеоеправы
его  чрр^з  границу,  сам  Ленин  был  занят  работами  VI  съез¬
да  партии  большевиков,  котооым  он  руководил  из  своего
весьма  неудобного  убежища.  Когда  покойный  Я-  М.  Сверд¬
 38

лов,  председательствовавший  на  съезде,  ставя  на  голосова¬
ние  написанные  рукой  Владимира  Ильича  резолюции,  имел
неосторожность  сообщить,  что  хотя  Ленин  и  лишен  возмо¬
жности  лично  присутствовать  на  съезде,  но  невидимо  он
участвует  и  даже  руководит  его  работами,  все  газеты  под¬
няли  невероятный  вой  и  с  утроенной  энергией  стали  требо¬
вать  немедленного  ареста  Ленина.  За  делегатами  съезда
была  усилена  слежка,  и  мне,  как  делегату  съезда,  пришлось
быть  очень  осмотрительным  и  обставлять  свои  поездки  в
Сестрорецк  чрезвычайными  мерами  предосторожности,
чтобы  не  навести  шпиков  на  след.
 Вместе  с  тем  надо  было  торопиться  с  переездом
Ильича  в  Финляндию,  так  как  дальнейшее  пребывание  на
болоте  становилось  опасным.  Появлявшиеся  время  от  вре¬
мени  вблизи  убежища  охотники  могли  случайно  натолкну¬
ться  на  Ильича;  сидеть  же  целые  дни  внутри  стога  сена  и
выходить  только  по  ночам  становилось  невыносимым.  Об¬
щая  же  обстановка  и  атмосфера,  созданные  в  городе
арестами,  газетной  травлей  и  зловещими  слухами,  были  та¬
ковы,  что  рассчитывать  на  убежище  у  прежде  сочувство¬
вавшей  революции  интеллигенции,  имевшей  удобные
квартиры,  не  приходилось.  Большинство  активных,  испытан¬
ных  партийных  работников  было  или  арестовано,  или
разъехалось  по  постановлению  ЦК  партии  в  провинцию.
За  теми  же  товарищами,  которые  остались  в  Питере  на
свободе,  была  установлена  строгая  слежка.  В  подборе  лю¬
дей,  которых  необходимо  было  привлечь  на  помощь  в  вы¬
боре  квартиры,  способа  переезда  и  пр.,  надо  было  быть
чрезвычайно  осторожным,  ибо  малейшая  неосмотритель¬
ность  могла  привести  к  аресту,  а  в  то  время  арест  для
Ленина  был  равносилен  убийству  его  озверевшими  аген¬
тами  Керенского.  Все  это  чрезвычайно  затрудняло  мою
задачу  и  задерживало  переезд.
 Проектов  перехода  через  границу  было  несколько.
Каждый  проект  подвергался  детальному  обсуждению  и
проверке.  В  конце  концов  было  решено  перейти  финлянд¬
скую  границу  под  видом  сестрорецких  рабочих  (многие
сестрорецкие  рабочие  жили  на  финляндской  территории  и
для  перехода  через  границу  пользовались  упрошенными
паспортами).  Тов.  Емельянову  было  поручен  л  оста  ть  такие
паспорта  у  своих  товарищей  по  заводу.  Паспорта  были
получены;  оставалось  только  переменить  на  них  фотогра¬
 39

фические  карточки.  Неожиданное  затруднение  встретилось
при  розысках  парика  для  Владимира  Ильича.  Охранка
Керенского,  озабоченная  поимкой  тов.  Ленина,  запретила
парикмахерским  всякий  прокат  и  продажу  париков  без
предъявления  удостоверения  личности.  Во  избежание
каких-либо  недоразумений,  я  заручился  удостоверением
театрального  кружка  финляндских  железнодорожников  на
Выборгской  стороне  и  таким  образом  беспрепятственно  по¬
лучил  два  парика  в  парикмахерской  на  Бассейной  улице.
 Тов.  Ленин  в  парике,  без  усов  и  бороды  был  почти  не¬
узнаваем.  Приехавший  с  аппаратом  тов.  Лещенко  сфото¬
графировал  Ленина  в  его  «нелегальном  виде».
 Прежде  чем  переправиться  через  границу,  мне  было
поручено  проверить,  насколько  тщательно  пограничники
просматривают  документы.  С  этой  целью  мне  пришлось
раздобыть  для  себя  через  Генеральный  штаб  Керенского
разрешение  на  право  свободного  перехода  через  финлянд¬
скую  границу  туда  и  обратно.  Как  финляндскому  гражда¬
нину,  это  разрешение  было  выдано  мне  без  особых  затруд¬
нений.  Для  большей  верности  я  решил  взять  себе
помощника.  В  качестве  такового  я  пригласил  беззаветно
преданного  революции  тов.  Эйно  Рахья,  рабочего-финна,
впоследствии  знаменитого  комиссара  финской  Красной
гвардии.  Он  исхлопотал  себе  в  штабе  такое  же  удостовере¬
ние,  и  мы  отправились  «проверять  границу».  Перейдя  пеш¬
ком  в  нескольких  местах  границу  —  от  Белоострова  на  юг
до  Сестрорецка,  —  мы  убедились,  что  этот  способ  ненаде¬
жен,  так  как  при  каждом  переходе  пограничники  чуть  ли
tie  с  лупой  просматривали  наши  документы  и  чрезвычайно
внимательно  сличали  наши  физиономии  с  наклеенными  на
удостоверениях  фотографическими  карточками.  При  докладе
В.  И.  Ленину  о  результатах  рекогносцировки  этот  способ
перехода  был  отклонен,  и  мы  остановились  наконец  на  пла¬
не,  предложенном  мною  и  тов.  Рахья.
 План,  выработанный  нами  еще  до  «проверки  границы»,
заключался  в  следующем:  Владимир  Ильич  поедет  в  Фин¬
ляндию  на  паровозе  в  качестве  кочегара.
 Было  решено  перебраться  сначала  из  болота  на  квар¬
тиру  тов.  Кальске,  там  переночевать  и  оттуда  пойти  вече¬
ром  на  станцию  Удельная,  г<де  Ленин  сядет  на  паровоз,  а
мы  с  тов.  Рахья  в  том  же  поезде  будем  сопровождать  его
на  финляндскую  территорию  до  станции  Териоки,  где  в
 40

нескольких  верстах  от  станции  была  приготовлена  надеж¬
ная  квартира.
 Машинист  Г.  Э.  Ялава,  согласившийся  взять  к  себе  на
паровоз  В.  И.  Ленина,  был  мне  хорошо  знаком  еще  с  дет¬
ства.  И  когда  я  рассказал  Ялаве,  какому  большому  риску
он  подвергается,  он  с  истинно  финским  хладнокровием
только  улыбнулся  и  уверил,  что  «все  пойдет  очень  хорошо».
 Когда  все  было  приготовлено,  мы  с  тов.  Рахья  по¬
ехали  в  Сестрорецк,  чтобы  в  тот  же  день  вывести  Ильича
из  болота.  Тов.  Емельянов  с  сыном  были  уже  у  стога  и
укладывали  в  лодку  накопившиеся  за  три  недели  пребыва¬
ния  в  стогу  газеты,  пальто,  одеяла  и  пр.
 Согласно  нашему  плану,  мы  с  тов.  Рахья  предлагали
добраться  до  квартиры  тов.  Кальске  таким  путем:  по
Сестрорепкой  железной  дороге  до  станции  Озерки,  а  от¬
туда  пешком  по  Выборгскому  шоссе  или  полотну  Фин¬
ляндской  железной  дороги  до  квартиры  тов.  Кальске  (около
шести  километров).  Тов.  Емельянов  предложил  другой
путь:  пройти  пешком  до  станции  Левашово,  а  оттуда  по¬
ездом  по  Финляндской  железной  дороге  поехать  до  стан¬
ции  Удельная  (от  станции  Удельная  до  квартиры  около
одного  километра).  После  недолгого  обсуждения,  взвесив
все  за  и  против,  большинством  было  принято  предложение
тов.  Емельянова.
 Наконец  вещи  были  уложены,  мальчик  сел  в  лодку  и
поехал  домой,  а  мы  вчетвером  пошли  вдоль  залива,  сквозь
кустарник  по  направлению  к  Финляндской  железной  до¬
роге.  Идти  нужно  было  верст  10—12.  Было  около  девяти
с  половиной  часов  вечера,  уже  смеркалось.  Шли  гуськом,
молча,  тов.  Емельянов,  как  знающий  дорогу,  —  впереди.
По  выходе  на  проселочную  дорогу  стало  веселей,  дорога
пошла  хорошая,  навстречу  —  ни  души.  Следом  за  тов.  Емель¬
яновым  свернули  с  дороги  на  тропинку.  В  одном  месте
из-за  темноты  сбились  с  дороги:  наткнулись  на  речку,  кото¬
рую  перешли  вброд,  для  чего  пришлось  раздеться.
Разыскивая  дорогу,  попали  на  болото,  обходя  которое  не¬
заметно  очутились  среди  торфяного  пожарища.  После  дол¬
гих  поисков  дороги,  окруженные  тлеющим  кустарником  и
едким  дымом,  рискуя  ежеминутно  провалиться  в  горящий
под  ногами  торф,  набрели  на  тропинку,  которая  и  вывела
нас  из  пожарища.  Пройдя,  как  говорится,  огонь  и  воду,  по¬
чувствовали,  что  окончательно  заблудились.  В  полной  тем¬
 *41

ноте,  ощупью,  руководимые  тов.  Емельяновым,  который
утешал  нас  тем,  что  он  здесь  первый  раз  заблудился,  дви¬
гались  мы  вперед.
 Наконец  где-то  прогудел  паровозный  гудок,  тт.  Емель¬
янов  и  Рахья  отправились  на  разведку,  а  мы  тут  же  усе¬
лись  под  деревом  ждать  их  возвращения.  У  меня  в  кар¬
мане  были  три  свежих  огурца,  но  хлеба  и  соли  мы  не  дога¬
дались  захватить.  Съели  так.  Минут  через  10—15  верну¬
лись  наши  разведчики  с  сообщением,  что  мьг  находимся  близ
станции,  кажется,  Левашово.  Надо  отдать  справедливость
Владимиру  Ильичу,  ругал  он  нас  за  плохую  организацию
пресвирепо:  нужно-де  было  приобрести  карту-трехверстку;
почему  предварительно  не  изучили  дорогу?  и  пр.  За  «раз¬
ведку»  тоже  досталось:  почему  «кажется»,  а  не  точно
узнали,  какая  станция.  Всячески  оправдываясь,  мы  двину¬
лись  по  направлению  к  станции.  Станция  оказалась  не  Ле¬
вашово,  а  Дибуны,  всего  в  7  верстах  от  финляндской  гра¬
ницы.  Положение  не  из  приятных.  В  лесу  мы  могли  каждую
минуту  нарваться  на  разведку  пограничной  стражи  и  быть
арестованными  как  подозрительные  лица,  ибо  не  будут  же
порядочные  люди  шляться  в  час  ночи  в  стороне  от  жилых
мест,  около  границы!  У  железнодорожного  сторожа  узнали,
что  последний  поезд  в  Питер  пойдет  в  1  час  30  мин.  ночи.
Оставалось  ждать  минут  15.  В  ожидании  поезда  мы  усе¬
лись  на  конце  перрона,  на  противоположной  стороне  стан¬
ции,  послав  тов.  Рахья  на  станцию,  проверить  на  всякий
случай,  нет  ли  чего  подозрительного.  Вернувшись  со  стан¬
ции,  он  с  озабоченным  лицом  сообщил,  что  там  стоит  пат¬
руль  из  10  вооруженных  до  зубов  юнкеров.  Дело  плохо.
Могут  подойти,  поинтересоваться,  что  за  люди  вдруг  по¬
явились  на  пустынном  перроне.  Я  предложил  В.  И.  Ленину
и  Рахья  уйти  под  откос,  в  темноту,  а  сам  с  Емельяновым
остался  сидеть  на  месте.  Не  успели  они  спуститься  вниз,
как  к  нам  подошел  вооруженный  винтовкой  юнкер  и  обра¬
тился  к  тов.  Емельянову  с  вопросом,  что  он  тут  делает.
Тов.  Емельянов  к  такому  вопросу,  по-видимому,  не  был
подготовлен  и  дал  ответ,  который  юнкера  не  удовлетворил,
так  как  после  фантастических  объяснений  Емельянова  юн¬
кер  предложил  ему  следовать  за  ним.  Моя  особа,  как  более
прилично  одетая,  по-видимому  не  возбудила  в  юнкере  по¬
дозрений,  так  как  он  очень  вежливо  осведомился,  не  дач¬
ник  ли  я  местный  и  не  жду  ли  поезда,  идущего  в  Петро¬
 42

град;  я  ему,  тоже  очень  вежливо,  это  подтвердил.  Затем
он  молодцевато  звякнул  шпорами,  повернулся  и  повел  с
собой  арестованного  Емельянова.  Не  успел  я  очухаться,
как  подошел  поезд.  «Как  же  мне  быть?»  —  думал  я,  и  ре¬
шил  остаться,  чтобы  назавтра,  проведя  остаток  ночи  и  дня
в  лесу,  увезти  Ленина  в  Удельную.  Только  я  успел  прийти
к  этому  решению,  как  передо  мной  появился  человек  с  вин¬
товкой,  на  этот  раз  в  форме  ученика  реального  училища,
и  вежливо,  но  настойчиво  доложил:  «Это  последний  поезд,
сегодня  больше  не  будет.  Вы  на  этом  едете?»  Мне  ничего
больше  не  оставалось,  как  подняться  на  площадку  вагона,
что  я  и  сделал.  Все  это  произошло  так  неожиданно,  что  я
был  буквально  ошеломлен,  до  того  ошеломлен,  что  выско¬
чил  из  поезда  не  на  станции  Удельная,  где  должен  был
сойти,  чтобы  предупредить  тов.  Кальске  о  случившемся,  а
на  станции  Озерки,  т.  е.  не  доезжая  6  километров.  Заметил
я  свою  ошибку  только  тогда,  когда  поезд  уже  ушел.  Около
трех  часов  утра  я  добрался  до  тов.  Кальске.  Когда  я  вошел
к  нему  в  комнату,  я  не  верил  своим  глазам:  на  полу  ле¬
жали  и  хохотали  над  моим  растерянным  видом  Ленин  и
Рахья.  Оказывается,  они,  сидя  под  откосом,  видели,  как
арестовали  Емельянова  и  как  меня  реалист  чуть  не  шты¬
ком  подсаживал  в  вагон.  А  они  в  это  время  быстро  вска¬
рабкались  по  откосу,  сели  в  вагон,  остановившийся  как  раз
напротив  них,  и  доехали  до  станции  Удельная.
 Когда  я,  измученный  волнением  и  ходьбой,  опустился
на  пол  рядом  с  Лениным,  он,  охватив  голову  мою  и  Рахья,
прижал  нас  к  себе  и,  как-то  по-отечески  нас  пожурив,  стал
весело  припоминать  отдельные  моменты  наших  только  что
пережитых  приключений.  В  этот  вечер  Владимир  Ильич
был  в  очень  хорошем  настроении  и  часто  заразительно  хо¬
хотал,  представляя  себе  физиономии  Керенского  и  других
временных  правителей,  когда  они  узнают,  какую  дичь  они
прозевали.
 Судьба  тов.  Емельянова  очень  беспокоила  Владимира
Ильича.  В  первую  очередь  надо  было  предупредить  жену
тов.  Емельянова,  чтобы  она  на  случай  возможного  обыска
скрыла  всякие  следы  пребывания  у  них  товарища  Ленина.
 Так  как,  по  сведениям  Владимира  Ильича,  квартиру
тов.  Емельянова  знала  проживавшая  на  Широкой  улице
Петроградской  стороны  тов.  Полуян,  то  он  предложил  мне
немедленно  отправиться  к  ней  и  передать  ей,  чтобы  она
 43

с  первым  же  поездом  поехала  в  Разлив  и  помогла
тов.  Емельяновой  произвести  уборку  квартиры.
 Наспех  закусив,  я  отправился  по  указанному  адресу.
Был  уже  шестой  час  утра,  когда  я  добрался  до  квартиры
Полуян.  Объяснив  ей,  что  надо  делать,  я  опять  пеш¬
ком  отправился  на  Выборгскую  сторону  на  квартиру  маши¬
ниста  тов.  Ялава,  который,  по  нашему  плану,  должен  был
в  этот  же  день  перевезти  на  своем  паровозе  тов.  Ленина
в  Финляндию.
 Наступил  вечер.  Мы  втроем  —  Ленин,  Рахья  и  я  —  на¬
правляемся  к  станции.  С  замиранием  сердца  ждем  мы  у
перрона  прихода  поезда.  Наконец  он  подходит.  Видим,  на
паровозе  мелькнула  знакомая  фигура  машиниста,  жмем
руку  Ильичу  и  направляемся  к  паровозу.  Ильич,  бритый,
в  парике,  похож  на  настоящего  финна.  Вскочив  на  паровоз
и  засучив  рукава,  он  берет  полено  за  поленом  и  бросает
в  топку.  Все  идет  хорошо.  На  каждой  остановке  мы  с
тов.  Рахья  выскакиваем  из  вагона,  наблюдаем  за  парово¬
зом,  сердце  ёкает.  Поезд  подходит  к  границе,  к  станции
Белоостров,  предстоит  двадцатиминутная  остановка  и  тща¬
тельная  проверка  документов,  а  иногда  и  обыск.  Поезд  едва
остановился,  как  находчивый  тов.  Ялава  отцепляет  свой  па¬
ровоз  и  уводит  его  куда-то  в  темноту  за  станцию...  наби¬
рать  воды.  Мы  чуть  не  аплодируем.  И  пока  жандармы
Керенского  проверяли  документы,  тов.  Ялава  «набирал
воду».  Перед  самым  третьим  звонком  подходит  паровоз,
дает  гудок,  и  минут  через  пятнадцать  мы  почти  в  полной
безопасности  на  финляндской  территории.  Мы  с  тов.  Рахья
спешим  к  паровозу,  радостно  жмем  руки  Ильича.
 Перед  тем  как  подняться  на  паровоз  на  станции  Удель¬
ная,  Владимир  Ильич  передал  мне  тетрадь  в  синей  об¬
ложке.  Как  теперь  известно,  в  этой  тетради  были  запи¬
саны  основные  мысли  книги  «Государство  и  революция».
Передавая  ее,  он  несколько  раз  повторял,  чтобы  я  берег
ее  пуще  глаза  своего  и  в  случае  его  ареста  передал  бы  тет¬
радь  кому-либо  из  членов  ЦК.  Как  только  мы  подбежали
к  Владимиру  Ильичу,  он  первым  делом  спросил,  цела  ли
тетрадь,  и,  получив  ее  от  меня  в  сохранности,  поспешно  за¬
сунул  себе  за  пазуху.
 Около  станции  Териоки  нас  ожидал  с  коляской  брат
Лидии  Парвиайнен,  у  отца  которой  в  14  километрах  от
станции  была  приготовлена  надежная  квартира.
 44

Оставив  Владимира  Ильича  на  попечении  тт.  Рахья  И
Парвиайнен,  я  с  первым  же  поездом  отправился  в  Гельсинг¬
форс,  чтобы  подготовить  квартиру  и  дальнейший  переезд
по  железной  дороге  до  Гельсингфорса.
 Через  несколько'  дней  я  послал  в  Териоки  двух  фин¬
ских  товарищей,  которые  доставили  Ленина  в  небольшой
городок  Лахти  в  130  километрах  от  Гельсингфорса.  Здесь
Ильич  прожил  два  дня  в  квартире  финского  рабочего,  где
о  нем  особенно  внимательно  заботилась  хозяйка,  бывшая
петербургская  работница.  Отсюда  при  помощи  старого  зна¬
комого  Владимира  Ильича,  депутата  финляндского  сейма
(парламента),  она  устроила  дальнейшую  переправу  Ильича
поближе  к  Гельсингфорсу.
 Последним  убежищем  перед  приездом  в  Гельсингфорс
была  квартира  этого  депутата  в  дачной  местности,  кило¬
метрах  в  15  от  города.
 Как  в  Лахти,  так  и  на  даче  депутата  по  прибытии  туда
товарища  Ленина  я  лично  навещал  его,  проверял,  все  ли
правила  предосторожности  выполняются.  К  чести  финских
товарищей,  нужно  сказать,  что  все  мои  указания  они  выпол¬
няли  аккуратно,  так  что  Владимир  Ильич  был  очень  дово¬
лен  окружавшими  его  в  те  дни  людьми.
 Однажды  только  он  выразил  свое  недовольство,  когда
один  из  приехавших  за  ним  из  Гельсингфорса  в  Териоки
товарищей  загримировал  его.
 Придя  в  вагон  и  увидев  себя  в  зеркале,  Владимир
Ильич  пришел  в  ужас  от  своего  грима  и  поспешил,  хотя  и
с  большим  трудом,  ввиду  отсутствия  соответствующих
средств,  смыть  его.  Впоследствии  он  говорил  смеясь,  что
если  бы  в  вагоне  встретил  его  в  то  время  самый  захудалый
шпик,  то  обязательно  арестовал  бы  или,  в  лучшем  случае,
отправил  бы  в  сумасшедший  дом.
 Выбирая  у  своих  знакомых  в  Гельсингфорсе  надежную
и  удобную  квартиру  для  Владимира  Ильича,  я  остановился
на  квартире  моего  старого  питерского  друга  —  рабочего
Густава  Ровио.  Он  в  то  время  был,  как  мы  его  в  шутку
называли,  «полицмейстером»  города  Гельсингфорса.
 Дело  в  том,  что  после  Февральской  революции  финским
социал-демократам  удалось  провести  своих  людей  на  от¬
ветственные  должности  в  городском  самоуправлении,  в  том
числе  заменить  гельсингфорсского  полицмейстера  своим
человеком,  переименовав  его  в  начальника  милиции.
 45

Когда  я  рекомендовал  Владимиру  Ильичу  тов.  Ровио
как  гельсингфорсского  полицмейстера,  Владимир  Ильич
без  малейшего  смущения  или  удивления  пожал  тов.  Ровио
руку,  перекинулся  с  ним  несколькими  словами  и  накинулся
с  какой-то  поспешностью  на  очень  прилично  подобранную
марксистскую  библиотеку  на  русском  языке.  Тов.  Ровио
предоставил  в  распоряжение  тов.  Ленина  свою  хорошо  об¬
ставленную  комнату,  где  Владимир  Ильич  проводил  целые
дни  за  работой,  пользуясь  прекрасной  библиотекой
тов.  Ровио.
 Владимир  Ильич  первым  делом  занялся  организацией
надежной  связи  с  Петроградом  и  доставкой  ему  русских
газет.  Тов.  Ровио  прекрасно  организовал  это  дело,  и  как
газеты,  так  и  письма  Владимир  Ильич  стал  получать  ак¬
куратно.  Здесь  Владимир  Ильич,  будучи  в  полной  без¬
опасности,  дописал  книгу  «Государство  и  революция»  и  все
время  вел  усиленную  переписку  с  ЦК  партии,  с  Надеждой
Константиновной  и  другими.
 Первые  сведения  о  революционном  подъеме  среди  пи¬
терских  рабочих  после  июльского  поражения  Владимир
Ильич  получил  в  Гельсингфорсе.  Оттуда  Владимир  Ильич
следил  за  выборами  питерских  и  московских  рабочих  в  го¬
родские  и  районные  думы.  Как  известно,  наша  партия  на
этих  выборах  получила  большинство  голосов  рабочих  изби¬
рателей.  С  каким  восторгом  Владимир  Ильич  показывал  мне
составленные  им  таблички  с  подсчетом  поданных  на  этих
выборах  голосов  за  партию  большевиков!  Кроме  этих  при¬
знаков  подъема  среди  рабочих,  выносимые  ими  на  фабри¬
ках  и  заводах  резолюции  с  требованием  перехода  власти
в  руки  Советов  также  указывали,  что  нарастает  новая  ре¬
волюционная  волна.  В  армии  все  громче  и  громче  стали
раздаваться  голоса  за  немедленное  прекращение  войны.
Все  эти  вести,  доходившие  до  Владимира  Ильича,  чрезвы¬
чайно  возбуждающе  действовали  на  него.  Он  стал  настой¬
чиво  требовать,  чтобы  я  устроил  ему  обратный  переезд  в
Петроград,  так  как  решающие  бои  надвигаются  быстро  и
он  не  может  быть  вдали  от  них.  Это  его  настойчивое  тре¬
бование  я  сообщил  в  ЦК.  Помню,  вопрос  этот  в  ЦК  об¬
суждался  очень  тщательно.  Все  высказывались  за  немед¬
ленный  приезд  Владимира  Ильича  в  Петроград,  и  только
когда  я  подробно  рассказал,  какому  риску  подвергался
Владимир  Ильич  при  переезде  в  Финляндию  и  как  тща¬
 46

тельно  охраняется  граница,  с  какой  тщательностью  прове¬
ряют  документы  всех  переезжающих  границу,  особенно
приезжающих  из  Финляндии,  ЦК  постановил  до  поры  до
времени  задержать  Владимира  Ильича,  поручив  мне  под¬
готовить  его  переезд  с  полной  гарантией  безопасности.
 В  один  прекрасный  день,  без  ведома  ЦК  и  моего,  Вла¬
димир  Ильич  при  содействии  Э.  Рахья  переехал  из  Гель¬
сингфорса  в  Выборг,  по-видимому  намереваясь  пробраться
в  Петроград.
 Узнав  об  этом,  я  немедленно  поехал  в  Выборг  и  застал
Ленина  на  квартире  финского  товарища,  Латука,  в  чрезвы¬
чайно  возбужденном  состоянии.  Одним  из  первых  вопро¬
сов,  который  он  задал  мне,  как  только  я  вошел  к  нему  в
комнату,  был:  «Правда  ли,  что  Центральный  Комитет  вос¬
претил  мне  въезд  в  Петроград?»  Когда  я  подтвердил,  что
такое  решение  действительно  есть,  что  в  интересах  его  лич¬
ной  безопасности  ему  необходимо  пока  оставаться  в  Фин¬
ляндии,  он  потребовал  у  меня  письменное  подтверждение
этого  постановления.  Я  взял  листок  бумаги  и  в  полушут¬
ливой  форме  написал  приблизительно  следующее:
 «Я,  нижеподписавшийся,  настоящим  удостоверяю,  что
Центральный  Комитет  РСДРП(б)  в  заседании  своем  от
такого-то  числа  постановил:  Владимиру  Ильичу  Ленину,
впредь  до  особого  распоряжения  ЦК,  въезд  в  гор.  Петро¬
град  воспретить»  (подпись).
 Взяв  от  меня  этот  «документ»,  Владимир  Ильич  бе¬
режно  сложил  его  вчетверо,  положил  в  карман  и  затем,
заложив  руки  за  вырезы  жилета,  стал  быстро  ходить  по
комнате,  повторяя  несколько  раз:  «Я  этого  так  не  оставлю,
так  этого  я  не  оставлю!»
 Немного  успокоившись,  он  стал  подробно  расспраши¬
вать,  что  делается  в  Питере,  что  говорят  рабочие,  что  ду¬
мают  отдельные  члены  ЦК  о  выборах  в  районные  думы,
 о 	настроении  в  армии  и  пр.  Показывал  мне  составленные
им  различные  таблицы  с  цифрами,  ясно  рисующие  огром¬
ный  рост  сторонников  большевиков  не  только  среди  рабо¬
чих  и  солдат,  но  и  среди  городской  мелкой  буржуазии.
Вопли  Керенского  о  развале  армии  и  о  крестьянских  вол¬
нениях  также  показывают,  говорил  Ленин,  что  страна  явно
на  нашей  стороне,  поэтому  основной  нашей  задачей  в  дан¬
ный  момент  является  немедленная  организация  сил  для
захвата  власти.  Я  старался  доказать,  что  захват  власти  в
 47

настоящий  момент  еще  невозможен,  говорил,  что  техниче¬
ски  мы  еще  не  подготовлены,  что  людей,  умеющих  упра¬
влять  сложным  государственным  аппаратом,  у  нас  нет,
и  пр.  и  пр.
 На  все  эти  возражения  он,  по-видимому  нарочито  упро¬
щая  вопрос,  отвечал  одно:  «Пустяки!  Любой  рабочий  лю¬
бым  министерством  овладеет  в  несколько  дней;  никакого  осо¬
бого  уменья  тут  не  требуется,  а  техники  работы  на  первых
порах  и  знать  не  нужно,  так  как  это  дело  чиновников,  ко¬
торых  мы  заставим  работать  так  же,  как  они  теперь  за¬
ставляют  работать  специалистов»,  —  и  т.  п.
 Несколько  раз  я  принимался  спорить  с  Владимиром
Ильичем  на  эту  тему.  Считая  совершенно  невозможным  в  то
время  захват  нами  власти,  я  приводил  сотни  доказательств,
подтверждающих,  как  мне  казалось,  правильность  моего
взгляда.  Но  Владимир  Ильич  как-то  просто  разбивал  их,
и  мне  все  трудней  становилось  ему  возражать.  Некоторые  его
объяснения  казались  мне  настолько  фантастическими,  что
я  не  считал  нужным  даже  спорить  по  поводу  их,  —  мне
казалось,  что  и  сам  Владимир  Ильич  несерьезно  к  ним
относится.  От  некоторых  моих  назойливых  вопросов  по  по¬
воду  могущих  возникнуть  затруднений  на  практике  Вла¬
димир  Ильич  отмахивался,  говоря: 	«Там 	видно  будет!»
 Каюсь,  «придирался»  я  к  Владимиру  Ильичу  по  вся¬
кому  пустяку,  благо  времени  свободного  было  много,  и  он
охотно  пускался  со  мною  в  споры.  Особенно,  помню,  меня
смущало  почему-то  его  предложение  аннулировать  денежные
знаки,  как  царские,  так  и  керенские.
 — 	Откуда  же  мы  возьмем  такую  уйму  денег,  чтобы
заменить  существующие?—спрашивал  я  его,  наперед
торжествуя  победу  в  этом  вопросе.
 — 	А  мы  пустим  в  ход  все  ротационные  машины  и  напе¬
чатаем  в  несколько  дней  такое  количество,  какое  потре¬
буется,  —  отвечал  не  задумываясь  Владимир  Ильич.
 — 	Да  ведь  их  каждый  жулик  подделает  сколько
угодно!—доказывал  я.
 — 	Ну,  напечатаем  различным  сложным  шрифтом.  Да,
впрочем,  это  дело  техников,  чего  тут  спорить,  там  видно
будет!
 И  опять  начинал  доказывать  мне,  что  дело  не  в  этом,  а
в  том,  чтобы  провести  в  жизнь  такие  законы,  чтобы  весь
народ  увидал,  что  это  его  власть,  а  раз  народ  это  увидит,
 48

он  нас  поддержит;  остальное  само  собою  приложится.  Как
только  возьмем  власть,  сейчас  же  прекратим  войну.  Как
только  мы  это  сделаем,  армия,  которая  явно  устала  от
войны  и  воевать  не  хочет,  будет  безусловно  за  нас.
У  царя,  дворян,  помещиков  и  попов  земли  отберем,  пере¬
дадим  их  крестьянам,  —  ясно,  крестьянство  будет  поддер¬
живать  нас  целиком.  Фабрики  и  заводы  также  отберем  у
капиталистов  и  передадим  их  в  руки  самих  рабочих,  их  ра¬
бочего  государства.  «Кто  же  тогда  будет  против  нас?»—
восклицал  он,  близко  наклонясь  ко  мне  и  пристально
смотря  мне  в  глаза,  чуть-чуть  улыбаясь,  прищурив  левый
глаз.
 — 	Только  бы  не  пропустить  момент!  —  повторял  он
десятки  раз  и  опять  настаивал,  чтобы  я  скорее  организовал
ему  переезд  в  Петроград.
 Отправляясь  однажды  в  очередную  поездку  в  Выборг
навестить  Владимира  Ильича,  я  встретил  на  Финляндском
вокзале  Эйно  Рахья,  который,  хитро  улыбаясь,  сообщил
мне,  что  нет  смысла  ехать  в  Выборг,  так  как  Владимир
Ильич  переехал  в  Петроград.
 Проживая  с  7  октября  в  Лесном,  Владимир  Ильич
время  от  времени  встречался  с  некоторыми  членами  ЦК
то  на  квартире  М.  И.  Калинина,  то  на  квартире  Н.  Кокко,
рабочего  завода  «Айваз».  Выходил  из  дому  Владимир
Ильич  обычно,  когда  стемнеет.  В  парике,  без  усов  и  бо¬
роды,  его  трудно  было  и  днем  узнать.  По  приезде  в  Петро¬
град  непосредственное  руководство  подготовкой  Октября
Ильич  взял  в  свои  руки.  С  этого  времени  ни  один  более  или
менее  важный  вопрос  не  решался  в  ЦК  без  согласования  с
Владимиром  Ильичем.
 10  октября  ЦК  вынес  постановление  о  непосредственной
технической  подготовке  вооруженного  восстания,  которое  к
этому  времени  вполне  назрело  и  стало  неизбежным.  В  ок¬
тябре  же  были  созваны  три  партийных  конференции:  Петро¬
градской  городской,  окружной  и  военной  организаций.  На
нсех  этих  конференциях  основным  вопросом  был  вопрос  о
нахвате  власти.  Хорошо  помню,  что  все  споры  на  них  вер¬
телись  вокруг  одного:  захватить  власть  немедленно  или
отложить  до  созыва  II  съезда  Советов,  который  должен
был  собраться  недели  через  две.  В  принципе  все  три  кон¬
ференции  высказались  за  взятие  государственной  власти  в
ближайшее  время.
 I  Немеркнущие  годы
 49

По  выяснении  итогов  работ  конференций  было  решено
созвать  экстренное  заседание  ЦК,  пригласив  на  это  заседа¬
ние  ряд  ответственных  партийных  работников.
 Кому  принадлежала  мысль  созвать  такое  собрание,  я
не  знаю,  вероятнее  всего  Владимиру  Ильичу.  Организо¬
вать  такое  собрание  Я.  М.  Свердлов  поручил  мне.
 Подыскивая  подходящее  помещение,  куда  могли  бы
незаметно  собраться  человек  тридцать  и  куда  мог  бы
прийти  все  еще  скрывавшийся  В.  И.  Ленин,  я  остановился
на  помещении  районной  городской  думы  в  Лесном,  недалеко
от  Муринского  проспекта.  В  этой  думе  председателем  был
М.  И.  Калинин,  и  от  него  зависело  предоставить  в  наше
распоряжение  это  помещение,  на  что  тов.  Калинин  после
некоторого  колебания  и  согласился.  Собрание  я  решил
устроить  вечером,  когда  стемнеет,  так  как  вечером  было
удоонее  Владимиру  Ильичу  пройти  туда  незамеченным.
Когда  вопрос  о  помещении  был  благополучно  разрешен,  я
рано  утром  пошел  в  ЦК.,  помещавшийся  тогда  на  Фур-
штадтскои  улице,  в  доме  №  19,  где  я  предложил  созвать
совещание  в  тот  же  день.  Надо  было  наметить  список
товарищей,  которых  необходимо  пригласить  на  это  собра¬
ние,  и  успеть  своевременно  всех  оповестить.
 Так  как  собрание,  которому  предстояло  вынести  чрез¬
вычайно  ответственное  решение,  должно  было  быть  не¬
многолюдно  и  очень  конспиративно  обставлено-,  то  состав¬
ление  списка  требовало  особой  тщательности.  Список  было
поручено  составить  Л.  М.  Свердлову.
 1 	ов.  Свердлов,  как  всегда,  с  раннего  утра  был  окружен
толпящейся  публикой,  приходившей  из  районов  и  при¬
езжавшей  со  всех  концов  России.  Мне  стоило  большого
труда  вытащить  его  из  этой  сутолоки  и  увести  в  отдель¬
ную  комнату,  чтобы  не  мешали  составить  список.  Б  ком¬
натке,  куда  я  его  затащил,  не  было  ни  стула,  ни  стола.
Разыскав  небольшой  стол,  вырвав  из-под  кого-то  пару
стульев  и  втащив  их  в  комнату,  куда  успел  проскочить  и
покойный  ныне  Иван  Рахья,  я  запер  комнату  изнутри  на
ключ.  1  ут  мы  и  составили  список,  который  затем  был  до¬
полнен  двумя-тремя  товарищами.  Ьыл  ли  этот  список  затем
официально  утвержден  ЦК  или  нет,  сейчас  хорошо  не
помню.
 Составив  план  местности  и  уточнив  адрес  дома,  где  дол¬
 50

жны  вечером  собраться,  мы  разделили  между  собой  обязан¬
ности,  кто  кого  должен  известить,  и  я  уехал.
 Около  шести  часов  вечера  мы  с  Эйно  Рахья  разошлись
недалеко  от  станции  Ланская:  он  пошел  за  Владимиром
Ильичем,  а  я  направился  в  другую  сторону,  условившись
встретиться  с  ними  в  7  часов  на  углу  Выборгского
шоссе  и  Муринского  проспекта.  Вечер  был  темный,
шел  дождь,  дул  сильный,  порывистый  ветер.  Ровно  в
7  часов  подошли  Владимир  Ильич  и  Э.  Рахья.  Не  доходя
районной  думы  свернули  в  небольшой  переулок  и  там
решили  предварительно  осмотреть  окружающую  мест¬
ность  —  нет  ли  чего  подозрительного,  а  также  узнать,
собралась  ли  публика.  Тут,  в  пустынном  переулке,  Эйно
Рахья  рассказал  нам  о  небольшом  приключении,  которое
только  что  произошло  с  Владимиром  Ильичем  по  пути  от
его  квартиры.  Оказалось,  что  когда  они  переходили  где-то
улицу,  сильный  порыв  ветра  сорвал  с  головы  Владимира
Ильича  фуражку  вместе  с  париком.  К  счастью,  было
темно,  никого  близко  не  было,  и  этот  небольшой  инцидент
был  Владимиром  Ильичем  быстро  ликвидирован;  постра¬
дал  только  носовой  платок,  которым  Владимир  Ильич
вытер  приставшую  к  парику  грязь.
 Над  этим  происшествием  мы  весело  смеялись,  Владимир
Ильич  —  больше  всех.
 Оставив  их  в  переулке,  я  пошел  осмотреть  окружа¬
ющую  думу  местность,  ничего  подозрительного  не  нашел,
зашел  в  дом,  но  застал  там  всего  человек  пять-шесть.  Ми¬
нут  через  пятнадцать  пошел  тов.  Рахья  и  сообщил,  что  со¬
бралось  человек  десять.  Затем  ходил  опять  я,  потом  опять
Рахья.  Прождали  мы  таким  образом  около  часа,  гуляя  по
пустынным  улицам  Лесного.  Владимир  Ильич  весьма
крепко  ругался  по  поводу  неаккуратности  ответственней¬
ших  товарищей.  Когда  наконец  Э.  Рахья,  вернувшись  с
разведки,  сообщил,  что  собралось  человек  двадцать,  мы
решили  войти  в  дом.  Задним  ходом  пробрались  мы  во
иторой  этаж  и  прошли  в  отдельную  комнатку,  куда  сейчас
же  пришли  тт.  Свердлов,  Сталин,  Иван  Рахья  и  еще  кто-
то,  не  помню,  кто  именно.
 Ввиду  того,  что  народу  собралось  достаточно,  решили
открыть  собрание.
 Обсудили,  войти  ли  Владимиру  Ильичу  на  собрание  в
парике  или  без  него.  Решили  —  парик  снять.  Большинство
 51

собравшихся  не  видало  Владимира  Ильича  с  июльских
дней,  и  все,  зная,  что  будет  Владимир  Ильич,  с  нетерпе¬
нием  ждали  его  прихода.  Когда  Владимир  Ильич  вошел  в
комнату,  где  собрались  товарищи,  все  наперебой  бросились
пожимать  ему  руки,  некоторые  расцеловались  с  ним,  за¬
кидали  его  вопросами.  Владимир  Ильич  весело  улыбался,
шутил  и  наконец  предложил  открыть  собрание.
 Водворилась  тишина.  Владимир  Ильич  уселся  в  конце
комнаты  на  табуретке,  вынул  из  кармана  исписанные  мел¬
ким  почерком  листочки,  по  привычке  поднял  руку,  чтобы
погладить  парик,  и,  спохватившись,  улыбнулся.  Все  с  на¬
пряженным  вниманием  ждали  его  доклада  «по  текущему
моменту».
 — 	Слово  имеет  товарищ  Ленин,  —  произнес  тов.  Сверд¬
лов.
 Владимир  Ильич  начал  с  того,  что  назрел  момент,  когда
перед  партией  встал  ребром  вопрос  о  захвате  государствен¬
ной  власти.  Он  обрисовал  подробно  положение  дел  в  стране,
несомненное  сочувствие  огромной  части  рабочего  класса
большевикам,  что  подтверждал  с  цифрами  в  руках,  приводя
результаты  голосований  в  городские  и  районные  думы  в
Питере  и  Москве.  Из  событий  на  фронте  и  в  тылу  ясно
видно,  что  армия  воевать  не  хочет,  но  мир  стране  может
дать  только  пролетарская  власть.  Многочисленные  случаи
разгрома  помещичьих  имений  говорят  о  том,  что  крестьян¬
ство  больше  ждать  с  землей  не  будет,  а  дать  ее  крестьянам
может  только  пролетарская  власть.
 Говорил  Владимир  Ильич  сначала  как-то  сдержанно,
спокойно,  затем,  понемногу  оживляясь,  продолжал  в  обыч¬
ном  для  него  духе,  время  от  времени  острил,  иногда  больно
ударяя  по  инакомыслящим  товарищам,  взгляды  которых
на  захват  власти  он  знал.  Временами  он  вставал  и,  заложив
за  вырез  жилета  большой  палец,  ходил  взад  и  вперед,  из¬
редка  останавливаясь  при  особенно  острых  местах.
 Речь  Ленина,  продолжавшаяся  около  двух  часов,  была
выслушана  всеми  с  величайшим  вниманием.  Когда  он  кон¬
чил,  все  были  как  бы  под  влиянием  гипноза.  Много  я  слы¬
шал  в  течение  20-летнего  моего  знакомства  с  Владимиром
Ильичем  его  докладов  и  речей,  но  из  всех  этот  доклад  был
самый  лучший.  Это  тогда  же  подтвердили  присутствовав¬
шие  на  этом  собрании,  много  лет  хорошо  знавшие
Владимира  Ильича.  Закончил  Владимир  Ильич  этот  свой
 52

доклад,  повторив  несколько  раз,  что  власть  надо  брать
немедленно,  сейчас  же;  каждый  потерянный  день  —  смерти
подобен.  «История  не  простит  нам,  если  мы  не  возьмем
власть  теперь  же!»  —  заявил  он.
 Как  только  Владимир  Ильич  кончил,  я  взял  слово  и,
грешный  человек,  выступил  против  его  предложения  взять
власть  немедленно.  Я  вновь  и  вновь  доказывал,  что  техни¬
чески  мы  совершенно  не  подготовлены,  что  у  нас  «в  случае
чего»  не  будет  даже  телефонной  связи  или  хотя  бы  лоша¬
дей.  Все  это  надо  и  можно  подготовить,  если  Владимир
Ильич  даст  хотя  бы  неделю  на  подготовку.  Но  взять  власть
немедленно,  т.  е.  завтра  же,  ведь  это  же  совершенно  невоз¬
можно,  мы  провалимся!  Ведь  конференции-то  этот  вопрос
обсуждали  подробно.  Никто  же  не  против  захвата  власти,  но
все  против  немедленно.  Спросите  военную  организацию,  она
вам  скажет,  готова  ли  она.  Конечно,  нет!  Словом,  я  пытался
охладить  Владимира  Ильича  и  убедить  его  выбросить  из
резолюции,  которую  он  предложил,  слово  «немедленно».
 После  моего  выступления  Владимир  Ильич  взял  слово
и...  разнес  меня  в  пух  и  прах!  Весьма  остроумно  он  про¬
ехался  насчет  «лошадиной  связи»,  доказывая,  что  если  с
моим  методом  подходить  к  революции,  то  нужна  не  неделя,
а  годы,  ибо  в  неделю  никаких  своих  телефонов  из  подполья
не  создашь,  и  т.  д.  Чувствовал  я  себя  после  его  реплики
препогано.
 По  докладу  Владимира  Ильича  высказывались  почти
все  присутствовавшие.  Говорили  горячо  и  за  и  против.
Владимир  Ильич  чрезвычайно  внимательно  слушал,  делал
пометки,  покачивал  иногда  головою,  улыбался,  хитро  по¬
глядывая  на  оратора.  Прения  затянулись  до  7  часов  утра!
Некоторые  товарищи,  разойдясь  по  другим  комнатам  и  рас¬
тянувшись  кто  на  столе,  кто  просто  на  полу,  сладко  по¬
храпывали.  Около  7  часов  утра  поставили  предложенную
Владимиром  Ильичем  резолюцию  на  голосование.  За  резо¬
люцию,  т.  е.  за  немедленный  захват  власти,  голосовало
19  человек,  против  —  2,  и  4  человека  воздержались.
 Первым  с  этого  собрания  ушел  Владимир  Ильич,  кото¬
рого  мы  с  Э.  Рахья  проводили  до  квартиры,  затем  —  все
остальные.  Оставшиеся  дни  после  этого  собрания  прошли
п  лихорадочной  подготовке  восстания,  но  о  них  у  меня
сохранились  очень  смутные  воспоминания,

К.  Еремеев
 ЭПИЗОДЫ  ИЗ  ОКТЯБРЬСКИХ  ДНЕЙ
(Из  воспоминаний)
 У  солдат
 ”0  Лесном  подрайоне  нашей  партии  утром  никого  не  было.
 Сидел  только  один  дежурный  товарищ,  который  не¬
много  ознакомил  меня  с  положением  в  городе,  дал  про¬
смотреть  газеты  и  снабдил  пропуском  в  Смольный.
 Первым,  кого  я  встретил,  был  товарищ  Подвойский.
Он  полушутливо  набросился  на  меня  с  укором:
 — 	К.  С.1,  где  ты  пропадаешь?  Мы  тебя  ищем,  —  надо
дело  делать!
 И  он  объяснил  мне,  какое  дело  надо  делать.  Я  в  свою
очередь  рассказал  ему  и  другим  бывшим  тут  товарищам,
что  я  видел  и  слышал  на  фронте.
 — 	Вот  и  Еремеев  тоже  подтверждает,  что  дела  хорошо
идут,  —  сказал  кто-то.  —  Все  ясно.
 — 	Ты,  К.  С.  напиши  вкратце  для  ЦК  о  фронте,  с
перечислением  полков  и  частей,  на  которые  можно  поло¬
житься,  —  сказал  Подвойский.  —  А  теперь  мы  тебя  пошлем
на  Выборгскую  и  Петроградскую  стороны,  в  воинские
части.  Это  спешно.  Ознакомься  там  со  всем.  Поговори.
Сам  знаешь,  что  надо  говорить,  тем  более  ты  только  что  с
фронта.  Комиссаров  наших  пощупай,  годятся  ли.  А  глав-
 1  Константин  Степанович.  —  Ред,
 54

ное  —  держи  связь  и  обо  всем  извещай  или  сам  докладывай
Военно-революционному  комитету  Дам  тебе  газет,
ориентируйся.  Да  сейчас  же  поезжай,  это  самое  спешное
дело.  Теперь  тебе  все  ясно.
 '~'к*ус^и 	-
 ъ; 	/z<^% 	к
 Vfa  *-/е,  . 	„ 	^ 	„  а
 ко
 4  0 	^
 Снимок  с  подлинника  (часть)  резолюции  пленума  Центрального  Ко¬
митета  РСДРП(б)  о  вооруженном  восстании,  написанной  рукою
В.  И.  Ленина.
 По  правде  говоря,  мне  не  было  еще  «все  ясно».  Еще  не
вполне  я  окунулся  в  петроградскую  атмосферу,  чтобы  так
же,  как  во  фронтовой  атмосфере,  напряглись  внутри  все
жилочки,  натянулись  все  струны  —  инстинктивное  состоя¬
ние,  которое  я  всегда  испытываю  во  время  массовых  подъ-
 55

емов.  Наслаиваются  впечатления,  вбираешь  ик  жадно,  мозг
перерабатывает  их,  сортирует,  и  вот  момент,  когда  говоришь
себе:  довольно,  все  ясно,  делать  вот  это.  Подъемное  напря¬
жение,  как  будто  прибавляется  сила,  и  мышцы  делаются
крепче,  двигаешься  увереннее,  и  тобой  овладевает  замеча¬
тельное  хладнокровие,  спокойствие.  Вот  этого-то  еще  у  меня
не  создалось,  и  я  был  рад  окунуться  непосредственно  в  на¬
строения  солдатской  и  рабочей  массы.  Поэтому  предложение
Николая  Ильича  1  было  мне  по  душе.
 Здесь,  в  Военно-революционном  комитете,  я  узнал  по-
настоящему  о  заседаниях  и  решениях  ЦК,  узнал  о  разногла¬
сиях  и  взглядах  и  сомнениях  меньшинства.  Это  сразу  осве¬
тило  положение  дел.  Раз  ЦК  совместно  с  представителями
ряда  рабочих  организаций  принял  резолюцию  Ленина  о
вооруженном  восстании  и  выделил  пятерку  для  руководства
им  —  значит,  «дела  хорошо  идут».  Но  все  значение  Военно¬
революционного  комитета  еще  не  было  для  меня  вполне
ясно.  Конечно,  такой  или  подобный  орган  был  необходим,
но  оценить  его  полностью  я  не  мог,  так  как  не  знал  еще  всей
истории  его  возникновения.
 На  Выборгской  стороне  я  направился  сразу  в  Мос¬
ковский  полк,  знакомый  мне  еще  по  февральским  дням.
Комиссара  я  не  нашел,  он  отлучился,  по-видимому,  в  Смоль¬
ный.  В  полковом  комитете  настроение  было  крепкое.
Я  встретил  тут  двух-трех  знакомых,  которые  сначала  при¬
няли  меня  было  за  нового  комиссара  от  Военно-революцион-
ного  комитета.
 — 	Ты  комиссаром  к  нам?  Полк  поведешь?  Нет?  Скоро
ли  нас  выведут?  Ужо  вот  полковой  комитет  соберется,
ругать  будут,  —  чего  медлят  большевики.
 — 	Да  у  вас  есть  комиссар.  Я  сам  хотел  его  повидать  по
этому  же  делу.  Да  еще  надо  мне  по  полку  походить,  послу¬
шать,  как  солдаты  толкуют.  Дело-то  начнется  скоро,  а  вот
верно  ли,  что  вы  все  готовы.
 — 	Лучше  не  надо.  Теперь  голосов  против  мало,  да  и  то
больше  так,  разговорчики.  Конечно,  некоторая  часть  сол¬
дат  будет  пассивная,  не  выйдет,  но  половина,  а  то  и  больше,
выйдет  сразу.  Всем  надоело  терпеть,  да  и  с  рабочими  связь
держим,  поэтому  в  курсе  дела.  Митингов  теперь  избегаем,
а  больше  по  ротам  разговариваем  иди  вот  в  столовых,  когдэ.
 1  Подвойского.  —  Ред.
 56

обед  и  ужин,  так  гомону  довольно  бывает.  Ну,  надо  тебе
бумажку  от  полкового  комитета  на  всяк  случай.
 Пошли  к  председателю.  Я  объяснил  в  чем  дело  и  пока¬
зал  удостоверение  Военно-революционного  комитета.
 — 	А  все-таки  лучше  я  подпишу  бумажку  или  на  этой
печать  нашу  поставлю.  Народ  недоверчив  стал,  «слухбв»
много  ходит.
 Тогда  я  попросил  лучше  бумажку.  Она  быстро  была  от¬
стукана,  и  в  ней  значилось,  что  члену  Военно-революиион-
ного  комитета  унтер-офицеру  174  пехотного  полка,  прибыв¬
шему  с  фронта  такому-то,  беспрепятственно  разрешается
посещать  все  помещения  полка  и  команды,  а  также  при¬
сутствовать  на  всех  совещаниях  и  собраниях.  Эту  бумажку
мне  пришлось  все-таки  предъявить.
 Сначала  со  мной  пошел  один  товарищ.  Мы  успели  с  ним
побывать  в  двух  ротах.  Разводка  на  каоаул  уже  была,  не¬
давно  был  сигнал  на  запоздалый  обед,  и  в  ротах  было  не
много  людей.  Кто  пил  чай  в  компании  товарищей,  некоторые
читали,  иные  спали,  кое-кто  чинился.  В  одной  роте  «на  после
обеда»  был  назначен  осмотр  оружия,  разборка  и  чистка
винтовок,  а  другая  рота  была  без  расписания  занятий.  Мы
подсаживались  к  пьющим  чай,  заводили  разговор  на  злобы
дня.  Но  беседа  шла  вяло,  более  оживленно  вспоминали  о
чем-нибудь  домашнем:  полученном  письме  или  известии
через  земляка.  О  политике  и  Временном  правительстве  я  не
мог  наладить  разговор,  но  о  выводе  полков  из  Петрограда
на  фронт  все  были  в  курсе.
 — 	Вона  чего  им  хочется  —  солдат  уведут,  а  сами  что
хошь  будут  делать!  Какой  там  теперича  фронт!  Солдаты
сами  замирятся,  да  с  фронта  утекут.  Дуоня  валяют.  Мы
никуда  не  пойдем,  коомя  как  по  домам.  Это  мы  знаем  —
приказы-то,  —  да  Кео^нке  это  не  поойдет.  Мы  за  винтовки
позьмемся  и  самому  Временному  башки  починим,  забудут,
на  какой  бекрень  и  фуражку  бекренить.
 — 	Пойдем  на  кухни,  —  там  в  столовых  всегда  словно
клуб.  Все  солдаты  там  больше  околачиваются,  когда  сво¬
бодно.  Разговоров  там  много,  можно  и  митингнуть,  если  хо¬
чешь,  —  поедложил  мне  товарищ.
 — 	Пойдем.  Только  вот  я  думаю,  что  в  третьей  роте  зря
разбор  винтовок  назначен.  Мало  ли  что  может  случиться,
а  рота  будет  без  оружия,  впопыхах-то  плохая  сборка.  Может
быть,  еще  в  каких  ротах  то  же  назначено.  По-моему,  отме¬
 57

нить  разборку,  пусть  так  почистят.  А  затвор  пусть  на  учеб¬
ной  изучают.
 — 	Это  правильно,  —  согласился  товарищ.  —  Давай-ка
в  комитет  забежим,  скажем  там.
 Председатель  полкового  комитета  сразу  согласился.
 — 	Черт  их  знает,  могут  и  нарочно  такое  выдумать.
Правда,  в  приказе  по  полку  сказано:  заниматься  по  усмо¬
трению  ротных.  Да  за  ротными  глаз  нужен.  Сейчас  со¬
звонимся,  отменим.
 Мы  направились  в  столовую  3-го  батальона.  Низкие,
склеповидные  помещения  были  заполнены  солдатами.  В  пар¬
ном  воздухе  пахло  невыразимыми  душными  запахами.  Серо¬
ватый  пар  пронизывался  сизыми  облаками  табачного  дыма.
Солдаты  сидели  за  столами,  обедая  из  котелков  и  ряжек,  в
кухне  густая  очередь  теснилась  около  кашеваров.  В  одном
углу  была  продажа  махооки,  папирос  и  разной  мелочи,  тут
тоже  теснилась  толпа.  Вообще  теснились,  толкались,  не¬
чаянно  проливали  суп,  ругались,  разговаривали,  напевали,
выкрикивали  шутки.  Стоял  гомон,  в  котором  не  сразу  можно
было  разобраться.  В  одном  из  помещений  где-то  наигры¬
вала  гаомонь.
 — 	Это  наши  кухни,  —  сказал  мой  товарищ.  —  Давай,
кстати,  похарчимся,  нам  дадут  без  очереди.
 Он  пробрался  к  котлам  и  вскоре  принес  два  походных
котелка  —  один  с  супом,  другой  с  кашей;  ломоть  хлеба  был
засунут  в  карман,  а  две  деревянных  ложки  за  обшлагом.
 — 	На  двоих  дали.  Сказал,  что  гость,  фронтовик,  при¬
шел.  Солдаты  живо  уступили,  не  вступились  спорить.
 — 	А  что,  v  вас  есть  дежурный  по  кухням?
 — 	Есть.  Он  там,  у  котлов,  масло  мерит,  как  в  кашу
льют.  У  нас  вообще  вся  служба  исполняется,  внутренние
наряды  все  есть,  и  гооодовые  караулы  несем.  А  это  что
галдят-то,  так  не  старый  режим,  что  рот  нельзя  разинуть,
теперь  вольно,  о  чем  хошь  поговоришь.  Вон  в  Февральскую-
то  как  митинговали!  Теперь  солдат  свободы  дыхнул,  да  ему
этого  мало.  Мира  хотят  солдаты,  да  домой  землю  делить.
За  это  дело  все  встанут,  за  кем  угодно  пойдут,  только  не
за  кем,  кроме  как  за  болыиевикаши:  чуют,  что  большевики
не  шутят.
 Мой  товарищ  многим  про  мемя  говорил,  что  вот-де  при¬
ехал  с  фронта,  так  что  наконец  юколо  нас  сгрудились  поев¬
шие  солдаты.  Мы  тоже  кончили  е  ду.  Товарищ  отнес  котелки
 58

и,  вернувшись,  заявил,  что  идет  в  комитет  и  чтоб  я  тоже
туда  после  пришел.  Окружающие  задавали  мне  разные
вопросы,  и  я  остался  побеседовать.
 — 	А  что,  товарищ,  как  на  фронте?  Что  немцы?
 — 	Пища-то  есть  ли?  Сказывают,  фронт  совсем  пайка
лишился.
 — 	Чего  солдаты  думают  делать  к  зиме?  Правда  ли,
будто  немцы  предлагают  замиряться?
 — 	Как  армия  на  фронте:  будет  за  большевиков,  или
нет?
 — 	Жмет  ли  начальство?  Много  ли  там  генералов,  —  не
сбежали  ли  все  в  Питер?  Были  ли  расстрелы  за  нарушение
дисциплины?
 — 	Правда  ли  —  есть  междоусобие  между  полками  и
артиллерией?  Сказывали,  будто  артиллерия  крыла  какой-
то  полк  за  братание  и  неподчинение,  а  драгуны  тоже  против
пехоты  пошли.
 — 	Все  ли  казаки  с  фронта  ушли?  Слыхать  было,  будто
все  казаки  поутекли,  подлецы,  к  Корнилову  да  награбили
везде  всякого  добра,  чтобы  домой  сплавить.
 Вопросы  так  и  сыпались,  самые  разнообразные,  вплоть
до  того,  выдают  ли  протирку  и  сало  для  смазки  винтовок  и
пулеметов.
 — 	А  что,  товарищ,  ежель  так  спросить:  например,  ска¬
жем,  большевики  Временное  правительство  скидать  начнут
и  буржуев  бить  велят.  Как  фронтовые-то  солдаты?  От
них  запрету  не  выйдет,  чтобы  не  трогать  Временное  прави¬
тельство?
 — 	Слышь-ко,  ребята.  На  фронте  в  одно  с  нами  думают.
 — 	Ты  думал  как?  Что  там,  то  здесь  —  все  одно  сермяж¬
ные  дворяне.
 — 	Пущай  Совет  власть  берет.  С  фронтом  мы  всю  землю
перевернем.
 — 	Пущай  большевики  начинают:  все  полки  поддержат.
 — 	А  кого  бить  придется,  —  побьем,
 — 	Братцы!  Поберегай  винтовки  да  патроны.
 Тут  к  нам  протискались  офицер  с  фельдфебелем.
 11оследнего  я  приметил  и  раньше,  он  как-то  мелькнул  и
«крылся.  «Дежурный»,  подумал  я,  и  больше  не  обращал
мппмания,  есть  он  или  ушел,  —  продолжал  отвечать  на
мппросы  и  шутить  с  солдатами.  Офицер  был  дежурный  по
батальону  подпоручик  в  караульной  форме,  На  шее  из-за
 59

стоячего  воротника  кителя  виднелась  полоска  крахмального
воротника.  Темно-серая  шинель  была  как  новая,  и  ремни
шашки1  и  револьвера  были  пригнаны  ладно.  Он  весь  был
такой  подтянутый  и  корректный.
 Круглорожий,  черноусый  фельдфебель  козырнул  офи¬
церу  и  сказал,  указывая  на  меня:
 — 	Вот  они  тут  посторонние.
 — 	Кто  вы  такой?  —  обратился  ко  мне  подпоручик.  —
Что  вы  тут  делаете?
 — 	То  товарыш  с  хронту,  гражданин  поручик,  —  ска¬
зал  белобрысый  украинец.
 — 	В  помещениях  полка  не  должно  быть  посторонних.
Тем  более,  вы  ведете  несоответствующие  разговоры.  Прошу
пройти  со  мной  к  дежурному  по  полку.
 — 	Я  здесь  по  праву,  командирован  Военно-революци-
онным  комитетом.  Вот  мое  удостоверение,  —  ответил  я  и
достал  бумажку  от  полкового  комитета.
 Офицер  видимо  смутился,  не  ожидая  такого  поворота
дела.  Поистально  рассмотрел  бумагу  и,  оправясь,  сказал:
 — 	Здесь  нет  подписи  командира  полка,  он  здесь  хо¬
зяин.  Так  что  вам,  гражданин,  придется  пойти  к  дежур¬
ному  по  полку.  Там  недоразумение  выяснится.
 Тогда  я  вынул  удостоверение  Военно-революционного
комитета  и  показал  ему.
 — 	Видите,  у  меня  мандат  от  Военно-революционного
комитета.  Я  явился  в  полковой  комитет,  и  он  это  удосто¬
верил.  Больше  мне  никаких  разрешений  не  нужно.  А  если
командир  полка  или  дежурный  пожелают  меня  видеть,  то
они  могут  меня  найти  здесь  или  в  ротах,  которые  я  буду
посещать.
 Так  я  сам  уничтожил  свое  некоторое  инкогнито,  кото¬
рое  мне  казалось  полезным  для  лучшего,  более  свободного
разговора  с  солдатами.
 Офицер  не  знал,  что  сказать,  и  молча  отдал  мне  бу¬
маги.
 — 	Но  все-таки,  по  службе,  я  обязан  доложить  о  вас.
 — 	Это  уж  как  вам  угодно.
 — 	Ось,  гражданин  поручик,  не  маете  правы  чепляться,
бо  пей  товарыш  од  самого  Воено-оиволюпйного  коми¬
тету!—  воскликнул  вдруг  солдат-укоаинеи.  —  То  же  равно,
що  теи  генеральны  штаб,  ше  билыи.
 — 	Я  сам  знаю  требования  службы!  —  твердо  и  высоко¬
 60

мерно  произнес  подпоручик.  —  Вы  не  можете  вмешиваться
в  действия  дежурного  офицера.  Ни  о  каком  комитете  в
приказе  не  было,  и  его  мандаты  для  меня  необязательны.
 Солдаты  зашумели,  заговорили.
 — 	Гак  солдаты  сами  напишут  те  приказы,  —  крикнул
кто-то.
 — 	Ще  й  краше,  напишемо,  як  штаб.
 — 	Поручик,  заткнись!
 — 	В  Смольный  его  отправить,  вот  и  «обязательно»
будет.
 — 	Гони  его  вон,  видали  мы  дежурных!
 — 	Никакого  безобразия  нету,  а  он  привязался.  Добро
бы  пьяные  были  или  буйство...
 — 	Разговариваем  приятно,  а  он  ввязался:  начальство
из  себя  корчит.
 — 	А  влип  поручик  в  бумагу  —  прочел,  не  поверил.
 — 	Ладно  —  товарищ  смирной.  Другой  бы  сказал:  то-
варишы,  веди  этого  поручика  в  полковой  комитет,  почему
супротив  идет...  И  свели  бы.
 — 	Не  подчиняюсь,  говорит...
 — 	Подчинишься!
 — 	Не  хочу  солдатскому  уставу  покориться!
 — 	Поставим  под  ружье  с  полной  выкладкой,  так  поко¬
ришься!
 — 	Надо  про  ево  в  полковой  комитет  довести.
 — 	И  фельдфебелишка  тоже...
 — 	Не  наш  фитьфебель,  со  второго  батальону...
 — 	Шкура  седьмой  роты.
 — 	Кто  их  знает,  сходи,  ребята,  в  комитет,  доложи.
 Офицер  и  фельдфебель  давно  уж  испарились,  а  сол¬
даты  долго  не  могли  успокоиться.  Для  меня  во  всей  этой
истории  самым  ценным  было  то,  что  она,  как  зарницей,
осветила  суть  дела  и  значение  Военно-революционного  ко¬
митета.  Несмотря  на  его  краткое  существование,  он  уже
слыл  для  солдат  «генеральным  штабом»,  и  даже  выше.
Они  инстинктивно  чувствовали,  что  им  вводится  какой-то
новый,  но  правильный  «солдатский  устав»,  и  они,  солдаты,
наставят  всех  покоряться  ему,  этому  новому  «уставу».
Было  бы  бесполезно  допытываться,  в  чем  этот  «устав»  за¬
ключается.  Но,  суммировав  позже  все  беседы  с  солдатами,
и  понял,  что  в  этом  «уставе»  подразумевались:  мир,  земля
и  равноправная  свобода.
 61

В  столовой  значительно  поредело:  солдаты  постепенно
расходились.  Хотя  сигнал  был  уже  давно,  однако  на  заня¬
тия,  видно,  никто  не  хотел  идти.  ^а,  вероятно,  они  не  во
всех  ротах  и  оыли  назначены.  Но  крайней  мере,  посетив
еще  две  роты,  я  ни  в  одной  не  застал  занятии  —  солдаты
занимались  чем  хотели.  Офицеров  тоже  не  Ьыло  видно.
Они,  как  я  выяснил,  проводили  почти  все  время  в  офицер¬
ском  собрании,  и  там  шли  беседы  и  споры.  О  чем  они
толковали?  Мне  хотелось  побывать  там  или  хотя  бы  по¬
дробней  узнать,  о  чем  говорят,  но  не  было  никакого  пред¬
лога  и  возможности.
 В  казармах  я  заводил  разговоры  на  обычные  теперь
темы:  о  мире,  о  земле,  о  советах.  Ьеседы  были  интересны,
оживленны,  были  и  горячие  споры.  Спорили,  например,  о
том,  как  делить  землю  и  как  ею  пользоваться.  Что  всю
землю  надо  отобрать  от  помещиков  и  вообще  от  частно-
владельцев  —  согласны  были  все.  Отобрать  бесплатно  и
наверстать  на  всех  по-справедливому!  Но  это  «по-справед-
ливому»  понималось  по-разному.  Одни  полагали,  что  надо
«отодрать  лишки»  у  тех  мужиков,  у  кого  много  земли
сверх  надельной,  и  эти  «лишки»  тоже  пустить  в  раздел.
Но  у  кого  «драть»  эти  лишки?
 Такая  земля  больше  была  «купчая»  и  частью  наслед¬
ственная,—  как  тут  быть?  А  как  быть  с  арендованной,
коли  сроки  ей  не  вышли?  Да  и  с  конфискованной  помещи¬
чьей  тоже  не  совсем  было  гладко:
 — 	Земля-то  ведь  угодьями  розна:  где  черная,  а  где
глинка.  Где  щавелина,  а  где  покос  заливной.  Там  кустарник
на  покосе,  а  там  луг,  ровно  стол.  В  ином  месте  землица  как
пух,  в  другом  —  ровно  черт  в  камушки  играл.  Где  при-
горье,  а  где,  глядишь,  мочежинка...  С  лесом  проще  дело,
да  и  то  будет  шуму  довольно:  тот  лес  дубняк,  а  тот  ель¬
ник,  ветла,  аль  бо  осинник,  береза,  липа,  сосна■—  всяко  де¬
рево  свою  цену  имеет.  Каждое  угодье  придется  делить
по-особому.
 Я  пытался  толковать  насчет  совместной  обработки:
коллективно,  целой  деревней  или  селом  вести  запашку,  и
посев,  и  уборку.  А  умолот  уже  пустить  в  дележку.  Но  как
красноречиво  я  ни  расписывал  все  выгоды  —  уничтожение
чересполосицы,  многополье,  машины,  много  скота,  увели¬
чение  вдвое  урожая,  даже  прибавку  земли  от  уничтожения
межников,  —  все  это  было  втуне.  Со  мной  не  соглашались,
 62

,оти  в  иных  местах  поддакивали.  Опровергали  меня,  смей»*
 \  m  i»,  даже  сердились.  И  между  ними  спору  было  много.
 Оыли  споры  и  о  Советах.  Всех  ли  допускать  к  выборам
илн  кого  лишать.  Иных  лишишь,  а  лишеьцы  пойдут  под¬
вигать  да  куралесить.  Иные  находили,  что  все  же  лучше
<>ы  подождать  .Учредительного  собрания,  а  оно  решит  и
про  землю  и  про  Советы.  Но  этих,  правду  сказать  немного¬
численных,  быстро  затюкивали.
 Однако  надо  было  мне  побывать  и  в  других  местах.  Во
ирсмя  повестки  на  ужин  я  ушел,  зайдя  по  пути  в  полковой
комитет,  чтобы  узнать  насчет  заседания.  Там  было  не-
(  колько  товарищей,  которые  сообщили,  что  заседание  ко¬
митета  предполагается  часов  в  10  вечера.
 У  ворот  часовой  остановил  было  меня,  может  быть,
i  огласно  распоряжению  дежурного  по  полку.  Но  вызван¬
ный  разводящий,  посмотрев  мое  удостоверение,  сказал
часовому:
 — 	Не  можем  задерживать:  у  товарища  правильный
мандат.
 Я  направился  в  Гренадерский  полк,  где  у  меня  тоже
(>ыли  знакомцы.  Сразу  же  встретил  одного  из  них,  и  мы
направились  в  полковой  комитет  поговорить.  В  помещении
никого  не  было,  кроме  дежурного,  и  мой  приятель  сказал:
 — 	Посиди  маленько.  Наши,  верно,  ужинают,  я  зайду
погляжу.
 Через  некоторое  время  он  вернулся.
 — 	Вот  что.  Некоторые  комитетчики  тут.  Зовут  тебя  с
ними  ужинать.  Они  у  фельдфебеля  одного  на  квартире.
Чваниться  не  будешь?
 Я  сказал,  что  не  буду  «чваниться»,  наоборот  —  не
прочь  перекусить.  Прошли  по  коридорам  в  довольно  боль¬
шую  комнату  с  низким  потолком.  Тут  было  человек  15  ун¬
теров  и  солдат,  сидели  за  едой.  Ко  мне  подошел  фельдфе¬
бель,  красивый,  плотно  сложенный  человек.
 — 	Милости  просим,  товарищ.  Покушайте  с  нами.
 На  столе,  кроме  солдатских  щей,  были  и  деликатесы  —
колбаса,  огурцы  и  ситный.  Наложили  мне  на  тарелку  еды,
а  фельдфебель  подошел  к  шкафчику,  вынул  бутылку  и  ста¬
канчик,  налил  и  поднес:
 — 	Одну-единую,  для  аппетиту.  Мы  уж  все  выпили.
 Я  поблагодарил,  чувствуя  неловкость:  и  обижать  не
хотелось  и  пить  не  мог.
 63

Знаете,  не  хочется  как-то.  Бремя  такое,  что  й  так
ночью  не  спишь.  Спасибо,  —  но  не  могу,  а  вот  закусить  —
с  удовольствием.
 — 	Ну,  так  чайку  попьем.
 — 	Бот  это  с  превеликим.
 Пока  ели  и  пили  чаи,  перебрасывались  вопросами.  По¬
том  фельдфебель  сказал:
 — 	Ну,  можно  и  побеседовать.  Заседания  у  нас  не  бу¬
дет  сегодня,  в  комитет  не  пойдем,  а  так  потолковать  можно.
 1 	оварищ  с  фронта  нас  поинформирует,  а  мы  его.
 После  обоюдных  рассказов,  слыша,  что  настроение
полка  хорошее,  я  сказал:
 — 	У1,  товарищи,  собственно,  от  Военно-революционного
комитета.  1  о,  что  вы  говорите,  —  очень  хорошо,  значит
полк  поддержит.  Я  было  думал  побывать  в  казармах,  да
поздновато,  а  мне  надо  идти  в  Московский.  Разрешите  к
вам  завтра  еще  заглянуть.
 Б  ответ  раздались  самые  горячие  приглашения  —  и  сол¬
даты,  мол,  оудут  довольны  вестей  с  фронта  послушать.  Но
я  приметил  нечто  вроде  смущения.  Некоторые  тихо  перего¬
варивались  с  моими  приятелями.  1  ак  как  беседа  наша
остыла,  я  попрощался  и,  напутствуемый  уверениями  в  го¬
товности  поддержать  выступление  против  Ьременного
правительства,  вышел.  Меня  пошел  проводить  товарищ,
чтоб  не  остановили  дневальные,
 — 	Б  чем  дело£*  —  спросил  я  приятеля.  —  Мне  под  ко¬
нец  показалось,  что  слова  были  неискренние.
 — 	^ело-то  такое,  что  ты  сразу  не  сказал,  что  от  Воен¬
но-революционного  комитета,  и  я  не  знал.  Меня  уж  спра¬
шивали  и  ругали,  зачем  я  не  сказал.  А  я  почем  знал,  ты
бы  хоть  мне  сообщил!
 — 	Не  понимаю.  Я  ведь  и  сообщил.
 — 	Сказал,  да  поздно,  когда  уж  уходить.  А  тебя  вод¬
кой  потчевали  и  хвастали,  что  сами  выпили.  Кабы  знали  —
не  угощали  бы.  Сомневаются,  что  ты  скажешь  там,  в
Военно-революционном  комитете.  Оно  и  некрасиво  выйдет.
Комитет  мы  почитаем  как  высшее  начальство.
 — 	Бот  оно  что!
 Тут  я  подумал:  хорошо,  что  сам  не  выпил  с  ними.  Тут
дело  тонкое:  авторитет  Ьоенно-революционного  комитета
высок,  а  я  мог  подорвать  его.  Признаться,  мне  стало  ра-
 64

Выступление  В.  И.  Ленина  в  Петрограде  в  1917
Фото  Я.  В.  Штейнберга.

Матросы  «Авроры».
 С  картины  художника  К.  Максимова.

достно.  Если  так  во  всех  полках,  так  тут  нечего  раздумы¬
вать  долго,  надо  начинать.
 Я  успокоил  товарища,  что  ничего  не  скажу  в  комитете,
так  как  не  вижу  очень  плохого  в  одной  рюмке,  лишь  бы
за  ней  не  последовали  еще  другие.  Время-то  ведь  такое,
что  надо  с  этим  быть  очень  осторожным.  Если  загудит  в
башке,  можно  причинить  вред  хуже  всякого  врага.
 — 	А  часто  это  у  вас  бывает?
 — 	Да  нет,  первый  раз.  Случайно  достал  кто-то  и  ре¬
шили  хлопнуть  по  рюмке,  благо  вечер  свободный.  Да  вот
и  нарвались  на  тебя.
 — 	Ну,  не  беда.  Да  ты,  брат,  отговаривай,  если  слу¬
чится,  от  этого,  пока  всех  делов  ие  кончим.  Делов  еще
уйма.  Надо,  чтоб  голова  была  светлая  у  всех.
 — 	Да  нет,  больше  не  будем.  Дело  бы  поскорей  начина¬
лось.
 Когда  я  подходил  к  Московскому  полку,  играли  зорю.
Из  ворот  вышли  трое  штатских.
 — 	Как  дела?
 — 	Да  вот  приходили  на  заседание,  в  полковой  коми¬
тет.  Да  не  будет  заседания.  Говорят,  завтра  в  обед.  Волы-
пят  чего-то.
 Подумал  не  идти  в  полк.  Чувствовал  большое  утомле¬
ние,  но  в  то  же  время  и  бодрость.  Может  быть,  лучше
пойти  в  Смольный,  узнать  положение  дел?  Или  пойти
на  квартиру  и  выспаться?  Однако  надо  быть  готовым.
Все-таки,  пожалуй,  лучше  быть  ближе  к  какому-нибудь
полку.  Раз  уж  я  тут...  и  я  беспрепятственно  прошел  в  во¬
рота.
 В  полковом  комитете  было  пусто.  Я  прошел  к  офицер¬
скому  собранию  —  там,  по-видимому,  проводили  время  ве¬
село:  раздавался  гул  голосов,  смех.
 В  казарме  иные  уже  улеглись,  другие  беседовали»  в
углу  на  выдвинутых  сундучках  компания  играла  в  карты,
кое-кто  читал,  один  писал  письмо,  высунув  в  угол  рта  кон¬
чик  языка.  Мой  приятель  Егор  Смирнов  сидел  на  койке
в  одном  белье,  босой  и  читал  вслух  «Маленькую  газету»,  а
два  слушателя,  унтер-офицеры,  подавали  реплики  и  смея¬
лись.
 — 	Ишь,  как  выковыривают!  —  сказал  мне  Егор.  —
 Немеркнущие  годы
 65

Читал?  Нет?  Почитай...  Не  хочешь,  tan  ложись,  свобод¬
ные  койки  есть,  кто  в  городе  ночует.
 Я  заснул  как  убитый.
 Ориентировка
 В  Смольном  большое  оживление.  Много  рабочих  и  сол¬
дат  приходят,  приезжают  на  автомобилях  за  инструкциями
и  литературой.  Знакомые  товарищи  обмениваются  сведе¬
ниями  и  впечатлениями  о  положении  на  местах.
 В  помещении  Военно-революционного  комитета  было
много  товарищей,  занятых  разговорами  с  приходящими  из
районов  и  частей  делегатами.  Были  дежурные  члены  ВРК,
выслушивавшие  и  направлявшие  делегатов  к  секретарю
Антонову,1  в  отделы,  за  литературой  и  проч.  Уезжали  и
возвращались  со  сведениями  благоприятного  характера.
Подвойский  держал  живую  связь  с  ЦК  и  давал  направле¬
ние  агитаторам.
 Я  хотел  было  изложить  Подвойскому  подробно  о
своих  наблюдениях,  но  он  прервал: 	v
 — 	Говори  прямо:  надежны  или  нет?  Надежны  —  самое
главное.  Не  уходи  никуда:  мюжет  быть,  понадобится  доло¬
жить  в  нашем  штабе  или  дать  получение.
 Раздобыв  комплекты  газет,  я  забрался  в  одну  из  даль¬
них  комнат  и  погрузился  в  чтение.  Передо  мной  разверты¬
вались  события,  большинство  которых  было  мне  неизвестно
или  известно  только  вскользь,  по  случайным  рассказам.
Несколько  часов  я  не  отрываясь  был  поглощен  чтением
газет,  как  самого  упоительного  романа,  сопровождаемого
время  от  времени  рассказами  окружающих  товарищей.
Вставала  совершенно  ясная  картина  нарастания  революции,
и  я  понял,  что  в  этой  картине  не  хватает  только  послед¬
него  штриха  —  восстания,  чтобы  свергнуть  предательское
буржуазное  правительство,  маскировавшееся  в  тогу  рево¬
люции  и  социализма.
 Немецкий  удар  на  Северном  фронте  нагнал  панику  на
Временное  правительство.  Оно  хотело  было  бежать  в
Москву,  чтобы  оттуда  попытаться  организовать  патриоти¬
ческое  настроение  и  оборону,  полагая  в  «исконно  русском»
центре  найти  себе  точки  опоры.  Но  вопрос  об  эвакуации
 1  В.  А.  Антонов-Овсеенко.  —  Ред.
 66

|»ыл  сорван  сопротивлением  пролетарских  масс.  Тогда  быЛ
пыдвинут  вопрос  о  выводе  на  фронт  петроградского  гар¬
низона.  Военные  власти  всецело  были  за  это.  Можно  было
полагать,  что  тем  или  иным  обманным  путем  полки  будут
выведены,  и  частичные  попытки  к  этому  делались.  Тогда
позникла  мысль  о  создании  революционного  органа,  кото¬
рый  контролировал  бы  действия  правительства.  Меныне-
иики  попытались  эту  мысль  ввести  в  патриотические
рамки,  и  им  удалось  в  Исполнительном  комитете  большин¬
ством  одного  голоса  провести  свою  резолюцию,  в  ко¬
торой,  между  прочим,  поручалось  Исполкому  организовать
комитет  революционной  обороны,  который  занялся  бы
попросом  о  защите  подступов  к  Петрограду.  Однако  на
пленуме  Совета  прошла  резолюция  большевиков  о  созда¬
нии  особого  военно-революционного  штаба.  Это  было  9  ок¬
тября.  Через  три  дня  Исполком  принял  особое  положение
Военно-революционном  комитете,  которое  было  затем
одобрено  гарнизонным  совещанием  и  солдатской  секцией.
 16 	октября  пленум  Совета  утвердил  это  положение,  не¬
смотря  на  вопли  меньшевиков,  что  это  будет  большеви¬
стский  штаб  для  захвата  власти,  создание  которого
является  последним  звеном  ряда  определенных  действий,
подготовлявших  переворот  и  захват  власти.
 В  состав  комитета  вошли  только  большевики  и,  частью,
левые  эсеры.  Задачи  ВРК  были  определены  широко.  Он
должен  установить  количество  войск  и  вообще  боевой
силы,  необходимой  для  обороны  Петрограда,  иметь  учет
гарнизона,  боеприпасов,  продовольствия  и  средств  транс¬
порта,  разработать  план  обороны,  принимать  внутренние
меры  по  охране  порядка  и  пр.
 Правительственная  «демократия»  попыталась  «опро¬
тестовать»  новую  организацию  революционных  сил.
Центральный  Исполнительный  комитет  созвал  совещание
представителей  гарнизона,  на  котором  красноречивые  мень¬
шевистские  трибуны  умоляли  революционных  солдат  «воз¬
держаться»  от  революционных  шагов.  Вероятно,  это  было
очень  трагикомическое  зрелище.  А  через  пару  дней  Петро¬
градский  Совет  созвал  гарнизонное  собрание,  которое
опять  постановило  оказать  Военно-революционному  коми¬
тету  полную  поддержку.
 Несколько  дней  шли  митинги,  организованные  Петро¬
градским  Советом.  Эти  многочисленные  и  бурные  собра-
 *
 67

кия  показали,  что  народные  массы  всецело  На  стороНё
Петроградского  Совета,  доверяют  ему  и  идут  за  ним.  Было
ясно,  что  наступила  пора  действия.
 Военно-революционным  комитетом  во  все  части  гарни¬
зона,  на  военные  склады  и  пр.  были  посланы  комиссары.
Штабу  округа  было  предъявлено  требование  —  включить  в
свой  состав  нескольких  членов  ВРК  с  решающим  голосом.
Главнокомандующий  Полковников,  конечно,  с  благослове¬
ния  Временного  правительства,  решительно  отказался  при¬
нять  их  и  вообще  сотрудничать  с  Военно-революционным
комитетом  —  органом,  который  «не  утвержден  правитель¬
ством».  Тогда  Петроградский  Совет  и  гарнизонное  собра¬
ние  приняли  постановление,  по  которому  ни  одна  воинская
часть  не  должна  была  исполнять  приказов  Штаба  округа  и
вообще  военных  властей,  если  они  не  подписаны  Военно¬
революционным  комитетом  или  на  местах  его  комиссарами.
Это  было  опубликовано  23  октября  и  разослано  во  все
воинские  части  и  учреждения.  Это  была  уже  не  подготовка,
а  начало  переворота.
 Временное  правительство  это  сообразило.  Со  свойствен¬
ными  ему  нерешительностью  и  слабоволием  оно  повело
словесную  борьбу.  Керенский  декламировал  о  сильной  и
решительной  власти.
 Однако  некоторое  подобие  практической  деятельности
Временное  правительство  все  же  проявило,  по-видимому
под  давлением  военных  властей,  ибо  генералы  все  же  ока¬
зались  храбрее  штафирок.  Правда,  эти  действия  были  не¬
оригинальны,  они  просто  были  повторением  погромных
действий  июльских  дней,  когда  спасал  республику  казачий
генерал  Половцев,  громя  редакцию  «Правды».  По  этому
же  рецепту,  только  с  присовокуплением  предварительного
постановления  Временного  правительства,  спасал  респуб¬
лику  и  полковник  Полковников.  Военные  власти  с  отрядом
юнкеров  вломились  в  типографию  газеты  «Солдат»  и
«Рабочий  путь»  («Правда»)  и  от  имени  правительства
объявили  их  закрытыми.  Редакторов  этих  газет  и  авторов
статей,  призывающих  к  ниспровержению  существующего
строя,  предавали  суду.  Был  приказ  и  об  аресте  большеви¬
ков,  освобожденных  после  июльских  дней.
 Полковник  Полковников  действовал  и  сам.  Он  издал
приказ,  что  все  выступившие  с  оружием  в  руках  будут
преданы  военно-полевому  суду  за  вооруженный  мятеж.
 68

II  случае  же  самочинных  выступлений  солдат  офицеры
должны  оставаться  в  казармах,  а  вышедшие  со  своими
частями  будут  преданы  военно-полевому  суду  за  вооружен-
и  i.iи  мятеж.
 Эта  прокламация  была  сорвана  со  стены  и  кем-то  до-
i  та  плена  в  Военно-революционный  комитет.
 Доставлялся  еще  целый  ряд  прокламаций  подобного
 рода,  которые  печатались  в  типографии  Штаба,  видимо,
очень  ограниченном  количестве  и  массового  распростра¬
нения  не  имели.  В  некоторых  частях  присланные  Полков-
ппковым  приказы  попадали  в  руки  комиссаров  или  полко-
иых  комитетов,  которые  немедленно  доставляли  их  в
('мольный,  и,  таким  образом,  не  получали  внутри  этих
частей  никакого  распространения.  Из  самой  типографии
Штаба  товарищи  тайком  доставляли  пачками  эти  приказы
п  оттиски  секретных  циркулярных  распоряжений.  Так  был
доставлен,  между  прочим,  приказ  Полковникова  об  отстра¬
нении  всех  комиссаров  Военно-революционного  комитета  и
 о 	предании  суду  тех  из  них,  которые  совершили  «незакон¬
ные»  действия.  По  этому  приказу  все  комиссары  Военно¬
революционного  комитета  были  бы  арестованы  и  преданы
поенному  суду,  если  бы...  если  бы  было  кому  исполнять
:->ти  приказы.  Но  исполнять  их  никто  уже  не  желал,  а
если  и  желал,  то  не  мог,  так  как  не  только  начальники  ча¬
стей,  но  и  комиссары  Временного  правительства  и
Центрального  Исполнительного  комитета,  кое-где  имев¬
шиеся,  не  имели  никакого  авторитета.
 Таким  образом,  благодаря  связи  с  частями  Военно-ре-
волюционный  комитет  был  все  время  в  курсе  мер,  прини¬
мавшихся  Временным  правительством  и  его  агентами.
И,  естественно,  он  принимал  свои  контрмеры.  Еще  под
утро  в  типографии  «Рабочего  пути»  и  «Солдата»  были  по¬
сланы  воинские  команды  Литовского  и  Саперного  полков,
согласно  постановлению  Военно-революционного  комитета
об  отмене  приказа  о  закрытии  этих  газет.  Газеты  про¬
должали  печататься,  ибо  юнкера  не  осмелились  оказать
сопротивление.  Были  выпущены  летучки  о  закрытии  газет
и  о  стягивании  контрреволюционных  сил,  распространяв¬
шиеся  в  районах  и  воинских  частях  в  десятках  тысяч  эк¬
земпляров.  В  Смольный  были  вызваны  усиленные  караулы,
пулеметчики  установили  пулеметы.  Воинским  комитетам
предложено  быть  наготове.
 69

Инструкции  Военно-революционного  комитета  на  ме¬
стах  хорошо  исполнялись.  Когда  в  3-4  часа  дня  поступили
сообщения,  что  командование  округом  приказало  развести
все  мосты,  тов.  Подвойский  поручил  нескольким  членам
Военно-революционного  комитета  поехать  и  принять  меры
противодействия;  я  отправился  с  мандатом,  уполномочи¬
вающим  на  вызов  воинской  силы  и  принятие  мер,  какие
найду  необходимыми,  чтобы  предотвратить  разрыв  сообще¬
ний  с  Выборгской  и  Петроградской  сторонами.
 На  мотоцикле  я  быстро  прибыл  к  Литейному  мосту  и
уже  застал  команду  Саперного  полка,  которая  разоружила
группу  юнкеров  и  поставила  свой  караул.  На  другом  конце
моста  тоже  была  застава  от  Московского  полка  и  рабочей
гвардии.  Я  проехал  затем  к  Троицкому  мосту  —  и  здесь
уже  стояла  застава  павловцев,  а  на  другом  конце  —
команда,  кажется,  из  Петропавловской  крепости.  Юнкера  и
здесь  быстро  смылись  без  всякого  сопротивления.  Потом  я
узнал,  что  так  же  было  и  на  Николаевском  мосту.  Из  этого
можно  судить,  насколько  гарнизон  был  на  страже.  Начав¬
шаяся  разводка  мостов  была  остановлена.  По-видимому,
после  этой  неудачи  Временное  правительство  решило  со¬
здать  себе  цитадель  в  Зимнем  дворце  и  Штабе  округа.
Туда  были  вызваны  школы  юнкеров  и  женский  батальон.
Георгиевские  кавалеры  были  уже  там.  Привезены  были  за¬
пасы  патронов,  ручных  гранат,  револьверов.  Но  «крепость»
еще  не  получила  надлежащей  организации,  и  растерянность
царила  до  бегства  Керенского  из  Петрограда.  Впрочем,  она
продолжала  царить  и  после,  уже  при  «диктаторе»  Кишкине.
 Когда  я  вернулся  из  поездки,  меня  посадили  дежурным,
и  я  часа  три  принимал  разных  товарищей  по  разным  пово¬
дам.  Однако  из-за  незнакомства  с  расположением  учрежде¬
ний  и  организаций  в  Смольном  мне  приходилось,  не  до¬
вольствуясь  списком  комнат,  прибегать  нередко  к  расспро¬
сам,  кто  где  помещается.  Когда  меня  сменили  на  дежурстве,
я  пошел  изучать  Смольный,  чтобы  и  здесь  быть  «в  курсе».
 Смольный  напоминал  громадный  гудящий  улей.  По  ко¬
ридорам  и  лестницам  во  все  стороны  проходило  множество
людей.  И  не  удивительно,  потому  что  почти  в  каждой  ком¬
нате  помещалось  какое-нибудь  учреждение.  Петроградский
Совет  и  Военно-революционный  комитет  имели  много
отделов,  и  им  даже  было  тесновато,  так  как  многие  поме¬
щения  были  заняты  общественными  и  партийными  органи-
 70

».inиями.  В  3-м  этаже  направо  поместился  Военно-револю-
п  ионный  комитет,  вытеснив,  судя  по  остаткам  наклеенных
оумажек  с  подписями,  юридический  и  железнодорожный
отделы,  отделение  казенного  пайка  и  еще  кого-то.  В  этом  же
:>таже  находились  экономический  отдел,  отдел  международ¬
ных  сношений,  военный,  фронтовая  комиссия,  культпросвет,
аграрный.  В  другом  конце  коридора  —  юридический  отдел,
иногородний,  какие-то  канцелярии,  дежурка  для  карауль¬
ных,  отдел  связи.  Впрочем,  на  надписи  особенно  полагаться
нельзя,  так  как  из  одних  комнат  в  другие  и  из  этажа  в
:>таж  проносят  столы,  стулья,  шкафы  —  видно,  идет  какая-то
перегруппировка,  —  и  я)  записывал  в  книжечку  только  для
памяти.
 В  Смольный  вливаются  новые  группы  рабочих.  Поды¬
маются  по  двойной  лестнице,  стены  которой  сплошь  уве¬
шаны  лозунгами,  плакатами,  воззваниями,  объявлениями.
Через  всю  стену  широкая  надпись:  «Пролетарии  всех  стран,
соединяйтесь!»
 Во  дворе  Смольного  вооруженный  лагерь.  Группы  сол¬
дат  и  вооруженных  рабочих  греются  у  костров.  Воздух  свеж.
Два  броневика  темнеют  бесфигурными  массами.  У  желез¬
ных  решетчатых  ворот  опять  часовые.  За  ними,  по  скверу,
до  въездной  арки  опять  костры  и  группы  вооруженных.
У  арки  —  застава,  высылающая  патрули  через  площадь  в
ближайшие  улицы.
 С  несколькими  товарищами  мы  прошли  к  Неве.  Тут
тоже  была  застава,  меры  охраны  были  распространены  на
всю  местность.  Возвращаясь,  мы  прошли  к  Охтенскому
мосту  —  и  здесь  была  охрана  и  ходили  патрули  «на  всякий
случай»,  так  как  с  Охты  и  из-за  Невской  заставы  можно
было  ожидать  нападения.  Мы  вернулись.
 Был  второй  час  ночи.  В  Военно-революционном  коми¬
тете  было  много  товарищей.  Мне  сказали,  что  ждут  изве¬
стий  с  заседания  Центрального  Исполнительного  комитета
совместно  с  Исполнительным  комитетом  крестьянских  де¬
путатов,  которые  обсуждают  создавшееся  положение.
Вскоре,  действительно,  вернулись  наши  товарищи  с  того
заседания.
 — 	Большевики  ушли.  Полный  разрыв.  Теперь  пора.
 Короткое,  деловое*  совещание.  Много  товарищей  уезжают
с  поручениями.  Охранять  мосты,  чтобы  не  развели,  вок¬
залы,  сосредоточив  там  группы  агитаторов.
 71

В  распоряжении  у  дежурных  членов  ВРК  группы  това^
рищей  для  поручений.  Их  гоняют  во  все  отороньг,  масса
срочных  заданий:  проездные  средства,  бензин,  патроны,
хлеб,  электрические  лампочки,  ручные  гранаты,  замки,  вер¬
ховая  лошадь,  бумага  и  карандаши,  гвозди,  винтовки,  авто-
шмеры,  ацетилен,  веревки.  Требуются  разные  специалисты,
караульные  отряды.  Выслушиваешь  требующего  товарища,
думаешь,  соображаешь:  да,  нужно  помочь,  всякая  (мелочь
влияет  на  успех  порученного  дела.  Надо  удовлетворить.  Все
служебные  органы  Совета  выполняют  наши  распоряжения
беспрекословно.
 Часа  в  4  ночи  все  притихло,  угомонилось.  Мы  кое-как
расположились  на  столах  и  стульях  и  попробовали  вздрем¬
нуть.  Дежурный  за  столом  записывал  в  книгу  исполненные
требования.

