Автор: Гизо Ф.
Теги: всеобщая история история франции (ес) история цивилизаций история франции
ISBN: 5-347-00014-7
Год: 2006
Текст
ИСТОРИЧЕСКАЯ БИБЛИОТЕКА
г РУБЕЖИ -|
~>ХХ1<-
УДК 94(44)
ББК 63.3(4Фра)
Историческая библиотека основана в 1995 г.
Автор проекта и основатель серии: Кулаков Владимир Александрович
Автор серийного оформления: Яковлев Анатолий Тимофеевич
Ответственный редактор: Балакин Василий Дмитриевич
Г46 Гизо Франсуа. История цивилизации во Франции в 4-х томах.
Том III. Лекции XXXI-XLV. Перевод с французского М. Корсак.
Ответственный редактор: Балакин В. Д. — М.,
Издательский дом «Рубежи XXI». 2006 г. 296 с., с иллюстрациями.
«История цивилизации во Франции», фундаментальный труд классика французской историо-
графии Франсуа Гизо (1787-1874), явилась в свое время событием не только в научной, но и об-
щественной жизни, получив большой резонанс в Европе и Америке.
В России ее публикация во II половине XIX века в переводе видного историка-медиевиста
П.Г. Виноградова также нашла широкий отклик среди образованной части общества.
И в начале XXI века эта книга не утратила своего значения, что дает право рекомендовать ее ис-
торикам, студентам и всем интересующимся историей развития мировой цивилизации.
УДК 94(44)
ISBN 5-347-00014-7(3)
ISBN 5-347-00012-01
© Корсак М., перевод лекций XXXI-XLV.
© Балакин В. Д., научный комментарий.
© Гершкович Ю. С., рисунки для заставок
и концовок, 2006.
© УпакГрафика, допечатиая подготовка,
обработка иллюстраций и карт, 2006.
© Рубежи XXI, 2006.
Гизо Франсуа
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
ТОМ ТРЕТИЙ
ЛЕКЦИИ XXXI-XLV
Ответственный редактор кандидат исторических наук
В. Д. Балакин
ЛЕКЦИЯ XXXI
06 элементах национального единства. Они уже существуют н начинают
развиваться во Франции в конце X века. С этих пор начинаете» французская циви лизация. —
Предметом этого курса будет феодальная эпоха- Она заключает в себя XI, XII и XIII века, от Гуго
Калета до Филиппа Валуа. — Доказательства того, что это — действительно границы феодалы й
эпохи. — План курса. — История 1) общества и 2) человеческого ума в продолжение феодальной
эпохи. — История общества разделяется 1) на историю светского и 2) на историю духовного
общества. — История человеческого ума разделяется 1) на историю ученой литературы,
на латинском яз> же и 2) на историю национальной литературы, на родном языке. — Ва кное
значение Средних веков в истории французской цивилизации. — О настоящем состоянии
мнений относительно Средних веков. Справедливо ли, будто историческое беспристрастие
и поэтическая симпатия к этой эпохе не лишены опасности? — Польза данных занятий.
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
Милостивые государи!
Начиная в прошлом году этот курс, я должен был определить предмет его и
объяснить причины своего выбора. В настоящее время мне не надо делать ниче-
го подобного. Предмет наших занятий уже известен, путь их начертан вперед. В
то время я пытался сделать вас свидетелями возникновения французской цивили-
зации при первых двух династиях; теперь я намереваюсь проследить ее среди
всяких превратностей, которым она подвергалась во время своего продолжитель-
ного и славного развития, до наших дней. Итак, я принимаюсь за нее там, где я
ее оставил, т.е. в конце X века, при восшествии на престол Капетингов.
Здесь, говорил я, оканчивая несколько месяцев тому назад свой курс, здесь
именно начинается Франция и французская цивилизация. Вы помните, что до
тех пор мы говорили о цивилизации галльской, римской, галло-римской, франк-
ской, галло-франкской; мы принуждены были приводить чужие имена, а не наше
собственное имя, чтобы хоть с некоторой верностью выразить понятие об обще-
стве, не имевшем ни единства, ни постоянства, ни цельности. Но с конца X века
нетуже ничего подобного; теперь нам предстоит заниматься французами, фран-
цузской цивилизацией.
А между тем именно в эту эпоху на нашей территории исчезает всякое нацио-
нальное и политическое единство. Об этом говорят все книги, это доказывается
всеми фактами. Эта эпоха была именно эпохой преобладания феодального поряд-
ка, т.е. раздробления народа и власти. В XI веке земля, называемая нами француз-
скою, была населена небольшими народами, мелкими государями, почти совер-
шенно чуждыми друг другу и почти совершенно независимыми друг от друга.
Казалось, что исчезла даже самая тень центрального управления и общей нации.
Каким же образом вышло, что действительно французская цивилизация и ис-
тория начались именно в тот момент, когда было почти невозможно открыть ка-
кую-нибудь Францию?
Дело в том, что в жизни народов внешнее, видимое единство, единство имени
и правления, несмотря на всю свою важность, не есть самое главное и наиболее
существенное, действительно образующее собой нацию. Есть более глубокое и
могущественное единство, происходящее не вследствие одинаковости правления
и судьбы, но вследствие сходства общественных элементов, вследствие сходства
учреждений, нравов, идей, чувств, языков; это единство пребывает в самих лю-
дях, соединенных в общество, а не в формах их сближения; словом, единство
это — нравственное, далеко превосходящее собою единство политическое, и од-
но только могущее служить ему прочною основой.
Итак, милостивые государи, колыбель того единого и вместе с тем сложного
существа, которое сделалось французской нацией, находится именно в конце
X века. Много потребовалось для этой нации веков и продолжительных усилий,
пока она не вышла оттуда и не проявила себя во всей своей простоте и величии.
---------------------------& в -
ЛЕКЦИЯ XXXI
Между тем в эту эпоху элементы ее уже существуют, и можно даже различать про-
цесс их развития. В те времена, которые мы изучали в прошлом году, с V по
VIII век, например, под управлением Карла Великого, внешнее политическое
единство часто бывало больше и сильнее, нежели в ту эпоху, которой мы намере-
ваемся заняться теперь. Но если вы заглянете в глубь вещей, в моральное состо-
яние самих людей, вы увидите там полное отсутствие единства. Между народно-
стями господствует глубокая рознь и даже враждебность; равным образом
различествуют и борются между собою законы, предания, нравы, языки; обще-
ственные положения и сношения не отличаются ни общностью, ни постоянст-
вом. В конце X и в начале XI века нет такого политического единства, как во вре-
мена Карла Великого; но народности начинают уже смешиваться между собою;
различие законов, сообразно с происхождением, уже не составляет основы всего
законодательства. Общественные положения приобрели некоторую прочность,'
учреждения, хотя и не одинаковые, но повсюду сходные, учреждения феодаль-
ные, уже почти взяли верх на всей территории. Вместо коренной неистребимой
разности между латинским языком и германскими наречиями начинают образо-
вываться два языка, южно-романский и северно-романский, хотя и различные,
но одинакового происхождения и характера и предназначенные слиться со вре-
менем воедино. Рознь начинает также изглаживаться в душе людей, в их нравст-
венном существовании. Германец уже меньше прежнего предан своим герман-
ским традициям и обычаям, он отказывается мало-помалу от своего прошлого,
чтобы принадлежать своему настоящему положению. То же самое происходит и с
римлянином: он меньше вспоминает о древней империи и о ее падении, так же
как и о возникавших в нем вследствие того чувствах. И над победителями, и над
побежденными новые, современные события, общие для тех и других, с каждым
днем приобретают все большее влияние. Одним словом, политического единства
еще почти не существует, действительное различие еще очень велико, между тем,
в сущности, действительного единства теперь больше, нежели за пять веков пе-
ред тем. Начинают проглядывать элементы нации, доказательством чему служит
то, что, начиная с этой эпохи, стремление всех общественных элементов к сбли-
жению и слиянию и к образованию больших масс, т.е. стремление к националь-
ному, а вследствие того и к политическому единству становятся преобладающим
характером, великим фактом истории французской цивилизации, тем общим и
постоянным фактом, вкруг которого теперь будут вращаться все наши занятия.
Развитие этого факта и торжество стремления были великим счастьем для
Франции. Благодаря главным образом им она опередила на пути цивилизации
все остальные народы континента. Взгляните на Испанию, Италию, даже на
Германию: чего им недостает? А между тем они подвигались гораздо медленнее
Франции к моральному единству и к образованию из себя одного народа. Или,
например, там, где нравственное единство установилось вполне или почти впол-
----------------------------•> » 3----------------------------------------
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
не, как в Италии и Германии, преобразование его в политическое единство и
происхождение общего правления либо замедлялось, либо совершенно останав-
ливалось. Более счастливая Франция раньше и полнее достигла этого двойного
единства, составляющего если не исключительное основание, то исключитель-
ный залог силы и величия наций. Именно в конце X века Франция, так сказать,
отправилась в путь к этому важному результату. Итак, французская цивилизация
начинается в действительности с этой эпохи; отсюда мы можем изучать ее под ее
действительным именем.
Феодальная эпоха, т.е. та эпоха, когда феодальный порядок сделался господ-
ствующим на нашей территории, будет предметом курса нынешнего года. Она
простирается от Гуго Капета до Филиппа Валуа’, т.е. обнимает собою XI, XII и
XIII века. Мне кажется, легко доказать, что это и были действительные границы
и поприще феодальной эпохи’.
Я уже напоминал вам, да и всякому известно, что особенный и общий характер
феодализма состоял в раздроблении народа и власти на множество небольших на-
родов и мелких государей, в полном отсутствии общей нации и центрального уп-
равления. Посмотрим, в каких границах заключено это явление, и они непремен-
но окажутся границами феодальной эпохи.
Если я не ошибаюсь, их можно лучше всего узнать по трем признакам.
Какие враги победили феодализм? Кто боролся с ним во Франции? Две силы:
королевская власть, с одной стороны, и коммуны — с другой. Благодаря коро-
левской власти во Франции сложилось центральное управление; благодаря ком-
мунам сложилась общая нация, сгруппировавшаяся вокруг центрального управ-
ления. В конце X века королевская власть и коммуны были еще незаметны или
едва заметны. В начале XIV века королевская власть составляет голову государ-
ства, а коммуны образуют собою тело нации. Эти две силы, долженствовавшие
победить феодальный порядок, если еще не достигли в то время своего полного
развития, то приобрели уже положительный перевес. Следовательно, судя по
этому признаку, можно сказать, что здесь останавливается собственно феодаль-
ная эпоха, так как главным характером ее было отсутствие всякой нации и вся-
кой центральной власти.
Затем вот второй признак, указывающий те же самые границы феодальной
эпохи.
С X по XIV век войны, бывшие в то время главными историческими событи-
ями, отличаются, по крайней мере в большинстве случаев, одинаковым характе-
ром. Это, так сказать, внутренние междоусобия, происходящие в лоне самого
феодализма: то государь старается отвоевать часть территории у своих вассалов,
то вассалы воюют между собой за известные части территории. Таковыми пред-
ставляются нам, за исключением крестовых походов, почти все войны Людови-
ка Толстого’, Филиппа Августа*, Святого Людовика и Филиппа Красивого; их
•----------------------------> 10 -
ЛЕКЦИЯ XXXI
Монеты (денье) Людовика VI Толстого
причины и последствия про-
исходили от самого свойства
общества.
С XIV века войны изменя-
ют свой характер. С этих пор
начинаются войны чужезем
ные, ведущиеся не вассалом
против сюзерена и не одним
вассалом против другого, но
войны между народами и
между правительствами. С
восшествием на престол Фи-
липпа Валуа вспыхивают ве
дикие войны французов про-
тив англичан и обнаруживаются притязания английских королей не на тот или
другой лен, но на всю французскую землю и на французский престол, продо«ка-
ющиеся до времен Людовика XI*. Здесь дело идет уже не о феодальных, а о на-
циональных войнах, что служит несомненным доказательством того, что фео-
дальная эпоха останавливается у этих границ и что началось уже иное общество.
Наконец, если мы обратимся к третьему роду признаков и станем вопрошать
великие события, справедливо считаемые всеми результатом и выражением фео-
дального общества, то увидим, что все они заключаются в разбираемой нами эпо-
хе. Крестовые походы, эта великая авантюра феодализма, и их народная слаьа
почти совершенно оканчиваются с Людовиком Святым и XIII веком; впоследст-
вии от них остается лишь ничтожный отголосок. Рыцарство, это поэтическое по-
рождение, этот, так сказать, идеал феодализма, заключено в те же самые грани-
цы; в XIV веке оно находится уже в упадке, и странствующий рыцарь
представляется в то время смешною личностью. Равным образом романтическая
и рыцарская литература, трубадуры, труверы — словом, все учреждения и факты,
могущие считаться результатами и спутниками феодализма, принадлежат XI, XII
и XIII векам. Следовательно, это и была феодальная эпоха, и если я заключаю ее
в эти границы, то не устанавливаю какой-нибудь произвольной и чисто условной
классификации, но лишь подтверждаю то, что было в действительности.
Теперь посмотрим, каким образом мы будем изучать эту эпоку.
Вы помните, надеюсь, что я рассматривал цивилизацию как результат двух ве-
ликих фактов: с одной стороны — развития общества, а с другой — развития ин-
дивщуального человека. Вследствие того я постоянно старался изображать циви-
лизацию внешнюю и цивилизацию внутреннюю, историю общества и историю
человека, историю человеческих сношений и историю человеческих идей, исто-
рию политическую и историю интеллектуальную.
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
Мы и теперь будем следовать этой методе и станем рассматривать феодальную
эпоху с этой двоякой точки зрения.
Исходя от политической точки зрения и углубясь в историю общества, мы най-
дем, что с X по XIV век, так же как и с V по X, существовало рядом два общества,
замкнутых, так сказать, одно в другом и вместе с тем совершенно различных меж-
ду собою: общество светское и духовное, церковь и государство. Будем по-преж-
нему изучать каждое из них отдельно.
Светское общество надо рассматривать, во-первых, на основании составляв-
ших его фактов, показывающих, чем оно было; во-вторых, на основании исходя-
щих от него законодательных и политических памятников, запечатленных его ха-
рактером.
Три великих факта феодальной эпохи, по своим свойствам и отношениям
заключающие в себе историю цивилизации этих трех веков, суть следующие:
1) владельцы ленов', сама феодальная ассоциация; 2) выше феодальной ассоци-
ации и рядом с нею, в тесной связи с нею, хотя и покоящаяся на других основа-
ниях и старающаяся создать себе отдельное существование, — королевская
власть; 3) ниже феодальной ассоциации и рядом с нею, также в тесной связи с
нею, хотя тоже покоящиеся на других основаниях и стремящиеся отделиться
от нее, — коммуны. История этих трех фактов и их взаимодействия между собою
составляет в эту эпоху историю светского общества.
Что касается дошедших до нас от того времени письменных документов, то
главных из них четыре: два сборника законов, которые, по моему мнению, в на-
стоящее время было бы неверно со стороны ученых назвать уложениями, и два
труда юристов. Законодательные памятники таковы: 1) собрание указов фран-
цузских королей и, главным образом, постановления Людовика Святого; 2) Ас-
сизы’ Франкского королевства в Иерусалиме, составленные по повелению Гот-
фрида Бульонского, воспроизводящие состояние феодального общества полнее и
вернее, нежели всякий другой документ.
Два труда юристов следующие: 1) «Кутюмы Бовези» Бомануара’ и 2) «Трак-
тат о древней юриспруденции французов, или Советы другу» Пьера де Фонтена.
Я изучу с вами эти памятники феодального законодательства так же, как изу-
чил варварские законы и капитулярии, тщательно разбирая их и стараясь получ-
ше выяснить их содержание и точнее ознакомиться с их сущностью.
От светского общества мы перейдем к духовному и по-прежнему рассмотрим
его: 1) в нем самом, в его собственной внутренней организации; 2) в его отно-
шениях к светскому обществу, к государству; 3) наконец, в его отношениях к
внешнему правительству вселенской церкви, т.е. к папству.
Таким образом, если я не ошибаюсь, мы получим полную историю общества,
после чего мы примемся за историю человеческого ума. В эту эпоху она заключа-
ется в двух великих фактах, в двух отдельных литературах: 1) в ученой, писанной
----------------------------> 12 е---------------------------------------
ЛЕКЦИЯ XXXI
по-латыни, обращающейся исключительно к просвещенным классам, как свет-
ским, так и духовным, и заключающей в себе тогдашнюю теологию и филосо-
фию; 2) в национальной, народной литературе, писанной исключительно на
обыкновенном языке и обращающейся ко всем, преимущественно же — к людям
праздным и к народу. Кто пренебрежет тем или другим из этих двух фактов, кто
не ознакомится хорошенько с этими двумя литературами и не заметит, каким об-
разом они идут рядом, редко, впрочем, по соседству одна с другой, но обладая
одинаковой силой и занимая одинаково важное место, тот будет иметь неполное
и ложное представление об умственной истории этой эпохи, о состоянии и про-
грессе умов.
Таков, в целом, план курса нынешнего года. Таким образом, нам открывается
обширное поле для исследований. Мы видим в нем много такого, что способно
возбуждать и долгое время питать научное любопытство. Но неужели такая вели-
кая эпоха нашей истории, неужели Франция во время самого сурового перелома
своего развития, неужели Средние века составляют для нас в настоящее время не
более как научный материал или предмет любопытства? Неужели у нас нет более
общего и настоятельного интереса для их изучения? Неужели это прошлое име-
ет цену только для эрудиции? Или оно сделалось уже вполне чуждым настоящему
времени и нашей жизни?
Если я не ошибаюсь, два современных очевидных факта доказывают собою
противоположное.
Мы видим, что в настоящее время воображение любит переноситься к той
эпохе. Ее предания, нравы, похождения, памятники, несомненно, привлекают к
себе публику. Чтобы убедиться в этом, стоит только вопросить литературу и ис-
кусства, раскрыть истории, романы и поэтические произведения нашего време-
ни, зайти к продавцам мебели и редкостей, и мы повсюду увидим, что Средние
века эксплуатируются, воспроизводятся, занимают мысль и потешают вкус той
части общества, которая имеет достаточно времени для посвящения его своим
умственным потребностям и наслаждениям1.
Но в то же время со стороны некоторых просвещенных и почтенных людей,
искренне преданных науке и прогрессу человечества, замечается сугубое недо-
вольство этой эпохой и всем, что ее напоминает. По их мнению, всякий, ищущий
в ней вдохновения и даже просто поэтического наслаждения, ведет литературу об-
ратно к варварству; а всякий, стремящийся с политической точки зрения отыскать
посреди той громадной массы заблуждений и зла нечто хорошее, волей-неволей
способствует системе деспотизма и привилегий. Эти беспощадные враги Сред-
них веков сокрушаются об ослеплении публики, способной находить удовольствие 1
1 Напоминаем читателю, что это говорилось в конце двадцатых годов XIX века.
------------------------♦ « <----------------------
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
в том, чтобы хоть мысленно переноситься в века варварства, и чуть не предска-
зывают, что, продолжись подобное настроение, люди возвратятся ко всем неле-
постям и бедам, тяготевшим в то время над народами.
Это с очевидностью доказывает, что Средние века еще и ныне составляют для
нас нечто совсем иное, нежели просто научный материал, и ответствуют более
действительным и прямым интересам, нежели интересы эрудиции и историчес-
кой критики, и более общим и живым чувствам, нежели чувство простого любо-
пытства.
Можно ли этому удивляться? Указываемый мною двойственный факт и есть
именно результат и, так сказать, новая форма двух главных характеров Средних
веков, двух великих фактов, благодаря которым эта эпоха заняла в истории нашей
цивилизации столь важное место и так сильно отозвалась на последующих веках.
С одной стороны, нельзя не признать, что Средние века были колыбелью со-
временных обществ и нравов. Во время их получили начало: 1) новейшие языки
и, в частности, наш; 2) новейшие литературы и именно то, что в них есть наци-
онального, оригинального, чуждого всякой науке и всякому подражанию другим
странам и эпохам; 3) большинство новейших памятников, тех памятников, где в
продолжение целых веков собирались и собираются еще доныне народы — церк-
ви, дворцы, ратуши, а также всякого рода другие произведения искусства и обще-
ственной пользы; 4) почти все исторические фамилии, игравшие известную
роль и проявлявшие свое имя во время различных фазисов нашей судьбы;
5) множество национальных событий, важных сами по себе и долгое время поль-
зовавшихся большой популярностью: крестовые походы, рыцарство — словом,
почти все то, что в течение целых веков занимало и волновало воображение
французского народа.
Очевидно, что это был богатырский век новейших народов, в том числе и
французского. Что же может быть естественнее богатства этого века и его поэти-
ческой привлекательности? Но рядом с этим фактом мы встречаем еще другой,
не менее неопровержимый: во все время средних веков общественный строй,
особенно во Франции, был нестерпим и отвратителен. Никогда ни одна нация не
чувствовала такого отвращения к своей колыбели; феодальный порядок, его ус-
тановления и принципы никогда не получали со стороны людей того необдуман-
ного одобрения, какое народы давали иногда по привычке самым плохим систе-
мам общественного устройства. Франция постоянно боролась, стремясь
избегнуть или уничтожить их. Всякий, наносивший им удар, будь то король, юрист
или церковь, получал одобрение и популярность; если даже средством освобожде-
ния от них являлся деспотизм, то и он принимался как благодеяние.
XVIII век и французская революция были последним сроком и окончательным
выражением этого факта нашей истории. При их появлении общественный
строй Средних веков был уже давно изменен, обессилен и расторгнут; между тем
----------------------------14 $-------------------------------
ЛЕКЦИЯ XXXI
в мыслях и намерениях народа этот великий толчок относился главным образом к
воспоминаниям и последствиям прежнего строя. Погибшее в то время общество
было то самое, что создавалось германским вторжением на запад, и первоначаль-
ной и главной формой которого был феодализм. По правде сказать, феодализма
уже не существовало; между тем негодовали именно против него.
Но вот потому-то, милостивые государи, что XVIII век и революция вышли
окончательною вспышкой народного отвращения к средневековому обществен-
ному строю, необходимо должны были ссучиться и действительно случились две
следующие вещи: 1) в своей жестокой борьбе против всякой памяти и всех остат-
ков этой эпохи XVIII век и революция не были настолько беспристрастны отно-
сительно ее, чтобы найти в ней что-либо хорошее; 2) равным образом они не
признали в то время ее поэтического характера и ее достоинства и прелести как
колыбели некоторых элементов национальной жизни. Те эпохи, когда преобла-
дает критический дух, т.е. эпохи, занимающиеся преимущественно исследовани-
ем и разрушением, вообще мало понимают поэтические времена, те времена,
когда человек охотно поддается влечению своих нравов и окружающих его усло-
вий. При этом они менее всего понимают истинную и поэтическую сторону тех
времен, против которых ведут войну. Откройте письменные произведения
XVIII века, по крайней мере те из них, которые отличаются характером своей
эпохи и способствовали уже совершившейся в то время великой революции, и вы
увидите, что человеческий ум почти нечувствителен в них к поэтическому досто-
инству всякого общественного строя, если тот не соответствует созданному им са-
мим и излюбленному им типу; при этом он всего нечувствительнее к поэтическо-
му достоинству суровых и грубых времен, между прочим — к эпохе Средних веков.
«Опыт о нравах и духе народов»”' служит в этом случае самым верным изображе-
нием общего настроения того века; отыщите в нем историю Средних веков, и вы
увидите, что Вольтер постоянно старается выставить в ней все, что только было
грубого, нелепого, отвратительного и несчастного в ту эпоху. Он положительно
прав в своем окончательном суждении о ней и в своих усилиях уничтожить ее ос-
татки, но зато он ничего больше и не видит в ней и заботится лишь о том, чтобы
осудить ее и уничтожить. Само собой разумеется, что мы говорим об историчес-
ких сочинениях и о его критико-полемических трудах; но Вольтер занимался не
одной только критикой, а был вместе с тем и поэт; когда же он давал волю свое-
му воображению и своим поэтическим инстинктам, он находил в себе чувства, со-
вершенно противоположные его суждениям. О Средних веках он говорил не в од-
ном только «Опыте о нравах и духе народов», и притом как он о них говорил!
Oh! L'heureux temps que celui ces fables,
Des bons demons, des esprits familiers,
Des farfadets, aux mortels secourables!
*---------------------------15 Ц.---------------------------------------
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
On ecoutait tous ces faits, admirables
Dans son chateau, pres d'un large foyer.
Le pere et 1'oncle, et la mere, et la fille,
Ouvraient 1'oreille a monsieur 1'aumonier,
Qui leur faisait des contes de sorcier.
On a banni les demons et les fees;
Sous la raison les graces etouffees
Livrent nos coeurs a I'insipidite;
Le raisonneur tristement s'accredite;
On court, helas! Apres la verite.
Ah! Croyez-moi, 1'erreur a son merite.
«О счастливая пора басен, добрых демонов, домашних духов и домовых, помо-
гавших смертным! Люди слушали рассказы обо всех этих чудесах, сидя в своем
замке, у широкого очага. Отец и дядя, мать и дочь, соседи и все семейство пре-
клоняли слух к волшебным россказням господина священника. Теперь феи и де-
моны изгнаны; грации, подавленные тяжестью рассудка, предоставляют сердца
наши пошлости; к сожалению, резонерство идет в ход. Все, увы. гонятся за исти-
ной! Ах, поверьте мне, в заблуждении есть также свой прок».
Вольтер ошибочно называет заблуждением поэтическую сторону этих старых
времен; несомненно, поэзия примыкала ко многим заблуждениям, но сама по се-
бе она была истинна, хотя истина ее чрезвычайно отличалась от истины фило-
софской, причем она вполне отвечала очень законным требованиям человечес-
кой природы. Впрочем, это случайное замечание неважно; поразительнее всего
странная противоположность между Вольтером-поэтом и Вольтером-критиком:
поэт чувствует к Средним векам то, что совершенно чуждо критику, так что один
сокрушается об утрате того, что другой стремится уничтожить. Можно положи-
тельно сказать, что это недостаток политической беспристрастности и поэтиче-
ской симпатии XVIII века. Велика ли опасность, предполагаемая от подобной ре-
акции? Существует ли она даже действительно?
С литературной точки зрения я не стану отрицать ее безусловно. Я не скажу,
что в этом возврате воображения к Средним векам не было некоторого преувели-
чения, какой-то мании, и что это не вредило здравому смыслу и хорошему вкусу.
Но, строго разобрав дело, я полагаю, что реакция, проводимая даже с большим
талантом, есть скорее отыскивание пути, нежели поворот на него. По моему мне-
нию, она идет скорее от людей избранных, нередко искренне вдохновенных, хо-
тя и ошибающихся иногда в поисках рудоносной жилы, нежели от людей, уже на-
шедших таковую и доверчиво ее разрабатывающих. Впрочем, в сущности, при
настоящем положении умов и общества зло не может не сделаться слишком серь-
езным. Разве в мире литературном и в мире политическом нет гласности и кри-
------------------------------!в <•---------------------------------------------
ЛЕКЦИЯ XXXI
тики, постоянно готовых оказывать повсюду одинаковые услуги, состоящие в
том, чтобы предупреждать, удерживать, бороться и, наконец, чтобы препятство-
вать подпадению под исключительное господство какой-нибудь партии или сис-
темы? Они не щадят новой школы, а публика, настоящая, серьезная публика, хо-
тя и принимает ее благосклонно, тем не менее нисколько не расположена,
по-видимому, подчиняться ей. Она обсуждает и даже порицает ее иногда доволь-
но жестко. Словом, ничто не свидетельствует о том, чтобы варварство готово бы-
ло овладеть вкусом народа.
Между тем надо брать жизнь там, где она обнаруживается, ветер — там, отку-
да он дует, а талант — там, где небу было угодно поместить его, так как в литера-
турном мире требуются прежде всего талант и жизнь; всего хуже в нем неподвиж-
ность и бесплодность.
Что касается опасности со стороны политического беспристрастия, этого ха-
рактера реакции, на который плачутся, то ее положительно следует отрицать.
Беспристрастие никогда не будет народной склонностью и заблуждением масс;
они управляются простыми и исключительными идеями и страстями, и нечего
опасаться, чтобы они когда-нибудь слишком благоприятно судили о Средних ве-
ках и о тогдашнем общественном строе. Современные интересы и национальные
предания сохраняют в этом отношении если не всю свою пылкость, то, по край-
ней мере, достаточную власть для предупреждения всяческих излишеств. Пото-
му-то вышеупомянутое беспристрастие никогда не проникнет за пределы науки
или философских рассуждений.
И что такое оно даже в этих пределах и между теми, кто всего более хвалится
им? Разве оно заставляет их так или иначе возвращаться к учениям Средних ве-
ков, к одобрению тогдашних учреждений и тогдашнего общественного строя?
Нисколько. Принципы, лежащие в основе современных обществ, успехи и по-
требности разума и человеческой свободы не имеют, конечно, ни в ком таких
твердых и ревностных защитников, как в приверженцах исторической бесприст-
растности; они первыми являются у пробитой бреши и более всех других подвер-
гаются опасности со стороны неприятельских ударов. Они не чувствуют ни ма-
лейшего уважения к старинным формам, к той странной и тиранической,
насильно созданной классификации феодальной Франции, для преобразования
которой потребовалось столько веков и столько громадных усилий. Они хотят
только полного и свободного суждения о прошлом своего отечества; они не верят,
чтобы оно вовсе было лишено доблести, свободы и разума и чтобы кто-нибудь
имел право презирать его за его ошибки и падения на том самом пути, по кото-
рому даже в настоящее время, после стольких успехов и побед, мы сами подвига-
емся еще с таким затруднением.
Здесь, очевидно, нет никакой опасности ни для свободы человеческого ума, ни
для хорошей общественной организации.
----------------------------«
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
Наоборот, нет ли здесь даже выгоды для этой самой исторической беспристра-
стности и для поэтической симпатии к старинной Франции?
Прежде всего, не есть ли это вновь открытый источник сердечных ощущений
и услад для людского воображения? Вся эта продолжительная эпоха, вся эта
старина, в которой прежде видели сплошь только нелепость и варварство, становит-
ся для нас богатою великими воспоминаниями, прекрасными приключениями,
разными событиями и чувствами, возбуждающими в нас самый живой интерес.
Это область, необходимая для удовлетворения той потребности в сопережи-
вании, которую ничто, слава Богу, не может заглушить в человеческой природе.
Воображение, милостивые государи, играет громадную роль в жизни людей и
народов. Для того чтобы занять и удовлетворить его, ему нужна или действительная,
энергическая страсть, подобная той, что одушевляла собою XVIII век и револю-
цию, или какое-нибудь богатое и разнообразное зрелище. Одного настоящего,
не оживленного страстью, а спокойного и правильного, недостаточно для чело-
веческой души; она чувствует себя в нем стесненной и бедной, ей хочется боль-
шого простора и разнообразия. Отсюда и происходит важность и прелесть про-
шлого, национальных преданий, всей той части жизни народов, где воображение
может свободно витать и наслаждаться среди гораздо обширнейшего простран-
ства, чем настоящая жизнь. Иногда, под влиянием сильного кризиса, народы мо-
гут отрицать свое прошлое и даже проклинать его, но они не могут ни позабыть
его, ни оторваться от него надолго или окончательно. Однажды, во время одно-
го из эфемерных парламентов, происходивших в Англии при Кромвеле и полу-
чившего название по имени одного из своих членов — смешной личности, назы-
вавшейся Бербоном, один фанатик поднялся с места и потребовал, чтобы во всех
хранилищах и публичных местах были уничтожены все архивы, документы и
письменные памятники старой Англии. То был один из приступов лихорадки, ов-
ладевающий иногда народами среди самого полезного и славного возрождения.
Кромвель, как человек более разумный, заставил отклонить это предложение. Ду-
маете ли вы, чтобы это могло долго заслуживать одобрение Англии и чтобы оно
действительно достигло своей цели?
По моему мнению, школа XVIII века не раз ошибалась в том, что не поняла ро-
ли, какую воображение играет в жизни человека и общества. С бранью нападала
она, с одной стороны, на все старое, а с другой — на все, что мнило быть вечным,
на историю и религию, т.е. она как бы оспаривала и хотела похитить у людей
прошлое и будущее, чтобы сосредоточить их в настоящем. Эта ошибка объясня-
ется и даже оправдывается пылкостью завязавшейся в то время борьбы и господ-
ством временной страсти, удовлетворявшей той потребности ощущений и вооб-
ражения, которая неистребимо существует в человеческой природе. Но это не
уменьшает ни значения, ни важных последствий этой ошибки. Я легко мог бы
найти этому доказательства в тысяче подробностей нашей современной истории.
•---------------------------«8 <----------------------------------------
ЛЕКЦИЯ XXXI
Между тем иные ведь справедливо жалуются, что история наша вовсе не наци-
ональна и что нам недостает воспоминаний и народных преданий. Этому факту
приписывают недостатки нашей литературы и даже нашего характера. Следует
ли распространять этот факт за его естественные границы? Следует ли сожалеть
о том, что прошлое начинает приобретать для нас некоторое значение и что мы
начинаем хоть немного интересоваться им?
С политической точки зрения, это может быть даже положительной целью и
важным преимуществом. Власть воспоминаний достаточно велика для того, что-
бы укоренить учреждения и делать их плодотворными. А наши учреждения пре-
красны и сильны; они основаны на действительных интересах нации и на идеях,
глубоко проникших во все умы. Но в то же время они еще молоды и потому не мо-
гут претендовать на авторитет продолжительного опыта. Они появились впервые
во имя разума и философии и получили свое начало от доктрин; такое происхож-
дение благородно, однако оно иногда подвергается сомнениям и изменчивым
поворотам ума. Что может быть полезнее, как то, чтобы через целый ряд веков
протянуть корни к прошлому и привязать начала и гарантии нашего обществен-
ного порядка к давно предвиденным принципам и к гарантиям, отыскавшимся
некогда тем же путем, как и теперь? В наше время факты пользуются популярно-
стью, благосклонностью и доверием. Пускай же все учреждения и дорогие для нас
идеи прочно укоренятся в почве фактов и, притом, фактов всех времен; пусть
ищут повсюду их следы; пусть они везде показываются в нашей истории. Они по-
черпнут там силу7, сами же почерпнем там достоинство, ибо народ ценит себя вы-
ше и чувствует себя более гордым, если может таким образом протянуть сквозь
длинный ряд веков свою судьбу и свои чувствования.
Наконец, еще другое преимущество, хотя и совсем иного свойства, но не ме-
нее значительное, должно произойти для нас вследствие нашего беспристрастия
к Средним векам и нашего внимательного и близкого знакомства с той эпохой.
Что общественная реформа, совершившаяся в наше время и на наших глазах,
громадна, этого не может отрицать ни один здравомыслящий человек; никогда
людские отношения не были установлены с большею справедливостью, и никог-
да проистекавшее отсюда благо не было более общим.
Но велика не одна только общественная реформа; я убежден, что в это время
произошла соответствующая ей реформа нравственная, что, по правде говоря, мо-
жет быть, ни в одну эпоху не было столько честности в человеческой жизни и столь-
ких правильно живущих людей и что никогда не требовалось меньшей суммы обще-
ственной силы для подавления воль частных. Я убежден, что практическая
нравственность сделала почти такие же успехи, как благосостояние и процветание
страны. Зато с другой точки зрения, мне кажется, что нам остается еще многое сде-
лать и что мы справедливо заслуживаем упреков. В продолжение пятидесяти лет мы
жили под властью общих идей, приобретавших все большее доверие и силу7, и под
•----------------------------> 1в <--------------------------------------
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
гнетом ужасных и почги непреоборимых событии. Вследствие того в умах и харак-
терах произошла некоторая мягкость и слабость. Личные убеждения и воля страда
ют недостатком энергии и доверия к самим себе. Верят только общем, мнению, по-
винуются только общему уоеждению и уступают только внешней необходимости.
Как для сопротивления, так и для действия каждый низко ставит собственную си.1у
и мало доверяет собственной мысли. Одним словом, индивидуальность, внутренняя
личная энергия человека слаба и робка. Среди успехов общей свободы многие лю-
ди утратили, по видимому гордое и могучее чувство собственной свободы.
Не таковы были Средние века, милостивые государи. Общественные условия
были в то время крайне печальны, человеческая нравственность была гораздо
ниже того, что о ней говорили, гораздо ниже нравственности наших дней. Но
многие обладали тогда сильной индивидуальностью и энергической волей. В то
время было мало общих идеи, которые господствовали бы над всеми умами, и ма-
ло событий, которые пригнетали бы характеры во всех частях территории и во
всех положениях. Личность развивалась сама по себе, сообразно со своими на-
клонностями, неправильно и < амоуверенно, нравственная природа человека про-
являлась там и сям во всей своей гордости и силе. Зрелище это не только драма-
тично и привлекательно, но вместе с тем назидательно и полезно; оно не
заключает в себе ничего достойного сожаления или подражания, но представля-
ет много поучительного. Уже довольно того, что оно постоянно направляет наше
внимание на то, чего нам недостает, и показывает нам что может сделать чело-
век, если он умеет верить и хотеть.
Подобные достоинства, милостивые государи, наверное, стоят тех стараний,
которые мы намереваемся приложить к нашим занятиям, и вы ’видите, надеюсь,
что быть справедливыми, вполне справе «ливыми к этой великой эпохе не пред-
ставляет собою никакой опасности и даже, пожалуй, полезно для нас.
ЛЕКЦИЯ XXXII
Необходимость изучать постепенное образование феодального порядка. Часто забывают,
что общественные факты образуются медленно, подвергаясь при этом многим превратностям. —
Распадение феодального порядка на его главные элементы. Их три: 1) свойство -ерриториальмой
собственности; 2) слияние верховной власти с собственностью; 3) иерархическое устройство
феодальной ассоциации. — О состоянии территориальной собственности с V века по X. —
Происхождение и значение слова «feodum>>. Это синоним слова «beneficium». —
История бенефициев с V по X век. — Разбор системы Монтескье относительно законной
постепенности срока бенефиц" — Причины увеличения числа бенефициев. —
Почти вся поземельная собственность становится феодальною.
'§> 21 <
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
Милостивые государи!
Я показал, что феодальная эпоха заключает в себе XI, XII и XIII столетия.
Но прежде чем вступить в нее и приняться за ее изучение в ней самой и соглас-
но предначертанному мною плану, надо получить хоть несколько точное поня-
тие о происхождении феодализма и приобрести возможность проследить его и
вообразить его себе в период с V по X век в различных фазисах его постепен-
ного роста.
Я с намерением назвал образование его постепенным. Ни один великий
факт, ни одно общественное состояние не является сразу и вполне, но слагает-
ся медленно и постепенно, выходя результатом множества других фактов, раз-
личных по времени и происхождению, изменявшихся и перемешивавшихся
между собою на тысячу ладов, прежде нежели достигнуть целого, представляю-
щегося в ясной систематической форме, имеющего свое особенное название, и
долговечного.
Истина эта до такой степени проста и очевидна, что с первого взгляда кажет-
ся даже совершенно лишним упоминать о ней, а между тем это необходимо, так
как ее беспрестанно забывают. Всякую историческую эпоху изучают и описыва-
ют обыкновенно уже в то время, когда она закончена, а общественный строй —
когда он уже исчез. Тогда эта эпоха или этот строй представляются уму наблю-
дателя или историка в своем целом, в своей полной, окончательной форме. Он
легко начинает верить, будто они всегда были таковы, и легко позабывает, что
эти факты, рассматриваемые им в их полном цвете, имели также свое начало и
постепенное развитие, в продолжение которого они подвергались множеству
изменений; он хочет их видеть и отыскивает их повсюду такими, какими их зна-
ет и представляет себе в момент их полной зрелости.
Такая наклонность породила множество чрезвычайных, важных ошибок в
истории даже таких существ, единство и устойчивость которых всего сильнее
и очевиднее, — в истории людей. Почему было столько противоречий и со-
мнений относительно характера и нравственной судьбы Магомета, Кромвеля.
Наполеона? Откуда эти загадки об их искренности или лицемерии, об их
эгоизме или патриотизме? Это происходит оттого, что наклонности и идеи,
развивавшиеся в них постепенно, мы считаем существовавшими в них одно-'
временно, и оттого еще, что мы позабываем, что, не теряя своей существен-
ной самотождественности, они значительно и беспрестанно изменялись и что
превратностям их внешней среды отвечали внутренние изменения, часто не
замечаемые их современниками, но тем не менее действительные и сильные.
Если бы мы стали следить за ними шаг за шагом, начиная от их появления на
свет и до их смерти, если бы мы присутствовали при скрытной работе их нрав-
ственной природы среди движения и деятельности их жизни, перед нами ис-
чезли бы или, по крайней мере, в значительной степени уменьшились бы
•--------------------------22 <------------------------------
ЛЕКЦИЯ XXXII
удивляющие нас несообразности и неясности, и лишь тогда мы действительно
узнали и поняли бы этих людей.
Если подобные ошибки возможны в истории отдельных лиц, столь простых и
недолговечных, тем более они должны встречаться в истории обществ и общест-
венных фактов, столь обширных, сложных и обнимающих собою несколько ве-
ков. Здесь всего легче ошибиться относительно разнообразного происхождения
и относительно медлительности и сложности развития. Блистательный пример
этого находится в занимающем нас специальном предмете. Мало исторических
задач разбиралось так продолжительно и с таким увлечением, как вопрос о том,
когда и каким образом начался феодальный порядок. Приведем только одних
французских ученых и публицистов, Шантеро-Лефевра, Сальвена, Брюсселя, де
Буленвилье, Дюбо, Мабли, Монтескье и многих других; каждый из них имел свой
собственный взгляд на этот предмет. Откуда подобная разница? Причина ее за-
ключается в том, что почти все они думали найти феодальный порядок с самой
колыбели его в том цельном виде, в каком они его встретили в эпоху его полного
развития. Феодализм, так сказать, вошел им в голову совершенно готовый, и они
повсюду искали его в этом состоянии и на этой ступени его истории. А так как
при этом каждый из них привязывался по преимуществу к тому или другому харак-
теру феодального порядка и относил этот порядок к какому-нибудь особенному
элементу, то все они пришли к совершенно различным идеям относительно эпо-
хи и способа его образования, но мы можем легко исправить и согласовать между
собой эти идеи, если не станем забывать, что феодализм употребил пять веков на
свое образование и что в этот продолжительный отрезок времени элементы его
принадлежали совершенно различным эпохам и имели самое разнообразное про-
исхождение.
Следуя именно этой идее и никогда не теряя ее из вида, я постараюсь ради то-
го, чтобы приготовить вас к изучению самого феодализма, набросать беглый
очерк истории его постепенного развития.
Для этого необходимо: 1) определить главные факты и существенные элемен-
ты этого общественного строя, т.е. факты, собственно его составляющие и от-
личающие его от других; 2) проследить эти факты через их постепенные изме-
нения, каждый из них отдельно или в их сближении и комбинациях, которые
произвели из себя феодализм по истечении пяти веков.
Все главные факты и существенные элементы феодального порядка сводятся,
по моему мнению, к числу трех, кои суть:
1. Особенное свойство территориальной собственности, состоящее в том, что,
несмотря на ее действительность, полноту и наследственность, она получается
тем не менее от высшего лица, налагающего на владельца, под страхом утраты на
нее прав, некоторые личные обязательства, что лишает ее той полной независи-
мости, какою она отличается теперь.
----------------------------> 28 <------------------------------------
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
2. Слияние верховной власти с собственностью, т.е. получение владельцем
земли над всеми ее жителями всех или почти всех прав, составляющих то, что мы
называем теперь верховной властью, и принадлежащих в настоящее время одно-
му только правительству, власти общественной.
3. Иерархическая система законодательных, судебных и военных учреждений,
которые связывали между собою ленных владельцев и составляли из них особен-
ное общество.
Если я не ошибаюсь, это — действительно главные и существенные факты фе-
одализма. Легко было бы разложить его на большее число элементов и приписать
ему большее число признаков, но мне кажется, что приведенные мною всего важ-
нее и заключают в себе все остальные. Поэтому я хочу ограничиться ими и резю-
мировать их, сказавши, что для того, чтобы лучше понять постепенное развитие
феодализма, мы должны изучить: 1) историю территориальной собственности,
т.е. состояния земель; 2) историю верховной власти и общественного положения
сословий, т.е. состояния лиц; 3) историю политического уклада, т.е. состояния
учреждений вообще.
Приступим немедленно к делу и займемся сегодня историей территориальной
собственности. К исходу X века, когда феодализм установился уже окончательно,
территориальный элемент его носил, как вам известно, название лена (feodum,
feudum). Один весьма умный и ученый писатель, Брюссель, в своем «Исследова-
нии об общем пользовании ленами в XI, XII, XIII и XIV веках» говорит, будто
слово «лен» (feodum) означало собою первоначально не самую землю, т.е. не ма-
териальную часть владения, а лишь то, что на феодальном языке называлось под-
данством, тяглостью земли, т.е. ее зависимое отношение от того или другого сю-
зерена (верховника).
«Таким образом, — говорит он, — когда король Людовик Юный’ объявляет
грамотою от 1167 года, что граф Генрих Шампаньский даровал в его присутст-
вии епископу Бовэ Варфоломею лен Савеньи, то под этими словами следует разу-
меть, что граф Генрих поставил Савеньи в зависимость от епископа Бовэ, так что
эта земля, находившаяся до тех пор в прямой, непосредственной зависимости от
графа Шампани, с этой минуты стала находиться уже в непосредственной ленной
зависимости от него»1.
Я думаю, что Брюссель ошибается. Совершенно невероятно, чтобы название
феодальной собственности означало сперва не более как ее качество и атрибут,
а не самую вещь. Когда раздавали первые земли, ставшие потом ленами, то да-
ровали, очевидно, не одну верховную власть над землею, а самую землю. Впос-
ледствии, когда феодальный порядок и его идеи достигли большего постоянст- *
4.1. С.З.
> 24 <
ЛЕКЦИЯ XXXII
ва и развития, тогда можно было отличать зависимость, тяглость от поместья,
даровать их отдельно друг от друга и называть эту зависимость особенным
именем. Легко может быть, что в эту эпоху слово «лен» (фьеф) употреблялось
часто в смысле зависимости, тяглости, не принимая в расчет самой земли. Но
таково не могло быть первоначальное значение слова «feodum»; всего вернее,
что вначале земля и ее зависимость смешивались между собою в языке, так же
как и на деле.
Как бы то ни было, слово «feodum» встречается уже довольно поздно в на-
ших исторических документах. В первый раз оно появляется в грамоте Карла
Толстого’ от 884 года. Оно повторяется здесь три раза и почти в то же самое
время встречается еще в других местах. Происхождение его точно не опреде-
лено, и ему придумали несколько этимологий; укажу только на две, единст-
венно вероятные из них. Некоторые полагают (и это мнение большинства
французских юристов, в том числе и Кюжаса), что слово «feodum» латинско-
го происхождения; оно происходит от слова «fides» (верность) и означает
собою землю, из-за которой владельцы обязывались оставаться верными сво-
ему сюзерену. По мнению других, преимущественно немецких писателей,
слово «feodum» — германского происхождения и составлено из двух старин-
ных слов, из коих одно исчезло уже в германских языках, между тем как
другое существует еще во многих из них, особенно в английском; слова эти —
«fe», «fee», плата, награда, и корень od, собственность, имущество, владе-
ние, так что слово «feodum» означает собою имение, данное в награду, как
плата или жалованье.
Германское происхождение кажется мне достовернее латинского, во-пер-
вых, по самому строению слова, затем, потому, что в тот момент, когда оно
проникает на нашу территорию, оио является из Германии; наконец, потому
еще, что в наших старинных латинских документах подобный род собственно-
сти носил другое название, а именно — beneficium. Слово «beneficium» напол-
няет собою наши исторические документы с V по IX век и, очевидно, означает
такое же состояние территориальной собственности, какое в конце IX века
приняло название feodum. Начиная с этой эпохи, эти два слова еще долгое
время по-прежнему оставались синонимами, так что в той же грамоте Карла
Толстого и даже в грамоте императора Фридриха Г от 1162 года слова «feo-
dum» и «beneficium» употребляются как синонимы.
Итак, чтобы изучить историю феодов с V по IX век, надо иметь перед глаза-
ми историю бенефициев. То, что мы будем говорить о бенефициях, можно
приложить к ленам, так как эти два слова выражают собою в различную пору
одинаковый факт.
С первейших времен нашей истории, непосредственно вслед за вторжением
германцев на галльскую почву и после утверждения их на ней, появляются бе-
---------------------------> 25 ф.-----------------------------------
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
нефиции. Этот род территориальной собственности был противоположен дру-
гому, носившему название alodium, аллодиальной земли. Словом «alod»,
«alodium» называлась земля, которую владелец ее ни от кого не получил и ко-
торая не налагала на него вследствие того никаких обязательств относительно
другого лица.
Есть основание думать, что первыми аллодиальными владениями были те
земли, которые германские народы-завоеватели — франки, бургунды, визиготы —
присвоили себе в момент своего утверждения во Франции под различными фор-
мами и без всякого общего систематического раздела. Подобные земли были со-
вершенно независимы; они приобретались вследствие победы и как дар судьбы,
а не от какого-нибудь высшего лица. По мнению одних, они получили название
alod от слова «1о», жребий, а по мнению других — от слова «alod», означавшего
полную независимую собственность.
Напротив того, слово «beneficium» (как это очевидно утке из смысла его) с
самого начала означало собою землю, полученную от высшего лица в виде
награды, благодеяния, причем получивший ее обязывался относительно пода-
рившего различными повинностями и услугами. Вам известно, что германские
вожди, желая привлечь и привязать к себе дружинников, дарили им оружие и
лошадей, кормили их и содержали, как свою свиту. За этими движимыми подар-
ками последовала или, по крайней мере, присоединилась к ним раздача земель,
бенефициев. Но отсюда должна была произойти и действительно скоро произо-
шла значительная перемена в отношениях между вождем и дружинниками. По-
дарки оружием и лошадьми, а также и пиры удерживали дружинников вокруг
вождя и заставляли их вести общую с ними жизнь. Напротив того, поземельные
дары необходимо должны были повлечь за собой отделение их от него. Из лю-
дей, получивших бенефиций от своего вождя, многим тотчас же захотелось по-
селиться там, чтобы жить на своей собственной земле и в свою очередь стать
центром небольшого общества. Таким образом, благодаря единственно своему
свойству, новые дары вождя его дружинникам рассеяли дружину и изменили как
форму, так и самые принципы общества.
Перейдем теперь ко второй разнице, плодотворной по своим последствиям.
Количество оружия, лошадей, движимых подарков, делаемых начальником сво-
им людям, было не ограничено. Они получались путем грабежа, н каждый но-
вый поход доставлял материал для них. Но это было неприменимо к дарам зе-
мельным. Правда, что Римская империя представляла собою обширное
пространство для раздела, но и она не была же, наконец, неистощимым источ-
ником, и начальнику, раздавшему все земли той стороны, где он утвердился,
под конец нечего было раздавать для приобретения себе новых товарищей; для
этого ему постоянно приходилось бы вести кочевую жизнь и беспрестанно пе-
----------------------------> 26 --------------------------------------
ЛЕКЦИЯ XXXII
ременять место жительства и отечество, а эта привычка стала мало-помалу ут-
рачиваться. Отсюда произошел двойной факт, повсюду замечаемый с V по IX
век: с одной стороны, всегдашние старания раздатчиков бенефициев отнимать
их назад, лишь только им это понадобится, и употреблять их как средство для
приобретения новых товарищей; с другой стороны, столь же постоянные
стремления получателей бенефициев упрочить за собою полное и нерушимое
обладание землями и даже освободиться от своих обязательств в отношении то-
го начальника, от которого они их получили, но с которым они уже больше не
жили и не разделяли его судьбы.
Вследствие этих двояких усилий происходила обыкновенно непрочность по-
добного рода владений. Одни отнимают, а другие удерживают их насильно, обви-
няя при этом друг друга в захвате, в узурпации.
Таков был факт, но каково было право? Каково было законное положение бе-
нефициев и связи между раздатчиками и получателями их?
Вот система большинства историков-публицистов, особенно Монтескье, Ро-
бертсона и Мабли. По их мнению, бенефиции были: 1) вполне отчуждаемыми;
даритель мог отнять их, когда хотел; 2) временными, даруемыми на определен-
ный срок, на год, на пять, на десять лет; 3) пожизненными, даруемыми получа-
телю до смерти; 4) наконец — наследственными. Произвольная отчуждаемость,
временная уступка, пожизненное обладание и наследственность земель — таковы
были, по их мнению, четыре состояния, через которые бенефициальная собст-
венность прошла с V по X век, таков был прогрессивный ход фактов со времен
победы и до окончательного утверждения феодализма. Но и эта система опровер-
гается, по моему мнению, историческими свидетельствами и моральными веро-
ятностями.
Прежде всего, можно ли предполагать полную, произвольную отчуждаемость
бенефициев? В одном этом выражении есть нечто отталкивающее для самой
природы человеческих отношений. Исключая те случаи, когда эти отношения
бывают плодом насилия, как, например, между господином и рабом, военно-
пленным и победителем, невероятно и невозможно, чтобы все преимущества и
права принадлежали только одному из заинтересованных лиц. Каким образом
свободный человек, воин, вступивший в союз со своим начальником, мог подчи-
ниться тому условию, чтобы начальник поступал с ним, как ему вздумается, и от-
нял бы у него, например, завтра без всякой причины и только по своей прихо-
ти, то имение, которое подарил ему сегодня? Какова бы ни была разница в
добровольных отношениях свободных индивидов, в них всегда есть некоторая
взаимность и одинаковость условий. Судя a priori, полная и произвольная отчуж-
даемость не могла быть нн в какую эпоху законным и признанным условием бе-
нефициев.
> 27 <
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
Исторические свидетельства согласуются с моральными вероятностями. Мон
тескье в следующих выражениях излагает свою систему, указывая при этом, на
чем он ее основывает:
«Нельзя сомневаться, чтобы лены не были прежде отчуждаемыми. Из Григо-
рия Турского мы видим, что у Сунегизила и Галломана отнимают все, что они по-
лучили прежде от казны, и оставляют им лишь то, что было их собственностью2.
Гонтран, возводя на престол своего племянника Хильдеберта, имел с ним тайное
совещание и указал ему на тех, кому тот должен был пожаловать лены, и на тех, у
кого он должен был их отнять3. В одной формуле Маркульфа* король дает в обмен
не только бенефиции, принадлежавшие его сыну, но еще и те, которые принад-
лежали другому4. В Лангобардском законе бенефиции противопоставляются соб-
ственности5 6. Историки, формулы, законодательства различных варварских наро-
дов — все дошедшие до нас памятники сходятся в этом случае между собою.
Наконец, лица, написавшие книгу «О ленах»”, сообщают нам, что сначала госу-
дари могли отнимать их по произвол)7, затем назначали их на год, а потом давали
уже на всю жизнь»7.
Исключая последний авторитет, книгу «О ленах», о которой я буду сейчас
говорить, очевидно, что все эти выписки доказывают только факт, а не пра-
во — действительное, а не законное условие бенефициев. Несомненно, что
король и всякий раздатчик бенефициев, будучи могущественнее их получате-
ля, отнимал свои дары, когда хотел или когда это ему было нужно. Эта непроч-
ность и эта жестокая борьба длились постоянно, однако ни одно свидетельст-
во не доказывает, чтобы это было законным состоянием этого рода владения
и чтобы обладатели бенефициев признавали за раздатчиками право отнимать
их у них когда им вздумается. Напротив того, мы повсюду видим, что владель-
цы бенефициев протестуют против несправедливости подобного грабительст-
ва и утверждают, что у них можно отнимать бенефиции лишь в том случае, ес-
ли они со своей стороны нарушат обещанную верность и изменят тому, от кого
получили их. В случае верности со стороны лица, получившего бенефиций,
оно должно владеть ею прочно и спокойно — таково было право и нравствен-
ное правило, установившееся в умах. Из целой сотни текстов я выберу лишь
некоторые.
