И. ГОНЦА. В. ЧЕЛЫШЕВ
В ПОИСКАХ ЛЕНИНСКИХ КНИГ
ИЗДАТЕЛЬСТВО „КАРТЯ МОЛДОВЕНЯСКЭ' КИШИНЕВ « 1»С9


ЗК24
Г 65
В книге рассказывается о поисках редких изданий трудор В. И. Ленина. В первом очерке, который дал название сборнику, повествуется о том, как были найдены одно из первых изданий книги «Государство и революция» и воспоминания Н. К. Крупской о Владимире Ильиче. На чердаке старого дома авторы обнаружили редкое издание труда В. И. Ленина «Развитие капитализма в России». Из очерка «Шесть брошюр и три журнала» читатель узнает о находке журнала «Образование» с помещенной в нем частью ленинской работы «Аграрный вопрос и «критики» Маркса». А в очерке «Находка молдавского летчика» — о том, как была найдена книга «Две тактики социал-демократии в демократической революции», изданная в Женеве в 1905 году.
Очерки, написанные в увлекательной форме, познакомят читателя не только с редкими изданиями ленинских книг, но и с замечательными людьми, сохранившими эти книги.
1—1—3
12-69


ОТ АВТОРОВ
Труды Ленина — яркие страницы истории социал-демократической печати. Мы вновь и вновь обращаемся к ним как к животворному источнику, что питает наши силы.
За годы Советской власти в СССР произведения Ильича выходили до 9000 раз, на 95 языках. Еще не появились последние тома Полного собрания сочинений В. И. Ленина, а в ЦК КПСС, в Политиздат устремился поток писем от тех, кто желал дополнительно подписаться на пятое, самое полное издание. Тогда было решено: к двухсоттысячному тиражу допечатать еще сто тысяч. А какое бессчетное число брошюр, сборников, отдельных изданий вышло за пятьдесят лет! Сколько ленинских книг издано в наших республиках; их тираж исчисляется десятками миллионов экземпляров!
Почему же нас заинтересовали дореволюционные издания Ленина?
Дело в том, что сколько бы раз мы ни выпускали книгу, каждое предшествующее издание остается особенным, неповторимым. У него своя, отличная от других, биография. Вот и книги Ленина, как сестры в одной семье, — и родные, и так непохожие одна на другую!
Непосвященному трудно представить те трудности, которые испытывали социал-демократы при опубликовании, распространении своих трудов. Революционная книга прислушивалась к звону жандармских шпор во время обысков; ее листы, как на гильотине, 3


рассекались машиной или пеплом от костров крутились по ветру; статьи вырезались из журналов. А иные книги не знавали типографской машины: ее заменял гектограф. И сколько их, преследуемых и запрещенных, пропало бесследно!
Вот уже несколько лет разыскиваем мы редкие издания произведений В. И. Ленина. Ищем на чердаках, в подвалах, покупаем в букинистических магазинах, у любителей книг. И всегда при этом вспоминаем слова известного книголюба, артиста Н. П. Смирнова-Сокольского:
«Старинные книги постепенно исчезают, становятся редкими. Такие книги надо искать, за ними надо охотиться, иногда более терпеливо, чем за самым ценным зверем. Путей для книжных находок немало. Надо быть только внимательным и любопытным. И надо, конечно, увлечься своеобразной романтикой книжного следопыта» \
И куда только ни бросала нас судьба в поисках ленинских книг: Кострома и Барнаул, Одесса и Красноярск, Архангельск и Ярославль. В охоте за ценными ленинскими изданиями исколесили мы всю Молдавию.
А как заманчиво, разыскав редкую книгу Ленина, порыться в справочниках, указателях литературы, в монографиях! Какое наслаждение для журналиста докопаться до истоков: как писал Ильич ту или иную работу, как издавали ее, распространяли. Разве лекция, телевизионная или радиопередача раскроют тебе то, до чего дошел сам, что разыскал в книжных морях, обдумал, выписал на листы бумаги. Сколько раз твои глаза остановятся на видавшем виды переплете! С каким восхищением и уважением покажешь друзьям свою находку, и они вместе с тобою в торжественном молчании перелистают страницы!
В больших поисках нам встречались не только книги Ленина. Нас интересовали дореволюционные издания, которые он читал, упоминал в своих трудах, первые воспоминания об Ильиче. Но
1 Н. Смирно» -.Сокольский. Рассказы о книгах. Изд. Всесоюзной Книжной палаты, М., 1956, стр. 4. 4


особенно наше внимание привлекали люди, которые сохранили эти книги, помогали нам разыскать их. Ведь и они — каждый по- своему интересен!
Но мы не «скупые рыцари» и даже не библиоманы, что заталкивают редкую книгу, словно в клетку, в застекленный шкаф и в одиночку любуются своим приобретением. Найденные нами редкие книги Ильича мы дарим музеям, библиотекам, сдаем в архивы. Как приятно сознавать, что в музее В. И. Ленина в Красноярске на столик, за которым работал Ильич, положили навечно найденный нами журнал с его статьею; что в Институте марксизма-ленинизма при ЦК КПСС хранится редкое издание «Развития капитализма в России», которое мы спасли, разыскав на чердаке старого дома.
Нет, мы не оговорились, сказав «спасли». Порою мы действительно спасаем книги. Спасаем от уничтожения, от подвальной сырости, от пыли чердака, от равнодушных рук и холодных глаз.
Вот хотя бы журнал «Научное обозрение» за 1899 год. Можно и не обратить внимание, что в нем опубликована статья Ленина «Заметка к вопросу о теории рынков». Из далекого сибирского села Шушенского была доставлена рукопись, публиковалась под псевдонимом. Теперь же этот журнал — музейная редкость, реликвия. Его мы обнаружили в старом шкафу среди груды ненужных учебников двадцатилетней давности. А сколько других, порою неожиданных, необычных находок!
Когда после дальней поездки, упорных поисков находишь то, что искал, какое-то особенное, возвышенное чувство охватывает тебя, приближая к великому и вечному. С волнением перелистываем мы страницы, вглядываемся в карандашные пометки, сделанные первыми читателями еще в то время, когда жил Ильич!
Да, счастлив тот, кто хотя бы подержит в руках книгу, рожденную в неволе, прошедшую революции, войны, голод, разруху и все же дошедшую до нас, внуков и правнуков Ленина!
И мы, следопыты, разыскатели старых революционных книг, расскажем вам о наших поисках, о наших находках.
5


В HOIK КАХ ЛЕНИНСКИХ КНИГ
День начался, как всегда, ничего особенного не обещая, пока мы не получили невзрачный на вид конверт. В нем лежал лист бумаги, словно изрытый пляшущими буквами. Но нас поразили не эти падающие во все стороны буквы: смысл прочитанного заставил еще раз пересмотреть письмо.
Пляшущие строки ничего не сказали бы человеку постороннему; для нас же это была новая дорога, знакомства и надежды. Но пока все оставалось неразгаданным, неизвестным...
Еще и еще раз всматриваемся в буквы, легшие на бумагу. Да, это письмо могло принадлежать только старому и, как видно, очень больному человеку, который с трудом выводил, словно первоклассник, каждое слово. Адрес: Украинская ССР, Одесская область, город Котовск...
Неизвестная нам женщина прочитала как-то в газете, что мы разыскиваем редкие книги. Собравшись, написала в Кишинев, что у нее много старых книг — остались от покойного мужа. В букинистический магазин, в Одессе, их не приняли — очень уж они старые, потрепанные. А выбрасывать жаль. Если нужны, то приезжайте и заберите. Указала, чтоб поторопились, так как она больна и, возможно, весной переедет к родственникам на Алтай.
Вот что передали нам строки письма Елизаветы Фоминичны Андреевой. Они-то и взволновали нас, заставили совершить интересную поездку в небольшой украинский городок.
Сборы были недолги. Решили лишнего ничего не брать; толь6


ко самое необходимое улеглось на дно портфеля и саквояжа. Посо- рстовались и поехали автобусом — потратим нс более четырех часов. Мы очень спешили — подгоняло нетерпение.
В Котовск мы добрались поздно и сразу отправились по адресу, указанному на конверте.
Мы мечтали. О чем может мечтать книголюб, разыскивающий редкие дореволюционные издания? Самая большая, постоянная наша мечта — найти одну небольшую книжку Владимира Ильича Ленина.
Этой книги нет, и в то же время она есть. Все очень просто и вместе с тем очень сложно: книжка еще не найдена. Революционеры-подпольщики и работники библиотек не раз видели ее, кое- кто держал в руках. Нам известен даже цвет обложки, в которую заключена эта книжка, — желтый.
Речь идет об одной из ранних работ Владимира Ильича — «Что такое «друзья народа», и как они воюют против социал-демократов?» Откройте первый том Собрания сочинений Ленина, и вы убедитесь: опубликованы из этого труда лишь две части—первая и третья. Вторая — пропала бесследно.
Самое интересное, пожалуй, то, что труд Ленина не остался в рукописи: он печатался отдельными выпусками на гектографах и даже не один раз. Переплетенные воедино части распространялись в Петербурге, в Москве, в Киеве, Полтаве, Ростове-на-Дону и в других городах; книжка «уходила» в Сибирь, на Кавказ.
Работу Ленина «Что такое «друзья народа»...» долгое время считали бесследно пропавшей. Однако в 1923 году будущий директор Ленинской библиотеки В. И. Невский случайно нашел ее среди книг, которые хранились в департаменте полиции. Но, увы,
7


в желтенькую обложку были заключены лишь две части — первая и третья! Где же вторая часть работы Ленина?
Начались упорные поиски. Работники крупнейших книгохранилищ, архивов переворачивали сотни томов, пересматривали десятки тысяч листов. Но книга, в которой Ленин критикует взгляды одного из главарей народнического журнала «Русское богатство» С. Южакова, не находилась.
Итак, крупнейшие книгохранилища страны обследованы. Книгу, отпечатанную на гектографе, искали также за рубежом. В 20-е годы в Берлине в социал-демократическом архиве нашли два выпуска. Но опять-таки, первый и третий! Где же теперь искать?
Остаются частные библиотеки. В Крыму, в Поволжье, в Молдавии, в Сибири живут ветераны революции. В домашних библиотечках их семей, у родственников, в чуланах и на чердаках среди старых потрепанных книг дореволюционного издания может оказаться невзрачная на вид брошюра без пометки года издания, места и автора. Признак один: отпечатана на гектографе; содержание — критика столпов народничества — Михайловского, Кривенко и особенно Южакова. Находка этой книги будет величайшим открытием. Не верится, что труд Ленина исчез бесследно...
Вот об этой и о других ненайденных ленинских работах думали мы, когда шли в темноте, скользя по неровной дороге. Кто знает, может, и не найдем ничего ценного, а может...
Улица, ставшая невидимкой, тянется по окраине. Долго разыскиваем номер дома. Наконец примечаем в темноте старый флигелек. В нерешительности останавливаемся, потом стучим.
В домах кое-где стали зажигаться огни. И лишь покосившийся ветеран, возле которого мы стояли, безмолвно темнел провалами окон. Что такое? Неужели не туда попали? А может, поздно пришли? Мысли тревожным роем набегают и беспокоят. Стучим еще громче, но усилия остаются напрасными. Расстроенные, не знаем, что делать дальше. Решаем постучать к соседям и узнать, где хозяйка.
Не успели мы и шагу ступить, как от калитки отделилась тем-
fl


ная закутанная фигурка. Откуда-то из-за повязанных платков раз дался звонкий голос:
— Вы к Андреевой? Елизаветы Фоминичны нет дома — в больнице. Она просила меня ключ от флигеля передать, если за старыми книгами приедут...
Замерзшими руками открываем дверь. Свою спасительницу, Аннушку, приглашаем в комнату: неудобно без хозяйки. Тут же задаем вопросы и... боимся подойти к шкафу. Что ждет нас там? Разочарование или радость?
Сначала, для приличия присев к столу, слушаем девушку. Быстрой скороговоркой, захлебываясь, выпаливает она все, что знает о Елизавете Фоминичне. От Аннушки мы услышали, что наша хозяйка приехала в Котовск не так уж давно. Работала бухгалтером в одном из городов Крыма. Сейчас на пенсии. Тяжело пришлось в молодости. С гражданской войны муж не вернулся, и женщина осталась с маленьким сыном на руках среди незнакомых людей. Но жизнь в трудную минуту всему научит. Нашлись друзья, пришедшие на помощь. Годы летели, словно минуты. Отчаяние пришло, когда получила известие о гибели сына на одном из фронтов Великой Отечественной войны...
...Переночевали мы в соседней хате, у Аннушки. А на следующее утро были уже в больнице. Елизавета Фоминична чувствовала себя не особенно хорошо, и нам пришлось приложить немало усилий, чтобы получить свидание. В палате с нею много говорить не разрешили. Мы рассказали о том, что Аннушка уже познакомила нас с книгами, расспросили о ее покойном муже. Попрощались и, уходя, унесли с собой доброе чувство к этой простой женщине, сумевшей многие годы хранить старые, но ценные книги.
Так что же мы обнаружили в книжком шкафу Елизаветы Фоминичны? Шесть объемистых полок были уставлены современными изданиями, произведениями русских и зарубежных классиков. Но ведь все это не то, что привело нас сюда. Речь шла о старых книгах.
9


И только когда мы просмотрели нижние две полки, то поняли, что поездка удачна.
Здесь было чему порадоваться. Старые, потертые, некрасивые на вид переплеты. Вновь и вновь перекладываем тоненькие брошюрки и толстые тома. Разбегаются глаза: чему в данную минуту отдать предпочтение?..
Но главное для нас — внимательно пересмотреть дореволюционные журналы: не попадутся ли на страницах статьи Владимира Ильича. А ведь отыскать их не так-то уж просто. Дело в том, что многие свои дореволюционные работы Ленин подписывал псевдонимами. Таких имен было у него не два и не три, а свыше ста! Тулин и Ивановский, Ильин и «Старик», Петров и Карпов. Даже иностранные фамилии — мистер Рихтер, Фрей, Мейер — это подпольные имена Ильича. А вот и еще не лишенные любопытства псевдонимы, которыми подписывался Владимир Ильич: «Петербуржец», «Наблюдатель», «Правдист», «Нелиберальный скептик». И даже совсем не подходящие к нему — Ленивцын и Тяпкин-Ляп- кин. Да ведь и Ленин — это тоже псевдоним, вымышленное имя, ставшее основным, всем дорогим, близким и самым известным.
Для чего так часто приходилось Ильичу менять фамилии, имена? Чтобы сбивать с пути агентов охранки. Даже когда в 1912 году вышел первый номер «Правды», редакция была вынуждена «зашифровать» одного из авторов — Ленина. Его снова назвали Ильиным. В это время в Петербурге, как значилось в адресном календаре, жило 172 человека, которые носили фамилию Ильин, а под фамилией Ленин — только четыре! Естественно, агенты царской охранки очень бы затруднились, разыскивая сотрудника «Правды» Ильина!
Откладываем в сторону разрозненные номера «Нивы», «Родника», несколько старых журналов «Былое». Внимательно просматриваем каждый лист, оглавление каждого номера.
Два десятка книг привезены из Котовска в Кишинев. Они разложены на столе, на диване и прямо на полу.
Глядя на эти стопки, мы вновь вспоминаем нашу поездку, до-
10


МИК На окраине Котовска, больницу, Елизавету Фоминичну, нетопленые комнаты в ее доме; старинный шкаф во флигеле, забитый книгами.
Подбор этих книг был немного странным. Новой в библиотеке оказалась художественная литература; старыми — в основном социально-политические книги. Как будто библиотеку собирали два совершенно различных человека.
Вот редкая брошюра «Маркс и Ницше», выпущенная в 1906 году книгоиздательством «Новая заря» в Одессе. Кому принадлежала эта книга? Где побывала она, прежде чем попасть к нам? Мы листаем страницы: может, встретится автограф владельца? Но на полях ничего нет.
И тут представьте наше удивление: мы заметили, что в книжку «Маркс и Ницше» искусно вшиты листы из другого, тоже редкого издания — С. и Б. Вебб «Социальный строй в Новой Зеландии». Стали искать в справочниках, энциклопедиях. Узнаем, что работы супругов Вебб пользовались большим успехом у русских революционеров. Интересно и то, что Ленин был одним из первых переводчиков их произведений. Попав в сибирскую ссылку, он вместе с Надеждой Константиновной Крупской занялся переводом Веббов. В марте 1898 года Ленин писал сестре Анне Ильиничне: «Хочу попросить тебя достать мне пособия по английскому языку. Напросился тут я на перевод и получил толстую книгу Webb’a. Очень боюсь, как бы не наделать ошибок» !.
Среди привезенных книг оказалась брошюра Б. Малона «Интернационал, его история и принципы», изданная в 1907 году в серии «Библиотека рабочего» под редакцией легального марксиста В. А. Поссе.
Перелистываем страницу за страницей, понимаем: в тех поисках, которыми мы занимаемся, многое не учтешь. Сколько в них бывает случайного, неожиданного. На память приходит такой эпизод-«случайность». В 1942 году один из москвичей обра-
1 В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 55, стр. 84—85. 11


