Текст
ТИМОФЕЙ НИКОЛАЕВИЧ
ГРАНОВСКИЙ
АКАДЕМИЯ НАУК СССР
о
H
о
^
^
яи-
±
*
<
и
с к
о
^
Т.Н.ГРАНОВСКИЙ
ЛЕКЦИИ
ПО ИСТОРИИ
СРЕДНЕВЕКОВЬЯ
Составитель
С. А. АСИНОВСКАЯ
Статьи
С. С. ДМИТРИЕВА, Е. В. ГУТНОВОЙ. С. А. АСИНОВСКОЙ
Примечапия
С. А. АСИНОВСКОЙ, Л. А. НИКИТИНОЙ, Т. Д. СЕРГЕЕВОЙ
Ответственные редакторы
Е. В. ГУТНОВА, С. С. ДМИТРИЕВ
ИЗДАТЕЛЬСТВО 'НАУКА*
МОСКВА-4С)87
РЕДАКЦИОННАЯ КОЛЛЕГИЯ
СЕРИИ «ПАМЯТНИКИ ИСТОРИЧЕСКОЙ МЫСЛИ»
К.З.Ашрафян, Г. М.Бонгард-Левин, В. И. Буганов (заместитель председателя),
Е.С.Голубцова, С. С. Дмитриев, В. А. Дунаевский, В. А. Дьяков,
М. П. Ирошников, Г. С. Кучеренко, Г. Г. Литаврин, \М. В. Нечкина, |
А. П. Новосельцев, А. В. Подосипов (ученый секретарь),
Л. Н. Пушкарев, В. И. Рутенбург, А. М. Самсонов (председатель),
В.А.Тишков, З.В.Удалъцова (заместитель председателя)
Рецензенты:
Н. А. ХАЧАТУРЯН, Н. В. МИНАЕВА
, 0504020000—321 28—86—III
042 (02) -^87 © Издательство «Наука», 1986 г.
ЛЕКЦИИ 1849/50 г.
НОВАЯ ИСТОРИЯ
Грановский [Лекция 1] 10 сентября
Мы будем заниматься историей последних 3-х столетий, так
называемой новой историей \
Известно, каким рубежом этот отдел истории отделяется от
истории средневековой — открытием Америки, началом движения
реформационного в Германии. Следовательно, последними годами
XV и первыми XVI столетия начинается эпоха, к изучению
которой мы приступим. Мы имели случай сказать в предыдущих курсах
о самоуправном делении истории на периоды2, но отделение
истории средней от новой основано на самой сущности предмета. Если
мы всмотримся в отличительный характер этих отделов истории,
мы увидим здесь глубокое различие, мало — отрицание новою
историей того, что служило содержанием истории средней.
Характеристические особенности новых веков выдаются при сравнении их
с древними и средними веками. Если обратимся назад, к древней
истории, мы увидим, что она начинается на Востоке, в Азии,
завершается на берегах Средиземного моря, около которого жили
главные исторические народы древнего мира; Греции и Рим — вот два
главных деятеля древней истории3. Известен характер
греко-римской жизни, по преимуществу муниципальный. Гражданин взял
верх над человеком. Государство подчинило себе все остальные
области человеческой деятельности и наложило печать на всю
религию, искусство; человек настолько пользовался правами, насколько
принадлежал тому или другому государству. Без определения
гражданина ему нет места. История средних веков принимает другой
характер; театр истории становится шире; от берегов Средиземного
моря, сделавшегося Римским озером, история идет далее на север*
народы германские становятся на первом плане; Восточная
Европа — древняя Скифия постепенно вдвигается в историю, хотя
передовыми народами своими, живущими на окраинах
германского мира.
Но не одно это внешнее различие отделяет среднюю историю
от древней. Другие формы жизни, другие понятия отличают их.
Между тем как древняя жизнь была муниципальная, каждый город
был отделен, пока Римская империя не расплавила их в себе самой.
В истории средних веков, преимущественно в первые 7 столетий
этого отдела, города не играют почти никакой роли. Властители на-
6
Лекции 1849150 г.
родонаселения, на плечах которых лежит история, живут вне
городов. Мы видели, как в истории средних веков эти внешние условия
жизни, замок, доспех, вооружение содействовали к образованию тех
неукротимых характеров, своенравных личностей, которые не
склонялись ни пред (каким законом. Средняя история представляет
явления, противоположные древней). Между тем как в древнем
мире отдельные личности терялись в государстве, в средней
истории лицо ставит себя бесконечно выше государства; феодализм
отрицал государство; мы бываем часто принуждены употреблять
выражение: феодальное государство, но в сущности этого государства
не было. Под государством разумеется органическое целое, где
каждый член имеет свои должности, свои права: в феодальном
государстве только господствующее сословие имело права.
Еще одно великое различие между средним и древним миром —
религиозное: в древнем мире каждый народ имел свою религию,
религия была народною, продуктом национальности, как
искусство; в древней мифологии каждый народ выразил сам себя,
создавая ее по своему образу. Отсюда свирепая вражда народов древнего
мира; сражаются не только люди, но и божества. {Когда римляне
соединили государства древнего мира, они собрали богов их в свой
Пантеон. Так образовалась новая система мифологии, породившая
неверие).
Оторванные от родной почвы божества древнего мира потеряли
всякое значение; их место было там, где создала их народная
потребность; они оторвались от родины и не пристали к Риму. Совсем
другое в среднем мире: здесь одна религия, соединяющая все
человечество в одно великое братство, обещающая ему единую
будущность. Распространение этой религии пространственное, ее судьбы
составляют один из самых важных отделов истории средних веков.
Эта общность религии, принятой западными народами, условила
возможность единой европейской цивилизации. Несмотря на
расколы и реформации, западная цивилизация сохранила при всех
разнообразных народных цивилизациях нечто общее, общую
европейскую цивилизацию, в которую каждый из этих народов принес свою
дань. Но эти борьбы религиозные, которых был свидетелем древний
мир, распространились еще в большем объеме в средних веках;
целые массы и системы религиозные боролись — такова была борьба
христианства с исламом.
Была одна страшная пора для человечества западного — VIII век,
когда в порывах первого одушевления поклонники ислама
завоевали всю Северную Африку и грозили тем же Европе. Флот
аравийский осаждал Константинополь, войска — Пиренейский полуостров.
Острова Средиземного моря были большей частью в руках
магометан. В этом первом столкновении христианство должно было
уступить много стран, покрытых остатками древней цивилизации.
С конца XI столетия эта борьба принимает новый оборот.
Наступательное движение принадлежит уже христианству. Войны, из-
Лекции 1849/50 г.
7
1-й лист записи лекций Т. Н. Грановского,
сделанной П. А. Бессоновым
8
Лекции 1849/50 z.
вестные под именем крестовых походов, кончились, по-видимому,
неудачно для Западной Европы, она должна была отказаться от
завоеваний своих; но Европа вынесла из этих войн другое,
духовное, внутреннее завоевание. Победа ислама была только наружная,
внешняя.
Последним актом в битве ислама и христианства было падение
Византийской империи, одряхлевшей, ограниченной почти ва одном
городеа, отрезанной от христианских народов, ибо турки успели
занять славянские земли, откуда они набирали своих ратников.
Новая история открывается при обстоятельствах, по-видимому,
неблагоприятных (для христианства). Южный конец Европы занят
могущественным воинственным племенем, вся тяжесть борьбы
с ним пала на Польшу и на Венгрию. Венецианская республика
помогала3 им, но занята была еще другими своими делами6. Наконец,
еще одно великое характеристическое явление, отличающее Европу
новую от средневековой. Мы видели, до какой степени были
упрямы античные национальности, у которых было все отдельное, даже
религия; можно сказать без преувеличения, что идея
национальности чужда средневековому миру, он не знает народностей,
знает лишь сословия. Везде, на всех концах Европы у
феодального владельца общие враги — города и вилланы. На всех
концах Европы идет мучительный процесс образования
национальностей; деятелями здесь — монархи; надо было задавить и
непокорную общину и непокорный замок, за стенами которого
феодальный владелец считал себя таким же господином и властителем.
Надо было, чтобы эти упорные особенности сплавились в
национальности. Этим мучительным процессом исполнены XIV и XV век.
Не без труда, не без страшных борений образовались они.
Феодализм, разбитый, лишенный политической самостоятельности,
сохранился в преданиях, в надеждах; в продолжение XVI, XVII столетия
он являлся в разнообразных формах, не принимая [уже] имени
феодализма, но мы увидим не раз его попытки выразить свою
власть.
Не говорим о пространственном различии новой истории от
средней и древней, о тех землях, которые вошли в состав истории
в течение средних веков. Целый мир, Америка, Новая Голландия
присоединились к прежним землям, и Европа стала сбывать сюда
избыток своего народонаселения, делая там смелые опыты —
образовать новые общества на основании неудавшихся прежде идей.
Таким образом между историей средней и новой есть глубокое
различие. Но всякий раз, когда падает один порядок вещей,
являются вестники, которых опытное око умеет узнавать падение. Тогда
против всякого прежнего направления является новое решительное
а~а Я: одним Царьградом (л. 4). О сокращениях в подстрочных
примечаниях см.: Археографический обзор.
6-6 Там же: застигнутая бедствиями внутренними, не может выставить
всех своих сил (л. 4 об.).
Лекции 1849150 г.
9
направление. У средних веков была своя география, свое
государство, своя церковь и наука. И вот в исходе XV столетия является
Христофор Колумб и разбивает рубежи, поставленные миру в
средних веках. Новому человечеству тесно в прежних пределах. (Как
бы предвидя страшные борьбы, которые заставляют многих бежать
со старого материка), Христофор Колумб приготовил убежище для
беглецов. У средних веков было свое государство, свои
политические теории. В конце XV и начале XVI столетия раздается
страшный голос флорентийского гражданина Николая Макиавелли. Более
резкого отрицания средневековых теорий нельзя себе представить.
И единство средневековой церкви было разбито Реформацией вв
немногих личностях, которые смело начали борьбу8. Но средний век
еще не изжил всех начал своих до конца. Наконец, средневековая
наука, схоластика, некогда столь, блестящая и смелая, сделавшаяся
в 14 и 15 столетиях наукою о формах, бесплодною, которой
назначением сделалось защищать истины и понятия средних веков,
и эта наука разбивается усилиями гуманистов: Эразм, Рейхлин
подымаются против нее. За ними — юная дружина людей, изучивших
и уважающих глубоко классическое искусство. Повсюду, одним
словом, заметен разрыв между средневековою и новою жизнью. Может
быть, в целой истории человечества нет такой торжественной и
радостной эпохи, как эта. Самые сухие исследования ученых носят
в то время какой-то лирический характер. Ониг думали, что долгие
испытания кончились, что все идеалы человечества готовы
осуществиться1". События не оправдали этих надежд: XVI и XVII века
представляют нам страшные борьбы между старыми и новыми
элементами. Человек нетерпелив; он думает, что с падением одного
тотчас начинается лучшее, но история не торопится. Разрушая один
порядок вещей, она дает время сгнить его развалинам, и
разрушители прежнего порядка никогда не видят своими глазами той цели,
к которой шли они. Следовательно, мы увидим в новой истории
постоянные, непрерывные борьбы между уцелевшими элементами
средних веков, новые требования, новую науку, новые идеи. Это
дает новой истории такой драматический характер.
Изучение новой истории сопряжено с значительными
трудностями. Обыкновенно полагают, что древняя и средняя истории
требуют большого вспомогательного знания филологических средств,
мелких исследований; но, в сущности, это относится к новой
истории. Явления ее так разнообразны и вместе так связаны, что
обозреть их можно только ставши на вершину науки современной.
Таким образом, обширная сфера наук политико-экономических
должна быть пройдена здесь историком. В наше время
статистические цифры играют великую роль и дают ключ к уразумению яв-
в~в Там же: олицетворенной в лице Лютера, Кальвина, Цвинглия и
немногих других (л. 5 об.).
г~г Там же: Можно думать, что воспитание историческое кончилось, что
все, что человек носит в себе как идеал, осуществилось (л. 5 об.).
10
Лекции 1849/50 г.
лений. Не говорим уже о том, что здесь необходимо знать и
понимать древнюю и среднюю историю.
Raumer. Geschichte der letzten drei Jahrhunderts4. Всегдашние
достоинства и недостатки автора: большая начитанность, не всегда
критическое употребление источников и совершенное отсутствие
направления; автор старается всегда удержаться на срединной
точке, у него всегда те и другие неправы, истина лежит у него в
средине, но он ее очень редко сам высказывает. 7-томов, 8-й том доведет
историю до французской революции. Он вовсе упустил из виду
земли вне Европы, что составляет значительный недостаток в его
сочинении... Впрочем, все-таки это лучшая книга. Меньшего объема
Ragon. Précis d'histoire moderne5 недурное. Еще очень недурное
компилированное, но удобное для употребления Le Bas. Précis
d'histoire modernee. 2 толстых тома.
[Лекция 2]13 сентября
Мы сказали о рубежах средней и новой истории. Но приступая
к изложению событий, должно предварительно указать на
состояние европейских государств в исходе XV столетия. Мы увидим, как
в каждом из этих государств происходило тогда разложение
прежнего порядка и зачатие нового; потом посмотрим на литературу
<их, как на выражение общее их жизни).
По национальностям народы тогдашние делились на 3 великие
группы — романскую, скандинаво-германскую, восточную — мадья-
ров и славян. Между народами романского происхождения первое
место по политическому значению занимала Франция. Можно
сказать, что с начала XIII столетия стала она в числе
первенствующих государств. При первых Капетингах ее политическое значение
было невелико. Людвиг VI, Людвиг Толстый, увеличил это
значение вмешательством в распри с папами. Франция по обычаю стала
на стороне церкви; это придало ей великое значение и влияние на
общественное мнение. Святой Людвиг, один из замечательнейших
государей средних веков, скрепил своею личностью союз церкви и
королевства1. Он дал какой-то нравственный характер Франции,
освятив ее своим личным характером. Для него высшим законом
был закон нравственный, и для него он шел часто против
политических видов, по-видимому. Но на самом деле этим в народах он
возбудил неограниченное к себе доверие, которое досталось на долю
и его преемников.
Преступления Филиппа Красивого, ошибки дома Валуа не
могли смыть характер, приданный Людвигом королевской власти. При
династии Валуа из дома Капетингов Франции суждено было
испытать самые разнородные бедствия; здесь более чем где-либо
обнаружилась несостоятельность феодализма и вообще средневековых
учреждений и форм, чтобы отстоять государство. Когда завязалась
борьба между Францией и Англией, феодальные бароны, <которых
Лекции 1849/50 г.
11
главное, идеальное назначение было носить оружие, защищать
отечество), терпели одно поражение за другим; это было тем
значительнее, что победителями были большей частью простые стрелки
ирландского и валлийского народонаселения. Впервые пришлось
феодальной рати испытать такое страшное поражение. Не говоря
о значении великих битв при Креси, Пуатье, Азенкуре,
нравственное их значение было еще выше. Ленная аристократия утратила
славу непобедимости и перестала считаться сословием,
исключительно способным к оружию; надо было вызвать другое сословие для
этого; но община в этом случае также не удовлетворяла ожиданиям.
Каждый из этих средневековых элементов искал сохранить свои
частные, местные интересы. Духовенство французское скоро
примкнуло также к англичанам, признавая их владычество. Когда дела
Франции были в плохом состоянии и на престоле французском
сидел Генрих VI Плантагенет линии Ланкастерской, когда большая
часть областей признала его владычество и последний Капетинг
едва находил убежище в западных областях Франции, <всегда
отличавшихся приверженностью к монархам),— неподалеку от Вандеи
жил Карл VII,—-в эту эпоху совершилось дело, которого смысл
нелегко отгадать доселе: простая деваа выступила для спасения
Франции. Известно, как много разнородного говорили об этом
загадочном явлении. Уже между современниками Анны д'Арк
поднялись насмешливые голоса; в массе ее считали колдуньей, в высших
слоях обманщицей или обманутой, подставленной тещей Карла VIL
18 век, сообразно со своим направлением, внес Деву Орлеанскую
в число лиц, прославившихся в истории счастливым обманом.
Вольтер затемнил ее поэтическим, но безнравственным произведением2.
Только исследования нашего времени дали возможность понять это
явление. Процесс Орлеанской Девы издан в наше время3. Мы
видим в ней одно из тех предназначенных провидением существ,
одаренных необычайной живостью впечатлений, глубокой душой, рано
начавшей скорбеть о бедствиях тогдашней Франции. Ей эти
бедствия были известны не по слухам, она беспрестанно видела толпы
(поселян), бежавшие из стран, занятых англичанами, видела часто
зарева пожаров. Ее постоянно мучила мысль о бедствиях Франции
и о спасении ее. И вот, наконец, ей стали показываться явления,
она стала слышать голоса. Разумеется, между простыми поселянами
слава6 ее не могла произвести важного влияния6. Когда она
пришла с дядей к одному из соседних рыцарей и просила провести ее
к королю, тот посоветовал дяде дать ей пощечину и отвести домой.
С такими трудностями недоверчивости предстояло ей постоянно
бороться. Не принимая за положительный факт рассказ о ее свидании
с Карлом, мы можем объяснить очень просто ее влияние на короля.
• // далее: из низшего класса народа (л. 8).
с~б Там же: которые привыкли видеть в ней пастушку, не нашла она
веры (л. 8 об.).
12
Лекции 1849150 г.
Это случилось в то время, когда англичане осаждали Орлеан; если
бы они его взяли, национальное дело окончательно бы погибло.
Приверженцами Карла овладели безнадежность и уныние. Сам
Карл, государь не без дарований, но ленивый и беспечный,
истощился мелкими усилиями и готов был не раз отказаться от своего
престола.
Вдруг среди этого усталого двора и войска без энтузиазма
является женщина со словами одушевления; люди простые увлеклись
ее загадочностью, люди дальновидные увидали возможность
употребить ее как средство: но они скоро ошиблись. Король предложил
сделать опыт — отправить ее на помощь в Орлеан; громкая молва
предшествовала ее появлению.
Народ принял ее как святыню, начал битву с одушевлением.
Выстроенные <англичанами> укрепления взяты, во всех этих
приступах она участвовала лично, однажды она была ранена. До какой
степени в ней было много женственности, это видно из рассказа
современников: когда она была ранена, она испугалась и
заплакала, но скоро одушевилась снова. Когда англичане сняли осаду,
слава ее прошла по всей Франции. <Она своим явлением дала войне
характер войны народной). Народные массы не двигались до тех
пор; теперь они двинулись, во главе их шла Дева из низкого
звания, она привела Францию к сознанию национальности. В
действиях ее и советах Карлу виден редкий ум, ее движения смелы. После
цобеды она приходит прямо к Реймсу и венчает короля. Но когда
это было сделано, когда недостаточно было одного природного ума
и воодушевления, а нужно было действовать согласно с партиями
двора, она пала духом; неудачное нападение на Париж уронило
совсем дух ее; она взята вследствие измены, ее не любили рыцари
Карла, ибо она от них требовала строгого повиновения и
нравственной жизни. В плену после долгого процесса, где она выказалась во
всей чистоте, она была сожжена. В ответах своих опа была
чрезвычайно проста, исполнена высокой поэзии. Она не надевала на себя
маски героизма и показала, что боится смерти, хотя уверена в
правоте своего дела. Собственно, ей тогда уже и пе оставалось ничего
делать, она совершила свое дело. Может быть, оставшись,
впоследствии она посреди развратного двора утратила бы свой поэтический
характер. Результаты этого явления были необычайно значительны
для французской истории. Она вывела за собой народ французский,
когдав ни одно феодальное сословие не моглов отстоять государство.
Она привела Францию к сознанию национальности и
представила неслыханное явление: дочь крестьянина несколько времени
стояла выше не только рыцарей, но и король был покорным
исполнителем ее велений. С этих пор англичане действовали неуспешно,
Карл VII проснулся от дремоты, и именно с этого времени его прав-
н~в Там же: когда ни феодализм, ни общины, ни духовенство не могли
(л. 10).
Лекции 1849150 г.
13
ление представляет замечательный характер. Недостаточно было
победы над англичанами, надо было внести в государство
какой-либо порядок. В продолжение почти 100 лет Франция была театром
почти непрерывавшейся войны. Феодализм, ослабленный усилиями
Ф[илиппа] Августа, Св. Людвига, Филиппа Красивого, возник с
новой силой; он принял только другой, более безобразный характер.
Прежде он смягчался понятиями о верности, любви, чести; теперь
рыцари беспрестанно переходили от Франции к Англии, войны
велись со страшным бесчеловечием,- война сделалась ремеслом,
образовались целые наемные шайки: от этих людей нельзя было
отделаться, победивши англичан. Характерным явлением для
обозначения нравов высшего сословия того времени была история маршала
Реца, одного из самых блестящих воинов того времени
относительно его образования. Он был в числе тех смелых вождей,
запершихся в Орлеане, оказавших таким образом государству великую
услугу; на границах Бретанского герцогства лежали его обширные
владения, он был маршалом французским. Внезапно против него
поднялись самые страшные обвинения: начали пропадать дети в
окрестности. Несмотря на то что феодальный владелец мог совершать
всякого рода преступления безнаказанно, но слухи так
распространились, что сочли нужным приступить к следствию: оказалось, что
он был в связи с итальянскими чернокнижниками и приносил
в жертву дьяволу детей; найдены были десятки детских трупов
в его доме. Множество таких же преступлений открыто. Этот факт
сам по себе еще не много доказывает против целого сословия, из
которого маршал мог быть исключением. Но замечательно, что
смертный приговор над ним возбудил общее негодование
феодального сословия, Карла обвиняли в излишней жестокости за
незначительное преступление рыцаря.
Об образе жизни низших сословий можно судить из
следующего: доныне по берегам реки Соны, на Луаре находят обширные
подземелья, землянки; здесь значительную часть года проводили
поселяне, скрываясь от грабителей. В селения ходили то французские,
то английские воины, грабившие везде одинаково. В войсках короля
английского было столько же [англичан, сколько и] французов,
а ирландцы переходили очень часто на сторону французов. Одним
словом, более страшного зрелища нельзя было представить. Не
говорим об увеличившейся грубости и жестокости нравов и суевериях.
В Париже в начале XV столетия ночью нельзя было ходить по
улицам от волков. Все эти язвы предстояло залечить Карлу. Он
был прежде беспечным государем, преждевременно отчаивался в
успехе своего дела, но когда явление Девы Орлеанской дало другой
оборот делам, он явился человеком другого рода; воинственным
человеком его нельзя назвать, хотя он и был лично храбр, но он вел
войну по необходимости и поручал ее полководцам, но сам он
ограничил свою деятельность политическими и административными
сторонами. Во-1-х, он окружил себя лицами нерыцарского происхож-
14
Лекции 1849/50 г.
дения, из простого сословия4. Таков был Жак Кёр по части
финансов. Он ввел в отчеты Франции те же правила, которыми тогда
руководствовались купеческие дома, ибо сам он был знаменитый купец,
коему поручил Карл привести в порядок финансы государства: и
его простая мера имела блестящий успех.
Другие замечательные лица из простого сословия заведовали
другими ведомствами. Артиллерия поручена была человеку этого
же класса: странно видеть в современных памятниках известия
о действиях этой артиллерии: каждый год встречаем мы известия:
разбит такой-то замок; ясно, что войну ведет король с феодализмом.
Жан Бюро был начальником этой артиллерии. Впрочем, ему вверял
Карл и другие должности: он отличался вообще административным
талантом. В 1438 г. Карл VII заключает конкордат с церковью, так
называемую Прагматическую санкцию, также замечательное
явление. Он примыкает к партии, действовавшей против пап на Базель-
ском соборе; он хотел этим избавить французское духовенство от
влияния пап и заменить его местным влиянием; при этом, конечно,
он должен был много уступать дворянам, чтобы успешно достичь
своих целей против пап. Но самое важное дело Карла — введение
постоянных налогов и постоянной армии.
[Лекция 3] 15 сентября
Прагматическая санкция, изданная Карлом VII в 1438 г.,
представляет важный документ, свидетельствующий о новых
отношениях церкви к государству. Король французский представляет здесь
себе и выборному французскому духовенству важнейшее место
в церкви, (устранив тем влияние папы). Это явление уже не
средневековое. Но еще замечательнее два другие нововведения. Когда
кончилась война с англичанами, обнаружились неудобства другого
рода: правительство не знало, куда девать эти многочисленные
толпы наемников, не знавших другого употребления времени.
В 1440 году вожди сделали попытку восстания против Карла, где
участвовал и сын его, тогда еще юноша, Людвиг XI. Он выступил
на поприще истории мятежником против отца.
Карл VII заключил договоры, ибо этого иначе нельзя назвать,
с самыми значительными из вождей военных, предложил выбрать
лучших из воинов и составить постоянное регулярное войско,
которое должно было у него находиться на жалованье. Тогда
составились эскадроны gens d'armes (gendarmerie), положившие основание
последующей армии. Каждый их эскадрон состоял обыкновенно при
Карле (ибо число их в разное время изменялось) из 150 человек
тяжеловооруженных. Каждый из них имел при себе несколько
человек прислуги, двух легкоконных воинов, двух-трех стрелков, так
что копье его соответствовало одному тяжеловооруженному и
4-5 легковооруженным воинам \ Воинами жандармов были все
бедные дворяне французские; простыми жандармами служили лю-
Лекции 1849/50 г. 15
ди, принадлежавшие к лучшим фамилиям. Таких эскадронов
первоначально было 12, впоследствии состав этих эскадронов изменился.
Теперь возник вопрос: откуда брать деньги для содержания
этого войска? Мы знаем, как были неопределенны доходы
средневекового государства; для каждого нового налога надо было получить
согласие чинов государства, которые давали это согласие
обыкновенно только на время — на 10, на 8 лет. Немногие постоянные
статьи доходов не покрывали издержек государства, так что король
постоянно находился в зависимости от чинов. Карл собрал чины и
предложил устроить постоянные налоги, разложенные на огни
королевства французского, тоа есть почём с огняа, с тем чтобы на
эти деньги содержать эскадроны. Чины очень поняли важность
этой меры и дали согласие на ограниченную сумму. Но они не
предвидели, что эти налоги будут постоянны; последующие короли
постоянно возвышали сумму, пользуясь тем правилом, что налоги
сделаны постоянными, и их нельзя уничтожить. Кроме того войска,
которое очистило в короткое время Францию от шаек блуждавших
мятежников, Карл сделал еще другое очень важное распоряжение:
чтобы каждый приход держал на своем иждивении молодого и
здорового стрелка из лука; прихожане должны были снабжать его
пищей, одеждой, оружием. В известные сроки они собирались и
составляли на войне легионы — это была первая пехота
французская, вызвавшая сначала много насмешек, так как вначале и не
могла быть хороша, но положившая основание последующей
знаменитой пехоте Франции.
Наконец еще на другую сторону обратил внимание Карл — на
парламент парижский. В истории каждого великого учреждения
мы видим значительные перемены значений. Вначале оно часто
имеет одну цель, но потом совсем другую. Так точно парламент был
прежде в постоянном распоряжении Капетингов, употреблявших
его против феодализма. Важность этогоб места нетрудно понять:
в него подавались апелляции на феодальные суды. Но когда
парламент овладел такой властью, в нем родилась потребность
действовать самостоятельно, иногда наперекор королевской власти.
Особенно в смутные времена XIV века парламент часто издавал
распоряжения, не спрашиваясь короля, и силился из судебного места
обратиться в законодательное. Этому помогало еще следующее: новый
закон отдавался обыкновенно на рассмотрение королем парламенту,
чтобы сличить с предыдущими законами; убедившись в такой
сообразности, парламент вносил новый закон в число прочих законов,
что называлось enregistrer une loi*. Пользуясь1 этим правом,
парламент часто опровергал распоряжения Карла, хотя в сущности
шел одной дорогой с королевской властью, так как стремление ко-
а~*а В II: т. е. с каждого огня [очага] собирать по столько-то (л. 7),
6 // далее: судебного (л. 13).
* зарегистрировать, вписать закон (франц.).
iß
Лекции 1849150 г.
роля было против выдававшихся упорных особенностей и местных
обычаев8. С этой же целью везде старался парламент ввести идеи
римского права. Карл VII понял опасность с этой стороны.
Предавая суду феодальных владельцев, Карл занимался постоянно
феодальными юридическими процессами в течение остального своего
царствования; но Карл понял также, что существование такого
судебного сословия, как парламент, рано или поздно может сделаться
вредным для короля. Тогда он основал другой парламент — Тулуз-
ский, языка ок; таким образом Франция была разбита на два округа,
и влияние парламента было сильно этим ослаблено.
Еще была одна сильная власть в XIV и XV столетиях,
дошедшая до апогея своего. Это была власть Парижского университета.
Доколе не было книгопечатания, он должен был играть большую
роль; идеи сообщались с кафедр; в число [слушателей]
университета входили [не одни любознательные юноши, но] люди зрелых и
преклонных лет, приходившие сюда знакомиться с новыми идеями.
Тогда Европа волновалась требованиями великойг реформыг; их
органом был Парижский университет. Соборы тогдашние собирались
под влиянием университета: там-то он выразил свои требования
против злоупотреблений тогдашней <папской> власти. Базельский
собор не успел в своих намерениях, с ним вместе пал Парижский
университет. Но влияние его все-таки показалось опасно Карлу, он
старался потому увеличивать заведения провинциальные, что
должно было обессилить университет, тогда как прежде в нем
собиралось до 30 тысяч студентов и более.
Последние годы жизни Карла VII отравлены были его распрею
с сыном Людвигом, будущим одиннадцатым. Это был один из
самых замечательнейших представителей той эпохи, именно ее
отрицательного — беспокойного, тревожного характера. В 1440 г. он
участвовал в мятеже военачальников против отца; через несколько
лет он уходит с военными отрядами, не вошедшими в число
жандармов, в Швейцарию, вмешивается в распри швейцарцев между
собою и, может быть, бессознательно оказывает этим большую
услугу своему государству: он потерял здесь все войска свои, и
Франция избавилась от беспокойных и мятежных шаек. Несколько лет
потом провел он в своем уделе, в Дофине, и здесь вполне
обозначились черты будущего правителя. Он возвел множество фамилий
в дворянство, чем оскорбил старые дворянские роды; эти новые
дворяне назывались les nobles du dauphin *. Но и отсюда тревожил
он отца; избегая зато строгих мер его, он бежал ко двору Филиппа
Доброго Бургундского, где он и пробыл до смерти своего отца.
Можно составить себе понятие о том, на какие поступки Карл счи-
в_в Б II: Отвергать же закон, изданный королем, ему не приходило и в
голову. Но это право вписывания дало великую власть парламенту, который
еначала всегда действовал с королем заодно (л. 7 об.).
г_г Там же: разнородных реформации, особенно церковных (л. 8).
* дворяне дофина (франц.).
Лекции 1849/50 г.
17
тал его способным, из того, что Карл, по уверениям некоторых,
умер от голода: он отказывался принимать пищу, опасаясь отравы
от сына. Людвиг жил, по-видимому, беззаботно у герцога
Бургундского, был другом его сына Карла Смелого, участвовал в забавах
его молодости и с людьми своего общества писал непристойные
сказки, {дошедшие до нас под заглавием: les cent nouvelles*}.
Любопытно заглянуть в эти литературные памятники, чтобы
посмотреть, какого рода мысли господствовали в этом кружке
будущих представителей века. Нельзя определить иначе это
направление как разрушительным и отрицательным. Все власти и идеалы
средних веков подвергаются здесь циническим насмешкам и
поруганию. В 61 г. умер Карл VII, Людвиг отправился в Париж,
сопровождаемый целым войском под предводительством герцога Филиппа
Бургундского. Еще на дороге он. отставил всех министров своего
отца и объявил, что по прибытии произведет следствие над ними;
большая часть из них бежала.
Мы имеем о Людвиге XI значительное собрание источников.
Первое место занимают здесь записки Филиппа де Комминя \ Это
был бургундский дворянин, служивший сначала Карлу Смелому,
потом перешедший к Людвигу и игравший потом важную роль
в совете короля: это был ум проницательный, без теплоты чувства
и без верований, но замечательный политический мыслитель.
Французские некоторые писатели сравнивают его с Тацитом, но между
ними нет ничего общего, кроме внешних аналогий — рассказа о
жестоких властителях. Это не мешает, однако, Коммишо быть великим
историком, и всякий, кто хочет познакомиться ближе с тем веком,
должен непременно читать Комминя. M-Ue Dupont издала этот
памятник с превосходными историческими и филологическими
комментариями. Есть еще другой современный памятник, род журнала
Chronique scandaleuse одного Bourgeois3. Из новейших можно
указать на отдел в истории Франции Мишле4, хотя заслуживает
внимания отдел и в истории Сисмонди 5 и Henri Martin e.
Парижских граждан при въезде короля поразила страшная
противоположность между герцогом Бургундским и королем. Первый
въехал в город, как настоящий феодальный властитель,
великолепно одетый, окруженный блестящим рыцарством. Людвиг был
небольшого роста, худощавый, одетый в платье среднего сословия.
Может быть, эта самая простота привлекла к нему сердца
городского народонаселения. Между тем как Филипп давал рыцарские
праздники, Людвиг знакомился с добрыми горожанами, крестил
у них и особенно успешно действовал на женщин, удивлявшихся
дотоле невиданной простоте короля.
Это был король среднего сословия с его ненавистью к
феодализму. Говорят, что на один турнир Филиппа Людвиг смотрел из
окошек своего дворца и особенно забавлялся следующим:
незнакомый рыцарь явился на турнир и страшно избивал рыцарей; говорят,
* сто новелл (франц.).
2 Т. н. Грановский
18
Лекции 1849/50 г.
что это был мясник, подосланный королем. Вообще таких преданий
о Людвиге ходит очень много, но самый характер их показывает,
какие черты короля врезались в память народа. Людвиг старался
поскорее отделаться от бургундских гостей; герцоги Бургундские
всегда были любимы здесь, в Париже; Людвиг боялся этого и
потому охотно отпустил Филиппа обратно. Потом он приступил к
управлению своим государством \
Мы видели, что он прогнал министров своего отца, судил,
конфисковал их [имущество], но, в сущности, он шел той же дорогой,
как отец, только с большей жестокостью и большим талантом.
Положение его было не совсем твердо и прочно. Если феодализм,
каким является он в 12 и 13 столетиях, и ослабел, то, с другой
стороны, образовались великие феодальные центры, к которым могли
примыкать другие феодальные владетели. При 2-м государе из
дома Валуа — короле Иоанне вошло в обычай давать младшим
сыновьям короля значительные уделы. Таким образом, образовалась
важные феодальные пункты. Это были, во-1-х, герцогство Бретан-
ское, занимавшее с[еверо]-западный угол Франции. Плохо
наделенное природой, это герцогство отличалось, однако, воинственным
характером народонаселения. Герцоги Бретанские оказали Франции
значительные услуги в войне с англичанами, но тем не менее
отстояли свою феодальную независимость против короля. Другое
герцогство—Бургундское. Король Иоанн после несчастной битвы при
Пуатье, в которой остался ему верным один Филипп Храбрый, дал
ему в награду выморочное тогда герцогство Бургундское. Филипп и
сыновья его счастливыми браками и родственными союзами
значительно увеличили владения. О Бургундии монография Баранта
Histoire des ducs de Bourgogne8 — полный драматический рассказ об
этом времени. Можно Баранта упрекнуть в одном: он пользовался
только драматической стороной событий, гражданская, юридическая
сторона оставлена им почти без внимания.
[Лекция 4] 17 сентября
Мы видели Бретанию, перешли к Бургундии. Это герцогство
перешло от Иоанна к сыну Филиппу в 60-х годах XIV столетия.
Только четыре герцога дала эта династия Бургундии: но в
четыре поколения они успели образовать могущественное государство.
Им повиновалась Бургундия в тесном смысле, вольное графство
Франш-Конте, Фландрия, Брабант и Голландия: одним словом,
большая часть областей нынешнего Голландского и Бельгийского
королевства. Области эти достались герцогам частью чрезвычайно
выгодными бракосочетаниями, частью наследством. Можно сказать,
что в Европе не было тогда государя более богатого, как этот
ленник французского короля, герцог Бургундский. Во Фландрии лежали
самые богатые города <Европы>, знаменитые своею фабричной
промышленностью и огромной торговлей. Бургундия и Франш-Конте
Лекции 1849/50 г. №
были земли по преимуществу воинственные, одним словом, ни
в войске, ни в деньгах не могло быть недостатка у Бургундского
герцога. Но ему мешало здесь много обстоятельств: ему нельзя было
проехать ни в какое другое государство, не проезжая Францию:
между Бургундией и Фландрией лежали Лотарингия и Шампанья.
Лотарингия — под властью собственных герцогов, Шампанья,
присоединенная к королевским владениям, так что владения
бургундские были разрознены на 2 половины. Сверх того, множество
местных прав и правил ограничивали герцогскую власть. Несмотря на
огромные богатства городов, [герцог] не мог без особенных усилий
ими пользоваться. Часто, чтобы получить известную сумму от
города, герцог должен был вести с ним войну. При Филиппе Добром
Бургундия достигла высшей степени могущества; он держал
великолепный последний феодальный двор.
3-я феодальная династия была Анжуйская — отрасль дома Ва-
луа; ей принадлежали: Анжу, Мен, Прованс и Лотарингия.
Подобно Бургундским владениям, эти владения не были сплошными, тем
не менее, дом Анжу был силен, но его деятельность былаа...
Анжуйский принц воевал за наследие [королевства] обеих Сицилии
с государями Арагонскими и в распрях Пиренейского полуострова
также принимал большое участие. Кроме этих 3 главных
феодальных династий, были многие еще князья — герцоги Бурбонские,
Алансонские и другие.
Когда кто-либо из вассалов, не довольных королем, опасался
королевского мщения, ему только стоило уйти в Бретань или
Бургундию: здесь он мог безопасно прожить до конца своей жизни.
Это было делом расчетливой политики бретанского двора и
бургундского. Чрез это они приобретали значительные партии при дворе
и вообще во Франции. Когда обнаружились планы Людвига XI,
клонившиеся явно к уничтожению феодальной аристократии и
возвышению королевской власти, в 1465 г. образовался известный союз
ради общественного блага, принявший громкое пазвание. Пышное
название, которым были прикрыты цели вождей феодализма. Во
главе союза стали герцоги Бретанский, Бургундский и Калабрий-
ский из дома Анжу. Все сильные феодальные владельцы стали на
их стороне; советники Карла VII, прогнанные его сыном, нашли
здесь старых своих союзников. Франции грозили опять те же
смуты, от которых с таким трудом освободил ее Карл VII. Положение
Людвига XI было отчаянное; несмотря на быстроту движения,
с которой он успел разбить соединенные силы герцогов Бретанского
и Немурского, он должен был еще спешить к Парижу, куда шли
войска Карла Бургундского. Недалеко от Парижа, при Monthlérie
в 1465 г. произошла битва; она не имела решительных результатов,
ибо на одном месте победил Людвиг, на другом Карл, но Людвиг
убедился здесь в одном, что оружием нельзя ему ничего сделать
а Далее слово не разобрано.
2*
20
Лекции 1849150 г.
с противниками, что в самом лагере его были изменники. Он
возвратился в Париж, решившись защищать этот город; горожане
были за него, но он коротко знал характеры против него
соединившихся врагов; он каждому под рукою делал значительные
обещания и заключил мир в Conflans'e. Условия мира были, по-видимому,
таковы, что все приобретения королевской власти зараз
уничтожались. Король соглашался созвать комиссию для преобразования
государственных учреждений. Это была еще небольшая уступка, не
что иное, как удовлетворение общественному ожиданию после
громкого названия союза. Союз не мог же ничего не сделать для народа;
он и собрался, но ничего не сделал. Гораздо важнее было то, что
король обещал полную амнистию. Явные ослушники, у которых по
суду были отняты имения, возвратились в свои владения. Герцог
Карл Берийский, родной брат короля, слабый юноша, бывший в
руках феодальных вождей, получил Нормандию, перл Франции.
Людвиг очень хорошо понимал, что брат будет здесь постоянным его
врагом. Можно было подумать, что царствование Людвига
кончилось этим договором, но в начале следующего года он представил
парижскому парламенту, что он был принужден к этому миру,
вредному для государства, и что он не имел в сущности и права
заключать такой мир. Парламент объявил, что условия мира
недействительны. Людвиг ворвался в Нормандию, брат его убежал, город
Брюссель сдался, зачинщики сопротивления казнены. Герцог Бре-
танский, захваченный врасплох, не сделал никаких попыток против.
Со стороны только Бургундии угрожала главная опасность. Людвиг
думал употребить хитрость. Мы знаем уже, в каких отношениях
герцоги Бургундские находились к городам. Карл вступил в спор
с Люттихом, богатым, могущественным тогда городом, известным
строптивостью нрава жителей. У нас есть неоспоримые
доказательства, что король поджигал Люттих против Карла. Но Карл успел
с ним управиться6, взял6 заложников (при Brusthem'e), заставил
исполнить свои веления. Тогда Людвиг, продолжая возмущать Лют-
тих, предложил договор Карлу, убеждая съехаться в городе Регоппе
на границах Артуа. Это было самое замечательное и известное
свидание. Когда король приехал в Перонну, он надеялся склонить
Карла, над которым лично всегда имел влияние, к отсрочке, а
между тем в Люттихе готов был возникнуть мятеж вследствие
переговоров Людвига. На другой день после приезда в Перонну Карл
узнал ов новом страшном восстании в Люттихе8. В первом порыве
негодования Карл велел взять под стражу короля; его спасли
обещаниями и подкупами; он [Людвиг] подкупил Филиппа де Комми-
ня, сановника Карлова; тот сам об этом говорит: «При этом деле
я имел случай оказать услугу королю, за что он был мне призна-
6-6 Б 11: с Людвигом, заставив люттихцов дать себе (л. 10 об.).
в_в Там же: что люттихцы убили его чиновников, выгнали архиерея и
подняли знамя бунта: они ждали помощи Людвига (л. 11).
Лекции 1849/50 г.
21
телен»1. Но Людвиг, спасший жизнь свою, не спас чести. Он
должен был согласиться на уступки более постыдные, чем прежние.
Брату он отдал Шампанью, имевшую великую важность, ибо она
соединяла бургундские земли между собой, и Карл Шампанский
всегда оттуда мог сноситься с Бургундией. Если в это время
Людвиг льстил Карлу при этом случае, обещая выдать за него дочь, то,
конечно, надо предполагать, что он видел в этой уступке Шампаньи
большую для себя опасность: разрозненные земли бургундские
могли посредством Шампаньи слиться в одну массу.
Потом герцог Бургундский заставил короля идти в своей свите
к Люттиху. Жители города, увидав французское знамя в лагере
бургундском, сначала испустили крики радости, но после увидели,
в чем дело. Город защищался отчаянно: в одной ночной вылазке
едва не попались в плен Людвиг и Карл; Людвиг показал здесь
очень много усердия и действовал весьма храбро; ему хотелось хоть
чем-либо поскорее вырваться из своего положения. Город взятый
подвергся страшной участи; сотнями, тысячами казнили жителей и
бросали в реку. Этог случилось в 1467 г.г, Людвиг воротился домой.
По возвращении он нашел явные доказательства, что все его
намерения наперед сообщались Карлу и главным орудием измены был
кардинал Ла Балю, которого Людвиг вывел из ничтожества и
которому поручал главные дела свои. Людвиг велел судить его
светским судом и запер в железную клетку, изобретенную самим
кардиналом2, в которой нельзя было ни лежать, ни стоять во весь рост.
Филипп де Комминь описал подробно этого рода клетки, которые
он также отведал, по его выражению. Людвига характеризует
песня, которую он напевал, ходя подле клетки кардинала:
Le Cardinal [de la] Balue
fait le pied de grue д.
Более всего смущали короля честолюбивые виды Карла Смелого.
Вообще в исторических сочинениях и в произведениях искусства
этот характер представлен ложно, напр., в романах6 Вальтера
Скоттае. Карл там является каким-то бешеным, неистовым
человеком; таким перешел он в общественное понятие. Но это
несправедливо. Это был человек далеко недюжинный, образованный, но это
был последний представитель феодализма в Европе, которая
оторвалась от феодализма. Он думал об отдаленных завоеваниях,
крестовом походе, был пропитан рыцарскими романами, составил себе
совсем другой идеал, чем тот, который носился повсюду в его
время. Но вместе с этими абстрактными целями в нем было много
практических дарований. Он недурно управлял своими финансами,
пользовался всеми средствами, чтобы составить себе значительное
г-г Там же: После участия в этом бесчестном поступке в 1467 г. (л. 11).
д Там же вставлено: т. е. кардинал Ла Балю ходит журавлем (л. 11).
"~е Там же: в знаменитом романе Вальтера Скотта Квентин Дорвард
(л. 11 об.).
22
Лекции 1849/50 г.
войско и казну. Это был человек, который смотрел назад, но
употреблял для своей цели новые средства. В особенности Карл Смелый
приобретал себе много союзников тем, что у него была одна дочь-
наследница, которую он обещал всем важным государям Европы.
Но далее всего он зашел в этих переговорах с братом короля
Людвига: тот был бы постоянно в его руках. Но Людвиг хорошо
также понимал, как дорог был бы ему этот брак. На свидании он
уговорил брата отказаться от Шампаньи и взять более выгодную
Guienne: она по положению была отрезана от Бургундии и
Бретани, хотя и богаче. В 1472 г. Карл Гиенский скоропостижно умер,
съевши персик, данный ему одним монахом бенедиктинским. Есть
мнение, причины, заставляющие думать, что это было сделано
братом, потому что главный советник Карла — Лекке объявил
торжественно, что виною смерти герцога — король французский, и взял
под стражу монаха, подавшего персик; но тогда случилось
странное событие: дьявол увез монаха из темницы. Конечно,
современники догадывались, кто был этот дьявол. Земли Карла
присоединились к владениям Людвига.
На юге между тем существовала могущественная фамилия Ар-
маньяков; они носили громкое имя и располагали] большим
влиянием. Главой их были герцог Немурский и граф Арманьяк.
Последний был нежданно осажден в своем городе и принужден сдаться;
ему сделали всякого рода обещания, но на другой день сдачи он
был убит. Чрез несколько дней были убиты его жена и дети.
Герцог Немурский в свою очередь был взят под стражу. Все это
показывает, что Людвиг употреблял все средства против феодальной
оппозиции. В ней тогда проснулся политический смысл, которого
не было прежде, но она осталась верна своим началам
антинациональным. Вассалы Франции пригласили Эдуарда IV, предлагая ему
титул короля и часть Франции с тем, чтобы он только признал их
права. Как любили тогда феодалы Людвига, доказывают слова
герцога Бретанского: «Я так люблю французского короля,— говорил
он,—что желал бы иметь вместо одного шесть». Эдуард IV явился
в сопровождении многочисленного блестящего войска; англичане
думалиж, что снова им предстоят прежние надежды*. Это был
цвет народонаселения, богатые мызники, часть конницы, все
дворянство Англии. Но Людвиг XI не похож был на
предшественников: он уклонялся от битвы и вел переговоры, а между тем он
подкупил всех близких людей к Эдуарду и, наконец, подкупил самого
Эдуарда; разрушая все средневековые идеалы, он не дорожил и
честью. Он открыто отказывался от титула короля Франции, лишь
бы оставили ему власть, и в переписке называл себя принцем,
а Эдуарда королем Франции. Всем министрам его дал он
значительные суммы и взял с них расписки. Назначив свидание с Эдуар-
ж-;|< //: ожидали побед, как при Пуатье, при Креси, при Азенкуре
(л. 22 об.).
Лекции 1849/50 z.
23
дом, Людвиг XI звал его в гости в Париж, где обещал ему много
хорош[еньк]их женщин. По заключении мира он усиленно
предлагал Эдуарду ехать праздновать его в Париж, но когда тот
согласился, Людвиг, боясь, чтобы Париж не слишком понравился
Эдуарду, также усилепно уговаривал его остаться.
В 1475 г. заключен мир в Пикиньи (Picquigny), где признал
себя Людвиг данником Эдуарда. Герцог Бургундский не успел
сойтись с Эдуардом, и тот возвратился <домой>. Тогда начались
военные действия между Бургундией и Францией, не имевшие,
впрочем, важных результатов. Но теперь, когда нечего было бояться
Англии, Людвигу возможно было еще более распоряжаться своими
делами.
[Лекция 5] 20 сентября
Мир в Пикиньи обеспечил Людвига со стороны Англии.
Оставалось управиться с внутренними врагами; и эта задача была не
легкая. Одной из первых жертв Людвига сделался коннетабль Сен-
Поль, один из первых, главных баронов Франции, представитель
тогдашнего феодального сословия в Европе. Владения его лежали
на границах Бургундии и Франции. Это давало ему возможность
выбирать себе господина сообразно со своими минутными
расчетами. Во^все царствование Людвига он играл эту двусмысленную
роль; войско бургундское не раз находилось под его
предводительством, и в то же время он был коннетабль Франции. Это был
человек необычайно честолюбивый и хитрый; между обоими
государствами он занимал какое-то среднее место, не объявляя себя
никому решительным врагом, всегда уступая обстоятельствам.
Следующие подробности из Комминя покажут, к каким средствам против
него прибегал Людвиг, давно ненавидевший коннетабля; он вступил
с ним в самые тесные отношения в 1475 г., в эпоху похода
англичан во Францию посылал к нему своих поверенных. Сен-Поль в это
время продавал Бургундского герцога. Благодаря ему Людвиг знал
все, что делалось в бургундском лагере. Тогда Людвиг пригласил
бургундского посла, принял его за ширмами и призвал Сен-Поля,
которого заставил высказать свои мнения и даже смеяться над
Карлом. Он знал, что эти насмешливые слова повредят ему более
даже, чем измена. Результатом этого была выдача коннетабля Кар-
ЛУ; суд был короток. С.-Поль был казнен1. Верный своему правилу,
Людвиг напевал песенку в день смерти Сен-Поля. Но на западной
границе Франции заготовлялись события несравненно важнейшие:
Карл шел прямо к королевскому венцу и вошел в связь с
Фридрихом III, которому странным образом в это время предоставлено
было право раздавать короны. Он торговался с Карлом, за корону
просил [руки] дочери для сына Максимилиана, не хотел,
по-видимому, идти прямо к решению дела. Карл простоял несколько
времени перед Триром и должен был уйти назад без успеха, тем более
что ему навязывалась война роковая — с Швейцарией.
24
Лекции 1849/50 v.
В начале XIV столетия 4 лесных кантона Швейцарии свергнули
с себя власть Австрийского Габсбургского дома, незаконно
присвоенную Габсбургами. К ним примкнули еще несколько городов,
составившие сильный союз, не обнаруживший, впрочем,
значительного влияния на общие дела Европы. Жители Швейцарии
приобрели себе славу победами над австрийскими рыцарями, но вне
пределов своей тесной родины они не имели еще случая показать себя.
За исключением лесных кантонов, в которых преобладало
демократическое начало, в других кантонах была еще значительная
аристократия, остались значительные рыцарские роды, частью жившие
в своих замках и частью в городах и имевшие внутреннее влияние.
Нравы швейцарцев были просты, народ был беден, но не нуждался
в иностранцах, ничего не продавал и не покупал. Чувство
национальной независимости было сильно развито и поддерживалось
воспоминаниями о недавних победах над австрийцами. Конечно, Карл
не думал о той роли, которую ему суждено было играть скоро.
Разбитый швейцарцами эрцгерцог Сигизмунд должен был заложить
Карлу часть своих родовых имений в Эльзасе для покрытия
военных издержек. Над этими заложенными владениями поставил Карл
своего фогта Гагенбаха, рыцаря, известного своею жестокостью и
крутым характером. Людвигу не нравилось такое приращение
бургундских владений. Он видел, что Карл никогда не отдаст их\ Но
когда Сигизмунд внес деньги и требовал назад владения, Карл
отказал этому требованию. Тогда эльзасцы выгнали бургундские
гарнизоны с помощью швейцарцев {и казнили Гагенбаха). Это подало
повод к войне. По-видимому, спор был самый неравный; у Карла
была самая, может быть, лучшая армия в Европе; у швейцарцев
вовсе не было почти конницы. Герцог Лотарингский, который
вступился было за швейцарцев, лишился своих владений, был выгнан
Карлом. Только Людвиг тайком поддерживал швейцарцев,
заключил с ними первый договор такого рода, где обязывался помогать
им деньгами, что имело дурное влияние на все дальнейшее
развитие швейцарской политики. Он обещал им ежегодно 20 000 ливров
за службу Франции. При Грансоне впервые сошлись войска
швейцарцев с Карлом. Их было вдвое менее, у них не было почти
конницы, но они разбили наголову Карла. Швейцары отмстили
таким образом за гибель гарнизона замка Грансона, который был пред
битвой взят Карлом. Через несколько месяцев Карл снова стоял
в Швейцарии с новой армией, более многочисленной. Напрасны
были все представления швейцарцев, неохотно приступавших
к битве и говоривших, что ему нечего выиграть в горах их. При
Муртене Карл претерпел еще более кровавое поражение. Этим
поражением, можно сказать, была сокрушена сила герцога
Бургундского. Лучшая часть войска погибла, для набора новых надобны
были деньги, но города Фландрии не хотели давать денег; несколь-
а // далее: Он знал, что Сигизмунд не в силах выкупить их (л. 25 об.).
Лекции 1849/50 г. 25
ко времени Карл казался помешанным, и в самом деле с этого
времени можно заметить в нем некоторого рода помешательство.
Но это был человек упрямый. В начале 77 года он осадил город
Нанси, отнятый у него герцогом Лотарингским, и при осаде был
в 3-й раз разбит швейцарцами и сам был убит. Был ли он убит
врагами своими или изменниками, окружавшими его, этот вопрос
остается нерешенным; много есть причин думать, что итальянский
кондотьер Кампобассо содействовал не только поражению, но и
смерти Карла, ибо получил огромную сумму от Людвига. Смерть
его имела огромное значение. Во-1-х, эта огромная масса земель
бургундских, сдержанная только единством династии и
правительства, разложилась, подала повод к войнам, и большая часть из них
усилила могущество Габсбургского дома, которому суждено было
всегда усиливаться на счет всех умиравших династий Европы.
Другое важное последствие — вступление в среду европейских
пародов Швейцарии. Дотоле заключенные в горах своих
швейцарцы довольствовались тем, что отстаивали свою народность. От 1476 г.
до половины XVI столетия Швейцария играла важную роль в
делах Европы, далеко превышавшую ее средства и силы: швейцарские
наемники решали великие битвы. Этот путь указал ей Людвиг, и
она шла по нему, торгуя своей кровью. Это подало повод к
постыдной для Швейцарии пословице: «Нет денег —нет швейцарских
войск». Одним из доказательств, что смерть Карла не была
неожиданным для Людвига событием, служат его распоряжения,
принятые им так скоро после смерти Карла, что трудно предположить,
чтобы он об пей не знал прежде. Начать с того, что войска
французские уже стояли на границах бургундских и тотчас после
смерти Карла заняли города на Соне и города бургундские. В сущности,
можно было спросить Людвига, по какому праву он это делает.
У Карла осталась наследница-дочь, по он объявил, что считает себя
законным охранителем этой беззащитной сироты. Но города
Фландрии не обнаружили никакого желания впустить его войска к себе
и объявили, что сами будут защищать свою государыню. Людвиг
должен был довольствоваться герцогством Бургундским и городами
на Соне. Между тем Мария вышла за Максимилиана Австрийского,
вследствие чего была война, кончившаяся по смерти Марии
мирным условием, по которому Максимилиан оставил за собой большую
часть бывших бургундских владений, но собственная Бургундия
была за Людвигом.
Теперь главная цель Людвига была достигнута, от этого он
начал действовать с феодальными владельцами с усиленной
жестокостью. Герцог Немурский умирает на плахе. Конечно, он был
изменник, но измена была прощена ему давно. Казнь эта произвела
сильное впечатление на всех; герцог Немурский был друг Людвига:
главной уликой его было дружеское письмо к Людвигу, в котором
он говорит о своих прежних восстаниях. Самая казнь совершилась
с страшными обстоятельствами: под эшафотом стояли малолетние
26 Лекции 1849/50 г.
дети герцога Немурского, так что на них капала кровь казненного
отца. Одним словом, во Франции не осталось головы, которая бы
крепко держалась на плечах, как говорил сам Людвиг. Он писал
к одному близкому ему человеку — Андрэ: «Милый Андрэ, держи
голову обеими руками».
В 1481 г. вымерла еще династия Анжуйская; Людвигу
достались Анжу, Мен, Прованс, так что, кроме Бретани, не осталось
еще более сильных лен французских. Людвигу оставалось только
заниматься внутренним устройством государства. Стоит только
взглянуть в известное собрание Ordonnances des rois de France*2,
чтобы усмотреть лихорадочную деятельность Людвига на этом
поприще; 4 тома этого собрания, следовательно, почти третья часть
его, наполнены распоряжениями Людвига; сюда еще некоторые
бумаги его не вошли.
Людвиг не был формалистом: часто маленькой записочкой он
отдавал важные приказания. Он целые дни проводил в переписке
и правил Францией из кабинета своего. В особенности его занимала
мысль о сосредоточении власти административной, об этой цели,
к которой стремились все государственные люди Франции во все
времена истории; с этой стороны его можно бы назвать
начальником революции французской. Он убивал все местные особенности,
он заботился, чтобы ни на одном углу Франции не делалось
ничего без его воли. Сокрушая феодализм, он отнимал в то же время
у общин права; он не был врагом горожан, но общину как
отдельную республику он гнал немилосердно; отнимая их права, он
заменял выборных городских своими чиновниками. Нетрудно
понять, какую важность имела для него быстрота сообщения: вот
почему он ввел почты. В его время во Франции возникла первая
типография. Людвиг сначала принял это изобретение с большой
радостью, но потом, кажется, несколько разделил подозрения
своего века. Вообще же он был покровителем наук, любил мысль,
может быть, потому, что не знал всей силы этого орудия. Он очень
много читал: его называли un liseur infatigable et terrible **.
В 1483 г. он умер в замке своем Плесси, тревожимый разными
заботами, недоверчивостью, опасением смерти; обманывая себя, он
старался обманывать других усилением судорожной, лихорадочной
деятельности; никогда он столько не раздавал приказаний; он
говорил: «Не надо, чтобы во Франции догадывались, что я умираю».
Людвиг XI есть представитель, типическое лицо, в котором
выражается характер большей части государей этого времени:
Генрих VII Английский, Фердинанд Католик в Испании. Мы увидим
у всех них что-то родное, эту глубокую ненависть к прошедшему,
это нетерпеливое желание сломить прошедшее и основать на этом
новое государство. Религиозных верований у них мало, зато они
* ордонансы французских королей (франц.).
** неутомимый и страшный любитель чтения (франц.)
Лекции 1849/50 г.
27
суеверны; таков Людвиг XI. Значительная часть мер, им принятых,
была только продолжением, дальнейшим развитием системы его
отца; таким образом, он пошел далее на пути преобразования
парламента и, как отец, учредил еще парламент в Бордо и Дижоне;
в первом для Guienne, в [Дижоне] для бургундских владений.
Место Людвига занял малолетний сын его Карл VIII. Вероятно,
Людвиг помнил опасности, которыми он окружал отца, и потому
не дал воспитания сыну, дав ему одну только книгу для
воспитания. Но Карл VIII, удаленный от отца, читавший почти
исключительно рыцарские романы, вышел явлением, совершенно
противоположным отцу.
Окончим обзор Франции следующим заключением. Каков бы
пи был Людвиг XI, он не был хуже своих современников, разгадка
его пороков — в современных пороках и идеях. Но Франция
обязана ему многим. Он собрал ее опять, нанес страшные удары
феодализму, хотя здесь феодализм явился благороднее и выше, чем
деятельность Людвига, осуществлявшего исторические законы.
Язвы Франции от войн с Англией были залечены, Франция
отдохнула после него, хотя тотчас после смерти его раздались тысячи
жалоб на него. Из тюрем вышло много жертв его преследования: все
они явились громкими его обвинителями.
[Лекция 6] 22 сентября
В тесной связи с Францией находится Англия. Англия не
подвергалась таким бедствиям от иноземных нашествий, каким
подвергалась Франция, по должна была пройти чрез все ужасы
средневековой междоусобной войны. Мы должны здесь коснуться
некоторых явлений, резко отличающих государственную жизнь
английского народа от других. Мы найдем [в] Essais sur l'histoire de
France Гизо * краткий очерк развития революционных форм в
Англии, как развивался парламент и приобретал одно за другим права
свои. В этой статье собраны главные черты и опущены
подробности, так что здесь с небольшим трудом можно составить себе
довольно ясное понятие об деле. Первоначально английский
парламент состоял из одних баронов, сподвижников Вильгельма
Завоевателя; их одних как представителей своего войска созывал король,
они составляли его parlamentum. В 13 столетии к этому
парламенту были призваны представители городов и графств, т. е. сельское
народонаселение. В сущности, только жители городов были
представителями среднего сословия; представители графств были тоже
бароны, не столько лишь богатые, как первые бароны — это были
второстепенные вассалы. Ни сроки такого рода собраний, ни формы
не были строго определены. Все это определялось необходимостью.
Представители городов призывались только для того, чтобы
выслушать распоряжения касательно налогов, так что города не
имели причины радоваться этому праву и старались даже от него из-
28
Лекции 1849/50 г.
бавиться, ибо путешествия стоили денег и времени. Это считалось
скорее тяжкой обязанностью, чем важным правом. Но в 1215 г.
состоялся род договора с Иоанном Безземельным восставшего
против него баронства и духовенства. Эта хартия легла в основу всей
английской конституции. Самая эта хартия собственно по смыслу
своему бедна определениями; в ней определялись права баронов,
духовенства, о крестьянах и городах упомянуто мельком, но
главное дело упомянуто, и, таким образом, видно, что составители
думали о них. Но эта хартия получила великое значение, она
перешла в общее сознание, каждая ее статья сделалась народной
собственностью, каждый король в течение своего царствования
несколько раз подтверждал ее. По времени делались дополнения и
из них-то возросло будущее великое здание английской
конституции. В начале 15 столетия короли уже не думали оспаривать начал,
высказанных в великой хартии; парламент принял определенную
форму.
Он разделился на высшую и низшую [камеры]: в первой
заседали бароны и высшие сановники, {во второй) заседали рыцари,
представители графств и представители городов. Низшая камера
в это время уже исключительно занималась вопросами
финансовыми, без ее согласия нельзя было наложить новых податей; это-то
право дало ей значительное влияние на государство. Она могла
остановить войну и заключить скорее мир отказом денег. Надо было
королям торговаться с представителями ее при всяком важном
случае. Таким образом, можно сказать без преувеличения, что
почти все важные права, приобретенные английским народом в
течение 14 и 15 столетий, были куплены; это был обмен уступок со
стороны короля и нижней камеры.
Но в 15 столетии кровавые распри остановили развитие
гражданских учреждений и, по-видимому, совершенно грозили их
изменению. Это была война Алой и Белой розы. В конце 14 столетия
после Ричарда II сел на престол Генрих IV из дома
Ланкастерского, один из внуков Эдуарда III; он сел по праву сильного и
счастливого; оставались еще потомки старших сыновей Эдуарда III, так
что только личные таланты Генрихов IV и V останавливали
претендентов на престол. Но при сыне Генриха V, добродушном, но
слабом и болезненном Генрихе VI, эти претенденты поднялись
с большою силою. Сам король, потерявший Францию еще в детстве
своем, охотно отказался бы от престола. Но за него крепко
держалась супруга его Маргарита Анжуйская. Главным противником
короля был герцог Йоркский, в гербе которого была белая роза,
в гербе короля была алая роза. Эта война Алой и Белой розы
продолжалась более 30 лет, сопровождаемая такими кровавыми
событиями, каких, может быть, мы не встретим в истории древних
народов; Англия потеряла почти 74 своего народонаселения.
Можно себе представить значение таких утрат. Но тяжесть войны не
столько падала на низшее и среднее сословие, сколько на аристо-
Лекции 1849/50 г.
29
кратов. Эдуард IV начал рано увещевать своих воинов щадить
простой народ и обращать удары против баронов.
Таким образом, к концу войны Англия утратила 80 баронов,
связанных родством с королевской фамилией. Огромное
большинство феодальных фамилий было совершенно истреблено. Прежняя
нормандская аристократия погибла, место ее должна была
заступить другая, чисто англосаксонская. Но она не успела еще
образоваться. В 1461 г. на престол вступил Эдуард IV, сын герцога
Йоркского. Царствование это было временем беспрерывных
восстаний и борьбы. Он царствовал 22 года; разбитый один раз 2,
принужден он был бежать из владений своих в Бургундию, будучи изгнан
Варвиком; но он возвратился, разбил Варвика, разбил сына
Маргариты Анжуйской и убил его после битвы. Но и его династия
царствовала недолго, он умер в 83 г., в один год с Людвигом. У
него оставалось двое сыновей: они- были истреблены Ричардом III
Глостером. Имя его перешло к потомству как имя ужасного
тирана. Но, в сущности, большая часть обвинений на него
несправедлива. Этим обвинениям в особенности придал много весу
поэтический авторитет Шекспира3. Все новейшие исследования4 и
источники5 приводят к следующему заключению: Ричард был даро-
витейший и гениальнейший человек тогдашней Европы; но,
подобно Людвигу XI, это был человек без твердых нравственных
убеждений и верований: нравственность средневековая была им
отвергнута, новой еще не было. Поколения этого времени, воспитанные
в междоусобиях, равнодушно смотрели на человеческую кровь; вся
жизнь Ричарда прошла в этих битвах; ему приписывают смерть
Генриха VI, убиение сыновей Эдуарда IV и много других
преступлений. Племянников, сыновей Эдуарда IV, действительно он
предал смерти. Многие аристократические фамилии были им казнены.
Но если считать число его жертв, оно далеко не доходит до числа
жертв Эдуарда IV. Для низших классов народа Ричард был
государем милостивым, умным, и он действительно заботился об их
пользе. В числе современных нам памятников английской историит
может быть, ни один не проливает такого света на его время, как
показания современников Ричарда, изданные Fenn'oM8; здесь
слышим голоса из всех слоев общества в эту смутную эпоху. В наше
время другой английский археолог Элис 7 издал еще песколько
дополнительных к тому томов, письма английских королей и
королев.
Здесь очень много интересного, особенно в письмах Ричарда III.
Они обличают странный характер этого человека; он умел внушить
страстную любовь в племяннице своей Елизавете, вдове8
убиенного им Эдуарда. Письма ее к нему исполнены страсти. Она
спрашивает, скоро ли умрет дочь Варвика, его жена, скоро ли судьба
соединит их9. Другие письма показывают, что он имел много
приверженных людей. Но удержаться тогда на престоле было трудно.
Одной счастливой битвы достаточно было, чтобы завладеть престо-
30
Лекции 1849/50 г.
лом — народ в беспрестанных междоусобиях привык менять свои
расположения к династиям.
В 1485 г. граф Генрих Ричмонд, не совсем справедливо
называвший себя преемником прав Ланкастерской династии, сделал
высадку в Англии. Собственно он был не Ланкастер, он происходил
от Варвиков фамилииТюдоров10. Его дед женился на вдове
Генриха V, французской принцессе Екатерине. Права его были очень
неясны. Но судьба решила вопрос о престоле при Босворте (Bos-
worth) (1485 г.); все, что могло быть сделано личным мужеством,
распорядительностью, было сделано Ричардом, но ему изменили
его приверженцы, Буккингам и Станлей. Ричард погиб. В это
время возникли те памятникии, которые представляют Ричарда
каким-то бессмысленным кровопийцей, они возникли при его
победителе; понятно, почему историки так его выставляли во время
царствования его победителя. Из сказанного, однако, не следует,
что Ричард был добр и великодушен, но что он принадлежал к
числу самых талантливых людей того времени. Что же касается до
его злодеяний, то Людвиг XI и Генрих VII не только могли
поспорить с ним, но даже превосходили его в этом отношении.
Царствованием Генриха VII замкнулись междоусобия. Между государями
Европы конца XV столетия — какое-то родственное сходство: у
Генриха VII, видимо, много такого, что и у Людвига XI. Он чуждался
тех добродетелей, которые прежде составляли идеал рыцарских
доблестей. В войпе с Ричардом он дал несомненный опыт искусства
и храбрости, но вообще он не любил войны. Без причины он не
проливал крови, но если чья голова казалась ему опасной, никакие
услуги не спасали заподозренного. Таким образом пал Станлей,
решивший битву при Босворте в его пользу. Чтобы положить конец
восстаниям во имя вытесненной Йоркской династии, он женился на
Елизавете, старшей дочери Эдуарда. Но он избегал всякого случая
и возможности обнаружить ее права на престол. Он считал себя
завоевателем королевства Английского. Он здесь следовал
средневековому началу: он получил на битве государство вследствие
приговора божия, по мнению средневековому. Два самозванца,
восставшие против него, не успели в своих намерениях. Это были Ламберт
Симнель и Перкин Варбек (Limbert Simnel, Perkin Warbek).
Характер короля вполне обнаружился здесь. Симнель, сын простого
хлебника в Оксфорде, составил многочисленную партию, был
разбит и взят в плен королем лично. Король привез его в Лондон;
граждане ожидали его казни, но Генрих с злобною насмешливостью,
ому одному свойственной, определил его поваренком на кухне,
потом он сделан был сокольничим. Но другой искатель престола
Перкин Варбек выдавал себя за герцога Йоркского, меньшего сына
Эдуарда IV, ему помогала Шотландия и вдовствующая герцогиня
Бургундская, вдова Карла Смелого. Какого он был точно
происхождения, трудно сказать, это было лицо загадочное, общее мнение
впоследствии называло его евреем. И его действия кончились его
Лекции 1849/50 г.
3t
поражением и пленом, после чего он посажен был в Лондонскую
башню, бежал, взят снова и казнен. Но вместе с ним казнен
невинный юноша, Эдуард Варвик, сын герцога Кларенского, который
с ранних лет сидел в Лондонской башне; он был казнен за одна
имя свое: его обвинили в сношениях с Перкин Варбеком. Устранив
таким образом опасность с этой стороны, король обратил
преимущественное внимание на залечение язв государства. В первом
собрании парламента в первой камере явилось не более 20 членов:
другие пали в междоусобиях и во время преследований короля.
Значительная часть земли была необработана, народ одичал,
привыкши жить войной. Надо было издавать действительно строгие
законы, чтобы устроить какой-либо порядок. Немногие оставшиеся
сильные владетели держали целые армии при себе. Генрих
запретил это особенным законом. Потом, не желая прибегать к
сомнительной уступчивости нижней камеры, король изобрел новый
источник доходов. Он окружил себя опытными юристами,
объезжавшими английские владения и заводившими бесчисленные процессы;
для разбора их было устроено особое судилище — Звездная камера.
Таким образом король конфисковал 75 часть всей собственности
Англии. Уже современники хорошо понимали цель этой операции:
юристы имели в виду обогащение казны. Юристы сами это очень
хорошо понимали: владетели могли откупаться от пих деньгами.
В английских архивах сохранено много собственноручных записок
короля по этому случаю. С обвиненного требовали за вину
известную, часто значительную сумму, случалось, он не мог вдруг
заплатить этого, и король писал: «На первый случай взять с такого-то-
столько-то, остальное рассрочить и отпустить его»12. Результаты
такой политики определить нетрудно. Чувство права, законности,
отличительная черта англичан, ослабели в значительной степепи.
Парламент собирался редко, в крайних случаях, народ отвык от
собраний, власть королевская сделала огромные успехи. Можно
было подумать, что все движение английских учреждений от 12 до
15 столетия оказалось бесполезным и бесплодным. Но, с другой
стороны, нельзя Генриху отказать в одной из отрицательных
способностей 13: он не увлекался войнами на европейском материке и
преимущественно хотел усилить внутреннее благосостояние
государства. Когда он умер в 1509 г., он завещал сыну королевскую
богатую казну, которой тогда не было равной.
[Лекция 7] 27 сентября
Мы видели из обозрения Франции и Англии в конце XV
столетия, что средневековое государство, феодальное, общипное,
разрушалось, а вместе с монархией крепло другое начало, начало
национальности. Тот же процесс встречаем мы на других концах
Европы. Мы посмотрим теперь на Пиренейский полуостров,
Италию, и потом приступим к Германии.
32
Лекции 1849/50 г.
Мы имели уже случай говорить о состоянии Пиренейского
полуострова в это время. Известно, каким образом из небольших
государств христианских, образовавшихся у подножия Пиренеев,
сложилась довольно значительная политическая масса, кончившая
совершенно победу над исламом. Во 2-й половине 15 в. 3
государства особенно обращают здесь на себя внимание: Арагонское,
Кастильское, Португальское. Наварра, в одиннадцатом столетии
превосходившая их своим могуществом, в это время играет уже
второстепенную роль. В этом государстве форма правления —
монархическая, но нигде, может быть, монархия не должна была
выдержать таких тяжких испытаний, прежде чем дошла до цели
своей — самодержавия. В самом деле, стоит только взглянуть на
сколько-нибудь подробное сочинение об Испании этого времени,
чтобы убедиться в совершенном перевесе власти феодальной над
королевской. Мы здесь коснемся только общих замечаний. Высшее
дворянство пользовалось и в Арагонии, и в Кастилии, частью в
Португалии полными, можно сказать княжескими, правами. Испанские
бароны имели право объявить королю, что перестают служить ему,
и объявить ему войну: такой случай был определен законами. Но
в войне этой был перевес на стороне баронов, ибо закон запрещал
королю нападать на те замки, в которых держал барон свою семью.
Законы арагонские прямо предоставляли подданным право
восстания, особенный сановник судил тяжбы между королем и
подданными. Кортесы конца 13 столетия собираются довольно правильно
как в Кастилии, так и в Арагонии \ Это были чины высшие из
представителей высшего дворянства, духовенства и горожан. Без
их согласия не взимались налоги, их согласие было также
необходимо для мира, войны, новых законов. Обстоятельства чисто
местные укрепляли еще этот дух упрямой самостоятельности, которым
отличались сословия Пиренейского полуострова. Каждый город
имел свою историю; каждому удавалось хотя раз отодвинуть массы
мавров без помощи короля. Отсюда [понятие] национального
единства не могло быть так ясно сознано в Испании, как в других
государствах.
Равным образом каждая аристократическая фамилия имела
свою историю и могла похвастаться спасением если не короля, то
жизни кого-либо из королевской фамилии. К этому надо прибавить
богатство некоторых городов, именно графства Каталонского,
ведшего сильную торговлю на Средиземном море. Огромны поместья
дворянства, так что члены многих фамилий хвастались, что если
придется им проезжать поперек Испанию, то каждую ночь они
могут ночевать в одном из своих замков. Коннетабль Кастильский
мог выставить в своих владениях 20 000 человек вооруженных.
Одним словом, власть королевская была обойдена развитием других
властей. Но в конце XV столетия здесь отозвались те же влияния
и те же потребности, какие во Франции и Англии. В 1479 году
Кастилия и Арагония соединились под скипетром Фердинанда и Иза-
Лекции 1849150 г.
33
беллы. Посмотрим па эти перемены, которые совершились в этом
царствовании, знаменитом своим устроением королевства
Испанского. С талантами, не подлежащими сомнению, явились эти
реформаторы государства. Средств у них было мало, но они ловко
воспользовались всеми старыми учреждениями, чтобы достигнуть
новых идей. Одним из этих средств была германдада. Часто
понимают неправильно под гермапдадой войска или лучше служителей
инквизиции; но здесь разуметь должно дружины* городские*,
которых начало относится к 12 и 13 столетию. Города испанские
часто заключали союзы с целью войны против мавров или
окружающей (воинственной аристократии, которая, как и везде,
оставалась верна своей привычке теснить и грабить среднее сословие).
Союзы эти составлялись сообразно с минутными потребностями на
определенные сроки, иногда только для одного похода; в 14 и
15 столетиях, когда распря между феодалами и горожапами
усилилась, германдада получила большое значение, в ней видим мы до
100 городов. К этим-то городовым дружинам обратились Фердинанд
и Изабелла для водворения какого-либо порядка в земле своей.
Горожане помогли монархам сломить власть строптивых
аристократов. В первые 10 лет своего правления в Испании Фердинанд и
Изабелла уже выиграли значительную победу над аристократами
в их владениях. Но этого было недостаточно для них. Аристократия
была еще сильна, в самих городах было много оппозиционных
элементов. Между тем каждый ослушник против королевской власти
мог укрываться за каким-либо [старым] законом; каждая
оппозиция против королевской власти подлежала разбору особого судьи,
обыкновенно пристрастного к ослушнику.
Чтобы сломить оппозиции и эти особые суды, введена была
инквизиция Фердинандом и Изабеллой2. Начало этого страшного
судилища относится к I половине 12-го столетия, оно возникло
в Южной Франции, направлено было первоначально против аль-
бигенцев и имело только религиозную цель. Но здесь, в Испании,
религия была только предлогом. Под предлогом проступка против
церкви брали самых значительных людей государства, отвлекая их
от обыкновенного суда. Инквизиция была поставлена выше всех
светских судов и законов. Доказательством ее политической цели
в Испании служит противодействие пап учреждению ее; испанское
духовенство также этому противилось Ото было по преимуществу
судилище политическое, по крайней мере в своем начале). Но
первые удары инквизиции пали действительно на противников
христианской религии, на евреев. Надо было подумать, что инквизиция
в этом случае оказалась верна своему началу: но и это гонение
на евреев имело в основе политические побуждения. Нигде в
Европе это племя не достигло такого богатства, политического
значения и образованности, как в Испании. Испания славилась школами
а~а В //: союзы городов (л. 19).
S Т. II. Грановский
84
Лекции 1849150 г.
своих евреев, куда ходили учиться ые одни евреи, но и христиане»
Несмотря на нетерпимость испанского племени в 14-м столетии,,
евреи употреблялись для деятельности государственной, в 15-м
столетии они были главными банкирами и управителями имений
испанских аристократов.
Когда возник в Испании вопрос о восстановлении инквизиции^
явилось несколько брошюр об этом предмете, <ходивших в
рукописях); одна из них, самая ядовитая и остроумная, разоблачающая:
тайные цели Фердинанда и Изабеллы, была написана, как
открылось, евреем. Евреи были образованны, дальновиднее других
классов, и на них обрушился первый удар нового судилища. Только»
Арагония отстояла упрямо свои права и не допустила инквизиции
в течение 100 лет; но зато впоследствии здесь-то она действовала
во всей своей силе. Известно, что такое были духовные
рыцарские ордена в средние века, эти воинственные братства, стоявшие*
посреди рыцарей светских и монашества. Члены этого ордена
признавали обет целомудрия, монашества и обрекали себя па вечнук>
борьбу с неверными. Подобно другим средневековым учреждениям,
и это учреждение пережило цель свою. В это время оставалось за
исламом королевство Гренада, незначительное по силам своим: на
против него существовало несколько орденов, из которых
главнейшие были — С. Яго де Компостелла, Калатрава и Алькантара.
Великий магистр Алькантарского ордена считался наряду с
коронованными главами Европы. Ему принадлежали значительные
земли, рыцари под его властью принадлежали к лучшим фамилиям
Испании. Другие ордена были также сильны. В ордена эти
вступали младшие сыновья дворянских фамилий, находившие здесь
богатое содержание и цель своего честолюбия в командорских и
других должностях. В спорах прежних королей и дворянства ордена
всегда стояли на стороне последнего. Фердинанд успел склонить
обещаниями, подкупами все три ордена избрать его своим великим
магистром. Таким образом, он сделался постепенно главою всех
орденов. Выгоды дворянства требовали с этой стороны уступчивости
королю. Бароны, у которых было несколько сыновей, которые
должны были поступить в орден, искали милости короля, чтобы дет»
могли поступить.
Еще при жизни Фердинанда звание это — магистра всех 3-х
орденов объявлено наследственным в королевской фамилии. Наконец,,
и духовенство не избежало влияния короля. Оно в Испании,,
как и в других государствах, составляло тогда
отдельное сословие, имевшее своего главу вне государства. Несмотря на
глубокую религиозность королевы Изабеллы (вообще большая часть
великих идей и преобразований принадлежит Изабелле,
превышавшей мужа талантами — он был только хитрым, не всегда
добросовестным исполнителем ему подсказанпых идей), она завела с
папами спор, который решился в ее пользу; она потребовала себе
право назначать сановников в высшие должности духовные, а па-
Лекции 1849/50 г.
85
лам оставила только право утверждать их. Одним словом, все
сословия государственные признали над собой в правление
Фердинанда и Изабеллы превосходство монархических начал. Только города,
которых выгоды требовали большого единства и порядка, гордились
нетронутыми привилегиями и правом собираться в заседания
кортесов; но эти права остались за ними недолго. Исподволь началось
падение городских привилегий с помощью дальновидной политики
Фердинанда и Изабеллы. Так как главпым делом кортесов было
определение налогов и разложение их, Фердинанд и Изабелла
перестали звать к заседаниям дворян и духовенство под тем
предлогом, что опи как сословия, изъятые от налогов, не имеют
надобности участвовать в этих заседаниях. Результатом этого было
разобщение сословий, дотоле, несмотря на частные вражды, согласно
действовавших в этих совещаниях против государей.
В 1492 г. пало последнее магометанское государство на
Пиренейском полуострове —- королевство Гренадское. Оно уже не
представляло своим существованием опасности христианским
государствам па полуострове. Но соседство его, само собой разумеется,
было несовместно с развитием системы новой. Гренада была взята.
Нельзя сказать, чтобы это завоевание принесло особенную пользу
народонаселению. Земли гренадские по праву носили название сада
полуострова. Здесь были лучшие обработанные поля, лучшие
фабрики, народ пользовался наибольшим довольством, отсюда шла
большая часть потребляемых в государстве материалов. Но когда
здесь явилась инквизиция, дело кончилось, несмотря на то что
народонаселение гренадское отличалось превосходством во всех
сферах промышленной деятельности, опустошением и запустением
этих земель. Наконец, к этому же славному царствованию
относится и открытие Америки. В течение средних веков Португалия пе
играла важной роли, по тем не менее в ее судьбе, истории
повторялись те же явления, какие в истории государств, более важных.
Конец XV столетия ознаменован здесь отчаянной борьбой между
феодальпой и королевской властью. При Иоанне II, государе
чрезвычайно энергическом и деятельном, она достигла высшей
степени. Герцог Браганца Фердинанд, родственник короля, глава
феодализма, умер на эшафоте. Другой герцог, Яков Визео, был убит
самим королем. Результатом этого было то, что феодализм был
сломлен, он остался только в воспоминаниях и надеждах; в то же
время, как совершались эти внутренние перемены, португальский
народ выступил на более обширное поприще своими
географическими открытиями. Еще в начале XV столетия Генрих
Мореплаватель указал на западный берег Африки, земли, которые надо было,
как говорил он, исследовать и которые могли сделаться
источниками огромных богатств. Смелые попытки португальских
мореплавателей оправдали предвиденное Генрихом. К концу XV столетия они
достигли уже до Бурного мыса (так называли они мыс Доброй
Надежды), завели там торговые сношения, конторы. Все это было
3*
36
Лекции 1849/50 г.
ничто в сравнении с тем великим открытием, которому суждено
было совершиться при Эммануиле вследствие путешествия Васко
да Гамы.
В заключение сказанного о Пиренейском полуострове должно
указать на сочинения, которые могут об этом предмете сообщить
более подробные сведения. Прескотт3; в [ней] лучшая часть —
1-я половина 1-го тома, где подробно изложено политическое и
экономическое состояние государств, составлявших Испанию
в 16-м столетии. Все факты этих царствований изложены весьма
подробно на основании не только печатных, но и архивных
источников. Что касается до истории португальской, то здесь можно
указать только на старое сочинение Барруса — Азия \ История
сношений Португалии с Азией, составленная из сказаний
современных и официальных документов. К сожалению, одна только
первая часть переведена на немецкий язык, по есть недурное
извлечение из нее, составленное Заальфельдом (Saalfeld).
Состояние Италии в конце XV столетия представляет самое
любопытное зрелище. Здесь нас не затрудняет недостаток
источников, напротив, избыток современных документов подавляет
исследователя. Каждый город и княжество подает здесь о себе
красноречивый голос. Читая летописи мелких республик, мы видим,
что сочинители их были глубокомысленные историки, делавшие на
таком малом пространстве глубокие наблюдения. Источники мы
укажем в другом месте, пособия недостаточны для этого времени»
Лучшее еще что есть — это история романских и германских
народов от 1494—1535 года Ranke5. Вообще состояние Италии и
особенности края охвачены здесь весьма удачно; книга Ranke, как
выразился один, есть лучший комментарий к сочинениям
Макиавелли.
{Лекция 8] сентября 29
Ни одна страна Европы не могла равняться во второй
половине XV столетия с Италией относительно образования, массы идей,
обращавшихся в народе, даже в материальном благосостоянии. Но
Италии недоставало, однако же, чтобы занять приличное место
между народами, политического единства и сознания единой
национальности. Это сознание национальности, гордость итальянским
именем выражались только в литературе. Разбитая на множество
враждебных друг другу государств, Италия представляла легкую
добычу и внутри ее лежащим странам, и внешним неприятелям;
предвиденное тогда великими умами оправдалось в конце этого
времени \ Славнейшее государство в Италии была Венеция —
аристократическая республика; с дивным постоянством и искусством со-
• Б II далее: Франция и Испания вмешивались в дела Италии, каждая с
целью овладеть ею (л. 21).
Лекции 1840150 г.
87
видала она свое могущество в течение нескольких веков; далеко
превосходила все другие <итальянские государства) *, славилась
знанием политических отношений, сложным и в высшей степени
искусственным механизмом своего управления, основанным
преимущественно на недоверчивости и строгом надзоре за отдельными
гражданами. Но Венеции грозила двоякая опасность в эту эпоху.
Богатство ее основано было на ее сношениях с Востоком, она одна
захватила в свои руки торговлю с Ост-Индией. Теперь для нее
явилась смелая и опасная соперница — Португалия. Монополия
ост-индской торговли была отнята у Венеции в начале 16 столетия.
Сверх того, Венеция как политическая держава получала большую
часть войск из владений, лежавших на Далматском берегу, из
земель, вошедших в состав бывшей Византийской империи. Этим
владениям угрожала опасность и частью они были вовсе утрачены
с нападением на империю турок. Неудержимо шли османы вперед,
и Венеция, конечно, должна была более других пострадать здесь.
Но в самой Италии у нее явились небывалые дотоле опасности.
Соседнее герцогство Миланское приобрело при последних герцогах
из дома Висконти и новых герцогах — Сфорца небывалую дотоле
силу и значение; здесь боролись еще, кроме того, две системы —
военная с гражданской республикой. Бели бы Венеции не
препятствовали другие причины, она могла бы, конечно, спорить
успешно, но, отвлекаемая другими более важными заботами, она
должна была сносить много обид от Милана. Впрочем, в конце XV
столетия только самый опытный глаз мог бы заметить признаки
скорого упадка республики, только война ее с Турцией угрожала ей.
Португалия далека еще была от тех целей, которых она достигла
в начале 16 столетия. Милану Венеция могла противопоставить
значительные силы. Зато нигде низший класс не пользовался таким
благосостоянием: высшие классы платили ему этим за
невмешательство в дела общественные. Нигде не было так много
государственных усилий и так мало политических предрассудков.
Совсем другое явление представлял Милан. Захваченный в
минуту народного бедствия Францем Сфорца, Милан остался его
наследственным владением. Собственно, у фамилии Сфорца не было
настоящих прав на герцогство. Брак Франца с побочной дочерью
фамилии Висконти не давал значительных прав, но его права были
основаны на силе и значительных наемных войсках. К этому
присоединялось особое обстоятельство. В эпоху средних веков города
Италии, ревностные к свободе своей, никогда не вверяли своим
согражданам высшей должности — подеста. Для этого призывались
обыкновенно граждане чужих городов, не имевшие здесь ни
родства, ни личных интересов. Но Висконти и Сфорца сделались мало-
помалу подестами во всех почти городах Ломбардии. Если народ
какого-либо города был недоволен ими, герцог мог употребить
против этого города силы всех других городов. Ему нетрудно было
это делать. Между городами Италии хранилось роковое наследство
38
Лекции 1849/50 г.
от 12 и 13 веков — глубокая ненависть между отдельными
областями и городами. Но отсюда развился страшный порядок вещей —
отсутствие чувства всякого права и законности; высшим правом
была вещественная сила. Войско состояло из наемников, которым
должны были платить те же граждане, против которых были
нанимаемы эти войска. Отказать в деньгах они не могли, у них не
было средств отстоять свой отказ. Отсюда постоянная вражда и
глубокая ненависть между правительством и народом. Каждая
летопись Миланского герцогства гласит о беспрерывных новых
попытках свергнуть власть герцогов, и все эти попытки оканчивались
страшными наказаниями. Жан Мария Сфорца, сын Франца, погиб
в церкви, убитый заговорщиками из высших фамилий Милана. Но
народ при6 этом удобном случае восстания остался неподвижен6:
стоит прочитать описание казни заговорщиков. В истории Востока
мы не найдем ничего ужаснее этих казней. Но эти казни, однако
же, не останавливали новых покушений. К причипам личной
ненависти против правительства присоединились еще теоретические
побуждения: изучение древних писателей особенно процветало
в Италии в это время.
Юноши изучали со страстью историю греческой и римской
республик, оттуда брали они идеалы государственного общества и
своих политических замыслов.
Республика Генуэзская сошла в это время с высокой степени
12 и 13 столетий, когда она оспаривала владычество Венеции па
море. Она переходила от влияния миланских герцогов к влняпи:о
французского королевства и пе могла даже удержать своей
политической самостоятельности.
В Тоскане усилилась на счет других городов Флоренция.
Уцелевшие дворцы аристократии, поражающие сходством с
укрепленными замками, свидетельствуют об этом : [но] это были мертвые
памятники; другие интересы владычествовали здесь в жизни. Здесь
демократия окончательно победила над дворянством. Несколько
тысяч семейств среднегов класса8 держали в своих руках бразды
правления: издавна здесь были первые банкиры Европы, здесь
производили самые значительные вексельные обороты. С начала 15
столетия укрепилось влияние одного из торговых домов Медичисов.
Это влияние нельзя объяснить ни должностями, которые они
занимали, ни их личными качествами. Надо вникнуть глубже в
самый быт Флоренции. В таких городах-государствах, какова была
Флоренция, натурально имел большое значение кредит. Люди,
располагавшие большими капиталами и имевшие возможность давать
их другим, неминуемо должны были приобрести значительное
6-6 Там же: восстал против заговорщиков не от того, что любил покой и ого
герцога, но от того, что боялся. Чтобы понять это (л. 22 об.).
в~в Там же: принадлежавших к сословию, которое мы обыкновенно
называем средним, к торговому классу (л. 22 об.).
Лекции 1849150 г.
39
влияние. На этом огромном богатстве основано было могущество
Медичисов. Но к этому присоединялись личные таланты. От
Иоанна до Лаврентия — необычайный ряд гениальных личностей.
Флоренция гордилась ими пред всей Италией, и надо сказать правду —
они царственно покровительствовали искусствам и науке. Можно
сказать, что материальные интересы и гордость, более высшая,
соединились, чтобы сделать Медичисов дорогими для Флоренции.
Козьма Медичис, Лаврентий Медичис более всех замечательны
своим правлением. Можно сказать, что в конце XV столетия
Лаврентий Медичис был душой политики в Италии, и ни одно важное
дело не совершалось без его влияния. Можно сказать также, что
если бы он дожил до 1494 г., рокового для Италии, многих
бедствий не испытала бы Италия, <французы не вступили бы на
почву Италии).
Судьбы Папской области как государства не имеют такой
занимательности для нас. Положение папы было двоякое — он был
итальянским князем, с одной стороны, но это значение заслонялось
его значением в западной церкви 2. Не со своих светских владений
получал он главные доходы, не на них основывалось его
могущество: его власть простиралась далее. Но по самому характеру
этой власти римский папа был противником всяких нововведений
у себя, хотя в конце 15 и начале 16 столетия они [папы] ведут
себя иначе. Но их великодушное покровительство науке и
искусству не противоречит сказанному о значении их власти; всякий
раз, как наука начинала действовать самостоятельно, папы были
против нее; они любили только изящную сторону науки; ее
смелого направления чуждались они.
Но в конце 15 столетия папская власть уже не пользуется
таким уважением. И надо сказать правду, при папе Иннокентии VIII
и Александре VI трудно было питать это уважение. Иннокентий
думал только об увеличении своего дома и наделении княжествами
многочисленных побочных детей своих. Но несравненно далее
пошел Александр из дома Борджиа. Он купил выбор свой наличными
деньгами; вступив на престол, более всего думал он о приращении
владений своего семейства; у него было трое детей, два сына и
одна дочь; все они оставили по себе страшное имя. Знаменитый
Цезарь Борджиа убил старшего брата. Лукреция Борджиа
оставила по себе страшное воспоминание в Италии своими отравлениями.
При дворе римском утрачены были все великие предания
прошедшего. При папском дворе давались непристойные праздники: это
подробно описывает дневник одного из камергеров папских Guicciar-
dini. Много отсюда почерпнуто у Raumer'a в первой части его
истории трех последних столетий3. Политику, образ действий
Александра VI нельзя иначе назвать как династическими. Он
употреблял все средства, чтобы дать возможность Цезарю Борджиа создать
могущественное итальянское государство. Никто не пустил так
в ход этой роковой для католицизма меры индульгенций, как
40
Лекции 1849/50 г.
Александр VI; на эти деньги он нанимал наемные войска для
своего сына. Многие знатные фамилии бежали или погибли. Все
противники дома Борджиа принуждены были оставить Папскую
область. Сам папа отравлял кардиналов, выдумывал скрытые
темные казни. Цезарь отравлял на пиру своих противников и
умерщвлял их. Но замечательное явление, глубоко характеризующее
тогдашнюю жизнь Италии,— это сам Цезарь Борджиа, погрязший
в преступлениях всякого рода, утративший всякое различие между
добром и злом. Он, однако же, обращал на себя внимание лучших
людей Италии; они желали ему успеха, они следили за его
попытками образовать могущественное государство в Италии и отсюда
только ждали для нее спасения. Кто бы ни был основателем такого
государства, они готовы были содействовать ему. Это подчинение
нравственных законов политическим целям явно во всей истории
Италии до нашего времени.
Неаполитанское государство. Фердинанд Неаполитанский был
достойный современник Людвига XI, Генриха VII,
Фердинанда-Католика. Уступая им в таланте, он шел той же дорогой, и если их
не превосходил, то не уступал им в жестокости. Все его
царствование есть история борьбы с местными привилегиями и
феодальными баронами.
Мы сказали уже, что нигде не было развито стольких
политических идей, образования, вкуса и богатства, как в Италии в конце
XV столетия. Нигде не встретим мы большего числа энергических
характеров, великих умов, благородных сердец, исполненных
патриотического воодушевления. Но Италии недоставало единства.
Только Лаврентий Медичис умел укрощать мелкие распри
владельцев и становился их посредником, как бы предвидя скорое
вторжение чужеземцев в Италию. В Италии возникли еще в это время
идеи политического равновесия; вообще там много было идей,
которые были после приложены в Европе. Известно, в какой тесной
связи находилась в течение всех средних веков Италия с
Германией. В конце XV столетия эта связь, по-видимому, ослабла. Не до
Италии было немецким князьям, они были отвлечены собственными
делами. Мы видели когда-то императоров немецких, шедших прямо
к осуществлению идеи всемирного владычества. Они считали себя
главами христианского мира и создали великолепную теорию этой
власти4. Эта теория сокрушилась в сопротивлении чинов немецких
и соперничеством пап, у которых у самих была такая же идея.
К концу средних веков, подобно папам, императоры сами с высоты
своего величия, как Иннокентий VIII и Александр VI, заботились
не столько о поддержании своего <религиозного> значения, сколько
о мелких интересах своих фамилий, так и цель императоров
немецких — было одно усиление их династии. Последними
императорами в средневековом смысле были Гогенштауфены; при
Габсбургах началось другое направление.
Начало ему положил начальник рода Габсбургов Рудольф Шваб*
Лекции 1849/50 г.
41
ский Габсбург, имевший1, в роду одно бедное владение Швабии р.
Потомки его шли той же дорогой, мало заботясь о выгодах империи
и возвеличении императорского сана, но думая только о своих
владениях. Династии Люксембургская и Баварская шли такою же
дорогою. Люксембурги соединили под своим владением значительные
земли: Богемию, Венгрию, часть Бранденбурга, Силезию, Моравию.
Но когда дом Люксембургский, вытеснивший Габсбургов, снова
уступил место Габсбургам, Габсбурги, преемственно в особе Сигиз-
мунда, снова вошли на престол, снова следуя тем же целям.
С 14395 по 1493 г. носил титло короля немецкого и императора
Фридрих III из дома Габсбургов, 54 года. Трудно найти в истории
более, по-видимому, печальное царствование: он был не раз
изгоняем из собственных владений. Целые пять лет Вена находилась в
руках венгров — 1485—90 г., <которых вождем был знаменитый
Матвей Корвин). Великолепное наследство Бургундии, доставшееся
сыну Фридриха Максимилиану, по-видимому, не шло впрок, ибо
Максимилиану надо было удовлетворять своенравные требования
городов Фландрии и не раз случалось быть пленником собственных
подданных. Фридрих III должен был жить помощью имперских
подданных своих и бежать из одного города в другой, не находя
здесь ни влияния, ни даже уважения. Но в нем видим мы
странную психологическую черту, отличавшую всех Габсбургов —
глубокую веру в судьбы своего дома и необычайное терпение: он всего
ждал от времени. И на самом деле без всякой деятельности своей
особенной он успел возвратиться в Вену и умер в ней спокойно.
При Максимилиане императорское титло явилось на высокой
степени значения, но мы увидим, какие средства давала ему власть
императорская,
[Лекция 9] 4 октября
При поверхностном наблюдении можно было бы подумать, что
ни одна из земель Европы не сравнилась бы в конце 15 столетия
с Германией в политических силах. Многочисленное воинственное
дворянство, с одной стороны, с другой стороны, богатство городов,
в которых в 15 столетии развилась значительно торговля и
промышленность, благоприятное географическое положение в сердце
Европы — все это давало возможность немецкому императору
располагать огромными средствами. В учреждениях, по-видимому, не было
недостатка: император считался главой империи, чины собирались
в сеймах, где обсуживались важнейшие вопросы внутренней и
внешней политики. Можно сказать словами одного немецкого историка,
что в Европе 16 столетия не было дано ни одной великой битвы,
где бы не участвовали немецкие наемники, landsknecht'bi. Толпами
г_г Там же: который возвышал свои лены в Швейцарии и Швабии,
воспользовался своей королевской властью, чтобы завещать своему потомству
часть родовых земель нынешней Австрии (л. 24 об.)ь
42
Лекции 1849/50 $.
юноши выходили из Германии искать службы военной,
следовательно, воинственный дух был здесь развит в высокой степени. Но
всмотревшись пристальнее в состояние государства, носившего
название Немецкого королевства, мы видим, до какой степени оно
было слабо внутри и отвне. Известна великая теория императорской
власти в конце средних веков. Когда Гогенштауфены проиграли
свое дело, династия, заступившая их место, не в силах была
поднять значение императора снова: она приняла другие меры.
Прежде императоры считали родовые владения свои чем-то
второстепенным; Оттон I из дома Саксонского уступил свою родовую Саксонию,
не считая звание племенного герцога совместным с титлом
императора. При императорах Франконской династии мы видим старания
соединить как можно более родовые владения, но опять с той же
целью — возвышения императорской власти. Но уже при первой,
сменившей Гогенштауфенов династии, и именно при Рудольфе
Габсбургском, заметно было уклонение от прежнего образа
действий. Он спешит воспользоваться минутным своим положением, не
верит в прочность императорского престола и старается к родовым
своим владениям приобщить Швейцарию и Швабию, отнятое у От-
токара Чешского, из чего сложилась масса родовых владений
Габсбургов.
Адольф Нассауский, преемник его, старается сделать то же для
своей династии на счет маркграфства Турингии. Упомянутое
направление, усиливание династических интересов за счет
императорских сохранилось. Та династия, которая наиболее
противодействовала Габсбургам, династия Люксембургская, блистательно шла этим
путем, в короткое время соединив Чехию, Моравию, даже Венгрию.
В 1439 г.1 вступил на престол Фридрих III. Известно правление
этого императора. Ленивый, скудно одаренный дарованиями, 54 года
сидел он на престоле; в этот период Австрийскому дому угрожала
наибольшая опасность: Вена была в руках мадьяров; только за три
года до кончины своей воротился в нее Фридрих, но зато по смерти
своей он отказал Максимилиану наследство, если не прочных прав,
то надежд и притязаний.
Первым делом Максимилиана было устройство самой Германии.
Мы сказали уже, что могущество Германии с первого взгляда в 15
столетии не существовало таковым на самом деле. В Европе, за
исключением разве Италии, не было такого государства,
растерзанного мелкими частными интересами. Император был, в сущности,
без власти; юристы немецкие еще излагали в великолепных фразах
значение власти императорской, но вне теории ее не было. Сам
император отказался от этой власти, заботясь о родовых интересах.
Многочисленные князья немецкие успели утвердить па прочных
основах земское державство. Каждый из них разыгрывал роль
самостоятельного государя. Но 8десь шла также глухая борьба между
императором и князьями. Император должен был бороться о
имперским рыцарством. Ему надо было заключать сделки и также бо-
Лекции 1849/50 г.
43
роться с городами имперскими. Важно заметить здесь различие
между, земскими и имперскими городами. Последние непосредственно
зависели от императора, первые непосредственно зависели от
князей.
В 15 столетии идут постоянные войны князей между собой,
князей с городами, городов и князей с рыцарством, всегда непокорным.
Но сословия силятся замкнуться, и для этой цели составляют
союзы. Еще в 13 столетии существовал союз городов ганзейских,
имевший »последствием союз городов на Рейне; в 15 столетии явился
сильный союз швабских городов, куда вступали и рыцари и князья.
Причины возникновения и силы этих союзов лежали в тогдашнем
анархическом положении Германии: одному лицу, одной единице
нельзя было отбиться от анархичееких окружавших элементов2.
Вмешательство императора в эти распри оканчивалось очень часто
для последнего позорными неудачами. Но если, выходя из этих
пределов княжеств немецких, рассмотрим самые составные части
княжеств, единиц политических, городов, мы увидим везде
кровавые раздоры. В городах в это время шла борьба между высшими
городскими сословиями и цехами. Дотоле одно высшее сословие,
<иатриции> управляли городами, избирали своих Bürgermeister'oB *,
ремесленники не имели здесь участия; с начала 14 столетия они
<начинают требовать своей доли), просятся в совет; за отказом и
отрицанием следовали кровавые распри.
Каждый из значительных городов Германии имел свои
страшные революции, в которых гибли лучшие граждане. Можно
привести тому много примеров; уже в летописи города Роттенбурга видно,
Mio с 1300 по 1450 г. этот город каждый год вел, по крайней мере,
одну войну, иногда три, потом это не изменялось до конца 15
столетия; иногда бывало даже хуже, как в 1500 г.: город Нюрнберг
окружен был со всех сторон хищными рыцарями, грабившими
купцов городских; горожане его прославились счастливыми
экспедициями против рыцарей: без суда вешали они на своих городских
башнях всех попавшихся им в плен рыцарей. К началу 16 столетия
относится один любопытный памятник: записки рыцаря Гетца von
Berlichingen. Он описывает сам свои подвиги, большей частью
заключающиеся в разбоях на большой дороге, ограблении купцов,
нападении врасплох на города. Он не стыдится рассказывать эти
поступки 3. Видно, что общественное мнение в его время не кладет
позорного клейма на такие дела. Напротив, он часто с иронией
говорит о жалобах на то купцов: «Раз утром,— говорит он,— выехал
я в поле и подождал обоз; предо мной пробежала стая голодных
волков; бог помочь, добрые товарищи,— сказал я им.— Вы
отправляетесь за тем же, как и я; и это показалось мне счастливым
предзнаменованием». Но между тем, много уже раздавалось голосов
в Германии, исходивших из всех слоев общества, которые требовали
* бургомистров (нем.).
44
Лекции 1849/50 г.
реформы, порядка, которые показывали, что Германия не только
уже не занимала прежнего своего средневекового места, но по
политическому состоянию своему стояла уже ниже Франции. С юго-
востока угрожали ей турки, занявшие Византийскую империю. Это
не были нынешние турки, ослабленные, потерявшие энергию
фанатического убеждения. То были турки, упоенные энтузиазмом Бая-
зета, Амурата II4. Все усилия императоров немецких
противопоставить оплот турецким нападениям, оказались бесплодны; они ие
успевали для этой цели собрать 20 000 человек: люди немецкой
вемли сражались только между собою, средств других государств —
средств денежных также не было у императора, ибо у него не было
определенных доходов; сейм давал иногда деньги, но очень скудно,
он должен был довольствоваться доходами родовых своих имений.
Одним словом, неудовольствие было общее, потребность
преобразования всеми была чувствуема, но трудно было найти <сословие или>
лицо, которое бы решилось принести жертву в пользу целого. Таков
лишь один был Бертольд, архиепископ Майнцский. Несколько
сеймов было им собрано с этой целью. При Фридрихе III все эти
сеймы оканчивались бесплодно; при Максимилиане они, по-видимому,
достигли своей цели.
В 1495 г. 7 августа собрал он сейм в Вормсе. Во-первых, здесь
положено было положить конец местным распрям, государство
разделено на 10 округов, каждый имел отдельный сейм, двух
сановников, наблюдавших за тем, чтобы не возникли распри, и имели
общественное войско для усмирения насилия и водворения тишины.
Положено составить общую перепись и <ввести> общий налог.
Назначение этих имперских денег была война с турками. Распри,
которые не могли окончиться в пределах округа, должны были
переноситься в Reichskammergericht*, которого члены назначались
чинами. Император назначал только председателя. Собственно, в этих
положениях Вормсского сейма можно видеть некоторым образом
попытку ослабить и без того слабую власть императорскую.
Император потерял здесь последнее право суда; придворный суд заменен
имперским. Сверх того, для правильного распределения
обязанностей военной службы положено составить роспись всем чинам
имперским с назначением, что каждый должен выставить на случай
войны. Положения эти имели великое значение, хотя долго не были
выполняемы. В них признали все сословия необходимость единства
против тогдашнего порядка вещей; долго не могли они
выдержать его.
Личный характер императора Максимилиана представляет
странное соединение добродетелей и недостатков. Человек, необычайно
образованный для своего времени, соединивший всю совокупность
науки в тогдашнем ее объеме, отличный воин, необычайно
деятельный, любимый народом за блестящие рыцарские качества, оставив-
верховный имперский суд (нем.).
Лекции 1849150 г.
45
ший сочинения, которые показывают в нем ясный и, по-видимому»
твердый и положительный ум, он, как часто случается с людьми
переходной эпохи, не оканчивал своих начинаний, брался за все и
на полдороге бросал начатое. Он вмешивался во все войны Европы
и ни одно из этих предприятий не приводил к концу; под конец
жизни он вздумал, чтобы выбрали его папой: таким образом,
единство и порядок, говорил он, соединятся в Европе на самых прочных
основах, ибо две высшие должности соединятся в одном лице. Но
именно этот тревожный, беспокойный характер послужил в пользу
династии Габсбургской. Многочисленные затеи Максимилиана
поставили ее в сердце европейской политики и связали ее со всеми
политическими вопросами. <Сказашюго доселе достаточно, чтобы
показать ту роль, какую могла играть Германия в событиях,
начинающих новую историю).
Из государств, принадлежавших германскому племени, остается
упомянуть о Скандинавском полуострове. В 15 столетии роль его
ничтожна. Кальмарский союз, соединивший в конце 14 столетия три
государства, не уничтожил, однако, племенной ненависти шведов
с датчанами. Подчинение Швеции Дании существовало, собственно,
только на словах. Швеция считалась принадлежностью датского
короля, но у нее был свой правитель, управлявший в ней с такою же
властью, как король датский в Дании. Карл Кнудсон в половине
15 столетия сделал попытку провозгласить себя королем, но <эта
попытка не удалась по смерти его). Швеция опять примкнула к
Дании. Швеция* была довольна Кальмарским союзом, ставившим ее
в зависимость от далекого, не имевшего большого влияния короля.
Из государей Ольденбургского дома ни один не имел тогда
достаточного таланта, чтобы привязать Швецию крепче. Но
монархическая власть в этом государстве не сделала тех успехов, какие она
сделала во Франции и Англии. Привилегии аристократии были не
тронуты и далеко превосходили объем государевой власти.
Состояние прочей Европы 15 столетия испытала Швеция только в 16 и 17
столетии.
Из государств славянских только два обращали внимание
Европы — Польша и Чехия. Первая еще могущественная, с
воинственным народонаселением, на огромном пространстве царства
Польского и великого княжества Литовского. Но в ней встречаются
явления, которые отчасти были в Германии, а может быть, еще в худшей
степени. Она не могла управиться с недостатком внутреннего
устройства; в правлении не было единства, силы государства не могли
быть собраны к одной цели \ Многочисленная, непокорная,
своевольная шляхта ограничивала власть короля и препятствовала
самым благим начинаниям. Только в битвах против врагов оказала
она услуги. Назначение Польши было, по-видимому, удерживать
* Б II: Причиною были особые интересы шведской аристократии, которая
была весьма (л. 2$ об.).
46
Лекции 1849150 г.
натиск магометан. Под влиянием этой цели найдем мы не раз
соединение Польши с Венгрией и Богемией.
Богемия, в начале 15 столетия блистательно ставшая в ряд
европейских государств, утратила6 в войнах цвет своего
народонаселения6. Еще полтора столетия она страшно воевала против немцев,
но в 16 столетии это кончилось страшным порабощением ее не в
виде германского чистого элемента, но католицизма и иезуитизма.
Множество вопросов, поднявшихся в Европе в следующем столетии,,
волновали Богемию еще в 13 и 14 столетиях. Это было талантливое
<благородное, великодушное) племя, но оно истощилось в
бесплодных усилиях, взяв преждевременно идеи Реформации и вздумав
отстоять их против всей Европыв. В 15 столетии Венгрия вместе
с Польшей ведет <постоянную войну с Турцией, чем оказывает
значительные услуги Европе. Но то государство, которому суждено
было положить конец могуществу Турции, Россия, была еще
неизвестна Европе, которая ее относила к системе государств
восточных).
в~б Там же далее: не перенесла тяжких испытаний виутрешшх войн
(л. 29).
[Лекция 10] 6 октября
Мы видели, в каком положении находились государства
христианские Западной Европы во второй половине 15 столетия. Мы
сказали о той опасности, какую внушало Европе возрастающее
могущество Турецкой империи. В самом деле, славянские государства и
мадьярские, силы в Польше и Венгрии были недостаточны, чтобы
остановить напор турок. Империя немецкая, разбитая на 1000 с
лишком владений, не могла представить надежного оплота, а силы
турецкие росли. Надо взглянуть ближе на это государство, чтобы
понять причины этого могущества. Турецкие летописцы
рассказывают еще о том времени, когда основатель турецкого могущества
мог собрать всю дружину свою около одного котла. В 14 столетии
османам принадлежит вся Малая Азия, они вступили в Европу, и в
половине 15 столетия овладели всеми землями Византийской
империи. В начале 1453 г. Магомет II осадил Константинополь,
собственно Византийскую империю, ибо пределы империи совпадали с
укреплениями этого города. Четыреста тысяч и более было жителей
в царственном городе \ но готовых защищать явилось только 5000.
К ним присоединились 2000 итальянцев под начальством генуэзца
Джустиниани. Этим 7000 ратников вверена была защита города, от
падения которого зависела не только судьба всей Юго-Восточной
Европы, но падение которого грозило и остальным странам
Западной Европы. Занятые своими домашними делами, народы Еврапы
ие обращали должного внимания па эту опасность; последний
император был убит, имя Стамбула заменило имя Константинополя. Но
Магомет не остановился на этом завоевании и шел далее. Он гово-
Лекции 1849/50 г.
47
рил, что не положит оружия, доколе в Европе останется хотя бы
один христианин. Магомета II не надобно представлять себе каким-
либо варваром вроде Чингис-хана или Тимура2. Он был человек
относительно своего времени высокой образованности; кроме
персидского, арабского, турецкого языков, он знал языки греческий,
скрейскйй, латинский. Он любил науки и искусство, даже те,
которые были запрещены пророком, и призывал к себе итальянских
художников. Это сделало его тем более грозным. Не только с суши
грозил он врагам своим, но и флотом па Средиземном море. Турция
явилась одновременно морскою и сухопутною державою.
Мы знаем, что тайна долгого существования Византийской
империи объясняется только теми средствами империи, которые
извлекала она из народов славянских, но народы славянские,
постепенно ослабленные Византийской империей, слагались в
(независимые) массы и государства на южной стороне близ Дуная. Эти
государства были также завоеваны 'турками. Отчаянно
сопротивлялись они, но вожди не могли сдержать этого натиска. Земли славян,
Леловонпес, нынешняя Греция, часть архипелага — все это было
покорено еще при Магомете. Остров Родос, место пребывания
рыцарей Иоанна Странноприимного \ отразил нападение турок, но
ому угрожала новая осада. Суда мусульманские явились у берегов
Италии и осадили Отранто. Напрасно было воззвание пап к походу
крестовому против этих врагов. При дворах думали об этом, то
есть делали предварительные праздники, но никто надлежащим
образом по понимал опасности. В 1481 году умер Магомет II,
и можно сказать без преувеличения, эта смерть была счастьем для
Европы. Преемник его Баязет II был слаб и беспечен. Он возбудил
против себя общее негодование, особенно между янычарами;
завоевания шли медленно и вяло, без участия самого султана. Такой
порядок вещей не мог удовлетворять требованиям новой Турции.
В 1511 г. он должен был сойти с престола и уступить его Селиму,
сыну своему, тот славно продолжал завоевания. Из чего же
составлялись силы Турции? В 1-м томе «Истории римских пап» Ranke4
образцовым образом изложено состояние Турции в это время. Это
сочинение составлено из донесений венецианских послов, знавших
хорошо Турцию, с которой беспрерывно входили они в
столкновения. На трех основах держалась турецкая власть: во-1-х, на старой
турецкой коннице, во-2-х — на учреждении янычарской пехоты и,
наконец,— на личностях султанов.
Когда Османы соединили под своей властью княжества,
основанные отдельными турецкими вождями в Малой Азии, они
приняли в ряды свои соплеменников своих, рассеянных в Малой Азии;
каждый, вступив в ряды, получал участок земли, род лена, тимар,
за который обязан был службою. Тимары были незначительны, от
3 до 5 тысяч пиастров приносили они дохода; пиастр равнялся
нашему рублю. Тимары должны были вместо пошлины выставлять
«всадников, именно с 8000 тимаров взималось 200 всадников. Шло*
48
Лекции 1849150 е.
цер* говорил* c'est tout commechez nous*, но мы видим, что здесь
существовало глубокое различие от европейских ленов. Во-1-х,
турки не знали настоящей наследственности; каждый тимар мог быть
отдаваем другому владельцу по смерти одного. Дети владетеля не
имели права на тимар. Но зато один род был постоянно
владетельным. Только турки, завладевшие Византийской империей, могли
владеть тимарами. Таким образом, в конце 15 столетия у турок
является 130 тысяч превосходных всадников, для которых война
была любимым делом; чем более увеличивалось народонаселение,
тем более нужно было число тимаров и, следовательно, надо было
завоевывать новые земли, новые участки. Эти 130 000 тимаров,
которые видим мы в конце 15 столетия, составляли настоящее
турецкое войско и в противоположность грекам покоренным назывались
воинами, христиане назывались гражданами.
Но, кроме этой превосходной конницы, султан располагал
лучшей пехотой в Европе; странен был состав этой пехоты. Около
1367 г., в половине 14 столетия, турки начали воспитывать
христианских мальчиков для службы в своем войске; когда паша
отправлялся на христиан, он привозил в дар султану здоровых, сильных
мальчиков. Отцы их были убиваемы или продаваемы, дети
поступали в дар к султану. Потом каждые пять лет происходил обыск
селений, турецкие сановники осматривали всех детей христианских,
выбирали самых крепких и здоровых и отправляли их к султану.
Одна часть, самая меньшая, отправляема была в сераль, другая,
большая, часть отдавалась в Анатолию для учения тому, что было
прилично воину, участвовала в обработке земель, приучалась ездить
верхом и владеть оружием. Когда им наступало 20 лет, они
возвращались в европейскую Турцию и вступали в ряды янычарские.
Крепкие и здоровые юноши, оторванные от семейств, забывшие
язык и веру отцов своих. Им не суждено было иметь семью, они
осуждены были на безбрачие и войны с неверными; они жили
вместе в огромных казармах, подобно монахам, каждый вечер делали
их перекличку, не позволено им было отлучаться на ночь; они не
могли жениться. Они были подчинены правилам самой строгой
дисциплины, ропот наказывался смертью, по-видимому, тяжелая,
безрадостная жизнь. Но у них были свои вознаграждения, они
гордились уважением к ним султана, султан без них не ходил на войну»
они не ходили без него. Начальники янычар могли быть выбираемы
только из их рядов. Дети христиан, таким образом, предводя людей
христианского происхождения, были самыми страшными,
жестокими врагами христианских народов. Мрачный, религиозный
фанатизм был отличительным характером янычар в первое столетие их
существования. За султана и рай Магометов они охотно проливали
*-» Б II: Шлёцер ваходит в этом сходство с эападноевропейсквм устройств
вом (л. 30 об.).
* все как у нас (франц.)щ
Лекции 1849/50 $.
40
кровь свою. Такие учреждения, основанные на абстрактных целях,
не могли долго существовать; но сначала янычары были страшны,
выигрывали все великие битвы, при Варне, при Косове, и они же
овладели Константинополем. Таким образом, на счет христианского
народонаселения поддерживал турецкий султан могущество свое.
Но не в одни янычары поступали они, часть их назначалась для
воспитания в отдельных сералях, в Адрианополе, Константинополе.
Это были лучшие, подававшие более надежд; они учились грамоте
и военным обрядам; они составляли впоследствии конную стражу
султана, не получали тимаров, но были на жалованье султана;
отсюда выходили первые военачальники и великие визири; в половине
16 столетия все великие визири, покрывшие такою славою турецкое
оружие, были отсюда.
Наконец, личность султана. За исключением Баязета II, все они
отличались великими дарованиями, деликим честолюбием, деятель-
ностью. Можно сказать, что они большую часть деятельности
проводили в войне с христианами. В руках их были сосредоточены все
средства государства, они располагали несравненно с большею
легкостью всем этим, чем христианские государи. Но само собой
разумеется, что такой порядок вещей находился в сильной зависимости
от личных качеств отдельного султана. Последним великим
султаном был Солиман; после него мы увидим упадок турецкого
могущества, ознаменованный упадком и личных достоинств сановников
и янычар. При Солимане уже было заложено начало этому
падению, он первый позволил янычарам вступать в брак и не всегда
ходил в поход с ними.
Мы видели, следовательно, в каком положении находилась
Западная Европа в это время; везде упадок средневековых
учреждений, возникновение новых форм и политических требований. Везде
этот переход условливается усилением монархического начала и
отдельных национальностей. Именно в тех государствах, где эти
явления обозначались не с такой силою, там оказалось более
препятствий к успеху и зародыш будущего разложения. Но не в одной
только сфере государства, в сфере политической жизни
обнаружились явления, свидетельствующие о переходном времени. Западная
церковь представляет нам то же зрелище, как и государство.
Известны великие требования пап в 13 столетии, и, по-видимому,
успех был на стороне их. Целая династия, в руках которой была
лучшая часть Европы, Гогенштауфены сокрушились в неравной борьбе
с папской властью. Успех пап был полный, ни одно из государств
Европы уже не могло противопоставить им прежнего
сопротивления. Но это была мнимая победа, и победитель и побежденный
сошли равными с театра битвы.
Прошло полвека после смерти Фридриха II и несколько
десятилетий после Конрадина, внука его, и агент французского короля
дал Бонифацию VIII пощечину. Это не было делом только личного
насилия, наглой обидой, нанесенной лицом лицу. Можпо сказать,
4 T. Н Грановский
50
Лекции 1849150 г.
что великая политическая роль папы кончилась. Он вовлечен был
в политические мелкие смуты и сошел с идеальной высоты своей.
Прежде всех объявила себя независимой от папы Франция в том
смысле, что церковь французская вышла из прежней покорности
ему. Второй преемник Бонифация VIII переехал уже во Францию,
в Авиньон. Здесь он жил под надзором, опекой королей
французских и был рукой их (политических) видов, притом, надо заметить,
во время упадка сил Франции, во время тяжких ее войн с Англией.
При Эдуарде III единовременно с этим Англия отказалась платить
подать папе, платив дотоле огромную сумму, признавая себя череп
короля своего в 13 столетии леном папским. Мы помним, что
некогда папские легаты имели влияние па выборы императора; в 14
столетии курфирсты, собравшись в Реймсе, решили избирать только
сами императора <без вмешательства иноземцев, т. е. легатов
папских). Везде освобождались отдельные национальности.
Потом началась великая схизма, давшая новые средства
светской власти против духовной. В начале 15 столетия пап было даже
три, третий жил в Испании; они обвиняли один другого в
похищении престола и приводили в соблазн Европу своими
ругательствами. Признание того или другого папы было делом личного
произвола. Тогда со всех концов Европы [поднялся] один мучительный
крик, выразивший потребность восстановить значение пап. С этой
целью в начале 15 столетия было три собора, первый в Пизе
(1409 г.); здесь обнаружились все язвы западной церкви и болезни
ее; собор не нашел, однако, средств к излечению; новый собор
собрался в Констанце (1414 г.), его следствием была смерть Гуса и
выказавшееся новое направление, (страшное для папы).
Недовольные папою кардиналы и архиепископы думали ограничить его
власть соборами с преобладанием аристократического начала в
церкви. <Следовательно, посягали на одно из основных начал
католицизма). Но собор Констанцский, споря с папою, силится оправдать
себя в общем мнении и силится доказать, что он настоящий
католический собор, и потому, быть может, так строго поступил с Гусом
и Иеронимом Пражским. Последний собор был в Базеле (с 1431 г.).
Здесь движение собора приняло характер чисто демократический;
здесь выражены смелые начала, что соборы стоят выше пап, что
собор может изменять решения папские, низлагать пап, что на
соборе священник равен папе. Но самая талантливая, блестящая
личность отложилась от этого собора: Aeneas Silvius Piccolomini,
юноша аристократического образования и происхождения, принесший
на собор начала новые; но потом он не выдержал первого
направления, перешел на сторону пап и явился потом сам папою Пием II6.
Видя, к чему клонится дело, папа и его приверженцы обратились с
предложениями к отдельным государствам, предоставляя значи-
в Там же далее: явлепие блестящее и трагическое, не выдержавшее той
идеи, которую сначала так блистательно защищало (л. 32 об.).
Лекции 1849150 г.
51
тельную свободу французской и английской церкви, предоставляя
им многие права, делая уступки в догматах самих гуситам
чешским, чтобы хотя что-либо сохранить из папской власти. Но
результаты всего порядка вещей были очевидны. Реформа святых отцов
собора не состоялась, но национальные церкви везде выигрывали.
<Следовательно, и здесь повторился общий характер времени:
средневековые начала уже не могли удержаться).
[Лекция 11] 8 октября
Мы видели перемены в сфере церковной и политической жизни
средних веков. Нам остается рассмотреть подобные явления в
остальных сферах. Известно, что каждый порядок общественный
тесно связан с лежащими в основе общества идеями, которых он есть
результат и продукт. Средний век имеет свои законченные теории,
лежащие в основе его политических'форм, церковных учреждений
и нравственных правил. У него была своя наука, оправдавшая
явления средневековой жизни, доказывавшая их законность. Но и
сюда проник дух отрицания; самые эти основные начала были
подвержены строгим исследованиям. Но чтобы понять полнее то, что
следует излагать нам, надо сказать несколько слов о средневековой
науке, или схоластике '. Мы привыкли под схоластикой разуметь
бесплодные и диалектические формулы и определения, одним
словом, науку, лишенную всякого живого содержания. Такое воззрение
на схоластику объясняется теми формами, в которых она
действительно явилась в конце 15 столетия, но при первом своем
появлении не такова была она. В XI столетии, когда начались первые
попыткиа ее, в схоластикеа, в этой науке, впоследствии опозоренной
и осмеянной, явилось необычно много смелости и жизни. Стоит
указать на один пример Абелярда, на эту жизнь, исполненную
борений всякого рода, на эту многосложную6 деятельность6, которой
коснулся он всех сторон тогдашней науки и коснулся их не
бесплодно. Главным достоинством схоластики тогда была ее
юношеская смелость, исполненная бесконечной веры в силу разума; она8
смело схватилась со всеми трудностямив. Главный недостаток ее
заключается в недостатке положительных знаний и материальных
средств. Вожди схоластики усвоили себе все, что знали их
современники, но этого было недостаточно; тем не менее заслуга их
велика: они-то сообщили европейскому уму ту пытливость, науке —
гибкость и ловкость, <которые она сохранила как лучшую часть
наследия, завещанного средневековой наукой). Но вследствие самой
своей смелости и самонадеянности эта наука не могла вступить
в дружеские отношения к средневековому обществу. Абелярд под-
■-■ Б II: споры схоластические, когда начались первые попытки
разрешить в сфере разума важнейшие вопросы, тревожащие человека (л. 33).
с~в Там же: могучую богатую умственную деятельность (л. 38).
»-■ Там же: схоластика думала, что нет вопросов неразрешимых (л. 33).
4*
52
Лекции 1849150 а.
вергался отречению от церкви и гонению таких мужей, каковы
были, например, св. Бернард. Ученик Абелярда, Арнольд из Брес-
чии, умер на костре за смелую попытку изменить политические
формы в Италии. Одним словом, схоластика вызвала против себя
двоякую оппозицию — со стороны светской и духовной власти.
В течение XII столетия она осталась в тех же отношениях к
папскому престолу и светским властям.
<Самых глубоких, блестящих схоластиков того времени находим
в постоянной вражде с папским престолом и светскими властями).
В 13 ст. средневековые начала восторжествовали над
противниками своими. Император Фридрих II, который стал во главе всех
новых элементов, пал после смелой, <но бесплодной) борьбы. Общее
мнение отступилось от него, папы этим воспользовались. В 13 ст.,
по-видимому, подавлены все оппозиции против <средневековой
церкви), средневекового государства. Но это была минутная
победа, папы недолго пользовались своим торжеством. Собственно с их
стороны все меры были приняты, чтобы устранить подобные
явления, как схоластика: в начале 13 столетия в Южной Франции
основано страшное судилище — инквизиция, имеющее судить мысли
человека*. Единовременно с этим учреждены два монашеских
ордена [доминиканцев] и францисканцев, ордена, отказавшиеся от
всякой собственности и обрекшие себя на постоянное непрерывное
служение одной церкви и папе. В руки этих орденов перевели
папы, во-первых, надзор за воспитанием, во-вторых, из рядов их
вышли главные проповедники. Сопротивление других орденов,
[силившихся] удержать университетские кафедры, было бессильно. На
всех кафедрах сели монахи этих орденов. В 13 ст. это замещение
кафедр в европейских университетах не принесло существенного
вреда: новые преподаватели шли по следам прежних. Это были
любознательные, любившиег науку людиг. Но это продолжалось
недолго. В 14 ст. схоластика, несмотря на несколько знаменитых
имен, уже отжила свой век. Она брала свои орудия только из
умозрения, незнакомая ни с естественными науками, ни с историей.
Как школа формальной логики она могла еще приносить <некото-
рую, впрочем) двусмысленную, пользу, но все, что можно было
сделать, уже было ею совершено. В 14 ст. она ставит себе в
обязанность оправдывать папскую власть и католицизм в тогдашних
видах. Она довела это подчинение науки внешним целям до
цинической крайности. Иоанн Торквемада в 15 ст. учил, что самое
Священное писание имеет силу настолько, насколько папа признает
его; без того Священное писание не имело бы силу.
Средневековые университеты заменяли тогдашним народам все
средства, какие дает нам ныне литература и книгопечатание. <Кни-
ги были редки и дороги). Толпами стекались слушатели. Только
в университетах происходил обмен мысли; и на этих-то кафедрах
г-г Там же: мужественные люди, поведшие вперед науку (л. 34).
Лекции 1849/50 е.
53
преподавали такие ученые, о которых мы сказали. Далее, идя
последовательно ложным путем, схоластика дошла до того, что
перестала брать во внимание текст Священного писания и объясняла
одни комментарии свои, так что некоторые богословы не знали
даже Библию, зная превосходно одни комментарии на прежних своих
богословов. Вместо великих вопросов Абелярда и других великих
схоластиков в диспутах университетов спорили о том, почему Адам
в раю съел яблоко, а не грушу. Целые томы написаны на
следующие темы: может ли бог совершать чудеса обратно, т. е.
переносить их на прошедшее время. Одним словом, живое, положительное
содержание совершенно исчезло из науки; история, филология,
естественные пауки не преподавались вовсе. Только с кафедр
юридических видим мы некоторые оппозиции схоластике, но довольно
робкие, выходившие из внешних причин, ибо преподаватели
римского права были противниками защитников канонического права.
<Таково было состояние схоластики'в XV столетии).
Такова была наука официальная, но была и другая наука. Не
одни смелые попытки схоластики победило папство; оно одержало
другую победу, кровавую, над ересями Европы. Рядом с усилением
католицизма развивалось в тени оппозиционное направление,
обнаружившееся в ересях3. Но средоточием этого движения, сердцем,
к которому стекались отдельные направления, была Южная
Франция. Здесь же возникло учение альбигенцев, под которых именем
разумеются все вообще секты, но есть и преимущественно
называемая секта альбигенцев. Секта вальдеицов пошла от Петра Вальда.
Она требовала возвращения к первоначальному христианству и
простоте нравов, отрицая безбрачие духовенства, власть папскую,
посредничество между божеством и человечеством ввидуд
католической церквид. И это учение было после подавлено страшными
сопротивлениями. Одним словом, и ересь, и наука погибли в конце
13 века. (Реакционные направления одержали совершенную
победу; но подавленные направления уцелели), медленно распространяя
свою работу, распространяя, продолжая дело исследования. В 13 ст.
в Италии уже обнаружились плоды этих новых направлений,
первоначально не навлекшие гонения пап, открывшиеся сначала
изучением только древних образцов. Папы отчасти
покровительствовали филологии, ученым, которые шли этой дорогой. <Уже после они
увидели здесь опасность). Эти ученые направления развивались
везде. Но в Италии замкнулись окончательно некоторые
направления средних веков, именно из числа оппозиционных направлений.
Известны направления, господствовавшие в средних веках. Мы
видели, что во Франции, на юге и на севере, возникли два рода
литературы — лирическая и повествовательная. Лирическая,
воспитанная преимущественно в сословии рыцарском, не ограничивалась
одной любовью рыцарей к дамам, вскоре она приняла вид сатиры
Д-Д Там же: в том смысле, как это принимает католичество (л. 35)р
54
Лекции 1849/50 г.
на средневековое общество. В 12 и 13 ст. поэтые лирические в стоят
на стороне противников пап и крестовых походов. Их постигла
участь всего такого направления. Но лирическое направление
замкнулось в Италии, прежде ж взятое из Франции ж. Петрарка,
итальянец, живший часто при папском дворе, увенчанный в Капитолии,
был ли он продолжателем трубадуров в сатирическом их
направлении? Но он шел еще далее: он обращается прямо к Риму со
словами энергического упрека, со словами ненависти, которые страшно
звучат у него. И его песни ходили не по одной Италии, они были
известны целой Европе.
В Северной Франции возникла городовая s литература 3, fabliaux *
французские, в которых выводились на сцену смешные стороны
рыцарства, духовенства, которые стаскивали в грязь все идеалы
средних веков. Но этот род литературы был замкнут в Италии же
Декамероном Боккачио. Необычайное изящество формы искупило
в глазах духовенства соблазнительное содержание этих повестей.
Они были переведены на все языки и читаемы при дворах. Между
тем, мы видим, сколько в Декамероне насмешки над всеми
идеалами среднего века. Разрушительное направление здесь скрылось иод
художественностью формы и [потому] не было преследовано.
Наконец, в Божественной комедии мы видим тоже борьбу средневековых
элементов с новыми. Дант был глубоким, страстным поклонником
средневековой науки, но он не мог привести ее в согласие с
противоречиями собственного разума. В Божественной комедии много
дисгармониц, происходящей от этой внутренней борьбы,
происходившей в самом поэте, <стоявшем на рубеже, на закраине двух
миров). Но все, что было великого в " средневековых идеях, высказано
здесь: далее они не могли развиватьсяи. Но защитник
средневекового богословия и науки, Дант был врагом папства, гиббелином.
В книге его De monarchia мы находим теорию государства,
совершенно противоположную тем <средневековым> теориям, которые
в его время были распространяемы папами.
В наше время трудно перенестись, представить себе вполне то
страстное одушевление, с которым итальянские юноши изучали
древних в 14 и 15 стол. Это изучение древних переходило в жизнь
и возбуждало к переменам ее. Кола ди Риенци вследствие этого
изучения думал в половине 14 ст. восстановить республику. Многие пз
филологов переходили к язычеству, отрекаясь от всего средневеко-
«""• Там же: провансальские трубадуры (л. 35 об.).
ж"ж Там же: в лице Петрарки; он заимствовал готовые материалы Южной
Франции, но довел лирику до высшей степени совершенства (л. 35 об.).
3-8 Там же: возник род литературы, можно сказать, городской, которым
купцы, ремесленники тешили свои досуги (л. 35 об.),
* фаблио (франц.).
H~u Б II: поэтического в среднем веке, заключено в поэме Данта. Дальше
не могла идти средневековая наука. Она в Данте заключила свое
существование (л. 36),
Лекции 1849150 г.
55
лого. Это было какое-то опьянение. Но помимо этих крайностей
шло великое. В 15 столетии начинается в Италии основательное
изучение Платона и Аристотеля. И какое изучение! На соборе
Флорентийском 1439 г. Григорий Плетон навлек на себя подозрение
в том, что он хочет заменить христианские догматы платоническими
идеями. В том же столетии Козьма Медичис основал академию во
Флоренции \ В члены этой академии вступали лучшие люди Италии
и в числе их несколько греков, бежавших из занятого турками
Константинополя. Главой этого направления был Фичино, переводчик
Платона. Платон был сделан предметом изучения академии,
которое можно назвать не иначе, как религиозным. Знаменитый
итальянский реформатор Savonarola говорит, что в его время
раздавались в церкви проповеди на текст из Платона. Умирающий
Медичис велел читать себе на смертном одре Парменида. Самовольно,
без утверждения панского, собрались ученые во Флоренции с целью
признать Платона святым. В комнате Фичино теплилась постоянно
лампада перед изображением Платона. В этих понятиях Италии
начали принимать участие и другие народы. В начале 15 ст.
Николай из Кузы, впоследствии папа 5, посетил Италию и принес оттуда
изучение древних. Надо показать, какая же была основная мысль,
связывавшая эти рассеянные труды. Она заключалась в следующем:
связь древней науки с новой, древней философии с христианством,
показывает, что они не враждебны. Такова была вся цель Фичино.
С этим же направлением выступил Пико де Мирандола, двадцати
лет от роду6, представивший в Рим 900 тезисов дляк спора* и
знавший почти все европейские древние и значительную часть
восточных языков. Это был один из величайших и благороднейших
людей в конце 15 столетия.
и_к Там же: для опровержения их звал ученых со всех концов Европы,
предлагал неимущим ученым деньги на проезд в Италию для спора с ним
(л. 37).
[Лекция 12] 11 октября
Мы говорили о великом движении, происходившем в сфере нау-
ки в Италии. Один из замечательных представителей этого
движения был Пико князь de Mirandola. 23 лет от роду он взялся
защищать 900 тезисов из наук тогдашнего мира. С именем его привыкли
соединять самым несправедливым образом понятия о
многостороннем, обширном, но бесплодном знании. Новые исследования
показали его совсем с другой стороны. Конечно, весьма немногие из его
современников действовали так благотворно на науки и имели
такое обширное влияние. В нем можно найти значительные сходства
с неоплатониками. Подобно им, он вдается несколько в мистицизм,
он занимался последние годы своей жизни изучением каббалы. Это
еврейское слово, значащее предание. Под пей разумели евреи откро-
56
Лекции 1849/50 г.
венную науку, данную богом Адаму и Аврааму. Впоследствии это
же знание получил сверх 10 заповедей Моисей. Это знание,
доступное и открытое немногим, передавалось изустно от одного
поколения к другому. Во второй половине 15 века [нашей эры] вышли
уже подробные исследования об этом (Франк Histoire de la cab-
bale)1. В 15 ст. знаменитейшие ученые, самые сильные умы верили
в существование этой неведомой большинству божественной,
непосредственно сообщенной богом человеку науки. К ней-то был
привязан Пико. А между тем это был человек, который написал
блестящее остроумное опровержение астрологических бредней; он
искал в каббале символа, под которым истина является человеку.
Основной его мыслью было единство человеческих преданий, от
Адама непрерывная нить развития. По его мнению, христианство
есть высшая форма всей истории, к ней стремились религии
Востока и древние философские убеждения, с этой стороны Пико,
глубоко знавший древних, защищал и схоластику, отдавая ей
справедливость. Подобно большей части людей того времени, Пико не отделял
своей жизни от своих мнений. У него одно отвечало другому.
Несмотря на молодость, красоту, княжество, он жил отшельником,
считая служение науке священнодействием. Он умер в 1494 г.,
избегая света, погруженный в труды свои. Его идеи отозвались вне
пределов его родины, они перешли в 16 ст. в Германию, во
Францию.
Но сверх этой умозрительной стороны умственного движения
в Италии, была еще другая, практическая, где наука и жизнь
приходили в более тесное соприкосновение. Мы говорим о попытках
возвратиться к древним не только в науке, но и в самой жизни.
Большего разрыва с настоящим трудно найти в истории; гуманисты
обращались к язычеству, переходили совершенно в античный мир),
отреклись не только от окружающей действительности, но часто
и от христианства. В 1468 г. папа Павел III начал первый гонение
на науку Италии, но это гонение осталось еще без следов. До какой
степени греческие и римские классики действовали на умы
молодых людей и всего образованного сословия, это мы видим из
истории каждого итальянского государства; разительный пример Оли-
джияти, вместе с друзьями пытавшегося освободить Милан от
Сфорцев; попытка его не удалась; друзья его погибли, он сам был
приговорен к самой мучительной смерти; его в продолжение
нескольких дней пытали, потом с живого содрали кожу. Во время
страшных мучений он утешал себя изречениями древних и умер
со словами mors acerba, fama perpétua *. Так глубоко входили в
жизнь итальянских граждан идеи древнего мира. Но закончил это
направление знаменитый секретарь Флорентийской республики
Макиавелли.
Причины того, что мы будем говорить подробно о нем, заклю-
* равняя смерть, эато вечная слава (лат.)щ
Лекции 1849/50 $.
57
чаются в том, что, не зная Макиавелли, трудно понять характер
16 столетия; он стоит на рубеже между средним и новым миром.
Он положил основание новым политическим идеям в Европе. Так
как жизнь его находилась в тесной связи с его мнениями, то
прежде скажем о жизни. Он родился в 1469 г., отец его был юрист,
находился в службе; он дал сыну литературное образование;
Макиавелли был еще очень молод, когда Флоренция свергла с себя
начинавшее тяготить иго Медичисов. Петр, сын Лаврентия *, не мог быть
сравнен с своими предками; когда французы пришли в Италию,
граждане Флоренции воспользовались этим и изгнали Медичисов.
Древняя, чисто республиканская форма правления была
восстановлена. Макиавелли тотчас получил место сначала секретаря совета,
потом секретаря республики; все главные дела проходили чрез его
руки. Но главная деятельность его была обращена на политические
отношения Флоренции. Он 24 раза был послан к иностранным
государствам с разными поручениями- республики. Здесь он коротко
ознакомился с делами современной Европы. В 1512 г. Медичисы
вследствие насильственного переворота, поддержанного силами
императора Карла V, возвратились снова во Флоренцию.
Приверженцы прежней партии пали; Макиавелли был взят, жестоким образом
пытан; он сам говорит об этих пытках: «Что еще бы немного, и
я бы умер». Но он ничего не показал. За недостатком явных улик
(собственных фактов против него не было, он был взят за образ
мыслей) он был освобожден, но ему уже не давали никакой
должности; тогда он поселился в поместье своем небольшом близ
Флоренции. Небольшое состояние, наследованное от отца, он истратил
на службе. Теперь, в летах зрелости, он должен был жить на
небольшое количество денег. Здесь-то начал он свою литературную
деятельность. Он здесь написал свою знаменитую книгу Del
Principe 3. Потом часто посещал он Флоренцию, где в садах Козьмы
Ручелаи собирались самые образованные люди Флоренции и
иностранцы для науки и политики. Для этих-то друзей он написал свои
беседы о Тите Ливии \ Здесь же написал он свой разговор о
военном искусстве 5. Он умер в 1527 г. В последние годы жизни его
Медичисы иногда обращались к нему за советами, но должности
ему не вручали никакой. Он умер, можно сказать, измученный, не
удовлетворенный потребностью практической деятельности, оставив
по себе странное имя: с именем его соединяли понятие хитрой,
коварной политики.
Между тем Италия не так смотрела на него и причислила его
к числу великих граждан своих, почтительно храня память его.
В новой Европе, много пострадавшей от учения Макиавелли,
нашлись голоса, <и голоса благородные), в его защиту; спор решен
тем, что честь его восстановлена. Это был один из самых страстных
и благородных характеров Италии. Сочинения его разделяются, во-
первых, на его официальные донесения Флорентийской республике
в качестве посла; во-вторых, стоит его сочинение о князе, вопросы
58
Лекции 1849/50 г.
о Тите Ливии и, наконец, его мелкие сочинения, но это уже
произведения, которые для нас не имеют значения. Донесения
Макиавелли своему правительству принадлежат к числу самых важных
исторических памятников; два донесения имеем мы из Германии,
другие два — из.Франции. Он описал страны, им виденные. Более
превосходных отчетливых известии о Германии и Франции в таком
кратком объеме не найдем даже во всей современной литературе,
но он не довольствовался одним внешним, он взглянул глубже;
много здесь верных, глубоких замечаний о Франции, Германии,
замечаний, оправданных историей.
Еще важнее как для личной оценки Макиавелли, так и для
истории тогдашней Италии донесения его об итальянских
государствах, особенно донесения о времени пребывания его при особе
Цезаря Борджиа. Цезарь был сын папы Александра VI. Сначала пана
призвал его в кардиналы и дал ему архиепископство Валенции.
Когда умер, конечно не без содействия Цезаря, старший его брат,
Цезарь сложил духовный сан и воротился к светской власти. Это
было, бесспорно, одно из типических лиц тогдашней апохи.
Пользуясь средствами, которые представлялись его отцу, Цезарь
Борджиа] было вздумал основать в Италии могущественное государство*
Все средства для этой цели не разбирались им — тайные отравы,
измена, война. Войско у него было преданное, прекрасно обученное,
могшее поспорить со всеми войсками тогдашней Европы. Сам он
был человек необычайно деятельный, потерявший всякое различие
между добром и элом, но чрезвычайно даровитый, любитель и
покровитель наук и искусств, справедливый там, где справедливость
не мешала его видам; в городах ему подвластных удары его не
падали на низшие сословия; они падали на противников его
стремлению. В 1502 году он стоял на высшей ступени своего могущества,
но у него завязалась распря с могущественными домами Вителли
и Орсини. Флорентийская республика также питала неприязнь
к этому человеку; она не любила Цезаря и отправила Макиавелли
следить за его движениями. Донесения последнего от 1502 г. в
высшей степени любопытны, ибо характеризуют того и другого. Оба
они не доверяют друг другу, хотя превосходно понимают один
другого. Из <отдельных слов, из) улыбки Цезаря Макиавелли
угадывает о его намерении <и доносит об них своей Республике); он редко
ошибается в своих выводах; как Цезарь ни хитер и ни осторожен,
но Макиавелли знает и понимает его. Одно из этих писем навлекло
на Макиавелли подозрение. Он доносит, что Цезарь под видом
дружества, пригласил к себе на пир своих противников и умертвил их.
Ноа по известию видно, что это нисколько не удивило Макиавелли
и что он даже некоторым образом оправдывает Цезаряа. Дело яс-
а~а Б II далее: Этот кровавый поступок, заставивший содрогнуться всю
Италию, не вызвал у Макиавелли пи слова укоризны: он поздравляет
Республику, что и она отделалась этим от противников своих (л. 39),
Лекции 1849/50 е.
59
вое: человек никогда не может высвободиться из-под влияния
своего времени; нравственные и политические понятия времени
связывают его. У Макиавелли понятие о нравственности было
политическое, он говорил, что благо народа есть высший закон. С другой
стороны, характер Цезаря имел для него тайную прелесть: он
смотрел на него не с ужасом, а с тайным 6 удовольствиемб. Когда
пресеклась для него пора гражданской деятельности, в 1513 году он
написал книгу Del Principe *, где явно оправдываются
преступления и подаются для них уроки; все преступления делит он здесь
на полезные и бесполезные и отвергает только последние, принимая
первые необходимыми в государстве. В этой книге резко отделена
нравственность частная от политической и гражданской; между
ними нет ничего общего. Эта книга преимущественно доставила
Макиавелли ту печальную известность, которой он пользуется
доселе. Но происхождепие этого сочинения замечательно в. Оно
написано чрез год после падения того порядка вещей, которому
принадлежала деятельность Макиавелли, написано человеком, который
вытерпел нытку, <и что же? Книга посвящена Лаврентию Медичису6,
сыну Петра, воинственному, но жестокому и хитрому князю, на
беду или к счастью Италии рано погибшему), который представлял
наиболее сходства с Цезарем. Одни говорили, что Макиавелли, написал
эту книгу как низкий льстец, чтобы получить снова прежнюю свою
должность; другие видели здесь скрытые намерения обличить
современную политику, которой держались тогда князья
итальянские г; третьи, наконец, объясняли это гораздо проще, сообразно
с характером жизни и мнениями Макиавелли.
Для того чтобы познакомиться с характером той эпохи, мы
приведем письмо Макиавелли к Францу Веттори 7, товарищу его с
детства, который был вместе с ним при дворе Максимилиана и
который, будучи осторожнее, сохранил свое место. Макиавелли
рассказывает ему свой образ жизни в своем маленьком поместье,
жалуется на бедность и недостаток деятельности. «Рано утром,— говорит
он,— выхожу я в поле и занимаюсь полезными делами: ловлю птиц,
рублю лес и продаю его, выгадывая и обманывая; потом иду в
трактир на большой дороге, где узнаю свежие новости и мысленно
улетаю в город; потом ухожу я в лес и беру с собой одного из
любимых писателей, особенно Данта, здесь приходят ко мне толпою
воспоминания моего детства и молодости. После скудного обеда я опять
отправляюсь в тот же трактир, сажусь играть в шашки с
лавочником, мясником и так шумим о мелочах, что шум наш долетает до
города». В другом месте говорит он: «Я не могу более терпеть, мне
б~б Там же: падеждой (л. 39 об.).
* Князь, Государь (итал.).
в Б //: является загадкой (л. 39 об.).
г Там же далее: заклеймить их пред целой Италией этой исповедью,
которую ou кладет им в уста (л. 39 об.).
60
Лекции 1849/50 г.
приходится бежать отсюда, я не могу здесь жить, я хочу скрыть
срам моего семейства, пусть меня считают умершим... Но когда
наступает ночь, я прихожу в свою уединенную комнату, здесь скидаю
крестьянскую одежду и надеваю прежнюю, великолепную; здесь
ожидают меня великие люди древности. С* ними беседую я, и они
дают ответы на все мои вопросы»д. Здесь же посреди этой жизни
он написал свое Del Principe.
Книга эта написана холодно, спокойно, видно, что рука автора
не дрожала; и вдруг он замыкает ее дифирамбом: «Какими бы
средствами ни овладели Вы престолом, говорит он, обращаясь к Меди-
чису, какие бы преступления ни довели Вас до цели, благословение
божье будет над Вами». Он видел, что Италия лишена была всех
средств к восстановлению порядка при всеобщей порче
нравственности; для ее спасения он жаждал диктатуры и это убеждение
вынес он из изучения древности. Ему все равно, кто бы ни был этим
диктатором, лишь бы он спас Италию. Таким диктатором мог быть,
но его мнению, Цезарь Борджиа. С презрением отзывается здесь
Макиавелли о французах и немцах: из точки зрения Макиавелли,
любившего горячо свою родину, это презрение было понятно. С
какою же целью посвятил оп эту книгу Медичису? Жестокий, но
талантливый, он мог, по его мнению, осуществить идеал диктатора.
Справедливо сказал о Макиавелли Ranke. Макиавелли поступил
с Италией, как врач с больным: видя опасное положение больного,
врач дает ему яд8. Другого средства не было. Этот яд предложил
Макиавелли отечеству в виде Цезаря Борджиа или бессменного
диктатора, какой бы нравственности ни был он.
[Лекция 13] 15 ноября
Мы сказали о том значении, которое имела книга Макиавелли
о князе. Мы видели, насколько неправы были обвипения,
падавшие и падающие доселе на это знаменитое творение Макиавелли.
Оно было написано вовсе не с какою-либо мелкою личною целью,
это было выражение патриотических желаний и требований
Макиавелли. Прочие сочинения Макиавелли, которые мы сейчас
рассмотрим, подтвердят сказанное. Из них важнейшие суть беседы о первой
декаде Тита Ливия. Многое, что кажется загадочным и пепонятньш
в книге о князе, получает здесь полное объяснение; здесь-то
выражена политическая исповедь Макиавелли. Мы видим из этой книги,
что он был республиканец по убеждепиям, по республиканец в
античном смысле, не понимавший потребностей нового общества, тех
нравственных изменений, которые христианство произвело в
Европе. Поэтому он принимал только одну гражданскую доблесть и
добродетель, одну гражданскую и политическую религию. Внутренний
д~д Там же: С ними говорю я о прошедшем, о будущности вашей
Италии (л. 40).
Лекции 1849/50 г.