г Кн. IX, ГЛ. 38.
3 Кн. VII, гл. 33.
4 Кн. I, ф. 30.
5 Кн. III, тит. 8, 33.
6 Кн. I, тит. 1.
7 Esprit des lois. I. XXX. С. 16.
> 28 <
ЛЕКЦИЯ ХХХП
«Пусть все, что дано церкви, причту и всякому другому лицу щедротами упомя-
нутых славной памяти государей, прочно остается за ними»8.
«Если у кого-нибудь была отнята земля без всякой вины с его стороны, пусть
она ему будет возвращена»9.
«Карл Великий не дозволял ни одному господину, чтобы тот в минуту гнева от-
нимал без всякой причины бенефиции у своего вассала»10 11.
«Мы желаем, чтобы верноподданные считали достоверным, что отныне ни-
кто, какого бы он ни был чина или сословия, не будет лишен своих должностей и
бенефициев ни по нашему произволу, ни по хитрости или криводушной алчности
какого-нибудь другого лица, без праведного суда, руководимого справедливостью
и разумом»11.
Что касается книги «О ленах», составленной в гораздо позднейшую эпоху, с
XII по XIII век, тогдашними юристами, она, весьма вероятно, впала в ту же
ошибку, что и Монтескье, т.е. обратила факт в право. Итак, первая степень сис-
тематической прогрессивности, которой следовала, говорят, при своем развитии
бенефициальная собственность, не выдерживает критики. Перехожу к другой.
Старалась ли она хоть некоторое время иметь законную форму уступки на опреде-
ленный срок, подобно наемному договору или аренде?
Если я не ошибаюсь, то самый характер подобной уступки противоречил то-
му неправильному и беспокойному общественному строю, какой мы видим в
тогдашний век. Срочные контракты с точными и кратковременными условия-
ми представляют собою деликатные, трудно выполнимые комбинации, воз-
можные только в развитых и благоустроенных обществах, где существует
власть, имеющая право требовать их выполнения. Взгляните поближе на граж-
данскую жизнь варварских или близких к варварству народов, просмотрите
формулы Маркульфа — все находящиеся в них договоры отличаются либо быс-
трым, немедленным исполнением, либо заключаются на век или, по крайней
мере, на целую жизнь. Мы встречаем очень мало договоров, заключенных на
определенное время; они сложнее, и им негде было бы добыть себе гарантий.
Таких гарантий не могли бы иметь и временные бенефиции: с окончанием сро-
ка лицу, давшему бенефиций, было бы очень трудно снова вступить во владение
своей землею.
Впрочем, с VI по IX век встречается несколько, по-видимому, временных бе-
нефициев. Вот каково было, по моему мнению, их происхождение.
"Балюзий. Recueil des Capituires. Т. I, кол. 8. Повеления Лотаря I и П.
,J Балюзий. Т. I, кол. 14. Договор в Андело в 587 году.
10 Vie de Charlemagne, Зйнгарда.
11 Capit. de Charles le Chauve, в 844 году. Балюзий. T. II, кол. 5.
2» <
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
В римском законодательстве словом «precarium» называлась даровая уступка
пользования имуществом на определенное и обыкновенно довольно короткое время.
После падения империи церкви нередко отдавали в аренду свои имения за опреде-
ленный ценз (оброк) и по контракту, также называвшемуся precarium, срок которо-
го назначался на год. Вероятно, не раз, желая упрочить за собою покровительство
или отвратить от себя враждебность могущественного соседа, церковь уступала ему
даром временное пользование каким-нибудь имением. Не раз случалось и так, что
пользовавшийся имуществом, опираясь на свою силу, не выплачивал определенного
ценза, хотя и продолжал пользоваться уступкой. Вероятно, пользование как злоупо-
требление этими precaria или временными бенефициями церковных имуществ сде-
лалось довольно частым; в течение VII века мы видим, что короли и майордомы упо-
требляют свой вес тми, лучше сказать, свою власть над церквами, чтобы доставлять
своим клиентам случаи подобного рода пользования: «По предстательству майордо-
ма, славного Эброина, упомянутый Жан получил от монастыря Сен-Дени во времен-
ное пользование волость, называвшуюся Tabemiacum»12 13.
Когда Карл Мартелл овладел частью церковных имуществ" для раздачи их сво-
им именем, церковь громко назвала его поступки святотатством и грабежом и
действительно имела на это право. Пипин, сделавшись главою франков, должен
был примириться с церковью. Она потребовала назад свои волости, но как было
ей возвратить их? Для этого их приходилось отнять от людей, в которых Пипин
нуждался еще больше, нежели в церкви, и которые стали бы защищаться более
действенным образом, нежели она. Чтобы выпутаться из затруднения, Пипин и
брат его Карломан издали следующий капитулярий:
«По совету служителей Божиих и христианского народа и по случаю угрожаю-
щих нам войн и нападения окружных народов, мы решили, что для поддержки на-
ших воинов мы, в надежде на милосердие Божие, оставим за собой на некоторое
время в виде прекария и с уплатой ценза часть церковных имуществ, но с тем ус-
ловием, чтобы церкви или монастырю-собственнику выплачивался ежегодно
solidus, т.е. по двенадцати денариев за каждое имение; при этом, если пользую-
щийся вышеупомянутым имуществом умрет, оно поступает обратно во владение
церкви. Если вас принудит к тому необходимость и если мы это повелим, то кон-
тракт на временное пользование будет опять возобновлен и составлен вторично.
Но пусть наблюдают за тем, чтобы церкви и монастыри, имущества которых бу-
дут таким образом розданы во временное пользование (in precario), не терпели
бедности; если же это случится, то пусть церкви и дому Божию будет возвращено
полное обладание их имениями»'3.
12 Recueil des historiens de France. T. V. C.701.
13 Capit. du roi Carloman, в 743. Балюзий. T. I. канит. 149.
> 3® <
ЛЕКЦИЯ XXXII
Как видите, между церковью и новыми владельцами их имуществ заключа-
лась, таким образом, как бы мировая сделка, поставленная под покровительство
короля. Действительно, Пипин и его первые преемники много заботились об ее
выполнении; в их капитуляриях беспрестанно повторяется приказ о выплате об-
рока или ценза, должного церквам, или о возвращении их земель, или, наконец,
о возобновлении контракта на временную уступку. Само собой разумеется, что
большинство этих имений не было никогда возвращено, а ценз за них выплачи-
вался очень неаккуратно. Отсюда между тем произошли бенефиции с временной
формой — земли, бравшиеся на определенный срок, обыкновенно лет на пять.
Но на этот факт нельзя смотреть как на законное состояние бенефициальной
собственности вообще и как на одну из пройденных ею ступеней. Это скорее
случайное событие, особенная форма некоторых бенефициев, и притом сама по
себе довольно незначительная, так как налагаемые ею условия почти никогда не
выполнялись.
Затем из срочных или временных бенефиции сделались, говорят, пожизнен-
ными; то была их третья ступень. В их истории это гораздо больше, нежели сту-
пень — это их действительное первоначальное, обыкновенное состояние, об-
щий характер такого рода уступок. Этого требовало самое свойство отношений,
упрочить которые было суждено бенефициям. До нашествия, в то время, когда
германцы только еще бродили по римским границам, отношения вождя к дру-
жинникам были чисто личные. Конечно, дружинники не отдавали на службу ни
своего племени, ни своего семейства, а только самих себя. После переселения,
когда германцы перешли от бродячей жизни к состоянию собственников, дело
было все в том же положении; связь между дарителем и получателем бенефици-
ев продолжала считаться личной и пожизненной, так же как и сам бенефиций.
Действительно, это ясно высказывается или предполагается в большинстве до-
кументов той эпохи. Приведу несколько текстов различных времен, с VI по IX
век, — они не допускают ни малейшего сомнения.
В 585 году «Банделин, воспитавший молодого короля Хильдеберта, умер; все
имения, полученные им от казны, возвратились в казну»14.
В 660 году при австразийском короле Теодорихе «по смерти Варратуна, поме-
стье Latiniacum, которым он пользовался, было возвращено в казну»15.
В 694 году, при Хильдеберте III, «имение, называемое Napsiniacum,уступлен-
ное славному Паннихию, по смерти его возвратилось в нашу казну»16.
«Пусть люди, получившие от нас бенефиций, стараются улучшить его»17.
"Григорий Турский, кн. VIII, гл. 22.
Набимион. De re diplomatics. Т. VI. С. 471.
16 Там же. С. 476.
17 Capit. de Charlemagne, в 813. Балюзий. Т. I. С. 507.
------------------------------------> 31 <
И( ТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
«Получивший от нас бенефиций
должен остерегаться, насколько это
будет возможно с Божьей помощью,
чтобы ни один из рабов, составля-
ющий часть бенефиция, не умер с
голода, и не должен продавать в
свою собственную пользу произве-
дений почвы до тех пор. пока не
озаботится об и\ прокормлении на
будущее время»1".
В 889 году король Эд назначает
имение некоему Рикабоду, своему
вассалу, для пользования им как
бенефицием с той оговоркой, что
если у Рикабода будет сын, бенефи-
ций перейдет к нему, но лишь по-
жизненно19.
Итак, это было не переломом в
развитии бенефицпальном собст
венности, не степенью, которую она
прошла, а ее общим и первоначаль-
ным условием.
Впрочем, во все эпохи среди по-
жизненных бенефициев встреча-
ются бенефиции наследственные.
Диплом Tt-одари ха III (691 год)
Этому нечего дивляться, и не одно только жадности владельцев надо приписать
столь быстрый переход к наследственности, обнаруживающийся в истории бене-
фициев. Этого требовало самое свойство землевладения. Наследственность была
его нормальным, почти необходимым состоянием и целью, к которой оно стре
мптся с тех пор, как существует. Из множества причин этого я укажу только на
две. Если человек обладает землею и разрабатывает ее, каков бы ни был способ
обладания и разработки, он затрачивает на нее силы, которые извлекает не из
почвы, но из самого себя; посредством производимых на ней работ н тех постро-
ек, которые он на ней возводит, он придает земле известную ценность или, гово
ря современным политико-экономическим языком, помещает в нее известный
,ь Capit. de Charlemagne, в 794. Балюзий. Т. I. С. 264.
Мабимион. De re diplomatica. Т. VI. С. 556.
> 32 <
ЛЕКЦИЯ XXXII
капитал, который он не в состоянии будет удобно и вполне унести с собой при
уходе, так как этот капитал более или менее соединен с землей и не может отде-
литься от нее вполне. Отсюда происходит, вследствие инстинктов разума и спра-
ведливости, какое-то естественное стремление всякого землевладения сделаться
наследственным; стремление это особенно сильно в то время, когда общество,
находясь в состоянии грубости, не умеет ценить того, насколько уходящий владе-
лец увеличил стоимость почвы, и вознаградить его другими способами.
Этому результату способствует еще другая причина. Исключая случаи чрез-
вычайного состояния общества, человек не может постоянно переменять место
жительства и вести кочевую жизнь внутри страны, которую он называет своим
отечеством; он чувствует какую-то потребность и нравственное стремление ут-
вердиться на одном месте и пустить там корни: в лоне политического отечества
ему нужно еще отечество домашнее, к которому он привязался бы и поселил бы
там свое семейство, — вот почему хлебопашец, срочный владелец, хочет сделать-
ся собственником навек.
Таким образом, по самой природе своей и независимо от великих внешних об-
стоятельств бенефициальная собственность стремилась сделаться наследствен-
ной. Действительно, это стремление обнаруживается с самого начала появления
бенефициев, и во все эпохи оно достигало иногда своей цели. В договоре, заклю-
ченном в Андело в 587 году' между Гонтраном и Хильдебертом II, говорится сле-
дующее о лицах, получивших бенефиции от королевы Клотильды:
«Пусть те земли, какие королеве угодно будет даровать кому-нибудь, принад-
лежат ему навек и не отнимаются у него ни в какое время»2".
Из формул Маркульфа следующая доказывает, что после наследственные отво-
ды случались уже в конце VII века:
«Мы пожаловали славному такому-то... называемое так-то... имение. Настоя-
щим указом, долженствующим существовать навек, повелеваем, чтобы упомяну-
тое имение сохранилось за ним навсегда, чтобы он владел им на правах собствен-
ника и передал его впоследствии своим потомкам или кому пожелает»20 21.
Со времен Людовика Благочестивого подобного рода отводы сделались очень
часты, примеры их изобилуют в грамотах этого государя и Карла Лысого. Нако-
нец, последний в 877 году формально признает наследственность бенефициев,
гак что в конце IX века наследственность становится их общим и господствую-
щим условием, подобно тому, как в VI и VII веках общим условием их было пожиз-
ненное владение.
20 Балюзий. Т. I, капит. 12.
21 Кн. 1,л. 14.
> 33 <
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
Однако даже в IX веке, несмотря на то, что наследственность взяла верх, она
не стала еще очевидным правом и не считалась несомненной. Следующий факт
ясно покажет вам, каково было в этом отношении состояние умов.
В 795 году Карл Великий даровал некоему Жану, победившему сарацин в Бар-
селонском графстве, имение, называвшееся Фонтес и находившееся близ Нар-
бонны, «с тем чтобы упомянутый Жан и его потомки пользовались им без всяко-
го беспокойства, пока они будут оставаться верными нам и нашему сыну». В 814
году Карл Великий умирает, и в 815 год}' тот же самый Жан является к Людовику
Благочестивому с наследственной дарственной грамотой, полученной им от Кар-
ла Великого, и просит его о подтверждении ее. Людовик подтверждает ее и рас-
пространяет на новые земли, «с тем чтобы упомянутый Жан, сыновья и потомст-
во его пользовалось ими, как нашим даром». В 844 году император Людовик и
Жан, полупивший бенефиций, оба умерли; Тейтфрид, сын Жана, является к Кар-
лу Лысому, сыну'Людовика, с двумя прежними дарственными грамотами и просит
его снова подтвердить их, на что Карл дает свое согласие: «для того чтобы ты и
потомство твое владели этими имениями без всякой повинности».
Таким образом, несмотря на наследственность данного права, всякий раз, как
полупивший или даровавший бенефиций умирал, владелец ее считал необходи-
мым быть утвержденным в своем владении — до такой степени глубоко запечат-
лелась в умах первоначальная идея о личном характере этих отношений и проис-
текавших отсюда правах22.
В конце X века, при вступлении в действительно феодальную эпоху, вы не ви-
дите уже ничего подобного, никто не сомневается в наследственности ленов, и
она не требует больше подтверждения.
Итак, милостивые государи, как я уже говорил, исторические свидетельства
согласуются с нравственными вероятностями. С V по X век бенефициальная соб-
ственность не проходила постепенно через четыре правильных состояния: про-
извольную отчуждаемость, срочный отвод, пожизненный отвод и наследствен-
ность. Эти четыре состояния встречаются во все эпохи. Первоначальное
преобладание пожизненных уступок и постоянное стремление к наследственнос-
ти, под конец берущее верх, — вот единственные общие заключения, какие мож-
но извлечь из письменных памятников, и единственные характерные черты пе-
рехода бенефициев в лены.
Между тем как совершался этот переход, и бенефициальная собственность ста-
новилась наследственной и прочной, она делалась в то же время всеобщей, т.е.
территориальная собственность принимала почти повсюду эту форму. Вы помни-
те, что вначале было много аллодиальных земель, т.е. совершенно независимых
22 Essai sur 1'histoire de la France. C. 145.
----------------------------------------84 <•
ЛЕКЦИЯ XXXII
имений, ни от кого не полученных и никому ничем не обязанных. С V по X век ал-
лодиальная собственность, не исчезая вполне, делалась все более и более ограни-
ченной, а бенефициальное положение стало общим положением территориаль-
ной собственности. Вот главные причины этого.
Не думайте, чтобы варвары, овладев римским миром, разделили почву его на
более или менее значительные участки и чтобы каждый, взяв такой участок, ут-
вердился на нем. Ничего подобного не происходило там. Вожди, люди значи-
тельные, овладели большей частью территории, а большинство их дружинников,
их людей, продолжало жить вокруг них, в их доме, все еще связанное с их лично-
стью. В памятниках VI, VII и VIII веков на каждом шагу встречаются свободные
люди — франки, бургунды, живущие на чужих землях.
Но любовь к территориальной собственности и потребность в ней не замедли-
ли распространиться. По мере того, как исчезали привычки кочевой жизни, все
большее число людей желало сделаться собственниками. При этом еще деньги
были редки; земля была, так сказать, самой употребительной и удобной монетой;
ею оплачивались всякого рода услуги. Владельцы обширных имений раздавали их
своим товарищам в виде наград. В капитуляриях Карла Великого мы читаем:
«Пусть каждый управляющий (villicus) любой из наших волостей, имеющий
свой собственный бенефиций, посылает в нашу волость помощника, обязанного
наблюдать вместо него за работами и заботиться о наших землях»23.
«Пусть те из дозорцев наших лошадей (poledrarii), которые свободны и имеют
бенефиции в месте своей службы, живут на доходы от этих бенефициев»24.
Всякий крупный духовный или светский землевладелец, как Эйнгард, так и
Карл Великий, платили таким способом служившим им свободным людям, вслед-
ствие чего и произошло такое быстрое разделение поземельной собственности и
появилось столько мелких бенефициев.
Число их увеличилось еще вследствие другой причины — захвата. Могущест-
венные начальники, овладевшие обширной территорией, не имели достаточно
средств для того, чтобы занимать ее действительно и охранять ее от набегов.
Каждому соседу и первому встречному было удобно утвердиться там и овладеть той
ши другой частью, что и произошло в очень многих местах. В анонимном «Жиз-
неописании» Людовика Благочестивого мы читаем:
«В 795 году Карл Великий, отсылая назад в Аквитанию своего сына Людо-
вика. спросил его, каким образом, будучи королем, он до такой степени береж-
лив, что никогда ничего никому не дает, даже своего благословения, да и то,
если его об этом попросят. Людовик сообщил своему отцу, что так как вельмо- * 21
aCapitul. de Charlemagne, De villis. Балюзий. T. I, капит. 333.
21 Capit. de Charlem. 338.
> 85 <
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
жи заботятся только о своих выгодах и пренебрегают интересами обществен-
ными, то королевские имущества всюду превратились в частные владения,
вследствие чего он был королем только по имени и нуждался почти во всем.
Карл Великий, желая пособить горю и опасаясь в то же время, чтобы сын его
не утратил расположение вельмож, отняв у них из благоразумия то, что дал им
захватить по непредусмотрительности, отправил в Аквитанию своих собствен-
ных посланцев: Вилльберта, сделавшегося впоследствии архиепископом Руан-
ским, и графа Рихарда, смотрителя королевских имуществ, приказав им возвра-
тить в руки короля принадлежавшие ему до тех пор имущества. Что и было
сделано»25.
Когда в 846 году епископы дают Карлу Лысому советы, каким образом всего
лучше повысить свое достоинство и могущество, они говорят ему:
«Множество государственных имуществ было похищено у Вас, частью на-
сильно, частью обманом; делая Вам неверные донесения или предъявляя не-
справедливые жалобы и требования, их удерживали за собою под именем бене-
фициев и аллодиальных земель. Нам кажется полезным и необходимым, чтобы
Вы разослали по всем графствам Вашего королевства надежных и верных лю-
дей из того и другого звания; пусть они произведут тщательную опись иму-
ществ, принадлежавших во времена Вашего отца и Вашего деда к королевско-
му домену, и тех, которые составляли бенефиции вассалов: они посмотрят, чем
каждый владеет теперь, и дадут Вам в этом согласный с истиною отчет. Если
Вы найдете, что как раздачи, так и завладения были разумны, полезны, спра-
ведливы или прямодушны, тогда вещи останутся в их настоящем положении.
Если же Вы найдете в них безрассудство, а тем более обман, тогда Вы должны,
по совету верных Вам лиц, исправить это зло таким образом, чтобы не забывать
при этом разума, осторожности и справедливости и чтобы в то же время Ваше
собственное достоинство не было унижено или доведено до неприличной для
него крайности. Дом Ваш не может быть вдоволь снабжен исполняющими свои
обязанности служителями, если Вам нечем оплачивать их услуги или помогать
им в нужде»26.
Весьма вероятно, что большинство захваченных таким образом земель не
возвращалось уже в действительности к своему первоначальному владельцу — ко-
ролю или кому-либо другому. Отнять их у захватчиков было бы слишком трудно,
но зато они обязывались владеть ими на правах бенефициев и отправлять все
связанные с этим повинности. Мне кажется, что это было новой и чрезвычайно
важной причиной распространения бенефициальной собственности.
85 Historiens de France. Т. IV. С. 90.
86 Балюзий. Т. II, капит. 31.
Зв <
ЛЕКЦИЯ XXXII
Кроме того, было множество пустых, невозделанных земель; люди, изгнанные
со своего местожительства, а также неоседлые еще бродяги и даже монахи посе-
лились на них и возделали их. Но часто случалось, что когда ценность их увели-
чится, какой-нибудь могущественный сосед начинает предъявлять на них свои
права для того, чтобы уступить их после, под названием бенефициев, тем, кто их
теперь занимал.
Наконец, еще четвертая причина сильно содействовала тому, что бенефиции
сделались общим состоянием территориальной собственности; благодаря одно-
му обычаю, известному под именем коммендации*, множество аллодиальных зе-
мель было обращено в бенефиции. Аллодиальный владелец являлся к какому-ни-
будь могущественному соседу, которого желал избрать своим патроном, и, держа
в руках пучок дерна или древесную ветвь, уступал ему свой аллодиальный участок,
который тут же и получал от него обратно в виде бенефиция, чтобы владеть им
в силу известных правил и обязательств, но также пользуясь всеми правами это-
го нового положения. Это был один из древних германских обычаев, одно из
первоначальных отношений начальника к своей дружине. И встарь свободные
люди коммендировались или поручали себя какому-нибудь человеку, т.е. выби-
рали себе начальника. Но подобное отношение было вполне личное и совершен-
но свободное; дружинник уходил от своего начальника, когда хотел, и выбирал
себе другого. Заключенное между ними обязательство было вполне нравствен-
ного свойства и основывалось исключительно на их взаимном желании. Подоб-
ная свобода продолжала существовать и непосредственно после территориаль-
ного упрочения; можно было коммендироваться к кому угодно, т.е. выбирать
себе какого угодно патрона и затем менять его по своему произволу. Впрочем, по
мере того, как общество несколько крепчало, были сделаны попытки ввести ка-
кие-нибудь правила для этого рода действий и отношений. В законе вестготов
говорится:
«Если кто-либо дал оружие или что-нибудь иное человеку, принятому им под
свой патронат, пусть эти дары останутся у того, кто получил их.
Если же последний выберет себе другого патрона, он волен коммендироваться
к кому захочет, этого нельзя запрещать свободному человеку, так как он принад-
лежит самому себе; но пусть он возвратит тогда тому патрону, с которым расста-
ется, все, что он от него получил»27.
В одном капитулярии Пипина, сына Карла Великого и короля Италии, мы
читаем:
«Если кто-нибудь, занимая доставшийся на его долю участок земли, выберет
себе другого господина, графа или вообще другого человека, ему предоставляет-
27 Lois des Visigoths, k. V. T. 3, л. 1.
--------------------------------------> 87 <
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
ся полная свобода уйти; но пусть он не удерживает у себя и не уносит с собою ни
одной из принадлежащих ему вещей, но возвратит их все во власть своего перво-
го господина»2*.
Вскоре пошли еще дальше. Народ был в ту пору в состоянии перехода от коче-
вой жизни к оседлой; прежде всего надо было прекратить подвижность и неуст-
ройство; в этом смысле действовали высшие люди, желавшие прогресса общест-
ву. Карл Великий вознамерился, с одной стороны, определить, в каком случае
коммендировавшийся человек мог оставить своего патрона, и, с другой стороны,
сделать для каждого свободного человека необходимостью коммендироваться ка-
кому-нибудь патрону, т.е. поставить себя под власть и ответственность высшего
лица. Вот что мы читаем в его капитуляциях:
«Пусть каждый человек, получивший от своего господина стоимость солида,
уже не покидает его, исключая тех случаев, когда господин захочет убить его или
ударить палкой, или обесчестить его жену или дочь, или похитить у него наслед-
ство»28 29.
«Если свободный человек оставляет своего господина против его воли и пере-
ходит из одного государства в другое, то пусть король последнего не принимает
его под свое покровительство и не позволяет этого делать и своим людям»30.
«Никто да не покупает лошади, скотины, быка и ничего другого, не зная их
продавца, из какой он страны, где живет и кто его господин»31.
В 858 году епископы пишут Людовику Немецкому': «Мы, епископы, посвя-
щенные Богу, не обязаны, подобно светским людям, коммендироваться какому-
нибудь патрону»32.
Однако Карл Великий не достиг всего, чего хотел; еще долгое время в отноше-
ниях подобного рода господствовала крайняя подвижность. Но гениальный ум
его не обманывался насчет истинных потребностей времени; он трудился в смыс-
ле естественного течения вещей. Необходимость и постоянство коммендаций
лиц и земель брали верх все более и более. Многие аллодиальные владельцы бы-
ли так слабы, что оказывались не в состоянии защищаться собственными силами;
они нуждались в покровителе; другие тяготились своим одиночеством: пользуясь
свободой и властью в своих собственных поместьях, вне их они не имели ни свя-
зей, ни влияния и не занимали никакого места в иерархии бенефициальных вла-
дельцев, начинавших уже составлять отдельное общество. Они желали вступить в
него, чтобы принять участие в движении эпохи. Таким образом большая часть ал-
28 Capit. de Charlemagne, в 813. Балюзий. Т. I, канит. 510.
211 Capit. de Pipin roid'Italie, в 795. Балюзий. Т. I, канит. 597.
30 Capitul. de Charlem., в 806. Балюзий. Т. I, канит. 443.
31 Capit. de Гап 806. Т. I, канит. 450.
32 Ibid. Т. II, канит. 118.
> 38 <
ЛЕКЦИЯ XXXII
лодиальных земель обратилась в бенефициальные. Эта метаморфоза произошла
в меньших размерах на юге Франции, где феодальный порядок овладел еще не
всем’ и где продолжало существовать множество аллодиальных владельцев; но и
здесь она стала весьма обыкновенной и сделала бенефициальное состояние об-
щим условием территориальной собственности.
Вот в каком состоянии, милостивые государи, находилась в конце X века тер-
риториальная собственность, прошедшая к этому времени через все описанные
мною изменения. В эту эпоху не только большинство земель обратилось в лены,
но, кроме того, феодальный характер все более и более проникал во все рода соб-
ственности. С этих пор в ленное владение отдавали почти все: лесное ведомство
или управление лесами, право охотиться в них, часть в сборе въезжей или проезд-
ной пошлины, вождение и сопровождение торговцев, приезжавших на ярмарки,
право суда во дворце короля или вельможи, меняльни в тех городах, где чекани-
лась монета, ярмарочные дома и лавки, дома, где помещались общественные ба-
ни, городские общественные печи, наконец, даже борти, пчелиные рои, которые
могли быть найдены в лесах33. Словом, весь гражданский строй становился фео-
дальным. Ту же самую перемену мы увидим и в политическом строе.
33 Usage general des fiefs. Брюссель. T. I. С. 24.
ЛЕКЦИЯ XXXIII
О слиянии верховной власти с собственностью, составляющем вторую черт феодального
порядка. — Дей< гвитсльный смысл этого факта. Источник его. Он не произошел ни от римского
общества, ни от германской дружины. Был ли ои только результатом завоевания? Какой системы
призер; 1иваютс> j этом отношении феодальные публицисты. — Дв< ]юрмы германского обще* гм:
род-племя и дружина. — Общественная организация племени. — Домашняя верховная власть
отличается здесь от верховной власти политической. — Двоякий источник домашней верховной
власти у древних германцев. Она произошла от семьи и от завоевания. — Что < талось
с организацией германского племени и в особенности с домашней верховной властью после
утверждения германцев в Галлии. То, что заимствовано ею от семейного духа, ослабело.
Что получено ею от завоевания, сделалось господствуюшим — Перечень
и дей< гвите.*ьный характер феодальной верховной власти.
> «О <
ЛЕКЦИЯ XXXIII
Милостивые государи!
Мы изучили с вами происходившее с V по X век постепенное развитие одного
из великих фактов, составляющих и характеризующих собою феодальный поря-
док, т.е. особенное свойство поземельной собственности. Сегодня я приступаю
ко второму из этих фактов, к слиянию верховной власти с собственностью.
Прежде всего, надо хорошенько условиться относительно смысла этих слов и
границ самого факта. Дело идет здесь исключительно о верховной власти ленно-
го владельца в его имениях и над жителями их. Вне своего лена и в своих сноше-
ниях с прочими ленными владельцами, стоявшими как выше, так и ниже его, и
несмотря на существовавшее между ними неравенство, владелец не считался го-
сударем. В этой ассоциации никто не пользовался верховной властью. Здесь гос-
подствовали другие принципы и формы, которые мы изучим, говоря о третьей
характеристической черте феодального порядка, т.е. об иерархической органи-
зации того общества, которое составляли из себя владельцы ленов.
Итак, снова повторяю, что, говоря о слиянии верховной власти с собствен-
ностью, я говорю исключительно о верховной власти ленного владельца внутри
своих поместий, распространившейся над жителями их, но владевшими, в свою
очередь, ленами.
Ограничив таким образом этот факт, мы сделаем достоверность его несомнен-
ной. Когда в XI веке феодализм прочно утвердился, всякий ленный владелец, как
крупный, так и мелкий, пользовался в своих поместьях всеми правами верховной
власти. Никакая внешняя, отдаленная власть не являлась давать здесь законы, ус-
танавливать налоги и творить суд; всеми этими полномочиями обладал один толь-
ко владелец.
Таково было, по крайней мере в принципе и в общем понятии, феодальное
право. Оно часто не признавалось, затем оспаривалось, наконец, захватывалось
более высокими и сильными владыками, в частности, королями. Тем не менее оно
существовало и считалось первоначальным и основным правом. Когда привер-
женные к феодализму публицисты жалуются на то, что верховная власть простых
сеньоров или господ была отнята у них знатными баронами, а у знатных баро-
нов — королями, они совершенно правы, потому что это было действительно
так. Вначале, по праву и по духу системы, всякий сеньор пользовался в своих име-
ниях законодательной, судебной и военной властью, он вел войну, чеканил моне-
ту п пр., словом — был державцем.
Ничего подобного не существовало до полного развития феодального порядка
непосредственно после вторжения, т.е. в VI и VII веках. Правда, и тогда уже
замечаются семена и первые зачатки феодального правления, но рядом с ним и
даже выше его продолжает существовать императорское верховенство, верховенст-
во военное, римская администрация, собрания и суды свободных людей. Различ-
ные власти и системы существуют рядом одна с другой и борются между собой.
------------------------------------------------------------------------
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
Верховная власть не сосредоточена внутри каждого лена и не находится в руках
его владельца.
Каким образом совершился этот факт в период с V по X век? Каким образом
уничтожилась или, по крайней мере, сгладилась всякая другая верховная власть,
предоставив существовать только одной верховной власти господина внутри его
имений над жителями их?
Само собой разумеется, что этот факт мог получить начало не в римском общест-
ве, так как в нем не было ничего подобного. Верховная власть не только не сливалась
здесь с собственностью и не разбрасывалась вместе с нею по всей поверхности тер-
ритории, но не была даже и политически разделена, вполне сосредотачиваясь в цен-
тре и находясь в руках императора. Один император издавал законы, устанавливал
налоги, творил суд, объявлял войну или мир, словом — управлял сам или через своих
уполномоченных. Остатки муниципального порядка, еще замечавшиеся в городах,
состояли в некоторых административных преимуществах и известной доле незави-
симости, не доходившей, однако, до границ верховной власти. Владыка, агенты его
и подданные — вот и все общественное устройство Римской империи, исключая от-
сюда рабов, продолжавших оставаться под домашней властью.
Теперь вам понятно, что феодальная верховная власть не могла возникнуть из
недр римского общества. Она не произошла также из среды германских полчищ,
захвативших Римскую империю. Злесь не могло явиться ничего, подобного сли-
янию верховной власти с собственностью, так как последняя (я говорю о собст-
венности земельной) несовместима с бродячей жизнью. Что же касается лиц, то
предводитель подобного полчища отнюдь не пользовался верховной властью над
своими товарищами; он не имел права ни давать им законы, ни облагать их пода-
тями, ни творить над ними суд единолично. Здесь господствовали обсуждения
дел сообща, личная независимость и большая равноправность, хотя здесь и были
заложены зачатки развившегося впоследствии аристократического общества.
Не произошло ли слияние верховной власти с собственностью исключительно
от завоевания? Не разделили ли между собою победители территории и ее жите-
лей для того, чтобы каждый из них мог царить в своем участке, опираясь на одно
только право сильного?
Таково было твердо отстаиваемое мнение многих публицистов. Правду ска-
зать, эта идея господствует в глубине системы всех решительно защитников фе-
одального порядка, например, господина Буленвилье. Они не формулируют ее
ясно и не говорят во всеуслышание, что только одна сила создала верховенство
ленных владельцев, а между тем это — их принцип, единственно возможный в их
теории. Земля была завоевана, а вместе с землею и жители ее, вследствие чего
произошло слияние верховной власти с собственностью; и та, и другая вполне за-
конно достались храбрейшим. Если б господин Буленвилье не предполагал этой
аксиомы, тогда все его учение должно было бы рушиться.
•---------------------------•> 42 -----------------------------
ЛЕКЦИЯ XXXIII
Буленвилье и публицисты этой школы ошибаются во всех отношениях. Слия-
ние верховной власти с собственностью, эта великая черта феодального порядка,
новее не была простым, чисто материальным и, так сказать, грубым фактом, со-
вершенно чуждым организации двух обществ, римского и германского, пришед-
ших между собою в соприкосновение вследствие нашествия; это слияние не бы-
ло чуждо и общим началам общественного устройства.
Поищем его действительного источника, и вы увидите, надеюсь, что оно
(.южнее и отдаленнее простого права завоевания.
Говоря в прошлом году вскользь о древней Германии, я различал в ней два об-
щества или, лучше сказать, две формы общественного устройства, отличавшиеся
одна от другой по своим принципам и результатам: с одной стороны, племя или
род, а с другой — дружину.
Племя было оседлым обществом, состоявшим из соседних между собой собст-
венников, живших на продукцию своих земель и стад.
Дружина представляла собой бродячее общество, состоявшее из воинов, со-
бранных вокруг своего вождя ради какой-нибудь частной экспедиции или с целью
искать гчастья вдалеке и живших грабежом.
О том, что эти два общества у германцев существовали одновременно, будучи
резко отделенными друг от друга, свидетельствуют Цезарь, Тацит, Аммиан Мар-
целлин и все памятники и предания древней Германии. Большинство народов,
упоминаемых Тацитом и наполняющих собою его сочинение «О нравах герман-
цев»’, составляют отдельные племена или союзы племен. Большинство нашест-
вий. разрушивших под конец Римскую империю, особенно первоначальные, бы-
ли произведены бродячими дружинами, вышедшими из недр германских племен
п отправившимися искать добычи и приключений.
Влияние вождя на своих товарищей образовывало дружину и удерживало ее
вокруг него. Таково было ее происхождение. Управлялась она сообща, при-
чем личная независимость и военная равноправность играли в ней очень
важную роль.
Устройство племени было не так изменчиво и не так просто. Его первоначаль-
ным элементом или, говоря языком публицистов, его политической единицей
были не индивидуум, не воин, но семья, глава семьи. Племя или часть племени,
населявшая одну и ту же территорию, состояли из семей и их глав, владевших
землею и живших между собой по соседству. Глава семьи, собственник, был дей-
ствительным гражданином, римским civis optimo jure’.
Жилища семей германских племен не соприкасались между собой, как это бы-
вает обыкновенно в наших городах и деревнях, и не лежали вдали от возделыва-
емых земель. Каждый глава семьи жил посреди своих земель; его семья и все воз-
делывавшие вместе с ним почву, как свободные, так и несвободные люди,
родные, колоны, рабы — все поселялись здесь, подобно ему, и рассеивались там
----------------------------<8 <-----------------------------------------
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
и сям со своими жилищами по территории имения. Земли различных глав семей
соприкасались между собой, но жилища их — нет.
Таким образом расположены еще и в наше время в Северной Америке селения
индейских племен, в Европе — большая часть корсиканских деревень, и еще бли-
же к нам, так сказать, у самых наших дверей — большинство нормандских селе-
ний. И в этих местах жилища не соприкасаются между собою, каждый фермер,
каждый мелкий владелец живет посреди своих полей на огороженном земельном
участке, называвшемся masure, mansura, жилище — mansus в наших старинных
документах.
Я считал необходимым указать на эти обстоятельства, так как они происходят от
общественного устройства племени и потом)' помогают нам лучше понимать его.
Общее собрание племени состояло из всех землевладельческих глав семей. Они
собирались под председательством старейших по летам (gran, graw — графов,
называвшихся впоследствии senior — господами), чтобы рассуждать об общест-
венных делах, в важных случаях чинить суд, устанавливать религиозные церемо-
нии, в которых принимало участие все племя, и пр. Политическая верховная
власть принадлежала подобным собраниям.
Говоря о политической верховной власти, я подразумеваю не что иное, как уп-
равление общими делами племени, так как ими одними ограничивались полномо-
чия собрания. Она не проникала в земли главы семейства, здесь не признавалось
никакого авторитета, и верховная власть принадлежала исключительно ему' как
землевладельцу и главе семьи.
В имениях главы семьи-собственника и под властью его жили: 1) его собст-
венная семья, его дети со своими семействами, группировавшиеся обыкновенно
вокруг него; 2) колоны, возделывавшие его земли, из которых одни были вполне
свободны, а другие — лишь наполовину. Они получали от главы семьи известные
участки его владений и пользовались ими за подать, за оброк. Они не приобрета-
ли никакого права собственности над этой землей, а лишь поселялись на ней вме-
сте со своими детьми и наследственно пользовались ею и обрабатывали ее. Меж-
ду ними и главою семьи устанавливалась та связь, которая не носит никакого
названия, не основана ин на каком законном праве, и тем не менее вполне дей-
ствительна и составляет нравственный элемент общества; 3) за колонами следо-
вали рабы в собственном смысле слова, которые или употреблялись дома, или воз-
делывали возле главы семьи те земли, которых он никому не уступил и которые
окружали обыкновенно его жилище.
Таково было значение семьи и, так сказать, содержимое имения. Все это вну-
треннее население, жившее притом при совершенно различных условиях, нахо-
дилось под властью главы-землевладельца, и в права его не вмешивалась никакая
публичная власть. Каждый господин у себя дома — таково было уже в то время
правило древнего германского общества. Глава семьи был не только собственни-
ЛЕКЦИЯ XXXIII
ком и судьей, но даже, кажется, и жрецом, по крайней мере для существовавше-
го в то время, быть может, домашнего культа.
Откуда произошло подобное устройство племени в Германии? Следует ли ви-
деть в нем первую ступень и некоторым образом предварительное повторение то-
го, что произошло в VI веке, после утверждения германцев на землях империи,
т.е. результат завоевания? Были ли эти главы семей пришедшими издалека по-
бедителями, овладевшими землей и жившим на ней людом? А эти колоны, обра-
батывавшие землю за оброк и находившиеся под властью собственника, не были
они побежденными, вполне или частью лишенными своего достояния и приве-
денными в низшее положение?
Или же было это примером того рода общественного устройства, которое но-
сит название патриархального и возникает у пастушеских и земледельческих на-
родов вследствие постепенного развития естественной семьи и земледельческой
жизни, того устройства, образцы которого встречаются в летописях Востока,
преимущественно арабских и еврейских, которое беспрестанно напоминает со-
бою библейские рассказы и появляется еще, по крайней мере, в главных чертах,
в римской республике, в положении pater families", бывшего одновременно соб-
ственником, судьею и жрецом средн своих земель, детей и рабов?
Это последнее объяснение принято и поддерживается большинством немец-
ких писателей. Как страстные поклонники древних учреждений и нравов своего
отечества, они находят в такой организации племени если не совершенный и
правильный образец, то все хорошие начала общественного строя. Внутри се-
мьи — домашний суд; вне семьи — политическая свобода; главы семей правят
низшими классами благодаря превосходству своего достатка и положения и уст-
раивают сообща дела племени — не лучший ли это союз власти и свободы, гово-
рят они. Какая система больше уважает естественные элементы, все необходи-
мые условия общественного порядка? Можно ли видеть в этом дело победы и
насилия? Не правильнее ли будет признать здесь простое и самородное развитие
человеческих отношений?
Что касается меня, то я по многим причинам не могу признать вполне этой си-
стемы. Прежде всего, мне кажется, что в свои изыскания и идеи по поводу этого
предмета немцы вносят особое расположение духа, которое я должен охарактери-
зовать хоть с некоторой точностью, так как оно производит на них, если не оши-
баюсь, большое влияние.
Лишь только какая-нибудь крупная сторона ши какое-нибудь важное отноше-
ние общественного быта покажутся им прекрасными, они начинают относиться
к нему с необычайным восторгом и симпатией. Вообще, они склонны к увлече-
нию и страстности; их не особенно поражают несовершенства, недостатки И об-
ратная сторона вещей. Странная противоположность! В сфере чистого разума, в
изыскании и комбинации идей, ни один народ не отличается такой широтой
---------------------------•> « <--------------------------------------
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
взгляда и такой философской беспристрастностью; когда же дело идет о чем-ни-
будь говорящем воображению и возбуждающем душевные ощущения, они легко
проникаются предубеждениями и узкими взглядами; воображение их становится
неправильным и неверным; в них нет тогда исторического и поэтического бес-
пристрастия; словом, они не видят тогда предмета со всех его сторон и таким, ка-
ков он в действительности.
Подобного рода настроение духа часто преобладало в них при изучении древ-
ней Германии, ее происхождения и национальных нравов; то, что они находили
здесь великого, нравственного, действительно свободного, поражало и восхища-
ло их, но на этом останавливались их взгляды и этим ограничивалось их вообра-
жение. И с помощью одних только этих элементов они воссоздали свое первона-
чальное общество.
Затем следует вторая причина их заблуждений. Большинство национальных
документов, по которым немцы изучают древние германские учреждения, от-
носятся к эпохе, гораздо позднейшей, нежели та, которую они занимают, т.е.
нежели эпоха II, III, IV и V веков. До обращения Германии в христианство, т.е.
до VIII века, не существовало, собственно говоря, национальных документов,
так как в то время у германцев еще не было письменности. От этого времени
сохранились только неясные и неполные предания в произведениях писателей
гораздо позднейшей эпохи. До тех пор сведения о германцах находятся только
у латинских писателей и у западных летописцев. Вследствие того, рисуя карти-
ну древнего общественного быта своего отечества, немцы нередко впадают в
анахронизмы. Они относят к III и IV векам факты, заимствованные из памят-
ников IX, X и XI столетий. Нельзя сказать, чтобы в этих памятниках совершен-
но не было воспоминания и отголоска древнего германского общества, но по-
добные выводы, которые приходится относить за три, четыре, пять, шесть
веков назад, бывают чрезвычайно деликатны и затруднительны. Ошибиться
здесь вообще очень легко, а если еще приняться за работу с исключительным и
страстным настроением воображения, то возможность ошибок становится не-
сравненно больше.
Наконец, множество положительных свидетельств у Цезаря, Тацита, Аммиана
Марцеллина доказывают, что до великого вторжения как одноплеменные, так и
разноплеменные народы между Рейном, Эльбой и Дунаем часто вытесняли, унич-
тожали и порабощали друг друга и что устройство древнего германского племени,
преимущественно же положение колонов-земледельцев, не раз бывало результа-
том завоевания. В прошлом году мне случалось указывать на подобные свидетель-
ства1; напомню теперь наиболее важные из них.
1 Том I, лекция VII.
--------------------------> « <
ЛЕКЦИЯ XXXIII
«У германцев, — говорит Тацит, — есть разряд рабов, которыми они не пользу-
ются по-нашему, поручая им известные обязанности в доме: у каждого раба свой
дом, свои пенаты... Господин требует с раба, как с колона, известного количества
хлеба, скота или одежды... У них редко случается, чтобы кто-нибудь ударил раба, за-
ковал его в кандалы; они иногда убивают их, но не вследствие строгости или в на-
казание, а в горячности и вследствие минутной вспышки, как они убили бы врага.
Рядом с тевктерами жили прежде бруктеры; теперь говорят, что хамавы и ан-
гривары перешли в эту страну, после того как вместе с соседними племенами они
прогнали и совершенно уничтожили бруктеров.
Маркоманы занимают первое место по славе и могуществу; самая страна их
приобретена их храбростью; они выгнали из нее бойев»2.
Просмотрите трактат <<О нравах Германцев», и вы на каждом шагу встретите
фразы и слова, указывающие на тот же факт.
Итак, я думаю, что в общественном быту древней Германии и преимущественно
в быту оседлого, земледельческого племени, завоевание и сила принимали гораздо
больше участия, чем это думают вообще немецкие историки. Я полагаю, что до-
машняя власть главы-собственника отличалась гораздо более тираническим харак-
тером, а положение колонов было гораздо хуже, нежели это обыкновенно предпо-
лагают. По моему мнению, на это указывает не только нравственная вероятность,
не только приведенные мною латинские писатели, но даже те национальные доку-
менты, к которым немцы прибегают обыкновенно ради подтверждения своих мыс-
лей, — между прочим, остатки древнегерманской поэзии. Жаль, что мне некогда
останавливаться на них. Мне кажется, что по ним легко было бы видеть, как дале-
ки от истины делаемые немцами описания их древнего общественного быта.
Впрочем, несмотря на все ограничения, сделанные мною в любимой системе
немцев по этому предмету, я думаю вместе с ними, что устройство германского
племени и взаимные отношения различных классов жителей не основывались ис-
ключительно на покорении и силе. Власть главы-собственника на своих землях не
была только властью победителя над побежденными, господина над рабами или
полурабами; в ней было действительно нечто патриархальное; источником этого
общественного состояния служили, по крайней мере хоть отчасти, семья, ее от-
ношения, привычки, чувства.
Уже один тот факт, что это сделалось в Германии всеобщим мнением, общест-
венным верованием, принятым всеми классами, убедительно говорит в пользу то-
го, что это было действительно так. Народ не может до такой степени ошибать-
ся относительно своих зачатков и того чувства, какое они внушают ему. В
Германии не существует антипатии к древнему общественному быту края, заме-
2 Df morib. germ., гл. 25, 33, 42.
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
чаемой нами в некоторых иных странах. Первые отношения высших классов к
низшим, собственников к земледельцам, не оставили по себе там тех тягостных
преданий и горьких воспоминаний, какими наполнена наша история. Герман-
ское население не находилось в постоянной борьбе со своими зачатками ради то-
го, чтобы избегнуть их и уничтожить свои древние учреждения. Очевидно, что
здесь есть нечто другое, кроме завоевания и тирании.
Общее мнение в этом случае право; оно согласуется с фактами. В Германии,
или по крайней мере в большей части ее, почти вовсе не было ни всеобщего на-
воднения страны чужеземцами, ни борьбы племен, ни борьбы языков, ни глубо-
кой вражды к общественным учреждениям. Феодализм утвердился и играл в ней
важную роль; он еще сильно тяготеет там над народами, но менее чем в других
краях. Здесь во все времена было много свободных крестьян-собственников и
множество свободных земель, нисколько не зависевших от уз феодализма.
Вследствие того в устройстве древнего германского племени и преимущест-
венно в домашней власти главы-собственника мы видим еще иное начало, кроме
завоевания, и иной более нравственный и свободный характер, нежели насилие.
Это начало есть патриархальный или сходный с ним быт; этот характер есть ха-
рактер семейной жизни. Очень вероятно, что германское племя было первона-
чально развитием и расширением одного рода, одной семьи; очень вероятно, что
большая часть жителей имения, многие из наследственных колонов, пользовав-
шихся землею за известную плату, были родственниками главы-хозяина. Вероят-
но, здесь было нечто подобное тому общественному строю, который долго суще-
ствовал в кланах горной Шотландии и в септах4 Ирландии. Устройство это
сделалось общеизвестным благодаря романам Вальтера Скотта; с первого взгля-
да и судя по внешности оно походит на феодализм, но между тем существенно от-
личается от него, так как происхождение его очевидно семейное, родовое; оно
увековечивает родовые связи через целый ряд веков и поддерживает приязнен-
ные чувства, несмотря на глубокое неравенство общественных условий; оно при-
знает и уважает права там, где совершенно не имеется политического обеспече-
ния, наконец, оно поддерживает нравственность и свободу там, где без этого
зачатка и его влияния были бы только гнет и унижение.
Таково и было, вероятно, влияние, введшее в германское племя нечто подоб-
ное отношениям и правам клана.
Из этих подробностей вытекают, если я не ошибаюсь, два важных факта:
1. В германском племени верховная власть относительно общих дел его при-
надлежала собранию глав семейств, а относительно всего происходившего внутри
каждого имения — самому главе семейства, т.е. существовала политическая соби-
рательная верховная власть и домашняя личная, нераздельная с собственностью.
2. Домашняя верховная власть собственников имела двоякий источник, двоя-
кий характер: с одной стороны — родовые связи и привычки; глава собственни-
---------------------------•> 48 <•------------------------------
ЛЕКЦИЯ \ 1.XI1I
ков был главою клана и окружен сродственниками, каковы бы ни были степени их
родства и разность положений; с другой стороны — завоевание и насилие; и
здесь были также части территории, занятые вооруженною рукой и побежден-
ные, лишенные достояния и вполне или отчасти обращенные в рабство.
Таким образом, милостивые государи, в этом у<троистве древнего герман
ского племени вы замечаете появление трех великих общественных систем, трех
великих начал верховной власти: 1) ассоциацию между равноправными и сво-
бодными людьми, в которой развивается политическая верховная власть;
2) первоначальную и естественную семейную (родовую) ассоциацию с единич-
ной, патриархальной семейной властью; 3) вынужденною ассоциацию, бывшую
плодом победы и подчиненную деспотической верховной власти.
Таким образом, на тесном безвестном поприще действий племени херусков,
гермундуров или иных уже в III веке существовали все главные начала и великие
формы человеческого общества.
Перенесемся теперь в VI век, эпоху после нашествия, в страну между Рейном,
Океаном, Пиренеями и Альпами, и посмотрим на то, что должно было произойти.
Прежде всего, не германский род племя, а германская дружина перешла на
галло-римскую территорию, овладела ею и поселилась в ней. Из двух первона-
чальные обществ Германии это было не оседлое, а бродячее, основание его была
личность, а не семья, и предано оно было войне, а не земледельческой жизни;
оно-то и сделалось одним из первоначальных элементов нашей цивилизации.
Итак, в Германии мы встречаем у колыбели общества земледельческое племя,
у себя же воинственную дружину. Правда, раз утвердившись и принужденная по-
кинуть бродячую жизнь для оседлой и грабеж для собственности, германская дру-
жина захотела воспроизвести
учреждения и обычаи своей
первоначальной родины; ус-
тройство племени сделалось,
вероятно, источником и об-
разцом тех начал, которые
она желала установить.
Так действительно и слу
чи.юсь. Мы видим, что гер
майская дружина, по мере то-
го как она упрочивается на
нашей территории, старает-
ся пересадить на нее выше
описанную общественную
систему, а именно, двоякую
верховную власть: для общих
Золотое кольцо Хиль {ерика, отиа Хюдвига
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
дел — политическую, принадлежащую собранию глав семейств, и семейную, вну-
три имений каждого главы семейства, принадлежащую ему одному.
Но какие перемены должно было повлечь за собою в новом обществе измене-
ние положений и внешних обстоятельств! Посмотрим сначала, что сталось с по-
литической верховной властью.
В Германии племя помещалось обыкновенно на небольшой территории. Племена
сдерживались и сближались между собой хотя бы уже только и тем, что, по словам Це-
заря, окружали себя .тля большей безопасности обширными пустошами. Главы се-
мейств жили довольно близко друг от друга и легко могли собираться для обсуждения
общих дел. Верховная власть общего собрания была естественна и возможна.
После вторжения в империю, для набегов и алчности завоевателей открылась
громадная территория. Они рассыпались по ней во все стороны. Главные из них
заняли обширные владения. Они были слишком удалены друг от друга, чтобы час-
то собираться на общие совещания. Политическая верховная власть общих собра-
ний, став неприменимою, должна была погибнуть и действительно погибла, т.е. ус-
тупила место друтой системе, тому иерархическому укладу класса собственников, о
котором я скажу далее, говоря о феодальной ассоциации и ее учреждениях.
Не меньшим изменениям подверглась и домашняя верховная власть главы-
собственника над всеми жителями его владений. Германский вождь одерживал
победы и утверждался на новоприобретенной земле с помощью не одних только
своих родных и клана. Следовавшая за ним дружина состояла из воинов, собрав-
шихся из различных семейств племени, иногда даже из разных племен. Тацит го-
ворит об этом совершенно ясно: «Если племя, среди которого они родились, кос-
неет в праздности продолжительного мира, лучшие из молодежи отправляются к
племенам, ведущим войну, так как покой несносен для этого народа; воины про-
славляются только среди опасностей, и сохранить многочисленную толпу дружин-
ников можно только с помощью войны и предприятий»3.
Следовательно, связь вождя с дружинниками часто бывала военной, а не се-
мейной, и при новом поселении должна была произойти большая перемена в ха-
рактере их отношений. Общность обычаев, преданий, чувств, возможная в Гер-
мании между вождями-собственниками и их колонами, не могла уже существовать
здесь и уступила место военному товариществу, представляющему собою менее
прочное и менее нравственное начало ассоциации.
Кроме того, вожди-собственники очутились в Галлии среди чужого, враждеб-
ного, иноплеменного населения, имевшего иной язык и нравы и заставлявшего
их быть постоянно настороже. Жителями и возделывателями их земель были те-
перь римские галлы, между тем как в Германии как свободные, так даже.и несво-
3 De morib. germ., гл. 14.
----------------------------------> 50 <
ЛЕКЦИЯ XXXIII
бодные жители были такие же германцы, как они сами. Это обстоятельство по-
служило новой, могущественной причиной ослабления того патриархального ха-
рактера, коим отличалась в Германии домашняя верховная власть.
На своем новом месте жительства германский вождь не долго оставался окру-
женным соотечественниками, составлявшими часть если не его рода-семьи, то
по крайней мере его дружины. Я имел уже несколько раз случай говорить, что эта
дружина не тотчас распалась на единичные личности, спешившие отделиться
друг от друга и отправиться жить каждая в свое собственное имение. Главные
вожди заняли обширные территории, и многие из их товарищей продолжали
жить возле них, в их домах. Вот почему в документах VI, VII и VIII веков, и даже
в позднейших, встречается множество свободных людей, называемых arimanni,
erimmanni, herimanni, hermanni у лангобардов1 * * 4 и rachimburgi, rathimburgi, regim-
burgi5 у франков. По мнению многих немецких писателей, между прочим госпо-
дина Савиньи, эти названия означали собою известное сословие, особый класс
прежних свободных людей и независимых владельцев, действительных членов
германского племени до нашествия, из чего они вывели то заключение, будто
прежнее общественное устройство германцев удержалось и в их новом отечестве.
