«Гарвардский проект» - Кодин Е.В.

3. Создание Русского исследовательского центра: кем и зачем?

4. «Гарвардский проект»: военный заказ или научный интерес?

5. Беженцы, эмигранты, невозвращенцы: людские судьбы как источник информации

6. Мюнхенский институт: место и роль в «Гарвардском проекте»

10. Довоенный сталинизм глазами советских «невозвращенцев»

Приложение 2. Письменные вопросы экспедиции Харвардского университета

Приложение 3. Письменные вопросники по теме «Жизнь в условиях немецкой оккупации»

Автор: Кодин Е.В.

Теги: история военно-историческая литература

ISBN: 5-8243-0385-1

Год: 2003

Похожие

Теперь об этом можно рассказать. История Манхэттенского проекта

Русские историки эмигранты в Европе

Публичные чтения о Петре Великом (Памятники Исторической Мысли)

"Всех убиенных помяни, Россия..."

Текст

Министерство образования Российской Федерации
Смоленский государственный
педагогический университет
Е.В.Кодин
«ГАРВАРДСКИЙ ПРОЕКТ»
Москва
РОССПЭН
2003

ББК (7 Сое); 63.3(2)63
К 55
Издание осуществлено
при финансовой поддержке
Администрации Смоленской области
Кодин Е.В.
К 55 «Гарвардский проект». — М.: «Российская
политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2003. —
208 с.
Книга посвящена анализу умонастроений бывших
советских граждан, оказавшихся волею судьбы в
послевоенной Европе в лагерях для перемещенных лиц в
американской зоне оккупации. Особое внимание уделяется истории
создания Русского исследовательского центра и опросам,
проведенным Гарвардским университетом в 1950—1951 гг.,
в основном, на территории Германии. В приложениях
приводятся анкеты и вопросники, содержащие
информацию о функционировании советской системы.
Издание рассчитано на широкий круг читателей.
© Е.В.Кодин, 2003.
© Смоленский государственный
педагогический университет,
2003.
icDXT с о-м-э лоос ι © «Российская политическая
ISBN 5 - 8243 - 0385 - 1 энциклопедия», 2003.

От автора
Эта книга написана в России, в педагогическом
университете одного из древнейших городов страны —
Смоленска. Автор работает здесь многие годы,
преподает историю. Сфера его научных интересов —
сталинизм в российской провинции и то, как это
историческое явление находит отражение в исследованиях
американских ученых.
Однако предметом изучения в данной работе стала
не только американская советология и методы
получения новых источников информации о сталинском
довоенном Советском Союзе, но и оценки сталинизма
бывшими советскими гражданами, сознательно
решившими не возвращаться на родину из стран Европы
после окончания II мировой войны.
Материалы об этом были получены американскими
учеными в результате реализации так называемого
«Гарвардского проекта», когда в 1950—1951 гг. ими
было опрошено в Европе несколько тысяч советских
«невозвращенцев». Где эти данные хранятся сегодня?
В Гарвардском университете. В библиотеках, в первую
очередь, Дэвис центра, бывшего Русского
исследовательского центра, и в архиве университета.
Именно там, благодаря финансовой поддержке
правительства США по гранту Американских советов
по международному образованию (American Councils
for International Education: ACTR/ACCELS), автор
имел возможность изучить все относящиеся к проекту
материалы, то есть вначале была работа в Гарвардском
университете. Книга стала ее результатом.
Однако без доброго, чуткого отношения
ответственных за программу американских коллег и сама
научная командировка в США могла бы не состояться.
Это стало возможным благодаря Люси Джилки, руко-
3

водителя региональной программы обмена учеными в
Государственном департаменте, Мэттью Оумету и
Наталье Домбровской — непосредственным
администраторам программы в Вашингтоне, а также их коллегам
из московского представительства Энтони Колихи и
Олегу Акимову.
Автор выражает благодарность американским
друзьям и коллегам-историкам профессору Роберте Ман-
нинг и профессору Майклу Хики за поддержку и
письма-рекомендации, давшие право автору
участвовать в конкурсе на получение гранта.
Особая благодарность семье Клиффордов, Лоурен-
су и Джойс, за создание самых благоприятных условий
для работы и отдыха в их уютном и гостеприимном
доме во время пребывания автора в США и за
ежеминутную готовность оказать помощь в решении любых,
пусть то бытовых или организационных вопросов.
Непосредственно принимающей стороной был
Дэвис центр по изучению России (Davis Center for
Russian Studies, бывший Русский исследовательский
центр) Гарвардского университета. Благодаря
постоянному вниманию и помощи директора Центра Тимоти
Колтона, его заместителя Лизбет Тарлоу, ментора
профессора Терри Мартина, координатора программ
Американских советов в Центре Алексея Буланова и
других его работников реализация целей и задач проекта
стала возможной в более сжатые сроки. Значительную
помощь автору оказала и директор библиотеки Дэвис
Центра Сюзан Гордое.
Но самый большой объем работы был осуществлен
в архиве Гарвардского университета. Здесь свой
высочайший профессионализм и желание оказать
максимальную помощь в поиске необходимых документов
по «Гарвардскому проекту» продемонстрировали
сотрудники архива и особенно старший архивист Брайн
Салливан и его помощники. Параллельно с работой
над материалами проекта мы выяснили, что около
трех тысяч письменных интервью, привезенных из
Германии и ранее хранившихся в Русском
исследовательском центре, уже не существует ни в библиотеках
университета, ни в архиве. Не подтвержденное доку-
4

ментально заключение таково: они были уничтожены,
поскольку пришли в негодность из-за ненадлежащих
условий хранения при довольно частых переездах
Центра из одного здания в другое. Нет этих
документов и на базе ВВС США Максвелл в Алабаме, с
которой Гарвард имел непосредственные отношения по
выполнению проекта в 1950-е годы. Эту информацию
автору любезно предоставил директор архива базы
доктор Джеймс Китченс.
Таким образом, американская сторона
предоставила автору финансовую и техническую возможность
работы с документами «Гарвардского проекта». Но
возможности эти могли бы остаться и нереализованными,
если бы самые благоприятные условия для поездки не
были созданы ректоратом Смоленского
государственного педагогического университета. И самые теплые
слова благодарности автор искренне выражает
ректору, профессору Виктору Алексеевичу Петрову,
взявшему большую часть работы на себя на время научной
командировки первого проректора в Гарвардский
университет.
Издание книги стало возможно благодаря
финансовой поддержки Дэвис Центра Гарвардского
университета и Администрации Смоленской области.
Евгений Кодин

1. Россия — «terra incognita»?
Американская цивилизация — самая молодая в
мире, сформировали ее европейцы. В первую очередь
англичане.
К тому времени, когда первые британские
пуритане в конце 20-х годов XVII столетия высадились на
восточном берегу будущих Соединенных Штатов,
Россия и Европа уже довольно хорошо знали друг друга.
Речь здесь идет, конечно, только о политическом и
торговом знакомстве, но никак не о научном
познании. Оно придет гораздо позже, но при этом
значительно раньше, чем научный интерес к России
проявится в Северной Америке.
Объяснений такому «отставанию» американцев
можно приводить много. Это было обусловлено и
отдаленным географическим положением, и богатством
собственных природных ресурсов, что не требовало
интенсивного развития внешней торговли, и
возможностью расширять и эксплуатировать эти ресурсы, и
особым менталитетом янки, не желавших впускать
кого-либо в свой замкнутый и довольно
консервативный внутренний мир. Потому и научный
американский мир, как считает Альфред Мейер, «традиционно
проявлял мало интереса к изучению внешнего за его
границами мира». А изучение других регионов
начиналось лишь после того, как «политические события
делали их предметом озабоченности американского
общества»1. И Россия не стала здесь исключением.
В той или иной степени интерес к России начал
проявляться в Америке с середины 1880-х годов. Все
началось с первых переводов книг Тургенева,
Толстого, Лескова, Гоголя, Достоевского. При этом особой
популярностью пользовались работы последнего, то
есть в значительной степени первые впечатления у
простого американца о России — это мрачный, сырой,
6

холодный, голодный и криминальный Петербург
Достоевского, что вряд ли вызывало положительные
эмоции и позитивное отношение к далекой и непонятной
российской «terra incognita».
И вполне возможно, что как раз из-за этого в
1885 г. в Оберлин колледже штата Огайо впервые
вводится курс по российской и восточно-европейской
истории для работы будущих миссионеров в этой части
света.
Но и сама по себе жизнь все же требовала
дальнейших контактов. Интерес к России распространяется в
целом на сферу культуры и искусства. И американцы
узнают новые имена — Чайковский, Мусоргский,
Шаляпин, Репин, Станиславский. А лекции Ковалевского
(1901 г. — Чикаго) и Милюкова (1903 г. — Чикаго,
Бостон), публичные выступления Горького (1906 г. —
Нью-Йорк, Бостон) впервые познакомят их с
политической системой России, ее особенностями,
характерными чертами внутренней и внешней политики.
Но это произойдет уже после того, как в 1894 г.
изучение России началось как бы официально. Это
случилось на пять десятилетий позже, чем во Франции
и Германии, и на 30 лет позже, чем в Англии. Причем
главную роль здесь сыграли не правительства, как это
имело место в названных европейских государствах, а
личности. Россию «открыл» американцам профессор
Гарвардского университета Арчибальд Кулидж. В
1894 г. он начал читать в Гарварде свой первый курс
по российской истории.
Родился Арчибальд Кулидж в 1867 г. в Бостоне.
Много и часто ездил в Европу. В 1889 г. в Париже
начал изучать русский язык. В следующем году
совершил шестимесячную поездку по России, побывал в
Петербурге, европейской части, на Кавказе, в Средней
Азии. Переводил Некрасова, Тютчева, Пушкина.
Занялся подготовкой аспирантов по российской
истории, много сделал по комплектованию необходимой
для этого литературы библиотеки Гарвардского
университета, будучи ее директором в 1910—1928 годах2.
Однако даже в начале XX в. вряд ли еще можно
было говорить о каком-либо систематическом изуче-
7

нии России американскими учеными. К 1914 г. курсы
русского языка и литературы имели в своих
программах только три университета — Гарвардский,
Колумбийский и Калифорнийский, а российская история
изучалась лишь в двух — Гарвардском и
Калифорнийском. Да и в политическом отношении Россия еще не
представляла для США особого интереса, поскольку
сами Соединенные Штаты делали тогда только первые
попытки осознать и понять свою собственную все
более возраставшую роль в международной политике.
В это время американцы больше интересовались
Англией и Францией, затем Германией и Италией. А
огромная территория восточнее Эльбы все еще
оставалась «terra incognita».
Многое изменилось в результате революций
1917 года. Для значительной части американцев,
особенно левого крыла, после того, как в 1912 г.
социалист Юджин Дебс был выдвинут кандидатом в
президенты и получил большое количество голосов,
российский эксперимент большевиков представлял особый
интерес, как альтернатива капитализму. Этому
способствовали и публикации Джона Рида, и мемуары
бывших российских государственных и политических
деятелей, таких, как Коковцев, Родзянко, Сазонов,
Керенский, американского посла в России Фрэнсиса,
генералов Грейвса, Робинса и других.
В 1920-е годы Советская Россия стала активно
применять у себя американские методы организации
производства (система Тейлора), обучения, элементы
законодательства в социальной и семейной сферах, в
отстаивании прав национальных меньшинств,
религиозных свобод. Многое делалось по образцу Новой
Англии. А в период Великой депрессии успехи СССР
были для американцев особенно впечатляющими.
К этому времени даже рядовой американец уже
имел реальную возможность получить определенную
информацию о Советском Союзе. В этом ему хорошо
помогали средства массовой информации и
постоянные корреспонденции аккредитованных в России
журналистов. Чаще всего в СМИ упоминаются имена двух
журналистов — Уолтера Дюранти, с 1921 по 1933 гг.
8

работавшего корреспондентом правительственной
газеты «Нью-Йорк Тайме» в Москве и издавшего в
1934 г. книгу «Дюранти пишет о России» (Duranty
reports Russia); и Вильяма Чэмберлина, который,
начиная с 1922 г., в течение 12 лет изучал историю России,
будучи корреспондентом «Кристиан Сайенс Монитор»
(The Christian Science Monitor), и в 1935 г. издал
двухтомник «Русская революция», а за год до этого —
свою лучшую работу «Железный век России» (Russia's
Iron Age).
Однако разного рода публикации этих и других
авторов лишь в самой незначительной степени могли
ответить на интересовавший Америку после признания
СССР в 1933 г. вопрос: «Что такое советская Россия?».
Это могла сделать только наука. Но, как отмечает
Уолтер Лакуеур, «ни университеты, ни академические
исследовательские институты не были готовы» к тому,
чтобы дать ответы на все возраставшую потребность в
информации о России3. Вплоть до 1941 г.
американские ученые все еще предпочитали заниматься
дореволюционной российской историей. Их сдерживали не
только трудности языка и источников, но и то, что в
целом в американском ученом мире господствовала
точка зрения, что Россия в принципе не могла быть
предметом объективного исследования из-за
несовместимого с США социалистического общественного
строя.
Тем не менее Вторая мировая война внесла в этот
вопрос существенную поправку. Она буквально
потребовала расширения сферы изучения многих
иностранных языков. И одним из первых в списке более
40 «необычных» языков оказался русский. С января
1942 г. был введен «сверхинтенсивный» курс русского
языка.
Но изучать и понять просто один язык без
обращения к культуре, традициям и обычаям, истории было
невозможно. Тогда при финансовой поддержке фонда
Рокфеллера появилась на свет «Программа изучения
России» (Russian Area Program). К этой работе активно
подключились армия и флот, а затем и ВВС.
Военными был создан специальный исследовательско-анали-
9

тический отдел стратегической службы (The Research
and Analysis Branch of the Office of Strategic Servises), a
позже и другие подразделения. Но об этом более
подробно в последующих главах книги.
Здесь же, в целом, следует согласиться с выводом
скандинавского ученого Бертила Нугрена, что
«американская советология была порождена II мировой
войной», и в первую очередь из-за потребностей
разведслужб в информации о своем союзнике, а затем и
противнике4. Для глубокой аналитической работы нужны
были не публикации журналистов, а серьезные
научные центры. Так, с сентября 1946 г. на деньги фонда
Рокфеллера начал свою работу Русский институт
Колумбийского университета. В том же году его примеру
последовал Стэнфордский университет (Калифорния),
а в 1948 г. был создан Русский исследовательский
центр в Гарварде.
Но это уже было начало «холодной войны». И
чтобы затем понять и не ошибиться в оценках работы
Русского исследовательского центра и разобраться
непосредственно в так называемом «Гарвардском
проекте», нам следует вначале уяснить, в какой
исторической обстановке проходило создание Центра, первые
годы его деятельности, подготовка и реализация
интересующего нас проекта.
Итак, «холодная война».

2. Чем хуже, тем лучше?!
Так одним предложением можно определить
содержание нескольких десятилетий «холодной войны» в
части становления и развития американской
советологии как науки. Научные исследования Советского
Союза начались в США как «изучение врага»5. И
корни этого явления следует искать не в субъективно-
негативном отношении к России отдельных
американских ученых, а, в первую очередь, в самой атмосфере
периода «холодной войны», когда упор в любых
исследованиях делался на поиски негатива, а хорошее как
бы не замечалось или умалчивалось.
Когда все это началось? В сознании миллионов
американских граждан «холодная война»
ассоциируется с политикой маккартизма первой половины 1950-х
годов. Однако маккартизм был лишь наиболее ярким
внешним проявлением этого сложного
социально-политического явления. Корни же его уходят гораздо
глубже. Автор довольно известной книги «Атомная
дипломатия» Гар Альперович считает, например, что
«холодная война» началась еще с атомной
бомбардировки Хиросимы в 1945 г.6. Уже упоминавшийся нами
ранее Бертил Нугрен особо подчеркивает значение в
этом процессе созданной в 1946 г. ВВС США РЭНД
Корпорейшн (RAND Corporation) как
полуправительственного центра советологии7. А Эллен Шрекер
считает, что все началось задолго до выступления
сенатора Джозефа Маккарти 9 февраля 1950 г. в женском
республиканском клубе Вилинга в штате Западная
Вирджиния о необходимости чистки коммунистов в
Государственном департаменте. «Холодная война»
фактически началась с речи в Сенате 26 марта 1947 г.
директора ФБР Эдгара Гувера, в которой он
определил Коммунистическую партию США как «пятую
колонну», которая «организована куда лучше, чем нацис-
11

ты в оккупированных ими странах до самой
капитуляции»8. Коммунисты были охарактеризованы как
основная опасность демократии в мире и в США, и
борьба с ними выдвигалась как первостепенная задача.
В этом же 1947 г. в США начала осуществляться
программа лояльности и безопасности (The
Loyalty-Security Program), целью которой было удалить из
правительственных учреждений коммунистов. То была
обязательная к исполнению директива Гарри Трумэна
№ 9835 от 21 марта 1947 года. В соответствии с этим
президентским документом служащих госучреждений
могли увольнять на основании «нелояльности в
отношении правительства Соединенных Штатов». А
основаниями для этого могли быть: саботаж, шпионаж или
попытка их совершения, пособничество этому; защита
революции, силы или насилия для свержения
конституционного правительства США; использование
своего служебного положения в интересах других стран;
членство, принадлежность или поддержание
отношений с любой внешней или внутренней организацией,
ассоциацией, движением, группой или объединением
людей, отнесенных к категории тоталитарных,
фашистских, коммунистических или «подрывных»,
оправдывающих применение насилия9.
Америка все активнее загоняла себя в атмосферу
национального психоза, накал которого ежегодно и
существенно возрастал. Так, если в 1945 г. «лишь» 32%
американцев считали возможным, что США в
ближайшие два десятилетия будут втянуты в новую мировую
войну, то в 1946 г. таковых было уже 63%, а в 1948 г. —
73% (по данным института Геллапа)10. Атмосфера в
стране действительно была не столько послевоенной,
сколько предвоенной. И этот кошмар «красного
фашизма» будет держать в страхе целое поколение
американцев и наложит свой негативный отпечаток на все
события «холодной войны».
Совершенно невидимую для простого американца
(в сравнении с шумной кампанией маккартизма), но
неимоверно активную «холодную» работу развернуло
военное ведомство. В 1949 г. совместно с
Государственным департаментом оно породило документ, толь-
12

ко через 25 лет ставший известным как NSC-68
(National Security Council-68), — Совет по национальной
безопасности — 68. Он так никогда и не получил
официального утверждения президентской
администрацией ни Трумэна, ни Эйзенхауэра, однако
инициировал сдвиг в политике по двум основным
направлениям: призвал к тройному увеличению военного бюджета
и подтвердил главные моменты директивы Трумэна
№ 9835. В документе говорилось, что Кремль
рассматривает Соединенные Штаты как единственную угрозу
для достижений своих внешнеполитических целей.
Основной конфликт современности — это
противоборство американской идеи свободы под флагом
закона и кремлевской идеи рабства. Это разводило
великие державы по противоположным полюсам и
переводило «поляризацию сил в состояние кризиса»11.
«Мы на верном пути, и мы победим», потому что
«в этом деле с нами Бог», заявлял в начале 1950 г.
президент Трумэн12. И образ Бога был взят для борьбы с
коммунистическим антихристом, который был везде: и
за границей, и внутри страны. А документ NSC-68
четко определял перспективы — к 1954 г. у США
должен быть эффективный арсенал атомного оружия для
войны с Советским Союзом — и одновременно
предписывал вести активную работу по подрыву
«советского тоталитаризма» изнутри путем «превращения
советских людей в наших союзников»13.
Обратим внимание на последнее! Это одна из
первых официальных установок Государственного
департамента и военных на необходимость сосредоточить
внимание на внутренних проблемах Советского
Союза. Механизма возможного вмешательства еще не
предлагается. Но главное — есть идея. А дальше как
раз и последует так называемый «Гарвардский
проект», цель которого будет изучить внутренний
социальный мир России, выявить сильные и слабые
стороны советской системы для разработки самого
механизма воздействия на нее, но непосредственно об этом
чуть позже.
А пока администрация Трумэна увеличила военный
бюджет в 1952 г. на 20%. Пришедший же ему на смену
13

Эйзенхауэр уже требовал в рамках своей программы
«нового взгляда» (New Look), чтобы США имели
возможность в течение одного месяца, если потребуется,
развернуть к востоку от Эльбы в общей сложности
более 100 дивизий, а количество имевшихся в том
регионе самолетов увеличить аж в 10 раз! То была
очевидная реализация на практике идеологии NSC-68.
«Хотеть и иметь возможность энергично ударить по
тем местам и теми средствами, которые мы выберем
сами»,— эти слова президента Эйзенхауэра не требуют
комментариев.
Как видим, возможность войны с Советским
Союзом и интенсивная подготовка к ней расценивались
как реальность и первостепенная задача ближайшего
будущего на самом высоком уровне американского
государственного управления — президентском. А если
война возможна, то какой она могла быть? Поразить
противника США планировали, конечно, не в
сухопутных битвах на собственной территории. Америка
обладала для этого новым оружием — атомной
бомбой. А средство доставки?!
И вот как раз единственно возможный ответ на
этот вопрос — дальняя авиация — и расставит для нас
все акценты по будущему «Гарвардскому проекту».
В свое время и Франклин Рузвельт, и Гарри
Трумэн предпочитали делать ставку на армию и флот,
нежели на военно-воздушные силы. Но командование
ВВС было убеждено само и доказывало это в
Министерстве обороны и в Государственном департаменте,
что будущее за военно-воздушными силами,
поскольку атомная бомба уже стала реальностью, а доставлять
ее до цели могли и должны были только самолеты.
Созданная во главе с Томасом Финлеттером
комиссия подготовила с этой целью специальный доклад
с громким и пугающим названием «Выживание в
космический век» (Survival in the Air Age). Но для
окончательной победы в соперничестве с армией и флотом
ВВС необходима была солидная научная поддержка.
Так в Калифорнии появилась новая организация —
РЭНД Корпорейшн (RAND Corporation).
14

РЭНД — это аббревиатура «Reseach and
Development» (Корпорация научных исследований и
развития). Идея создания такой структуры принадлежала
генералу Генри Арнольду, который совместно с
авиакомпанией Дуглас определил стоимость этого проекта
в размере 10 млн долларов сроком на три года.
Главная идея проекта — подключить лучшие умы страны
для оказания помощи ВВС в разработке ее
стратегических планов. Устав организации был готов уже в
1946 году.
Однако для некоторых ученых рамки совместного
проекта с Дугласом были достаточно узкими и не
позволяли им заниматься тем, чем они сами хотели бы.
Совместить научные и военные интересы оказалось
трудно. Ученым требовалась несколько большая
свобода, тем более что свои «мозговые» центры создавали
и конкуренты ВВС. Армия поддерживала институт
Джона Хопкинса и университет Джорджа Вашингтона
(Human Resource Research Office). ВМФ плотно
работал с Массачусетским технологическим институтом
(MIT). То есть между ВВС, ВМФ и Армией шла
настоящая борьба за умы ученых, что в конечном итоге
должно было определить победителя, а значит и
приоритеты развития, финансирования, влияния на
политику.
И тогда для поддержки РЭНД, читай — ВВС, фонд
Форда выделяет 100 тыс. долларов как «рабочий
капитал». Это позволило РЭНД получить кредиты в банках
и подписать контракт с ВВС на сумму четыре млн
долларов сроком на три года. В 1948 г. РЭНД
Корпорейшн оформилась в частную некоммерческую
организацию, целью которой ставилось содействие
«общественному благополучию и безопасности Соединенных
Штатов Америки» через реализацию научных,
образовательных и благотворительных программ.
Одновременно РЭНД получала деньги от НАСО,
Министерства обороны, фондов Рокфеллера, Карнеги,
Национальных научных фондов. Но всегда около 80%
всех поступлений шли от ВВС14.
Понятно, что ВВС опередили в этом соперничестве
своих «конкурентов» не по причине каких-либо луч-
15

ших научных программ или административного
лоббирования. К этому вела и сама атмосфера начала
«холодной войны».
В конце 1947 — начале 1948 гг. США были
буквально шокированы разными «попытками» СССР
«дестабилизировать Запад». К ним относили
коммунистические забастовки в Италии, Франции, которые, хотя
были и короткими, но действенными на умы
европейцев; февральский 1948 г. мятеж в Чехословакии,
свергнувший демократическое правительство и
установивший коммунистическую диктатуру; запланированные
на март 1948 г. выборы в Италии грозили повторить
события в Чехословакии; а за ними намечались
выборы во Франции, где коммунисты набирали силу. Все
это пугало власти, в том числе и в США. И у них «не
было никаких средств и механизмов противостоять
этому»15. Именно в такой обстановке страха и
неуверенности Государственный департамент, Минобороны
и ЦРУ стали лихорадочно искать ответ на вопрос —
что делать?
Но ответ нужен был не столько в сугубо военной
сфере. Здесь все было относительно ясно — укреплять
военную мощь и держать войска в Европе. Сложнее
было с вопросом: а что планирует Советский Союз, и
что он может предпринять в свою очередь. Для ответа
надо было попытаться понять советскую систему,
механизм ее действия, внутреннюю логику сталинского
режима. И без науки здесь было не обойтись. Отсюда
и акт по национальной безопасности США, который
Конгресс принимает еще в 1947 г. и по которому
создавался специальный отдел научных исследований и
развития для проведения и стимулирования
исследовательских программ в вооруженных силах США.
Особое место здесь определялось «поведенческим наукам»
с явным упором на психосоциологию, межличностные
отношения и мораль, что должно было в дальнейшем
применяться в обучающих программах личного
состава вооруженных сил и стратегическом планировании
операций. Понятно, что советская система была
определена здесь как «приоритет номер один».
16

Все это получило обобщающее название
«стратегической разведки» и означало принятие
соответствующих мер безопасности в национальных интересах
США и определения потенциальных военных
объектов. А они, эти объекты, уже были намечены в
представленном Советом по национальной безопасности
плане операции под названием «Дропшот» (Drop-
shot — быстрый удар. — Е.К).
О чем? Атомная бомбардировка наиболее крупных
советских городов. Когда представлен план? 23 ноября
1948 года! Идеология его была следующей. Мирное
сосуществование двух систем — это иллюзия. Оно
невозможно. Сотрудничества между коммунистическим
и некоммунистическим мирами быть не может. Любые
отношения между простыми людьми в этих
противостоящих друг другу мирах — это «зло, и оно не может
способствовать прогрессу человечества»16.
Но сами планы атомной бомбардировки требовали
выявления стратегической уязвимости противника.
Определить такие слабые места можно было, только
зная как можно больше об образе жизни врага и его
возможных военных действиях. А такие знания
требовали, в свою очередь, междисциплинарного подхода к
изучению СССР. При этом в основном задача
ставилась перед гуманитарными науками. Отсюда еще одно
упреждающее замечание — будущий «Гарвардский
проект» появится как социально-психологическое
изучение Советского Союза для планируемой операции
ВВС по атомной бомбардировке СССР17.
Чисто разведывательными операциями здесь было
не обойтись. Да и опыта у молодой разведки ВВС к
этому времени было еще недостаточно. Как
самостоятельное подразделение она была создана лишь в
1941 г., когда в отдельную военную структуру
отделились от Армии сами ВВС. Наряду с множеством
других направлений и подразделений в разведке уже
существовал и отдел «Директорат целей» (Targets
Directorate). Его задачей было: анализ потенциальных
целей на случай войны, развитие системы целей для
ВВС, определение специальных целей, подсчет
необходимого количества вооружений для поражения
17

целей и другие18. Имелась специальная
«Энциклопедия бомбардировки» (Bombing Encyclopedia) с
необходимыми выкладками и характеристиками действий.
Другими словами, в своей борьбе за гегемонию в
военной сфере ВВС взяли на вооружение практику
преувеличения советской военной угрозы. Для
достижения своих целей им нужен был «опасный внешний
враг»19. Им, естественно, не мог не стать Советский
Союз.
Финансирование было открыто. Цели были
установлены. Оставалось определить лишь механизм их
реализации. Так в конечном итоге возникнет идея
объединить усилия с Гарвардским университетом, и
будет подписан специальный контракт с одним из его
структурных подразделений — Русским
исследовательским центром.
Но вначале его следует создать.

3. Создание Русского исследовательского
центра: кем и зачем?
18 февраля 2002 г. самая влиятельная
правительственная газета США «Нью-Йорк Тайме» статьёй на
целую полосу сообщила горькую весть: в своём доме
на территории кампуса Стэнфордского университета
(Калифорния) в возрасте 89 лет умер Джон Гарднер.
За свою долгую жизнь этот человек работал
преподавателем в колледже, служил офицером военной
разведки, на протяжении 10 лет (с 1955 по 1965 гг.)
возглавлял одну из наиболее крупных благотворительных
организаций «Карнеги Корпорейшн» (Carnegie
Corporation), являлся автором нескольких книг, был
советником президентов. Это был настолько влиятельный
человек, что, по утверждению газеты, его советы
зачастую были решающими даже в вопросах назначения
президентов наиболее престижных университетов
США20.
Но при чём тут Гарднер и Русский
исследовательский центр? Связь здесь не только самая тесная, но и
прямая. Центр, по сути, был создан с его помощью,
как одного из руководителей «Карнеги Корпорейшн».
Сама эта организация существует с 1911 года.
Основал её Эндрю Карнеги — один из магнатов
сталелитейной промышленности, когда узнал, что профессора
Массачусетского технологического института получали
зарплату гораздо ниже, чем его служащие в бизнесе.
Корпорация создавалась как образовательный фонд с
целью развития знаний и взаимопонимания между
гражданами США посредством оказания помощи
высшим учебным заведениям, библиотекам, учёным для
проведения исследований.
Сам Гарднер попал в фонд не сразу. В 1942 г. он
пошел на службу в ВМФ и был направлен в Европу в
отдел стратегической службы (Office of Strategic Serv-
19

ices — OSS), прообраз будущего ЦРУ.
Демобилизовался в 1946 г. в звании капитана, после чего сразу попал
в фонд Карнеги в Нью-Йорке.
В 1946 г. президентом фонда был Чарльз Доллара,
a вице-президентом стал Джон Гарднер. Вместе с ним
работал генерал Фредерик Осборн. Он был одним из
членов Совета опекунов корпорации и одновременно
являлся американским представителем Комитета по
атомной энергии ООН. Консультантом и помощником
у него был Гарднер, роль которого заключалась в том,
чтобы «помочь Осборну понять поведение Советов в
ходе переговоров»21. Именно эта работа и привела
Гарднера к мысли о необходимости иметь
систематическую и постоянную программу изучения Советского
Союза. Такая же позиция была и у Осборна. И уже
тогда они решили, что именно «Карнеги
Корпорейшн» должна была что-то предпринять в этом
отношении.
Генерал Осборн проявил завидную энергию и
заинтересованность в данном вопросе. Он считал, что
подобная программа будет в первую очередь полезна
Государственному департаменту. Но по соображениям
чисто политическим сама корпорация, как
независимая благотворительная организация, непосредственно
не могла заниматься такой работой, не мог также и
Государственный департамент. И тогда было решено
отправить в поездку по стране Джона Гарднера с тем,
чтобы он мог присмотреть наиболее сильные, с их
точки зрения, университеты, где бы корпорация могла
развернуть дальнейшую работу.
В июле 1947 г. Джон Гарднер подготовил для
руководства корпорации меморандум «Российские
исследования» (Russian Studies). В нём он поставил
следующую задачу: разработать программу исследования
России по таким направлениям, которые находятся в
явной компетенции социальных психологов,
социологов и антропологов-культурологов22. Им следовало
сосредоточить свое внимание на изучении вопросов
отношения советских людей к своей стране как части
общего мира (источники советского патриотизма,
включая религию, культурные, общественные и поли-
20

тические отношения); отношение людей к властям,
начальству и т.д. с тем, чтобы понять истоки
внутренней стабильности коммунистического режима,
отношение к коммунистической бюрократии, идеологии;
определить, что в ней работает, а что нет.
На каком вузе остановил свой выбор Гарднер? В
тот момент он предложил три университета: Корнелл,
Йельский и Гарвард. Но в любом из трёх вариантов
руководителем предлагался один и тот же человек —
Клайд Клакхон.
Однако дальнейшие наработки и дискуссии в
течение лета 1947 г. привели и Гарднера, и его коллег к
мысли, что лучше такую программу создать на базе
одного университета. И сразу был определен Гарвард.
Почему? Ведь Центры подобного рода уже с 1946 г.
существовали в Стэнфордском и Колумбийском
университетах. Первый не подходил по причине своей
значительной территориальной удаленности (Калифорния,
район Сан-Франциско). Колумбийский университет
хотя и находился непосредственно в Нью-Йорке, там
же, где и штаб-квартира «Карнеги Корпорейшн», но в
нем упор делался на учебную работу, на подготовку
студентов, а не на науку. В Гарварде же был развит
междисциплинарный подход к изучению
общественных наук, и на первом месте стояли как раз
поведенческие науки, которые были так необходимы ВВС.
В течение осени 1947 г. состоялось немало встреч и
бесед Гарднера с представителями Гарварда. В итоге
университет принял предложение корпорации, но
вначале лишь как пилотный проект в этой области
исследований. Президент Гарварда Джеймс Конант просил
на начало работ всего 15 тыс. долларов. Корпорация
же выделила 100 тыс. на первый год становления
Центра и планировала ещё 640 тыс. на последующие
пять лет. 16 октября 1947 г. попечительский совет
фонда проголосовал за выделение первых 100 тыс.
долларов. Было ясно, что о долгосрочном проекте
между двумя сторонами можно будет вести речь лишь
после того, как будут проработаны вопросы по
источникам для будущих исследований и по персоналу.
21

В октябре 1947 г. Клайда Клакхона попросили быть
директором создаваемого научно-исследовательского
центра. А в состав исполнительного комитета Центра
для дальнейшего подбора кадров и определения его
политики были предложены кандидатуры Дональда
МакКея, профессора истории и председателя комитета
по международным и региональным исследованиям;
Эдварда Мэйсона, профессора экономики и декана
института паблик администрейшн и Талкотта Парсон-
са, профессора социологии и председателя отдела
социальных отношений.
Вскоре исполком был «усилен» Мерлом Фэйнсо-
дом, профессором управления; Василием Леонтьевым,
профессором экономики, который вынужден был уйти
в мае 1950 г. в отставку из-за чрезмерной
загруженности работой по руководству другим большим
проектом по исследованию американской экономики;
Михаилом Карповичем, профессором истории и
председателем отдела славянских языков; Александром Гер-
шенкроном, профессором экономики; Робертом
Вольфом, профессором истории и руководителем одной из
программ по Советскому Союзу.
Первый бюджет на период до 1 июля 1948 г. был
представлен 19 ноября 1947 года. Первое же
назначение на должность в Центре имело место 10 декабря.
Одновременно было разработано и положение о
предоставлении стипендий на научные изыскания.
Они должны были выдаваться на конкурсной основе
наиболее подготовленным студентам, которые умели
читать по-русски и уже сдали экзамены для
последующей работы над докторской диссертацией.
Стипендия определялась в размере трёх тыс.
долларов в год, что не могло не привлекать в Центр
способную молодёжь.
Формально Русский исследовательский центр
Гарвардского университета был открыт 1 февраля 1948 года.
Он разместился по адресу: Кэмбридж, Массачусетс,
ул. Квинзи, 38 (Cambridge, Quincy St., 38).
Первоначальный штат — два человека на полных ставках
учёных-исследователей, шесть
преподавателей-совместителей и пять аспирантов-стипендиатов.
22

А какую цель ставил перед новым Центром сам
Гарвард? Зачем он ему был нужен?
В аналитической записке по вопросам создания
Центра, хранящейся в университетском архиве,
отмечается, что перед ним ставилась задача «изучения
российских институтов власти и советского поведения с
тем, чтобы предсказывать советскую политику». При
этом особо подчёркивалось, что в своих исследованиях
Центр будет исходить из «духа максимальной
объективности и беспристрастности»23. И как бы
приложением к основной цели перечислялись
дополнительные, но вряд ли менее важные: давать новые знания о
Советском Союзе, свежие объяснения уже
имеющимся и новым знаниям, особенно в сфере общественных
наук; доносить эти интерпретации до правительства и
образованной общественности; вносить вклад в
разработку методов исследований, особенно
междисциплинарных; осуществлять подготовку учёных в сфере
советских исследований24.
В июле 1948 г. в штате Центра было 11 человек:
Клайд Клакхон — директор, профессор антропологии;
Мерл Фэйнсод — профессор управления; Александр
Гершенкрон — профессор экономики, Дмитрий Шим-
кин — преподаватель социальной антропологии,
Гарольд Берман — профессор права, Исаак Берлин —
преподаватель региональных исследований, Барринг-
тон Моор — преподаватель социологии, Алекс Инке-
лес — преподаватель социологии, Брюстер Смит —
профессор социальной психологии, Уолтер Гален-
сон — профессор экономики, Адам Улам —
инструктор в сфере управления25.
Что им предстояло сделать в первую очередь?
Грант «Карнеги Корпорейшн» ставил задачу по
сбору и анализу информации об имевшихся в США
источниках для изучения Советского Союза. Этого
требовал в письме на имя Клайда Клакхона ещё 22
октября 1947 г. вице-президент корпорации Чарльз Дол-
лард. Он определял как первоочередную для будущего
Русского исследовательского центра подготовку трёх
меморандумов, в одном из которых — под названием
«Источники текущей информации о России» — следо-
23

вало отразить: анализ наиболее значимых российских
газет, радиопрограмм, официальных докладов; анализ
категорий американцев, которые обладали знаниями о
России (в первую очередь тех, кто бывал в СССР
после 1940 г. с официальными делегациями или
персонально, служащих советских ведомств периода
войны на территории США, которые не вернулись в
Советский Союз после того, как эти представительства
были закрыты; белогвардейцев, иностранных
корреспондентов, дипломатов...)26· А в тех же делах
университетского архива в папке Раймонда Бауэра, директора
Института человеческих ресурсов ВВС США (Human
Resources Research Institute), имеется анализ книги
Леонида Леонова «Дорога на океан»27. Зачем? Ответ даёт
само название доклада — «Меморандум по
использованию новелл советских писателей как средства
социального анализа»28. Это само по себе является ярким
свидетельством того, что в распоряжении
американских ученых действительно не было серьёзной источ-
никовой базы для изучения советского общества.
К этому времени, отмечает автор аналитической
записки по истории советских исследований в
Гарварде, в научном мире США сложилась довольно
странная и парадоксальная ситуация. Несмотря на то, что
Советская Россия занимала особое место в мировой
политике, тем не менее для США она всё ещё
оставалась одной из тех стран, которые «слабо изучены и
слабо поняты»29. Да, Гарвард имеет давние традиции в
изучении славянских государств, отмечается в
документе. Они уходят своими корнями к Арчибальду Ку-
лиджу. И в годы войны Гарвард не остался в стороне.
В конце 1944 г. здесь были созданы региональные
программы по Китаю и по Советскому Союзу. Семь
разных отделов работали в этом направлении. Но
реалии тогда были таковы, что поехать с научными
целями в Советский Союз было крайне проблематично.
Значит, следовало анализировать имевшиеся
опубликованные материалы, и даже те, которые уже хорошо
известны. Но в них ещё можно было бы найти то, что
еще не было раскрыто, или оценить старое с новой
точки зрения. И Гарвард включается в эту сложную
24

работу, Гарвард в лице Русского исследовательского
центра, работавшего по программе, очерченной «Кар-
неги Корпорейшн», плотно увязанной с
Государственным департаментом и правительством, имевшими
особые совместные задачи с ВВС.
6 февраля 1948 г. Центр уже подготовил
специальный доклад о том, что из периодики и других
материалов о России имелось в регионе Бостона. Основная
часть литературы находилась в центральной
библиотеке Гарварда — библиотеке Вайднера. Сюда поступали
материалы через «Международную книгу» в рамках
обмена с библиотекой им. Ленина в Москве, в форме
личных подарков, из магазинов. В докладе приводится
большой перечень российских изданий: «Правда»,
«Известия», «Труд», «Комсомольская правда», «Новое
время», «Огонёк», «Крокодил», «Культура и жизнь»,
«Большевик», «Историк-марксист», «Вопросы
истории», «Исторический журнал», «Плановое хозяйство»,
«Советское государство и право», «Знамя», «Звезда»,
«Новый мир», «Октябрь» и другие.
Были материалы из советской зоны оккупации в
Германии, из американской периодики, много из
Англии, Франции, Германии, Италии.
Июльская 1948 г. справка показывала, что в целом
Гарвардская коллекция опубликованных материалов
по славянским странам была довольно хорошей. Она
включала около 50 тыс. единиц хранения, из которых
80% — по Советскому Союзу. К этим цифрам
следовало добавить еще более 17 тыс. томов из Гарвардской
библиотеки права и несколько тысяч томов,
находившихся в фондах других библиотек университета30.
Гарвард активно сотрудничал с библиотекой
Конгресса в приобретении печатной продукции, с
российскими диллерами, развивал проект по
микрофильмированию российских изданий, приобрёл архив
Троцкого.
Однако за большими цифрами стояли и немалые
проблемы. Анализ имевшегося позволил сделать два
основных заключения. Первое — систематически
представленных материалов, за исключением
отдельных технических направлений, не было. Второе, и что
25

особенно важно для формирования идеологии
будущего «Гарвардского проекта», — особенно мало
российских источников было по социологии и психиатрии31.
В рамках же установок «стратегической разведки» это
выдвигалось на первый план. Хотя в отчёте директора
Центра Клайда Клакхона, с которым он выступил на
страницах журнала «Уорлд Политике», главными
направлениями будущих исследований определялись
компартия и экономика. Правда, здесь же Клакхон
сразу оговаривает и то обстоятельство, что вся работа
должна была строиться на принципе
междисциплинарных связей, когда любой предмет исследований
рассматривался бы и с исторической, и с
психологической, социологической, и политической точек
зрения одновременно32.
Очень плотно пришлось работать Центру в течение
первого года существования и с разного рода
правительственными учреждениями. Несколько докладов
было подготовлено для Государственного
департамента, Вооруженных сил и ЦРУ по их специфическим
запросам33. И несмотря на всю свою публично
декларируемую «независимость», Гарвард вряд ли мог быть
свободен от интереса, проявляемого к нему, а
особенно в период «холодной войны», и тем более именно к
Русскому исследовательскому центру различными
«специальными» органами.
В одном из архивных документов о начальном
этапе деятельности Центра говорится, что, несмотря
на то, что Центр «абсолютно независим от
американского правительства» и намерен все свои научные
наработки делать доступными для всех учёных и
общественности, тем не менее у Центра имелась надежда, что
эти самые наработки будут «всё более активно
использовать в своей работе Государственный департамент и
другие федеральные ведомства», и что выводы Центра
будут иметь «определённое влияние на формирование
национальной политики»34. То есть здесь очевидно не
что иное, как явное движение самого Центра в
сторону правительства и его учреждений. И поэтому не
удивительно, что 31 госучреждение будет регулярно
получать публикации Центра (кроме книг, заявки на кото-
26

рые удовлетворялись по особому списку или по
отдельным запросам) и дубликаты многочисленных
меморандумов* Часто работники Центра выступали с
докладами в Национальном военном колледже, в
военных колледжах сухопутных войск, ВМФ, ВВС, в
Индустриальном военном колледже. Его сотрудники с
самого начала работали консультантами в Армии,
ВМФ, ВВС (включая РЭНД Корпорейшн), в отделе
исследований и развития Министерства обороны, в
Государственном департаменте, ЦРУ. Связь нередко
была и обратной — в Центр с выступлениями
приезжали специалисты различных ведомств35.
Достаточно плотно опекали Центр и представители
бостонского отделения ФБР. Ещё до создания
Русского исследовательского центра в одном из донесений
ФБР от 5 декабря 1947 г. говорилось, что в Гарварде
создаётся Русский исследовательский центр по гранту
«Карнеги Корпорейшн» с тем, чтобы «снабжать...
Государственный департамент и другие государственные
органы систематической информацией о современной
России»36. Центру позволялось вести любые
исследования, говорилось далее в докладе, но все наработки и
выводы по их результатам должны были быть
доступны для Государственного департамента и других
федеральных органов, включая разведывательные, через
разные информационные каналы ещё до того, как их
опубликует университет.
Непосредственные же связи с Центром агенты
ФБР начинают устанавливать уже по истечении трёх
недель после его официального открытия. А в декабре
1948 г. ФБР уже изъявляло желание иметь прямые
контакты с ответственными лицами Центра с тем,
чтобы знать о программах и о целях его деятельности.
Хотя в дальнейшем этого особо и не требовалось, так
как бостонский офис начал работать непосредственно
с президентом Гарварда Джеймсом Конантом. В
докладе от 9 февраля 1949 г. для Вашингтона
отмечалось, что результаты работы Центра, впрочем как и
других международных программ, «могут быть
доступны через непосредственную связь с президентом
Гарварда», который «проявил уважение к Бюро и понима-
27

ние его интересов, в частности, вопросов
безопасности»37. О практической работе ФБР с учёными
университета и Русского исследовательского центра в разгар
«охоты на ведьм» эпохи маккартизма — в одной из
последующих частей книги.
Здесь же нам следует ещё раз обратиться к плану
работы Центра по истечении годичного срока
«пилотного проекта» «Карнеги Корпорейшн», и понять, как
из этого родилась сама идея так называемого
«Гарвардского проекта», кто и почему был в нём
заинтересован.