тился в библиотеку Московского университета: не купят ли у него старинные книги. Предложение заинтересовало работников библиотеки. Книги купили, поставили на полки и стали выдавать студентам и преподавателям. И вот один из читателей взял книгу. Перелистывая ее, он случайно обнаружил между страницами четыре письма некоего В. Ильина. При внимательном ознакомлении выяснилось, что это были письма Владимира Ильича Ленина.
А только ли письма! Даже пометки на книге — и то открытие. По ним можно установить, как читал Ильич книгу, что находил интересного, с чем соглашался или не соглашался. И, может быть, брошенное на поля слово будет ключом к дальнейшему открытию. Полтора года работники Института марксизма-ленинизма просматривали девять тысяч томов из библиотеки Ленина в Кремле. Они внимательно изучали каждую страницу. И только двадцать семь никем не замеченных пометок Ленина удалось им обнаружить!
Если вы попадете в хранилище крупной библиотеки и пройдете вдоль полок, то вас, верно, поразит огромное количество ленинских трудов, тематических сборников с его статьями, исследований о жизни и деятельности вождя! Кажется, без внимания историков, литературоведов, философов, политэкономов не осталась ни одна ленинская строчка, ни один его шаг.
Но интересно, кто был тот первый человек, которому посчастливилось открыть лениниану, записать первые слова воспоминаний об Ильиче — вожде и человеке?
Еще при жизни Ленина в мае 1917 года в газете «Солдатская правда» появилась заметка «Страничка из истории Российской социал-демократической рабочей партии». Заметка эта — краткая биография В. И. Ленина. Надежда Константиновна Крупская не поставила своей подписи под статьей. Но автором была она.
...22 января 1924 года. Завьюженная Москва одета в глубокий траур. Выставлен гроб в Доме Союзов. Людские колонны проходят под склоненными траурными флагами. В эти дни те, кто хорошо знал Ильича, не садились за стол, чтоб доверить свои мыс12


ли листам бумаги. Ветераны революции вспоминали о нем в цехах, с трибун на траурных митингах. И Надежда Константиновна не писала книжек воспоминаний: они сложились из ее речей, выступлений, небольших журнальных статей. Вот ее выступление, обращенное к «рабочим, и работницам, крестьянам и крестьянкам». Приведем его таким, каким оно было опубликовано впервые в январе 1924 года:
«Большая у меня просьба к вам: не давайте своей печали по Ильичу уходить во внешнее почитание его личности. Не устраивайте ему памятников, дворцов его имени, пышных торжеств в его память и т. д., — всему этому он придавал при жизни так мало значения, так тяготился всем этим. Помните, как еще много нищеты, неустройства в нашей стране, Хотите почтить имя Владимира Ильича, — устраивайте ясли, детские сады, дома, школы, библиотеки, амбулатории, больницы, дома для инвалидов и т. д. И, самое главное, — давайте во всем проводить в жизнь его заветы»
Выступления и небольшие статьи Крупской были выпущены отдельной брошюрой издательством «Красная новь» в 1924 году. Это и есть первая книжка воспоминаний о Ленине. С ее страниц встают тяжелые годы борьбы, политического подполья. И уже здесь, в этих скупых словах воспоминаний, перед нами Ильич — вождь и человек. Он не проповедник или начетчик новых политических учений, а самый простой, душевный человек. Любит музыку, природу, длительные прогулки. В то время, как его знако-
1 Н. К. Крупская. О Владимире Ильиче. Изд во («Красная новь», М., И24, ср. 5.
13


мыв—эмигранты — ведут бесконечные словопрения на политические темы в клубах табачного дыма, Ильич стремится уйти куда-нибудь к простым людям, побродить на лоне природы. Проживая в Мюнхене, Лондоне, Париже, он посещал рабочие кварталы, слушал уличных певцов, смотрел незамысловатые представления для рабочих.
«Страшно увлекался Ильич людьми, страшно увлекался работой, — вспоминала Крупская. — Одно с другим переплеталось. И это делало его жизнь до чрезвычайности богатой, интенсивной, полной. Он впитывал жизнь во всей ее сложности и многогранности» !.
Пройдут годы, и Надежда Константиновна напишет большую книгу воспоминаний об Ильиче. Но брошюра 1924 года останется как исторический памятник — первая книжка, написанная о вожде мирового пролетариата.
Книжечку Крупской о Ленине, изданную в 1924 году, мы обнаружили в шкафу Елизаветы Фоминичны Андреевой.
Книги просмотрены. Мы долго сидим молча. Думы теперь только об одном: что это перед нами — случайное собрание книг и журналов или же библиотека революционера? А может быть, остатки книжного фонда какой-нибудь подпольной революционной организации?
Снова, уже более внимательно, изучаем каждую брошюру, каждый журнал. На столе возле нас справочники, пособия, библиографические указатели. В некоторых книгах на полях обнаруживаем незначительные пометки; очень много подчеркнутого в тексте. Но и только.
На этом, возможно, и закончились бы наши поиски, если б не одна любопытная деталь.
Перелистывая какую-то брошюру без титульного листа и без обложки, мы обнаружили на странице 17 надпись: «Из книг учи-
Н. К. Крупская. О Владимире Ильиче. Изд-во «Красная новь» , М.,
1924, сгр. 16.
14


теля Абросимова П. Н.» Вот эта строчка и приковала к себе наше внимание. Кто такой П. Н. Абросимов? Жив ли он?
Наступили дни кропотливой работы, которую можно сравнить лишь с трудом следователя-криминалиста. Десятки запросов в архивы, музеи; письма книголюбам, собирателям экслибрисов и библиотечных штампов, консультации у специалистов по истории дореволюционных библиотек... Рассказ об этом составил бы книгу.
Но вот, наконец, появилась небольшая «зацепка», сразу связавшая нас с Крымом.
Доцент Астраханского пединститута Василий Макарович Панфилов, десять лет тому назад работавший в Крымском пединституте, сообщил:
«Я слышал об Абросимове Петре Никитиче. Но ничего точного не могу вам сказать сейчас. Обратитесь к крымскому книголюбу профессору А. И. Германовичу».
Панфилов назвал нам фамилии и других людей, которые могут дать справки об учителе Абросимове.
Нужно ли рассказывать о нашей радости, когда мы получили это известие. Но радовались преждевременно. Учителя, как мы узнали, нет в живых. Правда, в Феодосии находился его сын, и книги могли быть у него.
Тут перед нами встал вопрос: писать в адресный стол Феодосии и разыскивать Николая Абросимова да еще двух книголюбов, о которых сообщил нам Василий Макарович Панфилов? А может быть, отправиться в Крым и разобраться во всем на месте?
И вот мы опять в дороге...
В Симферополь прилетели быстро и сразу же дальше — в Феодосию. Отправляемся по адресу.
Трудно передать чувство разыскивающего человека. Представьте, что вы держите в руках какую-нибудь вещь — весомую, реальную. И вдруг она исчезает. Так вышло и у нас. Молодого Абросимова мы не нашли: год назад он уехал учиться в Ленинград. Но друзей у него осталось много. И вот адреса один за другим записываются в блокнот. Снова завертелась карусель, а 15


пользы никакой: один в отъезде, другие ничем не могут помочь. Мы узнали только, что Николай Абросимов легко дарил книги, которых у него, как видно, было немало.
Последний адрес. А вдруг опять неудача?!
Усталые бредем по главному проспекту города. Подходим к кинотеатру «Крым». Вот и улица Лермонтова. С трудом поднимаемся на четвертый этаж. Ноги словно чугунные — едва передвигаемся. Желанная дверь долго молчит, наконец раскрывается. Тоненькая, большеглазая девушка вопросительно смотрит поочередно то на одного, то на другого. Объясняем ей цель нашего прихода, и она приглашает нас в комнату.
Вот что рассказала нам новая знакомая, Людмила Георгиевна Карапышова.
«Когда-то я частенько встречала этого молодого человека. Меня поражало то, что книга была его неизменной спутницей. Не помню случая, чтобы он обходился без нее. Так с ним и познакомилась... Мне приходится много читать — работаю библиотекарем да, кроме того, учусь заочно в университете. Незадолго до отъезда Николай оставил мне в подарок целую связку книг. Часть из них я отдала в библиотеку, а старые и сейчас лежат. Вон они в книжном шкафу. Если нужны, то возьмите их себе. Может, в музей передадите...»
Вместе с Людмилой Георгиевной перебираем книги. По существу здесь не такие уж редкие и ценные издания. Больше всего разрозненные тома классиков из приложения к «Ниве». Но есть несколько любопытных. Вот, к примеру, литературный сборник «Ссыльным и заключенным», изданный в 1908 году. Терновый венок украшает желтую обложку. В сборнике опубликованы рассказы Леонида Андреева, Вересаева, Куприна, Серафимовича. Трудно что-либо сказать об истории этой книжки, так как ни предисловия, ни упоминания об издателях нет. По-видимому, сборник был выпущен с благотворительной целью: вырученные от продажи деньги передавались для помощи политическим ссыльным и заключенным.
Заинтересовала нас и другая книга, хотя и косвенно, но свя16


занная с юношескими годами Ленина. Это был учебник «Элементарная логика». Автором его являлся профессор Варшавского университета Г. Струве. Этот учебник, предназначенный для семинаристов и гимназистов, искажал истину, давая совершенно неправильные представления о том, как мыслит человек, каким должны быть его суждения о предметах, явлениях природы.
Когда Ильич был в седьмом классе, то занятия по логике вел у них сам директор симбирской гимназии Федор Михайлович Керенский (отец известного эсера, будущего главы Временного правительства). По сочинению он всегда ставил пятерки Владимиру Ульянову, и ему даже нравилось «обилие мыслей, ясность изложения» в сочинениях ученика. Но однажды у Керенского произошла стычка с гимназистом как раз из-за учебника логики. Ульянов отвечал урок вяло, и директор сделал ему выговор. Ученик же, вместо того чтоб промолчать, заметил спокойно:
— Учебник логики не соответствует развитию правильного мышления, а, наоборот, задерживает и туманит его.
Керенский был настолько взбешен, что разразился криком и... поставил Ульянову по логике «четверку». Кстати, за все годы учебы в гимназии это была у Владимира Ильича единственная «четверка»! Вот о чем напомнил нам старый учебник.
А вот еще ценная книга, найденная у Людмилы Георгиевны. В феврале 1917 года В. И. Ленин писал А. М. Коллонтай из Цюриха:
2 16
17


«Я готовлю (почти приготовил материал) статью по вопросу об отношении марксизма к государству» *.
Прошло несколько месяцев, и работа была выполнена. На первой странице рукописи Ленин выставил один из своих псевдонимов — Ф. Ф. Ивановский; под настоящей фамилией Временное правительство сразу же запретило бы этот труд. Но книга была издана не сразу. Лишь в 1918 году ее выпустило издательство «Жизнь и знание». В послесловии к книге Ленин писал:
«Настоящая брошюра написана в августе и сентябре 1917 года. Мною был уже составлен план следующей, седьмой, главы: «Опыт русских революций 1905 и 1917 годов». Но, кроме заглавия, я не успел написать из этой главы ни строчки: «помешал» политический кризис, канун Октярьской революции 1917 года. Такой «помехе» можно только радоваться. Но второй выпуск брошюры (посвященный «Опыту русских революций 1905 и 1917 годов»), пожалуй, придется отложить надолго: приятнее и полезнее «опыт революции» проделывать, чем о нем писать» 1 2.
С того времени работа вождя выпускалась многочисленными тиражами. Но книжечки первых изданий сейчас очень редки и представляют большую ценность. И вот теперь одно из редких изданий у нас в руках. На титульном листе значится:
«Н. ЛЕНИН (В. ИЛЬИН). ГОСУДАРСТВО И РЕВОЛЮЦИЯ. Учение марксизма о государстве и задачи пролетариата в революции. Издание Петроградского Совета Рабочих и Красноармейских Депутатов. Петроград, 1919».
На этом и закончилось наше путешествие в Феодосию.
Итак, история библиотеки Елизаветы Фоминичны Андреевой пока остается неразгаданной. Но главное сделано: книги не будут теперь без присмотра, их не затащат на чердак, как это частенько случается. Простая женщина из Котовска позаботилась о них. Нам же остается одно: разобрать привезенные книги и подарить наиболее редкие музею.
1 В. И. Ленин. Полное собрание сочинении, т. 49, стр. 388.
2 Там же, г. 33, стр. 120.
18


КАЗАНЬ - КИШИНЕВ - КРАСНОЯРСК
Один из товарищей принес нам старую книгу.
— Чудно. Священная книга «Мир божий», а содержание какое-то... — Он в недоумении пожал плечами и, раскрыв переплет, указал на оглавление.
«Политический деятель старой Франции» — очерк Евгения Тарле; «Два типа» — повесть Григория Мачтета; статья о романе Золя; заметка о положении рабочих на спичечных фабриках... Товарищ явно был обескуражен и, как видно, ждал объяснений. Для нас книжка «Мира божьего» не была новинкой, и мы решили еще немного удивить приятеля. Достали 4-й том сочинений Ленина, отыскали рецензию на книгу А. Богданова «Краткий курс экономической науки» и протянули ему раскрытый том.
— Видишь ленинскую статью?
— Ну вижу. А какое это имеет отношение к журналу?
— А ты посмотри, что сказано о ленинской рецензии в примечаниях, ведь она как раз была впервые опубликована в журнале «Мир божий».
Товарищ перелистал страницы. В примечаниях было сказано: «Мир божий» — ежемесячный литературный, и научно-популярный журнал либерального направления, издавался в Петербурге с 1892 по 1906 год. В 1898 году в журнале была помещена рецензия Ленина на книгу А. Богданова «Краткий курс экономической науки»...
— Н-нда, — наконец, промолвил он. — Значит, журнал-то не религиозный?
2*
19


— А почему ты решил, что он должен быть религиозным?—прервал один из нас его размышления.
— Да ведь название-то само за себя говорит — «Мир божий»!
Пришлось рассказать ему об этом буржуазно-либеральном издании, допускавшем, по выражению Ленина, марксизм «собственно из моды», о том, что беллетристический отдел журнала активно поддерживали своими произведениями Горький, Мамин-Сибиряк, Бунин, Куприн, Гарин-Михайловский и другие передовые писатели.
Товарищ подарил нам редкую книжку журнала. Рассказал, что нашел ее средн книг, которые были списаны в утиль одной библиотекой. Как видно, и библиотекари тоже посчитали «Мир божий» религиозным журналом!
Около года стояла книга на полке. За текущими делами мы никак не могли заняться ею. Наконец выдался свободный день. Мы забрали с полки журнал и углубились в чтение — в неведомый мир, мир таинственный и очень заманчивый.
Каждая старая книга имеет свою судьбу, свою биографию. Иная необычно «рождается», другая — проделывает такое путешествие по матушке-земле, какое не снится иному туристу; третья живет подпольно: ее арестовывают, уничтожают. Но проходит несколько десятилетий, и она, как легендарная птица Феникс, снова возрождается из пепла.
И что любопытно: судьбу книги нередко можно проследить по ее содержанию, оформлению, даже по внешнему виду. Вот и этот экземпляр журнала «Мир божий», как видно, не залеживался на 20


полках. Потертый переплет, выпадающие страницы, захватанные уголки говорили о том, что книга прошла через десятки читательских рук. До революции, судя по штампам, находилась в Казани; вскоре после Октябрьского переворота попала в библиотеку №11 имени Лаврова в каком-то городе. А потом хозяином стало одно учебное заведение в Кишиневе, откуда по недоразумению ее списали на макулатуру. В общем, все печати, инвентарные номера, штемпели, обильно разукрасившие титульный лист, были не так интересны. За исключением одного. В зубчатом овале штампа заключены загадочные для любителя редких книг слова: «Библиотека Л. П. Рейнгардт в Казани».
Дореволюционная Казань... А ведь за несколько лет до того, как на книжку была поставлена печать библиотеки, здесь, в Казани, жил и учился юноша Владимир Ульянов. Этот город считался рассадником революционных идей; из Казанского университета вышел цареубийца Дмитрий Каракозов; здесь произошла знаменитая студенческая забастовка, после которой из университета был исключен Владимир Ильич.
Как вспоминали современники, в Казани было много частных библиотек, особенно в среде народнической интеллигенции. Хотя бы известная библиотека Андрея Деренкова, описанная Горьким в «Моих университетах».
А сейчас перед нами — журнал «Мир божий» со штампом библиотеки какого-то Рейнгардта, тоже находившейся в Казани.
Пришлось взяться за справочники, за воспоминания казанских артистов, писателей, ученых. Не упомянет ли кто из них об этой библиотеке? Отправили несколько писем коллекционерам и знатокам книжных штампов.
Поначалу розыски, увы, оказались безуспешными. Пришлось откладывать работу с недели на неделю, искать другие пути. «А не помогут ли работники Казанского музея или республиканской библиотеки Татарской АССР?» Снова садимся за письма.
Директор Государственного музея Татарской АССР т. Дьяконов вскоре сообщил: «Библиотека принадлежала Лидии Петровне Рейнгардт — жене редактора-издателя «Волжского вестника»
21