Мне кажется, они ошибаются. Этот вопрос подробно рассмотрен мною в моих
«Опытах по истории Франции»°. Позвольте мне привести свои собственные
слова; я не имею никакого повода изменить их:
1 Arimanni беспрестанно попадаются в ломбардских законах и в италийских памятниках с VII по
XII век. Название их писалось erimanni, е reman и i, haremanni, harimanni, hermanni — различия,
происходившие главным образом от трудности выражать письменно германские звуки; все застав-
ляет думать, что germani, попадающиеся во множестве актов, из коих многие восходят к IX век)', не
кто иные, как arimanni или hermanni; так что национальное название германцев происходит, быть
может, от слова herimanni, свободные люди. Мнения относительно этимологии этого слова разно-
образны: одни полагают, что оно происходит от слова heer (войско, война), так что heer-manni зна-
чит воины; другие думают, что оно происходит от слова ehre (честь) и означает собою свободных
людей, по преимуществу граждан, обладавших всеми правами политической свободы, cives optimo
jure римского права. Последнее объяснение принято Мезером (Osnabrilckische Geschichte, в пре-
дисловии и др. местах) и Савиньи (Histoire du droit remain и пр. Т. I. С. 160, 175).
5 Rachimburgi, часто встречающиеся в Салической правде, попадаются также во многих тогдашних
формулах и даже в актах X века; орфография этого слова еще разнообразнее орфографии слова
arimanni; писали rachimburgi, rathimburgi. racimburgi, racineburgi, recyneburgi, racimurdi. regim-
buigi, raimburgi. Большинство ученых производит это слово от racha (дела, процесс) или recht
(право, справедливость), что придало бы этим rachimburgi исключительный характер судей. Са-
виньи и знаменитый историк Мюллер полагают, что оно происходит от древнегерманского сло-
ва rek (великий, могучий), составляющего окончание стольких германских собственных имен и
встречающегося потом в слове reich (богатый); таким образом rachimburgi, называемые также
boni homines, значили, быть может, просто сильные, именитые люди, ricos hombres испанцев
(Histoire du droit remain и пр. T. I. С. 184).
-------------------------------> И $-------------------------------------------------
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
«Названия arimanni и rachimburgi несомненно прилагаются к свободным лю-
дям; они означают собою даже (как по всему надо думать) свободных людей во-
обще, деятельных граждан. Ломбардские arimanni заседают в судебных собрани-
ях в качестве судей и являются свидетелями в гражданских актах; франкские
rachimburgi пользуются теми же самыми правами.
Равным образом несомненно, что эти слова не означают собою должностных
людей, облеченных особенными обязанностями, судебными или иными, и отлича-
ющихся вследствие того от прочих граждан. Во множестве документов arimanni
упоминаются как свидетели и как простые воины; это самое название дается сво-
бодным горожанам; подобно тому и франкские rachimburgi появляются в таких
случаях, когда дело вовсе не идет об исправлении какой-нибудь общественной
должности; слово «rachimburgi» часто заменяется словом «boni homines», добрые лю-
ди. Все доказывает, что эти имена прилагаются к свободным людям, к гражданам
вообще, а не к какой-нибудь специальной должности или общественной власти.
Но отличались ли эти свободные люди, эти ариманы и рахимбурги, от дружин-
ников или вассалов, как и от рабов? Составляли ли они класс независимых граж-
дан, соединенных только между собою и с государством, — словом, таких людей,
общественное положение которых отличалось бы от положения коммендирован-
ных, дружинников, верных, антрустионов или вассалов, составлявших особую ас-
социацию и живших в зависимости от высшего лица и под его покровительством?
Памятники и факты, приводимые самими защитниками этого мнения, дока-
зывают, что оно неосновательно и что ленники и вассалы владельца назывались
ариманами и рахимбургами точно так же, как если б дело шло о настоящих граж-
данах, людях, вполне чуждых личной зависимости.
Является человек, ставит себя под покровительство короля и объявляет себя
его верным слугою, его вассалом; по словам формулы, он приходит cum arimannia
sua, т.е. в сопровождении своих воинов. Тогда ариманы, уже являющиеся ленни-
ками, вассалами другого лица, становятся также королевскими арьервассалами’.
Это не мешает им оставаться ариманами, т.е. свободными людьми, на что, соб-
ственно, и указывает это имя, означающее вообще свободу, а не какое-нибудь об-
щественное положение, отличное от положения ленников, вассалов.
В грамоте, относящейся к X веку, император Оттон I дарует одному монастырю
крепость «со свободными людьми, что попросту зовутся ариманами». В XI веке им-
ператор Генрих IV делает подобный же дар другому монастырю, причем в него
включаются живущие там ариманы. Подобного рода уступки были уже в ходу с дав-
него времени; это доказывается многими документами, и одним собором X века
графам запрещалось «жаловать своим людям ариманов своего графства». Действи-
тельно, графы, по крайней мере сначала, не имели права располагать ни землями
своего графства, ни жившими на них свободными людьми: последним предостав-
лялось самим выбирать себе начальника, к которому они желали примкнуть.
•-----------------------------> 52 <----------------------------------------
ЛЕКЦИЯ XXXIII
Итак, звание аримана не исключало собою звания дружинника, вассала; ари-
маны считались дружинниками того человека, на чьей земле они жили; когда же
эта земля давалась в лен, они становились дружинниками получившего ее.
Что касается рахимбургов, то я не нахожу никакого письменного указания, из
которого можно было бы ясно заключить, чтобы это название прилагалось как к
дружинникам, так и к совершенно свободным людям; несколько раз встречаемое
в Салическом законе, оно попадается реже, нежели название ариманов в памят-
никах последующих веков, но все дает нам полное право судить об этом термине
точно так же, как о терминах, с ним сходных. И те и другие означали собой сво-
бодных людей, пользовавшихся всеми правами, связанными со свободой, а не
особый класс граждан, поставленных в положение, отличное, с одной стороны,
от положения рабов, а с другой — от дружинников и вассалов»6.
Ариманы и рахимбурги не только не составляли класса, отличного, с одной сто-
роны, от колонов или рабов, а с другой — от дружинников или вассалов, но даже
необходимо должны были в скором времени попасть в тот или другой разряд. Мог-
ли ли ариманы, живя в доме вождя, сделавшегося значительным собственником,
обладавшего тысячью влиятельных средств и с каждым днем становившегося все
могущественнее, долгое время сохранять ту независимость, какой пользовались
некогда члены какой-нибудь дружины? Этого не могло быть. Эти свободные лю-
ди, проживши некоторое время после нашествия вокруг своего вождя, не замедли-
ли разделиться на два класса: одни из них получили бенефиции и, ставши в свою
очередь собственниками, вступили в ту феодальную ассоциацию, которой мы зай-
мемся дальше; другие продолжали оставаться в имениях своего бывшего вождя,
либо впали в состояние полного рабства, либо сделались колонами, занимавшими
участок земли, отбывая за это известные работы и повинности.
Теперь вы видите, милостивые государи, что должно было произойти из описан-
ной мною недавно домашней верховной власти древнего германского племени. При
новом территориальном устройстве она подверглась глубокому изменению, утратила
свой семейный характер и не могла по-прежнему держаться общих чувств, преданий
и родственных связей, соединивших в древней Германии главу-собственника с боль-
шинством людей, живших на его землях. Этот элемент устройства германского пле-
мени почти совершенно исчез после того, как оно переселилось в Галлию, и затем
господствующими элементами сделались победа и насилие, что было необходимым
результатом того положения, в котором главы-собственники очутились в Галлии; это
положение было существенно противоположно их положению в Германии.
Поэтому слияние верховной власти с собственностью, отмеченное нами как
одна из главных черт феодализма, было здесь, собственно говоря, не новостью;
6 Essais sur 1'histoire de France. C. 237-241.
> S3 <
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
кроме того, оно не было исключительно результатом победы; сходный с ним факт
существовал еще в Германии, в самом лоне германского племени: и здесь также
глава рода, собственник, пользовался верховной властью на своих землях, и здесь
также произошло слияние верховной власти с собственностью. Но в Германии
это слияние совершилось под влиянием двух начал: с одной стороны, под дейст-
вием семейного духа и родового устройства, а с другой — под влиянием покоре-
ния и силы. Участие этих двух начал в установлении домашней власти верховно-
го главаря-собственника было неравно, и неравенство это трудно измерить; но
они, несомненно, оба принимали в нем участие. В Галлии влияние патриархаль-
ного порядка и родового устройства значительно ослабело; напротив того, влия-
ние победы и насилия достигло гораздо большего развития и сделалось если не
единственным, то преобладающим началом слияния верховной власти с собст-
венностью, составляющего одну из главных черт феодализма.
Итак, из этого факта в Германии если и можно что-нибудь заключать о том же
факте, перенесенном на нашу почву, то очень немногое. Я не говорю, что у нас
ничего не осталось из древних германских обычаев и что идея семьи и та мысль,
что все, живущие на одной территории, соединены между собою нравственными
отношениями и как бы родственными узами, не имели некоторого влияния на
французский феодализм; я говорю только, что влияние это было весьма ограни-
чено и далеко не так значительно, как влияние победы.
Таково было, если я не ошибаюсь, постепенное преобразование этого факта с
IV по X век. Вот каким образом он, перейдя из Германии, сделался совсем иным
на нашей территории. В следующий раз мы займемся третьей чертой феодализ-
ма, т.е. взаимными отношениями ленных владельцев и иерархическим устройст-
вом их собственного общества.
ЛЕКЦИЯ XXXIV
Об общей ассоциации ленных владельцев между собою; третья характеристическая черта
феодализма. — По самой сущности своих элементов эта ассоциация должна была быть слабой
и неправильной. Она и была действительно всегда такою. — Ложность картины феодальной
иерархии, изображаемой поклонниками феодализма. Бессвязность и слабость ее были особенно
велики в конце X века. — Об образовании этой иерархии с V по X век. — После германского
нашествия существовало три системы учреждений: свободные учреждения, монархические
и аристократические. Сравни"1.’ьиая история этих трех систем. Упадок первых двух.
Торжество третьей, хотя она и остается неполной и беспорядочной.
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
Милостивые государи!
Мы хорошо узнали теперь две главные черты феодализма, а именно — особен-
ный характер земельной собственности и слияние верховной власти с собствен-
ностью в каждом лене. Мы знаем, каким путем они образовались, и следили за их
постепенным развитием с V по X век. Выйдем сегодня из пределов лена, взгля-
нем на взаимные отношения ленных владельцев и на постепенное развитие уст-
ройства, соединявшего их, или будто бы соединявшего, в одно целое общество.
Вам известно, что в этом и состоит третья главная черта феодализма.
Говоря сейчас о соединившем их устройстве, я употребил слово «будто бы»;
действительно, связь ленных владельцев между собою и соединение их в одно об-
щество существовали скорее в теории, нежели на практике, скорее на словах, чем
на деле. Предполагать это заставляет нас самая сущность элементов подобной ас-
социации. Что служит связью и скрепою для большого общества? Нужда, ощуща-
емая людьми друг в друге, составляющие его частные, местные ассоциации, не-
обходимость, вынуждающая их обращаться друг к Другу ради пользования своими
правами, ради исполнения различных общественных обязанностей, ради законо-
дательства, судопроизводства, финансов, войны и пр. Если бы каждое семейст-
во, каждый город, каждый земский округ находили внутри себя самих все, что им
нужно в политическом отношении, если б каждый из них составлял небольшое от-
дельное государство, не имеющее нужды ничего получать от других и ничего дру-
гим не дающее, они не держались бы так за другие семьи, города и земские окру-
га и не составляли бы из себя общества. Рассеяние верховной власти и
управления по различным частям и между различными членами государства — вот
что составляет государство; в этом — внешняя связь общества, сближающая меж-
ду собою и сдерживающая вместе его элементы.
Между тем слияние верховной власти с собственностью и сосредоточение ее
внутри имения в руках собственника и были именно причиной разобщения вла-
дельца каждого лена от других подобных ему собственников; каждый лен состав-
лял, так сказать, небольшое полное государство, жителям которого нечего, или
почти нечего, было искать за пределами его и которое вполне удовлетворяло са-
мо себя относительно законодательства, судопроизводства, налогов, войны и пр.
Понятно, что в обществе, составленном из подобных элементов, общая связь бы-
ла слаба, что она редко ощущалась и что ее легко было порвать. Правда, у ленных
владельцев были общие дела, права и взаимные обязанности. Впрочем, у челове-
ка есть естественная склонность постоянно расширять свои отношения, все
больше и больше распространять и оживлять свое общественное существование и
некоторым образом постоянно отыскивать новых сограждан и новые связи с ни-
ми. Наконец, в описываемую нами эпоху христианская церковь, это великое и
прочно устроенное общество, неослабно старалось ввести в гражданское общест-
во нечто подобное своему единству и целости, и старания ее не были бесплодны.
•----------------------------> м <----------------------------------------
ЛЕКЦИЯ XXXIV
Тем не менее очевидно, что по самой природе своих элементов, и главным обра-
зом вследствие слияния верховной власти, общая ассоциация ленных владельцев
должна была быть весьма непрочной и недеятельной, в ней должно было господ-
ствовать весьма немного единства и целости.
Так и было на самом деле, и история вполне подтверждает выводы, извлекае-
мые из самой сущности такого общественного положения. Восхвалители его ста-
рались указывать на взаимные права и обязанности ленных владельцев; они вос-
хищались искусной градацией соединявших их связей, начиная от самой слабой и
до самой сильной, благодаря чему никто не был разобщен, а между тем каждый
был у себя дома свободным человеком и хозяином. По их словам, никогда еще не-
зависимость личности не мирилась так удачно с гармонией целого. Но это не бо-
лее как химерический идеал, чисто логическая гипотеза, милостивые государи.
Действительно, по принципу ленные владельцы находились между собой в связи,
и иерархическая ассоциация их казалась очень искусно устроенной. Но на прак-
тике это устройство никогда действительно не существовало; феодализм никогда
не мог извлечь из самого себя принципа порядка и единства, достаточного для
того, чтобы устроить цельное и сколько-нибудь правильное общество. Составляв-
шие его элементы, т.е. ленные владельцы, постоянно находились между собой во
вражде, вели между собой войны и беспрерывно бывали вынуждены прибегать к
силе, так как не существовало никакой высшей и действительно общественной
власти, которая поддерживала бы между ними справедливость и мир, т.е. именно
общество. А для того чтобы положить начало подобной власти и соединить в од-
но целое и действительное общество все эти разбросанные и даже враждебные
элементы, пришлось обратиться к другим началам и учреждениям, не только чуж-
дым, но даже враждебным феодальной системе. Вам известно уже, что через ко-
ролевскую власть, с одной стороны, и через идею о нации вообще и о правах ее —
с другой, стало преобладать у нас политическое единство, и устроилось государ-
ство. К этой цели мы шли постоянно в ущерб ленным владельцам и путем ослаб-
ления и постепенного уничтожения феодализма.
Следовательно, нельзя надеяться найти на деле то ясное и вполне осуществ-
ленное систематическое и общее устройство союза ленных владельцев, на кото-
рое я указал как на третью главную черту феодализма! Эта черта принадлежит ему
действительно и отличает его от всякого другого общественного строя, но она
никогда не достигала своего полного развития и не имела действительного и
правильного применения; феодальная иерархия никогда не сложилась вполне на
деле и никогда не жила по тем правилам и формам, какие приписываются ее пуб-
лицистами. Особая природа земельной собственности и слияние верховной влас-
ти с собственностью — простые, очевидные факты, которые история показыва-
ет такими, какими их представляет теория. Но феодальное общество в своем
целом есть воображаемое здание, возникшее уже впоследствии в мысли ученых и
-----------------------------# 57 <---------------------------------
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
существовавшее на нашей территории только в виде бессвязных и искаженных
материалов.
Если таково было его положение в течение всей феодальной эпохи, тем более
оно должно было быть таким в начале ее, т.е. в конце X века. В это время феода-
лизм едва выходил из хаоса варварства; он выходил из него как нечто терпимое
лишь за неимением лучшего, как порядок, самый близкий к только что оканчи-
вавшемуся, как единственная форма, в какую могло облечься в это время возрож-
дающееся общество. Следовательно, бессвязность и недостаток единства должны
были царить в нем тогда гораздо больше, чем впоследствии. Феодальная ассоци-
ация должна была находиться еще гораздо дальше от того состояния единства и
правильности, которого она никогда не достигла. Действительно, конец X и на-
чало XI века составляют в феодальной эпохе тот период, когда феодализм был
всего беспорядочнее и всего более нуждался в общем устройстве. Мы видим, что
в это время ленные владельцы соединяются в бесчисленное множество мелких
групп, главами которых являются разные графы, герцоги или простые господа,
смотря по случайностям территориального положения и событий, причем они
становятся почти совершенно чужды друг другу. Иногда эти местные ассоциации
сохраняют между собой, по-видимому', некоторые отношения и держатся одного
общего центра, но вскоре оказывается, что это лишь кажущееся явление. Так,
например, мы видим, что тот или другой аквитанский владелец еще ставит во
главе своих актов имя французского короля, но это — имя короля, уже умершего;
королевской власти воздается еще почет, хотя и не знают, кто в настоящее вре-
мя облечен ею. Ни в какую эпоху раздробление территории между ленными вла-
дельцами не было так велико, а независимость их так полна; ни в какую эпоху не
была так недействительна иерархическая связь, долженствовавшая соединять их.
Итак, изучая с V по X век постепенное образование этой третьей черты феода-
лизма, мы не придем к таким быстрым и положительным результатам, как при изу-
чении двух первых. Мы не увидим ясно у себя перед глазами появления и развития
феодального устройства, как мы видели появление и развитие особенного харак-
тера земельной собственности и слияния с нею верховной власти; мы встретим од-
ни лишь зачатки и будем присутствовать при образовании так и не сложившейся
системы; мы встретим там и сям на нашей почве материалы того здания, которое
никогда не воздвигалось в действительности, или лучше сказать, мы увидим, как
будет разрушаться всякое другое общественное здание и исчезать всякая другая
система. С V по X век ни один принцип общественного и политического единства
не мог ни удержаться, ни взять верх; все господствовавшие дотоле принципы бы-
ли побеждены и уничтожены, и над развалинами их появились грубые и несовер-
шенные попытки феодального устройства. Вот почему я попытаюсь изобразить не
столько постепенное развитие общей ассоциации ленных владельцев, сколько по-
степенное разрушение всякого другого общественного уклада.
•-------------------'--------& 58 <•------------------------------
ЛЕКЦИЯ XXXIV
Непосредственно за вторжением и территориальным водворением германцев
в Галлии в ней присутствуют уже и одновременно существуют три системы учреж-
дений: 1) система учреждений свободных; 2) система аристократических учреж-
дений; 3) система учреждений монархических.
Система свободных учреждений возникла: 1) в Германии — из общего собра-
ния родовых глав-собственников, при общем обсуждении дел и личной независи-
мости воинов, составлявших дружину; 2) в Галлии — из остатков муниципально-
го устройства внутри городов.
Система аристократических учреждений берет свое начало: 1) в Германии — в
домашней верховной власти глав-собственников и из покровительства, оказыва-
емого вождем дружины ее членам; 2) в Галлии — из весьма неравномерного раз-
деления земельной собственности, сосредоточенной в руках небольшого числа
крупных владельцев, и из их господства над массой населения, колонов или ра-
бов, обрабатывающих их земли или служащих им на дому.
Система монархических учреждений возникла: 1) в Германии — из военной
королевской власти, т.е. из предводительства вождя дружины, а также из религи-
озного характера, присущего некоторым родам; 2) в Галлии — из преданий Рим-
ской империи и учений христианской церкви.
Таковы были три главные системы учреждений, три существенно различные
начала, вызванные на свет падением империи и германским нашествием и дол-
женствовавшие способствовать образованию нового общества.
Каковы же были с V по X век судьбы этих трех систем, каждой в отдельности и
в смешении их одна с другой? Поговорим сначала о системе свободных учрежде-
ний.
С V по X век она непрерывно длилась и проявлялась: 1) в местных собраниях,
где собирались победители, утвердившиеся на различных пунктах территории, и
рассуждали сообща о своих делах; 2) в общих национальных собраниях; в остат-
ках муниципального устройства внутри городов.
Что местные собрания древних германцев, называемые малями1 на их языке и
placita — на латинском, продолжались после нашествия, в этом нельзя сомневать-
ся, так как о том свидетельствуют на каждом шагу тексты их законов. Приведем
некоторые из них:
«Буде кто-нибудь из назначенных явиться на сход (маль) не явится туда, он
должен быть приговорен к уплате пятнадцати солидов, если его не задержало ка-
кое-нибудь законное препятствие8.
1 Это слово происходит от старонемецкого mahl, означающего сход, собрание, встречаемого и в
других словах, как напр. Mahlzeit — обед, время сходки, mahlstatt — место судебных собраний и пр.
гСалический закон. Т. I, гл. 1, 16.
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
Оглавление «Салической правды».
Рукопись VIII века
Если кто-нибудь нуждается в лю-
дях, мог щпх хавать для него на схо-
де свидетельства, он может указать
на таковых3.
Пускай сход (conventus) собира-
ется по древнему обычаю в каждом
сотенном округе, в присутствии гра-
фа или его посланца и при сотнике.
Пускай вече (placitum) происхо-
дит каждую субботу или в тот день,
какой будет уго хно назначать 1 рафу
или сотнику, через каждые семь но-
чей’, когда в провинции б.дет не-
спокойно; когха же спокойствия бу
дет больше, пусть сход собирается
через каждые четырнадцать ночей в
каждом сотенном округе, как прика-
зано выше4.
Пускай судебные заседания (ве
ча) созываются каждые календы или
через каждые пятнадцать дней, если
это необходимо для разбирательства
дед, чтобы мир господствовал в про-
винции»5.
Эти сходы составлялись из всех
свободных людей, водворившихся в
пределах территории; все эти люди
не только имели право, но были даже обязаны отправляться на них:
«Если какой-нибудь свободный человек пренебрежет явиться на сход и не
представится графу или его посланцу или сотнику, да будет он приговорен к уп-
лате пятнадцати солидов. Пусть каждый человек, будь он вассал герцога или гра-
фа или кто другой, непременно является на сход для того, чтобы бедные могли
излагать там дела свои6.
Пусть все свободные люди сходятся в назначенные дни там, где прикажет су
дья, и пусть никто не дерзает не приходить на вече. Пусть все, живущие в граф-
3 Рппуарскин закон. Т. I, гл. 1.1. LXVI, гл. 1 и пр.
4 Алеманнский закон. Т. XXXVI. гл. 1.
5 Там же, гл. 2.
6 Баварский закон. 1 XV, гл. 1.
> 60 <
ЛЕКЦИЯ XXXIV
стве, как королевские и герцогские вассалы, так и другие, являются на сход, а
тот, кто не придет, пусть будет приговорен к уплате пятнадцати солидов»'.
Трудно перечислить все обязанности и занятия этих собраний, так как на них
говорилось о всяких делах и интересах собиравшихся здесь людей; но главным за-
нятием их было творить суд; сюда шли со всякими тяжбами и спорами, чтобы
представить их на решение свободных и именитых людей, рахинбургов, обязан-
ных решить, что следует по закону:
«Если какие-нибудь рахинбурги, заседающие на мале при разборе дела между
двумя лицами, не захотят сказать, что гласит закон, тогда тяжущийся должен ска-
зать им до трех раз: «Скажите нам Салический закон». Если они все-таки не ска-
жут его, тяжущийся должен снова сказать им: «Я требую, чтобы вы сказали закон,
относящийся ко мне и моему противнику». Если назначенный для этого день бу-
дет пропущен, семеро из этих рахинбургов заплатят каждый по девяти солидов.
Если и затем они не захотят сказать закона... и не представят поручительства в
уплате денег, пусть он тогда вторично назначит им день и пусть потом каждый из
них будет присужден к уплате пятнадцати солидов»ь.
«Если кто-нибудь ведет тяжбу и рахинбурги не захотят сказать тяжущимся Ри-
пуарского закона, пусть тот, против кого они произнесут приговор, скажет тогда:
«Я требую, чтобы вы сказали мне закон». Если они не захотят сказать его и если
впоследствии будут уличены в этом, то каждый из них будет приговорен к уплате
пятнадцати солидов пени»7 * 9 10 11.
«Если кто-нибудь выиграет дело на мале по закону... рахимбурги должны ска-
зать ему, сколько его дело стоит по закону... Преследующий должен действовать
сообразно с законом, пригласить гравиона°, отправиться с ним в дом ответчика,
чтобы взять из его имущества, сколько он должен законным образом получить по
этому делу»
На этих малях не только творили суд и рассуждали об общественных делах, но
даже большая часть гражданских дел и всяких договоров совершалась здесь же,
вследствие чего они приобретали ту гласность и достоверность, какую в наше
время им обязаны придавать нотариусы и должностные лица:
«Если один человек продал другому какую-нибудь вещь и покупщик желает иметь
купчую, он должен спросить ее среди маля, немедленно уплатить деньги и получить
вещь, и тогда акт должен быть написан. Если вещь малоценная, то акт должен быть
засвидетельствован семью лицами, если же дорогая, то двенадцатью»11.
7 Алеманнский закон. Т. XXXVI, гл. 4.
" Салический закон. Т. IX.
9 Рипуарский закон. Т. IX.
10 Салический закон. Т. LIX.
11 Рипуарский закон. Т. LIX.
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
Таково было значение местных собраний в первые времена после вторжения;
долго они не были так действительны, как на то указывают, по-видимому, текс-
ты законов. Вы, вероятно, заметили, что, судя по этим же текстам, националь-
ные мали являются наиболее деятельными и частыми преимущественно х погра-
ничных германцев и даже внутри самой Германии. Алеманнские, баварские и
франко-рнпуарские законы говорят о них чаще и более повелительным тоном,
нежели законы салических франков, живших глубже внутри Галлин, среди рим-
ского населения. Здесь областные мали действительно скоро пришли в упадок, и
притом столь значительный, что в последние времена Меровннгов областные на-
чальники, графы, виконты и пр., созывали их главным образом для того, чтобы
иметь право подвергать наказанию свободных людей, не являвшихся на них.
Один капитулярий Людовика Благочестивого озаглавлен так: в О викариях и сот-
никах, очень часто собирающих сходы скорее из корыстолюбия, нежели ради су-
да, и таким образом слишком мучащих людей»12.
Чтобы исправить эти злоупотребления, еще Карл Великий сократил до трех
раз в год число областных собраний, созывавшихся по первым варварским зако-
нам каждый месяц, каждые две недели и даже каждую неделю:
«Что касается собраний, на которые должны являться свободные люди, то
пусть в этом отношении соблюдается указ нашего отца, а именно — что в
продолжение года должно собираться лишь три общих собрания, причем на них
никто не обязан являться, кроме обвинителя и обвиняемого или того, кто при-
зван давать свидетельские показания. Что касается других сходов, созываемых
сотниками, то пусть на них не привлекается никто, исключая тяжущегося, судьи
и свидетеля»13.
Но кто же были эти судьи, обязанные являться в областные собрания, когда от
этой обязанности освобождалась большая часть свободных людей? То были sca-
bini, или лавники, действительные судьи, назначаемые государем для разбора дел
по недостатку граждан, которые согласились бы взять на себя этот труд. В этом и
состоит действительное значение слова scabini (по-немецки Schoffen — судьи),
которое многие писатели смешивали с рахинбургами Салического закона; а сле-
дующее нововведение Карла Великого достаточно доказывает собою, в какой
упадок пришли в это время древние местные мали, т.е. система свободных учреж-
дений, приложенных к гражданской жизни:
«Пусть на сход никто не призывается, кроме тяжущегося и его противника, да
еще семи скабинов, обязанных присутствовать в собраниях»14.
,гБалюзий. Т. I, канит. 671.
13 Capit. de Louis le Debonnaire, в 819. Балюзий. T. I, канит. 616.
14 Capit. de Charlem, в 803. Балюзий. T. 1, капит. 394, 465.
> 62 <
ЛЕКЦИЯ XXXIV
Тем сильнее должен был отразиться этот упадок системы свободных упрежде-
ний в политической сфере, в общих собраниях нации. Эти великие съезды лю-
дей, удаленных друг от друга, уже не имевших ежедневно одинаковых интересов
и одинаковой участи, становились затруднительными и искусственными. Вот по-
чем) при Меровингах мартовские поля, placita generalia, становятся все более
редкими и бессодержательными. Еще на первых порах они происходят довольно
часто, так как воины нередко предпринимают новые экспедиции сообща и дру-
жина еще продолжает собираться ради новых предприятий. Но мало-помалу, по
мере того, как начинает преобладать оседлая жизнь, общие собрания исчезают,
а те, которые еще носят их имя, отличаются совершенно иным характером; они
имеют лишь одно из двух назначений: либо это торжественные собрания, на ко-
торые являются в силу древнего обычая поднести вождю, королю подарки, со-
ставляющие часть его богатства, либо, после борьбы между королями и их ленни-
ками и вассалами, они собираются все вместе для переговоров и условий: одни с
тем, чтобы отнять бенефиции, другие с тем, чтобы сохранить их; это служит по-
дводом собраний, которые напоминают собою по имени древние национальные
[сходки, в сущности же суть не что иное, как конференции или конгрессы, где
крупные собственники или мелкие державцы рассуждают о своих интересах и ре-
шают свои споры. Таково было в 587 году собрание, заключившее Анделотский
:трактат, а в 615 году при Лотаре II — Парижское, издавшее указ, носящий его
имя, н множество других собраний, нисколько не национальных и нисколько не
похожих на сходы германского племени или дружины, но тем не менее продол-
жавших еще называться вечами, placita generalia’.
При первых Каролингах общие сходы снова получают свой первоначальный,
военный характер. Утверждение второй династии было, как известно, до некото-
рой степени вторжением германских дружин в Западную Галлию. Потому эти
дружины по временам собираются вместе и предпринимают более отдаленные
походы, чтобы обеспечить свои прежние завоевания новыми. Вот что преоблада-
ло на мартовских полях, ставших со времен Пипина Короткого майскими’. В его
царствование насчитывают более десяти великих собраний этого рода. При Кар-
ле Великом они еще чаще и значение их увеличивается. Это уже не простые во-
енные смотры, не великие народные собрания — Карл Великий сделал их сред-
ством правления. Большинство из вас помнит, вероятно, что я говори.! по этому
поводу в прошлом году, а также отрывки, приведенные мною из небольшого рас-
суждения Гинкмара, «De ordine palatii»15, где он дает подробный отчет об этих
собраниях, об их составе и трудах. Карл созывал на них всех своих агентов ши,
говоря современным языком, всех должностных лиц своей империи, герцогов,
«06устроении дворца» (лат.).
--------------------------------& 63 <
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
графов, виконтов, викариев, сотников, скабинов и пр. Он хотел узнать от них,
что повсюду происходило, сообщить им свои мысли, увлечь их на путь своей воли
и таким образом внести хоть некоторую цельность и порядок в то громадное и не-
прерывно движущееся тело, которого он считал себя душою. Само собой разуме-
ется, что это были уже не те древние сходы германских воинов, где господство-
вала личная независимость и где Хлодвиг был принужден предоставлять всякому
брать свою долю добычи.
При Людовике Благочестивом placita generalia происходили еще довольно ча-
сто, но беспорядки и раздоры уже проникли в них и сделали их своим орудием.
При Карле Лысом они снова приняли тот характер, о котором я сейчас говорил;
это уже не более как конференции или конгрессы, на которых король отбивает-
ся, как умеет, от своих вассалов, все более и более разобщающихся с ним, причем
он не может ни удержать, ни подавить их. После Карла Лысого, к концу правле-
ния Каролингской династии, даже и эти конгрессы вовсе прекратились; верхов-
ная власть сделалась вполне местной, а королевская не считала себя даже просто
центром государства. Древние национальные собрания готовы смениться фео-
дальными судами, собраниями вассалов вокруг сюзерена.
Что касается остатков римского муниципального устройства, этого третьего
элемента тогдашней системы свободных учреждений, то я не возвращусь больше
к тому, что говорил в прошлом году, и не стану высказывать впредь того, что бу-
ду говорить о них, когда мы займемся возрождением коммун. Ограничусь напо-
минанием, что курия, ее права и учреждения никогда не исчезали в нашем крае,
особенно на юге Галлии, и что с V по X век можно одинаково указать и на упадок
их, и на их непрерывность.
Такова была в этот длинный промежуток времени участь системы свободных
учреждений. Вы видите, что все принципы ее постепенно ослабевали и все спо-
собы ее действия разбились. Посмотрим, счастливее ли их были монархические
учреждения?
Я уже говорил вам, что у германцев королевская власть имела двоякий источ-
ник — военный и религиозный. Как учреждение военное, королевская власть бы-
ла выборной: какой-нибудь знаменитый вождь объявлял поход; чтобы привлечь к
себе товарищей, он не имел ни прав, ни принудительных средств; шел тот, кто
хотел; воины собирались вокруг избранного ими вождя; он был им королем до тех
пор, пока им угодно было следовать за ним. Это было настоящее избрание, если
не по политическим формам, то по крайней мере по принципу и свободе.
Как учреждение религиозное, германская королевская власть была наследст-
венной, потому что религиозный характер составлял, так сказать, принадлеж-
ность некоторых семейств, произошедших от героев и национальных полубогов.
Одина*, Туискона и пр., и не мог ни утрачиваться, ни передаваться. Не было
почти ни одной германской народности, где бы не встречалось таких царствен-
----------------------------М “ <--------------------------------------
ЛЕКЦИЯ XXXIV
ных семейств; готские и англосаксонские владыки происходят от Одина; у фран-
ков Меровинги, на основании подобного же происхождения, одни только и носят
длинные волосы.
Перейдя на римскую почву, германская королевская власть нашла здесь другие
принципы и элементы, долженствовавшие глубоко изменить ее характер: здесь
господствовала императорская власть, учреждение по преимуществу символичес-
кое, и притом чисто политический символ. Римскому народу наследовал импера-
тор; он выдавал себя за представителя римского народа, его прав и величия’; в
этом смысле он назывался государем. Императорская монархия была олицетворе-
нием державы, и подобно тому, как Людовик XIV говорил: «Государство — это
я», преемник Августа мог бы сказать: «Римский народ — это я».
Рядом с императорской зарождалась христианская верховная власть — учреж-
дение также символическое, хотя символ был здесь иной и отличался чисто рели-
гиозным характером. По христианским понятиям, государь был посланником и
представителем Божества. Сию минуту я говорил о религиозном происхождении
варварской королевской власти, но в ней не было ничего символического: семьи,
происходившие, по общему мнению, от национальных полубогов, были облечены
положительным и личным характером. Напротив того, в христианской монархии
не было ничего личного, ничего положительного; она была типом и образом не-
видимого существа, единого Владыки.
Таким образом, с двоякой точки зрения римская монархия отличалась от мо-
нархии варварской: с политической и с религиозной стороны, одна была личным
преимуществом, а другая — чистым символом, общественной фикцией.
Таковы были, так сказать, четыре начала современной королевской власти,
стремившиеся после нашествия слиться воедино для того, чтобы породить ее.
Этот труд начался при Меровингах. Франкские короли были военными вождями
и желали оставаться ими; в то же время они пользуются своим варварским рели-
гиозным происхождением, принимают римские правила и стараются выдать се-
бя за представителей государства; наконец, они сами называют себя образами и
представителями Бога на земле и склоняют к тому же духовенство.
Для таких грубых и простых умов, каковы были варвары VI века, подобные по-
нятия и комбинации — слишком многосложны, потому они и не имели успеха, и
если я не ошибаюсь, то королевская власть Меровингов вскоре пришла в полный
упадок именно по неопределенности своего характера и основания. Когда она
снова начала энергически обнаруживаться в лице Каролингов, она подверглась
уже значительной метаморфозе. Первые Каролинги были чисто военными вож-
дями. В глазах своих германских соотечественников они вовсе не имели того ре-
лигиозно-национального характера, каким отличалась династия волосатых коро-
лей. Ни Пипин Геристальский’, ни Карл Мартелл отнюдь не выдавали себя за
потомков Одина и других германских полубогов; они были просто крупными соб-
---------------------------65 <------------------------------------------
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
ственниками и военными вождями. Вследствие того германская королевская
власть появилась тогда с исключительно военным характером. Всяком}' известно,
что Пипин поспешил прибавить к ней христианско-религиозный характер; чуж-
дый всяким преданиям и религиозным верованиям древней Германии, он поже-
лал опереться на новые верования, ставшие в то время уже гораздо сильнее. Карл
Великий пошел еще дальше: он вздумал придать франкской королевской власти
характер власти императорской, сделать ее политическим символом, взять на се-
бя самого ту роль представителя государства, какую играли римские императоры;
для этого он принялся за наиболее действительные средства, не прибегая к од-
ной только пышности церемоний и языка, но на самом деле воскрешая импера-
торскую власть, римскую администрацию и ту, так сказать, вездесущность импе-
раторской власти на всех пунктах территории, которая, при всеобщем упадке,
составляла силу этого великого деспотизма.
Таков был истинный характер правления Карла Великого. Не стану повторять
здесь того, что я говорил о нем в прошлом году, но несколько отрывков из его ка-
питуляриев покажут вам, как заботливо он занимался всякими делами, желая все
Знать, повсюду быть либо самому, либо через своих посланцев и, наконец, пред-
ставиться уму своих народов каким-то всеобщим двигателем и источником всего
правления.
«Пусть графы и их викарии хорошо знают закон для того, чтобы ни один судья
не мог несправедливо творить суд в их присутствии или не должным образом из-
менять закон16.
Мы желаем и приказываем, чтобы наши графы не откладывали созыва собра-
ний и не сокращали бы их произвольно, чтобы предаваться охоте и другим удо-
вольствиям17 18 *.
Пусть ни один граф не созывает судебного заседания, кроме как натощак и в
хладнокровном духе16.
Пусть каждый епископ, аббат и граф имеют при себе хорошего делопроизво-
дителя, и пускай писцы не пишут неразборчиво|!|.
Мы желаем, чтобы относительно судопроизводства и всех дел, подлежавших
доныне графам, посланцы наши исполняли свое назначение четыре раза в год:
зимой, в январе месяце; весной, в апреле; летом, в июле; осенью, в октябре. Они
каждый раз будут проводить судебные заседания, на которые будут съезжаться
графы из соседних графств20.
18 Канит. 803 года. Балюзий. Т. I, капит. 396.
17 807 год. Балюзий. Т. I, капит. 459.
18 803 год. Там же, капит. 393.
|В 805 год. Там же. капит. 421.
20 812 год. Там же, капит. 498.
& ев <
ЛЕКЦИЯ XXXIV
Всякий раз, как кто-либо из наших посланцев при отправлении своей должно-
сти заметит, что что-нибудь происходит не так, как мы приказали, он не только
постарается изменить это, но, кроме того, даст нам подробный отчет в том, что
он открыл21.
Пусть наши посланцы выбирают в каждом месте скабинов. адвокатов, нотари-
усов, а по возвращении своем пускай предоставляют нам их поименный список22.
Всюду, где они найдут дурных викариев, адвокатов или сотников, пусть они
удалят их и выберут на место их других, умеющих и желающих разбирать дела по
справедливости. Если они найдут дурного графа, пусть уведомят нас об этом23.
Пусть также наши посланцы тщательнее следят за тем, чтобы каждый из лю-
дей, поставленных нами для управления нашим народом, исполнял свою обязан-
ность справедливо и угодным для Бога образом и чтобы он делал столько же чес-
ти нам, сколько пользы нашим подданным. Итак, пускай вышеупомянутые
посланцы постараются узнать, исполняются ли согласно с божеской и нашей во-
лей приказания, изложенные в капитулярии, который мы вручили им в прошлом
году. Мы желаем, чтобы в половине мая месяца наши посланцы, каждый по сво-
ей принадлежности, созывали в одно место всех епископов, аббатов и наших вас-
салов, наших адвокатов, викариев, аббатис и доверенных тех из господ, которым
какая-нибудь настоятельная необходимость помешает явиться самим; если же
окажется удобным, особенно для бедных людей, чтобы подобное собрание про-
исходило в двух или трех разных местах, пусть это так и будет. Пусть каждый граф
явится туда в сопровождении своих викариев, сотников, а также двух или трех са-
мых значительных скабинов. Пусть в таком собрании занимаются сначала состо-
янием христианской религии и духовенства. Пускай затем наши посланцы осве-
домятся у всех присутствующих, как каждый из них исправляет вверенную ему
нами должность; пусть они узнают, господствует ли согласие между нашими слу-
жащими и помогают ли они друг другу исполнять свои обязанности. Да произво-
дят они это исследование с самой тщательной заботливостью, так чтобы мы мог-
ли узнать от них полную правду. Если же они проведают, что где-нибудь есть
дело, требующее их присутствия, пусть они отправляются туда и решат его в си-
лу нашей власти»24.
Очевидно, милостивые государи, что такой образ правления отнюдь не похо-
дит на действия варварской королевской власти; ничто так не напоминает духа и
администрации империи, той власти, которая была ее представительницей и
21 812 год. Балюзий. Т. I, канит. 498.
22 803 год. Там же. Т. I, канит. 393.
23 805 год. Там же. Т. I, канит. 396, 426.
24 Capit. de Louis le Debonnaire, в 823. Он только повторяет то, что делал Карл Великий. Балюзий.
Т. I, канит. 642.
----------------------------------67 <•-------------------------------------.
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
почти одна действовала в ее пределах. Такова система, которую старался восста-
новить Карл Великий — сам, не отдавая себе в этом ясного отчета и не воссоздав
ее в теории.
Он очень хорошо знал, что именно всего более мешало этому предприятию; он
отлично знал, что зарождающийся феодализм, независимость и права ленных
собственников в их имениях, а также слияние верховной власти с собственнос-
тью, были самыми опасными врагами для той верховной и административной
власти, к которой он стремился. Вот почему он беспрестанно боролся с этими
врагами и изо всех сил старался ограничить и разделить власть собственников.
«Никогда, — пишет Санкт-Галленский монах, — не вверял он своим графам
управления более чем над одним графством, за исключением лишь тех случаев,
когда они находились на границе или по соседству с варварами. Иногда без осо-
бенно важных причин не уступал он епископу в виде бенефиция аббатства пли
церкви из королевского имущества; когда же его советники или близкие спра-
шивали его, почему он так действует, он отвечал: «С помощью этого имения
или фермы, этого небольшого аббатства пли церкви, я приобрету себе верность
вассала столь же хорошего и даже, пожалуй, лучшего, чем этот епископ или
граф»25.
Он сделал больше того; он старался проникнуть, если можно так выразиться,
сквозь все частные собственности, чтобы вступить в прямые сношения со все-
ми жителями своей империи. Объяснюсь лучше. Он сообщался с массою насе-
ления только посредством аллодиальных и ленных владельцев, верховных гос-
под, каждый в своем имении, и вождей над свободными людьми, колонами и
рабами, жившими на его земле. Карл Великий желал, чтобы все свободные лю-
ди прямо и самолично присягали ему в верности как единому и истинному гла-
ве государства. В формулах Маркульфа мы находим следующее исходящее от
него письмо:
«Графу такому-то. С согласия наших вельмож мы приказали, чтобы наш
славный сын, такой-то, царствовал в таком-то государстве. Вследствие того мы
повелеваем, чтобы во всех городах, селах и замках вы созывали и собирали в
надлежащем месте всех своих жителей, как франков, так и римлян, и всякой
другой нации, для того чтобы в присутствии такого-то знаменитого лица, на-
шего посланца, которого мы отправили к вам с этой целью, они поклялись все
в верности и честной преданности к нашему сыну и к нам, или святыми места-
ми, или каким-нибудь другим святым залогом, который мы передаем вам с этой
целью»26.
25 Recueil des historiens de France. T. V. C. 3.
26 Маркульф, к. 1. Ф. 40.
> «в <
ЛЕКЦИЯ XXXIV
После того как Карл Великий короновался императором, «он приказал, чтобы
всякий человек в его царстве, как светский, так и духовный, уже поклявшийся ему
в верности как королю, возобновил ему свои обещания как Цезарю, а те, кто не
принес еще вышеупомянутой клятвы, принесли бы ее все, до двенадцатилетних
детей»27.
Наконец, в одном капитулярии от 805 года мы читаем: «Пусть никто не кля-
нется в верности никому, кроме нас и своего господина, ради нашей пользы и ра-
ди пользы господина своего»28.
Подобная система, очевидно, стремилась к тому, чтобы освободить королев-
скую власть от всяких феодальных отношений, чтобы утвердить ее вне всякой
личной и поземельной иерархии и чтобы сделать ее, наконец, вездесущею и все-
могущей, как общественную власть, основанную на ее собственном праве. По-
пытка шла удачно до тех пор, пока дело было в руках Карла Великого. Преемни-
ки ее вздумали продолжать ее, т.е. приказывали то, что он делал. Требование
всеобщей присяги снова появляется в их актах и переживает даже их бессилие; но
это было уже не более как пустая формула. Сношения свободных людей с королем
и его личная власть над ними ослабевали с каждым днем. Обязательство в верно-
сти оставалось действительным только между вассалом и его господином (сеньо-
ром). Карл Лысый обращается именно к господам, чтобы подавить возникшие на
их землях беспорядки, и таким образом посредством их проявляет свой автори-
тет. Он не имеет возможности действовать прямо, и хотя угрожает владельцам
сделать их ответственными за преступления их людей в случае, если они не суме-
ют предупредить или наказать их, очевидно, что феодальная иерархия приобре-
ла независимость вместе с империей и что попытка Карла Великого освободить
от нее королевскую власть не удалась, вследствие общего хода дел и неспособно-
сти его преемников29.
Итак, к концу’ X века система монархических учреждений, так же как и систе-
ма свободных учреждений, не успела овладеть обществом и внести в него един-
ство и порядок. Все основы его были расшатаны, все его средства к действию
были ослаблены или сделались неприложимыми. Религиозный характер древней
германской королевской власти исчез; героическое происхождение той или дру-
гой семьи было позабыто, так же как и множество преданий варварской эпохи.
Вместе с тем королевская власть утратила свой первоначальный воинский харак-
тер; дружина уже не существовала; бродячая, общая жизнь прекратилась; боль-
шинство воинов поселилось в своих имениях. Политический характер импера-
27Балюзий. Т. I, капит. 363.
25 Там же, капит. 425.
29 Essais sur i’histoire de France. C. 155-160.
> eo <
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
торской власти был несовместим с новым обществом; не было больше ни верхов-
ной власти, ни народного величества, ни вообще государства — да и могли быть
символ или представитель того, что уже не существовало? Только христианско-
религиозный характер королевской власти продолжал еще оказывать некоторое
влияние, хотя и весьма слабое и редкое; светские владельцы почти не думали о
нем; их занимали только тревоги их собственной жизни и потребность личной
независимости; даже епископы и главные аббаты мало о нем заботились; они са-
ми сделались ленными владельцами и вошли в их интересы и нравы, питая при
Этом лишь весьма слабую склонность к идеям, уже не согласовавшимися с тепе-
решним положением. Повторяю, все основы системы, как монархических уч-
реждений, так и свободных, были расшатаны: все их жизненные начала утрати-
ли жизненную энергию.
Не такова была судьба учреждений аристократических. Они не только не были
в упадке, но шли все прогрессивным путем. Чтобы убедиться в этом, достаточно
взглянуть, чем стали составлявшие их элементы, как германские, так и римские.
Все они окрепли и развились.
Прежде всего, вы уже видели, что верховная власть германского главы-собст-
венника была перенесена в Галлию; она сделалась здесь даже полнее и неограни-
ченнее, так как соединявшийся с нею некогда семейный дух исчез, а факт заво-
евания и насилия стал почти единственною ее основой. Итак, этот первый
аристократический элемент германского общества не только не ослабел, но еще
более укрепился в новом общественном строе.
Второй элемент, т.е. покровительство вождя дружины своим товарищам, имел
ту же участь, он только изменил форму: за военным влиянием последовали права
сюзерена в отношении вассалов. Но эта перемена отношений придала еще боль-
ше энергии и прочности аристократическому принципу. С одной стороны, раз-
вилось неравенство: оно стало гораздо сильнее между ленными владельцами, не-
жели было между воинами; с другой стороны, в прежней дружине товарищи, живя
вместе, поддерживали друг друга, и все сообща контролировали власть вождя.
Когда они сделались собственниками, каждый из них очутился разобщенным, так
что главе их, сюзерену, было гораздо легче укрощать их. Новый прогресс арис-
тократической системы!
Что касается распределения поземельной собственности, то мне кажется, что
после завоевания она подверглась значительному и вовсе не аристократическому
изменению, так как она раздробилась на части. Нет никакого сомнения, что фе-
одальная система оказала прежде всего именно это влияние. В конце X века, т.е.
в начале феодальной эпохи, на галльской территории было гораздо больше позе-
мельных собственников, нежели в эпоху падения империи. Территория была раз-
делена на гораздо меньшие и значительно отличавшиеся друг от друга участки;
лены были гораздо разнообразнее и неровнее, чем были прежде владения круп-
----------------------------то -
ЛЕКЦИЯ XXXIV
ныхгалло-римских собственников. Следовательно, в этом отношении аристокра-
тический принцип несколько ослабел; тем не менее распределение земельной
собственности было все-таки еще очень неравномерно, и земля сосредотачива-
лась в таком небольшом числе рук, что при этом мог установиться крайне аристо-
кратический порядок.
Итак, вы видите, милостивые государи, что между тем как система свободных
учреждений и система учреждений монархических клонилась к упадку, основы
аристократической системы утверждались и принципы ее входили в большую си-
лу. Она так и не приобрела и не дала обществу правильной формы, единства и
цельности; она никогда и не достигнет их. Но она, очевидно, преобладает, она,
так сказать, отличается жизненностью, и одна только способна господствовать
над людьми и дать время другим общественным началам отдохнуть для того, что-
бы снова выступить потом на свет с большим успехом.
Вот каким образом подготовлялось и развивалось феодальное общество с V по
X век. Мы попытались проследить его зарождение и первоначальное развитие.
Теперь оно уже существует и покрывает собою нашу территорию. С этих пор мы
станем изучать его в нем самом и в период его зрелости.
ЛЕКЦИЯ XXXV
Какому методу надо следовать при изучении феодальной эпохи. — Простой леи есть основной
элемент и первичная частица феодализма. — Простой лен содержит в себе: 1) замок и его
владельцев; 2) селение и его жителей. — Проис^ождеиио феодальных замков.
Они распространяются в IX и X веках. — Причины этого. Короли и сильные сюзерены стараются
тому препятствовать. Усилия их оказываются напрасными. — Характер замков в IX веке. —
Домашняя жизнь ленных владельцев. Их разобщенность. Их праздность.
Их войны, набеги и беспрестанные приключения. — Влияние материальных условий
феода 1ьиых жилищ на ход цивилизации. — Развитие домашней жизни,
положения женщин и семейного духа внутри замков.
> 12 <
ЛЕКЦИЯ XXXV
Милостивые государи!
Мы приступим сегодня к специальному предмету нашего курса. Мы начнем
изучать феодальное общество в нем самом и в собственно принадлежащую ему
эпоху, т.е. с того момента, когда его можно считать действительно образовав-
шимся, и до той минуты, когда Франция отходит от него и переходит под власть
других принципов и учреждений, а именно в XI, XII и XIII веках.
Мне хотелось бы проследить вообще судьбы феодализма в течение этих трех
веков. При этом мне хотелось бы не раздроблять его, иметь его постоянно в
целости перед глазами и таким образом указать вам сразу на его преемственные
изменения. Тогда мы получили бы его настоящую историю и его действительно
верное изображение. Но, к несчастью, это невозможно. Чтобы изучить предмет,
человеческий ум принужден разделять и разлагать его; он все изучает лишь
преемственно и по частям. Затем воображению и уму придется восстановить
разрушенное здание и воскресить существо, разъятое научным скальпелем. По
слабости своей человеческий ум необходимо должен пройти все ступени и приемы
этого рассечения.
Я уже указал на классификацию наших изысканий в области феодального об-
щества. Я уже сообщил вам, что мы будем изучать, с одной стороны, состояние
общественное, а с другой — интеллектуальное, в общественном же состоянии —
гражданское и религиозное общество, в интеллектуальном — литературу ученую и
литературу народную. Итак, нам следует начать с истории гражданского общест-
ва в феодальную эпоху.
И здесь также, милостивые государи, мы должны подразделить, классифици-
ровать и изучать особо каждую часть; материал обширен и сложен до того, что
нельзя обнять его сразу во всей целости.
Попробуем, по крайней мере, найти наименее искусственный метод, не
особенно искажающий факты, который всех лучше уважал бы их целостность и
взаимную связь, самый живой и, так сказать, самый близкий к действительнос-
ти метод.
Вот он, если я не ошибаюсь.
К концу X века феодальное общество вполне образовалось; оно достигло пол-
ной меры своего существования; оно уже покрывает нашу территорию и облада-
ет ею. В чем состоит его основной элемент, его политическое единство? В чем
заключается, так сказать (я уже употреблял это выражение), первичная феодаль-
ная частица, молекула, которую нельзя разрушить без того, чтобы не уничтожить
феодального характера?
Очевидно, она заключается в простом лене, в имении, находящемся во владе-
нии сеньора, проявляющего над жителями ту верховную власть, которая, как вам
}же известно, присуща собственности.
---------------------------та <-----------------------------------------
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
Итак, мы начнем с простого лена и будем рассматривать его отдельно. Поста-
раемся прежде всего хорошенько ознакомиться с этим основным элементом фе-
одализма.
Что содержит в себе чистый и простой лен, доведенный до своего наименьше-
го выражения? Что следует изучать в его объеме?
Прежде всего — самого ленного владельца, его положение и жизнь, т.е. замок;
затем обитателей лена, не владеющих землею, а простых возделывателей земли,
подданных владельца, т.е. селение.
Очевидно, что при изучении простого лена эти два предмета должны прежде
всего привлечь к себе наше внимание. Мы должны хорошенько узнать, каковы
были с XI по XIV век обстоятельства и судьба: 1) феодального замка и его вла-
дельцев, 2) феодального селения и его жителей.
Прожив некоторое время внутри лена, действительно ознакомившись с тем, |
что там происходило, и с переворотами, совершавшимися в нем, мы выйдем от-
туда, чтобы овладеть связью, соединяющей между собой рассеянные по стране
лены, и чтобы воочию увидеть отношения между сюзереном и вассалами и вас-
салов между собой. Тогда мы примемся за изучение общей ассоциации ленных
владельцев в различных отношениях, составляющих политический строй, т.е. в
законодательных, военных, судебных и пр. учреждениях. При этом мы постара-
емся получше разобрать: 1) какие начала и идеи руководили этими учреждени-
ями и в чем состояли разумные основания и политические правила феодализма;
2) чем были действительно феодальные учреждения, уже не в принципе и не в
систематическом представлении, но приложенные к делу; 3) наконец, какие ре-
зультаты должны были произвести и действительно произвели для развития ци-
вилизации вообще как политические правила, так и практические учреждения
феодализма.
Здесь, кажется, останавливается феодальное общество. Не ознакомились ли мы
теперь со всеми его элементами? Не обнаружилось ли теперь перед нами все его
устройство? Оно состоит главным образом в иерархической ассоциации ленных
владельцев и в их верховной власти над жителями их имений. Узнав все это, чего
же мы еще хотим? Разве мы уже не у конца предстоявшего нам поприща?