Н. 	Измайлов
 ЦЕНТРОВАЛ!  В  ДНИ  ВОССТАНИЯ
 II 	рошло  сорок  лет  со  дня  Октябрьского  вооруженного
восстания.  Большинства  участников  этих  событий  уже
ист  в  живых:  одни  сложили  свои  головы  на  полях  битв,
другие  ушли  в  могилу  по  старости.  Но  и  сейчас  забыть  эти
м)(')|ятия  невозможно.
 Будучи  в  то  трудное  революционное  время  одним  из  ру-
коподителей  Балтийского  флота,  я  хочу  вспомнить  и  расска-
мть  о  роли  революционно-демократической  матросской  ор-
I  анизации,  об  участии  балтийских  матросов  в  Октябрьском
мооруженном  восстании.
 В  Гельсингфорсе  27  апреля  1917  года,  по  инициативе
большевиков  из  матросской  фракции  Гельсингфорсского
Совета  армии,  флота  и  рабочих  Свеаборгского  порта,  был
избран  Центральный  комитет  Балтийского  флота  (Центро¬
балт).
 Центробалт  первых  двух  созывов  (апрель  и  июнь
1917  года)  был  в  значительной  степени  большевистским  и
проводил  линию  по  разоблачению  Временного  правитель¬
ства.  Я  был  избран  в  Центробалт  в  июне  1917  года  в
числе  13  человек  от  матросов  Кронштадтской  военно-мор¬
ской  базы.  В  эти  выборы  от  Кронштадта  в  Центробалт
были  посланы  в  большинстве  своем  члены  РСДРП(б):
Баранов,  Меркулов,  Андреев,  Гордеев,  Никитин,  Войцеш,
Машкевич,  Морейко  и  другие.
 В  Центробалте  я  работал  бессменным  председателем  во¬
енного  отдела,  со  2-го  съезда  представителей  Балтийского
 73

флота  был  одновременно  и  заместителем  председателя
Центробалта.  Балтийский  флот  в  то  время  представлял
огромную  и  мощную  вооруженную  силу  (свыше  60  ООО  че¬
ловек  личного  состава  и  более  500  единиц  боевых  и  вспомо¬
гательных  кораблей).  Большинство  революционных  матро¬
сов  Балтийского  флота  шло  за  лозунгами  большевиков.  Это
был  плод  огромной  работы  большевистской  партии  в  широ¬
ких  матросских  массах.  Владимир  Ильич  Ленин  придавал
исключительное  значение  флоту  в  предстоящем  вооружен¬
ном  восстании  и  глубоко  верил  в  беззаветную  преданность
матросов  пролетарской  революции.
 Общеизвестна  роль  балтийских  матросов  в  дни  июнь¬
ского  кризиса  и  борьбы  с  корниловщиной  в  конце  августа
и  в  начале  сентября  1917  года.  Прибывшая  в  Петроград
после  июльских  событий  делегация  из  Гельсингфорсской
военно-морской  базы  в  количестве  68  человек  во  главе  с
членами  Центробалта  Ховриным,  Измайловым,  Лоосом  и
Дыбенко  была  Временным  правительством  арестована,  а
Центробалт  второго  созыва  приказом  Керенского  распущен.
 В  Центробалт  третьего  созыва  попала  значительная
часть  эсеров,  меньшевиков  и  оборонцев,  которые  пле¬
лись  в  хвосте  за  Керенским.  Поэтому  Центробалт  треть¬
его  созыва  терял  всякий  авторитет  в  матросских  массах.
В  Центробалт  третьего  созыва  моряки  демонстративно  из¬
брали  от  Кронштадта  старых  делегатов-большевиков,  в  том
числе  и  меня.  Когда  мы  возвратились  из  тюрьмы,  то  вме¬
сте  с  большевиками  из  других  баз  стали  решительно  пере¬
страивать  работу  Центробалта  на  большевистский  лад,  и
авторитет  его  в  широких  матросских  массах  к  концу  сен¬
тября  1917  года  стал  быстро  возрастать.
 25  сентября  1917  года  Центробалт  созвал  2-й  съезд
моряков  —  представителей  Балтийского  флота.  Съезд  про¬
исходил  в  Гельсингфорсе  на  яхте  «Полярная  звезда».  Все
делегаты  съезда,  за  исключением  одиночек,  были  на¬
строены  крайне  революционно.
 Учитывая  создавшуюся  обстановку  в  стране  и  огром¬
ный  подъем  революционных  настроений  моряков  Балтий¬
ского  флота,  В.  И.  Ленин  27  сентября  1917  года  прислал
письмо  на  имя  председателя  Областного  комитета  армии,
флота  и  рабочих  Финляндии.  В  этом  письме  В.  И.  Ленин
на  очередь  дня  выдвинул  вооруженное  восстание  и
поставил  перед  финляндскими  войсками  и  Балтийским
 74

флотом  совместно  с  петроградским  пролетариатом  и  рево¬
люционными  частями  петроградского  гарнизона  задачу
свержения  Временного  правительства.  В.  И.  Ленин  требо¬
вал  максимальное  внимание  уделить  военной  подготовке
войск,  расположенных  в  Финляндии,  и  моряков  Балтий¬
ского  флота,  ни  в  коем  случае  не  допустить  увода  войск  из
Финляндии,  создать  тайный  комитет  из  надежнейших
военных  для  учета  всех  войск  под  Питером,  в  Питере,  в
Финляндии  и  флоте.
 С  письмом  В.  И.  Ленина  нас,  членов  президиума  Цент-
робалта,  подробно  ознакомили.
 2-й  съезд  разработал  конкретную  программу  для  всей
деятельности  Центробалта,  основной  задачей  в  которой
была  подготовка  моряков  к  предстоящему  вооруженному
восстанию.  Власть  в  Финляндии  и  Балтийском  флоте  фак¬
тически  уже  принадлежала  Областному  комитету  армии,
Флота  и  рабочих  Финляндии,  Гельсингфорсскому  Совету  и
Центробалту.  2-й  съезд  утвердил  положение-инструкцию
для  комиссаров  и  экземпляры  этой  инструкции  разослал  по
кораблям  и  береговым  частям  флота.
 Спустя  два  дня  после  получения  письма  В.  И.  Ленина,
29  сентября  1917  года,  на  Моонзундские  острова  (Эзель,
Моон,  Даго)  напал  почти  весь  германский  флот  (20  линей¬
ных  кораблей  и  крейсеров,  67  эскадренных  миноносцев  и
миноносцев,  6  подводных  лодок,  большое  число  вспомога¬
тельных  кораблей,  а  всего  свыше  300  кораблей).  На  бортах
военных  кораблей  находился  двадцатипятитысячный  кор¬
пус  десантных  войск  и  свыше  100  самолетов.  Это  нападение
было  согласовано  с  англо-американскими,  французскими  и
русскими  империалистами  и  имело  своей  прямой  целью
прорыв  к  Петрограду  и  удушение  социалистической  рево¬
люции.  Произошло  девятидневное  ожесточенное  сражение
революционного  Балтийского  флота  с  немецким  флотом,
который  был  сильнее  нашего  в  несколько  раз.  В  день
окончательного  сражения,  7  октября  1917  года,  В.  И-  Ленин,
как  известно,  обратился  с  письмом  к  питерской  городской
партийной  конференции  и  в  предложенной  им  резолюции
охарактеризовал  наступательные  операции  германского
флота  как  явный  сговор  международных  империалистов  с
правительством  Керенского  об  отдаче  Петрограда  немцам
*для  подавления  революции  таким  способом».
 Несмотря  на  измену  и  предательство  русских  адмиралов
 75

и  корниловских  офицеров,  матросы  Балтийского  флота  в
этих  боевых  операциях,  проявив  исключительное  мужество
и  героизм,  нанесли  противнику  невосполнимые  потери:
было  потоплено  25  боевых  и  вспомогательных  кораблей,
повреждено  26  кораблей.  Ослабленный  германский  флот  не
смог  выполнить  своей  основной  стратегической  задачи.  Ре¬
волюционные  матросы  Балтийского  флота  сражались  не  во
имя  империалистической  политики  Временного  правитель¬
ства,  а  во  имя  идей  большевизма,  во  имя  идей  победонос¬
ной  социалистической  революции.
 2-й  съезд  моряков  —  представителей  Балтийского  флота
обратился  5  октября  1917  года  (в  день  окончания
своей  работы)  с  воззванием:  «К  угнетенным  всех  стран!»
В  этом  воззвании,  написанном  представителем  ЦК
РСДРП  (б)  на  съезде  В.  А.  Антоновым-Овсеенко,  гово¬
рилось:
 «..  .Оклеветанный,  заклейменный  флот  исполняет  свой
долг  перед  Великой  Революцией.  Мы  обязались  твердо
держать  фронт  и  оберегать  подступы  к  Петрограду.  Мы
выполним  свое  обязательство.  Мы  выполняем  его  не  по
приказу  какого-нибудь  жалкого  русского  бонапарта,  царя¬
щего  милостью  долготерпения  революции.  Мы  идем  в  бой
не  во  имя  исполнения  договоров  наших  правителей  с  союз¬
никами.  ..
 Мы  верим,  мы  дышим  верою  в  победу  революции.  Мы
знаем,  что  свой  долг  наши  братья  по  революции  выполнят
до  конца  на  баррикадах  последнего  боя...  Мы  знаем,  что
близок  этот  решительный  бой..  .  Мы  принимаем  последний
горячий  призыв  к  вам,  угнетенные  всего  мира:  «Пролетарии
всех  стран,  соединяйтесь!  Поднимайте  знамя  восстания!  ..
Да  здравствует  социализм!»  1
 После  2-го  съезда  моряков  Балтийского  флота
В.  И.  Ленин  поворачивает  Балтийский  флот  в  сторону  Пет¬
рограда  для  участия  многотысячной  массы  революционных
матросов  в  предстоящем,  намеченном  им,  вооруженном  вос¬
стании  в  Петрограде  и  стране.  В  своем  письме,  адресован¬
ном  «к  товарищам  большевикам,  участвующим  на  Област¬
ном  съезде  Советов  Северной  области»,  В.  И.  Ленин  ярко
и  исчерпывающе  определил  роль  Балтийского  флота  и  фин¬
ляндских  войск  в  вооруженном  восстании.  Это  письмо  от
 1  Газета  «Рабочий  путь»,  №  30,  7  октября  1917  г.
 76

8  октября  1917  года  заканчивалось  словами:  «Флот,  Крон¬
штадт,  Выборг,  Ревель  могут  и  должны1  пойт,и  на  Питер,
разгромить  корниловские  полки,  поднять  обе  столицы,
двинуть  массовую  агитацию  за  власть,  немедленно  пере¬
дающую  землю  крестьянам  и  немедленно  предлагающую
мир,  свергнуть  правительство  Керенского,  создать  эту
власть.
 Промедление  смерти  подобно».  1
 Руководствуясь  указаниями  В.  И.  Ленина  и  решениями
2-го  съезда  моряков  Балтийского  флота,  Центробалт
с  15  октября  1917  года  начал  решительными  темпами  гото¬
вить  моряков  Балтийского  флота  к  вооруженному  восста¬
нию,  к  свержению  Временного  правительства  и  к  захвату
власти  в  стране  большевизированными  Советами.
 В  двадцатых  числах  октября  1917  года,  заслушав!  до¬
клад  делегатов,  прибывших  из  Петрограда  со  съезда  Сове¬
тов  Северной  области,  Центробалт  доизбрал  из  своего  со¬
става  нескольких  делегатов  на  II  Всероссийский  съезд  Сове¬
тов  рабочих  и  солдатских  депутатов.  Были  избраны
 17 	делегатов!,  в  tomi  числе  большевики: 	А.  В.  Баранов,
 И.  И.  Вахрамеев,  В.  П.  Евдокимов,  П.  Мальков,  В.  С.  Мяс¬
ников,  Ф.  В.  Олич,  П.  Я.  Ряммо,  И.  П.  Сапожников,
Н.  А.  Ховрин  и  другие.
 Центробалт  дал  указания  всем!  судовым  и  береговым!  ко¬
митетам  и  комиссарам  на  каждом  корабле,  в  каждой  части
в  срочном!  порядке  организовать  боевые  отряды  и  взводы,
обеспечив  их  новым  вооружением  и  боеприпасами  (пат¬
роны,  гранаты),  а  также  назначить  надежных,  проверенных
командиров.
 Одновременно  Центробалт  командировал  меня,  как  за¬
местителя  председателя  Центробалта  и  как  председателя
военного  отдела,  в  Петроград,  в  Морской  генеральный
штаб  для  получения  оружия  —  под  видом  обеспечения  де¬
сантных  отрядов!  моряков  Балтийского  флота,  которых  мы
якобы  отправляли  на  Або-Аландские  острова  в  связи  с  го¬
товящимся  немецким  нападением  на  наши  укрепленные  по¬
зиции.
 Морской  генеральный  штаб  дал  распоряжение  об  отпу¬
ске  оружия.  Больше  того,  начальник  штаба  граф  Капнист
заявил  мне:  «Наконец-то  Центробалт  взялся  за  здоровое
 1  В.  И.  Ленин.  Сочинения,  т.  26,  стр.  159.
 77

Дело  —за  защиту  родины,  а  то  все  время  Временное  пра¬
вительство  клеймило  Центробалт  позором  и  обвиняло  весь
Балтийский  флот  в  измене  и  предательстве».
 Мне  удалось  получить  три  тысячи  винтовок,  пять  ты¬
сяч  гранат,  полный  комплект  боеприпаса  (патроны)  и  сто
револьверов  системы  «Кольт».
 Все  это  оружие  было  привезено  в  Гельсингфорс  и  сдано
на  якту  «Полярная  звезда»,  где  помещался  тогда  Цетро-
балт.
 24  октября  1917  года  отряды  моряков,  отправлявшиеся
из  Гельсингфорса  в  Петроград,  захватили  с  собой  оружие
и  использовали  его  потом  для  борьбы  с  контрреволюцион¬
ным  правительством  Керенского,  для  победоносного  воору¬
женного  восстания  пролетариата.
 Членам  Центробалта  были  розданы  револьверы.  Вскоре
они  возглавили  отряды  моряков  и  были  посланы  на  кора¬
бли  и  береговые  части,  чтобы  привести  их  в  боевую  готов¬
ность.  Все  с  нетерпением  ожидали  шифрованной  телеграммы
из  Военно-революционного  комитета  при  Петроградском
Совете.
 Наконец  24  октября  была  получена  лаконичная  теле¬
грамма:  «Центробалт.  Высылайте  устав».  Условный  пароль
означал  —  начать  немедленно  отправку  боевых  кораблей  и
отрядов  моряков  из  Гельсингфорса  в  Петроград  в  распоря¬
жение  Петроградского  Военно-революционного  комитета  для
участия  в  вооруженном  свержении  Временного  правитель¬
ства.  Это  было  поздно  вечером.  Телеграмма  влила  дух
бодрости,  мобилизовала  всех  нас  на  удесятеренную  работу
по  выполнению  исторического  задания  партии.
 Состоялось  экстренное  короткое  заседание  Центробалта.
Обсуждалась  телеграмма.  Все  были  единодушны.  Говорили
кратко,  веско  и  убедительно.  Центробалт  вынес  следующую
резолюцию,  копия  которой  сохранилась  у  меня:
 «25  октября  открывается  Всероссийский  съезд  Советов
рабочих,  солдатских  и  крестьянских  депутатов,  открытие
которого  революционная  демократия  ждет  с  огромной
надеждой.  Крах  коалиции  и  рост  контрреволюционного
движения  в  стране  ставит  перед  революцией  задачу  —  пере¬
дать  власть  в  руки  громадного  большинства  русского
народа,  в  лице  его  органов  —  Советов  рабочих,  солдат¬
ских  и  крестьянских  депутатов.  Только  эта  власть  может
спасти  страну  и  революцию.  Принимая  все  это  во  внима¬
 78

ние,  Центральный  комитет  Балтфлота  приветствует  Всерос¬
сийский  съезд  Советов  и  выражает  твердую  уверенность,
что  съезд  достойно  решит  выпавшую  на  его  долю  почетную
задачу.  Балтфлот  со  своей  стороны  заявляет,  что  он  поддер¬
жит  борьбу  съезда  за  власть  всеми  своими  вооруженными
силами».
 Приветствие  петроградскому  пролетариату  и  револю¬
ционным  солдатам  петроградского  гарнизона,  а  также
резолюцию  поручили  доставить  в  Петроград  революцион¬
ной  команде  эскадренного  миноносца  «Самсон».
 Военный  отдел  Центробалта  приказал  судовым  комите¬
там  и  комиссарам  эскадренных  миноносцев  «Забияка»,
«Самсон»,  «Меткий»  и  «Страшный»  приготовить  корабли
к  походу  в  Петроград.  Нажали  на  командующего  флотом
адмирала  Развозова,  и  тот  вынужден  был  отдать  приказ
командирам  вышеназванных  эскадренных  миноносцев  «под¬
чиняться  требованиям  команд  и  идти  в  Петроград».
 Вся  ночь  с  24  на  25  октября  1917  года  прошла  в  самой
напряженной  боевой  работе  по  сбору  и  организации  всех
ранее  созданных  и  вооруженных  матросских  отрядов  и
боевых  взводов  от  кораблей  и  частей  Балтийского  флота.
Одновременно  спешно  формировались  специальные  эше¬
лоны  для  отправки  моряков  из  Гельсингфорса  в  Петроград.
 До  сих  пор  помню  текст  посланного  24  октября  теле¬
графного  распоряжения  Центробалта  кораблям  и  частям,
расположенным  в  Петрограде:
 «Крейсеру  «Аврора»,  заградителю  «Амур»,  2-му  Бал¬
тийскому  и  Гвардейскому  экипажам  и  команде  острова
Эзель  всецело  подчиняться  распоряжениям  Революционного
комитета  Петроградского  Совета».
 В  ночь  на  25  октября  из  Гельсингфорса  были  отправ¬
лены  один  за  другим  три  эшелона  балтийских  моряков  об¬
щей  численностью  около  четырех  с  половиной  тысяч  чело¬
век.
 Рано  утром  25  октября  в  Петроград  вышли  эскадренные
миноносцы  «Забияка»,  «Самсон»,  «Меткий»  и  «Деятель¬
ный».
 Всего  Центробалтом  из  Гельсингфорса,  Ревеля  и  Крон¬
штадта  было  послано  в  Петроград  для  участия  в  вооружен¬
ном  восстании  пролетариата  и  свержении  Временного
правительства  15  боевых  кораблей  с  вооруженными  матро¬
сами.
 79

27  октября,  в  связи  с  вызовом  председателя  Центро-
балта  П.  Е.  Дыбенко  в  Петроград  для  назначения  его
народным  комиссаром  по  морским  делам,  состоялись  вы¬
боры  нового  президиума  Центробалта,  в  состав  которого
вошли  Машкевич,  Логинов  и  пишущий  эти  строки.  На
этом  же  общем  собрании  Центробалта  я  был  избран  его
председателем.
 Никогда  не  забуду  ночь  28  октября  1917  года,  когда
мне  с  телеграфа  позвонил  председатель  Областного  коми¬
тета  армии,  флота  и  рабочих  Финляндии  и  взволнованным
голосом  сообщил:  «Немедленно  приезжайте  на  телеграф.
Вас  срочно  вызывает  к  прямому  проводу  Владимир
Ильич  Ленин».  Признаться,  я  сразу  не  поверил  этому  и
переспросил: 	«А  правда  ли  это?»  —  и  тут  же  получил
 ответ:  «Скорее  приезжайте,  дело  серьезное,  войска  Керен¬
ского  взяли  Гатчину,  они  продвигаются  к  Петрограду.
Революция  в  опасности!»
 Я  взял  дежурную  машину  и  направился  на  телеграф,
торопя  шофера  ехать  быстрее.  В  этот  момент  я  очень  волно¬
вался,  так  как  знал,  что  по  прямому  проводу  буду  говорить
от  имени  60  тысяч  революционных  моряков  Балтийского
флота  с  великим  вождем  революции  —  В.  И.  Лениным.
 Подошел  к  аппарату  и  с  волнением  прочел  первый
вопрос  Владимира  Ильича,  зафиксированный  на  телеграф¬
ной  ленте:
 «Сколько  вы  можете  послать  миноносцев  и  других  во¬
оруженных  судов?»
 Я  быстро  и  уверенно  ответил,  что  можно  будет  послать
еще  дополнительно  линейный  корабль  «Республика»  и  два
миноносца.
 После  этого  последовал  второй  вопрос  Владимира
Ильича:
 «Будут  ли  они  точно  так  же  обеспечены  продоволь¬
ствием  от  вас?»
 Мой  ответ  на  этот  вопрос  содержал  в  себе  заверение,
что  во  флоте  продовольствия  имеется  в  достаточном  коли¬
честве  и  что  корабли  будут  снабжены  продовольствием
полностью.  И  тут  мне  захотелось  сказать  Владимиру
Ильичу,  что  его  приказ  будет  выполнен  балтийцами  с
честью.  *
 «Все  посланные  миноносцы  и  линейный  корабль  «Рес¬
публика»,  —  заявил  я,  —  выполнят  свое  дело  защиты  рево-
 80

Взятие  Зимнего  дворца.
 С  гравюры  П.  Н.  Староносова.

люции.  В  посылке  вооруженной  силы  не  сомневайтесь.  Бу¬
дет  выполнено  беспрекословно».
 И  сразу  же  на  ленте  появился  новый  вопрос:
 «Через  сколько  часов?»
 Я  подумал  и  ответил,  что  максимум  через  18  часов,  и
тут  же  спросил  Владимира  Ильича,  есть  ли  необходимость
послать  сейчас.
 Владимир  Ильич  ответил  быстро  и  лаконично:
 «Да.  Правительство  абсолютно  убеждено  в  необходи¬
мости  послать  немедленно  с  тем,  чтобы  линейный  корабль
вошел  в  Морской  канал  как  можно  ближе  к  берегу».
 Владимир  Ильич  поинтересовался,  сможет  ли  большой
корабль  пройти  в  Морской  канал.
 Прежде  чем  ответить  Владимиру  Ильичу  на  этот  во¬
прос,  я  сделал  небольшую  паузу,  чтобы  дать  более  обстоя¬
тельный  ответ.  Я  вспомнил,  что  3—4  июля  Керенский
арестовал  балтийскую  делегацию  во  главе  со  мною  только
потому,  что  наш  эскадренный  миноносец  стоял  у  стенки.
Поэтому  в  своем  ответе  я  высказал  следующие  соображе¬
ния.
 Так  как  линейный  корабль  представляет  собою  круп¬
ное  судно  с  двенадцатидюймовой  артиллерией  и  у  него
низкая  осадка,  оно  встать  около  берега  не  сможет;  кроме
того,  возникает  опасность,  что  такое  крупное  судно  может
быть  атаковано  и  захвачено  врагом  прямо  с  берега.  Лучше
всего  использовать  миноносцы,  они  вооружены  легкой
артиллерией  и  пулеметами,  вплотную  подойдут  к  берегу  и
отлично  выполнят  боевое  задание.  Линейный  же  корабль
должен  стоять  приблизительно  на  рейде  или  рядом  с
крейсером  «Аврора»,  так  как  его  артиллерия  стреляет
на  25  верст,  —  в  общем  это  дело  выполнят  матросы  с
командным  составом.
 После  моего  ответа  Владимир  Ильич  дал  мне  директиву,
как  использовать  боевые  корабли  Балтийского  флота  в
борьбе  против  банд  Керенского  —  Красноэа.  Эта  директива
гласила:
 «Миноносцы  должны  войти  в  Неву  около  села  Рыбац¬
кого,  чтобы  защищать  Николаевскую  дорогу  и  все  под¬
ступы  к  ней».
 Прочитав  директиву,  я  быстро  ответил:
 «Хорошо,  все  это  будет  выполнено,  —  и  спросил
В.  И.  Ленина:  —  Что  еще  прикажете?»
 (3  Немеркнущие  годы

Последовал  новый  вопрос  Владимира  Ильина!
 «Есть  ли  радиотелеграф  на  «Республике»,  и  может  ли
он  сноситься  с  Питером  во  время  пути?»
 Я  ответил  Владимиру  Ильичу,  что  радиотелеграф
имеется  не  только  на  линейном  корабле  «Республика»,  но  и
на  эскадренных  миноносцах,  что  корабли  могут  в  пути
сноситься  по  радио  даже  с  Эйфелевой  башней.  И  опять
заверил  Владимира  Ильича,  что  все  будет  выполнено
хорошо.
 На  ленте  появился  новый  вопрос:
 «Итак,  мы  можем  рассчитывать,  что  все  названные
суда  двинутся  немедленно?»
 Я  ответил:
 «Да,  можете.  Сейчас  будем  отдавать  срочные  распо¬
ряжения,  чтобы  названным  судам  быть  в  срок  в  Петро¬
граде».
 Ожидаю  дальнейших  вопросов.  Аппарат  снова  зарабо¬
тал,  на  ленте  появилась  очередная  запись:
 «Есть  ли  у  вас  запасы  винтовок  с  патронами?  Посы¬
лайте  как  можно  больше».
 К  сожалению,  мне  пришлось  ответить  Владимиру
Ильичу,  что  больших  запасов  винтовок  и  патронов  на  флоте
не  имеется,  и  я  сказал  так:
 «Есть,  но  небольшое  количество  на  судах,  —  что  есть,
вышлем».
 На  ленте  появились  новые  слова:
 «До  свиданья.  Привет».
 Счастливый  и  радостный,  я  ответил:
 «До  свиданья!»
 Чтобы  полностью  быть  уверенным,  что  я  действительно
говорил  с  вождем  большевистской  партии  и  главой
Советского  государства,  я  тут  же  взволнованно  спросил:
 «Вы  ли  говорили?  Скажите  имя?»
 И  в  ответ  на  ленте  появилось  дорогое  слово:
 «ЛЕНИ  Н».
 Я  еще  раз  передал  по  аппарату:
 «До  свиданья.  Приступаем  к  выполнению!»
 Разговор  с  Владимиром  Ильичем  Лениным  по  прямому
проводу  произвел  на  меня  незабываемое  впечатление  и  на¬
ложил  отпечаток  на  всю  мою  дальнейшую  работу.
 Из  беседы  я  понял,  что  В.  И.  Ленин  в  тот  тревожный
исторический  момент  безмерно  верил,  что  революционные
 82

матросы  Балтийского  флота  й  войска,  расположенные  в
Финляндии,  являются  надежной  опорой  молодого  совет¬
ского  правительства,  что  их  преданность  партии  большеви¬
ков  безгранична.
 Для  меня  было  понятно,  что  Центробалту  надо  удесяте¬
рить  свои  усилия,  чтобы  использовать  всю  боевую  мощь
Балтийского  флота  для  защиты  завоеваний  Великой
Октябрьской  социалистической  революции.  Необходимо  с
честью  и  достоинством  выполнить  боевой  приказ  великого
Ленина  —  разгромить  войска  Керенского  —  Краснова.
 С  телеграфа  я  поспешил  к  товарищам  по  Центробалту,
чтобы  подробно  рассказать  о  разговоре  с  Ильичем.  Все
заразились  моим  настроением  и  стали  обдумывать,  как  бы¬
стрее  и  лучше  выполнить  ленинский  приказ.  Выяснилось,
что  линейный  корабль  «Республика»  имеет  большую  осадку
и  ему  не  пройти  через  Морской  канал.
 Встал  вопрос:  каким  другим  кораблем  заменить  «Рес¬
публику»?  «Республика»  славилась  своей  революционной
командой  и  сыграла  в  борьбе  с  правительством  Керенского
выдающуюся  роль.  Присутствовавший  в  каюте  Центро-
балта  председатель  Ревельского  местного  флотского  коми¬
тета,  фамилию  которого  я  забыл,  подсказал,  что  «Респуб¬
лику»  можно  заменить  крейсером  «Олег».  Крейсер  вполне
боеспособен,  и  команда  с  честью  выполнит  возложенную
на  нее  боевую  задачу.  Первоначально  я  возражал,  зная,
что  еще  в  июле  настроение  команды  было  не  совсем  боль¬
шевистским.  Представитель  Ревеля  уверил  меня,  что
команда  сейчас  уже  не  та,  настроение  у  нее  боевое,  револю¬
ционное,  она  до  глубины  души  ненавидит  Керенского,
царских  генералов  —  Корнилова,  Краснова,  Каледина  —
и  с  задачей  по  выполнению  ленинского  приказа  справится.
 Так  и  решили.  Я  немедленно  дал  по  радиотелеграфу
приказ  председателю  судового  комитета  крейсера  «Олег»  о
срочном  выходе  корабля  в  Петроград  в  распоряжение
Военно-революционного  комитета.  Одновременно  отдал
приказ  судовому  комитету  эскадренного  миноносца  «По¬
бедитель»  немедленно  выйти  из  Гельсингфорса  в  Ревель
для  совместного  похода  с  крейсером  «Олег»  в  Петроград.
Эскадренные  миноносцы  «Меткий»  и  «Деятельный»,  при¬
шедшие  в  Петроград  26  октября,  также  получили  указание
поступить  в  распоряжение  Военно-революционного  коми¬
тета  при  Петроградском  Совете.
 83

Ь  пути  следования  в  Петроград  крейсер  «Олег»  получил
приказ-радиограмму  за  подписью  Керенского,  в  котором
говорилось,  что  все  корабли,  идущие  без  разрешения
Временного  правительства  в  Петроград,  будут  потоплены
подводными  лодками,  которые  получили  соответствующее
приказание.  Само  собой  разумеется,  что  это  была  чистей¬
шая  провокация.  Матросы  подводных  лодок  смеялись  над
шутовской  радиограммой  Керенского.
 В  связи  с  получением  этой  наглой  радиограммы
Керенского,  в  эфир,  по  моей  инициативе,  было  передано
следующее  заявление  Центробалта:
 «Всем,  всем.  Товарищи!  Центральный  комитет  Балтий¬
ского  флота  во  всеуслышание  заявляет,  что  он  стоит  на
страже  завоеваний  революции  и  прав  угнетенного  класса  и
что  всякое  выступление  против  народной  власти  будет
подавляться  в  корне  всеми  имеющимися  средствами  и
мощью  Балтийского  флота».
 Крейсер  «Олег»  и  эскадренный  миноносец  «Победитель»
29  октября  встали  на  якорь  в  назначенном  месте.  Команды
этих  кораблей  совместно  с  эскадренными  миноносцами
«Деятельный»,  «Меткий»  и  «Забияка»  принимали  самое
активное  участие  в  разгроме  войск  Керенского  —  Краснова
под  Петроградом.
 Появление  новых  кораблей  в  Петрограде  вызвало  бе¬
шеную  злобу  саботажников  и  предателей  из  среды  морских
офицеров  Морского  генштаба  и  бессильную  ярость  коман¬
дующего  Балтийским  флотом  контр-адмирала  Развозова,
который  еще  28  октября  подал  радиограмму  на  имя  Времен¬
ного  правительства  о  своей  отставке.
 Центробалт,  возглавляя  руководство  революционными
матросами  Балтийского  флота  в  период  Октябрьского  во¬
оруженного  восстания  и  в  первые  дни  жизни  молодого
Советского  государства,  находился  под  полным  идейным
влиянием  и  руководством  партии  большевиков*  и  безогово¬
рочно  выполнял  все  боевые  задания  и  приказы  вождя
партии  и  советского  народа  —  великого  Ленина.

А.  Хохряков  (С.  Боннар)
В  ВОЛЫНСКОМ  ПОЛКУ
 1. 	Накануне  Октября
 f  Ч  обытия,  которые  пришлось  пережить  автору  с  этим
^  полком,  относятся  почти  непосредственно  к  Октябрь¬
ским  дням.
 Участвовал  полк  во  взятии  Зимнего  дворца,  был  в  по¬
ходе  против  Керенского,  участвовал  в  изъятии  10  миллио¬
нов  рублей  из  Государственного  банка  и  т.  д.
 Что  же  касается  до  темпа  жизни  в  предыдущие  месяцы
(август  —  сентябрь  1917  г.),  то  политический  пульс  полка
Г>ыл  здесь  значительно  слабее,  чем  в  Гренадерском  полку.
 Не  было  такой  прочной  и  тесной  связи  с  военной  орга¬
низацией  большевиков,  не  было,  почти  до  самого  Октября,
ячейки  партии  в  нем.
 Участие  полка  в  июльской  демонстрации  ограничилось
тем,  что  на  улицу  вышла  только  одна  рота  с  прапорщиком
Г  орбатенковым.
 Прапорщик  Горбатенков  и  был  в  полку  центром  больше¬
вистской  пропаганды,  но  влияние  его  окрепло  и  среди  сол¬
дат  полка  появились  определенные  большевики  (8-я  рота)  —
опять-таки  значительно  позднее.
 Летом  жизнь  полка  особенно  всколыхнулась  в  связи  с
отъездом  к  себе  на  родину  солдат-украинцев.
 С  открытием  Центральной  Украинской  Рады  в  особую
единицу  выделились  украинцы.  Среди  4000  солдат  Волын¬
ского  полка  украинцев  нашлось  около  500  человек.  Необхо-
 8S

димо  было  «по-братски»  поделить  имущество  полка.  Уходив¬
шим  были  выделены  не  только  амуниция  и  оружие,  но  и
соответствующая  часть  полкового  инвентаря  —  лошади,
сбруя,  полковые  повозки,  походные  кухни,  провизия  и
деньги.  Отмечая  это  чисто  товарищеское  отношение  к  себе
со  стороны  полка,  уезжавшие  клялись  в  свою  очередь  там,
на  Украине,  быть  верными  идеалам  революции  и  никогда  не
забывать,  что  они  солдаты  первого  революционного  полка
России.1
 На  митинге  перед  отъездом  ораторы  рельефно  подчерк¬
нули,  что  отъезд  однополчан-украинцев  к  себе  домой,  про¬
текающий  в  подобных  условиях,  знаменует  собой  новую,
совершенно  немыслимую  прежде  страницу  истории:  сходит
со  сцены  старое  государство  насилия  и  порабощения  и
уступает  свое  место  новому  государственному  образова¬
нию  —  федерации  свободных  народов,  добровольному  союзу
раскрепощенных  ныне  и  независимых  частей  бывшей  импе¬
рии  дома  Романовых.
 К  началу  октября  политическое  настроение  полка
сильно  изменилось.  Связь  с  Военной  Организацией  боль¬
шевиков  у  полка  окрепла,  команда  пулеметчиков  и  8-я  рота
определенно  считали  себя  большевистскими;  полк  жил
исключительно  по  указаниям  Смольного.
 Полковой  комитет,  во  главе  которого  стоял  поручик
Ставровский,  а  одним  из  членов  был  знаменитый  Кирпич¬
ников,  совершенно  потерял  свое  влияние;  решено  было  из¬
брать  новый  комитет,  более  подходивший  к  новому  на¬
строению  полка.
 Председателем  комитета  был  избран  автор  настоящих
строк,  товарищем  председателя  —  тов.  Горбатенков.  От
обоих,  как  руководителей  всей  полковой  жизни,  полк  опре¬
деленно  потребовал:  полного  подчинения  Совету  рабочих  и
солдатских  депутатов  и  самого  тесного  контакта  с  Военной
Организацией,  а  позже  —  с  Военно-революционным  коми¬
тетом.
 Из  событий,  непосредственно  предшествовавших  25  ок¬
тября,  необходимо  отметить  особую  делегацию  от  имени
Военно-революционного  комитета  в  штаб  Петроградского
военного  округа.
 1  Как  известно,  Волынский  полк  в  феврале  1917  г,  первый  пере¬
шел  на  сторону  революции.  —  Ред.

Военно-революционный  комитет  настаивал  на  контроле
распоряжений  Штаба  и  для  передачи  этого  постановления
полковнику  Полковникову  избрал  особую  делегацию.
 В  числе  делегатов,  как  председатель  полкового  комитета
Волынского  полка,  был  и  пишущий  эти  строки.
 Делегации  пришлось  пройти  бесчисленное  количество
адъютантов  и  докладчиков,  потерять  в  ожидании  добрый
час  времени,  чтобы  получить,  как  и  предполагалось,  катего¬
рический  отказ.
 Но  делегация  была  содержательна  в  другом  отно¬
шении.
 Это  была  своего  рода  разведка  в  оперативный  штаб
противника,  разведка  почти  накануне  боя,  и  ничего,  кроме
бодрости,  делегатам  и  их  пославшим  эта  разведка  дать  не
могла.
 Делегация  только  что  покинула  Смольньтй.  Там  стояла
невообразимая  сутолока.  Но  чувствовалось,  что  над  всем
этим  сумбуром,  суетой  и  непрерывным  потоком  приходя¬
щих  и  уходящих  матросов  и  солдат  реет  живительный  дух
революции.
 Все  были  полны  энтузиазма,  горели  жаждой  борьбы,
все  ждали  только  призыва,  так  как  отовсюду  поступали
донесения,  что  воинские  части  и  рабочие  всецело  на  плат¬
форме  Военно-революционного  комитета  и  готовы  к  борьбе.
Задор,  молодость  и  вера  в  победу  были  атмосферой  Смоль¬
ного.
 Другая  картина  была  в  Штабе  округа.  Здесь  тоже  су¬
толока,  несмотря  на  вечер.  Длиннейший  стол  приемной.
Тут  ждут  приехавшие  в  Штаб  начальники  частей:  полков¬
ники,  два-три  генерала.  Торопливо  записывают  что-то
адъютанты  и  суетливо  исчезают  в  кабинете,  где  работает
«сам»  начальник  Штаба.  А  на  лицах  у  всех  одно:  скорей
бы  кончилась  вся  эта  процедура!  Домой  скорей  бьь..
Поздно  уж...  Все  устали,  и  спать  хочется.  В  холодных  и
пустынных  залах  Штаба  на  всем  лежала  печать  обречен¬
ности.  Ее  чувствовали  и  те,  кто  по  инерции  еще  бегал  с
докладами,  и  те,  кто  приехал  «представиться»  начальнику
Штаба.
 Живо  почувствовали  ее,  конечно,  и  делегаты  Смольного.
 Это  была  последняя  мирная  встреча  делегации  с
людьми  в  погонах.
 Через  день  было  объявлено,  что  Штаб  Петроградского
 87

военного  округа  признается  прямым  орудием  контррево¬
люции  и  войска  отныне  должны  подчиняться  только
Военно-революционному  комитету  и  его  комиссарам  при
отдельных  воинских  частях.
 Взятие  Зимнего  дворца
 День  25-го  Октября  прошел  в  полку  в  самом  нервном
настроении.  Вести,  со  всех  сторон  долетавшие  в  полк,  были
отрывочны  и  противоречивы.
 Люди,  посланные  для  связи  в  Смольный,  вернулись
только  около  4  часов.  И  только  тогда  подтвердилось,  что
Керенский  бежал,  Временное  правительство  объявлено  низ¬
ложенным  и  что  вся  власть  перешла  к  Военно-революцион¬
ному  комитету.
 Всюду  образовались  кучки  и  группы  солдат.  Среди  об¬
суждавших  положение  чаще  всего  слышалось:  «Наконец-то!
Давно  пора!»
 Это  солдаты  посылали  свое  надгробное  слово  Времен¬
ному  правительству.
 Но  вместе  с  тем  и  тень  тревоги  и  забот  легла  на  полк.
 Не  верг  лось,  что  обойдется  без  борьбы.  Шли  слухи
о"  подходе  фронтовых  частей.  Штаб  округа  был  еще  в  руках
офицерства.  Правительство  еще  заседало  в  Зимнем  дворце.
Некоторые  утверждали,  что  Керенский  уехал  к  войскам
фронта,  чтобы  вернуться  с  ними  и  тогда  дать  бой  больше¬
викам.  .  .
 Как  всюду,  были  сомневающиеся,  те,  кто  не  верил;  а
рядом  с  ними,  тут  же  на  нарах,  находились  фанатики  рево¬
люции,  энтузиасты,  горевшие  каким-то  пожирающим  огнем.
Им  казалось,  что  даже  эти  события,  летевшие  с  ужасаю¬
щей  быстротой,  идут  слишком  медленно.  От  них  слыша¬
лось  только  одно:  «Скорей  бы,  скорей!»
 Все  !  чувствовали,  что  перевернулась  еще  одна  страница
истории,  и  все  хотели  заглянуть  в  следующую,  одни  —
робко,  недоверчиво  и  с  опаской,  другие  —  полные  огня  и
веры,  как  дети  революции.
 Около  6  часов  вечера  пришло  распоряжение  укрепить
территорию  полка.  Опасались  нападения  или  провокации
со  стороны  Временного  правительства.  Против  Фонтанной
улицы  и  по  Волынскому  переулку  были  установлены  пуле¬
меты.

Частям  8-й  и  4-й  рот  были  розданы  боевые  патроны.
Вся  в  сборе  была  команда  пулеметчиков.
 В  полку  никто  не  ложился  спать.  Все  чувствовали,  что
должно  произойти  что-то  значительное,  такое,  что  истори¬
ческими  сделает  и  эту  ночь  и  тех  людей,  которые  там,  на¬
верху,  в  Смольном,  решили  вступить  в  смертельную  схватку
с  Временным  правительством,  и  полк  нетерпеливо,  с  трепе¬
том  ждал  только  одного:  в  этой  схватке  не  кликнет  ли
клич  Смольный,  не  позовет  ли  Военно-революционный  ко¬
митет  к  себе  на  помощь.  Ждал,  чтобы  тысячью  голосов
ответить:  «Слышим,  готовы!  Идем  к  вам.  Почему  вы  не
звали  нас  раньше?!»
 Около  8  часов  пришло  распоряжение: 	выступить  к
 Зимнему  дворцу  в  количестве  300  человек,  —  сбор  в  ка¬
зармах  Павловского  полка.
 Через  несколько  минут  отряд  построился,  а  через  пол¬
часа  мы  подходили  уже  к  Марсову  полю.
 В  пути  солдаты  интересовались  только  одним:  действи¬
тельно  ли  их  вызвал  Смольный,  действительно  ли  идем
«добивать»  Временное  правительство.
 Боялись  провокации,  ошибки,  недоразумения.
 Обстановка  поддерживала  тревогу.  Ночь  вышла  темная.
Порывами  дул  холодный,  северный  ветер.  Где-то  слыша¬
лась  перестрелка.
 Марсово  поле  было  сплошь  заставлено  штабелями  дров.
Невольно  вспоминались  Февральские  дни,  когда  в  войска
стреляли  из-за  каждого  угла.
 Почему  Марсово  поле  не  могло  сыграть  роль  ловушки,
где  под  прикрытием  дров  и  ночи  можно  было  учинить  рас¬
праву  с  теми,  кто  шел  по  зову  своего  Ревкома?
 В  казармах  Павловского  полка  часть  волынцев  была
назначена  для  связи  со  все  подходившими  частями  и  рабо¬
чими  отрядами,  а  часть  —  для  охраны  юнкеров,  а  позже  и
женского  батальона,  когда  тех  обезоружили  и  захватили  на
Дворцовой  площади.
 Глубокой  ночью  был  взят  Зимний  дворец.  КликамИ
радости  и  долго  не  смолкавшим  «ура»  встретили  волынцы
свой  отряд,  когда  около  6  часов  он  принес  им  в  казармйт^
весть  о  взятии  дворца  и  о  ликвидации  Временного  прайи-;
гельства.
 Но  иллюзии  ни  у  кого  не  было  даже  в  эту  минуту.  ВсФ
знали,  что  еще  много  борьбы  и  трудностей  предстоит*  что-

бы  окончательно  считать  погребенным  Временное  прави¬
тельство  и  твердо  установившеюся  власть  Октября.  Дей¬
ствительно,  на  другой  же  день  после  переворота,  26  ок¬
тября,  стало  известно,  что  готовится  забастовка  на  двух
пунктах,  одинаково  важных  для  нормального  хода  жизни
города:  на  водопроводе  и  на  электрической  станции.
 Обычно  в  таких  случаях  на  место  забастовки  Ревком
посылал  кого-нибудь  из  представителей  гарнизона  и  пар¬
тийного  товарища  из  рабочих.
 Уладить  дело  с  рабочими  водопровода  Военно-револю-
ционным  комитетом  было  поручено  автору  этих  строк  и
еще  одному  рабочему.
 Как  и  следовало  ожидать,  достаточно  было  точной  ин¬
формации  обо  всем  происшедшем  и  указания,  что  войска
гарнизона  сознательно  готовы  на  всякие  жертвы  и  на  са¬
мую  жестокую  борьбу  за  власть,  осуществляемую  Военно¬
революционным  комитетом,  чтобы  «забастовщики»  сейчас
же  отказались  от  своего  плана  и  просили  нас  и  от  их  имени
приветствовать  власть  Советов.
 Ставка  «Всероссийского  Комитета  спасения  Родины  и
Революции»  на  забастовку  была  бита,  по  крайней  мере
среди  рабочих.
 Зато  появились  зловещие  тучи  на  горизонте  со  стороны
Царского  села  —  Пулково.
 Туда  теперь  стремительно  бросились  все,  кому  не  на
словах  был  дорог  переворот  25  Октября...
 Пулково—Царское
 Приказ  о  выступлении  Волынского  полка  против
Керенского  был  получен  в  полковом  комитете  от  тов.
Н.  В.  Крыленко,  когда  тот  в  1  час  дня  30  октября  лично
приехал  в  полк.
 Около  пяти  часов  вечера  полк  выступил  в  количестве
дс  1000  человек,  и  к  10  часам  вечера  мы  были  в  Пулкове.
 В  отдельных  воспоминаниях,  посвященных  этому  мо¬
менту,  верно  и  кстати  указывается,  что  если  этот  эпизод
и  является  мелким  звеном  в  истории  Октябрьских  дней,
зато  он  поражает  другим:  высотой  порыва,  пламенностью
энтузиазма  и  той  твердой  решимостью  и  волей  к  победе,
на  которые  способны  только  революционные  массы  народа,
 90

Если  отражение  сил  Керенского  представлять  себе  как
более  или  менее  организованное  выступление  против  него
войск  петроградского  гарнизона,  то  получится  картина,
имеющая  весьма  мало  общего  с  тем,  что  было  на  самом
деле.
 Не  солдат  только  выслал  Питер  для  защиты  от  врага,
а  в  полном  смысле  слова  Армию  Революции.
 Солдатами  этой  армии  были  все,  кто  готов  был  умереть
за  дело  Октября;  все,  для  кого  в  этот  момент  не  было  ни¬
чего  более  святого,  как  Революция,  и  более  ненавистного,
чем  враги  ее.
 Город  слал  новые  и  новые  ряды  бойцов.
 Тяжело  ступая  по  мокрой  дороге,  скользя  в  канавы  и
громыхая  походными  кухнями,  один  за  другим  шли  полки
солдат.
 Их  перегоняли  грузовики;  на  каждом  40—50,  может
быть  больше,  человек  рабочих.  Их  слали  заводы.  У  них
винтовки  и...  ничего  больше.  Где  они  остановятся,  что
будут  есть,  кто  будет  подбирать  у  них  раненых  и  возьмет
убитых  —  они  долго  не  думали  над  этим.  Схватили  вин¬
товки  и  бросились  —  победить  или  умереть!
 Новые  грузовики.  Опять  рабочие.  Красная  гвардия.
Кого  тут  нет!  Фабричная  молодежь,  подростки  18—20  лет,
какие-то  три  гимназиста  с  ними  и,  обеими  руками  держась
за  винтовку  и  покряхтывая  на  выбоинах  тракта,  старик
рабочий  лет  65.  Седой  и  суровый,  он  кажется  каким-то
пророком  среди  этого  грузовика  молодежи.
 Кругом  на  поле  тысячи  людей.  В  грязи  и  сырости  они
роют  окопы.  Разматывают  и  укрепляют  колючую  прово¬
локу.  Проволока  всюду  в  гигантских  клубках.  Завтра  она
затянет  собою  все  подступы  к  столице.
 — 	Кто  руководит  этой  работой?  Где  инженеры?  Са¬
перы?  Специалисты?  Кто  дает  им  указания?
 — 	Никто!  Это  Армия  Революции...
 Ближе  к  Пулкову  по  обе  стороны  тракта  какие-то  оди¬
нокие  фигуры.  Прямо  в  поле.  Насколько  хватает  глаз,
можно  видеть  отдельные  черные  точки.
 Количество  их  постепенно  увеличивается.  Это  значит,
что  подошел  новый  грузовик  и  ушел  обратно,  оставив  в
поле  50—60  матросов.
 Выкопав  или  отыскав  какое-нибудь  углубление  в  пол-
аршина,  на  расстоянии  30—40  шагов  один  от  другого,  они
 91

стоят  здесь  в  поле  под  октябрьским  дождем,  зорко  всмат¬
риваются  в  сторону  врага  и  карабинами  сдерживают  тех,
кто  грозит  им  пулеметами  из  блиндированного  поезда.
 Армия  Революции  имеет  достойных  часовых!
 Это  их  назвали  когда-то  «Краса  и  гордость  рево¬
люции».
 На  равнинах  Пулково  —  Царское  они  подтвердили,  что
это  так.
 Путиловская  молодежь.  Красная  гвардия.
 Неизвестно,  откуда  они  появились  там,  где  было  хоть
какое-нибудь  прикрытие.  Теплушка,  грузовик,  вагон  —  им
все  равно.
 Из-за  него,  между  колес,  из-за  рельсов  и  насыпи  они
посылали  врагу  свои  залпы  и  неизвестно  куда  исчезали,
когда  «становилось  жарко».
 Это  —  партизаны  Армии  Октября.
 Женщины,  девушки,  работницы.  Они  здесь  же  с  сум¬
ками  через  плечо,  с  наспех  сделанной  повязкой  Красного
Креста;  прямо  с  заводов  и  фабрик  они  явились  сюда,  чтобы
не  остались  без  помощи  те,  кто  вышел  защищать  Ок¬
тябрь  ...
 Это  воодушевление  рабочих  видел  враг  и  решил  при¬
нять  свои  меры.
 По  городу  были  пущены  слухи,  один  чудовищнее  дру¬
гого.
 Тем,  кто  стоял  в  Пулкове,  нашептывали,  что  город  уже
занят  казаками.
 Малодушные  дрогнули.  Менее  устойчивые  пошли  об¬
ратно.
 Это  было  почти  исключительно  в  полках  и  совсем  не
коснулось  моряков  и  рабочих.
 В  11  часов  30  минут  вечера  в  Волынском  полку  было
созвано  собрание  полкового  и  ротных  комитетов  «для
выяснения  создавшегося  положения».
 И  командир  и  офицеры  полка  усиленно  внушали  солда¬
там,  что  между  отдельными  частями  войск  нет  связи,  что
неизвестно,  где  наш  штаб,  что  мы  не  знаем  даже,  кто  стоит
впереди  и  кто  позади  нас,  что  рисковать  при  таких  усло¬
виях  людьми  полка  было  бы  безумием,  и  вывод,  что  надо
вернуться  в  Петроград,  чтобы  оттуда  сказать  и  Смольному
и  Керенскому:  «Ни  шагу  вперед,  ни  капли  крови.  Догова¬
ривайтесь  о  власти  открыто,  при  свете  гласности  и  под  .
 92

контролем  всего  гарнизона.  До  тех  пор  ни  шагу  вперед,  ни
к.шли  крови».
 Ни  призывы  комиссара  полка,  ни  речи  несогласных  с
отступлением  помочь  не  могли,  и  часть  полка  из  Пулкова
пошла  обратно.
 Ушли,  конечно,  командир  и,  кажется,  все  без  исключе¬
ния  офицеры.
 Ушли  тотчас  же,  ночью,  чтобы,  по  выражению  пред¬
ставителя  11-й  роты,  «не  освистывали  их  дорогой,  как
отступать  будут».
 Часть  солдат,  немного  больше  половины,  не  поддалась
пи  на  какие  уговоры  и  решила  остаться,  хотя  бы  им  угро¬
жала  гибель: 	«Лучше 	умереть, 	—  заявили  они,  —  чем  до¬
 говариваться  с  Керенским».
 Этой  группой  решено  было  послать  за  ушедшими  пред¬
ставителей  полкового  комитета  и  партийных  товарищей  и
попытаться  вернуть  ушедших  с  дороги,  или  даже  из  казарм,
если  они  дойдут  уже  до  Петрограда.
 Петроград  остался  верен  себе.  Едва  «отступившие»
пошли  в  казармы,  как  пришедших  закидали  вопросами:
в  чем  дело?  что  случилось?  нет  связи?  А  как  же  рабочие,
а  моряки,  —  ведь  стоят  же  те  под  снарядами  Керен¬
ского?!
 — 	Нет  организации?!
 — 	Вы  просто  трусы  и  изменники  революции,  —  отве¬
чали  им.  —  А  если  нет  —  немедленно  на  фронт!  На  этот
раз  всем  полком.  Все,  как  один,  —  во  искупление  колебания
и  сомнений  .  .
 В  9  часов  утра  31  октября  в  полку  состоялся  митинг,
а  вечером  того  же  31  октября  Волынский  полк  стоял  на
позициях  против  Керенского  уже  в  составе  почти  всех  рот
и  команд,  превышая  численностью  все  другие  воинские
части,  вышедшие  против  Царского  села.
 Позднее  удалось  установить,  что  в  отступлении  сыграли
роль  не  малодушие  солдат  и  не  минутное  только  колебание
командного  состава,  а  чья-то  искусная  мысль,  подсказан¬
ная  через  офицеров  полка,  что  надо  идти  в  Петроград,
созвать  там  общегарнизонное  собрание  и,  захватив  фак¬
тически  всю  власть  в  свои  руки  (вокзалы,  телефонную
станцию,  почту,  телеграф  и  т.  д.),  объявить  не  более  не
менее  как  диктатуру  гарнизона.
 Об  этом  сконфуженно  рассказывали  позже  сами  сол¬
 93

даты  й  каяЛись,  что  дали  увлечь  себя  гипнозом  сАов,  ?аК
как  фактически  диктатура  гарнизона  в  тот  момент  уже
осуществлялась  через  Военно-революционный  комитет,  в
руках  которого,  как  представителя  гарнизона,  и  без  того
была  вся  полнота  власти.
 И  другую  оценку,  полную  и  содержания  и  смысла,
приобретал  факт,  сперва  показавшийся  таким  ненужным,
неуместным.
 Когда  29  октября  солдаты  полка  в  темноте  и  в  грязи,
под  дождем  и  ветром,  шагали  по  тракту  к  Пулкову,  их
нагнал  автомобиль  с  членами  Военно-революционного
комитета.
 Слепя  глаза  фонарями  и  завывая  своим  гудком,  авто¬
мобиль  въехал  в  гущу  полка,  и  послышались  слова,  пока¬
завшиеся  такими  неуместными:  «Больше  всего,  товарищи
солдаты,  следите  за  своими  офицерами!  Не  доверяйте  ва¬
шему  командному  составу  В  большинстве  случаев  он
душой  с  Керенским.  Во  все  глаза  смотрите  за  вашими
офицерами.  При  малейшей  попытке  к  переходу  на  сторону
врага  или  к  сдаче  —  на  месте  прикалывайте  изменников
Революции...».
 На  этот  раз  Волынский  полк  оставался  на  фронте
(в  деревне  М.  Кабази)  до  3  или  4  ноября,  когда  получил
приказ  вернуться  в  Петроград.

R.  С.  Еремеев
 ОКТЯБРЬСКИЕ  ДНИ
 (Из  воспоминаний)
 Смольном,  в  Военно-революционном  комитете,  очень
оживленно.  Вчера,  24  октября,  Временное  правитель¬
ство  закрыло  газеты  большевиков  «Рабочий  путь»  («Прав¬
да»)  и  «Солдат»  и  дало  приказ  об  аресте  Ленина,  ряда
иидных  большевиков  и  всех  членов  Военно-революционного
комитета.  В  ответ  на  это  Военно-революционный  комитет
отменил  приказ  о  закрытии  газет,  поставил  в  типографии
свои  караулы  и  принял  военные  меры  к  занятию  своими
нойсками  вокзалов,  телефонной  станции,  телеграфа,  Госу¬
дарственного  банка.  Всю  ночь  шли  эти  военные  операции.
И  утром  25-го  Смольный  кипел,  как  муравейник,  револю¬
ционными  рабочими,  солдатами  и  матросами  —  охраной,
делегатами  районов  и  воинских  частей,  членами  Совета  и
Военно-революционного  комитета,  посланцами  «живой  свя¬
зи».  Часть  дела  была  сделана;  ждали  дальнейших  пору¬
чений.
 В  президиуме  Военно-революционного  комитета  шло
совещание  об  этом  дальнейшем.  Вопрос  был  ясен.  Прави¬
тельство  решило  напасть  на  революционные  органы  про¬
летариата  и  покончить  с  ними,  чтобы  власть  буржуазии
могла  укрепиться  и  продолжать  войну  с  немцами  «до
победного  конца».  Но  организованные  рабочие,  солдаты,
матросы  решили  тоже,  со  своей  стороны,  покончить  с  этим
предательством  революции,  свергнуть  буржуазное  прави¬
тельство  и  власть  передать  в  руки  Советов.  Военные
 96

действия  уже  начались  сегодня  ночью.  Правительство  не
могло  помешать  занятию  вокзалов  и  других  важных  пунк¬
тов,  но  оно  стягивает  верные  себе  войска  на  площадь  Зим¬
него  дворца,  к  штабу  Петроградского  военного  округа.
Теперь  задача  —  окружить  и  ликвидировать  одним  разом
и  правительство  и  его  охрану.
 Н.  И.  Подвойский,  председатель  Военно-революцион-
ного  комитета,  докладывает  насчет  наших  и  вражеских
сил:
 — 	На  нашей  стороне  весь  гарнизон  за  ничтожными
исключениями.  Все  рабочие.  Весь  флот.  Петропавловская
крепость.  Мы  можем  двинуть  всю  Красную  гвардию,  пол¬
ки—-Павловский,  Финляндский,  Волынский,  Литовский,
Кексгольмский,  Гренадерский,  Московский,  180-й  стрелко¬
вый,  2-й  Балтийский  экипаж,  кронштадтских  моряков  и
артиллеристов...  Кто  на  их  стороне?  Юнкера  и  школы
прапорщиков.  Ударные  батальоны.  Женский  батальон.  Юн¬
керские  артиллерийские  училища.  Казаки.  Казаки  вряд  ли
посмеют  выступать,  —  кажется,  1-й  и  4-й  полки  заявили
нейтралитет,  а  без  них  Совет  казачьих  войск  —  нуль.  Ней¬
тральны  еще  специальные  части  —  инженерный  полк,  кон¬
ная  артбригада,  самокатный  батальон,  автомобильная  шко¬
ла.  Семеновский,  Измайловский  и  Преображенский  —  тоже
нейтральны.  Эти  ни  в  каком  случае  не  выступят  против
солдат,  но,  конечно,  будут  балластом.
 — 	Прочие  все  не  так  важны.  А  вот  преображенцы  —
это  очень  важно.  Ведь  казармы  полка  у  самого  Зимнего
дворца.  А  вдруг  они  уже  снюхались  с  юнкерами!
 — 	И  офицерство  там  вообще  ненадежное,  —  заявляет
Чудновский,  сам  делегат  от  Преображенского  полка.  —
Я  сейчас  там  был.  Упарился.  Никакого  толку.  Но  катего¬
рически  обещали  нейтралитет.  Полковой  комитет  говорит:
«Мы  не  о  двух  головах».
 — 	Делать  нечего.  Иметь  их  все  время  в  виду.  Кто  тут
будет  командовать,  пусть  глядит  в  оба.
 — 	Итак,  кончаем.  Время  не  ждет.  Назначаем:
Петропавловская  крепость  —  тов.  Благонравов,  он  артил¬
лерист.  Еремеев  —  на  участок  от  Петропавловки,  т.  е.  от
Троицкого  моста,  обхватывая  по  реке  Мойке,  до  Красного
моста  у  Гороховой  улицы.  Чудновский  —  на  участок  от
Красного  моста  до  Флотских  казарм.  Чудновскому  сначала
занять  Мариинский  дворец  и  распустить  «предпарламент».
 •96

11<>том  наступать  совместно,  сжать  кольцо  у  Зимнего  двор¬
ца,  разоружить  охрану  и  арестовать  Временное  правитель-
гтво.
 — 	Какие  полки  пошлем?  Все  хотят,  но  нельзя  ж*
 прудить  всех  к  одному  месту.  Надо  охранять  вокзалы  и
I  ыл.
 — 	Чудновскому  —  матросы,  рабочие,  ну  —  Кексгольм-
<  кий  полк,  можно  еще  Финляндский.  Еремееву  —  рабочие
и  Павловский  полк.  Остальные  на  местах,  в  готовности.
Директивы  всем  отсюда.
 Штаб  моего  сектора  расположился  в  казарме  Павлов-
(  кого  полка  на  углу  Миллионной  улицы  и  Марсова  поля  —
ныне  площадь  Жертв  Революции.  Штаб  состоял  из  комис-
t  ара  полка  тов.  Дзениса  и  нескольких  членов  полкового
комитета.
 В  ожидании  известий  от  Чудновского  и  прихода  Крас¬
ной  гвардии  мы  выставили  оцепление  от  набережной  Невы
 всему  участку  заставы  и  послали  патрули  и  разведку
по  все  стороны.  На  площади  Зимнего  дворца  стояли  два
юнкерских  училища,  женский  батальон,  артиллерия  Кон-
(тантиновского  училища  и  казаки.  Юнкерские  патрули
ходили  по  набережной,  по  Миллионной  улице  и  в  сторону
 I 	1евского.  Павловцы  стали  обезоруживать  патрули  юнке¬
ров  и  отводить  их  в  казармы,  вследствие  чего  юнкера
перестали  ходить  и  стояли  только  в  оцеплении  на  самой
площади.
 Наше  оцепление  никого  не  пропускало.  Автомобили  за¬
держивались.  В  штаб  приводили  разных  пассажиров  —
коммерсантов,  адвокатов,  иностранцев,  офицеров,  —  мы  их
отпускали,  оставляя  себе  машины.  Вскоре  привели  прилич¬
ного  господина  с  портфелем,  который  возмущенно  проте¬
стовал:
 — 	Что  у  вас  тут  делается?  Это  безобразие!  Меня
гмели  задержать  —  я  министр  Прокопович!  Я  спешу  на
заседание  правительства.
 Мы  ему  сказали:
 — 	Правительства  этого  больше  нет.  Мы  вас  отправим
и  Смольный.
 — 	Это  самоуправство!  —  волновался  министр.  —  Вы  не
 97

смеете!  Вы  понесете  тяжелую  от&етстбенность.  Вы  пони¬
маете  ли,  что  вы  делаете?
 — 	Мы  делаем  революцию.
 — 	Черт  знает  что!  Это  разбой  среди  белого  дня.
 После  Прокоповича  попались  еще  два  министра  —
 Карташев,  министр  по  религиозным  делам,  и  управляющий
делами  Временного  правительства.  Эти  так  испугались,
что  уж  ни  о  чем  не  спорили,  а  только  просили,  чтоб  их
отпустили  домой.  Но  мы  таких  важных  лиц  отправляли  в
автомобилях  с  конвоем  в  Смольный.
 Вскоре  пришли  два  отряда  Красной  гвардии  из  Вы¬
боргского  и  Петроградского  районов.  Они  поместились  пока
в  казармах,  где  ожидали  уже  готовые  роты  павловцев,
одетых  по-походному.
 Пришла  ко  мне  в  подкрепление  также  полевая  полу-
батарея,  которой  я  приказал  стать  на  Невском,  на  Поли¬
цейском  мосту,  развернуть  орудия  в  обе  стороны  Невского
проспекта.  К  этому  мосту  подошло  уже  по  набержной
Мойки  оцепление  Кексгольмского  полка.
 К  казармам  подъехали  верхами  двое  казаков  —  офицер
и  нижний  чин  —  и  просили  их  пропустить  к  Зимнему
дворцу.
 — 	Мы  делегаты.  Нас  общее  собрание  казаков  послало
увести  от  дворца  сотню,  которая  там  находится.  Казаки
постановили  не  защищать  Временное  правительство.
 Они  предъявили  мандаты,  в  которых  это  было  напи¬
сано.  Мы  решили  их  пропустить.  Вскоре  действительно  по
Миллионной  улице  показался  отряд  казаков  —  все  пожи¬
лые,  бородатые.  Они  ехали,  не  глядя  по  сторонам.  Де¬
журная  рота  павловцев  вышла  из  двора  на  всякий  случай
и  построилась  у  казармы.  Казаки  проехали  в  свои  казармы.
 Приехал  Чудновский.
 — 	С  Мариинским  дворцом  покончено.  Всё  по  расписа¬
нию—  окружили,  поставили  броневики,  вошли  туда  и
предложили  разойтись.  Юнкеров  разоружили.  Что  там
было!  Растерянность,  паника.  Вышли  как  в  воду  опущен¬
ные.  Жалкий  лепет  протеста:  «Покоряемся  грубой  силе».
Просили  дать  им  хотя  бы  в  автомобилях  домой  разъехаться.
А  матросы  кричат:  «Не  велики  господа!  Пешком  дойдете,
полезно  к  аппетиту...»  Я  уже  был  в  Смольном.  Приказы-
 98

иали  Наступать  и  кончить.  У  меня  штаб  будет  теперь  в
Адмиралтействе.
 Мы  условились,  как  делать  дальше,  и  он  уехал.
 Обстановка  уже  изменилась  в  нашу  пользу.  Не  только
не  было  юнкерских  патрулей,  но  и  самая  площадь  у  дворца
была  пуста.  Все  войска  Временного  правительства  забра¬
лись  во  двор  и  помещения  Зимнего  дворца.  Перед  воротами
дворца  была  сложена  невысокая  баррикада  из  дров.  Ар¬
тиллерия  Константиновского  юнкерского  училища  ушла  сов¬
сем  от  дворца,  отказавшись  защищать  правительство,  и  мы
ve  тоже  пропустили  через  наше  оцепление  домой.  Можно
было  полагать,  что  когда  мы  тесно  обступим  дворец,  то
сдадутся  и  остальные,  ибо  бегство  защитников  —  казаков
и  юнкеров  —  показывало,  что  воодушевления  биться  за
правительство  до  последней  капли  крови  —  не  было  ни
капли.
 Роты  павловцев  и  отряды  красногвардейцев  были  вы¬
ведены  и,  согласно  данным  им  указаниям,  начали  окруже¬
ние  района  Зимнего  дворца  от  набережной  Невы  по  Мойке
и  Морской  улице.
 В  то  же  время  рабочие,  матросы  и  другие  полки
охватывали  район  от  набережной  площади  Сената  к  Але¬
ксандровскому  саду  и  Морской  улице.  Кольцо  замкнулось.
Вскоре  на  площади  началась  перестрелка  —  это,  в  ответ  на
предложение  сдаться,  ударницы  открыли  пулеметный  и
ружейный  огонь.
 К  Павловскому  полку  приехал  тов.  Подвойский  и  по¬
желал  обойти  фронт.  Мы  обошли  по  набережной  Мойки  и
вышли  на  Морскую  улицу  под  арку  Главного  штаба.
На  площади  шла  усиленная  стрельба.  Пулеметы  щелкали
от  Зимнего  дворца  во  всю  мочь,  ружейная  стрельба  раз¬
давалась  переливами.  Пули  постукивали  в  стены  и  окна
зданий.
 — 	Ишь,  не  дают  подойти.  Как  жарят!  Разрешите  их
хоть  разок  пугнуть  из  орудия,  —  говорили  солдаты,  бывшие
около  нас.
 Тов.  Подвойский  не  возражал,  и  я  вызвал  сюда  с
моста  одно  орудие.  Мы  целой  толпой  вышли  на  площадь,
чтоб  выбрать  место,  с  которого  было  бы  удобнее  послать
снаряд  в  ворота  дворца.  Однако  тут  так  свистели  пули,
 99

что  установить  орудие  было  трудно.  Пришлось  орудий
поставить  под  аркой,  где  артиллеристы  были  в  большей
безопасности.  Но  здесь  имелось  неудобство  для  прицела
в  виде  Александровской  колонны  и  фонарей  около  нее.
 Пока  устанавливали  орудие,  послышались  орудийные
выстрелы  со  стороны  Невы.  Это  стреляли  с  верхов  Петро¬
павловской  крепости  и  с  крейсера  «Аврора»  холостыми,
предупредительными  выстрелами.  Раздался  и  наш  выстрел.
Все  были  осыпаны  осколками  стекол  из  окон  арки  и  при¬
легающих  зданий.  Прицел  был  взят  несколько  высоко,  и
снаряд  попал  немного  ниже  карниза  вправо  от  ворот.
Впоследствии  выяснилось,  что  он  пролетел  на  вторую  по¬
ловину  дворца,  где  и  был  поднят  стакан  от  снаряда.  Удар
от  снаряда  виден  еще  и  сейчас,  через  10  лет,  так  как  ре¬
монта  дворца  не  производилось.1
 Орудие  было  отправлено  на  место,  так  как  оно  уже  не
могло  пригодиться.  К  дворцу  с  двух  сторон  тесно  надви¬
нулись  наши  отряды.
 Когда  мы  вышли  к  Невскому,  увидели  толпу  людей,
которую  сдерживали  солдаты.  Толпа  была  безоружна,  на
вид  всё  интеллигентные  люди  —  мужчины  и  женщины.  Они
требовали,  чтоб  их  пропустили  в  Зимний  дворец,  к  пра¬
вительству.
 Женский  истерический  голос  кричал:
 — 	Почему  не  можете  пропустить?  Кто  здесь  началь¬
ник?
 Кто-то  сказал  из  солдат:
 — 	Вот  пришел  начальник.
 Передо  мной  расступились.  Ко  мне  обратились  сразу,
наперебой,  несколько  человек:
 — 	Гражданин  начальник...  Позвольте  ...  Выслушай¬
те  ...  Мы  —  мирная  делегация  из  Городской  думы.  Ви¬
дите,  мы  же  без  оружия...  тут  женщины.  Видите  —  у  нас
флаг...  Мы  идем  в  Зимний  дворец  умолять  правительство
прекратить  кровопролитие...
 Я  ответил,  что  не  пропущу,  и  предлагаю  им  идти  назад.
 — 	Но  вы  не  можете  нас  задерживать:  мы  гласные  Го¬
родской  думы...  Мы  представители  народа...  Я  гласный
 1  Имеется  в  виду  1927  год,  когда  впервые  печаталась  статья
К.  С.  Еремеева.  —  Ред.
 100

такой-то.  я  доктор...  я  городской  голова...  Я  ми¬
нистр  ...  я  член  ЦИК...
 Обступивших  меня  раздвинула  пожилая  дама:
 — 	Пустите,  я  ему  скажу!..  Я  женщина...  вы  послу¬
шаете  женщину!  Я  —  графиня  Панина...  Я  всю  жизнь
работаю  для  народа.  Вы  должны  нас  пропустить.  Мы  будем
на  коленях  умолять  правительство  кончить  это  ужасное
человекоубийство...  Я  и  вас  буду  умолять  на  коленях...
 — 	Бесполезно,  —  прервал  я.  —  Вы  туда  не  пойдете.  Да
это  и  небезопасно  для  вас  —  слышите:  стрельба.
 — 	Но  мы  подымем  высоко  белый  флаг...  Мы  обяза¬
ны...  Мы  пойдем  силой  ...
 — 	Если  вы  пойдете  силой,  вас  прогоним  прикладами.
 — 	Вы  —  будете  нас  бить?!.  Вы  человек  без  сердца!
 Помните: 	это  говорит  вам  старая  женщина.  Пойдемте,
 господа,  —  подчинимся  насилию.
 Цепь  солдат  проводила  их  по  Невскому  до  Казанского
собора.
 Мы  отправились  к  дворцу.  Там  было  шумно:  слыша¬
лись  крики,  раздавалась  стрельба.  В  выступах  дворцовых
стен  накопились  большие  группы  наших.
 На  углу,  у  правого  подъезда,  раздавались  громкие
крики:
 — 	Ура!  Вали!  Вали!
 Это  открылась  дверь,  которую  распахнули  изнутри
вошедшие  со  двора  от  набережной  моряки,  рабочие  и  сол¬
даты.  В  дверь  хлынул  поток  людей.  Однако  дело  было
еще  не  кончено  —  там,  внутри,  тоже  оказались  запертые
двери.
 На  площади,  у  ворот  дворца,  был  сильный  галдеж.
Там  юнкера  хотели  сдаться  и  выйти  со  двора,  но  ударницы
им  препятствовали,  и  женские  голоса  кричали:
 — 	Не  дадим  вам  уйти!  Стрелять  будем  в  спину!  Сво¬
лочи!  Изменники!
 Наши  с  этой  стороны  подбадривали:
 — 	Эй,  не  бойсь,  выходи!..  Выходите  и  вы,  тетки,—не
тронем.  Все  равно  уж  дворец  наш.
 Но  женщины-солдаты  храбро  отвечали:
 — 	Врете!  Вы  сволочи,  большевики.  Уйдите!  Бить  вас
 101

будем.  Юнкеришки,  трусы,  черт  с  вами,  только  винто¬
вок  вам  не  дадим.  Сдавайте  винтовки!
 Бывшие  впереди  юнкера  с  трудом  оттеснили  женщин
и,  приоткрыв  ворота,  стали  вылезать  из  дворцового  двора.
Задних  всё  же  женщины  успели  обезоружить,  однако  они
уже  не  стреляли  ни  в  наших,  ни  в  юнкеров,  хотя  всё  еще
грозили  стрелять.  Юнкера  были  окружены  павловцами  и
отведены  в  казармы  под  арест.  При  обыске  у  каждого  из
них  нашли  заряженными  по  два  револьвера.
 Оставшиеся  у  ворот  матросы,  солдаты  и  рабочие  про¬
должали  уговаривать  ударниц:
 — 	Сдавайтесь  и  вы.  Потом  хуже  будет.  Выходите
сейчас  —  не  тронем.  Ну,  а  силой  возьмем  —  всех  вас  по
казармам  разведем.
 Они  храбрились  и  нервными  голосами  кричали:
 — 	Уйдите  к  чертям!  Умрем,  а  не  сдадимся!  ..  Уходи¬
те—  стрелять  будем...  Всех  перебьем!
 Но  уже  не  стреляли.  Душевная  тревога  и  страх,  видимо,
ими  овладевали.
 — 	Да  выходите,  дамочки!—отвечали  со  смехом  сол¬
даты.  —  Вылезайте,  что  ль.  Все  равно  —  вы  наши.
 Наконец  они  согласились:
 — 	Выйдем,  только  не  трогайте.  Строем  нас  отпустите.
 На  площадь  высыпала  тысяча  женщин  в  солдатских
 фуражках,  гимнастерках  и  штанах.  Их  окружили  со  всех
сторон.  Винтовки  они  побросали  на  дворе.  Повели  их  в
казармы  Павловского  полка,  чтобы  оттуда  отправить  в  их
казармы  под  городом  в  Левашове,  где  они  должны  пере¬
одеться  в  свои  женские  костюмы  и  разойтись  по  домам.
 Наши  уже  вломились  во  дворец  и,  не  встречая  ника¬
кого  сопротивления,  подвигались  по  многочисленным  кори¬
дорам  и  переходам.  Мне  сообщили,  что  приехал  тов.  Ан¬
тонов  и  вместе  с  Подвойским  пошел  во  дворец.
 Во  дворце  я  встретил  процессию  членов  бывшего  пра¬
вительства,  выходящую  на  площадь.  Они  были  окружены
конвоем  и  направлены  в  Петропавловскую  крепость.
 Так  кончились  дни  четвертого  и  последнего  Времен¬
ного  правительства,  существовавшего  ровно  месяц,  с  25  сен¬
тября  по  25  октября.
 Глава  правительства,  Керенский,  бежал  из  Петрограда
во  Псков  еще  утром  в  этот  же  день.
 102

А  в  то  время  как  велись  эти  боевые  действия,  произо¬
шли  исторические  события:
 Было  заседание  Петроградского  Совета,  на  котором
выступил  вышедший  из  подполья  В.  И.  Ленин.  Провоз¬
глашена  вся  власть  Советам.
 Открылись  заседания  II  Всероссийского  съезда  сове¬
тов.  Меньшевики  и  правые  эсеры  покинули  съезд,  проте¬
стуя  против  власти  Советов.  Съезд  принял  обращение  к
населению  всей  России,  в  котором  заявил,  что  вся  власть
на  местах  переходит  к  Советам  рабочих,  солдатских  и  кре¬
стьянских  депутатов.  Советы  должны  обеспечить  револю¬
ционный  порядок  и  не  допустить  контрреволюции.
 Родилась  новая,  не  существовавшая  еще  в  мире  нигде,
кроме  Парижской  коммуны,  истинная  власть  трудящихся.
 Это  были  важнейшие  исторические  события,  которые
начали  совершенно  новую  эпоху  в  жизни  человечества  на
всем  земном  шаре.