Николая Викторовича Рейнгардта. Библиотека была детской, помещалась она на улице Покровской (ныне улица Карла Маркса)».
Об этом же сообщила нам и работник Республиканской библиотеки им. В. И. Ленина Т. Дунаева.
Но самые интересные данные о библиотеке Рейнгардта были в справке, которую прислали из Центрального Государственного Архива Татарской АССР. В одном из фондов архива нашлись любопытные сведения об этой библиотеке:
«...В документальных материалах архивного фонда канцелярии Казанского губернатора имеются факты о том, что в Казани существовала общественная библиотека Рейнгардт, которая служила конспиративной квартирой и этапным пунктом для бежавших политических ссыльных. Фиктивным владельцем этой библиотеки был присяжный поверенный Рейнгардт, отличавшийся «крайне неблагонадежным политическим направлением». Рейнгардт был руководителем одного из восьми кружков... Кружки состояли из студентов Казанского университета и Казанского ветеринарного института, носили земляческий характер и находились в тесной связи с революционерами других городов».
Как видно из документа, библиотека Рейнгардта ставила задачей пропагандировать революционную литературу. Вот потому-то и были в ней книги, подобные журналу «Мир божий». Можно предположить, что юноша Ленин знал об этой библиотеке, а может быть, и пользовался ее книгами. Хотя при поступлении в университет ему пришлось дать подписку в том, что он обязуется «не состоять членом и не принимать участия в каких-либо обществах, как, например, «землячествах1», однако, став студентом, он сразу вошел в Самаро-Симбирское землячество. А так называемые землячества были в то время очень спаянными студенческими организациями, и каждое имело свою библиотеку. Земляческую библиотеку открыла и Л. П. Рейнгардт, книга из которой оказалась каким-то образом в Кишиневе.
1 Б. Волин. Студент Владимир Ульянов. М., Детгнз, 1964, стр. 71.
22


...Один из научных работников, попав в Дом-музей В. И. Ленина в Красноярске, заметил, осмотрев столик, за которым любил когда-то работать Ильич:
«На столике старые русские журналы. Жадно перелистываем их, надеясь, что вдруг посчастливится найти ленинские пометки. Но, увы! Номера журналов взяты из комплектов «Русского богатства» и «Русской мысли» за... 1912 и даже 1916 годы, когда Ленин не мог посетить не только Красноярска, но и вообще оказаться в России» ’.
Исследователь, конечно, прав. Только где же достанут работники музея журналы конца прошлого века. Их сейчас днем с огнем не найдешь. Если где и сохранились они, то, пожалуй, лишь в музеях да крупных библиотеках. И тогда мы решили передать Красноярскому музею наш скромный подарок.
А недавно из Сибири пришло письмо. Книгу Музей получил, номер журнала «Мир божий» в экспозиции стал ведущим экспонатом. Он навечно помещен на столик, за которым любил работать Ленин, когда останавливался в Красноярске перед отправкой в село Шушенское, где должен был отбывать ссылку.
Б. Яковлев. Ленин в Красноярске. М., иэд-во «Политическая литература». 1965, стр. 101.


.ИЗ БИБЛИОТЕКИ С. Н. БЕЛОУСОВА*
В небольшом здании кишиневского букинистического магазина хорошие книги залеживаются недолго. Отдохнут, и опять в путешествие. Проставлена цена — книга проследует в свой отдел. Там будет дожидаться, когда новый хозяин унесет ее к себе.
Здесь всегда очень людно. Сколько рук берет выставленные на полках книги. Стеллажи, словно огромная буква «П», вытянулись вдоль стен. Книги ждут. Им не совсем удобно, сжатым с боков нетерпеливыми соседками. Они спешат. Куда? Каждая из них должна иметь владельца. И люди не забывают об этом. Книги... Солидные тома политической литературы встали рядом с медицинской. Чуть дальше — художественная. Все они родились в наш век: одни раньше, другие позже. Но встречаются здесь пришельцы и из другого столетия. Правда, реже. Они очень старые. Время научило их мудрости. Хмуро смотрят своими поблекшими переплетами, не замечая молодых соперниц. Правда, они не залеживаются на полках — продолжают свой путь в библиотеки, музеи, к библиофилам-собирателям редких изданий.
Как-то мы зашли в букинистический магазин.
— Возьмем вот эту книгу? „
— Да куда же, у нас есть такое издание.
— Нет, но ты посмотри, штамп-то знакомый.,
Открыв книгу, мы несколько минут стоим молча, рассматривая четырехугольный штамп-печатку: «Из библиотеки С. Н. Белоусова».
24


Наконец, один из нас тихо произносит:
— Снова приходили. На прошлой неделе этого издания не было.
Вот уже четвертый или пятый раз мы наталкиваемся на книги с этим штампом. Кто такой Белоусов? Почему он расстается со своей библиотекой старых и очень ценных книг?
И сейчас мы держим в руках редкое издание — брошюру Розы Люксембург «Русская революция» издательства «Мир». Рожденная во время бесцензурной печати 1905—1906 годов, книжка была запрещена впоследствии царским правительством.
Теперь мы не стали ожидать, когда на полках букинистического магазина появятся другие книги из библиотеки Белоусова. Решили разыскать его самого.
Поиски были не так уж трудны, и вскоре мы сидели в старом доме, на окраине Кишинева. Рабочий консервного комбината, двоюродный брат книголюба, рассказал нам о старике-библиофиле...
В полуосвещенной комнате за низким резным столиком сидел старик. Седая голова легла на руки, задумчивый взгляд был устремлен в одну точку. Внезапно какая-то мысль мелькнула в его сознании; мелькнула — и погасла. Он встал с кресла и подошел к стеллажу. Узловатые сухие пальцы пробежали по корешкам книг, выщелкивая звуки. Можно было подумать, что человек поиграл на каком-то странном инструменте, и это доставило ему большое удовольствие.
Но удовольствия было мало. Были думы: невеселые, запоздалые. Книги, книги, книги. Вся жизнь ушла на собирание редких изданий. А что же дальше? Дрожишь над ними, замариновал в шкафах да на полках. А сейчас боишься и трясешься над каждой, словно ростовщик. Один, совсем один. Некогда было думать о семье. Да, отшумела юность давным-давно. Прожита жизнь. Лишения и обеспеченность. Работа и заслуженный отдых. И опять книги, книги, книги. Когда же он начал собирать их?..
...Двадцатые годы. НЭП. Базар кричал. Кричал от недугов, разрывающих его на части. Люди ныряли, как в разъяренный улей, 25


и становились неотъемлемой частью этого чудища. Здесь объединяло многое: сбыть повыгоднее товар, купить, обмануть ближнего, а главное — приобрести.
Сергей Николаевич был частым посетителем «барахолки». В тот день, как и в другие, внимательно всматривался в людей. В стороне сидел благообразный мужичок. Воэле него были разложены иконы, лампадки, старые журналы, книги.
Сергею Николаевичу повезло. Пару старинных книг унес домой, довольный и радостный. И неважно, что желудок пуст, а ботинки прохудились. Зато книги...
Но как же случилось, что книги закрыли от него настоящую жизнь? Как получилось, что выстроились они на стеллажах, возведя барьер между ним и людьми?
...Молчат книги. Молчит и хозяин, снова усевшийся в кресло. Устало прикрыты глаза. И только шевелящиеся пальцы говорят о том, что он не спит...
Смерть человека, о котором мы рассказали, прошла незамеченной: газеты не сообщили об этом ни слова. Он попросту был забыт временем и людьми. Забыт по своей вине.
Квартира опустела. Наступил вечер. Тусклый уличный фонарь бросал в мертвое окно жидкие лучи, освещая стеллажи, сиротливо прижавшиеся к стенам, да разбросанные по полу бумаги, потрепанные книги. Люди, родные и неродные, знакомые и незнакомые, растащили богатую библиотеку, стоившую бывшему владельцу ни много, ни мало — целой жизни...
А сейчас перед нами несколько пачек книг — остатки когда-то большой библиотеки. Мы вытаскиваем их, смахиваем пыль, отбираем то, что кажется интересным.
Комплект «Русского богатства». Молодой Ленин внимательно читал эти журналы и в конце прошлого века разбил основных столпов народничества в рефератах «Что такое «друзья народа» н как они воюют против социал-демократов?»
А вот действительно редкая и ценная книга. Правда, ветхая, потрепанная — «Исследования по текущим вопросам». Издана в
26


Петербурге в 1872 году. Автор на титульном листе не обозначен. Но специалисты по дореволюционной политической литературе знают, что написал книгу просветитель-демократ Василий Васильевич Берви-Флеровский. Ленин, без сомнения, слышал о нем еще в юности, когда был студентом. Флеровский в конце 40-х годов окончил юридический факультет Казанского университета, был связан с народниками. За революционную работу несколько раз ссылался.
8 марта 1872 года издательница Е. Я. Волженская представляет в цензуру книгу Флеровского «Исследования по текущим вопросам». Цензор Лебедев, вооружившись карандашом, выписывает столбцом страницы, подлежащие изъятию, подчеркивает крамольные заголовки. Но таких страниц и заголовков слишком много. Пришлось бы вырезать половину книги.
Книга Берви-Флеровского была запрещена, и 2566 экземпляров ее были уничтожены. Один из тридцати четырех уцелевших попал к нам.
Ленин внимательно изучал труды Берви-Флеровского, упоминал его имя в своих работах. В книге «Развитие капитализма в России» он дважды сослался на книгу Флеровского «Положение рабочего класса в России». В ней нашел он много фактов, статистических сведений о расслоении крестьянства, о бесправии и нищете пролетариата.
Среди книг Сергея Николаевича нашли мы несколько томов из первого собрания сочинений В. И. Ленина, изданных при его жизни.
Не менее интересной находкой в связках пыльных книг были брошюры, изданные в период первой русской революции, а затем конфискованные полицией. Это книжка Трудового товарищества— В. Асин «Беднота от темноты и темнота от бедноты», работа Карла Каутского «Русский и американский рабочий» с предисловием Луначарского.
Жандармерия и цензура из десятилетия в десятилетие давили свободное слово. И когда народное возмущение в 1905 году вско27


лыхнуло страну, словно заградительную плотину, прорвал поток новых издании. На полусонный, тощий книжный рынок полилась масса книг, брошюр, газет, о которых раньше и помышлять нельзя было. Цензуру же игнорировали. Она, как писал Ленин, «была просто устранена. Никакой издатель не осмеливался представлять властям обязательный экземпляр, а власти не осмеливались принимать против этого какие-либо меры» ’.
Массы обрадовались свободному слову — политическая литература никогда не была так популярна, как в это время. Ленин писал, вспоминая строки из поэмы «Кому на Руси жить хорошо»:
«Желанное для одного из старых русских демократов «времечко» пришло. Купцы бросали торговать овсом и начали более выгодную торговлю — демократической дешевой брошюрой» 1 2.
Но революция была подавлена, и началось «просеивание» литературы, как сквозь мелкое сито. В провинции не утруждали себя мыслью и не гадали: крамольное или благонамеренное издание? Иногда губернаторы для безопасности запрещали издание всех газет. В Керчи, например, «отец города» приказал штрафовать на 3000 рублей или заключать на 3 месяца в тюрьму того, кто будет ввозить или продавать газеты; во Владивостоке редакторов штрафовали за «неосторожное перепечатывание статей из других газет».
Цензоры напрягали мозги, стремясь не пропустить вольное слово в печать, но жандармы бессильны были выловить в океане книг крамольную литературу. Чтоб арестовать какую-нибудь за1 В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 30, стр. 321.
2 Там же, т. 22, стр. 83—84.
28


прещенную брошюру, нужно было прежде всего найти ее в огромных складах и магазинах. А малограмотные чины полиции не могли заучить списки с сотнями наименований. И передовая литература продолжала распространяться. Знаток запрещенных книг С. Минцлов вспоминал еще в 1907 году:
«Я лично был свидетелем такой сцены.
Иду мимо небольшого книжного магазина и вижу, что в окнах выставлено несколько книг, давно уже подвергшихся аресту. Захожу в магазин. У прилавка стоит молодой румяный околоточный, перед ним высится целая стопка книг, и он перебирает их хотя с глубокомысленным, но несколько беспомощным видом. Книжки отложены все подозрительные: в красных и, в лучшем случае, в розовых обложках (дело в том, что в Царском Селе журналы в красных обложках продавать на улицах было запрещено, ведь красный цвет — символ революции!). Взглянул на них поближе — отобраны «Капитанская дочка», какой-то песенник, значительно меньше касательств к социализму имеющий, чем сам г. околоточный, и целый ряд столь же преступных книг.
Выбрав, видно, наудачу, еще несколько брошюр, околоточный велел их завернуть и отослать к нему.
— Всю ночь придется теперь просидеть... перечитать.., — важно и несколько с укором произнес он неизвестно по чьему адресу. — Рассмотрю. Если ничего не окажется, пришлю завтра.
И власть удалилась, совершив спасение отечества от «Капитанской дочки» и совершенно не подозревая предательства серых и белых брошюр на окне»1.
Интересна судьба одной брошюры Ильича, которая попала к нам в руки. Это — «Социал-демократия и избирательные соглашения». Она была выпущена петербургским книгоиздательством «Вперед» в ноябре 1906 года; через пять лет комитет по делам печати наложил арест на эту брошюру, и те экземпляры, которые остались, были уничтожены. Но бывало и так: тираж книги запрещали, конфисковали, но отдельные экземпляры все же попада-
Журыал иБылоел, 1907, № 3115, стр. 133. 29


ли в личные библиотеки книголюбов, чинов полиции, которые порою перепродавали их за приличные деньги.
Итак, теперь пачка книг — остаток когда-то большой библио* теки находится у нас в застекленном шкафу, где хранятся дореволюционные издания. Но печалит мысль: сколько редких и ценных изданий из домашней библиотеки Сергея Николаевича Белоусова пропало бесследно, утрачено, может быть, навсегда.


ШЕСТЬ БРОШЮР И ТРИ ЖУРНАЛА
Их оставалось ровно девять. Шесть тоненьких брошюрок и три журнала, рожденных первой революцией, переживших вторую, не тронутых империалистической войной и обойденных Великой Отечественной.
Возможно, когда-то их было значительно больше, но до наших дней дошла лишь часть целого.
Вот они, эти брошюрки с полопавшимися корочками, серыми бумажными обложками, словно изъеденными ржавчиной; журналы с выпадающими листами. Все лежит перед нами. Это — история. На одном ее конце — революционеры-подпольщики, жандармы, разнузданные петлюровцы и маленькая девочка в обтрепанном полинялом платьице; на другом — пожилая женщина с добрыми материнскими глазами и мы, только что выслушавшие волнующий рассказ о судьбе редких революционных книг...
Хата сиротливо прижалась к оврагу. Уходящее солнце плеснуло в окна багровым пламенем. Грязная детская голова то поднималась над плетнем, то опускалась. Дуське никогда не приходилось видеть ничего подобного. А сейчас, увлеченная своим занятием, пыталась узнать: отчего, если присядешь, оконный пожар слабеет. Быстро подбежав к одноногому столу, врытому в землю, она схватила тряпку и старательно протерла стекла. Потом отбежала на прежнее место и удовлетворенно хмыкнула. Окна горели по-прежнему, только слегка потускнел их отсвет.
31


Дуськины размышления прервал голос матери. Схватив вилы, девочка стала ворошить небольшой холмик скошенной травы. Дурманящий сладковатый запах ударил в ноздри. Но, как видно, это занятие недолго обременяло детскую голову. Вытянув худенькую шею, Дуська прислушалась к перестрелке, доносившейся со стороны полустанка.
С самого утра семья готовилась уходить из дому. Девочка не понимала, отчего отец и мать встревожены, почему старший брат помогает взрослым прятать какие-то книги, жечь бумаги. Подкравшись на цыпочках, она увидела, как часть из них летела в огонь, другая — укладывалась в мешок. Дуське не было никакого дела до войн, революций. У нее были дела поважнее. Да и сейчас, разглядев муравья, тащившего личинку, она поползла за ним вниз по тропинке. На огороде возвышалась огромная, изрытая множеством ходов куча — город подземных жителей. Все здесь было интересным. Девчонку удивляло муравьиное царство, слаженность и помощь в работе друг другу. Они были похожи на людей. Отряхнув руки и вытерев их о грязную домотканную юбчонку, медленно пошла в сени. Но какая-то женщина в черном помешала Дуське зайти в хату.
— Отец дома? Позови его.
На чужой голос вышли все взрослые.
— Вы Кравцов? — женщина пытливо всматривалась в лица.— Немедленно уходите в лес, Петлюра уже близко.
Все это проговорила она шепотом и, пожав руки старшим, пошла дальше, к другому дому.
32