4. «Гарвардский проект»:
военный заказ или научный интерес?
Итак, что мы уже знаем? «Холодная война»
превратила бывших союзников по антигитлеровской
коалиции — США и СССР — в соперников и даже
возможных врагов. Планы широкомасштабной подготовки к
войне становились реальностью. Будущая война
планировалась с применением ядерного оружия. Главная
роль в ней отводилась ВВС. Министерству обороны не
хватало информации и знаний о Советском Союзе для
более детального планирования своих стратегических
операций. Совместно с Государственным
департаментом военное ведомство в лице ВВС создают
независимый орган РЭНД Корпорейшн, на которую
возлагается задача обеспечения ВВС необходимыми знаниями.
Параллельно, но без какой-либо прямой связи с
ВВС, вопросами научных исследований Советского
Союза начинает заниматься благотворительная
организация «Карнеги Корпорейшн». Она работает в
плотном сотрудничестве с Государственным департаментом
и другими правительственными органами. Итог —
создание Русского исследовательского центра в
Гарварде. «Карнеги Корпорейшн» не ставит и не может
ставить перед ним никаких задач, кроме научных. Но
первый год работы Центра показал: из имеющихся в
его распоряжении источников нужной всем
информации о том, как работает советская система, какие у неё
слабые и сильные стороны, не получишь. Так вопрос
об источниках новой информации о Советском Союзе
и вылился в «Гарвардский проект».
Проследим механизм принятия этого решения на
разных уровнях с тем, чтобы понять, кто же в
действительности был его инициатором, кому он был
выгоден и полезен и почему.
29

За исходную точку возьмём общую установку —
нужна новая информация о Советском Союзе. Вопрос:
где её взять? Только в самом Советском Союзе! Как?
Холодная война фактически закрыла границы, а тем
более архивы. Итак, открытого доступа к документам,
к учреждениям и к советским гражданам нет.
К советским гражданам?! Да, к тем, кто проживает
в СССР, — нет. Но, возможно, есть «другие»
советские граждане? Есть! И немало! Хотя и с приставкой
«бывшие». Это категория тех, кто после II мировой
войны остался в Европе. Их называли по-разному:
беженцы, эмигранты, перемещенные лица,
невозвращенцы. Но при этом имелись в виду всегда одни и те
же люди — тысячи бывших советских граждан,
проживавших в лагерях для беженцев на территории
Германии и Австрии в американской зоне оккупации. О
трагизме их общей судьбы — отдельный рассказ. А
сейчас пока только о самой идее их использования как
источника информации о советской системе.
Родилась эта идея не в Русском исследовательском
центре, а в недрах «Карнеги Корпорейшн»,
Государственного департамента и ВВС. Причём одновременно,
но не совместно.
Главным идеологом как самого Русского
исследовательского центра, так и «Гарвардского проекта»
явился Джон Гарднер. Ещё на первом этапе он
говорил Клайду Клакхону: «Необходимость такого
исследования была очень хорошо поддержана всеми, с кем
я это обсуждал: экспертами по России, людьми из
Государственного департамента и из ЦРУ, а также
многими психологами и антропологами»38, тем более что
накануне большого проекта был осуществлён
«пилотный проект» по инервьюированию в Европе бывших
советских граждан. Он был проведен тихо, без шума и
паблисити летом 1949 года. Серию интервью на
территории Германии и Австрии провели гарвардские
профессора Мерл Фэйнсод и Пауль Фридрих.
Информации для окончательных выводов по этому
«пилотному проекту» недостаточно, и она довольно
противоречивая. Так, в первом неопубликованном
варианте итогового доклада по «Гарвардскому проекту»
30

его руководители Инкелес, Бауэр и Клакхон сделали
на полях пометку вообще выбросить упоминание о
проекте Фэйнсода, указывая, что он не
финансировался из правительственных фондов, но «получил
серьёзную поддержку ВВС»39. А Зигмунд Даймонд в
своей книге о Гарварде со ссылками на источники
пишет, что подготовительная работа к «большому»
интервью также планировалась «Карнеги Корпорейшн».
Для этого было решено отправить Мерла Фэйнсода
как временного атташе по культуре в Москве, на
летний семинар в течение месяца в Зальцбург,
профессора Парсонса — в Стокгольм и Прагу, а двоих
аспирантов, одним из которых был Бауэр, — в Хельсинки и
Вену, где они должны были установить контакты с
австрийцами, имевшими опыт общения с русскими
эмигрантами, и попытаться определить ценность их
информации как источника40.
Эти факты как нельзя лучше говорят о том, что
уже здесь, в этом предварительном проекте,
пересеклись и сплелись интересы как минимум трёх сторон:
«Карнеги Корпорейшн» (всё планирует), ВВС (Бауэр
работает на них и у них), Государственного
департамента (как интегрирующего центра). Здесь нет только
одной стороны — Гарварда и его Русского
исследовательского центра. Всё решается как-то без их участия.
И оттого достаточно убедительным кажется
утверждение Зигмунда Даймонда, что даже сама идея создания
Русского исследовательского центра «была выработана
не самим университетом как результат независимой
академической деятельности учёных; она была
привнесена в Гарвард Чарльзом Доллардом и Джоном
Гарднером и базировалась на предложении, впервые
сделанном членом попечительского совета Карнеги
Корпорейшн генералом Фредериком Осборном о
необходимости изучения советского поведения»41. То
есть Центр фактически создавался как инструмент для
осуществления будущего проекта. И только!
А ещё до Фэйнсода в Европу был направлен Тал-
котт Парсонс с тем, чтобы выяснить, имеется ли там
какая-либо новая информация о Советском Союзе.
Он побывал в Германии, Австрии, Англии, Швеции,
31

особое внимание уделив Мюнхену в Баварии. Парсонс
встречался с учёными, дипломатами, военными и
беженцами из СССР. Этот визит был частью
совершенно секретной программы Государственного
департамента по использованию советских эмигрантов в
целях «холодной войны»42. А затем уже будет
предварительное исследование Фэйнсода и Фридриха, а также
специальная поездка в Европу профессора Джорджа
Фишера для проведения предварительного
самостоятельного опроса. Это позволит ему уже в 1952 г.
издать книгу «Советская оппозиция Сталину», в то
время когда материалы основного проекта, в котором
он также участвовал, ещё только обрабатывались43.
Проделанная работа явно показала ценность
подобного рода информации, полученной от бывших
советских граждан. Дальнейшее обсуждение проблемы
вывело на первое место профессора Раймонда Бауэра,
директора уже упоминавшегося нами недавно
созданного Института человеческих ресурсов ВВС США,
который и станет одним из директоров «Гарвардского
проекта» и его основным реализатором.
Опираясь на положительные результаты
«пилотного проекта», весной 1950 г. начались переговоры с
ВВС о будущем крупном проекте.
Итогом стало подписание между Гарвардом и ВВС
контракта № AF 33(038)-12909 от 23 июня 1950 г. на
первоначальную сумму в 160 тыс. долларов44.
Бригадный генерал американских ВВС Филлип Смит
утвердил соглашение 29 июня 1950 года. При этом ВВС
заключали его от имени правительства. Оговаривалось,
что сумма контракта может быть увеличена (так оно и
будет, притом значительно. — Е.К.).
Гарвард брал на себя обязательства провести
исследование и представить «модель функционирования
советской системы» и подготовить соответствующие
доклады для ВВС. Работы по контракту должны были
быть завершены к 31 мая 1952 г. Но время на проект
также можно было продлить (что и будет сделано. —
Е.К.).
Пункт 4 соглашения чётко определял, что все
материалы по проекту — это предмет инспектирования и
32

проверки «представителями правительства». С этой
целью Гарвард был обязан разрешать «в любое время»
инспекторам и другому правительственному персоналу
свободный доступ ко всем делам по проекту. Все
доклады следовало направлять правительству в лице
ВВС.
Пункт 22 оговаривал авторские права.
Договаривающиеся стороны признавали, что все материалы —
это собственность правительства США.
А в приложении к контракту определялось более
детальное содержание предстоящей работы. И здесь
же отмечалось, что ограничений на печатание научной
продукции у профессуры Русского исследовательского
центра не будет. Но! Оговаривалось, что по заказу
ВВС будут проведены «специальные исследования», и
они будут рассматриваться как собственность ВВС, а
не Гарварда.
Обратим на это внимание. Из текста контракта
изначально следует, что ВВС будут заказывать
проведение в рамках проекта каких-то «специальных
исследований». Это в корне противоречило принципиальной
позиции Гарварда не включаться в мирное время ни в
какие секретные проекты. Но тем не менее
университет пошёл на это соглашение, оговаривая для
общественности, что ученые Русского исследовательского
центра будут разрабатывать только чисто научные
проблемы, затем все материалы получат эксперты ВВС. И
это уже будет их дело, какие выводы они извлекут из
полученных материалов. Какой-либо чисто
разведывательного характера заказ от ВВС отвергался, как и
какое-либо давление на учёных по составлению
программы опроса советских граждан.
Об этом мы читаем и в известной книге,
написанной по итогам проекта его руководителями, «Как
работает советская система»45. Авторы утверждают, что
как научный проект эта работа с технической стороны
осуществлялась исключительно Русским
исследовательским центром на протяжении всего времени и всё
проделанное по проекту —- это полная ответственность
его участников. ВВС ограничили свою роль лишь
вопросами финансирования и материально-техническим
2 - 7749
33

обеспечением проекта и не предпринимали никаких
мер, пусть даже посредством одобрения или
несогласия, по отношению к любому из сделанных учеными
выводов.
Другими словами, Гарвард в лице Русского
исследовательского центра был абсолютно свободен в своей
«академической свободе», и всё сделанное — это лишь
инициатива и научная добросовестность профессуры.
Однако некоторые сомнения в эти утверждения
привносят документы архива того же Русского
исследовательского центра, относящиеся к проекту. Вот
один из них, полная копия которого также приводится
в Приложении № 1.
Объёмом в 13 страниц и с грифом «Для служебного
пользования» документ ВВС, рассматриваемый как
«предложения д-ру Клакхону», даёт чёткие и
однозначные предписания по формированию программы
исследования и содержания вопросов для
анкетирования советских граждан46.
На первое место выдвигались задачи чисто
военного значения. Надо было исследовать отношения между
командным, политическим персоналом и
спецслужбами в советских ВВС с тем, чтобы более точно
определить, насколько реально военное командование
находилось под влиянием политработников и спецслужб.
При этом следовало на основе конкретных примеров
поведения командиров в таких условиях разработать
специальную программу по психологическому
обеспечению на случай войны, а характер указанных
отношений определить на всех уровнях — от эскадрильи до
полка и т.д.
Далее, на основе разработки указанной проблемы
следовало определить более мелкие: насколько в
действительности сильно влияние партийных работников
и спецслужб на решения кадровых вопросов в
Вооруженных силах, на дисциплину в подразделениях, на
программы подготовки личного состава, на меры по
поддержанию морального духа в подразделениях.
Высказывалось пожелание получить более точную
информацию по общим вопросам социальной,
политической и экономической характеристики советских
34

подразделений ВВС, источникам и сильным сторонам
сплоченности в них, а также о потенциальных
элементах беспорядков и напряженности.
Отдельно в документе выделен раздел по сбору
информации социального характера в Вооруженных
силах СССР. Следовало определить характер
советской концепции Вооруженных сил, их политическое,
экономическое и психологическое состояние; понять
реальную «секретную советскую доктрину», а не то,
что было официально провозглашено Лениным и
Сталиным; определить методы набора, воспитания,
подготовки личного состава вооруженных сил.
Особый интерес представляли для американских
ВВС вопросы о целях и возможных последствиях
американских бомбардировок советской территории.
Участникам проекта следовало выяснить, имелись ли в
СССР такие цели, которые, будучи атакованы или
разрушены, вызовут позитивную психологическую
реакцию у советских людей по отношению к нападавшим,
а какие — негативную; были ли реальные
свидетельства тому, что если заранее предупредить о нанесении
бомбового удара по какой-либо цели, то это вызовет
эвакуацию в этом регионе и положительную
психологическую реакцию в адрес атакующих сил; каковой
будет паника из-за применения оружия разного
масштаба; какова действенность средств массовой
информации, слухов и т.д.; какова природа расхождений
между советским правительством и народом и что
можно считать основными связующими звеньями их?
Перед учёными ставилась задача подготовить
специальные доклады об условиях жизни и работы
советских людей, разных этнических, социальных и
профессиональных групп и т.д.
В это время в недрах ВВС разрабатывался проект
по изучению городов СССР. В связи с этим ВВС
хотели знать о распределении населения по этническим
и социальным группам, склонности населения, о
местах размещения органов экономического,
политического и административного управления в городах. О
городах, что к востоку от Волги, требовалась вся воз-
2*
35

можная информация, а о городах в западной части —
только специфическая.
Для индивидуального интервью специалисты ВВС
подготовили для Гарварда список из 42 вопросов,
относящихся только к периоду II мировой войны. Что
их интересовало? Очень многое. Чем человек
занимался в годы войны? Что его больше всего беспокоило?
От чего люди страдали больше всего? Испытывали ли
они чувство страха? Каковы были его причины? Как
люди действовали под влиянием страха? Были ли
опрашиваемые свидетелями паники? При каких
обстоятельствах? Причины паники? Примеры поведения
людей при панике. Как советские люди относились к
правительству в самые тяжелые моменты войны? То
же в отношении партии. Какие меры предпринимал
советский режим для поднятия морального духа
людей? Насколько это было эффективно? Были ли
«привилегированные группы» в обществе в годы
войны? Если Д4, то кто в них входил? Что являлось
самым слабым звеном в советской системе периода
войны? Изменились ли отношения между людьми за
годы войны? Как? Каковы причины этого?
Попадались ли им листовки с немецкой пропагандой? О чём
они были? Что люди думали о них? Наказывал ли
режим людей за чтение и хранение этих листовок?
Когда людям было особенно тяжело, появлялась ли
какая-либо оппозиция режиму? В каких регионах?
Какие ошибки, с точки зрения опрашиваемых,
совершили немцы во время войны? Что советские люди
воспринимали как положительное в оккупационной
политике? Как люди реагировали на информацию об
атомной бомбе, сброшенной на Хиросиму? Как
относились после этого к американцам? Насколько
эффективны были бомбардировки немецкой авиации? В чём
были их ошибки? Какой вид бомб был наиболее
опасным? Когда бомбардировки были наиболее тяжёлыми —
днём или ночью? И так далее!
Даже из этого списка вполне очевидна заданность
темы: что надо планировать под бомбовые удары
будущей войны? Как это делать эффективней, и что
следует предпринять для того, чтобы создать благоприятное
36

для американских ВВС восприятие этих акций со
стороны советских людей? Другими словами, речь здесь
явно идёт о материальной и психологической
подготовке к реализации плана «Дропшот».
А далее следовал ещё один список из 28 вопросов
для определения морального состояния советского
общества уже в послевоенные годы. Аналитиков от ВВС
интересовало, переживают ли советские люди в
мирное время чувство страха, тревоги, опасности? Какие
группы? Каковы причины этого? Надеются ли люди,
что страхи когда-либо закончатся? Какие для этого
имеются основания? Выросло ли доверие советских
людей к руководству страны? В каких группах и
регионах особенно? Есть ли в СССР какие-либо
антикоммунистические организации? Есть ли различия по
отдельным регионам, национальностям, социальным
группам? Каковы основные причины
оппозиционности? Что делает правительство для ослабления
недовольства населения? Какие места и учреждения в
СССР людям особенно дороги (Кремль, Магнитка,
Киев, церковь...)? Какими городами гордится
советский народ? Что думают советские люди о
возможности быть подвергнутыми атомной бомбардировке?
Уверены ли советские люди в способности армии, ВМФ и
ВВС защитить страну от возможного нападения?
Офицеры каких родов войск наиболее лояльны режиму? И
так далее!
О чём эта группа вопросов? О том же, что и
первая. С той лишь разницей, что одна из них
предполагала извлечение исторических уроков из фашистской
военной практики, а другая — учёт реалий мирной
жизни в СССР. Но цель была одна — на основе всего
объёма материалов выстроить верную стратегию
действий против серьёзного противника.
Можно ли было задавать такие вопросы прямо и
открыто и при этом надеяться на полную
откровенность респондентов? Конечно, нет. И это хорошо
понимали везде: и в Государственном департаменте, и в
«Карнеги Корпорейшн», и в ВВС. Потому перед учёными
Гарварда и была поставлена сложная задача
«перевести» требования военных в облаченье научное, т.е. вы-
37

разить всё это «гражданским языком» и тем самым
скрыть военные цели проекта под научной оболочкой.
Задача была действительно непростой. При этом
участникам проекта надо было не забыть и свои
собственные, реально академические интересы. Поэтому
так долго и мучительно шёл процесс разработки,
доработки и переработки вопросников для беженцев. В
архиве Гарвардского университета имеется отдельная
папка с материалами, детально свидетельствующими,
как трудно «шлифовались» вопросы предстоящего
анкетирования. Она все еще велась даже накануне
непосредственной работы в Германии47.
И здесь же представлено выступление Инкелеса и
Бауэра перед будущей командой исследователей по
результатам их недавнего визита в Алабаму на базу ВВС.
Это имело место 18 июля 1950 года.
Почему в Алабаму? По той простой причине, что
непосредственно работу с Русским исследовательским
центром Гарварда вели специалисты базы ВВС
Максвелл, расположенной в штате Алабама (Maxwell Air
Force Base, Alabama). И там Инкелес и Бауэр
подверглись сильному давлению по двум направлениям.
Вначале со стороны спецслужб ВВС. Их представители в
принципе не хотели понимать, зачем учёным Гарварда
надо было лететь в Европу, встречаться с гражданами
коммунистического Советского Союза и зачем вообще
надо было проводить такое исследование. Они
высказывали предположение, что весь этот «ненужный
проект» появился на свет лишь по единственной
причине — кто-то в Гарварде имел друзей в ВВС, и те
пробили для университета хорошие деньги, на которые
собирались провести нужные научные исследования.
Но если эти нападки спецслужб ВВС можно было
не принимать во внимание, поскольку контракт к
тому времени уже был подписан и от имени
правительства США и финансирование открыто, то по
второму было сложней и серьёзней. Другая группа лиц в
ВВС считала, что поскольку деньги дают они, то в
ответ Гарвард должен был обеспечить их всей
интересующей ВВС информацией через создаваемые
вопросники. Как это сделать тонко и незаметно для респон-
38

дентов — это была проблема команды Русского
исследовательского центра. И отказать в этой «просьбе»
военным тоже было нельзя. В этом Инкелес и Бауэр
сознавались перед своими коллегами. Хотя
одновременно, судя по их выступлению, они чётко расставили
позиции в Алабаме: предстоящий проект — это в
первую очередь научное исследование механизма
функционирования советской системы, но никак не
разведывательные мероприятия. И при этом они открыто
предупредили всех, что ВВС хотят и будут участвовать
в проекте на всех его этапах, и если кого из учёных
это смущало и не устраивало, то у них ещё было время
отказаться.
Все это имело место в июле 1950 года. А в августе
всё ещё обсуждался вопрос о том, кто будет
официальным представителем от ВВС в проекте. Обратим
внимание на это обстоятельство. Речь идёт не о том,
нужен и возможен ли такой надзор военных в
принципе, а кто именно будет его осуществлять. Инкелес
упоминает три возможные фигуры: полковника Сли-
пера, рассматриваемого «наиболее неподходящей»
кандидатурой; капитана Воорхиса как «идеально
подходящего» и майора Салливана, которого настоятельно
рекомендовали ВВС48.
Как видим, отношения между двумя
договаривающимися сторонами изначально не были идеальными.
Проблем не удастся избежать и в ходе реализации
самого проекта. Они не будут носить громкий и
публичный характер. Но оснований для следующего
заключения Зигмунда Даймонда они дали
предостаточно. Русский исследовательский центр, пишет он, был
«местом плодотворного сотрудничества между
разведывательными органами и Гарвардом, плодотворного,
но не всегда свободного от трений»49.
Все члены гарвардской команды ученых
подписывали индивидуальные соглашения, в которых в
полном соответствии с пунктом 22 контракта между ВВС
и Гарвардом они брали на себя обязательства не
публиковать никакие материалы, полученные ими в
результате исследования, без передачи их для
предварительного реферирования. Авторское же право у них
39

оставалось только с обязательной вставкой:
«Перепечатка в полном объёме или частично только с
разрешения правительства США»50.
О том, насколько «свободны» были учёные
Гарварда от влияния ВВС и в целом от политики «холодной
войны», хорошо сказал Раймонд Бауэр, один из
содиректоров проекта. Это было уже по окончании
проекта, в 1953 года. В интервью корреспонденту
гарвардской газеты «Кримсон» он заметил следующее:
«Гарвардский проект» — это чисто научное
психологическое исследование. И как таковое оно не несёт в себе
никакой прикладной направленности. «Мы не пишем
сценарий для радио», образно заявил он
корреспонденту. И далее: «Мы пытаемся найти те места (в
советской системе. — Е.К.), где Россия может быть
потрясена, а где нет»51. Комментарии здесь вряд ли
требуются.
Явная политизация самих научных вопросов видна
и в оценках проекта его участниками. Авторы книги
«Как работает советская система» рассматривали его
как «первое и всестороннее виденье советской
системы «изнутри», которое дало им возможность понять,
какие группы общества «наиболее недовольны и какие
учреждения больше всего, а какие меньше всего
нравятся или не нравятся и кому»52. Здесь же они
определяют и основную «научную цель» проекта: «показать
изнутри, насколько это возможно, картину сильных и
слабых сторон советской социальной системы», а
также «новое понимание старых фактов, вытекающее
из этой картины».
Зачем? Чтобы «лучше оценить и предсказать
будущее развитие советского режима»53. Конкретно для
ВВС такие заключения скорее всего и не требовались.
Но для Государственного департамента и спецслужб
это было очень хорошим подспорьем для
формирования политики.
Итак, контракт между ВВС и Гарвардом был
подписан. Вопросы и механизм анкетирования
интенсивно отрабатывались. Объектом исследования должны
были стать бывшие советские граждане, волею судьбы
40

оказавшиеся в послевоенных лагерях для беженцев на
территории Германии и Австрии.
Однако перед тем как познакомиться с
результатами опроса, давайте, хотя бы в самых общих чертах,
посмотрим на истоки, природу и механизм
формирования этой информационной категории особой части
советской послевоенной эмиграции.

5. Беженцы, эмигранты, невозвращенцы:
людские судьбы как источник информации
Вторая мировая война создала беспрецедентное в
истории человечества движение народов под влиянием
военных действий. К маю 1945 г. цифра беженцев
превысила 40 млн человек. И она не включала в себя еще
тех, кого фашисты насильно вывезли как рабочую
силу. Самые большие потоки беженцев дали
Советский Союз — 10 750 400 человек, Англия — 7 091 700,
Франция - 5 235 000, Польша - 4 508 000. «Рабочая
сила» в Германии из других государств на январь
1944 г. составляла 8 615 000 человек. Из них: из
СССР — 3 млн, Франции — 1 млн 970 тыс.,
Польши — 1 млн 456 тыс., Бельгии — 500 тыс.,
Югославии — 365 тыс. человек54.
Европейские государства начали заниматься
проблемами своих беженцев уже в 1944 г. под эгидой
специально созданной организации при ООН —
«Администрации ООН по оказанию помощи и
реабилитации» (United Nations Relief and Rehabilitation
Administration - UNRRA).
Советское правительство вначале игнорировало
своих граждан как перемещенных лиц, которые
предпочли постыдно сдаться в плен и работать на
Германию, а не героическую смерть. Однако вскоре это
отношение стало меняться. Уже осенью того же 1944 г.
советская сторона стала поднимать вопрос о беженцах,
но в особой интерпретации. Мол, советские граждане
не сдавались, а были захвачены в плен, оказывая
фашистам героическое сопротивление, и потому
относиться к ним следует как к «героям войны»55.
Но еще за несколько месяцев до этого, в июне
1944 г., генералы Барроус и Дин как представители
британской и американской военных миссий в СССР
начали наводить контакты с советской стороной, ка-
42

сающиеся судеб военнопленных своих государств,
оказавшихся в германских лагерях на подконтрольной
Красной армии территории. По совету генерала Дина
посол США в СССР Гарриман 30 августа написал
письмо Молотову, предлагая заключить
межправительственное соглашение по реабилитации военнопленных
и гражданских лиц.
Положительного ответа не последовало. Но 24
октября 1944 г. без каких-либо предварительных
консультаций с союзниками или заявлений советская
сторона назначает генерал-полковника Голикова
представителем по репатриации советских граждан. А вскоре
последовала конференция в Ялте (февраль 1945 г.) и
договоры между СССР — Англией — СССР и США
по вопросам репатриации.
Ялтинские соглашения по этим вопросам
указывали, что не только все военнопленные будут
безотлагательно передаваться представителям своих государств,
но и что лица, ответственные за репатриацию, получат
прямой доступ во все лагеря беженцев для
инспектирования условий проживания. Так советские военные
власти получили право проверки всех лагерей для
беженцев.
Как они воспользовались такой возможностью? В
полном объеме. Ялтинские соглашения были
использованы советской стороной как основания для
проведения в жизнь политики «полной репатриации». При
этом установка была следующей — сделать это в
максимально короткие сроки. Зачем? Чтобы не допустить
появления у советских граждан «какого-либо
нежелания или сопротивления репатриации», которое могло
бы ударить по престижу СССР56.
Репатриация советских граждан началась
планомерно с конца мая 1945 года. Только за первые 19 дней
более одного миллиона человек были переданы в
советские принимающие центры, что составляло в
среднем около 50 тыс. человек в день. Затем ежедневная
цифра выросла до 101 тыс. и человек.
Параллельно эта работа велась и на других
территориях. 30 сентября 1945 г. количество
репатриированных советских граждан составило: в советской зоне ок-
43

купации Германии, Австрии, Польше — 2 млн 946 тыс.,
Франции — 111 тыс., Норвегии — 93 тыс.,
Швейцарии — 10 тыс., Италии — 10 тыс., Дании — 8 тыс.,
Бельгии — 4 тыс., Голландии — 2 тыс. Всего —
5 млн 218 тыс. человек57.
Таблица № 1
Количество репатриированных советских граждан
с территории Западной Германии, Австрии и Чехословакии
Дата
22 мая
27 мая
5 июня
9 июня
12 июня
17 июня
30 июня
3 июля
14 июля
15 июля
18 июля
24 июля
27 июля
30 июля
Количество
человек
(в тыс.)
20
102
600
96
305
165
58
73
165
4
15
19
17
21
Дата
5 августа
8 августа
11 августа
14 августа
20 августа
23 августа
26 августа
29 августа
1 сентября
4 сентября
10 сентября
13 сентября
16 сентября
20 сентября
30 сентября
Всего: 2 млн 3
Количество
человек
(в тыс.)
74
31
37
62
83
30
15
28
-
2
-
5
4
3
-
4 тыс.
При этом в ялтинских документах четкого
указания на обязательную репатриацию, вопреки желанию
человека, не было. Американские военные приняли
такое решение сами. Описывая это, Марк Эллиотт
делает ссылку на одно из неопубликованных военных
исследований, посвященное репатриации освобожден-
44

ных военнопленных оккупационными силами в
Европе в 1945—1946 годах. В нем объясняется, что такая
трактовка ялтинских соглашений была дана военным
объединенным командованием штатов (Joint Chiefs of
Staff)58·
Уже в мае 1945 г. Верховное командование
союзных войск в специальном «путеводителе» о
перемещенных лицах давало следующие установки. Все
советские люди, освобожденные после И февраля 1945 г.,
должны квалифицироваться, как и все другие
перемещенные лица. После того как они признавались
советскими представителями бывшими советскими
гражданами, они подлежали обязательной репатриации
независимо от их желания. Все остальные не подлежали
насильственной репатриации, кроме военных
преступников, которые должны были предстать перед
советским судом59.
Западный же подход к проблеме «невозвращенцев»
был в целом несколько другим. Он исходил из
принципа, что человек не виновен до тех пор, пока его
вина не доказана. В части репатриации это означало,
что любой человек может приписать себя к любой
национальности, даже если таковой вообще не
существует. А советские власти должны доказать, что именно
этот человек является гражданином СССР. И потому
вскоре в отношении тех бывших советских граждан,
кто не хотел возвращаться в СССР и не заявил о
своем советском гражданстве, стали приниматься
решения не передавать их советским властям. А разного
рода заявления советской стороны просто
игнорировались, за исключением заявлений о военных
преступниках. В итоге около 35 тыс. бывших советских
граждан получили разрешение остаться в западных зонах
оккупации, что составило около 0,6% от общего числа
репатриированных в советскую зону оккупации до
осени 1945 года.
Всего к концу 1945 г. количество возвращенных
советских граждан составило 5 млн 236 тыс. человек, из
них 3 млн 104 тыс. — мужчин, 1 млн 498 тыс. —
женщин и 634 тыс. — детей в возрасте до 16 лет. К этому
времени уже почти 4,5 млн человек прибыли на места
45

своего проживания и работы, а 750 тыс. человек
находились в пути60.
Следующий, 1946 г., добавил к этим цифрам еще
379 тыс. человек в январе, 972 тыс. в феврале и лишь
по 11 человек ежедневно на протяжении последующих
восьми месяцев61. При этом основная масса делала это
не просто добровольно, а с огромным желанием
скорейшего возвращения на родину.
Однако немалое количество составили и те, кто не
хотел покидать Европу, даже находясь там в статусе
беженца. И здесь речь шла не о военных
преступниках. Мотивы у людей были самые разные. Марк
Эллиотт вьщеляет среди них три основные группы. К
первой он относит тех, кто непосредственно
пострадал от режима (представители «бывших» социальных
слоев, религиозных и национальных меньшинств,
кулаки, жертвы чисток и репрессий). Вторую группу
составляли те, кто не пострадал от режима, но являлся
противником самой тоталитарной системы с ее
давлением на личность и всевозможными ограничениями.
А в третью вошли те, кто был в восторге от западного
образа и уровня жизни62. И здесь же в своей статье он
приводит несколько примеров, когда советские
граждане предпочитали самоубийство возвращению на
родину.
Сколько всего оказалось советских
«невозвращенцев»? Общепризнанная цифра — около 250 тыс.
человек к июню 1947 г.63. И в основном находились они в
американской зоне оккупации на территории
Германии (Бавария) и Австрии.
Какие национальности представляли эти бывшие
советские люди? Кроме русских, то были в основном
украинцы и белорусы. В конце войны число беженцев
белорусов в Западной Европе составляло около
200 тыс. человек. Из них большинство было
репатриировано в СССР, а 2,5 тыс. перебрались в другие
страны, из них 1,1 тыс. — в США. Число оставшихся в
Европе белорусов в конце 1951 г. составляло 60 тыс.
человек. Украинцы составляли в конце войны около
2 млн перемещенных лиц. В ноябре 1946 г. в
Германии и Австрии их оставалось 201 тыс. человек. Из них
46

к декабрю 1951 г. перебрались в другие страны
114 тыс. человек (45 тыс. — в США)64.
В марте 1947 г. прошли проверку около 303 тыс.
человек. Из них незаконными были признаны
основания пребывания у 36,5 тыс. беженцев. Остальные
должны были быть готовы к долгому ожиданию, пока
их заявления и судьбы рассматривались
соответствующими администрациями.
Жизнь в лагерях была не сладкой. Но, тем не
менее, она шла своим чередом. Здесь было все:
свадьбы, разводы, рождались дети, совершались
преступления, демонстрировались фильмы, совершались
религиозные обряды, работали детские сады, школы,
оказывалась медицинская помощь. На каждого беженца в
лагерях под американской юрисдикцией
Государственный департамент выделял по 24 доллара в месяц. И
эта сумма была вполне достаточной для более или
менее сносного существования.
Но это было вполне терпимым лишь с
материальной точки зрения. Гораздо сложнее все было в
морально-психологическом отношении. Лагерная жизнь
все равно оставалась лагерной с ее ограничениями,
неопределенностью и постоянным ожиданием
решения твоей судьбы. В этих условиях, отмечает в своем
исследовании по проекту Джозеф Берлинер, «многие
выражали желание вернуться», если бы они были
уверены, что их не будут преследовать на родине. Из
числа этих людей некоторые покинули родину ради
более высокого уровня жизни. Но многие из них так
и не преуспели и думали, что совершили ошибку.
Именно в этой группе беженцев сильнее всего
проступила мысль о том, что Запад их «отверг и предал», и
потому они с некоторой ностальгией вспоминали о
своем советском прошлом, и критика советского
режима с их стороны была незначительной65. Хотя и
сама прослойка таких беженцев была тоже
незначительной, как и тех, кто в целом принимал советскую
идеологию и институты власти, но отвергал сталинизм
в форме террора и политического давления на
личность.
47

А остальные? Они были настроены открыто
антисоветски и ни при каких обстоятельствах не
собирались возвращаться в Советский Союз.
Ближе других к пониманию психологии всех
«невозвращенцев», и особенно последней категории,
оказался Джорж Фишер, будущий участник «Гарвардского
проекта». Он лично в течение 12 месяцев в 1944—
1945 гг. служил на американской военно-воздушной
базе под Полтавой, а затем после войны побывал в
Мюнхене на территории американской зоны
оккупации и имел возможность встречаться и беседовать с
советскими беженцами. В итоге в январе 1949 г. в
журнале «Рашн ревью» вышла его статья «Новый
советский эмигрант», в которой он задается вопросом,
почему многие из этих людей не хотят возвращаться в
СССР, и из своих бесед с ними заключает, что люди
боятся возвращаться из-за страха быть арестованными.
А этот страх базируется на системе административного
и полицейского контроля в ежедневной жизни людей
и давления коммунистической идеологии66. И как бы
просто так автор продолжает: это недовольство людей
режимом накануне войны достигло такого масштаба,
что многие в СССР считали, что лучше было бы
проиграть войну Гитлеру. И лишь жестокость фашистов
на оккупированной территории объединила людей с
режимом, вызвала чувство патриотизма, что и сделало
победу возможной.
Таким образом, сами американцы еще задолго до
«Гарвардского проекта» уже видели и осознавали,
насколько разнообразна по своим политическим и
идеологическим установкам «новая» советская эмиграция.
Но как раз именно эта многогранность и делала ее
наиболее ценным источником информации о
Советском Союзе. Уже в марте 1948 г. в США появился
секретный документ под названием «Использование
беженцев из Советского Союза в национальных
интересах США», его автор Джон Дэвис. Как использовать и
для чего? Для того чтобы «заполнить ниши в нашей
текущей разведывательной деятельности, в
общественной информации и в политико-психологических
операциях»67.
48

Джордж Фишер дополняет: они (советские
беженцы. — Е.К.) смогут «пролить внутренний свет на
главные вопросы о советском обществе». И перечисляет
их: каким образом советская школа формирует
советского человека? Как функционирует компартия как
правящая группа людей? Каков механизм и
эффективность советской экономической системы и
государственного планирования? Каков военный и
экономический потенциал у СССР? И так далее.
А почему этот источник будет хорош? Ответ:
потому что он очень многообразен. Среди эмигрантов есть
крестьяне, рабочие, люди из крупных промышленных
центров и отдаленных деревень, функционеры партии,
директора крупных заводов, председатели колхозов,
военные, инженеры, учителя, государственные
служащие и т.д. И потому, заключает Фишер, все это
«делает новую советскую эмиграцию наиболее ценным
источником информации из числа достоверной и
непосредственно "внутренней"»68.
Обратим еще раз внимание на дату. Статья
написана еще в начале 1949 года! Но уже здесь смешаны и
научные, и военно-политические цели возможного
исследования. Интересы переплетались, хотя и не всегда
и не во всем совпадали, однако утрясать противоречия
приходилось уже «на ходу». Почему? Потому что 1950
и 1951 гг. были последними, когда работа с беженцами
в лагерях Западной Европы могла быть в принципе
проведена, поскольку именно в эти годы многие из
лагерей уже находились в процессе их
расформирования и закрытия. Некоторые из них переходили под
юрисдикцию Германии или Австрии, а многие
беженцы просто рассеивались среди германского и
австрийского населения или эмигрировали в другие страны,
включая США, Канаду, Австралию, Южную Америку.
К лету 1951 г. физически организовать встречи с ними
было бы уже почти невозможно. Поэтому так спешили
с проектом в Государственном департаменте, в ВВС, в
Русском исследовательском центре Гарвардского
университета, который не мог упустить такого шанса и
вопреки своим принципам пошел на подписание
контракта с ВВС.
49

Но одно дело — подписание соглашения и
выделенные под него финансы, а другое — сама
организация работ в далекой европейской Германии. Для этого
нужна была какая-либо изначальная точка опоры, на
базе которой в дальнейшем можно было бы развернуть
реальные «полевые работы». Так появился на свет
Мюнхенский институт по изучению истории и
культуры СССР.