Л.  Флеровекий
 руководитель  большевист¬
ской  фракции  Кронштадт¬
ского  Совета
 КРОНШТАДТ  В  ОКТЯБРЬСКОЙ  РЕВОЛЮЦИИ
 ТГ  ак-то  в  конце  сентября  1917  года  в  коридоре  Смоль-
ного  меня  остановил  член  президиума  ВЦИК  морской
офицер,  лейтенант,  эсер  Филиптювский:  «Будете  ли  вы
завтра  в  Кронштадте?  У  нас  там  очень  серьезное  дело  к
Исполнительному  комитету».  Я  полюбопытствовал,  кому
это  «нам»  и  что  за  «дело».  Филипповский  от  объяснений
таинственно  уклонился,  но  настоятельно  просил  меня  быть
«завтра»  в  Кронштадтском  исполкоме.  Таинственность
Филипповского  меня  не  особенно  заинтриговала,  но  все
равно  надо  было  ехать  в  Кронштадт,  и  я  охотно  обещал
лейтенанту  непременно  там  быть  на  следующий  день.
 В  тот  же  вечер  я  выехал  на  пароходе.
 В  Кронштадте  не  было  такого  вечера,  когда  бы  наибо¬
лее  активная  публика  —  члены  комитетов  партий,  депутаты
Совета  и  т.  п.  —  не  собирались  бы  в  бывшем  Морском  со¬
брании,  а  теперь  доме  Советов.  Здесь  шли  частые  заседа¬
ния  исполкома,  фракций,  комиссий,  ужинали  и  пили  чай,
в  группах  велись  бесконечные  споры,  словом  —  это  был
настоящий  революционный  муравейник.  Здесь  постоянно
пребывали  наш  «почти  Марат»  —  Блейхман,  анархист-ком-
мунист,  скрывшийся  в  революционной  цитадели  от  Керен¬
ского,  его,  казалось  бы,  ближайший  единомышленник,  а
на  деле  отчаянный  фракционный  враг,  анархосиндикалист
Ярчук.  Оба  были  лидерами  фракций  в  полтора  человека,
но  шум  производили  большой.  Из  эсеров  Брушвит,  впо¬
следствии  член  Самарской  учредиловки  и  «Администра¬
 104

тивного  центра»,  а  тогда  игравший  в  левизну,  ибо  правым
в  Кронштадте  быть  не  полагалось.  Из  максималистов  —
Ривкин,  человек  чрезвычайной  мягкости  и  жалкого  вида,
неожиданно  ставший  лидером  второй  по  числу  (после  боль¬
шевиков)  фракции  Совета  —  максималистов.  Говорю  —
неожиданно,  ибо  эта  фракция  все  время  жила  в  баспартий-
ных  и  руководилась  беспринципнейшим  обывателем  техни¬
ком  Ламановым,  единственным  талантом  которого  было
особое  умение  приветствовать  «высоких»  гостей.  1  Однажды
эта  фракция  вдруг  объявила  себя  «максималистской»,  мы
даже  не  ахнули  от  удивления,  а  просто  улыбнулись.  Такие
ли  штуки  в  Кронштадте  бывали!  Ламанов  передал  лидер¬
ство  Ривкину.
 Руководство  фракцией  большевиков  в  эту  пору  лежало
на  мне.  А  это  означало  и  фактическое  руководство  Советом,
ибо  не  было  случая,  когда  бы  решение  нашей  фракции,
хотя  и  не  составляющей  большинства,  не  проходило  в
Совете.  В  практической  работе  Исполкома  я  участия  почти
не  принимал,  бывал  лишь  на  более  важных  заседаниях,  но
заседания  Совета  посещал  регулярно  и  нередко  руководил
ими.  Здесь  зевать  нельзя  было,  ибо  не  было  случая,  чтобы
Совет  не  решал  какого-либо  вопроса,  связанного  с  судь¬
бами  революции,  и  приходилось  быть  постоянно  начеку.
 В  тот  вечер  внешне  казалось  все  как  обыкновенно.
Заседали,  пили  чай,  спорили.  Но,  чуть  приглядевшись,
можно  было  заметить  особенную  нервность  и  приподня¬
тость  настроения:  слова  «Моон-Зунд»,  «Слава»,  «Гром»
то  и  дело  слышались  в  спорах.  Кронштадт  нервничал,
у  задав  о  мооизундских  событиях,  где  вдаш  флот  потерпел
серьезный  урон:  погибли  броненосец  «Слава»  и  эскадрен¬
ный  миноносец  «Гром».  Эта  гибель  в  обстановке  керен¬
щины  страшно  взволновала  не  только  матросов,  но  и
рабочих  и  гарнизон.  Почувствовали  и  у  нас  почти  вплот¬
ную  дыхание  войны.
 Ко  мне  подошел  один  из  членов  Исполкома:  «Получена
телефонограмма  от  президиума  ВЦИКа,  подпись  Чхеидзе.
Просит  собрать  на  завтра  Исполком  в  двенадцать,  не
знаете  ли,  в  чем  дело?»
 1 	В  дни  Кронштадтского  мятежа  1921  года  Ламанов  редактиро¬
вал  «Известия»  контрреволюционного  ревкома,  скрыться  не  успел
и  был  расстрелян.  (Примеч.  автора.)
 105

Я  вспомнил  таинственную  просьбу  Филипповского:
связь  между  ней  и  телефонограммой  Чхеидзе  очевидна.
Ну,  поживем,  —  увидим.
 На  другой  день  в  12  часов  собрался  президиум  Испол¬
нительного  комитета.  Точность  в  Кронштадте  тогда  счи¬
талась  обязательной.  Филипповский  и  с  ним  некто  в  воен¬
ной  форме  полковника  Генерального  штаба  были  уже  здесь.
Заседание  немедленно  открылось.  Начал  Филипповский.
«Мы  явились,  товарищи,  по  поручению  ВЦИКа  и  прави¬
тельства.  Вопрос  идет  об  обороне  Петербурга,  Кронштадта,
России.  От  вас  в  этом  деле  зависит  многое.  Полковник
разъяснит  вам  подробно.  Надеюсь,  что  стратегические
тайны  не  выйдут  за  стены  этой  комнаты».
 Начало  было  не  лишено  интереса.  Полковник  медленно
и  аккуратно  развернул  трубочку  бумаг.  Среди  них  была
карта.  Он  разложил  ее  перед  собой  и  твердым,  чеканно-
эффектированным  слогом  стал  разъяснять  грядущую  не¬
мецкую  опасность  Кронштадту  и  Питеру,  с  массой  стра¬
тегических  подробностей,  под  конец  развил  план  обороны
и  закончил  предложением  —  снять  орудия  с  кронштадтских
фортов  и  перенести  их  на  острова  (Левенсари)  при  входе  в
Финский  залив  и  таким  образом  закрыть  путь  немецкому
флоту.
 Все  слушали  весьма  внимательно.  Меня  лично  этот
план  заинтересовал  очень,  он  казался  умным  и  обоснован¬
ным.  «Хороший  план»,  —  шепнул  я  Филипповскому;  тот
засиял,  а  я...  улыбнулся...
 После  выступления  полковника  пошли  споры.  Было
крайне  интересно,  как  члены  президиума  Исполкома,  эсеры
и  максималисты,  отнесутся  к  предложению;  от  большевиков
слово  принадлежало  мне,  и  я  решил  приберечь  его  под
конец.  Эсеры  и  максималисты  сразу  ударились  в  стратегию
и  тактику.  Полковник,  видимо,  был  доволен  их  возраже¬
ниями:  его  доводы  неотразимы,  возражения  противников
неубедительны,  —  значит,  дело  в  шляпе.
 Очередь  за  мной:  «В  стратегические  споры  вступать  не
стану.  План,  видимо,  весьма  хорош,  мне  он  очень  нравится
(и  полковник  и  Филипповский  засияли,  а  наша  публика
недоуменно  уставилась  на  меня).  Да,  —  продолжал  я,—
план  очень  хорош,  и,  без  сомнения,  мы  используем  его,  ко¬
гда.  .  когда  свергнем  Временное  правительство  Керен¬
 106

ского».  Заключение  поначалу  вышло  совершенно  неожи¬
данным,  и  впечатление  получилось  эффектное.  Лица  наших
«гостей»  вытянулись,  а  кое-кто  из  товарищей  крякнул  от
удовольствия.
 Нам  тогда  не  были  известны  планы  Временного  прави¬
тельства  и  Керенского  в  отношении  Кронштадта.  Эти
планы  Керенский  раскрыл  в  своих  показаниях  по  «делу
Корнилова».  Там  он  писал:  «Не  я  давал  согласие  на  разо¬
ружение  крепости,  а  я,  как  морской  министр,  возбудил  этот
вопрос  и  получил  согласие  Временного  правительства  на
упразднение  Кронштадтской  крепости».  1  И,  очевидно,  ре¬
шение  Временного  правительства  по  предложению  Керен¬
ского  было  вынесено  в  те  дни,  когда  Церетели  и  Скобелев
уговаривали  Кронштадтский  Совет  отказаться  от  резолю¬
ции  о  признании  Совета  единственной  властью  в  Крон¬
штадте.  Дальше  Керенский  писал:  «Было  решено,  если  не
в  июне,  то,  во  всяком  случае,  в  июле  упразднить  Крон¬
штадтскую  крепость  и  сделать  из  Кронштадта  базу  снабже¬
ния,  место  разных  складов  и  т.  д.».  Дальше  Керенский  сооб¬
щает,  что  «каждая  попытка  вывезти  артиллерию  (из  Крон¬
штадта.—  И.  Ф.)  вызывала  там  прямо  ярость  толпы».
И  наконец:  «Сдача  Риги  несколько  отрезвила  кронштадтцев,
и  в  то  время  как  Корнилов  давал  задачу  Крымову  (ра¬
зоружить  Кронштадт.  —  И.  Ф.),  они  уже  отдавали  ору¬
дия».  2  Два  последних  утверждения  Керенского  (о  «попыт¬
ках  вывезти  артиллерию»  и  о  том,  что  кронштадтцы  «уже
отдавали  орудия»),  являются  вздорной  выдумкой.  Не  было
ни  того,  ни  другого.  Приезд  члена  президиума  ВЦИКа  Фи-
липповского  свидетельствовал  об  обратном  —  о  попытке  вы¬
нудить  у  Кронштадтского  Совета  согласие  на  разоружение.
И  эта  попытка  сорвалась.
 Этот  эпизод  я  привел  затем,  чтобы  показать,  как  был
настроен  Кронштадт  к  правительству  Керенского  накануне
Октябрьских  дней.  Кронштадт,  первый  в  России,  с  изуми¬
тельным  единодушием  встал  на  ленинские  позиции  новой
социалистической  революции.  «Власть  Советам!»  —  на
Якорной  площади,  этом  вече  Кронштадта,  другого  лозунга
не  допускали  еще  в  мае.  Июльский  разгром  лишь  усилил
 1 	А.  Ф.  Керенский.  Дело  Корнилова.  М.,  1918,  стр.  84.
 2 	Там  же,  стр.  83—84.
 107

озлобление,  ожесточил  революционную  решимость  крон¬
штадтских  матросов  и  рабочих.  Эта  решимость  достигла
апогея  после  моонзундского  сражения.  Приближались  сол¬
даты  кайзера,  наступала  неизбежность  боев  с  ними.
А  разве  возможно  принять  эти  бои  под  знаменем  Времен¬
ного  правительства?  Это  было  бы  для  нас  мучительным
стыдом  и  позором.  Нет,  уж  если  погибать  под  напором  нем¬
цев,  так  под  знаменем  власти  Советов,  на  защите  освобож¬
денного  от  гнета  и  рабства  народа.
 Так  чувствовали  не  только  в  Кронштадте,  но  и  в  дей¬
ствующем  флоте,  в  последнем  с  еще  большей  остротой,  ибо
первые  удары  врага  грозили  боевым  судам.
 В  начале  октября  за  Нарвской  заставой  состоялось
собрание  Петроградского  комитета  большевиков  и  предста¬
вителей  районов.  Обсуждался  вопрос  об  отпоре  наступав¬
шей  контрреволюции.  Я  от  Кронштадта  и  Антонов-Овсе-
енко  от  действующего  флота  (он  тогда  работал  в  Гельсинг¬
форсе)  выступили  почти  с  одинаковыми  речами.  Мы  требо¬
вали  не  медлить,  мы  именем  флота  требовали  восстанием
освятить  неизбежную,  казалось,  схватку  флота  с  нем¬
цами.
 Керенский  осмелился  упрекнуть  Кронштадт  в  том,  что
в  немецком  успехе  повинен  этот  непослушный  город,  что
благодаря  «упорству  Кронштадта  оборона  не  была  на  долж¬
ной  высоте».  Так  этот  буржуазный  скоморох  сообщил  в
газетах.  Ответ  ему  дали  в  двух  прокламациях:  одна  —  на¬
писанная  моряками  действующего  флота,  другая  —  мною,
от  Кронштадта.  Кроме  темпераментного  ответа  моряков  на
вылазку  Керенского,  прокламации  содержали  призыв  к
оружию,  и  немедленному  вооруженному  выступлению  про¬
тив  правительства  изменников,  за  власть  Советов.  Прокла¬
мации  являлись  несомненным  криминалом,  но  правитель¬
ству  Керенского  было  уже  не  до  преследования  криминалов.
 Канун  Октябрьских  дней
 17  октября  на  заседании  Кронштадтского  Совета  были
выбраны  делегаты  на  II  Всероссийский  съезд  Советов.
Избранными  оказались  трое:  я,  анархист  Ярчук  и  макси¬
малист  Ривкин.  Эти  выборы  превосходно  определили  на¬
строение  Совета  и  Кронштадта.  Близость  переворота  ощу¬
щалась  всеми.  Для  всех  была  ясна  и  несомненна  в  этом
 108

перевороте  организующая  роль  партии  большевиков,  по¬
этому  моя  кандидатура,  выдвинутая  большевистской  фрак¬
цией  и  Кронштадтским  комитетом  РСДРП(б),  прошла
почти  единогласно.  Ривкин  получил  крайне  относительное
большинство  голосов.  Третьим  кандидатом  был  эсер.  Этот
кандидат  еле-еле  собрал  голоса  своей  фракции.  Анархо-
синдикалист  Ярчук  получил  значительно  больше  голосов,
чем  максималист.  За  него  отдала  свои  голоса  большевист¬
ская  фракция,  часть  эсеров  и  максималистов.  Выдвинутую
четвертую  кандидатуру  эсера  Сапера  Совет  с  треском  про¬
валил  с  помощью  фракции  большевиков.
 Голосование  нашей  фракции  за  Ярчука  определялось
необходимостью  иметь  на  съезде  политически  решительного
человека,  способного  без  колебаний  идти  за  нами  до  конца.
Ярчук  был  таким.  Ни  одному  из  эсеров  и  максималистов,
рожденных  из  вчерашних  обывателей,  мы  не  доверяли.  Да
они  и  сами  себе  не  доверяли.  Несуразностью  являлось,  на
первый  взгляд,  то  обстоятельство,  что  под  лозунгом
«Власть  Советам»,  под  лозунгом  «пролетарской  диктатуры»
прошел  абсолютный  противник  всякой  власти  —  анархо-
синдикалист  Ярчук.  Он  охотно  принял  мандат  на  съезд
Советов,  так  как  избрание  было  подкреплено  точной,  импе¬
ративной  резолюцией: 	«Съезд 	обязан 	отстранить 	прави¬
 тельство  Керенского  и  взять  власть  в  свои  руки».  Ярчук
рассматривал  захват  власти  в  руки  Советов  как  переход¬
ный  момент  к  новому  безвластию,  к  организации  в  ближай¬
ший  последующий  момент  федерации  рабочих  синдикатов
и  крестьянских  коммун.  Это  был,  так  сказать,  анархиче¬
ский  оппортунизм,  или,  наоборот,  оппортунистический
анархизм,  не  раз  «разоблачавшийся»  непримиримым  Блейх-
маном.
 Для  нас  практического  значения  теоретические  сообра¬
жения  Ярчука  не  имели,  —  важнее  было  в  решающий
момент  иметь  человека  без  колебаний,  и  потому  Ярчук  ока¬
зался  для  нас  более  приемлемым,  нежели  любой  из  эсеров
и  «максимальных  обывателей»,  как  мы  в  шутку  прозвали
наших  максималистов.
 22 	октября,  в  день  Петроградского  Совета,  мы  с  Ярчу-
ком  ранним  утром  отправились  в  Петербург  на  небольшом
буксирике.  Съезд  назначался  к  открытию  25-го,  но  нам
нужно  было  запастись  мандатами,  а  главное  выяснить  поло-
 109

мнение  в  столице,  получить  в  ЦК  и  ПК  информацию.
Буксирик  в  Питере  удержали,  приказав  ему  быть  наготове.
Политическая  атмосфера  в  Питере  накалялась.  Контррево¬
люция  пыталась  в  этот  день  устроить  крестный  ход  и  шест¬
вие  инвалидов,  спровоцировать  рабочих  и  солдат  на  прежде¬
временное  выступление.  Однако  достигнуть  этого  буржуаз¬
ной  клике  Временного  правительства  не  удалось.
 Обычный  ход  трамвая  казался  нам  очень  медленным.
Нетерпение  скорее  услышать,  узнать  прямо  физически  жгло.
От  остановки  в  Смольный  пустились  бегом.  Здесь  при
входе  чувствуется  уже  боевая  обстановка:  расставлены  пу¬
леметы  в  промежутках  колонн,  здание  охраняется  часовы¬
ми  —  красногвардейцами  и  солдатами.
 Первым  из  членов  Военно-революционного  комитета
повстречался  тов.  Дашкевич,  не  то  поручик,  не  то  прапор¬
щик  из  Петрограда,  всегда  добродушный  и  улыбчивый.
Добродушие  —  великое  дело,  но  когда  контрреволюция
стала  поднимать  голову  и  готовить  одну  провокацию  за
другой,  оно  казалось  нетерпимым.  Тут  подошел  тов.  Чуд-
новский,  вернувшийся  из  эмиграции,  на  редкость  хороший,
кристально-чистый  товарищ.  За  короткое  время  мы  успели
с  ним  близко  сойтись  и  подружиться.  Сейчас  он  только
что  вернулся  из  армии  и  нашего  революционного  нетерпе¬
ния  отнюдь  не  разделял.  Разгорелся  жестокий  спор  —  брать
власть  или  выждать  Учредительного  собрания?  Чудновский
стоял  за  последнее,  ссылаясь  на  солдатские  настроения.  Нам
это  казалось  непростительным  оппортунизмом,  трусостью,
политической  близорукостью.  Но  Чудновский  не  был  трусом
и  не  страдал  пороком  близорукости,  —  это  был  исключи¬
тельно  смелый  человек,  что  он  показал  в  боях  и  у  Зимнего
дворца  и  в  гражданской  войне.  В  наших  настроениях  лишь
отражалась  разница  опыта.  Тогдашний  фронт  еще  не  был
Кронштадтом  и  заставлял  в  прогнозе  событий  быть  осто¬
рожным.  Отсюда  и  точка  зрения  Чудновского.  Но  тогда
нам  эта  точка  зрения  казалась  недопустимой  и  вредной.
 В  разгар  спора  в  комнату  вошел  тов.  Свердлов.  Ото¬
звав  меня  в  сторону,  он  предложил  мне  немедленно  вер¬
нуться  в  Кронштадт:  «События  назревают  так  быстро,  что
каждому  надо  быть  на  своем  месте».  В  коротком  распоря¬
жении  я  остро  почувствовал  дисциплину  наступающего  вос¬
стания,  и  потому  мне  не  понадобилось  спрашивать  моти-
 110

bob  и  объяснений.  Пожав  руки  товарищам  и  пригласив  ё
собою  Ярчука,  я  быстро  вышел  из  Смольного.
 На  вопросы  Ярчука:«В  чем  дело?  Куда  мы  идем^»
я  коротко  ответил:  «Восстание  на  носу.  Едем  в  Крон¬
штадт!»
 Подготовка  выступления  КронштадтЦев
и  поход  в  Петроград
 Вернулись  в  Кронштадт  поздно  вечером.  Днем  23  ок¬
тября  собрался  пленум  Кронштадтского  Совета.  По  поруче¬
нию  Исполкома  я  выступил  с  докладом  о  поездке  в  Петро¬
град,  в  Смольный.  В  конце  сообщения  я  заявил:
 «Никакой  резолюции,  никакой  декларации  я  вам  не
предлагаю,  и  Исполком  не  предлагает.  Исполком  поручил
мне  только  осведомить  всех  кронштадтских  матросов,  сол¬
дат  и  рабочих,  что  теперь  приходится  стоять  не  только  на
страже  революции,  не  только  зорко  следить  за  всеми  раз¬
вивающимися  событиями,  —  теперь  надо  быть  готовыми  к
работе,  в  любую  минуту  поехать  туда,  куда  потребуются
наши  силы.  Из  стадии  резолюций,  из  стадии  слов  мы
перешли  в  стадию  дела.  Теперь  слово  за  нашим  военно¬
техническим  органом,  перед  которым  стоит  ряд  непосред¬
ственных  задач.  Он  должен  давать  указания  и  прика¬
зания».  1
 Вслед  за  мной  в  том  же  духе  выступил  ЯрчуК.  Мне
было  задано  много  вопросов  об  отношении  фронтовиков
к  Военно-революционному  комитету  при  Петроградском  Со¬
вете.  Мною  было  охарактеризовано  это  отношение  как  от¬
ношение  друзей,  которые  в  минуту  опасности  явятся  под¬
держкой  Военно-революционного  комитета,  как  и  наш  ре¬
волюционный  Кронштадт.
 Кронштадтский  Совет  на  этом  заседании  избрал  ко“
миссаров  в  распоряжение  военно-технической  комиссии  при
Исполкоме  совета.  В  своем  заключительном  слове  мной
было  особо  подчеркнуто  то  обстоятельство,  что  Временному
правительству  и  эсеро-меньшевистским  вождям  не  удалось
и  не  удастся  сорвать  11  Всероссийский  съезд  Советов  ра¬
бочих  и  солдатских  депутатов,  что  на  22  октября  до  ^ча¬
сов  на  съезд  прибыло  около  300  делегатов  и  из  них  две
 1 	«Известия  Кронштадтского  Совета  рабочих  и  солдатских  депу¬
татов»  №  189,  4  ноября  1917  г.
 111

трети  —  большевики,  а  ив  эсеров  преобладают  левые  эсеры,
что  по  данным  анкет,  розданным  делегатам,  большинство
за  лозунг  «Вся  власть  Советам!»
 После  меня  выступил  представитель  минного  *  загради¬
теля  «Амур»  и  заявил  Кронштадтскому  Совету:  «Вы  мо¬
жете  располагать  «Амуром»  по  вашему  усмотрению  когда
потребуется,  до  вооруженной  силы  включительно».  1
 На  другой  день,  24  октября,  во  второй  половине  дня
была  получена  телефонограмма  Военно-революционного  ко¬
митета  при  Петроградском  Совете,  предписывающая  вы¬
ступить  революционным  силам  Кронштадта  на  защиту
Всероссийского  съезда  Советов  утром  25  октября
1917  года.
 К  вечеру  меня  вызвали  на  заседание  Исполнительного
комитета  Кронштадтского  Совета.  Когда  я  пришел  в  Морское
собрание,  Исполком  уже  заседал.  На  заседании  в  полном
составе  присутствовала  военно-техническая  комиссия.  Без
лишних  разговоров  и  споров,  быстро  и  энергично  выноси¬
лись  решения,  распределялись  функции  между  членами
Исполкома  совета  и  военно-технической  комиссии.  Для
руководства  сводным  боевым  отрядом  кронштадтских  мо¬
ряков  и  всей  операцией  по  переброске  в  Петроград  много¬
тысячного  отряда  матросов,  солдат  и  красногвардейцев  из
Кронштадта  по  заливу,  Морскому  каналу  и  реке  Неве  был
выделен  штаб  в  составе:  Смирнова  Петра  (техник,  больше¬
вик),  Каллиса2  и  Гримма.3
 В  этот  штаб  вошел  я  как  представитель  Кронштадта
в  Военно-революционном  комитете  при  Петроградском  Со¬
вете  и  Ярчук  —  делегат  II  Всероссийского  съезда  Советов.
Кроме  того,  были  выделены  семь  комиссаров  в  сводно-бое¬
вой  отряд  кронштадтцев  для  руководства  подразделениями
отряда.
 Вся  подготовка  к  выступлению  в  Питер  проходила  ис¬
ключительно  ночью.  Вряд  ли  в  эту  ночь  в  Кронштадте
кто-нибудь  сомкнул  глаза.  Морское  собрание  переполнено
 1 	«Известия  Кронштадтского  Совета  рабочих  и  солдатских  депу¬
татов»  №  190,  5  ноября  1917  г.
 2 	Прапорщик,  левый  эсер,  впоследствии  коммунист,  павший
смертью  храбрых  за  советскую  родину  в  1918  году.  (Примеч.  автора.)
 3 	Солдат-максималист,  впоследствии  перешедший  в  лагерь  врагов
советской  власти,  расстрелянный  в  1919  году  за  участие  в  контррево¬
люционном  мятеже  на  форту  «Красная  Горка».  (Примеч.  автора.)
 112

Охрана  Смольного  в  Октябрьские  дни  1917  г.
Рисунок  для  «Красной  Нивы»  Р.  Френца.

«Товарищи».
 Рисунок  для  «Красной  Нивы»  Шухмина.

матросами,  солдатами  и  рабочими.  У  всех  боевой  вид,  поЛ^
ная  готовность  к  походу.  Приходят  за  распоряжениями,
выносят  приказы.  Революционный  штаб  точно  намечает
план  операции,  определяет  части  и  команды  к  выступле¬
нию,  подсчитывает  запасы,  шлет  назначения.  Ночь  про¬
ходит  в  напряженной  обстановке.  К  выступлению  намечены
суда:  минный  заградитель  «Амур»,  прибывший  в  Крон¬
штадт  из  действующего  флота,  участник  моонзундского
сражения  29  сентября  —  7  октября  1917  года,  старый
линейный  корабль  «Заря  свободы»  (бывший  «Але¬
ксандр  II»),  посыльное  судно  «Ястреб»,  госпитальное  судно
«Зарница»,  учебное  судно  «Верный»,  заградитель  «Хопер»
и  ряд  других.
 «Амур»,  «Хопер»,  «Зарница»,  «Ястреб»,  «Верный»,
кронштадтские  пароходы  и  буксиры  были  предназначены
для)  переброски  свободного  боевого  кронштадтского  отряда
в  Петроград,  а  «Заря  свободы»  для  артиллерийского  обес¬
печения  подходов  к  Петрограду  со  стороны  Балтийской  же¬
лезной  дороги  (Лигово  —  Стрельна)  и  занятия  корабельным
десантом  станции  Лигово.  Стоянка  корабля  намечена  была
у  входа  в  Морской  канал  (пикет  №  114).
 Когда  план  наступления  был  готов  и  важнейшие  при¬
казы  отданы,  мы  с  Каллисом  вышли  на  улицу.  Здесь  боль¬
шое,  но  молчаливое  движение.  К  военной  гавани  движутся
отряды  моряков  и  солдат,  при  свете  факелов  видишь  только
первые  ряды  серьезных,  решительных  лиц.  Ни  смеха,  ни
говора,  четкий  шаг,  редкие  слова  команды.  Тишину  ночи
нарушает  лишь  громыхание  грузовиков,  перебрасывающих
из  интендантских  складов  крепости  запасы  на  суда.  В  га¬
вани  идет  тоже  молчаливая,  напряженная  и  спешная  ра¬
бота  погрузки.  Отряды  притулились  к  набережной  и  тер¬
пеливо  ждут  посадки.
 Невольно  думалось:  «Неужели  это  последние  минуты
перед  величайшим  в  мире  революционным  переворотом?
Все  так  просто  и  четко,  как  перед  любым  военно-боевым
выступлением,  так  не  похоже  на  все  известные  в  истории
картины  революции».
 «Эта  революция  пройдет  по-настоящему»,  —  говорит
мой  спутник.  Оборачиваюсь  к  нему.  При  блеклом  свете
фонаря  не  лицо,  а  будто  мертвенная,  загадочная  маска.
Только  в  серых  спокойных  глазах  поблескивают  искорки.
Я  вижу  его  словно  впервые,  знаю  о  нем,  что  он  из  чужой,
 8  Немеркнущие  годы
 113

враждебной  партии,  но  сейчас  питаю  к  нему  безграничное
доверие  и  странное  уважение.  Сам  дивлюсь  своим  чув¬
ствам.  Должно  быть,  это  особая  революционная  интуиция,
раскрывающая  в  решительные  моменты  людей,  прежде  не¬
знакомых.  И  революционная  интуиция  не  ошиблась  в  тов.
Каллисе.  Пару  слов  скажу  об  этом  позднее  трагически
погибшем  революционере.
 Безграничная  смелость,  решительность,  спокойствие  и
беспощадность  к  врагам  являлись  основными  его  качествами.
«Наш  Долохов»  —  Долохов  в  революции  —  был  Каллис.
С  той  лишь  разницей,  что  толстовский  Долохов  —  авантю¬
рист  по  преимуществу,  а  основные  качества  Каллиса  спру-
жинились  вокруг  поглощающей,  безграничной  преданности
революции  и  рабочему  классу.  С  той  минуты,  как  лево¬
эсеровские  колебания,  половинчатость  все  более  обнаружи¬
вались,  он  отходил  от  партии  эсеров  и  к  Октябрю,  без
формального  разрыва  с  прошлым,  вошел  в  наши  ряды.
В  революционном  штабе  его  резкие,  короткие  замечания
решали  дело,  в  самой  рискованной  операции  он  шел  впе¬
реди,  и  на  него  безусловно  можно  было  положиться  там,
где  требовалась  крайняя  решительность.  Холодная  жесто¬
кость  ...  Не  знаю,  как  в  личной  жизни,  но  во  имя  револю¬
ции  он-  не  останавливался  ни  перед  чем.  Так  было  в
Октябрьские  дни,  так  было  в  походе  против  Каледина,
когда  он  руководил  кронштадтскими  бойцами.
 «Революция  пройдет  по-настоящему»  —  в  этих  словах
был  весь  Каллис-Долохов.  В  рассчитанном  плане,  в  суро¬
вом  напряжении,  в  четком  исполнении,  в  отсутствии  беза¬
лаберности,  в  беспрекословной  дисциплине  он  чувствовал
настоящую,  новую,  массовую  революцию  и  предвидел  ее
успех.
 Брезжило  пасмурное  осеннее  утро,  когда  началась  по¬
садка.  В  черных  бушлатах,  с  винтовкой  за  плечами  и
патронными  сумками  у  пояса,  с  привычной  быстротой  и
ловкостью  взлетали  моряки  по  трапу  на  корабль.  Мед¬
ленно  поднимались  солдаты  гарнизона  и  красногвардейцы.
Часам  к  девяти  посадка  закончена.  Революционный  штаб
поместился  на  «Амуре»  в  каюте  судового  комитета.  «Амур»
шел  головным.  Комиссаром  «Зари  свободы»  на  заседании
Исполкома  совета  избрали  тов.  Колбина,  большевика-мат-
роса.  Он  должен  был  руководить  боевыми  действиями
корабля.
 114

Сигнал  сбора,  й  матросы  крепко  сгруДилйсь  НА
i-.срхней  и  средней  палубах.  Мне  и  Ярчуку  надо  было  ска¬
пать  слова  революционного  напутствия.  Не  знаю,  что
сказал  Ярчук.  Но  когда  передо  мной  стали  сотни  сосредо¬
точенных  лиц,  когда  я  увидел  эту  массу  глаз,  на  меня
устремленных,  я  почувствовал  небывалый,  восторженный
трепет.  Он  пронизал  насквозь  все  тело,  первые  секунды
 i-жал  горло.  Я,  как  никогда,  реально  осязал  нити,  связую¬
щие  меня  с  этой  массой  лиц  и  глаз.  Хотелось  не  говорить,
.1  броситься  и  обнять  эту  многоликую  силу  пролетарской
революции,  великой  мечты,  готовой  вот-вот  стать  действи¬
тельностью.  С  большим  трудом  я  мог  вымолвить  несколько
слов:  «Товарищи,  наступают  исключительные  события  в
истории  нашей  страны  и  всего  мира.  Мы  идем  творить
с  оциальную  революцию.  Мы  идем  оружием  сбросить  власть
капитала.  Это  нам  на  долю  выпало  величайшее,  неизбывное
счастье  осуществить  страстные  мечты  угнетенных...»
 Прошло  много  лет,  а  картина  этого  митинга,  последних
минут  перед  выступлением  как  живая  стоит  перед  глазами,
и  едва  ли  кто  из  участников  ее  забудет.  Ни  рукоплеска¬
ний,  ни  криков  и  возгласов,  —  сжимают  в  крепких  объя¬
тиях,  целуют,  тискают  руки,  на  энергичных  обветренных
лицах  слезы  и  сияние  глаз.
 Другое  собрание.  В  кают-компании  господа  офицеры.
Здесь  настроения  иные  —  тревога,  озабоченность,  недоуме¬
ние.  При  моем  появлении  и  обычном  приветствии  все
встали.  Стоя  выслушали  короткое  объяснение  и...  приказ:
 <  Мы  идем  с  оружием  в  руках  свергнуть  Временное  прави¬
тельство.  Власть  переходит  Советам.  На  ваше  сочувствие
мы  не  рассчитываем,  и  оно  нам  ненужно;  но  мы  требуем,
чтобы  вы  были  на  своих  местах,  точно  исполняли  свои
обязанности  по  кораблю  и  наши  приказы.  От  лишних
испытаний  мы  вас  избавим».  Вот  все.  В  ответ  прозвучало
короткое  морское  «есть»  командира  судна,  и  сейчас  же  все
разошлись  по  местам  и  своим  каютам.  Командир  вышел  на
мостик.
 Медленно  тронулся  «Амур»  с  матросами,  сплошь  по¬
крывшими  палубу.  Было  их  свыше  двух  тысяч,  жались,
громоздились  где  могли  и  не  двигались  —  ходить  не  было
места.  В  каюте  судового  комитета,  где  разместился  штаб,
тоже  теснота  и  давка.  В  уголке  прикорнул  Блейхман,  рас¬
терянный,  забытый  и  никому  не  нужный  с  его  анархизмом.
 115

Он  сам  чувствовал  свою  ненужность,  и  вся  его  фигура
говорила  о  какой-то  робости,  словно  просила,  чтобы  его
«пожалуйста»  не  трогали,  через  несколько  дней  он  будет
снова  призывать,  а  теперь...  теперь  Блейхман  немножко
жалок,  как  и  его  призывы.  Не  символ  ли  это  анархизма,
с  бурливой  словесностью  и  никчемностью  в  революции?
 Идем  по  узкому  каналу,  в  кильватере  «Ястреб»  и  дру¬
гие  суда.  Невольно  думаешь:  а  что,  если  правительство
предусмотрительно  заложило  пару  мин  и  расставило  де¬
сятки  пулеметов  за  прикрытиями  на  берегу,  —  так  это
просто  и  так  легко  разгромить  наше  предприятие.  Но  пра¬
вительству  не  до  того.  Вот  и  Нева.  Фабричные  трубы,
суда  —  все  спокойно,  без  признаков  грядущей  социальной
и  боевой  грозы.
 Мы  решаем  вопрос,  где  встать  для  высадки  десанта.
Вдруг  слышим  ликующее  могучее  «ура».  Выскакиваем  на
палубу.  Посреди  Невы  развернулся  наш  крейсер  «Аврора».
Гремят  приветственные  клики,  радость,  оживление  ключом
забили  на  палубе.  «Какая  жалость,  что  мы  забыли  ор¬
кестр!»—  «Ничего,  скоро  будет  другая  музыка!»
 «Амур»  стал  невдалеке  от  «Авроры»,  ближе  к  Николаев¬
скому  мосту.  Через  несколько  минут  на  палубу  поднялся
Антонов-Овсеенко,  член  руководящей  тройки  Военно-рево¬
люционного  комитета.1  Наскоро  сообщает  новости  и  пере¬
дает  распоряжение  Военно-революционного  комитета.  Зим¬
ний  дворец  окружается.  Часть  наших  отрядов  займет  место
в  цепи  окружения,  часть  необходимо  высадить  на  Василь¬
евский  остров.  К  «Амуру»  подходят  мелкие  суда,  чтобы
переправить  десант  к  берегу.  Высадка  идет  споро  и  быстро,
палуба  пустеет,  на  корабле  остается  только  боевая  вахта.
Устанавливаем  связь  с  «Авророй»  и  Петропавловской
крепостью.
 Антонов-Овсеенко  нам  сообщил,  что  Военно-револю-
ционный  комитет  намерен  использовать  вначале  мирный
путь:  министрам  Временного  правительства  будет  послан
ультиматум  —  сдаться  под  угрозой  обстрела  дворца  с  бое¬
вых  судов  и  Петропавловской  крепости.  В  случае  отказа
правительства  сдаться  было  предложено  убрать  больных  и
раненых  из  лазарета,  расположенного  в  части  Зимнего
 1  Кроме  него,  в  эту  тройку  входили  тт.  Подвойский  и  Чуднов-
ский.  (Примеч.  автора.)
 116

дворца,  иначе  ответственность  за  попадание  снарядов  в
лаварет  падет  на  головы  министров.
 С  нами  тов.  Антонов-Овсеенко  условился,  что  в  случае
отклонения  ультиматума  Петропавловка  даст  сигнальный
пушечный  выстрел  —  холостой,  мы  ответим  также  холостым
пушечным  выстрелом.  Затем,  после  небольшой  паузы,  кре¬
пость  даст  новый  выстрел,  после  которого  мы  откроем  по
дворцу  боевую  стрельбу.
 Мы  тут  же  отдали  распоряжение  старшему  артиллерий¬
скому  офицеру  «Амура»  выяснить  возможность  обстрела
дворца  и  скоро  получили  ответ: 	«Стрелять  с  «Амура»
 нельзя  —  мешает  Николаевский  мост,  лежащий  на  линии
выстрела.  Для  обстрела  дворца  корабль  необходимо  отве¬
сти  на  новое  место».  Тогда  мы  решили  запросить  «Аврору»
о  возможности  обстрела,  и  с  нее  получили  положительный
ответ.  На  том  и  порешили:  будет  стрелять  «Аврора».
 Наступил  вечер,  уже  было  темно,  когда  нам  сообщили,
что  ультиматум  правительством  отклонен.  На  «Аврору»
был  отдан  приказ  приготовить  условленный  выстрел.
Стали  ждать  сигнала  крепости.  Набережные  Невы  усыпала
глазеющая  публика.  Очевидно,  в  голове  питерского  обыва¬
теля  смысл  событий  не  вмещался,  опасность  не  представля¬
лась,  а  зрелищная  сторона  была  привлекательна.  Зато
эффект  вышел  поразительный,  когда  после  сигнального
выстрела  крепости  громыхнула  «Аврора».  Грохот  и  сноп
пламени  при  холостом  выстреле  куда  значительнее,  чем
при  боевом,  —  любопытные  шарахнулись  от  гранитного  па¬
рапета  набережной,  попадали,  поползли.  Наши  матросы
изрядно  хохотали  над  комической  картиной.1
 Меня  выстрел  застал  в  кают-компании,  где  между  мною
 1  Помнится,  в  своих  воспоминаниях  Малянтович,  министр  юсти¬
ции,  в  одной  из  книжек  «Былого»  рассказывает  об  осколке  снаряда,
залетевшем  якобы  в  Зимний  дворец  и  принесенном  правительству
Пальчинским.  Взяв  в  руки  осколок,  морской  министр  Вердеревский
сказал:  «Это  с  «Авроры».  (Приблизительно  так  пишет  автор.)  Это
чистейший  вздор,  —  никакого  снаряда  «Аврора»  не  посылала,  выстрел
был  холостой  и  единственный.  Очевидно,  господин  министр  в  мемуа¬
рах  делает  кураж  перед  современниками  и  историей:  дескать,  посмо¬
трите,  какие  мы  были  храбрые!  А  с  легкой  руки  Малянтовича  и  наши
некоторые  литераторы  договорились  даже  до  «залпа  „Авроры”».
И  хочется  им  сказать:  «Фантазируйте,  друзья,  да  знайте  меру.  По¬
думайте,  что  бы  стало  с  дворцом  от  залпа  шестидюймовых  «Канэ»,
да  еще  прямой  наводкой».  (Примеч.  автора.)
 П7

и  офицерами  шла  мирная  беседа.  Разговор  на  текущие
темы  не  клеился,  и  мы  слушали  рассказы  командира,  участ¬
ника  русско-японской  войны,  о  Цусиме.  На  кают-компа-
нию  выстрел  «Авроры»  произвел  ошеломляющее  впечат¬
ление.  Несмотря  на  долгую  привычку  к  выстрелам,  все
вздрогнули  и  бросились  к  окнам.  У  командира  странно
запрыгали  губы,  как  перед  плачем  или  истерикой.  «Не  вол¬
нуйтесь,  господа,  это  холостой  ...»
 Но  кают-компания  долго  не  успокаивалась.  Разговор
затих.  Только  командир  в  большой  тревоге  и  оторопелом
смущении  промолвил:  «Выстрел  по  столице...  с  русского
корабля»,  —  и  глаза  его  заблестели  подозрительной  влагой.
Это  было  в  начале  гражданской  войны,  потом  господа  офи¬
церы  привыкли  к  русским  выстрелам  по  русским  городам,
делали  их  с  остервенелым  наслаждением.  Но  тогда...
тогда  это  было  больно  и  непонятно.
 После  выстрела  наступило  молчание,  молчала  и  кре¬
пость.  Мы  недоумевали,  в  чем  дело,  и  ждали.  Дворец,
видимо,  еще  сопротивлялся,  изредка  доносились  оттуда
стрекотанье  пулемета  и  залпы,  но  крепость  новых  вестей
не  давала.  Очевидно,  в  чем-то  нарушена  ситуация:  должно
быть,  Военно-революционный  комитет  внес  изменение  в
наш  план.  Мы  терялись  в  догадках  ...
 Действующий  флот
 В  каюту  штаба  бомбой  влетает  вахтенный:  «Корабли
идут!»  Все  высыпали  на  палубу.  Линии  корабельных  огней
сверкали  у  входа  в  Неву.  «Забияка»  и  «Самсон»  быстро
приближались.  Опытный,  наметанный  глаз  старых  моряков
сразу  определяет  не  только  вид,  но  и  индивидуальность
судна.  Как  ни  были  мы  уверены  в  победе  наличными  си¬
лами,  но  подарок  действующего  флота  вызвал  у  всех
чувство  огромного  подъема  и  ликования.  Долго  несмолкае¬
мое,  могучее  «ура»  на  всех  судах,  шум  судовых  машин,  —
есть  от  чего  прийти  в  восторг.  «Эх,  хорошо  революцию  де¬
лать!»—  восхищается  рядом  со  мною  матрос.  Действи¬
тельно  хорошо,  исключительный,  редкий,  неповторимый
праздник  революции.  «А  ведь  там,  поди,  слышат  и  не
радуются»,  —  показывает  он  на  Зимний  дворец.  Да,  там
в  это  время  «демократические»  министры  слали  проклятия
 I»

«демократии»,  их  породившей,  —  жалкому,  трусливому,  рас¬
терянному  мещанству.
 С  приходом  новых  судов  на  Неве  образовалась  солид¬
ная  революционная  эскадра.  С  этого  момента  не  только  в
ночь  25  октября,  но  и  дальнейшие  попытки  контрреволюции
к  сопротивлению,  вплоть  до  похода  Керенского  —  Краснова,
были  никчемными.  Несколько  позднее  в  нашем  штабе
ставился  вопрос  так,  между  прочим:  как  быть,  если  Крас¬
нов  войдет  в  Питер?  Помню,  тогда  Каллис  взял  план
города  и  карандашом  отметил  ряд  пунктов  в  центре:  «Все
это  мы  разнесем  в  полчаса  судовой  артиллерией».  Он  не
преувеличивал  —  силища  у  нас  составилась  большая.
 Едва  корабли  швырнули  в  Неву  якоря,  как  наш  катер
пришвартовался  к  борту  «Самсона».  Эсминец,  как  разго¬
ряченный  после  бега  благородный  конь,  еще  содрогается,
словно  живой,  фырчат  машины.  В  средней  палубе,  где
собралась  команда  и  куда  спустились  мы  с  Каллисом,  —
чертово  пекло.  Матросы  почти  все  в  одних  полосатых  тель¬
няшках,  машинная  команда,  как  черти  из  ада,  —  в  саже  и
масле,  все  потом  обливаются.  И  нам  пришлось  первым
делом  сбросить  шинели,  расстегнуть  воротнички  рубах  и
засучить  рукава...
 По  возвращении  на  «Амур»  мы  нашли  здесь  нежданных
гостей: 	делегация 	—  два  эсера,  два  меныиевика-интерна-
 ционалиста.  В  числе  первых  —  Спиро,  один  из  вождей
левого  эсерства,  в  числе  вторых,  помнится,  —  наш  тепереш¬
ний  друг  тов.  Крамаров.  По  русской  пословице  —  «быль
молодцу  не  укор»,  старое  вспоминать  не  следует.  Но  эта
«делегация»  была  столь  характерна  для  позиции  тогдашних
наших  «друзей»  справа,  что  ее  нельзя  в  воспоминаниях
обойти  молчанием.
 Они  заявили  себя  «делегацией»  съезда  Советов,  сосла¬
лись  даже  на  «санкцию»  Военно-революционного  комитета.
Мы  им  не  поверили  и  не  могли  поверить:  и  потому,  что
среди  них  не  было  представителей  вождя  Октябрьского
восстания  —  партии  большевиков,  и  по  содержанию  их
предложений,  и  по  тону,  который  едва  не  повлек  за  собой
несчастья.
 Первым  их  вопросом  было:  «Как  мы  осмелились  стре¬
лять  в  Зимний,  известно  ли  нам,  что  там  есть  министры  —
члены  «советских»  партий?  (Имелось  в  виду  —  эсеров  и
меньшевиков.)  Кто-то  из  делегатов  с  дрожью  в  голосе
 119

сообщил,  как  Маслов  проклинал  «демократию».  Они  за¬
просили:  что  «у  нас  за  штаб»,  что  мы  «будем  делать
дальше».
 Делегация  и  ее  вопросы  вызвали  среди  членов  штаба
чувство,  трудно  поддающееся  определению.  Только  чрез¬
вычайная  выдержка  членов  штаба  спасла  «делегацию»  от
неприятных  последствий.  Были  два  рискованных  момента.
Спиро  обратился  непосредственно  к  Каллису: 	как  тот
 «смел  без  разрешения  партии  стать  членом  штаба?  Ведь
ЦК  партии  запретил  принимать  участие  в  восстании».
Я  видел,  как  сверкнули  холодные  серые  глаза,  чуть  сжались
брови  и  рука  легла  на  кобуру.  Еще  момент  и...  Крепко
стиснув  руку  товарища,  я  обратился  к  «делегатам»:  «Вот
что,  господа  хорошие,  уходите  подобру-поздорову,  мы  здесь
не  шутку  шутим,  и  лучше  предложите  вашим  министрам
сдаться,  тогда  и  «демократию»  избавите  от  лишних  вол¬
нений  ...»
 Не  успел  я  закончить,  как  в  комнату  влетел  запыхав¬
шийся  матрос,  один  из  ординарцев,  обслуживавших  связь
с  крепостью.  Он  принес  записку,  написанную  на  клочке
карандашом,  но  не  возбуждающую  ни  малейших  сомнений.
В  записке  было  предложение  открыть  немедленно  орудий¬
ную  стрельбу  по  дворцу,  чтобы  не  тянуть  осаду  до  утра.
Повторяю,  записка  сомнения  не  вызывала:  ее  содержание,
нам  казалось  в  тот  момент,  точно  отвечало  ходу  борьбы.
Поэтому  не  колеблясь  мы  отдали  на  «Аврору»  приказ  —
приготовиться  к  боевой  стрельбе.  Все  это  произошло  бы¬
стро,  на  глазах  оторопелой  делегации.  «Ну,  а  теперь,
граждане...»  —  и  я  жестом  указал  «делегатам»  на  дверь.
Но  в  дверях  стояли  матросы,  они  слышали  все  вопросы
«делегатов»,  и  их  лица  не  предвещали  ничего  хорошего.
Это  был  второй  рискованный  момент.  Я  вышел  проводить
«делегацию»,  и  по  тем  замечаниям,  которыми  провожали
«гостей»  матросы,  можно  было  заключить,  что  мое  обще¬
ство  для  «делегатов»  оказалось  нелишним  ...  «Прислуж¬
ники  буржуазии»,  «за  борт...»  и  другое,  не  менее  лест¬
ное,  сопровождало  этих  господ.
 Предстояло  отдать  последний  приказ,  который  мог
иметь  роковое  значение  не  только  для  министров  «демо¬
кратии»,  но  и  для  самого  дворца.  Мы  порешили  выждать
еще  четверть  часа,  инстинктом  чуя  возможность  смены
обстоятельств.  И  мы  не  ошиблись.  На  исходе  последних
 130

минут  —  новый  гонец.  Этот  прямо  от  Зимнего.  «Дворец
взят!..»  Новая  радость,  и  притом  двойная,  —  ведь  мы
были  на  грани  рокового  выстрела,  и  неизвестный  гонец-мат-
рос  (время  ли  там  узнавать,  кто  он!)  явился  спасителем
Зимнего  дворца.
 Немедленно  с  Ярчуком  на  автомобиле  мы  отправляемся  в
Смольный.  Об  автомобиле  позаботились  наши  матросы  —
просто  забрали  штук  пять  у  мимо  проезжавших  буржуев
и  правительственных  чиновников.
 Улицы  Петербурга  спокойны  и  молчаливы.  Ни  малей¬
ших  следов  революционного  восстания.  Только  на  перекре¬
стках  Невского,  Садовой  и  Литейного  расположились
малочисленные  пикеты  революционных  солдат  —  греются
у  костров,  —  автомобиль  пропускают  без  окриков  и  задер¬
жек.  На  повороте  Знаменской  площади  видим  даже  пару
освещенных  трамваев  с  пассажирами.  Словом,  никаких
следов  революции.  У  Смольного  навстречу  нам  выходят
делегаты  съезда,  —  первое  заседание  верховного  органа
Республики  Советов,  образованного  со  сказочной  быстро¬
той,  кончено.1  Можно  вернуться  на  корабль  и  выспаться.
 На  следующий  день  (26  октября)  наша  эскадра  раз¬
делилась:  «Забияка»  и  «Ястреб»  пришвартовались  к  Васи-
леостровской  набережной;  «Самсон»  и  другие  мелкие
суда  были  разбросаны  по  Неве  дальше,  за  Николаев¬
ским  и  другими  мостами,  вплоть  до  Смольного,  причем,
в  случае  надобности,  они  легко  могли  перейти  к  Обухов¬
скому  заводу  (на  случай  необходимости  в  обстреле  Нико¬
лаевской  железной  дороги).  Штаб  перешел  на  «Ястреб»,
где  на  палубе  помещалась  удобная  для  работы  кают-компа-
ния.
 Из  города  стали  приходить  тревожные  вести.  Буржуа¬
зия  и  мещанская  обывательщина  озлоблены,  «Комитет
спасения»  будоражит  толпу  Невского  проспекта  контр¬
революционными  воззваниями.  Передавали  случаи  избиений
депутатов  съезда,  красногвардейцев,  даже  матросов.
 Мы  решили  немного  прочистить  атмосферу  и  показать
революционный  штык  буржуазной  сволочи.  Разослали  ряд
 1  Здесь  очевидная  неточность.  Заседание  съезда,  по  документам,
кончилось  в  пять  часов  утра,  а  около  трех  часов  был  перерыв,  мы
приехали  как  раз  к  перерыву,  но  выходившие  из  Смольного  нам  ска-
вали  о  конце  заседания.  (Примеч.  автора.)
 121

матросских  патрулей  на  Невский  и  другие  улицы  с  прика¬
зом  разгонять  обывательские  сборища.  Патрули  действи¬
тельно  внесли  успокоение.  Возвращались  они  обычно  с
трофеями  —  с  отобранным  разным  оружием:  винтовками,
револьверами,  шашками  и  даже  бомбочками;  приводили
подозрительных  лиц:  офицеров,  ударниц,  пьяных,  господ
сверхбуржуазного  вида.  Однако  к  этим  «пленникам»  и  в
штабе  и  у  матросов  отношение  было  крайне  добродушное:
после  легкого  опроса  их  отпускали  на  все  четыре  стороны;
ударницам  советовали  поскорей  сменить  штаны  на  юбки,
все  это  без  издевки,  с  веселым  простым  смехом,  а  пьяных
даже  кормили  консервами  и  отправляли  в  матросское  поме¬
щение  выспаться.  Очевидно,  молва  о  ласковом  приеме
пьяных  на  корабле  прошла  по  всему  Питеру,  —  скоро  от
пьяных  отбою  не  стало  на  корабле.  Тогда  применили  другой
способ  вытрезвления,  несколько  жестокий  в  осенние  дни:
матросы  стали  окунать  пьяных  головой  в  Неве,  средство  и
в  смысле  отрезвления  и  избавления  от  пьяных  посещений
оказалось  превосходным.
 В  воздухе,  однако,  чувствовалось  наступление  грозы.
Эсеры,  меньшевики,  их  комитеты  продолжали  взывать
против  «узурпации»  большевиков.  У  врагов  революции
была,  хоть  и  слабая,  надежда  на  фронт,  на  Керенского,  ко¬
торый  сбежал  за  казаками.  Пронеслись  уже  слухи,  что
казацкие  полки  движутся  к  Петербургу.  Случаи  нападения
на  советские  автомобили,  разоружения  красногвардейцев
стали  учащаться.  Выявились  отчетливо  и  настоящие  центры
контрреволюционных  выступлений: 	Владимирское,  Кон-
 стантиновское,  Павловское  и  другие  юнкерские  училища.
 Ликвидировать  толпу  на  Невском  было  невозможно  без
решительных  средств,  а  к  ним  не  прибегали,  все  еще  на¬
деясь,  что  обывательщина  уляжется  сама  собой,  или  ждали
для  «успокоения»  более  основательных  поводов,  —  они
явились  через  день.
 Вечером  26-го  мы  с  Ярчуком  отправились  в  Смольный
на  заседание  съезда.  Никогда  еще  Смольный  не  вмещал
такого  количества  людей,  как  в  этот  вечер:  солдаты,  мат¬
росы,  красногвардейцы.
 Большой  зал,  где  обычно  собирался  Петербургский
Совет,  залит  волнами  яркого  света  и  битком  набит  депу¬
татами  и  гостями.  На  трибуне  В.  И.  Ленин  —  вождь  про¬
летарской  революции,  отныне  приковавший  к  себе  небыва¬
 12?

лое  в  истории  внимание  всего  мира:  любовь  одной  поло¬
вины,  ненависть  другой.  Четыре  месяца  мы  его  не  видели,
но,  незримый,  он  руководил  великой  партией,  влил  в  наши
ряды  энергию  и  твердую  веру  в  революционную  победу.
Бритое,  необычное  лицо,  но  знакомы  глаза,  улыбка,  —  во
всей  фигуре  торжество  победы  рабочего  класса  и  уверен¬
ность  в  силе  и  правде  социальной  революции.  Декреты  о
мире,  о  земле,  о  рабочем  контроле.  Вот  они  —  мир,  хлеб,
воля.  Они  завоеваны  в  первом  бою.  Много  осталось  сви¬
детелей  великих  минут,  о  них  писать  не  буду.
 «..  .Образовать  Совет  Народных  Комиссаров  в  соста¬
ве...»  Мой  сосед  Ярчук  в  большом  волнении:  «Какой
Совет  Комиссаров?!  Что  за  выдумки?  Власть  Советам!..»
Здесь  же,  в  ряду,  загорается  жаркий  спор.  На  нас  шикают,
кричат.  Ярчук  не  унимается:  еще  бы,  все  планы  «анархист¬
ского  оппортунизма»  полетели  к  чертям,  —  диктатура
пролетариата  доподлинная,  организованная,  а  не  мифиче¬
ская  словесность.  То-то  посмеется  Блейхман  ...
 Затем  тов.  Свердлов  оглашает  список  кандидатов  в
члены  ВЦИК.  Слышу  мою  фамилию.  Список  принимается
единогласно.  Съезд  закрывается  под  мощное  пение  между¬
народного  пролетарского  гимна.
 На  корабле  спорили  долго.  Ярчук  злился,  негодовал
и  считал  себя  обманутым.  Хорошо  ли  быть  обманутым...
революцией!  Но  под  конец,  мирно  закусив  консервами,
повалился  вместе  с  «узурпатором»,  не  раздеваясь,  спать.
 Утро  принесло  тревожные  вести.  Буржуазия  на  улицах
наглела,  крепли  слухи  о  близком  приходе  Керенского  и
казаков.  В  полдень  донесли  о  захвате  юнкерами  и  офице¬
рами  телефонной  станции.  Кто-то  сообщил,  что  на  верхуш¬
ку  Исаакия  юнкера  втащили  пулеметы.  Работа  в  штабе
закипела.  Отряд  за  отрядом  рассыпались  по  разным  на¬
правлениям.  К  станции  направили  крупные  силы  моряков.
 Выхожу  на  палубу.  Смотрю,  на  рядом  стоящем  «Забия¬
ке»  странное  оживление.  С  носового  орудия  снимают  чехол,
подносят  снаряды.  Бегу  на  миноносец  узнать,  что  это
значит.  Там  уже  комендор  наводит.  Куда?  Зачем?  «Да
вот  на  Исаакия  —  там,  слышь,  юнкера  с  пулеметами  в
наших  стреляют».  Еле-еле  уговорил,  что  это  непроверенные
слухи,  что  стрельба  глупа,  бесцельна  и  преступна.  Угомони¬
лись,  но  с  явным  недовольством  —  уж  очень  хотелось  по¬
стрелять.  «Больно  прицел  хорош»,  —  с  разочарованием  мол¬
 1?3

вил  комендор.  Жестоко  обругав  председателя  судового
комитета,  заставил  орудие  прикрыть,  снаряды  убрать  и
вернулся  в  штаб.
 Скоро  история  с  телефонной  станцией  была  благопо¬
лучно  закончена.  Наши  отряды  привели  несколько  юнке¬
ров,  взятых  у  станции.  С  ними  в  штабе  мирно  побеседо¬
вали  и  отпустили.  Казалось,  добродушию  революции  не
было  предела.
 Однако  добродушие  не  могло  долго  продержаться,  раз
враги  революции  продолжали  его  упорно  провоцировать.
 Я  не  был  при  подавлении  восстания  Владимирского
юнкерского  училища.  Матросы  вернулись  с  операции  в
крайнем  возбуждении.  Еще  бы!  Выкинуть  белый  флаг  —
знак  сдачи  и  покорности  —  и  затем  поливать  из  пулемета
матросов  и  красногвардейцев,  не  подозревавших  бесчест¬
ного,  кровавого  обмана,  —  это  чрезвычайно  мало  распола¬
гало  к  дальнейшему  добродушию.  И  пусть  не  сетуют  госпо¬
да  из  того  лагеря  на  жестокость  революционных  матросов.
Если  и  был  в  действительности  взрыв  жестокости,  он
явился  результатом  возмутительной,  зверской  провокации
юнкеров  Владимирского  училища.
 Дабы  предотвратить  новые  попытки  к  восстанию  в
других  юнкерских  училищах,  Военно-революционный  ко¬
митет  решил  провести  разоружение  этих  училищ.  Решение
это,  однако,  вынесено  было  не  сразу.  Нам  пришлось  иметь
дело  с  Константиновским  артиллерийским  училищем  на
Забалканском  проспекте.  Это  было  уже  в  то  время,  когда
под  Питером  шло  сражение  с  казаками  Краснова.  По  Ни¬
колаевской  железной  дороге,  кажется  в  Колпино,  должен
был  выступить  Лодейнопольский  пехотный  полк  на  тот
случай,  если  казаки  вздумают  метнуться  наперерез  Нико¬
лаевской  дороги,  чтобы  разъединить  Питер  и  Москву.
К  этому  полку  придавалась  распоряжением  Военно-револю-
ционного  комитета  артиллерия  Константиновского  училища.
Наш  штаб  получил  сообщение,  что  училище  отказалось
подчиниться  приказу  комитета,  и  на  нас  возлагалась  за¬
дача  или  заставить  его  выполнить  приказ,  или  немедленно
училище  разоружить.  Выполнить  распоряжение  революци¬
онного  комитета  предложено  было  мне  и  Каллису.  Свобод¬
ных  матросов  в  это  время  у  нас  не  оказалось  —  все  были
на  фронте  против  Краснова,  —  для  операции  забрали
кронштадтских  красногвардейцев.
 т

Отряду  было  приказано  расположиться  против  учили¬
ща,  мы  с  Каллисом  решили  вдвоем  пойти  и  предварительно
выяснить  с  командой  училища  ее  отношение  к  революции.
Условились  с  начальником  отряда:  если  через  полчаса  не
вернемся,  больше  не  ждать  и  начинать  обстрел  и  атаку.
 Вошли  в  помещение  комитета  команды.  Комната  пере¬
полнена,  идет  о  чем-то  жаркий  спор.  При  нашем  появлении
все  смолкает.
 «Мы  представители  Военно-революционного  комитета.
Вами  получен  приказ  комитета  о  выступлении?»  —  «Да,
получен».  —  «Почему  он  не  исполнен?  Признаете  вы  власть
рабочей  революции?»  —  и  ряд  других  вопросов.
 Кто-то  из  командного  комитета  стал  оправдываться:
«Прежде  всего,  команда  революционной  власти  подчи¬
няется  безусловно,  но  выступить  артиллерия  не  могла,  по¬
тому  что  ей  не  было  дано  пехотного  прикрытия».
 Отговорка  явно  несуразная  —  наготове  к  выступлению
стоял  и  ждал  Лодейнопольский  полк.  Саботаж  и  непови¬
новение  очевидны.  Ровным,  спокойным  тоном  Каллис  за¬
являет:  «Никаких  в  дальнейшем  уверток  и  колебаний,—
или  точно  и  беспрекословно  выполнять  приказы,  или  все
немедленно  будете  арестованы.  Сопротивление  аресту  будет
наказано  смертью».
 Слова  Каллиса  производят  сильное  впечатление:  «Мы
готовы  в  любую  минуту,  когда  прикажете...»
 Дело  кончено,  но  за  разговорами  мы  совсем  забыли  об
условленном  получасе.  Лишь  случайно  у  кого-то  в  руках
я  увидел  часы,  взглянул  на  свои  и  стремглав  бросился  к
выходу:  на  исходе  была  последняя  минута.
 Красногвардейцы  рассыпались  частью  цепью,  пригото¬
вившись  к  стрельбе,  частью  подошли  к  железным  воротам,
бывшим  на  запоре,  от  которых  сторож  благоразумно
сбежал.  Его  разыскали,  отперли  ворота,  и  отряд,  не  трогая
команды,  пошел  обыскивать  училище  и  офицерские  квар¬
тиры.  В  сущности,  это  не  был  обыск,  просто  заходили  и
спрашивали  оружие,  —  офицеры  отдавали,  и  этим  конча¬
лось.  Разоружение  Константиновского  училища  прошло
вполне  благополучно,  а  на  другой  день  команда  выступила
с  артиллерией  на  Николаевский  вокзал.
 На  нас  же  с  Каллисом  было  возложено  проследить  за
отправкой  артиллерии  и  полка  до  конца,  т.  е.  до  момента
отъезда  их  эшелонов.  Здесь  мы  натолкнулись  на  «викже-
 125

Ляние»  дорожного  комитета.  Он,  по  союзной  политике
Викжеля,  ббъявил  себя)  «нейтральным».  Командира  и  пол¬
ковой  комитет  лодейнопольцев  мы  нашли  в  большом  за¬
труднении: 	дорожный 	комитет 	отказывал 	в 	отправке
 эшелона.  «Как  же  быть?  —  вопрошал  нас  председатель  пол¬
кового  комитета.  —  Мы  явились  воевать  с  казаками,  а  не
с  железнодорожниками».
 Видимо,  лодейнопольскому  комитету  выступать  на  пози¬
ции  не  улыбалось.  Нечего  греха  таить,  были  у  нас  такие
части  «решительных»  противников  войны,  которые  не  хо¬
тели  никаких  позиций,  кроме  домашних.  Грызть  семечки,
кричать  «ура»  и  «долой»,  принять  большевистскую  резолю¬
цию—  это  куда  ни  шло,  а  вот  сражаться: 	«Это 	уж  вы
 сами».  В  комитете  лодейнопольцев  такие  настроения  прогля¬
дывали.  Ими  занялся  Каллис  и  скоро  привел  их  в  «право¬
славный»  вид,  —  сговорились.  Но  дело  было  за  железнодо¬
рожниками.  Тут  мы  настояли  прежде  всего  на  отправке  —
к  машинисту  подсадили  пару  матросов.  Казалось  все
налаженным  и  благополучным!.  Эшелон  готов  был  тронуться.
Вдруг  один  из  «викжелеобразных»  заявляет,  что  «комитет
не  ручается»  за  благополучный  ход  эшелона,  —  «мало  ли
что  может  случиться».
 В  помещении  комитета  членов  было  человек  шесть,  мы
с  Кал  лис  ом  и  один  матрос.  Заслышав  новую  угрозу,
Каллис  немедля  вынул  внушительный  кольт  и  приказал
членам  комитета  сесть  вдоль  стены.  Те  опешили  и  сели.
 «Вот  что,  товарищи,  шутки  в  сторону,  нам  это  надоело.
Сейчас  один  из  вас  с  товарищем  матросом  отсюда  выйдет
и  устроит  так,  чтобы  эшелон  ушел  вполне  благополучно.
Если  ж  что-нибудь  произойдет,  я  перестреляю  вас  всех».
 Комитет  онемел,  один  из  членов  в  сопровождении
матроса  немедленно  был  выпущен,  а  мы  с  Каллисом  и  осталь¬
ными  членами  просидели  так  около  часа,  пока  не  получили
извещения  о  благополучном  прибытии  эшелона  в  Колпино.
 В  комнату  никого  не  впускали.  Сидение  кончилось,
Каллис  спрятал  кольт,  члены  комитета  вновь  зашумели,
где-то  хотели  протестовать  против  насилия.  Мы  посовето¬
вали  им  сделать  это  как  можно  скорее  и  вышли.
 Днем  29  октября  1917  года,  по  вызову  В.  И.  Ленина,
в  Петроград  пришли  крейсер  «Олег»  (вместо  намеченного
линейного  корабля  «Республика»)  и  эскадренный  миноносец
 126

«Победитель»  и  встали  недалеко  от  Николаевского  моста.
К  этому  времени  крейсер  «Аврора»  отошел  к  Франко-Рус¬
скому  заводу.  На  мою  долю  выпало  счастье  приветствовать
«олеговцев».  Восстановить  сейчас  то,  что  я  сказал  им
тогда,  очень  трудно,  но  это  первое  общение  с  крейсером
в  Октябрьские  дни  сковало  нас  исключительными  брат¬
скими  узами.
 Позднее,  спустя  полгода  —  в  апреле  1918  года,  —  когда
волею  верховной  революционной  власти  я  был  назначен
главным  комиссаром  Балтийского  флота,  моими  лучшими
друзьями  стали  «олеговцы»,  участники  великого  Октября,
кстати  добавлю  —  и  славные,  на  редкость  преданные  делу
революции  «амурцы».1
 Незабываемы  моменты  личного  и  массового  энтузиазма.
Такие  минуты  были  пережиты  мной  на  «Олеге»  в  этот  день.
 Один  за  другим  выплывают  эпизоды  Великого  Октября;
их  трудно  изложить  в  короткой  статье.
 Кронштадтцы  и  матросы  судов  действующего  флота
вместе  с  рабочими  и  гарнизоном  Петербурга  прошли  все
этапы  Октябрьской  борьбы.  И  всюду  они  были  в  первых
рядах,  всюду  вносили  энергию,  смелость  и  вдохновение.  На
Невском  они  приводили  в  трепет  озлобленное  сто¬
личное  мещанство,  под  Питером  они  с  изумительной  стой¬
костью  выдерживали  натиск  казаков  и  явились  к  казацкому
генералу  предложить  ему  самому  сдаться  и  выдать  Керен¬
ского,  но  тот  уже  вновь  успел  сбежать.  Отряд  матросов  под
руководством  пишущего  эти  строки  выдворял  из  Городской
думы  контрреволюционеров  во  главе  со  старым  Шрейдером.
Матросы  охраияли  Думу,  когда  вновь  избранный  «голова»
М.  И.  Калинин  входил  в  Думу  пролетарскую.  Матросы  за¬
няли  гнездо  белогвардейщины  —  «Асторию»,  где  наводили
ужас  на  пьянствующее  с  горя  офицерство.  С  разгромом
контрреволюции  в  Пиггере  кронштадтцы  отправились  доби¬
вать  ее  на  Дону.
 1  Минный  заградитель  «Амур»  в  1918  году  вышел  из  состава
флота.  Команда  единодушно  порешила  пойти  на  фронт  и  целиком  вли¬
лась  в  4-й  Балтийский  отряд,  отражавший  англичан  на  С.  Двине.  Это
был  один  из  лучших  наших  отрядов,  сыгравших  в  первый  опаснейший
для  молодой  Республики  Советов  период  гражданской  войны  исключи¬
тельную  по  значению  роль.  Их  история  не  написана,  а  она  была  бы
великолепной  страницей  и  в  общей  истории  Красного  Флота  и  в  исто¬
рии  гражданской  войны.  (Примеч.  автора.)
 127

В  дни  Учредилки  снова  ленточки  флота  пестрят  золотом
на  улицах  столицы,  и  снова  матросы  одним  видом  вносят
успокоение  в  среду  злобствующих  мещан  и  саботажников.
 Трудно  сказать,  где  не  были  кронштадтцьг-матросы
в  первую  эпоху  Октябрьской  революции.  И  всюду  они  от¬
личались  беззаветной  преданностью  великому  перевороту
и  власти  Советов.

-  -
 Десант  моряков  на  пути  к  Зимнему  дворцу.
С  картины  художника  Жаба.

Проверка  пропусков  автомобилей  на  улицах  Петрограда

Ф.  Хаустов
 В  ОКТЯБРЕ
 1^тояли  сырые,  холодные  осенние  дни.  В  домах  Петро-
^  града  уже  две  недели  топили  печи,  а  одиночная  тюрьма
«Кресты»  все  еще  не  отапливалась.  Сыро  и  зябко  было  в
камерах.
 Настойчивые  требования  заключенных  большевиков
к  начальнику  тюрьмы  отапливать  тюрьму  не  приводили  ни
к  чему.  Начальник  тюрьмы,  называвший  себя  эсером,
авантюрист,  взяточник  и  подхалим,  намеренно  оттягивал
отопление  здания,  несмотря  на  то,  что  внутренний  двор
тюрьмы  был  завален  штабелями  дров  и  угля.
 Тогда  на  летучем  митинге  заключенные  решили  устроить
демонстрацию  протеста.
 И  вот  разом  во  всех  камерах  загремели  о  пол  и  двери
табуреты,  столы  —  все,  что  было  тяжелое  под  руками.  Гулом
и  шумом  наполнилась  тюрьма.  От  сильных  ударов,  каза¬
лось,  выскочат  двери  из  рам  и  провалятся  потолки.  Началь¬
ник  тюрьмы  и  дежурный  офицер,  командовавший  взводом
казаков,  охранявших  тюрьму,  струсили  не  на  шутку.  Они
ввели  казаков  в  тюремный  коридор  и  выстроили  против
камер,  где  сидели  большевики.
 Тюрьма  имела  три  этажа,  но  один  общий,  сквозной  на
все  три  пролета,  коридор.  У  каждого  этажа  тюрьмы  перед
входом  в  камеры  узкая,  огороженная  легкой  железной  ре¬
шеткой  дорожка-балкон,  выходящая  в  коридор.  Все  сделано
так,  чтобы  тюремная  стража  легко  могла  наблюдать  за
заключенными.
 129

Большинство  заключенных  большевиков  —  солдаты.  Ка¬
меры  находились  на  втором  и  третьем  этажах.  Солдаты
вышли  из  камер  и,  стоя  у  перил,  потребовали  от  начальника
тюрьмы  вызвать  прокурора.
 В  ответ  на  это  начальник  тюрьмы  и  казачий  офицер
выхватили  из  кобур  револьверы  и  пригрозили:
 — 	Разойдись  по  камерам,  всех  перестреляем!
 Солдаты  продолжали  стоять.  Тогда  офицер,  с  переко¬
сившимся  от  злобы  лицом,  повернулся  к  казакам  и  скоман¬
довал:
 — 	По  бунтовщикам,  вфвод!!!
 Казаки  взяли  на  изготовку  и  в  затаившейся  тюремной
тишине  четко  щелкнули  затворы.  Солдаты  стали  медленно
расходиться  по  камерам.  Балконы  опустели.  Два  надзира¬
теля  быстро  заперли  на  замки  одиночки.
 На  время  тюремный  режим  ухудшился.  Но  протест  все
же  не  прошел  бесследно.
 Петроградский  Совет,  куда  после  перевыборов  вошло
много  рабочих  и  солдат-большевиков,  настойчиво  потребо¬
вал  улучшить  положение  арестованных.  Министр  юстиции
Зарудный  уступил  и  приказал  начальнику  тюрьмы  отапли¬
вать  «Кресты».
 Однако  и  после  этого  тюрьма  не  отапливалась  больше
недели.  Да  и  после  топки  в  камерах  все  еще  было  холодно
и  сыро.
 Монархистам  Пуришкевичу  и  николаевскому  министру
Хвостову  в  тюрьме  Керенского  жилось  несравненно  лучше,
чем  большевикам.  Щедрые  взятки  начальнику  тюрьмы  от¬
крыли  крепкие  двери  одиночек  для  этих  черносотенцев.  Их
перевели  на  «больничное»  содержание  в  отдельное  двух¬
этажное  здание  во  дворе  тюрьмы  и  там  поместили  в  про¬
сторные,  теплые  комнаты,  обставленные  дорогой  мебелью.
Родственников  и  знакомых  на  свидание  с  ними  пускали
беспрепятственно  и  разрешали  подолгу  без  контроля  вести
беседы.  Всевозможные  передачи  попадали  к  монархистам
без  задержек.
 Эсер  начальник  тюрьмы  восторгался  Пуришкевичем  и
часто  заходил  к  нему  побеседовать  «по  душам».  Причем
взгляды  их  на  политические  события  совпадали.
 В  одиночных  камерах  большевиков  было  холодно  и
сыро,  но  настроение  у  нас  было  бодрое,  весеннее.  Эту  бод¬
рость  в  нас  поддерживали  и  развивали  доносившиеся  с  воли
 130

&ести  о  том,  что  попытка  Временного  правительства  после
июльских  дней  разгромить  большевиков  и  рабочие  органи¬
зации  потерпела  крах.  Мы  с  жадностью  и  величайшей
радостью  следили  за  тем,  как  под  руководством  ЦК  боль¬
шевиков  снова  мощно  нарастали  революционные,  больше¬
вистские  организации  рабочих  и  солдат,  как  они  множились,
сплачивались,  готовились  к  решительной  боевой  схватке  с
буржуазией.  Через  газеты  и  от  рабочих,  солдат  и  матросов,
навещавших  нас,  мы  узнавали,  что  и  в  широких  бедняцких
и  крестьянских  массах  неудержимо  растет  революционное
движение  и  симпатии  к  большевикам.
 Каждый  день  приносил  что-нибудь  новое,  волнующее
радостью.
 Вести  от  12-й  армии,  что  более  56  полков  и  частей  го¬
товы  с  оружием  в  руках  по  зову  ЦК  большевиков  высту¬
пить  за  власть  Советов.
 Шестой  съезд  партии,  письмо  Ленина  и  решение  ЦК  о
вооруженном  восстании.  Разве  это  не  настоящая  бодрая
радость,  которую  переживали  вместе  с  рабочими,  матросами
и  солдатами  заключенные  в  тесных  казематах!
 Революционная  решимость  петроградского  гарнизона
достигла  определенной  степени.
 Литовский  и  Финляндский  полки  прислали  к  нам  в
Жресты»  делегатов,  которые  заявили,  что  солдаты  займут
тюрьму  и  освободят  нас.  Это  частичное  выступление  было
несвоевременно,  и  мы  отклонили  его.
 Из  «Крестов»  коллектив  заключенных  большевиков  на¬
печатал  два  письма  в  «Рабочем  и  солдате»  с  призывом  к
восстанию.
 Большевиков  в  то  время  в  «Крестах»  было  уже  немного,
так  как  под  давлением  революционного  большевистского
Петроградского  Совета  рабочих  и  солдатских  депутатов  и
настойчивых  требований  солдат  Временное  правительство
многих  выпустило  из  тюрьмы  ранее.  Среди  освобожденных
Революционным  комитетом  были  товарищи  Семен  Рошаль,
Сахаров,  несколько  солдат  176-го  и  1-го  пехотных  полков.
 Утро,  когда  мы  вышли  из  тюремных  ворот,  было  се¬
ренькое,  какие  обычно  бывают  в  поздние  осенние  дни  в
Петрограде,  но  нам  оно  казалось  необыкновенно  прекрас¬
ным.  Прямо  из  тюрьмы  С.  Рошаль  и  я  отправились  в
Смольный,  где  нас  приветливо  встретил  Подвойский  и  мы
 т

Поступили  в  распоряжение  Военно-революционного  коми¬
тета.
 Смольный  в  то  время  был  переполнен  красногвардей¬
цами,  рабочими  и  солдатами,  и  хотя  все  не  спали  ночь,  никто
и  не  думал  об  отдыхе.  Восстание  уже  имело  крупные  успехи:
большевиками  были  заняты  здания  почты  и  телеграфа,
вокзалы,  мосты.  В  казармах  и  на  предприятиях  шла  лихо¬
радочная  работа  по  формированию  Красной  гвардии,  и  но¬
вые  формирования  тотчас  же  пускались  в  дело.
 Товарищи  с  радостью  сообщили  нам,  что  Владимир
Ильич  сейчас  в  Смольном  и  руководит  всем  движением.
 Часа  через  полтора  после  нашего  прихода  в  Смольный
Антонов-Овсеенко,  Подвойский,  Сахаров,  Дашкевич  и  я  на
автомобиле  отправились  в  казармы  Павловского  батальона.
Казармы  были  пусты.  Большинство  солдат  вместе  с  ко¬
митетчиками  отправилось  к  Зимнему  дворцу  брать  мини¬
стров  Временного  правительства.
 Соединенным  отрядом,  наступавшим  на  Зимний,  коман¬
довал  Чудновский.  Мы  отправились  к  нему,  и  он  сообщил
Подвойскому  все  подробности  подготовки.
 Зимний  удалось  отрезать,  но  засевшие  там  юнкера,
«ударницы»  и  офицеры  пулеметным  огнем  отбивали  все
попытки  приблизиться  к  дворцу.  Наш  ружейный  и  пуле¬
метный  огонь  для  них  мало  чувствителен,  так  как  они  при¬
крылись  баррикадами  из  штабелей  дров.  Огонь  двух  бро¬
невых  машин,  подходивших  ближе,  по  той  же  причине  так¬
же  не  имел  успеха.  Предстояло  брать  Зимний  штурмом.
 Чтобы  согласовать  общие  действия  всех  наступавших
частей,  Подвойский  и  Антонов-Овсеенко  отправились  на
автомобиле  в  Петропавловскую  крепость,  где  помещался
главный  штаб,  руководивший  всеми  операциями.  В  Петро¬
павловской  крепости  была  квартира  штаба.  Самый  же
штаб  состоял  из  товарищей,  которые  ехали  туда  на  авто¬
мобиле.  Сахарова  и  меня  Революционный  комитет  напра¬
вил  тоже  в  штаб  для  оперативных  действий  со  стороны
Петропавловской  крепости.
 В  комнате  нового  большевистского  коменданта  крепости
Благонравова  состоялось  военное  совещание  перед  началом
штурма.
 Решено  было  предложить  министрам  Временного  прави¬
тельства  подчиниться  Военно-революционному  комитету,  а
охранявшим  дворец  войскам  сдать  оружие.  В  случае  отказа
 132

выполнить  это  требование  намечено  было  взять  дворец
штурмом.
 План  штурма  был  такой:  обстрелять  юнкеров  и  «удар¬
ниц»  орудийным  огнем  Петропавловской  крепости,  и,  если
понадобится,  с  орудий  крейсера  «Аврора»,  и  повести  ко¬
лонны  на  штурм.  Между  крейсером  и  штабом  установили
сигнализацию  зажженным  фонарем  на  одной  из  башен  Пе¬
тропавловской  крепости.  Подвойский  после  этого  уехал  в
Смольный  с  докладом  Революционному  комитету.  Анто¬
нов-Овсеенко  взял  в  руки  трубку  телефона,  соединился  с
Зимним,  вызвал  представителя  Временного  правительства
и  заявил:
 — 	Вы  окружены  железным  кольцом  восставших  рабо¬
чих  и  солдат,  десятки  пушек  крепости  и  кораблей  направ¬
лены  на  вас.  Требуем  сдать  оружие  и  подчиниться  Военно¬
революционному  большевистскому  комитету,  в  противном
случае  вы  будете  уничтожены  артиллерийским  огнем.
 Говорил  он  коротко,  энергично,  и  худое  его  лицо  выра¬
жало  решимость.
 Однако  из  Зимнего  ответили,  что  Временное  правитель¬
ство  не  признает  власти  большевиков,  не  признает  Воен¬
ного  комитета  большевиков  и  добровольно  оружие  не  сдаст.
 Кроме  того,  из  дворца  предупредили:
 — 	Знайте,  что  во  дворце  находятся  раненые  и  больные
воины,  и  вы  будете  виновниками  их  гибели.
 Так  Временное  правительство,  окружив  себя  юнкерами,
офицерами  и  «ударницами»,  стрелявшими  из  пулеметов  и
винтовок,  пыталось  укрыться  за  спиной  раненных  в  импе¬
риалистическую  войну  солдат,  чтобы  выиграть  время  и
стянуть  подкрепления.
 Антонов-Овсеенко  перекинулся  несколькими  словами  с
присутствующими  и  предложил:
 — 	Даем  вам  один  час  для  переноски  из  дворца  всех
раненых  и  больных  солдат  в  безопасное  место.  Гарантируем
на  это  время  полную  безопасность  и  содействие.  После
этого  начнем  военные  действия.  Если  вы  не  выполните
требований,  ответственность  за  последствия  падает  на  вас!
 Из  Зимнего  дворца  на  это  ничего  не  ответили.  Анто¬
нов-Овсеенко  снова  позвонил.  Опять  молчание.
 Тогда,  после  пятиминутного  обмена  мнений,  решено  было
послать  парламентера  в  Зимний  с  письменным  ультимату¬
мом.  Я  написал  на  клочке  бумаги  из  полевого  блокнота  под
 133

диктовку  Антонова-Овсеенко  ультиматум  с  требованием
немедленной  сдачи  оружия  и  подчинения  Военно-револю-
ционному  комитету.  Один  из  солдат,  находившийся  тут  же,
взялся  отнести  бумагу  в  Зимний  и  там,  кроме  того,  на  сло¬
вах  объявить  ультиматум  юнкерам.
 Парламентер  отправился  на  автомобиле.  Прошел  к
«ударницам»,  охранявшим  дворец,  вручил  им  бумагу  и
стал  убеждать  выполнить  требования  ультиматума,  но
полупьяные  «ударницы»  пытались  поднять  его  на  штыки.
Парламентеру  пришлось  удалиться.
 Антонов-Овсеенко  поехал  на  крейсер  «Аврора».  Саха¬
ров  и  я  отправились  готовить  гарнизон  крепости  к  огню
по  Зимнему.
 То,  что  увидели  и  услышали  мы  здесь,  заставило  нас
действовать  быстрее.
 Боеспособным  оказался  только  один  взвод  пулеметчиков
 2-го  пулеметного  полка.  Взвод  был  расположен  на  стене
крепости,  прямо  против  Зимнего  дворца.  Со  стены  виден
был  массивный  красный  фасад  Зимнего  дворца  и  красивая
решетка  прилегавшего  к  нему  сада,  за  которой  явственно
торчали  жерла  двух  пушек,  направленных  на  крепость.
Взвод  пулеметчиков  был  большевистским.  Я  указал  солда¬
там  цель  —  ту  сторону  дворца,  где  не  было  раненых  сол¬
дат,  и  пошел  вместе  с  тов.  Сахаровым  осматривать  бата¬
рею  крепости  и  арсенал.
 Батарейка  крепости  была  выставлена  в  выступе  стен.
Было  в  ней  всего  две  пушки,  да  и  то  без  панорам.  Мьг  от¬
правились  в  арсенал,  чтобы  выкатить  новые  орудия.  Длин¬
ный  арсенал  крепости  был  переполнен  пушками,  но  все  они
не  имели  необходимых  частей.  Из  двухсот  орудий  не  было
ни  одного  годного  для  стрельбы.  Орудийный  мастер,  нахо¬
дившийся  в  арсенале,  объяснил  нам,  что  по  приказанию
Временного  правительства  эти  части  были  вывезены  из
арсенала  недели  две-три  назад.  Досадно  было  смотреть  на
длинные  ряды  темных  силуэтов  бесполезных  пушек.
 Не  лучше  было  и  в  казармах.  Гарнизон  крепости  был
недавно  обновлен  Керенским  и  состоял  из  артиллеристов,
переброшенных  сюда,  кажется,  из  Ташкента,  где  они  вы¬
полняли  незавидную  роль  защитников  Временного  прави¬
тельства.  Военная  организация  поработала  над  их  перевос¬
питанием,  но  все  же,  за  недостатком  времени,  не  добилась
полного  успеха.  Правда,  накануне  переворота  солдаты  кре¬
 134

пости  вынесли  резолюцию  —  поддержать  Советы.  Но  резо¬
люцией  дело  и  ограничилось.  Когда  же  настал  час  реши¬
тельных  действий,  они  заколебались,  начали  митинговать
и  заняли  нейтральную  позицию:  огня  не  открывать,  а
ждать,  когда  юнкера  и  министры  сами  сдадутся.
 Попытки  тов.  Сахарова  переубедить  солдат  не  имели
успеха.
 Одного  взвода  2-го  пулеметного  полка  при  таком  поло¬
жении  гарнизона  было  недостаточно.  Нужна  была  артилле¬
рия.  Тогда  я,  связавшись  телефоном  со  Смольным,  запро¬
сил  Военно-революционный  комитет  о  немедленной  высылке
в  крепость  артиллеристов  с  панорамами,  а  еще  лучше  с
исправными  орудиями.  Я  назвал  артиллерийскую  дивизию,
куда  за  неделю  перед  тем  Военно-революционный  комитет
назначил  своим  комиссаром  выпущенного  из  «Крестов»
Р.  Сиверса.
 — 	Пусть  Сивере  даст  крепости  настоящих  большеви¬
ков,  —  просил  я  у  Смольного.
 У  телефона  находился  т.  Свердлов,  и  он  быстро  выпол¬
нил  мою  просьбу.  Не  прошло  и  часа,  как  в  крепость  при¬
были  большевики-артиллеристы.
 Орудия  быстро  приготовили  к  бою.  Этих  товарищей
уговаривать  не  приходилось.  Они  не  задумываясь  разру¬
шили  бы  до  основания  дворец,  лишь  бы  добраться  до  юн¬
керов  и  Временного  правительства.
 Артиллеристы  хотели  стрелять  гранатами,  но,  по  плану
штаба,  разрушать  дворец  надо  было  только  в  случае  край¬
ней  необходимости.  Подавить  и  терроризовать  противника,
сделать  его  неспособным  к  активной  защите  можно  было
и  без  разрушения  дворца  гранатами.  Мы  предложили  стре¬
лять  шрапнелью.
 На  стене  крепости  зажгли  фонарь  —  сигнал  «Авроре»
приготовиться  к  бою.
 — 	Батарея,  огонь!
 Первый  залп  вверх  (как  было  условлено  в  штабе),  а
затем  по  Зимнему.
 Темноту  мягкой  ночи  прорезали  молнии  орудийного
огня  крепости.  Ясно  можно  было  наблюдать,  как  у  Зим¬
него  заметались  тени.  Прежде  уверенная  стрекотня  юнкер¬
ских  пулеметов  стала  теперь  прерывистой  и  редкой.  Ружей¬
ный  огонь  смолк.  А  когда  раздался  могучий  выстрел  из
 135

тяжелого  орудия  «Авроры»  (холостой),  ответные  выстрелы
со  стороны  дворца  совершенно  стихли.
 Наступила  напряженная  тишина.
 Продвинувшиеся  под  защитой  броневиков  и  занявшие
к  тому  времени  соседние  с  Зимним  дворцом  здания  сол¬
даты,  матросы  и  рабочие  под  предводительством  Антоно¬
ва-Овсеенко,  а  также  и  другие  отряды,  окружавшие  дворец,
бросились  на  штурм  и  почти  без  жертв  заняли  Зимний,
разоружили  офицеров  и  юнкеров.
 Через  час  т.  Антонов-Овсеенко  под  конвоем  привел  в
крепость  пленных  —  министров  Временного  правительства,
среди  них  был  гладко  выбритый,  высокий,  в  английском
костюме  Терещенко,  в  новенькой  французской  адмираль¬
ской  форме  Вердеревский,  сухощавый,  бородатый  Кишкин,
Скобелев  и  еще  несколько  других.  Керенского  не  было.
Ему  удалось  бежать  из  Петрограда.
 Министров  поместили  в  какой-то  просторной  комнате  с
длинными  скамьями,  помостом  и  трибуной.  Все  они  за¬
метно  волновались,  но  старались  делать  спокойное  лицо.
 Антонов-Овсеенко  объявил  министрам,  что  все  они
арестованы  Военно-революционным  комитетом  за  воору¬
женное  сопротивление.  После  этого  он  развернул  лист  бу¬
маги  и,  улыбнувшись,  сказал:
 — 	Надеюсь,  все  грамотные,  —  ну,  так  распишитесь!
 Министры  кисло  улыбнулись,  подошли  к  столу  и  стали
один  за  другим  расписываться.
 Арестованных  развели  по  казематам  Петропавловской
крепости.
 Через  час  после  ареста  Временного  правительства,  в
глубокую  полночь,  в  Петропавловскую  крепость  привели
под  конвоем  несколько  рот  разоруженных  юнкеров  Гат¬
чинского  юнкерского  училища.  Эти  юнкера  свирепо  рас¬
правлялись  с  большевиками  в  июльские  дни,  а  сейчас  дер¬
жались  смущенно,  боязливо  и  пытались  оправдаться,  что
они  даже  и  не  знали,  зачем  их  вызвал  Керенский.
 Они  опоздали  к  защите  Зимнего  и,  когда  вошли  в
Петроград,  были  окружены  солдатами  и  вооруженными
рабочими.  Узнав  о  падении  Зимнего,  сдали  оружие  без
боя.
 Юнкеров  также  изолировали  в  помещениях  крепости,
но  на  другой  или  на  третий  день,  когда  юнкера  дали  обе¬
щание  не  выступать  с  оружием  против  советской  власти.
 136

их  по  распоряжению  ив  Смольного  выпустили  из  крепости.
Слова  своего  они  не  сдержали.  Когда  Керенский  и  Краснов
заняли  Гатчину,  юнкера  несли  сторожевое  охранение,  чем
фактически  помогали  наступлению  на  Петроград.
 Комендантом  Зимнего  дворца  был  назначен  солдат
т.  Чудновский.  Это  назначение  обрадовало  солдат.
 Ночь  промчалась  незаметно.  В  4  часа  утра  Благонра¬
вов  и  я  поехали  осмотреть  Зимний.  На  набережной  перед
дворцом  ходили  с  ружьями  через  плечо  густые  патрули
матросов.  В  роскошном  вестибюле  были  свалены  трофеи  —
винтовки  и  пулеметы,  отобранные  от  юнкеров.  Обстановка
и  убранство  комнат  не  пострадали.  Охрана  дворца  уже
была  налажена.
 Выйдя  из  дворца,  мы  внимательно  вглядывались  в  фа¬
сад  дворца  и  увидели  под  карнизами  крыши  и  у  одного
окна  следы  разрыва  шрапнели.  Часть  окон  была  выбита
пулеметным  огнем.
 Памятуя  уроки  Парижской  коммуны,  участники  осады
стремились  возможно  быстрее  произвести  захват  Зимнего.
К  тому  же  неустанно  призывал  и  товарищ  Ленин.  Нам  из¬
вестны  были  слова  Ильича:
 «История  не  простит  промедления  революционерам,  ко¬
торые  могли  победить  сегодня  (и  наверняка  победят  сего¬
дня),  рискуя  терять  много  завтра,  рискуя  потерять  все».
(Ленин,  т.  21,  стр.  362).