Вот теперь-то, подумала Дуська, и будет самое интересное: ведь дядя Макар, односельчанин — петлюровский. У него даже чуб только посредине — «оселедец». А отец грозился снять ему голову вместе с чубом, если не одумается. Что это будет? Как можно «снять голову»?
Скоро нерасчесанный затылок девчонки выглядывал из-за сарая. Ее интересовало все, что происходило на улице и в доме. Отец, ссутулившись, огородами уходил в лес.
— Дуу-уська! — протяжно донеслось из хаты. — Да где же ты?
Но не так просто можно было найти беглянку. Копна сена надежно укрыла ее.
Скоро дом опустел. Только одиноко повизгивала собака, забытая хозяевами, да стрельба доносилась с другой стороны деревни. Но усидеть на месте — не в характере Дуськи. Быстрая и непоседливая, она вприпрыжку побежала искать своих. Мать с младшими ребятами была у соседей. Девочка, как ни в чем не бывало, присоединилась к ним, получив от брата шлепок за бегство. Но это ее не обидело. Главное — в разговоре старших. От него зависело: останутся они здесь или уйдут. Но дядя Трифон не принимал их, и Дуське стало стыдно за мать, униженно просившую спрятать детей. Презрительно оттопырив губы, девочка грязной ногой подгребала песок.
— Куда мне вас девать? Своим некуда поместиться, — бубнила тетка Феня, снося в погреб какие-то баулы, зеркало, корзины, продукты. Она была так похожа на старого Дуськиного знакомого, муравья, что девочка фыркнула, зажав ладошкой рот.
Возвращаясь домой, она вспомнила виноватую улыбку соседа, который боязливо прятал глаза. Как хорошо, что отец никогда не трусит.
В погребе пахло землей и чем-то кислым. Хотелось выскочить на улицу, зарыться в сено. Но мать следила за каждым движением. Видно, не убежать...
Женщина, сидящая перед нами, оторвалась от своих воспоминаний. Слепым движением руки провела от одного виска к дру3 16
33


гому. Сегодня запах свежескошенного сена был здесь, в квартире. Он волновал и будил тревогу далеких дней детства. Видно, старость берет верх. Устало поднявшись, она улыбнулась чему-то своему, давно ушедшему, только ей одной понятному. И вновь помолодели глаза, худощавая фигура как будто налилась силой. Женщина преобразилась, словно десятки лет остались позади за порогом.
Каждый день дарит Евдокии Кирилловне что-то новое, хорошее или плохое. Порой одолевают болезни, неудачи. Но кто увидит эту улыбчивую женщину, не поверит, что бывает ей тяжело да и жизнь не очень балует.
— Бабушка, не молчи! — тянет внучка. — Давай, почитаем... И бабушка читает. Правда, медленно, но с выражением, разными голосами — за всех действующих лиц.
Евдокия Кирилловна перекладывает лежащие на столе брошюрки одну за другой. Мы следим за движениями ее пальцев, за тем, как она любовно осматривает каждую книжечку, думая о чем-то своем. Мы вместе с нею разглядываем брошюры. Потрепанные, с пожелтевшими листами, они, очевидно, вместе с хозяйкой прошли нелегкий путь.
Рассматриваем эти книжки и пытаемся найти то общее, что связывает их воедино. Брошюрка в двадцать страниц — «Пропагандисты 70-х годов», статья Л. Н. Толстого «Для чего люди одурманиваются?», брошюра Карла Каутского «К столетнему юбилею Шиллера» и в этой же обложке статья Ф. Меринга «Шиллер и великие социалисты». А рядом сборник русских песен — «Солнце всходит и заходит». На обложке тюремная камера. В узенькое зарешеченное окно льют лучи дневного света. В камере заключенный в кандалах. А на титульном листе эпиграф:
Солнце всходит и заходит, А в тюрьме моей темно, Дни и ночи часовые Стерегут мое окно...
34


Один иэ журналов мы отложили в сторону...
Чуть покачиваясь в такт своим мыслям, Евдокия Кирилловна прикрыла глаза. И вновь ожило прошлое, обрели очертания давно ушедшие события.
...Зима выдалась в ту пору на славу: снежная, с ветрами да морозами. Каждый день, проснувшись, Дуська нянчила сестренку и братишку. Очень хотелось побежать на улицу. Но одежонка ветхая и обуви нет. Правда, если мать куда-нибудь уходила, Дуська, набросив старый полушалок, выбегала во двор и вытанцовывала дикарский танец до тех пор, пока босые ноги не краснели. Затем бегом — на печь. Но девчонке очень везло, когда отец выдавал сапоги брата и посылал куда-нибудь по делу. Иногда казалось, что она участвует в странной игре взрослых: так непонятны, интересны и загадочны были поручения. Девочка на словах передавала то, чего и сама не понимала. Но она не пыталась переходить черту запретного, так как давно усвоила суровый закон жизни: молчать бывает очень полезно не только взрослым. Иногда, просыпаясь по ночам, Дуська вслушивалась в приглушенные голоса, а на утро все забывала. Одно хорошо знала: эти люди делают что-то важное и нужное.
Как-то утром к ним пришло двое чужих, упоминали незнакомое, но звучное слово «Одесса». Остались в доме. Дуське они сразу понравились, и вскоре знакомство перешло в дружбу. В свободное время дядя Вася рассказывал ребятам сказки, разные истории. Из его бесед девочка поняла: нужно любить и беречь книгу. А книг они, действительно, привезли с собою много-много. Вечером, рассовав по карманам, куда-то исчезали и возвращались за полночь.
С приходом этих двоих в доме все изменилось: стало уютнее, теплее. Но через месяц жильцы исчезли так же неожиданно, как и появились. Никогда больше Дуська не встречалась с ними. Но в память об этих веселых людях осталось в семье много книг. Они двумя большими стопками лежали в нижнем ящике комода.
Девочка пробовала по складам читать. Книжки, за исключе3*
35


нием песенника, были какие-то мудреные, непонятные. Но она сохранила их как память о тех двоих, что когда-то жили у них в Балте.
Годы летели, словно дни, а иногда дни тянулись долгими годами. Люди, листавшие страницы этих книг, давно умерли; книги старели, но продолжали жить.
Так и лежали бы они, переживя хозяйку, пока наследники не сожгли б их или не выбросили. Но все случилось совсем по-другому...
Однажды, возвращаясь из поездки по Ананьеву, мы решили заглянуть в Балту. Эти места, как и вся оккупированная когда-то Украина, очень пострадали. Многое сгорело в пожарах войны, мио* гое бесследно пропало, растерялось. Но мы надеялись, что человек, посоветовавший съездить сюда, был хорошо осведомлен.
Кравцовой мы не застали. Женщина переехала жить в Кишинев. Мы особенно не горевали: теперь обязательно найдем ее в нашем городе.
...Снова Кишинев. Одноэтажный дом на Киевской улице. Не станем описывать те мелочи, которые всегда бывают при первом знакомстве. Скажем одно: нам было приятно и хорошо в этом доме, словно знали мы Евдокию Кирилловну Кравцову давным- давно. Тогда, при встрече, пенсионерка Кравцова передала нам шесть революционных книг и три журнала.
Особенно обрадовала нас неожиданная находка. Полинялая обложка с витиеватыми буквами «под славянскую вязь»; старые, тронутые тленом листы. Это — журнал «Образование». Когда-то в 70—80-е годы он именовался по-другому — «Женское образование». Но с 1892 года из педагогического журнала он стал литературным и общественно-политическим. Издавался журнал легально в Петербурге. Социал-демократы Луначарский, Ольминский, Воровский иногда помещали в «Образовании» свои статьи. В художественном отделе можно было встретить произведения Вересаева, Чапыгина, Сергеева-Ценского.
В годы революционного подъема журнал занимал передовые 36


позиции. Некоторые его номера конфисковывались. А в 1902 году министр народного просвещения распорядился «не допускать впредь выписку журнала «Образование» в бесплатные народные читальни и библиотеки»
Но как и другие мелкобуржуазные беспринципные журналы, «Образование» в годы реакции повернулось на все сто восемьдесят градусов. В нем печатались статьи против Ленина н его сторонников, идеалистические измышления символистов — Мережковского, 3. Гиппиус. В 1908 году Горький писал Пятницкому:
«Вчера получил номера «Русской мысли» и «Образования», прочитал несколько статей и — всю ночь не мог уснуть с тоски и со зла. Что такое? Это — русская литература? Какая гадость, какое нищенство мысли, нахальство, невежество и цинизм! Людей, которые идут на святое поле битвы, чтобы наблевать на нем, — таких людей надо бить»1  2.
Однако в годы революции журнал публиковал передовые материалы, выпускал марксистские брошюры. Нас приятно удивило и обрадовало, когда на страницах журнала за февраль 1906 года мы обнаружили статью Ленина — «Аграрный вопрос и «критики Маркса». Правда, в этом журнале была помещена не вся работа, а лишь пять ее глав. Первые четыре публиковались значительно раньше — в декабрьских номерах журнала «Заря» 1901 года. Целиком же работа Ленина «Аграрный вопрос и «критики Маркса» до революции издана не была. В 1908 году в ленинскую книгу «Аграрный вопрос», вышедшую в Петербурге, вошли все девять глав и две новых. Но последнюю, двенадцатую главу, Ленин написал и поместил в этом же году в сборнике «Текущая жизнь».
Мы были очень рады, когда обнаружили у Евдокии Кирилловны журнал «Образование» с отдельными главами ленинского труда. Как знать, может, со временем найдем журнал «Заря», затем сборник «Текущая жизнь» и тогда будем обладателями редчайших изданий с дореволюционными публикациями одной из важнейших работ Ленина по аграрному вопросу.
1 Литературная энциклопедия, т. 8. М., Огиэ, 1934, стр. 197—198.
2 А. М. Горький. Собр. соя. в 30 томах, т. 30, письмо № 441.
37


ИСТОРИЯ ОДНОЙ БИБЛИОТЕКИ
В деревянный дом на улицу Щорса в Кишиневе привело нас письмо. На листе бумаги, вырванном из школьной тетради, как морщины на старом лице, разбегались строки:
«В госуниверситет по улице Пирогова от Медынской Софии Игнатьевны. Г. Кишинев, ул. Щорса, дом 2.
Я слышала по радио, что вы разыскиваете старые книги. Таковые у меня есть. Пожалуйста приходите. Если они подойдут, то возьмите. В любое время я дома. Квартира первая от калитки. Медынская».
...Она сидит перед нами в небольшой комнате и неторопливо рассказывает о своей жизни. На добром ее лице семь прожитых десятилетий отпечатали свои следы: притухли карие, очень выразительные глаза, на лбу и на щеках застыли морщины. Софья Игнатьевна рассказывает, а руки ее все время в поисках дела: то скатерть поправят, то книжку переложат, то пыль смахнут с цветка. Снуют и снуют без устали. Она рассказывает, и как будто уводит в свое прошлое, в обратную сторону истории — на шестьдесят пять лет назад...
Между стеной и шкафом жили куклы. Здесь в своих играх девочка забывала обо всем. А за калиткой, где кончался ее мир, были полицейские и «просто люди», которые строили дома, работали, бастовали.
Мать устало прислонилась к косяку двери. Какая-то тревога 38


не давала ей покоя. Она принималась за работу и снова ее бросала. Затем подошла к двери, села рядом. Улица словно вымерла. Только редкий прохожий заспешит по своим делам, да лениво пробежит собака, пригнув голову к самой земле. Даже деревья, и то как будто испуганно жмутся к домам. Редкие фонари подмигивают кому-то невидимому, и лишь изредка мостовая отбрасывает звон жандармских шпор.
Сонька одним глазом следит за матерью. Чем же она недовольна? Брови свела в одну линию. Наверное, устала?
Но вот из-за поворота показались двое парней. Женщина метнулась к плите и застучала кастрюлями. Скоро комнату наполнил визг девочки, прыгавшей вокруг братьев. Отвечая шутками на упреки матери, Константин положил на шкаф пачку бумаг.
После ужина намаявшиеся за день парни улеглись, и лишь хозяйка дома долго еще заканчивала свою работу. А когда все уснули, женщина подошла к шкафу, достала сверток. Набросив старенькую шаль, вышла во двор. Оглянулась по сторонам. Тишина словно приплюснула безмолвные деревянные домишки.
В погребе было сыро. Пламя свечи, как взметнувшаяся бровь, вырвало у темноты часть заплесневевшей стены, кадушки, всякую рухлядь. Тяжелая кадка с трудом сдвинулась в сторону. Сверток улегся на влажную землю, и кадушка будто нехотя придавила его. Облегченно вздохнув, женщина погасила свечу и вернулась в дом. Поздней ночью жильцов разбудил сильный стук в дверь. Сонька проснулась раньше всех и никак не могла разобрать, откуда такой грохот. «Наверное, гром», — решила она. Но мать уже впускала кого-то в сени. Прикрыв ладонью глаза, девочка смотрела на незнакомых людей. Ей очень нравились блестящие пуговицы на мундирах, ремни, бляхи. «Жандармы, а я вовсе и не боюсь», — мелькнула мысль.
Полицейские перещупали постели, рылись в книгах и даже перевернули Сон1л,~ны куклы в углу, но им явно не везло. То, что они упорно искали, еще вечером унесли заботливые руки мате^ ри. Обыск закончился. Братьев увезли, но через сутки за неимением улик выпустили...
39


— Вот так я и жила в детстве: маевки, листовки, запрещенные книги и... братья-революционеры.
Софья Игнатьевна замолкает. Потом, вздохнув, произносит тихо:
— Из братьев один только сейчас жив — Константин. Он теперь в Кировограде.
— А те книги, которые у вас дома были, сохранились? — спрашиваем мы.
Хозяйка долго ищет в камоде, куда-то уходит. Приносит несколько потрепанных приложений к «Ниве», старые учебники.
Среди ветхих брошюр и книжек, годных лишь на макулатуру, мы находим одну из редких книг Ленина. Титульный лист, залитый чем-то синим:
«Н. ЛЕНИН (ВЛ. ИЛЬИН)
ИМПЕРИАЛИЗМ, как новейший этап капитализма (популярный очерк). Склад издания: книжный склад и магазин «Жизнь и знание». Петроград, Поварской пер. 2, кв. 9 и 10. Тел. 227—42. 1917 г.».
Но книжка настолько потрепана, с выпадающими листами, без конца, что вызывает жалость: если бы цельный, хороший экземпляр! Но и в таком виде она ценна для нас.
— Ну а остальные книги, Софья Игнатьевна? Сохранились они?
— Нет, давно пропали. Я в университет о других писала. Пойдемте покажу.
Мы поднимаемся и вслед за женщиной выходим во дворик. В глубине его у загородки приткнулась сараюшка. Отворив ветхую дверь, переступаем порог. Софья Игнатьевна откидывает 40


крышку самодельного ларя, густо вымазанного суриком, и кивает головой:
— Вот они. Мы начинаем вытаскивать пачки брошюр, книг, дореволюционных журналов. Впечатление такое, словно попали в большую подпольную библиотеку.
Вот книжки журнала «Русское богатство». Сколько их? Десятка три-четыре — несколько годовых комплектов. Орган либеральных народников, этот журнал когда-то вел борьбу с марксизмом, нередко пользуясь нечестными методами полемики. Потому-то Ленин назвал выступления «Русского богатства» потоком либеральной и защищенной цензурой грязи, а руководителей его считал отъявленными врагами социал-демократии.
Но беллетристика журнала выглядела значительно лучше, чем политические сентенции либеральных народников. В журнале печатали свои произведения Вересаев, Бунин, Глеб Успенский, Станюкович. В 1895 году в «Русском богатстве» опубликован был рассказ Горького «Челкаш».
Мы с любопытством перелистываем теперь книжки старого журнала, находим на их страницах знакомые имена видных русских писателей.
А вот не менее интересный том. Это — «Энциклопедический словарь братьев Гранат». Оригинальная обложка, выполненная Леонидом Осиповичем Пастернаком — отцом известного писателя. 28-й том этого словаря, оказавшийся у Медынской, замечателен тем, что в нем Ленин за подписью В. Ильин опубликовал большую статью «Карл Маркс». Правда, работа Ленина была помещена в словаре с сокращениями. Никакой цензор не пропустил бы глав «Социализм» и «Тактика классовой борьбы пролетариата». Их пришлось просто выпустить. А об этих главах так никто бы и не узнал. Но в 1923 году случайно был обнаружен оригинал статьи. Тогда-то впервые и опубликовали работу Ленина о Марксе целиком, без изменений и пропусков.
И все же с каким трепетом мы прикасаемся к страницам словаря, — всматриваемся в каждую строчку ленинской работы!
Трудно перечесть все те книги, журналы, брошюры, которые 41