6. Мюнхенский институт: место и роль
в «Гарвардском проекте»
Мюнхенский институт по изучению истории и
культуры СССР работал в течение 21 года (с 1950 по
1971 гг.). По оценкам Чарльза О'Коннелла, хотя он
территориально и находился в столице Баварии, но
фактически являлся частью американского и
британского сообщества учёных, занимавшихся советскими
исследованиями69. На базе института проводились
научные конференции, летние школы, готовились
соответствующие публикации. Ему же было суждено
сыграть и основную роль в непосредственной реализации
«Гарвардского проекта» осенью 1950 и зимой 1951 гг.
как связующего звена между учёными Русского
исследовательского центра и советскими беженцами в
Германии и Австрии.
Начиналась же история института в 1948 г. с так
называемой «Русской библиотеки» — незначительной
коллекции книг Бориса Яковлева. То были книги об
СССР на английском, русском и немецком языках,
собранные с помощью пожертвований отдельных лиц,
издательств, университетов. Цель была одна — иметь
книги и другие материалы по максимально
возможному спектру жизни советского общества.
А кто был инициатором? Борис Александрович
Яковлев. Его рассматривали как «своего человека в
Мюнхене» уже в ноябре 1949 г., когда гарвардский
профессор Пауль Фридрих впервые встретился с ним
для обсуждения некоторых вопросов, касающихся
отношения советских перемещённых лиц к
интересующим Гарвард вопросам. На основе материалов
американских спецслужб Чарльз О'Коннелл даёт нам
интересную и многоплановую характеристику личности
Яковлева.
51

Борис Александрович Яковлев был вовсе не
Яковлевым. То был последний псевдоним Николая
Троицкого, родившегося в 1903 г. в Симбирской губернии в
семье дьякона. Он учился в деревенской школе, затем
в церковной школе в Симбирске до 1917 года. К
1926 г. закончил среднюю школу и начал изучать
архитектуру в политехническом институте в Симбирске.
Затем был архитектурный институт в Москве,
должности вице-президента Академии архитектуры, декана
Московского института архитектуры. В 1930-е годы
поменял фамилию и имя и стал Николаем Норманом,
о чём официально сообщалось в прессе. Работал в
Наркомхозе и в Наркомпросе.
В 1937 г. был арестован НКВД и осужден по 58-й
статье. В тюрьме находился до 1939 г. и был
освобождён по решению военного трибунала. После этого
в течение двух лет средством для существования стала
литературная деятельность — писал сказки для детских
журналов. В июле 1941 г. вступил в ряды Красной
армии. Воевал. В октябре того же года попал в плен.
Находясь в одном из лагерей на территории
Белоруссии, изменил имя и стал Николаем Нарейкисом.
Через год решил сотрудничать с нацистами. С мая
1943 г. по май 1944 г. работал в нацистском
Министерстве пропаганды в газете «За Родину» в Витебске.
Фактически являлся её редактором. Писал
антисоветские статьи. В 1944 г. присоединился к армии Власова,
вошёл в редакционный совет власовской газеты
«Доброволец». Яковлев стал одним из авторов
известного политического документа Русского
освободительного движения, так называемого «Пражского
манифеста». В конце войны перебрался в Мюнхен, в
очередной раз поменял имя на Бориса Александровича
Яковлева. По истечении 10 лет работы в Мюнхенском
институте эмигрировал в США70. Именно он станет
центральной «местной» фигурой по организации работ
американских учёных с советскими беженцами.
События же развивались следующим образом.
Весной 1950 г. в Германию прибыли два
американских эмиссара — Джордж Фишер и Фредерик Уайл.
Перед ними была поставлена задача установить кон-
52

такты с эмигрантами и американскими
оккупационными властями, определить места для будущего
интервьюирования и суммы предстоящих затрат по проекту.
Но наиболее деликатной была задача легализации
проекта, т.е. придания ему законной формы как в свете
германского законодательства, так и в глазах
советских беженцев. Другими словами, требовалось создать
структуру, в которой бы никак не просматривались
интересы военных и спецслужб, а всё воспринималось
бы всеми сторонами только лишь как работа чисто
академического учреждения.
Работа началась вокруг «Русской библиотеки»
Яковлева. Но уже первые попытки сформировать
научный совет библиотеки натолкнулись на трудности.
Частично они носили персональный характер. Так,
например, в руководящий состав очень стремился
попасть бывший офицер Красной армии Владимир
Поздняков, желавший повысить тем самым свой
социальный статус. А несколько других кандидатов в
состав совета, наоборот, отказались участвовать в его
работе.
Другая причина — структурная. Этот научный
совет, как планировалось в Русском
исследовательском центре, должен был играть лишь роль советника
без каких-либо функций контроля над деятельностью
самой библиотеки. Предполагалось, что это утвердит
принцип объективности в работе, если убрать
политические и иные личные предпочтения членов совета из
сферы реализации проекта. Тем более что сам
директор «Русской библиотеки» Яковлев был известен
своими предпочтениями одной из групп советской
эмиграции71.
В итоге сама идея создания как бы политически
нейтрального научного совета библиотеки
провалилась. И этот провал дал толчок поискам других
вариантов решения проблемы легализации проекта.
Практика показала, что Русскому исследовательскому
центру нужна была не просто организация, легальная в
глазах немецкого закона, с одной стороны, но и
надёжный партнёр в научном плане, с другой. При
этом у Гарварда не должно было быть оснований и
53

для опасений в будущем, что она может в любой
момент развалиться.
Для консультаций Яковлев обратился за советом к
немецкому юристу. Последний объяснил ему, что для
создания некоммерческой научной организации по
немецким законам требовалось получить заявления
минимум от семи человек, которые имели бы равные
права в деле администрирования организации и
избрали директора, его заместителя и секретаря.
Создание такой организации, в соответствии с
местным законодательством и без демонстрации
собственного участия в этом процессе, и было задачей
Фишера. Что оказалось наиболее трудным делом?
Подбор кандидатур. Особенно из-за политической
пестроты в эмигрантской среде, где царили
соперничество, борьба за лидерство, недоверие, антагонизм и
многое другое, характеризующее внутреннее
противоборство.
В итоге людей подобрали. В первую группу,
фактически положившую начало деятельности Института,
вошли, как пишет в своём письме в Гарвард Фишер,
«самые интеллектуальные силы, которые только
можно было найти в среде эмиграции». И здесь же
следом идёт очень существенное дополнение: «Сюда
входят сливки из числа инструкторов армейской
школы Розенберга»72.
Далее автор делает ещё одно замечание. В работе с
эмиграцией ему приходилось обязательно учитывать и
представительство в ней интересов различных
национальных групп. Поэтому в состав руководства группы
был введен даже один из лидеров мусульман. Сгладить
же все политические различия на этом этапе не
удалось. На предложение работать в составе Института
представители главных политических сил — Народно-
трудового союза (НТС) и власовцев (СБОРН) —
ответили отказом, хотя «Посев» заявил о своём согласии
сотрудничать с группой американских учёных.
После долгих переговоров и утрясок в состав
совета будущего института вошли Алдан, Криптон, Кунта,
Марченко, Ниман, Штеппа, Филипов. Так с их
помощью «Русская библиотека» в Мюнхене была преобра-
54

зована в Мюнхенский институт по изучению истории
и культуры СССР. Духовным отцом института стал
Джордж Фишер. А Чарльз О'Коннелл вполне
обоснованно предлагает называть его еще и
«отцом-организатором»73.
Первое заседание совета института состоялось в
начале июля 1950 года. На нём присутствовал Борис
Николаевский, который был в это время в Западной
Германии по случаю своего участия в Берлинском
конгрессе вместе с Яковлевым. Он оказался очень
полезным в деле окончательного решения вопросов о
включении отдельных личностей в состав совета.
Фактически это заседание можно считать отправной
точкой существования и деятельности института. Но
формально это произойдёт несколько позже. Около
двух недель потребуется ещё для того, чтобы все
бумаги прошли законодательное оформление и институт
получил статус самостоятельного юридического
лица — некоммерческой научно-исследовательской
организации.
Но ещё за месяц до этого окончательного решения
между Русским исследовательским центром и ещё не
существующим институтом начались переговоры о
желательности заключения двухстороннего соглашения
для проведения на пока не существовавшей базе
последнего работ по анкетированию советских беженцев.
Один из содиректоров «Гарвардского проекта» Алекс
Инкелес предлагал Яковлеву, тогда ещё директору
«Русской библиотеки», чтобы его сотрудники ещё до
прибытия команды из Гарварда начали обследовать
лагеря беженцев с целью установления лиц,
пригодных для опроса. Затем, в период проведения самого
опроса с сентября 1950 г. по февраль 1951 г., им
предлагалось обеспечить техническую сторону проекта
(организовать проезд респондентов в Мюнхен, их
размещение, проведение расчётов с ними и т.д.).
При этом здесь сразу наметилось серьёзное
расхождение в понимании задач, которые отводились
библиотеке / институту. В июньском письме Инкелеса
Яковлеву чётко прописаны условия: все планы
мюнхенской организации должны были предварительно
55

утверждаться не только ее научным советом, но и
Русским исследовательским центром; будущему институту
надлежало постоянно докладывать о результатах
проделанной работы; а самым главным в принятии любых
решений в рамках проекта будет директор экспедиции,
т.е. представитель Русского исследовательского
центра74. На упомянутом же первом заседании самого
совета (июль 1950 г.) его члены ставили вопрос о
необходимости их более активного, а не просто
технического участия в проекте. На что Фишер вынужден был
давать туманные обещания, что обмен мнениями будет
максимальным, и что их точки зрения будут
обязательно рассматриваться и учитываться американской
стороной75.
Но как бы там ни было, в июне 1950 г. переговоры
вылились в соглашение, хотя ещё и не с институтом.
Вопрос — зачем это всё нужно было Яковлеву и
его соратникам — хотя и правомерен, но сам по себе
не вызывает особого труда в поисках ответа на него.
Во-первых, американская сторона активно
содействовала явному и значительному повышению статуса
этого учреждения, переводя его из ранга
неопределённой «Русской библиотеки» в ранг
самостоятельного учреждения со всеми вытекающими отсюда
последствиями. Во-вторых, Гарвард предлагал не только
статус, но и деньги. Русский исследовательский центр
брал на себя обязательства ежемесячно выплачивать
будущему институту по 500 долларов за оказываемые
ему услуги; оплачивать расходы по поездкам
персонала института в связи с работой экспедиции;
оплачивать все расходы респондентов из числа беженцев.
Так, июльская смета 1950 г. предполагала зарплату
директора института в размере 250 немецких марок,
бухгалтера-кассира — 110, секретаря института — 275,
двум сотрудникам и машинистке — 200 марок, 10-ти
совместителям — 45 марок, плату за аренду
помещений — 50, канцелярские и другие расходы — 340
марок. Итого — 2075 немецких марок, или 500
американских долларов76.
При таких обстоятельствах понятным выглядит
августовское послание Яковлева Клакхону, в котором он
56

пишет, что «члены совета института, учёные и
общественные деятели в изгнании (оставим выделенное нами
на совести автора письма. — Е.К.) ... очень
заинтересованы в успешных результатах экспедиции, придавая
ей большое научное и политическое значение»77.
Однако наука и политика — это одно, а финансы — это
другое. И что здесь было первичным, директор
института Яковлев сам определил в письме Инкелесу от
23 июля 1950 года. Направляя последнему
«Предварительный план» работы института по «Гарвардскому
проекту», в прилагаемой к нему «Пояснительной
записке» он больше говорит о финансовой, чем о
научной стороне отношений. Сотрудники уже подобраны,
сообщает Яковлев. Они уже приступили к работе, но
ведут её лишь «в подготовительной стадии». Работу же
в полном объёме «можно будет начать только при
получении от Вас средств». При этом не следует
дожидаться открытия счёта института (ведь ещё утрясаются
до конца юридические формальности. — Е.К.). Деньги
можно просто передать наличными через господина
Уайла. И тогда, заверяет Яковлев, «мы могли бы
немедленно начать нашу работу»78, что в принципе
никак не противоречит и духу самого соглашения, где
отмечалось, что все отношения между двумя
сторонами должны строиться на доброй воле и взаимном
доверии, а не на формальных действиях.
Итак, институт создан. Благодаря активной работе
Уайла с местными властями подыскали дом, в
котором имелось пять комнат для интервьюирования,
приёмная для секретарей, столовая на 25 человек,
четыре спальни для приезжающих
респондентов-беженцев. Штат института укомплектовали «советскими
учёными» из числа эмигрантов военного и
послевоенного времени. И потому он выдавался как нечто самое
близкое к эмигрантской среде79. Кто же его
представлял? Довольно подробно об этом пишет Чарльз
О'Коннелл.
Вначале короткие биографические данные
соратников директора института Бориса Яковлева.
Алдан Михаил Андреевич, полковник Красной армии,
после войны — инструктор в американской школе.
57

Филипов Александр Павлович, профессор, научный
сотрудник в области философии и психологии
академических институтов Харькова, после войны — в
международной организации по спасению беженцев.
Криптон Константин Георгиевич, начальник
экономического отдела Арктического института в
Ленинграде, после войны — инструктор в американской школе.
Марченко Василий Павлович, научный работник
Института экономики Украинской академии наук, после
войны — секретарь Мюнхенского института.
Ниеман Юрий Михайлович, ответственный работник
Министерства иностранных дел, научный работник
АН СССР, после войны — инструктор в американской
школе.
Штеппа Константин Феодосиевич, профессор
истории Киевского университета, после войны инструктор
американской школы.
Более детально познакомимся с Александром
Александровичем Кунтой. Это одно из многих имён Абду-
рахмана Авторханова, также Мансура Мануса, Булат
Бека, Александра Уралова. Под именем Авторханова
он написал книгу «Сталин и компартия Советского
Союза» (Stalin and the Soviet Communist Party), под
именем Уралова — «The Reigh of Stalin».
Абдурахман Генасович Авторханов родился в
деревне недалеко от Грозного. Отец и мать были
чеченцами — уроженцами этого города. Учился в
исламской школе, затем в обычной средней. Учёба шла
легко и на «отлично». Позже — Институт Красной
профессуры в Москве. Изучал историю. По
окончании его направили в Грозный представителем партии.
Затем работа в Москве в лекторской группе ЦК. В
1937 г. он вновь на работе в Грозном. Здесь
арестован. Под следствием — до марта 1940 года. Признан
невиновным. В декабре 1940 г. вновь арест и
приговор сроком на три года за антисоветскую книгу. В
апреле 1942 г. на свободе. В это время на Кавказе
нацисты. Авторханов переходит на их сторону. Работает
в Берлине в Министерстве пропаганды. Занимался
анализом советских новостей и пропаганды, писал
пропагандистские материалы для немецкой армии на
58

Кавказе и в Турции. Одновременно числился в
составе немецкой армии. Отсюда в 1945 г. звание
лейтенанта немецкой армии. С 1945 г. — он Кунта, турок
по национальности. В 1950 г. стал секретарём
мусульманского комитета беженцев.
Проанализировав жизненный путь каждого из
восьми создателей Мюнхенского института, О'Кон-
нелл сводит данные в одну интересную таблицу.
Таблица № 2
Штат Мюнхенского института80
Ф.И.О.
Яковлев
Кунта
Алдан
Штеппа
Криптон
Филипов
Марченко
Ниеман

Арестован
НКВД
+
+
+
+

Сотрудничал с
нацистами
в годы
войны
+
+
+
+
+
Работал на

американскую
военную
разведку
+
+
+
+
+
+
+

Сотрудничал
с ЦРУ
+
+
+
+
+
+
+
Заметим, что эта таблица в своем полном объёме
приведена автором только в его докторской
диссертации. В брошюре же о Мюнхенском институте она
урезана на одну колонку. Какая отсутствует? Последняя,
о сотрудничестве работников института с ЦРУ. Не
будем гадать почему, а лишь дополним этот раздел
выводами американских исследователей.
Более чем через 10 лет после того, как
Мюнхенский институт уже перестал существовать, в 1983 г.
было официально признано, что Мюнхенский
институт так же, как и Радио «Свобода», был фактически
создан Американским комитетом по освобождению
народов России со штаб-квартирой в Нью-Йорке. Сам
же этот комитет являлся легальным прикрытием
американских спецслужб. А «линию поведения» и «по-
59

мощь» в создании и того и другого учреждения
обеспечивал так называемый отдел операций прикрытия
ЦРУ81. О'Коннелл утверждает, что сам институт
финансировался ЦРУ на протяжении всей своей
деятельности с начала 1951 г. по 1971 г.82. Правда, никаких
сумм при этом автор не приводит.
Однако вернёмся к вопросам сотрудничества
института с Русским исследовательским центром.
«Предварительный план» участия Мюнхенского института в
«Гарвардском проекте» изложен в письме Яковлева
Инкелесу от 23 июля 1950 года. Он сводился к
нескольким пунктам. Учреждение Яковлева собиралось в
самом начале выявить места скопления российской
эмиграции (лагеря для перемещённых лиц,
профессиональные школы, санатории, церковные приходы
и т.д.). Это должно было послужить основой для
составления специальной карты американской зоны
оккупации в Германии с нанесением на неё
соответствующих объектов. Затем ставилась задача подбора
уполномоченных для работы с беженцами в местах
размещения. И в конечном итоге уполномоченные должны
были получить от института разработанную там
инструкцию для работы с эмигрантами, в которой
предполагалось дать объяснение задач проекта, расписать
обязанности уполномоченных, методику подбора
респондентов... 83. В целом работа института и будет
построена по этой схеме.
По истечении месяца, 26 августа 1950 г., совет
института подвёл первые итоги своей деятельности в
рамках «Гарвардского проекта» по подготовке
экспедиции. Выписку из соответствующего протокола
Яковлев направил Клакхону в письме от 30 августа. Как
оценили свою работу сотрудники института?
Основной трудностью, с которой они столкнулись,
оказалось «деление ДиПи на различные национальные и
политические группы»(от анг. DP, displaced persons —
перемещённые лица. — Е.К.). Но, даже в таких
сложных условиях, как отмечалось в отчёте, было
проделано немало. Был установлен контакт с управлениями
лагерей ддя беженцев и с различными общественными
организациями. Ко времени заседания совета уже ра-
60

ботали двое «разъездных» и 16 местных сотрудников,
составлялась картотека, подбирались люди как на
должности сотрудников, так и в качестве будущих
респондентов.
В части последних свобода действий самих
работников института была ограничена жёсткими рамками
предписаний из Гарварда. «Кандидаты, — отмечает
Яковлев, — подбираются в соответствии со схемой
Русского научно-исследовательского центра по
указанным в ней профессиям и возрастам»84. В прениях по
докладу директора института на заседании совета есть
такие замечания, что русских для опросов подобрано
ещё мало, в то время как украинцев и представителей
других национальностей достаточно. Обещали свое
содействие и помощь в работе с беженцами казаки,
Кавказский и Мусульманский комитеты. И в заключении
отчёта в самых лучших традициях партийных собраний,
против которых активно боролись соратники
Яковлева, была принята резолюция: «Признать, что работа
института по подготовке экспедиции Гарвардского
университета в августе месяце развивалась успешно»85.
А исходя из этого, уже в сентябре текущего года
институт ставит вопрос и одновременно принимает
предложение Русского исследовательского центра о
необходимости расширения сферы сотрудничества.
Обе стороны обсуждают возможности
«рецензирования научными сотрудниками Русского института в
Мюнхене» материалов, поступающих из Гарварда.
Закладывалась уже новая ступень в развитии отношений.
От чисто технических функций намечается переход к
«научному» уровню сотрудничества.
В октябре 1950 г. в этом направлении был сделан
своеобразный прорыв. От Русского исследовательского
центра поступило предложение о возможном
финансировании научных исследований, которые могли бы
вести сотрудники Мюнхенского института. Для этого
вначале требовался расширенный список учёных (не
только из института, но и из других слоев эмиграции)
и тем их возможных исследований. В Мюнхене на эту
идею Гарварда отреагировали молниеносно.
Естественно, положительно. Уже в октябре в США ушёл
61

список более 20 желающих заниматься «наукой» на
американские деньги. Количество тем превысило 120,
т.е. каждый в среднем мог разрабатывать по шесть
разных «научных» направлений! Не имея при этом ни
соответствующей базы, ни источников! Только платите!
Продукцию мы выдадим!
Сам механизм формирования списка неизвестен.
Но создатели его явно стремились включить в него
всех, кто мог произвести наибольшее впечатление на
американцев, тем более что отправлялся он не в
обычный университет, а в сам Гарвард — форпост мировой
науки. Значит, имена бывших советских учёных, их
звания, должности и достижения должны были быть
соответствующими. Тем не менее, наряду с
настоящими учёными в список попали и далёкие от науки
люди. Назовём некоторых. Кельзи, профессор физики,
последние 12 лет в СССР был заведующим кафедрой
физики, 5 лет деканом; Легостаев, окончил
Центральный институт физической культуры, преподавал
физкультуру в МГУ, работал во Всероссийском комитете
по делам физкультуры и спорта при СНК СССР;
Шестопал, инженер-механик, доцент, преподавал в
Бакинском политехническом институте, консультант
Совета труда и обороны при СНК СССР; Зафиовская,
доцент Киевского государственного университета;
Теодорович, доктор медицинских наук, психиатр;
Державин, доцент и профессор Харьковского
университета; Ольшанский, преподавал математику и историю,
был аспирантом, журналистом, офицером Красной
армии, работником Советской военной
администрации в Германии; Диаковский, ассистент Киевского
ветеринарного института, заведующий кафедрой,
профессор Глуховского педагогического института; Мен-
чуков, журналист, бывший сотрудник журнала
«Крокодил»; Лагодин, окончил юридический факультет
Петербургского университета, профессор Киевского
университета; Яцута, более 50 лет работал в вузах,
профессор анатомии; Миллер, окончил исторический
факультет МГУ и юридический факультет Харьковского
университета, доктор исторических наук, доктор
философии, занимался историей Древнего мира, архео-
62

логией; Кулишов, профессор медицины и физиологии;
Кюн, майор, военный юрист 2 ранга; Дрозин, учитель
физики в средней школе; Белоусов, актёр московского
драмтеатра, режиссёр детских театров, один из
руководителей ЦПКиО им. Горького86.
Очевидно, что ожидать реальной и ценной научной
продукции от многих «учёных» этого списка, как и от
самих руководителей Мюнхенского института, было
нереально. Этого не могли не понимать и в Гарварде.
Поэтому для издаваемых в Мюнхене сборников в
разные годы писали Джон Армстронг, Фредерик Барг-
хорн, Аллен Кассоф, Филип Мосли, Ричард Пайпс
и Др. И весь «академизм» института, как отмечает
Чарльз О'Коннелл, на протяжении 20 лет базировался
лишь на тесных связях с учёными Русского
исследовательского института Гарвардского университета87. Сам
же по себе, как самостоятельное академическое
учреждение, он никогда не был признан в западном
научном мире. И не мог быть признан не только по
критериям научности, но и из-за тесных связей с ЦРУ и
другими разведорганами. Да и сам факт того, что он
являлся самостоятельной организацией учёных,
изначально был «социальной фикцией». Русскому
исследовательскому центру Гарварда выгодно было выдавать
эту фикцию за социальную реальность, и поэтому он
делал многое, если не все, чтобы поддерживать эту
фикцию в форме факта. И в условиях «холодной
войны» это стало не чем иным, как чисто
политическим актом Гарварда в своих собственных интересах88 и
свидетельством того, как политика вмешивалась в
американские общественные науки.
С другой стороны, Мюнхенский институт с самого
своего создания стал, и не мог не стать,
«академическим центром» для антисоветской пропаганды. Бывший
советник ЦРУ при институте Леон Барат утверждал,
что антисоветская деятельность института была
направлена не непосредственно против СССР, а в
первую очередь рассчитана на элиту стран «третьего
мира».
Почему? Потому что как раз в эти послевоенные
годы страны Африки, Азии, Ближнего Востока и Ла-
63

тинской Америки решали собственные задачи
индустриализации и модернизации. Чей опыт они возьмут
на вооружение: западного или советского общества?
Это было головной болью для ЦРУ. И потому одним
из методов «увести» эти страны от Советского Союза
стала оплата ЦРУ антисоветских статей «учёных»
Мюнхенского института, публикация их в журналах и
газетах с целью дальнейшего прочтения лидерами
стран третьего мира.
Другими словами, считает О'Коннелл,
«изначальной целью научной продукции института была не
наука». Книги и статьи писались в антисоветском
духе, и это делалось «под академическим
прикрытием»89. Почему они это делали? Во-первых, потому что
многие из них и не были учёными. Во-вторых, они
занимались этим для того, чтобы просто выжить. А
поскольку антисоветская деятельность прошла у них
через всю войну, то включиться в знакомую среду в
послевоенный период ни для кого из них особого
труда не составило.
Тем не менее, Гарвард создал Мюнхенский
институт. В тот момент он ему нужен был как легальная база
для проведения опроса советских беженцев. И эту
функцию институт выполнит успешно. Две стороны
останутся очень довольны друг другом, что
зафиксировано документально. В марте 1951 г., когда команда
гарвардских учёных завершила «полевые работы»,
руководитель проекта Бауэр писал директору института
Яковлеву:
«Дорогой Борис Александрович!
Ввиду того что я уезжаю так скоро, мне хотелось
бы выразить Вам мою признательность за все, что Вы
сделали для экспедиции, и сказать Вам, как приятно
мне было познакомиться с Вами.
Сознание того, что среди эмиграции есть люди,
подобные Вам, полностью понимающие сложность нашего
положения и терпимо относящиеся к нашим
недостаткам, было для меня источником моральной поддержки.
...Я высоко ценю степень, с которой Вы, прекрасно
понимая наши ограниченные возможности,
выполняли роль терпимого и мудрого сотрудника.
64

Если бы все американцы и бывшие советские
граждане обладали Вашей дальновидностью и
способностью разбираться в политических вопросах, мы
могли бы надеяться на установление счастливых и
плодотворных отношений между эмиграцией и
американскими гражданами.
Что касается меня, то я буду пытаться
руководствоваться Вашим примером и делать всё, что от меня
зависит для укрепления в будущем добрых отношений
между американскими и эмигрантскими учёными.
Я надеюсь, что мы снова встретимся и будем иметь
возможность работать вместе в Америке, в Европе, и
ещё лучше, в освобождённой России.
Искренне Ваш Раймонд А. Бауэр,
Директор экспедиции».
В ответ в апреле 1951 г. в своём «прощальном»
письме Р. Бауэру Яковлев пишет, что совет института
по Изучению истории и культуры СССР на своём
заседании 31 марта поручил ему передать лично Бауэру
и всем сотрудникам экспедиции, покинувшим
Германию, их «чувства глубокого удовлетворения и
благодарности по поводу совместной с Вами 7-месячной
работы».
«Без помощи Русского научно-исследовательского
центра и Гарвардского университета, — пишет
Яковлев, — наш институт не смог бы столь успешно
провести организационную деятельность по собиранию
научных сил (курсив мой. — Е.К.) среди эмигрантов и
подготовиться к выполнению важных задач, стоящих
теперь перед институтом.
Ваше личное внимательное и заботливое
отношение к нуждам института и отдельных его сотрудников,
связанное с ясным пониманием обстановки в
эмигрантской среде и одушевляющих её идеалов
освобождения Родины от ига коммунизма (курсив мой. — Е.К.),
останутся навсегда в нашей памяти о Вас»90. Вот так!
Ни больше ни меньше. Борьба с советским
коммунизмом — это главное и единственное, что объединило
усилия Русского исследовательского центра и
Мюнхенского института.
3 - 7749
65

Но иначе быть и не могло быть. Ведь, как мы уже
отмечали, сам «Гарвардский проект» ставил своей
задачей изучение советской социальной системы для
выработки эффективных методов ее разрушения. Для
реализации целей проекта на территории Германии
создавался Мюнхенский институт. И он свою часть
задачи выполнил.
Посмотрим теперь, что и как делалось
американскими учёными в Мюнхене с осени 1950 г. и до весны
1951 г. в части опроса бывших советских граждан,
называемых по-разному: беженцы, эмигранты,
перемещённые лица.

7. «Полевые работы» в Германии
Команда из Гарварда прибыла в Мюнхен в
сентябре 1950 года. Она состояла из 25 человек, из которых
реально опросом беженцев должны были заниматься
15 человек, а остальные являлись административным
персоналом91. Директором проекта «полевых работ»
(field work) был Раймонд Бауэр, а представителем
ВВС — полковник Корнелиус Салливан.
Непосредственно в Германии военные не
оказывали на учёных сильного влияния, поскольку было
очевидно — демонстрировать открыто связь одних и
других означало вызвать у советских беженцев ненужные
дополнительные подозрения в чисто научном
характере экспедиции. Частично этому способствовала и
довольно жёсткая позиция, которую по данному вопросу
занял содиректор проекта Алекс Инкелес ещё
накануне отъезда команды в Европу. 20 июля 1950 г. в
письме генералу Слиперу он в достаточно категоричной
форме призвал его умерить пыл военных в части их
чрезмерного давления на учёных. По его словам,
представители ВВС постоянно вмешивались в чисто
технические вопросы проекта вплоть до требований
узнавать имена у анкетируемых и передавать информацию
спецслужбам ВВС. Инкелес настаивал на том, чтобы
ретивые офицеры получили от своего руководства
чёткие указания, что они имеют право делать, а что
нет, и чтобы они уяснили, что данный проект, даже
по контракту, был изначально нацелен на научный
анализ советского общества, а не на выполнение
заданий какой-либо из спецслужб. Что выиграют ВВС,
задавал вопрос Инкелес, получив в результате их
давления несколько фамилий респондентов? И сам же
давал ответ: ничего. Но доверие к проекту в
эмигрантской среде будет окончательно подорвано. И в итоге
все только проиграют92. Похоже, его доводы подейст-
з*
67

вовали. По крайней мере, на период нескольких
месяцев непосредственной работы учёных с бывшими
советскими гражданами.
Кто же был в составе команды из США? В неё
входили учёные разных вузов и разных специальностей.
Были представители Колумбийского университета,
Принстона, Гарварда, люди из правительственных
учреждений и от частной клинической практики. Все
они представляли широкий спектр дисциплин:
историю, экономику, политологию, литературу,
социологию, антропологию, клиническую и социальную
психологию.
Мюнхенский институт «выделил» на реализацию
проекта восемь человек из своего штата и ещё 18 так
называемых «контактных лиц». А всего в проекте, как
считает Чарльз О'Коннелл, было задействовано более
60 человек93.
Научную часть команды представляли в основном
Гарвардский и Колумбийский университеты: Джозеф
Берлинер (экономист), Роберт Фелдмессер (социолог),
Марк Филд (социолог), Кент Гейгер (социолог) — это
Гарвард; Александр Даллин (политолог), Майкл Лютер
(политолог), Джон Ортон (антрополог), Александр
Пешкин (социолог) — это Колумбийский университет.
Директором проекта по «полевым» работам был
Раймонд Бауэр, его заместителем — Евгения Ханфман. За
«контакты с беженцами» отвечали Джордж Фишер и
Фред Уайл. Бауэр и Ханфман преподавали
психологию в Гарварде. При этом последняя работала также и
клиническим психологом. В составе команды также
были историк из Технологического института Стивенса
Герберт Динерштейн, преподаватель истории из Чам-
плейн колледжа Сидни Харкейв, политолог из
Принстона Джон Решетар. За исследовательскую часть
проекта отвечал его содиректор Алекс Инкелес. А вся
ответственность окончательно возлагалась на директора
Русского исследовательского центра Клайда Клакхона.
Девять человек из команды были выходцами из
восточно-европейских государств, или имели русские
корни по линии как минимум одного из родителей.
Восемь человек имели опыт работы в разведыватель-
68

ных органах: Инкелес, Ханфман, Харкейв и Моор
работали ранее в офисе стратегической службы (OSS —
Office of Strategic Services) — прообразе будущего ЦРУ.
Даллин — в армейской разведке в конце войны; Клак-
хон и Дифенбах — в военной разведке уже в мирное
время; Фишер работал консультантом в научном
секторе разведотдела Государственного департамента94.
При этом вся команда прошла специальную проверку
«на лояльность», поскольку получала особую форму
допуска. Какая-либо связь с коммунистами абсолютно
исключалась.
Итак, группа американских учёных в Мюнхене.
Цели и задачи проекта были ясны. В общих чертах всё
было понятно и с предстоящим объёмом работы по
интервьюированию советских беженцев. Но уже в ходе
самого опроса некоторые поправки приходилось
вносить. Сам механизм работы был следующий.
В Мюнхенском институте к тому времени уже
имелась своего рода картотека на потенциальных
респондентов. Три институтских человека обрабатывали базу
данных, вели переписку с представителями на местах
(в лагерях беженцев. — Е.К.) и обеспечивали прибытие
отобранных для анкетирования в Мюнхен. Этой
работой руководили Яковлев и Уайл.
Надо признать, что предварительная работа была
проведена институтом немалая и желающих стать
респондентами оказалось больше, чем команда из
Гарварда могла опросить. Поэтому вначале из базы
данных выбирали тех, кто больше подходил под цели
проекта.
Итак, первым шагом была выборка респондентов
из созданной институтом картотеки. Параметры
отбора были определены заранее. Картотека не содержала
ни фамилий, ни конкретного места рождения или
жительства. Люди в ней проходили безымянно под своим
кодом, который присваивался человеку тем
представителем института, который непосредственно работал в
массе эмигрантов на местах. Этому представителю
посылалось письмо с персональным кодом человека,
заинтересовавшего американцев. В нем говорилось, в
какой день и в какое время он должен был прибыть в
69

мюнхенский офис для интервью. При этом если
человек жил за пределами Мюнхена, то в конверте для
него уже был железнодорожный билет. По прибытии в
столицу Баварии респондента размещали в одну из
комнат для интервью, где с ним беседовали в течение
двух часов утром и двух часов после обеда. Между
этими интервью человеку могли предложить заполнить
небольшую анкету, тест и финансовые формы для
бухгалтерской отчётности.
Изначально планировалось записывать интервью
на магнитофон. Но несовершенство техники
приводило к частым поломкам, и в итоге в большинстве
случаев все просто записывалось на бумагу. Большая
часть интервью была сделана на русском языке,
некоторые — на украинском и незначительная часть — на
английском и немецком языках.
Беседы с одним респондентом длились по два-три
дня. На это время человека обеспечивали жильём,
питанием из расчёта пять марок в день, выписывались
суточные по 10 марок в день95.
Сами помещения для проведения интервью
позволяли развести беженцев и обеспечить
конфиденциальность. Но для «чистоты» проекта Инкелес
настоятельно рекомендовал Уайлу арендовать дополнительное
жильё для размещения респондентов на период
работы с ними с тем, чтобы они не имели возможности
обмениваться мнениями и сравнивать, кого о чём
спрашивали, кто что отвечал96. В какой мере это было
реализовано, документы проекта ответа не дают.
Вопросы для устного интервью были очень
разноплановые. Они касались профессиональной
деятельности человека, его образования, семьи и семейных
отношений, источников получения информации и
отношения к ней, политических взглядов, отношения к
режиму и власти. В дополнение к базовому интервью
каждый респондент заполнял подробную форму о своем
личном и семейном бюджете.
Психологическое тестирование проходило в форме
завершения недописанных предложений, включавших
многие из человеческих ценностей. Второй тест
включал некоторые вопросы с целью выявить, насколько
70

тенденциозны ответы респондента и степень его
желания «понравиться» американцам.
Всего через такое устное интервьюирование
прошли 276 человек в Германии и дополнительно 53
человека в Нью-Йорке. Итого 329 человек.
Но работа эта занимала такое количество времени,
что уже в самом начале стало ясно: в отведенное по
проекту время опросить большое количество
эмигрантов не удастся. А это ставило под угрозу саму идею
проекта — охватить опросом как можно больше
советских граждан. И тогда в ускоренном темпе стали
дорабатывать вопросник для письменного анкетирования.
В итоге оно станет самой значительной частью
проекта. Письменные анкеты заполнили 2718 человек (2080
в Европе и 638 в США)97.
Эта работа была иной в сравнении с устным
интервью. Заполнение вопросников проводилось не в
Мюнхене, а на местах и сразу с большим количеством
людей. Это делалось в помещениях общественного
пользования, типа столовых в лагерях беженцев, где
они и жили. Анкетирование было проведено в 20
разных местах. При этом количество анкет
варьировалось: от 12 до 257 из одного места, а в среднем по
77 вопросников98. Успех этой части работы в немалой
степени определился и чисто финансовыми
факторами — респондентам оплачивался их труд, поскольку
само заполнение объёмной анкеты требовало большей
части дня.
Дополнительно к этим устным и письменным
интервью был проведен опрос 435 беженцев по
вопросам, по которым они обладали специальными
знаниями. Ещё 9748 анкет были заполнены по специальным
темам, таким, как: работа советских предприятий,
социальная роль врача и отношение пациентов к
советской системе здравоохранения, подготовка советских
юристов, жизнь советской городской семьи,
социальная стратификация и мобильность; деятельность
местных партийных организаций; проблемы национальных
меньшинств; жизнь в оккупации и другие. Из числа
тех, кто давал пространные устные интервью, 60
человек были дополнительно проинтервьюированы по во-
71

просам психиатрии. Общее количественное
представление о проделанной работе в рамках «Гарвардского
проекта» даёт таблица № 3".
Таблица № 3
Количество человек, опрошенных
по «Гарвардскому проекту»
Форма
интервью
Пространные
персональные интервью,
включая личностные
и методологические
тесты
Интервью по темам,
о которых
респонденты обладали
специальными знаниями
Протоколы опросов
респондентов,
дававших пространные
персональные интервью и
прошедших
дополнительные 5 клинико-пси-
хологических тестов
Общие письменные
вопросники
Письменные вопро-
1 сники по специальным
темам
Манускрипты
респондентов по
специальным темам
Интервью и
психологические тесты,
проведенные с целью
контроля у определенной
группы американцев
В Западной
Германии
и Австрии
276
418
55
2080
7510
48
В США
(Нью-
Йорк)
53
17
5
638
2238
-
100
Всего
329
435
60
2718
9748
48
100
72

Однако такое обилие собранного материала не
должно вводить в заблуждение относительно того, в
какой атмосфере приходилось работать американским
учёным. Да, Мюнхенский институт и вся команда
Яковлева сделали всё от них зависящее, и, возможно,
даже больше того, чтобы обеспечить самые
благоприятные условия для своих временных коллег из США.
Но далеко не всё зависело от них. Настроение и
поведение русской эмиграции было вне их влияния. А это
был совсем не маловажный фактор для успеха или
провала всего мероприятия.
Как утверждают сами руководители проекта, в
целом эмигрантское сообщество приняло команду из
Гарварда дружелюбно и даже тепло, и в эмигрантской
прессе было немало приветственных статей,
описывавших их «научную экспедицию» (два последних слова
были взяты в кавычки авторами цитируемой книги. —
Е.К.)т. Но, в то же время, отмечают они, трудностей
в работе было много.
Люди были напуганы и подозрительны. Накануне
проекта высказывалось даже опасение, что беженцы
могут отказываться от участия в проекте. Оставалась и
опасность того, что эмигранты будут говорить
неправду о своем прошлом. И совсем не потому, что они
хотели бы приукрасить свое прошлое, а по причине
вовсе иной — опросы будут напоминать многим о
вторжении в их личную жизнь НКВД с арестами и
допросами. Существовало среди беженцев и опасение
того, что анкеты с их честными ответами могут
попасть в руки не только гарвардских учёных, но и
соответствующих спецслужб.
По прошествии нескольких лет, когда уже и самих
лагерей для беженцев больше не существовало, в
интервью корреспонденту газеты Гарвардского
университета Бауэр говорил по этому поводу, что респонденты
«были в деликатном положении и боялись, как бы не
ухудшить свои шансы попасть в Соединённые Штаты,
и одновременно опасались советской агентуры».
Однако, развивает эту мысль Инкелес, команда Бауэра
«пробила стену подозрительности» и убедила людей,
что целью проекта являлась лишь научная работа и
73

что учёные из США не являлись «ни работниками
НКВД, ни ФБР»101. И тогда всё изменилось. В том
числе и благодаря помощи волонтеров из самой
эмигрантской среды. Эта группа состояла из 45 человек.
Они являлись перемещёнными лицами и находились в
тех же лагерях для беженцев, где и все, или жили в
немецком сообществе, где было много потенциальных
респондентов. Эти люди, прослышав о проекте, сами
пришли в штабы и предложили свои услуги.
Свою задачу волонтёры видели в том, чтобы
объяснить беженцам цели проекта, помочь выделить из их
среды согласных на интервью, составить на таковых
карточки с указанием возраста, пола, рода занятий и
другой информации, оказать содействие в поездке в
Мюнхен.
Соглашались, конечно, не все. Многих не
прельстило даже материальное вознаграждение, несмотря
на то, что размер суточных был по тем временам
совсем немалой суммой. Те же, кто изъявлял желание
участвовать в проекте, относились к интервью очень
серьёзно. Свидетельством этого, как считают
руководители проекта, являлся очень незначительный
процент вопросов, на которые респонденты не дали свои
ответы. Из 50% всех вопросов количество не
получивших ответы ниже 10%. И только у 25% эта цифра
доходила до 20%. И это последнее обстоятельство
объяснялось не нежеланием или боязнью отвечать, а тем,
что для определённой категории эмигрантов
отдельные вопросы гарвардских учёных оказались просто
слишком трудными для понимания102.
Особую деликатность организаторам проекта
приходилось проявлять в части их отношений со
спецслужбами ВВС. Особенно на самом первом этапе
проекта. В письме Инкелесу от 27 июля 1950 г. Фредерик
Уайл самым категоричным образом противится
прибытию в Мюнхен для участия в проекте в любом
качестве некоего Леона Гора, поскольку последний
получал зарплату в ВВС и это могло «полностью сорвать
весь проект». Участия в проекте людей от
правительства, настаивал Уайл, допустить было просто нельзя,
поскольку среди эмигрантов и так «уже было хорошо из-
74

вестно о тех материалах, которые классифицировались
как секретные». Эмиграция также была хорошо
осведомлена о том, какие операции проводят в Мюнхене
спецслужбы. И "потому, пишет он, «нам будет трудно
утаить наши отношения с ВВС под общим
прикрытием правительственной финансовой поддержки»103.
Это хорошо понимали и в самом Гарварде,
которому совсем ни к чему были разного рода слухи в среде
эмиграции о разведывательных целях проекта.
Поэтому Мюнхен получил от Инкелеса целую инструкцию с
методикой развенчания этих слухов. Всем, всегда и
везде следовало говорить следующее. Да,
американское правительство действительно финансирует много
разных научных исследований, особенно в тех сферах,
где ощущается явный недостаток знаний и подготовки
для соответствующей аналитической работы. Именно
к такой категории относится и «Гарвардский проект».
Да, правительство действительно даёт деньги Русскому
исследовательскому центру, но это лишь потому, что,
задумав этот проект, сам Центр ещё не в состоянии
профинансировать его в полном объёме. Поэтому
правительство частично и помогает ему. Однако при этом
Русский исследовательский центр абсолютно
независим в проведении самих исследовательских работ и в
политике формирования содержательной стороны
проекта104 (напомним здесь читателю о тех 42
вопросах, которые ВВС настоятельно предлагали Русскому
исследовательскомй центру вставить в анкеты. —
Е.К.). Но именно так следовало успокаивать советскую
эмиграцию.
Делать же это было непросто и ещё по одной
причине. Из-за постоянной внутренней склоки,
будоражившей русскую эмиграцию. Около двух десятков
различных организаций не прекращали междоусобные
войны за первенство на политическом пепелище. Бан-
деровцы, гетмановцы, власовцы, Высший
монархический совет, Народно-трудовой союз, Общество борьбы
с коммунизмом, Союз Андреевского флага и другие
предпринимали все усилия и использовали все
средства, чтобы дискредитировать своих соперников в борь-
75

бе за лидерство. Так в этот список попал и
«Гарвардский проект».
Первыми заявили о себе власовцы. Ещё в июле
1950 г. Инкелес получил письмо от Фрэнсиса Стивен-
са, в котором приводились оценки мюнхенским
отделением власовцев всего проекта. Они сводились к
следующему. Поскольку основные позиции в «Русской
библиотеке» (институт ещё только создавался. — Е.К.)
занимала Социалистическая лига (SBORN) и именно
этой организации шли деньги из Гарварда на
осуществление проекта, а также фактическое предложение на
Берлинский конгресс делегатов от русской
социал-демократической эмиграции в лице Бориса
Николаевского и Соломона Шварца, то даже эти обстоятельства
давали ясно понять, что «американцы вкладывают
свои деньги в русских социалистов и уже заверили их
в направлении борьбы с большевиками»105.
Что здесь главное — ущемлённое политическое
самолюбие, обошли многочисленных сторонников
генерала Власова как реального борца с большевистским
режимом, или обида на доставшиеся другим
«американские деньги»?! Думается, что и то, и другое, с
явным перевесом последнего. А ведь реальных денег
тогда ещё и не было! Но, дальше — больше.
15 октября 1950 г., когда «полевые работы» шли
уже полным ходом, в газете «Набат» в передовице
«Таинственный конгресс» Гарвардский университет прямо
обвинили в том, что все работники по проекту, да и в
целом университет являются «коммунистическими
агентами» и «рассадником коммунизма в США».
Обиженная и наиболее радикально настроенная часть
эмиграции не сдерживала себя рамками здравого
смысла и не стеснялась в выборе ярлыков.
Оскорблённая сторона не могла не реагировать на
такое. И 7 ноября Бауэр пишет редактору газеты
Л.К. Андрееву письмо с изложением своей позиции и
с просьбой напечатать в ближайшем номере поправку
на основе его комментариев. «Мы потрясены, —
пишет руководитель проекта, — что газета может
действовать так безответственно». Опровергать все
обвинения пункт за пунктом Бауэр считает абсурдным.
76