А. 	А.  Дорогое
 ВОСПОМИНАНИЯ  МАТРОСА  АЛЕКСЕЯ  АНТОНОВИЧА
ДОРОГОВА  О  ВЗЯТИИ  ЗИМНЕГО  ДВОРЦА
 20 	октября  1917  года  в  Кронштадте  получены  были
 сведения,  что  состоялось  постановление  ЦК  партии  боль¬
шевиков  о  выступлении  против  Временного  правительства.
Было  созвано  экстренное  заседание  Кронштадтского  испол¬
кома,  на  котором  постановили: 	избрать 	двух 	товарищей
 для  посылки  в  Петроград  в  ЦК  выяснить,  в  какой  мере
Кронштадт  может  принять  участие  в  выступлении.  На
этом  же  заседании  была  выделена  комиссия  для  выявления
численности  могущего  выступить  гарнизона.
 21 	октября  выделенные  товарищи  выехали  в  Петроград,
где  им  сообщили,  что  в  данный  момент  выступать  не  сле¬
дует,  но  необходимо  быть  наготове.
 22 	октября  Кронштадтским  Советом  было  принято  воз¬
звание  от  имени  кронштадтских  рабочих  и  гарнизона  к
петроградским  рабочим  и  гарнизону  Петрограда  —  высту¬
пить  совместно  с  кронштадтскими  рабочими  и  гарнизоном
против  Временного  правительства.
 23 	октября  из  Петрограда  получены  были  сведения  о
полной  подготовленности  к  выступлению  против  Времен¬
ного  правительства,  а  также  и  о  лихорадочной  подготовке
Временного  правительства,  формирующего  свои  верные  ча¬
сти  и  юнкеров.
 24 	октября  весь  кронштадтский  гарнизон  рвется  в  по¬
следний  и  решительный  бой.  Из  Петрограда  стали  посту-
 138

пать  сведения,  что  все  мосты  заняты  юнкерами  и  разве¬
дены.  От  Военно-революционного  комитета  был  получен
приказ  выступить.  По  получении  приказа  Исполком  наме¬
тил  следующий  план  действия:  были  выделены  ударные
части,  погружены  на  минный  заградитель  «Амур»,  кото¬
рый  должен  был  отправиться  к  Зимнему  дворцу  в  Петро¬
град.  Линейный  корабль  «Заря!  свободы»  должен  был  войти
в  канал  для  обстрела  правительственных  войск;  если  будет
передвижение  в  Петроград,  он  должен  был  погрузить  и
отправить  снаряды  в  Петроград  для  «Авроры».  Был  назна¬
чен  морской  революционный  штаб,  который  должен  был
отправиться  на  «Амуре».  Раскольникову  было  поручено
созвать  митинг  на  Якорной  площади  при  посредстве  тре¬
вожных  гудков  порта  для  оповещения  о  выступлении  крон¬
штадтского  гарнизона.  На  митинге  собралось  столько  на¬
роду,  что  заполнилась  вся  Якорная  площадь.  У  собрав¬
шихся  было  бодрое  настроение  и  уверенность  в  победе.
 25  октября,  рано  утром,  минный  заградитель  «Амур»
погрузил  десант  из  матросов  1-го  Балтийского  флотского
экипажа,  машинной  школы  и  отправился  в  Петроград,  что¬
бы  сменить  Временное  буржуазное  правительство  на  по¬
стоянное  рабоче-крестьянское.
 Войдя  в  устье  Невы,  на  «Амуре»  подняли  боевой  флаг;
горнист  заиграл  тревогу,  команда  стала  на  свои  боевые
места.  Настроение  как  у  команды  «Амура»,  так  и  у  всех
кронштадтских  матросов  было  бодрое,  была  полная  уверен¬
ность  в  своих  силах  и  победе.
 Пройдя  мимо  Балтийского  судостроительного  завода  со
строящимися  гигантами-дредноутами,  «Амур»,  приветству¬
емый  рабочими  завода,  подошел  к  крейсеру  «Аврора»,
стоявшему  на  Неве,  где  команда  была  вся  в  сборе  на  па¬
лубе.  Под  звуки  музыки  и  под  крики  «ура»  «Амур»  про¬
шел  мимо  «Авроры»  и,  не  доходя  Чугунного  моста,  отдал
якорь.  Через  несколько  времени  на  «Амур»  прибыл  член
Военно-революционного  комитета  тов.  Антонов-Овсеенко,
старый  знакомый  морякам  по  Гельсингфорсу.  Устроили
заседание  штаба  с  судовым  комитетом,  где  тов.  Антонов-
Овсеенко  кратко  информировал  о  положении  в  Петрограде,
сообщил,  какие  части  присоединились  к  Революционному
комитету,  после  чего  приступили  к  выработке  плана  уча¬
стия  прибывших  в  наступлении  на  Зимний  дворец.  «Амур»
хотели  подвести  под  самый  Зимний  дворец,  и  в  случае,
 139

если  Временное  правительство  не  будет  сдаваться,  бить
из  орудий  в  упор.
 При  сильном  течении  судно  провести  оказалось  очень
трудно,  и  решили  оставить  «Амур»  там,  где  он  остановился.
В  случае  надобности  решили  обстрел  производить  пере¬
кидным  огнем,  шрапнелью,  тут  же  вычислили  расстояние.
За  мост  пропустили  два  прибывших  миноносца.
 Часа  в  3—4  вечера  Военно-революционным  комитетом
было  предложено  выделить  с  «Авроры»  и  «Амура»  по
одному  надежному  товарищу  для  связи  с  Петропавловской
крепостью  и  посылки  их  парламентерами  к  Временному
правительству.  От  «Амура»  был  командирован  я.  Срочно
был  спущен  на  воду  катер,  поставлен  на  нем  пулемет,  и  я
отправился  в  Петропавловскую  крепость.  Немного  не  до¬
ходя  до  Зимнего  дворца  мы  были  обстреляны  из  пулемета
от  Зимнего;  стоявший  у  пулемета  тов.  Иванов  был  легко
ранен  в  руку.  На  стрельбу  мы  ответили  стрельбой.  Зайдя
в  канал  к  воротам  Петропавловской  крепости,  катер  по¬
дойти  к  ней  не  мог  из-за  мели,  и  в  крепость  я  вошел  через
окно,  куда  меня  принял  комиссар  крепости  тов.  Благонра¬
вов.  По  прибытии  в  крепость  я  увидел,  что  и  там  все  были
готовы  к  наступлению.
 После  моего  прибытия  в  крепость  вскоре  приехал
тов.  Антонов-Овсеенко,  и  началось  совещание,  в  котором
участвовали  тт.  Благонравов,  Антонов-Овсеенко,  Тарасов-
Родионов,  Павлов,  товарищи  с  «Авроры»,  я  и  другие
товарищи,  фамилии  которых  не  помню.  Опять  об¬
суждали  план  захвата  Зимнего.  План  заключался  в  сле¬
дующем:  в  б'/2  час.  'вечера  должен  был  быть  поднят  флаг
наполовину  на  Петропавловской  крепости.  В  это  время
части,  верные  революции,  должны  были  приготовиться  к
наступлению,  вместе  с  тем  должны  были  быть  посланы  к
Временному  правительству  парламентеры  с  ультиматумом
следующего  содержания:  Временному  правительству  пред¬
лагалось  сложить  свои  полномочия,  и  если  в  течение  20  мин.
оно  не  сложит  полномочий,  то  предлагалось  ему  эвакуиро¬
вать  находящийся  во  дворце  лазарет,  а  в  случае  неполуче¬
ния  ответа  в  указанный  срок,  на  Зимний  дворец  должны
были  быть  направлены  орудия  Петропавловской  крепости
и  судов.  В  7  час.  флаг  должен  быть  поднят  до  конца,  что
означало  наступление.
 Мы  были  связаны  с  крейсером  «Аврора»,  с  загради¬
 140

теЛем  «Амур».  У  нас  в  Петропавловской  крепости  в  гарни¬
зоне  было  около  40  пулеметчиков.  В  воинских  частях  было
около  4  тысяч  надежных  товарищей:  пулеметный  баталь¬
он  Кольта,  2  самокатные  роты  —  1-я  и  3-я  —  и  пехотная
команда  артиллерийского  склада,  и  около  тысячи  было  под
сомнением.  Мы  могли  очень  многих  вооружить,  потому
что  в  наших  руках  был  Кронверкский  арсенал,  из  которого
мы  снабжали  оружием  рабочих.  В  особенности  перед  взя¬
тием  Зимнего  дворца  очень  много  оружия  выдавали
заводам.
 На  совещании  распределили  роли: 	тт.  Антонову-
 Овсеенко  и  Благонравову  поручено  было  общее  руководство
наступлением;  тт.  Тарасову-Родионову  и  Павлову  —  коман¬
дование  крепостной  артиллерией,  которая  состояла  из  трех
или  четырех  орудий,  поставленных  на  мысу  у  Петропавлов¬
ской  крепости  и  наведенных  на  Зимний  дворец.  Я  и  това¬
рищи  с  «Авроры»  должны  были  отправиться  в  Зимний  с
ультиматумом.
 На  совещании  кто-то  подал  мысль,  чтобы  орудие  по¬
ставить  на  стену  Петропавловки.  Павлов  сказал,  что  где-то
можно  втащить.  Пошли  втаскивать  орудие,  но  это  не  уда¬
лось.
 Во  время  совещания  стали  прибывать  большими  пар¬
тиями  с  заводов  рабочие,  которых  начали  вооружать  из
арсенала  Петропавловки.
 Только  что  закончилось  совещание  и  приближалось
время  начала  действий,  как  явились  назначенные  к  орудиям
артиллеристы  и  заявили,  что  они  стрелять  отказываются,
так  как  орудия  неисправны:  испорчены  компрессоры,  и  из
них  стрелять  нельзя.  Тов.  Антонов-Овсеенко  был  возму¬
щен  подобным  положением  дела.  Было  решено  вызвать
артиллеристов-моряков,  а  тт.  Антонов-Овсеенко  и  Бла¬
гонравов  пошли  проверять  орудия.  Пока  они  ходили,
тов.  Лашевич  прислал  двух  моряков,  которые  заявили  о
согласии  стрелять  из  любых  орудий.
 Во  время  заседания  поступали  сведения  о  присоединении
новых  и  новых  частей,  также  поступили  сведения  о  при¬
соединении  моряков  2-го  Балтийского  флотского  экипажа,
который  долгое  время  колебался  и  был  нейтральным.
В  воинских  частях  у  большинства  настроение  было  рево¬
люционное,  и  лишь  в  некоторых  частях  наблюдались  ко¬
лебания.  Во  2-м  Балтийском  экипаже  приблизительно  до
 141

4-х  часов  было  нейтральное  настроение  —  ни  за  большеви¬
ков,  ни  за  правительство.  Но  часа  в  четыре  мы  получили
из  Петропавловской  крепости  известие  о  том,  что  они  к
нам  присоединились.  И  все  время  с  4-х  часов  поступали
сведения  о  новых  и  новых  присоединениях  к  большевикам.
 Вследствие  отказа  артиллеристов  стрелять  и  в  связи  с
обходом  тт.  Антоновым-Овсеенко  и  Благонравовым,  назна¬
ченное  время  к  выступлению  истекло,  и  план  действий
немного  пришлось  изменить.
 Временному  правительству  попытались  передать  ульти¬
матум  по  телефону,  но  на  вызов  Зимний  не  ответил.  Чтобы
не  упустить  время,  решили  послать  ультиматум  с  само¬
катчиками.  Через  некоторое  время  самокатчики  вернулись
с  сообщением,  что  Штаб  округа  сдался,  а  в  Зимний  ульти¬
матум  передать  не  могли,  —  там  его  не  приняли.  Тов.  Анто¬
нов-Овсеенко  собрался  выехать  в  Штаб  округа  принимать
дела,  но  мы  настояли  на  том,  чтобы  он  оставался,  а
поехал  я,  так  как  у  нас  не  было  уверенности,  что  Штаб
сдался  так  легко.  Приехав  в  Штаб,  я  увидел,  что  сдача
дел  Штабом  подходит  к  концу.  Я  сразу  вернулся  в  кре¬
пость  за  тов.  Антоновым-Овсеенко  и  вместе  с  ним  и  с
тов.  Павловым  поехали  опять  в  Штаб.  По  прибытии  туда
мы  членов  Штаба  на  месте  не  застали;  солдаты  и  красно¬
гвардейцы  разбирали  и  просматривали  в  шкафах  штабные
бумаги.
 Как  только  вошли  в  помещение  Штаба  округа,  тов.  Ан-
тонов-Овсеенко  сел  за  стол  писать  второй  ультиматум
Временному  правительству,  приблизительно  следующего
содержания:  Штаб  округа  сдался,  Зимний  окружен  рево¬
люционными  войсками,  и  если  в  течение  20  минут  Времен¬
ное  правительство  не  сложит  свои  полномочия  и  не  сдастся,
по  дворцу  будет  открыт  огонь  с  судов  и  из  Петропавлов¬
ской  крепости,  и  все  будут  сметены  вместе  с  дворцом.
Когда  он  написал  ультиматум  и  стал  передавать  мне,  чтоб
я  снес  его  и  предъявил  Временному  правительству,  я  ему
заметил,  что  нет  печати  Военно-революционного  комитета,
на  что  он  сказал: 	«Меня 	хорошо 	знают 	и 	по 	подписи».
 С  ультиматумом  отправились  я  и  тов.  Павлов;  тов.  Пав¬
лов  остался  на  середине  площади,  между  Штабом  округа
и  дворцом,  чтобы  обоим  не  гибнуть,  —  настроение  было
такое:  живыми  от  юнкеров  не  вернемся,  и  в  случае,  если
одного  расстреляют,  другой  может  сообщить  в  крепость.
 142

Подходя  к  баррикадам,  поленницам  березовых  дров,  кото¬
рыми  был  окружен  Зимний  дворец  с  площади,  я  услышал
за  баррикадами  гул  голосов.  Раздался  оклик:  «Стой!  Кто
идет?»  Несколько  солдат  направили  на  меня  винтовки  с
баррикад.  Я  ответил:  «Иду  от  Революционного  комитета
парламентером  к  Временному  правительству  с  пакетом,  и
пакет  нужно  передать  лично».  Солдаты  стали  звать  офи¬
цера;  подошел  офицер  и  предложил  передать  пакет  ему.
Я  ответил,  что  по  поручению  Военно-революционного  ко¬
митета  пакет  должен  передать  лично  Временному  прави¬
тельству  и  сейчас  же  должен  получить  ответ.  Он  грубо
ответил: 	«Давай  и  не  разговаривай,  иначе  будешь  рас¬
 стрелян!»  Я  заявил  ему,  что  в  этом  не  сомневаюсь,  а  па¬
кет  передать  ему  не  могу.  Он  тогда  понизил  голос  и  сказал:
«Пакет  я  передам  Временному  правительству  сейчас,  а  ты
отбегай,  а  за  ответом  позовем  через  десять  минут».  Мне
ничего  не  оставалось  делать,  как  отдать,  а  в  голове  мельк¬
нуло: 	«Сейчас,  подлецы,  в  спину  расстреляют».  Отдав
 пакет,  я  отошел  от  баррикад  и  подошел  к  Павлову.  Минут
десять  поговорили,  за  ответом  не  зовут,  я  решил  обратно
вернуться  к  Зимнему  за  ответом.  Только  что  отошел  от
Павлова,  как  стали  звать,  чтобы  я  шел  за  ответом.  Я  не
дошел  двух  шагов  до  баррикад,  как  со  стороны  Морской
началась  стрельба.  Со  всех  концов  Зимнего  на  стрельбу
ответили  из  пулеметов  и  винтовок,  из-за  баррикад  прави¬
тельственными  войсками  был  дан  ружейный  залп  по  Штабу
округа,  и  вышла  цепь.  Я  сразу  лег  у  баррикад.  У  красно¬
гвардейцев,  стоявших  возле  Штаба  округа,  произошло
замешательство:  некоторые  бросились  в  подъезд,  часть
столпилась  у  подъездов,  часть  разбежалась  за  угол,  и  на
огонь  из  Зимнего  от  Штаба  округа  ответили  беспорядоч¬
ной  стрельбой.
 Под  свист  пуль  с  двух  сторон  я  шагов  на  двадцать
отполз  и  кружным  путем  побежал  в  крепость  сообщить,
что  началось  наступление  на  Зимний  и  необходимо  открыть
огонь.  Прибежав  к  мосту,  я  услышал  стрельбу  орудий  из
крепости  холостыми  и  сразу  же  второй  залп  боевыми  и
звон  разбитых  окон  в  Зимнем  дворце.  Вскоре  же  послы¬
шались  два  выстрела  холостыми  зарядами  с  «Авроры».
 Впоследствии  и  у  обывательщины  Петрограда  и  у  со¬
глашателей  было  много  разговоров  о  расстреле  с  «Авроры»
мирных  жителей,  была  и  вторая  версия,  исходящая  из  совет  -
 ИЗ

ских  кругов,  что  с  «Авроры»  отбили  у  Зимнего  дворца  угол.
Но  то  и  другое  было  неверно.  В  Зимний  дворец  действи¬
тельно  два  раза  попали  снаряды  из  Петропавловской  кре¬
пости:  один  —  в  зал  заседаний,  а  второй  —  в  угол  Зимнего
дворца.  «Аврора»  при  всем  желании  не  могла  отбить  угол,
не  разбив  по  пути  домов,  стоящих  рядом  с  Зимним.  По¬
мнится,  еще  не  успели  для  «Авроры»  привести  вовремя
баржу  со  снарядами  из  Кронштадта,  на  «Авроре»  не  было
боевых  снарядов,  так  как  она  находилась  в  ремонте;  но
если  допустить,  что  снаряды  доставили,  то  при  всем  жела¬
нии  по  прямому  углу  стрелять  было  невозможно,  перекид¬
ным  же  огнем  отбить  угол  довольно  трудно,  а  Петропав¬
ловка  била  почти  в  упор.
 Помнится,  что  тогда  среди  товарищей  были  споры,
нужно  ли  стрелять  или  не  нужно,  и  Тарасов-Родионов
говорил,  что  нужно  начать  стрельбу,  а  Павлов  говорил,
что  рано,  еще  не  время  стрелять.
 Прибыв  в  крепость,  я  встретил  тт.  Благонравова  и  Та¬
расова-Родионова,  информировал  их  о  положении  и  сказал,
что  удачно  сделали  нападение,  на  что  Тарасов-Родионов
заметил:  «Правительство  пало  и  вовремя  стали  стрелять,
а  говорят,  что  рано  начали  стрелять».  После  нескольких
минут  разговора  я  направился  к  Зимнему,  который  был
окружен  со  всех  сторон.  Юнкера  стали  сдаваться,  но  при
входе  в  Зимний  женщины  из  «батальона  смерти»  стали
бросать  гранаты;  по  ним  открыли  стрельбу,  они  выбро¬
сили  белый  флаг,  но  когда  стали  подходить  ближе,  они  —
гранатами.  Несколько  раз  повторялась  та  же  история.
 Юнкеров,  сдавшихся  без  оружия,  стали  отпускать  по
домам,  захваченных  с  оружием  в  руках  —  направлять  в  Пе¬
тропавловскую  крепость,  а  женщин  из  «батальона  смер¬
ти»  —  во  2-й  флотский  экипаж.  Ночью  дворец  был  взят
революционными  войсками,  а  вместе  с  дворцом  пало  и
Временное  правительство.  Сразу  же  прибыл  Антонов-
Овсеенко,  забрал  бывших  министров  и  под  охраной  моря¬
ков  отправил  их  в  крепость.  По  дороге  в  крепость,  на  мосту,
у  многих  идущих  навстречу  было  поползновение,  когда
узнали,  что  ведут  бывших  министров,  устроить  им  в  Неве
холодную  ванну,  и  конвою  стоило  больших  усилий  удер¬
жать  товарищей  от  такой  заботы  о  министрах.  По  прибытии
в  крепость  министры  с  мягких  дворцовых  кресел  были  по¬
сажены  рядышком  в  рабочем  клубе  Монетного  двора,  где
 144

находился  наш  штаб;  их  усадили  на  деревянные  солдатские
(камеечки,  но  не  для  заседания,  а  для  проверки,  все  ли  бла¬
гополучно  прибыли.  Антонов-Овсеенко,  выйдя  вперед  на
(пену,  стал  по  списку  делать  проверку.  Когда  начал  выкли¬
кать  фамилии,  они,  жалкие,  как  ощипанные  курицы,  вста-
ная,  откликались  на  перекличку,  точно  солдаты  на  поверке,
и  только  один,  адмирал  Вердеревский,  отозвался  «есть»  —
по-морскому.  Министры  были  все  налицо.  Не  оказалось
только  председателя,  который  удрал  от  петроградского
пролетариата  и  солдат,  —  А.  Ф.  Керенского.
 Ю  Немеркнущие  годы

Н.  Подвойский
 ВЗЯТИЕ  ЗИМНЕГО
«А  Зимний  все  еще  не  взят»
 25 	октября  открылся  Второй  Всероссийский  съезд  Сове¬
тов  рабочих  и  солдатских  депутатов.  Предположено  было
поставить  Съезд  перед  фактом  низвержения  Врем'енного
правительства.  Задержка  во  взятии  Зимнего  дворца  волно¬
вала  до  чрезвычайности  весь  Смольный.  Каждая  минута  на¬
пряженного  ожидания  казалась  часом.  Тов.  Ленин  присы¬
лал  мне,  Антонову,  Чудновскому  десятки  ругательных  за¬
писок,  в  которых  возмущался  тем,  что  мы  затягиваем
открытие  Съезда  и  тем  вызываем  волнение  среди  депутатов
Съезда:  «Надо  открывать  заседание  Съезда,  а  Зимний  все
еще  не  взят».
 Ожидали  с  волнением
 Штурма  Зимнего  с  еще  большим  волнением  ожидали  сол¬
даты.  Они  беспрерывно  требовали  объяснений,  почему  не
штурмуем  Зимнего  и  не  даем  расправиться  с  Временным
правительством.  Оттяжка  в  удовлетворении  накипевшего
желания  скорее  ворваться  в  Зимний  дворец  и  арестовать
Временное  правительство  вызывала  у  солдат  сильный  ропот.
Красногвардейцы  были  терпеливее.  Они  сосредоточенно
стояли  на  заставах,  двигались  в  цепях  уверенно  и  с  боль¬
шим  достоинством,  весьма  настороженно  несли  дозорную
службу.
 146

Оцепляю  т
 Цепи  с  каждым  часом  все  ближе  и  ближе  подходили  к
площади  Зимнего  дворца  и  становились  всё  гуще  и  гуще.
К  6  часам  Зимний  бьгл  словно  окутан  солдатскими  цепями.
 «Аврора»
 Рис.  Бор.  Ефимова  для  «Огонька»
 Солдаты  и  матросы  все  ближе  и  ближе  подползали  к  нему
цепью,  оставляя  за  собой  резервные  узлы.  Перебежкой  они
последовательно  занималй  все  исходные  для  штурма  Зим¬
него  углы  улиц  и  прикрытия  по  Адмиралтейской  и  Двор¬
цовой  набережным,  по  Морской  улице,  Невскому  проспекту,
 147

Конногвардейскому  бульвару.  Эти  пересеченные  горизбнта-
лями  вертикальные  радиусы  человеческой  массы  шли  от
решетки  сада  Зимнего  дворца,  от  победной  арки,  замыкаю¬
щей  выход  с  Морской  улицы  на  площадь  Зимнего  дворца,
от  канавок  у  Эрмитажа,  от  головы  Александровского  сада,
выходящего  на  площадь  Зимнего  дворца,  от  углов  Адми¬
ралтейства  и  Невского.
 Юнкера,  забаррикадировавшись  штабелями  дров  у  во¬
рот  Зимнего  дворца,  зорко  следили  за  движениями  наших
головных  цепей,  и  всякое  передвижение  их  встречали  ру¬
жейным  и  пулеметным  огнем.
 На  Миллионной,  на  набережных,  открытых  огню,  наши
солдаты  занимали  каждую  впадину  и  казались  влитыми  в
гранитные  стены.
 Первый  ультиматум
 В  6  часов  был  послан  первый  ультиматум  Временному
правительству  о  сдаче.  Пушки  крейсера  «Аврора»  и  Петро¬
павловской  крепости  были  наведены  на  Зимний  и  должны
были  подсказывать  осажденным  их  ответ  на  ультиматум.
На  ответ  было  дано  20  минут.  Но  Зимний  всячески  затяги¬
вал  с  ответом.  В  ультиматуме  предупреждалось,  что  будет
открыт  огонь  «Авроры»,  если  Зимний  не  сложит  ору¬
жия.
 Пальчинскому  вторично  удалось  обманным  путем  заста¬
вить  юнкеров,  батальоны  ударников  и  других  защитников
Зимнего  еще  несколько  часов  быть  верными  уже  обречен¬
ному  режиму.
 На  улицах  веяло  победным  величием  революции.  А  за
стенами  дворца  все  еще  на  что-то  надеялись,  верили  в  не¬
существующую  силу.  Зимний  постепенно  превращался  из
военного  стана  в  арену  политической  борьбы.  Стены  Зим¬
него  не  оградили  его  защитников  от  законов  классовой
борьбы.  Казаки  помитинговали,  изменили  Временному  пра¬
вительству,  решили  быть  нейтральными  и  ушли.  Батарея
Константиновского  военного  училища,  вдруг  получив  из
училища  приказ  об  оставлении  Зимнего,  вышла  из  повино¬
вения  начальника  обороны  Зимнего,  снялась  с  позиции  и
ушла.
 148

Повторный  ультиматум
 В  8  часов  с  повторным  ультиматумом  направился  в
Зимний  тов.  Чудновский.  Прошло  положенное  время.  Из¬
вестий  от  тов.  Чудновского  нет.  Его  задержали.  Пальчин-
ский  колеблется:  вести  переговоры  или  расстрелять  пар¬
ламентера.  Товарищ  Чудновский  обращается  к  юнкерам  и
ударникам  с  призывом  сдать  оружие.  Он  говорит  солдатам
о  всей  безнадежности  их  положения.  Происходит  замеша¬
тельство  среди  георгиевцев.  Часть  георгиевцев  колеблется,
изменяет  Временному  правительству,  слагает  оружие  и
пытается  выйти  из  Зимнего.  Их  увещевают  офицеры,  удер¬
живают  юнкера.  Ударники  разлагают  женский  батальон.
Офицеры  и  юнкера  чувствуют  опасность  в  дальнейшем  за¬
держивании  георгиевцев:  их  выпускают  из  дворца.
 Сдаются
 Появление  на  площади  сдавшихся  на  момент  приводит
наши  цепи  в  замешательство.  «Сдались»,  —  говорят  появив¬
шиеся.  Громовое  «ура»  радости  катится  через  площадь.
Сдавшихся  уводят.
 Женскому  батальону  офицеры  говорят,  что  в  случае
сдачи  им  грозит  изнасилование  и  расстрел  от  большевиков.
 Несколько  минут  колебания  обреченных...  наконец  жен¬
ский  батальон  инстинктивно  принимает  решение  сдаться.
 Их  уже  не  удерживают  и  пропускают  из  дворца...
 В  наших  цепях  и  ближайших  резервах  нетерпение,  вол¬
нение,  ропот  сменяются  торжественным,  величественным
настроением.  Торжество  победы  размягчает  сердца  солдат.
 Борцы  чувствуют,  что  они  у  финала  8-месячной  борьбы
за  власть.  Последний  акт  столетней  борьбы..  Умирает
уродливое  старое  и  в  буре  рождается  величественное,  радо¬
стнейшее,  дорого  стоящее  новое...  свое...
 Мы  все  охвачены  настроением  масс.  Пьянит  от
победы...
 Но  неизвестность,  что  с  Чудновским,  туманит  нашу  ра¬
дость.
 Солдаты  занимают  Штаб  Петроградского  округа.  Тов.  Ан*
тонов  входит  в  Штаб.  Хватается  за  телефонную  трубку,
звонит  во  дворец..  «Где  тов,  Чудновский?»,,,  ?Кдет
ответа,,,
 №

Я  с  тов.  Еремеевым  объезжаем  все  позиции.  Подтяги¬
ваем  арьергарды.  В  штабах,  которые  набиты  арестован¬
ными,  все  у  телефонных  трубок.  Ждут  ответа:  кончено  или
нет?  В  Балтийском  экипаже  избавляем  от  самосуда  при
нас  приведенного  в  экипаж  генерала  Багратуни.
 В  крепости
 Из  штаба  Балтийского  экипажа  по  Адмиралтейской  на¬
бережной  едем  через  Дворцовый  мост  в  Петропавловскую
крепость,  в  наш  руководящий  оперативный  штаб.  Из  Пе¬
тропавловской  передаем  приказ  цепям  двинуться  вперед,
занимать  все  пункты  на  площади  и  двигаться  к  воротам
дворца.
 Берем  с  собой  коменданта  крепости,  тов.  Благонра¬
вова.  Полным  ходом  несемся  на  автомобиле  по  Миллион¬
ной  к  Зимнему  дворцу.  Говорим  себе:  все  кончено,  без
одного  орудийного  снаряда.
 Автомобиль,  открыв  свои  фонари,  взлетает  на  мост
канавы  у  Эрмитажа...  Вдруг  звонким  треском  сильной
электрической  разрядки  зачокали  пулеметы  и  защелкала
ружейная  стрельба  пачками...  Град  пуль...  момент  между
жизнью  и  смертью...  Шофер  на  всем  ходу  дает  задний
ход:  автомобиль  под  скатом  моста.  Спасены.
 Чудновский  не  возвращается...  Антонов  не  получает
из  дворца  ответа.  Нам  передают,  что  с  Чудновским  рас¬
правляются.
 Схватка
 Несколько  мгновений...  И  впервые  после  схватки  де¬
кабристов  с  самодержавием,  почти  после  столетнего  мол¬
чания,  на  улицах  Петербурга  завизжали  ядра  орудий,  но
не  против  народа,  а  за  народ.
 Штурм
 Несколько  гранат  разорвалось  в  коридорах  Зимнего.
Колебаниям  был  положен  конец.  Матросы,  красногвардей¬
цы,  солдаты,  под  пулеметную  перекрещивающуюся  трескот¬
ню,  перелетели  через  баррикады  у  Зимнего,  смяли  их  защит-
 150

пиков  и  ворвались  в  ворота  Зимнего...  Двор  занят...  Летят
на  лестницы...  На  ступенях  схватываются  с  юнкерами...
Опрокидывают  их...  Бросаются  на  второй  этаж...  Разме¬
тают  защитников  правительства...  Рассыпаются.  Несутся
в  третий  этаж,  везде  по  дороге  опрокидывая  юнкеров,  по¬
ражая  их...  Юнкера  бросают  оружие...  Солдаты,  красно¬
гвардейцы,  матросы  потоком  устремляются  дальше...  Ищут
виновников  бедствий.  Взламывают  двери  запертых  ком¬
нат.  ..  Вот  они  подбегают  к  двери,  у  которой  на  карауле
стоят  окостеневшие  от  ужаса,  скованные  долгом  юнкера.
 Арест  Временного  правительства
 — 	Здесь  Временное  правительство...
 Наставляют  штыки.  «Долой!»...  Массы  врываются  в
комнату...  То,  что  называлось  Временным  правительством,
тут...  почти  мертво  физически.  саван...  омертвели  от
массы...
 — 	Именем  Военно-революционного  комитета  Петроград¬
ского  Совета  объявляю  Временное  правительство  низверг¬
нутым,  —  декретирует  Антонов.  —  Все  арестованы...
 Низвергнутые  лепечут  о  защите  от  масс.  Матросы
выводят  их  из  комнаты.  Крики:  «Керенского!  Керен¬
ского!  ..»  Он  удрал  накануне  из  Петрограда,  чтобы  при¬
вести  войска  с  фронта.
 По  коридорам  несется  гул  негодования,  злобы,  возму¬
щения,  крики..  Арестованных  ведут  вниз...  по  двору...
в  ворота...  через  баррикады...  на  площадь  Зимнего.  .
 На  площади  крики  солдатского  негодования..  «Рас¬
стрелять».  ..  «Смерть...  смерть...  Терещенко,  Коновалову
и  еще  кому-то  наносится  несколько  ударов...  Красногвар¬
дейцы  унимают  солдат.  Кричат:  «Не  омрачайте  пролетар¬
ского  торжества»..  .  Разъяренные  солдаты  оттесняются  от
арестованных.  Красногвардейцы  окружают  кольцом  бывшее
правительство.  «Вперед!»  —  Кольцо  двинулось  по  Милли¬
онной  улице  в  Петропавловскую  крепость.  Уводят  в  казе¬
маты,  созданные  против  революции.  Солдатские  массы  ко¬
лыхнулись  за  уводимыми,  требуют  вести  не  в  Петропавлов¬
скую,  а  в  Смольный.
 Команда:  «По  своим  частям  стройся!»—  заканчивает
победное  25  октября.

Ф•  Быков
 АВТОМОБИЛЬ  ПРЕДСЕДАТЕЛЮ  СОВНАРКОМА
 XI  аши  автоброневики  приняли  участие  в  охране  центра
революции—Смольного.  22  октября  Военно-револю¬
ционный  комитет  принял  решение  —  заменить  старую
охрану  Смольного  новой.  В  состав  охраны  были  включены
команды  пулеметчиков,  латышский  отряд  и  группа  наших
автокоманд  для  охраны  и  связи.
 Охрана  делилась  на  внутреннюю  и  внешнюю.  Всеми
видами  охраны  и  связи  Смольного  руководила  комендант¬
ская  часть  Военно-революционного  комитета  в  лице  това¬
рища  Ф.  Э.  Дзержинского.
 Я  также  участвовал  в  охране  Смольного.  Много  собы¬
тий  было  в  эти  дни  в  Смольном.  Но  особенно  запомнилось
пребывание  там  Ленина.
 Поздно  вечером  24  октября  подошел  ко  мне  бледный  и
взволнованный  красногвардеец  и,  ничего  не  говоря,  сунул
в  руку  смятую  газету.  Он  указал  на  один  из  газетных
столбцов.  В  короткой  газетной  заметке  говорилось,  что
Ленин  в  Петрограде,  что  следы  его  местонахождения  обна¬
ружены  и  что  с  часу  на  час  ожидается  его  арест.  Это  сооб¬
щение  произвело  тяжелое  впечатление.  Неужели  это  так?
Неужели  в  столь  решительный  момент  Ленин  будет  аре¬
стован?
 Но  мрачные  мысли  скоро  рассеялись.  По  Смольному
прошел  слух,  что  прибыл  Ленин.  Два  знакомых  шофера
утверждали,  что  о*ш  лично  видели  его.  Кто-то  вспомнил
 132

гражданина  с  повязкой  на  щеке,  сидевшего  на  окне  в  Смоль¬
ном.  Говорили,  что  это  Ленин.  И  это  действительно  было
так.  Как  обнаружилось  впоследствии,  Ленин  не  усидел  в
своем  последнем  конспиративном  убежище  у  Фофановой
на  Выборгской  стороне  и  поздно  вечером  24  октября  решил
пробраться  в  Смольный.  Дорога  до  Смольного  прошла
благополучно.  Внизу  у  входа  у  Ленина  потребовали  про¬
пуск.  Но  огромная  толпа  людей,  тоже  не  имеющих  пропу¬
сков,  осадила  часовых,  и  в  общей  сутолоке  Ильич  удачно
пробрался  в  здание.  В  Смольном  он  немедленно  собрал
членов  Центрального  Комитета.
 Приход  Ленина  в  Смольный  как-то  особенно  ободрил
всех.  Всюду  говорили  об  Ильиче.  Дня  через  три  в  одной
из  комнат,  где  собрались  шоферы,  зазвонил  телефон.  Гово¬
рила  Елена  Дмитриевна  Стасова:
 — 	Передайте  члену  Военно-революционного  комитета
Садовскому,  чтобы  срочно  был  подготовлен  автомобиль  для
товарища  Ленина.
 Огромная  радость  охватила  присутствующих:
 — 	Ого!*  Значит,  повезем!
 Сразу  поднялся  шум.  Каждый  вносил  свое  предложе¬
ние,  какой  автомобиль  взять  для  товарища  Ленина.  Во
дворе  хотя  и  были  машины,  но  в  большинстве  инвалиды  —
с  побитыми  фонарями,  с  помятыми  крыльями,  с  оторван¬
ными  дверцами,  с  оборванной  обивкой  от  перевозки  пуле¬
метов.
 Но  кто-то  подал  мысль:
 — 	Товарищи!  Нужно  забрать  из  бывшей  царской  ав¬
томобильной  базы  несколько  автомобилей!
 Поднялись  руки  кверху:
 — 	Будет  сделано!
 Задача  предстояла  нелегкая.  Автомобильная  база  еще
была  в  руках  контрреволюционеров.  И  вот  в  это  осиное
гнездо  за  машиной  для  Ленина  поехал  шофер  Никандров
с  товарищем.
 Обслуживающий  персонал  базы  встретил  его  змеиным
шипением:
 — 	Что-с?  Автомобиль?  Нет-с!  Этого  не  будет-с!
 Но  Никандров  был  не  из  робкого  десятка.  С  оружием
в  руках  он  очистил  себе  путь  к  автомобилю,  завел  мотор,
AQ9&0  вскочил  за  руль  и  стремительно  вылетел  из  ворот
 15^

базы.  Как  птица,  несся  Никандров  по  улицам  Петрограда
и  через  десять  минут  лихо  вкатил  в  ворота  двора  Смоль¬
ного.
 Когда  Елена  Дмитриевна  распорядилась  подать  машину
к  главному  подъезду,  среди  шоферов  поднялся  шум.  Все,
как  один,  хотели  везти  товарища  Ленина.  Пришлось  при¬
бегнуть  к  жребию.  Бумажку  вытащил  шофер  Сидоров  —
высокий,  стройный,  красивый  парень.  Он  весь  как-то
встрепенулся.  По  всем  комнатам  автосвязи  уже  разнеслась
весть,  что  подана  машина  для  товарища  Ленина.  Из  ком¬
нат  собрались  в  вестибюле.  Большинство  находившихся
здесь  людей  не  видело  Ленина.
 Вот  по  ступеням  лестницы  со  второго  этажа  спускается
член  Военно-революционного  комитета  Андрей  Садов¬
ский,  худощавый,  высокий,  с  бледным  лицом.  Шоферы
его  хорошо  знали.  Затем  вышла  усталая,  измученная,
но  как  всегда  аккуратно  одетая  Елена  Дмитриевна  Ста¬
сова.
 Шоферы  по  роду  своей  службы  часто  присутствовали
на  парадных  выходах  знатных  государственных  людей.
И  Сидоров  ждал,  что  и  сейчас  произойдет  нечто
подобное.
 И  в  это  время  настороженного  ожидания,  на  ходу  за¬
стегивая  пальто  и  поднимая  воротник,  в  обыкновенной
кепке  приблизился  к  машине  товарищ  Ленин  и  занес  ногу
на  ступеньку.  Но  шофер  Сидоров,  своей  плотной  фигурой
преградив  ему  дорогу,  заявил:
 — 	Куда  ты  лезешь?  Этот  автомобиль  приготовлен  для
товарища  Ленина.
 Стоявший  рядом  Садовский  сказал:
 — 	Товарищ,  пропусти,  ведь  это  и  есть  Ленин.
 Сидоров  побледнел.  Но  Владимир  Ильич  хлопнул  его
 по  плечу,  как-то  особенно  ласково  сказал:
 — 	Спасибо,  дорогой  товарищ,  за  хорошую  машину.
Садитесь  за  руль,  и  поедем.
 Сидоров  некоторое  время  продолжал  стоять  неподвижно,
затем,  ободренный  и  согретый  лаской  Ильича,  покраснел
от  радости,  быстро  пришел  в  себя,  сел  за  руль,  и  машина
двинулась  вперед.
 Когда  группа  людей,  ожидавшая  выхода  Ленина,  поняла,
что  произошло  у  автомобиля,  и  узнала,  что  этот  человек,
 154

похожий  на  рабочего,  и  был  товарищ  Ленин,  раздались
голоса  радости  и  удивления:
 — 	Так  вот  каков  он,  наш  Ленин!
 Кто-то  добавил:
 — 	А  ведь  по-старому  это  Председатель  Совета  Ми¬
нистров.
 А  в  это  время  Сидоров  несся  по  улицам  Петрограда,
радуясь,  что  именно  ему  выпала  на  долю  честь  везти  доро¬
гого  пассажира,  вождя  народа,  навсегда  сбросившего  раб¬
ство.

В. 	Бонч-Бруевич
 КАК  ПИСАЛ  ВЛАДИМИР  ИЛЬИЧ  ДЕКРЕТ  О  ЗЕМЛЕ
 IT  осле  того  как  наконец  Зимний  дворец  был  взят
революционными  большевистскими  войсками  и  Вла¬
димир  Ильич,  сильно  волновавшийся  медлительностью  дей¬
ствий  наших  военных  вождей,  наконец  вздохнул  свободно,
он  тотчас  снял  свой  незатейливый  грим  и  явился,  окружен¬
ный  своими  давнишними  политическими  друзьями,  на  ожи¬
давшее  завершения  событий  заседание  перевыбранного
Петербургского  Совета  рабочих  и  солдатских  депутатов.
Нельзя  сказать:  гром,  а  нечто  большее,  воистину  потря¬
сающее,  вихрь  человеческих  чувств  пронесся  по  залу,  когда
Владимир  Ильич  показался  на  кафедре...
 Наконец  все  дела  закончены,  и  поздно-поздно  ночью
мы  двинулись  ко  мне  на  квартиру  на  ночевку.  Поужинав
кое-чем,  я  постарался  предоставить  все  для  отдыха  Влади¬
мира  Ильича,  который  хотя  и  был  возбужден,  но,  видимо,
крайне  переутомлен.  Я  еле  уговорил  его  занять  мою  по¬
стель,  и  лишь  подействовал  тот  аргумент,  что  я  спал  в
отдельной  небольшой  комнате,  где  к  его  услугам  был  пись¬
менный  стол,  бумага,  чернила  и  библиотека.
 Наконец  Владимир  Ильич  согласился,  и  мы  разошлись.
Я  лег  в  соседней  комнате  на  диване  и  твердо  решил  за¬
снуть  только  лишь  тогда,  когда  вполне  удостоверюсь,  что
Владимир  Ильич  уже  спит.  Я  запер  входные  двери  на  все
цепочки,  крючки  и  замки,  привел  в  боевую  готовность  ре¬
вольверы  и  подумал:  «Ведь  могут  вломиться,  арестовать,
убить  Владимира  Ильича,  —  ведь  только  первая  ночь  наша,
 156

нее  можно  ожидать.  Ну  что  же,  тогда  померимся  силами^.
Я  на  всякий  случай  тотчас  же  записал  на  отдельную  бу-
мажку  все  известные  мне  телефоны  товарищей,  Смольного,
районных  рабочих  комитетов  и  профсоюзов.  «Чтобы  впо¬
пыхах  не  перезабыть»,  —  подумал  я.  Наконец  я  потушил
электрическую  лампочку.  Владимир  Ильич  у  себя  в  ком¬
нате  погасил  ранее  меня.  Прислушиваюсь:  спит  ли?  Ничего
не  слышно.  Начинаю  дремать,  и  когда  вот-вот  должен  был
заснуть,  вдруг  блеснул  свет  там,  у  Владимира  Ильича.
Я  насторожился.  Слышу,  почти  бесшумно  встал  он  с  кро¬
вати,  тихонько  притворил  дверь  ко  мне  и,  удостоверившись,
что  я  сплю,  еле  слышными  шагами,  на  цыпочках,  подошел
к  письменному  столу,  чтобы  никого  не  разбудить.  Сел  за
стол,  открыл  чернильницу  и  углубился  в  работу,  разложив
какие-то  бумаги.
 Конечно,  я  не  спал.  Сердце  мое  сжалось,  забилось,  и
я  подумал:  «Вот  он,  творец  революции,  истинный  револю¬
ционер,  умеющий  совершенно  забывать  себя  для  блага
нашей  страны.  Как  устал  он!  Какой  был  напряженный  день,
полный  тревог  и  волнений!  И  вот  он  превозмог  себя,  от¬
кинул  всю  неимоверную  усталость  и  силой  несокрушимой
воли  поднял  себя  с  постели  и  отогнал  сон,  так  нужный  ему
теперь.  Вероятно,  что-либо  особо  важное  засел  он  писать,
когда  не  нашел  возможным  даже  дать  себе  вполне  закон¬
ный  отдых».
 И  он  писал,  перечеркивал,  читал,  делал  выписки,  опять
писал  и  наконец,  видимо,  стал  переписывать  начисто.  Уже
светало,  стало  сереть  позднее  петроградское  осеннее  утро,
когда  наконец  Владимир  Ильич  потушил  огонь  и  лег  в
постель  и  тихо-тихо  заснул,  или  задремал,  так  что  его  со¬
всем  не  было  слышно.  Забылся  и  я.
 Утром,  когда  надо  было  встать,  я  предупредил  всех  до¬
машних,  что  надо  быть  потише,  так  как  Владимир  Ильич
работал  всю  ночь  и,  несомненно,  крайне  утомлен.  Наконец
он,  когда  его  еще  никто  не  ждал,  вдруг  показался  из  ком¬
наты  совершенно  одетый,  энергичный,  свежий,  бодрый,
радостный,  шутливый.
 — 	С  первым  днем  социалистической  революции!  —  по¬
здравлял  он  всех,  и  на  его  лице  не  было  заметно  никакой
усталости,  как  будто  он  великолепно  выспался,  а  на  самом
деле  спал-то  он  разве  два-три  часа,  самое  большее,  после
такого  ужасного,  двадцатичасового  трудового  дня.  Когда
 157

Собрались  все  пить  чай  и  вышла  Надежда  Константиновна,
ночевавшая  у  нас,  Владимир  Ильич  вынул  из  кармана  чи¬
стенько  переписанные  листки  и  прочел  нам  свой  знамени¬
тый  «Декрет  о  земле».
 — 	Вот  только  бы  объявить  его  и  широко  распублико¬
вать  и  распространить.  Пускай  попробуют  тогда  взять  его
назад!  Нет,  шалишь,  никакая  власть  не  в  состоянии  была
бы  отнять  этот  декрет  у  крестьян  и  вернуть  земли  поме¬
щикам.  Это  важнейшее  завоевание  нашей  Октябрьской  ре¬
волюции.  Аграрная  революция  будет  совершена  и  закреп¬
лена  сегодня  же,  —  говорил,  радуясь  и  спеша,  Владимир
Ильич.
 Когда  ему  кто-то  сказал,  что  на  местах  еще  будет  много
всяких  земельных  непорядков  и  борьбы,  он  тотчас  же  от¬
ветил,  что  все  это  уже  мелочь,  все  это  приложится,  лишь
основу  поняли  бы  и  проникнулись  бы  ею.  И  он  стал  по**
дробно  рассказывать,  что  этот  декрет  потому  будет  осо¬
бенно  приемлем  крестьянами,  что  в  основу  его  он  положил
требования  всех  крестьянских  наказов  своим  депутатам,
которые  отсылались  в  общих  наказах  на  Съезд  Советов.
 — 	И  все  это  были  эсеры,  вот  и  скажут,  что  мы  от  них
заимствуем,  —  заметил  кто-то.
 Владимир  Ильич  улыбнулся.
 — 	Пускай  скажут.  Крестьяне  ясно  поймут,  что  все  их
справедливые  требования  мы  всегда  поддержим.  Мы  дол¬
жны  вплотную  подойти  к  крестьянам,  к  их  жизни,  к  их
желаниям.  А  если  будут  смеяться  какие-либо  дурачки,  —
пускай  смеются.  Монополию  на  крестьян  мы  эсерам  нико¬
гда  не  собирались  давать.  Мы  —  главная  правительствен¬
ная  партия,  и,  вслед  за  диктатурой  пролетариата,  крестьян¬
ский  вопрос  —  самый  важный  вопрос.
 Мы  условились  сегодня  же  вечером  провозгласить  на
съезде  этот  декрет,  сейчас  же  переписать  его  на  машинке
и  тотчас  же  сдать  в  набор  в  наши  газеты,  чтобы  завтра  же
он  был  распубликован.  Также,  после  принятия,  немедленно
разослать  его  вообще  по  всем  газетам  с  предложением  на¬
печатать.  Тут  возникла  мысль  о  распубликовании  декрета
об  обязательном  печатании  во  всех  газетах  всех  правитель¬
ственных  сообщений,  о  котором  Владимир  Ильич  просил
меня  ему  напомнить  в  ближайшие  дни.
 Я  предложил  ему  декрет  о  земле  напечатать  сейчас  же
отдельной  книжкой  не  менее  пятидесяти  тысяч  и  раздавать
 158

его  прежде  всего  солдатам,  возвращающимся  в  деревни,
ибо  через  них-то  декрет  быстрей  всего  дойдет  в  самую  глу¬
бокую  массу.
 Владимир  Ильич  согласился  с  этим  планом,  и  мы  в
ближайшие  дни  великолепно  его  выполнили.
 Мы  вскоре  пешком  двинулись  в  Смольный,  потом  сели
в  трамвай.  Владимир  Ильич  сиял,  видя  образцовый  поря¬
док  на  улицах.  С  нетерпением  дожидался  он  вечера,  когда
сам  с  особой  четкостью  прочел,  после  вступительной  речи,
декрет  о  земле,  с  восторгом  единогласно  принятый  всеми.
Как  только  декрет  был  принят,  я  тотчас  разослал  его  по
всем  петроградским  редакциям  с  нарочными,  а  в  другие
города  сейчас  же  по  почте  и  по  телеграфу.  Наши  газеты
его  заверстали  предварительно,  и  наутро  декрет  о  земле
читали  уже  сотни  тысяч  и  миллионы  людей,  и  все  трудя¬
щееся  население  принимало  его  с  восторгом.  Буржуазия
шипела  и  лаяла  в  своих  газетах.  Но  кто  на  них  тогда  об¬
ращал  внимание?  Читатель  их  все  уменьшался  и  обращал¬
ся  в  бега.
 Владимир  Ильич  торжествовал.
 — 	Только  это  одно,  —  говорил  он,  —  уже  оставит  след
в  нашей  истории  на  долгие,  долгие  годы.
 Эпоха  богатейшего  революционного  творчества  началась
весьма  удачно.  Владимир  Ильич  еще  долгое  время  интере¬
совался,  всегда  желая  знать,  сколько  экземпляров,  помимо
газет,  распространено  среди  солдат,  среди  крестьян  —  де¬
крета  о  земле.  Мы  перепечатывали  его  много  раз  книжеч¬
кой  и  бесплатно  разослали  во  множестве  экземпляров  не
только  в  губернские  и  уездные  города,  но  и  во  все  волости
России.
 Декрет  о  земле  стал  действительно  общеизвестен,  и,
пожалуй,  ни  один  закон  не  распубликовывался  у  нас  так
широко,  как  закон  о  земле,  один  из  самых  основных  зако¬
нов  нашего  нового  социалистического  законодательства,  ко¬
торому  Владимир  Ильич  отдал  так  много  сил  и  энергии
и  которому  он  придавал  такое  огромное  значение.

Д.  Мануильспий
Б  ДНИ  БОРЬБЫ  И  ПОБЕДЫ
 I
 Т?  Смольном  суета.  .  Его  огромные  коридоры  походили
на  бульвар,  где  сновали  взад  и  вперед  сотни  людей
с  озабоченными  лицами.  То  и  дело  подъезжали  грузовики,
и  с  них  соскакивали  группы  красногвардейцев;  подлетали
курьеры,  приносившие  известия  с  гатчинского  фронта.
В  одной  из  задних  комнат  бывшего  Института  благород¬
ных  девиц  заседал  беспрерывно  Военно-революционный  ко¬
митет.  Приказы  тут  же,  на  клочках  бумаги,  писались  на
столе  и  полномочиями  самого  широкого  характера  облека¬
лись  те,  кто  попадался  на  глаза  в  приемной  Военно-рево¬
люционного  комитета  кому-нибудь  из  его  членов.  Дзержин¬
ский,  Сталин  с  землистыми  лицами,  с  красными,  воспален¬
ными  от  бессонных  ночей  глазами  походили  не  на  живых
людей,  а  на  машины,  которые  отчеканивали  короткие,  как
выстрел  винтовки,  распоряжения:
 — 	Взять  роту  самокатчиков.
 — 	Сообщить  о  скорейшей  высылке  артиллерии  из  Фин¬
ляндии.
 — 	Арестовать  всех  находящихся  в  помещении.
 — 	Выдать  две  банки  консервов.
 И  приказы  огромного  политического  и  военного  значе¬
ния,  от  успеха  которых  зависела  судьба  революции,  при¬
казы,  точное  исполнение  которых  должно  было  изменить
все  лицо  старого  мира,  чередовались  с  «мелочами»,  с
 160

limnmminng
 Взятие  телефонной  станции  красногвардейцами  в  октябре  1917
С  гравюры  Н.  Павлова.

Проверка  документов  на  улицам  Петрограда.

банками  консервов,  с  индивидуальной  выдачей  револьЕеРа»
с  нарядом  на  машину,  с  арестами,  обысками  и  т.  п.  То\ько
один  Иоффе,  будущий  дипломат,  сохранял  среди  этой  лихо¬
радочной  суетни  эпическое  спокойствие.  Гладко  выбригыи,
он  почти  с  изысканной  вежливостью  объяснял  дремав1*емУ
в  углу  и  ничего  не  слышавшему  Лацису  несуразность  ка“
кого-то  приказа.
 Вечером  я  и  Орджоникидзе  (Серго)  были  вызваны  к
Ильичу.
 — 	Борьба  затягивается,  —  говорил  Ильич,  —  и  есть
опасность,  что  части,  высланные  на  фронт,  начнут  разла¬
гаться.  Муравьев  требует  присылки  хороших,  опыгных
агитаторов,  которые  бы  сумели  поддержать  настроений  ча¬
стей.  Поезжайте!
 Мы  круто  повернули  и,  ни  о  чем  не  расспрашивая  даль¬
ше,  направились  к  выходу.  Через  час  паровоз  увози>  нас
с  Балтийского  вокзала  в  Красное  село.  На  Красноселрском
вокзале  с  трудом  отыскали  комнату,  где  помещался  }итаб.
В  штабе  находился  Хаустов  с  группой  офицеров,  произво¬
дивших  впечатление  отнюдь  не  своих  людей.  Это  был
импровизированный  штаб,  составленный  наскоро  из  коман~
диров  полков,  которые,  под  угрозами  солдат,  выш>и  со
своими  частями  на  позиции.
 Керенского  эти  господа  ненавидели  всеми  фиРРами
своей  души.  Но  и  нас  они  готовы  были  предать  в  любую
минуту  и  перекинуться  на  сторону  настоящего  белого  ге~
нерала.  Это  были  матерые  корниловцы  в  самом  буквальном
смысле  этого  слова.
 Мы  объяснили  Хаустову  цель  нашего  прибытия.  Я  ни¬
когда,  ни  до  этого  момента,  ни  после  него,  не  видел  чело¬
века,  который  бы  производил  такое  измученное  впечатле¬
ние,  как  Хаустов.  Хаустов  не  спал  6  ночей;  он  делал
нечеловеческие  усилия,  чтобы  понять  то,  о  чем  мы  говорили.
Но  после  тяжелой  натуги  он  улыбнулся  какой-то  винова¬
той,  почти  детской  улыбкой  и  сказал:
 — 	Товарищи,  я  безнадежно  устал.  Возьмите  нА  себя
комиссарство  в  Красном  селе.  Я  же  час  хочу  заснуть»-
 Так  я  стал  комиссаром  Красного  села.
 Утром  лил  проливной,  пронизывающий  насквозь  дождь,
какой  бывает  только  в  северных  болотах.  Серго,  захватив
меня,  отправился  на  позиции.  В  наскоро  вырытых  окопах,
продрогшие  около  редких  костров,  жались  солдаты.  Сооб-
 11 	Немеркнущие  годы
 161

щенйе  о  прибывших  из  Питера  людях  со  свежими  изве¬
стиями  быстро  облетело  окопы.  Нас  засыпали  вопросами.
 — 	Ну  что,  как  в  Петрограде?
 — 	Как  на  фронтах?
 — 	Много  ли  у  него  сил?
 И  тут  же  образовывались  импровизированные  неболь¬
шие  митинги,  которые  заканчивались  твердыми  решениями
«держаться  до  конца».  Только  господа  офицеры,  выгнан¬
ные  насильно  своими  полками,  пытались  задавать  вопросы
явно  провокационного  характера,  вроде:  «Есть  ли  у  нас
артиллерия?»  Без  артиллерии-де  мьг  будем  разбиты.  У  ка-
заков-де  превосходная  конница.  ..
 Но  тут  же  какой-нибудь  псковичанин  или  калужец  с
оборванным  хлястиком  шинели  досадливо  перебивал:
 — 	А  ты,  товарищ  поручик,  зря  не  болтай.  Мы  евон-
ного  брата  придушим.
 Было  ясно,  что  солдатская  масса  драться  будет,  что
при  том  энтузиазме,  который  вносят  в  дело  обороны  Пет¬
рограда  рабочие  и  матросы,  солдат  внесет  и  свою  долю
участия.
 II
 Ухая  и  стеная,  проваливаясь  каждую  минуту  в  размы¬
тые  дождем  ямы,  автомобиль  несся  к  Пулкову.  Темные
слухи  ползут,  как  удушливые,  вонючие  газы.  Они  прони¬
кают  в  окопы,  передаются  из  уст  в  уста  сотнями  людей,
распространяются  быстрее  беспроволочного  телеграфа.
 Краснов  прорвал  фронт.
 Краснов  у  Московской  заставы.
 Невский  ликует.  Котелки,  студенческие  шапки,  офицер¬
ские  околыши,  дородные  дамы  без  желтого  билета  пере¬
дают  друг  другу  из  самых  «точных  источников»  известия:
 — 	Идут...
 — 	Сколько  их?
 — 	Полки,  бригады,  дивизии...  армии.  Неважно.  Но
они  те,  кто  освободит  столицу  от  разгула  «черни»,  кто  от¬
кроет  вновь  «Палкина»  и  «Медведя»,  идут  под  предводи¬
тельством  Краснова  на  Петроград.  Их  несметные  полчища
видели  воочию  все  торговцы  из  Гостиного  двора.  Салоп¬
ницы-старухи,  крестясь  на  Казанскую,  Исаакия,  собствен¬
ными  глазами  —  «хоть  расшиби  меня  гром»  —  видели,  как
 162

iv|>.u'iibie,  бросив  винтовки  и  пулеметы,  рассыпались  стреМ-
•  л  «ж  в  разные  стороны.  И  посылает  вслед  Невский,  ликую¬
щий  и  взбешенный,  проходящим  матросским  и  рабочим
М'ггрулям  змеиное  шипенье:
 — 	Мерзавцы!  Вешать  будем!
 А  автомобиль  несется  по  размытым  дорогам  все  даль-
 и  дальше.
 Вдали  горят  огни  Царского  села,  занятого  красновскими
казаками.  Около  Пулкова  в  холодной  осенней  мгле  и  грязи
потонула  деревня.  Здесь,  на  этом  подходе  к  Петрограду,
зорко  бодрствуют  в  эту  темную,  холодную  ночь  путиловцы,
мыборжцы,  василеостровцы.
 — 	Стой!  —Чей-то  штык  упирается  почти  в  радиатор.—
Пропуск,  товарищ!
 Вытаскиваю  мандат  типа  17-го  года.
 — 	Ну,  как  у  вас,  товарищ,  спокойно?
 — 	Спокойно!
 — 	Казаки  фронта  не  прорвали?
 Красногвардеец  смеется  здоровым,  заражающим  сме¬
хом.
 Автомобиль  въезжает  в  деревню.  В  небольшой  кресть¬
янской  избе  душно.  На  полу  валяются  человеческие  тела;
пахнет  потом,  табачным  дымом  и  горячим  чаем.  Начальник
отряда  сообщает,  что  настроение  красногвардейцев  превос¬
ходное.
 — 	Рвутся  в  бой.  Приходится  сдерживать.  А  приказа
нет.
 И  это  «приказа  нет»  в  октябрьскую  сумятицу  звучит
как-то  странно,  почти  неестественно.
 Заворчал  еще  один  автомобиль.  С  группой  матросов
останавливается  народный  комиссар  по  морским  делам  —
Дыбенко.  Вид  спокойный,  уверенный,  как  у  настоящего
Александра  Македонского.  Привозит  с  собой  известие,  что
артиллерия  подходит.  Вокруг  оживились  лица,  чувствуется
большой,  не  передаваемый  никакими  словами  подъем.  У  всех
на  устах  один  и  тот  же  вопрос:
 — 	Когда  же  будем  наступать?
 С  такой  армией  санкюлотов  можно  победить  мир.  Не¬
даром  впоследствии  Краснов,  глядя  на  отважные  отряды
матросов  и  рабочих,  лезших  у  Царского  села  с  винтовками
на  броневик,  воскликнул:
 *
 163

_  Ах,  если  бьг  у  нас  была  такая  армия  на  фронте!
С  нею  бы  мы  наверное  одержали  победу  над  немцами...
 А  сверху  моросит  дождь.  Северное  петроградское  небо
плачет  над  несбыточными  иллюзиями  Невского.
 III
 Решающий  день.  В  3  часа  дня  затрещали  пулеметы,
ухнули  тяжело  пушки.  Идет  бой  не  на  жизнь,  а  на  смерть:
быть  ли  России  советской  страной?  За  несколько  часов
перед  боем,  запыхавшись,  влетает  в  красносельский  штаб
какой-то  поручик.
 — 	От  них  прибыли  парламентеры.
 — 	Какие  там  парламентеры!  Ну  их  к  лешьей  матери!  —
нервно  говорит  матрос,  прибывший  только  что  с  каким-то
сообщением.
 Успокаиваем  общими  усилиями  матроса  и  предлагаем
ввести  парламентеров.  Во  главе  их  —  тщедушный  молодой
человек  эсеровско-меньшевистского  типа,  по  фамилии  некий
Мартынов,  всей  своей  фигурой  свидетельствует  о  том,  что
«революционная  демократия»  успела  стать  на  побегушки
к  красновским  казакам.  Держится  нагло  и  развязно.
 — 	Мы  предлагаем  вам  следующие  условия:  вы  отво¬
дите  ваши  части  в  Петроград,  открываете  свободный  вход
войскам  Временного  правительства.  Мы  вам  гарантируем,
что  никто  не  пострадает,  за  исключением  вожаков,  вызвав¬
ших  бунт  против  законного  правительства  до  созыва  Уч¬
редительного  собрания.
 Матросик  вытаскивает  из  кобуры  револьвер  и  ругается
непечатными  словами.  Его  сзади  кто-то  хватает  за  руку.
 — 	Это  все?  —  иронически  переспрашивает  кто-то  из
присутствующих.
 — 	Все.
 — 	Можете  идти.
 Парламентер  озадачен.
 — 	Но  разрешите  узнать  ваши  условия?
 — 	Наши  условия:  убирайтесь  к  черту  и  не  оглядывай¬
тесь.  А  то  хуже  будет...
 Караул  уводит  парламентера.  Но  не  успели  закрыться
за  ним  двери,  как  докладывают  о  прибытии  новой  делега¬
ции  из  Пскова.  Просто  какое-то  «делегационное»  наводне¬
ние.  Эта  новая  делегация  —  что-то  вроде  помеси  из  мень-
 164

шовиков-интернационалистов  и  умеренных  левых  эсеров.
Она  нескладно,  но  долго  скулит  по  поводу  неизбежной
«братоубийственной  войны  внутри  демократии»  и  предла¬
гает  свои  услуги  по  части  улаживанья  «конфликта».  И  от
разговора  с  ними  становится  тошно,  точно  вас  выкупали
н  застоявшемся  лягушачьем  болоте,  подернутом  зеленой
тиной.  Чтобы  отделаться  от  нее,  дипломатически  предлагаем:
 — 	Вот  что,  товарищи,  уезжайте  в  Петроград,  а  то  бу¬
дет  поздно...  Там  отнесутся  серьезно.
 А  через  несколько  времени  уже  кипит  бой,  решающий
судьбы  России,  войны  и  человеческой  истории.  Через  час
один  из  железнодорожников  доносит,  что  наши  штабные
белогвардейские  офицеры  ведут  агитацию  среди  частей,
охраняющих  вокзалы.  А  по  настроению  видим,  что  наши
белогвардейские  офицеры  наглеют.  Убежденные,  что  крас¬
ные  части  будут  разбиты,  они  шушукаются  по  углам  и
держатся  также  несколько  вызывающе.  Прилетает  грузовик
с  ранеными  матросами;  раненых  укладывают  на  вокзале.
Грузовик  должен  погрузить  в  обратный  рейс  снаряды.
Офицерня  медлит,  затягивает  под  всякими  предлогами  по¬
грузку,  явно  саботирует.  По  телефону  из  полевого  штаба
требуют  во  что  бы  то  ни  стало  скорейшей  присылки  сна¬
рядов  и  пулеметных  лент.  Но  грузовик,  который  должен
был  везти  их,  оказывается  почему-то  с  вынутым  магнето.
Среди  железнодорожников  тоже  начинается  ропот  при
виде  раненых  и  по  поводу  того,  что  штатские  люди  от¬
вергли  мирные  переговоры.  Нужно  было  бы  немедленно
переарестовать  весь  штаб,  но  пехотинцы,  охраняющие  вок¬
зал,  не  особенно  надежны.  Отправляемся  с  Серго  на  пози¬
ции.  По  дороге  встречаем  толпы  дезертиров.
 — 	Куда  бежите?
 — 	Так  что  он  картечью  кроить.  А  наших  уже  нету...
Все  перебиты.
 А  в  это  время  матросы,  рабочие  и  солдаты,  верные
долгу  революции,  рвутся  в  Царское  село.  В  полевом  штабе
у  телефонной  трубки  повис  солдат  176  полка  Осип  Левен-
сон,  впоследствии  убитый  в  качестве  командира  одной  из
наших  наиболее  доблестных  частей  на  Северном  фронте.
 — 	Осип,  нужно  сейчас  же  арестовать  красносельский
штаб.
 — 	Бери  кого  найдешь.
 Захватываем  небольшую  группу  матросов,  человек  7,
 165

подсаживаемся  на  грузовик,  везущий  подбитое  орудие,  и
направляемся  обратно.  В  помещении  вокзала  снимаем  у  по¬
левого  телефона  ненадежный  караул,  с  остальными  матро¬
сами  входим  в  помещение  штаба.  На  лицах  почтенного
штаба  некоторое  замешательство.  Не  без  ядовитости  Серго
заявляет:
 — 	Господа,  продолжайте  вашу  работу  под  охраной.
 Кто-то  из  офицеров  робко  спрашивает:
 — 	Но  мы  не  арестованы?
 — 	Пока  нет.
 Один  из  солдат,  присутствующий  при  этой  сцене,  раз¬
драженно  кричит:
 — 	Вас,  сволочей,  за  саботаж  нужно  сейчас  же  было  бы
перестрелять!
 Господа  офицеры  несколько  жеманно  делают  оскорблен¬
ный  вид...
 Вечером  нервный  звонок  телефона.  Подскакиваю  к
трубке.  Из  полевого  штаба  Чудновский  сообщает:
 — 	Только  что  наши  ворвались  и  заняли  Царское  село.
Красновские  казаки  отступают,  среди  них  смятение  и  раз¬
вал.  Сейчас  Дыбенко  выезжает  на  автомобиле  в  Гатчину
для  переговоров  с  ними.  Победа  за  нами.
 Я  чувствую,  как  дрожит  у  меня  в  руке  телефонная
трубка,  и  какое-то  небывалое,  огромное  чувство,  какое  че¬
ловек  может  переживать  только  раз  в  жизни,  заполняет
все  мое  существо.
 Кончились  дни  тревоги,  наступает  полоса  первой  победы
трудящихся  всего  мира  на  петроградском  участке  фронта.
Господа  офицеры  за  столом  добросовестно  чертили  карту
дальнейшей  стратегической  кампании  против  сводного  от¬
ряда  ген.  Краснова.

ZT.  jB.  Дашкевич
 ДО  ПАРТИИ  В  ОКТЯБРЬСКИЕ  ДНИ
 |>  ряде  мероприятий  Временного  правительства  по  подав-
**  лению  готовившегося  восстания  горе-бонапарт  Керен¬
ский  закрыл  24  октября  ст.  ст.  1917  г.  нашу  большевист¬
скую  газету  —  ЦО  нашей  партии.  Правительство  «социа¬
листа»  Керенского  запретило  дальнейший  выход  партийной
газеты,  опечатало  типографию  ЦК  партии,  опечатало
самые  печатные  машины,  поставило  караул  у  дверей
типографии.
 ЦК  партии  и  Военно-революционный  комитет  на  это
«социалистическое  мероприятие»  Керенского  дали  подлинно
революционный  большевистский  ответ.  Решено  было  рас¬
печатать  типографию,  продолжать  выпускать  ЦО  партии
и  продолжать  печатать  газету  именно  в  этой  же  типогра¬
фии,  принадлежавшей  партии.
 Мне,  офицеру-большевику,  поручено  было  произвести
эту  операцию.
 Утром  24  октября  в  Смольном,  в  Военно-революцион¬
ном  комитете,  мне  вручили  (кто  именно,  я  уже  не  помню)
бумагу  —  постановление  Военно-революционного  комитета
 о 	распечатании  типографии.  Никто  никаких  особых  по¬
дробностей  об  охране  типографии  сообщить  мне  не  мог:  нес
охрану  лишь  небольшой  караул.
 Я  вызвал  из  караульного  помещения  при  Смольном  ка¬
раул  из  четырех  солдат  л.-гв.  Волынского  полка>
 167

Интересна  характеристика  политического  настроения
волынцев.  Они  первыми  из  солдат  выступили  в  Февраль¬
ские  дни  для  свержения  самодержавия.  Первыми  пришли
к  Государственной  думе  на  поддержку  ее  и  Временного
правительства  капиталистов  и  помещиков.  Долгое  время
несли  при  Государственной  думе  в  Таврическом  дворце
почетный  караул;  долгое  время  считались  надежным  опло¬
том  Временного  правительства.  Отборнейшие  ораторы  бур¬
жуазии  постоянно,  монопольно  и  безвозбранно  выступали
в  полку.  Большевистские  ораторы  и  организаторы  нашей
«военки»  никак  не  могли  проникнуть  туда.  Полковой  и
ротные  комитеты  в  полку  захватили  буржуазные  и  согла¬
шательские  элементы.  В  июльские  дни  полк  остался  верен
Временному  правительству.  Корниловщина  дала  нам  воз¬
можность  проникнуть  в  полк  и  принести  в  него  больше¬
вистскую  заразу.  Удалось  организовать  в  нем  ячейки
нашей  партийной  военной  организации.  Наших  ораторов
солдаты-волынпы  стали  жадно  выслушивать.  Во  вторую
половину  сентября  и  в  предоктябрьские  дни  наша  «военка»
провела  у  них  несколько  митингов  и  более  узких  собраний.
Большевистские  лозунги,  чего  хотят  большевики,  ораторы
и  работники  «военки»  и  партии  были  уже  хорошо  известны
волынцам.  Революционное  брожение  и  кипение  в  полку
быстро  нарастало.  Подлинно  революционное  ядро  полка
быстро  сколачивалось.  Не  раз  отдельные  волынцы  гово¬
рили  нам,  «военщикам»: 	«Мы  хотим  загладить  наши
 ошибки  перед  революцией,  хотим  бороться!  за  власть
Советов,  хотим  послужить  революции».  В  самые  пред¬
октябрьские  дни  особенно  часто  раздавались  среди  них
такие  требования.
 Наконец  выпала  и  на  них  великая  честь  быть  в  первых
рядах  пролетарской  революции,  охранить  от  последних
предсмертных  укусов  умиравшего  строя  капиталистов  и
помещиков  в  дни  восстания  петроградского  пролетариата
появление  вновь  революционного  большевистского  печат¬
ного  слова.
 Тут  же,  в  нижнем  коридоре  Смольного,  поджидал  я
караул.  Бережно  держал  я  бумагу-приказ  Военно-револю-
ционного  комитета,  исторический  приказ  для  ЦО  нашей
 168

партии,  —  помню  хорошо  плотную  бумагу  большого  фор¬
мата.  Текст  ее  был  весьма  краткий,  сухой.
 В  коридорах  Смольного  беготня,  суета;  масса  вооружен¬
ных  солдат  и  красногвардейцев,  революционная  бодрость
и  напряженность.  Посланный  мною  приводит  караул  —
волынцев.  Рослые,  здоровые,  подтянутые  солдаты  подходят
ко  мне  и  останавливаются  передо  мной  установленным  в
старой  армии  порядком.
 Передаю  разводящему  караула,  что  караулы  поступают
в  мое  распоряжение,  и  приказываю  следовать  за  мною.
 Мы  вышли  из  Смольного  не  через  главный  подъезд,  а
пошли  через  «крестьянскую  половину»,  как  она  стала
позднее  называться,  и  вышли  прямо  на  площадь,  на  кото¬
рую  выходит  Шпалерная,  ныне  улица  И.  А.  Воинова.
 Здесь,  на  площади,  знакомлю  караул  с  предстоящей
задачей.
 — 	Вот  прямо  перед  нами  уходит  вдаль  Шпалерная
улица.  Вон  видны  казармы  и  конюшни  Кавалергардского
полка.  Вон  справа  тянется  плац  полка.  На  этой  террито¬
рии,  как  вы  знаете  (волынцы  сами  не  так  далеко  были
расположены  в  этом  районе),  в  казармах  расположен
9-й  запасный  кавалерийский  полк.  Вон  там,  справа  за  пла¬
цем,  выходит  на  Шпалерную  Кавалергардская  улица.
На  этой  улице  —  типография  газеты  партии  большевиков.
Временное  правительство  запретило  выход  газеты  больше¬
виков,  опечатало  типографию.  Военно-революционный  ко¬
митет  приказал  мне  снять  печати  на  машинах  типографии.
Вам  приказывает  сменить  имеющийся  там  караул,  и  под
вашей  почетной  охраной  редакция  и  рабочие  типографии
будут  продолжать  выпускать  большевистскую  газету.  Ваши
караульные  обязанности  вам  понятны?
 — 	Так  точно!  Понятны!..
 — 	Разводящий,  проверьте  караул!  ..
 Разводящий  быстро  осматривает  караульных  солдат,  их
винтовки,  патроны,  сумки.  Все  в  порядке.  Бравые  волынцы
в  боевой  готовности.
 — 	Караул  за  мной,  вперед!
 Мы  вступаем  на  Шпалерную.  На  улице  почти  никого.
Улица  и  территория  чуть  ли  не  вымерли.  Кое-где  мелькнет
либо  штатская,  либо  солдатская  фигура.  На  плацу  несколь¬
ко  кавалеристов  на  корде  гоняют  лошадей.
 169

Гвардейская  поступь  моего  караула  четко  раздается  в
слегка  морозном  утре.  Сероватый  петроградский  день.  Лу¬
жицы  и  грязь  на  улице  замерзли.  Еще  звонче  отдаются
в  тишине  наши  шаги.
 Я  молча  шагаю  с  караулом,  бережно  несу  бумагу-
приказ,  а  у  самого  в  мозгу  неотвязная  мысль:
 «Вот  она,  в  нашей  пролетарской  революции  конкрети¬
зация  слов  Дантона:  «Смелость,  смелость  и  еще  раз  сме¬
лость».  Кто  там  охраняет  типографию?  Окажут  ли  сопро¬
тивление?  Прольется  ли  первая  солдатская  кровь  за  про¬
летарскую  революцию?»
 В  редакции  предупреждены  о  нашем  прибытии  и  ждут
нас.  Караулом  я  доволен  и  спокоен.  Ведь  там,  перед  зда¬
нием  Смольного,  когда  я  объяснял  волынцам  предстоящую
задачу,  они  же  мне  сказали,  что  большевистскую  газету
они  знают,  читают  ее,  меня  они  не  раз  слыхали  на  ми¬
тингах  у  себя  в  полку,  в  других  частях,  бывали  раньше  и
во  дворце  Кшесинской;  стоят  они  за  власть  Советов  и
безотказно  будут  выполнять  приказы  Военно-революцион-
ного  комитета.
 Мы  бодро  шагаем  в  серьезной  сосредоточенности.  Вот
и  Кавалергардская  улица.  Сворачиваем  на  нее.  Дом  типо¬
графии  близко  от  угла.  Улица  также  пустынна,  у  ворот
типографии  —  отдельные  черные  фигуры,  по  виду  рабочие:
очевидно,  срочно  вызванные  наборщики,  печатники  для
выпуска  газеты  поджидают  нас,  —  решаю  я,  —  кто  стоит
на  панели,  кто  сидит  на  уличных  тумбах,  курят,  поежива¬
ются  от  утреннего  холода.
 Караул  подходит  ближе.  Рабочие  встрепенулись,  сгру¬
дились.  Молчание,  Мы  приближаемся  к  воротам.  Среди
рабочих  оживление,  дружеские  улыбки.  Мы  в  серьезности
минуты  и  в  важности  возложенной  миссии  вступаем  в  во¬
рота.  Мы  во  дворе,  у  входа  по  лестнице  вверх  в  типогра¬
фию.  Никакого  караула  во  дворе,  на  улице,  у  ворот.  Кто-то
из  рабочих  сообщает,  что  часовой,  солдат  9-го  запасного
кавалерийского  полка,  охраняет  опечатанную  дверь  в  на¬
борное  и  машинное  отделения.
 Прошу  пригласить  ко  мне  представителя  редакции  ЦО.
Выходит  в  серой  шинели  тов.  И.  В.  Сталин  и  другие  ра¬
ботники  газеты.  Мы  перекидываемся  с  ними  взглядами,
улыбаемся.  Сталин  хорошо  знает,  зачем  мы  пришли...
 Все  ждут...  Торжественно  разворачиваю  приказ,  офи-
 170

шильным  тоном  прочитываю  этот  приказ  новой  советской
п  л.к-'гп  представителю  газеты  тов.  Сталину.  С  караулом
подымаемся  по  лестнице  наверх.  За  нами  устремились  со-
г>|мшпиеся  рабочие,  сотрудники  газеты.
 I  1апряжение  растет.  Вот  сейчас  на  этом  посту,  у  запе-
 аппых  дверей  нашей  партийной  газеты,  часовой  старой
т.кти  либо  беспрекословно  сдаст  пост  караулу  новой,
 < 	пт  тской  власти,  либо  окажет  сопротивление...  Ведь  у
м.и  ни  пропуска,  ни  пароля  ...
 Приближаемся  к  площадке  и  к  двери  типографии.
I  la  дверях  сургучная  печать.  Одинокая  фигура  солдата-
каиалериста  с  винтовкой  на  посту.  Увидя  нас,  часовой  под¬
тянулся.  Я  и  караул  волынцев  подымаемся  на  площадку.
Сопровождающие  нас  внизу,  на  лестнице...  Останавлива¬
ют,  перед  часовым.  Кавалерист  вопросительно  смотрит  на
мши.
 — 	Разводящий,  по  распоряжению  Военно-революцион-
ного  комитета  произведите  смену  часового!
 В  нарушение  устава  старой  армии  разводящий  коман¬
дует  очередному  часовому  заступить.  Волынец  выступает
ппсред,  становится  рядом  с  кавалеристом,  и  происходит
краткая,  весьма  несложная  сдача  поста.  Кавалерист  от¬
ступает,  волынец  на  посту,  вытягивается  ...
 Смененному  кавалеристу  отдаю  приказание  немедленно
отправиться  в  свою  часть.
 Недоумевающий  солдат  быстро  спускается  вниз  среди
расступившихся  рабочих,  дружелюбно  к  нему  настроен-
пых.
 Затем  срываю  с  дверей  шнурок  с  печатями.  В  руки  мне
суют  запасной  ключ.  Поворачиваю  его  в  замке,  открываю
дверь.  Машинное  и  наборное  отделения  открыты.  Все
гурьбой  вваливаемся  туда.  Машины  опечатаны,  стоят  без
движения.  Но  все  в  порядке!  Никакого  разгрома!  Оста¬
навливаемся  перед  первой  машиной.  Сквозь  ходовые  части
машины  продет  шнур  и  висит  сургучная  печать.  Прошу
дать  нож  или  ножницы.  Подают  большие  редакционные
ножницы.  Перерезаю  шнур,  —  также  у  другой,  третьей  и
так  далее  машин...  Так  все  гурьбой  и  переходим  от  одной
к  другой  машине.
 Нигде  больше  постов  и  печатей  нет...  Миссия  моя
кончилась.
 171

Прошу  отвести  караулу  помещение.  Разводящий  знает,
что  через  сутки  его  сменят  солдаты  его  же  полка.
 Прощаюсь  с  присутствовавшими  при  такой  торжествен¬
ной  церемонии  «открытия»  партийной  типографии  и  бук¬
вально  лечу  на  крыльях  в  Смольный,  —  ведь  надо  доло¬
жить,  что  все  в  порядке,  что  типография  «освобождена»,
что  газета  может  снова  выходить  в  свет,  ведь  теперь  так
остро  нужно  большевистское  слово  восставшему  проле¬
тариату

И.  Жига
 В  ОКТЯБРЬСКИЕ  ДНИ
 CJ  увязывал  свой  солдатский  мешок,  чтобы  через  не-
***■  сколько  часов  отправиться  в  Ревель.
 Паня  на  дорогу  мне  поставила  самовар.  Григорий,  как
обычно,  утром  ушел  на  работу:  заводы  по-прежнему  ра¬
ботали  на  полном  ходу.  Тузов  еще  находился  в  штабе
Красной  гвардии,  хотя  на  улице  все  было  спокойно  и  тихо.
Выборгская  приготовилась  продолжать  работу  как  ни  в
чем  не  бывало.
 Собираясь  в  путь,  я  думал  о  том,  как  я  теперь  приеду
и  Ревель,  как  встречу  своих  товарищей  по  партийной  орга¬
низации,  как  я  буду  делать  доклады  солдатам  о  том,  что
здесь  происходило,  как  я  буду  переходить  из  воинской
части  в  другую,  чтобы  рассказывать  обо  всем  и  разносить
несть  о  победе,  как  я  буду  разоблачать  предательство
меньшевиков  и  эсеров.  И  я  уже  предвкушал  радость  того,
что  солдаты  окончательно  пойдут  за  нами.  Одним  словом,
мысленно  с  Питером  я  уже  покончил,  и  теперь  хотелось
поскорее  лететь  к  себе,  в  свой  ставший  родным  Ревель.
 Вдруг  неожиданно  из  штаба  прибежал  Тузов.
 — 	Эй  ты,  слушай,  —  бросил  он  на  ходу,  —  тревога!
 — 	В  чем  дело?
 — 	В  штабе  получили  приказ  немедленно  мобилизовать
всю  Красную  гвардию.
 — 	Зачем?
 — 	Керенский-сука  с  казаками  занял  Гатчину,  идет  на
Петроград.  Вот  сволочь  какая!
 173

— 	Эх,  черт,  ведь  он  же  мне  дорогу  в  Ревель  отрезал!
 — 	Да  тут  не  в  дороге  дело,  а  вот  надо  на  фронт
идти,  —  сердито  ответил  Тузов.
 Он  был  злой  и  нервный.  Быстро  раздевшись,  он  сбро¬
сил  штиблеты  и  надел  сапоги.  Пушистые  усы  его  топорщи¬
лись,  как  у  кота.  Он  делал  все  рывками,  как  будто  пред¬
меты,  которые  он  брал,  были  в  чем-то  виноваты.
 Сразу  пахнуло  особенно  острым  и  опасным.  Это  уже  не
Зимний  дворец.  Это  куда  посерьезнее  дело.  Тут  вмеши¬
вается  армия.  Тут  уже  пахнет  открытой  гражданской
войной!
 Мы  все  как-то  привыкли  к  спорам,  разговорам,  голосо¬
ваниям,  успели  привыкнуть  к  подчинению  большинству.
Ведь  до  сих  пор  мы,  большевики,  оставаясь  в  меньшинстве,
бузили,  но  все-таки  большинству  в  советах  подчинялись.
Теперь  стали  мы  в  большинстве,  начали  бузить  они.  Мы
против  этого  особенно  ничего  не  имели,  полагая,  что  и  они
будут  подчиняться  так  же,  как  подчинялись  и  мы.  Каза¬
лось,  что  это  так  и  должно  быть.  А  вот  теперь,  оказы¬
вается,  эта  буза  затевается  настоящая.  Против  нас  органи¬
зуется  военный  поход  —  значит,  не  миновать  нам  воору¬
женной  борьбы,  и  с  кем—с  социалистами!  Значит,  Ленин
был  прав»,  когда  говорил,  что  они  теперь  нам  самые  опасные
враги?  И  это  делается  под  самым  носом  немецких  генера¬
лов?!  Это,  черт  возьми,  не  того...
 Тузов  переоделся,  чтобы  идти  в  поход,  и,  когда  мы  с
ним  пили  чай,  на  заводах  один  за  одним  завыли  тревожные
гудки,  завьгли  со  вздохами,  с  уханьем,  резко  разрывая  раз¬
реженный  осенний  воздух.
 — 	Вот, 	слышишь?  —  проговорил 	Тузов,  торопливо
 глотая!  чай  и 	обжигаясь.  —  Надо 	скорей 	бежать!
 На  улице  послышались  голоса,  топот  ног,  тревожные
вопросы:
 — 	Что  такое,  что?
 — 	Да  Керенский,  говорят,  армию  ведет  на  Петроград.
 — 	Да  ну  ты!  Армия  ж,  говорят,  за  нас?
 — 	Мало 	ли  что  говорят!
 — 	Не  армию,  а  казаков!
 — 	Казаков?  Опять  казаки!  О-о!  ..
 Мы  выбежали  на  улицу.  Толпы  стремились  к  заводам.
Бежали  женщины,  одеваясь  на  ходу,  ребятишки,  старики.
 174

Будто  кто  муравейник  разворошил,  и  улицы  почернели  ot
быстро  бегающих  взад-вперед  мурашек.
 У  ворот  Металлического  завода  собралась  громадная
черная  толпа.  Кто-то  взобрался  на  железную  решетку  и
громко  читал:
 ВСЕМ  РАЙОННЫМ  СОВЕТАМ  РАБОЧИХ  ДЕПУТАТОВ  И  ФАБРИЧНО-
ЗАВОДСКИМ  КОМИТЕТАМ
 Приказ
 Корниловские  банды  Керенского  угрожают  под¬
ступам  к  столице.  Отданы  все  необходимые  распоряже¬
ния  для  того,  чтобы  беспощадно  раздавить  контрре¬
волюционное  покушение  против  народа  и  его  завое¬
ваний.
 Армия  и  Красная  гвардия  революции  нуждаются
в  немедленной  поддержке  рабочих.
 Приказываем  районным  советам  и  фабрично-завод¬
ским  комитетам:
 1. 	Выдвинуть  наибольшее  количество  рабочих  для
рытья  окопов,  воздвигания  баррикад  и  укрепления
проволочных  заграждений.
 2. 	Где  для  этого  потребуется  прекращение  работ
на  фабриках  и  заводах  —  немедленно  исполнить.
 3. 	Собрать  всю  имеющуюся  в  запасе  колючую  и
простую  проволоку,  а  равно  и  все  орудия,  необходимые
для  рытья  окопов  и  возведения  баррикад.
 4. 	Все  имеющееся  оружие  иметь  при  себе.
 5. 	Соблюдать  строжайшую  дисциплину  и  быть
готовыми  поддержать  армию  революции  всеми  сред¬
ствами  .  ..
 А  гудки,  перекликаясь  из  района  в  район,  далеко-да¬
леко,  по  всему  громадному  Петрограду  завыли  жуткими
голосами,  нагоняя  тревогу.
 — 	Товарищи!  Изменник  и  предатель  Керенский!..—
раздавался  голос  оратора.
 Мы  с  Тузовым  бежим  дальше:  он  —  на  Сампсониевский
в  районный  штаб  Красной  гвардии,  я  —  в  Смольный,  чтобы
предоставить  себя  в  распоряжение  Военно-революционного
комитета.
 175

В  Гатчину
 Бор.  Ефимова  для

Бронепоезд  №  44  им.  тов.  Володарского.