оказались у Софьи Игнатьевны Медынской. Но еще над одной книжкой мы задержались.
Добротный переплет со сбитыми уголками. Внутри его — десятки тысяч Цифр. Это — «Сборник вспомогательных расчетных таблиц». Мы лишь взглянули на эту книгу и тут же отложили в сторону. Зачем нам таблицы готовых превращений десятичных дробей в простые; пудов в килограммы; таблица чисел от 1 до 599, возведенных в кубическую степень. Разумеется, книга эта для специалистов — железнодорожных агентов, багажных кассиров, лесничих. А сейчас, с изобретением арифмометра, и вообще добрая половина этих таблиц практически потеряла значение.
Итак, мы отложили было в сторону не нужную нам книжку, как вдруг обратили внимание, что несколько листов в середине ее уж очень отличаются от остальных. Да, они отличались и по формату, и по качеству бумаги. Читаем на одном из них:
«Та же причина, которая раньше обеспечивала женщине господство в доме, именно то, что ее труд ограничивался домашними работами, — эта же самая причина гарантировала теперь господство в доме мужа: домашние работы жены потеряли всякое значение с приобретательным трудом мужа: его труд был всем, труд жены — ничтожной прибавкой».
Теперь все стало понятным! Это же листы из «Происхождения семьи, частной собственности и государства» Энгельса! Хозяин побеспокоился и на всякий случай вплел труд классика марксизма в лойяльную книгу!
Так пересматривали мы издание за изданием, отбирая нужные для работы.
Как же попало к Софье Игнатьевне это богатство?
Снова комната. Снова неторопливая речь хозяйки. Мы уходим в далекое прошлое — в жизнь ее родственника Николая Антоновича Медынского...
Возле станционного дома, приткнувшегося у железной дороги, дремала собака. Гудок проходящего поезда разбудил ее, но особенно не побеспокоил. Потянувшись и зевнув, она лениво опу42


стила уши и опять улеглась досматривать свой собачий сон. Вдруг пес вскочил. В дверях показался худощавый человек. Взглянув на часы, медленно пошел по деревянному настилу перрона. Собака поплелась за ним вдоль пути. Через минуту уши собаки поднялись: она услышала шум поезда раньше своего хозяина. Скоро из-за перелеска выглянул паровоз; состав быстро промчался мимо. Из почтового вагона вылетел пакет и гулко шлепнулся на землю. Собака первая подбежала к свертку и обнюхала. Но, очевидно, груз был не для нее. Тут подоспел железнодорожник. Он осмотрел пакет со всех сторон. Осторожно стер пыль с бумаги, заглянул в образовавшуюся от удара щель. «Очень хорошо, совсем хорошо», — подмигнул он собаке.
Затем собака и человек направились к зданию и скрылись за дверью.
Николай Антонович Медынский был самым обычным человеком на земле. Только, может быть, жил несколько скромнее других да имел маленькую слабость: пристрастие к чтению. Если сослуживцы тихонько посмеивались, считая его чудаком, он нс обижался. Самыми счастливыми днями в его жизни были те, когда сбрасывали почту. Здесь, на полустанке Любашовка, Николай Антонович был начальником. К работе относился добросовестно, хотя особенных благодарностей свыше не имел. В своей послужной лестнице Медынский достиг «потолка». С двуклассным образованием сыну солдата нельзя было надеяться на что-то большее. Да он и не кручинился, так как даже и не замечал своих продвижений по службе. Единственно, что было удобно для него, это прибавка жалованья: деньги нужны для покупки книг и журналов. Старый форменный сюртук, потертый на локтях, тоже не волновал хозяина. Но уж книги доставляли ему удовольствие. Сослуживцы частенько поглядывали в окошко к начальнику — отчего не спит так долго. И всегда видели одно и то же: Николай Антонович или читал или переплетал книги.
В низенькой, но светлой комнатке чисто, скромно. Ничего лишнего здесь не было. В углу пристроился деревянный станок переплетчика. Вдоль стен — обтесанные полочки. На них — кни-
43


Ги, журналы. Вес они одеты в одинаковые переплеты и выстроились шеренгой.
Время бежало быстро. Шел 1914 год... Мимо станции пробегали эшелоны с солдатами. Для Медынского дни до предела стали заполненными, напряженными. Но по-прежнему все проходило мимо сознания; он, словно выносливая машина, стоял на своем посту. С нетерпением ожидал вечера, когда можно было уйти в свой книжный мир. С такой же радостью встречался поезд, с которого сбрасывали ему почту.
Но жизнь властно вторглась в судьбу Медынского, изменив все по-своему, не спрося его согласия. Николаю Антоновичу пришлось сопровождать какой-то важный груз. Он уехал, не зная, что не вернется на свою Люба- шовку...
Мимо мелькали составы. Одни — на запад, другие — на восток. Их неизменно встречал пес. Он всегда бегал по деревянному настилу перрона. Собака металась с одного конца на другой, словно кого-то поджидая. И не найдя, поднимала голову кверху, тревожно выла. Бока ее впали, шерсть висела клочьями. Удар палки прерывал вой пса. Он отправлялся на прежнее место, тоскливо опустив голову. Но скоро собака исчезла — ушла за поездом, так и не дождавшись хозяина. А в небольшой комнатушке поселился другой человек. Полки вместе с книгами унесли на чердак. Их не сожгли и не уничтожили. Приехавшая за вещами покойного Софья Игнатьевна Медынская забрала их с собой, чтоб перевезти в Кишинев.
44


Мы идем к остановке троллейбуса, сгибаясь под тяжестью сеток-«авосек» и рюкзака, доверху наполненных старыми книгами. Прохожие с удивлением смотрят на поклажу, сквозь сетки читают заглавия на обложках—«Новое слово», «Русское богатство», «Жизнь для всех». Конец девятнадцатого века робко входит в двери троллейбуса середины двадцатого!


НАХОДКА МОЛДАВСКОГО ЛЕТЧИКА
Погода в Молдавии стояла в этом году на диво ясная и теп- лая. Правда, осень уже уходила, ночами подмораживало, и каждое утро трава на газонах серебрилась от инея.
И этот день был таким же, как и многие другие для бортрадиста Юрия Саблукова. В аэропорту суетились люди: одни спешили зарегистрировать свои билеты, сдать багаж, другие нетерпеливо поглядывали на часы. Наконец, река пассажиров влилась в самолет, оставив за бортом беспокойство и волнение. «АН-10», оторвавшись от земли, полетел своим курсом, совершая обычный рейс Кишинев—Ленинград.
Но северный аэропорт был закрыт из-за плохой видимости, и молдавские летчики повернули на аэродром Риги. Приземлились благополучно.
Так как мест в гостинице не было, то экипаж самолета увезли на автобусе в хуторок под Ригой. Саблуков попал на ночь к одиноким старикам, которые неплохо говорили по-русски. В дружеской беседе вечер прошел незаметно. Потом хозяева легли отдохнуть, пожелав летчику спокойной ночи. Юрию не спалось, и он осмотрел комнату: не найдется ли какой-нибудь книги. Действительно, на тумбочке лежало нечто потрепанное, пухлое, напоминавшее стопку тетрадей. Взяв в руки книгу, Саблуков прочитал:
«Геологическое путешествие по Алтаю, с историческими и статистическими сведениями о колывано-воскресенских заводах, Ге46


оргия Шуровского, профессора в Московском Университете. Москва, 1846 год».
«Старинная книга, да еще и редкая! — подумал Юрий. — Дай-ка, почитаю». Он начал листать страницы.
Так до утра не погас свет в маленьком оконце небольшого дома на опушке леса. А утром из разговора с хозяином летчик услышал печальную историю о владельце этой книги.
- При освобождении Риги, — рассказывал старик, — как-то на постой пришел к нам офицер. Скромный такой, все боялся стеснить. Любил камешки пересматривать, в вещмешке которые хранил. Геологом до войны работал. О тайге рассказывал, о богатствах, что в земле скрыты. Интересный был человек, жаль, что побыл недолго. Ушел, а вещички-то свои оставил. Велел хранить, да так и не вернулся. Видно, убили его. Мешок с камешками старуха спрятала, а книгу другому постояльцу до вас читать давал, да неинтересной она ему показалась...
Дед тяжело вздохнул, потом продолжал:
— Много народу в войну перевелось; вот и сын у меня голову сложил... Книга-то не моя. Возьми себе на память, не вернется геолог-то, четверть века минуло... Да еще и эту возьми.
И дед вытащил из стола тоже старую и довольно потрепанную книгу. Так два редких издания и попали к новому хозяину — молдавскому летчику, а потом к нам...
«Геологическое путешествие по Алтаю» мы отправили в Сибирь. Из музея Геологического управления нам сообщили:
«Большое спасибо за ваш молдавский подарок. В Горную Шорию, на Алтай у нас уходят десятки экспедиций, и для составления геодезических карт, для уточнения залежей полезных ископаемых такие пособия, как присланная вами книга, очень нужны».
Но более интересной для нас оказалась другая книга, которую передал бортрадист. Это экземпляр первого издания работы В. И. Ленина «Две тактики социал-демократии в демократической революции». Книга была издана Центральным Комитетом РСДРП в 1905 году в Женеве. Ее различными путями переправляли в Рос47


сию, где распространяли в Москве, Петербурге, на Украине, в Прибалтике, на Кавказе.
«Две тактики социал-демократии в демократической революции». Ленин написал в период подъема общественного движения. Он поставил перед русскими революционерами важнейшие практические вопросы: об организации вооруженного восстания, об отношении к крестьянству, к либеральной буржуазии. Таким образом, книга Ленина явилась политической подготовкой партии социал-демократов. Вот почему она была особенно популярна в среде революционной интеллигенции и рабочих. Недаром жандармы находили ее при обысках у социал-демократов. А сейчас она стала библиографической редкостью. Два года тому назад такой же экземпляр книги Ленина был найден в городе Шуе Ивановской области. Во время ремонта школы плотник В. Валуев заметил сверток, спрятанный под крышей. В нем оказались документы периода революции 1905—1907 годов и в частности работа Ленина «Две тактики социал-демократии в демократической революции». Свою находку В. Валуев передал в местный музей.
Ну, а наша книга, как попала она в Прибалтику? Можно предположить следующее. Вплоть до установления Советской власти в Эстонии, Латвии, Литве работы Ленина, как и другая революци- оннная литература, перевозились туда через Мюнхен, Берлин, Кенигсберг, а с другой стороны — прямо из России. Помогали переправлять искровскую литературу через Прибалтику друзья Ленина — Бауман, Пятницкий. А если говорить о Латвии, то 48


здесь у Ильича было много личных знакомых: ведь он сам участвовал в работе II и IV съездов социал-демократов Латышского края. Кроме того, в Риге находились постоянные агенты ленинской «Искры». Возможно, кто-то из них и был первым владельцем этой книги.
Экземпляр редкого издания, что подарил нам Юрий Саблуков, был очень потрепан, «зачитан», то есть прошел через много- много рук. Его мы, как и некоторые другие книги революционных лет, передали на государственное хранение в один из музеев.
4 16
49


СПАСЕННЫЕ КНИГИ
Война. Когда тебе только четыре года, то смысл этого слова начинаешь понимать через слезы и горе близких...
Последняя ночь в деревне запомнилась мне своей таинственностью. О нас, детях, очевидно, в суматохе сборов забыли. И мы очутились в центре событий, казавшихся в то время загадочными. Непонятно, зачем огромный ящик закопали за домом? А что в нем? Так и не узнав, в чем дело, мы заснули. На рассвете грузовая машина увезла нас на станцию...
После окончания войны оставшиеся в живых родственники вернулись домой, на Украину. Опять мы, но уже повзрослевшие, ездили в деревню к бабушке. Ящик, в котором оказались книги, выкопали и отправили пылиться на чердак. Все они пострадали и не годились для чтения. Взрослые надеялись кое-что отобрать, но в хлопотах об этом забыли.
Прошли годы. Дед и бабушка умерли; дом решили продать. Тут вспомнила я о старых, заброшенных книгах. На чердаке было темно, пахло мышами; паутина неприятно липла к лицу и рукам. А вот и то, что очень интересовало нас. Просматриваем полуистлевшие, испорченные водой и временем листы. Это что?.. Рука наталкивается на твердый предмет. Потемневшая клеенка плотно облегла сверток. Как он попал сюда, что в нем? Вопросы сменяли один другой, но ответа на находилось. По-видимому, пакет был кому-то очепь дорог. Как же случилось, что о нем забыли? Значит, хозяин не вернулся забрать свою вещь. С волнением развора50


чиваем клеенку, затем газеты, плотную бумагу. В пакете две книги. Одна — в отличном состоянии. Хороший переплет с золотым тис** нением на слегка потертом корешке. Ни одной помарки на страницах. Видно, владелец был аккуратным человеком. Читаем титульный лист:
«Владимир Ильин. Развитие капитализма в России. Издание второе, дополненное. С.-Петербург. Книгоиздательство «Паллада». 1908. Цена 2 р. 25 к.»
Второй книгой оказалась брошюра С. Семенова «Новые хозяева», изданная Кишиневским уездным земством в 1911 году.
Кому же принадлежали эти книги? Расспрашиваю всех родственников, но безрезультатно. И вот последняя надежда: письмо в Ригу, дяде. Вскоре пришел ответ, который поведал нам о далеких событиях прошлого украинско-молдавского села Перелеты...
Предреволюционные годы. Небольшой домишко, покрытый камышем, не привлекал внимания людей. Спокойно и независимо жила здесь семья железнодорожника. Но кто бы мог подумать, что в этом скромном доме на отшибе под видом портных скрываются подполыцики и печатаются листовки.
Очень часто «обшиваться» приходил сюда и бабушкин брат— Кирилл Гонца с друзьями молдаванами и украинцами. Немного «поправившись», они уходили, унося опасный груз. Вот тогда-то он и получил подарок от приехавшего из Кишинева друга. Этими книгами Кирилл очень дорожил.
Прошли годы революции и гражданской войны. В семье книга Ленина считалась неприкосновенной, береглась. В 1938 году Кирилл Гонца был ложно обвинен и погиб. Книги же его попали в библиотеку дяди, затем моего отца. Так и пролежали они, пережив своего первого хозяина почти на три десятилетия, дожидаясь, когда о них вспомнят...
Через маленькое, в четыре ладони окно проскальзывает в тюремную камеру одиночки мутный петербургский полусвет. Половину комнаты занимает железная койка, прикрытая одеялом солдатского сукна. В углу целая куча книг. За небольшим столиком 4*
51


под самым окном — молодой человек с высоким лбом, чуть сощуренными карими глазами. Он пересматривает книги, что-то выписывает из них на листы бумаги.
Это будущий вождь мирового пролетариата двадцатишестилетний Владимир Ульянов в петербургской камере предварительного заключения подготавливает материалы для своего большого труда о развитии капитализма в России, о неизбежности пролетарской революции.
Сестра его Анна Ильинична Ульянова вспоминала:
«Он посылал в письмах длинные перечни научных книг, статистических сборников, которые доставлялись ему из Академии наук, университетской и других библиотек. Я с матерью жила большую часть тюремного заключения Владимира Ильича в Питере, и мне приходилось таскать ему целые кипы книг, которыми был завален один угол его камеры» ’.
Работал Ильич над этой книгой упорно и очень увлекся. Когда Анна Ильинична сообщила, что его дело, судя по слухам, скоро окончится, он воскликнул полушутливо: «Рано, я не успел еще материал весь собрать».
Но в основном работа над книгой развернулась тогда, когда Ленин попал в сибирскую ссылку. Книги шли ему в посылках, отправлялись «с оказией».
11 октября 1898 года Ильич сообщал своей матери: «Рынки» свои я * кончил в черняке и начал отделывать окончательно» 1 2.
1 Сб.: «Воспоминания родных о Ленине», М.» Госполитиадат, 1955. стр. 54.
2 В. И. Ленин. Полное собрание сочинении, т. 55, стр. 103.
52


«Рынками» Владимир Ильич называл свою работу «Развитие капитализма в России».
Потом начались хлопоты по изданию, пересылка работы по частям — отдельными тетрадями, забота о наборе, корректуре, о заглавии, которое нужно дать книге. Но вот, наконец, в руках Ильича листы книги, набранные в типографии и пересланные в Сибирь. Он радуется хорошему расположению статистических таблиц, добротной бумаге, тому, что сделано очень мало опечаток, и тут же спешит переслать Анне Ильиничне списочек людей, которым он хотел бы подарить свое детище.
Не установить сейчас всех тех, кому была выслана книга «Развитие капитализма в России» по списку, ибо сам список нс сохранился. И хотя книга Ленина была издана по тому времени приличным тиражом, до нас дошли лишь считанные экземпляры, хранящиеся сейчас в музеях и крупнейших библиотеках.
Второе издание «Развития капитализма в России», одна из книг которого попала к нам, вышло в свет в 1908 году. Ленин заново пересмотрел текст, сделал много дополнений, написал новое предисловие.
Открываем пятую страницу книги и читаем начало этого предисловия: «Настоящее сочинение, — говорит Ленин, — написано в период кануна русской революции, во время некоторого затишья, которое наступило после взрыва крупных стачек 1895—1896 годов. Рабочее движение тогда как бы ушло в себя, распространяясь вширь и вглубь и подготовляя начало демонстрационного движения в 1901 году»
В заключение Ленин написал, что будет продолжать работу над книгой и разделит ее на два тома: в первом будет анализ предреволюционной экономики России, во втором расскажет об итогах и результатах революции.
Если в первом издании, обходя цензуру, Ленину пришлось пользоваться такими понятиями, как «ученики», «сторонники трудящихся», теперь он называет все это своими именами — социа1 В. И. Ленин. Полное собрание сочинении, т. 3, стр. 13.
53