61
мир, раскрытый христианством, остался чужд Макиавелли. На эти
внутренние требования отдельного человека, то, что мы называем
субъективными требованиями, смотрел он с сожалением,
презрением. С этой точки зрения он обвинял христианство в ослаблении
общественной нравственности и доблестей, смешивая, таким образом,
христианство с римскою иерархией, повредившей, конечно, во
многом Италии. Он не знал другого христианства, кроме католицизма,
и к этому-то христианству католическому относятся его воззрения.
Но, с1 другой стороны, у него было темное сознание, что
христианство может быть побуждением к великому, и он говорит тогда:
«Только народы глубоко религиозные способны к совершению
великих исторических подвигов». Конечно, за этим тотчас следует его
определение религии — он допускает религию только политическую
как побуждение гражданское к совершению гражданских подвигов.
Идеалом религии была для него религия римская. Нигде, может
быть, так не видно, как в этой книге, до какой степени он стоял на
античной почве. Для него история то же, что для Цицерона — та-
gistra vitae *, он предлагает здесь уроки и примеры для
нравственности, он верует в силу этих примеров. Но многие, смело можно
сказать, легкомысленные ученые смеялись над Макиавелли,
обнаруживая его недостаточные знания древней истории. Точно, он не
был антикварием; в ссылках его на древних писателей мы находим
не один промах, но он глубоко изучил древних, он оттуда вынес
свои воззрения. Здесь дело не идет о фактах, дело идет о
рассуждениях, которые вставляет он между фактами. Цель, с какою
написаны беседы о Тите Ливии, также чисто практическая: <он хочет
показать своим гражданам Римскую республику как идеал
гражданства); он не умышленно, может быть, скрывает темные стороны
республиканской римской свободы, рабство, угнетение низшегоа
класса а. Он ослеплен был могуществом Рима, славой его, величием
тогдашней Италии. С такой же целью написаны его 7 книг о
военном искусстве.
Мы говорили уже об упадке военного духа в Италии. Граждане,
занятые другими интересами, предоставляли войну наемникам,
кондотьерам. Этими наемными дружинами поддерживали свою власть
мелкие князья Италии, присваивали себе правдою и неправдою
власть, вели войны кровавые в итальянских державах. Начальники
кондотьеров уславливались наперед в успехе битвы; та кондота,
которая получила более денег, та и одерживала победу. В конце 15 ст.
открылись все следствия такого порядка вещей. Италия, стоявшая
тогда на высоте просвещения, где было много таких политических
благородных идей, не могла представить даже слабого
сопротивления врагам внешним. Французы прошли ее вдоль, для испанцев и
швейцарцев Италия была равно открыта. Она не могла выставить
* Учительница жизни (лат.).
•-■ Б II: всех сословий одним господствующим (л. 41),
62
Лекции 1849/50 е.
национального войска, кондоты ее оказались недостаточными
против этих иноплеменников, которые вели войну серьезно.
Макиавелли доказывает необходимость именно национального войска,
говорит, как должно образовать его, каким духом оно должно быть
исполнено. В связи с этим сочинением Макиавелли о военном
искусстве стояли его беседы о Тите Ливии, сочинение собственно о
значении республики, возник[шее] в последующей его жизни, в
беседах его в садах Ручелаи <с юношами флорентийскими) о
возможности независимости его отечества; там образовалась идея этого
сочинения. Но в связи с ним находится еще [сочинение] Жизнь Лукк-
ского князя Кастручио Кастракани \ Это небольшое сочинение
подало повод к самым неосновательным толкам. В конце XVI ст.
знаменитый книгопродавец Альдо Манучио2 издал жизнь его с
огромным комментарием и ездил для этого нарочно в Лукку. Но к
прискорбию своему убедился, что в этой книгеб мало исторической
истины. В наше время эта биография послужила новым поводом
к обвинению против Макиавелли, именно, что он искажал будто бы
исторические истины и т. д. Но мы должны оставаться верными
тому воззрению, которое приняли относительно Макиавелли. Он был
по преимуществу практический человек, гражданин. Здесь он
написал не настоящую историю Луккского князя, а изложил средства,
каким образом маленькая республика в Италии может достигнуть
власти и распространить] ее.
Кастручио Кастракани усилился только посредством войны:
следовательно, здесь, с одной стороны, Макиавелли показывает, как
практически надо осуществить теорию его о военном искусстве,
с другой стороны, этот князь получил первенство над всеми
окрестными областями. Макиавелли принимает это в большем объеме
относительно всей Италии. Одним словом, между всеми сочинениями
Макиавелли мы видим глубокую связь. Наконец, его история
Флоренции 3, то сочинение, которое наиболее известно после книги
о князе. Если мы приступим к изучению флорентийской истории
Макиавелли только с требованием богатства фактов, критического
изложения этих фактов, важности их и точности, то наши
ожидания не оправдаются. Но тем не менее история Флоренции может
стать наряду с величайшими историческими произведениями всех
веков и всех народов. Он предпосылает истории города Флоренции
обзор истории средних веков. Для него вся история разрешается
во флорентийской истории. Он ставит Флоренцию вв этом общем
отношении", объясняет флорентийскую историю также в этом
отношении: уже с одной этой точки зрения, на которую дотоле не
становился никто, показывается значение этой истории. В самой
истории Флоренции он показывает, как в истории каждого отдельного
государства совершаются те же законы, как и в истории всего чело-
6 Там же: биографии, паписапной Макиавелли (л, 41 об.),
в-в Там же далее: в центре всего мира (л. 42),
Лекции 1849/50 г.
m
вечества, он проводит1" между историей Флоренции и всеми:
известными ему государствами аналогию1*. Воззрение это чисто античное,
воззрение фатализма: народам нельзя избежать судьбы своей, им
даны наперед известные моменты развития, чрез которые они
должны перейти. Гениальностью граждан отдельных и чистотою нравов
момент падения может быть отсрочен, но отвратить его нельзя. Он
принимает общество сначала как скопище людей, соединившихся
под гнетом внешних нужд для обороны от внешних неприятелей;
йотом из среды его возникает аристократия, аристократия в свою
очередь становится тягостной, потом следует демократия, во главе
демократии является, наконец, монархия. Он берет опыты для
подтверждения из римской истории. Отсюда объясняются многие его
односторонности. От этого, может быть, также развилось и это его
исключительное благоговение пред политической жизнью к ущербу
всех других сторон жизни народной. Разбору поэтических его
произведений здесь нет места, хотя и'здесь мы должны указать на
многозначительную сторону — ядовитую иронию, с которой он
обращается ко всем явлениям средневековой жизни, на этот
сатирический, горький взгляд на жизнь. Только стоит прочесть три стиха,
чюбы понять эту сторону; он говорит, как надо встречать несчастье:
«Встречая несчастье, не принимай его по капле, проглоти его разом;
глуп тот, кто отведывает его понемногу».
Сочинения Макиавелли имели влияние не в одной Италии.
В Италии он был признан великим гражданином, проникнутым
чувством трагической скорби о гибнущейА родине. Потому Италия
вправе так высоко ставить секретаря Флорентийской республики.
Но, с другой стороны, после того, как мы указали лучшие стороны
сочинений Макиавелли, надо сознаться, что другие страны Европы
имели полное право горько сетовать на него. Он отрешил частную
нравственность от общественной, государственное право от
религиозных основ. Он поставил высшим законом благо народа, [но]
прибавил к этому правила, приобретшие страшную известность
и устах иезуитов, что все средства, ведущие к достижению
общественного блага, оправдываются этой целью. Книга о князе сделалась
настольной книгой государей 16 столетия, Филиппа II испанского,
Екатерины Медичис, Генриха IV французского, пользующегося
незаслуженной славой правоты и прямодушия. Можно сказать, что
учения Макиавелли отравили, вошли ядовитою примесью в
политические идеи XVI столетия. Безнаказанно таких идей и советов
нельзя давать народу; как бы ни велика была цель,
безнравственные средства вредят цели. Личность Макиавелли остается в том же
уважении, сочинения его исполнены великих достоинств, но
все-таки должно сказать, что они оказали влияние, о котором, конечно,
ве думал Макиавелли.
г~г Там же: он видит везде повторение одних и тех же явлений (л. 42),
д Там же; порабощенной (л. 42 об.).
64
Лекции 1849/50 г.
Мы увидим далее, что Макиавелли не замкнулись эти попытки
перестроить феодальное общество на основании идей античного
мира и чистых умозрений. Мы посмотрим теперь на распространение
идей античности в других государствах. Еще в начале XV столетия
Германия обратила внимание на движение в Италии. Молодые
люди из достаточных, частью из аристократических, фамилий
посещали Италию, познакомились с древней образованностью, способами
изучать эту образованность и при[несли] все это на родину. Агри-
кола, Рудольф Ланге, Буш и другие были во главе этого
направления. Здесь не должно забывать, что именно в XV ст. возникла
большая часть немецких университетов. Преподавание в этих
университетах было по преимуществу схоластическое, читались разные
отрасли схоластики, богословия на схоластических основах, право
каноническое и римское; об естественных науках, истории и
философии не имели понятия. Но в конце XV столетия в городах
являются один, несколько человек, проникнутых другим направлением,
читавших древних писателей, поэтов, историков и силившихся
поделиться этим наслаждением с юношеством. Наконец, с этим
движением совпадает и распространение книгопечатания. Книги
доставать стало легче, новые издания древних писателей
распространялись повсюду. Но одно глубокое различие отделяло Германию от
Италии. В Италии <это движение научное), это возвращение к
древнему миру тотчас приняло характер оппозиции против
католицизма, против христианства. Не только светские ученые,
занимавшиеся древней греческой и римской литературой, но многие
кардиналы были заподозрены в совершенном равнодушии к
христианскому учению.
В Германии было совсем иначе. Здесь ученое движение шло
вместе с религиозным. Попытки Преобразовать школы, заменить
схоластику чем-либо живым) впервые видим мы в Нидерландах;
они вышли из религиозного братства, от братства взаимной любви,
к которому принадлежал знаменитый Фома Кемпийский. В этих
школах, заведенных членами этого братства, впервые начипается
основательное преподавание древних языков; разумеется, целью их
было изучение Святого писания в подлиннике, а не чтение светских
писателей, но с тем вместе шло и изучение древних. Всякое
движение в истории олицетворяется обыкновенно в знаменитых его
представителях. Еще в первой половине XV ст. Германия оказала
значительную услугу Европе в этом отношении; мы упоминали об
Энее Сильвии Пикколомини, впоследствии папе, тогда еще юном,
исполненном любви к древним писателям, проникнутом
нравственными идеями древних (Hagen... (Deutschlands] literarische] und...
Verhältnisse]...)4. В каждом городе, который посещал он в
Германии, он оставлял следы своего пребывания, он собирал вокруг себя
латинистов, энакомил их с тем, что было сделано в Италии по этой
части; в Вене после его пребывания составился целый круг людей,
действовавших в этом направлении. Потом явились немцы, которые
Лекции 1849150 г.
65
пошли по его следам, Буш, Рудольф Ланге, Агрикола и т. д.
Биография каждого из них представляет высокую занимательность. Это
были странствующие рыцари науки, гуманисты, как их называли
тогда; они переходили от одного города в другой как миссионеры,
проповедники новых идей и нового вкуса. Во второй половине XV
столетия Германия обратила внимание на изучение греческой
литературы. Дотоле изучалась одна латинская. Значительную помощь
д* этом оказали изгнанники византийские. Об этом влиянии было
много писано, влияние было, конечно, велико, но его можно назвать
более вещественным, нежели духовным. Византийские ученые
могли научить европейцев только грамматике, передать им
материальную часть языка, привезти рукописи, но в понимании этих
памятников ке могли быть руководителями. Лучшее доказательство
тому — в Византии они были также изучаемы, и ничего отсюда не
вышло. Но как скоро коснулись они другой, более плодотворной
почвы, пошло другое развитие. Они были, так сказать, только
разносчиками рукописей, странствующими учителями греческого
языка; другой высшей услуги за ними не было.
В конце XV ст. Иоанн Рейхлин, сын ремесленника, взятый сам
по прекрасному голосу в певческую одного из прелатов немецких
и сознавая в себе глубокую потребность знания, преодолел все
материальные препятствия и посетил Италию. Он ознакомился там
с греческим языком, принес с собой на родину отличные знания
этого языка и первый экземпляр Одиссеи.
[Лекция 14] 22 ноября
Мы остановились на характеристике представителей нового
направления литературы в Германии в конце XV и начале XVI
столетий. Из них 3 особенно заслуживают внимания. В них вполне
олицетворилось новое движение. Иоанн Рейхлин. Родился 1455 в
Пфорцгейме, умер 1522; он был человек низкого происхождения, за
звучный голос взят он был в певческую мест[ным] епископ[ом];
усиленными трудами приобрел он здесь сведения некоторые в
древних языках, после употреблен был правительством для поручений
в Италию, где было закончено его образование. Он привез <из
Италии) с собой первый экземпляр Одиссеи и филологический метод,
который приложил в Германии. Он был человек строгий,
нравственный, исключительно преданный своим занятиям; он не любил
литературных споров, но самое время было спорным, надо было
сделаться ратником какого-либо направления.
Рейхлин поневоле стал во главе нововводителей. <Труды были
филологические в строгом смысле). Он издал латинский словарь,
греческую грамматику, великие подвиги, облегчавшие изучение этих
языков; он издал первую еврейскую грамматику1, избрав3 эпиграфом*
а_а Б II далее: с гордым эпиграфом из Горация (л. 44).
5 т. И. Грановский
CG
Лекции 1849/50 г.
exegi monumentum aère perennius *. В самом деле, Библия
дотоле почти не изучалась христианами в подлиннике. Народы
западные читали ее в латинском переводе, не всегда верном и точном.
Знание еврейского языка существовало дотоле только у ученых
раввинов. Рейхлин познакомился с некоторыми из них и после
несказанных трудов овладел этим языком. Но, пролагая путь к изучению
Библии, он имел еще другую цель: подобно Пико Мирандольскому
он мечтал о единой науке, в которой должны слиться все науки, он
думал найти эту науку в каббале, где, <к уразумению всех
религиозных верований, всех философских систем), по его мнению, был
ключ всемирной симболики. Мысль фантастическая, но благодаря
этой мысли мы получили многие великие труды в то время. Так и
РСолумб открыл Америку, ища восточного берега Азии. В 1510 г.
Рейхлину пришлось принять деятельное участие в распре и
раздорах немецких ученых. Один еврей Пфефферкорн перешел, как
говорят современники, из корыстных расчетов к христианству, будучи
подкуплен кельнскими доминиканцами. Он издал книгу об евреях
и требовал сожжения всех еврейских книг во имя христианства.
В Кельне, где доминиканцы составляли инквизиционное судилище
и занимали все кафедры, <книга Пфефферкорна была одобрена);
они потребовали от императора, чтобы он разрешил общее гонение
на еврейские книги и позволил сжечь их. Но при дворе
Максимилиана были уже ученые иб в Вене со времени Энея Пикколоминп °.
Потому мнение доминиканцев, <фанатиков и невежд), не принято.
Император поручил Рейхлину рассмотреть это дело и подать свое
мнение. Мнение Рейхлина, очевидно, было против доминиканцев,
его самого обвинили в ереси, потребовали к суду, дело дошло до
папы. Папа был слишком просвещенный человек, он не хотел
прямо выступить против доминиканцев, но Лев X не хотел выдать и
Рейхлина, <ученые труды которого он хвалил). Он откладывал
решение этого вопроса, который получил великую важность в
Германии. Все разрозненные силы гуманистов и обскурантов соединились
и вступили в бой: до 1518 от 1510 продолжалась эта распря.
(Только великое движение Реформации заслонило ее).
Мы увидим, что в ее результаты вмешались некоторые
замечательные личности. Рейхлин стоял не один. Рядом с ним действовал
почти в том же направлении, хотя и другими средствами, Эразм
Роттердамский. Он родился в 1467 г. в Нидерландах. Отец и мать
прижили его вне брака, ибо тот и другой обречены были в детстве
к монастырской жизни. Потому он занял в обществе особое, не
совсем выгодное положение. В нем еще с детства сказалась ненависть
к монаш[еской] жизни. Бедность родителей заставила отдать его
в монастырь. Против воли произнес он обет. Не столько это, как
необходимость заниматься схоластикой, раздражало юношу. Епископ
* Я воздвиг памятник прочпее меди (лат.).
6-6 Б II: со времени посещения Вены Энеем Пнкколомипи (л. 44 об.).
Лекции 1849/50 г.
67
Камбрейский дал ему возможность посетить Париж и там учиться,
но там он, конечно, должен был жить под монашеским надзором,
должен был слушать профессоров, державшихся старой науки.
Мало-помалу он сам вышел из этих отношений. Он начал
исключительно заниматься древними. Первые труды его были чисто
внешние, хлебные. Он переводил греческих писателей на латинский:
переводы были отлично приняты. Потом он начал издавать небольшие
брошюры, содержание которых было заимствовано изв древнего
мира ";'" они доставили ему громкую известность. Скоро ученые начали
гордиться письмами, которые получали от Эразма; Цезиус,
тогдашний ученый, говорит, что на него показывали пальцами за то, что
он получал письма от Эразма. Эразм был одарен легкостью в
работе, остроумием и чрезвычайной осторожностью, он редко вступал
и личные споры и уклонялся от распрей; в его натуре было нечто
расчетливое, эгоистическое, но в высшей степени даровитое. Сверх
того, он был одарен в высокой степени пониманием современного
направления и потребностей; изучая древних, он не вдавался в
крайность итальянцев, забывших христианство <для древних. Он
понимал, что в Германии оба стремления идут рука об руку,
стремление к пониманию классической древности и к чистоте
первоначального христианства). Он сделал для Нового завета то, что Ренх-
лин для древнего: он издал очищенный греческий текст Нового
завета. Собственно, его воззрение, конечно, было более языческое; он
был приверженец горацианской философии. Он извлекал из древних
изречения в этом роде и издавал отдельными книжками, чтобы
распространять всяческие античные воззрения. Сверх того, у него была
некоторая насмешливость, довольно тонкая, обращенная не на
личности, а на общественные предметы и потому не навлекшая на нею
ненависти. Известна его Похвала глупости. Глупость является здесь
царицей, она делает смотр своим подданным, каждое сословие
оценивается ею с ее точки зрения; в особенности здесь нападает Эразм
на монахов. В спорах Рейхлина он не принял участия, ибо они
могли кончиться иначе: <Рейхлина требовали к суду инквизиции).
Эразм не любил таких распрей, он не любил даже, чтобы в его
присутствии произносили слово смерть. Это был человек
образованнейший, враг схоластики, прежней науки.
Совсем с другим характером выступил на сцену третий
(представитель литературного движения в Германии) Ульрих фон Гуттеп,
один из величайших писателейг Германии. Он родился в 1488 г.
Эразм и Рейхлпн родились в низшем сословии, Ульрих
принадлежал к одному из знатнейших рыцарских родов. Отец его имел на
него честолюбивые виды; он отдал его в монастырь 11 лет, чтобы
со временем он вступил в высшие духовные должности. Ульрих не
чувствовал никакого призвания к духовной жизни, на 16-м году он
п~в Там же: из древних писателей (л. 45).
г Там же: граждан (л. 45).
5*
G8
Лекции 1849/50 г.
бежал из монастыря, отец отказался от него. Изнеженному юноше
надо было своими трудами добывать себе хлеб. Он переходил из
одного университета в другой, жил уроками, писал сочинения на
ученые степени и продавал другим, читал лекции в Ростоке. В Вюр-
темберге он был уже доцентом. Ему не было еще 30 лет, fa]
Германия знала его как самого талантливого представителя новой школы.
■В особенности он был известен как поэт, писавший латинские
стихи. Он писал на частные случаи, великие события современные.
Не было ни одного значительного происшествия в Германии,
которое не вызвало бы от него какого-либо отголоска. Один из
родственников его был убит герцогом Вюртембергским, он потребовал от
герцога отчета, издал несколько сочинений, исполненных страшного
негодования, гражданского гнева 2. Потом он отправился в Италию,
учился там цраву, но более занимался классической филологией.
Он участвовал в военной службе в войну Максимилиана против
Венеции, занимался в это время, писал стихи и был известен
поединками, вызывал на поединки за оскорбление немецкого языка и т. д.
Вся эта частная его жизнь исполнена беспокойных стремлений,
потребностей деятельности, еще не нашедшей цели себе. Он вытерпел
много от нищеты, болезней.
Наконец, он возвратился в Германию, принадлежа уже к числу
самых знаменитых ученых; отец признал его. В Нюрнберге он в
присутствии Максимилиана за поэтические произведения был
венчан лавровым венцом. Он находился при дворе Майнцского курфир-
ста, князя образованного. Здесь он нашел почетное положение и
занятия по сердцу; но он не рожден был для мирной жизни, вскоре
он принял сторону Рейхлина. В нем сейчас можно видеть рыцаря.
Он писал статьи за Рейхлина и в то же время хотел битьсй со
всяким, кто стал бы защищать доминиканцев, копьем, мечом, секирой.
В 1516 г. вышла первая часть, Epistolae obscurorum virorum *.
Сначала та часть публики, которая принимала участие в литературных
вопросах, с недоумением остановилась на ней; сами доминиканцы
прочли ее, не понимая, что эта сатира против них. Но действие
книги было ужасное: книга эта состояла из переписки доминиканцев
между собой; они сообщали друг другу известия о частной жизни
своей, об ученых новостях и т. д. Она написана плохой латынью.
Доминиканцы высказывают здесь прямо все стремления, цели свои.
Но с такою резкостью, таким цинизмом выведены темные стороны
старого направления, грешные стороны в жизни западного
монашества, так сильна ирония и зла, так груба и беспощадна, что можно
наверное сказать — в целой литературе мы мало найдем сочинений,
которые так подействовали бы на общественное мнение. Здесь не
надо искать тонкого комизма — шутка едкая, грубая, сообразная с
нравами тогдашнего времени и читателей тогдашних. Всякий, кто
сколько-нибудь знаком с нравами того века, с истинным наслажде-
♦ Письма темных людей (лат.).
Лекции 1849/50 г.
m
нием может читать epistolae. Гуттен не одия писал.ее", с ним соедт>
нилось несколько молодых людей того же направления. Есть дна
письма, в которых он, по-видимому, отказывается от участия в cor
ставлении этой сатиры, но другие его письма показывают, что
большая часть принадлежит ему3. Он отказывался от участия только
для того, чтобы дать книге более ходу, поддержать часть публики
в том мнении, что эти письма действительно писались
доминиканцами. Предположение, что он боялся последствий, противоречит
характеру его, бесстрашному, любившему опасности.
Таково было движение новой науки в Германии. В
университетах защитникам этого движения надо было бороться с большими
трудностями. На кафедрах сидели большей частью представители
схоластики. ~Молодым людям с талантом трудно было получить
место в немецких университетах. Многие защитники этих мнений
должны были оставить кафедры. В 1502 г. Фридрих Мудрый,
Саксонский курфирст, основал университет в Вюртемберге, он при этом
не скрывал своей мысли, он хотел дать здесь новые силы направг
лению новому и науке. В числе профессоров этого университета
был Мартин Лютер. Мы увидим впоследствии его тесную связь
с гуманистами.
Заключим этот обзор несколькими общими выводами. В Италии,
исключительно занятой классицизмом, изящными древностями,
ученые оторвались от современности, забыли о христианстве и всех
условиях нового государства и новой жизни. Результатом этого на7
правления было колоссальное явление Макиавелли, этого древнего
гражданина в полном смысле слова, который прямо осмелилеп
упрекнуть христианство в ослаблении гражданских доблестей и ска7
зал, что между частною и общественною доблестью и
нравственностью нет ничего общего. Совсем иначе обнаружилось это
направление на германской почве. Там оно пришло в тесную связь с
религиозной реформой, потребность которой была глубоко
чувствуема. Рейхлин доставил возможность читать в подлиннике Библию,
Эразм издает Лукиана, пишет сочинения, пропитанные древним
духом, и в то же время предлагает чистое, правильное издание Ново*-
го завета. Наконец, в таинственном, тревожном Гуттене видно
глубокое религиозное чувство, которое имело обнаружиться
впоследствии. Одним словом, мы видим двоякое направление — возврат
к классической древности и возврат к первобытной чистоте
христианской нравственности, вызвавшие равное сочувствие в Германии.
Дальнейшее движение гуманизма будет изложено в связи с
историей Реформации. Посмотрим теперь еще на одно великое
событие, окончательно отрывающее средний мир от нового, событие,
которое находится в тесной связи с направлением тогдашних умов,—
открытие Америки и другие открытия, совершенные другими.
Самое полное собрание известий об открытии Америки находится в
известном сочинении Александра Гумбольдта4* Подробное и весьма
отчетливое известие из этого найдем в Современнике, в статьях
70
Лекции 1S49I50 г.
о Гумбольдте 5. В начале XV в. португальцы начали ряд открытии,
ознаменовавших все это столетие. Виновником и главным
покровителем этих открытий был инфант португальский Генрих
Мореплаватель, в высокой степени интересное и занимательное лицо.
Л[ещия 15] 24 ноября [1849, четверг]
Мы начали говорить об открытиях, совершенных западными
народами в XV и начале XVI столетия. Португальцы предупредили
другие народы на этом пути. Вождем этого движения был инфант
Генрих Мореплаватель. В 1415 г. король Иоанн Португальский *,
желая доставить пяти сыновьям своим рыцарское достоинство,
осадил на берегу Африки Цейту (Ceuta). При этой осаде отличился
особенно 3-й сын короля инфант Генрих. С этого дня, можно
сказать, посвятил он себя исключительно исследованию Африки и
войнам с неверными. Он был еще очень молод, отрекся от придворной
жизни, поселился в Альгарвии на морском берегу (в своем имения
Терцанабал), у залива Сагра на небольшом мысе и не сводил в
продолжение долгой своей жизни глаз с Атлантического океана и
Африки. Около него образовался небольшой ученый двор,
занимавшийся исследованиями вопросов о мореплавании, много открытий по
части мореплавания совершили они. География сделала великий
шаг вперед. Известно, что древние полагали сначала, что земля
имеет форму кругловатой плоскости, со всех сторон окруженной
океаном. Но уже пифагорийцы пришли к предположениям о
шаровидном образе нашей планеты. Их предположения получили
оправдание уже позже и были научно доказаны географами и
астрономами Александрийской школы. Сверх этих мнений о форме земли
нашлись между учеными и в массе народа разные гипотезы и
поверил. На основании ученых предположений древние географы
предполагали другую землю, кроме нашейа, но искали ее на юге;
они предполагали, что, приближаясь к тропикам, земля становится
необитаемой, но по ту сторону этого знойного и бурного
промежутка существует другая земля. С этим соединялось странное
предположение, что там исток Нила, который проходит под морем и
выходит в Африке. Африка известна была большею частью только
северным краем, хотя и была обогнута Нехао *, что, впрочем, не
оставило важных результатов для науки. Потом возникло мнение, что
на запад от Иракловых или Бриареевых столбов существует земля
Сатурноваб, ибо о ней упоминали Платон и Плутарх. По мнению
древних, она была или оторвана <морем от материка), или
поглощена <морем>. Нет сомнения, что это предание находилось в какой-
либо связи с историческими или, по крайней мере, геологическими
* der Unechte Johann I умер в 14[33]г.
л В II: нашего материка (л. 48 об.).
6 Там же далее: ее же называли Атлантидой (л. 48 об.).
Лекции 1849/50 в.
71
преданиями. Когда-то с Запада нахлынули народы, вытесненные из
с коих жилищ каким-то чрезвычайным переворотом, и этот
переворот был геологическим. Но положительных сведений об этом мы не
имеем, так что многие новейшие ученые не дают этому
предположению никакого ученого значения. В Александрии, где совершено
было столько важных географических исследований, утвердилось
наконец мнение о шаровидной форме земли. Эратосфен попытался
даже определить объем земного шара градусами широты и
долготы, до объем земли принимал все-таки гораздо меньше. В 6 ст. это
мнение <о шаровидности) совершенно вытеснено. Является другое,
по которому земля является четырехугольником; 400 дней надо
употребить, чтобы пройти ее длину, ширину — 200 дней. Она
окружена океаном, но на океане где-то лежит страна, <которая была
земным раем): здесь видна также связь с античными преданиями,
но научные понятия, как видно, упали в.
Мы видели уже, что в средние века с течением времени схола-
схика сделалась какой-то наукой особой, обратившей свое учение
в догматизм и за этим покровом отражавшей нападения.
Географические ее мнения также считались чем-то непогрешительным,
окончательным, и всякое мнение в пользу шаровидности земли
считалось за ересь. В XV столетии возникли сомнения в этих понятиях.
Кардинал Франц Петр АШу составил компиляцию imago mundi4;
и здесь собрал все сведения древних писателей и арабских
географов; своего мнения он не высказал, но оно проглядывало в пользу
древних представлений. Разумеется, человеку с таким умом, как
пифант Португальский, трудно было принять вполне мнение о
четырехугольной форме земли; он знаком был с мнениями древних
писателей, сам занимался приготовлением карт, но его цель была,
обогнувши Африку, достичь Индии. Но это казалось невозможным:
Мыс Боядар считался крайним пределом, отсюда, по общему
мнению, начинались места вечных бурь; мореплаватели полагали, что
здесь-то начинается самое бурное море. Наконец, двум мореплава-
1елям удалось обогнуть этот мыс3, и возможность обогнуть
Африку * сделалась очевидной, хотя этот подвиг совершен был после
знаменитым Васко да Гама **. Но между тем как Генрих
Мореплаватель хотел этим путем достигнуть Индии ***, <этой
таинственной страны, источника всех богатств, идя на юг), было еще другое
мнение, основанное на чисто ученых предположениях, именно
найти Индию, восточный берег Азии, идя прямо на запад от Европы.
Р* основании этого мнения лежала идея о шаровидном образе
земли. В 1446 г. родился в Генуе Христофор Колумб. Он получил
осповательное образование, учился в Павии, но рано, по домашним
обстоятельствам, должен был кончить занятия. На 15 году он уже
D Там же далее: в сравнении с древними (л. 48 об.).
* 1432 г.
** 1498 г.
*** Генрих умер в 1460 г.
72
Лекции 7849/50 г.
сделался мореплавателем. Можно сказать, что все пути, известные
тогдашним мореплавателям, были им изведаны. Он посетил все
новейшие открытия португальцев, в 67 году мы видим его на берегу
Исландии; полагают, что здесь он получил представление об
Америке. Норманны приставали уже в XI стол, к земле Винеланд, им
известна была Гренландия, но потом, уже в 12 и 13 стол., эти
связи с новыми колониями совершенно прекратились. Да и самим этим
открытиям нельзя давать важности: норманны были заносимы
бурями; это были отважные моряки без знания местности и
географических соображений. Следовательно, слухи, уцелевшие в Исландии,
едва ли могли действовать на Колумба, убеждения которого были
основаны на ученых основах. От 1470 до [14]84 г. проводил он
в Португалии. Здесь он женился *, здесь познакомился с
открытиями португальцев; как человек высокого ума и образованности,
знакомый по сношениям со всеми географами того времени, он
убедился в возможности достичь восточного берега Азии. С этой целью
он вел переписку с географами: на карте приблизительно он
означал земли, которые предполагал достигнуть. На месте Гаити, по
его мнению, должны были существовать Японские острова. Таким
образом, если он объем земли уменьшил, то зато правильно
определил ее форму, выпуская только этот огромный промежуточный
зматерик. В 1474 г. он писал о своих планах известному тогда
ученостью в математике флорентийцу Павлу Тосканелли4, и в ответе
того было сказано: «отправляйтесь с богом, вы, наверное,
пристанете к богатым землям Азии»г. Но должно было победить для этого
подвига бесчисленное множество предрассудков <и в науке, и в
общественном мнении). Он переходил от одного двора к другому, не
находя благоприятного отзыва, его считали сумасшедшим. Ему не
отдавали назад представленных им карт. Море Атлантическое
считали непроходимым на известном пространстве. Говорили —
делается оно густою массою, говорили, что здесь никогда не светит
солнце, Mare tenebrarum **. Множество мелких обстоятельств
подтверждали, однако, Колумба в истине его намерений. На острова
Азорские выброшены были два трупа, принадлежавшие породе
совершенно неизвестной. На остров Порто Санто, открытом также в
1Г> стол, португальцами, часто море выбрасывало растения, каких
не было в известных странах. Наблюдения и убеждения Колумба
становились крепче.
Во время пребывания в Лиссабоне встретился с ним Мартин Бе-
гайм ***, немец из Нюрнберга, сын богатого купца, но с ранних лет
избравший далекие странствования; был он, говорили, на далеком
* Он женился на дочери Бартоломея Перестрелло, опытного мореходца и
сотоварища инфанта Генриха.
г Б II далее: «найдет« богатые, цветущие земли, вознаграждение полное
ва ваши труды» (л. 49 об,).
' ** мрачное, темное море (лат.).
*** Бегайм (1459—1506).
Лекции 1849150 е.
73
Востоке, дал совет Васко да Гама <обойти мыс Доброй Надежды)
и, вероятно, имел влияние на Колумба. Достоверно то,.что он
разделял мнения Колумба, был человек с ясными понятиями и что
вообще в Европе было уже много людей, веривших в возможность
открытия восточного берега Азии. Инквизиция едва не потребовала
к суду Христофора Колумба за ересь. После долгих исканий ему
удалось получить от королевы Изабеллы разрешение отплыть из
Южной Испании, гавани Палое, с 3-мя небольшими кораблями
и 1492 г. <она как женщина высокого ума была способна понять
поэтическую натуру Колумба). Мы имеем теперь дневник Колумба,
изданный в 1825 г.* Навареттом % испанским ученым. Плавание
это сопровождалось многими опасностями, хотя впоследствии исто-*
рики прикрасили эти опасности, чтобы более выставить личность
Колумба 6. Он нашел Антильские острова и думал, что за этим
непосредственно следуют берега Китая. Вд письмах Колумба видим,
как средние времена незаметно переходили в новые, как рядом с
великими мыслями держались старых предрассудков А. Христофор
Колумб думал, что он нашел Китай: здесь заведет богатые сношения
и найдет сокровища и их может употребить для нового крестового»
похода. И не один Колумб держался этого мнения. Сподвижники щ
современники его думали, <что это был восточный берег Азии)*
Только через 7 лет после Колумба испанец Бальбоа **, перейдя
американский материк и увидя на другой стороне море, убедился
в противном. Через 6 лет после Колумба португалец Васко да Гама
обогнул мыс Бурный, или Доброй Надежды, прошел мимо
Мадагаскара и пришел к западному берегу Восточной Индии. Такие6
важные открытияе совершились почти одновременно и по одни!4
целям 7.
Теперь если воротимся назад, увидим, что умы были освобожу
дены, средневековые оковы распадались, ни схоластика, ни
университеты доминиканские не могли удержать человека: как будто
было тесно старому миру, и тогда открывается новый. Этож была
минута несказанно торжественнаяж. К числу важнейших память-
пиков относятся письма ученых тогдашней Европы, заменявшие
тогда журналы. Эти письма исполнены чувства каких-то
неопределенных ожиданий и восторга; новый, нежданный мир открылся
европейскому человеку, новые для науки предметы — можно было
* 1828. Relations des Quatre Voyages entrepris par Colomb traduites de
l'espagnol de Navarette. Paris.
Д~д В II далее: Письма Колумба, дощедшие до этого времени, составляют
самый интересный памятник не только относительно его самого, но и всей эпон
хи (л. 50).
** Vasco Nugnes de Balboa.
e~e Б II: Таким образом, два великих открытия, изменившие ход торговли-,
имевшие великие следствия на жизнь народов (л. 50 об.),
Жг~>к Там же: Есть что-то несказанно торжественное в том чувстве, с
которым Европа встретила известие об этих открытиях (л. 50 оС).
74
Лекции JS49/50 г.
подумать, что ничто не оставалось непобедимым. Всеэ голоса
европейского человечества дышали каким-то юношеским восторгом и
торжественной гордостью 3. И было чем гордиться.
Первые непосредственные результаты открытий отозвались в
торговле. Мы говорили о монополии венецианской торговли: теперь
время караванной торговли минуло. Караванная торговля
находилась в руках семитических племен с древнейших времен и
предполагала <какую-то) незыблемость форм исторического порядка;
она требовала, чтобы были дороги те же. Теперь все изменилось,
а для того, чтобы не было физических и политических препятствий,
теперь море сделалось звеном, связавшим самые отдаленные
народы. Венеция сошла с высокой степени. Португальцы начали
продавать индийские товары втрое, вчетверо дешевле прежней
продажи, ибо Венеция должна была платить за караваны и пошлину
турецким султанам. Таким образом, на закраине средней и повой
истории возникла более твердая связь между отдельными частями
пашей планеты, и, не вдаваясь в мистицизм, можно сказать, что
па этом берегу старого мира было особенное какое-то движение,
все было объято потребностью чего-то нового. В Азии, сверх
основания монголов в Индии, видим в это время две попытки
религиозной реформы: в недрах буддизма является возрожденный лама,
постоянный, бессменный Будда, в виде далай-ламы Тибетского.
Это событие имело важное влияние. И в недрах пеподвижного
браманизма видим то же: некто Напек отрицает касты, проповедует
братство людей, примирение ислама и браманизма: учение,
вследствие своей смелости не могшее удержаться на индийской почве.
Но нынешние сейки суть потомки последователей Нанека. Наконец,
в самом исламе никогда шииты и суниты не стояли одни против
других с таким враждебным чувством. Одним словом, религиозное
движение начинается в Азии. Потом оно осталось без важных
влияний. Любопытно только, что эти движения отозвались на всех
концах материка. В Азии они пропали без следа: в Европе
однородное движение легло в основу всех новых явлений.
8-3 Там же: Никогда человек не чувствовал себя таким сильным, никогда
не выступал так гордо на борьбу со всеми вопросам«, которые окружают нашу
жизнь (л. 50 об.).
Л[ещия 16] 26 ноября
Мы видели отдельные явления, которые стоят на границе между
средней и новой историей, служат рубежом этих двух периодов.
Мы сказали, что результаты предшествовавшего движения
выразились в том великом событии, которое называют Реформацией.
Приступая к изложению истории Реформации, должно наперед
предпослать краткий обзор политических событий, которые находятся
с нею в связи, в которых высказалось единство европейских
народов, тесная связь между собой и быстрое распространение Рефор-
Лекции 1849/50 г.
75
мации без которых не было возможно. Эти события — итальянские
войны, начатые в конце 15 и продолжавшиеся до половины 16 ст.
Итальянские войны доселе не имеют еще отдельного историка:
лучшая попытка в этом роде принадлежит Ranke \ Но это книга
неконченая, притом ей можно сделать один существенный упрек:
итальянские войны нельзя понять настоящим образом, не
приведши их в связь с духовным движением этого времени. Результаты
их не были одни политические; если мы ограничим результаты
их Системою равновесия государств, приращениями и утратами
разных государств, то мы далеко не получим полного итога
итальянских войн. Но превосходно обсуждение источников в прибавлении
Ranke2 от 1453 до 1783 г. Это образцовое произведение историчен
ской критики; каждый писатель оценен по достоинству, показать
его недостатки и достоипства и заимствования, что должен иметь
всякий в виду, занимающийся историей.
Мы видели, в каком состоянии оставил Людвиг XI Францию.
Королевская власть окончательно одержала победу. Единство
государства было упрочено присоединением великих леп: во всем
королевстве оставалась только одна независимая лена — герцогство
Бретань. Но мы видели также, какими средствами пользовался
Людвиг XI для этой цели, как много потеряла французская монар-*
хия при нем из того нравственного характера, который сообщил
ей Людвиг IX. При преемнике Людвига [XI] тотчас началась ре^
акция <подавленных феодальных) властей и оскорбленного
нравственного чувства. Государственные чины, собранные в 1484 г.,
потребовали отменения многих несправедливых постановлений, воз-»
награждений за частную несправедливость и смело произпесли
приговор над Людвигом XI. Если бы в это время делами правила не
Анна Бурбон *, дочь Людвига XI, то можно было бы предвидеть
новое усиление феодализма. Карл был еще молод, образование его
было самое поверхностное, умственные силы незначительны. Но
королевством правила его старшая сестра, которая успела в 7 лет
правления подавить все партии. Когда настало совершеннолетие
Карла VIII, он начал его делом великодушия, освобождением
герцога Орлеанского, <главы мятежников, оставшихся на стороне
феодализма), потом браком с Анною Бретанскою, наследницей
герцогства Бретанского. Бретань, таким образом, также
присоединилась.
Но у короля были глубокие замыслы. Он был плохо воспитан,
поставленный, может быть с намерением, в небрежении отцом, жил
в уединении в Амбуазе. Его книги состояли из рыцарских романов,
расстроивших его воображение. Когда средневековые идеи везде
уже падали, оп мечтал еще о возобновлении крестовых походов.
Но прежде он думал осуществить свои притязания на королевство
Неаполитанское, некогда принадлежавшее Анжуйскому дому и отт
* Anne de Beaiijeu, жена Петра de Beaujeu, в последствии герцога
Бурбона.
70
Лекции. 1849J50 г.
пятое Арагонским домом; но когда Карл Арагонский умер, он
передал королевство Людовику, и за это-то право стал Карл.
Обстоятельства были благоприятны. <Италия была разбита на множество
отдельных государств). В Северной Италии герцогство Миланское,
самое могущественное, не могло противопоставить препятствий.
Дядя и опекун (малолетнего герцога) Людовик Моро сам
приглашал короля, боясь испанцев. В этом Людовике мы видим
представителя тогдашней итальянской хитрой и бессовестной политики:
общего итальянского патриотического чувства в нем не было.
Всякое средство казалось ему позволенным. Он был настоящий италья-
Янец своей эпохи. Умный, образованный, ловкий, смотревший на
призываемых французов как на варваров, с презрением. На задней
стене своего дворцаа он сам был представлен в виде хозяина 5,
около пего бродили galli, в руках у него была метла6. Но он
значительно ошибся в расчете. Впрочем, не один он приглашал
Карла VIII. Целая толпа итальянских эмигрантов, выгнанная оттуда
смутами, приглашала Карла. Этим пеосторожнымв требованием
онив на несколько веков подчинили Италию иностранным
племенам.
В 1494 г., осенью, 24-летний Карл двинулся в поход. У него
было около 60000 войска; впрочем, через Альпы он перешел, имея
ire более 40 000. Это было превосходное войско, составленное из
французской gendarmerie, из швейцарской пехоты и британских
стрелков. Современник этого движения итальянец Павел Иовий
описывает пестроту оружия этого войска и говорит о походе, как
писатели времен Римской империи описывали варваров; так точно
все итальянцы смотрели на французов. Но французы в свою
очередь смотрели па итальянцев не без зависти, ибо сознавали их
превосходство, и пе без презрения, ибо не встречали нигде
сопротивления. Чрез Медиолан они прошли беспрепятственно. Когда они
заняли Тоскану, Петр Медичисг поспешил заключить с ними
постыдный мир, уступив все важные крепости французам; они заня-
ии Флоренцию, но здесь встретились ç итальянским патриотизмом.
Карл VIII думал, колебался еще,: какое правительство поставить
ïîo Флоренции, выгнать ли Петра Медичиса, оставить ли его или
: мть правление французским чиновникам. Тогда ему сказал Пьет-
ро Каппони, один из высших сановников Флоренции: «Если так,
гулите ударить в трубы, мы ударим в колокола и будем биться».
Корольд прйнуждеп был удалиться и оставилА право Флоренции
* Б II далее:, находилось аллегорическое изображение (л. 52).
6-6 Там же:, птичника, множество петухов вокруг него, он кормит их, но в
рунах его метла, которой он может выгнать их тотчас (л. 52 об.).
■-* Там же: преступным желанием вмешивать иностранцев в дела своего
отечества (л. 52 ov.).
г Там же далее: наследник Лаврентия, не имевший дарований (л. 58).
a-ä Та» ж*: Фрапцузы не.решались пэ сражение в узких удицах города
■ выступили, оставив (л. 53).
Лекции 1849/50 е.
77
располагать своей судьбой. Между тем по уходе Карла Флоренция
представляла странное движение, во главе которого стоял
доминиканский монах Савонарола *. Он явился во главе демократической
и реформатской партии; Но он не касался католических догматов и
хотел нравственных изменений в сфере самого католицизма и
государства, но этим всего более навлек ненависть Александра VI,
который скорее позволил бы нападать на догматы, чем на нрав-
ственпость. Савонарола восставал против владычества Медичисов
и требовал, чтобы власть была возвращена народу, а народ
отрекся бы от привычек роскоши и богатства. Это был пламенный
проповедник, но односторонний и суровый. Негодуя на ослабление
нравственного чувства, он зашел слишком далеко; он начал
гонение на искусство. Женщины должны были истреблять свои
наряды; музыкальные инструменты, картины, книги, собираемые
через них приверженцами Савонаролы, были сожигаемы на площади
Флоренции. Такое движение могло,- конечно, охватить одну
местность, ное противоречило общей образованной мыслие. Макиавелли,
знавший лично Савонаролу, отзывался с уважением о его личном
характере, но с какою-то гордостью и пренебрежением о его
преобразованиях 3. Усилиями противной партии, при сильном содействии
Александра VI, Савонарола был сожжен после долгих мучений.
Из Тосканы двинувшись в Рим, французы не встретили
сопротивления. Папа Александр VI заперся в крепости святого Ангела.
Увидав превосходство сил французских, он заключил с ними
договор, давши в заложники Цезаря Борджиа. Между прочим, Карл
потребовал, чтобы папа ** выдал ему Джема, брата Баязета
Турецкого, который бежал к рыцарям св. Иоанна и оттуда к папе. Карл
надеялся употребить его впоследствии против Турции, где он имел
сильную партию. Александр выдал его, но отравленного, так что
тот скоро умер: Баязет присылал послов к Александру и склонил
его на это дело. В Неаполе французы встретили немного более
сопротивления. Первые шаги в Италии Карл ознаменовал
страшными жестокостями — два города были истреблены. < Пленным
французы не давали пощады). Итальянские кондотьеры не
привыкли к таким войнам и тотчас отказались от битвы при одной встрече
с французами. Король Альфонс сложил с себя корону и передал
ее сыну Фердинанду II, даровитому, но не имевшему воинских *
дарований ж; опасаясь, чтобы оставшиеся у него войска не выдали
его французам, он бежал на остров И с х и ю. В феврале месяце
[14]95 года Карл вступил господином в столицу противника —
Неаполь. Он принял титло короля французского, обеих Сицилии и
Иерусалимского.
* р. 1452, ум. 1498.
е~в Там же: но оно слишком противно общему складу итальянского
характера (л. 53).
** 1495.
*-* Б II: войск (д. 53 об.).
78
Лекции 1849/50 г.
Но вместо того чтобы воспользоваться нежданным успехом,
Карл тратил время на празднества и игры, между тем как в тылу
его готовилась величайшая опасность. Венецианцы, превосходи в-
шне политическим положением другие государства, поняли первые
всю опасность [которая грозила] итальянскому полуострову от ипо-
странцев. Они успели сообщить эти опасения не только
итальянским князьям, но и Максимилиапу Немецкому, Генриху VII
Английскому и Фердипанду Католику. Фердинанд Католик и
Максимилиан приняли деятельные меры, приготовившись к войне
настоящей. Карл, пируя в Неаполе, узнал, что папа отложился,
Людовик Моро соединился с венецианцами и ему угрожают испанцы.
Ün поспешил отступить, оставил отряд войска в Неаполе и
поспешил во Францию. На речке Таро 6 июля 1495 г., недалеко от
Форново (в Пармском герцогстве), неприятели ему отрезали
отступление в числе 40 000 итальянцев, а французов было втрое
менее. Тем не мепее итальянцы были разбиты, французы не потеряли
пи одной пушки и очепь мало людей, успели проникнуть во
Францию. Этот союз в Италии, в Венеции против Карла служил первым
признаком истинпых политических отношений, когда получило
место понимание общей опасности и общих целей. <Впервые Европа
поняла, что опасность, угрожающая одному пз народов, может
быть опасностью общей. Она соединилась для общей политической
цели, как во время крестовых походов соединилась для общей
религиозной). Перевес, который могла одержать Франция над
другими странами, был устранен. Но Карл готовил новое войско,
новый поход в Италию. В 1498 г. среди этих приготовлений его
застигла смерть. Войска в Неаполе принуждены были или сдаться,
или возвратиться во Францию. Шротив них образовалось народное
восстание, и они не могли противиться). Савонарола, стоявший во
главе партии, ждавшей французов в Тоскану, был сожжен. После
него [делами правления] овладела умеренная партия, агентом
которой был Макиавелли.
Преемником Карла был во Франции усыновленный
Людвиг XII*, герцог Орлеанский. Он не обещал хорошего правления,
с молодости отличался он жестоким нравом, стоял во главе
феодальной оппозиции против Карла, но, вступив па престол, заслужил
имя отца отечества. Редкий государь оказывал такое попечение
о благе низшего народонаселения. Несмотря на тяжесть веденных
им итальянских войн, он сделал многое для низших классов.
Наследовав притязания [Карла] па Неаполь, оп присоединил личные
права па Милан как потомок Валентины Висконти (дочери Иоанна
Галеаццо Висконти), из фамилии, предшествовавшей Сфорцам в
Милане. С папой Александром VI он заключил теспый союз, дав
сыну его Цезарю герцогство Валептииуа во Фрапции и женивши
его на родственнице. Отправившись в Италию летом 1499 года^
* Карл потерял детей.
Лекции 1849/50 г.
79
ou овладел Миланом, но в 500-м году утратил его обратно.
Людовик Моро первый увидел результат своей политики; он воротился
было в Милан, но попался французам, был отослан маршалом Три-
вульцио в Лион и умер в заточении во Франции в замке Loches,
в Berry. Милан сделался французской провипцией. В средней
Италии Людвига поддержал Цезарь Борджиа, соединивший под свою
власть всю Романию.
Жизнь и дела Цезаря — это самый из любопытных эпизодов
той эпохи. Если читать памятники и видеть средства Цезаря, мы
поймем, почему, несмотря на всю жестокость и безнравственность
ого политики, он внушал такое уважение итальянским патриотам.
В Романии, подчинив ее как собственное княжество, он ввел
необыкновенный порядок; он заложил начало первому итальянскому
государству, какое только могли итальянцы противопоставить
иноплеменникам. Вот причины пристрастия Макиавелли к Цезарю и
странная любовь к нему прочих патриотов. Но во всяком случае
нельзя не пожалеть о народе, который нуждался в таких
Страшных) средствах для своего поддержания, какие употреблял Цезарь.
Вступая в Южную Италию, Людвиг заключил предварительно
тайный договор в Гренаде с Фердинандом Католиком, предложив ему
поделиться Италией3. Испанцы под предводительством Гоизальво
Кордуанского под видом помощи Неаполю были впущены в него
Фридрихом, наследником Фердинанда; но когда французы (1501)
явились в Рим, они открыли свое намерение; Фридрих сдался, но
остальное время прожил во Франции. Французы и испанцы
овладели и присвоили королевство себе. Но согласие между ними
продолжалось недолго. В дележе Фердинанд обманул Людвига. Людвиг
начал войну с Фердинандом. Итальянские государства переходили
от одной стороны к другой. Наконец, разбитый при Гарильяио
(1504), Людвиг уступил Неаполь Фердинанду. Между тем
Александр VI умер. Макиавелли говорит: Цезарь Борджиа был
даровитый человек, он рассчитал все случаи, только не рассчитал
<одного, скорой) смерти отца; <планы его все рушились), враги его
все вышли, Испания и Франция подали помощь им. Новый папа
Юлиан II был из самых суровых противников Цезаря. Он
потребовал возвращения Романии, Цезарь был взят в Италии, бежал
в Испанию и убит в незначительной стычке в Италии. Но
опасность со стороны иностранцев была ясна, и, несмотря на то,
итальянцы не могли воздержаться от этой привычки, которая погубила
их: они вели междоусобные войны и призывали иностранцев
решать их.
8 Б II: Здесь было отброшено все понятие о праве, о законности. Решение
вопроса предоставлено праву сильного (л. 54 об.).
so
Лекции 1849150 г.
Л[екция 17] 29 ноября
Мы видели, каков был исход Цезаря Борджпа. 26-дневпое прав-
лепис преемника Александра VI Пия III не оставило следа; но
Юлий II имел великое влияние па судьбы Италии. Оп
принадлежал к числу тех итальянских изгнанников, которые в 1494 г.
склонили Карла VIII в походе его в Италию. Во все время жизни,
будучи кардиналом, он находился в оппозиции с папою. Вступив
на престол, он обнаружил замыслы, каких мы давпо не видели
у пап итальянских. Ему было около 70 лет, но ou сохранил энергию
тела и духа. Его несправедливо упрекают в том, что он не дорожил
значением папства, напротив, немногие так высоко понимали это
значение; но у него были свои личные страстные цели —
освобождение Италии от иноплеменников. Этой цели он подчипил значение
папы. Но оп дурно взялся за это. Когда он вступил па престол,
Северная Италия принадлежала французам, также Милап и Генуя;
Флоренция под восстаниями3 демократии3 не могла играть великой
роли, которую играла прежде в судьбах Италии; Южная Италия
находилась в руках Фердинанда Испанского. Собственно, одпо
только итальянское государство оставалось твердым, на которое с
надеждой обращали взоры патриоты,— Венеция. С нею-то пачал спор
Юлий II; он потребовал от нее возврата земель, занятых в Рома-
нии; он отыскал старинные права пап на некоторые города,
принадлежавшие Венеции. Венециане отказали — тогда раздраженный
старик обратился к Франции, Испании, <Максимилиану>, кпязьям
итальянским и всем предложил участие в добыче Италии. На Не-
нецию он наложил проклятие и на тех, кто войдет с нею в
сношения.
В Камбре в исходе 1508 г.* составилась известная Камбрейская
лига, в которую вступили Фердинанд, Максимилиан, Людвиг, папа,
король венгерский, герцог Савойский и Феррарский и мелкие
итальянские владетели. Каждому определен был известный
участок в добыче Венеции. Уже против этих одних сил не могла
бороться Венеция, но к этому прибавилпсь утраты монополии па
Востоке, неудачи в битве на берегах Индии с португальцами.
Можно представить положение. К этим несчастьям присоединилось еще
другое: пороховой магазин в Венеции был взорван; крепость,
выстроенная в Бресчии, была также взорвана на воздух вследствие
несчастного случая; суммы, посланные в пособие Венеции, были
захвачены. Но она не унывала. Никогда, может быть, она не
заслуживала такого уважения. Она призывала к оружию всю
Италию, и было ясно видно, что дело идет не об одной Венеции, а о
целой Италии; теперь или никогда можно было освободить ее от
иностранцев. 614 дворян венецианских употребили большую часть
своего состояния на вооружение отдельных отрядов. Одпим словом,
а~а Б II: восстановленным демократическим правлением (л. 55).
* 1508, 10 декабря.
Лекции 1849/50 г.
81
все силы ее были напряжены для неравной борьбы. Но сенат
Венеции, правительство не могли отделаться от той обычной
недоверчивости к отличным гражданам, которую мы встречаем везде <во
всей венецианской истории), вместо того чтобы вверить войско
одному начальнику, они разделили власть между двумя — Петпль-
яно и Альбиапо. Трудно было сделать выбор более неудачны if ;
оба опн пользовались воеппой репутацией, но отличались
совершенно разными качествами. <Альбиапо был раздражительный,
исполненный ненависти к иностранцам, давно живший только
надеждою сразиться с ними; Петильяио — старик, осторожный, искусный
военачальник, но не способный разделять власть с молодым и
пылким Альбиапо). При Апьядело в 1509 г. встретились французы с
венецианцами. Между военачальниками произошло несогласие;
Альбиапо начал сражение, товарищ ему не помог, венециане были
разбиты наголову. Это была также Последняя национальная битва,
проигранная Италией. Надолго пе видела после Италия
национальных дружин своих. Здесь пали лучшие ее представители. Она,
по крайней мере, гордилась, что из 8000 павших не пайдепо было
пи одного с раной в спину.
За победой Людвига наступил ряд неудач. Максимилиан
овладел владениями на севере, города сдавались один за другим,
Людвиг подступил к самой Венеции и пустил в нее несколько в ядер. Но
в этих страшных обстоятельствах сенат пе терял духа, укреплял
Венецию, готовился к войне насмерть и между тем выжидал более
благоприятных обстоятельств. Дело в том, что для таких опытных
политиков, какие стояли во главе Венеции, было ясно, что
противиться открытыми силами невозможно и союз Камбрейский не
прочен. Первый примирился с ними бывший виновник союза Юлий II.
Ему было жаль Венеции, он прекратил военные действия, сиял
проклятие и принял роль посредника между Венецией п Испанией.
Венеция сделала несколько уступок Испании, опасность с этой
стороны миновала. Максимилиан, который сам пе в силах был вести
войну и поссорился с Людвигом, отказался также от союза;
остался один Людвиг, сделавший всего более <вреда Венеции) и ничего
не получивший в добычу. Таким образом, Людвиг не отступился
от намерений. Против него в Риме в 1511 составилась Святая лига !
для изгнания иностранцев и противников из Италии между папой,
Венецией, Фердинандом и Максимилианом. Война эта
продолжалась с лишком 3 года. Союзники беспрестанно измепяли один
другому, переходя с одной стороны на другую. В 1512.г. Франция,
по-видимому, одержала перевес над своими врагами; явившийся на
театре войны племяпник короля Гастон de Foix, герцог Неймур-
ский, одержал в три месяца четыре большие победы, по это стоило
большого числа воинов. При Равенне пало 12 000 испанских
ветеранов, соединенных с папскими войсками, но здесь был убит Га-
6 Б II далее: сот (л. JJ об.).
6 T. Н. Грановский
82
Лекции 1849/50 г.
стон, ему было тогда 23 года от роду. Вместе с ним счастье
оставило французские знамена. В 1513 г. они были наголову разбиты при
Наварре швейцарцами; в 14 г. грозили самой Франции
иноплеменники; Генрих VIII сделал вылазкув, швейцарцы
были около Дофине. Максимилиан соединился с Генрихом VIII; на
юге союзник Франции — король Наваррский утратил все земли но
ту сторону Пирепеев. Людвиг заключил мир с противниками, но
умер в начале 1515 г. Юлий II умер еще в 1513 г. По паружиости
результаты войн Карла и Людвига были уравпеиы. Милан был
отнят у французов; в Неаполе они недолго удержались, дело было
ознаменовано утратами, расточением сил, бесплодной славой.
Но если вглядеться внимательнее, то мы видим, что эти войны
произвели великие перемены в отношениях государственных. В
течение средних веков народы европейские пришли в тесные связи
между собой, и теперь образовалась система политического
равновесия. Усилия Франции показали опаспость другим державам.
Самые войны носят теперь уже другой характер, чем [в] средние
века. Известно, как мало кровопролитны были сражения средних
веков; войны же итальянские редко оканчивались без страшного
кровопролития. Но можно сказать, что здесь в последний раз
блеснули рыцарские доблести средних веков; следственно, видим здесь
странную смесь рыцарских предапий с новым порядком и
рыцарство возвеличено было здесь некоторыми высокими личностями;
таков был рыцарь без страха и упрека Баярдг2. Таково было и
другое лицо — La Tremouille, затем Гастон. Читая в современных
источниках характер лиц вождей итальянских войн, мы увидим
резкую противоположность между этими рыцарями и испанскими
полководцами, Ганзольво Кордуанским, Петром Наваррским и
другими вождями испанскими, которые вовсе не дорожили рыцарской
честью; Испания познакомила тогда Европу с войнами
бесчеловечными, без рыцарской поэзии, которых цель была одна — успех без
раэбора средств. Но этим пе ограничились результаты войн. На
классической почве Италии познакомились французы, немцы и
испанцы с тем античным миром, который начинал возрождаться. Без
них не был возможен блестящий век Франца I. Не только ученые
приняли д идеи и влияние Италии д, но дворяне французские вышли
там из тесного круга феодальных идей, познакомились с высшими
наслаждениями и требованиями.
Преемник Людвига был граф Ангулемский Франц I (1515 г.).
Ему было только 21 год от роду. Он получил по времени очень
хорошее воспитание, воспитателем его был рыцарь Гувен, приобрет-
в Там же далее: во Фландрии (л. 56).
г Там же далее: о котором мы имеем превосходную современную историю,
составленную человеком, близком к нему: хроника о добром рыцаре Баярде
(л. 56 об.).
д"д Там же: познакомились с великими произведениями древности
(л. 56 об.).
Лекции 1849150 г.
83
шип в итальянских войнах высшее образование; биограф Баярда
говорит о Франце, что до Франца не было короля, до такой степени
любимого дворянами; Франц недаром назывался le premier
gentilhomme de France *, он был представителем всех доблестей и
недостатков, которыми отличались французские дворяне 16 столетия.
Несмотря па истощенные силы Франции, на необходимость дать ей
отдохновение, Франц тотчас по восшествии па престол решился
идти в Италию и возвратить Милан, которым владел сын Людовика
Моро Максимилиан Сфорца. В конце 1515 года Франц двинулся
je Италии чрез Швейцарию и Альпы. Максимилиан обратился к
швейцарцам за помощью; те обещали; они понимали Милан как
свою лену, брали значительные деньги с герцогов; между городами
Швейцарии тогда возникло честолюбивое требовапие, они вздумали
овладеть Италией сами и отстоять ее; они славились тогда своей
силой и счастьем. Они хвастали, что могут пройтп Францию с
одного конца па другой, опустивши копия свои, и пе встретят
сопротивления. Дотоле они не были никогда побеждаемы. От числа
швейцарских воинов, находившихся в итальянских и французских
армиях, обыкновенно зависела победа. Огромпые деньги,
получаемые швейцарскими кантонами за войска, произвели искажение
нравственности. В 1494 г. опи в числе 8000 вступили с Карлом VIII
в Италию. В 1494—1515 получили они до 100 миллионов франков,
сумма огромная по тогдашнему времени. Теперь они стояли на
страже у Милапа, готовые защищать его против французов.
Преемник Юлия Лев X Медичис, полагаясь на защиту швейцарцев,
спокойно ожидал французского пашествия. Но оп ошибся. 13
сентября 1515 г., в 10 милях от Милапа, при Мариньяпо французы
напали на швейцарцев. Старый маршал Тривульции, итальянец,
участвовавший во всех великих битвах в Италии, говорил, что Ма-
рипьянская битва была по сравнению с ними битвой гигантов;
она не была решена ночью и тянулась весь следующий день;
швейцарцы показали себя достойными своей славы. Фрапцузская армия
не раз была в опасности быть разбитой; кроме личного участия
рыцаря-короля, здесь замешана была личная честь и гордость
французских дворян; gens cTarmerie ** потеряла перед тем свою славу,
швейцарцы отзывались о ней с презренпем. 14 числа к вечеру
швейцарцы были сбиты со всех позиций и должны были уступить;
они потеряли 20 000 лучших воинов и славу непобедимости. <Фран-
цузы тоже потеряли много). Этой битвой Франц вступил в историю;
по-видимому, было возможно для пего то, чего не успел Карл VIII
п Людвиг. Максимилиан Сфорца уехал во Фрапцпю, где и умер.
Папа Лев X решился в свою очередь просить мира и выехал
навстречу королю в Болонью; мир был заключен между Францем и
напою. Известно, что такое была Прагматическая санкция,
состоявшаяся во Франции в 1438 г. под властью короля Карла VII, под
* перпьш дворянин Франции (франц.).
** жандармерии (Фропц.).
С*
84
Лекции 1849/50 е.
влиянием [Базельского] собора. Ею утверждена была
независимость фрапцузской церкви против папских притязаний. Капитулы
монастырей удержали право выбирать епископов и аббатов. Сверх
того, здесь было высказано начало, которое более всего вредило
пале,— подчинение папы соборам. Людвиг XII грозил Юлию собором,
Максимилиан также; они затевали против папы собор в Пизе;
1511 год. Но собор <не состоялся). Папа созвал против собор Ла-
теранский 1512 г. Франц, по-видимому, мог теперь требовать от
папы всякого рода уступки. Он отказался от Прагматической
санкции и сделал папе много уступок со своей стороны. Папа
предоставил королю право предоставлять ко всем духовным должностям
лица, ему угодные. Этим окончательно завершено было дело Люд-
лига XI — утверждение неограниченной королевской власти. До-
то.:ге в средине самого королевства было сильное сословие, богатое,
со значительной самостоятельностью, относившееся прямо в Рим.
Король теперь взял в свои руки его права. Только для некоторых
монастырей была сделана оговорка, по они не имели значения;
зато папе предоставил король сбор некоторых повинностей, от
которых должен был папа отказаться вследствие Прагматической
санкции. То есть открылось странпое явление: папа отказывается
от своих духовных прав и отдает их королю, король отказывается
от своих светских прав и отдает их папе.
[Лекция 18] 1 декабря
Мы остановились на конкордате между папой Львом X и
Францем I. Им отменена была Прагматическая санкция 1438 г.
Королю отдано было в руки замещение церковных должностей, папа
выговорил себе сбор некоторых доходов; главными из них были
аипаты (annates). Эти доходы состояли в следующем: по смерти
каждого духовного высокого сановника, епископа или аббата,
годовой доход с его паствы поступал в папскую казну. На это
жаловалось духовенство. Впрочем, папа немного выигрывал здесь, ибо
король имел во власти право сократить эти доходы. Делалась
оценка доходов, владений, конечно, сообразно с местными интересами.
Но конкордат встретил сильное сопротивление во Франции со
стороны духовенства и парламента парижского. Мы знаем, что
первоначально это было высшее судебное место без всякой
законодательной власти; только при издании новых королевских повелений
парламент вносил их в свои списки законов, сообразуясь с другими
законами, что называлось enregistrer. Еще в XV столетии парижский
парламент несколько раз обнаруживал желание воспользоваться
этим правом, чтобы протестовать против королевских повелений.
Эту возрастающую силу должно было усмирить. С этой целью
Карл VII и Людвиг XI так увеличили число парламентов. Но
никогда парламент не обнаруживал такой сильной оппозиции, как в
1510, 17 гг. по случаю внесения конкордата в собрание француз-
Лекции 1849/50 г.
85
ских законодательных актов. Король должен был прибегать к силе,
угрозам и едва сломил оппозицию парламента. Но ненависть к
конкордату и сожаление о Прагматической санкции остались во
Франции еще более двух веков. Еще в XVII столетии раздаются голоса
об этом. Галликанская церковь, еще в XVII столетии помнившая
о своих льготах, протестует против конкордата. Между тем в 1516 г.
умер Фердинанд Католик, оставив по себе преемниками двух
внуков — Карла и Фердинанда. На этих двух юношах лежала надежда
двух династий: Испанской и Габсбургской. Карл и Фердинанд
были сынрвья Филиппа, сына Максимнлиапа от Марии Бургупдской
и Иоанны, дочери Фердинанда Испанского. Таким образом, им
доставалось наследие Австрийского дома, Бургундии и Испании и
в то самое время, как Испания усиливается открытием Америки
и завоеванием там огромных земель. Многие думали, что
Фердинанд в духовном завещании разделит владения, но совет кардипала
Хименесе, игравшего главную роль при Изабелле и Фердинанде,
превозмог. Он представил им всю опасность такого деления,
наследником назначен старший, Карл. Фердинанду назпачена только
пожизненная пенсия.
Таким образом, на двух главных престолах Европы мы видим
двух юношей; Франца I и Карла I Испанского, V Немецкого. Карл
был моложе, но он не подавал таких надежд, как Франц.
Свидетельства тогда его видевших показывали его нерешительным,
робким, задумчивым юношей, предоставившим правление государством
людям, окружавшим его с детства, особенно де Шевру (de Chièv-
res); воспитателю своему кардиналу, впоследствии папе
Адриану VI; сам он не показывал особенно деятельности и таланта.
Между тем обстоятельства в Испании были трудные. Дело Фердинанда
и Изабеллы готово было рушиться. Инквизиция, введенная ими,
возбуждала общий ропот. Города, па которые католические
государи опирались в борьбе против аристократии, в свою очередь
принимали оппозиционное положение. Кортесы не хотели присягнуть
в верности новому королю, не вытребовав предварительного
согласия со стороны короля на все права их. Единственный человек,
который мог удержать эти оппозиции, был Хименес. Но Карл
удалил его от дел, очевидно, по совету своих нидерландских
советников. Хименес не вынес этого и умер в 1517 г. Карл был воспитан
в Нидерландах, принял более нидерландский, чем испанский,
характер, принадлежал более Нидерландам, и первые годы его
правления прошли под влиянием с этой стороны. Это было несчастье
Карла: он правил множеством земель, в которых везде был
иностранец: дляа Германии, Испании, Италии*. Это ставило его в
ложные, тяжелые отношения к подданным. Борьба испанских об~
•-* В //: немцы смотрели на него как на испанца, испанцы — долгое
время как на нидерландца, для Италии он был иноплеменным завоевателем
(л. 58 об.).
86
Лекции 1849/50 г.
щин с королевской властью приняла решительный характер
несколько позже *. Но теперь судьба Европы находилась под
влиянием двух юношей, и никогда положение Европы не было так
трудно, не требовало таких опытпых вождей. В 1517 г. началось
движение Реформации.
Реформация. Marheineke. Geschichte der Deutschen Reformation2.
Книга его, лишенпая драматического интереса, содержит очень
хорошее изложение догматической стороны истории Реформации. Из
новейших сочинений самое знаменитое и полезное — книга Ranke
Geschichte der deutschen Reformation3, 5 томов, 6-й том содержит
дополнения и приложения. Ранке не довольствовался трудами
своих предшественников и издаппями материалов, он тщательно
изучил памятники во Франции и Бельгии. Вследствие того он
представил самую полную картипу Реформации, какая у пас есть до
сих пор. Есть еще Histoire de la Réformation d'Aubigné4 —
добросовестная кпига, но с ограниченным взглядом, с явным
пристрастием против католицизма.
Мы видели, какое движение совершалось в умах до начала
Реформации. Схоластика как паука подверглась пападенпю со
стороны гуманистов. Но дело шло не об одной науке, а о целой
системе, политической и церковной жизни. Никогда еще папство не
выставляло таких притязаний и надменпых теорий, как в это
время. Богословы выставляли права папы выше всего; принимая
юридическую формулу, они ставили следующий вопрос: есть ли
возможность апелляции от папы к богу? И решали его
отрицательно. Иоанн Торквемада * в конце XV столетия5 выставляет
следующее мнение: если бы не было папы, и Святое писание но
имело бы никакой силы. Другой богослов, зпамепит[ый] кардинал
Каэтан, Фома из Гаеты, учил, что в случае порочности папы
церковь имеет право только молиться о его исправлении, по не
роптать. Одним словом, прежние смелые теории, (высказанные на
соборах), устранены из богословских учений. Но оппозиций было
много. С одпой стороны, светские государи недовольны были
вмешательством пап; конечно, это вмешательство ограничивалось
только денежными мерами и финансовыми сборами. Государи с
неудовольствием допускали это влияние пап па такое могуществеппоо
сословие в средине государства, каково было духовенство. С другой
сторопы, народ жаловался на эти тяжелые сборы огромпого
количества денег, выходившего из каждого государства в Рим;
жаловался на назначение в духовные должпости ииогглеменпиков, ибо
очень часто папа назначал, особеипо в Германию, епископов и
аббатов итальянцев, не знавших языка страны. Часто эти
назначенные церковью сановники вверяли управление монастырям iî
дьяконам своим, довольствуясь только получепием дохода. Нако-
* Томас Торквемада — доминиканец, в 1481 г. глава испапской ппквпзп-
ции, жестокий.
Лекции 1849/50 г.
87
иец, образованная часть народонаселения, именно та, в которой
происходило движепие литературное, где обнаружились первые
стремления гуманизма, была враждебна папе вследствие
злоупотреблений, за которые она взваливала на него исключительный ответ.
Он был в ее глазах представителем всего этого порядка вещей и
защитником суеверий н невежества, Господствовавших в
европейских университетах, школах). Но мы уже видели, какими
орудиями ■ действовали гуманисты, сочинения их расходились только в
образованном кругу общества; <по самому языку и характеру
своему они не доходили до низших слоев общества), в низших слоях
действовала литература другая, чисто народная, более грубая в
формах своих, но которой результаты были также разрушительны.
Изучая историю средних веков, мы видели, что каждое
сословие тогда имело свою литературу. Литература городов состояла
из сказок, большей частью сатирического содержания, и
замечательно, уже с XII столетия обыкновенно здесь играют роль лица,
принадлежащие к духовенству. Но эта литература достигла в
Италии высшей художественной формы в <Декамероне) Боккаччо.
В Германии она приняла самый резкий и насмешливый тон в
XV в. Стоит взглянуть только па тогдашние переделки сказки о
попе Амисе, Соломоне и Морольфев. Тиль Елен-spiegel — это вроде
нашего Ивана-дурачка. Но под этой грубой формой скрывался
здравый смысл, о который сокрушались и наука, и представители
тогдашнего общества; он приходил в соприкосновение со всеми
сословиями и смеялся над всеми. Наконец, литературные
произведения с таким же направлением большего объема: Корабль
глупцов — Narrenschiff Sebastian'a Brant'a. Он собирает на один
корабль всех глупцов; здесь являются представители всех сословий
и смешная сторона каждого сословия с его недостатками,
преданные глупости и осмеянные. Себастьян не любит книг, ибо в них
расходится бесполезное учение, он требует здесьб только смысла,
он знает греков, не писавших много книг6, но ясно смотревших
на предметы. Своей низкой стороной это сочинение должно было
произвести великое влияние. Доказательством служат
бесчисленные издания этого сочинения, оно было переведено на все языки
с бесчисленными подражаниями. Влияние этой книги было таково,
что один из замечательных проповедников Гейлер из Кайзерсберга
брал содержание своих проповедей из этой сатиры. Это были
замечательные проповеди, исполненные насмешливых, резких
выходок против всего существующего. Собственно, это были сатиры,
сказанные с кафедры церковной. Но из этого мы видим, до какой
степени глубоко пропикло движение в массы. Притязания римской
курии подвергались посмеяниям. Злоупотребления духовенства,
которые в самом деле были велики, пороки и невежество монахов
6-6 Б II: только здравого смысла на вещи; он хвалит греков, ибо они не
толковали много (л. 59 об.)%
88
Лекции 1S49/50 г.
передавались па посмеяние народу. Мер против этого не принимали
никаких.
Но рядом с этим шло другое, более серьезное и глубокое
движение. Еще в средние века не раз поднимались религиозные
оппозиции против католицизма. В начале XII столетия в Южной
Франции такая оппозиция была подавлена в альбигенцах. Потом мы
видим такое же несколько резкое направление во Фландрии.
В XIV и XV столетии великое движение поднято Виклефом и Гу-
сом. Католицизм всегда имел перед собой какую-либо сильную
ересь, с которой должен был бороться. Теперь все эти ереси
получили голос, все сочинения сатирические, без сомнения, читались
людьми этими, державшимися оппозиции. Мпогие принадлежали
к оппозиции, не навлекая упрека. Лучшие люди требовали и
сознавали потребность преобразования — Иоапн Кох, Wessel и др. Все
они запнмали почетные должности в церкви и кафедры в
университетах немецких. Они писали и учили громко о необходимости
изменепнй, о глубокой порче нравов, об упадке нравственности,
благочестия в народе, о необходимости восстановлепия прежнего
религиозного чувства сообразно с требованиями нового времени.
В особенности эти требования нашли отзыв между монахами Ав-
густипского ордена. Отсюда вышли некоторые из самых
значительных тогдашпих проповедников, проникнутые новым духом, которыо
пытались восстановить чистоту евангельской жизни между
духовенством. Важнейшее место занимает здесь Таулер — один из
величайших проповедников с великим талантом и благочестием. Это
чисто религиозное направление проникло в литературу и
высказалось в безымянпой книге Deutsche Theologie7. Уже самое
название показывает на нечто противное итальянскому богословию.
Папа был итальянец, враждебный интересам немецкого народа,
и католицизм потому часто называли итальянским богословием.
Содержание учеппя этой книги, написанной с большим талантом,
основано па учении блаженного Августина. Автор отвергает
значительную часть обрядов католических и говорит, что очистить
человека может только одна благодать, пикакие вне нише подвиги
•не помогут здесь, то есть умы были настроены к борьбе, когда
явился Мартин Лютер. Мы имеем несколько биографий его: два
новые, из которых одпа в Германии — Юргенса8, содержащаяся в
2-х том[ах]; там жизнь реформатора до 1517 г., до вступления на
поприще. Описана его молодость, деятельность простого человека.
Французская — A u d i n9 [автор], посвятивший исключительно
труды свои реформациопной эпохе, но далеко не заслуживший той
славы, которой пользуется. Сочинение написано в высшей степе пи
пристрастно, не без некоторого знания, но с частым умышленным
искажением фактов. Между прочим, он часто ссылается на
протестантские источники, ссылки находятся впизу
страницы, но в книге, на которую ссылка, сказано совсем ипое,.
чем в истории.
Лекции 1849/50 е.
89
Л[екция 19] 8 декабря
Виновник движения, известного под именем Реформации, Map-
тип Лютер родился в 1483 г. в Эйслебене. Отец его, давший ему
суровое воспитание, назначал его быть юристом, это было
прибыльное занятие, и для того дал ему ученое воспитание; он учился в
Эпзенахе, потом в Эрфурте. Он сам говорит, что просил в это
время подаяния под окнами; добрые люди брали его на хлебы; но
между товарищами уже он приобрел славу талантливого, веселого
и добродушного юноши. Случай отвлек его от прежних занятий
и назначения, которое ему предстояло по воле отца. Именно
однажды он шел с одним из друзей, Алексисом, гроза застигла их,
и друг его был убит громом; это событие так потрясло 22-летнего
Лютера, что он дал обет вступить в монахп. По возвращении в
Эрфурт он еще раз участвовал на студенческой пирушке и на
другой день вступил в монастырь*. Этот период жизпи его дает
ключ к уразумению деятельности и характера Лютера. Вставая
с университетской скамьи, он вынес если не полное презрение,
то неудовлетворение средневековой наукой. Когда он начал
заниматься богословием, он не имел попятия о Библии; когда оп был
20[-ти] лет, ему попалась в первый раз Библия. Его мучили
в монастыре самые тяжелые сомнения в возможности человеку
оправдаться в грехе наследственном. Он беспрестанно требовал
исповеди. Начальник Августинского ордена Иоанн Штауиитц,
принадлежавший сам к тому новому направлению, заметил его страдапня,
по не мог помочь ему. При врожденпой веселости нрава [Лютер]
проводил целые дни в стенах; несколько раз находили его лежащим
на полу от страданий. Наконец, какой-то старый монах
посоветовал ему обратиться к творениям Августина. Здесь нашел Лютер
объяснение тревоживших его сомнений; оп убедился, что
внешними подвигами покаяпия человек не в силах ничего совершать
и только нисходящая свыше благодать очищает его. В 1508 г.,
вероятно по рекомендации Штаупитца, он получил место во вновь
основанном университете Виттенбергском. Между князьями
немецкими Фридрих, курфирст Саксонский, прозванный, и по заслугам,
мудрым, понимал отношение устаревшей пауки к жизпи. С целью
разрушить эти отношения он в 1502 г. основал университет в Вит-
тенберге, куда были привлечены все молодые силы. Лютер читал
здесь пояснения, комментарии к различным сочинениям
Аристотеля в латинском переводе (часто деланном с арабского) на его
этику, физику, большей частью в полемическом направлении, нападая
на Аристотеля; на нем он вымещал оскорбления, полученные от
схоластики. Но он, кроме того, приобрел репутацию отличного
проповедника; он был еще священником при одной из церквей в Вит-
тенберге.
В 1510 г.1 он по поручению ордена посетил Италию и оставил
подробный рассказ об этом. Приближаясь к Риму, он был охвачен
90
Лекции 1849150 г.
каким-то благоговейным чувством; еще вдали упал на колени и
горячо молился, но в Риме он разочаровался: он увидал вблизи
поведение папы и духовенства. У них все продажное, писал он
оттуда; самый воинственный характер Юлия II не мог возбудить
в Лютере сочувствия, проникнутого религиозным чувством.
Возвратившись из Рима, он в продолжение 6 лет действовал на том же
поприще. В 1517 г. он выступил на сцену уже не в одном городе
Виттенберге, но в Германии и целой Европе. Еще с XIII столетия
папы начали продавать отпущепие грехов. Это было делаемо
следующим образом: церковь принимала, что святые и мученики
совершили такое число благих дел и святых подвигов, что сумма
их превосходит нужное для них искупление, что остается resartus
sanctorum *. Из этого сокровища, которое постоянно увеличивается
новыми подвигами святых, папа может уделить каждому участок г.
Уже Иннокентий III утвердил этот догмат. Сначала требовалось
от получавшего отпущения внутреннее покаяние; мало-помалу в
XV столетии, при Александре VI, который торговал отпущениями
без зазрения совести, эта торговля приняла внешний постыдный
характер. Тогда отпущения разделены были па 10 разрядов. Не
должно думать, что эти разряды соразмерялись степенью
раскаяния и душевной потребности. Они измерялись суммами, которые
давались за отпущения. Еще Юлий II начал в Риме много
великолепных построек, па которые не хватало папских доходов. Он
прибегал к средствам продажи индульгенций для целой Европы. При
Льве X, государе образованном, изящном, великолепном, расходы
увеличились, доходы папские были незначительны. Не раз
жаловался народ на этот сбор податей, но подати пе доходили до папы
и оставались в руках сборщиков; в начале XVI столетия папа
получал пе более 300 тысяч талеров. Во всяком случае, мы знаем,
что доходы папы не соответствовали огромным сборам в его пользу,
Лев вверил продажу индульгенций в Германии курфирсту
Альбрехту, епископу Майнцскому. Он должен был получить известный
процент дохода. В Нюрнберге была знаменитая фамилия Фуггеров,
банкиров — купцов того времени, вроде Ротшильдов; они
предложили у курфирста взять на откуп индульгенции. В Северной
Германии продажа индульгенций вверена была комиссару Альбрехта,
монаху Доминиканского ордена Тецелю. Дело было само по себе
нехорошо, еще хуже сделалось от лица Тецеля, грубого, невеже-
ствеппого человека, которого поведение показывает, что Epistolae
obscurorum [virorum]**, несмотря на свой сатирический характер,
иногда не достигали до действительности.
Тецель начал везде славить товар свой, обещая отпущение пе
только в прошедшем, но и в будущем, потом на 200 тысяч лет
вперед; он исчислял самые скверные грехи, сквернящие народное
воображение, говоря, что и их можно отпустить. Действительно,
* избыток за счет святых (лат).
** Письма темных людей (лат.).
Лекции 1849/50 г.
91
несмотря на распространение общего неудовольствия, поселяне
Северной Германии спешили запастись этими отпущениями. Иногда
это не обходилось без неприятностей для Тецеля. В Дрездене, где
торговал он с особенным успехом, к нему явился дворянин,
потребовал от него отпущения только на 3 дня вперед и, получив,
жестоким образом избил Тецеля. Замечательно, что с этим явлением
совпадает закрытие Латеранского собора, который в 1511 г. был
созван папою Юлием II в Риме против собора Людвига XII в Пизе
л продолжался 6 лет. Этот Латерапский собор не совершил ничего
великого, но замечателен его предмет и положение. Между тем
как папа производил такую постыдную торговлю, собор утверждал
приговором бессмертие души; до такой степени поколебались самые
глубокие основания христианского учения.
В Виттепберге Тецель встретил нежданного противника. Лютер
обратился к нему сначала с вежливым письмом, просил не смущать
жителей Виттенберга, говоря, что его прихожане отличались
прежде доброй нравственностью, но теперь реже посещают церковь, что
в городе заметен упадок нравственности. Тецель ответил грубым
отказом. В тех объявлениях, которые распускал Тецель, встречалась
следующая фраза: деньги ваши не успеют опустить на дно
кошелька, души ваши будут уже на небе. Тогда Лютер решился на явное
сопротивление; он прибил к дверям одного из храмов виттепберг-
ских 95 тезисов по схоластическому обычаю, где говорил, что папа
ле имеет права делать таких отпущений, что он не может
освобождать от вечных мук и одна только благодать очищает 3. Он требовал
от Тецеля публичного прения, но Тецель был слишком осторожен,
отправился во Франкфурт-на-Одере и оттуда прислал возражение,
написанное не им, но Конрадом Вимпина, профессором теологии
во Франкфурте,— грубое, невежливоеа, требовавшее казпи еретика
Лютера.
Но все образованные люди Германии приняли уже участие в
;>том споре. Лев X был поражен смелостью Лютера и не без
участия смотрел на его попытку. Можно даже в действиях папы
заметить желание устранить Лютера от следствия за эту попытку.
Но папа был обойден ревнителями старых форм и должен был
объявить согласие на преследование Лютера *. Курфирст
Саксонский Фридрих Мудрый покровительствовал Лютеру, он надеялся,
что это дело может быть кончено мирно, устранением
злоупотреблений. Он предложил легату папскому, кардиналу Каэтану,
обыкновенно называемому Фома из Гаеты, допросить Лютера лично в
Аугсбурге. Кардинал принял Лютера с гордостью. Бедная
наружность Лютера, занявшего даже рясу у одного из собратий, чтобы
прилично явиться перед кардиналом, внушила Каэтану презрение:
он думал зажать ему рот цитатами из схоластики, Лютер отвечал
а Я: невежественное (л. 217).
* 1518.
92
Лекции 1849/50 г.
на все ссылками из Священного писания. Кардинал запретил ему
являться на глаза; ночью Лютер бежал из Аутсбурга или,
правильнее, был увезен своими доброжелателями. Вероятно, он был бы
схвачен на другой день.
Между тем движение в умах усиливалось; император
Максимилиан, перед смертью мечтавший о соединении двух венцов на
главе — императорского и папского, смотрел с любопытством, пе
без некоторых задних мыслей на Лютера. Он говорил: «этого мопа-
ха надо держать на случай, можно его спустить, когда
понадобится». Разумеется, движение отозвалось сначала в университетах*
Один из знаменитых богословов, доктор Иоанн Экк, поднял
перчатку, брошенную Лютером, и предложил ему публичное прение
в Дрездене. Лютер был не тот человек, чтобы отказаться. Он
прибыл, сопровождаемый почти всеми студентами Виттенбергского
университета. Лютер, Андрей Боденштейн, обыкновенно
называемый Карлштадт, Меланхтон (греческое имя, перевод
собственного — Schwarzerde) ехали в тяжелых колесницах. Кругом шли
студенты с алебардами. В Дрездепе произошло прение. Дотоле Лютер
осторожно отзывался о папстве, он говорил только, что папа не
может отпускать грехов, если пет внутреннего раскаяния, и может
слагать только церковное покаяние. Здесь же он выступил смело,
в споре с Экком он дошел до того, что сказал — учреждение
папства не есть учреждение божественное, что это дело истории, дело
рук человеческих; когда указали ему на Гуса, он сказал: «Гус
во многом был прав»; указали на Констанцский собор, он отвечал,
что собор ошибся в приговорах. Далее идти было трудно, отступать,
было невозможно.
Герцог Георг Саксонский закрыл прения как ревпостный
католик. Лютер [воротился] назад. Курфирст Фридрих Мудрый и
папский посол Мильтиц еще пытались уладить это дело. Об
окончательном отпадении от римской церкви никто еще не думал, сам
Лютер думал только о реформе в недрах самого католицизма.
Между тем умер в 1519 г. император Максимилиан I.
Искателями императорской короны явились три юные государя, Карл I
Испанский, Франц I Французский, Генрих VIII Английский, и
более всех, по-видимому, имел надежды Франц I, стяжавший
военную славу на полях Марииьяпо, рыцарь-государь, обещавший
Германии помогать в войне против турков. Сверх того он покупал
деньгами голоса курфирстов, но партия Карла I пересилила его:
эта партия не хотела видеть француза на престоле. Карл был сын
Максимилиана, жил далеко, и потому с его стороны льготы чипов
подвергались меньшей опасности. Спор этот решил окончательно
Фридрих Саксонский, подав собственный голос в пользу Карла
и увлекший за собой большинство. Достоверно, что папа пе желал
избрания Карла: папа опасался этого папомпнаиия гогепгатауфеп-
ского усиления императорской дипастии, в руках одного юноши
соединившего Испанию, Южную Италию, владения Америки, па-
Лекции 1849/50 г.
93
конец, родовые земли Австрийского дома и императорский титул.
Равновесие между державами Европы было нарушено, но когда
выбор состоялся, папе было делать нечего; он поспешил заявить
свое расположение к новому императору и просил его помощп в
спорном деле в Германии. Побежденный Экк издал книгу,
исполненную грубых выходок против Лютера, потом поехал в Рим, где
нашел людей, разделявших его образ мыслей: можно сказать, что,
против воли Льва, он должен был подписать буллу * об отлучении
Лютера: общее мнение в Германии было оскорблено этим, булла
даже не была обнародована, но положение Лютера стало еще
опаснее. 10 декабря 1520 г. он в сопровождении профессоров и
студентов Виттенбергского университета сжег торжественно буллу
папскую и экземпляр книги канонического б права. Два сочинения его
особенно живо подействовали на Германию; одно — «An den
christlichen Adel deutscher Nation von des geistlichen Standes Besserung»,
другое — «Von der Babylonischen Gefangenschaft der Kirche»4.
* 1520 r.
6 //: католического.
Л[екция 20] 10 декабря (1849)
В 1520 г. Лютер издал два сочинения, имевшие большое влияние
на общее мнение: An den christlichen Adel deutscher Nation; Von
der Babylonischen] Gefangenschaft] der christlichen Freiheit1. Они
обращены были прямо не только против злоупотреблений, по и
основных начал католицизма. Направление власти пап Лютер
подвергает здесь строгой критике; он требует, чтобы светская власть
папы была отнята у него, требует подчинения церкви государству.
Вообще в том, что не касается догматов, чтобы епископы пе
давали более присяги папе. Для Германии требует он независимого
престола. Сверх того, касается некоторых догматических вопросов,
между прочим, причастия. Новое учение распространилось быотрог
доказательства в статистических фактах, взятых из кпиг торговых.
Известно, что еще 60 лет до того было книгопечатапие, но число
выходивших книг было еще незначительно; большей частью
выходили книги филологического содержания, некоторые народные
книги, некоторые пьесы сатирического содержания, число их было
весьма ограничено. В 1517 г. число выходивших кпиг стало
значительнее, в 20-м году число книг в десять раз превосходило число
вышедших с 16-го года по 20-й за четыре года. Большая часть их
носит характер полемический, и здесь чпслительно можно
определить, па чьей стороне перевес. Книг против католицизма выходило
вдвое и втрое больше, <так неудержимо расходилось это учение).
Самые сильные умы в Германии стали па стороне Лютера. Рейхлин
нри всей осторожности показал ему сочувствие. Эразм спачала был
также на его стороне, впоследствии отказался. Еще решительнее
ринулся в эту борьбу Ульрих von Hütten, несмотря на глубокую,
94
Лекции 1849150 г.
трагически сознательную опасность, с какой он вступил на [это]
поприще. Он был в цветущих летах, на высшей ступени славы,
он говорил о своем намерении вступить в брак, жизнь его впереди
лежала в прекрасном виде. Начало Реформации заставило его от
всего отказаться. Он отказался от женитьбы и от своей доли
наследства, передав его братьям, дабы не вовлекать родных, как
говорил он, в ту опасность, в которую сам вда[вался]: труднее всего
было мне <устоять против) слез матери, но я не мог отказаться
от предстоящего дела. Гуттен дал этому движению более
национальный, нежели религиозный, характер; что у Лютера выходило
из глубокой потребности религиозной, то у Гуттена и других было
делом реакции патриотизма против Италии. Гуттен пишет только
ло-пемецки, издает целый ряд брошюр, разговоров, из которых
некоторые отмечены великим талантом. В это время он издал
старого0 биографа* Генриха IV2 со своими примечаниями, показывая,
что Германия издавна была враждебна папе, что пора ей
высвободиться. Следовательно, здесь соединилось несколько движений
разом — религиозное, научноеб, наконец, движение чисто
национальное.
Но положение Лютера стало также затруднительно; доселе его
прикрывал Фридрих Мудрый. Император Максимилиан не
покровительствовал ему, однако не вредил ему; новый император еще
не вмешивался <в дела Германии) в 1521 г. Карл V созвал
имперский сейм в Вормсе для разбора различных дел империи, между
прочим и Лютерова. Еще пред этим между императором и папой
заключен был тесный союз; император просил у папы для
Испании подтверждения инкивизиции, <которая преследовала чисто
политические цели). Папа долго отказывал, но наконец позволил ей
действовать со всевозможной строгостью. Это было роковым
предвещанием для Лютера. В самом деле, в 21 году он получил
приказание явиться в Вормс. Друзья советовали ему скрыться,
напоминая Гуса. «Гуса сожгли, но правда его уцелела»,— говорил п
ответ Лютер. Мы имеем весьма любопытное современное описание
Вормского сейма, составленное резидентом Венецианской
республики. Он описывает императора еще юношей, белокурым, бледным,
с грустным выражением на лице, ему никто тогда не приписывал
самостоятельной воли, и все считали его орудием окружавших его
людей.
16 апреля 21 г. явился Лютер. Он произвел неблагоприятное
впечатление; итальянцы были поражены грубыми формами Лютера
и робостью, которая им овладела. Войдя в залу, Лютер оробел,
не нашелся, что сказать, не оправдал ожиданий и просил отсрочки.
В этот же вечер венецианский резидент описал впечатления
собора. Но было чего робеть, дело шло о жизни и смерти. Старый
й_а Б II: старую биографию (л. 64).
0 Там же: гуманистическое (л. 64),
Лекции 1849150 г.
95
вони Георг Фрундсберг (Frundsberg), начальник ландскнехтов,
ударил его при входе по плечу, сказавши: «Монах, монах, ты смелое
дело задумал». На другой день он был смелее, выразил свои
сомнения, не мог отказаться, буде их не отвергнут на основании
текстов Святого писания, а не авторитета папы. «Если меня
опровергнут свидетельством Св. писания или ясными доказательствами
(ибо я не верю ни в папу, ни в соборы, так как явно, что они
ошибались и противоречили один другому), то я не могу и не хочу
ничего возражать, ибо небезопасно и безрассудно действовать
против совести. На этом стою я и не могу поступать иначе. Да
поможет мне бог! Аминь...» — были слова Лютера. Все усилия
заставить его отказаться от его мнений были бесполезны. Были голоса,
чтобы его тотчас арестовать, но ему позволено было возвратиться
в Виттенберг, но над ним произнесена имперская опала; <и над
всяким, кто даст ему убежище и покровительство), и точно, по
его выходе над ним и окружающими его произнесена имперская
опала. <Следовательно, новое движение было предано светскому
суду>.
На дороге Лютер пропал; сначала распространилось мнение, что
он схвачен врагами, но курфирст Фридрих послал всадников,
которые увезли его тотчас в замок Вартбург. Фридрих знал
запальчивость Лютера и хотел дать ему убежище. Год пребывания его
здесь не пропал даром. Он приступил к переводу Св. писания на
немецкий язык. Он издал чрез месяц резкую статью против
Альбрехта Майпцского, продолжавшего продавать индульгенции.
Альбрехт остановил ее. Потом перевод Св. писания его выходил
выпусками, которые расходились в бесчисленном числе экземпляров.
Ou закончен в 1534 г., через 15 лет. Не говоря о религиозном
значении, он лег в основу немецкого образования. Перевод этот
явился во всех домах, бедных и богатых. На этом переводе
образовался новый литературный немецкий язык. Мало книг во
всемирной литературе, которые имели бы такое значение для народной
жизни.
Но имперская опала нев осталась без влияния \ К движению
Лютера примкнули уже не одни люди с убеждением и теориями;
многие приняли горячее участие из корыстных расчетов. Лютер
отрицал уже безбрачие духовенства, утверждал права князей на
земли церковные, говорил о снятии налогов в пользу римского
двора; множество монахов бросплп монастыри и возвратились в мир;
многие из князей немецких готовы были принять протестантство,
чтобы иметь право конфисковать <обильные, богатые) церковные
земли. За этим внешним движением шло другое, страшное,
фанатическое необразованных и грубых масс. Центром этого движения
сделался самый Виттенберг. Один из профессоров, Карлштадт,
некогда противник Лютера <нотом перешедший на его сторону и
в_ь Там же: не остановила движение (л. 65),
S6
Лекции 1849150 г.
опередивший его), учил теперь громко, что надо отменить всег
образование, уничтожить школы1*; проповедовать суету мудрости
и земной науки; к нему присоединились Zwickau'cKne пророки
(Zwickau) под начальством Николая Шторха (Nicolaus Storch),
образовавшиеся здесь под влиянием таившегося гуситского учения.
Сцены страшные и комические происходили в Виттенберге. Народ
вторгался в храмы и разрушал иконы; ректор впттенбергских
школ затворил школы и выгнал учеников, объяснив, что учиться
вредно. Слухи об этих явлениях дошли до Лютера, он не утерпел,
он спешил оставить Вартбург; курфирст советовал ему остаться,
говоря, что в Виттенберге уже он не в состоянии будет защищать
его. Лютер говорил: «Теперь я должен защищать курфирста»; он
отправился прямо туда. Два студента швейцарские ехали учиться
м Виттенберг, они писали путевые записки и, между прочим,
о встрече их с Лютером. Все это движение приняло какой-то
воинственный характер. Недалеко от Виттенберга они остановились
в трактире. Войдя в комнату, они увидали, между прочим,
человека в красивом калете с огромным палашом, который сидел
отдаленно от других и читал, они посмотрели и удивились, видя, что
он читает псалтырь в еврейском подлиннике. Они завели с ним
разговор, он предложил им услуги в Виттенберге, угостил их
и приехал вместе в Виттенберг; они узнали, что это был Лютер.
Конечно, это возвращение в Виттенберг, борьба, которая
предстояла Лютеру здесь, принадлежат к важнейшим моментам его жизни.
Он боролся с силами мятежников, которых сам вызвал; его
собственная партия и Карлштадт упрекали его в отступничестве.
Лютер был поражен их фанатизмом. С необычным напряжением сил
ему удалось их выгнать, но они пошли далее. Они д пошли
волновать всю Южную Германию д; но прежде, чем образовался
результат этого в низших слоях общества, уже поднялись высшие.
Каждое сословие попыталось взять это движение и обратить
в свою пользу4. Знаменит Франц von Sickingen (Сикинген). Его
положение было следующее: он был в обширном смысле
кондотьер, держал большие дружины наемных ландскнехтов, рейтеров и
служил с пими в смутах Германии. Только против императора
ou никогда не подымал оружия, у пего была следующая мысль:
вытеснить из Германии всех мелких князей и поставить во главе
императора. Между низшим сословием и императором осталось бы
тогда одно сословие рыцарское. Эту мысль принял и Гуттен; они
хотели составить одно могущественное государство с императором
и сильным дворянством и начали дело с уничтожения духовных
княжеств и курфирстов. В 1523 г. Франц и Гуттен открыли
военные действия против курфирста Трирского. Сикингу представляли
г~г Там же: все обряды при богослужении, проповедовал уничтожение
икон (л. 65).
д-д Там же далее: Цвиккауские пророки н Карлштадт пошли во всю
Западную и отчасти Южную Германию (л. 65 об.). Далее текст записи лекций
Бартенева не расшифровывается до л. 68.
Лекции 1849/50 г.
97
судиться пред судом императорским. Он говорил: у меня есть свой
суд, заседатели, рейторы, засыпать приговоры будем картечами.
Действительно, большая опасность угрожала духовным курфирстам,
но между светскими курфирстами и протестантскими нашлись
такие, которые поняли, в чем дело. Ландграф Филипп Великодушный
Гессенский понял, что здесь дело в вопросах политических —
существовании князей немецких. Если бы во главе Германии стоял
император немецкий, можно бы предполагать, что он помог бы
Сикинту, но император был иностранец, не знавший почти
по-немецки и плохо знавший отношения. Сикинг был разбит, осажден
в замке своем, пушки вошли уже тогда в употребление. Он сам
был смертельно ранен, сдался и умер. Гуттен бежал в Швейцарию.
Один, без денег, без пособий, преследуемый и гонимый, он
обратился к прежнему другу Эразму Роттердамскому. Эразм отказался
даже от свидания с ним, боясь навлечь себе опасность. Больной
Гуттен отмстил ему ядовитым посланием5. Он умер в бедной
хижине, лишенный всего, но исполненный надежд. К числу
последних слов его принадлежат следующие: «Наука процветает, умы
пробуждаются, весело жить на свете»8. После смерти Сикинга и Гут-
тена имперские рыцари уже не имели вождя и не могли
продолжать начатого движения.
Но другое, более грозное движение подвигалось под этим. Мы
тшдели, в какой тесной связи находилось государство
средневековое с церковью. Лютер отделял строго церковь от государства, но,
восставая против власти пап и затронув церковь, он затронул всо
государство. Проповедники, вытесненные им из Виттенберга, в
Западной Германии нашли уже готовую почву. Положение
крестьянского сословия в Германии в это время было чрезвычайно тяжело.
Крестьяне доведены были до крайней бедности, новые
проповедники обещали им не только духовные, но и мирские блага. В 24
и 25 годах поднялись крестьяне Западной Германии7; это уже не
<1ыли рыцари, воевавшие с дворянством и князьями. Это была вой-
ira, объявленпая массами невежественными, фанатическими, но
знавшими пределов своим требованиям. В средней Германии во
главе их стоял Фома Мюнцер, фанатик, живший в видениях,
лишенный смысла действительности, думавший об освобождении всех
народов и тварей; он препоясался, как говорил, мечом Гедеона на
князей немецких. В Мюльгаузене составил оп общину, отсюда
рассылал полки против окрестных замков. Когда против него
выступили рыцари, Филипп Великодушный, он был до того уверен
в победе, что уверил своих, будто ядра не будут им приносить
вреда, сам стал собирать их. Но они были разбиты, он был взят,
страшно пытан и умер мучительной смертью (1525 г.). Во
Франконии и Швабии крестьяне заставили некоторых рыцарей стать
во главе своей, и в том числе Гетца von Berlichingen'a. В настоящей
истории драматическая роль его не была такая поэтическая, как
у Гете; он стал во главе крестьян, но при их неудаче тайком
? Т. II. Грановский
98
Лекции 1849150 г.
бросил их и ушел. Оли разбивали замки, умерщвляли владельцев,
особенно были исполнены ненависти к духовенству. Они носили
с собой 12 статей со своими требованиями. Приверженцы
католицизма упрекали Лютера, что он был начальником всего этого.
Лютер обращался к крестьянам с посланием и убеждением покориться,,
в противном случае убеждал светскую власть бить их, как собак.
Но on все-таки пе оправдался 8. Рыцари, духовенство, без различия
протестантов и католиков, соединили усилия против крестьян; они
были задавлены и испытали самую тяжкую участь и подверглись
гнету еще более тяжелому. Такими-то страшными событиями было
сопровождаемо первое 8-летие Реформации.
Л[ещия 21] 13 декабря
Мы видели нарекания, которые навлек на Лютера дальнейший
ход дела: восстание имперских рыцарей, <иотом более) грозное
восстание крестьян немецких вменяли ему в преступление. Сверх того,
в начале 20-х годов он должен был вести жаркую полемику с
людьми высокопоставленными в общественном мнении; это были люди,.
превышавшие авторитет Те цел я и Экка. Во-первых, выступил
против него Генрих VIII Английский, человек образованный, ученый
богослов, пропитанный учением Фомы Аквинского; он написал
книгу о семи таинствах, защищая их против Лютера !. Книга era
произвела незначительное влияние, ибо читана была немногими,,
хотя папа обещал за это прочтение прощение на несколько лет;
она замечательна была особенно именем автора и тем, что тон ее
не отличался приличием; он называет здесь Лютера порождением
дьявола и заключает требованием, чтобы немецкие князья паказали
его. Ответ Лютера2 произвел еще большее впечатление, более
оскорбительного и бранного сочинения не выходило со стороны
Лютера, <который, конечно, не славился мягкостью речей своих). Он,.
*;ожно сказать, истощил здесь словарь ругательных слов в пемец-
ком языке, обращаясь к Генриху. Несравпенно выше в ученом
отношении была полемика Лютера с Эразмом. Мы видели
положение Эразма; человек в высшей степени осторожный, приверженный
изящной древности, враг средневековых злоупотреблений, он с
удовольствием следил за первыми шагами Лютераа, но когда все-
результаты Реформации предстали ему в ужасающем видеа, он
испугался, он боялся, чтобы это движение не потревожило era
ученых досугов. Оп более всего любил покой, беседу ученую с
друзьями, а ° между прочим, вокруг разыгрывалось волнениеб.
Эразм должен был снять с себя обвинение друзей, что он не хотел
принять участие в таком важном вопросе. Тогда он написал сочи-
*~* Б II: на опасном и скользком поприще, во когда начались народны о
движепия (л. 68).
ö~e Там же: между тем разыгрывалось время суровое, требовавшее от
каждого подвигов, пе терпевшее праздной, ученой жизни (д. 68).
Лекции 1849/50 9.
99
пение о свободе воли s, вопрос, тронутый Лютером,— о
предопределении, как его понимал блаженный Августин: [Эразм] доказал
здесь свободу и произвол. Лютер возразил ему4 и коснулся слабой
стороны Эразма, что в этом вопросе Эразму вовсе нет дела до
религиозной истины, что он эпикуреец и, в сущности, атеист.
Одним словом, многих ненависть навлек на себя Лютер и много
нареканий, часто справедливых. В 1525 г. он замкнул свое личное
отпадение от католицизма браком с Екатериной Бора (Bora),
покинувшей также монастырь. Жизнь его отличалась строгим
соблюдением нравственных требований, но католики обвинили его как
беглого монаха, обвенчавшегося с беглой монахиней. Примеру его,
впрочем, последовали весьма многие. Несмотря на это, дело
Реформации шло вперед, учение разрабатывалось глубже и разносилось
все далее и далее. Для прекращения ложных толков о реформе Mo-
ланхтон издал Loci communes 5, основные начала Реформации,
Лютер — два катехизиса. В саксонских" церквах совершалась новая "
визитацияв. Меланхтон г написал новую инструкцию для них.
Более всего они обратили внимание на образование юношества, <и этой
стороною Реформация показала основания общественному
воспитанию). Меланхтон по праву получил название Praeceptor Germa-
niae *, писал учебные книги и образовал много превосходных
педагогов. Можно сказать, что и качественно шла Реформация далее
и количественно относительно масс. В 1518 г. подобное
столкновению с Тецелем явление совершилось в Швейцарии: время было
зрело для этих явлений.
Ульрих Цвингли, начальник швейцарской Реформации, был
ровесник Лютера, но получил другое образование. То вдохновение,
которое почерпнул Лютер из Библии, Цвингли получил из
классической древности, принимая в себя глубоко их нравственные
идеи. Он смотрел преимущественно на нравственную, а не на
догматическую сторону <Реформации>, тогда как для Лютера
нравственность имела второстепенное значение. Цвингли вел жизнь
деятельную, боевую, ибо служил полковым проповедником при
швейцарских наемниках в Италии и участвовал во всех их
великих битвах. Короткое знакомство с итальянцами усилило* в нем
прежнее направлениед. В 1518 г. в Швейцарии доминиканец Сам-
соп Бернгард (Samson) проповедовал индульгенции. <Он был не
лучше Тецеля). Против него выступил Цвингли. Цюрихский
городовой совет оказал Цвингли, свящонпику в Цюрихе, деятельное
покровительство. В скором времени Цвингли сделался средоточием
всего этого движения, но он дал ему характер более обширный и
многосторонний. Цвингли не остановился только на преобразовании
догматов и отрицаний злоупотреблений католицизма. Он требовал
■-■ Там же: первая визитация повых протестантских церквей (л. 68 об.).
г Там же далее: с Лютером (л. 68 об.).
* наставпик Германии (лаг.).
д-д Б II далее: увеличило его страсть к древним (л. 68 об.),
7*
100 Лекции 1849/50 г.
перемены нравов и вместе с тем перемену политическую. Он
восстал против швейцарского патрициата и продажпости швейцарских
отрядов. Он навлек этим на себя еще более ненависти, чем
Лютер. Весь швейцарский патрициат стал его противником, но Цвинг-
ли держался бодро и смело.
В самой Германии Реформация распространялась
преимущественно в имперских городах, где богатое, просвещенное среднее
сословие недовольное было начальниками-туземцамие. Ландграф-
ство Гессенское, часть Мекленбурга, некоторая часть Силезии,
Саксония, владения Франконии, здесь везде сильно пустила корни
Реформация. Но самым замечательным фактом в этом отношении
было отложение Прусского ордена. За три столетия до того
Немецкий орден, основанный в конце XII в. в Палестине, переселился
в Пруссию, еще языческую, по предложению польских князейт.
Но Польша нажила в нем беспокойного и опасного соседа.
Покончив дела с пруссами, орден вступил в войну с Польшей. В XV
столетии орден не мог уже держаться против Польши. Дело в
том, что орден этот не соответствовал более духу времени и
Германия мало помогала ему. Собственная Пруссия принадлежала
ордену, во главе которого был гроссмейстер из знатнейшей фамилии
Германии. Но во владениях ордена были уже сильные
оппозиционные элементы, во-первых, горожане, большей частью выходцы
из Германии; промышленные, торговые, они тяготились
притязаниями этих рыцарей-монахова. Еще во второй половипе XV
столетия гроссмейстеры беспрестанно взывают к Германии, требуя
помощи, но им ответа не было, крестовогои похода не было и.
Орден должен был держаться своими силами и нанимать наемников
вести войну с Польшей. В таких обстоятельствах застала
Реформация Немецкий орден.
В 1523 г. католический епископ в городе Кенигсберге перешел
к протестантизму. В 25 г. гроссмейстер ордена перешел к
протестантству, провозгласил владения ордена светскими, а себя
герцогом. Орден был уничтожен, большая часть рыцарей охотно
согласилась на это дело. Другие переселились в Германию. Там
уцелели несколько братии Немецкого ордена, которого гроссмейстер
жил <в Мергентгейме). Но со стороны императора было сделана
несколько возражений против Альбрехта Бранденбургского. Карл
произнес над ним даже опалу государственную, но прусский герцог
•~в Там же: принимало ее с радостью, ибо давно уже враждовало с
духовенством католическим (л. 69).
ж Там же далее: и завоевал Пруссию (л. 69).
8 Там же далее: Во время последней войпы с Польшей, кончившейся Торп-
ским миром, часть горожан явно помогала Польше. Потом было уже земское4
дворянство, из перешедших в Пруссию дворянских фамилий немецких, которые
стали враждебно против ордена (л. 69).
и"и Там же: охоты к новому крестовому походу не было; да и причин по
было удержать существование ордена, которому грозила католическая же,,
христианская держава (д. 69).
Лекции 1849150 г.
101
все-таки остался <ленником> Польши и дома Гогенцоллернского.
Примеру его последовал Плеттенберг % в Курляндии и т. п., так
что, несмотря на все препятствия, Реформация распространялась
быстро и получила политическое значение. Дело шло уже не о
монахе Лютере, а о могущественных княжествах. И надо сказать, что
в тех землях, где утверждалась Реформация, власть князей сильно
усиливалась. Во-первых, князь становился уже главою областного
духовенства, доселе оно зависело от папы, хотя часто ему
противилась. Во-вторых, князья отобрали значительную часть имения
у духовенства католического или капитулов. Конечно, Лютер и
другие проповедники смотрели на это иначе; желая отобрать
имения монахов, они хотели употребить их на заведение школ и т. п.
Князья же главным образом употребляли их на свои дела. Места
прежних епископов замещаемы были суперинтендантами, которым
поручаем был надзор за обязанностями" пасторов; они назначались
прямо князьями, а не папой. Одним словом, выгоды светской
власти от Реформации были очевидныл. Неприязненные отношения
императора к Реформации, беспрестанно понуждаемого папою
Адрианом VI к исполнению Вормского приговора против Лютера,
заставляли протестантских князей думать о мерах к защите. Они
составили Торгауский союз (Torgau. Май 1526), к нему
приступили некоторые немецкие города; но общего сейма еще не было.
Хотя в 26 г. и был сейм в Шпейере, однако Лютер отозвался, что
на нем, по немецкому обычаю, много пили, но ничего не делали.
Зато события внешней политики принимали такой оборот, который
не мог не обнаружить влияния на внутренний быт.
Мы видели, что до 1520 г. на главных престолах сидели три
юноши. Самое положение их владений, наследственные притязания
па области итальянские и часть французских владений поставили
Франца во враждебные отношения к Карлу, но когда Карл
сделался императором, земли Францева противника облегали его
земли, кроме моря. Война между ними была неизбежна, и тот и
другой готовились, стараясь привлечь на свою сторону Генриха [VIII].
В 20-е годы Генрих приехал во Францию <для свидания с
Францем), оба государя высказали один перед другим богатство свое
и великолепие, упражнялись в рыцарских играх, но существенного
ничего не было сделано, они разъехались после взаимных уверений
в дружбе. Посещение Карла в Англию было, кажется, успешнее;
если не на Генриха, то на кардинала Вольсея произвело оно
большое впечатление. Кардинал Вольсей был сын мясника,
образованием обративший внимание короля в 20 г., был кардиналом,
получал пенсион от всех европейских государей, был канцлером. Карл
склонил его в свою пользу денежными подарками и обещаниями.
к Там же: нравами и образованием (л. 69 об.).
п Там же далее: и можно смело сказать, что эти выгоды, а пе внутренние
убеждения, обратили князей к Реформации (л. 69 об.).
102 Лекции 1849/50 г.
Война обнаружилась в 1521 г. Виновником разрыва был сам Франц,
воспоминание Мариньянскои победы давало ему некоторую
самоуверенность. В 21 году войска французов потерпели значительное
поражение. Франц показал неспособность вести хорошо
продолжавшуюся войну. Полководцы его жили без денег. Он давал им
самые сбивчивые и неудачные предписания. Союз его с папой
рушился смертью Льва X; на место его был избран из партии,
враждебной французам, Адриан VI, бывший учитель Карла и
наместник его в Испании. <Личность этого напы осталась не без
влияния на судьбы Реформации). Адриан VI мог противопоставить
обвинениям противников*1 безукоризненную личность и строгое
соблюдение обязанностей. Его нельзя было упрекпуть в блестящих
качествах, которые н наводили соблазн в Льве X н. Он был папа
строгий, вполне убежденный в необходимости реформации в
католицизме и негодовавший на Лютера <только> за смелое отпадение
от церкви. Когда он приехал в Рим, он произвел неблагоприятное
впечатление на итальянское духовенство. Нравы духовенства при
Льве X получили характер, резко отпечатлевавший век и
правление. <Папы лично присутствовали при театральных
представлениях). При папе давали Мандрагору Макиавелли7, пьесу, не совсем
благопристойную, он был покровителем искусств, кардиналы ему
подражали, о церкви они мало заботились. Один кардинал писал,
что он не читает посланий Павла, чтобы не испортить языка,
привыкши к классической древности. Адриан VI лишен был понимания
искусства, господствовавшего в Италии. Когда ему в Риме начали
показывать сокровища искусства, он не показал должного
уважения к ним. Относительно многих памятников он выразился грубо,
он нашел здесь остатки грешного язычества, сказав, что их не
должно показывать народу. Художники и поэты стали тотчас
врагами папы, а между тем действительно нельзя было не положить
границ тому, что делалось в Риме. Несколько юношей, по
языческому обычаю, вывели увенчанного вола и заклали в жертву Зевсу.
Здесь все было исполнено языческих обрядов, <таким образом, папа
должен был бороться, с одной стороны, в самом Риме с друзьями
язычества, с другой — с Реформацией). Папа умер после
трехлетнего правления с сокрушением сердца, навлекши неприязнь и
католической итальянской партии, и лютеранской.
м Там же: протестаптов (л. 70).
н_н Там же: которые становились недостатками в лице папы и приводили
в соблазн (л. 70).
[Лекция 22] 15 декабря
Мы видели, в каком отношении находился папа к императору
Карлу, когда началась война между Францем и Карлом.
Адриан VI, бывший наставник Карла, сидел на престоле. Папа
заслужил своей личностью полное уважение, но не в пору сел он па
Лекции 1849/50 г.
103
кафедру; ему недоставало многих необходимых условий. Итальяп-
цы невзлюбили его за аскетическую нелюбовь к искусству;
реформаторской партии он не привлек к себе, ибо допускал возможность
преобразования только в недрах католицизма. Войпа при
неблагоприятных для Франции условиях началась. Император опирался
на папу, на Южную Италию; брат его Фердинанд стоял во главе
австрийских владений; императорскими войсками
предводительствовали лучшие полководцы того времени, когда начался новый
способ войны, где немного значила личная храбрость; это были
испанцы, часто итальянцы. В подробности этой войны мы не
войдем. Впрочем, она уже по самому характеру представляет тот же
род драматической занимательности, как вообще итальянские
войны. Мы видели начатки нового военного искусства и отходившее
время рыцарства. В 1523 году императорские войска едва не
ворвались во Францию, там совершалось событие, которое могло иметь
роковые последствия. Между вельможами Франца I не было ни
одного, который стоял бы наряду с коннетаблем Карлом Бурбоном.
Он был родственником королевской фамилии, браком с Сусанной
Бурбон, сестрою Карла VIII1, он получил огромные земли в самой
средине Франции. Ему принадлежали многие крепости, он имел
свое войско, двор, сверх того занимал высшие должности после
короля. Личные его способности соответствовали высокому
положению* В битве Марииьянской значительную часть славы и
успехов приписывали ему. Но когда у него умерла супруга, на него
обратила внимание Луиза Савойская, мать Франца, хотевшая
выйти замуж за него. Карл, который будучи моложе ее, отказался.
Вследствие этого была распря, перешедшая в процесс; Луиза
стала требовать наследства супруги Карла; в парламенте королевское
влияние давало перевес Луизе, Франц, впрочем, неохотно смотрел
на это и хотел мать отклонить от процесса.
Уже в конце 22 г. союзники, Генрих VIII и Карл V,
обратились с предложением к коннетаблю Бурбон. Они поставили на вид
ему его могущество и обиды и утраты, они предложили ему
разделить королевство Франции. Генрих VIII выговорил себе
Северную Францию, Карл V — бывшие земли бургундские и еще
несколько земель среди Франции; коннетаблю с титулом короля
предоставлялась Южная Франция, Аквитания. Этот замысел был
тем опаснее, что военные дела Франца шли плохо; королем были
многие недовольны, особенно матерью его. К счастью для Франца,
он узнал о замысле. В 23 г. коннетабль, видя, что его замыслы
открыты, бежал. Франц послал за ним вдогонку с предложением
кончить процесс и помириться. Карл, однако, не вернулся, явился
в стан императора без войска, с небольшой свитою двора, но
принес с собой свое имя и дарования. Первым делом его был поход
в Южную Францию. Он обещал союзным монархам, что они не
встретят там сопротивления, что его имя достаточно, чтобы
отворить ему ворота Южной Франции; Северная Италия была уже
104
Лекции 1849/50 г.
совершенно в руках императора. Французы были разбиты при Би-
коке, в битве, которую хотели дать швейцарцы поскорее;
французский полководец Боннивет (1524) должен был дать сражение, и при
отступлении погиб Баярд, рыцарь без страха и упрека2. Плохой
полководец, по блистательно образованный в рыцарских доблестях,
когда рыцарство стало уже чем-то чуждым современным нравам.
В 24 г. императорские войска вступили в Южную Францию.
Но обещания Бурбона не исполнились. Город Марсель
противопоставил самое упорное сопротивление, они должны были снять
осаду. Франц мог считать себя победителем. Императорские войска
много потерпели от недостатка припасов. Армия Карла рассеялась
почти вся на дороге, остатки ее заперлись в Павии в начале 1525 г.;
здесь обложил ее Франц, и если бы он был сам лучшим
полководцем или имел бы лучших полководцев, то, конечно, участь
Италии могла бы снова измениться. Но Франц дал возможность
подступить 12 000 немецких ландскнехтов; мало того, он принял
сражение при неблагоприятных условиях. Он превосходил своими
силами императора, войска его были в отличном состоянии, и
особенно артиллерия, но он и французские дворяне не отвыкли от
рыцарских войн: они поступили так, что французская артиллерия
стреляла в своих. Они не составили никакого плана сражения.
Между тем как Пескара, Фрундсберг, Лейва и коннетабль Бурбон
воевали ученым образом. Французы потеряли более 10 000
человек, сам Франц был взят в плен в феврале 1525 г. Можно,
наверное, сказать, что известие о Павийской победе нанесло более
ужаса, чем радости союзникам. Такого успеха не ждал Генрих VIII;
на папском престоле сидел тогда Климент VII из дома Медичисов.
И папа, и английский король были поражены таким решительным
успехом, доставившим Испании полный перевес.
Во Франции были приняты отчаянные меры, Луиза укрепляла
Париж, но до этого не дошло. Франц был отведен в Мадрид,
содержался под довольно строгим надзором около году. Такое
заточение не могло не иметь влияние на государя, привыкшего
к веселой и военной жизни; предложили мир; условия Карла были
тягостны, Франц должен был отказаться от всех притязаний на
Милан, на другие государства Италии и должен был отдать Карлу
все герцогство Бургундское, все остатки бургундского наследия,
по-видимому. Все долгие труды Людвига XI и войны Карла VIII
и Людвига XII явились потерянными для Франции. Отдавая
Бургундию Карлу, Франц впускал врага в самое сердце Франции,
с этим оканчивалась его самостоятельность. Тем не менее Франц
подписал договор, хотя протестовал против него тут же, против
некоторых служителей, говоря, что акт был вырван у него силой *.
Другими статьями Мадридского договора условлено было, что
Франц женится на сестре Карла, вдовствующей королеве порту-
* 1526 г.
Лекции 1849/50 е.
Ю5
гальской Элеоноре, и в обеспечение договора отдаст своих двух
сыновей от первого брака заложниками. [В] 26 г. Франц был
освобожден. Он обратился во Францию; ни Генрих, ни папа не
думали уже помогать Карлу, они думали о том, кто бы остановил
его могущество. Можно сказать, что события шли независимо от
воли главных деятелей, неожиданно даже для тех людей, которые
были одарены особенно проницательной политикой. Театром этих
странных событий была Италия. Мы видели, какие обещания были
даны коннетаблю, когда Павийская битва была выиграна; он
требовал исполнения условий. Карл колебался, он понимал, что
вторжение во Францию вовлечет его в новые войны с Англией. Он
уклонялся. По другим предположениям — достоверных фактов мы
не имеем — у Карла был другой замысел, он хотел завладеть
Францией один. Чтобы наградить коннетабля, он назначил конпетабля
начальником войск в Северной Италии, назначение почетное, но
и доставлявшее большие трудности "и опасности. Карл отдал кон-
нетаблю край, разоренный войной, отдал войско, составленное из
наемников, которым нечем было платить жалованье. Одним словом,
отдал те силы, которые были более опасны Испании, нежели
полезны.
В 26 г коннетабль еще удерживал своих солдат в повиновении,
обещая им огромные контрибуции с герцогства Миланского. Но
ропот возрастал, к концу 26 года коннетабль принял другую систему,
он решился действовать сам, от себя, решился заменить
королевство во Франции королевством в Италии. Он писал Карлу, что
не в силах удержать наемников, что опи хотят идти на Рим.
Этому донесению противоречили иные факты, он приглашал из
Германии новых ландскнехтов и протестантов. Опытный вождь
ландскнехтов Георг Фрундсберг, бывший в Вормсе на соборе 3, привел
большой отряд и привез с собой золотую цепь, па которой хотел
повесить папу; ландскнехты шли с угрозами, их звал знаменитый
полководец, они знали, за что будут воевать. В начале 27 г.
коннетабль двинулся к Риму, он все еще уверял, что идет поневоле;
но его влияние было велико, он шел не в качестве полководца
Карлова, а как куниг средневековых народов; он хотел завоевать
Среднюю и Южную Италию и мечтал о королевском венце
Италии. Климент VII трепетал в Риме, папская армия шла рядом с
коннетаблем, но не могла решиться на битву; неаполитанцы также
не смели биться. В первых числах мая 1527 г. дружина Бурбона
обложила Рим, он не стал тратить время и решился взять город
приступом. Рано начался приступ, коннетабль один из первых
взошел на стену и один из первых был убит. Смерть его скрыли на
первое время, через час она сделалась известной, но город был уже
в руках наемников.
Со времен вандальского нашествия Рим не был под такой
бедою. Католики и протестанты равно грабили церкви и совершали
бесчинства. Огромные богатства, памятники искусства — все было
106
Лекции 1849150 г.
расхищено; па улицах происходили страшные пародии
католического богослужения; ландскнехты, одетые в облачение папы и
кардинала, ходили по улицам. Принц Оранский, заступивший
место коннетабля, не имел большого влияния. Одним словом, войско
грабило в Риме, сколько хотело. Когда Карл получил известие об
этом, он велел служить молебны о спасении папы. Папа сидел в
башне Ангела, он должен был выдать огромные суммы солдатам
и потом бежал оттуда. Армия, взявшая Рим, почти вся погибла.
Образ жизни, который они вели в продолжение нескольких недель
в Риме, произвел болезни, потом они, обогатившись, начали
поодиночке возвращаться домой, на дороге их били и грабили жители.
Эта огромная армия исчезла, не оставив никакого следа, кроме
воспоминаний о грабеже. Но Франц в свою очередь воспользовался
этими событиями и объявил, что он не может исполнить условий
Мадридского мира. Известно, как Франц поступил с парламентом
касательно конкордата с Львом X4. Но теперь он возвратился к
парламенту с вопросом, имеет ли право король без согласия
парламента уступить одну из областей Франции. Парламент понял
смысл вопроса, отвечал отрицательно, и Франц отозвался, что он
не может, не нарушая основных законов, исполнить договор и
потому предлагает императору значительную сумму взамен
Бургундии. В 27 г. начались опять военные действия. На этот раз Генрих
не вмешивался, а скорей держал сторону Франции, папа был па
его стороне; французские войска дошли до Неаполя, обе стороны
хотели мира, и составился Дамский мир, заключенный Луизою
Савойскою и теткою Карла Маргаритою в Камбрэ (1529). Франц
отказался от императорских владений, сохранил Бургундию и
сыновей и вступил в брак с сестрою Карла V Элеонорою
Португальскою. Карл лично прибыл в Италию. Между палой и им утверждеп
был союз. Папа Климент VII не походил на своих
предшественников; для него вопросы религиозные подчинялись вопросам
политическим; ниже Льва X в талантах и Адриана — в нравственном
отношении, он был представителем вероломной политики, которой
отличались тогда итальянские князья; он переходил с одной
стороны на другую, теперь показался ему выгоднее союз с
императором, и он перешел в 29 [году]. Мы увидим, как дорого заплатила
Италия за этот союз.
Л[екция 23] 17 декабря
Мы говорили о Камбрейском мире, заключенном в 1529 г., но
еще прежде Камбрейского мира между Карлом и Климентом VII
начались сближения. Климент решительно перешел на сторону
императора, когда тот обещал восстановить Флоренцию, снова
изгнавшую Медичисов. Климент был сам Медичис; Флоренция была
занята императорскими войсками. Дом Медичисов утвердился на
престоле Флоренции. Но между этими Медичисами уже не было
тех великих людей, как в XV столетии. Великая роль Флоренции
Лекции 1849/50 г.
107
в Италии и в целой Европе прошла; она жила своими
воспоминаниями, но деятельного участия и влияния не обнарузкивала более.
Между тем водворение мира дало возможность Карлу обратить
больше внимания на Реформацию. В 29 г. он созвал сейм в IÛneiie-
ре; на него явились князья католической партии. Они составили
приговор сейма, по которому дальнейшее распространение
протестантского учения было запрещено под страхом наказания.
Постановления Вормского сейма, дотоле недействительные, хотя были на-
нохпзнаемы, решено было привести в исполнение. Между тем в
промежуток восьми годов между этими сеймами в Германии
каждый князь свободно переходил от одной религии к другой: cujus
regio, ejus religio *, так что не было препятствия к таким
переходам; вследствие нового решения это было запрещено. Но
протестантские князья не остались праздными при этом; они, собствеппо,
протестовали еще во время caMorq сейма. 14 городов имперских
заключили союз и говорили, что в случае нужды надо действовать
силой; только Лютер и Меланхтоп настаивали на мире. Лютер
проповедовал начало безусловной покорности воле императора; он
говорил, что церковь и учение можно защищать только .оружием
духовным: «будем молиться, будем ждать, что господь смягчит
сердце императора и откроет свет ему».
В 1530 г. собрался большой сейм в Аугсбурге, съехались князья,
протестантские и католические. Протестанты подняли знаменем
протестантства сочинения Меланхтона1: опи содержали все учение
протестантства, по возможности сближаемое с католицизмом. Что
касается до догматов, то Лютер и его проповедпики ставили выше
всего начало благодати; а обряды и формы ни к чему не вели.
Из таинств они признали только два: крещение и причащение,
которому должно предшествовать покаяние и разрешение грехов,
но оно достаточно без предварительной исповеди. В учении самом
о причастии Лютер по возможности держится близко
католического учения, хотя в начале о пресуществлении не совсем сходится.
Касательно внешних форм он отменил латинские обряды и ввел
народный язык; ввел в церковь песни особого рода поэзии,
исключительно религиозного; ему обязана протестантская Германия
лучшими песнями; здесь религия движется в народе, часть этих
церковных песен положена на музыку, взятую из народных песеп;
в 30 г. Лютер написал знаменитую песнь Gottenlied **. Множество
обрядов, употребительных в западной церкви, было отменено; в
положении духовенства произошла великая перемена. Церковь
перешла в зависимость от светской власти; но Лютер учил, что между
богом и людьми нет другого посредника, кроме И[исуса] Христа.
Священники перестали быть посредниками между мирянами и
богом; они назначались от светской власти или избирались общипа-
* чья власть, того и вера (лат.).
** Божественное песнопение (нем.).
108
Лекции 1849/50 г.
ми. На протестацию, поданную в Аугсбурге, которая была еще
прежде подаваема в Италию, отвечали доктор Иоганн Экк и Кох-
лей2. Возражения эти вышли весьма неудачны, между
католическими учеными были люди, которые могли бы сделать это дело
с большим успехом. Протестантство явно могло восторжествовать
над слабыми аргументами противников. Но дело шло не об
убеждении, большая часть католических князей приехала с готовыми
мнениями; требовала, чтобы протестантство было отвергнуто и на
договоре означены рубрики его красными кровавыми чернилами.
По-видимому, торжество католицизма было несомненно, особенно,
если взглянуть на разрыв между разными партиями
протестантов.
Мы видели действия Цвингли в Швейцарии, они шли быстро,
с великим успехом; он обратился не к одной религии, но к
патриотизму и нравственному чувству. Только 5 кантонов остались
чистыми: Швиц, Унтервальден, Ури, Цуг и Люцерн. Эти кантоны,
которым принадлежало основание Швейцарского союза и первое
политическое бытие, славились особенно мужеством своих
жителей. Они имели влияние на дела союза вследствие услуг, какие
оказали прежде целой Швейцарии, не утратив простого характера
жителей. Разумеется, здесь католицизм пустил глубокие корпи,
католические священники имели огромное влияние на умы;
средние века доселе сохранились в этих кантонах, старые доблести
и старые недостатки швейцарцев. В этих кантонах до пашего
времени не отменена пытка. Они-то противопоставили особенно
деятельное сопротивление Цвингли. Победители Австрийского дома
заключили тесный союз с ними против Реформации. Но не одно
религиозное убеждение было тут. Мы сказали, что из этих
кантонов выходили самые храбрые воипы швейцарских дружин.
Цвингли противостоял этой системе и нажил в них личных
непримиримых врагов. Впрочем, в Цюрихе влияние его было могущественно.
Бернский кантон, самый могущественный, несмотря на
сопротивление аристократии, принял Реформацию; также другие города,
с характером более практическим. С другой стороны, они здесь еще
более уклонились от католических догматов, чем Лютер. Цвингли
принял таинство причащения только в смысле воспоминания
Спасителя. Когда в 1530 г. Лютер подал свою протестацию, четыре
города имперских подали другую 8, написанную на основании
учения Цвингли. Лютер объявил, что эта протестация не касается их«
Между обоими реформаторами пытались их друзья устроить
примирение, попытка была неудачной. Цвингли готов был на
некоторые уступки, со слезами протягивал руку Лютеру, но Лютер
остался непреклонен4. Для него чистота догмата стояла всего
выше, и [он] произнес даже строгий приговор над учением Цвингли.
Но желание Лютера удержать покорность императору не могло
удержать кпязей.
В 31 г, опи собрались в Шмалькальдене и заключили первый
Лекции 1849(50 #.
109
Шмалькальдепский мир, обязавшись защищаться здесь силою
против католицизма. Главами союза были Филипп Гессенский и кур-
фирст Иоанн Саксонский, самые могущественные из
протестантских князей. К счастью, император был занят опять внешней
политикой и не мог употребить против них сил своих. Мы видели,
что Карл, получив наследство Фердинанда Католика и Максими-
лиапа Германского, вверил управление австрийскими землями
младшему брату Фердинанду. В 1526 г. король венгерский и
чешский Людвиг II погиб в сражении против турок при Могаче (Мо-
Ьас). Фердинанд объявил притязания на престол, ему помогала
вдова Людвига, родная сестра его королева Мария. Богемия,
Моравия, Лузация признали его королем. В Венгрии провозгласили
королем Иоанна Заполню (Zapolya), воеводу Седмиградского.
Изгнанный, он искал помощи у турок. На престоле сидел тогда
последний великий султан Солиман Великий *; он выгнал войско
Фердинанда из Венгрии и осадил "самую Вену. Лютер обратился
с красноречивым воззванием, просил забыть споры и помнить, что
угрожало христианству5. Война продолжалась; союз
Шмалькальдепский мог быть опасен императору в такую минуту, когда ему
следовало бороться с Турцией и Венгрией и оправдать
одностороннее в назначение Фердинанда королем немецким. Со стороны
Швейцарии ему грозила меньшая опасность: деятельность Цвингли
кончилась. В 31 г. лесные и горные кантоны объявили войну другим;
]>срн, дотоле ревностный защитник протестантства, из зависти к
Цюриху пе подал ему помощи, вся тяжесть пала на один Цюрих.
Это был героический век города, напоминавший античные времена.
2000 горожан под пачальством Цвингли выступили в поход,
Цвингли не надеялся на победу, надеялся па благородное великое дело.
При Каппеле (Kappel) сошлись щорихцы и противники их, тех
было вчетверо, бились до последнего человека, немногие из пих
остались живы: в числе убитых был сам Цвингли. Даже враги
его не могли отказать ему в уважении и некоторые — в слезах.
Таких граждан было немного в Швейцарии. Дело Реформации в
Швейцарии казалось проигранным. Хотя мы увидим здесь нового
реформатора, более последовательного и счастливого, именно
Иоанна Кальвина, по политическое значение, которое дал Реформации
Цвингли, погибло. Может быть, эта-то победа католического
начала и сделала католических князей уступчивее в Германии; они
надеялись впоследствии легче управиться.
В 1532 г. состоялся Нюрнбергский религиозный мир; им
предоставлено было беспрепятственное исправление религии. Католики
обещали не тревожить протестантов, протестанты — католиков.
Надо было обратить общие силы народа против Турции. В самом
деле, появление многочисленной и стройпой армии заставило
турок отступить из Венгрии.
* Магомед II, Баязет II, Селим I, Солиман I.
но
Лекции 1849150 г.
Внешний враг был отражен, религиозный мир утвержден, но
на прочность его никто не надеялся. Воина была очевидна; если
посмотрим на политические обстоятельства этого времепи, мы это
увидим. Начнем с Франции. Франц I после возврата из Мадрида
старался загладить военные неудачи великолепным
покровительством наукам и искусствам, он начинает во Франции век
возрождения древнего искусства. В своих политических идеях оп
руководствовался политическими интересами; он заключил союз с
турками, следуя макиавелльскому началу, он поставил вопросы
политические выше религиозных. В Германии Франц, как у себя,,
не терпел протестантского движения, но держал в Германии
сторону протестантов и поощрял начатые военные действия против
Карла. Еще запутаннее дела были в Англии; доселе Генрих VIII
руководился советами Вольсея; Вольсей стоял на высшей ступепи»
не нося царственного венца. Но его могущество клонилось к
концу, он держался только личными отношениями к королю, уступая
его требованиям. Вдруг и он должен был выразить сопротивление.
Король был женат с 18 лет на родной своей тетке \ По-видимому»
оп горячо любил ее в первые годы, хотя она была старше его; по
потом эта любовь охладела, в начале 20-х годов он показал
внимание Анне Болен, привезенной из Парижа, отличавшейся
грациозными формами и добродетелью. Короля начали мучить угрызения
совести, он сомневался в правах на брак с теткой, несмотря на то,.
что он был разрешен папой, и жил оп с Екатериной много лет. Он
открылся Вольсею, тот был отчасти готов, он надеялся склонить
короля на новый брак, но отнюдь не на Анне Болен, думая об
одной французской принцессе или сестре Франца Маргарите, или
дочери Людвига XII Ренате. С великолепным посольством
отправился он во Францию; он думал, что, если Франц даст согласие»
папа согласится па развод. Надежда Вольсея не сбылась. Во время
его поездки король обнаружил намерение решительное жениться
на Анне Болен, и дело пошло о разводе. Отсюда развились самые
важные отношения Англии и отделение Англии от папского
престола.
Л[екция 24] 19 генваря
Мы видели, в каком состоянии находились религиозные партии
в Европе после Нюрнбергского мира, заключенного между
немецкими католиками и протестантами (1532 г.). Этим миром не
заканчивалась, но только сдерживалась враждебная деятельность с
обеих сторон. В Германии новое учение брало верх над старой
религиозной системой; но с этим учением соединились не одни
внутренние духовные побуждения, а и корыстные расчеты
немецких князей, извлекавших свои выгоды из отнятия церковных
имений и усиливавших свое могущество отторжением местного
духовенства от папской власти. Но несмотря на мир Нюрнбергский»
Лекции 1849150 е.
Hl
всякому мыслящему человеку тогдашнего времени было ясно, что
сближение и примирение между католиками и протестантами с
каждым днем становилось невозможнее. Задача, которая еще могла
быть решена на Вормсском сейме, в 21 году, приняла другой
характер в 32 году. Обе стороны теперь ожесточились; явились
передовые партии, перед которыми побледнели первые вожди
движения. Лютер подвергся упреку в слабости со стороны
собственных приверженцев, и надо сказать, что этот упрек был справедлив
с логической стороны: он не оправдал тех ожиданий, с которыми
его приняли люди с умом более последовательным и крепким.
О другой стороны, между католиками образовалась суровая
партия, не хотевшая слышать не только о примирении с
протестантами, но и о той внутренней реформе, реформе в недрах самого
католицизма, которой требовали многие великие умы, которой требо-
иания выразились на соборах Констанцском и Базельском. Бели
лш прибавим к этим теоретическим" разноречиям все те временные
частные политические цели, которые соединялись с ними, то мы
получим понятие о трудности эпохи, в которую пришлось жить
людям XVI столетия.
Из великих3 государств Европы только одна Испания
определила ясно свои отношепия к б Реформации. Карл I, человек
великого ума и образованности в, хотел сначала стать во главе умеренной
религиозной партии, которая отвергала требованияг
протестантской партии, хотевшей окончательного разрыва с католицизмом,
и равно чужда была крайнему упорству католической партии; он
хотел образовать партию новую, из умеренных и благоразумных
людей, и хотел ей дать большую силу пред партиями крайними.
Но такие замыслы редко удаются; такими партиями обыкновенно
только заканчивается движение, когда обе стороны бывают уже
утомлены и соглашаются на взаимную сделку, не одобряемую,
впрочем, внутренним голосом. Карл слишком рано задумал о
составлении такой партии. Он мог усмотреть бесплодность своих
стремлений из того сопротивления, которое он встретил равно и
со стороны католиков и протестантов; он стоял почти один с
весьма немногими; к концу жизни он решительно примыкает уже к
строгой партии католицизма. Повторяем: одна только Испания
обозначала ясно свои отношения к современным движениям.
В Англии молодой король, увлеченный личной страстью,
разрывал союз с папой. Но это было делом одной прихоти, увлечения:
трудно было сказать, чем кончится своенравная попытка
Генриха VIII, хотевшего занять неудержимое среднее место между
протестантами и католиками.
а Написано вместо зачерпнутого: всех.
G Далее зачеркнуто: современным обстоятельством.
в Далее зачеркнуто: каким он показал себя впоследствии.
г Далее зачеркнуто: крайней.
112
Лекции 1849/50 t.
При Франце I Франция не разрывала союза с папством, not
оказывая все внешние признаки почтения к нему и покорности,
она в то же время ласкала протестантов и льстила им; она
смотрела на них более как на политическую, чем па религиозную,
партию. Мало того, Франц соединился с самым опасным врагом
христианской Европы, турецким султаном Солиманом I.
Мы сказали выше, что вскоре после Камбрейского мира (1529 г.)
Карл V прибыл в Италию; он провел здесь несколько лет.
Государь, дотоле почти праздный, мало подававший поводов к разговору
о себе, правивший чрез своих наместников, выигрывавший победы
посредством своих полководцев, он выступает теперь на
политическое поприще и с первых шагов обличает искусного, хитрого и
смелого государя. Он искусно воспользовался положением папы ir
умел отделить в нем главу церкви от итальянского князя: главе
католицизма он обещал свое содействие, итальянскому князю,
члену фамилии Медичисов, доставил он Флоренцию. Но между папой
и им возник вопрос, который в свою очередь поставил папу в
весьма затруднительное положение, это был вопрос о разводе
Генриха VIII с Екатериной Арагонской. Папа, как видно из всех
документов, сохраненных нам *, готов был согласиться на требование
Генриха VIII, ибо предвидел, что при упорстве и страстном
характере последнего ему трудно будет удержать порыв свой, но ou но
мог уступить этим соображениям вследствие влияния Карла V;
Карл был племянником Екатерины и смотрел на это дело не только
как на дело фамильное, но как на дело, важное для всего
католического мира. Потому политика Климента VII в этом деле
ознаменована каким-то нерешительным характером от 30-го до 34-го
года, когда обнаружился окончательный разрыв.
В самом деле, Карл V хотел доставить католическим началам
всю славу и перевес услуг перед протестантством, еще не
ознаменовавшим себя подвигами в пользу европейских государств. В
конце XV столетия Южная Европа страдала много от магометанских
корсаров. В начале XVI столетия на северных берегах Африки
основываются магометанские кпяжества, собранные из разбойниковг
торгующих добычей, отнятой у христиан, особенно рабами; un
рынках восточных стали являться в огромном количестве люди,
забранные пиратами в Испании, с берегов Южной Франции и
Южной Италии. Особенно между этими пиратами славился
Барбаросса 2, как говорили,— итальянский ренегат, которому турецкий сул-
тап не раз вверял флот свой. В 1535 г. Карл обратил свое оружие
против Туниса. Это был блестящий, с целью общей пользы прел-
принятый поход. Император подал в сражении пример личного
мужества: Тунис был взят, 20 тысяч христиан были освобождены
из тяжкого рабства.
По возвращении оттуда Карл начал готовиться к повой воине
с Франциею; поводом было следующее. Франц объявил снова
притязания на герцогство Милан, которым овладел оп еще в начале
Лекции 1849/50 г.
ИЗ
своего царствования и который вырвала у него только неудача
вследствие противодействия Карла; Карл отдал герцогство
Францу II Сфорца: этот умер бездетным. Тогда Франц снова потребовал
себе Милан. Карл хотел его удержать за собой как выморочное
леио империи. В ожидании борьбы, неминуемо имевшей
последовать, Франц вошел в сношение с турецким султаном. Это время
было эпохой самого высокого развития турецкого могущества в
Европе; янычары составляли еще лучшую пехоту, турецкая
конница еще не утратила своей славы; па престоле сидел один из
величайших султанов. Такое положение Турции имело великое
значение при тогдашнем состоянии Европы. Солиман был самый
даровитый из преемников Магомеда II. Правда, что, несмотря на то,
при нем начинается ослабление турецкого могущества. Янычары
при нем приобрели право вступать в брак и потеряли свой
прежний фанатический характер; великие визири получили при нем
большее значение; сам султан подал первый пример не личного
предводительства войском: это все должно было оказать великое
влияние на расстройство турецкого государства. Но в эту эпоху,
о которой идет речь, в 35 году никто не мог заметить этого влия-
пия, и союз Франца с Турцией был бедственным для Европы.
В начале 1536 года император торжественно в Риме, в
присутствии папы и кардиналов, изложил причины, побуждавшие его к
воине против врага христианства, каким оказал себя Франц,
соединившийся с Турцией. Летом того же года, 25 июля, Карл перешел
реку Вар и вступил в Прованс. Он вел многочисленную, одну из
лучших армий XVI столетия; надежды его были великие, он
надеялся на завоевание самой Франции. Франц понял грозившую
ему опасность и прибегнул к страшному средству. Прованс был
совершенно разорен самими французами; самая столица его Э [кс]
была сожжена, поля опустошены, все запасы повсюду истреблены.
Императорская армия, вступив в этот цветущий »рай, где она
надеялась встретить полное продовольствие, нашла страшную
пустыню. Город Марсель оказал имперским войскам вторичное
сопротивление. Между тем французская армия стояла в укрепленном
лагере близ Авиньона под начальством коннетабля Монморанси и
смотрела па трудные и бесплодные движения Карлова войска. Голод
и болезни заставили, наконец, Карла отступить. 25 сентября он
повел назад свою армию, в которой убыло более половины. Но
война тяпулась еще до 38 года. Турки прямо помогали Франции.
Барбаросса с турецким флотом явился у Южной Франции и заодно
с французской эскадрой грабил берега Южной Италии. Ропот был
всеобщий; даже враги Карла V стыдились политики Франца.
Напрасно государственные люди, стоявшие во главе
французской политики, старались оправдать ее действия. В этом
отношении замечательна речь французского посла в Венеции, епископа
Моклюка3. Он играл тогда одну из главнейших ролей в
государстве но своему уму и образованности; но оп не был воспитанник
8 T. Н. Грановский
114
Лекции 1849/50 г.
и представитель той школы государственных людей, которая
образовалась тогда в Европе под влиянием Макиавелли. Оправдывая
действия своего государя перед венецианским сенатом, он сказал
между прочим: «Если бы мне надо было погубить врага, я бы
соединился хоть с дьяволом, не только что с турками»
(впоследствии этот самый Монлюк увидел неосторожность Францевой
политики и порицал ее).
В 38 году Франц заключил с Карлом в Ницце десятилетпее
перемирие. К этому перемирию его более всего побудил ропот,
поднявшийся против него по случаю связи его с Турцией. Но и здесь
при этом перемирии Франц поступил неосторожно. Он находился
в это время под влиянием Монморанси; Монморанси убедил его,
что гораздо полезнее войны с императором будет для него
подавление возникшей во Франции протестантской ереси,
уничтожение местных провинциальных привилегий, стеснявших королевскую
власть, и, наконец, большее подчинение многочисленного,
строптивого дворянства. Франц примирился с Карлом, лично виделся с
ним и в пылу увлечения открыл ему замыслы своих прежних
союзников— турецкого султана и немецких протестантских князей.
Мирные сношения между этими государями продолжались около
трех лет. Карл V до того доверился Францу, что в начале 40 г.
отправился через Францию в Нидерланды.
В большей части учебников мы непременно найдем рассказы
об этом факте и выражение удивления к поступку Карла,
оказавшего этой поездкой необычайную доверенность к Францу: событие,
которое вовсе не было бы удивительно в наше время, когда
государи так обыкновенно и часто ездят по чужим владениям. Удивление
же к поступку Карла показывает ясно, как в то время шатки были
понятия о правах и безопасности. Этот поступок удивил тогда всю
Европу; не было числа анекдотам и подробным рассказам о
странном доверии Карла и высоком рыцарском характере Франца.
Придворный шут Франца Трибулэ поставил даже императора за этот
поступок во главе европейских глупцов. «Но если я точно пройду
безопасно?» — спросил его Карл. «Тогда я заменю ваше имя именем
короля»,— отвечал Трибулэ. Впрочем, можно думать, что сам Франц
был не очень тверд в своем великодушии и при большем
пребывании Карла в Париже, может быть, не устоял бы против
искушения. Но Карл хорошо понимал дело: он скоро уехал в Нидерланды
и на возврате оттуда проехал другой дорогой.
Живя в Париже, Карл на словах обещал отдать Милан второму
сыну Франца, герцогу Орлеанскому; но, возвратясь, он отдал его
своему сыну Филиппу. Отсюда снова возникли раздоры. Между
тем в 41 году Карл предпринял второй поход в Африку против
Алжира, главного гнезда пиратов, откуда выходил и Барбаросса со
своими судами; но экспедиция была неудачна, корабли были
истреблены и рассеяны бурей, войска были разбиты. Франц не
стыдился открыто обнаружить свою радость при этом печальном для
Лекции 1849/50 г. 115
всей Европы событии; вообще оба государя не щадили друг друга
в своих отзывах, несмотря на частые свидания: Франц не у сум-
нился даже обвинять Карла в отравлении дофина — событии, еще
весьма сомнительном; со своей стороны Карл не оставался у него
в долгу. В 42 г. началась снова война между ними. На этот раз
формальная справедливость была на стороне Франца; французский
посол при турецком дворе Антонио Ронкони на возвратном пути
во Францию с депешами был убит и ограблен в маленьком
герцогстве по повелению правителя Милана: так глубоко учение
Макиавелли пустило свои корни в политические привычки. Франц
объявил войну Карлу V. Немецкие протестанты, дотоле
помогавшие Францу, теперь отказались помогать ему: они помнили его
коварную откровенность при заключении Ниццского перемирия.
Франц выставил пять армий; Барбаросса явился снова у берегов
Южной Франции, остановился в Тулоне, выстроил здесь мечеть и
продавал на рынке христиан, захваченных в Италии и Испании.