Какие-либо подозрения в том, что Гарвардский
университет «состоит в подпольной марксистской сети,
являются просто клеветническими». Ведь каждый
осведомлённый . человек знает, что «этот университет
один из самых старых, консервативных и уважаемых
университетов в Америке», работы которого всегда
проводились «с максимумом объективности».
Переходя к обвинениям непосредственно по
проекту и лавируя между группировками, Бауэр отмечал,
что данная экспедиция «преследует сугубо научные
цели и не "протежирует", не "игнорирует" какую-либо
группу советских эмигрантов и беженцев». Считать,
что «наша анкета составлена таким образом, чтобы мы
или коммунистические агенты смогли установить
личности людей, заполняющих эти анкеты, есть не что
иное, — пишет Бауэр, — как злостная клевета,
которая может принести пользу только тем, кто стремится
испортить отношения между американцами и
эмигрантами из Советского Союза...»
Далее следует ответ и по обвинению в просоветски
направленных вопросах, по которым якобы можно
было получить только выгодные коммунистам
позитивные ответы. И в конце письма уверенность в том,
что «ответственные лица из эмигрантской среды
(Почему только они? Курсив мой. — Е.К.) не принимают
эти обвинения всерьёз» и что «провокаторы не смогут
вбить клин между нами»106. Ответ Бауэр получит
только в письме редактора от 17 января 1951 г. с
обещанием напечатать его протест с дополнительными
материалами редакции, поясняющими характеристику
Гарварда как «рассадника коммунистических идей» в
США.
Но на этом борьба «Набата» с «Гарвардским
проектом» отнюдь не закончилась. Статья обозревателя
Е. Арцюха «Экспедиция за черепами» от 15 апреля
1951 г. вновь взорвала обстановку. Автор,
познакомившись, как он сам пишет, с некоторыми анкетами,
заявляет, что американская экспедиция придёт по ним к
следующим выводам: «Новые русские эмигранты
(значит, и весь русский народ) —- это просто шкурники и
диверсанты, перебежчики к гитлеровцам-нацистам, а
77

теперь ругающие гитлеровский нацистский режим и
одновременно поносящие американцев, уверяя, что
они выдавали ДиПи (от анг. Displaced Persons —
перемещённые лица. — Е.К.), плохо обращаются с
иностранцами в США и к тому же имеют правительство,
которое способствует политическому разложению. Эти
типы были обласканы советской властью.., но
отплатили ей чёрной неблагодарностью, так как требуют
публичной посадки на кол советских вождей и
уничтожения беззащитных женщин и детей в СССР при
помощи атомной бомбы»107.
Эта экспедиция, продолжает корреспондент
«Набата», преследует «диверсионно-политические цели»,
занимается шпионажем в пользу Советов, поскольку
любую личность по анкете легко установить, а сам
профессорский состав Гарварда настроен «прокомму-
нистически», и потому цель проекта — «вынудить
отвечающего дать ответы, подчёркивающие советские
достижения», корректность и культурность советской
власти и глупость и убогость самого русского народа.
То есть основная мысль статьи — Гарвард льёт воду на
мельницу советского коммунистического режима!
Вполне понятно, что после этого на защиту
Гарварда от «Набата» бросились многие. Так, некто
Н. Гроссер (по архивному документу неясно, кто
он. — ЕЖ.) готовит статью, в которой обеляет
американскую экспедицию по всем означенным ранее
нападкам. Выступать так от лица всей эмиграции, пишет
автор, «Набат» не имеет никакого права, а тем более
оснований. Ведь эмиграция в целом поддержала
проект. И не просто поддержала, но и с самого начала не
приняла обвинительного настроя оппозиционной
газеты «Набат», и сразу же после первых его выступлений
стала критиковать. Но вначале все думали, что это
просто недоразумение, исходящее от незнания
предмета проекта, его целей и деталей. Обвинения в адрес
американцев, считает Гроссер, «были настолько
нелепы, что никому не пришло в голову их опровергать».
Но дальше всё только обострялось. А статья «Охота за
черепами» уже носила «ярко выраженный,
провокационный характер». «Нужно обладать крайне болезнен-
78

ным воображением, — заключает защитник проекта от
"Набата", — для того, чтобы увидеть в этой
громоздкой, дорогостоящей операции цель: определение
личности двух тысяч человек». Реальная же цель Гарварда
одна — «получить правдивую, объективную
информацию о жизни в Советском Союзе»108.
Весной 1951 г. полемика переросла в настоящую
информационную войну. Газета «Русская мысль»
5 мая публикует статью Н.Андреева «Экспедиция
Гарвардского университета». Она написана по поводу той
же статьи Е. Арцюха «Экспедиция за черепами».
«Разбирая» её, автор делает вывод, что цель «Набата»
«поссорить русскую эмиграцию с американцами» и
расколоть саму русскую эмиграцию. Классифицируя всё
приведенное в «Набате» как домыслы, Н. Андреев
заключает, что при таких обстоятельствах «полемика с
советским провокатором вряд ли целесообразна».
Единственное, что заслуживает за свои домыслы
Е. Арцюх, — это привлечение его к судебной
ответственности. И именно как провокатора! Советского!
Вот такой получился обмен любезностями. Хотя
вряд ли иначе мог написать Н. Андреев. Почему?
Ответ даёт он сам своей полной подписью под
статьёй: «Член совета Мюнхенского института и
бывший консультант Гарвардской экспедиции»109. Кому
же защищать проект, как не задействованному в нём
сотруднику Мюнхенского института!
Институт выступил в этой ситуации своеобразным
щитом «Гарвардского проекта». «Обиженные» не
проявленным к ним вниманием со стороны американцев
эмигрантские группировки яростно критиковали
проект. В своей попытке как-то сгладить и смягчить
ситуацию Яковлев 7 мая 1951 г. выражал свое огорчение
всеми имевшими место искажениями целей и задач
проекта и выражал убеждение, что институт сделает
всё возможное, чтобы защитить проект и чтобы
опровержения по необоснованным обвинениям были как
можно шире опубликованы в местной прессе110.
Но накал страстей не спадал. Стандартного
объяснения борьбой внутри самой эмиграции уже было
недостаточно. И тогда в ход пошёл дополнительный
79

тезис о провокационной деятельности советских
спецслужб, которые инспирировали* негативные слухи
среди беженцев, что затрудняло работу с ними
американских учёных. Впервые Фред Уайл вставил этот
тезис в свой очередной отчёт Бауэру 1 декабря 1950
года. К своему письму он приложил
конфиденциальное послание от одного из уполномоченных по работе
с беженцами, в котором доносилось о «мероприятиях
советской агентуры, направленных к срыву или
осложнению работы экспедиции Гарвардского
университета».
Только за последние две недели ноября он якобы
лично услышал следующее. В одном из лагерей группа
неизвестных говорила, что экспедиция проводится
американской контрразведкой с целью узнать о
каждом ДП всё и нежелательных не допустить к
эмиграции. А тот факт, что при опросе не спрашивали имён,
так это был лишь специальный трюк. В другом случае
проект представлялся как акция американской
криминальной полиции. Её цель — выявить преступные
элементы в среде русской эмиграции и затем уничтожить.
В третьем — организаторы проекта выискивают
дезертиров Красной армии, чтобы вернуть их в СССР как
советское условие возвращения долгов Америке.
Все эти слухи, заключает автор, — работа
советской агентуры, которая не хочет допустить опроса,
поскольку он может нанести сильный удар советскому
режиму. То есть цель их — сорвать опрос путём
запугивания людей или заставить их быть неискренними.
А это, в конечном итоге, может поставить под
сомнение и научную значимость проекта111.
Что можно было этому противопоставить? Какими
средствами могли с этим бороться организаторы
проекта? У них не было ничего другого, кроме СМИ,
через которые можно было бы напрямую выйти на
эмиграцию. Так, 18 февраля 1951 г. в газете «Новое
русское слово», издаваемой не в Европе, а в Нью-
Йорке, появилось «Обращение к новой эмиграции»
одного из директоров «Гарвардского проекта» Ивана
Лондона, отвечавшего за контрольное
интервьюирование бывших советских граждан, которые уже эмигри-
80

ровали в США и проживали в Нью-Йорке. Он
призывал эмигрантов к активному участию в проекте, целью
которого являлось «ознакомление американской
общественности с истинным положением вещей в
Советском Союзе» и успокаивал их тем, что «в записях
показаний имя опрашиваемого фигурировать не
будет». А единственным условием должно быть только
то обстоятельство, чтобы «человек, с которым мы
будем беседовать, был очевидцем того, о чём он будет
рассказывать»112.
Но через такое мюнхенская команда уже прошла.
Практика показала не очень высокую эффективность
подобного рода призывов. Тем более что они, если и
действовали, то лишь на конкретных людей, а
эмигрантские организации реагировали на всё в
соответствии с собственной, только им понятной логикой.
Так, 27 мая 1951 г. Российский
антикоммунистический центр во главе с Сергеем Белосельским
выступил с резким заявлением против «Гарвардского
проекта», адресуя его Президенту университета Конанту.
Почему? Причины оказались банальными. Центр
считал именно себя той организацией, которая
представляла большинство русской эмиграции за рубежом. А
Гарвард полностью их проигнорировал и обратился
«только к левым элементам среди Русской эмиграции,
совершенно пренебрегая большинством эмиграции,
которая не разделяет социалистическую или даже
марксистскую идеологию»113. Марксистов надо
отовсюду исключать, а Гарвард делает на них ставку! И
при этом ещё осмеливается, в лице доктора Лондона,
просить Центр о помощи в работе с теми ДиПи,
которые прибыли в США из Европы.
Обида сквозит очевидная. Но прикрыта она другим
тезисом, якобы заботой о судьбах тех, кто будет
заполнять анкеты. Центр очень беспокоило то, что вопросы
анкеты были составлены таким образом, что личность
человека могла быть легко установлена. И потому
антикоммунисты были самым категорическим образом
против этих «макиавеллистических» вопросов
(кавычки в оригинале. — Е.К.). О каком-либо сотрудничестве
и речи, конечно, быть не могло.
81

Точно так же как и с некоторыми обойдёнными
вниманием американцев националистическими
эмигрантскими кругами. Их общий настрой выразила
газета «Украинский самостийник», утверждавшая, что
экспедиция «сосредоточила свою работу почти
исключительно среди русской эмиграции». И более того, из
русских, мол, был составлен штат Мюнхенского
аппарата, русскими были уполномоченные на местах,
которые подбирали нужных им респондентов и
вкладывали им мысли для интервью, что и как говорить,
чтобы их сведения «соответствовали интересам
России»114.
И вряд ли их успокоил своим письмом в редакцию
газеты Бауэр, официально заявивший, что как раз не
русских, а украинцев на тот момент (май 1951 г.) было
опрошено больше, а работу с эмиграцией вели не
русские, а американец Фред Уайл из Гарварда.
И точно так же повисали в воздухе призывы
директора Русского исследовательского центра к
американской части эмиграции. Успокойтесь, обращался он к
Обществу новой русской эмиграции в США в лице их
лидера СП. Мирошниченко. Не волнуйтесь, никто не
пострадает от опроса. Все данные будут
анализироваться «самым тщательным образом». Они будут
«рассмотрены и взвешены крайне осторожно, и
использованы только в согласовании с другими данными,
полученными из всех остальных источников изучения
Советского Союза». Все сведения, которые дают
эмигранты, «ни в коем случае не будут употреблены во
зло и во вред этим людям»115.
Определить КПД такого рода заявлений и
обещаний на конкретных людей не представляется
возможным. Хотя, приведенные нами ранее цифры
опрошенных в таблице 1 говорят о значительной активности
эмигрантов в части сотрудничества с американскими
учёными. Так называемые «полевые работы» можно
было считать, в конечном итоге, успешными. Гарвард
получил в своё распоряжение сотни тысяч страниц
материалов по всем интересовавшим его аспектам жизни
советского общества.
82

Теперь их предстояло обработать. И вот на этом
этапе публичные обещания, что они «не будут
употреблены во зло и во вред» ко многому обязывали.
Здесь требовалась особая скрупулёзность и
тактичность, максимальная объективность и научная
добросовестность участников проекта.
Итак, следующий этап — обработка материалов.

8. Обработка материалов проекта
Основные «полевые работы» в Германии
завершились в конце марта 1951 года. Интервью были
проведены в 67 лагерях беженцев и в некоторых городах. В
апреле небольшая группа под руководством Джона
Ортона все ещё оставалась в Мюнхене, чтобы
доработать оставшиеся вопросы проекта по разделу «А»
(устные социологические интервью). Всё было завершено
29 мая 1951 г. Роджером Шоу.
Весной 1951 г. «после тысяч часов бесед с
советскими беженцами обшей стоимостью в 20585 долларов
в месяц»116 материалы проекта были отправлены в
Гарвардский университет для дальнейшей обработки.
Объём полученной в Германии информации был
огромен. Поскольку, как уже отмечалось,
преобладающая часть интервью была сделана на русском языке,
то первоначально требовалось перевести всё на
английский язык. На это ушёл не один месяц.
Но каким образом анализировать эту огромную
массу более чем в 13 тыс. интервью? Без
вычислительной техники здесь было не обойтись. У организаторов
проекта в то время не было на вооружении
современных компьютерных технологий. Но машины типа IBM
уже существовали. Особенно продвинуто это
направление обработки материалов было в Массачусетском
технологическом институте (MIT), с которым Гарвард
связывали тесные отношения сотрудничества в
научной сфере. Работа велась параллельно по нескольким
линиям.
Перед тем как «загонять» информацию в машины,
её нужно было правильно и однотипно подготовить. С
этой целью по каждому интервью составлялись
карточки с указанием базовых данных (пол, возраст...).
Затем эти карточки кодировались по темам, например,
отношение к режиму, семья, работа и т.д. После этого
84

закодированные материалы по группе «А» (устные
интервью) соединялись с группой «Б» (письменные
вопросники) для общей и единой статистической
обработки и вводились в компьютеры в форме
специальных IBM карточек. Последним звеном в этой
предварительной и монотонной работе должны были стать
методологические установки по обработке материалов,
т.е. как и какие выборки делать с их постоянной
перепроверкой и сопоставлением.
Итак, общая схема предстоящих работ выглядела
следующим образом: перевод на английский язык ->
составление карточек с основной базой данных ->
кодирование карточек с этой информацией ->
соединение карточек группы «А» и «Б» в единую базу
данных -> ввод IBM карточек в вычислительные
машины -> определение задач для машин по
статистическим выборкам из базы данных.
Эту работу планировалось завершить к началу
1952 г., а окончательные результаты выдать к лету того
же года117. Далее шёл третий этап проекта — анализ
собранных и технически обработанных материалов.
Он должен был заключаться в подготовке докладов,
написании книг и статей о Советском Союзе. Русский
исследовательский центр планировал завершить эту
заключительную часть проекта к 30 июня 1953 г.118, но
всё сдвинулось почти ещё на год. «Гарвардский
проект» начался в 1950 г. и завершился в 1954 году.
Директор Русского исследовательского центра
Клакхон видел три основных направления, в которых
можно было использовать материалы проекта.
Во-первых, они давали возможность выдвигать различные
научные гипотезы и затем проверять их на основе
других данных и источников. Во-вторых, их можно было
брать просто как новую информацию для заполнения
пробелов в знаниях о Советском Союзе. И, в-третьих,
материал мог служить источником для изучения
«отдельных специфических вопросов», суть которых он
предпочёл не раскрывать.
В архиве Гарвардского университета хранятся
ежегодные отчёты Русского исследовательского центра о
проделанной за истекший год работе. В отчёте за
85

1951/1952 г., подготовленном профессором Фэйнсо-
дом, уже была заложена и информация по проекту. В
нём отмечалось не только то, что сделано, как шла
обработка материалов, но и ставилась задача о путях
научного их применения. Привезенный из Европы
материал оценивался столь высоко, что было принято
решение сделать основной упор не на аспирантские, а
на «постдокторские» исследования119 по тем
направлениям, по которым изначально работал Русский
исследовательский центр и для чего он создавался, т.е.
политический режим, компартия, репрессии и т.д.
Директор же Центра Клайд Клакхон одновременно
и настойчиво отмечал, что строить какие-либо
однозначные и окончательные выводы только на основе
материалов проекта нельзя и никто не будет. Их
необходимо обязательно сравнивать с другими
источниками. И также нельзя их экстраполировать на все слои
советского общества или на всё население Советского
Союза. В этом вопросе, предупреждал он, следует быть
очень осторожным, поскольку просто статистическая
обработка данных будет неприемлема120. При этом уже
здесь (это один из первых небольших обзоров
материалов проекта от 1 октября 1951 г. — Е.К.) Клакхон
затрагивал одну из наиважнейших проблем этого этапа
проекта — методологию выверки данных. Он указывал
на то обстоятельство, что советские люди
опрашивались на территории Германии в обстановке
«значительной напряжённости и неопределённости». Многие
из них мечтали эмигрировать в США и по разным
соображениям в связи с этим могли утаивать
определённую информацию, т.е. говорить неправду или не
всю правду.
Команда из Гарварда понимала, что американцы
могли услышать то, что им хотели сказать. Им могли
просто польстить, отзываясь хорошо о Западе и,
наоборот, плохо об СССР, искажая в той или иной
степени исторические реалии. Потому перед учёными
стояла сложнейшая задача «убрать возможные
сомнения в искренности ответов и в достоверности
привезенного из Западной Европы материала»121. И эта
задача была успешно решена, благодаря специальной
86

методике, уже отработанной к тому времени отделом
прикладных социальных исследований
Военно-воздушных сил (Bureau of Applied Social Research)122.
Другими словами; ВВС финансировали проект, давали
установки по содержательной части вопросов для
анкетирования, наблюдали за «полевыми работами» в
Германии и делились методикой обработки материалов.
В итоге руководители проекта были абсолютно
убеждены в том, что группа людей, которых они
проинтервьюировали, являлась точным социальным
срезом и представительством всего советского населения;
что у них было достаточное количество респондентов
в каждой подгруппе для того, чтобы можно было на
основе их ответов сделать обоснованные выводы по
этим группам; а там, где такого количества не хватало,
другие источники информации123 (например, по
советской политической элите), то они привлекали и
полагались в своих выводах на них.
Однако, кроме объективности выводов, вопрос о
публикациях имел и ещё одну сторону. Не менее
серьёзно стоял вопрос и об условиях печатания
материалов. 30 апреля 1951 г., когда ещё даже не все
работы завершились в Германии, участники проекта
получили специальное письмо-инструкцию от Клахкона,
Инкелеса и Бауэра, озаглавленную «Условия
публикаций по проекту интервьюирования беженцев»
(Publication Policy of the Refugee Interview Project). В ней
давались довольно жёсткие установки по широкому кругу
вопросов. Констатируя навязчивость журналистов,
стремившихся только к сенсациям, руководители
проекта указывали — никаких интервью прессе!
Журналисты получат информацию только на официальной
пресс-конференции.
Можно ли участникам проекта публиковать
научные статьи? Да. Тем более, что то была обязанность
каждого подготовить научный доклад по своему
разделу. Но! Предварительно каждую работу следовало
представить в исполнительный комитет Русского
исследовательского центра для утверждения и
разрешения к публикации. Чьё это было требование? Военно-
воздушных сил? Именно ВВС обязывал исполком
87

предварительно всё проверять и утверждать
содержание к публикациям.
При этом было и ещё одно немаловажное
обстоятельство, оно касалось авторского права. В
соответствии с контрактом между Гарвардом и ВВС, как уже
отмечалось ранее, все публикации по проекту
становились интеллектуальной собственностью правительства,
и перепечатка полностью или частично могла быть
сделана «с любой целью» только с разрешения
правительства. Хотя последнее обстоятельство, впрочем, как
и первое, не распространялось на публикации, с
проектом непосредственно не связанные. Всем
участникам разрешалось писать обо всём, о чем им хотелось в
части их жизненных ситуаций и впечатлений во время
их пребывания в Германии. Например, о
транспортных проблемах в Мюнхене и других.
Был и ещё один серьёзный запрет. Участникам
проекта не разрешалось что-либо печатать в
популярных изданиях, поскольку по договору материалы
можно было использовать лишь «в научных целях». И
только!
И особенно подчёркивалось ещё одно
обстоятельство — ни в коем случае и никто не имел права
передать кому-либо вне известной группы учёных какие-
либо материалы по проекту. Особенно журналистам! И
даже после окончания срока официальной работы по
проекту никто из учёных не мог получить авторского
права на публикации124.
Высокая степень секретности материалов
подтверждается многими документами. Однако саму
работу утаить было нельзя, да и вряд ли это было бы
целесообразно, так как это привело бы лишь к ненужному
журналистскому ажиотажу и совсем излишним
искажениям без доступа к реальным материалам. И
дозированная плановая «утечка» информации пошла.
Пошла не от рядовых участников проекта, а от
ответственных лиц.
28 сентября 1951 г. в ответ на проявленный
интерес к проекту со стороны СМИ гарвардский
пресс-атташе Уильям Пинкертон представил в пресс-релизе
материалы Раймонда Бауэра, с которыми последний
88

выступал на конференции Американской ассоциации
психологов в сентябре в Чикаго. В нём ещё раз
подчёркивался секретный характер материалов
проекта и невозможность работы с ними для простых
учёных. И перечислялись общие темы или
направления, по которым они анализировались: социальная
стратификация и мобильность, отношение советских
людей к политической системе, межличностные
отношения и т.д.125
Осенью 1951 г. общественность получила уже
гораздо более интересную информацию. 25 ноября два
содиректора проекта Инкелес и Бауэр опубликовали в
престижном журнале «Нью-Йорк Тайме магазин»
статью «Портрет Советской России, сделанный
русскими». В ней они ставили вопросы, которые
интересовали массового читателя: насколько прочна Советская
Россия? Что думают советские люди о компартии?
Как они относятся к Сталину? Какое правительство
они хотят? И другие. И давали пока ещё общего плана
ответы, объясняя тем, что 30 тыс. страниц интервью
ещё не были обработаны. То были самые первые
оценочного плана намётки будущих публикаций.
Начнём с компартии. Не все члены партии
вступали в её ряды добровольно. Многих заставляли это
делать. И потому простым советским людям было жалко
многих из рядовых коммунистов, и они не винили их
в политике режима. Но в отношении убеждённых
коммунистов все были едины в необходимости наказать
их за преступления режима.
Сталин. Его имя часто упоминалось с такими
определениями как «жестокий», «кровожадный»,
«безжалостный», что говорило не столько об образе «отца»,
сколько о восточном типе тирана, ответственного за
всё, что сделали ГПУ и НКВД. Отношение к нему
людей определялось словосочетанием «уважение,
базирующееся на страхе».
Правительство. Хорошее правительство для
эмигрантов это то, которое гарантирует социальное
обеспечение (медицина, работа, пенсии). И эти
социальные функции правительства очень глубоко сидят в
сознании советских людей.
89

Стабильность режима. Без внешней силы
советский режим изнутри не только никто не свергнет, но
в Советском Союзе об этом даже ни у кого и мыслей
нет, не говоря уже о наличии какой-либо оппозиции.
Миллионы же людей жили и живут при этом режиме
и с этим правительством. И многие, даже из числа
эмигрантов, жили хорошо. О чём это говорит? Значит,
к этому режиму приспособиться можно126. А бороться
и пытаться его свергнуть — незачем.
Такой даже предварительный вывод о
желательности внешнего воздействия на советский режим для его
падения вполне вписывался в стратегические планы
ВВС по одновременной бомбардировке 20 наиболее
важных городов СССР в рамках уже упоминавшегося
плана «Дропшот». В своей диссертации Чарльз О'Кон-
нелл утверждает, что в связи с этим и все доклады по
материалам «Гарвардского проекта» должны были
быть написаны «в свете требований ВВС для
стратегической разведки»127. И эти требования группировались
вокруг вопроса: как ВВС могут наиболее эффективно
бомбить Советский Союз с
социально-психологической точки зрения.
Архив Гарвардского университета не располагает
документами, непосредственно подтверждающими эту
точку зрения. Однако некоторые «косвенные»
свидетельства такого интереса и давления имеются. Так,
15 декабря 1952 г. в Пентагоне проводилось
специальное совещание руководителей разведок. Повестка дня:
1) презентация Русским исследовательским центром
материалов по проекту (речь шла о подготовленных
докладах. — Е.К.)\ 2) 5-минутное выступление
полковника Крокера с информацией о том, чем вызвано
совещание; 3) доклад Клайда Клакхона (до 60 минут) о
проекте с акцентированием особого внимания на его
ценности для ВВС; 4) обмен мнениями, в ходе
которого планировалось 30-минутное выступление
Раймонда Бауэра по основным моментам проекта вплоть
до характеристики карточек IBM, и 30-минутное
выступление Алекса Инкелеса о ходе анализа материалов
и подготовке специальных докладов для ВВС128. То
есть, военные финансировали работы, и военные хоте-
90

ли получить для себя всё, что можно. А учёные из
Русского исследовательского центра обязаны были
такие данные предоставить.
Можно ли. это рассматривать как «установки
тройке из Гарварда» (выражение О'Коннелла. — Е.К.) как
и о чем писать научные работы — это вопрос
дискуссионный. Но то, что интересы ВВС стояли здесь на
первом месте, в этом сомнений нет и быть не может.
Приоритеты очевидны.
И в целом итогами проекта военные остались
очень довольны. Значительные финансовые затраты
вполне себя оправдали. ВВС оценили проект, как
«наиболее глубокое и всеохватывающее изучение
жизни в Советском Союзе, которое когда-либо
проводилось западными учёными». И со всеми этими
многотысячными материалами проекта работали
специалисты разведки ВВС Герман Сандер и Эдмунд
Баркер. Это признание разведывательного характера
«Гарвардского проекта» прозвучало уже тогда, когда
всё было закончено, — на страницах журнала «Нэйшн
бизнес» в марте 1955 года.129 И даже давалось
объяснение, зачем это надо было военным. Оно звучало так.
Будущая война — это война с применением оружия
военно-воздушными силами. И эта война будет
касаться далеко не только чисто физических
разрушений. Психология людей в условиях войны — более
важный момент.
А несколько ранее эту мысль развивали на своих
страницах газеты «Бостон пост» и «Сэтурдей ивнинг
пост». Первая проводила аналогии «Гарвардского
проекта» с подобного рода исследованием, проведенным в
годы II мировой войны в отношении Японии, которое
оказалось «очень полезным для армейской разведки».
Материалы по изучению японского населения, его
обычаев и традиций учёные передали разведке. И
американские участники переговоров, «вооружённые этой
информацией», смогли переломить сопротивление по
вопросу своих военнопленных130. А корреспондент
другой газеты Дон Мюррей в статье «Как сбить
Кремль с ног» заключает так: «Люди из Русского
исследовательского центра в Гарварде показали ВВС, как
91

использовать советский террор как оружие против
самого советского правительства»131. На этой статье
следует остановиться несколько подробнее.
Она начинается так: «Помните операцию Мулах
(Moolah) — когда мы предложили награду в 100 тыс.
долларов тому первому русскому пилоту, который
пригонит нам МИГ? (речь идёт о Корейской войне
1950—1953 гг. — Е.К.)... Эта идея, как и некоторые
другие невидимые атаки на непонятную
коммунистическую ментальность, родилась в этом интересном
отделе "Гарвардского университета", где учат тому, как
сбить с ног красных». И далее объясняет.
16 апреля 1953 г., за 15 недель до того, как
«закончилась стрельба» в Корее, американские ВВС нанесли
удар коммунистам новым видом оружия. И оно
оказалось очень эффективным. В результате все МИГи
вынуждены были находиться на земле в течение восьми
дней. Но даже когда они опять возобновили полёты,
то эффективность «красных» ВВС значительно
снизилась. В течение 60 дней, до 16 апреля, американцы
потеряли четыре «Зебры» (самолёты. — Е.К.), а сбили
33 МИГа. А после того, как было применено новое
оружие, то было сбито 107 МИГов, что стоило США
только одного самолёта (эти фантастические цифры
пусть останутся на совести автора статьи. — Е.К.).
И этим оружием было не электронное наведение,
не огромной мощности взрывы, не какое-либо
техническое оборудование. То была «просто идея действия,
психологическая атака, основанная на новом
понимании коммунистического сознания». А началось всё это
разработками в Русском исследовательском центре
Гарвардского университета ещё задолго до Кореи.
Многим до сих пор непонятно, продолжает автор
статьи, как это люди «с портфелями в Гарвардском
дворе могут воевать с коммунистами в Корее». Да и
далеко не все конгрессмены поддержали тогда просьбу
ВВС о дополнительном выделении средств Гарварду
на продолжение этого проекта в прошлом году. Так,
сенатор республиканец Хомер Фергюсон из Мичигана
назвал некоторые доклады Гарварда для ВВС «просто
безумием». Демократ Джон МакКлеллан из Арканзаса
92

всё это отвергал как «профессорское
теоретизирование». События же в Корее показали, как и насколько
они ошибались.
Новое оружие было названо «Операция Мулах», в
ходе которой любому лётчику предлагалось 50 тыс.
долларов США за доставку на американскую базу
МИГа, плюс ещё 50 тыс. долларов тому из них, кто
сделает это первым. Но деньги были в этом деле даже
не на первом месте. В действительности оказалось так,
что тот первый советский лётчик, который перегнал
свой МИГ, даже и не слышал об обещанной награде.
Более существенным оказалось другое —
коммунистическим лётчикам предлагалась «свобода от красной
тирании».
ВВС и до этого пытались такое предлагать. Но у
них ничего не получалось. Почему? Они «не знали,
какие слова могут дойти до сердца противника». Это
им дал «Гарвардский проект». Исследование показало,
считает Мюррей, что советский режим не убил в
людях стремление быть свободными. И на этом можно
было делать ставку в психологической войне.
Военно-воздушные силы США хотели просто
заполучить советские МИГи. Результатом же
«Гарвардского проекта» стало то, что, используя знания советской
психологии, можно было «парализовать все Красные
ВВС». И это было продемонстрировано в Корее, когда
на целых восемь дней «красные генералы не
осмелились разрешить взлёт ни одному советскому лётчику»,
но и не только в Корее. То же происходило и в
Чехословакии, Польше и других странах Восточной
Европы. «Недоверие, сомнения, подозрительность охватили
красное военное командование». И всё это стало
возможным «благодаря работе в Кэмбридже» (пригород
«большого Бостона», где находится Гарвардский
университет. — Е.К.).
Именно сюда, заключает статья, обратили свои
взоры люди из ВВС, поскольку в условиях возможной
ядерной войны им «для планирования атомных
бомбардировок» надо было знать, «насколько тесно
связаны советские люди с их лидерами и какое звено этой
цепи надо было разбить первым... Гарвард попросили
93

дать ответ»132. И Гарвард свой ответ подготовил. ВВС
имели все основания быть довольными своим
сотрудничеством с Русским исследовательским центром.
При этом ВВС даже давали некоторые советы
американским бизнесменам. В интервью журналу «Нейшн
бизнес» представитель ВВС Баркер, больше других
знакомый с материалами проекта, успокаивал
бизнесменов, что смена Маленкова Булганиным на посту
советского премьера «не будет иметь никаких
последствий в части какого-либо глобального изменения
советской стратегии». Однако борьба за власть в СССР
будет продолжаться. Режим будет стабильным и
тоталитарным, хотя и в меньшей степени. Изменения будут
носить не революционный, а эволюционный характер.
«Большой» же войны с Советским Союзом в
ближайшие пять лет не предвидится. А отношения СССР с
западным миром будут строиться на советской
концепции «полной коммунизации мира»133. То есть, картина
давалась, хотя и не радужная, но стабильная.
Но, с точки зрения науки, материалы проекта
показывали то, что не подходило под устоявшуюся уже
тогда схему абсолютно тоталитарной модели
советского государства. Исследование показало, считает
Альфред Мейер, что в этом обществе за тоталитарным
фасадом одновременно присутствовали и неформальное
поведение, и неформальные организации, и вторая
экономика, и зачатки гражданского общества, и
социальная стратификация, и этническое сопротивление
партийной доктрине. То есть, то, что увидели учёные
Гарварда, это было «серьёзным вызовом господствующей
в США идеологии о природе Советского Союза»134.
А на основе собранной ими информации было в
конечном итоге написано четыре книги, 35 статей и
подготовлено 53 неопубликованных доклада. В целом,
несмотря на замечание Альфреда Мейера, жизнь в
Советском Союзе будет описана в них с тоталитарных
позиций.
А можно ли было всё описать иначе, задаётся
вопросом Чарльз О'Коннелл? И, если да, то почему всё
же это было сделано так, как было, а не иначе?135.
Ответ следует искать не столько в научной добросо-
94

вестности учёных, оснований для сомнений в этом
ещё никто не приводил, сколько в общей атмосфере
«холодной войны», довлевшей над учёными. Начало и
середина 1950-х годов — это как раз разгул маккартиз-
ма и «охоты на ведьм» в США. Жить в крайне
политизированном и идеологизированном обществе
этого периода и быть свободным от его влияния
оказалось не только трудно, но и просто невозможно. В
том числе, а может быть, и в первую очередь, и
Русскому исследовательскому центру Гарвардского
университета, если иметь в виду цели и задачи его
создания.

9. Миф «замка из слоновой кости»
В академическом мире США многие десятилетия
существует теория о «чистой науке», которая не
подвержена никакому политическому влиянию ни в части
изначальных установок кому, чем и как заниматься,
ни, тем более, в части выводов в независимых ни от
кого исследованиях американских учёных. Всё это
развито в концепции так называемой «Айвори тауэр»
(Ivory Tower, «замка из слоновой кости». — Е.К.),
подчёркивающей академическую свободу как
изначальное и неприкосновенное условие для занятия
любой наукой. Однако брешь в стене этого замка, и
причём немалую, пробили осадные орудия армии
сенатора Маккарти, ввергшего Соединённые Штаты в
бескровную, но от того не менее печальную
гражданскую войну с американскими «красными». И в
результате стало ясно, что американские университеты
никогда и не являли собой убежища для «надуманной
Ivory Tower, как исторического мифа». Они «всегда
были объектом определённого давления и
принуждения со стороны окружающего мира»136.
Итак, маккартизм. Это годы «внешней
агрессивности и внутренних репрессий» в истории
Соединённых Штатов. Годы, за которые современному
поколению американцев не то чтобы стыдно, но уж
совершенно точно не хотелось бы их вспоминать.
Сенатор Маккарти остаётся в сознании миллионов как
вдохновитель и организатор «охоты на ведьм» в
середине XX столетия. Многие и сегодня хотели бы все
свалить только на него. Однако в реальности всё было
гораздо сложнее. И по сути своей маккартизм вовсе не
изобретение Маккарти. Нет. Маккартизм, как вполне
обоснованно считает канадский историк Джесси
Лемиш, сам пострадавший от маккартизма, это «пря-
96

мое следствие» программы проверки на лояльность
Гарри Трумэна137, провозглашённой ещё в 1947 году.
В ходе этой кампании радикально настроенную
профессуру чистили за её принадлежность к
американской компартии, несмотря на то, что деятели
науки явно отделяли сферу своих политических
интересов от преподавательской работы и считали
«недостойным своей профессии использование аудитории
для чего-либо другого, кроме целей
образовательных»138. Но это их внутреннее убеждение помогало
далеко не всегда.
Первый, как бы показательный процесс против
прогрессивной американской профессуры состоялся
ещё в июле 1948 года. «Пробным камнем» стал тогда
Вашингтонский университет. Здесь шесть
преподавателей отказались отвечать на вопросы Комиссии по
антиамериканской деятельности. Обвинения были
выдвинуты против всех шестерых. Однако
университетская комиссия, разбирая дело осенью, не
рекомендовала к снятию с работы никого, кроме одного
профессора, который отказался вообще отвечать хотя бы на
один вопрос о его политической деятельности.
Руководство же университета вдобавок к нему уволило ещё
двоих преподавателей за членство в коммунистической
партии. И с этим согласились все: коммунисту не
место в университете139. И ни один другой
университет тогда не принял на работу уволенных, хотя по всей
стране было разослано свыше двух тысяч писем с
просьбой о трудоустройстве.
Но то было лишь начало. Основные
«университетские чистки» проходили в самом начале 1950-х годов.
В итоге почти 100 профессоров потеряли работу из-за
отказа сотрудничать с Комиссией по расследованию
деятельности компартии. Ещё несколько сотен были
уволены в результате расследований ФБР и других
спецслужб и ведомств. Однажды уволенные по
политическим мотивам, профессора редко когда могли
найти другую преподавательскую работу. Профессуру
увольняли, а в университетских кампусах США царило
молчание. И не просто молчание. То было, по
образному выражению члена Верховного суда США Вилья-
4 - 7749
97

ма Дугласа, «чёрное молчание страха»140. В январе
1952 г. под таким названием в журнале «Нью-Йорк
Тайме магазин» была опубликована его статья. «Страх
нарастал, — пишет автор, — страх потерять работу,
страх попасть под расследование, страх быть
прикованным к позорному столбу. Этот страх сделал
стереотипным наше мышление, заузил рамки свободной
общей дискуссии... Этот страх проник даже в
университеты, великие цитадели духовной силы и развратил
их. Мы имеем зрелище, когда университетское
руководство отдало себя в помощь одной из худших охот
на ведьм, какие мы только видели»141.
В 1960 г. в США вышла книга «Новые
профессора». Это сборник очерков уволенных в период чистки
профессоров о восприятии и понимании всего
происходившего. Книга выдержала пять изданий. В одной
из статей автор, бывший профессор математики
Гарвардского университета Чандлер Дэвис, уволенный в
1954 г., описал механизм борьбы «за чистоту рядов».
«Нас уволили лишь потому, что мы были вне общей
линии», —пишет профессор Дэвис. И далее даёт
перечень методов увольнения радикалов. Это делалось по
решению соответствующей проверочной комиссии; по
«нашептыванию работником ФБР декану» о том или
другом преподавателе, что заставляло декана просить
последнего уйти по собственному желанию, чтобы
избежать скандала и «сохранить лицо вуза»; при защите
диссертаций, когда в отзывы «попадали» намёки на
«слишком большую озабоченность соискателя
социальными проблемами»142.
Людей увольняли. Увольняли не по
профессиональным признакам, а по политическим мотивам.
Куда они могли пойти? Высококвалифицированные
профессора вынуждены были «ехать на юг, в
маленькие, плохие негритянские колледжи», уезжать в
Канаду, что означало для некоторых из них не что иное,
как «место ссылки». Но даже и в Канаде далеко не
все смогли найти себя, поскольку «чёрные списки»
рассылались не только по всем Соединённым
Штатам, но доходили и до университетов северного
соседа. Кто-то перебирался в Англию, Францию и даже в
98

коммунистические Китай, Чехословакию143. Люди
теряли коллег, друзей. Доходило даже до того, что
знакомые, завидя «черносписочника», переходили на
другую сторону, чтобы избежать его приветстзия. То
был настоящий «социальный остракизм». Остракизм,
переходивший во враждебность, когда били камнями
окна, бросали динамит в гаражи отверженных144. И
делалось всё это под прикрытием лозунга борьбы за
спасение американской демократии от
коммунистической опасности.
В книге о сложных отношениях послевоенного
периода между США и СССР Адам Улам, работавший в
своё время директором Русского исследовательского
центра, пишет, что влияние маккартизма на
внутреннюю политику в Соединенных Штатах и на
восприятие обывателем внешнеполитических событий «было
долговременным и почти близким к
катастрофическому». Маккартизм, считает Улам, предложил
универсальное объяснение всему, что происходило в
послевоенной Америке. И это объяснение укладывалось в
одно слово — «заговор». Заговор, который начался
драмой, а закончился фарсом145.
В 1953—1954 гг. маккартизм не ограничился только
политикой. Дело дошло даже до тех учёных, которые
стояли у истоков военной мощи Америки и
продолжали активно работать над укреплением этой
милитаристской машины. Пример абсурдности и
одновременно фарса, о котором писал Адам Улам, — дело
Роберта Оппенгеймера.
Оппенгеймер — самый признанный физик США.
Он руководил лабораторией в Лос-Аламосе, в которой
в рамках Манхэттенского проекта в 1945 г. была
создана атомная бомба. Нападки на него начались после
того, как в 1949—1950 гг. он поставил под сомнение
необходимость создания водородной бомбы. При этом
он был не один. Учёные начали взывать к разуму,
утверждая, что вскоре будет очень трудно
контролировать процесс развития атомной энергии, а создание
водородной бомбы будет ещё и политически опасным
делом. Оппенгеймер же при этом имел ещё и
друзей — коммунистов — и поддерживал самые тесные
4*
99

связи с американской компартией. А одновременно у
него было и много личных врагов в Комиссии по
атомной энергии США, членом которой он являлся.
Дело учёного вело ФБР. Но ведомство это не
нашло ни одного свидетельства того, что известный
всему миру физик работал против интересов
национальной безопасности. Однако в итоге специальная
комиссия отстранила его от участия в работе
государственных органов. Но сделано это было не на
основании нелояльности, а из-за его «плохого характера».
Так маккартизм боролся с коммунизмом. Боролся на
основе «не до конца определенных стандартов
лояльности и безопасности», что порождало разные
варианты трактовок. Боролся, заменяя отсутствие фактов
тезисом «скорее виновен, чем нет», а наличие друзей
среди членов компартии определяя как «связь со
шпионами»146. Подобная методика поиска
несуществующих «врагов народа» была хорошо известна миру ещё
с середины 1930-х годов.
Раздуваемый миф о неизбежности войны
действовал завораживающе всегда и на всех. В своё время его
активно эксплуатировал Сталин. Он также безотказно
сработал и в США, где самим научным исследованиям
потенциального врага — Советского Союза — «были
приданы некоторые черты военной и политической
разведки»147, а сама советология развивалась в
условиях своего рода национальной истерии и отрицания
всего из жизни коммунистического общества как
тоталитарного.
Интеллектуальные силы были брошены на защиту
американской демократии и свободы от советского
«военно-угрожающего тоталитаризма»148. Да, многие
учёные в тех условиях и сами считали своей
моральной обязанностью бороться с «надвигающимся»
тоталитаризмом. Но, прославляя американизм,
американские учёные параллельно и сами становились
«жертвами истерии холодной войны», которая «сделала
большую часть научных трудов по советской истории и
политике похожей на пропаганду холодной войны»149. И
это своё заключение Альфред Мейер подтверждает на
примере историка Михаила Карповича, который пре-
100

подавал русскую историю в Гарварде и прекращал
чтение курса на моменте падения самодержавия в 1917 г.,
объявляя, что «с теми событиями закончилась русская
история».
Антикоммунизм и антисоветизм создали, как
считает Стивен Коэн, особую «политико-идеологическую
основу научного консенсуса в сфере советских
исследований»150. И именно идея тоталитаризма стала
основополагающей частью этого консенсуса. Но сейчас она
использовалась не столько для объяснения советского
прошлого и настоящего, сколько для формирования
будущей политики. То есть, сама политика ставила
перед наукой задачу установить «правильные»
политические параметры для любого «научного» анализа
Советского Союза. И потому именно такое и это
политическое априори и стало основой «идеологической
инфекции» в исследованиях по советскому обществу151.
Но способствовала этому не только «холодная
война». Свою существенную лепту в это внесли и
благотворительные фонды: Форда, Карнеги, Рокфеллера
и государственные структуры — Государственный
департамент, ФБР, ЦРУ, ВВС. Именно ими ставилась
задача развивать исследования по СССР, но ни в коем
случае «не допускать туда просоветски настроенных
учёных»152, что в итоге сделало советологию
«исключительно хорошо организованной и хорошо
финансируемой» сферой науки153.
Однако за этим внешним «структурным»
благополучием скрывались серьёзные методологические,
невидимые для ненаучного мира, проблемы.
Достигнутый на основе идеи советского тоталитаризма
консенсус требовал «выпячивания негатива» в советской
системе. И все «подчёркивали это старательно». Хотя в то
же время очевидны были и положительные стороны
системы. Но «было трудно, — вспоминает один из
известных американских советологов Альфред Мейер, —
в контексте изучения Советского Союза сделать
какое-либо утверждение, предполагавшее критику
Соединённых Штатов»154. И если, к примеру, учёные
видели предпосылки для возможной экономической
стабильности в СССР, то об этом трудно было писать,
101