листы. А вместо понятия «новая теория» появляется слово — марксизм.
Когда мы внимательно пересмотрели книгу, то, в конце се обнаружили несколько листов рекламы издательств «Звено», «Посев», «Зерно», «Польза» и «Паллада». Наряду с книгами других авторов три из этих издательств объявляли о выходе в свет трудов Владимира Ильина, то есть Ленина.
Вот о чем поведали нам страницы редкого издания В. И. Ленина. Книгу «Развитие капитализма в России» мы подарили библиотеке Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС.
54


ЧТО ИЗЪЯЛИ ПРИ ОБЫСКЕ
Как-то выехали мы в один из районов Молдавии. Небольшое село раскинулось в долине. Здесь мы и познакомились с человеком, который помог нам разыскать несколько редких книг.
...Темнота затаилась в комнатушке. Для него она была всегда: днем и ночью. И лишь изредка, когда слепой забывался в тяжелом сне, темнота отступала, устав сторожить. Сны его были всегда яркие: красные, зеленые, голубые. И когда наступало пробуждение, он долго еще носил в себе пьянящее и приятное чувство радости. Постепенно все забывалось до следующего сна. Тогда обычные будни превращались для слепого в долгую, бесконечную дорогу, по которой он пробирался медленно, наугад. Работа и ожидание...
Каждый день он приходил к нам, ощупью искал табурет и, усевшись, подолгу молчал, думая о чем-то своем. Иногда мы прерывали это молчание каким-нибудь незначительным вопросом, и опять в комнате нависала тишина. Его глаза, упрятанные за толстыми стеклами очков, казалось, вглядывались в окружающее и насмешливо, всезнающе улыбались. Глубокие борозды морщин, отходя от крупного носа, убегали к подбородку и там соединялись, отчего лицо как бы состояло из двух частей, входивших одна в другую. Намолчавшись вдоволь, он уходил.
Однажды разговор зашел о книгах, и Анатолий Александрович рассказал об учителе-книголюбе из соседнего села.
Два дня мы буквально выпытывали подробности. Но старик 55


запамятовал. На третий день он, как всегда, явился к нам, но уже с книгами под мышкой.
— Вот, у соседей нашел, от учителя остались. Может, нужны?
Рассматриваем книги — запыленные, покрытые ржавчиной времени, разводами пятен. Здесь были учебники церковнославянского языка, священное писание без начала и конца. Нет, нас интересуют не такие...
И, чтоб нс обидеть старика, положили их на подоконник.
Через некоторое время он снова принес книги. Так повторялось несколько раз. И вот однажды...
Однажды среди принесенных книг оказалась одна, которую мы положили отдельно от других.
Этот сборник вышел при жизни Ленина. Возможно, Ильич просматривал его или даже внимательно перечитал. Если так, тогда он заново пережил то, что совершилось, когда ему было двадцать пять лет...
Вьюжный декабрь 1895 года. Камера предварительного заключения или просто — «предварилка». Первая ночь, а за нею еще будет более четырехсот таких же ночей — темных, тревожных.
И в то время, когда Ильич измерял тюремную камеру шагами или, склонившись за столом, писал, в департаменте полиции шла непрекращающаяся работа. Даже сами заключенные, участники социал-демократических кружков Петербурга, не знали столько о себе в целом, сколько собрали о них сведений чиновники полиции. А какую уйму изъяли книг при обыске — целая библиотека запрещенной и подпольной литературы. Г. М. Кржижановский впоследствии вспоминал:
«Начиная с зимы 1894 года шпионско-полицейскому механиз55


му Петербурга пришлось в усиленном масштабе познакомиться с той «возмутительной» литературой «подметных листков», которые, несмотря на примитивную гектографическую форму своего производства, весьма заметно стали распространяться именно с этого времени в стенах главнейших петербургских фабрик и заводов» ’.
«Труд» чиновников дошел до наших дней. Это — «Доклад по делу о возникших в С.-Петербурге в 1894 и 1895 годах преступных кружках лиц, именующих себя социал-демократами»1  2.
Перелистаем его страницы...
Перечень участников социал-демократических кружков. Знакомые имена: Василий Старков, Петр Запорожец, Глеб Кржижановский. Первым же упомянут «помощник присяжного поверенного Владимир Ульянов».
Завершается список фамилий сообщением: по распоряжению департамента полиции социал-демократы в ночь на 9 декабря арестованы. При обыске у всех нашли большое количество революционных подпольных изданий и рукописей.
Подпольные издания — это зеркало развития революционных идей в России. Удивленным и восхищенным взглядом смотришь ты, сын середины двадцатого века, на эти книжки и видишь бунтующую Русь: разъяренных мужиков с вилами да косами, Владимирку с кандальным звоном, кресты по обочинам и «красного петуха», гуляющего по крышам барских усадеб. Они, эти книжки, брошюры, листовки, рождены в тени виселиц, в разрывах народовольческих бомб и револьверных выстрелах. И вот с их страниц уже зазвучало социал-демократическое слово — зов нового поколения сподвижников великого дела Свободы. Знавали эти книжки и щели на чердаках, и укромные углы полутемных подвалов. Их прятали, перевозили контрабандой, зачитывали до дыр и переписывали; забирали при многочисленных обысках. Но они вновь и вновь возрождались, обновленными являлись к лю1 Сб.: «Воспоминания о В. И. Ленине», т. I. М., Госполитиздат, 1956, стр. 152
2 Сборник материалов и статен, Редакция журнала «Исторический архив», в. I. Госиздат, 1921.
57


дям. Сейчас постарели они: пожелтели страницы, обтрепались переплеты, потускнел шрифт. Но почему-то каждая из них вызывает трепет, заставляет торжественно помолчать...
И вот в «Докладе» с педантичной точностью перечисляется каждая книжка. У Пантелеймона Лепешинского, например, полиция обнаружила 16 экземпляров брошюры «Царь-голод», столько же «Рабочий день», народовольческую программу, 32 экземпляра книжечки «Ткачи».
Усердный чиновник не удержался и тут же в «Докладе» дал такую характеристику «Ткачам»:
«Названная брошюра «Ткачи» есть перевод с немецкого драмы Гауптмана, в которой последовательно излагаются сцены несправедливого расчета фабриканта с истомленными работой ткачами, бедственного положения последних в их домашнем быту, постепенное возникновение среди голодающих ткачей брожения, которое переходит в открытое восстание против богачей-фабрикантов» L
И далее: «В упомянутой рукописи о стачках, найденной у Лепешинского, драма «Ткачи» особенно рекомендуется для чтения русским рабочим, на которых она может производить более резкое и сильное впечатление, чем другие подпольные произведения, изложенные в форме рассуждения»1  2.
Из воспоминаний современников известно, что драму Гауптмана «Ткачи» переводила на русский язык сестра Ленина, Анна Ильинична; ее перевод, размноженный на гектографах, распространялся среди рабочих.
В качестве обвиняемых привлечены были и рабочие. Они тоже оказались, к удивлению чиновников департамента полиции, не темны и не малограмотны. У Василия Антушевского, например, обнаружили пять экземпляров брошюры «Царь-голод», книжку Дикштейна «Кто чем живет». У рабочего ткацкой фабрики Филиппа Галактионова был найден экземпляр запрещенной брошюры 1 Сборник материалов и статей. Редакция журнала «Исторический архив», в. II. Госиздат, 1921.
2 Там же, стр. 99.
58


«Экономическая система Карла Маркса». Эту книжечку выпустил Флорентий Павленков. 5 декабря 1896 года, через год после ареста социал-демократов, он представил в цензуру другую книгу — «Очерк политической экономии по учениям новейших экономистов». Так как слово «марксизм» нельзя было даже упоминать, то издателю пришлось зашифровать заглавие. Но, увы, это не помогло: цензор Матвеев раскусил подлог и наложил на книгу арест.
Как только ни ухищрялись революционеры, чтоб сбить с толку полицию. Вклеивали в запрещенные книги ложные титульные листы, не указывали имени авторов. А порою просто «выдумывали» издательства. Например, у социал-демократа Щеглова было найдено 34 экземпляра брошюры Ленина «Объяснение закона о штрафах, взимаемых с рабочих на фабриках и заводах». Жандармы, производившие обыск, прочитали на обложке: «Издание книжного магазина А. Е. Васильева, Херсон. Типография К. Н. Субботина, Екатерининская ул., дом Никитина, 1895 г.». Кроме того, тут же упоминалось: «Продается во всех книжных магазинах Москвы и С.-Петербурга, дозволено цензурою, Херсон, 14 ноября 1895 года».
Как говорится, комар носа не подточит! Но у жандармов закралось подозрение: такую крамольную брошюру могла пропустить цензура?! Стали наводить справки. И вдруг оказалось: никакой типографии Субботина в Херсоне и не было, цензура такой книжки в глаза не видывала, в магазины Москвы и Петербурга она не поступала!
Как оказалось, брошюру Владимира Ильича отпечатала тиражом в 3000 экземпляров в своей типографии «Группа народовольцев», работавшая на Лахте, под Петербургом. Н. К. Крупская вспоминала впоследствии, как помогала в этой работе им учительница-народоволка Лидия Михайловна Книпович, перешедшая потом к социал-демократам. Лидия Михайловна договорилась с типографией народовольцев, передавала рукописи, а от них получала отпечатанные брошюры и развозила их корзинами по своим знакомым. Но однажды ее выдал предатель — наборщик типографии.
59


Жандармы сделали обыск и отобрали у Книпович двенадцать корзин с нелегальными книгами, листовками. В каждой были брошюры со статьями Ленина.
Полистаем дальше страницы «Доклада».
Вот самое интересное — характеристика деятельности Владимира Ульянова. Выписываем ее:
«Летом 1895 г. Владимир Ульянов был за границею, куда, по сведениям департамента полиции, отправился с целью завязать сношения с русскими эмигрантами и приискать способы водворения в империю революционной литературы; этой цели он, по агентурным сведениям, достиг, войдя в сношение с эмигрантом Плехановым. В сентябре Ульянов возвратился в Петербург и, как указано выше, принял деятельное участие в преступной пропаганде, приняв на себя руководство в кружках Меркулова и Шелгу- нова.
По обыску у Ульянова оказались: 1) гектографированное воззвание к прядильщикам фабрики Кенига, тождественное с отобранным у Анатолия Ванеева, 2) разорванная рукопись, озаглавленная «Мастерская приготовления механической обуви», 3) написанная самим Ульяновым статья «Ярославская стачка 1895 года», тождественная по содержанию с рукописью под тем же заглавием, найденною у Анатолия Ванеева в числе статей, заготовленных для газеты «Рабочее дело»...
...Привлеченный к дознанию в качестве обвиняемого помощник присяжного поверенного Владимир Ульянов не признал себя виновным в принадлежности к социал-демократическому обществу, отказался давать какие-либо объяснения о своем знакомстве с другими лицами и утверждал, что никогда не бывал в каких-либо кружках рабочих. Относительно найденных у него и у Анатолия Ванеева рукописей, из коих оглавление к первому номеру газеты «Рабочее дело» и две статьи о стачках и оказались написанными рукою Ульянова, он уклонился от дачи показания, но не отрицал, что эти рукописи и найденные у него статьи об Ярославской стачке написаны им. Свою поездку за границу Ульянов объяснил же60


ланием приобрести некоторые книги, из которых он мог указать только два сочинения...» 1
...Пространный доклад подходит к концу. Снова перечисляются все 74 участника кружков и их руководители. Следует приговор: социал-демократов выслать на разные сроки в Сибирь под надзор полиции...
Четверть века пролежало «Дело» в архиве. Сорок семь лет тому назад, в 1921 году, было впервые опубликовано в сборнике Исторического архива.
Время идет только вперед и никогда вспять. Но книга, изданная еще при жизни вождя, властна над временем. Она уводит нас к утру того дня, когда «помощник присяжного поверенного» Владимир Ульянов стал Лениным, собрав разрозненные социал-демократические кружки в единый «Союз борьбы за освобождение рабочего класса».  11
11 Сборник материалов и статен. Редакция журнала «Исторический архив», в.1 Госиздат, 1921, стр. 126—127.
6


О ЧЕМ РАССКАЗАЛА КИНГА
Тихо в здании. Молчит все вокруг. Лишь изредка поскрипывают стеллажи, словно жалуясь на тяжесть. Тесно прижавшись друг к Другу, как сестры, спят книги. Опустевшие, раздетые столы, будто выстроенные солдаты, ждут читателей. Стулья отвернулись и вопросительно поглядывают спинками.
Но вот хлопнула дверь в читальный зал. Голоса заглушили тишину и разбудили здание. Начался обычный рабочий день...
Мы не первые посетители. Сотни студентов уже побывали здесь. Словно сдавленный с боков, коридор проводил нас в читальный зал. Присев в сторонке, осматриваемся. Полуприглушен- ные голоса. Библиотекари быстро снуют от стола в хранилище и обратно. Несколько секунд на разговор с читателем и опять к полкам. Так семь часов подряд. Хотя улыбаются губы и не видно переутомления, тяжеловато приходится к концу дня. Немеют ноги. Вот уже усталость заставляет поджимать то одну, то другую — временное облегчение. И опять от стола к стеллажам, без заминки, расторопно.
Возьмите карандаш, попробуйте подсчитать путь, пройденный библиотекарем за рабочий день. Получится внушительная цифра. А ведь это не просто километры. Это дорога к книгам. Здесь их много: новых и старых, получивших увечья и отремонтированных, чтоб опять служить людям. Одетые в кожаные переплеты, в картонные, а то и вовсе без них, дремлют они на полках, дожидаясь своей очереди.
62


Ленинские издания смотрят золотым тиснением букв на корешках переплетов. Их читает много людей. Поэтому на полках не тесно. По соседству у стены примостился каталог, словно счетная машина, выпирая множеством черных ручек-клемм.
В хранилище тихо. Улеглись на стеллажах труды многих людей. В каждой книге — частица сердца человека, его душа. Не стало автора — на века сохранился его труд.
Мы у книжных полок в отделе, который во всех библиотеках именуется «третьим». Здесь — общественно-политическая литература. Сейчас нас привлекают книги, которые рассказывают о жизни и работе Ленина. Хочется выловить ну хотя бы одну «золотую рыбку» — редкое своеобразное издание, вышедшее при жизни Ильича. С разрешения заведующей читальным залом мы входим в хранилище и останавливаемся возле стеллажей. Внимательно рассматриваем корешки переплетов: книгу, рожденную сорок—пятьдесят лет тому назад, заметишь сразу.
Дореволюционные издания Луначарского, тома Плеханова, первые учебники обществоведения и политграмоты, которые листали еще наши отцы. Берем в руки брошюры об Ильиче, изданные в год его смерти. Много любопытного, интересного; хочется все рассмотреть, подержать в руках, прочитать хотя бы несколько страничек.
И вот, наконец, мы находим ту, которая кажется нам самой интересной и, кроме того, редкой. Ну как не рассказать о ней!
Книга эта без переплета и даже без обложки; желтые шершавые листы. Но бумага ли с обложкой красят книгу, делают ее ценной? Прочитаем от начала до конца титульный лист:
«Российская Социалистическая Федеративная Советская Республика. Пролетарии всех стран, соединяйтесь!
VII ВСЕРОССИЙСКИЙ СЪЕЗД СОВЕТОВ РАБОЧИХ, КРЕСТЬЯНСКИХ, КРАСНОАРМЕЙСКИХ И КАЗАЧЬИХ ДЕПУТАТОВ. Стенографический отчет (5—9 декабря 1919 года в Москве). Государственное издательство, 1920 г.».
Воображение переносит в завьюженную Москву. Очереди — змеи у пустующих продовольственных магазинов, обильно облеп- 63


ленных декретами, постановлениями, декларациями. Глазницы окон заделаны фанерой. Редкие трамваи, обвешанные гроздьями людей; допотопные «форды» и «амо» фыркают керосиновым смрадом; между каменными домами с облезлой штукатуркой торчат фундаменты, так как деревянные дома растащили на дрова...
В эти дни открылся VII Всероссийский съезд Советов. Молодая республика, полузадушенная железной рукой блокады, яростно отбиваясь от полчищ Антанты. Не было ни дров, ни угля — голодный рабочий замерзал из-за недостатка топлива, паралич сковал заводы и фабрики; сыпной тиф косил людей. Революционный Октябрь получил в «наследство» от царского правительства полуразбитый железнодорожный транспорт с запасом угольного топлива лишь на десять дней! А кадры? На фронт, где шли ожесточенные бои с белогвардейцами, к 1 октября прибыло 122 врача. И это на тысячи больных и раненых. А борьба с тифом! Вопрос стоял, по метким словам Ленина, так: «Или вши победят социализм, или социализм победит вшей!»1.
Об этом и рассказали нам строки в книге, которую мы держали в руках.
Но истерзанная, измученная Советская Республика продолжала жить, продолжала бороться.
...Листаем дальше пожелтевшие страницы. И вот самое ценное, незабываемое — выступление Владимира Ильича Ленина. Конечно, сейчас его речь можно прочитать в отдельных сборниках, в
1 В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 39, стр 410.
64