Конечно нет. Феодальное общество, собственно так называемое, даже и в тор-
жестве своем не составляло в ту пору всего гражданского общества. Я уже гово-
рил, что в нем встречались другие элементы, отличавшиеся иным происхождени-
ем и характером; они заняли известное место в феодализме, но никогда не
срослись с ним вполне, а всегда глухо боролись с ним и под конец одолели его, эти
элементы были — королевская власть и города. Королевская власть находилась и
внутри, и вне феодализма; будучи феодальною по некоторым сторонам своего по-
ложения и по некоторым своим правам, она в то же время заимствовала их у дру-
гих начал и других общественных фактов, не только чуждых, но даже враждебных
------------------------------& 74 <-------------------------------------
ЛЕКЦИЯ XXXV
феодализму. То же самое было и с городами; они преобразовались в недрах фео-
дального общества и до известной степени сплотились с ним: но они были связа-
ны с другими принципами и фактами, причем разъединение было сильнее спло-
чения, как и доказало время.
Таким образом, изучив феодальное общество в нем самом, мы должны будем
изучить еще два других элемента гражданского общества в ту же эпоху — королев-
скую власть и города. Мы рассмотрим в них сначала то, что у них было общего с
феодализмом, их феодальный характер, а с другой стороны — то, что отделяло их
от него, их собственный, особый характер.
Хорошо ознакомясь со всеми этими элементами гражданского общества, мы
постараемся сопоставить их вместе опять, разобрать их взаимные отношения и
обозначить истинные черты и главнейшие перевороты в том целом, которое они
составляли.
Таков будет наш путь при изучении гражданского общества во Франции в фе-
одальную эпоху. Вступим же на него немедленно, войдем наперед в простой лен и
замкнемся в нем. Прежде всего займемся его владельцем, рассмотрим положение
и жизнь главы этого небольшого государства и внутренность замка, где обитает
он сам со своими близкими.
Уже одно слово «замок» пробуждает в нас идею о феодальном обществе, оно
как бы восстает перед нами. Это очень естественно. Эти замки, покрывавшие
нашу почву и лежащие на ней доныне в виде развалин, были построены феода-
лизмом; сооружение их было, так сказать, заявлением его торжества. Ничего по-
добного не существовало на галло-римской почве. До германского нашествия
крупные землевладельцы обитали либо в городах, либо в прекрасных загородных
домах, удобно расположенных на богатых равнинах по берегам рек. Загородные
пространства в собственном смысле слова были усеяны виллами", особого рода
мызами, большими зданиями, служившими для обработки земли и для помеще-
ния обрабатывавших ее рабов и колонов.
Таково было распределение и расселение различных классов, найденное гер-
манскими народами при вторжении их в Галлию. Не воображайте себе, что оно не
понравилось им, что они поспешили изменить его и тотчас же пустились отыски-
вать горы, скалистые и дикие места, чтобы построить себе там новые и совершен-
но отличные жилища. Прежде всего они поселились в жилищах галло-римлян, как
в городах, так и в виллах, среди деревень и земледельческого люда; в последних
они селились даже охотнее, так как местоположение их более соответствовало их
национальным привычкам. Вследствие того виллы, о которых беспрестанно гово-
рится при первой династии, остались почти тем же, чем они были до нашествия,
т.е. центром обработки и жительства в крупных имениях, повсюду рассеянными
(Загородными зданиями, где жили совместно варвары и римляне, победители и по-
бежденные, господа, свободные люди, колоны и рабы.
--------------------------•> '> <-------------------------------------
ИСТОРИЯ ^ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
----------------------------\------------------------------------------
Вскоре, однако, замечается перемена. Вторжения продолжаются; беспорядок
и грабежи возобновляются беспрестанно; как прежние, так и новоприбывшие
жители деревень принуждены быть постоянно настороже. Тогда виллы начинают
понемногу окружать себя рвами, земляными насыпями и некоторыми подобиями
укреплений. Отсюда и идет предполагаемая этимология слова villa, находящаяся
в словаре Дю Канжа’: «Villa dicitur a vallis, quasi vallata, eo quod vallata sit solum
vallatione vallorum, et non munitione murorum. Inde villanus»1.
Эта этимология неверна; слово «villa» существовало гораздо раньше той эпо-
хи, когда обитателям этого рода жилищ понадобилось окружать себя рвами и на-
сыпями; его обыкновенно производят от vehilla, vehere, что, вероятно, означает
собою место, куда идут транспорты, земледельческие обозы. Но каково бы ни бы-
ло достоинство этимологии, она представляет уже сама по себе замечательный
факт: она доказывает, что в скором времени виллы стали понемногу укреплять. В
этом не позволяет сомневаться еще другое обстоятельство, а именно: в некото-
рых местах Франции, в Нормандии, в Пикардии и пр., названия многих замков
оканчиваются на -вилл: Фрондевилль, Абовилль, Меревилль и пр., причем мно-
гие из них не построены, как большинство феодальных замков, на отдаленных
крутизнах, а расположены среди богатых равнин, в долинах, вероятно, на местах,
где находились прежде виллы, — верный признак того, что не одна галло-рим-
ская вилла, защитив себя укреплениями, после многих треволнений превратилась
под конец в замок.
Впрочем, еще до того времени, как окончилось нашествие, чтобы устоять про-
тив его беспорядков и избегнуть его опасностей, сельское население начало во
многих местах укрываться на высотах, в малодоступных местах и окружать себя
некоторого рода укреплениями. В житии епископа Трирского св. Никиты, напи-
санной епископом Пуатье Фортунатом, мы читаем:
«Странствуя по загородным местам, Никита, этот апостолический человек,
этот добрый пастырь, построил для своего стада хранительную овчарню: он опо-
ясал холм тридцатью башнями, замыкавшими его со всех сторон, и таким обра-
зом воздвиг здание там, где прежде был лес»1 2.
Я мог бы привести еще несколько подобных примеров. Очевидно, что это бы-
ла первая попытка такого выбора мест и подобного рода построек, которые бы-
ли приняты впоследствии для феодальных замков.
Во время страшной анархии последующих веков причины, вынудившие насе-
ление искать подобных убежищ и окружать их укреплениями, делались все более
1 «[Слово] вилла происходит [от слова] вал, поскольку обнесена только валом, а ие укреплена сте-
нами. Отсюда и [слово] виллан (крестьянин)» (лат.).
2 Fortun. Сапп., к. III, гл. 12.
ЛЕКЦИЯ XXXV
п более настоятельными; необходимо было бежать от легко доступных мест и
укреплять свои жилища. Таким образом искали, впрочем, не одной только безо-
пасности, а видели в этом еще и средство без страха предаваться грабежу и укры-
вать плоды его. Многие из завоевателей еще продолжали вести бродячую жизнь;
им нужен был притон, где они могли бы запираться после своих набегов, отра-
жать мщение своих неприятелей и сопротивляться судьям, все же старавшимся
поддерживать хоть какой-нибудь порядок в крае. Вот для каких целей было выст-
роено сначала множество замков. Территория стала покрываться подобными
притонами преимущественно после смерти Карла Великого, в царствования Лю-
довика Благочестивого и Карла Лысого; они сделались вскоре до такой степени
многочисленны и опасны, что Карл Лысый, несмотря на всю свою слабость, в
интересах как общественного порядка, так и своей собственной власти, счел
нужным попытаться разрушить их. В капитуляриях, изданных в Писте в 864 го-
ду мы находим следующее:
«Мы хотим и настоятельно повелеваем, чтобы всякий выстроивший в послед-
нее время без нашего соизволения замки, укрепления и изгороди (haias), совер-
шенно уничтожил их к августовским календам, так как соседи и окрестные жите-
ли терпят от них много стеснений и грабежей.
Если же кто откажется разрушить эти сооружения, пусть графы тех графств,
где они будут произведены, прикажут сами уничтожить их. Если кто-нибудь ста-
нет сопротивляться им, пусть они уведомят нас об этом. А если сами графы не за-
хотят повиноваться нам в этом случае, пусть они знают, что на основании того,
что написано в этих капитуляриях и в капитуляриях наших предшественников,
мы вызовем их к себе и поставим в их графствах людей для приведения в испол-
нение наших приказаний»3.
Тон и точность этих приказаний, обращенных ко всем должностным лицам
королевства, свидетельствуют о важности приписываемого им значения, но Карл
Лысый был, очевидно, не в состоянии выполнить подобную задачу. Нигде не за-
метно, чтобы этот капитулярий возымел должное действие, а преемники Карла
не требовали даже его выполнения. Вследствие того число замков при последних
Каролингах возрастало с необычайной быстротой. В то же время не прекраща-
лась и борьба между теми, чьи интересы требовали их уничтожения, и теми, кому
нужно было воздвигать подобного рода здания; эта борьба продолжалась в XI, XII
н XIII веках. Она существует не между одним только королем и ленными владель-
цами, но вспыхивает даже между этими самыми владельцами. Действительно,
речь шла не о том только, чтобы поддержать общественный порядок на всей тер-
ритории, и не об одних только обязанностях относительно государства или о его
3 Capit. de Charles le Chauve, a Pistes en 864. Балюзий. T. II. капит. 195.
--------------------------> и <-------------------
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
интересах. Всякий сюзерен с неудовольствием смотрел, если вассал строил замок
в своем лене, так как этот вассал приобретал таким образом сильное средство для
независимости и сопротивления. Местные войны становились тогда продолжи-
тельнее и суровее; замок одинаково служил и для нападения, и для защиты, и
сильные лица, желавшие иметь их одни, так же как и вовсе не имевшие их ела
бые, начинали очень побаиваться, видя, как они воздвигаются вокруг них. Отто-
го это и сделалось предметом вечных жалоб и недовольств. Около 1020 года, в
подобном же случае, епископ Шартрский Фульберт писал королю Роберту пись-
мо, которое я приведу целиком, так как оно дает ясное и живое понятие о важно-
сти подобного спора.
«Господину своему Роберту, всемилостивейшему королю, Фульберт, смирен-
ный епископ Шартрский желает вечно пребывать в милости Царя царей.
Воздаем благодарность Вашей доброте за то, что Вы отправили к нам недавно
посланца, обязав его порадовать нас хорошими вестями о Вашем здоровье и рас-
спросить нас о состоянии наших дел для того, чтобы помочь представить отчет о
них Вашему Величеству. Мы писали Вам тогда о бедах, причиняемых нашей
церкви виконтом Жофруа (Шатоденским), который в полной мере и даже боль-
ше, чем следует, доказывает, что он не питает ни малейшего уважения ни к Бо-
гу', ни к Вашей Светлости, так как восстанавливает Галардонский замок, некогда
разрушенный Вами; и по этому случаю мы можем сказать: смотрите, зло идет с
востока на нашу церковь. Кроме того, он осмелился еще предпринять постройку
другого замка в Иллье, среди земель Св. Марии, так что и в этом случае мы можем
вполне справедливо сказать: смотрите, зло идет с запада. Итак, принужденные
снова писать Вам по поводу этих бедствий, мы обращаемся к Вашему милосердию
и ожидаем от него помощи и совета, ибо в этом горе мы не получили от Вашего
сына Гуго ни помощи, ни утешения. Потому-то проникнутые скорбью до самой
глубины нашего сердца, мы выражаем ее тем, что запретили звонить в наши ко-
локола, обыкновенно возвещавшие о нашей радости и веселье, так что теперь
они свидетельствуют только о нашей печали, а божественная служба, совершав-
шаяся нами до сих пор милостью Божией с ликованием уст и сердца, совершает-
ся теперь самым грустным образом, шепотом, почти что молча.
Итак, преклонив колени, умоляем Ваше Благочестие со слезами сердца и духа:
спасите святую церковь Богоматери, начальником которой Вам угодно было по-
ставить нас, Вашего верного слугу, несмотря на все наше недостоинство; помо-
гите тем, кто только от Вас одних после Бога ожидает утешения и облегчения от
зол, столь жестоко их угнетающих. Позаботьтесь о средствах освободить нас от
этих бед и обратить печаль нашу в радость; воззовите к графу Эду4 и строго нака-
4 Жофруа был вассалом Эда II, графа Шартрского, а тот — вассалом короля.
-------------------------------те -----------------------------
ЛЕКЦИЯ XXXV
жите ему силою Вашей королевской власти, чтобы он с полной искренностью рас-
порядился разрушением этих построек, заведенных по дьявольскому наважде-
нию, или же сам разрушил их, и чтобы он сделал это из любви к Богу и из верно-
сти к Вам, в честь Св. Марии и из расположения к нам, которые всегда были ему
верны. Если же ни Вы, ни он не положите конца этому злу, приводящему в расст-
ройство все дела нашего края, что ж нам остается делать, как не формально за-
претить отправление всякого богослужения во всем нашем епископстве, а самим,
увы, хотя и не по доброй воле, а вследствие тяжкой необходимости, удалиться в
другое место, так как мы не можем дольше ни видеть своими глазами, ни выно-
сить угнетения святой Божьей церкви. Для того чтобы нам не быть принужден-
ными к этому7, мы снова жалобным голосом умоляем о Вашем милосердии; упаси
нас Бог поневоле удалиться в изгнание от Вас и объяснять чужому королю или им-
ператору. что Вы не захотели или не смогли защитить супругу Христову, святую
церковь, доверенную нашим попечениям».
Должно быть, постройка замков в Гал ар доне и Иллье казалась в то время очень
важным событием, если епископ единственно для того, чтобы показать всю важ-
ность его, запретил звонить в колокола своей церкви и почти совершенно пре-
кратил богослужение. Преемники Фульберта в Шартрском епископстве сделали
лучше: они укрепили епископский дом и в свою очередь были принуждены разру-
шить свои укрепления. В грамоте, дарованной Стефаном, графом Шартрским и
Блуаским, умершим в 1101 году, епископу Шартрскому Ивону мы находим следу-
ющую оговорку:
«Если кто-либо из будущих епископов велит построить в упомянутом епископ-
ском доме башню или окоп, пусть будут разрушены только эта башня и укрепле-
ния, самый же дом со своими службами пусть остается нетронутым»5.
Очевидно, что между Фульбертом и Ивоном какой-нибудь епископ Шартрский
сделал в своем доме подобные сооружения, и граф Стефан хотел помешать их во-
зобновлению.
Владельцы, получавшие один от другого лены, часто ссорились между со-
бой по поводу замков, построенных либо внутри лена, либо на рубеже сопредель-
ных ленов.
«В 1228 году Ги, граф Форестский и Неверский, и Тибо, граф Шампанский,
вели между собой войну по поводу крепостей, построенных ими с обоюдного со-
гласия на границах их графств, Шампанского и Неверского. Война эта длилась
некоторое время; тогда, наконец, оба графа, при посредничестве кардинала-
легата, вошли в соглашение, в силу которого легат постановил, что пока граф
Форестский Ги будет держать в лене графство Невер, крепости на рубеже
'Мартен. Ampliss collect. Т. I. С. 621.
------------------------------------> 79 <
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
Печать Людовика VII Юною
графств Шампани и Невера оста-
нутся прежние и даже кругом их мо
гут быть возведены новые сооруже
ния, но не ближе как на расстояния
выстрела из лука, причем графы не
могли, однако ж, устраивать новых
крепостей на тех же границах и не
должны были позволять устраивать
их другим»6.
В 1160 году, в царствование Лю-
довика Юного, братом его Робер-
том, графом Дресским, была издана
следующая грамота:
«Я, Роберт, граф, брат француз-
ского короля, объявляю всем и каж-
дому, что между Генрихом, графом
Шампанским и Брянским, и мною
происходила распря по поводу одно-
го дома, называемого Савеныь
часть которого я укрепил рвом с дв'
мя окопами. Дело улажено следующим образом: то, что было уже укреплено рвом
с двумя окопами, останется так, каь оно есть, прочее же будет укреплено рвом с
одним окопом и простою изгородью.
Если я поведу войну с упомянутым графом или с кем-либо другим, я тотчас же
передам ему упомянутый дом. Это я обеспечил ему своей честью и заложниками
Он же обещал мне, что со (ранит для меня этот дом с его прудами и мельницами,
верно и без всякого злого умысла, и возвратит мне их немедленно по окончании
войны»7.
Я мог бы привести еще немало примеров тех препятствии, которые до полови-
ны XIII века приходилось преодолевать строителям замков. Сопротивление было
побеждено, как всегда бывает в случаях крайней необходимости. В ту пору война
была повсюду, вследствие чего повсюду должны были быть памятники ее — сред-
ства для ее ведения или отражения. Строили не только укрепленные замки, но из
всего старались делать укрепления, притоны и оборонительные жилища. В кон-
це XI века в Ннме существовала ассоциация, называвшаяся Рыцарями Арен; оты-
скивают смысл этого названия, а это были рыцари, поселившиеся на жительство
6 Брюссель. Usage des fiefs, Т 1. С. 383.
7 Там же. Т. I. С. 382, примет. 6.
& 80 <
ЛЕКЦИЯ XXXV
в римском амфитеатре, в аренах, существующих еще доныне. Их легко было ук-
репить, так как они были крепки сами по себе. Эти рыцари утвердились и окапы-
вались здесь в случае нужды. И это не единичный факт; большинство древних
цирков, арены в Арле и Ниме, служили для того же употребления и служили неко-
торое время вместо замков. Для того, чтобы поступать так и жить среди укрепле-
ний, вовсе не нужно было быть рыцарем и даже светским человеком; монастыри
и церкви тоже укреплялись, их окружали башнями, валами, рвами, их ревностно
охраняли, и они выдерживали иногда продолжительную осаду. Горожане посту-
пали так же, как и господа: города и бурги были укреплены. Опасность войны уг-
рожала им так постоянно, что во многих местах на церковной колокольне ставил-
ся ребенок, обязанный наблюдать за тем, что происходило вдали, и объявлять о
приближении неприятеля. Мало того, неприятель находился нередко внутри
стен, на соседней улице, в смежном доме; война могла вспыхнуть и действитель-
но вспыхивала между кварталами и отдельными домами, и укрепления проникали
так же повсеместно, как и война. На каждой улице были заставы, у каждого дома
башня, бойницы, платформа. В XIV веке «Родез (Rhodez) был разделен на две
части, окруженные валами и башнями. Одна называлась городом, а другая бур-
гом; жители этих двух частей подчас вели войну между собой, и даже в то время,
как они находились в мире, они каждую ночь запирали ворота своего поселения и
держали более бдительную стражу на разделявших стенах, нежели на тех, которые
защищали город со стороны поля»8.
И много других городов, между прочим, Лимож, Ош, Перигё, Ангулем, Мо,
были устроены так же или почти так же, как Родез.
Хотите, милостивые государи, составить себе приблизительно верное понятие
о том, что такое был замок, если не в разбираемую нами эподу, то в немного по-
зднейшую? Заимствую описание его из одного новейшего сочинения, еще даже
неоконченного. По моему мнению, в нем часто недостает чутья давней старины
п нравственной истины, зато заключающиеся в нем сведения о материальном по-
ложении общества в XIV и XV веках, о времяпрепровождении, нравах, домашней,
промышленной и земледельческой жизни довольно полны, собраны с большим
умением и удачно сопоставлены. Я говорю об <<Истории французов различных со-
словий в течение последних пяти веков» господина Монтейля, четыре тома ко-
торой уже появились в свет9. Автор описывает в следующих выражениях Монба-
зонский замок возле Тура в XIV веке.
«Представьте себе прежде всего великолепное местоположение, крутую гору,
усеянную утесами и перерезанную оврагами и пропастями; на склоне ее стоит за-
’Монтейлъ. Histoire des Fran^ais de divers Etats. T. I. C. 196.
9 Потом вышло еще шесть томов издания, о котором говорит здесь Гизо.
> 81 <
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
мок. Величина его выдается еще более, благодаря небольшим окружающим его
домикам; Эндр как бы с почтением удаляется от него и дает широкий полукругу
его подножия.
Надо видеть этот замок, когда при свете восходящего солнца его наружные га-
лереи блестят вооружениями тех, кто стоит на страже, а башни его сияют своими
большими новыми решетками. Надо видеть все эти высокие здания, наполняю-
щие мужеством своих защитников и страхом всякого, кто на них нападает.
Вся дверь покрыта кабаньими и волчьими головами, украшена сбоку башен-
ками и увенчана высокой караульней. При входе вам приходится пройти три
ограды, три рва и три подъемных моста, после чего вы очутитесь на большом
четырехугольном дворе, где находятся колодцы, а направо или налево — конюш-
ни, курятники, голубятни, сараи. Погреба, подземелья и тюрьмы — в самом
низу; над ними расположены жилые комнаты, а еще выше — амбары, шпиго-
вальни или солильни и склады оружия. Все кровли окаймлены бойницами, па-
рапетами, круговыми ходами и будками. Посреди двора находится замковая
башня’, где хранится архив и казна. Она окружена очень глубоким рвом, и вой-
ти в нее можно только по мосту, который почти постоянно поднят; несмотря на
то, что стены ее так же, как и стены замка, имеют в толщину шесть футов, она
покрыта еще до половины своей высоты рубашкою, т.е. другой стеною, сло-
женной из больших плит.
Замок этот только что переделан заново. В нем есть что-то легкое, свежее и
веселое, чего не было в тяжелых и массивных замках прошлых веков»10.
Последняя фраза удивляет вас, милостивые государи; вы никак не ожидали,
чтобы подобный замок можно было назвать легким, веселым, свежим. А.между
тем автор прав, и сравнительно с замками XI и XII века Монбазонский замок дей-
ствительно заслуживал эти названия. Те были совершенно в ином роде, тяжелы,
массивны и темны; в них не было столько дворов, такого внутреннего простора,
ни такого отличного расположения. При постройке их нисколько не думали об
искусстве или удобстве; оии не имели характера памятников, никакой приятной
цели. Защита, безопасность — вот единственное, что имелось здесь в виду. Вы-
бирались самые крутые и дикие места, и здесь, сообразно с условиями местности,
воздвигалась постройка, предназначенная исключительно для обороны от напа-
дений и для безопаснейшего укрывательства жителей. Но подобного рода здания
воздвигал всякий: горожане и господа, духовенство и миряне; территория была
покрыта ими, и все они имели одинаковый характер: это были просто притоны
или убежища.
10Монтейлъ. Histoire des Frangais des divers Etats. T. I. C. 101.
-------------------------------------> 82
ЛЕКЦИЯ XXXV
Теперь, милостивые государи, когда нам известно материальное состояние
феодальных жилищ при самом начале их, посмотрим, что происходило внутри.
Как™ жизнь вел владелец? Какое влияние должно было иметь на него и на его
окружающих подобное жилище и проистекавшие отсюда материальные обстоя-
тельства? Как и в каком направлении должно было развиваться небольшое обще-
ство, заключенное в замке, представлявшее собой существенный элемент фео-
дального общества?
Первой отличительной чертой его положения была отчужденность, разобще-
ние. Такой отчужденности вы не найдете, быть может, ни в какой другой исто-
рии общества и ни в какую другую эпоху. Возьмите патриархальный быт, народы,
образовавшиеся на равнинах Западной Азии; возьмите кочевников, пастушеские
племена, взгляните на племена германские, о которых я говорил вам на одной из
последних лекций, проследите за возникновением греческого или римского об-
щества; перенеситесь в среду слобод, из которых выросли Афины, и на семь хол-
мов, из населения которых составился Рим; вы всюду найдете людей больше
сближенных между собой и несравненно более способных действовать друг на
друга, т.е. взаимно цивилизоваться, так как цивилизация есть результат постоян-
ного взаимодействия индивидов. Никогда первоначальная общественная моле-
кула не была так уединена и отделена от подобных ей молекул; никогда не быва-
ло такого большого расстояния между главными и простыми элементами
общества.
К этой первой черте, отчужденности замка и его жителей, присоединялась
праздность. У владельца замка не было никакого обязательного и правильного
дела. У других народов, при начале их, люди даже высших классов были заняты
то общественными делами, то частыми и разнообразными сношениями с со-
седними семьями. Мы никогда не видим, чтобы они затруднялись, чем напол-
нить свое время и как удовлетворить свою потребность в деятельности: здесь
они возделывают и приводят в цветущее состояние большие земли, там держат
у себя большие стада, в другом месте занимаются охотой, чтоб прокормить-
ся. — словом, у каждого есть своя обязательная деятельность. Внутри замка
владельцу нечего делать; он не сам обрабатывает свои поля; он не охотится ра-
ди добывания себе пищи; у него нет никакой ни политической, ни промышлен-
ной деятельности; никогда не видано было подобной праздности при подобном
отчуждении.
Люди не могут оставаться в подобном положении, они умерли бы от нетерпе-
ния и скуки. Владелец замка только и думал, как бы из него уйти. Запертый в нем,
когда того настоятельно требовала его безопасность и независимость, он пускал-
ся как можно чаще искать вне его того, чего ему недоставало — общества, дея-
тельности. Жизнь ленных владельцев протекала на больших дорогах, среди раз-
•---------------------------> 83 <-------------------------------
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
личных приключений. Длинный ряд набегов, грабежей, войн, характеризующих
собою Средние века, был большей частью следствием устройства феодальных жи-
лищ и материального положения их обитателей. Они всюду искали общественно-
го движения, которого не находили у себя дома.
Вы видели во множестве сочинений ужасные картины той жизни, какую вели
ленные владельцы тогдашней эпохи. Эти картины нередко начертывались враж-
дебною рукой и с пристрастной целью. Но, вообще говоря, я не думаю, чтобы
они были преувеличены. С одной стороны, исторические события, а с другой —
современные памятники свидетельствуют, что такова была действительно в тече-
ние довольно долгого времени жизнь феодальных владельцев.
Из тогдашних памятников я укажу лишь на три, по моему мнению, самых заме-
чательных и дающих самое точное понятие о состоянии тогдашнего общества, а
именно: 1) на «Историю Людовика Толстого» аббата Сугерия"; 2) на «Жизнь
Гвиберта Ножанского", написанную им самим», книгу менее известную, но лю-
бопытную, к которой я сейчас вернусь; 3) на «Церковную и гражданскую исто-
рию Нормандии» Ордерика Виталя". Вы увидите из них, до какой степени жизнь
ленных владельцев проходила вне дома и вся употреблялась на грабежи, набеги,
войны и всякого рода беспутства.
Вместо памятников взгляните на события. Прежде всего мысленному взору ва-
шему представится то, которое изумило собою всех историков, т.е. крестовые по-
ходы. Как вы думаете, были ли бы они возможны у народа, не привыкшего издав-
на к бродячей и походной жизни? Но в XII веке крестовые походы, вероятно, не
были такими странными, какими они кажутся нам теперь. Жизнь ленных вла-
дельцев, конечно, помимо благочестивого повода, была постоянно крестовым
походом в их собственной стране. Затем они пошли дальше и из-за других при-
чин, в этом состояла вся разница. Впрочем, они и тут не оставили своих привы-
чек и в главных чертах не изменили даже своего образа жизни. Можно ли в насто-
ящее время представить себе целый народ землевладельцев, который вдруг
начинает передвигаться, покидает свои земли и семейства и без всякой настоя-
тельной необходимости отправляется искать приключений в других краях? Ни-
что подобное не было бы возможно, если бы повседневная жизнь ленных владель-
цев не была, так сказать, предвкушением крестовых походов и если бы сами они
не были уже вполне готовы для подобных экспедиций.
Итак, заглянете ли вы в памятники или в события, вы увидите, что в феодаль-
ном обществе преобладала в ту пору потребность искать вне дома деятельности и
развлечений и что эта потребность зависела главным образом от материальных
условий жизни ленных владельцев.
Две важные черты резко характеризуют собою феодализм. Одна из них состо-
ит в дикой и странной энергии, замечаемой при развитии индивидуальных ха-
рактеров: они отличаются какой-то чрезвычайно странной грубостью, дикое-
•-----------------------------М 84 <•-------------------------------------
ЛЕКЦИЯ XXXV
тью и жестокостью, что всегда бывает у людей, живущих одиноко и предостав-
ленных самим себе, самобытности своей натуры и капризам своего воображе-
ния. Вторая черта, одинаково поражающая нас в феодальном обществе, — это
упорство нравов и долгое сопротивление их всякой перемене и прогрессу. Ни в
какое другое общество новые идеи и нравы не проникали с таким трудом. Ход
цивилизации в новой Европе был медленнее и хуже, чем где-либо; она достигла
XVI века, не успев по-настоящему утвердиться и завоевать территорию. Нигде
не случалось, чтобы в такое продолжительное время было так мало прогресса
при таком сильном движении.
Как не признать в этих двух фактах влияния материальных обстоятельств, под
властью которых жил и развивался основной элемент феодального общества?
Кто не заметит в нем результата положения ленного владельца, разобщенного в
своем замке, окруженного подчиненным и презираемым населением и принуж-
денного отправляться вдаль, чтобы с помощью сильных средств искать себе об-
щества и деятельности, которых он не находит вокруг себя? Валы и рвы замков
служили такой же защитой от идей, как и от врагов, и цивилизации было так же
трудно, как и войне, проникнуть через них и овладеть ими.
Но в то время, как замки представляли собою такую твердую преграду циви-
лизации, сквозь которую последней было так трудно проникнуть, они были,
вместе с тем же, в известном отношении принципом цивилизации, так как они
покровительствовали развитию чувств и нравов, игравших потом важную и
спасительную роль в новейшем обществе. Всякому известно, что домашняя
жизнь, семейный дух и преимущественно положение женщин развились в но-
вейшей Европе гораздо полнее и удачнее, чем где-либо. Между причинами,
способствовавшими этому развитию, самой главной следует считать жизнь в
Замках и положение ленного владельца в своих имениях. Никогда, ни в какой
общественной форме семейство, доведенное до своего простейшего выраже-
ния, т.е. муж, жена и дети, не были так тесно сближены между собою, будучи
в то же время устранены от всякого другого могучего и сопернического влия-
ния. В приведенных мною различных состояниях общества глава семьи, не
удаляясь от нее, всегда имел множество занятий и развлечений, вызывавших
его изнутри его жилища или не дававших, по крайней мере, семейству сде-
латься центром его жизни. В феодальном обществе произошло совершенно
противоположное. Всякий раз, как феодальный владелец оставался в своем
замке, он жил там со своей женой и детьми, которые почти одни только были
его равными и составляли для него постоянное, близкое общество. Правда, он
часто выходит из замка, чтобы вести вышеописанную грубую и походную
жизнь, но он все-таки был принужден возвращаться. Дома же он запирался в
опасные времена. Между тем, милостивые государи, всякий раз, как человек
бывает поставлен в какое-нибудь положение, нравственная часть его натуры,
•---------------------------85 <--------------------------------
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
соответствующая этому положению, развивается в нем поневоле. Принужден
ли он жить постоянно среди своего семейства, со своей женой и детьми, чув-
ства, гармонирующие с этим фактом, непременно должны взять в нем верх.
Это самое и случилось при феодализме.
Кроме того, когда ленный владелец выходил из своего замка и отправлялся во-
евать или искать приключений, там оставалась его жена и притом в совершенно
ином положении, нежели обыкновенно находились до тех пор женщины. Она ос-
тавалась госпожою, хозяйкой замка, представительницей своего мужа, обязанной
в его отсутствие заботиться о защите и чести лена. Такое высокое и почти нрав-
ственное положение в самом кругу семейной жизни часто придавало женщинам
феодальной эпохи то достоинство, мужество и те добродетели и блеск, каких они
дотоле не обнаруживали, а это, без сомнения, много способствовало их нравст-
венному развитию и общему прогрессу их положения.
Это еще не все. Значение детей, и главным образом — старшего сына, в фео-
дальном доме было важнее, чем где-либо. Здесь развивалась не только естествен-
ная привязанность и желание передать свои имущества своим детям, но также
стремление передать им эту власть, это высшее положение и верховенство, кото-
рые были присущи земельной собственности. Сын владельца в глазах своего отца
и всех близких был принц, предполагаемый наследник и хранитель славы своей
династии. Таким образом, слабости и хорошие чувства, семейная гордость и лю-
бовь соединялись между собою для того, чтобы придать семейному духу более
энергии и силы.
Прибавьте к этому влияние христианских идей, на которое я указываю лишь
мимоходом, и вы поймете тогда, каким образом жизнь в замках, это уединенное
мрачное и суровое положение, благоприятствовала между тем развитию семейной
жизни и возвышала положение женщин, которое играет такую важную роль в ис-
тории нашей цивилизации.
Этот великий и благодетельный переворот совершился между IX и XII сто-
летием. Невозможно проследить его шаг за шагом; мы лишь неясно различа-
ем частные факты, служившие ему ступенями, так как нам недостает докумен-
тов. Но что в XI веке этот переворот совершился уже почти вполне, что
положение женщин изменилось, что семейный дух и соединенные с ним до-
машняя жизнь, идеи и чувства достигли в то время неизвестного прежде раз-
вития и влияния — всеобщий факт, которого невозможно не признать. Наде-
юсь, что многие из вас еще не позабыли тех памятников IX века, на которые
я указывал вам в прошлом году; сравните их, прошу вас, с тремя страницами,
которые я позволю себе прочесть вам и которые извлечены мною из упомяну-
той сейчас «Жизни Гвиберта Ножанского». Они не важны в историческом от-
ношении, и вся ценность их состоит в том, что они показывают, до какого до-
стоинства и до каких тонких и деликатных чувств возвысились женщины и
-----------------------------> «в <--------------------------------------
ЛЕКЦИЯ XXXV
домашние нравы с IX по XI век, но с этой точки зрения они представляют, по-
моему, действительный интерес.
В своем сочинении Гвиберт Ножанский отдает отчет и об общественных собы-
тиях, при которых он присутствовал, и о событиях частных, происходивших в кру-
гу его семьи. Он родился в 1053 году в одном замке в Бовези. Вот как он говорит
о своей матери и о своем отношении к ней. Вспомните рассказы или, лучше ска-
зать, язык (так как рассказов не имеется) писателей эпохи Карла Великого, Лю-
довика Благочестивого и Карла Лысого при описании подобных же предметов и
решите сами, изменились ли с тех пор отношения и состояние душ:
«Я сказал утке, Милосердный и Святый Боже, что я воздам Тебе хвалу за твои
благодеяния. Прежде всего благодарю Тебя за то, что Ты даровал мне целомуд-
ренную, скромную и бесконечно богобоязненную мать. Что касается красоты, то
я восхвалил бы ее слишком светским и безумным образом, если бы вздумал искать
ее в чем-либо другом, кроме чела, вооруженного строгим целомудрием. Доброде-
тельный взор моей матери, ее редкая речь, ее вечно спокойное лицо не были со-
зданы для того, чтобы поощрять легкомыслие тех, кто ее видел. При этом она
столь же заботливо сохраняла в себе дары Божии, сколь мало была склонна осуж-
дать женщин, злоупотреблявших ими, а это редко или почти никогда не бывает с
женщинами высокого звания. И если случалось, что женщина в ее собственном
доме или вне его делалась предметом подобного рода осуждения, она воздержи-
валась принимать в них участие; она даже огорчалась ими, как будто эти осужде-
ния падали на нее самое"...
Она привыкла ненавидеть грех не столько по опыту, сколько вследствие како-
го-то ужаса, внушенного ей свыше; она сама часто говорила мне, что душа ее бы-
ла до такой степени проникнута страхом внезапной смерти, что, достигнув более
преклонных лет, она горько сожалела о том, что не ощущает больше в своем уста-
ревшем сердце тех уколов благочестивого ужаса, которые она ощущала в лета сво-
ей простоты и неведения11 12...
Едва прошло восемь месяцев после моего рождения, как отец мой по плоти
скончался... Хотя мать моя еще в значительной степени блистала полнотою и све-
жестью, она решилась остаться во вдовстве. И как упорно исполнила она этот
обет! Какие великие примеры скромности она подавала!.. Живя в чрезвычайном
страхе Господнем и с великою любовью к ближним, преимущественно к бедным,
она благоразумно управляла нами и нашим имуществом. Уста ее до такой степени
привыкли беспрестанно упоминать имя покойного мужа, что казалось, будто в ду-
11 Vie de Guibert de Nogent в моей Collections des Memoires relatifs a 1'histoire de France. I, IX.
C. 346, 349.
12 Ibid., гл. 12. C. 385.
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
ше ее нет никогда иной мысли, так как и на молитве, и при раздаче милостыни,
и даже при самых обыкновенных житейских занятиях она постоянно произноси-
ла имя этого человека, что доказывало, что ум ее постоянно занят им. Действи
тельно, когда сердце все погружено в чувство любви, язык наш как бы невольно и
сам собою говорит о ее предмете13.
Мать моя воспитывала меня с нежнейшей заботливостью... Едва я выучился
первым начаткам букв, как, жаждя образовать меня, она уж вознамерилась пору-
чить меня учителю грамматики... Незадолго перед тем и даже еще в то время учи-
теля грамматики были так редки, что в деревне их, так сказать, не видно было ни
одного, и даже в больших городах их находили с большим затруднением. Тот, ко-
торому мать моя решилась доверить меня, выучился грамматике в довольно пре-
клонном возрасте и был мало знаком с этой наукой, потому что занялся ею слиш-
ком поздно, зато он возмещал недостаток знаний своей добродетелью... С того
момента, как я попал под его надзор, он воспитывал меня в такой чистоте и так
заботливо устранял от меня все пороки, свойственные детскому возрасту, что ох-
ранил меня от самых частых опасностей. Он никуда не отпускал меня без себя, не
позволял мне нигде отдыхать, как только у моей матери, и не принимать ни от ко-
го подарков без ее разрешения. Он требовал, чтобы я делал все с умеренностью,
точностью, вниманием и старанием... Между тем как дети моего возраста бегали
там и сям по своему желанию, так как им дозволяли иногда пользоваться принад-
лежащей им свободой, я, всегда принужденно удерживаемый, закутанный, как
какой-нибудь клирик, смотрел на толпы играющих, словно был существом выс-
шего разряда...
Каждый, видя, как мой учитель побуждает меня к труду, надеялся сначала, что
столь великое прилежание изощрит мой ум, но надежда эта вскоре уменьшилась,
так как учитель мой был совершенно не способен произносить стихи или сочи-
нять их, сообразно правилам. Он осыпал меня почти ежедневно градом пощечин
и ударов, чтобы заставить меня узнать то, чего он сам не мог преподать мне... Но
в то же время он оказывал мне столько дружбы, занимался мною с такой заботли-
востью, так усердно охранял меня, что я, не ощущая ни малейшего страха, свой-
ственного моему возрастут забывал об его строгости и повиновался ему с какой-то
особенной любовью... Однажды, когда он прибил меня за то, что я бросил на не-
сколько часов свою вечернюю работу, я, весь избитый и, вероятно, даже больше,
нежели того заслуживал, уселся у колен своей матери. По своему обыкновению
она спросила меня, били ли меня опять в этот день; я же, не желая жаловаться на
своего учителя, уверял ее, что нет. Тогда, спустив с меня против моей воли одеж-
13 Vie de Guibert de Nogent, k. 1. r. 2 в моей Collection des Memoires relatifs a 1'histoire de France,
гл. 4, 12, 13. C. 355, 466, 385, 399.
> SB <
ЛЕКЦИЯ XXXV
ду, называемую рубашкою, она увидала, что мои маленькие руки совсем почерне-
ли, а кожа на плечах припухла и вздулась от ударов розгами. Увидев это и сожалея
о том, что со мною так жестоко обходятся в таком нежном возрасте, взволнован-
ная и вне себя, с глазами, полными слез, она воскликнула: «Я не хочу больше,
чтобы ты был клириком и чтобы из-за обучения наукам ты выносил подобное об-
хождение» . Я же при этих словах, взглянув на нее так гневно, как только мог, ска-
зал ей: «Если бы мне пришлось даже умереть, я не перестал бы обучаться наукам
и желал быть клириком».
Кто из читающих этот рассказ не поразится тем громадным развитием, како-
го достигли в последние два века семейные чувства и серьезный взгляд на детей,
на воспитание и на все семейные связи? Переройте сочинения всех писателей
предшествующих веков, и вы не найдете в них ничего подобного. Повторяю,
нельзя точно проследить за способом, каким совершился этот переворот, ни за
постепенным ходом его, но отрицать его невозможно.
Я останавливаюсь, милостивые государи; я указал вам отчасти, какое влияние
произвела на домашние нравы жизнь внутри феодальных замков и какую пользу
она принесла развившимся отсюда чувствам. Вы увидите, что жизнь эта примет
вскоре широкие размеры; к ней присоединятся новые элементы, благоприятные
для развития цивилизации. В замках родилось и выросло рыцарство; мы займем-
ся им в следующей беседе.
ЛЕКЦИЯ XXXVI
Старания ленных владельцев населить и оживить внутренность замка. Средства,
представлявшиеся им для достижения этой цели. — Должности, раздаваемые в виде ленов. —
Воспитание сыновей вассалов в замке сюзерена. — О принятии юношей в число воинов в древне В
Германии. Факт этот увековечивается после нашествия. — Двоякое происхождение рыцарстве
Составленное о нем ложное понятие. — Рыцарство возникло просто, непреднамеренно внутри замков
и вследствие древних германских обычаев, с одной стороны, н отношений сюзерена к вассалам —
с другой. — Влияние религии и духовенства на рыцарство. — Обряды при поступлении в рыцари.
Их присяга. - Влияние воображения и поэзии на рыцарство. Ег< нравственный характер
и важность в этом отношении. Как учреждение, оно неопределенно и непрочно. —
Быстрый упадок феодального рыцарства. Оно порождает ордена:
1) духовного и 2) придворного рыцарства.
<и>
ЛЕКЦИЯ XXXVI
Милостивые государи!
Вы видели, что уединение и праздность были самыми характерными черта-
ми положения ленного владельца в его замке и естественным последствием ок-
ружавших его материальных условий. Вы видели также, что отсюда произошли
два результата, с виду противоположные, и в то же время отлично согласовав-
шиеся между собой: с одной стороны — стремление и страсть к бродячей, во-
инственной жизни, полной грабежей и приключений, характеризующей собою
феодальное общество; с другой стороны — влияние домашней жизни, прогресс
в положении женщин, в семейном духе и во всех связанных с ними чувствах. Без
всякого предвзятого умысла, а единственно вследствие своего положения и
проистекавших отсюда нравов, ленные владельцы искали одновременно и вда-
ли от своих жилищ, и внутри их, как в самых бурных и неожиданных случайно-
стях, так и в самых близких и обыкновенных интересах, чем занять свою жизнь
и чем наполнить свою душу, т.е. двойного удовлетворения потребности в обще-
стве и в деятельности, составляющей один из самых могучих инстинктов нашей
природы.
Ни того, ни другого средства не могло быть достаточно. Эти войны и при-
ключения, кажущиеся нам на расстоянии семи или восьми веков столь частыми
и беспрерывными, в глазах людей XI века казались, вероятно, редкими и скоро-
преходящими событиями. Дни многочисленны и продолжительны для того, у
кого нет необходимого, правильного и постоянного занятия. Чтобы наполнить
их, недостаточно было одной семьи в ее собственных и естественных границах,
т.е. состоявшей только из жены и детей. Люди со столь грубыми нравами и со
столь мало развитым умом вскоре истощали ресурсы, какие могли найти в ней.
Умение, так сказать, оплодотворять чувствительную натуру человека и застав-
лять ее порождать тысячи занятий и интересов есть уже результат далеко ушед-
шей вперед цивилизации. Такое моральное изобилие неизвестно зарождаю-
щимся обществам; чувства в них хотя и сильные, но, так сказать, порывисты и
коротки; занимая не много места в жизни, они имеют на нее важное влияние.
Домашние отношения и внешние приключения все-таки оставляли, вероятно,
много пустого места в душе ленных владельцев XI века. Приходилось искать, и
действительно искали средства для того, чтобы наполнить, оживить и населить
замок и привлечь туда недостававшее ему общественное движение. Средства эти
были найдены.
Вы помните, вероятно, какого рода жизнь вели до нашествия германские вои-
ны вокруг своего вождя; эта жизнь вся состояла из пиршеств, игр, празднеств и
шла почти всегда сообща:
«Плохо изготовленные, но изобильные трапезы и пиры заменили у них жало-
ванье, — пишет Тацит. — Проводить весь день за попойкой не считается ни для
> »1 <
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
кого позором... Во время пиров они всего чаще толкуют о том, как примириться с
тем или другим врагом, как заключить союз, говорят о выборе вождей, о войне и
о мире»1.
После нашествия и занятия территории это скопление воинов, эта жизнь со-
обща (как я уже имел случай заметить) не прекратились сразу; многие из дружин-
ников продолжали жить вокруг своего вождя, на его землях, у него в доме. Мало
того, многие из вождей, по крайней мере главные из них, короли и т.п., состав-
ляли вокруг себя свиту, двор, по образцу двора римских императоров. Многочис-
ленность и названия всякого рода должностных лиц и служителей, появившихся
внезапно в домах знатных варваров, понятны лишь для того, кому известна орга-
низация императорского двора. Референдарий', сенешаль', маршал', сокольни-
чие, кравчие, виночерпии, постельничие, привратники, фурьеры' и пр. — тако-
вы были должности, встречаемые, начиная с VI века, не только у франкских,
бургундских и вестготских королей, но и у наиболее значительных из их ленни-
ков; большинство их, очевидно, заимствовано из тогдашнего имперского альма-
наха Notitia dignitatum'.
Вскоре, как известно, вкус и привычка к территориальной собственности сде-
лались сильнее; большинство дружинников покинули вождя: одни отправились
жить в полученных от него бенефициях, другие очутились в подчиненном поло-
жении колонов. Этот переворот совершился главным образом в продолжение VII
и VIII веков. В это время дом вождя распался или, по крайней мере, значитель-
но сократился; лишь немногие товарищи остались возле него. Он, пожалуй, не
совсем одинок и окружен не одним только своим семейством в собственном
смысле слова, но вокруг него нет уже, как до нашествия, дружины воинов, и он
не стоит уже во главе небольшого императорского двора, как это было в следую-
щий за тем век.
Дойдя до конца X века или, лучше сказать, до половины XI, т.е. до той эпохи,
когда феодализм достиг своего полного развития, мы снова видим вокруг круп-
ных ленных владельцев множество служащих, значительную свиту — небольшой
двор. Мы не только находим здесь большую часть только что упомянутых должно-
стей, заимствованных у империи, как-то: пфальцграфа, сенешаля, маршала,
кравчих, сокольничих и пр., но встречаем еще новые должности и звания: пажей,
варлетов', оруженосцев (и притом всякого рода оруженосцев), телохранителей,
комнатных, конюших, пекарей, стольников и пр., причем большинство этих
должностей, очевидно, занято свободными людьми, мало того, людьми, если не
равными тому господину, при котором они живут, то, по крайней мере, одинако-
вого с ним состояния, сословия. Когда Лафонтен сказал:
1 Тацит. De morib. Germ., гл. 14, 22.
> 92 <
ЛЕКЦИЯ XXXVI
Tout petit prince a des ambassadeurs,
Tout marquis veut avoir des pages2,
он посмеялся над глупыми и смешными претензиями своего времени. В XI и
XII веках эти претензии не казались смешными, а были простым, всеобщим фак-
том. В то время не надо было быть князем, чтобы иметь посланников, или мар-
кизом, чтобы иметь иажей; каждый господин, каждый владелец приличных раз-
меров лена, как сказал бы Лафонтен, имел их несколько вокруг себя.
Как совершился этот факт? Как образовалась внутри замка вокруг сюзерена
эта многочисленная и правильно устроенная свита?
Я приписываю это двум главным причинам: 1) созданию или укоренению
некоторого числа внутренних домашних должностей, раздаваемых подобно
землям в виде ленов; 2) усвоенному вскоре вассалами обычаю посылать сыно-
вей к своему сюзерену для того, чтобы они воспитывались с его семейством и в
его доме.
Действительно, главные из вышеупомянутых должностей, в частности долж-
ности коннетабля, маршала, сенешаля, камергера, кравчего и пр., уже с доволь-
но раннего времени раздавались как лены, подобно землям. Мы видели уже, что
земельные бенефиции имели то неудобство, что рассеивали дружинников и отде-
ляли их от вождя. Напротив того, должности раздаваемые как лены, удерживали
их, по крайней мере часто, вокруг него и гораздо лучше обеспечивали за ним их
услуги и верность. Вот почему как только появилось это изобретение феодально-
го ума, оно распространилось с необычайной быстротой; всякого рода должнос-
ти начали раздаваться как лены, так что и светские, и духовные владельцы окру-
жили себя вскоре многочисленною свитою. Вот что мы читаем в «Истории
аббатства Сен-Дени»’:
«У аббатов Сен-Дени было множество духовных и светских служащих. Когда
аббат выезжал за город, его обыкновенно сопровождали постельничий и мар-
шал, чьи должности считались ленами, как видно из актов 1189 и 1231 годов.
Эти должности и лены были с тех пор присоединены к имению аббатства так
же, как и должность кравчего при аббате, равным образом считавшаяся леном
п дававшаяся обыкновенно мирянину, простому слуге аббатства Сен-Дени до
1182 года»3.
Эти должности подавали повод к большим раздорам. Лица, занимавшие их,
старались сделать их наследственными, каковыми стали бенефиции; лица, кото-
рые их давали, старались вообще помешать этому. Вопрос оставался нерешен-
ным, наследственность не могла так прочно установиться в должностях, как в фе-
2 У каждого князька свои посланники, каждый маркиз хочет иметь своих пажей (франц.).
' Фелибьен. Histoire de Saint-Denis, kh.V. С. 279, примеч. а.
------------------------------------& 93 <--------------------------------
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
одальных бенефициях; одни документы признают и утверждают ее, другие же,
напротив, отрицают и уничтожают. В 1223 году, при восшествии на престол Лю-
довика VIII, сын Филиппа Августа Жан, возведенный в должность маршала, при-
нимает на себя следующее обязательство:
«Я, Жан, маршал господина Людовика, славного короля, объявляю всем,
кто прочтет эти строки, что я поклялся на св. мощах упомянутому господину,
что не удержу у себя ни лошадей, ни парадных коней, ни возовиков, передан-
ных мне по случаю моей должности и пожалованных мне упомянутым мне гос-
подином и королем, и что ни я, ни дети мои не будем требовать упомянутого
маршальства, как бы принадлежащей нам наследственной собственности. В
память и в подтверждение чего я приказал приложить к этому писанию мою
печать»1.
Наоборот, должность сенешаля Франции получалась графами Анжуйскими по
наследству; должность коннетабля Нормандии принадлежала также по наследству
дому Дю Гуме, как это признается грамотой короля Ричарда’ от 1190 года. Кро-
ме того, есть еще несколько подобных примеров.
Наследственность должностей была по своим последствиям гораздо важнее для
сюзеренов, чем наследственность земель. Вот каковы были в ту эпоху привилегии
коннетабля Франции.
«В военном деле коннетабль Франции имеет следующие права:
1. Коннетабль стоит выше всех других, состоящих в войске, исключая короля,
если он тут налицо, будь то бароны, графы, рыцари, оруженосцы, наймиты, как
конные, так и пешие, и какого бы они ни были звания, все должны повиновать-
ся ему.
Маршалы войска считаются ниже его, должность их совершенно отлична и со-
стоит в том, чтобы принимать военных людей, герцогов, графов, баронов, ры-
царей, оруженосцев и их товарищей. Они не должны и не могут ни водить кон-
ных разъездов, ни назначать сражения без согласия коннетабля, ни созывать
войско, ни что-либо объявлять ему без согласия короля или коннетабля.
Коннетабли должны назначать все сражения, все конные разъезды и всю сто-
рожевую службу вообще.
Всякий раз, как войско передвигается, коннетабль, согласно своему праву, вы-
бирает и раздает места королю и другим военным, смотря по их званию.
Коннетабль должен идти в войске впереди боевого строя или вслед за началь-
ником стрелков, а другие идут под его водительством.
Король, если он находится в войске, не должен гарцевать верхом и другие бой-
цы не выезжают верхом иначе, как по приказанию и по совету коннетабля. *
4 Мартен. Ampl. collect. Т. I. С. 1175.
и <
ЛЕКЦИЯ XXXVI
Коннетабль обязан рассылать гонцов и лазутчиков для военных целей всюду,
где он сочтет это нужным, а также разведчиков и других кавалеристов, когда уви-
дит в том надобность»5.
Как видите, это был необходимый, обязательно назначаемый генерал, которо-
му предоставлялось исключительное право командовать войсками и вступать в
битвы. Много гражданских должностей было сделано наследственными — но
высшие военные должности! Опасность тут была громадна, очевидна, а между
тем феодальная привилегия брала иногда верх. Потому-то борьба королей и
крупных сюзеренов против наследственности важнейших должностей была со-
вершенно естественна, и им действительно удалось либо одолеть, либо искоре-
нить ее. Зато она преобладала во множестве низших должностей и несомненно
была первой причиной того, что вокруг могущественных господ собралось и ос-
талось много людей, которые иначе непременно удалились бы на житье в свои
собственные имения.
Затем перейдем к обычаю, скоро утвердившемуся среди вассалов, воспитывать
своих сыновей при дворе, т.е. в замке сюзерена. К этому их побуждала не одна
причина. Неравенство между ленными владельцами сделалось очень значитель-
но; иной сюзерен был несравненно богаче, могущественнее и значительнее, не-
жели двенадцать, пятнадцать или двадцать вассалов, получивших от него земли.
Между тем человеку' присуще стремление идти вверх и жить в кругу более высо-
ком, чем его собственный, потому вассалу, естественно, хотелось послать туда
своего сына, к тому же он этим способом обеспечивал себе впредь благосклон-
ность сюзерена. Хотя наследственность установилась в ленном владении вполне,
а феодальная собственность сделалась прочной и действительной, тем не менее
она еще часто подвергалась нападкам; ограбление слабых сильными совершалось
беспрестанно, так что для вассалов было очень важно спасаться от него, вступая
в прочные и дружеские сношения со своим сюзереном. Со своей стороны сюзе-
рен, имея возле себя сыновей своих вассалов, успокаивался относительно их вер-
ности и преданности не только в настоящем, но и в будущем. Наконец, кому не-
известна склонность всех людей стремиться туда, где изобилуют события, шансы
и жизненные движения? Они могли более всего надеяться встретить их при дво-
ре сюзерена; вследствие того их очень естественно тянуло к общему центру их не-
большого общества.
Вот почему обычай этот сделался до такой степени всеобщим, что, так сказать,
обратился в правило. В примечаниях к «Запискам» г-на Сен-Палэ мы находим
следующее место, извлеченное из старинного сочинения, носящего название
«Рыцарский устав»:
5Брюссель. Usage des fiefs. Т. I. С. 634.
----------------------------й- »5 <
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
«Подобает, чтобы сын рыцаря, пока он оруженосец, научился обходиться с
лошадью; подобает, чтобы он сначала служил и был подчиненным у господина,
так как иначе он не знал бы благородства Его Милости, став рыцарем; поэтому
каждый рыцарь должен отдавать своего сына на службу другому рыцарю, чтобы
он научился разрезать за столом кушанья и служить, а также вооружать и одевать
рыцаря во время своей молодости. Подобно тому, как человек, желающий на-
учиться портняжному или плотничьему ремеслу, должен обучаться ему у портно-
го или у плотника, так всякий благородный человек, любящий рыцарское звание
и желающий сделаться и быть хорошим рыцарем, должен иметь сначала учите-
лем рыцаря»6.
Так населялся и оживлялся замок и расширялся круг феодальной домашней
жизни. Все эти служащие, все эти сыновья вассалов принадлежали к дому и ока-
зывали всякого рода услуги, и в эти уединенные и суровые с виду жилища прони-
кало общественное движение и обращение между равными.