поскольку само американское общество хотело
слышать не об этом, а, наоборот, о предстоящем
экономическом коллапсе. И так по многим позициям.
Самоцензура «определяла подходы, отношение и
профессиональные ожидания учёных»155. Тем самым
«холодная война» нанесла непоправимый
интеллектуальный ущерб американскому обществу. Эти потери,
считает О'Коннелл, невозможно измерить в тех книгах,
которые не были написаны; в учебных курсах, что не
были прочитаны; в исследованиях, которые не были
проведены»156.
Наука оказалась заложницей политики. А когда в
конце 1950-х годов национальная истерия и «охота на
ведьм» прекратились, то случилось это вовсе не из-за
того, что они получили какой-либо отпор со стороны
учёного сообщества, а лишь потому, считает Эллен
Шрекер, что «в них уже не было необходимости»157. А
на научном фронте всё ещё было тихо.
Насколько же глубоко «политические репрессии»
того времени повлияли на научную продукцию, это
требует своего дальнейшего изучения. Но сегодня
вполне очевидно, что в целом «холодная война»
вмешалась в советологию как политически, так и
интеллектуально. Она стала формировать науку в
направлении, когда её можно использовать в национальных
интересах США, нежели в интересах чисто
академических. С самого начала, замечает Стивен Коэн,
установилось тесное и «плановое сотрудничество» между
фондами Рокфеллера и Карнеги и университетской
профессурой в понимании того, что важность этих
исследований релевантна вопросам национальной
политики. Оттого советология и развивалась
соответственно. Фонды «дали миллионы долларов, правительство
тоже, включая ВВС и ЦРУ Исследования с заранее
заданной целью были и не могли не быть политически
направленными»158.
В подтверждение своему заключению Коэн
приводит пример — «Гарвардский проект». Значит ли это,
что Гарвард также не устоял против давления маккар-
тизма, и его «замок из слоновой кости» также
оказался разрушенным? Ответим априори — да, никаким ис-
102

ключением из правил Гарвард в это время не стал. А
иногда даже наоборот, определял общую линию
поведения американских университетов в годы «холодной
войны».
Автор известного исследования о связи
образования и политики в Гарварде Мартин Липсет уже в
предисловии к своей книге пишет, что для Гарвардского
университета эти два понятия «были неразделимы с
самого начала»159.
Гарвардский колледж был создан в 1636 г. на
собрании колонии Массачусетской гавани по вопросам
образования. Сама колония была сформирована
религиозными беженцами из Англии,
пуританами-кальвинистами. Она начала действовать как теократическое
общество, в котором церковь, государство и
образование тесно переплелись и перед которым стояла единая
общая задача — следовать слову и закону божьему.
И эта связь образования и политики стала
очевидной и неизбежной сразу, поскольку надо было
избежать давления со стороны англиканской церкви. Без
политики здесь было не обойтись. Постепенно
Гарвард ставит перед собой задачу превратиться в
настоящий научный центр, а ортодоксальные кальвинисты
предлагают религиозный уклон. И автор отмечает, что
даже и в XVIII в. «Гарвард вошёл при сильнейшем
давлении в вопросах религиозного верования».
Противостояние религиозных либералов и ортодоксов
вылилось в настоящий конфликт в университете в
XVIII веке. Но реальная политика стала захватывать
Гарвард только в 1760-е годы. Это было связано с
началом студенческих протестов против британского
правления. Революция усилила государственный
контроль над Гарвардом, а гражданская война XIX в.
сделала его полностью самостоятельным университетом.
В начале XX в. в Гарвард проникли идеи
социализма и анархизма. Но Первая мировая война это
приостановила. Радикализм 1930-х годов был направлен
против фашизма, нацизма и назревавшей Второй
мировой войны. «Самым политизированным» в истории
Гарварда стал период с 1939 г. и до конца вьетнамской
103

кампании. И в этом временном промежутке главными
годами стали годы «холодной войны».
В чём это проявилось? Мартин Липсет считает, что
на первое место следует поставить давление
финансовых групп. Почему и зачем? Оно шло по схеме — или
университет убирает радикалов-социалистов, или он
не получает денег. И даётся яркий пример — приход и
уход с работы в Русском исследовательском центре
Стюарта Хугеса.
В 1947 г. Стюарт Хугес, имевший степень доктора
истории в Гарварде, подал в отставку со службы в
Государственном департаменте из-за несогласия с
внешней политикой правительства. Гарвард приглашает его
к себе, и он назначается на должность заместителя
директора только что созданного Русского
исследовательского центра. Однако через два месяца ему звонит
директор Центра Клайд Клакхон и сообщает, что
представитель «Карнеги Корпорейшн», узнав об этом
назначении, выразил свое крайнее удивление и
недоумение. А также поставил условие — или его
увольняют, или выделенный Русскому исследовательскому
центру грант корпорация не продлит. Хугес пообещал
уменьшить свою политическую активность. Однако
«Карнеги Корпорейшн» не устраивал в Гарварде, куда
фонд вкладывал деньги для борьбы с Советским
Союзом, не только лично он сам, но и «его мысли». В
итоге, чтобы не пострадал Центр, Хугес подал в
отставку и ушёл на должность ассистента кафедры
истории160.
Данный пример говорит о внешнем
финансово-политическом давлении на Гарвард. А какой была его
собственная внутренняя политика? И кто её
определял?
Здесь на первом плане всегда, конечно, стояли
президенты университетов. И именно они, считает
Джон Телин, в годы маккартизма «были часто более
жесткими и более склонными к наказаниям в
отношении преподавателей, чем сами законодатели и
общество в целом»161. И вряд ли президент Гарварда Джеймс
Конант был в этом отношении исключением. Ещё в
1949 г., будучи членом Комиссии по образовательной
104

политике (Education Policies Commission), он подписал
документ под названием «Американское образование
и международная напряжённость». В нём говорилось,
что «члены компартии США не могут быть приняты
на преподавательскую работу». Почему? Как этот
тезис объяснялся? Рассуждение строилось следующим
образом. Дух свободы в американских университетах
предполагает и свободу мысли для любого студента и
преподавателя. Но члены компартии хотят, чтобы это
право оставалось только за ними, свобода
трактовалась только в их понимании. А этого допустить нельзя.
Хотя одновременно это никак не означало того, что
студенты лишались права изучать любую идеологию,
включая коммунистическую, какой бы тоталитарной
она ни была. Далее следовало разъяснение. Молодое
поколение должно иметь возможность получать знания
о принципах и практике тоталитаризма, включая и то,
что представляет собой Советский Союз и компартия
США. Само же преподавание коммунизма и любых
других форм диктатуры не означает защиты этих
доктрин. А сама подобного рода защита не может быть
разрешена в американских учебных заведениях162.
Президент Гарварда Конант никогда не скрывал
своего негативного отношения к коммунистам. В
своей автобиографии «Моих несколько жизней» он
пишет, что для того времени вопрос членства в
компартии не являлся вопросом ереси. То был вопрос о
конспирации определенной группы людей, которая
могла быть связана со шпионами и саботажниками
вражеского государства. И далее он утверждает, что на
основе документальных свидетельств и его
собственного опыта в ходе работы по проекту создания
атомной бомбы «обладатели членских билетов компартии»
являлись не «свободными агентами», а группой людей,
которые «объявили войну американскому обществу и
чья мораль поэтому абсолютно сравнима с моралью
шпионов и саботажников»163.
Однако, что касается руководимого им
университета, Конант считал, что в Гарварде коммунистов не
было. А если бы они были, то в этом случае, выражал
он уверенность, «правительство бы их выпроводило и
105

наказало»164. Почему? Потому что они не только
потенциальные и реальные шпионы и саботажники, но и
носители и защитники тоталитарной идеологии. А
отношение к тоталитаризму Конант публично изложил в
своей программной речи на полугодичном заседании
Комитета по экономическому развитию в Нью-Йорке
20 ноября 1952 г. Выступление так и называлось
«Угроза нашей национальной безопасности». Что в нем?
Мир разделен на два лагеря, и у каждого из них
имеется ядерное оружие. Но самая главная опасность
даже не в этом. Она состоит в «нежелании
американцев признать угрозы, имеющие место на
международной арене,., всю серьёзность и продолжающуюся
природу борьбы с русским коммунизмом», который будет
делать всё возможное, чтобы «задушить свободный
мир». Эта угроза на долгие годы. И именно из этого
должны исходить политики. А для решения проблем,
создающих свободному миру угрозу советским
коммунизмом, надо привлекать учёных, в том числе и
обществоведов. Объединив усилия всех, в том числе США
и Европы, американцы создадут такие условия для
СССР, что он уже не будет иметь будущего как
тоталитарное государство, поскольку ни одно тоталитарное
государство не может быть динамичным в развитии,
как это делают демократические страны. «Мы осилим
СССР, — заявлял с трибуны Конант, — и это будет
нашим триумфом до конца столетия»165.
Таковой была позиция президента Гарвардского
университета. Он не допускал возможности работы в
университете членов коммунистической партии, каким
бы высоким профессионализмом они ни обладали, и
призывал коллег к борьбе с основным носителем этих
идей — советским тоталитарным государством.
В разгар маккартизма руководство Гарварда
поменялось. Новый президент Соединенных Штатов Дуайт
Эйзенхауер предложил Джеймсу Конанту пост
Верховного комиссара США в Германии. Он согласился и
подал в отставку в июне 1953 года. На его место
пришёл Натан Пуси, работавший ранее президентом
Лоуренс колледжа в родном городе сенатора Маккарти
Апплетоне в штате Висконсин. Хотя отношения с
106

Маккарти у него были испорчены ещё до назначения
в Гарвард, поскольку Пуси не принимал его политики
«охоты на ведьм», но общую линию Конанта в борьбе
с коммунистической опасностью новый президент
университета полностью разделял.
В такой обстановке всеобщей подозрительности и
жесткой самоцензуры развивалась сфера научных
исследований в Гарварде. И в самом трудном положении
находился Русский исследовательский центр,
поскольку его изначальной задачей было изучение Советского
Союза. ФБР и другие ведомства проявляли к Центру
особое внимание. Уже в 1951 г. бостонское отделение
ФБР имело досье на Клайда Клакхона, Талкотта Пар-
сонса, Роберта Вольфа, Михаила Карповича, Стюарта
Хугеса, Мерла Фэйнсода, Раймонда Бауэра,
Александра Гершенкрона. У последнего даже проверялась
переписка, поскольку он одновременно был консультантом
для РЭНД Корпорейшн, преподавал в университетах
Беркли и Джорджа Вашингтона166.
Можно ли было оставаться абсолютно
независимым в своих научных изысканиях и говорить о
реальной академической свободе в стенах «замка из
слоновой кости»? Вряд ли.
Советские исследования в Гарварде с самого
начала, считает О'Коннелл, формировались на
антисоветской основе, в потребу интересов военных и в тесной
связи с ФБР. Знание, которое здесь получали,
делалось под заказ клиента, платившего за него. Поэтому
исследования ориентировались на успех и
применение, нежели на объективный поиск правды. Установка
же на успех определяла и рамки научной истины,
заранее заказанной спонсором.
Особенно отчётливо это проявилось на примере
«Гарвардского проекта». Здесь спонсор принимал
самое активное участие в определении проблемы
исследования, его методологии, анализа полученных
материалов и публикации результатов. ВВС дали больше,
чем просто деньги, они «задали исследование»167.
В последнем утверждении процент истины очень
велик. Но одновременно это не должно
восприниматься как окончательное суждение о предвзятости
107

выводов в публикациях по итогам «Гарвардского
проекта». Такое заключение вновь увело бы нас от поиска
объективности в аналитической работе учёных
Русского исследовательского центра по материалам проекта.
А они дают картину вовсе не однозначную, далеко не
одностороннюю, иногда даже совершенно
противоположную самой тоталитарной концепции, под
влиянием которой формировалась в то время школа
советских исследований в Гарварде.
Итак, что же представляло собой советское
общество эпохи довоенного сталинизма, изображённое в
опросах для американских учёных сознательно
покинувшими страну российскими беженцами, или, как
они сами себя называли, «невозвращенцами»?

10. Довоенный сталинизм
глазами советских «невозвращенцев»
Объём информации, полученной по «Гарвардскому
проекту» был настолько велик, что учёным из
Русского исследовательского центра потребовалось три года
для завершения обработки и анализа материалов. Что
нужно было сделать в первую очередь? Получить
общий социальный портрет тех, кто отвечал на
вопросы американцев, с тем чтобы увидеть, насколько верна
выборка респондентов и может ли она гарантировать
пропорциональное представительство всех социальных
групп общества. Соответствующая обработка данных
дала следующую картину.
Как видно из таблицы, письменные анкеты
заполнили более чем в два раза больше мужчин, чем
женщин, а по устным интервью это соотношение — 3 : 1.
При этом и в том и в другом случае данный перепад
менее существенен среди интеллигенции, служащих и
студентов, т.е. людей умственного труда, нежели среди
простых рабочих и колхозников, и особенно среди
высококвалифицированных рабочих, где он доходит до
восьми и даже до 34 раз.
Возрастной расклад также не совпадает в группах,
разделённых по половому признаку. Мужчины в
целом преобладающе представлены возрастной
группой от 31 до 45 лет, а у женщин соотношение везде
относительно равное — по одной трети. При этом
если среди респондентов-мужчин первая возрастная
категория представлена в основном только
студентами, то у женщин к ним добавляются и колхозники, и
простые рабочие. А интеллигенцию и служащих среди
респондентов подавляюще представляли эмигранты
среднего и старшего возраста.
109

Таблица № 4
Количество респондентов по возрасту, полу
и социально-классовому делению
Социально-
классовая
группа
Мужчины
Возраст
до 31
31-45
старше
45
2
ffi
Женщины
Возраст
до 31
31-
45

старше
45
2
00
Часть 1. Письменные вопросники
Интеллигенция
Служащие
Высококвалиф.
рабочие
Простые
рабочие
Колхозники
Студенты
Другие
Всего:
68
43
43
92
76
23
3
348
159
129
136
157
123
5
15
724
133
201
53
102
72
0
12
573
360
373
232
351
271
28
30
1645
89
62
6
48
41
30
1
277
86
102
13
34
27
1
5
268
72
101
9
21
7
0
7
217
2471
265
28
103
75
31
13
762
Часть 2. Персональные устные интервью
Интеллигенция
Служащие
Высококвалиф.
рабочие
Простые
рабочие
Колхозники
Другие
Всего:
»
8
7
26
11
9
72
47
13
18
18
8
2
106
29
12
9
6
8
1
65
87
33
34
50
27
12
243
11
8
0
6
3
3
31
»
10
1
4
3
1
28
9
0
5
6
0
27
27
27
1
15
12
4
86
Источник: The Soviet Citizen. 1968. P. 23.
Данная таблица даёт явное представление, что в
первую очередь решение не возвращаться в Советский
Союз принимали люди не молодые, а те, которые на
рубеже 20—30-х годов были уже в том возрасте, когда
могли осознать и прочувствовать на себе все тяготы и
ПО

лишения эпохи сталинизма. Те же, кому в 1950—1951 гг.
было не более 30 лет, не могли ощущать это также
болезненно, как старшие поколения, поскольку были
ещё детьми. Это проявится и в противоположном
отношении данных возрастных групп к политическому
режиму, несмотря на то, что и те и другие сделали
одинаковый выбор в пользу западной демократии,
решив не возвращаться на свою родину. На родину,
которая, по глубокому убеждению участников проекта
из Гарварда, была и оставалась «тоталитарной
диктатурой, в которой до 1953 г. правил диктатор, возможно
наиболее абсолютный и тиранистый из всех, что знала
история»168.
В оценке учёных из Русского исследовательского
центра интересы человека в советском обществе
стояли на втором месте и далеко ниже интересов
государства. Однако это вовсе не должно означать того, что
режим совершенно не интересовался человеком.
Отнюдь. Сама природа советской политической системы
делала своих граждан ключевым ресурсом режима и
потому предметом большого внимания.
Именно население рассматривалось режимом как
наиболее податливый из всех ресурсов. И, пользуясь
этим, руководители сделали население
«индивидуально ответственным за провалы системы», в то время
как все заслуги за достижения приписывались
режиму169, что, в конечном итоге, и развело народ и власть,
доведя их противостояние чуть ли не до степени
антагонистического.
По материалам проекта видно, пишет Инкелес,
какая огромная пропасть разделяла тех, кто правит, и
управляемых. И это очень показательно отражено в
дихотомии «мы» и «они». Они — это те, кто у власти,
кто делал людям плохо. Мы — это бедные, простые,
страдающие люди, которые, несмотря на внутренние
различия по социальному статусу и достатку,
разделяли одну и ту же жизненную неудачу, будучи
угнетёнными «ими»170.
Откуда это? И чем это вызвано? Учёные из
Гарварда видят ответ в особенностях русского характера.
Наряду с другими чертами советский человек обладал
111

особым свойством — потребностью в собственной
зависимости. От кого? В первую очередь от родных и
близких. Но и не только. Не на последнем месте здесь
находилась и потребность в зависимости от властей171.
От русского человека, писал Инкелес, никто не ждёт
инициативы, руководства, организаторских качеств.
Русские, наоборот, ожидают, что при необходимости
руководство даст подробные установки, потребует
подчинения, проверит исполнение и применит методы
убеждения и принуждения для обязательного их
выполнения172. В этом состоял особый секрет русской
души, которую так нелегко было понять американцам.
Советские люди в одно и то же время и
жаловались на материальные тяготы (плохая одежда, необу-
строенное жильё, некачественное питание и т.д.), и
были довольны тем, что они изжили безработицу и
имели гарантию хотя и на недостаточно
высокооплачиваемую, но постоянную работу.
В целом на вопрос «Нравилась ли Вам Ваша
работа?» почти половина респондентов ответила: «Да». И
ответы советских людей были в значительной мере
схожи с отношением к работе в высокоразвитых
индустриальных странах. Очень высоко оценивались
профессии, которые требовали специального
образования, — профессии врача, учителя, инженера. Они
считались престижными. При этом не только из-за более
высокого уровня заработной платы, но и из-за особого
социального статуса этой категории населения.
Хотя одновременно именно такие работы
считались и наиболее опасными, поскольку именно
интеллигенция относилась к социальной группе
повышенного риска. Она была ближе к власти. Но зачастую это
не только не укрепляло ее позиции, а, наоборот,
делало ее «виновной» в промахах и провалах самой власти.
Однако при этом 82% интеллигенции и 74% служащих
были удовлетворены своей работой. Они, по оценкам
гарвардских учёных, находили в своей
профессиональной деятельности возможность «убежать от
неудовлетворённости советской системой», называя это
«внутренней эмиграцией»173.
112

Памятник Джону Гарварду,
основателю Гарвардского университета
4
Мемориальная библиотека Уаиднера
Гарвардского университета

Шлш тпч
1
К χ ι
/_ Xi
Библиотека юридической литературы
Гарвардского университета
ι
. m
■^ ^^1
. Ш.1
Библиотека Хаугтона Гарвардского университета,
в которой хранится архив Троцкого

Ι * Ρ 1
--.. >»·Μ
1τ*1Υ/
ШяНВЕк^нь..
Библиотека Ламонта, в которой хранятся
микрофильмы документов государственных учреждений США
Библиотека Пуси, в которой хранятся
архивы Гарвардского университета

4 xt*r~
'il·
Издательство Гарвардского университета
Здание, в котором располагался Дэвис центр,
бывший Русский исследовательский центр
Гарвардского университета

% Jm ^
Президент США Билл Клинтон
и Джон Гарднер
Клайд Клакхон.
Директор Русского
исследовательского центра
Раймонд Бауер. Алекс Инкельс.
Содиректор Гарвардского проекта Содиректор Гарвардского проекта

•^^И
zZâÊÈÈÊËM ink
JKL· МШГ^·!.'"' \~~
.m ^тшшшмт*^
t.. и ι ' ·'··'· " jtfSPJS"~~
Шш^*~Ш W^JK^:: ±::SL»Wf- ' ;^Д
Заполненные респондентами письменные вопросники

REFUGEE INTERVIEW PROJECT
HARVARD UNIVERSITY
ОБРАЩЕНИЕ К НОВОЙ ЭМИГРАЦИИ
ХЛРВАРДСКИЙ УНИВЕРСИПЛ ПРИСТУПИЛ к ВСЕСТОРОННЕМУ
ИЗУЧЕНИЮ СОВЕТСКОЙ ДЕЙС ЛНИТЕЛЬНОСТИ ПУТЕМ ОПРОСА БЫВШИХ
СОВЕТСКИХ ГРАЖДАН ЦЕЛЬЮ ЭТОГО ИССЛЕДОВАНИЯ ЯВЛЯЕТСЯ
ОЗНАКОМЛЕНИЕ АМЕРИКАНСКОЙ ОБЩЕСТВЕННОС1 и С HCl ИННЫМ
ПОЛОЖЕНИЕМ ВЕЩЕЙ В СОВЕТСКОМ СОЮ31 И с ВИДЫ л ЛБСПЮ
ПС 5 И 11. РОДИВШИХСЯ И ПРОВЕДШИХ БОЛЬШУЮ ЧАСТЬ СВОЕЙ
СОЗНАТЕЛЬНОЙ ЖИЖИ В СССР. ЯВЛЯЕТСЯ, КОНЕЧНО, ЛУЧШИМ
ИСТОЧНИКОМ СВЕДЕНИЙ О том КАК ЖИВЫ НАСЕЛЕНИЕ СОВЕ ГСКОГО
СОЮЗА И КАК НАДЕЛЕФУНКЦИОНИРУЕ I СОВЕТСКИЙ СТРОЙ.
С ЦЕЛЬЮ ПРОВЕДЕНИЯ ОПРОСА ЛИЦ ПРОЖИВАЮЩИХ в ныо
ЙОРКЕ И БЛИЖАЙШИХ ГОРОДАХ. ХЛРВАРДСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ
ОТКРЫВАЕТ ОТДЕЛЕНИЕ В ПЬЮ ЙОРКЕ. IД1 ΕΙί) ИРТДС САВИТЕЛН
ОПРОСЯТ КАК МОЖНО БОЛЬШЕЕ ЧИСЛО ЛИЦ. ВЫХОДЦЕВ ИЗ
СОВЕТСКОГО СОЮЗА.
МЫ НАДЕЕМСЯ ЧТО НОВАЯ ЭМИГРАЦИЯ ОЦЕНИТ ВСЮ ВАЖНОСТЬ
ПРЕДПРИНЯТОГО НАМИ ИССЛЕДОВАНИЯ И ОХОТНО ПОЙДЕТ НАМ
НАВСТРЕЧУ В ЭТОМ БОЛЬШОМ И ВАЖНОМ ДЕЛЕ
ОПРОСЫ БУДУ! ВЕСТИСЬ В ИНДИВИДУАЛЬНОМ порядке, причем
В ЗАПИСЯХ ПОКАЗАНИЙ ИМЯ ОПРАШИВАЕМОГО ФИГУРИРОВАТЬ НЕ
БУДЕТ. НАМ ВАЖНО ЛИШЬ, ЧТОБЫ ЧЕЛОВЕК. С КОТОРЫМ МЫ БУДЕМ
БЕСЕДОВАТЬ БЫЛ ОЧЕВИДЦЕМ ТОГО, О ЧЕМ ОН БУДЕТ РАССКАЗЫВАТЬ.
ВРЕМЯ. ПОТРАЧЕННОЕ НА ИНТЕРВЬЮ. А ТАКЖЕ РАСХОДЫ ПО
ПЕРЕДВИЖЕНИЮ БУДУТ ОПЛАЧЕНЫ. ИНТЕРВЬЮ МОЖЕТ БЫТЬ
НАЗНАЧЕНО НА ЛЮБОЕ ВРЕМЯ ДНЯ (С РАННЕ; О УТРА И ДО ПОЗДНЕГО
ВЕЧЕРА). ВКЛЮЧАЯ СУББОГУ И ВОСКРЕСЕНЬЕ
О СВОЕМ ЖЕЛАНИИ ДАТЬ НУЖНЫЕ ДЛЯ ИССЛЕДОВАНИЯ
СВЕДЕНИЯ ПРОШУ СООБЩИТЬ ПИСЬМЕННО, ΠΟ-ΑΗΙ ЛИЙСКИ ИЛИ НА РОДНОМ
ЯЗЫКЕ, ПО СЛЕДУЮЩЕМУ АДРЕСУ:
Dr. I. D. London, Director
Harvard Refugee Interview Project
216 Wen lOOSawi
Sew York 25, Ν. Y
Призыв к русской эмиграции принять участие
в «Гарвардском проекте»

fa / y
/Lcoal Coda Se/ 3)~£}Ан*лс* £$ Gs'SByJL·«.
:-»»■·..........«......,.·? """
. ЩКОВМЬВОМШ . £ u*C-ï\*ЧМ
.1·'. .:.y<3;K.v.ii. uor. рудг-Ык Чарвардског-о -а'яизороиуега
Г -в ДОг£У*№ц , . . . Время .. . ..
f5?
ilr-'Ci-Ü-ÄS'lL
•
ItfH ortfrl* D»t«
в Уйнхо·:
Городские расходы ■.*
Тршйшор« *Î3 ШЗДПМ*
I.TpaiiOHop'j; »
е.Е*?&яж« »...
З.Городожяе pc
й.ТэлЕслоря x;r
Регистрационная карточка респондента
ПЯТНИЦА, 8-ое 1ЮНЯ 1951 года
РУССКАЯ жизнь
POCCIfICKIfl АНТИНОММУНИ-
СТИЧЕСК1Й ЦЕНТРЪ
27 мая 1951 г. № 236
Г-ну Джемсу Брайантъ Ноиангь
Президенту Харвардскаго
Университета, Кэмбриджъ, Массачузетсъ.
Милостивый Государь,
Недавно мнт> пришлось
ознакомиться съ "Опроснымъ листомъ"
экспедищи Харвардскаго
Университета, посланной въ Европу для
мзучемя услов1Й жизни въ СССР.
Внимательно прочитавъ вопросы
'этого документа, я долженъ
обратить Ваше внимаже, что они танъ
составлены, что личность енриниру-
емаго лица можетъ легко быть
раскрыта, хотя оффиц1ально скринеръ
не спрашиваетъ имени лица, имъ
опрашиваема™. Нътъ ничего
удивительная въ томъ, что лица,
жившая въ Совътскомъ CoK)3t, боятся
предстать предъ членами этой эн-
спедицж.
Меня просилъ Д-ръ Лондонъ
помочь его работъ по опросу Ди Пи,
прибывающихъ изъ Европы. Къ
сожалт,Н1ю. ect Tt, ному моя
канцелярия предлагала посътмть г-на
Призыв Российского
антикоммунистического центра к русской эмиграции
-Лондона, узнавъ о "мажавеллисти-
;ческихъ" волрос^ахъ Вашихъ скри-
|иеровъ. категорически отказались.
■ Пользуюсь этимъ сл'/чаемъ, чтобы
OTMtiHib крайне прискорбный
фактъ, что вышеупомянутая энспс-
|диц1я обратилась въ Гермами толы
'ко къ львымь злементамъ среди
(Русской эмиграфи, совершенно пре
I небрегая большинствомъ эмигра-
' Ц)и, которое не раздъляетъ conia-
■листичесную или даже
марксистскую идеолопю. Таковой же
прискорбный случай произошелъ и въ
подготовка членами этой энспеди-
|ц1и "Всеэмигрантснаго Конгресса"
'въ Гермами, конференции ученыхъ
въ МюнхенА и неудачнаго нонгрес-
jea оолитическихъ парпй въ Фюс-
| cent.
РосЫйсмй
Антикоммунистически Центръ, представляющей
большинство Русской эмиграцж за ру-
бежомъ. протестуетъ самымъ энер-
гичнымъ образомъ противъ
вышеупомянутой кампами, считая, что
марксисты всъхъ оттънковъ должны
быть окончательно исключены.
Сергъй БЪЛОСЕЛЬСШЙ,
Председатель Центра

Другие работы, которые также требовали
определённого уровня подготовки, навыков и
административной ответственности, находились в середине по
степени востребованности. И в самом низу был труд
физический. Две трети простых рабочих и крестьян
писали, что не удовлетворены своей работой, и она
являлась абсолютно непрестижной как по социальным
параметрам, так и по уровню заработной платы. При
этом колхозный труд оценивался не иначе, как
сплошные «материальные лишения»174. Удовлетворения от
работы в колхозах не получал никто.
Не случайно, пишет Кент Гейгер, участники
«Гарвардского проекта» назвали крестьянина самым «злым
человеком» в советском обществе175. В своих ответах
на вопросы анкеты крестьяне характеризовали себя
наиболее угнетённой, эксплуатируемой и забитой
частью общества. Более 90% из них считали, что у
крестьянства не было никаких перспектив для карьеры.
Только 5% опрошенных смогли в свое время
поступить в училища, а среднюю школу закончили 10%.
Выбиться в категорию «белых воротничков» смогли в
своей жизни не более 20% респондентов-крестьян, и
лишь 10% считали, что их материальное положение в
целом улучшилось176.
Кто был виновен в таком положении крестьянства?
Сами крестьяне были злы на всех. Но злобу свою они
всё-таки в значительной степени персонифицировали
и в гораздо большей степени возлагали всю вину на
интеллигенцию. Почему? В сознании крестьянства
именно интеллигенция была повинна в их
бедственном положении, поскольку она была ближе всего к
режиму. Режим и власть были всегда чем-то довольно
абстрактным и недосягаемым. А от имени власти,
считал крестьянин, с ним общается его непосредственный
деревенский начальник — бригадир, председатель
колхоза, работники сельсовета. Они для крестьянина
олицетворяли собой интеллигенцию и являлись «агентами
правительства». И потому вся их нелюбовь к политике
правительства переносилась автоматически на
работников умственного труда. И этот социальный кон-
5 - 7749
113

фликт, по материалам «Гарвардского проекта», был
самым глубоким и непреодолимым.
Рабочие. Этот слой был неоднороден. Рабочие
делились на три группы — производственные служащие,
или «белые воротнички», высококвалифицированные
рабочие и простые рабочие. Расхождения между ними
являлись настолько существенными, что даже трудно
было говорить о рабочих, как о едином классе.
Наиболее привилегированным слоем считались
высококвалифицированные рабочие. Они в гораздо большей
степени были удовлетворены своим положением. Их
зарплата была значительно выше. От их достижений
рассчитывались рабочие нормы для остальных. Их
превозносили за успехи. Они были более обласканы
начальством и амбициозны. Простые же рабочие в этом
смысле были во многом схожи с крестьянством. Они
являлись обычной рабочей силой. И не более того.
Интеллигенция. Материалы «Гарвардского
проекта» показали, что интеллигенция в большей степени,
чем другие слои общества, удовлетворена своим
положением. В целом уровень ее жизни признавался
вполне приемлемым. Проблемы и жалобы интеллигенции
были совсем иными, нежели у рабочих и крестьян.
Представители интеллигенции больше жаловались на
перенаселённость жилья, что лишало их чувства
приватности в личной жизни. Но самым существенным
для них был вопрос плохой одежды, что вызывало
комплекс неполноценности и ущемлённости.
Оплачивался труд интеллигенции вполне справедливо,
считали они сами. Но главным оказывалось даже не это —
не размер зарплаты. Главным в работе считалось
удовлетворение от неё. И более оплачиваемую работу они
бы предпочли поменять на работу более интересную,
где можно было бы в большей степени проявить себя.
Психологически и практически интеллигенция
была в большей степени вовлечена в политику,
нежели другие слои общества. И потому её больше, чем
других, беспокоило проникновение политики во все
сферы жизни общества, а также частые изменения в
партийной линии и резкие развороты в
идеологических установках, которые именно ей каждый раз пред-
114

стояло вновь и вновь объяснять народу, склоняя его к
лояльности.
Итак, три основные группы населения —
крестьяне, рабочие и интеллигенция — были по-своему
недовольны условиями жизни в Советском Союзе. Однако
удовлетворение или недовольство в ежедневной жизни
человека ни в коей мере, как показали материалы
проекта, не могли означать лояльности или нелояльности
по отношению к обществу, в котором человек жил,
или к его руководителям, а также «верности или
недовольства по отношению к отдельным институтам
общества»177.
Группа людей, преданных режиму, не превышала
пяти процентов всего населения страны. Состояла она
из представителей высшего партийного эшелона,
НКВД, бюрократической элиты и небольшой части
военной элиты. На противоположной стороне был
такой же малый процент тех, кто являлся искренним
прозападником и желал бы лично участвовать в
свержении сталинского режима178. А между двумя этими
крайностями находилось огромное остальное
большинство тех, кто относился ко всему откровенно
пассивно и, не задумываясь, принимал всё как есть. Для
этих людей основная жизненная позиция сводилась к
демонстрации своей внешней лояльности как можно
чаще и активнее. Сама же по себе лояльность означала
для человека и режима исполнение каждым своих
обязанностей в полном соответствии с линией партии.
Принял ли советский народ такую свою
подчинённую роль перед государством? Да,
свидетельствуют документы проекта, принял. При этом он не
только подчинился, но и не задумывался о правомерности
государственного пресса по отношению к себе. И
более того. Народом широко приветствовалась
целеустремлённость режима, его активность и уверенность в
счастливом будущем страны. Люди гордились
успехами индустриализации и теми позициями, которые
Советский Союз занимал на международной арене.
Однако принятие советского строя в целом вовсе
не означало, что так же однозначно люди относятся к
политическому режиму. В этом вопросе учёные Гар-
5*
115

вардского университета были несколько
обескуражены. И связано это было с тем, что респонденты
зачастую не разделяли для себя понятия «система» и
«режим».
Раймонд Бауэр пишет по этому поводу, что
вначале учёные склонялись к тому, что респондентами
отвергалась не система, а режим, и люди, стоявшие во
главе его. Но оказалось, что они просто по-разному
понимали эти термины. В целом беженцы называли
системой то, против чего они конкретно выступали. И
получилось, что неприятие советского строя вовсе не
означало, что в нём отвергалось буквально всё179,
потому к показателям следующей таблицы следует
относиться с определенным допуском несоответствия цифр
реальному положению дел.
Таблица'№ 5
Степень неприятия советской системы
разными слоями населения (в %)
Степень
неприятия
Низкая
Средняя
Высокая
Общее
количество
респондентов

Интеллигенция
71
17
12
567

Служащие
59
25
16
607
Высоко-
квалиф.
рабочие
54
26
20
243
Простые
рабочие
42
24
34
410
Колхозни
ки
40
24
36
312
Источник: The Soviet Citizen. P. 260.
Приведенные в таблице данные показывают, что
даже максимально враждебно настроенные к режиму
колхозники, и те, «лишь» в каждом третьем случае
демонстрировали высокую степень неприятия системы
(36%).
А низкая степень преобладает буквально у всех
социальных групп и варьируется от 40% у крестьян до
71% у интеллигенции180.
Тогда против чего конкретно выступали советские
люди и на что направляли свою враждебность? Оказа-
116

лось, что враждебное отношение к советскому
режиму, явно имевшее место в среде невозвращенцев,
поскольку другого и быть не могло, очень тесно связано
с жизненным опытом каждого отдельного
респондента. Наибольшая враждебность исходила от тех, кто
имел больше неудач в своей жизни. А связывались эти
неудачи обычно с конкретными людьми. Советский
человек больше был склонен обвинять во всех грехах
не саму систему, не политический строй и даже не
режим, а разного рода руководителей, тех, кто был у
руля.
Материалы проекта показали, что враждебность к
режиму была направлена в первую очередь против
вождей советского государства, во-вторых, против
коммунистической партии и МВД, в-третьих, и в
гораздо меньшей степени, она была связана с обычными
людьми, олицетворявшими собой эти учреждения.
Большинство советских людей, заключают
американские исследователи, «боятся, не любят своих
вождей»181. При этом не любят не только настоящих (до
1940 г. — Е.К.), но и уже ушедших из жизни.
Так почти три четверти респондентов считали, что
даже Ленин в целом принёс стране больше вреда, чем
пользы, хотя нэп ассоциировался с его именем как
положительное явление. Причём здесь особой разницы в
оценках у разных социальных слоев нет (от 70% до
78%).
Показателен и ответ на вопрос, а что следовало бы
сделать с советскими лидерами в случае, если режим
был бы свергнут. При таком развитии событий от !/з
до 2/з представителей разных социальных групп
оправдывали смерть для советских вождей (см. таблицу
№ 6). Но одни при этом настаивали, что сделать это
следовало бы даже без оглядки на закон182, а другие,
особенно из числа тех людей, кто испытал лично на
себе политические аресты, заявляли, что смерть была
бы слишком гуманной мерой и предлагали для них
заключение, считая, что это гораздо хуже смерти183.
Хотя в этом вопросе, в сравнении с первым,
соотношение по социальным группам изменилось на про-
117

тивоположное. Среди интеллигенции смерть вождям
как крайнюю меру поддержали 39%, а среди
крестьян - 60%184.
Таблица № 6
Процент социальных групп, выражавших разную степень
враждебности по отношению к режиму
Социальная
группа
Интеллигенция
Служащие
Высококвалиф.
рабочие
Простые
рабочие
Колхозники
Процент заявивших, что
Ленин
принес
много
вреда
74
78
70
73
72

большевистские
лидеры
достойны
смерти
39
46
47
54
60

большевики
хуже
нацистов
. 70
68
60
51
44
Кол-во

дентов (чел.)
622
665
268
458
348
Источник: The Soviet Citizen. P. 252.
Но самую большую вражду люди испытывали не
просто к лидерам, а к коммунистам. Около 90% всех
респондентов заявили, что наибольший вред
советским людям нанесли коммунисты. Именно они довели
страну до такого состояния, что многие в самом
начале войны приветствовали немцев как освободителей185,
считая, что большевики гораздо хуже нацистов.
Однако здесь следует заметить, что такую оценку разделяли
лишь 44% крестьян и 51% простых рабочих, в гораздо
большей своей массе познавшие тяготы фронта и
тыла, и 70% интеллигенции, теоретизирующей в
сравнительном анализе большевизма и нацизма.
Итак, материалы «Гарвардского проекта»
однозначно показывают предмет недовольства советских людей.
То была не сама политическая система, не режим, а
коммунистическое руководство страны. Вся вражда
118

была направлена именно в эту сторону. Не на систему,
а на партийных боссов.
Какие же факторы были здесь определяющими?
Что именно вызывало наибольшее неприятие у
советских людей?
В оценке Раймонда Бауэра, враждебность по
отношению к режиму в основном зависела от двух
факторов: арестов и удовлетворённости работой. Самый
высокий процент недовольства показали те, кто лично
прошёл через арест (52%) и кто был неудовлетворён
своей работой (55%). Из тех, у кого были арестованы
члены семьи, а не они сами, вражду к режиму
продемонстрировали 47% респондентов. Почти тот же процент
(46%) дали и те, кто был «только-только» доволен
работой. А не испытавшие арестов ни в какой форме
заявили о своей враждебности режиму лишь в 27 случаях
из 100, тогда как недовольные работой «не любили
режим» в 32 случаях из 100 респондентов. Если же взять
число пострадавших от арестов и из них же вычленить
количество недовольных работой, то эта цифра возрастёт
до 78%. И он «падает» до 44% в том случае, когда арестам
подвергались члены семьи, а не сами респонденты, даже
если они и были из числа недовольных работой. На
таком же уровне остаётся этот показатель и при условии,
когда беженцы отвечали, что были довольны своей
работой в Советском Союзе. То есть, главным и
определяющим в мотивации негативного отношения к
режиму были аресты, политические репрессии186.
Материалы «Гарвардского проекта» дали
возможность исследователям разделить причины неприятия
эмигрантами советского режима на три группы:
политические, социально-экономические и другие. Их
внутригрупповая разбивка приводится в таблице № 7,
где общая цифра процентов по колонкам значительно
превышает цифру 100 по причине того, что многие
респонденты называли несколько причин сразу.
Из таблицы явно видно, что политические
причины вражды к режиму значительно преобладают над
другими у всех социальных групп. Причём на первом
месте и с большим отрывом здесь стоит именно
террор (от 35% у простых рабочих до 43% у служащих и
119

высококвалифицированных рабочих). На втором месте —
неприятие колхозов, хотя соотношение по
социальным группам здесь довольно странное. Оказалось, что
в первую очередь из-за коллективизации не любят
режим не сами колхозники (26%), а
высококвалифицированные рабочие (29%). Далее шли такие
причины, как ориентация респондентов на Запад (от 8 до
19%), отсутствие свободы (13—15%), плохие
жизненные условия (9—19%), пустые обещания режима (5—
16%) и другие.
Таблица № 7
Причины неприятия советского режима
разными социальными группами населения (в %)
Причины
Политические
причины
Террор
Отсутствие свободы
Режим против
народа
Принципиальное
неприятие режима

Социально-экономические причины
Сельскохозяйственная
политика
Другие области
экономической политики
Жизненный уровень
Другие причины
Ориентация на Запад
Пустые обещания
режима
Другие
Кол-во респондентов
Социальные группы
I
X
2
s
ВТ
H «
X X
х а"
38
13
8
3
15
2
9
18
16
11
170
3
cd
^
υ
43
13
5
4
20
3
12
19
13
12
156
Л л «
о s т
" 5ю
2 η cd
со Ξ Ω.
43
14
5
6
29
4
19
15
7
18
106
3 s
Η τ
Ovo
о. л
с α
35
14
2
3
17
11
8
19
8
11
145
χ
χ
η
Ο
χ
ο
и
37
15
2
3
26
5
10
8
5
8
130
Источник: The Soviet Citizen. P. 272.
120

Но эти «другие» причины не менее интересны, чем
уже указанные. О чём говорят цифры? О том, к примеру,
что принципиально несогласных с режимом среди
советских людей было абсолютное меньшинство: по 3% среди
интеллигенции, колхозников и простых рабочих, 4%
среди служащих и 6% среди высококвалифицированных
рабочих. Остальные считали, что жить при таком режиме
было вполне приемлемо.
Если коллективизацию отвергали до трети
респондентов, то индустриализацию и нэп не приняли лишь
2% интеллигенции, 11% простых рабочих и только 5%
крестьян.
И в гораздо большей степени, чем это, авторитет в
глазах населения режим подрывал сам, не выполняя
своих собственных обещаний перед народом. На этих
основаниях от него отвернулись 16% представителей
интеллигенции и 13% служащих.
Однако в результате анализа материалов
«Гарвардского проекта» американские учёные делали вывод,
что именно «абсолютный террор» являлся тем самым
главным обстоятельством, на котором базировалась
ненависть советских людей к политическим
институтам власти187. Сама система, отмечалось в
исследованиях, использовала силу в такой значительной
степени, и она временами применялась настолько
интенсивно, что это можно было определить «не иначе, как
террор», который вместе с использованием
принудительного труда следовало рассматривать как
«неотъемлемую и существенную часть советского строя»188.
Более глубоко политическое значение террора
раскрыл в своей работе «Социальные изменения в
Советской России» профессор Инкелес. Автор определяет
террор как «средство институционализации и
направления тревоги». Его цель — создать у каждого
человека глубокое чувство опасности. И эта опасность есть
не только страх в том смысле, что человек находится в
постоянном ожидании чего-либо плохого. Нет. Это
тревога в большей степени в «техническом смысле».
То есть, когда человек, постоянно ожидая чего-то
плохого от режима, при этом не знает, за что и когда он
будет наказан, но «точно чувствует, что он обязатель-
121