Томах его сочинении. Но ведь у нас в руках самая первая и теперь редкая книга. Впечатление такое, словно не у стеллажей стоим мы, а сидим в большом зале и слушаем речь вождя. И его слова летят в массы:
«Товарищи, помните, что в настоящее время может быть от нескольких недель, может быть от двух-трех месяцев зависит, кончим ли мы войну не только решающей победой, но и полным уничтожением противника, или мы снова обречем десятки и сотни тысяч людей на продолжительную и мучительную войну»1.
Ленин оказался прав: через месяц, в январе 1920 года, когда красные бойцы разгромили главные силы контрреволюции, Антанта решила прекратить экономическую блокаду Советской России.
Закрываем помятую обложку. На ее обратной стороне стоимость книги с объявлением в духе тех лет: «Цена 105 руб. Указанная на книге цена никем не может быть повышена»...
Книга, которая попала в библиотеку Кишиневского университета, — редкое издание. Ведь в свое время она была выпущена небольшим тиражом. Она ценна и тем, что когда-то принадлежала библиотеке Коминтерна. Об этом говорит круглый штамп на титульном листе.  *
1920, с^11278В"Р<,ССНЙГ1‘"Й '”Г’Л Стенографический отчет. Госиздат,
Г>('/2) 16


НА ЧЕРДАКЕ СТАРОГО ДОМА
Мы часто приходили в этот гостеприимный дом, спрятавшийся в зелени сада. Нина Петровна радушно встречала нас, угощала фруктами, чаем с вареньем, орехами. Сама она суетилась, не знала, куда посадить и всегда подсовывала какое-нибудь лакомство. От нее пахло яблоками, чем-то осенним, терпким и солнечным.
Однако не только гостеприимством привлекала к себе эта добрая женщина. Самое интересное ждало гостя после угощения, когда Нина Петровна выносила пожелтевшие фотографии, связки старых журналов, письма, книги. Каждая вещь имела свою историю, свою жизнь. Этих историй мы прослушали немало, и если собрать воедино рассказы хозяйки, получилась бы интересная и большая книга.
Вскоре мы отправились в одну из длительных поездок, а по возвращении уже не застали Нину Петровну. Соседка рассказала о последних ее днях и передала сверток с книгами. Их было немного. Куда делись остальные, среди которых было много ценных, — неизвестно.
Разбирая подаренные книги, мы нашли среди листов записку: «Любезный Николай Семенович!
Вчера имел честь получить Ваше послание. Чем могу ответить на Ваше предложение? Считаю за честь способствовать благому делу и по мере моих сил принять участие. К сожалению, в настоящий момент о Николае Филипповиче не могу Вам сообщить ничего, ибо вестей из Сибири не получал, и представьте казус: адресок его утратил!
66


Его Превосходительству я ни словом не обмолвился о наших начинаниях, возможно, Энгельмейер или кто...»
На этом слове письмо обрывалось...
Прошел день, другой, и рука снова потянулась к пожелтевшему листку. Опять перечитываем. Почему так волнует это письмо незнакомого и возможно давно ушедшего из жизни человека? А эти сборники с рассказами Бунина, Куприна, Вересаева? Может, между ними есть какая-то связь? Но какая? Почему письмо оказалось в этом томике, ведь Нина Петровна была аккуратным человеком. «Не надо ничего путать. Во всем должен быть порядок», — говорила она, когда мы ложили не туда, куда нужно, книгу, письмо. А может быть, посторонний кто-нибудь случайно заложил письмо в книгу? Как же распутать эту историю?
Те несколько книг, которые попали к нам, очень интересны. Их выпуск связан с общественно-литературной работой В. В. Вересаева и издательской деятельностью Н. С. Клестова.
К сожалению, до нас дошла лишь часть письма, и трудно установить, кто был его автор. Но нет никакого сомнения, что письмо адресовано другу Вересаева — Николаю Семеновичу Клес- тову, участнику товарищества «Книгоиздательство писателей в Москве».
В одной из своих мемуарных статей Вересаев писал о Клес- тове-Ангарском:
«Помнится, в 1911 г. приехал в Москву из Петербурга Николай Семеновича Клестов (Ангарский).
Я имел с ним дела и раньше, когда он, живя под чужим паспортом, заведовал в Москве книгоиздательством «Земля» писчебумажного фабриканта Блюменберга. Подложность паспорта его была обнаружена, он был арестован и снова сослан в Сибирь. Теперь он вернулся из ссылки...» 1
В другом издательстве «Зерно» Клестов выпускал социал-демократические брошюры, издал две книги В. И. Ленина.
1 В. Вересаев. Собр. соч. в 5 томах, т, 5, Б-ка «Огонек», М., Изд-во «Правда», 1961, стр. 443.
5(’/г)* Ы


У одного из ярославских букинистов мы приобрели книгу Ленина «За 12 лет», которую Клестов предполагал издать в трех томах. Но удалось ему выпустить лишь первый том и первую часть второго. Во втором томе были опубликованы работы Ленина «Экономическое содержание народничества и критика его в книге г. Струве», «Задачи русских социал-демократов», «Что делать?» и некоторые другие.
В предисловии к первому тому Ленин писал:
«Предлагаемый читателю сборник статей и брошюр охватывает период с 1895 по 1905 год. Темой соединяемых здесь вместе литературных произведений являются программные, тактические и организационные вопросы русской социал-демократии. Вопросы эти ставятся и разрабатываются все время в борьбе против правого крыла марксистского течения в России»
Что же побудило Ленина снова в 1907 году обратиться к своим старым работам? Он сам говорит об этом в конце предисловия. Дело в том, что в капиталистических странах пролетариат связан с мелкой буржуазией. В рабочих партиях неизбежно поэтому образование «правого крыла, которое в своих взглядах, в своей тактике, в своей организационной «линии» выражает тенденции мелкобуржуазного оппортунизма. В такой мелкобуржуазной стране, как Россия в эпоху первых зачатков молодой рабочей с.-д. партии эти тенденции не могли не проявиться гораздо резче, определеннее, ярче, чем где бы то ни было в Европе. Ознакомление с различными формами проявления этой тенденции в российской со-
1 В. И. Ленин. Полное собрание сочинении, т. 16, стр. 95.
68


циал-демократии в разные периоды се развития необходимо для укрепления революционного марксизма, для закаления русского рабочего класса в его освободительной борьбе»1.
Как только первый том вышел из печати, его вскоре конфисковали. Но значительную часть тиража удалось спасти. Книга Ленина стала распространяться нелегально.
Во втором томе «За 12 лет» Клестов предполагал опубликовать работы Ленина по аграрному вопросу. Однако осуществить свое намерение он не смог.
Энтузиасты Вересаев и Клестов организуют в 1912 году книгоиздательство писателей. Оно получило большую популярность как у читателей, так и у самих писателей. Это издательство выпустило отдельными книгами произведения Бунина, Телешова, Серафимовича, Горького, Алексея Толстого. Особенную известность ему принесли сборники рассказов и повестей писателей-реалистов. Вересаев вспоминал:
«Я выступал в нашем издательстве с программой, которую в двух словах можно охарактеризовать так: утверждение жизни. Этим приблизительно все уже сказано: в сборниках наших не должно найти место даже самое талантливое произведение, если оно идет против жизни, против необходимости борьбы за лучшую жизнь»*  2.
Вересаев рассказывает, как его программа вызвала целую бурю среди писателей. Больше всех возражал Бунин. Между ним и Вересаевым произошел, в частности, такой разговор:
— Ну, а если я напишу вещь, не подходящую под вашу программу? — спрашивал Бунин.
Вересаев отвечал:
— Тогда я ее не приму. У нас есть много других журналов и альманахов, можете печатать там.
Рассерженый Бунин приходил в неистовство:
— И Льву Толстому вы бы отказали?
’ В И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 16, стр. 112—113.
2 В. Вересаев. Собр. соч. в 5 томах, т. 5, Б-ка «Огонек», М., изд-во «Правда», 1961, стр. 451—452.
69


— И ему бы отказал, если бы прислал какой-нибудь свой благочестивый рассказ. А уж от «Хаджи Мурата», конечно, не отказался бы.
Сборники книгоиздательства писателей под названием «Слово» выходили вплоть до Октябрьской революции. Они сыграли большую роль в распространении среди народа лучших литературно-художественных произведений. Три сборника и несколько книжечек «Дешевая библиотека» этого издательства попали к нам. Письмо, которое было обнаружено между страницами, написано, думается, в 1912 году и связано с организацией Вересаевым «Книгоиздательства писателей в Москве». Это подтверждается еще и тем, что в письме упоминается фамилия Энгельмсйсра. Как нам удалось установить, Энгельмейер сотрудничал в небольших иллюстрированных журнальчиках, а затем вошел в книгоиздательство, организованное Вересаевым. Судя по письму, автор был связан с Сибирью, как и Клестов, бывший там два раза в ссылке.
Возможно, литературоведы и историки Сибири со временем заинтересуются тем, куда был сослан Клестов, не сохранилось ли в каком из сибирских архивов его переписка с Вересаевым, Буниным, Телешовым и другими писателями. Тогда можно будет установить и фамилию упоминаемого в письме Николая Филипповича, жившего в это время в Сибири.


НЕОБЫЧНАЯ КАРТИНА II РЕДКАЯ КНИГА
Есть хорошее выражение — «любимое детище». Его произносят, когда говорят о чем-то особенном, задушевном: любимая роль у артиста, любимый рассказ у писателя, дорогая сердцу картина у художника-живописца. Это близкое не всегда самое большое по размерам и объемам. Но всегда — родное и милое. Задайте художнику об этом вопрос. Что он скажет в ответ?
Вопрос: Алексей Александрович, какую картину из всех написанных вами считаете самой лучшей?
Ответ: Я написал пейзаж в 4 тысячи квадратных метров. Это самая удачная из всех моих работ...
...Он сидит за круглым столиком и, задумавшись, рассматривает свои руки — руки художника, написавшего такую странную по размерам картину. Потом, подняв голову, продолжает:
— Война застала меня в Кишиневе. С 6 на 7 июля 1941 года последним эшелоном выехал я по направлению к Москве. И только через шестнадцать дней чудом попал в столицу: въезд в город был закрыт...
...Он уводит нас в прошлое, и, слушая его рассказ, мы представляем все это так, словно сами были участниками событий...
В пустом здании Союза художников СССР глухо отдавались шаги. Стены уныло смотрели в пол. Заклеенные накрест окна прикрылись полосками бумаги. Тревога людей проникала сюда, встре71


чая молчанием полуоткрытых дверей. Под ногами поскрипывал песок и осыпавшаяся штукатурка. О чем задумался ветхий стол, не вывезенный отсюда по старости? А человек, стоявший рядом? Громкий голос прервал его размышления:
— Алексей? Да ты ли это? Какими судьбами!
— Борис! Вот встреча — так встреча...
— Так случай свел меня с Борисом Поповым, — продолжает свой рассказ Алексей Александрович Васильев. — Вот тогда-то я и выехал в Ленинские Горки, чтоб вместе с двумя художниками срочно замаскировать дом, в котором жил Ленин.
В тени деревьев укрылся дом с высокими колоннами. Только что выкрашенный, обновленный, словно утром умытый, он приветствовал солнце. Вокруг него, поднимая вверх головы, ходили три человека. Спорили, вычерчивая в воздухе какие-то фигуры. В последующие пять дней можно было наблюдать интересную картину: молодые художники расписывали стены деревьями.
Скоро стены дома исчезли — они превратились в деревья, кусты. Пропали и дорожки парка, скамьи. А к концу недели «густой лес» поглотил все, что могло рассказать о присутствии здесь человека.
Очень памятна мне одна встреча...
...Слушая рассказ художника, мы снова уходим в прошлое. Ленинские Горки, дом Ильича...
«Люлька» подняла художников на второй этаж. Здесь они заметили сидящего на балконе человека. Очень удивились: в ленинском доме кто-то живет! Странно... Но работа так увлекла, что все скоро забыли об этом. И вдруг негромкий голос, обращенный к Васильеву:
— Вы красьте, красьте, только не очень сильно. Отмывать скоро придется.
Когда художники поинтересовались, кто живет в доме, то к удивлению узнали: это был родной брат Ленина — Дмитрий Ильич Ульянов.
72


— Я до сих пор жалею, — заметил Алексей Александрович,— что не осмелился поговорить с ним.
...Самолет, как гигантская стрекоза, скользил в воздухе, словно выискивая в просветах деревьев место, куда смог бы сесть. Но нет, он кружил и кружил, то набирая высоту, то опускаясь. Так продолжалось очень долго. Люди проверяли результаты маскировки дома, парка, дорожек. Сверху земля казалась сине-зеленым плывущим ковром. Поднявшиеся в воздух художники внимательно и придирчиво осматривали каждый метр земли. Что-то кричали друг-другу, пытались заглушить шум мотора. Затем маленький «ПО-2» быстро исчез, словно растаял...
После этого фашисты Горки уже нс бомбили; для врага дом, в котором жил Ильич, исчез...
Так заслуженный деятель искусств Молдавской ССР Алексей Александрович Васильев с двумя художниками замаскировал в 1941 году дом, в котором жил Ильич последние годы.
2
Мы в мастерской художника. Он недавно возвратился из Шушенского, привез много этюдов Минусинска, Красноярска, сибирских сел, где приходилось бывать Ленину. У художника мечта: создать леннниану. Съездил уже в Сибирь, побывал в Италии, на
6 1G
73


Капри, в Ульяновске. Теперь впе- реди Польша, Швейцария. Алексей Александрович рассказывает нам о своих планах, показывает этюды, подводит к начатой картине — вид старого Шушенского. Мы же нет-нет да и посмотрим на его богатую библиотеку.
— Скажите, Алексей Александрович, а нет ли у вас дореволюционных книг — прижизненных изданий Ленина?
Художник удивленно взглянул на нас: к чему вдруг такое, ведь он же не библиофил?
Потом, припоминая, стал вглядываться в корешки переплетов. Не удовлетворившись этим, начал открывать дверцы книжных шкафов. Мы следили за каждым его движением.
Наконец из пачки книг он вытащил внушительный том в сером матерчатом переплете.
— Вот возьмите на память.
«БЫЛОЕ. Журнал, посвященный истории освободительного движения. 3/15 марта 1907. Петербург», — прочитали мы на титульном листе.
Что это за журнал?
Основан он был в Лондоне в 1900 году В. Л. Бурцевым. Сначала издавался за границей, а потом в Петербурге. Это был орган в основном народнической интеллигенции. Потому так много помещалось на страницах журнала воспоминаний народовольцев. В 1907 году царское правительство запретило его, а в следующем году он снова стал выходить, но уже под другим названием — «Минувшие годы».
Придя домой, мы внимательно перелистали книжку. Оказыва74


ется, в переплете был еще и апрельский номер. Но нас пока интересовало одно: не найдется ли в старом журнале упоминаний о Ленине, материалов о социал-демократах. Хотелось найти что- нибудь новое, малоизвестное.
Листаем страницу за страницей.
Воспоминания одного из участников восстания на броненосце «Потемкин», документы о декабристах. Статья революционера Германа Лопатина. Во второй книге известный историк освободительного движения М. К. Лемке опубликовал «Материалы для биографии А. А. Серно-Соловьевича». В конце оглавления апрельской книжки журнала мы обнаружили любопытное обращение редакции к читателям:
«Мартовская книжка находится еще под арестом и будет разослана подписчикам тотчас по ее освобождению. В случае обратном редакция примет меры к удовлетворению подписчиков».
А вот, пожалуй, самое интересное. В мартовской книжке помещен материал — «Из обзора важнейших дознаний о государственных преступлениях за 1901 год». Этот обзор составлен департаментом полиции. Каким-то образом редакция журнала заполучила его.
Одно из первых мест в «Обзоре» занимают сведения, собранные жандармерией о социал-демократах. О них говорится:
«Группа «Искры» и «Зари»... В конце 1900 г. по решению петербургской «Центральной социал-демократической рабочей партии» за границей была основана самостоятельная организация в качестве главного представителя интересов партии в России. Тогда же приступили к изданию органов новой группы—газеты «Искра» и журнала «Заря»; в редакции первой из них работал Владимир Ульянов в сотрудничестве с Александром Потресовым и Юлием Цедербаумом. «Искра» печатается в Мюнхене, но ей старательно придается вид и характер издания, выходящего в пределах России» ’.
И далее:
1 Журнал «Былое», 1907, № 3, стр. 240.
6*
75