В то же самое время и также внутри замка развивался другой факт, оди-
наково древнего происхождения и обреченный подвергнуться многим пере-
менам, пока он достигнет того, чем он сделался впоследствии в феодальном
обществе.
До нашествия, по ту сторону Дуная и Рейна, когда юные германцы достига-
ли возмужалости, они торжественно получали в собрании племени звание и ору-
жие воина.
«По обычаю, — говорит Тацит, — никто из них не берет в руки оружия преж-
де, чем племя не найдет его к тому способным. Тогда в самом собрании один из
вождей, или отец, или родственник, передает юноше щит и копье; это их тога,
это их первая юношеская почесть. До того времени они составляли только часть
семьи, а с этих пор они становятся членами общины»7.
Итак, объявление о том, что человек вступал в класс воинов, было у германцев
национальным делом и публичной церемонией. Мы видим, что после нашествия
этот факт был перенесен на галло-римскую почву. Не приводя множества не сов-
сем ясных примеров, упоминаем только, что в 791 году Карл Великий торжест-
венно опоясал мечом (это — выражение летописцев) сына своего Людовика Бла-
гочестивого. В 838 году Людовик Благочестивый оказал ту же самую честь и с
такой же торжественностью сыну своему, Карлу Лысому. Древний германский
обычай еще продолжает существовать, только к нему прибавлены еще некоторые
религиозные обряды; благодаря словам «Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа»
юноша получает некоторого рода посвящение.
• Сен-Палэ. Memoires sur la chevalerie. T. I. С. 156.
7 Тацит. De morib. Germ., гл. 13.
> И <
ЛЕКЦИЯ XXXVI
В XI веке в феодальном замке, когда сын владельца достигал возмужалости, над
ним совершалась та же самая церемония: его опоясывали мечом и объявляли
вступившим в число воинов. Это достоинство давалось не одному только сыну
владельца, но и всем молодым вассалам, воспитывавшимся в его доме; они счита-
ли за честь получить его из рук своего сюзерена, в кругу своих товарищей; при-
дворный штат замка стал на место собрания племени; изменился обряд, но факт,
в сущности, остался тем же.
Таково было рыцарство, милостивые государи; оно заключалось главным об-
разом в допущении к воинскому званию и почестям и в торжественной
передаче оружия и прав воинской жизни. С этого оно началось и было
сперва только простым и непрерывным продолжением древних германских нра-
вов. Вместе с тем оно вышло естественным последствием феодальных отноше-
ний. В книге Лё Лабурёра «История пэрства во Франции и Парижского парла-
мента», не лишенной остроумных и основательных взглядов, мы читаем
следующее:
«Рыцарская церемония — это некоторого рода инвеститура, представляющая
собою выражение как бы подданства. Будущий рыцарь является без плаща, без
меча и без шпор; он надевает их после акколадьГ, как вассал, который после ак-
та изъявления подданства снова берет свой плащ, служащий знаком рыцарства и
вассалитета, свой пояс — эту древнюю военную перевязь, свои шпоры и, нако-
нец, свой меч — этот знак своих служебных отношений к господину; то же самое
можно сказать о поцелуе, даваемом при той и другой церемонии. Можно сказать
также, что подданные были обязаны платить своему господину за дарование
рыцарского достоинства их старшим сыновьям как за первое признание их буду-
щего господского сана»ь.
В этих словах есть некоторое преувеличение. Нельзя смотреть на принятие
юноши в качестве рыцаря как на способ изъявления подданства, так как сюзерен
давал рыцарство не настоящему вассалу, а его сыну. Действительной инвеститу-
ры здесь не было. Между тем сюзерен, посвящая молодого человека в рыцари,
принимал его некоторым образом в число своих людей и объявлял, что он будет
со временем его вассалом. Это была как бы инвеститура, даваемая вперед, взаим-
ное, предварительное обязательство, состоявшее со стороны сюзерена в том, что
он примет, а со стороны молодого человека в том, что он изъявит впоследствии
феодальное подданство.
Вы знаете, милостивые государи, что многие составили себе о рыцарстве и его
происхождении совершенно иное понятие. Его представляли каким-то великим
учреждением, изобретенным в XI веке с моральной целью, а именно для того,
ь Histoire de la pairie de France. Лё Лабурёр, 278. Лондон, 1740.
-------------------------------------> 97 4—
ИСТОРИЯ ЦНИИ1ИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
чтобы бороться с ужасным состоянием общества, защищать слабых против силь
ных и посвящать известный класс людей на защиту слабых и на исправление зла.
причиняемого несправедливостью. И эта идея до такой степени всеобща и сап-
на, что мы находим ее даже в «Истории Французов» господина де Сисмонди, от-
личающегося почти всегда столь ясным взглядом и совершенно чуждого рутине
своих предшественников. Вот в каких выражениях он излагает происхождение
рыцарства:
«Рыцарство, — говорит он, — сияло полным блеском во времена первого
Крестового похода, т.е. в царствование Филиппа I* Следовательно, оно на-
чалось при его отце или геде. В ту эпоху, когда умер Роберт и Генрих взошел
на престол, нравы и мнения Франции надо уже считать вполне рыцарскими.
Быть может, действительно, противоположность, замеченная нами, между
слаОостью королей и силою воинов всего более способствовала возникнове-
нию благородной мысли о том, чтобы торжественным и религиозным образом
посвящать оружие сильных на защиту слабых. В царствование Роберта замко
вое дворянство продолжало размножаться, искусство строительства замков
усовершенствовалось; стены сделались толще, башни выше, рвы глубже... Ис
ку< ство выковывать оружие для защиты, в свою очередь, двинулось также впе
ред; воин был с ног до головы закован в железо или в бронзу; все суставы его
были покрыты ими, и вооружение его, не затрудняя гибкости мускулов, вмес
те с тем не давало доступа неприятельскому железу. Воину почти уже нечего
было опасаться за самого себя; но чем более сам он становился недоступен для
нападения, тем с большим сочувствием должен был он относиться к тому, кто
по слабости своих лет или пола не способен был защищаться сам; эти несча
Печать Филиппа I
стные не находили никакого покровитель-
ства в тогдашнем неустроенном обществе
со стороны короля, столь же робкого, кап
женщины, и, подобно им, запертого в
своем дворце. Основной идеей рыцарства
стало, по-видимому, посвящение оружия
дворян, сделавшихся единственною обще
ственнои силой, на защиту угнетенных.
Нет ничего удивительного, что в такую
эпоху, когда стало пробуждаться религи-
озное усердие и когда вместе с тем храб-
рость считалась самым достойным прино-
шением Божеству, было йридумано
военное освящение по образцу посвяще
ния духовного и что рыцарство явилось
--------------------------& »8 <
ЛЕКЦИЯ XXXVI
как бы вторым духовенством, предназначенным для более деятельного бого-
служения»9.
Конечно, если начертанная мною картина происхождения рыцарства верна
и мой способ воспроизведения его перед нашими взорами законен, то поня-
тие, составленное о нем большинством историков, а также взгляд на него, из-
ложенный г. Сисмонди, неверны. В XI веке рыцарство вовсе не было нововве-
дением или учреждением, вызванным какой-либо необходимостью с целью
удовлетворить ей. Оно образовалось гораздо проще, естественнее и скромнее;
оно служило прогрессивным развитием более древних фактов, необходимым
последствием германских нравов и феодальных отношений; оно зародилось
внутри замков без всякой иной цели, кроме той, чтобы объявить, во-первых,
о допущении молодого человека в ряды и в жизнь воинов, и, во-вторых, о свя-
зи, соединявшей его с сюзереном, с господином, дававшим ему рыцарское во-
оружение.
Эта мысль вполне подтверждается одним неопровержимым доказатель-
ством, а именно историей самого слова «miles», означавшего рыцаря. При-
ведем различные значения этого слова с IV по XIV век, подтвержденные
Дю Канжем.
К концу существования Римской империи слово «militare» значило просто
служить, нести какую-нибудь службу относительно начальства, не только воен-
ную, но и гражданскую, вообще исполнять должность, обязанность. В этом
смысле говорили: «Такой-то служит (militat) в канцеляриях графа, управляю-
щего провинцией»; духовная служба называлась militia clericatus и пр. Нет со-
мнения, что первоначально слово «miles» означало только военную службу, но
впоследствии оно стало применяться ко всякого рода службам вообще. После
нашествия это слово часто употребляют, говоря о дворах варварских государей
в о должностях, занимаемых у них их товарищами. Вскоре слово «miles», в си-
лу естественного возврата, так как оно выражало собою общественное положе-
ние, снова приняло свой почти исключительно военный характер и стало озна-
чать спутника, верного слугу высшего лица. С этих пор оно становится
синонимом слова «vassus», «vassallus» и означает то, что один человек полу-
чил от другого дар и в этом отношении к нему привязан: «Князья эти очень
благородны и это рыцари (milites) моего господина. — Герберт и его рыцарь
(miles) Ансер. Мы повелеваем, чтобы ни один рыцарь (miles) епископа, абба-
та, маркиза и пр. не утрачивал своего бенефиция без несомненной и доказан-
ной вины. — Папа отлучил от церкви галльского короля Филиппа за то, что тот,
11 Histoire des Fran^ais. Т. IV. С. 199, 201.
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
отослав свою собственную супругу, взял в супружество жену своего рыцаря
(militis sui). — Господин Гильиом Гунальд, стоя на коленях и сложив руки в ру-
ках упомянутого господина графа, получил от него вышеупомянутую землю и
признал себя его рыцарем»1", и пр.
Я мог бы увеличить число примеров; все они, очевидно, доказывают, что с IX
по XII век, и даже позже того, слово «miles» означало собой не только рыцаря,
какого мы обыкновенно понимаем и какого описывал сию минуту г. де Сисмон
ди, а просто спутника, вассала сюзерену.
Начало рыцарства здесь уже очевидно; но по мере того, как оно развивалось, и
с тех пор, как феодальное общество приобрело некоторую прочность и самостоя-
тельность, обычаи, чувства и всякого рода факты, сопровождавшие собой приня-
тие молодого человека в ряды вассальных воинов, подпали под власть двух влия-
ний, придавших им вскоре иной оборот и иной характер. Религия и
воображение, церковь и поэзия овладели рыцарством и сделали из него могучее
средство для достижения преследуемой ими цели — для удовлетворения нравст
венных потребностей людей. Мы видели, что уже в IX веке к германским обыча
ям присоединилось несколько религиозных церемоний. Опишу вам посвящение в
рыцари в том виде, как оно происходило в XII веке; вы увидите, до чего преуспел
уже этот союз и с какой властью церковь проникла во все подробности этого ве
ликого события феодальной жизни.
Юношу, оруженосца, желавшего получить рыцарское достоинство, прежде
всего раздевали и мыли в ванне в знак очищения. По выходе из ванны его об-
лекали в белую тунику, символ чистоты, затем в красную одежду, как символ
крови, которую он обязан был пролить для службы вере; и, наконец, черное
полукафтанье — символ смерти, ожидавшей его наравне со всеми другими
людьми.
Очищенный и облаченный таким образом, воспринимаемый в продолжение
суток соблюдал строжайший пост. С наступлением вечера он шел в церковь и
проводил там ночь в молитвах, иногда один, а иногда в обществе священника и
восприемников, молившихся вместе с ним.
На следующий день он прежде всего исповедовался; после исповеди свя
щенник давал ему причастие; причастившись, он выслушивал литургию Св.
Духу, причем обыкновенно произносилась проповедь относительно обязанно-
стей рыцаря и той новой жизни, в которую он готовился вступить. По оконча-
нии проповеди воспринимаемый приближался к алтарю с рыцарским мечом,
повешенным у него на шее; священник снимал меч, благословлял его и снова *
10 Recognovit se esse militem dom. Comitis. См. Глоссарий Дю Каижа, слово «Miles».
----------------------------------> 100 <--------------------------------
ЛЕКЦИЯ XXXVI
[ вешал ему на шею. Тогда воспринимаемый становился на колени перед сень-
ором, долженствовавшим посвятить его в рыцари: «С какой целью, — спра-
шивал его сеньор, — желаете вы поступить в это звание? Если для того, что-
бы богатеть, отдыхать и находиться в чести, не принося чести рыцарству, то
вы недостойны этого и были бы для принятого вами рыцарского звания тем
же, чем святокупный церковник для высшего духовенства». И после ответа
молодого человека, обещавшего хорошо нести служение рыцаря, сеньор ис-
полнял его просьбу.
Тогда приближались рыцари, а иногда и дамы, и облекали воспринимаемого во
все его новые принадлежности; ему надевали: 1) шпоры; 2) кольчугу; 3) латы;
4) налокотники и нарукавники, наконец, 5) опоясывали его мечом. После того
он считался adoube, т.е. принятым, по мнению Дю Канжа. Сеньор вставал, шел к
нему и давал ему акколаду (accolade, accolee, colee), т.е. три удара мечом плашмя
по плечу или по затылку*, и иногда ладонью по щеке, говоря: «Во имя Бога, Св.
Михаила и Св. Георгия объявляю тебя рыцарем». Иногда он прибавлял: «Будь
храбр, смел и честен».
Посвятив таким образом молодого человека в рыцари, ему приносили шлем и
подводили коня; он вспрыгивал на него обыкновенно без помощи стремян и гар-
цевал на нем, размахивая копьем и поблескивая мечом. Наконец он выходил из
церкви и отправлялся гарцевать на площади, у подножия замка, перед народом,
жаждавшим принять участие в зрелище.
Кто не признает, милостивые государи, во всех этих подробностях влияния
духовенства? Кто не увидит здесь постоянной заботы присоединить религию
ко всем фазисам события столь торжественного в жизни воинов? Мы встреча-
ем здесь то, что есть самого величественного в христианстве, а именно — его
таинства; многим церемониям придан по мере возможности внешний вид
таинств.
Такова была роль, играемая духовенством, так сказать, во внешней, матери-
альной части посвящения в рыцарство, в обрядовой стороне зрелища. Но про-
никнем в глубь рыцарства, в его нравственный характер, в его идеи, в те чувст-
ва, которыми старались пропитать рыцаря, — и здесь религиозное влияние будет
очевидно.
Вот перечень присяг, которые обязан был произнести рыцарь. Предлагаемые
двадцать шесть статей не составляют отдельного акта, написанного сразу; это —
сборник различных присяг, требовавшихся с рыцарей в различные эпохи и более
или менее полным образом с XI по XIV век. Вы без труда заметите сами, что мно-
гие из них принадлежат к совершенно различным временам и состояниям обще-
ства; тем не менее они указывают на тот нравственный характер, которым стара-
лись запечатлеть рыцарство.
> 101 <
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
Новопринимаемые клялись:
1) Бояться и чтить Бога и религиозно служить Ему, сражаться за веру изо всех
сил и лучше умереть тысячью смертей, нежели когда-либо отречься от христиан
ства.
2) Верно служить своему верховному государю и весьма храбро сражаться за
него и за отечество.
3) Поддерживать в честной борьбе права слабейших лиц, как то: вдов, сироти
благородных девиц, жертвуя для них собою в случае необходимости, лишь бы это
не было против их собственной чести или против их короля или природного го
сударя.
4) Что они не обидят никого злостно и не захватят чужого имущества, а скорее
сами вступят в бой с теми, кто так будет делать.
5) Что к делу никогда не побудят их ни корысть, ни ожидание награды, ни вы-
года, ни барыш, но одна слава и добродетель.
6) Что они будут воевать за общественное благо и пользу.
7) Что они будут подчиняться и повиноваться приказаниям своих генералов п
капитанов, имеющих право распоряжаться ими.
8) Что они будут уважать честь, чин и порядок между' своими товарищами и ни-
когда не будут стараться взять над ними верх из тщеславия или из-за превосход-
ства своих сил.
9) Что они никогда не будут биться в сопровождении других против одного и
будут избегать всяких обманов и мошенничеств.
10) Что они будут носить один лишь меч, исключая тех случаев, когда им при-
дется биться с двумя или несколькими лицами.
11) Что в турнире и во всякой другой битве для забавы они никогда не пустят
в ход острия своих мечей.
12) Что, будучи взяты в плен при турнире, они по чести и совести исполнят
точь-в-точь все поставленные наперед условия, кроме того, что отдадут победи
телю свое оружие и лошадей, если те захотят иметь их, и никогда не позволят се-
бе драться ни на войне, ни в другом месте без их разрешения.
13) Что они не будут нарушать верности относительно никого, особенно же
относительно своих товарищей, вполне поддерживая их честь и выгоду даже в их
отсутствии.
14) Что они будут любить и уважать друг друга и помогать один другому всякий
раз, как к тому представится случай.
15) Что, давши обет или просто обещание отправиться на какие-нибудь поис-
ки или необычайное дело, они будут снимать с себя оружие только для ночного
отдыха.
16) Что при подобных поисках или похождениях они не станут избегать дур-
ных и опасных путей, не станут уклоняться от прямой дороги из страха встретить
•----------------------------> Ю2 <-----------------------------------•
ЛЕКЦИЯ XXXVI
на них могучих рыцарей и чудовищ, диких зверей и другие препятствия, с кото-
рыми могут справиться тело и храбрость одного человека.
17) Что они никогда не возьмут ни жалованья, ни пенсии от иностранного го-
сударя.
18) Что, командуя жандармерией (полицейским войском), они сами будут со-
блюдать в жизни всевозможный порядок и дисциплину, особенно же в своей соб-
ственной стране, где никогда не допустят совершить никакого вреда или наси-
лия.
19) Что если им придется сопровождать даму или благородную девицу, они бу-
дут услуживать ей, оберегать, избавлять ее от всяких опасностей или обид, или
лучше умрут за этим делом.
20) Что они никогда не подвергнут насилию дам или благородных девиц, ес-
ли бы даже завоевали их оружием, но без их воли и согласия.
21) Что, будучи вызваны на равный бой, они никогда не откажутся от него,
если только им не помешает рана, болезнь или другое неодолимое препятствие.
22) Что, порешив довести до конца какое-либо предприятие, они будут тру-
диться за его исполнением годы и дни, если только их не отзовут на службу коро-
ля или отечества.
23) Что они, дав обет достигнуть какой-нибудь почести, не отступят назад,
пока не совершат обещанного или соответствующего ему.
24) Что они будут верно исполнять данное слово или обещание и, попав в плен
на честной войне, точно уплатят обещанный выкуп или сами снова сядут в тюрь-
му в обещанный день и срок, согласно своему обещанию, под страхом прослыть
иначе бесчестными и клятвопреступными.
25) Что, возвратясь ко двору своего государя, они дадут действительный отчет
в своих похождениях, если бы последние были даже иногда и не в их пользу, ко-
ролю и актуарию своего ордена, под страхом быть лишенными рыцарства.
26) Что прежде всего они будут верны, вежливы, скромны, никогда не изме-
нят своему слову, какой бы вред или убыток ни произошел для них от этого11.
Очевидно, милостивые государи, что в этом ряду клятв, в обязательствах, на-
лагаемых на рыцарей, замечается нравственное развитие, совершенно чуждое
светскому обществу той эпохи. Столь возвышенные нравственные правила, не-
редко отличающиеся деликатностью, тонкостью чувств, а главное — гуманнос-
тью, постоянно запечатленные религиозным характером, очевидно, проистека-
ют от духовенства. В то время лишь одно духовенство думало таким образом об
обязанностях и отношениях людей. Оно постоянно употребляло свое влияние на
то, чтобы обязанности эти исполнялись, чтобы эти отношения, идеи и обычаи,
11 Вюльсон ле ла Коломбъер. Le vrai theatre d'honneur et de chevalerie. T. I. C. 22.
-------------------------------------В 103 <---------------------------------
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
порожденные рыцарством, совершенствовались. Рыцарство вовсе не было, как
это прежде думали, учреждено для того, чтобы покровительствовать слабым, вос-
станавливать справедливость, преобразовывать нравы: повторяю, что оно зароди-
лось просто, неумышленно, как естественное последствие германских преданий
и феодальных отношений, но духовенство овладело им и сделало из него средст-
во водворить в обществе мир, а в индивидуальных поступках более обширную и
строгую нравственность, словом — подвинуть вперед то общее дело, которым оно
было занято.
Каноны соборов с XI по XIV век, если бы у меня было время остановиться на
них, показали бы вам также, что духовенство играло в истории рыцарства ту же
самую роль, направленную к достижению тех же самых результатов.
По мере того, как оно успевало в этом, как рыцарство все более и более про-
являло воинственный, религиозный и нравственный характер, в то же время
вполне сообразный с действительными нравами и превосходивший их досто-
инством, воображение все сильнее поддавалось ему и воспламенялось им;
тесным образом переплетясь с верованиями людей, рыцарство сделалось
вскоре идеалом их мыслей и источником их благороднейших удовольствий. По-
эзия овладела им так же, как и религия. Начиная с XI века рыцарство со свои-
ми церемониями, обязанностями и приключениями сделалось источником,
из которого поэты черпали на радость людям, удовлетворяя и возбуждая в
одно и то же время те порывы воображения и ту потребность более разно-
образных и ярких событий и более возвышенных и чистых ощущений, чем те,
какие могла представить собою действительная жизнь. Ведь в ту пору юности
обществ поэзия составляет для них не только удовольствие и национальную по-
теху, но вместе и прогресс; она возвышает и развивает нравственную приро-
ду людей, в то же время забавляя и возбуждая их. Я только что привел вам
присяги, произносимые рыцарями перед священниками. Привожу старин-
ную балладу', которая покажет вам, что поэты налагали на них те же обязанно-
сти и добродетели и что поэзия стремилась к такому же влиянию, как и рели-
гия. Она взята из рукописных стихотворений Эсташа Дешана’ и приводится
г. де Сен-Палэ:
Vous qui voulez I’ordre de chevalier,
Il vous convient mener nouvelle vie;
Devotement en oraison veillier,
Pechie fuir, orgueil et villenie.
L'Eglise devez deffendre,
La vefve, aussi I'orphenin, entreprandre;
Estre hardis et le peuple garder,
Prodoms, loyaulx, sanz rien de Pautruy prendre.
Ainsi si doit chevalier gouverner.
•------------------------------B> «X ----------------------------------------•
ЛЕКЦИЯ XXXVI
Humble cuer ail, toudis doit travailler
Et poursui faitz de chevalerie;
Gue re loyal, estre grand voyagier,
Tournoiz suir, et jouster pour sa mie.
Il doit a tout honneur tendre,
Si c'om ne puisl de lui blasme reprandre,
Ne laschete en ses oeuvres trouver;
Et entre touz se doit tenir le mendre.
Ainsi se doit chevalier gouverner.
Il doit amer son seigneur droicturier,
Et dessus touz garder sa seigneurie;
Largesse avoir, estre vrai justicier;
Des prodoms suir la compaignie,
Leurs diz oir et aprendre,
Et des vaillands les prouesses comprandre,
Alm gu'il puist les grands faitz achever,
Comme jadist fist le roi Alexandre.
Ainsi se doit chevalier gouverner12.
Если ты желаешь рыцарского звания,
Тебе должно вести совсем новую жизнь:
Бдеть благочестиво в молитве,
Убегать греха, гордыни и низости;
Ты должен оборонять церковь,
Вступаться за вдову, за сироту,
Быть смелым и оберегать народ,
Быть благоразумным, добросовестным, не посягая ни на что чужое.
Так подобает вести себя рыцарю.
Будь смиренен сердцем, постоянно в труде
И в поиске рыцарских подвигов;
Воюй на чести, всегда охотно странствуй,
Ищи турниров и бейся за свою милую.
Рыцарь должен стремиться ко всякому почету,
Так чтобы никто не мог укорить его ни в чем,
12 Poesies manuscrites d'Eustache Deschamps, в соч. Сен-Палэ. Memoires sur la chevalerie. T. I.
C. 144.
---------------------------------B> 105 -
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
Ни отыскать низости в его поступках;
Притом он должен держаться смирнее всех.
Так подобает вести себя рыцарю.
Он должен любить своего правомерного господина
И пуще всего оберегать его владение;
Быть щедр, справедлив во всем,
Искать общество людей разумных,
Внимать их речам и поучаться от них.
А также ценить подвиги храбрых,
Чтобы самому совершать великие дела,
Как царь Александр в былое время.
Так подобает вести себя рыцарю.
Много было говорено о том, что все это чистая поэзия, прекрасная химера, не
имеющая никакого отношения к действительности. И в самом деле, если мы
взглянем на состояние нравов в эти три века, на ежедневные случаи, наполняв-
шие жизнь тогдашних людей, противоположность между обязанностями и дей-
ствиями рыцарей окажется слишком резкой. Нет сомнения, что занимающая
нас пора принадлежит к числу самых суровых и грубых эпох нашей истории, ког-
да встречалось наибольшее число преступлений и насилия, когда общественное
спокойствие беспрерывно нарушалось, а в нравах господствовала величайшая
распущенность. Для того, кто обращает внимание только на положительную и
практическую сторону общества, вся эта поэзия и нравственная сторона рыцар-
ства представляются чистой ложью, а между тем невозможно отрицать, что
нравственность и рыцарская поэзия все-таки существовали бок о бок с этой не-
урядицей, с этим варварством, со всем этим горестным состоянием общества.
Памятники — налицо; как ни резка противоположность, она существует дейст-
вительно.
Эта самая противоположность и представляет собою главную характеристи-
ческую черту Средних веков. Перенеситесь мысленно к другим обществам, на-
пример, к греческому или римскому, к первой юности греческого общества, к
его героическому периоду', верным зеркалом которого остались поэмы Гомера.
Здесь нет ничего похожего на противоречие, поражающее нас в Средние века.
Практика и теория нравов здесь почти одинаковы. Мы не видим, чтобы у людей
были тогда идеи, гораздо более чистые, возвышенные и великодушные, чем их
повседневные действия. Герои Гомера не подозревают, по-видимому, своей
грубости, свирепости, эгоизма и алчности; их нравственные понятия не лучше
их поведения, их правила не выше их поступков. То же самое было почти со все-
ми другими обществами в пору их могучей, буйной молодости. Напротив того, в
нашей Европе, в изучаемые нами Средние века, факты обыкновенно отврати-
•---------------------------> ю» --
ЛЕКЦИЯ XXXVI
тельны; преступления и всякого рода беспорядки изобилуют, а между тем в уме
и воображении людей существуют возвышенные и чистые инстинкты и жела-
ния; взгляд их на добродетель гораздо более развит, а понятия их о справедли-
вости несравненно лучше того, что делается вокруг них и что они нередко дела-
ют сами. Какой-то нравственный идеал витает над этим грубым и бурным
обществом, привлекая к себе взгляды и снискивая уважение людей, чья жизнь
вовсе его не отражает. Нет никакого сомнения, что одной из главнейших при-
чин этого явления следует считать христианство; свойственный ему характер
именно таков, что оно силится внушить людям великое нравственное честолю-
бие, постоянно держать перед их взорами тип, несравненно высший действи-
тельного человеческого типа, и побуждает их к воспроизведению его. Но какова
бы ни была причина, факт остается неопровержимым. Он всюду' встречается в
Средние века как в народной поэзии, так и в наставлениях священников. Везде
нравственная мысль людей парит вверх и стремится стать выше их жизни. Не
думайте при этом, что так как она не управляла непосредственно действиями и
так как практика беспрерывно и странным образом опровергала собою теорию,
что влияние этой теории было ничтожно и не имело никакой цены. Суждение
людей о людских действиях весьма важно; рано или поздно оно становится дей-
ствительным. «Я предпочитаю дурной поступок дурному правилу», — говорит
где-то Руссо, и он прав: дурной поступок может остаться одиночным, дурное же
правило всегда плодовито, ведь, в конце концов, людьми управляет все-таки ум,
и человек руководствуется своими мыслями гораздо чаще, нежели он сам это
думает. А в Средние века правила были несравнимо лучше действий. Так, напри-
мер, отношения между полами никогда не были, быть может, более распущен-
ны, чем тогда, а между' тем чистота нравов никогда не внушалась так усердно и
не описывалась с большим уважением и прелестью, чем в то время. При этом ее
прославляли не одни поэты, и она не просто составляла предмет похвал и пес-
нопений; множество свидетельств доказывает, что публика думала так же, как
говорили поэты, и имела на этот род поступков одинаковый с ними взгляд. Поз-
вольте прочесть вам старинный отрывок, приводимый г. Сен-Палэ; мне кажет-
ся, что в нем вполне отражается нравственный дух той эпохи:
«Тогдашнее время было мирное, — говорит он, — и беспрестанно устраива-
лись большие праздники и увеселения, и всякого рода рыцарские дамы и деви-
цы собирались там, где знали, что праздники бывают всего лучше и чаще. И ту-
да приезжали ради великой чести добрые люди того времени. Если же
каким-нибудь образом случалось, что дама или девица, пользовавшаяся дурной
славой или честь которой была опорочена, садилась возле дамы или девицы,
пользовавшейся хорошей славой, то как бы она ни была красива и насколько
благороден и богат ни был ее муж, эти добрые рыцари женских прав нисколько
не стыдились подойти к ним перед всеми, взять хороших и посадить их выше
--------------------------> <--------------------------------------
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
опороченных, говоря им при всех: «Сударыня, не обижайтесь, что эта дама или
девица садится впереди, потому что хотя она не так благородна или богата, как
вы, зато она не опорочена и считается в числе хороших, чего, к моему сожале-
нию, не говорится о вас, а честь воздается тому, кто заслужил ее, и вы этому не
удивляйтесь». Так говорили добрые рыцари и сажали впереди хороших, имев-
ших добрую славу, которые в душе благодарили Бога за то, что вели себя честно,
за что и были почтены и посажены вперед. Другие же брались за нос, склоняли
голову и получали большой стыд. И это служило добрым примером для всех хо-
роших женщин, так как, слыша постыдные речи о других женщинах, они смуща-
лись и опасались делать дурное. Ныне же, слава Богу, воздают такую же честь
опозоренным, как и добрым, что служит для некоторых дурным примером, и они
говорят, что право все равно: опороченным и обесславленным воздаются такие
же почести, как и хорошим; как ни дурно поступай, все сходит с рук. Но, во вся-
ком случае, нехорошо думать и говорить таким образом, потому что на деле, хо-
тя в глаза им оказывают всякий почет и все любезности, но лишь только они уй-
дут, начинаются пересуды. А по-моему, это нехорошо, и было бы лучше
указывать им при всех на их ошибки и заблуждения, как это делалось в то время,
о котором я говорил. Скажу вам еще более того; некоторые рыцари рассказыва-
ли мне о некотором мессире’ Жоффруа, который говорит, что он, когда разъез-
жал по полям и встречал замок или дом какой-нибудь дамы, всегда спрашивал,
кому он принадлежит, и когда ему говорили: «Он принадлежит такой-то», и ес-
ли честь этой дамы была опорочена, он говорил, что лучше бы дал полмили крю-
ку, лишь бы не подъезжать к ее воротам, вынимал мелок, который носил с со
бою, ставил на воротах знак и уезжал. Если же, напротив того, он проезжал мимо
жилища дамы или девицы, пользовавшейся доброй славой, и притом никуда не
торопился, он заезжал повидаться с нею и восклицал: «Мой добрый друг, или
добрая дама или девица, молю Бога, чтобы Он соблаговолил удержать вас при
этом добре и этой чести в числе хороших, так как вы достойны всякого почета и
похвалы». И таким образом хорошие опасались и остерегались делать то, вслед-
ствие чего они могли бы утратить свою честь и положение. Желательно было
бы, чтобы время это вернулось, так тогда не было бы, я думаю, столько опоро-
ченных, как теперь»13.
Само собой разумеется, что я не ручаюсь за подлинность всех этих подробнос-
тей; романтическое постоянно примешивается к действительному в документах
этой эпохи, но что здесь всего важнее, так это состояние нравственных взглядов,
а они представляются прекрасными и чистыми среди распущенности и грубости
действий.
13 Сен-Палэ. Memoires sur la chevalerie. T. I. С. 147.
--------------------------------------> 108 <
ЛЕКЦИЯ XXXVI
Вот в чем состоит крупная характеристическая черта рыцарства, вот почему
пно занимает столь важное место в истории нашей цивилизации. Если мы ста-
нем рассматривать его не с нравственной, а с общественной точки зрения, не
как идею, а как учреждение, оно окажется очень неважным; оно, пожалуй, наде-
лало много шума и повлекло за собой бездну событий, но оно не было действи-
юльным, специальным учреждением. Рыцарями были только сеньоры, владель-
цы замков, они одни имели право делаться ими. На юге Франции дело было
несколько иначе; там рыцарями бывали также горожане, и рыцарство не было
исключительно феодальным. Исключения встречаются даже на севере, но про-
шв таких исключений протестуют, и они подают даже повод к обвинениям и за-
конным запрещениям. Рыцари не составляли особого класса, имевшего в обще-
нье определенные занятия и обязанности. Рыцарство было феодальным саном,
характеристическим отличием, принимаемым большинством ленных владельцев
в известный возраст и при известных условиях. Оно играло крупную роль в нрав-
ственном развития Франции, по-моему, более важную и продолжительную, не-
жели обыкновенно думают; но в общественном развитии занимало немного ме-
ста и было несостоятельно.
Зато оно и недолго существовало. Начиная с XIV века, рыцарство в собствен-
ном смысле слова, в том виде, как я его описал, со всеми церемониями, присяга-
ми и идеями, характеризовавшими его в XII веке, находилось уже в полном упад-
ке. В своем сочинении «История французов различных сословий» г. Монтейль
пытался изобразить этот упадок, подсказав своему францисканскому монаху, бра-
|х Жану, поселившемуся в Монбазонском замке, следующее письмо:
«В настоящее время редко видишь странствующих рыцарей, но они все-таки
еще встречаются. Один из них приехал сюда и затрубил в рог перед большими во-
ротами замка; так как ему не отвечали звуком трубы, как это предписывается в
подобных случаях, то рыцарь повернул коня и удалился. Пажи побежали за ним
вдогонку, и извинениями за неопытность трубача убедили его воротиться назад.
Между тем дамы успели нарядиться, уселись на свои места и в ожидании занялись
вышиванием. Монбазонская дама была в золототканом платье, находившемся в
доме уже более столетия. Вдовствующая владелица в меховой шапке с капюшо-
ном, как во времена ее молодости, надела самые дорогие свои меха. Входит ры-
царь, за ним оруженосец, оба покрытые латунными бляхами, производя почти та-
кой же шум, как лошаки, навьюченные плохо увязанной медной посудой.
Приказав своему оруженосцу снять с него шлем, рыцарь обнаружил перед нами
голову, наполовину лысую и наполовину покрытую сединами, левый глаз его
скрывался под лоскутком зеленого сукна, одинакового цвета с его платьем. По его
словам, он дал обет смотреть только правой стороной, а есть левой до окончания
своего предприятия. Дамы предложили ему освежиться; вместо всякого ответа он
бросился к их ногам и поклялся им всем, как самой старой, так и самой молодой,
---------------------------> Ю9 <-----------------------------------•
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
в вечной любви, говоря, что хотя у него отличное оружие, но что оно не защитит
его от их стрел, что он умрет от них, что он уже умирает, и тысячу других подоб-
ных пошлостей. Так как он продолжал стоять на своем, особенно относительно,
молодой дамы, у которой несколько раз целовал руки, меня взяло нетерпение; ко
мандор это заметил. «Ничего, — сказал он, — у этих старых безумцев свои фор-
мы и свой слог, как у сельских нотариусов. Но будьте спокойны: авось он не про
будет здесь целый день». В самом деле, он уехал несколько часов спустя»14.
Конечно, здесь много карикатурного, и без «Дон Кихота» брат Жан не напи-
сал бы подобной вещи. Но сущность письма верна. С XIV века феодальное ры
царство изменило свой характер; энтузиазм его первых времен совсем остыл.
Официальный и современный свидетель, более достоверный, нежели господин
Монтейль, а именно — король Иоанн’, свидетельствовал об этом сам, когда, уч
реждая в 1352 году Орден рыцарей звезды, объяснял причины его учреждения:
«Милостью Божией Иоанн, король французов. Среди различных забот нашей
души мы часто и более двадцати раз помышляли о том, что в старинные времена
рыцарство нашего государства блистало в целом мире своей храбростью, благо
родством и добродетелью; до такой степени, что с Божьей помощью и при под
держке верных служителей упомянутого рыцарства, искренне и единодушно сел
жавших наших предшественников силою своих рук, последние одержали побед)
над всеми врагами, на которых пожелали напасть, что они возвратили к чистоте
истинной католической веры бесчисленное множество людей, увлеченных в за-
блуждение хитростями врага человеческого рода, и восстановили, наконец, в го-
сударстве спокойствие и мир. Но с течением времени некоторые из упомянутые
рыцарей, вследствие ли того, что они отвыкли владеть оружием, или по другим
неизвестным нам причинам, предались в наши дни более обыкновенного празд-
ности или пустым делам и, пренебрегая своей честью и славой, стали заниматься
только своими частными выгодами. Вот почему, вспоминая старину и славные
подвиги упомянутых верных рыцарей... мы решили возвратить наших нынешних
и будущих вассалов к славе древнего дворянства и рыцарства... для того, чтобы
этот цветок рыцарства, который по упомянутым причинам некоторое время вя-
нул и утратил отчасти свой блеск, снова поднялся и заблистал на славу нашего ко
ролевства»15 и пр., и пр.
А к концу того же века мы читаем:
«Когда в 1389 году Карл VI пожаловал в Сен-Дени рыцарство молодому коро-
лю Сицилии и графу Мэнскому, эти государи, бывшие братьями, явились на ноч-
ное бдение в столь же скромном, сколько необычном виде, чтобы сохранить ста
14 Histoire des Frangais des divers Etats. T. I. C. 141.
15 Сен-Палэ. T. I. C. 146.
> no <
ЛЕКЦИЯ XXXVI
ринные обычаи приема новых рыцарей, обязывавшие их явиться в виде оруже-
носцев. Это показалось странным многим лицам, так как мало уже кто знал, что
таково было старинное правило подобного рыцарства»16.
Это не значит, что рыцарство умерло совсем; оно породило духовно-рыцар-
ские ордена тамплиеров, иерусалимских иоаннитов, тевтонских рыцарей. Оно
начало порождать придворные ордена, орденские ленты, чиновных и парадных
кавалеров. Ему еще долго суждено было фигурировать в жизни и в языке фран-
цузского общества, но первоначальное рыцарство в собственном смысле слова,
настоящее феодальное рыцарство, погибло вместе с самим феодализмом. Отыс-
кивать его надо между XI и XIV веками; тут оно являлось с теми чертами, которые
я только что описал вам.
“Указ короля Иоанна от октября 1352 года. Сборник указов. Т. IV. С. 116.
ЛЕКЦИЯ XXXVII
О состоянии земледельческого населения или феодальной деревин. Положение его кажется
долго неподви Ш1 к. — Сильно ли изменилось оно вследствие нашествия варваров и установлена
феодализма? Общее заблуждение на этот счет. — Необходимо изучить состояние земледельческого
населения в Галлии дг нашествия, при римском управлении. Источники для этого изучения. —
Разница между колонами и рабами. Различие и сходство их положения. — Отношения колонов:
1) с земледельцами, 2) с правительством. — Каким образом человек становился
колоном. — Об историческом происхождении к шсса колонов. —
Шатгость мыслей г-на Савиньи. — Догадки.
> 112 <
ЛЕКЦИЯ XXXVII
Милостивые государи!
До сих пор мы держались в высших слоях феодального общества. Мы жили сре-
ди владельцев земли, государей ее и обитателей, и хотя в их положении и образе
жизни мы находили важные препятствия к общественному движению и развитию
цивилизации, хотя мы часто ощущали недостаток в документах, чтобы следить
шаг за шагом и на различных ступенях за медленно и трудно совершавшимся про-
грессом в этих столь обособленных и малодоступных небольших обществах, тем
не менее прогресс этот не ускользнул от нас; мы ясно увидели, что даже внутри
замков жизнь не осталась неподвижной и что в отношениях и наклонностях их
жителей произошли важные изменения и положительные перевороты. Если не
ошибаюсь, мы разобрали главные причины, а также преобладающий характер
этого явления и местами указали постепенный ход его.
Спустимся теперь к подножию замка, к этим жалким хижинам, где живет
подчиненное население, возделывающее его земли. Положение его отнюдь не
походит на положение жителей замка; ничто не защищает и не охраняет его;
оно подвержено всяким опасностям и предоставлено в жертву беспрерывным
переменам; на нем и в ущерб ему разражаются все бури, наполняющие собою
жизнь его господ. Быть может, ни одно население не было до такой степени
лишено мира и безопасности и предоставлено таким сильным и беспрестанно
возобновлявшимся волнениям. А между тем состояние его представляется не-
подвижным; долго в нем не замечается никакой общей, значительной переме-
ны; несмотря на беспрестанно поражающие его потрясения, мы находим его
почти постоянно одинаковым и гораздо более неподвижным и чуждым соци-
альному движению, чем то небольшое общество, которое живет над ним, за
замковыми окопами и рвами.
Все это весьма естественно и, как вы сами легко поймете, объясняется самим
положением земледельческого населения, предоставленного всем случайностям
событий и тяготевшей над ним силы. Прогресс цивилизации требует свободы и
мира. Там, где этих двух условий недостает, люди могут жить, но не подвигаться
вперед; поколения следуют одно за другим, но оставаясь все на одном месте и не
обгоняя друг друга.
Следует ли, однако, вполне полагаться в этом случае на внешность? У нас еще
менее документов относительно земледельческого, подвластного населения, чем
относительно военного и господствующего. Не кажется ли оно нам до такой сте-
пени неподвижным потому, что у нас недостает документов? Или неподвижность
его и на самом деле такая полная, какой она кажется?
Я считаю ее действительной и притом более продолжительной и долговремен-
ной, нежели это обыкновенно полагают.
Во многих сочинениях распространена и поддерживается та мысль, будто жал-
кое состояние земледельческого люда на нашей территории, его рабство и нище-
---------------------------> 118 <-------------------------------------
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
та начались со времени нашествия варваров; будто победа и постепенное разви-
тие феодализма совершенно изменили его положение и ввергли его в то, в каком
мы видим его с VI по XII век, и будто в этом заключается причина характеризую-
щей его неподвижности.
Тщетно это мнение оспаривалось некогда многими лицами, и главным обра-
зом г. Монлозье в его «Истории французской монархии»: аргументация, правда,
не без причины, казалась несправедливой, страстной, неполной, направленной в
интересах известного класса и дела, так что прежний взгляд остался господству-
ющим. Обыкновенно думают, что, начиная с V7 века, победа пришельцев совер-
шенно изменила положение галльских деревень и привела их жителей к неведо-
мым дотоле унижению и бедности.
Я не считаю, милостивые государи, это мнение основательным; мне кажется,
что хотя нашествия и победа варваров причинили сельскому населению жестокие
и беспрерывно повторявшиеся бедствия, сильнее тех, какие оно выносило при
римской администрации, но общественное положение его, в сущности, очень ма-
ло изменилось: как до нашествия, так и во времена империи оно было почти та-
ким же, каким оно представляется нам в последующие века; его недостатки и не-
подвижность относятся к гораздо более раннему времени, чем германское
завоевание, и не следует приписывать одному только феодализму того зла, кото-
рое хотя часто им усиливалось, но создано не им, и которое при прежнем поряд-
ке длилось бы, вероятно, еще дольше.
Чтобы разрешить подобный вопрос и по справедливости оценить то, что про-
изошло с земледельческим населением на нашей территории с V по XIV век, не-
обходимо знать, каково было его положение до нашествия, когда империя еще
прочно держалась.
Следовательно, мы должны изучить: 1) положение земледельческого населе-
ния в Галлии во время римского управления в IV и V веках; 2) перемены, произо-
шедшие в этом положении вследствие германской победы и утверждения феода-
лизма с V по XIV век.
Сегодня мы займемся только первым вопросом. Им до сих пор как бы пренебре-
гали, а почему — вы это ясно увидите сейчас. Деревни играли незначительную
роль в римском обществе; перевес городов был громадный. Оттого ученость и
критика устремляли все свое внимание на внутреннее устройство городов и на по-
ложение городского люда, едва удостаивая нескольких взглядов население земле-
дельческое. Даже юристы, которые не могли бы пренебрегать им уже по одной
своей специальности, очень мало заботились о нем. Главные памятники римского
законодательства, служившие предметом самых многочисленных и усердных тру-
дов, а именно «Институции»', вовсе не говорят о земледельческом населении, по
крайней мере, о классе, составлявшем его большинство. Несколько отрывков, но
редких и малоразработанных, попадается в «Пандектах»’; следовательно, внима-
•----------------------------> 1Н <--------------------------------------
ЛЕКЦИЯ XXXV11
ние юристов не обращалось естественным образом на этот вопрос; одни говорили
о нем между прочим, другие проходили мимо, не видя его совсем.
Между тем в подлинных документах нет недостатка; в римском законодатель-
стве существует по этому предмету довольно много постановлений. Вот те источ-
ники, где находится большинство их.
1. Кодекс Феодосия, кн. V, тит. 9: De Fugitivis colonis, inquilinis et servis*.
10: De inquilinis et colonis1 2.
11: Ne colonus, inscio domino, suum alienet
vel peculium, vel litem inferat el civilem3.
2. Кодекс Юстиниана, кн. XI, тит. 47: De agricolis et censitis et colonis4.
49: In quibus causis consiti dominos accusa-
re possint5.
50: De colonis Palaestinis6 *.
51: De colonis Thracensibus1.
52: De colonis Illyricianis8 9.
63: De fugitivis colonis® и пр.
67: De agricolis et mancipiis dominicis, vel
fiscalibus reipublicae vel privatae10 11.
3. Новеллы Юстиниана, нов. 154: Quae ex adscriptitio et libra natos,
liberos esse non vult11 и пр.
156: De prole partienda inter rusticos12.
157: De rusticis qui in alienis praediis
nuptias contrahunt13.
162: к. 2, 3.
1 «О беглых колонах, инквилинах и рабах» (лат.).
2 «06 инквилинах и колонах» (лат.).
’ «Дабы колон без ведома господина не отчуждал свое имущество и не затевал гражданскую тяжбу»
(лат.).
4 «О крестьянах, податных и колонах» (лат.).
5 «В каких случаях земледельцы могут обвинять своих господ» (лат.).
6 «О палестинских колонах» (лат.).
' «О фракийских колонах» (лат.).
" «Об иллирийских колоиах» (лат.).
9 «О беглых колонах» (лат.).
111 «О крестьянах и господских рабах, государственных или частных» (лат.).
11 «Почему рожденные от приписного и свободной не хотят быть свободными» (лат.).
12 «О потомке, рожденном средн селян» (лат.).
" «О селянах, заключающих браки в чужих имениях» (лат.).
---------------------------------& и» <----------------------------------------------
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
4. Конституция Юстиниана:
императора Юстина:
императора
Тиберия Констанция:
De adscriptitiis et colonis14.
De filiis liberarum15.
De filiis colonorum16 17.
Вы видите, милостивые государи, что если не было изучения, зато не было ие-'
достатка в материалах для него. Указанные мною тексты и некоторые другие до-
кументы были рассмотрены и предоставлены в весьма тщательном извлечении в
одном исследовании г. Савиньи, напечатанном в его «Журнале исторической на-
уки права»11; в этом исследовании мы опять находим некоторые недостатки авто
ра, как-то: отсутствие общих взглядов и заключений, зато в нем изобильно встре-
чаются его достоинства, а именно: точность изысканий, просвещенная критика
текстов и определенность выводов. Я заимствую оттуда большую часть того, что
изложу сегодня перед вами.
Исследование это называется «О римском колонате». Действительно, колона-
ми называлось большинство земледельческого населения империи; coloni, rusti-
ci, orginarii, adscriptitii, inquilini, tributarii, censiti — все эти слова означали со
бою одинаковое общественное положение, особый класс, обитавший в деревнях
и занимавшийся земледелием.
Люди этого класса — вовсе не рабы и даже существенно рознятся от них во
многих отношениях.
1. В законах они часто противопоставляются рабам и определенно от них от-
личаются. Это доказывается следующими словами:
«Для того чтобы не оставаться долее в неведении относительно вопроса, к ка-
кому сословию принадлежит ребенок, родившийся от колоны и свободного чело-
века или от колоны и раба, или от колона и рабыни»18 и пр.
Я мог бы приумножить число ссылок, но, не желая вообще замедлять дела, удо-
вольствуюсь тем, что для подтверждения своего мнения буду приводить самый яс-
ный и положительный текст.
2. Римское законодательство не только отличает колонов от рабов, но часто
прямо обозначает первых именем вольных, свободнорожденных.
«Колоны да будут связаны правом своего происхождения, и хотя по положению
своем)'они кажутся свободнорожденными, пусть они считаются крепкими земле,
на которой родились»111.
14 «О приписных и колонах» (лат.).
15 «О детях свободных женщин» (лат.).
16 «О детях колонов» (лат.).
17 Т. IV, тетр. 3. С. 273-320. Берлин, 1828.
18 Кодекс Юстиниана, кн. II, тит. 47, к. 21.
111 Кодекс Юстиниана, тит. 51, с. unic.
> не <
ЛЕКЦИЯ xxxvn
3. Колоны заключали действительные, законные браки, доставлявшие их же-
нам титул uxor (законная жена), а детям их все законные права.
«Если колоны взяли в супружество (uxores sibi conjunxerint) свободных жен-
щин»20 и пр.
А вам известно, конечно, что в римском обществе брак рабов не признавался
законным, как в наше время брак негров во многих колониях.
4. Есть законы, которые, определяя колонам наказания, приравнивают их
только в этом случае рабам, а это приравнивание само собою предполагает раз-
личие между ними вообще.
«Пускай отныне на колонов, задумавших бегство, надеваются цепи так же, как
и на рабов»21.
5. Колоны служили в римских армиях, куда не принимались рабы. Каждому
землевладельцу предписывалось поставлять несколько рекрутов, как это дела-
ется в России, и те, подобно русским помещикам, выбирали их из колонов сво-
их имений22.
6. Колоны были правоспособны иметь собственность; она называлась у них
peculium — так же, как и у рабов, так что с первого взгляда сходство между ними
кажется полным; но, по справедливому замечанию г. Савиньи, собственность
колонов принадлежала им самим, за исключением некоторых ограничений, о
которых будет сейчас речь.
Вы видите, что между колонами и рабами существовали весьма действи-
тельные разности, вследствие чего колонат занимал совершенно особое за-
конное положение и представлял из себя отдельный класс общества. Но сво-
бода этого класса была заключена в очень тесных пределах и подчинена
очень жестким условиям. Перечислю их так же, как перечислил права ко-
лонов.
1. Колоны были прикреплены к земле, о чем положительно говорится в их за-
конном определении: servi terrae glebae inhaerentes23. Они не могли ни под ка-
ким предлогом покинуть того имения, к которому принадлежали; если же они
убегали, то владелец имел право требовать их назад, в каком бы месте он их ни
нашел и каким бы промыслом они ни занимались.
«Повелеваем, чтобы колоны были прикреплены к земле так, чтобы их нельзя
было увести с нее ни на одну минуту24.
го Кодекс Юстиниана, тит. 47. С. 24.
21 Кодекс Феодосия, кн. V, тит. 9. С. 1.
гг Там же, кн. VII, тит. 13. С. 7, 8.
23 Рабы, прикрепленные к участку земли (лат.).
24 Кодекс Юстиниана, тит. 47. С. 15.
> <
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
Чтобы все беглые колоны, без различия пола, занятий и положения, бывали
принуждаемы правителями провинций возвращаться в те места, где они роди-
лись, воспитались и где платили ценз»25.
Владелец мог требовать их назад даже из рядов духовенства. В этом отноше-
нии законодательство несколько колебалось. Сначала было постановлено, что
ни один колон не может вступить в духовное звание или сделаться клириком,
кроме церкви того самого места, где он жил, для того чтобы он не удалялся от
земли, к которой был прикреплен и продолжал исполнять лежащие на нем обя-
занности.
«В церквах, состоящих в имениях частных лиц, а также в деревнях и в дру-
гих местах, клириками могут быть назначаемы только люди из этого самого
места, а не из других имений, чтобы они продолжали нести бремя поголовной
подати»26.
Но вскоре заметили, что даже при подобном ограничении право, даваемое ко-
лонам, обращалось во вред владельцам, так как, сделавшись клириками, они при-
обретали более свободы и самостоятельности и уже не с прежней точностью ис-
полняли свои обязательства. Потому епископам было запрещено возводить в
клирики колонов без согласия владельца их:
«Чтобы ни один человек, подчиненный цензу, не назначался клириком против
воли землевладельца, и пусть он вступает в духовное звание лишь на этом условии,
даже в той деревне, где он живет»27 *.
Требования духовенства и его постоянно возраставшее значение вскоре при-
вели к новой отмене, так что опять возвратились к прежнему правилу:
«Разрешаем, чтобы колоны делались клириками даже без согласия своих гос-
под в тех имениях, к которым они прикреплены, только с тем, чтобы, став кли-
риками, они продолжали отправлять свои земледельческие обязанности»26.
Но уже самые эти перемены доказывают, до какой степени положение колонов
было слабо и вообще подчинено интересам владельцев. Так, при попытках их к
бегству на них смотрели как на рабов, хотевших, по жестокому’ выражению зако-
на, украсть самих себя у своих господ:
«Если колон скроется или затеет оторваться от обитаемой им земли, пусть на
него смотрят как на желавшего обманным образом похитить себя у своего хозяи-
на, подобно беглому рабу»29.
25 Кодекс Юстиниана, к. 6. См. также кн. II, тит. 63, к. 1 и 3.
86 Кодекс Феодосия, кн. XVI, тит. 2, к. 33.
27 Кодекс Юстиниана, кн. I, тит. 3, к. 16.
26 Новел. Юстин., 123, г. 17.
29 Кодекс Юстиниана, тит. 47, к. 23.
> “8 <
ЛЕКЦИЯ xxxvn
2. Подобно рабам, они подлежали телесным наказаниям, хотя и не так часто,
как рабы, и лишь в известных случаях и известным наказаниям, от которых
были, однако, избавлены свободные люди. Когда, например, в Африке захотели
искоренить ересь донатистов, то в изданном тогда декрете было сказано:
«Что касается рабов и колонов, то увещевания их господ и частые бичевания
отклонят их от этой извращенной веры»3".
3. Кроме того, колоны, подобно рабам, были лишены права жалобы и всякого
гражданского иска против своих хозяев — землевладельцев. Исключением были
только два случая: если владелец требовал с них более высокого, чем был установ-
лен старинным обычаем, оброка и если хозяин совершал против них проступки и
преступления. И в том и в другом случае колон мог жаловаться суду и возбуждать
иск. Закон Юстиниана в этом случае говорит определенно:
«Если в гражданских делах мы запрещаем колонам жаловаться и чинить иск
против своих господ (за исключением случаев превышения оброка сравнительно
с тем, что было даровано предшествующими нам государями), зато в уголовных
случаях, представляющих общественный интерес, они имеют право преследова-
ния в случае покушения против них самих или их близких»30 31.
4. Хотя колоны были вправе иметь собственность, она не была ни полна, ни
совершенно независима. Они пользовались ею по своему желанию, передава-
ли ее своему семейству, но им было запрещено отчуждать ее без согласия гос-
подина:
«Часто издавались указы о том, что колон не может никоим образом ни прода-
вать, ни отчуждать никакой части своего имущества без ведома господина той
земли, на которой он живет»32.