В довершении смут и Генрих VIII соединился с Карлом. Война
шла нерешительно в 43 году; в 44-м она снова приняла
решительный оборот. Кроме Пьемонта, где Франц при содействии турок
действовал довольно успешно, пока не вызвал оттуда принцад Эн-
гиенского4, на всех других пунктах французы были разбиты;
Генрих осаждал Булонь; Карл вошел в самую Францию и овладел
городами Эпериэ, Шато-Тьери; только сопротивление города St. Di-
zier замедлило его вторжение в середину Франции; он был уже на
48 часов пути от Парижа. Можно сказать, что Франция только
потому осталась в руках Франца, что Генрих замедлил с осадою
Булопи и Карл, вследствие этого замедления должен был
отступить; блестящая победа, одержанная прежде графом Энгиенским
при Черизоли (11 апреля 1544 г.), над испанским полководцем
дель Гуасто осталась без влияния6 нае дела. Франц принужден
был заключить последний мир свой с Карлом в Крепи (18 сеп-
тября 1544 г.), он отказался от притязаний на итальянские
владения и от своих владений в Бургундии; одна статья только была
выгодна для него в этом договоре; Герцог Орлеанский, второй
сын короля, был помолвлен с дочерью Карла, который* обещал
ему вж приданое герцогство Миланское: но скорая смерть его
сделала напрасным и это условие. Так кончились после
пятидесятилетних усилий попытки Франции на Италию8. Франция не
вынесла из них приращения своим силам: но эти войны имели другое,
высшее значение.
Д Написано вместо зачеркнутого: графа.
е~е Написано вместо зачеркнутого: не поправила.
ж_ж Написано вместо зачеркнутого: и получив в.
8 Так в рукописи.
8*
не
Лекции 1849/50 г.
Л[екция 25] 21 генваря
Мы представили обзор войн Карла V с Францем I. Мы видели,
что Франция не извлекла никаких внешпих выгод из долгой и
напряженной борьбы за итальянские владения: но выгоды эти были
другие, нежели те, за которые пошел Карл VIII в поход 1494 г.;
об их влиянии мы скажем впоследствии. Теперь перейдем к
внутренней истории Германии, к движению в ней реформационных
идей в промежуток войн между императором и королем
французским.
Мы видели, что мир Нюрнбергский положил конец явной
открытой вражде обеих сторон. Но отдельные факты показывают,
как он был непрочен. В следующий же год за его годом, в год
33-й, Германия уже потрясена была междоусобной войной по
поводу возвращения в свое герцогство изгнанного герцога Вюртем-
бергского. Еще в начале Реформации, именно в 1519 г., герцог
Ульрих Вюртембергский, человек весьма горячего, строгого и
сурового характера, собственной рукой убивший рыцаря Гуттена,
угрожавший жизни собственной супруге, был изгнан из своего
герцогства восставшими подданными и членами Швабского союза,
недовольными его действиями. В это время он познакомился с новым
учением и принял его горячо к сердцу; он жил сначала в
Швейцарии, потом переехал к знаменитому [ландграфу] Филиппу Гес-
сенскому. Филипп, самый даровитый из протестантских князей этой
эпохи, понял всю важность князя-протестанта во главе Вюртем-
бергского герцогства. С другой стороны, с этими религиозными
видами соединились политические расчеты: когда герцог был изгнан
из Вюртемберга, Швабский союз передал все бремя управления его
владениями Габсбургскому дому. Фердинанд смотрел на них уже
как на свои собственные. Внезапно ворвался Филипп Гессенский
с швейцарскими наемниками и со своими ландскнехтами в Вюр-
темберг; австрийское войско было разбито при Лауфене,
дальнейшее сопротивление оказалось невозможным, и в 34 г. Фердинанд
принужден был Каданским договором (в Богемии) согласиться па
восстановление герцога Ульриха. Этот факт показал смелость и
энергию протестантских князей: они начинают уже наступательное
движение, они помогают один другому в деле нового учения.
Но это новое учение пачинало внушать сильные опасения пе
одним католикам. Когда новые идеи являются в обществе, они
тотчас подвергаются искажению в умах людей горячих и мало
просвещенных. С проповедью Лютера соединилась проповедь
других проповедников, принадлежащих к многочисленным сектам,
дотоле бесплодно протестовавшим протива католической церкви.
К числу таких сект относились анабаптисты, по мнению которых,
а Далее зачеркнуто: деспотизма.
Лекции 1849/50 $.
117
крещение, принятое в детстве, без участия воли и разума человека,
не было действительно. Они усилились сначала в Саксонии: участь
Фомы Мюнцера заставила саксонских анабаптистов разой [тись]
в разные стороны Германии, но, проходя ее, они продолжали
проповедовать свое учение. Их преследовали не одни католики, но и
лютеране, и швейцарские реформаторы. В 33—34 году они нашли
богатое поприще для своей деятельности в городе Мюнстере в
Вестфалии4. Город Мюнстер был прежде городом строго
католический и таким продолжался до XVIII века, так что здесь
католическое духовенство пользовалось большими, даже чрезмерными,
правами. Он принадлежал епископу: когда первые движения
оказались в Германии, граждане, тяготившиеся господством епископа,
пристали к протестантам не столько по убеждению, сколько для
того, чтобы ослабить это духовное владычество6. После многих
борений, о которых мы не можем говорить здесь в подробности,
епископ должен был согласиться на допущение в город протестантских
проповедников. В числе их был некто Ротмаи, человек
замечательный в тогдашнем движении, с весьма хорошими формами,
умевший привлечь к себе доверие, осторожный, красноречивый, но в
мнениях своих анабаптист. Он до того подействовал па народ, что
епископ был удален и граждане предприняли преобразование
своего общественного быта. Но в то же время явились в город люди,
более смелые и крайние в своих стремлениях, ставшие во главе
движения. Это были: сначала Иоанн Маттис (Matthys),
нидерландский хлебник из Гарлема, потом Иоанн Бокгольд (Bockhold
или Bockelsohn), портной из Лейдена. Последний, как видно из
дошедших до пас известий, не лишен был даже поэтического
таланта, человек с весьма горячей фантазией, смелым характером,
но почти без всякого образования. Они-то смутили жителей города
новыми, неслыханными дотоле учениями: они проповедовали
многоженство, основываясь на ложном понимании пекоторых текстов
Ветхого завета, уничтожение частной собственности и
восстановление нового Израильского царства. Избраны были пророки,
отправляемые ими для проповедей на все пространства Германии. Потом
они начали совершенные преобразования городского совета. Дело
шло уже не об утверждении протестанства в Мюнстере, а совсем
об иных целях: не мюнетерские граждане уже управляли
движением, а толпа пришельцев из Нидерландов. Дело такое не могло
но обратить на себя внимания. Епископ Мюистерский, курфирст
Кёльнский с гессенскими войсками подступили к городу. Но в
городе были богатые вапасы, жители не думали сдаваться и
оставались в надежде на сверхъестественную помощь; после убиепня Мат-
тиса место его занял Иоанн Лейденский. И тогда обнаружилось
страшное явление: Бокгольд принял титул царя нового Израиля;
оп назначил 12 апостолов, прикосновением руки давал дар проро-
в Написано вместо аачеркнутого; влияние.
118
Лекции 1849/50 а.
чсства. Каждый день он сидел на площади Мюнстера на престоле
Давидовом и судил бедных граждан.
Некто Книппердоллинг2, вследствие увлечения или просто от
страха сделавшийся кровожадным, был сделан бюргермейстером,
первым министром царя израильского. И в то же время исполнял
при нем должность палача. Казни совершались ежедневно; они,
сверх того, сопровождались страшными оргиями: у царя нового
Израиля был огромный гарем, неверных жен он наказывал смертью,
как за преступления лротиворелигиозные. Учение анабаптистов
проникло и произвело тревогу в прирейнских селениях. Это
заставило употребить против него все усилия: Мюнстер взят приступом
(1535 г.); Ротман погиб в сражении; Иоанн Лейденский был взят
и предан страшной казни. В Мюнстере самые следы Реформации
были уничтожены, и он остался, как сказано, надолго строго
католическим городом.
Зато рассеянные остатки анабаптистов продолжали в тишипе
свои движения. В 1560 г. пекто Мено дал новую форму
анабаптизму; он отделил отсюда все примеси политические, все, что
касалось светского общества, и осповал известную секту меннопитов,
известную и в Европе, и в Америке; ныне сохранилась только
догматическая часть этого учения: ему преданы большей частью
люди низших классов, не думающие о преобразовании государства
ремесленники, земледельцы.
Эти уклонения не мешали, однако же, правильному развитию
лютеранизма. Надо было дать новому учению какие-либо
канонические книги, на которые бы могли ссылаться его приверженцы.
На основании аугсбургских решений составлены были протестап-
тами символические книги их учения. Можно сказать, что с этой
минуты внутреннее движение протестантизма замкнулось:
протестанты, нападавшие на католические догматы, сами поставили
также догматы своего учения; через составления символических книг
протестантизм сам вышел из того неопределенного отрицания,
в котором прежде стал он к старому вероисповеданию. Папа
Павел III (Фарнезе, 1534—1549в), строгий ревнитель католицизма,
определил, что он решился наконец собрать всемирный собор для
окончания раздоров церкви. Но в самом акте, которым он
возвещал свое намерение, были высказаны им угрозы, оскорбительные
для протестантов; он говорил здесь, что созывает собор Для
«уничтожения возникшей ереси». В ответ ему Лютер написал Шмаль-
кальденские статьи, резкий протест, где высказаны им условия, на
которых католицизм мог бы, по его понятиям, соединиться с
протестантизмом. Но ясно было, что этих условий нельзя было при-
пять: принять их католицизму — значит, отказаться от самого себя
и потерять все свое значение. Между тем князья, протестантские
и католические, продолжали не доверять одни другим. В 1538 г.
■ Написано вместо зачеркнутого: 1549—55.
Лекции 1849/50 г.
119
при посредничестве императорского вице-канцлера Гельда (Held)
католические князья заключили в Нюрнберге оборонительный и
наступательный союз в противодействие Шмалькальденскому;
только вмешательство Карла V остановило тогда оружие обеих
партий. Но, оставляя в стороне подробности, мы можем вынести
вкратце следующий итог всего этого движения: в результате
оказалось, что движение доселе кончилось в пользу протестантизма.
В 1539 г. умер Георг Саксонский, строгий, деятельный и умный
защитник католицизма; занявший его место брат Генрих был
слабее его и притом уже наклонен к протестантизму, сын его же
Мориц Саксонский явно и решительно стал на стороне последнего.
Этому князю суждено было играть впоследствии важную роль.
Другой князь—Иоахим II, курфирст Бранденбургский, в 1539 г.
перешел также к протестантизму, принял причастие под обоими
видами, но сохранил в своих землях новое учение с остатками
многих католических форм. То же самое сделал около того же
времени, именно в начале 40 г., курфирст Фридрих II Пфальцский.
Имперские города один за другим переходили па сторону
протестантов. Наконец, герцог Брауншвейгский Генрих, беспокойный,
фанатичный ревнитель католицизма, силою был изгнан из своих
владений протестантами. Он сам поднял полемику: Лютер отвечал
ему, как следовало ожидать и как он всегда делал, в резких и
грубых выражениях, обозначив это в самом заглавии возражения:
AVider den Hanswurst*. Генрих Брауншвейгский был разбит,
изгнан и при попытке возвратиться был взят в плен ландграфом
Гессенским \
Таким образом, до 44 и 45 гг. Реформация постоянно шла
вперед; она укрепилась не только в умах, но и получила политическое
значение; сильные князья Германии были на ее стороне и теснили
князей католических. И в самом деле, в ней было что-то искуси-
тельное даже для духовных владетелей: брак и наследственность
тех владений, которыми опи пользовались дотоле пожизненно.
Архиепископ Герман Кёльнский разрешил проповедь протестантизма
в своих владениях и имел намерение сам вступить в брак,
несмотря на сопротивление тамошнего духовенства и университета.
Архиепископ Альбрехт Майнцский также не противодействовал
новому учению; имея много долгов, он предложил капитулу Магде-
бургскому и Гальберштадскому свободу в отправлении
протестантского богослужения, если они заплатят его долги,— факт хорошо
характеризующий тогдашние времена и понятия.
Пора было положить конец этому брожению, этому
неопределенному порядку вещей. До какой степени не утвердились еще
тогда понятия о законности, можно видеть из примера ландграфа
Филиппа Гессенского, человека, впрочем, умного и талантливого.
Он женат был разом на двух супругах и с согласия Лютера, оправ-
* против Гапсвурста (нем.).
120 Лекции 1849/50 г.
давшего это текстом. Еще в 1541 г. император приглашал
немецких протестантов и католических князей съехаться в Регенсбург
для мирных переговоров: Лютер не поехал, ибо видел здесь
западню со стороны католиков; он неохотно согласился даже на поездку
Меланхтона. Со стороны католической присутствовал здесь
кардинал Коптариниг, один из самых изящных, благородных прелатовх
католицизма, как справедливо отзывается о нем Ranke. Он был
чужд того строгого, крайнего направления, которое начинало брать *
верхе в Италии; он понимал необходимость внутреннего
преобразования в области католицизма. Кардинал приехал с готовностью на
уступки; действительно, между ним и Меланхтоном решены были
некоторые пункты, они согласились во многом; спорные пункты они
согласились предоставить решению собора. Но такое примирениет
партий было невозможно. Папа отказал кардиналу в признании
сделанных им уступок. Лютер негодовал на Меланхтона, говоря, что
он был обманут и увлечен в сети дьяволом. Регенсбургский сейм
обличил только бесплодность усилий той умеренной партии, во
главе которой хотел стать Карл V. В 44 г., окончив войны с Францем
миром в Крепи, он начал готовиться к решению раздоров в
Германии; он вошел в переговоры с папой, чтобы собрать собор в Три-
денте. Вообще с самого начала заметно было, что папы не очень
охотно поддаются на созвание соборов; они видели хорошо, что при
каждом из них их власть более или менее проигрывала. Но собор,
собиравшийся в Тридеите из католического духовенства, не мог
иметь успешного влияния па протестантов, которые наперед
объявили, что не согласятся на его решения. Император также знал хорошо,
что при данных условиях собор не кончится ничем: он готовил войска
в Нидерландах, в Тироле, в Италии. Папа ссудил императора
большой суммой денег для успеха этого крестового похода против
протестантизма. До 46 г. война не начиналась: между тем в этот год
умер Лютер, не предвидевший ее начала. Конечно, немногие
исторические личности оказали такое влияние на судьбу человечества,
как Лютер, разорвавший единство западной церкви. Мы увидим,
насколько достоин он славы, которой пользовался и пользуется.
г Далее зачеркнуто: Грапвелла?
* Написано вместо зачеркнутого: князей.
е-е Написано вместо зачеркнутого: господствовать,
ж Далее зачеркнуто: движения.
Л[екция 26] 24 генваря
Мы сказали о смерти Лютера, происшедшей в то время, когда
протестантству грозила величайшая опасность. Нам предстоит
теперь определить вкратце значение Лютера, указать, насколько
справедливы, с одной стороны, возводимые на него обвинения, с другой
сторопы, то безусловное уважение, которым он пользовался и долго
Лекции 1849/50 г.
121
еще будет пользоваться*. На Лютера падали обвинения не со
стороны одних католиков: и между приверженцами нового учения он
нашел многих и самых горячих противников. Обвинения этих
последних были не лишены некоторой основательности, по крайней
мере с логической точки зрения. Лютера упрекали в
непоследовательности: в самом деле, посягнув на религиозную реформу, Лютер
думал заключить свои действия в сфере только догматической; для
него очищение догмата составляло главную, можно сказать,
исключительную задачу. Он не понял того, что, касаясь великого здания
католицизма, он в то же время касался всего средневекового
государства. Еще в начале его деятельности от него уже отделились
некоторые из его сподвижников, между прочим Карлштадт,
привлеченный им вначале к протестантству, впоследствии пошедший далее.
Лютер разорвал великое единство католической Европы, но он не
удовлетворил вполне тревожным ожиданиям людей своего времени:
в конце XV и начале XVI столетия мы видели какую-то
поэтическую настроенность умов, какое-то ожидание лучших судеб для
человечества, и когда выступил Лютер, от него ждали осуществления
всех этих надежд, к его деятельности примкнули все эти ожидания.
Но деятельность Лютера была только отрицательная: он разорвал
Европу на две половины, он посеял в ней семя раздора и на этом
одном успокоился. Конечно, его реформа имела впоследствии
влияние, какого он не предполагал, но можно с достоверностью сказать,
что, если бы сам Лютер знал об этих последствиях, он бы отрекся
от них. В 30-х годах он попытался уже замкнуть внутреннее
движение протестантизма составлением символических книг: ему
казалось, что задача реформы уже исполнена, что все нужное для этого
сделано. Но другие полагали, что ничего еще не сделано и что дело
только начинается. Таким образом, он не удовлетворил требованиям
более последовательных умов и вместе с тем оскорбил католическую
партию. Тем не менее его реформа относится к числу событий
величайших: результаты ее были обильны, хотя не соответствовали
первоначальным целям реформатора.
Когда умер Лютер, место его заступил Меланхтоп. Еще менее
Лютера имел он призвание стоять во главе реформационнойа
партии, особенно в ту тяжкую минуту, которая наступила для
протестантства в 46-году. Мир в Крепи развязал Карлу руки: он мог
теперь посвятить исключительное внимание делам церкви. В декабре
45 года открылся собор в Триденте; между тем император собирал
войска, сносился с папою и готовился вооруженною рукою решить
протестантский вопрос в Германии. Немецкие князья сначала не
хотели верить этой грозившей им опасности: только тогда, когда
не было уже возможности сомневаться, когда было перехвачено
письмо императора к католическим кантонам Швейцарии,
обличавшее его замыслы, только тогда они начали готовиться к борьбе и
* Написано вместо зачеркнутого: революционной.
!22
Лекции 1840/50 г.
издали протест свой» Император со своей стороны не скрывал уже
своих намерений, он наложил имперскую опалу на Филиппа
Гессенского и курфирста Саксонского Иоанна Фридриха. Бывшие
члены Шмалькальденского союза готовились к войне, и надо сказать,,
что в эту минуту перевес был все-таки на их стороне: они
превышали Карла силами, они даже могли не впустить его в Германию,
ибо проходы Тироля были в их руках. Но в Совете
Шмалькальденского союза не было согласия. Даже важнейшие союзники, Филипп
Гессепский и курфирст Саксонский, не ладили между собою:
последний надеялся, что все можно еще будет кончить мировою
сделкою, а ландграф Гессенский требовал быстрого движения, и
последствия показали, что он был прав. Один из лучших6 вождей
немецких ландскнехтов, Шертлин фон Буртенбах (Sebastian Schertlin),
предложил даже поспешным движением на Регенсбург захватить
там" императора и соединенных католических князей, и это
движение, может быть, имело бы полный успех, если бы приняли
предложение оиытпого вождя; потом он предложил идти на
Тироль, чтобы перехватить там шедшие на помощь императору войска
из Италииг, и на это предложение также не согласились. Карл
между тем стоял в Тироле; он дал подойти итальянским войскам,
папа прислал ему 10000, из Нидерландов также явились войска,
и он начал военные действия. Первоначально выгоды были еще на
стороне протестантов; если бы тогда же они дали битву, победа,
вероятнод, осталась бы еще на их стороне. Но время было
пропущено. Император вступил в Швабию; протестантская армия шла
рядом с ним и не делала никаких попыток вступить в битву.
Император стоял лагерем в Гингепе, когда пришло известие,
переменившее ход дела, об отпадении от протестантства Морица
Саксонского. Он был сын Генриха Саксонского и перешел на сторону
протестантов. Мориц принадлежал к младшей линии Саксонского
дома; это был ревностный протестант, талантливый, молодой князь,
на которого всего более протестанты возлагали свои надежды.
Когда его родственник Иоанн Фридрих Саксонский пошел в общем
ополчении на императора, он вдруг получил известие, что Мориц
от имени императора занял его земли и объявил себя на стороне
последнего. Фридрих должен был поспешить в свои владения.
Наемные войска скоро разбежались; испуганные города отозвали
назад свои дружины; остался один ландграф Гессенский, который,
разумеется, не мог держаться один, уехал в свои владения и там
готовился к защите.
Карл приступил к подчинению Западной и Южной Германии.
Он действовал быстро и решительно. Ульрих Вюртембергский,
некогда столь стремительный и деятельный, устарел и, опасаясь но-
0 Написано вместо зачеркнутого: старых.
в Далее зачеркнуто: нашествие.
г Написано вместо зачеркнутого: Швейцарии.
* Над зачеркнутым: все-таки.
Лекции 1849/50 г.
123
вых несчастий, смирился пред императором, заплатив ему
огромную сумму и обещая служить ему. Города, па которые наиболее
надеялись протестанты, сдавались один за другим, песмотря на то
что у них было множество запасов и огромные средства для
обороны. Аугсбург, который был тогда одним из первых городов
Германии, обладавший огромными военными запасами и артиллерией,
когда Буртенбах предложил защищать его, отвергнул его
предложение и согласился на тяжкие условия сдачи императору. Одним
словом, Западная и Южная Германия находились под властью
Карла. Архиепископ Кельнский, обнаруживший склонность к
протестантизму, должен был сложить с себя сан свой и устуиить
место другому, более надежному защитнику католической церкви.
Зато Северная Германия представляла Карлу мало надежд на
успех: здесь протестантское учение крепко пустило свои корни,
города готовились к упорной обороне; Иоанн Фридрих был с
восторгом принят своими подданными, выгнал Морица и [овладел]
собственными городами последнего, кроме Дрездена и Лейпцига.
Гуситы проснулись: в Праге собрались чины и явно выразили
намеренье снять венец с Австрийского дома; то же движение
оказалось в Лузации, Моравии и Силезии, куда проникло прежде
гуситское учение2.
Но Карл не терял времепи, как это делали протестанты.
Весною 47 года он явился на Эльбе. Курфирст Иоанн Фридрих,
человек лично бесстрашный, но плохой полководец, пе ждал такого,
быстрого движения: он стоял у Мюльберга (Mühlberg) с 6000
войска, тогда как у Карла было 27 000; войсками последнего
начальствовал один из знаменитейших тогда полководцев, герцог Альба.
Он под неприятельским огнем перевел войска через Эльбу.
Саксонцы разбежались почти без битвы; курфирст оказал личное
сопротивление, но был ранен, сбит с коня и взят в плен (24 апреля
1547 г.). Эта неудача ослабила, но не сокрушила сопротивление
протестантов. Император произнес над курфирстом смертный
приговор — поступок первый в таком роде, невозможный прежде без
определения и согласия курфирстов. Иоанн Фридрих услышал об
этом приговоре с чрезвычайным равнодушием. По всей
вероятности, император не имел прямого намерения его исполнить и хотел
только напугать курфирста. Он требовал от последнего приказания
сдаться тем из его городов, которые еще держались; курфирст
согласился; во-вторых, он потребовал, чтоб Иоанн Фридрих отказался
от курфиршества и передал его Морицу: курфирст согласился и на
это требование; но когда император потребовал, чтоб он признал
власть и решения Тридентского собора, курфирст отказался
решительно. Судьба его была решена: он подвергся вечному заточению.
Земли его переданы Морицу, но сыновья его, впрочем, получили
часть отцовского наследия в Веймарском герцогстве и Тюрингии.
Мориц Саксонский, Иояхим Бранденбургский явились ко двору
императора с покорностью.
124
Лекции 1849/50 г.
Оставался только один ландграф Филипп Гессенский. За него
ходатаем был зять его Мориц. Он заключил с императором такое
условие: было положено, что Филипп явится ко двору Карла и
изъявит полную покорность и готовность исполнять требования
Карла; с своей стороны, Карл обещался не наказывать его ни
смертью, ни конфискацией, ни заточеньем. Филипп прибыл в
Галле, где находился император; он явился с многочисленной свитой,
спокойный, веселый, уверенный в безопасности. Он вошел в залу
с улыбкою на устах (18 июня). На коленях он просил императора
о прощении; но улыбка не раз появлялась на его лице, и стоявшие
близко слышали слова Карла: «Я отучу тебя смеяться». В тот же
вечер ландграф за обедом у герцога Альбы был арестован. Карл
не мог устоять против искушения наказать двух главных
противников — Филиппа и курфирста Саксонского. На возражения
Иоахима, Морица он отвечал, что не обещался наказывать ландграфа
вечным заточением, но что император имеет право сократить или
увеличить срок заточения: Филипп был отправлен в Нидерланды,
где его содержали очень строго.
Теперь Морицу Саксонскому пришлось пожинать плоды своей
измены: тесть его находился в плену, протестантская партия
находилась в изнеможении. Только некоторые города, и в том числе
особенно Магдебург, подавали героический пример. Магдебург
принял до 400 протестантских священников, бежавших из своих
паств, и обещал помощь каждому, кто пострадает за новое ученье.
Карл обращался с Германией, как с испанской провинцией; он
ввел в нее огромное количество испанских и итальянских войск,
собирал огромные суммы с немецких городов. Никогда не был он
могущественнее.
Но это могущество было так велико, что возбудило опасение
лапы. Мы имеем положительные известия, что папа был огорчен
такою решительною победою над протестантами, ибо ему теперь
угрожал не менее опасный перевес императора. Действительно,
папа отозвал свои войска и перестал давать деньги Карлу. Собор
Тридентский, собранный для решения тогдашних вопросов, не мог
внушить доверия протестантам: он состоял из лиц, принадлежащих
к орденам, известным своею ненавистью к протестантству. В
первых же решениях собора обнаружились его отношения к
последнему: перевод вульгаты был признан каноническим текстом; все
те учения католицизма, на которые протестанты наиболее
нападали, признаны в прежней силе и даже еще в большей; предание
поставлено наряду со Священным писанием. Карл был недоволен
этими решениями: он требовал, чтобы по крайней мере они
хранились в тайне, ибо их гласность отнимала последнюю надежду на
примирение с протестантством. Папа перевел собор в Болонью:
император запретил своим духовным представителям переезжать
туда; таким образом, собор разделился. Глазам Европы представи-
Лекции 1849/50 е.
125
лось зрелище: императора, торжествующего над протестантами,
и папы, недовольного этим торжеством.
Но у Карла теперь с большею силою возобновились надежды,
которые имел он прежде; оп хотел создать умеренную среднюю
партию и стать с пею выше папы и реформаторов. С этой целью
оп созвал в Аугсбурге (в сентябре 1547 г.) с обеих сторон
богословов, известных своею умеренностью. Со стороны католиков
явился здесь главным Юлий Пфлуг, Наумбургский епископ, человек
с большим запасом знаний и самый умеренный между
католиками; со стороны протестантов — браденбургский богослов Агрикола.
Они-то составили постановления Аугсбургского интерима, которые
долженствовали иметь окончательную силу до постановлений
собора. Эти постановления состояли в следующем: власть папы
значительно ограничена; духовные получили позволение вступать в
брак; причастие для мирян установлено под обоими видами; зато
удержали свою власть епископы и "все обряды службы
католической. Относительно важнейших догматов, имевших решиться на
соборе, в иптерим вставлены неясные места, допускавшие
возможность различных толкований: ясно, что этим постановлениям
сообщена была сила неполная и нерешительная.
Ясно было, что император стал главою этой новой церкви.
Папа отрекся от решений этого сейма; Баварские и другие строго
католические герцоги также отвергли его положения. В
протестантах он возбудил также негодование: в большей части Северной
Германии они не были приняты; Магдебург отказался признать
его; Мориц Саксонский колебался, будучи связан словом, данным
чинам, не принимать никаких нововведений. Оп созвал в Лейпциге
знаменитых богословов: главою был Меланхтон (1548 г.). Мы
видели предшествовавшую деятельность Меланхтона: это был
человек высокой учености, недаром получивший название наставника
Германии. Но он был слабого и уступчивого характера, и когда не
стало крепкого и неукротимого Лютера, Меланхтон явился
неспособным занимать его место по этой слабости и уступчивости. Есть
замечательное письмо, оставшееся после него, в котором видны
даже следы раскаяния его в прежних поступках. Лейпцигским ин-
теримом он навлек негодования протестантов; он отверг некоторые
статьи Аугсбургского интерима, но признал много статей, весьма
к нему близких. Меланхтон признал здесь власть папы, «буде она
направляться будет ко благу церкви, а не ко вреду ее». Положения
этого сейма изданы под названием Лейпцигского интерима: он был
принят большею частью протестантов, хотя не возбудил также
доверия. Карл думал положить конец сопротивлению Германии
взятием самого упорного города Магдебурга. Он выбрал
исполнителем своей воли Морица. Недоставало только этого, чтоб
окончательно погубить Морица в общем мнении и отнять у него
возможность играть роль, сообразную с его талантами и средствами.
Характер его подвергся различной оценке со стороны ученых. Одни
426
Лекции Ш9150 г.
в нем видели глубокого, дальновидного политика, который
сознательно поступал так, видя с самого начала невозможность
сопротивляться Карлу и выжидая благоприятных обстоятельств; другио
видели в нем честолюбца, даровитого и бессовестного. Но характер
его всего лучше объясняется тогдашним временем, теми
политическими понятиями, которые тогда господствовали. Он был,
бесспорно, не только талантливый, но гениальный человек, лишенный,
впрочем, понятия о политической чести. Он сначала, конечно, не
имел другой цели, как овладеть землями Иоанна Фридриха, и для
достижения этой цели перешел на сторону императора.
Приписывать ему уже тогда намерение оставить6 впоследствии императора0
нельзя. Но когда обстоятельства приняли другой оборот, тогда в
нем проснулись другие надежды. В 48 г. он был уже противником
императора втайне, но мог еще обмануть его. Карл во всем
доверял ему. «Где немцу обмануть испанца или итальянца»,— говорил
он. Оказалось, что немец действительно обманул их.
•""• Написано вместо зачеркнутого: перейти к католицизму.
Л[ещия 27] 26 генваря
Мы видели, в каком отношении находился Мориц Саксонский
к Карлу V. Карл не хотел верить доходившим до него слухам об
измене Морица и его замыслах и продолжал заниматься
возвратившимся в Тридеит собором. Мы видели, вследствие какой причины
собор разделился. Можно сказать, что упорство Павла III и
подозрительность спасли протестантов от величайшей опасности. Бели б
собор не разделился именно в ту решительную эпоху, когда
император, окончив Шмалькальденскую войну, стоял во главе
Германии, то, конечно, решения Тридентского собора могли бы получить
совсем иной вес. Разделение собора заставило императора принять
иное средство, именно Аугсбургской интерим. После Павла III
Юлий III, его преемник, согласился с императором и сам приказал
духовным лицам воротиться из Болоньи в Тридент; император
находился в окрестности города, следил за действиями собора и
ожидал его успешного окончания. Между тем Мориц продолжал осаду
Магдебурга. Он с намерением тянул осаду: видно было, что он
не хотел взять этого города, последнего оплота протестантов; ему
нужно было войти в сношения с другими предводителями
протестантского движения для того, чтобы дать время соединиться
войскам воедино. Весной 52 года он мог приступить к исполнению
замыслов. Главными союзниками его являлись Альбрехт Брандеи-
бург-Кульмбахский и ландграф Гессенский, сын плененного.
Недовольные силами, собравшимися в Германии, они вступили в
сношение с Францией. Альбрехт ездил под чужим именем в Париж и
вел переговоры с Генрихом II; там находился и Шертлин фон Бур-
Лекции 1849/50 г.
127
тснбах, вступивший во французскую службу: Генрих II обещал
помощь.
Таково было положение дел в начале 52 года. Карл ждал в
Тридепт протестантских богословов. Мелаихтон по поручению
Мори ца отправился было туда, но замедлил на дороге и остался в
Нюрнберге. Курфирст Саксонский требовал между тем от собора
невозможных уступок; ему хотелось только выиграть время. В
апреле он снял осаду Магдебурга и с 25 000 бросился в Южную
Германию, где соединился с ним Альбрехт и ландграф Гессенский;
вея армия составляла более 50000. Карл не имел таких сил для
сопротивления. Можно наверное сказать, что если бы не бунт
ландскнехтов, задержавших Морица и при котором он сам едва не
потерял жизни, то сам Карл был бы взят в плен: он находился в
Инсбруке и получил известие о неприятеле за сорок восемьа часов
до его приближения; император был болен, время было дурное;
ночью, при сильном дожде Карл был на носилках вынесен из
Инсбрука.
Этим ударом сокрушились все [его] надежды, все результаты
Шмалькальденского похода погибли. Император получил
неизлечимую рану: еще прежде он страдал гипохондрией, теперь она
развилась в нем в сильнейшей степени. Он проводил целые дни
один, в комнате, обитой черным сукном и освещенной факелом, по
целым часам молился и с неудовольствием подписывал доклады.
Но на мир с Морицем он не хотел соглашаться; он видел здесь
окончательное унижение императорского достоинства, но средств
сопротивляться не было. Прелаты Тридентского собора
разбежались. Фердинанд, брат Карла, настоятельно требовал мира, говоря,
что при таком разделении сил в Германии ему нельзя отстаивать
собственные владения против турок. В Пассау заключено было
перемирие, условия которого состояли из 10 статей. Главные
положения его были следующие: положено было протестантам и
католикам пользоваться равными религиозными правами до
окончательных постановлений собора. Мы постоянно встречаем такого
рода отсрочки, хотя на самом деле участники этого перемирия вовсе
не верили в прочность решения собора; это была только одна
употребительная фраза. Мориц обещал распустить свою армию, но
так, чтобы наемники его не переходили в службу французского
короля. Протестанты получили одинаковое право голоса с
католиками в высшем имперском6 судилище Reichscammergericht.
Неудачи Шмалькальденской войпы были таким образом
вознаграждены главным виновником этих неудач. Но такие поступки, какие
совершал Мориц в 46 и 47 году, не остаются безнаказанными. Он
пе внушал к себе более нравственного доверия; до самого конца
а Написано вместо зачеркнутого: несколько.
* Написано вместо зачеркнутого: немецком.
128
Лекции 1849/50 г.
своей деятельной и блестящей жизни он остался предметом
подозрений и ненависти между католиками и протестантами.
Со своей стороны король французский Генрих II сдержал своо
обещание. Он выступил против Карла и овладел Камбре, Мецом,
[Тулем] и Верденом: это были чрезвычайно важные места для
Германии по своему положению между французскими и
императорскими владениями. Протестантские князья, уступив их на время
французскому королю, не думали отдавать их ему в вечную
собственность: но они тем не менее поступили в эту собственность,
что составило величайшую утрату для Германии. Стоит обратить
внимание на тот язык, которым говорил французский король с
протестантами. Генрих обратился к ним с прокламацией, написанной
языком, напоминающим язык членов французского конвента в
18 столетии11. Даже фригийские шапки и [колпаки] явились на
его манифесте; он является здесь защитником свободы
религиозной, тогда как у себя был ее гонителем. Один из писателей
тогдашней эпохи, Тавань \ говорит, что у себя король гнал
протестантов не за религию их, а вследствие политического опасения: он
пе хотел, чтобы в его владениях кто-либо играл ту роль, которую
он сам играл в Германии.
Несмотря па нравственный недуг и физическую болезнь, Карл
выступил в том же, 52 году против французов. Даже с
маркграфом Альбрехтом Бранденбург-Кульмбахским, энергическим,
воинственным князем, дотоле решительным врагом своим, Карл
заключил перемирие против французов. Началась осада Меца; по
обстоятельства ее были неблагоприятны: она начата была во время
стужи; в городе с гарнизоном был Франц Гиз, впоследствии
знаменитый. Потери императорской армии были значительны; войско упало
духом, несмотря на личное предводительство императора; когда о«
хотел вести его на приступ, оно не пошло; глубоко оскорбленный
император говорил: «Не осталось более мужей в Европе, поколение
выродилось». И в самом деле он смотрел па всех сподвижников
с мрачным недоверием. Даже междоусобные распри протестантских
князей не вызвали его к новой деятельности. Эта распря
завязалась между Морицем Саксонским и Альбрехтом Бранденбург-
Кульмбахским. Альбрехт, как мы сказали уже, был один из самых
воинственных протестантских князей. Новейшие историки
немецкие приносят его обыкповенпо в жертву Морицу, превосходившему
его талантами и честолюбием. Но Альбрехт был также не лишен
значительных качеств и патриотизма; ревностный протестант и
личный враг Карла, он подал ему помощь против французов. Когда
влияние Морица сделалось господствующим, он встал против него:
вообще он был выражением того недоверия, которое существовало
к Морицу в Германии. В 52 году не император, а Мориц стоял
во главе Германии. Можно смело сказать, что он замышлял быть
в Написано вместо зачеркнутого: нынсшппх фрапцузоких миссионеров.
Лекции 1849150 г.
129
протестантским королем Германии, мысль, которая впоследствии
занимала Густава Адольфа. Но для этого ему прежде должно было
устранить такого смелого и беспокойного противника, каким явился
Альбрехт. Для этого Мориц соединился с Генрихом Брауншвейг-
ским, дотоле общим врагом протестантов. При Сиверсгаузене (1553)
сошлись войска. Мориц остался победителем, но умер два дня
спустя от полученной раны на 32 году от рождения. Он умер,
твердо унося с собой великие планы и великую будущность,
которая йогла бы при нем наступить для Германии. Разбитый Альбрехт
претерпел еще раз поражение и кончил жизнь 57 [лет]
изгнанником во Франции.
Таким образом, Мориц не дождался заключения Аугсбургского
мира, который на время замкнул распри между протестантами и
католиками. В 1555 г. император не принимал участия в
переговорах; главным образом участвовал здедо> Фердинанд. На этом сейме,
в Аугсбурге, несмотря на протестации папского легата, князья
решились постановить мир, не дожидаясь решений собора. Но здесь
встретились еще большие затруднения, особенно касательно двух
пунктов, именно: во-первых, в вопросе о духовных князьях и, во-
вторых, в вопросе о праве подданных переменять религию без
согласия князя. Что касается до первого вопроса, то он представлял
значительные трудности, и в его решении формальная
справедливость была на стороне католиков. Протестанты требовали, чтобы
епископ или какой-либо духовный князь, при личном своем
переходе к протестантству, мог к нему обращать и свои земли;
католики отвечали, что духовные князья владеют землями только
пожизненно, владения их принадлежат их духовному сану и
собственно составляют имущество церкви, а церковь не может
отчуждать собственных своих владений. При посредстве Фердинанда
дело решено следующим [образом]: каждый католический прелат
получал право переходить к протестантству, но лишаясь чрез то
своих владений, не теряя, впрочем, своего достоинства и чести;
дело, впрочем, здесь шло не о чести — это была только оговорка,
названная reservatio ecclesiastica *. Эти статьи Аугсбургского мира
не имели обратной силы, и секуляризованные прежде княжества
остались во власти своих протестантских князей, например
Пруссии.
Потом возник спор о том, имеют ли право подданные
переходить к другому вероисповеданию помимо воли своего князя. Вопрос
этот решен таким образом: католики и протестанты, жившие в
землях владетеля другого исповедания, еще до Аугсбургского
сейма сохраняли право жить здесь; но подданные протестантского
князя, перешедшие к католицизму, обязывались оставить его
земли. Если мы рассмотрим все постановления этого мира, то увидим
одно, что под словом религиозная свобода не должно здесь разу-
* право на сохранение церковных владений (лат.)ч
9 T. Н. Грановский
130
Лекции 1849/50 г.
Рис, 3. 93-й лист гаписи лекций Т. Н. Грановского,
сделанной П. А. Бессоновым (с правкой лектора)
Лекции 1849150 г.
131
меть многого, что религиозной свободой могли пользоваться
собственно только князья; для подданных же их существовали
значительные ограничения этого права. Во всяком случае мир этот
принят с радостью, ибо он положил конец смутам. Каждая сторона
хотела собраться с силами, чувствуя, что в настоящую минуту ей
невозможно достигнуть перевеса.
В том же году император сложил с себя корону. В Брюсселе
совершился торжественный обряд; Карл вышел из покоев, опираясь
на иринца Оранского, впоследствииг противника испанской
монархии, но теперь пользовавшегося большим доверием императора.
Он объявил, что передает Нидерланды и Испанию сыпу своему
Филиппу. Ои думал передать ему и императорский титул, но этому
воспротивились Фердинанд и немецкие князья, которых Филипп
оттолкнул своим обращением во время пребывания в Германии и
для которых он всегда оставался иностранцем. Императорский
титул перешел к Фердинанду. Таким образом Габсбургский дом
разделился на две великие линии: испанскую, во главе которой стал
теперь Филипп, получивший Испанию, Нидерланды, итальянские
владения и новые земли, и австрийскую, в числе которой к
Фердинанду перешли родовые владения Австрийского дома. Карл
отправился в Испанию, несмотря на протест Павла IV (Карафы)д,
который вступил после Марцелла II. Павел IV был представителем
строгой католической партии; еще кардиналом он приобрел
известность жестокими мерами против защитников нового учения в
Италии, оп подал мысль об ипквизиции. Теперь он был оскорблен
поступком Карла, слагавшего свои обязанности без ведома папы.
Император провел остаток жизни своей в Эстремадуре, в
монастыре святого Юста. В первые дпи он поднялся духом и был весел;
потом его стала мучить совесть; ему казалось, что он не исполнил
своего назначения, что он недостаточно помог церкви и не
положил конец губительному расколу. Замечательные0 относящиеся к
этому времени письма обж нем его духовникаш. Из них заметно
у Карла еще более мрачное состояние духа, чем ирежде. Можно
бы было подумать, что умственные способности Карла
повредились: он велел при жизни своей совершить свои похороны и сам
отпевал себя. Но, несмотря на такого рода настроенность, он жалел
в монастыре о том могуществе, которое выпустил из рук, потому
что сын поступал с ним не всегда почтительно. Он умер в 58
году — человек замечательный по уму и талантам, но с другой
стороны, обязанный частью своей великой славы тем обстоятельствам,
3t которых он жил и действовал. Но для Германии on пе оставил
ничего, чем опа могла бы помянуть его с приязнию: он остался
г Написано вместо зачеркнутого: прежнего.
д Так в рукописи.
е Написано вместо зачеркнутого: замечательно одно письмо его.
ж~ж Написано вместо зачеркнутого: (изданные с другими недавно).
132
Лекции 1849/50 г.
для нее иностранцем; голоса, раздававшиеся здесь против него в
молодости, не подействовали на него. Историк может здесь
предложить вопрос: какая бы будущность ожидала Германию, если б
в 20-х годах стоял во главе ее истинный германец?
Нам остается теперь бросить взгляд на распространение нового
учения в других странах Европы.
Мы видели, что Реформация была результатом движения умов
не в. одной только Германии, но во всей Европе. Она оказалась и
во Франции; оттуда-то раздались первые требования
преобразования: Парижский университет вытребовал те два первые великие
собора, которые ознаменовали начало XVI столетия. Но идеи ре-
формационные не получили во Франции той силы, как в
Германии. В Германии вопрос религиозной реформы был связан с
вопросом национальным, свержением несносного латинского ига*
Во Франции этого не могло быть: между французами и
итальянцами не было такого противоречия; романские племена скорее
могли сойтись в требованиях и заключить между собой сделку. Вот
почему в начале XVI ст. Реформация принимается только
немногими8 народами; потом она получает уже характер политического
вопроса. Франц сначала равнодушно смотрит на Реформацию у
себя: последователи ее были большею частью люди ученые,
безвредные. Но скоро он начал опасаться протестантов. В 1540 г.
совершилось страшное дело во Франции. Здесь оставались начатки
альбигенской ереси; в графстве Венсенском* жили потомки валь-
денцев: это было кроткое народонаселение, обратившее страну
своими трудами в цветущее положение; на них-то обратились
католики. Барон d'Oppede, правитель Прованса, выжег 22 деревни,
населенные вальденцами, и истребил жителей. Даже католики,
более просвещенные, были недовольны этим варварским делом. Франц
лично не принимал в нем участия, но не противился ему; при нем
уже были некоторые протестанты казнены, другие должны были
бежать. При сыне его Генрихе II казни умножились; между
жертвами пал член парламента Anne Dubaury.
Франция ожидалак реформатора, более соответствовавшего ее
потребностям, нежели каков был для нея Лютер: таков был
Кальвин. Он родился в начале XVI ст. в Пикардии, около 1510 года.
Нельзя не заметить, что отсюда вышло много людей, игравших
важную роль в истории; это были люди большею частью
отвлеченной, строгой, неумолимой диалектики. Отсюда вышли начальники
«Горы» в первую французскую революцию; вообще между ними и
Кальвином было много сходного.
Лучшее сочинение о Кальвине: Henry, Johann Calvins Leben
und Schriften, 1835 года2.
8 Далее зачеркнуто: передовыми.
н Вместо зачеркнутого: Вансенском.
* Далее, зачеркнуто: более сильного.
Лекции 1849/50 г.
433
Л[екция 28] 28 генваря
Мы остановились на распространении Реформации в Швейцат
рии и Франции. Мы указали на биографию Кальвина, составлен!-
ную Henry1; остается упомянуть еще об одном сочинении, которое
пользуется незаслуженной, впрочем, славою: Histoire de la Réforme
de la Ligue, Capefigue2; вышедшее в нескольких изданиях, оно
приводится в очень хороших учебных книгах как лучшее сочине^
пие Ьб этом предмете. Тем не менее это сочинение наполнено не
только грубыми, но даже нечестными ошибками. Капфиг не раз
позволял себе искажать истину; он до сих пор не ответил на трег
бования критиков показать им те акты, на которые он ссылается.
В других местах он без всяких оснований отвергает существование
таких актов, которых подлинность несомненна. Так, например, изг
вестно письмо виконта д'Ортес к Карлу IX по случаю Варфоломег
евской3 ночи; Капфиг утверждает, что это письмо не существует*,
между тем, как оно напечатано целиком в современном памятнике
Histoire universelle par d'Aubigné4. Между тем, сочинения этоге
автора пользуются и именно у нас репутацией, которой они не
стоят ни по учености своей, ни по направлению.
Нам уже известна судьба Цвингли, первого смелого
проповедника реформы в Швейцарии. По смерти его в битве при Каннеле
можно было подумать, что торжество Реформации кончилось, в
Швейцарии, но, кроме Цвингли, здесь много уже было деятелей
в пользу реформы. Это были — француз Фарель, Ламберт и другие
проповедники протестантского учения, независимые от реформы
Лютера, с которым они во многом расходились. Но самым
замечательным между ними явился Кальвин. Мы сказали, что он
родился в городе Нойоне в Пикардии в 1509 г. и что отсюда вышло
много людей, замечательных необычайной смелостью и непреклонной
жесткой диалектикой. Высшее образование получил Кальвин в
Париже, потом в Орлеане, где слушал лекции права и богословии.
Наибольшее влияние имел па него немец Вольмар,. преподаватель
греческого языка; он познакомил его с учением немецких рефорг
маторов; будучи назначаем отцом своим в духовное звание и имея
даже уже в виду место, он, несмотря на то, тотчас по смерти отца
своего отказался от назначаемой ему обязанности и попеременно
занимался то правом, то богословием. В 1529 г. он обратил на себя
внимание неосторожной смелостью, с какой проповедовал в
Париже новые учения. Чрез несколько времени он должен был бежать
из Парижа, ибо ему приписывали сочинение речи, произнесенной
Николаем Копом5, в которой Сорбонна нашла много противного
католицизму. Он тайно вышел из города, скрывался несколько
времени в средней полосе Франции и оттуда отправился в Италию«
Здесь он провел несколько времени в Ферраре при Ренате, дочери
Людвига XII, припцессе, наклонной к новому учению; сестра
короля (Франца I) Маргарита Наваррская также не" отказала ему
134
Лекции 1849/50 г.
в своем участии. В 35 году, в промежуток этих путешествий, он
напечатал в Швейцарии первое знаменитое сочинение свое
Institute christianae religionis8, где вкратце изложил свое учение.
Между тем, он здесь оправдывает протестантов в преступных
намерениях, в которых обвиняли их: он говорит, что в них нет
ничего опасного и что единственное желание их восстановить
чистоту церкви. Но здесь же встречается жесткое учение об [пред]
определении; вот как решает он этот вопрос: изначала века бог
разделил род человеческий на две половины; одни предопределены к
вечному блаженству, другие к вечным страданиям; он говорит, что
никакие усилия человека не могут его избавить от этого
предопределения, что свобода человека искажена вследствие грехопадения.
Нетрудно понять, как такое решение3 убивает всякую надежду и
веру в себя и в человечество. Но, помимо такого рода решений,
все-таки это сочинение написано превосходно и посвящено
Кальвином Францу. Со стороны логической опо далеко превосходит все
подобные сочинения Лютера и других реформаторов. Он сам
перевел его на французский язык и надобно сказать вообще, что его
сочинения, писанные на французском языке, принадлежат к
первоклассным сочинениям тогдашней эпохи.
Спустя несколько времени он призван был в Женеву для
преподавания греческого языка, 36—38 г. Здесь он нашел
плодотворную почву для своей деятельности. Можно сказать, что
предшествовавшая история Женевы приготовила все для успехов
реформатского учения. Будучи имперским городом, она находилась под
властью епископа. Постоянными врагами ее были соседние герцоги
Савойские, хотевшие присоединить ее к своим владениям. Борьба
Женевы с Савойскими герцогами, на стороне которых нередко
находился и сам епископ, представляет драматическую, превосходно
характеризующую городовые отношения века картину. Уже в
начале XVI столетия эта борьба принимает ожесточенный характер.
Является несколько граждан, заплативших жизнью за попытку
против Савойи; таковы были, между прочим, каноник Бонивар и
друг его Бертелье. Последний, чтобы отклонить подозрения, стал
во главе молодежи, слыл за разгульного и беспечного; его
приверженцев называли libertins*, но сам он был великим гражданином:
он силился сиять с Женевы опеку епископа и устранить
притязания Савойского герцога. Бертелье заплатил жизнью за это
покушение; но основанная им партия, направление, им данное,
остались. И нельзя сказать, чтобы направление, жившее в его
последователях, служило в пользу города: молодые люди, они приняли
только дурную, внешнюю сторону его примера. Нравственность
пришла в значительный упадок. Власть епископа отрицалась, но
.не по одному только религиозному убеждению: вообще вражда
а Я: учение.
* вольные, распущенные (франц.).
Лекции 1840/50 е.
*85
между духовной и светской властью имела тогда самую
большую силу.
Когда Кальвин прибыл в Женеву, ему было только 27 лет,
по он поразил всех строгим характером своего учения и своей ие-*
преклонной личностью. Он требовал исправления нравов, самой
строгой жизни; он налагал запрещения на самые невинные
удовольствия. Женевцы не могли вынести этой строгости; в 38 году
Кальвин должен был обратиться в Страсбург, где продолжал рас^
нространять свое учение. Чрез 3 года Женева его призвала обрат*
по: с этого времени он становится постоянно во главе ее. В деле
реформы Женева сделалась для юго-западной Европы тем же, чем
Виттенберг для Германии. Но никогда Лютер не имел там такой
силы, как здесь Кальвин: во Франции его называли
реформаторским напою (le pape des réformes). Некогда в молодости под
влиянием классических сочинений написал он De dementia7, где
проповедовал всеобщую терпимость. Но здесь, в Женеве, деятельность
его отличалась другим, более суровым характером. Он образовал
вдесь консисториум из протестантских пасторов, которым поручил
надзор за нравственностью граждан. Этот консисториум имел пра-
во различных наказаний; но эти наказания еще не удовлетворяли
судилища, во главе коего стоял и которым руководил Кальвин.
В 1547 г. протестанты подали католикам страшный пример: некто
Жан Грюйе был казнен за еретические мнения и за то, что дурно
говорил о Кальвине: pour avoir mal parlé de Monsieur Calvin.
Католики могли тогда по праву сказать протестантам: зачем вы
упрекаете нас в стеснении религиозной свободы, когда сами казните
тех, кто ею пользуется? Чрез 6 лет совершилось дело, пришедшее
еще в большую известность: это была казнь одного испанского
врача Михаила Серведы (Servede). Он издал несколько богослов*
ских сочинений, между прочим, одно (1531)—De trinitatis егто-
ribus8. Конечпо, в этом сочинении было много резкого до
дерзости; но можно бы смело спросить Кальвина: па каком основании
он, разрушивший единство католического мира, произнес приговор
над противником последнего? С точки зрения католицизма
поступок Кальвина, конечно, мог быть оправдан, но с протестантской
точки зрения никоим образом. Серведа ехал в это время в
Германию и на пути остановился в Женеве: его задержали, предали
суду и приговорили к сожжению на костре: он был сожжен.
Виновником его сожжения был Кальвин, как его пи оправдывали в
том*. До 1564 г. правил Кальвин неограниченно в Женеве: он
правил столько же умами, сколько городом. Его влияние
основывалось преимущественно на нравственной силе его характера; он
сам подавал пример другим строгостью над самим собой.
Бескорыстный, неутомимый деятель, суровый к самому себе, он впушал
если не любовь и симпатию, то доверие и уважение. В последние
годы его жизни присоединился к его последователям Феодор Бэза,
французский дворянин, получивший отличное образование, смолен
tee
Лекции 1849/50у г.
ду живший в высшем обществе, любивший наслаждения, по потом
горячо принявший учение Кальвина и бывший по смерти
последнего в 1564—1605 гг. вождем кальвинистской церкви. Он был
гораздо мягче Калььииа и снисходительнее.
В той форм!\ какую Кальвин дал своему учению, оно
распространилось во Францию. Условий для его распространения здесь
было много, между прочим, во-первых, самый язык, на котором
писаны сочинения Кальвина; французские дворяне могли читать
в своих замках учения новых проповедников; во-вторых, то
сродство, которое находилось между учением Кальвина и его
последователей и характером вообще романских народов. Несмотря на
грубые формы и недостатки сочинения Лютера, в них нельзя
отвергать природного немцам какого-то добродушия; но Кальвин
обращался к одной сухой и суровой логике; все, что было теплого
в католическом учении, все то отверг он. Сначала он в вопросе
о причастии принимал какое-то среднее толкование между
учением Цвингли и Лютера: Цвингли принимал причастие только в
значении воспоминания Христа, Лютер принимал его безусловно и
вполне; но под конец Кальвин перешел совершенно на сторону
рационального направления Цвингли. Одним словом, все
поэтическое содержание католицизма было им отвергнуто. И этим-то он
подействовал на умы народов романских. Учение Кальвина
распространялось с необычайной быстротой. Сначала оно перешло во
Францию, где в продолжении 100 лет боролось с католицизмом,
потом в Шотландию, откуда стремилось перейти в Англию. В
Германии кальвинизм проник в западные области. В 1559 г.
Фридрих III Пфальцский издал гейдельбергский катехизис, основанный
на началах учения Кальвина; наконец, это учение принято в
Бранденбурге; в наше время оно распространилось сильно в
Америке. Кальвин сделал шаг далее Лютера: он не ограничился одной
реформой церкви, но посягнул и на гражданские отношения.
Управление церковью вверил он собору из пресвитеров, старшин из
духовенства. Мы увидим, какую роль играла в конце 16 столетия эта
пресвитерианская церковь, основателем коей был Кальвин.
Большая часть его приверженцев, вся его церковь отличалась той же
суровостью духа, как он сам. В других сторонах Германии между
лютеранами и кальвинистами шла упорная борьба, например в
Саксонии. Наконец, сам Меланхтон поколебался было на сторону
Кальвина. В 1586 погиб канцлер саксонский Крель, который хотел
дать здесь перевес кальвинизму; он был судим, 20 лет содержался
в крепости и казнен. Мы видим отсюда, до какой степени в
недрах самого протестантизма развилась борьба. Одним словом, те
надежды, с которыми западные народы встретили учение
Реформации в начале XVI столетия, не оправдались к концу его. Единство
было разорвано; но ничем удовлетворительно не было заменено.
Европа пришла-в какое-то странное брожение, которое не могло
успокоиться и. в течение-следующих столетий.
Лекции 1849150 г.
187
Перейдем теперь к истории отделения Англии от папского
престола. Нам известно уже, из каких чисто мирских, личных побужу
дений Генрих VIII начал распрю свою с папой. Вольсей, дотоле
ближайший советник короля, поддерживавший развод его с
Екатериной Арагонской, впал в немилость, стараясь помешать его браку
с Анной Болен. Не дожидаясь папского разрешения, может бытд>,
ободряемый из Рима тайными намеками, что если он настойчиво
пожелает развода, то папа признает его, с другой стороны,
ободряемый купленными за деньги мнениями европейских университетов,
оправдывавших его развод, Генрих в 33 году женился на Анне
Болен10. Но согласия папского на этот поступок не было. Мы
говорили об отношениях Карла к Клименту VII, которыми были
связаны руки папе. Противиться же Генриху было некому: Вольсей
умер; большая часть людей, имевших дотоле влияние на короля,
были устранены от двора. Архиепископом Кентерберийским
назначен был доктор Кранмер без утверждения папского. Он учился
в Германии и глубоко проникнут был протестантизмом, но
скрывал это от короля, умный учепый, умевший ладить со своенравным
королем. Он смотрел на свое возвышение как на средство
способствовать распространению протестантизма. В 34 г. король
потребовал себе присяги в верности как главе церкви. Парламент
подтвердил требование короля; но нашлись смелые, глубокого убеждения
люди, которые не хотели дать этой присяги.
В числе их был Фишер, епископ Рочестерский, муж великой
учености и добродетели, некогда бывший любимцем и учителем
Генриха; ему было уже за 70 лет; это был эллинист и гуманист в
полном смысле, но преданный католицизму прелат. Сюда же
принадлежал Фома Мор, автор знаменитой Утопии, в которой он
излагал идеальное понятие об государстве, друг Эразма и всех
европейских гуманистов, навлекший на себя прежде справедливое
обвинение — он был канцлером после Вольсея — в жестоком гонении
протестантизма. Он не отказался даже в присяге королю как главе
английской церкви, но решительно объявил себя против развода:
он говорил, что Генрих не богослов и потому сам не может
произносить такого рода решений. Они оба были казнены. Король
в одно и то же время держал меч с двумя остриями: одно он
обращал против католиков, другое — против протестантов. Он помнил
название защитника католической веры, данное ему некогда папой,
и строго наказывал за всякое отступление от католического
догмата: он говорил только, что каждому государю в своей стране
прилично стоять во главе церкви.
В действиях его было вообще мало последовательности. Таким
образом, часто одно и то же постановление он отменял и снова
приводил в действие. Так, несколько раз разрешал он чтение явту
лийского перевода Библии и снова запрещал; потом он позволил
*)то чтение, по только в церкви, а не у частных людей. Шесть
статей, изданных им, содержали вкратце учение англиканской церк*-
118
Лекции 1849/50 г.
вя. Сущность^ всех католических догматов не была здесь изменена;
вся обрядовая часть сохранена. Но в то же время, уничтожая
монастыри, король позволял выходившим из них вступать в брак.
Одним словом, в этой реформе было что-то нестройное,
нерешительное, только туманившее понятия народа и готовившее его к
кровавым переворотам, которые и имели место в XVII веке.
Конфискация монастырских имений могла иметь огромные результаты
для блага конституции; но они остались бесплодны, вследствие
неосмотрительности Генриха. Духовенство было очень богато: ему
принадлежала по крайней мере третья часть, если не более, земель
королевства. Монахи и монахини были изгнаны из монастырей;
правительство обязалось платить им за то небольшую
пожизненную пенсию, но и та потом не была уплачиваема. Ослушники,
протестовавшие против этого, предавались смерти. В руках
правительства скопилось, таким образом, множество владений, которые могли
бы поставить короля вне зависимости от парламента, ибо известно,
что парламент в Англии ограничивает власть короля
распоряжением касательно налогов. Генрих видел, что при его средствах
парламент никогда не осмеливается противиться его воле, и не
позаботился о своих преемниках, чтобы им доставить ту же выгоду:
монастырские земли розданы были любимцам или расточены самым
бесполезным образом. Из этих имуществ даже мало обращено было
в пользу школ: они им продавались с аукционного торга и
обогащали среднее сословие или раздавались любимцам короля.
Главным виновником всех этих действий был преемник Мора в качестве
канцлера — Томас Кромвель. Но, сверх того, личные страсти
короля не могли также иметь благотворного влияния на народную
нравственность, не могли усилить уважение к нему.
Л[екция 29] 31 генваря
Мы видели, из каких побуждений возникла английская
Реформация. Нельзя сказать, чтобы личная жизнь короля, виновника
этой Реформации, давала ей большое нравственное значение в
глазах народа. Достаточно упомянуть о семейных отношениях короля:
он был шесть раз женат; с двумя женами он развелся — с
Екатериной Арагонскою под предлогом родства, с Анной Клевскою под
предлогом неодолимого отвращения; Анна Болен и Екатерина
Говард умерли на эшафоте вследствие судебного приговора,
обвиненные в неверности королю, хотя эти обвинения, по крайней мере
относительно Анны Болен, решительно не доказаны, несмотря на
все усилия католической партии бросить на несчастную королеву
тень подозрения; Жанна Сеймур умерла родами; Екатерина Парр
обязана своим спасением счастливому случаю: уже было отдано
приказание судить ее, когда она ловкою хитростью отклонила его
исполнение.
Лекции 1849/50 г.
190
Мы видели, с какой расточительностью король истратил
доставшиеся ему земли после конфискации монастырских имений. Ни
одна голова в Англии не была тверда на плечах; король каанил
за ослушание его воли не только самих виновных, но и
родственников их: 70-летняя мать кардинала Поля, удалившегося в Рим,
чтоб сохранить свои католические убеждения, заплатила жизнью
за побег своего сына. Почти каждая знатная фамилия принесла
кого-нибудь11 из своих членов в жертву подозрительности короля.
Протестанты гибли как еретики, католики как ослушники.
Таково было это тяжелое царствование Генриха VIII.
Посмотрим теперь на его результаты и следствия, надлежащим образом
понятые и оцененные немногими историками. Известно, что
Англия с давнего времени пользовалась политическими правами, из
которых развилась ее нынешпяя конституция. В Великом совете
феодальных баронов, которым окружил себя Вильгельм
Завоеватель, можно искать начала парламента. Великая хартия, исторгну*
тая мятежными баронами у Иоанна Безземельною, положила
основание политической своболе Англии. Но каждый шаг на этом
пути был ознаменован новыми трудностями. К началу XV стол»
можно было выразить права английского народа, выигранные им
дотоле, в следующих формах: король не имеет права без согласия
парламента6 налагать новые налоги; не имеет права издавать
новых закопов; наконец, в администрации должен соображаться с
существующими законами. Одип из самых глубокомысленных
писателей XV века, известный нам Филипп де Комминь1, ставил анг*
лийские учреждения выше учреждений всех современных ему
государств. Но здесь не должно слишком себя обманывать; в
государственных учреждениях Апглии XV века не должно искать, как
это делают некоторые английские историки, оправдания теорий,
возникающих в наше время. Эти коренные законы,
ограничивавшие власть короля, не были, однако ж, непарушаемы: у короля
были средства искусно обходить их. Так, например, что касается
до сбора новых податей, то самые могущественные короли из дома
Плаитагенетов, Эдуард II и III, делали тщетные попытки, чтоб
оградить себя с этой стороны. Но были такого рода способы успеть
в этом деле: король просил добровольных даров, ипогда просил
денег взаймы; разумеется, первого рода просьбы очень походили на
приказ, а в требовании займа был намек, что он никогда не будет
уплачен. Тем не менее буква закона оставалась неприкосновенною«
и ею дорожил парод, тем более что правительство прибегало к
упомянутым мерам в крайности. Другое ограничение власти
короля в отношении законодательном обходилось таким образом:
король пользовался неограниченным правом помилования
нарушителей закона; если какой-либо закон не находил одобрения у короля*
я П II: одттого (л. 102).
с Далее зачеркнуто: обеих камер.
140
Лекции 1849/50 г.
то он прощал его нарушителей. Повторяем: и такого рода случай
встречался довольно редко, но все же он бывал. Наконец, что ка-г
сается до самой администрации, то здесь чаще всего встречалось
нарушение положенного.
Таким образом, несмотря на определение Великой хартии и
последующие подобного же рода положения, по которым ни один
английский гражданин не мог быть произвольно арестован8,
личность граждан все-таки не была обеспечена, даже личность пэров
Англии. Равным образом пытка, отвергаемая английскими и
вообще всеми германскими законами, этот страшный дар, принесенный
византийским правом Западной Европе, хотя была всегда явно
воспрещаема законом, но орудия пытки сохранялись в Лондонской
башне и не раз употреблялись в дело. Глядя на подобного рода
случаи, многие приходили к тому заключению, что конституция
английского народа была только на словах. Но в такое время, о
котором идет у нас дело, народы спорят не за отвлеченные начала,
а за явные факты и результаты; поэтому отдельные нарушения
того или другого закона проходят незамеченными в народе. Мы
видим зато, что при каждой попытке коснуться прав народа,
восстают сильные оппозиции; граждане подымаются с оружием в
руках. Тогда такое явление было возможнее, чем в новое время;
если бы теперь произошло что-либо подобное в Англии, то одна
неделя междоусобной войны имела бы более значения, чем,
например], война Алой и Белой розы: эта война отозвалась бы
тотчас и в Китае, и в Америке, она остановила бы кредит; теперь в
одном Лондоне гораздо более богатств, чем в целой тогдашней
Англии. Следовательно, междоусобная война влекла тогда только
к кровопролитию, но у народа, еще неторгового и небогатого, не
могла оставить других потрясений. Вот почему Генрих VIII,
безнаказанно посылавший на казнь отдельных лиц, не касался корен-
йых положений английского народа; он мог конфисковать и
растратить монастырские имения, но когда потребовал один раз
шестой части годовых1, доходов, тогда в народе началось восстание2.
Несмотря на свой непреклонный и своенравный характер, король
должен был уступить мятежу и издать даже оправдательный
манифест, в котором оправдывал предложенную меру.
Вообще династия Тюдоров, из которой вышли самые
могущественные из государей Англии, те, которые с наибольшей свободой
располагали средствами своего народа, часто вводила в заблужде-
йие многих историков, полагавших, что при ней парламент потерял
всякое значение и власть, а народ все свои права. Но если государи
Dïoii династии не вступали в неприязненные отношения к
парламенту, то это объясняется совсем другим, это были государи с
аИачительными дарованиями и энергиею; они избегали столкнове-
в Б 1 далее зачеркнуто: без предварительного судебного приговора.
г Там же далее зачеркнуто: государственных.
Лекции 1849/50 г.
141
ний с парламентом потому, что никогда не требовали излишних
налогов и ограничивали свои издержки сообразно с этой мыслью.
Зато они получали возможность редко собирать парламент, а
парламент, видя их умеренность, оказывал всегда большую готовность
подчиняться королевской воле. Величайшая перемена,
происшедшая в Англии при Генрихе VIII, перемена, которая оправдывает
мнение, что народ остался при прежних своих правах, это
введение новых религиозных форм. И это дело объясняется следующим
образом: во-первых, в Англии, столько же, как в Германии, и,
конечно, гораздо более, чем в романских землях, ощутительна была
потребность церковного преобразования. В XIV столетии здесь
развивалась могущественная секта лоллардов, находившаяся в
связи и имевшая влияние на гуситов. Во все продолжение XV
столетия из Англии раздаются горькие жалобы на римское духовенство;
здесь, как и в Германии, вопрос религиозный сливался с
национальным. Когда Генрих VIII разорвал связь с Римом, на его
стороне явилась многочисленная партия, не одобрявшая личных
поступков короля, но готовая помогать ему во всем, что касалось
церковного преобразования. В Англии образовались тогда две
партии, чисто протестантская и католическая. Король собственно не
принадлежал ни к той, ни к другой: сохраняя в чистоте
католические догматы, он требовал себе церковного первенства, и всего
авторитета, которым пользовался папа. Но в этом явлении лежало
уже нарушение католического догмата. При жизни своей Генрих
успел во многих из своих намерений: он употреблял враждебные
партии при дворе для достижения своих стремлений. Тайные
католики, ибо они не смели выказывать своего направления, часто
доносили королю на протестантов, тайные протестанты доносили
на католиков: и те и другие надеялись, что некогда король
перейдет на их сторону. Но возрастала преимущественно партия
протестантов: главою их был упомянутый Кранмер. Он получил
богословское образование в Германии, но догматические убеждения его
принадлежали к женевской школе; он даже был женат в Германии,
но в Англии хранил в глубокой тайне свои убеждения. В
продолжение 15 лет он занимал Кентерберийскую кафедру и действовал
осторожно и хитро в пользу нового учения, скрывая от короля
значение и смысл своей деятельности наружным согласием с ним.
Это был человек, который был нужен Генриху VIII: он именно
мог стать во главе того странного здания, которое носит название
англиканской церкви. Он был одинаково богослов и
государственный человек: как богослов он развивал догматы с логической
последовательностью Кальвина; как государственный человек он
уступал в своем учении старым религиозным формам, которым считал
нужным уступить. Мы увидим еще впоследствии это соглашение
старого и нового в англиканской церкви.
В начале 47 года скончался Генрих. Он оставил десятилетнего
сына Эдуарда VI от Анны Сеймур и двух дочерей — Марию от.
142
Лекции 1849150 г.
Екатерины Арагонской и Елизавету от Анны Болен. И та, и
другая объявлены были королем незаконными, первая потому, что
зачата была до брака, последняя вследствие сомнения короля в
верности супруги. Таким образом, они не имели права па престол.
Но пред смертию король переменил свое решение: он предоставил
престол сыну, но в случае его смерти престол должен был отойти
к Марии, а потом к Елизавете. Только в случае уже смерти
Елизаветы престол переходил к младшей сестре короля Марии,
которая была за Людвигом XII, потом за Суффольком и от которой
оставалась внучка Анна Грей. Преемнику Генриха было только
десять лет. Покойный король учредил Верховный совет для
управления государством во время малолетства короля. Главными
лицами здесь были —канцлер Wriothesley и дядя короля граф Герт-
форт (Hertfort). Эти два лица находились во враждебных
отношениях один к другому. Первый поддерживал католицизм, последний
был приверженцем протестантского учения. Перевес оказался на
стороне последнего; он был провозглашен опекуном королевства и
возведен в звание герцога Сомерсетского. Канцлер должен бы
отказаться от своих намерений; тогда дело Реформации пошло иначе:
Кранмер снял свою личину, партии обозначились явственпее.
Король воспитывался под надзором строгих протестантских учителей;
ему рано внушили уважение к новым и ненависть к старым
учениям. Но оп владел престолом только шесть лет (1547—1553). Из
оставшегося дневника его3, равно как из всех преданий, можпо
судить, что он обладал замечательными качествами и обещал
многое. Но, разумеется, все сделанное в шесть лет его правления не
могло принадлежать ему (он умер 16 лет). Прежде всего Кранмер
приступил к отменению тех положений Генриха VIII, которые
мешали распространению и утверждению в Англии протестантизма.
Несколько парламентов, созванных один за другим, отменили, во-
первых, 6 статей, изданных Генрихом; потом были разрешены брак
для духовенства, причастие иод двумя видами, чтение всеми
Священного] писания на родном языке; издано было собрание
проповедей, составленных Кранмером, которые каждый священник в
Англии должен был, по крайней мере, 4 раза в год читать своим
прихожанам, если не мог сам составлять проповедей в этом духе;
составлеп катехизис по образцу Лютерова. Народ горячо принимал
;>то учение. Но двойственный характер Кранмера как
государственного мужа и богослова обнаружился во всем: мы увидим
впоследствии, что англиканская церковь, которую можно назвать не
столько делом Елизаветы, сколько делом Кранмера, была делом
взаимных уступок — правительства, поддерживавшего католицизм, и
народа, наклопного к новому учению. Главою церкви остался король:
он заступил место папы. Но, допуская это первенство, апглийские
богословы различно толковали эту статью: одни давали королю
полное значение папы, другие давали ему незначительную роль —
ограждение церкви: учение доселе неясное. Догматы были большею
Лекции 1849/50 г.
ИЗ
частью приняты протестантские; обряды и богослужение остались
католические. Но и в последнем отношении совершено было
значительное отступление: многие молитвы и обряды были приняты в
англиканскую литургию от католицизма, но они были переведены
на английский язык. Наконец, форма епископата была сохранена:
Кравмер имел здесь в виду приобретение большего значения для
королевской власти, ибо король назначал епископов (совсем
обратное явление имело место в Шотландии).
Укажем вкратце на последующие события. Эдуард VI
царствовал до 53 года. Сначала правление находилось в руках Гертфорта,
герцога Сомерсета, который ревностно поддерживал протестантское
учение, но навлек ненависть народа уступками Франции. Он был
свергнут, место его занял Варвик, герцог Нортумберлендский,
деятельный, честолюбивый, но безнравственный вельможа. Сомерсет
попытался снова овладеть властью, но погиб в своей попытке и
был казнен. Варвик простирал своя планы далее регентства: он
хотел возвести па престол собственную линию. С этой целью он
женил сына своего Гильфорда Дудлея на Иоанне Грей и заставил
короля сделать завещание, в котором он, обходя сестер своих,
завещал престол Анне Грей. Ненависть народа была причиной того,
что большая часть Англии стала за Марию, сестру короля. Эта
принцесса, воспитанная своей печальной матерью Екатериной
Арагонской, с ранних лет получила меланхолическое направление
характера. Внушенные матерью католические верования усилились
и ней до фанатизма вследствие гонений. Когда умер Эдуард VI,
•ей было уже 37 лет; взгляд ее на жизнь определился; она не
обладала ни великим умом, ни знаниями; народ стоял за нее лишь
только кз ненависти к Варвику, а не из личного уважения к ней
и к законности. Герцог Нортумберлендский, пытавшийся оружием
защищать права Анны Грей, был оставлен всеми, предан суду и
казнен. Та же участь постигла и семнадцатилетнюю Грей,
женщину, оставившую поэтическое воспоминание: она была глубоко
образованна; в то время образование женщин было гораздо
значительнее; она знала не только оба языка классические, но читала
Библию в подлиннике; неохотно приняла она то положение, которое
дял ей свекор и за которое она заплатила своей жизнью. Вслед
затем начались гонения на приверженцев ее партии. Мария
скрывала еще свои католические намерения; она запрещала только в
спорах оскорблять папистов. Но она скоро вступила в переговоры
с родственником своим Карлом V и с папою: она требовала от них
советов для восстановления в Англии католицизма. Кранмер был
предан суду; другие епископы тех же мнений были отрешены от
должностей. Враги протестантизма при короле — Гардинер,
епископы Винчестерский и Боннер, епископ Лондонский — получили
теперь наибольшее влияние на дела. В то же время королева
заботилась о браке: она просила Карла указать ей достойного жениха,
Карл указал на Филиппа Испанского. Трудно было найти принца»
144
Лекции 1849/50 г.
внушавшего более недоверия английскому народу. Гонение на про-
тестаптов усилилось; сама Елизавета, дочь Анны Болен, посажена
была в Лондонскую башню за то, что протестанты смотрели па
нее с надеждою. Она была обязана своим спасением Филиппу
Испанскому; причина была проста; он хотел заискать ее
расположение, опасаясь, с одной стороны, смерти Марии, женщины
болезненной, с другой стороны, боясь того, что по смерти Марии
королевой будет Мария Шотландская, которая соединила бы в
одно Англию, Шотландию и Францию.
Л[екция 30] 7 февраля
Мы остановились на начале царствования королевы Марии,
дочери Генриха VIII. Мы видели, что она вступила на престол
нежданно, наследовав его после смерти шестнадцатилетнего брата.
При жизни отца она была объявлена им незаконной дочерью и
воспитывалась вдали от двора. Когда умер Эдуард VI, ей было
уже 37 лет от роду. В народе она не пользовалась любовью и,
надобно сказать, не имела тех качеств, которые могли бы
привлекать к ней сердца подданных; строгая, суровая, преданная
влиянию католического духовенства, ее окружавшего. Ее явным
намерением было восстановление в Англии католицизма. Но первыми
актами своего правления она, по-видимому, старалась только
успокоить своих подданных: она запретила только употреблять в
разговорах оскорбительные названия папистов или еретиков.
Противник ее, герцог Нортумберлендский, погиб на эшафоте; та же участь
постигла и несчастную Иоанну Грей, виновпую только в том, что
она была близка к престолу по праву рождения, и ва нее хотел
надеть венец честолюбивый ее свекор. Но уже в начале 54 года
действия Марии становятся решительнее: она хочет вступить в
брак и объявляет женихом своим Филиппа Испанского; несмотря
на сопротивление, впрочем очень робкое, парламента и Гардинера,
заступившего место Кранмера, Филипп был помолвлен. Образ
мысли его был известен. Тогда же оказались явны сношения королевы
с папским престолом: папа прислал в Англию легата, близкого к
Марии и ее родственника, пользовавшегося большой славою,
кардинала Регинальда Поля, одного из последних потомков дома
Плантагенетов, оставившего Англию в правление Генриха и теперь
возвратившегося для посредничества между папой и английским
правительством.
Главную трудность представлял тогда вопрос о церковных иму-
ществах: по совету Поля и Гардинера, королева должна была
уступить в этом случае; она объявила, что желает только восстановить
чистоту учения, но не отбирать земли, конфискованные ее отцом.
В самом деле этого нельзя было сделать без огромного переворота
в государстве: имения были розданы покойным королем и успели
йерейти чрез многие руки, так что возвращение церковных иму-
Лекции 1849150 г.
145
ществ соответствовало бы конфискации частной собственности.
Королева, как сказано, отказалась от этого притязания, несмотря на
то что папа Павел IV сильно настаивал на нем. Далее запрещены
были браки духовенства, потом протестантская форма причастия,
наконец, торжественным актом парламента Англия объявлена была
снова католической державой. Конечно, в эту минуту парламент
не был выразителем народных требований: никогда народ не был
так враждебен католицизму; католицизм являлся ему чем-то
грозным1 и мстительным вследствие тогдашних требований и мер
правительства. Все нововведения Генриха были уничтожены, их
приверженцы подавлены; между ними пострадал и Кранмер. Он
искусно прикрывал свои протестантские виды при Генрихе; при
Эдуарде он их высказал резко; он оказал себя прямым протестантомг
но в то же время протестантом умеренным; он был реформатор-
политик, хотевший согласить * релишюзную реформу с выгодами
светской власти. Теперь его потребовали к суду за его убеждения
и действия: королева, кроме религиозных отношений, помнила ту
роль, которую играл он в деле развода ее матери с Генрихом.
Нельзя сказать, чтобы поведение Кранмера в то время, как он
находился под судом и в Лондонской башне, внушало к нему
уважение: он робел, отказывался от своих прежних поступков. У
католических историков, например Лингарда1, конечно, мы находим
много преувеличенного о поведении его в это время; но и на
основании протестантских источников можно с достоверностью
заключить, что Кранмер не был из числа людей крепких и стойких.
Несмотря, однако же, на свою уступчивость, он был приговорен к
смерти; но в виду ее он оказал свое мужество: он прежде всего
опустил в огонь свою руку, виновную в отречении.
Вслед за тем начался ряд других казней. Особой комиссии
поручено было исследование религиозных преступлений: ей могло
быть много дела в такую эпоху, когда ни между мирянами, ни
даже между духовными не было, можно сказать, ни одного, кому
не пришлось бы хотя раз переменить свои мнения вследствие
политических обстоятельств. Во главе нового судилища стоял Гарди-
нер, несколько епископов и несколько светских лордов, строгих
католиков. Они приговорили к смерти, кроме Кранмера, епископа
Латимера, человека больших талантов; в 4 года 290 человек
приговорены были к смерти, в том числе 40 детей. Конечно, в этом
случае нельзя полагаться на верность цифр, приводимых
протестантами и католическим историком Лингардом; но все-таки па
основании достоверных источников число жертв простирается до
290 человек. К чести Гардинера нужно сказать, что он недолго
оставался во главе этого страшного судилища; место его занял
лондонский епископ Боннер, некогда приверженец протестантизма,
теперь из страха или расчетов сделавшийся страшным его
гонителем. Сама Елизавета, дочь Генриха, едва избавилась от смерти;
ее обвинили в приверженности к новому учению и в политиче-
1U Т. Н. Грановский
146
Лекции 1849/50 е.
ских замыслах; она была спасена только заступничеством Филип*
па, жениха Марии2, который не предвидел в ней опасного врага
себе. Вообще это царствование Марии оставило после себя
тяжелые следы в воспоминаниях английского народа.
Но кроме этих внутренних смут, Англия постигнута была
внешними неудачами. Без всяких собственных интересов Англия
приняла участие в войне Испании и Франции, результатом
которой была потеря ею последнего крепкого места на французской
почве — Кале. Когда королева получила известие об его взятии, это
на нее сильно подействовало, тем более что в это время
расстраивала ее явная холодность к ней Филиппа. В 1558 году Мария
умерла, оставив престол Елизавете, дочери Генриха VIII и Анны
Болен; мы увидим впоследствии ее блестящее царствование.
Теперь для окончания обзора остается нам сказать несколько
слов о состоянии Шотландии в описываемое нами время. Мы
видели, что во всех государствах Европы в течение XVI столетия
совершались великие перевороты, ознаменованные победою
монархической власти над феодализмом, но в Шотландии это движение
совершалось медленно и нерешительно. Здесь власть короля
должна была бороться со множеством мелких интересов, ей
враждебных. Бедное, но воинственное суровое дворянство сильно
противилось тем изменениям, которые совершались в пользу порядка
и государственного единства. Города, которые в других странах
Западной Европы стояли на стороне королевской власти, не могли
сообщить ей этого могущества в Шотландии по своей бедности и
незначительности: печальное царствование Иакова II и III служат
тому явным доказательством. Яков IV, блестящий, талантливый,
погиб с цветом народонаселения в битве при Флоддене в 1513
году. Сын его Иаков V царствовал недолго. По смерти его осталась
правительницей супруга его Маргарита3, иностранка, француженка
из фамилии Гизов. Ей предстояла борьба уже не с одним
многочисленным дворянством, но с новыми идеями, врывавшимися
отовсюду в Шотландию. Реформа Генриха VIII не нашла здесь
сочувствия, но возбудила даже против себя живое негодование. Но в
то же время сюда проникали те смелые и частью невежественные
проповедники, которые образовали секты, оторвавшиеся от
прежнего учения. До 1546 г. это движение шло в нижних слоях
общества, оправдываемое глубоким невежеством и безнравственностью
католического духовенства в Шотландии. Представителем этого
движения явился некто Иоанн Нокс, ученик Кальвина,
превосходивший учителя в энергии и жестокости. Наследницей престола
после матери была Мария Стюарт4. Дяди, которые готовили ей
великую будущность во Франции, выписали ее туда для воспитания;
Генрих II помолвил ее со своим сыном Францем П. Королева, мать
ее, между тем, не в состоянии была бороться с партиями и
движением Реформации: в таком состоянии находилась Шотландия в
это время, к которому мы еще воротимся.
Лекции 1849/50 г.
147
Скандинавский полуостров. Из исторических сочинений об нем
в этот период замечательны: Geier, история [Швеции], которая
принадлежит к собранию истории европейских государств Геереиа и
Укерта5, Ranke в истории Реформации; статья Бартольди в
историческом альманахе Raymera: Yorg Wullenwever6.
Для истории Реформации в Дании нет хороших монографий:
датская история Дальмана доведеаа только до Реформации7. См,
отдел о Реформации в краткой истории Дании Аллена8.
Известно, что в конце XIV столетия три скандинавские
государства были связаны Кальмарским союзом. Но эта связь была не
крепка; в XV столетии Швеция пользовалась полной
независимостью от Дании. В продолжение 20 лет с лишком Карл Кпутсон
носил даже название короля шведского. Потом во главе народа
стояли большей частью правители из фамилии Стуров. Они
опирались преимущественно на низшие слои народа и находились в
постоянной оппозиции с богатым, преданным датскому
правительству духовенством. С другой сторопы, Дания не могла посягать па
Швецию вследствие внутренних смут и характера своих королей,
не отличавшихся деятельностью и энергией. В XVI столетии с этой
сторопы произошли большие перемены: в 1513 г. на престол
датский вступил молодой государь, уже заявивший в некоторых
событиях свое великое честолюбие, большую жестокость и
значительные дарования, прозванный северным Нероном. Это был
Христиан II. Насколько справедливы падающие на него обвинения, мы
увидим впоследствии. Но наперед должен сказать, что этот эпитет
дан ему в истории враждебной партией, что с неоспоримой
жесткостью в характере, в уме его соединялись великие планы и идеи.
Прежде всего он обратил свое внимание на восстановление Каль-
марского союза. От Стенана Стуре потребовал он покорности.
В 1518 г. он явился с своим флотом под Стокгольмом, заманил
несколько особ из высшего дворянства шведского к себе па корабль
под видом переговоров, взял в плен и увоз в Данию: в числе этих
пленников находился юноша Густав Ваза, потомок одной из
важнейших фамилий. Через 2 года Христиан ворвался в Швецию с
войском, разбил Стенана Стуре, умершего от ран, но обещал пе
касаться прав шведского народа; он восстановил здесь только в
звании Упсальского епископа Густава Тролле, возвратился скоро
в Копенгаген и, не прежде как в ноябре следующего года9,
явился снова в Стокгольм. Никто не знал цели его прибытия; он
объявил, что явился для венчания шведской короной. Обряд венчания
произошел в тех формах, которые внушили народу недоверие и
опасение: в числе сановников, присутствовавших при торжестве,
не было ни одного из шведов. Потом по обычаю он возвел
несколько дворян в рыцарство, между ними опять не было ни одного
шведа. Наконец, он объявил прямо, что, завоевав это королевство
мечом, он намерен мечом и управлять им. Тролле, архиепископ
Упсальский, примас королевства, первый подал повод к жестоко-
448
Лекции 1849/50 г.
стям со стороны короля: он потребовал вознаграждения за
нанесенные ему прежде бесчестия отрешением от сана, он потребовал
наказания своих противников. Следствие над ними продолжалось
недолго, найден был акт, которым низлагался архиепископ; все
лица, подписавшиеся к нему, несколько епископов и важных
сановников, были взяты под стражу; на основании собственного их
признания в подписи произнесен смертный приговор: 8 ноября
1520 года осталось памятью для народа, названное днем кровавой
бани, безвинно, без суда все эти лица были казнены; даже между
зрителями их казни те, которые обнаружили к ним участие
слезами или словом, были предаваемы смерти. Датские солдаты и
королевские наемники грабили дома городских жителей под тем
предлогом, что последние состоят в шведской партии и не питают
любви и уважения к датскому королю и правительству. Бесспорно,
Христиану нечего было опасаться со стороны шведов: народ в
датских областях равнодушно слышал о казни людей,
принадлежавших к высшему обществу, от него далекому. Но в это дело
вмешалась Ганза.
Известна великая ее роль в эпоху средних веков. Этот союз
торговых городов получил сверх того огромное политическое
значение: не довольствуясь обыкновенными выгодами, он потребовал
монополии в тех государствах, где вел свою торговлю. Часто его
требования не были исполняемы, но часто вполне осуществлялись:
на Скандинавском полуострове вся торговля была в руках
ганзейских городов, у них повсюду были здесь свои фактории и конторы;
чужие корабли не смели приставать сюда для сбыта и покупки;
народ был поставлен в необходимость покупать дорого, продавать
дешево. Правительство, издавна связанное этими отношениями и
постоянно бывшее у Ганзы в долгу, не могло противиться ее
действиям. Первый, кто подумал об освобождении народа от этой
тягости, был Христиан II, и это навлекло на него еще более
бедствий % чем самые его жестокости. Любек, стоявший во главе
союзных городов, был встревожен намерениями короля и должен был
принять все меры, чтобы им воспротивиться, тем более что Ганза
доживала уже свои последние годы; [в] ней поднялось опасное
соперничество: особенно страшны были ей нидерландские города,
Антверпен и другие, которым Христиан II хотел доставить перевес
на рынках скандинавских. Эти-то торговые интересы заставили
Любек принять такое деятельное участие в судьбе Густава Вазы.
Густав успел бежать из Дании и нашел убежище в Любеке.
Требование Христианом его выдачи не было исполнено; Густав снабжен
был деньгами для начала своих предприятий, а обнадежен
деятельною помощью в случае восстания в Швеции, и отправился искать
там осуществления своих надежд. Известны всем его приключения
в этот период жизни: он подвергался величайшим опасностям; за
а Написано вместо зачеркнутого: обвинений.
Лекции 1849/50 г.
149
голову его положена была цена; несколько раз изменяли ему
друзья его молодости; наконец, народ не хотел часто слушать его
речей, столь опасных в то время. В Далекарлии, где народонасе-
ление отличалось ненавистью к датчанам, он провел несколько
времени, работая в рудниках и на поле, и все-таки не находил
много себе приверженцев. Только неосторожность Шлаггока
(Schlaghök), наместника в Стокгольме, довела его до
предположенной цели. Тяжкие налоги возмутили эту часть Швеции; но Густав
отправился уже отсюда в Норвегию. Тогда за ним послали, чтобы
воротить его; он стал во главе 200 человек, на которых мог
рассчитывать, слишком малая помощь, если вспомнить, что Христиан
располагал силами трех королевств. Не столько жестокости послед-
пего, сколько притеснительные меры его чиновников оскорбили и
возмутили шведский народ. Особенно ненавистно народу стало
духовенство, стоявшее постоянно на стороне датского правительства
и притеснявшее соотечественников:' этим объясняется и успешный
ход Реформации в Швеции. В 21 г. Густав собрал уже
значительное число крестьян под оружие; дворянство не стало на его
стороне, но не оказывало содействия и датской партии. В конце этого
года, одержав две значительные победы над датчанами, он осадил
Стокгольм. Осада продолжалась около 2 лет—21—23.
Значительное число шведского дворянства стало между тем на стороне
Густава; они тогда еще предлагали провозгласить его королем;
Густав отказался, ибо ему не было тогда соперников, власть короля
была слишком незначительна, опасность, с нею сопряженная,
слишком велика. Но лучшими союзниками его были любчане и
ганзейцы вообще: они помогали ему деньгами, артиллерией,
немецкими наемниками.
Они были душою заговора против Христиана и в Дании.
Король был суровый и вместе с тем опрометчивый человек при всем
«своем уме и великих планах. В Дании он стремился ослабить
аристократию и вместе с нею богатое духовенство, составлявшее
постоянно оппозиционное, враждебное монархической власти
сословие. С этой целью он начал покровительствовать Реформации,
вошел в сношения с Лютером, издал несколько постановлений
в таком духе и готовил великие перевороты в Дании, между тем
как поддерживал хорошие отношения с Карлом V и получил от
того даже обещание не мешать завоеванию Любека. Но Любек
помогал Густаву Вазе и в то же время поддерживал оппозицию
в Дании. В 1523 году некоторые избранные члены дворянства и
духовенства в Дании открыто объявили королю от лица прочих,
что они не хотят ему повиноваться. Большая часть документов,
относящихся к этому времени, составлена была врагами
Христиана II, и потому трудно решить, каким он показал себя в этих
обстоятельствах. Вообще он был человек не робкий, но теперь, как
видно, растерялся и потерял голову: вместо того, чтобы вызвать
датские войска из Швеции и действовать решительно, он поспеш-
150
Лекции 1849150 г.
но сел со своим семейством па корабль и бежал в Нидерланды
На престол был возведен дядя его Фридрих I, герцог Шлезвиг- Гол*
штпнский.
Л[екция 31] 9 февраля
Мы остановились на низложении Христиана И. Народные
песни, доселе уцелевшие в устах датского народа, свидетельствуют
о той любви, которой он был предметом между низшими классами»
Немногие из государей припимали такие деятельные меры для
облегчения участи этих классов: и если Христиап II навлек
ненависть, то со стороны дворянства и высшего сословия. Уже в 1519 г»
оп вступил в сношения с Лютером, предлагая ему переселиться
в Копенгаген; но эта попытка пе удалась, хотя требования реформ
были ощутительпы па скандинавском севере. Нигде, может быть,
духовенство не отличалось такой грубостью и таким невежеством,
как здесь. Епископы часто не назначали местных священников по
церквам, собирая сами приходские доходы и поручая исполнение
службы людям полуграмотным, которых они держали на скудном
жаловании; случалось, что на 18 приходов приходилось только по
2 священника. Место Христиана II запял дядя его Фридрих I,
герцог Голштипский. Вступая па датский престол, оп принужден был
подписать договор с высшими классами, по которому королевская
власть подвергалась совершенному ограничению. Во-первых, этим
договором он сообщил дворянству еще более прав, чем прежде,
относительно крестьяи; между прочим, оп сообщил им право
наказывать смертью крестьян своих; далее — право собирать с них
налоги, которых часть дотоле шла в казну. Духовенство также
получило значительные привилегии: король обязался преследовать ереси
и казнить еретиков лишением собственности и жизпи. Потом
положено было, чтобы в епископы пе посвящались люди низших
сословий и чтобы доступ к этому сапу имели одни только дворяне.
Но новый король принял правление при довольпо смутпых
обстоятельствах: в низших слоях народонаселения оставалось много
приверженцев прежнего короля. Смелый моряк Иорби овладел
некоторыми приморскими городами п, подняв на судах флаг
Христиана И, отважно вел войну с Данией, Швецией, Любеком; толпы
крестьян стекались под его зпамепа; овладевая приморскими
пунктами, он заключал выгодпые сделки '. Но успехи его были
непродолжительны; скоро оп принужден был бежать в Россию*, где
пробыл два года, и умер, осаждая Флоренцию, в войске Карла V.
Таких смельчаков было немало: Христиан умел во мпогих спискать
себе приверженцев.
Со своей стороны, Фридрих, видя все великое значение этого
народного расположения, старался также возбудить сочувствие и
» ?
Лекции 1849/50 г.
151
любовь в какой-либо части народонаселения. Скоро он понял, что
лучшего средства для достижения этой цели нельзя найти, как
покровительство Реформации: тогда, наперекор подписанному им
акту, он начал оказывать это покровительство. Несколько монахов,
оставивших монастыри свои из приверженности к протестантскому
учению, особенно некто Таузен, сделались первыми проповедниками
Реформации в Дании. Перевод Св. писания на датский язык,
сделанный Михельзепом, бывшим копенгагенским бюргермейстером,
покинувшим родину вместе с Христианом II, и напечатанный им
в Голландии, откуда быстро распространился, этот перевод
значительно способствовал распространению нового учения до такой
степени, что в некоторых больших городах епископы и духовные лица
католические стали подвергаться публичным оскорблениям.
В 1527 году Фридрих I уже мог созвать сейм в Одензе, где
положено было предоставить полную свободу вероисповедания всем
жителям датского королевства.
В этом же году, памятном для скандинавского севера,
окончательно утвердилась Реформация и в Швеции. Здесь меры
правительства были гораздо решительнее. В 1523 году сейм, собранный
в Стрешнесе (Strengnaes), признал Густава Вазу королем. Он
нашел королевство истощенное, разорванное партиями; духовенство
было против него, ибо постоянно находилось на стороне датского
правительства; дворянство было также более наклонно к Дании,
чем к королю, вышедшему из среды его и требовавшему себе
глубокой покорности. С другой стороны, значительная опасность
грозила и со стороны Дании: Фридрих все еще настаивал на
подтверждении остававшегося в памяти Кальмарского союза. Густав должен
был для безопасности королевства держать многочисленных
немецких наемников, денежные же средства королевства были весьма
незначительны. При этих обстоятельствах он обратил внимание на
огромные земли, которыми владело католическое духовенство в
Швеции. В 1527 г. в Вестеросе (Westeraes) собран был сейм чинов
светских. Король изложил им положение государства обедневшего,
опасности внешние и внутренние, скудность средств к их
устранению и указал как на единственное средство поправить дела на
имения духовенства. Он прибавил при этом, что так как эти имения
достались духовенству большей частью от дворянства, то
духовенство обязано возвратить их, за что правительство со своей стороны
обязуется вознаградить его назначением жалования. Духовенство
сильно протестовало против этого; Иенсен, гофмаршал королевства,
находился во главе дворянской партии, стоявшей также на стороне
духовенства, не из сочувствия к нему, но из противления
королевской власти. Тогда Густав решительно отказался от престола,
говоря, что при таком расстроенном состоянии государства он не может
им править. Но его сторону приняла часть городов и вслед затем
некоторая часть дворянства; сейм принял предложение,
духовенство должно было согласиться. Тайно поданный протест нисколько
152
Лекции 1849/50 г.
ne помог делу духовенства. Тогда в негодовании своем духовенство,,
паконец, объявило, что принимает требования короля, но что npir
угрожающей ему бедности оно уже теперь не может более
посещать сеймы п просит уволить его от этих посещений. Король,
конечно, был очень рад на это согласиться. Духовенство потом
пыталось не раз возвратить это неосторожно высказанное
предложение, лишавшее его навсегда влияния на дела государственные, но
было уже поздно. Результатом этой меры было возвращение в
казну значительных нмуществ церковных; дворянство здесь также
выиграло. Но король хорошо понимал, что укрепить этот порядок
вещей можно только протестантством: вот почему он так
покровительствовал начальникам протестантизма в Швеции, Андерсону и
двум братьям Петерсонам, из которых один был назначен
канцлером, другой архиепископом Упсальским.
Таково было положение дел в Швеции. Между тем, сверженный:
король Христиан II оказал замечательные попытки возвратить
утраченный престол свой. Он уже раз набрал для этой цели немецких
ландскнехтов, но не довел их до границы Ютландии вследствие
недостатка денег. В [15]31 г. обстоятельства были ему
благоприятнее: с флотом из судов, принадлежавшим нидерландским городам,
которым он обещал льготы и права Ганзейского союза, пристал:
Христиан к Норвегии и сделал высадку в Опсло (Opslo). Здесь он
был отлично принят; высшее духовенство и горожане отправили в
датское королевство бумагу, в которой извещали, что они признали
королем своего прежнего законного властителя. Христиан в этом
случае не касался религиозных вопросов, и надо сказать вообще,,
что эти вопросы в продолжение всей его жизни были для нега
только делом политическим, но не делом личного убеждения.
Потому в свите его мы видим бежавших из Дании протестантов и в
то же время архиепископа Тролле, бывшего ревностного защитника
католицизма. Напротив, можно подумать, что католическая партия,
со своей стороны, надеялась на помощь Христиана. Но успех era
был непродолжителен, ибо у него было много врагов: Фридрих I
вместе с датским дворянством, Густав Ваза и весь Ганзейский союз»
После некоторых, неважных впрочем, сшибок с королевскими
войсками в Норвегии Христиан предложил начальнику Фридрихова
флота епископу Одензейскому Кнуду Гильденштерн (Gyldenstern)
быть посредником в свидании его с дядей для переговоров о
разделе земель, им принадлежащих. Он просил свободного пропуска вг
честного слова в безопасности; епископ, надеясь на Фридриха, дал:
слово; Христиан II перешел на корабль, отправился в Копенгаген
и здесь был арестован. Впоследствии Фридрих оправдывал этот
поступок государственной необходимостью, произволом Гильденштер-
на в данном слове и, наконец, тем, чтъ он сам прежде дал слова
дворянству задержать опасного врага.
Участь Христиана была самая печальная: на острове Алзене,
в замке Зондербург, провел он 17 лет в заточеиип, в комнате, по-
Лекции 1849/50 г.
153
хожей на клетку; единственные люди, с которыми имел он здесь
сообщение, были его карла и старый отставной солдат. Отсюда он
впоследствии (при Христиане III) переведен был в замок Каллунд-
борг, где участь его была несколько облегчена и где он провел еще
10 лет; он умер на 77 году, после 27-летнего заточения. В памяти
народа, как сказано, он сохранился совсем с иным значением, чем
в истории; народ долго вспоминал о нем с признательностью. Но
в истории, естественно, он должен был остаться с другим именем;
его историками были, во-первых, датский архиепископ...* гордый,
упорный аристократ, ненавидевший Христиана и рассказавший его
историю согласно с своими видами, потом — шведские историки,
явно враждебные ему. Зато одного нельзя было истребить в
Далии — это тех отличных школ, которые завел Христиап в городах.
Его другие меры в реформе и торговых планах не удались: но зато
он сделал чрезвычайно много для народного образования.
В [15]32 году был взят пленником Христиан II; через год умер
«го дядя, так вероломно с ним поступивший. Тогда естественно
возник вопрос о том, кому быть королем. Духовенство требовало
меньшего сына Фридриха Иоанна, 12 лет, на том основании, что
юн родился в Дании и говорил по-датски. Другая партия была на
стороне Христиана, герцога Голштинского и Шлезвигского,
старшего сына Фридриха, умного правителя, покровительствовавшего
протестантам; конечно, большинство на его стороне соблазнялось
примером Швеции в конфискации духовных имений. Обе стороны были
равносильны; положено было отсрочить решение до Иванова дня
1534 года. Но в это время представителем от Любека явился в
Копенгаген бюргермейстер Георг Вулленвебер2. Это был человек
незнатного происхождения, не принадлежавший к городским
патрициям и возвысившийся вследствие больших талантов, значительного
дара красноречия и любви к нему цехов. Друг его был Мейер,
сначала просто кузнец, потом наемный солдат в имперской датской
службе. Возвратясь на родину, он обратил на себя внимание одной
богатой вдовы и занял важное торговое место. В руках этих двух
людей в 34 г. соединялось управление всеми силами Любека и,
следовательно, Ганзейского союза, ибо Любек стоял тогда во главе
последнего. Им пришел в голову план смелый, план
неосуществившийся, но тем не менее гениальный: восстановить Ганзу с прежней
силой и еще с большим значением на других, новых основах, Гапзу,
которой грозила тогда уже сильная опасность со стороны городов
нидерландских и для которой запирались уже рынки скандинавских
государств.
Вулленвебер с этими видами отправился прежде к Христиану
Голштинскому и предложил ему содействие Любека в достижении
престола, если только он обяжется дать Ганзе все привилегии н
новые льготы: Христиан отказал. Тогда Вулленвебер явился на
* Пропуск в рукописи.
154
Лекции 1849/50 е.
сейм в Данию; он обещал пособие обеим сторонам: и духовенству,,
и дворянству, если в условиях при избрании нового короля
помещены будут статьи, клонящиеся к выгодам Ганзьт: но и эта попытка
не удалась. Тогда он обратился к жителям больших городов, и здесь
его дело сначала увенчалось успехом. Это дело шло уже не об
избрании короля, а об изменении целого политического порядка. Он
предлагал возвратить Христиана II или, в другом случае, ввести
устройство свободных городов, учредить федеративную республику
в Дании, Швеции и Норвегии. Когда об этом узпали Ваза, датское
дворянство и духовенство, они тотчас соединились; теперь было
уже не до споров о том, кому быть королем: общий выбор пал на
Христиана. Борьба приняла страшный характер2. Флотом любек-
ским начальствовал Марк Мейер, пехотой — граф Христиан Оль-
денбургский. Этот последний был достойный сподвижник Мейера и
Вулленвебера; он носил графский титул, но у пего собственно н^
было ни клочка земли; он был ревпостный протестант, отличный
воин и гордился тем, что читал в подлиннике Гомера. Первые
успехи их были значительны. Датский флот был разбпт, шведские
суда должны были скрыться в свои гавани; острова были заняты,
Копенгаген добровольно отворил ворота. Но в это время начался
раздор между Христианом Ольдеибургским и вождями Любека: он
хотел воспользоваться обстоятельствами для своих личных выгод
и сам сесть на престол датский. Узнав о его намерениях, Вуллен-
вебер обратился к другому немецкому князю на его место
Альбрехту Мекленбургскому, но было уже поздно. Христиан III, между тем,
уже усилился, обложил Любек своими судами, отрезал припасы и
заставил партию, враждебную Вулленвеберу, согласиться на
невыгодные для города условия: они должпы были согласиться оставить
в покое собственные герцогские владения, что дало Христиану
возможность отправить все свои войска в Данию. В 35 г. любчане
потерпели несколько поражепий; в 36 г. Христиан III вступил
победителем в Копенгаген, который упорно защищался. Смелые
планы предводителей Любека не удались; но до какой степени они
казались возможными и опасными, это видно из той ненависти,
с какой преследовали их враги их: Вулленвебер был самым
беззаконным образом захвачен герцогом Генрихом Браунптвейгским; его
бесчеловечно подвергали пытке в течение нескольких месяцев, потом
казнили как изменника; но здесь с полным правом можно было бы
спросить: да кому же изменил он? Правда, это был последний
представитель умиравшей Ганзыа, по тем не менее человек великих
качеств.
Мейер умер также мучительной смертью в Дании. Судьба
Любека и Ганзы была решепа; через песколько лет все привилегии
последней были отняты; Нидерланды пересиливали ее своей торговлей.
• Написано вместо зачеркнутого: идеи средних веков.
Лекции 1849/50 г.
155
При Христиане III Реформация утвердилась и в Дании.
Пользуясь кратковременным междуцарствием, епископы успели было
составить и издать несколько положений, стеснительных для
протестантов. Но в 36 году все епископы датские взяты были под
стражу и поневоле должны были дать подписку, что они не будут
[препятствовать протестаптству. Дания окончательно признана была
протестантской державой. Нельзя сказать, чтобы в первое время
она много этим выиграла: унизительная зависимость
протестантских пасторов от дворянства мешала нм делать что-либо полезное
для народа: дворяне нередко вешали своих пасторов, не давая
никому отчета. Одним словом, из всего того переворота вынесла новые
права и силы только аристократия, подавившая низшее сословие и
ограничившая власть короля. В 1559 году умер Христиан III. При
сыпе его и преемнике Фридрихе II положение Дании мало
изменилось; в деятельности этого государя замечательны только
покровительство его просвещению и война его с Швецией за право носить
в гербе своем 3 короны, напоминавшие соединение 3 королевств
иод одной державой.
Л[екция 32] 14 февраля
Мы говорили о ходе Реформации в государствах скандинавской
Европы. Мы видели, как с реформационными идеями соединились
и здесь расчеты чисто политические, расчеты светской власти; мы
видели, как династия Г[устава] Вазы и новая датская династия
могли утверждаться только с утверждением Реформации, ибо обеим
династиям и новому порядку, который они вводили,
противопоставляло себя и было враждебно католичество. Главные события,
относящиеся к этому делу, мы уже видели. Мы видели, что в 1536 году
после победы над последними усилиями Гапзы Христиан III
утвердил окончательно в своем государстве Реформацию. Еще прежде
это было сделано Густавом в Швеции. Густав умер в 1560 году,
оставив в народе память государя умного, сделавшего очень много
для блага Швеции, хотя современники и пе без основания упрекали
его в коварстве и жестокости. Но пред смертью своею он сделал
одно, повредившее много его государству: основываясь на
средневековых началах и понятиях, он разделил земли государства
сыновьям своим — Иоанну, Магнусу и Карлу: престол шведский
получил старшин сын Эрих (XIV). Отношения меньших братьев к
Эриху были неопределенны; они пользовались правами
самостоятельных властителей в своих землях, хотя в то же время считались
подданными Эриха. Это показало, что Густав, преследуя при жизни
новые цели, не совсем еще отделался от средневековых понятий
и действовал в их духе в предсмертных распоряжениях. Эрих XIV
был государь великих дарований и обширной образованности, но
он рано застигнут был какой-то нравственной болезнью. Еще при
жизни отца, во время своего пребывания в Кальмаре, он приводил
156
Лекции 1849/50 г.
Швецию в соблазн своими кровавыми пирами, с которых гости
уходили часто без глаза и т. п. Вступив на престол, он предалог
вполне влечению страстей своих, оскорбил шведскую аристократию
желанием вступить в брак с дочерью солдата, собственной рукою
убил одного из членов знаменитой фамилии Стуров и т. д. Можно
без преувеличения предполагать, что король страдал временными
припадками сумасшествия, несмотря на то что он все-таки обладал
большими талантами и был сам писателем. К довершению бедствий
братья восстали против него; пользуясь его слабостями, они с
намерением выставляли их народу на показ; дело кончилось темг
что брат его Иоанн, взбунтовавшийся некогда и великодушно им
прощенный, лишил теперь его престола и сел на его место (1568);
Эрих посажен был в темницу, где умер или, лучше, отравлен после
жестокого обхождения с ним. Однако правление нового короля не
было славно и благотворно для государства. Иоанн III (1568—
1592) под влиянием супруги своей Екатерины Ягеллон поддался
католическому влиянию и обратил свои старания на восстановление
прежней религии. Это поставило его в дурные отношения к народу»
Обстоятельства сделались еще запутаннее, когда сын короля Сигиз-
мунд (III в Польше) был выбран на польский престол (1587):
интересы королевской фамилии резко отделились от интересов па-
родных.
Нам известно, что именно пред исходом средних веков Польша
стояла на высшей степени своего могущества. Великая и Малая
Польша, Литва составляли воинственное государство, оплот
Западной Европы против турок. Но, вглядываясь пристальнее, мы виднмг
что внутренние условия государства не соответствовали внешнему
его могуществу. В сущности настоящей наследственности престола
в Польше не было: это начало постепенно слабело с ходом ее
истории. Это доказывается тем, что каждый государь пред смертью
своей старался об утверждении преемника, делал для этого уступки
дворянству и передавал, таким образом, своему сыну власть,
значительно ослабленную против прежнего; ослабление королевской
власти идет постоянно с каждым отдельным царствованием.
В 1572 году умер последний из Ягеллонов, Сигизмунд Август.
Сейм составился из дворян, единственного сословия, имевшего в
государстве власть, и избрал королем герцога Анжуйского Генриха
(брата Карла IX Французского). Трудно было тогда найти
государство, которое было бы в таком запутанном положении, как Польша.
Среднего сословия, па которое опиралась монархия в других
государствах Западной Европы, не было; было только дворянство и
низший класс народонаселения. Междуа высшим и низшим
дворянством11 мы видим постоянную затаенную ненависть, и надо
сказать, что учреждения польские часто давали возможность им
спорить между собой ко вреду государства. Несчастное liberum veto>
Ä_a Написано вместо зачеркнутого: этпми двумя классами.
Лекции 1849/50 е.
457
бывшее правом народа, делало невозможным всякое правильное
развитие. У короля оставались только следующие права: он был
начальником армии, верховным судьей и раздавал должности в
государстве. Средства к влиянию, стало быть, все-таки у него были,
но он должен был постоянно бороться с сеймом.
В XV столетии, именно с 1468 г., сеймы переменили свой
прежний характер и сделались для королевской власти еще опаснее.
Дотоле на сеймы съезжалось все дворянство; теперь общие6 съезды
сменились съездами выбранных дворянством нунциев6, т. е.
системой представительства. Может быть, в этом учреждении была
задняя мысль Казимира — устранить влияние дворянства, но
результаты вышли совсем другие. Прежде дворян приезжало на сеймы
только некоторая часть, других могли удержать разные причины;
но нунции8 являлись постоянно с поручениями от своих
избирателей8. Прежде решениями некоторых из них мог воспользоваться
король в свою пользу, но теперь пункции, отъезжая от своих
доверителей, получали от них строгие инструкции и упорно хранили
на сеймах их интересы, ибо иначе их по возвращении могла
ожидать плохая участь, как это нередко получалось. Следовательно,
королевская власть в такого рода сеймах нашла себе еще большее
сопротивление. Центральной власти был враждебен еще один
обычай: это польская конфедерация, вредная государственному
развитию. Конфедерация эта не есть нечто, исключительно
принадлежавшее Польше: на Пиренейском полуострове она едва не
уничтожила также государства. Собственно это было право
вооруженного восстания подданных против верховной власти: иначе нельзя
перевести смысл этого учреждения. Когда подданные находили, что
король действует не в духе законов, то они отстраняли его влияние
и начинали сами править. Но чем же определялась эта законность
или незаконность действий короля? Ничем иным, как личным
произволом. Наконец, реформационные идеи проникли в Польшу и
здесь, можно сказать, были прямо вредны государству: в таком
государстве, которое держится исключительно господством
дворянства, нельзя допустить религиозного разномыслия. И это
разномыслие сказалось в Польше в высшей степени; польские вельможи
гордились, что у них рядом и вместе живут самые разномыслящие
сектанты: это была правда, но государство от этого страдало.
Терпимость религиозная может существовать только в том государстве,
где есть центральная могущественная власть, которая может
устранить злоупотребления. Выбор нового короля в Польше при таких
обстоятельствах не был удачен. Генрих Анжуйский царствовал
недолго и бесславно, к стыду польского народа, его выбравшего, и
Франции, откуда его выбрали: через два года, узнав о смерти своего
6-6 Написано вместо зачеркнутого: имели это право только выборные
дворяне, которые присылали за себя своих нупциев.
в~в Написано вместо зачеркнутого: теперь известные выбранные дворяне
непременно присылали своих пупцпев.
158
Лекции 1849/50 г.
брата во Франции, он постыдно бежал туда. Преемником его был
великий муж, памятный и в нашей истории, Стефан Баторий
(1576—1586). Но, когда государственные учреждения где-либо
носят зародыш разложения, тогда отдельные личности властителей
не в состоянии бывают сдержать этого разложения. Стефан
Баторий, бившийся с такой энергией за Лифляпдию, в чем он, впрочем,
успел на время при своих талантах, видел, однако, своими глазами
и не мог не допустить некоторых уступок в значении королевской
власти: именно при нем король перестал быть верховным судьей.
С другой стороны, определено было, чтобы король назначал двух
гетманов — для литовского и польского войска; но в то же время,
имея право определять их, король не смел отрешать их; войсковое
жалование назначалось также только но определению сейма. Он
умер, не успев привести в исполнение своих планов касательно
Швеции.
А между тем, вопрос, занимавший тогда Швецию, Россию и
Польшу, был чрезвычайно важен. Когда Прусский орден1 перестал
существовать и последний гроссмейстер его сделался
наследственным герцогом, орден Ливонских меченосцев остался на Севере один
представителем вымиравшего средневекового рыцарства. Он не был
в состоянии один бороться с Россией. Уже по примеру прусского
гроссмейстера Вальтер фон Плеттенберг2 хотел провозгласить себя
герцогом, но попытка его не удалась. Между тем соседние державы
устремили тотчас внимание свое на этот край, важный по своему
положению; орден, отрезанный от Германии, мог теперь сделаться
легкой добычей. Страна эта играла теперь для северных государств
ту же роль, какую играло некогда Миланское герцогство для
западных государств: это было яблоко раздора. Не имея возможности
входить в подробности, укажем только на результаты этой борьбы.
Польша успела овладеть Ливонией, Курляндия досталась в
наследственность герцогу Готгарту Кетлеру. Стефан Баторий думал
овладеть и Эстляндией, и Курляндиейг, но он умер среди
приготовлений. Эстляндия осталась за Швецией. Партия, самая
могущественная в Польше, возвела на престол сына шведского короля
Иоанна Сигизмунда (III, 1587 г.) в той надежде, что теперь войны
за шведские области сделаются бесполезными и цель Стефана Ба-
тория будет достигнута мирно. Но это были неверные расчеты.
Швеция и Польша ревниво смотрели на короля; каждый народ
смотрел на страну другого как на придаточную провинцию. С
другой стороны, избранный государь был слабый, воспитанный
иезуитами. В 1604 г. шведские чины, принудившие Сигизмунда выехать
навсегда из Швеции, поставилид на его место брата покойного
короля Иоанна Карла Зюдерманландского (IX). Положено было
следующее: отселе королем мог быть только лютеранин, он должен
г Далее зачеркнуто: польскими областями.
д Далее зачеркнуто: возведен был.
Лекции 1849/50 е.
159
был жениться на лютеранке и не мог выезжать из своих
владений; последнее постановление ясно указывало на отношения
к Польше.
Теперь нам остается сказать несколько слов о реакции в самом
недре католицизма. Когда вековое какое-либо учреждение
подвергается опасности от влияния новых идей, оно нескоро падает и
уступает свое место; если в нем было прежде какое-либо
жизненное начало, оно юнеет для борьбы с новыми началами. Эта сила
отпора против реформы обнаружилась в католицизме в половине
XVI столетия. Любопытнее всего история Италии в это время. Не
должно думать, чтобы реформационное движение ограничивалось
одной Германией; мы видели его и во Франции; в Италию оно
проникло еще глубже, хотя по натуре своей она не склонна к тому»
что мы собственно называем Реформацией. Этот ученый и
даровитый народ не мог отказаться от попытки обновить старое учение.
И это не были одни юноши, легко увлекающиеся всем новым:
между кардиналами были люди, которые если не явно стояли на
стороне Лютера, то признавали необходимость реформы в недрах
самого католицизма. Достаточно указать на кардинала Контарини,
кардинала Регинальда Поля: одним словом, этому направлению
подчинились образованнейшие между кардиналами. В Неаполе
вышла книга под названием — благодеяния Христаs, где автор
касается вопроса о благодати и близко подходит к мысли блаженного
Августина. Она написана была популярно; долго неизвестен был
автор, потом узнали, чтое был испанец Вальдец*, секретарь
посольства в Неаполе, написавший эту книгу сам или по крайней
мере под его влиянием она была написана монахом одного из
неаполитанских монастырей. Модепский епископ Мороне напечатал его
на свой счет. По донесениям впоследствии инквизиторов оказалось,
что в Италии в это время 3000 учителей были заражены новым
учением. Это учение соединялось здесь с философскими понятиями:
многие образованные люди читали по-гречески отцов восточной
церкви и понимали Реформацию гораздо чище и, можно сказать, не
так грубо, как лютеране. Но это явление не могло быть прочно.
Католицизм имел в Италии свое основание и корень: папы и
кардиналы хорошо понимали, что если новое учение утвердится и в
Италии, то дело католицизма будет окончательно проиграно. Известно,
что с Климентом VII кончился ряд тех просвещенных, блестящих
дарованиями пап, которые стояли дотоле во главе католицизма.
Последовавшие преемники папского престола были большею
частью суровые ревнители старого учения, которые видели в науке
врага своего. В 1542 г. два кардинала, Караффа и Бургос, оба
доминиканцы, предложили папе восстановить в Италии инквизицию»
Инквизиция существовала уже давно; она возникла еще в XIII сто-
е Написано вместо зачеркнутого: его.
* Valdez.
160
Лекции 1849/50 z.
летии в Южной Галлии против альбигенской ереси; но в Италии,
благодаря образованным нравам, она не принималась сильно и
число жертв ее не было так значительно, как, например, в Испании.
Пана согласился на это требование (Павел III). Усердие Караффы
было так велико, что он уступил собственный дом для помещения
инквизиции и на свой счет купил орудия, необходимые для
действия, цепи и т. п. Членами инквизиции назначены были
первоначально шесть кардиналов, самых строгих ревнителей старого
учения; им предписано не обращать внимания ни на положения лиц
в обществе, ни на какие другие обстоятельства. Перед новым
судилищем не раз приходилось оправдываться самим кардиналам, хотя,
разумеется, это делалось тайно. Кардинал Поль, один из самых
ревностных защитников католицизма, должен был отдать отчет в
своих поступках перед инквизицией. Судились не только дела, но
убеждения и образ мыслей. У одного современного итальянского
писателя находим следующее выражение: «В наше время истинпо-
му христианину не удастся спокойно умереть на своей постели,
ему предстоит прежде непременно побывать в инквизиции»4.
Последствия всего этого скоро обнаружились: школы были закрыты,
учителя отставлены; насколько они действительно были протеста п-
тами, это трудно решить — значительная часть духовных лиц
принуждена была бежать; академии некоторые закрылись; какой-то
ужас овладел Италией. Великолепное движение просвещения,
которое видим мы в Италии в XV столетии, замкнулось. Католицизм
овладел Италией: но Италия дорого заплатила за его победу.
В ж50-х годахж издан указатель запрещенных инквизицией книг5:
здесь в первом ряду являются сочинения кардиналов и вообще
многих высших лиц римской иерархии. Но не одними этими
средствами действовал католицизм. В то самое время, когда Лютер и другие
реформаторы нападали на монашество, монашество старалось
возникнуть к новой жизни — возникают новые ордена: Орден театпн-
цев, составленный из лиц высшего общества, послуживший
рассадником епископов; Орден капуцинов, более близкий к народу своим
образом жизни, оказавший некогда папам великие услуги, но потом,
загрубелый и одичалый, сделался в полной форме представителем
католического монашества. Но гораздо важнее по своей
деятельности и по огромному влиянию был Орден иезуитов. Нам нет времени
входить здесь в большие подробности об его основании и значении;
тем более, что это дело более или менее всем почти известно.
Лучшими сочинениями для руководства в этом случае могут
служить: 1. Отдел в истории пап Ranke6 и Geschichte der Jesuiten
Кортюма7. Наделавшие в свое время много шуму лекции Кинэ и
Мишле8 о том же предмете не заслуживают такого внимания: это
памфлеты в ученом смысле, не имеющие большого значения. Го-
ж~ж Написано вместо зачеркнутого: в 50 году.
Лекции 1849/50 г.
Ш
раздо важнее их по фактам даже книга Вольфа9, написанная в кон«
це прошлого и вышла в начале нашего столетия.
Но, чтобы иметь понятие об инквизиции, лучше всего читать
[об] ее учреждения[х] : отсюда пахнёт на нас самый дух этих
учреждений.
Л[екция 33] [16 февраля]
Основателем Иезуитского ордена был, как известно, Дон Иниго,
или Игнатий Лойола, сын одного дворянина в испанской
провинции Гвипускоа. Он родился в 1491 году и получил обыкновенное
образование тогдашних дворян в Испании, то есть читал много
рыцарских романов, настроивших в эту сторону его воображение.
Молодость свою он провел в военной службе, где ему предстояло
блистательное поприще, ибо он был храбрым офицером, и притом
значительные связи и другие благоприятные обстоятельства
содействовали его скорому повышению. В 1521 году, при осаде
французами Пампелоны, он был тяжело ранен в ногу. Болезнь была очень
продолжительна. Неловкий хирург дурно выпрямил кость, так что,
когда Лойола выздоровел, он заметил, что нога его была крива.
Это произвело на него такое неприятное впечатление, что он снова
велел сломать себе ногу, чтобы справить ее надлежащим образом.
Во время этой второй болезни, скучая долгою праздностью, он
просил книг: ему дали Flores Sanctorum. Это были легенды о святых3.
Это чтение произвело на непривычного к таким занятиям Лой-
олу чрезвычайно сильное впечатление: воображение его
распалилось; все свои рыцарские понятия он перенес в эту новую,
открывшуюся ему область. Такие явления были нередки в средние века,
а Лойола был сын своего века. Тогда он вообразил себя рыцарем
девы Марии. Понятия о том, как он должен служить ей, еще не
установились; многие принимали это настроение его духа за
признак сумасшествия. Он бросил военную службу и совершал разные
обеты в честь избранной им для служения.
В 1523 г. он отправился в Палестину, отправился с тем, чтобы
разнести повсюду поклонение святой деве. На пути ему нужно
было одолевать большие препятствия. Но, когда он прибыл на
Восток, его поразило собственное его невежество: он не мог
отвечать на догматические вопросы магометан в спорах; перевес в
этих спорах,— разумеется, они велись посредством переводчиков,
ибо Лойола знал только по-испански,— оставался не на его стороне.
Он возвращался в отечество с этим сознанием бессилия: тогда он
начал учиться в испанских университетах в Алькале, Саламанке;
ему следовало начинать, можно сказать, с азбуки; прежде всего
ему надо было учиться по-латыни. С целью окончательного
образования он отправился в Париж: тогда ему было уже около 40 лет.
а Далее зачеркнуто: рассказанные с простотой средневековых летописей*
11 T. Н. Грановский
162
Лекции 1849/50 г.
Упорным трудом преодолел он все эти трудности. Но, учась в
Париже, он высматривал людей одного образа мысли с ним. Он нашел
таких троих: один из них принадлежал также к высшей испанской
фамилииб. В 34 году их было уже 6: они решились составить новый
орден. Но мысль об этом ордене носилась в умах их еще смутно;
они не смели еще просить папу об осуществлении своих
неопределенных надежд. Предварительно они хотели отправиться в
Палестину, чтобы там прежде положить начало своих подвигов. Но
обстоятельства помешали: они не нашли в Венеции корабля для
отплытия, ибо в это время была война с турками.
В 1540 году, 27 сентября, папа Павел III утвердил основание
нового ордена, главой которого явился Игнатий Лойола. Орден
сначала был еще весьма немногочислен. Он отличался от
предыдущих орденов тем, что к трем обыкновенным обетам в нем
присоединялся 4-й: безусловное повиновение папской власти. В самом
начале он высказал намерение служить везде и всевозможными
средствами к утверждению католицизма и папской власти. Верный
своим воинственным воспоминаниям, Игнатий дал ордену название
Jesu Christi militia. * Он умер в 1556 году. Из ближайших
преемников его самые замечательные были Лайнец и Аквавива. Оба они
были генералами Иезуитского ордена. При них окончательно
образовались положения ордена, которые и изданы в 2 фолиантах под
заглавием Institutum societatis Jesu.** Мы упомянули уже характер
этих положений. Они были не раз предметом похвал даже со
стороны самых ожесточенных врагов этого ордена. Между прочим,
французские философы XVIII столетия, в том числе д'Аламберт,
называли их одним из самых замечательных памятников человеческой
мудрости. Если действительно под этой мудростью мы можем
разуметь только умение употреблять человека для каких угодно
целей, то это будет правда. Но если вникнуть глубже, если спросить,
что в них заключалось для истинного понимания и поддержания
нравственного достоинства человека, для определения его назначепия
на земле, одним словом, что касается подобных великих вопросов,
то в этом отношении положения иезуитов произведут самое
невыгодное и тяжелое впечатление на читающего.
Не имея возможности входить здесь в подробности, укажем
только на некоторые из этих положений. Во-первых, орден
подчиняется генералу, избираемому члепами; генерал обладает
неограниченною властью — это монархическое начало в высшей степени своего
развития. Не только внешние поступки подвергаются его надзору,
по дела совести и убеждений. Каждый год члены ордена приносят
общую исповедь, и результаты ее должны быть доведены до
сведения генерала. Но генерал в свою очередь подчиняется надзору:
несколько членов, пользующихся особенным доверием ордена, при-
6 Далее зачеркнуто: двое других — к среднему и низшему сословию.
* воипство Христово (лат.).
** установления общества Иисусова (лат.)щ
Лекции 1849/50 г.
163
«ставлетш к нему, чтобы постоянно наблюдать за ним и
предостерегать его в случае каких-либо колебаний с его стороны. Орден
разделен па провинции, в каждой провинции есть свой наместник,
пользующийся огромными правами, в своей провинции
занимающий моею генерала с такою же почти, как и тот, неограниченной
властью. Лица ордена разделены на многие ступени по степени
достоинства. Число членов настоящего братства, профессов, весьма
незначительно; число испытуемых огромно. Надо много лет искуса,
чтобы удостоиться принятия в орден. Во время этого искуса надо
отказаться от всех мирских связей, от семейства, друзей,
имущества; это имущество переходит не к родственникам вступающего в
орден, а к ордену. Беспрестанно повторяемая исповедь, в которой
испытуемый должен высказывать самые тайные мысли и мелкие
желания, дает возможность постоянно руководить им для цели
ордена. После нескольких лет такой жинзи неминуемо, сознательно
или бессознательно, переходит член к тем нравственным
убеждениям, которые требуются со стороны ордена. Цель ордена
высказывается прямо: сокрушить волю человека, дабы он был мертв, как
жезлв, как труп. Лицу с его личными побуждениями нет места
в ордене: человек существует для ордена. Можно сказать, что
орден, таким образом, обоготворил самого себя. Сперва он служил
католицизму, но потом сделался сам себе законом и целью. С
необычайной верностью взгляда угадали основатели ордена, мы
говорим основатели, ибо основателем нельзя считать одного Лойолу,
слишком восторженного и фанатического, чтобы прийти к глубокому
пониманию человеческой натуры, основатели ордена угадали
потребности современного общества и то положение, которое орден
должен был занять в нем. Они отказались от всех внешних форм
и признаков монашеской жизни; у них не было особенных одежд,
не было монастырей. В числе членов ордена было много мирских
братии, которые не произносили даже обета целомудрия и могли
вступать в брак: они были связаны только обетом покорности.
В эпоху Реформации, когда духовные потребности человека были
так сильно раздражены, они избрали три главных средства для
достижения цели своей деятельности: 1. Исповедь. Они старались
занимать места духовных отцов при главных дворах европейских;
таинства в руках их было часто страшным орудием. Они мастерски
умели проникнуть в совесть человеческую и заставить звучать в ней
те струны, которые были им нужны и выгодны. Самолюбие, страсти,
прежние преступления — все послужило им средством.
Нравственные преступления не считались тяжкими, когда вели к цели, все
разрешалось для последней. Потому в конце XVI столетия орден
пользовался уже огромным влиянием своих отдельных членов при
дворах европейских. Он обладал знанием всех государственных
тайн. То, что знал один член ордена, то знал генерал и прочив
члены.
D Написано вместо зачеркнутого: жертва.
11*
164
Лекции 1849/50 г.
Далее заметили иезуиты (2), до какой степени действовала
сильно на умы протестантская проповедь: тогда они явились
проповедниками. Самые замечательные из католических проповедников
в XVI столетии принадлежали к их числу. Еще (3) самое важное
средство к их влиянию было воспитание юношества. Мы уже
заметили, как была важна заслуга реформаторов в этом отношении.
Лютер, Меланхтон, каковы бы ни были недостатки их в других
отношениях, хорошо понимали все значение образованности.
Конфискованные у католического духовенства имущества должныг
были служить, по их мнению, преимущественно к заведению новых
школг. Правда, корыстные расчеты немецких князей часто
мешали им здесь: но тем не менее все-таки заслуга Реформации
в этом отношении была весьма значительна. Чтобы убедиться в
этом, стоит только сравнить прежние учебники с учебниками Ме-
ланхтона и последующими; здесь мы увидим, как резко новое
воспитание оторвалось от средневекового. Иезуиты заметили это: они
решили противопоставить воспитанию протестантскому воспитанно
своего ордена. Тогда во всех провинциях они завели школы,
привлекая в них, во-первых, отличным преподаванием, по крайней
мере в формальном отношении; преподавание древних языков шло
здесь не хуже, чем где-либо; многие науки шли даже лучше. Сверх
того иезуиты сами помогали бедным родителям учеников, а
юношей они обнадеживали верными успехами в жизни под их
покровительством. Всякий даровитый юноша, выходивший из этих школ,
был привлекаем в их ряды, если же нет, то он оставался по
крайней мере навсегда расположенным к ордену, оставался светским
его союзником. С своей стороны орден помогал ему своим мирским
влиянием. В высших учебных заведениях действовали также
иезуиты. Воспитывая дворянство, они превосходно умели приноровиться
к его потребностям: это не было воспитание монашеское,
отрешенное от практических целей; и иезуиты не хотели этого, они
воспитывали деятельных людей; но старались и умели обратить их
деятельность к своим целям. Зато те же правила, которые
господствовали в устройстве ордена, прилагались и к воспитанию. Можно
сказать, что воля человека была постоянным предметом
враждебных притеснений ордена: он старался сокрушить ее. Он старался
только развить те способности в человеке, которые мог употребить
в дело, и ослабить по возможности характер. Тот же строжайший
надзор, как в самом ордене, имел место и при воспитании. С каким-
то преступным коварством наставники пользовались доверенностью
и взаимным дружеством учеников; если один из них узнавал
какую-либо тайну от другого, он обязан был под опасением
строжайшего наказания передать ее наставнику, хотя, конечно, эти тайны
были мелкие и большей частью нравственные: но орден хотел энать
г~г Написано вместо зачеркнутого: для того, чтобы заводить на них новые
школы.
Лекции 1849150 г.
165
каждого отдельного своего ученика. Этим и объясняется то
могущество, с каким до сих пор живет орден иезуитов: он образовывал
сам себя. Но в XVI столетии деятельность обнаружилась его
страшным и опасным образом для Реформации: иезуиты выступили
смелыми, ловкими и умными противниками протестантизма. Без
сомнения, инквизиция не много бы сделала против нового движения
со своими суровыми средствами. Деятельность иезуитов в этом
отношении оказалась гораздо значительнее. Доселе протестанты
обвиняли католиков в невежестве, указывая на темные стороны
католической иерархии: теперь из среды католицизма выступил орден
образованный, деятельный, который со своей стороны мог обличить
протестантов часто в невежестве, который равносильно боролся с
ними на поприще науки и одолевал их в сфере политической.
Эта новая деятельность католицизма обнаружилась на соборе
Тридентском. Собор этот, трижды собиравшийся, оказал также
важное влияние на судьбу католицизма, обратив на себя внимание
современников. Мы имеем два замечательных сочинения об этом
соборе, заключающие в себе все главные, необходимые сведения
для его истории: это сочинения — фра Паоло Sarpi1 и иезуита Pal-
lavicini2. Сарпи — родом венецианец, монах, у д которого было много
независимых д от средневековой католической догматики убеждений,
написавший историю Тридентского собора в таком духе, который
заставил некоторых думать, что она написана протестантом. Но, по
достоверным сведениям, оказывается, что он был истинный. католик
л что протестантский элемент был в нем результатом глубокой
опытности и, может быть, отголоском общих венецианских
убеждений. В Венеции мы видим постоянно одно господствующее
начало: готовность принять все католические догматы и глубокую
ненависть к папам; то же самое направление вполне отразилось и
в сочинении Сарпи. Он остался до конца монахом, совершал
таинство католической церкви, следовательно, его убеждения против
католицизма были более политические. Но книга его много
произвела шуму и немало содействовала протестантам к отвержению
приговоров Тридентского собора. Ему отвечал Палавичини книгой,
бесспорно, ученой, но носившей в себе все направление ордена,
к которому принадлежал автор6. Он часто в своей книге, не называя
Сарпи по имени, входит в разбор его мнений и старается их
опровергнуть, не всегда беспристрастно. Это два голоса, раздающиеся
из недр самого католицизма и показывающие ясно, до какой
степени там еще колебались и не установились мнения. Для того чтобы
ближе познакомиться с их полемикой, можно пользоваться
сочинением Ришара Sarpi und Pallavicini, изданном в 42 году3. Акты
Тридентского собора, кроме других изданий, изданы по-немецки в
45 году; здесь помещены протоколы отдельных заседаний и неболь-
д~д Написано вместо зачеркнутого: сохранивший много чистых.
• Написано вместо зачеркнутого: он.
106
Лекции 1849/50 е.
ntue акты, заключающие в себе все нужное, чтобы иметь ясное
понятие о соборе.
Мы говорили уже, при каких отношениях собирался Тридент-
гкий собор; папа, убеждаемый примерами Предшествовавших
соборов, опасался его; протестанты, сначала желавшие его, скоро
поняли, что им нельзя ждать со стороны его справедливости к
своим мнениям. Следовательно, его хотел только один Карл V,
надеявшийся с его помощью образовать новую умеренную партию.
В 1545 году папа повестил собираться собору; в 47 году после
8 заседаний он перенесен был в Болонью, и мы знаем причину
этого—разрыв между папой и императором. После двух заседаний
в Болонье, в 48 году, собор разошелся. Папа Юлий III в 1551 году
снова созвал собор: движение Морица воспрепятствовало его
действиям в 1552 году. Наконец, после 10 лет перерыва, в 1562 г. папа
Пий IV созвал собор снова. Всех заседаний было 25. В них
окончательно были определены католические догматы и введены новые
необходимые реформы: католицизм возобновился и принял ту
форму, в какой существует доселе. Между католицизмом до Тридент-
ского собора и после него много различия. Здесь выразилось
влияние протестантизма, но оно выразилось не в реформах католицизма,
а только в упорном сопротивлении его и более резком выражении
прежних начал. Так, предание получило здесь равное значение со
Священным писанием. Латинский перевод последнего объявлен
каноническим текстом. Прежние учения о таинствах утверждены.
Все нововведения, на которых настаивали протестанты, преданы
проклятию, нельзя сказать, впрочем, чтобы единогласно. Особенно
в начале собора некоторые сановники духовные сильно восставали
против иных определений, например, безбрачия духовенства.
Престарелый епископ Диодорий, известный своей испытанной
нравственностью, требовал допущения брака, но такие требования не
могли осуществиться. Если мы обратим внимание на состав собора,
мы увидим ясно эту невозможность: не только немецкие епископы ж,
но испанские и французские жаловались на преобладание на соборе
итальянской партии; оказалось, что на соборе было 2/3 итальянских
духовных лиц; 2 только немецких епископа приходилось на 200
членов; французское влияние было также устранено. До какой
степени папская воля влияла на решение вопросов, видно из того,
что часто откладывалось решение важного вопроса дотоле, пока
приедет курьер из Италии с готовым решением от папы. Собор
кончился в декабре 1563 г., результаты его были чрезвычайно
значительны; постепенно приняли его решения Испания, Италия,
Польша, Бельгия протестовала, во Франции признана только
догматическая часть; все, относившееся к распоряжениям касательно
духовенства, отвергнуто. В землях протестантских решения собора,
разумеется, не имели никакого значения. Главными виновниками ско-
Написано вместо зачеркнутого: сановники.
Лекции 1849/50 е.
167
рого окончания собора в последнее время, советниками и орудиями
папской воли в его решениях были и иезуиты: голоса их на соборе
имели весьма важное значение.
Л[ещия 34] 18 февраля
Мы видели, какое значение имел Тридентский собор для возрож-.
давшегося католицизма в его борьбе с протестантизмом. Догматы
католические получили здесь окончательное освящение. В 1566 г,
был издан на основании положений собора катехизис* явно вызван-,
ный подобными явлениями в протестантской духовной литературе.;
Чрез несколько лет учреждена была в Риме особая конгрегация,
которой поручено было объяснение и толкование положений Три-
дентского собора. Мы видели, что эти положения, однако, »были
приняты не всеми государствами Европы. Некоторые государства
приняли их только частью, например Франция, отринувшая в них
все, что не касалось догматов; Нидерланды протестовали против '
большей части положений; в протестантских землях они,
разумеется, не имели никакой силы. Но результаты Тридентского собора,,
выразившиеся в его положениях, приняли тотчас же и
политический характер, что виднее всего из царствования Филиппа II в
Испании. Известно, какое могущественное государство оставил
Карл V своему сыну, это была, во-первых, Испания; далее
бургундское наследие состояло из Нидерландов, нынешней Голландии и
Бельгии, Франш-Конте и части нынешней Франции, Фландрии;
сюда присоединялась часть Артуа, Милан, Неаполь, Сицилия; сверх
того, обширные владения, завоеванные в новой земле смелыми
вождями — Пизарро и Кортесом; то есть Мексика, Перу и другие
испанские владения в Америке, объемом своим далеко
превосходившие саму Испанию. Но не одним объемом земель и количеством
народонаселения в них был силен Филипп II: ему принадлежали
лучшие земли тогдашней Европы. Сама Испания находилась еще
на высокой степени благосостояния; современные свидетельства
показывают, что одна Андалузия заключала в себе более 3 000000
жителей; вся эта часть Испании была превосходно возделана, здесь
процветало земледелие и садоводство. Таково же было и
королевство Валенция. Пустыни нынешней Кастилии были превосходно
возделаны. Испания могла прокормить не только свое
народонаселение, но отпускала за границу на огромные суммы хлеб, особенно
вино и шерсть. Ее мануфактурная промышленность ставила ее
наряду с первыми промышленными народами того времени: в
Европе славились испанское оружие, толедские клинки, сукна,
шелковые изделия. В одной Севилье жило более 130000 ткачей; в Сеговии
их было 32000. Можно наверное сказать, что тогдашнее
народонаселение Испании превосходило в 17а или даже 2 раза нынешнее
и в 10 раз было выше нынешнего своею производительностью.
Итальянские владения Филиппа И, королевство обеих Сицилии и
168
Лекции 1849/50 е.
Миланское государство еще не сошли на ту низкую степень
просвещения и общественного благосостояния, на которой мы видим
их в XVII столетии; здесь были также богатые и торговые земли.
Но перлом в венцо Испанского короля были его нидерландские
владения. Здесь, при устьях Рейна, Шелды, Мааса, возникли те
торговые города, которые с начала XVI столетия делаются главными
в Европе по своей торговле. Антверпен занимал тогда первое место
между рынками Европы; сюда привозились товары с далекого
Востока, из Индии, не говоря уже о мануфактурной промышленности
Нидерландов. Конечно, ни одна провинция тогдашней Испании не
давала такого дохода, как Нидерланды.
Но во внутреннем своем состоянии все эти области чрезвычайно
разнились между собою правами, преданиями, отношением к
центральной власти. Могущество Карла V относительно их основывалось
на том, что он умел превосходно ладить с отдельными
национальностями, соединенными под его скипетром. Государственный совет,
игравший при нем такую важную роль, состоял из представителей
всех этих национальностей. Карл окружен был не одними
испанцами; не говоря уже об итальянцах, так часто
предводительствовавших его войсками, Пескара и других; мы впоследствии видим при
нем нидерландских сановников, графа Горна (Ноогп), Эгмонта,
Вильгельма, принца Оранского, и т. д. Мы увидим далее, каковы
были отношения и к другим, отдельным областям. Но эти
отношения скоро переменились, когда место его занял Филипп. Филипп
был испанец и то не в обширном смысле: он был кастильянец.
Кастилья была любимою его областью, она была для него
государством, и он управлял государством, как Кастильею; для нее он
жертвовал всем. Вскоре по вступлении своем на престол он без
больших побудительных причин начал войну с Генрихом II
Французским; эта война, прославленная двумя победами над
французами, которыми Филипп был обязан своим полководцам, при St.
Quentin и при Gravelingen, кончилась, однако, миром в 1559 году
при Cateau Cambresis, который не принес Испании никаких выгод:
по этому миру обе страны воротили одна другой все завоеванное.
Но результаты этой войны были важны и в другом отношении:
они дали случай королю испанскому привести в исполнение
относительно Нидерландов те меры, на которые не решался его отец
при всей своей гениальности. Отношения Филиппа к Нидерландам
составляют одну из важнейших эпох того времени и принадлежат
к числу событий, бросивших влияние на всю тогдашнюю историю.
Мы остановимся на них.
Известно, что нидерландские области принадлежали Ta6c6vpr-
скому дому вследствие бракосочетания Марии Бургундской с
Максимилианом Австрийским. Этих областей было 17, они составляли
так называемые Нидерландские провинции. Это были богатые, по
преимуществу торговые и промышленные земли. Каждая из этих
областей составляла относительно внутреннего управления отдель-
Лекции 1849/60 г.
169
нос целое, имела свои права, льготы и предания. В делах,
касавшихся до целого края, собирались чины отдельных областей и со-?
ставляли Генеральные штаты. Эти чины состояли из духовенства,
дворянства и городового сословия. Без согласия чинов король или
герцог не мог ни налагать новых налогов, ни собирать податей.
Без согласия каждой отдельной провинции он не мог выдавать
обязательных для всех положений. К каждой отдельной провинции он
стоял в каком-либо особом положении; права его в каждой
отдельной провинции были неравны и имели много разнообразных
отношений. Карл V умел превосходно ладить со скупыми и расчетлит
выми жителями этих областей. Они не жалели для него денег,
потому что он не трогал прав их. Правда, здесь были исключения,
например в деле Карла с Гентом1, и нужно вообще сказать, что
правительству трудно было избежать неприятных отношений к
народонаселению; но, как бы то ни было, Карл V все-таки умел здесь
ладить, получал отсюда большие деньги, содержал на них войско
и во время Реформации мог здесь беспрепятственно казнить
еретиков. Но уже в последнее время его правления обнаружились
здесь некоторые начала оппозиционного движения: Реформация
сильно проникала сюда, хотя нидерландцы издревле отличались
ревностью к католицизму, о чем свидетельствовали их превосходные
католические храмы. Но особенное положение этих земель, в
которые по торговым и промышленным расчетам стекалось много
иностранцев, географическое положение между Францией и Германией,
где оказалось тогда реформационное движение, все это должно было
забросить и сюда семена нового учения. Может быть, это учение
нашло себе готовую почву в тех многочисленных ересях, о которых
так часто упоминают средневековые памятники нидерландской
истории.
Движение это долго укрывалось от Карла, пока не выступило
с явной смелостью, когда с церковных кафедр начались открытые
выходки против католицизма. Император, не связанный здесь, как
в Германии, жестоко стал наказывать еретиков: вследствие этих
гонений в некоторых местах уже слышался ропот. Война Филиппа
с Францией в первые годы его правления сделала необходимым
содержание в Нидерландах испанских войск. Но по положению
король испанский не имел права держать здесь войска; только
охранение нидерландских границ со стороны Франции давало ему на
это еще некоторое право. Когда же война с Францией была
кончена, жители областей начали требовать, чтобы войска испанские
были выведены. Филипп начал отказываться. В сущности это
войско было так мало, что оно было вовсе не опасно для жителей:
в нем находилось только около 3000 испанцев; но король настаивал
на своем намерении. В 59 году он уехал из Нидерландов и в
течение 39 лет своего правления не выезжал более из Испании, можно
сказать, из Мадрида. С именем Филиппа соединяется такая
известность и слава, такие воспоминания, что эта личность получает
170
Лекции 1849/50 е.
для нас особенное значение. Но в исследования о нем проникло
много ошибок: на него пало слишком много обвинений; ныне
нетрудно найти ключ к уразумению его поступков. Он был отнюдь
не такой свирепый, кровожадный государь, каким обыкновенно
представляли его в истории. Это был человек с умом твердым, по
узким и ограниченным; рано составив себе известные понятия о
своем положении и обязанностях, понятия довольно тесные, он не
изменял им ни в каких обстоятельствах; необычайно деятельный,
но не всегда плодотворно, со всеми предрассудками испанского
дворянина, с затаенным презрением к другим национальностям.
Тот государственный совет, который при отце его имел такое
великое влияние на правление государством, особенно вначале, был
тотчас им преобразован: в его члены преимущественно поступали
кастильские дворяне. Вообще целью короля было как можно более
ввести однообразия во владениях и истребить местные особенности
и права. С этим в уме его соединялись идеи порядка, но не совсем
правильно понятые; оттого часто его меры были ложно
перетолкованы. Но факты не дают, собственно, повода к такого рода
обвинениям. В разных архивах испанских хранится несколько тысяч
бумаг, исписанных рукою Филиппа. Он правил государством из
своего кабинета, с утра до ночи занятый работою. Он редко видался с
министрами; каждый из них представлял ему доклады: король
читал и отмечал их своею рукою, иногда наложенная им резолюция
выходила обширнее самого доклада. Трудно дознаться, каким
образом он успевал все это переделать; но он не только знал в
подробности администрацию, он знал даже личности своего государства.
Часто какой-нибудь сановник просил его о назначении на место
совершенно ничтожного и темного лица; король отвечал, что это лицо
не может занять известного места; он успел уже лично о нем
справиться в прежних бумагах. Одним словом, это был человек
подробностей, но у него не было высших государственных идей;
превосходный труженик, он не был, однако, в уровень со своим
положением. Но выражение, что в подвластных ему землях не заходит
пикогда солнце, было вполне справедливо: он был
могущественнейший из государей, от него могла быть недалекою мечта о всемирной
монархии. В его руках были богатые земли; новый мир снабжал его
сокровищами; у него была лучшая армия и лучшие полководцы
тогдашнего времени. Между тем мы увидим, какие результаты
имело его царствование.
Два ложных убеждения преимущественно погубили Филиппа:
с одной стороны, исключительный, узкий католицизм испанский,
заставлявший его смотреть на протестантов с горячим желанием
истребить их с лица земли; он истощил все силы Испании в этой
бесплодной борьбе; с другой стороны, его погубило намерение
уничтожить все особенности в своих областях и провести в них
один общий уровень. Исходя из этих убеждений он часто бывал
жесток, хотя положительной и постоянной жестокости и незаметно
Лекции 1849/50 г.
171
в его характере; исполнители его воли были часто гораздо жесточе
его; притом он недаром был испанец и воспитанник того века,
в котором Макиавелли был ручной книгой всех государственных
мужей. Первое неприятное столкновение Филиппа с подданными,
возникшее в Нидерландах, началось там по поводу выведения
оттуда войск, потом по поводу налогов, в которых отказали ему чины*
наконец, по поводу введения в этих областях нового разделения на
епархии. Доселе в Нидерландах было только 4 епархии: одни из
них зависели от архиепископа Реймского, следовательно от Франции*
другие — от архиепископа Кельнского, следовательно, от Германии.
Король под тем предлогом, чтобы устранить влияние иноземного
духовенства, разделил Нидерланды на 18 епархий —мера резкая
и крутая, которая должна была вызвать энергическое
сопротивление: во-первых, со стороны прежних епископов, которые потеряли
таким образом большие доходы, во-вторых, со стороны дворянства
и городового сословия, ибо они поняли, что теперь число голосов на
стороне короля будет гораздо значительнее, так как духовные лицч
им избираемые, должны были оставаться постоянно на его сторон« •>
Наконец, протестантская партия видела здесь намерение короя }
подчинить ее большему и строжайшему надзору. Вместе с деление-i
на новые епархии, во главе которых было поставлено три епископа,
разнесся слух, что Филипп хочет ввести в Нидерландах
инквизицию. Инквизиция была исключительно кастильским учреждением,
в духе Фердинанда Католика. В самой Испании она была не везде
принята: так, Арагония не приняла ее; в Милане по поводу ее
введения возник сильный бунт. В Нидерландах было против нее
общее негодование, не с одной стороны протестантов, но и со стороны
католиков: и католики хорошо понимали, что здесь идет [дело]
главным образом не о религиозных верованиях, а о политических
интересах. Король в этом случае должен был уступить общему
негодованию, не отказавшись, однако, совсем от своей мысли.
Правление в Нидерландах он вверил сестре своей Маргарите, герцогине
Пармской, женщине умной, образованной, но преданной учению
Макиавелли. Филипп не доверял, однако, и ей: он поставил ей в
виде советника и соглядатая ее поступков кардинала Гранвеллу,'
родом из Франш-Конте, человека образованного и с талантом, по
не разбиравшего средств, когда он хотел заслужить милость короля.
К общим причинам неудовольствия против короля присоединились
еще частные у нидерландской аристократии. В Нидерландах было
могущественное и богатое дворянство, игравшее первостепенную
роль при Бургундских герцогах и Карле V: нидерландские
советники Карла управляли во время его молодости в самой Испании.
Вообще Карл V оказывал большое доверие нидерландцам: недаром,
передавая сыну престол, он вышел, опираясь на правое шгечэ
Вильгельма Оранского; тогда же это обстоятельство было
перетолковано символическим образом: нидерландцы говооили, что короле
хотел показать сыну, что нидерландцы составляют его опору ц
172
Лекции 1849/50 г.
правую руку. Теперь же Филипп постоянно и постепенно замещал
места в своем совете испанцами.