но будет наказан за что-то, что он сделал или чего не
делал». И тогда человек, ещё не будучи жертвой, уже
«становится заложником какой-то неопределённости,
которая довлеет над ним». И именно «в создании
такой неопределённости, висящей над невинным
человеком, и есть цель террора»189. А террор становится
той силой, которая заставляет каждого человека быть
вдвойне осторожным в отношении каждого своего
шага.
Как это отражалось на обществе? Страх мешал
эффективной работе на всех уровнях. Но если среди
колхозников политического вмешательства власти
боялись 31% респондентов, то среди интеллигенции
эта цифра превышала 62%190. По конкретным
работам и должностям эти показатели ещё более
удручающие.
С одной стороны, все категории респондентов
желали достичь более высокого социального положения.
С другой — они же сами хорошо понимали, что более
высокий ранг работы одновременно означал и гораздо
большую опасность политических арестов. Так, 94%
всех респондентов, независимо от социальной группы,
рассматривали должность партийного секретаря как
наиболее опасную для возможного ареста. А далее
этот процент риска падал следующим образом:
руководитель предприятия — 91%, офицер армии — 66%,
председатель колхоза — 62%, учёный — 58%,
инженер — 51%, врач — 48%, учитель — 11%, простой
рабочий — 1%, а у колхозников он вообще снижался до
нуля191.
Страх перед возможными репрессиями являлся
наиболее часто приводимой причиной для
невозвращения в СССР. Именно из числа пострадавших от
арестов было в два раза больше тех, кто хотел бы
уехать из СССР. Но зато 3/4 респондентов из числа тех,
кто был сам подвергнут аресту или кто-либо из его
родственников, высказались за то, чтобы сбросить
атомную бомбу на Москву, и «только» каждый второй
сделал бы это из числа не испытавших арестов192.
Общую картину степени враждебности по
отношению к режиму разных социальных слоев советских
122

людей, пострадавших и не пострадавших от репрессий,
даёт следующая таблица.
Из таблицы видно, как резко возрастает процент
негативно относившихся к режиму по причине арестов
от одной социальной группы к другой: от 35% среди
интеллигенции до 67% среди колхозников. Но ещё
более существенен этот рост в случае отсутствия опыта
ареста вообще, т.е. если не арестовывался ни сам
респондент, ни члены семьи. Здесь перепад в значениях
не в два, а в четыре раза: 12% — интеллигенция и
49% — колхозники.
Таблица № 8
Процент представителей разных социальных групп,
выражавших неприятие режима по причине арестов (в %)
Опыт
ареста
Арестован сам
или член семьи
Не было арестов

Интеллигенция
35
12
Служащие
43
24
Высоко-
квалиф.
рабочие
51
33
Простые
рабочие
68
30
Колхозники
67
49
Источник: The Soviet Citizen. P. 267.
Из всех респондентов, заполнивших анкеты, 22%
подверглись арестам один и более раз, 62% указали,
что были арестованы члены их семей193. А поскольку
делалось это не «абстрактным режимом», а
конкретными людьми, представлявшими конкретный орган
государственной власти — МВД в лице ОГПУ и
НКВД, то и вся советская система в части негативного
к ней отношения, ассоциировалась у людей в первую
очередь с этими госучреждениями. Именно на них
направил бы советский человек всё своё недовольство в
случае, если бы режим вдруг пал. И тогда, цитирует
одну из анкет Раймонд Бауэр, «МВД будет разорвано
людьми на кусочки, и даже армия не сможет их
защитить»194. Хотя многие респонденты при этом считали,
что тайная полиция государству нужна. Не допустимо
123

было другое — «безапелляционное применение
полицейской силы для установления власти террора над
народом»195.
На втором месте после террора, среди факторов,
вызывавших враждебное отношение людей к
советской системе стоял колхозный строй. Здесь сошлись в
своём негативном отношении фактически все
социальные группы населения. И все они называли
колхозы как то проявление системы, которое при малейшей
возможности следовало ликвидировать.
Сами учёные Русского исследовательского центра
определяли колхоз как экономический институт,
который находился под полным контролем государства и
который в гораздо большей степени мешал, чем
помогал строить благополучие людей.
С 1929 г. приоритетом советской экономической
политики стало интенсивное развитие
промышленности. И создание колхозной системы не определялось
изначально необходимостью повышения
сельскохозяйственной продукции. Нет. Задачей
коллективизации было установление государственного контроля
над крестьянством с целью увеличения сбора
продовольствия непосредственно от колхозов. Это вызывало
рост недовольства населения, что в ответ вело к ещё
большему усилению государственного контроля.
Поэтому именно колхозы, как ни одна другая
составляющая системы, не вызывали к себе такого ненавистного
отношения советских людей.
Только 2% респондентов не высказали своего
мнения по этому вопросу. На прямой вопрос, что
следовало бы сделать с колхозами девять, из десяти
респондентов заявили, что они должны быть ликвидированы,
а земля распределена между крестьянами. И лишь 2%
из всех ответивших считали, что в принципе
колхозную систему можно было бы и сохранить, но с
серьёзными преобразованиями в её управлении196.
Очевидно, что наиболее радикально в этом вопросе
было настроено крестьянство. В оценке американских
историков, крестьяне видели в колхозном строе форму
закабаления и превращения их в рабов государства197.
И неудивительно, что около 75% крестьян оправдыва-
124

ли насильственную смерть для высшего руководства
страны, а 80% приветствовали бы атомную
бомбардировку Москвы, хотя и как самую крайнюю меру198.
«Гарвардский проект» показал также, что степень
неприятия режима никак не зависела от национальной
принадлежности человека. В целом разницы не
было — представлял ли человек «большую» или
«малую» нацию. В определённой степени даже
наоборот была заметна тенденция, что чем меньше нация,
тем ниже степень враждебности к режиму. Уровень
неприятия режима по-разному варьировался среди
разных социальных групп населения, но внутри одной
социальной группы национальность человека никак не
отражалась на степени негативного отношения к
политической системе.
Таблица № 9
Неприятие советской системы по национальному признаку
среди разных социальных групп населения (в %)

Национальность
Русские
Украинцы
Другие

Интеллигенция
28
29
27
Служащие
42
43
33
Высоко-
квалиф.
рабочие
48
47
36
Простые
рабочие
57
63
47
S
ζ
η
о
χ
§
67
60
55
Источник: The Soviet Citizen. P. 266.
Как видно из таблицы, наименьший перепад в
показателях — среди интеллигенции (27—29%), а
наибольший — среди колхозников (55—67%). Но если
сравнивать две самые большие нации Советского
Союза — русских и украинцев, — то в этом случае
существенная разница в части.негативного отношения к
режиму проявилась опять же только у крестьян. Но
при этом она выше именно у русских, а не украинских
крестьян (67 и 60% соответственно), хотя от голода
1932—1933 гг. в гораздо большей степени пострадала
украинская, а не российская деревня.
125

Но если по национальному признаку разницы в
отношении к режиму почти нет, то по возрастной
категории она оказалась существенной. Значительно
больше негативного отношения было у старшего
поколения. Главное, отмечают американские учёные,
что развело поколения, — это «принятие советской
действительности» со стороны молодёжи. Правда, это
«принятие» вовсе не обязательно понимать как
оправдание режима. Просто молодое поколение принимало
советскую действительность как нечто должное, без
лишних размышлений и обеспокоенности. Молодые
люди, если и задумывались над чем, то лишь над самим
механизмом действия тех или иных составляющих
системы, а не над тем, нужны ли эти составляющие
вообще199.
Пример. Когда молодёжь жалуется на свою работу,
то это направлено на отдельные аспекты системы,
такие, как плохое качество или нехватка материалов,
а не на систему производства в целом. Тем самым,
заключают исследователи из Гарварда, молодежь в
общем не стоит в оппозиции режиму. В сравнении со
старшим поколением, у которого оппозиционность
«принципиальная», у молодёжи она «ситуативная»,
т.е. вызывается конкретными негативными
жизненными ситуациями, которые задевали ее непосредственно
и напрямую. А отсюда и вывод гарвардских учёных: в
лице подрастающего поколения советская система
имеет явную и всё возрастающую поддержку200.
Вывод, который изначально никак не
прогнозировался.
Хотя данное заключение не означало, что молодёжь
вовсе не выражала какого-либо негативного
отношения к советской системе. Раймонд Бауэр приводит
следующие данные, характеризующие разную степень
«оппозиционности к режиму» четырёх возрастных
групп населения. Самая низкая (55%) — у людей в
возрасте до 30 лет, затем идёт группа от 31 года до
40 лет (61%), за ней 41—50 лет (72%), и у самой
старшей (свыше 50 лет) этот показатель превышает
82%201.
126

При этом причины негативного отношения к
режиму тоже разные. У старшего поколения в основном
были идеологические основания, т.е. неприятие
режима по принципиальным соображениям. У молодёжи
это проявлялось крайне редко. В своих ответах
молодые люди чаще указывали террор (47%) и то
обстоятельство, что режим обманывал их, давая им неверное
представление о жизни на Западе. В целом же
молодёжь скорее поддерживала, чем отрицала
советскую систему.
Но если, как показывают материалы «Гарвардского
проекта», в Советском Союзе у населения был такой
значительный негативный заряд против режима,
системы, лидеров, то как получилось, что люди
уживались со своей враждебностью? И можно ли было
думать о будущем социальном взрыве в стране?
Те же материалы проекта дают ответ: нет, ни о
каком сопротивлении режиму в СССР и речи быть не
может. Ни один из бывших советских граждан,
несмотря на весь свой антисоветизм, ни в одной из
анкет или интервью не указал на своё какое-либо
нелояльное поведение в течение всей своей жизни в
СССР!
Что было альтернативой нелояльности?
Конформизм. Приспособление к режиму, которое, как
считают американские учёные, ещё и поощрялось режимом.
Хорошо срабатывала система «кнута и пряника», когда
«строгие негативного характера санкции за
неконформизм дополнялись строго построенной системой
вознаграждений за конформизм»202.
Конечно, это никак не означало, что у людей не
накапливался негатив. Но направлялся ли он против
режима? Проявлялся ли в какой-либо форме борьбы с
ним? Нет. Таков вывод американских исследователей.
Да, советские люди отвергали террор. Да,
большинство желало ликвидации колхозов. И так далее. Но весь
этот негатив «никак не означал, что он может
привести к какой-либо активной оппозиции режиму. Форма
оппозиции, — заключают в итоговом докладе Инке-
лес, Бауэр, Клакхон, — может быть только одна — по-
127

пытаться покинуть страну»203. А в изложении
корреспондента газеты Гарвардского университета «Харвард
Кримсон» эта мысль Бауэра и Инкелеса дополняется
ещё одной. По их убеждению, пишет газета, несмотря
на всю жестокость, кровавость режима, «ожидать
какой-либо внутренней революции или протеста в
иной форме не приходится». Тогда где выход? Его
указывает газета: «Только внешней силой можно сбросить
этот режим»204. Это не призыв учёных Русского
исследовательского центра. Нет. Это интерпретация их
интервью корреспондентом. Но это так хорошо
укладывалось в общую атмосферу «холодной войны» и в
стратегические планы военных.
Последующие же оценки советской системы,
сделанные на основе материалов «Гарвардского проекта»,
не совсем вписывались в тоталитарную концепцию с
её установками на поиск и выпячивание только
негативных сторон в жизни советского общества.
Начнём с идеологии. Проект однозначно показал,
что всё своё недовольство советские люди направляли
в первую очередь против руководителей-коммунистов.
Именно партийные функционеры вызывали
наибольшее неприятие людей. Но означало ли это и
одновременное отрицание проповедуемой ими
коммунистической идеологии? Нет! Не означало. В Советском
Союзе к партийным доктринам население относилось
уже как к чему-то естественному. Да, это делалось с
определенной степенью цинизма, безразличия и
ритуальности. Но, тем не менее, «коммунистические мифы»
всё ещё были важны для советского человека. И
респонденты демонстрировали это со всей очевидностью.
Из числа опрошенных представителей
интеллигенции, родившихся после Октябрьской революции, не
менее 15% постоянно прибегали к марксистской
диалектике для объяснений и прогнозирования событий.
Они без сомнений признавали классовую борьбу, то,
что законы развития истории независимы от человека,
что материализм и идеализм находятся в постоянной
борьбе и т.д. И хотя на вопрос «а реален ли марксизм
как система»? они чётко отвечали нет, авторы иссле-
128

дования всё же делают вывод, что «марксизм вне
всякого сомнения стал частью их мышления»205. А
поскольку самим своим существованием советская
система реализовывала многие из его положений, то,
значит, следовало ожидать и определённой поддержки их
со стороны населения. Материалы проекта это
подтвердили.
Что даёт эта таблица? Она показывает, что не
более трети населения отвергала в советской системе
буквально всё и хотела бы её тотального изменения. А
что конкретно следовало изменить и кто из
социальных групп этого требовал? Ответы даёт следующая
таблица.
Итак, как и в ранее приводимых данных, здесь
вновь на первом месте террор, колхозы, абсолютизм
власти. А было ли что в советской системе, что
следовало бы сохранить при любом развитии событий: будь
то сталинизм или нечто другое, теоретически
пришедшее ему на смену? Было. И при этом гораздо больше,
чем учёные из Гарварда могли ожидать.
Таблица № 10
Оценка советской системы различными социальными
группами населения (в %)
Социальная
группа
Интеллигенция
Служащие
Высококвалиф.
рабочие
Простые
рабочие
Колхозники
Процент в целом
отвергающих советскую
систему,
говоря что надо:
ничего не
сохранять
из неё
19
23
29
33
32
изменить
всё
20
22
30
34
31
Кол-во
респондентов
(чел.)
642
679
282
494
387
Источник: The Soviet Citizen. P. 235.
129

Таблица №11
Процент наиболее часто упоминаемых характерных черт
советской системы, которые следовало изменить в случае
падения режима большевиков
(по социальным группам населения)
Черты системы,
которые следовало
изменить
Колхозная система
«Абсолютистская»
организация
государства
Террор и беззаконие
Отсутствие личной
инициативы
Условия труда
«Коммунистическая»
и большевистская
идеология
Кол-во респондентов
1
h
χ χ
SB
58
47
67
28
25
18
312
S
3
i
ö
55
41
52
22
22
15
311
Высоко-
квалиф.
рабочие
50
39
33
12
20
12
119
4>
ÖS
о °
CS.
56
30
26
11
12
24
178
s
*
(О
о
60
25
27
13
9
33
121
Источник: The Soviet Citizen. P. 245.
В ответ на вопрос, что следовало бы сохранить из
советской системы в случае, если бы режим
большевиков пал, буквально все поставили на первое место
образование, а затем по убывающей шли
здравоохранение и социальная защита населения. В отношении
системы образования ни один из респондентов не
зачислил её в список тех составляющих, которые
следовало бы отвергнуть. Причём выборка по Германии
абсолютно совпала с данными, полученными для
контроля от эмигрантов, уже проживавших в Нью-Йорке.
Почему? Объяснений приводится несколько.
В первую очередь американские исследователи
отмечают очень серьёзные достижения Советского Союза
в области культуры и приводят цифры. С 1927/1928 по
130

1940/1941 учебный год набор учащихся в начальную и
среднюю школу вырос с 12 млн до 33 млн человек, а
по вузам — с 169 тыс. до 812 тыс. соответственно.
Грамотность населения в возрасте с 9 лет выросла за
1926—1939 гг. с 51 до 81%. К 1939 г. страна имела
13 млн человек со средним образованием, при этом
89% из них были в возрасте до 40 лет, а 73% — до
30 лет. А из более чем 1 млн человек с высшим
образованием 3/4 были в возрасте до 40 лет206. По
отдельным социальным группам картина была следующей:
Таблица № 12
Уровень образования респондентов
(по социальным группам), в %.
Социальная
группа
Интеллигенция
Служащие
Высококвалиф.
рабочие
Простые
рабочие
Колхозники
Уровень образования
0-4

класса
4
10
33
59
74
5-7

классов
12
32
44
32
19
8-10

классов
23
36
21
9
7
свыше
10
классов
22
10
2
менее 1
менее 1
вузы
39
12
менее 1
менее 1
0
Источник. Kluckhohn, Clyde, Alex Inkeles, and Raymond
Bauer. Strategie Psychological and Sociological Strengths and
Vulnerabilities of the Soviet Social System. A Final Report. Russian
Research Center, Harvard University, October 1954 (машинописный
вариант). P. 176.
Данные таблицы по респондентам в целом явно
отражают реальное положение дел в довоенном
Советском Союзе. Значительно менее образованными
были крестьяне и простые рабочие. Несопоставимо
«оторвались» от них служащие и интеллигенция, что
вполне соответствовало положению дел в любом
обществе, переходящем от аграрного к индустриальному
состоянию.
131

Особо подчёркивался тот факт, что доступ к
образованию, наравне с мужчинами, получили и
женщины. Так, если до революции 1917 г. среди студентов
вузов было только 15% женщин, то в 1927 г. их число
составило уже 31%, а к началу 1950-х — 50% от всего
числа студентов. И авторы исследования делают
вывод: СССР — это страна, где образование
одинаково доступно для всех и где каждый получает такое
образование, на какое он только способен207.
И ещё одна деталь, на которую обратили внимание
ученые Русского исследовательского центра.
Образование в СССР было очень тесно связано не только с
социальной группой человека, но и с его работой. Чем
выше у человека был уровень образования, тем более
высокое положение по службе он мог получить. А
это в значительной мере повышало социальную
мобильность общества, делало его более
интегрированным.
Чем мотивировалась такая дружная поддержка и
защита советской системы образования? У разных
социальных групп она была неодинаковой. Так 80%
интеллигенции в принципе принимали в ней всё
полностью, а в среде колхозников полностью поддерживали
её лишь 45%. Но зато такое явление, как ликвидация
неграмотности, приветствовали 77% крестьян, 87%
простых рабочих, 94 % высококвалифицированных и
95% интеллигенции и служащих.
Единственное, что не принималось в самой
системе образования, так это чрезмерная её политизация,
особенно на уровне школы. Однако, несмотря на это,
вполне удовлетворены были своим уровнем
образования 89% интеллигенции и служащих, 72%
высококвалифицированных рабочих, 67% простых рабочих и
47% крестьян208. И буквально все группы населения
видели свои возможности в части образования только
как улучшающимися. За что, как отмечается в
итоговом докладе по проекту, респонденты «спонтанно
хвалили советскую школу». И очень часто в ответах
звучала фраза: «Если бы всё было так же хорошо, как в
132

школьной системе...»209. А такая оценка режима
говорит о многом сама за себя.
Таблица № 13
Признание социальных достижений советского государства
Социальная
группа
Интеллигенция
Служащие
Высококвалиф.
рабочие
Простые рабочие
Колхозники
Процент признавших
происходившие улучшения
при Советской власти в
следующих сферах: (в %)
3
и
υ
ci S
90
85
82
69
68
s 3
72
60
53
42
43
механизация
сельского
хозяйства
96
91
87
78
80
ι
δ
£·£
υ О
Χ Χ
97
96
96
90
83
Кол-во
рес-
пон-
ден-
тов
(чел.)
583
612
245
425
315
Источник. The Soviet Citizen. P. 239.
При этом бывшие советские граждане, в той или
иной мере пострадавшие от режима, в большинстве
своём не просто положительно оценивали отдельные
составляющие системы, но и видели их явное
развитие при советской власти.
Наибольшее признание получила работа по
ликвидации неграмотности (от 83% у крестьян до 97% у
интеллигенции). Затем идут достижения советской власти в
сфере механизации сельского хозяйства с таким же
соотношением среди разных социальных групп.
Учреждения культуры ещё не проникли массово в российскую
глубинку, и потому только 43% крестьян отметили в
своих анкетах положительную динамику в части
театральной и концертной деятельности. Да и город
(интеллигенция и служащие) далеко не всегда имел
возможность активно пользоваться плодами культуры. А вот
система здравоохранения смогла утвердиться в сознании
133

советских людей как великое достижение режима. За
неё высказались 68% колхозников, 69% простых
рабочих и далее сразу скачок до 82% у
высококвалифицированных рабочих, 85% у служащих и 90% у
интеллигенции.
Когда беженцев в Германии спрашивали, какую из
двух систем здравоохранения они бы предпочли —
советскую или немецкую, то при соотношении 2 : 1 верх
брала последняя. Почему?
По сути своей она очень напоминала советскую
систему в части её социальной направленности —
была одинаково доступной всем категориям
населения. Но качественная её сторона (квалификация
врачей, условия лечения, материально-техническое
обеспечение больниц) в Германии была гораздо выше.
Но зато когда эмигрантов в США попросили сделать
выбор между системами здравоохранения в Америке и в
Советском Союзе, то получилось то же соотношение
2 : 1, но в пользу СССР. Почему? Американская
система отпугивала своей дороговизной. А советская, хотя и
была качественно ниже, но была все же неплохой, а
притом ещё и бесплатной, а значит и
общедоступной210.
Очень показательна в этом отношении следующая
таблица. Она дает не просто и не только разницу в
оценках составляющих советской системы разными
социальными группами населения, на то, что, с их
точки зрения, следовало бы обязательно сохранить в
случае, если бы однажды большевистский режим пал.
Таблица 14 интересна другим. В ней представлены
разные взгляды на одни и те же проблемы
респондентов в Мюнхене и в Нью-Йорке. И что получается?
Буквально по всем позициям эмигранты, которые уже
какое-то время жили в Америке и испытали на себе
тяжесть социальной сферы, предпочли советскую
систему американской. Мюнхенская же группа ещё
явно сохранила иллюзии и жила в радужных мечтах
и надеждах. И при этом, чем ниже был социальный
статус респондентов, тем существенней была эта
разница.
134

Таблица № 14
Разница в оценках респондентами социальных программ,
которые следовало бы сохранить, если бы большевистский
режим был свергнут в Мюнхене и в Нью-Йорке
Социальная группа
Интеллигенция
Мюнхен
Нью-Йорк
Служащие
Мюнхен
Нью-Йорк
Высококвалифиц.
рабочие
Мюнхен
Нью-Йорк
Простые рабочие
Мюнхен
Нью-Йорк
Колхозники
Мюнхен
Нью-Йорк
Всего
Мюнхен
Нью-Йорк
Процент респондентов
образование
57
66
50
57
50
52
47
70
25
53
53
61
медицинская
помощь
49
60
44
62
36
61
41
78
25
70
45
63
пособия
рабочим
19
43
29
39
29
35
18
39
13
24
23
40
Источник: The Soviet Citizen. P. 237.
Так, если в среднем за советскую систему
образования высказались 53% мюнхенцев и 61% нью-йор-
кцев, то перепад у крестьян составил соответственно
25% и 53%, у простых рабочих 47% и 70%, а у
высококвалифицированных только 50% и 52%. Но зато в
вопросах здравоохранения даже средний показатель по
всем социальным группам был с существенным
перепадом: 45% в Мюнхене и 63% в Нью-Йорке. А среди
крестьян за бесплатную медицину высказались 70%
уехавших в США в сравнении с 25% ожидавших ре-
135

шения своей судьбы в Германии. Значительной была
разница и по другим группам, включая
интеллигенцию (49% против 60%).
Показательно при этом, что как раз именно
бывшая советская интеллигенция, осевшая в Нью-Йорке,
лучше других поняла разницу в социальных пособиях
для рабочих, и за сохранение наработанных в этом
вопросе программ советской системой высказались 43%
американской части респондентов в сравнении с 19%
у мюнхенской.
Эти данные явно свидетельствуют о том, что
достижения советской системы в социальной сфере
были не просто значительными, но и существенными
в жизни каждого человека. И они особо остро
ощущались теми, кто попробовал на себе американский
образ жизни, где везде и за всё надо было платить. И
платить немалые деньги.
Ещё одним откровением для гарвардских учёных
стала положительная оценка бывшими советскими
людьми роли государства в экономике страны.
Джозеф Берлинер, анализируя 670 страниц
специальных интервью советских беженцев из числа
руководителей промышленных предприятий, пришёл
совершенно к неожиданным для себя выводам.
Удивительно, заключает он, но большинство из
невозвращенцев, включая и очень антисоветски настроенных,
«являются убеждёнными социалистами». Да, они
называют много негативных моментов в советской
системе, в том числе чрезмерную бюрократию, и
определённые недостатки в планировании. Но, в то же
время, они «в принципе принимают экономическое
планирование и государственную собственность в
промышленности (особенно в тяжелой) и готовы
защищать это в противовес "капитализму" и "частной
собственности", которые негативно воспринимаются ими
даже семантически»211. Бывшие руководители
советских промышленных предприятий гордились своим
техническим образованием, своей профессиональной
компетентностью и своими предприятиями.
136

«Гарвардский проект» показал, что советские люди
были убеждены в том, что государство всеобщего
благополучия не может быть построено на основе
свободного предпринимательства. Около двух третей каждой
социальной группы видели «идеальные условия» в
государственном планировании и государственной
собственности в экономике. Лишь 14% высказывались в
этом вопросе за «капиталистическую» систему. А четыре
из пяти отдавали предпочтение тем или иным формам
социалистической экономики212. По отдельным
позициям цифры были следующими. За государственную
собственность на транспорте и в связи — 90%, на крупных
предприятиях — 87%, за государственные гарантии
трудоустройства —- 85% респондентов213.
Капиталистические формы организации производства признавались
абсолютным меньшинством бывших советских
граждан (см. таблицу № 15).
Таблица № 15
Предпочтительные формы экономической организации
для разных социальных групп населения (в %)
Формы
экономической организации
Советский
коммунизм
Социалистическая
экономика
периода нэпа
Капитализм
Другие
Социальные группы

лигенция
7
75
12
6

служащие
2
86
5
7
высоко-
квалиф.

рабочие
0
81
19
0

простые

рабочие
0
69
28
3

колхозники
0
80
20
0
Источник: The Soviet Citizen. P. 243.
Идеалом для большинства советских людей был
нэп. Его, как форму хозяйствования и в городе, и в
деревне признавали все социальные группы.
Капитализм же, как ни парадоксально, почти не принимала
137

интеллектуальная часть общества (служащие давали
только 5%), но зато поддерживал почти каждый
третий из категории простых рабочих. Коммунистические
же методы организации производства отвергались на
все 100% всеми рабочими и крестьянами, и лишь
незначительная прослойка интеллигенции (семь
процентов) и служащих (два процента) считали их так или
иначе приемлемыми.
Однако, в целом отвергая «коммунистическую
систему» хозяйствования, респонденты в то же время в
преобладающем своём большинстве хотели бы
оставить государственные гарантии на труд. Причём
молодое поколение склонялось к этому даже в большей
степени, нежели старшее. И существенной разницы в
социальных группах здесь не проявлялось.
«Гарвардский проект» показал, таким образом, что
советские люди в целом не были склонны
поддерживать сталинский политический режим, особенно по
причине его репрессивного характера. Однако
социальные программы и достижения хотели бы сохранить
при любой системе. Приоритетность этих программ
расставлена в следующей таблице.
Таблица № 16
Отношение к роли государства в обеспечении права
на труд в разных социальных группах
Социальная
группа
Интеллигенция
Служащие
Высококвалиф.
рабочие
Простые рабочие
Колхозники
Поддержка государственной гарантии
права на труд для всех (в %)
Возраст респондентов
до 40 лет
89
92
86
93
85
старше 40 лет
80
82
76
87
83
Источник: The Soviet Citizen. P. 238.
138

Таблица №17
Процент постоянно упоминающихся составляющих
советской системы, которые следовало бы сохранить
в случае смены большевистского режима
(по социальным группам)
Что следовало
сохранить
Социальная сфера
Образование
Здравоохранение
Пособия
Институционные
формы
Государственная
собственность
Социальное
равенство
Общие достижения
Техническое
развитие
Наука и искусство
Другие
Количество
1 респондентов
Социальные группы |
I
S
66
57
39
22
21
20
11
7
425
S
3
5
55
58
32
13
20
6
10
7
381
высоко-
квалиф.
рабочие
52
51
25
13
13
11
6
8
119
2 s
h ar
Ovo
60
56
17
8
11
13
8
10
127
о
χ
53
50
12
12
12
11
4
8
96
Источник: The Soviet Citizen. P. 236.
При этом следует иметь в виду, что эти социальные
достижения и программы называли люди, которые
были недовольны советской системой и сознательно
покинули СССР. Значит, далеко не всё было так
плохо даже в самые трудные сталинские тридцатые
годы. И это особенно остро ощущалось теми
невозвращенцами, которые уже перебрались на постоянное
место жительства в США и попробовали на себе
проявления капиталистического уклада жизни.
139

В своей попытке разобраться в странной и
непонятной русской душе американские исследователи пришли
к выводу, что даже сталинизм не смог изменить природу
тёплых человеческих отношений в Советском Союзе. Да,
репрессии оставили свой неизгладимый след в сознании
людей. Страх и подозрительность оставались. Но
оставались только там, где была политика. Тёплые же
дружеские отношения, заключают учёные, оставались
«одним из самых реально существующих источников
удовлетворённости советской жизнью»214.
Таблица № 18
Проявление дружеских отношений
в разных социальных группах
Типы дружеских
отношений
(кол-во друзей)
«Изолированные»
(нет друзей)
«Лимитированная
дружба»
(1—2 друга)
«Активная дружба»
(3 друга)
Количество
респондентов
Социальные группы
1
X
Й
s
Is
s а
13
34
53
581
4)
S
a
cd
5
17
36
47
539
высоко-
квалиф.
рабочие
15
36
49
182
3 s
о. я
а о.
23
41
36
296
5
s
χ
η
О
и
37
32
31
233
Все

группы
19
36
45
1831
Источник: The Soviet Citizen. P. 199.
Система террора в целом не изолировала людей друг
от друга. Наибольший удар в плане разрушения
нормальных человеческих отношений она нанесла по
крестьянству. Материалы проекта показали, что вообще без
друзей остались 37% колхозников. А среди
интеллигенции таковых оказалось лишь 13%. Зато не растеряли
своих друзей и оставались такими же активными в
общении с ними, как и раньше, 53% интеллигенции,
49% высококвалифицированных рабочих и 47% служа-
140

щих. В целом же по всем социальным группам
«изолированными» оказались только 19% населения.
Но «наиболее свободной от государства» оказалась
семья. Её американские учёные определили как
«островок свободомыслия в море общественного
присмотра»215. Проект показал, что политика режима в
отношении семьи оказала гораздо меньшее прямое
воздействие на неё, чем ожидалось.
Наиболее частым ответом в каждой социальной
группе было то, что в советский период семья стала не
менее, а более сплоченной. Режим не расколол семью.
Он одержал победу по многим направлениям. Резко
упали традиционные религиозные ценности, уважение
к обычаям. Но ценности семейные остались216.
Больше всего, что и понятно по причине массового
раскулачивания, пострадали крестьянские семьи, из
которых 30% распались. Наиболее сплочёнными
группами оказались интеллигенция и служащие. Несмотря
на террор, их семьи или ещё больше сплотились (58%
и 54% соответственно), или остались на уровне
прежних отношений (35% и 34%).
Таблица № 19
Семейные отношения при советской системе
Положение семьи
(«При Советах
моя семья...»)
Распалась
Стала более
сплочённой
Осталась как
прежде
Кол-во
респондентов
Социальные группы (в %)
s
5 «
χ χ
SS
7
58
35
224
s
3
cd
12
54
34
323
Высоко-
квалиф.
рабочие
20
43
37
87
S«
eg.
22
42
36
162
S
S
X
со
s
1
30
45
25
189
Источник: The Soviet Citizen. P. 211.
141

Исследуя проблему разного отношения к режиму
детей и родителей, Гейгер Кент называет эти
отношения «борьбой между тоталитарным государством и
семьёй за контроль над умами молодого
поколения»217. Кто выиграл в этой борьбе? Не родители. И
это подтверждает другое исследование. «Мы
убеждены, — пишут авторы, — что советские родители
воспитывают своих детей в очень значительной мере
такими, как того желает режим»218. Означало ли это
победу государства над семьёй? Однозначного ответа
здесь быть не может. В части идеологического
давления — да. В части межличностных родственных
отношений — нет. Семья осталась «островком
демократических суждений» и при сталинизме.
Хотя, впрочем, материалы проекта показали, что и
в целом в обществе официальная идеология не очень
хорошо прививалась через официальные средства
массовой информации. Как считают американские учёные,
они значительно проигрывали в сравнении с
неофициальными, особенно слухами, которым верили, как более
надёжному источнику, 90% интеллигенции и
служащих, и от 60% до 80% крестьян и рабочих.
Таблица № 20
Отношение к слухам разных социальных групп
в зависимости от степени антисоветского настроя
Антисоветский
настрой
Отсутствует
Слабый
Средний
Высокий
Все уровни
Социальные группы (в %)
s
90
91
90
82
90
S
ce
86
95
89
85
90
ВЫСОКО-
квалиф.
рабочие
63
73
83
82
76
2 s
h s·
й о
Ovo
73
64
63
74
68
S
S
X
η
О
X
I
84
86
80
70
—
Источник: The Soviet Citizen. P. 176.
142

В ответах респондентов очень часто повторяется
фраза, что газеты «надо читать между строк», а верить
написанному «надо как раз вплоть до наоборот»219.
Такой подход к официальным СМИ подтверждают и
данные следующей таблицы.
Таблица № 21
Наиболее важные источники информации
для разных социальных групп
Средства
информации
Газеты
Устная информация
Радио
Собрания
Другие
Социальные группы (в %)
I
s2
47
34
9
2
8
0>
I
5
59
23
9
4
5
Высоко-
квалиф.
рабочие
30
26
22
0
22
Ρ
35
43
14
2
6
§
S
X
о
I
18
60
18
0
4
Источник: The Soviet Citizen. P. 168.
Газеты как основной источник информации
показали в своих ответах служащие (59%) и интеллигенция
(47%), а у крестьян они составили лишь 18%. Зато
слухи у последних — 60%. На первом месте они и у
простых рабочих (43%), а у всех остальных групп
населения на втором. Мало кто из советских людей
доверял радио (кроме высококвалифицированных
рабочих — 22%) и собраниям.
Однако означало ли всё это, что советский человек
оставался вне влияния официальной идеологии через
государственные СМИ? Конечно, нет, отвечают
американские учёные. Да, неверие официальным
средствам массовой информации — это показатель
отношения человека к режиму вообще. Но это никак не
означает, что тем самым человек был «свободен от
системы». И дают пример интеллигенции. Именно она
143

была более подвержена влиянию официальных СМИ.
И она же была и менее всех антисоветски настроена,
и менее критична к режиму220.
При этом, считает Раймонд Бауэр, наличие
неофициальных средств информации типа слухов для
режима не так уж и плохо, и даже хорошо. Почему? По
нескольким причинам. Первое. Режим сам по своим
каналам может запустить слухи и таким образом
воздействовать на общественное сознание. Второе. Система
слухов даёт возможность «снизить напряжённость в
обществе, которая может быть вредной для режима».
Третье. Слухи помогают человеку считать себя
информированным, удовлетворяют его любознательность, и
обеспечивают его теми сведениями, которые
невозможно получить через официальные СМИ221.
Так в повестку дня вновь встаёт проблема
конформизма советского человека. Но уже в другой
плоскости. В своих отношениях с режимом советский человек
просто не мог обойтись без приспособления к нему.
Для чего? Конформизм нужен ему «для того, чтобы
выжить»222. Однако проблема заключается в том, что
режиму этого недостаточно. Ему нужен не столько
конформизм, сколько «вера». Только при таком
условии возможно претворение в жизнь всех грандиозных
программ режима. Отсюда цинизм человека по
отношению к официальной идеологии.
Власть слышит от народа то, что хотела бы
услышать. Конформизм наполняет всю систему, все её
звенья, и подчинённых, и начальников. Всех всё
устраивает. И как раз в этом и следует искать ответ на
вопрос, почему при таком общем негативе по
отношению к режиму советская система не только не рухнула
в довоенные десятилетия, но и укрепилась.

Заключение
«Гарвардский проект» — одно из наиболее
масштабных политико-социологических исследований
советского довоенного общества, проведенное
американскими учеными в начале 1950-х годов. Объектом
исследования стали бывшие граждане Советского Союза,
волей судьбы оказавшиеся в категории беженцев,
невозвращенцев, эмигрантов. Они по разным причинам
покинули родину. Кто из-за принципиального
неприятия политического режима. Кто из-за репрессий и
идеологического давления. Кто просто надеялся на
лучшую долю за границей. Но все они сделали свой
выбор сознательно. И в основе его лежало негативное
отношение к условиям жизни в Советском Союзе.
Иначе бы и не жили они в лагерях для перемещенных
лиц в европейских странах.
Более 13 тыс. устных интервью и письменных
вопросников — таков был объем наработанного, в
основном в Германии материала. После тщательной обработки
и анализа он послужил хорошей источниковой базой для
подготовки нескольких книг, десятков статей и
неопубликованных докладов по сталинизму. Свои
специфические выводы делали по этим материалам специалисты
ВВС США, спонсировавшие данный проект.
Не будем забывать, что проект осуществлялся в
самый пик «холодной войны». То была печально
известная «эпоха маккартизма». Для общественной
науки это означало формирование тоталитарной
методологической концепции в отношении изучения
Советского Союза.
Материалы проекта дали американским ученым
основания для определенных выводов. Приведем
некоторые из них.
В первую очередь речь шла о значительной роли
идеологии в жизни советского общества. Без принятия
6 - 7749
145

во внимание идеологических факторов, отмечалось в
итоговой работе руководителей проекта, невозможно
не только само понимание поведения советского
человека, но и, что не менее важно, предсказание его
возможного поведения в разных условиях в будущем.
При этом человек рассматривался властями как
наиболее податливый элемент и ресурс политической
системы. Целью системы было взять от человека
максимум возможного, а взамен дать минимум. Для
безусловного же подчинения всех у режима имелись особые
средства — чистка и террор.
Основными явлениями ежедневной советской
реальности были низкий уровень жизни, постоянное
вмешательство государства в личную жизнь людей,
репрессии. Это раскалывало общество на два лагеря —
«мы» и «они». Но несмотря на это и массовую
неудовлетворенность жизнью, советские люди
демонстрировали очень низкий уровень нелояльности режиму.
При этом даже аресты не заставляли человека
изменить свое в целом положительное отношение к
стране, в которой он жил. А молодежь вообще
оказалась гораздо более просоветски настроенной, чем о
том предварительно думали американцы.
В целом проект показал, что советский режим
оставался достаточно стабильным. И эта стабильность
держалась на балансе между силами принуждения и
приспособленческими качествами советских людей,
что, в свою очередь, зависело от веры самих граждан в
стабильность системы и оттого, что у человека не
было какой-либо другой альтернативы, кроме как
приспосабливаться к системе. Для простого человека
такая политическая лояльность превращалась в
особого рода «смесь апатии, пассивного принятия всего и
цинизма»223.
Новым же для себя по материалам проекта
американские ученые назвали следующее.
В СССР не только не было активного
противодействия системе и самим социалистическим идеям, но и,
наоборот, имело место широкое принятие основных
принципов тоталитарного государства.
146

Какое-либо активное сопротивление режиму
отсутствовало по причине способности системы атомизиро-
вать возможные тенденции к этому.
Каким образом? Путем полного контроля
государства над СМИ, сети информаторов и постоянной
угрозы возмездия со стороны секретной полиции. Все
это делало советских людей очень осторожными в
части выражения своих даже очень слабых сомнений в
отношении политического строя.
Советские люди оказались очень невежественными
в своем знании внешнего мира. Они просто не знали,
насколько лучше люди живут на Западе. Режим лишил
их доступа к этой информации. А вместо полной и
правдивой информации он давал им одностороннюю
и искаженную. В итоге советские люди были уверены,
что весь внешний мир против них и что за границей у
них вообще нет и не может быть друзей.
Этим, в частности, объяснялся и «массовый
советский патриотизм», который особенно явно
демонстрировала молодежь, которая одновременно проявляла и
высочайшую степень приспособленчества к режиму.
Американские ученые были просто «шокированы» той
разницей, которая имела место между старым и новым
поколениями в СССР. Молодежь была готова
принимать советскую систему и защищать ее.
Точно так же, как и разного уровня управленцы,
которые буквально гордились организационными
формами управления народным хозяйством, особенно в
промышленности, и рассматривали их как достойные
уважения.
Но наиболее важным открытием для американцев
был вывод о том, что советские люди смирились со своим
положением. Они не хотели проблем и конфликтов, тем
более с властями. Они хотели просто спокойно работать
и спокойно жить. Они решили для себя, что лучше
оставить в стороне свои сомнения и недовольства и
постараться приспособиться к режиму и его требованиям224.
Бороться с режимом в СССР никто не будет!
А вопрос о возможном внешнем воздействии на
него был уже не к ученым из Гарварда. «Холодная
война» продолжалась.
6*
147

Примечания
1. Россия — «terra incognita»?
1 Meyer A. Politics and Methodology in Soviet Studies // Post-
Communist Studies and Political Science: Methodology and
Empirical Theory in Sovietology / Ed. by F.J.Fleron and
E.Hoffmann. Boulder, Colo., 1993. P. 164.
2 См. подробнее: Bûmes R. Archibald Cary Coolidge: A
Founder of Russian Studies in the United States // Slavic Review.
1978. № 37 (4). P. 651-667.
3 Laqueur W. In Search of Russia // The State of Soviet Studies.
1965. P. 8.
4 Nygren B. American Sovietology and Knowledge Utilization in
the Formulation of the U.S. Foreign Policy: the Political
Influence of Sovietologists in the Eighties, and Consequences for
Scholary Research. Stockholm, 1992. P. 45.
2. Чем хуже, тем лучше?!
5 Meyer A. Politics and Methodology... P. 166.
6 Alperovich G. Atomic Diplomacy: Hiroshima and Potsdam.
The Use of the Atomic Bomb and the American
Confrontation with Soviet Power. 1985.
7 Nygren B. American Sovietology... P. 132.
8 Schrecker Ε. The Age of McCarthyism: A Brief History with
Document. Boston, 1994. P. 119.
9 Ibidem. P. 153-154.
10 Parenty M. Inventing Reality: The Politics of the Mass Media.
New York, 1986. P. 118.
11 Reshetar J. Problems of Analyzing and Predicting Soviet
Behaviour. New York, 1995. P. 14.
12 LaFeber W. America, Russia and the Cold War, 1945-1984.
New York, 1985. P. 94.
13 Ibidem. P. 97.
14 Schools for Strategy: Education and Research in National
Security Affairs / Ed. by G.M.Lyons and L.Morton. New York,
1965. P. 246-248.
149