Итак, вы видите, милостивые государи, что хотя положение колонов суще-
ственно отличалось от положения рабов, оно в то же время приближалось к не-
му во многих отношениях и что они пользовались лишь весьма ограниченной
свободой; г. Савиньи думает даже, не приводя, впрочем, никакого подлинно-
го текста, что положение их было хуже положения рабов, так как, по его мне-
нию, для колонов не существовало освобождения: они считались навеки при-
крепленными к земле, и даже сам хозяин не мог оторвать их от нее путем
отпуска на волю. Колон становился свободным только вследствие давности:
если он пользовался свободой в течение тридцати лет, не будучи требуем ни-
каким владельцем, тогда, и только тогда, свобода эта признавалась за ним
окончательно.
30 Кодекс Феодосия, кн. XVI, тит. 5, к. 52, 54. См. также Кодекс Юстиниана, кн. XI, тит. 47, к. 24.
31 Кодекс Юстиниана, кн. XI, тит. 49, к. 2.
32 Там же.
> 119 <
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
Какие же преимущества хоть немного вознаграждали колонов за такие суро-
вые условия? Какие обеспечения были даны им против тирании владельцев этой
почвы, от которой ничто не могло отрешить их?
Два, и притом самые важные.
Первое обеспечение состояло в том, что владелец не мог отделить их от име-
ния; личная продажа колонов была запрещена; они могли быть проданы толь-
ко вместе с землею, а земля не могла быть продана без них. Равным образом,
владелец не мог продать земли, удерживая колонов при себе для того, чтобы
переселить их в другое имение; в этом случае закон оказался даже очень преду-
смотрительным и внимательным против тех хитростей, которыми хотели его
обойти:
«Не дозволяется ни в коем случае продавать колонов (originarios, rusticos,
censitosque servos) без той земли, где они живут. И пусть при этом не осмели-
ваются, как это уже часто бывало, обманным образом передавать покупателю
небольшой участок земли, сохраняя за собой обработку всего имения; а пусть,
когда продается все имение или определенная часть его, с ними продается
столько колонов, сколько их было в то время, когда они принадлежали первому
владельцу»33.
Кроме того, законодательство определило и то, что должно было произойти
в случае раздела земель, и постановило в интересе колонов те меры, какие час-
то и теперь, но пока еще безуспешно, требуются в пользу негров во многих ко-
лониях:
«Раздел земель должен производиться таким образом, чтобы каждое колонское
семейство принадлежало целиком одному владельцу. Может ли кто-нибудь выно-
сить, чтобы дети разлучались со своими родителями, сестры с братьями и жены с
мужьями? »34
Следовательно, колоны имели действительную гарантию если не относительно
свободы, то хоть относительно безопасности.
Второе обеспечение состояло в том, что оброк, платимый ими землевладельцу
и заключавшийся обыкновенно в жизненных припасах, называемый reditus,
annuae functiones, не мог быть ни в каком случае увеличен; он должен был оста-
ваться всегда одинаковым, каким его назначили в старину, а не зависеть от про-
извола владельца.
«Пусть каждый колон, от которого господин его потребует больше, чем обык-
новенно, и больше, чем от него требовалось в прежние времена, обратится к
первому встречному судье и докажет факт, для того чтобы уличенному таким об-
33 Кодекс Юстиниана, кн. XI. тит. 49, к. 7.
34 Там же, кн. Ш, тит. 38, к. 11.
> 130 <
ЛЕКЦИЯ XXXVII
разом господину запретили на будущее время требовать больше, чем он обыкно-
венно получал, и заставили его возвратить то, что он исторгнул подобной над-
бавкой»35.
Это было весьма важным преимуществом для земледельцев. Неизменяемость
оброка имела то же действие, какого стараются достигнуть в новейших общест-
вах посредством неизменяемости поземельного налога. Политическая экономия
признает, что такая неизменность была бы весьма желательна, так как все улуч-
шения, какие землевладелец захотел бы сделать в своем имении, обратились бы
тогда в его пользу; государство не требует от него части их; увеличивая свой до-
ход, он не боится, что тот станет с другой стороны уменьшаться. Кроме того, все
сделки и передачи собственности совершаются с полным знанием дела, не давая
возникать никаким сомнениям. Вот почему неизменяемость поземельного нало-
га считается одной из самых действительных причин земледельческого процве-
тания страны, примером чему служит Англия. Колоны пользовались этим преиму-
ществом, и, не вреди ему другие обстоятельства, оно перевесило бы отчасти
недостатки колоната.
Но, кроме оброка, платимого ими владельцу земли, колоны были обязаны вы-
плачивать государству менее определенный и более тягостный налог. Сказать
мимоходом, из двух крупных податей Римской империи одна была поземельная,
а другая личная. Поземельная подать платилась землевладельцами, а личная или
поголовная — всеми жителями территории. Эту подушную подать государство
требовало с землевладельца; предъявляя ему список его поземельной таксы, ему
представляли также табель поголовной подати, следовавшей с жителей его име-
ний; он вносил ее вперед на свой страх и риск и затем уже получал ее с них. Но
поголовная подать постоянно увеличивалась и как со стороны государства отно-
сительно к собственникам, так и со стороны собственников к колонам делалась
источником невыносимых притеснений. Таким образом уничтожалась, по край-
ней мере большей частью, та выгода, какую последние извлекали из неизменя-
емости своего оброка; вследствие того произошел упадок земледельческого на-
селения, предшествовавший вторжению варваров и способствовавший их
успехам.
Таковы главные черты положения колонов. К этому классу можно было при-
надлежать или вследствие происхождения, или вследствие давности, или на осно-
вании особенного и формального договора. Относительно происхождения, поло-
жение матери определяло собой вообще положение детей. Впрочем, если отец
был колон, а мать свободнорожденная, то правило нарушалось, или, лучше ска-
зать, колебался закон, и положение ребенка сообразовывалось с положением то
35Там же, кн. XI. тит. 49, к. 1.
> 131 <
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
отца, то матери. Если вникнуть в дело, то окажется, что общие усилия законода-
тельства стремились к тому, чтобы удерживать в классе колонов возможно боль-
шее число индивидов.
В него попадали также путем давности: если кто-нибудь был колоном в про-
должение тридцати лет, не заявляя за это претензии, тот не мог уже освобо-
диться. Наконец, колоном можно было сделаться в силу договора или личного
условия с собственником, от которого получался известный участок земли с
обязательством поселиться на нем, возделывать его и исполнять все повиннос-
ти, соединенные со званием колона, за что приобретались и все права этого
Звания.
Из вышесказанного мы видим, каким образом класс колонов упрочивался и да-
же расширялся в империи; но не видим, каким образом он образовался, каково
было начало этого великого социального положения и по какой причине почти
все земледельческое население, преимущественно в Галлии и Италии, было та-
ким образом поставлено в положение, составлявшее середину между свободой и
рабством.
Господин Савиньи не проглядел этого важного вопроса, но и не разреши его:
он говорит о нем в конце своего исследования, но притом просто сообщает чита-
телю только свои шаткие догадки. Может быть, и вправду нельзя прийти по это-
мл предмету к точному и действительно историческому решению. В свою очередь
представлю несколько соображений, хотя и менее осторожных, чему г. Савиньи.
но кажущихся мне вероятными.
Я вину' только три способа объяснить, каким образом внутри общества мог об-
разоваться такой класс, как колоны, и каким образом земледельческое население
могло дойти до подобного состояния: 1) или это состояние было результатом по
беды, насилия; побежденное и ограбленное земледельческое население было
прикреплено к обрабатываемой им почве и принуждено разделять произведения
ее с победителями; законы же и обычаи, признавшие за ними некоторые права п
гарантии, были медленным плодом времени и успехов цивилизации; 2) или зем
ледельческое население, свободное вначале, утратило постепенно свою свободу,
благодаря возраставшему преобладанию чрезвычайно аристократического соци-
ального устройства, все более и более сосредотачивавшего в руках знатных людей
собственность и власть; в таком случае принижение колонов и лишение их, так
сказать, мобильности было делом не победы и внезапного насилия, а правитель-
ства и законодательства; 3) или, наконец, существование подобного класса и по-
ложение колонов были уже давнишним фактом, обломком первобытного, естест-
венного строя общества, который не был порожден ни победой, ни хитрым
притеснением, и удержался, по крайней мере, в этой своей части, сквозь целый
ряд различных судеб территории.
> 122 <
ЛЕКЦИЯ xxxvn
Последнее объяснение кажется мне наиболее вероятным и даже единственно
нероятным. Позвольте напомнить вам некоторые факты.
Говоря об общественном положении оседлого и земледельческого германско-
го племени (лекция XXXIII), я указал в нем на два элемента: с одной стороны, на
семью, на клан, с другой — на победу, насилие. Вы видели, что потомки одной и
той же семьи, члены рода и клана, находились в положении довольно сходном с
положением галло-римских колонов: они жили на землях родоначальника, не
пользуясь никаким правом действительной собственности, а лишь наследствен-
ным правом возделывать эти земли за известный оброк, постоянно готовые со-
мкнуться вокруг главаря, с которым у них было одинаковое происхождение и
участь. В подобном положении земледельческое население находилось повсюду,
где мы встречаем общественный строй, называемый кланом, родом, септом и
г.д. и, очевидно, происходящий от постепенного развития семьи. Между тем
есть повод предполагать, что до римского нашествия часть земледельческого лю-
да Галлии находилась в этом положении. Я не могу останавливаться здесь на по-
дробностях, но все указывает на то, что до времени побед Цезаря в Галлии боро-
лись между собой две общественные формы, два влияния. Там на обширной
территории возникали сильные, значительные города, владевшие вокруг своих
стен большими землями, муниципально устроенные, если не по образу римских
муниципалитетов, то все-таки по сходной системе. В деревнях сидели родона-
чальники, окруженные населением, жившим на их землях и следовавшим за ними
на войне. Большинство главных вождей, боровшихся с Цезарем, например, Вер-
цингеториг, были, по-видимому, начальниками клана; их положение и нравы
очень походили на те, какие еще можно было встретить в горной Шотландии лет
сто тому назад. Нет никакого сомнения, что в этом случае нельзя достичь полной
уверенности, плавая, так сказать, в целом море сомнений. Тем не менее все ука-
зывает на то, что родовое устройство долго преобладало в Западной Европе у на-
родов гэлической расы, неправильно называемой кельтическогТ, и что оно про-
должало еще существовать, хотя в искаженном и расстроенном виде, в деревнях
Галлии, когда они были захвачены Римом.
Если же римское завоевание действительно застало галльское земледельческое
население в таком положении, живущим на землях своих клановых начальников и
обрабатывающим их за известный оброк, то разве этим не объясняется проис-
хождение и положение галло-римских колонов? Родоначальники были истребле-
ны, завоеватели заняли места их, а низший земледельческий люд остался почти в
одинаковом положении. Правда, он много потерял, так как чужие владыки засту-
пили место национальных вождей; он повиновался теперь победителям, а не со-
отечественникам; первоначальные, естественные связи были расторгнуты, и са-
мые дорогие народные чувства глубоко оскорблены. Но зато, с другой стороны,
123 <
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
римское господство было правильнее и искуснее господства начальников галль-
ских кланов; в отношениях между колонами и владельцами установился лучший и
более прочный порядок, и если все внимательно рассмотреть, то, пожалуй, ока-
жется, что положение первых (конечно, только материальное) мало пострадало
от этой перемены господ.
Таково, по моему мнению, самое вероятное объяснение положения земледель-
ческого народа в Галлии при римском правлении. Мне кажется, что оно не было
ни внезапным делом победы, ни медленным делом законодательства; это был
старинный, естественный факт, найденный римлянами и долженствовавший
длиться и после них.
Действительно, в нем не было ничего странного для новых завоевателей,
последовавших за Римом; напротив, он согласовался с их обычаями и их собст-
венным устройством. И у германцев были также колоны, жившие на их землях и
наследственно обрабатывавшие их за оброк. Следовательно, можно было пред-
полагать, что положение земледельческого населения не подвергнется сущест-
венным переменам, не считая некоторых неизбежных уклонений, переживет и
второе завоевание так же, как пережило первое. Случилось ли так в действитель-
ности? Этот вопрос будет предметом нашей будущей беседы.
ЛЕКЦИЯ XXXVIII
О положении земледельческого населения в Галлии с V по XIV век. —
Оно не настолько изменилось, как это обыкновенно думают. Две главные перемены,
которые должны были совершиться в нем н действительно совершились. — Восстания крестьян
в X н XI веках. — Постоянно продолжающееся различие между колонами и рабами. —
Прогресс в положении колонов с XI по XIV век. — Доказательства.
125 <
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
В ту минуту, как г. Гизо вошел в зал, все слушатели встали с мест, и раздались
необычайные приветственные возгласы и рукоплескания. Улучив минуту тиши-
ны, он начал так:
«Благодарю вас, милостивые государи, за такой знак вашего расположения;
оно глубоко тронуло меня. Попрошу вас о двух вещах: во-первых, никогда не ли-
шать меня его, а во-вторых, никогда не выражать мне его больше таким образом.
Я уверен, что вы согласитесь со мною. Ничто из происходящего вне этих стен не
должно отдаваться внутри их. Мы приходим сюда заниматься наукой, чистой на-
укой; она существенно беспристрастна, бескорыстна и чужда всяким внешним со-
бытиям, как великим, так и малым. Оставим же за нею этот характер навсегда.
Надеюсь, что ваша симпатия последует за мною на то новое поприще, куда я при-
зван1; смею даже сказать, что я рассчитываю на это. Ваше молчаливое внимание
будет наилучшим доказательством этого. Позвольте мне также рассчитывать на
него, и притом во всех случаях».
Молчание тотчас же восстановилось, и господин Гизо начал свою лекцию.
Милостивые государи!
В последний раз я изобразил перед вами быт земледельческого населения Гал-
лии под римским управлением. Что сталось с ним после нашествия, сперва с V по
X век, в эпоху, которую можно назвать варварской, и затем с X по XIV век, т.е. в
феодальную эпоху? Совершенно ли изменилось его положение, как обыкновенно
говорили?
Подобная перемена была невероятна сама по себе. Мало того, что положение
колонов было повсеместно утверждено в Галлии как по праву, так и на деле и уко-
ренилось также и в законодательстве, и в обществе, но даже в последние мину-
ты империи, среди беспрестанных вторжений варваров, число колонов значи-
тельно увеличилось. Одно место у Сальвиана’ — писателя, изобразившего, быть
может, всех живее общественные бедствия той эпохи, не позволяет в этом со-
мневаться:
«Некоторые из людей, о которых мы говорим, более сметливые или сделавши-
еся такими по нужде, лишившиеся вследствие стольких нашествий своих жилищ
и небольших полей или изгнанные поборщиками, не будучи в состоянии больше
терпеть, отправляются на земли важных лиц и становятся колонами богатых. И
подобно тому, как люди, испуганные приближением неприятеля, удаляются в ка-
кое-нибудь укрепление, или как люди, утратившие почтенное звание свободно-
рожденных, бегут в отчаянии скрыться в каком-нибудь убежище, так и те, о ком
я говорю, не будучи в состоянии сохранить свою собственность и достоинство
1 Гизо был тогда назначен министром народного просвещения.
--------------------------------& 126 $—
ЛЕКЦИЯ XXXVIII
своего происхождения, подчиняются игу скромного положения колона, доведен-
ные до такой крайности, что поборщики лишают их не только имущества, но и
положения, не только того, что им принадлежит, но и лично их самих, так что
вместе с имуществом они теряют и самих себя, утрачивают всякую собственность
п отказываются от права свободы»2.
Результатом этого было то, что в момент завоевания и позднее, когда варва-
ры окончательно утвердились на римской почве, они нашли почти всех сельских
жителей приведенными в состояние колонов. А такое общее положение было
очень сильным фактом, способным противостоять очень многим кризисам. Не
легко изменить судьбу и положение такого огромного числа людей. Следователь-
но, рассматривая это дело само по себе, независимо от всяких особых свиде-
тельств, можно предполагать, что сословие колонов пережило завоевание и поч-
ти не изменилось, по крайней мере, в течение долгого времени.
Действительно, достоверно известно, что в некоторых частях империи,
главным образом в Италии, оно не изменилось; это доказывается официаль-
ными документами, а именно — папскими письмами VI и VII веков. Известно,
что римская церковь обладала большой территориальной собственностью,
бывшей даже в то время главным источником ее доходов. Вот письмо Григо-
рия Великого (590-604) к поддьякону Петру, заведовавшему управлением
церковных имуществ на Сицилии; в нем есть любопытные подробности о бы-
те земледельческого люда после падения империи. Позвольте прочесть вам
часть его:
«Мы известились, что церковные колоны чрезвычайно терпят от цен зерно-
вого хлеба вследствие того, что назначенный с них оброк не остается одинако-
вым во времена изобилия. Мы желаем, чтобы во всякое время, как при более,
так и при менее обильной жатве, с них требовали одинаковую меру хлеба. Что
касается хлеба, который погибнет от бури при перевозке, мы желаем, чтобы
его считали как бы полученным. Но пусть с твоей стороны не будет небрежно-
сти относительно перевозки, ибо если ты не выберешь подходящего времени
для доставки хлеба, то убыток произойдет по твоей вине. Мы считаем также
весьма неправильным и несправедливым то, что берут лишнее с каждого секс-
тария* хлеба, доставляемого церковными колонами, и что их заставляют давать
модии" большего размера, против тех, которые хранятся в церковных житни-
цах; настоящим уветом мы запрещаем брать с церковных колонов модии, вме-
щающие более восемнадцати секстариев; из этого исключается излишек, полу-
чаемый, по обычаю, корабельщиками на россыпь, происходящую, по их
словам, на судах.
2 Самвиан. De gubern. Dei, кн. V.
------------------------------•> 1ЭТ g.
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
Кроме того, мы узнали, что на некоторых церковных мызах существует чрез
вычайно несправедливое вымогательство, а именно: на каждые семьдесят мо
диев (чего не смеют сказать) мызники требуют три с половиной лишку; и даже
этого им мало, так как говорят, что в силу многолетнего обычая они требуют
еще более. Мы ненавидим этот обычай и желаем с корнем истребить его в на
ших имениях. Пусть опытность твоя рассмотрит в различного сорта весах, чего
несправедливо требуют с колонов, и приведет к одной сумме их различные пла-
тежи так, чтобы они давали всего по два модия с семидесяти, но чтобы сверг
того не было никакого постыдного вымогательства. А боясь, чтобы после моей
смерти, когда мы увеличим общую сумму платежа и уничтожим излишние побо-
ры, с колонов не стали требовать их опять, вследствие чего оброк их увеличит-
ся, и им придется вдобавок нести другие повинности, мы желаем, чтобы ты со-
ставил охранные реестры, в которых ты раз навсегда установишь размер
платежа для каждого человека и официально отменишь пошлину с продажи, а
также с овощей и с зернового хлеба. Что же касается получаемого, по обычаю,
с этих мелочей управляющим для себя, мы желаем, чтобы ты брал это с суммы
оброка.
Прежде всего обращай главное внимание на то. чтобы для приема следую-
щих взносов не употреблялось неверных весов; если ты найдешь таковые, унич-
тожь их и устрой новые, законные... Мы не желаем, чтобы с церковных колонов
требовалось что-нибудь сверх законного веса, исключая некоторых простых
кормов.
Кроме того, мы узнали, что первый сбор подати крайне стесняет наших коло
нов, так как они принуждены уплачивать ее прежде, чем успеют продать свои
произведения, причем, не имея в то время денег для уплаты, они занимают их у
ростовщиков, платя им за это тяжкие проценты... Вот почему мы постановляем
настоящим распоряжением, чтобы ты давал из нашей общественной кассы ссу-
ды колонам, если им придется занимать у чужих людей; и пусть уплата долга тре-
буется с них исподволь, по мере того, как они будут в состоянии платить, и пусть
их не мучат в это время, потому что то, чего бы им достало, сохранись оно по-
дольше, будучи продано рано и по низкой цене, когда их слишком торопят, ока
жется для них недостаточным»3.
Пропускаю другие приказания, написанные в том же доброжелательном и
справедливом духе. Понятно, почему люди спешили попасть под церковное уп-
равление; должно быть, светские владельцы вовсе не заботились до такой степе
ни о положении жителей своих имений. Но как бы то ни было, очевидно, что тог-
дашнее положение, как его описывает Св. Григорий, было весьма сходно с тем,
3 Письма Св. Григория, кн. I, письмо 44. В его сочии. Т. II, стол. 533.
-------------------------------> 128 <--------------------
ЛЕКЦИЯ XXXVIII
что водилось до падения империи. Правда, слова его относятся к колонам сици-
лийской церкви, но по ним можно судить и о колонах Южной Галлии, где у рим-
ского епископа были также имения, которыми он, вероятно, управлял одинако-
вым образом.
В Северной Галлии, гораздо менее римской и гораздо чаще опустошавшейся
набегами варваров, не существует документов, столь подробных или с такой точ-
ностью доказывающих постоянство положения земледельческого населения. Тем
не менее общий факт достоверен и подтверждается многочисленными текстами.
Вот некоторые из них, относящиеся ко времени с VII по IX век:
«Пусть тот, кто убьет свободного церковного человека, называемого колоном,
заплатит за него виру как за всякого другого алеманна»4.
«Пусть свободные церковные люди, называемыми колонами, так же как и ко-
ролевские колоны, платят подать церкви»5.
«Они всполошились и сказали, что родятся свободными колонами и должны
быть ими, как все другие колоны Сен-Дени, и что вышеупомянутый монах Деодат
хотел насильно и несправедливо привести их в низшую степень рабства и угне-
тать их»®.
«Дарую аббату Фридегизу наш господский замок... с живущими там людьми,
поселенными нами там на житье в качестве колонов... И мы повелеваем, чтобы
зти люди обрабатывали землю, виноградники и все другое исполу, причем с них
не будет требоваться ничего больше, и чтобы после нас им не пришлось тер-
петь никаких беспокойств»1.
Я мог бы увеличить до бесконечности число таких примеров. Названия
coloni, inquilini и пр. беспрестанно попадаются в документах той эпохи; фор-
мулы Маркульфа наполнены ими, у нас есть и такие, которыми вызывали бег-
лых колонов. Словом, все свидетельствует о прочности этого общественного
положения. Конечно, оно было в то время гораздо несчастнее и ненадежнее,
чем при римском управлении; сельскому люду, пуще всякого другого, прихо-
дилось терпеть от беспрерывно возрождавшейся анархии и насилия, но за-
конное положение его не изменилось существенно, разница между колонами
и рабами продолжала существовать, причем первые остались относительно
новых владельцев почти в точно таком же положении, как и относительно
прежних.
Между тем две причины должны были в некоторых отношениях значительно
изменить их быт.
' Алеманнскнй закон, тит. 9.
5 Там же, тит. 23, § 1.
6 Хартия Карла Лысого от 860 года. ~~
' Дарственная запись Гаганона в аббатстве Св. Мартина Турского в 819 году.
---------------------------------> 129 <---------------------------
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
Церковная утварь, IX век
В прошлую субботу я представил вам картину различии, отделявших поло
женпе колонов от положения рабов; если вы помните, различия эти сущест-
вовали действительно, но в большинстве случаев были чрезвычайно тонки,
неуловимы и трудно определимы в точности. Все различия такого ро да — дело
двинувшегося виере д и спокойного обще»тва; они — плод ученого законода-
тельства и могут быть поддерживаемы только регулярным правлением. Они
необходимо слабеют среди крайних беспорядков иод влиянием смешанного
и грубого законодательства. Законные оттенки тогда стираются, остаются
целыми почти одни только резкие и глубокие различия. Следовательно, было
совершенно в порядке вещей, что после нашествия, при ирубом владычестве
варваров, когда уже не было больше римской администрации, чтобы искусно
блюсти своими учены ии законами определенные границы, очень естественно
было, повторяю я, что эти границы беспрерывно нарушались, и смежные об
щественные положения, хотя и различные друг от друга, часто смешивались
одно с другим. Этому риску, может быть, больше всех иодверхалось законное
различие между колонами и рабами. Хотя, хеиствительно, германцы до наше
ствия и в Германии не были совершенно лишены рабов в домашнее! быту, тем
не менее они держали их немного. Система домашнего рабства у них была го-
раздо меньше развита, нежели у римлян, в чем не дают сомневаться Тацит и
-----------------------------130 <---------------------------------------
ЛЕКЦИЯ XXXVIII
все древние свидетельства. Зато у германцев было очень много колонов; вы да-
же видели, что колонат был общей участью их земледельческого населения.
Итак, перебравшись на римскую почву, они не слишком ясно понимали разли-
чие между колоном и рабом; все люди, употребляемые на обработку земли,
должны были казаться им колонами, и они, вероятно, так же часто смешивали
эти два класса на деле, как и в понятиях. Быть может, колоны теряли от этого,
но действительные рабы выигрывали; во всяком случае совершилась довольно
значительная перемена в общем состоянии общества. Затем последовала вто-
рая, гораздо более важная.
Вы видели, что владельцы, получавшие с колонов оброк, не имели над ними
никакой юрисдикции, никакой политической власти. Уголовная и гражданская
юрисдикция над колонами принадлежала не землевладельцу, а императору и его
подручным. Правосудие над колонами творили губернаторы провинций, обык-
новенные судьи. Владелец имел над ними лишь права, связанные с собственно-
стью, гражданские права; верховная власть, политическое право были ему со-
вершенно чужды.
Этот порядок вещей изменился после нашествия. Вы помните, что в герман-
ском племени верховная власть и собственность соединились между собой и что
этот факт был перенесен на галло-римскую почву, где он даже еще усилился.
Этим глубоко нарушалось положение колонов. Прежде они зависели от собст-
венника как прикрепленные к почве земледельцы, а от центрального прави-
тельства — как граждане, принадлежащие государству. Когда же не стало боль-
ше государства и центрального правительства, они во всех отношениях стали
зависеть от землевладельца, и притом на всю жизнь. Этот факт совершился не
вдруг. Вы помните, что три различные системы — система учреждений свобод-
ных, затем монархических и, наконец, аристократических — совместно суще-
ствовали и боролись между собой в первые века нашествия. Некоторое время
варварские короли в качестве преемников империи старались поддерживать
этих провинциальных магистратов, этих наместников центральной власти,
обязанных управлять и творить правосудие, независимо от местных владельцев.
Но вам известен исход этой борьбы: система монархических учреждений была
побеждена, совершилось слияние верховной власти и собственности, и вла-
дельцы земли сделались господами ее обитателей. Через это положение коло-
нов значительно изменилось; они всегда отличались от рабов, их отношения с
собственником земли в качестве земледельцев остались почти те же самые, но
этот собственник был теперь их господином, они зависели от него во всем и не
имели дела ни с какой другой властью.
Можно просмотреть все отношения ленного владельца к колонам его имений,
особенно в XI столетии, когда феодальный порядок не был еще нарушен наступ-
лением королей и коммун; мы всюду увидим, что господин был облечен верхов-
•---------------------------•> 131 -
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
ними правами. Законодательная власть находится в его руках; законы, издан-
ные королем, неприменимы вне королевских владений. Этот принцип не долго
оставался нетронутым и в силе; тем не менее это был действительный и настоя-
щий феодальный принцип. Кроме того, только владелец облагает своих колонов
податью и устанавливает размер их оброков. Сбор этот заступил место римской
поголовной подати. При империи колон выплачивал определенный оброк вла-
дельцу, не имевшему права увеличить его по своему' желанию. Но личный налог,
поголовная подать, платимая колоном не владельцу, а правительству, императо-
ру, — этот налог не был определен; он беспрестанно изменялся и увеличивался
по произволу императора. Когда внутри лена совершилось слияние верховной
власти с собственностью, то ленный владелец, как государь, получил право на-
лагать поголовную подать, а как собственник земли — право получать оброк. По
древнему обычаю, оброк должен был оставаться неизменным, и вы увидите сей-
час, что этот принцип действительно перешел в феодализм. Что же касается по-
головной подати, обратившийся теперь в так называемую талью’, то землевла-
делец, как некогда император, устанавливал и увеличивал ее по своему
произволу. Итак, положение колонов не изменилось в том отношении, что позе-
мельный оброк остался по-прежнему неизменяемым, а поголовный налог был
так же произволен, как и при империи, но и оброком, и налогом распоряжался
один и тот же господин, в чем, без всякого сомнения, состояла весьма важная
разница.
Сеньор мог не только по своему произволу облагать своих колонов поборами,
но ему принадлежала также, как вы видели, всякая расправа над ними. Правда,
и законодательная, и судебная власть сеньоров, даже над земледельческим на-
селением их имений, в скором времени подверглась неоднократным порухам и
ограничениям. Но в принципе, во времена настоящего феодализма, она была
тем не менее действительна и полна, до того действительна, что сеньоры име-
ли право карать и миловать. Следовательно, в политическом отношении поло-
жение колонов от нашествия не только изменилось, но и ухудшилось: так как
верховная власть и собственность соединились в одних руках, колоны лишились
всякого прибежища и гарантии против гнета. Вследствие того гнет принял
чрезвычайные размеры и вскоре привел за собою ту страшную ненависть и те
беспрестанные возмущения, какими отличаются, начиная с X века, отношения
земледельческого населения к своим господам. Приведу сегодня лишь два при-
мера. В 997 году:
«Между тем как юный герцог Ришар преизобиловал добродетелью и честнос-
тью, случилось, что в его Нормандском герцогстве возникло семя заразительных
раздоров. Так, во всех графствах нормандской земли крестьяне собирались на
тайные сходки и единогласно решили жить, как им захочется, объявляя при
> 132 <
ЛЕКЦИЯ XXXVIII
этом, что, не стесняясь тем, что было запрещено установленным правом относи-
тельно пользования лесами и водами, они будут управляться собственными зако-
нами; для того же, чтобы законы эти были утверждены, всякий сход этого беше-
ного народа выбрал от себя двух посланцев, которые должны были явиться на
общее собрание и принять там эти законы. Когда герцог узнал обо всем этом, он
тотчас же отправил против них графа Родольфа со множеством солдат, чтобы по-
давить это грубое зверство и рассеять деревенское сборище. Тот не замедлил по-
виноваться и овладел всеми посланцами и многими другими; тогда, отсекши им
руки и ноги, он отправил их в таком беспомощном положении домой, для того
чтобы они отклоняли от подобных вещей своих домашних и собственным опытом
научили их осторожности, иначе с ними случится что-либо еще худшее. Проучен-
ные таким образом крестьяне тотчас же отказались от своих сборищ и возврати-
лись к своим плугам»8.
Но они воротились к ним не окончательно, так как тридцать семь лет спустя, в
1034 году, на границе Нормандии, в Бретани «взбунтовавшиеся крестьяне вос-
стали против своих господ; но благородные, соединясь с графом Алэном, овладе-
ли полями крестьян, перебили, разогнали, преследовали их, так как крестьяне
явились на бой без оружия и вождей»9.
И эти крестьяне не были, собственно говоря, рабы; это были древние колоны
римского законодательства, на которых слияние верховной власти с собственно-
стью наложило разом иго владельческих прав и господских требований, для осво-
бождения от которых они и восстали.
Среди такой анархической тирании невозможно было, как я это сейчас гово-
рил, чтобы различие между положением колонов и рабов оставалось ясным и точ-
ным, как то было при императорском управлении. Так действительно и случи-
лось; просматривая документы феодальной эпохи, вы встречаете в них все
термины, которыми назывались колоны при господстве римских законов: coloni,
adscriptitii, inquilini, censiti, и пр. Но они употребляются наудачу, почти без раз-
личия смысла и произвольно, беспрестанно смешиваются с названием servi (ра-
бы). Путаница эта была так действительна, что перешла в язык даже наиболее
внимательных ученых. Можно с уверенностью сказать, что ни один человек так
не изучал и не знал Средних веков, как Дю Канж; ученость его не только громад-
на, но и основательна; различие между рабами и колонами не ускользнуло от не-
го, он даже формально выражает его, говоря: «Колоны занимали среднее поло-
жение между свободнорожденными или вольными людьми и рабами». Однако же
9 Гиммом де Жюмьеж. Histoire des Normands, кн. V, гл. 11.
9 Жизнь Св. Жнльдаса, аббата Рюнсского. Historiens de France. Т. X. С. 277.
> ‘33 <
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
в других местах он часто позабывает эту разницу и говорит о колонах как о насто-
ящих рабах10.
Между тем это различие не только никогда не переставало быть действитель-
ным, но было даже признано и провозглашено юристами; они обычно обознача-
ли колонов словом vilains (селяне, мужики). В трактате Пьера де Фонтена о ста-
ринной юриспруденции французов мы читаем:
«И знай, что от Бога ты не имеешь полной власти над своим вилланом (селя-
нином), а потому, если берешь от его добра сверх должных тебе повинностей,
ты поступаешь против Бога, на погибель своей душе и как грабитель. А что го-
ворят, будто всякое имущество виллана принадлежит его господину, этого по ис-
тине должно остерегаться: будь оно собственностью господина, тогда не было
бы разницы между вилланом и рабом, а по-нашему обычаю между тобой и твоим
вилланом нет иного судьи, кроме Бога; виллан ведь только сидит на твоей зем-
ле, если не обязан относительно тебя никаким другим законом, кроме общего
для всех»".
Как видите, разность установлена здесь формально и основана на том же самом
факте, которым отличались колоны при римском управлении, т.е. на определен-
ном размере оброка, вносимого ими землевладельцу.
Несмотря на все крайности феодального гнета, различие это не утратило сво-
его значения. Мало-помалу, единственно потому, что в основе своей права лен-
ного владельца в отношении вилланов, обрабатывавших его землю, не были
вполне неограниченны и произвольны, положение вилланов приобрело некото-
рую стабильность; им приходилось вносить множество, нередко гнусных и бес-
смысленных, платежей, но как бы они ни были многочисленны, гнусны и бес-
смысленны, внесши их, виллан уже ничего не был должен своему господину;
сеньор не имел полной власти над своим вилланом; последний не был рабом или
вещью, которой владелец мог бы располагать по своему произволу. Над их отно-
шениями витал принцип права: слабый знал до известной степени, как посту-
пать, и мог кое-чего требовать. А такова сила только одной идеи о праве, что
всюду, где оно существует, будучи туда однажды допущено, как бы ни шли ему
наперекор факты, оно проникает в них, борется с ними, побеждает их мало-по-
малу и делается неодолимой причиной порядка и развития. Это самое слупилось
в недрах феодализма. Раз, когда феодальный порядок хорошо установился, во-
преки всяким тираниям и бедствиям, претерпеваемым земледельческим населе-
нием, и вопреки притеснениям, усугублявшимся всякий раз, когда оно делало * 11
1(1 См. в слове «Colonus».
11 Совет другу, гл. 21.
> 134 <
ЛЕКЦИЯ XXXVIII
попытки к освобождению, положение его постоянно улучшалось и развивалось.
Мы видели, что с V по X век оно находилось в постоянном упадке и становилось
все более и более жалким. Начиная с XI века, в нем замечается прогресс; про-
гресс этот был частный и долго оставался незаметным, он обнаруживался лишь
то там то сям и давал существовать громадным несправедливостям и страдани-
ям, но тем не менее его невозможно отрицать. Для доказательства этого я могу
сослаться лишь на главнейшие документы, относящиеся к различным эпохам.
Вот некоторые из них.
B111S году по просьбе Тибо, аббата монастыря Сен-Пьер де Фоссе близ Па-
рижа, король Людовик Толстый издает следующий указ:
«Мы, Людовик, Божьей милостью король французов, всем верным во Хри-
сте. Так как, по смыслу святейших законов, королевская власть, в силу возло-
женной на нее обязанности, должна прежде всего заботиться о защите и чес-
ти церквей, то подобает, чтобы те, кому рука Божия даровала столь великое
могущество, наблюдали с самой внимательной заботливостью за миром и спо-
койствием храмов и чтобы во славу всемогущего Бога, Им же царствуют госу-
дари, последние чествовали свои владения какой-нибудь привилегией, а так-
же исполняли бы свои королевские обязанности, творя добрые дела, за что,
несомненно, и получат вечную себе награду на небе. Пусть же все знают, что
Тибо, аббат монастыря Сен-Пьер де Фоссе, являлся к нашей Светлости в виде
жалобщика и жаловался на то, что сервы (крепостные) святой церкви де Фос-
се до такой степени презираются светскими лицами, что во время сходов, су-
дов и других гражданских дел не хотят принимать их свидетельства против
свободных людей и что церковным крепостным не отдается почти никакого
предпочтения перед светскими, вследствие чего духовенство не только унижа-
ется позором такого оскорбления, но с каждым днем более претерпевает от то-
го значительный ущерб. Узнавши жалобу церкви и движимый столько же умом,
сколько чувством, я нашел необходимым вполне избавить от подобного по-
срамления церковь де Фоссе, дорогую для нашей особы между всеми другими,
и царским благодеянием достойно возвысить царское местожительство. Итак,
Я, Людовик, милостью Божией король французов, с общего совета и согласия
наших епископов и вельмож, указом королевской власти утверждаю и повеле-
ваю, чтобы крепостные св. церкви де Фоссе имели полное и совершенное пра-
во свидетельствовать и препираться со всеми людьми, как свободными, так и
рабами, во всех случаях, делах и тяжбах, причем пусть никто не осмеливается,
противопоставляя им факт их крепостного состояния, оклеветать каким-либо
образом их свидетельство. Итак, даруя им этим указом право свидетельство-
вать о том, что они увидят или услышат, мы разрешаем им еще, что если сво-
бодный человек захочет обвинить их по какому-либо делу в ложном свидетель-
> 135 <
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
стве, он должен будет доказать свое обвинение поединком или, без возраже-
ния принявши их клятву, согласиться с их свидетельством. Если же кто-нибудь
по безумному высокомерию отклонит или оклевещет в чем-либо их свидетель-
ство, он не только окажется виновным против королевской власти и государ-
ственных законов, но безвозвратно проиграет свой иск и свое дело, т.е. жалоб
этого высокомерного клеветника не станут больше выслушивать, а если кто-
либо другой пожалуется на него, он будет сочтен виноватым, уличенным этой
жалобой. Кроме того, мы повелели, что если вышеупомянутый клеветник не
удовлетворит церковь де Фоссе, то пусть за грех подобной клеветы он будет
отлучен от церкви и не допускаем более к свидетельствованию. Для того же,
чтобы этот указ, выражающий нашу волю, получил привилегию быть действи-
тельным вовеки, мы приказали совершить эту грамоту, которая передаст по-
томству нашу волю и навсегда уничтожит возможность отрицать ее. Публично
составлена в Париже в год воплощения Слова Божия тысячу сто восемнадца-
тый, царствования нашего в десятый, а царствования королевы Аделаиды в
четвертый».
Те крепостные, о которых идет здесь речь, были, очевидно, колонами аббат-
ства Сен-Мор де Фоссе. Большинство церквей старалось предоставить подоб-
ные привилегии своим колонам, чтобы дать им хоть некоторое преимущество
перед колонами светских владельцев, и короли довольно охотно соглашались на
исполнение их желаний, либо для того, чтобы укрепить свой союз с духовенст-
вом, либо для того, чтобы показать свою законодательную власть вне своих соб-
ственных владений. В 1128 году мы находим повеление того же самого Людови-
ка Толстого, дарующего ту же привилегию колонам Шартрской церкви.
Оттого-то положение колонов ранее и скорее улучшилось в королевских и цер-
ковных владениях.
Улучшение это подвигалось довольно быстро и сделалось уже настолько об-
щим, что в половине XIII века богатство значительного числа колонов, людей de
poote (т.е. находящихся в чужой власти, как их называли), стало беспокоить не
только светских господ, но и самого Св. Людовика. Многие колоны приобрели
себе лены, и мы читаем в «Кутюмах Бовези»:
«По уставу короля (Людовика Святого), люди подвластные не могут и не долж-
ны ни иметь за собой ленов, ни преумножать их; тем не менее существует для них
возможность владеть ленами, и этим устав не нарушается, ибо смысл постановле-
ний не тот, чтобы кого-либо лишать права, но чтобы во всем соблюдалось право-
судие и вредные обычаи искоренялись, а благие поощрялись.
Первое (справедливое) основание, на котором люди подвластные могут вла-
деть ленными поместьями, то, что ими они владели еще до обнародования
устава, а также то, что достались они им от тех, кто получил их по наследству,
•----------------------------186 <•--------------------------------------
ЛЕКЦИЯ XXXVIII
переходившему из рода в род. И таковые лены у них не отнимаются, ибо поста-
новление не отменяет того, что уже сделано, а напротив, издано с тем, чтобы
впредь того не делалось, потому что мещане и люди подвластные накапливали
множество ленов, так что с течением времени государи стали бы, пожалуй, поль-
зоваться меньшими услугами от дворян»12.
Конечно, число ленов, принадлежавших колонам, было уже довольно значи-
тельно, если считали необходимым, с одной стороны, мешать тома, чтобы они
приобретали их еще больше, а с другой — допускать те, которые уже были при-
обретены. Такое одновременное ограничение и поддерживание прав этого клас-
са вдвойне свидетельствует о его успехах.
По моему мнению, успехи эти довольно верно изображены в «Истории фран-
цузов различных сословий» г. Монтейля, в разговоре, где его францисканский
монах дает чувствовать Антуану, крестьянину из Вашери, в окрестностях Тура,
насколько улучшилось положение ему подобных:
«Антуан, — сказал он ему, — насколько вы счастливее своего отца и деда! Ког-
да в базарные дни вы несете свое молоко и плоды в Тур, вы свободно входите ту-
да и выходите оттуда — обыкновенно ворота вам открыты, так поверите ли вы,
мой бедный Антуан, что в старину ворота городские часто оставались запертыми
днем даже во время сбора винограда? Теперь вы можете собирать свои снопы и
свозить свое сено с восхода до заката солнца. Правда, вы мне скажете, что в про-
должение трех дней после жатвы не можете пускать скот на свои только что сжа-
тые поля, но это справедливо, так как это делается ради бедных, которым хотели
сохранить право сбора колосьев после жатвы.
Затем, Антуан, какая теперь безопасность в деревнях! Никто не украдет у вас
ни зернового хлеба, ни плодов, так как укравший должен возвратить вчетверо
больше; никто не стащит у вас сошника от плуга, опасаясь, чтобы ему не отреза-
ли за это уха; в то же время согласитесь, что теперь прекрасная полиция! Теперь
кто пустит без призора бродить овцу, будет за это более или менее наказан; кто
пустит свою свинью в виноградник, тотчас же потеряет половину ее, так как эта
половина будет принадлежать владельцу виноградника; кто в половине марта не
починит заборов и изгородей, тот заплатит штраф. Если кто-нибудь к тому же
сроку не вычистит канав, если кто помешает свободному течению вод, тот тоже
заплатит пеню. Наконец, в двух шагах отсюда, в Бурже, если кто станет охотить-
ся в винограднике при приближении сбора винограда, тот будет подвергнут те-
лесному наказанию; и, словно мало было страха, внушаемого законами, учредили
еще полевых сторожей.
12 Бомануар. Coutume de Beauvaisis, гл 48. С. 264.
> W’ <
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
Для улучшения вашего рабочего скота восстановят старинные конские заво-
ды; чтобы предупредить порчу ваших земель, все строже и строже стали отно-
ситься к исполнению закона, запрещающего фермерам уносить подпорки и ты-
чины; чтобы предупредить слишком значительное дробление земельной
собственности и вместе с тем облегчить возделывание ее, вам облегчили обмен
ваших наследственных участков, освободив вас от уплаты крепостной пошлины.
Мало того, в некоторых краях остановили руку правосудия, запретив отбирать)
вас за долг скот и земледельческие орудия. — «В этих краях, — отвечал мне Ан-
туан, не говоривший до этой минуты ни слова, — люди очень счастливы; поли-
цейские служители не могут там отнять у вас ни лошадей, ни плуга, ни заступа,
здесь же они могут взять у меня если не мое будничное, то мое воскресное пла-
тье». — «Погодите, — отвечал я ему, — подумают и о вашем воскресном платье,
но всему ведь свой черед»13.
Повторяю, здесь нравственной истины нет и в помине, язык также не
совсем подходит к тому времени, но факты точны и сопоставлены довольно
умно.
Такой общий прогресс в судьбе и важности земледельческого населения возы-
мел вскоре то действие, которого от него следовало ожидать. Прочту вам цели-
ком знаменитый указ Людовика Сварливого об освобождении крепостных, так
как о нем говорят гораздо больше, нежели его знают. Он написан к Санлисско-
му бальи (фогту):
«Людовик, Божией милостью, король Франции и Наварры, нашим возлюблен-
ным и верным господину Сзнс де Шомон и господину Николаю де Брэй привет н
благоволение.
Так как по естественному праву всякий должен родиться вольным, вследствие
же иных порядков и обычаев, которые издревле были введены и хранились по
сие время в нашем королевстве, а может быть, и за грехи прежде живших, мно-
го нашего простого народа обращено в крепостных и разного рода податных,
что крайне нас огорчает; мы, приемля во внимание, что королевство наше слы
вет и именуется королевством франков (вольных людей), и желая, чтобы вещь
поистине отвечала названию и чтобы состояние людей от нас улучшилось с на-
ступления нового нашего правления, по определению нашего верховного сове-
та повелели и повелеваем, чтобы вообще по всему королевству, насколько мо-
жет зависеть от нас и от наших преемников, таковые (крепостные) повинности
обращались в льготы и чтобы всем тем, кто по происхождению либо с давнего
времени или же вновь, вследствие брака либо пребывания в местах несвобод-
ных от повинности, подпали или могли бы подпасть под неволю, была дарова-
13 Histoire des Fran§ais des divers etats. T. I. C. 195-197.
> 13S <
ЛЕКЦИЯ XXXVIII
на свобода на подходящих и выгодных условиях. И (для того) чтобы в особен-
ности люди низшего сословия сборщиками, приставами и прочими должност-
ными лицами, кои в прежнее время наряжались по делам о наследстве бездет-
ных рабов или о браках, заключенных без дозволения владельца, не были
впредь притесняемы и ради таких дел не терпели убытков, как велось до сего
времени к нашему неудовольствию, и дабы прочие господа, имеющие подвла-
стных людей, следуя нашему примеру, возвращали им свободу, мы, вполне по-
лагаясь на верность вашу и испытанное благоразумие, поручаем вам и повеле-
ваем, согласно содержанию сей грамоты, отправиться в Санлисский округ и
подсудные ему места, и со всеми, кто будет вас о том просить, договаривайтесь
и вступайте в такие соглашения, которыми нам было бы дано достаточное воз-
награждение за те выгоды, кои от сказанных выше повинностей могли проис-
текать для нас и для наших преемников; даруйте им, насколько касается нас и
наших преемников, общие и вековечные льготы, как сказано выше и более по-
дробно нами вам изъяснено, объявлено и передано устно. Мы же обещаем чи-
стосердечно, от себя и за наших преемников, что утвердим и одобрим, будем
соблюдать сами и прикажем соблюдать и хранить все то, что по делам вышеска-
занным вами будет постановлено и даровано; грамоты же, которые будут вами
выдаваемы на наши договоры, сделки и пожалования льгот городам, общинам,
поместьям и частным лицам, мы отныне впредь будем утверждать, а также бу-
дем выдавать им и свои, в случае если о том будут просить нас. Повелеваем всем
нашим судьям и подданным во всех сих делах оказывать вам повиновение и над-
лежащее содействие. Дано в Париже, в третий день июля, в лето от искупления
мира 1315»".
В наше время, милостивые государи, император Александр1’ не решился бы
издать в России подобного указа; он трудился над освобождением крепостных в
своем государстве, освободил их очень много в своих собственных имениях, но он
не решился бы провозгласить, что по естественному праву каждый рождается
свободным и что вещь должна отвечать своему' названию. Правда, в XIV веке по-
добный принцип не мог иметь такого отголоска и нравственного значения, как в
наш, и Людовик Сварливый провозглашал его к тому же не с бескорыстной це-
лью. Он вовсе не намеревался даровать свободу колонам, а хотел продать ее на хо-
роших и выгодных условиях; тем не менее несомненно, что в принципе король
считал обязанностью продать ее им и что на деле они были способны купить ее.
Из этого, несомненно, явствует, что с XI по XIV век произошла великая переме-
на, совершился громадный прогресс. 11
11 Ordonnances des rois. Т. I. С. 568.
13 Подразумевается Александр I.
> 139 <
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
После XIV века прогресс этот не шел уже так быстро и широко, как вы, быть
может, предполагаете. Движение в улучшении и освобождении земледельческого
люда приостановилось или, по крайней мере, замедлилось вследствие множества
причин, на которые я укажу вам, говоря об этой эпохе. Но в ту пору, о которой я
говорю теперь, движение это было тем не менее действительно и чрезвычайно
важно.
Таково было в общих чертах положение жителей феодальной деревни с V по
XIV век. Теперь вам известны различные общественные перемены, произошед-
шие внутри простых ленов, в судьбе владельцев их и землепашцев. В следующей
лекции мы выйдем из этого элемента феодального общества и рассмотрим вза-
имные отношения ленных владельцев между собой и организацию феодализма
вообще.
ЛЕКЦИЯ XXXIX
О взаимных отношениях ленных владельцев между собой. — Развооиразие и сложность элементов
феодальной ассоциации, рассматриваемой в ее целом. Необходимость свести ее к собственным
существенным элементам. — Отношение сюзеренов к своим вассалам. Характер этих отношений. —
Вассальское подданство, присяга на верность и швеститтра. — О феодальных обязанностях. —
О феодальной службе. — Военная служба. — Судебная служба. — Поборы. —
О некоторых нравах, постепенно приооретенных сю^ерен^и. -
Независимость вассалов, отбывших феодальную службу.
> <
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
Милостивые государи!
Мы начнем изучать сегодня отношения ленных владельцев между собой, т.е.
феодальное общество не в его простом и первоначальном составе, но в его иерар-
хической организации и в его целом. Здесь мы встретим несравненно большие
трудности. Дело пойдет не о хорошо определенных вопросах, не о точно ограни-
ченных фактах. Мы вступаем в громадное поле, содержащее в себе чрезвычайно
сложные факты. С одной стороны, вам известно, как велико было разнообразие
ленов, так как в лен давались всевозможные предметы, давались с известными це
лями и на различных условиях. Достоинство ленов видоизменялось вместе с их со
держанием. Откройте словарь Дю Канжа на слове «Feodum>>, и вы найдете там пе
речисление семидесяти восьми видов ленов. Правда, разница между ними иногда
очень мала и почти лишь нарицательна, но чаще случается, что она действитель
на и, быть может, более действительна, чем это показывает определение различ
ных видов ленов. С другой стороны, самое положение ленных владельцев было
весьма сложно; значительное число и даже большинство их были одновременно
сюзеренами и вассалами: сюзеренами того, кому они пожаловали какой-нибудь
лен, и вассалами этого самого или другого лица, вследствие того, что сами получи-
ли от него другой лен. Один и тот же человек обладал самыми разнообразными ле-
нами; так, за один лен он должен был отбывать военную службу, за другой — ис-
полнять какие-нибудь низшие обязанности. К разнообразию и сложности,
происходившим от свойства самих ленов и положения их владельцев, присоединя-
лись еще чуждые элементы, а именно — два великих факта: королевская власть и
коммуны (городские общины), которые, приходя повсюду и беспрестанно в со-
прикосновение со всеми частями феодального общества, становились новым ис-
точником сложности и разнообразия. Могли развиться феодализм в чистых и про-
стых формах? Могли ли присущие ему специальные начала не быть глубоко
видоизменены? Возможно ли было, чтобы взаимные отношения ленных владель-
цев беспрестанно не нарушались и не искажались? Правда, в подобном хаосе
очень трудно отличить действительные начала и существенные черты феодально-
го общества и увидеть, чем оно было само по себе, независимо от всяких случай-
ностей и чуждых элементов. Между тем этого надо достигнуть, так как мы поймем
его только при этом условии. Для этого я вижу лишь одно средство, а именно — ос-
вободить его от всего, что его таким образом усложняло и искажало, возвратить
его к первоначальному существованию, к себе самому, к его собственной коренной
натуре. Итак, возьмем какого-нибудь землевладельца, сюзерена над восемью,
десятью, двенадцатью, пятнадцатью вассалами, также владеющими землей, полу-
ченной ими от него в лен, и посмотрим внимательно, что происходит между ними,
какие отношения между ними устанавливаются, какие при этом господствуют на-
чала и какие обязанности с этим соединяются. Это и есть феодальное общество;
это тот тип, тот микрокосм, где мы можем научиться понимать действительную
--------------------------•> U2 ----------------------------------
ЛЕКЦИЯ XXXIX
природу феодальных отношений. Покончив с тем изучением, мы снова придадим
отношениям ленных владельцев между собой все то разнообразие, всю ту слож-
ность, которые мы на время у них отняли, и тогда мы увидим, каким изменениям
их заставили подвергаться присоединявшиеся к ним чуждые элементы. Но преж-
де всего необходимо рассмотреть их в них самих, в сфере довольно узкой и в фор-
ме довольно простой для того, чтобы они ясно обрисовались перед нами.
Позвольте вам напомнить еще раз первоначальное происхождение феодаль-
ных отношений. Вам известно, что они восходят к воинственной германской дру-
жине и были последствием, преобразованием отношений варварского вождя к
своим дружинникам.
Вы помните также, что взаимоотношения варварского вождя и его дружинни-
ков отличались двумя главными чертами: 1) они были чисто личными и обязыва-
ли только лицо, вступавшее в них по собственному выбору, а отнюдь не его семью,
детей или потомство; 2) кроме того, они были вполне свободные, т.е. дружинник
мог покинуть своего вождя, когда хотел, вступить в новую дружину и примкнуть к
новой экспедиции. Итак, личность и свобода служили основой этому подвижному
сообществу, из которого возникло впоследствии общество феодальное.
Когда окончилось территориальное устройство, эти отношения между вождем
и дружинниками значительно изменились вследствие одного уже введения зе-
мельной собственности. Они сделались менее свободны и подвижны благодаря
самому свойству последней. Дружинник привязался теперь к земле, полученной
им от вождя; покинуть землю уже не казалось ему так легко, как некогда покинуть
вождя. Воля личности принуждена была основаться прочнее, общественная связь
против прежнего значительно укрепилась. Отношения перестали быть чисто
личными. Известно ведь, что земельная собственность неизбежно стремится
стать наследственной, наследственность ее — естественное нормальное условие.
Отношения вассалов к сюзерену подчинились тому же закону; они стали не толь-
ко личными, но н наследственными; они сделались столь же обязательны для де-
тей, как и для отца, для будущего времени, как и для настоящего. Общественная
связь окрепла и упрочилась.
Вследствие территориального устройства эти две перемены не могли не про-
изойти в отношениях между вождем и дружинниками. Мы уже проследили ход
этих перемен в развитии фактов.
Но первоначальный характер отношений был еще далеко не упразднен. Ин-
стинктивно и в силу одного только обычая всячески старались, чтобы они оста-
лись свободными и личными, по крайней мере, насколько это было возможно при
новом положении дел. Всякий раз, как изменялись лица, между которыми суще-
ствовали вышеупомянутые отношения, т.е. всякий раз, как умирал вассал, надо
было возобновлять общественную связь. Сын не делался безмолвно и просто вас-
салом сюзерена своего отца; с его стороны требовался формальный акт, который
---------------------------•> И» <•-----------------------------------
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
поставил бы его в то же самое положение и по которому он взял бы на себя те же
права и обязанности. Одним словом, требовалось, чтобы отношения приняли
личный характер. И действительно, им старались придать этот характер обряда-
ми изъявления вассальского подданства, присяги на верность и инвеституры.