Позади  нас  оставалась  вздыбленная  тревогой  Выборг¬
ская,  кипящая,  волнующаяся,  еще  более  грозная,  чем  днем
25  октября.
 А  впереди  на  Невском  уже  расклеивали  новую  про¬
кламацию:
 КО  ВСЕМУ  НАСЕЛЕНИЮ
 Бывший  министр  Керенский,  низложенный  наро¬
дом,  отказывается  подчиниться  решению  Всероссий¬
ского  съезда  Советов  и  пытается  преступно  противо¬
действовать  законному  правительству,  избранному
Всероссийским  съездом),  —  Совету  Народных  Комисса¬
ров.  Фронт  отказал  Керенскому  в  поддержке.  Москва
присоединилась  к  новому  правительству.  В  целом  ряде
других  городо!в  (Минск,  Могилев,  Харьков)  власть
перешла  к  Советам.  Ни  одна  пехотная  часть  не  идет
против  рабочего  и  крестьянского  правительства,  кото¬
рое  в  согласии  с  твердой  волей  армии  и  народа  при¬
ступило  к  мирным  переговорам  и  передало  землю
крестьянам.
 Подобно  генералу  Корнилову,  только  несколько
эшелонов  сбитых  с  толку  казаков  мог  набрать  преступ¬
ный  враг  народа,  пытающийся  обмануть  население
Петрограда  лживыми  манифестами.
 Мы  заявляем  во  всеобщее  сведение:  если  казаки
не  арестуют  обманувшего  их  Керенского  и  будут  дви¬
гаться  к  Петрограду,  войска  Революции,  всей  силой
своего  оружия,  выступят  на  защиту  драгоценных  за¬
воеваний  Революции  —  мира  и  земли.
 Граждане  Петрограда!  Керенский  бежал  из  города,
бросив  вас  на  попечение  Кишкина,  сторонника  сдачи
Петрограда  немцам,  на  попечение  Рутенберга,  черно¬
сотенца,  саботировавшего  продовольствие  города,  на
попечение  Пальчинского,  стяжавшего  единодушную  не¬
нависть  всей  демократии.  Керенский  бежал,  обрекая
вас  на  сдачу  немцам,  на  голод,  на  кровавую  бойню.
Восставший  народ  арестовал  министров  Керенского,  и
вы  видели,  что  порядок  и  продовольствие  Петрограда
только  выиграли  от  этого.  Керенский  по  требованию
дворян-помещиков,  капиталистов,  спекулянтов  идет  на
вас,  чтобы  вернуть  земли  помещикам,  чтобы  вновь  про¬
должить  губительную,  ненавистную  войну.
 12 	Немеркнущие  годы
 177

Граждане  Петрограда!  Мы  знаем,  что  огромное
большинство  вас  —  за  власть  революционного  народа,
против  корниловцев,  руководимых  Керенским.  Не  да¬
вайте  обманывать  себя  ложными  заявлениями  бессиль¬
ных  буржуазных  заговорщиков,  которые  будут  раздав¬
лены  беспощадно.  Рабочие,  солдаты,  крестьяне,  мы
требуем  от  вас  революционной  готовности  и  революци¬
онной  дисциплины.
 Многомиллионное  крестьянство,  многомиллионная
армия  с  нами.
 Победа  народной  революции  незыблема!
 Военно-революционный  комитет  Петроградского
Совета  рабочих  и  солдатских  депутатов.
 Граждане  останавливались,  читали  это  воззвание,  и
одни  радовались  скорому  падению  большевиков,  другие
хмурились,  сжимали  зубы  и  молча  торопились  в  свои  рай¬
оны.
 Смольный  заметно  опустел.  Не  было  красногвардейско¬
го  поста  на  Лафонской  площади.  Тут  теперь  только  чернели
кучи  золы  от  костров.  Не  было  броневиков  у  подъезда
Смольного.  Только  пушки  еще  глядели  из-за  колонн,  да  ча¬
совые  у  входа  проверяли  пропуска.
 Я  забежал  в  комнату  №  18,  —  пусто.  Заглянул  в  акто¬
вый  зал,  —  пусто.  По  коридору  бегали  сотрудники  Петро¬
градского  Совета,  выполняя  свою  работу.  Несколько  сол¬
дат  и  крестьян,  прибывших  из  различных  мест  «узнать  всю
подноготную»,  разговаривали,  делясь  впечатлениями.  В  ко¬
ридорах  не  было  даже  и  Красной  гвардии.  Вся  жизнь
Смольного  теперь  сосредоточилась  в  углу  на  третьем  этаже
в  нескольких  комнатах.
 Туда  и  обратно  беспрерывными  потоками  текли  по
лестницам  люди.  Тут  были  все:  и  солдаты,  и  рабочие,  и
интеллигенты.
 Поднялся  и  я.
 В  небольшой  комнате  людей  —  как  рыбы  в  бредне.  Где-
то  стрекочет  пишущая  машинка.  Несколько  столов  растор-
каны  по  углам,  но  за  столами  никого  нет.  Все  почему-то
ходят,  галдят,  курят.  В  комнате  душно,  воздух  настолько
тяжел,  что  табачный  дым  не  поднимается  к  потолку,  а  се¬
дым  облаком  висит  на  уровне  головы  человека  среднего
роста.
 178

Невозможно  было  понять,  кто  чем  занимается.  Среди
этого  человеческого  месива,  на  голову  выше  дыма,  плавал
высокого  роста  человек  с  русой  бородкой  в  штатском  ко¬
стюме.  Интеллигентное  продолговатое  лицо  его  было  серо
от  усталости.  Он,  видимо,  еле  соображал,  что  ему  говорили,
а  за  ним  хвостом  тянулись  люди,  спрашивая,  что  делать,
требуя  распоряжений,  прося  дать  работу.  Это  был  тов.
Подвойский.
 В  комнате  стоял  гул  от  человеческих  голосов!;  одни  ухо¬
дили,  другие  приходили.  Подвойский  ходил  среди  солдат  и
рабочих,  отдавая  приказы  на  словах.  Некоторым  говорил:
«Напишите  бумажку,  а  я  подпишу».  Но  солдаты  и  рабочие
растерянно  разводили  руками,  оглядывались  по  сторонам,
ища,  кого  бы  попросить  написать  бумажку.  Многие  из  них
бьгли  просто  неграмотны,  а  если  кто  и  умел  писать,  то  со¬
вершенно  не  представлял  себе,  как  писать  деловые  бумаги.
 Сидевший  за  столом  около  машинки  товарищ  писал  им
нужные  бумажки,  но  он  один  не  успевал.  Около  стола  вы¬
тягивалась  очередь,  и  люди  нервничали  оттого,  что  из-за
таких  пустяков  приходится  терять  драгоценное  время.
 Остановил  Подвойского  и  я.
 — 	Товарищ,  дайте  работу.
 — 	А  вы  кто  будете?
 — 	Делегат  съезда  из  Ревеля.  Ехать  обратно  нельзя.
Оставаться  без  дела  не  могу.
 — 	А  вы  что  можете  делать?
 — 	А  я  сам  не  знаю.  Давайте  что-нибудь.  Все  буду
делать.
 — 	Вы  большевик?
 — 	Да-
 — 	Грамотный?
 — 	Да.
 — 	Приказы  писать  умеете?
 — 	Не  знаю.  Случайно  я  три  месяца  ротным  писарем
был.  Рапорты  писал.  Читал  и  приказы,  авось  напишу.
 — 	Великолепно!  Вот  вам  стол,  табуретка,  берите  бу¬
магу,  чернила,  пишите  вот  этим  товарищам,  что  они  хотят,
и  направляйте  ко  мне.
 Сажусь  за  стол,  и  сразу  же  образовывается  очередь.
Худой,  обросший  волосами,  грязный  солдат,  одетый  в
опорки,  в  рваной  шинели,  лихорадочно  глядя  мне  прямо  в
глаза,  говорил:
 179

— 	Я  из  Нарвы.  Через  фронт  пробрался.  Меня  при¬
слали  товарищи  от  Триста  сорок  третьего  запасного  пехот¬
ного  полка.  Нас  пять  тысяч  человек.  Мы  все  как  один  за
советскую  власть.  Мы  все  хотим  ударить  в  тыл  Керенскому
из  Нарвы,  но  мы  разуты  и  раздеты.  Нам  совершенно  не  в
чем  ходить.  Мы  без  дела  сидим  в  казармах.  Прикажите,
чтоб  нам  выдали  обмундирование  и  оружие,  и  мы  тогда
моментально  двинемся  в  Гатчину.
 «Верно  ли  это?  А  может  быть,  они  хотят  получить
обмундирование  и  разбежаться  по  домам?»  Я  знал,  за¬
пасные  полки  больше  всего  страдали  от  голода  и  от  отсут¬
ствия  одежды.  Их  буквально  раздевали  и  отнимали  паек,
чтобы  снабдить  фронт.  Кроме  того,  в  этих  полках  остава¬
лись  только  старики  и  раненые,  одним  словом  —  битые,  но
не  совсем  добитые  люди.  Немудрено,  что  в  этих  полках
самые  революционные  настроения.  А,  черт  с  ней!  Что  мы
потеряем?  —  Куда  писать?  —  спрашиваю.
 Солдат  называет  штаб  дивизии,  от  которого  зависит
Быдача  обмундирования.
 Я  пишу:
 Военно-революционный  комитет  предписывает  не¬
медленно  выдать  обмундирование  343  пехотному  полку,
который  с  настоящего  момента  поступает  в  распоря¬
жение  Военно-революционного  комитета.
 П  редседатель
 Солдат  радостно  рвет  у  меня  из  рук  бумажку,  бежит
к  Подвойскому,  а  передо  мною  другой  —  солдат  Саперного
батальона  с  просьбой  выдать  им  из  их  же  вещевого  склада
инструменты,  так  как  они  хотят  идти  рыть  окопы,  а  инстру¬
ментов  нет.
 — 	Так  вы  бы  прямо  по  начальству  обратились!
 — 	Не  дают.  Говорят,  без  разрешения  Революционного
комитета  не  имеем  права.
 Пишу  и  этому  соответствующее  распоряжение.
 За  столом  стоит  рабочий.
 — 	Товарищ,  наш  завод  как  один  готов  выступить  про¬
тив  Керенского,  да  у  нас  нет  оружия.  Прикажите,  по-
жалуйс7а,  чтоб  нам  выдали  тысчонки  две  винтовочек...
 Требования  самые  разнообразные.  От  ручных  гранат
матросскому  отряду,  ртправляющемуся  на  фронт,  до  прось¬
 180

бы  арестовать  укрывшегося  пристава,  ведущего  контррево¬
люционную  агитацию.
 Я  писал  беспрерывно,  а  очередь  моего  стола  все  увели¬
чивалась  и  увеличивалась.  Я  удивлялся,  как  это  успевает
Подвойский  и  другие  товарищи,  члены  ВРК,  разбирать  эти
требования.  Сюда  шли  не  только  со  всех  уголков  Петро¬
града,  но  и  из  окрестностей:  Павловска,  Царского  села,
Петергофа  и  даже  Нарвы.
 Получилась  удивительная  картина:  маленькая  комнатка
в  Смольном,  и  не  отсюда,  а  со  всех  концов  —  от  заводов  и
фабрик,  из  казарм  и  военных  школ  —  тянулись  сюда  нити,
здесь  завязывалась  связь,  держали  эту  связь  беспрерывно,
совершенно  добровольно  предоставляя  себя  в  распоряжение
этой  комнатки.  И  если  отсюда  не  успевали  всем  отдать
приказание,  сюда  бежали  люди  и  требовали,  чтобы  этот
приказ  был  дан,  зачастую  обвиняя  и  ругаясь,  что  тут
слишком  неповоротливы.
 Военно-революционный  комитет  был  тем  центром,  ко¬
торый  притягивал  к  себе  все  живое  и  деятельное,  требую¬
щее  борьбы  и  победы  над  всеми  темными  силами,  поды¬
мающими  свои  головы.
 Уже  по  одному  потоку  посланцев  сюда  видно  было,  что
весь  рабочий  Петроград  на  ногах,  что  надвигающуюся
опасность  чувствуют  все.  Надо  только  всю  эту  поднявшую¬
ся  массу  организовать,  вооружить,  накормить,  дать  руко¬
водство  и  дать  направление.  Смольный  был  теперь  дей¬
ствительно  электрической  станцией,  посылающей  свой  ток
и  на  окраины  города,  и  в  окрестности,  и  на  фронт,  и  на
всю  Россию,  крича  по  телеграфу  воззваниями  и  на  весь
мир  передавая  по  радио  —
 Всем,  всем,  всем!
 будя  международный  пролетариат  встать  на  защиту  рево¬
люции.
 Посланцы  всё  прибывали.  Подвойский  как  автомат  хо¬
дил  по  комнате,  подписывая  бумажки;  отдавал  распоря¬
жения,  разговаривал  по  телефону,  ходил  на  заседание  ЦК
партии,  и  я  удивлялся,  как  люди  могут  держаться  на  ногах.
У  меня  уже  от  писания  устали  руки,  от  духоты  в  комнате
болела  голова,  хотелось  есть,  а  уйти  было  невозможно.
 Наконец  на  мое  счастье  подвернулся  товарищ,  хорошо
 181

грамотный.  Я  посадил  его  на  свое  место,  а  сам  побежал  на
улицу. 	\ 	1
 Мимо  Смольного  с  Охты  шел  отряд,  человек  в  200
вооруженных  рабочих.  Шли  они  по-солдатски,  четыре  в
ряд.  Старый  унтер-офицер  с  бородкой  звонко,  привычно
командовал:  ать-два,  ать-два!  Рабочие  крепко  били  камни,
смеялись,  и  кто-то  весело  запел:
 Смело,  товарищи,  в  ногу,
 Духом  окрепнем  в  борьбе.
 Дружно  и  громко  подхватили  остальные:
 В  царство  свободы  дорогу
Грудью  проложим  себе.  .  .
 Они  шли  к  Николаевскому  вокзалу,  чтобы  отсюда  от¬
правиться  на  фронт.
 Было  что-то  мощное,  сильное  и  слитное  в  этой  песне.
Она  сливалась  с  тактом,  с  чувством  поющих.  Ведь  сами
они  набивали  патроны,  сами  привинтили  к  винтовкам  шты¬
ки  и  идут  на  смерть,  против  свергнутого  векового  врага,
чтобы  водрузить  на  земле  красное  знамя.
 Мне  захотелось  посмотреть,  что  делается  на  Выборг¬
ской.
 По  Шпалерной  я  побежал  к  Литейному.
 Где-то  далеко-далеко  раздавались  песни,  слышалось
долгое,  протяжное  «ура»,  словно  где-то  был  грандиозный
парад,  —  это  рабочие  откликались  на  призыв  нашей  партии.
 Литейный  —  как  широкая  река  в  ледоход.
 С  Выборгской  стороны  целыми  ротами  и  батальонами,
сформированными  на  отдельных  заводах,  шли  вооруженные
рабочие.  Многие  были  с  черными  лицами,  с  черными  ру¬
ками  —  прямо  с  работы.  Многие  —  в  неудобных  для  похода
штиблетах,  в  длинных  пальто,  брюки  навыпуск.
 Вот  прошел  отряд  человек  в  сто.  Кепка  на  затылке,
пальто  нараспашку,  под  мышкой  ничем  не  прикрытый  чер¬
ный  десятифунтовый  брус  ржаного  хлеба,  за  спиной  вин¬
товка,  из  кармана  оскаливали  зубы  патроны  —  вот  тип
идущего  на  фронт  рабочего.
 Позади  отряда  гремит  солдатская  двуколка,  обтянутая
парусиной.  Кучер  —  солдат.  В  повозке  тюки  с  медикамен¬
 182

тами,  а  позади  бойко  шагают  работницы  с  белыми  повяз¬
ками  на  рукавах.  Идут  они  так,  что  грудь  колесом,  голова
поставлена  прямо,  лицо  —  яблоко.  Они  ни  в  чем  не  хотят
уступить  мужчинам,  и  еще  покрикивают  на  них,  если  кто
начинал  уставать.
 У  штаба  Красной  гвардии,  так  же  как  и  в  ночь  на
25  октября,  было  много  народу.  Рабочие  прямо  из  завода
организованно,  под  командой  выбранных  ими  командиров
из  своих  же  рабочих,  приходили  к  штабу,  требовали  лопат,
указывали,  где  можно  достать  колючей  проволоки,  и  кто
брал  винтовки,  кто  лопаты,  уходили  на  фронт,  кто  в  бой,
кто  копать  окопы.
 Во  всем  этом  движении  было  что-то  стихийное.  Каза¬
лось,  что  люди  ни  о  чем  не  думают.  Все  как-то  делается
само  собой.  Все  уже  ясно  без  слов.  Каждый  понимает  те¬
перь,  что  нужно  только  делать,  делать  и  делать.
 Я  забежал  на  квартиру  рабочего  Харламова.  В  квар¬
тире  было  пусто.  Ребятишки  бегали  по  улице.  Тузов  ушел
на  фронт.  Григория  не  было  дома.  Одна  Паня,  печальная,
пригорюнившись,  сидела  в  углу  с  заплаканными  глазами.
 — 	Что  с  тобой,  или  Григорий  на  фронт  ушел?  —  спро¬
сил  я.
 — 	Ушел,  —  дрожащим  голосом  проговорила  Паня.
 На  улицах  собирались  толпы.  Несмотря  на  пасмурный
день,  на  грязь,  на  холод,  казалось,  люди  не  заходили  в
квартиры,  а  все  время  стояли  у  ворот,  ожидая  новых  со¬
бытий.
 В  противоположность  вчерашнему  праздничному  настрое¬
нию,  сегодня  все  были  мрачно-решительны,  злы  и  нервны.
Рабочие  были  ]раздражены  тем,  что  им)  не  дают  работать,
они  сделали  свое  дело  —  и  готовы  были  мирно  продолжать
трудиться,  никого  не  задевая  и  никого  не  трогая.
 Но  вот  их  не  оставляют  в  покое.  Им  угрожает  расправа.
Если  победят  враги  —  многим  будет  угрожать  смерть.
И  теперь  они  с  ненавистью  говорили  о  меньшевиках,  об
эсерах,  поддерживающих  Керенского.
 Шумное  движение  революционных  отрядов  не  прекра¬
щалось  и  ночью.
 Рабочий  Питер  отправлялся  на  фронт  с  винтовкой  на
плече,  с  патронами  в  кармане,  с  ненавистью  в  сердце  и  с
краюхой  черного  хлеба  под  мышкой.
 183

Отпор
 Ночь  была  напряженная.  Мало  кто  ложился  в  постель.
Все  ждали,  что  вот-вот  должно  что-то  случиться.  Враги
революции  надеялись:  скоро  загремят  выстрелы,  и  на  ули¬
цах  появятся  войска  Керенского.  Рабочие  и  их  семьи  тре¬
вожно  ждали,  что  вот  начнется  скоро  пальба  и  будут  рас¬
стреливать  ушедших  в  Красную  гвардию  их  мужей,  сыновей
и  братьев.  Никто  не  мог  определить,  какая  сила  стоит  на
стороне  Керенского.  Наоборот,  даже  склонны  были  верить
тому,  что  за  Керенским  вся  армия,  что  он  должен  с  часу
на  час  вступить  в  Петроград,  и  тогда  беда  будет  всем,  кто
посмел  с  оружием  в  руках  отстаивать  свою  свободу.
 Оставшиеся  дома  мужчины-рабочие  одевались  и  шли  к
заводу.  Где-то  далеко  раздавалась  стрельба.  Эхо  выстрелов
перекатывалось  с  шумом,  словно  морские  волны  во  время
бури.  Около  заводов  собирались  толпы  рабочих.  Насту¬
пало  время  начинать  работу,  но  кому  теперь  шла  работа
на  ум?
 Пытались  по  телефону  узнать,  что  творится  в  городе.
Но  телефонная  станция  не  работала.  Послали  разведчиков
во  все  стороны  и  теперь  ждали  от  них  вестей.
 А  стрельба  все  усиливалась  и  усиливалась.  Все  шире  и
шире  захватывала  район.  Слышно  стало,  как  по  направ¬
лению  к  Невскому  застучал  пулемет.  Послышались  далекие
крики  —  бой  разгорался.
 Я  не  мог  больше  оставаться  на  притихшей,  напряженной
Выборгской,  где  почти  все  здоровые  мужчины  ушли  с
Красной  гвардией.  Я  побежал  в  город,  чтобы  пробраться  к
Смольному  и  там  уже  ждать  своей  участи.
 От  Финляндского  вокзала,  выходя  на  Литейный  мост,
торопливо  шел  красногвардейский  отряд.
 — 	Товарищи,  куда  вы  идете?—спрашиваю  я.
 — 	А  ты  не  слышишь?—на  ходу  бросили  мне.
 — 	Что  там  такое?
 — 	А  черт  же  его  знает?  Вот  пойдем,  увидим.
 На  Литейный  проспект  от  Инженерного  замка  выскочил
броневик.  Заметив  красногвардейцев,  он  повернул  башенку
и  моментально  высунул  красный  язык.  Рабочие  бросились
врассыпную  к  стенам  домов.  Легли  за  тумбы,  за  углы  и
открыли  по  нему  пальбу.  Броневик  повернулся  и  умчался
обратно  по  Семеновской'  улице.
 184

Красногвардейцы,  отряхивая  грязь  с  одежды,  снова  со¬
брались  посредине  Литейного,  вскинули  винтовки  за  плечи
и,  как  ни  в  чем  не  бывало,  направились  к  Невскому.
 Около  Думы  толпилась  масса  народу.  Стрельба  раз¬
давалась  в  конце  Невского  по  направлению  к  Гороховой
улице.  Все  смотрели  туда.  Вдруг  кто-то  крикнул:  «Броне¬
вик!»  И  всех  словно  ветром!  сдунуло  —  повалились  на
мостовую.
 От  Николаевского  вокзала  на  полном  ходу  мчался
броневик  с  полыхающим  красным  знаменем.
 — 	Вон-вон,  большевики  поехали!  Теперь  возьмут.
Ах,  сволочи!—раздавалось  впереди  меня.
 — 	Где  же  наши-то?  Что  они  спят?  А  еще  юнкера!
 — 	В  чем  дело?—спрашиваю  я  лежащего  возле  меня
упитанного  гражданина.
 — 	Юнкера  телефонную  станцию  заняли.  Большевики
отбивают,  да,  вот  видите,  они  броневик  выслали,  а  наши
спят.
 Броневик  промчался  мимо  лежащей  человеческой  массы,
и  было  похоже  на  то,  как  будто  Невский  —  это  широкая
крестьянская  полоса,  густо  уложенная  кучами  навоза.
 Мы  видели,  как  броневик  свернул  на  улицу  Гоголя.
Минут  через  пять  там,  словно  гвоздильный  станок,  засту¬
чал  пулемет,  раздались  крики  «ура»  ...
 А  здесь,  около  Думы,  в  поднявшейся  на  ноги  толпе
радостно  загудели  голоса:
 — 	Керенский  идет!  Керенский  идет!  По  телефону  из
Царского  села  сам  звонил.  Часа  через  два  будет!
 В  это  время  где-то  на  Петроградской  стороне  грохнул
пушечный  выстрел.  Вслед  за  ним  зашумела  ружейная
пальба  —  где-то  начался  новый  бой.
 Я  побежал  на  выстрелы.  Через  Марсово  поле,  Троиц¬
кий  мост  выскочил  на  Большой  проспект.  Выстрелы  всё
приближались.  Вскоре  я  увидел  за  углом  трехдюймовую
пушку,  а  около  нее  —  солдат.  Издали  она  похожа  была  на
большую  лягушку.  Солдаты  подбегали  к  ней,  что-то  де¬
лали,  потом  разбегались  прочь,  и  она  вдруг  прыгала  —
дым,  огонь,  грохот.
 Спрашиваю  бегущего  солдата:
 — 	По  ком  бьют?
 — 	По  юнкерам!  Владимирское  училище  восстало.
 Делаю  круг.  Забегаю  на  другую  улицу.  Через  двор
 185

громадного  дома  пробираюсь  вперед.  Выхожу  прямо  про¬
тив  юнкерского  училища.  Кругом  ружейная  трескотня  и
короткие  пушечные  удары.  Во  дворе  дома,  спрятавшись  за
углом,  какой-то  рабочий  носовым  платком  перевязывал  с
помощью  зубов  левую  окровавленную  руку.
 — 	Раненый?
 — 	Да,  мать  их!
 Я  завязываю  ему  платок,  беру  у  него  винтовку,  выбе¬
гаю  за  ворота,  ложусь  за  фонарный  столб.
 Недалеко  от  меня  лежали  человек  пять  красногвардей¬
цев.  Прицеливаюсь  и  я  в  окна  юнкерского  училища  и  на¬
чинаю  ковырять  стены.
 Стены  здания  покрывались  пылью.  Видно  было,  как
крошился  кирпич  и  летели  куски  на  землю.  Время  от
времени  снаряд  взрывал  стены,  блестел  огонь,  черный
дым,  треск  —  ив  стене  образовывалась  громадная  красная
рана.  Тогда  в  здании  начиналось  движение.  В  окнах  мель¬
кали  головы  в  фуражках,  и  в  это  время  очень  хотелось
хотя  бы  одну  башку  поймать  на  мушку.
 Вдруг  где-то  в  стороне  послышалось  «ура».  Видно
стало,  как  через  улицу  побежали  рабочие  и  солдаты  в
атаку.  Поднялись  и  мы,  и  с  криком  помчались  к  зданию.
Впереди  уже  лезли  и  в  окна  и  в  двери  наши  товарищи.
Вверху  в  окне  появился  белый  флаг  —  простыня.  Юнкера
сдались.  Но  им  никто  не  верил.  Оказывается,  они  уже
однажды  вывешивали  белый  флаг,  и  когда  наши  пошли  к
ним  на  переговоры  —  они  расстреляли  их  в  упор,  подпустив
поближе  к  зданию.
 Теперь  со  страшным  ревом  рабочие  и  солдаты  бежали
по  лестницам  наверх.  Юнкера  поднимали  руки,  но  боль¬
ших  усилий  стоило  удержать  себя,  чтобы  не  двинуть
мерзавцам  прикладом  в  зубы.
 Холеные,  чистые,  прилизанные,  в  точеных  фуражках,  в
длинных  шинелях  до  пят,  бледные  от  испуга,  стояли  они
по  углам,  тараща  на  нас  безумные  глаза.
 Несколько  человек  все-таки  было  заколото  штыками,
а  остальных  партиями  отправили  в  Петропавловскую  кре¬
пость.  Войска  и  красногвардейцы,  всё  еще  обозленные,
горящие  гневом,  начали  расходиться  по  районам,  прокли¬
ная  буржуазных  сынков.
 Я  с  винтовкой  отправился  к  Смольному.  Кругом  было
пусто,  тихо  и  мрачно.  По  всему  пути  попадались  магазины

с  закрытыми  окнами.  Окна  верхних  этажей  были  занаве¬
шены  шторами.  Людей  на  улицах  не  было.  Город  словно
вымер,  и  было  странно  видеть  его  в  таком  безмолвии.
 Когда  я  подходил  к  Смольному,  далеко  где-то  снова
зашумели  выстрелы,  слышался  неопределенный  гул.  Где-
то  еще  новый  начинался  бой.
 Смольный  ощетинился.  У  входной  арки  на  Лафонской
площади  опять  стояли  красногвардейцы,  проверяя  про¬
пуска  и  посылая  дозоры  по  улицам.  В  окнах  нижнего  этажа
торчали  пулеметы  без  чехлов  и  с  заложенными  лентами.
Пушки  выше  задрали  головы  —  видимо,  на  них  уже  брали
прицел.  У  решетки  сквера  стоял  один  броневик,  а  около
него  прохаживались  солдаты,  готовые  в  бой.
 Всюду  были  солдаты  и  красногвардейцы  в  полном  во¬
оружении.  Они  были  спокойны,  деловиты,  но  сосредото¬
ченны  и  угрюмы.
 На  лестнице  меня  остановил  пожилой  рабочий,  боро¬
датый,  морщинистый  и  с  хорошими,  добрыми  глазами.
 — 	Эй,  товарищ,  ты  не  из  города?—спросил  он.
 — 	Да.
 — 	Ну,  как  там  юнкера  живут?
 — 	Стреляют  здорово,  а  как  живут  —  не  знаю.
 — 	А,  ну  пусть  постреляют.  Скоро  hmi  конец  будет,  —
добродушно  сказал  он.
 В  Военно-революционном  комитете,  в  той  же  неболь¬
шой  комнате,  где  так  же  толпился  народ  и  так  же  висело
облако  табачного  дыма,  чей-то  голос  размеренно  и  властно
диктовал  машинистке:
 «Контрреволюционные  партии  кадетов  и  социалистов-
революционеров  подняли  юнкерское  восстание,  намереваясь
нанести  удар  ножом  в  спину  революции  ...
 В  то  время  как  бывший  министр  Керенский  ведет  обма¬
нутых  казаков  на  Петроград,  внутри,  в  сердце  революци¬
онного  города,  буржуазные  сынки-юнкера  подняли  оружие
против  рабочих  и  крестьян.
 Военно-революционным  комитетом  уже  приняты  меры,
и  восстание  скоро  будет  подавлено.
 Граждане,  соблюдайте  спокойствие!
 Все  на  защиту  революции!»
 В  комнате  невероятная  давка.  Люди  буквально  запол¬
нили  все  помещение,  и,  чтобы  пройти,  нужно  было  с  си¬
лой  протискиваться,  работая  плечами  и  грудью.
 187

Подвойского  не  было.  Вместо  него  нырял  в  толпе  ма¬
ленький,  тщедушный,  с  побледневшим  лицом  от  усталости,
с  пенсне  на  носу  —  Урицкий.
 Пробираясь  сквозь  толпу,  он  добродушно  улыбался,
шутил  над  теснотой,  и  все  вместе  с  ним  смеялись.
 Какой-то  товарищ  остановил  его  и,  разводя  руками,
отчаянно  заговорил:
 — 	Что  будем  делать,  товарищ  Урицкий?  Телефон  не
работает,  телеграф  тоже,  радиостанции  заняты  Керенским.
Железные  дороги  отказываются  что  бы  то  ни  было  пере¬
давать  и  перевозить.  Мы  не  можем  разослать  газеты.
Кругом  враги.  Мы  погибнем!
 — 	Погодите  немножко,  —  отвечал  Урицкий,  и  смех
играл  у  него  в  глазах.  —  Скоро  все  заработает.  —  И,  ука¬
зывая  на  солдат  и  рабочих,  сгрудившихся  вокруг  столов,
он  говорил:—Вот  вам  и  телефон  и  телеграф,  пользуйтесь
пока  ими,  а  потом  видно  будет.
 Я  опять  сел  за  стол  и  начал  писать  требования  и  рас¬
поряжения,  исходящие  от  ВРК.  Их  было  еще  больше,  чем
вчера,  и  все  почти  были  об  одном  и  том  же:  «вооружить»,
«выдать»,  «направить»,  «принять  меры»  ...
 Люди  приходили  за  всякими  пустяками.  Всем  нужно
было  ответить,  указать,  направить,  а  в  городе  в  это  время
стучали  пулеметы,  трещали  винтовки: 	туда  посылались
 новые  и  новые  подкрепления,  окружались  гнезда  контрре¬
волюции.  Город  затопляли  войсками  и  рабочими,  и  в  то
же  время,  поворачиваясь  лицом  к  Керенскому,  питерские
рабочие  и  солдаты  отбивали  удары  под  Царским  селом.
 Положение  было  отчаянное.  Все  мы  видели,  что  у  нас
нет  отступления.  Мы  прижаты  к  стене,  и  нам  одно  остает¬
ся  —  или  опустить  руки,  и  тогда  мы  будем  расстреляны
на  месте,  или  бить  почем  зря  и  как  попало,  крошить  всё  и
всех  перед  собой,  рвать  зубами,  чтобы  только  вырваться
из  этого  смертельного  кольца.
 И  наша  партия,  из  этой  небольшой  комнатки  рассылая
с  приказами  во  все  стороны  добровольно  пришедших  лю¬
дей,  без  телефона  и  телеграфа,  окруженная  наседающими
врагами,  била  и  крошила  их  направо  и  налево  —  и  в  Петро¬
граде,  и  под  Царским  селом,  и  юнкеров,  и  Керенского.
 Вскоре  прибежал  какой-то  солдат  и  громко,  радостно
закричал:
 — 	Товарищи!  Телефонная  станция  отбита!  .,
 18а

— 	Ну,  вот  видите,  —  улыбаясь,  говорил  Урицкий  па¬
ническому  товарищу.  —  Вот  скоро  и  телефон  будет,  а  вы
погибать  думали.
 И  верно.  Через  час  зазвонил  телефон  ..  .  Но  как  было
странно  и  смешно,  когда  на  твой  звонок  вместо  тоненького,
нежного  голоса  барышни  у  тебя  спрашивал  грубый  бас:
 — 	Алло,  чево  надо?
 — 	Три  ноль  пять  двадцать  один,  —  говоришь  ты.
 — 	Счас,  погоди  немного,  дай  дырку  найти...
 И  потом  опять:
 — 	Какой,  говоришь?
 — 	Три  ноль  пять  двадцать  один.
 — 	Так,  правильно,  —  звучал  тебе  бас  в  ухо,  —  раз¬
говаривайте.
 И  мы  разговаривали,  несмотря  на  забастовку  телегра¬
фисток.  Солдаты  и  матросы,  отбившие  у  юнкеров  телефон¬
ную  станцию,  сами  связали  теперь  Смольный  с  районами,
и  Военно-революционный  комитет  получил  возможность
действовать  решительнее,  быстрее,  на  один  удар  отвечая
двумя  ударами.
 Это  быстро  сказалось  на  положении  дела.
 Вскоре  нам  уже  по  телефону  сообщили  радостную
весть:  Павловское  училище  взято  без  боя,  юнкера  раз¬
оружены  и  арестованы.  Они  запоздали  выступить,  были
окружены  нами  и  заперты  в  стенах  училища,  обреченные
на  поражение.
 Это  была  решающая  победа.
 Потом  уже  одна  за  другой  сдавались  контрреволюцион¬
ные  крепости.
 Победа  следовала  за  победой,  и  к  вечеру  уже  не  было
слышно  выстрелов  на  улице.
 Теперь  оставался  один  только  враг  —  Керенский.

И.  И.  Вахрамеев
 ВОЕННО-МОРСКОЙ  РЕВОЛЮЦИОННЫЙ  КОМИТЕТ
 После  окончания  II  Всероссийского  съезда  Советов,
на  котором  я  был  делегатом  от  Балтийского  флота,
группа  делегатов-моряков,  в  том  числе  и  я,  пришла  в
Смольный  получать  документы.  В  комнате,  где  происхо¬
дила  выдача  документов,  нам  сказали,  что  моряков  вызы¬
вает  к  себе  товарищ  Ленин.  Владимир  Ильич  встретил
нас  словами:
 — 	Товарищи  моряки,  вот  в  эсеровской  газете  «Дело
народа»  объявлено,  что  Центральный  флотский  комитет
присоединился  к  оборонческому  Комитету  спасения  родины
и  революции.  Это  контрреволюционная  организация,  и  вам,
делегатам  съезда,  нужно  не  разъезжаться  по  местам,  а
ликвидировать  это  безобразие.
 Это  была  моя  первая  встреча  с  великим  вождем.
 Тут  же,  в  Смольном,  было  созвано  совещание  делега¬
тов-моряков.  На  этом  совещании  создали  Военно-морской
революционный  комитет  в  составе  десяти  человек.  На  пер¬
вом  же  заседании  комитета  я  был  избран  его  председате¬
лем.  После  заседания  я  пошел  к  товарищу  Ленину  и  доло¬
жил  ему  о  сформировании  новой  революционной  органи¬
зации,  которая  должна  распустить  Центрофлот.  Товарищ
Ленин  полностью  одобрил  наши  мероприятия.
 В  тот  же  день  Центрофлот.  был  распущен,  а  Военно-
морской  революционный  комитет  приступил  к  работе.
 Товарищ  Ленин  лично  руководил  обороной  Петрограда,
 190

Мобилизуя  все  силы  для  борьбы  с  бандами  Керенского—-
Краснова.
 Помню,  27  октября  1917  года  я  был  вызван  в  Управ¬
ление  командующего  Петроградским  военным  округом.
 Приехал  я  туда  часа  в  три  дня.  В  помещении  Штаба
было  холодно.  В  кабинете  командующего  в  пальто,  шапке,
с  шарфом  на  шее  сидел  Владимир  Ильич  за  столом,  рас¬
сматривая  карту  Петрограда  и  его  окрестностей.  Здесь  же
находились  Антонов-Овсеенко,  Крыленко,  Дзержинский,
Подвойский.  Я  доложил  товарищу  Ленину,  что  прибыл  по
его  вызову  как  представитель  Военно-морского  революци¬
онного  комитета.  Подробно  объяснив  мне  обстановку  на
фронте,  Ильич  спросил,  может  ли  флот  оказать  помощь
Петрограду  боевыми  кораблями.  Я  высказал  мнение,  что
если  поставить  в  устье  Морского  канала  линейный  корабль
и  провести  миноносцы  вверх  по  Неве  в  район  села  Рыбац¬
кого,  где  река  ближе  всего  подходит  к  железнодорожным
путям,  связывающим  Петроград  с  севером,  востоком  и
югом,  то  можно  будет  разбить  банды  Керенского  корабель¬
ной  артиллерией.
 В.  И.  Ленин  подробно  расспросил  меня,  на  какое  рас¬
стояние  стреляют  корабли,  возможно  ли  провести  вверх
по  Неве  миноносцы.  Проверив  с  циркулем  в  руках  по  карте
расстояния,  Владимир  Ильич  сказал,  что  предложение
заслуживает  внимания.  Затем  В.  И.  Ленин,  посоветовав¬
шись  с  членами  Совета  Обороны,  сказал  мне,  что  вечером
даст  указание  в  Гельсингфорс  Центральному  комитету
Балтийского  флота  немедленно  прислать  в  Петроград  под¬
крепление—  линкор  «Республику»  и  миноносцы.  Мне  он
приказал,  когда  придут  корабли,  поставить  их  на  указан¬
ные  позиции.  Затем  мне  было  вручено  предписание,  под¬
писанное  Лениным  и  скрепленное  печатью  Совета  Народ¬
ных  Комиссаров.
 По  приказанию  В.  И.  Ленина  Центробалт  прислал  в
Петроград  крейсер  «Олег»  и  миноносец  «Победитель»,
которые  прибыли  29  октября  в  15  часов.  Линкор  «Респуб¬
лика»  прийти  не  мог  по  техническим  причинам.  Крейсер
«Олег»,  имевший  новейшую  дальнобойную  артиллерию,
вполне  заменил  линкор.
 Поздно  вечером  1  ноября  1917  года  я  доложил  това¬
рищу  Ленину,  что  его  приказание  выполнено:  миноносцы
«Забияка»,  «Деятельный»,  «Победитель»  и  «Меткий»  по-
 191

Ставлены  На  боевые  позиций  у  села  Рыбацкого,  а  крейсер
«Олег»  и  учебный  линейный  корабль  «Заря  свободы»  —
в  Морском  канале.  Корабли  готовы  открыть  огонь  по  пер¬
вому  сигналу  с  Пулковских  высот,  куда  уже  направлена
группа  корабельных  сигнальщиков.
 Выслушав  мой  доклад,  Владимир  Ильич  сказал,  что  он
из  окон  Смольного  видел,  как  корабли  шли  вверх  по  Неве.
В  ответ  на  мое  сообщение,  что  офицеры  сбежали  с  мино¬
носцев  и  матросы  сами  вели  корабли,  товарищ  Ленин
попросил  передать  командам  кораблей  благодарность.
 3  ноября  1917  года,  когда  банды  Керенского  были  раз¬
биты  и  непосредственная  угроза  Петрограду  отпала,  я
попросил  у  В.  И.  Ленина  разрешения  отправить  боевые
корабли  в  действующий  флот.
 Товарищ  Ленин  дал  согласие,  но  приказал  для  обеспе¬
чения  подступов  к  Петрограду  оставить  у  села  Рыбацкого
один  из  боевых  кораблей  и  задержать  в  Петрограде  учеб¬
ный  линейный  корабль  «Заря  свободы».
 Приказание  вождя  Октябрьской  революции  Военно-мор-
ским  революционным  комитетом  было  выполнено  в  точ¬
ности.
 На  доклады  в  Смольный  я  ездил  почти  всегда  ночью.
Однажды  Владимир  Ильич  дал  мне  предписание  поехать
в  Генеральный  штаб  и  принять  по  прямому  проводу  из
ставки  верховного  главнокомандующего  ответы  на  запросы
правительства.
 — 	Вот  вам  мандат,  —  сказал  товарищ  Ленин,  —  по¬
езжайте  принимать.  Заберите  ленту,  и  обратно  ко  мне!
 Вернулся  я  часам  к  шести  утра;  Владимир  Ильич  не
спит,  —  все  за  работой.
 Однажды  (это  было  также  ночью,  после  одного  из
моих  докладов)  Владимир  Ильич  сказал  мне,  что  сомне¬
вается  в  надежности  охраны  Смольного,  и  приказал  не¬
медленно  проверить  все  посты  и  доложить  ему  свои  сообра¬
жения.  Выслушав  мое  сообщение,  товарищ  Ленин  приказал
усилить  охрану  моряками  и  сменить  коменданта.  Ко¬
мендантом  был  назначен  матрос  с  крейсера  «Диана»
П.  Д.  Мальков.
 Кроме  боевых  заданий,  Военно-морской  революционный
комитет  выполнял  приказания  В.  И.  Ленина  и  по  укрепле¬
нию  экономических  позиций  молодого  Советского  госу¬
дарства.
 192

В  ночь  на  14  декабря  1917  года  я  был  вызван  в  Ми¬
нистерство  финансов.  Войдя  в  помещение,  я  увидел
В.  И.  Ленина.  Кроме  меня,  сюда  было  вызвано  человек
тридцать  рабочих  и  солдат.  Владимир  Ильич  сказал,  что
на  нас  возлагается  чрезвычайно  ответственное,  строго  се¬
кретное  задание:  занять  все  частные  банки  Петрограда  для
изъятия  у  буржуазии  ценностей  и  денег,  хранящихся  в
банках.
 В.  И.  Ленин  объяснил  нам,  как  выполнить  это  задание.
Его  указания  были  кратки,  ясны  и  точны.  К  часу  дня
14  декабря  все  банки  были  заняты  без  каких-либо  помех.
Выполняя  это  задание,  я  в  течение  ночи  три  раза  приезжал
к  товарищу  Ленину  с  докладом  и  всегда  заставал  его  на
ногах,  за  работой,  полного  энергии.
 Бывало,  устанешь  от  непрерывной  круглосуточной  ра¬
боты  в  те  дни,  а  когда  побываешь  у  Ленина,  усталость  как
рукой  снимает,  силы  растут,  снова  рвешься  к  работе,  толь¬
ко  бы  выполнить  в  точности  все,  что  прикажет  родной
Ильич.
 Владимир  Ильич  считал  нас,  моряков,  самой  надежной
тогда  военной  организацией  и  неоднократно  говорил:
 — 	Вы,  моряки,  нужны  революции  на  самых  опасных
местах.
 Доверие  великого  Ленина  моряки  оправдали.
 13 	Немеркнущие  годы

И.  Кремлей
 ОДИН  ИЗ  ДЕСЯТИ  ДНЕЙ,  КОТОРЫЕ  ПОТРЯСЛИ  МИР
 (На  воспоминаний)
 1
 Ц  ас  захватили  врасплох.  Откуда-то  из  коридоров,  обру-
^“‘шиваясь  частыми  ударами  сапогов,  возгласами  и  кри¬
ками,  нарастал  шум.  Тяжелая  муть  рассвета  оседала  за
окнами,  —  мы  проснулись.  Совсем  рядом  у  двери  коротко
грохнул  выстрел,  и  в  комнату  вбежал,  растерянно  размахи¬
вая  руками,  обезоруженный  солдат,  дежуривший  у  телефона.
 Полусонный  Василий  не  успел  натянуть  на  ноги  не¬
податливые  сапоги,  три  юнкера  с  браунингами  в  руке  и
три  ударника  с  винтовками  наперевес  ворвались  в  комнату,
догоняя  испугавшегося  солдата.
 — 	Керенский  в  городе!  Сдавайтесь,  вы  арестованы.
 Я  не  помню  третьего  юнкера,  но  двое  из  них  были  чле¬
нами  училищного  комитета,  и  еще  накануне  я  вел  с  ними
нескончаемые  переговоры.  Наконец,  один  из  них,  эсер,
московский  или  петербургский  студент,  был  со  мной  в  од¬
ной  роте  в  течение  нескольких  месяцев,  спал  и  ел  рядом  со
мной  —  он  был  портупей-юнкером  моей  роты,  и  это  не
мешало  приятельским  с  ним  отношениям,  —  и  было  дико,
что  вот  сейчас,  направив  на  меня  револьвер,  он  нарочито
страшным  голосом  говорит  мне  страшные  фразы.
 Недели  за  две  до  Октябрьских  дней  мы  были  с  ним  в
карауле.  Бессмысленная,  бесконечная  ночь  тянулась  му-
 194

toteAbHO  долго,  мы  кое-как  примостились  за  обитьгми  пар¬
тами  заброшенной  школы,  отведенной  нам  под  караульное
помещение,  от  нечего  делать  мы  всю  ночь  играли  с  ним  в
карты.
 Теперь  он  готов  был  стрелять  в  меня,  азарт  заговора
захватил  его  целиком,  винтовки  ударников  были  направ¬
лены  на  нас,  —  мы  отдали  ненужные  револьверы  и  начали
одеваться.  Накануне  28-го  я  был  на  Невском.  Керенский
наступал  на  Петроград.  Ехидный  шепот  перерастал  в  пря¬
мые  угрозы,  кое-где  случайная  толпа  разоружала  одиночек-
красногвардейцев,  тревога  ползла  по  притихшему  Питеру.
Я  вернулся  в  училище.  Ни  Лебедева,  ни  Рогачевского  не
было.  Ненавидящие  взгляды  юнкеров  сопровождали  меня.
Юнкера,  еще  вчера  почтительно  вытягивающиеся,  еще
вчера  почтительно  берущие  под  козырек  передо  мной,  их
же  товарищем,  юнкером,  вопреки  этаким  классовым  пред¬
посылкам  оказавшимся  большевиком,  а  потому  и  комис¬
саром  училища,  сегодня  враждебно  сторонились,  прятались
по  углам  и  изломам  коридоров.  Я  торопливо  прошел  в
комнату,  занятую  нами  под  комиссариат.  Кто-то  вслед  мне
язвительно  напевал:
 Последний  нонешний  денечек
Гуляешь  ты,  наш  комиссар.
 Еще  два-три  дня  назад  было  иное  настроение.  Еще
два-три  дня  назад  неожиданно  разоруженные  нами  юнкера,
казалось,  поняли,  что  революция  сильней  одного  или  двух
петербургских  военных  училищ.  Теперь  по  всему  —  по
взглядам,  бросаемым  исподлобья,  по  обрывкам  издеватель¬
ской  песенки,  донесшейся  до  меня,  по  злобному  и  отрыви¬
стому  ответу  юнкера,  спрошенного  о  чем-то,  —  чувствова¬
лось,  что  настроение  переменилось,  что  училище  выходит
из  повиновения.
 Я  поспешно  прошел  к  себе  и  инстинктивно  заглянул  в
угол,  где  валялись  несколько  дней  назад  вытащенные  из-
под  тюфяков  ротного  цейхгауза  винтовки.  Их  было  семь
или  восемь  штук,  отобранных  солдатами  у  припрятыва¬
ющих  их  юнкеров.
 Сейчас  их  не  было,  кто-то  во  время  нашего  отсутствия
вынес  их  из  комнаты.
 Восемь  винтовок  на  разоруженное  училище,  —  конечно,
не  это  взволновало  меня.
 *
 195

Волновал  самый  факт  неповиновения.  Я  вызвал  к  себе
адъютанта  училища,  штабс-капитана  Сергиевского.  Наглый,
с  нафабренными  усиками*  он  все  эти  дни  почтительно  шар¬
кал  ножкой.  Четыре  дня  назад  он  первый  из  офицеров
училища  безоговорочно  признал  нас,  большевистских,
посланных  Военно-революционным  комитетом,  комиссаров.
Теперь,  когда  я  отдал  ему  приказание,  он  нагло  ухмыль¬
нулся,  лоснящиеся  щеки  его  иронически  дрогнули,  и,  уже
не  прячась,  он  злобно  сказал:
 — 	Ваше  приказание  для  меня  необязательно.
 Разговаривать  было  некогда.  Я  арестовал  штабс-капи-
 тана  Сергиевского  и  приказал  отправить  его  в  Петропав¬
ловскую  крепость.  Встревоженные,  побледневшие  юнкера
забегали  у  дверей,  кто-то  тщетно  попробовал  за  него  засту¬
питься.  Трусливый,  как  и  все  наглые  люди,  штабс-капитан
растерялся.
 Я  отобрал  у  него  ключи,  усиленный  конвой  провел  его
мимо  притихших  юнкеров;  вызванный  мной  из  соседнего
химического  батальона  взвод  солдат  уже  грохотал  прикла¬
дами  внизу  вестибюля:  я  арестовал  училище,  или,  вернее,
всех  юнкеров,  находившихся  в  нем,  предъявил  юнкерам
ультиматум:
 — 	Сдать  украденные  винтовки  и  выдать  виновных.
 Начались  переговоры.  Из  Смольного  вернулся  ездив¬
ший  туда  Рогачевский.  Он  был  спокоен  и  весел.  «Чепуха,  —
успокаивал  он,  —  никакого  Керенского,  все  это  вздор».
 Училище  сидело  под  арестом.  Было  поздно.  Шел,
вероятно,  одиннадцатый  или  двенадцатый  час.  Юнкера  из
училищного  комитета  нет-нет  приходили  и  начинали  длин¬
нейший  разговор  о  том,  что  никто  из  юнкеров  в  комнату  не
входил,  что  винтовки  пропали  бог  весть  почему  и  бог  весть
как.  В  конце  концов  юнкера  не  выдержали  и  вернули  укра¬
денные  винтовки.
 Мы  сняли  арест  с  училища.  Часть  юнкеров  ушла  в  го¬
род,  остальные  —  казалось  бы,  успокоенными,  казалось  бы,
примирившимися  —  разошлись  по  спальням.  Но  я  нервни¬
чал  и  волновался.
 — 	Товарищи,  —  настаивал  я,  тщетно  уговаривая
Рогачевского,  —  необходимо  выставить  на  Гребецкую  за¬
ставу,  снабдить  ее  пулеметом,  охранять  подступы  к  училищу,
быть  настороже.
 — 	Бросьте  панику  разводить,  —  высмеял  меня  Рога-
 196

чевский,  —  ничего  не  может  случиться.  Если  нужно  будет,
я  пойду  ночевать  хоть  в  третью  роту.
 Третья  рота  была  наиболее  отъявленной,  монархической
ротой  училища.
 Василий  поддержал  Рогачевского.  Мне  оставалось  под¬
чиниться.  Мы  трое,  три  единственных  в  училище  юнкера-
большевика,  имели  комиссарские  мандаты  из  Смольного,  —
большинство  голосов  решило  вопрос.
 — 	Смотрите,  как  бы  нам  не  проснуться  арестован¬
ными,—  сказал  я,  сдаваясь.  В  двадцать  лет  неудобно
казаться  трусом.
 Я  оказался  против  воли  хорошим  пророком.  Мы  про¬
снулись  арестованными.
 Какой-то  офицер  —  я  ни  разу  не  видел  его  в  училище,
вероятно,  он  прошел  вместе  с  ударниками  —  сыпал  сквер¬
ными  ругательствами;  казалось,  вот-вот  бешеная  слюна
выступит  на  его  пересохших  губах.  Юнкера  вбегали  в  ком¬
нату,  угрозы  перемежались  ругательствами.  Мы  жалко
одевались,  лукавый  попутал  нас  снять  сапоги  (мы  не  спали
четыре  ночи),  и  теперь  ноги  никак  не  попадали  в  голенища.
 Непослушные  сапоги  наконец  были  натянуты  на  ноги,
неизвестный  офицер,  ограничившийся  бранью  и  угрозами,
выбежал  в  коридор.  Снова  и  снова  какие-то  юнкера  врыва¬
лись  в  комнату,  грозили  и  издевались.  Угроза  самосудом
была  не  шуткой.
 Я  помню  юнкера  той  же  восьмой  роты,  в  которой  я
был.  Он  был  на  старшем  курсе,  был  моим  отделенным
командиром,  койки  наши  были  приставлены  друг  к  дру¬
гу,  —  он  бросился  на  меня  и  угрожающе  вскинул  винтовку.
 Щелкнул  затвор.  Я  отступил,  сзади  была  стена;  если
бы  у  меня  в  руках  была  палка,  я  ударил  бы  его;  если  бы
не  направленный  на  1меня  штык,  я  бросился  бы  на  него,
я  не  знаю,  что  преобладало  во  мне  —  злоба  или  страх.
 — 	Быков,  —  выкрикнул  я,  —  ты  что  делаешь?
 Я  ждал  —  он  дернет  собачку,  но  его  оттащили.
 Кто-то  в  штатском  —  вероятно,  из  комитета  «Спасения
 родины  и  революции»  —  пренебрежительно  процедил:
 — 	Вы  можете  не  беспокоиться,  самосуда  не  будет.
 Я  до  сих  пор  признателен  этому  неведомому  джентль¬
мену.
 У  дверей  комнаты  поставили  усиленный  караул,
внутренний  и  внешний,  —  какая  честь  для  нас,  арестован¬

ных  комиссаров.  Зачем-то  в  комнате  с  нами  остался  удар¬
ник.  Высокий,  очень  прямой,  с  молодым  интеллигентным
лицом,  он  ни  разу  не  повысил  на  нас  голоса,  и,  казалось,
наоборот,  во  всем  его  обращении  с  нами  чувствовались  ми¬
ролюбивые  нотки.  На  нем  была  фронтовая  защитная  каска,
пестрые  шнуры  были  нашиты  на  погоны,  традиционный
череп  был  вышит  на  рукаве  его  шинели,  но  русые  усы  при¬
ветливо  кудрявились  над  верхней  губой,  и  почему-то  почти
дружески  мы  расспрашивали  его:
 — 	Скажите,  откуда  вы?
 — 	Из-под  Нарвских  ворот,  —  спокойно  соврал  он.  Че¬
рез  десять  или  двенадцать  часов  я  видел,  как  так  же  спо¬
койно  он  ждал  неминуемой  смерти.  Позже  я  интересовался
его  судьбой:  его  убили  во  время  взятия  училища.
 В  комнату  снова  кто-то  вошел  —  память  не  всегда  и  не
все  сохраняет,  —  может  быть,  это  был  полковник,  руково¬
дивший  восстанием,  может  быть,  это  был  все  тот  же  чело¬
век  в  штатском,  посланный  из  комитета  «Спасения  родины
и  революции»,  где-то  внизу  затрещал  пулемет  —  это  пуле¬
метчики  из  нашей  большевистской  команды  отстреливались
от  юнкеров;  одному  из  нас  было  приказано  пойти  к  ним
парламентером,  и  выбор  восставших  почему-то  пал  на  Ва¬
силия,  он  флегматично  собрался.
 — 	Имейте  в  виду,  —  предупредили  нас,  —  если  он  не
вернется  через  пятнадцать  минут,  вы  будете  расстреляны.
 Не  знаю,  было  ли  это  только  угрозой,  но  Лебедев  по¬
слушно  прошел  под  огнем  пулеметчиков,  передал  им  тре¬
бование  восставших  и  вернулся  назад.
 Вероятно,  ему  и  в  голову  не  пришло,  что  можно  ос¬
таться  за  стенами  училища,  что  можно  не  подставлять
своей  собственной  шеи  для  того,  чтобы  спасти  все  равно
обреченных  друзей.
 2
 Кто-то  из  юнкеров  —  в  сплошь  эсеровском  училище
было  несколько  человек  сочувствующих  нам,  —  на  минуту
забежав,  принес  папирос,  —  наконец  можно  было  закурить.
Зато  запретили  разговаривать,  часовой  у  двери  нет-нет
ощетинивался.  Василий  было  сел  за  пишущую  машинку,
демонстративно  заявив,  что  хочет  писать  свои  мемуары,  —
но  нет,  единственное,  что  было  разрешено,  это  лежать  на
 т

кровати,  курить  и  тоскливо  думать.  Но  вот  снова  дробью
рлссыпался  пулемет,  еще  один,  снова  и  снова.  По  коридорам
усиливалась  беготня.  Где-то  совсем  рядом  задребезжал
юнкерский  пулемет,  и  в  комнату  снова  неизвестно  зачем
ибежал  высокий  ударник  и  бросил:
 — 	Ишь  ты,  барахтаются.  Зря,  —  снова  соврал  он,—
ш*сь  гарнизон  с  нами.
 Мы  знали,  что  мы  были  обречены,  что  вряд  ли  мы  вый¬
дем  отсюда  живыми,  что  или  убьют  юнкера  или,  как  юнкеров,
пнопыхах  подымут  на  штыки  свои  же.  И  все-таки  страху
уже  не  было,  а  была  лишь  какая-то  гнетущая  опустошен¬
ность,  и  тем  настойчивее  проступали  маленькие  и  смешные
требования  такого  элементарного,  в  сущности,  в  своих  нуж¬
дах  человеческого  организма.
 3
 Мы  не  услышали  бы  дребезжанья  пробитых  стекол,  не
заметили  бы  первых  врывшихся  в  штукатурку  стены  пуль,
если  бы  юнкер  стремглав  не  выбежал  в  коридор,  а  новая
пуля  не  просыпалась  бы  разбитой  штукатуркой  на  кровать
\  }огачевского.  Где-то  напротив  большевики  поставили  пуле¬
меты:  искрошенные  вдребезги  стекла  выпали  из  дрожащих
рам,  и  выбеленная  стена  стала  как  исколотые  частым  дож¬
дем  свинцовые  воды  пруда.  Мы  стояли  в  узком  простенке
между  окнами;  слева  и  справа  под  непрекращающимся  пу¬
леметным  огнем  стонали  оконные  рамы;  часовой  так  и  не
иозвращался,  по  коридору  шла  тревожная  беготня,  и  кто-то
кричал:
 — 	Товарищи,  перестаньте  стрелять,  полковник  прика¬
зал  прекратить  огонь.
 Стрельба,  однако,  не  прекращалась,  —  видимо,  действо*
пали  все  юнкерские  пулеметы.
 В  этот  жестокий  день  обманутых  мальчуганов  прово¬
цировали  как  могли  и  чем  могли.  Ударники  выдали  себя
за  авангард  Керенского;  кто-то  неизвестно  зачем  распускал
по  училищу  небылицы  о  едущих  на  подмогу  казаках,  о
Михайловском  артиллерийском,  которое  уже  выступило  и
!зот-вот  с  пушками  придет  на  выручку;  за  несколько  минут
до  сдачи  училища  на  соседнем  доме  появился  плакат:  «Не
сдавайтесь,  вам  идет  помощь»,  —  все  это  только  затем,  что-
 т

бы  неудачник-премьер  мог  сказать,  что  и  за  ним  есть  какие-
то  силы.
 Мы  стояли  в  простенке,  жались  друг  к  другу,  больше¬
вистский  пулемет  работал  без  устали,  и  уже  привычной  де¬
лалась  исчерченная  пулями  стена.
 И  уже  огорчало  не  то,  что  обстрел  не  прекращается,  не
то,  что  вслед  за  пулеметами  рявкнула  трехдюймовка  и
где-то,  совсем  рядом,  разорвался  снаряд,  а  второй,  сколь¬
знув  по  стене,  рассыпался  в  дрожи  внезапно  качнувшегося
пола,  —  злило  другое:  вышли  спички,  и  нельзя  было  за¬
курить.  Мы  тщетно  кричали  пробегающим  по  коридору
юнкерам,  тщетно  звали  нашего  часового.
 Впрочем,  чья-то  добрая  юнкерская  душа  в  конце  концов
сжалилась  над  нами.  Воспользовавшись  минутным  затишьем,
знакомый  юнкер  подбросил  нам  спички,  а  вслед  затем,  ви¬
димо,  по  его  же  просьбе,  нам  разрешили  выйти  в  коридор.
 Мы  сидели  на  полу  в  коридоре,  вооруженные  юнкера
окружили  нас,  но  это  был  уже  не  караул,  а  скорее  охрана.
Настроение  юнкеров  резко  изменилось.
 Несколько  часов  тому  назад  они  готовы  были  само¬
судом  расправиться  и  со  мной  и  с  моими  товарищами,  сей¬
час  они  жались  к  нам,  сейчас  у  нас  они  искали  защиты  от
неминуемой  развязки.  Мы  предложили  начать  переговоры
с  осаждающими.
 Кто-то  из  юнкеров  побежал  вниз  к  полковнику,  и  Ро-
гачевский  в  сопровождении  одного  из  юнкеров  с  белым
флагом  попытался  выйти  на  Гребецкую.
 Рогачевский  вернулся  один.  Юнкер  был  убит  наповал
случайною  пулей  тут  же,  у  училищного  подъезда.  Мы  снова
сидели  втроем  в  коридоре;  группа  юнкеров,  стерегущих  или
охраняющих  нас,  сделалась  больше;  перепуганная  ударница
бегала  по  коридору  и  высоким,  надрывным  голосом  кри¬
чала:
 — 	Где  полковник?  Большевики  во  дворе!
 Тяжелый  грохот  разрыва  потряс  стены,  рядом  в  юн¬
керской  чайной  в  тяжелом  дыме  распластался  большевист¬
ский  снаряд.
 Розовый  юнкер  побежал  к  дверям,  заглянул  в  дымя¬
щийся  сумрак  и,  бледный,  трясущийся,  вернулся  назад.
 — 	Комиссар,  —  простонал  он,  обращаясь  ко  мне,  —
вам  сколько  лет?  А  мне,  —  голос  его  дрогнул,  —  всего
семнадцать,  и  придется  умереть.
 200

И  был  всего  на  три  года  (старше  его,  но  я  запускал  бо-
1»пду,  и,  видимо,  жалкая  моя  бороденка  заставила  его  из¬
речь  эту  мелодраматическую  фразу.
 4
 11олковник  приказал  перевести  нас  вниз.  Внизу  в  забар¬
рикадированном  вестибюле,  рядом  с  телефонной  будкой,
Iпоместился  штаб  восстания.,  Здесь  были  полковник,  вы-
mKifii  ударник  в  каске,  еще  какие-то  ударники  и  юнкера.
Полковник  был  без  пальто  и  фуражки,  у  него  был  строго
деловой  вид,  он  говорил  бесстрастно  и  спокойно,  так,  слов-
in»  не  было  боя,  словно  матросы  уже  сквозь  пробитую  в
«  к  ие  брешь  не  пробрались  во  второй  этаж,  словно  десятки
юнкерских  трупов  не  валялись  у  забаррикадированных,  пре-
IIращенных  в  бойницы  окон.
 Я  настаивал  на  сдаче,  на  переговорах.  Полковник  гово¬
рил  о  том,  что  идет  помощь,  звонил  в  Михайловское  учи¬
лище,  предлагал  вылазку.
 Вылазка  была  бы  безумием.  Гребецкая  обстреливалась
пулеметным  огнем,  и,  понятно,  никто  из  юнкеров  не
метался  бы  в  живых.
 Юнкера  согласились  со  мной.  Рядом,  в  училищной  кан¬
целярии,  на  перевернутом  столе,  обмакнув  ручку  обратной
егороной  в  уцелевшую  склянку  чернил,  я  вычертил  жир¬
ными  буквами  на  развернутом  листе  бумаги:
 «Переговоры,  здесь  арестованные  большевики».
 Попытка  вывесить  плакат  не  удалась.  Рогачевский  и
Лебедев  куда-то  исчезли,  я  оставался  один.
 В  штабе  восстания  было  ясно,  что  еще  немного,  и  учи¬
лище  будет  взято  штурмом;  восставшим  было  не  до  меня,
и  я  решил  избавиться  от  опасных  соседей.
 Из  юнкерских  разговоров  я  знал,  что  одновременно  с
нами  было  арестовано  человек  двадцать  солдат,  что  солдаты
;>ти  находятся  на  втором  этаже,  в  караулке  при  актовом
зале.  Я  взбежал  по  лестнице,  чей-то  труп  повис  на  ступень¬
ках,  я  перескочил  через  него;  налево,  в  конце  коридора,
мелькнули  матросские  фуражки;  матросы  обстреливали  ко¬
ридор,  я  было  бросился  к  ним,  но  нет,  наверно  убили  бы,
 и, 	свернув  направо,  отмахнувшись  от  преградивших  мне  до¬
рогу  юнкеров,  я  пробрался  к  арестованным  солдатам.
 Солдаты  обрадованно  обступили  меня;  с  утра  они  сй-
 201

дели  под  арестом  и  не  знали,  что  с  нами,  думали  —  рас¬
стреляны  ударниками.  Я  приказал  кому-то  из  солдат  по¬
пробовать  пробраться  к  осаждающим  —  в  солдатской  ши¬
нели  это  казалось  возможным,  —  однако  солдат  вернулся
ни  с  чем.
 Обстрел  на  минуту  усилился,  напротив  из  окна  по  во¬
досточной  трубе  полз  юнкер,  руки  его  дрогнули,  и  он,  со¬
рвавшись,  полетел  вниз,  и  вдруг  стало  ясно,  что  училище
взято.  Мы  вышли  в  актовый  зал,  в  углу  толпились  юнкера,
лихорадочно  срезали  погоны,  бросали  винтовки,  белые
лица  застыли  в  безудержном  страхе,  топот  ног  обрушился
из  коридора,  и  в  дверях,  обвешанный  пулеметными  лен¬
тами,  с  револьвером  в  руке,  с  шашкой,  нелепо  волочащейся
вдоль  неуклюжего  штатского  пальто,  в  несуразном  котелке
появился  первый  красногвардеец.
 Арестованные  солдаты  сгрудились  за  мной,  я  подошел
к  неизвестному  и  сказал:
 — 	Товарищ,  мы  —  арестованные  большевики.
 Человек  в  котелке  пробормотал  что-то  невнятное,  бле¬
стящая  чешуя  пота  покрывала  его  побагровевшее  лицо,  не¬
видящие  глаза  его  безразлично  скользнули  по  сбившимся
в  кучу  юнкерам,  по  солдатам,  по  мне;  он  махнул  револь¬
вером  и  побежал  обратно,  уступив  место  такому  же,  так
же  обвешанному  пулеметными  лентами  матросу.
 Глаза  мои  снова  столкнулись  с  невидящим  взором,  я
снова  повторил,  что  мы  —  арестованные  большевики,  и,
видимо,  что-то  дошло  до  сознания  запыхавшегося  матроса.
 — 	Вы  свои,  —  осознал  он  и  сделал  неожиданный  вы¬
вод,—  вы  свои  —  стало  быть,  вооружайтесь.
 Вооружаться  было  не  к  чему,  бой  был  окончен,  но
десять  или  двенадцать  часов  в  ожидании  расстрела  не  всегда
способствуют  четкости  поступков.  Солдаты,  неизвестно  за¬
чем,  разбили  рядом  стоящие  шкафы  со  старинным  оружием.
Жадные  руки  торопливо  засовывали  за  солдатские  пояса
старинные  кремневые  пистолеты,  и,  кажется,  кто-то  успел,
повинуясь  призыву  матроса,  вскинуть  на  плечо  мушкет
XVIII  столетия.
 Я  подобрал  брошенный  кем-то  подсумок,  рука  привыч¬
ным  движением  загнала  патрон  в  дуло  юнкерской  трех¬
линейки,  и  я  вышел  из  зала.
 Не  так  давно  вот  здесь,  у  денежного  ящика,  я  стоял  в
карауле.
 202

Я  стоял  у  денежного  ящика,  рядом  со  мной  на  паркете
I  у  «  улился  трофейный,  захваченный  у  немцев  бомбомет.
ГтмГюмет  был  давно  испорчен,  давно  был  безопасен,  как
же  кремневые  пистолеты  в  соседнем  шкафу,  и  все-таки
м  «то  постигла  печальная  участь.  Я  помню  какого-то  пору-
*ш  к  л  из  осаждающих,  с  такими  же,  как  и  у  всех,  неви  дя-
•IIими  глазами,  бесцельно  обрушивающимся  на  первый  по-
млишийся  предмет  прикладом  ошалелой  винтовки.
 — 	Это  что,  —  набросился  он  на  бомбомет,  —  пулемет!
Ломай!
 — 	Товарищ,  —  тщетно  успокаивал  его  я,  —  да  ведь  это
бомбомет,  да  ведь  он  давно  не  стреляет.
 — 	Все  равно,  —  рассвирепел  он,  —  ломай,  они  из  него
I  и  >  нам  били.
 Я  спускался  вниз;  беспокоило,  где  Василий  и  Рогачев-
 < 	кий.  Навстречу  подымались  матросы,  солдаты,  красно-
 I 	иардейцы,  грохот  разгрома  медленно  умолкал,  мелькнуло
горбоносое  лицо  Рогачевского,  сутулые  плечи  Василия.
 Рогачевский  нервно  размахивал  мандатом,  видимо  дока¬
зывая  плохо  понимающему  его  матросу,  что  он  комиссар.
И  вмешался.  Матрос  глянул  на  мою  юнкерскую  шинель,  она
показалась  ему  подозрительной.  На  всякий  случай  он  ото¬
брал  у  меня  винтовку,  еще  какой-то  матрос  подошел  к  нам.
Угар  боя  медленно  проходил,  мы  вразумили  наконец  ма¬
тросов  и  двинулись  к  выходу.  Сопровождающие  нас  ма¬
тросы,  с  трудом  отбивая  от  нас  то  того,  то  другого  из
осаждавших,  с  трудом,  как  незадолго  до  этого  мы  их,  вра¬
зумляя  то  того,  то  другого  —  матроса  ли,  красногвардейца
ли,  —  что  мы  не  юнкера,  а  освобожденные  большевистские
комиссары,  помогли  нам  выйти  на  улицу.
 Кто-то  в  мягкой  шляпе,  русоволосый,  видимо  коман¬
довавший  осадой,  участливо  сказал  нам  несколько  слов;  мы
просили  автомобиль,  чтобы  ехать  в  Смольный,  он  дал  нам
свой  автомобиль,  но  этот  автомобиль  стоял  на  Большом,  и,
чтобы  не  ждать,  надо  было  самим  пройти  Гребецкую.
 Черные  шпалеры  тянулись  вдоль  Гребецкой,  мы  были
в  юнкерских  шинелях,  толпа  принимала  нас  за  ненави¬
стных  юнкеров,  и  только  случайность  спасла  нас  от  само¬
суда,
 2Q3

Мы  шли  вдоль  Гребецкой,  несколько  матросов  охраняли
нас,  а  с  тротуаров  неслось:
 — 	Бей  их,  это  юнкера!
 Помню,  какая-то  старуха  вприпрыжку  подбежала  к  Ро-
гачевскому  —  он  где-то  потерял  фуражку,  и  вид  у  него  был
такой,  словно  он  не  комиссар,  а  главный  заговорщик,  —
старуха  сморщенным  кулаком  тыкала  Рогачевскому  в  лицо
и  кричала:
 — 	Эх  ты,  убийца!
 И  тщетно  Рогачевский,  словно  оправдываясь,  повторял:
«Какой  же  я  юнкер,  комиссар  я»,  —  чей-то  приклад  обру¬
шился  на  его  спину.
 6
 В  толпе  солдат,  захлестнувшей  двор  Петропавловской
крепости,  был  узкий  проход.
 Мы  не  попали  в  Смольный  —  шофер  говорил  нам,  что
туда  не  проехать,  —  и  мы  решили  свернуть  в  Петропавлов¬
скую  крепость.
 В  кабинете  коменданта  крепости  шла  обычная  сутолока,
входили  и  выходили  какие-то  люди,  стучала  машинка,  над¬
рывался  оглохший  от  волнения  комендант.
 — 	Вы  из  Владимирского,  —  торопливо  сказал  он  нам,  —
ну,  поздравляю.  Мы  здесь  беспокоились.
 Видимо,  он  хотел  сказать  нам  что-нибудь  приятное,  хо¬
тел  похвалить  нас,  но  сутолока  сумасшедшего  дня  сбивала
его  с  толку,  кто-то  перебил  его,  и,  уже  совершенно  теряясь,
он  бросил:
 — 	Ну,  поздравляю,  теперь  вас  произведут  в  офицеры.
 Комендантом  крепости  был  тогда  Благонравов;  совсем
 недавно  встретившись  с  ним,  я  вспомнил  ему  об  обещан¬
ном  производстве,  и  он  наотрез  отказался:  нет-нет,  он  не
мог  этого  сказать.
 И  правда!  Как  можно  было  обещать  болыыевикам-
комиссарам  офицерский  чин  в  компенсацию  за  десяти  или
двенадцатичасовое  ожидание  юнкерского  самосуда.
 Но  тогда  все  было  возможно,  тогда  было  не  до  этого.
В  Инженерном  замке  еще  отстреливались  обманутые  юн¬
кера  и  гимназисты,  пресловутый  Полковников  еще  не  успел
предать  их.  Соседнее  с  Владимирским,  Павловское  училище
по-прежнему  висело  угрозой.
 204

Мы  получили  новое  задание  —  взять  отряд  и  ехать  ру¬
ководить  осадой  Павловского  училища.  Василий  присел  к
машинке,  беспомощный  палец  начал  нанизывать  буквы
мандата;  рядом  с  ним  сидел  обвешанный  гранатами  матрос
и  цедил  сквозь  зубы:
 — 	Револьвер  был.  Бросил.  Не  оружие.  Винтовка  была.
Бросил.  Не  оружие.  Вот  бомбы,  это  да.
 Ручные  гранаты  были  навешаны  даже  на  рукавах,
ярость  бушевала  в  его  мятежной  душе,  он  грозил  далеким
юнкерам.
 Через  минуту  вместе  с  этим  матросом  и  еще  с  кем-то
нам  пришлось  в  зеленых  квадратах  и  извилинах  городского
плана  выискивать  способы  осады  Инженерного  замка,  а
еще  через  минуту  кто-то  в  штатском  ворвался  в  кабинет  и
взволнованно  раскричался:  только  что  в  крепость  привели
арестованных  юнкеров,  двенадцать  человек  поставили  к
стенке,  их  хотят  расстрелять...
 Мстительный  матрос  не  обнаруживал,  однако,  ни  ма¬
лейшего  желания  принять  участие  в  расправе,  а  Благонра¬
вов,  схватив  револьвер,  решительно  заявил,  что  самосуда
не  допустит,  что  ни  один  юнкер  тронут  не  будет...  По  зе¬
леным  квадратам  плана  большевистские  части  быстро  при¬
ближались  к  Инженерному  замку,  спасенных  Благонраво¬
вым  юнкеров  увели  в  камеры,  а  из  города  коротко  и  ра¬
достно  сообщили:
 — 	Павловское  училище  сдалось  без  боя.
 7
 Шесть  лет  спустя  в  Москве,  на  Арбатском  рынке,  я
случайно  встретился  с  Рогачевским.  Я  не  видел  его  с  па¬
мятного  вечера  в  Петропавловской  крепости.  События  раз¬
делили  нас  на  все  эти  годы.
 Он  почти  не  изменился,  но  что-то  новое  было  в  его  по¬
ходке.  Я  всмотрелся.  Он  сильно  припадал  на  ногу.
 Бессмысленный  удар  прикладом  сделал  его  хромым  на
всю  жизнь.

УКРЕПЛЕНИЕ
 ВЛАСТИ

А  .  М.  Коллоп  т  ай
 ДЕКРЕТ  НА  СТЕНЕ
 1WI  ногие  ли  поняли  в  великие  дни  Октября,  что  на  их
 глазах  совершается  величайшее  в  мире  событие,  что
социальная  революция!  становится  фактом?
 Понимали  это  рабочие,  чуяли  это,  силой  желания,  пере¬
довые  отряды  солдат.  Но  обывательщина  старого  Питера,
вся  мелкобуржуазная  масса  в  вялом  унынии  встретила  ве¬
ликие  дни.
 Недовольство  было  велико  правительством  Керенского,
не  верили,  что  справится  оно  с  войной,  с  продовольственной
задачей.  Изнемогали  «в  хвостах».  Но  и  большевиков  не
любили.  Не  понимали  и  потому  боялись.
 Когда  съезд  провозгласил  власть  Советов,  трудовое  че¬
ловечество  переступило  порог,  за  которым  ждало  его  не
только  новое  будущее,  но  и  долгие  годы  борьбы  и  лишений.
Этого  обыватель  столицы  не  знал.  И  весть  о  переходе
власти  к  Советам  он  принял  в  первые  дни  более  равно¬
душно,  чем  враждебно.
 Утро,  раннее,  промозглое,  сырое  утро  питерской  осени.
Ночью  совершился  великий  акт:  Второй  съезд  провозгла¬
сил  переход  власти  к  Советам.  Популярнейший  клич  по¬
следних  месяцев  стал  фактом,  вошел  в  жизнь.  Возвращаюсь
после  бессонной  ночи  домой.  Автомобиля  не  дождалась.
Пошла  пешком  по  городу  от  Смольного.
 Казалось,  выйду  из  Смольного  —  и  весь  город  встре¬
тит  праздником.  То,  что  желал  народ,  —  совершилось:
правительства  Керенского  больше  нет.  Есть  власть  тру¬
дящихся.
 14  Пемеркнущно  годы
 209

Но  старый  Питер  еще  не  понял,  не  учуяЛ,  не  уразумел
всего  величия  совершившегося.  Город  по-прежнему  живет
своими  буднями.  Там  —  в  Смольном  —  кипит  котел  крас¬
ной  революции,  там  и  ликованье,  и  настороженность,  и  со¬
знание  ответственности  сливаются  в  многозвучный  хор
ощущений.  А  на  улице  Питера  в  это  осеннее,  серое,  сырое
утро  люди  равнодушно  спешат  по  своим  маленьким,  буд¬
ничным  делам,  служат  своим  привычным  заботам.  Кто  на
работу,  кто  «в  очередь»,  «в  хвост»  за  продуктами...  На
углах  по  стенам  наклеен  кратенький,  очень  скромный  по
размерам  бумаги  декрет  Советского  правительства  о  составе
народных  комиссаров.  Спешат  прохожие  по  своим  делам.
Не  замечают  объявления.
 Кое-кто  покосится  —  и  дальше.  Новое  пра  жительство.
Уже  столько  раз  садились  и  пересаживались  меньшевики
да  эсеры  при  Керенском,  что  новое  по  составу  правитель¬
ство  никого  не  удивит.  Одной  переменой  больше,  одной
меньше...  Хочется  остановить  прохожих,  крикну  ть  им:  «Да
поглядите-ка  повнимательнее.  ..  Власть-то  советская!  .  .»
 Но  прохожие  спешат  мимо  декрета  о  новом  правитель¬
стве.  Остановился  наконец  старенький  отставной  военный
с  палочкой.  Прочел  внимательно  и  покачал  головою:  «Ни¬
когда  таких  имен  не  слыхал.  И  откуда  теперь  народ  в  пра¬
вительство  берется?  Да  и  что  за  народные  комиссары
такие?  На  войну,  что  ли,  их  пошлют?»  Поворчал  старик
себе  под  нос  и  пошел,  стуча  палочкой,  дальше.  За  ним
подошла  женщина  в  очках,  учительница  или  служащая.
Прочла  и  сердито  на  носу  очки  поправила.  Яснсо  —  не  одо¬
брила  декрета.  Чего  это  большевики  всюду  лезут  ?  Каких-то
народных  комиссаров  себе  завели.  И  пошла  дальше,  по
своему  привычному,  будничному  делу.  Какое  ей  дело  до
большевиков.  До  правительства.  Знает  она  свюе  дело,  а
до  всего  остального  —  наплевать.
 Двое  студентов  заинтересовались  декретом.  Ничего  не
сказали,  только  друг  на  друга  поглядели.  И  в  эт  ом  взгляде
было  ясно:  вот  тебе  и  большевики...  Что  же  тетерь  будет?
 Толстый  господин  в  теплом  пальто,  с  портфелем  под
мышкой,  перебежал  дорогу,  чтобы  прочесть  скрюмный  ли¬
сток  на  стене,  величиной  с  писчий  лист.  Нахмурился.  Еще
раз  прочел.  И  вслух  выругался:
 — 	Такие  да  сякие  большевики,  правительства  свое  про¬
возгласили.  Да  кто  с  такими  да  сякими  раз<бойниками,
 210

Не  трудящийся  да  не  ест.
 Рис.  Бор.  Ефимова  для  «Огонька»

шпионами  и  предателями  считаться  будет...  Тоже  выдум¬
ка.  Правительство  свое  объявить,  —  мы  им  покажем.  Мы
им  хвосты  поприжмем.  Мы  им  такое  закатим...
 Взволновался  господин  в  теплом  пальто  с  блестящим,
новеньким  портфелем  под  мышкой.  Стоит  перед  декретом
и  слюной  все  так  и  брызжет.  А  рядом  с  ним  уныло-равно-
душно  читает  декрет  худой  да  чахлый  мелкий  чинуша  в
стареньком,  ветром  подбитом  пальто.
 — 	Вы  понимаете,  до  какого  нахальства  дошли  эти  шпи¬
оны  германские  —  большевики,  —  пристает  к  нему  господин
с  портфелем.
 — 	Оно  конечно,  большевики  народ  ненадежный...
А  только  не  нам  судить,  не  наше  дело.  —  И  улепетнул  за
угол  мелкий  чинуша.
 Новые  идут  прохожие  мимо  декрета,  идут  не  глядючи.
 Мальчишка  из  овощной,  в  фартуке,  с  корзиной,  в  кар¬
тузе,  подошел  вплотную  и  читает  громко  и  внятно:
 «Совет  Народных  Комиссаров...»
 И  вдруг  мальчонка  засиял:  «Власть  Советов.  ..  вот  так
фунт...  Власть  Советов.  Ну  и  молодцы  же  большевики!
Сказали  —  сделали.  Эй,  Ванька!  Погляди-ка,  большевики-
то  власть  Советов  взяли...»  Ванюха-разносчик  прибежал.
А  за  ним  рабочий.  Женщина  в  платочке.  Солдат.  Еще  не
совсем  верят,  не  совсем  понимают,  что  такое  случилось.  Но
чутьем  пролетарским  смекают:  не  к  добру  буржуям  эта
власть.  Для  рабочих  же  и  крестьян  —  она  избавленье.
 — 	Народные  комиссары  —  это  что  же  такое  будет?  —
вопрошают  рабочие  один  у  другого.
 — 	Да  просто  тебе  комиссар,  но  не  как  прежний,  а  от
народа  комиссар,  от  народа.  Понял?
 — 	Уж  коли  власть  Советов  —  конец  войне,  —  решает
солдат,  луща  семечки.  —  Ни  по  чем  на  фронт  не  поеду.
Прямо  в  деревню,  на  землю.
 А  работница  молодая,  в  платочке,  решает:
 — 	Нет,  это  не  конец  войне.  Без  боя  они  власти  не  сда¬
дут.  Не  слышали,  что  ли,  всю  ночь  палили.  Я  в  санитарки
пойду.  К  большевикам.
 Повязала  платочек  потуже  и  побежала  в  сторону
Смольного.  Эта  уже  тогда  знала,  что  в  великие  дни  Ок¬
тября  бой  только  еще  начался.  Знала  и  сознательно  рину¬
лась  в  бой.