Таким образом, внутри самих владений короля явились две
враждебные партии. В особенности же три человека были
недовольны поступками короля: Вильгельм Оранский, Эгмонт и Горн. Они
были в числе тех блистательных генералов, которым Карл V
обивай был большей частью своих побед. Теперь же они остались с
одними почетными титулами, но без практической деятельности и
без сильного влияния. Герцог Альба был личный враг их: он
поссорился с ними еще тогда, когда они вместе служили в войске
покойного короля. Зависть, оскорбленное честолюбие были
причинами этого раздора. Жалобы, беспрестанно увеличивавшиеся из
Нидерландов на тамошнее правительство, заставили короля
согласиться на одну уступку: он в 64 году вызвал оттуда Гранвеллу.
Но после отъезда Гранвеллы дела шли прежним порядком:
Маргарита действовала совершенно в его духе. Беспрестанно ездили в
Испанию депутаты от нидерландцев и возвращались оттуда с
лестными обещаниями со стороны Филиппа: но обещания не
исполнялись. Между тем волнение в Нидерландах усиливалось: в низших
слоях оно принимало характер религиозный, в высших —
политической оппозиции. Так шли дела до 1567 года. Тогда Филипп
объявил, что так как Маргарита обременена занятиями, то он
считает нужным послать ей советника и помощника: и этим советником
и помощником был избран герцог Альба, мюльбергский победитель2,
хорошо известный вождям нидерландской аристократии. Он
явился в Нидерланды не один: с ним шло 10000 испанских ветеранов.
Дело было понятно, зачем шел он. Вильгельм Оранский тотчас
уехал из Нидерландов; граф Горн и Эгмонт остались, надеясь на
свои заслуги: мы увидим последствия.
Л[екция 35] 21 февраля
Мы видели, в каком состоянии находились испанские
Нидерланды перед прибытием сюда Альбы в 1567 году. Меры,
принимаемые правительством испанским, производили общее волнение:
испанские войска, несмотря на протестацию, находились в
Нидерландах; учреждено было несколько новых епархий; при каждом
епископе находилось два инквизитора; светской власти приказано было
оказывать содействие духовенству в преследовании ереси.
Настоящей инквизиции еще не было, но эти меры намекали уже на
близкое ее введение. В 66 году высшие сословия нидерландские
заключили между собою так называемый Компромисс \ которым
обязывались защищать всеми средствами льготы и права своей родины.
С этой целью лица, подписавшиеся в конце договора, в числе 300
отправились к правительнице Маргарите. Один из ее советников,
граф de Barlaimant, убеждая ее не бояться пришедших, назвал их
de Gueux, это название приняли потом все недовольные, и имя
Лекции 1849/50 г.
173
гезов мы увидим в продолжение всей истории нидерландских смут:
Осенью того же года началось сильное гонение на иконы со
стороны протестантов: более 400 церквей было или разрушено, или
пострадало от взволнованной черни; множество памятников искусства
погибло. Но в том же году это волнение улеглось благодаря мерам
правительства и пособию Вильгельма Оранского, Горна, Эгмонта
и, наконец, вообще нидерландских сановников.
При таких обстоятельствах явился в Нидерланды Альба. Ему
приказано было служить советом и содействием Маргарите.
Замечательно, что в заседании верховного совета, которое имел Филипп
по этому поводу в Мадриде и который весь состоял из испанцев,
только два лица — великий инквизитор и Альба — убеждали к
принятию резких и строгих мер; другие советовали смягчить некоторые
постановления: но первое мнение превозмогло. Альба отправился
из Испании с 10000 ветеранов, сделал высадку в Генуе и сухим
путем через Альпы пошел в Нидерланды. На пути примкнули к
нему еще 10000 немецких ландскнехтов. Цели его были ясны для
всех дальновидных людей в Нидерландах. Первый, кто понял эту
опасность, был осторожный, умный и хитрый принц Оранский. Он
объявил, что удаляется из Нидерландов и останется верен королю
дотоле, пока правительство не коснется его именья и чести. Горн
и Эгмонт отказались отправиться за ним: они гордились своими
прежними заслугами и думали в качестве кавалеров ордена
Золотого Руна, что их может судить только верховный капитул ордена.
Вслед за Вильгельмом отправилось огромное число эмигрантов.
Чрез несколько дней по прибытии Альбы Эгмонт, Горн и человек
20 высшего дворянства были арестованы. Давнишняя вражда
между испанской и нидерландской аристократией ярко здесь
обнаружилась. Правительница Маргарита протестовала против новых
поступков правительства и Альбы: она сложила с себя правление и
удалилась в Италию. Несмотря на то что прежде были ею
недовольны, в эту минуту народ мог жалеть о ней: для него наступала
теперь эпоха тяжелых испытаний. Общее внимание устремлено
было на процесс, зачатый против Эгмонта и Горна. Оба графа
сослались на то, что они, как кавалеры упомянутого ордена, могут
быть судимы только его членами: но это было не принято на том
основании, что государственная измена их, недоказанная впрочем,
лишает их всех прав: они и вместе с ними еще 18 человек были
приговорены к смерти и казнены. Эта казнь произвела страшное
впечатление в Нидерландах и в целой Европе. Все знали, что
Эгмонт был один из знаменитейших вождей Карла V, что
преступления за ним не было никакого. Вина его состояла только в том, что
он от лица нидерландцев ездил в Мадрид с жалобою на испанское
правительство. Впрочем, характер Эгмонта представляют
обыкновенно несколько в поэтическом виде: виною этого поэтическое
произведение Гете, представившее его юношей, между тем как в эту
эпоху ему было уже за 50 лет, он был женат и имел 9 человек
174
Лекции 1S49/50 г.
детей. Тотчас составлено было Альбою верховное судилище для суда
над мятежниками2; во главе его стал испанец, доктор прав Варгас
(Johann de Vargas), любимец Альбы, который высказал взгляд свой
на дела в следующем выражении: «Здесь нет невинных; еретики
совершали преступления, католики смотрели на это равнодушно —
и те и другие должны быть наказаны». Жертвы этого судилища
были бесчисленны. Других приговоров, кроме смертных, почти не
было. В короткое время конфискованные имущества составили
сумму более 20 миллионов серебром на наши деньги; если принять в
расчет тогдашнее отпошение металлов, это составит более 50
миллионов серебром. Но Альба недоволен был частными мерами: он
казнил, можно сказать, весь народ, обложив его огромными
налогами, прибавляя к притеснениям насмешки. Антверпен принужден
был внести огромную контрибуцию, которая тут же употреблена
была на постройку крепости с целью враждебною для граждан.
В особенности тяжелы и бессмысленны были виды налогов: крома
общей подати, которая состояла из сотой части имущества
движимого и недвижимого, положено было при каждой продаже взимать
десятую долю движимого и двадцатую долю недвижимого
имущества. Католики и протестанты соединились в одном общем чувства
ненависти к притеснителям. Но средств сопротивляться в борьбе не
было. Все нидерландские провинции были наводнены испанскими
войсками. Казни лучших граждан наводили ужас.
Изгнанники нидерландские, действовавшие отдельно, не впутттали
пока большого опасения Альбе. Принц Оранский, удаляясь, обещал
верность королю только под условием, показанным выше. Он, с
другой стороны, до такой степени был убежден в том, что эти меры
будут непродолжительны, что оставил старшего сына своего
доканчивать курс наук в одном из нидерландских коллегиумов; по сын
его был скоро взят и отослан в Испанию; имение его было также
отобрано. Тогда он стал в ряды явных врагов Альбы и испанского
правительства. Между тем отдельпые эмигранты, большею частью
из дворян, под начальством морских гезов, опустошали берега. Две
более важные попытки ворваться в Нидерланды, произведенные
Вильгельмом Оранским и его братом графом Нассауским, кончились
неудачно: Альба был превосходный полководец и умел устранить
эту опасность; оставалось только море, где нидерландские изгнанпики
могли грабить суда, они находили убежище в английских гаванях.
Но, когда испанское правительство резко протестовало против этого
укрывательства, королева Елизавета велела оставить Дуврскую
гавань сорока судам, там стоявшим. Эти 40 судов отплыли в
Нидерланды, в 1572 году взяли город При3, первый пункт, где они
могли утвердиться, и отсюда начали свои дальнейшие действия.
Должно быть, Альба сам понял, наконец, свое положение; он был
честолюбив и горд в высшей степени, а между тем видел, что ему здесь
придется вести войну с мятежами, с общей ненавистью провинций
л что ему здесь не предстояло никакого славного и блестящего дела.
Лекции 1849/50 г.
175
Кроме того, денег нехватало на требуемые расходы. Тогда он
обратился к королю с просьбою уволить его и отправился в Испанию;
8а ним отправилось несколько членов испанского правительства.
Преемник его, Дон Луи де Реквезенс (1573) был опытнее Аль-
бы. Он превосходил его своею умеренностью и политическим
смыслом. Он тотчас по приезде своем объявил амнистию, хотя
ограниченную, которой разрешалось всем иноверцам без потери имущества
удалиться в соседние земли. Эти меры получили еще большую важ-
Hoctb вследствие одержанной им большой победы над двумя
братьями принца Вильгельма на Мокрской долине (Mookerheide, 1574
года). Оба принца Нассауские здесь пали; войска их были разбиты.
Реквезенс занял войсками большую часть северных областей, где
мятеж был сильнее.
Еще до этого Голландия и Зеландия провозгласили наместником
испанским принца Оранского, они не восставали явно против
испанского короля и мотели только сохранить свои льготы. Вильгельм
принял титул от имени короля испанского. Но Мокрскою битвой и
занятием некоторых городов кончились успехи Реквезенса: под
стенами Лейдена (1574) он потерпел неудачу. Город, плохо
укрепленный, решился ему противопоставить крайнее сопротивление.
Жители города знали, какой они подвергались участи, если город
их будет взят: в их глазах была участь Гарлема, взятого после
семимесячной осады, жители коего были повешены и потоплены без
различия пола и возраста. Лейденцы говорили, что будут
защищаться дотоле, пока останется у них пища, и что в случае
крайности они съедят левую свою руку, чтоб драться правою. И точно,
сопротивление города было героическое: когда не осталось никаких
средств бороться, они прорвали свои плотины и затопили испанский
лагерь и себя самих. Город потерпел бесчисленные убытки, которые
нескоро могли быть вознаграждены, но испанцы должны были
удалиться. Замечательна та награда, которую просил потом Лейден
у Вильгельма Оранского. Тот предложил ему на выбор две
награды — или совершенное изъятие от податей на долгое время, или
основание протестантского университета в городе: город предпочел
последнее. Лейденский университет был дан городу в награду за
его героизм и сделался рассадником просвещения и одним из
первоклассных университетов в XVI и XVII столетиях.
Скоропостижная смерть Реквезенса в [15]76 г. принесла еще
большую пользу делу восставших областей. Войско осталось без
начальника: оно давно уже бунтовало. Тогдашние войска
составлялись большею частью из наемников, отличавшихся храбростью, но
почти отсутствием всякого порядка; генералы, в числе их Альба
и Реквезенс, смотрели сквозь пальцы на их грабежи. Уже при
последнем возник мятеж за жалованье: теперь он увеличился еще
более. Брюссельский верховный совет рыцарства, заменивший на
время правителя, принужден был сам обратиться к жителям края
и предложить им взяться за оружие, чтоб удержать мятежные
176
Лекции 1849/50 е.
войска. Войско взяло Антверпен и Маастрихт и страшно
опустошало [их]. Антверпен был постигнут страшною участью: пристрастный
к испанцам иезуит Страда4 рассказывает, что испанские солдаты
так обогатились грабежом, что делали золотые рукоятки к
кинжалам и золотые шлемы. Антверпен с этих пор уже не поправился:
его значение торговое и промышленное перешло к Амстердаму,
главному городу восставших областей.
Эта общая опасность соединила католиков и протестантов:
составился Гентский договор (гентская пацификация в 1576 г.), в
котором 17 областей обещались всеми мерами содействовать к
удалению испанских войск и восстановлению местных привилегий;
вопросы религиозные имели быть решены впоследствии на сейме.
Брабант избрал даже своим правителем Вильгельма Оранского. Но две
партии уже заметно и резко определились в самих Нидерландах:
одна — национально-протестантская партия, во главе которой стоял
принц Вильгельм, требовала полной религиозной свободы и по
возможности замышляла о совершенном отделении от Испании;
другая — католическая партия, старалась о примирении с Испанией на
выгодных для Нидерландов условиях. Филипп II думал положить
конец этим смутам, назначив правителем побочного брата своего
Дон Жуана Австрийского.
Личность этого замечательного князя останавливает наше
внимание. Он был сын Карла V, незаконно прижитый им в
Нидерландах. Уже поэтому он мог надеяться на хороший прием в
Нидерландах. Самая наружность его напоминала его происхождение — это
был белокурый, прекрасный собою юноша, в котором было очень
мало испанского. Воспитанный при дворе Филиппа II, который
сначала очень любил его, он готовился поступить в духовное
звание. В знаменитой трагической истории между Филиппом и сыном
его Дон Карлосом Дон Жуан, кажется, играл не совсем честную
роль. Всем известна история Д[он] Карлоса, казненного будто бы
по воле отца; но он на самом деле не был казнен, история
несправедливо оклеветала здесь Филиппа. Дон Карлос был одарен от
природы некоторыми замечательными качествами; но воспитание —
а может быть, он был таков и от природы своей — развило в нем
дурную сторону: он был вспыльчив до сумасшествия. Еще ребенком
он откусил голову белке, укусившей его за палец; приближенные
к нему лица подвергались самым жестоким оскорблениям; один раз
он с кинжалом бросился на Альбу. В особенности в душе его
закралась глубокая ненависть к отцу; он один раз признался па
исповеди, что хочет убить отца. Когда Альба назначен был правителем
в Нидерланды, его раздражительность дошла до крайних пределов,
ибо он сам хотел туда ехать за блестящими подвигами. Наконец,
теперь он уже не скрывал ненависти к отцу своему. Дон Жуан,
который был одних лет с ним, по-видимому, доносил о всех его
поступках отцу, и Филипп был долго ему признателен за это. Дон
Карлос был арестован и заключен в одной из отдельных комнат
Лекции 1849/50 г.
il7
дворца; здесь впал он в горячку с признаками явного сумасшествия.
Напрасно Филиппа обвиняют в крайней жестокости к сыну: не раз
видели, как он приходил и плакал над ним: Дон Карлос скора
умер. Последующие историки рассказали, что ему в заключении
была отрублена голова, но это одни романтические прикрасы. Но*
после его смерти Дон Жуан пользовался великим доверием
Филиппа. Это доказывалось, между прочим, тем, что, когда мавры аль-
гамбрские взбунтовались, Д[он] Жуан послан был для их у смиренья;
в этом деле он показал много такта и уменья ладить с восставшим
пародом. После двухлетней войны он возвратился с громким
именем; о поступлении его в духовное звание не было и помину.
Скоро ему представился еще более блестящий подвиг. Турецкое
могущество достигло в это время высочайшей степени. Все романские
земли ежегодно подвергались набегам турецких корсаров. Наконец,.
Венеция, папа, Испания выставили против них флот свой. В 1571
году поставленный во главе этого движения Д[он] Жуан встретился
с турецким флотом при Лепанто и разбил его наголову: турки
потеряли несколько судов, более 10000 убитыми п множество
пленных. Этой Лепантскою победою имя Д[он] Жуана приобрело
громкую славу. Но вследствие этого явления возникли новые
отношения между ним и королем: честолюбивые планы Д[он] Жуана
смутили короля. И в самом деле его воспламеняли самые
романтические предприятия: он мечтал выгнать турков из Европы и
основать себе независимую империю. Мы увидим, чем это кончилось.
Л[екция] 36 23 февраля
Мы остановились на изображении судьбы Дон Жуана
Австрийского. Нам известно уже, какою славою покрылся побочный брат
Филиппа II еще в летах ранней молодости: победа при Лепанто
поставила его наряду с знаменитейшими вождями тогдашней
Европы. Но воображение молодого князя исполнено было величавых
замыслов: он думал об изгнании турок из Европы, соединяя с этим
подвигом свои личные виды, намерение основать там собственное,
независимое государство1. С этой поры начинаются между ним и
королем странные отношения: Филипп начинает завидовать славе
его и той любви, которую он возбуждал к себе. Может быть, эта
зависть заставила его отказаться от дальнейших выгод, которые
он мог приобрести из войны с турками. Дон Жуан хотел
осуществить давнишнюю мысль Карла V — окончательно разрушить
корсарские государства на берегах Африки — Тунис, Алжир. Здесь у
него была мысль основать христианское государство и стать во главе
его. Но между ним и королем мы видим постоянно внутреннюю
вражду, прикрытую внешним уваженьем, и эта-то вражда мешала
всем замыслам Дон Жуана. В 1576 году, измученный уже
невозможностью осуществить свои надежды, назначен он был
правителем Нидерландов. Он прибыл сюда, покрытый громкою славою; са-
12
T. Н. Грановский
178
Лекции 1849/50 е.
мое происхождение его давало ему здесь большое значение. Но он
прибыл при самых неблагоприятных обстоятельствах: мы видели,
до какой степени в испанском войске была ослаблена дисциплина —
солдаты грабили города: верховный тайный совет в Брюсселе
призывал граждан к оружию против испанских же воинов. Между
всеми лицами, имевшими участие в правлении Нидерландами,
католиками и протестантами, преданными и враждебными Испании,
состоялся Гентскпй договор, которым они обязались всеми силами
содействовать к удалению испанских войск из Нидерландов и к
восстановлению внутреннего благосостояния.
Тогда прибыл сюда Дон Жуан. Чтоб приобрести себе
некоторую популярность, он тотчас согласился утвердить Гентский
договор, обещая даже быть его защитником, ходатайствовать перед
королем о выводе испанских войск, и обещая решить спорные
религиозные вопросы на сейме из чинов нидерландских. Но обещания
его оказались несбыточными и ложными — король не хотел
утвердить их. Давно уже между его близкими людьми были агенты
Филиппа; секретари, которым он диктовал самые тайные бумаги, были
подосланы Филиппом. И здесь-то мы видим всю талантливость, всю
силу личности Д[он] Жуана: эти подосланные агенты обыкновенно
скоро делались горячими его приверженцами и начинали
обманывать Филиппа. Такой был преимущественно Эскаведо. Он
сопровождал Д[он] Жуана во всех путешествиях: теперь его тот отправил
в Испанию8. План Д[он] Жуана по прибытии в Нидерланды был
следующий: он действительно думал вывести отсюда испанские
войска, но с этим соединялись у него такие намерения. Известна
участь королевы шотландской Марии (Стюарт). На нее с надеждою
смотрело католическое дворянство в Англии, считавшее ее притом
законной наследницей престола. Она находилась в неволе у
Елизаветы: Дон Жуан посредством иезуитов и других агентов вошел в
сношенья с нею; условлено было, что в случае ее освобожденья опа
предложит ему руку и он сделается королем Англии2. Эскаведо
отправился для переговоров в Испанию. От чинов нидерландских
Дон Жуан требовал только судов для вывода испанских войск,
состоявших более чем из 30000 ветеранов. Во главе их думал
отправиться сам Дон Жуан, сделать высадку в Англии, призвать
на свою сторону всех католиков и получить руку Марии и вепец
королевский. План Дон Жуана отчасти был известен и другим в
Испании: вообще народ любил этого князя за его таланты и за
его смелый фантастический характер, гармонировавший с
тогдашним направлением умов в Испании. Чтобы избавиться от докук
Эскаведо, хитрого, опасного, Филипп поручил Дон Антонио Перецу
убить Эскаведо: Эскаведо был тайно умерщвлен (78). Родственники
его начали процесс, все подозренья были на Переца. Но король
тянул процесс, отбирая у Переца понемногу все доказательства соб-
* Написано вместо зачеркнутого: Англию.
Лекции 1849/50 е.
179
ственного участия в преступлении. Замечательно, что Филипп
старался поссорить своего наместника с подданными нидерландскими
п помешать его успеху в покушении на Англию: и эта попытка
Д[он] Жуана не удалась. Дон Жуан хотел принять участие в
религиозных войнах Франции, ворваться туда с 6000 и оторвать
себе некоторые области в независимое владение: но и этот план не
осуществился. Он умер 33 лет (1578), буквально замученный
честолюбивыми, великими планами, которых не в силах был
осуществить при недостатке благоприятных внешних обстоятельств:
таланта и внутренней силы у него достало бы. По вскрытии тела
сердце его оказалось совершенно высохшим. Многие приписывали
его смерть отравлению со стороны Филиппа: но мы не имеем права
возводить на него это новое преступление.
Дело Переца между тем приняло нехороший оборот: носились
слухи, что преступление совершено было по высшему приказанию.
Процесс тянулся более 10 лет. Филипп держал Переца в
постоянном страхе, что он выдаст его суду, отбирая у него доказательства
собственного участия: наконец, когда он был уже не нужен ему,
он действительно его выдал. Перец выдержал несколько пыток, не
назвав имени короля. Наконец, когда он увидал, что король
отказался от него, он бежал в Арагонию. Арагонские чины хотели
защищать его; тогда Филипп послал туда войско под начальством
Альбы; они были разбиты, последний юстиц арагонский Лануза
был казнен, и с ним пресеклась его должность, напоминавшая
средневековые нравы3. Перец, однако, нашел средство убежать и оттуда
и провел остаток дней своих во Франции и Италии, бегая от
преследования подкупленных Филиппом убийц и разоблачая везде
тайны Филипповой политики. Эти показания его составляют самый
любопытный документ истории (сведения о всем этом можно найти
у Mignet в его Don Antonio Perez4. Может быть, нигде так, как
здесь, не открывается это преобладание гибельных начал политики
Макиавелли; видно, что Перец пропитан ими, и они близко
знакомы были Филиппу II.
На место Дон Жуана назначен был сын Маргариты Пармской
герцог Александр Фарнезе Пармский, один из замечательнейших
полководцев тогдашнего времени. Вообще все величайшие
полководцы в Европе в это время были или испанцы, или находились в
испанской службе. Если бы личные таланты могли поправить дело
Нидерландов, то, конечно, Александр Фарнезе был бы в уровень
с требованиями своего положения. Но обстоятельства были такого
рода, что о примирении нечего было и думать. Из 17 областей
только 3 изъявляли готовность служить Испании; 14 находились в
явном восстании. Войска было потеряно более половины, не только
в войне, но от недостатка дисциплины. Кроме того, другие державы
в Европе начинали принимать участие в этой распре. Эрцгерцог
Матвей Австрийский был призван некоторыми областями в
штатгальтеры; другие области, говорившие французским языком, при-
12*
180
Лекции 1849/50 г.
звали герцога Франца Алансонского и провозгласили его
протектором; между ними с неопределенными правами стоял Вильгельм
Оранский. Он был душою всего восстания; к нему стекались
толпами на службу освобождения Нидерландов. Франц Алансонский
привел с собою значительную часть католического дворянства,
желавшего помириться с испанцами. В 1579 году принц Вильгельм,
чтоб дать прочность восстанию областей, побудил северные
провинции к заключению Утрехтского договора. Акт этот вначале не имел
того значения, которое получил впоследствии. Это была договорная
грамота, в которой 7 областей положили защищаться против
испанского правительства; общие дела положено решать сеймом чинов;
во главе их поставлен наместник короля Вильгельм Оранский.
Впрочем, окончательного разрыва с Испанией еще не было. Но эта
грамота, возникшая тогда из временных потребностей, легла
впоследствии в основу всего устройства Соединенных Штатов
нидерландских; но не таковы были мысли составителей ее вначале. От
79—81 война шла нерешительно. Главные интересы
сосредоточивались на переписке между Филиппом и Вильгельмом Оранским.
Филипп издал манифест5, в котором пред лицом всей Европы
торжественно уличал Вильгельма в измене и со своей точки зрения
действительно указывал на некоторые поступки последнего, которые
не соответствовали подданству. Вильгельм, со своей стороны, издал
оправданиев, где, между прочим, излагал теорию монархической
власти, как он понимал ее: это замечательнейший акт. В 81 году
он побудил северные области объявить Филиппа лишенным прав
и себя — правителем, независимым от Испании. Мы не можем здесь
входить в военные подробности, тем более что война состояла из
мелких сшибок, где хотело выказать себя военное искусство. В
Нидерланды ездили тогда учиться военному искусству под
начальством нидерландцев и испанцев, и, действительно, здесь были
положены начала новой военной науки. Но Матвей Австрийский скоро
был отсюда удален, ибо он был человек бездарный, без влияния.
Франц Алансонский также скоро сошел со сцены вследствие
открывшегося коварного его намерения овладеть Антверпеном и другими
городами; он удалился во Францию, где умер в 84 году.
Единственным вождем остался Вильгельм Оранский. В 84 г. он также сошел
со сцены.
Мы видели, до какой степени учение Макиавелли пустило корни
в умах тогдашней Европы. С этим учением теперь соединилось
другое, столь же страшное. Не возводя лишних обвинений, можно
сказать, что многие из этих гибельных учений пустил в ход
Иезуитский орден, между прочим, следующее правило: можно убивать лиц,
вредящих благосостоянию религиозному или гражданскому. На эту
тему писались в то время целые трактаты, особенно этого рода
мнения изложил со страшною откровенностью некто отец Мариа-
ли *, испанский иезуит, в своем сочинении о воспитании государей 7.
* Mariani.
Лекции 1849/50 е.
181
Это учение было принято и Филиппом II. В 81 году, когда северные
нидерландские области отложились от Испании, Филипп обещал
25 000 червонных убийце В. Оранского, прощение всех
преступлений и возведение в дворянское достоинство8. Охотников нашлось
много; Вильгельм постоянно находился в опасности, однажды даже был
ранен9. Наконец, некто Валтазар Жерар родом из Франш-Конте,
воспитанник иезуитов, застрелил Вильгельма в Делфте. Он пал в
то самое время, когда нужнее всего был для восставших областей.
Жерар был схвачен и казнен; но король испанский исполнил свое
обещание: имя Валтазара долго вспоминалось в молитвах в
Испании; семейство его получило обещанную денежную награду и
возведено в дворянское достоинство. Гибельные учения принялись:
через несколько времени мы увидим подобную смерть Генриха III,
потом Генриха IV. Это был разврат мысли, поддерживаемый
учением Макиавелли и Иезуитским орденом.
Место В[ильгельма] Оранского занял младший сын его Мориц
(старший находился в Испании, где и умер). Но он был еще очень
молод: к нему приставлен был совет из 18 членов. Ему
предоставлено было право собирать и распускать войско; права же
верховного управления, заключение союзов и т. д. присвоены были чинами.
Но без Вильгельма трудно было вести войну с таким опасным
соперником, каков был Фарнезе. Чины обратились к Англии:
Елизавета прислала им помощь под предводительством Лейчестера
(85 г.). Он был принят с таким торжеством, что его тотчас
назначили штатгальтером, устранив права Морица. Лейчестер думал
даже провозгласив себя королем. Он был искусный царедворец,
хитрый и ловкий дипломат, но не воин: в 87 году он был удален.
Англия продолжала помогать Нидерландам деньгами; толпы дворян
приезжали сюда, чтоб сражаться против испанцев: Филипп давно
уже негодовал на эту помощь Англии: он решился сделать
последнее усилие. В 1588 г. он снарядил известный непобедимый флот,
состоявший из 139 больших кораблей испанских; на них было 2600
пушек и 18 000 десантного войска. Герцог Медина-Сидония должен
был принять начальство. План ДГона] Жуана имел осуществиться
после 10 лет, но уже при меньших условиях успеха: Мария была
уже казнена. Судьба Непобедимой Армады известна: она была
разбита бурею; тяжелые суда не могли действовать с успехом против
легких кораблей английских и нидерландских, флот потерпел
несколько поражений; Медина-Сидония, собравши его, хотел обогнуть
Англию, но был разбит бурею около Шетландских островов:
большая часть кораблей и войска погибла. Удар этот был страшен для
испанской монархии.
Наконец, вмешательство Филиппа II в дела Франции отвлекло
его от Нидерландов. Герцог Фарнезе должен был два раза
предпринимать поход во Францию, что отвлекало его силы. В 92 году
оп умер. Истощив все усилия, Филипп II видел, что борьба
становилась невозможною. Несмотря на свое упрямство, он должен был
182
Лекции 1849/50 г.
смириться. Он думал восстановить покорность следующими
средствами: он выдал дочь Клару Евгению Изабеллу за эрцгерцога
Австрийского Альбрехта и назначил его правителем Нидерландов:
т[аким] о[бразом] управление ими отошло от Испании. Только в
случае бездетности их права снова переходили к Испании. Южные
провинции Нидерландов согласились на это условие, северные
отказались. Там уже выросло целое поколение, воспитанное в
ненависти к Испании. Нидерланды понимали, что война эта приносила
им более пользы, нежели вреда. И в самом деле в этой борьбе
Нидерланды поднялись и выросли. Филипп был самый
могущественный государь в начале своего царствования; по в последние годы
XVI столетия его средства были уже почти истощены. Мы
привыкли давать много важности испанским доходам из американских
рудников — в самом деле они были значительны: но не надо
забывать, что большая часть этих доходов вследствие плохого
управления шла в частные руки и что собственно Нидерланды давали
королевству гораздо более дохода. Это обнаружилось особенно в годы
58—59: Нидерланды внесли такую сумму, какой не давали
американские владения, и такой-то провинции лишилась теперь
Испания. Далее известно, что Нидерланды занимали первое место в
ганзейской и всемирной торговле городов. Несмотря на войны их с
Испанией, последняя должна была на значительные деньги
покупать товары на нидерландских же рынках. Королевство должно
было беспрестанно прибегать к займам. Политико-экономические
науки были тогда еще неизвестны правительствам. Прибегали
иногда к самым странным средствам для пополнения недочетов: когда
Филипп вступил на престол, государственные правители сделали
ему следующее предложение: не платить деньги, занятые его
отцом. Потом мексиканское королевство предложило платить войску
жалованье фальшивой монетой. Наконец, царствование Филиппа
было ознаменовано мерою, которая своею странностью превосходила
все указанные: Филипп объявил, что он не сможет платить
государственных долгов, следовательно, объявил государство банкротом:
но для вознаграждения кредиторов он позволил им не платить
своих частных долгов.
Л[ещия 37] 25 февраля
По мере обеднения Испании богатели отложившиеся от нее
области, так что и завоевание Португалии (1580 г.) не вознаградило
утрат, понесенных Испанией. В конце XV столетия в Португалии
совершались те же перевороты, как и в других государствах
Европы. При Иоанне II королевская власть стала на прочном и твердом
основании, победив оппозиционные элементы. Самой блестящей
эпохой было царствование преемника Иоаннова Эммануила
Великого. При нем-то явились результаты предшествовавшей
деятельности португальских мореплавателей; к этому присоединились смс-
Лекции 1849/50 г.
183
лые подвиги Альмейда и Альбукерка, где португальцы имели дело
не только с индийскими войсками, султаном мамелюков, но и
вепецианцами, которые всеми силами старались отбить
португальцев от найденных ими берегов Ост-Индии. Тем не менее
португальцам удалось основать значительные фактории и крепости на
западном берегу Ост-Индии; они проникли в Персидский залив. Это была
героическая эпоха в жизни португальцев. Быстрые успехи развили
в целом народе предприимчивость и смелость. Альбукерка хотел
закончить подвиги свои покорением враждебного Аравийского
полуострова. Он надеялся, что для завоевания той страны, откуда
некогда вышли полчища, завоевавшие полмира, ему достаточно будет
400 португальских воинов. Смерть застигла его, но самая эта
смелость показывает, до какой степени в народе раздражена была
жажда деятельности.
Но не одна Ост-Индия была театром португальских подвигов.
Кабраль, португальский мореплаватель, сбившись с дороги,
занесенный ветром, пристал к берегам Бразилии и принял ее во владения
португальского короля. Известно, какие результаты для Европы
имела торговля португальцев: открытия их вытеснили со всех
рынков европейских венециан; торговля пряностями перешла в их
руки. Первоначально это сильно обогатило португальцев; в начале
XVI столетия нигде не было такой роскоши, такого богатства, как
в ней. Не должно забывать, что груз корабля, приходившего из
Индии, давал 100, 200 процентов чистой прибыли. Венецианцы
прежде пользовались еще большими барышами: они брали на 40 —
100. Но что выиграла отсюда Португалия? Пряности и индийские
произведения оказались такими же ненадежными, можно сказать,
вероломными продуктами для Португалии, как золото для Испании.
Ни Испания, ни Португалия не умели пользоваться богатствами,
которые доставляли им случай и отвага. В двадцатых годах XVI
столетия в лиссабонскую гавань входят суда английские,
ганзейские, нидерландские, покупают у Португалии товары и перевозят
их в Аптверпен и на другие европейские рынки, даже на
отдаленный север. Этим купцам товары португальцев] доставались дешево.
Португалия не умела соображать своих потребностей с приходами:
она покупала дорого все, что ей нужно было для домашнего
употребления. Между тем барыш с индийских товаров был только
номинальный: она выменивала свои товары на товары других
высокой цены. Результаты всего этого скоро обнаружились. Во второй
половине XVI столетия является здесь общее обеднение народа,
именно низшего класса; богатства скопляются в руках немногих
купцов и аристократии, принимавшей участие в торговых
оборотах.
К довершению несчастья к этим крайностям присоединилось
то, что при короле Иоанне III, преемнике Эммануила, иезуиты
получили в Португалии великое влияние. Они-то завели в Португалии
порядок вещей, сообразный с их стремлениями, с целью их ордена;
184
Лекции 1849/50 z.
они-то убили в народе ту живость, ту деятельность, которую
замечаем мы в конце XV и начале XVI столетия. Ни в одной, может
быть, стране иезуиты не были так вредны и гибельны, как здесь.
При их содействии введена была инквизиция; они овладели
воспитанием народным, овладели умом короля. Не довольствуясь
влиянием своим в одной Португалии, они рассеялись и в заморских е&
владениях. Конечно, они гордились тем, что обратили здесь многих
в христианство, но это обращение было чисто внешнее: они
искажали часто самое христианство, приноравливая его к понятиям
диких племен Бразилии. Иезуиты создали в Южной Америке
общество, в котором осуществляли свой идеал гражданского порядка*,
общество парагвайское.
Внук и преемник Иоанна III Себастьян был воспитан
иезуитами. Он был человек даровитый, смелый, обещавший блестящее
царствование, по его ум и характер были рано испорчены иезуитами.
Он вступил на престол юношей под опекой своего дяди, лишенный
всякой самостоятельности, готовое орудие для целей ордена. Но
иезуиты ошиблись в своих надеждах. Получив самостоятельности
молодой король начал думать об изгнании турок из Европы.
Разумеется, с средствами Португалии это сделать было очень трудно,
и подобная мысль обличает в короле отсутствие практического
смысла. Приготовляясь к этому делу, он вмешался в распрю марок-
кского владетеля с дядей, сверженным им с престола, и в 1578 г.
выступил на помощь последнему. Армия составлена была из лучших
сил Португалии. Это был цвет дворянства и воинственного
народонаселения. Неопытность короля и таланты его противника были
причиной поражения португальцев при Альцазаре-Квирере. Король
погиб без вести в этом сражении. Пользуясь этим обстоятельством*
явились четыре самозванца: первые три были действительно
таковы: но относительно четвертого есть факты, которые придают
какой-то загадочный, таинственный свет этому человеку; он был взят
и повешен по приказанию короля. Как бы то ни было,
португальский престол достался старому родственнику Себастьяна кардиналу
Генриху. Он умер после годового царствования в преклонных летах.
Настоящего преемника мужского пола не оставалось. Инфант Док
Антонио де Прато, племянник Иоанна III, предъявлявший права
свои, в сущности не был законным наследником, ибо мать его была
еврейка, и брак ее с отцом инфанта не был доказан. Но
португальское народонаселение держалось его, ибо он был последним
представителем национальной династии. Между тем, искателей престола
нашлось много: герцог Пармский, Филипп II и некоторые
аристократические фамилии, особенно Браганцская. Выбор народа пал на
Антонио, но Филипп не дал усилиться противнику: в 80 годах армия
его под начальством 72-летнего герцога Альбы выступила против
португальцев. Дон Антонио с первого раза был разбит. Альба занял
ночти без сопротивления всю страну, и в Лиссабоне провозгласид
королем Филиппа.
Лекции 1849150 г. iSS
■1-r и I ..i
Филипп обещал проводить большую часть года в Лиссабоне,
обещал не замещать должностей иностранцами, обещал в
неприкосновенности сохранять все льготы и права португальцев. В слишком
резком нарушении этих прав нельзя упрекнуть Филиппа: но тем
не менее присоединение Португалии к Испании было источником
•окончательного разорения первой. Мы видим, что Португалия
располагала еще богатыми средствами, что она могла бы еще занимать
почетное место, если не между первыми державами Европы, то по
крайней мере между второстепенными. Теперь она была лишена
этих средств. Мы сказали, что при самом начале войны Филиппа II
против нидерландских областей, когда все условия победы
находились еще на стороне первого, эти области жили морскими разбоями:
они грабили испанские суда и тем самым наносили большой вред
Испании. Но на этом не остановились нидерландцы: они поняли,
что гораздо важнее грабить колонии, откуда Испания получала
свои богатства. Уже в 70-х годах мы видим смелых нидерландских
мореплавателей, пристающих к берегам Южной Америки,
налагающих контрибуцию на испанские приморские города. Часто
врываются они в глубь края и овладевают сокровищами,
приготовленными для частных людей Испании. Гольотам, нагруженным золотом,
трудно было достигнуть испанских гаваней: на пути их
перехватывали нидерландские эскадры. Когда Португалия была
присоединена к Испании, ее постигла та же учесть, а действия нидерландцев
в португальских колониях были еще успешнее: они завели здесь
фактории, основали крепости в Индии, отняли у португальцев
Бразилию. В 1602 г. уже образовалась в Голландии компания для
торговли Ост-Индская: она предшествовала компании английской.
Голландцы заняли весь остров Цейлон и острова Молуккские.
Торговля пряностями, индийскими произведениями перешла прямо в
их руки.
В 1598 г. скончался Филипп II от мучительной болезни, в
которой он остался верен своему характеру, твердому и крепкому. Не
без страха думал он о будущности своего государства: самые
цветущие области отложились. Несмотря на свою непреклонную волю,
он начинает терять надежду на возвращение нидерландских
областей; покорение Португалии немного увеличило силы Испании,
средства ее истощались. К довершению всего он оставлял своему
преемнику долг в 600 миллионов червонцев. Государственное
банкротство и подделка фальшивой монеты не помогли. Самые войска
испанские утратили свою прежнюю славу в битвах с
нидерландцами. Наконец, Филипп знал характер своего преемника, Филиппа III.
Мы говорили о странном характере первого сына Филиппа, Дона
Карл оса, но Филипп III стоял в умственном отношении несравненно
ниже /последнего. Подозрительный отец держал его вдали от всех
дел; он был воспитан под надзором иезуитов. Когда он'вступил на
престол, он вовсе не знал своего государства; воля была в нем
совершенно убита. Современники рассказывают, что, когда Фи-
186
Лекции 1849/50 г.
липп II предложил сыну своему жениться, он принес ему портреты
европейских принцесс; инфант долго смотрел на них и потом по*
просил отца, чтобы он сам ему выбрал. Сам король, говорит
венецианский посол, смутился, видя в сыне такое отсутствие
самостоятельности и воли, которое было отчасти следствием слабоумия, а
отчасти — воспитания.
В начале XVII столетия Голландия вовсе не думает о
примирении с Испанией; она становится в ряду могущественных держав
Европы. Флот ее пристает к берегам Америки и Индии и вывозит
оттуда товары. Антверпен утратил свое значение: место его занял:
Амстердам. В 1609 г. возник здесь Амстердамский банк,
установленный богатыми капиталистами и делавший самые обширные
обороты. Во главе дел стояли Мориц, сын Вильгельма Оранского,
честолюбивый, талантливый юноша, и гениальный полководец и
противник его — старик Ольденбарневельд, синдик Голландии. Они
стояли во главе двух враждебных партий: партии военной и партиц
чинов или штатов. Военная партия, во главе которой стоял Морицг
требовала продолжения войны, к которой привыкла и которая не
истощала края, но давала средства для честолюбивых видов. Бар-
невельд стоял во главе партии республиканской, партии штатов,
которая хотела мира с Испанией, хотела развития промышленности
и торговли, довольствуясь свержением власти испанской. Эта
партия в 1609 г. пересилила, мир с Испанией был заключен на 12 лет.
Но между партиями продолжалась темная, глухая борьба, готовая
вспыхнуть при первом случае. Случай этот открылся.
Догматические вероучения Арминия и Гомара в Лейдене подали повод к
явному политическому раздору. Оба они были учениками Кальвина*
Но Гомар довел учение Кальвина до крайности: он учил, что еще
до рождения человека предопределено ему или вечное блаженство
или вечное мучение и что этого предопределения ничто не может
изменить. Против него выступил Арминий, смягчивший значительно
вероучение Кальвина. Образованные люди разделились на две
партии: Мориц стал во главе гомаристов не из убеждения, а только
потому, что во главе другой партии стоял его противник. В 1618 г.
в Дортрихте был собран собор. Гомаристы пересилили: арминисты
признаны были еретиками и должны были бежать. Пасторы,
принявшие это учение, [были] отрешены от должности. Барневельд
подвергся обвинению за государственную измену, ему было тогда
более 70 лет. Мориц велел сказать ему, что уничтожит обвинение,
если тот согласится пристать к нему. Барневельд отказался и был
казнен. Это было пятно на совести Морица, тем более что с
судьбою Барневельда связана была судьба человека, оставившего
огромное имя потомству, Гугона Гроция1. Его приговорили к вечному
заточению, но он бежал. В 1619 г. партия военная одержала
решительную победу над партией чинов. Результат этой победы не
замедлил обнаружиться: чрез два года Голландия объявила 12-летпев
перемирие с Испанией рушенным.
Лекции 1849/50 г.
187
(В книге Capefigue о Франции любопытен один отдел, где он
лизлагает содержание современных памятников, хранящихся в
Парижской библиотеке.)2
Л[екция 38] 28 февраля
Нам остается рассмотреть историю Франции XVI столетия,
начиная со смерти Франца I, именно тот долгий период религиозных
войн,5 который имел значительное влияние на дальнейшие судьбы
французского государства. Для руководства мы указали на
сочинения Capefigue, конечно, недостаточный, но в некотором отношении
любопытный сборник известий.
Франц I умер в 1547 году; он оставлял по себе государство,
расстроенное долгими его несчастными войнами, но тем не мепее
Франция была все-таки многим ему обязана. Во-первых, самое
нарушение государственных прав Франции, в котором его обвиняли
современники, пошло в пользу общества. Мы видели выше, как не
уважал король представлений парламента по поводу конкордата
с Львом X1: он просто велел парламенту внести этот конкордат в
список государственных постановлений. С другой стороны, многие
меры его сильно оскорбляли все сословия, так что под конец его
царствования André de Vivonne, сенешал Пуату, мог справедливо
сказать ему: «Государь, вы оттого проигрываете ваши битвы, что
в них не участвует лучшая часть ваших сил, сердце вашего дво-
ряпства». Это было справедливо; и точно, Франц был нелюбим под
копец в народе, он не оправдал прежних ожиданий. Но тем не
менее все-таки заслуги его остались ощутительны для Франции. Во-
первых, в отношениях короля к дворянству произошла решительная
перемена. Феодализм исчез, но направление, права дворянства
пережили его упадок. Многочисленное дворянство жило в своих
замках, смотря с завистью и негодованием на новый порядок вещей,
на увеличение власти короля и собираясь к последнему только во
время войн. Только во время войны между королем и дворянами
завязывалась связь подчиненности. Это военное состояние, выгодное
для монархии, Франц I сделал нормальным, постоянным во
Франции. В продолжение тридцатилетних войн дворяне научились в
лагере исполнять королевские повеления; военная дисциплина
приучила их к гражданской покорности. Но перемена отношений не
ограничилась этим. Прежде по окончании войны дворяне спешили
возвратиться в свои одинокие замки и продолжали там прежний
образ жизни. Франц I нашел средство приблизить их к себе: его
можно назвать основателем французского и вообще европейских
монархических дворов. В средние века двор государей только по
временам привлекал многочисленные съезды, но обыкновенно король
бывал окружен только непосредственными исполнителями своей
воли, чиновниками; дворец был пуст, кроме известных
торжественных дней. Мы зпаем, какую роль играла женщина в феодальном
188
Лекции 1849150 г.
порядке, она была здесь каким-то божеством; но это божество редка
приходило в соприкосновение с мужчинами; только на турнирах к
на больших празднествах являлась она. Не надо думать, чтобы один
только жители Востока запирали жен своих: феодальная дама,
пользовавшаяся таким уважением, выходила на торжества два-три раза
в год, играла на них почетную роль, но потом просто была
запираема мужем. Супруга Людвига XII Анна Бретонская первая
окружила себя молодыми девицами из лучших фамилий; женский
элемент вошел постоянным элементом в жизнь двора. Франц любил
увеселения и женщин; чтобы угодить ему, мать его, Луиза Савой-
ская, и сестра, Маргарита Наваррская, держали при себе самых
красивых дам. Эти дамы привлекали ко двору молодое дворянство,,
после войны оно перестало заключаться в своих замках; это
постепенно изменяло нравы Франции, приучая к веселости. Стоит
только заглянуть в современные мемуары, чтобы увидеть эту
перемену и ее следствия. Еще с XV столетия во Франции является
множество мемуаров. Не упоминая о них подробно, укажем на
характеристические из них, на записки герцога la Trémoille, Mémoires
du chevalier sans reproche2.
Эти записки писал секретарь его, пользовавшийся его
доверенностью, человек образованный. Они носят совершенно характер
того времени; тогдашние отношения мужчины к женщине
высказаны здесь превосходно в рассказе о первой любви герцога. Здесь
есть что-то необычайно чистое, целомудренное. Тот же характер
носят записки Баярда, писанные также секретарем его: Mémoires
du chevalier sans peur et sans reproche3.
Но в XVI столетии мы видим уже другое: строгая п чистая
жизнь, одиноко развивавшаяся в замках, прошла безвозвратно.
В отношении к женщине проникло несравненно более жизни ir
образованности, зато сюда вкралось много разврата и посреди него
воспитывалось часто направление грубое и кровожадное. Самым
разительным примером может служить маршал de Tavannes, один
из главных участников Варфоломеевской ночи; его мемуары
составлены по его бумагам сыном4. Tavannes с ранних лет вступил
в военную службу, участвовал в походах короля, промежутки
времени проводил в Париже и участвовал во всех забавах сына
короля, Орлеанского герцога, умершего еще прежде отца. Мы видим из
его записок, что рыцарская вежливость и изящное отношение к
женщинам исчезли; он рассказывает с удовольствием о том, как
они отомстили одной даме, снявши мертвого висельника и
положивши к ней на постель. Они часто с сыном короля, обнажив
шпаги, караулили прохожих и грабили их; по крышам часто
приходилось им спасаться от преследований полиции. Смерть человека ни
во что не вменялась; дуэли сделались чем-то обычным: в них
тысячами гибло молодое дворянство Франции. Они так усилились к
концу XVI столетия, что в царствование Генриха IV, в
какие-нибудь 18 лет, было убито на дуэлях более 4000 дворян. Король пы^
Лекции 1849/50 г.
189
тался также создать национальную пехоту французскую. Начала
этой пехоты, мы знаем уже, заложено было еще Карлом VII. Но
преемники его предпочитали, и не без основания, туземной пехоте
наемников. Франц I хотел снова ввести туземную пехоту и
образовать из нее 7 легионов, каждый состоял из 6000 человек. Но
французская пехота оказалась несостоятельной перед швейцарской, и
потому лучшая пехота все-таки и при нем состояла из наемников.
Только конница жандармов состояла из туземцев и пользовалась*
славой.
Замечательно еще законодательство, изданное им, которого
некоторые статьи и теперь еще имеют силу. Но главной заслугой
Франца было это действительно великодушное его покровительство
искусством и наукам. Франция извлекла из итальянских войн совсем
не те выгоды, на которые надеялись короли ее: на этой
классической почве она впервые познакомилась с классической древностью
и почерпнула отсюда интересы, дотоле ей чуждые. Сам Франц,
одаренный живым воображением, довольно образованный и от природы
очень талантливый, получил уважение к литературе и искусствам
Италии. Ему приписывают учреждение Collège de France*,
противопоставленного Парижскому университету. Университет оставался
еще с средневековым направлением; здесь господствовал
Аристотель, искаженный схоластиками, и старый еще догматизм: по в
Collège de France преподавание приняло более широкий характер;
здесь началось обширное преподавание древней и восточной
философии, математики и естественных наук; сюда явились представителе
гуманизма; сюда король звал Эразма, предлагая ему епископство..
Далее, Франц основал королевскую типографию — это знаменитое*
заведение, откуда вышло так много превосходных творений и с
таким великолепием. Наконец, относительно искусства, не имея
времени входить в подробности, укажем на краткое и отчетливое
изображение тогдашнего состояния искусств во Франции у Henri
Martin5. Одним словом, движение, обнаружившееся в умах, было
чрезвычайно значительно. В нем приняли участие сам король, сестра
его Маргарита Наваррская и многие из знатных лиц в государстве-
Но результат этого движения, можно сказать, весь выразился в
знаменитых творениях Rabelais. Его Histoire de Gargantua et de
Pantagruel известна большинству публики более по пазваиию; редкие
теперь имеют и читают ее6. Причина такого невпимания к одному
из самых остроумнейших и гениальных произведений находится в.
трудности языка и беспрестанных намеках, которыми исполнено
сочинение и которые непонятны читателю; потому к его сочинению
издано уже несколько ключей, и все они оказались более или менее
недостаточны, так что, несмотря на остроумие их, чтение их
составляет большой труд. Не входя в подробности, укажем на главный
* Б II далее: большой (л. 8).
* Коллеж де Фрапс (франц.).
190
Лекции 1849/50 г.
характер Rabelais. Вы видите, с одной стороны, человека, стоящего
совсем на иной почве, чем средневековые писатели. Он глубоко
знаком с писателями классическими и с древностью в обширном
значении этого слова. Он знаком не только с поэтами, ораторами,
историками, он знаком с древними патуралистами, он медик, он
богослов. У него чрезвычайно яспый и верный взгляд на многие сторопы
жизни, например на воспитание; доселе немногие так ясно сознали
задачу воспитания, как выразил ее оп, рассказывая о воспитании
своего героя. Но за этой серьезной стороной скрывается другая, не
только насмешливая, по, можно сказать, исполненная презрепия ко
всему существующему. Он проводит пред читателем не только
современные события и произведения, но самые понятия
современные и глубоко смеется над ними. В смехе его есть что-то
циническое, злобное; для него не было пичего святого. От того-то таковы
были отношения его к современным ему партиям: он был равно
ненавистен католикам и протестаптам. Можно наверное предположить,
что он неизбежно пал бы их жертвой, в особенности жертвой
католических преследований, несмотря на весь свой индифферентизм,
если бы его не поддержали король и даже папа, уважавшие в нем
гениальность. Это одно покровительство дало ему возможность
умереть спокойно священником в Медоне7.
Что эти аптичные идеи имели влияние не на одну только форму
литературных произведений, что они порывались вырваться и
проникнуть в жизнь и действие, видно из следующего события. Тотчас
после смерти короля в Гиэни пачалось восстание [из]-за огромных
побор[ов] с жителей края: народ избил королевских сборщиков, но
после первого взрыва, опамятовавшись, испугался своего поступка,
смирился и выдал зачинщиков, которые были казнены; одним
словом, край снова успокоился. Но Генрих II пе был этим
удовлетворен. Он послал туда маршала Моиморанси, того самого, который
выжег весь Прованс во время войны с Карлом V. Он был известен
своей жестокостью: но поступки его превзошли общее ожидание.
Тысячами казнил оп людей, участвовавших сколько-нибудь в
восстании, и если не участвовавших, то не сопротивлявшихся восстанию.
Казни были ужасны: людей четвертовали, привязывали к колоколам
вместо языков и звонили ими, одним словом, Монморанси показал
здесь большую изобретательность. Но реакция не замедлила
сказаться в умах: под впечатлением этого страшного события 20-летний
юноша из Бордо Стефан ла Боэси* написал книгу La servitude
volontaire8, всю проникнутую античными понятиями о государстве.
Эти понятия, конечно, были неприложимы, по тем не менее то был
крик глубоко оскорбленной души, поверявший тогдашний порядок
вещей другими идеалами, заимствованными из древности.
Таково было состояние Франции в эпоху, когда на престол
вступил Генрих II. Ему было уже 29 лет; он был храбрый и добродуш-
* Et. la Boctie.
Лекции 1849/50 г.
19!
пый государь, но лишенный больших способностей. Его окружали
Монморанси, Гизы; наконец, всего более влияния на него имела его
любовница Diane de Poitiers. Под этими влияниями прошло все его
царствование, ознаменованное, правда, некоторыми удачами,
сначала в войне 52 г. с Карлом V, вследствие союза с Морицем
Саксонским, когда Франции достались Мец, Туль и Верден; но потом, при
Филиппе И, войны, прерванные на время перемирием, возникли
снова. Французы потерпели два значительных поражения: при
St. Quentin (57) и при Gravelingen (58 г.); коннетабль Монморанси
и St. André попались в плен. Но Филипп II не воспользовался
своими победами. Зато, с другой стороны, французы действовали
успешнее. Англичане владели еще городом Кале, последним остатком
их завоеваний, сделанных во Франции в XV столетии; отсюда они
могли постоянно грозить Франции: Кале был отнят у них Францем
Гизом благодаря неразумному вмешательству королевы Марии в
дела своего супруга Филиппа, воевавшего тогда с Францией. Как
бы то ни было, мир, которым кончилась эта война, не был все-таки
выгоден для Франции (1558), Cateau Cambrésis. Переговоры ведены
были коннетаблем Монморанси и St. André, пленниками,
старавшимися поскорей освободиться. Потому справедливо говорили, что они
дали за выкуп свой более, чем Франц I в Мадриде. Положено было
с той и другой стороны возвратить завоеванные места; посему со
стороны Франции было возвращено 120 укрепленных городов,
занятых в Савойе и Пьемонте, с правом только держать свои гарнизоны
в некоторых городах. Для скрепления этого мира Генрих II отдал
дочь свою за Филиппа II; но окончательная сделка совершена была
3 года спустя, в 1562 г. В делах внутреннего управления
деятельность Генриха не представляла ничего особенно важного; здесь
важны только отношения к протестантам. Их партия чрезвычайно
усиливалась. В 1530 г. во Франции была только одна
протестантская церковь; в последние годы жизни Франца II, то есть спустя
29 лет, церквей протестантских здесь было уже 2000.
Протестантизм распространялся здесь не между массами городского
народонаселения, где католическое духовенство имело большое влияние,
поддерживая фапатизм и ненависть ко всем иноверцам; между
крестьянами новое учение не находило также большого сочувствия;
по оно принималось ревностно образованной частью среднего
сословия и мелкими дворянами. Последние, отброшенпые своей
бедностью, лишенные влияния, принимали протестантизм как знамя
для оппозиции, как сигнал к борьбе, в которой они могли бы
восстановить права своп. Это была религиозная оппозиция для
свободы от политического унижения. В ее рядах находились люди
смелые, с неукротимой волей, что всего яснее можно видеть в Essais
de Montaigne9, где он рассказывает о воспитании своего отца. К этой
;ке партии пристало много людей, которые пристают ко всякой пар*
тип в надежде тревог или смут. Еще при Фрапце I началось гоненио
на протестантов. При Генрихе II число наказаний и казней увели-
192
Лекции 1849/50 g.
лилось. Нельзя сказать, чтобы поводы к гонению были основываемы
здесь на одном религиозном или политическом соображении: Диана
Пуатье часто здесь имела свои цели, пользуясь конфискованными у
протестантов имениями. Но протестанты не робели. В 58 году они
решились в Париже торжественно исправлять свое богослужение.
Однажды ночью такое сборище окружено было толпою
раздраженного католическим духовенством народа: протестанты смело вышли
на улицу, дворяне, шедшие во главе их, мечом проложили себе
дорогу; но лица низшего сословия были схвачены, многие пытаны и
казнены. Надо было правительству думать о более общих мерах к
уничтожению такого рода действий, и действительно, одной из
статей Камбрейского мира была следующая: Геприх II обязывался с
Филиппом II действовать вместе для пресечения ереси и высказал
намерения ввести для этой цели инквизицию. Парламент высказал
против этого сопротивление; король явился лично сам в парламент,
~чтобы личным присутствием своим подействовать на его решение;
но в его присутствии двое из членов, Дюфор и Дюбур, высказали
резко оппозицию, намекнув даже в словах своих на неприличную
жизнь самого короля. Не выходя из парламента, король велел их
арестовать и предать суду вместе еще с шестью человеками. Они
приговорены к смерти. Но Генрих не дожил до исполнения этого
приговора. По случаю праздника при дворе, выдачи дочери короля 1\
•была карусель; король остался несколько раз победителем; к концу
карусели в последний раз бился он с Montgommery; у Montgommery
-сломалось копье, осколком попало в глаз королю, и тот чрез два дня
умер. Для Франции начались новые отношения.
Л[ещия 39] 14 марта
Преемником Генриха II был сын его Фрапц II, 16-летний
юноша, ни по летам, ни по дарованию не стоявший в уровень с
трудным положением дел тогдашней Франции. Мы видели, что
религиозные идеи, уже изменившие политическое состояние Германии,
врывались со всех сторон во Францию. Конечно, здесь они не
принимались так жадно, не смешивались с национальными иптересамп,
но тем не менее соединялись с видами и намерениями разных
сословий. В парламенте новые учения нашли, если не ревностных
приверженцев, то по крайней мере людей, соглашавшихся с ними.
В высших образованных классах послышались мнения, резко
противоположные интересам папства: эти мнения отстаивали права
галликанской церкви против общего главенства папы. С другой сто-
ропы, протестантизм распространялся в замках дворян, которые
готовы были по его поводу выразить свою неприязнь ко двору.
Наконец, он распространялся быстро между образованными классами
городового народонаселения; только лишь значительная часть пиз-
, ших классов осталась чужда ему, исключая Южную Францию, где
легко соединялись с ним остатки альбигепского учения.
Лекции 1849/50 г.
193
Мы уже видели, что Франц I, во внешней политике
поддерживавший протестантов, в самой Франции был ревностным их
гонителем. Эти гонения усилились при Генрихе: мы знаем, он велел
взять под стражу некоторых советников парламента, между прочим
Anne Dubourg; он был судим и приговорен к смерти: но Генрих не
дожил до его казни, и Дюбур был сожжен в первые дни
царствования Франца II. Протестантизм не пользовался во Франции
никакими правами: это была ересь, подлежавшая строгому суду
государственных законов. Но некоторые фамилии, кроме сословий,
воспользовались новым учением, чтобы подкрепить свои личные
честолюбивые стремления. Мы должны характеризовать некоторые из них
и начнем с членов самой королевской фамилии. Франц II, летами
не зрелый, как сказано, был слаб умом и характером. Но на него
имела огромное влияние последующая королева шотландская,
знаменитая умом, красотой и несчастьем, Мария Стюарт, далеко
превосходившая короля во всех отношениях, но и сама она
действовала также под внушениями других, именно дядей своих, Гизов.
Другие члены фамилии, братья короля, были еще ниже его самого
своим умом и влиянием. Но особенное внимание обращает на себя
мать короля, вдова Генриха, Екатерина Медичис; в молодости своей
и до старости она отличалась замечательной красотой, но при всем1
том Генрих не любил ее. По смерти его обнаружились ее блестящие
политические таланты. Воспитанная примерами итальянских дворов,
потом собственным чтением и размышлением, она усвоила вполне
страшную теорию Макиавелли и приложила ее во Франции. Имя ее
обыкновенно произносится: со страшными эпитетами, но в новейшее
время нашлись такие же горячие защитники ее. Мы не можем стать,
безусловно, па стороне ни тех, ни других; мы видим ее жертвою
политического разврата тогдашнего времени. Она была отнюдь не
хуже действовавших вокруг нее. Ключ к ее политике нетрудно
найти: ее главным, стремлением было стремление удержать на престоле
свое семейство. Поставленная промежду враждебных партий, она
старалась поддержать власть своего дома посредничеством между
обеими; этим объясняются частые измены ее и той и другой
стороне. Но настоящей жестокости не было в ее характере, хотя, конечно,
как все современники ее, она равнодушно смотрела на гибель
личностей пред государственными интересами, как она понимала их.
Но в эпоху тотчас по смерти Генриха она была еще бессильна своим
влиянием; королева Мария сама находилась под опекой и влиянием
дядей своих, Гизов. Герцоги Гизы были линией из дома Лотаринг-
ских герцогов. Они переселились во Францию и служили во
французской службе. Во время, о котором говорим мы, они не папирали
еще с особенной силой на свое происхождение от Карла Великого
против Капетингов; эти притязания развились у них впоследствии
в силу счастливых для них событий последующей эпохи, хотя,
конечно, колоссальное честолюбие было всегда отличительной
чертой их.
13 т. Н. Грановский
194
Лекции 1849/50 г.
Подробная история их до нашего времени ждет достойного
историка; только недавно некто Булье издал два тома истории Гизов,
любопытную по фактам книгу, хотя сухая форма не делает ее
занимательной (в 48 и 49 году Histoire des ducs de Guise)1. Двое из
Гизов особенно играли тогда важную роль, и, во-первых, герцог
Франц Гиз, знаменитый защитник Меца и покоритель Кале,
пользовавшийся благосклонностью Франца I и Генриха II, хотя Франц I
пред концом жизни разгадал его политику и говорил на смертном
одре сыну: «Гизы пустят когда-нибудь потомков моих в рубашках
по миру». Огромные заслуги обращали на него внимание всего
народа, и по качествам своим он, конечно, обладал всем нужным для
этого. Другой брат его был одним из вождей папской партии на Три-
дентском соборе, кардинал умный, хитрый, далеко превосходивший
Франца жестокостью. Они-то имели неограниченное влияние при
Франце П. Это влияние обнаружилось тотчас в самых жестоких
гонениях на протестантов. Их нельзя обвинять в религиозном
фанатизме; даже кардинал Лотарингский более принадлежал к партии,
равнодушной в вере, нежели к фанатикам. У Гизов во все
продолжение их исторической роли религия была только внешним поводом
и оправданием поступков; они искали в ней только средство
приобретать популярность. Другая фамилия, стоявшая так же высоко,
была фамилия Шатильонов, в связи с фамилией Монморанси.
Фамилия Монморанси, одна из древнейших, чрезвычайно усилилась
при Франце I благодаря роли известного коннетабля Монморанси,
человека весьма сурового и жестокого, но пользовавшегося
значительным влиянием при короле. Эта фамилия не принадлежала ни
к одной партии; мы увидим, что она сообразно с своими интересами
переходила то на ту, то на другую сторону. Гораздо важнее своим
влиянием была фамилия Шатильонов, особенно в лице Колиньи,
знаменитого в истории последующих войн; несмотря на клеветы
против него Капфига2, этот адмирал был один из знаменитейших
характеров и умов XVI столетия; с ним заодно действовал d'Ande-
lot; третьим знаменитым членом этой фамилии был кардинал Ша-
тильон, отличавшийся свободой мнений; несмотря на
кардинальскую рясу3, он вступил в брак, жену его называли M-me la
Cardinale, и тем не менее он долго исправлял католическую службу и
пользовался всеми правами католического князя. Действительно,
члены этой фамилии приняли с величайшим бескорыстием и
преданностью новое учение, хотя, конечно, у них нередко вопросы
религиозные смешивались с политическими. Наконец, последней
важной фамилией были потомки Людвига Святого — Бурбоны. Эта
линия Капетингской династии значительно обедняла. Знаменитый
коннетабль Бурбон поправил было дела своим выгодным браком,
но потом еще ниже свел влияние своего дома изменой. Старший из
них, Антоний, женился на наследнице короля Наваррского и носил
этот титул, дававший ему, однако, мало влияния; другой брат был
впаменитый Конде. Король Наваррский был очень недалеких спо-
Лекции 1849/50 г.
195
собностей, случайно принял протестантское учение, но не мог дать
ему большого весу; брат его был даровитый и смелый. После
сказанного об этих семействах важно сказать еще несколько слов о
средствах тогдашней аристократии. Не надо забывать, что членам
этих фамилий раздавались в управление области, а губернаторы
этих областей пользовались огромными правами и распоряжались с
значительным самовластием провинциями, останавливая часто даже
королевские распоряжения. Кроме того, эскадроны жандармов
обыкновенно переходили, часто вследствие наследства, от одного члена
аристократических фамилий к другому, так что несколько их
отрядов часто находилось в руках членов одной фамилии. Если взять
это все в расчет, мы поймем все средства и все влияние
характеризованных нами семейств.
Еще при Франце II обнаружились первые попытки протестантов
освободиться из-под тяжелого гнета, но эти попытки до такой
степени связывались с личными интересами, что им пельзя было
придавать серьезного значения. Особенно эти покушения были
вынуждены жестокостью распоряжений и мер Гизов. Расточительность
Генриха II ввергла Францию в долги; финансовой частью в это
время управлял кардинал Лотарингский. Видя невозможность покрыть
издержки и платить все долги, он велел поставить па дворе
виселицу и объявил, что каждый, кто явится с таким неприличным
требованием (долгов), тот будет повешен. В марте 1560 года
обнаружился огромный заговор, вину которого сваливали на протестантов, но
в котором в сущности участвовали и многие католики, этот заговор
известен под именем Амбуазского и состоял в намерениях овладеть
королевской фамилией, предать Гизов суду и смерти и поставить во
главу правления людей, принадлежавших к недовольной партии. Но
заговор был открыт, начальник его La Renaudie погиб в схватке,
большая часть протестантов перехвачена и казнена. В современных
составленных мемуарах остались следующего рода рассказы,
характеризующие жестокость тогдашней эпохи, соединенную с
придворной некоторой утонченностью. Двор несколько времени должен был
пробыть в Амбуазе, ибо боялся новых попыток, а это было твердое
и надежпое место. Сюда съехалось много придворных дам, а так как
здесь им было очень скучно, то каждое после-обеда Гизы, чтобы
занимать их, водили смотреть казни протестантов. Но в этом заговоре
замешаны были король Наваррский и Людвиг Конде: адмирал Ко-
линьи знал о заговоре, хотя не принимал в нем личного участия.
Королю должно было отделаться от них. Под предлогом собрания в
Орлеане государственных чинов все они получили повеление
собраться туда. Они предчувствовали свою участь; Колиньи даже
простился со своей супругою в уверенности, что едет на верную смерть.
Конде тотчас по прибытию был арестован и предан суду; Гизы
решительными мерами хотели доставить окончательное торжество
себе и католической партии. Дабы устрашить своих противников,
они побудили суд произнести смертный приговор над Конде. Не до-
13*
196
Лекции 1849150 z.
ставало для решения только королевской подписи: но король вдруг
занемог и умер (1560 г., 5 декабря). Дела приняли другой оборот.
Влияние Марии Стюарт кончилось. Гизы должны были удалиться
от дел, Мария скоро удалилась в Шотландию, где ее ожидала
трагическая участь.
Правительницей королевства явилась Екатерина Медичис в
малолетство Карла IX (1560—1574). Она старалась поладить со всеми
партиями. С этой целью она провозгласила Антония Наваррского,
человека слабого и бедного дарованием, наместником короля в его
малолетство. Гизам дано много обещаний. Монморанси и Шатиль-
опы пользовались благосклонностью; Конде был освобожден. В
Орлеан, между тем, собрались чины4, ожидаемые с нетерпением
народом, над которыми тяготела вся тяжесть тогдашнего управления:
в продолжение последних 13 лет государство сделало 40 миллионов
долгу, сумма огромная в то время. Партии католиков и
протестантов действовали заодно против духовенства; духовенство должно
было пожертвовать многими суммами, чтобы спасти только
существенные права свои. Но королева более всего боялась, чтобы ее не
устранили с места, ею занимаемого, и для того спешила
провозгласить скорее совершеннолетие сына. Она отправилась в Руан, и
тамошний парламент провозгласил совершеннолетие ее сына. Проте-
стация парижского парламента, старавшегося выразить свое
достоинство и свои права даже выше короля, была тщетного: ответ
короля, внушенный матерью, был резок. Между тем, отношение к
протестантам становилось день ото дня затруднительнее: число их
росло, политическая важность увеличивалась. Королева хотела
устроить некоторого рода среднюю партию, вроде той, о которой
замышлял Карл V; члены ее получили во Франции насмешливое
название политиков, les politiques: этим именем отличали людей,
не имевших верований и убеждений. Но настоящий глава
политиков был не таков: это был знаменитый канцлер Michel l'Hospital,
представитель истинной умеренности и терпимости. Еще в 61 году,
вскоре после смерти Франца II, он пригласил в Пуасси знаменитых
протестантских богословов и предложил им публичное прение с
католическим духовенством. Прение это, как всегда бывает в таких
случаях, кончилось ничем: обе стороны приписывали себе
торжество, ни одна не хотела уступить. Но в следующем же году королева
издала постановление, в котором протестанты получили свободу
вероисповедания, исключая городов, с тем, впрочем, чтобы при их
богослужении присутствовали королевские комиссары.
Но такие уступки не могли не возбудить страшного негодования
со стороны католиков строгой партии. Во главе их стали Гизы,
к ним примкнули Монморанси. В 62 г. пролита была первая кровь,
может быть, вследствие случайного обстоятельства, не так, как
описывают его протестантские историки. Франц Гиз, возвращаясь раз
в свои поместил, прибыл в местечко Vassi, где протестанты
совершали свое богослужение в некоторого рода большом сарае. Люди
Лекции 1849/50 а.
197
Гиза пришли туда и начали смеяться, началась драка, свита Гиза
была вооружена, у протестантов не было оружия; число погибших
простиралось до 70, раненых еще более. Но молва скоро
преувеличила дело, жертвы считались сотнями и тысячами. Но событие это
оказало важпые последствия: дело в том, что протестанты перестали
надеяться на обещания королевы и готовились к войне. При дворе
образовался могущественный триумвират католический из Гизов,
маршала St. André и Монморанси5. Король Наваррский стал также
по слабости характера на стороне противников протестантизма. Он
открыл осаду Руана и умер здесь. Вслед за этим последовала смерть
Франца Гиза, событие очень важное для тогдашнего времени. Он
был убит в то время, как осаждал Орлеан, в котором васелп
протестанты, одним молодым юношей, кальвинистом и дворянином из
Angoumois, по имени Poltrot de Méré. Затаив свое намерение,
последний явился в лагерь к Гизу, предложил служить у него и, когда
тот возвращался раз домой с малой свитой, убил егов. Казнь его,
как следовало ожидать, была страшной. Но такие примеры, как мы
уже видели и еще увидим, повторялись часто. Теории, развивавшие
такого рода мнения, были многочисленны: с одной стороны, теория
Макиавелли оправдывала всякое преступление в пользу
государственного блага, и это благо понималось многими относительно и по-
своему; с другой стороны, теория иезуитов оправдывала всякое
преступление для блага религиозного, как будто религия могла допу-
снать их. Эти учения отозвались и у протестантов, и у них нашлись
такие же теоретики. Но смерть герцога Гиза легла бездною между
протестантами и католиками. Католики обвиняли адмирала Ко-
лииьи, будто бы подославшего Poltrot de Méré: это мнение,
недосказанное и несогласное с самим характером Колиньи, тяготело над
пим во всю его жизнь и было даже отчасти виною его смерти.
Первая война после смерти Франца Гиза кончилась перемирием, по
которому протестанты получили еще несколько более прав, чем
прежде.
Л[екция] 40 (16 марта)
Мы сказали, что в первую из религиозных войн, начавшихся во
Франции, погибло двое из вождей движения, Антоний Наваррский
и Франц Гиз. Война кончилась миром, заключенным в 1563 году,
статьи коего были изданы под именем Амбуазского эдикта. Этим
эдиктом протестантам дано право свободного богослужения внутри
Франции за исключением Парижа и парижских окрестностей. Но
мир был непрочен. В продолжение следующих 3-х лет за ним
партии действовали друг против друга тайно и явно, осыпали друг
друга упреками, и в 65 году война вспыхнула снова. Внешним поводом
ее была поездка Екатерины Медичис с сыном по Франции. Явно
было, что королева лично хотела сблизиться с духом народа, лично
войти в сношения с начальниками провинций. Заметим, что она
198
Лекции 1849150 г.
более беседовала с начальниками католической партии, с Таванном
(Tavannes) и другими, которые тогда уже составляли нечто вроде
лиги. В Байонне Екатерина имела свидание с Альбою. Многие
историки думают, что Альба, тогда отправлявшийся в Нидерланды, дал
ей совет, исполненный через 7 лет в Варфоломеевской ночи.
Подробности их совещаний не дошли до нас; достоверно только одно,
что план Варфоломеевской ночи был составлен не тогда, а позже,
что такие мысли не входили еще тогда никому в голову из лиц
правительственных. Во всяком случае, это сближение правительства с
католиками и испанцами подало протестантам повод к новой войне.
Исчисление событий тогдашних религиозных войн до конца
столетия с их причинами было бы совершенно бесполезно, тем более что
причины и поводы отдельных войн ничего не значили.
Необходимость войны лежала в самом отношении партий, которые рады
были каждому поводу и случаю. Война следующего года кончилась
миром в Longjumeau (1568 г.), потом в St. Germain'e (1570).
Прежние главные вожди партии сошли со сцены: принц Коиде был убит,
Монморанси и St. André также. В начале 70-х годов вождями были
два юноши, сын Антония Наваррского Генрих и сын Коиде. Но эти
юноши сами еще не в состоянии были вести дела протестантизма
во Франции, и потому главным начальником протестантов и душой
их партии был старый, опытный адмирал Колиньи. Он был не
только искренне убежден в правоте своих верований, но вместе с тем
был и искренним патриотом. Междоусобия, терзавшие Францию,
глубоко огорчали его. После мира в Сен-Жермене он старался
сблизиться с двором. Не без сильного также содействия с его стороны
сблизился Генрих Наваррский с Екатериной, результатом чего был
брак с единственной дочерью Екатерины Маргаритой Валуа \ зпа-
менитой красотой, легкомысленным поведением и умом (она
оставила замечательные мемуары2). Вожди протестантской партии
собрались в Париж ко двору летом 1572 года. План Колиньи и других
вождей гугенотов приходил к осуществлению: они показали
Карлу IX весь вред, происходивший для государства от долгих
междоусобий, трудность совершенно одолеть протестантскую партию и,
с другой стороны, цель, с которой можно было бы соединить
разрозненные в борьбе силы Франции, именно указали на Нидерланды,
где тогда шла борьба с Испанией. Туда хотел устремить все силы
Колиньи; оттуда были уже послы, которые предлагали королю
освободить Нидерланды от ненавистного ига; притом это было лучшим
средством сбыть накопившуюся массу беспокойных и мутивших
государство сил. Предприимчивый и умный король склонялся к
убеждениям: оп в первый раз слышал истинные умные советы.
Начальник Нидерландского восстания Вильгельм Оранский охотно помог
бы Франции уже по одним своим личным связям: он был женат на
дочери Колиньи8. Король ежедневно виделся с адмиралом, беседуя
с ним о предстоящем походе, как вдруг Колиньи, возвращаясь один
раз домой из Лувра и проходя мимо дома Гизов, был ранен выстре-
Лекции 1849/50 е.
199
лом из окна (22 августа 1572 г). Убийцею4 был один из дворян,
бывших в службе у Гизов, Моревель, ибо он тотчас ускакал из
Парижа. Роль, которую он играл в тогдашних событиях, хорошо
характеризуют нравы того времени, он часто езжал в провинции с
поручением убить ту или другую особу, так что его звали le tueur
du roi *.
Нет сомнения, что Гизы мстили этим за смерть отца,
подозрение в которой падало главным образом на Колиньи, как заметили
мы выше. При вести об этом событии Карл пришел в бешенство: он
сам присутствовал при перевязке раны и клялся отыскать и
строжайшим образом наказать виновных, но этого не допустили. При
дворе образовалась небольшая партия, боявшаяся более всего
сближения Карла с протестантами; во главе ее в эту минуту стояла
Екатерина. Мы знаем, что она старалась сохранить равновесие
между обеими партиями и потому постоянно приставала к слабейшей,
чтобы другой не дать слишком усилиться. В настоящую же минуту
протестантская партия получила перевес: дерзкая попытка Гизов
поставила католическую партию в опасность, а между тем, с
падением Гизов последняя лишалась главных вождей своих. Медлить
было нечего, и ясно, какую сторону должна была принять
Екатерина. С королевой действовали песколько итальянцев, проникнутых
политическими понятиями своей Родины, и сын ее, герцог Генрих
Анжуйский; мы увидим впоследствии ближе эту странную личность.
Они-то составили план Варфоломеевской ночи5. О ней писали
много, как современники, так и писатели последующего и нашего
времени. Событие это подверглось разного рода приговорам: не только
между современниками, но и между писателями нашего времени
находились такие, которые хвалили политическую идею
Варфоломеевской ночи и оправдывали ее. Самые полные исследования,
совершенные на основе богатых материалов, доказывают, несомненно,
что план Варфоломеевской ночи не был результатом долгих
соображений, но созрел внезапно вследствие страха со стороны католиков.
Екатерина Медичис хотела отклонить опасность, грозившую ее
планам вследствие перевеса протестантов. Ее расположением
воспользовались горячие католики и склонили самого короля к жестокому
делу. Не далее, как за несколько дней, король, который был очень
умный государь, но раздражительный до болезненности, склонился
принять участие в этом намерении. Обвинения на него в этом
случае оказываются не вполне клеветами: это доказывается его
предписаниями, сделанными за несколько дней пред сим в города,
чтобы не пропускать бежавших протестантов. Можно было заметить,
что что-то такое заготовлялось, об этом даже не мог совсем не знать
Колиньи: но протестанты не принимали никаких мер. Король [На-
варрский], праздновавший недавнее свое бракосочетание, также
немного обращал внимания на приготовлявшееся.
* королевский убийца (франц.).
200
Лекции 1849150 г.
23-го августа [1572 г.], в самый день убийства, начальникам
парижских кварталов велено собрать жителей этих кварталов,
католиков, дать им особенные знаки, по которым они бы могли узнавать
друг друга, отдать приказание им вооружиться и ждать вестового
колокола, после которого герцог Гиз дает им особое приказание:
какое было это приказание, никто не знал. Екатерина и те лица,
которые были посвящены в тайну, ждали с немым страхом удара
колокола. Когда ударили, король велел остановить исполнение: но
было уже поздно, уже раздались выстрелы. Одной из первых жертв
был Колиньи, убитый одним чехом, бывшим в службе у Гизов.
Вообще в это время во Франции было много беспокойных иностранцев,
искателей приключений. Замечательно, что в числе лиц,
составлявших план Варфоломеевской ночи, почти не было французов,
большей частью это были итальянцы. Но народ парижский,
раздраженный прежней борьбой с протестантами, горячо взялся за это дело.
Убийства продолжались всю ночь (на 24-е августа, на день святого
Варфоломея). На другой день Карл, испуганный, велел
остановиться; на третий день он велел опять продолжать: видно было, что он
сам колебался в этом деле. Число падших жертв было, конечно,
преувеличиваемо некоторыми протестантскими историками: но по
большей вероятности во всей Франции во всяком случае пало более
30 тысяч. В числе их было много отличных людей, не одних
протестантов, по и католиков: тогда совершено было много страшных
дел из личных страстей и ненависти. Но не во всех городах это
дело было принято одинаким образом; правитель Байонны, виконт
деЮртес так отвечал на приказание короля убивать всех гугенотов:
«Я сообщил приказание вашего величества войску; все они готовы
умереть за вас, но между ними нет палачей». Во многих местах
начальники не допустили убийства. Но впечатление, произведенное
этим событием, было ужасное. Елизавета Английская, получив о нем
известие, хотела даже выслать французского посла из Лондона,
и когда его приняла потом, то вышла в трауре. Тесть короля,
Максимилиан II, бесспорно, один из самых благородных и
просвещенных людей тогдашней Европы, горько жаловался на это событие и
не одобрял его. Зато в Риме и Мадриде его праздновали
молебствиями и освещением города. Ученые обеих партий уже тогда писали
много pro и contra. Во всяком случае, если допустить деление
преступлений на полезные и бесполезные, то дело Варфоломеевской
ночи принадлежит к числу бесполезных преступлений: оно не
утушило, но только раздражило вражду протестантов.
По всем концам Франции протестанты взялись за оружие: долее
всех мест они держались в Ларошели. Королевское войско
бесплодно осаждало эту крепость под начальством Генриха Анжуйского.
Генрих рад был удалиться от этой осады: его звали на престол в
Польшу. Личное здоровье Карла было сильно расстроено событиями
72 года и уже не восстановлялось после. Он страдал жестокими
угрызениями совести; ему виделись во сне трупы убитых, он умер
Лекции 1849/50 г.
201
через два года (1574 г.) под впечатлением этого события. Король
Наваррский находился при дворе заложником; он должен был
переменить веру и, по-видимому, забылся в забавах с придворными
фрейлинами. (Это было одно из могущественных орудий Екатерины
Медичис: чрез них королева легко могла узнавать тайны молодых
дворян и особенно гениального, но чрезвычайно влюбчивого короля
Наваррского.)
Преемником Карла был брат его Генрих Анжуйский, позорно
бежавший из Польши и столь же позорно царствовавший во
Франции. Это была странная личность, характеризующая одну из сторож
того века. Ему нельзя отказать в некоторых талантах и храбрости;
он выиграл у протестантов две большие битвы (1 — при Jarnac; 2 —
при Moncontour). И хотя здесь много ему помогли католические
вожди, но он оказал тем не менее и важную личную отвагу.
Смолоду он отличался особенно двумя качествами: до крайности развитою
страстью к чувственным наслаждениям и страшною склонностью
к кровавым зрелищам. Он был одним из главных участников дела
Варфоломеевской ночи. Но, по-видимому, чрезмерное напряжение
сил в мслодости охладило его силы и способности в летах зрелых:
ему нужны были крайние средства для оживления и возбуждения.
Оп проводил часто ночи в неслыханных оргиях; потом после них он
ходил молиться, переходя от страшного разврата к строгому
аскетизму. Порою находили на него припадки какого-то сумасшествия:
тогда он изучал, например, строго латинскую азбуку, принимал по*
слов с корзиною на веревке, в которой было штук пять щенят. От
времени до времени прорывались в нем проблески ума, но вместе с
тем кровожадной воли. Любовью народа он не пользовался; его
окружала толпа дворян, разделявших его нечистые, напоминавшие
язычество, оргии; эти дворяне носили название les mignons *.
Наградою за такого рода услуги был часто герцогский титул, и Генрих
наделах более герцогов, чем все его предшественники вместе.
А, между тем, события принимали все более и более грозный
характер. Война кончилась тем, что протестантам даны были все
те права, которыми они пользовались до Варфоломеевской ночи;
сверх того в парламенте они получили право иметь несколько своих
членов, которые в соединении с некоторыми католиками должны
были решать все тяжбы между католиками и протестантами,—
Chambres miparties6.
Следовательно, Варфоломеевская ночь не привела за собой
никаких выгодных для католиков результатов. В 75 году открылась еще
новая опасность для королевского дома: в нем самом произошло
раздвоение. Младший брат Карла Франц А1епсоп'ский бежал п стал
во главе умеренной партии, в которой стоял Монморанси; эта
партия состояла из нескольких знатных фамилий, которые...* В начале
* любимчики (франц.).
а Пропуск в рукописи.
202
Лекции 1849/50 г.
76 года ушел доселе державшийся под надзором Генрих Наваррский.
Нам известна уже участь отца его, человека чрезвычайно слабого и
малодушного, имевшего только одно, очень обыкновенное тогда
качестве, военную храбрость. Но сын был воспитан не отцом. Когда
он родился, дед его, сГAlbret, напоил его вином и дал попробовать
чесноку. У того-то деда воспитывался Генрих, и, надо сказать,
(ГAlbret воспитывал его так, как будто разделял мнения Ж.-Ж. Руссо в
его Эмиле. Будущий король воспитан был вместе с пастухами в
чрезвычайной простоте нравов. Но к этому присоединились некоторые
домашние влияния: мать его, Жанна d4 Albret, женщина сурового,
большого ума, до фанатизма преданная протестантским мнениям,
с одной стороны, и отец, равнодушный к вероисповеданию, с
другой, оспаривали свое влияние на ребенка. Ребенок со своей стороны
воспитал в себе недоверчивость к той и другой стороне и
впоследствии перешел к совершенному равнодушию в религиозных
вопросах. Одной из первых книг, служивших ему для чтения, был
французский перевод Плутарха, сделанный его учителем Amiot (Амио).
Во все продолжение своей жизни он любил потом Плутарха,
прибавив к нему впоследствии книгу Макиавелли о государе6.
Отличительной чертой его, когда он вступил па политическое поприще по
смерти отца, был необычайно ясный и здравый смысл, доходивший
до гениальности в прозрении событий, потом храбрость до
безрассудности, находчивость и острота выражений, так высоко ценимые
французами, наконец, вся та внешняя добродетель, которой они
часто прикрывают недостаток истинной внутренней доброты. Мы
увидим впоследствии, что данное ему прозвание le bon roi Henry IV *
не совсем принадлежало ему. После Варфоломеевской ночи он 4
года провел под строгим надзором при дворе, принужден был
отказаться от прежней религии и совершенно предавался страстному
пылу южной натуры своей, к чему много способов предоставляла
окружавшая его придворная жизнь. В начале 76 года он бежал,
перешел снова в протестантизм и стал во главе протестантской
партии. Ему нужна была какая-либо партия, а другой он не мог иметь
в ту минуту. Хотя он был ближайшим родственником королевской
фамилии, но на престол он не имел надежд, ибо жив еще был
Франц Алансонский. Но замечательно, что в то самое время, как он
стоял во главе протестантской партии, он ясно обнаруживал, что не
верит в возможность решительной победы протестантизма: он не
обнаруживал вовсе религиозного фанатизма. В двух-трех его письмах
выражены религиозные чувства, но в новейшее время доказано, что
эти письма писаны не им, а Дюплесси-Морне7, одним из
ревностнейших и суровых представителей протестантского направления
того времени во Франции.
6 Написано вместо зачеркнутого: князе.
* добрый король Генрих IV (франц.).
Лекции 1849/50 г.
203
Л[екция 41] 18 марта
Мы видели, что в 1576 г. король Наваррский Генрих бежал из-
лод надзора, в котором держали его Екатерина Медичис и
Генрих III, и стал снова во главе протестантской партии, оставив
католицизм, к которому был принужден обратиться после
Варфоломеевской ночи. Гугеноты действовали в то время заодно с партией
политиков. В том же году состоялся мир, которым гугенотам
предоставлено было много частных прав, право иметь свои вооруженные
города, исправлять богослужения в городах за исключением
Парижа, иметь своих советников в парламенте (Chambres miparties).
Вообще должно сказать, что эти условия повторялись почти в
каждом из многочисленных миров между протестантами и католиками.
От 76—84 г. Генрих Наваррский живет частью в своих владениях
в Беарне, частью в провинции, в которой он был наместником, в Ги-
эни (Guienne). Он держит строго изданные мирные постановления,
равно наказывает нарушителей их — протестантов и католиков;
в нем нет того религиозного фанатизма, который так сильно
развивался вокруг него: многие лица, принявшие его прежде по расчетам,
теперь ожесточились, и война принимала жестокий с обеих сторон
характер. Впрочем, в продолжение этих восьми лет мир часто
прерывался. Положение партии в сущности не изменилось, но
возникло одно великое учреждение, которое могло иметь бесконечно
великое влияние на всю последующую историю Франции,— это Лига.
Мы видели характер Генриха III: им недовольны были все
подданные, кроме небольшого числа любимцев (les mignons*). Еще при
Карле IX Таванн и некоторые другие вожди католической партии
выразили мысль составить союз с целью противодействовать
успехам протестантов: этот союз образовался в 1576 г. Кто был его
виновником, отвечать невозможно; хотя много писали об этом, но
мысль о такого рода великих учреждениях возникает не вдруг и не
в одной голове. Самым деятельным, впрочем, лицом здесь был
парижский адвокат Давид, мало известный. Он ездил несколько раз
в Рим, хлопоча об этом учреждении, переезжал от одного вождя
католической партии к другому, склоняя их к союзу. Важно одно,
что он был близкий человек к семейству Гизов, следовательно,
интересы Гизов совпадали с образованием Лиги. Цель союзников была
следующая, она высказана была начальником пикардийских городов
Яковом д'Юмьером (cTHumieres) : «Лига должна защищать
религиозные и государственные учреждения в прежних их формах»;
последние слова по самой неопределенности своей заключали нечто
грозное против правительства.
В Лиге приняли участие 9/10 целой Франции, центром был
Париж; муниципальное устройство делало его наиболее способным к
той роли, которую он начал играть в Лиге. Масса народа, особенно
любимчики (франц.).
204
Лекции 1849/50 г.
низшая, была глубоко проникнута здесь католическими идеями,
В Париже, несмотря на то что он никогда не был общиной,
муниципальные учреждения носили свой средневековый характер: цехи
выбирали своих начальников, была городовая милиция, город
разделен был на 16 кварталов, во главе их стоял выборный от горожан.
Вся администрация города находилась, следовательно, в руках
последних. В эпоху католического движения против протестантов
все лица городового управления были выбраны из католиков. Таким
образом, городовое парижское правительство стало во главе Лиги. Это
повторилось в большей части городов французских; везде магистрат
был выбран из ревностных католиков: образованная и наклонпая к
протестантизму часть среднего сословия должна была замолкнуть.
Движение масс было слишком грозно, и на эти массы со всей силою
действовали католические проповедники, большей частью из Ордена
иезуитов. Это была странная, не лишенная некоторого величия
эпоха в истории духовного красноречия во Франции; в числе деятелей
было много талантливых проповедников, страстно увлеченных
против реакции католицизму; все они готовы были жертвовать собой,
чтобы доставить торжество католическим идеям (мы имеем об этом
превосходную монографию Essai sur les prédicateurs de la Ligue,
par Labitte1). Новейшие историки Франции хотели найти одну
какую-либо идею в Лиге, стремление бесполезное, ибо ее цели и
намерения были разнообразны; только одна идея религиозная была
вдесь. К ней приступили и лица, принадлежащие к партии
политиков, из страха, чтобы найти только безопасность. Но одно можно
наверное сказать, что Лига не остановилась бы ни пред чем в своем
начале; для нее самая монархия в случае противодействия
потеряла бы свою святость. Главою Лиги был герцог Генрих Гиз, но
главою непризнанной явно. В самом деле, это был замечательный
человек, достойный стать во главе движения. Сын того Франца Гиза,
который погиб под стенами Орлеана, Генрих имел все качества,
нужные для вождя партии: очень красивый собой, красноречивый,
смелый, носивший личину фанатизма, бесконечно честолюбивый и
чрезвычайно умный. В народе уже ходили слухи, что он даже имеет
более прав на престол, чем Генрих Валуа; составлялись
родословные, доказывавшие превосходство прав его. Нужно заметить к тому,
что вообще Гизы обладали в высшей степени способностью
действовать на умы народа и настраивать их сообразно со своими целями.
Зато и народ был редко кому-либо так предан, как Гизам; один
современный историк говорит: «la France était folle de cet homme,
elle était amoureuse de lui»*. В самом деле Франция казалась
влюбленной в Гиза. Когда Генрих III узнал о составлении Лиги, он
смутился; он понял, что она ему грозила столько же, как протестантам,
и спешил предотвратить грозившую опасность; по-видимому, он
* «Франция обезумела от этого человека, она была влюблена в него»
(франц.).
Лекции 1849/50 а.
205
проснулся от долгой праздности, он принял благородные меры и
первым подписался в числе членов Лиги и объявил себя ее главою.
На время он устранил таким образом Гиза. Но эта роль не была
роль Генриха, лишенного постоянной энергии: он мог просыпаться
только на время от своего усыпления.
В 84 г. умер герцог Алансонский, брат Генриха III и наследник
престола (у Генриха не было и не могло быть детей). Тогда
отношения партии приняли другой характер: ближайшим наследником
престола оказался еретик, отступник Генрих Наваррский. Лига
торжественно объявила, что она никогда не признает королем
отступника; папа, чтобы обеспечить себя с этой стороны, произнес новое
проклятие над королем Наваррским. Все пути к престолу были
таким образом заграждены для последнего. Но за него действовали
события. Вынужденный Лигой объявить ему войну, Генрих III вел
ее вяло и несчастливо, в чем он, впрочем, был не совсем виновен,
ибо главная причина неудач заключалась в недостатке денег.
Часть некоторых успехов против протестантов, именно поражение
немецких протестантских войск, шедших на помощь, досталась
опять-таки не ему, а Генриху Гизу: зато в церквах проповедники
сравнивали короля с Гизом, как Саула с Давидом. Волнение рослог
в городах; требовали решительных мер против протестантов,
требовали, чтобы Гизу вверено было начальство в войне и чтобы ему
доставлены были к тому средства. Король не мог сделать ни того, ни
другого, ибо, во-первых, это значило бы ему решительно отказаться
от престола, а, во-вторых, ему неоткуда было взять денег. Более
всего боялся Генрих прибытия Гиза в Париж. Он послал сказать
последнему, чтобы не являлся сюда; но у него не было денег, чтобы
послать это приказание с курьером, надо было послать по почте.
Получил ли Генрих Гиз это письмо или он разъехался с ним, это
неизвестно, но только, несмотря ни на что, он прибыл в Париж
10 мая 1588 г. Драматический рассказ о событиях этих майских
дней мы находим у итальянца Давилы (Davila)2, близкого человека
ко двору Екатерины Медичис. Когда Гиз приехал в город, парод
встречал его как спасителя; женщины осыпали его цветами,
обливали благовониями. «Ты здесь,— говорили ему,— и мы ничего не
боимся». Навстречу ему пели: «Благословен грядый во имя
господня...» Народ только что не нес его на руках. Когда Генрих узнал о
его прибытии, он побледнел и закрыл лицо руками. При нем были
в эту минуту два советника, итальянец аббат del Bello и корсиканец
Орнано. Они тотчас дали королю совет пригласить Гиза и зарезать
его; аббат подкрепил этот совет даже текстом: «Поражу пастыря,
и разыдутся овцы». Король был готов последовать совету, но,
несмотря на неоспоримое личное мужество, он не решался: дело, точ-<
по, было трудное при тогдашней настроенности духа в народе.
Когда Гиз представлялся королю во дворце, он был также бледен;
проходя сквозь ряды телохранителей, он кланялся, ему не отвечали;
начальник их Крильон сурово и грозно посмотрел на него. Генрих
встретил его строгими упоеками — зачем он приехал в Париж; Гиз
206
Лекции 1849150 г.
поспешил окончить свидание и удалиться. На другой день он снова
явился во дворец, но уже в сопровождении 400 дворян, вооруженных
пистолетами и кинжалами, и тогда он говорил уже другим языком.
12 мая король решился подавить движепие в Париже,
швейцарские войска заняли главные тракты города: но это было уже
поздно — везде возникли баррикады. Войска должны были отступить,
король бежал. Униженный, опозоренный, он клялся возвратиться в
Париж, но уже не иначе, как чрез пролом. В планы Гиза вовсе
но входило бегство короля, и в эту минуту он, конечно, мог уже
думать о принятии королевского титула. Но для него чрезвычайно
важно было овладеть особою Генриха III. Впрочем, дела его шли
так, что успех казался только отсроченным. В октябре король
собрал чины в Блуа; Генрих Гиз отправился туда спокойный, смело
надеясь на дворянство и зная, что чины будут на его стороне. Но
там ждало его дело, которого он не рассчитывал в своей
самонадеянности. Генрих решился убить его. Он предложил об этом Крильону.
Тот отказался; тогда он обратился к одпому из незначительных
офицеров, и тот согласился. 23 декабря (88 г.), в день,
определенный для заседания чинов, Гиз получил вдруг повеление поспешно
явиться к королю, он отправился в кабинет его. Накануне еще он
получил несколько предостерегательных записок; одну из них он
прочел, улыбнулся и сказал: «Он не посмеет». Но, когда он вошел
в комнату пред кабинетом короля, он заметил, что затевается что-то
недоброе; дворяне смотрели на него такими глазами, которые не
нредвещали хорошего, когда он проходил мимо них, они положили
руки на шпаги. Гиз подошел и положил руки на замок: в эту
минуту его ударили сзади, и в несколько ударов он был убит. Король
вышел из кабинета, толкнул его тело ногой и сказал: «Как велик
он! По смерти кажется еще больше». Чрез несколько часов был
убит кардинал Лотарингский. Ему дали время на хмолитву, закрыли
голову плащом и расстреляли. Несколько приверженцев Гизов были
также убиты. Но эти убийства также мало достигли цели, как
убийства Варфоломеевской ночи. По всей Франции раздался общий крик
негодования: Генриха называли убийцей. В Париже Сорбонна
объявила короля лишенпым престола; члены парламента,
противоречившие решению, были взяты под стражу; президент d'Harlay, двое
его товарищей и 60 советников были отведены в Бастилию.
Генриху III не оставалось никаких средств к усмирению
мятежных подданных; он решился броситься в объятия протестантов и
отправился в лагерь к Генриху Наваррскому. Этот поступок
переменил совершенно отношения последнего. Доселе он стоял во главе
протестантов, которые не могли ожидать победы, составляли
меньшинство и в политическом смысле имели мало весу и значения:
теперь король отдает себя в руки этой партии; Генрих Наваррский
является защитником законной власти. Оба короля отправились
вместе и осадили Париж в 89 году. Город был обложеп войсками,
по он защищался упорпо. В пем, кроме того, стоял уже испанский
Лекции 1849/50 г.
207
гарнизон: Филипп II вмешался в дело и помогал Лиге деньгами, он
надеялся, что по смерти Генриха вступит на французский престол
дочь его Изабелла, которую он хотел выдать замуж за одного из
Гизов. Тем не менее осада шла успешно. Но в лагерь короля
Генриха явился некто Жак Clement, молодой доминиканский монах,
с письмами из Парижа; он был допущен к королю, и в то время,
как тот читал письма, он вонзил ему нож в живот (1 августа):
фанатические страсти, разогретые иезуитами, производили плоды.
Франция оставалась без короля, хотя права на престол получил
теперь Генрих IV; но между ним и престолом стояла религия и та
партия, которую он пе мог оставить теперь, не оскорбив ее. С
другой стороны, фамилия Гизов была еще могущественна, хотя* между
членами не было совершенного согласия видов иа целей. Сверх того
надобно было силой или обещаниями привлечь на свою сторону
правителей областей, которые, пользуясь ослаблением
монархического начала, действовали в своих провинциях с самостоятельной
властью. Католические офицеры и войска, прибывшие в лагерь
протестантов с Генрихом III, объявили, что они будут служить
Генриху IV только в течение срока, данного им для решения. «Лучше
умереть, чем служить королю гугенотов»,— говорили они ему в
лицо. И здесь-то обнаруживается уже вполне характер Генриха На-
варрского; он колеблется перейти к католицизму не из внутреннего
убеждения, а только потому, что выискивает средства, как бы
сделать дело повыгодней для себя. Немногие могли бы быть так
равнодушны к религиозным вопросам, как Генрих. Оп сам острил
впоследствии над своим переходом к католицизму. Но это дело падоб-
но было сделать при благоприятных обстоятельствах: и Генрих,
ведет переговоры с одной стороной, показывая в то же время, что
готов защищать оружием права другой. Битвы при Арке и Иври
(Ivry) доставили ему много славы и привели в его лагерь многих
католиков. В июне 93 года он отказался от протестантства. В
следующем году Париж отворил ему ворота: это событие
требует подробного объяснения. Мы видели, до какой степени были
раздражены религиозные страсти. Лига имела на своей стороне все
условия успеха; пока она прикрывалась идеей права, она имела
сильное значение для народа. Но, когда погиб Генрих Гиз, тот из
Гизов, который мог вести массу и давать ей идеи и который в
самом деле, кажется, становился во главе среднего сословия Франции,
когда погиб Генрих Валуа, законным королем явился Генрих На-
варрский. Ему недоставало только религиозного освящения: он
выразил готовность принять католицизм. Право6 теперь было на его
стороне. С другой стороны, действия Филиппа II против Генриха
служили в пользу последнего: войска испанские вступили во
враждебные отношения с лигистами: чувство национальной гордости про-
а-а Написано вместо зачеркнутого: В каждой области утвердилась какая-
либо знаменитая фамилия (л. 172 об.).
6 Написано вместо зачеркнутого: все.
208
Лекции 1849150 г.
тестовало против королевы-иностранки; среднее сословие, игравшее
такую роль в Лиге, было оскорблено гордостью испанских дворян.
Наконец, это движение приняло характер демократической
революции; сначала парижский парламент и Сорбонна имели большое
влияние на массу; но в течение пятилетней борьбы с королем в
Париже взяла верх демократическая партия. Начальники кварталов
были избраны из самых рьяных лигистов, частью из низшего сословия,
чтобы держать в повиновении, они прибегнули к мерам страха:
двое из членов парламента были повешены, другим грозило то же.
Тогда среднее сословие парижское испугалось, вошло в сношения
с Генрихом. Это движение общественного мнения выразилось в
литературе. Несколько молодых людей, между ними знаменитый
впоследствии трудами другого рода Питу, соединились в Париже для
литературных трудов: возник политический памфлет под названием
«la Satire Ménippée»3, чрезвычайно остроумный, исполненный того
здравого смысла, который так сильно действует на народ. Среднее
сословие затронуто здесь было умно, ловко и метко. Памфлет
распространялся быстро, высказывая затаенные чувства среднего
сословия: в нем указывалось на упадок материального благосостояния,
одним словом, на все преимущественные интересы последнего. Этот
памфлет помог Генриху IV столько же, как выигранные их победы.
В мае 1594 года начальник Бастилии в Brissac4 продал ему город
sa 1600000 ливров. Его называют предателем, но в сущности он
был только исполнителем намерений среднего сословия, он продал
королю то, что и без того принадлежало ему. Вскоре Генрих IV
поспешил вступить в сношения с папою, но страсти, раз[ож]женные
Лигой, еще не утихли, мы увидим последствия.
■ Написано вместо зачеркнутого: войск в Париже.
Л[екция 42] 23 марта
Мы видели, что Генрих IV проложил себе наконец дорогу к
престолу вторичным обращением своим к католицизму.
Провозглашенный по смерти Генриха III дядя Наваррского короля8 кардинал
Бурбон под именем Карла X был слишком незначительный, притом
преклонных лет старик, не имевший влияния и могущества.
Фамилия Гизов, долго стоявшая во главе судеб Франции, разделилась по
смерти двух братьев, убитых в Блуа. Глава этого семейства герцог
Майень (Mayenne) вел не без чести войну против Генриха IV, но
ие решался идти той же дорогой, какой шли более даровитые его
отец и брат, так что в сущности Генрих не имел уже себе
серьезного противника, между тем как испанская партия встречала себе
много сопротивлений в национальности французской. В 1594 г.
Генрих IV вступил в Париж. Сверх его побед и политических перегово-
Написано вместо зачеркнутого; его.
Лекции 1849/50 г.
209
ров> которые вел он так искусно, ему много пособило изменившееся
направление общественного мнения: Лига потеряла приверженцев
между средним сословием, испуганным решительными поступками
черни, повесившей нескольких из членов парламента. Во главе
низшей массы стояли 16 начальников кварталов и несколько
фанатических легистских проповедников, но во мнении среднего сословия
совершилась перемена. Признаков перемены было достаточно;
между прочим, обличал ее упомянутый нами памфлет6 под именем
сатиры Мениппейской. Несколько молодых людей, его сочинителей,
пародировали в нем различные направления Лиги, влагая в уста
вождей ее задушевные их мнения. Конечно, Лига представлена
8десь с смешной стороны, но в этой книге было много и
нравственного смысла: она была великим фактом, выразившим общественное
мнение и, в свою очередь, подействовавшим на него. Многим она
объяснила тайну их собственной мысли. В следующем же, 95 г.
Генрих помирился с папой, хотя он возвратился уже прежде к
католицизму: торжественный обряд возвращения совершен был нельзя
сказать, чтобы почетным для короля образом.
Таким образом, король Наваррский достиг той цели, к которой
так осторожно и ловко шел он в продолжение многих лет, достиг,
несмотря на все препятствия, с которыми должен был бороться в
качестве еретика и которые, с другой стороны, представлялись ему
со стороны Гизов. Он сел на престол, благословленный папою,
принятый средним сословием. Но в массе осталось чувство
недовольства и фанатической ненависти к отступнику: этому свидетельством
служила попытка на жизнь короля Шателя (Chatel). Замечательно*
что общественное мнение при каждом событии такого рода
указывало на иезуитов как его виновников. Убийцы, конечно, не все были
подучаемы членами этого ордена, но ответственность точно лежала
на них вследствие их роковых учений.
Война с Испанией шла вяло и кончилась миром в Вервене (Ver-
vins) 1598 г. Со стороны Испании этот мир был признаком
бессилия: она должна была отказаться от той великой роли, которую
играла в 16 столетии. С тех пор она сошла со степени
первоклассных держав Европы.
В том же году, закончившим французские войны, не
прерывавшиеся целое столетие, ибо мир, заключенный чрез три года с
герцогом Савойским, не имел большого значения, так как самый враг
не был опасен Франции, издан был достопамятный Нантский эдикт,
которым протестанты получили свободу отправлять свое
богослужение. Но этим не кончились вознаграждения, которыми должен был
король помогавшей ему партии. Он предоставил ей, кроме того,
право собираться на соборе, управлять своими церковными делами.
В случае нападения Лиги протестанты могли защищаться
вооруженной рукой. Они остались, таким образом, государством в государств
0 Написано вместо зачеркнутого: журнал.
14 T, Н. Грановский
210
Лекции 1849/50 г.
ве, началом, хотя побежденным, но не безвредным, с которым рано
или поздно должна была вступить в борьбу центральная власть. Эти
уступки происходили, конечно, не из народной терпимости, вражда
оставалась здесь в той же силе, они происходили из личного
религиозного равнодушия Генриха. Этот характер Генриха откроется нам
еще более из краткого обзора событий его царствования, его
отношений к партиям и состояния дворянства. Между его ближайшими
слугами мы почти уже не видим тех старых верных слуг, которые
прежде сопровождали его на поле битвы; они живут в поместьях
своих, король дружелюбно обходится с ними, но он окружен уже во
всех делах своих лигистами, своими прежними врагами. Многие
приписывали это великодушию: мы вправе отказать в нем Генриху,
он действовал из одних расчетов. Трудно найти государя более
неблагодарного: он сам говорил, что старых и преданных друзей
незачем награждать, они и без того будут служить; надо привлекать и
задабривать врагов. И в этом он действительно успел: он вверял
лигистам государственные дела и пользовался их деятельностью для
своих целей. Решительных и крутых мер по достижению престола
он не любил употреблять. Он одолел остатки аристократической
оппозиции денежными сделками; 30 миллионов — сумму огромную
по тому времени — заплатил он французским аристократам за их
покорность. Особенно дорого стала ему покорность герцога Меркёра
(Мегсоеиг) в Бретани, который долго оставался там независимым.
Расписки в получении этих сумм сохранились доселе, их можем мы
найти в 10-й книге записок Сюлли.
В сущности политика Генриха основана была на глубоком
презрении к людям, но государство отдохнуло при нем от своих долгих
страданий; раны, нанесенные междоусобными войнами, были
отчасти залечены. Обыкновенно честь эту приписывают Сюлли (Sully)1,
одному из немногих протестантов, сохранивших на него влияние;
он был генерал-интендантом финансов, ему вверена была армия,
надзор за путями сообщения и много других должностей. Смотреть
на Сюлли как на великого финансового преобразователя и
обладателя великих политических идей в наше время было бы странно.
Вышедшие при нем постановления не обличают в нем высших
государственных идей: но он был человек строгий, чрезвычайно
бережливый, любивший порядок, введший самую строгую отчетливость
в дела государственного управления, в этом отношении его можно
сравнить с Жаком Кёром, заведовавшим финансами при Карле VII.
Он приложил к государственному хозяйству простые начала
управления частными доходами: но этою уже одною отчетливостью он
оказал большие услуги государству; расходы перестали превышать
доходы, расточительность короля была сдерживаема в пределах
умным и строгим министром. Пути сообщения были улучшены, на
земледелие обращено большое внимание. К концу царствования
Генриха финансы Франции находились в лучшем состоянии, чем
где-либо. Король сам очень заботился о благосостоянии подданных.
Лекции 1849150 г.
211
Ему беспрестанно надо было сдерживать воспитанный смутами дух
дворянства: дворяне помнили еще то время, когда они жили в
феодальных замках, независимые от королевской власти. Войны Лиги,
в которых самое существование королевской власти делалось
вопросом, укрепили еще более это направление умов. Правители
областей часто забывали обязанность подданных, входили сами в
сношения с иностранными державами, и французский престол часто
CbiBajf в опасности потерять лучшие области, готовые отделиться.
Привыкшие к войнам дворяне скучали миром и искали
искусственных развлечений: мы упоминали уже, что в течение 16-летнего
царствования Генриха IV, считая со дня вступления его в Париж,
во Франции погибло более 4 тысяч дворян на дуэлях. Противники
никогда не бились один на один: они приводили с собой человек
десять приятелей, которые в качестве секундантов дрались также,
сами не зная за что. Генрих должен-был прибегать к строгим
мерам, чтобы удержать эту необузданность, и строгость эта доходила
иногда до жестокости. Так, маршал Бирон, оказавший ему великие
услуги, один из тех немногих католических офицеров, которые
приступили к нему прямо по смерти Генриха III, считавшийся при
этом личным его другом, подвергся смертной казни. В сущности он
был ничем не хуже других своих современников и так же, как они,
позволял себе смело выражаться насчет короля, грозя отпадением,
вел переписку с герцогом Савойским, в чем можно было уличить
всех тогдашних начальников областей. Генриху надо было показать
пример, который отвратил бы других от подобных дел: Бирон
подвернулся ему под руку, и он велел ему отрубить голову.
Если в каждый век данное направление обнаруживается в
литературе и жизни так, что часто образ мысли великих политических
деятелей высказывается в одном из великих писателей эпохи, то
мы, конечно, можем объяснить характер Генриха из сочинений
Michel Montaigne, в высшей степени остроумного и скептического
писателя. Во всякую эпоху, когда общество разделяется на две
стороны, фанатически между собой спорящие, является средняя,
равнодушная партия, к которой, с одной стороны, принадлежат люди
смелые, не связываемые крайними увлечениями, с другой — слабые,
не способные пи к каким энергическим верованиям. Montaigne
именно принадлежал к числу тех, которые равно оскорблены были
и протестантским и католическим фанатизмом: но оскорбленный
этими крайностями, он впал в совершенное равнодушие. На все
горячие вопросы, раздававшиеся вокруг него, он отвечал
однообразно и холодно qu'en sais je?* Таков был и Генрих IV. Он не вынес
из обеих партий никакого религиозного убеждения: для него
политическая необходимость была высшим законом, ей одной он
подчинял все свои действия; во всем остальном он был совершенно
равнодушен, и, может быть, это равнодушие короля слышалось чутко уху
* что знаю я? (франц.).
14*
212
Лекции 1849150 г.
массы, несмотря на внешние его добродетели и те блестящие
качества, которые способны были внушить к нему любовь в народе. Но
и во всех этих его добродетелях и достоинствах было очень миого
эгоистического до самого конца его жизни.
В 1610 году Генрих IV стоял, бесспорно, во главе самого
могущественного из государств Европы. 12 лет мира успокоили
Францию; в ней было многочисленное воинственное и нетерпеливо
ожидавшее новых подвигов дворянство. Отличная артиллерия, хорошо
устроенные доходы, значительные запасы, и во главе стоял король,
который, бесспорно, принадлежал к числу величайших людей той
эпохи. Он решился вмешаться в дела Германии по поводу раздоров
о наследстве княжеств Юлиха, Клеве и Берга. Затаенной его
мыслью было унижение Австрийского дома за мир с Испанией.
Фантастические планы о разделении Европы на несколько
государственных систем едва ли могли зародиться в голове такой
практической, как у Генриха, но они были ему представлены. Какие он
имел тайные намерения, неизвестно, но он отправил уже войска и
собирался отправляться сам, когда был убит Равальяком, безумным,
полупомешанным фанатиком, на которого смотрели современники,
как на орудие чьей-то другой, более дальновидной воли. Мы не
вправе делать таких предположений, ибо во Франции те лица, на
которые падало подозрение, не нашли достаточных улик. Во всяком
случае, смерть Генриха была великим бедствием для Франции
(14 мая 1610 г.).
Во главе ее осталась вдова короля Мария Медичис, итальянка,
женщина раздражительного и слабого характера, не внушавшая
доверия народу, напоминавшая своим происхождением Екатерину
Медичис: и ей-то должно было стать во главе государства, едва
умиренного и содержавшего в себе элементы новых раздоров.
Спрашивается теперь: в чем состояла заслуга Генриха? Народ
недаром сохраняет воспоминания о знаменитых лицах своей
истории. Если он был точно храбрый и воинственный государь, это и
осталось в памяти народа. Франция была, бесспорно, ему обязана
прекращением смут и примирением боровшихся элементов, именно
вследствие того, что он не принадлежал ни к какой партии: это-то
примирение сделалось задачей его жизни. Но способы его действо-
вания и истинный характер уяснились только в наше время.
Опасаясь возобновления смут, на подавление которых потрачена была
вся его деятельность, он постепенно ослаблял все старинные
французские учреждения, напоминавшие народу его прежнее
государственное сознание; он перестал собирать государственные чины,
старался ослабить муниципалитеты; все учреждения, в которых
выражалась политическая жизнь народа до него, пришли прямо в
упадок. Когда он умер, во Франции было только два элемента: с одной
стороны, король, с другой — народ.
Но между ними не было никаких правильных отношений.
Вековые учреждения потеряли при нем свою силу, [После] смерт[и] его
Лекции 1849/50 г.
213
раз были собраны чины: но это было уже последнее собрание их
перед Французской революцией.
Обратимся теперь к царствованию Елизаветы Английской.
(Нельзя указать в этом случае ни на одну хорошую монографию.
Все, что можно найти лучшего здесь, мы находим в трудах Raumer2,
в отделах его новой истории и изданных им исторических
документах, относящихся к царствованию8 Елизаветы.)
Елизавета вступила на престол в 1558 г. по смерти сестры,
Марии Тюдор. Она провела первую свою молодость нерадостно. Мать
ее погибла на эшафоте; отец держал ее вдали, долго не признавая
законной наследницей; в правление Марии она подвергалась
опасности лишиться жизни, предстателем ее был Филипп. Но время это
прошло для нее недаром. Она училась много и обладала умом,
способным принять с пользой результаты науки. Сверх греческого и
латинского она знала еврейский язык,, ей известно было много
европейских языков; она принадлежала не только к ученым женщинам,
по, можно сказать, к ученым мужам. Когда она вступила на
престол, ясно было, что она не имела еще правильных отношений к той
или другой партии. Были причины, заставлявшие думать, что она
готова была сделать католицизму некоторые уступки, если бы в
дела ее не вмешался суровый и фанатический папа Павел IV,
который принял явную сторону Марии Стюарт, объявил Елизавету
незаконной дочерью и брак ее отца недействительным. Этим
неосмотрительным поступком папы определились религионые
отношения Елизаветы: она стала во главе партии Кранмера, партии
умеренных протестантов. Ревнители католицизма были устранены от
должностей. Акт, изданный при Марии, которым Англия
возвращалась снова в лоно католической церкви, объявлен недействительным.
Собранный в Лондоне собор из епископов подтвердил во всем волю
королевы; обрядные книги, введенные при Кранмере, снова
получили свое употребление. В 1562 г. издан акт однообразия, или
единства, требовавший от всех подданных однообразия и единства веры;
этот акт явно был направлен против католиков и диссидентов,
протестантов, учение которых не согласовалось с общепринятым. Потом
издано еще несколько положений в этом роде. Эти акты
замыкаются актом парламента 1571 г., которым Англия окончательно
объявлена протестантской. Но вместо 6 статей Генриха VIII мы видим
здесь 36 статей, в которых высказано главное отличие
англиканской церкви от католицизма и протестантизма. Приближаясь в
догматическом учении к протестантизму, она внешней, обрядовой
стороной примыкала еще к католицизму. В ней есть вообще нечто
неопределенное, шаткое, и эта шаткость обнаруживалась постоянно в
переходах к решительному протестантизму или католицизму.
Королева Елизавета сверх того требовала, чтобы каждый член*
парламента, за исключением пэров, присягал в признании ее в качестве гла*
в Написано вместо зачеркнутого: королевству.
214
Лекции 1849/50 г.
вы церкви. Такая присяга требовалась от всех главных сановников
государства. Во все продолжение своей жизни королева строго
смотрела за соблюдением этих положений, но она, во всяком случае,
была гораздо строже к пуританамГ. «Католики ненавидели меня
лично,— говорила она,— пуританеÄ ненавидят самую власть мою:
они враждебны монархическому началу». И в самом деле,
протестантские секты рано обнаружили в Англии это направление. Сект
было в Англии чрезвычайно много: главными были пуритане...
пресвитериане шотландские, многочисленные индепенденты,
допускавшие полную неограниченную свободу религиозных мнений,
допускавшие, что община должна сама управлять своими религиозными
делами, наконец, много сект, переселившихся сюда из Европы,
например анабаптистов, и т. д. Но при королеве Елизавете они не могли
обнаружиться, ибо она строгостью своей сдерживала их; мы увидим,
с какой страшной силой они обнаружились в следующем столетии.
г Написано вместо зачеркнутого: протестантам.
д Написано вместо зачеркнутого: протестанты.
Л[екция 43] 28 марта
Мы остановились на царствовании Елизаветы, королевы
Английской, и видели отношения религиозных партий в ее правление:
мы видели, с одной стороны, католицизм, еще сильный числом
своих приверженцев и религиозной ревностью, которая отчасти
поддерживалась самыми гонениями, но, с другой стороны, лишенный
всякого политического влияния вследствие двух законов, из которых по
первому — английские чиновники должны были давать присягу в
том, что они признают главою церкви королеву, и по второму
закону о единообразии запрещены были в Англии все уклонения от той
формы протестантизма, которая принята была еще при Кранмере.
С другой стороны, еще большим гонениям подвергались пуритане,
о которых мы также упомянули, сходные с шотландскими
пресвитерианами, ставившие церковь как исходящую от высшего начала,
сверх государства, и потому не допускавшие светской власти в
делах церковных. Но за этими пуританами стояли еще целые ряды
более смелых в своих выводах сект; и мы видели, что королева не без
основания ненавидела пуритан более, нежели католиков, ибо
предвидела таившееся в них противомонархическое начало, хотя,
собственно, не мягки были меры и против католиков: по самым верным
счислениям, около 200 их пало при королеве. Наконец, сама
англиканская церковь содержала в себе часть протестантских догматов с
католическими обрядами, и к ней принадлежало большинство
людей, нерешительных и робких, готовых признать всякую форму,
принятую правительством. Мы увидим из дальнейшего изложения, до
какой степени в царствование Елизаветы религиозные вопросы
тесно связывались с политическими.
Лекции 1849/50 г.
215
Известно, что при самом вступлении Елизаветы на престол папа
Павел IV заявил враждебное расположение к ней: у нее была
могущественная и сильная соперница, вдова Франца II, Мария Стюарт.
Мария в глазах значительной части английского народонаселения
имела более прав на корону, нежели Елизавета: рождение
Елизаветы не всеми было признаваемо законным; вдобавок Мария
происходила от старшей линии, она была внучкой старшей сестры
Генриха VIII. За нее стояло католичество и французское правительство,
Бидевшие в ее успехах собственные интересы. Мария приняла даже
английский герб к своему по смерти Марии Тюдор. Но, когда умер
супруг ее, Франц II, она должна была возвратиться на свою родину,
и тогда ее отношения приняли другой характер. Трудно было
встретить двух женщин, более противоположных между собой, как
Елизавета и Мария: Елизавета провела тяжелую молодость в занятиях,
свойственных мужчине, не раз даже жизнь ее подвергалась
опасности; первую свою молодость Мария провела в наслаждениях
парижского двора, ей открывалась самая блестящая будущность, когда
смерть ее супруга переменила отношения. Привыкшая к забавам
изящного и легкомысленного двора, где все заботы снимали с нее
ее дяди, Мария прибыла в Шотландию в трудную эпоху, когда там
разгоралась Реформация. Начальником Реформации был здесь некто
Нокс, уже упомянутый нами. Он превосходил самого Кальвина,
учителя своего, жестокостью своего характера и непреклонностью
убеждений; самые невинные забавы казались ему тяжким грехом:
легко себе представить, как он оскорблен был формами двора
Марии, хотя против нравственности ее трудно было бы сказать что-
либо. С другой стороны, мало было стран, где бы Реформация
казалась более необходимою, как в Шотландии: невежество
католического духовенства здесь дошло до ужасных границ; многие
безграмотные священники в простоте своего невежества порицали Новый
завет, думая, что Лютер сочинил его. Кроме внутренних
потребностей народонаселения, Реформация удовлетворяла здесь еще
честолюбивым стремлениям дворянства, завидовавшего духовенству,
которое, конечно, относительно других сословий было богаче в
Шотландии. И среди этого-то разгара религиозных страстей стала юная
королева, не приготовленная к такому порядку вещей, без
политической опытности, привыкшая к другой сфере жизни, она должна
была здесь растеряться и пасть.
Между нею и Елизаветой начинается переписка чрезвычайно
замечательная: ясно из нее, что между ними обеими скрывается
внутреннее нерасположение; у Елизаветы нерасположение носило
характер зависти, она завидует красоте Марии, правам ее на престол,
общей преданности к ней католической части народонаселения;
Мария также расположена недружелюбно, она знает, что Елизавета
пользуется всеми возможными случаями, чтобы очернить ее в
глазах подданных и повредить ей. Переписка королевы и Марии,
сделавшаяся центром для движения умов не только в Англии, но и во
216
Лекции 1849/50 г.
всей Европе, принадлежит к числу замечательнейших источников
для истории второй половины XVI столетия (она издана па
французском языке в 8 томах князем Лобановым-Ростовским1,
собравшим ее из всех европейских архивов). Некоторыми чертами ее мы
воспользуемся, чтобы характеризовать ближе положение Марии
Стюарт и отношение к ней королевы Елизаветы.
Скоро положение Марии Стюарт сделалось нетерпимым. Она
решительно не могла держаться среди боровшихся партий и хотела
выйти замуж, чтобы опереться на мужскую руку; помехой ее здесь
была Елизавета; без нее трудно ей было выйти, ибо Елизавета
имела значительную протестантскую партию в Шотландии. Наконец,
Мария вышла за Генриха Дарнлея отчасти с ведома, но без явного
согласия Елизаветы. Этот брак был самым несчастливым для
Марии: молодой король отличался только наружной красотой, но был
человек очень обыкновенный, ограниченный и бездарный. Вскоре он
глубоко оскорбил королеву: движимый безумною ревностью, он
ворвался в ее комнату и убил у ног ее любимца ее, певца и музыканта
Давида Ричио. Ричио находился действительно в близких
отношениях к королеве и пользовался ее доверенностью, но он был человек
пожилой и безобразный: королева употребляла его для своих
тайных поручений, он был из числа тех итальянцев, которых так много
рассеяно было тогда при дворах европейских. Но вскоре самого
Дарнлея постигла трагическая судьба: королева не жила с ним, он
жил в одном из предместий эдинбургских, Мария посещала его, но
один раз, после того как она уехала от него, дом, в котором он жил,
был взорван на воздух. Кто бы ни был виновник этого, общее
мнение указало на королеву, и не без основания: конечно, не ей в
голову пришла эта мысль, но она ею воспользовалась. Виновником
дела был некто граф Ботвель (Bothwell), находившийся
действительно в любовной связи с королевой. Вскоре он увез Марию, и это
похищение сделано было так неловко, что, казалось, будто она сама
этого хотела, и обвенчался с ней. Брак с Ботвелем при таких
странных обстоятельствах вызвал негодование в целой Шотландии.
Нравственное чувство народа было оскорблено. Проповедники реформы
восстали с вящей силой против королевы-католички, позволявшей
себе такого рода проступки. Кроме того, бароны шотландские
смотрели с негодованием на Ботвеля, так счастливо возвысившегося из
среды их. Результатом этого было всеобщее восстание: Ботвель,
хотя сам по себе мужественный и смелый, не оказал в эту минуту
энергии и талантов; он не дал даже битвы врагам своим, бежал,
сделался пиратом, взят в плен датчанами и умер в темнице. Но Мария
была также взята баронами в плен и заключена; побочный брат2
ее был назначен правителем во время малолетства сына ее от
Дарнлея.
Ей удалось бежать, еще раз собрать приверженцев, но она была
разбита, и в 68 году3 она должна была искать убежища во
владениях врага своего — Елизаветы.
Лекции 1849/50 $.
217
В совет Елизаветы было подано прошение относительно
королевы шотландской: одни предлагали принять ее с почестями,
приличными ее сану, но не держать эту опасную гостью и проводить ее в
Париж; другие советовали великодушно восстановить ее на
престоле, и третьи, самые ближайшие и мудрые советники, Вальсингам
(Walsingham) и Бурлей (Burleigh), предложили как необходимость
задержать ее в заточении; последний совет приняла и королева.
18 лет провела Мария в разных замках английских в более или
менее тяжком заточении. Но здесь-то она и сделалась именно опасной.
Пока она была на свободе, она не могла иметь большого значения:
стесненная движением партии и увлекаемая собственными
страстями, она прежде не могла стать во главе католического движения
против Елизаветы. Теперь, когда несправедливость, ей оказанная,
сняла с нее прежние преступления, католики смотрели на нее как
на вождя своего. Во всей Европе не было религиозного движения,
при котором не произносили бы имени Марии Стюарт. Мы видели
попытку Дон Жуана Австрийского, который думал высадиться в
Англии со своими войсками, свергнуть Елизавету с помощью
католической партии и, женившись на Марии, овладеть короной. И
таких попыток было много4. В упомянутой переписке есть
любопытное письмо, показывающее, как все стремления католицизма были
тогда направлены к этой цели. Мы здесь находим целый план,
составленный с ведома папы, в котором главную роль должен быд
играть уцелевший Мальтийский орден, один из великих
средневековых орденов, посвятивший себя на борьбу с неверными. Он
приглашался теперь католической властью употребить силы против
протестантов, прибыть в Англию и в соединении с католиками
восстановить Марию на престоле. В награду он должен был получить от
королевы в собственное владение Ирландию: здесь был бы центр
военных сил католицизма. Много было и других, менее
фантастических планов, но все они не удались. Судилище, составленное из
особых комиссаров, разбирало дела Марии с ее подданными5.
Разумеется, с юридической точки зрения, действия его были незаконны,
сама Елизавета была убеждена в этом: но дело в том, что
комиссары должны были найти все документы, способные очернить Марию.
Найдены письма ее к Ботвелю, несколько стихотворений,
обличавших ее страсть к нему, и довольно сильные улики ее участия в
смерти Дарилея6. Но не только между католиками среднего и
низшего сословия она возбудила судьбой своей пламенное участие, но
и между высшими аристократами. Герцог Норфольк, один из
первых аристократов, даже очень равнодушный к католицизму, увлечен
был своим честолюбием и вошел в сношения с Марией; между ними
найдена переписка, он был арестован и предан суду7. Тогда в
Англии открылось восстание: двое начальников его, Нортумберленд и
Вентворд8, провозгласили Марию королевой. Но они были разбиты,
и Норфольк заплатил жизнью за это восстание. Эти неудачи, по-
видимому, только раздражали католическую партию. В особенности
218
Лекции 1849/50 г.
сильно действовали здесь иезуиты. Изгнанные из Англии, они
основали на материке училище, в котором воспитывали молодых дворяне
католических фамилий Англии, по возврате своем на родину
поддерживавших католицизм. В этой-то школе в Дуэ, потом в Риме,
воспитывались католические миссионеры, которые, переодетые,
проповедовали старое учение в Англии и Ирландии. И не одними
только словами действовали католики; было даже несколько покушений
ла жизнь Елизаветы. Документы показывают, что некоторые из
них были известны Марии и нашли ее одобрение. Она, конечно,
со своей стороны, может быть оправдана, но, во всяком случае,
с другой стороны, и односторонние обвинения против Елизаветы,,
будто бы без причины казнившей Марию, не совсем справедливы.
В 1586 г. в Англии получено было известие об опасных покушениях
Филиппа II. Это заставило ускорить решение. Бурлей и другие
предложили предупредить эту опасность казнью Марии. Несколько
лордов и комиссаров отправились в замок, где находилась Мария,
произнесли над ней приговор, наперед готовый: 8 февраля 1587
года Мария была обезглавлена. Смерть ее произвела сильное
впечатление в Европе. Тогда все вспомнили о необыкновенной красоте ее,
добродетелях, уме, забывая о ее проступках. Самые несчастья ее
возбуждали сильное сочувствие и сожаление, хотя они большей
частью были заслуженные, вызванные ее собственными
проступками. Елизавета старалась сложить с себя вину и слишком нечестно
наказала своего секретаря Дависона, будто бы слишком скоро
поспешившего исполнить ее приказание, данное на всякий случай. Эта
уловка, впрочем, не обманула никого. Но смерть Марии положила
конец движениям католической партии в Англии: она осталась
без вождя. Сын Марии, Яков VI, был еще очень молод, он был
воспитан не в католицизме, показал небольшое участие в судьбе
матери и, конечно, по личным талантам не мог стать во главе одной
из партий.
Теперь нам остается сказать несколько слов о других событиях
царствования Елизаветы. Известна судьба Непобедимой Армады,
она погибла, конечно, не столько от неудачных битв, сколько от
бурь: но война эта указала Англии настоящее назначение. Тогда-та
явились те великие мореплаватели, которых можно назвать
праотцами английского флота.
Многие из них, в сущности, были счастливые пираты,
составившие себе огромные богатства грабежом испанских колоний и
кораблей. Удачи эти возбудили в народе предприимчивость; корсары,
которые в другое время подверглись бы строгости законов,
сделались национальными героями. Чтобы познакомиться с бытом этих
моряков, надо читать их биографии; стоит только указать,
например, на биографию Дрека9, одного из знаменитейших тогдашних
моряков: в обыкновенное время он заслужил бы имя смелого, но
жестокого, кровожадного и бесчестного пирата. Внешняя политика
Елизаветы увенчана была самыми блестящими успехами. Ее в на-
Лекции 1849/50 г.
219
смешку называли протестантским папой. И действительно, если
папа был центром католического мира, то королева была центром
протестантского; везде, где дело шло о движении протестантов, она
помогала им и войском, и деньгами; она помогала и французским
гугенотам, настолько, по крайней мере, чтобы задержать
решительное торжество католицизма.
Зато не было королевы, которая была бы предметом такой
всеобщей лести со стороны протестантской партии; король Генрих IV
остаЛся здесь верен своему характеру; он знал слабую ее сторону,
знал, что, приближаясь в то время уже к 60 гг., она имела
притязания на некоторую красоту; в присутствии посла Елизаветы
Генрих вздыхал перед ее портретом; тот уведомлял королеву о вздохах
французского короля как о важном деле. Вообще в ней было какое-
то странное сочетание великих качеств с мелким тщеславием
женским: она гордилась именем девственной королевы, до 70 лет
считала возможным внушать пламенные страсти, щедро награждала
за лесть в этом отношении. Внутри государства она водворила
строгий порядок и благочиние, которых Англия дотоле не знала.
Сокровища, отбитые у испанцев, побудили англичан к новым
предприятиям: тогда-то начали они занимать земли в новом мире. Сэр
Вольтер Рели открыл Виргинию. Здесь видим мы, как тогда с
самыми практическими предприятиями соединялись фантастические
цели: Рели отправился в Америку в надежде найти там Эльдорадо,
страну, преизобилующую драгоценностями, где золото валяется
камнями; вместо того он нашел страну бедную и суровую —
Виргинию и табак. Он умел воспользоваться этими открытиями и показал
Англии на всю важность колонизации в Америке. Великий
мореплаватель, великий ученый, великий царедворец, он не остался чужд
свойственных его веку слабостей: он писал исполненные нежной
страсти стихи к королеве, которой было тогда около 70 лет; здесь
оп называл ее изящною нимфою. И можно сказать, что ловкая лесть
не менее помогала ему при дворе, как и его великие заслуги. В
истории народов вообще можно найти благоприятные эпохи, когда
силы народа особенно напрягаются и талантливые личности
являются во всех сферах: такова была для Англии эпоха Елизаветы.
Вальсипгам, Бурлей и Бэкон принадлежали к числу главных ее
советников, поэтами ее царствования были Шекспир и Спенсер. О
мореплавании мы уже говорили. Сверх того, в сфере торговли явились
великие граждане: стоит только упомянуть о Грешеме, основателе
Лондонской биржи в 1567 году. В 1600 г. была основана
Ост-Индская компания, соединившая под своим владычеством более
подданных, чем все королевство Англии. Королева сверх того имела своих
любимцев, обязанных своим высоким положением не личным
талантам, но достоинствам царедворцев: г[раф] Лейчестер и пасынок его
граф Эссекс, из которых последний имел, впрочем, некоторые
дарования и таланты. Тщеславная и малодушная, когда дело шло о жен-
220 Лекции 1849/50 е.
ских отношениях, Елизавета умела, однако, устранять их влияние
на государство.
С парламентом она обходилась хорошо, но не допускала его
вмешательства в свои дела и довольствовалась получаемыми от него
560000 фунтов стерлингов на покрытие издержек. Оратор
парламента...8 был арестован за то, что подал смелый билль о пуританах. Но
где были границы действий парламента, она не показывала.
Елизавета умерла в 1603 году, оставив Англию на высоте
могущества. Преемником ее был назначенный ею сын Марии Стюарг
Яков VI.
• Далее пропуск в рукописи.
Л[екция 44] 30 марта
Предметом настоящего чтения будет в кратких указаниях
история Германии со времени отречения от престола Карла V. Этот
период германской истории замечателен тем, что господствующими
двигателями событий были здесь вопросы религиозные. Германия*
вследствие своего положения и этих религиозных вопросов,
сделалась в XVI столетии средоточием европейской политики: отсюда
сообщалось движение остальным странам Европы и здесь
отражалось. Но трудно представить что-либо запутаннее и сложнее
тогдашнего состояния Германии. Мы видели, какие религиозные мнения
господствовали здесь после Аугсбургского мира1. С одной стороны,
католичество реорганизованное, возобновленное Тридентским
собором, удержало за собой часть земель и выговорило в свою пользу
reservatum ecclesiasticum *, которым лишило протестантских
сановников права отнимать у католической церкви земли, ей
принадлежащие. С другой стороны, стояли во всем разгаре молодого мнения
два большие отдела протестантизма — кальвинисты и лютеране.
Обстоятельства благоприятствовали им после отречения Карла V.
Первые преемники его, Фердинанд I и Максимилиан II, были люди
отменно умные, но кроткие и умеренные, особенно Максимилиан.
Фердинанд, несмотря на свое убеждение в истинности католицизма,
был слишком дальновидный политик, чтобы противопоставить
другой оплот против распространения протестантизма, кроме мер
благоразумия и умеренности. Он принял протестантизм уже как факт,
вошедший в действительность. Его деятельность обращена была в
другую сторону: он старался поднять чины к борьбе с турками,
которые никогда не были так опасны после Магомета II, как теперь.
Внутреннее разложение Турецкой империи не могло быть
заметно современникам, она стояла на высочайшей степени своего
величия: янычарская пехота была стройна и крепка по-прежнему,
состоя из крови и плоти христианской; турецкая конница
превосходила, числом всю конницу европейских держав вместе. Это сильное
* Браво на сохранение церковных владений (лат.)%
Лекции 1849150 t.
221
государство было послушным орудием в руках одного властителя,
столько замечательного дарованиями, как Солимана II. Империя
заключала в себе, кроме Византии и славянских государств, Малую
Азию, Египет, значительную часть Венгрии до Офена и восточную
часть персидских областей. Турки охотно вмешивались в распри
между Габсбургским домом и Венгрией; когда возник спор между
Фердинандом и Запольей (Johann Zapoîija), они приняли сторону
последнего. Но помощь, оказанная ими, была корыстна: они дошли
до Офена, заняли все южные области Венгрии и оставили Заполье
один королевский титул. Потому Фердинанд I старался также о
примирении религиозных партий, чтобы противопоставить
соединенные силы против общего врага, турок. К счастью, внимание султана
было беспрерывно отвлекаемо распрями с новою династией Сефи
на престоле персидском. Здесь вопрос шел не об одних границах,,
а также о религии: известно, что турки по вероисповеданию
своему — сунниты, персы — шииты; ненависть между этими двумя
подразделениями исламизма, обвинявшими взаимно друг друга в
расколе, приняла характер самого жестокого фанатизма. Турки не раа
проникали в глубину персидских владений, но не могли
удержаться там. Солиман лично предводительствовал туда тремя походами;
в один из них взят был даже Таврис — столица Персии.
Дело, однако ж, кончилось миром, по которому турки отдали
Персии Багдад и обещали не вмешиваться в дела ее. Как бы то ни
было, но эта война была полезна для Европы, отвлекая внимание
султана. Император Фердинанд I умер в 1564 году, не достигнув
своих целей: он оказал плохую помощь Европе против магометан,
не вступился за владения Венгрии по смерти Запольи и даже
обязался еще платить туркам значительную дань.
Место Фердинанда занял Максимилиан II. Он принадлежал к
числу тех благородных умов и характеров, которые не часто
встречаются в век, волнуемый религиозными страстями и фанатизмом.
По образу мыслей своих он стоял выше современников, равно
чуждый и католического фанатизма, и протестантских увлечений, хотя
при этом был человеком глубоких религиозных чувств. Он думал
водворить спокойствие уступками протестантам. С этой целью он
разрешил дворянам свободу отправлять протестантское
богослужение в их городах, деревнях и домах; в городах же, принадлежавших
правительству, совершалось только католическое богослужение.
Недовольные этими уступками дворяне прибегали к такому средству:
они покупали в государственных городах дома, переписывали чужие
дома на свое имя, надеясь беспрепятственно отправлять свое
богослужение, несмотря на частые замечания императора. Вообще если
взять сумму явлений, характеризующих тогдашнюю религиозную
жизнь Германии, то мы увидим, что в течение времени от Аугсбург-
ского мира до Максимилиана II успех был на стороне протестантов.
Надо сказать в оправдание католицизма, употребившего прежде во
ало свое преимущество, что и протестантизм не совсем честно вое-
222
Лекции 1849150 г.
пользовался своим перевесом. Так, по смерти наумбургского
епископа, знаменитого богослова Пфлуга, на его место был избран
протестант, и капитул сделан также протестантским. Та же участь
постигла чрезвычайно важное архиепископство магдебургское, где
сделан был архиепископом принц бранденбургский; наконец, то же
самое имело место в Гальберштадте и некоторых других, наконец,
в значительной части аббатств в Саксонии. И замечательно, что это
движение совпадало везде с интересами княжеских династий: на
место аббатов протестантские князья садились сами или сажали своих
родственников, не заботясь о соблюдении reservatum ecclesiasticum.
В разборе этих злоупотреблений Максимилиан не хотел доводить
дело до войны, ограничиваясь одними увещаниями. О тревожном
состоянии тогдашней Германии дает ясное понятие состояние,
известное под именем die Grumbachische Handel * Некто рыцарь Грум-
бах2 поссорился с вюрцбургским епископом Мельхиором Цобель;
у них завязался процесс: суд решил в пользу Грумбаха, но епископ
отказался исполнить решение суда. Грумбах решился действовать
силою, напал на Мельхиора, но дело приняло трагический оборот:
в схватке епископ был убит. Этого Грумбах не ожидал.
Родственники убитого вступились в дело; между обеими сторонами разгорелась
продолжительная вражда, но скоро эта частная война приняла
характер очень опасный и более общий. Грумбах был человек
недюжинный: он понял, что с этой войной можно соединить более
обширные замыслы. Известна участь, постигшая Иоанна Фридриха,
курфирста саксонского, после проигранной им битвы; его курфир-
шество перешло к Морицу Саксонскому, и детям досталась только
часть тюрингских владений. Упиверситет Виттенбергский перешел
также в линию Морица, во главе которой стоял принц Август,
весьма умный и деятельный. Но дети бывшего курфирста Иоанна
Фридриха смотрели, разумеется, с негодованием на своих родственников,
занявших их владения, и вообще па порядок вещей, данный
Карлом V Германии. Чтобы дать этой вражде религиозное значение,
они основали университет Иенский в противность Виттенбергскому.
Между обоими университетами развилась резкая
противоположность. Виттенбергцев, во главе которых стоял Меланхтон,
подозревали в не совсем последовательном лютеранизме, в изменении
чистоты последнего и в криптокальвинизме3. И в самом деле,
некоторые протестантские учения развиты здесь были иначе, нежели в
Иене. Виттенбергцы допускали участие благих дел и воли человека
в искуплении; в учении о причастии они ближе подходили к
кальвинистам; во мнениях о благодати и предопределении были также
несогласия между ними и иенцами.
Следовательно, не только между католиками, лютеранами и
кальвинистами, но и между самими лютеранами развились две
враждебные партии. К сыну бывшего и сверженного курфирста сак-
грумбаховская распря (нем.)ч
Лекции 1849/50 г.
225.
сонского, по имени также Иоапн Фридрих, прибегнул Грумбах со
своим делом и овладел совершенно умом и волею этого
недальновидного самого по себе князя: он дал ему мысль возвратить владения
отца и стать во главе политики. Уверения свои он простер еще
далее (монография об этих событиях Raumer'a4); из дошедших до нас
известий видно, что Иоанн Фридрих был человек ограниченного ума,
ибо Грумбах успел уверить его, что Елизавета Английская заочно
влюблена в него и не преминет помочь ему, а также уверил его в
содействии со стороны Франции, Нидерландов и т. д. Заодно с
Грумбахом действовал и канцлер герцога Брюк (Brück).
Задушевные и тайные планы их нам не совсем известны, и потому,
вероятно, также многие обвинения, на них взносимые, не все справедливы;
но что они хотели ниспровергнуть и преобразовать тогдашнее
устройство Германии, это несомненно. Началась война; курфирст
саксонский Август собрал значительные силы, Иоанн Фридрих был
разбит, взят в плен и отвезен в Вену, где и умер; земли его
достались его брату. Но Грумбах и Брюк были жестоко пытаны и потом
четвертованы. Император Максимилиан публично выразил свое
сожаление о судьбе их: «Лечение было хуже болезни»,— сказал он.
Дело Грумбаха показывало, с одной стороны, в каком
беспорядке было тогдашнее положение общества в Германии, с другой —
показывает, что этот порядок вещей не находил общего признания и
мог бы быть ниспровергнут и заменен другим. Можно сказать без
преувеличения, что если бы между протестантами было тогда полное
и общее согласие, то Германия могла бы вся сделаться
протестантской. Но в 1563 году западная вестфальская Германия отделилась
принятием кальвинизма и составила особый, Гейдельбергский
катехизис. Между лютеранами и кальвинистами вражда была, можно
сказать, сильнее, нежели лютеранами и католиками; потом
возникли раздоры между лютеранами и криптокальвини[стами] и между
последними и кальвинистами. Попытка восстановить единство
между лютеранами изданием (в Торгау, 1576 года) Concordien, или
Einigungs formel *, на основе большого и малого катехизиса Лютеро-
ва, Шмалькальденских статей и некоторых толкований. Попытка
дела осталась неудачной вследствие несогласия некоторых
лютеранских богословов: они продолжали спорить между собой и дали
возможность католицизму возвратить утраченное.
В год составления упомянутой формы согласия умер
Максимилиан, оставив преемником сына своего Рудольфа II, выбранного еще
при жизни отца имперскими чинами. Но Рудольф был не в уровень
с обстоятельствами. Он был человек высокого образования, глубокий
знаток химии, приверженец астрологии, но при всем том бессильный
и слабый характером, воспитанник иезуитов, которые убили в нем
последнюю волю. Ему-то пришлось стоять во главе Германии в та
время, когда боролись в ней три разнородные партии. Между са~
* согласие; форма согласия {нем.).
224
Лекции 1849/50 г.
шши...* Габсбургского дома не было полного согласия в действиях,
они были разделены на линии. От Фердинанда I осталось три сына;
Максимилиан II получил австрийские земли и императорский
титул, второй сын, Фердинанд, получил Тироль, третий, Карл,— Шти-
рию и передовые австрийские земли. Но род Фердинанда пресекся
с его смертью, и владения должны были перейти впоследствии к
потомству Карла. Но правление Карла в Штирии было неудачным;
вдесь было много протестантов; не только дворяне, но городское и
сельское сословия охотно переходили к протестантизму. Карл умер
в горе, видя невозможность удержать распространение грешного,
по его мнению, учения. После него остался сын, известный
впоследствии Фердинанд II. Опекунами его были Рудольф и герцог
Баварский Вильгельм. Последний дал Фердинанду воспитание вместе о
сыном своим Максимилианом под надзором иезуитов. Мы увидим,
до какой степени дошло их влияние в Германии под правлением
этих двух юношей. Они сообщили им прекрасное образование,
Фердинанд и Максимилиан могли стать наряду с самыми
образованными современниками; но они сообщили им и страшные понятия,
впоследствии приложенные к делу. Когда Фердинанд вступил в
совершеннолетие, он прежде всего отказался от присяги, данной
прежде чинам, защищать все верования в своих владениях, говоря,
что присяга против религии не может быть обязательна. В 26 году
вступил он на престол, а в 28 году велел закрыть все
протестантские церкви, сжечь все немецкие переводы Библии и
протестантские книги и выгнать пасторов и учителей протестантских.
Народное восстание по этому случаю было подавлено силою. Тогда народ
толпами бежал из земель молодого и энергического, но жестокого
князя. Отобранные экземпляры переведенной Библии и
протестантские сочинения были сожжены, а на месте их сожжения построен
монастырь капуцинов, ревностно участвовавших в этом деле.
Максимилиан не имел надобности прибегать к таким мерам в своих
баварских владениях, ибо там с самого начала протестантизму не
было дано большого ходу. Но он отличался глубоким пониманием
государственных отношений; он поставил Баварию на такую
ступень политического значения, на какой она не стояла ни прежде^ ни
после. Таким образом, во главе католической партии в Германии
стали двое молодых, образованных и решительных князей, готовых
на все средства для своих целей.
Рудольф играет в этом движении страдательную и слабую роль;
хотя в душе своей он был ревностный католик, но он не
пользовался уважением ни той, ни другой стороны из боровшихся партий.
Между тем до какой степени были тогда натянуты и напряжены
отношения, до какой степени доходило извращение понятий, это
обнаружилось по поводу введения календаря. В 1582 г. изменен был
Юлианский календарь по повелению Григория XIII на том основа-
Гак в рукописи: видимо, пропущено слово.
Лекции 1849/50 е.
225
еии, что в течение 16 веков по 6 часов накопилось лишних 10 дней
в году. В 1583 г. католики держали уже новое летоисчисление,
принятое с 15 октября, но протестанты в этом простом и ясном деле
видели нарушение имперских прав. Забавнее всего их
доказательство в пользу своего мнения: они говорили, что прежний календарь
введен Юлием Цезарем, признан императором Константином и
потом Карлом Великим и, следовательно, папа не имеет никакого
права изменять его5. Таковы были обстоятельства, готовившие в
Германии Тридцатилетнюю войну.
После торжества Фердинанда II все силы были, собственно, на
стороне лиги, и видно, что Фердинанд неохотно уступал
Максимилиану титул курф[ирста] Пфальцского; Англия изъявила готовность
помогать протестантам (Фридрих V был женат на сестре
Якова VI)в, вступив в отношения с королем датским; также
Нидерланды, угрожаемые испанцами. Христиан, не успевший соединиться с
маркграфом Баденским, который поэтому был разбит, в сшибке упал
с лошади и дал время неприятелям усилиться. Фердинанд боялся
лиги: он вызвал на сцену Валленштейна7. Он был чех, родители,
рано умершие* были протестанты; он был воспитан
дядею-католиком под руководством] иезуитов. Он был отлично образован, много
путешествовал, воевал с турками и венграми; во время мятежа в
Чехии стал в стороне, бежал с кассою к императору, награжден,
женился на богатой вдове и скупил много поместьев, делал
фальшивую монету и был первым землевладельцем в Германии. Он был
любимец войска, при дворе поддерживался фамильными связями.
В 3 месяца по требованию императора он поставил 50000
удальцов, походивших более на разбойников: он отлично подчинил [их]
дисциплине. После того двинулся он на север Германии для
соединения с Тилли, разбившим Христиана, и при Дессау разбил Манс-
фельда, который хотел пробраться к границам Венгрии и умер в
одном местечке Далмации. Протестанты были подавлены. Валлен-
штейн и Тилли страшно разорили Ютландию. Северная Германия
потерпела все ужасы от солдат его. Ныне не подлежит сомнению,
что Валленштейн хотел утвердить самодержавие Габсбургского дома,
изгнав князей и заменив их новой аристократией. Сам он был
сделан герцогом Фридландским, Мекленбургским, генералиссимусом.
Его начали бояться императоры, особенно Максимилиан. Он хотел
уступить протестантам, выгнать иезуитов, грозился разграбить Рим.
В это время Штральзунд отдался под покровительство Швеции на
20 лет, Густава Адольфа, заключившего союз с Данией. В это время
Фердинанд в 29 г. издал эдикт возвращения8, который отодвигал
на целое столетие все права протестантов; они должны были
возвратить 3 архиеп[ископства], 15 еписк[опств]; кальвинисты лишены
были свободы богослужения. Валленштейн противился изданию
этого эдикта. В 1630 г. по случаю избрания Фердинанда III собрался
сейм в Регенсбурге. Максимилиан и князья соглашались на все с
условием отдаления Валленштейна, а Валленштейн советовал прямо
15 т. Н. Грановский
226
Лекции 1849/50 г.
захватить здесь князей. Император послал приказ Валленштейну:
он спокойно оставил войско и ушел в свои чешские владения.