Вот в каком постепенном порядке совершались эти три факта. Хотя принцип
наследственности ленов был уже окончательно утвержден, по смерти вассала сын
обязан был принести лен в символический дар своему сюзерену и, только испол-
нив эту обязанность, делался уже действительным его владельцем.
«Обряд вступления в чье-либо подданство следующий: ленник (вассал), когда
хочет принести присягу на подданство и верность, должен господина своего о
том просить униженно с обнаженным челом, и если господину будет угодно, то
может при том сесть; вассал же обязан снять с себя пояс, если опоясан, сложить
свой меч и жезл, преклонить колено и произнести следующие слова: «Становлюсь
твоим вассалом, отныне и впредь, телом и душой, я буду хранить верность за те
лены, которые от тебя испрашиваю себе в содержание»1.
Очевидно, что это действие сходно с тем, как некогда дружинники выбирали
и провозглашали себе вождя: «Я становлюсь твоим человеком». Самое слово
«hommage» («hominium») значит именно то, что такой-то делает себя челове-
ком другого.
За этим изъявлением вассальского подданства следовала присяга на верность.
Поблагодарив сюзерена за даруемую ему землю, вассал клялся ему в верности. Это
были два совершенно различных действия.
«Ленник, когда будет давать присягу на верность своему господину, должен
держать правую руку на Евангелии и говорить следующим образом: «Слушай, гос-
подин мой, (я обещаю), что останусь верен тебе и предан и буду хранить верность
за лены, которые у тебя испрашиваю в содержание, и что по (долгу) чести и со-
вести буду исполнять обычаи и службу, какую должен нести на определенных ус-
ловиях, в чем да помогут мне Бог и все святые». Затем он приложится к Еванге-
лию, но не должен преклонять колено, давая присягу на верность, и не
свидетельствовать (внешними знаками) своего подчинения и покорности, как во
время присяги на подданство, о чем сказано выше. Существует большая разница
между принесением присяги на верность и присяги на подданство, ибо присяга
на подданство может быть дана только самому7 господину, тогда как обет в верно-
сти может принять за господина сенешаль его двора или бальи (фогт)»* 2.
Приняв клятву в верности, сюзерен давал вассалу инвеституру на лен, вручая
ему при этом или кусок дерна, или древесную ветвь, или пригоршню земли, или
* Coutume de la Marche, art. 189, см. у Дю Канжа слово «Hominium».
2 См. у Дю Канжа слово «Fidelitas».
> 1« <
ЛЕКЦИЯ XXXIX
какой-нибудь подобный символ. Только после того вассал становился полным
владельцем своего лена и делался действительно человеком своего сеньора.
Остановимся на минуту, чтобы разобрать действительный характер и скрытый
смысл этих действий.
В наших современных обществах, преимущественно территориальных, т.е. ос-
нованных на факте рождения на известной территории, никто не дожидается со-
гласия со стороны индивида, чтобы включить его в общество. Он родился в из-
вестном месте и от таких-то родителей; общество овладевает им с самого
рождения, в силу одного только его происхождения, независимо от его воли, смо-
трит на него, как на своего члена, налагает на него все свои обязательства и под-
чиняет его всем своим законам. Словом, принцип территориальных обществ со-
стоит в том, что индивид принадлежит им в силу материального факта, а не по
какому-либо акту, и даже без всякой формальности, свидетельствующей об его
согласии.
Вы видите, что не таков был принцип феодального общества; можно даже ска-
зать, что оно основывалось на противоположном принципе; отношения между
сюзереном и вассалом образовывались, или, лучше сказать, преобразовывались с
каждым новым поколением, при формальном согласии с той и другой стороны и
в силу взаимного обязательства. Принцип, господствовавший при образовании
древней германской дружины и состоявший в добровольном выборе вождя дру-
жинниками и дружинников вождем, удержался в феодальном обществе, несмотря
на внесение в него элемента поземельной собственности и на перемены, неиз-
бежно производимые им в прежних отношениях. Согласие так настоятельно тре-
бовалось для того, чтобы завязать узел феодальной ассоциации, что это нередко
ясно выражается в формуле присяги на подданство. Вот в какой форме Эдуард II,
король Англии', становится в 1329 году ленником Филиппа Валуа, получая от не-
го герцогство Аквитанское:
«Король Англии, герцог Гиеньский, положит свои руки в руки короля Фран-
ции, и тот, кто будет говорить за короля Франции, обратится со следующими
словами к королю Англии, герцогу Гиеньскому, и скажет так: «Вы становитесь
вассалом короля Франции и обещаете хранить ему веру и верность; скажите:
«Voire» (vere, т.е. воистину). И названный король и герцог и его преемники,
герцоги Гиеньские, скажут: «Voire». И тогда король Франции примет названно-
го короля Англии и герцога Гиеньского в вассалы, доверяя его обещанию, дан-
ному устно и чрез положение рук, не в ущерб ни своему праву, ни чужому».
Я мог бы привести еще много друтих текстов, где столь же формально выраже-
но согласие вассала на общественную связь, долженствующую образоваться меж-
ду ним и его сюзереном.
Таким образом, в феодальную иерархию перешел родоначальный принцип
германской дружины, тот принцип, что общество это хочет взаимного согласия и
•-------------------;«« €•--------------------------------------
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
обязательства, что оно не территориально, не наследственно, а неизбежный ре-
зультат происхождения или какого-либо материального факта. Конечно, этот
принцип подвергался уже неоднократным нарушениям, что могли бы доказать
статьи феодальных законов по предмету заявления вассальского подданства. Так.
например, к таком) заявлению допускались несовершеннолетние, даже грудные
дети; конечно, они не могли давать своего согласия и принимать на себя фор-
мального обязательства; тем не менее так как они были наследниками отцовских
ленов и для того, чтобы владение не прерывалось, сюзерен принимал их заявле-
ния. Но присягу на верность могли давать только совершеннолетние. Заявление
вассальского подданства было некоторого рода предварительной церемонией,
продлившей между сюзереном и несовершеннолетним лицом те отношения, ко-
торые существовали между сюзереном и отцом этого лица, но не устанавливавшей
между ними полного общения; для подтверждения обязательств, принятых на се-
бя несовершеннолетним чрез заявление им вассальского подданства, необходимо
было, чтобы, достигнув совершеннолетия, он дал присягу1 на верность и получил
инвеституру.
Теперь, когда было заявлено подданство и дана присяга, т.е. когда между лен-
ными владельцами установилось общение, какие проистекали отсюда последст-
вия? Какие устанавливались между ними отношения и обязательства?
Обязательства, принимаемые вассалом относительно своего сюзерена, были
двоякого рода: были обязательства нравственные и обязательства материальные,
долг и служба.
Чтобы дать вам понятие о феодальных обязанностях, я прочту вам три главы
из «Иерусалимских Ассизов», самого полного и поразительного памятника фео-
дального общества, его нравов и его законов. Вот в каких терминах выражаются
там главные нравственные обязанности вассала относительно своего сюзерена:
«Он обязан ни налагать (сам), ни приказывать другим налагать руку на своего
господина; не дозволять и не попускать по мере сил, чтобы кто-либо иной совер-
шил подобное; не должен отнимать и приказывать (кому-либо) отнимать либо
удерживать собственность господина без его дозволения или против волн его, ес-
ли не поступает так в силу предварительного решения либо окончательного при-
говора суда господина своего в том владении, где именно состоит лен, за который
учинена им присяга на подданство и верность; не должен лицу' того или другого
пола советовать против господина своего, если не сам господин назначил его со-
ветчиком; не должен говорить на суде в ущерб своему господину' за кого-либо
(мужчину или женщину), разве состоя при них советчиком, или когда на то зара-
нее испрошен приговор суда; не должен умышленно причинять либо добиваться
бесчестия или вреда своему господину, либо соглашаться, чтобы это делал кто-
либо другой. А также не должен склонять жену или дочь своего господина к ка-
кой-либо плотской пакости либо допускать с умыслом, или поскольку от него за-
-----------------------------В- |4« <-----------------------------------•
ЛЕКЦИЯ XXXIX
висит, чтобы то делал кто-либо другой. Наконец, должен по совести, чести и
крайнему разумению советовать своему господину’, в чем тот потребует совета3.
Вассал большим обязан в отношении своего господина, чем господин относи-
тельно его; он обязан оставаться заложником, чтобы выручить господина своего
из неволи, если тот будет просить о том прямо или через верного посланца. Каж-
дый ленник, кто другому' дал присягу на подданство, обязан по долгу верности —
если увидит своего господина нуждающимся в оружии, спешенным посреди не-
приятеля, либо в таком месте, где грозит опасность смерти или плена, — честно
употребить усилия, чтобы подсадить его на лошадь и освободить от той опаснос-
ти. И если иначе не может этого сделать, то должен отдать (собственную) свою
лошадь либо скотину, на которой едет, если (господин) ее потребует, и подса-
дить на коня и помочь ему всеми силами спасти свою жизнь. И кто не исполнит
вышесказанного, тот нарушает верность господину, и если господин в состоянии
доказать это перед судом, то волен поступить с ним и его имуществом, как с че-
ловеком, уличенным в нарушении верности. Если же кто исполнит для своего гос-
подина хоть одну из тех услуг, то господин обязан, по долгу взаимной верности,
всеми средствами освободить того либо тех из своих ленников, кого оставил в за-
ложники ради своего избавления. И если тот или те из его вассалов, кто поднял
его на лошадь, как сказано выше, по этому случаю взят в плен и заключен в тюрь-
му, он обязан их освободить, насколько это от него зависит. — И всяк, кто от ко-
го-либо держит лен, по которому состоит у него вассалом, обязан своему господи-
ну идти в поруки по нему за долг или по залогу, на всю ту сумму, во сколько лен,
который он от него держит и по которому служит вассалом, мог бы быть оценен
при продаже с торгов. Кто в этом нарушит верность господину, тот, по моему
убеждению, должен навсегда лишиться лена, который от него получил* 1.
Если вассал нарушит обет верности своему господину, а господин своему вассалу,
и умертвит его, либо умертвить прикажет, или же будет искать его смерти, согла-
сится на нее или попустит ее, когда о том знает и может его охранить и защитить,
ла этого не сделает, по мере своих сил; а если не может, то пусть вовремя предосте-
режет либо сам, либо чрез другого, как только умеет; или если будет держать его в
тюрьме или прикажет держать друтому, или же попустит, чтобы его держал в зато-
чении кто-либо друтой, когда может его избавить, и не освободит по мере сил сво-
их п по долгу совести, или же в гневе ударит, либо велит ударить, либо дозволит и
попустит, чтобы нанесли ему побои либо оскорбления, когда в состоянии защитить
его и не сделает, насколько в его власти; или же погонится за ним, либо велит кому
преследовать, чтобы наложить руки на него лично либо на его имущество в том са-
3 Assises de Jerusalem. С. 205; edition de la Jhaumassiere.
1 Assises de Jerusalem. C. 206.
> 1« <
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
мом его владении, по которому он вассал его, или чтобы его лишить наследия — сам
ли все то сделает или велит совершить другому; если обвинит его в том, что нарушил
долг верности или замышляет нарушить, изменил, преследовал, попустил и дозво-
лил то сделать, или не предохранил, или, по крайней мере, не предостерег, либо
возведет на него какого-либо рода иную измену или вероломство, но не уличит, как
показано в другой главе, что может господин уличить своего вассала в измене или
вассал господина; или если плотски совокупился с его дочерью, или потребует от
нее бесчестия, или будет преследовать ее по иному какому-либо делу, или если будет
чего-либо из вышесказанного требовать либо домогаться от дочери своего госпо-
дина, либо сестры его, пока они в девицах живут у него в доме, или попустит и со-
гласится, чтобы сделал это другой, когда может тому помешать, но не помешает
или, по крайней мере, о том не постарается сколько может; и кто в чем-либо из
вышесказанного провинится перед другим, тот нарушает присягу в верности»5.
Вы видите, милостивые государи, что это не феодальные повинности в собст-
венном смысле слова, о которых мы будем сейчас говорить; это настоящие нрав-
ственные обязанности, долг одного человека относительно другого. Прошу вас
вспомнить при этом одно замечание, сделанное мною по поводу капитуляриев
Карла Великого, а именно, что в жизни народов бывает только один раз такая эпо-
ха, когда чисто нравственные обязанности становятся писаным законом. При
формировании обществ, в грубых, варварских законах, относящихся к их детско-
му периоду, мы не встречаем нравственности; обязанности не считаются в то вре-
мя предметом закона; заботятся лишь о том, чтобы предупредить насилия и поку-
шения на чужую собственность. Равным образом, если общества достигнут
высокого развития, в кодексы их не вносится нравственность; тогда законода-
тельство полагается на нравы, на власть общественного мнения, на свободную му-
дрость воль и занимается только гражданскими обязанностями и установлением
наказаний за проступки. Но между этими крайними пределами цивилизации, меж-
ду детством обществ и их наибольшим развитием, есть такая эпоха, когда законо-
дательство овладевает нравственностью, устанавливает ее, обнародует, повелева-
ет; когда на объявления обязанностей смотрят как на признание закона и как на
одно из его могущественнейших средств. Тогда недаром считают необходимостью
закономерно способствовать развитию и поддерживать господство нравственных
начал и чувств, стараются разжигать их для того, чтобы они могли бороться с си-
лой страстей и грубостью личных интересов. Хотят не только прославлять и пре-
возносить нравственные правила и чувства, но чувствуют даже потребность при-
вязать их к какому-нибудь определенному, видимому предмету; общая,
отвлеченная идея долга оказывается недостаточной; долгу надо олицетворяться;
5 Assises de Jerusalem. С. 217, р. 147.
> 148 <
ЛЕКЦИЯ XXXIX
закон указывает на те отношения, где ему господствовать, на людей, которые
должны быть предметом его, на чувства, которые он должен внушать, на действия,
которыми он руководит; он не только предписывает ту или другую доблесть или
добродетель, но еще указывает на способы и правила ее приложения.
Такова в истории современного гражданского общества отличительная черта
феодального законодательства. Нравственность занимает в нем очень важное ме-
сто; она перечисляет взаимные обязанности вассалов и сюзеренов, чувства, кото-
рые они должны питать друг к другу, и доказательства, которые они должны да-
вать один другому в этих чувствах. У нее есть предусмотрительность и правила для
важных и затруднительных обстоятельств; она, так сказать, ставит себе и разре-
шает множество вопросов совести относительно феодального верноподданства.
Одним словом, ставши во главе обязанностей, проистекающих из этих отноше-
ний, она устанавливает нравственные обязательства человека-вассала к человеку-
сюзерену, т.е. его долг. Затем следуют материальные обязанности землевладель-
ца-вассала к землевладельцу-сюзерену, т.е. его служба.
От нравственного долга перехожу к службе. Главнейшая из всех служб, наибо-
лее известная и общая, могущая считаться источником и основой всех феодаль-
ных отношений, есть служба военная. Несомненно, она была главной обязанно-
стью, неразлучной с ленным владением. Много было споров насчет свойства,
продолжительности и форм этого обязательства. Мне кажется, нельзя утверждать
ничего общего относительно этого предмета. В одном месте срок военной служ-
бы шестьдесят дней, в другом сорок, в третьем двадцать; вассал по требованию
своего сеньора обязан был следовать за ним либо один, либо с тем или другим ко-
личеством людей, то в пределах феодальной территории, то повсюду, иногда
только ради защиты, а иногда также и ради нападения. Условия продолжитель-
ности военной службы изменялись соответственно величине лена: лен известно-
го размера обязывал к полной службе, в половину' меньший — к половине ее. Сло-
вом, разнообразие условий и форм этой повинности было изумительно.
Господин де Буленвилье’ в своих «Письмах о старинных парламентах Фран-
ции»6 думал возвести законные правила феодальной военной службы к одному
указу Карла Толстого, изданному в Вормсе около 880 года, причем он простран-
но излагает и разбирает его постановления. Указ этот действительно существует
и с величайшими подробностями определяет обязательную службу вассалов в от-
ношении сюзерена — вооружение, в каком они должны являться, число людей,
которых они должны приводить с собой, время, назначенное для экспедиции,
провиант, который они должны брать с собой и пр. Но этот указ вовсе не Карла
Толстого и не принадлежит к IX веку, как то несколько опрометчиво утверждает
6Т. I. С. 108-113: in 12, 1753 год.
---------------------------& ы» <
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
г. де Буленвилье; он принадлежит, вероятно, императору Конрад II (1024-
1039) и, несомненно, относится к XI веку, т.е. к той эпохе, когда феодализм до-
стиг своего полного развития. В конце IX века нельзя еще было встретить ниче-
го столь полного и правильного.
Замечу по этому поводу, что множество и притом самых ученых авторов, осо-
бенно в последние дни века, часто впадали в ту ошибку, что принимали истори-
ческие документы и свидетельства без всякого разбора и критики, не удостове-
рившись в их подлинности и не определив точным образом их эпохи и цены.
Таков, например, существенный недостаток «Духа законов». Для подтверждения
своих столь плодотворных, остроумных и нередко столь верных мнений и взгля-
дов Монтескье приводит наудачу факты и тексты, взятые им из самых разнооб-
разных источников. Видно, что он читал много описаний путешествий, историй
и всякого рода сочинений, что он отовсюду собирал заметки, что все эти заметки
казались ему почти одинаково годными и что он пользовался ими почти всегда с
одинаковым доверием. Отсюда два одинаковых последствия: факты, которых он
не должен был бы допускать, возбудили в нем много ложных идей, а идеи здравые
и верные опирались у него или на неправильные или на очень сомнительные
факты, которые и уронили их в общем мнении, когда была обнаружена ошибка.
Тщательный разбор ценности документов и свидетельств есть первая обязан-
ность исторической критики, так как от этого зависит достоинство результатов.
Вторая служба вассала своему сюзерену', выражавшаяся, по мнению Брюсселя,
словом «fiducia», верность, состояла в том, чтобы служить ему при его дворе и в
судебных заседаниях всякий раз, как он созывал своих вассалов для того, чтобы
посоветоваться с ними, или для того, чтобы они помогли ему разобрать приноси-
мые ему жалобы.
Третья служба, justitia, состояла в обязанности признавать подсудность сюзе-
рена. Существуют некоторые сомнения насчет смысла слов fiducia и justitia и на-
счет различия, делаемого между ними Брюсселем. Но это неважный вопрос, что
же касается самой сущности и формы этих двух формальных обязанностей, то я
возвращусь к ним впоследствии.
Была еще четвертая служба, менее определенная, не по своему существу, но по
размерам. Я говорю о феодальных помочах, auxilia. Помочи эти состояли в изве-
стной денежной поддержке, которую вассалы должны были оказывать в некото-
рых случаях своему сеньору. Существовали законные помочи или пособия, услов-
ленные вперед и налагаемые уже самим обладанием лена, и пособия
добровольные, которые сеньор мог получить только с согласия вассалов. Закон-
ных пособий было три: вассалы были обязаны оказывать их своему сюзерену
1) когда он был в неволе и его следовало выкупить; 2) когда он вооружал рыца-
рем своего старшего сына; 3) когда он выдавал замуж свою старшую дочь. Тако-
ва, по крайней мере, общая юриспруденция ленов.
•-----------------------------> 150 <-------------------------------------
ЛЕКЦИЯ XXXIX
Иногда, и притом на известный срок, считались обязательными чрезвычай-
ные пособия; так, например, в разгар благочестия, возбужденного Крестовыми
походами, явилось обязательство давать помочь сеньору всякий раз, как он желал
отправиться в Святую Землю. Можно было бы найти несколько других случаев за-
конных пособий, взимавшихся столь же срочно, однако указанные мною сначала
три рода пособий встречаются почти постоянно и везде.
Таковы были, милостивые государи, обязанности и службы вассала относи-
тельно своего сюзерена и законные обязательства, почти всюду соединенные с
этим званием. Кроме того, обычай ввел еще несколько преимуществ в пользу сю-
зерена, которых нельзя считать первоначальными и присущими феодализму, но
которые постепенно внедрялись в него. Вот, по моему мнению, главные из них.
1. Сюзерен обладал так называемым правом подъема, состоявшим в том, что
по смерти вассала наследник его должен был выплатить сеньору известную сум-
му, называемую подъемной (relief, relevium, relevamentum), как будто бы лен
вследствие смерти своего владельца упал и его надо поднять для того, чтобы
снова вступить во владение им. В конце X века подъемная подать установилась
во Франции, хотя и в довольно разнообразном виде. Вообще она не была обяза-
тельна в случае наследственности по прямой линии. По некоторым обычаям, на-
пример в Анжу и Мэне, подъемная подать взималась с побочной линии лишь
тогда, когда наследник стоял к покойному в родстве, далее братства. Размер
этой подати был также очень разнообразен и служил предметом постоянных
ссор и препирательств между сюзереном и вассалами. По этому поводу не было
установлено никакого прочного и общего правила. Так как наследственность ле-
нов долгое время оставалась шаткой, спорной и так как при перемене каждого
владельца надо было получать подтверждение сюзерена, то право подъемной
подати должно было естественно развиться в феодальном обществе, но оно не
подпало под власть общих и точных правил, подобно другим важным феодаль-
ным обязательствам.
2. Другое такого же рода право, введенное также весьма естественно, состо-
яло в том, что если вассал продавал свой лен другому, то сеньор мог требовать
за переход известную сумму с нового владельца. Так как феодальные связи от-
личались по своему происхождению чисто личным характером, то само собой
разумеется, что никто не мог навязать сюзерену другого вассала, кроме того,
которого он сам принял и с которым договорился. Потому-то первое время вас-
салу не разрешалось продавать своего лена без согласия сеньора. Но так как по-
добный застой и такая неподвижность ленов были весьма неудобны и даже не-
применимы в гражданской жизни, то разрешение продавать лены стало
понемногу вводиться под той или другой формой, при более или менее благо-
приятных условиях, а это самое породило в пользу сюзерена право или выкупа,
или вознаграждения, при каждой перемене владельца. Таким образом, начиная
<----------------------------------------------------------------
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
с X века во Франции сюзерен мог или взять обратно лен, уплатив продавцу его
стоимость, или требовать с покупщика известную сумму, равнявшуюся обыкно-
венно годовому доходу лена. Это право, известное под названиями placitum,
rachatum, reaccepitum и пр., подвергалось множеству видоизменений и прояв-
лялось во множестве различных форм, изучение которых не представляет ника-
кой политической важности.
3. Утрата прав (forifactura, правоизъян) была для сюзерена также законным
правом и источником дохода. Если вассал не выполнил той или другой из своих
главных феодальных обязанностей, то он подвергался утрате прав, т.е. терял
свой лен или на известное время, или пожизненно, или навек. Жадность сюзере-
нов заставляла их беспрестанно умножать случаи праволишения и пользоваться
ими вопреки всякой справедливости; тем не менее это было законным наказани-
ем, предусмотренным феодальным кодексом и повсеместно признанным прин-
ципом феодализма.
4. К числу преимуществ сюзерена надо отнести также право дворянской опе-
ки. Во время несовершеннолетия своих вассалов он брал на себя опеку над их ле-
нами и управление ими и пользовался доходами с них. Право это так и не сдела-
лось общепринятым во французском феодализме; оно существовало лишь в
Нормандии и в некоторых других провинциях. В других местах, в случае несовер-
шеннолетия ленного владельца, управление его леном поручалось ближайшему
наследнику, а забота о нем самом — тому из его родственников, который не дол-
жен был наследовать после него. Нет сомнения, что этот обычай был гораздо
благоприятнее для несовершеннолетнего. Впрочем, опека сюзерена бывала, ка-
жется, во Франции гораздо чаще, нежели это предполагает Халлем в своей кни-
ге «Обзор состояния Европы в период Средних веков».
5. Сюзерен имел также право выдачи замуж (maritagium), т.е. право предло-
жить мужа ленной наследнице и заставить ее выбрать такового между предлагае-
мыми. Источником этого права была военная повинность, которой не могла от-
бывать женщина. Вот в каких терминах оно освещается в «Иерусалимских
Ассизах»:
«Когда господин захочет понудить своей властью либо кому поручить пону-
дить, как обязан к этому, владельцу лена, на котором лежит воинская повинность,
вторично вступить в брак, либо девицу, которой достался по наследству таковой
лен, то должен предложить ей на выбор трех женихов и (притом) равных по про-
исхождению ей (самой) либо первому7 ее мужу; и должен он ее понуждать через
двоих своих ленников (вассалов), а не более, либо послать для того троих — од-
ного вместо себя, а остальных двоих в качестве присяжных, и тот, кого он поста-
вил за себя, должен говорить так: «Сударыня, предлагаю тебе от имени моего
господина такого-то (называет его по имени) троих баронов, таких-то (и пусть
их назовет поименно), и приглашаю тебя от имени моего господина к такому-то
•---------------------------'52 ------------------------------
ЛЕКЦИЯ XXXIX
дню (пусть означит и день) взять себе в мужья одного из трех баронов, которых я
поименовал тебе». И эти слова пусть скажет ей трижды»7 *.
Девушка не могла не принять одного из предлагаемых ей мужей, не уплатив в
противном случае сюзерену суммы, равной той, какую предлагали женихи за пра-
во иметь ее женой, так как претендовавший на руку ленной наследницы покупал
ее таким образом у сюзерена.
Господин Халлем думает, что это право никогда не применялось во Франции*1,
но он ошибается. Право выдачи замуж было в таком ходу во французском феода-
лизме, что, например, в Бургундском герцогстве в XIV веке герцог не только вы-
давал замуж несовершеннолетних дочерей своих вассалов, но еще распространял
это право на дочерей и вдов купцов, землевладельцев и богатых горожан9.
Таковы были главные преимущества, введенные обычаем в пользу сюзеренов.
Происхождению их часто способствовали насилие и захваты, еще чаще приме-
шивавшиеся к пользованию ими. Впрочем, если все строго разобрать, то они бы-
ли вполне сообразны с сущностью феодальных отношений и с главными начала-
ми феодализма, в силу чего и были повсюду приняты. Я мог бы перечислить вслед
за ними еще несколько других прав, на которые сюзерены претендовали в отно-
шении своих вассалов и которыми они пользовались, но они не прибавили бы ни-
чего важного к верному понятию об их отношениях, и лишь упомянутые мною
были действительно всеобщими и главными.
Исполнив все обязательства относительно своего сеньора, вассал не был уже ни-
чем обязан перед ним и пользовался совершенной независимостью в своем лене; он
один издавал законы для жителей, творил между ними суд, налагал подати и пр., а
сам не подлежал никакой повинности иначе, как со своего согласия. Все заставля-
ет меня даже думать, что, в принципе, и право чеканить монету вначале принадле-
жало каждому ленному владельцу так же, как и его сюзерену'. На деле этим правом
пользовались, вероятно, только большие ленные владельцы, так что оно вскоре и
утвердилось за ними, но, в принципе, и помимо феодальных обязанностей, мне ка-
жется, что внутри ленов вассалы и сюзерены пользовались совершенно одинаковы-
ми правами. При этом вассал, исполнивший все свои феодальные обязательства, не
только пользовался совершенной независимостью, но еще имел некоторые права
на своего сюзерена, так что взаимность между' ними была действительной. Сеньор
был обязан не только не причинять никакого зла своему вассалу, но еще должен был
покровительствовать ему и поддерживать его против всех в пользовании своим ле-
ном и всеми его правами. В «Кутюмах Бовези» мы читаем10:
1 Иерусалимские Ассизы, гл. 242.
6 Tableau de 1'etat de 1'Europe au moyen age. T. I. C. 191.
9 Мемуары Жако Дюклерка, к. 3, гл. 6, в Collection des memoires relatifs a I'histoire de France. T. IX. C. 417.
10Бомануар, гл. 61. С. 311.
•-----------------------------------‘И <-------------------------------------------------------
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
«Мы говорим, и это поистине согласно с нашим обычаем, что в какой мере
вассал обязан своему господину' верностью и подданством в силу своей присяги
(hommage), в той же мере и господин обязан относительно своего вассала. — Ес
ли же теперь я говорю, что (точно) такой же верностью и преданностью госпо-
дин обязан в отношении своего ленника, какой последний ему', то не должно из
Этого заключить, будто не обязан вассал во многом (moult) повиновением и служ-
бой, какой господин по отношению к вассалу не обязан (вовсе), ибо вассал обя
зап идти по приказанию своего господина и чинить за него суд и расправу, и ис-
полнять законные его требования, и ему служить, как сказано мною выше. А ко
всему этому господин не обязан. Но случаи (les fois) соблюдения верности и пре-
данности господина по отношению к вассалу простираются на то, что господин
всячески обязан остерегаться, как бы не причинить вреда своему вассалу, и дол-
жен поступать он с ним кротко и по праву, обязан хранить и оберегать его в том,
что ему дал, так чтобы никто ему не наносил вреда или ущерба. И таким-то обра
зом может господин соблюдать верность вассалу, а вассал своему господину».
Вам известны теперь отношения вассалов к своему сюзерену; я изложил перед
вами систему их взаимных прав и обязанностей. Но это только одна первая часть
феодального общества. Чтобы узнать его в его целом, нам остается рассмотреть:
1) каковы были отношения между вассалами одного и того же сюзерена; 2) чем
обеспечивались отношения вассалов между собой или к их сюзерену, т.е. в какой
степени были действительно упрочены их права и взаимные обязанности. Это и
будет предметом нашей следующей беседы.
ЛЕКЦИЯ XL
Продолжение картины феодального общества. Об отношениях межд* вассалами одного и того же
сюзерена. — О по -и гических гарантиях феодального общества. В чем состоят вообще юлитические
гарантии. — О распрях между вассалами. — О распрях между вассалом и его сюзереном. —
О феодальных судах и суд равных. — О средствах приводить в исполненье судебные приговоры. —
Бессилие феодальных гарантий. Необходимость каждого ленного владельца обороняться
и расправляться самому. — Действите тьная причина широкого распространения
и продолжительного существования судебных поединков и частных войн.
> 155 <
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
Милостивые государи!
Для того чтобы дать ясное понятие о взаимных отношениях ленных владель-
цев, я освободил эти отношения от всякой чуждой примеси и от всяких сложных
фактов и представил их в самой простой форме; я ограничил феодальное обще-
ство одним сюзереном, окруженным известным числом вассалов, которые владе-
ют ленами одинакового рода и разряда. Я указал на то, какие отношения устанав-
ливались между главою и членами этого небольшого общества, на каких началах
оно сложилось и какие проистекали отсюда обязательства. Таким образом, мы
получили ясное и полное понятие о системе прав и взаимных обязанностей вас-
салов и сюзеренов. Сегодня мы займемся прежде всего взаимными отношениями
вассалов одного и того же сюзерена. Очевидно, что это — второй элемент той ог-
раниченной и простой ассоциации, в которой мы нарочно замкнулись.
Вассалы одного и того же сюзерена, поселившиеся вокруг него, на одной с ним
территории, и наделенные равными по рангу ленами, обозначились в Средние
века одним словом, уцелевшим еще в современном языке, а именно — словом
«pares», «pairs», пэры (равные). С X по XIV век я не встречал никакого иного
слова для выражения этого отношения. Все термины как древних, так и новых
языков, означающие союз, отношения между собой жителей одного и того же
края, как, например, сограждане, соотечественники, совсем не известны в фео-
дальном языке; единственное похожее на них слово — «covassalli», совассалы,
принадлежащее ученым, изобретено в позднейшую эпоху и ради удовлетворения
научных потребностей, и никогда не встречается в подлинных памятниках фео-
дального общества. Повторяю, сколько мне помнится, я не встречал в них ни од-
ного термина, который выражал бы ассоциацию между собой вассалов, независи-
мую от их отношений к сюзерену, или их прямые личные отношения.
Единственное слово, обозначающее их сообща и одинаково их определяющее,
есть «pares».
Факт этот, милостивые государи, очень замечателен и заставляет предпола-
гать, что отношения между вассалами одного и того же сюзерена были очень
редки и что сами они почти не составляли никакого общества. Будь они в частых
и прямых соприкосновениях, будь они соединены между собою тесными связя-
ми, это несомненно доказывалось бы известными терминами, так как факты
всегда сопровождаются словами, если же слов нет, то, весьма вероятно, не было
и фактов.
Действительно, феодальное общество отличалось тем, что сношения между со-
бой вассалов одного и того же сюзерена были косвенны, редки и малозначитель-
ны. В наших теперешних обществах так же, как и в муниципальных обществах
древних, граждане, жители одной и той же территории связаны между собой ты-
сячью прямых, личных отношений; публичная власть — не единственный центр,
вокруг которого они группируются; им вовсе не надо быть призванными к како-
---------------------------<56 <--------------------------------------'
ЛЕКЦИЯ XL
му-нибудь должностному лицу или собранными вокруг одного общего начальни-
ка, для того чтобы узнать, что у них общее положение и судьба и что они — чле-
ны одного и того же общества; они знают и чувствуют это ежедневно при сотнях
случаев и дел, сближающих их между собою и заставляющих их действовать и
жить вместе. Ничего подобного не существовало в феодальном обществе. Взгля-
ните на него поближе; вассалы одного и того же сюзерена имеют дела с ним, обя-
занности и права относительно его; но между собою у них нет ни дел, ни прав, ни
обязанностей; они собираются вокруг сюзерена, когда тот созывает их ради вой-
ны или судебного разбирательства, или же на какой-нибудь праздник. Но вне
этих собраний, если только люди не соединены между собой званием сюзерена и
вассала, у них нет никаких обязательных, обычных отношений; они не обязаны
ничем друг перед другом и ничего не делают сообща; собираются же они и со-
ставляют общество только через своего сюзерена.
Этот слишком мало замеченный факт принадлежит к числу тех, которые всего
лучше рисуют и объясняют собою чрезмерную слабость феодального общества.
Обычные отношения, необходимые связи, т.е. действительное сообщество, су-
ществовало только между высшими и низшими. Равные между собой лица жили
разобщенно, чуждые друг другу. Феодальная связь, отношения сюзерена к вас-
салу, были, так сказать, единственным началом ассоциации, единственным по-
водом для сближения. Там, где их недоставало, ничто не заменяло их; не было
общества, законного и обязательного общества; люди стояли в полной неза-
висимости.
Между тем, несмотря на эту законную разобщенность, потому только, что они
жили на одной территории по соседству друг с другом, встречались либо на вой-
не, либо при дворе сюзерена и часто и легко могли настичь один другого, между
вассалами одного и того же сюзерена существовали случайные, неправильные от-
ношения; они совершали грабежи и насилия в отношении друг друга, между ни-
ми возникали распри. Необходимо было установить какие-нибудь гарантии по-
рядка и справедливости для этих отношений так же, как и для отношений между
сюзереном и его вассалами.
В чем заключались эти гарантии? Мы знаем систему прав и обязанностей
сюзерена и вассалов; нам известно, что, несмотря на отсутствие положитель-
ных связей, прав и прямых обязанностей, бывали случаи, когда необходимо
требовалось вмешательство признанной власти для поддержания и восстанов-
ления порядка и справедливости. Под каким покровительством находились
права и обязанности сюзерена и вассалов? Чем оканчивались распри, возни-
кавшие между вассалами одного и того же сюзерена? Словом, в чем состояла в
феодальном обществе система гарантий? Позвольте мне, милостивые госуда-
ри, прежде чем я начну излагать факты, установить точнее самый вопрос, с ко-
торым они связаны.
---------------------------151 <----------------------------------------
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
Всякая гарантия заключает в себе два элемента: 1) средство признать право;
2) средство заставить действительно уважать его. В самом деле, роль каждой га-
рантии состоит в том, чтобы защищать право. Следовательно, когда прибегают к
социальной гарантии, первый вопрос, представляющийся уму, состоит в том,
чтобы узнать, в чем же состоит право, и при этом первое условие, первый эле-
мент гарантии есть не что иное, как средство распознавать право, т.е. судить и
решать между разными спорными правами.
Второе условие, второй элемент общественной гарантии есть сила, заставляю-
щая уважать признанное право, т.е. сила, заставляющая приводить в исполнение
приговор. Очевидно, следовательно, что всякая система общественных гарантий
стремится к следующим двум целям: 1) к средству подтвердить право; 2) к сред-
ству обеспечить его существование.
Каковы были оба эти средства в феодальном обществе? В чем состояли эти га-
рантии, когда дело шло о признании права или о защите признанного права?
Если между отдельными лицами возникает спор по вопросу о праве, рассмот-
рение этого вопроса может происходить по различным системам. Может быть,
например, что в обществе есть класс людей, специально посвятивших себя этому
занятию и по своему положению обязанных при всяком случае разбирать и ре-
шать представляемые им распри, т.е. класс судей. Но может быть также, что
класса этого не существует и что в такой-то или такой-то форме, по тому или ино-
му принципу члены общества сами обсуждают свои распри и разбирают дела по
столкновению своих прав, т.е. что нет сословия судей, а сами граждане творят суд
и расправу.
Одним либо другим из этих двух: путей можно достигнуть первой цели всякой
политической гарантии, можно узнать, на чьей стороне право.
В первоначальном феодальном обществе, еще свободном от примеси и влия-
ния чуждых элементов, первая система была неизвестна; тогда не существовало
еще специального класса, облеченного правом суда; сами члены общества, т.е.
ленные владельцы, приглашались для рассмотрения и обсуждения спорных прав.
Впоследствии, по причинам, которые я потом укажу, среди феодального общест-
ва возник класс судей, специально посвятивших себя изучению и разъяснению
частных прав; вначале же ничего подобного не существовало, и граждане суди-
лись сами собой.
При подобной системе и когда нет специального класса, обязанного судить,
все еще могут встречаться важные различия. Члены общества могут судить друг
друга двумя различными способами, имеющими совершенно разные последст-
вия. Может случиться, что при споре между двумя лицами они обратятся к своим
равным и что те, не имея над ними, впрочем, никакой власти и права, соберут-
ся рассмотреть и обсудить их дело. Но может также случиться, что вместо того,
чтобы обращаться к ровне, спорящие прибегнут к высшему лицу, высшему для
•---------------------------> «в $-------------------------------------
ЛЕКЦИЯ XL
них обоих, которое по специальности своей вовсе не судья, а находится в таком
же положении и ведет такую же жизнь, как и все остальные члены ассоциации,
но, благодаря высоте своего общественного положения, призывается для реше-
ния их споров. Словом, правосудие, чинимое даже самим обществом, может про-
изводиться или равными между собой лицами, или воздаваться высшим лицом
низшему.
Вообще, в первоначальный возраст общества эти две системы, эти два спосо-
ба достигать признания права сливаются один с другим. Это самое произошло и
в феодальном обществе. Вот как оно действовало, когда надо было решить спор
о праве между' двумя вассалами одного и того же сюзерена.
Челобитчик обращался к сюзерену, так как у высшего всегда искали суда над
низшим. Но сюзерен не имел никакого права судить один, он обязан был созвать
своих вассалов, равных по положению обвиняемому, и те, собравшись при его
дворе, принимали свое решение, после чего сюзерен провозглашал судебный
приговор. Суд равных составлял необходимую принадлежность феодального об-
щества. Приводим тексты XI, XII и XIII веков, доказывающие, что в эти различ-
ные эпохи упомянутый принцип всегда признавался и имел важное значение.
В XI веке Эд, граф Шартрский (1004-1037), пишет королю Роберту:
«Государь, я хочу сказать тебе несколько слов, если ты соизволишь выслу-
шать их. Граф Ришар (Нормандский), твой верноподданный, пригласил меня
приехать для выслушивания судебного решения по поводу жалоб, которые ты
взводил на меня. Я, со своей стороны, предоставил все свое дело в его руки.
Тогда, с твоего согласия, он назначил мне судебное заседание, на котором все
должно было решиться. Но незадолго до назначенного дня он известил меня,
что я могу не утруждать себя явкою на суд ввиду того, что ты не хочешь допус-
кать никакого иного решения или сделки, кроме того, чтобы объявить мне, что
я не достоин получать от тебя больше никакого бенефиция, причем он приба-
вил, что ему не след входить в разбирательство подобного спора без собрания
равных себе и пр.»1
В XII веке, в 1109 году, Роберт II, граф Фландрский, заключил с английским
королем Генрихом Г, пожаловавшим его леном, договор, в котором мы читаем:
«Упомянутый граф должен идти на помощь к королю Генриху, согласно обе-
щанной ему верности..., и не перестанет ходить к нему до тех пор, пока король
Франции не предоставит суду’ решить, что граф Роберт не должен давать помо-
щи своему другу’, королю Англии, даровавшему ему лен, и это по приговору рав-
ных вышеупомянутого графа, обязанных по праву судить его»1 2.
1 Брюссель. Usage des fiefs. Т. I. С. 334.
2 Раймер. Т. 1. С. 2.
> «9 <
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
Рука правосудия
королей Франъ ии
В XIII веке, в 1220 гола, Тибо, граф Шам-
панский’, дает Филипп’ Августу следующую
присягу:
«Я, Тибо, объявляю всем, что я поклялся у
святых алтарей моему дражайшему господина
Филиппу, славному королю французов, что буду
служить ему верою и правдою как своему ленному
сеньору, защищая его против всех мужчин и жен-
щин, могущих жить и умереть’, и что я не изме-
ню своей доброй и верной службе, пока он будет
блюсти мое право при своем дворе по суду тех,
кто может и должен судить меня. А если б когда
нибудь (чего Боже сохрани!) я изменил своей
правой и верной службе своему господину коро-
лю, пока он пожелает и будет блюсти мое право
при своем дворе по суду тех, кто может и должен
судить меня, господин король может по справед
ливости забрать то, что пожаловал мне, и удер-
жать в своих руках, пока я не буду оправдан судом
его двора и тех, которые могут и должны судить
меня»3.
В 1224 году:
<<Когда Жан се Нель вызвал к су су короля (Фи-
липпа Августа) графиню Фландрскую Жанну на
том основании, будто она отказала ему в его праве,
то, отрицая это, она возразила, что у Жана де Не-
ля были во Фландрии равные ему, обязанные су-
дить его при дворе графини, и что она вполне готова обсудить его право супомя
нутымп равными при своем дворе»4.
Я мог бы умножить эти примеры по своему желанию. Принцип был так силен
и так прочно утвердился, что даже когда феодальная юридическая система была
глубоко порушена и под именем бальи (фогтов) явился класс людей, специально
обязанных судить других, необходимость суда равных долго еще держалась как
наряду с новым учреждением, так и в нем самом. Вот отрывок из «Кутюмов Бове-
зи» Бомануара, не допускающий никаких сомнении по этому повосу:
3 Брюссель. I sage des fiefs. Т I. С. 349.
4 Там же. С. 261
> ‘во <
ЛЕКЦИЯ XL
«В иных местностях творит суд и расправу бальи, в других постановляют су-
дебные решения люди, состоящие в вассальном подданстве у владельца лена.
Итак, мы теперь скажем, что в тех ленах, где суд творит бальи, он после того,
как им заслушаны и подтверждены судом доводы тяжущихся, должен призвать к
себе на совет мудрейших и постановить решение по их совету. Потому что если
решением останутся недовольны и будет оно признано несправедливым, то ба-
льи освобождается от хулы, когда ведомо, что он постановил приговор по совету
мудрых (сведущих) людей. В тех же местах, где постановляют приговоры васса-
лы господина, там бальи обязан в их присутствии дать тяжущимся (или их за-
щитникам) произнести свои речи и спросить затем стороны, желают ли они вы-
слушать приговор, основанный на приведенных ими доводах; и буде они
ответят: <<Желаем, сударь», то бальи должен потребовать от вассалов, чтобы они
приговор тот постановили»5.
Мы видим здесь одновременное существование и даже слияние воедино двух
разных систем.
Таков был основной принцип феодального судебного порядка, когда распри
возникали между вассалами одного и того же сюзерена. Что же бывало, если они
возникали между сюзереном и его вассалом?
Здесь надо опять различать: имела ли распря предметом некоторые права
и обязанности вассала к своему сюзерену или сюзерена к вассалу, вследствие
их феодальных отношений и подававшего к ним повод лена; тогда она должна
была разбираться при дворе сюзерена равными его вассала, как всякий
спор между вассалами. Если же распря касалась не лена и феодальных отноше-
ний, а какого-нибудь постороннего им дела, например какого-либо проступка
сюзерена или его покушения на право и собственность вассала, не отно-
сящиеся к лену, то дело разбиралось уже при дворе не этого, но вышестоящего
сюзерена.
Это различие ясно установлено в тогдашних памятниках. Вот текст Пьера де
Фонтэна:
«На вред или ущерб (meffait), причиненный господином (sires) своему васса-
лу, ему ли самому лично или тем вещам, которые не принадлежат к лену, от него
полученному, вассал жалуется не его суду, а тому, у кого господин состоит ленни-
ком, как так подручный человек не властен судить о вреде, нанесенном господи-
ну его лично, ни оправдывать относительно тех проступков, которые касаются
дел или вещей, не принадлежащих к его лену»6.
5 Бомануар. Т. I. С. 11.
* Пьер де Фонтэн. Conseils a un ami, гл. 21, §35.
> Ml <
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
Вот текст Бомануара, который хоть не точнее, но зато входит в еще большие
подробности:
«Истинно то, что не всякие дела, поступающие на разбирательство перед
бальи, следует отдавать на решение суда (вассалов). Ибо, когда приносится жа-
лоба по какому-нибудь делу, касающемуся земли господина... либо обиды от не-
го, либо убытка, и затевается дело со стороны вассалов, которые пожелали бы
искать помощи себе против своего господина, то бальи не должен оное отда-
вать на суд, ибо не вассалам судить своего господина, а судят они только друг
друга и тяжбы простого люда. Ежели же тот, у кого есть дело против своего гос-
подина, потребует, чтобы ему (истцу) была оказана справедливость, то бальи,
по совету своего владельца и его советчика, должен для него сделать, что при-
знает справедливым; и буде тот останется недоволен приговором бальи, то дол-
жен подать жалобу графу (верховному сюзерену) и людям его совета; ими и дол-
женствует быть отменено и перерешено, если бальи рассудил не по
надлежащему. И этот путь мы разумеем во всякого рода делах, касающихся
пользы либо выгоды всех вассалов супротив их господина. Но бывают случаи,
что владелец подает иск против кого-нибудь из своих вассалов или же кто-либо
из вассалов против владельца, например, когда владелец требует взыскания за
противозаконный поступок, совершенный на его земле, или требует наследст-
ва либо каких-нибудь движимостей, отданных ему в ленное владение, утверж-
дая, что они принадлежат ему по обычаю страны, а тот будет оспаривать и го-
ворить, что взыскание следует меньшее или же что то наследство либо те
движимости, которых требует себе владелец, должны принадлежать ему (васса-
лу), и будет домогаться своего права. Все таковые тяжбы, конечно, может и
обязан бальи отдавать на суд вассалов»7.
Таковы были общие основания феодальной подсудности. Я не вхожу в рассмо-
трение правил, по которым велись и обсуждались дела; их любопытно было бы
знать, но мы ведь изучаем феодализм только в его отношении к цивилизации, и
нам надо подвигаться вперед.
Могло случиться и часто случалось, что дела не разбирали вовсе или, по мне-
нию тяжущихся, решали его несправедливо. В первом случае, если сеньор отка-
зывался вести его в своем суде, истец подавал на него жалобу за отказ такого
рода; эта жалоба представлялась на суд верховного сеньора. Во втором случае,
если одна из сторон находила судебное решение неправильным, она жаловалась
на неправый суд и также обращалась с жалобой к суду верховного сеньора. Вот
тексты, где изложены все положения, касающиеся этого предмета; заимствую
7 Coulume de Beauvaisis, гл. 1. С. 12.
> 162 <
ЛЕКЦИЯ XL
его из «Кутюмов Бовези», самого точного и подробного из всех подобных па-
мятников:
«Неудовлетворение судом означает, что в суде отказывают тому, кто о нем про-
сит; это может быть и другим образом, например, когда владелец (сеньор) оття-
гивает разбирательство в своих судах далее, чем можно или должно по обычаю
земли*.
Всяк, кто хочет обвинить своего сеньора в неправосудии или в прямом ли-
шении суда, должен наперед просить его, чтобы он оказал ему справедли-
вость, и притом в присутствии равных ему людей. И если владелец ему отка-
жет, то это законный повод к жалобе на отказ в судебном решении. Если же он
жалуется прежде, чем отнесся с требованием к своему господину вышеуказан-
ным образом, то отсылают его снова к суду владельца; и должен он вознагра-
дить последнего за то, что привлекает его на суд верховника по столь нечест-
ному делу. И от воли господина зависит взыскать его с него, что дано им истцу
в ленное владение".
Не подобает, чтобы тот, кто жалуется на отказ в разбирательстве или на непра-
вый суд, медлил своей жалобой; он, напротив, должен жаловаться тотчас же, как
только состоялся приговор, ибо если не будет жаловаться тогда же, то приговор
следует считать справедливым, каков бы он ни был, справедлив или нет.
Кто жалуется на отказ в суде или на неправильное решение, тот должен жало-
ваться перед господином, от которого созван суд, постановивший несправедли-
вый приговор; потому что если б он обошел и жаловался перед графом или ко-
ролем, то ведать дело предоставлено было бы тому, у кого непосредственно в
ленном подданстве судьи, постановившие решение, ибо следует жаловаться,
восходя по степеням, то есть соответственно тому, как самые присяги на ленное
подданство идут от низшего вслед за ним к ближайшему высшему господину, а
именно от прево к бейлифу, а от бейлифа к королю, в тех судах, где судят прево
и бейлиф, а в судах, где судят вассалы, — смотря по тому, как восходят и нисхо-
дят подданства, и жалобы должны быть подаваемы по степеням, не обходя ни
одного сеньора»"’.
Теперь, милостивые государи, предположим, что пройдены все эти различные
ступени, феодальная подсудность исчерпана до дна и окончательный приговор
вынесен. Каким образом приводили его в исполнение? В чем состояла вторая
часть системы гарантий? Какими средствами обеспечивалось восстановление
или поддержка уже раз признанного и объявленного права?
ь Бомануар, гл. 61. С. 318.
9 Там же. С. 312.
111 Там же. С. 317.
> ’М <
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
Подобно тому как в феодальном обществе первоначально не было класса лю-
дей, специально призванного чинить суд, точно так же там не было обществен-
ной власти, обязанной приводить в исполнение судебные приговоры. Но гораз-
до легче было восполнить недостаток специальных судей, магистратов, нежели
отсутствие власти, способной исполнить судебные решения. Члены общества,
ленные владельцы, могли вынести приговор, но если после того осужденный ими
возвращался в свой замок, к своим людям и отказывался повиноваться, что тогда
происходило? Для совершения правосудия не оставалось никакого иного пути,
кроме войны. Сеньор, при дворе которого был произведен суд, или истец, в поль-
зу которого он окончился, созывал своих людей, своих вассалов и старался пону-
дить приговоренного к послушанию. Частная война, насилие, пущенное в ход са-
мими гражданами, — вот в чем состояла в конце концов единственная гарантия
исполнения судебных приговоров.
Нет надобности говорить, что это вовсе не обеспечение. Действительно, при-
ведение в действие судебных приговоров, восстановление прав, юридически
признанных по окончании спора, не имели никакой гарантии в феодальном об-
ществе.
Лучше ли был способ рассмотрения и признания оспариваемых прав, т.е. из-
ложенная мною система судопроизводства? Можно ли было считать действитель-
ной гарантией приговор равных себе и феодальных судов? И это очень сомни-
тельно.
Для того чтобы общество хорошо отправляло свои судебные обязанности и
чтобы сами граждане могли хорошо обсуждать какой-либо проступок или про-
цесс, необходимо, чтобы те, к кому обращаются с этой целью, могли собираться
быстро, легко, часто, чтобы они жили обыкновенно поблизости друг от друга,
чтобы у них были общие интересы, общие привычки, так чтобы для них было
легким и естественным делом рассматривать с одинаковой точки зрения и близ-
ко знать те факты, которые они призваны обсудить. А в феодальном обществе не
существовало ничего подобного. Эти вассалы, призываемые иногда судить рав-
ных себе, были почти незнакомы между собой и жили в одиночку на своих землях,
не вступая в близкие и частые сношения. Ничто не походило так мало на суд при-
сяжных, как этот настоящий тип участия общества в судебных делах. Суд присяж-
ных предполагает сограждан, соотечественников, соседей.
Большинство преимуществ этого учреждения основано именно на легкости со-
зыва присяжных, на соединяющих их общих чувствах и привычках и на извлека-
емых ими отсюда средствах для разбора и оценки фактов. Могли ли эти преиму-
щества встретиться в феодальном обществе? Часто, даже всего чаще, вассалы
вовсе не думали являться к суду своего сюзерена и не шли туда. Кто принудил бы
их к этому? У них не было тут прямого интереса, да общий патриотический ин-
терес и не мог быть сильно возбужден при таком общественном состоянии.
•---------------------------> «М <--------------------------------------
ЛЕКЦИЯ XL
Вследствие того на феодальные суды съезжались очень неохотно, приходилось
довольствоваться очень небольшим числом присутствующих. По мнению Боману-
ара, чтобы судить обвиняемого, достаточно двух равных ему лиц; Пьер де Фонтэн
находит, что надо четверых; Св. Людовик в своих <<Постановлениях» назначает
их три. Сеньор призывал тех, кто был ему с руки; ничто не обязывало его созы-
вать их всех или одних предпочтительно перед другими; таким образом, в соста-
ве надворного суда царил произвол; отправлявшиеся на него всего чаще привле-
кались туда либо каким-нибудь личным интересом, либо исключительным
желанием понравиться своему сюзерену. Как видите, милостивые государи, здесь
не было действительных гарантий, и даже та, которая заключалась, по-видимо-
му, в суде равных, становилась недействительной благодаря общественному со-
стоянию. Оттого искали других: феодальный суд, суд равных, словом, вся изло-
женная мною судебная система определенно не внушала доверия феодальному
обществу, применялась не часто и не легко. Ленные владельцы разбирались меж-
ду собой другими способами.
Каждый из вас, милостивые государи, часто встречал при своих чтениях су-
дебные поединки, частные войны, и каждый из нас знает, что эти два факта
наполняют и характеризуют собою феодальную эпоху. Их представляли обык-
новенно результатом грубости нравов, сильных страстей, общего беспорядка и
грабительства. Несомненно, что им много способствовали эти причины, они,
однако же, не единственные; не одна лишь грубость нравов так долго поддер-
живала эти два факта и обратила их в обыкновенное, законное состояние фео-
дального общества. Дело в том, что система судебных гарантий была несовер-
шенна и бессильна, что никто в нее не верил и не прибегал к ней; словом, за
неимением лучшего средства, люди сами чинили между собой расправу и сами
себя обороняли. Что же такое судебные поединки и частные войны? Это —
личность, защищающая сама себя и чинящая самосуд. Человек вызывал про-
тивника на поединок, потому что мирные гарантии не внушали никакого дове-
рия, он объявлял войну своему врагу7, потому что не верил никакой власти, спо-
собной удержать и защитить человека. Несомненно, что к подобному образу
действий чувствовалась наклонность и, пожалуй, страсть, но вместе с тем тут
была и необходимость. Вследствие того частная война и судебный поединок
стали действительными учреждениями, основанными на определенных прави-
лах и имевшими до мелочей условленные формы, причем правила эти были го-
раздо тверже, а формы гораздо определеннее, чем в миролюбивых судебных
разбирательствах. В феодальных памятниках встречается гораздо больше по-
дробностей, предостережений и предписаний относительно судебных поедин-
ков, нежели о настоящих процессах, и относительно частных войн, чем о судеб-
ных следствиях. Что же это доказывает, как не то, что судебный поединок и
частная война были единственными внушавшими доверие гарантиями и что их
•----------------------------> 165 ---------------------------------------
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
заботливо учреждают и устанавливают потом), что всего чаще к ним прибега-
ют? Прочту вам несколько текстов из «Кутюмов Бовези»; вы знаете, что они
были написаны в конце ХШ века, после всех усилий Филиппа Августа и Людо-
вика Святого уничтожить частные войны. Вы сами увидите, как глубоки были
корни этого факта и до какой степени он был еще действительно феодальным
судебным установлением.