II.  Горбунов
 КАК  C03AABAwlCa  В  ОКТЯБРЬСКИЕ  дни
РАБОЧИЙ  АППАРАТ  СОВЕТА  НАРОДНЫХ  КОМИССАРОВ
(Отрывки  из  воспоминаний)
 ЕГогда  пишешь  воспоминания,  связанные  с  Владимиром
*^Ильичем,  невольно  приходится  упоминать  о  себе.  Это
самое  трудное,  и  это  останавливает,  так  как  хочется  стуше¬
вать  свою  личность  перед  огромной  фигурой  Ленина,  самое
упоминание  о  себе  кажется  нескромностью  и  профанацией.
Я  это  особенно  сильно  чувствую,  так  как  поставлен  был
Владимиром  Ильичем  на  работу  не  за  какие-либо  револю¬
ционные  заслуги,  а  просто  потому,  что  был  тем,  кто  при¬
ходил  в  момент  восстания  в  Смольный  и  хотел  работать.
 Владимир  Ильич  меня  не  знал,  член  партии  я  был  сов¬
сем  молодой,  вступил  в  партию  в  июльские  дни  1917  года.
 В  то  время,  когда  на  улицах  Ленинграда  и  Москвы
происходили  еще  революционные  бои,  Владимир  Ильич
уже  со  всей  энергией  организовывал  правительство.  Был
создан  Совет  Народных  Комиссаров  и  назначены  народ¬
ные  комиссары.  Организовывались  правительственный  ап¬
парат  и  наркоматы.  В  порядок  дня  встал  вопрос  и  о  со¬
здании  аппарата  Совнаркома.  Дело  это  было  поручено
Владимиру  Дмитриевичу  Бонч-Бруевичу,  который  был  на¬
значен  управляющим  делами  Совн-аркома.
 Я  в  это  время  вместе  с  несколькими  другими  товари¬
щами  работал  в  Смольном,  стараясь  установить  какой-
нибудь  порядок  и  наладить  справочную  службу,  чтобы
 21Я

рабочие,  тысячами  приходившие  в  Смольный,  могли  в  пер¬
возданном  революционном  хаосе,  в  котором  уже  выкри¬
сталлизовывались  органы  советской  власти,  найти  то,  что
им  было  нужно.
 Неожиданно  получаю  записку  от  В.  Д.  Бонч-Бруевича
с  просьбой  немедленно  прийти  к  нему.  Владимир  Дмитрие¬
вич  знал  меня  в  связи  с  работой  по  распространению  боль¬
шевистской  литературы  в  питерских  рабочих  районах,  по
организации  митингов  и  хранению  у  меня  небольшого  за¬
паса  оружия  в  период  между  Февральской  и  Октябрьской
революциями.  Иду  к  нему,  и  он,  ничего  не  объясняя,  тащит
меня  наверх,  в  третий  этаж,  в  ту  маленькую  угловую  ком¬
натку,  где  в  первые  дни  работал  Владимир  Ильич  (впо¬
следствии  там  расположился  Наркоминдел).  Я  вижу  Вла¬
димира  Ильича,  который  здоровается  со  мною  и,  к  моему
изумлению,  говорит:  «Вы  будете  секретарем  Совнаркома».
Никаких  указаний  я  тогда  от  него  не  получил.  Понятия  о
своей  работе,  да  и  вообще  о  секретарских  обязанностях
не  имел  никакого.  Где-то  конфисковал  пишущую  машинку,
на  которой  мне  довольно  долго  самому  приходилось  двумя
пальцами  выстукивать  бумаги,  так  как  машинистку  найти
было  невозможно,  где-то  отвоевал  комнатку  и  начал  фор¬
мировать  аппарат,  который  первые  дни  состоял  из  меня
одного,  а  потом  возрос  до  трех-четырех  человек.  Одной  из
первых  пришла  ко  мне  Анна  Петровна  Кизас.  Я  ее  не  знал,
но  раз  пришла  —  значит,  своя.  Начали  мы  с  установления
наличия  учреждений,  возникавших  стихийно  внутри  Смоль¬
ного.  Совнарком  тогда  еще  не  заседал,  что  дало  нам  воз¬
можность  немного  подготовиться  к  работе.  В.  Д.  Бонч-Бруе-
вич  прислал  ко  мне  даже  начальника  канцелярии,  якобы
знатока  американской  постановки  этого  дела  по  новейшей
системе.  Этот  начальник  начал  организовывать  канцелярию
на  стульях,  так  как  на  весь  аппарат  Совнаркома  прихо¬
дился  всего  один  стол,  но  скоро  он  так  запутал  даже  то
небольшое  количество  дел,  какое  у  нас  тогда  было,  что  при¬
шлось  отказаться  от  «американской  рационализации».
 Первое  заседание  Совета  Народных  Комиссаров  состоя¬
лось  3  ноября  (ст.  стиля)  1917  года  в  той  же  угловой  ком¬
натке,  о  которой  я  упомянул  выше.  Я  был  вызван  на  это
заседание  Владимиром  Ильичем.
 Не  имея  представления,  как  нужно  вести  протоколы,
я  попытался  записать  содержание  доклада,  но,  конечно.
 гм

ii(*  поспевал,  так  как  стенографией  я  не  владею.  Кто  при-
гутствовал  на  заседании,  не  зафиксировал;  предсе^атель-
 < 	тповал  -Ленин.  На  заседании  слушался  доклад  приехав¬
шего  из  Москвы  тов.  Ногина  о  московских  событиях.
Иниду  того,  что  эта  протокольная  запись  имеет  в  кастоя-
шее  время  несомненный  исторический  интерес,  я  привожу
 полностью  и  с  орфографической  точностью.
 «Заседание  народных  комиссаров
Доклад  Ногина.
 Отсутствие  определенных  рабочих  кварталов.
 Смешанность  и  пестрота  Москвы.
 Телефон,  станция  в  руках  к-революц.
 Отсутствие  пушек  у  юнкеров  спасло  положение.
 В  су  б.  утром  взят  Кремль,  где  был  56  полк.  Озверение
юнкеров.
 Сражение  в  Кремле.  Избиение  солдат  сдавшегося
г)6  полка  кончилось  расстрелом  из  пулеметов.
 Центр,  к.  р.  в  Гор.  Думе,  охран,  брониров.  автомоб.
 (Запоздание  сведений.  Так,  о  сдаче  Кремля  узнали
только  вечером).
 (Вчера  разрушен  Никол.  Двор).
 В  воскресенье  бомбардир.  Москвы.  Стрельба  происхо¬
дила  беспорядочно.  (Истрачены  около  1.500—2.000  снаря¬
дов  3  дм.)
 (Снарядов  недостаточно).  Снарядами  ничего  сделаешь.
 Можно  разрушить  всю  Москву  и  ничего  не  достигнуть.
 В  руках  контрреволюционер.
 Дума.  Кремль.  Манеж  и  прилегающие  улицы.  В  центре
Александр.  Учил.  Весь  интеллигентский  центр  Ef  руках
кон.  рев
 Контр-революц.  укрепились  и  окопались.
 Попытки  к  соглашению  не  имели  результатов.  (Юнкера
были  против).
 Наше  настроение  было  прекрасно.  (Ночь  на  1-е  ноября).
 Решено  было  поскорее  окончить  дело.
 Был  составлен  определен,  план.  Бывший  до  £их  пор
общий  грандиозн.  бой  разменялся  на  ряд  мелких.  (Бой  на
Мясницкой,  обстрел  Кремля  из  Замоскворечья).
 С  нашей  стороны  была  страшная  неорганизованность.
Так,  неприятельский  блиндирован,  автом.  подошел  к  са¬
мому  Штабу  (нашему)  и  подвергнул  его  обстрелу.
 215

Только  после  того,  как  наши  солдаты  повернули  пушки,
дали  залп  по  автомобилю,  прогнали  его.
 Противники  отстаивают  сношения  с  Брянским  вокзалом.
 Начались  пожары.  Пожар  надвигался  на  Совет.
 Вчера  —  обстрел  из  легких  орудий  Думы.  (Дума  стра¬
тегического  значения  не  имеет).
 Нами  была  взята  Театральная  площадь,  гост.  Конти¬
ненталь.  Наши  солдаты,  оставлен,  на  площади,  перепились.
 Настроение  населения  Москвы  страшно  озлобленное.
 Солдатские  части  неустойчивы  и  несознательны.
 Второе  предложение  перемирия  31  окт.  было  сорвано
с  нашей  стороны.
 Нам  страшно  важно  разбить  лагерь  противников.  По¬
этому  чрезвычайно  важно  привлечь  на  свою  сторону  Вик-
жель.  Это  будет  необычайно  важно  и  даст  нам  и  гражд.
и  воен.  победу.  В  противном  случае  мы  будем  уничтожены,
после  того  как  мы  после  продолжительной  войны  истратили
все  свои  силы.  Нас  раздавит  грядущая  действительная
Корниловщина  и  Калединство.
 Тов.  Ногин  считает  необходимым  компромисс  с  Вик-
желем.
 Товарищ  Ленин  возражает  против  всяких  соглашений
с  Викжелем,  который  завтра  будет  свергнут  революцион¬
ным  путем  с  низов.  Необходимо  подкрепление  Москвы
творческими  организующими  революционными  силами  из
Петрограда,  именно  матросским  элементом.  Продоволь¬
ствен.  вопросом  с  севера  мы  обеспечены.  После  взятия
Москвы  и  свержения  Викжеля  снизу  мы  будем  обеспечены
продовольствием  с  Волги.
 д.  Тов.  Милютина.
 Рассматривает  две  стороны  —  военная  и  политическая.
 Предложение  Ногина.
 Информировать  Москву  радио-телеграммой  о  положении
дела  в  Петрограде.  Адрес:  Введенский  Народный  дом.  Ле¬
фортовский  Сов.  Р.  и  С.  Д.
 Ногин  сообщает,  что  в  Лихославле,  Н.  ж.  д.,  между
Тверью  и  Бологим  имеются  юнкера,  которых  ждут  в
Москве.
 Секретарь  Горбунов.
3  ноября  1917  г.
 вечер».
 216

Конец  заседания  я  уже  вообще  не  мог  записывать,  так
как  говорили  вразброд.  Речь  шла  о  пессимизме  некоторых
работников,  на  которых  московские  события  произвели
мпечатление  разрушения  всех  культурных  ценностей  (на¬
пример,  слухи  о  разрушении  Василия  Блаженного).  Помню
Фразу  Ильича:  «Что  же  —  революция  пойдет  мимо  них».
 Между  первым  и  вторым  заседаниями  Совнаркома  про¬
шло  12  дней.  Как  известно,  в  эти  дни  происходила  лихора¬
дочная  работа  по  организации  вооруженной  борьбы  с  контр¬
революцией  и  шли  ожесточенные  бои  Красной  гвардии  с
контрреволюционными  войсками  на  подступах  к  Петро¬
граду.  Во  главе  этой  организации  стоял  Военно-револю-
ционный  комитет,  но  фактически  руководил  делом  Влади¬
мир  Ильич.  Эта  работа  Владимира  Ильича  превосходно
описана  в  воспоминаниях  тов.  Подвойского.  Владимир
Ильич,  организуя  Красную  гвардию  и  организуя  оборону
Ленинграда,  использовал  каждую,  маленькую  даже,  воз¬
можность  каждого  человека.  Однажды  глубокой  ночью  он
вызвал  меня  к  себе  и  дал  такое  поручение:  «Пойдите  сей¬
час  же  вместе  с  тов.  X.  (фамилию  сейчас  не  припомню)  и
организуйте  ломовой  обоз,  который  мог  бы  немедленно
начать  подвозку  снарядов  из  Петропавловской  крепости  на
линию  боя».  Через  союз  транспортников  мы  достали  ад¬
реса  ломовых  извозчиков  и  их  хозяев  и  ночью  с  револьве¬
рами  в  руках,  разбившись  по  одному,  стали  ломиться  по
всем  домам  и  дворам,  мобилизуя  извозчиков  где  уговором,
где  угрозой.  К  рассвету  нужный  обоз  был  уже  у  ворот
Петропавловской  крепости.
 В  эти  дни  наш  «аппарат»  выполнял  самые  различные
задания  Владимира  Ильича.  Например,  как-то  Владимир
Ильич  вручил  мне  декрет  за  собственноручной  подписью
(некоторые  декреты  подписывались  Владимиром  Ильичем
в  тот  период  по  соглашению  с  одним  или  двумя  наркомами,
без  заседаний  Совнаркома,  так  как  его  невозможно  было
в  эти  дни  боев  созывать)  с  приказом  Госбанку  вне  всяких
правил  и  формальностей  и  в  изъятие  из  этих  правил  вы¬
дать  на  руки  секретарю  Совнаркома  десять  миллионов1
рублей  в  распоряжение  правительства.  Передавая  этот
 1  Может  быть,  не  десять,  а  пять  миллионов  рублей.  За  цифру
сейчас  не  ручаюсь,  так  как  текст  этого  декрета  утерял.  Вероятно,  ори¬
гинал  был  предъявлен  в  банке  в  качестве  аккредитива.
 217

декрет  мне,  Владимир  Ильич  сказал:  «Если  денег  не  до¬
станете—  не  возвращайтесь».  Дело  в  том,  что  это  был
период  полного  саботажа  интеллигенции,  и  впереди  всех
саботажников  были  чиновники  Государственного  банка.  Не¬
смотря  на  декреты  правительства  и  требования  отпуска
средств,  Государственный  банк  нагло  саботировал.  Народ¬
ный  комиссар  финансов  тов.  Менжинский  никакими  ме¬
роприятиями,  вплоть  до  ареста  директора  Государственного
банка  Шипова,  не  мог  заставить  банк  отпустить  правитель¬
ству  до  зарезу  нужные  революции  средства.  Шипова  при¬
везли  в  Смольный  и  держали  там  некоторое  время  под
арестом.  Ночевал  он  в  одной  комнате  с  т.  Менжинским
и  мною.  Днем  эта  комната  превращалась  в  канцелярию
какого-то  учреждения  (не  Наркомфина  ли?).  Мне  при¬
шлось,  к  моей  досаде,  в  виде  особой  вежливости  уступить
ему  свою  койку  и  спать  на  стульях.
 Опираясь  на  низших  служащих  и  курьеров,  которые
были  на  нашей  стороне,  а  также  угрожая  Красной  гвар¬
дией,  которая  якобы  окружила  уже  банк,  нам  удалось  про¬
никнуть  в  помещение  кассы  банка,  несмотря  на  всякие
кунштюки,  которые  выделывали  высшие  чины  Госбанка,
вроде  ложных  тревог  и  т.  п.,  заставить  кассира  выдать
требуемую  сумму.  Мы  производили  приемку  денег  на  счет¬
ном  столе  под  взведенными  курками  солдат  военной  охра¬
ны  банка.  Был  довольно  рискованный  момент,  но  все  сошло
благополучно.  Затруднение  вышло  с  мешками  для  денег.
Мы  ничего  с  собой  не  взяли.  Кто-то  из  курьеров  наконец
одолжил  пару  каких-то  старых  больших  мешков.  Мы  на¬
били  их  деньгами  доверху,  взвалили  на  спину  и  потащили
в  автомобиль.
 Ехали  в  Смольный,  радостно  улыбаясь.  В  Смольном
также  на  себе  дотащили  их  в  кабинет  Владимира  Ильича.
Ильича  не  было.  В  ожидании  Владимира  Ильича  я  сел  на
мешки  с  револьвером  в  руках.  Сдал  я  их  Владимиру
Ильичу  с  особой  торжественностью.  Владимир  Ильич  при¬
нял  их  с  таким  видом,  как  будто  иначе  и  быть  не  могло,
но  на  самом  деле  остался  очень  доволен.  В  одной  из  сосед¬
них  комнат  отвели  платяной  шкаф  под  хранение  первой
советской  казны,  окружив  этот  шкаф  полукругом  из
стульев  и  поставив  часового.  Особым  декретом  Совнаркома
был  установлен  порядок  хранения  и  пользования  этими
деньгами.  Так  было  положено  начало  нашему  первому  со-
 21Я

иг  iчкому  бюджету.  Буржуазная  печать  по  этому  поводу
мотом  всюду  кричала  об  ограблении  большевиками  Госу^
дарственного  банка.
 Второе  заседание  Совнаркома  произошло  только  15  но-
поря  в  маленькой  комнатушке,  в  другом  конце  Смольного,
которую  Ильич  перебрался  уже  для  постоянной  работы,
уступив  первую  комнату  для  Наркоминдела.  На  этом  за-
 < 	»  дании,  происходившем  в  более  сгокойных  условиях,  было
рассмотрено  уже  до  20  вопросов.  Один  из  наркомов,
кажется  тов.  Глебов-Авилов,  научил  меня  вести  протокол,
гак  что  я  справлялся  с  этой  рабогой  в  этот  раз  уже  без
особых  затруднений.  В  числе  рассмотренных  вопросов  были
нынесены  решения—«о  роспуске  Городской  думы  в  Петро¬
граде»,  «о  выпуске  декрета  с  подробной  мотивировкой  о
конфискации  саботируемых  заводов  и  фабрик»,  «об  орга¬
низации  Совета  Народного  Хозяйства»,  «о  предоставлении
 < 	олдатам  права  выбора  своих  депутатов  в  Учредительное
собрание»,  «о  предложении  эсерам  ультиматума  —  взять
завтра  министерство  земледелия  или  предоставить  его
большевикам  и  не  тормозить  работы»,  «о  распубликовании
проекта  положения  о  страховании  на  случай  безработицы,
снабдив  его  пояснительной  запиской  с  тем,  чтобы  наркомы
и  двухдневный  срок  с  ним  ознакомились,  для  внесения  его
и  Центральный  Исполнительный  Комитет».  Любопытно
отметить,  что  целый  ряд  довольно  серьезных  дел  был  на¬
правлен  Владимиром  Ильичем  «а  разрешение  соответ¬
ствующих  ведомств  в  порядке  разгрузки,  о  которой  и
сейчас  нам  приходится  еще  думатр.  На  этом  же  заседании
Совнаркома  было  решено,  что  народные  комиссары,  кото¬
рые  до  сего  времени  работали  преимущественно  в  Смоль¬
ном,  должны  перенести  свою  работу  в  соответствующие
министерства  и  собираться  в  Смольном  только  к  вечеру
«для  совещаний  и  для  осуществления  контакта  с  другими
демократическими  организациями»?.
 Дальнейшие  заседания  Совнаркома  происходили  уже
регулярно,  почти  каждый  день,  а  то  и  по  два  раза  в  день.
За  первый  месяц  такой  систематической  работы  было  рас¬
смотрено  на  25  заседаниях  Совнаркома  свыше  200  вопро¬
сов.  В  следующем  месяце  на  20  заседаниях  было  рассмот¬
рено  столько  же  вопросов.  На  всех  заседаниях,  за  самыми
редкими  исключениями,  председательствовал  Владимир
Ильич.  Разрешение  многих  вопросов  осложнялось  в  связи
 219

с  участием  в  составе  Совнаркома  левых  эсеров,  которые
выдвигали  свою  принципиальную  установку.  Приходится
поражаться  совершенно  исключительной  работоспособности
Владимира  Ильича,  который,  кроме  работы  в  Совнаркоме,
был  неимоверно  загружен  сложнейшими  политическими  и
оперативными  делами  и  руководством  партией.  Однако  он
находил  время  и  для  задушевных  бесед  с  отдельными  пар¬
тийцами  и  с  приходившими  к  нему  в  очень  большом  числе
беспартийными  рабочими  и  ходоками-крестьянами.
 Аппарат  Совнаркома  за  это  время  несколько  вырос.
В  него  вошли  тов.  Мария  Скры-пник,  тов.  Кокшарова,  не¬
сколько  рабочих,  которые,  наряду  с  секретарскими  обя¬
занностями,  выполняли  и  функции  охраны  Владимира
Ильича.  В  общем  во  всем  аппарате  было  не  более  10—^че¬
ловек.  Нагрузка  на  него  была  неслыханная,  так  как,  кроме
ежедневных  заседаний  Совнаркома  и  Малого  Совнаркома,
который  вскоре  был  создан,  в  функции  аппарата  входил  при¬
ем  всех  посетителей,  разговоры  от  имени  Владимира  Ильича,
согласно  инструкциям1,  которые  он  давал,  с  отдельными
делегациями,  телеграфная  переписка  с  местами,  которые
обращались  в  центр  за  директивами.  Владимир  Ильич  ока¬
зывал  большое  доверие  нашему  аппарату,  и  поэтому  было
легко  и  радостно  работать.  Так,  например,  когда  я  спросил
Владимира  Ильича,  как  быть  с  телеграммами,  Ильич  отве¬
тил:  «Посылайте  от  моего  имени,  и  через  десятую  теле¬
грамму  показывайте  мне».  Другой  случай  такого  доверия
Владимир  Ильич  оказал  мне,  когда  правительство  собира¬
лось  переезжать  в  Москву  и  начиналась  эвакуация  Петро¬
града,  которому  угрожала  военная  опасность  со  стороны
Германии.  На  меня  была  сначала  возложена  специальная
задача  проследить  за  правильной  эвакуацией  Экспедиции
государственных  бумаг,  с  те  mi  чтобы  были  приняты  все
меры  к  обеспечению  выхода  денежной  эмиссии,  на  которой
базировался  весь  государственный  бюджет,  а  затем  я  был
временно  оставлен  в  качестве  представителя  Совнаркома
в  Комиссии  по  эвакуации  Петрограда.  Владимир  Ильич,
предвидя  возможную  необходимость  отдания  каких-либо
экстренно-срочных  распоряжений,  выдал  мне  10  незапол¬
ненных  бланков  Совнаркома  з  а  собственноручной  подписью
на  каждом  бланке.  Эти  бланки  были  уничтожены  мною
по  приезде  в  Москву.  Привожу  эту  деталь  как  пример
доверия,  которое  Владимир  Ильич  оказывал  в  самых  раз-
 220

НЫх  формах  очень  многим  рядовым  членам  партии  и  мно¬
гим  беспартийным.  Это  Доверие,  внимание,  с  которым
Владимир  Ильич  прислушивался  к  мнениям  товарищей,  та
повышенная  оценка,  с  которой  он  подходил  к  отдельным,
даже  рядовым  работникам,  возлагая  на  них  зачастую  очень
ответственные  задания,  —  все  это  создавало  у  всех  сопри¬
касавшихся  с  ним  особый  энтузиазм  в  работе.
 В  этой  статье  я  поделился  некоторыми  отдельными,  от¬
рывочными  воспоминаниями.  На  тему  о  том,  как  Владимир
Ильич  руководил,  воспитывал,  школил  и  использовал  свой
аппарат,  можно  написать  целую  большую  книгу.  Но  для
этого  нужно  было  бы  проделать  большую  систематическую
научно-исследовательскую  работу,  собрать  и  систематизи¬
ровать  документы,  в  большей  части  своей  еще  не  опубли¬
кованные,  изучать  архивы  центральных  учреждений,  нахо¬
дящиеся  в  Институте  Ленина,  Главном  Архиве,  в  нарко¬
матах  и  у  отдельных  лиц,  собрать  и  обработать  переписку
и  отдельные  записи  по  поводу  и  в  связи  с  различными
поручениями  Владимира  Ильича,  сопоставить  и  проанали¬
зировать  имеющиеся  в  литературе  воспоминания  отдельных
товарищей  и,  наконец,  дополнительно  опросить  ряд  живых
свидетелей.  Этой  работой,  мне  кажется,  следует  и  нужно
заняться,  чтобы  восстановить  то,  что  еще  не  потеряно.
Результат  может  представить  выдающийся  интерес,  и  хотя
он  осветит  только  небольшой  ручеек,  по  которому  протекала
многогранная  деятельность  Владимира  Ильича,  но  довольно
важный  ручеек,  так  как  аппарат  Совнаркома  работал  в
постоянной  и  теснейшей  близости  к  Владимиру  Ильичу  и
под  непрерывным  его  руководством.

В.  Бонч-Бруевич
 ПЕРВЫЕ  ДНИ  СОВНАРКОМОВСКОГО  АППАРАТА
 Дней  через  пять  после  Октябрьской  революции  в  Петро¬
граде  Владимир  Ильич,  ужиная  у  меня  поздно  ночью,
перед  тем  как,  казалось,  пора  уже  было  идти  спать,  вдруг
оживленно  заговорил  о  том,  что  наступило  время  присту¬
пить  к  органической  работе  управления  страной,  для  чего
надо  немедленно  создавать  аппарат  прежде  всего  при
центральном  правительстве.  Было  совершенно  очевидно,  что
схема  всего  управления  страной  у  него  давно  продумана
и,  можно  сказать,  отчеканена,  так  как  на  каждый  вопрос
он  немедленно  давал  ясный  и  точный  ответ.
 — 	Вы  беритесь  за  весь  управленческий  аппарат,  —
сказал  о-н  мне,  —  необходимо  создать  мощный  аппарат
Управления  делами  Совета  Народных  Комиссаров,  так  как,
несомненно,  и  в  первые  дни,  пожалуй,  и  долгое  время,  в
наше  управление  со  всех  сторон  будут  стекаться  всевоз¬
можные  дела.  Берите  все  это  в  свои  руки,  имейте  со  мной
непосредственное  постоянное  общение,  так  как  многое,  оче¬
видно,  придется  разрешать  немедленно,  даже  без  доклада
Совету  Народных  Комиссаров  или  сношения  с  отдельными
комиссариатами.  Наладить  комиссариаты,  —  прибавил  он,  —
дело  нелегкое.
 Я  согласился  взяться  за  дело,  и  на  другой  день  прежде
всего  с  утра  отправился  в  Смольный  смотреть  помещение,
где  можно  было  определить  место  для  отдельного  кабинета
Владимира  Ильича,  удобного  лично  для  него  по  отношению
 222

it  no  квартире  в  Смольном,  куда  собирались  его  поселить.
11«  |>ные  дни  революции  он  жил  у  меня  в  квартире.
 В  кабинете  Владимира  Ильича  мы  предполагали  соби-
|мп»  Совет  Народных  Комиссаров.  Рядом  с  этим  кабинетом
нужно  было  иметь  большую  площадь  для  Управления  де-
'  *|м  11  Совнаркома,  где  расположить  всех  секретарей,  дело¬
производителей  и  прочий  персонал.  Помещение  Смольного
||ыло  неудобно  для  всех  этих  учреждений,  так  как  комнаты
пыли  очень  огромны,  без  перегородок.  Однако  удалось
н.шти  две  смежных  комнаты,  одну  меньшую,  другую  боль¬
шую,  где  мы  и  обосновались.  Прежде  всего  я  оборудовал
кабинет  Владимира  Ильича  и  озаботился  поставить  ком¬
мутатор  для  телефонной  связи  через  центральную  телефон¬
ную  станцию  Петрограда.  Рабочий-телефонист,  член  нашей
партии,  поставленный  мной  к  телефонному  аппарату,  был
ют  первый  служащий,  которого  я  пригласил  для  обслужи-
иания  Совнаркома.
 На  Пулковских  высотах  и  вокруг  Петрограда  шли  бои,
приходилось  все  время  раздваиваться  и  не  только  думать
о  создании  правительственного  аппарата,  но  и  принимать
участие  в  военных  действиях,  организуя  снабжение  армии,
отправку  оружия,  эвакуацию  раненых  и  пр.  В  то  же  время
к  нам  в  Смольный  повалили  со  всех  сторон  и  обыватели,
и  рабочие,  и  представители  дипломатического  корпуса,  и
всевозможные  военные  атташе,  и  иностранцы,  случайно  в  то
время  проживавшие  в  Петрограде.  Из  провинции  поступало
огромное  количество  телеграмм,  запросов,  и  на  все  это  надо
было  немедленно  отвечать.  Революционный  комитет  был
завален  работой  по  своей  специальности,  а  управленческий
аппарат  для  страны  совершенно  отсутствовал.  Волей-нево¬
лей  приходилось  торопиться  с  его  созданием.  Я  пригласил
двух-трех  товарищей  для!  того,  чтобы  хоть  как-нибудь  раз¬
меститься  в  помещении.  Мы  стали  устанавливать  столы,  та¬
буретки,  скамейки,  сделали  барьер  и  перегородку,  прегра¬
ждавшие  вход  в  ту  часть  залы,  где  мы  работали,  устроили
две  приемные  комнаты,  у  входа  в  которые  поставили  двух
часовых  и  столы  для  регистрации  всех  посетителей,  приемки
почты,  пакетов  и  пр.,  устроили  раздевальню.  У  дверей  ка¬
бинета  Владимира  Ильича  была  назначена  особая  смена
испытанных  и  хорошо  нам  известных  красногвардейцев,  ко¬
торым  запрещено  было  кого  бы  то  ни  было  пускать  в  ка¬
бинет  Владимира  Ильича  без  моего  разрешения,  кроме
 223

списка  тех  лиц,  который  был  им  объявлен  и  которых  они
в  лицо  должны  были  знать.
 Первое  время  приходилось  работать  не  только  дни,  но
почти  все  ночи  напролет.  Всяких  просителей  приходило
так  много,  что  не  было  возможности  их  принять.  С  полного
согласия  Владимира  Ильича  я  с  первых  же  дней  ввел  самое
корректное  обращение  с  каждым  посетителем,  кто  бы  он  ни
был,  давая  возможность  каждому  совершенно  свободно
прийти  в  правительство  для  заявления  своей  нужды.  Очень
много  народу  приходило  из  любопытства,  по  самым  малей¬
шим  пустякам,  и  в  первые  же  дни  стало  ясно,  что  таких
просителей  необходимо  направлять  в  другие  места.  В  ско¬
ром  времени  мы  их  стали  направлять  в  Городскую  думу,
раз  это  касалось  городских  дел,  где  все  дела  подбирал  в
свои  крепкие  руки  Михаил  Иванович  Калинин.
 Вокруг  помещения  Управления  делами  Совнаркома
стали  вырастать  здесь  же,  в  Смольном,  временные  управ¬
ленческие  аппараты  других  комиссариатов.  Первый  комис¬
сариат,  который  мы  здесь  организовали,  был  Комиссариат
по  иностранным  делам,  на  что  толкала  нас  сама  жизнь,
так  как  необходимо  было  организовать  прием  дипломатиче¬
ских  иностранцев  из  всех  посольств,  которые  к  нам  почти
ежедневно  валили  валом.
 Возникла  необходимость  организовать  Комиссариат
финансов.  В  комиссары  финансов  был  выдвинут  тов.  Мен¬
жинский.  Его  назначение  состоялось  поздно  вечером.  Тов.
Менжинский  был  в  то  время  чрезвычайно  переутомлен  ра¬
ботой.  Для  того  чтоб  немедленно  привести  в  исполнение
предписание  правительства,  он  собственноручно,  с  одним
из  товарищей,  принес  большой  диван,  поставил  его  около
стены  тут  же,  в  Управлении  делами,  собственноручно  же
крупно  написал  на  писчем  листе  бумаги: 	«Комиссариат
 финансов»,  укрепил  эту  надпись  над  диваном  и  лег  спать
на  диван,  мгновенно  заснул,  и  его  спокойное  похрапывание
разлилось  по  Управлению  делами  Совнаркома.
 Владимир  Ильич  вышел  из  кабинета,  и  я  сказал  ему:
 — 	Смотрите,  мы  идем  семимильными  шагами  вперед!
У  нас  уже  организован  и  второй  комиссариат,  и  тут  же,
близехонько.  Позвольте  вас  познакомить  с  ним,  —  и  я  под¬
вел  Владимира  Ильича  к  дивану,  на  котором  тов.  Менжин¬
ский  блаженно  спал.
 Владимир  Ильич  прочел  надпись,  увидел  спящего  ко-
 224

Мйссара  и  стаЛ  самым  добродушным  образом  хохотать  й
говорить,  что  это  очень  хорошо,  что  комиссары  начинают
с  того,  что  подкрепляются  силами  и  что,  действительно
несомненно,  дело  наше  должно  двигаться  вперед  быстро.
Вот  так-то,  шутя  и  напряженно  делая  дело,  шаг  за  шагом
мы  вырабатывали  советский  аппарат,  который  вскоре  за¬
работал  довольно  четко.  В  Управлении  делами  Совнаркома
приходилось  разрешать  всевозможнейшие  вопросы,  и  раз¬
решать  быстро,  потому  что  многие  из  них  не  требовали  ни
малейшего  отлагательства.  Владимир  Ильич  просил  меня
обращаться  к  нему  только  в  самых  важнейших  случаях,
все  же  остальное,  пока  не  организуются  комиссариаты,
брать  на  собственную  ответственность,  «делать  и  де¬
лать»,  —  как  говорил  он.  Я  только  настоял  на  одном,  чтобы
он  разрешил  мне  докладывать  ему  в  самом  сжатом  виде
решительно  обо  всем,  что  за  истекший  день  было  сделано
в  Управлении  делами  Совнаркома.  Важнейшие  же  бумаги
и  распоряжения,  конечно,  я  всегда  считал  для  себя  обязан¬
ным  давать  на  его  визу  или  на  прямое  утверждение.  В  не¬
которых  случаях  приходилось  советоваться  с  отдельными
товарищами,  назначенными  комиссарами,  которые  в  первое
время  еще  не  могли  приступить  к  работе  в  тех  бывших
министерствах,  которые  они  должны  бьгли  принять,  так  как
саботаж  чиновников  быстро  обнаружился  и  очень  сильно
разлился  по  всему  управленческому  аппарату  Петрограда.
 Наш  управленческий  аппарат  Совнаркома  все  более  и
более  развивался,  хотя  число  работающих  в  нем  было  все¬
гда  очень  мало.  Через  некоторое  время  нам  удалось  для
заседаний  Совнаркома  устроить  особый  зал  и  избавить
Владимира  Ильича  от  бесконечных  посетителей  в  его  ка¬
бинете,  перенеся  многие  дела  и  совещания  в  зал  заседаний
Совнаркома.
 Так  продолжалось  дело  до  отъезда  правительства  в
Москву,  где  аппарат  Управления  делами  менее  разбрасы¬
вался  в  своей  работе,  так  как  комиссариаты  уже  наладили
свою  деятельность  и  работали  значительно  более  четко.
 15  Немеркнущие  годы

Н.  Крупская
 ПЕРВЫЕ  МЕСЯЦЫ  ПОСЛЕ  ОКТЯБРЯ
 TJcKope  после  взятия  власти  мы  поселились  с  Владими-
**^ром  Ильичем  в  Смольном,  в  небольшой  комнате  быв¬
шей  классной  дамы.  Таких  комнат  в  Смольном  было  много.
Мы  прожили  там  вплоть  до  отъезда  в  Москву  в  марте
1918  года.
 Я  видела  Владимира  Ильича  лишь  урывками,  но  больше
всего  запомнились  мне  наши  вечерние  прогулки.  Ильич
в  то  время  ходил  без  всякой  охраны,  да  его  тогда  еще
мало  знали  в  лицо.  Любимой  нашей  прогулкой  было  хож¬
дение  по  Неве,  и  Ильич  по  обыкновению  на  ходу  горячо
говорил,  излагая  то,  что  его  волновало.
 Первые  же  декреты  советской  власти  в  корне  изменили
весь  социальный  облик  страны,  изменили  все  взаимоотно¬
шения,  по-новому  поставили  целый  ряд  вопросов,  открыли
громадные  перспективы  строительства  во  всех  областях
работы.  Именно  в  первые  месяцы  закладывались  основные
камни  громадной  и  совершенно  неслыханной  стройки.  Взя¬
тие  власти  в  октябре  доказало  как  нельзя  лучше,  какое
громадное  значение  имело  сочетание  революционного  подъ¬
ема  трудящихся  масс  и  четкого,  глубоко  обдуманного  руко¬
водства  этим  движением.
 Теперь  приходилось  по-новому  перестраивать  всю  жизнь,
поднимая  неустанно  сознание  масс,  энтузиазм  масс,  и  их
руками  перестраивать  всю  ткань  общественного  уклада.
«Гвоздь  строительства  социализма  —  в  организации»,  —  го¬
ворил  Ильич.  Как  управлять  теперь  страной,  опираясь  на
 226

весь  рабочий  класс,  на  те  слои  крестьянства,  которые  идут
за  рабочим  классом?  Опыта  не  было  еще.
 Тогдашние  мысли,  так  волновавшие  Ильича,  лучше
всего  отражены  в  брошюре  «Очередные  задачи  советской
власти»  и  в  его  докладе  на  заседании  ВЦИК  в  апреле
1918  года.  «Первый  раз  в  мировой  истории,  —  писал
Ильич  в  «Очередных  задачах  советской  власти»,  —  социа¬
листическая  партия  успела  закончить  в  главных  чертах
дело  завоевания  власти  и  подавления  эксплуататоров,  успе¬
ла  подойти  вплотную  к  задаче  управления.  Надо,  чтобы
мы  оказались  достойными  выполнителями  этой  труднейшей
(и  благороднейшей)  задачи  социалистического  переворота.
Надо  цродумать,  что  для  успешного  управления  необходимо,
кроме  уменья  убедить,  кроме  уменья  победить  в  граждан¬
ской  войне,  уменье  практически  организовать.  Это  самая
трудная  задача,  ибо  дело  идет  об  организации  по-новому
самых  глубоких  экономических  основ  жизни  десятков  и
десятков  миллионов  людей».
 В  брошюре  «Очередные  задачи  советской  власти»
Ильич  писал  о  необходимости  образовательного  и  культур¬
ного  подъема  масс  населения,  о  необходимости  поставить
перед  массами  задачу  учиться  работать,  писал  о  соревнова¬
нии,  о  необходимости  повышения  в  массах  сознательного
отношения  к  труду,  сознательной  дисциплины  и  необходи¬
мости  втягивать  поголовно  все  население  в  управление  го¬
сударством.
 Когда  теперь  перечитываешь  брошюру  Ленина  «Очеред¬
ные  задачи  советской  власти»,  продуманную  им  в  первые
месяцы  после  Октября,  видишь,  что  она  и  сейчас  является
руководством  к  действию.  Каждый  организатор,  каждый
член  партии,  читая  эту  брошюру,  еще  яснее  осознает  весь
путь,  пройденный  Страной  Советов  за  15  лет  после  Октя¬
бря,  яснее  почувствует,  какая  громадная  творческая  работа
проделана  за  эти  годы  рабочим  классом,  трудящимися
массами,  как  они  выросли  на  этой  работе,  глубже  почувст¬
вует  удельный  вес,  все  значение  партийного  руководства
за  эти  годы.
 Громадные  трудности  стояли  на  пути  этой  перестройки:
промышленность  была  наполовину  разрушена  войной,  в
стране  господствовало  мелкое  крестьянское  хозяйство,  са¬
мые  отсталые  его  формы,  царила  мелкобуржуазная  стихия,
свирепствовало  бескультурье,  старый  быт  глубоко  пустил
 *
 227

Корни,  весь  государственный  аппарат  был  приспособлен  К
обслуживанию  помещиков  и  капиталистов,  весь  уклад  тре¬
бовал  коренной  переделки.  Нужно  было  громадное  напря¬
жение,  нужна  была  громадная  трезвость  мысли,  громадная
гибкость  тактики,  чтобы  преодолевать  все  трудности,  сме¬
тать  их  с  пути,  вести  изо  дня  в  день  борьбу  за  коренную
перестройку  всей  жизни.
 Если  сравнить  то,  чем  была  наша  страна  до  Октября
и  чем  стала  теперь,  —  разница  неслыханная.  Поднялись  к
сознательной  жизни  самые  глубокие  низы.  Какую  бы
область  мы  ни  взяли,  везде  мы  имеем  говорящие  за  себя
цифры:  развитие  промышленности,  коллективизацию,  меха¬
низацию  сельского  хозяйства,  рост  профсоюзов,  рост  пар¬
тии,  комсомола,  пионердвижения,  рост  культурного  строи¬
тельства,  рост  работы  среди  женщин,  рост  советов.  По-но¬
вому  организуется  вся  жизнь.  Размах  организации  совсем
иной.
 Работал  Владимир  Ильич  в  Смольном  наверху.  Против
его  кабинета  была  небольшая  комната  —  приемная.  Деле¬
гация  за  делегацией  приходили  к  нему.  Помню,  как-то
Ильич  говорил  там  с  приехавшими  с  фронта  солдатами.
Ильич  стоял,  прислонившись  к  стене  около  окна,  и  что-то
объяснял,  доказывал.  Сгрудившись  плечом  к  плечу,  стояли
солдаты,  и  все  замерли,  слушая  Ильича.  Таких  делегаций
проходило  тогда  много  за  день.
 Работа  Ильича  шла  в  обстановке  тогдашнего  Смоль¬
ного,  всегда  переполненного  народом.  Все  тянулись  к
Смольному.  Смольный  охраняли  солдаты  пулеметного
полка.  Этот  пулеметный  полк  стоял  перед  Октябрем  на
Выборгской  стороне  и  находился  целиком  под  влиянием
выборгских  рабочих.  3  июля  пулеметный  полк  первым  вы¬
ступил  и  готов  был  ринуться  в  бой.  Керенский  решил
примерно  наказать  восставших.  Их  безоружными  вывели
на  площадь  и  клеймили  их,  как  изменников.  Пулеметчики
еще  крепче  стали  ненавидеть  Временное  правительство,  в
Октябре  они  боролись  за  советскую  власть  и  затем  взяли
на  себя  охрану  Смольного.  Охраняли  они  и  Ильича.  Хотя,
по  правде  сказать,  охрана  эта  была  довольно  первобытная.
Один  из  пулеметчиков,  Желт,ьгшев,  был  приставлен  к
Ильичу,  чтобы  обслуживать  его.  Он  носил  Ильичу  обед.
Удивлялся  всему.  Был  он  из  Уфимской  губернии,  никогда
не  видал  даже  спиртовки  и  к  Ильичу  относился  с  особой
 228

заботой.  Теперь  он  живет  в  колхозе  в  Башреспублике,
прихварывает,  занимается  пчеловодством,  иногда  пишет,
вспоминая  Ильича.
 Одно  время  с  питанием  Ильича  у  нас  был  прорыв.  Я
целыми  днями  была  на  работе.  Мария  Ильинищна  иногда
привозила  из  дому  Ильичу  всякую  пищу,  но  регулярной,
настоящей  заботы  не  получалось.  Недавно  мне  рассказывал
один  парень  —  он  художник  теперь,  кончил  Вхутемас,  —
его  мать  была  уборщицей  в  столовой  в  Смольном  и  слы¬
шит  раз,  кто-то  ходит  в  столовой.  Заглянула  —  видит:
Ильич  стоит  у  стола,  взял  кусок  черного  хлеба  и  кусок  се¬
ледки  и  ест.  Увидя  уборщицу,  он  смутился  немного  и,  улы¬
баясь,  сказал:  «Очень  чего-то  есть  захотелось».  Мне  он
никогда  ни  на  что  не  жаловался,  но  и  без  того  ясно  было,
что  нужно  наладить  правильную  кормежку.  Вскоре  у  нас
водворилась  в  соседней  комнате  мать  тов.  Шаумяна  и  взяла
нас  с  Ильичем  под  свою  опеку.
 Мне  не  приходилось  непосредственно  наблюдать  в  это
время  кипучую  работу  Ильича.  Вовсю  шла  ломка  старого,
велась  громадная  организационная  работа.  Ильич  прямо
горел  на  этой  работе.  Я  знала  о  ней  по  рассказам  Ильича,
по  разговорам  с  товарищами,  приходившими  к  Ильичу,
рассказывавшими  мне  о  своей  работе.  Революция  развер¬
тывалась  вовсю.  Я  с  головой  ушла  в  работу  на  культурном
фронте.  Ильич  считал  эту  работу  чрезвычайно  важной,
считал,  что  культура  —  тот  цемент,  который  связывает  все
достижения,  без  которого  социализма  не  построишь,  счи¬
тал  необходимым  налегать  вовсю  на  этот  участок  стройки,
но  в  этот  момент  он  меньше  говорил  об  этих  вопросах,  чем
обычно.  Перед  ним  стояли  решающие  вопросы  громадной
важности,  определившие  собой  характер  дальнейшей  судь¬
бы  советской  власти,  —  вопрос  об  Учредительном  собрании,
а  затем  о  Брестском  мире.

В.  И.  Павлов
 МОИ  БОСПОМИНАНИЯ  О  „КРЕСТАХ*
 27  октября  1917  года,  по  возвращении  из  б.  Царского
села,  куда  я  ездил  с  отрядом  Красной  гвардии,  состоящей
из  рабочих  заводов  Выборгской  стороны,  я  был  назначен
комиссаром  всех  тюрем  Выборгской  стороны,  т.  е.  «Кре¬
стов»,  Петроградской  одиночной  женской  тюрьмы  и
Военной.
 Придя  к  зданию  «Крестов»,  я  постучал  в  тяжелые  во¬
рота  и  в  ответ  услышал  хриплый  голос  заспанного  при¬
вратника:  «Кто  там?»
 — 	Доложи  своему  начальству,  —  ответил  я  ему,  —г  о
том,  что  пришел  комиссар  этой  тюрьмы  и  желает  видеть
начальство.
 Привратник  нажал  кнопку  в  стене,  и  через  некоторое
время  вышел  какой-то  тип  в  форменном  мундире  и,  озна¬
комившись  с  целью  моего  посещения,  посоветовал  мне
явиться  утром,  заявив  при  этом,  что  вас,  дескать,  все  равно
не  пустят,  сейчас  слишком  поздно,  и  начальство  изволит
спать.
 Усомнившись  в  том,  чтобы  начальство  «изволило  бес¬
печно  спать»  в  такое  время,  я  стал  настаивать  на  своем
требовании.  Он,  согласившись,  удалился.  Ждать  мне  при¬
шлось  минут  5—ТО.  «Начальство»,  как  мне  потом  удалось
узнать,  держало  совет:  как  быть  с  «большевиком»,  пустить
или  не  пустить.  Наконец  изнутри  раздался  металлический
звук,  двери  главного  здания  распахнулись,  и  появилась
целая  толпа  золотопогонников  во  главе  с  офицером  лейб-
 230

гвардии  Московского  полка,  несшего  в  то  время  охрану
тюрьмы.  Подойдя  к  наружным  дверям,  он  спросил  меня:
«Что  вам  надо?»  Я,  вручив  свой  мандат,  заявил:  «Именем
Ревкома  и  Исполкома  Выборгского  Совета  рабочих  и  сол*
датских  депутатов  я  назначен  сюда  комиссаром.  Прошу
сдать  все  дела  о  политических  заключенных,  если  таковые
еще  у  вас  имеются,  а  о  дальнейших  моих  шагах  сообщу  в
процессе  дальнейшей  моей  работы».  Один  из  них  (лица
я  его  не  мог  разглядеть,  так  как  разговор  происходил  че¬
рез  «волчок»,  сделанный  в  дверях)  громко  заявил,  что  ни
Ревком,  ни  Исполком  не  являются  для  них  начальством,
но  потом,  как  бы  вспомнив  что-то,  быстро  спросил  меня:
«А  пароль...  пароль  вы  знаете?»  —  «Нет».
 — 	Без  пароля  мы  вас  не  пустим.  Идите  к  начальнику
гарнизона  или  коменданту  и  заручитесь  паролем».
 Вся  эта  процедура  стала  выводить  меня  из  терпения;
этому  еще  способствовал  мой  легкий  костюм,  не  соответ"
ствующий  стоявшему  в  то  время  ненастью,  и  я  крикнул:
 — 	Какой  вам,  к  черту,  пароль!  Вот  мой  пароль,  —  и
указал  на  мандат.  —  Что  же  касается  ваших  комендантов
и  начальников  гарнизона,  то  они,  наверно,  сидят  в  Петро¬
павловке,  если  не  успели  убежать.  Если  вы  немедленно  не
впустите  меня,  то  я  вынужден  буду  привести  с  собою
десятка  два-три  выборгских  красногвардейцев  с  пулеме¬
тами,  которые  покажут  по-иному  пароль.
 Угроза,  видно,  возымела  свое  действие,  и  благоразумие
стало  брать  верх.  Они,  пошептавшись,  попросили  меня
обождать,  удалились  вновь  внутрь  здания  на  вторичный
совет.  Ждать  пришлось  3—5  минут,  затем  чей-то  зычный
голос  крикнул:  «Привратник,  пропустить!»  Тяжелая  дв^рь
медленно  отворилась,  и  я  вошел  в  мрачный  двор  «Кре¬
стов».  Время  было  около  4  часов  утра.  Тюрьма  безмолв¬
ствовала.  Кругом  стояла  жуткая  тишина,  лишь  изредка
раздавались  мерные  шаги  часовых,  замедленные  удары
приклада  о  каменный  пол.
 Осматривать  тюрьму  из-за  позднего  времени,  дабы  не
беспокоить  заключенных,  я  не  пошел,  а  стал  беседовать
с  «начальством»  о  порядках  тюрьмы,  о  количестве  заклю¬
ченных,  как  политических,  так  и  уголовных,  которыми  в  то
время  была  битком  набита  тюрьма.  Спросил,  не  имеется
ли  случайно  товарищей,  сидящих  за  восстав  3—5  **юдя.
 331

и  т.  д.  Затем  прилег  на  рваный  клеенчатый  диван  в  де¬
журной  комнате,  на  котором  проспал  до  8  часов  утра.
 Уголовные  заключенные  помещались  в  одиночках  по
3—4  человека,  многие  из  них  сидели  по  5—7  месяцев  без
предъявления  всяких  обвинений  и  без  допроса  следствен¬
ными  властями.  Наряду  с  этим  так  называемые  «полити¬
ческие»  заключенные,  такие  типы,  как  Хвостов,  Белецкий,
Семигановекий  и  другие,  размещались  в  роскошных  для
тюрьмы  палатах  хирургического  отделения,  оборудованного
по  всем  правилам  последней  техники.  Такое  резкое  несоот¬
ветствие  распределения  заключенных  указывало  на  то,  что
Временное  правительство  всячески  заботилось  о  предо¬
ставлении  всевозможных  льгот  сановникам  мрачной  памяти
Николая  II.  На  заданный  мною  сопровождавшему  дежур¬
ному  помощнику  вопрос,  какая  категория  заключенных
здесь  помещается,  он  коротко  ответил:  «Это  —  больная».
Вид  «больных»  показывал  совершенно  обратное,  несмотря
на  то,  что  больные  принимали  все  меры  к  тому,  чтобы
представить  из  себя  немощных  старцев,  но  упитанные  фи¬
зиономии  и  роскошные  костюмы  и  мундиры  подсказывали
мне  совершенно  обратное.
 Я  стал  интересоваться,  чем  они  занимались  до  лишения
их  свободы,  на  что  посыпался  ряд  таких  ответов:  министр
юстиции  такой-то,  начальник  департамента  полиции  такой-
то,  свиты  его  «величества»  такой-то  и  т.  д.  и  т.  д.
 Выслушав  их,  я  заявил  им:  «Ну,  знаете,  господа,  мне
думается,  что  вам  тут  не  место  и  вас,  по  всей  вероятности,
придется  переселить  по  корпусам»,  на  что  услышал  возра¬
жения  дежурного  помощника,  который  заявил,  что  они
сидят  здесь  по  распоряжению  министерства  юстиции  и
внутренних  дел.
 — 	Ну,  знаете,  —  ответил  я  ему,  —  волею  питерского
пролетариата  как  внутренние,  так  и  наружные  министер¬
ства  разогнаны,  теперь  вам  придется  выполнять  волю  Ре¬
волюционного  Комитета  Республики;  что  же  касается
руководящих  лиц  усопших  министерств,  то  мы  их  будем
стягивать  помаленьку  сюда.
 Во  время  нашего  разговора  с  дежурным  помощником
стоявший  в  трех  шагах  от  меня  Белецкий  спросил  стоявшего
с  ним  старшего  надзирателя  по  I  корпусу  Броневицкого:
«А  кто  это?»  Тот  громко  ответил:  «Наш  комиссар».  Как
только  вся  стоявшая  группа  услыхала  слово  «комиссар»,  то
 232

картина  сразу  резко  изменилась.  Доселе  стоявшие  с  ехид¬
ной  улыбочкой  приняли  строго  официальный  вид,  физионо¬
мии  стали  вытягиваться  утюгом,  началось  одергиванье  и
отряхиванье  пиджачков,  и  если  мне  в  тот  раз  не  изменяло
зрение,  то  вся  стоявшая  группа  сановников  как  будто  бы
стала  заметно  ниже  ростом.
 Чтобы  вывести  их  из  неловкого  положения,  я  спросил
их,  как  они  себя  чувствуют,  на  что  они  единодушно  отве¬
тили:  «Великолепно,  господин  комиссар,  великолепно,  го¬
сподин  комиссар,  мы  никогда  не  ожидали,  что  большевики
такие  гуманные  люди»,  и  так  далее.  Затем  выступил  впе¬
ред  шага  на  два  Хвостов  и,  ехидно  ухмыляясь,  спросил
меня:  «Ну,  а  когда  нас  расстреляют,  скоро  или  нет?»  Я  от¬
ветил  ему,  что  скоро  ли,  не  знаю,  но  что  «вас-то,  по  край¬
ней  мере,  будут  расстреливать,  об  этом  вы  не  беспокой¬
тесь».  Затем  он,  как  бы  немного  подумав,  сказал:  «А  ведь
знаете  что,  господин  комиссар,  ведь  строго-то  разобрать,
расстреливать-то  нас  и  не  за  что.  Мы  ведь  такие  же  люди,
как  и  все  чиновники,  служили  Николаю,  —  тогда  надо  всех
ведь  расстреливать».
 Не  желая  открывать  с  ним  прений,  я  только  возразил
ему,  что  мы  расстреливаем  не  за  то,  что  они  служили  Ни¬
колаю,  а  за  то,  что  наши  лучшие  товарищи  безвинно  ими
расстреляны.  Затем  ко  мне  подошел  Белецкий  и  стал  жа¬
ловаться,  что  он,  сидя  в  тюрьме,  страшно  похудел;  при
этом  стал  указывать  на  пиджак,  который  действительно
висел  на  нем  как  мешок.  Посоветовав  заниматься  ему  боль¬
ше  гимнастикой,  хотел  отойти  от  этой  группы,  как  был
остановлен  тем  же  Белецким,  который  стал  жаловаться  и
просить,  чтобы  я  оставил  его  в  больничном  бараке,  так  как
у  него  страшно  болят  глаза  (глаза  Белецкого  действи¬
тельно  носили  явные  следы  гнойного  воспаления).  На  мой
вопрос,  отчего  у  него  болят  глаза,  он  стал  мне  оассказы-
вать  о  том,  как  он,  сидя  в  Трубецком  бастионе  (Петропав¬
ловки),  неоднократно  был  сажаем  Керенским  в  карцер.
Я  стал  расспрашивать,  за  что  же  его  Керенский  держал  в
карцере;  он  заявил,  что  Керенский  неоднократно  приезжал
к  нему  в  камеру  и  принуждал  его,  чтобы  он,  Белецкий,  по¬
казал,  что  тов.  Ленин  принадлежит  к  охранке,  т.  е.  при¬
частен  был  к  охранке.  «Ну  и  как  же  вы  отвечали?»—Бе¬
лецкий  ответил,  что  он  не  мог  так  позорно  оклеветать
 233

Владимира  Ильича,  тем  более,  прибавил  он,  этому  все
равно  никто  бы  не  поверил.
 Окончив  разговор  с  группой  сановников,  я  стал  уда¬
ляться,  сделав  общий  поклон,  сказав  всей  группе: 	«До
 свиданья,  господа».  Вся  стоявшая  группа  сделала  такой
низкий  поклон  —  описать  я  его  не  могу,  скажу  лишь,  что
так  кланяются  только  артисты  на  сцене.  Прощались  санов¬
ники  и  в  дальнейшем  так,  и  в  полусогнутой  позе  стояли
еще  долго  после  того,  как  я  был  от  них  на  расстоянии
5—11  шагов.
 В  один  из  дней,  при  просмотре  мною  бумаг,  в  кабинет
вошел  дежурный  помощник  и  сообщил  мне:  «Товарищ  ко¬
миссар,  привели  Пуришкевича».  Я  велел  его  привести;  у
Пуришкевича  также  была  в  свою  очередь  просьба  ко  мне.
«Вы  комиссар?..»  —  задал  мне  вопрос  Пуришкевич,  рас¬
ставив  обе  ноги  в  стороны  и  запустив  обе  руки  за  пояс
штанов  и  быстро  оглядываясь  по  сторонам.  «Да,  я,  —  от¬
ветил  я  ему,  —  чем  могу  быть  полезен?»  —  «Знаете  что,
г-н  К0м!иссар,  у  меня  к  вам  есть  большая  просьба:  не  са¬
жайте,  пожалуйста,  меня)  с  мошенниками».  Я  спросил,  кого
он  подразумевает  под  словом  «мошенник»,  объяснив  при
этом,  что  тут  сидят  очень  многие  мошенники,  но  разной
степени  и  разных  рангов,  есть  высшие  и  обыкновенные.
«Вот-вот,  я  про  мошенников  высших  рангов  говорю,  про
Щегловитова,  Хвостова  и  Белецкого,  которые  продали  Рос¬
сию».  —  «Ну,  вот  так  новость,  —  говорю  я,  —  а  вот  сидя¬
щий  Бурцев  и  Временное  правительство  все  время  хнычут,
что  Россию  продали  большевики».  —  «Ну,  нашли  о  ком
говорить,  —  ответил  Пуришкевич,  —  разве  Временное  пра¬
вительство—  правительство,  —  это  кислятина  какая-то,  а
не  правительство».
 — 	Для  России  правительство  нужно  вот,  —  сказал  Пу¬
ришкевич,  сжимая  обе  руки  в  кулак.  —  Вот  большевики,
пожалуй,  что-нибудь  сделают.
 Я  приказал  отправить  Пуришкевича,  капитана  Душ¬
кина  и  других  активных  участников  юнкерского  восстания
в  корпус.  Сидя  в  камере,  Пуришкевич  вечно  был  чем-ни¬
будь  недоволен,  не  было  дня,  в  который  Пуришкевич  не
вызывал  бы  к  себе  2—3  раза  с  какой-либо  просьбой  или
жалобой,  вообше  это  была  самая  беспокойная  натура  из
всей  тюрьмы.  То  его  обкрадывали,  то  ему  «волчок»  запи¬
рали,  то  ттищу  не  вовремя  щ>дали5  —  заявлений  от  Пурищ*
 234

кевича  поступало  каждый  день  целый  ворох.  Коллеги  по
заключению,  мелкие  воришки  и  налетчики,  неоднократно
обкрадывали  его  (самое  большое  зло,  которое  едва  удалось
искоренить),  и  в  последний  раз  утащили  всю  его  переписку,
письма,  которые  Пуришкевич  писал  с  резкой  критикой
на  большевиков  все  время  (экземпляры  их  должны  хра¬
ниться  в  ЧК).
 Однажды  Пуришкевич,  пригласив  меня  в  камеру,  стал
убедительно  просить,  чтобы  я  его  перевел  в  больницу.
 Я  спросил,  что  у  него  за  болезнь.  Он  вместо  ответа
вынул  вставное  небо  изо  рта  и  показал  мне  его.  В  целях
профилактики  велел  перевести  его  в  больницу,  так  как  по¬
суда,  из  которой  обедали  заключенные,  не  всегда  чисто
мылась.
 Переведенный  в  больницу  Пуришкевич  был  самым  луч¬
шим  приятелем  представителям  Временного  правительства
и  никогда  с  ними  не  ссорился,  между  тем  как  с  очень  мно¬
гими  он  чуть  ли  не  дрался  ежедневно.  По-видимому,  общ¬
ность  интересов  сглаживала  разность  характеров  и  не  пре¬
пятствовала  сближению  меньшевиков  и  кадетов  с  монар¬
хистом.
 Сидевший  в  то  время  редактор  «Общего  дела»  Вл.  Бур¬
цев  проявлял  беспокойство  характера  не  меньшее,  чем  Пу¬
ришкевич.  При  моем  появлении  он  всегда  начинал  бегать
из  угла  в  угол  по  камере  и,  потрясая  своей  сивой  бород¬
кой  и  брызгая  на  далекое  расстояние  слюной,  кричал:  «Что
вы  сделали,  мерзавцы!  мерзавцы!  Продали  Россию,  про¬
дали  Россию,  посажали  самых  лучших  людей,  гля¬
дите,  глядите,  кого  вы  посадили»,  и  указывал  на  вну¬
шительные,  упитанные  фигуры  Терещенко  и  Конова¬
лова,  которые  в  то  время  стили  чай  в  «прикусочку».
Не  помню  точно  кто,  но  один  из  представителей  Вре¬
менного  правительства  начинал  ставить  кресиики  на  стене,
сколько  времени  продержится  советская  власть;  я  им
посоветовал  этого  не  делать,  так  как,  во-первых,  стены
пачкать  негигиенично;  во-вторых,  для  крестиков  камеры
не  хватит,  а  так  как  на  ближайшее  время  выпускать
мьг  их  не  думаем,  то  щросил  оставить  эту  затею.  В  одно
из  посещений  т.  Урицкого  «Крестов»  тов.  Урицкий  же¬
лал  побеседовать  с  Пуришкевичем,  который  при  нашем'
появлении  в  хирургическом  отделении,  сидя  около  ванной
комнаты  на  корточках,  что-то  мастерил.  Увидав  нас,  Пу-
 235

ришкевич  вскочил,  быстро  подошел  к  тов.  Урицкому  и  за¬
дал  вопрос:  «Ну  что,  долго  еще  будете  держать  меня?»
Тов.  Урицкий  ответил  ему,  что  «мы  не  прочь  вас,  Пуриш-
кевич,  выпустить,  но  боимся  того,  что  как  бы  вас  на  улице
не  растерзали,  ведь  вы  знаете,  как  теперь  настроены  рабо¬
чие,  и  я  боюсь,  —  добавил  он,  -—  что  как  только  вы  появи¬
тесь  на  улице,  рабочие  растерзают  вас».  —  «Да,  —  сказал
Пуришкевич,  подумав,  —  пожалуй.  Теперь  ваша  взяла».—
«Ну,  вот  видите,  сами  соглашаетесь,  —  сказал  тов.  Уриц¬
кий.  —  Вы  вот  лучше  скажите,  какого  вы  мнения  о  больше¬
виках  и  вообще  о  перевороте,  такого  же,  как  буржуазные
газеты,  или  несколько  иного?»  —  «О  нет,  —  сказал  Пуриш¬
кевич,  —  я  совершенно  другого».  —  «А  именно?  »  —  спросил
тов.  Урицкий.  —  «Большевики  продержатся  15  лет,  а  затем
будет  монархия».  «Что  будет?»  —  спросили  мы,  смеясь,  в
один  голос  с  тов.  Урицким.  —  «Да.  Да.  Монархия.  Уверяю
вас.  Понятно,  —  поправился  Пуришкевич,  —  не  такая  мо¬
нархия  и  не  с  таким,  понятно,  монархом,  как  Николай,  а
идеальная  монархия».  —  «Ну,  полно  вам  шутить,  Пуришке-
вич,  шутник  вы,  право,  не  дождаться  вам  никогда  этой
затеи,  оставьте  вы  все®  покое».  Между  прочим,  Пуришкевич
в  этом  разговоре  дал  клятву,  что  он  не  будет  больше  за¬
ниматься  политикой  (не  знаю,  сдержал  ли  он  свое  слово).
 На  прогулках  Пуришкевич  вел  себя  вызывающе,  и
когда  московцы  спрашивали:  «Где,  где  Пуришкевич?»  —
он,  запуская  руки  в  карманы,  кричал:  «Вот,  смотрите,
Пуришкевич.  Ослы».  Многие  из  них  неоднократно  просили
меня  о  том,  чтобы  я  разрешил  шл  пьгрнуть  его  ножом.  Мне
больших  трудов!  всегда  'стоило  <их  уговорить.  В  особенности
московцев  привлекали  громадные  фигуры  Хвостова  и
Щегловитова.  Московцы  не  могли  удержаться  от  того,  чтобы,
поравнявшись  с  одним  из  них,  не  сделать  «выпад»  (т.  е.
взять  «на  руку»  и,  согнув  одну  ногу  в  колене  под  острым
углом,  а  другую  совершенно  прямо  —  описать  я  не  могу,  —
делали  обыкновенно,  как  колют  при  обучении  в  чучело).
С  этими  действительно  была  большая  история:  солдаты
приходили  целыми  ватагами  из  караула  и  умоляли,  чтобы
я  разрешил  хоть  одного  пырнуть.  «Хоть  немного»,  —  вы¬
ражались.  Только  мой  аргумент,  что  их  все  равно  будут
отправлять  в  «расход»,  удерживал  их  от  этого.  «Ну,  а
«играть»  все-таки  будем»,  —  предупреждали  они.  После
истории  с  Кокошкиным  и  Шингаревым  атмосфера  в  «Кре-
 236

стах»  с  караулом  стала  Совершенно  невозможная:  Меня  как
красногвардейцы,  так  и  московцы  все  время  предупреж¬
дали,  что,  «если  ты  будешь  предпринимать  какие-либо  меры
к  защите  министров-капиталистов  и  старых  министров,  то
мы  тебя  убьем  вместе  с  ними.  Всех  надо  их  убить,  —  кри¬
чали  московцы,—какого  черта  их  кормить!»  И  действитель¬
но,  солдаты  сходили  со  своих  постов  и  ходили  по  хирурги¬
ческому  бараку  примечать  министров.  «Зачем  вы  туда
ходите,  товарищи?»—спрашивал  я  их.  —  «Чтобы  не  об¬
мануться  на  случай»,  —  отвечали  они.  Если  бы  не  были
приняты  своевременно  меры  Ревкомом,  выразившиеся  в
смене  московцев  латышами,  то  весьма  возможно,  что  сол¬
даты  перепороли  бы  штыками  их  всех.
 Насколько  грозны  были  в  свое  время  министры  Щегло-
витов,  Хвостов,  сенатор  Белецкий,  Сухомлинов,  Климович,
настолько  они  были  ничтожны  своим  пресмыкающимся  по¬
ведением  в  тюрьме.  Например,  когда  я  входил  к  Сухомли¬
нову  в  камеру,  то  он  сейчас  же  вскакивал  и  начинал  бегать
петушком  по  камере,  воспевая  дифирамбы  большевикам,
что  они  такие  прекрасные  люди,  такие  гуманные,  что  он  не
ожидал  никогда  этого  и  очень  сожалеет,  что  не  знал  этого
раньше.  Щегловитов)  по  выходе  моем  из  камеры  метал  мол¬
нии,  но  лишь  только  я  оглядывался,  принимал  вид  побитой
собачки  и  закутывался  чуть  ли  не  с  головой  в  свой  халат.
Хвостов  все  время  просил  меня  сообщить,  когда  его  будут
расстреливать,  и  жаловался,  что  это  всё  зря  на  него  клеве¬
щут,  а  он  был  прекрасным  человеком.
 Немногим  лучше  себя  держало  и  Временное  правитель¬
ство:  вечно  они  канючили,  надоедали  просьбами  о  разре¬
шении  свиданий  с  бесчисленной  родней,  гадали  на  гуще,
сколько  дней  осталось  жить  большевикам!,  и  слушали  длин¬
ные  монологи  Вл.  Бурцева  о  том,  каким  образом  падет  со¬
ветская  власть  и  в  какое  время.  Поверенным  в  делах  этой
братии  был  представитель  «Комитета  ,,Красного  Креста”»
доктор  И.  И.  Манухин.
 Уголовные  заключенные  просили  меня  походатайство¬
вать  перед  Ревкомом  об  ускорении  над  ними  следствия.

Л.  Рейспер
 ОКТЯБРЬ
 ^Лктябрь»  —  не  три  дня  и  не  три  месяца.  Он  начался,
"  когда  на  Неве  стояла  «Аврора»  и  из  окон  тихого  до¬
мика  на  Петербургской  стороне,  такого  всегда  молчаливого
и  скромного,  летели  связки  горящих  бумаг  и  страшный
народный  гнев  бил  его  ненавистные  стены,  жег  проклятые,
исстари  проклятые  архивы  охранного  отделения,  —  и
длился  до  тех  новых  могил  на  Марсовом  поле,  которые
более  похожи  на  крепостные  валы,  чем  на  кладбище.  Бе¬
тоном  припаяла  революция  своих  мертвецов  к  петербург¬
ской  земле.
 Одержав  первые  победы  на  улицах  и  на  подступах  к
городу,  Октябрь  обратился  лицом!  к  служилым  людям.  Вся
российская  'интеллигенция,  чиновная  и  бесчиновная,  забив¬
шись  в.щели,  ждала  исхода  первых  решающих  дней,  «Ни¬
кто  с  ними  служить  не  будет,  пусть  делают  сами.  Хамы!»
 Наконец  в  пустынные  министерства,  где  не  было  никого,
кроме  старых  лакеев,  пришли  новые  люди.  Надо  было
овладеть  огромной  административной  машиной,  оголенной
бегством!  чиновничества,  обезопасить  и  принять  на  себя
ответственность  за  имущество,  стоимость  которого  исчис¬
лялась  миллиардами.  И  тут  одна  из  очаровательных  и  ко¬
мичных  историй,  каких  много  разыгрывалось  в  те  суровые,
первые  дни  нового  строя.  Самый  большой  и  самый  богатый
из  старых  имперских  дворцов  был  под  угрозой.
 Керенский,  который  имел  несчастье  влезть  в  его  корон¬
ные  залы  со  своими,  канцеляриями,  женскими  батальонами,
 238

адъютантами  и  Замашками  выскочки,  привлек  к  Зимнему
дворцу  всеобщую  и  острую  ненависть.  Каждый  день  его
готовились  разнести,  как  весь  этот  режим  либеральных
адвокатов.  Тогда  тов.  Луначарский,  назначенный  уже  на¬
родным  комиссаром  просвещения,  в  первый  раз  приехал
во  дворец,  чтобы  присмотреться  к  людям,  в  нем  остав¬
шимся,  и,  в  случае  надобности,  принять  свои  меры.
 Они  ожидали  его  в  одной  из  небольших  зал  того  фли¬
геля,  который  прежде  занимала  охрана  и  прислуга.  Пять
старых,  трепещущих  царедворцев,  в  длинных,  из  моды  вьь
шедших  сюртуках,  с  очками  архивариусо-в  на  носу.  При
входе  новой  власти  все  они  встали  со  своих  мест,  в  сединах,
без  единой  кровинки  в  лице,  с  тем  мрачным  выражением,
которое  имеют  люди,  решившие  с  честью  погибнуть  на
своем  посту.  Вокруг  их  голов  простым  глазом  можно  было
разглядеть  слабое  сияние,  которое  они  носили  на  лысине  с
большой  честью:  сияние  мученического  венца.
 Человек,  настроившийся  на  героическую  кончину,
страшно  не  любит  и  сердится,  когда  его  вдруг  не  хотят  рас¬
стреливать.  Старички,  кажется  мне,  потому  вдруг  приняли
такой  неприязненный  и  даже  вызывающий  тон,  что  во  всей
повадке  Анатолия  Васильевича  не  было  ничего  демониче¬
ского  и  в  свите  его,  вместо  палача  с  окровавленным  топо¬
ром,  выступал  добрейший  и  близорукий  тов.  Лещенко.
 Итак,  эти  пять  старых  царских  слуг,  превосходных  зна¬
токов  старинных  книг,  живописи  и  архитектуры,  решили
до  конца  сторожить  добро  своих  господ,  и  если  нужно
будет,  то  и  погибнуть,  защищая  оное  до  последней  капли
крови.
 Младший  из  них,  хорошо  сохранившийся  библиотекарь
лет  семидесяти,  понурым  голосом  запросил  Анатолия  Ва¬
сильевича,  какие  именно  комнаты,  залы  и  антишамбры  он
намерен  занять  лично  для  себя  или  для  других  членов
этого  —  старичок  кашлянул  —  этого  нового  правительства.
Взгляд  его  с  тоской  уставился  на  ноги  тов.  Ятманова,  об¬
лепленные  грязью,  с  которых  ручейки  мирно  стекали  на
паркет.
 Напрасно  нарком  развивал  свои  взгляды  на  взаимо¬
действие  революции  и  живописи,  старички  с  замогильным
спокойствием  ожидали  удара:  Чека  въезжает  в  тронный
зал,  Ленин  устраивается  в  будуаре  Марии  Федоровны,  и
вообще  во  всех  комнатах  будут  евреи.
 239

Стоило  Во  дворце  разнестись  невероя^оМу  известию,
что  никто  из  большевиков  не  только  не  собирается  в  нем
жить,  все  ценности  объявлены  народным  достоянием  и  бу¬
дут  охраняться  красногвардейцами,  но  приказано  вымести
и  выбросить  из  народного  дома,  каким  стал  Зимний,  все
следы  пребывания  в  нем  людей  Керенского,  буквально  на¬
воднивших  его  следами  своего  личного,  тщеславного,  ничем
не  оправдываемого  пребывания1,  —  и  армия  лакеев,  с  пятью
упомянутыми  хранителями  во  главе,  единодушно  признала
революцию  де-факто.
 На  улицах  еще  гремели  выстрелы,  голод  надвинулся
ближе,  вытерлись  и  обтрепались  пОлы  старинных  сюрту¬
ков  —  разлив  революции  все  грознее  шумел  за  окнами
дворца.
 Однажды  утром  по  набережной,  мимо  самых  окон,  про¬
шли,  одна  за  другой  вплотную,  две  высокие  фигуры.  Че¬
рез  пять  минут  двери  комендантской  как-то  особенно  рас¬
пахнулись  —  гораздо  шире,  чем  в  те  дни,  когда  через  них
вылетал  Керенский  или  входили  большевики.  Старые  лакеи
вытянулись,  затрещал  паркет,  под  тяжелой  поступью.
 Двое  больших,  без  погон,  с  плоскими  лицами,  совершен¬
но  холодными  глазами...  Маленький  товарищ,  фамилии  ко¬
торого,  к  сожалению,  не  помню,  бывший  дежурным  по  при¬
емной,  узнал  их  сразу.  Заметил  в  руках  старшего  намек  на
движение  —  подать  руку  —  и  пресек  его  сразу.  Великие
князья  ходили  тогда  еще  на  свободе.  Они  занимали  особ¬
няк  на  Миллионной,  и  при  регистрации  скрыли  от  комис¬
сара  находящийся  в  его  подвалах  винный  склад.  Кто-то
донес,  и  начался  погром.  Опасность  угрожала  Эрмитажу.
Теперь  они  пришли  просить  бумажку  на  предмет  охраны
«памятников  искусства»,  якобы  собранных  в  их  жилище.
Стояли,  кланялись,  лгали.  Все  это  не  важно.  Их  давно  нет
в  живых,  и  товарища  в  ватной  куртке,  спавшего  не  разде¬
ваясь  на  одном  из  диванов  комендатуры,  чтобы  по  первому
тревожному  известию  ехать  на  пожар  или  пьяный  погром  —
разоружать,  стыдить  и  уговаривать,  —  тоже  давно  унесла
белогвардейская  пуля  на  одном  из  фронтов.  Но  тогда...
на  фоне  большого  мутного  окна  мимолетное  видение  этих
двух  сутулых  палаческих  фигур,  в  унижении  которых  было
так  много  ненависти,  холодной  и  терпеливой  угрозы,  —
нарисовалось  с  необычайной  ясностью:  прошлое  и  будущее.
 Днем  раньше  или  позже  —  эти  дни  крутила  вьюга..
 240

ночью  тов.  комендант  стоит  среди  пустой  залы,  с  трудом
просовывая  руки  в  рукава  своей  узкой  шинели.  В  доме  Ни¬
колая  Николаевича  громят  погреба.  Как  бы  не  побили
фарфора.
 Товарищ  этот  был  простой  рабочий,  прибежавший  с
фронта  делать  революцию.  Вероятно,  в  одной  из  комнат
Смольного,  в  одной  из  первых  ячеек  новой  власти,  ему
было  сказано:  бери  винтовку  и  мандат,  иди  в  Зимний,
оберегай  все  прекрасное,  что  революции  досталось  от  прош¬
лого.  С  несравненным  мужеством,  с  врожденной  тончайшей
чуткостью  к  тому,  что  называется  искусством,  спасал  этот
полуграмотный  красногвардеец  семнадцатого  года  поручен¬
ные  ему  музеи  и  коллекции.  Эта  ночь  в  доме  Николая  Ни¬
колаевича!  Никогда  ее  не  забуду.
 Великий  князь  был  безвкусен  как  сапожник.  Дом  его
на  набережной,  где  после  был  Верховный  трибунал,  постро¬
ен  с  роскошью  купеческой  бани,  из  фальшивого  мрамора,  с
фальшивыми  гипсовыми  колоннами.  Но,  видно,  большой
знаток  своего  дела  собирал  для  Николая  Николаевича  в
течение  многих  лет  старинный  русский  фарфор.  Коллекция
до  войны  еще  оценивалась  в  миллион  рублей.  Но  рядом  с
залами,  полными  редчайших  экспонатов,  пристроился  гро¬
мадный  винный  погреб.  Его,  как  сказано,  разбили  и  рас¬
пили.  Когда  tobi.  комендант,  приехал  на  место,  двери  в
музей  уже  были  сломаны  и  беда  казалась  неминуемой.
Товарищ  наш  раздвинул  кучу  пьяных,  стоявших  перед  раз¬
битой  витриной.  Схватил  с  подставки  одну  из  прекрасных
статуэток,  сделанных  еще  в  крепостные  времена.  Это  был
сфинкс,  но  какой  сфинкс!  В  кокошнике  дворовой  девки,  с
тяжелой  деревенской  косой,  смазанной  лампадным  маслом
и  вздернутой  на  затылке,  с  широкими  плечами  жницы,  с
белой  грудью  молодой  крестьянки.  Комендант  поставил  ее
на  стол  перед  собой.
 — 	Они  с  наших  баб  крепостных  лепили  свое  стекло.
Нельзя  этого  бить,  товарищи!  Смотрите  как  следует.
Разве  не  узнаете?  Наша  это  кровь,  наша  красота.  Только
и  осталось  от  прошлого,  что  эти  памятники  голые.  Отсту¬
питесь!
 К  счастью  для  музея,  вся  ближняя  витрина  была  из
крепостных  работ.  Со  всех  сторон  из-за  стекла  смотрели
на  своих  потомков  эти  широкие  в  скулах,  чернобровые  и
белые,  как  сметана,  Дианы  'И  Венеры  девичьих  и  затр-апез-
 Немеркнущие  годы
 241

ных,  богини  крепостного  балета  и  скотного  двора.  Громад¬
ная  люстра,  похожая  на  плакучую  иву  с  зажженными  вет¬
вями,  обливала  прозрачные  полки  нестерпимо  ярким  све¬
том.  Нельзя  было  их  не  узнать.  Даже  пьяные...  узнали  и
отступились.
 Так  в  первые  Октябрьские  дни,  когда  только  начинали
ломать  старую  подлую  жизнь,  красноармеец  семнадцатого
года  берег  для  будущего,  для  пролетариата-победителя
фарфоровые  цветы  старой  культуры.

А.  Шлихтер
 В  ПЕТРОГРАДЕ
 та  поездка  в  Петроград  была  моим  первым!  путешествием
 после  Октябрьской  революции.  Фактически  начать
это  путешествие  оказалось  для  меня  совсем  не  так  легко
и  не  так  просто,  как  собраться  Bt  дорогу.  В  моем  кар¬
мане  был  пропуск  на  выезд  из  Москвы,  был  и  железнодо¬
рожный  билет,  получение  которого  не  потребовало  никаких
особенных  хлопот,  но.  .  не  .оказалось  ни  одного  вагона,
где  можно  было  бы  найти  свободное  место.  Пришлось  об¬
ратиться  к  какому-то  старшему  на  станции  железнодорож¬
ному  чину  за  содействием.  Показываю  пропуск,  говорю  о
необходимости  немедленного  выезда  в  Петроград  по  важ¬
ному  делу.  Увы!  Не  действует.
 — 	Ничем  не  могу  помочь...
 Не  помню,  потому  ли,  что  это  было  сказано  с  характер¬
ным  (как  мне  показалось  в  первый  момент)  для  саботаж¬
ников  пренебрежительным  равнодушием,  или  потому,  что
это  сказал  один  из  ответственных  представителей  железно¬
дорожной  администрации,  с  саботажническими  наклонно¬
стями  которой  я  не  раз  встречался  при  деловых  взаимоот¬
ношениях  в  дни  октябрьской,  борьбы,  —  по  той  ли  или
другой  причине,  но,  чтобы  обеспечить  себе  фактическую
возможность  немедленного  отъезда,  мне  не  оставалось  ни¬
чего  другого,  как  напомнить  об  авторитете  революционной
власти.
 — 	Я  спешно  Должен  сегодня  же  выехать  по  распоряже¬
нию  председателя  Совнаркома  товарища  Ленина,  чтобы
 243

занять  должность  министра  земледелия.  Потрудитесь  не¬
медленно  предоставить  мне  какое-нибудь  место,  —  потребо¬
вал  я  решительным  тоном.
 Это  был  весьма  рискованный  шаг.  У  меня  не  было  не
только  удостоверения  о  цели  моей  служебной  командиров¬
ки,  но  не  было  с  собой  и  письма  тов.  Ленина.  Стоило
железнодорожнику  попросить  у  меня  документ,  которым  я
мог  бы  подтвердить  правильность  своего  заявления  о  при¬
чине  поездки,  и  я  оказался  бы  в  самом  глупом  положении.
Но  этого  не  случилось.  Железнодорожник  не  потребовал
от  меня  служебного  удостоверения  и  без  дальнейших  воз¬
ражений  пошел  сам  искать  места.  Вскоре  он  возвратился
и  проводил  меня  в  вагон.  Был  ли  это  саботажник,  или
просто  человек,  задерганный  десятками  предъявлявшихся
к  железнодорожным  агентам  революционных  требований
на  поездку,  но  факт  этот  свидетельствует  о  том,  что  даже
в  этот  ранний  период  пролетарской  революции  авторитет
центральной  власти,  как  реальной  силы,  был  уже  в  доста¬
точной  мере  высок.
 Итак,  прощай  Москва...  Хмурым  ноябрьским  утром'
подъезжал  я  к  Петрограду.  Незаметно  прошла  длинная
осенняя  ночь  в  сутолоке  битком  набитого  вагона.  Спать  не
было  никакой  возможности  на  том  клочке  скамьи,  который
остался  в  моем  распоряжении  после  нескольких  операций
уплотнения.  Но  спать  не  хотелось.  Физическая  усталость
целиком  поглощалась  тем  нервным  возбуждением,  которое
с  каждой  новой  станцией  нарастало  все  больше  и  больше,
и  все  напряженнее  приковывало  мысль  к  предстоящей  ре¬
волюционной  работе.
 Внешний  вид  вокзальной  жизни  в  Петрограде  и  всей
вообще  привокзальной  обстановки  в  это  (время  ничем  уже
не  вызывал  каких-либо  представлений  о  только  что  пере¬
житых  днях  великого  пролетарского  переворота.  Всё  на
своем  месте,  все  привычно  и  обычно:  есть  и  носильщики
в  фартуках,  шеренгой  встречающие  поезд,  есть  и  буфет  на
вокзале,  и  обилие  подсолнушной  шелухи,  к  которой  так
привык  глаз  за  время  революционной  демобилизации  на¬
шей  старой  армии,  и  так  же,  как  и  всегда,  ты  можешь
сдать  свой  багаж  в  «комнату  для  хранения»  и  так  же,  на¬
конец,  как  и  в  «доброе,  старое  время»,  первый,  кто  встре¬
чает  тебя  по  выходе  из  вокзала  —  это  «самодержавный
городовой  всея  Руси»  Александр  III.
 244

Нет,  здесь  все  так  старо  и  знакомо,  здесь  положитель¬
но  нет  нового  Петрограда!  Но  ведь  он  есть  в  действитель¬
ности  —  этот  новый,  не  виданный  мною  до  сих  пор  Петро¬
град!  Где  же  он?
 В  Смольном!  Итак,  скорее  в  Смольный...
 Вот  наконец  и  Смольный.  Широко  открытые  решетча¬
тые  ворота,  ведущие  в  огромный  двор,  прилегающий  к
многоглазому  дому  обычного  казенного  образца;  там  и  сям
несколько  торопливых  фигур  и  десяток—полтора  грузо¬
вых  и  легковых  автомобилей  недалеко  от  подъезда,  —  та¬
кова  была  в  это  время  внешняя  картина  Смольного.
И  только  две  трехдюймовки,  стоящие  у  самого  входа  в
вестибюль  по  обеим  сторонам  главных  дверей,  говорили
о  том,  чего  ожидали,  к  чему  готовились  здесь  всего  каких-
нибудь  две  недели  тому  назад.  Теперь  эти  трехдюймовки,
смотрящие  в  пустынный  двор  Смольного,  вызывали  пред¬
ставление  не  то  о  брошенном,  не  то  об  уснувшем  военном
лагере.  И  лишь  чехлы,  которыми  были  старательно  по¬
крыты  трехдюймовки  сверху,  и  колпаки,  закрывающие
отвеостия  дул,  напоминали  о  том,  что  у  этих  немых  свиде¬
телей  былых  боев  есть  и  теперь  чья-то  заботливая  рука.
 Я  не  помню,  потребовали  ли  у  меня  удостоверение  лич¬
ности,  так  как  все  мое  внимание  в  этот  момент  было  по¬
глощено  наблюдением  над  всей  обстановкой,  в  которой
работал  и  действовал  центральный  аппарат  советской'
власти.
 Прежде  всего  бросалась  в  глаза  относительная  нала¬
женность  работ  советского  аппарата,  налаженность  эта
свидетельствовала  об  уверенности  победившего  пролета¬
риата  в  завтрашнем  дне.
 — 	Здесь  находятся  хозяева,  здесь  все  —  у  себя  дома.  —
Так  я  мог  бы  формулировать  итог  своих  первых  внешних
впечатлений  об  общей  обстановке  Смольного.
 Проходил  ли  я  мимо  красногвардейцев,  рабочего,
стоявшего  на  посту  с  винтовкой,  встречался  ли  с  кем-ни-
будь  из  служащих  в  коридоре  или  прислушивался  к  отве¬
там,  которые  время  от  времени  дакал  посетителям  вы¬
ходивший  в  приемную  секретарь  Совнаркома,  на  всем
лежала  печать  сосредоточенности,  деловитости  и  уверен¬
ности.
 И,  наконец,  осталась  отчетливо  в  памяти  от  впечатле¬
ния  первого  моего  дня  в  Совнаркоме  необычайная  простота

двух  примыкающих  к  кабинету  тов.  Ленина  комнат:  при¬
емной  и  общей  канцелярии,  а  также  необычайная  доступ¬
ность  советского  персонала  для  просителей  и  посетителей.
Что  представляла  собой,  в  сущности,  эта  так  называемая
«приемная»?  Большая,  какая-то  несуразная  проходная
комната,  перегороженная  двумя  деревянными  диванами  на
две  неравные  части.  В  промежутке  между  диванами  стоит
небольшой  простой  столик,  за  которым  сидит  советская
чиновница,  опрашивающая  каждого  о  цели  прихода.  После
опроса  посетитель  переходит  за  линию  диванов  и  попадает
в  большую  половину  комнаты,  которая  и  служила  соб¬
ственно  приемной.  Простой  стол  с  чернильницами,  диван
и  несколько  венских  стульев,  —  вот  и  вся  обстановка  сов¬
наркомовской  приемной  в  те  дни.  Какую  ядовитую  улыбку
чванливого  пренебрежения  должна  была  вызывать  эта
приемная  у  тех,  кто  привык  к  лакейским  ливреям  и  прочим
принадлежностям  правительственных  аппартаментов  цар¬
ского  времени!  Но  зато  сколько  радости  и  удовольствия
должна  была  оставлять  эта  простота  обстановки  в  душе
рабочего,  который  приходил  в  Смольный  по  разным  делам
к  «своему»,  «рабочему»  правительству.  Здесь  для  него
было  все  свое  —  все  близкое  и  знакомое.  В  особенности  это
чувство  близости  должны  были  испытывать  рабочий  и
крестьянин,  когда  они  соприкасались  с  совнаркомовской
канцелярией,  с  той  комнатой,  котооая  непосредственно
вела  в  служебный  кабинет  т.  Ленина.  Это  тоже  была  боль¬
шая  и  наполовину  пустая  комната.  Три  простых  канцеляр¬
ских  стола,  один  столик  с  пишущей  машинкой,  два  шкафа,
несколько  стульев,  да  простая,  наскоро  сколоченная  ве¬
шалка  у  двери  в  кабинет  тов.  Ленина,  на  которой  обыкно¬
венно  вешали  пальто  приходящие  к  нему  посетители,  —
вот  и  вся  обстановка  канцелярии.
 В  эту  же  комнату  был  сразу  пропущен  и  я.  Через  не¬
сколько  минут  я  был  уже  в  кабинете  у  тов.  Ленина.
 — 	Ну  вот,  мы  вас  давно  уже  ждем,  товарищ  Шлих-
тер,  —  встретил  меня  тов.  Ленин  с  тем  обычным  товари¬
щеским  радушием,  которое  так  свойственно  ему  не  только
п  личных,  но  и  в  деловых  отношениях,  —  что  вы  так  долго
собиоались?
 Мне  хотелось  поскорее  рассеять  какие  бы  то  ни  было
сомнения  его  относительно  причин  моего  запоздания,  и  я
тороплюсь  рассказать  и  о  том,  как  было  дело  с  его  пись¬
 246

мом  и  с  моим  «дезертирством»,  и  вообще  вкратце  передать
ему  о  московских  настроениях  и  работе.
 Тов.  Ленин  —  весь  внимание.  Правый  глаз  прищурен,
левый  сосредоточенно  всматривается  в  меня.
 Еще  две-три  фразы  —  и  вопрос  о  «дезертирстве»  ликви¬
дирован.
 — 	В  ближайшем  заседании  Совнаркома  будет  офор¬
млено  ваше  назначение  комиссаром  земледелия,  —  заканчи¬
вает  наше  деловое  свидание  тов.  Ленин.—  Но  было  бы
хорошо,  если  бы  вы  сейчас  же  занялись  приемом  крестьян¬
ских  делегатов  с  мест.  Нужны  конкретные  разъяснения  и
инструктирование  мест  о  практических  мероприятиях,  свя¬
занных  с  декретом  о  конфискации  земли.  С  этим  нельзя
медлить,  а  делать  этого  некому.  Затем  немедленно  же  надо
взять  министерский  аппарат  в  свои  руки  и  спешно  выра¬
ботать  «Положение»  о  земле.  В  канцелярии  вам  передадут
все  дела  и  материалы.
 Такова  была  кратко  формулированная  тов.  Лениным
программа  работ,  намеченных,  в  первую  очередь,  для  цен¬
трального  аппарата  советской  власти  по  земельному  и,  в
связи  с  этим,  по  крестьянскому  вопросу.  С  формальной
точки  зрения,  в  этой  программе  не  было  собственно  ничего
«программного»  в  строгом  смысле  этого  слова.  Была  здесь
единая  руководящая  идея,  объединяющая  намеченные
тов.  Лениным  первоочередные  задачи,  —  идея,  о  которой
на  этот  раз  не  упоминал  тов.  Ленин  и  которой  не  касался
я,  но  которая  для  нас,  большевиков,  не  была  новинкой  уже
со  времени  революции  1905  года.  Это  идея  о  том,  что  про¬
летарская  революция  может  победить  лишь  при  условии
союза  рабочих  с  крестьянством.  Обеспечить  поддержку
революции  крестьянскими  массами  во  что  бы  то  ни  стало,
вот  для  чего  нужны  были  —  и  спешно  нужны  —  и  конкрет¬
ные  разъяснения  крестьянским  делегатам,  и  овладение
министерским  аппаратом,  как  организационным  условием
для  совершенно  новой  работы  на  местах,  и,  наконец,
«Положение»  о  земле,  долженствующее  дать  крестьянству
не  терпящие  отлагательства  организационные  ответы  о
формах  и  условиях  пользования  той  землей,  с  которой
пролетарская  революция  впервые  сорвала  вековые  оковы
частной  собственности.
 Но  естественно,  что  формулированная  тов.  Лениным
программная  схема  ничего  другого,  кроме  этой  идеи,  не
 247

ставила;  она  совсем  не  давала  никаких  практических  ука/
заний  о  способах  и  средствах  осуществления  намеченных
общих  задач.  Найти  эти  способы,  определить  революцион¬
ную  целесообразность  той  или  иной  практической  меры  —
в  этом  заключалась  ответственная  и  трудная  сторона  той
работы,  которую  возлагала  на  меня  схема  тов.  Ленина  и
выполнение  которой  тем  самым  предоставлялось  моей  рево¬
люционной  самодеятельности.
 Потребность  в  ком-нибудь,  специально  предназначен¬
ном  для  текущей  работы  по  Комиссариату  земледелия,
была  в  тот  момент  так  велика,  что  мне  действительно
пришлось  буквально  исполнить  предложение  тов.  Ленина:
«сейчас  же»  приступить  к  исполнению  обязанностей.  Одна
из  служащих  канцелярии  Совнаркома,  временно  исполняв¬
шая  разнообразные  поручения  справочного  характера  по
делам  Комиссариата  земледелия,  уже  поджидала  меня  у
выхода  и,  узнав  о  моем  назначении,  просила  меня  немед¬
ленно  же  принять  от  нее  «дела»  и  «канцелярию».  У  меня
еще  не  было  квартиры,  и  вообще  я  не  успел  еще  как  сле¬
дует  оглядеться  после  бессонной  ночи  в  поезде,  но  ее  по¬
рывистое  стремление  поскорее  ввести  меня,  так  сказать,
во  владение  моим  новым  делом  так  заражало  меня,  что  я
без  возражений  согласился  сразу  же  приступить  к  испол¬
нению  своих  обязанностей.
 — 	Вот  ваша  канцелярия,  —  сказала  мне  она,  подведя
к  одному  из  шкафов,  стоявшему  тут  же,  у  стены,  и  раскры¬
вая  его.  —  Вот  здесь  —  печатные  экземпляры  обращения  к
крестьянам  с  некоторыми  руководящими  указаниями:  это
единственное,  что  мы  имели  до  сих  пор  и  что  мы  даем
каждому  крестьянину,  который  приходит  к  нам.  А  здесь,—
продолжала  она,  показывая  на  другую  полку,  —  лежат
письменные  и  телеграфные  запросы  с  мест  и  заявления
крестьянских  делегатов.
 — 	Это  все?—спросил  я.
 — 	Все.
 — 	Ну,  а  где  же  я  мог  бы  работать?  Столик  бы  мне
какой-нибудь  к  один-два  стула,  —  хлопотал  я  об  оборудо¬
вании  моей  канцелярии,  не  без  смущения  оглядывая  окру¬
жающую  обстановку.
 Мое  смущение  было  не  напрасно,  ибо  просьба  оказалась
действительно  не  из  легких  для  Смольного  в  те  дни:  всего
было  в  обрез,
 243

— 	Кабинета  для  комиссара  земледелия  здесь  нет;  при¬
дется  вам  временно  работать  здесь  же,  в  общей  канцеля¬
рии.  А  стол?..  —  задумалась  устроительница  моего  дело¬
вого  пристанища.  —  Возьмите  себе  вот  этот  столик,  кото¬
рый  предназначен,  на  случай  надобности,  для  посетителей
Владимира  Ильича,  и  стулья  достанем.
 Моя  канцелярия  была  вся  при  мне  и  со  мной,  мой  «ка¬
бинет»  был  готов.
 Впоследствии,  за  все  годы  революции,  мне  и  в  Петро¬
граде  и  во  многих  других  местах  «предметного  обучения»
советской  работе  приходилось  иметь  разнообразные  каби¬
неты.  И,  право  же,  я  затрудняюсь  сказать,  работалось  ли
мне  в  них  когда-нибудь  так  весело  и  с  таким  деловым  зу¬
дом,  как  это  было  в  те  7—8  дней,  которые  я  прокабинет-
ствовал  за  своим  наркомземовским  столиком  в  общей  кан¬
целярии  Совнаркома.  И  было  это  не  по  чему  иному,  к?к
только  потому,  что  вся  моя  работа  в  эти  дни,  в  течение
служебных  часов  протекала  не  за  бумажными  «отноше¬
ниями»  и  «предписаниями»,  а  почти  исключительно  в  дело¬
вом  и  непосредственном  общении  с  представителями
крестьянской  массы,  с  теми  «ходоками»,  которые  в  Смоль¬
ном  искали  разрешения  всех  своих  вопросов  и  сомнений.
 Целыми  фалангами  изо  дня  в  день  проходили  они
предо  мной,  столь  разнообразные,  каждый  по-своему,  в
своих  запросах  и  нуждах,  касающихся  «своего»  села,  и  в
то  же  воемя  столь  похожие  один  на  другого.
 — 	Что  же  и  как  оно  будет?
 — 	Как  ее,  землю-то,  к  примеру 	взять?
 — 	Потому,  видишь,  товарищ,  надо,  чтоб  для  всех  без¬
обидно.
 Вот  основное  содержание  тех  практических,  иногда  до
очевидности  мелких,  вопросов,  из-за  которых  деревня  по¬
сылала  своих  ходоков  в  Петроград, 	чтобы 	получить 	разъ¬
яснение  их  в  Совнаркоме  вообще  и,  в  частности, 	«непре¬
 менно  у  самого  Ленина».  Декрет  пролетарской  революции
о  немедленной  передаче  всей  земли  крестьянству  всколых¬
нул  деревню  до  самых  глубин  ее.  Деревня  судооожно  рва¬
лась  к  деловому  закреплению  земельной  реформы,  но
декрет  о  земле  устанавливал  лишь  общую  норму  револю¬
ционного  Отрава.  В  эту  общую  норму  деревня  пыталась
немедленно  же  влить  содержание  революционной  прак¬
 249

тики  и  тянулась  к  революционному  центру  за  указаниями
и  ответами.
 Я  полагаю,  что  эти  дни  были  моментом  наибольшей
духовной  близости  и  доверия  крестьянских  масс  к  совет¬
ской  власти  вообще,  а  к  Совнаркому  —  в  особенности.
Перебирая  в  своей  памяти  все,  что  мне  довелось  видеть  и
слышать  в  это  время,  я  не  могу  не  рассказать  об  одной
сценке,  как  наиболее  показательной  и  поразившей  меня
своей  непосредственностью.  На  второй  или  третий  день
моего  наркомземства  в  мою  приемную  явилась  делегация,
состоявшая  из  трех  хлеборобов  Черниговской  губернии.
Среди  них  особенно  выделялся  представительный  седобо¬
родый  старик,  настоящий  крестьянин,  только  что,  казалось,
оторвавшийся  от  сохи.  Он  обратился  ко  мне  с  расспросами,
касающимися  индивидуальных  и  конкретных  нужд  его  де¬
ревни  в  земельном  вопросе,  получил  от  меня  все  разъясне¬
ния,  но,  в  то  время  как  все  другие  делегации,  получив
ответ,  обыкновенно  сразу  же  уходили,  —  я  замечаю,  что
мой  старик  уходить  не  собирается.  Жду,  что  будет
дальше...  Немного  помявшись  и  покряхтев,  как  это  обык¬
новенно  делают  крестьяне  в  затруднительных  случаях,
старик  спрашивает  меня:
 — 	Товарищ,  как  бы  повидать  товарища  Ленина?
 — 	А  зачем,  —  говорю,  —  он  вам  нужен?
 — 	Не  могу,  —  говорит,  —  уехать  домой,  не  повидавши
товарища  Ленина.  Я  должен  его  повидать  и  должен  ска¬
зать  потом  своим,  что  я  его  видел,  и  с  таким  наказом  по¬
слали  меня  сюда  мои  односельчане.  Они  мне  сказали:
«Непременно  от  самого  Ленина  узнай,  что  и  как  надо
делать».
 Желание  старика  меня  весьма  заинтересовало.  Подоб¬
ного  рода  общение  самой  «земли»,  самих  масс,  творящих
революцию  в  глухих  углах  далекой  провинции,  с  выразите¬
лем  интересов  этой  революции,  с  ее  душой  и  мозгом  —  с  то¬
варищем  Лениным  —  показалось  мне  сразу  же  не  лишен¬
ным  тактического  значения.  Но,  зная  столь  характерную
для  Владимира  Ильича  нелюбовь  ко  всякого  рода  «встре¬
чам»,  я  чувствовал  себя  в  некотором  смущении.  Я  знал,
что  когда  приду  к  нему  и  скажу,  что  его  хочет  видеть  де¬
легат  от  Черригр§£КОЙ  губернии,  то  он  замашет  руками  и
скажет  мне:
 250