Густав Адольф воевал в это время с Польшею; Ришелье
склонил Польшу к перемирию, а его — к помощи протестантам;
шведский сейм согласился с радостью. Война была, собственно, не по
силам Швеции: Франция не выставила войска, но только давала
денежную помощь. В 1630 г. Густав Адольф высадился в
Померании с 6000 ветеранов. Но в Германии ни один князь не двинулся
к нему на помощь. Почти силою он занял Померанию и склонил
курф[ирста] Бранд[енбургского] присоединиться. В это время Иоанп
Георг Саксонский хотел устроить 3 партии, которые бы противились
эдикту и иностранцам. Тилли спешил отнять у Шв[еции] точки
опоры, особенно важно было разорение Магдебурга. Теснимые
саксонцы соединились со шведами, встретились с императорскими
войсками при Лейпциге, и Густав Адольф одержал первую победу. Он
прошел до Рейна (саксонцы между тем до Богемии), потом
поворотил к Дунаю; Тилли, разбитый еще раз, умер. Бавария была
занята, Максимилиан ушел в Регенсбург: тогда начали говорить, что
Густав Адольф, как Мориц, хочет провозгласить себя
протестантским] государем. Стесненный император обратился к
Валленштейну: Валленштейн согласился на условиях почти самодержавной
власти. В 32 г. он двинулся и 2 месяца стоял у Нюрнберга против
Густава Адольфа; голод заставил их отступать; они шли рядами,
наблюдая друг друга. Валленштейн занял Саксонию на зимпие
квартиры, а Панкенгейма послал в Северную Германию. Шведы его
захватили, произошла битва при Люцене. В самом ее начале Густав
Адольф, заехавший далеко при осмотре страны, был убит
австрийским полковником Фалькенсбергом, но Панкенгейм погиб, весь обоз
достался шведам. Начальство принял Бернгард Саксен-Веймарский.
(В Мадриде и в Вене доныне празднуется день погибели Густава
Адольфа.) Валленштейн не смутился, однако, и готовился к новым
действиям.
Обвинения и заслуги Густава Адольфа6.
6 Видимо, лекция 44 не завершена.
Л[екция 45] 6 апреля
Мы остановились на смерти Густава Адольфа, мы видели
последствия Люценской битвы для обеих партий. Победа шведов не
вознаградила им смерть короля, зато в столице католического мира
смерть короля произвела радостное впечатление и заставила забыть
о поражении. Место Густава в шведском лагере занял шведский
канцлер Аксель Оксенштирп. Он не был полководец, но великий
государственный муж. Так как наследницей осталась дочь Адольфа,
Христина, то на время ее малолетства составился государственный
совет, порученный управлению Оксенштирна. В Южной Германии
Лекции 1849150 г.
227
он тотчас составил Гейльбронский союз 1633 года, во главе которого
назначен был директором. Ему вверен был главный надзор за
делами протестантов; в решительных случаях он был ограничен* 6
советниками. Но к этому лагерю пристали только южные княжества,
Бранденбург и Саксония остались вне союза. Начальниками войска
был поставлен Бернгард Саксен-Веймарский, предводитель
немецких отрядов, и Горн, командовавший шведами. В 1633 г. этот союз
составился при содействии Франции. Но военные действия скоро
восстановились; внимание всех привлечено теперь было
таинственным поведением Валленштейна. Он в Богемии привел в порядок
войска и в 33 году был еще сильнее прежнего. Нетерпеливые
католики ждали, что он одним ударом разобьет врагов, но Валленштейн
не двигался. Он дал время шведам покорить6 Баварию, что могло
еще быть объяснено из личной ненависти его к курфирсту
Баварскому, бывшему причиной его увольнения в первый раз. Только
тогда он воспрянул из праздности,'когда шведское и
протестантское войска хотели один раз обойти его при Штейнау. Ловким и
быстрым движением он обошел их и захватил многих в плен. Граф
Турн был в числе их; его с нетерпением ждали в Вене, но
Валленштейн отпустил его, говоря, что, пока такие полководцы будут
врагами короля, ему нечего бояться. Это возбудило опасения. Но эти
опасения еще увеличились, когда узнали его сношения с
Французским] двором. Посланник французский, маркиз, часто посещал
Валленштейна. Чех, родственник его, граф Канский также часто ездил
от Валленштейна к шведам. Между тем Валленштейн жаловался на
происки врагов; ему предложили оставить начальство, он отказался;
ему предложили в товарищи взять сына Фердинандова — он также
отказался.
В генваре 1634 г. он собрал офицеров своей армии и предложил
подписать бумагу, что они будут служить ему всегда, везде и
против всех, кроме императора. Говорят, будто были две бумаги; в
другой, поданной к подписи, не было оговорки. Мы знаем [это] из
изданных ныне фактов процесса между Валленштейном и
Габсбургским домом (особенно важна переписка Валленштейна, изданная
Форстером1, Gfrörer история Г[устава] Адольфа2 и в Истории
Австрии Mailath'a3; результаты же этих исследований — в краткой
статье Реппеля в Раумеровом альманахе4). Как бы то ни было,
враги Валленштейна предупредили его при дворе; прежде чем ему
самому дано было знать и даны были ему запросы, он объявлен
изменником; за голову его назначена цена, имения конфискованы и
обещаны другим генералам — Пикколомини, Галласу и др. В 34 г.
большая часть армии отложилась от него, принужденная
начальниками. Он увидал опасность, он отправился к крепкому замку —
Eger, где надеялся соединиться со шведами. Но он не был таким
0 В II: окружен (л. 110).
6 Там же: разорить (л. 110).
228
Лекции 1849/50 г.
человеком, который мог бы явиться беглецом к шведам; он мог
составить крепкую армию для шведов, но он не был допущен к
соединению с ними. Несколько офицеров убили его: все шотландцы
и ирландцы, итальянец был один, немцев и чехов не было.
Обвинением было то, что он хотел соединиться с Францией и Швецией,
возложить на себя титул короля чешского и утвердиться
самостоятельно. Мы не имеем на это твердых доказательств, сам Фердинанд
не был уверен в его вине, но смертью его он был смущен, велел
служить панихиду. В Габсбургском доме сохранилось предание о
его невиновности: Леопольд после обратился с укором к показавшему
на дом Валленштейна как на изменника. Наконец, Ришелье,
ведший с ним переговоры, отозвался о нем как о жертве
неблагодарности князя, которому он служил. Но что в характере его было
много загадочного, темного, таинственного — это несомненно. Он
любил звездочетство, он высказывал мысль, что, выгнав шведов и
утвердив Австрийский дом, он обратится против турок и выгонит
их из Европы.
Смерть его отдала опять в руки императора войско, которое
более зависело от полководцев. Начальником назначен был сын
Фердинанда, советниками его были верные генералы Пикколомини и
Галлас. Действия нового главнокомандующего увенчались успехами,
которыми он, впрочем, обязан оплошности Бернгарда. Шведы взяли
было важный пункт Регенсбург, но он взят опять католиками.
Бернгард при неблагоприятных обстоятельствах дал битву при
Нордлинген, 1634 г. Они потеряли пропасть убитыми, сам Бернгард
едва ускакал. Горн был взят в плен. Шведам не было тогда
возможности удержаться в Германии, особенно когда курфирст
Саксонский перешел на сторону Австрийского] дома. Император не
думал настаивать, и осенью он составил прожект мира между кур-
фирстом Саксонским, некоторыми князьями и Австрийским домом
в Праге. Все земли протестантов до 1627 г. остались за ними на
40 лет до дальнейшего исследования; курфирст Саксонский получил
часть Лузации и обещание Померании; на стороне шведов остался
Гессен-Кассель, Виттенберг, Баден и Бернгард Саксен-Веймарский,
у которого было большое наемное войско.
Бели бы не Франция, дело шведов погибло бы, но кардинал
Ришелье принял армию Бернгарда во французскую службу,
поддержал членов союза обещаниями, и началась война с новым жаром.
Место Горна занял Баннер, одержавший значительную победу при
Витштоке. Отсюда (от 36—38 г. до заключения) война ведется с
постоянным успехом на стороне шведов, но силы их были не равны
с противниками, и потому они не могли воспользоваться вполне
успехом. Наиболее обращал на себя внимание Бернгард. У него было
свое войско наемников, находившееся на службе Франции, хотя
в сущности он действовал самостоятельно. Он занял Эльзас и на
берегах Рейна, близ Франции, думал основать самостоятельное
государство, надеясь присоединить земли гессенские посредством бра-
Лекции 1849/50 г.
229
ка с Амалией. Он был молод, необычайно талантлив, смел и
внушал равные опасения и императору и Франции, но в 39 г. он
скоропостижно умер — пронесся слух об отравлении, впрочем
недоказанный. В армии его, оставленной без начальника, явились агенты от
Австрии и Франции, торговавшиеся с полковниками; Франция
пересилила, они перешли к ней, отдав войска и завоеванный Бернгардом
Эльзас. С той поры он остался за Францией.
За 3 года до Бернгарда сошел в могилу Фердинанд П.
Некоторые» хотели видеть в нем защитника германского единства; не
такова была роль его, не такую память он оставил. Жестокий
защитник католицизма, он с неумолимой ревностью гнал всех иноверцев;
ему нельзя только отказать в некоторой твердости. Преемник его,
Фердинанд III, был мягкий и образованный, но без особенных
качеств. Сначала полководцами были на театре действий Галлас и др.,
потом — Конде и Тюрень. Здесь-то они составили себе громкую
славу. По смерти Баннера место его занял самый талантливый
полководец Торстенсон; он был физически слабый человек, его носили
на носилках, но оп напомнил Австрии времена Густава Адольфа;
прорвался в Богемию, завоевал Силезию, грозил Вене, потом, назад
обернувшись, разбил еще австрийцев и занял южные земли датские
под предлогом, что Дания вошла в сношения с Австрией. Здесь они
хотели найти обильные запасы и не обманулись. В продолжение
трех лет он три раза грозил Вене, болезнь наконец заставила его
сместить начальство; преемником его был в 46 году Врангель.
Но силы Германии были истощены. Самые начинатели 30-летней
войны желали ей конца, так, например, курфирст Максимилиан
Баварский; он снова пристает к императору Австрийскому.
Ручательства за верность войск не было, они переходили от одного государя
к другому; полководец Максимилиан ушел было с целой армией
баварской к императору. Деморализация была совершенная. Между
тем переговоры о мире шли 5 лет. В 43 г. начались уже они в
Вестфалии, в Оснабрюке и Мюнстере. Переговоры эти кончились в
48 г. Вестфальским миром. Этот мир, упрочивший 150-летний мир5
Европы, замкнул одну из самых страшных эпох.
Франция удержала Эльзас и некоторые имперские города, право
держать гарнизон в Филиппсбурге, но не вошла в состав немецких
княжеств, не[мецкий] союз6. Швеция получила всю переднюю
Померанию и часть задней с Штеттином, сверх того Висмар, Бремен.
В вознаграждение уступки Мекленбурга Мекленбургский герцог
получил епископство Шверинское. Замечательно, что вознаграждения
эти преимущественно даются духовными имениями; большими
воспользовался наградами менее всех действовавший бранденбургский
курфирст Фридрих, названный Великим. Он занял нейтральное
положение и потому получил епископства Магдебургское, Гальберш-
тадское в вознаграждение, как говорили, отказа его от Померании.
Князья немецкие окончательно получили право земского державства,
власть императора окончательно] сокрушилась. Прежние земские
230
Лекции 1849/50 г.
привилегии чинов пали; таким образом, князья освободились от
императорской опеки и, с другой стороны, от оппозиции собственных
чинов своих. Общие дела решались на сейме, который с 63 года
съезжается в Регенсбурге, 240 голосов, 3 камеры, одна — курфирст-
ская, 2 — духовные и светских чинов, 3 — городов; сюда
присылаются поверенные, не сами князья. Допущены кальвинисты к
правам лютеран, и принят нормальным годом относительно имений
церковных г. 1624. Сын курфирста Пфальцского получил Нижний
Пфальц, но зато курфирстский титул; так что в Германии являются
8 курфирстов.
Может быть, ни одна войпа не имела таких гибельных влияний.
Целые земли опустели; в одном Гессене исчезло совершенно 17
городов и 300 сел без следа. В Богемии осталось из 3 000 000 — 800000.
Образование упало, села остались без учителей. Большая часть
деревень осталась без священников. Пасторы должны были заниматься
другими ремеслами; они шили сапоги, делались портными.
Бедность была несказанная. К этому присоединился совершенный
упадок религиозного духа, народ одичал во время ужасной войны
наемников. Доказательство — литература, в которой образовался
безобразный язык из смеси немецкого, французского и латинского
языков7.
Тогда-то образовалось и странное педантство в немецком
характере после 30-летней войны, в эпоху упадка нравственных и
умственных сил народа. Выиграли одни князья, но не на благо народа;
они брали образцы с Людовика XIV, занимая не изящные формы
двора, но нечто худшее. Чтобы дать понять о характере того
времени, можно указать [на] придворную инструкцию членам двора
одного графа Гарденберга в 1666 г.: при таких-то княжествах
воспитался тот мелкий и узкий взгляд на жизнь, который остался
долго и который едва мог быть снят великим движением
литературы XVIII столетия.
Л[екция 46] 8 апреля
Мы представили краткий очерк событий новой истории до
половины XVII столетия. Мы видели, какие результаты имела 30-летняя
война для Германии. Она выдвинула на театр истории государство,
дотоле не имевшее влияния,— Швецию. Но положение, занятое его,
было искусственно, оно не было условлено природными средствами
этого края. Швеция не к благу своему, а истощению стала так
велика.
Преемницей Густава Адольфа была дочь [его] Христина. Во
время [ее] малолетства заведывал делами канцлер Оксенштирн и
Государственный совет. Государство должно было вести войну с
значительным напряжением сил, хотя войско состояло преимущественно
из наемников немецких, не шведов. Тем не менее напряжение
государства было чрезмерно, так что Вестфальский мир шведов радо-
Лекции 1849/50 г. 231
вал, исключая, конечно, генералов. Положение ее в сущности
сделалось лучше. Она присоединила обширные провинции Германии,
которые при хорошем управлении могли удвоить материальные
средства. Но главою государства была женщина, притом
своенравная и жестокая. Расточительность, с которой она собирала ученых,
доставила ей громкую и, конечно, незаслуженную славу. Она была
плохой государыней, следовала только своим прихотям без
определенной государственной цели и истинного желания блага народу.
Купленные литераторы писали ей похвалы; Швеция уважала дочь
любимого короля и была снисходительна к слабостям красивой и
остроумной королевы. Но к концу ее царствования ропот был
всеобщий. В припадке минутного негодования она решилась на
поступок, которым давно грозила: она уступила престол Карлу Цвей-
брюкенскому, X. По отречении она приняла католицизм, была во
Франции, где обратила на себя общее негодование своим поступком
с штальмейстером, зарезанным по ее повелению; потом уехала в Рим,
собрала большую библиотеку и беспрестанно интриговала в Швеции,
надеясь воротить престол.
Но преемник ее был также человек замечательный, хотя мало
принесший пользы Швеции. Он принадлежал к числу офицеров
30-летней войны. Он желал доставить Швеции высшую славу, не
понимая, что время таких великих вопросов прошло. Поводом к
войне послужило в 55 г. несчастное состояние Польши. Никогда еще
королевство не доходило до такого ослабления, как теперь, и виною
этого были не внешние враги, но внутренние беспорядки, мятежный
бунт шляхты, аристократизм высшего сословия, слабость королей,
угнете[ние] низших сословий. Польша завязала гибельную войну
с казаками; внутри ее происходили беспорядки и мятежи. Этим
положением воспользовался седмиградский князь Ракоцци и
шведский король. Еще выступило тогда лицо важное, по той роли,
которую играют его преемники,— курфирст Фридрих Бранденбургский.
В 1640 г. вступив на престол слабого отца, этот курфирст, Великий
по прозванию, успел выторговать значительные уступки в
Вестфальский мир. Это был человек большого ума, нетерпеливо
сносивший вассальство от Польши. Курфирст обещал со шведами
действовать заодно против Польши. Первые движения соединенных войск
были ознаменованы блестящим успехом; шведский король овладел
Варшавой, в Велаусском договоре в 1657 г. сняли с курфирста
ленную зависимость. Он становится в числе могущественных князей.
После решительных успехов Карла он отстал от него, боясь, чтобы
после не иметь дело с ним. Добросовестности и честности здесь
нельзя искать, но он в своей политике был всегда чрезвычайно умен,
чрезвычайно осторожен, зато и до бесконечности дерзок был он в
одно и то же время. Он выиграл (и на счет) Польши и Швеции.
Шведский король предложил курфирсту и России разделить
Польшу; с другой стороны, он думал об образовании одного великого
скандинавского государства. Но Польша сделала последние усилия.
232
Лекции 1849/50 г.
Россия объявила войну Швеции, Англия воспротивилась Швеции.
Но король явился под стенами Копенгагена, он [Копенгаген] сдался,
но Карл внезапно умер. Преемником его был малолетний сын
Карл XI. Швеция не могла продолжать борьбы и должна была
согласиться на условия Оливского мира. Польша утратила Эстляндию,
за курфирстом Бранденбургским утверждена Пруссия в качестве
самостоятельного владения, но внутри этих государств произошла
большая перемена.
В Швеции получило значительный перевес дворянство, оно
воспользовалось малолетством Христины и затруднительными
обстоятельствами Карла X. Доходы короля сделались ничтожными. Теперь
в малолетство короля оно [дворянство] окончательно обирало
короля и таким образом вызвало реакцию. Совсем другие перемены
произошли в Дании. Мы видели, на каких унизительных условиях
вступали на престол датские короли, бывшие герцоги Шлезвиг-Голш-
тинские. Они должны были обещать всякого рода уступки
дворянству. Каждый дворянин считал себя независимым князем, вешал
пасторов, которыми был недоволен. От этого государство явилось до
такой степени бессильным, несмотря на таланты Христиана IV;
особенно при Фридрихе III, когда Карл X напал на Данию. В
течение 15 лет Дания заключила два невыгодных мира. В 60 году во
время осады Копенгагена она спасена была только вмешательством
иностранцев. Но в народе созрело сознание, что власть аристократии
должна была быть смещена*, и в том же 60 году собрался
последний сейм датский. Здесь несколько отважных вождей составили
партию, обманули вождей аристократической партии и предоставили
Фридриху III неограниченную власть. Переход этот был незаметен
аристократии во всем движении. Он облегчился мягким характером
короля, но после аристократия потеряла великое значение,
самодержавная власть утверждалась к благу страны. Сверх этих перемен
чрезвычайно значительно выступил на сцену курфирст Бранден-
бургский. Государство его было еще незначительно по объему и
народонаселению; он дал ему другое, нравственное значение, он
дал понять, что во главе Германии должен стать протестант, и
указал, разумеется, на себя. В эпоху распадения Германии он один
показал себя достойным блюстителем германской чести и
независимости. Когда Людвиг XIV хотел стереть Голландию, один он
явился на помощь ей; пример был велик. Чтобы наказать его,
Людвиг XIV возбудил против него шведов, недавно заставлявших
трепетать всю Европу. Они начали войну в 1675 г. с большими
надеждами, выступили из Померании, заняли часть бранденбургских
владений. Курфирст воротился из Нидерландов, настиг их при Фер-
беллине и разбил. Эта битва принадлежит к числу важнейших по
политическому значению. Этой битвой Пруссия внесла имя свое в
число замечательных государств Европы. Искусственное напряже-
• Б II: сломлена (л. 112 об.).
Лекции 1849/50 г.
233
ние Швеции кончилось. Еще великий курфирст указал своим
преемникам ту дорогу, по которой они пошли впоследствии.
К числу самых любопытных явлений принадлежит это
образование прусского государства '. Оно не состояло из одной какой-либо
народности, но из разных племен германских, связанных договорами
и трактатами. Дом герцогский связал их. Курфирст сказал, что «на
мече и науке должно быть основано значение этого государства без
прошедшего, с одним будущим». Он создал небольшую, но превос-
хоцрую армию, ученым образом образованную, с отличной
артиллерией, которая могла присоединением своим дать перевес той или
другой стороне, завел государственное хозяйство, заботился об
народном образовании, как ни один из государей. Здесь его планы
граничили с чем-то фантастическим: он хотел выстроить небывалый
университет, создать для него особенный город, заключить особый
трактат, чтобы это была неприкосновенная войною республика.
Разумеется, этот план был не по оилам его, но он сделал
бесконечно много для образования, и Пруссия шла этим путем до нашего
времени: государство искусственное, но могущественное оружием и
просвещением. Таково было состояние Северо-Восточной Европы.
Посмотрим на события другого рода, развивавшиеся страшным
образом в Англии. В 1603 г. умерла Елизавета. Она назначила
преемником Якова I, VI Шотландского; впервые соединились оба
королевства под одним скипетром, но союз этот был только внешним;
парламенты Эдинбургский и Лондонский недоверчиво смотрели на
это, не допуская друг друга во взаимные права. Положение
государя было и без того трудно, после такой великой королевы оно
сделалось еще затруднительнее вследствие его недостатков. Он был,
бесспорно, добродушный и ученый король, но притом человек,
лишенный всякого характера и того качества, которое подданные
высоко ценят,— личного мужества и достоинства. Несчастный случай
детства сделал его смешным. Он был ранен кинжалом в заднюю
часть тела, бежав, и на этот недостаток беспрестанно указывали
современники, притом он был значительный спорщик, заика и
говорил он очень дурно; он окружал себя любимцами хвастливыми и
бесталантными, на которых падала ненависть народа. Его супруга
была чрезвычайно расточительна. Величавый блеск Елизаветы
заменился какою-то грубою роскошью; при дворе происходили
настоящие оргии. Королю датскому дан был праздник и аллегория, где
король играл роль Соломона; к нему на поклонение являлись цари
if царицы восточные. Последние были дамы двора; не дойдя до
престола, они попадали, сам король едва сидел, они все были
нетрезвы. Наконец, король был ревностным приверженцем епископской
церкви, он хотел ее ввести и в пресвитерианскую церковь
Шотландии. Это удалось ему, он дал епископство некоторым тамошним0
пресвитерианам. Протестантские секты роптали, католики тоже.
6 Там же: заслуженным (л. 118 об.).
234
Лекции 1849/50 z.
В 1605 г. католики составили страшный заговор с целью умертвить
короля и весь парламент; заговор не удался, но он показал всю
фанатическую ненависть. Литературное движение приняло грозный
характер, в нем осмеивались поступки короля, и король не мог
противопоставить всему этому своего влияния.
Елизавета осторожно обходилась с парламентом и мало
относилась к нему. Но Яков был беспрестанно в долгу; в 14 г. парламент
отказал ему в требованиях; членов некоторых он посадил, но король
от этого ничего не выиграл. В 21 г. королю опять решительно
отказали в деньгах; мера его вызвала протест парламента, король
вырвал его [протест] из протокола, но протест уже разнесся. Трудно
представить правление более неславное. С Испанией незачем и пе
вовремя он объявил войну и не вовремя принял мир. В Германии
он не хотел подать помощи зятю своему курфирсту Пфальцскому.
Он умер в 25 году, оставив преемнику несчастпое наследие своих
ошибок.
Карл I был важен с виду, задумчивый, одаренный благородными
формами, смелый в случае опасности, но лишенный и великих
талантов и решительности, необходимой в критические эпохи жизни;
он должен был отвечать пред историей и за слабости отца, и за
круто натянутые меры Тюдоров. При нем начался переворот,
называемый Английской революцией. (Гизо, Histoire de la révolution
d'Angleterre, 2 издания, последнее в 41 году2. Но это его сочинение при
всех своих достоинствах далеко ниже Мэколи3, английского
государственного мужа, одно из превосходнейших творений, выходивших
в истории в течение последних столетий, которое можно поставить
рядом с великими произведениями Юма и Гиббона.)
Историю Английской революции часто сравнивали с французской.
Аналогии эти только внешние, по в самом характере глубокая
противоположность. Английская революция была вызвана не
неизвестными стремлениями и чаяниями, не идеями абстрактными, но
возникла из стремлений сохранить уже выработанные права народа.
Не забудем еще явления, которые значительно определяют характер
революции Английской: влияние Священного писания на массы и
религиозные вопросы. Эти вопросы были устранены в революции
Французской.
Л[екция 47] 11 апреля
По смерти Якова I вступил на престол сын его Карл I. Он нашел
дела в дурном состоянии. Мнение народное было раздражено
спорами покойного короля с парламентом; долги короля были
значительны, лица, окружавшие покойного короля и вредившие его
правлению, особенно герцог Бекингам, остались во главе правления и
даже получили еще большее влияние. Но, с другой стороны, были
в руках короля значительные средства: Звездная камера, судившая
преступления, и духовная комиссия. Мы видели в царствование
Генриха VII, каким могущественным орудием в руках короля были
Лекции 1849/50 г.
235
такие исключительные судилища. В первый же год правления он
должен был распустить два парламента, отказавшие ему собирать
пошлины, фунтовые и тонную. Обыкновенно при начале каждого
нового царствования парламент давал эти права на все
царствование, первый же парламент теперь объявил, что даст только на год.
При таких неблагоприятных обстоятельствах нач[алось] правление,
в одном 27-м году король успел распустить уже два парламента.
В 28 г. он собрал 3-й, ему нужны были деньги, [но] парламент по-
даде прошение о правах, самое важное в конституции. Собственно,
он не выставлял никаких новых требований, но выбрал только из
прежних законодательств все статьи о гражданской свободе и
собственности граждан. Каждый не иначе мог быть взят под стражу, как
при предъявлении акта осуждения. Этот билль подписал король с
условием удовлетворения денежных требований короля; билль
сначала возвратился с двусмысленною подписью, парламент ее не
принял; чрез несколько дней король согласился скрепить его
обыкновенной формой. Но парламент не остановился на этом. Уступив
опять только на время пошлины, он требовал отменения правления
герцога Бекингама. Исполнение этого приговора отсрочено до
следующего года. В промежуток случилось важное происшествие.
Бекингам, честолюбивый, хотя не отличавшийся особенными
дарованиями, затеял войну с Францией для помощи протестантам,
осаждаемым Ришелье в Ля Рошели. Когда он отправлялся в поход, его
зарезал ирландский офицер Фельтон. Его велено пытать, он сказал,
что у него нет сообщников. С другой стороны, единогласный суд и
адвокат объявили пытку незаконною; он не был пытан, но был тем
не менее казнен.
В 29 г. парламент собрался опять, опять с упорным
сопротивлением. Можно сказать, что Карл сам унизил власть свою поступком
не совсем прямым. В Лондоне разошлись экземпляры прошения о
правах с первоначальною подписью короля, отвергнутою. Парламент
нарядил следствие, типографщик объявил, что сделал это по воле
короля. Парламент не производил далее следствия явно, чтобы не
уличить короля, но велел уничтожить экземпляры. Спор опять
завязался о деньгах; король настаивал на уступке, прибегнул к
угрозам. Члены парламента решились издать положения, которыми
окончательно отказывали королю в правах собирать какие-либо
пошлины. Это была страшпая сцена. Оратор нижней палаты, который
должен был говорить об этом речь, получил приказание от короля
удалиться. Когда речь началась, оратор остановился в намерении
удалиться; члены взяли его за руки и запретили уходить, несмотря
на его слезы. Надо было по форме, чтобы привратник удалился;
его взяли под стражу, заперли двери, сделали протокол, и
парламент разошелся сам. На другой день король распустил камеру
лордов с жалобой на нижний парламент, но в сущности он остался без
парламента. У него были теперь твердые и умные советники, некто
Вендфорд, человек великих дарований и убеждений, но любивший
236
Лекции 1849/50 г.
строгий порядок и не любивший потому характера революционной
жизни. Вендфорд откровенно выразил королю свои мнения, Карл
возвел его в графство Стратфорда и возложил на него все бремя
правления. Нет сомнения, что Вендфорд искренне желал блага
Англии, но для этого он хотел уничтожить все прежние ее права.
Он советовал королю не созывать парламентов; в течение 11 лет
король не собирал их, сам собирал пошлины, налагал произвольные
подати. Между прочим, два факта можно указать, показывающие
резкое состояние общественных мнений: поступок Гампдена и дело
публициста Принна. Джон Гампден был один из самых богатых людей,
человек значительного образования, скромный, пользовался большим
уважением в том графстве, в котором жил. При раскладке податей
на него пала самая ничтожная сумма, он отказался платить, говоря,
что счел бы себя изменником, если бы заплатил запрещенное
парламентом. Он посажен в тюрьму, судьи не осмелились, однако,
произнести над ним приговора. Он потерял много в денежном
отношении, но поступок его прославился. Принн был писатель и фанатик,
мнения его были религиозные. Он издал памфлет в 1000 страниц —
фолиант по-латыни1. Он нападал здесь на обычаи придворные в
тоне кальвиниста. В некоторых словах его нашли намеки на
королеву, дочерь Генриха IV Французского. Он был предан суду, его
приговорили к огромной пени, ему на площади отрезали уши, и он
воскликнул: «Да здравствует король!». В тюрьме он велел пришить
себе уши, и они опять выросли. Через 3 года они были опять
отрезаны2. Мнения, высказываемые в таких памфлетах, расходились,
и в проповедях слышались горькие упреки королю. Карл шел
весело к своей цели. Стратфорда отправил он наместником в
Ирландию— эту беспокойную страну; он водворил там временный
порядок, но, предвидя бурю, приготовил значительные средства для
короля — войско. Средства ирландские были готовы для личных
целей короля. Так шли дела до 38 г. Тогда, довольный успехами
своей политики в Англии, король решился перевести ее в
Шотландию: здесь введена им новая литургия и Верховная комиссия для
духовных дел. При первом богослужении новой литургии вспыхнул
в Эдинбурге страшный бунт, а впервые он был поднят старухами,
скамьями начавшими бить проповедника; из этой смешной сцены
развился значительный мятеж. Все аристократы шотландские
пристали на сторону оппозиции, подписали акт, которым обязывались
защищать пресвитерианскую церковь против английского
правительства. Переговоры не послужили ни к чему, Карл должен был
действовать силою, но не имел денег. Он обратился к 4-му
парламенту в 40 г. Парламент заговорил тогда другим языком, он
потребовал уступки большей части королевских прав. Лорды не решились
ничего сделать для короля, и осенью Карл должен был опять
собрать полный парламент.
Парламент прежде всего потребовал отмены злоупотреблений,
потом, восходя мало-помалу выше, требовал, чтобы король признал
Лекции 1849/50 г.
237
исключительное право законодательства за парламентом, потом — на
время войско, суды и т. д. Карл имел неосторожность выписать для
совещания Стратфорда; он неохотно поехал, зная, что в Ирландии
мог быть более полезен. Но он был смелый и неукротимый человек,
явился в нижнюю камеру; при входе ему тотчас приказали стать на
колена, Стратфорд смутился, его приговорили отправить в
Лондонскую башню. Если б король был тверд теперь, он мог бы, по
крайней мере, спасти жизнь его, но он молил о министре, а голова того
бьша обречена. Вместе с ним осужден архиепископ Лондонский,
Звездная камера была распущена; парламент оправдал действия
шотландцев. Когда король поехал туда, там вспыхнул мятеж;
католики вырезали протестантов. Это могло быть объяснено характером
шотландцев. Но политические партии приняли это по-своему,
назвали Карла виновником этого дела.
Между тем начался знаменитый процесс Стратфорда.
Благороднее и тверже его в защищении себя трудно представить, он тронул
до слез своих главных врагов, но не из личной ненависти они
боролись с ним; приговор произнесен. Король колебался подписать,
Стратфорд писал ему, что лучше утвердить, сам он не надеется на
силы свои. В сущности, писав это, Стратфорд надеялся на короля,
но Карл не имел твердости. Стратфорд умер твердо, покойно; в
некоторых словах его вырвалось неуважение к королю.
Положение парламента теперь определилось ясно. Его убеждения
религиозные были чисто пресвитерианские. Король должен был
отправить во Францию супругу; в 42 году он сам удалился из Лондона
в Йорк. Собственно, при нем уже не было людей, которые могли бы
заменить Стратфорда. Самые талантливые лица стояли на стороне
парламента. Замечательнейшим из лиц, последовавших за Карлом,
был лорд Фалькен — одно из самых трагических и изящнейших,
благороднейших явлений. Он был из аристократов, необычайно
образованный, богато одаренный природою. Он стоял во главе
оппозиции, но, когда требования ее пересилили меру, он перешел в
посредники; но роль посредника была опасна, он остался в средине, на
почве строгой законности. Когда король выехал, Фалькен с
сокрушенным сердцем последовал за ним. Он думал, что права теперь на
стороне короля, он служил ему словом и кровью, он искал смерти и
нашел ее в одном из первых сражений, не нося ни каски, ни
панциря. На стороне парламента были Гампден, Галлис, Пим, и начинала
уже обрисовываться странная фигура Кромвеля. Это загадочное лицо
подало повод к разноречащим толкам: одни видели в нем лицемера,
другие —фанатика; может быть, в нем соединилось и то и другое.
О Кромвеле мы имеем превосходное собрание документов, изданных
Томасом Карлеплем3 и послуживших основой труда cTAubigné
(в прошлом году Histoire de...)4. Из них видно следующее: во 1-х,
Кромвель не был человеком низкого происхождения, принадлежал
к одной из самых знатных фамилий; получил отличное образование,
с молодости отличался мрачным и задумчивым характером, ведший
238 Лекции 1849/50 г.
его к мистицизму. На 17 г. он должен был оставить ученые
занятия и воротиться домой, чтобы принять управление домом по смерти
отца. Здесь он посвятил себя чтению религиозных книг;
политических убеждений у него не было еще. Он был еще в первых
парламентах против короля, но он не играл роли особенной, ибо не
владел красноречием, редко вырывалась у него ясная речь, так как в
самой голове его не было еще ясности и определенности. Он
отказался от дальнейшей борьбы с королевской властью, хотел уйти в
Америку и создать себе новую родину, где бы его убеждениям было
полное место. У него готово было даже место на корабле, где
должны были отправиться и Гампден, и Галлис, но их застало повеление
короля не выезжать.
В 42 г. его убеждения установились; он принадлежал к людям,
требовавшим неограниченной свободы форм, и потому он оказывал
другим религиозным сектам призрительную терпимость5; во всякой
форме он видел стеснения религиозной свободы, он умел ими только
пользоваться. В 42 г. король позвал в Йорк своих приверженцев,
около 30 лордов и 60 членов нижней камеры. Он повестил, что
созывает людей для защиты себя; к нему явилось дворянство и
регулярное войско. Таким образом, в сущности, король был сильнее
парламента. На стороне парламента было только среднее сословие;
низшее — не знало, на какой стороне стать. У короля недоставало
одного — денег, которыми парламент располагал. В среднем
сословии выразилось страшное участие к делу парламента; женщины
несли свои наряды, мужчины — посуду; собрали несколько полков.
Гампден принял начальство над полками, частью на его счет
вооруженными. Война началась не совсем успешно для парламента.
Он военачальником назначил Эссекса, он был искусный
полководец, но не действовал решительно, ожидая полюбовной сделки.
Королевское войско одерживало частые успехи над необученным
войском парламента.
Эссекс в 44 г. передал начальство Ферфаксу, человеку больших
дарований, но не имевшему своего характера и находившемуся под
влиянием своего лейтенанта Кромвеля. Видя частые поражения
[парламента] со стороны короля, он [Кромвель] выпросил
позволение набрать особый полк; он составил его из религиозных
фанатиков: «С ними я смело пойду в битву,— говорил он,— ни у одного из
них не дрогнет рука против самого Карла». Эта армия сокрушила
дисциплину и превосходство оружия короля — король был разбит два
раза...6. Лично он показал много храбрости, может быть, даже
характер полководца. Но успех войны был решен не воинскими
талантами, а горячими убеждениями религиозных фанатиков.
В 46 г. король бежал в лагерь шотландский в Северной Англии
и просил защиты. Шотландцы выдали его за деньги англичанам.
Когда его везли в Лондон, на дороге встречал его народ
почтительно, с криками любви. Король надеялся: надежды его не оправдались.
ОПИ ГИМ, ф. 345, ед. хр. 21
ДОПОЛНЕНИЯ
*
ЛЕКЦИИ 1848/49 г.
(запись В. Собчакова)
СРЕДНЯЯ ИСТОРИЯ
[Лекция] Iх, четверг, 10-го сентября*
Более, нежели когда-нибудь, история имеет право на внимание
в настоящее время. Ввиду великих .вопросов, решаемых западными
обществами, человеку с мыслящим умом и благородным сердцем
нельзя не принимать участия в судьбе человечества, нельзя не
оглянуться назад и не поискать ключа к открытию причин тех
загадочных явлений, на которые мы смотрели и смотрим с удивлением.
Этот6 ключ найти нетрудно6. Мы уже однажды основательно
заметили, что к истории надобно приступать с большею простотою мысли
и чувства. Надобно отказаться от всякого наперед составленного
построения истории — она наука сложная и вместе простая:
сложная потому, что в состав свой принимает все другие науки, <ибо
она требует многостороннего обозрения), и простая потому, что
требует простого взгляда, отсутствия всех предрассудков,
предубеждений, ложных толкований, парадоксов и всяких чисто самолюбивых
толков. Известно, что в великом движении, которое обнаружилось в
сфере истории в наше столетие, часто повторялось следующее
выражение, девиз, так сказать, который был причиною искаженного
понимания истории: «Нужно смотреть на каждое время с его
точки зрения, устранив современные взгляды и предубеждения и
перенесясь в положение данной эпохи». Мысль, сама по себе глубоко
верная и справедливая, в приложении подверглась значительному
искажению, особенно, может быть, в Германии, ибо не все ее верно
поняли.
Стараясь оторваться от настоящего, большая часть историков
смотрит на прошедшее как на нечто, отдельно существовавшее, на
нечто, отрезанное, так сказать, от настоящего времени, смотрит на
человека древнего и средневекового как на определившегося извест-
а Все заголовки к лекциям написаны на полях подлинника.
6-6 Б 1: этот ключ — история прошедшего времени: деятель на поприще
истории — человек, один и тот же, со всеми своими достоинствами и
недостатками, и история — живое, связное, органическое целое: мы не поймем
настоящего, если не будем знать прошедшего, а события последних 60 лет
Европы более объясняют всю древнюю историю, чем другие какие-либо
исследования {л. 1).
240
Дополнения
Т. И. Грановский
на лекции.
Рисунок студента
П. И. Тихомирова. 1845.
Государственный
литературный музей,
Москва
ным политическим положением, известным складом идей и т. д.,
так что в формах определений заслоняется самая сущность, т. е*
сам человек, и, таким образом, выпускаются из виду исторические
деятели, люди, которых действия постоянно изменяются вследствие
перемены идей, но которые всегда остаются людьми с теми же
страстями и с постоянным стремлением к одной великой цели; так
что при одной и той же цели различны только пути, более или
менее в ту и другую эпоху сознательные, так что весь прогресс
истории заключается в том, что человечество становится сознательнее
и цель бытия его яснее и определеннее. Только сказав это, можем
мы достигнуть до истинного понимания истории. Зная, к чему идет
человечество, постоянно мы с небольшим усилием можем видеть,
почему в данный момент еще невозможно было достигнуть цели,
каких условий недоставало к тому; увидев человечество в различные
эпохи жизни его, мы не упадем духом, ибо увидим его после
многочисленных мужественных опытов не достигшим цели, но и не
падшим.
Нет сомнения, что последние 60 лет европейской истории более
поясняют древнюю историю, нежели все исследования филологов,
устранившихся от влияния современной жизни, и каждый момент
современности, понятый человеком с историческим смыслом, имеет
влияние на понимание древней жизни человечества, ибо история
есть нечто живое, связное, органическое. Доказательство
недалеко — мысль нашу вполне оправдывает настоящая эпоха. Здесь нам,
Лекции 1848/49 г.
241
русским, открывается великое и прекрасное поле: устраненные от
движения, которое захватило все народы, бросив их на пути, тогда
как конец далеко не виден, устраненные от этого движения, мы
стоим на пороге, т. е. Европы, наблюдателями <движения>, и притом
не праздными: движения европейской жизни находят отголоски и у
нас, мы стараемся понять их и из них извлечь поучительный
пример, в чем и состоит собственно русское воззрение на историю. Это,
впрочем, не значит, чтобы мы смотрели на историю Запада с
исключительной мелконациональной точки зрения; нет, мы должны
наблюдать. Западный человек брошен в различные партии и потому
не может быть наблюдателем той драмы, в которой сам принимает
участие; он ищет в прошедшем оправдания своей мысли, и на
настоящие моменты ему некогда обратить внимание. Итак, нетрудно
понять, до какой степени выгоднее наше положение. Не нужно
вдаваться в дальнейшее объяснение этой мысли, ибо весь курс будет
оправданием идеи, теперь высказанной.
Предметом настоящего курса будет история средних веков. Она
начинается по обыкновенному построению падением Западной
Римской империи и оканчивается или открытием Америки, или
Реформацией. Но разделять таким образом историю значит резать ее по
живому; одним годом нельзя отделить древнего мира от среднего;
переходы от одной жизни к другой совершаются постепенно и
медленно и составляют отдельные поучительные эпохи истории. Таков
переходный период от древней истории к средней, период
разложения древних форм и образования средневековых; такой же мы
можем заметить при переходе от средневековой жизни к новой: еще с
13 века заметно начинается постепенное разложение средневековых
форм, появление новых идей, требование нового порядка и
продолжается до 16 столетия.
Резкое разграничение древней, средней и новой истории
существует с недавних пор, именно с начала 18 столетия, когда историю
делили еще на периоды, высказывая к тому довольно наивную
причину, что читателю на известной эпохе должно остановиться как
бы для отдыха и спокойно обозреть все пройденное. Впрочем,
основание деления истории справедливо, хотя и здесь нельзя не сделать
нескольких упреков.
Древний мир сам по себе представляет полный завершившийся
период развития рода человеческого с дряхлыми неподвижными
общинами Востока, коих поучительные развалины до сих пор
призывают к созерцанию первобытных форм общества; Греция и Рим
представляют картину и юного, и зрелого, и состарившегося
человечества. Так называемый мир классический, греко-римский, имел
определенное число идей, лежавших в основе всей его жизни; мы
присутствуем при зарождении этих идей, видим изящное
осуществление их в известных формах и, наконец, поучаем над разложением
этих форм; мы можем проследить жизнь этих начал от первого их
зарождения и до последнего конца, т. е. до конца 5 ст. по р. X.,
16
Т. И. Грановский
242
Дополнения
когда эти начала стали изнашиваться, так сказать, человечеством.
Но гораздо труднее отделить среднюю историю от новой и еще
доселе можно принять в истории два отдела: мир языческий и мир
христианский. Конец 15 века и начало 16 лягут рубежом между
средневековым порядком и новым, но не таким резким, как 5 век;
здесь осталось то же христианство, многие начала остались те же,
только в новой форме, под новыми оболочками. Устранив Россию от
западной истории до 18 века, когда она связывается с Европой
Петром Великим, мы можем сказать, что средневековая Европа есть
Европа феодально-католическая, а последние три столетия —
переходные от этого порядка к другому, которого мы еще не знаем, от
средней истории к новой, еще нам не известной. Следовательно, эти
три столетия, протекшие со времени окончания средней истории,
аналогически сходны с теми, которые оканчивают древний мир;
другими словами: здесь разложение западного общества, там падение
республики, падение империи и явление новой формы, нам уже
известной.
Окончим введение наше исчислением учебников и руководств.
Кроме Кайданова2, о котором нечего и говорить, есть история Сма-
рагдова3 — дурная переработка или переделка книги Лео. Г.
Смарагдов ее испортил, потому что многого не понял; крайнее понимание
Смарагдова видно даже и из того, что он часто не умеет отличить
источника от учебного пособия. Несравненно выше стоит история
Лоренца4, единственная на русском языке, кроме незначительных
переводных. Лоренцу можно сделать один важный упрек: он остался
при той же точке зрения, которою руководствовались историки
20 лет тому назад, при всей своей видимой учености. В древней
истории он понял связь между наукой и жизнью, между
литературою и обществом и представил удовлетворительный обзор греческой
и римской литератур. Средние века имеют свою литературу и науку,
которые обнаружили огромное влияние на развитие средневековой
общественности, но на нее Лоренц употребил только несколько
страниц, разобрав прекрасно политическую историю, т. е. он
анатомически разложил жизнь и забыл ее духовную часть \
Галлам6, переведенный с английского на немецкий и
французский языки. Эта книга пользуется большим уважением, хотя,
собственно, это уважение должно быть отнесено к другим трудам
автора. В ней есть только один хороший отдел, именно по английской
истории — и то история английской конституции,* юридической
Англии; что же касается до изложения истории других народов, то
она ниже посредственности.
Лео заслуживает особенного внимания. Одна книга, изданная им
в 1830 году под названием Lehrbuch der Geschicte des Mittelalters,
2 тома; он перестал делить историю на внешние периоды, он
сгруппировал события около известных направлений. Потом, в 1836 году,
вышли два тома его всеобщей истории, заключающие историю
средних веков; здесь много глубоких и остроумных замечаний; относи-
Лекции 1848/49 г.
243
тельно внутреннего характера должно указать на некоторые
странности: он поклоняется средневековым формам, в которых видит
идеал человеческих обществ, а на великие религиозные явления
среднего века смотрит он слишком с ограниченной точки зрения.
Кроме того, Лео всегда указывает на литературу предмета, на
самые превосходные сочинения, и с той стороны книга его
заслуживает преимущественного внимания. Вообще же как учебник она не
может быть употреблена.
Книга Кортюма7, гейдельбергского профессора, написана с
пристрастной точки зрения; в ней недостаточно оценено участие латино-
германского племени в образовании средневековых форм. Впрочем,
написана дельно, умно и читается с удовольствием.
Из сочинений н большом объеме должно обратить внимание на
книгу Шлоссера, патриарха европейских историков, мужа-историка,
не имеющего себе подобного в Европе. Около 30 лет тому назад
начал он печатать свою всеобщую историю9. Первый том заключает
древнюю историю, слабо написанную, но свидетельствующую о
великой учености автора; остальные 6(7) томов содержат историю
средних веков до начала 13 столетия; об этом сочинении можно
сказать вместе с Лео, что это средневековая хрестоматия; она вся
состоит из выписок летописей, потому-то Шлоссер всегда почти
говорит словами источников; это не органическое понимание
истории, но по ней видно, что автор сам учился, но как ученый.
Впрочем, и его должно упрекнуть: а) в недостаточном рассмотрении
развития политических форм; б) в том, что он выпустил из виду
историю литературы и историю образования, хотя сам указал
прекрасный образец этого в своей древней истории и истории 18 века,
и оправдывается в этом только тем, что приводит выписки. Отчасти
недостатки этой книги объясняют недостатки книги Лоренца. Теперь
он [Шлоссер] издает «Weltgeschichte für das deutsche Volk»9 —это
популярная обработка ученых его сочинений, в которых сам Шлоссер
указал на некоторые недостатки и которые дополнил указанием на
литературные памятники средних веков, и в этом отношении это
популярное сочинение выше его других сочинений. Заметим вообще,
что Шлоссер отличается прямотою нравственного чувства. <Лоренц —
его ученик и много пользовался трудами Шлоссера, так что
сочинения Лоренца можно назвать извлечениями из Шлоссера).
Рем. Handbuch der Geschichte des Mittelalters, 8 томов, сухо
написанных, не для чтения, но зато он хорошо уяснил хронологию
средних веков, чрезвычайно трудную, потому что каждый народ в
то время имел свою хронологию, свои эры, календари и прочее.
Кроме того, драгоценны его генеалогические таблицы, превосходно и
точно отделана история мелких восточных династий, богатая
литература источников, ибо упомянуты все летописи, из которых
заимствовал Шлоссер, и притом с указанием где какая написана и
хранится.
Ц. де Канту|0 издал несколько лет тому назад Всеобщую
историю, которая была переведена на французский язык и теперь
16*
244
Дополнения
переводится на немецкий язык. Главная причина успеха этой
книги — католическое воззрение автора. В 14 вышедших томах
заключается древняя и средняя история. Канту — человек ученый,
знакомый с немецкой, английской литературами, отделал свою историю
так, что каждый период ее свидетельствует прямо о значительной
учености автора, что весьма редко между итальянскими учеными;
католическое же воззрение в его истории есть нечто внешнее (мы
имеем подобное воззрение в речи о всеобщей истории Боссюэта).
Оно односторонне, но величаво и поэтично, и ему нельзя отказать в
значительном достоинстве.
Гиббон11 — о падении западной Римской империи — носит явные
следы своей эпохи, т. е. 18 столетия. Гиббон не понимал важности
христианства и потому не всегда относится о нем с выгодной
стороны, не всегда прилично мыслящему человеку; потом мало
знаком с древностями. Вот дело слабой стороны, но едва ли в какой-
либо книге найдем мы такой спокойный, глубокий и ясный взгляд
на события. Есть, конечно, много неверностей и устарелости, но это
огромный исторический талант, который не может не иметь влияния
на читателя.
Географические карты — пробел в нашей науке, который отчасти
пополнен французскими монахами Бенедиктинского ордена. Есть
карты офицера баварского Шпруннера. Потом наука наша вечно
обязана Дюфрень Дюканжу, который составил Glossarium mediae et
infimae latinitatis — труд колоссальный; он же издал Glossarium
mediae graecitatis. Но как он один не мог истощить всего богатого
запаса, то его труды продолжали бенедиктинцы, труды которых
вместе с словарем Дюканжа с 1840 г. издаются с исправлениями
Дидо, и теперь уже вышло 67 томов. Относительно хронологии
среднего века заметим книгу — неполную, но полезную — Брингмейсте-
ра, недавно вышедшую в Лейпциге.
[Лекция 25]
(Мы остановились на состоянии Германии и вообще Западной
Европы по смерти Генриха III}1. Теперь рассмотрим отдельные
элементы тогдашней средневековой общественности и начнем с
феодализма. С именем феодализма соединено в Западной Европе
множество воспоминаний, большей частью враждебных. Между тем
феодализм, как мы увидим, принес богатые плоды для европейской
цивилизации. Ноа нельзя упрекать и Западную Европу в
неблагодарности: есть причины, оправдывающие ее ненависть к феодализму*1.
Мы сначала рассмотрим феодализм как учреждение (общественное),
о-а ГБЛ, ф. 178, 3598, XXI: и, следует ли обвинять западные народы в
неблагодарности к такому учреждению, кое ирипесло столько пользы, или есть
другая причипа, оправдывающая их ненависть к феодализму. Лучшим ответом
на этот вопрос послужит подробное изложение того, чем был
феодализм (л. 98).
Лекции 1848/49 г. 245
политическое, потом — как нравственное, посмотрим на него как на
производителя новой цивилизации и продукт старой.
В новейших сочинениях нередко сравнивали феодализм с
восточными учреждениями. Еще знаменитый Шлёцер, говоря о турецких
участках земли, которые давали за военные услуги, прибавляет:
c'est tout comme chez nous*. Это правда — во всей Европе и у
славян мы видим этот обычай платить участками земли за службу. Но
не в этом существенный характер феодализма. Равно ошибочно
хотят выводить феодал[изм] из римских учреждений, из римских
бенефиций, которые давались императорами ветеранам с условием
защищать эти пожалованные земли, находившиеся на границах; но.
феодализм] имеет глубокое нравственное значение, а не одно
политическое. Мы видели, как совершилось завоевание римских областей
немецкими дружинами. Когда окончательно занимали область, цель,
с которую составилась дружина, была достигнута. Теперь надо было
получить награду за понесенные труды; <эта награда заключалась*
в земле). Германские завоеватели делили земли по жребию;
каждому доставался свой sors **, свой аллод.
Говоря об устройстве германских общин, мы сказали о характере
свободной собственности Германии. Земли свободных германцев
были изъяты от всех повинностей, с них не платили податей. Этот
вид собственности полной, не обложенной податями, назывался у
германцев аллод (all —чистый, весь, и od — собственность), чистая
собственность, теге proprium — по объяснению латинских словарей.
Из всех соображений можем заключить, что все земли раздаваемы
были чистою собственностью, что каждый получал свой участок
аллодом. Участки раздавались сообразно с заслугами [каждого].
Вождю дружины, кунигу, доставалась наибольшая часть; сверх того,
ему доставались еще другие земли; это было наследие впоследствии
императоров — земли казенные, государственные. Собственно, вместе
с разделом земли между дружинниками оканчивались их
отношения к вождю: дружинники становились свободными собственниками.
Но надобно было поселившимся отражать натиск новых дружин,
которые искали новых аллодов или притекали снова из общего
движения народов. Эта связь общей опасности и общих выгод
соединяла дружинников с вождем. Но у вождя были еще свои частные
цели, для которых он должен был создать себе особенную дружину,
<образование ее и условливало происхождение феодальной
собственности), и этим новым дружинникам раздавал он свои земли:
является феод (собственно владение, данное в уплату, от слова fee —
мзда, плата, сохранившегося в английском языке) собственность,
данная в вознаграждение. <Куниг имел огромное количество земель,
коими мог располагать и большая часть коих была не обработана).
Куниг раздавал множество земель новым пришельцам германским,
* все, как у нас (франц.).
** земельный участок; надел, первоначально доставшийся по
жребию (лат.).
246
Дополнения
но раздавал уже не в чистую собственность, а с известными
условиями. Получивший такой феод обязан был нести известные
повинности.
Слово феод (по-французски — fief) встречается в памятниках не
ранее исхода IX в., в царствование Карла Толстого. Но
французские публицисты и историки напрасно различают феоды от
бенефиций: оба слова означают одно и то же. Несравненно важнее
вопрос о том, на каких условиях раздавались первоначальные лены —
на срок ли, пожизненно или потомственно. Ошибка прежних
исследователей, по справедливому мнению Гизо3, заключается в том, что
они полагали, <что лены перешли все эти степени), будто
феодализм прошел постепенно, начиная от отдачи срочной до
пожизненной и потомственной. Эти виды существовали в самом начале
совместно; уже в VII столетии бенефиций дается потомственно. Одна
из причин глубоких раздоров в государстве Меровингском была
попытка ленников обратить свои бенефиции в аллоды, которой,
разумеется, должны были противиться государи, ибо чрез это они
лишались всех своих средств; в этом успели было государи
Франкские. Но в 877 году, при Карле Простом, все лены объявляются
наследственными, и государям предоставляется право утверждать
каждого нового владельца присягою. Между6 тем это же
распространилось и на аллоды6: бывшие члены дружины <в эпоху совершенно
военную, в эпоху насилий и переворотов, где общество не могло
охранять, а каждый должен был своими силами охранять свою
личность), старались создать себе небольшую собственную рать; они
следовали примеру кунига и дробили свои земли, аллоды на
участки, раздавая их <во владение дружин с военными повинностями),
бездомным людям, покидавшим общества, более обширные. В
конце VIII столетия характер феодальный был везде перенесен па
аллоды; незначительные остатки старинной собственности переходили
в феодальные лены. Этому содействовало смутное положение
тогдашней Европы4. Свободные люди, имевшие небольшие аллоды,
притесняемые императорскими сановниками и сильными соседями,
отдавали свои земли знатным лицам и получали их обратно в виде
лен. Карл Великий уже принимал меры против этого, но не мог
противиться общему движению событий. Егов законодательство
старалось только обеспечить, утвердить на законных основаниях эти
отношения между ленниками и их вассалами". Чрез два столетия
после ленников французских и немецкие получили тоже право
наследственного владения. Во Франции сделал это Карл Простой,
в Германии — император Конрад II в 1030-х годах, отправляясь в
Италию.
б~б ГБЛ, ф. 178, 3598, XXI: Этот вид собственности не замедлил
распространиться и на аллод [иальную] собственность (л. 99).
и~и Там же: поэтому он старался ограничить мерами,
противодействующими этому движению собственников, и утвердить отношения между
ленниками и их вассалами (л. 99).
Лекции 1848/49 а.
247
Таким образом, исторически сложилась эта феодальная форма и
система. <Теперь посмотрим на феодального владельца, на его
отношение к земле, к равным себе и к верховному властелину).
Особенный характер феодальной собственности состоял в том, что с нею
соединены были права державного государя. Эти права произошли
естественным порядком. Еще в Германии свободный германец
живет во дворе своем, окруженный подвластными вассалами, которых
он судит по дворскому праву, не отдавая никому отчета. Эти же
отношения были перенесены и в земли римского владычества, и здесь
еще с большим самоуправством владельцы стали располагать1,
туземными рабамиг. В Германии владелец начальствовал еще над
соплеменными ему подчиненными, но здесь господин-чужеземец сел
над иноплеменниками. Прежнее отличие между колонами и рабами
не было уважаемо германцами: те и другие подвергались почти
одинаковой участид. Но, сверх этого подвластного, крепостного
народонаселения, было еще другое: свободные люди, пришедшие
впоследствии из Германии, не получившие земли при разделе, часто
селились на землях своих родственников, получали небольшие
участки, служили на войне, принадлежа к более близким людям
владельца. Постепенно эти свободные люди прирастали к почве. Уже
император Карл Великий запретил им переходить от одного
владельца к другому. Они отчасти вступали в отношения прежних
колонов, и, таким образом, на всем пространстве, занятом германцами,
мы видим три класса народонаселения: 1) феодальные владельцы;
2) вилланы, обложенные разными повинностями, жители городов,
потом свободные германцы, селившиеся на чужой земле, и 3)
чистые рабы — servi. Из вилланов образовались общины, целое
особенное сословие5. Каждый владелец лены, каждый член феодальной
аристократии располагал по произволу своими рабами и отчасти
своими вилланами. На него не было апелляции; апелляция на
вассалов появилась уже позднее, в XIII столетии. Кроме того, у него
не было общих юридических положений: при каждом колодезе было
свое право, по известному французскому выражению. Владелец
судил по преданиям и обычаям своей местности, но и эти обычаи не
обеспечивали подданных от его произвола. Уже в этом было много
тяжкого для народа, который не находил нигде управы и защиты.
Читая сборники французских обычаев, составленные в XVI, XVII
и XVIII веках, мы поражаемся множеством бессмысленных
подробностей, количеством разных пошлых повинностей, которые при всем
том не приносили владельцу никакой существенной пользы.
Например, в одном владении Восточной Франции крестьяне обязаны были
г_г Там же: распоряжаться римскими колонами и рабами (л. 99 об.).
д Там же: различие между [колоном] и рабом у римлян, как тонкое, не
не могло быть известно германцам, ибо германцам не были доступны
юридические тонкости, а следовательно, и различие, кое полагал римский закон
между колонами и рабами, хотя литы германские и очень похожи на
[Колобов] (л. 99 об.).
248
Дополнения
в определенное время собираться перед замком господина и целый
день бить друг друга в грудь, делая гримасы друг другу и
показывая язык. В другом месте крестьяне обязаны были привезти
владельцу в известное время яйцо, положив его на телеге,
запряженной 8 волами. Далее, в одном селении, принадлежащем фамилии
Монморанси, ежегодно в известный срок посылался к господину
цирюльник, который должен был его выбрить, где бы ни находился
господин. Жители были обязаны в известные дни приходить к
замку и целовать замки, запоры замкае. Это были, очевидно, чисто
бессмысленные требования, капризы владельца. Никогдаж мы не
видим такого страшного развития эгоистической личностиж.
Особенное почетное право феодального владельца состояло в том, что он
имел свою виселицу перед замком. Поборы с крестьян определялись
его собственной волею. Он не только облагал их огромными
налогами, но <к этому присоединялись еще несколько обстоятельств, коих
не найдется нигде в мире, кроме феодального порядка вещей): часто,
например, умиравший без близких родственников оставлял свое
имение господину; если после него ничего не оставалось, сборщик
подати феодала отсекал руку у трупа и приносил господину. В этом
обряде выражается взгляд феодального владельца на своих
подданных. Следы этого обычая остались в названии manus raortua, droit
de main morte *. Иностранец, умерший на земле владельца, оставлял
собственность свою в пользу последнего (droit d'aubaine). Это
сохранилось до 819 года, когда имение поступало уже в казну короля.
Каждый владелец, как бы ни были мелки его поместья, брал
пошлину с товаров, провозимых по его владениям; даже с самого купца
бралась подать. Часто, однако ж, ни купец, ни товары не проезжали
чрез владение и оставались в нем навсегда, поступая в
собственность владельца.
в Там же далее вставлено: и другие грязные обычаи. Видпо, что эти
повинности не увеличивали ни богатства, ни могущества, ни славы
феодального владельца. Какой же их смысл? В них выразился произвол, каприз
феодального владельца, который не доволен тем, что имел власть над своими, но
хотел унизить их (л. 100).
ж_ж Там же: Ни в одну эпоху историческую мы не увидим такого
страшного эгоистического развития, кое выражало презрение к
подчиненным {л. 100).
* мертвая рука (лат.); право мертвой руки (франц.).
[Лекция 26]
<Мы видели, каково было положение феодального владельца
среди его вилланов и рабов). Частная собственность, обладание
землею соединялись с правами самодержавными. Владелец был
верховным судьею, законодателем, вождем всего народонаселения на
своей земле; он чеканил монету: так что в конце IX и X столетий
во Франции ходили более 200 видов монеты с разными чеканами.
Никогда, может быть, во всей истории человек не подвергался та-
Лекции 1848/49 г. 249
кому унизительному состоянию, в каком находились сельские
классы под владычеством феодального порядка. Не говоря уже о
материальной тягости, о нестерпимых налогах, о произвольных и
жестоких наказаниях, рабы и вилланы подвергались, кроме того, еще всем
насмешливым прихотям своего властителя. Некоторые произведения
литературы этого времени всего лучше показывают презрение
владельца к вилланам и рабам. Между прочим, ясным свидетельством
этого служит духовное завещание известного барона de Chatelet,
который велел погребсти себя стоймя в одной из колонн церкви,
чтобы никогда нога {виллана} не ступала на то место, где было
скрыто его благородное тело.
Но не к одним только рабам и вилланам находился в
отношениях феодальный владелец; у него были еще отношения к
верховной власти, к своим соседям, графам и пэрам, к равным себе.
Собственно, между одним феодальным владельцем и другим, равным
ему, не было никакой общественной* гражданской связи. Их земли
граничили между собою, они сами могли быть в дружественных и
враждебных отношениях, но эти отношения не условливались
гражданскими законами. Они считались равными пэрами, если были
ленниками одного и того же князя или барона. Между лицами
феодального общества были единственные отношения — отношения
ленников к властителям.
Вся собственность Западной Европы в течение X и XI столетий
приняла характер феодального владения. Люди, имевшие аллоды,
добровольно отдавали их сильнейшим владельцам и вступали с
последними в состав ленного союза, чтобы пользоваться его правами
и льготами. Но эти союзы беспрестанно повторялись и
подтверждались. У нас каждый новый рождающийся член известного
государства и известного гражданского сословия волею или неволею
принимает известные обязанности и пользуется известными правами.
Не так было тогда. Когда утвердилась наследственность лен, по
смерти прежнего ленника сын наследовал его права. Но если эти
права и условия ему не нравились, он мог отказаться от лены,
выйти вон из известной корпорации и перейти к другому ленному
владельцу. Но чаще он оставался на той же почве. Обычный обряд,
сопровождавший акт нового наследства и называвшийся ominium,
или omagium *, совершался таким образом: наследник лены по
смерти прежнего являлся к ленному владельцу, давал ему присягу
в верности и соблюдении известных феодальных условий и
повинностей и получал от владельца кусок земли, ветвь или что-нибудь
подобное: это было символом передачи лены. Тогда между ними
составлялся союз юридический и вместе нравственный, но, конечно,
более нравственный, чем юридический. Ленник обязывался
соблюдать следующие 4 главные обязанности. 1) Обязанность военной
службы, условия которой чрезвычайно как изменялись, смотря по
• вассальная присяга; присяга в верности (лат.)ч
250
Дополнения
характеру самой лены: иногда ленник обязывался служить 60,
иногда 20 дней в году, более и менее, но обыкновенно число — 20, 40t
60. Отслуживши свой срок, ленник, если не хотел, мог отказаться от
дальнейшей службы, и владелец за лишнее время должен уже был
ему платить особо, или давать еще новую лену. 2) Fiducia — это
обязанность ленника присутствовать при судебных собраниях, на
которые мог позвать его аллодиальный владелец, обязанность
присутствовать в ленном суде. 3) Iustitia (очевидно, все это условные
частные выражения средневековых юристов) — обязанность
подчиняться приговорам ленных судов. 4) Обязанность] auxilia,
несравненно более неопределенная, заключала в себе несколько видов
денежных повинностей: а) ленник должен был помогать деньгами
владельцу в следующих случаях: когда тот попадал в плен, ленник
должен был участвовать в выкупной сумме; когда старший сын
владельца делался рыцарем, ленник должен был давать на празднество;
когда, наконец, дочь того выходила замуж, ленник должен был
давать на приданое. Суммы эти, по всему вероятию, были
произвольные, неопределенные, но в некоторых местах они, вероятно,
обозначались в ленном договоре; б) когда лена переходила во владение
другого лица, наследник вносил relevamentum — сумму,
приблизительно равняющуюся сумме годовых доходов лены. Эта сумма
бывала обыкновенно причиною сильных и горячих споров между
владельцем и ленником; впоследствии во Франции установился обычай
просто взимать владельцу доходы на первый год после смерти
ленника; в) владельцу предоставлено было очень выгодное право опеки
над малолетними детьми после покойного ленника; во все время
опеки он пользовался большею частью дохода; г) наконец, когда
наследство переходило к женщине (сначала она была исключена из
этого права, но в XI и XII столетиях запрещение было снято),
ленный владелец пользовался правом выбирать ей мужа; этот муж
должен был понести все повинности, следовательно, владелец только
и сообразовался с этим расчетом. Часто наследница должна была
платить дорого за желание собственного сердца. Таковы были
главные и общие повинности лены, к которым приходило часто много
частных местных обычаев.
Мы здесь видели только юридические отношения, но
несравненно важнее были отношения нравственные между ленником и
владельцем. Вассал обязан был блюсти не только выгоды своего
суверена, но и честь его; он обязывался не посягать на жену и детей
его и в случае, если узнает здесь что-нибудь дурное, обязан был
донести. Наконец, они заключали между собою клятву во взаимной
верности. Суверен обязан был помогать леннику в случае
притеснения последнего со стороны какого-либо сильного владельца и
защищать семейство его. Эти нравственные обязанности, конечно, не
всегда строго соблюдались, но тем не менее нарушепие их
осуждалось общественным мнением, и это составляло отличительную черту
феодальных отношений.
Лекции 1848/49 $.
251
Из всего сказанного нетрудно вывести, что, собственно, в
феодальном мире у ленника были только отношения к его владельцу,
до других было мало ему дела. У французского короля было много
ленников, но ленники эти — вассалы, бароны и князья — не были в
зависимости от короля. Вассал герцога Бургундского присягал
своему герцогу, а не королю и шел даже против короля под знаменем
первого. Эти отношения, очевидно, были запутаны и могли быть
даже опасны в больших владениях. Часто одно и то же лицо
является ленником многих других лиц и в то же время их сувереном.
Король был сувереном графства и в то же время часто ленником
монастыря, находившегося в графстве. Но мы найдем еще другого
рода примеры и именно в Германии. Здесь значительная часть
графов, князей и герцогов была ленниками монастырей, духовенства.
Духовенство, чрезвычайно богатое в то время владениями и
поместьями, не могло само защищать их <в эпоху насилия); чтобы
сохранить их, оно отдавало их в лены баронам, герцогам, графам,
тем, которые были сильны. Таким образом, герцог, во владении
которого было аббатство, <сам был ленником этого аббатства), и сам
аббат в свою очередь брал у него лену.
Оставляя в стороне низшие классы народонаселения, рабов,
вилланов, жителей городов, мы должны сказать, что никогда не бывало
в истории такого общества, где личная свобода была бы так развита
до такого своенравного полномочия и эгоизма. Удовлетворив общему
требованию феодального права, ленник не знал над собою никого,
кроме владетеля; но права и обязанности были весьма неточно
определены юридически. Соседи ленника были равны ему — отсюда и
название pares *. Когда между ленниками одного господина
возникала тяжба, он призывал их к двору, призывал вместе и всех равных:
каждый судим был судом только равных себе. Подсудимый
настолько подчинялся этому приговору, насколько приговор сообразовался
с его выгодами и насколько он был силен или слаб. Если приговор
был не в его пользу и он был силен, он удалялся в свой замок и
там посме[и]вался над решениями суда.
Единственный способ для окончательного решения тяжбы была
феодальная война. Ни одним из прав не дорожили так, как правом
войны. Это был поединок. Каждый ленный владелец мог объявлять
войну равному себе по праву; каждый ленник мог воевать с своим
соседом и владельцем другого лена. В этой войне обыкновенно
принимали участие не он только один, но и его родственники и
друзья — честь их была замешана в этом деле. Таким образом, распри
мелких владельцев были нередко причиною войны, охватывавшей
целые области. Французские государи старались по крайней мере
определить эти отношения войны законодательством, определяли
лица, которые должны были участвовать в такой войне, степени
родства, дававшие на то право. Наконец, положены были сроки, ранее
* равные (лат.).
252
Дополнения
которых нельзя было начинать военные действия. Надо было
повестить заранее, приготовить противника. Это так называемые
сорокадневные сроки короля — la quarantaine de roi, получившие силу
уже при Людовике Святом. В Германии все это было подведено под
одно имя: Landfriede — земной мир. Мы видим, что церковь еще в
начале XI столетия пыталась обуздать и смягчить ужасы этих войн.
Она установила божие перемирие, но ее попытки не имели полных
успехов. В феодальном поединке выражалась опять одна из личных
сторон свойств феодального владельца. Это было гордое сознание,
что он сам прав и что он сам для себя право; он не предоставляет
другому решать дело, он сам решает его.
Одним словом, смотря только на юридические, гражданские
отношения этого <феодального> общества, мы придем к следующим
результатам. Никогда состояние низших классов не было так
тягостно и унизительно, никогда личность отдельных властителей и
одного сословия не получала такой неограниченной свободы. Никогда
не было более недостойного общества: были законы, по они были
только обязательны для слабых; условий порядка, понуждений
уважать закон не было. Король был только первый между равными.
Французский король до XI столетия был несравненно слабее своих
вассалов, герцогов норманского, бургундского, аквитанского: эти
герцоги повиновались королю, когда только сами того хотели. Мало
того, в землях короля французского, которых было не более 5
департаментов нынешних, он не был еще полным господином. Под
самым Парижем стояли феодальные замки, откуда боролись с
королем вассалы, так что из Парижа нельзя было безопасно его гонцу
проехать до Орлеана.
Читая современные памятники, мы можем легко и живо
представить себе внешний вид тех стран, где господствовал феодализм.
Разбитые на мелкие участки, не связанные между собою,
враждебные, эти земли носили какой-то воинственный характер. Почва была
покрыта замками, города укреплены. Видно, что все боятся беды и
опасности: она угрожала каждую минуту. Весьма любопытны
попытки государей еще в X ст. возвратиться к построению замковг
ибо начало их постройки в первоначальном виде относится к
последним временам Римской империи. Новые постройки вынуждены были
тогдашним порядком вещей: надобно было, например, защититься
от норманнов. Но за этими целями скрывалось еще другое:
стремление к разобщению, личной самостоятельности, составлявшее
отличительный характер феодального права; при тогдашних средствах
стены замков были непреодолимы. В подробных описаниях
феодального периода любопытно сравнить постройку замков X столетия о
замками следующих веков начиная с XII. Мы увидим
значительную перемену. В замках X ст. видна исключительная цель обороны
и разобщении; строители вовсе не заботятся об удобствах жизни в
покойном помещении: главная цель — воинственная, враждебная.
Таковы же здания и в XI ст. Но в XII и XIII архитектура является
Лекции 1848/49 г.
253
уже другой. Главное назначение замков то же: безопасное
прибежище от врагов, начиная от виллана до соседнего пэра и далекого
пришельца; но, сверх того, ленный владелец этого времени заботится
уже о просторном помещении. Мы видим, что в самих замках, стала
быть, в их внутренности произошли известные перемены, что обраа
жизни изменился. Особенно это заметно в XIII и начале XIV ст.
Огромный двор замка, которого не бывало прежде, назначен был
для игрищ жителей замка. Не одна уже воинственная дружина
барона, живет здесь: при дворе каждого владельца образуется
небольшой двор, у него свои чиновники, он несколько раз в год дает
праздники. В самой архитектуре более изысканности, более притязаний
на красоту. Одним словом, видно, что нравы смягчались и что
феодальные владельцы далеко уже не то, что их предки.
Всякое учреждение всемирно-историческое, всякая форма, в
которую человечество облекается на пути своего развития, имеет две»
стороны. Таков и феодализм. Мы видели одну его сторону, сторону-
темную, обращенную к вилланам и рабам, обращенную к тем
условиям жизни, которые должны были миновать в истории. Ноа у него-
была еще другая сторона, и справедливость требует и на нее
обратить внимание а.
Древний мир не признавал самостоятельности, самоуправства
личности; он признавал только гражданина; лицо как таковое для
него не существовало. Когда распалось древнее общество, древнее
государство с своею неограниченной властию над личностью, на
место его явилось другое общество, где нет государства, если только
лицо. Это лицо должно быть сначала определиться в чрезвычайно
грубых, жестких и резких формах. Это лицо эгоистическое,
презирающее все, что6 вокруг него6, подавляющее все около, но вместе
лицо, сознающее свое право или, лучше, не признающее никакого
другого права, кроме своего. Собственно, в лене других лиц, кроме
владельца и его семейства, не было. Только с этими лицами связан
владелец, и эта семья скреплена самым крепким союзом. Каковы
бы ни были феодальные уклонения от семейных законов, но
феодальное семейство представляет все-таки много прекрасного.
Между8 владельцем и живущими у подножия его замкав, между им и
соседями не было хороших и прочных отношений; тем более
нежности и любви должен был он обращать на свое семейство; только»
его члены были ему близки, только в их преданности и участии [он];
был уверен.
Ко всему другому, что было вне семейства и живущих в замкег
обращался он с грозным лицом. Выезжая из замка, он поручал
его жене и детям, и они только дороги были ему в замке.
а"а ГБЛ, ф. 178, 3598, XXI: Мы должны отдать справедливость и показать
то, что хорошего выработал феодализм и завещал новому миру (л. 103).
6-6 Там же: что ниже его (л. 103).
в~*в Там же: Между феодальным владельцем, живущим в своем замке,,
у подножия коего поселились ненавистные вилланы и рабы (л. 103).
254
Дополнения
Вся эта внешняя форма имела для феодализма огромное
значение. Отнимите у феодалов рыцарский замок, не было бы
феодализма; даже более, отнимите только род его вооружений — эта горсть
грозных, но малочисленных рыцарей <не могла бы угнетать целое
народонаселение без замков и доспехов), не могла бы иметь такой
силы.
Кто видел средневековые доспехи, тот знает, что рыцарь,
выезжая из каменного, надевал на себя железный замок. Такая форма
доспехов вынуждалась условиями той жизни. Рыцарь был закован,
'чтоб никуда не проникла в него стрела виллана *. Человек в таких
доспехах, разумеется, был более способен к оборонительной, чем к
наступательной войне. Оттого-то так неудачны были военные
предприятия вне Европы: это доказывает история крестовых походов,
где гибнет цвет европейского народонаселения под ударами
турецких наездников. Стоит только убить коня под феодальным рыцарем,
он не в состоянии был подняться с земли в тяжелом доспехе. Но
эти доспехи были рассчитаны для той среды, в которой он жил. Мы
видим в феодальных войнах, что в битве с обеих сторон находится,
бесспорно, много храбрых людей, не боявшихся смерти, и между тем
раненых к концу битвы немного, побеждают большей частию
пленом: рыцари были почти неуязвимы. Этим объясняются те почти
баснословные рассказы, как 10-ки рыцарей разбивали тысячи, 10-ки
тысяч вилланов и сельских возмутившихся жителей. Новейшие
исследователи приписывали это пристрастию Фруассара к рыцарству,
но это на самом деле должно было быть не иначе: горсть рыцарей,
вооруженных в железо, достаточна была, чтобы разогнать и
раздавить нестройные толпы плохо вооруженных крестьян. Кроме того,
это было единственное приученное к войне сословие. От самых
ранних лет феодальный владелец воспитывался для войны. 7-летним
мальчиком поступал он пажом в какому-либо известному феодалу,
тде до 14 лет исполнял разные домашние службы, что не наносило,
впрочем, ему никакого бесчестия. На 14 или 15 году он делался
оруженосцем, сопровождал господина на войне, нес его оружие, за
обедом разрезывал мясо, наливал вино, служил домашним рыцаря
и учился в этом обществе принятому обращению и хорошим
манерам и, наконец, сам вступал в рыцарство.
Мы употребляем слово рыцарь, рыцарство, но мы не сказали
еще, что это было такое. Это было замечательное явление
средневековой жизни. У большей части так называемых образованных
людей даже в некоторых сочинениях существовало мнение, что
рыцарство существовало только в романах, что эта мечта, призрак,
форма, во имя которой совершалось в действительности нисколько не
похожее на нее. Это мнение отчасти даже высказал и Гизо в своей
Histoire de la civilisation, но это мнение совершенно ложно2. (Кто
хочет ближе познакомиться с этим предметом, укажу на сочинение
ученого XVIII ст. De Sainte Palaye3, которого немецкий перевод
Клюбера гораздо лучше подлинника по примечаниям; сверх того,
Лекции 1848/49 t.
255
превосходная глава о рыцарстве у Фориеля4 — нег очень много
фактов, но самое верное и глубокомысленное сочинение1".) Еще у
древних германцев мы видим обычай сопровождать вооружение юноши
известными торжественными обрядами. Когда молодой человек
достигал известного возраста, отец его и вообще его семейство
делало большой праздник, на юношу надевали меч, вручали ему
оружие в сопровождении некоторых особенных обрядов. Обычай этот
сохранился и по занятии германцами римской почвы — Карл
Великий несколько раз участвовал в таких праздниках. Естественно, что
в обществе столь воинственном, каково было общество феодальное^
тот день, когда юноша впервые надевал доспехи и получал меч, был
великолепным — лучшим семейным праздником.
Этим-то праздником воспользовалась церковь, давно
боровшаяся с феодализмом, давно пытавшаяся впустить в эту суровую среду
более мягкие элементы: тогда она сама пришла на праздник.
Вообще в истории средних веков мы беспрестанно встречаем факты,
показывающие, как благородно и вместе с тем ловко действовала
церковь, как она пользовалась всеми обстоятельствами, чтобы смягчить
нравы и облагородить общество, чтоб и дурную сторону его
обратить на что-либо хорошее. Церковь осталась верна этому
призванию и в деле рыцарства. В 6 лекции Гизо об истории
французской цивилизации мы находим целый ряд клятв, которые должен
был произнести рыцарь при вступлении в рыцарство \ Ясно, что это
для посвящаемого — не внушение отца его: здесь совсем другие
понятия — они из церкви. Церковь дала религиозный характер
обряду вступления. Оруженосец накануне вступления в рыцарства
проводит целый день в посте и молитве, ночь проводит он в
церкви: он омывается, церковь возлагает на него белые одежды в знак
чистоты нравственной. Обряд посвящения совершается в храме при
общественной молитве. Старый рыцарь спрашивает нового, с какою
целью вступает он в ряды рыцарей, не из выгод ли корыстных
и мирских выгод? Если так, он не достоин рыцарства. Очевидно,
этот вопрос подсказан феодальному барону церковью. Рыцарь
отвечает отрицательно и тогда дает присягу служить леннику,
защищать церковь, вдов и сирот и вообще слабых против сильных.
Ударом меча по плечу делают посвящаемого рыцарем. Таким образом,,
в недрах самого феодализма является как бы реакция против
него самого: он основан на утеснении слабых, а юноша, облекаясь
в рыцарство, принимает обязанность защищать слабого против
сильного.
Это учреждение принимает огромное развитие в XI, XII и
XIII вв. Конечно, церковь не могла переродить людей того
времени, не могла внушить непонятной феодалу мысли, что виллан
<и раб — тоже) такой же человек, как он сам; но по крайней мере
г~г Там же: Она заключает самое остроумное мнение и опровергает
мнение, что рыцарство есть мечта (л. 104),
256
Дополнения
она сделала, что могла, и создала из рыцарства, если употребить
несколько пошлое выражение, средневековую полицию. Мы
видим, что это учреждение быстро распространяется. Где оно
возникло, трудно сказать: такие учреждения являются вдруг на целой
поверхности известной страны. Так было и с средневековой
Европой. Рыцарство соединило в себе все благородные элементы
феодального мира. Из рыцарских обетов образовался целый кодекс,
целое уложение нравственности для рыцарства. Уклонения от этих
законов хотя были нередки, но подвергались строгим нареканиям.
Были особенные прилагательные эпитеты, которые хотел себе
усвоить каждый рыцарь. В первые времена рыцарство, конечно, было
выше и лучше; но вообще в нем воспиталось особенное воззрение,
особенное чувство чести, понятие о достоинстве человека, обычай
защищать слабого против сильного. Эти-то понятия достались от
феодализма народам Западной Европы; за такое наследство многое,
конечно, можно простить феодальному миру. Классической землей
рыцарства, где оно явилось в изящнейших своих формах, была
Франция, особенно Южная. Но здесь рыцарство развивалось
иначе, чем в Германии: оно получило здесь какой-то изящный, мягкий
характер. В Южной Франции рыцарем мог сделаться всякий
талантливый горожанин, певец и даже простой человек. Отсюда из
памятников провансальской поэзии мы можем почерпнуть многие
доказательства в пользу действительного существования рыцарских
учреждений. Говорят, странствующих рыцарей не было, <что это
выдумка новейших романистов), но в Южной Франции мы видим
их бесчисленное множество; они переходят от одного двора к
другому, посвятив жизнь свою исключительно защите слабых, любви
и поэзии. В эту систему южнофранцузского рыцарства вошли
Северная Испания и Северная Италия. Мы здесь найдем
историческиед блестящие подвиги рыцарей. Таковы подвиги маркграфа
Конрада Монферрата, сильнейшего из князей XII века на границах
Франции и Италии, не раз подвергавшего себя опасности потерять
жизнь, чтоб защитить какую-нибудь бедную девушку, утесняемую
родственниками, которые хотели выдать ее за нелюбимого. Таковы
же точно исторические рассказы о многих из князей Южной
Франции, Барцеллоны, о королях французских. Обстоятельства, в
которых живет какое-либо сословие или целый народ, условливает
возникновение их цивилизации ие их воззрения на жизнь. Потому мы
смело можем сказать, что была особенная феодальная цивилизация;
она высказалась в богатой литературе, и никогда памятники
средневековой литературы не любопытны так, как здесь.
Теперь нам следует познакомиться с другими элементами
средневекового общества — городами, церковью, низшим народонаселе^
д Там же: исторически доказанные (л. 104 об.).
е Там же далее: и вышедших из этих обстоятельств воззрений на жизнь
{л. 105).
Лекции 1848J49 г.
257
нием и рабами, <о коих не имеем почти известий, но и этот класс
имеет право на наше внимание. Прежде будем говорить о
возникновении общины средневековой). Исторические источники для
городовых общин: чтения Гизо об общинах, последние лекции в
«Истории цивилизации»; Hüllmann. Städtewesen des Mittelalters; он
хотел написать целую историю городов, но, собрав материалы, увидел,
что она еще невозможна, и потому напечатал только материалы
с некоторыми рубриками в 4 томах. Весьма любопытна книга
молодого Гегеля Italienische Städteverfassung6, где он касается
французских и немецких городов. О немецких городах — Эйхгорна «Ober
die Enstehung der deutschen Städte». Отдел знаменитых «Lettres sur
rhistoire de France» Ав. Тьерри. Кроме того, средневековые
летописи, грамоты и т. п. Вообще всех первоначальных источников и
нельзя пересчитать: каждый город, каждая община имели тогда свою
историю. Тьерри поручено собрать документы относительно среднего
сословия Франции, но до сих пор они еще пе явились в свет.
[Лекция 27]
Шредметом нынешнего чтения будут европейские городовые
общины). Мы видели, какой огромный перевес получил феодализм над
всем гражданским бытом Европы X и XI столетий. Он был
господствующей формой и наложил печать на все отношения. Характер
феодального владения был не только перенесен на поземельную
собственность, но и на все другие права и на должности, которые
раздавались как лены; <рабу право на жизнь давалось господином,
как бы лена). Но такого рода властительная форма не могла не
вытребовать резкой реакции и сопротивления. Человечество не
выдерживает долго подобных односторонних явлений.
В церкви пе раз уже высказывалась реакция против
феодализма: но мы увидим сейчас еще одну из таких реакций. Мы сказали,
что самая внешность Западной Европы получила особый характер:
феодализм покрыл ее замками, башнями и крепостями, как
будто повсюду жило племя исключительно воинственное. Феодализм
обратил даже древние памятники после Рима к своим целям: т. о.,
римские башни и укрепления вдоль Рейна обращены были в
феодальные замки; великолепные остатки римского зодчества, арены,
амфитеатры, находившиеся в Южной Галлии, были также
обращены в укрепления. Но промежду этих замков существовали еще
значительные сборища людей, значительные и населенные местности-
города. История городов Западной Европы во время возникновения
и развития феодализма как бы запущена летописцами и
историками того времени. В городах, за исключением Италии, живет
обыкновенно утесненная, презренная часть народонаселения,
поставленная <почти) наравне с рабами. Но откуда же взялись здесь
смелые учреждения и требования свободы начиная с X столетия и
далее?
17 Т. Н. Грановский
258
Дополнения
Решение этого вопроса очень важно. Мы укажем на две теории.
По основам одной, которой талантливейшим защитником явился Са-
виньи, городовые учреждения возникли из уцелевших обломков к
остатков римского муниципального устройства; Савиньи
подкрепляет это мнение некоторыми судебными формами средневековых
городов, заимствованными из римского права, некоторыми сходными
учреждениями, именами и т. д. Вот основная мысль Савиньи:
«Когда явились германские завоеватели и заняли римские области,
тогда образовались две общины; одна — римская, укрывшаяся в
городах, спасшая здесь остатки муниципальных учреждений и
продолжавшая по возможности прежнюю жизнь; вторая община —
завоеватели, рассыпавшись вне городов, жили по-прежнему
германскому праву». Теория эта чрезвычайно остроумна и проста; но не
выдерживает строгой критики в том широком значении, которое хотел,
ей придать Савиньи *.
Другая, противоположная теория приписывает возникновение
городовых прав и общин исключительно германскому элементу.
Представители этой теории, самые замечательные, явились в
Италии. Несмотря на наклопность итальянцев отрицать0 все
германскоеа, в Италии в наше время возникла самостоятельная глубоко
ученая историческая школа (граф Цезарь Бальбо2 и др.), <кото-
рая стала в противоположность со школой Савиньи),
доказывающая, что города в Ломбардии обязаны были своими свободными
учреждениями германцам, лангобардам, что среднее состояние
римское обращено было во время нашествия германцев в состояние
рабов и колонов и что только остатки свободных римлян, слившись.
с лангобардами, образовали свободные города. Исключение
оставалось только за Венецией, Пентаполисом, городами Южной Италии,,
вообще за местами, где не были лангобарды. Прочие города
обязаны своим оригинальным и свободным существованием [германцам].
Собственно, обе эти теории справедливы, по справедливы местног
и мы не имеем абсолютной истории всех городов средневековой
Европы. Во-первых, не подлежит сомнению, что римские
муниципальные учреждения сохранились в городах европейских, не
только в Южной Галлии, в Испании, в Южной Италии, где следы их:
осязательны, но даже и в Германии. Эйхгорн неоспоримо доказал*
что в Кельне, другие — что в Регенсбурге и других городах
сохранились именно римские учреждения3.
Посмотрим6 теперь, как могло это произойти. Мы знаем, что в^
Галлии, в городах римских была могущественная богатая
аристократия, когда ее застигло германское нашествие. Эти богатые
аристократические домы удалились в свои неприступные поместья, где-
они могли найти безопасность от нападения находивших варваров;
а-а ГБЛ^ ф. 178, 359S, XXI: связать средневековую Италию с римскими
учреждениями (л. 105 об.— 106).
6 Там же далее: как могли сохраниться муниципальные формы при
другом порядке вещей (л. 106).
Лекции 1848/49 г. 259
но большинство римской аристократии утвердилось в укрепленных
городах — здесь легче жить. Они здесь снова основали сенат и
городские общины; падшие, униженные органы администрации
возникли снова. Председателями этих общин были вначале епископы:
вообще роль их здесь имеет очень большое значение. Епископы
городов пользуются обыкновенно большим уважением со стороны
германских кунигов <и употребляют свое предстательство пред куни-
гом, чтобы снять с города часть податей). Обыкновенно куниги
взимают' с городов весьма тяжелую подать и назначают для этой цели
в город своего графа, но тем не менее предоставляют городу
внутреннюю помощь и конечную расправу, и суд в более мелких
делах, касающихся внутренней администрации города. Таким
образом, пользуясь этими правами, города скромно и незаметно, но
свободно прошли от V-ro до Х-го столетия. Здесь они являются со
странными по тому времени именами — с консулами, сенатом.
Объяснить это весьма просто: эти учреждения и не умирали, только
города в X столетии воспользовались слабостью центральной власти
и разгаром феодализма и воротили себе прежние формы. В других
городах римские учреждения забылись или погибли совершенно,
именно там, где были лангобарды: вступая в города, лангобарды
поселились здесь сами. Стало быть, господствующим
народонаселением было здесь германское, и, стало быть, здесь всю силу
получили германские учреждения.
Наконец, возникает в Западной Европе значительное число
новых городов. Когда после Карла Великого империя его сделалась
театром опустошительных набегов со стороны германцев, славян,
сарацин (арабов), естественно, что деревенские жители, не защи-'
щенные ничем от этих набегов, стекались к замкам и монастырям
и укрывались в их оградах. Очевидно, что в таких местечках
должны были возникнуть новые известные права мены, торговли,
промышленности, и эти все обычаи и учреждения
концентрировались около известных пунктов и обусловливали развитие новых
городов.
Церковь тотчас поняла всю важность этих поселений:
епископы, аббаты тех монастырей, около которых они заводились, начали
давать жителям этих новых местечек и городов некоторые права
и льготы, стараясь как можно привлечь сюда более народонаселв;
ния, ибо с этим вместе соединялись их личные выгоды и богатства
монастырей. Нет никакого сомнения, что во всех этих городах
играет важную роль древнегерманское учреждение (исследование
профессора Вильда4) — гильдии.
Мы знаем, что у древних скандинавов, германцев, англосаксон-
цев существовали братства. Члены этих братств собирались для
общих пиров, в которых по всем ходил один рог, сходились для
жертвоприношений, но цель братств этим не ограничивалась: члены ого.
обязаны были защищать друг друга <и стоять в виде свидетелей
в суде, если кто совершал преступление). Если один из ни£ делал-'
47*
260
Дополнения
ся предметом кровавой мести, 12 членов гильдии берегли его деп-
во и нощно; если с него взималась сильная пеня, вира, члены
складывались и платили за него. Если ему надобно было бежать и
скрываться, члены гильдии обязаны были доставать ему коня или
лодку, дать на дорогу пищу и топор для защиты. Таких братств была
чрезвычайно много; иногда они учреждались для целей
совершенно частных; например, у англосаксонцев они существовали для
поклонения святым местам: отправлявшиеся для этой цели обязаны
были беречь друг друга, если один захворал — лечить его, если
умер — похоронить. Это были учреждения чрезвычайно
замечательные, недавно только выяснившиеся и получившие огромное
значение в развитии германской общественности. У англосаксонцев мы
тотчас при первом взгляде замечаем, что в основе их городов лежат
братства: новые жители, завладев городом, составляют тотчас
братство с целью общих торговых оборотов, и из этих-то братств
впоследствии развились ганзы.
Некоторые правительства Западной Европы, особенно
англосаксонское, пользовались гильдиями как средством приводить к
единству народонаселение, дотоле ничем не сплоченное. В Галлии,
напротив, духовенство восстает против этого, видя здесь остатки
языческих обычаев, а может быть, предвидя здесь попытки создать
здесь более независимые самостоятельные общины. Все эти
элементы вошли в состав европейских городов до X столетия. В этом
столетии Европа уже богата городами, но городовых общин,
собственно, нет: города находятся во власти королей, герцогов, епископов,
аббатов. Значительною частью своего будущего развития города
обязаны системе изъятия — immunitas, в древнегерманском
праве — zundarella. Граф есть наместник кунига, судья: под его
управою живут ленники короля и свободные люди, которых он судит
по древнему праву. Но духовенство, еще при Меровингах, начало
хлопотать об изъятии из-под суда графов: отсюда самые земли,
изъятые от такого суда, назывались immunitates. Выхлопотав для
земель эту льготу, епископ ставил над городом своего сановника,
который собирал подати с жителей, доставляя их кунигу, и водил
на войну этих подданных духовенства. Пример такого изъятия был
соблазнителен для феодального общества: много городов и
местечек старались выхлопотать себе то же, и вскоре мы видим
значительное число поместьев и городов, совершенно изъятых от
королевской власти. Ото явление относилось не к одной части
Европы, а повторилось всюду).
Нельзя себе представить ничего пестрее народонаселения этих
городовых общин, изъятых от непосредственной власти или
пользовавшихся известными льготами. Мы видим, например, часто
города, которых часть принадлежит епископу, часть королю, часть
другим ленным владельцам. Такое дело было очень обыкновенно.
У англосаксонцев видим мы, что часто король дарит кому-нибудь
.часть города, даже два-трц гражданства; это значит, что он дарит
Лекции 1848/49 е.
261
лраво судить их. В городах новых был один владелец — владелец
того замка или мопастыря, около которого раскинулся город. Но
вообще в большей части городов живут: 1) ленники того
владельца, которому принадлежит город, получившие от него землю... "
или вообще какие-нибудь городские угодья; 2) непосредственные
ленники короля; 3) значительная часть людей вольных,
свободных, которые или пришли сюда и платили владельцу подать за
полученную землю, или это были свободные германцыг, имевшие
здесь прежде свои клочки земли; 4) наконец, значительная часть
ремесленников и рабочих люден.
Разумеется, граф, в области которого были такие города,
старался приобрести их себе, ибо в таком случае он имел выгодное
право суда над ними. Такое столкновение разнообразных судов
затрудняло историческое понимание: мы видим часто в одном городе
десятки различных судов. Аббаты и епископы из личных видов и
из видов единства начали, как сказали мы, просить королей дать
им одним право суда над городами; таким образом, в руках их
соединились все права графов, по крайней мере все то, что мог им
подарить король. Непосредственные ленники какого-либо одного
владельца собираются в один коллегиум, другие в другой; над
коллегиумами становится епископ: он от себя выбирает для каждого
коллегиума председателя в суде и расправе. Это advocatus [casi]*.
Иногда только король от себя назначает наместника для дел
уголовных, ибо в такие дела неприлично входить епископу, духовному
лицу; по иногда и здесь епископы не теряют всей власти.
Вследствие таких усилий духовенства и вследствие общего сочувствия
к их деятельности является значительное число городов, во главе
которых стоят духовные лица: от них зависят городовые фогты
и графы, которые собирают подать в пользу кунйга и судят
жителей.
Таким образом, значительная часть городов, принадлежа
духовенству, находилась, собственно, от него в зависимости, а не от
графов; графы эти — уже не сановники короля, а епископа. При
изложении истории саксонского дома мы заметили, что Оттон и его
преемники именно старались ограничить графов властью
епископов и аббатов. Короче, к копцу XI столетия на всем пространстве
Северной Италии почти пет города, в котором бы не был главным
сановником епископ. Но в Германии и Франции есть еще
значительное число городов, подвластных непосредственно королю и
графу.
Мы сказали, что в местечках, раскинувшихся около монастырей
и замков, должны были развиться некоторые потребности промыш-
в Одно слово не разобрано.
г ГБЛ, 178у 3598, XXI далее: кои не платили пичего, и, наконец, огромный
класс рабов, крепостпых (л. 107 об.).
* защитник в суде; фогт (лат.).
262
Дополнения
ленности и торговли. Тем сильнее должны были развиться эти
потребности в городах более древнего происхождения: здесь они
существовали как привычки и предания; таким образом, и будущее
развитие торговли зародилось в римском быту. В городах
сосредоточивается вся торговля; здесь выделываются все произведения,
которыми пользуется барон в своем замке; но они не существуют
только для барона и даются ему не даром. Правда, он иногда
отнимает их, но главное их значение все-таки обмен и торговля. Как д
бы то ни было, но промышленность и торговля всего более
нуждается в обеспечении и прочном порядке вещей. Естественно, что в
городах, как и в церкви, руководившейся здесь другими началами,
было всего более порядка и законности посреди феодального
общества, и из этих-то высших потребностей выходили восстания
городов против феодализма д.
В исторических сочинениях мы часто встретим выражение:
восстание городов, освобождение общин. Но здесь никак не должно
думать, чтобы эти факты были фактами единовременными: они
совершались более чем в продолжение двух столетий, в разное время
на разных концах Западной Европы. Мы говорили уже, что каждая
городовая община имела тогда свою историю; это самые богатые
эпизоды средневековой истории.
В Италии города воспользовались, с одной стороны, отсутствием
императора и ослаблением его влияния по смерти Оттона III,
чтобы торговаться с епископами о правах и власти; с другой стороны,
они успешно воспользовались впоследствии возникшими раздорами
между светской и духовной властью. Здесь в городах бывало по два
епископа — один от государя, другой от папы; городовые сословия
признавали того, который был уступчивее. В городах Северной Итат,
лии XI столетия мы встречаем следующие однообразные формы.
Во-первых, городовой совет, consules или judices: это были снача-,
ла судебные коллегии, в которых епископ назначал председателя;
каждое сословие судилось своим судебным порядком, ибо каждый
судился только судом равных — pares jurati. В течение X столетия
эти отдельные коллегиумы начали сливаться в один,
председателями которого опять были consules, judices; число членов здесь
определялось числом сословий.
Крепостное народонаселение городов в течение X и в начале
XI столетия достигло личной свободы, города6 сделались
чрезвычайно важны в этом отношении*: вне их не было другого
средства отбиться из-под рабства феодального владельца. Городовые
консулы, во главе которых стоит сановник и наместник епископа, в
Отсутствие епископа и пользуясь различными обстоятельствами,
д-д ГБЛ, ф. 178, 3598, XXI: Обеспечение прочного порядка вещей есть
причина процветания торговли и промышленности; горожане пытались
осуществить порядок и отсюда вышли их восстания против феод [алое] и
духовенства, кое держало сторону феодальных владетелей (л. 108).
•"■• Тал же: Города достигли самостоятельности и независимости (л. 108) ш
Лекции 1848/49 $.
263
прогоняют часто наместника и захватывают себе правление. Тогда
из среды своих сословий город избирает собственных чиновников
и им поручает администрацию, так что в конце XI столетия у
епископов остается весьма мало прав в городе. Лица, которым
вверяется городовое управление, следующие: 1) прежние оставшиеся
консулы — consules deplacites, но кроме того, 2) consules
communes, выбранные и 3) во многих городах был еще третий совет,
тайный — consules decredentiae. Такова была форма итальянских
городов в конце XI столетия. Они присвоили себе право верховной
власти и суда, право чеканки монеты, сбора доходов, податей с
товаров и т. д.
Этож движение совершалось здесь без кровавых потрясений:
общины пользовались затруднительными обстоятельствами
прежних властей. Стало быть, различие города и общины городской
было в том, что города обыкновенно подведомственны были графу или
королю, община была независима или зависима малож. У
итальянских городов уже являются знамена; город обыкновенно находился
под покровительством какого-либо святого; его изображение
обыкновенно укреплялось на мачтовом дереве и возилось на колеснице
перед городовым ополчением и на празднествах: это была
неприкосновенная святыня города. Город был, таким образом,
подведомственен только одному святому; округ под его покровительством
назывался orbis sancti *.
Во Франции освобождение городов5 шло другим путем. Города
Южной Галлии последовали итальянским, собственно римских
элементов здесь сохранилось даже более, чем в Северной Италии:
Марсель, Бордо, Ним являются в XI столетии со своими
консулами и сенаторами. Но в Северной и Средней Франции в городах
преобладало германское начало. Здесь коллегиумы составляли jurati,
члены, во главе которых стоял епископ или герцог. Здесь также
началась борьба за независимость, где гильдии явились во всей
своей силе и значении. Горожане города Манта около 1070 года
составили братство с целью освободиться от притязаний аббатов.
Попытка была подавлена, но воскресла на другом конце Франции.
Доныне плохие историки Франции повторяют, что Людовик VI был
основателем городовых общин во Франции — мнение, не стоящее и
опровержения: однажды навсегда должно сказать, что не короли
основали общину, а община основала и укрепила королевскую
власть. Первое и самое резкое восстание общины является в
Северной Франции, в Пикардии и во Фландрии. Если бы с этими
общинными восстаниями мы соединяли какие-нибудь новые по-
ж-ж там же: g Италии города на обломках прежних образовали свою
самостоятельность. Теперь видно отличие города от общины. Город был
собранием людей; община признавала власть короля или епископа, по действовала
самостоятельно и имела права, которые теперь покажутся самодержавными
(л. 108 об.).
* округ святого (лат.).
264
Дополнения
нятия, это было бы совершенно несправедливо: общины борются
упорно и отчаянно <со своими притеснителями), но требования их
очень умеренны. У одного летописца — Гиберта аббата Ногент-
ского — мы встречаем следующие выражения: communitas novum
ао pessimum nomen86. Он говорит с ненавистью о движении общин
и вместе высказывает, в чем оно заключалось. Эти слова, в
которых заключается определение' общинного движения, показывают,
до какой степени уверены были в правах своих тогдашние
властители. По словам аббата, граждане требовали, чтобы их повипиости
были определены, чтобы им платить их один раз в год, а не
собирали бы их во всякое время; чтобы за каждый проступок
определено было известное наказание и положена была пеня и т. п.
Одним словом, мы видим, до какой степени требования эти были
умеренны, а между тем они возбуждали сильное негодование в
окружающем обществе и оскорбляли даже аббата. Во Франции низшие
классы и вилланы получили от феодалов название людей, у
которых можно брать по произволу, что угодно и когда угодно.
Общины потребовали теперь не избавления от этих повинностей, а их
определения, чтобы они не были произвольны. На этом основании
начинается война общин с владельцами, продолжавшаяся
несколько столетий с различным успехом: одни общины отбились и
получили независимость, другие кончили дело взаимным договором
и сделкой, третьи подверглись еще более тяжкой участи. Мы
найдем превосходное изложепие истории отдельных французских
общин у Ав. Тьерри в его Lettres sur l'histoire de France.
Притязания общин заставили владельцев прибегнуть к заблаговременным
уступкам. Таким образом, короли французские предоставили
городам некоторые права, обеспечивавшие их от произвола
государственных чиновников; тогда-то возникла bourgeoisie, различие которой
от общин состояло в том, что последние имели вид внешней
самостоятельности, заключали договоры, имели свой суд, тогда как
bourgeoisie этого не имела, разве только в мелких делах, и ограждепа
была только от притеснений и произвола чиновников.
Развитие городовых общин Германии начинается только с
XI столетия. Во время войн с папами императоры искали" помощи
городов. Сказанное доселе вообще о городах можно приложить к
городам Франции, Италии, Германии, Англии с тем только различи^
ем, что в Англии они пе имели в первое время политического
значения и этот характер усвоили себе только с XII столетия; <в XIII
столетии они посылали своих представителей, депутатов). Но здесь
только есть города, нет общин самостоятельных. Скандинавские об^
щины развились из гильдий и не играли роли городов итальянских.
Города Пиренейского полуострова пе представляют в этот пе-
в ГБЛ, ф. 178, 3598, XXI: община — новое дурное имя (л. 109).
и Там оке далее: опирались на германские города против феодальных
владельцев (л. 109).
Лекции 1848/49 г.
265
риод еще никакого особенного значения до самого XIV—XV
столетия.
Теперь посмотрим на историческое значение городов
относительно феодализма. Мы знаем характер феодализма. В нем было
что-то гордое, энергическое: непреклонная личность, с одной
стороны, с другой — потребность деятельности преимущественно
воинственной, готовность на самые страшные и опасные предприятия,
что-то суровое, жестокое, оскорбительное для нравственного чувства,
если посмотреть на отношение феодального владельца к вилланам,
и вместе что-то поэтическое, если посмотреть на его отношение к
равным. Очень неудивительно, что такие личности были глубоко
оскорблены, когда общины потребовали некоторых прав и
предложили условия. От них потребовали уступок, с ними хотели
договоров, как равные,— кто же? Бывшие его рабы, вилланы, низшее
сословие! Долго феодальный владелец не мог отделаться от
презрения к ним. Иногда это презрение высказывалось в формах"
поэтических, например: в Брабанте вспыхнуло восстание городов;
несколько благородных рыцарей застигнуты были на дороге толпою
крестьян и окружены ими. Мы говорили, как легко было рыцарю
управиться с крестьянами и по вооружению, и по привычке; тем не
менее брабантские рыцари не захотели марать рук овоих в
«подлой» крови виллана и дали перебить себя.
Между тем городовые общины носили совершенно иной
характер; сначала они имели бедные цели: каждый гражданин искал
обеспечение для собственной своей личности, стоял за свое личное
право, заботился о том, чтобы никому нельзя было отнимать у него
собственности без суда, чтобы его не заключили без расправы и
чтобы за проступок брали с него должную пеню, чтобы его
повинности были определены и не взимались с него по одному
произволу, наконец, чтобы побор не сопровождался притеснениями. Он
действовал сообразно закону и праву и мог трудиться для себя, не
опасаясь потерять плоды трудов своих. Горожане получали хартии
от королей, которые засвидетельствовали их права и льготы и в
которых представляемы были взаимные ручательства за исполнение
условий с обеих сторон. Горожане, однако, не слишком доверяли
этим ручательствам.на одной только бумаге; они. обвели города свои
стенами^ окружили цепями, и в течение XII века общины во
внешнем виде получили тот же воинственный характер, как и вся
окрестность. В каждой общине есть особенная колокольня, на которой
постоянно стоит часовой и ударяет в набат в случае тревоги или
нападения. Эта колокольня с вечевыми колоколами обыкновенно
строилась на общий счет города, и горожане особенно любили
украшать ее; это заметно преимущественно в городах фландрских. Но
к Там же далее вставлено: в форме поэтической, благородной, если можно
презрение к человечеству] облечь в благородную форму. Но в истории все
условно {л. 109 об.).
see
Дополнения
не только против внешних врагов, община должна была часто
защищаться против внутренних: иногда феодальный владелец имеет
замок среди самого города, тогда граждане обводят этот замок
цепями; даже самый город иногда разделялся на две, на 3
враждебные части; Берлин до XV столетия разделялся на 2 части, на 2
города — Берлин собственно и Кёльн берлинский; промежду
находился мост, опускавшийся каждую ночь во избежание нападений с той
или другой стороны.
Но какой же должен был здесь возникнуть склад ума и какое
воззрение? Здесь было скоплено народонаселение трудолюбивое,
Заслужившее благодарность Европы), но чрезвычайно
прозаическое, тупое, недоверчивое; горожане боролись сначала за
собственные личные цели, потом защищали общину, но все-таки они считали
себя отличными от баронов и других феодальных владельцев: они
говорили с ними только, как члены общины одного нравственного лица,
а не сами от себя; сознание личного достоинства было здесь
чрезвычайно слабо. В городах Южной Франции были особенные явления:
здесь феодальное рыцарство само поселилось в городе и сообщило
ему более изящный и свободный характер. Здесь горожане сами
могли поступить в рыцари, как и в Италии, и не отличались от
последних внешними формами. В Германии же купец надевал меч не на
себя, а на шею лошади, чтобы благородный рыцарь при встрече не
счел его за равного себе. Вл городах жил народ совсем иной, чем в
рыцарских замках, и потому литература городов была совсем иная;
она чрезвычайно замечательна, но в ней отразились совершенно
другие воззрения л. Не надо смешивать средневековые города со средним
сословием: среднего сословия тогда не было. Во Франции оно
началось только с XV столетия. Каждый город есть индивидуум,
нравственное лицо, преследующее свои цели; его народонаселение —
купцы, ремесленники. Среднее же сословие — адвокаты, медики, ученые,
художники, хотя и живут в городем, но не принадлежат городской
жизнит.
л_л Там же: Городовая литература была отлична от литературы
феодальной; если можно в средние века говорить о литературе французской,
немецкой, английской, то тем более можно говорить о литературе феодальной
(л. 110).
4 Там же далее: они вне городовой жизни, ибо она преследует цели
промышленные, не занимаясь другими целями, а эти цели развились
впоследствии в истории (л. ПО об.).
[Лекция 29] 14 февраля 1849 г.
Мы изложили вкратце состояние составных элементов
средневековой общественности до XI в., мы видели феодализм, общину и
церковь, видели их враждебные отношения друг к другу и
готовность] к борьбе, целью которой должно было быть преобладание
одного из этих элементов. Внизу под этими элементами были еще
другие, менее замеченные историей классы общества], о которых извест-
Лекции 1848/49 г.
267
ны только их страдания, о которых история ничего не сказала до сих
пор. Сюда относятся рабы и вообще сельское население Западной
Европы во все продолжение средневекового порядка вещей. Нет
никакого сомнения, что христианство принесло великие перемены в
жизнь раба; античное3 рабство было невозможно3, но перевороты в
сфере идей медленно переводятся на факты, поэтому положение
средневекового раба, виллана, вообще всего сословия, стоявшего па
различных ступенях этой лестницы, немногим было лучше
состояния древнего раба, хотя немецкие историки с особенною гордостью
говорят об улучшениях, принесенных германцами в это сословие.
Улучшение совершалось более в сфере идей, нежели в сфере
практических отношений. Мы не имеем ни одной достаточной монографии
об этом предмете. Недостаток6 объясняется трудностью предмета,
и летописцы смотрели более на верхушки общества, в победах и
страданиях которых выражались шаги истории, между тем как раба
и среднего сословия как будто бы не было6.
Надобно посвятить чрезвычайно много трудов, чтобы из
разнородных источников составить ясное понятие" о состоянии рабов %
и к этому надобно прибавить, что отношения их изменялись в
частностях, хотя в общем были одни и те же; в Германии одни
отношения, во Франции другие. В самой Германии можно пересчитать
бесчисленное множество отношений владетелей к рабам; они
условливались не одними роковыми географическими условиями, но
исходили часто из наглой воли необузданныхг владетелей г; тем не менее
я считаю необходимым сказать о некоторых трудах: Histoire de
l'esclavage dans l'antiquité du Vallon ' — самоед обширное
сочинение д. Яновский, поляк, работает над второю частью этого труда —
над историей рабского сословия в средних веках. <Из этого труда мы
еще ничего не имеем). Наконец, есть довольно дельная монография
Био — Histroire de l'esclavage dans l'Occident; она одна из первых
попыток на этом трудном поприще, хотя далеко не удовлетворяет всем
требованиям2.
Я сказал о том смягчении прежних суровых римских понятий,
об отношении господина к рабу, о смягчении, принесенном
философскими идеями; яе указал на Сенеку63, можно представить и других
писателей II столетия, но эти идеи не были принадлежностью
немногих, они вошли в законодательство, вошли в общественную
жизнь, и во II столетии, мы ви[дим] в особенности, например. Бога-
а~а ГБЛ, ф. 178, 3598, XXI: античное рабство сделалось несовместным с
христианским учением: (а. 113 об.).
6-6 Там же: Европейцы смотрят преимущественно на высшие сословия
общества: на низшие обрушивается вся тяжесть, все страдания, и они были
вне общественности (л. 113 об.).
в~в Там же: о состоянии сельского низшего населения (л. 113 об.).
г-г Там же: феод[альных] владетелей] (л. 113 об.).
Д-д Там же: самое лучшее сочинение о древнем рабстве (л. ИЗ об.).
е~в Там же: можно назвать писателей (напр. Сенеку), кои восставали
против рабства (л. 113 об.).
•268
Дополнения
тые римские владельцы заботятся о воспитании своих рабов;
древний Катон тоже образовывал своих рабов, но чтобы продавать их
дороже; здесь же было дело чисто филантропическое. Тем не менее
отношения рабства древнего не могли быть совершенно уничтожены.
В общество, построенное на античных основаниях, вместе с
христианством вошли разрушительные элементы. Уже одно понятие о
равенстве, об общем происхождении всех люден нанесло удар
юридическим ж законам. Когда германцы заняли римскую почву, они нашли
здесь готовое сословие колонов и рабов; и те и другие не были
чужды германцам. Леты представляли сходство с колонами, опи3 не
обязаны личными службами3, но права римского колона не могли быть
обязательными священными для германских пришельцев, в глазах
которых колон и serviis были одно и то же; мы видим поэтому
чрезвычайно пестрые названия в средневековых памятниках. Многие
определения сохранились от римлян, другие внесены германцами;
оттого возникло множество других отношений, темных ии трудных,
оттолкнувших от себя ученых исследователей, посвящающих труды
свои предметам более благородными. Между тем можно сказать,
что эток самые живые вопросы — показать состояние низших
классов Западной Европы и показать, откуда явились нынешние
пролетарии. Мы укажем только на важность задачи.
Защитницей, союзницей рабов до XI столетия была церковь; в
своих храмах она открыла им убежище, она одна впустила их в
ряды свои. Церковь действовала здесь под влиянием начал
христианства, которого была хранительницею; по, входя в состав
средневекового общества, она нел могла отрешиться от его привычек, она
должна была заведовать землями, ей принадлежавшими. Осталась от
тех времен поговорка: под посохом епископа хорошо жить. Рабы
церковные пользовались большими правами, нежели рабы светских
владельцев. В стенах монастырей находят следы того, что в 9
столетии церковные владельцы заключали с своими рабами условия, и,
таким образом, в Италии, особенно на севере, церковные рабы
должны были на церковь три дня работать, остальное время употреблять
для себя. Церковь часто уступала земли своим рабам <па правах
пользования (emphiteusis)*); из этих-то владельцев образовалось
огромное число мелких владельцев.
ж Там же далее: представлению о рабе, как его попимал древний Рим
(л. 114).
3-3 Там о/се: Они жпли па земле с господами и за то обязаны были им
служить (л. 114).
,,-и Там. Dice далее: и трудностью своею оттолкпувших от себя
исследователей, кон занимаются предметами], более бросающ[имися! в глаза (л. 114).
и Там Dice далее: это один из самых живых вопросов современной науки -т-
показать пст[орию1 низших классов п показать судьбу рабов, из которых
развились потом пролетарии (л. 114).
л Там же далее: не могла отречься от своих прав: у нее были земли, кои
она йозделывала своими рабами (л. 114).
* долгосрочное право пользования землей на определенных условиях
(лат.).
Лекции 1848/49 г.
.269
Я говорил о праве кулачном, о праве феодальных владельцев
объявлять войну своему соседу. Но мы видели, до какой степени
ограждены были феодальные владельцы от военных опасностей сво-
ею одеждою и замками. В 11 и 12 столетиях совершались великие
битвы между феодальными владельцами. Трудно было добраться до
закованного в железо феодального владельца, следовательно, вся
тяжесть падала на вилланов: их луга сжигались, у них отнимали скот,
топтали жатву, и один голос был за них — это голос церкви. Но в
конце 11 столетия видим, что вилланы прибегают к разным
средствам к своему облегчению.
Между горожанами и вилланами не было никакой связи,
горожане смотрели с презрением на них: каждый город составлял
отдельную эгоистическую единицу, которая преследовала свои <цели:
юридические и политические — стремление к торговле; им не было
дела до жителей деревень; они не имели ничего общего). Эта
ненависть была особенностью феодальной, общины. Но жизнь горожан не
могла не возбуждать зависти в вилланах: города делаются местом
убежища для рабов, они покупают от города защиту, селятся здесь.
Для таких (поселившихся в стенах города) рабов есть много
названий, они делаются вольными de facto *, <хотя за стенами им
угрожало новое рабство). Из этих-то рабов <беглых> составился городской
плебс, из" которого составились впоследствии цехи, и тут началась
борьба между цехами и патрициатом в XIV столетии, в Италии и
Германии особенно и легче во Франции м.
Результатом всего сказанного будет следующее: под
феодализмом, церковью, под господствующими сословиями средневековой
общественности есть еще огромная масса людей, до которой не
доходила цивилизация; права не доставались ей в удел, отдельные лица
спасались от этого положения бегством, отдельные попытки,
вызванные примером городов, оканчивались поражением вилланов и
наложением более тяжкого ига. Таково восстание нормандских вилланов
в конце X столетия".
ЦГАЛИ, ф. 152, on. 1, ед. хр. 2
* фактически (лат.).
м-м ГБЛ, ф. 178, 3598, XXh во Франции эта [борьба] патриц [иев] и цехов
не носит такого ожесточенного характера (л. 114 об.).
u Далее опущен раздел, посвященный истории евреев в средние века,
истории так называемых «проклятых пород». См.: Лекции, 1961, с. 21.
[Лекция 43]
Нет времени продолжать обзор политического состояния
государств западных в 14—15 стол. Приступая к изложению
умственного движения в 14 и 15 в., надо обратиться к средневековой науке,
чтобы объяснить это движение. Скажем только несколько слов о
[духовных] деятелях народа. Из сказанного доселе об истории
средних веков видно до какой степени несправедливо мнение, кое назьь
270
Дополнения
вает средние века временем варварства. Таких веков давно нет на
почве европейской; рано здесь являются разные деятели, и мы
увидим их в истории средних веков.
Известно, какими нитями связан средневековый мир с древним.
Это были компиляции, которые были доступнее, понятнее
тогдашнему читателю, чем великие произведения Греции, созданные в
эпоху ее высшего развития. Мы говорили о школах при Карле Великом
и о зачатках образованности. В 10 столетии эти зачатки,
по-видимому, заглохли, но школы остались; в XI ст. они блистательно
обнаружили свое существование]; как будто из земли выросли
мыслители, которые были разбросаны во всех сферах человеческой
деятельности. Это были теоретики: мы видели их в сфере богословской,,
{права и философии}, в сфере борьбы империи с папами и т. д.
Наука права также начинала обрабатываться.
Посмотрим прежде внешние условия этого развития и потом
перейдем к идеям. Schola Palatina — дворцовая школа — исчезла
вместе с Каролингами; мальчики учились при монастырях; значение
школы зависело от личности преподавателя, иногда один преподаватель,
собирал около нее из всех сословий, и школа, хотя на время,
получала значение. В XI столетии являются в европейском Западе
школы: Парижская; Франция для средневековой Европы была тем жег
чем Германия для новой. Там развилась схоластика. В Парижской
школе обрабатывалось богословие и философия. В Италии, в Болоньа
особенно, обрабатывалось право.
Не без труда добывалась наука, которой так жаждали. Часто
надо было идти к далекой Мавритании, в Испанию, чтобы выслушать
комментарии арабских ученых на Аристотеля, или отправляться в
Каир, в тамошнюю школу, чтобы познакомиться (с естественными
науками и математикой), с восточной мудростью. Часто эти странствия
были соединены с опасностью. Но человеку идет впрок только тог
что приобретается с трудом. В XII столетии образовались
университеты; 1-ми можно назвать Парижский и Болонский
университеты; английский — Оксфордский университет, который, также имея
притязания на древность, не имел этого права и не может
доказать.
Очень естественно, чтобы владетели оказывали покровительство
школе, ибо она привлекала слушателей и богатство. Оттого
государство Каролингов давало привилегии Болонской школе, а школа
спешно образовывала корпорацию, которая называлась университет —
Universitas *, заключающую] преподавателей и слушателей.
Университет дробился на отделы — факультеты; обыкновенно университет
большой разделялся на 2: Universitas artium ', или artistarum **, где
преподавались науки естественные, медицина. В другом факультете
преподавались богословие и право. Надо заметить, что право и бого-
* совокупность (лат.).
** артистический (лат.).
Лекции 1848/49 г.
271
словие [редко] соединялись между собой: и в Парижском
университете папы долго запрещали преподавать римское право2.
Во главе университета был ректор, избираемый всем
университетом; он был представитель университета и часто имел
политическое значение, ибо, например в Болонье, было 20 000 студентов, кои
слушали только его приказания, исполняли его волю. Он избирался
из докторов или магистров университета.
В наше время трудно попять то значение (университета):
университет заменял книгопечатание; в наше время можно учиться дома,
имея словари и руководства. В то время книг было немного; только
в университете можно было учиться. На скамьях Парижского
университета сидели люди всех возрастов, юноши всех стран,
кардиналы и Дант — политический изгнанник. Но какие же науки
привлекали такое число слушателей, ибо в Париже было иногда до 30000
студентов? Это было, с одной стороны, римское право, с другой —
философия и богословие, которые сливались, и философия
находилась в услугах у богословия.
Часто слышатся неуважительные отзывы о средневековой
схоластике. Но это мнение несправедливо; это была сильная,
отважная рыцарская наука, ничего не убоявшаяся, схватившаяся за
вопросы, которые далеко превышали ее силы, но пе превышали ее
мужества. Мы берем схоластику как искажение философии в 14
столетии 3, по надо смотреть на нее в XI ст. Недаром был Иоанн Эри-
гена, на которого мы указывали4, Беренгарий Турский высказывал
:мысли, которые привели его к костру и его защищавших].
Григорий VII — замечат(ельное явление: ревнитель церкви защищал
человека с свободными идеями.
В конце XI столетия являются 2 направления — номиналисты
л реалисты; номиналисты говорили, что существуют только звуки.
{Реалисты учили, что universalia sunt realia *}. Это был спор, ка-
торый разрушал средневековый порядок вещей. Таков характер
идей; тот, кто смеется над ними, не знает их важности, а между
тем в этих идеях лежали начала нового порядка вещей. Надо
указать на Петра Абелара, который стоит во главе движения XI
столетия. Он был юноша из Брет[ани], рыцарского происхождения,
красив наружностью, но он говорил, что его заманили другие
турниры, нежели какими занимались его братья,— турниры мысли. Он
явился в Парижский университет и сел у ног Вильгельма из Шам
по, был ревностный его слушатель и однажды, предложив ему
возражения, сбил Вильгельма, который потерял доверенность
слушателей, и они начали слушать Абелара. Толпа везде за ним ходила,
{он был гоним из одного города в другой). Около Парижа
образовался городок из хижин тех, кои его слушали. Отсюда он ушел &
Лаон.
общие понятия — действительны (лат.)*.
£72
Дополнения
Онб должен был возбудить подозренияб; он говорил, что грех:
ваключается не в факте, а в намерении, и из этого выводил самые
смелые последствия. К этому присоединялась его частная жизнь.
Известна его любовь к Элоизе и его переписка с нею. Она в этой
переписке даже выше и красноречивее его, но он был виновником
ее развития. Главою его противников был св. Бернар. Как Абелар
в мысли искал опору всему, так св. Берпар искал другой опоры
и подчинял мысль чувству. Он также происходил из рыцарской
фамилии, но удалился в монастырь. Но пе находил дов[ольно]
строгим монастырь и уговорил [свое] семейство следовать за собой.
Летописцы говорят, что мужья не пускали жен, родители — детей па
эту проповедь, боясь их лишиться,— так говорил св. Бернар. И его
испугала свобода мысли Абелара. Бернар был человек, который
ничего не пугался, но, когда приходило время собора, где ou
должен был спорить с Абеларом, ou писал к папе: силы мне
изменяют; мне ли бороться с этим человеком? Однако Абелар проиграл
и. был пе в состоянии бороться со строгою дисциплииою, которую
выставил против него папа. Абелар должен был {формально)
отказаться от некоторых мыслей, но ему дозволено было провести
остаток жизни у одного почтенного священника Петра. Наука была
прежде уделом особого класса людей. Абелар вывел ее на площадь.
И это обстоятельство испугало и Бернара, и других. Абелар сильно
действовал на женщин3. Его учение распространялось по Европе.
Таково было выступление схоластики. Она явилась совсем не
тою, покорною, подчиненною папе наукой, какой она сделалась
в 14 столетии; но Абелара, хотя не совсем справедливо, можно
назвать явлением исключительным; он стоял против
(господствующего) направления века, как видно из последовательной]
схоластики, св. Фомы и других, которые все искали в мысли. Одну
услугу оказала схоластика. Она дала западному уму смелость и
гибкость. Такое наследие получила западная мысль от схоластики5.
Теперь скажем о римском праве: его изучали не только те, кои
посвящали себя судебной деятельности, оно вошло разрушительным
образом в жизнь средних веков; юристы поставили идеал римского
права в противоположность с идеалом феодального права. Мы
видели в [14] столетии людей, кои судят тамплиеров и т. д. и
добивают] средние века. Это римские юристы. Когда умирал король,
его преемник обыкновенно выдавал его советников на жертву
народной ненависти; их обвиняли, их казнили. Новый король
набирал новых советников, кои ждали той же участи.
Мы иногда улыбаемся простоте этой науки, но нельзя не
удивляться этим великим людям, коим приобретение науки стоило
труднее, чем нам, и кои так резко отличались живым интересом.
ТЕЛ, ф. 178, 3598, XXI
6-6 Б I: но учение его должно было обратить на себя подозрительное
внимание. Многое не согласовывалось с господствующими понятиями (л. 251 об.)щ
9 Там же: он был поэт, его cantelere ходили по всей Франции (л. 252),
НЕОПУБЛИКОВАННЫЕ ЛЕКЦИИ
Л[ещия] 16
<Мы остановились на состоянии Галлии в эпоху завоевания ее
франками)1. Мы знаем, что франкскому владычеству в Галлии
предшествовало занятие частей этой почвы вестготфамп и бургундами,
в первой половине V ст. основавшими здесь могущественное
государство. Государство бургундов занимало нынешнюю Бургундию,
Франш-Конте и западную часть Швейцарии, Швейцарию
Романскую. Государство вестготфов распространялось до самых берегов
Лоары с юга благодаря упадку Западноримской империи,
блестящим личностям кунигов и, наконец, особенному мужеству и
талантливости вообще готфского племени. Следовательно, завоевание
Галлии франками не было чем-либо новым и неожиданным. Франки
давно уже сидели в римских провинциях на берегу Рейна (левом)
и в 451 г. заняли их теперь до Соны.
Мы видели уже, в каком состоянии находились различные
классы вообще римского и галло-римского народонаселения и что
такое были римские курии. Когда бургунды и вестготфы заняли
восточную и южную часть Галлии, они нашли эти римские
учреждения здесь господствующими. Они пришли не в качестве врагов
империи, а как императорские генералы и войска, служившие
империи, и, следовательно, они стали к прежним жителям не во
враждебных отношениях, а в отношении зависимости к императору, как
его наместники, и эта идея сообщила им много власти и узаконила
их обладание провинциями. Подробнейшая история V ст. не
входит в состав нашего курса, хотя это предмет весьма важный и
любопытный, ибо в это время совершилось сближение римского
общества с германским; этот отдел истории с особенным успехом воз-
делывается новейшими учеными Франции.
Посмотрим теперь, каким образом германцы были приняты па
галло-римской почве и что здесь они встретили. Городовое
устройство Римской империи уже известно нам2. В этом устройстве
германцы не хотели делать значительных перемен; это естественно,
ибо у них не было собственных государственных, гражданских идей
и они должны были принять, таким образом, городовые римские
учреждения как нечто готовое. Единственное новое лицо явилось
теперь в римском городе — это германский comes — граф. Он здесь
был блюстителем прав кунига, ему предоставлена судебная власть,
он взимал налоги и водил на войну жителей города. Но в самом
18 т. н. Грановский
274
Дополнения
состоянии и отношении городовых курий произошли значительные
перемены не чрез сознательное действие кунигов, а чрез влияние
самих событий. Мы знаем уже, как было бедственно положение
куриалов: они отвечали пред римским правительством во всех убытках
и недоимках областей и округов и платили за все это государству
своею собственностью. Курии, таким образом, пожрали все
благосостояние римского среднего общества; под конец закон римский
освобождал богатых преступников и наказывал их местом в курии.
Когда провинции отложились от Империи и аристократические
роды перестали ездить в Рим для заседания в сенате, тогда
аристократия нашла себе удобным и приличным занять место в
куриях, и во второй половине V столетия курия получает в Галлии
совершенно новый характер и получает даже иноа название: Сидоний
Аполлинарий называет курию благородным сенатом3. В состав
куриалов вошли лица сенаторских фамилий, изъятые от
повинностей. В городах было безопаснее в эту эпоху смутных движений,
и поэтому из загородных имений сюда переехала значительная часть
аристократии, и усилила значение курии. Духовенство должно было
занять относительно варваров новое положение и вступить в
небывалые дотоле отношения, и это была, нужно сказать, одна из
блестящих эпох западной церкви, одна из тех страниц ее, которая
упрочила надолго законное преобладание этого сословия над всеми
другими. Как ни были германцы приучены к римской почве и
форме, тем не менее, однако ж, между ними и коренными жителями,
туземцами-римлянами, было множество недоразумений, частых
столкновений в нерешенных пунктах. Посредниками явились
епископы Галлии. Они окружили кунигов, стали, с одной стороны, во
главе их советов, с другой — во главе курии и отвели те уДары,
которые часто неминуемо должны были разразиться над туземными
жителями со стороны варваров; прибавим к этому еще то, что ил
среды самого галло-римского народонаселения выходили часто
лица, которые хотели и старались соблазнить кунигов к тяжким
мерам для народонаселения туземного, чтобы этим выслужиться у
германцев; работа направления всего этого лежала на духовенстве.
В конце V — начале VI столетия мы видим возникновение
новых законодательств. Германские куниги поняли, что нельзя было
по одному и тому же уставу править и галло-римлянами, и
дружинами, что понятие и привычки этого двоякого отдела их
подданных различны; о слиянии их в одну национальность нельзя было
и думать. Мы видели успех таких попыток при Дитрихе Великом
в Италии. Теперь возникают законодательства у бургундов и всст-
готфов. У вестготфов, по свидетельству современников, еще король
Эйрих, умерший в 484 году, велел собрать старые обычаи своих
предков и своего племени и предать их письму для употребления
именно вестготфов: это* собрание не дошло до насаА. В 484 году
*-• ГБЛ, ф. 178, 3598, XXI: этот сборпик до нас не дошел, но послужил
основанием для будущего зак[оно]положения (д. 58 об.).
Неопубликованные лекции 1848/49 г. 275
при преемнике его Аларихе II лица, заведовавшие управлением
Вестготфского государства, сочли нужным собрать сборник законов
и для римских граждан. В самом деле, суды еще существовали на
римской почве в Галлии, а источники права и закона были
неопределенны; новые события требовали здесь перемены; здесь
употребляется кодекс Феодосия (458), но число и разнообразие всех этих
памятников права было слишком значительно, и неопределенность
источников права затрудняла судебную процедуру и практику.
В 484 году несколько епископов вестготфских и государственных
мужей, в числе которых главным был референдарий Анниап5,
приступили к составлению более определенного законодательства и
создали его в 506 г. под именем Breviarium Anniani, или, как
употребляется также, Alarici. Бревиарий этот состоит из двух частей:
одна содержит выписки из постановлений Римской империи,
другая — выписки из юрисконсультов римских, т. е. здесь две части —
чисто законодательная и ученая. Бревиарий составлен людьми, еще
знакомыми с делом, с основами римского права; не заметно в нем
влияние идей германского права; он приноровлен исключительно
к потребностям одной галло-римской части народонаселения6. Но
когда таким образом галло-римляне получили источники для
своего права, надобно было подумать о таком же собрании законов
для вестготфов.
Первое законодательство, составленное, таким образом, для
вестготфов, сложилось в течение VI столетия и преимущественно под
влиянием духовенства. От этого влияния готфское уложение, Lex
Visigothorum, носит характер, отличный от других законодательств.
В нем всюду видны два противоположных элемента — элемент
чисто германский, заимствованный из прежних обычаев и уставов и,
по всей вероятности, из законов Эйриха, и другой элемент —
церковный, или римский. Монтескье в своем бессмертном творении
О духе законов произнес решительный и строгий приговор над
вестготфским уложением7, приговор этот повторил Савиньо8. Но
приговор этот не совсем оправдан. Именно вестготфское уложение
вследствие самих своих недостатков имело для нас великое и
поучительное значение. Мы видим здесь духовенство вестготфское,
может быть, самое национальное из всех духовенств германских,
ибо оно было арианское и стояло, следовательно, во враждебных
отношениях к противоположным интересам римского
народонаселения; мы видим, как это духовенство старается помирить два
начала — германское с галло-римским. Попытка не удалась: от того
самые определения вышли неясны; видно, что сами составители не
уразумели отношений тех двух начал или если разумели это, то
не сумели управиться с формами и ясно передать в форме основы
взаимных отношений двух наций. Во-вторых, составители
старались внести в суровые германские учреждения множество
филантропических идей, столь важных и замечательных, что самые
противоречия в этих постановлениях, самые неловкости носят чрезвы-
18*
276
Дополнения-
чайно замечательный характер и дают уложению право на
внимательное изучение. <В этом памятнике в 1-й раз выразилось
стремление примирить на почве права 2 начала: элементы германско-
языческие и христианско-рнмские).
Что касается до того, каковы черты этого вестготфского
уложения, то надобно заметить, что в нем, как во всех германских
и других первоначальных законодательствах, преимущественно
развито уголовное право; положения кратки. Главные преступления,
на которые особенно обращено внимание и которые,
следовательно, встречались чаще,— похищение женщин, разбой, насилие:
видно, что вестготфы, самое просвещенное из германских племен, но
отстало еще от обычаев прежней кочевой жизни, обычаев воинских.
За похищение женщин и чужой собственности положены весьма
строгие наказания, несоразмерные даже с преступлениями. Далее
мы видим, что германские дружины, поселившись на римской почве,
отобрали некоторую часть земли у туземных жителей, <впрочем,
в незначительном количестве), составленную частью из
обработанных земель, частью из пустырей. В вестготфском уложении читаем
весьма важную статью: закон запрещает приступать к новому
разделению земли и указывает каждому довольствоваться тем
участком sors, который он получил при первом разделе; отсюда нельзя
не видеть, что вестготфы, конечно, хотели нового разделения
земли в ущерб галло-римлянам, приобретать более и более прав в
занятой земле; но за старый раздел, за благосостояние туземцев в
этом случае стояло духовенство.
Есть одна статья, которая подавала повод к странным
толкованиям ученых и вместе служила доказательством плохого их
понимания отношений между германцами и галло-римлянами,— это
статья, запрещающая вестготфам вступать в брак с римлянами.
Обыкновенно выводили из этого заключение, что вестготфы из
гордости не хотели таких браков и с презрением смотрели на валхов
(так часто называются туземцы — галло-римляле). Но ныне
достоверно доказано, что этот закон составлен не вестготфами, что они
заняли его у римлян: его издали римские императоры во время еще
•силы империи, вестготфы только приняли его.
История вестготфского племени на галльской и испанской поч-
ъе представляет весьма много любопытных и замечательных
сторон. Во-1-х, сначала возникла здесь сильная борьба купигов
против собственных дружин — признать эту борьбу заставляют нас
своим содержанием некоторые из указанных законов: там
сохранились признаки этой борьбы. Основана она была на одном начале,
на том, что куниги являлись победителями и наместниками от
лица императора, пользовались над валхами правами императоров и в
то же время были начальниками своих дружин, своенравно,
неточно, иногда неохотно исполнявших их повеления. Очень естественно
было стремление кунигов подвести обе части народонаселения к
одному общему уровню, стать в одинаковых отношениях как к галло-
римлянам, так и дружинникам, как к одинаковым своим поддан«*
Неопубликованные лекции 1848/49 г. 277
лым. Но6 это стремление сопровождалось неудачами6. С самого
начала основания вестготфского государства в Южной Галлии до
падения вестготфского владычества в большей части Галлии в
половине VI столетия мы видим, что из вступивших на престол восьми
кунигов только два умирают собственною смертью: они
обыкновенно убиты на войне или, скорее, в возмущении. Григорий Турский,
враг вестготфского племени, упрекает его в неуважении жизни
собственных государей. Но дело в том, что здесь развивалась сильная
борьба дружинников за свободу германца как полноправного
человека, против кунигов, которые стремясь водворить порядок и
единство власти, стремились поставить дружинников наравне, в
одинаковых отношениях к власти с подданными императорскому
управлению, с туземцами: галло-римлянами; вот где погибали ку-
ниги.
О государстве бургундов известно менее, но в известиях
подтверждаются одни общие положения, высказанные уже нами.
У бургундов является также два законодательства — одно для
римлян, другое для бургундов. В XVI ст. знаменитый юрист (Куя-
ций?)9 отыскал памятник бургундского законодательства и издал
этот памятник под названием Papiani responsorium — название,
данное потому, что памятник этот представляет выписки из Папиа-
иа, бургундского юриста. Подробные исследования этого
памятника указали, что он составлен по приказанию бургундских
государей для управления их римскими подданными, по он предоставляет
менее способов к успешному достижению цели, чем Бревиарий.
Это, собственно, компиляция из древних учреждений с
некоторыми пополнениями, обличающими влияние германских идей.
Памятник этот невелик, состоит только из 47 статей, мог быть употреблен
только в важных случаях, но не мог удовлетворять всем
юридическим потребностям народонаселения. Но в начале VI ст. возникает
уложение прямо для бургуидцев — Lex Gundobaldi — законы куни-
га Гундобальда. Памятпик этот имел две редакции — 1-я (502),
2-я (517—519) со значительными пополнениями против первой.
Здесь влияние римских идей заметнее, чем в Papiani responsorium
влияние идей германских. Мы находим здесь чрезвычайно много
мягких, гуманных постановлений: таково предписание, напр.,
необходимости гостеприимства; предписания эти есть у всех народов,
мы встречаем его и у вестготфов. Но здесь определяется даже
строгое наказание тому, кто откажет в гостеприимстве страннику:
таким образом, общий обычай возводится здесь на степень
юридической обязанности, и это постановление мы встречаем в такое
время, когда германцы отвыкали уже от своих прежних
добродетелен и успели присвоить себе мпогие качества народов
образованных, не всегда склонных к исполнению простых человеческих
обязанностей.
6-6 Там же: Это привело к сильной реакции дружинников (л. 59 об.)ч
278
Дополнения
Но мы видели до сих пор только <юридическую) внешнюю
сторону, те события, вследствие которых образовалось галло-римское
народонаселение под влиянием германцев и вместе с ними. Теперь
посмотрим, какова была личная, драматическая сторона этих
отношений, отношений между галло-римлянами и германцами.
Мы находим в источниках много сведений и. подробностей
о жизни и быте высших классов римского общества в эпоху, о
которой идет речь. Приведем несколько свидетельств,
заимствованных у Аммиана Марцеллина (lib. XIV, cap. VI; lib. XXVIII, cap. IV)r
об образовании8 жизни8 народонаселения во второй половине
IV столетия, ограничиваясь здесь немногими указаниями. Мы
видим из слов Аммиана, что в это время в Риме существует
чрезвычайно богатая, изнеженная аристократия, гордая именами,
напоминающими великие эпохи республики, хотя эти имена носят большей
частью фамилии, не имеющие на это особого права: большая часть
республиканских фамилий вымерла в течение I столетия по р. X.;
новые, чуждые поколения берут эти фамилии и гордятся ими. Ам-
миан рассказывает, что члены этих фамилий, особенно молодые
люди, тратят большую часть времени на забавы, гордятся
красотою своих лошадей и колесниц и много посвящают времени на свой
туалет; тай, он говорит, что у тогдашних щеголей была особенная
замашка с ловкостью откидывать плащ на левое плечо, чтобы
показать под ним драгоценную тунику из разноцветных тканей.
Когда знатные римляне выходили на улицу, их сопровождала целая
толпа слуг, иногда до 50 человек; вместе с рабами 1пли часто
голодные плебеи, питавшиеся подаянием с аристократической кухни.
Значительную часть дня проводили римские аристократы в банях,
где предавались разного рода нечистым удовольствиям, потом —
театр, игра в цирке, в которых они принимали особенно живоег
участие: здесь были целые партии — голубых и зеленых, красных
и белых, смотря по цвету одежи кучеров, правивших лошадьми той
или другой партии. Что эти фамилии распоряжались еще
значительными капиталами, это видно из некоторых свидетельств, по
которым им принадлежало много земель, приносивших огромные
Доходы, до миллиона в год и более; притом фамилии эти были
изъяты от податей. Весьма немногие занимались чем-либо дельным,
разве только иные литературой. В известное время вступали они
Bf сенат и, довольные этой почестью, не добивались замечательной
военной или административной деятельности, хотя, конечно, были
тут некоторые исключения. Игры были в значительном
употреблении. Аммиан говорил, что при общем разврате дружбы не была
между римлянами, единственная дружеская связь была между
игроками, наверно обыгрывавшими. Народ проводил большую часть
дня в тавернах, в питейных домах; страсть к игре была
распространена и в простом народе: он с тем же рвением предавался играм:
в~в Там же: о нравах общества (л. 60 об.)9
Неопубликованные лекции 1848/49 г.
279
цирка. Марцеллин приводит отвратительные черты того
низкопоклонничества, с которым римские плебеи того времени обращались
с аристократами: они целовали их колена, ноги. Он приводпт также
особенные черты аристократической вежливости. «Если,— говорит
он,— вы приедете из провинции к вельможе, он примет вас так
радушно, что вы пожалеете, отчего лет 10 вы уже не знакомы с ним;
но если вы будете второй, третий раз и т. д. — все то же, то же
ласковое обращение, те же, обещания и ничего на деле»10. Словом, из
описаний Марцеллина, хотя довольно напыщенных, мы видим во
всех классах представителей общества, конечно образованного, но
распадающегося в своей изнеженности, отказавшегося от живых
начал, лишенного верований в самые идеи.
Если мы обратимся в провинции, и там увидим мы почти то же
самое. У нас есть свидетельства о жизни галло-римляп в V ст.,
преимущественно свидетельства Сидонця Аполлинарияи, наконец,
известная Причастная песнь св. Паулина12. Под этим названием,
carmen eiicharisticum блаж. Паулин описывает всю жизнь свою.
Надобно сказать, что рассказ этот написан стихами, в выражениях
несколько искусственных и витиеватых, что, впрочем, не надобно
приписывать автору, но его времени и тогдашней испорченности
вкуса. Но рассказ самый отличается необыкновенною простотою в
своем содержании, свидетельствующем о высокой нравственности блаж.
Паулина, который умел выйти из соблазнов одпой жизни для
другой. Он рассказывает очень откровенно всю свою жизнь, начиная с
самого рождения. Блаж. Паулин родился в конце IV ст. в
Македонии, где отец его был правителем провинции, даже диоцеза*
следовательно, занимал одно из важнейших мест в империи. Потом
отец его оставил службу и поселился в Южной Галлии, недалеко
от Бордо, в своем имении. Молодой человек воспитан был так, как
воспитывали тогда преимущественно для светской жизни: его
учили правильно и бойко объясняться на латинском и греческом
языках, для чего окружали его дядьки, говорившие с ним на этих
языках; он познакомился также с великими писателями настолько, чтоб
это знакомство дало ему право называться образованным человеком.
Когда ему был пятнадцатый год, домашний врач объявил, что
дальнейшие занятия могут быть вредны для его здоровья и что его пора
освободить от них; тогда его отправили в Бордо. Он описывает
подробно, как его снабдили богатой посудой, лошадьми, прислугой,
одеждами и как он начал жить в городе обычной жизнью городских
молодых людей, (участвующих во всех светских удовольствиях). Отец
и мать хотели его женить, но он отказался от брака, хотя, как
говорит сам, он много прижил детей вне брака и держал для этого
рабынь, не имея свободных женщин. Наконец он женился. Говоря
о браке, он сообщает одну любопытную черту, говоря, что долго не
мог он найти невесты, равной ему своим рождением: здесь видим,
что аристократическая спесь, в которой упрекают иногда времена
«феодализма, была еще прежде в римском обществе. Вступив в брак»
280
Дополнения
он поселился в загородном своем замке, занялся разными
постройками; он жалуется в это время на страшное положение имения, на
упадок доходов, и рассказывает о том великолепном гостеприимстве,,
которое он оказывал друзьям своим, о тех пирах, которыми
взаимно платили ему соседи. Одним словом, можно подумать, эта жизнь
протекала в самую спокойную, тихую эпоху, а это было в первой
четверти V столетия, в то время, когда провинции, где текла эта
жизнь, были одна за другой отбираемы варварами.
К этому можно еще прибавить свидетельства Сидония
Аполлинария о жизни тогдашних аристократов. При каждом загородном
доме богатого галло-римлянина была библиотека, устроенная во
вкусе образованного общества; особенные комнаты в доме отделены
были для библиотеки женского пола, где преимущественно
находились книги нравственного и религиозного содержания. Образ жизни
носил характер чрезвычайно изысканный и изнеженный: надобно
было много денежных средств, чтобы вести такого рода жизнь.
Наконец, когда исполнилось Паулину 30 лет, поместья его застает буря
вестготфского нашествия под предводительством кунига Атаульфаг
но они здесь не грабили; Паулин признается, что он уступил пм
свои владения и, чтобы снискать покровительство кунига, вступил к
нему в службу и получил титул comes largitionum <министра
финансов). Но когда готфы начали войну с римлянами и должны были
после перейти за Пиренеи в Испанию, озлобленные, они разграбили
много городов и имений в Южной Галлии, в том числе и имение
Паулина. Далее судьба самого Паулина не представляет особенно
замечательных и поучительных черт, но здесь также много
любопытных эпизодов. Из таких эпизодов, осада города Базаса. Пребывание
за городом в это время было опасно по причине бродивших везде
шаек германцев: Паулин удалился в указанный город. Чрез
несколько времени город был осажден готфами и аланами. Паулин
подробно описывает эту осаду, проливая ясный свет па тогдашнее
отношение германцев к туземному народонаселению.
Заключенные особенно боялись низших классов и молодых
людей, чтобы они не отворили ворота неприятелю: простой народ из
ненависти к высшим сословиям всегда спешил соедипиться с
варварами. Надобно было как-нибудь устроитьг дело — приступа город не
вынес быг. Паулину поручено было вести переговоры. Паулин
тихонько отправился к кунигу аланов Гуару, подкупил его. Гуар за
богатую награду взялся защищать городх стал перед ним со своей
дружиной, и город был спасен. Так можно было тогда покупать
вождей отдельных дружин, бродивших по Галлии. В городах примеры
нравственности подавало только духовенство. Нельзя сказать, чтобы
галльские епископы отличались большой ученостью, нельзя сказать,
чтобы они стояли наряду с древними отцами церкви, тем но менее,
г_г Там же: устранить опасность, висевшую над их главами. Приступа они
не могли выдержать, если бы в городе подпялся мятеж (л. 62).
Неопубликованные лекции 1848/49 г.
281
однако ж, они подавали примеры чистой нравственности и
самоотвержения; они распоряжались доходами и обращали их часто в
помощь бедным классам народа; этим упрочивалось не одно
нравственное, но, можно сказать, материальное влияние духовенства на
другие классы народа. При нашествии германцев народ обыкновенно
волновался: но, собственно, он терял здесь немного. Шельзя
сказать, чтобы с самого начала не было ненависти против них,
поднявшейся в высшем классе; по больших восстаний не было).
Восстание, случалось только вследствие особенных утеснений или
побуждений от духовенства, и в последнем случае восстание было не
против германцев, но против ариаи. Но каково было отношение
германцев к высшим классам римлян, мы это увидим из письма
Сидония Аполлинария.
Один из друзей Сидопия, Катуллии, просил паписать ему
эпиталаму, чтобы петь ее на одной свадьбе. Сидоний, который не был
еще тогда епископом 13 и находился -в Лионе, окруженном бургунда-
ми, отвечал ему небольшим письмом в 23 стихах: «Если бы и был я
поэтом, зачем; спрашивать у меня песни в честь праздника любви,
у меня, окруженного длинноволосыми шайками, оглохшего от
германских слов, приведенного в необходимость восхвалять с грустью
на душе какую-нибудь песню обжорливого бургунда, который
мажет свои волосы протухлым коровьим маслом? Нужно ли говорить
тебе, почему невозможны для меня песни? Напуганная варварами,
Талия néglige les vers de six pieds depuis qu'elle voit des patrons de
sept*14 (образцы в семь стоп). О! счастливы те уши, счастливы те
глаза и тот нос, которые не чувствуют каждое утро дыхание
человек десяти чесноком и подлым луком! О, блажен тот, кого не
одолевают нахально в продолжение целого дня столько великанов и
таких великанов, коих едва ли бы даже вместила кухня Алкиноя,
не одолевают с такой нецеремонностью, с какой входишь к
старому мужу кормилицы своего отца! Но моя муза, пошутив несколько
в этих немногих эндекасиллябах15, из боязни, чтобы кто-либо не
назвал их сатирою, умолкает и закрывает уста свои»16. Здесь он
смотрит на материальную сторопу германцев, смотрит с тем
омерзением, как смотрели изнеженные галло-римляне. Но как были
некоторые в высших классах на стороне германцев, так некоторые при
всяком случае выражали к ним свое омерзение или свою
глубокую ненависть. Также Сидоний писал к Филагрию: «Ты бежишь
варваров, когда они являются злодеями, я убегаю их и тогда
даже, когда они добры»17. Но в испорчеипом обществе галло-римляи
нашлись и такие, которые образовали целый класс доносчиков пред
германцами <на своих сограждан), которые были страшнее и
гибельнее для страпы самих варваров. Об пих находим мы целое
письмо у Сидония (Ер. V, 7), адресованное к Тавмасту. Зато были меж-
* пренебрегает стихами шестистопными, с тех лор как она видит образцы
семи (франц.).
282
Дополнения
ду римлянами благороднейшие, такие, которые привыкали к
германцам и, преклоняясь пред необходимостью, старались ее смягчить
и обратить благим и лучшим целям. Сидоний пишет к Сиагриюг
лионцу, бывшему при бургундском дворе и славившемуся знанием
буррундских наречий: «Ты не можешь себе представить, как
забавно мне и другим бывает слышать, что в твоем присутствии
варвар боится сделать варваризм. Старые германцы, с согнутой
спиной, удивляются тебе, когда ты растолковываешь им их депеши;
они выбрали тебя судьею и посредником в их делах. Новый Солон
бургундский, когда дело идет о том, чтобы диссертировать об их
законах, новый Амфион, когда нужно настроить их лиру. Тебя
любят, с тобою знаются, тебя вожделеют; ты нравишься, тебя
приглашают, тебя употребляют, ты решаешь, тебе повинуются; и это
бургундцы, пусть они так же грубы, так же нелепы телом и
духом,— они учатся у тебя зараз и римскому знанию, и родному
языку» (Ер. V,5).
Едкий и насмешливый тон этого письма не уменьшает
достоинства описываемого поступка. Призвание к такого рода поступкам
было именпо призвание римского духовенства. Мы говорили уже
об искании римских титулов германскими вождями: из-за них
служили они и империи, часто против своих соплеменников.