15 Mickelson S. America's Other Voice: The Story of Radio Free
Europe and Radio Liberty. 1983. P. 13.
16 Diamond S. Compromized Campus: The Collaboration of
Universities with the Intelligence Community, 1945—1955.
New York, 1992. P. 54.
17 См. об этом в докторской диссертации Чарльза О'Коннел-
ла: O'Connell С. Social Structure and Science: Soviet Studies
at Harvard. PhD Dissertation. University of California, Los
Angeles, 1990. P. 13.
18 Ransom H. Central Intelligence and National Security.
Cambridge, MA, 1958. P. 113.
19 Reshetar J. Problems of Analyzing... P. 54
3. Создание Русского исследовательского центра:
кем и зачем?
20 The New York Times. 2002. Febr. 18. A16.
21 O'Connell С. Social Structure and Science... P. 168.
22 Harvard University Archive. UAV 759.10. Refugee Interview
Program: basic documents of the Harvard Project.., 1950—
1954. Box 1950-51, «Sl-Z», 1951-52, «A-C». File
«Confidential background material for the President's Review
Committee». P. 1.
23 Ibidem. UAV 759.10. Box 1948-49, «Sm-Z», 1949-50, «A-B».
File «The Study of Russia at Harvard». P. 4.
24 Ibidem. UAV 759.10. Refugee Interview Project: basic
documents of the Harvard Project..., 1950-1954. Box 1950-51
«Sl-Z», 1951-52 «A-C». File «Confidentional background
material...». P. 6.
25 Ibidem. UAV 759.10. Box 1948-49 «Sm-Z», 1949-50 «A-B».
File «The Study of Russia at Harvard». P. 7.
26 Ibidem. UAV 759.10. Russian Research Center.
Correspondence. 1947-1950. Box 1947-48 «A-G».
27 Леонов Л.M. Дорога на океан. М.: Гослитиздат, 1936.
28 Harvard University Archive. UAV 759.10. Russian
Research Center. Correspondence. 1947—1950. Box 1947-48
«A-G».
29 Ibidem. UAV 759.10. Russian Research Center.
Correspondence. Box 1948-1949 «Sm-Z», 1949-50 «A-B». File «The
Study of Russia at Harvard». P. 1.
30 Ibidem. P. 7-8.
31 Preliminary Report on Investigation of Periodicals and
Bibliographical Material on Russia in the Boston Area. Cambridge,
MA, 1948. P. 1-4.
150

32 Kluckhohn С. Russian Research at Harvard // World Politics.
1949. January. № 2. Vol. 1. P. 266-267.
33 Harvard University Archive. UAV 759.10. Russian Research
Center. Correspondence. Box 1948-49 «C-G». File «Carnegie
Corporation. Report, 1948-49». P. 1.
34 Ibidem. Box 1948-49 «Sm-Z», 1949-50 «A-B». File «The
Study of Russia at Harvard». P. 4.
35 Ibidem. UAV 759.10. Refugee Interview Program: basic
documents..., 1950-1954. Box 1950-51 «Sl-Z», 1951-52 «A-C».
File «Confidential background material...». P. 11.
36 O'Connell С Social Structure and Science... P. 141
37 Diamond S. Compromized Campus... P. 47.
4. «Гарвардский проект»: военный заказ
или научный интерес?
38 Ibidem. Р. 67.
39 Kluckhohn С, Inkeles Α., Bauer R. Strategie Psychological
and Sociological Strengths and Vulnerabilities of the Soviet
Social System. A Final Report / Russian Research Center.
Harvard University. October 1954 (typescript). P. 4.
40 Diamond S. Compromized Campus... P. 70.
41 Ibidem. P. 73.
42 O'Connell С Social Structure and Science... P. 187-198.
43 Fischer G. Soviet Opposition to Stalin. A Case Study in World
War II. Cambridge, MA, 1952.
44 Harvard University Archive. UAV 759.10. Refugee Interview
Program: basic documents... 1950—1954. Box 1950-51
«SL-Z», 1951-52 «A-C».
45 Bauer R., Inkeles Α., Kluckhohn С How the Soviet System
Works. Cultural, Psychological, and Social Themes.
Cambridge, MA, 1957. P. 3.
46 Harvard University Archive. UAV 759.175. Refugee Interview
Program: correspondence «A-Z», 1950—1953. Box «A-Bi».
File «Evaluation Division. Special D/I requirements for social
science information».
47 Ibidem. UAV 759.175.8. Refugee Interview Program: planning
memoranda and minutes, 1950—1953.
48 Ibidem. UAV 759.175.3. Refugee Interview Program:
miscellaneous correspondence and other records, 1950—1951. Box 1.
49 Diamond S. Compromized Campus... P. 51.
50 Harvard University Archive. UAV 759.175. Refugee Interview
Program: correspondence (A-Z), 1950—1953. Box «A-B».
51 The Harvard Crimson. 1953. Oct. 9. P. 3.
151

52 Bauer R., Inkeles Α., Kluckhohn C. How the Soviet System
Works... P. 3.
53 Ibidem. P. 4-5.
5. Беженцы, эмигранты, невозвращенцы: людские судьбы
как источник информации
54 Proudfoot M. European Refugees: 1939-1952. A Study in
Forced Population Movement. Illinois, 1956. P. 33-34, 80.
55 Vernant J. The Refugee in the Post-War World. 1953. P. 152.
56 Elliot M. The United States and Forced Repatriation of Soviet
Citizens, 1944—47 // Political Science Quaterly. 1973. Vol. 88.
P. 263-264.
57 Proudfoot M. European Refugees... P. 210—212.
58 Elliot M. The United States and Forced Repatriation... P. 271.
59 London I. A Research-Examination of the Harvard Project on
the Soviet Social System. // Psychological Reports.
Monograph Supplement. 6, V-19, 1966. P. 1033-1034.
60 Proudfoot M. European Refugees... P. 219.
61 Ibidem. P. 290.
62 Elliot M. The United States and Forced Repatriation...
P. 257-258.
63 Fisher G. Soviet Opposition to Stalin... 1952. P. 111.
64 Vernant J. The Refugee in the Post-War World... P. 85-87.
65 Berliner J. Factory and Manager in the USSR. Cambridge,
MA, 1968. P. 5-6.
66 Fisher G. The New Soviet Emigration // The Russian Review.
1949. Vol. 8. P. 15.
67 O'Connell C. Social Structure and Science... P. 200.
68 Fisher G. The New Soviet Emigration... 1949. Vol. 8. P. 16, 19.
6. Мюнхенский институт: место и роль
в «Гарвардском проекте»
69 O'Connell С. The Munich Institute for the Study of the
USSR. Origin and Social Composition, University of
Pittsburgh, The Carl Beck Papers in Russian and East European
Studies, № 808, December. 1990. P. 1-2.
70 Ibidem. P. 12-16.
71 Harvard University Archive. UAV 759.175.3. Refugee Interview
Program: miscellaneous correspondence..., 1950—1951. Box
1950-1951. № 1.
72 Ibidem. О штабе Розенберга см.: Grimsted P. The Odyssey
of the Smolensk Archive. Plundered Communist Records for
152

the Service of Anti-Communist. University of Pittsburgh, The
Carl Beck Papers in Russian and East European Studies,
No 1201. September. 1995.
73 O'Connell C. Social Structure and Science. P. 262.
74 Harvard University Archive. UAV 759.175.3. Refugee Interview
Program: miscellaneous correspondence... 1950—1951. Box
1950-1951. № 1.
75 Ibidem.
76 Ibidem. UAV 759.175. Correspondence (A-Z), 1950-53. Box
«P-R».
77 Ibidem.
78 Ibidem.
79 Inkeles Α., Bauer R.A. The Soviet Citizen. Daily Life in a
Totalitarian Society. New York, 1968. P. 10 (далее: Soviet
Citizen).
80 O'Connell С Social Structure and Science... P. 292.
81 Diamond S. Compromized Campus... P. 96.
82 O'Connell С Social Structure and Science... P. 251.
83 Harvard University Archive. UAV 759.175. Correspondence
(A-Z), 1950-1953. Box «Pr-R».
84 Ibidem.
85 Ibidem.
86 Ibidem.
87 O'Connell С Social Structure and Science... P. 307.
88 O'Connell С The Munich Institute for the Study of the
USSR. Origin and Social Composition, University of
Pittsburgh, The Carl Beck Papers in Russian and East European
Studies, N9 808. December. 1990. P. 32-34.
89 Ibidem. P. 30-31.
90 Harvard University Archive. UAV 759.175. Correspondence
(A-Z), 1950-1953. Box «Pr-R».
7. «Полевые работы» в Германии
91 Kluckhohn С, Inkeles Α., Bauer R. Strategic Psychological
and Sociological Strengths and Vulnerabilities... P. 14.
92 Harvard University Archive. UAV 759.175.3. Refugee Interview
Program: miscellaneous correspondence.., 1950—1951. Box
1950-1951. № 1.
93 O'Connell С Social Structure and Science... P. 405.
94 Ibidem. P. 407.
95 The Soviet Citizen... P. 15—16.
153

96 Harvard University Archive. UAV 759.175.3. Refugee Interview
Program: miscellaneous correspondence.., 1950—1951. Box
1950-1951. JS6 1.
97 Bauer R., Inkeles Α., Kluckhohn С. How the Soviet System
Works... P. 8.
98 The Soviet Citizen... P. 16—17.
99 Bauer R., Inkeles Α., Kluckhohn C. How the Soviet System
Works... P. 8-9.
100 The Soviet Citizen... P. 12.
101 The Harvard Crimson. 1953. Oct. 9. P. 3.
102 Kluckhohn C, Inkeles Α., Bauer R. Strategic Psychological
and Sociological Strengths and Vulnerabilities... P. 72—73.
103 Harvard University Archive. UAV 759.175.3. Refugee
Interview Program: miscellaneous correspondence.., 1950—1951.
Box 1950-1951. № 1.
104 Ibidem.
105 Ibidem.
106 Ibidem. UAV 759.175. Correspondence (A-Z). 1950-1953.
Box «M-Po».
107 Ibidem.
108 Ibidem.
109 Ibidem.
110 Ibidem. UAV 759.175. Correspondence (A-Z). 1950-1953.
Box «Pr-R».
111 Ibidem. UAV 759.175.3. Refugee Interview Program:
miscellaneous correspondence..., 1950-1951. Box 1950-1951.
№ 1.
112 Новое русское слово. 1951. 18 февраля.
113 Harvard University Archive. UAV 759. 175. Correspondence
(A-Z), 1950-1953. Box «A-B».
114 Ibidem. Box «M-Po».
115 Ibidem.
8. Обработка материалов проекта
116 O'Connell С. Social Structure and Science... P. 429-430.
117 Kluckhohn С The Harvard Project on the Soviet Social
System, Survey of Research Objectives. Harvard University.
Russian Research Center, 1951. October 1 (машинописный
вариант). P. 8—И.
118 Harvard University Archive. UAV 759.10. Correspondence.
1951-1952. A-C.
119 Там же.
120 Kluckhohn С. The Harvard Project on the Soviet Social
System... P. 4.
154

121 The Soviet Citizen... P. 57.
122 Kluckhohn С The Harvard Project on the Soviet Social
System... P. 13.
123 Bauer R., Inkeles Α., Kluckhohn C. How the Soviet System
Works... P. 12.
124 Harvard University Archive. UAV 759.10. Correspondence.
1950-1951, Mc-Sh.
125 Bauer R. The Harvard Project on the Soviet System //
Harvard University Release. 1951. Sept. 28. P. 1—7.
126 The New York Times Magazine. 1951. Nov. 25.
127 O'Connell С Social Structure and Science... P. 437.
128 Harvard University Archive. UAV 759.175. Box «G-Human
Resources».
129 Nation's Business. 1955. March. P. 25-26.
130 The Boston Post. 1952. Nov. 24.
131 Saturday Evening Post. 1954. May 8. P. 150.
132 Ibidem. P. 36, 147-148.
133 Nation's Business. March. 1955. P. 25—28.
134 Meyer A. Politics and Methodology... P. 170.
135 O'Connell C. Social Structure and Science... P. 73.
9. Миф «замка из слоновой кости»
136 Kerr С, Foreword // Higher Education in American
Society / Ed. by P. Altbach. New York, 1994. P. 9.
137 Lemish J. On Active Service in War and Peace: Politics and
Ideology in the American Historical Profession. Toronto,
1975. P. 47-48.
138 Schrecker Ε. No Ivory Tower: McCarthyism and the
Universities. New York, 1986. P. 43.
139 Schrecker Ε. The Age of McCarthyism... P. 83
140 Ibidem. P. 92.
141 Ibidem. P. 245.
142 Chandler D. From an Exile // New Professors / Ed. by R.
Bowen. New York, 1960. P. 195.
143 Schrecker Ε. No Ivory Tower... P. 289, 292.
144 Ibidem. P. 299-300.
145 Ulam A. The Rivals: America and Russia Since World War II.
New York, 1971. P. 191.
146 Bulletin of the Atomic Scientists. 1954. September. Nq 7.
Vol. X. P. 179, 259, 272.
147 Post-Communist Studies... P. 167.
148 O'Connell С Social Structure and Science... P. 100.
149 Meyer A. Coming to Terms with the Past... And with One's
Older Colleagues // The Russian Review. 1986. № 45 (4). P. 402.
155

150 Cohen S. Rethinking the Soviet Experience: Politics and
History Since 1917. New York, 1985. P. 13.
151 O'Connell C. Social Structure and Science... P. 26.
152 Gleason A. Totalitarianism: The Inner History of the Cold
War. New York, 1995. P. 121.
"3 Ibidem.
154 Post-Communist Studies... P. 169.
155 O'Connell C. Social Structure and Science... P. 106.
156 Ibidem.
157 Schrecker Ε. No Ivory Tower... P. 341.
158 Cohen S. Rethinking the Soviet Experience... P. 10.
159 Education and Politics at Harvard / Ed. by M.Lipset and
D.Riesman. New York, 1975.
160 Ibidem. P. 173, 184-185.
161 Thelin J. Campus and Commonwealth: A Historical
Interpretation // Higher Education in American Society. P. 32.
162 Conant J. My Several Lives: Memories of a Social Inventor.
New York, 1970. P. 32.
163 Ibidem. P. 458.
164 Lemish J. On Active Service... P. 50.
165 Conant J. The Threat to Our National Security. New York,
1952. P. 2, 5, 6, 10, 12.
166 Diamond S. Compromized Campus... P. 39.
167 O'Connell С Social Structure and Science... P. 486-487.
10. Довоенный сталинизм глазами
советских «невозвращенцев»
168 The Soviet Citizen... P. 124.
169 Bauer R., Inkeles Α., Kluckhohn С How the Soviet System
Works... P. 93.
170 Inkeles A Social Change in Soviet Russia. New York, 1968. P. 126.
171 Ibidem. P. 113.
172 Ibidem. P. 117.
173 Bauer R., Inkeles Α., Kluckhohn С How the Soviet System
Works... P. 105.
174 The Soviet Citizen... P. 78.
175 Geiger К. Soviet Society Today // Current History. 1956.
January. P. 29.
176 Bauer R., Inkeles Α., Kluckhohn С How the Soviet System
Works... P. 181.
177 Ibidem. P. 98.
178 Ibidem. P. 144.
179 Bauer R.Some Trends in Sources of Alienation from the
Soviet System // Public Opinion Quarterly. 1955. Fall. P. 289.
156

В самом первом итоговом докладе по материалам проекта
авторы приводят несколько другие цифры в таблице о
степени неприятия советской системы, нежели это будет
сделано в книге «Советский гражданин» 1968 года
издания. Хотя принципиально картина не меняется.
Таблица 22
Степень неприятия советской системы
разными слоями населения
Социальная группа
Интеллигенция
Служащие
Высококвалиф. рабочие
Простые рабочие
Колхозники
Степень неприятия
высокая
12
16
18
32
34
средняя
16
14
27
26
24
низкая
72
60
55
42
42
Источник: Kluckhohn С, Inkeles Α., Bauer R. Strategie
Psychological and Sociological Strengths and Vulnerabilities... P. 274.
181 Bauer R., Inkeles Α., ЮискЬоЬп С. How the Soviet System
Works... P. 27.
182 Ibidem. P. 118.
!83 The Soviet Citizen. P. 252.
184 Эти показатели существенно расходятся с данными,
представленными руководителями проекта в первом
варианте итогового отчёта, особенно в колонке о смертной
казни для большевистских вождей. Уточненные цифры
резко »усиливают общий негатив по отношению к Ленину
и «смягчают» степень «кровожадности» респондентов,
оставляя несущественной разницу в сравнении большевиков
и нацистов.
Таблица 23
Процент социальных групп, выражавших разную степень
враждебности по отношению к режиму
Социальная группа
Интеллигенция
Служащие
Высококвалиф.
рабочие
Процент заявивших, что
Ленин
принес
много вреда
67
75
60

большевистские лидеры
достойны
смерти
56
60
63
большевики
хуже
нацистов
56
64
54
157

Социальная группа
Простые рабочие
Колхозники
Процент заявивших, что
Ленин
принес
много вреда
54
60

большевистские лидеры
достойны
смерти
67
74
большевики
хуже
нацистов
55
43
Источник: Kluckhohn С, Inkeles Α., Bauer R. Strategie
Psychological and Sociological Strengths and Vulnerabilities... P. 29/.
185 Kluckhohn C, Inkeles Α., Bauer R. Strategic Psychological
and Sociological Strengths and Vulnerabilities... P. 297
186 Bauer R. Some Trends in Sources... P. 283—284.
187 The Soviet Citizen... P. 247.
188 Bauer R., Inkeles Α., Kluckhohn C. How the Soviet System
Works... P. 23.
189 Inkeles A. Social Change in Soviet Russia... P. 83.
190 Kluckhohn C, Inkeles Α., Bauer R. Strategic Psychological
and Sociological Strengths and Vulnerabilities... P. 255.
191 Ibidem. P. 254.
192 Ibidem. P. 256.
193 Bauer R., Inkeles Α., Kluckhohn C. How the Soviet System
Works... P. 70.
194 The Harvard Crimson. 1953. Oct. 9. P. 3.
195 Bauer R., Inkeles Α., Kluckhohn С How the Soviet System
Works... P. 115.
196 The Soviet Citizen... P. 244
197 Bauer R., Inkeles Α., Kluckhohn C. How the Soviet System
Works... P. 184.
198 Ibidem. P. 183.
199 Ibidem. P. 192, 194.
200 Ibidem. P. 196.
201 Bauer R. Some Trends in Sources... P. 287.
202 The Soviet Citizen... P. 282.
203 Kluckhohn C, Inkeles Α., Bauer R. Strategic Psychological
and Sociological Strengths and Vulnerabilities... P. 283.
204 The Harvard Crimson. 1953. Oct. 9. P. 3.
205 Bauer R., Inkeles Α., Kluckhohn С How the Soviet System
Works... P. 33-34.
206 The Soviet Citizen... P. 132, 135, 136.
207 Ibidem. P. 136.
158

208 Kluckhohn С, Inkeles Α., Bauer R. Strategie Psychological
and Sociological Strengths and Vulnerabilities... P. 183, 185,
187, 188.
209 Ibidem. P. 174.
21° The Soviet Citizen... P. 240.
211 Berliner J. The Informal Organization of the Soviet Firm //
The Quarterly Journal of Economics. 1952. August. Jsfe 3.
P. 344, 346.
212 The Soviet Citisen... P. 242.
213 Bauer R. Some Trends in Sources... P. 290.
214 Bauer R., Inkeles Α., Kluckhohn C. How the Soviet System
Works... P. 110.
215 Ibidem. P. 27.
216 The Soviet Citizen... P. 211, 228.
217 Geiger К. Changing Political Attitudes in Totalitarian Society:
A Case Study of the Role of the Family // World Politics.
1956. January. № 2. Vol. VIII. P. 204.
218 The Soviet Citizen... P. 230.
219 Kluckhohn C, Inkeles Α., Bauer R. Strategic Psychological
and Sociological Strengths and Vulnerabilities... P. 213—214.
220 ibidem. P. 245.
221 Bauer R., Gleicher D. World-of-Mouth Communication in
the Soviet Union // Public Opinion Quarterly. 1953. July.
№ 17. P. 309-310.
222 Bauer R., Inkeles Α., Kluckhohn С How the Soviet System
Works... P. 30.
223 Ibidem. P. 219.
224 Ibidem. P. 223-228.

Приложения
Приложение 1
Предложения ВВС для включения в анкеты
и письменные вопросники «Гарвардского проекта»
Для служебного пользования
Отдел оценок
1. Отдел оценок предлагает д-ру Клакхону:
А) Исследовать отношения между командным,
политическим персоналом и спецслужбами в советских
военно-воздушных силах с тем, чтобы определить более точно
степень, до которой функции военного командования
зависят от политического и полицейского вмешательства,
давления и взаимных обвинений. Если эти отношения
будут настолько очевидны, что могут дать определенный
образец поведения командования, тогда эти знания могут
быть использованы в специальных или общих
программах психологической войны на случай войны. По
возможности этот образец поведения следует установить на
всех уровнях командования — эскадрилья, полк и выше.
Понятно, что это сложная общественная,
психологическая и политическая проблема, которую было трудно
проанализировать и оценить даже при самых благоприятных
условиях, но в то же время, это как раз то знание,
которое можно очень эффективно использовать.
Б) Следующие проблемы, основанные на
вышеизложенном, будут представлять собой ценность как
самостоятельные проблемы для анализа.
1) Степень влияния, прямого или косвенного, партии
и секретной полиции на военные решения, относящиеся к:
а) кадровым назначениям и перемещениям;
б) дисциплине в подразделениях;
в) организации боевых действий подразделений;
г) программам и организации подготовки;
160

д) местонахождению, применению и содержанию
оборудования и материалов;
е) мерам по развитию и поддержанию морального
духа в военных подразделениях.
В) В дополнение к указанным ранее специфическим
возможностям желательно получить более точную
информацию в целом по социальным, политическим и
экономическим характеристикам советского подразделения
ВВС; источниках и силе его сплоченности и
потенциальных элементах для беспорядков и напряженности. Такого
рода информация по крайней мере даст нам возможность
для более точного внутреннего взгляда на проблему
анализа и оценки силы командования советских
подразделений ВВС.
2. Господин Дж.Т.Суаги уполномочен от ВВС
обсуждать данный проект.
Для служебного пользования
Отдел целей
<...> 2. В первую очередь интерес для общего анализа
будут представлять следующие вопросы:
а) Имеются ли такие цели для ВВС, которые, будучи
атакованы или уничтожены, будут способствовать
максимизации позитивной психологической реакции по
отношению к атаковавшим силам или минимизации
негативной психологической реакции?
б) Имеются ли какие-либо свидетельства,
подтверждающие тезис, что предварительное предупреждение о
бомбардировке потенциальных целей приведет к
эвакуации в этих районах или будет способствовать позитивной
психологической реакции в отношении атакующих сил?
в) Какое специальное руководство может быть
разработано с учетом масштаба и форм панической реакции
как результата разной мощности воздушного удара?
Интерес здесь должен фокусироваться на реальном
поведении, но анализировать следует модель реагирования
средств информации, распространения слухов и т.д.
г) Какова природа раскола между советским
правительством и советским народом? Можно ли описать
специфические элементы такого раскола? Что является
сильными контрмоментами раскола, которые следует
принимать во внимание при оценке этого? <...>
161

Часть I
Вопросы о моральном духе советских людей
в годы II мировой войны
1. Чем вы занимались в годы войны?
2. Что вас беспокоило больше всего в годы войны?
Что было самым трудным для людей в годы войны?
Какие категории населения страдали больше всего?
Какие меньше? В каких регионах?
3. Испытывали ли вы чувство страха в годы войны?
При каких обстоятельствах? (Какие события приводили к
страху?). Причины страха? Что вы делали, когда боялись?
Что делали другие люди?
4. Были ли вы свидетелями каких-либо панических
проявлений? При каких обстоятельствах? Чем они были
вызваны? Как люди вели себя при панике? Приведите
примеры.
5. Каково было отношение людей к советскому
правительству в самые тяжелые дни войны? К
коммунистической партии? Была ли разница? Каково было ваше
отношение?
6. Какие меры предпринимал советский режим для
поднятия морального духа людей? Были ли они
эффективными в вашем регионе?
7. Как строилась пропаганда, направленная на
развенчание успехов Германии? Вы ей верили? Верили ли
другие? Кто из других верил, а кто нет?
8. Быстро ли распространялись по стране известия о
продвижении и военных успехах немецких войск? Каким
образом?
9. Как жилось тем, кто был эвакуирован с занятых
Германией территорий? (Относится только к тем, кто
был в эвакуации). Как вы чувствовали себя в сравнении
с другими?
10. Были ли привилегированные группы, такие как
члены партии, управленцы и директора, офицеры так или
иначе подвержены воздействиям войны в целом,
эвакуацией с занятых территорий, налетами авиации в
сравнении с нижестоящими социальными группами и
классами? Они были менее подвержены, чем вы?
11. Что, по вашему, было наибольшей силой СССР в
ведении войны?
12. Что, по вашему, являлось наибольшей слабостью
СССР в годы войны?
162

13. Что вы думали во время войны о том, как
советское руководство ведет войну? Какие ошибки были им
допущены?
14. Изменилось ли отношение советских людей друг
к другу за годы войны? Как? Причины?
15. Думали ли вы когда-либо, что СССР проиграет
войну? Когда вы так думали? Когда вы изменили свое
мнение в отношении шансов СССР? Что думали другие?
16. Во время войны, что, вы думали, будет с вами и с
вашей семьей, в случае, если бы СССР проиграл войну?
Что по этому вопросу думали другие?
17. Знали ли вы о немецких пропагандистских
листовках, которые разбрасывались с самолетов в годы
войны? О чем были листовки? Что вы думали о них? Что
думали об этом другие? Какие меры предпринимал
советский режим по поводу листовок? Применялись ли
наказания за чтение и хранение листовок? Знаете ли вы о
каком-либо реальном наказании, которое имело место?
Предостерегали ли такие наказания людей от чтения
листовок?
18. Что вы думали о немцах во время войны? Какие
чувства к ним испытывали другие?
19. Часто говорят, что ошибкой нацистов в последней
войне было то, что они развязали войну против
советского народа, а не против коммунистического режима.
Считаете ли вы, что это так? Если так, то как вы считаете,
они могли бы физически вести войну только с
коммунистическим режимом? Как бы они могли сбрасывать
бомбы, вести обстрелы, атаковать режим, не атакуя
людей? Что другие думают по этому вопросу?
20. Верили ли люди обещаниям победы со стороны
руководства страны?
21. Сколько времени ваши дети (или вы) не посещали
школу в 1941, 1942 годах? Причина?
22. Была ли какая-либо оппозиция режиму, когда в
1941 и 1942 годах все складывалось очень плохо для
СССР? В каких регионах?
23. Какие ошибки совершили немцы в своей
оккупационной политике в СССР во время войны? Что из их
политики было приемлемо или расценивалось
советскими людьми как хорошее?
24. Какой была ваша первая реакция на объявление о
том, что на Хиросиму была сброшена атомная бомба?
163

Как реагировали другие люди? Считали ли люди, что
следовало бы вначале предупредить об этом?
25. Считали ли вы, что японцы могли продолжать
войну после того, как бомба была сброшена? Что думали
другие люди по этому поводу?
26. Каково было ваше отношение к американцам из-
за атомной бомбардировки Хиросимы? Что думали об
американцах другие люди?
27. Были ли вы свидетелем воздушных налетов
немецких ВВС? Опишите воздействие и эффективность
каждого. Какой была ваша реакция и реакция других групп
населения?
28. Каковой была в целом эффективность немецких
бомбардировок СССР? Они ослабляли или укрепляли
моральный дух советских людей? Что подвергали
бомбардировке немецкие ВВС? Какие ошибки они допускали
при бомбардировках? (С их точки зрения, стремясь
ослабить, а не укрепить моральный дух людей).
29. Насколько эффективными были расчистки завалов
и организация восстановительных работ? Были ли у вас
какие-либо противовоздушные укрытия? Были ли люди
уверены в надежности этих укрытий?
30. Наблюдали ли вы хоть какое проявление
непослушания после воздушных налетов? Были ли грабежи?
Были ли грабежи организованными или
индивидуальными? Как это наказывалось? Были ли наказания и
контроль эффективными для предотвращения грабежей?
Имели ли место хоть какие-либо действия против какой-
нибудь группы населения или против отдельных
личностей под прикрытием нарушения контроля во время
бомбардировок или сражений? Против кого? С чьей стороны?
31. Рассматривали ли советские люди какой-либо
особый вид бомбы как наиболее опасный? Какие рейды
были хуже — дневные или ночные? Почему?
32. Были ли вы свидетелем бомбардировок советских
ВВС по оккупированным немцами советским или
восточно-европейским городам? Что они подвергали
бомбардировкам или атакам?
33. Насколько верно описывали общую атмосферу в
городе после немецких бомбардировок местные газеты и
радио? Что они говорили?
34. Приходилось ли вам слушать немецкое радио?
Когда вы впервые начали его слушать? Как много других
164

людей слушали? Какой была ваша реакция и реакция
других людей?
35. Какое количество рабочих дней вы отсутствовали
на работе в 1941 и 1942 годах? Почему?
36. Эффективность вашей работы снизилась во время
войны? Почему? Насколько? На производительность труда
других людей война тоже повлияла? Как? Насколько?
37. Помогала ли церковь укреплять моральный дух
людей в годы войны? Каким образом? Каково было ваше
отношение к той роли, которую церковь играла в годы
войны? Как на это реагировали другие?
38. Соответствовало ли ваше руководство в годы
войны вашим ожиданиям? Это ваше отношение
одинаково относится как к политическому, так и к военному
руководству? Что вы думали об этом сразу после начала
войны?
39. Как вели себя люди вашего окружения в
сравнении с другими группами населения России?
40. Потеряли ли вы собственность в годы войны?
Какую? Потеряли ли вы кого-либо из родственников в
годы войны? Кого по степени родства? Как вы
реагировали на эти потери? Была ли это злость по отношению к
немцам или советскому режиму?
41. Какие группы населения больше, чем другие,
выражали оптимизм о победе в войне?
42. Какие из потерянных городов или территорий,
захваченных немецкими войсками, наиболее отрицательно
повлияли на состояние морального духа советских людей
в целом? Почему? Какие группы населения (этнические,
социальные и др.) в этих регионах были наиболее
морально подавлены? Какие меньше? Причины.
Часть II
Вопросы о моральном духе советских людей
в годы после II мировой войны
1. Какие страхи, угрозы, беспокойства и т.д.
испытывают советские люди? Каковы причины? Какие группы
населения? Есть ли хоть какие-либо надежды у людей,
что все эти испытания прекратятся? Какие есть
основания для таких ожиданий?
2. Возросло ли за последние годы доверие у людей к
советским вождям? У каких групп доверия к руководству
больше? Есть ли региональные отличия? Причины?
165

3. Результаты интервью 1949 года показали наличие
четырех политических групп среди беженцев из
Советского Союза: монархисты, украинские националисты, со-
лидаристы, демократы. Принимал ли кто-либо из
опрошенных в 1950 году участие или знал о наличии
антикоммунистических политических организаций или
дискуссий, когда они были в Советском Союзе? Были ли это
подпольные группы, семейные круги, общественные
собрания или что-то иное? Насколько сильны они были?
Они объединялись по географическому принципу в
регионах или городах, или по экономическим, социальным
группам, или национальным меньшинствам? Что
является основными причинами для такой оппозиции?
4. Есть ли свидетельства тому, что режим
предпринимает шаги для устранения или минимизации
недовольства среди национальных групп и меньшинств или
стремится создать большие возможности для этих групп? Есть
ли свидетельства дискриминации национальностей в
угоду великороссам в регионах за пределами РСФСР?
5. Есть ли свидетельства роста поступлений товаров
повседневного спроса за последние год или два? Если да,
то все ли регионы имеют этот рост? Какие из них
находятся в предпочтительном положении, а какие нет?
6. Каковой была реакция людей на снижение цен в
начале 1950 года? Имела ли место разница в проявлениях
по регионам? Причины этой разницы. Укрепило ли
снижение цен режим? Как?
7. Имели ли место в последнее время изменения в
отношениях между государством и церковью? Есть ли
различия по регионам? Как религиозные интересы разнятся
в зависимости от региона, группы, пола, возраста,
образования?
8. Информация о том, где живут различные
социальные группы. Проживают ли привилегированные с
большим доходом классы в определенных частях городов,
определенных домах? Проявляется ли тенденция
обособления у других классов? Имеют ли место региональные или
городские различия в этом аспекте?
9. Имели ли место заметные передвижения населения
из восточных регионов назад к своим прежним домам
после поражения Германии? Или движение имело
обратный характер — с запада на восток? Улучшило ли это
движение отношения между великороссами и другими
166

национальными группами? Любые сведения о
населении — города, регионы и др.
10. Какие изменения в лучшую сторону произошли в
Советском Сокрзе за послевоенные годы?
11. Что было наиболее плохого в Советском Союзе за
послевоенные годы?
12. Развиваются ли классы в Советском Союзе? Это
основывается на доходах, месте работы, семейном
происхождении, образовании? Проявляется ли это развитие
само по себе в одежде, в том, где люди живут и др.?
13. Информация о трудовых лагерях, т.е. места
нахождения, число заключенных, есть ли увеличение
численности, моральное состояние, распространяется ли на них
общее улучшение жизни населения?
14. Имеет ли место развитие ядра нового правящего
класса в направлении сделать их привилегии
наследственными? Существует ли какая-либо дискриминация в
сфере образования или возможностей получить лучшую
работу на основе происхождения или этнической
группы? Есть ли разница по регионам или городам?
15. Что и какие учреждения являются наиболее
почитаемыми, любимыми, и которыми гордятся в целом люди
в Советском Союзе? (Например, Кремль,
Магнитогорский комбинат, город Киев, церковь). Какие города были
построены на глазах у людей как примеры выдающихся
советских достижений?
16. Что думают советские люди о возможности быть
подвергнутыми атомной бомбардировке или применению
любого вида бомб? Есть ли различия по регионам?
17. Какой была реакция советских людей на отход от
линии Тито? Что думают беженцы о Тито? Что они
говорят об отношении других советских людей к Тито?
18. Как люди реагировали на генерала Власова и его
армию? Во время войны. После войны. Каково их
отношение к расстрелу Власова?
19. Думают ли советские люди, что условия их жизни
улучшатся? Какие группы думают, что нет? По каким
причинам?
20. Офицер какого рода войск наиболее лоялен к
режиму (а) Армии, (б) ВМФ, (в) ВВС?
21. Уверены ли советские люди в способности (а)
Армии, (б) ВМФ, (в) ВВС успешно защитить СССР?
Проводят ли они разграничения между политическим и
военным руководством?
167

22. Создают ли те условия ограниченной свободы,
при которых работают интеллектуалы основу для
негодования по отношению к режиму, которое может
выплеснуться против него при чрезвычайной ситуации в стране?
Почему да или нет? Какие группы более подвержены
этому? Какие меньше? Причины.
23. Насколько серьезно воспринимают люди
всесоюзные и республиканские выборы? Какие группы
населения серьезно, какие нет? Причины. Как они в
действительности относятся к ним? С насмешкой? Примеры.
Верят ли люди в то, что когда-либо у них будет право на
действительный выбор? Это важно для них? Почему да
или нет?
24. Действительно ли 8-часовой рабочий день и
6-дневная рабочая неделя относятся ко всем группам?
Какой объем «добровольной» сверхурочной работы
требуется? Люди воспринимают это с негодованием?
Насколько распространены ночные смены, в каких регионах,
городах, на каких предприятиях? Если возможно, дать
детально.
25. Каков процент замужних женщин среди рабочей
силы? Проявляют ли они негодование из-за того, что
вынуждены пренебрегать семьей ради работы?
26. Всем ли доступны отпуска или это только для
особых групп и личностей? Существенно ли страдает работа
от чувства обиды, переутомления и др.?
27. Улучшилась ли жизнь семьи? Негодуют ли семьи
по поводу рекрутирования их 14-летних подростков в
специальные школы, а затем посылке их в отдаленные
регионы?
28. Произошли ли какие-либо улучшения в
отношениях между городом и деревней? Причины улучшения
или отсутствия этого. Есть ли разница по регионам?
Примеры исторических трений.
Источник: Harvard University Archive. UAV 759.175.
Refugee Interview Program: Correspondence (A-Z),
1950-1953. Box «A-Bi».