— 	Уж  вы,  пожалуйста,  сами  там  как-нибудь  и  что-
iih6vль  сделайте.
 Но  для  меня  не  было  сомнений,  что  тов.  Ленина  надо
было  непременно  показать  крестьянскому  делегату,  и  по¬
тому,  как  тов.  Ленин  ни  вертелся,  удрать  ему  от  этой
^аудиенции»  не  удалось.  Я  этих  крестьян  к  нему  свел,  и
надо  было  видеть  через  2—3  минуты  это  буквально  оду¬
хотворенное  счастьем  лицо  —  говорю  без  преувеличе¬
ния—  седобородого  старика,  когда  он  вышел  от
тов.  Ленина.
 — 	Спасибо,  товарищ,  —  благодарил  он  меня,  —  теперь
я  в<~е  расскажу  дома.
 Был  ли  этот  крестьянин  коммунистом^  Конечно,  нет.
Сделался  ли  он  коммунистом  рпослелствии?  Почти  навер¬
ное—-также  нет.  Не  о  коммунистическом  поогветлении  и
не  о  каком-нибудь  понимании  обших  величайших  задач
социалистической  рер.'олкшшг  крестьянством  говорило  липо
старика,  а  об  искреннем  и  глубоком  доверии  в  тот  мо¬
мент  к  К  оммутгис  тиче  с  кой  партии,  втер  вые  и  всерьез,  по-
настоящему,  осуществившей  заветные  думы  крестьянства
 о 	зе!мле.
 Два-три  дня  спустя  после  начала  моих  работ  по  комис¬
сариату  я  в  заседании  Сор-^яокома  был  официально  на¬
значен  и.  о.  Наокомзема.  1  Теперь  можно  было  бьг  сразу
приступить  к  выполнению  второй  из  задач,  порученных
мне  тов.  Лениным,  а  именно  к  овлад^ию  иентоальным
аппаратом  министерства  земледелия.  Но  *  этот  момент
уже  началось  сватанье  с  левыми  эсерами.  Невеста  была  с
запросом.  Одним  из  категорических  требований  левых
эсеров  было  непременное  предоставление  в  их  руки  поста
Народного  Комиссара  земледелия.  Только  на  этом  усло¬
вии  (не  касаясь  других,  менее  важных  требований)  выри¬
совывалась  реальная  возможность  действенного,  немед¬
ленного  и  безоговорочного  приятия  партией  левых  эсеров
как  партией  советской  власти  и  согласия  эсеюов  разде¬
лить  с  коммунистами  ответственность  власти.  Только  при
этом  условии  можно  было  добиться  столь  необходимой
для  революции  смычки  организованного  пролетариата  со
 1 	Если  не  ошибаюсь, 	* 	то 	время 	звание 	наркома 	присваи¬
 валось  лишь  после  санкции  ВЦИКа.
 251

Всероссийским  крестьянским  съездом,  отражавшим  земель¬
ные  чаяния  широких  крестьянских  масс  и  руководимым
центральным  комитетом  левых  эсеров,  во  главе  с  видней¬
шими  его  членами: 	«Марусей» 	Спиридоновой  и  Натан¬
 соном.
 — 	Только  мы  являлись  истинными  выразителями
интересов  широких  трудящихся  масс  крестьянгтва,  ожи¬
давших  от  революции  социализации  земли.  Поэтому  в
наших  руках  должно  быть  распоряжение  Комиссариатом
земледелия,  которому  предстоит  практическое  осуществле¬
ние  задач  социализации  земли,  —  таково  было  в  общем
принципиальное  обоснование  левыми  эсерами  своего  уль¬
тимативного  требования  предоставить  им  фактическое
обладание  Наркомземом.
 — 	Если  мы  можем  получить  в  качестве  союзника  все
крестьянство  на  условиях  предоставления  левым  эсерам
возможности  строить  социализацию  земли:,  то  vu  и  пе-оо
в  руки:  пропишем  в  декрете  социализаиию,  дялим  им
ее  —  и  пускай  строят.  Жизнь  скоро  разоблачит  сущность
этой  «социализации»  и  подорвет  вместе  с  тем  доверие  кре¬
стьянства  к  лево-эсеровской  партии,  —  так,  в  обшем,  гово¬
рил  по  этому  вопросу  тов.  Ленин  в  одной  из  бесед  со  мной
в  связи  с  возникшими  среди  некоторых  из  наших  товари¬
щей  (ответственных  работников)  растерянностью  и  даже
конфузом  перед  предстоящим  декретом  о  «социализации».
 — 	Мы  знаем,  что  никакой  социализации  крестьян¬
ского  хозяйства  сейчас  в  действительности  быть  не  может;
ведь  это  же  нелепость  —  подписываться  под  таким  декре¬
том.  —  говорили  эти  товарищи.  .  .
 Теперь,  когда  так  блестяще  подтвердилось  пророчество
тов.  Ленина  и  когда  все  мы  давно  уже  понимаем,  что  без
такой  тактической  линии  Владимира  Ильича  мы  не  сумели
бы  заложить  фундамент  для  союза  с  крестьянством,
прочность  которого  не  смогли  потом  подорвать  ни  дья¬
вольские  попытки  левых  и  правых  эсеров,  ни  тяжелое
бремя,  возлагавшееся  революцией  на  крестьянское  хозяй¬
ство,  —  теперь  как-то  странно  вспоминать  об  этой  расте¬
рянности  и  как-то  трудно  верится,  что  это  могло  быть
среди  нас.
 Но  возвращаюсь,  однако,  к  последовательному  изложе¬
нию  событий,  очевидцем  и  участником  которых  я  был.
 252

Смычка  пролетариата  с  крестьянством  была  найдена,
союзный  договор  был  заключен.  Надо  отдать  справедли¬
вость  эсерам,  они  сумели  продемонстрировать  это  событие
с  большой  торжественностью.  11осле  постановления  о
присоединении  к  советской  власти  Крестьянский  съезд
целиком  с  оркестром  музыки  и  знаменами  влился  около
/—8  час.  вечера  в  происходящее  в  то  время  заседание
ВЦИКа  в  Смольном.
 Если  не  ошибаюсь,  на  этом  же  торжественном  засе¬
дании  было  сообщено,  что  Народным  комиссаром  земле¬
делия  будет  назначен  один  из  участников  Крестьянского
съезда,  тогда  левый  эсер  Колегаев».  После  этого  операцию
передачи  дел  министерства  земледелия  в  руки  советской
власти  следовало  бы  выполнить  уже  фактическому  комис¬
сару  тов.  Колегаеву.  Но  тов.  Колегаев  задерживал  свой  ви¬
зит  в  министерство  до  официального  назначения  его  комис¬
саром,  а  тов.  Ленин  находил  нужным!  немедленно  присту¬
пить  к  организационным  работам  по  комиссариату,  и  потому
первую  встречу  с  чинами  министерства  земледелия  приш¬
лось  выполнить  мне.  Не  без  любопытства  я  подъехал
одним  утром  в  автомобиле  к  зданию  министерства.  Парад¬
ный  ход  оказался  запертым.  Звоню,  но  безрезультатно:
в  вестибюле  никого  не  видно.  Шофер  отправляется  на
поиски  черного  хода.  Спустя  немного  из-за  угла  дома  вы¬
глядывает  какая-то  фигура,  и  наконец  щелкает  замок  у
парадной  двери.  Меня  встречают  швейцары  в  ливреях,
видимо  смущенные  и  не  знающие,  как  се.бя  держать  со
мной.
 — 	Я  —  народный  комиссар.  Проводите  меня  в  каби¬
нет  бывшего  министра.
 — 	Пожалуйте.
 В  коридоре  —  могильная  тишина.  Все  говорит  о  том,
что  здесь  не  работают.
 — 	Есть  ли  у  вас  тут  кто-нибудь?—спрашиваю  я
швейцара.
 — 	Так  что  чиновники  все  разошлись,  а  есть  только
товарищ  министра  и  его  секретарь.
 — 	Позовите  секретаря.
 — 	Слушаюсь.
 Почти  вслед  за  мной  в  кабинет  вошел  молодой  человек,
весьма  предупредительный  и  очень  изысканный.
 253

Я  ему  говорю:  «Доложите  товарищу  министра  Граж¬
данину  Вихляеву,  что  Пародныи  комиссар  земледелия
приглашает  его  явиться  для  сдачи  дел».
 Секретарь  явился,  очевидно  под!  отовленным  к  такому
моему  треоованию  и  хотя  вполне  корректно,  но  решительно
сказал:
 — 	Я  должен  предупредить  вас,  что  товарищ  министра
просит  вас  пожаловать  к  нему  в  кабинет,  который  тут  же
рядом.
 По  мнению  «товарища  министра  земледелия»  Вихляева,
в  России  происходили  в  этот  момент  не  глубочайшие  по
своему  значению  исторические  события,  а  так  себе,  какая-
то  временная  и  преходящая  «чехарда».  Только  этим  я
могу  объяснить  этот  нелепо  придуманный  способ  борьбы
с  советской  властью,  которая  пришла  взять  в  свои  руки
гю,  что  ей  принадлежит.
 Я  спокойно,  но  со  всей  необходимой  для  такого  случая
выразительностью  ответил,  что  народные  комиссары  не
ходят  для  принятия  дел,  а  требуют  явиться  того,  кто  дол¬
жен  сдать  дела.
 — 	Слушаюсь!  —  все  так  же  корректно,  но  уже  с  плохо
скрытым  волнением  отвечает  секретарь.
 Пошел  доложить,  приходит  и  снова  говорит:
 — 	Товарищ  министра  снова  просит  вас  пожаловать  к
нему  в  кабинет.
 — 	Скажите  гражданину  Вихляеву,  —  поручил  я  секре¬
тарю,  —  что  сегодня  я  ухожу,  чтобы  дать  ему  возможность
подумать.  Но  завтра  я  снова  явлюсь  для  того,  чтобы
опять  предложить  ему  немедленную  сдачу  дел,  и  если
дела  опять  не  будут  сданы,  то  передайте  ему,  что  могущие
возникнуть  для  него  из-за  этого  неприятности  будут  ле¬
жать  по  его  собственной  вине.
 После  этого  я  уехал,  а  на  другой  день  опять  приехал.
Сейчас  же  по  зову  моему  явился  секретарь,  а  после  и  сам
Вихляев.  Мы  поздоровались  официальными  поклонами.
 — 	Прошу  вас,  —  показываю  я  Вихляеву  на  стул.
 — 	Я  пришел  к  вам,  —  говорит  Вихляев,  —  не  как  това¬
рищ  министра  и  не  как  к  комиссару.  Я  пришел  к  вам,  как
к  своему  коллеге  по  профессии,  как  статистик  к  стати¬
стику.  Я  хочу  поговорить  с  вами,  как  член  одной  и  той  же
 254

корпорации  и  по  поручению  корпорации.1  Скажите,  по¬
жалуйста,  вам,  как  статистику,  дорого  ли  доведение  до
конца  той  статистической  переписи,  которая  была  начата
при  Временном  правительстве,  которая  находится  сейчас
в  стадии  разработки  и  которая  погибнет,  если  вы  осуще¬
ствите  то,  чего  хотите  добиться?
 «Какая  типичная  и  жалкая  интеллигентщина,  —  поду¬
мал  я,  слушая  Вихляева,  —  и  какая  наивная  попытка  про¬
длить  свое  саботажническое  дело  путем  статистического
беста».
 — 	Зачем  же  вы  так  катастрофически  подходите  к  этому
вопросу?—спросил  я  в  свою  очередь.  —  Речь  идет  лишь
о  сдаче  вами  дел  по  управлению  министерством  и  об  устра¬
нении  вас  от  должности  товарища  министра,  а  совсем  не  о
лишении  вас  возможности  продолжать  статистическую  ра¬
боту  по  переписи.  Я,  со  своей  стороны,  охотно  согласился  бы
поручить  это  важное  и  для  вас  и  для  советской  власти  дело
вашему  непосредственному  руководству.  Но  для  этого  тре¬
буется  немедленное  распоряжение  от  вас  персоналу  мини¬
стерства  прекратить  саботаж.
 — 	Я  не  могу  сделать  такого  распоряжения.
 — 	Тогда  не  пеняйте  на  меня.  Решение  советской  власти
будет  исполнено  мною  во  что  бы  то  ни  стало,  но  вы  будете
совершенно  исключены  из  штатов  комиссариата.
 — 	Я  этого  ожидал.
 — 	Я  вас  больше  не  удерживаю,  —  закончил  я  нашу  бе¬
седу,  давая  ему  понять,  что  он  может  уйти.
 Но  Вихляев  не  уходит,  о  чем-то  думает,  как-то  мнется
и  конфузится.  И  наконец  спрашивает  меня:
 — 	Я  здесь  живу,  занимаю  одну  комнату.  Неужели  вы
у  меня  и  квартиру  отнимете?  Может  быть,  вы  сами  хотите
ее  занять?
 Признаюсь,  я  был  совершенно  обескуражен  в  первый
момент.  Человек,  имевший  только  что  гражданское  муже¬
ство  решительно  отказаться  от  подчинения  требованию  со¬
ветской  власти,  не  нашел  в  себе  ни  достоинства,  ни  воли
удержаться  от  выявления  передо  мной,  его  «врагом»,  чисто
 1  Вихляев  —  известный  статистик,  заведывавший  Статистическим
бюро  Московского  губернского  земства,  до  назначения  его  тов.  ми¬
нистра  земледелия  при  Временном  правительстве.  В  бытность  свою
земским  статистиком  я  встречался  с  ним  и  в  Московском  бюро  и  на
статистических  съездах.
 255

животного  страха  перед  перспективой  лишения  Личных
удобств  жизни.  Обыватель  оказался  сильнее  гражданина.
И  эти  маленькие  люди,  мнившие  себя  «солью  земли»,
«сливками»  широких  трудящихся  масс  русского  народа,  а
на  самом  деле  бывшие  представителями  лишь  омещанив¬
шейся  и  обросшей  буржуазной  плесенью  интеллигенции,—
эти  люди  хотели  меряться  силами  с  великим  восставшим
пролетариатом.
 — 	Квартира  у  меня  есть,  и  комната  ваша  мне  совсем
ненужна,  —  ответил  я  Вихляеву.  —  Советской  власти  ну¬
жен  аппарат  министерства  земледелия,  а  не  ваша  комната.
И  пока  этот  огромный  дом  благодаря  вашим  усилиям  стоит
пустым,  будьте  уверены,  что  советская  власть  не  станет
прибегать  к  лишению  вас  комнаты,  пока  она  не  понадо¬
бится  для  аппарата.
 На  этом  мы  расстались  с  Вихляевым.  На  другой  или  на
третий  день  после  этого  был  опубликован  мои  приказ  об
увольнении  Вихляева.
 Этот  приказ  был  единственным  актом  моего  официаль¬
ного  выступления  в  качестве  комиссара  земледелия.  Через
2—3  дня  Колегаев  вступил  в  должность  комиссара,  а
я,  по  предложению  Владимира  Ильича,  должен  был
остаться  в  составе  членов  коллегии  Наркомзема,  в  качестве
представителя  коммунистов.  Я  не  разделял  мнения
тов.  Ленина,  что  мое  участие  в  работах,  при  сплошном  со¬
ставе  левых  эсеров,  могло  бы  обеспечить  проведение  прак¬
тических  мер  по  землеустройству,  целесообразных  с  точки
зрения  коммунистической,  а  не  левоэсеровской  идеологии.
Вся  практика  неизбежно  отражала  бы  идеологию  только
левых  эсеров.  Да  иначе  и  быть  не  могло.  Поскольку  была
признана  социализация  земли,  постольку  отсюда  неиз¬
бежно  и  естественно  вытекали  соответствующие  выводы  в
земельной  практике.  Одно  время  тов.  Ленин,  по-видимому,
не  терял  надежды  как-либо  «подправить»  выработанный
левыми  эсерами  проект  закона  о  социализации  земли.
С  этой  целью  тов.  Ленин  настойчиво  требовал  от  меня
«поскорее  и  повнимательнее»  проштудировать  этот  проект
и  дать  свое  заключение.  Я  это  требование  выполнил,  но  за¬
ключение  сделал  только  такое,  какое  было  возможно  сде¬
лать:  поскольку  проект  был  построен  на  принципе  «социа¬
лизации»,  его  детали  были  разработаны  удовлетвори¬
тельно.  Поэтому,  охотно  уступая  требованию  тов.  Ленина
 256

остаться  в  Наркомземе,  я  все  же  с  некоторой  тревогой
примирялся  с  перспективой  тех  трений  с  левыми  эсерами,
которые  были  неизбежны  и  обещали  мало  веселого.
Однако  спустя  несколько  дней  после  вступления  Коле-
гаева  в  должность,  судьбе  было  угодно  выручить  меня  из
предстоявших  затруднений,  но,  правда,  только  затем,  чтобы
бросить  меня  в  переделку,  гораздо  более  трудную  и  несрав¬
ненно  более  ответственную,  чем  это  было  бы  для  меня  в
Комиссариате  земледелия.
 Уже  в  момент  наших  переговоров  с  левыми  эсерами  и
выяснившейся  необходимости  передать  им  руководство
Комиссариатом  земледелия  ко  мне  явился  однажды
А.  Я.  Якубов,  один  из  членов  коллегии  Наркомпрода,
с  просьбой  взять  на  себя  руководство  Комиссариатом  про¬
довольствия  в  качестве  наркома.  В  это  время  комиссаром
продовольствия  первого,  так  сказать,  назначения  был  това¬
рищ  Теодорович,  выехавший  из  Петрограда  в  Сибирь
сразу  же  после  назначения,  даже  не  побывав  в  министер¬
стве  продовольствия.  По  словам  Якубова,  дальнейшее
промедление  в>  деле  организации  Наркомпрода  в  случае
моего  отказа  ставило  бы  с  каждым: 	днем  все  в  более
 и  более  затруднительное  положение  вопрос  о  взятии  Нар¬
компрода  советскою  властью  в  свои  руки  и  повело  бы,  в
конце  концов,  к  укреплению  старой  буржуазной  власти  в
одной  из  наиболее  важных  для  данного  момента  отраслей
государственной  жизни,  что,  в  свою  очередь,  могло  бы
осложниться  весьма  тяжелыми  последствиями  для  совет¬
ской  власти,  фактически  лишенной  возможности  при  отсут¬
ствии  своего  аппарата  разрешения  продовольственных
нужд  —  разрешения,  являющегося,  как  это  было  ясно  уже
с  первых  дней  революции,  важнейшей  основой  существова¬
ния  советской  власти.
 — 	Является  ли  ваше  предложение  вашим  собственным
мнением  о  необходимости  моего  участия  в  конструировании
продовольственного  аппарата,  или  вашу  точку  зрения  раз¬
деляют  и  ваши  товарищи  по  коллегии?  —  спросил  я.
 Предложение  было  сделано  по  решению  всех  членов
коллегии.
 Я  просил  дать  мне  возможность  подумать,  предупредив,
что,  во  всяком  случае,  если  бы  я  и  счел  возможным  взять
на  себя  такое  поручение  коллегии,  то  сама  коллегия  офи¬
циально  должна  будет  выдвинуть  этот  вопрос  перед  ЦК
 Ь  Немеркнущие  годы
 257

и  Совнаркомом.  Товарищ  согласился  с  такой  постановкой
вопроса,  дал  мне  для  обдумывания  сутки  и  предупредил,
что  по  этому  вопросу  коллегия  уже  советовалась  с  одним  из
членов  Центрального  Комитета  тов.  Сталиным,  который  в
данном  случае  всецело  присоединяется  к  мнению  коллегии
о  необходимости  назначения  меня  наркомпродом.
 Предложение  Якубова,  заставшее  меня  врасплох,
ставило  передо  мною  весьма  ответственную  задачу.  Продо¬
вольственный  вопрос,  в  организационном  отношении  и
практически,  не  был  в  то  время  для  меня  делом  совершенно
новым.  Еще  в  Сибири,  в  ссылке,  во  второй  половине
 1916 	года  и  особенно  с  начала  1917,  мне  пришлось  прини¬
мать  участие  в  организации  государственного  аппарата  в
новом  еще  для  меня  тогда  продовольственном  деле.  В  ре¬
зультате  нескольких  заседаний,  созывавшихся  Краснояр¬
ской  городской  управой,  на  которых  я  участвовал  в  каче¬
стве  секретаря  Общества  сельского  хозяйства,  торговли  и
промышленности  Енисейской  губернии,  я  в  феврале  или
марте  1917  года  на  общем  собрании  был  избран  в  члены
Красноярской  продовольственной  управы.  Революционная
работа,  поглотившая  меня  с  первых  же  дней  Февральской
революции,  не  давала  возможности  уделять  практическому
делу  в  Продовольственной  управе  того  внимания,  которого
это  дело  требовало,  принимая  в  особенности  в  соображение
тот  факт,  что  я  являлся,  если  не  ошибаюсь,  единственным
представителем  большевиков  в  управе.  Тем  не  менее  все  же
и  в  Красноярске  некоторое  участие  в  организации  аппарата
мне  удалось  принять.  Более  близкое  участие  в  организа¬
ционных  работах  продовольственного  дела  уже  ex  officio
выпало  на  мою  долю  в  Петрограде  с  июня  по  сентябрь
 1917 	года,  где  я  работал  в  течение  этого  времени  в  качестве
заведывающего  статистическим  отделом  Центральной  пет¬
роградской  продовольственной  управы,  будучи  приглашен¬
ным  на  эту  должность  известным  статистиком  В.  Г.  Г  рома¬
ном,  бывшим  в  тот  момент  председателем  означенной
управы  и  игравшим,  пожалуй,  значительнейшую  роль  в
продовольственном  деле  как  в  Исполнительном  комитете
Совета  рабочих  и  солдатских  депутатов,  так  и  в  кругах  ми¬
нистерства  продовольствия.
 Наконец,  в  Октябрьские  дни  в  г.  Москве,  как  я  указы¬
вал  уже  выше,  мне  довелось,  в  качестве  комиссара  продо¬
вольствия  г.  Москвы,  осуществлять  задачи  революционного
 253

руководства  продовольственным  делом  и  нести  огромную
ответственность  за  это  дело  при  тех  условиях,  которые  с
первых  же  дней  наметились  в  продовольственном  деле
боевою  обстановкой,  выявившей  все  его  необычайные  орга¬
низационные  трудности.  Таким  образом,  моя  предшество¬
вавшая  работа  сделала  меня  не  новичком  в  том  деле,  к  ко¬
торому  коллегия  Наркомпрода  первого  созыва  привлекала
меня,  связывая  со  мною  весьма  обязывающую  меня  наде¬
жду  заложить  первые  камни  в  том  продовольственном  ап¬
парате,  работа  которого  была  так  тесно  связана  впослед¬
ствии  со  всеми  успехами  пролетарской  революции.
 Тогда,  обдумывая  предложение  Якубова,  я,  конечно,
не  мог  предвидеть  и  десятой  доли  тех  трудностей,  с  какими
мне  фактически  пришлось  столкнуться  в  первые  месяцы
существования  центрального  советского  продовольствен¬
ного  аппарата  —  Наркомпрода.  Но  уже  и  тогда  для  меня
была  совершенно  ясна  неизбежность  необычайно  труд¬
ной  борьбы  за  овладение  продовольственным  делом.  Было
ясно,  с  одной  стороны,  что  сколько-нибудь  реальная  поста¬
новка  продовольственного  снабжения  городского  пролета¬
риата  и  революционной  армии  может  быть  обеспечена  лишь
при  условии  создания  советского  аппарата.  Но  отсюда  вы¬
текали  два  обстоятельства,  все  значение  которых  определи¬
лось  уже  в  ближайшие  после  этого  недели  и  даже  в  первые
2—3  месяца.  Это,  во-первых,  фактически,  а  не  на  бумаге  —
путем  декретного  предписания,  —  вырвать  из  рук  уже  про¬
гнанного  к  тому  времени  буржуазного  Временного  прави¬
тельства  власть  в  продовольственном  деле;  другими  сло¬
вами—  создать  свой  советский  аппарат,  разрушив  аппарат
министерства  продовольствия.  Второе  обстоятельство,  ко¬
торое  при  решении  выдвинутого  вопроса  стояло  передо
мною,  —  это  чрезвычайная  нерешительность  для  такого
боевого  революционного  подхода  со  стороны  руководящих
кругов  советской  власти.
 Тактические  приемы  сопротивления  советской  власти
со  стороны  буржуазии,  уже  начинавшие  выявляться  в  этот
момент,  представляли  собою,  правда,  лишь  цветочки.
Ягодки,  в  виде  организованного  саботажа  и  организа¬
ционной  подготовки  контрреволюционных  выступлений,
были  еще  впереди.  Но  повторяю,  факт  неизбежного  сопро¬
тивления  буржуазных  кругов  в  важнейшем  для  революции
продовольственном  деле  был  для  меня  очевиден  и  тогда.
 259

Значит,  й  дЛя  нас  была  ясна  неизбежность  противодейст¬
вовать  буржуазной  тактике  насилием.  Взяться  за  построе¬
ние  советского  продовольственного  аппарата  —  это  значило
уже  тогда  открыто  объявить  готовность  вступить  в
гражданскую  войну  в  продовольственном  деле.  Однако  эта
неизбежная  в  тот  момент  задача  отнюдь  не  казалась  неиз¬
бежной  и  единственно  правильной  в  наших  собственных
рядах.
 Таковы  были  условия,  в  которых  мне  приходилось  ре¬
шать  вопрос  об  участии  моем  в  работах  по  созданию  Ко¬
миссариата  продовольствия.  Условия  эти  не  обещали
ничего,  кроме  невероятной  трудности  советской  работы  в
этой  области.  Но  таково  уж  было  это  время.  Перед  всеми
нами  в  момент  решения  судьбы  только  что  завоеванной
пролетариатом  политической  власти  всегда  стоял  вопрос
не  о  том,  можем  ли  мы  браться  за  то  или  иное  трудное,  а
нередко  и  незнакомое,  ответственное  дело,  а  вопрос  о  том,
что  мы  должны  браться  за  это  дело,  раз  этого  требуют
интересы  революции.  Вот  это-то  последнее  соображение  и
явилось  в  конце  концов  решающим  и  для  меня  в  вопросе  о
продовольственной  работе,  и  я  ответил  коллегии  Нарком-
прода  согласием  принять  предлагаемое  мне  место.
 В  ближайшие  же  дни  тов.  Лениным  был  подписан  де¬
крет  о  моем  назначении  в  качестве  заместителя  народного
комиссара  продовольствия.  Из  разговоров!  с  Якубовым,
для  меня  уже  было  ясно,  что  в  Аничковом  дворце,  где  в
это  время  помещалось  министерство  продовольствия,  мне
придется  в  первые  же  дни  столкнуться  с  организованным
стремлением  штата  министерских  чиновников  не  допустить
перехода  продовольственного  аппарата  в  руки  советской
власти.  Я  ожидал  открытого  и  упорного  сопротивления,
но,  признаться,  никак  не  мог  предвидеть,  что  это  сопро¬
тивление  не  будет  лишено  некоторой  доли  комического  по¬
ведения  со  стороны  тех,  которые  хотели  и  решились  бо¬
роться  с  советской  властью.
 Коллегия  Наркомпрода  в  тот  момент  состояла  из
следующих  товарищей: 	Мануильский  Д.  3.,  Розов¬
 ский  С.  3.,  Калинин  М.  И.  и  Якубов  А.  Я.  Мьг  услови¬
лись,  что  передача  дел  по  министерству  продовольствия
будет  выполнена  в  присутствии  всей  коллегии.  Было  пред¬
положено,  что  первая  встреча  моя  с  чиновниками  министер¬
ства  произойдет,  в  бывшем  кабинете  Александра  III,  в  ко-
 260

юром  в  это  время  занимались,  если  не  ошибаюсь,  -.один
или-два  члена  Коллегии.
 Живо  я  помню  свое  первое  прибытие  в  Аничков  дворец.
Не  знаю,  было  ли  известно  чиновникам  министерства,  что
советская  власть  решила  во  что  бы  то  ни  стало  немедленно
взять  в  свои  руки  продовольственное  дело  и  что  назначе¬
ние  мое  имеет  целью  сразу  прекратить  то  двусмысленное
положение,  которое  занимала  до  этого  момента  коллегия
Наркомпрода,  —  но  появление  мое  еще  с  каким-то  членом
Коллегии  вызвало  комические  сценки  иронического  любо¬
пытства,  с  которым  меня  встречали  и  в  вестибюле,  и  на
лестнице,  и  кое-где  в  коридоре  пр-уппки  служащих.
Сколько  задорной  насмешки,  недоумения  и  веселого  изу¬
мления  сквозило  в  глазах  тех,  мимо  которых  мне  приходи¬
лось  пройти,  прежде  чем  попасть  в  свой  кабинет,  и  с  каким
самоуверенным  сознанием  своей  силы  и  превосходства
встречали  нас  продовольственные  саботажники  в  тот
момент!
 Но  вот  наконец  мы  пришли.  Мы  на  пороге  небольшой
приемной,  у  одной  из  дверей  которой  навстречу  нам  под¬
нимается  со  стула  статная,  высокая  фигура  старого  отстав¬
ного  солдата  в  чистенькой  одежде  дворцового  швейцара.
Это  был  тот  самый  Иван  Семенович  Кононов,  старый
служака  при  Александре  III,  а  потом  курьер  при  министер¬
стве  продовольствия  Временного  правительства,  который
проявлял  столько  трогательного  внимания  и  заботы  по  от¬
ношению  к  нам,  как  представителям  советской  власти,
власти  рабочих  и  крестьян.
 — 	Где  кабинет  бывшего  министра?—спрашиваю  я  у
Ивана  Семеновича.
 — 	Пожалуйте.
 Иван  Семенович  открывает  дверь,  и  мы  входим.
 В  кабинете  я  нашел  уже  почти  всю  Коллегию  в  сборе.
У  всех  было  несколько  приподнятое  настроение,  но  у
каждого  оно  проявилось  по-своему:  тов.  Калинин  как-то
хмуро  молчал,  а  тов.  Мануильский,  остроумный  и  жизне¬
радостный  каламбурист  и  рассказчик,  был  в  особенном
ударе  и  смешил  нас  своими  шуточками  по  поводу  предстоя¬
щей  встречи  с  саботажниками.
 Но  вот  мы  все  уселись,  я  нажал  кнопку  и  вызвал
курьера.
 — 	Позовите  ко  мне  дежурного  чиновника.

— 	Слушаюсь.
 Проходит  время,  вполне  достаточное  для  той  спеш¬
ности,  какая  была  бы  обязательна  для  дежурного  чинов¬
ника  при  вызове  его  министром,  но  чиновника  нет.
 — 	Начинается,  —  весело  подмигивает  мне  тов.  Ману-
ильский.
 Это  действительно  «начиналось»...  Проходит  еще  неко¬
торое  время,  и  в  дверях  показывается  Иван  Семенович.
 — 	Сейчас  придут,  —  говорит  он.
 Еще  немного  —  и  чиновник  действительно  появляется.
 Он,  еще  молодой  человек,  подходит  быстро  и  непри¬
нужденно  к  моему  столу  и,  видимо,  что-то  хочет  сказать,
но  я  перебиваю  его  замечанием  по  службе:
 — 	Когда  вас  зовут  к  народному  комиссару,  надо  пово¬
рачиваться  проворнее  и  являться  немедленно.
 Чиновник  бледнеет,  но  спокойно  отвечает:
 — 	Я  пришел  лишь  сказать,  что  вам  прежде  всего  надо
переговорить  с  исполнительным  комитетом  служащих,  рас¬
поряжениям  которого  мы  подчиняемся.
 — 	Я  вызвал  вас  сюда  не  для  того,  чтобы  спрашивать
у  вас  совета,  что  мне  надо  делать,  а  для  того,  чтобы  через
вас,  кяк  дежурного  чиновника,  передавать  мои  распоряже¬
ния.  Потрудитесь  немедленно  пригласить  ко  мне  управляю¬
щего  министерством  для  служебного  доклада.1
 — 	Я  не  могу  этого  сделать  без  исполнительного  ко¬
митета.
 — 	Именем  советской  власти  я  приказываю  вам  это
сделать.
 — 	Я  этого  не  сделаю.
 — 	В  таком  случае  я  вас  арестую  за  неподчинение  при¬
казаниям  советской  власти:  садитесь  и  ожидайте,  пока  при¬
дет  за  вами  стража.
 Опять  мой  звонок,  и  опять  Иван  Семенович.
 — 	Вызовите  ко  мне  коменданта  дворца  с  несколькими
часовыми.  Кроме  того,  пригласите  ко  мне  управляющего
министерством  для  доклада  по  службе.
 Через  несколько  минут  является  комендант  вместе  с
Иваном  Семеновичем,  который  подходит  вплотную  к  моему
 1  Ни  одного  из  товарищей  министра  в  тот  момент  в  министер¬
стве  не  было:  Беркенгейм  и  еще  кто-то  были  на  Всероссийском  про¬
довольственном  съезде  в  Москве,  и  министерством  управлял  какой-то
директор  департамента.
 262

полу,  перегибается  и  как-то  не  то  таинственно,  не  то  кон¬
фузливо,  вполголоса  сообщает,  что  он  докладывал  управ¬
ляющему,  но  тот  сказал,  что  не  пойдет.
 — 	Товарищ 	комендант!  Передаю 	вам 	арестованного
 мною  чиновника: 	отправьте 	его  под  стражей 	пока  в  карауль¬
 ное  помещение,  впредь  до  моего  распоряжения  о  дальней¬
шем  направлении.  Сами  же  вместе  с  одним  часовым
пойдите  сейчас  к  управляющему  министерством'  и  приве¬
дите  его  сюда  под  конвоем.
 — 	Товарищ 	Шлихтер! 	Ведь  это 	прямо  великолепно,
 неподражаемо,  — 	бросается 	ко  мне 	тов. 	Мануильский,
 когда  мы  остаемся  в  кабинете  одни.  —  Так  именно  должна
себя  держать  советская  власть  с  саботажниками: 	полное
 спокойствие  и  решительность,  не  оставляющая  ни  в  ком
никакого  сомнения.  Во  мне  вы  разбудили  мой  журналист¬
ский  зуд:  так  и  хочется  бросить  все  и  сесть  сейчас  же
писать  статью.
 Но  вот  опять  открывается  дверь,  и  входит  бледный,  с
потупленным  взором  управляющий  министерством.  Обме¬
ниваемся  с  ним  двумя-тремя  фразами,  выясняющими  его
отказ  подчиниться  советской  власти,  и  я  его  также  арестую
и  отправляю  в  караульное  помещение.  1
 Мы  снова  остались  одни.  Положение  было  не  из  весе¬
лых.  Арестовать  того  или  другого,  конечно,  бьтло  нетрудно.
Но  нам  нужны  были  не  аресты,  а  работа,  для  которой
нужно  было  сохранить  всех,  кто  захотел  бы  оставаться  в
отношении  к  продовольственным  нуждам  страны  действи¬
тельно  нейтральным,  а  не  прикрывать  фразами  о  продо¬
вольственном  нейтралитете  свою  борьбу  с  советской
властью.  Сопротивление  верхушки  служебного  персонала
нас  не  удивило;  было  бы  странным  ожидать  от  этой
группы  служащих  чего-либо  иного.  Но  отсюда  нельзя  было
еще  делать  каких-либо  предположений  в  этом  же  смысле
относительно  самой  гущи  служащих.  Надо  было  немедленно
войти  в  непосредственное  соприкосновение  со  всей  их  рядо¬
вой  массой  и  разъяснить  им,  чего  хочет  от  них  советская
власть  и  как  смотрит  на  продовольственную  работу.  Обме¬
нявшись  мнениями  по  этому  вопросу,  мы  выработали
тут  же  такой  план  действий:
 1. 	Предложить  исполнительному  комитету  служащих
 1  Кажется,  в  тот  же  день  я  его  освободил.

немедленно  созвать  общее  собрание  для  выслушания  пред¬
ложения  советской  власти.
 2. 	Заявить  служащим,  что  советская  власть  никого  не
принуждает  оставаться  на  службе,  но  указывает  всем  чест¬
ным  и  действительно  нейтральным  работникам,  кому  дей¬
ствительно  дороги  прежде  всего  продовольственные  нужды
трудящихся  масс,  что  продовольственный  саботаж  был  бы
неслыханным  преступлением  перед  всем  населением  страны.
 3. 	В  случае  отказа  от  работы  заведующих  отделами  и
подотделами,  тут  же  назначить  их  заместителей  из  состава
так  называемых  «продовольственных  эмиссаров»,  инсти¬
тута  специальных  военных  делегатов,  командированных
воинскими  частями  для  работы  в  министерстве  земледелия
вскоре  после  Февральской  революции  в  целях  обеспечения
действующей  армии  продовольствием.  1
 Таков  был  наш  план,  но  осуществить  его  пришлось  не¬
сколько  иначе.
 Я  вызвал  к  себе  членов  исполнительного  комитета  (ка¬
жется,  явилось  человек  пять)  и  предложил  созвать  общее
собрание  служащих.  Не  помню,  мотивировали  ли  они  свое
отношение  к  моему  предложению,  но  отношение  это  своди¬
лось  к  одному:
 — 	Собрание  созвать  сейчас  нельзя.
 — 	Тогда  мы  обойдемся  и  без  вас,  —  оборвал  я  и  доба¬
вил,  что  они  свободны.
 Не  помню,  почему  я  их  не  арестовал,  но,  несомненно,
это  была  сшибка.  Если  бы  эта  головка  саботажников  сразу
была  отсечена  от  рядовой  массы  служащих,  —  кто  знает,
быть  может,  «продовольственный»  саботаж  изжил  бы  себя
раньше,  чем  это  оказалось  в  действительности.
 Я  предложил  произвести  оповещение  служащих  о  наме¬
рениях  советской  власти  путем  нашего  обхода  всех  отделов
и  подотделов.
 Тут-то  и  был  продемонстрирован  служащими  тот  коми¬
ческий  характер  сопротивления,  о  котором  я  упомянул  в
рассказе  о  моем  первом  появлении  в  министерстве  продо¬
вольствия.  Едва  только  мы  появились  на  пороге  одного  из
намеченных  нами  для  обхода  отделов,  едва  только  я  начал:
«Именем  советской  власти  предлагаю.  как  служащие,
 1  Такие  заместители  персонально  были  намечены,  кажется,  Кол¬
легией  еще  раньше,  до  моего  вступления  в  комиссариат.

точно  спугнутая  стая  зайцев,  стремительно  бросились  к  вы¬
ходу  в  противоположную  дверь.
 Мы  оставляем  намеченного  для  этого  отдела  продоволь¬
ственного  эмиссара  в  качестве  заведующего  и  поручаем  ему,
при  возвращении  служащих,  немедленно  отобрать  у  них
дела  и  запереть  столы.
 Идем  во  вторую  комнату,  в  третью,  в  отдел  за  отде¬
лом,—  везде  одно  и  то  же:  вытаращенные,  искаженные  от
испуга  глаза  и  молчаливое  бегство  в  первую  попавшуюся
щелку.
 Успели  ли  члены  исполнительного  комитета  служащих
сделать  соответствующее  распоряжение,  и  поведение  служа¬
щих  свидетельствовало  об  их  организованности,  или  это
было  проявление  чисто  стадного,  животного  страха  перед
неведомым  и  невиданным,  —  но  такой  способ  сопротивле¬
ния  советской  власти  представлял  картину  весьма  забавного
ребяческого  фарса.
 Так  как  служащие  все  время  убегали  только  вперед  и
вперед,  то  я  предположил,  что  все  же  я  их  настигну  в
какой-нибудь  комнате,  в  которой  они  окажутся  запертыми,
и  я  смогу  сказать  им  то,  что  считаю  нужным.  Мое  пред¬
положение  подтвердилось.  Комната  за  комнатой,  коридор
за  коридором,  и  я  наконец  попадаю  в  комнату,  в  которой
беспомощно  скучилось  человек  40—50.  Кое-кто  бледнеет,
кое-кто  сконфуженно  улыбается,  кое  у  кого  глаза  горят
злобой  и  лицо  нервно  подергивается.
 Без  малейшего  раздражения  и  задора,  с  искренним  же¬
ланием  найти  общий  язык  с  обманутыми,  как  мне  казалось,
своими  руководителями  саботажниками,  я  начинаю  вкратце
говорить  им  то,  что  нужно  было  сказать  для  выяснения
такого  ясного  и  простого  до  очевидности  вопроса,  как  про¬
довольственный.
 — 	А  скажите,  как  ваша  фамилия?—перебивает  меня,
выбегая  вперед,  какая-то  маленькая,  мохнатая  фигурка  с
порывистой  живостью  движений  и  ехидным  огоньком  в
глазах.
 Я  сразу  понял  его  вопрос.  Моя  фамилия  на  ер  не  раз  в
моей  жизни  навлекала  на  меня  подозрения  в  еврейском
происхождении:  саботажник  хотел  сразить  меня  антисемит¬
ским  выпадом  о  «жидовской»  советской  власти.  В  толпе
послышались*  хохотки,  в  глазах  у  многих  засветилась  на¬
смешка:  з-начит,  все  поняли,  и  всем  понравилось.
 265

— 	Если  вы  не  знаете  фамилии  своего  старшего  началь-
ника,  —  отвечаю  я  совершенно  спокойно,  —  то  я  охотно
помогу  вам:  моя  фамилия  Шлихтер.
 — 	А-га-а!  ..  —  совсем  по-лошадиному  заржал  от  удо¬
вольствия  мой  остроумец.
 Он,  конечно,  совсем  не  ожидал  того,  что  вызовет  во
мне  его  выходка.  Мне  вдруг  сделалось  чрезвычайно  жалко
этого  несчастного,  обиженного  судьбой  человека.  Я  только
внимательно  и  пристально  посмотрел  на  него  несколько
мгновений  и,  не  отвечая  ему  лично,  сказал  всей  группе:
 — 	Итак,  теперь  вы  знаете,  чего  хочет  и  требует  от  вас
советская  власть  как  от  граждан  России.  Подумайте.  За¬
втра  вы  или  начнете  спокойно  работать,  или  будете  уво¬
лены.
 С  этим  я  ушел.  Боясь,  что  саботажники,  выходя  из
министерства,  выкрадут  и  унесут  с  собою  документы,  без
которых  мы  оказались  бы  как  без  рук,  я  отдал  распоряже¬
ние  коменданту  поставить  у  всех  выходных  дверей  стражу
и  никого  не  выпускать  с  портфелями.  1
 Так  закончился  первый  день  моего  комиссарства  по
продовольствию.
 А  впереди  ждала  страда  тяжелой  и  почти  одинокой
борьбы.
 1  Как  узнал  я  впоследствии,  распоряжение  это  было  выполнено
так  же  бестолково,  как  выполнялись  многие  наши  распоряжения  в  то
время.  Стража  была  поставлена  не  у  всех  выходов,  а  только  у  глав¬
ного  («потому  что  всегда  сюда  входят  и  выходят»).  Воспользовались
ли  этим  саботажники  или  нет  —  я  не  знаю,  но  это  зависело  только
от  их  желания.

А.  Коллоитай
 ПЕРВЫЕ  ДНИ  НАРКОМСОБЕСА
 (  Воспоминания)
 XT  е  так-то  просто  было  «з-анимать»  министерства  в
-““Октябрьские  дни.
 С  неделю  и  даже  больше  после  великих  дней  24  и
 25 	октября,  когда  Советы  взяли  власть,  старые  учреждения
продолжали  работать,  будто  ничего  не  произошло.  Доклады
шли  по  служебной  лестнице  министерств  вверх  и  вниз,
начальники  департаментов  продолжали  подписывать  бумаги
именем  Временного  правительства.  Они  слышать  не  хотели,
что  власть  в  руках  Советов.
 Чиновникам,  обывателям,  всему  «старому  Петербургу»,
враждебному  пролетарской  революции,  казалось  невероят¬
ным,  чтобы  какие-то  там  «большевики»,  не  то  немецкие
шпионы,  не  то  просто  хулиганы  выдумали  всерьез  править
Россией.
 И  именно  поэтому  не  верилось  российской  буржуазии
и  ее  служилым  людям  —  чиновникам,  что  большевики
удержат  власть  «дольше  трех  дней»...
 Советская  власть  вовсе  не  намеревалась  «прижимать»
и  «гнуть»  чиновников  и  интеллигенцию.  Напротив,  наркомы
шли  занимать  свои  наркоматы  безоружные,  без  охраны,  с
парой  товарищей.  Думалось  «деловым  образом»  принять
дела.  Но  стоило  наркому  появиться  в  здании  наркомата,
чтобы  залы  министерств  моментально  пустели.  На  местах
оставался  технический  персонал  и  два-три  служащих,
сочувствовавших  большевикам.
 ?67

Побродив  по  опустевшему  зданию  министерства  призре¬
ния  день-другой,  мы  с  близкими  товарищами  решили
временно  «открыть»  деятельность  наркомата  госпризрения
(ныне  Наркомсобес)  в  Смольном.
 Смольный  гудел  в  те  дни,  как  потревоженный  улей.  По
бесконечным  его  коридорам  лились  два  людских  потока:
направо—к  Военно-революиионному  комитету,  налево  —  в
комнату,  где  приютился  Совнарком.
 Забравшись  в  пустое  помещение  со  столом,  в  котором
был  всего  один  ящик,  мы  вывесили  от  руки  написанную
надпись  на  дверях:  Народный  Комиссариат  Государствен¬
ного  Призрения,  прием  посетителей  от  12  до  4  часов.
И  этим  «открыли»  свою  деятельность.
 В  тот  же  день  в  комнату  ввалились  здоровые  ребята  в
ободранных  шинелях.
 — 	Тут.  что  ли,  большевики  помощь  выдают?  Мы  —
голодные.  Без  крова  птляемся,  никому  до  нас  дела  нет.  Были
на  Казанской  —  швейпар  сюда  погнал.  Идите,  говорит,  к
больтевикам  —  от  них  требуйте.  Дая^йте  помощь.
 Пробуем  выяснить,  кто?  откуда?  Инвалиды,  что  ли?
 — 	Какие  там  инвалиды.  Просто  люди  голодные.  Не
видите,  что  ли?  Чего  зубы  нам  заговариваете?  Говорите
прямо:  большевики  вы  или  нет?
 Объясняем,  что  большевики-то  мы  большевики,  но  надо
же  знать,  на  каком  основании  такие  здоровенные  ребята  из
касс  государственного  призрения  помощи  ждут.
 Слушать  нас  не  желают:  коли  мы  большевикиj—зна¬
чит,  обязаны  голодному  люду  помочь.
 — 	На  что  Советы-то  власть  брали,  если  о  голодных
никто  заботиться  не  станет?
 Напирают  ребята  —  здоровые  детины.  Решительные.
 А  наше  положение  —  пиковое.  Касса  бывшего  министер¬
ства  призрения  еще  в  руках  чиновников  Керенского.
 Порылись  у  себя  по  карманам.  Пустовато.  Сложились
с  тов.  Цветковым.  Вышло  что-то  вроде  двугривенного  на
брата.  Выдали  как  бы  «временное  пособие».  Приняли  по¬
собие  первые  наши  клиенты  по  собесу,  а  уходить  не  хотят.
А  работу?  Дай  им  работу.  На  это  большевики  и  власть
взяли,  чтобы  каждому  работу  дать.
 Что  тут  выдумаешь?  В  Красную  гвардию  —  опасно.  Не¬
сознательные  парни,  —  сами  подсказали.  В  милицию?
 268

Действительно,  такие  здоровяки  туда  подойдут.  Отправили
с  запиской  наркома  да  с  припиской:
 «..  .Во  всяком  случае  накормите».
 Ушли.
 А  за  ними  —  безрукий.  Рабочий.  На  войне  руку  поте¬
рял.  Но  не  пособие  у  него  на  уме,  а  целый  план:  как  увеч¬
ных  и  безруких  рабочих  спасти,  особенно  текстильщиков.
Надо  купить  вязальные  машины,  он  берется  устроить
мастерские,  артели.  Безрукий  где-то  в  коридоре  поймал
Владимира  Ильича  и,  видимо,  атаковал  его.  Владимир
Ильич  будто  весьма  даже  одобрил  план  насчет  вязальных
мастерских  артелью,  а  за  деньгами  на  покупку  машинки  на¬
правил  ко  мне.
 Но  покупка  вязальных  машин  наше  ли  это  дело  —  гос-
призрения?  Безрукий  текстильщик  —  человек  настойчивый.
Красно  агитирует  насчет  своего  «производственного
плана».
 Что  тут  сделаешь,  если  к  тому  же  наркомат  еще  не
смог  получить  даже  ключей  от  несгораемой  кладовой,  где,
по  свидетельству  товарища  Адашева  —  счетовода,  хра¬
нятся  наличными  министерские  «миллионы».
 Решили  на  этот  раз  поступить  «по-бюрократически»,
предложили  безрукому  зайти  «через  денька  два».
 И  этот  ушел.  Недовольный.  Что-то  проворчал  по  адре¬
су  «большевиков».
 Только  он  за  дверь  —  шумно  появляются  двое  предста¬
вителей  от  союза  увечных  воинов.  Взволнованы,  воз¬
буждены,  нервны.  Накидываются  на  нас.
 Если  не  придем  на  помощь  увечным  воинам,  не  выпла¬
тим  вовремя  пособия,  не  позаботимся  о  бездомных,  —  не
избежать  демонстрации.  Их  недовольство  растет.  Гудят
против  большевиков.  Вот-вот  выйдут  на  улицу.
 И  тут  же  заявился  курьер  —  прямо  из  богаделен.
 — 	Старушки  бунтуют.  Дров  нет.  Замерзают.  Скандал,
если  старушки  помирать  начнут.  .  .
 За  ним  —  с  карточной  фабрики.1
 — 	Расчетный  день  на  носу,  —  денег  нет.  В  первую  же
получку  при  большевиках,  и  проводить  отсрочку?  Невоз¬
можно!  Недопустимо!
 1  Карточная  фабрика  находилась  в  ведении  госпризрения,  так  же
как  и  монопольная  продажа  карт.
 269

Делегация  из  приютов.
 — 	Няньки  собираются  разбежаться,—кормить  нечем.
 Из  Воспитательного  дома.  И  там  —  ропот.  Задержка  в
 ассигновках.  Корми  л  ки  грозят  бросить  младенцев.
 Шумно  в  нашей  маленькой  комнатке,  где  зародился
нынешний  Наркомсобес.
 Совещаемся.
 Забегает  тов.  Егоров  —  наш,  партийный.  Член  Совета
с  первъих  дней.  Председатель  и  душа  «союза  младших
служащих»  при  министерстве  госпри13|рения.  Сам  и  со¬
здал  еще  летом!  союз—оплот  большевизма  в  новом  иарко-
мате.
 Обрадовались  ему,  обступили.
 — 	Надо  действовать.  А  то,  если  пойдут  скандалы  по
части  госпризрения  да  выйдут  на  улицу  инвалиды,  рабо¬
чие  с  картонажной  фабрики,  няньки  да  кормилки  с  кри¬
ками,  что  мы  их  голодом  морим,  это  будет  почище,  чем
войска  Керенского.  Моральный  подрыв  советской  власти.
Вечером  в  здании  министерства  у  нас  делегатское  собра¬
ние  союза  младших  служащих.  Приходите.  Обсудим.
 Так  и  порешили.
 Перед  собранием  я  забежала  к  Владимиру  Ильичу.
 Скромная  комната,  где  первые  месяцы  шли  заседания
всегда  почти  ночного  Совнаркома.
 Почему-то,  очевидно  впопыхах,  в  первые  недели  стол
Владимира  Ильича  стоял  лицом  к  стене,  спиною  к  окну,.
Ближе  к  окну  —  крохотный  столик,  за  которым  тов.  Гор¬
бунов  вел  протокол.  Наркомы  садились  полукругом  за
спиною  Владимира  Ильича,  и  ему,  председателю,  приходи¬
лось  каждый  раз  поворачиваться  к  тому,  кто  просил  или
брал  слово.  В  течение  недели  никто  не  подумал  о  том,
чтобы  поставить  удобнее  стол  для  председателя  Совнар¬
кома.  Такое  было  время.  Мысли  обычно  скользили  мимо
житейского,  как  капли  воды  по  стеклу.  Видели,  восприни¬
мали  лишь  большое,  основное,  решающее...
 В  этот  вечер  в  комнате  горела  одна  лишь  лампочка.
Было  полутемно.  В  первую  минуту,  не  увидав  Владимира
Ильича  на  его  обычном  месте  у  стола,  я  решила,  что  ком¬
ната  пуста.
 Но  Владимир  Ильич  стоял  спиной  ко  мне,  у  окна.  А  в
окне  светилось  морозное  небо,  звездное.
 Владимир  Ильич  смотрел  на  звезды.
 270

Услышав,  что  кто-то  вошел,  он  быстро  обернулся.
«Звезды»,  —  сказал  он,  показав  головой  на  небо.  Будто
еще  не  оторвался  от  каких-то  своих,  ему  одному  известных
дум.  И  тотчас  перешел  на  деловой  тон.
 В  этот  вечер  решено  было  назначить  тов.  Егорова  зам-
наркомом.  Но  среди  моего  кратко-спешного  доклада  о
госпризрении  Владимир  Ильич  вдруг  спросил:
 — 	А  к  вам  заходил  безрукий  рабочий  насчет  артели?
Парня  надо  поддержать  с  артелью,  это  он  хорошо  за¬
думал.
 Как  это  среди  всего  огромного  и  важного,  что  соверша¬
лось,  Владимир  Ильич  вспомнил  о  безруком  рабочем,  ко¬
торый  хлопотал  о  вязальной  машинке  и  носился  со  своим
«производственным  планом»?
 От  Владимира  Ильича  спешу  на  делегатское  собрание
союза  младших  служащих.
 Председательствует  Егоров.  Собрание  многолюдное,
шумное.  Много  женщин:  сиделок  и  нянек.  Рабочие  с  кар¬
тонажной.  Курьеры  министерства.  Механики,  монтеры.
 Шумят.  Спорят.  Горячатся.
 О  чем?
 О  своих  личных  нуждах,  обидах,  требованиях?  Ничего
подобного.  Каждый  защищает  интересы  того  учреждения,
где  он  работает.  И  как  защищает!  Один  говорит  о  боль¬
ницах  и  санаториях,  другой  —  о  протезной  мастерской,  тре¬
тий—  о  родильном  приюте,  четвертый  —  о  пенсионерах  и
инвалидах,  пятый  —  о  карточной  фабрике.  Каждый  хлопо¬
тал,  отстаивал  необходимость  в  первую  очередь  «спасти
от  развала»  то  учреждение,  в  котором  он,  младший  служа¬
щий,  нес  лишь  скромную  работу  курьера,  сиделки,  истоп¬
ника.  ..
 Порешили:  образовать  совет  при  наркоме,  теперь  бы
это  назвали  коллегией.  Каждый  член  совета  взял  на  себя
одну  из  отраслей  деятельности  наркомата.  Выбрали  совет,,
и  разошлись  делегаты  бодро  и  подъемно.
 — 	Теперь  работа  пойдет.
 И  тут  же  сами,  младшие  служащие,  предлагали  —  кого
из  докторов,  из  интеллигентов  и  чиновников  привлечь  к
работе.
 — 	Этот  подходящий.  Он  дело  любит.  Он  пойдет  с
нами.
 Других  оспаривали.  Отклоняли.
 271

— 	Саботажник.  Не  понимает  он  нас.  Не  жалеет  он  на-*
род-то.
 Слово  «жалеть»  было  своего  рода  «профессиональным
термином»  в  союзе,  где  работа  шла  в  кругу  обездолен¬
ных.  ..
 В  ту  же  ночь  состоялось  первое  заседание  совета  при
наркоме  госпризрения.
 А  на  другое  утро  в  здании  большого  министерства  уже
открыл  свою  многогранную,  неотложную  работу  совет¬
ский  наркомат  госпризрения,  ныне  Наркомсобес.

М  •  Лем  не
 „ОНИ  III  ОДЬРЖАТСЯ  НЕ  БОЛЬШЕ  5-7  ДН1.Й-
(По  дневнику)
 утра  мне  дали  знать  по  телефону,  что  Государствен¬
 ный  банк  захвачен  большевиками.  Очередь  была  за
нами,  —  говорю  об  Экспедиции  заготовления  государствен¬
ных  бумаг,  во  главе  которой  я  стоял  с  8  марта  1917  года.
 Я  пригласил  президиум  главного  фабричного  комитета,
и  мы  быстро  столковались:  власть  пролетариата  признать
безоговорочно  и  вести  работы  без  каких  бы  то  ни  было
перерывов  и  нарушений  установившегося  порядка.
 Часа  в  2—3  дня  дежурный  курьер  доложил:
 — 	Комиссар  от  Военно-революционного  комитета.
 — 	Просите.
 Вошел  мрачный,  темный  шатен  типичного  рабочего
вида,  внимательно  оглядел  меня  и  не  очень  явственно  ре¬
комендовался:
 — 	Комиссар  военно-революционного  комитета  Жолне-
 Документ  очень  короткий  и  ясный,  —  некогда  было
писать  больше  и  водянисто.
 — 	Жду  ваших  распоряжений.
 — 	Распоряжаться  я  пока  ничем  не  буду  и  прошу  вас
только  помнить,  что  работы  фабрики  должны  идти  преж¬
ним  полным  ходом.  Если  у  вас  есть  какие-нибудь  неотлож-
 18 	Немеркнущие  годы 	273
 рович.
 — 	Ваш  мандат,  товарищ.
 — 	Вот.

ные  нужды  по  производству,  МЫ  окажем  вам  свое  содей¬
ствие.
 Вновь  приглашенный  мною  президиум  фабкома  вполне
подтвердил  мое  заявление.  Мы  вступили  в  деловую  беседу.
Посмотрев  на  часы,  тов.  Жолнерович  —  было  около  4-х  ча¬
сов—  попросил  дать  ему  телефон  и  вызвал  Смольный.
 Ясно,  что  связь  была  уже  налажена,  потому  что  еще
вчера  барышня  не  соблаговолила  бы  дать  соединение  по
такому  нецифровому  требованию.
 — 	Вы,  Владимир  Ильич?  Да,  это  я,  Жолнерович.  Го¬
ворю  из  кабинета  управляющего  Экспедицией  заготовле¬
ния  государственных  бумаг.  Здесь  все  в  порядке.  Что?
Все  спокойно  и  хорошо.  Работы  идут...  Да,  да...
 Через  несколько  минут  звонок.
 — 	Вы  товарищ  Лемке?
 — 	Я.
 — 	Михаил  Константинович?
 — 	Да,  да.
 — 	Говорит  народный  комиссар  финансов  Менжинский.
 — 	Слушаю.
 — 	Прошу  вас  под  ваше  честное  слово  записать  мое
распоряжение  (следовало  распоряжение  о  порядке  отпуска
и  сдачи  денежных  знаков  в  Государственный  банк  с  утра
26  октября).  Вы  должны  послать  сейчас  же  в  Смольный
подписку  о  вашем  полном  подчинении  новой  власти.
 Через  полчаса  краткая,  но  ясная  подписка  была  по¬
слана,  и,  как  мне  сказал  тов.  Менжинский,  вечером  того
же  дня  она  была  получена  хронологически  первой  во  всем
Петрограде.
 Когда  беседа  с  комиссаром  была  закончена,  я  вызвал
к  себе  всех  заведующих  отдельными  частями  и,  не  ожидая
никаких  недоуменных  вопросов,  которые  читались  на  всех
лицах,  категорически  заявил  им,  что  при  малейшем  отступ¬
лении  кого-либо  из  них  или  из  сотрудников  от  своих  обя¬
занностей  приму  безотлагательно  самые  решительные
меры..  .
 Как  вытянулись  все  эти  физиономии,  еще  не  так  давно,
семь  с  половиной  месяцев  назад,  покорно  склоненные  при
первой  моей  с  ними  встрече  в  порядке  революционного  на¬
значения!  Как  были  они  поражены,  что  Экспедиция  не
нашла  нужным  брать  пример  с  «мужественной  защиты»
 271

Государственного  банка,  защищавшегося  под  предводитель¬
ством  Шипова  и  Голубева!
 Затем,  не  желая  вступать  с  ними  ни  в  какие  разговоры
по  поводу  совершенного,  я  сразу  же,  окончив  свое  заявле¬
ние,  сказал,  что  больше  их  не  задерживаю.  Пока  двадцать
человек  вставали,  отставляли  стулья,  кланялись  и  приго¬
товлялись  к  выходу,  наиболее  смелый  из  них,  П.  В.  К.,
спросил  меня:
 — 	Михаил  Константинович,  позвольте  спросить  вас  в
частном  порядке,  верите  ли  вы  сами,  что  эта  новая  власть
будет  прочна?
 — 	Могу  уверить  вас,  Павел  Васильевич,  что  «его  же
царствию  не  будет  конца»...
 Вытянутые  лица  чиновников,  наполовину  уверенных  в
внезапном  помешательстве  своего  управляющего,  стали  по¬
кидать  мой  кабинет.
 26 	октября  на  фабрике  все  спокойно.  Работа  кипит  во¬
всю.
 Звонок  по  телефону.
 — 	Это  вы,  Михаил  Константинович?
 — 	Я.  Это  Михаил  Исидорович?
 — 	Да,  да.
 Звонил  бывший  еще  вчера  товарищ  министра  финан¬
сов  Вернадского  М.  И.  Фридман.  Он  был  правой  рукой
министра  и  старался  корректировать  его  расплывчатую
пассивность  своей  решительностью.  Правда,  она  была
часто  смешна,  доказывала,  что  человек  понимал,  что  на
него  смотрят,  ждут  ответа,  и  принимал  хоть  какое-нибудь
решение,  лишь  бы  не  походить  на  своего  патрона,  который
рождал  распоряжения  в  таких  муках,  что  вам  всегда  дела¬
лось  жаль  и  его  и  правительство,  принявшее  его  в  свой
состав.  Важен  был  Фридман  и  авторитетен  так,  что  каза¬
лось,  он  всегда  священнодействует.  Бойкость  этого  чинов¬
ника  из  профессоров  была  просто  смешна.
 — 	Прошу  вас  немедленно  приехать  на  Мойку  в  мой
кабинет  для  экстренного  совещания  старших  чинов  мини¬
стерства.
 — 	Я  очень  занят  и  не  смогу  быть.
 — 	Но  это  совершенно  обязательно,  и  я  вас  прошу.
 На  этом  мы  и  закончили  наш  разговор.  Посоветовав¬
шись  с  президиумом  фабкома,  было  решено  ни  в  какие
совещания  подобного  характера  не  ездить  и  никакой
 275

двойственности  в  отношении  к  новой  власти  не  до-
пускать.
 На  следующий  день  присланным  чиновником  особых
поручений  (фамилию  не  знаю)  я  был  поставлен  в  изве¬
стность  о  происшедшем  вчера  в  «министерстве».
 Невзирая  на  то,  что  тов.  Менжинский  уже  занял  по¬
мещение  последнего  на  Мойке,  старшие  чины  явились  в
кабинет  Фридмана,  считая  необходимым  поделиться  друг
с  другом  мыслями  не  столько  о  пережитом,  сколько  о  том,
что  еще  предстояло  пережить.
 Руководители  ведомств  поставили  всех  присутствовав¬
ших  в  известность  об  аресте  министра  Вернадского  и  о
твердом  решении  создать  союз  чиновников  и  поддержать
его,  а  затем  с  завтрашнего  же  утра  оказать  самое  реши¬
тельное  сопротивление  «захватчикам  власти»,  большеви¬
кам.  Было  решено  принять  «милое»  предложение  консор¬
циума  банков  об  обеспечении  всех  на  три  месяца  получав¬
шимся  каждым  чиновником  содержанием  при  условии
полного  неучастия  в  какой  бы  то  ни  было  государствен¬
ной  и  административной  работе.
 Фридман  говорил  совершенно  откровенно,  что  если  не
положить  начало  такому  решительному  протесту,  то  власть
действительно  перейдет  в  руки  захватчиков,  и  они,  главы
ведомства,  будут  устранены  в  первую  очередь.  При  актив¬
ном  же  и  общем  сопротивлении  всех  этого  произойти  не
может,  и  ведомства  «за  эти  несколько  дней»  не  будут  из¬
гажены  и  изломаны.
 Действительно,  с  утра  27  октября  в  нашем  ведомстве
забастовка  была  осуществлена.  Все  департаменты,  канце¬
лярии,  управления  и  пр.  были  пусты  —  хоть  шаром  покати!
 Днем  27-го  Фридман  звонил  ко  мне  второй  раз,  сказал,
что  весьма  сожалеет  о  моем  вчерашнем  отсутствии,  еще
больше  сожалеет  о  моей  роли  за  двое  суток.  На  мое  заяв¬
ление,  что  все  вчерашнее  совещание  я  считаю  преступной
государственной  ошибкой,  г.  профессор  счел  нужным  пре¬
подать  мне  учено-начальнический  урок:
 — 	Как  можете  вы,  Михаил  Константинович,  человек
с  историческим  образованием,  заблуждаться  до  такой  сте¬
пени!  Я  очень  ценю  вашу  работу,  но  позвольте  мне  ска¬
зать,  что  в  пучине  своей  фабрики  вы  совершенно  не  оце¬
ниваете  политических  обстоятельств.  Да  кто  же  не  пони¬
мает,  что  эти  господа  продержатся  не  больше  5—7  дней!
 276

И  кто  же  не  посмеивается  над  вашим  ответом  одному  из
чиновников,  —  он  вызывает  общий  смех.  И,  конечно,  потом
ваше  положение  в  ведомстве  будет  весьма  неудобно  и  за¬
труднительно.
 Мое  положение  в  ведомстве  и  до  большевиков  было  не
очень-то  удобным.  Все,  начиная  с  тов.  министра  Шателена
и  кончая  каким-нибудь  секретарем  из  прежних  матерых
дореволюционных  чиновников  «либерального»  ведомства,
всегда  и  неизменно  подчеркивали  мое  странное  появление
во  главе  такого  колоссального  учреждения  и  никак  не
могли  мне  простить  мою  манеру  всегда  и  обо  всем  беседо¬
вать  лично  с  министрами,  без  каких  бы  то  ни  было  посред¬
ников  и  передокладчиков.  Помню,  как  они  возмутились,
когда  я  поставил  сначала  Шингареву,  а  потом  Вернад¬
скому  свое  категорическое  требование  разрешать  все  дела
непосредственно.
 29-го  октября  снова  звонок  Фридмана.
 — 	Михаил  Константинович,  обстоятельства  склады¬
ваются  несколько  иначе,  чем  мы  предполагали,  и  поэтому
сегодня  я  очень  прошу  вас  пожаловать  на  совещание.  Оно
будет  не  у  меня  и  не  у  Ш.,  а  в  помещении  бывшего  Пер¬
сидского  банка  на  Екатерининском  канале,  против  Казан¬
ского  собора.
 Посоветовавшись  с  президиумом  фабкома,  решил  по¬
ехать,  чтобы  узнать,  что  делается  в  кругах  еще  недавних
хозяев  русских  финансов.
 Я  приехал  к  самому  началу  совещания.  Было  около
20  человек.  Кузьминский,  Шателен  и  Фридман  были  уже
отрешены  тов.  Менжинским  от  своих  должностей.  Очередь,
как  все  это  понимали,  стояла  за  другими.  Мертвецы  бур¬
жуазной  революции,  недавние  агенты  царского  правитель¬
ства  с  пеной  у  рта  говорили  о  произволе  большевиков;
ухмыляясь,  пророчили  им  полный  и  немедленный  провал,
смаковали  грядущую  гибель  и  интересовались,  поддержат
ли  их  достаточно  дружно  еще  недавно  подчиненные  им
чиновники.  Гадко  было  слушать  всю  эту  подпольную  обы¬
вательщину.  Заявив,  что  считаю  свое  присутствие  лишним,
так  как  Экспедиция  не  примыкает  к  общей  забастовке,  а
если  бы  и  примкнула,  то  не  остановит  своего  производства,
я  вышел  на  свежий  воздух.
 «Предатель»  —  читалось  мною  на  их  лицах,  а  может
 277

быть,  подобный  эпитет  кто-нибудь  и  послал  мне  вслед,
когда  дверь  была  основательно  закрыта.
 Так  начинался  бой  старого  чиновничества  с  молодой
пролетарской  властью.
 27 	октября  был  у  тов.  Менжинского.
 Швейцар  уже  не  важен.  Не  требует  снять  пальто.  Ку¬
рьеры  говорят  о  комиссаре  как  о  товарище,  не  считая  его
начальником:
 — 	Ступайте,  ступайте,  там  никого  нет.
 Вхожу.  Тов.  Менжинский,  с  присущей  ему  деликат¬
ностью  и  застенчивостью,  видимо  и  сам  заинтересован
повидаться.  Он  не  напускает  на  себя  министерского  все¬
знайства,  охотно  советуется,  не  мечтает  о  немедленном
преобразовании  всей  финансовой  системы;  его  цель  ближе
и  пока  другая:  овладеть  аппаратом,  чтобы  потом,  по  мере
хода  дела,  принять  ряд  мер  по  реформе.  Сейчас  самое
важное  —  обеспечить  новому  правительству  максимальный
выпуск  денежных  знаков,  чтобы  в  этом  направлении  стра¬
на  не  почувствовала  никаких  перемен.
 — 	Как  обеспечены  ваши  рабочие?
 Такгм  вопросом  начал  народный  комиссар,  в  противо¬
положность  министрам,  которых  приходилось  долбить  в
этом  направлении,  видя  их  полное  равнодушие  к  участи
рабочих.
 — 	Нет  ли  каких-нибудь  вопросов,  затяжное  разреше¬
ние  которых  прежде  тормозило  вашу  работу?  В  смысле
снабжения  мы  много  пока  сделать  не  можем,  но  уголь  мо¬
жет  быть  вам  представлен  немедленно:  мы  конфисковали
его  в  большом  количестве.
 Беседа  наша  носила  деловой  характер,  но  все  сказан¬
ное  было  просто  и  скромно:  учите  нас,  мьг  рады  учить¬
ся  —  говорило  каждое  слово  тов.  Менжинского.
 — 	Прошу  вас  короче  излагать  дело,  помня,  что  у  пра¬
вительства  есть  точная  деловая  программа,  —  заметил  мне
раз  Шингарев,  считавший  себя  магом,  чародеем  и  волшеб¬
ником  Р  области  финансов.

А. 	В•  Луначарский
 КАК  МЫ  ЗАНЯЛИ  HAPKOMIIPOC
 Q  авоевание  Зимнего  дворца  далеко  еще  не  дало*  нам
"  всей  полноты  власти.  Министры  были  арестованы,  но
в  министерствах  сидели  разозленные  чиновники,  которые
ни  за  что  не  хотели  работать  с  нами  и  способны  были  даже
на  самые  скандальные  формы  сопротивления  внедрению
нашему  в  соответственные  правительственные  учреждения
 Я  помню,  как  на  одном  из  первых  Советов  Народных
Комиссаров  Ленин  сказал:  «Надо,  чтобы  каждый  ехал  в
порученное  ему  бывшее  министерство,  завладел  им  и  жи¬
вым  оттуда  не  уходил,  если  будут  посягать  на  то,  чтобы
вырвать  у  него  порученную  ему  часть  власти».
 Это  была  довольно  прямая  директива,  и  тем  не  менее
в  течение  некоторого  времени,  приблизительно  8—9  дней,
мы  не  решались  отправиться  в  министерство  народного
просвещения.
 Хотелось  сговориться  по-хорошему  хотя  бы  с  некото¬
рой  частью  его  аппарата.  Ведь  жутко  же  было: 	надо
 управлять  народным  просвещением  гигантской  страны,  а
чиновников-то  никаких  и  нет.
 Коллегию  я  создал  и  провел  через  Совнарком  тотчас
же  после  того,  как  мне  поручен  был  Наркомпрос.  В  эту
коллегию  входили  Л.  Р.  и  В.  Р.  Менжинские,  Н.  К.  Круп¬
ская,  В.  П.  Лебедев-Полянский,  тов.  Познер,  покойный
Ф.  И.  Калинин,  Д.  А.  Лазуркина,  покойная  В.  М.  Бонч-
Бруевич  (Врличкина)  и  Рогальский.  Кажется,  это  были
рее,  кто  СТОЯЛ  в  самом  первом  составе  коллегии,  Секрета¬
 279

рем  этой  коллегии  был  мой  старый  приятель  и  старый
член  партии  Д.  И.  Лещенко.  Он-то  и  раздобыл  откуда-то
левого  эсера  Бакрылова,  человека  энергичного  и  распоря¬
дительного,  через  которого  мы  вели  переговоры  с  чиновни¬
ками  Наркомпроса.  Бакрылов  кипятился  ужасно.  Он  на¬
стаивал  на  том,  что  мы  попросту  должны  поехать  в
Наркомпрос,  если  нужно  —  прихватить  с  собою  дюжину
красноармейцев  и  начать  там  править.  При  этом  он  за¬
явил,  что  весь  низший  персонал,  т.  е.  курьеры,  истопники,
дворники  и  т.  д.,  готов  принять  нас  криками  восторга.  Он
не  скрывал,  однако,  от  нас,  что  решительно  все  чиновники,
какие-то  допотопные  архивариусы  и,  кажется,  две  или  три
пожилых  регистраторши  решительно  заявили,  что  в  тог  же
момент,  когда  ненавистный  Луначарский  переступит  порог
дворца  у  Чернышевского  моста,  они  уйдут  оттуда,  отрясая
прах  от  ног  своих,  и  посмотрят,  каким  образом  ему  и  его
невежественным  большевикам  удастся  пустить  в  ход  слож¬
ную  машину,  в  течение  столетий  ведавшую  просвещением
народов  российских,  и  т.  п.
 Мне  перспектива  остаться  с  моими  товарищами  по  кол¬
легии  окруженными  достаточной  кликой  курьеров,  истоп¬
ников  и  дворников  —  не  улыбалась.  Я  старался  как  можно
скорее  нэйти  новый  персонал,  который  мог  бы  заменить
старый.  У  нас  даже  на  всех  заседаниях  коллегии  (а  засе¬
дала  она  ежедневно)  были  особые  доклады  о  приглашении
квалифицированного  персонала.
 Увы,  квалифицированный  персонал  не  очень  шел  нам
навстречу.  Я  обратился  с  особым,  одобренным  на  одном
из  заседаний  тогдашнего  ВЦИКа,  обращением  к  существо¬
вавшему  во  время  Керенского  рядом  с  министерством
Комитету  по  народному  образованию,  где  председателем
был  В.  И.  Чернолусский.  Я  был  до  революции  членом
этого  комитета,  посланным  туда  от  ленинградских  рабочих
профсоюзов.  Мне  казалось,  что,  быть  может,  некоторая
часть  этих  либеральных  и  радикальных  педагогов  согла¬
сится  работать  с  нами.  Но  этого  не  случилось.  При  лич¬
ной  встрече  В.  И.  Чернолусский  (теперь  скромный,  но
весьма  почтенный  сотрудник  Наркомпроса)  отказался  по¬
дать  мне  руку,  как  врагу  отечества.  Ответом  на  мое  обра¬
щение  было,  не  помню  уже,  не  то  презрительное  молчание,
не  то  какое-то  глухое  рычание.
 Обратился  я  также  и  к  учительству  с  воззванием,  от
 280

которого,  пожалуй,  не  откажусь  и  теперь.  Думаю,  что  по
тогдашнему  времени  и  с  моим  подходом  к  вещам,  когда
я  сразу  же  старался  оставить  за  нами  возможно  большее
количество  квалифицированной  интеллигенции,  с  учителя¬
ми  и  надо  было  разговаривать  приблизительно  на  таком
языке.  Я  даже  думаю,  что  мое  воззвание  к  учителям  яви¬
лось  естественным  началом  всей  той  дальнейшей  работы
по  приручению  их,  по  разъяснению  и  mi  всего  значения  ре¬
волюции,  по  заключению  с  ними  глубокого  и  плодотвор¬
ного  союза,  которая  протекала  потом  в  течение  10-летия.
 Время,  однако,  шло,  и  я  вынужден  был  прийти  к  за¬
ключению,  что  Бакрылов  был  прав.  Согласовать  больше¬
вистскую  власть  с  чиновниками  министерства  народного
просвещения  оказалось  невозможным.  Решено  было  отпра¬
виться  на  приступ  мрачного  дома,  откуда  расходилась
паутина  высоких  царских  чиновников-пауков,  великих,  по
выражению  Щедрина,  министров  народного  затемнения.
Решено  было  —  что  же  поделаешь  —  выгнать  оттуда  все
чиновничьи  сонмы,  начиная  от  товарища  министра  и  кон¬
чая  машинистками,  и  постараться  потом  постепенно  за¬
полнить  образовавшуюся  пустоту  нашей  медленно  растущей
и,  увы,  далеко  не  совершенной  коллекцией  «квалифици¬
рованных  сил».
 В  день,  когда  постановлен  был  решительный  приступ,
Бакрылов,  повеселевший  и  почувствовавший,  так  сказать,
порох  в  воздухе,  бросился  впереди  нас  в  министерство  и
сговорился  там  с  готовой  сдаться  частью  его  населения,
т.  е.  с  курьерами  и  прочими  их  собратиями.  О  готовив¬
шемся  въезде  нашем  в  Наркомпрос  чиновники  и  чинов¬
ницы  узнали  вовремя  и  сами  вышли  из  насиженного  места,
более  или  менее  уверенные,  что  это  ненадолго  и  что  одним
из  факторов  предстоящего  вскоре  крушения  власти  боль-
Ur.eEi-voB  явится  как  раз  этот  великий  их  исход  из  камер
у  коридоров  министеоства.  Мы  приехали  на  нескольких
автомобилях  гусем.  От  всякого  участия  воинских  сил  я
наотрез  отказался,  и  вся  наша  боевая  мощь  сводилась
только  к  неугомонному  Бакрылову.  Однако  оказалось,  что
никакого  сопротивления  нам  оказано  не  было.  Наоборот,
группа  приблизительно  в  полсотни  лиц  стала  на  лестнице
у  подъезда  министерства  и  доволыю  шумным  «ура»  привет¬
ствовала  наркома  и  его  коллегию.  Мы  прошли  по  совер¬
шенно  пустым  комнатам  в  кабинет  министра  и  устроили
 281

там  Первое  заседание.  Я  произнес  речь  моим  товарищам  и
собравшемуся  низшему  техническому  персоналу,  а  от  тех¬
нического  персонала  выступил  один  из  старших,  по  фа¬
милии  Монахов,  который  в  довольно  прочувствованных  и
отчетливых  выражениях  заявил,  что  и  в  персонале  мини¬
стерства  народного*  просвещения  шла  классовая  борьба  и
что  они,  технические  служители  и  прислуга  министерства,
чувствуют  себя  частью  пролетариата  и  с  восторгом  готовы
энергично  служить  новому  начальству,  выдвинутому  из
недр  рабочего  класса.  Монахов  не  пожалел  нескольких
слов  для  того,  чтобы  послать  их  вдогонку  недавно  перед
тем  ушедшим  чиновникам.  Во  время  этого  нашего  скром¬
ного  торжества  неожиданно  в  комнату  вошел  молодой
человек  с  густой  бородкой,  не  снявший  пальто.  В  руках
он  держал  шляпу,  а  лицо  его  было  перекошено  от  волне¬
ния,  смешанного  с  бешенством.  Сей  юный  муж  оказался
посланником  бежавших  чиновников,  пришедшим  для  того,
чтобы  сообщить  мне  и  моим  товарищам,  как  они  негодуют
против  нас,  как  они  считают  нас  губителями  достославной
Февральской  революции:  и  как  они  сетуют  и  горюют  по
поводу  того,  что  дело  народного  просвещения  отныне  по¬
гибло.  Бакрылов  в  течение  его  речи  неоднократно  пытался
арестовать  его.  Но  я  и  моя  коллегия  были  другого  мнения.
Мы  с  максимальной  вежливостью  выслушали  этого  чело¬
века,  и  я  ответил  ему,  что  в  случае,  если  граждане  чинов¬
ники  передумают,  мы  готовы  принять  их  обратно  на
службу,  но  с  величайшим  перебором  и  удалением  всех  тех
лиц,  которые  покажутся  нам  неподходящими  хотя  бы  к
несению  своих  общественных  обязанностей  под  строжай¬
шим  присмотром  и  руководством  новой  власти.  Молодой
человек  энергично  заявил,  что  они  никогда  не  сдадутся,  и
ушел.
 В  Наркомпросе  началась  жизнь,  сначала  не  очень
громкая.  Заседала  коллегия,  члены  коллегии  завладели
соответствующими  кабинетами,  вышел  в  срок  «Журнал
министерства  народного  просвещения»,  переименованный  в
«Журнал  Народного  Комиссариата  по  просвещению»,  начали
получаться  кое-какие  бумаги  и  телеграммы,  большей  частью,
правда,  грустного  характера;  робко  начиналась  бюджет¬
ная  жизнь  путем  ассигнованных,  на  основании  постановле¬
ния  Совнаркома,  некоторых  сумм  из  Госбанка,  Я  помню,
что  Рогальский,  ведавший  у  нас  финансами,  всегда  при™
 !  282

носил  на  своем  лице  печать  глубочайшего  изумления,
когда  привозил  к  нам  деньги  из  банка.  Ему  все  еще  каза¬
лось,  что  революция  и  организация  новой  власти  —  какая-
то  феерия  и  что  под  эту  феерию  настоящих  денег  получить
невозможно.  Деньги  поступали,  но,  конечно,  в  крайне  не¬
достаточном  количестве.  Персонал  рос,  но  сравнительно
медленно.
 Заняли  мы  попечительство  и  начали  неуклонно,  с  вели¬
чайшей  настойчивостью  внедряться  в  учебные  заведения,
высшие,  средние,  низшие,  в  то  же  время  в  другой  части
коллегии  подготовляя  те  основные  декларации  и  основные
реформы,  которые  должны  были  возможно  скорее  сломить
самые  ненавистные  следы  существовавшей  до  сих  пор  си¬
стемы  просвещения,  а  с  другой  стороны  указать  путь  раз¬
витию  школы.
 Конечно,  многое  в  первое  время  было  убого,  робко,  но
в  то  же  время  это  были  дни  колоссального  по  своей  широте
творческого  размаха,  возможного  только  благодаря  подго¬
товленности  и  твердости  педагогической  мысли  вдохнови¬
тельницы  Наркомпроса  Н.  К.  Крупской.  Даже  разделение
Наркомпроса  на  две  части,  когда,  после  перехода  прави¬
тельства  в  Москву,  я  остался  в  Ленинграде,  а  московской,
главной  частью  Наркомата  ведал  мой  заместитель  тов.  По¬
кровский,  не  приостановило  достаточно  дружной  и  доста¬
точно  энергичной  работы  Наркомпроса.
 Правда,  время  многое  должно  было  уточнить,  но
ошибка  должна  была  совершиться,  для  того  чтобы  из  всей
первоначальной  работы  вышел  наконец  тот  еще  несовер¬
шенный,  но  быстро  совершенствующийся  руководящий
аппарат  с  его  разветвленнейшей  системой,  разбросанной
по  всей  стране,  каким  является  сейчас  Наркомпрос.  После
времени  пустоты  в  рабочих  помещениях  Наркомпроса  при¬
шло  время,  когда  мы  разбухли,  когда  у  нас  было  чуть  ли
не  в  15  раз  больше  чиновников,  чем  в  министерстве  народ¬
ного  просвещения,  и  сие,  быть  может,  было  горше,  чем
предшествовавшая  этому  скудость  в  людях,  но  все  это
было  преодолено,  правда,  с  трудом,  с  проволочками,  по¬
тому  что,  оценивая  дальнейшую  работу  родившегося  в
грозные  Октябрьские  дни  Наркомпроса  РСФСР,  надо
всегда  помнить  не  только  нашу  субъективную  неподготов¬
ленность,  не  только  величайшие  трудности,  вытекавшие  и
из  положения  страны  и  из  состояния  революции,  но  еще
 283

и  то,  что  мы  были  в  значительной  степени  забытым  ко¬
миссариатом.  Дело  организации  новой  власти,  дело  орга¬
низации  финансовой  и  хозяйственной  опоры  для  великой
обороны  против  врага  —  стояло  впереди  нас.  Если  кто  о
нас  вспоминал,  то  это  Ленин,  дорогой  и  чуткий  вождь,
к  которому  прибегали  во  всех  трудных  случаях.  Когда  при¬
ходилось  слишком  горько,  когда  казалось,  что  отсутствие
средств  денежных  и  человеческих  делает  положение  отча¬
янным,  я  отправлялся  жаловаться  ему,  требовать  внима¬
ния  и  помощи,  добивался  того,  чего  добиться  при  тогдаш¬
них  горьких  условиях  было  можно,  а  вместе  с  тем  видел
его  спокойную,  радостную  улыбку  и  слышал  от  него  какую-
нибудь  из  тех  замечательных  фраз,  которые  так  и  оста¬
лись  у  меня  в  сознании,  как  написанные  золотыми  бук¬
вами  и  которые  горят  там  и  теперь,  фразу  вроде  такой,
например: 	«Ничего,  Анатолий  Васильевич,  потерпите,
 когда-то  у  нас  будет  только  два  громадных  наркомата:
наркомат  хозяйства  и  наркомат  просвещения,  которым
даже  не  придется  ни  в  малейшей  мере  ссориться  между
собою».