«Газета «Искра» с первых же своих номеров стала прдповедд- вать завоевание политической свободы и борьбу с русским самодержавием. Так, в статье «На пороге двадцатого века» говорится: «Разрушение самодержавия безусловно необходимо для развития нашей партии. Если между западноевропейскими социалистами и их великой целью стоит эгоизм имущих классов, то между нашей зарождающейся партией и западноевропейской социалистической семьей стоит самодержавный царь с его полицейским государством. Но нет той силы, которую не могла бы разрушить человеческая энергия. Российская социал-демократическая партия возьмет на себя инициативу борьбы с абсолютизмом и нанесет ему смертельный удар, опираясь на более или менее энергичную, прямую или косвенную, поддержку всех недовольных элементов, и политическая свобода будет первым культурным завоеванием России в двадцатом веке» *.
Нет ничего удивительного, что на мартовскую книжку за подобные материалы и был наложен арест.
В том же номере мы нашли перечень газет, книг, журналов, издававшихся в период первой русской революции, а потом запрещенных царским правительством. В перечне этом, состоящем из 356 названий, разыскали мы работы В. И. Ленина.
Кому принадлежали книжки «Былого», подаренные нам художником Васильевым? На титульных листах два штампа: «библиотека А. Я. Германа» и «Александр Яковлевич Герман». Кто он такой? Для нас это остается загадкой. Правда, Алексей Александрович Васильев рассказал, что книжки «Былого» несколько лет тому назад подарил ему художник-любитель, живший в поселке Сороки, в Молдавии. Этот художник как будто бы являлся дальним родственником революционеров 60-х годов братьев Александра и Николая Серно-Соловьевичей.
Такова судьба редкого дореволюционного журнала, сохранившегося в библиотеке молдавского художника.
* Журнал «Былте», 1907, № 3, стр. 270.
76


3
Как-то Алексей Александрович принес нам две фотографии, присланные ему из Саратова. Почти пятьдесят лет разделяют их. На первой — семья Ульяновых. Не так-то часто собирались они вместе, особенно в предреволюционные годы, и еще реже фотографировались всей семьею.
Но кто этот мальчик, что стоит справа за спиной Анны Ильиничны? На вид ему лет четырнадцать-пятнадцать. В семье Ульяновых как будто бы не было такого паренька?
Это — Гора, приемный сын Ульяновых-Елизаровых.
А вот другая фотография, сделанная год тому назад. Снимки у нас на столе, и мы долго всматриваемся в них, ищем те черты сходства, которые объединяют заснятых на двух фотографиях людей — юного и шестнадцатилетнего.
Это произошло в 1911 году. Жители Саратова прочитали в 77


журнале «Огонек» интересное сообщение. Рассказывалось о мальчике-феномене, который с трехлетнего возраста читал все: вывески на улицах, книги, газеты. В конце выражалась надежда, что «найдутся добрые люди, которые не дадут заглохнуть столь исключительным способностям».
С этого времени глухой и темный подвал дворника на Константиновской улице стали осаждать письмами; нередко появлялись дамы в сопровождении мужей: не отдадут ли на воспитание мальчика-феномена? Но отец хоть и зарабатывал пятьдесят копеек в день (на семью в пять человек!), все же крепился — не отдавал сына в чужие руки. Но однажды...
Как-то летним днем явились еще посетители. Веселые, общительные, они сразу расположили к себе дворника, его жену и детишек. Это были Анна Ильинична и се муж Марк Тимофеевич Елизаровы. Беседа продолжалась недолго, и с тех пор Гора Лоз- гачев стал частым гостем в доме новых друзей, а затем навсегда поселился в этой семье.
Для мальчика началась новая жизнь, совсем нс похожая на прежнюю. Вес хорошее, доброе старалась привить сестра Владимира Ильича своему приемышу «Горишкс-торопыжке». Навсегда запомнил мальчик заботу и живое участие матери Ильича, Марии Александровны.
Очень часто слышал Гора от взрослых рассказы о Владимире Ильиче, который был в эмиграции. Он подолгу рассматривал его фотографии. Но его первая встреча с Лениным произошла лишь в 1917 году.
78


Получив телеграмму из Финляндии, семья собралась на вокзал. Горке тоже очень хотелось быть со всеми, но его не взяли. И только утром мальчик увидел Ленина. Впоследствии он так описал эту встречу:
«Буквально в двух шагах от меня стоял человек небольшого роста, коренастый, плотный, казавшийся даже широкоплечим благодаря толстому зеленому суконному френчу полувоенного образца, с тисненными кожаными пуговицами, похожими на футбольные мячики. Такне же зеленые брюки навыпуск; простые черные ботинки с толстенными подошвами. Он только что успел умыться и стоял теперь у открытой двери в ванную, окруженный улыбающимися родными, усердно вытираясь полотенцем и как-то забавно фыркая при этом.
Едва он повернулся ко мне, я сразу узнал его. Конечно, это же и есть Владимир Ильич!»1
С того дня в сердце Горки навсегда поселилась привязанность н любовь к родному человеку.
Удивительным для мальчика казалось то, что Ильич, о котором столько пишут, говорят, остается простым и очень душевным человеком. Горку поражало, что Ленин-вождь постоянно в окружении самых различных людей; в любое время каждый мог подойти к нему запросто, поговорить, расспросить о чем хотел.
«Владимира Ильича, — вспоминал он, — нисколько не смущало, что его немногочисленные костюмы уже изрядно поношены, что ходить ему приходится в носках, заштопанных руками Марии Ильиничны либо Надежды Константиновны, что кепка его всегда безжалостно измята — сам же он подчас запихивал ее в карман, выступая где-нибудь на рабочем митинге, или жестикулировал ею, зажав в кулаке. Но если Ильич узнавал, что кто-либо другой нуждается, бедствует, он сердился, настаивал и добивался, чтобы этому товарищу была оказана помощь и поддержка»1  2.
1 Г. Лозгачев-Елизаров. Незабываемое, Саратов, Приволжское книжное издательство, 1966, стр. 137.
2 Там же, стр. 202.
79


А когда на Поволжье надвинулся страшный голод и был организован сбор денег и ценностей для закупки хлеба, Ленин, не имевший ничего ценного, чтоб сдать в общий фонд, пожертвовал большую золотую медаль, которую получил за окончание с отличием Симбирской гимназии!
Свободное время Владимир Ильич порою проводил с Горой. И тогда в доме поднимался невообразимый шум. «Гонка» начиналась с подачи руки и добродушного ленинского — «Здравствуй, здравствуй!». Мальчик со смехом вырывался и убегал. В результате погони разлетались стулья, стоящие на пути. На грохот сбегались домашние. Но все обходилось благополучно. Сколько радости приносили хотя и редкие встречи! Иногда Гора приходил к Ленину в кабинет. Владимир Ильич расспрашивал о делах, здоровье, учебе, давал советы. Мальчишку всегда удивляло, как такой занятой человек интересуется его, горкиными, делами. Уходя, видел, как до самой двери его провожает внимательный взгляд...
Как-то летом Анна Ильинична отправила мальчика в детскую колонию под Москвой, которая размещалась на дачах. Это было что-то вроде пионерского лагеря. Здесь однажды и услышал Гора печальную весть о том, что в Ленина стреляли. Эта беда погнала мальчишку в Москву. Чего только он ни передумал, чего ни перечувствовал, прошагав пешком пятнадцать километров. Вместе с приемным отцом, Марком Тимофеевичем Елизаровым, Гора пошел в Кремль...
Крепкий организм Ильича победил. Для полного выздоровления Ленина отправляют в Горки. И вновь встречи. Иногда, шутя, Владимир Ильич называл Гору своим личным секретарем. Как хотелось мальчишке в те минуты стать взрослым, чтоб действительно помогать своему старшему другу! Он заявлял:
— Жаль, Владимир Ильич, что я не родился пораньше! Мне так хотелось бы быть старше, чтоб я мог по-настоящему помогать вам!
На это Ленин отвечал:
— Ничего, будешь и ты старше, всему свое время придет. Ты 80


уже и сейчас помогаешь, как можешь; старайся пока учиться лучше, чтоб после стать настоящим помощником...
Никогда Анна Ильинична не повторяла дважды сыну, что нужно сделать. Намек, что Владимир Ильич может быть недоволен, производил магическое действие. И всегда Гора помнил: он— из семьи Ульяновых.
Так жили они, иногда вместе, чаще врозь. И мальчик чувствовал теплую заботу о себе, ласку и одобрение.
Фотография лежит перед нами. Человек продолжает кому-то улыбаться. Мгновение вырвало у времени секунду. Но не остановить мысль в глазах человека. Она незримо скользит к собеседнику в улыбке, в лучистых морщинках слегка сдвинутых бровей. И глаза какие-то особенные — мудрые. Они видели многое, чего не увидели и не увидят другие. Может, вспоминает он, Георгий Яковлевич Лозгачев-Елизаров, как Ленин обрадовал его, мальчишку, — сделал редкий для того времени подарок — велосипед, или как разбирали они вместе приходившие в Кремль книги, журналы?
Его память хранит многое. Она сохранила и передала в точных, подробных деталях трагическую страницу истории:
«Стоя в почетном карауле у самого изголовья — короткие пять минут, — я в последний раз, не отрываясь, всматривался в дорогие, так близкие мне черты лица, удивительно спокойного в своей неподвижности, как будто Ильич просто спал, так естественно склонив чуть-чуть набок голову. Меня сменили, и, стоя в стороне, я смотрел, как мимо гроба двумя рукавами текла непрерывно живая река, не иссякавшая ни ночью, ни днем. Раздавались горестные возгласы, громкий плач; по лицам всех текли слезы. То и дело кто-нибудь падал без чувств у самого гроба, и люди в белых халатах быстро выносили его из зала.
Под сводами Колонного зала круглые сутки реяли, не смолкая ни на минуту, звуки похоронного марша; круглые сутки текла 81


людская река, и гроб, осененный четырьмя пальмами и чернокрасными знаменами, словно остров, покоился на ее волнах...» 1
Мы рассматриваем групповую фотографию. На обороте надпись:
«Дорогому Алексею Александровичу Васильеву от самого младшего из изображенных здесь людей, с которыми навсегда связала меня жизнь... Ваш Г. Лозгачев-Елизаров. Москва, 28.8.68».
1 Г. Лозгаж в-Елнзаров. Незабываемое. Саратов. Приволжское книжное издательство, 1966, стр. 249.


..ПРОПУСК В ПОЕЗД
СПЕЦИАЛЬНОГО НАЗНАЧЕНИЯ
Разыскивая редкие книги революционных лет, я часто встречал оригинальные документы, фотографии коммунистов-подпольщиков. Об одном из таких документов, связанных со смертью В. И. Ленина, мне и хочется рассказать.
Это было пять лет тому назад. Как-то зашел ко мне один из товарищей — доцент Шахтинского пединститута.
— Ты хорошо помнишь, — спросил он, — роман «Как закалялась сталь»?
— Раза три читал. Как будто помню...
— А помнишь из действующих лиц Хрисанфа Павловича Чернокозова? Так вот, найди его в романе, а потом забегай ко мне. Я тебе кое-что сообщу.
Я взял роман «Как закалялась сталь», перелистал его, разыскивая фамилии и имена его героев. В конце книги обнаружил то, что искал. В романе говорилось:
«Под сенью размашистых деревьев, в уголке террасы — группа санаторцев. За небольшим столом читал «Правду», тесно сдвинув густые брови, Хрисанф Чернокозов. Его черная косоворотка, загорелое, давно не бритое лицо с глубоко сидящими голубыми глазами — все выдает в нем коренного шахтера...
— Это и есть твой товарищ по комнате? — тихо спросила Жигирева Чернокозова и кивнула головой на коляску, в которой сидел Корчагин...» !.
2 Н. Островским. Собр. соч., т. 1, М., ГИХЛ, 1955, стр. 392—393.
83


Так началось их знакомство. И нс знал Павел, что двое из них — Жигирева и Чернокозов — станут для него людьми дорогими и что в годы тяжелой болезни, ожидавшей его, они будут первой его опорой».
Заложив полоской бумаги эту страницу, я отправился к Борису Николаевичу, гадая, что он может сказать нового о герое романа Островского.
— Хрисанф Чернокозов — не выдуманное лицо. Оп живет сейчас в Грозном. Вот его адрес.
И товарищ протянул мне листочек бумаги.
С этого времени я только и думал об одном: как бы попасть в Грозный и повидать человека, который стал одним из действующих лиц романа Николая Островского.
Наконец, подошел и тот день, когда мы с товарищем всходили по трапу самолета, отлетавшего на юг.
Город Грозный. Мы входим в подъезд большого дома. Встречает нас высокий седой старик. Глубокие глаза его скрыты под лохматыми бровями. Держится он прямо, с достоинством. Видно, большие годы, тяжелая работа не сломили его. Это и есть Хрисанф Чернокозов — один из героев книги «Как закалялась сталь».
Хрисанф Павлович рассказывает о своей жизни, о подпольной работе в Донбассе, о том, как он встречался с видными руководителями большевистских организаций. Потом подходит к застекленному буфету и, покопавшись в документах, подает нам небольшой кусочек белого картона.
Читаем: «Пропуск в поезд специального назначения на Павелецком вокзале. Поезд отправляется 23 января 1924 года ровно в 6 часов утра. Комендант поезда Лашевич».
— В этом поезде, — пояснил Хрисанф Павлович, — я сопровождал гроб с телом Владимира Ильича, а потом одним из первых стоял в почетном карауле в Колонном зале Дома Союзов. Этот пропуск частенько держал в своих руках Николай Островский...
Мы молча, не отрываясь, смотрим на небольшой кусочек картона. Охватывает волнение при виде почетного документа, кратких и торжественно-печальных строк. Представляются улицы, напол-
84


ценные народом, колонны людей, идущие молча, без песен к районным комитетам партии. На стены вывешиваются траурные флаги.
Ночью к Павелецкому вокзалу был подан поезд специального назначения. В голове его паровоз «У № 127». На передней части его надпись: «Беспартийные — коммунистам». Этот паровоз рабочие Московского депо отремонтировали во внеурочное время и передали Владимиру Ильичу со следующим письмом:
«20-го мая, собравшись на празднование юбилея (6-летия ячейки РКП ж/д станции Москва, Б. Ч.), рабочие и служащие депо Москва, передавая паровоз № 127 ячейке, единогласно постановили избрать тебя, дорогой Владимир Ильич, почетным машинистом. Вручая тебе паровоз, рабочие и служащие не сомневаются, что ты, Владимир Ильич, как опытный машинист, привезешь нас в светлое будущее.
Со дня избрания тебя, дорогой товарищ Владимир Ильич, почетным машинистом, зачисляем тебя по штату машинистов, по 85


14 разряду 24 разрядной тарифной сетки — в связи с чем при сем прилагаем расчетную книжку» ’.
И вот этот самый паровоз, незадолго до того подаренный Ленину, должен был везти траурный поезд до Горок, а затем возвратиться с гробом в Москву.
Еще ночью к поезду начали сходиться члены правительства, делегации от партийных организаций — ветераны коммунистической партии. Выходя на перрон, некоторые предъявляли небольшой листочек белого картона — пропуск в поезд специального назначения.
В 6 часов утра медленно отошел поезд от Павелецкого вокзала, а затем через несколько часов возвратился обратно. На вокзале его уже ожидали делегации от крупных заводов, учреждений. Улицы, по которым должны были нести гроб с телом Ленина, запружены огромными массами народа. Все хотели еще раз взглянуть на любимого учителя в вождя.
Один из первых, кто вышел из траурного поезда и нес к Дому Союзов гроб с телом Ленина, был член Советского Правительства Хрисанф Павлович Чернокоэов.
На память приходят строки поэмы Маяковского:
Это
его несут с Павелецкого По городу, взятому им у господ... ...Вовек
такого
бесценного груза
еще
не несли
океаны наши,
Как гроб этот красный к Дому Союзов, плывущий
1 Сб. «Воспоминания о В. И. Ленине», т. 3. М., 1960, стр. 367—368.
86


на спинах рыданий и маршей.
Еще в караул вставала в почетный суровая гвардия
ленинской выправки,
а люди
уже
провожают, впечатаны
во всю длину
и Тверской,
и Димитровки1.
«Суровая гвардия ленинской выправки»... Эти слова великого советского поэта относятся к таким людям, коммунистам ленинского типа, каким является Хрисанф Павлович Чернокозов, провожавший вождя в последний путь и сохранивший совершенно уникальный документ — «Пропуск в поезд специального назначения».
1 В. М<
1Й. Собр. соч., т. 6. М„ ГИХЛ, 1957,стр. 299—301.


СОДЕРЖАНИЕ
От авторов 3
В поисках ленинских книг &
Казань—Кишинев—Красноярск
«Из библиотеки С. Н. Белоусова» 24
Шесть брошюр и три журнала 31
История одной библиотеки 38
Находка молдавского летчика 46
Спасенные книги 50
Что изъяли при обыске 55
О чем рассказала книга 62
На чердаке старого дома 71
Необычная картина и редкая книга. . 66
:<Пропуск в поезд специального назначения» .... 83
Изабелла Анатольевна Гонца Борне Дмитриевич Челышев
В поисках ленинских книг
Редактор Т. П л и н к. Художник Е. Горбунов. Художественный радактор В. Корякин. Технический редактор Л. Моргунова. Корректоры И. Соболевская, Ю. Ц у р к а н. Сдано в набор 20/ХП. 1968 г. Подписано к- печати 27/1II 1969 г. АБ 04364 Формат 70ХЮ8*/з2- Печатных листов 3,85. Уч.-изд. листов 3,84 Тираж 5000. Цена 22 коп. Зак. 16. Издательство «Картя Молдовеняска», Кишинев ул. Жуковского, 44. Белоцерковская книжная типография Комитета по печати при Совете Министров УССР, ул. К. Маркса, 4.