Приложение 2
Письменные вопросы экспедиции
Харвардского университета
Как Вы знаете, экспедиция Харвардского университета
изучает условия жизни в Советском Союзе. Наша группа
состоит из американских научных работников,
заинтересованных изучением жизни и быта в СССР для того, чтобы
получить правильное впечатление о жизни людей в СССР
и об их взаимоотношениях с советской властью.
Вы, люди, жившие в Советском Союзе, являетесь
наилучшим источником интересующих нас сведений.
Наш подход к вопросам жизни в СССР, чисто
научный. Мы не интересуемся никем лично, не
заинтересованы также в именах и фамилиях. Вы интересуете нас
только как один из бывших советских граждан. Поэтому
мы не нуждаемся в Вашем точном имени. Конечно, нам
важно получить как можно больше данных о том, как
живут люди в Советском Союзе, и мы будем Вам
благодарны, если Вы постараетесь ответить на все вопросы.
Сотрудники Харвардской экспедиции в течение
нескольких прошедших месяцев вели устные беседы с
различными людьми и группами людей, находящихся здесь в
эмиграции. К сожалению, из-за недостатка времени мы не
можем поговорить с каждым. Поэтому мы разработали
вопросник, который содержит большинство вопросов,
интересующих нас. Путем распространения этого
вопросника мы надеемся опросить большое количество людей.
Мы рассчитываем, что Вы поможете нам в нашей
работе, сообщив нам эти данные.
Инструкции
Мы хотим Вам разъяснить как следует заполнять этот
вопросник. Все вопросы делятся на несколько типов.
Ниже мы приводим по одному образцу из вопросов
каждого типа.
Рассмотрим наиболее общий тип, когда мы задаем
Вам вопрос, и Вы отвечаете на него свободно. Не
забудьте только внимательно прочитать вопрос, чтобы Ваш
ответ был действительно но существу вопроса. Например,
мы можем задать Вам такой вопрос: «Как Вы
реагировали на отмену совместного обучения в советских шко-
169

лах?». В таком случае Вы должны написать свой ответ на
оставленном для этого месте пониже текста вопроса,
например: «Я не обратил внимания на это изменение,
потому что все мои дети уже окончили школу».
Чаще всего мы задаем вопрос и просим Вас отметить
крестиком один из двух или нескольких ответов,
приведенных ниже.
Пример:
Знали ли Вы об отмене совместного обучения в
советских школах? (Отметить одно.)
Я не знал об этом изменении.
+ Я знал об этом изменении.
Здесь Вы отмечаете второй ответ, т.к. Вы знали об
этом изменении. Если же Вы об этом в то время не
знали, то Вы должны отметить первый ответ.
+ Я не знал об этом изменении.
Я знал об этом изменении.
Допустим, Вы отметили ответ, который утверждает,
что Вы знали об этом. Читайте дальше и Вы найдете
следующий вопрос:
Если Вы знали об этом изменении, были Вы за него,
или против него? (Отметить одно.)
Я был за него.
Я был против него.
Если Вы ответили раньше, что Вы не знали об этом,
Вы, разумеется, не должны отмечать теперь никакого
ответа. Просто опустите этот вопрос — не ставьте крестика
ни «за», ни «против». Если же Вы знали об этом
изменении, и были за него, отметьте соответствующий ответ.
Пример правильный:
+ Я был за него.
Я был против него.
Всякий раз внимательно следите за тем, чтобы Ваш
крестик был поставлен непосредственно перед ответом,
который Вы выбрали; тогда мы будем знать точно,
каково Ваше мнение по данному вопросу. Следующий пример
служит для того, чтобы показать, как не надо ставить
крестик:
Пример неправильный:
Я был за него.
+
Я был против него.
170

Всегда ставьте его прямо на линейку перед ответом.
Кроме этого неправильно будет, если Вы отметите
сразу оба ответа. Например:
Пример неправильный:
+ Я был за него.
+ Я был против него.
Есть еще один тип вопросов, когда мы хотим, чтобы
Вы отметили один из нескольких пунктов, предложенных
для ответа.
Так, например:
Кто одевался лучше всех? (Отметить одно.)
Партийные работники.
Служащие.
Рабочие.
Крестьяне.
+ Интеллигенция.
Отметьте только один пункт.
В этом случае мы отметили интеллигенцию в качестве
примера.
Нередко Вы сможете обнаружить, что нас интересует
также Ваш второй выбор.
Кто в смысле одежды стоит на втором месте?
(Отметить одно).
+ Партийные работники.
Служащие.
Рабочие.
Крестьяне.
Интеллигенция.
Если Вы считаете, что второй по одежде является
группа партийных работников, Вы должны поставить
крестик перед пунктом «партийные работники». И только
один крестик.
В вопросах такого рода, мы спрашиваем также о тех,
кто находится в наихудших материальных условиях.
Поэтому ниже Вы увидете, например, такой вопрос:
Теперь скажите, кто одет хуже всех? (Отметить одно.)
Партийные работники.
Служащие.
Рабочие.
+ Крестьяне.
Интеллигенция.
171

Если Вы считаете, что крестьяне были одеты хуже
всех остальных, Вы должны сделать отметку крестиком
около слова «крестьяне».
Иногда Вы увидите слово «замечание», стоящее под
ответами.
Пример:
Был ли у Вас автомобиль в Советском Союзе?
(Отметить одно.)
Да.
Нет.
Замечание:
Этим мы даем Вам возможность сделать любое
замечание (дополнение), какое Вы желаете. Но не забудьте
отметить также один из ответов.
Все время помните, что Вы должны отвечать на все
части вопроса. Мы часто спрашиваем, предпринимали ли
Вы то или иное действие. Например: «Случалось ли Вам
когда-нибудь писать письмо Сталину, когда Вы попадали
в беду?»
Да.
Нет.
И затем мы спрашиваем:
(Если «да») почему?
(Если «нет») почему нет?
Будьте внимательны, не пропустите второй части.
Сообщите нам почему Вы поступили или не поступили
таким образом. Эта вторая часть вопроса для нас не
менее важна, чем первая. Иногда она даже важнее.
Заполняя вопросник, пожалуйста, выполняйте
следующие указания:
1. Внимательно читайте вопрос и отвечайте по его
существу.
2. Дайте ответ на каждый вопрос.
3. Отвечайте на все части каждого вопроса.
4. Ставьте крестики и вписывайте свои ответы
аккуратно, чтобы мы знали впоследствии, что Вы хотели
сказать.
Мы заранее благодарны Вам за выполнение наших
инструкций.
172

1. Сначала мы хотели бы получить некоторые
сведения о Вас лично и о Вашей семье.
1. Ваш пол? (Отметить одно.)
Мужской.
Женский.
2. В каком году Вы родились?
3. К какой национальной группе Вы принадлежите?
(Отметить одно.)
Русский.
Украинец.
Белорус.
Армянин.
Иной национальности (какой именно?
4. Женаты ли (замужем ли) Вы в настоящее время?
(Отметить одно.)
Да.
Нет.
Когда Вы женились (вышли замуж)? .
(Если да.)
4. А. Ее [его] национальность?
Русский (ая).
Украинец (ка).
Белорус (ка).
Армянин (ка).
Немец (ка).
Иной национальности (Какой именно)?
4. Б. Ее (его) классовое происхождение?
5. Были ли Вы в советской армии? (Отметить одно.)
Да... Каков Ваш чин и звание?
Нет.
6. Какого типа был населенный пункт, в котором Вы
провели большую часть Вашей жизни в СССР (Отметить
одно.)
Большой город.
Маленький город.
Село или деревня.
173

7. К какой социальной группе принадлежали Вы в
последние годы Вашей жизни в Советском Союзе?
(Отметить одно.)
Партийно-советский аппарат.
Интеллигенция.
Служащие.
Квалифицированные рабочие.
Рядовые рабочие.
Колхозники.
Может быть Вы не принадлежали ни к одной из этих
групп, тогда укажите, пожалуйста, представителем какой
группы советского населения считаете Вы себя?
Теперь несколько вопросов относительно Вашего
положения здесь в эмиграции, так как для нас очень важно
знать и стремления людей, отвечающих на наши
вопросы, и среду, в которой они находятся.
8. Была ли у Вас постоянная работа здесь в эмиграции
после окончания войны или (если Вы попали в
Германию уже после войны) со времени Вашего приезда сюда?
Да.
Нет.
9. Работаете ли Вы теперь?
Да.
Нет.
10. Хотите ли Вы выехать из Германии?
Да.
Нет.
11. Каковы, по Вашему мнению, Ваши шансы на выезд?
Отличные.
Хорошие.
Плохие.
Нет никаких шансов.
12. Какие из следующих эмигрантских политических
групп Вы считаете наиболее удовлетворительными?
(Отметить одно).
АБН — Антикоммунистический Блок Народов.
Бандеровское движение.
ВМС — Высший монархический совет.
Гетмановцы.
Казачье объединение Глазкова.
174

Казачий союз в Баварии (П.Н. Донсков).
КОВ — Комитет объединеных власовцев.
Лига борьбы за народную свободу (Нью Йорк).
НОКРЭ — Национальный общественный
комитет российской эмиграции.
НТС — Национально-трудовой союз (Солида-
ристы).
Общество борьбы с коммунизмом.
РОНДД — Российское народно-державное
движение.
СБОНР — Союз борьбы за освобождение
народов России.
Союз борьбы за свободу России (СП. Мельгу-
нов).
САФ — Союз Андреевского флага.
СВОД — Союз Войны освободительного
движения.
УРДП — Украинская рабочая демократическая
партия.
ЦПРЭ — Центральное представительство
российской эмиграции.
2. Теперь мы хотим узнать кое-что о Вашей работе в
СССР.
1. Каково было Ваше постоянное занятие в СССР?
(Пожалуйста, будьте точны в объяснении характера той
работы, которую Вы выполняли).
2. Какими другими видами труда занимались Вы в
СССР? (Постарайтесь объяснить подробно характер
работы, которую Вы выполняли, и время когда Вы занимали
ту или иную должность).
3. Нравилось ли Вам занятие, которое Вы имели в
1940 году? (Отметить одно.)
Да.
Нет.
Если нет, то почему?
4. Была ли Ваша зарплата соразмерной в сравнении с
зарплатой людей, занимавшихся в СССР другими видами
труда?
Да.
Нет.
Замечания:
175

5. Была ли Ваша зарплата соразмерной в сравнении с
зарплатой людей, занимавшихся в СССР тем же видом
труда, что и Вы?
Да.
Нет.
6. Если бы Вы, когда Вы были в Советском Союзе,
имели свободный выбор занятия (труда), какое занятие
избрали бы Вы для себя?
7. Почему Вы избрали бы именно это занятие?
(Отметить одно.)
Я чувствую призвание к нему.
По семейной традиции.
Потому что это политически менее опасно.
Потому что это не очень ответственно.
Потому что это нужная (дефицитная) работа для
народа.
Ради материального вознаграждения за данную
работу.
Другие причины (уточните какие).
8. Думали ли Вы, что у Вас была возможность сделать
себе карьеру во время Вашей жизни в Советском Союзе
перед войной.
Да.
Нет.
9. Независимо от того, была ли у Вас возможность
сделать карьеру или нет, сообщите нам хотели ли Вы ее
сделать? (Отметить одно.)
Я очень хотел сделать карьеру.
Я хотел сделать карьеру, но не так сильно, как
некоторые другие люди.
Я хотел сделать карьеру, но вообще говоря, для
меня не было большой разницы сделаю я ее или
нет.
Я не хотел сделать карьеру.
Я ни при каких условиях не хотел сделать
карьеру.
176

3. 1. Какое из нижеследующих заявлений лучше всего
характеризует Ваше отношение к советскому режиму?
(Отметить одно.)
д. Я §ыл в свое время положительно настроен
по отношению к этому режиму, но стал против
него в году, до того, как я покинул СССР,
потому что
(приведите подробные причины)
б. Я всегда был настроен против режима, потому
что
(приведите подробную причину)
е. Я был сторонником советского режима и
остаюсь им, потому что
(приведите подробную причину)
г. Я был сторонником советского режима даже
тогда, когда я должен был покинуть СССР, но я
не вернулся туда, потому что
(приведите подробную причину)
2. Когда Вы покинули СССР?
До июня 1941 года.
Между июнем 1941 и июнем 1945.
Позже июня 1945 года.
В зависимости от того, когда Вы покинули СССР,
выберите подходящий ответ.
(1) ЕСЛИ ВЫ УЕХАЛИ ИЗ СССР ВО ВРЕМЯ ВОЙНЫ
А. Как Вы покинули СССР? (Отметить одно.)
Взяты в плен немцами.
Дезертировали (перебежали) к немцам.
•7749
177

Эвакуированы немцами насильно.
Бежали с немцами добровольно при
приближении советских войск.
Другие случаи. Какие?
Б. Почему Вы не пожелали вернуться в СССР?
Боялись репрессий.
Желание жить в лучших материальных и
культурных условиях.
Другие причины? Какие?
(2) ЕСЛИ ВЫ ПОКИНУЛИ СССР ПОСЛЕ 1945 года
А. Как Вы это сделали?
Дезертировали (убежали) из оккупационной армии.
Дезертировали (убежали) из гражданской
оккупационной организации.
Другие случаи? Какие?
Б. Почему Вы решили уйти?
(3) ЕСЛИ ВЫ ПОКИНУЛИ СССР ДО 1941 года
Пожалуйста, сообщите, каким образом м почему Вы
уехали из СССР?
3. Как сильно было в 1940 году Ваше желание
покинуть СССР? (Отметить одно.)
В то время я не желал покинуть СССР.
Я желал покинуть СССР по некоторым
причинам, но по другим причинам я не хотел сделать
это.
Я желал покинуть СССР, но не пытался сделать
это.
Я очень желал покинуть СССР и пытался
сделать это.
178

4. Были ли Вы или кто-либо из членов Вашей семьи
когда-нибудь арестованы?
(Если да).
Кто?,
Когда?
Какое обвинение предъявлялось?
Каковы были последствия? (Освобожден или
арестован)
4. А (Если осужден.)
На какой срок?
Когда Вы (или они) вышли из лагеря или
тюрьмы?
S. Были ли Вы когда-нибудь вызваны властями и не
арестованы, а только допрошены? (Отметить одно.)
Да.
Нет.
5. А (Если да)
Пожалуйста, опишите подробнее этот случай.
6. Были ли Вы когда либо членом Комсомола?
(Отметить одно.)
Да.
Нет.
7. Были ли Вы когда-либо членом партии? (Отметить
одно.)
Да.
Нет.
4. В этом разделе нас интересует ваше личное мнение
о нижеследующих вопросах:
1. Насколько, по Вашему, вероятно, что война между
Советским Союзом и США начнется в течение года?
(Отметить одно.)
7*
179

Невероятно.
Отчасти вероятно.
Вероятность и невероятность одинаковы.
Очень вероятно.
Война неизбежно начнется в течение года.
2. В каждом обществе каждая социальная группа
вносит определенный вклад в благосостояние общества и, в
свою очередь, получает определенное вознаграждение от
общества. Некоторые группы могут получать от общества
больше, чем они заслуживают; некоторые меньше; а
некоторые как раз столько, сколько они заслуживают.
Ниже приводится список групп советского общества. Мы
хотели бы, чтобы Вы указали какие из этих групп, по
Вашему мнению, получают больше, какие меньше, и какие
столько, сколько они заслуживают. Отметьте графу,
которую Вы считаете правильной для каждой группы.
A. Советские рабочие получают (Отметить одно.):
Больше, чем они заслуживают.
Приблизительно столько, сколько они
заслуживают.
Меньше, чем они заслуживают.
Б. Советские крестьяне получают (Отметить одно.):
Больше, чем они заслуживают.
Приблизительно столько, сколько они
заслуживают.
Меньше, чем они заслуживают.
B. Советские служащие получают (Отметить одно.):
Больше, чем они заслуживают
Приблизительно столько, сколько они
заслуживают.
Меньше, чем они заслуживают
Г. Советская интеллигенция получает (Отметить одно.):
Больше, чем она заслуживает.
Приблизительно столько, сколько она
заслуживает.
Меньше, чем она заслуживает.
Д. Партийные работники получают (Отметить одно.):
Больше, чем они заслуживают.
Приблизительно столько, сколько они
заслуживают.
Меньше, чем они заслуживают.
180

3. Мы хотели бы узнать побольше о том, какие
мнения существуют среди бывших советских граждан
относительно характера американцев. Если у Вас нет
определенного мнения, то ответьте, как Вам кажется.
A. Думаете ли Вы, что большинство американцев
считают, что транспорт и пути сообщения должны
находиться во владении государства и под его контролем?
(Отметить одно.)
Да, американцы за это.
Нет, американцы против этого.
Б. Какое место работы, по Вашему, американцы
предпочитают? (Отметить одно.)
Место, которое сравнительно хорошо
оплачивается и является прочным, но представляет мало
шансов для продвижения?
Место, которое меньше оплачивается и не
является прочным, но предоставляет хорошие
возможности для продвижения?
B. Считаете ли Вы, что американцы думают, что
людям должно быть разрешено открыто высказывать свое
мнение и говорить все, что им угодно, или американцы
думают, что правительство должно запрещать говорить
определенные вещи? (Отметить одно.)
Американцы думают, что людям должно быть
запрещено говорить вещи, приносящие вред
государству.
Американцы думают, что людям должно быть
разрешено говорить все что им угодно, даже
если их речи направлены против государства.
4. Ниже приведен попарный список групп советского
общества. Мы желали бы знать для каждой из этих пар —
совпадают ли их интересы или они противоречат друг
другу? Отметьте положение, которое Вы считаете
правильным для каждой группы.
Интересы Интересы
совпадают противоречат друг
другу
A. Рабочие и
крестьяне.
Б. Рабочие и
интеллигенция.
B. Крестьяне и
интеллигенция.
181

Г. Служащие и
рабочие.
Д. Служащие и
интеллигенция.
Е. Партийные и
беспартийные.
5. Правда ли, что американцы иногда действуют
несправедливо в отношении европейцев, переселившихся в
Соединенные Штаты? (Отметить одно.)
Да, это правда.
Нет, это неправда.
6. Какое правительство Вы предпочитаете? (Отметить
одно.)
Правительство, которое гарантирует личную
свободу, например, право критиковать
правительство, свободу вероисповедания и т. д. но не
дает Вам уверенности в получении работы.
Правительство, которое гарантирует
сравнительно хороший уровень жизни, но не обеспечивает
Вам этих прав.
7. Должно ли государство позволить некоторым
людям быть богатыми, а некоторым бедными, или оно
должно запретить такое неравенство?
Да.
Нет.
8. Некоторые американские газеты сообщали, что
американцы не принуждали силой репатриироваться ни
одного Ди ПИ{ который не хотел возвращаться. Верно ли
это сообщение? (Отметить одно.)
Да, не было ни одного русского Ди Пи,
который был бы насильственно репатриирован.
Нет, было небольшое число Ди Пи которых
репатриировали насильственно.
Нет, было много Ди Пи, которых
репатриировали насильственно.
9. Принес ли, по Вашему, Ленин вред Русскому
народу? (Отметить одно.)
Он сделал много хорошего.
Он сделал отчасти хорошее.
Он сделал кое-что хорошее, а кое-что плохое.
Он сделал отчасти плохое.
Он сделал много плохого.
182

10. Если бы большевистская власть была сброшена,
что нужно было бы сделать с колхозами? (Отметить
одно.)
Их нужно было бы распустить, а всю землю
разделить.
Часть земли нужно было бы разделить, а часть
должна была бы остаться в коллективном
пользовании.
Колхозная система должна остаться, но
управление колхозом должно быть в пользу тех,
которые в нем работают.
Какое либо другое предложение: (уточните).
11. Некоторые люди считают, что американцы более
способны, чем европейцы. Согласны ли Вы с этим?
(Отметить одно.)
Я согласен с этим.
Я не согласен с этим.
12. В некоторых странах современного мира
транспорт и пути сообщения находятся во владении
государства и под его контролем. Вы за это или против этого?
(Отметить одно.)
За.
Против.
13. Какого рода люди продвигаются в Советском Союзе?
14. Два 18-летних школьника однажды ночью
возвращались домой после изрядной попойки. Один из них
подговорил другого полезть на статую Ленина и одеть
свою шапку на голову Ленина. Как раз, когда этот
школьник взбирается на статую, проходит милиционер.
Первый мальчуган успел удрать, но второго поймали.
Что с ним сделает милиционер?
А. Будет ли иметь значение в данном случае, кто
такой его отец? (Отметить одно.)
Да, имеет значение, кто такой его отец.
Нет, не имеет значения, кто такой его отец.
Б. Если да, то какое имеет значение, кто такой его
отец?
183

15. Какое место, говоря вообще, Вы предпочитаете?
(Отметить одно.)
Место, которое сравнительно хорошо
оплачивается и является прочным, но представляет мало
шансов для продвижения.
Место, которое меньше оплачивается и не
является прочным, но представляет хорошие
возможности для продвижения.
16. Один американский солдат во время войны
работал на складе, который он захотел покинуть, чтобы
попасть на фронт и принять участие в боях. Его начальник
не отпускал его, поясняя, что для такого рода работы
солдаты тоже нужны. Все же солдат покинул свое место
и отправился на фронт.
Как Вы думаете, был ли солдат прав в том, что
покинул свое место и отправился на фронт? (Пожалуйста,
поясните Ваш ответ.)
17. Что следовало бы сделать с большевистскими
вождями, когда был бы сброшен советский режим?
18. Считаете ли Вы большевистский режим лучшим
или худшим по сравнению с гитлеровским нацистским
режимом, который был в Германии? (Отметить одно.)
Большевистский режим не так плох, как
гитлеровский нацистский режим.
Большевистский и гитлеровский режим почти
одно и тоже.
Большевистский режим хуже.
19. Считаете ли Вы, что все люди имеют полную
свободу организовывать политические партии, без
вмешательства в это со стороны государства? (Отметит* одно.)
Да.
Нет.
А. Насколько сильно Вы убеждены в этом? (Отметить
одно.)
Совсем не сильно.
Не так сильно.
Относительно.
Очень сильно.
184

20. Предположим, что большевистский строй был бы
свергнут и новое правительство пришло бы к власти.
А. Какие стороны свергнутой системы следовало
бы сохранить в новой системе?
Б. Какие стороны следовало бы безусловно
изменить?
21. Было ли производство сельскохозяйственных
машин выше, когда Вы уехали из Советского Союза, чем
25 лет тому назад? (Отметить одно.)
Да.
Нет.
22. Было ли медицинское обслуживание более
доступно советскому гражданину, когда Вы уехали из России,
чем 25 лет тому назад? (Отметить одно.)
Да.
Нет.
23. Насколько опасны советские, агенты в Западной
Германии? (Отметить одно.)
Чрезвычайно опасны.
Довольно опасны.
Абсолютно не опасны.
24. Считаете ли Вы, что людям должно быть
разрешено открыто высказывать свое мнение и говорить все, что
им угодно; или правительство должно запрещать говорить
определенные вещи? (Отметить одно.)
Людям должно быть запрещено говорить вещи,
приносящие вред государству.
Людям должно быть разрешено говорить все,
что им угодно, даже если их речи будут
направлены против государства.
А. Насколько сильно вы убеждены в этом? (Отметьте
одно.)
Совсем не сильно.
Не так сильно.
Относительно.
Очень сильно.
185

25. Кто, думаете Вы, принес больше жертв в последней
войне — англичане или американцы? (Отметить одно.)
Англичане.
Американцы.
26. Какая, по Вашему, передача лучше: «Голос
Америки» или Би. Би. Си? (Отметить одно.)
Голос Америки.
Би Би Си.
27. Согласны ли Вы со следующим заявлением;
советская печать и радио никогда не говорят правду?
(Отметить одно.)
Я согласен.
Я не согласен.
28. Поддерживаете ли Вы мысль о сбрасывании как
раз теперь атомной бомбы на Москву с тем., чтобы
уничтожить большевистских вождей, даже хотя это означает
убийство тысяч невинных мужчин, женщин и детей?
(Отметить одно.)
Да, бомба должна быть сброшена на Москву
теперь.
Бомба должна быть сброшена только как
последнее средство, после того как все иное не
приведет к результату.
Нет, бомба не должна быть сброшена на
Москву.
А. Насколько сильно Вы убеждены в этом? (Отметить
одно.)
Совсем не сильно.
Не так сильно.
Относительно.
Очень сильно.
29. В некоторых странах современного мира
государство владеет легкой промышленностью и управляет ею,
как, например, производство мебели и одежды. Вы за это
или против этого (отметить одно).
За это.
Против этого.
30. Есть ли у теперешнего советского гражданина
более возможностей посещать театр и слушать музыку,
чем 30 лет тому назад? (Отметить одно.)
Да.
Нет.
186

31. Во многих странах государство является хозяином
тяжелой промышленности (такой как угольная и
сталелитейная). Являетесь ли Вы сторонником этого или Вы
против этого (отметить одно).
Я сторонник этого.
Я против этого.
32. Каково Ваше мнение об организации системы
советского образования (не о том, чему учат, а скорее о
самой системе, например, количество учебных заведений,
и т.п.)? Вы за нее или против нее? (Отметить одно.)
За.
Против.
33. Думаете ли Вы, что Америка содействовала более
развитию искусства, музыки и литературы, чем Европа?
(Отметить одно.)
Да.
Нет.
34. Думаете ли Вы, что в последние 30 лет, число
грамотных людей в СССР значительно увеличилось?
(Отметить одно.)
Да.
Нет.
35. Каковы должны быть отношения между церковью
и государством? (Отметить одно.)
Церковь должна быть совершенно независима
от государства.
Церковь должна быть независима от
государства, но должна получать от него юридическую и
материальную поддержку.
Церковь должна быть независима от
государства, но должна от него получать только
юридическую поддержку.
Церковь должна быть полностью зависимой от
государства.
36. Правда ли, что американское правительство так
хорошо организовано, что в Соединенных Штатах
никогда не было случаев политического разложения?
(Отметить одно.)
Да, это правда.
Нет, это неправда.
187

37. Правительство имеет право запрещать людям
участвовать в собраниях, которые имеют целью нападки на
правительство? (Отметить одно.)
Согласен.
Не согласен.
А. Насколько Вы сильно убеждены в этом? (Отметить
одно.)
Совсем не сильно.
Не так сильно.
Относительно.
Очень сильно.
38. В некоторых странах государство гарантирует
работу каждому. Вы за это или против? (Отметить одно.)
За это.
Против этого.
5. Теперь несколько вопросов о Вашей семье.
1. К какой социальной группе принадлежали Ваши
родители до революции? (Отметить одно.)
Отец Мать
Дворянство. Дворянство.
Интеллигенция. Интеллигенция.
Помещики. Помещики.
Чиновничество. Чиновничество.
Купечество. Купечество.
Кустари. Кустари.
Рабочие. Рабочие.
Крестьянство. Крестьянство.
Мещане. Мещане.
Духовенство. Духовенство.
Военное сосл. Военное сосл.
Может быть, Ваши родители не принадлежали ни к
одной из этих групп, тогда укажите, пожалуйста,
представителями какой группы дореволюционного населения
считали они себя?
2. К какой социальной группе принадлежали Ваши
родители после революции? (Отметить одно.)
Отец Мать
Партийно-советский аппарат. Партийно-советский аппарат.
Интеллигенция. Интеллигенция.
Служащие. Служащие.
Квалифицированные рабочие. Квалифицированные рабочие.
Рядовые рабочие. Рядовые рабочие.
188

Кустари. Кустари.
Колхозники, раскулачены. Колхозники, раскулачены.
Колхозники, но не раску- Колхозники, но не
раскулачены, лачены.
Может быть, Ваши родители не принадлежали ни к
одной из этих групп, тогда укажите, пожалуйста,
представителями какой группы советского населения считали
они себя?
3. Каково было постоянное занятие Вашего отца?
(Будьте конкретны в объяснении точного характера той
работы, которую он выполнял. Если Ваш отец работал и
до, и после революции, отметьте пожалуйста точно,
каково было его занятие в обоих случаях и укажите сколько
времени он оставался на каждой должности.)
4. Какую школу окончил Ваш отец?
5. Какую школу окончила Ваша мать?
6. Занималась ли когда-нибудь Ваша мать какой-либо
работой (не считая работу по домашнему хозяйству).
Да.
Нет.
А. Если да, то что она делала?
7. Относились ли все члены Вашей семьи одинаково
к религии или же кто либо отличался в этом отношении
от других? (Отметить одно.)
Все относились одинаково и были настроены в
пользу религии.
Все относились одинаково и были настроены
против религии.
Некоторые относились по-иному. (Объясните
пожалуйста, в чем заключалось различие).
8. Каково было отношение Ваших родителей к
Вашему обучению? (Отметить одно):
Пытались препятствовать.
189

Только поощряли мое стремление.
Помогали мне.
Полностью поддерживали меня.
9. Какую профессию (вид труда) Вы желали избрать
для себя?
А. Какую работу Ваши родители считали для Вас
желательной?
10. Каково было материальное положение Вашей
семьи в годы вашего детства? По сравнению с
большинством, были Вы лучше или хуже материально
обеспечены? (Отметить одно.)
Лучше.
Хуже.
Замечания:
И. Остались ли в Советском Союзе близкие или
дорогие Вам люди? (Отметить одно.)
Да, многие остались.
Да, некоторые остались.
Нет, никого не осталось.
12. В Советском Союзе было три семьи:
(1). Члены первой семьи стали как чужие после
революции. Они боялись говорить откровенно друг с другом
и вмешательство советского режима в дела семьи привело
к тому, что дети оказались оторванными от родителей.
(2). Члены другой семьи стали ближе друг к другу при
советском режиме. Они говорили между собой
откровенно о таких вещах, о которых они не могли говорить с
другими людьми, и дети сблизились с родителями, т.к.
только дома чувствовали себя уверенно.
(3). Третья семья не подвергалась сколько-нибудь
значительному влиянию со стороны советского режима и
жизнь в ней шла как прежде.
А. Какая из этих трех семей более всего подходит к
описанию типичной советский семьи? (Отметить одно.)
1. Семья, члены которой стали как чужие.
2. Семья, члены которой сблизились.
3. Семья, члены которой не подвергались
влиянию.
190

Б. Какая из них подходит к описанию Вашей семьи?
(Отметить одно.)
1. Семья, члены которой стали как чужие.
2. Семья, члены которой сблизились.
3. Семья, члены которой не подверглись
влиянию.
13. Каково было Ваше семейное положение когда Вы
покинули СССР?
1. Холост (девица).
2. Женат (замужем).
3. Иное (разведен или вдовец).
14. Если Вы были женаты (замужем), тогда Вы
покидали СССР, каково было занятие Вашей жены (мужа) в
то время? (Пожалуйста, будьте подробны в описании его
(ее) работы).
15. Если Вы были женаты (замужем): Тогда вы
женились (вышли замуж)? Пожалуйста, укажите точно год
заключения брака.
(а) Если были женаты (замужем) более чем один раз,
укажите год для каждого брака.
16. Каково было классовое происхождение Вашей
жены (Вашего мужа)?
17. Каково было Ваше материальное положение в
последние годы Вашей жизни в СССР. По сравнению с
большинством были Вы лучше или хуже обеспечены?
(отметить одно.)
Лучше.
Хуже.
Замечания:
18. Какой из нижеприведенных факторов Вы считаете
наиболее важным для счастливого брака между двумя
лицами в Советском Союзе? (Отметить одно.)
Что они оба имеют те же интересы.
Что они оба принадлежат к той же
национальности.
191

Что они оба принадлежат к той же социальной
группе.
Что они оба имеют те же политические взгляды.
Что-либо другое? Укажите что.
А. Что Вы считаете вторым по важности для
счастливого брака? (Отметить одно.)
Что они оба имеют те же интересы.
Что они оба принадлежат к той же
национальности.
Что они оба принадлежат к той же социальной
группе.
Что они оба имеют те же политические взгляды.
Что-либо другое? Укажите что.
Б. Теперь, что Вы считаете наименее важным?
(Отметить одно.)
Что они оба имеют те же интересы.
Что они оба принадлежат к той же
национальности.
Что они оба принадлежат к той же социальной
фуппе.
Что они оба имеют те же политические взгляды.
19. Каково было отношение Вашей жены (Baüiero
мужа) к советскому режиму?
20. Изменилось ли ее (его) мнение с течением
времени и если да, то каким образом?
6. Теперь, вспомните Ваших трех наиболее близких
друзей в 1940 году и дайте, пожалуйста, о них следующие
сведения:
А. Первый друг.
Что Вас сближало с ним (ней)?
Его (ее) классовое происхождение?
Его (ее) профессия в 1940 году?
Сколько лет он (она) учился (училась)?
192

Был ли он (она) членом Партии или Комсомола?
Что Вы чаше всего делали вместе?
Б. Второй друг.
Что Вас сближало с ним (ней)?
Его (ее) классовое происхождение?
Его (ее) профессия в 1940 году?
Сколько лет он (она) учился (училась)?
Был ли он (она) членом Партии или Комсомола?
Что Вы чаще всего делали вместе?
В. Третий друг.
Что Вас сближало с ним (ней)?
Его (ее) классовое происхождение?
Его (ее) профессия в 1940 году?
Сколько лет он (она) учился (училась)?
Был ли он (она) членом Партии или Комсомола?
Что Вы чаще всего делали вместе?
7. Этот раздел касается Вашего образования.
1. Какое формальное образование получили Вы в
Советском Союзе?
(Пожалуйста, укажите точно самый высший класс,
который Вы посещали, сколько лет Вы посещали школу
и закончили ли Вы Вашу школу. Пожалуйста, не забудьте
включить все специальные школы и курсы, которые Вы
когда-либо посещали! Например, рабфак, техминимум,
193

вечерние курсы, и т.п. Уточните, как долго Вы их
посещали, и что именно Вы изучали там.)
2. Как Вы учились в школе?
Очень хорошо.
Хорошо.
Средне.
Слабо.
Плохо.
3. Будучи в Советском Союзе, имели Вы одинаковую со
всеми возможность получить образование? (Отметить одно.)
Я имел (а) ту же самую возможность, как и другие.
Некоторые люди имели большую возможность
получить образование, чем я.
Я имел (а) большую возможность получить
образование, чем другие.
Если Вы выбираете второй или третий ответ, тогда
пожалуйста поясните Ваш ответ.
8· 1. Когда Вы были в Советском Союзе, как часто
делали Вы следующее? (Укажите в каждом случае.)
Часто Редко Никогда
1. Слушали ли Вы советское
радио?
2: Слушали ли Вы
иностранное радио?
3. Читали ли Вы газеты и
журналы?
4. Читали ли Вы книги?
5. Посещали ли Вы кино?
6. Посещали ли Вы театр?
7. Посещали ли Вы агитсо-
брания?
8. Посещали ли Вы лекции?
9. Получали ли Вы новости и
сведения из некоторых других
официальных источников
(неуказанных выше).
194

2. Сколько сведений, полученных Вами из газет и
журналов, Вы считали достоверными? (Отметить одно.)
Большинство сведений.
Некоторые сведения.
Никакие сведения.
3. Какие сведения, сообщаемые советской
информацией. Вы считали более достоверными?
А. Какие менее достоверными?
4. Проживая в Советском Союзе, как часто
разговаривали со своими друзьями о том, что происходит?
(отметить одно.)
Никогда.
Редко.
Часто.
5. Где Вы обычно с ними тогда разговаривали?
(Отметить одно.)
На месте работы.
В ресторане или в клубе.
Дома.
Где-нибудь еще (где именно)?
7. Проживая в Советском Союзе, получали ли Вы
информацию по слухам? (Отметить одно.)
Часто.
Редко.
Никогда.
а. Если да, то по каким слухам?
6. Где Вы слыхали эти слухи?
в. Считали ли Вы, что эти слухи были более или
менее достоверны, чем официальные источники?
(Отметить одно.)
Более достоверны.
Менее достоверны.
7. Мы поставили Вам ряд вопросов, касающихся
советской жизни. Для того чтобы мы в будущем могли из-
195

менить некоторые вопросы, мы хотели бы знать, считаете
ли Вы наши вопросы, направленные к изучению
Советского Союза, наилучшими из возможных, или они могут
быть улучшены? (Отметить одно.)
Вопросы лучшие из возможных.
Некоторые вопросы хороши, некоторые не так
удачны.
Большинство вопросов неудачно.

Приложение 3
Письменные вопросники по теме
«Жизнь в условиях немецкой оккупации»
Отвечайте, пожалуйста, на следующие вопросы только
в том случае, если Вы проживали в областях
оккупированных немцами во время Второй мировой войны.
1. Жили ли Вы в городе или деревне? (Отметить
одно.)
В большом городе.
В маленьком городе.
В деревне.
В другом месте. Уточните:
2. Если желаете, то укажите в какой области или
республике Вы проживали.
3. Чем Вы занимались до войны?
Находились ли Вы на той же самой службе и во время
войны?
Да.
Нет.
Если нет, то чем Вы занимались во во время войны?
Почему Вы переменили Вашу работу?
4. Насколько Ваша личная жизнь во время оккупация
отличалась от Вашей жизни при советской системе,
скажем, Ваша жизнь в 1935 г. от жизни в 1941 г.?
(Отметить одно.)
Жизнь во время оккупации была
значительно хуже.
Жизнь во время оккупации была
немного хуже.
Жизнь во время оккупации была,
примерно, такой же.
Жизнь во время оккупации была
немного лучше.
Жизнь во время оккупации была
значительно лучше.
Замечания.
197

5. Как по Вашему, улучшились ли или ухудшились,
по сравнению с довоенным временем, следующие
области жизни?
Поставьте свою отметку, пожалуйста, при каждом
перечислении «улучшились», «остались такими же» или
«ухудшились».
Условия питания
Условия работы
Террор
Религиозная жизнь
Принудительный
труд
Культурная жизнь
Другое (уточните).
6. Сравните условия Вашей жизни в 1940 году с
условиями жизни 1943 года (или с условиями жизни
последнего года, который Вы провели под оккупацией).
A. (а) Налоги при Советах были выше, чем при немцах,
(б) Налоги при Советах были ниже, чем при немцах.
Пожалуйста, объясните. (Отметить одно.)
Б. (а) Масла, хлеба и мяса было больше во время
оккупации, чем перед войной.
(б) Масла, хлеба и мяса было меньше во время
оккупации, чем перед войной.
Замечания.
B. (а) Мануфактуры и обуви было больше во время
оккупации, чем перед войной.
(б) Мануфактуры и обуви было меньше во время
оккупации, чем перед войной.
Замечания.
7. Как Вы жили во время оккупации по сравнению с
другими людьми? (Отметить одно.)
Лучше других.
Так же как другие.
Хуже других.
Замечания.
8. Какие из следующих групп населения относились
наиболее дружелюбно к немцам? (Отметить одно.)
Городские рабочие.
Крестьяне.
Интеллигенция.
Советские должностные лица.
Замечания.
198

9. Какие из следующих групп населения относились
наиболее враждебно к немцам? (Отметить одно.)
Городские рабочие.
Крестьяне.
Интеллигенция.
Советские должностные лица.
Замечания.
10. Представители каких групп населения встречались
наиболее часто среди чиновников местных управлений во
время оккупации? (Отметить одно.)
Бывшие советские должностные лица и члены
партии.
Лица «репрессированные» в прошлом.
Преступники.
Лица свободных профессий.
Другие: Уточните.
Замечания.
11. Представители каких групп населения встречались
наиболее часто среди полиции? (Отметить одно.)
Бывшие советские должностные лица и члены
партии.
Лица «репрессированные» в прошлом.
Преступники.
Безработные.
Советские милиционеры.
Другие. Уточните.
Замечания.
12. Возможно, что некоторые лица, занимавшие
ответственные посты во время оккупации, были людьми
идейными, а некоторые были оппортунистами. Как Вы
думаете, сколько было оппортунистов? (Отметить одно.)
Менее !/4-
Между 74 и х/ъ
Между 1/2 и 3/4-
Более 3/4.
Замечания.
13. Какие из следующих групп жили лучше всего при
немецкой оккупации? (Отметить только одну группу из
каждой категории.)
А. Крестьяне.
Государственные служащие.
199

Рабочие у немцев.
Интеллигенты.
Бывшие репрессированные лица.
Военнопленные, укрывавшиеся среди
гражданского населения.
Другие (уточните кто).
Б. Русские.
Украинцы.
Кавказцы (уточните национальность)
Татары.
«Фольксдойче».
Евреи.
Другие (уточните кто)
В. Владельцы комиссионных магазинов.
Спекулянты.
Владельцы столовых, парикмахерских и т.д.
Директора заводов, мастерских и т. д.
Старосты, члены Управы.
Бывшие члены Комсомола и партии.
Вернувшиеся старые эмигранты.
Другие (уточните кто):
14. Какие из следующих групп жили хуже всего при
немецкой оккупации? (Отметить только одну из каждой
категории.)
А. Крестьяне.
Государственные служащие.
Рабочие у немцев.
Интеллигенты.
Бывшие репрессированные лица.
Военнопленные, укрывавшиеся среди
гражданского населения.
Другие (уточните кто).
Б. Русские.
Украинцы.
Кавказцы (уточните национальность).
Татары.
«Фольксдойче».
Евреи.
Другие (уточните кто) __
200

В. Владельцы комиссионных магазинов.
Спекулянты.
Владельцы столовых, парикмахерских и т.д.
Директора заводов, мастерских и т.д.
Старосты, члены Управы.
Бывшие члены Комсомола и партии.
Вернувшиеся старые эмигранты.
Другие (уточните кто)
15. Изменилось ли заметно отношение населения к
немцам между тем временем, когда они появились и тем
временем, когда они отступили? (Отметить одно.)
Да.
Нет.
Если да», то перечислите главные причины
приведшие к изменению отношения.
Когда наступило это изменение?
16. Считали ли Вы сначала, что немцы выиграют
войну? (Отметить одно.)
Да.
Нет.
Если да», то до какого примерно времени Вы
придерживались этого мнения?
17. Сколько людей жило в Вашем городе (селе)
накануне войны?
Сколько людей жило в Вашем городе (селе) накануне
Вашей эвакуации оттуда?
Когда это было?
Замечания.
18. Знали ля Вы о немецких зверствах в то время,
когда Вы жили под оккупацией? (Отметить одно.)
Да.
Нет.
Если «да», то о каких?
201

19. Кто из немцев, кого Вы видели, вел себя лучше
всего? (Отметить одно.)
Гражданские лица.
Фронтовые части.
Гарнизонные войска.
СС, СД, жандармерия.
Другие. Уточните
Замечания.
20. Кто из немцев, кого Вы видели, вел себя хуже
всего? (Отметить одно.)
Гражданские лица.
Фронтовые части.
Гарнизонные части.
СС, СД, жандармерия.
Другие. Уточните
Замечания.
21. Что произошло с евреями в Вашем районе?
А. Какие слои населения были настроены антиеврей-
ски?
Б. В чем это сказывалось?
22. А. Какие из «восточных» воинских частей
пользовались наибольшей популярностью среди населения?
(Отметить одно.)
Добровольческие части.
Власовские формирования.
Бригада Каминского.
Украинские части.
Национальные легионы.
Полиция.
Другие. Уточните.
Почему?
Б. Какие из «восточных» воинских частей Вы считаете
более вторыми по популярности среди населения?
Добровольческие части.
Власовскце формирования.
Бригада Каминского.
Украинские части.
Национальные легионы.
202

Полиция.
Другие. Уточните.
Почему?
23. Какие из «восточных» воинских частей
пользовались наименьшей популярностью среди населения?
(Отметить одно.)
Добровольческие части.
Власовские формирования.
Бригада Каминского.
Украинские части.
Национальные легионы.
Полиция.
Другие. Уточните.
Почему?
24. А. Если Вы жили в городе: оказывало ли местное
управление помощь населению или оно вредило ему?
Оказывало помощь.
Вредило ему.
Объясните.
Б. Пожалуйста, опишите городского голову и членов
управы. Каково было их социальное происхождение, чем
они занимались до войны, были ли они партийными,
и т.д.?
25. Пожалуйста, перечислите все ошибки, которые
совершали немцы.
26. Опишите партизанское движение в Вашем районе:
когда создалось, кто в нем участвовал, насколько
успешно, настроение и т. д.
27. Если Вы жили в национальной республике:
насколько сильны были самостийные настроения, в чем
они выражались и как немцы к ним относились?
203

28. Приведите здесь, по Вашему желанию любые
иные замечания о немецкой оккупации, или сведения по
любым специальным отраслям и вопросам того периода,
с которым Вы особенно хорошо знакомы.
Ответьте на следующие вопросы только в том случае,
если Вы жили в деревне.
29. Сколько коров было в 1940 году в Вашей деревне?
Сколько их имелось к концу 1943 года (или перед
самым Вашим отъездом)?
30. Сколько зерна должны Вы были сдавать
государству в 1940 году?
Сколько зерна должны Вы были сдавать государству в
конце 1943 года (пли перед самым Вашим отъездом)?
31. Сколько молока должны Вы были сдавать
государству в 1940 году?
Сколько молока должны Вы были сдавать государству
в конце 1943 года (или перед самым Вашим отъездом)?
32. Каковы были урожаи во время войны? (Отметить
одно.)
Урожаи 1942 и 1943 гг. были лучше, чем урожаи
1939-40 гг.
Урожаи 1942 в 1943 гг. были примерно такие же,
как 1939—40 гг.
Урожаи 19421—943 гг. были хуже, чем урожаи
1939-40 гг.
33. Наш сельский староста среди населения
(Отметить одно.)
Пользовался большим авторитетом.
Пользовался малым авторитетом.
Не пользовался никаким авторитетом.
34. Наш староста был (Отметить одно.)
Назначен немцами.
Выбран сельским собранием.
Выдвинут без соблюдения формальностей.
Избран другим путем. Уточните.
Замечания.
204

35. Колхоз, в котором я был, был (Отметить одно.)
Оставлен нетронутым.
Разделен крестьянами без директив со стороны
немцев.
Разделен с согласия немцев.
Переименован в общину, но фактически
раскололся на частные земельные участки.
Замечания.
36. Земля в нашей деревне была (Отметить одно.)
Без соблюдения формальностей разделена для
личного пользования.
Разделена на участки по количеству душ в
семье.
Разделена на участки соответствовавшие
земельным участкам до коллективизации.
Осталась неразделенной.
Замечания.
37. Сельскохозяйственное оборудование в нашей
деревне (Отметить одно.)
Было эвакуировано Советами.
Было уничтожено до прихода немцев.
Осталось в коммунальном пользовании.
Было разделено. Уточните как.
Замечания.
38. Домашний скот в нашей деревне:
(Отметить одно.)
Был разделен стихийно.
Оставался в общем владении.
Был сперва расхищен, но потом должен был
быть возвращен.
Находился в общем пользовании нескольких
семейств.
Был разделен справедливо между дворами.
Замечания.
Для того чтобы материалы следующего раздела были
нам полезны, нам нужны некоторые сведения о Вас
лично.
205

Будьте добры, ответьте на следующие вопросы, даже
если Вы уже отвечали на них в предыдущих разделах.
1. Ваш пол (отметить одно).
Мужской.
Женский.
2. В каком году Вы родились?
3. К какой национальной группе Вы принадлежите?
(Отметить одно.)
Русский.
Украинец.
Белорус.
Армянин.
Иной национальности (какой именно).
4. Были ли Вы женаты (замужем) в Советском Союзе?
(Отметить одно.)
Да.
Нет.
5. В каком году Вы покинули СССР?
6. Жили ли Вы под немецкой оккупацией? (Отметить
одно.)
Да.
Нет.
7. Каково было Ваше постоянное занятие в СССР?

Содержание
От автора 3
1. Россия — «terra incognita»? 6
2. Чем хуже, тем лучше?! 11
3. Создание Русского исследовательского центра:
кем и зачем? 19
4. «Гарвардский проект»: военный заказ или
научный интерес? 29
5. Беженцы, эмигранты, невозвращенцы: людские
судьбы как источник информации 42
6. Мюнхенский институт: место и роль в
«Гарвардском проекте» 51
7. «Полевые работы» в Германии 67
8. Обработка материалов проекта 84
9. Миф «замка из слоновой кости» 96
10. Довоенный сталинизм глазами советских
«невозвращенцев» 109
11. Заключение 145
Примечания 149
Приложения
Приложение 1. Предложения ВВС для включения
в анкеты и письменные вопросники «Гарвардского
проекта» 160
Приложение 2. Письменные вопросы экспедиции
Харвардского университета 169
Приложение 3. Письменные вопросники по теме
«Жизнь в условиях немецкой оккупации» 197
207

Евгений Владимирович Кодин
«ГАРВАРДСКИЙ ПРОЕКТ»
Редактор Л.Лнохова
Художественное оформление Л. Сорокин
ЛР № 066009 от 22.07.1998. Подписано в печать 27.02.2003.
Формат 84x108 Уз2. Бумага офсетная N9 1. Печать офсетная.
Усл.печл. 10,9. Уч.-издл. 11,7. Тираж 1000 экз. Заказ Nq 7749
Издательство «Российская политическая энциклопедия»
(РОССПЭН)
117393, Москва, ул. Профсоюзная, д. 82. Тел. 334-81-87 (дирекция);
Тел./факс 334-81-62
Отпечатано в полном соответствии
с качеством предоставленного оригинал-макета
в ППП «Типография «Наука»
121099, Москва, Шубинский пер., 6