К.  Лебедев-Полянский
 ВАК  НАЧИНАЛ  РАБОТАТЬ  НАРОДНЫЙ  КОМИССАРИАТ
НРОСВЁЩЬНИЯ
 (Личные  воспоминания)
 £кто  было  за  границей  в  первые  дни  Февральской  рево-
v  люции.  В  один  из  своих  приездов  в  Женеву,  за  утрен¬
ним  кофе  в  нашей  маленькой  кухне,  тов.  Луначарский
начал  строить  перспективы.
 — 	Знаете,  а  ведь  Милюков  может  не  удержаться.
Если  Петроградский  Совет  окажется  силен,  дело  может
повернуться  в  нашу  сторону.  Рабочий  класс  заговорит  по-
иному.
 — 	Что  же?  Вы  думаете,  что  пролетариат  возьмет
власть  в  свои  руки  и  сумеет  ее  удержать  и  организо¬
вать?—  заметил  я.
 — 	А  вы  что  думаете?  Конечно.  Еще  как  все  выйдет.
Ленин  будет  премьер-министром,  я  —  министром  народ¬
ного  просвещения...
 После  июльских  дней  1917  года  мы  сидели  в  «Крестах»
в  соседних  камерах.  При  встрече  шутливо  спрашиваю:
 — 	Ну  как,  Анатолий  Васильевич,  дела  в  нашем  мини¬
стерстве?
 — 	Как  видите,  читаю  «Философию  в  систематическом
изложении».  А  впрочем,  еще  посмотрим.
 Приблизительно  через  месяц,  может  быть  немного
больше,  начальник  тюрьмы  вызвал  нас  обоих  в  контору.
 Рассказывает,  как  водил  этапы  по  Сибири,  как  якобы
помогал  политическим,  какое  участие  принимал  в  Февраль¬
 285

ской  революции.  Для  убедительности  скреплял  все  креп¬
ким  русским  словечком.  Сейчас  вот  вы  в  «Крестах»,  а
скоро  вам,  пожалуй,  быть  министрами.
 Так,  без  всякого  дела,  проговорили  более  получаса.
Возвращаемся  в  камеры.
 — 	Наши  шансы,  значит,  поднимаются.  Заискивает  тю¬
ремная  крыса.  Пойдем  в  гору,  —  резюмирует  Луначарский.
 — 	Прямо  в  министерство  просвещения.
 — 	Да,  теперь  это  будет  возможно.  Вот  увидите.
 Скоро  из  «Крестов»  мы  вышли.  Приняли  активное  уча¬
стие  в  выборах  в  Городскую  и  районные  думы.  Тов.  Луна¬
чарский  стал  председателем  культурно-просветительной
секции  Петроградской  городской  думы.  Началась  оживлен¬
нейшая  работа.  Председатель  работал  с  небывалым  энту¬
зиазмом  и  подъемом.  Очень  часто  по  вечерам  мы  встреча¬
лись  на  Лахтинской  улице  в  квартире  старого  большевика
тов.  Д.  И.  Лещенко  —  и  опять  бесконечные  разговоры  о
различных  культурных  начинаниях.  Большой  интерес
тов.  Луначарский  проявлял  к  чисто  школьному  делу,  кото¬
рое  он  изучал  еще  за  границей.
 Совершился  октябрьский  переворот.  Конечно,  тов.  Лу¬
начарский  стал  во  главе  Комиссариата  Народного  Просве¬
щения.  Через  несколько  дней  мною  было  получено
приглашение  явиться  в  Смольный  на  первое  организацион¬
ное  собрание  Наркомпроса.  Еду.  Всё  старые  знакомые.
Усталые,  но  одушевленные.  После  непродолжительного
обмена  мнений  решено  было  создать  пятнадцать  отделов.
Самое  название  отделов  проливает  свет  на  положение  дела.
 Естественно,  что  советская  власть  прежде  всего  поста¬
вила  задачу  ликвидировать  существующую  в  России  без¬
грамотность  и  создать  условия  для  всеобщей  грамотности.
Создан  был  специальный  отдел.  Отдел  высших  учебных
заведений  назывался  отделом  «автономных  высших  учеб¬
ных  заведений».  Вопрос  об  автономии  в  те  дни  не  стоял
так  остро,  как  впоследствии,  когда  саботирующая  совет¬
скую  власть  профессура  прикрывалась  автономией,  мечтала
превратить  высшую  школу  в  места  пропаганды  против  со¬
ветской  власти,  коммунизма  и  марксизма.  Во  главе  отдела
стал  тов.  Егоров.  Скоро  он  уступил  свое  место  другому.
Отделом  средней  школы  руководил  тов.  Познер,  внешколь-
 286

пым  отделом  —  тов.  Крупская,  дошкольным  воспитанием  —
тов.  Лазуркина.  Тов.  Л.  Р.  Менжинская  взялась  руково¬
дить  отделом  по  подготовке  преподавательского  персонала.
Переподготовка  учителей  не  закончилась  и  до  сего  времени.
Необходимость  переподготовки  НКП  учел  с  первых  дней
своего  существования.  И  только  разруха  и  недостаток
средств  мешали  разрешить  эту  задачу.  Тов.  Величкина  за¬
нялась  организацией  школьной  санитарии  и  гигиены.  Был
созван  специальный  отдел  помощи  самостоятельным  клас¬
совым  пролетарским  организациям.  Во  главе  его  стал  по¬
койный  Ф.  И.  Калинин.  Из  этого  отдела  впоследствии
образовался  Пролеткульт  со  своим  журналом  «Пролетар¬
ская  культура».  Самое  слово  «Пролеткульт»  было  пущено
в  ход  секретарем  отдела  тов.  Игнатовым.  Был  создан  отдел
технических  школ  и  политехнического  образования.  Самое
название  отдела  показывает,  что  перед  наркоматом  с  пер¬
вых  же  дней  встал  вопрос  о  характере  образования,
должно  ли  оно  быть  узко  техническим  или  политехниче¬
ским.  Дискуссия  на  эту  тему,  очень  страстная  и  жаркая,
велась  довольно  долго,  года  три.  Отделом  искусств  стал
руководить  художник-коммунист  Штернберг,  финансовым
делом  —  тов.  Рогальский.  Во  главе  литературно-издатель¬
ского  отдела,  или,  как  сказано  в  декрете,  «Государствен¬
ного  издательства»,  стал  Лебедев-Полянский.  Он  же  был
и  первым  ответственным  редактором  органа  Наркомпроса
«Народное  просвещение».
 15  (2)  января  1918  года  Совет  Народных  Комиссаров
назначил  тт.  Ульянову,  Лебедева-Полянского,  Познера,
Менжинскую  и  Рогальского  правительственными  комисса¬
рами  при  Комиссариате  Народного  Просвещения.  Тов.  Ле¬
щенко  и  тов.  Г.  Д.  Закс,  тогда  левый  эсер,  были  назначены
22(9)  декабря:  первый  —  в  качестве  первого  секретаря
Государственной  комиссии  по  просвещению,  второй  —  как
помощник  наркома.
 Эти  товарищи  фактически  составляли  первую  коллегию
Наркомпроса.  Интересно  отметить,  что  эсеры—их  было
несколько  в  комиссариате  —  настояли,  чтобы  тов.  Закс
присутствовал  при  приемах  наркома,  «чтобы  знать,  что  он
говорит».
 Все  с  жаром  принялись  за  работу,  совершенно  не  пред¬
видя  конкретно  тех  трудностей,  которые  несла  гражданская
война.  Сразу  все  внимание  комиссариата  было  направлено
 287

Ла  расширение  дела  народного  просвещения  и  на  поста¬
новку  его  в  коммунистическом  направлении,  на  новых  педа¬
гогических  началах,  добытых  в  заграничной  школе.  Стал
вопрос  о  трудовой  школе.  Появилась  соответствующая
литература,  и  началась  дискуссия,  которая  закончилась
только  в  августе  1918  года,  с  принятием  соответствующей
декларации  о  принципах  трудовой  школы.
 Споры  были  горячие.  И  на  пленарных  заседаниях  и  в
комиссии.  Заседали  не  один  день.  Выложили  на  стол  даже
«Капитал»  Маркса.
 22  ноября  19117  года  Центральным  Исполнительным
Комитетом  Советов  рабочих  и  солдатских  депутатов  был
принят  «Декрет  сб  учреждении  Государственной  комиссии
по  просвещению».  Эта  государственная  комиссия  впредь
до  созыва  Учредительного  собрания  должна  была  руково¬
дить  народным  просвещением.  Народный  комиссар  был  ее
представителем  и  исполнителем.  Декрет  так  и  гласил:  «Все
функции,  выполнявшиеся  прежде  министром  народного
просвещения  и  его  товарищами,  возлагаются.  .  .  на  комис¬
сию  по  народному  образованию».
 Нужно  отметить,  что  Государственная  комиссия  в  со¬
ставе,  определенном  декретом,  нигде  не  собиралась.  Пред¬
ставителей  от  организаций  в  ней  не  было.  Часть  организа¬
ций,  вроде  Союза  городов,  земств,  Учительского  союза,
стала  во  враждебные  отношения  к  рабоче-крестьянской
власти;  такие  же  организации,  как  профессиональные
союзы,  поглощены  были  своей  работой  и  не  могли  факти¬
чески  посылать  своих  представителей,  так  как  в  то  время
их  требовали  в  самые  различные  правительственные  ор¬
ганы;  часть  организаций  еще  не  оформилась.  Собирались
назначенные  члены  Государственной  комиссии,  они  и  ре¬
шали  дела.
 Отмечу  два  курьеза  из  деятельности  Государственной
комиссии.  Когда  голосовали  проект  о  новом  правописании,
составленный  еще  при  Временном  правительстве,  но  лежав¬
ший  в  канцелярии  государственного  комитета,  долго  обсу¬
ждали  вопрос  об  i  и  и.  Многие  высказались  за  i,  указывая
на  Запад.  Большинством  случайного  одного  голоса  гра¬
жданские  права  получило  и.  При  голосовании  списка  на¬
ционализированных  авторов  уставшие  члены  комиссии  то
уходили  из  зала  заседания,  то  возвращались.  Список  полу¬
чился  довольно  пестрый,  так  как  каждого  автора  голосо¬
 288

вали  в  отдельности,  и  количество  голосовавших  было
различное.
 Политическое  положение  страны  в  первые  месяцы  после
переворота  было  таково,  что  заниматься  плодотворно
какой-либо  практической  работой  было  нельзя: 	нужно
 было  преодолевать  саботаж  и  ликвидировать  старые  отри¬
цательные  стороны  в  постановке  дела  народного  образова¬
ния.  Были  упразднены  округа,  директора,  инспектора  и  на¬
чальницы  в  средних  учебных  заведениях,  отменен  «закон
божий».  Вскоре  в  ведение  комиссариата  перешли,  согласно
декрету  СНК,  «все  церковно-приходские  школы,  учитель¬
ские  семинарии,  духовные  училища  и  семинарии,  женские
епархиальные  училища,  миссионерские  школы,  академии  и
все  другие  носящие  различные  названия  низшие,  средние
и  высшие  школы  и  учреждения  духовного  ведомства,  со
штатами,  ассигновками,  движимыми  и  недвижимыми  иму-
ществами,  т.  е.  со  зданиями,  надворными  постройками,  с
земельными  участками  под  зданиями  и  необходимыми  для
школ  землями,  с  усадьбами  (если  таковые  окажутся),  с
библиотеками  и  всякого  рода  пособиями,  ценностями,  капи¬
талами  и  ценными  бумагами  и  процентами  с  них  и  со  всем
тем,  что  предназначалось  для  вышеозначенных  школ  и
учреждений».
 Лично  мне  пришлось  принять  активное  участие  в  лик¬
видации  «святейшего  синода»,  выдержать  дискуссию  с
архиепископом  Прокопием  и  другими.  Около  получаса
свистали,  не  давали  говорить,  но  настроение  удалось  пре¬
одолеть.  Здания  и  капиталы  перешли  в  руки  Наркомпроса;
низших  служащих  из  подвалов  переселили  в  верхние
этажи,  в  покои  архиереев  и  квартиры  чиновников,  по  воз¬
можности  уплатили  жалованье,  которое  задерживал  синод,
и  т.  д.  Высшие  чиновники  сами  разбежались.
 На  другой  день  была  первая  жалоба  на  мою  деятель¬
ность.  На  прием  к  наркому  пришел  здоровенный  монах,
как  говорят,  косая  сажень  в  плечах,  с  большой  черной
гривой,  с  громадной,  пушистой,  как  свежий  веник,  бородой,
жаловался  на  мои  притеснения  и  грозил  предать  меня  ана¬
феме.  Ушел,  конечно,  ни  с  чем,  крича  о  несправедливости.
Как  сейчас,  вижу  эту  здоровенную  фигуру,  красную,  раз¬
драженную,  шумливую,  ругающуюся.
 В  комиссариат  между  тем  временами  заглядывали  ста¬
рые  чиновники.  В  спешке  их  забыли  уволить.  Такое  распо-
 19 	Немеркнущие  годы

ряжение  за  подписью  Председателя  СНК  последовало
только  в  декабре.  Были  уволены  товарищи  министра,  ди¬
ректора  и  вице-директора  департаментов.  Сам  комиссариат
вплоть  до  переезда  в  Москву,  значит  четыре  с  лишним
месяца,  был  украшен  царскими  портретами.  В  кабинете
бывшего  министра  стоял  во  всю  высоту  стены  в  большой
золоченой  раме,  кажется,  портрет  Александра  I.  Он  загора¬
живал  хорошо  замаскированную  дверь  в  министерский  кло¬
зет,  рядом  с  которым,  на  расстоянии  двух  аршин,  стоял
письменный  стол  министра.  Низшие  служащие  относились
недоверчиво;  курьеры  привскакивали  и  вытягивались  в
струнку,  когда  ириходили  ответственные  работники,  и  ни¬
как  не  могли  понять,  когда  им  товарищески  разъясняли,
что  этого  не  надо  делать,  что  теперь  новые  времена.  Такое
обращение  им  было  непонятно,  и  они  считали  нас  «нена¬
стоящим  начальством»,  приказы  которого  они  привыкли
выполнять  молча,  почтительно.  Приходилось  созывать  не¬
сколько  раз  общее  собрание  служащих.  Тов.  Луначарский
красноречиво  рассказывал  им  о  совершившемся  перевороте,
о  гражданском  долге,  о  нравственной  связи  верхов  и  низов
наркомата,  о  сокращении  штатов  против  штатов  царского
времени  и  т.  д.  Как  известно,  штаты  в  ближайшие  годы
превзошли  далеко  всякие  штаты  царского  времени.  Очень
хорошо  помню,  какое  прекрасное  примиряющее  настроение
внесло  в  среду  старых  служащих  сообщение,  что  нарком  и
ответственные  работники  получают  только  350  рублей  и
их  оклады  совсем  незначительно  разнятся  от  прочих
окладов.
 Покуда  Наркомпрос  нащупывал  пути  своей  деятельно¬
сти  и  наскоро  сколачивал  свой  рабочий  аппарат  в  столь
трудных  условиях,  чиновники  министерства  не  дремали.
Часть  их  составила  организацию  и  от  имени  «министерства
народного  просвещения»  вступила  в  переписку  с  различ¬
ными  просвещенскими  учреждениями.  Они  по-прежнему
намеревались  выдавать  аттестаты,  производить  экзамены
и  т.  п.  Пришлось  объявить  «во  всеобщее  сведение»,  что
действие  этих  лиц  незаконно,  они  будут  отвечать  перед  Ре¬
волюционным  трибуналом,  а  бумажки  их  не  имеют  силы.
Угроза  эта,  конечно,  подействовала.  Все-таки  они  были
трусливы.
 Вскоре  обнаружилось,  что  саботирующие  чиновники
бросили  дела  пенсионной  кассьг,  нанося  колоссальный  вред
 290

тысячам  плохо  обеспеченных  учителей.  А  главное,  неиз¬
вестно  стало,  где  находятся  капиталы  кассы,  достигшие
нескольких  миллионов  рублей.  Пришлось  дела  кассы  пору¬
чить  временному  бюро  союза  учителей-интернационалистов,
а  служащим  пригрозить  Революционным  трибуналом,  если
они  не  явятся  для  сдачи  дел.  Но  они,  кажется,  все-таки  не
явились.
 Отличились,  конечно,  и  петроградские  государственные
театры.  Руководители  театров  захватили  в  кассах
160  ООО  руб.  и  незаконно  роздали  эту  сумму  артистам  и
служащим  театров,  чтобы  деньги  не  достались  большеви¬
кам.  Опять  распоряжение  наркома  с  угрозой  Революцион¬
ного  трибунала.  Впоследствии,  15  (2)  января  1918  года,  по
представлению  Наркомпроса  последовало  распоряжение  Со¬
вета  Народных  Комиссаров  об  ассигновании  12  520  000  руб¬
лей  для  выдачи  единовременного  пособия  народным  учите¬
лям.  Через  некоторое  время  была  создана  даже  особая
комиссия  по  улучшению  быта  учителей.  Несмотря  на  озве¬
релое,  оголтелое  отношение  столичного  учительства  боль¬
ших  городов  к  революции,  Наркомпрос  жил  верой,  и  в
этом  он  не  ошибся,  что  народное  учительство,  сельское,  не
может  не  сочувствовать  революции,  которая  открывала  ему
двери  к  широкой  плодотворной  педагогической  деятельно¬
сти,  не  стесняемой  никакими  полицейскими  рогатками.
 К  угрозе  Революционным  трибуналом  в  те  горячие  дни
приходилось  прибегать  постоянно.  Если  не  удавалось
исправить  сделанных  пакостей,  то  все-таки  в  известной
степени  предупреждались  готовившиеся  мерзости  со  сто¬
роны  саботировавшей  тогда  интеллигенции.
 В  старое  время  целый  ряд  учебных  заведений  был  за
отдельными  ведомствами.  После  Октябрьского  переворота
они  механически  остались  за  соответствующими  наркома¬
тами,  которые  и  начали  их  перестраивать,  не  согласуя  дело
с  общим  направлением  политики  Наркомпроса.  Эта  несла¬
женность  была  скоро  учтена,  и  к  концу  февраля  1918  года
Государственная  комиссия  приняла  решение,  что  все  учеб¬
ные  заведения  от  различных  ведомств  переходят  в  ведение
НКП.  Если  с  колоссальным  трудом  и  натиском  приходи¬
лось  завоевывать  аппарат  в  центре,  то  на  местах  эта  задача
осуществлялась  еще  с  большим  трудом.  Вопрос  об  органи¬
зации  народного  образования  на  местах  и  об  управлении
им  не  ставился  наркоматом  на  обсуждение.  Этим  делом
 201

ЬедаЛи  главным  образом  новые  городские  думы.  Вопрос
откладывался  до  созыва  Учредительного  собрания.  После
его  разгона  Государственная  комиссия  образовала  спе¬
циальную  комиссию  для  разработки  вопроса  о  переходе
всех  дел  народного  образования  от  органов  самоуправления
к  Советам.  Процесс  перехода  был  закончен  приблизительно
только  к  концу  1918  года.  Весной  этого  года,  приблизи¬
тельно  через  полгода  после  переворота,  из  74  губернских  и
областных  просветительных  организаций  лишь  67,  т.  е.  до
90%,  были  в  руках  советских  учреждений.
 Хочется  еще  восстановить  картину,  как  составлялась
и  проводилась  по  комиссариату  первая  смета.  Однажды
на  заседании  коллегии  сообщили,  что  через  несколько
дней  надо  представить  в  СНК  смету.  Особенно  это
никого  не  смутило.  Смета  была  быстро  составлена.  Каждый
определял  размер  работы  как  ему  вздумается,  насколько
хватало  его  фантазии,  без  надлежащего  учета  конкретной
обстановки,  вне  всяких  норм.  Потом  пощли  на  какое-то
заседание  для  обсуждения.  Никто  не  знал,  что  это  за
учреждение  и  что  сидят  за  люди.  Смотрим  —  чистенькие,
выбритые,  в  крахмальных  воротничках.  Друг  с  другом
шепчемся:  «Как  будто  старые  чиновники,  чего  их  слушать,
что  с  ними  разговаривать».  Те  же  сидели  хмуро  и  испод¬
лобья  посматривали  на  нас.  Пробовали  они  говорить  о  кон¬
кретных  возможностях,  о  нормах,  о  неправильности  ста¬
тистических  цифр,  но  все  это  было  напрасно.  Мы  рьяно
спорили,  не  уступая  ни  одного  рубля,  не  внимая  их  заме¬
чаниям,  как  будто  действительно  наши  сметы  были  про¬
думаны  и  обоснованы.  Как  сейчас  помню,  возражения)  с
нашей  стороны  казались  солидными  и  убедительными.  На¬
конец  они  нам  в  общем  уступили.  Выходя  из  заседания,
мы  удивлялись,  откуда  взялись  эти  люди,  которые  никак
не  хотели  понимать,  что  смета  не  может  быть  составлена
так  основательно,  как  это  возможно  было  в  мирное  время.
 Потом  пришлось  защищать  смету  в  особой  комиссии
СНК.  Тогда  СНК  помещался  в  дальнем  углу  Смольного,
в  верхнем  этаже.  Только  что  были  отгорожены  наскоро
новые  комнаты.  На  окнах  в  смежных  комнатах  стояли
прикрытые  пулеметы.  Дело  было  вечером.  Крику,  шуму
было  без  конца.  Можно  было  подумать,  что  идет  дискус¬
сионное  фракционное  собрание,  где  утрачены  всякие  гра¬
ницы  хладнокровия  и  пришло  время  гасить  электричество.
 292

Саботаж  между  тем  все  крепнул.  Наркому  приходи¬
лось  выпускать  пламенные  декларации,  но  они  в  то  время
мало  действовали.  Незадолго  до  рождественских  каникул
учителя  объявили  забастовку.  Было  обращение  «Ко  всем
учащимся»,  «К  учащим».
 Но  были  люди,  которые  сразу  стали  работать  с  нами.
При  литературно-художественном  отделе,  которым  заведо¬
вал  я,  была  создана  комиссия  из  специалистов  для  разра¬
ботки  различных  вопросов,  связанных  с  изданием  класси¬
ков.  В  нее  сразу  же  вошли:  А.  Бенуа,  А.  Блок,  П.  Морозов,
художники  Альтман,  Пунин  и  другие.  Началась  основная
работа,  несмотря  на  величайшие  трудности.
 Помню,  как-то  поздно  вечером,  возвращаясь  из  Смоль¬
ного  домой,  я  встретил  во  дворе  около  костров  Владимира
Ильича  и  Надежду  Константиновну.  Отдыхали  от  неимо¬
верного  напряжения  в  те  тяжелые  дни.  Остановился  и  раз¬
говорились  о  делах  просвещения.  Надежда  Константиновна
в  чем-то  его  убеждает,  он  не  соглашается.
 — 	Тов.  Полянский,  никак  не  могу  убедить  его.
 — 	Ты  ведь  знаешь,  что  я  в  этих  делах  ничего  не  по¬
нимаю  и  у  тебя  учусь,  Надежда,  —  вот  разберусь.
 Видя  утомленные  лица  их,  вдыхая  свежий  морозный
воздух,  заметил  им:
 — 	Бросьте  говорить  о  делах.  Отдыхайте.  Смотрите,  как
хорошо.
 Действительно,  стоял  хороший  звездный  вечер.
 Владимир  Ильич,  по  обыкновению  наклонив  голову  и
прищурив  на  меня  глаз,  живо  заговорил:
 — 	Правда,  давай  подышим!.
 А  я  побежал  к  подошедшему  трамваю.
 Между  тем  обстоятельства  складывались  все  сложнее  и
труднее.  Разгоралась  гражданская  война.  Петроград  ждал
налета  немецких  цеппелинов.  Выяснилось,  что  пребывание
правительства  в  Петрограде  небезопасно.  Решено  было  эва¬
куироваться  в  Москву.
 В  середине  марта  мы  оставили  «северную  столицу».

Л•  Рейснер
 СУББОТНИК
 ХЭдоль  всей  набережной  грузят  дрова.  Огромные  по-
 ленья  бегут  из  рук  bi  руки,  и,  отирая  пот,  под  жарким
солнцем,  обвеянные  невской  серебряной  прохладой,  груз¬
чики  плетут  нескончаемую  цепь  живого  труда.  Что  делать?
Никак  не  найду  свою  артель,  —  приходится  пристать  к
чужой.
 Начинаю:
 — 	Товарищи,  разрешите  к  вам  пристать.  Не  найду
своих,  а  ведь  все  равно  где  работать.
 Но  они  несогласны.  Две  девицы  в  фуражках  и  гимна¬
стерках  осматривают  меня  критически.
 — 	Нам  таких  не  надо.  Ходит  тут  всякий  сброд...
 Я  обижаюсь,  и  сразу  впадаю  в  тон  тех  славных  улич¬
ных  драк,  в  которых  лет  12  тому  назад  я  считалась  незаме¬
нимым  спецом  даже  среди  мальчишек  Большой  Зелениной
улицы.  А  улица  эт,а  была  боевая:  на  каждые  два'  дома  по
кабачку,  и  ночью  ходили  только  по  середине  мостовой.
 Принимаю  боевую  позу.
 — 	Это  кто  же  сброд?  —  Они  смеются.
 — 	Буржуйка!—Я  тоже  смеюсь,  ибо  не  в  бровь,  а  в
глаз.
 Но,  отойдя  на  безопасное  расстояние,  оборачиваюсь  и
убиваю  моих  девиц  единым  духом:
 — 	Эй,  товарищ  рыженькая!  —  Они  не  отвечают.  Вы¬
держиваю  изумительную  паузу  и  затем;
 294

— 	Зй,  содкомши,  будьте  здоровы!
 А  солнце  печет,  от  Невы  пахнет  крепкой  сыростью,  и
на  том  берегу  старинные  здания  образуют  классическую
декорацию.
 Вот  другая  артель,  малочисленная  и  веселая.  Здесь
рады  всякой  лишней  паре  рук,  и  вот  я  включаюсь  в  цепь,
и  через  меня  течет  непрерывный  поток  воли,  ритмических
усилий  и  жизни,  опьяневшей  от  солнца  и  запаха  смолистых
дров.  Постепенно  все  движения  становятся  механическими.
Мускулы  рук,  плеч  и  спины  изобретают  гениально  простую
систему,  облегчающую  и  ускоряющую  труд.  От  напряже¬
ния  кровь  поет  и  стучит  в  висках,  и,  мгновенно  приспо¬
собляясь  ко  всякой  тяжести,  ко  всякому  острому  сучку,
к  лохмотьям  отсырелой,  подгнившей  коры,  тело  радуется
и  творит.  В  нем  столько  бессознательного  опыта,  смутно
спавшего  инстинктивного  ума,  столько  неудовлетворенной
жажды  физического  труда.  Теперь  все  это  стало  нужным,
проснулось  от  спячки,  стряхнуло  с  себя  старинное  иго  ин¬
теллекта,  радостно  заняло  свое  первородное  положение  с
усталым,  скептическим  и  высокомерным'  интеллигент¬
ским  «я».
 Жар  все  возрастает.  От  солнца  тянутся  толстые  золо¬
тые  струны-жилы  и  наливаются,  и  звенят.  Тяжелые  дере¬
вянные  брусья  продолжают  неистовую  пляску  от  рук  к
рукам,  пот  слепит  глаза,  спина  сгибается  и  разгибается,
как  стальная  стрела  камертона.  Наконец  живой  голос  про¬
рывает  безмолвно-гудящую  симфонию  труда:
 — 	Перерыв  на  пять  минут!
 Хмельные,  ничего  не  слыша  и  не  понимая,  ложимся
отдыхать  на  широкий  теплый  гранит  набережной.  Камни
равномерно  дышат  теплом  и  особенным,  какими-то  блест¬
ками  пронизанным  ароматом  металла.  Матросы  с  соседней
баржи  бегут  пить  из  нашего  кипятильника.  Разговор.
 — 	Мамзель,  вы  выпачкали  кофточку.  Только  портите
народное  достояние.  Какая  с  вас  польза:  выгрузили  пол¬
куба,  платье  истратили  на  десять  косых.
 Щурится  и  смотрит  —  обижусь  я  или  нет.
 Я  не  обижаюсь,  но  ответить  все-таки  надо.
 — 	А  ведь  вы,  дорогой  Жоржик,  неправы.  Хотите  до¬
кажу?
 Он  заинтересован.
 — 	А  ну-ка?  —  Ехидная  тишина.
 295

—  Вы,  уважаемый  товарищ,  в  чем  ходите  на  бульвар?
 В  рабочем  платье  или  в  клеше?  В  клеше.  А  на  работу  но¬
сите  самое  худшее.  А  я  вот  наоборот  —  в  Александровский
сад  не  наряжаюсь,  а  на  субботник  пришла  в  самой  лучшей
кофточке  —  по  случаю  трудового  праздника.  И  вы  же  меня
обложили.
 Матросик  молчит,  женщины  смеются.  Однако  моя  де¬
магогия  никого  не  обманула.  Начинают  сначала.  Матрос
предпринимает  глубокий  обход.
 — 	Мамзель,  а  где  вы  служите?
 — 	Нигде.
 — 	А  зачем  ходите  на  субботник?
 — 	Да  вот  хочу  с  хорошим  человеком  познакомиться,
замуж  пора  выходить.
 — 	А  я  другое  думаю.  Вчера  закрыли  все  магазины  на
Невском,  а  владельцев  и  владелиц  —  пожалуйте  на  работы.
А?  Вы  не  из  той  сторонки,  доброволица?
 Я  обижаюсь  и  в  запальчивости  намекаю  на  трехлетнюю
работу  на  фронте.  Никто,  конечно,  не  верит.  Матросы
дружно  хохочут.
 — 	Так  вы  воевали?
 — 	Ну  да!
 — 	Муха  говорит:  «Мы  пахали».
 Чувствую,  что  диалог  проигран,  и  сдаюсь.  И  опять  всех
соединяет  ток  силы.  Разговор  замолкает,  и  постепенно,
точно  в  сине-серебряной  купели,  тает  и  плавится  в  трудо¬
вом  хороводе,  в  сверкании  реки,  в  ослепительном  блеске
неба  побежденная,  оправданная  и  очищенная  тяжесть
труда,  косность  материи.
 Совсем  близко,  через  одну,  работает  немолодая,  очень
интеллигентная  девушка,  вероятно  из  хорошей  семьи,  увяд¬
шая  и  озлобленная.  Очень  тонкое,  но  ужасно  злое  лицо.
На  матроса  смотрит  изредка,  враждебно  и  подолгу.  Эта
смирилась,  хоть  не  простила  и  не  забыла  революции  ни¬
чего.  Но  как  ее  меняет  этот,  ей  ненавистный,  субботник,
как  она  молодеет  в  танце  однообразных  движений,  как
расправляется  жесткий  угол  ее  бровей,  загаром  и  потом
покрывается  надменная  черта  у  переносицы,  и  невольно
узкие,  аристократические  руки,  перенеся  тяжесть  соседу,
на  мгновение  неуловимо  нежно  опираются  на  его  бронзовые
плечи,  принимают  и  усиливают  их  неловкую,  но  железную
помощь.  Незаметно  они  братаются.  Эта  засохшая  между
 296

листами  никому  не  нужной  книги  девушка  и  рябоватый,  но
веселый,  но  всепобеждающий  военмор.
 Дальше  совсем  молоденькая  женщина,  никому  не  да¬
вая  проходу,  стрекоча  беспрестанно,  каждому  проходящему
мимо  нее  грузчику  бросает  в  лицо  горсть  острой,  жгучей,
не  всегда  чистой  уличной  соли.  Целую  охапку  задирок,
мгновенно  разлетающихся  или  пристающих  к  лицу,  платью
и  волосам,  точно  сухие  былинки  сена  во  время  сенокоса.
Она  поссорилась  с  соседками.  Соседки  эти,  работницы  и
жены  рабочих,  —  обе  злые  и  молчаливые,  глубоко  обижен¬
ные  тем,  что  их  заставили  грузить  дрова.  Вероятно,  жены
прежних  мастеров,  всегда  жившие  в  мещанском  ничегоне¬
делании,  за  спиной  своих  мужей.  Привилегированные  среди
общей  фабричной  бедноты.
 Они  работают  без  всякого  воодушевления  и  цедят  мел¬
кие  желчные,  колючие  слова.
 — 	Стой  тут,  потей,  работай  на  них,  а  хлеба  не  даюг.
Мерзавцы.  —  Кто,  собственно,  мерзавцы,  они  прямо  не
говорят,  сами,  дескать,  понимаете,  ученые.
 Маленькая  веселая  не  выдерживает:
 — 	Замолчите  вы,  щетки  со  щелоком,  не  травите  воздух.
 — 	А  ты  кто  такая?
 — 	Я-то—я,  а  вы  вот  саботажницы.
 — 	Ах  ты,  потаскушка  вчерашняя.
 Но  —  поссориться  некогда,  опять  тишина  и  напряжение,
Правда,  день  не  обходится  без  происшествия.  Веселый
матрос,  оступившись  на  трапе,  срывается  в  воду  у  самого
берега.  Его  с  восторгом  вылавливают,  высмеивают  и  выжи¬
мают.  Однако,  едва  вернувшись  на  место,  он  снова  захва¬
тывает  всю  полноту  власти  над  нашей  артелью,  —  очевидно,
черты  правителя  и  диктатора  прирождены  русским  матро¬
сам.  Опять  кричит,  и  подгоняет,  и  торопит.  Особенно
достается  нерадивым  соседкам  из  фабричных.
 — 	Эй,  красавица,  товарищ  в  революционном  головном
уборе  (у  них  красные  платочки  на  голове).  Вы  ничего  не
делаете,  товарищи!  Пошевеливайтесь,  товарищи!  Не  лодыр¬
ничайте,  уважаемые  товарищи!
 Последний  час  проходит  как  в  угаре.  Дерево  кажется
железом,  кружится  голова,  дрожат  руки,  и  все-таки  дело
идет  непрерывно,  точно  огромная  карусель,  охмелелая,
безудержно  закружившись,  несется  со  звоном  и  свистом  и
никак  не  может  остановиться.
 297

Даже  матрос  устал.
 — 	Эх,  —  говорит,  —  где  бы  мне  найти  тещу  хорошую,
да  со  своими  пчелками,  с  домашним  медом?  Вот  бы  медку
напиться  теперь!
 — 	Тебе,  значит,  попадью  надо,  у  них  всегда  свои  пчель¬
ники  были.
 — 	Попадью.  А  где  их  возьмешь  теперь?
 — 	А  ты  сходи  на  Гороховую  два,  там  их  много;  такие
вдовушки,  лучше  не  надо.
 Наконец  кончаем.  В  руках  белеют  завернутые  в  одина¬
ковые  пакеты  куски  хлеба,  по  всему  берегу  идут  люди  с
такими  же  свертками,  улыбаются  нам  устало  и  радостно  и
исчезают  в  белых  сумерках.  Они  —  братья.

IT.  Подвойский
 КОММУНАРЫ  ЗАЩИЩАЮТ
КРАСНЫЙ  ПЕТРОГРАД
 Петроград  в  дни  опасности
 ак  великий  гигант,  поднялся  питерский  пролетариат  с
-■“^непреодолимой  решительностью  победить  во  что  бы  то  ни
стало.  На  развалинах  панически  отступающей  армии  он
решил  создать  новую,  непобедимую  революционную  ар¬
мию.  И  когда  армия  Юденича,  упоенная  победой,  с  высот
Пулкова  уже  видела  свою  жертву  и  предвкушала  богатую
добычу,  тело  новой  армии  было  уже  готово,  нужно  было
только  вдохнуть  в  нее  дух.
 Красный  Петроград  ощетинился.  В  несколько  дней  он
превратился  в  непобедимую  революционную  крепость,  и,
если  бы  красные  полевые  части  не  выдержали  напора  бе¬
лых,  банды  Юденича  были  бы  уничтожены  в  стенах  Петро¬
града.
 Нужно  было  видеть  этот  великий  город  в  дни  опасности,
чтобы  понять  и  почувствовать  его  истинное  величие.  Нет
слов  для  выражения  энтузиазма,  который  охватил  питер¬
ский  пролетариат.
 Лозунг  «оборона  внутри»  поставил  все  в  Петрограде,
как  в  осажденной  крепости,  на  военную  ногу.  Вмиг  город
преобразился.  Рабочие  шли  в  батальоны  массами.  Работниц
не  удовлетворяла  одна  только  санитарная  работа:  наравне
С  мужчинами  они  брали  винтовки.  В  Василеостровском
 299

районе  90%  батальона  составляли  женщины.  В  Смольнин-
ском  организовался  партизанский  женский  отряд  в  100  че¬
ловек.
 Во  всех  районах  было  организовано  28  фронтовых  сани¬
тарных  отрядов,  которые  работали  с  неслыханной  само¬
отверженностью.
 Рабочая  молодежь  вся  поднялась.  Были  случаи,  когда,
вслед  за  одним,  вся  молодежь  предприятия  снималась  и
отправлялась  на  фронт.  В  городском  районе  Союзом  моло¬
дежи  организован  отряд  в  260  человек,  которому  была
поручена  ответственная  задача  —  охрана  Петропавловской
крепости.  Отряд  готовился  к  уличным  боям,  усиленно  за¬
нимаясь  метанием  гранат.  Но  в  отряде  стало  наблюдаться
своеобразное  «дезертирство».  Из  отряда  убегали  на  фронт
поодиночке  и  группами.  Революционный  энтузиазм  рвался
наружу.  Пылким  революционерам  хотелось  сразиться  с  вра¬
гом  в  открытом  бою.  Район  Володарского  организовал  осо¬
бый  отряд  молодежи  в  100  человек,  который  все  время
сражался  на  фронте,  так  же  как  и  отряд  самокатчиков,
организованный  Союзом!  молодежи.
 Ямбургский,  Детскосельский, 	Г  атчинский  и  другие
 Союзы  молодежи  все  время  в  полном!  составе  были  на
фронте,  и  героизм  этих  отрядов  молодежи  вызывал  энтузи¬
азм  и  восхищение  в  рядах  красноармейцев.  Красная  Армия
чувствовала,  что  великий  Петроград  поднялся  от  мала  до
велика  для  борьбы  с  белой  армией,  и  это  придавало  ей  бод¬
рость  и  веру  в  победу.  И  это  влияние  питерских  рабочих,
коммунистических  отрядов  и  молодежи  отражалось  не
только  на  красноармейцах,  но  и  на  командовании.
 В  эти  исторические  дни  как  будто  происходило  состяза¬
ние  на  героизм  и  самоотверженность.  Оставшиеся  на  заво¬
дах  старики,  инвалиды,  женщины,  как  бы  желая  показать,
что  и  больные  могут  уничтожать  врагов,  поистине  совер¬
шали  чудеса.  Невозможно  описать,  что  в  эти  дни  делалось
на  Путиловском,  Обуховском  и  Ижорском  заводах.
 Поистине  творились  чудеса,  как  в  заколдованном  цар¬
стве.  Бронепоезда,  ремонт  которых  обыкновенно  требовал
недель,  ремонтировались  в  течение  часов.  В  небольшой
срок  артиллерийский  отдел  Путиловского  завода  произвел
капитальный  ремонт  72  орудий,  8  бронепоездов,  6  броне-
паровозов,  25  автомобилей,  не  считая  многих  тысяч  отдель¬
ных  частей.
 300

Тут  же  изготовлены  были  первые  наши  танки-«гусё^
ницы».  Одних  экстренных  заказов  в  день  было  в  среднем
до  70.  Заводы  стали  универсальными  и  делали  всякую  ра¬
боту,  какая  была  необходима.
 Ижорский  завод  не  прекращал  работы  ни  на  минуту,
а,  наоборот,  в  десятки  раз  увеличил  производительность,
несмотря  на  то,  что  белые  были  уже  на  расстоянии  полу¬
тора  верст  от  завода.  Не  только  снаряды,  но  ружейные  и
пулеметные  пули  барабанили  по  крышам  завода.  Но  чем
ближе  подходили  белые,  тем  бешенее  изготовлялось  ору¬
жие  для  их  уничтожения.  Окончив  работы  на  заводе,  про¬
летарии,  вместо  отдыха,  ходили  рыть  окопы;  несколько
дней  не  выдавали  хлеба,  но  и  это  не  могло  уменьшить  раз¬
маха  работы.  Одновременно  надо  было  готовиться  в  один
час  эвакуировать  весь  завод.  По  подсчетам  Ижорский  завод
за  эти  исторические  дни  выработал  столько,  сколько  в
нормальное  время  не  вырабатывает  за  3  месяца.  Мастера,
как  на  Ижорском,  так  и  на  Путиловском  и  прочих  заводах,
неделями  не  выходили  с  заводов.
 А  в  это  время  Юденич  в  официальном  приказе  писал,
что  Путиловский  завод  восстал  против  советской  власти  и
выслал  к  нему  в  Гатчину  делегацию.
 Железнодорожники  своей  самоотверженностью  и  своей
преданностью  революции  искупили  все  прошлые  грехи.
Под  пулеметным  огнем  уводили  они  последние  поезда.  На
каждом  шагу  они  проявляли  инициативу,  направленную  к
спасению  положения.  Когда  белые  разрушили  гатчинскую
водокачку,  подача  воды  была  устроена  при  помощи  «водя¬
ных  поездов»,  а  части  с  гатчинской  водокачки  были  исполь¬
зованы  для  ремонта  елизаветинской  водокачки.  При  от¬
ступлении  белые  уничтожили  все  мосты,  стрелки,
подрезывали  все  буквально  телефонные  и  телеграфные
столбы.  Но  тотчас  вслед  за  появлением  наших  войск  пути
ремонтировались  и  связь  устанавливалась.
 Со  всех  сторон  шла  помощь  красному  Петрограду.
Один  за  другим  шли  поезда  с  войсками.  Одновременно
производилась  эвакуация,  и  все  же  подвоз  продовольствия
не  только  не  уменьшился,  но  и  увеличился,  что  дало  воз¬
можность  увеличить  красноармейский  паек.
 Военные  учреждения  работали  непрерывно  24  часа  в
сутки,  и  в  4  часа  ночи  там  можно  было  застать  такую  же
картину,  как  и  в  4  часа  дня.
 301

Штаб  внутренней  обороны  Петрограда  походил  На  улей,
откуда  выходили  и  входили  беспрестанно  сотни  и  тысячи
работников.  Кругом  телефонные  звонки,  приказы,  распоря¬
жения.  Лица  работников,  изможденные  долгими  бессон¬
ными  ночами,  дышат  спокойной  напряженной  революцион¬
ной  решительностью.  Как  в  фокусе,  сосредоточена  здесь
вся  мощь  революционного  Петрограда.
 Газеты  преобразовались.  «Красная  газета»  приняла  бое¬
вой  облик.  Лозунги  ее  —  аншлаги  —  лаконические,  при-
зывно-ударные  —  были  точно  стальные.  В  эти  дни  «Крас¬
ная  газета»  сыграла  великую  роль,  она  оказалась  достой¬
ной  Петрограда.
 Даже  обыватели  питерские,  и  те  были  какие-то  особен¬
ные.  В  самые  критические  дни,  когда  белые  были  почти  в
предместьях  города,  не  слышно  было  того  змеиного  шипе¬
ния,  которое  наблюдалось  в  других  городах.  Дороговизна
и  голод  выносились  стойко,  безропотно.
 Нигде  и  ни  в  чем  не  было  видно  панического  настрое¬
ния.  Питерский  пролетариат  чувствовал,  что  за  ним  побе¬
да,  и  ни  на  минуту  не  прекращал  мвдрной  созидательной
работы.  Одновременно  с  пушками,  снарядами,  патронами,
пулеметами  для  баррикад,  трамваи  развозили  плитки  для
мостовых,  которые  ремонтировались  даже  тогда,  когда  у
стен  города  рвались  снаряды.  В  день  взятия  Красного
села—15  октября  —  был  введен  в  жизнь  декрет  о  всеоб¬
щей  грамотности.
 Опасность,  угрожавшая  Питеру,  и  его  героическая
борьба  немедленно  нашли  отклик  во  всей  России.  Со  всех
концов  прибывали  отряды  коммунистов,  молодежи,  курсан¬
тов.  Череповецкая,  Новгородская,  Вологодская  организа¬
ции,  оставив  на  месте  только  единицы,  почти  целиком
явились  в  Петроград;  в  Новгородской  губернии  было  моби¬
лизовано  300  членов  Союза  молодежи.  Боровичи,  Новго¬
род,  Демянск,  Череповец  и  другие  города  прислали  вагоны
с  подарками.
 Казалось  в  эти  дни,  что  Петроград  —  живое  существо,
что  он  чувствует  на  себе  любовные  взоры,  обращенные  на
него  со  всех  концов,  и  с  каждым  часом  напрягает  все
больше  и  больше  волю  к  победе.  Нужно  было  только  ви¬
деть  Петроград  в  эти  исторические  дни,  чтобы  понять  ве¬
личие  и  непобедимость  пролетарской  Революции.
 302

курсам  т  м  и  мат  р  о  с  i»i
 Еще  в  первые  печальные  дни  панического  отступления,
когда  все  бежало,  красные  курсанты  сдерживали  белых
арьергардными  боями.  И  чем  ближе  белые  подходили  к
Питеру,  тем  решительнее  и  упорнее  становились  курсанты.
Они  поняли  величие  своей  задачи  и  решили  победить  или
умереть.
 С  бодрящими  звуками  «Интернационала»  и  с  криками
«Отдай  Ямбург»,  они  бросались  в  атаку  как  ураган.
 Был  случай,  когда  отряд  в  50  курсантов,  под  дерев¬
ней  Т.,  пошел  в  атаку  на  лучший  из  юденических  полков,
Талабский,  и  сбил  его.  Десять  смельчаков  с  Первых  кур¬
сов  бросились  в  атаку  на  Новую  Деревню,  где  засели
сотни  белых  с  пулеметами.
 Черкасским  курсантам,  прошедшим  через  огонь  и  воду
в  борьбе  с  уральскими  бандами,  с  Петлюрой,  Зеленым  и
Деникиным,  выпала  новая  честь  —  защиты  Петрограда,  и
под  Красным  селом  они  проявили  столько  героизма,  что
все  до  одного  были  награждены  орденом  Красного  Зна¬
мени.  Московские  курсанты  дрались  как  львы,  неся  неис¬
числимые  жертвы.
 Неслыханным  героизмом  отличались  финские  курсанты.
 Из  холодной  снежной  Финляндии  они  принесли  горя¬
чий  революционный  жар.
 Когда  впервые  появились  на  фронте  белые  танки,  когда
одно  слово  «танк»  вызывало  паническое  отступление,  фин¬
ские  курсанты  бросались  на  танки  в  атаку.
 Под  деревней  Кошелево  взвод  финских  курсантов  за¬
хватил  было  уже  танк  в  плен,  но  в  это  время  подоспело
два  других,  и  взвод  почти  весь  был  уничтожен.
 Когда  финские  курсанты  шли  в  атаку  с  страшными
проклятьями  («Пергола!»,  «Дьявол!»),  они  напоминали
гранитную  массу,  перед  которой  никакая  сила  не  может
устоять.
 20  октября  белые  обстреливали  Лигово.  Они  заставили
героически  дравшихся  курсантов  отступить  в  предместья
Детского,  на  Соболево  и  Софию.  Энтузиазм  курсантов  был
так  велик,  что  они  в  «открытый  рост»  шли  против  танков
со  штыками,  а  финские  курсанты  даже  вырвали  из  одного
танка  пулемет.  Они  боролись  со  стальными  чудовищами
врукопашную,  крича:  «Отдай  танк».  Получив  приказ  от¬
 303

ступить  перед  танками,  дисциплинированные  финские  кур¬
санты  не  могли  ослушаться  приказа,  но  отходили  от  тан¬
ков,  как  от  отнимаемой  от  них  добычи,  с  проклятьями  и
бранью  беспрестанно  озираясь  на  оставляемые  танки,  по¬
сылавшие  на  них  дождь  пу\еметного  огня.  Неохотно  оста¬
вили  они  поле  боя.
 Белые  писали  в  своих  газетах:  «Курсанты  бросились
в  атаку  на  пулемет  и  подошли  к  нему  на  60  шагов,  большая
часть  их  легла.  Курсанты  идут  в  атаку  не  сгибаясь.  Фин¬
ские  курсанты  с  ружьем  на  руку  бросались  на  танки.  Это
не  храбрость,  а  безумие.  Они  бросаются  с  отчаянием  само¬
убийц».
 Даже  эти  буржуазные  лжецы,  которым  недоступно  по¬
нимание  революционного  энтузиазма,  обманщики,  писавшие
в  своих  газетах,  что  «путиловцы  восстали»,  что  «bi  Петро¬
граде  фунт  хлеба  стоит  15  000  рублей»,  —  злобствуя,  не
могли  не  восхищаться  самоотвержением  курсантов.
 Много  жертв  понесли  курсанты  в  эти  исторические  дни.
Трупами  лучших  из  них  была  загорожена  дорога  в  Крас¬
ный  Петроград.
 Нечего  и  говорить  о  героизме  матросов.  Недаром  гла¬
вари  белогвардейского  восстания  ставили  своей  первой  за¬
дачей  захват  Красной  Горки,  «Севастополя»  и  «Петро¬
павловска».
 Тяжелые  дни  переживали  Красная  Горка  и  форт  Серая
Лошадь.  Англичане  засыпали  их  15-дюймовыми  снарядами.
Но  ничто  не  могло  поколебать  их  стойкости.
 В  ночь  на  21-е,  когда  белые  подошли  почти  вплотную
к  Петрограду,  Красная  Горка  и  «Севастополь»  выполнили
свою  задачу  —  тяжелыми  снарядами  они  привели  белых  в
замешательство.
 В  то  же  время,  радом  с  полками  и  отрядами  курсантов,
сражались  геройские  отряды  матросов.  Много  тысяч  их
было  на  фронте,  и  немало  из  них  погибло.  Своими  атаками
они  приводили  в  ужас  белых,  и  белые  мстили  им:  матросы,
попавшие  в  плен  к  белым,  уже  не  возвращались.

В. 	Мещерский
 ПОЛИТИЧЕСКАЯ  РАБОТА  НА  ФРОНТЕ
 TJ  1919  году  я  приехал  с  путиловским  бронепоездом
№  6  в  Петроград.  Бронепоезд  должен  был  стать  на
ремонт.  Он  участвовал  в  боях  против  немцев  под  Пско¬
вом,  в  подавлении  Ярославского  и  Гжатского  восстаний,
исколесил  немало  на  Южном  фронте  и  на  Дону,  и  после
многочисленных  боев  его  бронеплощадки  и  орудия  изрядно
поиспортились  и  требовали  капитального  ремонта.  Не
сразу  мы  стали  на  ремонт:  когда  мы  подъезжали  к  Петро¬
граду,  были  затруднения  на  Псковском  участке,  где  нажи¬
мали  на  наши  части  белогвардейцы  Балаховича,  и  наш
поезд  направили  на  помощь  красноармейцам.  Здесь,  не¬
смотря  на  то,  что  отдельные  орудия  совершенно  расхляба¬
лись  и  отказывались  стрелять,  мы,  всячески  ремонтируя  их,
приспособляя  и  «изобретательствуя»,  наносили  поражение
врагу,  помогали  нашим  пехотным  красноармейским  частям
сдерживать  натиск  «балаховцев»  до  тех  пор,  пока  не  при¬
шла  к  нам  смена.  После  этого  нас  отправили  в  Петроград
ремонтироваться.  Остановились  мы  у  Путиловского  заво¬
да,  на  станции  Пущине,  площадки  с  орудиями  'направили
на  завод  в  пушечную  мастерскую,  которая  должна  была  их
«омолодить».
 Команда  бронепоезда,  состоявшая  из  наиболее  созна¬
тельных  рабочих-путиловцев,  закалившихся  в  боях  на  раз¬
личных  фронтах  гражданской  войны  и  состоявшая  в  боль¬
шинстве  из  коммунистов,  горела  нетерпением  скорее  закон¬
чить  ремонт  и  отправиться  на  фронт.  Поэтому,  чтобы
 20
 Померкпущпо  гоям
 305

ускорить  ремонт  бронепоезда,  красноармейцы  предложили
свои  услуги  в  работе  и  попросили,  чтобы  их  взяли  в  ма¬
стерские.  С  этим  предложением  согласился  командир  броне¬
поезда  тов.  Шмай  и  военком  тов.  Газа,  охотно  согласилась  и
администрация  завода,  и  несколько  десятков  (30—40)  че¬
ловек  из  команды  послали  на  Путиловский  завод  работать
в  пушечной  и  других  мастерских.  Наибольшее  количество
из  нас,  в  том  числе  и  я,  попали  в  пушечную  мастерскую,
«ведущую»  мастерскую  для  того  времени,  выполнявшую
наиболее  важные  заказы.
 Придя  в  мастерскую,  мы  ближе  познакомились  с  поло¬
жением  и  настроением  рабочих  и  столкнулись  с  неполад¬
ками,  расхлябанностью  и  отсутствием  труддисциплины  в
мастерских.
 Приходили  мы  в  мастерскую  до  начала  работ,  до  гудка
сидели  и  беседовали  с  рабочими  около  станков  и  верстаков,
спорили  с  ними  на  разные  политические  и  экономические
темы,  но  гудел  гудок,  возвещавший  начало  работы,  и  каж¬
дый  из  нас,  красноармейцев,  принимался  за  работу.
 Беседовали  и  спорили  мы  с  рабочими  частенько,  некото¬
рые  рабочие  жаловались  на  затруднения,  на  недостатки  в
питании,  обуви,  одежде  и  т.  п.
 Меньшевики  и  эсеры  использовали  эти  настроения,  но
выступали  скрытно,  тонко,  старались  косвенными  вопро¬
сами  поставить  нас  в  тупик,  подорвать  наш  авторитет,  а
вместе  с  тем  подорвать  и  авторитет  партии  большевиков.
Выступали  они  под  флагом  «беспартийности»,  говорили,
что  «мы  против  всяких  партий»,  «должна  быть  одна  пар¬
тия,  объединяющая  рабочих»,  и  т.  п.
 Мы  стойко  отстаивали  политику  партии,  разоблачали
смысл  разговоров  о  «недостатках  демократии»  и  вымыслы
о  причинах  затруднений  в  продовольствии,  разоблачали
прикрывающихся  «беспартийностью»  меньшевиков,  эсеров,
анархистов.  И,  нужно  сказать,  результаты  нашей  работы
были  заметны:  наш  личный  пример  в  работе,  наша  агита¬
ция,  пропаганда,  наша  искренность,  наш  пыл,  наша  готов¬
ность  проводить  политику  партии  на  деле,  авторитетность
нашего  бронепоезда  —  облегчали  нашу  работу.  Рабочие  не¬
вольно  стали  лучше  рассуждать  и  лучше  относиться  к
труду.
 Недолго  поезд  простоял  в  ремонте  на  заводе.  А  мне  и
ряду  других  товарищей  пришлось  уйти  из  мастерской  и
 306

расстаться  с  поездом  еще  раньше,  «досрочно».  Приехал
в  наш  район  начальник  политотдела  7-й  армии.  Узнал,  что
мы  стоит  на  Путиловском'  заводе,  пришел  к  нам  «в  гости»,
посмотрел,  как  мы  живем,  побеседовал  с  нами  (со  многими
из  нас  он  был  лично  знаком  по  прежней  совместной  партий¬
ной  работе),  пришел  к  заключению,  что  ребята  мы  хорошие,
работаем  неплохо,  но  использованы  нерационально,  и  он,  ко¬
нечно,  был  прав».  В  то  время  Красная  Армия  очень  нужда¬
лась  в  партийных  силах,  а  у  нас  на  бронепоезде  были  со¬
знательные  ребята,  хорошие  коммунисты.  Он  пригласил
нескольких  товарищей  к  себе  «в  гости»  в  Детское  село,  где
стоял  политотдел  7-й  армии.  Наша  группа  в  7—8  человек
поехала  к  нему.  Поговорил  он  с  каждым!  из  нас,  расспросил,
кто  чем  занимался  на  бронепоезде,  а  через  несколько  вре¬
мени  все  мы  получили  назначение  в  разные  части  7-й  армии,
на  различные  командно-политические  должности.  Возвра-
тясь,  зашли  мы  к  команде  бронепоезда.  Тов.  Газа  собрал
всю  команду,  прочитал  каждому  из  нас  написанное  им  на¬
путственное  товарищеское  слово.
 Особенно  ценно  для  меня  было  заключительное  поже¬
лание  тов.  Газа: 	«Не 	бойся  ошибок,  а  учись  на  них..
 Ведь  тогда  успех  дела  во  многом  зависел  от  личной  ини¬
циативы,  от  самодеятельности,  и,  конечно,  подчас  можно
было  ошибиться.
 А  ведь  я  ехал  в  распоряжение  6-й  стрелковой  дивизии
работать  среди  пехотных  частей,  не  имея  ясного  представ¬
ления  о  предстоящей  работе,  не  имея  представления  о  по¬
строении,  структуре  пехотных  частей  и  т.  д.
 Нам  выдали  (вне  очереди)  нагрудные  знаки  по  поводу
годовщины  бронепоезда  «23/П  1918  г.—23/II  1919  г.».
Выдали  и  удостоверение  на  право  ношения  этого  нагруд¬
ного  знака.
 Этот  значок  был  красив,  обращал  внимание  каждого,
имел  дату  годовщины  и  надпись:  «Бронепоезд  №  6,  пути-
ловцы».
 Распрощались  мы  с  командой  бронепоезда,  распроща¬
лись  с  родными  и  знакомыми,  распрощались  между  собой,
обещали  писать  друг  другу  о  своей  работе  в  новой  обста¬
новке  —  и  поехали  каждый  по  своему  назначению,  разыски¬
вать  свою  часть.
 Я  поехал  на  Ямбургский  участок,  в  6-ю  стрелковую
 307

дивизию,  явился  в  политотдел,  поговорил,  и  меня  направили
в  51-й  стрелковый  полк  организатором  коллектива  партии.
Разыскал  я  свой  полк,  оформился  и  приступил  к  работе.
Командиром  полка  был  беспартийный  старый  офицер,  но
добросовестно  и  честно  служивший  советской  власти;  знал
он  свое  дело  неплохо,  пользовался  авторитетом  среди  крас¬
ноармейцев,  сам  к  красноармейцам  также  относился  хоро¬
шо,  берег  красноармейцев,  старался  всякие  оперативные
задания  выполнять  аккуратно  и  с  наименьшими  человече¬
скими  жертвами.  Военком  был  товарищ,  служивший  раньше
в)  старой  армии,  что  в  то  время  очень  ценилось.  Познако¬
мился  я  еще  с  комендантом  —  это  был  здоровый  парень  и
очень  хороший  товарищ  и  коммунист  —  и  с  другими  работ¬
никами  штаба  полка,  командирами  батальонов,  рот,  команд
и  организаторами  ротных  и  командных  ячеек.
 В  ротах  я  встретил  между  прочим  и  «вездесущих»
путиловцев  и  многих  рабочих-коммунистов  Нарвского
района.
 Дивизия  вскоре  закрепилась  в  определенном  положении
по  линии  расположения  озер:  Копенское,  Глубокое,  Бобин-
ское  и  рек:  Луга,  Плюсса,  Желча.  Наш  полк  также  закре¬
пился  правее  Ямбурга,  между  озером  и  болотом,  —  позиция
очень  неудобная  для  боевых  операций  как  для  красных,
так  и  для  белых.  Были  у  нас  стычки  с  противником,  пере¬
стрелки  передовых  частей;  отдельные,  выдвинувшиеся  по¬
зиции,  расположенные  среди  болот,  иногда  переходили  из
рук  в  руки.  Наша  разведка  забиралась  в  тыл  противника,
наводила  там  иногда  панику  или  приводила  оттуда  «языка»,
т.  е.  пленного  белогвардейца,  чтобы  выведать  о  расположе¬
нии,  состоянии  и  намерении  боевых  частей.  Бывали  случаи,
когда  белые  подступали  к  нашим  выдвинувшимся  высо¬
там-позициям,  обстреливали  пулеметным  и  винтовочным
огнем,  и  мы  даже  слышали  их  крики:  «Сдавайтесь,  крас¬
ные  сволочи»  и  т.  п.  Когда  наши  «прохлопают»,  «прозе¬
вают»,  —  белые  неожиданным  нападением  заставляют  на¬
ших  уходить  с  занятой  высоты,  но  через  несколько  времени
наши  контратаки  заставляли  белых  вновь  очищать  заня¬
тую  было  ими  позицию.
 Бывали  случаи,  когда  противники  во  время  приближе¬
ния  белых  отрядов  занимались  взаимной  агитацией.  Белые,
главным  образом  их  комсостав,  иногда  кричали  нашим  час¬
тям,  засевшим  в  окопы,  чтобы  сдавались,  говоря,  что  «все
 308

равно  вам  крышка»,  «с  голоду  помрете»  и  пр.  и  пр.  Но
в  каждом  нашем  самом  маленьком  отряде  находились  то¬
варищи,  которые  давали  отпор  белогвардейской  агитации
и  предлагали  рядовым  белым  переходить  к  нам,  чтобы
лупить  генералов,  помещиков,  капиталистов  и  т.  п.
 Между  нашими  и  белогвардейскими  позициями  была
так  называемая  «нейтральная»  зона,  где  бродили  среди
леса  и  болот  и  наша  и  белогвардейская  разведки.  Наши
разведчики  в  таких  местах  оставляли  белым  агитационные
письма  и  записочки,  разъясняя  в  них,  за  что  борется  Крас¬
ная  Армия,  кто  такие  коммунисты  и  к  чему  они  стремятся,
почему  рабочие  и  трудящиеся  у  нас  идут  за  коммунистами
и  т.  д.,  и  многие  белые  солдаты  сочувственно  относились
к  этим  письмам,  выражая  это  сочувствие  в  своих  письмен¬
ных  ответах.  Жаловались  они  на  тяжелый  режим  в  их  час¬
тях  и  говорили,  что  боятся  своих  офицеров.  Наши  распро¬
страняли  и  специальные  листовки,  обращенные  к  белым
солдатам.
 Полк,  когда  я  прибыл,  был  не  вполне  укомплектован,
но  в  своем  большинстве  состоял  из  обстрелянных  уже,  бое¬
вых  ребят.  Много  можно  было  встретить  добровольцев,  но
значительная  часть  полка  состояла  из  незадолго  до  меня
присланных  бывших  дезертиров,  главным  образом  «пско¬
вичей»,  добровольно  или  вынужденно  явившихся  в  армию.
Это  были  ребята  тоже  «не  трусливого  десятка»,  ребята
боевые,  закалившиеся  за  время  скитания  в  лесах,  но  они
не  были  политически  сознательными,  адногие  из  них  в  глу¬
бине  души  переживали  сомнения,  колебания,  а  главное  —
очень  недоверчиво  относились  к  коммунистам,  опасались
их,  боялись  высказываться  при  них.  Коммунистам  при¬
шлось  немало  поработать  среди  них,  чтобы  изжить  это
недоверчивое,  неприязненное  отношение  к  себе...
 Большое  значение  придавалось  в  полку,  как  и  bi  дивизии,
личному  примеру  коммунистов.  Коммунисты  не  только
агитировали,  но  и  шли  впереди  красноармейцев  в  бой.
В  крупных,  наиболее  серьезных  сражениях  ответственные
партийные  работники  полка  выступали  вместе  с  красно¬
армейцами,  с  винтовками  шли  в  наступление.  И  то,  что  в
самые  опасные  минуты  красноармейцы,  шедшие  в  бой,  ви¬
дели  среди  себя  организатора  коллектива,  членов  бюро,
этр  поднимало  их  дух  и  настроение,
 309

Однажды,  после  обхода  частей,  стоявших  на  позиции,
я  возвращался  лесом  по  болотистой  местности  и  увяз  в
болоте  и  в  грязи.  У  меня,  как  это  не  раз  бывало,  отлетели
от  сапог  подметки,  я  их  подобрал  и  положил  в  карман.
Пришел  к  себе  в  коллектив  поздно  ночью,  лег  спать,  решив
утром  сходить  в  сапожную  мастерскую  при  комендантской
команде  и  починить  свои  сапоги.  Но  рано  утром  всем  при¬
шлось  подняться.  Поступило  распоряжение  полку  спешно
сняться  и  перейти  в  новое  расположение,  правее  к  Ямбургу
и  за  Ямбург,  а  на  наши  позиции  вставал  другой  полк.
Передвижение  шло  вдоль  фронта  в  спешном  порядке:  каж¬
дая  рота,  команда,  как  только  могла  сняться,  должна  была
идти  в  место  нового  назначения,  не  дожидаясь  других
частей.  Я  побежал  в  мастерскую  подколотить  подметки  к
сапогам,  но  оказалось  поздно,  натянул  голенища  без  под¬
меток,  так  и  отправился.
 Части,  стоявшие  на  позиции,  ждали  смены,  поэтому
весь  полк  передвигался  очень  распыленно.  Вдруг  узнаем,
что  части  Юденича  прорвались  и  наши  части  в  беспорядке
отступают,  к  тому  же  со  стороны  белых  появились  танки,
которые  забираются  в  тыл  и  наводят  панику.  Части  нашего
полка  вынуждены  были  тоже  отступать.  Началось  отступ¬
ление  Красной  Армии.  Наш  полк  распылился  и  потерял
связь  между  своими  подразделениями,  потому  что  отступ¬
ление  застало  его  во  время  спешного  передвижения  по
фронту.  Белые  не  давали  опомниться.  Только  остановишься
где-либо  на  ночь  передохнуть,  белые  пускают  ракеты  и
при  их  свете  открывают  стрельбу,  врезаются  в  наше  рас¬
положение.  ..
 Отступали  мы  почти  до  самого  Петергофа.  Носились
слухи,  что  белые  взяли  уже  Лигово  и  мы  оказываемся!  от¬
резанными.  Настроение  у  нас  было  тревожное,  неспокой¬
ное.  Не  хотелось  верить,  что  Петроград  будет  сдан  белым.
Стыдно  было  за  себя,  за  своих,  что  не  можем  сдержать
противника.
 Что  было  в  это  время  в  Петрограде?
 Привожу  письмо  моей  матери  ко  мне,  которое  рисует  —
правда,  очень  наивными  словами,  с  упованием  на  бога  и
пр.  —  отношение  наших  семей  к  нам,  бойцам,  и  помимо
этого  дает  некоторое  представление  о  положении  в  Петро¬
граде,  в  особенности  за  Нарвской  заставой.
 310

«Здравствуй,  дорогой  наш  сын  Вася,  —  говорится  в
письме,  —  во-первых,  кланяемся  тебе  и  от  всей  души  же¬
лаем  тебе  быть  здоровым  и  в  делах  скорый  и  счастливый
успех,  чтобы  благополучно  скорей  кончить  и  победить  всех
врагов  и  с  почестью  вернуться  домой,  чтобы  свободно
вздохнуть  после  всего  пережитого  мучения.
 Боже  мой,  дождемся  мы  этого  времени,  когда  все  успо¬
коится.  Как  видится,  Вася,  тебе  очень  трудно  в  походах,
сколько  верст  приходится  проходить,  да  к  тому  же  еще  в
худых  сапогах,  как  тебя  господь  несет,  недаром  мы  все
про  тебя  думаем,  как  ты,  здоров  ли,  ведь  можно  просту¬
диться,  самое  главное  ноги,  но  что  об  этом  говорить,  такое
положение  военное,  не  будешь  разбирать.  Сохрани  тебя
господь  за  твое  справедливое  дело,  которое  ты  исполняешь.
Никогда  не  ропщешь,  тебе  все  хорошо,  никогда  не  скажешь,
что  худо.  Мы  все  тебя  поджидаем,  что  не  приедешь  ли
хоть  на  несколько  деньков  отдохнуть,  хоть  бы  повидались.
Об  себе  скажем,  что  пока  живы  и  хоть  не  очень  здоровы,
но  ничего—бродим.
 По  Николаевской  железной  дороге  прерваны  пути,  и  в
Петроград  въезд  воспрещен,  даже  письма  не  ходят.  Вот
только  что  сегодня  получили  письмо,  в  течение  трех  не¬
дель.  ..  в  Петрограде  страшный  голод...  даже  в  столовых
нечего  готовить.  Вася,  у  нас  очень  теперь  изменилась  мест¬
ность.  Счастливой  улицы  (за  Нарвской  заставой)  нет,
дома  все  сломали  —  их  жгли,  —  немного  что  до  нас  дошли,
настроены  окопы  и  проволочные  заграждения,  вот  где  были
страсти  при  сильной  стрельбе,  да  еще  дома  горят,  вот  я  и
подумала,  а  каково  там,  где  настоящая  война,  где  льется
кровь,  измученные  и  голодные  падают  на  чужой  стороне.
Вот  уже  две  недели,  как  Михаил  (второй  сын,  служивший
на  бронепоезде  путиловцев.  —  В.  М.)  дома,  ихний  поезд
на  ремонт  пригнали,  наверно  скоро  уедут.  Вася,  сегодня
был  солдатик,  который  передал  от  тебя  хлебца  и  банку
консервов,  очень  тебя  благодарим,  но  напрасно,  тебе  са¬
мому  надо,  ведь  не  лишнее,  спасибо  тебе,  папа  даже  про¬
слезился,  говорит,  что  Вася  это  последнее  присылает,  нам
бы  надо  ему  послать,  да  нечего.  Приезжай,  Вася,  хоть  не-
надолго,  ведь  приезжают  на  отдых,  и  ты,  если  можно,  по¬
хлопочи;  да  вот  еще  наш  дом!  назначают  на  сломку,  не  »наю,
куда  выберемся,  в  другой  дом  не  хотелось  бы,  привыкли,
нам  перетаскиваться  трудно,  ведь  мы  с  папой  одни,  Нико*
 311

лая  считать  нечего,  он  плохой  помощник  по  домашнему
делу,  ну  —  на  улице  жить  не  будем.
 Вася,  мы  от  тебя  на  этой  неделе  сразу  четыре  письма
получили,  только  в  разное  время,  очень  довольны,  что  ты
жив  и  здоров,  посылаем  тебе  с  солдатиком  обмотки  и  па-
пиросочек,  хотела  кой-что  из  белья  потеплее,  да  ты  строго
наказал,  чтобы  тебя  не  обременять,  а  больше  посылать  не¬
чего,  хотелось  бы  из  съестного,  да  положительно  ничего
нет,  да  и  достать  трудно.  Михаил  посылает  тебе  письмо
да  немного  папирос;  ну  пока  желаем  тебе  всего  хорошего,
будь  здоров,  приезжай,  если  можно,  хоть  ненадолго.
Остаемся  папа,  мама  и  Коля.  Все  тебе  желаем  быть  здоро¬
вым  и  счастливо  вернуться  домой.  Пиши  почаще.
 Папа  и  мама»
 Пролетариат  Петрограда  стал  на  защиту  города.  Да  и
не  только  пролетариат  Петрограда:  партия,  правительство
решили  отстоять  Петроград  во  что  бы  то  ни  стало,  и  уста¬
лая,  дезорганизованная  отступлением  Красная  Армия
стала  получать  помощь  и  поддержку.  На  фронт  стали  при¬
бывать  свежие  силы.
 Наш  полк  отступил  под  самый  Петергоф.  В  это  время
на  наш  участок  прибыл  на  помощь  отряд  моряков.  Белые,
видимо,  тоже  стали  выдыхаться  и  не  тревожили  нас  два
дня.  Моряки  и  часть  пехотинцев  заняли  позицию.  Наш
полк  получил  возможность  передохнуть,  обмыться  в  банях;
подвезли  обмундирование  и  продовольствие,  коммунисты
усилили  работу  среди  красноармейцев...
 Пошли  в  наступление.  И  хоть  белые  хорошо  закрепи¬
лись  в  занятых  окопах  и  встретили  наших  огнем,  но  друж¬
ным  натиском  наши  части,  хотя  и  с  значительными  поте¬
рями,  вытеснили  противника,  заняли  окопы  и  погнали  бе¬
лых  дальше.  Впервые  после  долгих  дней  отступления  наши
Одержали  победу,  захватили  пленных,  значительные  тро¬
феи  —  оружие,  обмундирование  и  т.  д.  Эта  первая  победа
после  периода  отступления  окрылила  красноармейцев,  под¬
няла  еще  более  их  боевой  дух,  а  главное  —  возродила  уве¬
ренность  в  своих  силах,  вселила  убеждение,  что  белых  бить
Можно.  Мне  комендант  полка  принес  пару  здоровых  амери¬
канских  ботинок  из  захваченных  трофеев,  и  я  их  с  удоволь¬
ствием  натянул  на  босые  ноги.
 После  этого  наши  части  уже  окончательно  перешли  в
наступление  ^  ртади  теснить  белых,  и  опять  часть  стала
 SJ2

превращаться  в  боевую  единицу,  способную  проявлять
мужество  и  отвагу  в  боях;  стали  поступать  сведения  о
наступлении  красных  и  на  других  участках  Петроградского
фронта...
 В  большинстве  комбаты,  комроты  и  комиссары  поль¬
зовались  авторитетом,  любовью  красноармейцев,  и  отноше¬
ния  были  самые  товарищеские.  Например,  комбат  тов.  Ефи¬
мов,  коммунист,  веселый  боевой  командир,  хороший
товарищ,  которого  красноармейцы  очень  любили,  отступал
со  своей  частью  в  Красное  село  и  ночью  во  время  внезап¬
ного  налета  белых  попал  в  плен  вместе  с  красноармейцами.
Расправа  грозила  ему  неминуемая,  если  бы  красноармейцы,
взятые  с  ним  в  плен,  сказали,  что  он  комбат,  коммунист.
Но  сколько  белые  ни  пытали,  сколько  ни  спрашивали,  кто
из  пленных  коммунисты,  беспартийные  коммунистов  не
выдавали,  не  выдали  и  любимого  комбата  Ефимова.
Белые  назначили  его  начальником  какой-то  команды,  и  он,
при  первом  случае,  ухитрился  вместе  с  группой  белых
солдат  в  полном  вооружении  перебежать  лесные  тропинки
к  красным.  Команда  разведчиков  вместе  с  командиром
тов.  Зайцевым  и  комиссаром!  Таракановым  была  одной
дружной,  боевой,  спаянной  дисциплиной  и  подчинением
командиру  семьей.  В  бою,  при  выполнении  заданий,  они
действовали  дружно,  смело,  забираясь  в  тыл  противника,
наводя  иногда  панику,  приводя  «языки»  или  вступая  в  бой
с  более  сильным  противником.  Находясь  на  отдыхе  в  ре¬
зерве,  они  всегда  были  вместе.  Помню,  эта  команда,  сло¬
жившись  «коммуной»,  купила  себе  гармошку  и  в  свободное
время  ходила  по  деревне,  наигрывала  песни,  подпевала  хо¬
ром  под  гармонь,  развлекая  себя  и  окружающих  крестьян
и  красноармейцев.
 Нужно  отметить  особенность  Петроградского  фронта  в
отношении  продовольствия.  Спросите  красноармейца,  по¬
бывавшего  на  разных  фронтах,  и  он  скажет,  что  в  смысле
«кормежки»  Петроградский  фронт  был  наихудшим.  На  Юж¬
ном  фронте,  на  Волге,  в  Сибири  красноармейцы  иногда
могли  прикупить  у  крестьян  или  приработать.  А  здесь  на¬
селение  было  бедно,  земля  была  малоплодородна,  многие
крестьяне  занимались  отхожими  промыслами.  Картошки
трудно  было  достать  у  крестьян,  большинству  не  хватало
самим,  а  у  кого  и  была,  тот,  особенно  если  жил  недалеко
от  железной  дороги,  стремился  «спекульнуть»  или  обме¬
 313

нять  на  промтовары  рабочим  Петрограда.  Я  помню,  наша
коммуна  (бюро  коллектива)  сложилась  вместе  с  комендант¬
ской  командой,  и  мы  купили  сообща  у  крестьянина  под¬
битую  лошадь,  и  были  очень  счастливы.  На  Петроградском
фронте  в  первое  время  гражданской  войны  белые  старались
переманить  к  себе  красноармейцев  обещаниями  изобилия
продуктов,  товаров  и  «белого  хлеба»,  если  уйдут  к  ним  от
большевиков.  И  кое-кто  из  наиболее  отсталых  и  темных,
политически  неграмотных,  попадался  на  удочку,  но,  по¬
бывав  в  плену,  оценивал  по-настоящему  обещания  белых
и  уходил  из  белогвардейского  плена  навсегда  к  болынев'И-
кам.  Много  трудностей  еще  пришлось  преодолеть  красно¬
армейским  частям,  пока  они  не  разгромили  армию  Юденича
и  не  прогнали  остатки  ее  с  советской  земли.  Все  эти  труд¬
ности  были  преодолены  главным  образом  потому,  что
парторганизация  неустанно  вела  большую  массовую  поли¬
тическую  работу  среди  красноармейцев,  повышая  их  поли¬
тический  уровень,  их  сознательность.  Армия  готова  была
вновь  и  вновь  отстаивать  завоевания  революции.
 Помню,  выбирали  делегатов  на  VII  съезд  Советов.
Выбранным  оказался  начальник  подива,  а  кандидатом!  на
всякий  случай  большинством  голосов  был  выбран  я.  Закон¬
чив  все  дела,  я  уже  собрался  и  поехал  в  свою  часть,  как
вдруг  меня  догоняют  и  возвращают  в  подив.  В  подиве  мне
сказали,  что  начальник  политотдела  7-й  армии  дал  распоря¬
жение,  чтобы  начподив  оставался  в  дивизии,  а  на  съезд
послать  кандидата  в  делегаты,  т.  е.  меня.
 От  имени  представителей  частей  6-й  стрелковой  диви¬
зии  мне  вручили  наказ  VII  съезду  Советов  следующего
содержания:
 «Наказ  нашему  депутату  на  Всероссийский  съезд  Со¬
ветов.  Мы,  представители  всех  частей  6-й  стрелковой
дивизии,  избираем  нашего  представителя  на  Всероссийский
съезд  Советов  и  Поручаем  ему  стоять  за  следующее:
 1. 	Если  английские,  французские  и  американские  раз¬
бойники  и  их  подручные  —  мелкие  хищники  соседних  стран
и  белогвардейцы  —  согласятся  вести  переговоры  о  мире,
пойти  на  мирные  переговоры.
 2. 	Ни  в  коем  случае  не  идти  на  мир  с  уступками  импе¬
риалистам.  Время  нашей  беззащитности  было,  да  прошло.
У  нас  есть  теперь  Красна/?  Армия.  Нового  Бреста  мы  те¬
 314

перь  не  повторим:  все  то,  что  было  взято  красноармей¬
скими  штыками,  все  то,  за  что  лилась  кровь  рабочих  и
крестьян,  не  должно  быть  уступлено  врагам  трудового
народа...»
 Когда  я  вернулся  со  съезда,  было  устроено  большое
собрание,  я  сделал  доклад  о  решениях  съезда.  Мне  зада¬
вали  много  вопросов.  Подробности  всего  у  меня  изглади¬
лись  из  памяти.  Но  не  забыть  одного:  много  спрашивали
о  Ленине,  о  том,  что  он  говорил.  Я  должен  был  им  под¬
робно  все  рассказать,  даже  как  он  сидел  в  президиуме
съезда  в  стороне  и  беседовал  с  какой-то  крестьянкой,
внимательно  выслушивая  ее  и  в  свою  очередь  что-то
разъясняя  ей.
 А  в  середине  января  1920  года  я  был  на  партийной
конференции  7-й  армии  в  Смольном.  В  последний  день
конференции,  когда  я  вернулся  ночевать  к  родным,  чтобы
утром  уехать  с  делегатами  в  дивизию,  дома  узнал,  что
отец  мой  умер.  Он  тоже,  несмотря  на  свои  58  лет,  побывал
на  фронте,  верно  не  в  боях,  но  на  ответственном  участке  —
в  продотряде  на  Волге,  будучи  послан  туда  кузнечной
мастерской  Путиловского  завода.  Так  как  наступали  чехо¬
словаки  и  ему  пришлось  некоторое  время  нести  караульную
службу,  он  захворал,  простудился,  получил  ревматизм,
вернулся  в  Петроград,  работал  через  силу,  пока  не  сва¬
лился,  и  умер.  Мне  разрешили  остаться  похоронить  его,
я  распрощался  в  последний  раз  с  своим  батькой,  —  жаль
было  мне  его,  мне  все  хотелось,  чтобы  он  дожил  до  нашей
победы  и  до  лучших  времен,  которые  —  мы  были  все  в
том  уверены  —  настанут,  но  не  пришлось  ему  дожить.
Я  опять  поехал  в  свой  полк.  Вскоре  белых  окончательно
вытеснили  с  советской  земли.  Эстония  с  нами  вынуждена
была  заключить  перемирие,  а  затем  и  мир.  Красная  Армия
вместе  с  рабочим  классом  и  трудящимися  нашей  страны
при  сочувствии  к  нам  и  поддержке  пролетариев  других
стран  покончила  еще  с  одним  генералом  и  не  допустила
его  занять  первый  город  пролетарской  революции  —  Крас¬
ный  Петроград.

ПЕРЕЧЕНЬ  ИСТОЧНИКОВ
 М.  Кольцов.  Как  было  дело.
 Напечатано  в  «Красной  газете»  12  марта  1927  г.  (утр.  вып.).
Печатается  с  небольшими  сокращениями.
 В.  К.  Федоров.  Приезд  Ленина.
 Напечатано  без  названия  в  сборнике:  «Ленин 	вождь  Октября.
 Воспоминания  петроградских  рабочих».  Лениздат,  1956.  Приводится
с  незначительными  сокращениями.  Название  дано  £><едакцией.
 В.  Невский.  Герой  Октября.
 Напечатано  в  «Красной  газете»  20,  22  октября  1927  г.  (утр.
вып.).
 Б.  Шумяцкий.  Накануне  Октября.  (Отрывок  воспоминаний.)
 Напечатано  в  газете  «Правда»  4  ноября  1927  г.
 А. 	Шот  мая.  Ленин  в  подполье.
 Напечатано  в  книге  «Последнее  подполье  Ил-ьича».  Изд.  «Ста¬
рый  большевик».  М.,  1934.
 К.  С.  Еремеев.  Эпизоды  из  Октябрьских  дней.  (Из  воспоминаний.)
 Напечатано  в  газете  «Правда»,  31  августа,  27  сентября  1927  г.
 Н.  Измайлов.  Центробалт  в  дни  восстания.
 Печаталось  в  газете  «Комсомольская  правда»  29  октября  1927  г.
Текст  приводится  с  небольшими  сокращениями  по  книге  «Октябрь¬
ское  вооруженное  восстание  в  Петрограде».  Лениздат,  1956.
 А. 	Хохряков  (С.  Боннар).  В  Волынском  полку*
 Напечатано  в  журнале  «Красная  летопись»,  1926,  №  2,  под  назва¬
нием  «Из  жизни  петроградского  гарнизона  в  1917  г  »  (по  воспомина¬
ниям).  Приводится  II  часть  с  небольшими  сокращениями.
 К.  Еремеев.  Октябрьские  дни.  (Из  воспоминаний.)
 Напечатано  в  журнале  «Красная  нива»,  1927,  №  45.  Приводится
С  небольшими  сокращениями.
 И.  Флеровский.  Кронштадт  в  Октябрьской  революции.
 Печаталось  в  зкурнале  «Пролетарская  революция»»  1922,  №  10,
 316

Текст  приводится  по  книге  «Октябрьское  вооруженное  восстание  в
Петрограаде».  Лениздат,  1956.
 Ф.  Жаустов.  В  Октябре.
 Напечатано  в  журнале  «Красная  летопись»,  1933,  №  2.  Приводит¬
ся  с  незшачительными  сокращениями.
 A. 	/А.  Дорогое.  Воспоминания  матроса  Алексея  Антоновича  До-
рогова  о  взятии  Зимнего  дворца.
 Напечатано  в  журнале  «История  пролетариата  СССР»,  1932,
№  9.  Печатается  с  сокращениями.
 Н.  Подвойский.  Взятие  Зимнего.
 Напечатано  в  «Красной  газете»  7  ноября  1923  г.(  утр.  вып.).
 Ф.  Быков.  Автомобиль  Председателю  Совнаркома.
 Напечатано  в  книге  «В  дни  Великой  пролетарской  революции.
Эпизодьи  борьбы  в  Петрограде».  Изд.  «История  гражданской  войны».
М.,  19377.  Приводится  с  незначительными  сокращениями.
 B. 	Е>онч~Брусвич.  Как  писал  Владимир  Ильич  декрет  о  земле.
 Напечатано  в  книге:  В.  Бонч-Бруевич  «На  боевых  постах  Февраль¬
ской  и  Октябрьской  революций».  Изд.  «Федерация».  М.,  1931.  При¬
водится  с  незначительными  сокращениями.
 Д.  Мануильский.  В  дни  борьбы  и  победы.
 Напечатано  п  газете  «Правда»  7  ноября  1923  Приводите
с  небольшими  сокращениями.
 П.  )В.  Дашкевич.  ЦО  партии  в  Октябрьские  дни.
 Напечатано  и  журнале  «Красная  летопись»,  1933,  №  1.
 И.  /Жига.  В  Октябрьские  дни.
 Напечатано  и  журнале  «Красная  новь»,  1927,  №  11.
 И.  И.  Вахрамеев.  Военно-морской  революционный  комитет.
 Печаталось  под  названием  «Октябрьские  дни»  в  книге  «Ленин
в  первые  месяцы  советской  власти».  М.,  1933.  Текст  приводится  по
книге:  «Ленин  —  вождь  Октября.  Воспоминания  петроградских  рабо¬
чих».  Лениздат,  1956.
 И.  Кремлей.  Один  из  десяти  дней,  которые  потрясли  мир.  (Из
воспоминаний.)
 Напечатано  в  журнале  «Красная  нива»,  1930,  №  31.
 А. 	М.  Коллонтай.  Декрет  на  стене.
 Напечатано  в  журнале  «Красная  панорама»,  1927,  №  45.
 Н.  Горбунов.  Как  создавался  в  Октябрьские  дни  рабочий  аппарат
Совета  Народных  Комиссаров.  (Отрывки  из  воспоминаний.)
 Напечатано  в  газете  «Правда»  6—7  ноября  1927  г.  Приводится
с  небольшими  сокращениями.
 317

В.  Бонч-Бруевич.  Первые  дни  совнаркомовского  аппарата.
 Напечатано  в  книге  В.  Бонч-Бруевич  «На  боевых  постах  Февраль-
ской  и  Октябрьской  революций».  Издание  «Федерация».  М.,  1931.
Приводится  с  небольшими  сокращениями.
 Н.  Крупская.  Первые  месяцы  после  Октября.
 Напечатано  в  газете  «Правда»  7  ноября  1932  г.
 В. 	П.  Павлов.  Мои  воспоминания  о  «Крестах».
 Напечатано  в  журнале  «Красная  летопись»,  1922,  №  2—3.  При¬
водится  с  небольшими  сокращениями.
 Л.  Рейснер.  Октябрь.
 Напечатано  в  «Красной  газете»  6  ноября  1925  г.  (веч.  вып.).
Приводится  с  небольшими  сокращениями.
 А. 	Шлихтер.  В  Петрограде.
 Напечатано  в  журнале  «Пролетарская  революция»,  1922,  №  8,
под  названием  «Из  воспоминаний  об  Октябрьской  революции».  При¬
водится  II  часть  с  небольшими  сокращениями.
 А. 	Коллонтай.  Первые  дни  Наркомсобеса.  (Воспоминания.)
 Напечатано  в  газете  «Известия»  6—7  ноября  1927  г.
 М.  Лемке.  «Они  продержатся  не  больше  5—7  дней».  (По  днев¬
нику.)
 Напечатано  в  журнале  «Красная 	1923, 	№ 	6. 	При¬
 водится  с  небольшими  сокращениями.
 A. 	В.  Луначарский.  Как  мы  заняли  Наркомпрос.
 Напечатано  в  журнале  «Красная  панорама»,  1927,  №  -45.
 B. 	Лебедев-Полянский.  Как  начинал  работать  Народный  Комис¬
сариат  Просвещения.  (Личные  воспоминания.)
 Напечатано  в  журнале  «Пролетарская  революция»,  1926,  №  2.
Приводится  с  сокращениями.
 Л.  Рейснер.  Субботник.
 Напечатано  в  «Красной  газете»  5  августа  1920  г.
 Н.  Подвойский.  Коммунары  защищают  Красный  Петроград.
 Печатаются  с  небольшими  сокращениями  2  главы  из  книги
Н.  Подвойский.  «Коммунары  защищают  Красный  Петроград».  М.,
1920  г.
 В. 	Мещерский.  Политическая  работа  на  фронте.
 Напечатано  в  журнале  «Красная  летопись»,  1934,  №  5.  При¬
водится  с  сокращениями.

СОДЕРЖАНИЕ
 От  издательства 	3
 ВЕЛИКИЙ  ШТУРМ
 М.  Кольцов.  Как  было  дело  		7
 В. 	К.  Федоров.  Приезд  Ленина 	12
 В. 	Невский.  Герой  Октября 	16
 Б.  Шумяцкий.  Накануне  Октября.  (Отрывок  из  воспоми¬
наний)  	24
 А. 	Шотман.  Ленин  в  подполье 	33
 К.  Еремеев.  Эпизоды  из  Октябрьских  дней.  (Из  воспо¬
минаний)  	* 	•  *  * 	54
 Н. 	Измайлов.  Центробалт  в 	дни  восстания 	73
 А. 	Хохряков  (С.  Боннар).  В 	Волынском  полку 	85
 К. 	С.  Еремеев.  Октябрьские 	дни.  (Из  воспоминаний) 	. 	95
 И. 	Флеровский.  Кронштадт 	в  Октябрьской  революции 	104
 Ф.  Хаустов.  В  Октябре 		129
 A. 	А.  Дорогое.  Воспоминания  матроса  Алексея  Антоно¬
вича  Дорогова  о  взятии  Зимнего 	дворца 	138
 Н. 	Подвойский.  Взятие 	Зимнего 	146
 Ф. 	Быков.  Автомобиль 	Председателю 	Совнаркома 	. 	. 	.152
 B. 	Бонч-Бруевич.  Как 	писал  Владимир  Ильич 	декрет
 о  земле 	156
 Д.  Мануильский.  В  дни  борьбы  и 	победы 	160
 П.  В.  Дашкевич.  ЦО  партии  в  Октябрьские  дни  . 	. 	. 	.  167
 И.  Жига.  В  Октябрьские  дни 			173
 И.  И.  Вахрамеев.  Военно-морской  революционный  ко¬
митет  	190
 И. 	КреМлев.  Один  из 	десяти  дней, 	которые  потрясли
 мир.  (Из  воспоминаний) 	194
 319

УКРЕПЛЕНИЕ  ВЛАСТЙ
 A. 	М.  Коллонтай.  Декрет 	на  стене 	209
 Н.  Горбунов.  Как  создавался  в  Октябрьские  дни  рабо¬
чий  аппарат  Совета  Народных  Комиссаров.  (Отрывки
 из  воспоминаний) 	213
 B. 	Бонч-Бруевич.  Первые  дни  совнаркомовского  аппарата  222
 Н.  Крупская.  Первые  месяцы  после  Октября 	226
 В. 	П.  Павлов.  Мои  воспоминания  о  «Крестах» 	230
 А.  Рейснер.  Октябрь 			238
 А.  Шлихтер.  В  Петрограде 	243
 А.  Коллонтай.  Первые  дни  Наркомсобеса.  (Воспоминания)  267
М.  Лемке.  «Они  продержатся  не  больше  5—7  дней».  (По
 дневнику) 	273
 A. 	В.  Луначарский.  Как  мы  заняли  Наркомпрос  ....  279
 B. 	Лебедев-Полянский.  Как  начинал  работать  Народный
 Комиссариат  просвещения.  (Личные  воспоминания)  . 	.  285
 Л.  Рейснер.  Субботник  		294
 Н.  Подвойский.  Коммунары  защищают  Красный  Петроград  299
 В. 	Мещерский.  Политическая  работа  на  фронте  ....  305
 Перечень  источников 	316
 НЕМЕРКНУЩИЕ  ГОДЫ
 Редактор  А.  А.  Троицкий
Художник  Н.  И.  Васильев.  Худож.  редактор  М.  Е.  Новиков
Техн.  редактор  С.  И.  Брусиловская.  Корректор  Ф.  С.  Флейтман
 Сдано  в  набор  29/Х  1957  г.  Подписано  к  печати  13/XII  1957  г.
М  37690.  Бумага  82xl08V32.  Печ.  л.  20,75  (17,02).  Уч.-изд.  л.  16,16.
Тираж  15  000.  Цена  6  р.  80  к.  Заказ  954.
 Ленинградское  отделение  издательства  «Советский  писатель»
Ленинград.  Невский  пр.,  28.
 Типография  №  5  УПП  Ленсовнархоза
Ленинград.  Красная  ул.,  1/3.