Свидетельством такого искания часто приводили переписку вождей с
императорами. Но при всей справедливости факта искания почестей:
германскими вождями (идея империи пережила саму империю,
сему служит доказательством то, как она легко возродилась при
Карле Великом) доказательства, заимствованные из переписки,
неверны: письма писались римлянами, по большей части духовными
лицами, бывшими при кунигах. Впрочем, эта переписка вообще
замечательна, между прочим, как пример тогдашнего слога. Так
пишет Сигизмунд, купиг бургундский, к императору Анастасию:
«Удаленные от особы нашего преславного государя, мы находимся
пред ним в душе... Мой народ — ваш; но мне менее удовольствия
им повелевать, чем вам повиноваться. Мои предки исполнили
обязанность свою в отношении к вам и к Риму и доказывали этим
исполнением то, что мы смотрим как на высшую нашу почесть —
быть привязанным к военным обязанностям, которые поручает нам
Ваше величество, и мои предшественники гораздо более ценили
то, что получали опи от их государей, нежели то, чем владели
они после отцов своих. Когда, по-видимому, мы управляем нашим
народом, мы думаем, что управляем вашими воинами». Но при этом
письме надобно вспомнить, что оно было писано вьепнским
епископом Авитом18 (куниг обыкновенно только подписывался).
Теперь посмотрим на жизнь Самих куниговд.
* Далее опускается обширная цитата из сочинения Сидония
Аполлинария о быте короля Дитриха Вестготского.
Неопубликованные лекции 1848/49 9.
283
Л[екция 21]
<Предметом нынешнего чтения будет империя Карла Великого
и его династии). В 771 г. Карл Великий один стал во главу
наследованного от Пипина королевства вследствие смерти брата своего
Карломана. Известно, какою славою он пользуется, как высоко
стоит он между великими людьми Запада. Но эта высокая слава
не осталась без возражений и нападений. Еще в XVIII ст.
некоторые ученые подвергли заслуги Карла В. сомнениям. В трех родах
деятельности приобрел он себе славу — завоеватель, законодатель
и просветитель Западной Европы, но завоевания Карла В., его
империя, сложенная из этих завоеваний, разложилась уже при
ближайших его преемниках; законодательство его не долго оставалось
в употреблении; наконец, меры, принятые им для образования и
просвещения своей монархии, по-видимому, оказались бесплодными,
ибо X столетие столь невежественно, как и предшествовавшее
Карлу В. Следовательно, говорят противники, из всех подвигов этого
человека не осталось никаких результатов и плодов. Эти
возражения, дельные только с виду, блистательным образом опровергнуты
всеми исследованиями современной науки. Мы поймем это,
рассмотрев деятельность Карла Великого; начнем по порядку.
В «Истории цивилизации» Гизо мы найдем таблицу походов
Карла В.1 От вступления его на престол в 768 г. до конца
правления, 814, император сам, или главное войско под предводительством
старших полководцев, совершил 53 похода, больших экспедиций,
не считая мелких, и в большей части этих предприятий участвовал
сам Карл. Могло быть, что эти военные предприятия были просто
военные движения, без дальнейшей цели, кроме грабежа и темного
стремления к славе, что оии не несли в србе какой-либо
государственной мысли. Но рассматривая внимательно эти походы, мы видим,
что ни один из них не был предпринят без глубоко обдуманной
цели. Войны эти положили конец переселению народов. Мы знаем,
как двигались до Карла В. народы; германцы и славяне — на Север
и Запад, мавры на Юге. Во все продвижения своего правления
Пнпин Короткий отбивал только натиски саксов и фризов и
боролся с мятежами внутри государства, сломив оппозицию отдельных
национальностей в государстве Меровингов. Теперь мы видим, все
эти племена, с которыми бился Пипин, вошли в состав Рим[ской]
Им[перии] Карла В. Для достижения этих целей недовольно было
одних оборонительных войн Пипина. Карл действовал
наступательно. Он соединил под своею властию все племена тогдашней Европы,
исключая Британию и Скандинавию, Россию, Византию. Уже в
772 г. предпринимает он успешный поход против саксов,
кончившийся завоеванием твердыни Эресбурга, недалеко от пынешнего
Падерборпа, и разорением знаменитого святилища саксов, где
находилась пресловутая статуя Арминия — Irmenseiile —
священнейший кумир народа (что это такое было, мы не знаем положительно;
284
Дополнения
современных источников для сведения об этом нет; все известия oft
изображении, о статуе, о столбе, перешедшие в новейшие
сочинения, возникли не ранее XV и XVI ст. Главное исследование об
этом предмете в Deutsche Mythologie von I. Grimm)2. Но этот поход,
несмотря на блестящие успехи в самом начале, не принес
ожидаемых плодов. Карл был отвлечен войной с лангобардами. Нам
известны отношения лангобардов к папам; но вскоре они получили
новые, особенные отношения и к галлам, <франкам>. Карл вступил
в брак с дочерью Дезидерия, лангобардского кунига, преемника
Айстульфа, по через год развелся с нею за пеплодство и отослал
ее к отцу. Дезидерий принял вдову и спешил мстить. Он приступил
к паце Адриану I (772—795), преемнику Стефана III, с
требованиями, чтоб тот венчал на царство детей Карломана, живших при
Лангобардском дворе, и эти требования спешил подтвердить
нападениями и военными действиями в Италии. Карл был призван па
помощь. Война, начатая в 772 году, кончилась в 774 году падением
Лангобардского государства, взятием Дезидерия в плен и
пострижением его в монахи (в монастыре Корвей) и завоеванием упорно
сопротивлявшейся Павии. В Лапгобардии явились герцогства,
герцоги сделались вассалами Карла. В 776 г. один из герцогов лан-
гобардских, Ротгаут Фриульский, покорившийся прежде Карлу и
получивший надзор над северо-восточными границами, восстал в
соединении с сыновьями сверженного лангобардского кунига,
герцогами Бепевентским и Сполетским, и собрал значительную армию.
Но Карл скоро явился в Лапгобардии, разбил мятежников, казнил
главного виновника и тогда, после 200-летнего существования, Лан-
гобардокое государство разделилось на графства, подчиненные
отдельным графам большей частию галльского происхождения;
только одно Беневептское герцогство не было разделено на графства.
Но самая главная война Карла была в Саксонии. Эта война,
подробности коей мы пе будем упомипать, продолжалась до 803
года. Не должно думать, чтобы она ознаменована была великими
битвами и переворотом: это была война национальная и
религиозная. Франкские дружины беспрестанно должны были подавлять
новые восстания; можно сказать, что война кончилась тогда, когда
вымерло поколение саксов, свободных и суровых. Окончательными
битвами были битвы при Гане нынешнем Оснабрюке, и Детмольде,
783 г. Вообще война эта была вроде войны гверильясов (против
Наполеона, который покорил Испанию, но не покорил Пиренеи,
где все скрывались горцы и беспрестанно делали нападения),—
тут происходили только частные битвы и сшибки. Саксы
разделялись в то время на три большие отдела: — вестфалов — на 3[ападе1
от Рейна, энгров — от Везера по Эльбе к Кёльну, саксов восточных,
остфалов или остсаксов — йа Северо-Востоке до Бельгии. Особенно
упорно было сопротивление со стороны вестфалов, в числе которых
стояли гениальные предводители Витекинд и Альбион. В 785 г^
Витекинд явился с повинной головой к Карлу, принял христиан-
Неопубликованные лекции 1848/49 г. 285
скую веру, за ним последовали другие; и с этих пор сопротивление
сделалось гораздо слабее, и мы не видим уже значительных попыток
восстановить независимость, хотя долго еще проявлялась от
времени до времени вражда саксонской нации к франкам. Такцм
образом, война эта была вторым военным предприятием Карла, цель
которого нетрудно понять и оцепить.
Во время войны с саксами Карл пришел в соприкосновение с их
восточными соседями — славянами. Речка Эйдер отделяла саксов
от скандинавов; Эльба, Сала и Гавель —от славян, живших по ту
сторону этих рек, оботритов, сербов, чехов и т. д. Со всеми этими
племенами вел Карл В. войны, <ибо эти племена много помогали
саксам). Оботриты в самом начале явились усердными союзниками
Карла. Пограничные славянские племена, не вступившие в состав
империи Карла, платили ему, однако же, дань. Последняя из
славянских земель, которая покорилась Карлу, была Чехия: еще в
805 г. предпринимали сюда поход сыновья Карла, поход, конечно,
неокончательно успешный, ибо они воспользовались только весьма
скудною дапью, именно 120 волами и небольшим' количеством
серебра, но по крайней мере после этого они не опасались отсюда
неприязненных действий. Несравненно важнее были другие враги,
более дикие и жестокие, жившие в самой средине франкских
владений на Востоке,— авары, называемые тогдашними историками
гуннами, по всему вероятию, турецкое или монгольское племя3. Они
поселились на местах, оставленных гуннами в нынешней Паннонии,
и отсюда делали частые набеги. Византийские и западные
летописцы одинаково изображают их жестоким и диким племенем,
которому было подчинено много славянских племен. В 791 г. Карл
начал против них военные действия. Он напал на них с 3-х сторон:
с Юга действовали лапгобарды, с севера — саксы, с Запада —
франки. Но борьба была упорная, тем более что <авары> нашли
союзника в Тассилоне, герцоге Баварском (788 г.). Карл сокрушил
самостоятельность баварского герцогства, судил Тассилона и
заключил его в монастырь. Через несколько лет (почти около 798 г.) он
положил конец государству аваров: имя их с тех пор исчезло в
теха странах0, они были истреблены франками, слились с другими
племенами или переселились в другие земли. Покорение это было
опять одной из величайших заслуг Карла В. европейской
цивилизации.
Наконец, коснемся еще одного военного предприятия Карла,
важного во многих отношениях,— его похода против испанских
мавров. В 777 г. Карл В. находился в Падерборне в Вестфалии и
держал там сейм своп. Сюда является посольство от испанских
мавров, недовольных Абдеррахмаиом, и просит против его помощи.
Карл охотно принял предложение и обещал помощь. В 778 г. он
явился в Пиренеях, почти без сопротивления дошел до Эбро. Со-
»-« ГБЛ, ф. 178, 3598, XXI: в летописи (л. 83).
286
Дополнения
противление встретило его у стен Сарагосы, но здесь союзники
изменили ему, со всех сторон поднялось на него мусульманское
народонаселение, он должен был отступить. Здесь-то, в долине Ронсе-
вальской, в ущелье Пиренеев, задний отряд его был разбит горцами
и здесь-то погиб известный в поэзии средних веков Роланд.
Летопись говорит о пем просто: «пал Rohlandus, comes Httoris Britan-
niae»*4. Более подробных и положительных исторических сведений
нет никаких, но Роландом овладела народная поэзия, и имя его
гремело в западной эпопее5. Вообще, этот поход Карла Великого,
несмотря на несчастливый конец свой, имел много результатов. Во-
1-х, за Францией после этого похода осталась с.-в. часть Испании,
Каталония, где впоследствии устроена была Марка Испапская; здесь
стихии — германо-римская и маврская — слились в одну особую
цивилизацию, резко и ярко отразившуюся в поэзии Прованса. Во-
2-х, поход Карла против арабов получил священное, великое
значение; если Карлом в этом случае руководили виды политические, то
народная фантазия разыгралась на эту тему религиозным образом,
создала здесь религиозные идеалы, а поэтому в начале крестовых
походов мы видим целый ряд эпопей, возникших из этих
воспоминаний. Таковы были военные труды Карла В., он не уклонялся от
них до самой преклонной старости. Только в последние годы своей
жизни он жил обыкновенно в своем любимом городе Аахене,
посылая дружины свои под начальством 3-х сыновей своих, даровитых
юношей, из которых, однако же, двоих, самых лучших, отняла у
него смерть еще при его жизни. Следствием этих войн было
соединение всех германских племен под одним владычеством.
Переселение народов остановилось; Карл положил конец этому движению
и дал возможность развиваться новому порядку вещей. Он обвел
свое государство марками — limes; это были пограничные области,
состоявшие на особенных правах; они шли от Адриатического
моря вверх по краям жилищ лангобардов, баваров, франков, турингов,
саксов до Эйдера; начиная с марки испанской — марка восточная
аварская, из которой впоследствии образовалась Австрия и другие,
наконец, вдоль по Эльбе и Сале до Эйдера — марка франкская. Во
главе марки стояли маркграфы. Здесь построены были крепости,,
стояли значительные дружины. Это была, так сказать, стена,
укрепление империи. И если впоследствии монархия Карла
разложилась, то она разложилась в этих пределах, назначенных Карлом,
следовательно, дело его не было бесплодно. Здесь-то, в этих
пределах дал он возможность развиться тому образованию, которое мы
называем европейским.
Посмотрим на деятельность Карла как на законодателя. Мы
видели, что еще Меровинги, особенно первые, стремились к
водворению порядка в хаотическом обществе, подчиненном им, и
погибли в борьбе за этот порядок против анархических элементов, не
* Роланд, граф побережья Британии (лат,)%
Неопубликованные лекции 1848/49 г.
287
хотевших ему покориться. Отдельные палатные мэры,
предпринимавшие продолжение дела Меровингов, испытывали ту же участь;
опп не имели много времени обратить особенно много внимания на
внутренний порядок: их жизнь прошла в борьбе с врагами
внешними. Карл нашел время для того и другого. Подобно всем великим
людям того времени, он был глубоко проникнут римскими
элементами; римские идеи стояли для него гораздо выше других. Но он
умел приноравливать римские предания к потребностям
современным и местным. В законодательной деятельности Карла В. мы
различаем два периода: один прежде, а другой после принятия
императорского титула. Собственно, с этим принятием ничего не
изменилось: только прежний куниг стал называться императором, и
титул не прибавил ничего в отношении его к подданным. Тем не
менее это имело огромное значение. До сих пор все народы,
входившие в состав Франкской монархии, были соединены актом на-ч
силия. Но воспоминания Империи "жили еще в римских городах,
там помнили еще о когда-то совершенных завоеваниях у варваров,
о правах на обладание римскими огромными провинциями.
Воспользоваться этими правами, придать законность владычеству над
различными соединенными народами Карл мог, только приняв
титул римского императора. Поводом прибытия Карла в Рим в 800 г.
было восстание римлян против папы. Это восстание заставило папу
Леона III (преемника Адриана I) бежать из Италии и искать
покровительства и защиты у Карла. Карл повелел нескольким
епископам исследовать дело — факт, свидетельствующий о зависимости
папского престола от франкского кунига. Потом он явился сам
лично в Рим и нарядил суд епископов <иад папою и противниками);
этот суд объявил, что он не считает себя вправе прощать или
произносить приговор над главою церкви,— мысль6, глубоко
впоследствии пустившая корни6. Папа был совершенно оправдан Карлом,
противники его заслужили наказание. 25 декабря в день рождества
и нового года8 Карл присутствовал в храме Св. Петра для
слушания ночной службы; во время этой службы папа надел на него
императорский венец и провозгласил его Августом при громких
криках народа. У Эйнхарда найдем любопытное и довольно страп-
ное свидетельство о том, что Карл не знал намерепия папы <вен-
чать его короной). Карл будто бы говорил Эйнхарду, что если б
он знал это, то не пришел бы в церковь. Но есть другое
свидетельство в биографии Алкуина6, друга императора, из которого видно,
что Карл, отправляясь в Рим, имел уже в виду императорство,
стало быть, могли думать некоторые, Карл не был откровенен с Эйн-
хардом или просто солгал ему. Но мы не имеем права делать таких
заключений, ни обвинять Карла или Эйнхарда во лжи. Можно
в_б ГБЛ, ф. 178, 3598, XXI: следовательно, первенство папы уже
признано (л. 83 об.).
■ Там же далее: ибо новый год тогда иачнпался с 25 декабря (я. 83 об.)т
283
Дополнения
примирить и то и другое противоречие. Карл, по всему вероятию,
не знал о дне венчания, и торжество это застало его
неподготовленным, встревожив его: тем не менее он уже Ихмел в голове эту
мысль. Немедленно по прппятии императорского титула Карл пог
требовал новой присяги от подданных. Римская империя во всем
блеске самодержавной власти предстала перед ним, как возвышеп-
ная идея. С тех пор законодательство его получило другой, более
повелительный, властительский характер. Приведем отдельные
черты этого законодательства.
Мы видели, что многочисленные племена, соединенные под
владычество Меровингов, имели каждое свое право. Франки салийскио
имели свое законодательство; редакция права принадлежит
временам, предшествовавшим Хлодвигу, точпо так же аллемапы, швабы,
баварцы, наконец, римские горожане и церковь. К этим племенам
присоединились еще другие, завоеванные Карлом В.,— фризы,
саксы, лангобарды, туринги. При Карле В. явились повые
законодательства: лангобардов, фризов, франков,— пли, лучше, повые
редакции этих законов. Кроме того, из частных прав образуется еще
другое, высшее и общее право, скрепляющее союз отдельных
племен,—это . было право, изложенное в капитуляриях. Не должно
думать, что постановления, заключающиеся в капитуляриях,
явились только при Карле Великом, они были еще и до него: это были
постановления на разные случаи гражданской администрации; при
нем они получили только новый вид и собраны сообразно известным
вопросам. Название это законодательство получило от capita *, ибо
делилось на многие десятки глав. Здесь нет единства и строгости
нынешних законодательных актов, они составлялись следующим
образом: Карл собирал ежегодно два сейма, первый из них был
в мае. Каждый воин собирался около вождя своего и здесь
рассуждал о походах, замышляемых в течение лета. Собрание это
сначала собиралось в марте, откуда назвали его campus Martii **;
но при Меровингах по причине препятствий — разлитие рек
совершалось обыкновенно в это время — сейм был перенесен на май
месяц. После этого собрания некоторые его члены иногда с
течением времени передумывали свои планы и пе шли после на войну.
Пипин Короткий и Карл Мартелл придумали другое средство:
собирая дружины в мае, они прямо с места совещания отправлялись
в поход. В мае съезжались со всех сторон империи ее вассалы,
графы, епископы и другие знатные лица и составляли сейм.
Светское и духовное сословия заседали отдельно и отдельно решали
дела свои. Тогда каждый из этих лиц сообщал о потребностях
своего края, предлагал свои мнения для его устройства и советовался
с другими об общем гражданском порядке. Составлялись из всего
этого capitularia, имевшие форму только предложений или проше-
* голова; глава, раздел (лат.).
'* мартовские поля (лат.).
Неопубликованные лекции 1848/49 г.
289
нии. Карл просматривал их и утверждал или не соглашался на
предлагаемое.
Для лучшего знакомства с памятниками такого рода вообще
хорошо просмотреть из них один-два. Capitularia относились ко
всем частям гражданской администрации, без строгой
определенности и разграничения, даже касались церковного права. Есть
из них такой, который трудно было бы подвести под какую-нибудь
юридическую рубрику: таков, например, капитулярий de villis * об
управлении государевыми поместьями, который, с одпой стороны,
представляет нам очень важный статистический документ
тогдашней Франции, с др[угой] ст[ороны], содержит в себе
разнообразнейшие предписания об управлении этими землями и входит здесь
часто в мельчайшие подробности, толкуя, например, о продаже
домашних птиц, даже яиц. Но из этого капитулярия можно
усмотреть, какими средствами могла тогда располагать империя.
Средства эти состояли, во-1-х, из дбходов с (поместий, рассеянных
по всей) империи, во-2-х, из даней, собиравшихся с подвластных
племен, добровольных даров, но в самом деле невольных, но
которым те племена были обязаны; наконец, в-3-х, из значительных
пеней, собиравшихся в пользу сановников государства. Второй сейм
держан был обыкновенно осенью, по окончании походов, в октябре
или ноябре. Здесь участвовали только знатнейшие лица,
служившие в качестве придворных; здесь составлялись проекты тех
законов, о которых предстояло рассуждать на большом сейме (в мае),
хотя эти приготовления на самом деле были гораздо важнее по
своему зпачению, [они] впоследствии утратили свою силу.
Письменные законы, на которых они основывались, не были еще настоящим
образом изданы и приведены в порядок, но только переправлялись,
переводились или дополнялись в капитуляриях. Но результаты этой
деятельности тем не менее не погибли. Своими1" капитуляриями
Карл связал европейское общество некоторыми общими
учреждениями, как марками1". В этом-то последнем] отношении capitularia
Карла В. имеют огромное, досель еще вполне не определенное
значение.
Перейдем теперь к деятельности Карла В. в делах народного
образования. Мы говорили уже об упадке образования в VI, VII и
VIII ст. Церковьд с прежнего своего высокого поприща сошла в
ряды феодализма и приняла полное участие в делах светского
обществад. Исключение составляли только англо-саксонские
проповедники. Но франкское духовенство вообще одичало среди
окружившего его общества — анархического. Попытки Бонифация
возвратить духовенство на прежнюю его степень не принесли над-
* о поместьях (лат.).
г~г ГБЛ, ф. 178, 3598, XXI: он германские племена связал силою, а также
законом (л. 84).
д-д Там же: церковь, бывшая хранительницей образования, теперь отка-»
залась от высокого назначения, кое она имела (л. 84),
19 т. II. Граиоисний
290
Дополнения
лежащего плода. Когда Карл вошел на престол, он нашел, таким
образом, церковь в печальном состоянии. Лучшим доказательством
упадка служат некоторые постановления Карла, в которых
запрещаемы были духовенству некоторые преступления, как, например,
мы здесь находим особые статьи, коими запрещается епископам
увечить подчиненных им священников, посещать питейные домы,
употреблять оружие. Часто законодательство здесь действует
намеком, с заднею хитрою мыслью. Например, значительная часть
франк [ского] духовенства предавалась страстно охоте; Карл В.,
находя это занятие несовместимым с их чином, в законодательстве
прибегает, между прочим, к следующему постановлению: «Так как
духовенство слишком много занимается охотою, а занятие это не
совместно с его обязанностями, но м [ожет] быть иногда и полезно,
выгодно, то аббатам и другим духовным лицам и епископам
позволяется убивать лишь столько зверей, сколько нужно шкур для
переплета их книг». Само собой разумеется, что это заставило
многих духовных собирать значительные библиотеки. В 787 г. Карл
издал знаменитое свое предписание о заведении школ при
монастырях. В этой капитуляции есть какой-то особенный, отличный
от других язык, ясно проглядывает здесь какая-то нетерпеливость,
тревожность чувства: император молит епископов употреблять там,
где недостаточны их увещания, пасторский жезл против ленивых
священников.
И в 789 г. он издал знаменитый свой капитулярий об
учреждении народных школ — эту великую хартию европейской
цивилизации. Школы эти учреждались при церквах: священники
безвозмездно обязывались учить в них народ legere et cantare *.
Замечательна эта последняя эстетическая сторона образования, на которую
Карл обратил также большое внимание. С этой целью выписал он
двух знаменитых певцов и под их ведение отдал образование
народа в пении, завел при дворе своем знаменитую певческую и вообще
не щадил ничего, чтоб образовать еще при себе деятельных
сподвижников цивилизации и образования. Большая часть этих
сподвижников Карла состояла из итальянцев и англосаксов. Первое
место занимает здесь просвещеннейший член того времени монах
Алкуин, англичанин, воспитанный в Йорке и вызванный Карлом
для устройства всего, касавшегося образования (735—804). Что
касается до самого Карла, то оп не имел высокого образования, по
имел, сколько ему было нужно; Эйнхард говорил, что он свободно
<зпал по-латынп> и говорил по-гречески. Этого было очень
достаточно в то время. При дворе Карла образовалось также ученое
общество, род академии, состоявшее из образованных членов
духовенства, иностранцев, юношей, взросших и воспитанных под
надзором самого императора: таковы были Эйнхард7, Ангильберт,
даровитый юноша, женившийся также на дочери Карла Берте. Эта
* читать и петь (лат.).
Неопубликованные лекции 1848/49 г.
291
Schola Palatina* подала повод некоторым к несправедливому
мнению, будто бы Карл был основателем Парижского университета.
Во-1-х, Карл не жил в Париже, который тогда был вовсе
незначительным местом, во-2-х, университет возник не ранее XI ст., когда
в нем стали преподавать отдельно от церковных школ, устроенных
Карлом В. Что же касается до Schola Palatina, то ее следы можно
еще найти при Меровингах, ибо тогда уже юноши воспитывались
при дворе.
Карл сам принимал деятельное участие в трудах ученых, его
окружавших, и показал здесь, какое понятие имел он об науке.
Он поручил составить грамматику туземного германского языка,
мысль высокая, ибо ученые его времени считали обыкновенно
другие языки, кроме латинского, варварскими; мы видим, что Карл В.
думал не так, хотя по планам его грамматика и не была
составлена. Он приискал немецкие названия для означения ветров, месяцев
и т. д. Он поручил составить, и сам ревностно занимался этим,
правильный текст Св. писания: с этой целью он выписал много
рукописей с Востока. Наконец, он занимался собранием древнейших
германских преданий и песен: по крайней мере известный отрывок
о Гильдебранте принадлежит этому потерянному собранию. Умел
ли Карл В. писать — об этом часто поднимались споры. Эйнхард
говорил, что он уже в преклонных летах учился писать; но здесь
надобно заметить, что в средние века, когда все сохранялось в
рукописях, было два манера писать — просто и каллиграфически;
нельзя допустить неуменья Карлова в первом отношении по его
образованию; но, вероятно, неутомимый, он хотел приобрести
некоторое искусство и в последнем роде письма. Наконец, есть еще
одна частная, но характеристическая черта, полагающая сходство
между Карлом и Петром8: это—непризнание того и другого
современниками. За исключением великих умов, окружавших Карла,
большинство франкской аристократии ненавидело его, и в
летописях мы встречаем намеки о покушениях даже на его жизнь. Эта
ненависть пережила Карла и сохранилась в различных клеветах
и обвинениях против него.
Двор Карла В. отличался блеском, конечно, несколько грубым,
но сообразным с тогдашними понятиями; ежедневно при дворе
угощалось несколько тысяч гостей. Сам Карл был очень умерен в
своей жизни, исключая одно — он очень любил и держал много
наложниц. Во всем прочем он соблюдал простоту. Любимым
отдохновением были чтение и охота. Он также очень любил свое семейство,
хотя не был в нем счастлив: дочери его не отличались
нравственностью, по свидетельству] Эйнхарда. Слава его еще при жизни
разнеслась далеко. Не говоря о мелких владетелях Европы,
признавших его главным государем, например, на северо-западной части
Пиренейского полуострова и у англосаксов, к нему шло много важ-
* школа при дворе; дворцовая школа (лат.).
19*
292
Дополнения
ных посольств, например знаменитого Гарун-аль-Рашида; известно,
что это последнее посольство принесло ему богатые дары; между
прочим, ему подарено было то место, где находится гроб господень
в Иерусалиме; здесь было намерение воздвигнуть
странноприимный дом.
Остается прибавить здесь несколько слов о разделении
государства и его администрации, наследованных Карлом большей
частью от предшественников; учреждения эти, следовательно,
нельзя считать его собственными нововведениями. На всем пространстве
империи видим мы графства. Во главе каждой такой области стоит
граф — судья в мирное время, военачальник — в военное.
Свободные жители графств составляют ополчение. Ополчение это может
выступать в известные времена года, но только для защищения
собственных стран или пределов. Графства, в свою очередь,
разделяются на большие или меньшие округа, во главе которых стоят
centenarii, vicarii, vicedomini *. На границах империи — маркграфы:
вообще Карл не любил управление нескольких графств вверять
одному какому-нибудь герцогу. Но между графами и подчиненными
беспрерывно возникали споры. Это было уже начало феодализма,
и направление к этому порядку вещей становится уже заметным.
Графы, получая в управление земли, заставали здесь порядок
вещей неопределенным, распоряжались здесь по произволу и,
принимая здесь характер вассала относительно императора, старались
приобрести более силы и выгод в своих подчиненных областях,
старались обратить здесь свободных людей в рабство, заставляли их
предпринимать трудные ополчения, чтобы после поставить их по
бедности в более зависимое положение, одпим словом, заботились
более о личных своих интересах. Дабы прекратить подобные
злоупотребления, Карл разделял иногда земли на большие округи и
заводил здесь особенные постановления missaticum. В определенные
сроки посылались от него missi dominici**, графы и епископы,
которые принимали апелляции на местпых графов, доносили
императору, а иногда имели власть распоряжаться и сами. Сверх этих
missi dominici были еще особые missifiscalini ***, которым
поручалось обозревать государственные поместья, доносить об их
управлении, доходах и расходах. Многие факты этого времени
свидетельствуют уже о появлении нового, феодального начала в жизни: это
именно уменьшение числа свободных и полноправных людей.
Излагая первоначально быт германцев9, мы говорили, что для
суда собирались тогда все полноправные члены общества, но теперь
мы не видим этого: судит граф, но только не со всеми, а с
выборными, числом 7, которых выбирал сам граф, sacebarones ****. Отчасти
* цептенарии, викарии, наместники (лат.).
** королевские посланники (лат.).
*** представители королевского фиска (лат.).
**** сацебароиы (лат.) — агенты короля, помощники графа.
He omj б линованные лекции 1848/49 е.
293
парод был доволен этим, ибо это освобождало его от тяжкой
необходимости приходить часто из далеких мест, но вместе с тем
он здесь терял привычку принимать участие в делах
общественных. Начинался новый порядок вещей.
В 814 г. умер Карл В., похоронив прежде всех сыновей своих
(2), кроме младшего Людовика, воспитанного в Аквитании под
влиянием галльского духовенства; 813 г. ноября 16 Карл
венчал его на царство в Аахене, повелев ему после долгих публичпых
наставлений самому возложить на себя корону; января 28 814 г.
Карла не стало. Везде по себе оставил он живые следы не в одних
учреждениях, но и в произведениях искусства, в зданиях, для
которых он выписывал не только зодчих, но и самый материал из
Италии; ои погребен был в церкви Св.<Марии>, созданной им в
Аахене. Об нем ходило много преданий10. Говорят, что незадолго
до своей смерти был он в Южной Галлии. Во время обеда донесли
ему, что незнакомые разбойничьи суда отогнали несколько
кораблей на море. Карл заплакал, и, когда его спрашивали о причинах
слез, он отвечал: «Что же будет после меня, если при мне уже
грабят норманны?» В самом деле, только лишь опустили Карла в
могилу, как на всех берегах его владений появились эти
грабители.
Л[ещия 23]*
Теперь скажем несколько слов о духовном движении IX и X
веков. Не нужно исчислять здесь летописи тогдашнего времени, в
которых, конечно, мы не найдем богатства идей. Мы сказали уже
о том, что сделал Карл Великий для распространения образования.
После его смерти или, лучше, в последние годы его жизни
замечается новое важное явление — попытка заменить употребление в
церкви язык латинский языком туземным. Карл В. поручил
дьякону Павлу Лангобардскому собрать латинские проповеди, чтобы это
собрание послужило руководством и пособием для прочих
священников. На соборе 813 года духовенство решило перевести эти
проповеди на немецкий и вообще на туземные языки и определило,
чтоб проповеди читались lingua rustica *. Этого мало. Многие
историки литературы отрицают часто существование религиозной
литературы на народных языках в западной истории IX столетия.
Но им бы следовало вспомнить, что немецкая литература этого
времени была богата религиозными народными произведениями, из
которых стоит только указать на 2 великих памятника, которым
едва ли найдутся равные в литературе у других народов. Во-1-х,
изданный мюнхенским ученым Шмеллером Heliand1, религиозный
• От слов: теперь скажем несколько слов... и до слов: орудию, которое
употребил тот в споре...— текст дается по лекции 22.
* на народном языке (лат.).
294
Дополнения
эпос высоко поэтического достоинства. Людовик Благочестивый
выразился перед одним саксонцем2 о пользе, которую принесло бы
саксонским племенам преложеные Евангелия на саксонский язык,
и ответом на этот вызов был эпос Heliand. Собственно, это
переделка Евангелия па язык и нравы германские: Христос является
здесь государем ГерАманин и изображен с высоким историческим
талантом. В следующем столетии является Evangelien Harmonie*
эльзасского монаха Готфрида. Этот перевод не представляет такого
достоинства относительно содержания, но относительно формы и
языка это одно из самых дорогих сокровищ немецкой народной
литературы. Мы видим, стало быть, что она началась и развивалась
под влиянием идей Карла В.; усилия его с этой стороны не остались
бесплодны. Но были тогда еще и другие литературы — церкви,
общества образованного, литература официальная и т. д.
Укажем на характер некоторых явлений тогдашней литературы,
например трудов Гинкмара Реймсского, оставившего 3 фолианта
своих сочинений4, не считая значительного числа писем, более 400,
написанных в самых важных случаях, не считая, наконец,
значительной части сочинений, не дошедших до нас5. В этих сочинениях
мы встречаем решение многих богословских вопросов, а вообще
более адравого, практического смысла, и цель совершенно
практическую— поучение духовенства, наставление государям и властям.
Здесь рассеяно чрезвычайно много таких идей, каких никак нельзя
бы было ожидать от IX ст. Но однажды Гпнкмар явился в
страшном виде — это в споре с немецким монахом Готшальком. Поводом
к этому был давнишний спор о свободе воли и предопределении.
Готшальк вновь поднял этот6 спор6. Изучая творения Августина,
он нашел тот путь, которому впоследствии последовали
протестанты; он отвергнул свободу воли человеческой и во всей обширности
признал предопределение. Учение его пашло многих
приверженцев. Когда он явился в Галлии, Гинкмар, знавший еще прежде
о характере его учения, предал его на суд, и в 848 г. по
определению собора Готшальк был приговорен не только к заключению, но
и к бичеванию. Двадцать лет почти он провел в темнице и не
перестал оттуда энергически бороться с Гинкмаром. Очевидно, у Гот-
шалька были союзники и могущественные, даже, можно думать, сам
Николай Iе, ибо иначе он не мог бы так долго вести ожесточенную
борьбу. Он умер в 60-х годах IX ст. непреклонным в своем учении.
Но этот спор вызвал на сцену истории еще другое важное
замечательное лицо—это был Иоанн Скот Эригена. Гинкмар пригласил
его в союз свой и поручил написать сочинение о спорных пунктах.
Более гениального союзника он не мог найти. История Эрпгепы
носила характер легенды. Говорили, что он родом из
Великобритании или Ирландии, долго странствовал на Востоке, потом жил в
Ирландии; при Карле Лысом является он в Париже главным на-
б~б Б I: ожесточенную битву (л. 137 об.).
Неопубликованные лекции 1848/49 г.
295
чальником дворцовой школы. Как бы то ни было, но можно
сказать наверное, что Гинкмар скоро не рад был такому союзнику,
особенно по тому орудию, которое употребил тот в споре8. Иоанн,
вызванный на спор Гинкмаром, выступил на это поприще с
орудием, которое не употреблялось в то время и которое должно было
обратить на него особое внимание: вместо ссылки на авторитет
отцов и предания он сослался на разум. Этим заступлением sa
Гинкмара он более повредил ему, нежели пособил. Папа Николай I
строго отозвался о нем в письмах Карлу Лысому и выразил жела-
пие, чтобы впредь такого рода книги, каково было сочинение Эри-
гены, подвергались предварительному пересмотру папы <т. е.
цензуры). Тем не менее Иоанн продолжал действовать во Франции до
смерти Карла Лысого.
Жизнь каждого замечательного человека того времени
облекалась обыкновенно в форму легенды, и потому в такой же форме
перешла к нам и жизнь Скота — легенда сообщает, что он был
зарезан в Англии своими учениками. (В 883 г.7 Эригена был вызван
Альфредом Великим в основанный им Оксфордский университет8,
где преподавал долгое время математику и диалектику. Но там
был аббатом в Malmesbery* и по убиении долго был почитаем
святым в Англии и Франции, но был после отречен папами.) Но этот
трагический конец, в подтверждение которого, однако, нет
достаточных доказательств, характеризует общественное положение
Глубокого) мыслителя в IX столетии.
В судьбе таких людей есть нечто глубокое и возвышенное,
возвышающее в нас веру в человечество. Мы вникаем более в это
явление п оценим его по отношению к прошедшему и будущему9.
Известно, что в эпоху борьбы между христианством и язычеством
в Александрии были сделаны замечательные попытки примирить
христианство с языческой философией, и эти попытки сделаны
были великими мыслителями христианства — Климентом
Александрийским, Оригеном и др. Памятником этих попыток осталась целая
литература, в которой встречается много сочинений лиц,
чрезвычайно значительных. Таким образом, в конце III и начале IV ст.
явилось несколько сочинений в этом духе и направлений под
именем Дионисия Ареопагита. Все, что мы знаем о нем, находим мы
в немногих словах XVII главы Деяний Апостольских10. Апостол
Павел встретился с ним в Афинах, и Дионисий первый понял
проповедь апостольскую. По известиям II ст[олетия], он умер в 95 г.
но Р. X. мучительной смертью. Но в конце III и начале IV ст.
является несколько сочинений под его именем, очевидно
принадлежащих эпохе позднейшей, хотевшей именем придать сочинению
более авторитета. Эти-то сочинения11 перевел с греческого на ла-
а ГБЛ, ф. 178, 3598, XXI далее: Лекция 23. Мы сказали об участии, кое
принял Скот в споре Гинкмара и Готшалька относительно вопроса о
предопределении (л. 90).
* Мальмсбери (англ.)ч
296
Дополнения
тинскпй Иоанн Эрпгена. Этот замечательный человек был коротка
знаком <что в это время было редко) с философией Платона и
некоторыми сочинениями Аристотеля. Живя при дворе Карла Лысого,
он написал несколько сочинеппй, имеющих право на место не
только в литературе исторической, по и всеобщей. Определить резко
и точно его направление трудно. В дошедших до нас или, лучше,
изданных его сочинениях, мы видим ум, глубоко, мучительно
добивавшийся истины, по преимуществу проникнутый учением
неоплатоников. Его положения должны были ужаснуть людей IX века.
Это учение основано было преимущественно на разуме: выше
всего ставил Иоанн разумг. Так, в своем известном сочинении
«О разделении природы», «Ilepi cpuaecoc uepiouoo», «De divisione
naturae»12, Эригена говорит: «Природа создана была вместе с
временем (одновременно), но авторитет или предания моложе их, но
зато разум родился вместе с началом вещей, временем и природой;
авторитет происходит от разума, который непобедимо опирается
на собственные силы, не имея нужды в другом подтверждении.
<Всякий авторитет, который не происходит от разума, не имеет
значения. Разум опирается на истину, он не происходит от
авторитета). Закон авторитета ееть истина, открытая силой разума и
переданная св. отцами для грядущих поколений». В другом месте
Эригена говорит: «Не надобно приводить мнения св. отцов, если они
известны многим лицам, по надобно приводить их в том случае,
коща это может укрепить в вере людей, не способных к
собственному разумению и верующих более авторитету, пежели разуму. Хотя
нужно во всем следовать авторитету Св. писания, ибо в нем в
непроницаемой глубине скрыта истина, однако не должно думать,
что оно всегда употребляет собственные значения слов и имен,
когда открывает нам божественную природу. Но оно призывает
здесь в помощь известные подобия и различные способы
переносных* слов и имеп, сниспускаясь до нашей слабости и наставляя
наше грубое и детское понимание простым учением.
Божественные изречения имеют то значение, что дают нам материи для
обсуждения и убеждения касательно предметов неизреченных,
непонятных и невидимых, питая тем нашу веру... Единственное благо
верующих душ состоит в том, чтобы по одному принципу веровать
во все то, что объявляется истинным, и понимать то, что истинно
усвоено верою». Еще: «Главнейший из божественных дароя —
благость — существует сама чрез себя и некоторым образом
предводит прочим. Ибо творческая причина всего, благость, которая
есть бог, создала причину, которая называется благостью самой
чрез себя, для того прежде, чтоб она сама чрез себя привела из
небытия в бытие все то, что существует, так как божественной
г ГБЛ, ф. 178, 359S, XXI далее: прочтите то, что он говорит о времени
(л. 90 об.).
* На полях рукописи — вопросительный знак.
Неопубликованные лекции 1S48/49 г.
297
благости свойственно призвать в бытие то, что не существовало.
Поэтому сознание благости самой по себе должно предшествовать
сознанию бытия самого по себе, поелику последпее введено
первой. Все существующее существует постольку, поскольку оно благо;
и восколько оно не есть благо или, так сказать, менее благо, во-
столько оно не существует, п, следовательно, ничто не существует,
если совершенно нет блага». Еще: «Разум есть субстанциальный
взор духа, искусство, рожденное духом им самим, о самом себе,
в самом себе, искусство, в котором дух предузнает и предосновы-
вает то, что хочет делать. Потому разум не без оснований
называется формою духа, так как дух сам по себе не знаем для себя,
но в своей форме, которая есть разум, начинает являться как себе,
так и другим». «Нам нейдет произносить приговор о воззрениях
святых отцов, нам следует принимать их благочестиво и
почтительно; но тем не менее мы не лишены свободы выбирать пз них то,
что по исследовании разума соответствует более божественным
изречениям», и т. д.
Таким образом, мы видим, что И. Скот Эригена проводит везде
начало разума и дает ему почетное место. Но не эти указания на
разум, не это высокое значение, которое он ему придал, навлекло
на него негодование: современники упрекали его в пантеизме, и,
в самом деле, по-видимому, у него есть это направление; не раз
повторяет он, что все исходит от бога и в него возвращается; и
к этому прибавляет комментарии и свидетельства, из которых
выходит, что бог живет в природе и она в нем, что бог — одно с
природой и живет вместе с ней. Каковы бы ни были эти уклонения
Иоанна Скота, изучение его сомнений до высокой степени
поучительно и укрепляет нашу веру в человечество. Из этого изучения
мы, во-1-х, увидим, что пи одна мысль, имеющая право на
развитие, хотя бы она была брошена в самые темные века, не пропадает
для человечества. Идея пеоплатоников была поднята в IX веке Эри-
геною: он сам умер, не оставив ни школы, ни наследников своему
мнению, непонятый, оклеветанный, ненавидимый, и, по преданию,
убитый собственными учениками.
Но когда в конце XI ст. началась новая европейская наука
в формах схоластики, в основу этого учения легла мысль Эриге-
ны —великая мысль о единстве разума и религии. Схоластицизм
понял ее несколько нижед, чем Эригена, но тем не менее последний
все-таки стоит родоначальником науки. Что же касается до
обвинения в пантеизме, то это обвинение было возводимо на всех
великих мыслителей [теми], кто не пытался идти самобытным и
скользким путем исследования и для которых непонятна, стало
быть, возможность энергического уклонения.
Десятое столетие не представляет уже нам таких великих ллч*
ностей и вопросов, но мы их встречаем снова в конце XI столетия«
Д ГБЛ, ф. 178, 3598, XXI: иначе (л. 91).
29Я
Дополнения
Мы указали на литературные памятники этого времени; но были
и другие памятники, к сожалению часто погибающие, но которые
носят на себе более резкие впечатления современности,— это
народные песни, памятники народного слова. Немногие дошедшие до
нас остатки такого рода свидетельствуют о той сильной
национальной реакции, о которой мы уже упоминали и в которой отразилась
сильная ненависть к карловингокому владычеству и соединенному
с ним порядку вещей. Из этих песен мы приведем одну, сложенную
в юго-западном углу Франции, песню народа малочисленного,
который высказал с особенной анергией народное свое чувство. Эта
пешя басков по поводу поражения арьергарда Карла Великого.
Она найдена в конце прошлого столетия Latour d'Auvergne13,
глубоким знатоком кельтичеоких и вообще французских древностей
во время испанского похода (эскальдунаками называют себя
баски) ; <прочтем ее>. «Раздался крик среди гор эскальдунаков, и
баск, стоя перед своими воротами, приклонил слух свой и сказал:
кто идет это, что это значит? Собака, спавшая у ног своего
господина, поднялась и огласила лаем окрестности Альтабисары.
В ущелье Ибанеты отозвался шум, он приближается,
перекатываясь направо и налево по скалам. Это глухой шум от
приближающейся армии. Наши ответили на него с вершины гор, они затрубили
в рога; баск острит свои стрелы. Они подходят, они подходят!
Какой лес копьев! Какие разноцветные знамена веют в середине!
Какой блеск переливается по оружию! Сколько их, дитя, сочти
их! 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, двадцать и тысячи еще других! Да их и не
счесть! Соединим наши жилистые руки, оторвем эти скалы,
скатим их с вершины гор на их головы. Дави их, стреляй их! Да и
что им делать в наших горах, этим людям Севера? Зачем они
пришли возмутить мир наш? Бог сотворил горы для того, чтобы
люде переправлялись] через них. Но скалы, скатываясь, падают;
они давят войско, струится кровь, трепещутся тела. О, сколько
раздавлено костей! Какое море крови!... Король Карл скачет в
сильном беспокойстве, его белая борода дрожит на груди. Но оп
является слишком поздно. Бегите, бегите! Все, у кого только
остались сила и лошадь! Беги, король Карломан, с твоими черными
перьями и красной мантией... И теперь, эскальдунаки, оставим
скалы; сойдем поспешно, пошлем стрелы в тыл бегущим. Они
бегут, они бегут! Где же лес копьев? Где эти разноцветные
знамена, веявшие посредине? Не блестят уже их оружия, испачканные
кровью. Сколько их, дитя, сочти их... двадцать, девятнадцать
(восемнадцать, семнадцать)... четыре, три, два, один, один! Нет уже
ни одного* кончено.. Горец, ты можешь теперь возвратиться с
твоей собакой, обнять твою жену и твоих малюток, вычистить стрелы,,
спрятать их с твоим рогом, а потом лечь и спать. Ночью орлы
црилетят клевать раздавленные тела, вечно будут белеть все эти
кости...»14 Так пели о франках не одни баски, но и все народы, на
время соединенные под их владычеством. В этом явлении видим
Неопубликованные лекции 184S/49 г.
299
мы таинственные пути цивилизации. Во имя цивилизации и
высочайших идей Карл собрал свою монархию, но естественные
побуждения народов боролись с идеями Карловингов, и, по-видимому,
одолевали. Народы вступили после в права свои, но волею или
неволею должны были идти вслед идей европейской цивилизации,
один раз испробованных.
Этой песней мы заключаем то, что оставалось нам сказать о
Карловингах. Приступая к изложению истории отдельных
европейских народов, изложим вкратце историю Франции до конца XI ст.,
потом историю Германии с Италией. Потом взглянем на возникшие
новые общественные формы, феодальную с ее рыцарством, общип-
ную, городовую и церковную. Мы увидим, как все эти
общественные элементы пытались приобрести исключительное влияние и
стерлись в борьбе и родили из себя другие новые общественные
формы. Попытки же к осуществлению тех средневековых идей
совершены были в крестовых походах и в борьбе папской власти
с императорской.
ЦГАЛИ, ф. 152, on. 1, ед. хр. 2
Вводные лекции
«Древняя история Т. Н. Грановского»
II. Самарин. Тетрадь 1-я
Введение. Лекция 1 [11 сентября]
Предмет моих занятий с вами будет древняя история.
Предварительно необходимо условиться в значении науки в отношении
к науке в общем отвлеченном смысле и в отношении к жизни.
Приступая к слушанию чтений о всяком предмете, вы, естественно,
предлагаете сами себе вопрос: какая польза от этого предмета? —
В других науках нетрудно найти разрешение этого вопроса; так,
практическая польза изучения языков, права, естественных наук
в их приложении очевидна. Не так легко отвечать историку на
этот вопрос: история наука ни чисто практическая, как математика,
ни чисто отвлеченная, как философия. Однажды навсегда должно
оставить звучные определения истории, ничего не доказывающие
и бывшие в ходу еще несколько десятков лет тому назад, как,
например: «История есть зерцало бытия и деятельности народов;
скрижаль откровений и правил» и т. д. (Карамзин)1.
Эти определения далеко не высказывают сущности науки; она
откроется не иначе, как чрез краткое обозрение исторического
развития науки — от начала до настоящего конца, только тогда, когда
мы покажем, на какой именно почве могла она возникнуть, как
понимали значение ее в различные времена, какую цель ей
приписывали, каких плодов от пее ожидали.
300
Дополнения
Занимаясь историей народов древнего Востока, вы легко
поймете, почему на Востоке не могла созреть мысль о всеобщей
истории; она могла развиться только приа высшем сознании личности
всего человечества \
Доселе пребывает Восток в неподвижности. Взгляните на
древние произведения индийской поэзии, которые вместе и история,
в ней не найдете вы определенности фактов, хронологического
порядка и резкого изображения исторического хода событий — нет в
ней ни света, ни теней. Другой восточный народ, имеющий богатую
историческую литературу,— китайцы: но и она не возвысилась над
историей национальной. И как мог народ, смотревший на себя как
на центр вселенной и отчуждавший себя от других народов,
достигнуть значения истории всеобщей.
Но есть между этими двумя народами Востока, несмотря на
противоположность их духа, одна общая характеристическая
черта— это расточительность, с которой они употребляют столетия;
китайцы возводят свою историю до нескольких десятков
тысячелетий, индийцы даже до нескольких сотен тысячелетий. В этом таится
глубокий смысл, доказывающий, что народы Востока не привыкли
ценить главное благо — время, они не дорожат им. В истории
европейской, напротив, события теснятся; начиная с древних историков-
художников, отличающихся искусством изложения и рассказа, до
средневековых монахов, тщательно, но сухо записывающих слухи,
доходящие до их монастыря, везде, говорю я, у всех европейских
бытописателей видно старание со всевозможной точностью
определить время.
Только на рубеже истории Востока является исторический
памятник, в исследование которого надобно углубиться,— это св.
Библия. Ветхозаветные книги, особенно последние, не говоря о их
святом характере, представляют важность памятника исторического'.
Но настоящая классическая почва истории — Европа. История
есть растение, растущее не на всякой почве и не при всяких
условиях. Даже греческая историография, несмотря на всю ее
художественность и изящность в рассказе, не сходит со степени
истории национальной. Взгляните на девять книг Геродота62, вы
увидите, что цель его была рассказать персидскую войну, и он
обращает все внимание на греков, он останавливается на истории
только таких других народов, которые были в соприкосновении с
греками, только это дает им право на внимание историков.
Это гордое отличие между эллином и варваром мешало
развитию идея о всеобщей истории; и мог ли ее понять грек при
таком отчуждении своего народа от всего человечества.
а~а С I: в среде, уразумевшей свое прошедшее (л. 2).
0 На л. 3—5 обширные примечания подлинника (биографические данные
4} Геродоте, Полибии, Диодоре Сицилийском, извлечения из их сочинений}
опускаются. В рукописи В. Собчакова (ЦГАЛИ, ф. 152, on. 1, ед. хр. 1, л. 2В
2 об.; 3) эти примечания отсутствуют.
Неопубликованные лекции 1848/49 г.
301
Другой памятник греческой историографии — история
Пелопоннесской войны Фукидида3. Это произведение носит печать
высокого <политического) развития автора; ни один из историков
греческих не имел такого призвания рассказать поэтическую жизнь
Греции; но он, увлеченный чувством национальности, которое
подавляло идею общечеловечества, ограничивается одной Грецией.
Между тем наука, всегда имевшая влияние на историю,
несмотря на старания многих историков освободиться от него,
философия, говорю я, шла своим путем развития. Извлекая из всех
явлений законы общие, подводя их к началам коренным и никогда
не довольствуясь отдельностью фактов, она должна была идти
наперекор понятиям греческих национальных историков. Самым
процессом восхождения от частного до общего она должна была
довести до понятия о всеобщей истории. Но философия, высказывая эти
высокие идеи, обнаружила поздно свое влияние в Греции, уже при
упадке греческой литературы, на. писателях второстепенных V и
IV вв. до р. X. Чтобы показать, до какой степени греки были
далеки от понимания всеобщей истории, достаточно указать на
прекрасное произведение греческой философии — о политике \ в
котором Аристотель глубоко исследует все формы правления ему
современных народов; в начале этого рассуждения он делит все
народы на две части и говорит, что одним суждено повелевать,
другим — повиноваться. Первые — это гре<ки, другие — все варвары.
Результатом этой односторонности было непонимание отдельных
национальностей Востока, хотя также односторонних, но
оригинальных.
Я сказал, что в некоторых явлениях в исторической греческой
литературе отразилось влияние философии. К этому числу
принадлежит История Полибия5. Обладая великим прагматическим
талантом, хотя уже в этом отношении стоя ниже Геродота и
Фукидида, он хотел возвыситься над историей национальной, он хотел
написать историю всеобщую. Он высказал мысль, что история
отдельных наций не может быть названа историей в собственном
смысле, [как] по отдельным частям тела нельзя еще увидать
красоты всего тела; но <историк должен) иметь в виду ту цель,
которую имеют все народы. Но какая была цель всех народов? На
это дает ответ его [Полибия] история; он полагает крайней целью
ему современных народов — подчинение римской власти. Цель
совершенно внешняя, не могущая нисколько просветить истории.
Другой историк греческий Диодор Сицилийский тоже имел
целью привести в единство истории отдельных национальностей;
в начале своего сочинения «Всеобщая история» он говорит, что
всемирную8 историю3 надобно рассказывать как историю одного
человека6. Задача великая, но нисколько не решенная! Его история
в С I: историю целого человечества {л. 2 об.)%
302
Дополнения
есть не что иное, как сборник фактов, не связанных одной общей
мыслию, а разве только хронологическим порядком.
То же можно сказать и о римских историках; для них история
имела смысл magistra vitae*, по выражению Цицерона, к ней
обращались за уроками для царей и граждан. История не могла
сделать большого успеха при столь близоруких понятиях о ней. Чем
высшее значение получила история, тем она стала одностороннее.
В эпоху упадка гражданской жизни, в эпоху распадения
могущественного единства и воссоздания нового правления, основанного
на преобладании политического элемента, история начала искать
других путей. Жителям падших греческих республик, гражданам
Римской империи история перестала быть тем, чем была для
Цицерона,— magistra vitae, ей старались дать другой — практический —
характер. Диодор Сицилийский говорит, что история должна
научать человека нравственно, как она прежде научала быть
гражданами. Неудачная попытка придать истории интерес практический !
С этой целью Диодор Сицилийский наполнил свою книгу
наставительными рассказами и размышлениями о добродетелях и пороках.
Но не такими усилиями действует наука. Следуя направлению,
данному Диодором, Валерий Максим составил сборник7 из
поучительных и назидательных анекдотов, имевших целью
возбуждать в юношестве высокие добродетели. Это ложное направление
сохранилось до наших времен, и теперь еще выходят такие
сборники нравственных рассказов — но едва ли принесли они
желаемую пользу?
Причину одностороннего воззрения греков и римлян на историю
нетрудно постигнуть — это преобладание национальности и
отсутствие идеи о братстве всех народов. При всем изяществе изложения
и прагматическом понимании истории древние историографы по
могли создать истинной всеобщей истории — нужны были другие
основы, нужно было просветление разума новым учением. Только
с введением христианства могла возникнуть всеобщая история;
первые слова христианства показали новый идеал истории. И. Хр.
сказал удивленному древнему миру, что все люди суть сыны божий, что
все они братья, что перед богом нет ни эллина, ни варвара! Итак,
в христианстве лежит идея о всеобщей истории, тогда только она
сделалась возможной; но между возможностью и осуществлением
желаемой идеи проходят столетия. В наше время всякому историку
понятна цель науки, всякий сознает ее идеал, но нет еще
произведения, где бы эта идея осуществилась, и долго еще пройдет,
пока цель, высказанная Диодором Сицилийским,— всеобщая
история должна быть рассказана как история одного человека —
осуществится. <Впрочем, в той сфере, в какой древние обращались,
они достигли высокого совершенства).
* учительница жизни (viar.).
Неопубликованные лекции 1848/49 г.
303
Лекция 2 (13 сентября)
Первыми христианскими историками были отцы церкви. Чтобы
понять их воззрения, должно припомнить, что в IV веке
христианская религия стала государственной, что язычество, все более и
более подавляемое, еще отстаивало свое первобытное значение в
неравной борьбе и клеветой клеймило христианство в глазах всего
света. Отцы церкви, выступая па поприще истории, имели, кроме
цели научной, цель политическую — оправдать христианство от
упреков язычников и показать, что самая сущность язычества
такова, что несла в себе причины своего саморазрушения. Сочинения
блаж. Августина De civitate dei! и Орозия (испанца V века) Adver-
sus paganos2 суть главные исторические произведения этих первых
веков христианства. <Обе книги служат выражением одной мысли.
Августин — писатель первостепенный, Орозий — второстепенный).
Взгляд блаж. Августина открывается из его деления истории. Он
видит в древнем мире двойственную историю: 1) историю церкви,
начинающуюся с патриархов и продолжающуюся в народе божьем
и потом в христианстве,— это история улучшения (рода)
человеческого, его сближения с богом; 2) историю светскую. Эта вторая
история, идущая рядом с первой и все более отходящая от нее,
имеет предметом все увеличивающуюся порчу человека и его
удаление от бога. Этот взгляд не только не верен, но, можно сказать, не
сообразен с сущностью христианства; он может быть объяснен
только враждебным отношением церкви к обществу. В этом втором
отделе, т. е. в истории светской, блаж. Августин излагает историю
Рима, но совсем в другом свете, чем древние писатели: в
завоевателях, прославленных древним миром, он видит только
разбойников; в суровых действиях римлян — недостаток образованности и
признак варварства. Одним словом, все, чем славился древний мир,
он представил в мрачном виде. Соединение этих обеих отраслей
рода человеческого, идущих каждая своим историческим путем
развития, блаж. Августин полагает при страшном суде, когда сгорит
земля, их носившая.
Книга Павла Орозия при меньшей талантливости писателя, при
меньшем поэтическом и драматическом воодушевлении, имеета тот
же интереса. Современной истории Орозий предпосылает историю
древнюю, изложенную по классическим писателям, но подводит ее
под один взгляд с блаж. Августином; и у него слышен протест
против древнего мира, приговор над человечеством, отдалившимся
от истинного пути. Таким образом, отцы церкви как бы
благословили подвиг варваров, разрушивших древний мир!
От сочинения блаж. Августина мы перейдем к средневековым
летописям, как сохранившим его историческую философию и про-
а_а С I: гораздо замечательнее по своему полемическому направлению
(л. 3 об.).
304
Дополнения
дол жившим ее почти до XV века. Красота и наивность этих
хроник, писанных в монастырях, далеко от театра действия, в
настоящее время высоко превозносятся; но этим похвалам должно
осторожно верить. При современном состоянии науки на Западе эти
летописи сделались любимым предметом занятий ученых, и оттуда
произошло это преувеличенное поклонение; напротив того, XVIII век
смотрел на них как на непроходимый мрак и совершенно от них
отказался. Конечно, между этими средневековыми историками, сухо
и однообразно записывающими одни внешние явления
государственной жизни, вы найдете и талантливых писателей, но они
составляют немногие исключения. Мы уже сказали, что историческая
философия блаж. Августина сделалась господствующей в средние
века, но не должно думать, будто она была искусственно
прилагаема к летописям; нет, монахи тех времен, и не читая сочинений
блаж. Августина, были проникнуты его мыслямп.
Определим периоды средневековой историографии. Между
франкскими летописцами VI века мы находим Григория Турского,
стоящего выше всех ему современных летописцев. В своей Historia ее-
clesiastica Francorum3 он еще силится примкнуть к древним
образцам; и несмотря на его <дурпую латынь) и бедность образования,
виден еще у него некоторый плод изучения классиков и умение
передавать наивные рассказы. Фредегарий4, современник Григория
Турского и продолжатель его летописи, составляет с ним резкое
противоречие. В начале своей летописи он жалуется на упадок
просвещения, отупление умов и вообще на охлаждение ко всем
важным вопросам. Этотб упрек, хотя в некоторой степени и верный \
не у места на первой странице летописи, сухой и бесцветной,
простой перечени событий и имеющей претензию на разрешение
высших вопросов. За этими двумя летописями следует целая вереница
других исторических памятников, носящих характер монастырских
записок. Их главное содержание — история монастыря и жития
святых, к которой примыкали как предметы второстепенные
государственные известия, события в окрестностях и наблюдения
астрономические, как-то: явление комет, затмения солнечные и луны
и т. д. Таким образом, записки, писанные монахами с целью
назидательной, получили характер памятников исторических, но
памятников скудных и не всегда достоверных по причине чудес и
суеверий. <Два слова иногда достаточно для истории 20 лет. В
истории франкского племени есть весьма важный период — это эпоха
Карла Мартелла). Эпоха Карла Мартелла самая скудная по
известиям. Монастырские хроники сохранили только годы главных
событий, как-то: походов, битв и смерти замечательных людей.
О внутренних движениях общества ни слова, об этом говорить
нечего, ибо это было недоступно монаху, составляющему летопись
6-6 Там оке: Это жалобы, кажется, не его одного, но целого поколения
(л. 2 об.),
Неопубликованные лекции 1848/49 а.
305
только по слухам; но нет даже и прагматического изложения и
резких событий, как войн, нашествий варваров и т. д. Все
внутренние события изъясняются чудом — где же тут искать историку
истины; <воля человеческая, таким образом, исчезала по причине
чудес, снимавших с него ответственность за его нравственность).
Довольно этой характеристики, чтобы иметь понятие почти
о всей средневековой исторической литературе. Только в XI веко
летопись принимает более интересный характер вследствие
политических переворотов. В XI веке произошла борьба между папою
и императором, и эта борьба отразилась во всем обществе; оно
разделилось на две партпп — одна держала сторону папы, другая —
сторону императора. Поэтому летописец, принадлежа одной из них,
принимал живейшее участие в событиях, он смотрел на них уже
оком целой партии, и в его воззрении высказывалось мнение
целого общества. Таким образом, это пристрастие летописца к одной из
действующих партий придало сухой летописи совершенно новый
интерес. Мимоходом был решен вопрос об историческом
пристрастии. Пристрастие бывает постыдное, когда куплено какой-нибудь
выгодой или обещанием; но пристрастие, проистекающее из
убеждения, будет ли оно основательно или нет, не только не
предосудительно в истории, но даже придает ей больший интерес.
Главные летописи должно искать в Германии и Италии, как
выражавших эти два противоположных духа. Из германских
летописцев особенно замечателен Ламберт Ашаффенбургский \ В конце
XI века вместе с преобразованием государственным и влиянием
античным летопись переменила свой характер; особенно она тогда
усовершенствовалась в Италии. Каждый город имел свою летопись,
и в ней выражался дух его; но эта летопись не впадала в
исключительность, она не теряла из виду общих современных вопросов
и потому важна как исторический памятник; присоедините к этому
прелесть рассказа, следствие влияния античного, и поэтическое
воодушевление летописца — п вы поймете и важность, и красоту
этих итальянских летописей.
На рубеже между средней и новой историей является Макиа-
веллева История Флоренции8; хотя она история частная, но
занимает место в изложении историографии всеобщей. Макиавелли
становится выше точки зрения национальной и частной истории
Флоренции, предпосылает историю Италии и краткий очерк
истории всеобщей, представляя, таким образом, частную историю как
органическую часть всеобщей истории. Кроме политического
взгляда, произведение Макиавелли отличается образцовым
прагматическим изложением. Вообще Италия обладает многими богатыми
историческими произведениями XIV и XV века. В XVI столетии
Реформация произвела разрыв в духовной жизни Запада;
национальности резко выступили, и каждая выразила свой образ мыслей
о христианстве в отдельной форме. Германский мир — под формою
протестантизма, римский мир — под формою католицизма, вследствие
20 т. н. Грановский
306
Дополнения
того произошел переворот и в летописи. До тех пор летописи
французская, английская, немецкая ничем не отличались одна от
другой, а с Реформацией они приняли характер национальный, но не
было между ними совершенного разрыва; единством служило
единство христианства7.
Самый лучший плод, принесенный Реформацией на Западе,—
это улучшение и размножение школ. Ото одна из важнейших
заслуг Лютера, Кальвина и др.>. Реформаторы, действуя на
общественный дух, прежде всего старались дать ему средства усвоить
новые мысли, ими проповедуемые, и поэтому они начали
преобразовывать школы, в которых еще преобладал средневековый схоласти-
циам, и тогда последовало издание разных руководств, как-то:
грамматик, словарей и, между прочим, учебников исторических. Из
числа последних мы заметим учебник Меланхтона (скрывавшего
себя под именем Кариона)8, изданный в 1532 году. Он содержит
историю не в изящной форме древних классических произведений, а
изложенную в простом систематическом порядке, сообразном с целью
педагогической. Меланхтон делит всемирную историю на четыре
монархии. 1 — монархия Ассирийская и Вавилонская, 2 — монархия
Персидская, 3 — Греческая и Македонская, 4 — монархия Римская
и, как ее продолжение, Германская. Это разделение, хотя в
сущности и неверно, ибо оно внешнее, но нельзя не согласиться, что в
нем есть какой-то смысл, доказывающий понимание истории. Это
деление истории сделалось общепринятым9 и было в ходу до
самого XVIII столетия, и тут только начали в виде прибавления
присоединять историю Китая и Индии. Трудность исторического
сочинения состоит в выборе фактов, в этом обличается талант писателя,
и в этом состоял существенный недостаток всех руководств. Главное
и даже единственное содержание составляли так называемые
Staatsaktionen*; подробно были излагаемы войны, походы и все внешние
перевороты, но совершенно умалчивалось о духовной и внутренней
жизни народа. <Наука еще не понимала важности их>.
В начале XVIII столетия послышались несколько красноречивых
голосов против этой сухой формы истории. Джои Волингброк,
изгнанный англичанин, живший во Франции в начале XVIII
столетия, принадлежит к этому числу ученых, смотревших на историю
с более философской стороны. Его сочинения «Lettres sur
l'histoire»10, которые уже для нас пошлы, потому ли что истины, в них
сказанные, для нас слишком известны, или потому что в них
только одни общие места, мало объясняющие сущность дела; его
сочинения, говорю я, имели большое влияние на современное состояние
науки. Волингброк был человек ученый и особенно остроумный,
потому он не мог довольствоваться одним фактическим изучением
истории, он напал на эти сухие исследования о царствах
(Ассирийских) и Вавилонских до Семирамидиных времен. Он потребовал
государственные деяния (нем.).
Неопубликованные лекции 1848/49 а.
307
от истории политического смысла. Но и его взгляд, как взгляд
философа, придерживающегося исключительно понятий Локковых,.
не мог быть верен. Он требовал от истории целив практической %
как Цицерон,— magistra vitae. Он считал ее столь же необходимой
для человека, как опытность в жизни. Рассуждения Болингброка
об истории принесли свой плод: ревностно принялись за ее
изучение, и было много попыток преобразовать эту науку.
Ученые XVIII века, справедливо прозванного великодушным и
легкомысленным, с гордостью взглянули на расстояние, отделяющее
их от средних веков; ониг увидали, что они стоят на высшей
степени образованности, чем их предшественники, а между тем в
истории и помина нет о прогрессег. А где же искать объяснение всякого
современного совершенства и недостатка, как не в историческом
развитии? Между тем были другие побудительные причины,
заставившие ученых искать в истории чего-то более, чем внешних
готовых факторов, именно: вследствие географических открытий пришли
в знакомство с дикарями Америки и Африки, не должна ли была
одна противоположность между дикарем и европейцем XVIII
столетия повести на мысль о прогрессе?
Первая замечательная попытка о преобразовании истории была
совершена во Франции — это книга Вольтерова «Essai sur les
moeurs»11. Несмотря на поверхностное изложение фактов,
пристрастие автора, эта книга имела огромный успех. Всех поразило
остроумие, с которым обсуживались факты, оригинальность и новость
мыслей, смелость, с которой автор говорил о предметах,
почитавшихся дотоле святыми и неприкосновенными. Эта попытка,
несмотря на ее первоклассные недостатки, должна занять почетное место
в литературе истории.
Другое современное произведение историческое «L'esprit des
lois»1* имело не менее успеха. Эта книга Montesguieu отличается
особенной строгостью изложения, она вся проникнута одной мысльюг
хотя не всегда доказанной, именно: ее цель состоит в том, чтобы
проследить характер народов в их политических преобразованиях и
представить нормальное развитие политических форм.
Итак, идея цивилизации вступила в область истории. Но успехг
который можно было ожидать от этого нового направления, был
замедлен влиянием философии XVIII века. История, как мы
говорили, всегда была под влиянием Сознательной или бессознательной
опеки) философии, даже сухие историки, протестовавшие против
этого ига, несознательно придерживались какой-нибудь философии.
Но если прислушаться ко всем этим жалобам на науку
рациональную, то легко увидеть, что они относятся не к философии вообще,
а всегда к философии новой; историк, держась еще учения отживаю*
в_в Там же: политического смысла (л. 5 об.).
г~г С I: Они хотели, чтобы им объяснили, как они дошли до той высоты,
от которой у них иногда кружилась голова {л. 5 об.).
20*
308
Дополнения
щего, естественно, восставал против нового учения, несообразпого
с его родом мыслей.
Философия XVIII века была материальная, и потому ее
влияние на историю имело вредное последствие 13. Кондильяк,
комментатор Локка, доведший его учение до крайней односторонности,
принимает разум за tabula rasa, на которой опыт пишет
начертания. Значит, разум сам в себе ничего не значит и есть только
хранилище впечатлений, Кондильяк также мало постиг и всю духовную
сторону человека. Для объяснения его духовной деятельности,
говорит он, сделаем статую, одушевим ее и тогда увидим, какие
первые мысли родятся в ней вследствие впечатлений. Значит, человек
сам по себе не имеет содержания, а он только, подобно градуснику,
совершенно механически означал бы степень и свойство
впечатления. Если придавать человеку так мало абсолютного содержания, то
история необходимо должна быть пуста. Тогда родились две формы
истории: 1) история всемирная (воззрение эмпирическое); 2)
история образованности — Culturgeschichte (воззрение философское).
Первый опыт так называемой Culturgeschichte был сделан
швейцарцем Изелином14; он говорит, что не станет заниматься ни
войнами, ни другими внешними переворотами, до тех пор входившими
в историю, а только цивилизацией. Но как мог ученик Кондильяка
понять сущность цивилизации, когда он не видит в человеке
самобытной внутренней деятельности, когда он смотрит на него как на
существо, способное только получать извне впечатления. И в самом
деле, этот материализм отразился и в его истории — она состоит
только из исчисления всех изобретений человеческих,
расположенных в хронологическом порядке. Значит, образованность понята им
во столько, во сколько она выразилась им извне. Спрашивается:
исчерпано ли этим хоть поверхностное значение слова цивилизация?
Виден ли во всем этом человек исторически развивающийся?
Также односторонне, хотя в другом отношении, было и другое
историческое воззрение, требовавшее истории всемирной. Здесь
всемирную историю не должно смешивать с всеобщей историей.
Первая, т. е. всемирная, история требует количества фактов; чем
больше фактов, чем больше народов входят в ее состав, тем цель ее
лучше достигнута; вторая, т. е. всеобщая, обращает главное
внимание на качество фактов, и потому она не без разбора их принимает.
Конечно, это воззрение на историю всемирную имело в себе что-то
гуманное; оно давало равную цену истории (мелких африканских
племен) и истории римлян; но нельзя не видеть в этих понятиях
об истории чего-то близорукого, обличающего совершенное
непонимание истории! Между этими двумя школами, выше сказанными,
происходила борьба; они отзывались друг о друге с презрением:
одну обличали в мечтательности, другую — в сухости и неумении
ценить факты. Но ни та, ни другая не шли по должному
направлению.
Неопубликованные лекции 1848/49 $.
209
Вполне высказал систему о всемирной истории Шлецер; в своих
Исторических программах15 он выказал огромное фактическое
знание, но не осмысленное никаким философским взглядом. Шлецер
имел мысль составить полную всемирную историю, которая бы
обнимала все существующее и находящееся в связи с человеком;
поэтому он разделил ее на несколько рубрик, и каждая обнимала
какую-нибудь отрасль науки, например открытия, изобретения,
государственные учреждения и т. д. Но такой труд не выполним
для одного человека, и потому Шлецер составил общество из
германских ученых и каждому из них дал на исследование одну
рубрику; для себя он оставил историю вина. Замечательно, что под
рубрикой изобретения Шлецер поместил науку и религию; в этом
должно видеть не отсутствие веры в Шлецере, а просто влияние
материальной философии. Подобный же труд был предпринят
энциклопедистами во Франции.
[Лекция 3 сентября 18]
Итак, несмотря на усердие, с которым занимались историей
в XVIII веке, истинного понимания истории там искать нельзя.
Легко опровергнуть оба воззрения, господствовавшие в то время.
Направление эмпирическое, выразившееся под формой всемирной
истории, ложно в том отношении, что оно совершенно оставляет
в стороне человека; оно довольствуется одними фактами и забывает
развитие рода человеческого, что должно составлять сущность
истории. Второе направление более философское, хотя и могло пополнить
недостатки этой первой школы, но не достигло цели, потому что оно
было внушено философией материальной.
Внешнее накопление фактов никак не может дать понятие о
развитии самого общества. Предположим землетрясение или вторжение
варваров в государство образованности: памятники искусств
разрушаются, сокровища, хранящие ученость целого народа, гибнут,
одним словом, пропадает плод всей внешней деятельности народа,
то, по точке зрения XVIII в., прогресс в этом государстве
остановлен. Допустить этого невозможно; и ясно, что это воззрение есть
плод философии Локка и Кондильяка, не допускавшей в человеке
внутренней самобытной жизни. Отсюда и непонимание средних
веков философами XVIII века: они видели в средних веках эпоху
упадка. Иэ этого воззрения можно вывести и события,
ознаменовавшие XVIII столетие. Революция3 легко изъясняется таким путем.
Думали, что народу можно дать искусственную ассоциацию, что
можно преобразовать его историю: значит, не понимали организма
развития народа, не постигали его жизни, развивающейся на само-
*~а С I: Какое они имели влияние па судьбу человечества? Это вопрос
другой. Но все ошибки во Франции происходили от взгляда на историю: они
думали, что народу можно дать любую форму правления, что историю можно
переделать ad libitum [по произволу.— лат.]. Поздно осмотрелись они (л. 6об.)щ
310
Дополнения
бытиых законах. Дать народу искусственную ассоциацию,
преобразовать его зараз с ног до головы — значит отрешить его от
прошедшей жизни и основать здание без основанияа.
В Германии первой развилось историческое воззрение об
организме гражданских обществ. Оно еще в начале XVIII в. было
высказано одним из тех страдальцев науки от6 общественного
непризнания новых мыслейб — Джоном Баттистом Вико \ Это был
человек глубокого ума; занимаясь римскими древностями, <гомеровыми
песнями) и филологией, он дошел до высокого воззрения на
историю. Его поразили аналогии всех народов древности; он дошел до
мысли, что человечество описывает один и тот же круг, и показал:
в греческой и римской истории переходные эпохи, повторяющиеся
у всех народов *. Взгляд совершенно верный, но только в отношении
древней истории. Сокращение этого сочинения «Principes de la
philosophie de l'histoire» сделано Michelet2.
Этов сочинение произвело первое влияние в Германии8;
начальник этого движения Гердер. Он первый познакомил Германию с
сочинением Вико и указал его глубокий смысл. <Сколько [оно] имело
влияния на него, это трудно сказать. В его сочинении «Идеи к
философии истории»3 мы видим много сходного с Вико). Гердер
признавал неудержимый прогресс народа, иг он не считал этого
внешним накоплением фактов; он говорил, что каждое общество есть
такой же организм, как организм одного человека, что прогресс
состоит не во внешнем приобретении, а в углублении человека в
самого себяг. Кпига Гердера возбудила в Германии ненависть. Иа
него напало все отставшее от прогресса и уже отжившее свой век; па
него напали и ученые, называя его учение дилетантизмом, a era
самого — поэтом, <упрекали его в ошибках, одним словом, над Гер-
дером повторились те же опыты, какие испытали все замечательные
деятели науки). Конечно, нет в сочинении Гердеровом глубины,
требуемой историком; он не изучал памятников, но у пего было
достаточно ума п сведений, чтобы понять смыслд фактов. Явным
доказательством влияния, произведенного его сочинением, суть
усилия его противников заглушить эти новые мысли, остановить их.
И вот они начали издавать компиляции исторические, лишенные
всякого смысла; но толчок был дан Гердером, и мысль шла своим
путем развития А.
c~ö Там же: которого посмертно только оценили по заслугам (л. 6 об.),
* Далее зачеркнуто: эпоху героических времен, республики, демократии
и, наконец, одновластие.
в~в С I: сочинение Вико было долго неизвестно, только друзья его был«
посвящены в тайны этих истин (л. 7).
г"г Там оке: по он, т. е. прогресс, является у пего пе накоплением сведс-
лий, как это у Изелпна, но он говорит, что каждое общество есть организм,
у которого нельзя отнять его особенностей (л. 7).
Д-д Там же: общие законы движений народа. От этого огромные
компиляции его противников давно забыты, книга Гердера — никогда. Сочинение Гср-
дора дало замечательный толчок изучению исторических памятников (л. 7).
Неопубликованные лекции 1848/49 е.
311
Решительно смысл истории был определен влиянием немецкой
рациональной философии. Четыре главные деятеля немецкой
философии <Кант, Фихте, Шеллинг, Гегель) высказали свои
воззрения на историю. Кант в своем сочинении Идея философии истории
в гражданском отношении4 полагает задачей истории развитие
такого государства, в котором бы человек мог развить все дары,
данные ему природой. <К осуществлению таких идеалов идет история.
Историку стоит спросить: насколько в каждом государстве этот
идеал был осуществлен?) Таким образом, к истории обратились с
новыми вопросами. В связи с воззрением Канта находится Шиллерова
вступительная лекция истории5. (Шиллер был профессором истории
в Йенском университете, но недолго). Хотя он строго
придерживался теории кенигсбергского философа, но он принимает еще другое
начало исторического развития; он обращается к прошедшему
с вопросом: какое влияние имело прошедшее на настоящее? Это
воззрение не совсем верно: прошедшее важно не только как
приготовление к настоящему, оно осуществляет и отдельные идеи, поэтому
оно имеет и самостоятельное значение.
Мнение Канта имело влияние на [философию] истории Фихте;
его воззрение чисто этическое. Он ищет в истории нравственные
начала, ибо полагает ее целью осуществление абсолютной
нравственности. Но должно здесь заметить отличие исторической
нравственности от нравственности абсолютной; вое всякую эпоху, у всякого
народа нравственные принципы в основе одни и те же, но воззрения
на них, и потому и их приложение к жизни и осуществление, очень
различны6. Поэтому несправедливо будет смотреть с одной точки
ярения на язычника и христианина в нравственном отношении; суд,
произнесенный без разбора, никогда не может быть справедлив.
Поэтому Фихте не мог достигнуть своей цели; осуществление
абсолютной нравственности должно быть торжеством истории. <Фихте
весь проникнут идеями; можно сказать без парадокса, что он
энтузиазмом, который распространился между молодыми людьми,
слушавшими его лекции, сделал более, нежели прусские генералы
в войну 13 года).
Самое верное воззрение на историю — воззрение Шеллингово.
В своей философии тождества (Identität...) он показал, что во всей
природе, как мире видимом, так и в мире духовном, стоят одни
неизменные законы <что дух человеческий подлежит тому же закону,
какому и неодушевленный предмет. Надо было только понять его).
Предчувствие этой глубокой мысли давно таилось в столько раз
повторенных сравнениях жизни человеческой с временами года и
с растениями в различные периоды их развития; но Шеллинг
проследил эту аналогию в самой сущности вещей. Многие науки
воспользовались этой новой идеей и на ней основали свое существовав
е~е Там же: в одно время — одни нравственные истины, в другое — другие
<л. 7 об.).
3î2
Дополнения
ние, так, филология воспользовалась мыслью, что язык есть нечто
органическое, имеющее свои законы, и сделала в короткое время
большие успехи. И история отживших народов легко может быть
подведена под общие законы развивающегося органического тела.
Наконец, Гегель докончил начатую систему Шеллинга; его
философия истории6 есть одно из <слабых>7 произведений немецкой
философии. (Философия истории издана по запискам студентов,
слушавших лекции Гегеля.) Древняяж история была уже отделана
Гегелем и прочитана в университете; но средняя, кратко
начертанная с его слов студентами, гораздо слабее, и даже нельзя по этим
запискам судить строго: они составлены его слушателями, может
не всегда понимавшими его высокой речи. Его другие сочинения,,
как История философии, [Феноменология] духа человеческого,
Философия религии и т. д., им самим писанные, ясно высказывают
его высокое понимание историиж. Он делит древнюю историю на:
1) историю Востока — это младенчество рода человеческого; 2)
историю Греции — юношество; 3) историю Рима — зрелый возраст, а
затем — историю германских племен. Хотя Гегель последнего периода
и не называет старческим, но из его деления ясно видна его мысль;
но это неверно: он истиной пожертвовал для системы*8. Воззрение
Вико в этом случае вернее. Германским народом начинается новый
исторический цикл. Трудно сказать, <на какой ступени стоим мы,
жители 1848 г.>, принадлежим ли мы зрелому возрасту или нет, но
воззрение Гегеля, во всяком случае, неверно. Даже римскую
историю нельзя назвать старческим периодом, ибо дух народа был
еще свеж.
Вот последние воззрения на историю, установившиеся на
прочном основании; новейшие историки не высказали никаких новых
замечательных идей по значению истории. Мы предположили из
краткого очерка развития историографии определить самое значение
истории и ее смысл как науки, и потому приступим к делу. Мы
видели в XVIII столетии два воззрения на историю: одно,
выразившееся под формой всеобщей истории и стремившееся обнять
историю всех народов, даже не имевших участия в развитии духа
человеческого; другое — выразившееся под формою Culturgeschichte,
набиравшее только факты, относящиеся к изобретениям, открытиям и
т. д., и нисколько не показывающее развития рода человеческого.
Дабы не впасть ни в одну из этих крайностей и остаться на
должной средине, которая есть истинная, мы определим историю так:
ж-,н Там же: Гегель читал этот курс гораздо раньше других курсов. Он
успел отделать только философию истории древнего мира, но других он не
уопел. Но и здесь порой мелькают великие истины. Но философия
заключается не здесь только, а в других сочинениях — именно в Феноменологии духа
человеч [еского] (л. 8).
* Далее зачеркнуто: древний Рим замкнул круг развития древнего мира,
а с Германского периода начинается новый цикл, но в римской истории дух
народа был еще свеж.
Неопубликованные лекции 1848/49 г.
313
всеобщая история должна иметь предметом развитие духа рода
человеческого; таким образом, мы не включим в объем нашей пауки
истории кафров и др. народов, не имевших никакой важности в
развитии духа человеческого9, и не будем довольствоваться одним
сухим исчислением приобретений духа человеческого, не всегда
вполне выражающих степень его развития. <Мы не вдадимся
в крайность, мы посмотрим, в чем заключается прогресс).
[Лекция 4]
<В наше время нельзя уже ошибаться в значении этой
[исторической] науки; нельзя удовлетворяться определениями,
существовавшими назад тому 50 лет. Карамзин не [сказал] бы уже теперь,
что история есть зерцало прошедшего. Что же такое всеобщая
история в отличие от всемирной?). Итак, всеобщая история должна
проследить прогресс рода человеческого, т. е., по объяснению Гер-
дера, показать, как человек сам в себя углубляется. Но* еще и до
€их многие считают прогресс рода человеческого вымыслом истории,
многие видят в этом пустое мечтание о достоинстве человека*.
В доказательство прогресса рода человеческого стоит указать на
массу истин, приобретенных родом человеческим в его развитии
в продолжение стольких тысячелетий; стоит указать, как человек
в каждом веке побеждает и разрушает какой-нибудь предрассудок.
Поэтому история6, с одной стороны, есть наука философская, с
другой — чисто практическая6. В наше время изучать историю с целью
практической не всегда можно, нужны особенные условия общества
и самого частного лица. Конечно, в наше время ни один юноша
не научится быть полководцем, изучая историю, как это полагали
древние; конечно, пи один <государственный деятель) не станет
справляться с историей в затруднительных случаях; но история
пмеет для нас другое практическое значение. Она помогает
угадывать под оболочкой современных событий аналогии с прошедшим и
постигать смысл современных явлений — только через историю мы
можем понять свое место в человечестве1; она удерживает нас от
отчаяния, <она влагает в нас веру в силу человека), показывая, что
совершило человечество на Земле, и позволяет ценить достоипство
человека.
Из всего сказанного ясно значение истории, и в наше время уже
не останавливаются на этом вопросе, уже слишком доказанном.
Но вся трудность современного историка состоит в выборе фактов.
Нав этот предмет все смотрели различно8: древние историки из-
а~а С I: заступник попятного движения говорит, что человек не сделался
счастливее, столь же подвластен страстям (л. 8 об.).
6-6 Там же: получает характер науки не только опытной, но и политике*
ской. Здесь она становится на ту же высоту, как и философия (л. 8 об.).
в~в Там же: Каждый век рассматривает это по-своему (л. 8 об.)9
3J4
Дополнения
бирали те факты, которые имели влияние на государство;
средневековые летописцы записывали все наравне — и смерть императора,,
и смерть простого монаха. В XVIII столетии дали на этот вопрос
добросовестный ответ: вносить должно в историю факты
достопамятные, имевшие влияние и пользу в развитии рода
человеческого. Ног и этот ответ неопределенг; наука требует точных терминов.
Что такое достопамятный факт, где мерило для определения
степени достопамятности, как понимать пользу в науке ... все это
неопределенно. Лучше следующее определение: в область истории
должны входить факты, имевшие влияние на развитиед рода
человеческогод. Но это слишком обширно; слово влияние хотя и
определенно, а степень влияния не определена.
Наконец, Шлецер начал определять важность народов по числу
квадратных миль, занимаемых народом, по числу жителей; поэтому
для него история всякого кочующего народа, как, например,
монголов, была важнее истории Афинской республики. Ве наше время
важными для истории фактами называют те, которые служат
выражением духовного состояния человека, или его изменения, или
развития, или, наконец, его косностие. Другие факты история включает
для пополнения и сохранения внешней нити рассказа ж.
ГБЛ, ф. 178, 3598, XIII
г"г Там же: Но достопамятпость — это слово пе ясно (л. 8 об.).
д_д Там же: судьбу пародов (л. 8 об.).
е_е Там же: во всеобщую историю можно внести те факты, в которых
выразилось сознание, которые характеризуют духовную жизнь, духовное
движение парода (л. 9).
ж Следующий далее краткий перечень литературы, пособий к курсу опус~>
кается.
О ПЕРЕХОДНЫХ ЭПОХАХ
В ИСТОРИИ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА1
(Черновой набросок)
Призванный нежданно к участию в ученых беседах Поречья,
я избрал предметом моего чтения так называемые переходные эпохи
■в истории человечестваа. При самом начале моих занятий историей
яти печальные эпохи приковали к себе мое внимание. Меня влекла
к ним не одна трагическая красота, в какую они облечены6, а
желание8 услышать1" последнее слово всякого отходившего, начальную
мысль зарождавшегося порядка вещей. Мне казалось, что только
здесь можно опытному уху подслушать таинственный рост истории,
поймать ее над творческомд деле. И если долгое горячее изучение
не исполнило моих желаний, оно не охладило моих надежд6.
Никогда призвание русского историка не было так важно, как в
настоящую минуту. Вековые основы з[ападных] обществ поколебались2;
из страны, которая прежде всех других сняла с себя определения
<{>еодального государства, поднялся и долетел до нас страшный клич
sauve qui peut*. Ринутым в отчаянную борьбу страстным умам
«старой Европы теперь не до науки. Им некогда сверять прошедшее
с настоящим, они предоставили это дело нам, младшим братьям
а Далее зачеркнутый вариант: Трагический характер этих печальных эпох
сообщает им особенную занимательность для каждого мыслящего человека. Но
и глазах историка они имеют еще другое значение: они высказывают ему
последнее слово обходящего, основное начало возникающего порядка вещей.
Сказку о себе прямо: изучению этих эпох я обязан всем, что в моем понимании
истории может быть живого и истинного.
6 Далее зачеркнуто: долгое и горячее изучение открыло мне в пих другие
•стороны: в пих высказываются.
в Написано вместо зачеркнутого: падежда.
г Далее зачеркнуто: от них.
Д~д Написано вместо зачеркнутого: так сказать, на.
е Далее зачеркнутый вариант: Я думаю, что науке только в так
называемых переходных эпохах можно опытному уху подслушать таинственный рост
истории. Позвольте мне, милостивые государи, представить на суд ваш
несколько мыслей и отдельных замечаний. Русской науке, свидетельнице
страшной для западного общества годины, дапа скорбная возможность поверять
•свои теории. Смею думать, что страшная для западных обществ година по
пройдет бесследно для русской науки и что паша наука воспользуется
печальной возможностью поверять свои еще не ясные теории мучительными
опытами, которые совершают над собой западные л[атино]-герм[анские]
народы. Далее зачеркнутый текст не воспроизводится.
* «Спасайся, кто может» (франц.).
316
Дополнения
европейской семьи, не причастным [к] раздору старших*1. Подвиг
трудный, которого результатом должно быть не одно
удовлетворение ученого любопытства, а полное, имеющее определить жизнь,
уразумение истории и ее ваконов. Смею думать, что века,
предшествовавшие нашему вступлению в историю, посмотрят на нас
разумнее и поучительнее, чем они смотрели на солдат Наполеона
с вершины пирамид3.
Не всякое время, ознаменованное переменами в судьбе народов,
можно назвать переходными] эпохами. Эти и эпохи узнаются по
особенным, их исключительно обозначающим признакам. История
Востока не беднее, даже богаче европейской событиями и
переворотами, но в ней почти нет переходных эпох. События совершаются там
большей частью как бы на поверхности, не опускаясь на дно
неподвижных обществ.
Около 250 лет до р. X. император Тинь Ши хоанг ти сделал
замечательную попытку реформы в Китае3. Он задумал внести новые
элементы в скованную неизменным обычаем жизнь своего народа»
Для достижения этой цели он не щадил ничего. Не только книги,
в которых хранились древние предания Китая, но самые ученые,
толкователи этих книг и, следовательно, противники реформы, были
по его приказанию преданы огню. Нравственность народная
поколебалась. Дети стали расходиться во мнениях с родителями, жалуются
китайские историки. Но победа осталась окончательно па стороне
прежнего быта, и подвиг Ши хоанг ти прошел бесследно.
Автограф ГБЛ, ф. 84, 1. 6
Н{ Далее зачеркнуто: задача русской пауки велика: ей предстоит вывести
итог прошедшей жизни государств для.
а Далее зачеркнутые варианты не воспроизводятся.
11 Конец отрывка сохранился в двух вариантах. Второй вариант текста;
Эти эпохи отмечены особенным, им исключительно принадлежащим
характером. В них изменяются не одни формы, а разлагается самая сущность
обществ: религиозные верования, гражданские убеждения, семейная
нравственность.
История Востока не беднее, быть может богаче, европейской событиями
и переворотами, но в ней почти нет переходных эпох. Там явления проходят
как бы по вершинам обществ, не опускаясь на их дно. Меняются названия и
объем государств, падают династии, по массы коснеют в одпообразии
неподвижного быта. Около 250 лет до р. X. китайский император Тинь Ши хоанг
ти сделал замечательную попытку реформы. Он хотел оторвать свой народ от
прошедшего, сообщить ему новые, свежие стихи жизни. С этой целью он
приказал предать огню не только книги, в которых хранились предания и уставы
древнего Китая, но ученых — защитников старипы, которой они были
толкователями и блюстителями в настоящем. Средства, употребленные Ш[и] х[оанг]
ти, были часто жестоки, но задуманный им подвиг был велик и не может
вместиться в тесные пределы одной человеческой жизни. Династия, которой
он завещал свои идеи, пала вскоре после его смерти под бременем рокового
наследия. Но сраженная империя долго не могла успокоиться от движения,
вызванного в ней опытом реформы. Далее несколько строк опущено.
ПРИЛОЖЕНИЯ
ГРАНОВСКИЙ И РУССКАЯ ОБЩЕСТВЕННОСТЬ
В последние полтора столетия в движении русской общественной
мысли и отечественной исторической науки имя Грановского, era
наследие занимают видное и почетное место. Без имени Грановского
нельзя представить развитие национальной
общественно-исторической мысли. Он находился в самом средоточии осмысления русской
общественностью закономерностей истории. В середине прошлого
века Грановский стоял в гуще острых споров о соотношении
всеобщей и русской истории, о Западе и России, об особенностях
исторического процесса Восточной Европы. Он участник в страстных
идейных сражениях западников и славянофилов. Публичные курсы
лекций Грановского по истории Западной Европы, ежегодные курсы
по всеобщей истории в Московском университете были сильными
выступлениями передового представителя исторической науки
против господствовавшей теории официальной народности —
реакционной идеологической доктрины времен императора Николая I.
Образ Грановского — «ученого-историка», «человека сороковых
годов», «передового общественного деятеля», «идеального
профессора», «Пушкина русской истории» (по слову студентов — его
слушателей) — является крупной и неотъемлемой органической частью
русской культуры, русской исторической науки.
* * *
Тимофей Николаевич Грановский родился 9 (21) марта 1813 г.
в Орле, в дворянской семье среднего достатка. В автобиографии,
напечатанной еще при его жизни, в начале 1855 г., Грановский
крайне кратко сообщал о начальном своем образовании. Писал он
о себе, как тогда было принято, в третьем лице: «...получил
начальное образование в доме родителей своих. В 1826 году, он был
помещен в учебное заведение Доктора Кистера, в Москве, где пробыл,
впрочем, недолго. В 1828 году он оставил пансион Кистера и
следующие за тем три года провел почти безвыездно в Орловской деревне
отца своего»1.
За сколько-либо серьезное образование старшего сына семейство
Грановских положило приняться, как видно, только когда ему ис-
1 Биографический словарь профессоров и преподавателей Московского
университета. М., 1855, ч. I, с. 263. Позволение к печати части I этого словаря да*
тировано 2 января 1855 г.
318
Приложения
лолнилось уже тринадцать лет. По неписаным традициям
провинциального дворянства того времени учить его решено было в
московском частном пансионе.
Первое учебно-воспитательное учреждение, в которое попал
подросток Грановский,—частный пансион для благородных детей
мужского пола. Держал его лектор немецкого языка и словесности
в Московском университете доктор прав Ф. И. Кистер (1772—1849),
составитель учебных книг по немецкому языку и литературе.
Содержался пансион, видимо, на широкую ногу. Снимались под пансион
большие, славные дворянские дома Москвы (дом князя Лобанова-
Ростовского, дом Гусятникова на Моховой, богатый дом графа
Салтыкова на Большой Дмитровке). Существовал пансион 20 лет
(1819—1839). Это было заведение с хорошей репутацией. Ею
пансион был, в частности, обязан своими довольно тесными связями
с Московским университетом. Там Грановский впервые
соприкоснулся с московскими литераторами и учеными. Кроме самого Кисте-
ра, в его пансионе трудились лица, давно связанные с Московским
университетом,— Н. А. Бекетов, П. Ф. Калайдович, М. А.
Максимович, А. М. Кубарев, А. М. Гаврилов, Ф. Ф. Куртенер, визитато-
ром пансиона был проф. И. М. Снегирев.
Историю преподавал в пансионе профессор географии,
статистики и политической экономии, всемирной и русской истории
Н. А. Бекетов (1790—1829). Бекетов занимался древними
торговыми путями восточных славян, много переводил Рихтера, Клопштока,
Вольтера. Учившийся одновременно с Грановским В. В. Селиванов,
впоследствии писатель и общественный деятель, единственный,
кажется, человек, оставивший воспоминания о пребывании в пансионе
в эти годы, отметил, что Грановский занимался у Бекетова по
истории хорошо и уже в то время видна была в нем любовь к истории.
Однако заметил Селиванов: «Кто бы, впрочем, мог тогда думать,
что из класса Бекетова на исторической кафедре Московского
университета появится со временем знаменитый профессор!»2.
Класс российской словесности в пансионе вел со страстью и
жаром П. Ф. Калайдович (1791—1839), брат прославленного
историка и археографа. Калайдович и сам участвовал в
литературно-ученой деятельности. Из класса Калайдовича, писал тот же мемуарист,
мы «выходили бодрее духом, проникнутые прелестью поэзии, с
сознанием человеческого достоинства, и потому Петра Федоровича
очень любили»3.
Под влиянием Калайдовича и по предложению А. М. Гаврилова
(1795—1867), адъюнкта Московского университета, возникло
Литературное общество воспитанников пансиона Кистера.
Президентом общества воспитанники избрали Грановского. На публичных
литературных вечерах читались стихи и проза членов общества, их
2 Селиванов В. В. Соч. Владимир, 1901, т. 1, с. 337—339.
8 Там же.
С. С. Дмитриев. Грановский и русская общественность 319
переводы. Писал стихотворения в пансионские годы и Грановский.
Весной 1828 г. в «Дамском журнале» напечатано было
стихотворение «Страдалец» молодого поэта; так впервые появилось в русской
печати имя Грановского.
Пребывание в пансионе Кистера, общение с московскими
литераторами и преподавателями университета, первое появление в
печати не прошли для молодого Грановского бесследно. В нем
пробуждено было поэтическое начало. Он не стал поэтом. Но дух
поэзии, глубоко лирическое, поэтическое начало в освещении
событии истории на всю последующую жизнь стали характерными
особенностями профессора истории Грановского.
Уже во время учения в Петербургском университете (1832—
1835) Грановский воспринимался людьми, чуткими к изящному и
близкими к литературе, совсем не как мальчик, пописывающий
стихи, а как молодой одаренный литератор. Здесь он встречался
с И. С. Тургеневым, учившимся тогда же в униэерситете, читал
ему свои стихи. Профессор русской словесности П. А. Плетнев
представил Грановского А. С. Пушкину. В немногих сохранившихся
от тех лет стихотворениях Грановского преобладали исторические
мотивы — любование Москвой, ее древними памятниками: ветхим
Кремлем, сонмом церквей, дорогими гробницами прежних деятелей;
автор писал большую поэму о Калиостро и его веке. Замечено была
и сочинение студента Грановского о Ф. Рабле.
Круг чтения будущего ученого в студенческие годы обширен.
Преимущественно это французские и английские авторы. Из
первых — Ф. Гизо, А. Тьер, Ж. де Сисмонди, Ф. Минье, А. Вильмень,
А. де Барант; особенно увлекал О. Тьерри. Не обошлось и без
пухлых творении Б. Капфига — историка, тогда чтимого русскими
читателями. Из вторых — прилежно читались Грановским сочинения
выдающихся просветителей и историков Д. Юма, У. Робертсопа.
Э. Гиббона. Труд О. Тьерри «Покорение Англии норманнами»
Грановский, едва оставив студенчество позади, начал переводить на
русский язык. Еще студентом, на основе главным образом сочинений
Г. Б. Деппинга и Капфига, в журнале «Библиотека для чтения»
Грановский напечатал свою первую историческую статью «Судьбы
еврейского народа. От падения Маккавеев по нынешнее время»4.
Сильно влияла на молодого Грановского передовая русская
журналистика во главе со знаменитым Н. А. Полевым и его
«Московским телеграфом». В этом оргапе Полевой популяризировал и
пропагандировал тех западноевропейских историков, которые
впоследствии более всего привлекали внимание историка Грановского,—
Гизо, Тьерри, Нибура, отчасти Риттера и Савиньи.
В конце 1835 — начале 1836 г. Грановский через своего друга
Я. М. Неверова сближается с Н. В. Станкевичем, главой
известного московского кружка. Наряду с Я. М. Неверовым, Е. Ф. Коршем>
4 См.: Библиотека для чтения, 1835, т. XIII, ч. 1.
320
Приложения
И. С. Тургеневым Грановский стал одпим из ближайших друзей
Станкевича в 1835—1840 гг. «Благодарю тебя,— писал Стапкевич
Неверову в феврале 1836 г.,— за знакомство с Т. Н. Грановским.
Это милый, добрый молодой человек, и на нем нет печати
Петербурга»5. Легко и быстро Грановский вошел в кружок. Станкевич
оказал важное влияние на формирование его исторического
мировоззрения. Через Станкевича и его кружок воздействовала на
молодого Грановского атмосфера идейных исканий и настроений
передовой молодежи, прогрессивных сил русской общественности.
Одновременно с тем как Грановский вошел в кружок
Станкевича власти, ведавшие Московским университетом, обратили на него
внимание. Новый попечитель Московского учебного округа и
университета просвещенный аристократ граф С. Г. Строганов
предложил в 1835 г. Грановскому готовиться в профессора истории для
Московского университета. Последовала длительная заграничная
командировка (1836—1839). Грановский слушал курсы лекций и
занимался в университетах и библиотеках Берлина, Праги, Вены.
В Берлинском университете Грановский занимался у
выдающихся немецких ученых-историков Л. Ранке, Ф. Савиньи, Ф. Раумера,
географа К. Риттера, автора прославленного «Землеведения». Там
же приступлено было и к изучению Гегеля, к слушанию лекций
К. Вердера, философа, поэта и драматурга. Последний читал логику,
метафизику (по словам Н. В. Станкевича, так обыкновенно пазы-
вали гегелевскую логику6), историю новой философии начиная от
Декарта. Кроме университетских курсов Вердера, Грановский и
Станкевич приватно занимались с ним логикой. Наиболее сильное
воздействие на Грановского оказали курсы Риттера и, более всего,
Райке. Лекции последнего по истории Французской революции
конца XVIII в. особенно привлекли Грановского. Он писал в феврале
1838 г.: «Я ничего подобного не читал об этой эпохе. Ни Тьер,
ли Минье не могут сравняться с Ранке. У него такой простой,
не натянутый, практический взгляд па вещи, что после каждой
лекции я дивлюсь, как это мне самому не пришло в голову. Так
естественно. Ранке бесспорно самый гениальный из новых немецких
историков»7.
В годы жизни за границей Грановский не теряет тесных связей
со Станкевичем, Неверовым, Тургеневым. Знакомится и сближается
он там с московской семьей Фроловых, семьей, характерной для
кругов передовой русской общественности. Географ и журналист
Н. Г. Фролов (1812—1855) и его жена Елизавета Павловна
(рожденная Галахова, сестра западника И. П. Галахова) подолгу жили
ва границей. В Грановском сочувствие «к современным интересам
5 Переписка Н. В. Станкевича, 1830—1840. М., 1914, с. 348.
6 См.: Там же, с. 160.
7 Станкевич А. Тимофей Николаевич Грановский: Биографический очерк,
М., 1869, с. 72.
С. С. Дмитриев. Грановский и русская общественность 321
развито» было тогда под заметным влиянием Фроловой,
свидетельствовал Неверов. В берлинском салоне Фроловой в 1838—1839 гг.
часто бывал Грановский, нередко вместе с Неверовым и
Тургеневым. Говорили там о необходимости всемерного распространения
просвещения в простом народе, о желательности отмены крепостного
права в России, о преимуществах народного представительства,
об участии всех сословий в государственной и общественной жизни,
о равном распределении государственных повинностей.
Просвещение народа, развитие науки, подготовка отмены
крепостного права и привлечение народа к участию во всех
общественных и государственных делах — вот руководящие просветительские
и общественно-политические идеи, владевшие Грановским ко
времени окончания им подготовки к служению на кафедре всеобщей
истории в Московском университете. Полное завершение его
образования как ученого-историка еще не было вполне закончено. Он и
сам это ясно понимал. Однако одушевленный страстным желанием
послужить родному народу, передать молодежи передовые идеи,
которые стали его плотью и кровью, Грановский спешил в Россию.
Еще в мае 1838 г. он писал Станкевичу и Неверову из Вены:
«Я уехал бы в Москву с радостью. Мне хочется работать, но так,
чтобы результат моей работы был в ту же минуту полезен другим.
Пока я вне России, этого нельзя сделать. Мне кажется, что могу
действовать при настоящих моих силах, и действовать именно
словом. Что такое дар слова? Красноречие? У меня есть оно, потому
что у меня есть теплая душа и убеждения. Я уверен, что меня
будут слушать студенты. У меня еще нет сведений, нужных для
историка в настоящем смысле; я еще не знаю истории; но мне кажется,
что понимаю и чувствую ее»8. Грановский был прав в своем
предчувствии.
* * *
Шестнадцатилетний период труда Грановского в Москве и
Московском университете делится на два внутренних этапа: 1839—1846
и 1846—1855 гг. В пределах 1846—1855 гг. заметно разнятся
1846—1848 и 1849—1855 гг. Для первого этапа определяющими
факторами были большая близость Грановского с А. И. Герценом
и В. Г. Белинским, чтение Грановским двух первых публичных
курсов лекций по истории средних веков. Для второго этапа
исключительно важными фактами для понимания общественно-идейной
жизни и деятельности Грановского стали отъезд Герцена из России
в январе 1847 г., смерть Белинского 26 мая 1848 г, и еще ранее —
летом 1846 г.— ясно обозначившееся расхождение по важнейшим
философским и социально-политическим вопросам между
Грановском, Е. Коршем и большинством других западников, с одной стд-
8 Т. Н. Грановский и его переписка. М., 1897, т. 2, с. 343,
21 Т. Н. Гранопский
322
Приложения
роны, и Герценом, Огаревым, Белинским — с другой. Чрезвычайно
важное значение для деятельности всех современников той эпохи и
всех общественных и культурных институтов имела революция
1848—1849 гг. в Западной Европе, потрясения и отголоски которой
существенно сказались в России. В истории всей общественно-
культурной жизни страны, в истории русских университетов,
следовательно и в творческой биографии Грановского, семилетие 1849—
1855 гг.— время тяжких испытаний, время крутого натиска реакции.
Вернувшись на родину и начав с сентября 1839 г. преподавать
в Московском университете, Грановский в общественно-идейных
спорах 40—50-х годов без колебаний определился как западник.
Критически относился он к историко-философским построениям
славянофилов. Вскоре он стал главой московского кружка
западников. В отношении главной реакционной силы — господствующей
идеологии официальной народности и ее адептов — Грановский
занял враждебную позицию. В университете Грановский вошел в
тесную среду так называемых молодых профессоров. К ним
принадлежали С. М. Соловьев, Д. Л. Крюков, П. Г. Редкий, К. Д. Кавелин,
А. И. Чивилев, Я. А. Линовский. Подобно Грановскому, многие из
них недавно возвратились из Западной Европы, где готовились
к профессуре. Они были исполнены желания внести новые идеи
в русскую науку и высшую школу. Старые профессора, тогда
верноподданически державшиеся господствующей реакционной
идеологии,— М. П. Погодин, С. П. Шевырев, И. И. Давыдов сперва
насторожились, а затем перешли от обороны к нападению. В
журналистике, и прежде всего в погодинском журнале «Москвитянин»,
в 40-е годы являвшемся одним из органов теории официальной
народности, на кафедрах университета они открыли поход против
«гнилого Запада», всякое общение с которым опасно для России,
против современной немецкой философии, в первую голову против
Гегеля и левых гегельянцев.
8 то же время, по словам Герцена, Грановский «думал историей,
учился историей и историей впоследствии делал пропаганду»9.
Диалектика Гегеля лежала в основе исторического мировоззрения
Грановского. Лекции его по истории Западной Европы были
проникнуты идеями закономерности и прогрессивности исторического
процесса, доступности этого процесса для научного познания, исполнены
уважения к науке. Грановский привлекал внимание к изучению
жизни народа, низших классов, рабов, будил сочувствие к тяжелому
положению тружеников, осуждал насилия над феодально
зависимыми крестьянами. Он говорил о страданиях и борьбе античных
рабов, колонов, средневековых сервов и виланов. Слушатели живо
вспоминали современные им безрадостные картины действительности
крепостной России, положение и труд крепостных крестьян в
родной стране.
9 Герцен А. И. Собр. соч.: В 30-ти т. М., 1956, т. 9, с. 124.
С. С. Дмитриев. Грановский и русская общественность 323
Так называемые переходные эпохи в истории особенно занимали
Грановского, а в его лекциях таким эпохам, эпохам открытого
обнаружения и проявления социальных, политических, культурных,
религиозных противоречий, отводилось много места. Иногда он
с честностью и прямотой подлинного ученого говорил о
неизбежности таких исторических эпох, когда противоречие «может быть
уничтожено только насилием» (лекции 1845 г.). Обычно, однако,
в духе характерного для него представления о сущности прогресса,
как ^развития идей, распространения просвещения, «нравственного
совершенствования людей», историк предпочитал предупреждать об
опасности насильственных действий народных масс, о
предпочтительности пути разумных и постепенных реформ. В условиях
николаевской реакции вся учено-литературная и
профессорско-преподавательская деятельность Грановского, насыщенная возвышенным
гуманизмом, любовью к меньшему брату, протестом против
деспотизма и насилия над крепостными независимыми людьми, являлась
ярчайшим протестом и важным элементом борьбы молодой России,
передовой русской общественности против самодержавия и
крепостного строя.
Такую направленность, живое звучание лекторского слова
Грановского прекрасно отразил Н. А. Некрасов в «Медвежьей охоте»10
(1867 г.):
Не забыл,
Я думаю, ты истинных светил,
Отметивших то время роковое:
Белинский жил тогда, Граповский, Гоголь жил,
Еще найдется славных двое-трое —
У них тогда училось все живое...
Вспоминая Грановского, Некрасов там же писал:
Не диво, что тебя мы горячо любили:
Терпимость и любовь тобой руководили.
Ты настоящее оплакивать умел
II брата узнавал в рабе иноплеменном,
От нас веками отдаленном!
Среди двоих-троих славных борцов за просвещение и науку поэт,
несомненно, разумел Герцена и Огарева, не имея возможности
в условиях цензуры назвать их имена.
Подлинной, по словам Герцена, «трибуной общественного
протеста»11 стала кафедра Грановского при чтении им публичных
курсов лекций в середине 40-х годов. Публичные курсы, широкий
резонанс, сопровождавший их, стали важнейшими событиями в жизни
русской общественности. Первый такой курс открылся 23 ноября
1843 г. и закончился 22 апреля 1844 г. Второй курс состоялся
зимой 1845/46 г. Первый посвящен был общим вопросам философии
10 Некрасов Н. А. Поли. собр. соч. и писем: В 12-ти т. М., 1948, т. 2, с. 279,
280.
11 Герцен А. П. Указ. соч. М., 1959, т. IG, с. 106.
21*
324
Приложения
истории и обзору истории средних веков в Западной Европе,
второй — сравнительной истории Англии и Франции. Третий раз с
публичным курсом Грановский выступал среди других профессоров
Московского университета в марте 1851 г.
Предпринимая первый публичный курс лекций, Грановский
сознательно хотел довести до общественности свои новые воззрения
на историю. Он отчетливо представлял свой курс как выступление
против реакционеров в науке, крепостников и деспотов в политике.
За неделю до первой лекции Грановский писал своему другу
переводчику и литератору Н. X. Кетчеру: «Вообще хочу
полемизировать, ругаться и оскорблять. Елагина сказала мне недавно, что
у меня много врагов. Не знаю, откуда они взялись; лично я едва ли
кого оскорбил, следовательно, источник вражды в
противоположности мнений. Постараюсь оправдать и заслужить вражду моих
врагов» (письмо от 15 ноября 1843 г.)12. Главного своего противника
Грановский видел в реакционной идеологии официальной
народности, главных врагов — в ее адептах. Но постановкой общих вопросов
философии истории, критикой проявлений подчеркнутого руссо-
фильства Грановский задевал в своих публичных курсах лекций,
да и в университетских годовых учебных курсах,
историко-философские построения славянофилов А. С. Хомякова и братьев И. В. и
П. В. Киреевских.
Публичные курсы лекций Грановского в середине 40-х годов
имели необыкновенный успех. Аудитория всегда была переполнена.
В настороженной тишине слушатели внимали новым для них
мыслям, впервые звучавшим гласно и обращенным к передовой
общественности. Сперва сочувственно, потом с восторженной
благодарностью относились они к лекциям и лектору.
Герцену удалось напечатать статью о первой публичной лекции
(«Московские ведомости», 1843, 27 ноября), статью, исполненную
признательности и восхищения. Попечитель университета Строганов
разрешил ее опубликовать, но без упоминания о Гегеле. Ярче,
отчетливее многих современников А. И. Герцен выразил и в 1843 г.,
и позднее, особенно в «Былом и думах», понимание передовой
русской общественностью значения научно-просветительского труда
Грановского.
Между тем в массе слушатели публичного курса, казалось бы,
совсем не могли разделять убеждения и настроения лектора. Ведь
прежде всего эти слушатели были людьми высшего круга общества,
цветом московской дворянской публики. Именно этот состав
посетителей публичных курсов лекций Грановского имел в виду Герцен
в названной выше статье: «И после этого говорите, что всеобщие
интересы не имеют глубоких корней в публике: она с
необыкновенным тактом оценила всю современность живой, всенародной речи
Т. Н. Грановский и его переписка, т. 2, с. 459.
С. С. Дмитриев. Грановский и русская общественность 325
об истории. В наше время история поглотила внимание всего чело«
вечества, и тем сильнее развивается жадное пытанье прошедшего,
чем яснее видят, что былое пророчествует, что, устремляя взгляд
назад, мы, как Янус, смотрим вперед»13.
В «Былом и думах» Герцен, на основе своих дневниковых
записей 1843 г., засвидетельствовал суждение П. Я. Чаадаева.
«Лекции Грановского,— сказал мне Чаадаев, выходя с третьего или
четвертого чтения из аудитории, битком набитой дамами и всем
московским светским обществом,— имеют историческое значение»14.
Вторая статья Герцена о публичных лекциях Грановского,
написанная в декабре того же года, не была допущена в печать. После
разговора с попечителем Строгановым по поводу запрета статьи
Герцен пометил в дневнике: «...может он прав: боязнь крика, попов,
доносов справедлива»15.
Опасения имели под собою почву. Быстро появилась в
погодинском «Москвитянине» статья Шевырева «Публичные лекции об
истории средних веков г. Грановского (письмо в губернию)»,
имевшая доносительный привкус. Подразумевая Гегеля, автор обвинял
Грановского в том, будто бы в его лекциях «почти все школы, все
воззрения, все великие труды, все славные имена науки были
принесены в жертву одному имени, одной системе односторонней,
скажем даже одной книге, от которой отреклись многие соученики
творца этого философского учения»1". «Добровольные помощники
жандармов» (слова Герцена) винили Грановского в том, что в
публичном курсе, посвященном истории средних веков в Западной
Европе, он не говорил о Руси в желательном для них духе, не
противопоставлял цветущую Россию гниющему Западу, не толковал
о величии православия и вообще мало говорил о христианстве.
Такие помощники жандармов и в обществе, в московских
литературных салонах, и в печати, и в университетских лекциях говорили и
писали против Грановского упрямо и громко. Московский
митрополит Филарет (Дроздов) уже в конце 1843 г. начал
присматриваться к Грановскому. Попечитель Строганов вызвал ученого
лектора и пытался оказать на него давление, стремясь понудить изменить
дух и направление его публичного курса. В письме к Н. X. Кетче-
ру от 14 января 1844 г. Грановский сообщал об этом тягостном
объяснении: «Строганов требует невозможного. Вчера у меня было
с ним серьезное, резкое объяснение. Я, может быть, поступил глупо,
говоря совершенно прямо и открыто, но не раскаиваюсь. Он сказал
мне, что при таких убеждениях я не могу оставаться в
университете, что им нужно православных и т. д. Я возразил, что не трогаю
существующего порядка вещей, а до моих личных верований ему
13 Герцен А. И. Указ. соч. М., 1954, т. 2, с. 112—113.
14 Там же, т. 9, с. 126.
15 Там же, с. 319.
16 Москвитянин, 1843, № 12, отд. «Московская летопись», с. 524,
326
Приложения
нет дела. Он отвечал, что отрицательное отношение недостаточно,
что им нужна любовь к существующему, короче, он требовал от
меня апологий и оправданий в виде лекций. Реформация и революция
должны быть излагаемы с католической точки зрения и как шаги
назад. Я предложил не читать вовсе о революции. Реформации
уступить я не мог. Что же бы это была за История? Он заключил
словами: „Есть блага выше науки, их надобно сберечь, даже если бы для
этого нужно было закрыть университеты и все училища11»17.
В суждении попечителя Строганова, довольно благожелательно
относившегося к молодым профессорам, особенно к Грановскому и
Соловьеву, на этот раз открыто высказался верный и
исполнительный николаевский служака. Заметим, впрочем, что и спустя год
после этого суждения, Грановский выступал со своим вторым
публичным курсом лекций.
В связи же с мнениями, высказанными самим Грановским при
объяснении со Строгановым, историк обязан памятовать и привести
соображения Герцена из «Былого и дум» о духовном образе, о
складе души ученого лектора: «А ведь Грановский не был ни боец, как
Белинский, ни диалектик, как Бакунин. Его сила была не в резкой
полемике, не в смелом обращении, а именно в положительно
нравственном влиянии, в безусловном доверни, которое он вселял, в
художественности его натуры, покойной ровности его духа, в чистоте
его характера и в постоянном протесте против существующего
порядка в России. <...>. Таков был сам Колиньи, лучшие из
жирондистов, и действительно Грановский по всему строению своей души,
по ее романтическому складу, по нелюбви к крайностям скорее был
бы гугенот и жирондист, чем анабаптист или монтаньяр»18.
Для уяснения понимания душевного строя Грановского его
другом и современником, представителем русского революционного
движения эти суждения существенны и важны. Для постижения
личных особенностей душевного склада Грановского мнение Герцена,
несомненно, очень весомо. Но вряд ли правомерно поступил бы
историк, распространив механически эти суждения на историко-
философские воззрения Грановского. При всей мягкости характера,
деликатности, кажущейся уступчивости ученый в течение всех
шестнадцати лет служения отечественной науке и просвещению твердо,
неуклонно держался основ своего прогрессивного
общественно-исторического мировоззрения. Именно эта внутренняя стойкость,
глубокая незыблемая убежденность в правоте и силе науки, в «Истине
Истории», защита разума и просвещения, человечности, вера в
прогресс вместе с личным обаянием, изяществом строя чувств,
мышления, художественной и ясной формой речи заслуженно доставили
Грановскому исключительное, особое положение и в Московском
университете и в восприятии его передовой общественностью Рос-
17 Т. Н. Грановский и его переписка, т. 2, с. 402—463.
18 Герцен А. И. Указ. соч., т. 9, с. 122, 123.
С. С. Дмитриев. Грановский и русская общественность 327
сии. Именно Грановский рано и прочно закрепился в русском
общественном сознании как «профессор сороковых годов», с
прописных букв Учитель и Наставник, лучший выразитель гуманизма
в исторической мысли России.
Любили и чтили Грановского студенты. Слушать его сходились
со всех факультетов. Приходили к нему на дом sa книгами, за
советами по научной и литературной работе, обращались за помощью.
По воскресным утрам в квартире Грановского в начале 50-х годов
бывали общие приемные дни. Собиралось до двадцати посетителей,
студенты среди них преобладали. Сохранилось немало писем к
любимому наставнику от студентов и лиц, недавно окончивших
Московский университет. В начале 1855 г. болезнь не дала
Грановскому продолжать чтение курса по истории средних веков на втором
курсе словесного и юридического факультетов. Тогда к нему
поступило письмо; вместо подписи шли. слова: «Строки эти написаны
студентом под влиянием товарищеских бесед». От имени нескольких
студентов, слушавших этот курс, составитель письма запрашивал,
не сочтет ли Грановский возможным, чтобы эти студенты «могли,
по предварительному приглашению с Вашей стороны, в самое
удобное для Вас время дня, являться к Вам на квартиру и, записывая
со слов ваших лекции, передавать их потом товарищам?» Объясняя
свое обращение, автор письма рассказывал, что он сам и его
товарищи «с грустным чувством» говорили себе: «Печатные руководства
и исторические сочинения останутся с нами везде и навсегда, но
не везде и не всегда будем иметь возможность слушать
Грановского», его проникновенное изложение науки, «за которым
общественное мнение и университетское предание упрочили имя
„художественного44»19.
Десятки студентов тщательно записывали лекции Грановского,
сопоставляя разные записи, переписывали набело, совместно
редактировали их и давали лектору на проверку. Иные записи хранят
пометки и правку Грановского. Наиболее добротные из таких
записей позволили советским историкам изучить и издать целые курсы
лекций Грановского.
В то же время власти светские и духовные, когда и где могли,
теснили и ограничивали Грановского, следили за ним, за его
перепиской, его знакомствами. Конечно, с Грановским нельзя было
не считаться. Но можно было чинить препятствия его неоднократно
выражаемому стремлению наладить издание своего журнала,
альманаха, сборников. Ни одно из таких журнально-издательских
начинаний Грановского (они относятся к 1839, 1840, 1844—1845, 1854,
1855 гг.) не осуществилось. Можно было мелкими укусами,
происками доставлять Грановскому множество затруднений и препон при
защите им диссертаций: магистерской — 21 февраля 1845 г.— и док-
19 ГБЛ, ф. 84, карт. 3, ед. хр. 43. Письмо студентов к Грановскому от
2 марта 1855 г.
328
Приложения
торской —19 декабря 1849 г. Можно было стараться свалить
Грановского при помощи наушничества и доносов. И старались —
наушничали, доносили. В особо трудных обстоятельствах сумрачные
настроения, черные мысли тяготили жизнь Грановского.
Неоднократно обдумывал он уход в отставку из университета (1840, 1844—
1845, 1848, 1849, 1851 гг.).
Особенно тяжкими для ученого стали последние семь лет
царствования Николая I. Власти ополчились на его исследование
«Аббат Сугерий» (1849). Грановскому пришлось по вызову давать
свои объяснения «главе здешней церкви», все тому же московскому
митрополиту Филарету. В письме к Я. М. Неверову от 28 декабря
1849 г., писанному на следующий день после вынужденного визита,
Грановский сообщал: «Он [Филарет] потребовал от меня объяснений,
почему я в чтениях истории не упоминаю о „воле и руке божьей14,
управляющей событиями и судьбами народов. „О Вас говорят, что
Вы вредный профессор, что Вы затемняете умы верных сынов
государя нашего". „В Вашей деятельности есть что-то скрытое. Мне
надо знать Ваши верования"»20. Московский генерал-губернатор
граф А. А. Закревский запросил нового попечителя Московского
университета (даже Строганову пришлось оставить этот пост в
условиях разгула реакции) «об образе жизни и мыслей профессоров
Грановского, Кудрявцева и Соловьева, а также о духе и
направлении их лекций»21. Ответ попечителя был очень сдержанным в
отношении «сомнительных» профессоров. Но генерал-губернатор
предписал полицейским властям: «Учредить самый строжайший
секретный надзор за профессорами здешнего университета Грановским и
Кудрявцевым и о последующем мне доносить каждый месяц 1
числа»22. Свыше двух лет этот надзор тяготел над Грановским и его
учеником, другом и товарищем по работе Кудрявцевым. Болезненно
ощущал Грановский и монархическо-патриотическую шумиху при
начале Восточной (Крымской) войны в 1853 г., и последующие
вскоре неудачи, а ватем и поражения, которые терпела
крепостническая Россия.
Между тем приблизилась знаменательная в истории русской
культуры дата — в январе 1855 г. исполнялось столетие
Московского университета, первого русского университета. Грановский
оживился. Вместе с Соловьевым вошел он в комиссию по подготовке
торжества векового юбилея; заправлял, однако, в комиссии Шевы-
рев, ему поручили и написание истории университета. Еще в 1854 г.
Грановский спешно трудился. Хотел напечатать «к юбилею
небольшой том, в котором поместятся биографии Теодориха Великого,
Карла Великого и Альфреда Великого, трех главных распространи-
20 Звенья: Сборник V. М.; Лм 1935, с. 752.
21 Письмо гр. А. А. Закревского к попечителю Московского университета
Д. П. Голохвастову.— Рус. арх., 1887, кн. II, вып. 8, с. 522.
22 Бочаров Ю. Московские отклики дела петрашевцев в 1849 г.— Каторга
и ссылка, 1924, № 6 (13), с. 116,
С. С. Дмитриев. Грановский и русская общественность 329
телей просвещения в средний век» — извещал он своих друзей Н. Г.
и Е. П. Фроловых23. Но желание не осуществилось. Заветные
мысли о науке истории он намеревался в 1855 г. изложить в особых
статьях, дав им заглавие «Исторические письма». Можно полагать,
что от этого замысла получили точно такое же заглавие известные
статьи С. М. Соловьева 1858 г.
Наступили дни юбилея Московского университета. Проходили
официальные торжества — богослужение в университетской церкви,
акт, обеды с тостами и речами. Однако депутаты и гости
съезжались и сходились и приватно у отдельных профессоров. Не раз такие
вечера собирались и у Грановского.
Через месяц после юбилея и всех этих встреч, в феврале 1855 г.
умер Николай I. Передовая Россия с облегчением вздохнула —
не стало «всероссийского тормоза». «Конечно, я не был опечален
смертью Николая»,— отметил в сволх записках Соловьев, человек
очень близкий к Грановскому. Те же записки сохранили и
непосредственный отклик Грановского на смерть царя. Приехав в
университетскую церковь для принесения присяги новому царю, Соловьев
встретил на крыльце Грановского: «Первое мое слово ему было:
„Умер!" Он отвечал: „Нет ничего удивительного, что он умер;
удивительно то, что мы с вами живы"»24.
В конце августа того же года русские войска вынуждены были
оставить развалины Севастополя. Проигранная царизмом война шла
к концу. Общественное мнение проявлялось живее. По рукам
ходили проекты реформ. Первые издания Вольной русской
типографии Герцена стали потаенно доходить из-за рубежа в Россию.
Страна стояла накануне нового. Не всем суждено было его
дождаться.
...Утром 4 октября 1855 г. Грановский дома в одночасье умер.
«Ничья смерть так сильно не поражала университет с
незапамятного времени, как смерть его,— засвидетельствовал в своем дневнике
профессор О. М. Бодянский,— все без исключения были под гнетом
ее; с утра и до поздней ночи двери жилища его не затворялись»25.
В пятницу 7 октября Московский университет и Москва похоронили
Грановского. Студенты несли гроб от университета на Моховой до
Пятницкого кладбища через весь город на руках, В тот же день
в Петербурге профессор А. В. Никитенко закрепил в своем
дневнике чувства и мысли: «Боже мой, какое горе, какая потеря для
науки, для мысли, для всего высокого и прекрасного: Грановский умер!
Это -был в нашем ученом сословии человек, которого можно было
вполне уважать, в правоту ума и сердца которого можно было
безусловно верить. Он был чист, как луч солнца, от всякой скверны
23 Т. Н. Грановский и его переписка, т. 2, с. 434.
24 Соловьев С. М. Избранные труды. Записки. М., 4983, с. 335.
25 Выдержки из дневника О. М. Бодянского.— Сборник Общества
любителей российской словесности на 1891 г. М., 1891, с. 134.
330
Приложения
нашей общественности. Это был Баярд мысли, рыцарь без страха
и упрека»26. Дневниковая запись Никитенко свидетельствует, что
он не разделял свойственного тогда петербургским профессорам
недоверчивого отношения к ученым Москвы.
* * *
Преждевременная смерть Грановского обострила внимание пере-
довой общественности к покойному историку и любимому лектору,
к его учено-литературному наследству. Речи профессоров и
студентов на его похоронах, многочисленные некрологи, мемуарные статьи
и заметки, стихотворение Н. А. Некрасова «Еще скончался честный
человек...», вошедшее в собрание сочинений поэта как отклик
«На смерть Грановского», опубликованная в ноябрьском номере
демократического «Современника» статья И. С. Тургенева «Два слова
о Грановском»27 — все это живые, непосредственные отзвуки
печального события. В том же номере «Современника» помещены
«Заметки о журналах за октябрь 1855 г.» Некрасова и, возможно,
В. П. Боткина со скорбными и торжественно-знаменательными
строками: «Читатель, в то время как Россия оплакивает столько
героев, со славою погибающих за отечество на войне, ей приходится
оплакать еще потерю скорбную и, может быть, незаменимую <.. .>.
К числу таких людей, которых мы, подражая Карлейлю, можем
назвать без преувеличения героями, принадлежал недавно
скончавшийся Т. Н. Грановский. Это был один из самых даровитых и
богатых знанием ученых, это был профессор, к которому любовь его
слушателей доходила до восторженного благоговения...»28.
Быстро сложилось обыкновение в среде ученой и литературной
молодежи посвящать свои первые произведения, предназначенные
для печати, Грановскому, его памяти. Отметив это новое
обыкновение, Герцен с умилением писал об юношески прекрасном желании
«новый труд свой примкнуть к дружеской тени, коснуться, начиная
речь, до его гроба, считать от него свою умственную генеалогию»29.
Возникла и на многие годы стала традицией ежегодная встреча
друзей и студентов на могиле Грановского в день его памяти 4
октября. Служили панихиду, вспоминали ушедшего Учителя, читали
стихи, иногда произносили речи. В дни студенческих волнений
в Московском университете в 1861 г. демократические студенты
отметили годовщину со дня смерти Грановского шествием на его
могилу. Несколько сот студентов с корзиной цветов и венком прошли
через всю Москву от университетского сада на Моховой до
Пятницкого кладбища. Шествие приобрело характер политической
демонстрации. Ученик Грановского, бывший студент Московского универ-
28 Никитенко А. В. Дпевник: В 3-х т. М., 1955, т. 1, с. 521.
27 Некрасов II. А. Указ. соч. М., 1948, т. 1, с. 420—421; Тургенев И. С. Собр.
соч.: В 12-ти т. М., 1956, т. 11, с. 225—228.
28 Некрасов Н. А. Указ. соч. М., 1950, т. 9, с. 332—333.
2S Г ер цеп А. И. Указ. соч., т. 9, с. 123.
С. С. Дмитриев. Грановский и русская общественность 831
ситета, литератор И. Г. Прыжев подробно описал эти яркие события
в статье «Москва 4 октября».
Не прошло и года после печального события, как усилиями
С. М. Соловьева и П. Н. Кудрявцева были изданы два тома
сочинений Грановского. Появление их приветствовал на страницах
«Современника» 1856 г. революционный демократ Н. Г.
Чернышевский. Статья его впервые давала развернутое общее понимание
демократическими слоями русской общественности значения личности
и научного творчества Грановского. Чернышевский писал: «Он
[Грановский] был одним из сильнейших посредников между наукою и
нашим обществом; очень немногие лица в нашей истории имели
такое могущественное влияние на пробуждение у нас сочувствия
к высшим человеческим интересам...». Автор статьи видел в
Грановском не только первого из немногочисленного круга русских ученых
в области всеобщей истории, «но и одного из замечательнейших
между современными европейскими* учеными по обширности и
современности знания, по широте и верности взгляда и по
самобытности воззрения»30.
Другое отношение встречал и сам Грановский и его труды в
реакционных кругах, среди консерваторов. Там пугались влияния его
сочинений, умудрялись усматривать в покойном авторе
пропагандиста Искандера — Герцена. Карикатура в «Искре» — органе
демократической сатиры — изображала ретрограда, недовольного тем, что
педагог давал мальчику-ученику сочинения Грановского. Текст под
рисунком ядовито передавал такой разговор:
«— Что вы делаете! Разве можно давать мальчику Грановского!
Ведь он там Искандера расхваливает...
— Это он Александра Македонского называет Искандером.
— Александра Македонского! Знаем мы! Нет, батюшка, это, я вам
скажу, просто уловка, чтобы пропустили...»31.
Начатое, но пе законченное П. Н. Кудрявцевым из-за его ранней
смерти (1858 г.) дело написания более или менее цельной
биографии Грановского осуществил на исходе 60-х годов А. В.
Станкевич— младший брат Н. В. Станкевича. Книга его «Тимофей
Николаевич Грановский. (Биографический очерк)» имела характерное
надписание: «Посвящается друзьям и бывшим слушателям
Т. Н. Грановского». Определение жанра книги — биографический
очерк — говорило о скромности и непритязательности ее автора:
306 страниц его солидного тома давали довольно полную биографию
ученого, множество писем, большей частью в отрывках. Появление
этой книги в 1869 г. сопровождалось оживленным обсуждением
наследия Грановского, личности покойного ученого. На книгу широко
отозвалась печать, о ней писали А. Н. Пыпин, M. Е. Салтыков-
Щедрин, А. М. Скабичевский, П. А. Гайдебуров, В. И. Герье,
80 Чернышевский Н. Г. Полп. собр. соч. М., 1947, т. 3, с. 352—353, 363.
81 Искра, 1863, № 35, с. 470.
332
Приложения
H. H. Страхов; подчеркнуто умеренно-либеральный дух составителя
книги вызвал критические суждения о ней в переписке А. И.
Герцена и Н. П. Огарева, в откликах в печати Салтыкова-Щедрина,
Гайдебурова, Скабичевского.
Позднее, примерно в 70-е и особенно в мрачные 80-е годы живая
память Грановского как бы потускнела на время.
Двадцатипятилетие (1880 г.) и тридцатилетие (1885 г.) со дня его смерти прошли
почти не отмеченными.
В 90-е годы определился новый подъем в массовом рабочем
движении, с середины десятилетия начался пролетарский этап в
освободительном движении России. Обозначилась и новая полоса
в истории университетской общественности и демократического
студенчества. В такой обстановке общественность, прежде всего
либерально-буржуазная, вновь обратилась к наследию Грановского.
Привлекла внимание содержательная публичная лекция о
Грановском, с которой выступил 11 февраля 1893 г. в пользу Комитета
грамотности профессор Московского университета либеральный
историк П. Г. Виноградов. В лекции сделана была первая научно-
историографическая попытка осмысления наследства Грановского.
Истинную силу его как ученого лектор увидел «в историческом
синтезе, в способности сводить разрозненные и разнохарактерные
факты в одно целое, указывать взаимодействие, зависимость».
Виноградов показал, как «через посредство географии, этнографии,
антропологии Грановский приходил в соприкосновение с
естествознанием»32.
Тепло отмечено было сорокалетие со дня смерти Грановского.
Месяц и число кончины Грановского и Соловьева совпадали.
Историческое общество при Московском университете устроило
торжественное заседание 4 октября 1895 г. в годовщину смерти Т. Н.
Грановского (4 октября 1855 г.) и С. М. Соловьева (4 октября 1879 г.).
В кратком вступительном слове В. И. Герье, возглавлявший в это
время кафедру всеобщей истории в Московском университете,
занимавший уже весьма либерально-консервативные позиции,
подчеркивал тесную связь русской и всеобщей истории, видел воплощение
в Соловьеве научного, в Грановском же преимущественно
общественного призвания истории. Историк литературы и
либерально-демократический публицист В. Е. Якушкин впервые представил в
самых общих чертах движение общественно-идейной борьбы вокруг
наследства и памяти Грановского о 1856 г. и до середины
90-х годов пш
Читатели получили в 1892 г. третье, несколько дополненное
издание сочинений Грановского (1-е — 1856 г., 2-е — 1866 г. давно разо-
82 Виноградов П. Т. Н. Грановский.— Рус. мысль, 1893, № 4, отд. 2,
с. 44—46.
83 Якушкин Е. И. Памяти Т. Н. Грановского.— В кн.: Издания
Исторического общества при Московском университете: Рефераты, читанные в 1895 г,
М., 1896, с. 168-184,
С. С. Дмитриев. Грановский и русская общественность 333
шлись). Через несколько лет потребовалось новое издание; оно
вышло в 1900 г. и быстро было раскуплено. Такова же была судьба
его «Избранных сочинений» (1905). Грановского читали. В конце
90-х годов впервые было собрано и издано богатое эпистолярное
наследие Грановского (около 400 писем) — важнейший источник по
истории русской общественности и научно-исторической мысли
середины XIX в.
В 1897 г. появилась первая обобщающая книга о Грановском—1
Ч. Ветринского (Вас. Е. Чешихина) «Т. Н. Грановский и его
время. Исторический очерк». Автор — либеральный народник и историк
литературы — подходил к своему герою с позиций
культурно-исторической школы, показывал Грановского на широком фоне
общественно-идейных споров его времени. С одной стороны, по словам
автора, он «старался избежать излишне панегиристического тона и
исключительного превознесения - „гуманности44 Грановского»,
а с другой — стремился выявить Грановского как главу западников,
бывшего «всегдашним проповедником общечеловеческого единства
народов Европы»34. Книга заинтересовала, вызвала споры в печати,
понадобилось ее второе издание (1905).
В студенческом движении все чаще вспоминали имя
Грановского. В связи с шумной студенческой демонстрацией на лекции
В. О. Ключевского 30 ноября 1894 г., в которой он хвалил
покойного Александра III, ходило по рукам гектографированное письмо.
Студенты так объясняли в нем свое выступление против похвал
Ключевского по адресу царя: «Он превратил кафедру в орудие
пропаганды известных тенденций, ничего общего не имеющих с
значением и высоким призванием старейшего университета, всегда
считавшегося рассадником объективно-научного знания. Он нарушил
традиции, завещанные Грановским, Кудрявцевым и другими
талантливыми и действительно интеллигентными профессорами, которыми
гордится русская наука»35. В марте 1899 г. передовые студенты
Московского университета обратились к профессорам с воззванием
в связи со студенческими волнениями. Студенты просили своих
наставников не быть глухими к их нуждам и борьбе, не стоять в
стороне от схватки, протестовать против расправы царских властей
со студентами, против отдачи студентов в солдаты: «Господа,
неужели и на этот раз вы промолчите? Нам, вашим слушателям,
тяжело и больно сознавать, что вы совсем отдалились от нас ...
Господа, опомнитесь: чему вы служите, чистой ли науке или
полицейским соображениям? Господа, вспомните о ваших великих
предшественниках: Грановском, Боткине, Пирогове и других. Они с
укором смотрят на вас, они перевернутся в гробах своих при таком
34 Ветринский Ч. (Чешихин Вас. Е.). Т. Н. Грановский и его время:
Исторический очерк. М., 1897, с. III—IV, VI.
35 Ткаченко П. С. Московское студенчество в общественно-политической
жизни России второй половины XIX века. М.т 1958, с. 215—216,
334
Приложения
поругании дорогого им Московского университета, которому они
служили честью и жизнью»36.
Широко откликнулась печать и общественность на столетие со
дня рождения Грановского (1913 г.). С докладами, речами,
статьями о Грановском выступали, можно сказать, все сколько-либо
видные представители либерально-буржуазного направления: П. Н.
Милюков, А. А. Кизеветтер, Н. И. Кареев, Р. Ю. Виппер, В. Н. Сто-
рожев, В. П. Бузескул, А. В. Дживелегов, В. А. Мякотин,
Б. Н. Щепкин, М. С. Корелин и многие другие. Либералы
кадетского толка по поводу юбилея Грановского старались
представить себя единственными преемниками его идеалов,
последователями его традиций. Грановский — это «человек, знамя которого
мы держим в наших руках», заявлял Милюков37. Два главнейших
поворотных пункта русской истории последних десятилетий: 19
февраля 1861 г. («эмансипация») и 17 октября 1905 г.
(«конституция»), утверждал Кареев, суть этапы в том направлении, в каком
«работала мысль Белинского, Герцена, Грановского»38.
Занимавший в это время антидемократические и антиреволюционные
позиции В. И. Герье произнес в Московском университете большую
речь. Он утверждал, будто бы Грановский должен показывать, как
совмещать с усвоением европейской образованности «верность и
преданность заветам русской старины», убежденность в «значении
для русского государства монархии» 39.
Помнили и чествовали Грановского как передового деятеля и
в демократическо-просветительских общественных кругах. В
начале нашего века неоднократно писали в печати о личности и трудах
Грановского известные публицисты и ученые демократического
направления: Г. В. Плеханов, В. И. Семевский, М. Н. Коваленскии,
П. Н. Сакулин, Ю. М. Соколов, M. Н. Столяров (псевдоним —
С. Ашевский), И. С. Симонов и др. Они показывали
просветительский характер, антикрепостнические устремления Грановского, его
прогрессивные научные взгляды, его связи и взаимоотношения с
Белинским, Герценом, Огаревым. В печати особенно отмечали факт
возложения в 1913 г. на могилу Грановского венка с мемориальной
надписью от Московского общества народных университетов.
После Великого Октября, в совершенно повых
социально-политических и культурных условиях бытия советская общественность
помнит и чтит Грановского. В 20—30-е годы время от времени
появлялись публикации писем ученого, статьи и заметки о нем.
Торжественными мероприятиями — заседания, концерты,
выставки — отмечали несколько раз в 30-е годы юбилейные даты
Грановского. Вызвала большой интерес статья в газете «Правда» Д. И. За-
36 Там же, с. 249.
87 Милюков П. Т. Н. Грановский.— Речь, 1913, № 66, с. 3.
38 Кареев Н. Памяти Грановского.—Рус. ведомости, 1913, Я» 57, с. 2.
89 Герье В. Л. Т. Н. Грановский: В память 100-летнего юбилея его
рождения. М., 1914, с. 74.
С. С. Дмитриев. Грановский и русская общественность 335
славского «Истинный сын своего народа (125 лет со дня рождения
Т. Н. Грановского)»40. Значительным вкладом в изучение научного
наследства Грановского явились работы Е. А. Косминского41. В
октябре 1955 г. Институт истории АН СССР, Московский
университет, Малый театр и три крупных музея Москвы (Исторический,
Литературный, Музей истории и реконструкции Москвы)
организовали большое торжественное заседание памяти Грановского.
Новое такого же рода заседание в марте 1963 г. посвящено было
150-летию со дня рождения Грановского. С основными научными
докладами на этих двух заседаниях, имевших широкий резонанс
в нашей общественности, выступали Е. А. Косминский, Е. В. Гут-
нова, автор настоящей статьи. В последние два десятилетия
советская историческая наука неоднократно обращалась к наследству
Грановского. В 60—70-е годы усилиями С. А. Асиновской,
поддержанными С. Д. Сказкиным, подготовлены и изданы были первые
каучно-археографически добротные публикации лекционных курсов
Грановского, сохранившихся в записях его слушателей и
учеников42. Разработанная и изданная Московским университетом в
конце 60-х годов научная библиография трудов Грановского и
богатейшей литературы о нем43 является одним из последних
наглядных свидетельств живого интереса советской общественности
к замечательному русскому историку-просветителю.
С. С Дмитриев
40 Правда, 1938, 21 марта.
41 Косминский Е. А. Столетие преподавания истории средних веков в
Московском университете.— Историк-марксист, 1940, № 7; Он же. Изучение
истории западного средневековья.— Вести. АН СССР, 1945, № 10—11; Он же.
Жизнь и деятельность Т. Н. Грановского.— Вест. МГУ. Сер. обществ, паук,
1956, № 4.
42 Лекции Т. Н. Грановского по истории средневековья/Предисл., подгот.
текста и примеч. С. А. Асиновской. М., 1961; Лекции Т. Н. Грановского по
истории позднего средневековья/Предисл., подгот. текста С. А. Асиновской. М.,
1971.
43 Граповский Тимофей Николаевич: Библиография (1828—1967)/Под ред.
С. С. Дмитриева. Вступ. очерки С. С. Дмитриева и Е. В. Гутновой. М., 1969.
ГРАНОВСКИЙ КАК ИСТОРИК
Неувядающей славой Т. Н. Грановский обязан не только своей
общественной деятельности, но и своей роли в развитии русской
исторической науки. Эти две стороны жизни и творчества Т. Н.
Грановского неразрывны, они взаимодополняют и освещают друг
друга. Совершенно очевидно, что та «пропаганда историей» (по
меткому выражению А. И. Герцена), которую Грановский вел па
кафедре Московского университета, звучала особенно убедительно
потому, что строилась на глубоко научной основе, опираясь на
огромную эрудицию автора, была насыщена ищущей философской
мыслью ученого. Однако научное наследие Грановского до
недавнего времени было слабо изучено. Многие дореволюционные
историки видели в Грановском лишь талантливого популяризатора
западноевропейской медиевистики '. Между тем еще в 1856 г.
Н. Г. Чернышевский высоко оценивал исторические труды
Грановского с точки зрения достижений науки того времени2.
Исследования советских историков подтвердили проницательное
суждение Чернышевского3. Этому во многом способствовало
опубликование значительной части студенческих записей лекций
Грановского4, которые представлены в настоящей книге с
дополнениями.
1 См.: Косминский Е. А. Памяти Т. Н. Грановского.— В кн.: Проблемы
английского феодализма и историографии средних веков. М., 1963, с. 420.
2 См.: Чернышевский Н. Г. Избр. филос. соч. М., 1950, т. II, с. 29.
8 Более полное рассмотрение научного значения трудов Т. Н. Грановского
см.: Асиновская С. А. Из истории передовых идей в русской медиевистике:
Т. Н. Грановский. М., 1955; Алпатов М. А. Труды Т. Н. Грановского.—В кн.;
Очерки истории исторической науки в СССР. М., 1955, т. 1, с. 423—450;
Данилов А. И. Грановский и некоторые вопросы социальной истории раннего
средневековья.— Учен. зап. Том. ун-та, 1951, № 16, с. 75—90; Каменский 3. А. О
воззрениях Т. Н. Грановского на исторический процесс—Изв. АН СССР. Сер.
истории и философии, 1946, т. 3, № 6, с. 489—496; Кертман Л. Е. Эволюция
исторических взглядов Т. Н. Грановского.— Науч. вап. Киев, ун-та, 1947, т. 6,
яып. 1, с. 91—126; Дмитриев С. С. Историческая наука в Московском
университете в 60-х — 90-х гг. XIX в.—Вести. МГУ. Сер. обществ, наук, 1954,
№ 7, с. 293; Он же: Грановский и Московский университет.— В кн.: Грапов-
ский Тимофей Николаевич: Библиография (1828—1967)/Под ред. С. С.
Дмитриева. М., 1969; Косминский Е. А. Указ. соч., с. 418—433; Гутнова Е. В.
Грановский как историк.— В кн.: Грановский Тимофей Николаевич: Библиография
!( 1828—1967) (в этом издании см. полную библиографию работ о Т. Н.
Грановском); Ушакова Л, А. К вопросу об отношении Т. Н. Грановского к
революции.—Учен, зап. Том. ун-та, 1958, № 34, с. 71—85; Она же. Грановский в
борьбе со славянофилами.— Там же, 1959, № 31, с. 191—197.
4 См.: Лекции Т. Н. Грановского по истории средневековья (авторский
конспект и записи слушателей)/Предпсл., подгот. текста и примеч. С. А. Аси-
новской. М., 1961. (Далее: Лекции, 1961); Лекции Т. Н. Грановского по истории
позднего средневековья (записи слушателей с авторской правкой)/Предисл.,
подгот. текста С. А. Асиновской. М., 1971. (Далее: Лекции, 1971).
Е. В. Гутнова, С. А. Асиновская. Грановский как историк 337
Нередко называют Т. Н. Грановского «первым русским
медиевистом». Действительно, главным предметом его собственных
исследований была история западноевропейского средневековья. Однако
научные познания ученого выходили далеко за рамки
средневековья, охватывали также древнюю, новую и новейшую для того
времени историю. Широта исторического кругозора ученого
проявлялась и в его живом интересе к отечественной истории.
У Т. Н. Грановского нет специальных работ по истории России.
Но нередки сопоставления и параллели между отдельными
явлениями западноевропейской и русской истории: в развитии
общинных институтов у древних германцев и славян (см. ниже) или
в реформаторской деятельности отдельных правителей на Западе
и в России.
Его споры с представителями теории «официальной народности»
(М. П. Погодиным, С. П. Шевыревым) или со славянофилами
(например, с А. С. Хомяковым), его рецензии на работы по истории
России, в частности на пятитомный труд Д. А. Милютина
«История войны России с Францией в царствование императора Павла I»
(М., 1853)5— все это говорит о наличии у Т. Н. Грановского
определенных взглядов на историю родины. Эти взгляды были отличны
и от построений официальной историографии его времени, и от
славянофильских, а в некоторых отношениях и ординарно
западнических воззрений на прошлое России, что ярко отразилось в речи
Грановского перед студентами 1845 г., сохранившейся в записи
его жены: «И вам и мне предстоит благородное и, надеюсь, долгое
служение России — России, идущей вперед и с равным презрением
внимающей клеветам иноземцев, которые видят в нас только
легкомысленных подражателей западным формам, без всякого
собственного содержания, и старческим жалобам людей, которые любят не
живую Русь, а ветхий призрак» (Лекции, 1961, с. 31).
Выраженный в этих словах глубокий и искренний патриотизм Грановского,
без сомнения, оказывал воздействие и на его трактовку
западноевропейской истории.
Широта подхода Т. Н. Грановского к исторической науке
выразилась и в его философском взгляде на нее. В изучении прошлого
ученого всегда интересовали не только факты и их прагматическое
изложение, но и методологическое осмысление истории, место этой
науки в развитии человечества. Живой интерес Грановского к
теоретическим вопросам истории был связан с тем, что ими занята
была вся прогрессивная историография эпохи. Вместе с тем
собственные политические позиции ученого, тревога за будущее России
побуждали его искать в истории ответы на вопросы современности.
Начиная чтение курса истории средних веков в 1848/49 учебном
году, Грановский говорил: «Более, нежели когда-нибудь, история
6 Рецензия была опубликована в «Московских ведомостях» (1853, 21 мая,
с. 623—624).
22 т. н. Грановский
-338
Приложения
имеет право на внимание в настоящее время. Ввиду великих
вопросов, решаемых западными обществами, человеку с мыслящим
умом и благородным сердцем нельзя не принять участие в судьбе
человечества, нельзя не оглянуться назад и не поискать ключа к
открытию причин тех загадочных явлений, на которые мы
смотрели и смотрим с изумлением» (с. 239).
Естественно, Грановский разделял многие суждения тогдашней
исторической науки, которые представляются ныне устаревшими.
Но питая живой интерес к судьбам простого народа, вдохновляясь
антикрепостническими настроениями, он во многих случаях
преодолевал эти расхожие в то время мнения, выступал как самобытный
и прогрессивный историк.
В первый период научной деятельности Т. Н. Грановского оп
по своим теоретико-методологическим воззрениям был
приверженцем объективного идеализма в духе немецкой классической
философии, и в частности Гегеля. Главный смысл всеобщей истории в
то время он видел в «развитии духа рода человеческого», главной
целью историка считал «проследить прогресс рода человеческого»
(см. выше: Введение к курсу древней истории). Главной
движущей силой исторического процесса Грановский полагал «верховный
нравственный закон». Однако из гегелевской философии истории
он брал в основном наиболее передовые ее идеи — идею
закономерного прогрессивного и органического характера исторического
процесса и, главное, представление об его диалектичности. По словам
Т. Н. Грановского, история всегда развивается «в борьбе
возникающих противоположений», особенно в периоды перехода от
одной исторической эпохи к другой, который совершается всегда в
форме борьбы. В такой борьбе разрушаются старые формы и
«зиждутся» новые (Лекции, 1961, с. 45). В переходные эпохи
противоречие нередко может быть по необходимости разрешено только
насилием, признавал Т. Н. Грановский, приближаясь, таким
образом, в этот ранний период своей деятельности к понятию
закономерности социальных конфликтов и даже, с известными
оговорками, насильственных переворотов.
Эти взгляды, несмотря на их в целом идеалистический
характер, в николаевской России 30—40-х годов XIX в. были,
несомненно, прогрессивными. В противовес реакционным деятелям,
проповедовавшим незыблемость крепостнических порядков, Грановский
выдвигал идею поступательного развития истории и подводил
слушателей к выводу о преходящем характере этих порядков.
Грановский и в эти годы не был слепым последователем Гегеля.
Он упрекал его «философию истории» в схематизме и априоризме,
в том, что он нередко истиной жертвовал ради системы, что под
историей «разумел только политическую историю народов,
ограничивая таким образом ее значение» (Там же, с. 41). В отличие от
Гегеля Грановский считал, что история — самостоятельная от
философии наука, которая не должна «вступать на службу системы»,
Е. В. Гутнова, С. А. Асиновская. Грановский как историк 339
ибо у нее есть определенная «собственная задача». «Ее содержание
составляют факты, данные опытом, определенные
обстоятельствами, ее форма не есть чисто отвлеченная мысль, но живое
созерцание» (Там же, с. 42). Закономерности истории должны выводиться
не чисто логическим путем, но вытекать из «наблюдения
однообразно повторяющихся случаев», подобно тому как это делается
в естественных науках, утверждал Т.Н. Грановский еще в 1839/40 г.
(Там же, с. 42). Поэтому при конкретном рассмотрении
исторических событий Грановский уделял значительное внимание вопросам
экономической, социальной, культурной жизни прошлого.
Грановский в целом правильно представлял себе вопрос о роли
личности в истории. В отличие от Ранке и ученых его школы он
считал, что «судьба государств не зависит от гениальных
личностей: они могут быть лишь исполнителями необходимостей,
лежащих в данных обстоятельствах»6. Вместе с тем ученый был далек
от исторического фатализма, снимающего ответственность с
каждого человека, в том числе и великого, за его действия7. Поэтому
Грановский смог нарисовать выпуклые индивидуальные портреты
отдельных крупных исторических личностей — Тимура8,
Александра Македонскогоö, Людовика IX10, Филиппа IV Красивого,
Бэкона и, аббата Сугерия12, Петра Рамуса13 и мн. др., показать, в
какой мере их деятельность отвечала историческим условиям их
времени.
В отдельных высказываниях раннего периода у Грановского
кое-где проскальзывала мысль о различиях между «историческими»
и «неисторическими» народами, свойственная Гегелю. Однако в
своих конкретных работах Грановский корректировал ее в более
гуманитарном духе. В лекциях 1850/51 г. он говорил о том, что
географические открытия и изучение нравов дикарей возбудили
•«невольно мысль о том, что все люди, может быть, были некогда
похожи на этих дикарей»; в последующей цивилизации этих
народов он видел огромный прогресс человечества14. В рецензии на
учебник по всеобщей истории Ф. Лоренца, вышедший в 1847 г.,
ученый подчеркивал, что история всякого народа (и не только
европейского, но и других континентов) заслуживает изучения
(Лекции, 1961, с. 203—206). «Тот не историк,—писал он,
развивая ту же мысль,— кто неспособен перенести в прошедшее живого
в ГБЛ, ф. 178, 3598, XXII, л. 81. Эту же мысль см.: Грановский Т. Н. Соч.
4-е изд. М., 1900. с. 241—242.
7 См.: Грановский Т. П. Соч., с. 25.
8 См.: Там же, с. 241—250.
9 См.: Там же, с. 250—264.
10 См.: Там же, с. 264—276.
11 Там же, с. 276—287.
12 См.: Там же, с. 173-241.
13 См.: Там же, с. 550—554.
14 Курс лекции по древпей истории 1850/51 г. в записи студепта Федора
Крахта.—ГБЛ, ф. 178, 3598, XIV, л. 7-7 об.
22*
840
Приложения
чувства любви к ближнему и узнать брата в отдаленном от нас
веками иноплеменнике» ". Здесь сказалось присущее Грановскому
понимание прошлого, чуждое националистическим и расовым
предубеждениям.
Самобытность взглядов Т. Н. Грановского па историю
проявлялась и в том, что он придавал ей большое практическое значение,
сущность которого пытался вскрыть. Лекционные курсы Грановский
часто начинал с постановки этого вопроса. Вернулся он к нему и
в своей замечательной актовой речи 12 января 1852 г. «О
современном значении и состоянии всеобщей истории». Трудность
решения поставленного вопроса заключалась для ученого в том, что
история не является прикладной наукой, подобно юриспруденции,
лингвистике, математике, но в то же время и чисто отвлеченной,
подобно философии18. Поэтому ученый отрицал утилитарный и
и вместе с тем примитивный взгляд на историю, как на
«учительницу жизни», свойственный древним (см. Введение...)17. Но вместе
€ тем он отвергал и чисто прагматическое объективистское, по
современной терминологии, понимание истории, при котором
прошедшее рассматривается, как нечто отрезанное от настоящего (см. стр.
239—240). Высший смысл и полезность этой науки заключались
для самого Т. Н. Грановского в том, что она помогает «угадывать
под оболочкой современных событий аналогию с прошлым и
постигать смысл современных явлений — только через историю мы
можем понять свое место в человечестве» (см. Введение...). По
этим причинам для Грановского «всеобщая история более, чем
какая-либо другая наука, развивает в нас верное чувство
действительности»18.
Вместе с тем ученый справедливо указывал на то, что «каждый
момент современности, понятый человеком с историческим
смыслом, имеет влияние на понимание древней жизни человечества, ибо
история есть нечто живое, связанное, органическое» (с. 240).
По словам Грановского, история «есть самая популярная из
всех наук, призывающая к себе всех и каждого»19, которая
поэтому должна быть доступна самым широким кругам читателей.
В своей актовой речи он говорил в связи с этим, что «узкие
понятия о мнимом достоинстве науки, унижающей себя исканием
изящной формы и общедоступного изложения, возникшие в удушливой
атмосфере немецких ученых кабинетов, не свойственны русскому
уму, любящему свет и простор»20. И требование доступности
исторических сочинений не только для специалистов ученого «цеха»,
15 Грановский Т. Н. Соч., с. 29.
16 См.: Там же, с. 23—25, 27.
17 Эту же мысль см.: Там жо, с. 14—15.
18 Там же, с. 28.
19 Там же, с. 29.
50 Там же.
Е. В. Гутнова, С. А. Литовская. Грановский как историк 341
но и «для всех и каждого», успешно реализовалось самим
Грановским.
Тенденции к признанию значительной роли материального
фактора и к сближению истории с естественными науками, присущие
Т. Н. Грановскому о начала его деятельности, заметно усилились в
последние годы его жизни. В актовой речи 1852 г. Грановский
подверг решительной критике предшествующую историографию,
начиная от античных авторов и кончая В. Г. Нибуром, К. Риттером,
Г. Галламом и Г. В. Гегелем, за чисто политическое освещение
истории. Последнего еще резче, чем прежде, он критиковал за
стремление вставить историю «в рамки произвольного построения»21.
Всю же предшествующую историографию он критиковал за
примитивно-дидактический или иллюстративный подход к истории, но
главное — за недостаточную ее научность и игнорирование
достижений естественных наук22. Сблизить историю с естественными
науками, поставить ее в один ряд с ними — в этом едва ли не
главный пафос данной речи23.
Отходя от чисто идеалистической трактовки истории, ученый
подчеркивал в этой речи двойственную основу развития общества.
История для него, с одной стороны, «свободное творчество духа
человеческого», а с другой — содержит в себе «независимые от него
данные природой условия его деятельности»24. В связи с этим
Грановский требовал от историков широкого использования новых
методов исследования: историко-географического,
антропологического, сравнительно-исторического и, особенно, статистического. Лишь
применение этих методов позволит, по его мнению, сделать историю
точной наукой. При этом сам он широко использовал в этой речи
данные географов Бэра и К. Риттера, антрополога В. Ф. Эдвардса,
ботаника Д. И. Мейера и других ученых-естественников.
Все содержание речи 1852 г. свидетельствует о том, что ученый
к этому времени сделал определенный шаг в сторону признания
роли материального фактора в истории. Однако материалистические
тенденции сосуществовали у Грановского с идеалистическими. Его
общеисторическое мировоззрение приняло форму дуализма,
характерного в это время и для наиболее передовых буржуазных
историков на Западе, также стремившихся превратить историю в
науку. Однако русский ученый в отличие от большинства историков-
позитивистов, развивавших сходные взгляды на Западе, не утратил
при этом, как отметил еще Е. А. Косминский25, своего
диалектического понимания истории, избежав плоского эволюционизма,
характерного для позитивистской историографии.
21 Там же, с. 25.
22 См.: Там же, с. 26.
23 См.: Там же, с. 19—22.
24 Там же, с. 26.
25 См.: Косминский Е. Л. Указ. соч., с. 431,
342
Приложения
Грановский сам часто пользовался сравнительно историческим
методом — в публичном курсе 1845/46 г. по истории Англии и
Франции, а также в лекциях, посвященных общественному строю
древних германцев, послуживших основой для большой
исследовательской статьи—«О родовом быте у древних германцев» (1855)26.
В лекции 17 ноября 1853/54 учебного года ученый говорил:
«Отрицать значение родового быта в истории каждого народа —
невозможно. У нас, милостивые государи, оттого не удалось мнение
о родовом быте славян, что не сравнивали его с родовым бытом
германцев. Учреждения этого периода у обоих народов
представляют много аналогий. Существование родового быта неизбежно у
каждого народа. Это общемировой закон»27.
Статья Грановского о древних германцах вообще заслуживает
особенного внимания как замечательный образец исследовательских
возможностей историка и сохраняет по своим выводам значение
до сих пор. Она опирается на тщательный и точный анализ
источников, сочинений Цезаря и Тацита, главным образом приведший
автора к самостоятельному выводу, который позволяет ему с
полной ответственностью критиковать таких маститых западных
ученых, как Ю. Мёзер, Г. Вайц, Г. Маурер и др. Этот весьма важный
для того времени вывод Грановского состоял в том, что у древних
германцев не было частной собственности на землю, что до ее
возникновения у них существовала только общественная
собственность, что основой общины первоначально был род. Грановский
прослеживал эволюцию от родовой общины к территориальной,
связывая ее с изменениями в хозяйственной жизни германцев; он
задолго до Г. Мэйна и M. М. Ковалевского высказал мысль, что
общинный строй на определенной стадии развития был свойствен
не только германцам, но и славянским, а также кельтским и
многим азиатским народам28.
Грановский и в печатных трудах, и в лекциях умел прекрасно
сочетать хороший литературный стиль с простым, общедоступным
изложением трудных вопросов истории. В лекциях он всегда
выступает во всеоружии всех необходимых источников и литературы:
в каждой лекции, начинающей ту или иную тему, мы находим у
него критический обзор использованных им источников и
новейшей литературы по этой теме. Примером могут служить лекции о
возникновении германских государств на римской почве, где
ученый использовал все опубликованные к тому времени источники
îio этому вопросу. В лекциях он часто сопоставляет данные
источников, цитирует их. Ученый всегда в курсе всей новейшей
западной медиевистики, о чем свидетельствует и богатая библиотека
Грановского, хранящаяся ныне в книжных собраниях Московского
26 См.: Грановский Т. Н. Соч., с. 92—109.
27 ОПИ ГИМ, ф. 345, ед. хр. 24, л. 32 об.
28 См.: Грановский Т. П. Соч., с. 93—95, 109.
Е. В. Гутпова, С. А. Асиновская. Грановский как историк 343
университета. В лекциях Грановского постоянно упоминаются не
только труды крупнейших историков того времени — Нибура,
Мазера, Эйхгорна, Вайца, Савиньи, Маурера, Зибеля, Ранке, Шлос-
сера, Циммермана, Гизо, Тьерри, Фориеля, Мишле, Галлама, Кемб-
ля, но и многочисленные работы частного характера,
принадлежащие перу малоизвестных исследователей.
Нередко в лекциях Т. Н. Грановский выступал как оппонент и
критик современной ему научной литературы. О немецких ученых,
противниках общинных и родовых связей у древних германцев, он
замечает: «Национальные предубеждения и твердая уверенность
в собственном превосходстве над другими народами имели большое
влияние на господствующие в Германии понятия о родной
старине»29. Постоянно встречаются у него убедительные критические
замечания о Тьерри, Г. Галламе, Ф. X. Шлоссере, Филиппсе —
авторе книги по истории германского, права (Лекции, 1961, с. 132—
153). Грановский критиковал Ф. Гизо, А. Мартена, С. Сисмонди,
Ф. К. Савиньи и мн. др., в то же время отдавая должное
достоинствам их работ (Там же, с. 117, 178 и др.).
Пример тонкой критики современной ему западной
историографии дает его обширная обзорная статья «Историческая
литература во Франции и Германии в 1847 г.»30. Об оригинальности
исторического мышления русского ученого и самостоятельности его
взглядов на некоторые исторические проблемы говорят и многочисленные
рецензии Грановского на новые книги по всеобщей истории,
выходившие как за границей, так и в России31.
Обращает внимание постоянный интерес русского
ученого-просветителя к вопросам преподавания всеобщей истории в России.
Он пишет (опубликованные посмертно) записку к программе
учебника всеобщей истории, программу курса всеобщей истории
(составлена в 1850 г.), а также рецензии на учебник С. Н. Смарагдова по
истории средних веков для средних учебных заведений (вышли в
1841 г.), на учебное пособие Ф. Лоренца «Руководство к всеобщей
истории» (вышло в 1847 г.). Оценивая это пособие как одно из
лучших, главные его пороки рецензент видел в неполном освещении
истории Индии и Китая, в недостаточно глубоком понимании
«свойств» феодализма, в том, что автор не всегда использует
последние публикации источников и новейшую литературу (Лекции,
1961, с. 203—209).
Грановский был также одним из первых историографов
всеобщей истории на русской почве. Уже в лекции 1/11 сентября
1848/49 г. мы находим яркий обобщенный очерк развития исто-
29 Там же, с. 93.
30 См.: Там же, с. 437—477.
31 Точные библиографические данные о пазванпых рецензиях см.:
Грановский Тимофеи Николаевич: Библиография (1828—1967). Тексты мпогих из них
опубликованы в Полных собраниях сочинений Т. Н. Грановского — 1856, 1900,
1905 гг.
344
Приложения
рической мысли от античности до его времени (см. Введение...),
Грановский считает, что народы древнего Востока, а ватем
Древней Греции не могли создать всеобщей истории в силу своей
местной (в Греции — полисной) ограниченности, свойственного ей
«гордого отличия между эллином и варваром» (Там же). Римляне
слишком примитивно понимали историю как «учительницу жизни»
(magistra vitae) и потому тоже не могли создать «всеобщую
историю».
Средневековые хронисты, как правило, передавали лишь
сведения о наиболее важных событиях, не всегда устанавливая даже
причинно-следственные связи между ними. Только историки эпохи
Возрождения, и прежде всего Макиавелли, сумели включить
«частную» историю Флоренции в более широкие рамки всеобщей
истории (Там же).
Но впервые это понятие (как история развития человечества)
было выдвинуто историками XVIII в. (Болингброк, Вольтер,
Монтескье), хотя и они на практике тоже не смогли дать ее
правильного истолкования, открыть ее законы. Они, по мнению
Грановского, изображали историю только как результат коллективного опыта
людей, придавая ей, таким образом, «бесчеловеческий», «пустой»
характер. В это время, правда, возникла «всемирная история» как
собрание фактов из истории всех народов, но неспособная
осмыслить ее ход в целом (Там же).
И только у Вико (в начале XVIII в.), затем у Гердера, позднее
у Канта, Фихте, Шеллинга и, наконец, у Гегеля (с начала XIX в.)
возникла настоящая «всеобщая история», не претендующая в
отличие от «всемирной истории» на описание прошлого всех народов
мира, но дающая общее осмысление закономерного процесса
развития человечества в целом (Там же). Именно так, как мы видели,
оценивал и сам Т. Н. Грановский смысл истории как науки и ее
полезность.
Конечно, многие положения этой схемы развития
историографии не могут удовлетворить современного историка исторической
науки: идеалистическая основа воззрений Грановского, его
необоснованное деление истории на «всемирную» (низшего ранга) и
«всеобщую» и мн. др.32 Однако для середины XIX в. такая
трактовка, осмысляющая общий ход развития мировой исторической
мысли, представляла несомненный интерес.
Будучи человеком своего времени, когда в историографии, как
зарубежной, так и русской, ведущая роль в истории отводилась
государству33, Т. Н. Грановский разделял это пристрастие. Как и
32 О современном марксистском понятии этих терминов см.: Сказкин С. Д.
Из истории социально-политической и духовной жизни Западной Европы в
средние века. М., 1981, с. 38—46.
33 Этот взгляд был присущ, в частности, и Гегелю, боготворившему
государство даже в образе милитаристской прусской монархии.
Е. В. Гутнова, С. А. Асиновская. Грановский как историк 345
все современные ему дворянско-буржуазные исследователи, он не
видел классовой природы государства, считая его организацией,
стоявшей над обществом и блюдущей интересы всех слоев этого
общества. Поэтому, с его точки зрения, королевская власть в
средние века «выступает как высшая общественная власть, призванная
поддерживать в пользу всех и против всех справедливость и
порядок»34.
Как большинство медиевистов его времени и на Западе и в
России, Грановский считал процесс централизации государства и
ликвидации феодальной раздробленности безусловно
прогрессивным. Но для него были важны при этом и интересы народа. Он
говорил о положении, сложившемся в период поздней Римской
империи: «Можно себе представить, каково было положение
несчастного народонаселения, когда вместо одного императора
явилось несколько независимых владельцев». Такой порядок вещей он
называет «страшным беззаконием»35. Единое государство в средние
века представлялось ему оплотом против самовольства феодалов и
притязаний «теократической партии», которая пыталась полностью
подчинить церкви и папству неокрепшие еще средневековые
королевства.
Грановский с особым вниманием прослеживал процесс
объединения средневековых государств, прежде всего во Франции, но и
в других странах: Англии, Испании, Швеции (с. 13—36), которым
справедливо противопоставлял Италию и Германию, где не
сложилось единых государств в национальном масштабе. Однако в
конкретном изображении процесса государственной централизации (с его
точки зрения, всегда прогрессивного) Грановский весьма трезво
оценивал политических деятелей, проводивших его на практике.
Отмечая их положительный вклад в развитие этого процесса, он
никогда не идеализировал этих политиков, подчеркивая их
слабости и недостатки и особенно резко осуждая правителей за
деспотизм и равнодушие к судьбам народа. Вот как Грановский
характеризует французского короля Филиппа IV Красивого. Отмечая,
что он был крупным реформатором, создавшим «могущественное
сильное государство», «новую систему управления, начало
централизации, богатство» — все то, что Грановский считал исторически
необходимым в то время, ученый видит в этом короле «образ
бездушный и страшный», рассматривает его реформы как «систему
беспощадную, безжалостную, сметающую на своем пути все
препятствия и достигающую цели» ценой жестокости, ужасов и
развращения умовзв.
Многогранные и неоднозначные характеристики дает
Грановский и другим государям XIV—XV вв.— Карлу V и Карлу VI 1>
84 Грановский Т. Н. Соч., с. 191.
85 ОПИ ГИМ, ф. 345, ед. хр. 19, л. 59, 62.
86 Там же, л. 146, 153 об.
346
Приложения
Людовику XI Валуа, Генриху VII и Генриху VIII Тюдорам,
Фердинанду и Изабелле Испанским. Осуждение деспотизма государейг
пронизывающее лекции Грановского, несомненно, было весьма
актуальным в николаевской России. Любопытно его
нетрадиционное отношение к знаменитому Ричарду III Йоркскому, слывшему
тогда в литературе «исчадием ада». Ссылаясь на разнообразные
источники времени Ричарда III, он считает этого короля умным,,
талантливым и не более жестоким, чем все его предшественники
и современные ему короли других стран.
Провозглашая в теории средневековое государство носителем
«общенародных» интересов, Грановский в своих
конкретно-исторических наблюдениях нередко показывал по сути дела социальные
аспекты политики государства, например Каролингского (см. ниже).
Критикуя историков, считавших французских королей XI —
XII вв. создателями городских общин, Грановский заметил, что,
напротив, города, общины основали и укрепили монархии, стали
сильным противовесом крупным феодалам. Вопреки мнению О. Тьеррии
Ф. Гизо Грановский справедливо считал, что союз королевской
власти с городами носил непостоянный и изменчивый характер. Во
Франции, например, он сложился только при Филиппе II Августе37,
сохранялся при Людовике IX, но уже о начала XIV в. постоянно
нарушался, распавшись окончательно при Людовике XI. Этот король,
«сокрушая феодализм, отнимал в то же время у общин права, он не
был врагом горожан, но общину как отдельную республику он гнал
немилосердно» (с. 26). Таким образом, и здесь ученый подметил
реальную социальную направленность политики государства.
Одним из главных положительных явлений средневекового
периода Грановский считал возникновение в XIV — XV вв.
национальных монархий во Франции, Англии, Испании (с. 13—36).
Рассматривая историю с точки зрения судеб народа, он отрицательна
относился к войнам, если они не имели освободительного
характера. Он резко осуждал феодальные усобицы, тяжким бременем
ложившиеся на народ. Осуждал он и бессмысленную, с его точки
зрения, Тридцатилетнюю войну. Подводя печальные итоги этой
войны, он говорил: «Бедность была несказанная». И далее
замечает, что от этой войны «выиграли одни князья, но не на благо
парода» (см. конец лекции 45).
Будучи противником русского самодержавия, Грановский
склонялся скорее к идеалам конституционной монархии. Поэтому он
уделял значительное место в истории средних веков сословно-пред-
ставительным учреждениям, ограничивавшим власть королей.
Особенно высоко ценил он Великую хартию вольностей и
средневековый английский парламент, в которых одно время видел истоки
современного парламентаризма (с. 28).
37 См.: Грановский Т. Н. Соч., с. 200.
Е. В. Гцтнова, С. А. Асиновская. Грапойг.кий как историк 347
Однако исторический реализм ученого, его стремление
оценивать события прошлого с точки зрения интересов народа позволили
ему подметить антинародные тенденции английской сословной
монархии. В одной из более поздних лекций ученый говорил: «В
государственных учреждениях Англии не должно искать, как это
делают некоторые английские историки, оправдания теорий,
возникающих в наше время». Он отметил, что английские короли легко
обходили эти «коренные законы» (установленные Великой хартией
и парламентом) с помощью «всяких уловок». 39-я статья Великой
хартии, запрещавшая произвольные аресты свободных людей без
суда, не соблюдалась даже в отношении пэров Англии, в стране
широко применялись пытки. И далее: «Глядя на подобного рода
случаи, многие приходили к тому заключению, что конституция
английского народа была только на словах» (с. 140). Этот вывод
Т. Н. Грановского для середины XIX в. отличался оригинальностью
и шел вразрез с общими тенденциями дворянской и буржуазной
историографии не только в Англии, но и в других странах Европы.
Так, теоретические взгляды Т. Н. Грановского на средневековое
государство иногда оказывались в противоречии с конкретной
трактовкой им реальной исторической действительности *.
♦ # *
Рассмотрев общеисторические методологические воззрения
Грановского в их эволюции, необходимо проследить, как они
преломлялись в его лекционных курсах. Мы ограничимся здесь некоторыми
проблемами курса, в которых наиболее рельефно отразилась
внутренняя связь движения научной мысли Грановского с тем делом
его исторической пропаганды, которая создала ему известность в
широких кругах русского общества.
В центре его внимания находились новые сюжеты, подчас
чуждые тогдашней дворянской, буржуазной историографии: тяжелая
судьба рабов и крепостных крестьян, борьба народов против
национального порабощения. С кафедры университета передовой
ученый, пользуясь материалами прошлого, клеймил крепостничество —
основное зло российской действительности того времени, выступал
против деспотизма, в защиту свободной мысли и просвещения
народа. Грановский высказал передовые для его времени взгляды
о судьбах народа, помог разглядеть в нем «живую деятельную
силу» (Лекции, 1961, с. 43). Уже в первых своих курсах Грановский
обращал внимание слушателей на крайнюю бедность источников
сведениями о жизни народа38; летописцы смотрели более на
«верхушки общества... между тем как раба и среднего сословия как
будто бы не было» (см. с. 267—268). Ученый указывал на
отсутствие специальных монографий, достойных этого предмета;
* Далее следует текст С. А. Асиновской.
38 Архив АН СССР, ф. 28, оп. 3, д. 11, л. 3.
348
Приложения
ставил задачу восполнить данный пробел. Самые живые вопросы
современной ему науки, считал он, «показать состояние низших
классов Западной Европы и показать, откуда явились нынешние
пролетарии» (с. 268).
Пожалуй, с наибольшей полнотой его творческий поиск
отразился в освещении переходной эпохи от рабовладения к
феодализму. Он глубоко подходил к выяснению причин падения Западной
Римской империи. Здесь он говорил о значении борьбы идей в
процессе гибели древнего и рождения нового мира, подчеркивал роль
христианства в этом процессе, но вместе с тем Грановский
связывал нарастание внутреннего кризиса империи и с тяжелым
положением масс39. Достаточно взглянуть на состояние народа, читаем
в рукописи, чтобы понять, как за «блестящей внешностью
(империи) скрывается больное, неизлечимое общество»40; роскошный
образ жизни римских магнатов покупался «страшными жертвами»41.
В лекциях Грановского рабы выступают создателями всех благ
«для немногих», производителями в сельском хозяйстве и
ремесле, строителями «колоссальных дорог»42. Грановский постоянно
напоминал студентам об «ужасном характере» римского рабства, при
котором рабам не было надежды на свободу43; подробно говорил он и
о крайне приниженном социальном и правовом положении колонов»
народов провинций.
Нарастание внутреннего кризиса позднеримской империи
Грановский связывал с вытеснением свободного труда44, с
обезземеливанием и обнищанием крестьян, с тем, что исчезал ранее
значительный класс мелких землевладельцев. Собственность
сосредоточивалась в немногих руках. «Бедность низших классов, истребление
низшего и среднего сословия, огромные пустыри, образовавшиеся
в самых цветущих провинциях», множество незасеянных полей —
таким было в представлении Грановского состояние позднерабо-
владельческого общества (Лекции, 1961, с. 104). В записи читаем*
что Римская империя, став военной державой, должна была
«питаться извне, как чужеядное растение». Она теряла опору в
провинциях. Ученый приходит к выводу, что древний мир на
заключительной стадии был «непроизводителен в материальном
смысле»45.
Величайшим злом, из-за которого «погиб древний мир», были
нищета и пауперизм48, и естественным последствием такого поло-
89 ГБЛ, ф. 178, 3598, XXII, л. 28 об.— 29.
40 ЦГАЛИ, ф. 152, оп. 1, ед. хр. 2, л. 8 об., 9.
41 ОПИ ГИМ, ф. 345, ед. хр. 19, л. 29—29 об.
42 ГБЛ, ф. 178, 3598, XVIII, л. 14—15.
43 Там же, XXII, л. 28 об.
44 Там же, л. 27 об.—28. См. также: XVIII, л. 12, 15. «Что было делать
свободному ремесленнику, где все потребности удовлетворялись работами пе-
вольников?» — спрашивал он.
45 ЦГАЛИ, ф. 152, оп. 1, ед. хр. 2, л. 8 об.
4в Там же.
Е. В. Гутнова, С. А. Асиновская. Грановский как историк 349
жения вещей был протест народных масс: восстают багауды,
сельские жители47. «Без возмущения дело не могло обойтись... Этот
порядок вещей, ясно обреченный на разрушение»41. Мысль ученого
нащупывает связь внутренних причин падения Римской империи
с внешними факторами: жители империи, говорил он,
неоднократно отворяли ворота городов варварскому вторжению: так к готам,
разбившим римские войска, «пристали рабы, рудокопы, масса
угнетенного и лишенного прав населения»49.
Внимательно изучая внутренний строй германских племен,
вторгшихся в империю, Грановский показывал, как их порядки,
переплетаясь с римскими, оказали большое влияние на
формирование феодального общества.
Анализ конкретных исторических фактов разных периодов
средневековья помогал ученому выявить более реальные истоки
важнейших явлений. Изучение эволюции крестьянской общины на
Западе, дальнейшей ее судьбы приводит Грановского к интересным
для того времени выводам об общественном строе древних
германцев времен Цезаря и Тацита (см. выше, с. 342). В лекциях 50-х
годов и особенно в замечательной работе «О родовом быте у
древних германцев» он покажет, что древние германцы не были еще
знакомы «с настоящей поземельной собственностью»50.
Изменения во внутреннем строе различных германских племен,
как это видно из записей лекций, Грановский пытался трактовать
в связи с разложением родовых отношений. Рассматривая процесс
расселения германских племен на римской территории,
становление франкского и других ранних германских государств, он не
сумел раскрыть в полной мере значение коренного
социально-экономического фактора феодализации — появление аллода. Однако
его мысль находилась в постоянном поиске именно в этом
направлении: в центре внимания Грановского оказывается проблема
разложения, трансформации общины, интерес к которой, как известно,
был связан с условиями русской жизни. Пусть недостаточно ясно,
но он подходил к пониманию роли в этом процессе таких факторов,
как разорение рядовых общинников и концентрация земельной
собственности в руках крупных землевладельцев.
При этом ученый не только затрагивает проблему внутреннего
развития общественного строя германских племен в период
поселения их на «римской почве», но и стремится проследить процесс
взаимодействия римских и германских порядков в те времена
(Лекции, 1961, с. 128—135). Салическая правда, Вестготская, Бур«
гувдекая и другие служили ему материалом для выяснения тех
47 ОПИ ГИМ, ф. 345, ед. хр. 19, л. 30.
48 ГБЛ, ф. 178, 3598, XVIII, л. 18, 19.
49 Там же, л. 114 об.; XXII, л. 80.
60 Грановский Т. Н. Соч., с. 95; см. также: Данилов А. И. Указ. соч.„
с. 79-82.
350
Приложения
особенностей земельных разделов в процессе поселения и
оседания, которые определялись и различием уровня развития самих
германских племен. Анализируя, например, статьи Вестготского
уложения, историк показывает в этом памятнике отражение
борьбы за земельные наделы («sors») между вестготами и местным
населением (с. 274—277). Изучение лангобардских законов
позволяет ему уловить смысл социальных сдвигов в этом варварском
государстве ".
Глубоко интересуясь «внутренней историей» франкского
государства, особенно VIII—IX вв., Грановский обращает внимание на
то, что в те времена здесь происходили глубокие, коренные сдвиги
в поземельных отношениях. Он пытается выяснить значение
земельных пожалований, бенефициальной реформы Карла Мартелла,
анализирует капитулярии Карла Великого, в частности
«Капитулярий о поместьях» (с. 289). Он отмечал, что «постепенно
свободные люди прирастали к почве», и приравнивал положение этих
людей к положению «прежних колонов»52. Среди фактов, которые
свидетельствовали о появлении нового феодального начала в
жизни, он подчеркивает факт «уменьшения числа свободных и
полноправных людей» (с. 292). Далее он снова скажет, что еще при Ме-
ровингах и Карле Великом заметно «медленное движение латино-
германских народов к феодализму, результатом которого было
уничтожение собственности (имея в виду крестьянскую
собственность.— С. А.), переход ее в феодальные владения»53.
Грановский смог подойти и к выяснению более глубоких
причин непрочности монархии Карла Великого. Он усматривал их во
«внутреннем порядке вещей» самой империи, во «внутреннем
брожении», в частности в том, что крестьяне, разоряясь, образовывали
многочисленный слой людей, «отринутых обществом»54.
В течение X и XI столетий «вся собственность Западной
Европы приняла характер феодальных владений». Историк говорит об
«огромном перевесе» феодализма «над всем гражданским бытом.
Европы»; на всех отношениях уже лежит его печать (см. с. 256—
257). Грановский во многом разделял взгляды современных ему
буржуазных историков на феодализм как на систему
политических и правовых отношений. Рассматривая процесс его
становления, он придавал большое значение законодательной деятельности
франкских королей. Однако в его понимании «феодализм» не
сводился к одной лишь политической раздробленности и иерархии,
к системе вассально-ленных отношений. Грановский видел в
феодализме нечто большее: комплекс социальных явлений,
охватываемый широким понятием «феодальпый быт».
51 ЦГАЛИ, ф. 152, оп. 1, ед. хр. 2, л. 85-85 об.
52 ГБЛ, ф. 178, 3598, XVIII, л. 109 об.
53 ЦГАЛИ, ф. 152, оп. 1, ед. хр. 2, л. 100.
и Там же.
Е. В. Гутпова, С. А. Асиновская. Грановский как историк 35Î
Ученый сумел увидеть в феодализме ступень
всемирно-исторического движения. Он критиковал тех историков и философов,
которые рассматривали средневековье как «эпоху упадка», как
возврат к варварству (с. 309); говорил, что «отчаянные попытки
погибающего общества (позднеримской империи.— С. А.) были
обречены па неудачу. Никакие усилия не могут заставить время
возвратиться вспять»55. Феодализм, по мнению Грановского, «есть
форма необходимая, через которую проходит всякий народ»56,
феодальный мир был законной формой, он «отслужил свою службу
человечеству»57. Вместе с тем Грановский резко выступал против
идеализации феодальных порядков. «Еще доселе западное
общество борется против остатков феодального быта... Окончательный
приговор феодальной эпохе принадлежит собственно нашему
времени»58,— говорил он. И можно полагать, что его слушатели
разумели при этом в первую очередь порядки, царившие вокруг них.
Основываясь на источниках, наблюдая современную ему русскую
деревню, Грановский рисует яркую картину феодального
угнетения. Крестьяне трудились «не для себя, а для человека чуждого
и ненавистного»59; феодалы распоряжались жизнью своих
подданных, без суда и приговора бросая их в тюрьмы; почетное право
владельца «состояло в том, что он имел свою виселицу перед
замком». Народ терял остатки своих обычных прав, не было и общих
юридических положений. Сверх «нестерпимых налогов» и
жестоких наказаний вилланы и рабы терпели еще и сословную спесь
своих владельцев, их «насмешливые прихоти», рождавшие своега
рода «пошлые повинности», не приносившие, по сути, никакой
пользы владельцу (с. 247—248).
Грановский выдвигал на первый план общность положения всех
категорий зависимых крестьян, их общее бесправие перед лицом
сеньора: «для феодала не было разницы между вилланами и
рабами»; «феодальный владелец не думал, что виллан такой же
человек, как и он»60. Ученый отмечал, что до нас не дошли ни в
летописях, ни в рыцарской поэзии «страшные тоны» крестьянской
жизни, между тем как «ругательства феодальных владельцев над
вилланами, выходки летописцев»61 дошли до нас. Лектор заражал
гневом и болью свою молодую аудиторию, когда говорил, что «это
была самая бедственная эпоха», что «никогда человек не
подвергался такому унизительному состоянию, в каком находились
сельские классы под владычеством феодального порядка» (с. 248). По
словам Герцена, в лекциях Грановского звучала «чрезвычайно
65 ГБЛ, ф. 178, 3598, XVIII, л. 36, 91.
м ОПИ ГИМ, ф. 345, ед. хр. 23, л. 118.
67 Там же, ед. хр. 19, л. 60.
58 Там же, ед. хр. 23, л. 117 об — 118; ед. хр. 19, л. 60.
69 Там же, л. 120 об.
60 ГБЛ, ф. 178, 3598, XVIII, л. 170, 178.
61 ОПИ ГИМ, ф. 345, ед. хр. 19, л. НО.
352 Приложения
развитая человечность, сочувствие, раскрытое всему живому»"«
В ранних лекциях мы встречаемся с суждением Грановского
о том, что «проходили столетия, не изменяя не только внешнего
состояния» самого многочисленного сословия средневековья —
крестьянства, «но и его понятий»". Тем не менее из фактов,
излагаемых лектором, как и из общей окрашенности его курса идеей
неизбежного и закономерного протеста народа, студенты могли
разглядеть в крестьянстве далеко не только страдающую массу.
Грановский и сам говорил о «многовековой» борьбе крестьянства,
о том, что оно «возмущалось непрестанно». Ненависть народа за*
ставляла феодалов укрываться под защиту каменных замков,
у стен которых жили вилланы. Стальная конница феодала, его
доспехи, «в которые он заковывался», чтобы «никуда не могла
попасть стрела виллана»,— все это вынуждено условиями жизни.
Ведь число феодалов, говорил он, было незначительно «в сравнении
с прочим народонаселением»64.
Грановский рассказывал о выступлениях свободных
земледельцев против захвата их земель, о тяжелом положении «низших
классов» англосаксонского общества после нормандского завоевания,
использовал сюжеты народных сказаний, говоря о борьбе за свободу
«лесных жителей», «изгнанников» и др."
Лектор обращал внимание слушателей на то, что крестьянство
делало «отчаянные покушения свергнуть с себя иго феодального
права: они были всегда неудачны, и тяжелым страданием
запечатлевали они свое появление в истории. Таковы были восстания
нормандских крестьян в X столетии, восстание французских крестьян,
известное под именем la Jaquerie, в XIV столетии, восстание
английских крестьян в том же столетии (восстание Уота Тайлера.—
С. А. )»66.
От взора Грановского не укрылась связь между социальными
мотивами народного протеста и борьбой тех же крестьянских масс
за свою независимость. Это видно из его рассказов о
сопротивлении Каролингам, в котором отразилась ненависть народов к
порабощению иноземному и «соединенному с ним порядку вещей»
(с. 298). Он высоко ценил активность французских «простых
поселян», их «способность к действиям» во времена Столетней войны:
Франция, преданная «господствующими элементами» (феодалами
и духовенством), была спасена «массой простых поселян»,
«восстанием низшего класса». В Жанне д'Арк он видит
представительницу этих низших классов, «впервые выступивших на театр
истории»67, а ее заслугу усматривает в том, что она «указала на новый
62 Герцен А. И. Собр. соч.: В 30-ти т. M.f 1954, т. 2, с. 122.
63 Архив АН СССР, ф. 28, оп. 3, № 11, л. 109.
64 ГБЛ, 3598, XVIII. л. 170; ОПИ ГИМ, ф. 345, ед. хр. 19, л. 59 об.—60.
65 ОПИ ГИМ, ф. 345, ед. хр. 19, л. 74.
66 Архив АН СССР, ф. 28, оп. 3, № И, л. 109.
67 ГБЛ, ф. 178, 3598, XXV, л. 84; XXIV, л. 1, 1 об.
Е. В Гутнова, С. А. Асиповская. Грановский как историк 353
способ войны, выдвинула па поле битвы народную войну» (с. 12)в8.
В другом месте лектор говорил: в 15 ст. «изумленная Европа
смотрела на борьбу небольшого горного племени против одного из
самых могущественных князей... Карла Бургундского, и
швейцарцы одолели»69. С особым чувством ученый относился к
освободительной борьбе славян. Повествуя о гуситских войнах, он
подчеркивал мужество народа Чехии, изнемогавшего «в борьбе почти с
целой Европой»70. С негодованием рассказывал об истреблении и
порабощении испанскими колонизаторами туземного населения
Америки, о торговле неграми и зверском к пим отношении71.
И другие стороны жизни средневекового общества Грановский
рассматривает в свете отношений между двумя основными
«элементами»: феодалами и крестьянством. Одним из первых
Грановский обратил внимание на феодальную природу средневековых
городов; он пытался поставить вопрос о происхождении и месте
«городовых общин» в феодальном обппэстве. Историк отмечал, в
частности, что безоружные, лишенные защиты деревенские жители,
вилланы, в условиях постоянных опустошительных пабегов и
«утеснений» со стороны врагов укрывались у стен замка, церкви,
монастыря. В раскинувшихся здесь местечках развивались ремесло
п торговля; в формирующемся городе ученый, таким образом,
видит не только определенный тип поселения, но и место
сосредоточения ремесла (с. 259). Естественно, что и социальную основу
складывающегося города он видел прежде всего в ремесленниках —
выходцах из деревни, вчерашних «крепостных». С этим связывал
оп и характер отношений между горожанами и феодальными
владельцами: последние рассматривали бывших вилланов как «низшее
сословие», пытались распространить на город те же формы,
приемы угнетения и произвола, какие практиковались ими по
отношению к сельским жителям72. Стремясь к завоеванию
самостоятельности, горожане боролись с сеньорами за достижение личной
свободы: вне городов, подчеркивал Граповский, «не было другого
средства отбиться из-под рабства феодального владельца» (с. 262);
боролись города и за обеспечение «прочного порядка вещей» —
основу процветания торговли и промышленности (с. 262). Не
должно думать, предупреждает историк, что жители городов «терпеливо
и кротко сносили... притеснения»; подчас их борьба против
сеньоров принимала характер войн. Оп отмечал, что в XI столетии
«в первый раз было услышано слово Communa — союз горожан,
слово столь страшное для феодальных владельцев»73.
68 См. подробпее: Ушакова Л. А Т. Н. Грановский о роли и а род пых масс
п личности и истории.— Учен. зап. Том. ун-та, 19G0, т. 35, с. 85—87,
69 ГБЛ, ф. 178, 3598, XXIV, л. 7.
70 Там же, XXV, л. 151.
71 Там же, XXVIII, л. 20 об.—22 об.
72 ОПИ ГИМ, ф. 345, ед. хр. 19, л. 92.
73 Там же, л. 92 об.
23 т. II. Грановский
354
Приложения
Рассуждая о борьбе городов с феодальными сеньорами,
Грановский не упускал из виду, что и освобождающийся город сохранял
черты и приметы феодализма. Он подчеркивал замкнутый
характер городской жизни (облик средневекового города напоминал
«укрепленный стенами» замок) (см. стр 265—266).
Грановский отмечал и присущее городу стремление к сепаратизму:
средневековые города еще не сознавали единства своих интересов, но в
этом историк видел общее для всего «феодального быта» явление74.
В отличие от многих историков Грановский обращал внимание
на противоречия, существовавшие внутри города. Он рассказывал
о борьбе широких масс городского населения с «патрициатом»,
отмечал, «что город, освободившись от власти феодальных
владельцев», еще не стал свободным: «деспотизм, который прежде
принадлежал феодальному владельцу, достался теперь общине»75.
Представители ее верхушки обирали массы городского населения,,
ограничивали свободу жизни76.
В ухудшении положения широких слоев ремесленников ученый
видит и истоки их протеста, сказавшегося в еретических
движениях, вспыхнувших в Италии, Франции, Фландрии. Главной
социальной средой этих ересей (альбигойцев, вальдепсов и др.) он
считает, наряду с крестьянством, «недовольных своим положением»
беднейших ремесленников77. Грановский отмечает и тут скудость
источников о народной борьбе: Мы «знаем о гонениях, о бурных
восстаниях, но католические летописцы не дали себе труда
записать, в чем состояли требования этих классов»78.
Неизменный интерес вызывали у Грановского смены
исторических эпох. В замечательном по яркости и сосредоточенности мысли
черновом наброске конца 1840-х годов он говорил: «Меня влекла
к ним (переходным эпохам.—С А. ) не одна трагическая красота,,
в какую они облечены, а желание услышать последнее слово
всякого отходившего, начальную мысль зарождавшегося порядка
вещей. Мне казалось, что только здесь можно опытному уху
подслушать таинственный рост истории, поймать ее на творческом деле».
А в зачеркнутом варианте этого текста Грановский добавил: «Скажу
о себе прямо: изучению этих эпох я обязан всем, что в моем
понимании истории может быть живого и истинного» (с. 315).
Отпечаток этого «живого и истинного» лежит, как мы видели,,
на подходе ученого к проблеме падения древнего мира и
становления феодализма. В неменьшей мере мы ощущаем это, знакомясь с
лекциями по истории позднего средневековья — времени, которое
в глазах ученого представляло уже «новую историю»: «Может
быть, в целой истории человечества нет такой торжественной и
74 ОПИ ГИМ, ф. 345, ед. хр. 19, л. 92.
75 Там же, л. 108 об., 109.
76 Там же, л. 109.
77 Там же, л. 118 об.
78 Там же.
Е. В. Гутнова, С. А. А сипов ска я. Грановский как историк 355
радостной эпохи, как эта». Но и в эту эпоху, читаем в записи, путь
к прогрессу был тяжек: шла непрерывная борьба «между старыми
и новыми элементами», рождались в неравных поначалу схватках
новые требования (с. 9). Много внимания уделяет он в данной
связи развитию гуманистических идей и бурным событиям
Реформации. Непросто было отвести этим сюжетам достойное место в
университетском курсе79. Но молодой профессор шел своим путем«
И в курсе, прочитанном в 1849/50 учебном году, борьба
гуманистических идей с господствующим католическим мировоззрением,
столкновение пытливой мысли со схоластикой составляют содержание
одного из центральных разделов.
Грановский подводит своих слушателей к пониманию того,
почему церковь не сумела раздавить ереси, одержать над ними
«кровавую победу», почему в конечном счете потерпела поражение
церковь' в своем стремлении «судить мысли человека» (см. начало
лекции И). Объяснения ученого, разумеется, далеко не полны.
Грановский не видел связи между появлением новых
гуманистических идей, нового духа исканий и глубинными
социально-экономическими переменами. Но он и не застревал на поверхности
излагаемых фактов. Способствовала этому его неизменная тяга к
выяснению участия народа в процессах, ознаменовавших
исторический перелом XV—XVI вв. Он отличает в данной связи
сравнительно узкий масштаб распространения собственно гуманистических
идей от реформационного движения, охватившего широкие слои
народа.
Рассматривая Реформацию в Германии, Грановский использует
фактический материал известной книги Л. Ранке80. Однако многие
важные проблемы Реформации и Крестьянской войны он излагает
по-своему. Большое внимание уделяет он проявлениям
свободомыслия в те времена, дает собственную оценку еретическим
движениям, роли Лютера как реформатора. Пристально рассматривает
русский историк эту драматическую, исполненную глубочайших
противоречий фигуру. Он приводит в аудитории прозвучавшие на
всю страну слова Лютера: «На этом стою». И Грановский
комментирует: «Все усилия заставить его отказаться от его мнений были
бесполезны» (с. 95). В дальнейших лекциях (лекция 26)
критически оцениваются последние этапы деятельности Лютера:
разрушив «единство католической Европы», реформатор не оправдал
пробужденных им «тревожных ожиданий» современников. Он счел
Реформацию законченной в тот исторический момент, когда «дру-
79 См.: Т. Н. Грановский и его переписка. М., 1897, т. 2, с. 462.
80 Ranke L. F. Die deutsche Geschichte im Zeitalter der Reformation. R,
1839—1847. Bd. 1—6. Об отношении Л. Рапке к истории Крестьянской войны
в Германии см.: Смирин М. М. Народпая Реформация Томаса Мюпцера и
Великая Крестьянская война. Мп 1955, с. 22—24
23*
356
Приложения
гие полагали, что ничего еще ие сделано и что дело только
начинается». Требования «более последовательных умов» не были
удовлетворены (см. начало лекции 26).
Грановский отмечает, что Реформацию подготовило подспудное
недовольство, «тревожное состояние, ожпдание чего-то лучшего» в
различных слоях общества. Мимо его внимания не лроходят
«корыстные расчеты» немецких князей. «Каждое сословие,— подчеркивает
он,— попыталось взять это движение и обратить в свою пользу»
(см. лекцию 20).
Глубже, чем Ранке, Грановский раскрывает историческую
обусловленность, причины Крестьянской войны как одного из
направлений Реформации; он видит истоки ее в стремлении немецких
крестьян облегчить то «иго, которое тяготело над ними в средние
века»81. Он приходит к пониманию неизбежности истолкования
крестьянами (доведенными «до крайней бедности») Лютеровской
Реформации в своих «мирских» интересах; излагая, хотя и не
совсем точно, содержание «12-тп статей», Гейльбронской программы,
ученый находит здесь не только религиозные, но также
политические и социальные требования. И хотя в его глазах это была
«война, объявленная массами..., не знающими пределов своим
требованиям», Грановский далек от оправдания Лютеровских
призывов к расправе с крестьянами, с горячим сочувствием, говорит об
их ужасной участи после поражения восстания (см. конец
лекции 20).
Причины поражения Крестьянской войны в Германии Грапов-
ский видит не только в недостаточном единстве внутри лагеря
восставших, но и в отсутствии подлинной связи их с городами,
зажиточная часть которых боялась «разгула демократических
страстей». Вместе с тем он отмечает, что «города, где гражданство не
было богато и сильно, подали крестьянам руку помощи»82.
Сопоставляя курс начала 40-х годов с более поздним, нельзя пе
видеть различий между ними. В первом случае Грановский,
опираясь на исследования немецкого демократического историка
Циммермана83, более подробно раскрывал историю народного
восстания, подчеркивая, что оно было, «без сомнения, самым сильным,
самым значительным в ряду крестьянских движений»; признавал
он и большое влияние Мюнцера на массы, «жадные до повых
мыслей и перемен». Он отмечал, что движение в Тюрингии имело
«более единства, потому что главою его был Фома Мюнцер»84.
В курсе конца 40-х — начала 50-х годов Грановский скупее на
факты, сильнее и негативные мотивы в его оценках: так, его сму-
81 ГБЛ, ф. 178, 3598, XXV, л. 358.
82 Там же, л. 361.
83 Zimmermann W. Geschichte des grossen Bauernkriegs. Stutgart, 1840,
Bd. 1-2.
84 Архив АН СССР, ф. 28, on. 3, № 11, л. lOS-109,
Е. В. Гутпова, С. А. Асиновская. Грановский как историк 357
щает радикализм Томаса Мюнцера. Особенно ему чужд опыт Мюн-
стерской коммуны с ее уравнительными тенденциями.
Мы сталкиваемся здесь с общей особенностью поздних лекций
историка — с все чаще проскальзывающей в них мыслью о
предпочтительности разрешения внутренних противоречий в жизни народа
мирным путем, посредством реформ. Это можно проследить и
в текстах его лекций о Нидерландской и Английской революциях,
которыми мы располагаем.
Первой из них Грановский уделяет большое внимание. В его
представлении это прежде всего освободительное патриотическое
движение, важную причину успеха которого он видит в том, что
все население Нидерландов объединилось ради устранения
чужеземного господства вокруг таких своих лидеров, как Эгмонт, граф
Горн, Вильгельм Оранский; религиозная идея окрашивала эту
национальную задачу. Социальным же процессам, подготовившим и
двигавшим вперед Нидерландскую революцию, Грановский уделяет
меньше внимания. Он бегло говорит о расхождении интересов
знати и народа, не входит глубоко в суть иконоборчества. Вне поля
эреппя его остается и демократическое движение на юге страны.
События того времени историк рассматривает в общеевропей-
ком контексте, отмечая и особое положение Нидерландов в торго-
во-промышленпом развитии континента, и воздействие извне
приходящих реформационпых идей. Выразительную характеристику он
дает консервативной политике испанских королей, особенно
Филиппа II. «Это был человек с умом твердым, но узким и
ограниченным; —...два ложных убеждения преимущественно погубили
Филиппа: с одной стороны, исключительный, узкий католицизм испанский,
заставлявший его смотреть на протестантов с горячим желанием
истребить их с лица земли; ...с другой стороны, его погубило
намерение — уничтожить все особенности в своих областях...» (см. конец
лекции 34).
Современный Грановскому слушатель ясно ощущал, на чьей
стороне сам историк, которого увлекала мужественная борьба гезов,
отвага защитников Лейдена, изнемогавших в кольце осады, но не
сдававшихся врагу. Студенческая тетрадь сохранила
проникновенные слова лектора: «Лейденцы говорили, что будут защищаться
дотоле, пока останется у них пища, и что в случае крайности они
съедят левую свою руку, чтобы драться правою. И точно,
сопротивление города было героическое» (с. 175).
К сожалению, мы не располагаем более или менее полным
текстом лекций Грановского по истории Английской революции. Его
курс в осповном строился на событиях, составлявших пролог этой
революции 8\ Один из сохранившихся фрагментов и публикуется
8? Имеется орхивпая запись соответствующих лекций, датируемая
началом 1840-х годов (см.: ОПИ ГИМ, ф. 221, ед. хр. 20); однако эта запись имеет
крайне отрывочный характер и не всегда поддается расшифровке.
858
Приложения
в данном издании. Историк рассматривает эту революцию прежде
всего под углом зрения отличия ее от Французской конца XVIII в.
Он утверждает даже, что «аналогии» между ними «только
внешние»: Английская революция «возникла из стремления сохранить
уже выработанные права народа», выдвинула на первый план
религиозные вопросы, которые были «устранены в революции
Французской». Больше всего интересует его политический аспект
событий: он подробно говорит о нарастающей борьбе парламента с
королевской властью, делая ударение на защите ранее полученных и
узаконенных прав. Останавливаясь на характеристике более
радикальной части парламента, он выделяет Кромвеля как
политического лидера и талантливого полководца, особо отмечая новизну
созданной Кромвелем армии железнобоких (с. 238).
Грановский не проходит мимо той идейной борьбы, истоки
которой шли «снизу». Его живо интересует памфлетная литература
этого времени, отражавшая разные интересы и чаяния. Но, судя по
сохранившимся текстам, лектор почти не касается темы
нарастания народной борьбы и ее роли в углублении революции.
Над сознанием Грановского тяготели сомнения, порожденные
современной ему русской действительностью. Сомнения и колебания
побуждали историка искать ответа на мучившие его вопросы в
отдаленном прошлом. Он особенно внимателен к тем явлениям и
процессам, которые способствовали бы, на его взгляд, если не
примирению, то хотя бы смягчению социальных противоречий. Такую
силу он пытается найти в церкви, особенно времен раннего
средневековья, когда она, в его представлении, играла роль «заступника»
угнетенных, «посредника» между феодалами и крестьянами. В
опоэтизированном свете предстает на некоторых страницах его курса
рыцарство — содружество феодалов, как бы преодолевающих, по его
мнению, природу своего сословия88. Определенные иллюзии ученый
питал и в отношении средневекового государства, подчас видя в нем
защитника всех слоев общества (см. выше).
Но сила исторических фактов брала верх над поисками
компромиссов, касалось ли это средневековой церкви, о которой
Грановский неоднократно говорил как о крупнейшем феодальном
собственнике87, или рыцарства, в адрес которого сказано на страницах
курса немало горьких и обличительных слов, или государства с его
деспотизмом, подавлявшим народные массы. Так, разрушителем
собственных заблуждений и метаний выступает сам Грановский,
который был не только последователен в своем гуманизме, по п
безупречно честен в профессиональном призвании историка.
Грановский, постоянно выступавший в защиту распространения
просвещения, естественно, обращал большое внимание на духовную
жизнь общества, историю культуры, на возникновение и судьбы
w ОПИ ГИМ, ф. 345, ед. хр. 19, л. 47, 58, 60 об.—61.
•7 ГБЛ, ф. 178, 3598, XXV, л. 97.
Е. В. Г у г нова, С. А. Асиновская. Грановский как .историк 359
«свободной мысли» в отдаленном прошлом — сюжеты, в которых так
много переклички с временем, когда в николаевской России, по
словам самого историка, «деспотизм... не может ужиться с
просвещением». Он привлекал внимание студентов и к различиям, к
диалектике развития культуры как составной части
всемирно-исторического процесса. «Всякий период имеет известную сумму идей,
ему исключительно принадлежащих», и точно так же, подчеркивал
он, каждому народу принадлежит незаменимый вклад в общее
духовное богатство88. Поэтому Грановский упрекал многих историков,
в их числе Нибура, в недооценке или даже игнорировании таких
высоких цивилизаций древности, как индийская и китайская.
Поэтому и сам он в пределах своего курса, посвященного истории
европейского средневековья, столь значительное место уделяет
истокам этой эпохи, в том числе культурным.
Он высоко оценивает великое античное наследие, отмечая в то
же время его уязвимые места: «Грвческий мир был явлепием,
необыкновенно изящным, однажды показанным истории; но он был
основан на началах односторонности, на которых не мог долго
существовать». Эта односторонность — производная в первую очередь
от рабства 89. Если «демос афинский» активно слушал своих
ораторов, историков, философов и мог потому идти «в уровепь с...
образованием», то впоследствии происходит все более резкое отчуждение
народных масс от античной культуры90. Грановский 'отмечал, что
«в древнем мире, как и в нашем, есть одно общее явление:
к...науке приступают немногие»91. Другое, менее заметное, но не менее
существенное проявление той же односторонности — нарастающий
прагматизм философии и культуры вообще: в Римской империи
мысль была обращена едва ли не всецело к практической жизни
(Лекции, 1961, с. 107). В этой связи он говорит о положении
наставников, учителей: при Веспасиане, рассказывал Грановский,
большая часть их уже отложилась «от официальных верований
государства», а между тем «в школе и на кафедре должны были
исповедовать истинность государственних учреждений», отсюда
происходило (и в этом Грановский видит главное зло) раздвоение
«убеждения и речи, мысли и выражения, сущности и формы»92. Те, кто
противостоял этому злу, говорит историк, заслуживают «глубокого
уважения», например стоики93, но ни они, ни иные школы и на-
88 ГБЛ, ф. 178, 3598, XXV, л. 159 об., 1G0.
89 Надобно было, говорит здесь Грановский, «чтобы за свободпого грека
работал другой и снял с пего всю тяжесть житейских забот, тогда грек
развивался как художник и ученый» (ЦГАЛИ, ф. 152, оп. 1, ед. хр. 1, л. 112
об.-ИЗ).
90 ГБЛ, ф. 178, 3598, XXV, л. 241.
91 Там же, XVIII, л. 20 об.
92 «В Риме,— говорил он,— все было ложь, и ...величайшая ложь —
обоготворение императоров» (Лекции, 1961, с. 107).
93 Здесь обнаруживаются следы творческого общения Грановского с
Герценом; в одпой из своих рецензий (см.: Грановский Т. И. Соч., с. 462) ou пи-
360
Приложения
правления мысли античного мира не могли остановить его падения.
Переход от древнего мира к средневековью раскрывается
Грановским в сложной связи культурного упадка и духовного обнои-
ления, сохранения «накопленных благ»и4 и введения свежих идей.
В соответствующих разделах его курса много топких наблюдений.
Феодализм нередко ассоциируется у Грановского с личностью
феодала, который, особенно в период раннего средневековья,
определяется «в чрезвычайно грубых, жестких и резких формах». Лицо
феодального владельца — лицо, «презирающее все, что вокруг него...
не признающее никакого другого права, кроме своего» (с. 253).
Грановский, однако, не останавливается на этой негативной
оценке. Его внимание привлекают изменения—все то, что в
средневековой культуре было направлено па обуздание социального
своенравия феодала. И это не могло, по мнению ученого, не
совпадать с прогрессом. Рыцарская литература, поэзия трубадуров и
труверов, культ женщины, любовная лирика средпевековья —
явления, в своей совокупности смягчавшие нравы и облагораживающие
человеческие отношения. В обзорах средневековой культуры
привлекают внимание пе только отмеченные лектором факты
активного воздействия культуры и науки на общество1*5, но и влияние
последнего на развитие духовной жизни. Стремясь выделить
различные направления в культурном развитии средневековья (народные
фольклорные традиции, городская или феодально-рыцарская куль-
тУРаЬ ов показывает, как отражаются социальные изменения в
развитии духовной жизни средневекового общества. С особенной
тщательностью выделяет Грановский то, что внутри культуры того
времени таило в себе зачатки, противостоящие феодализму: исходят
ли они от города, проявляясь в «зрелом практическом смысле»,
отличающем городскую литературу, в рождающихся здесь
«маленьких сказках», которые ядовито высмеивают рыцарей и монахов;
исходят ли эти зародыши нового из самой толщи парода, проникая
из фольклора в литературное творчество. Так, в героическом эпосе
он находит «ученую переделку» более коротких народпых песен.
И, конечно же, с любовью доносит он до своих слушателей смысл и
звуки сохранившихся памятников — английских баллад,
скандинавских саг, песен басков. Не забывает он и о развитии сатиры,
питавшейся народными истоками и вносившей в культуру как на-
гоет: «Пользуемся случаем папомнить вашим читателям блестящую и
верную характеристику стоицизма, помещенную в „Письмах об изучении
природы" г. Искандера» (ср.: Герцен А. И. Указ. соч. М., 1955, т. 3, с. 192—-193,
208). И в своих лекциях Грановский опирается ил материалы книги Герцена,,
когда характеризует философию позднего Рима (ср.: ОПИ ГИМ, ф. 345, ед.
хр. 20, л. 16—17 об.).
•* ГБЛ, ф. 178, 3598, XXV, л. 159-161.
w Граповскин пе раз отмечал, что паука и литература средневековья ока-
Бывает огромное влияпие на развитие общественной жизни (Лекции, 1961,.
с. 93).
Е. В. Гутнова, С. А. Асиновская. Грановский как историк 361
чального средневековья, так и, еще больше, позднего яркую ноту
социального и политического протеста 9в.
Особенно важно для Грановского то, что и в духовной жизни
средневековья, на которой, по его словам, «лежала печать»
религиозности а7, философская мысль не замирает, а находит для себя
новые сусла. Такой, судя по записям, видится ему ранняя
схоластика (XI — начала XIII в.), которую он отделяет от схоластики
более позднего времени, когда средневековая наука «утрачивает
свой« величавый характер, юношескую отвагу, пытливость». Но и
сама ранняя схоластика не кажется ему однозначной. Богословам
ортодоксального направления он противопоставляет тех мыслителей,
которые предпринимали «поиски разума» ради обоснования веры.
За смелость этих поисков церковь преследовала и травила их.
Грановский привлекает внимание слушателей к фигурам Герберта,
Уриугены, Абеляра и их последователей, подчеркивая присущее им
умственное бесстрашие, бескорыстную преданность науке98. Эриуге-
ну, который требовал, чтобы вера не противоречила разуму, он
считает «стоявшим выше века». Выразительно рисует Грановский
личность Абеляра. Высоко ценя его за то, что он «отказался от
нрава первородства, от войны, в надежде... прославиться на
подвиге мысли»99, лектор выделяет в этом его подвиге то, что Абеляр
пауку «вывел на площадь» (см. конец лекции 43), касался
«глубоко, смело» не только политических, но и богословских вопросов.
В нравственном учении Абеляра Грановский видит «стороны, резко
противоположные католической церкви»100.
Можно оспаривать некоторые характеристики и оценки ученого,,
но нельзя не заметить, что все они проникнуты одной идеей —
противоборства ищущего ума и слепой веры, науки и авторитарной
церкви, которая находит опору в светской власти и сама
становится неотделимой частью господствующего феодализма ш. К середине-
XIII— началу XIV в., читаем в лекциях, папство взяло верх над
«смелыми попытками схоластики», сумев одновременно одержать и
другую победу — над ересями Европы. Разгул инквизиции,
призванной «судить мысли человека», однако, не остался без отпора.
Ареной духовных сражений явились университеты. Лектор рисует
привлекательный образ Гильома де Сент-Амура, борца против
засилья доминиканцев и францисканцев в Парижском университете.
« ГБЛ, ф. 178, 3593, XXV, л. 177, 189.
97 «Религия,— отмечал Грановский,— наложила печать на все явления
средневекового искусства»; поэзия, литература средних веков также
пропитана «религиозным элементом» (Там же, XXII, л. 6 об.).
98 Там же, XXV, л. 165.
99 ОПИ ГИМ, ф. 345, ед. хр. 19, л. ИЗ об.
100 Там же, л. 115 об. Абеляр был неутомимым учителем. Окружение его*
представляло «какой-то страпствующий университет, сопровождавший одного»
гчубоко уважаемого наставника», говорил Грановский (ГБЛ, ф. 178, 3598*
XXV, л. 16'|).
»м ГБЛ, 3598, XXVI, л. 33 об.; XXV, л. 97, 166-167.
362
Приложения
Отмечая, что дело, за которое боролся Сент-Амур, стало делом
всего университета, лектор не упускает случая отметить, что
«университет XIII века крепче стоял за свои права, нежели
университет нашего времени: сорок папских булл пали на него, Гильом был
лзгнан, но его книга, переложенная из латинской прозы на
французские стихи, пелась народом»102.
Победа католицизма, которому удалось на время сделать науку
«своей рабыней»103, не могла быть окончательной. Перелом
приходится на позднее средневековье, когда на историческую арену
выходит гуманизм. Его борьбе с реакцией Грановский посвящает
многие страницы курса. И хотя ученый лишь в слабой степени
улавливает связь между появлением новой мысли и социально-
экономическими сдвигами, ограничивая развитие гуманизма
преимущественно сферой культуры, он дает яркую картину идейного
противоборства эпохи. Лектор выделяет Данте, поэта и мыслителя,
«стоявшего... на закраине двух миров» (см. конец лекции 11),
называет имена Петрарки, Боккаччо, Пико делла Мирандолы и других,
завершая свой рассказ развернутой характеристикой Макиавелли.
Грановский считает его «одним из самых страстных и благородных
характеров Италии», его «Историю Флоренции» ставит в ряд
«с величайшими произведениями всех веков». Воздавая должное
политической идее Макиавелли — поборника суверенного
национального государства, он четко отделяет эту идею от апологии
средств, от «правил, приобретших страшную известность в устах
иезуитов» и получивших позднее название макиавеллизма
(«Безнаказанно таких идей и советов нельзя давать народу...» —
заключал Грановский) (см. лекции 12, 13).
Среди предтеч Реформации лектор ставит на одно из первых
мест Рейхлина, Эразма Роттердамского и «таинственного,
тревожного» Ульриха фон Гуттена, связывая с последним знаменитые
«Письма темных людей» — этот сплав «грубой, подчас... циничной
васмешки» с «истинной силой молодости»104. И сам Гуттен в
глазах Грановского — воплощение молодости духа, не знающего
страна, идущего навстречу опасностям.
«Позвольте мне пожелать вам,— обращался историк к своим
молодым слушателям,— чтобы девизом вашим были слова Ульриха
-фон Гуттена: наука пробуждается, ум свободен — весело жить!
Весело не во имя тех удовольствий, которые доставляет жизнь, а во
имя науки и труда»105.
Таким поборником свободного ума остался в памяти
современников и потомков и сам Тимофей Николаевич Грановский —
«просветитель своей нации» — по выражению Н. Г. Чернышевского.
Е. В. Гутпова, С. А. Асиновская
102 ОПИ ГИМ, ф. 345, ед. хр. 19, л. 141.
103 Архив АН СССР, ф. 28, оп. 3, № 11, л. 88 об.
»°< ГБЛ, 178, 3598, XXV, л. 189.
i°5 Там же, 3729, л. 330.
АРХЕОГРАФИЧЕСКИЙ ОБЗОР
Настоящее издание является наиболее полной публикацией
лекций Т. Н. Грановского \ Основную часть ее составляет переиздание
университетского курса 1849/50 г. по истории позднего средневе-
ковьр, дополненное не вошедшими по разным причинам в
предыдущие издания записями лекций. Впервые здесь публикуются
вводные лекции ко всему курсу, несколько лекций по истории
ранних периодов средневековья из курса 1848/49 г. В книгу включены
также и публиковавшиеся ранее обобщающие лекции этого
последнего курса.
Нет нужды повторять сказанное выше о значении публикуемых
материалов для понимания взглядов -и мироощущения Грановского.
Конечно, лекции не единственное его творение. Но можно без
преувеличения сказать, что именно в них наиболее ярко выражено то
особенное слияние мысли с устным словом, какое принесло ему
известность среди современников и оставило глубокий след в
духовной жизни России.
У читателя, естественно, может возникнуть сомнение в
точности текстов, состоящих из студенческих записей. Действительно,
мы располагаем небольшим числом автографов курсов
Грановского2. Записи, которые делали слушатели непосредственно на
лекциях, разумеется, не стенографические. Здесь неизбежны и
пропуски, обрывающие мысль, и невольное перефразирование
отдельных мест, подчас изменяющее даже смысл сказанного. Нельзя
исключить также и нарушение пропорций, смещение акцентов в
записи лекционпой речи, что связано с избирательностью интересов
и, соответственно, вниманием слушателей. Студенческие записи,
к сожалению, далеко не полностью передают и манеру речи
лектора, его живое и горячее слово порой становится менее
выразительным.
И все же мы полагаем, что публикуемый текст доносит до нас
подлинный голос Грановского. Важнейшим доводом в пользу этого
утверждения является неединичность, параллельность записей, по-
1 Предыдущие издапия см.: Грановский Т. II. Лекции по истории средпс-
вековья. M., Ï961; Он же. Лекции по истории поздпего средневековья. М., 1971.
2 Найдеп лишь собственноручный копепект лекций Грановского 1839/40 г.,
пачало которого было опубликоваио П. Г. Виноградовым. Этот конспект
(наряду с обнаруженными нами автографами статьи Грановского и фрагментами
его лекций) вошел в состав первой публикации курсов лекций ученого,
предпринятой в наше время. См.: Лекции, 1961, с. 35—87, с. 199—203.
Характеристику творческих рукописей Т. Н. Грановского,
собственноручных материалов его педагогической деятельности см. подробпее: Асиное-
ская С. А. Архив Т. Н. Грановского.— Записки Отдела рукописей
Государственной библиотеки им. В. И. Лепина, М., 1959, вып. 21.
864
Приложения
вволяющая провести сравнительный анализ их с выделением
совпадающих — дословно и по смыслу — текстов. За годы его чтений
записей сохранилось сравнительно много (по нашему подсчету, по
менее 40). В некоторых же записях, и это особенно важно, имеются
пометы и правка Грановского; мы располагаем, в частности,
такими исправленными записями курса 1849/50 г. по новой истории3.
Правка эта сама по себе заслуживает внимания, тем более что она
была не только стилистической: иногда это уточнение
формулировок, иногда же — развитие того или иного положения, высказанного
на лекции. В других случаях, видимо, редактирование черновых
записей осуществляли сами студенты, пользуясь при этом не
только собственными записями, но и текстами товарищей.
Существует еще один способ проверки — сопоставление заппсп
студентов с печатными работами Грановского. Ученый часто
включал в свои труды материалы лекционных курсов; сличение
отдельных текстов с фрагментами лекций убеждает, что слушатели
обладали достаточно высокой культурой записи. Эти молодые люди
1840—1850-х годов объединяли свои усилия для создания наиболее
совершенного текста курса профессора. «Мы сходились в
университете, где поочередно клали фуражки на первой скамейке от
кафедры,— вспоминал издатель „Русского архива4* П. И. Бартенев
о своих студенческих годах,— чтобы лучше слышать слова
профессора и записывать лекции»4. Другой ученик Грановского —
П. А. Бессонов, в будущем известный славист, неоднократно
обращался в своих письмах к Бартеневу с просьбой прислать лекцип:
«Хорошо, если бы привез мне лекцию... которую составлял. Ужли
она до сих пор не составлена?»5. Он также призывает друга
положить «в шляпу Грановского» для последующей правки одну из
лекций по новой истории: «Другие же две лекции возьми себе
списывать»8. В рукописи Бартенева мы действительно находим эти
списанные лекции 7.
Так сложился курс 1849/50 г., публикуемый в данном издании.
Курс этот содержал, по-видимому, 48 лекций, из которых
публикуются 47 (история Европы XV — середины XVII в.); последующий
текст не поддается расшифровке. Структура курса отличается от
предыдущих курсов по «новой истории» несколько иной
последовательностью в изложении материала, а также его
хронологическими рамками. Так, в 1841 г. Грановский закопчил курс небольшим
разделом, который подводил слушателей вплотную к истории
Французской революции8, а в 1849/50 г. его лекции оканчиваются бег-
8 Можпо предположить, что и некоторые записи, датируемые 1848/49 т.г
также содержали авторскую правку. См.: ОПИ ГИМ, ф. 345, ед. хр. 20; ГБЛ„
ф. 178, 3598, XVIII.
4 ЦГАЛИ, ф. 46, оп. 8, ед. хр. 14, л. 17.
Б Там же, оп. 1, ед. хр. 548, л. 194.
в Там же, л. 75.
7 ГБЛ, ф. 178, 3598, XXVI, л. 14-17.
8 ОПИ ГИМ, ф. 221, ед. хр. 20.
С. А. Асиповская. Археографический обзор
865
Титульный лист записи лекций Т. //. Грановского,
сделанной Л. И. Бартеневым
366
Приложения
лым обзором истории европейских событий конца XVII в.
Некоторые лекции, особенно по истории Германии конца XVI — начала
XVII в., имеют подчас описательный характер: историк нередко
ограничивается сухим перечнем событий, дат, имен. Основная же
часть курса изложена конкретно и образно, но, главное, она
содержит гораздо больше обобщений, чем это имело место в
предшествующих курсах.
Это, конечно, результат развития научных воззрений
Грановского, свидетельство зрелости его как исследователя. Нельзя вместе
с тем не видеть здесь и определенного влияния исторической
ситуации. Грановский начал читать данный курс в условиях уя^есто-
чившейся николаевской реакции. «Я иногда не могу говорить...
так определительно, как желал бы»9,— признавал Грановский,
беседуя с одним из своих слушателей. Ученому приходилось прибегать
к глухим намекам, иносказаниям. Но и в высказываниях, быть
может недостаточно «определительных», ощущается глубина мысли,
слышатся отзвуки страстных общественных споров. Не могли но
отразиться на творчестве ученого и революционные события на
Западе.
Воззрения Грановского, как это можно заметить, становятся
более противоречивыми, усиливаются колебания, вера в
возможность постепенного изменения отживших порядков. Мы знаем, что-
его оценки европейских революций 1848 и 1849 гг. не совпадали
с оценками и выводами Герцена и Огарева. Но эти расхождения
не устраняли их общности в антикрепостнических убеждениях,
в сочувствии угнетенным10. Споры с друзьями способствовали
углублению проблематики его курса, содержащего проницательные
суждения и догадки о роли материальных факторов в развитии
общества, о творческой роли народа.
Для основной части публикуемых лекций использовано три
записии. В основу положен текст студента третьего курса историко-
филологического факультета Московского университета Петра
Бессонова. Это толстая переплетенная тетрадь (206 листов),
хранящаяся в Отделе письменных источников Исторического музея12.
Запись Бессонова не только наиболее полная, но и сохранившая
правку самого Грановского. На полях многих страниц бессоновско-
9 Воспоминания Александра Сиверцова.— Там же, ф. 345, ед. хр. 30,
л. 100 об.— 102.
10 Грановский резко осуждал торжествующую в Европе реакцию (см.:
Литературное наследство, 1933, т. 7—8, с. 53). В то время как либерал Чичерин
именовал восставшие массы Парижа «мятежом разнуздапной толпы», для
Грановского— это вступление в историю нового пролетария (в отличие от
древнего), требующего «с оружием в руках ...труда и приличного вознаграждения
за труд» (ГБЛ, ф. 178, 3598, XXI, л. 9). См. подробнее: Нифонтов А, С. Россия
в 1848 г. М., 1949.
11 Более подробный обзор студенческих рукописей см.: Лекции, 1971*
с. 8—18.
12 ОПИ ГИМ, ф. 345, ед. хр. 21.
С. А. Асиновская. Археографический обзор 367
го текста есть пометы—«1849 г.», «1850» — и указания на день,
когда читалась лекция. Часть рукописи (л. 1—74, 191—206)
представляет собой черновую запись, сделанную непосредственно на
лекциях: слова подчас сокращены и расшифровывались
впоследствии13. Другая часть содержит перебеленный студентом текст
записи лекций (л. 75—190); именно на этой беловой части имеется
правка Грановского. Вероятно, Бессонов переплел вместе две
разные тетради. Вторая запись принадлежит студенту того же курса
Петру Бартеневу,4. Она представляет собой в основном черновой,
необработанный текст и потому как бы воспроизводит живую речь
Грановского. В записи, сделанной рукой Бартенева, в середине и
в конце текста содержатся переписанные разными почерками
записи отдельных лекций. Третья запись — запись студента второго
курса юридического факультета Дмитрия Наумова 15. Это — текст
лекций Грановского, переписанный набело. Часть лекций в записи
Бессонова, исправленная Грановский, переписана Наумовым,
учитывавшим правку лектора. Это дает нам право предположить, что
и первая часть записей (черновая и неправленная в тетради
Бессонова) правилась Грановским по другому, не дошедшему до нас
беловому экземпляру и, возможно, эта правка тоже учтена в
рукописи Наумова. Варианты, имеющиеся в записях Бартенева и
Наумова по сравнению с основным текстом Бессонова, приводятся нами
в тексте: записи Бартенева — в угловых скобках, записи
Наумова—в фигурных.
Студенты П. А. Бессонов и П. И. Бартенев, записи которых
используются в настоящем издании, сыграли впоследствии видную
роль в истории русской науки и литературы. Известен своей
деятельностью и Д. А. Наумов, ставший с 1865 г. председателем
Московской губернской земской управы ie.
Лекции по истории позднего средневековья дополнены в данном
издании новыми материалами (лекции 44—47). Благодаря этим
дополнениям курс Грановского приобретает более цельный
характер. В лекциях 44—45 рассматривается состояние Германии
накануне и во время Тридцатилетней войны. Лектор стремится
раскрыть здесь сложность событий, в которых переплелись
внутренние смуты, конфликты между различными группами немецких
князей, их военные столкновения, связанные, по наблюдению
Грановского, с борьбой за церковные земли; в лекциях анализируются
международные отношения во времена Тридцатилетней войны, ее
последствия.
18 Записи часто делались студентами своеобразной скорописью
—усеченными словами, конец которых дописывался после чтений.
14 ГБЛ, ф. 178, 3598, XXVI (в тексте: Б II).
,в Там же, 8195 (в тексте: Н).
16 Подробнее о студентах — создателях текста лекций Грановского см.;
Лекции, 1971, с. 20—23.
368
Приложения
С конца 45-й лекции Грановский переходит к изложению
Английской революции XVII в. Этот материал, учитывая важность
сюжета, имеет существенное значение для изучения наследия
историка в целом. К сожалению, мы можем пока предоставить
вниманию читателя лишь сделанный Грановским обзор событий
начала революции. Плохая сохранность последующего текста не дает
возможность воссоздать то, что, вероятно, составляло содержание
лекции 48; Бессонов сделал, как обычно, сокращенную запись, не
успев подвергнуть ее расшифровке.
Вслед за курсом по исторпи поздпего средневековья в
настоящем издании следует часть курса, посвященного возникновению и
развитию раннесредневекового общества17. Этот курс, датируемый
1848/49 г., состоит из 43 лекций, часть которых (13 лекций) была
опубликована нами в 1961 г. В основу публикации положен текст
Владимира Собчакова, который хранится в Центральном
государственном архиве литературы и искусства в фонде Грановского
(ф. 152, оп. 1, ед. хр. 2). Рукопись эта, состоящая из девяти
тетрадей, переплетенных вместе (198 л.), представляет собой
черновую запись (за исключением отредактированных 5-й и 6-й
тетрадей). На обложках и на полях имеются пометы—«1848», «1849»,
а также иногда указания на день, когда читалась лекция. Ценной
является также и черновая рукопись, принадлежащая студенту,
фамилию которого не удалось установить 1\ Она не датирована, но
текстуально почти полностью совпадает с записью Собчакова.
В этой рукописи есть нумерация лекций, в записи же Собчакова
указаны кал даты, так подчас и номера лекций. Помимо двух
указанных записей, имеются еще две, в основном отредактированные;
возможно, именно эти студенческие тексты правились самим
Грановским. Одна из записей, выполненная почерком Бессонова,
хранится в Государственном Историческом музее19, другая — в
Рукописном отделе Государственной библиотеки СССР им. В. И.
Ленина 20.
Варианты, содержащиеся в двух указанных записях лекций
(ГБЛ, ф. 178, 3598, XXI) и записях Бессонова (Б1), приводятся
в сравнении с основным текстом Собчакова нами в тексте: записи
неустановленного студента — в угловых скобках, записи
Бессонова—в фигурных.
Не станем повторять обзор содержания курса 1848/49 г.
Отметим лишь, что этот курс Грановского отличается от ранних в
первую очередь тем, что его структура становится более стройпой,
материалы группируются вокруг ключевых проблем истории
средних веков. В данном курсе отсутствуют разделы, посвященные Ви-
17 Более подробный обзор неопубликованных и рапее публиковавшихся
лекпий см.: Лекции. 1961; Лекции, 1971.
18 ГБЛ, ф. 178, 3598, XXI.
19 ОПИ ГИМ. ф. 345, ед. хр. 20.
20 ГБЛ, ф. 178, 3598, XVIII.
С. А. А сипов ска я. Археографический обзор.
Щ
зантии, западным славянам, а также истории скандинавских стран.
В настоящей публикации мы вынуждены ограничиться
переизданием лекций, имеющих наиболее существенное значение: это
прежде всего вводная и ряд обобщающих лекций (1, 25, 26, 27, 29, 43),
касающихся не только раннего, но и развитого феодализма.
Лекция 43 в рукописи В. Собчакова трудно читается, поэтому мы ее
публикуем по тексту записи — ГБЛ, ф. 178, 3598, XXI. Здесь
публикуется полностью лекция 16. Она посвящена истории расселения
вестготов в Галлии и образованию варварских государств на
территории Римской империи. Дается здесь также характеристика
быта галло-римской знати. Из большого раздела курса, посвященного
истории образования и распада монархии Каролингов, мы впервые
публикуем лекцию 21, которая содержит историю внешней
политики, законодательства, развития просвещения в эпоху Карла
Великого, а также лекцию 23, посвященную истории культуры этой
эпохи.
В данном издании впервые публикуются четыре лекции из
Введения к курсу древней истории2|. Эти лекции, на наш взгляд,
предваряют изложение истории не только древнего мира, но и
последующих эпох. Запись этого курса мы находим в нескольких
студенческих тетрадях, помеченных 1848/49 г.: Петра Самарина,
Владимира Собчакова, Николая Соколова22. В основе публикации
Введения лежит запись лекций, сделанная студентом юридического
факультета Петром Самариным 23. Она хранится в Рукописном
отделе Государственной библиотеки СССР им. В. И. Ленина.
Варианты, имеющиеся в записи В. Собчакова (по сравнению с основным
текстом П. Самарина), приводятся нами в тексте в угловых
скобках 24. В записи В. Собчакова, почти текстуально совпадающей
с рукописью П. Самарина, сохранился раздел курса, посвященный
истории Греции и ранних периодов истории Рима, в то время как
в рукописи Самарина имеется только запись истории государств
Древнего Востока. Сохранилась также неполная запись курса по
истории древнего мира (1848/49 г.), составленная Н. Соколовым.
В Дополнениях публикуется также черновой автограф отрывка
лекции «О переходных эпохах в истории человечества»25.
В виде исключения опускается последний раздел лекции 29,
в котором мы находим сюжеты, известные по работам Грановского,
посвященным специально этим вопросам26 (см. в тексте).
Опускается и конец лекции 23, не связанный с основным содержанием
21 Подробнее о курсах Грановского по истории древнего мира см.: Аси-
новская С. Древняя история в лекциях Т. Н. Грановского по архивным
документам.— Вестник древней истории, 1956, № 2, с. 135—145.
22 ГБЛ, ф. 178, 3598, XIII; ЦГАЛИ, ф. 152, он. 1, ед. хр. 1; ГБЛ, ф. 178,
3598. XVII.
23 Эти сведения о Петре Самарине мы находим в отчетах Московского
университета. См.: ЦГИА, on. 18t № 3.
24 ЦГАЛИ, ф. 152, оп. 1, ед. хр. 1 (в тексте: С I).
25 ГБЛ, ф. 84, 1, 6.
26 Грановский Т. //. Соч. М., 1900, с. 110—134, 439—446.
24 т. Н. Грановский
870
Приложения
публикуемой лекции, в которой речь идет о духовной жизни
раннего средневековья.
Подготовка настоящей публикации осуществлялась в
соответствии с основными правилами издания исторических источников.
Как уже говорилось, в качестве основного текста курса новой
истории (лекции 1—47) принята запись Бессонова, как в черновой
своей части, так и в беловой, исправленной Т. Н. Грановским.
Правка Грановского выделена полужирным шрифтом.
Сопоставление разных записей одних и тех же лекций (а как
уже было сказано, записи всех публикуемых курсов сохранились
в ряде списков различных студентов) дает возможность выявить
разночтения. Учитывая немалое их число, те или иные варианты
этих разночтений, уточняющие и разъясняющие основной текст,
приводим вместо или в дополнение к последнему в угловых или
фигурных скобках. Самые важные расхождения в параллельных
8аписях отмечены в подстрочных примечаниях.
Примеры иного изложения фактов или иной их оценки в
курсах лекций за другие годы (1841/42; 1843/44; 1845/46; 1850/51;
1853/54), отражающие эволюцию взглядов Грановского, приводятся
в конце книги в примечаниях справочного характера. Здесь же,
в комментариях к отдельным лекциям приводятся обнаруженные
составителем фрагменты автографов Грановского: отрывок одной из
вводных лекций и фрагмент статьи о Валленштейне; в публикацию
последнего вошли лишь основные варианты текста. Конец
публикуемого наброска лекции «О переходных эпохах в истории
человечества» сохранился в двух вариантах, мало отличающихся друг
от друга: наиболее существенные разночтения второго варианта
даем под строку. Примечания справочного характера обозначены
цифрами, подстрочные — буквами. Под строку вынесены также
примечания подлинника, сделанные на полях и не являющиеся
частью текста; они обозначаются звездочками, звездочками
обозначены (под строкой) и переводы отдельных иностранных фраз,
терминов, встречающихся в тексте. В отдельных лекциях в виде
исключения опускаются небольшие разделы, в основном
завершающие лекцию (см. текст и обзоры предыдущих публикаций:
Лекции, 1961; Лекции, 1971).
Наиболее распространенные слова, написанные в подлиннике
сокращенно (например, «д. б.» вместо «должно быть», «к-рый»
вместо «который» и т. п.), явные описки, обмолвки
восстанавливаются и исправляются без специальных оговорок. Недописанные слова
восстанавливаются путем сличения с другими рукописями, что
также специально не оговаривается. Утраченный текст обозначен
многоточием. Иноязычные транскрипции имен, датировка событий,
в подлиннике помещенные на полях, а также многочисленные
вставки в черновых записях лекций, сделанные на полях и
согласованные с основным текстом, при публикации внесены в текст
без оговорок.
С. А. Асиновская: Археографический обзор 371
Пояснения составителя, исправления искаженных слов в
рукописи даются в квадратных скобках. Заголовки к документам даны
составителем с учетом материалов рукописи; отсутствующие в
рукописи даты и номера заголовков лекций восстанавливаются на
основании параллельных записей. Текст публикуется по правилам
современной орфографии. Собственные имена и географические
названия, за редким исключением, даются в написании подлинника.
После каждого документа дается легенда: указание названия
архива, *в котором хранится рукопись, наименование фонда, номера
описи и дела. Эти правила издания распространяются на основной
текст и материалы, публикуемые в Дополнениях.
С. А. Асиновская
24*
ПРИМЕЧАНИЯ
В примечаниях мы пе оговариваем многие устаревшие или неверпыо
с точки зрения современной науки оценки исторических явлений, событий*
формулировки, которые встречаются в лекциях Т. Н. Грановского; они
комментируются, как и наиболее важные исторические термины, лишь в
отдельных, исключительно важных случаях.
Как правильно отмечают исследователи памятников исторической мысли*
разница в уровне развития наук между изучаемой эпохой и современностью
столь велика, что «комментирование всех отдельных мест книги, требующих
поправок или разъяснений,— задача неисполнимая по своей обширности и
разнообразию материалов»1.
В примечаниях даются сведения справочного характера об источниках*
литературе, используемых в лекциях учепого. Примеры иного изложения
фактов, событий или иной их оценки в курсах лекций Т. Н. Грановского за
другие годы (начало 1840-х; 1850-е годы; публичного курса 1845/46 г.) также
включены в примечания. Эти разночтения, отражающие эволюцию взглядов
Т. Н. Грановского, помогают глубже попять отдельные положения его курса.
Примечания к лекциям 1—5, 7—14, 18—23, 26—27, 30—33, 37—42 составлены
С. А. Асиновской; 6, 15—17, 24—25, 28—29, 34—36, 43 —Л. А. Никитиной;
44—47 — Т. Д. Сергеевой. Примечания к материалам, включенным в раздел
«Дополнения», составлены С. А. Асиновской (лекции 1, 25—27, 29, 43; «О
переходных эпохах в истории человечества» — автограф), Т. Д. Сергеевой (лекции
16, 21, 23; 1—4 — из курса «История древнего мира»). Большую помощь в
подготовке текста оказали А. К. Бажанова и Г. Л. Бленская. Составитель и
ответственные редакторы благодарят также старшего научного редактора
издательства «Наука» Ф. Н. Арского за консультации в процессе работы над этой
книгой.
1 Михайлов А. В. Примечания.— В кн.: Гер дер И. Г. Идеи к философии
истории человечества. М., 1977, с. 652.
ЛЕКЦИИ 1849/50 г.
(запись П. Бессонова)
Лекция 1
1 Хронологические рамки «новой истории» в чтениях Грановского обычна
охватывали XV—XVII вв.; публикуемый лекционный курс заканчивался
кратким обзором истории Англии, Франции (см.: ОПИ ГИМ, ф. 345f ед. хр. 2!г
л. 1—206). Но в один из первых курсов, сохранившихся в записи
Александра Дмитриева, Грановский включил в свое изложение и краткий экскурс в
более позднее время, вплоть до пролога Великой французской революции.
Запись эта отрывочна и местами не поддается расшифровке (см.: Там же*
ф. 221, ед. хр. 19 и 20). Лектор не ограничивал своего курса, судя по
обнаруженным рукописям, освещением только истории центральных
западноевропейских государств, он уделял внимание также истории Польши, Чехии, Венгрии,,
скандинавских и других стран.
2 Подробнее см.: Лекция 1, Дополнения.
8 Грановский постоянно указывал на необходимость начинать изучение
Примечания
373
древности с истории восточных государств. Оп подчеркивал большое значение
научения истории Китая, Индии, упрекал историков за недостаточное
внимание к разработке этих проблем. См.: Лекции Т. Н. Грановского по истории
средневековья. М., 1961, с. 203—204. (Далее: Лекции, 1961).
4 Точнее: Raum er Fr. Geschichte Europas seit dem Ende des fünfzehnten
Jahrhunderts. Leipzig. 1832—1843. Bd. 1—8. В рецензии на книгу Ф. Лоренца
Грановский писал, что сочинение Раумера «содержит в себе, собственно,
только историю германолатинских народов. Изложение русской истории, не говоря
о его недостатках, начинается с Петра Великого. О Турции, игравшей столь
важную роль в 16 и 17 столетиях, почти ничего не сказано. Наконец,
литература, в которой можно проследить все движения общественного мнения в
Западной Европе, не вошла в состав принятого Раумером плана» (Лекции, 1961,
с 207).
5 Ragon F. Précis de l'histoire moderne. P*, 1846.
e Le Bas Ph. Précis de l'histoire des temps modernes. P., 1842.
Лекция 2
1 О Людовике IX см. подробнее: Грсцювский Т. Н. Четыре исторические
характеристики.— Соч. 4-е изд. М., 1900, с. 264—276. (Далее все ссылки на это
издание.— Ред.).
2 Voltaire F. M. A. La pucelle d'Orléans. Genève, 1777.
3 Quicherat J. Procès de condamnation et de réhabilitation de Jeanne d'Arc
dite La Pucelle. P., 1841—1849. Vol. 1—5. В одной из лекций 50-х годов
Грановский говорил: «В эту решительную минуту является знаменитая дева
Орлеанская. В настоящее время вопрос о деве Орлеанской решен окончательно
благодаря памятникам, изд. JuFeM Quicherat. Самое лучшее изложение,
составленное по этим памятникам, принадлежит Мишле. Разумеется, пора оставить
мысль о том, что Иоанна д'Арк была обманщица и слепое орудие хитрой
честолюбивой политической партии. Иоанна д'Арк выступает на сцену под
влиянием необъяснимого ни логически, ни исторически настроения духа. Она
была духовно убеждена в теотическом (божественном) призвании освободить
Францию. Было еще нечто характеристическое в ее отношениях к
французскому народу. Рыцарство, неоднократно пораженное, утратило доверенность
к самому себе, в беспрестанных войнах оно одичало». Рыцари грабили народ
«без всякой цели. Далее, жители городов по самому характеру своему
заботились только о себе, и им было мало дела до судьбы целой страны, оттого
многие города охотно подчинялись Англии, лишь бы только соблюдены были
их выгоды. Вообще общего энергич [еского] движения не заметно было ни в
каком сословии. Духовенство явно становится на сторону Англии. Весьма
немногие из архиепископов французских держались стороны Карла VII.
И среди такого порядка вещей вдруг выступает девушка из крестьянского
сословия — и выступает с мыслью освободить Францию. Можно сказать, что в
деве Орлеанской все сословия пришли в сознание о своем единстве» (ГБЛ,
ф. 178, 3598, XXIV, л. 1—1 об.).
В другом курсе Грановский, рассказывая о Жаппе д'Арк, подчеркивал,
что она подняла «за собой массы народа. Когда города были погружены
в свои эгоистические, частные расчеты и заботились только о выгодных
сделках с правительством, когда духовенство французское толпами приставало к
англичанам, одним словом, когда все господствующие элементы изменяли
своему государству, выступают тогда массы простых поселян и внимают
призывному гласу Орлеанской девы, который говорит им, что они французы,
что они должны отплатить пришельцам» (Там же, XXV, л. 84).
4 В студенческой записи читаем, что при Карле VII «лица среднего
сословия, которые теперь выступают на политическом поприще, составляют его
двор. Здесь мы должны наперед уяснить.себе смысл выражения: среднее
сословие. В средние века не было среднего сословия; можно сказать, до исхода
XIV века горожане, которых часто смешивают со средним сословием, отходят
от этого понятия. Известно, что каждый город в средних веках составлял
374
Примечания
упрямую, стремящуюся к независимости, политическую личность; жители
города не только не имели ничего общего с жителями соседних городов, но лас-
то вели с ними жестокие войны; их не соединяли интересы единого сословия,
сознающего свои общие выгоды» (Там же, л. 93—94).
Лекция 3
1 Здесь неточность: имеется в виду военная реформа Карла VII 1445 г.,
согласно которой было организовано 15 эскадронов по 100 «копий» в каждом.
«Копье» состояло из шести конных воинов (включая командира) и двух
стрелков.
2 Mémoires de Philippe de Commynes/Publ. par m-lle Dupont PM 1840—
1847. T. I—III.
3 См.: Записки парижского нотариуса Жана де Руа о событиях,
происходивших в столице Франции в 1460—1483 гг., так называемая «Скандальная
хроника» (Chronique scandaleuse).
4 Michelet Л Histoire de France. P., 1838.
6 Sismondi S. Histoire des Français. P., 1821—1844.
e Martin H. Histoire de France. P., 1838.
7 Оценивая деятельность Людовика XI, Грановский говорил: «Ясно, что
феодализм проиграл свое дело в споре с королем. Мы видели, что король
искал особенно привязанности горожан, чрезвычайно сильно старался
опереться на средний класс, но из этого не следуте, чтобы он задавал новые
льготы среднему сословию; король только не стеснял промышленности и
торговли городов, но он отнял у общин все их особенности, которые делали это
сословие самостоятельным в этом государстве: вместо выборных начальников
в городах он всюду поставил своих мэров. И феодализм, и общины потеряли
свое прежнее значение при Лудовике XI».
Далее Грановский подчеркивал, что Людовик XI «старался сосредоточить
управление всей Франции в своих руках, разрушить учреждения,
господствующие в средние времена, и на их развалинах поставить только одну
монархическую власть. Какова бы ни была личность Лудовика, нельзя, однако,
не признать в нем одного из виновников славы и могущества Франции.
Учреждения средних веков до той поры не встречали столь энергического,
умного противника, смелого и решительного представителя нового порядка
вещей. Перелом, который совершился в то время в остальной Европе,
перелом, состоявший в переходе от средневековых форм к новым, совершился
при Лудовике XI, хотя и со страшными жестокостями и несправедливостями,
но без разложения государств, как это было в других землях; не будь на
французском престоле человека даровитого, как Лудовик XI, Франция не
могла бы устоять против феодализма, целью которого было разделение
королевства на большие лены и уничтожение королевской власти» (ГБЛ, ф. 178, 3598,
XXV, л. 118—121).
8 Barante A. G. P. Histoire des ducs de Bourgogne de la maison de Valois,
1364-1477. P., 1842.
Лекция 4
1 Ср.: Mémoires de Philippe de Commynes. P., 1840, t. I, p. 176. Излагая
обстоятельства борьбы Людовика XI и Карла Смелого, Грановский широко
использует фактический материал мемуаров Филиппа дё Комина (Ibid.,
р. 181—192, 194—197).
2 Кардинал Балю был арестован в апреле 1469 г. и находился в
заключении до декабря 1480 г. (Ibid., t. I, p. 206—207, note 3; P., 1843, t II, p. 216—217)*
Лекция 5
1 Mémoires de Philippe de Commynes, t I, p. 330—334
2 Ordonnances des rois de France. P., 1723—1849. T. 1—23.
Примечания
375
Лекция 6
1 Здесь и далее в лекции 6 Грановский использует фактический материал
глав 1—3 шестого раздела книги Ф. Гизо. См.: Guizot F. Essais sur l'histoire
de France. P., 1823.
2 По-видимому, речь идет о поражении, нанесенном Эдуарду IV графом
Варвиком, который высадился 13 сентября 1470 г. на западном побережье
Англии и рассеял войска короля.
8 Имеется в виду трагедия В. Шекспира «Король Ричард III» и цикл
исторических хроник.
4 Возможно, Грановский говорит о кн.: Walpole П. Historical Doubtes on
the Life and Reign of King Richard the Third. L., 1768. В ней автор на
основании различных исторических документов стремился доказать, что обвинения
против короля Ричарда III, выдвинутые его противниками из партии
Ланкастеров, не были справедливыми и основывались на показаниях хронистов,
враждебных Ричарду III и писавших в царствование Генриха VII.
Еще ранее с критикой утвердившегося в исторической литературе взгляда
на Ричарда III как на тирана и убийцу выступил известный антикварии
Джордж Бэк (Buck), также опиравшийся на исторические документы.
s См. издание писем современников Ричарда III, осуществленное Фенном
(примеч. 6), и документы, изданные Эллисом (примеч. 7).
в Речь идет об «Original Letters», изданных Дж. Фенном (Fenn) в 1787
(т. 1—2) и в 1789 г. (т. 3—4). Это были письма различных лиц периода
царствования королей Генриха VI, Эдуарда IV и Ричарда III. В 1872—1875 гт.
известный английский историк Дж. Гарднер предпринял критическое
переиздание «Paston Letters» в трех томах. См.: Gairdner J. The Paston Letters. L.,
1872—1875. Vol. 1—3.
7 Ellis Я. Original Letters. 1st Ser. L., 1824. Vol. 1; 2nd Ser. L., 1827. Vol. 1;
3rd Ser. L., 1846. Vol. 1.
8 Здесь ошибка: первым мужем Анны Невиль, дочери графа Варвика,
«делателя королей», действительно был принц Эдуард, сын короля Генриха VI
и Маргариты Анжуйской, который был убит Ричардом III и его братьями
после поражения ланкастерской партии в битве при Тьюксбери 4 мая 1471 г.
После смерти Эдуарда Анна вступила в брак с Ричардом. Но еще при жизни
королевы Анны Ричард III собирался жениться на своей племяннице,
Елизавете Йорк, дочери короля Эдуарда IV. См.: Gairdner J. The Houses of
Lancaster and York with the Conquest and Loss of France. N. Y., 1875.
9 Здесь неточность: Елизавета Йорк писала не Ричарду III, а герцогу
Норфольку. В изложении антиквария Дж. Бэка письмо публикуется в работе
Дж. Гарднера. См.: Gairder 7. History of the Life and Reign of Richard the
Third. L., 1878, p. 257—258.
10 Здесь неточность: Генрих VII не принадлежал к дому графа Варвика.
Его отцом был, как известно, граф Ричмонд. Мать Генриха VII была дочерью
герцога Сомерсётского, который был внуком основателя династии
Ланкастеров герцога Джона Ланкастера. Таким образом, считалось, что Генрих VII
наследует права па престол от своей матери как потомок ланкастерской линии
династии Плантагенетов.
11 Очевидно, речь идет о работах хронистов, писавших о Ричарде III в
царствование Генриха VII: Бернара Андре (см.: Bernardus Andre Tholosutus.
Vita regis Henrici VII/Ed. J. Gairdner. Roll Ser., 1858), Полидора Виргилио
(см.: Polidoro Virgilio. Historia anglicana/Ed. H. Ellis. Camden Soc, 1846) и
Эдуарда Холла (см.: Edward Hall The Union of the Two Noble Families of
Lancaster and Yorke. L., 1542). Их произведения использовал P. Холиншед
при написании своей хроники (см.: Raphael Holinshed. Chronicles of England,.
Scotland and Ireland. L., 1908. Vol. I—IV). Как известно, В. Шекспир, создавая
трагедию «Король Ричард III», опирался на данные хроник Холиншеда и
Холла (см.: Gairdner /. The.Houses of Lancaster and York..., p. VI—VIII).
876
Примечания
В 1513 г. Т. Мором была написана «История короля Ричарда III» по
воспоминаниям современника событий, архиепископа Мортона, враждебно
относившегося к Ричарду III (см.: More Т. History of King Richard III. L., 1513),
в которой содержится ценный и в основном достоверный материал, но
события освещаются с точки зрения пришедших к власти королей из династии
Тюдоров (см.: Walpole Я. Op. cit., р. 18—19).
12 Т. Н. Грановский здесь использует материалы книги Ф. Бэкона:
Bacon F. The Historie of the Reign of King Henry the Seventh. L., 1641,
p. 211—212.
13 Здесь не совсем точная запись. Видимо, Грановский имеет в виду, что
Генрих VII в своей политике «чуждался» войн, обращая внимание прежде
всего на укрепление внутреннего положения Англии. В статье «Реформа в
Англии» Грановский писал, что, несмотря «на свое решительное мужество,
Генрих не искусился приманкою бранной славы и заботливо уклонялся от
войны» (Грановский Т. И. Соч., с. 481). Как известно, Грановский постоянно
подчеркивал отрицательные последствия войн для развития государств и их
культуры и прежде всего указывал на бедственное положение парода в
условиях феодальных войн.
Лекция 7
1 См. оценку сословного представительства в Испании XIV—XV вв. в кн.*
Т. Н. Грановский и его переписка. М., 1897, т. 2, с. 351.
2 В лекциях 1843 г. Грановский подчеркивал, что «инквизиция в Испании
явилась тяжелым наследием для следующих веков»: ей принадлежит почетное
место «в числе бедственных причин, приведших Испанию в столь печальное
состояние... ее удары были направлены против всякой умственной
деятельности, через нее воцарилась в Испании страшная (Auto da Fe), известная
под именем „смерти народов"» (Архив АН СССР, ф. 28, оп. 3, № llt
л. 32 об., 33). См. также: Грановский Г. Я. Испанская инквизиция.— Соч.,
с. 555—559.
6 Prescott W. Geschichte der Regierung Ferdinand und Isabellas. Leipzig,
1842. Bd. 1-2.
4 Речь идет о кн.: Die Asia des Joao Barros in wortgetreuer Übertragung
von E. Feust. Nürnberg, 1844. Bd. 1. Hf. I.
6 Ranke L. Geschichte der romanischen und germanischen Völker von 1494
bis 1535. В., 1824.
Лекция 8
1 Излагая историю Венеции, Грановский большое внимание уделял ее
экономическому развитию: «Промышленность и торговля поставили Венецию
в число первостепенных держав Европы. Некоторые произведения выделыва-
лись там с особенным искусством и совершенством, как, например, бархат,
зеркала; но тайна их фабрикации береглась как тайна государственная...
обширная торговля Венецианской республики с Востоком доставила ей
огромное значение в богатстве» (ГБЛ, ф. 178, 3598, XXV, л. 34—36).
2 Грановский отмечал, что «власть папы в средние века опиралась на
материальные средства и на то влияние, которое имеет римский епископ на
государей Западной Европы. Кроме того, в Рим стекались огромные суммы
со всех стран Европы. Источники папских доходов были чрезвычайно
многочисленны, и эти-то доходы поддерживали их власть» (Там же, л. 54).
3 Raumer Fr. Geschichte Europas seit dem Ende des fünfzehnten
Jahrhunderts. Leipzig, 1832, Bd. 1, S. 9—10, 30—32.
4 Император «был главою государств целой Европы: от него происходили
короли, от них герцоги и т. д.— иерархия властей. Вникая в смысл этой
теории, можно сказать, что вся европейская почва принадлежала императору,
так сказать, стягивалась им. Он сам себя не иначе называл, как живым
законом и источником правды. Но вне феодального мира есть еще другой мир,
мир городовых общин, столь же строптивый, непокорный. Император стало-
Примечания
877
вится к этому миру в двояком отношении: он хочет владеть им на основании
феодализма или римского права. В последнем отношении власть императора
не имеет феодального характера.
В отношении церкви император хочет быть ее адвокатом — advocatus eccle-
siae, что налагает на него обязанность защищать и распространять
христианскую церковь. При этом случае император считает себя вправе располагать
церковною собственностью. Во всех этих отношениях он должен был
встретить препятствие со стороны феодализма. Короли французский и английский,
признавая первенство императора в документах, в сущности считали себя
совершенно независимыми. Даже в Италии и Германии мы видим феодальных
властителей, которые с недоверчивостью смотрели на развитие императорской
власти и старались противодействовать. Следовательно, феодальные
притязания императора быть исключительной главою общества были только теориею
и совершенно сокрушались о действительность» (ГБЛ, ф. 178, 3598, XXV,
л. 16).
6 Здесь неточность: Фридрих III вступил на престол в 1440 г.
Лекция 9
1 См. примеч. 5 к лекции 8.
2 «Положение Германии в это время,— говорил Грановский,—
представляло любопытное зрелище. Она вся была покрыта цветущими и
промышленными городами, вне которых жило сельское народонаселение, имевшее
владыками феодалов, отличавшихся грубостью нравов и воинственной храбростью,
наследованной от предков. Из сельского германского народонаселения
выходили те ланды, которые бились за деньги; их найдем мы и в Англии, и во
Франции, даже и у нас в России, в войске Бориса Годунова. Всюду несут
германцы свою продажную храбрость». Однако, отмечал лектор, «богатство
внешними средствами никому не служило к усилению немецкого государства
внутри. В исходе XV века Германия была раздроблена между тысячами
владельцев, которые все были не равны по своему могуществу: каждый из них
до последнего барона признавал себя в зависимости от одного императора,
но в сущности они были почти самостоятельными королями и безнаказанно
позволяли себе в своих владениях всякого рода насилия... Что же было делать
городам, когда императоры предавали их на жертву баронам? Как не
обратиться к другим частным средствам для своей защиты? Отдельные города
начали составлять союзы, цель которых была — общими силами отбиваться
от нападений хищных феодальных баронов, препятствовавших'
распространению их торговли и ремесел» (ГБЛ, ф. 178, 3598, XXV, л. 25—26).
3 Lebensbeschreibung des Ritters Götz von Berlichingen. Leipzig, 1881,
S..9—10, 58-59, HO.
4 Баязид I Молниеносный — турецкий султан (1389—1402); Мурад II—
турецкий султан (1421—1451).
5 «В XV в., когда вышедшая из средневековых процессов Западная
Европа стала облекаться в новые формы, Польша как бы далее углубилась в
средневековой анархии... Одним словом, когда в остальной Европе уничтожилась
анархия, в Польше все более и более усиливалось дробление центральной
власти короля. Природная даровитость и храбрость польского народа могли
доставить ему блистательную славу побед, но не могли спасти государство
от разложения внутреннего, исход которого можно было тогда предвидеть:
liberum veto влекло его к погибели» (ГБЛ, ф. 178, 3598, XXV, л. 132, 135).
6 «Решениями Базельского и Констанцского соборов осужден и погиб на
костре Иоанн Гус,—отмечал позднее Грановский,—чешский уроженец,
отступивший от некоторых догматов католицизма. Смертию Гуса учение его
не кончилось; но она только раздражила чехов и вызвала страшное восстание«
известное под именем гуситских войн. Чехия, можно сказать, первая из
славянских земель выступила на сцену истории в кровавой борьбе аа
независимость своих религиозных убеждений. Вопрос религиозный был для них вместе
и вопросом политическим, национальным; спор шел между славянскими в
878
Примечания
германскими элементами, между католицизмом и настоящим пониманием,
державшимся более восточного православия. Чехия изнемогла в борьбе почти
с целою Европою и пала; но пала с громкою славою. Бе войско долго держало
в ужасе немецких императоров. В истории католика Leo мы найдем
презрительный отзыв о чехах. „Чехи,— говорит он,— должны были изнемочь, потому
что они были бедны духовными силами и историческая роль им была не по
плечу". Подобный приговор несправедлив: он отчасти проистекает от
пристрастия автора, отчасти от одностороннего взгляда, которым отмечено все
сочинение Leo. Самые события вполне опровергают этот приговор. Чехия в
нравственном отношении могла стоять наряду с образованнейшими государствами
Европы; наука там тесно связана с жизнью, ибо первое национальное
движение открылось в Пражском университете» (Там же, л. 150—152).
Лекция 10
1 Число жителей византийской столицы в середине XV в. составляло около
40—50 тыс. человек. См.: История Византии. М., 1967, т. 3, с. 117.
2 См.: Грановский 7\ Я. Тимур.— Соч., с. 241—250.
8 Речь идет о рыцарях ордена св. Иоанна (иоаннитах).
4 Речь идет, видимо, о кн.: Ranke L. Fürsten und Völker von Süd-Europa
im XVI und XVII Jahrhundert В., 1837, Bd. 1, S. 3-94.
Лекция 11
1 Подробнее см.: Лекция 43.* Дополнения.
* См. примеч. 2 к лекции 7.
8 В своих знаменитых публичных лекциях 1845/46 г. по сравнительное!
истории Англии и Франции Грановский уделял значительное внимание
истории средневековых ересей. В записи лекций читаем: во Фландрии среди
многочисленных ремесленников, недовольных своим положением, «развелись
страшные ереси. В'наше время, в эпоху интересов общественных и
промышленных, во Франции развивается пауперизм и хартизм; в эпоху средних
веков, эпоху религиозную, должны были развиться ереси другого рода. Мы
не знаем, в чем состояли ереси. Знаем о гонениях, о бурных восстаниях,
но католические летописцы не дали себе труда записать, в чем состояли
требования этих классов... Самые многочисленные и страшные ереси возникли
в Лангедоке. Означить эти ереси одним словом, определить их невозможно.
Здесь как будто сошлись на свободе для свидания все народы и все идеи
тогдашней Европы... Самый характер народонаселения, живой, настроенный
к практическим интересам, не -дал ему безусловно подчиниться церкви.
Господствующей ересью была здесь ересь манихейская, но с бесчисленными
видоизменениями.- Большая часть памятников, дошедших до нас,
принадлежит католикам, только две летописи принадлежат альбигенцам, из койх одна
прозаическая, другая есть памятник поэтический. При изложении истории
альбигепцев я буду пользоваться этими летописями, где мы найдем более
правдивый рассказ, • нежели в летописях католических» (ОПИ ГИМ, ф. 345«
ед. хр. 19, л. 118 об.— 119).
4 Имеется в виду так называемая Платоновская академия во Флоренции —
кружок гуманистов, основанный Козимо Медичи и существовавший в период
правления Лоренца Медичи. Упоминаемый ниже Марсилио Фичино (1433—
1499) — флорентийский ученый, переводчик Платона, стоявший во главе
академии.
5 Немецкий философ, теолог Николай Кузанский с 1448 г. был кардиналом.
в Здесь ошибка: Пико делла Мирандола (1463—1494) выставил свои
тезисы в 1486 г., т. е. 23 лет от роду*
Примечания
379
Лекция 12
1 Точнее: Frank A. Kabbale ou Philosophie religieuse des hébreux P.f 1843.
2 Речь идет о Пьетро Медичи.
8 Сочинение Никколо Макиавелли «Государь» («Il Principe») написано в
1513 г., впервые было издано в 1532 г. Грановский, возможно, пользовался
следующим изданием: Machiavelli H. II Principe/PubL da Buttura. P., 1834;
(рус. пер.: Макиавелли H. Князь—Соч./Под ред. А. К. Дживилегова. М.; Л.,
1934, с. 211—329; см. также: Макиавелли Н. Избр. соч./Вступ. ст. К. Долгова.
М., 1982, с, 301—379.
} Имеется в виду трактат «Рассуждения на первую декаду Тита Ливия»,
написанный в 1513—1519 гг. См.: Machiavelli H. Discorsi sopra la prima deçà
di Tito Livio.—Opère di Niccolo Machiavelli scelte da Giuseppe Zirardini. P.,
1851, p. 289—484; рус. пер.: Макиавелли H. Избр. соч., с 380—454.
• Имеется в виду сочинение Никколо Макиавелли «Семь книг о военном
искусстве» (I sette libri dell'arte délia guerra.—Delli discorsi Niccolo
Machiavelli libro I. Cosmopoli, 1769, p. 7).
e В публикуемой нами рукописи П. Бессонова (Б1) — явная ошибка:
студент пишет, что Макиавелли посвятил «Государя» Пьетро Медичи, повторяя
эту ошибку и в дальнейшем (см. Б I, л. 37 об.). В действительности сочинение
было посвящено Лоренцо Медичи. Исправлено по рукописи П. Бартенева
(Б II, л. 39 об.).
7 Здесь вольно пересказывается письмо Макиавелли к Ф. Веттори от 10
декабря 1513 г., а также используются материалы письма к тому же Веттори от
10 июля 1514 г. См.: Opère di Niccolo Machiavelli/A cura di Franco Gaeta, éd.
Feltrinelli. Milano, 1961, t. 6. Letlere, p. 303—304, в серии «Biblibteca di classici
italiani diretta da С. Muscetta»; см, также эти материалы в кн.: Алексеев А. С*
Макьявелли как политический мыслитель, М., 1980, с. 109—111.
8 Ranke L. Geschichte der romanischen und germanischen Volker von 1494
bis 1514 Leipzig, 1874, S. 174
Лекция 13
1 Имеется в виду сочинение Никколо Макиавелли «Жизнь Каструччо Каст-
ракани из Лукки». См.: Machiavelli Z/. La vita di Castruccio Castracani
da Lucca.— Opere di Niccolo Machiavelli scelte da Giuseppe» Zirardini.. P., 1851-,
p. 485—499; рус. пер.: Макиавелли H. Избр. соч. M., 1982, с. 273—301.
2 Речь идет о вепецианском издателе Альде Мануции Младшем (1547—
1597).
* Труд Макиавелли «История Флоренции» в- 8-ми книгах («Istorie Fioren-
tine»,» 8 Libri). См.: Opere di Niccolo Machiavelli scelte da- Giuseppe Zirardini,
p. 5—233; рус. пер.: Макьявелли H. История Флоренции/Вступ. ст., В. И. Рутен-
бурга. Л., 1973. «Великий талант Макиавелли обнаружился в его истории
Флоренции,—говорил Грановский,—В эпоху, к которой принадлежит
Макиавелли, европейская литература может гордиться несколькими замечательными
историческими сочинениями. Во французской исторической литературе
замечателен Филипп де Комминь, которого несправедливо сравнивали с Тацитом;
итальянцы могли уже выставить целый ряд значительных исторических
писателей; но все они бледнеют перед Макиавелли.
Макиавелли предпосылает истории своего родного города обзор
средневековых событий. Это—первая попытка собрать» все явления средних веков
вместе, попытка не совсем удачная, обличающая недостаток материалов, но ум
крепкий, гениальный. В Истории Флоренции Макиавелли показал владычество
тех всемирных законов, которым подчинена история всего человечества^
вдожно сказать, что здесь он умел показать судьбы всех европейских госу-*
дарств; он выводит законы событий. Это — первый опыт философского по^
строения истории в приложении к судьбам итальянского города. Чтобы понять»
Историю Флоренции Макиавелли, надобно обогатиться, запасом* знаний, идей,,
Для большей части читателей, эта книга покажется несколько скучною,, но*
читая ее внимательно, нельзя* отказать в глубоком удивлении .тому, колоссаль-»
380
Примечания
ному уму, который умел в столь тесных рамках, в столь малом объеме
совместить такое количество идей. В своем сочинении Макиавелли показывает, как
одно сословие вытесняется другим, как сначала аристократия, дворянство вы-
тесняется торговыми фамилиями, которые в свою очередь уступают место
цехам — демократии. Это явление повторилось и в других государствах. Дв
таких в настоящее время никому не новых идей Макиавелли добрел одипоко;
между ним и древним писателем классической древности Тацитом нет
посредника» (ГБЛ, ф. 178, 3598, XXVIII, л. 12 об.— 13).
4 Речь идет о кн.: Hagen К. Deutschlands liierarische und religiöse
Verhältnisse im Reformationszeitalter. Erlangen, 1841—1843. Bd. 1—2.
Лекция 14
1 «De rudimentis hebraicis». Книга издана впервые в 1506 г. Рейхлин
цитирует здесь строку из XXX оды («Памятник») III кн. Горация.
2 Имеются в виду пять речей Гуттена, против герцога Ульриха Вюртем-
бергского: Ulrichi Hutteni equitis Germani Opera quae reperiri potuerunt
omnia/Ed. E. Böcking. Lipsiae, 1861. Bd 5. Orationes et Scripta didascalica»
S. 2-96.
8 См.: Штраус Д. Ульрих фон Гуттен. СПб., 1896, с. 167—180.
4 Humboldt A. Voyage dans les régions équinoxiales du nouveau continent
P., 1807-1837.
5 См.: Фролов H. Г. Александр фон Гумбольдт и его
Космос—Современник, 1847, № 10, с. 99-147; № 12, с. 113-148; 1848, № 2, с. 89—134; № 7.
с. 26-64; 1849, № 9, с. 1-40.
Лекция 15
1 Очевидно, речь идет о путешествии финикиян вокруг Африки, которое
было организовано около 600 г. до н. э. египетским фараоном Нехо. См.:
Бейке р Дж. История географических открытий и исследований. М., 1950, с. 27.
2 Имеется в виду книга французского епископа Пьера д'Альи «Трактат об
образе мира», которая содержала выдержки из работ древних и средневековых
авторов о космографии: Сенеки, Аристотеля, Плиния, Роджера Бэкона и др.
Си.: d'Ailly Pierre. Tracta tus de imagine mundi. Louvain, 1410.
* Первым, кто обогнул мыс Доброй Надежды в 1487 г., был португальский
моряк Варфоломей Диав. См.: Бейкер Дж. Указ. соч., с. 77.
4 Об этой переписке X. Колумба и П. Тосканелли см.: Relations des Quatre
Voyages entrepris par Christophe Colomb pour la Découverte du Nouveau-Monde
de 1492 à 1504 P., 1828, t. 1, p. 184.
6 Речь идет о публикации испанского историка М. Ф. Наваретта.
Грановский использовал французский перевод этой публикации. См.: Relations des
Quatre Voyages entrepris par Christophe Colomb pour la Découverte du
Nouveau-Monde de 1492 à 1504. P., 1828-1837. T. I—III.
6 Письма и днегники X. Колумба переведены на русский язык. См.:
Путешествия Христофора Колумба: Дневники. Письма. Документы. М., 1956,
с. 380—397.
7 О методах колонизации вновь открытых стран Грановский говорил
подробнее в лекциях по истории 1853/54 г.: «Я уже сказал,—говорил он,—что
Колумб нашел острова, на которых не было драгоценных металлов, они
найдены были в Мексике (особенно серебро) и в Перу, где открыты
значительные золотые прииски, но первоначально эти богатства шли в руки частных
людей. Только около половины XVI столетия испанское правительство
установило правильное получение доходов из своих заморских владений; борьба
с туземцами почти вся кончилась тяжелым образом для красной породы.
На островах Антильских исчезло туземное население; причины их гибели
были различные: война, жестокость необыкновенная испанцев». Далее Грапов-
ский подчеркивал, что, хотя со временем «в рудниках стали преимущественно
Примечания
Mi
работать негры« но другие работы остались на плечах туземного
американского населения. Небольшие племена, отстаивавшие свою независимость,
удалились в самые пустынные, дикие места, в которых трудно было их
преследовать...
Колониальная система испанцев,— заключал лектор,— заслуживает
изучения не ради своего достоинства, а ради поучительных недостатков своих.
Испанцы заботились об одном только: об отрешении своих колоний от всякого
сношения с другими народами. Испанские колонии могли торговать только
сырыми произведениями своей почвы с метрополией. Все произведения шли
в Испанию, откуда возвращались уже выделанными обратно; такая торговля
вся была в пользу метрополии, и таким образом была убита всякая
промышленная деятельность [колоний]. Огромные богатства наживались отдельными
лицами, фамилиями от рудников, но богатства не пускались в обращение,
а служилы только для удовлетворения безумной роскоши, которой отличались
испанские аристократы, жившие в новом мире.
Касательно просвещения своих колоний Испания не только не принимала
мер в пользу его, но, напротив, старалась остановить его, опасаясь
распространения идей, ей враждебных, в американских владениях. Все эти меры не
сохранили, однако, sa Испанией ее колоицд: они отложились от метрополии»
(ГБЛ, ф. 178, 3598, XXVIII, л. 21 об.—22 об.).
Лекция 16
1 Речь идет о кн.: Ranke L. Die römischen Päpste. В., 1834—1836. 3 Bd.;
рус. пер.: Ранке Л. Римские папы, их церковь и государство в XVI и XVII
столетиях. СПБ., 1874, Т. 1—2.
2 Имеются в виду так называемые «Analecten» («Прибавление»),
опубликованные в приложении к работе Ранке по истории папства. «Прибавление»
содержало перечень рукописей, послуживших основой для сочинения Ранке«
и критические замечания о них. См.: Ранке Л. Указ. соч., т. 2, с. 1—52.
3 Об этом см.: Рутенбург Bt И. Жизнь и творчество Макьявелли.— В кн.:
Макьявелли Н. История Флоренции. М., 1973, с. 344—345.
Лекция 17
1 Кроме папы римского, Венеции, Испании, в так называемую
«Священную лигу» вошел английский король Генрих VIII.
2 Речь идет о Знаменитом рыцаре Баяре. См.: Très joyeuse, plaisante et
récréative histoire, composée par le loyal serviteur des faicts, gestes, triomphes
et prouesses de beau chevalier sans peour et sans reproches, gentil seigneur de
Bayard.
Лекция 18
1 О восстании городских коммун («коммунерос») Кастилии в записи
читаем: «Это событие объясняет чрезвычайно многое в дальнейшей истории
Испании. Известно, что так называемые конституционные формы в Испании
существовали прежде, чем в Англии. Представители испанских сословий собирались
весьма часто цри всяком важном событии, и ни одно постановление, ни одно
требование со стороны правительства не обходилось без их согласия. Каждый
новый король начинал свое царствование созванием кортесов и присягал
в сохранении льгот и прав народных». Грановский подчеркивал, что в ходе
восстания «дворянство отступилось от общины, оно поняло, что интересы их
различны. Дружины городские были превосходнее числом против дружин
королевских, но в них не было порядка, единства в действиях. Самым
благородным представителем дела испанских общин был молодой человек,
принадлежавший к древней знаменитой фамилии, Дон Падилья. Он приступил к этому
делу бескорыстно, как гражданин, вследствие глубокого убеждения». Далее
332
Примечания
читаем, что «в сущности дело общииы было проиграно, во-первых, потому,
что Арагония, Каталония, Андалузия остались вне движения, и одна
Кастилия, следовательно, была театром событии; во-вторых, отпадение от общины
дворянства значительно ослабило силы общины; в-третьих, в городах
произошло раздвоение между средним сословием, которое хотело реформ законных,
и массой, которая требовала неосуществимого. Не многие ясно понимали
события. В 1521 г. Дон ГГадилья проиграл сражение... Участь Падилья была
цаперед решена, он был казнен. Бесспорно, это одно из прекрасных лиц
испанской истории, один из лучших представителей средневековой Испании» (ГБЛ,
ф. 178, 3598, XXVIII, л. 43—45).
2 Marheineke Ph. Geschichte der deutschen Reformation. В., 1831—1834*
Bd. 1-2.
3 Грановский здесь широко пользуется фактическим материалом,
архивными данными книги Л. Ранке «История Германии в эпоху Реформации» (см.:
Ranke L. Deutsche Geschichte im Zeitaller der Reformation. В., 1839—1847,
Bd. 1—6). Однако трактовка событий, оценка исторических личностей, выводы
в целом ряде случаев отличаются от положений, высказапных Ранке.
В одном из своих первых курсов по «новой истории», характеризуя кпигу
Ранке, Грановский писал, что в ней нет «глубокого понимания Реформации со
всемирно-исторической точки зрения» (Архив АН СССР, ф. 28, оп. 3, № 11,
л. 93). В начале 50-х годов он говорил: «Главное достоинство Ранке
заключается в превосходной исторической критике... Ранке непосредственно
обращается к самым источникам и даже первоначальные из них подвергает анализу
и старит их на степень верования. Далее Ранке пользуется по преимуществу
многочисленными документами,, хранящимися в западных библиотеках, и
большей частью рукописными; его история Реформации вся почти состоит иа
таких документов. Так же, как Нибур, он очень много опускает, предполагая
дела известными, и мастерски умеет пользоваться одним каким-нибудь
малейшим обстоятельством, чтоб им объяснить целое происшествие, которое
казалось прежде необъяснимым. Это иногда заставляет автора впадать в ошибки;
таково, например, его стремление возводить мелкие обстоятельства в
важнейшие события» (ГБЛ, ф. 178, 3598, XXV, л. 318).
4 Merle d'Aubigné /. Histoire de la Réformation au XVI siècle. P., 1835—1847.
6 Здесь ошибка: Иоанн Торквемада умер в 1468 г. К концу XV в., как
отмечено и па полях студенческой рукописи, относится деятельность
Томаса Торквемады.
6 Речь идет о шванках Штриккера «Поп Амис» (XIII в.). См.: Der Pfaffe
Amis. Beiträge zur Kenntniss der altdeutschen Sprache. Göttingen, 1810—1832.
В рукописи 1853/54 г. читаем о «народной литературе»: «У немцев находим
многочисленные сказки, отчасти переделанные с французского, отчасти
возникшие на собственной почве. В известной книге Гервинуса можно найти
образцы главных произведений такого рода. Я назову те из них, в которых е
наибольшей силой и остроумием обнаруживается это стремление городского
сословия осмеять недостатки других высших сословий. Таков Кайзербергския
священник; рассказ о том, как хитрый и лукавый священник тешился над
прихожанами; здесь можно встретить много горькой и ядовитой насмешки»
История нам открывает, что там, где такие произведения могли возникнуть,
существует глубокий раздор, что общество близко к разложению или по
крайней мере преобразованию. Еще многостороннее и значительнее по объему
Соломон и Морольф, где, с одной стороны, выводится царь Соломон во всей
своей мудрости, с другой — Морольф, простой крестьянин... Морольф —
несколько шут, похожий на юродивого, но одарен здравым смыслом, который
составляет принадлежность городского сословия и который
противопоставляется идеализму, развившемуся в замках; перед этим эдравым смыслом Морольфа
бледнеет мудрость царя Соломона. Не без глубокого, не без большого таланта
.представляется вдесь неведомый сочинитель сказки; может быть, основная
идея сказки перенесена с Востока, но содержание, приложенное к быту,
средних веков, получило начало в Германии,
Примечания
sea
Еще укажу на Тилля Бленпгаигеля. Он несколько шут, пройдоха,
мошенник и не лишен значительного добродушия. Народная фантазия приводит его
в соприкосновение с теми классами общества, на которые устремлена ирония
среднего сословия, чтобы он нашел случай осмеять их, стать выше их
находчивостью ума и здравым смыслом» (ГБЛ, ф. 178, 3598, XXVIII, л. 8—8 об.).
7 «Die Teutsche Theologie». Приложения к Taulers Werke. Frankfurt a. M..
1720.
* Jürgens К. H. Luther von seiner Geburt bis zum Ablasstreit Leipzig.
1846-1847, Bd. 1-2.
9 А и din S. M. Histoire de la vie, des écrits et des doctrines de Martin Luther.
P., 1&9.
Лекция 19
1 Здесь неточность: Лютер предпринял путешествие в Рим в 1511 г.
2 Этот сюжет подробнее рассматривается Грановским в лекциях начала
50-х годов: «Известно,— говорил ou,— на чем было основано право римского
двора продавать это отпущение грехов: в католической церкви существовали
догматы, что святые отцы и праведные Совершили такое множество добрых
дел, что число их далеко превосходит нужное для их личного спасения, и что
избыток этих дел хранится пред богом и представлен распоряжению церкви»
(ГБЛ, ф. 178, 3598, XXV, л. 324).
3 В записи читаем, что эти тезисы «произвели неописуемое впечатление
в Европе и возбудили сочувствие к Лютеру. Дело в том, что умы уже готовы
были к такому явлению, что такие еретические или вообще оппозиционные
мнения западной .церкви, таившиеся в продолжение нескольких веков, ждали
только удобного случая, чтобы вылиться наружу; недоставало только одной
личности, которая подняла бы громко и смело эту заснувшую оппозицию»
(Там же, л. 328—329).
4 Эти трактаты Лютера были опубликованы в 1520. Грановский, возможно,
пользовался сочинениями Лютера, изданными в 1840-х годах О. Герлахом.
См.: Martin Luthers reformatorische Schriften. Völlstäntdige Auswahl alles
wichtigen/Hrsg, von Otto von Gerlach.— In: Luthers Werke. В., 1841, Bd. 4
Лекция 20
1 Точнее: «Von der babylonischen Gefangenschaft der Kirche»,—In: Martin
Luthers reformatorische Schriften. Vollständige Auswahl alles wichtigen/Hrsg,
von Otto von Gerlach. В., 1841, Bd. 4, S. 65—199.
2 См.: Штраус Д. Ульрих фон Гуттен. СПб., 1896, с. 275—276.
9 О расхождениях между Лютером и Карлштадтом см. примеч. 7 к
данной лекции.
4 «Князья немецкие хорошо понимали, что дело церковное тесно связано
с реформацией) политическою,— читаем в записи.— Они видели, что могут
овладеть: 1) собственностью церкви, 2) подчинить духовенство, которое было
независимо и составляло особое сословие. Таким образом, побуждаемые этими
корыстными видами и расчетами, многие князья приступили к духовной
реформе в своих владениях и тем самым старались усилиться на случай
реформы политической.
Равным образом реформа быстро распространилась в городах, но
причины этой быстроты были здесь другие: они заключались в образовании,
грамотности, давно распространившейся в городах, жители которых, богатые
купцы, имели много досуга для чтения. Разумеется, они читали книги, более
всего расходившиеся в то время, книги духовные, потом произведения
народной литературы, в которых о такою ирониею рассматривались все средпевеко-
вые учреждения. Следовательно, в городах была весьма хорошая почва для
реформаторских проповедников. К этому надобно прибавить беспрестанные
сдоры магистратов с монастырями... В низших классах народонаселения,
384
Примечания
между крестьянами, новое учение было также с радостью принимаемо, ибо ошт
обещало крепостному сословию облегчение того ига, которое тяготело над
ними в средние века. ...Германия разделилась пе только на две религиозные
партии,-но и па два политических стана. Между этими союзами должен был
последовать взрыв, весьма опасный для Германии» (ГБЛ, ф. 178, 3598, XXV,
л. 357-359).
6 «Обвинение Эразму» («Expostulate cum Erasmo»). См.: Ulrichi Hutteni
equitis Germani Opera quae reperiri potuerunt omnia/Ed. E. Bocking. Lipsiae,
1861, vol. 2, s. 180—248.
6 Здесь Грановский вольно излагает письмо Гуттена к В. Пиркгеймеру от
25 октября 1518 г. См.: Ibid. Lipsiae, 1859, vol. 1, s. 217; см. также: Штраус Д.
Указ. соч., с. 215.
7 В лекциях 1843 г., записанных студептом Карлом Герцем, Грановский
среди отличных «монографий об истории крестьянского восстания» называет
книгу В. Циммермана «История Великой крестьянской войны». Он отмечает,
что «собственно из всех сословий средневекового общества самое
многочисленное сословие не имело никакой истории. Проходили столетия, пе изменяя
не только внешнего состояния этого класса, но и его понятий. В истории
западных крестьян мы находим лучшее опровержение парадоксу,
выставленному 18-м веком, что счастлив народ, у которого нет истории. Изредка эти:
массы делали отчаянные покушения свергнуть с себя иго феодальпого права:
они были всегда неудачны и тяжкими страдапиямп запечатлевали они свое
появление в истории. Таковы были восстания нормандских крестьян в 10 ст.,
восстание французских крестьян, известное под именем La Jacquerie, в 14 ст.,
восстание английских крестьян в том же столетии. Но, без сомнения, самое
сильное, самое замечательное восстапие есть Крестьянская война в Германии.
Мы уже говорили о Карлштадте, профессоре виттепбергском, который,
завлекаясь странными теориями, обошел Лютера, оставил Впттенберг и
проповедовал, переходя из одного города в другой, совершенно другие идеи, нежели
Лютер. Лютер удерживал светскую власть от вмешения в духовные дела; он
говорил, что цель Реформации есть очищение догмы, искаженной
католицизмом; он воздерживался от всякого политического участия; он даже удалялся
от нравственного влияния, предоставляя это дело очищенной догме. Он
твердо и тесно определял пути своей деятельности». Карлштадт же «смутно
чувствовал, что между католицизмом и государством средних веков существует
какая-то родственная связь, что они выросли на одной почве, что нельзя
уничтожить одного, не уничтожив другого, но ясного понятия он об этом
не имел... Еще могущественнее и даровитее действовал при Карлштадте
Томас Мюнцер, изгнанный с Карлштадтом из Виттенберга и скитавшийся в
Германии в качестве проповедника.
Первые восстания немецких крестьян начались осенью 1524 г. около
Шварцвальда. С ними связано было другое. Подробностей этих восстаний мы
не будем излагать, но результат был тот, что в течение нескольких месяцев
пламя охватило всю Франкопию и Швабию, перешло в Вестфалию, Тюрингию
и в северные земли Германии. Половина Гермапии была в огне. Попытки
дворян, соединившихся с князьями, удержать это страшное движение были
бесплодны. Многие дворяне, одни от страха, другие от желания войны, стали
в их главе. Таков был Гец фон Берлихииген, которого Гете обессмертил своею
драмою. Если бы крестьяне действовали одни, то это не было бы так опасно,
но в их движении приняли неожиданное участие города немецкие.
Могущественные богатые (стоит только прочесть отчет Макиавелли, бывшего при
Максимилиане послом), с многочисленным народонаселением, составляли они
государство в государстве, представляли они собою самую деятельную и
промышленную часть немецкого народа. Сперва начали небольшие города, но
большие — Нюрнберг и др. показывали тоже паклонность стать на их стороне.
Начали выходить разные сочинения, в которых высказана цель этого
восстания: разрушить весь существующий порядок вещей. В одном из них автор
говорит, что крестьяне и горожане наскучили прежним порядком вещей и что
Примечания
385
пора сойти со сцепы рыцарям и дворянам; действия крестьян сообразны были
с известным планом... Вот что требовали они,: уничтожение всех феодальных
повинностей, введение Реформации, нрава избирать священника из своей
среды, чтобы он учил их слову божию, без которого, как сказано в артикулах,
человек есть плоть и тело без духа. Они требовали секуляризации церковных
имений... Наконец, они требовали преобразования в юридическом устройстве
Германии, изгнания римского права из судов и оканчивали требованием
христианской братской общины, основанной на учении Христа, который
страдал за крестьян, как и за высшее сословие. Далее они хотят истребления
всех юридических особенностей, вошедших в средние века, истребления мер
и весов и т. д., бывших до того в употреблении: это самая полная попытка
Реформации/которая была до Французской революции.
Еще радикальнее, еще далее в своих требованиях были тюрингские
крестьяне, во главе коих стоял Томас Мюнцер. Он был фантаст, он соединил
с религиозными мечтами средневековых сект план самого полного
общественного преобразования, не хотел даже вознаградить князей и дворян, говоря,
что он и его сподвижники, как иудеи, должны истребить жителей Ханаана,
что его призвание есть призвание Иисуса Навила. Его прокламации к народу,
писанные библейским языком, производили страшное влияние на умы. Это
самое ужасное движение в истории Реформации. Наконец, Мюнцер
проповедовал свободу не только крестьян, но и животных: слово божие должно
царствовать на земле, и тварь должна освободиться из-под ига человеческого.
Отношение Лютера к восстанию крестьян нетрудно было предвидеть. При
самом начале этого восстания Лютер написал послание к немецким князьям,
просил их быть снисходительными к заблуждениям бедного класса и
облегчить [его] участь. Потом, когда движение распространилось и крестьяне
могли одержать верх, он издал самое сильное и жестокое воззвание против
крестьян, он употребляет тот же язык. «Время гнева и меча,— говорит он,—
настало; время кротости и милосердия прошло». Оп увещевал князей и дворян
бить крестьян, как собак. Действительно, после первых успехов, одержанных
крестьянами, дворяне опомнились, соединились против них. Войска
Швабского союза разбили швабских крестьян и франконских, а ландграф с войском
курфирста Саксонского разбил Томаса Мюнцера, который был взят в плен
и умер после страшных мучений от рук палача. Это было страшное время
для крестьян: вместо облегчения участь их стала хуже; на них наложили
повые тяжести и повинности. В особенности церковные князья были строги
и мстительны: тут были религиозные и политические причины. Только в
землях курфирста Саксонского Иоанна, наследника Фридриха, с .крестьянами
поступили кротко, но в прочих странах их казпили с чрезвычайною
строгостью. Так кончились замечательнейшие попытки пересоздать общество,
попытки дворян и крестьянских общип, па основании евангельских учений: обе
не удались. Лютер, навлекший на себя много нареканий и обвинений в том,
что его проповедь содействовала восстаниям, указал па свои отношения к ним
и оправдал себя в глазах князей. Он утвердил свое [положение! и влияние
через несчастие, постигшее ревностпейших реформаторов» (Архив АН СССР,
ф. 28, оп. 3, № 11, л. 108 об.—111).
В лекциях начала 5СИс годов Грановский, отмечая участие городов в
Крестьянской войпе, говорил: «Большие же города смотрели недоверчиво и
с некоторым презрением на крестьян, с каким смотрел на них средневековый
рыцарь. Горожане боялись дикого разгула демократических страстей и не
хотели помогать крестьянам, зато города, где гражданство не было богато
и сильно, подали крестьянам руку помощи». Оценивая личность Геца фон
Берлихипгина в этих событиях, Грановский говорил: «Нельзя сказать, чтобы
роль, которую он играл в Крестьянской войне, была совершенно честная; он
пристал к крестьянам в ту эпоху, когда они были еще довольно сильны, но,
как только крестьяне потерпели несколько поражений, он ушел от них и
передался на сторону врагов. Разумеется, такое дело не могло иметь большой
удачи, когда, оправившись от первого испуга, вооружились князья и противо*
25 т. н. Грановский
388
Примечания
поставили крестьянам наемных ландскнехтов. Где же было крестьянам,
вооруженным дубинами, действовать против стройных отрядов наемников? Они
были наголову разбиты в Швабии и Франконии. В надежде возбудить
крепостное сословие французское, часть крестьян проникла было во Францию, по,
разбитая герцогом Гизом, должна была оставить свою попытку. Участь
пораженных крестьян была самая ужасная: мало того, что зачинщики мятежа
погибли в страшных казнях, чрезвычайно много и невинных жертв были
отдаваемы на разграбление ландскнехтов. Положение немецких крестьян
сделалось еще тягостнее, нежели прежде, управы искать было пегде: закон
более не ограждал их против господ» (ГБЛ, ф. 178, 3598, XXV, л. 361—362).
8 Обращение Лютера по поводу крестьянского восстания {1525 г.) см.:
Martin Luthers reformatorische Schriften. Vollständige Auswahl alles wichti-
gen/Hrsg. von Otto von Gerlach. В., 1841, Bd. 4. Анализируя памфлет Лютера
«Против грабительских и разбойничьих банд крестьян» («Wider die
räuberischen und mörderischen Rotten der Bauern»), в лекциях 1853/54 г. Грановский
говорил: «Тогда написал Лютер свое сочинение против крестьян. Ничего нет
резче, грубее этого сочинения; видимо, что страстная, неудержимая,
невоздержанная натура взяла верх; бить их, как собак, морить голодом, изнурять
работой— таков совет Лютера. Может быть, писал он это сочинение под влиянием
боязни» страха» (ГБЛ, ф. 178, 3598, XXVIII, л. 62 об.).
Лекция 21
1 См. трактат Генриха VIII: Asser tio septem sacramentorum ad versus Mar-
linum Lutherum... L., 1521.
2 Ответ Лютера см.: Contra Henricum regem Angliae Martinus Luther us.
Wittenberg, 1522. О полемике Генриха VIII с Лютером Грановский подробнее
писал в статье «Реформа в Англии». См.: Грановский Т. Н. Соч., с. 485—486.
3 Трактат Эразма Роттердамского «О свободе воли» («De libero arbitrio»)
был опубликован в 1524 г.
4 См. ответ Лютера «О рабской воле» (De servo arbitrio Martini Lutheri
ad Erasmum Rotterdamum. Wittenberg, 1525).
5 Melanchton Ph. Loci communes rerum theologicarum seu hypotises theolo-
gicae. Basileae, 1521.
6 Вальтер фон Плеттенберг с 1494 по 1535 г.— магистр Ливонского ордена.
7 См.: Макиавелли Я. Избр. соч. М., 1982, с. 130—179.
Лекция 22
1 Здесь ошибка: Сусанна Бурбон была племянницей короля Карла VIII,
а не сестрой его.
2 О Баяре см. примеч. 2 к лекции 17.
3 Имеется в виду Вормсский рейхстаг 1521 г. См. лекцию 20.
4 Имеется в виду конкордат, заключенный между Франциском I и папой
Львом X в 1516 г.
Лекция 23
1 Здесь имеется в виду составленное Ф. Меланхтоном «Аугсбургское
вероисповедание» («Confessio Augustana»). См.: Die Augsburgische Konfession/Hrsg.
Th. Kolde. Gotha, 1896.
2 Речь идет о «Возражениях» ( «Confutation») у представленных
католическими теологами Аугсбургскому рейхстагу в ответ на «Konfession» Меланхтона.
3 Ср.: Ranke L. Die deutsche Geschichte im Zeitalter der Reformation. В.,
1840. Bd. 3, S. 288—289.
4 Здесь имеется в виду диспут между Цвингли и Лютером, состоявшийся
в Марбурге в октябре 1529 г.
5 Воззвание Люггера «Vom Krieg wider den Türken» (1529).
Примечания
387
6 «Одностороннее», так как sa кандидатуру Фердинанда голосовали только
католические князья.
7 Здесь ошибка: Генрих VIII был в первый раз женат не на своей тетке,
а на вдове старшего брата Артура, Екатерине Арагонской.
Лекция 24
1 Речь, видимо, идет о депешах в Англию доктора Орвието (Orvieto) от
1 и 9 января 1528 г., в которых он писал об отношении папы Климента VII
к вопросу о разводе английского короля Генриха VIII с Екатериной
Арагонской. См.: Ранке Л. Римские папы, их церковь и государство в XVI и
XVII столетиях. СПб., 1842, т. I, кн. 1, с. 117.
2 Хайреддин Барбаросса (конец XV—1546 г.)—правитель Аляшра с 1519 г.
и-.главный адмирал турецкого флота с 1535 г.
8 Монлюк Жан (1508—1579)—французский дипломат, в 30—40-е годы
XVI в. неоднократно ездил с посольствами в Турцию.
4. Речь идет о Франсуа де Бурбоне, графе Энгиенском, французском
полководце. Б 1542—1544 гг. он был губернатором Пьемонта.
Лекция 25
1 При изложении истории Мюнстерской коммуны Грановский использовал
фактический материал книги Л. Ранке. См.: Ranke L. Die deutsche Geschichte
im Zeitalter der Reformation. В., 1840, Bd. 3, S. 505—564
2 Речь идет о Бернгарде Книппердоллинге — одном на вождей мюнстер-
ских анабаптистов, ставшим с 23 февраля 1534 г. бургомистром Мюнстера.
В советской историографии вопрос о сущности Мюнстерской коммуны
разработан в монографии А. Н. Чистозвонова «Реформационное движение и
классовая борьба в Нидерландах в первой половине XVI в.» (М., 1964).
8 Речь идет о Филиппе I (1504—1567), с 1509 г. ландграфе Гессенском*
Лекция 26
1 Грановский использует для этой и лекции 27 фактический материал
книги Ранке (Ranke L. Die deutsche Geschichte im Zeitalter der Reformation. В.,
1843, Bd. 4, S. 398—400), но анализ деятельности, оценка значения Лютера
расходятся с тем, что говорит Ранке по этим вопросам в своем труде.
2 Здесь* имеется в виду национальное движение в Чехии против господства
Габсбургов в начале 1547 г.
Лекция 27
1 См. подробнее примеч. 4 к лекции 38.
2 Точнее: Henry Р. Das. Leben Johann Calvins des grossen Reformators.
Hamburg, 1835.
Лекция 28
1 См. примеч. 2 к лекции 27.
8 Имеется в виду кн.: С аре figue /. Histoire de la Beforme, de la Ligue et
du Règne de Henri IV. P., 1833—1835. T. 1-8.
3 Письмо виконта д'Ортес (de Ortes) королю Карлу IX о положении во
Франции после Варфоломеевской ночи приводится в книге д'Обиньи« См.:
Aubigné A. de. Histoire universeile. Amsterdam, 1626, p. 560.
4 Речь идет о работе: Aubigné A. de. Histoire universelle.
6 Здесь неточность: ректор Парижского университета Николай Коп на со«
брании университета прочитал речь, написанную Кальвином, содержащую его
реформационные идеи. Гонения против Кальвина и Копа вынудили их бежать
из Парижа. См.: Михайловский В. Сервет и Кальвин. М., 1883, с. 13.
25»
ж
Примечания
6 Речь идет о кн.: Calvin /. Institutio reügionis christianae ad regem Fran-
ciscum. Basel, 1536.
7 Calvin J. De dementia. P.f 1532.
* Servet M. De trinitatis erroribus. Hagenau, 1531.
9 Об отношениях Кальвина и Сервета и роли Кальвина в осуждении Сер-
вета см.: Виппер Р. Церковь и государство в Женеве XVI в. в эпоху
кальвинизма. М., 1894, с. 435—462.
10 См.: The Cambridge Modern History. Cambridge, 1903, vol. II, p. 439.
Лекция 29
1 Речь идет о работе французского хрониста Филиппа де Коммина. См.:
Chronique et hystoire faicte et composée par messire Philippe de Commynes. P.,
4524.
2 Грановский говорит о попытке правительства Генриха VIII ввести в
1525 г. «добровольные дотации» (субсидии, дары —an Amicable Grant),
которые были необходимы королю для продолжения войны с Францией. См.:
Pollard A, F. Henry VIII. L., 1951, р. 132—133.
3 Имеется в виду так называемый «Журнал Эдуарда VI»: Literary Remains
of King Edward the Sixth. Edited from his Authograph Manuscripts, with
Historical Notes and a Biographical Memoir./By J. G. Nichols, the Roxburghe Club.
L., 1857. VoL 1-2.
Лекция 30
1 Речь идет о работе католического историка Дж. Лингарда (Lingard /.).
A History of England from the First Invasion by the Romans to the
Commencement of the Reign of William the Third. L., 1851, vol. VII, p. 199—204), в которой
автор рассказывает о ходе судебного процесса и казни архиепископа Кранме-
ра в царствование королевы Марии Тюдор. Кранмер во время суда
неоднократно отказывался от своих убеждений, но в конце концов возвратился к
протестантизму и был сожжен 21 марта 1555 г.
2 Филипп Испанский в 1556 г. был уже не женихом, а мужем Марии
Тюдор. Их бракосочетание состоялось 25 июля 1554 г.
8 Здесь неточность: вероятно, путают вторую жену шотландского короля
Якова V Марию Гиз с его матерью Маргаритой Тюдор. См.: Lingard /. Op. cit.,
vol. VI, p. 329.
4 Мать шотландской королевы Марии Стюарт, Мария Гиз, управляла
Шотландией в период пребывания ее дочери во Франции. См.: Ibid., vol. VII, p. 271.
5 Geier E. G. Geschichte Schwedens. Hamburg, 1832—1834 Bd 1—2.
ö См.: Bartold F. W. Jürgen Wullenwever von Lübeck oder die
Bürgermeisterfehde: Historisches Taschenbuch/Hrsg, von Fr. Raumer, VI. Jahrgang.
Leipzig, 1835, S. 1-196.
7 Имеется в виду серия: А. H. L. Heeren, F. U. Ukert. Geschichte der
europäischen Staaten (см.: Dahlmann F. O. Geschichte von Danemark. Hamburg,
1843, Bd. 3).
8 Allen (7. F. Geschichte des Königsreiches Dänemark. Kiel, 1846.
9 На самом деле, вторичная попытка Кристиана II восстановить власть
датской короны над Швецией имела место в 1520 г. Шведы потерпели
неудачу, и коронация Кристиана ÎI как наследственного короля состоялась ташке
в ноябре того же года. См.: Андерссон И. История Швеции: Пер. со швед. М.,
1951, с. 129-130.
Примечания
389
Лекция 31
1 Серен Норбю — шведский дворянин, союзник Кристиана II, пытавшийся
восстановить его на шведском престоле в 1524 г.
2 Юрген Вулленвевер (Wullenwever) — вождь бюргерской партии в Любеке*
в 1533 г. был избран первым бургомистром города.
3 Здесь и далее рассказывается о событиях так называемой Графской
распри (Grevens Fejde) 1534—1536 гг.
Лекция 32
1 Имеется в виду Тевтонский орден.
2 См. примеч. 6 к лекции 21.
3 Подлинный автор протестантского по содержанию трактата «О
благодеянии Христа», появившегося, видимо, в Италии около 1540 г., неизвестен. На
основании протоколов инквизиции трактат часто приписывают Марку Антонио
-Фламинио, близкого к Вальдецу. В своей лекции Грановский использует
данные, имеющиеся у Ранке. См.: Ranke L. Die römischen Päpste. Leipzig, 1878»
Bd. I, S. 91. Anmerk. 2; рус. пер.: Ранке Л. Римские папы, их церковь и
государство в XVI и XVII столетиях. СПб., 1869, с. 110—116.
4 Высказывание Антонио Пальяриции, одного из предполагаемых авторов
трактата «О благодеянии Христа». См.: Ранке Л. Указ. соч., с. 168.
5 Имеется в виду «Index librorum prohibitorum» — список произведений,
•которые католическая церковь запрещала читать верующим. Первый список
<>ыл опубликован в 1559 г. при папе Павле IV.
6 Ranke L. Op. cit., S. 117—129.
7 Видимо, речь идет об освещении истории иезуитов в кн.: Kortûm F. Die
Geschichte des Mittelalters. Bern, 1836. Bd. 3.
8 Эдгар Кинэ и Жюль Мишле совместно написали книгу «Иезуиты». См.!
Michelet /., Quinet Е. Les Jésuites. P., 1843.
* Имеется в виду кн.: Wolf Р. Ph. Allgemeine Geschichte der Jesuiten. 4.
Th. Leipzig, 1803.
Лекция 33
1 Sarpi P. I s tori a del Consilio Tridentino. Gedächtnisrede auf Paolo SarpL
В., 1803.
2 Pallauicini S. Istoria del Consilio di Trento. Roma, 1566.
3 Rischar 7. N. Beurtheilung der Kontroversen Sarpis und Pallavicinis.
Tubingen, 1844. Bd. 1—2.
Лекция 34
1 Имеется в виду Гентское восстание 1539—1540 гг. против императора
Карла V. См.: Чистозвонов А. Я. Гентское восстание 1539—1540 гг. М., 1957 г.
В лекциях 34 и 35 Грановский использует материалы книги Ранке. См.:
Ranke L. Fürsten und Völker von Süd-Europe im XVI und XVII Jahrhundert B^
1827.
2 Речь идет о сражении под Мюльбергом в 1547 г.
Лекция 35
1 Здесь неточность: «Компромисс» был создан в поябре 1565 г., а 5
апреля 1565 г. был вручен манифест нидерландского дворянства правительнице
Нидерландов Маргарите Пармской. См.: Чистозеонов А. //. Нидерландская
буржуазная революция XVI в. М., 1958, с. 50—51.
2 Речь идет о «Совете по делам о мятежах» («Conseil des troubles»),
созданном герцогом Альбой в Нидерландах для расправы с восставшими.
390
Примечания
8 Вероятно, имеется в виду взятие гезами г. Бриля 1 апреля 1572 г.
4 Речь идет о работе испанского историка, иезуита Ф. Страды, См.: Stra-
da F. De bello Belgico decas prima... Rome, 1648.
Лекция 36
1 Грановский использует фактические данные книги Л. Ранке: См.:
Ranke L. Fürsten und Völker von Süd-Europe. В., 1827; рус. пер.: Ранке Л.
Государи и народы Южной Европы в XVI и XVII вв. СПб., 1856. Ч. 1—2.
2 О планах вторжения Хуана Австрийского в Англию см.: Мотлей Д. Л.
История Нидерландской революции. СПб., 1871, т. 3, с. 16—18, 64
3 При описании восстания арагонцев в защиту своих привилегий и в
поддержку Антонио Переса против Филиппа II Грановский использует
материалы книги Минье. См.: Mignet F. Antonio Perez et Philippe IL P., 1846r
p. 145—170.
4 См. об этом: Ibid., p. 67, 198.
5 См. о манифесте Филиппа II против Вильгельма Оранского в кн.:
Watson R. The History of the Reign of Philip the Second, King of Spain. L., 1778,
vol. II, p. 119.
6 Имеется в виду так называемое «Оправдание против ложного
осуждения клеветников принца Оранского», опубликованное частично в
приложениях ко второму тому работ Р. Уотсона. См.: Ibid., р. 416—437.
7 Речь идет о трактате испанского историка, иезуита Хуана де Марианы
«О- короле и институте королевской власти». См.: Mariana /. De rege et regis
institutione. Toleti, 1599.
* См.: «Манифест» Филиппа II против Вильгельма Оранского (Watson Л.
Ор; cit., р. 119).
9 Froude J. A. History of England from the Fall of Wolsey to the Defeat of
the Spanish Armada.—In: Reign of Elizabeth. L., 1870, vol V, p. 561—566.
Лекция 37
1 Наибольшую известность в Европе Гуго Гроцию, политическому
мыслителю, правоведу, философу, принесло его знаменитое сочинение «О праве
войны и мира». См.: Grotii H. De jure belli ас pacis... P., 1625; рус. пер.: M.t
1956.
2 Речь идет о кн.: Capefigue J. Histoire de la Réforme, de la Ligue, et du
règne de Henri IV. P., 1833—1835.
Лекция 38
1 Имеется в виду Болонский конкордат 1516 г. Подробнее об этом
говорилось выше, см. конец лекции 17.
2 Виконт Луи де ла Тремой (Sire Louis de la Tremoille), прозванный
современниками «безупречным рыцарем» (chevalier sans reproche).
3 Биография Баяра действительно была написана его «верным слугой»
Шанпье. Ср.: Грановский Г. Н. Рыцарь Баярд.—Соч., с. 540—-541, см.
примеч. 2 к лекции 17.
4 Гаспар де Таванн (1509—1578) — маршал королевской армии, активный
участник религиозных войн. Мемуары, написанные его сыном Жаном Таван-
ном, см.: La vie de Gaspard de Saulx seigneur de Tavannes.—In: Nouvelle
Collection des mémoires relatifs à l'histoire de France par M. Michaud. P., 1854
T. VIII.
5 Martin H. Histoire de France depuis les temps les plus reculés jusqu'à
1789. P., 1842. T. 10.
6 Русские переводы романа Франсуа Рабле «Гаргаптюа и Пантагрюэль*
появились впервые в конце XVIII в. См.: Рабле Ф. Повесть славного Гарган-
туаса, страшнейшего великана. СПб.,. 1790.
Примечания
391
7 Франсуа Рабле умер в Париже.
8 «Discours de la servitude volontaire» Этьена де ла Боэси. Впервые издано
.в 1576 г. женевским пастором С. Гуларом. Протестанты переименовали
трактат, добавив к заголовку оригинала «Contre-un» («Против единоличной
власти»). См.: Боэси Э. де ла. Рассуждение о добровольном рабстве/Пер. и ком-
мент. Ф. Коган-Бернштейн. Мп 1952. Прилож., с. 66.
9 Имеется в виду знаменитое сочинение Мишеля Монтеня (1533—1592)
«Опыты». См.: Монтень М. Опыты: В 3-х кн. Мм 1979—1980.
10 Здесь неточность: празднество было дано по случаю двойного
бракосочетания, происходившего одновременно,— дочери и сестры Генриха II.
Лекция 39
1 De Bouille R. Histoire des ducs de Guise. P., 1849—1850. VoL 1—4
2 Имеется в виду отрицательная оценка M. Капфига деятельности
Колиньи. См.: Capefigue M. Histoire de la Réforme, de la Ligue et du règne de
Henri IV. P., 1834, t. 3, p. 119—125.
8 Здесь оговорка: сутану, a не рясу.
4 Речь идет о Генеральных штатах, созванных в декабре 1560 г.
5 Упоминаемый Грановским «триумвират» образовался до убийства в
Васси.
6 Польтро де Мерэ ранил Франсуа Гиза 18 февраля 1563 г. (герцог умер
24 февраля).
Лекция 40
1 Маргарита Валуа, как известно, была не единственной дочерью
Екатерины Медичи.
2 Mémoires de Marguerite de Valois. P., 1858.
8 Вильгельм Оранский был действительно женат на дочери Колиньи, но
не в это время, а значительно позже.
4 Здесь неточность: Моревель лишь ранил Колиньи.
Б См. подробнее: Грановский Т. Н. Соч., с. 552—554.
e Chambres miparties — палаты, куда входили католики и гугеноты, род
арбитражного органа.
7 Mémoires et correspondance de Duplessis-Mornay. P., 1624
Лекция 41
1 Labitte Ch. De la démocratie chez les prédicateurs de la Ligue. P., 1841.
2 См.: Davila H. С Historie délie guerre civili di Francia. Venetia, 1634
3 П. Питу известен главным образом своими работами в области права.
Он был также автором ряда политических памфлетов и одним из соавторов
«Менипповой сатиры», анонимного памфлета, направленного против
Католической лиги. См.: Pithou P. La Satire Ménippée. Tours, 1594
4 Бриссак (Brissac Ch. С.) в это время был губернатором Парижа.
Лекция 42
1 См.: Mémoires des sages et royales oeconomies d'estat.. de Henry le
Crand..., par duc de Sully.— Jn: Collection des mémoires pour servir à
l'histoire de France/Par Michaud et Poujoulat 2 sér. P., 1837. T. II—III.
* Raumer Fr. Geschichte Europas seit dem Ende des fünfzehnten
Jahrhunderts. Leipzig, 1832—1843.
Лекция 43
1 Labanoff A. Lettres, Instructions et mémoires de Marie Stuart reine
d'Ecosse: publiés sur les originaux et les manuscripts du State Paper Office de
Londres et de principales archives et bibliothèques de l'Europe, et accompagnés d'un
392
Примечания
resume chronologue. P., 1844, T. 1—7. В 1859 г. вышел восьмой,
дополнительный том.
2 Речь идет о графе Джеймсе Мюррее (Murray), который с 22 августа
1567 г. по 22 января 1570 г. был регентом Шотландии. См.: Ibid., t. 2, p. 64;
t 3, p. 12.
8 Здесь неточность: Мария Стюарт высадилась на английской территории^
в Уоркингтоне (Workington) 16 мая 1568 г., после поражения шотландской,
католической партии в битве при Ленгсайде 13 мая 1568 г. См.: Lingard J.
A History of England from the First Invasision by Romans to the Commencement
of the Reign of William the Third. L., 1851, vol. VIII, p. 14—15.
4 Имеются в виду заговоры Трокмортона (1584 г.), Парри (1585 г.), Нор*
тумберленда (1586 г.), Бебингтона (1586 г.) и др. См.: Ibid., р. 168—217.
5 Речь идет о так называемой конференции в Йорке-Вестминстере,
проходившей с 4 октября 1568 по 13 ноября 1569 г., на которой рассматривались
отношения шотландской королевы Марии Стюарт с шотландской
протестантской партией. См.: Ibid., р. 21—32.
6 О «шкатулке писем» см.: Ibid., р. 11—13.
7 Герцог Норфольк был казнен 2 июня 1572 г. См.: Ibid., р. 77—91.
• Здесь неточность. Следует читать: Чарлз Невиль, граф Уэстморленд^
• Возможно, речь идет об описании кругосветного путешествия Ф.
Дрейка. См.: Drake F. The Famous Voyage of Sir Fr. Drake... L., 1589.
Лекция 44
1 Об отречении Карла V от престола и Аугсбургском религиозном мире
1555 г. Грановский рассказывал в лекции 27.
2 Излагая историю Грумбаха, Грановский, очевидно, берет фактический:
материал из сочинения: Voigt /. Wilhelm von Grumbach und seine Händel.—
In: Historisches Taschenbuch/Hrsg, von Fr. v. Raumer. Leipzig, Neue Folge;
7 Jg. 1846, S. 1-186; 8 Jg., 1847, S. 77-254.
3 Криптокальвинистами (от греч. xpwixôs — тайный) ортодоксальные
лютеране называли приверженцев меланхтоновской школы, которые после
смерти Лютера толковали учение о причастии в духе Кальвина.
4 Речь, по-видимому, идет о 3-м томе монографии Раумера (см. примеч. 4
к лекции 1), который посвящен главным образом истории Германии с 1558
по 1648 г.
6 В протестантских княжествах Германии григорианский календарь был
введен лишь в 1700 г., с 1 марта. См.: Пронштейн А. Я., Кияшко В, Я,
Хронология. М., 1981, с. 61.
6 Речь идет о шотландском короле Якове VI, сыне Марии Стюарт, который
с 1603 г. является английским королем Яковом I. См. о нем ниже, лекция 46.
7 В архиве Щепкиных составителем был обнаружен автограф
незаконченной статьи Т. Н. Грановского о Валленштейне, ниже мы приводим его текст;
зачеркнутые слова и фразы опускаются. «История 30-летней войны,— писал
Грановский,— сделалась в наше время одним из любимых предметов
разысканий для нем[ецких] ученых. С вопросами науки соединились другие —
национального и полит [ического] содержания. Доселе бывшие в ходу мнения о
главных лицах и событиях той эпохи вытеснены новыми или, по крайней
мере, сильно потрясены в своих основах. Не только католические, но очень
известные протестантские историки являются противниками Г [устава!
Адольфа и принимают сторону имп[ератора] Фердинанда, бывшего, по их словам,
представителем политического единства и независимости Германии. Немецкие
и иностранные] архивы подверглись тщательным и богатым находкам,
обыскам. Но нельзя сказать, чтобы в уровень с приращением материалов шла их
отделка. Большая часть новых сочинений о 30-летней войне носит
полемический] характер, отражает современные тревоги Германии. Почти во всех
![сочинениях.— С. А.] вопрос религиозный слишком подчинен г Государствен«
ному, и пристрастием подали повод к столь жарким спорам. Между лицами^
таким образом снова вызванными к суду истории, немногие возбуждают
Примечания
89$
участие на[равне] с Валленштейном. Его влияние иа ход событии, от которых
зависела участь Европы, загадочные замыслы, трагический исход, заставили
внимательно рассмотреть обвинения, на которых был основан приговор
Венского двора, исполненный в Эгере.
До нашего времени весьма немногие сомневались в измене Фридландско-
го герцога. Это было общее, можно сказать, народное убеждение в Германии,
к подкреплению которого значительно содействовала трилогия Шиллера. Вал-
ленштейн явл[яется] в ней изменником Ф[ердинанда] II. Молве, которой
человеку [следовало бы.— С. А.] справляться с историей, на слово поверили
поэту. Но между теми немногими, для которых вина Валленштейна оставалась
неразрешимою загадкою, были люди, по положению своему стоявшие ближе
других к источникам истины. При дворе Фердинанда мнения были разделены.
Сам император высказал однажды, что вина герцога не так велика, как
говорят его злые враги. Шведский канцлер Оксенштирна, причастный всему делу,
до конца не верил искреннему желанию Валленштейна подать руку шведам.
В 1676 внук Фердинанда Леопольд I смотрел дворец Валленштейна в Праге.
Одни из бывших при нем министров назвал прежнего хозяина мятежником.
А есть у Вас прямые доказательства его измены? Убеждены Вы в ней,—
спросил император.
В 1828-29 г. Фрид[рих] Форстер издал* переписку Валленштейна. Эти
письма, найденные большей частью в семейном архиве известной фамилии Арним,
не решили вопроса об измене, но дали много новых доводов защитникам
убитого в Эгере австрийского генералиссимуса. Форстер, его пламенный
поклонник, напечатал несколько статей и подробную биографию или, лучше сказать,
апологию своего героя. Наследники Валленштейна воспользовались
возникшими сомнениями и предъявили свои права на имения, неправедно
конфискованные у их предка. Исторические исследования по этому предмету приняли
частью характер юридических актов. Форстеру возражали гр[аф] Майлат
в 3-м томе Истории Австрии и барон Аретин в своих сочинениях — о внешних
отношениях Баварии и другом, исключительно посвященном разбору
характера и действий Фрид[ландского] герцога. Свод и поверку всех этих толков
можно найти в статье Репеля, напечатанной в Историческом альманахе Рау-
мера за 1845 год. Наконец^ в новом издании «Жизнь Густава Адольфа» Гфре-
рер представил свое мнение о Валленштейне, едва ли не самое верное из всех
прежде высказанных.
Цель нашей статьи познакомить русских читателей с выводами немецких
разысканий о причинах гибели и замыслах Валленштейна. Политическая роль
Валленштейна начинается собственно с чешского восстания в 1618 году. Ему
было тогда 35 лет. Не считаю нужным повторять известные подробности о
годах его молодости, тем более что Палацкий доказал, как мало достоверного
во всех этих рассказах. Заслуги, оказанные им в войнах против Турции и
Венеции, доставили ему сверх личной благосклонности императора Матвея и
сто преемника Фердинанда II графский титул, звание камергера и начальство
над полком земской рати моравской. Полк его стоял в Олмюце. При дворе
у него были большие связи, составленные чрез женитьбу на дочери Ферд[инан-
дова] любимца графине Изабелле Гаррах и чрез иезуитов, которых влияние
было всегда сильно в Вене. Чешские смуты открыли ему новые пути к
почестям, которых ни прежде, ни после не достигал австрийский подданный.
Полковник Валленштейн был родом чистый чех; отец и мать его были
утраквисты и воспитали его в этом исповедании, от которого отвлекли его
впоследствии иезуиты. Тем не менее он стал на стороне императора и
католицизма. Усердие свое он заявил смелыми поступками, не принимал
приказаний от временного правительства возмутившихся областей, писал угрозы к
своим родственникам, служившим в чешском войске, и, наконец, сделал
попытку перехватить на дороге ехавших в Брюкк членов моравского сейма.
Предприятие это не удалось, и дальнейшее пребывание в Олмюце сделалось
Валленштейну невозможным. Он бежал в Вену и увез с собой земскую казну,
-в которой было до 100000 талеров» (ОПИ ГИМ, ф. 276, ед. хр. 127, л. 1—2 об.).
Далее текст рукописи обрывается«
394
Примечания
8 Речь идет о так называемом Реституционном эдикте (Restitutionsedikt>
1629 г., согласно которому все секуляризованные после 1552 г. владения
католических монастырей, аббатств и духовных княжеств подлежали возврату
духовенству.
Лекция 45
» Wallensteins Briefe/Hrsg, von Förster Fr. В., 1828—1829. 3 Bd. См. также:
Förster Fr. Wallensteinsprozess vor den Schranken des Weltgerichts und des
К. K. fiscus zu Prag. Mit einem Urkundenbuche bischer noch ungedruckter
Urkunden. Leipzig, 1844
2 Gfrörer A. Fr. Gustav Adolph, König von Schweden und seine Zeit. 2 um-
gearb. Aufl. Stuttgart, 1845.
3 См.: Mailâth /. Geschichte des österreichischen Kaiserstaates. Hamburg,
1842, Bd. 3; особенно cap. 53 («Wallensteins Ende»), S. 334—402.
4 Roepell R. Der Verrath Wallensteins an Kaiser Ferdinand IL— In:
Historisches Taschenbuch/Hrsg, von Fr. v. Raumer. Leipzig, 1845, S. 239—306.
5 Грановский, видимо, имел здесь в виду то обстоятельство, что границы
европейских государств, установленные Вестфальским миром 1648 г.,
сохранились в основном в течение всего последующего столетия; существенно
изменили их так называемые Наполеоновские войны, начатые в 1799 г.
6 Это замечание Т. Н. Грановского станет яснее, если сравнить
постановления Вестфальского мира, касавшиеся держав-победительниц — Франции и
Швеции, ибо последняя оыла принята формально в состав империи с правом
посылки своих депутатов на имперские сеймы.
7 Еще в одном из своих первых курсов по истории позднего средневековья
(запись А. Дмитриева 1841 г.) Грановский отмечал, что в результате
Тридцатилетней войны Германия превратилась «в пустыню... бедность стала общею,
нравственность упала. В Виттепберге не осталось ни одной школы». Далее он
говорил, что самое верное представление дает современный той эпохе роман
«Симплициссимус», в котором отражены факты одичания войск, даже войска
Густава Адольфа (ОПИ ГИМ, ф. 221, ед. хр. 20, л. 65—65 об.).
Лекция 46
1 Этому вопросу Т. Н. Грановский посвятил статью «О начале Прусского
государства». См.: Грановский Т. Н. Соч., с. 488—501.
2 1-е изд. указанной книги Ф. Гизо вышло в 1827 г.; рус. пер.: Гизо Ф.
История Английской революции. СПб., 1859, Т. I—И.
3 Речь идет о сочинении Маколея (Macaulay Th. В. The History of England
from the Accession of James II), первые два тома которого были изданы в
1848 г.; рус. пер.: Маколей Т. Б. История Англии от восшествия на престол
Иакова П.—Поли. собр. соч. СПб., 1861—1865. Т. 6—13.
Лекция 47
1 Речь идет о памфлете У. Принна о театре «Histriomastix» (1632 г.).
После выхода этого памфлета Принна сразу же привлекли к суду.
2 Видимо, имеется в виду второй процесс У. Принна, когда в 1637 г.
вместе с ним Звездной палатой были осуждены священник Бертон и доктор Баст-
вик. Они были приговорены к высокому штрафу, отрезанию ушей у позорного
столба и пожизненному заключению в крепости. Таким образом, Принн
дважды был подвергнут наказанию путем отрезания ушей. Подробнее об этом см.;
Савин А. Н. Лекции по истории Английской революции/Под ред. Е. А. Кос-
минского. М., 1924, с. 164; Баре М. А. Кромвель и его время. М., 1950,
с. 102—103.
3 Leetters and Speeches of Oliver Cromwell: With Elucidations by CarlyteTh.
L., 1845-1846.
Примечания
395
4 Видимо, речь идет о кн.: Merle d'Aubigné 7. Я. Le Protecteur, ou la
république d'Angleterre aux jours de CromwelL P., 1848, автор которой в
предисловии отмечает, что данная работа композиционно и по существу является
продолжением его сочинения «Histoire de la Réformation» (см* примеч. 4 к
лекции 18). Вероятно, об этом было сказано Грановским, что и нашло
отражение в записи лекции студентом.
5 Имеется в виду покровительственное отношение Кромвеля в ранний
период его деятельности к различным религиозным течениям.
6 Видимо, имеются в виду решающие победы парламентских войск при
Марстон-Муре (2 июля 1644 г.) и при Нэзби (14 июня 1645 г.).
ДОПОЛНЕНИЯ
»
ЛЕКЦИИ 1848/49 г,
(запись В. Собчакова)
Лекция 1
1 Введение к курсу истории средних веков Грановский обычно давал,
особенно в первые годы своей деятельности, в более развернутом виде (см.
лекции 1839/40, 1843/44, 1845/46, 1846/47 г.). Освещение задач исторической
науки и определение ее предмета, развитие понятия «всеобщая история» на
различных исторических этапах, Земля и ее население, обзор литературы по
всему курсу —вот обычная схема введения. Однако в те годы, когда
Грановский читал курс древней истории, такое пространное введение,
естественно, предпосылалось этому курсу, а чтение истории средних веков
открывалось небольшим вступлением.
Во введении начала 50-х годов мы читаем: «Всеобщая история
объясняет законы, по которым совершается земная жизнь человечества, указывает
на законы и цели поступательного движения. Уже этого одного достаточно,
чтобы ответить на вопрос, раздававшийся во все времена даже из уст
великих мыслителей,— какая польза истории?... Есть, конечно, науки, как,
например, языки, технические науки и др., пользы которых доказывать и не нужно,
но здесь дело идет не об одном только практическом приложении истории.
У греков и римлян она имела практическое приложение в общественной,
законодательной деятельности; то же самое можно сказать в настоящее время
и об Англии. Вообще знание истории необходимо для каждого
государственного человека, но не все ведь созданы быть государственными людьми,
следовательно, для таких людей история остается без приложения, а
следовательно, и без пользы? Можно доказать несостоятельность этого мнения. Кроме
того удовлетворения, которое история доставляет высшим потребностям
нашей природы, она представляет еще другого рода утешение тому, кто будет
изучать ее без задних мыслей, не подставляя отдельных фактов под свои
частные цели. На целые народы и на отдельные лица,— говорил Грановский,—
находят иногда минуты уныния, когда мир остается безотрадным, земная
жизнь является, по-видимому, без цели и нравственность падает; тогда
советницею и утешительницею является история: из нее видно, что человек часто
бывал в таком положении, но что всегда выходил из него победителем, что
«ло никогда не преобладает и что добро никогда совершенно не уничтожается.
Исторические лица, на которые указывают скептики в опровержение этой
мысли, служат блистательнейшим ее доказательством, именно —это люди,
павшие sa свои идеи. Правда, они гибнут, но имя их остается: они же
получили свою награду в деятельности совершения подвига согласно с их
убеждением.
890
Примечания
Чем более углубляешься в историю, тем более укрепляешься в жизни.
История уничтожает в нас эти недоверчивые, скептические мнения, которые
лишают нас энергии и нравственных сил. Каждому ученому прилично выше
всего ставить свою науку, но особенно должен любить свою науку историк,.
науку, которая похожа на океан, в который сливаются все другие науки
как источники и дают ей вспомогательные средства» (ГБЛ, ф. 178, 3598, XIV,
л. 9 об.—10).
2 Грановский имеет в виду учебник И. Кайданова «Учебная книга
всеобщей истории... История средних веков» (СПб., 1839) и другие издания*
8 См.: «Руководство к познанию средней истории» С. Смарагдова (СПб.»
1841, с. 357). Как писал Грановский в рецензии, опубликованной еще в
1841 г., в основу своего учебника Смарагдов положил сочинение Лео
«Lehrbuch der Geschichte des Mittelalters» (Halle, 1830). Ср.: Грановский Г. H. Соч.,
с. 502—505.
4 Лоренц Ф. Руководство к всеобщей истории. СПб., 1845, ч. I; 1847,
ч. II, отд. 1; 1851, ч. II, отд. 2; 1847, ч. III, отд. 1—2.
6 Ср. рецензию Грановского на книгу Ф. Лоренца «Руководство к
всеобщей истории» (Лекции, 1961, с. 203—209).
• Hallam H. View of the State of Europe During the Middle Ages. L., 1818*
Vol 1-2.
7 Kortum Fr. Die Geschichte des Mittelalters. Bern, 1836.
8 Имеется в виду кн.: Schlosser F. Ch. Weltgeschichte in
zusammenhängenden Darstellung. Frankfurt a. M., 1816—1824 Bd. I—IX.
9 Schlosser F. Ch. Weltgeschichte für das deutsche Volk. Frankfurt а. M.,
1844—1857. Bd. 1—19; рус, пер.: Всемирная история.. ./Под ред. Н. Г.
Чернышевского и В. Зайцева. СПб., 1861—1869. Т. 1—18.
10 Cantu С. Histoire universelle. P., 1843—1849.
11 Cibbon E. History of the Decline and Fall of the Roman Empire. L.t
1776-1788.
Лекция 25
1 По этим вопросам см. лекцию 24 (ЦГАЛИ, ф. 152, оп. 1, ед. хр. 2,
л. 109—117 об.).
2 Ср. с университетскими лекциями 1845/46 г. (записи студента M. М.
Латышева): «Преобладающий элемепт в И веке есть, бесспорно, феодализм.
Об истории и влиянии феодализма, о его юридическом и нравственном
характере много писали. Этот вопрос еще доселе не причислен к тем
историческим вопросам, которые имеют для нас только ученое значение. Еще
доселе западное общество борется против остатков феодального быта, хочет
очистить от него совершенно свою почву.
Во время своей силы феодализм уже нашел ревностных и горячих
защитников, хотя тогда мало нуждался в них; тогда он доказывал свою
законность, свое право на существование самим существованием своим. Не прежде
исхода 17 и начала 18 века началась об этом предмете ученая полемика.
Отличнейшие писатели и публицисты принесли участие в этот спор. В числе
его защитников особенно замечателен граф Boulainvilliers, французский
аристократ исхода 17 и половины 18 века. Он написал превосходное, но в высшей
степени одностороннее сочинение о феодализме. Может быть, ни один ученый
ни прежде, ни после не [переносил] с таким талантом, с такой силой
убеждения, не принял так к сердцу вопроса о феодализме, как граф Boulainvilliers.
Читая его, можно подумать, что это говорит какой-нибудь воскресший баров
феодального века... Он отрицает среднее сословие, считает его беззаконным,
равно отрицает и королевскую власть в том значении, какое она приняла
в 17 и 18 веках. Это человек совершенно средних веков, признающий толька
тот класс, к которому сам принадлежит: о прочем он говорит с презрением —
оно для него не существует. Это был человек односторонний, но в самой
односторонности своей могущественный и последовательный...
Много было противников феодализма, защитников королевской власти
Примечания
397
ii среднего сословия; в продолжение всего 18 века не прерывалась полемика
между обеими партиями. Она разрешилась уже в кровавом акте революции.
После революции, во время реакции, которая поднялась против всех явлений
и результатов революции, явились новые защитники феодализма, новые
теории, которые просто хотели возвратить новой европейской жизни феодальный
элемент во всей его силе и односторонности. Достаточно упомянуть о [Галле-
ре], швейцарском ученом, который написал 5 томов Über die Restauration
der Staatswissenschaft. Это не что иное, как возвращение феодального
элемента... Не говорю уже о менее известных ис [тори]«ах. Эта партия была
многочисленна, особенно до революции, теперь она теряет свое влияние. Не
говоря о том, что новые защитники феодализма пе имели ни глубокой
учепости графа Boulainvilliers, ни его энергического ума, они самый
феодализм представили не таким, каким он был действительно. Они создали идеал
феодального быта, в истине коего они не так были убеждены. Наука, впрочем,
управилась с этими жалкими явлениями...
Окончательный приговор феодальной эпохе принадлежит, собственно,
нашему времени. Исторические труды последних десятилетий показали
феодализм в настоящем виде его. Самые лучшие сочинения (не говоря о древних
трудах немецких) находятся у французов» в курсе Гизо: «Histoire générale de
la civilisation en Europe» и «Histoire de la civilisation en France", где он
разбирает феодализм во всех отношениях. Мы пе соглашаемся с ним только в
некоторых частностях, но вообще это полная, живая картина» -(ОПИ ГИМ,
ф. 345, ед. хр. 23, л. 117 об.—118).
3 См.: Гизо Ф. История цивилизации во Франции/Пер. М. Корсак. М.,
1881, с. 25, 33.
4 По этому вопросу Грановский говорил: «Для напуганных умов IX ст.
представлялось еще возможным возвращение прежних смут, прежнего
анархического периода переселения народов... Читая летописи IX столетия,
видим под каждым годом жалобы на страшные опустошения и грабительство
со стороны норманнов. Но довольно сделать вопрос: откуда взялись силы
у этого малочисленного народа Скандинавии для таких значительных
подвигов в самых населенных краях Бвропы? Решить этот вопрос можно только
при внимательном рассмотрении внутреннего порядка вещей в тогдашнем
государстве. Мы видим еще при Меровингах и Карле Великом медленное
движение латино-германских народов к феодализму, результатом которого
было уничтожение собственности, переход ее в феодальные владения.
Прежние полноправные германцы делались или ленниками графов или нечто вроде
зависимых от них колонов. Уже Карл Великий принимал все меры, чтобы
положить конец притеснениям графов относительно низших классов народа;
меры были безуспешны, положение последних все становилось тягостнее и
тягостнее. Оно дошло, наконец, до последней степепи страдальчества при
внуках Карла Великого, во время этих опустошительных междоусобных войн,
которыми воспользовались преимущественно графы: везде возникали
феодальные формы. Тогда явились многочисленные толпы голодных, крестьян,
грабивших Галлию. С этими-то толпами недовольных, отринутых обществом,
вступали в отношения союзов норманны» (ЦГАЛИ, ф. 152, оп. 1, ед. хр. 2,
л. 100).
6 В курсе публичных лекций читаем: «Для него (феодала.— С. А.)
разницы между вилланами и рабами не было. И те и другие были его подданные,
он их судил своим дворянским правом. Перед воротами своей башни он
поста вид виселицу, на которой оп вешал их. Он подчинял их многим
безобразным постановлениям, о которых будет еще речь. У раба нет права на
духовное завещание. Если он умирает без детей, то все нажитое трудом
имущество достается господину. Если у него есть дети, то лучшая часть
все-таки принадлежит господину. Это называлось правом мертвой руки (droit
de la main morte)... Были, копечно, некоторые постановления, некоторые
юридические обычаи, утвержденные временем, общим признанием, которые
должны были лежать в основании этих общественных отношений. Но где были
силы общественные, где было ручательство в соблюдении этих положений«.
39»
Примечания
Жаловаться было негде, управы было неоткуда ждать. Одним словом, един^
ственным пределом власти владельца был его произвол» (ОПИ ГИМ, ф. 345,
ед. хр. 19, л. 57 об.—58).
Лекция 26
1 В записи 1845/46 г. читаем: «Эта феодальная башня служила страшным
знаменателем силы феодального мира. Неприступная, она заключала в себе
все, что дорого было феодальному владельцу. Здесь он предавался чувству
любви, чувствам нравственным, вне ее он был грабитель. Когда выходил он
из нее, он надевал другую, подвижную, если можно так выразиться, башню.
С ног до головы он был закован в железо. Это было какое-то поколение
центавров. Вопрос, откуда рыцари заимствовали средневековое свое
вооружение, был предметом продолжительных споров... Но происхождение этого
вооружения легко можно объяснить. Число феодалов было невелико в
сравнении с прочим народонаселением. Им нужно было придумать все средства
к защите от многочисленного народонаселения. Они запирались в башнях, они
заковывались в железо. Они присвоили себе исключительное право на коня.
Эта стальная конница ходила без страха на превосходных числом
возмутившихся поселян. Но нужно заметить, что и башня, и доспехи — оружие
оборонительное. Это показывает недоверчивость, страх.
Я высказал все, что можно было сказать против феодального устройства.
За иерархией феодалов шла иерархия страдающего народонаселения — вилланов
и рабов. Но отчего этот порядок вещей в самом начале не возбудил ненависти,
отчего в века, близкие нам, он нашел защитников даровитых? Как всякое
великое историческое учреждение, феодальный мир отслужил свою службу
человечеству. Феодальный мир был законною формою в это время; когда
государство утратило всякое единство, явился феодализм. У него была своя
теория» (ОПИ ГИМ, ф. 345, ед. хр. 19, л. 59 об.—60).
2 См.: Гизо Ф. История цивилизации во Франции. М., 1881, с. 107.
3 Речь идет о работе: Sainte-Palaye /. В. Mémoires sur ^ancienne
chevalerie. P., 1759—1781.
4 Имеется в виду кн.: Fauriel С. Ch. Histoire de la Gaule méridionale sous
la domination des conquérants germains. P., 1836. 4 voL
5 См.: Гизо Ф. Указ. соч., с. 111—113.
6 Точнее: Hegel К. Geschichte der Städteverfassung von Italien. Leipzig,
1847. T. IL
Лекция 27
1 См.: Savigny К. Geschichte des römischen Rechts im Mittelalter.
Heidelberg, 1834, S. 289—296, 396-458.
2 Balbo С Istoria d'Italia dalle origini fino all'a anno 1814. Losanna, 1845,
p. 136—139.
8 Речь идет о работе: Eichhorn К, F. Über den Ursprung der städtische«
Verfassung in Deutschland.— In: Zeitschrift für geschichtliche
Rechtswissenschaft, 1815, 1816. Bd. 1, 2.
4 Грановский имеет в виду труд: Wilda W. Ed. Das Gildenwesen im
Mittelalter. В., 1831.
5 В записи публичных лекций 1845/46 г. читаем: «Я упомянул о городах;
в начале XII столетия это слово, дотоле второстепенное и мало занимавшее
места в летописях, является исполненное блеска с эпитетами, часто
показывающими ненависть летописцев. Во Франции было два рода городов. Одни —
в Южной Франции, к югу от Лоары, в Бургундии; немногие — к
северо-востоку Франции — были римского происхождения; они сохранили свое устройство
муниципальное, курии сановников... В Северной Франции были города
другого рода. Они возникли возле монастырей, церквей и замков. Во время
набегов и утеснений вилланы, отвыкшие от оружия, привыкли получать
защиту от воинственного дворянства. Они тесно строились около замков;
и так скоро составились местечки и города. Они селились па чужих землях
Примечания
399
в делались вилланами, и... продавали свободу за защиту, которая не всегда
давалась им. Чем более было пришельцев, тем сильнее, был владелец. Он
старался привлечь новых поселенцев от соседей обещаниями, льготами. Здесь
началась промышленность и торговля, которые владелец не уничтожал, ибо
в этом была его собственная выгода, хотя феодальные владельцы не всегда
понимали свои постоянные выгоды и жертвовали ими временным прихотям.
Другие города возникли около монастырей и церквей; их можно было
отличить потому, что они начинались с слова Saint Здесь было лучше
положение вилланов; церковь не грабила их, как феодальные владельцы, притом
давала более средств к обогащению, ибо туда стекалось множество народа
на богомолья и ярмарки. Первые постановления аббатов и епископов,
заведовавших этими городами, были торговые — относительно мер и весов. Но
постановлений общих, ограждавших от господина, не было никаких... За
исключением немногих городов, где остались следы римского влияния,
феодальный господин, как бы он ни назывался, имел право собирать всевозможные
подати, личный поголовный ценз, подать с имущества, кроме того,
бесчисленные подати косвенные. Жители городские не могли выехать за ворота,
чтобы продать свои произведения и возвратиться с купленным хлебом, не
заплативши подати. Он не мог спечь его сам, а должен был нести на
господскую печь и платить пошлины. Он не Mot» жениться сам и выдать дочь без
денег, не выпросив позволения или не купивши его. Феодальные господа
хотели распространить сельские отношения и на городских жителей, ибо онп
были богаче, хотели подчинить их праву мертвой руки, сделать рабами...
Не доляшо думать, чтобы эти жители терпеливо и кротко сносили эти
притеснения. В XI ст. в первый раз услышано было слово communa — союз
гор[ожап], слово столь страшное для феодальных владельцев. Первые союзы
общин были легко сокрушены, и где же было этим ремесленникам и
лавочникам бороться с феодальными дружинами. Но богатство их росло, и
потребности человеческие развивались под влиянием учения церкви. Борьба
императора с папою, крестовые походы, восстания городов итальянских —
все это подействовало и на города французские. Одна за другою поднимаются
общины против притеснителей своих, начинаются войны ужасные, каждая
община борется отдельно. Замечательно, как здесь видно разъединение
феодального общества: ни города, ни феодальные владельцы не призывают на
помощь других, каждый борется один» (ОПИ ГИМ, ф. 345, ед. хр. 19,
л. 91-92 об.).
ö Gviberti abbatis de Novigento. De vita sua... Recueil des historiens des
Gaules et de la France, t. XII, p. 250.
7 Ср. с высказываниями Грановского о средневековом городе в лекциях
1845/46 г.: «Еще недавно успели завоевать свою независимость города. Они
как-то недоверчиво смотрели на свою свободу. Города стали похожи на
феодальные замки... Но жизнь в этих городах не похожа на жизнь, которая была
в замках. В этой жизни есть что-то узкое, робкое, нерешительное. Жители
городов радовались только тому, что освободили от феодальных когтей свой
кошелек. Выше они не поднимались. Естественно, что при таком взгляде на
жизнь, чуждом поэзии, здесь должна была развиться и другая литература.
Но литература должна была развиться. Человек не м[ожет] оставаться без
развития духовных способностей, особенно в Европе, на этой благородной
почве. Сюда принадлежат жонглеры и рассказы троверов, так называемые
fabliaux. Содержание их таково, что мне нельзя привести из них отрывков.
Но один господствующий характер виден здесь: как в рыцарской поэзии
видим мы элементы отваги, фактации, так в поэзии городской — элемент
эдравого практического смысла, насмешливого, ядовитого. Это одни
безжалостные насмешки, иронии, устремленные на все великие формы и идеи
среднего века. Здесь, в этих fabliaux, можно искать начало тех стихий,
которые впоследствии развились в романах французских XVIII в. Это
праотцы Ра беле и Вольтера.
К особенностям городской жизни я могу прибавить только несколько
частностей, потому что о подробностях буду говорить далее. Города,
освободясь от власти феодальных владетелей, не стали еще свободными. Деспо-
400
Примечания
тизм, который прежде принадлежал феодальному владельцу, достался теперь
общине. Ежели прежде жители должны были платить феодальному
владельцу подать за право печь себе хлебы, то теперь они должны были платить
то же самое общине. Многочисленные, безобразные постановления
полицейские ограничивали свободу жизни» (ОПИ ГИМ, ф. 345, ед. хр. 19, л. 108—109).
Лекция 29
1 Речь, видимо, идет о труде: Wallon H. Histoire de l'esclavage dans
l'antiquité. P., 1847.
2 Biot E. De l'abolition de l'esclavage ancien en Occident. P., 1840.
3 О стоицизме, одном из течений римской философии, и о его виднейшем
представителе Сенеке см. подробнее в лекции 4 данного курса Грановского
(Лекции, 1961, с. 107—НО); см. также статью Грановского «Историческая
литература во Франции и Германии в 1847 г.»—Соч., с. 462—464. Здесь он,
рассматривая стоицизм, цитирует 4-е письмо А. И. Герцена «Письма об
изучении природы» {Герцен А. И. Соч.: В 30-ти т. М., 1955, т. 3, с. 188—216).
Лекция 43
1 Так называемый артистический факультет, на котором обучались
чтению, письму, «семи свободным искусствам», являлся обычно первой
ступенью, необходимой для дальнейшего обучения в университете.
2 Рассказывая об университете, Грановский подчеркивал засилье там
францисканцев и доминиканцев: «На них обратил внимание представитель
университетской партии Вильгельм де Сент-Амур. Он написал против
францисканцев и доминиканцев книгу «Об опасностях новейших времен». Читая
эту книгу, нельзя не быть пораженным странным сходством языка
Вильгельма с языком Паскаля, который вел борьбу с иезуитами. Но противники
Вильгельма были благороднее иезуитов. Замечательная эта борьба университета
с монахами и римским двором; она повторилась и в наше время. Но
университет XIII ст. крепче стоял за свои права, нежели университет
вашего времени. Сорок булл папских пали па него. Но защитники
университетского права все еще защищались. Вильгельм был изгнан; его книга была
переложена из латинской прозы на французские стихи и пелась пародом»
(ОПИ ГИМ, ф. 345, ед. хр. 19, л. 141—141 об.).
3 Ср. с высказываниями Грановского о схоластике в лекциях 1850 г.:
«Цветущая эпоха схоластики продолжалась не более столетия. В половине
XIII века мы видим, так сказать, замирание этой науки; она утрачивает свой
(величавый характер, юношескую отвагу, пытливость, и вместо того, чтобы
разумными доводами поддержать истинные откровения, она употребляла все
свои силы для оправдания католической церкви и папства в тогдашнем виде.
Главными представителями схоластической науки являются монахи
Доминиканского ордена и Францисканского. Они занимают кафедры
европейских университетов и схоластику делают господствующею наукою, с которою
спор становится невозможным, ибо она пользуется покровительством как
духовной, так и светской власти. Из прежней живости, смелости ее приемов
осталась только внешняя и даже смешная сторона. Известно, что
схоластики переезжали из одного города в другой, предлагая схоластические
состязания, на которых они поднимали такие вопросы, которые вряд ли когда-нибудь
придут в голову. Напр., один из схоластиков предложил следующую задачу:
почему Адаму запрещено было есть именно яблоко, а не грушу? Это была
какая-то легкомысленная игра в силлогизмы, в формальную логику, без
жизни, без внутреннего содержания. Но между тем схоластики создали целую
стройную систему учений, окончательною целью которых было оправдать
папскую власть и доказать ее необходимость. До какой степени схоластики
натянули свои учения и суждения, можно видеть из следующих положений,
высказанных в XV веке: па вопрос, кто выше — церковь или папы,— схола-
Примечания
401
стики отвечают: святое писание имеет силу, доколь оно преподается папою,
следовательно, противопоставлять святое писание папе безрассудно. На
вопрос, имеет ли право церковь противодействовать несправедливостям папы,
схоластики отвечают: пет, церковь может воссылать молитвы об его
исправлении, но должна смиряться перед ним. Одним словом, то, на чем
основывается христианство, истина евангельская, зависело от случайного приговора
римского епископа, и сообразно с этим в университетах Европы преподавание
имело особый характер: профессоры богословия объясняли своим слушателям
не вечные памятники христианства, не священные книги, не творения святых
отцов, а комментарии схоластиков. Были доктора богословия, которые
никогда не читали библию, да и изучение Священного писания не считалось
необходимостью: достаточно было изучить труды известного схоластика.
Преподавание философии заключалось также в объяснении некоторых
сочинений Аристотеля, плохо понятых и плохо переведенных. Только в некоторых
университетах читалось римское право, к которому по самому свойству этого
предмета примыкали философия и история. Науки естественные не входили
в состав преподавания» (ГБЛ, ф. 178, 3598, XXV, л. 166—169).
4 Грановский, как известно, неоднократно читал лекции своим друзьям,
в домашнем кругу. Вспоминая о лекции, прочитанной в доме А. И. Герцена,
Т. П. Пассек писала, что Грановский, «не стесненный ни ценсурой, ни
публикой, читал полно, живо и до того увлекательно, что присутствующие
превращались в слух и наслажденье» (Русская старина, 1877, т. 19, № 1/4, с. 456).
Сохранился отрывок письма неустановленного лица с записью такой лекции
об Эуригене Скоте к Е. К. Станкевич. В записи читаем: «[Эуригена] есть
отец независимой европейской науки. Он стоит на пороге ее лицом к лицу
к двум мирам... Предание говорит, что он был убит в монастыре
исступленными монахами. Это предание весьма веско; оно показывает, в каком
отношении [Эуригена] находился к церкви. И в этот век, век грубой силы и
отваги, не было человека более отважного и смелого, как [Эуригена]. Он
вступил в бой не с норманнами, но с другими, более страшными силами;
одинокий ратник 'мысли, пустынный сеятель, который лишен был даже
надежды видеть всход посеянного, высказывал мысль, неприступную для того
времени. И западная церковь гремела три столетия проклятиями, и против
него гремели обвинения в пантеизме, в ереси, обвинения, которые так легки
людям, не знакомым со страданиями, со скользкими путями мысли. Но в наше
время, когда для умов твердых и самобытных наука перестала быть чем-то
коварным и вредным, когда христианство понимается иначе, нежели в тот
грубый век, настала пора справедливости, и она оценила [Эуригену], и мы
благословим брата, падшего в борьбе за великую мысль. Настал час в наше
время на оклеветанных, на опозоренных гробницах обширного кладбища
истории написать слова любви» (ГБЛ, ф. 84, 2, 57).
5 В лекциях 1845/46 г. Грановский, характеризуя Абеляра, говорил: «Петр
Абелард отказался от права первородства, от войны в надежде, как говорил
оп, прославиться на подвиге мысли. Он испытал много гонений; вряд ли кто
испытал столько, как Абелард. Отличительная черта поколения, которое
окружало этих новых наставников,— это страстная любознательность,
удивительная смелость. Около них собирались не одни юноши, около них собирались
люди пожилые со всех стран Европы. Распространение французского языка
в высших классах в этом периоде в Англии, Франции и Сицилии много
способствовало этому. В наше время можно обойтись и без наставников.
У нас много учебников. В XI, XII ст. не было ни словарей, ни грамматик.
Нужно было первые начала знания приобретать от другого. Десятки тысяч
слушателей стекались к Вильгельму из Шампо. Общее внимание обратил на
себя Абелард возражением, которое он сделал Вильгельму. Эти возражения
до того были дерзки и едки, что Вильгельм должен был бросить школу. Он
открыл другую школу, но имел менее слушателей. Несколько времени
Абелард учился в [Париже], потом отправился в Лаон, где он пользовался
учением Ансельма. Чрез короткое время и здесь возникли те же отношения,
как и в Париже. Силою полемики своей он показал всю слабость учения
26 т. Н. Грановский
402
Примечания
Ансельма и принужден был оставить Лаон и удалиться в Париж. Несколько
лет провел здесь Абелард в монастыре св. Жеаевьевы и учил. Тут
представилось любопытное зрелище; около горы св. Женевьевы образовался как бы
другой город. Это были ученики его, которые выстроили себе жилища около
его жилища. Это была лучшая часть его жизни. Он касался не одних
политических вопросов, но и богословских; и касался глубоко, смело, в полном
убеждении своей правоты. Он был не только мыслителем, богословом, но его
любовные песни ходили по Франции. Подробности частной его жизни не
могут войти в наше изложение. Эта жизнь была исполнена страданий. Он
должен был отказаться от звания мирского и вступить в монастырь. В 1119 г.
его учение о св. Троице обратило на себя внимание. В 1122 г. он был
потребован к ответу на собор в Соассоне. Его сочинения были осуждены, и ему
было велено отказаться от преподавания и жить в монастыре св.
Дионисия...»
Далее читаем: «Вечно в раздумье, мистический Бернард поп ял опасность,
которой грозило церкви учение Абеларда. В чем же заключалось это учепие?
Абелард не ограничивал откровение одним Ветхим и Новым заветом; он
искал следы этого откровения в Платоне, Аристотеле. Все народы, по его
мнению, призваны к блаженству; но ен говорит, чго спаситель пришел в мир
ие по необходимости, для спасения прошедших поколений, но чтобы открыть
новое будущее. В нравственном учении Абеларда были также стороны, резко
противоположные католической церкви. Известно учение католической
церкви о подвигах благочестия; оно весьма важно; Абелард учил, что грех
заключается не в наклонности, не в совершении греха, потому что совершение
может быть мысленно. Он признает грехом только сознательное совершение
поступка. Тогда остановил его на этом пути голос св. Бернарда, и Абелард
должен был оставить свою обитель и укрыться на севере, в Англии. Он
укрылся в монастыре св. Гида. Здесь он хотел вести жизнь тихую, по
встретил, напротив, здесь монахов развращенных; его попытки восстановить
нравственность в монастыре были неудачны; они кончились покушением монахов
па его жизнь. Он должен был бежать. Такова была жизнь Абеларда в 1140 г.»
(ОПИ ГИМ, ф. 345, ед. хр. 19, л. 113 об.— 115 об.).
Об Абеляре см.: Сидорова Н. А. Очерки по истории ранней городской
культуры во Франции. М., 1953, гл. V—VII.
НЕОПУБЛИКОВАННЫЕ ЛЕКЦИИ
Лекция 16
1 См.: Лекции, 1961, лекция 15.
2 См. конец лекции 3 данного курса (ЦГАЛИ, ф. 152, оп. 1, ед. хр. 2,
л. 9—9 об.), а также начало лекции 4 (Лекции, 1961, с. 100—102).
3 Этим явлением городской жизни Южной Галлии в эпоху перехода от
античности к средневековью Грановский уделяет особое внимание и в своей
статье, написанной в связи с выходом в свет монографии П. Н. Кудряевцева
о судьбах Италии в период раннего средневековья. Ее материалы во многом
перекликаются с использованными в данной лекции. См.: Грановский Т. Н.
4 Современная историография располагает фрагментами первоначальной
Италия под владычеством остготов, лагнгобардов и фрапков.—Соч., с. 411—412.
редакции кодекса вестготского короля Эйриха. См.: Mod u men la Germaniae His-
iorica, Legum Sectio I/Ed. K. Zeumer. Hannoverae; Lipsiae, 1902. T. I. Leges
Visigothorum. (Далее: MGH). Подробнее об этом см.. Пеусыхин А. И. Возник'
ноиспие зависимого крестьянства как класса раннефеодального общества t
Западной Европе VI—VIII ьв. М., 1956, с, 48, 51.)
5 В канцеляриях римской курии референдарием (referendarius —
докладчик, лат.) называлось должностное лицо, в обязанности которого входило
Примечания
403
докладывать прошения с приложением своего заключения. Подобная
должность имела место и в варварских королевствах. Анпиан, по-видимому,
являлся личным секретарем вестготского короля Ллариха II.
6 Сборник законов вестготского государства для римских подданных в
целом носит название «Lex Romana Visigothorum».
7 См.: Монтескье Ш. О духе законов. М., 1955, с. 589—590.
8 Savigny К. F. Geschichte des römischen Rechts im Mittelalter. Heidelberg»
1834, Bd. 1, S. 301-303.
* Речь идет о французском юристе Кюжа (Cujas Jacques, лат.— Cnjatius,
1522—1590). Подробнее о его разысканиях в области древнего бургундского
законодательства см.: Гизо Ф. История цивилизации во Франции: Пер.
П. Г. Виноградова. СПб.. 1877, т. 1, с. 198—199.
10 Ammianas Marcellinus. Res Gestae, lib. XXVIII, cap. IV.
11 Sidonii Apollinaris opera.— MGH, AA, t. VIII.
12 Речь идет о Паулине из Пеллы (Paulin de Pella). Излагая содержание
его сочинения, Грановский использовал труды известного французского
филолога и историка Клода Фориэля. См.: Fauriel С. Poésie provençale. P., 1847, t. 1,
p. 128—134 (ch. V. Le Midi de la France sous les barbares), a также примеч. 4
u лекции 26.
13 Сидопий Аполлинарий стал епископом Овернскпм в 472 г.
14 В библиотеке Т. Н. Грановского хранятся три тома сочинений Сидопия
Аполлинария с параллельным текстом на латинском и французском языках,
соответствующее место на фрапцузский переведено следующим образом: «ma-
muse dédaigne des vers qui ont six pieds, depuis qu'elle voit des protecteurs qui
en ont sept» (Oeuvres de C. Sollius Apollinaris Sidonius/Trad. en Francais par
T. F. Grégoire, F. L. Collombet. Lyon; Paris, 1836, t. 3, p. 203).
15 Endecasillabus (лат.) — стих, который имеет одинпадцать слогов; одип-
надцатистопник,
1Ь Sidonii Carminum, XII ad. v. с. Catullinum, quod propter hostilitatem
barbarorum cpithalamium scribere non valeret.
11 Sidonii Apollinaris opera, lib. VII, Ep. XIV: «Barbaros vitas, quia Kiali
putenlur; ego, etiamsi boni».
18 Авит (Алцим Эдиций) запимал кафедру Вьепнского епископства с 490
по 525 г., весьма влиятельное лицо при дворе бургундского короля Сигизмуи-
да, в частпости, ему приписывают возвращение Сигизмунда к православию.
По словам Ф. Гизо, Авит — «самый замечательный из всех христианских
поэтов от VI до VIII века». О его творчестве см.: Гизо Ф. Указ. соч. М., 1877,
т. 2, с. 44—54.
Лекция 21
1 См.: Гизо Ф. История цивилизации во Франции. М., 1877, т. 2, с. 77—80.
2 Grimm J. Deutsche Mythologie. Göttingen, 1854. Bd. I, S. 104—107, 327—
336; Bd. 2, S. 759-760.
3 Вопросу о происхождении гуннов Грановский посвятил специальную
лекцию (13) дапиого курса (ЦГАЛИ, ф. 152, оп. 1, ед. хр. 2, л. 46—50). Здесь
он, споря с известным славистом Юрием Венелиным, который ошиблчпо видел
в гупнах народ славянского происхождения, доказывал их азиатское, а
именно монгольское, происхождение. В этой связи Грановский поднимал вопрос
и о происхождении аварского племени. «Молодым русским ученым,— говорил
он,— предстоит богатое поприще — исследование остатков тех племен, которые
участвовали в переселении пародов, шли с Востока па Запад и,
отброшенные, часто возвращались в пройденные страны; эти остатки существуют па
Кавказе; там много племеп, еще не подвергнувшихся исследованию. Так,
папример, в истории было много споров об аварах; у пас есть ханство авар-
ское: не те же ли это народы, которые так грозно воевали пе*\огда по Дунаю?
Далее мы знаем, что отраженные гунпы обратились па Восток и жили при
Каспийском море; по свидетельству Иорпанда, мы знаем название гуннской
реки Вар, а па языке лезгинском вар — значит река. Все это представляет
богатое поприще для исследований русского» (Там же, л. 50).
26*
404
Примечания
4 Точнее: «Ju quo proelio Egginhardus regiae mensae praepositus, Anselmus
comes palatii et Hruodlandus, Britannici limitis praefectus, cum allis compluri-
bus interficiuntur» (Einhard, Vita Caroli Magni, cap. 9).
ъ См. ниже примеч. 14 к лекции 23.
e Lorenz Fr. Alkuins Leben. Halle, 1829.
7 В конце лекции 20 (ЦГАЛИ, ф. 152, ед. хр. 2, л. 91—91 об.) Грановский
говорил об источниках эпохи Карла Великого и, в частности, о биографии
Карла Великого, написанной Эйнхардом, между прочим, он сообщал здесь,
что по преданию Эйнхард был женат на дочери Карла Эмме.
8 Имеется в виду русский император Петр I.
9 Об этом речь шла в лекциях 9—10 (Лекции, 1961, с. 111—128), см. также
статью Грановского «О родовом быте у древних германцев».— Соч., с. 92—109.
10 Грановским был сделан перевод некоторых преданий о Карле Великом
из собрания Гриммов (Deutsche Sagen/Hrsg. v. den Brüdern. Grimm. В., 1816).
См.: Грановский T. H. Немецкие народные предания. Предания о Карле
Великом.— Там же, с. 536—540.
Лекция 23
1 Речь идет о публикации с комментариями: Schmeller L-A. Heliand Poema
Saxonicum seculi noni. Stutgartiae; ïubingae, 1830.
2 Проблема авторства Heliand, стоявшая уже перед первым издателем
этого памятника Шмеллером, породив обширную литературу, до сих пор
является предметом обсуждения в специальных исследованиях.
Историографический очерк этого вопроса см. в кн.: Van Weringh /. /. Heliand and Diates-
saron. Utrecht, 1965.
3 Das Evangelium des h. Matthaeus im Hochdeutsch des IX. Jahr, aus dem
St. Galler Codex der Tatianischen Evangelienharmonie/Hrsg. J.-A. Schmeller.
Stuttgart; Tübingen, 1827.
4 Hincmari opera.— Corpus Juris Germanici. В., 1824. 3 Bd.
5 Подробнее о трудах Гинкмара см.: Люблинская А. Д. Источниковедение
истории средних веков. М., 1955, с. 88.
• Речь идет о римском папе Николае I (858—867).
7 Современные исследователи более точно датируют годы жизни Эриуге-
ны: ок. 810 — ок. 877 г.
8 Оксфордский университет был основан значительно позднее, чем
указано в лекции (по-видимому, в конце XII в.). См. подробнее: Leff G. Paris
and Oxford Universities in the Thirteenth Fourteenth Centuries. 1968. L.,
p. 76—77. Альфред Великий учредил школу типа Schola Palatina, которая была
основана Карлом Великим (см. лекцию 21), но так же как последняя не есть
Парижский университет, так и школа при дворе Альфреда Великого еще не
есть Оксфордский университет, хотя в данном случае преемственность
прослеживается, пожалуй, более отчетливо.
9 Об оценке Грановским творчества Эриугены см. также примеч. 4 к
лекции 43 (Дополнения).
10 Точнее: Деяния апостолов, 17, 34.
11 Имеются в виду следующие сочинения, приписываемые Диониспю
Ареопагиту: «De caelesti Ierarchia», «De ecclesiastica lerarchia», «De divinis
nominibus», «De mystica Theologia», a также письма Дионисия. См. соч.
И. С. Эриугены, изданные Минем: Patrologiae cursus compl. series lat/Accur.
J. P. Migne. P., 1865. T. 122.
12 Ibid. Далее T. H. Грановский излагает указ. соч. Эриугены (см. I, 66,
511 В; IV, 9—10, 781 С). Ср. с переводом извлечений из него, сделанным
С. С. Аверинцевым: Антология мировой философии. М., 1969, т. 1, ч. 2t
с. 788—794.
13 Латур Д'Овернь Теофиль Мало (1743—1800) — французский
военачальник эпохи революционных войн, командир гренадерского корпуса, в 1800 г.
был провозглашен первым французским гренадером. Он является автором
монографии «Origines gauloises» (Hamburg, 1802; прижизненные ее издапия
Примечания
405
(1792 и 1795 г.) вышли под названием «Nouvelles recherches sur la langue,
l'origine et les antiquités des Bretons»). См. о нем: Buhot de Kersers. Histoire
de Latour d'Auvergne. P., 1841.
14 Далее Грановский передает содержание древней песни басков близко
к тексту оригинала (см.: «El canto de Altabiskar» или другое ее название
«Chant des Ëskualdunak» в кн.: Michel Fr. Poésies populaires des basques. P.,
1857. T. 1; переизд.— San-Sebastian, 1962). Этот памятник народной поэзии
басков неоднократно привлекал внимание Грановского. В своем публичном
курсе лекций он, в частности, говорил: «Вам, вероятно, известно предание
о битве Ронсевальской, где погиб Роланд. Об этой битве мало сохранилось
сведений исторических, зато народная поэзия воспела эти битву, и, может быть,
не было события, которое бы получило более славы в Галлии, в Италии, в
Испании. Большая часть песен возникла в позднейшее время, в XII и XIII ст.
во время Крестовых походов, когда смерть Роланда была приписана арабам.
Но не арабы убили Роланда. Он убит басками: это была последняя и
пламенная реакция басков. Есть одна песнь, может быть современная, по крайней
мере самая древняя. Бе нашел в 1794 г. La Tour d'Auvergne, первый
французский гренадер и величайший антикварий своего времени. Это древнейшая
народная песнь в Европе» (ОПИ ГИМ, ед. хр. 19, л. 45 об.).
В водные лекции
Лекция 1
* См.: Карамзин Н. А. История государства Российского. СПб., 1818, т. L
с. IX.
2 Геродот, История в 9 книгах/Пер. и примеч. Г. А. СтрАТановского. Л.,
1972.
3 Фукидид. История/Изд. подгот. Г. А. Стратановский и др. Л., 1981.
4 Аристотель. Политика/Пер. С. А. Жебелева.— Соч.: В 4-х т. М., 1983. Т. 4.
6 Полибий. Всеобщая история в сорока книгах/Пер. с греч. Ф. Г. Мищенко.
М., 1890—1899. Т. 1—3.
6 Diodorus Siculus Bibliotheca historica, I, 3; рус. пер.: Диодора
Сицилийского Историческая Библиотека/Пер. с греч. И. Алексеевым. СПб., 1774, т. I,
с. 6—7.
7 Валерий Максим. Изречений и дел достопамятных книг 9/Пер. с лат.
И. Алексеевым. СПб., 1772.
Лекция 2
1 Augustini Aurelit Hipponensis de civitate dei/Ed. В. Dombart. Lipsiae,
1877; рус. пер.: Творения блаж. Августина, епископа гилионийского. Киев.
1880—1887. Ч. 3—6, О граде божием.
2 Pauli Orosii Historiarum adversus paganos, libri VII.
8 Gregorii Turonensis, Historia Francorum.— MGH, Script, rerum merov, t. I.
4 Pseudo-Fredegari Chronicon.— Ibid., t II.
6 Речь идет о Ламберте, авторе Герсфельдских анналов, которого в XIX в.
и прежде чаще называли Ашаффенбургскнм (по месту его рождения). См.:
Lambertus Schaffnaburgensis, alias Hirsfeldensis dictus. De rebus gestis Ger-
manorum.— In: Schard Simon. Germanicarum rerum quatuor celebriores vetus-
tioresque Cbronographi. Francoforti ad Moenum, 1566, p. 168—224
e См. примеч. 3 к лекции 13.
7 Приводим здесь фрагмент вводной лекции (автограф), обнаруженный
составителем в архиве Т. П. Грановского; впервые опубликован: Лекции,
1961, с. 213—215: «...с самых первых опытов христианских историков почти
исключительно господствует форма летописи, которой свойство именно
заключается в вычислении простых фактов в их совершенной наготе без других
отношений, кроме случайной последовательности во времени. Таким образом,
406
Примечания
это теократическое воззрение было только рамкою, в которую внешним обра-
зом вкладывалось содержание, состоявшее из произвольно выбранных данных.
Древние классики вошли в круг повых времен, и их примеры зажгли
светильники критики, стремление к более благородному изложению истории
государств и отдельных эпох. Пред превосходными творениями, которые были
плодом нового направления, померкла в[сеобщая] история с ее скудным
содержанием и церковью, которой она доселе служила; только в школах, куда
ее ввела Реформация, как способ к первоначальному образованию, и в
учебниках, с этой целью составленных, продолжала она свое более и более бедное
существование.
Форму или нить рассказа составляли со времени Кариона (1531) и Слей-
дана (1556) четыре всемирные монархии пророка Даниила как государства,
«которых властитель обладал большею и лучшею частью земли, так что
другие государи не могли противостоять ему»; отсюда, по-видимому,
произошло название всемирная история. Нельзя совершенно отрицать пользы такой
методы, и лежащая в ее основании мысль о последовательности владычества
всемирно-исторических народов, бесспорпо, справедлива. Но в сравнении с
воззрением средних веков, с которым она главным образом сходится, хотя и
жертвует важной идеей, она [метода.— С. А.] является искажением,
отрывком схемы, утратившей смысл и значение, которой заслуга заключается
только в том, что она служила переходной ступенью к новой форме.
Политический дух заступил место церковного; всемирная] история сделалась
историей тех государств, которые по преданию считались главными. Изредка
прибавлялись известия о некоторых повых государствах.
История монархий пришла в упадок во время внутреннего распадения
четвертой римско-немецкой в [единой] монархии в 17 веке. Француз Воден
(1566) первый подал голос против нее; французам и англичанам, начинателям
новой образованности, обязана в[семирпая] история преобразованием,
которое она испытала в 18 столетии. Сочинители большой английской истории
(Universal history. London, 1736, перевед. на немецкий в 1744 г. и доведенная
до 66 томов) и Вольтер (в особенности в своем Essai sur les moeurs, 1756)
показали пример; немецкие ученые Гаттерер (1761), Шлецер (1772, особливо в
своей Vorstellung der Universalhistorie), Ремер (1799), Эйххорн (1791) и другие
сообщили всемирной] истории паукообразную форму, в которой она
отчисти, именно в трудах Роттека, перешла в наше столетие. И по содержанию,
и по форме (эта новая всемирная история) представляет противоположность
с точкой зрения средних веков.
Великим шагом вперед было сознание существующей доселе бедности
и ограниченности содержания, необыкновенное расширение исторического
кругозора. Век, гордый своей образованностью, жизнь, развивавшаяся во
всех направлениях, объявили свои требования от пауки (?) при этом свете;
большая часть того, чем занимались прежде историки,— это множество
царственных имен, дела так называемых героев или опустошителей мира,
повести о войнах и убийствах, приправленные детскими анекдотами, явились там
бесполезным бременем памяти. Для того чтобы быть поучительной и
занимательной, история должна обратить взоры свои преимущественно на
интересы народов, на их высшие стремления и положения, на перемены в правах
и обычаях, на перемены гражданских учреждений и законов, религии, паук,
искусств, ремесел, все, что Шлецер характеристически помещает под
рубрикой изобретения. Эта сторона так называемой истории образованности была
с тех пор с особенной любовью обрабатываема и при всех вкравшихся no-
достатках оказала ученым, шедшим этим путем, именно Вольтеру,
бессмертные заслуги.
Вторая перемена была пе столь полезна. Выбор четырех монархий
показался односторонностью: всемирная история не должна иметь предпочтений
ни к одному народу; для нее должны быть все равны. Поэтому в нее вошли
пе только все прочие исторические народы, но мпогие полагали даже
необходимым говорить о варварских племенах. Всем [ирная] история, по их
мнению, вследствие самого имени, которое она носит, должна быть историек»
Примечания
407
всех известных народов и земель, всего человеческого рода. Но так как
понятие всеобщего в человечестве перешло в числительное, в полноту частей,
то подобные извлечения при их краткости должны были превратиться в сухие
номенклатуры.
Но это недоразумение не было случайное. Именно в этом богатстве
собранного материала, во внешнем распространении являлась внутренняя
пустота века. Сухое просвещение вытеснило веру, которая прежде доставляла
внешнее положительное единство; с другой стороны, при владычестве
эмпиризма не могла возникнуть идея, что в истории есть внутреннее живое
единство. Она являлась собранием бесконечного множества атомистически
отдельных« событий, лиц и пр., между которыми только иногда было случайное
внешнее сообщение. От этого неизбежная неудача всех попыток извне одолеть
упрямые материалы и дать им произвольную форму. Отсюда распря между
приверженцами этнографической и синхронистической методы и попытка
примирить их чрез разделение на периоды, которые безжалостно режут историю
народов на части с целью доставить читателю точки отдохновения: поэтому
периоды не должны быть ни слишком кратки, ни слишком длинны; потом
стремление к математической симметрии, к разложению на таблицы,
наконец, признание, что распределение частей есть мозаическая работа, нечто
совершенно внешнее, произвольное, ненужное для «действующего извнутри
духа»,— все это может служить доказательством отсутствия живого
исторического воззрения и художественного смысла. Вредно было и то, что за
образец приняли прагматизм древних и привыкли считать его верхом
исторического искусства.
Одна из труднейших задач всемирного историка состоит в выборе фактов,
который должен быть более или менее строг, смотря по объему изложения.
Легко сказать: должно выбрать важнейшие, замечательнейшие факты. Но
что же важно и замечательно? Это чисто относительные понятия, которые но
ведут к твердым определениям. Ближайший ответ: важно то, что для
предмета, о котором идет дело, существенно. Но в 18 веке на вещи смотрели только
по их внешним отношениям, преимущественно со стороны пользы. Выбор,
следовательно, падал на полезное для читателя, на то, что практически могло
быть приложено. Такие цели пользы могли быть весьма развиты.
Прагматическая история Полибия имела в виду образование государственных мужей;
позже, с упадком республик, усилились разнообразные интересы частпой
жизни, как у Диодора Сицилийского цель поощрения к справедливости,
благочестию и пр.; история у него — философия в примерах, источник, откуда
каждый может брать что угодно.
Сходство положений привело новейших историков к такому же
прагматизму, как у Д[иодора] С[ицилийского]. Всемирная] и[стория] должна бы,
по этой теории, принять в себя не только события, которых созерцание могло
на нас иметь нравственное влияние, но она должна быть кладовою
наставлений для всех сословий, содержать все, что людям может приносить пользу
при разнообразии их призваний. Ясно, что при стремлении удовлетворить
требования каждого с его любой точки зрения, история должна была
превратиться в пеструю смесь и утратить последний остаток единства. Вообще о
практической пользе истории нечего много говорить: весьма немногим
досталось в удел довольно основательности и свободы ума для удачного
применения ее уроков к жизни, не говоря о положении в обществе. Всемирная]
история должна, как уже давно сделала наука естества в обширном смысле,
оградить себя от всех ежедневных интересов и требований и принять
совершенно самостоятельный характер. Она должна представить такие частные
цели частным теориям; чрез это само ее влияние на жизнь будет чище и
вернее, ибо опа удержит приличный ей характер и созерцание; вследствие
сих же причин должны быть отброшены лежащие в сущности прагматизма
рассуждения и приговоры историка в моде с Вольтера» (Автограф. ГБЛ,
ф. 84, оп. 1, ед. хр. 12, л. 1—2 об.).
8 Здесь запись неточна. Во введении к учебнику Т. Н. Грановский писал:.
«В 1532 году была издана в Виттепберге хроника Иоанна Кариона, берлин>
408
Примечания
ского придворного астролога. Меланхтон, ученик Кариона, выправил и
дополнил труд своего наставника (Chronicon Carionis latine expositum et auctum.
Viteb., 1558—60). Переведенное на большую часть европейских языков
сочинение это в продолжение двух веков пользовалось исключительным
авторитетом не только в протестантских, но и в католических училищах»
(Грановский Т. Н. Соч., с. 603).
9 Периодизация всемирной истории по четырем монархиям была известна
европейской историографии еще со времен Августина. С этой традицией
отчасти порывает гуманистическая историография, однако немецкие историки,
действительно, вплоть до XVIII в. в основном остаются верны концепции
четырех монархий. Подробнее об этом см.: Вайнштейн О. Л. Историография
средних веков. М.; Л., 1940, с. 21—22, 73—76.
10 Имеется в виду французское издание (1752) труда Болингброка
«Letters of the Study and Use of History»; рус. пер.: Письма об изучении и
пользе истории. М., 1978.
11 Voltaire F. Essai sur les moeurs et l'esprit des nations, et sur les
principaux faits de l'histoire. P., 1829.
u Montesquieu Ch. L'Esprit des Lois.—Oeuvres completes de Montesquieu.
P., 1816. T. 1; рус. пер.: Монтескье Ш. О духе законов.—Избр. произв. М.,
1955.
13 Т. Н. Грановский во всех своих работах резко отрицательно оценивал
характер влияния философии Локка и Кондильяка на историческую науку.
14 Речь идет о труде: Iselin J. Über die Geschichte der Menschheit Zürich,
1768.
15 Речь идет о книге: Schlözer A. L. Vorstellung der Universalhistorie.
Göttingen, 1772—1773. 2 Bd.; рус. пер.: Шлецер А.-Л. Представление всеобщей
истории, СПб., 1809. См. также: Schlözer A. L. Weltgeschichte nach ihren
Hauptteilen im Auszüge und Zusammenhang. Göttingen, 1785—1789. 2 Bd.
Лекция 3
1 Вико Джамбаттиста — крупный итальянский мыслитель, историк и
филолог.
2 Т. Н. Грановский ссылается на краткое изложение труда Дж. Вико
«Principi délia scienza nuova d'intorno alla commune natura délie nazioni» в
книге: Principes de la philosophie de l'histoire, trad, de la Scienza nuova de
J. B. Vico et préc. d'un discours sur le système et la vie de Tauteur/Par J.
Michèle t. P., 1827. См. пер.: Вико Дж. Новая наука. M., 1940.
3 Речь идет о труде: Herder I. G. Ideen zur Philosophie der Geschichte der
Menschheit. Riga, 1784—1791; рус. пер.: Гердер И. Г. Идеи к философии
истории человечества. Мм 1976.
4 Kant /. Ideen zu einer allgemeinen Geschichte in weltbürgerlicher Absicht
1784; рус. пер.: Кант И. Идея всеобщей истории во всемирно-гражданском
нлане. 1784.— Соч. В 6-ти т. М., 1966, т. 6, с. 7—23.
5 Schiller F. Was heisst und zu welchem Ende studiert man
Universalgeschichte? (Eine skademische Antrittsrede); рус. пер.: Шиллер Ф. В чем
состоит изучение мировой истории и какова цель этого изучения?
(Вступительная лекция).—Собр. соч. М., 1956, т. 4, с. 9—28.
b Имеется в виду издание: Hegel G. W. Fr. Werke. Vollständige Ausgabe
durch einen Verein von Freunden des Verwigten: Ph. Marheineke, J. Schuze,
E. Gans u. and/Hrsg, von E. Gans. BM 1837. Bd. 9. Vorlesungen über die
Philosophie der Geschichte; рус. пер.: Гегель Г. В. Ф. Философия истории,— Соч./Под
ред. А. Деборина. М.; Л., 1935. Т. 8.
7 Говоря о чтениях Гегеля по философии истории, изданных посмертно
Е. Гансом, Грановский отмечал, что «это произведение знаменитого мыслителя
не удовлетворило самых горячих его почитателей, потому что оно есть не
что иное, как отрывочное и не всегда в частностях верное изложение
всеобщей истории, вставленной в рамку произвольного построения» (Грано е-
Примечания
409
ский Т. Я. О современном состоянии и значении всеобщей истории.— Соч.,
с. 25).
8 Рассматривая принятое Гегелем разделение всеобщей истории на четыре
периода, Грановский пишет, что, уподобляя четвертый период старости рода
человеческого, «Гегель отнюдь не то доказывает, противореча собственному
построению. К тому же название германского вовсе не характеризует всего
содержания 14 веков, прошедших с падения Западной Римской империи.
Надобно, впрочем, заметить, что самые меткие и глубокие мысли об истории
высказаны Гегелем не в философии истории, а в других сочинениях, как-то:
в Феноменологии духа, в Эстетике, в Философии права и т. д.» (Там же, с. 25,
примеч. 18).
9 См. статью Е. В. Гутновой и С. А. Асиновской «Грановский как историк»
в настоящем издании.
Лекция 4
1 Творчество Т. Н. Грановского проникнуто отчетливым пониманием
сложных взаимосвязей истории и современности. В работе «Историческая
литература во Франции и Германии в 1847 году» ученый писал: «История по самому
содержанию своему должна более других'наук принимать в себя современные
идеи. Мы не можем смотреть на прошедшее иначе, как с точки зрения
настоящего. В судьбе отцов мы ищем преимущественно объяснения собственной.
Каждое поколение приступает к истории со своими вопросами; в
разнообразии исторических школ и направлений высказываются задушевные мысли
и заботы века» (Грановский Т. Я. Соч., с. 439).
ЛЕКЦИЯ
О ПЕРЕХОДНЫХ ЭПОХАХ В ИСТОРИИ
ЧЕЛОВЕЧЕСТВА
1 С данной лекцией Грановский выступил, возможно, летом 1849 г. в
имении графа С. С Уварова Поречье. Несколько строк ее приводит в своем
«Библиографическом очерке» А. В. Станкевич. Однако материалы лекции ему,
видимо, были известны лишь частично, так как он пишет: «Нельзя без
глубокого сожаления думать, что не сохранилось никакого следа от чтения, в
котором историк высказал свои воззрения по вопросу, занимавшему его мысли
много лет» (Т. Н. Грановский и его переписка. М., 1887, т. 1, с. 246).
Публикуемая нами рукопись не содержит конца лекции и не является,
видимо, окончательной редакцией ее: здесь много зачеркнутых мест, текст
имеет несколько вариантов. Однако отрывок этой лекции (черновой автограф)
представляет особый интерес как единственная из дошедших до нас
рукописей Грановского на всегда интересовавшую его тему о переходных эпохах;
она важна для сопоставления с сохранившимися лишь в записи студентов
университетскими лекциями, в которых есть эти же сюжеты.
2 Грановский намекает здесь на революционные события 1848 г., в част«
ности на июньские дни в Париже. Как известно, ученый пристально следил
за этими событиями, возмущался в своих письмах выступлением реакции
против восставшего французского народа (см.: Археографический обзор).
3 Речь идет об основателе императорской династии Цинь в Китае — Цинь
Ши хуанди (221—207 до н. э.). По этим вопросам см. подробнее:
Переломов Л. С. Империя Ципь — первое централизованное государство в истории
Китая. М.э 1962.
СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ
ГБЛ — Рукописный отдел Государственной
библиотеки СССР им. В. И. Ленина
ОПИ ГИМ — Отдел письменйых источников
Государственного исторического музея
ЦГАЛИ — Центральный государственный архив
литературы и искусства
ЦГИА — Центральный государственный исторический
архив г. Москвы
УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН*
Абдаррахман, Абдеррахман (ок. 734—
788), основатель Арабского эмирата
на Пиренейском полуострове и
династии кордовских Омейядов, эмир
(с 756) 285
Абеляр, Абелярд Пьер, Петр (1079—
1142), французский философ,
богослов и поэт 51—53, 271, 272
Август ( 1526—1586), курфюрст
Саксонский (с 1553), брат Морица
Саксонского 222, 223
Августин Блаженный Аврелий (354—
430), богослов 88, 89, 99, 159, 294,
303, 304
Авит Алцим Эдиций, вьепнский
епископ (490-525) 282
Авраам, легендарный родоначальник
еврейского племени 56
Агрикола Георг, паст. фам. Бауэр
(1494—1555), немецкий ученый,
богослов 64, 65, 125
Адам, в Библии и Коране первочело-
век и отец рода человеческого 53,56
Адольф Нассауский (ок. 1250/55—
1298), германский король (с 1292)
42
Адриан I, римский папа (772—795)
284, 287
Адриан VI (1459—1523), римский
папа (с 1522) 101, 102, 106
Айстульф, король лангобардов (749—
756) 284
Аквавива Клавдий (1543—1615),
деятель ордена иезуитов, преемник
И. Лойолы 162
Алансонская династия 19, см. также
Франц Алансонский
Аларих II, король вестготов (484—
ок. 507) 275
Александр VI, Родриго Борджа
(1431—1503), римский папа (с 1492)
39, 40, 58, 77—80, 90
Александр Фарнезе Пармский (1547—
1592), сын Маргариты Пармской
правитель Нидерландов (с 1578)
179, 181, 184
Ал к иной, упоминаемое у Гомера в
«Одиссее» имя царя феаков, внука
Посейдона, двор которого отличался
Указатель составлен к тексту
лекций Т. Н. Грановского.
роскошью, а хозяин своим
гостеприимством; отсюда «кухня Алки-
ноя» 281
Алкуин (ок. 730—804), деятель
Каролингского Возрождения, ученый,
советник Карла Великого 287, 290
Альба Альварес де Толедо Фернандо
(1507—1582), герцог, испанский
полководец, правитель Нидерландов (в
1567—1573) 123, 124, 172—176, 179,
184, 198
Альбион, вождь саксов 284
Альбре (d'Albrel) Жанна, Иоанна
(?—1572), мать французского
короля Генриха IV 202
Альбрехт Бранденбург-Кульмбахский
(1522—1557), маркграф,
военачальник, участник 30-летней войны
126—129
Альбрехт (1490—1545), архиепископ
Магдебургский и курфюрст Майн-
цский, с 1514 также архиепископ
Майнцский 90, 95, 119
Альбукерки, Альбукерк Афонсу д'
( 1453—1515), португальский
мореплаватель, вице-король Индии (с
1510) 183
Альмейда Франсишку (ок. 1450—
1510), португальский мореплаватель
183
Альфонс II (1448—1495), король
Неаполитанский (с 1494), до
коронации—герцог Калабрийский 77
Амалия, жена Бернгарда Саксен-Вей-
марского, наследница гессенского
курфюрста 229
Аммиан Марцеллин (ок. 330 — ок.
400), римский историк 278, 279
Амурат II, см. Мурад II
Амфион, легепдарный музыкант
греков 282
Анастасий I (ок. 430—518), император
Визаптии (с 491) 282
Ангильберт (740—814), деятель
Каролингского Возрождения, дипломат,
поэт 290
Анжуйская династия 19, 26, 28, 75,
156
Анна Бретонская (1476—1514), дочь
герцога Бретонского Франциска II,
жепа французских королей Карла
VIII (с 1491) и Людовика XII (с
1499) 75, 188
412
Указатель имен
Анниан, референдарий Алариха II
275
Арагонская династия, Арагонский дом
19, 76
Аристотель (384—322 до н. э.),
древнегреческий ученый, философ 55,
89, 189, 270, 296, 301
Арманьяки, французский дворянский
род 19, 22
— Жак, герцог Немурский (1437—
1477) 19, 22, 25, 26
— Жан V, граф (ум. 1473) 22
Арминий (18 или 16 до н. э.— 19 или
21 н. э.), вождь германского
племени херусков 283
Арминий Якоб, наст. фам. Херманс
(1560—1609), голландский богослов,
основатель арминианской секты 186
Арнольд Брешианский, Арнольд из
Бресчии (кон. XI или нач. XII в.—
1155), итальянский политический
деятель, соратник Абеляра 52
Атаульф (?—415), король вестготов
280
Баварская династия 41
Бальбо (Balbo) Чезаре, Цезарь, граф,
итальянский историк 258
Бальбоа Васко Нуньес де (1475—
1517), испанский мореплаватель 73
Бальтасар, Валтазар Жерар, иезуит,
убийца Вильгельма Оранского 181
Балю, Л а Балю Жан (1421—1491),
французский государственный
деятель, епископ Анжерский,
кардинал, советник Людовика XI 21
Баннер, шведский полководец в 30-
летней войне 228, 229
Барант А. Г. IL (1782—1866),
французский историк 18
Барбаросса Хайреддин (кон. XV в.—
1546), правитель Алжира (с 1519),
главный адмирал турецкого флота
(с 1535) 112, 114, 115
Баррус (Barros) И. (1496—1570),
португальский историк 36
Бартольд Фридрих-Вильгельм (1799—
1858), немецкий историк 147
Баторий Стефан (1533—1586),
полководец, король польский (с 1576) 158
Баязид,'Баязет Молниеносный,
турецкий султан (1389—1402) 44
Баязид, Баязет II, турецкий султан
(1481-1512) 47, 49, 77, 109
Баярд, Пьер дто Терайль (Bayard)
(1476—1524), «рыцарь без страха и
упрека» 82, 104, 188
Бегайм Мартин, (Behaim) (1459—
1506), мореплаватель и географ 72
Беза Теодор, База Феодор (1519—
1605), французский гуманист,
богослов, глава кальвинистской церкви
в Женеве (с 1564) 135
Бекингем, Бекингам Джордж Вильерс
(1592—1628), герцог, английский
государственный деятель 234, 235
Беренгар, Беренгарий Турский (ок.
1010—1088), философ, схоластик-
номиналист 271
Берлихинген (von Berlichingen) Гетц
фон (1480—1562), немецкий рыцарь
43, 97
Бернар Клервоский, Бернард (1090—
1153), французский теолог-мистик,
аббат монастыря в Клерво 52, 272
Бернгард Саксен-Веймарский (1604—
1639), герцог, военачальник в 30-
летней войне 226—229
Берта, дочь Карла Великого 290
Бертольд, архиепископ Майнцский 44
Бирон Арман де Гонто (1524—1592),
барон, французский полководец и
политический деятель, маршал (с
1577) 211
Боккаччо, Боккачио Джованни
(1313—1375), итальянский писатель,
гуманист 54, 87
Болейн Анна (ок. 1507—1536), вторая
жена английского короля Генриха
VIII (с 1533) 110, 137, 138, 142
Болингброк (Bolingbroke) Генри
Сент-Джон (1678—1751),
английский политический мыслитель и
государственный деятель 306, 307
Бонивар Франсуа (1493—1570),
швейцарский политический деятель,
гуманист, историк 134
Бонифаций св. (672 или 676—754),
миссионер, ученый, поэт 289
Бонифаций VIII (ок. 1235—1303),
римский папа (с 1294) 49, 50
Боннер Эдмунд (ок. 1490—1569),
английский государственный деятель,
епископ Лондонский (с 1539) 143, 145
Бора (Bora) Екатерина (1499—1552),
жена Мартина Лютера (с 1525);
прежде монахиня (с 1515) 99
Борджа, Борджиа, знатный род
испанского происхождения, игравший
значительную роль в XV — нач.
XVI в. в Италии 39, 40
— Цезарь (1475—1507), кардинал,
правитель Романьи, сын папы
Александра VI 39, 40, 58—60, 77—80
— Лукреция (1480—1519), дочь папы
Александра VI, сестра Цезаря
Борджа 39, см. также Александр VI
Боссюэ, Боссюэт (Bossuet) Жак Бе«
Указатель имен
413
нинь (1627—1704), французский
писатель 244
Ботвель (Bothwell) Джеймс Гепбюрн
(1536—1575), граф, супруг Марии
Стюарт (с 1567) 216, 217
Брант Себастиан (Brant Sebastian)
(ок. 1458—1521), немецкий
писатель-гуманист 87
Бриссак (Brissak Ch. С.) Шарль де
Косее (?—1621), герцог, губернатор
Парижа 208
Брюк (Brück) Христиан (?—1567),
саксонский канцлер 223
Будда, имя, данное основателю
буддизма Сиддхартхе Гаутаме (623—
544 до н. э.) 74
Бурбоны, французский дворянский
род 19, 194
— Анна (Anne de Beaujeu), дочь
французского короля Людовика XI,
жена герцога Петра Бурбона 75
— Антуан, герцог Вандомский (1518—
1562), французский политический
деятель, король Наваррский (с
1547), отец французского короля
Генриха IV 194—198
— Шарль, Карл (1490—1527),
коннетабль Франции 103—105
— Сусанна, племянница
французского короля Карла VIII 103
— Карл X, кардинал Франции (с
1589) 208, см. также Генрих IV
Бургундский дом 171, 251
— Карл Смелый (1433—1477), герцог
Бургундский (с 1467), прежде —
граф Шароле 17—^25
— Мария (1457—1483), дочь Карла
Смелого, жена Максимилиана I
Габсбурга 22, 25, 85, 168
— Филипп Добрый (1396—1467),
герцог Бургундский (с 1429) 16—19
— Филипп Храбрый (1342—1404),
герцог Бургундский (с 1364) 18
Бурлей (Burleigh), советник
Елизаветы Тюдор 217—219
Буш Герман фон (ок. 1468—1534),
немецкий ученый-гуманист 64, 65
Бюро Жан, французский
государственный деятель при дворе Карла
VII 14
Бэкон Роджер (ок. 1214 —ок. 1294),
английский философ 219
Ваза, королевская династия в Швеции
(1560—1654) и Польше (1587—1672)
— Густав (1496—1560), король
Швеции (с 1523) 147—152, 155
— Магнус (1542—1595), сын Густава
Вазы 155
— см. также Густав Адольф, Сигиз-
мунд III, Эрих XIV
Валерий Максим (I в. н. э.), римский
писатель 302
Валленштейн Альбрехт Венцеслав
(1583—1634), чешский полководец,
главнокомандующий имперской
армией в 30-летней войне 225—228
Валлон (Wallon) Анри (1812—1904),
французский историк 267
Валуа, королевская династия во
Франции (1328—1589) 10
Вальд Пьер, Петр (XII в.), лионский
купец, создатель общины вальден-
сов (1176) 53
Вальдес, Вальдец (Valdez) Хуан (ок.
1500—1544), испанский богослов,
секретарь императора Карла V в
Неаполе 159
Вальсингем, Вальсингам Френсис
(1536—1560), английский
государственный деятель 217, 219
Варвик, Гильфорд Дудлей, сын
герцога Нортумберлендского 143, 144
Варвик Ричард (1428—1471), граф,
английский политический деятель
29-30
Варвик Эдуард, сын герцога Кларен-
ского 31
Варгас Иоанн, испанский
государственный деятель, юрист, советник
герцога Альбы 174
Вендфорд, см. Страффорд
Веттори Франческо, Франц, коррес*
пондент Н. Макьявелли 59
Видукинд, Витекинд, вождь саксов
284
Визео Яков, герцог Португалии 35
Виклеф, см. Уиклеф
Вико (Vico) Джамбаттиста, ДжонБат-
тист (1668—1744), итальянский
ученый, философ 310
Вильгельм Завоеватель (ок. 1027—
1087), король Англии (с 1066),
герцог Нормандии (с 1035) 27
Вильгельм, герцог Баварский, отец
Максимилиана Баварского 224
Вильгельм Оранский, Вильгельм Нас-
сауский (1533—1584), принц, лидер
антииспанской дворянской
оппозиции, деятель Нидерландской
буржуазной революции 131, 168, 171—176,
198
Вильда (Wilda) В. Э., немецкий
историк 259
Висконти, знатный итальянский род,
к которому принадлежали
правители Милана (1277—1447) 37, 78
414
Указатель имен
Вителли, знатный итальянский,
римский, род 58
Вольмар Мельхиор (1497—1561),
немецкий гуманист, профессор права
в Тюбингене 133
Вольсей (Wolsey) Томас (1471—1530),
английский государственный
деятель 101, ПО, 137
Вольтер (1694—1778), французский
философ 11, 307
ВольЛ (Wolf P. Ph.), немецкий
историк 161
Врангель Карл-Густав (1613—1676),
шведский генерал, граф (с 1646),
фельдмаршал в 30-летней войне
Вулленвевер Юрген, Георг (Yorg
Wullenwever) (1492—1537), вождь
бюргерской партии в Любеке, его
первый бургомистр (с 1533) 147,
153, 154
Габсбурги, Габсбургский дом
Австрийский, королевская династия в
Австрии (1282—1918), Чехии и
Венгрии (1526—1918), Испании (1516—
1700), императоры «Священной
Римской империи» (1438—1806, кроме
1742—1745) 24, 25, 40—42, 45, 85, 93,
108, 116, 123, 131, 168, 221, 224, 225,
228
Гаген (Hagen) Карл (1810—1868),
немецкий историк 64
Гагенбах, фогт Карла Смелого 24
Галлам (Hallam) Генри (1777—1859),
английский историк 242
Галлас Матвей , (1589—1647),
фельдмаршал имперских войск в
30-летней войне 227—229
Гама, Васко да Гама (1469—1524),
португальский мореплаватель 36, 71,
73
Гардинер Стивен (1483—1555),
английский государственный деятель
143, 144, 145
Гаруи-аль-Рашид, халиф из династии
Аббасидов (766—789) 292
Гастои де Фуэ (de Foix) (1488—1512),
герцог Немурский, племянник
французского короля Людовика XII,
участник Итальянских войн 81, 82
Гвйберт Ножанский, Гиберт аббат Но-
гептский (1053—1124), хропист 264
Гвиччардини (Guicciardini) Франче-
ско (1483—1540), итальянский
политический деятель, историк 39
Гегель Георг Вильгельм-Фридрих
(1770—1831), немецкий философ
311, 312
Гегель Карл (1813—1901), немецкий
историк, сын Г. Ф. Гегеля 257
Гедеон (XII в. до н. э.), один из
судей израильских, настоящее имя
Иерубаал; в библейской традиции
представлен благочестивым чудо«
творцем 97
Гее реи Арнольд-Герман-Людвиг
(1760—1842), немецкий историк 147
Гейлер Иоганн фон Кайзерберг
(1445—1510), немецкий богослов 87
Гельд (Held) Матвей (1500—1563),
советник, вице-канцлер императора
Карла V 119
Гемпден, Гампден Джон (1594—1643),
сквайр из Бекингемшира, деятель
Английской буржуазной революции
236—238
Генрих III (1017—1056), германский
король и император «Священной
Римской империи» (с 1039) 244
Генрих IV (1050—1106), германский
король и император «Священной
Римской империи» (с 1056) 94
Генрих IV Ланкастер (1366—1413),
король Англии (с 1399) 28
Генрих V Ланкастер (1387—1422),
король Англии (с 1422) 28, 30
Генрих VI Ланкастер (1421—1471),
король Англии (с 1422) 11, 28, 29
Генрих VII Тюдор (1457—1509),
король Англии (с 1485) 26, 30, 31, 40,
78, 235
Генрих VIII Тюдор (1491—1547),
король Англии (с 1509), 82, 92, 98,
101, 103—106, 110—112, 115, 137—142,
144—146, 213, 215
Генрих II (1519—1559), король
Франции (с 1547) 126—128, 132, 146, 168,
190—195
Генрих III (1551—1589), король
Франции (с 1574), прежде: герцог
Анжуйский, король Речи Посполитой
(в 1572—1574) 156—157, 181, 199—
208, 211
Генрих IV Бурбоп (1553—1610),
король Франции (с 1589), прежде
король Наваррский 63, 181, 188, 198—
212, 219
Генрих, король Португалии (1578—
1579) 184
Геприх, герцог Брауншвейгский-Воль-
фенбюттельекпй (1489—1568) 119,
129
Генрих (1473—1541), герцог
Саксонский (с 1539), брат Георга
Саксонского, в 1500—1505 статхаудер
Нидерландов 119, 122
Генрих Мореплаватель (1394—1460),
Указатель имен
415
португальский принц; сын Жуана
(Иоанпа) I, организатор морских
экспедиций 35, 70—72
Генриетта-Мария (1609—1664), дочь
французского короля Генриха IV и
Марии Медичи, жена английского
короля Карла I Стюарта (с 1625)
236, 237
Георг (1471—1539), герцог Саксонский
(с 1500) 92, 119
Гердер Иоганн Готфрид (1744—1803),
немецкий философ 310
Герман фон Вид (?—1552), курфюрст
и архиепископ Кёльнский (с 1515)
119, 123
Геродот (ок. 484—425 до н. э.),
древнегреческий историк 300, 301
Гертфорт (Hertfort), граф, дядя
английского короля Генриха VIII,
герцог Сомерсетский 142, 143
Гёте (Goethe) Иоганн Вольфганг фоп
(1749—1832), немецкий писатель 97,
173, 301
Гиббон Эдвард (1737—1794),
английский историк 234, 244
Гизо (Guizot) Франсуа Пьер Гильом
(1787—1874), французский историк
27, 234, 246, 254, 255, 257, 283
Ги.гы, французский дворянский род
146, 191, 193-204, 206-209
— Карл (1554—1611), герцог Майен-
ский (Mayenne) 208
— Мария (в тексте: Маргарита
ошибочно) (1515—1560), жена
шотландского короля Якова V, мать Марии
Стюарт 146
— Франсуа, Франц (1519—1563),
герцог, французский политический
деятель, полководец 128, 191, 194, 196,
197
— Геприх (1550—1588), сып Франсуа
Гиза, участник Религиозных войн
во Франции 204—207
Гильдебранд, Гильдебрант (712—744),
король лангобардов, с 735
соправитель короля Лиутпранда, с 744—
полновластный 291
Гильденштерн (Gyldenstern) Кнут,
епископ Одензейский,
командующий флотом датского короля
Фридриха I 152
Гинкмар (806—882), архиепископ
Реймсский (с 845) 294, 295
Гогенштауфены, династия германских
королей и императоров «Священной
Римской империи» (1138—1254) 40,
42, 49, 92
Гогенцоллерны, Гогенцоллернский
дом, династия брандонбургских
курфюрстов (1415—1701) 101
Гомар Франс (Gomarus F.) 1563—
1641), голландский кальвинистский
богослов, основатель религиозного
течения гомаристов 186
Гомер (IX—VIII вв. до н. э.), древне-?
греческий поэт 154
Гонсало де Кордова, Гопзальво Кор-
дуанский, испанский полководец,
участник Итальянских войн 79, 82
Горн Густав (1592—1657), шведский
полководец в 30-летней войне 227,
228
Горн (Ноогпе), граф Филипп Монмо-
ранси Нивель (ок. 1524—1568), один
из лидеров оппозиционной
нидерландской знати накануне и в
начале Нидерландской буржуазной
революции, член Нидерландского
Государственного Совета (с 1561)
168, 172, 173
Готшальк (конец IX в.), немецкий
богослов 294, 295
Гранвелла (1517—1586), испанский
государственный деятель, кардинал
(с 1561) 171, 172
Грей Анна, Иоанна (1537—1554), шь
ролева Англии (в 1553) 142—144
Грешем, Грехэм Томас (1519—1579),
английский коммерсант, основатель.
Лондонской биржи (в 1567) 219
Григорий VII, Гильдебранд (ок.
1021—1085), римский папа (1073—
1085) 271
Григорий XIII (1502—1585), римский
папа (с 1572) 224
Григорий Турский (ок. 540 — ок. 594),
епископ (с 573), историк 277, 304
Гримм (Grimm) Якоб (1785—1863);
немецкий ученый 284
Гроций Гуго (1583—1645),
голландский политический мыслитель,
правовед, философ 186
Грумбах (Grumbach) Вильгельм
(1503—1567), немецкий рыцарь 222,
223
Гумбольдт Александр (1769—1859),
немецкий ученый \>9, 70
Гундобад, Гундобальд, король бургун-
дов (473—516) 277
Гус Ян (1371—1415), чешский
реформатор 50, 88, 92, 94
Густав Адольф (1594—1632);
король Швеции (с 1611), полководец
129, 225—227, 229, 230
Гуттеп Ульрих фон (von Hütten)
( 1488— 1523), немецки й гуманист, пп-
сатель 67—69, 93, 94, 96, 97
416
Указатель имен
Гуттен Ганс (?—1515), немецкий
рыцарь, родственник Ульриха фон
Гуттена 116
Гфрёрер (Gfrörer) Август Фридрих
(1803—1861), немецкий историк 227
Давид, царь Израильско-Иудейского
государства (кон. XI в.— ок. 950 до
н. а), провозглашен царем Иудеи
после гибели Саула 118, 205
Давила (Davila) Энрико Катарина
(1576—1631), итальянский историк,
автор популярной книги о
гражданской войне во Франции 205
Д'Аламбер, д'Аламберт Жан Лероп
(1717—1783), французский
математик и философ 162
Данте, Дант Алигьери (1265—1321),
итальянский поэт 54, 59, 271
Дарнлей Генрих, Генри-Стюарт
(1541—1567), второй муж Марии
Стюарт (с 1565), отец английского
короля Якова I 216, 217
Дезидерий, последний король
лангобардов (756—774) 284
Джем (1459—1494), брат турецкого
султана Баязида II 77
Дидо (Didot) Амбруаз (1790—1876),
французский ученый, типограф,
издатель 244
Диодор Сицилийский (ок. 90—21 до
н. э.), древнегреческий историк
300-302
Дионисий Ареопагит, первый
апостол Афин, которому приписывались
называемые «Ареопагитиками»
созданные в V в. философско-теологи-
ческие сочинения 295
Дитрих Великий, см. Теодорих
Дон Жуан Австрийский (1540—1578),
побочный сын императора Карла V,
правитель Нидерландов (с 1576)
176-179, 181, 217
Дон Карлос (1545—1568), наследник
испанского престола 176, 177, 185
Дрейк, Дрек Фрэнсис (1540—1596),
английский мореплаватель 218
Дюбур (Dubourg Anne), член
французского парламента при Генрихе
II 192, 193
Дюканж Дюфрень (Du Fresne du Can-
ge) Шарль (1610—1688),
французский ученый медиевист 244
Дюплесси-Морне Филипп ( 1549—
1623), гугенот, участник
Религиозных войп во Франции 202
Дюфор, член французского
парламента при Генрихе II 192
Екатерина Арагонская (1485—1536),
первая жена английского короля
Генриха VIII (с 1509) 110, 112, 137,
138, 142, 143
Екатерина Говард (?—1542), пятая
жена английского короля Генриха
VIII 138
Екатерина Медичи, Медичис (1519—
1589), французская королева (с
1547), жена Генриха II 63, 193,
196-203, 205, 212
Екатерина, французская принцесса,
дочь Карла VI, жена английского
короля Генриха V (с 1420) 30
Елизавета Тюдор (1533—1603),
королева Англии (с 1558), дочь Генриха
VIII и Анны Болейн 142, 144, 145,
174, 178, 181, 200, 213, 214—220, 223,
233, 234
Елизавета (1465—1503), королева
Англии, дочь Эдуарда IV, жена
Генриха VII (с 1486) 30
Жанна (Анна) д'Арк, Орлеанская дева
(ок. 1412—1431), народная героиня
Франции 11—13
Заполья (Zapolija) Иоанн (1487—
1540), воевода Трансильвании 109,
221
Зевс, в греческой мифологии
верховный бог 102
Зиккинген, Сикинген (von Sickingen)
Франц фон (1481—1523), немецкий
рыцарь 96, 97
Иероним Пражский (ок. 1380—1416),
чешский реформатор, ученый 50
Изабелла Испанская (1451—1504),
королева Кастилии (с 1474) 32—35,
73, 85
Изабелла, испанская принцесса, дочь
Филиппа II, жена австрийского
эрцгерцога Альбрехта 207
Изелин (Iselin) Исаак (1728—1782),
швейцарский историк 308, 310
Иисус Христос 107, 136, 159, 294, 302
Иннокентий III (1160—1216), римский
папа (с 1198) 90
Иннокентий VIII, римский папа
(1484—1492), 39, 40
Иоанн Безземельный (1167—1216),
король Англии (с 1199) 28, 139
Иоанн II Добрый (1319—1364),
французский король (с 1350) 18
Иоанн I (1357—1433), король
Португалии (с 1385) 70
Иоанн II (1445—1495), король
Португалии (с 1481) 35, 182
Указатель имен
417
Иоанн III (1502—1557), король
Португалии (с 1521) 183, 184
Иоанн III Ваза (1568—1592), король
Швеции (с 1568) 155, 156, 158
Иоанн Лейденский, Ян Бокельзон,
Бокгольд (Bockhold, Bockelsohn)
(ок. 1509—1536), один из
руководителей нидерландских анабаптистов,
глава Мюнстерской коммуны 117,
118
Иоанн Странноприимный, основатель
ордена иоаннитов, или
госпитальеров 47
Иоанн Фридрих Великодушный
(1503—1547), курфюрст Саксонский
(с 1532) 109
Иоанн Фридрих (1529—1595),
курфюрст Саксонский (1547—1567),
старший сын Иоанна Фридриха
Великодушного, с 1567 — в плену 122,
123, 126, 222, 223
Иоанн Георг (1585—1656), курфюрст
Саксонский (с 1611) 226
Иоанн Скот Эриугена, Эригена (ок.
810 —ок. 877), философ, богослов
271, 294—297
Иоанна Безумная (1479—1555), дочь
испанского короля Фердинанда,
мать императора Карла V 85
Иоахим II, курфюрст Бранденбург-
екий (1505—1571) 119, 123, 124
Йорки, английский дворянский род,
королевская династия в Англии
(1461—1485) 28—30
Казимир IV Ягеллон (1427—1492),
великий князь литовский (с 1440),
король Польши (с 1447) 157
Кайданов И. К. (?—1843), русский
историк 242
Кальвин Жан, Иоанн (1509—1564),
деятель Реформации в Швейцарии,
глава одного из направлений в
протестантизме 9, 109, 132—136, 146,
186, 306
Кампобассо, Никола де Монфор, граф
25
Кант Иммануил (1724—1804),
немецкий философ 311
Канту (Cantù) Цезарь де (1807—?),
итальянский историк 243—244
Капетинги, королевская династия во
Франции (987—1328) 10, 11, 15, 193,
194, см. также Людовик VI,
Людовик IX, Филипп IV
Каппони Пьетро (?—1496),
флорентийский государственный деятель
76
27 т. Н. Грановекий
Капфиг (Capefique) Батист Оноре Ре-
монд (1802—1872), французский
историк, литератор 133, 187, 194
Карамзин H. М. (1766—1826), русский
писатель, историк 299
Караффа (СагаЙа) Антонио (1538—
1591), кардинал, ученый богослов
159, 160
Карион Иоганн (1499—1537),
немецкий ученый, историк 306
Карл Великий (742—814), король
франков (с 768), император (с 800)
193, 225, 246, 247, 255, 259, 270,
282—285, 293, 294, 298, 299
Карл Лысый (823—877), король
Франции (с 840) 294, 295
Карл III Простой (879—929), король
Франции (898—922) 246
Карл Толстый (839 —ок. 887), король
Франции, император «Священной
Римской империи» (с 881) 246
Карл VII (1403—1461), король
Франции (с 1422) 11—17, 19, 83, 84, 189,
210
Карл VIII (1470—1498), король
Франции (с 1483) 27, 75—78, 80, 82, 83,
103, 104, 116
Карл IX (1550—1574), король
Франции (с 1560) 133, 156, 198-201, 203
Карл I Испанский, V Немецкий
(1500—1558), король и император
(1519—1556) 57, 85, 92, 94, 100-116,
119, 120—128, 131, 137, 143, 149, 150,
166—169, 171—173, 177, 190, 191,196,
220, 222
Карл I (1600—1649), король Англии
(с 1625) 234—238
Карл Мартелл (688—741), майордом
Франкского государства (с 715) 288,
304
Карл VIII Кнутсон, Кнудсон (ок.
1408—1470), король Швеции (1448—
1457; 1464—1465; 1467—1470) и
Норвегии (1449—1450) 45, 47
Карл IX (1550—1611), младший сын
Густава Вазы, герцог Зюдерман-
ландский (с 1560), король Швеции
(с 1604) 155, 158
Карл Цвейбрюкенский, Карл X
(1622—1660), король Швеции (с
1654) 231, 232
Карл XI (1655—1697), король Швеции
(с 1660) 232
Карл Французский (1446—1472),
последовательно: герцог Беррийский,
Нормандский, Шампанский, Гиен-
ский 20—22
Карлейль (Carlyle) Томас (1795—
1881), английский историк 238
418
Указатель имен
Карломан (751—771), сын Пипина
Короткого, младший брат Карла
Великого 283, 284
Карлштадт, Апдреас Боденштейп
(Bodenstein) (ок. 1480—1541),
радикальный деятель бюргерской
Реформации в Германии 92, 95, 96, 121
Каролинги, Карловинги, королевская
(с 751) и императорская (с 800)
династия во Франкском государстве
270, 299
Кастракани Каструччо (1281—1328),
итальянский кондотьер, капитал и
пожизненный синьор Лукки (1316),
луккский герцог (с 1327) 62
Катон Марк Порций (234—149 до
н.э.), римский писатель 268
Катуллин, корреспондент Спдония
Аполлинария 281
Каэтан, Фома из Гаеты (1469—1534),
генерал ордена доминиканцев (с
1508), кардинал (с 1517), епископ
Гаеты (с 1519) 86, 91
Кер Жак (ок. 1395—1456),
французский государственный деятель,
королевский казначей и личный
секретарь Карла VII 14, 210
Кетлер Готгарс, Готгарт (?—1587),
последний магистр ордена
меченосцев, первый герцог Курляндии 158
Кине (Quinet) Эдгар (1803—1875),
французский историк 160
Клеман (Clement) Жак (1567—1589),
доминиканский монах, убийца
французского короля Генриха III
207
Климент Александрийский (150—215),
богослов, руководитель церковной
школы в Александрии, отец церкви
295
Климент VII, Джулио Медичи,
римский папа (1523—1534) 104—106,
112, 159
Клюбер (Klüber) Иоганн Людвиг
(1762—1837), немецкий историк,
дипломат, переводчик Ла Кюрна де
Сен-Пале 254
Книппердоллинк Бернгард (?—1536),
вождь мюнстерских анабаптистов,
бургомистр Мюнстера (с 1534) 118
Кола ди Риенцо (1313—1354), вождь
восстания пополанов в Риме (1347);
глава Римской республики (1347 и
1354) 54
Колиньи Гаспар да Шатийон (1519—
1572), адмирал Франции (с 1552),
глава гугенотов (с 1569) 194, 195,
197—200
Колумб Христофор (1451—1506),
мореплаватель 9, 66, 71-73
Коммин, Комминь Филипп де (1447—
1511), французский хронист и
политический деятель 17, 20, 23, 139.
Конде Луи, Людвиг I Бурбон (1530—
1569), принц, участник
Религиозных войн во Франции,
командующий армией гугенотов 194—198
Конде Луи II де Бурбон (1621—1686),
принц, французский полководец,
главнокомандующий в годы
30-летней войны 229
Кондильяк Этьенн Бонно де (1715—^
1780), французский философ 308,
309
Конрад II (ок. 990—1039), император
«Священной Римской империи» (с
1024) 246
Конрад Монферратский (?—1192),
маркграф, рыцарь-крестоносец,
титулярный король Иерусалимский
(1190—1192) 256
Конрадии, герцог швабский ( 1252—
1268), последний потомок Гоген-
штауфепов 49
Константин I Великий (ок. 285*-
337), римский император (с 306)
225
Контарини Гаспаро (1483—1542),
кардинал 120, 159
Коп Николай (XVI в.), ректор
Парижского университета 133
Кортес Эрнан (1485—1547), испанский
конкистадор 167
Кортюм (Kortüm) Иогапн Фридрих
Христофор (1788—1858), немецкий
историк 160, 243
Кохлей, Кохлеус Иоанн (1479—1552),
немецкий гуманист, противпик
реформации 108
Кранмер Томас (1489—1556),
архиепископ Кентерберийский (с 1532),
доктор богословия, реформатор
английской церкви 137, 141—145, 213,
214
Крелль, Крель Николай (1550—1601),
саксонский государственный
деятель, канцлер (с 1589) 136
Крильон ( 1543—1615), французский
военачальник 205, 206
Кристиан, Христиан II (1481—1559),
король Дании и Норвегии (в 1513—-
1523), Швеции (в 1520-1523) 147—
154
Кристиан III, Христиан III (1503—
1559), король Дании и Норвегии
(с 1534), герцог Шлезвиг-Голштин-
ский (с 1526) 153—155
ь.
Указатель имен
419
Кристиан, Христиан IV (1577—1648),
король Дании и Норвегии (с 1588,
самостоятельно правил с 1596) 225,
232
Кристина, Христина Августа (1626—
1689), дочь Густава Адольфа,
королева Швеции (в 16327-1654,
самостоятельно правила с 1644) 226,
230—232
Кромвель Оливер (1599—1658),
деятель Английской революции, лорд—
протектор Англии (с 1653) 237, 238
Кромвель Томас (ок. 1485—1540),
английский государственный деятель,
канцлер (с 1533) 138
Кюжа, Куяций Жак (1522—1590),
французский юрист 277
Ла Боэси (La Boétie) Этьенн (1530—
1563), французский писатель,
гуманист, публицист, поэт 191
Лайнец (Layaez) Диего (1512—1565),
один- из основателей ордена
иезуитов 162
Ла Кюрн де Сен-Пале (La Curne de
Sainte Palaye) Шарль де (1697—
1781), французский ученый,
историк 254
Ламберт Герсфельдский, Ашаффеп-
бургский (ум. в 80-х годах XI в.),
немецкий хронист 305
Ламберт Авиньонский (1487—1530),
деятель Реформации 133
Лапге Рудольф (XV в.), немецкий
гуманист 64, 65
Ланкастеры, английский дворянский
род и королевская династия в
Англии (1399—1461) 11, 28, 30, см.
также Генрих IV, Генрих V, Генрих VI
Латимер Гуго (1480—1555),
английский государственный деятель 145
Л а Тремуйль, Тремойль (La Trema uil-
1е) Людовик де (1460—1525), фрап-
• цузскии полководец в Итальянских
войнах 82
Латур ДЮвернь (Latour d'Auvergne),
Теофиль Мало (1743—1800),
французский государственный деятель и
ученый, историк 298
Леба, Ле Бас (Le Bas) Филипп
(1794—1860), французский историк
10
Лев III, Леон III, римский папа
(795-816) 287
Лев X Медичи Джованнп (1475—
1521), римский папа (с 1513) 66, 83,
■ 84, 90—93, 102, 10$ 187
Лейстер, Лейчестер (1532—1588),
фаворит английской королевы
Елизаветы Тюдор, наместник
Нидерландов (в 1585—1587) 181, 219
Лео Генрих (1799—1878), немецкий
историк 242, 243
Леопольд I (1640—1705), император
«Священной Римской империи» (с
1658) 228
Ливии Тит (59 до н. э.—17 н. э.),
римский историк 57, 58, 60—62
Лобанов-Ростовский А. Я. (1788—
1866), князь, русский писатель,
историк, издал документы,
касающиеся Марии Стюарт 216
Лойола Игнатий, дон Иниго (1491—
1556), испанский дворянин,
основатель ордена иезуитов (1534) 161—
163
Локк Джон (1632—1704), английский
философ 307—309
Лоренц Фридрих (1803—1861),
историк 242, 243
Лотарингская династия 24, 25, 193
Луиза Савойская (1476—1531),
герцогиня Ангулемская, жена Карла
Орлеанского, мать французского
короля Франциска I 103, 104, 106, 188
Лукиан (ок. 120 —ок. 190),
древнегреческий писатель-сатирик 69
Людовик I Благочестивый (778—840),
король франков, император (с 840)
293, 294
Людовик VI, Людвиг VI Толстый
(1078—1137), король Франции (с
1108) 10, 263
Людовик IX, Людвиг IX Святой
(1214—1270), король Франции (с
1226) 10, 13, 75, 194, 252
Людовик XI, Людвиг XI (1423—1483),
король Франции (с 1461) 14, 16—19,
23—30, 40, 75, 76, 84, 104
Людовик XII, Людвиг XII (1462—
1515), король Франции (с 1498), до
коронации — герцог Орлеанский
78-84, 91, 104, 110, 133, 188
Людовик XIV, Людвиг XIV (1638—
1715), король Франции (с 1643)
230, 232
Людовик II, Людвиг II (1506—1526),
король Венгрии (с 1516) 109
Люксембургская династия 41, 42
Лютер Мартин (1483—1546), деятель
Реформации в Германии, основатель
лютеранства 9, 69, 88—102, 107—109,
111, 116, 118—121, 125, 132—136,
142, 149, 159, 160, 164, 215, 306
Магомет II, см. Мухаммед II
Майлат Иоганн Непомук Иосиф
27*
420
Указатель имен
(1786—1855), граф, венгерский
писатель, историк 227
Макьявелли, Макиавелли Никколо
(1469—1527), итальянский
политический мыслитель, писатель 9, 36,
56-64, 69, 77, 78, 102, 114, 115, 171,
179—181, 193, 197, 202, 305
Маколей, Мэколи Томас Бабингтон
(1800—1859), английский историк
234
Максимилиан I (1459—1519),
германский король, император
«Священной Римской империи» (с 1493) 23,
25, 41, 42, 44, 45, 66, 68, 78, 80-82,
84, 92, 94, 109, 168
Максимилиан II (1527—1576),
император «Священной Римской империи»
(с 1564) 200, 220, 221, 223—225
Максимилиан Баварский (1573—1651),
баварский герцог (с 1597), курфюрст
(с 1623) 224, 226, 227, 229
Мансфельд Петр Эрнст (1580—1626),
полководец, участник 30-летней
войны 225
Мануций, Манучио Альд Младший
(1547—1597), венецианский
издатель 62
Маргарита Австрийская (1482—1530),
наместница Нидерландов, дочь
императора Максимилиана I и Марии
Бургундской 106
Маргарита Анжуйская (1429—1482),
королева Англии, жена Генриха VI
Ланкастера 28, 29
Маргарита Валуа (1553—1615), дочь
французского короля Генриха II
и Екатерины Медичи, жена
французского короля Генриха IV 198
Маргарита Наваррская (1492—1549),
сестра французского короля
Франциска I, жена принца Карла Алан-
сонского, вторым браком за
Генрихом Д'Альбре, королем Наваррским,
королева Наварры (с 1543 правила
самостоятельно) НО, 133, 188, 189
Маргарита, герцогиня Па рм екая
(1522—1586), наместница
испанского короля Филиппа II в
Нидерландах (в 1559—1567) 171—173, 179
Маргейнеке (Marheinecke) Филипп
Конрад (1780—1846), немецкий
историк 86
Мариана (Mariana J.) Хуан (1536—
1623), испанский историк, иезуит
180
Мария (1505—1558), королева
Венгрии, жена Людовика II
венгерского, сестра Фердинанда
Австрийского и Карла V, регентша
Нидерландов (с 1530) 109
Мария Тюдор (1516—1558), королева
Англии (с 1553), дочь Генриха VIII
и Екатерины Арагонской 141—144,
146, 191, 213, 215
Мария Стюарт (1542—1587), королева
Шотландии (в 1542—1567,
фактически—с 1561) 144, 146, 178, 181,
196, 213, 215—218, 220
Мартэн Анри (Henri Martin) (1810—
1883), французский историк 17, 189
Марцелл II, римский папа (с 10
апреля до 1 мая 1555) 131
Матвей (1557—1619), эрцгерцог
Австрийский (с 1593), германский
император (с 1612), правитель
Нидерландов (в 1578—1581) 179, 180
Матвей Корвин, Матьящ Хуньяди
(1443—1490), король Венгрии (с
1458) 41
Маттис (Matthys) Иоанн,
нидерландский проповедник, один из
руководителей Мюнстерской коммуны 117
Медина-Сидония, испанский герцог,
предводитель «Непобедимой
Армады» 181
Медичи, Медичисы, флорентийский
род 38, 39, 57, 60, 77, 104, 106, 112
— Козимо, Козьма (1389—1464),
правитель Флоренции (с 1434) 39, 55
— Лоренцо Великолепный,
Лаврентий (1449—1492), правитель
Флоренции (с 1469) 39, 40, 57, 59, 76
— Мария (1573—1642), королева
Франции, жена французского
короля Генриха IV 212
— Пьетро, Петр (1472—1503), сын
Лоренцо, правитель Флоренции (в
1492—1494) 57, 59, 76, см. также
Екатерина Медичи, Лев X
Меланхтон Филипп (1497—1560),
немецкий протестантский богослов,
педагог, сподвижник М.Лютера 92,
99, 107, 120, 121, 125, 127, 136, 164,
222, 306
Menno Симоне (Menno Simons) (1496—
1561), идеолог нидерландских
анабаптистов, основатель секты менно-
нитов 118
Мерль д'Обинье (Merle öVAubigne)
Жан Анри (1794—1872),
французский историк, теолог 86, 238
Меровинги, династия франкских
королей (V в.-751) 246, 260, 283,
286—288
Мильтиц Карл фон (ок. 1490—1529),
папский нунций 92
Минье (Mignet) Франсуа Огюст Ma-
Указатель имен
421
ри (1796—1884), французский
историк 179
Мишле (Michelet) Жюль (1798—
1874), французский историк 17,
160, 310
Моисей, в библейской мифологии
предводитель израильских племен,
пророк 56
Монлюк Жан (1508—1579),
французский дипломат 113, 114
Монморанси, феодальная фамилия во
Франции ИЗ, 114, 190, 191, 194,
196-198, 201, 248
Монтень Мишель (1533—1592),
французский гуманист, философ 191,
211
Монтескье (Montesquieu) Шарль ла
Секондат, барон (1689—1755),
французский философ 275, 307
Мор Томас, Фома (1478—1535),
английский гуманист, писатель,
государственный деятель, канцлер (в
1529-1532) 137, 138
Мориц Оранский (1567—1625),
младший сын Вильгельма Оранского,
граф, полководец, статхаудер
Республики Соединенных провинций (с
1585) 181, 186
Мориц Саксонский (1521—1553),
курфюрст Саксонский (с 1547) 119,
122—129, 166, 191, 222, 226
Моро Лодовико, Людовик Сфорца
(1451—1508), герцог Бари, герцог
Миланский, дядя и опекун
французского короля Карла VIII 76, 78,
79, 83
Мороне Джованни (1509—1580),
епископ Модены, кардинал 159
Мурад, Амурат II, турецкий султан
(1421-1451) 44
Мухаммед, Магомет II (1432—1481),
турецкий султан (с 1451) 46, 47,
109, 113
Мюнцер Томас, Фома (ок. 1490—1525),
вождь и идеолог крестьянско-пле-
бейских масс в Реформации и
Крестьянской войне в Германии 97,
117
Наваррете, Наваррет Мартин
Фернандес (1765—1844), испанский
историк, картограф 73
Нанак, Нанек (1469—1539),
индийский поэт, идеолог сикхизма 74
Наполеон I Бонапарт (1769—1821),
французский император 284, 316
Нерон (37—68), римский император
(с 54) 147
Николай I, римский папа (858—867)
294, 295
Николай Кузанский (1401—1464),
философ, ученый, церковно-полити-
ческий деятель, кардинал (с 1448)
Нокс Джон (1505 или ок. 1514—1572),
пропагандист кальвинизма в
Шотландии, основатель шотландской
пресвитерианской церкви 146, 215
Норфольк Томас Говард (1536—1572),
герцог, английский
государственный деятель 217
Обинье ((TAubigne) Теодор Агриппа
(1550—1630), французский поэт и
историк, гугенот 133
Оксеншерна, Оксенштирн Аксель
(1583—1654), граф, шведский
государственный деятель, канцлер 226,
230
Ольджато, Олиджияти Джироламо
(1453—1476), миланский
политический деятель, убийца миланского
герцога Галеаццо Мария Сфорца
56
Ольденбарневелт, Барневельд Ян
(1547—1619), нидерландский
государственный деятель, полководец
186
Ориген (185—253), богослов 295
Орозий Павел (ок. 380 —ок. 420),
римский историк, священник 303
Орсини, римский княжеский род,
выдвинувшийся в XII в. 58
Ортес д\ виконт, корреспондент
Карла IX, французского короля,
правитель Байонны, участник
Религиозных войн во Франции 133, 200
Османская династия, Османы 47
Оттокар И, чешский король (1253—
1278) 42
Оттон I (912—973), германский
король (с 936), основатель
«Священной Римской империи» 42, 261
Оттон III (980—1002), император
«Священной Римской империи» (с
983) 262
Павел, апостол (ок. 10—64) 102, 295
Павел III, Александр Фарнезе (1468—
1549), римский папа (с 1534) 56,
118, 126, 160, 162
Павел IV, Джованни Пьетро Караф-
фа (1476—1559), римский папа (с
1555) 131, 145, 213, 215
Павел Иовий, Паоло Джовио (1483—
1552), итальянский писатель,
историк 76
422
Указатель имен
Пабел Лангобардский, Диакон (ок.
720—799), историк, автор «Истории
лангобардов» 293
Лаллавичини Пьетро Сфорца (1607—>
1667), итальянский церковный
деятель, богослов, историк 165
Па пиан, бургундский юрист 277
Ларменид из Элей (ок. 540 — ок. 470
до н. э.), древнегреческий философ
55
Парр Екатерина (1509—1548), шестая
жена английского короля Генриха
VIII (с 1543) 138
Паулин св., Паулин из Пеллы (кон.
IV — нач. V в.), галло-римский
писатель 279, 280
Перес, Перец Дон Антонио (1539—
1611), испанский государственный
деятель 178, 179
Песка ра, полководец итальянского
происхождения в армии императора
Карла V 104, 168
Петр I Великий (1672—1725),
император России (с 1721) 291
Петр Аспельтский, архиепископ
Майнцский (с 1305 по 1320) 42
Петрарка Франческо (1304—1374),
итальянский поэт 54
Пий II, см. Пикколомини Э. С.
Пий III , Франческо Пикколомини,
племянник Пия II, римский папа
(в 1503) 80
Пий IV, Джованни Анджело Медичи,
римский папа (1559—1565) 166
Пико делла Мирандола Джованни
(1463—1494), итальянский гуманист
55, 56, 66
Пикколомини Октавио (1599—1656),
герцог Амальфи, имперский князь
(с 1650), немецкий генерал в 30-
летней войне 227, 228
Пикколомини Энеа Сильвио
(Aeneas Silvius Piccolomini) (1405—1464),
итальянский гуманист, римский
папа Пий II (с 1458) 50, 64, 66
Пим Джон (1584—1643), английский
политический деятель 237
Нипин Короткий, майордом (741—751)
и король (751—768) франков 283,
288
Писарро, Пизарро Франциско (ок.
1470—1541), испанский конкистадор
167
Плантагенеты, английский
феодальный род, королевская династия в
Англии (1154—1399) 11, 139
Платон (427—347 до п. э.),
древнегреческий философ 55, 70, 296
Плетон Григорий (ок. 1350—1450),
византийский философ, богослов 55
Плеттенберг Вальтер фон, магистр
Ливонского ордена (1494—1535),
протектор Ливонии (с 1522) 101г
158
Плутарх (ок. 46 —ок. 120),
древнегреческий писатель, историк, философ
70, 202
Полибий (ок. 200—ок. 120 до п. э.),
древнегреческий историк 300, 301
Поль Регинальд (1500—1558),
английский государственный деятель,
кардинал (с 1536) 139, 144, 159, 160
Пкльтро де Мере Жан (Poltrot de
Mere) (ок. 1537—1563), убийца
Франциска Гнза 197
Прескотт (Prescott) Вильям (1796—
1859), американский историк 36
Принн Уильям, английский
публицист середины XVII в. 236
Пуатье Диана (Diana de Poitiers),
фаворитка Генриха II 191
Пфефферкорн Иоганн, немецкий
писатель XVI в., противник
гуманистов 66
Пфлуг Юлий (1499—1564), немецкий
католический богослов, епископ На-
умбурга и Цейца (с 1547) 125, 222
Пьер д'Альи (Ailly), французский
епископ, автор книги «Трактат об
образе мира» 71
Рабле (Rabelais) Франсуа (ок. 1494—
1553), французский гуманист,
писатель 189, 190
Равальяк Франсуа (1578—1610),
французский католик-фанатик, убийца
Генриха IV 212
Рагон (Ragon) Феликс (1795—1872),
французский историк 10
Ракоци Дьердь (1593—1648), князь
Трансильвании (с 1630) 231
Ранке (Ranke) Леопольд фон (1795—
1886), немецкий историк 36, 47, 60,
75, 86, 120, 147, 160
Раумер (Raumer) Фридрих Людвиг
Георг фон (1781—1873), немецкий
историк 10, 39, 147, 213, 223, 227
Рейхлин Иоганн (1455—1522),
немецкий гуманист, филолог 9, 65, 69
Реквезенс Дон Лиу де (?—1576),
главнокомандующий испанскими
войсками в Нидерландах (с 1573) 175
Рената (1510—1575), герцогиня Фер-
рарская, дочь французского короля
Людовика XII 110, 133
Реппель (Roepell) Рихард (1808—
1893), немецкий историк 227
Указатель имен
423
Рец Жиль Лаваль де (1404—1440),
барон, французский государственный
деятель, маршал 13
Ричард II (1367—1400), король Англии
(в 1377-1399) 28
Ричард III (до коронации — герцог
Глостер) (1452—1485), король
Англии (с 1483) 29, 30
Ричмонд, граф см. Генрих VII, король
Англии
Риччио Давид (1540—1566),
итальянец, музыкант, секретарь
шотландской королевы Марии Стюарт 216
Ришар (Rischar J. N.), немецкий
историк 165
Ришелье (Richelieu) Арман Жан дю
Плессп (1585—1642), кардинал (с
1622), с 1624 глава королевского
совета, фактический правитель
Франции 226, 228, 235
Роланд (Rohlandus) (?—778),
франкский маркграф 286
Ронкони Аитонио (?—1542),
французский дипломат 115
Ротгаут Фриульский, герцог ланго-
бардский 284
Ротман, деятель Мюнстерской
коммуны 117, 118
Ротшильды, финансовая группа в
Западной Европе, основатель
банкирского дома —М. А. Ротшильд
(XVIII в., Франция) 90
Рудольф I Швабский, Габсбургский
(1218—1291), германский король (с
1273) 40-42
Рудольф II Габсбург (1552—1612),
император «Священной Римской
империи» (с 1576) 223
Руссо Жан Жак (1712—1778),
французский писатель, философ 202
Ручеллаи, флорентийский род 57, 62
Савиньи (Savigny) К. Ф. (1779—1861),
немецкий историк 258, 275
Савонарола (Savonarola) Джироламо
( 1452—1498), настоятель
монастыря доминиканцев во Флоренции,
реформатор 55, 77
Савойская династия 134, 209, 211
Саксонская династия, Саксонский дом
42, 122. 261
Сарпи (Sarpi) Паоло (1552—1623),
венецианский политический деятель,
богослов, историк 165
Саул, основатель
Израильско-Иудейского царства (XI в. до н. э.) 205
Себастьян, король Португалии (1557—
1578) 184
Сеймур Анна, Жанна (1516—1535),
третья жена английского короля
Генриха VIII 138, 141
Селим I Грозный (ок. 1470—1520),
турецкий султан (с 1512) 49, 109
Сенека Луций Анней (ок. 4 до н. э.—
65 н. э.), римский политический
деятель, философ и писатель 267
Сен-Пале (De Sainte Palaye), см. Ла
Кюрн де Сен-Пале
Сен-Поль Людовик (1418—1475), граф
де, коннетабль Франции 23
Сервет, Сервед (Servede) Мигель
(1509 или 1511—1553), испанский
мыслитель, врач 135
Сефевиды, Сефи, династия шахов
Ирана (1502—1736) 221
Сиагрий, корреспондент Сидония
Аполлинария 282
Сйгизмунд, бургундский король
(516—524) 282
Сйгизмунд Габсбург (1368—1437),
император «Священной Римской
империи» (с 1410), в 1387—1437
король Венгрии; в 1419—1421, 1436—
1437 также Чехии 41
Сйгизмунд III Ваза (1566—1632),
король Польши (с 1587), король
Швеции (в 1592—1599) 156, 158
Сидоний Аполлинарий (? —ок. 483),
галло-римский писатель, епископ
Овернский (с 472) 279—282
Сисмонди Жан Шарль Леонард Сис-
монд де (1773—1842), швейцарский
историк 17
Скотт Вальтер (1771—1832),
английский писатель 21
Смарагдов С. Н. (?—1871), русский
историк 242
Солиман I, сын Баязида I, турецкий
султан (1402—1410) 49
Солиман II Великий, турецкий
султан (1520—1566) 109, 112, 113, 221
Соломон, царь
Израильско-Иудейского царства (965—928 до н. э.) 233
Солон (ок. 640 — ок. 560 до н. э.),
афинский политический деятель,
архонт (с 594), античные предания
причисляли его к семи греческим
мудрецам 282
Стефан III, римский папа (768—772)
284
Страффорд, Стратфорд Уэнтфорд,
Вэнтворт, Вендфорд (1593—1641),
граф, английский политический
деятель 236, 237
Стуре, шведский дворянский род 147,
156
Стен, Стенан Старший, регенту Шве«
424
Указатель имен
дии (в 1471—1497; 1501—1503) 147
Стюарты, королевская династия в
Шотландии (1371—1714) и в
Англии (1603—1649; 1660—1714), см.
Мария Стюарт, Яков I, Карл I
Суффольк Генри Грей (г—1554), зять
английского короля Генриха VIII,
муж его младшей сестры Марии
142
Сфорца, династия миланских герцогов
(в 1450—1535, с перерывом в нач.
XVI в.) 37, 38, 56, 78, 83, 113, см.
также Моро Лодовико
Сюлли Максимильен де Бетюн барон
Рони (1560—1641), герцог (с 1606),
сюринтендант финансов (в 1599—
1611), советник Генриха IV, автор
мемуаров 210
Таванн (de Tavannes) Гаспар де
(1509—1578), маршал французской
королевской армии, участник
Религиозных войн 188, 198, 203
Таванн Жан, сын маршала Гаспара
де Таванн 188
Тавмаст, корреспондент Сидония
Аполлинария 281
Талия, в греческой мифологии одна
иа девяти муз, покровительница
комедии 281
Тассилон (? — ок. 794), последний
герцог Баварский 285
Таулер Иоганн (1300—1361),
богослов, родом из Страсбурга, монах-
доминиканец (с 1318) 88
Тацит Публий Корнелий (ок. 58—ок.
117), римский писатель, историк 17
Теодорих Великий, Дитрих Великий
(ок. 454—526), король остготов (с
493) 274
Тецель Иоганн (ок. 1455 или 1470—
1519), саксонский
монах-доминиканец 90, 91, 98, 99
Тилли Иоганн Церкласс (1559—1632),
граф, полководец на службе у
различных государей,
главнокомандующий имперской армией (с 1630)
225, 226
Тимур, Тамерлан (1336—1405),
среднеазиатский полководец, эмир (с 1370)
47
Торквемада Иоанн (? —1468),
испанский богослов 52
Торквемада Томас (1420—1498),
монах-доминиканец, глава испанской
инквизиции (с 1483) 86
Торстенсон Леннарт (1603—1651),
шведский полководец в 30-летней
войне 229
Тосканелли Павел (XV в.),
флорентийский ученый 72
Тривульцио Джан-Джакомо (1448—
1518), итальянский кондотьер,
перешедший на службу к
французской короне, маршал Франции 79г
83
Тролле Густав (кон. XV в.—1535) ,
шведский государственный деятель,
архиепископ Упсальский 147, 152
Турн Генрих Матвей (1580—1640),
граф, полководец, участник
30-летней войны 227
Тьерри (Thierry Augustin) Огюстен
(1795—1856), французский историк
257, 264
Тюдоры, королевская династия в
Англии (1485—1603) 30, 140, 234, см.
также Генрих VII, Генрих VIII,
Эдуард IV, Мария I, Елизавета I
Тюрень Анри де ла Тур д'Овернь
виконт де (1611—1675), французский
полководец в 30-летней войне,
маршал 229
Уинклиф Джон, Виклеф (1320—1384),
английский реформатор, профессор
Оксфордского университета 88
Укерт Фридрих Август (1780—1851),
немецкий историк и географ 147
Ульрих (1487—1550), герцог Вюртем-
бергский (с 1498) 116, 122
Фалькенберг, Фалькенсберг Дитрих
(? — 1631), полковник, участник 30-
летней войны на стороне
протестантов 226
Фарель (1489—1565), французский
реформатор 133
Фельтон (1595—1628), ирландский
офицер, убивший герцога Бекинге-
ма 235
Фердинанд I (1503—1564), император
«Священной Римской империи» (с
1556), австрийский эрцгерцог,
король Чехии и Венгрии (с 1526),
брат Карла V 85, 103, 109, 116, 127,
129, 131, 220, 221, 224
Фердинанд II (1578—1637),
император «Священной Римской империи»
(с 1619), австрийский эрцгерцог
224, 225, 229
Фердинанд III (1608—1657),
император «Священной Римской империи»
(с 1637), австрийский эрцгерцог 225,
228
Фердинанд Католик (1452—1516), ко*
роль Арагона (с 1474), Сицилии (о
Указатель имен
425
1468), Неаполя (с 1504) 20, 32—35,
40, 78—79, 81, 85, 109, 171
Фердинанд I (1423—1494), король
Неаполитанский (с 1448) 40
Фердинанд II (1469—1496), король
Неаполитанский (с 1495) 77
Фердинанд, герцог Браганца,
родственник короля Португалии Иоанна
II 35
Ферфакс Томас, барон Камерон
(1642—1671), английский
политический деятель, полковник 238
Филагрий, корреспондент Сидония
Аполлинария 281
Филипп II Август (1165—1223),
король Франции (с 1180) 13
Филипп IV Красивый (1268—1314),
французский король (с 1285) 10, 13
Филипп I, сын императора
Максимилиана I и Марии Бургундской,
отец императора Карла V, король
Кастилии (1504—1506) 85
Филипп II (1527—1598), испанский
король (с 1556) 63, 114, 131, 143,
144, 146, 167—172, 176—186, 191, 192,
207, 213, 218
Филипп III (1578—1621), испанский
король (с 1598) 185, 186
Филипп Великодушный (1504—1567),
ландграф Гессенский (с 1509) 97,
109, 116, 119, 122, 124
Фихте Иоганн Готлиб (1762—1814),
немецкий философ, профессор Йен-
ского и Берлинского университетов
311
Фичино Марсилио (1433—1499),
итальянский гуманист, глава
флорентийской платоновской Академии 55
Фпшер Джон (?—1535), английский
кардинал, епископ Рочестерский (с
1504) 137
Фома Аквинский, св. (1225—1274) 98
Фориэль (Fauriel) Клод Шарль
(1772—1844), французский ученый,
историк и филолог 255
Фёрстер, Форстер (Förster) Фридрих
(1791—1868), немецкий писатель,
историк 227
Франконская династия 42
Франциск I, Франц I (1494—1547),
король Франции (с 1515) 82—85, 92,
101—106, 110, 112—116, 120, 132—134,
187—189, 191, 193, 194, 196
Франциск II, Франц II (1543—1560),
король Франции (с 1559) 146, 191—
195, 215
Франц (? —1584), герцог Алансон-
ский, Анжуйский, младший брат
французского короля Карла IX 180.
201, 202, 205
Фридрих II (1194—1250), германский
король, император (с 1211) 49, 52
Фридрих III Габсбург (1415—1493),
император «Священной Римской
империи» (с 1440) 23, 41, 42, 44
Фредерик I, Фридрих I (1471—1533),
король Норвегии и Дании (с 1523),
герцог Шлезвиг-Голштинский 150—
153
Фредерик II, Фридрих II (1534—
1588), король Дании и Норвегия (с
1558) 155
Фредерик III, Фридрих III (1609—
1670), король Дании и Норвегии (с
1648) 232
Фридрих II (1482—1556), курфюрст
Пфальцский 119, 136
Фридрих V (1596—1632), курфюрст
Пфальцский (с 1615) 225
Фридрих Вильгельм Великий (1620—
1688), курфюрст Брапденбургский
(с 1640) 229, 231—233
Фридрих Мудрый (1463—1525),
курфюрст Саксонский (с 1486) 69, 91,
92, 94, 95
Фруассар Жан (ок. 1337 —ок. 1400),
французский хронист, поэт 254
Фрундсберг Георг (1473—1528),
командир немецких ландскнехтов 95,
104, 105
Фуггеры, в XV—XVII вв. крупнейший
немецкий торгово-ростовщический
дом, из Аугсбурга 90
Фукидид (ок. 460—400 до н. э.),
древнегреческий историк 301
Хименес Фрапциско (1436—1517),
испанский государственный деятель,
кардинал (с 1507) 85
Хлодвиг (466—511), король франков
(481-511) 288
Цвингли, Цвинглий Ульрих (1484—
1531), деятель Реформации в
Швейцарии 9, 99, 100, 108, 109, 133
136
Цинь Ши хуанди, Тинь Ши хоанг ти
(221—207 до н. э.), китайский
император, основатель династии Цинь
316
Цицерон Марк Туллий (106—43 до
п. э.), римский политический
деятель, оратор и писатель 61, 302, 307
Цобель Мельхиор, епископ Вюрцбург-
ский 222
426
Указатель имен
Чингисхан (ок. 1155—1227),
основатель и великий хан Монгольской
империи (с 1206) 47
Шатийоны, Шатильоны, французский
дворянский род 194, 196
Шевр (de Chievres) де, воспитатель
императора Карла V 85
Шекспир Уильям (1564—1616),
английский драматург и поэт 29, 219
Шеллинг Фридрих Вильгельм (1775—
1854), немецкий философ 311, 312
Шертлин (Sebastian Schertlin)
Себастьян Буртенбах фон (1496—1577),
немецкий полководец, предводитель
ландскнехтов 122, 123, 126, 127
Шиллер Иоганн Фридрих (1759—
1805), немецкий драматург, поэт,
ученый, историк, профессор Йенско-
го университета 311
Шлецер (Schlözer) Август Людвиг
фон (1735—1809), немецкий историк
47—48, 245, 309
Шлоссер (Schlosser) Фридрих Крис-
тоф (1776—1861), немецкий историк
243
Шмеллер Иоганн Андрей (1785—1852),
немецкий ученый, историк и
лингвист 293
Шпрунер фон Мертц (Spruner von
Merz) (1803—?), немецкий
картограф и географ 244
Штаупитц Иоанн (? —1524),
генеральный викарий Августинского
ордена, организатор и профессор
университета в Виттенберге 89
Шторх Николай (Storch Nicolaus),
деятель Реформации в Цвиккау 96
Эгмонт Ламораль (1522—1568), граф,
один из лидеров антииспанской
дворянской оппозиции в
Нидерландах 168, 172, 173
Эдуард II (1284—1327), король Англии
(с 1307) 139
Эдуард III (1312—1377), король
Англии (с 1327) 28, 50, 139
Эдуард IV (1442—1483), король
Англии (с 1461, с перерывом в октябре
1470 —апреле 1471) 22, 23, 29
Эдуард V (1470—1483), король Апглии
(апрель — август 1483) 29
Эдуард VI (1537—1553), король
Англии (с 1547) 141—143
Эйнгард, Эйнхард (ок. 770—840),
деятель Каролингского Возрождения,
ученый, биограф Карла Великого
287, 290, 291
Эйрих, король вестготов (466—485)
274, 275
Эйхгорн (Eichhorn) Карл Фридрих:
(1781—1854), немецкий историк 257г
258
Экк Иоанп (1486—1543), немецкий
католический богослов 92, 93. 98, 10&
Элеонора Австрийская (1498—1558),
сестра императора Карла V,
королева Португалии (с 1519) 104—106
Элоиза (ок. 1100—1163), возлюбленная
Абеляра 272
Эммануил Великий (1469—1521),
король Португалии (с 1495) 36, 182.
183
Эразм Роттердамский (1469—1536) г
немецкий гуманист, филолог,
писатель 9, 66, 67, 97—99, 137, 189
Эратосфен Киренский (ок. 276—194 да
н. э.), древнегреческий ученый 71
Эриугена, см. Иоанн Скот Эригепа
Эрик XIV, Эрпх XIV (1533—1577),
король Швеции (в 1560—1568),
старший сын Густава I Вазы 155, 15в
Эссекс Роберт Девере (1567—1601),
граф, фаворит королевы Елизаветы
Тюдор, наместник Ирландии (с
1599) 219
Эссекс Роберт Девере (1591—1646)*
граф, английский политический
деятель, полководец,
главнокомандующий парламентской армией (с-
1642), сын предыдущего 238
Юлий II, Юлиан II, Джулиано делла
Ровере (1443—1513), римский папа
(с 1503) 79—84, 90, 91
Юлий III (1487—1555), римский папа
(с 1550) 126, 166
Юлий Цезарь Гай (ок. 100—44 да
н. э.), римский политический
деятель 225
Юм (Hume) Давид (1711—1776),
английский философ и историк, автор
«Естественной истории религии»
234
Юргенс (Jürgens) Карл Генрих
(1801—1860), немецкий писатель,,
историк, автор биографии М.
Лютера, политический деятель 88
Ягеллоны, королевская династия а
Польше (1386—1572), Великом
княжестве Литовском (1377—1401,
1440—1572), Венгрии (1440—1444,
1490—1526), Чехии (1471—1526), 156
— Екатерина (1526—1583), королева
ва Швеции, жена Иоанна 111
Указатель имен
427
Вазы, мать польского короля Сигиз-
мунда III 156
— Сигизмунд II Август (1520—1572),
король Польши (с 1548, форм а л ьп о
с 1530), великий князь литовский
(с 1529) 156, см. также Казимир IV
Яков II, Иаков II (1430—1460),
король Шотландии (с 1437) 146
Яков III. Иаков III (1452—1488),
король Шотландии (с 1460) 146
Яков IV (1472—1513), король
Шотландии (с 1488) 146
Яков V, Иаков V (1512—1542),
король Шотландии (с 1513) 146
Яков I (1566—1625), король Англии
(с 1603), Шотландии (под именем
Якова VI с 1567), сын Марии
Стюарт 218, 220, 225, 233, 234
Яновский Ян Непомук (1803—1888),
польский публицист, историк 267
СОДЕРЖАНИЕ
Лекции 1849/50 г 5
ДОПОЛНЕНИЯ
Лекции 1848/49 г 239
Неопубликованные лекции 273
О переходных эпохах в истории человечества 315
ПРИЛОЖЕНИЯ
С. С. Дмитриев. Грановский и русская общественность 317
Е. В. Гутнова, С. А. Асиновская. Грановский как историк 336
С. А. Асиновская. Археографический обзор 363
Примечания (С. А. Асиновская, Л. А. Никитина, Т. Д. Сер*
ееева) 372
Список сокращений 410
Указатель имен (Т. Д. Сергеева) 411
Тимофей Николаевич
Грановский
ЛЕКЦИИ
ПО ИСТОРИИ СРЕДНЕВЕКОВЬЯ
Утверждено к печати
Редколлегией серии
«Памятники исторической мысли»
Редактор издательства Н. Л. Петрова
Художник А. Г«Кобрин
Художественный редактор H. Н. Власик
Технический редактор В. В. Тарасова
Корректоры
Г. М. Котлова, Г. Н. Лащ, Л. Р. Мануильская
ИБ JSß 31965
Сдано в набор 26.03.86
Подписано к печати 16.07.86
Формат 60x907ie
Бумага типографская К< 1
Гарнитура обыкновенная
Печать высокая
Усл. печ, л. 27. Усл^кр. отт. 28,1,. Уч.-изд. л. 32,1.
Тираж 80 000 виз. 2 завод (30 001—55 000 экз.), Тип. зак, 648.
Цена 4 р. 20 к.
Ордена Трудового Красного Знамени
издательство «Наука»
117864 ГСП-7, Москва В-485, Профсоюзная ул., 90
4-я типография издательства «Наука»
630077, Новосибирск, 77, ул. Станиславского, 25
В издательстве «Наука»
готовятся к изданию книги:
Й. ХЁЙЗИНГА
ОСЕНЬ СРЕДНЕВЕКОВЬЯ
(«Памятники исторической мысли»)
40 л. 5 р. 20 к.
Кппга выдающегося пидерлапдского философа и историка
культуры посвящена поздпему средневековью. На материале Бургундии
XIV—XV вв. автор воссоздает картину повседневной жизни
горожан— дворянства» духовенства, бюргерства. Читатель зпакомится
с искусством, религией, правом той эпохи, с мыслями, чувствами
и стремлениями ее деятелей. Широко используются цитаты из
прозаических и стихотворных текстов указанного периода. Кпига
сопровождается статьей, содержащей оценку труда Й. Хёйзинга, а
также комментариями и указателем.
ЛЕВ ДИАКОН КАЛОЙСКИЙ
ИСТОРИЯ
(((Памятники исторической мысли»)
17 л. 2 р. 50 к.
«История» Льва Диакона Калойского охватывает период с 950 до
976 г. В труде, описывающем царствовяпис императора Романа II,
Никифора II, Иоанна Цимисхия и Василия II, основное
внимание уделено внешней политике Византии в 00—80-х годах X в.
«История» является ценным источником по истории византийско-
арабских, византийско-болгарских, и, что для нас особенно цеппо,
византийско-русских отношений накануне крещения Руси.
ТИТ ЛИВИИ
ИСТОРИЯ РИМА ОТ ОСНОВАНИЯ ГОРОДА, Т. I
(«Памятники исторической мысли»)
33 л. 4 р. 40 к.
Труд знаменитого римского историка Тита Ливия издается в трех
томах. Первый том включает первую «декаду» (т. е. первые десять
книг Тита Ливия). Перевод снабжен обширными комментариями,
указателем и статьей, раскрывающей значение сочинения Ливия
для широкой историографии.
Я. Л. ПАВЛОВ-СИЛЬВАНСНИЙ
ФЕОДАЛИЗМ В РОССИИ
(«Памятники исторической мысли»)
50 л. 6 р. 50 к.
Книга включает основные произведения выдающегося русского
историка И. П. Павлова-Сильванского (1869—1908), посвященные
обоснованию теории феодализма в России, его эпистолярное
наследие, а также отзывы историков-марксистов о трудах Павлова-
Сильвапского. В прилагаемых статьях охарактеризованы
творческая биография ученого, место его трудов в истории русской
исторической мысли. Издание спабжено комментариями и
указателями.
Для получения книг почтой заказы просим направлять по одному из
адресов: 117192 Москва, Мичуринский проспект, 12, магазин «Книга —
почтой»» Центральной конторы «Академкнига»»; 197345 Ленинград,
Петрозаводская ул., 7, магазин «Книга — почтой»» Северо-Западной
конторы «Академкнига»» или в ближайший магазин «Академкнига»,
имеющий отдел «Книга — почтой»».
480091 Алма-Ата, 91, ул. Фурманова, 91/97;
370005 Баку, 5, Коммунистическая ул., 51;
690088 Владивосток, Океанский проспект, 140;
320093 Днепропетровск, проспект Ю. Гагарина, 24;
734001 Душанбе, проспект Ленина, 95;
664033 Иркутск, ул. Лермонтова, 289;
252030 Киев, ул. Пирогова, 4;
277012 Кишинев, проспект Ленина, 148;
343900 Краматорск, Донецкой области, ул. Марата, lj
443002 Куйбышев, проспект Ленина, 2;
220012 Минск, Ленинский проспект, 72;
630090 Новосибирск, Академгородок, Морской проспект, 22;
620151 Свердловск, ул. Мамина-Сибиряка, 137;
700185 Ташкент, ул. Дружбы народов, 6;
450059 Уфа, 59, ул. Р. Зорге, 10;
720000 Фрунзе, бульвар Дзержинского, 42;
310078 Харьков, ул, Чернышевского, 87«