«Война может возбуждаться различными способами, как то: делом или сло-
вом; возбуждается она словом, когда кто-либо грозит другому причинить оскор-
бление либо телесный вред или вызывает его от себя, либо от кого-то из своих
ближних; а возбуждается она делом, когда жаркая схватка возникает между дво-
рянами с той и другой стороны. Надобно знать, что когда возбуждается она де-
лом, тогда те, кто в нем участвует, начинают войну тотчас же, как совершено де-
ло, а родственники той и другой стороны вступают в нее лишь на сороковой день
после. И ежели война начинается с угроз или с вызова, тогда те, кого вызовут
или кому будут грозить, вступают безотлагательно тут же. Но правда, что так как
в подобных случаях возможен крупный обман, как если бы кто-нибудь, напри-
мер, подготовил все заранее, прежде вызова или угрозы, и стал грозить либо вы-
зывать противника уже после, то таковой не мог бы оправдаться в том деле та-
кими угрозами или вызовом. Поэтому дворянин, когда он угрожает или
вызывает, обязан допустить, чтобы вызванный мог оберечь и охранить себя,
иначе ему нельзя будет оправдаться в преступлении, а должен он подвергнуться
суду по своей вине»".
«Кто захочет побудить другого к войне словом, тот должен говорить не дву-
смысленно и не темно, а столь ясно и открыто, чтобы тот, кому слова те будут ска-
заны либо посланы, знал, что следует ему беречься. А поступи кто иначе, это бы-
ло бы изменой»11 12.
Это были, конечно, весьма предусмотрительные и точные формальности, и на
факт, к которому они прилагаются, нельзя смотреть как на простую вспышку гру-
бости и суровости нравов. Но есть еще более замечательные тексты.
Когда возникала война между ленными владельцами, в ней принимала участие
и родня их, но лишь на известных условиях и в известных границах, которые ста-
рались тщательно установить.
«Войну не мотут вести между собой братья родные, рожденные от одного отца
и от одной матери (единокровные и единоутробные), ни из-за какой распри,
возникшей между ними, ни даже если б один нанес другому побои или раны, по-
тому что нет родни у одного из них, которая бы не была одинаково близка друго-
11 Бомануар, гл. 59. С. 300.
12 Там же. С. 301.
> 1вв <
ЛЕКЦИЯ XL
му, а кто равно близок по родству как одному, так и другому из двоих зачинщиков
войны, тот вмешиваться в нее не должен. Поэтому ежели между двумя братьями
выйдет распря и один из них причинит другому зло или вред, то провинившийся
не может отговориться правом войны, равно как и никто из его родни, кто бы по-
желал ему помочь против его брата, как могло бы, пожалуй, быть со стороны тех,
кто более любит одного, чем другого. Итак, если возникнет подобная распря, то
господин их должен наказать того, кто преступился против другого, и рассудить
их ссору или раздор»13.
<«Мы сказали, что войны не может быть между двумя родными братьями, рож-
денными от одного отца и одной матери, но если они братья только по отцу, а не
по матери (единокровные, но не единоутробные), то война бы могла быть между
ними по обычаю, ибо у каждого была бы своя родня, которая не принадлежала бы
другому; родня, которая была бы у каждого из них со стороны матери, не принад-
лежала бы другому брату, а потому и могли бы они вести войну»14.
Не странны ли все эти законные предосторожности? Пожалуй, вы могли бы
подумать, что, запрещая войну между родными братьями, желали воздать долж-
ное нравственному принципу, естественному чувству — нисколько! Причиной за-
кона было то, что возникни война между двумя братьями, они не знали бы, как им
быть, имея одних и тех же родственников. Я мог бы привести тысячи подробно-
стей и отрывков этого рода, доказывающих, до какой степени частные войны
были таким учреждением, в котором предусмотрены все необходимые случайнос-
ти и затруднения и все подведено под известные правила.
То же самое и с судебным поединком. В феодальных памятниках мы не нахо-
дим почти ничего о ходе миролюбивого судебного разбирательства, но как толь-
ко дело зайдет о судебном поединке — подробностей бездна; предшествующие
ему формальности описаны до мелочей; приняты всевозможные предосторожно-
сти, для того чтобы он происходил честно и справедливо. Случалось ли, напри-
мер, что битва прерывалась по какой-нибудь особенной причине, тогда дозорцы
и герольды, присутствовавшие на месте, обязаны были внимательно осмотреть
положение обоих соперников в минуту перерыва битвы, для того чтобы они не-
пременно заняли то положение, когда битва будет возобновлена. Прибегали к си-
ле, и сила должна была решать спор, но при этом хотели внести в это решение
возможно больше правильности и справедливости.
Чем больше вы будете рассматривать документы, тем лучше убедитесь, что су-
дебный поединок и частные войны, т.е. призыв к силе и право каждого лица при-
бегать к собственной расправе, были настоящей системой гарантий феодально-
13 Бомануар, гл. 59. С. 299.
11 Там же. С. ЗОО.
---------------------------------> ‘67 <
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
го общества и что судебные гарантии, состоявшие в мирном разбирательстве де-
ла, о которых я старался дать вам понятие, занимали, в сущности, очень незна-
чительное место в феодальном строе.
Мы ограничились, милостивые государи, самым простым феодальным обще-
ством. Мы изучили в нем, с одной стороны, систему прав и обязанностей между
ленными владельцами, а с другой — систему гарантий, долженствовавших охра-
нять эти права. Теперь мы станем рассматривать феодальное общество во всем
его объеме, в его сложности, причем нам придется определить долю влияния
присоединившихся к нему чуждых элементов. Но сначала мне хотелось бы пред-
ставить перечень всех начал феодальной организации в собственном смысле сло-
ва, оценить ее достоинства и недостатки так, чтобы вы по ней самой и по ее су-
ществу постигли причины ее участи. Я попытаюсь сделать это в следующей
беседе.
ЛЕКЦИЯ XLI
Общий характер феодального общества. О добрых его началах. — 1) Необходимость личного
согласия для составления общества. — 2) Простота и ясность условий ассоциации. — 3) Без личного
согласия нет ни новых повинностей, ни новых условий. — 4) Вмешательство общества в судебные
дела. — 5) Официально признанное право сопротивления. — 6) Право расторгнуть ассоциацию;
границы его. — Недостатки феодального общества. — Двойной элемент всякого общества. —
Слабость социального принципа при феодализме. — Чрезмерное преобладание индивидуальности.
Причины этого. Последствия этих недостатков. — Возрастающее неравенство сил гемду
ленными владельцами. — Возрастающее неравенство прав. — Упадок общественного участия
в делах судебного разбирательства. — Происхождение должностей прево и бальи. —
Образование известного числа мелких королевств. — Заключение.
> 169 <
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
Милостивые государи!
Мы ознакомились с устройством феодального общества. Мы узнали, какие от-
ношения связывали между собой ленных владельцев, будь то сюзерен и вассалы
или вассалы одного и того же сюзерена. Нам известны теперь как система их вза-
имных прав и обязанностей, так и система гарантий, обеспечивавших выполне-
ние обязанностей, поддержание прав и исправление зла. Но прежде чем рассма-
тривать действие вмешавшихся тут чуждых элементов на устроенное таким
образом общество, прежде чем взглянуть, каким образом сочетались между собою
феодализм, королевская власть и коммуны и какие результаты произошли посте-
пенно вследствие их сопряжения или борьбы, остановимся еще раз на самом фе-
одальном обществе, отдадим себе ясный отчет в его организации и в господство-
вавших там принципах и попробуем предугадать, чем оно должно было сделаться
по своей собственной природе, вследствие своих собственных стремлений, неза-
висимо от всякого сложного влияния и чуждых ему начал. Очень важно знать, ка-
кой частью своей судьбы феодализм был действительно обязан себе самому, а не
внешним причинам, боровшимся с ним и его видоизменившим.
Я желал бы дать сперва перечень составных начал феодального общества, как
хороших, так и дурных, и оценить и внутреннее достоинство их, и естественные
стремления, и необходимое влияние. Начну с хороших начал, а именно — с начал
права и свободы, обнаруженных мною в феодальном обществе и часто не призна-
ваемых в нем.
Первое из них состоит в том, что феодальный союз никогда не составлялся без
согласия принимавших в нем участие, как вассала, так и сюзерена, как низшего,
так и высшего; следовательно, общество устанавливалось по воле своих членов.
Вы видели, что заявление вассальского подданства, клятва верности и инвести-
тура были не что иное, как взаимное согласие сюзерена и вассала на долженство-
вавший соединять их союз. Без сомнения, как я уже заметил, этот принцип был
видоизменен и ограничен другим, также развившимся из среды феодального
общества, а именно — наследственностью общественного положения и ленами.
Человек рождался владельцем, наследником известного лена, т.е. вассалом изве-
стного сюзерена. Но это было вполне согласно с общим ходом вещей. Наследст-
венность общественного положения и имущества — естественный, неизбежный
факт, повторяющийся в каждом обществе. На этом факте основывается связь по-
колений между собой, непрерывность общественного строя и поступательное
развитие цивилизации. Не наследуй люди положения своих предшественников, а
общество с каждым новым поколением вполне подчиняйся воле постоянно сме-
няющихся индивидов, тогда, очевидно, не существовало бы никакой связи меж-
ду человеческими поколениями; все подвергалось бы сомнению на каждом шагу
и приходилось бы каждые тридцать лет, так сказать, создавать новый обществен-
ный порядок.
> 1ТО <
ЛЕКЦИЯ XLI
Само собой разумеется, что это было бы совершенно противно человеческой
природе и судьбе человеческого рода, или, лучше сказать, тогда вовсе не было
бы ни человеческого рода, ни общей прогрессивной судьбы человечества.
Итак, наследственность общественного положения есть законный, свыше уста-
новленный факт, последствие превосходства человеческой природы, условие
ее развития. Но факт этот не один и не имеет права на полное господство. Ря-
дом с наследственностью общественного положения надо поместить свободное
содействие индивида своему' положению и влияние его воли на его судьбу. Вся-
кий раз, как новый индивид является на мировую арену, он, конечно, имеет
право действовать сам по себе во всем, что его касается, как то: обсуждать, вы-
бирать свое положение или, по крайней мере, пытаться делать это; если же по-
добный выбор ему запрещен, а воля его окончательно задушена и уничтожена
наследственным положением — это уже тирания. Только в надлежащем сораз-
мерении этих двух начал, наследственности общественного положения, с одной
стороны, и личного согласия — с другой, заключается равновесие и благоден-
ствие общества.
И вот, милостивые государи, принцип наследственности общественного по-
ложения все более и более развивался и получал преобладание в феодальном об-
ществе, как и во всяком другом, но в то же время в нем существовал также и
принцип необходимости личного согласия для образования общества; всякий
раз, как являлось новое поколение, всякий раз, как вследствие возобновления
индивидов, являлся случай к возобновлению связи между вассалом и сюзереном,
принцип этот признавался и провозглашался вновь. Мало того, что он призна-
вался и провозглашался, так он еще и действительно влиял на феодальные отно-
шения, придавая им характер, которого они без того никогда бы не имели. Не-
обходимость для сюзерена получать заявление вассальского подданства и
присягу, т.е. личное обязательство вассала при каждом новом поколении, уста-
навливали в пользу вассала известную независимость, а в пользу обоих — взаим-
ность прав и обязанностей, которая, вероятно, вскоре ослабела бы и уничтожи-
лась, переходи вассалитет от поколения к поколению, а не подтверждайся и не
обновляйся беспрестанно формальным согласием каждого лица. Это был пер-
вый из спасительных принципов свободы и права, встречающийся в феодаль-
ном обществе. Нет надобности настаивать еще больше, чтобы показать всю
важность его. Затем я приведу второй.
Вступая в феодальное общество и делаясь вассалом сюзерена, человек стано-
вился им на договоренных, точно определенных и вперед известных условиях. В
материальных и нравственных обязательствах вассалов и сюзеренов и в возлагав-
шихся на них взаимных услугах и обязанностях не было ничего неясного, неопре-
деленного, неограниченного. Принося клятву в верности, новый вассал отлично
знал, что он делает, какие приобретает права, какие возлагает на себя обязанно-
---------------------------£ ‘И <-------------------------------------
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
ста. Ничего подобного нет в большинстве обществ и преимущественно в боль
шинстве наших крупных современных обществ. Люди родятся там под властью
законов, совершенно им неизвестных, и обязательств, о которых они не имеют
никакого понятия, и не только под властью настоящих законов и обязательств, а
также еще и множества случайных, возможных, которым они не будут содейство-
вать и которых не будут знать до той самой минуты, когда придется выполнять их.
В этом зле есть, быть может, нечто неисправимое, происходящее от обширности
современных обществ. Быть может, при громадном разнообразии и постоянно
возрастающей сложности человеческих отношений, прогресс цивилизации ни-
когда не достигнет того, чтобы каждый индивид знал, на каких условиях он всту-
пает в общество и живет в нем, какие обязательства он должен выполнять в нем
и в чем состоят его права и обязанности. Будь этот факт даже неизбежен, он все-
таки был бы великим злом. Вот где источник если не всех, то, по крайней мере,
большей части проявлений недовольства современным общественным строем.
Откройте книги, запечатленные в этом отношении характером горечи и негодо-
вания, например, трактат Годвина* «О политической справедливости», и вы
увидите, что выше всех несправедливостей и бедствий нашего общественного
положения там записаны неведение и бессилие, в которых находятся люди по
отношению к условиям своей судьбы. И действительно, стоит недолго побыть на
зрелище мира, чтобы горестно поразиться тем беспощадным презрением, с ка-
ким общественная власть относится к целым тысячам существ, слышащих о ней
лишь для того, чтобы испытывать ее на себе, помимо всякого содействия со сто-
роны их ума и воли.
Ничего подобного не существовало в феодальном обществе. Между ленными
владельцами условия ассоциации не были ни многочисленны, ни неясны, ни без-
граничны; ихзнали и принимали на себя вперед; словом, человек знал, что он де-
лает, становясь гражданином этого общества, и притом не только теперь делает
это, но и будет делать впоследствии.
Отсюда необходимо проистекал третий принцип, не менее благотворный для
права и свободы, а именно, что никакой новый закон, никакое новое обязатель-
ство не могли быть возложены на ленного владельца без его согласия. На деле
принцип этот часто нарушался: сюзерены навязали много новых обязательств
своим вассалам, единственно по праву сильного. Чрез некоторое время законода-
тельную власть захватило в свои руки большинство крупных сюзеренов. Но это не
было принципом и законным состоянием феодального общества. Есть правила,
беспрестанно встречаемые нами в новейших историях, которые, несмотря на
всяческие порухи и насилия, дошли, однако, до нашего времени; таковы, напри-
мер, следующие: «Ни одна подать не законна, если она не подтверждена согла-
сием того, кто ее должен платить»; «Никто не обязан повиноваться законам, на
которые он не дал своего согласия». Эти правила относятся к феодальной эпохе;
--------------------------> 1» •Й------------------------------------
ЛЕКЦИЯ XLI
это не значит, чтобы феодализм изобрел их и пустил в свет (они уже существова-
ли гораздо прежде его и составляли часть того сокровища справедливости и здра-
вого смысла, которое никогда не утрачивается человечеством вполне), но они
были положительно допущены в феодальное общество и составляли его публич-
ное право. Подобно тому как каждый владелец, вступая в ленные отношения,
знал, какие обязательства он берет на себя и какие права приобретает, точно так
же всеми было признано, что ему нельзя навязать никакого нового обязательства
и закона без формального согласия с его стороны.
Четвертым, не менее спасительным принципом, составлявшим также принад-
лежность феодального общества, было вмешательство публики в судебные дела,
разбирательство споров, возникавших между самими ленными владельцами. Не-
сколько лет тому назад г. Ропе-Коллар столь же верно, сколь и энергично гово-
рил, что народ, не участвующий в судебных приговорах, может быть счастлив,
спокоен и хорошо управляем, но он все-таки не принадлежит самому себе, он не
свободен, меч висит у него над головой. В общественном быту ведь все приходит
под конец к судебным решениям, поэтому участие граждан в судебных делах есть
действительная и окончательная гарантия свободы. А вы видели, что эта гаран-
тия существовала в феодальном обществе; суд равных был в нем основным нача-
лом судопроизводства, хотя и применялся очень неправильно.
Наконец, был еще пятый принцип свободы, редко записываемый в законах (да
его редко бывает полезным и записывать), тем не менее феодальное общество
формально записало и провозгласило его, быть может, более чем всякое другое
общество; я говорю о праве сопротивления. Вы видели, чем были частные вой-
ны; то была не простая грубость, не самоуправство дикой силы; в сущности, это
было законное и часто единственное средство исправления многих неправд. Что
же такое это было, если не право сопротивления? Это право было не только ос-
вящено обычаями и нравами феодализма, но мы видим его признанным и запи-
санным в тех самых законах, которыми хотели подавить частные войны и ввести
более порядка и мира между ленными владельцами. В «Постановлениях» Людо-
вика Святого мы читаем:
«Если господин имеет вассала и скажет: «Пойдем со мною, я хочу воевать со
своим сеньором (королем) из-за того, что он отказался судить меня при своем
дворе», то вассал должен отвечать своему господину таким образом: «Госпо-
дин, я пойду к своему сеньору (королю) узнать, так ли было, как вы мне гово-
рите». Тогда он должен явиться к королю и сказать: «Государь, мой господин
говорит, будто вы отказались судить его при своем дворе, и потому я явился к
вашему двору, чтобы узнать истину, так как мой господин заставляет меня ид-
ти на войну против вас». И если король скажет ему, что не станет судить его при
своем дворе, тогда вассал должен идти к своему господину и тот должен снаря-
дить его на свой счет; если же он и тогда не захотел бы идти с ним, то потерял
•----------------------------& 1W Й--------------------------------------
ИСТОРИЯЦПВИ1ИЗАЦПИ ВО ФРАНЦИИ
Большой генье Людовика Святого
бы своп лен по прав] Но если бы вер-
ховный государь ответил: «Я согласен
садить вашего господина при своем
дворе>>, то вассал тогда должен прий-
ти к своему господина и сказать:
«Господин мой, верховный сеньор
сказал, что он согласен садить вас при
своем дворе». И если тот скажет: «Я
никогда не пойду к нему на су I, а иди
ты со мною, как я звал тебя», то вас-
сал тогда может сказать: «Я не пой-
ду». И за это он не потеряет ин право
лена, ни чего другого»1.
Последняя фраза указывает на не
давно постановленное условие — на
ограничение права сопротивления,
но само право определенно провоз-
глашено.
Привожу второй, не менее замечательный текст. Правда, он принадлежит не
феодальному праву Франции: это последний параграф великой хартии англичан,
данной в 1219 года королем Иоанном’. Однако обнаруживающееся в ней состо-
яние идей и нравов принадлежало всему феодализму, и хотя право сопротивлений
вооруженной рукой не было нигде так правильно установлено, оно было призна-
но везде.
Великая хартия оканчивается следующими словами: «Даровав, ради реформы
в нашем государстве и ради успокоения раздоров, возникших между нами и наши-
ми баронами, все вышепоименованное и желая, чтобы они пользовались всем
ЭТИА1 надежно и навсегда, мы уступили им следующую гарантию:
Бароны будут избирать по своей воле двадцать пять баронов в королевстве, ко-
торые употребят все «вой силы тля соблюдения и поддержания мира и вольнаl
тей, даруемы и подтверждаемых нами в этой картин
Если мы сами или наш главный судья, или наши фогты, или кто-либо из на-
ших сановников или слуг не исполним пли нарушим какую ннбудь статью, и это
нарушение будет обнаружено перед этими четырьмя из вышепоименованных
двадцати пяти баронов, тогда эти четыре барона придут к нам или, в случав на-
шего отсутствия, к нашему главному судье, откроют нам это беззаконие и потре
бу ют, чтобы мы немедленно прекратили его, и если мы или наш главный судья не
1 Elablissmenls de saint Louis, кн. I, гл. 49. Ordonnances des rois de France. T. I. С. 113.
-----------------------------------& I'M <-------------------------------------
ЛЕКЦИЯ XU
исправим его в продолжение сорока дней после того, как узнаем о нем, эти чет-
веро баронов перенесут дело к остальным из двадцати пяти; и тогда те, вместе со
всем земством края, будут всячески преследовать и донимать нас, а именно отъе-
мом у нас замков, земель, владений и прочими способами, пока допущенное зло
не будет отменено по их желанию, причем да не потерпит ущерба лишь безопас-
ность наша, королевы и наших детей; когда же помянутое зло будет отменено,
они будут служить нам по прежнему.
Пусть каждый человек этой земли, кто захочет, поклянется, что для точного
исполнения всего вышеупомянутого он будет повиноваться приказаниям выше-
упомянутых двадцати пяти баронов и, в случае нужды, будет донимать нас по ме-
ре сил. Дозволяем каждому свободно поклясться в этом и никогда не будем нико-
му в том мешать. Что же касается людей этой земли, которые не захотят сами
дать такой присяги, мы повелеваем дать ее нашим собственным приказом.
Если кто-нибудь из двадцати пяти баронов умрет или покинет страну или если
что помешает ему способствовать исполнению вышепоименованного, то осталь-
ные бароны выберут по своему желанию другого, который присягнет действовать
с ними заодно»2.
Конечно, нельзя определеннее обратить в право, в установление эту гарантию
использования силы, которую цивилизованные народы справедливо боятся не
только призывать на деле, но даже и высказывать на словах. В варварские же вре-
мена она часто бывает единственною, а феодализм, как дитя варварства, не бо-
ялся, в отличие от цивилизованных времен, ни записать на словах эту гарантию,
ни пользоваться ею на деле.
Наконец, независимо от права сопротивления, в феодальном обществе был
еще последний принцип, последняя общепризнанная гарантия свободы, а имен-
но — право разорвать ассоциацию, отречься от феодальных отношений и от их
повинностей и преимуществ. Это одинаково могли делать и вассал, и сеньор. Не-
которые случаи, когда могли совершаться подобные разрывы, были даже преду-
смотрены: например, если, по мнению вассала, у него была какая-нибудь важная
причина вызвать своего сеньора на судебный поединок, он мог это сделать, но
тогда он должен был отказаться от пожалованного ему лена. Вот текст из <<Кутю-
мов Бовези»:
«Да еще. по обычаю нашему, никто не может вызывать на судебный поединок
своего господина, вассалом которого он является, прежде, нежели отречется от
(ленного) подданства и от всего, что от него получил в лен. А потому, если кто
придет вызвать своего господина по какому-либо преступному действию, на ка-
кой подобает вызов, то должен наперед прийти к нему в присутствии равных се-
2 Великая хартия короля Иоанна, ст. 61.
---------------------------& <
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
бе и говорить таким образом: «Господин, я был некоторое время в твоем под-
данстве и держал от тебя такие-то поместья в лен. От лена, от подданства и от
присяги на верность тебе отрекаюсь, потому что ты против меня неправ, за ка-
ковую неправду я намерен искать отместки вызовом». И после такого отречения
должен к нему отнестись с вызовом в суде своего верховного владыки и настоять
на вызове. Если же вызовет прежде, нежели откажется от лена и от вернопод-
данства, то никакого не будет поединка, но, напротив, вассал даст удовлетворе-
ние своему господину за оскорбительные слова, сказанные ему перед судом, а
также и самому суду; и будет каждая из наложенных за это пеней в шестьдесят
ливров»3 4.
То же самое и с господином: если кто хотел вызвать своего вассала на судебный
поединок, он также должен был отречься от феодальных уз:
«Из этого мы видим, что как вассал не вправе вызывать своего господина по-
ка он у него в подданстве, так равно и господин не вправе вызывать своего вас-
сала. А потому если господин захочет вызвать своего вассала, то должен отречься
от его подданства в присутствии верховного властелина, прежде чем вызовет, а
потом может сделать свой вызов»1.
Часто случалось даже, что вассалы заявляли притязание на право разрывать
феодальную связь и покидать сюзерена своего произвольно, без всякой причи-
ны, единственно по своему желанию. Правда, законодательные памятники фео-
дализма не признают этой претензии законной. У Бомануара мы читаем:
«Иные полагают, что я вправе отказаться от лена, который держу от своего
господина, равно как и от подданства и верности ему7, когда бы ни вздумал; одна-
ко без законной причины (разумного основания) я этого делать не могу. Невзи-
рая на то, что когда кто захочет покинуть лены, господа по своей алчности охот-
но берут их назад. Но если бы случилось моему владельцу потребовать меня в
крайней его нужде и я бы в самое это время захотел покинуть свой лен либо по-
шел к войску графа или короля, то я бы не сохранил как должно ленную присягу и
верность своему господину, ибо верность и честность, по существу своему, так ис-
кренна, что должна быть соблюдаема, в особенности же к тому7, кому она прямо
обещана; принося же присягу, ведь обещают господину верность, а потому если
она обещана, то было б нечестно отречься от нее в то самое время, когда госпо-
дину пришлось бы ею воспользоваться.
Посмотрим же теперь, что мог бы он сделать с моим леном, если я отступлюсь
от него из-за того, что не захочу помочь своему господину в нужде его? Ведь суд
и расправу властен он чинить только над тем, что я от него держу во владении, а
3 Бомануар. Coutwne de Beauvaisis. гл. 61. С. 310, 311.
4 Там же. С. 311.
> «™ <
ЛЕКЦИЯ XLI
это именно я отдал ему назад и покинул его. Что же он будет делать? Я отвечаю,
что если ему угодно, он может обвинить меня в том, что я поступил против него
коварно, нечестно и предательски, и будет иметь законное основание для вызова
(меня) на судебный поединок»
Таким образом, для этой возможности отделяться и разрывать феодальную
связь устанавливались границы и формы, но тем не менее она была первичным и
преобладающим началом феодализма.
Мне скажут, быть может, что то же самое бывает везде и всегда, что каждый
человек, желающий покинуть свое имущество и положение, властен оставить об-
щество, к которому он принадлежит, и по-своему устроить свою судьбу. Но это
было бы очень ошибочно, милостивые государи, и по многим причинам. Заметь-
те, прежде всего, что в обществах, основанных на факте происхождения, на
принципе территории, законодательство всюду следует за родившимся под его
властью индивидом. Так, французское законодательство переходит с французами
в чужую страну, налагает на них повсюду одинаковые обязательства и признает
действия их лишь постольку, поскольку' они были совершены в предписанных им
формах и условиях. Мало того, тщетно человек из нашей среды покинет свою
сторону и перенесет свою жизнь в иное место, страна его все-таки продолжает
сохранять над ним право и налагает на него некоторые обязанности; ему будет
запрещено обращать оружие против своего прежнего отечества и считать себя
совершенно чуждым ему. Я не обсуждаю достоинств такого законодательства, а
просто отмечаю факт; несомненно, что теперь материальный разрыв с тем обще-
ством, внутри которого родился человек, не отделяет его от него вполне и не ос-
вобождает его от всякой с ним связи. Можно ли этому удивляться? Ведь это — не-
обходимое последствие того самого принципа, на котором основаны наши
современные общества: лишь только индивид становится членом общества не со
своего собственного согласия, лишь только это делается независимым от него
фактом, простым результатом того, что он родился от таких-то родителей и на
такой-то территории, очевидно, что уже не в его власти уничтожить этот факт;
ни от чьей воли не зависит родиться не от французских родителей и не на фран-
цузской территории. Итак, при подобной системе человек не может вполне от-
речься от того общества, частью которого он некогда был; оно становится для
него первоначальным и роковым; он не выбирал его по своей воле и не может
произвольно от него отрешиться.
Напротив того, если индивид принадлежит обществу на основании своего соб-
ственного согласия, ясно, что если он берет назад свое согласие, если воля его
изменяется, то он перестает составлять часть общества. Так именно и бывало при
•' Бомануар. Coutume de Beauvaisis, гл. 61. С. 311.
------------------------------------S> пт <
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
феодальном порядке. Так как источником или, по крайней мере, условием связи
был свободный выбор со стороны индивида, то. переменив решение, он возвра-
щался к полной первоначальной независимости. Правда, такая перемена реше-
ния была подчинена известным правилам, разрыв феодальной связи не был
вполне произвольным, но если он происходил, то происходил уже вполне: вассал
не был больше ничем обязан перед тем сюзереном, от которого отказался.
Таковы были принципы права и свободы, присущие ассоциации ленных вла-
дельцев. Несомненно, это были спасительные гарантии и хорошие элементы по-
литического устройства. Но пойдемте дальше этого первого разбора; попробуем
ближе и лучше оценить социальное достоинство этих гарантий, их смысл и дей-
ствительную цель. К чему, собственно, они относились? Что назначено им было
Защищать? Личную свободу и независимость индивида от всякой внешней силы.
Переберите один за другим все перечисленные мною шесть начал, принятых фе-
одализмом, и вы увидите, что все они отличаются одинаковым характером, при-
знавая все права индивида и стараясь поддержать их в их свободном и энергич-
ном развитии.
Но все ли тут общество, милостивые государи? Разве гарантия личной незави-
симости была единственной целью общественного устройства? Не думаю.
Что такое, по правде сказать, личная независимость в общественном строе?
Это та часть существования и судьбы человека, которую он не вкладывает в жизнь
сообща, не впутывает в свои отношения с другими людьми, предоставляя исклю-
чительно себе самому обладать и распоряжаться ею.
Но ведь в этом не весь человек. Есть еще другая часть его существования и его
судьбы, которую он вкладывает в общую жизнь, в свои сношения с подобными се-
бе, и которую он необходимо должен подчинить естественным или установлен-
ным условиям связей, соединяющих его с другими.
Общество состоит из слияния этих двух фактов. Оно содержит в себе, с одной
стороны то, что люди вносят в общую жизнь, все соединяющие их отношения, а
с другой стороны — то, что в каждом индивиде остается независимым от всяких
отношений, от всякой общественной связи, ту часть жизни и судьбы человечес-
кой, которая остается разобщенной и независимой для каждого, даже среди ему
подобных.
Мне хотелось бы хоть сколько-нибудь точно представить и себе, и вам то, что
действительно составляет часть существования и судьбы людей, вносимую ими в
общую жизнь, и что, собственно говоря, и может называться обществом.
С той минуты, как индивиды вступают между собой в какие-нибудь отношения,
с той минуты, как они с какой-либо целью начинают действовать заодно, они уже
составляют между собой общество, по крайней мере с этой стороны. Общество, в
самом обширном и в то же время в самом простом смысле слова, есть отношение,
соединяющее человека с человеком.
•---------------------------178 Й--------------------------------------
ЛЕКЦИЯ XL1
Очевидно, что общество может существовать независимо от всякой внешней
гарантии, всякой политической связи, всякой понудительной силы. Достаточ-
но того, чтобы люди пожелали его. Во все эпохи жизни народов и на всех сте-
пенях цивилизации существует множество человеческих отношений, не подчи-
ненных никакому закону и никакой общественной власти, и которые от того не
менее сильны и долговечны и также привлекают к общей судьбе и удерживают
в ней часть существования индивидов.
В настоящее время сделалось даже общеизвестным то явление, что, по мере
успехов цивилизации и разума, разряд общественных фактов, чуждых всякой
внешней необходимости и не подчиняющихся никакой общественной власти, с
каждым днем становится шире и богаче. Общество, не управляемое, а сущест-
вующее благодаря свободному развитию человеческого ума и воли, постепенно
возрастает по мере усовершенствования человека. Оно все более и более стано-
вится основанием общественного строя.
Рядом с этими отношениями, созданными и управляемыми исключительно
волей тех, кто принимает в них участие, находится другой общественный эле-
мент — правительство, которое также создает и поддерживает между людьми
отношения, но независимо от их воли. Под словом «правительством я подра-
зумеваю всякого рода власти, существующие в обществе, начиная от домашних
властей, не выходящих из круга семьи, и кончая публичными властями, по-
ставленными на вершине государства. Целое, представляемое этими властя-
ми, есть также общественная связь; они не только порождают между людьми
множество отношений, которые не явились бы исключительно вследствие их
воли, но придают еще правильность и долговечность как этим отношениям,
так и многим другим, что служит залогом мира и прогрессивного развития об-
щества.
Личная воля и общественная власть, свободный выбор людей и правительст-
во — вот, милостивые государи, те два источника, откуда проистекают челове-
ческие отношения и их переход в деятельное и постоянное общество. Обрати-
тесь теперь к феодализму, припомните все, что мы изучили в нем, и вы увидите,
что оба эти элемента были в нем слабы, непроизводительны и могли создать
лишь шаткое колеблющееся общество. Взглянем ли на те свободные отношения,
которые устанавливаются между индивидами без всякого внешнего понуждения
и которые играют у нас столь важную роль, мы увидим, что они были редки и не-
определенны между ленными владельцами и не могли привести ни к значитель-
ному движению, ни к крепкой связности в обществе. Взглянем ли, напротив то-
го, на правительство, этот общественный принцип, заключающийся в
присутствии власти и в ее умении устанавливать и поддерживать отношения
между людьми, мы увидим, что и оно во времена феодализма было непроизводи-
тельно и бессильно. Не было, или почти не было, ни центральной монархичес-
--------------------------И» <-------------------------------------
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
кой власти, ни власти общественной, т.е. власти, идущей от самого общества, —
ни сената, ни публичного собрания, словом, ничего такого, что походило бы на
деятельную и сильную организацию древних республик. В ассоциации ленных
владельцев не было ни настоящих подданных, ни граждан. Действие высшего
лица на низшее было незначительно, а взаимное действие между равными поч-
ти ничтожно. Короче говоря, общество в собственном смысле слова, т.е. внесе-
ние в общую жизнь известной доли существования, участи и деятельности от-
дельных лиц, было весьма слабо и ограниченно; напротив того, часть
существования, остающаяся отдельной, разобщенной, т.е. личная независи-
мость, была очень велика. Слабость общественного элемента сравнительно с
элементом индивидуальным — таков был главный, преобладающий характер
феодализма.
Иначе и не могло быть; я уже имел честь говорить вам об этом; феодализм
был первым шагом за порог варварства, переходным от варварства к циви-
лизации. Господствующим же характером варварства была независимость ин-
дивида и преобладание индивидуальности; в таком состоянии всякий человек
делает, что ему угодно, на свой страх и под свою ответственность. Господство
личных воль и борьба индивидуальных сил — вот главный факт варварского
общества. Этот факт унимался и умерялся утверждением феодализма. Уже одно
влияние территориальной и наследственной собственности сделало личную
волю более устойчивой и менее беспорядочной; варварство перестало быть ко-
чевым, а это — первый и громадный шаг к цивилизации. Притом личные воли
признали для себя обязанности, правила. Вассал подчинился относительно сво-
его сюзерена нравственным и материальным обязательствам более ясным и по-
стоянным, нежели обязательства дружинников в отношении вождя, которые
были в варварской жизни. Стало быть, и в этом смысле, и в нравственном от-
ношении совершен великий шаг к цивилизации. Тем не менее личная незави-
симость все еще оставалась господствующим характером нового социального
положения. Принципы его освящали эту независимость, и его гарантии более
всего заботились о ее поддержке. Но общество основывается и развивается не
на преобладании личной независимости, так как оно состоит главным образом
из той доли существования и участи, которые слагаются людьми в общую жизнь
и соединяют их в одно, заставляя их жить в одинаковых связях и под оди-
наковыми законами. Это есть, собственно говоря, общественный факт. Без
сомнения, личная независимость почтенна, свята и должна быть надежно обес-
печена — человек ведь не отдает обществу всей своей жизни, большая часть ее,
обособленная и чуждая общественным отношениям, всегда принадлежит ему
самому; и даже, вступая в отношения с другими, он должен пользоваться для
своей независимости всеми успехами, делаемыми его разумом и волей. Но оче-
видно, что при феодальном устройстве между ленными владельцами незави-
•----------------------------& 180 <-------------------------------------
ЛЕКЦИЯ XLI
симость эта была чрезмерна и противилась устроению и действительному
прогрессу общества; разобщенность еще действовала тут сильнее свободы.
Потому-то, независимо от всяких посторонних причин, а по самой своей нату-
ре и в силу своего собственного стремления, феодальное общество постоянно
находилось как бы под сомнением, всегда было готово распасться, или, по
крайней мере, было неспособно правильно существовать и развиваться, не вы-
рождаясь. Несколько общих фактов, которые я представляю, покажут вам эту
работу внутреннего распадения и невозможность твердо и верно придержи-
ваться первоначальных принципов, характеризующих собою феодализм.
Начать с того, что очень скоро установилось громадное неравенство между
ленными владельцами. Вы видели, что в первое время лены быстро множились
и что раздача их вассалами во вторые и третьи руки породила множество мелких
ленов и мелких господ. С половины XJ века начинается обратное явление: чис-
ло мелких ленов и сеньоров уменьшается, а и без того уже большие лены увели-
чиваются за счет своих соседей. Во всех этих отношениях господствовало почти
исключительно насилие; ничто не останавливало его; лишь только появлялось
где-нибудь неравенство, сила действовала с быстротою и ловкостью, совершен-
но неизвестными в тех обществах, где слабый, наравне с сильным, находит себе
покровительство и защиту. Не требуется делать больших изысканий для того,
чтобы убедиться, что таков был ход вещей с XI по XIV век. Стоит открыть вто-
рой том «Искусства поверять числа», заключающий в себе историю главных ле-
нов во Франции, и вы увидите, что в этот промежуток времени тридцать девять
ленов были поглощены более счастливыми и могущественными ленами. Заметь-
те, что дело идет здесь только о значительных ленах, имевших знаменитое имя
и историю. Что было бы, вздумай мы исследовать участь всех мелких ленов, ко-
торыми мог овладеть могущественный сюзерен? Мы увидели бы, что исчезло
громадное число их, что повсюду развивалось неравенство и что сюзерены рас-
ширяли свои владения за счет своих вассалов.
Когда неравенство сил так велико, вскоре является и неравенство прав. Вы
видели, что первоначально все ленные владельцы пользовались в своих имени-
ях одинаковыми правами, законодательной, судебной властью и даже правом
чеканить монету. Но это длилось недолго. Начиная с XI века, неравенство лен-
ных владельцев, например, с точки зрения юрисдикции, становится очевид-
ным: одни обладают тем, что называлось высшей судебной властью, т.е. пол-
ной юрисдикцией, обнимавшей все случаи; у других была только низшая
судебная власть, более ограниченная юрисдикция, заставлявшая их в важных
случаях обращаться за судом к сюзерену. Тот же факт обнаруживается с законо-
дательной и политической точек зрения. Вы видели, что простые жители лена,
колоны и рабы, вполне зависели от сеньора, пользовавшегося над ними всеми
верховными правами. Затем, спустя некоторое время, мы видим, что сюзерен
•----------------------------> *81 -
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
вмешивается во внутреннее управление ленами своих вассалов и начинает поль-
зоваться правом надзора и покровительства над отношениями простых сеньо-
ров к подвластному населению их земель. Конечно, покровительство это вызы-
валось необходимостью, оно подавляло зачастую нестерпимую тиранию мелких
ленных владельцев над несчастными колонами, так что если все принять в рас-
чет, то увеличение власти значительных сюзеренов было скорее благоприятно,
нежели вредно для судьбы людей и прогресса общества; тем не менее это был
все-таки неправый захват, нарушение коренных начал и первоначального бы-
та феодализма.
В то же время совершалось еще множество других перемен, и всегда по оди-
наковым причинам, единственно в силу прирожденных недостатков системы,
особенно же вследствие чрезмерной личной независимости. Известно, что ос-
новным принципом в частных спорах был суд равных, вмешательство самого
общества в судебную власть. Но вассалы имели между собою мало отношений,
их трудно было собрать, трудно было рассчитывать на их сообразительность
или справедливость. Обращение к силе путем судебного поединка или частной
войны было самым обыкновенным средством оканчивать процессы. Но сша
ведь не справедливость, их не долго смешивают между собой даже самые гру-
бые умы. Необходимость другой судебной системы, настоящего суда, сделалась
вскоре очевидной. Суд равных был почти неприменим на деле. Тогда была вве-
дена в феодализм другая судебная система, специальный класс людей, испол-
нявших судебную должность. Вот настоящее происхождение бальи (окружных
судей), а еще до них — прево (старшин), которые обязаны были сначала во
имя сюзерена собирать для него доходы, оброк с колонов, штрафы, а затем и
творить им суд. Таким образом начался современный судебный порядок, отли-
чительный характер которого состоит в том, что он сделал из судебной админи-
страции судебную профессию, специальную и исключительную задачу извест-
ного класса граждан. Подобно тому, как при Каролингской династии Карл
Великий принужден был обратить прежних скабинов в настоящих судей, в по-
стоянных чиновников вместо свободных людей, переставших являться на част-
ные судебные разбирательства и не заботившихся больше о своих правах, при
феодальной системе ленные владельцы покинули судебную власть, перестали
судить друг друга, и эта власть перешла в руки специальных должностных
лиц — прево и бальи.
Итак, благодаря единственно тому, что феодализму недоставало социальной
связи, феодальные вольности быстро погибали; вспышки личной независимости
постоянно тревожили общество; в отношениях ленных владельцев между собою
оно не находило средств ни для своей правильной поддержки, ни для своего раз-
вития; тогда оно прибегло к другим началам, уже противным началам феодализ-
ма; оно стало искать в других учреждениях необходимые средства для того, что-
----------------------------•> 182 <------------------------------------
ЛЕКЦИЯ XLI
бы сделаться постоянным, правильным и прогрессивным. Появилось быстрое
стремление к централизации, к образованию власти, которая превосходила бы
собою власть местную. Гораздо прежде того времени, когда общая власть, сде-
лавшаяся впоследствии королевской властью, появилась на всей территории под
именем герцогств, графств, виконтств и пр., образовалось множество мелких го-
сударств с центральным правительством, возникших в разных провинциях, и под
их властью права ленных владельцев, т.е. местных владык, понижались все более
и более.
Таковы были естественные и неизбежные результаты внутренних недостатков
феодальной системы, а главным образом — чрезмерного преобладания личной
независимости. Эти последствия развились еще быстрее и энергичнее, когда
чуждые влияния, королевская власть и коммуны примкнули к ним в свою очередь
и помогли тому процессу разложения, которому было подвержено по самой при-
роде своей феодальное общество. Изучение этих двух новых элементов современ-
ной Франции и их значения для феодализма будет предметом наших следующих
бесед. Мы начнем с истории королевской власти.
ЛЕКЦИЯ XLII
Состояние королевской власти в конце X века. Постепенное ослабление ее различных начал. —
Противоречие между положением Каролингской королевской власти по праву н на деле.
Неизбежность ее падения. — Характер возвышения Гуго Калета. — Прогресс принципа
законности. — Состояние королевской власти при Роберте, Генрихе I и Филиппе I. Точно ли она
была так слаба и ничтожна, как говорят? Причины и границы ее слабости. Неопределенность ее
характера и принципов. — Новый характер королевской власти при Людовике VI. Она
1ЫС1 гбождается из прошлого и начинает гармонировать с общественным бытом. —
Войны и правление Людовика VI. — Правление Сугерия при Людовике VII. —
Состояние королевской власти по смерти Людовика VII.
> ‘84 <
ЛЕКЦИЯ XLH
Милостивые государи!
Беседы наши немного порасстроились”. Позвольте мне, принимаясь за них
снова, напомнить вам в нескольких словах тот план, которому мы следовали, и
пункт, до которого мы дошли.
Изучая собственно феодальный элемент, мы рассматривали его с различных
сторон. Мы начали с того, что замкнулись внутри простого лена, первичного фе-
одального владения. Мы рассматривали сначала менявшееся состояние самого
ленного владельца и его семьи, т.е. то, что происходило внутри феодального зам-
ка, затем то, что происходило вокруг него, в феодальной деревне, т.е. среди под-
властного населения.
Ознакомясь таким образом с простым леном и с внутренними переменами,
произошедшими там с X по XIV век, мы рассмотрели взаимные отношения лен-
ных владельцев и господствовавшие тогда учреждения, словом, организацию фе-
одального общества в целом.
Наконец, мы старались хотя бы с некоторой точностью отдать себе отчет в глав-
ных принципах феодализма, в его достоинствах и недостатках; таким образом мы
отыскивали в нем самом, в его собственной природе первые причины его судьбы.
Сегодня я приступаю к рассмотрению второй части светского общества, не
бывшей феодальною ни по своему происхождению, ни по характеру, которая тем
не менее существовала одновременно с феодализмом и сначала значительно из-
менила, а потом одолела его, — я говорю о королевской власти и коммунах. По-
стараюсь проследить развитие этих двух великих элементов нашей цивилизации
с X по XIV век. Начну с королевской власти.
Вы помните, в каком состоянии находилась во Франции королевская власть в кон-
це X века, в момент падения Каролингской династии, т.е. в начале феодальной эпо-
хи в собственном смысле слова. Я уже сказал об этом несколько слов1. У нее было че-
тыре источника, она происходила от четырех различных принципов. Первым
источником ее была военная королевская власть варваров; вожди германских вои-
нов, эти многочисленные, случайные вожди, нередко сами простые воины, окру-
женные дружинниками, привлеченными их щедростью и отвагой, носили название
kong, koening, king, обратившееся впоследствии в титул короля; и как ни ограниче-
на, как ни шатка была их власть, тем не менее она стала одним из оснований, на ко-
тором воздвиглась после территориального упорядочения власть королевская. Кро-
ме того, она нашла себе у варваров религиозное основание. У различных германских
племен и союзов, между прочим у франков, некоторые семейства, происходившие от
древних национальных героев, были в силу того облечены религиозным характером
и наследственным первенством, превратившимся в скором времени во власть.
'См. Т. III. лекция XXXIV.
'S’ >85 <
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
Таково двойное варварское происхождение новой королевской власти. В то же
время мы признали за ней двойное римское происхождение. С одной стороны, мы
отличили в ней императорскую власть, олицетворявшую верховенство римского на-
рода и начавшуюся при Августе, с другой стороны — христианское державство —
образ Божества, представлявший в человеческой личности могущество и права его.
Итак, с VI по X век короли были: 1) вождями варварских воинов; 2) потомка-
ми героев, варварских полубогов; 3) хранителями национальной верховной влас-
ти, олицетворением государства; 4) олицетворением и представителями Бога на
земле. Эти четыре идеи, эти четыре начала способствовали в то время образова-
нию королевской власти.
В конце X века, как это, если не ошибаюсь, уже было мною замечено, одно из
этих четырех начал совершенно исчезло. Не осталось никаких следов религиозной
варварской королевской власти. Вторая королевско-франкская династия Каролин-
гов нисколько не претендовала на происхождение от древних германских героев и
на религиозное национальное первенство. Они не были, подобно Меровингам,
особою семьей, отличавшейся своими длинными волосами. В них соединялись
только три первоначальные черты королевской власти: они были военными вож-
дями, преемниками римских императоров и земными представителями Божества.
В Каролингской монархии поначалу господствовала римская идея, царил импе-
раторский характер, что было естественным плодом влияния Карла Великого. Вы
знаете, что его заветной мечтой и постоянной целью его усилий было воскреше-
ние империи, и не только имени империи, но и действительной власти импера-
торов. Он достиг этого настолько, что придал королевской власти, рассматрива-
емой как политическое учреждение, ее императорский характер и глубоко
запечатлел в уме народов ту идею, что глава государства есть наследник импера-
торов. Но после Карла Великого корона на голове его преемников не долго сохра-
няла этот славный и могущественный вид. Начиная с Людовика Благочестивого,
в Каролингской монархии утверждается если не прямо борьба, то какая-то неиз-
вестность, какое-то беспрестанное колебание между наследником императоров и
представителем Божества, т.е. между римской и христианской идеей, которые
обе служили основанием королевской власти’. Людовик Благочестивый, Карл
Лысый, Людовик Заика, Карл Толстый попеременно обращаются то к той, то к
другой из этих основ или идей, стараясь почерпнуть в них ускользающие из рук
силу и влияние. Как военные вожди они уже ничто, и этот источник их власти ис-
сяк для них совершенно. Им остается только два характера — римско-император-
ский и христианско-религиозный; трон их колеблется на этих двух опорах.
Падение его было почти неизбежным последствием этого. И как наследница
императоров, и как союзница христианского духовенства, королевская власть Ка-
ролингов в конце X века находилась в ложном и слабом положении. Империя Кар-
ла Великого была раздроблена, центральная власть уничтожена: все, что главным
•----------------------------> tee <------------------------------------
ЛЕКЦИЯ XLII
образом составляло императорскую власть, ее всемогущество, повсеместность,
единственная и всюду деятельная администрация — все это совершенно исчезло.
Вместе с тем христианское духовенство во многом утратило свое прежнее вели-
чие. Оно было обязано им отчасти единству церкви, ее общему строю, частому
созыву соборов, их важному влиянию на умы и, наконец, центральной власти, ут-
верждаемой ими в лоне христианства. Благодаря торжеству феодализма и преоб-
ладанию местных учреждений и идей, это видимое единство церкви если не бы-
ло утрачено безвозвратно, то все-таки подверглось сильному ущербу. Соборы
стали реже и вовсе не так могущественны. В новых мелких государствах значение
и власть светского владыки взяли верх над значением и властью епископа. Духо-
венство уже гораздо меньше действует в своем целом как корпорация, и его раз-
розненные члены впадают в некоторого рода подчиненность. Отсюда — значи-
тельное, хотя и временное ослабление церкви вообще, а также всех связанных с
нею учреждений и идей, между прочим и идеи королевской власти, рассматрива-
емой с религиозной точки зрения и как образ Божества. Кажется, идея эта всего
менее властвовала в X веке.
Итак, королевская власть Каролингов лишилась двух главных опор, которые обе
были очень шатки. Мало того, она находилась даже в противоречии и вражде с но-
вым государством, с новыми властями общества. Почти все эти местные, только
что создавшиеся державства были не более как обрывками центральной власти.
Эти герцоги, графы, виконты, маркизы, независимые теперь в своих владениях,
были по большей части прежние бенефициарии или прежние коронные чины.
Потому они несколько побаивались королевской власти Карла Великого как влас-
ти, от которой они много захватили и которая могла много потребовать с них на-
зад. Она продолжала сохранять права, превышавшие ее силы, а притязания ее
превышали самые права. В глазах феодальных господ она была ограбленной на-
следницей той власти, которой они прежде повиновались и на развалинах которой
явилась их собственная власть. Итак, по своей природе, по своему названию, по
своим привычкам и воспоминаниям королевская власть Каролингов не сочувство-
вала новому феодальному порядку'. Побежденная им, она корила и беспокоила его
уже только своим присутствием. Она должна была исчезнуть.
И она действительно исчезла. Совершенно напрасно удивлялись легкости, с
какой Гуго Канет овладел короною. В сущности, титул короля не доставил ему ни-
какой действительной власти, которой могли тревожиться его равные; по праву
же этот титул, переходя на его голову, даже утратил то, что в нем было для них
враждебного и подозрительного. Гуго, граф Парижский, вовсе не находился в
положении преемников Карла Великого; предки его никогда не бывали короля-
ми. императорами, державцами всей территории; крупные ленные владельцы не
были прежде его слугами или бенефициариями; он сам был одним из них, он вы-
шел из их рядов, дотоле им равный; принятый им титул короля мог им не нра-
•---------------------------•> «7 <---------------------------------------
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
виться, но не мог серьезно их беспокоить. Тревожную сторону' каролингской вла-
сти составляли ее воспоминания, ее прошедшее. У Гуго Капета не было ни вос-
поминаний, ни прошедшего; это был король-выскочка’, гармонировавший с об-
новленным обществом. В этом была его сила, по крайней мере это сделало
положение его более легким, нежели положение устраняемой им династии.
Он встретил, однако, одно нравственное препятствие, заслуживающее нашего
внимания. Идея императорской и даже христианской королевской власти в зна-
чительной степени ослабела, зато развился новый принцип, зачатки которого
показались еще при падении Меровингов, но который при Каролингах оказался
гораздо более общепринятым и ясным; это был принцип законности. По мнению
не народа, — сказать так было бы преувеличением, поскольку в это время не бы-
ло ни народа, ни общественного мнения, — но по мнению многих значительных
людей, потомки Карла Великого были единственными законными владыками,
корона считалась их наследственной собственностью. Эта идея не породила для
Гуго Капета больших и продолжительных затруднений, но она пережила его уда-
чу и продолжала действовать наумы. В письме Герберта’ к Адальберону, еписко-
пу Лаонскому, писанном в 989 году, т.е. спустя два года после того, как Гуго до-
стиг короны, мы читаем:
«Родной брат божественного Августа, Лотаря, наследник королевства, был от-
туда изгнан. Соперники его стали королями; по крайней мере, многие считают их
таковыми. Но по какому праву законный наследник лишен наследства? По како-
му праву у него было отнято королевство?»2
Сомнение насчет прав Гуго было так действительно, что он терпел его. а быть
может, и разделял сам: так, при описании его восшествия на престол в одной хро-
нике говорится:
«Итак, королевство французов ускользнуло от потомков Карла Великого. Гер-
цог Гуго получил его в свое владение в год от рождения Спасителя 989 и обладал
им девять лет, но не мог, однако же, носить короны»3.
Мало того, эта идея еще продолжала сохранять свою власть три века спустя, и
на брак Филиппа Августа с Елизаветой (Изабеллой) де Эно, происходившей из
рода Карла Великого, смотрели как на торжество законности. В «Вертинской ле-
тописи»’ мы читаем:
«Итак, корона французского королевства ускользнула от потомков Карла Вели-
кого, но она вернулась ему впоследствии вот каким образом. Карл (Лотаринг-
ский), умерший в темнице (в Орлеане в 992 году), имел двух сыновей, Людови-
2 Письмо Герберта к Адальберону, епископу Лаонскому, написанное в 989 году. Historiens de
France. Т. X. С. 402.
3 Historiens de France. T. X. С. 259, 275.
> ‘88 <
ЛЕКЦИЯ XLII
ка и Карла, и двух дочерей, Герменгарду и Гербергу. Первая вышла замуж за гра-
фа Немурского. От нее родился Бодуэн, граф Эно (Бодуэн V, 1171-1185), же-
нившийся на Маргарите, сестре Филиппа, графа Фландрского; дочь их Елизаве-
та вышла замуж за французского короля Филиппа II и имела от него сына
Людовика, наследовавшего от него потом царство; от него произошли все быв-
шие после того французские короли. Следовательно, в лице этого Людовика, с
материнской стороны, королевство возвратилось в род Карла Великого»4.
Сколь ни легко было для Гугона присвоить себе царский венец, эти строки все-
таки доказывают, что идея законности прежней династии была уж очень развита
и сильна. Чтобы бороться с нею, он взялся за единственно действительное сред-
ство, а именно — искал союза с духовенством, которое поддерживало ее и глав-
ным образом способствовало ее распространению. Он не только поспешил пома-
заться на царство в Реймсе от архиепископа Адальберона, но и всегда
благосклонно обходился с лицами белого и черного духовенства; он беспрерывно
старается приобрести себе их расположение, расточая им дары, возвращая при-
вилегии, утраченные ими в смуте возникающего феодализма, или жалуя новые.
Между прочим он восстановил в монастырях своих владений свободу выборов,
почти уже не существовавшую там в продолжение целого столетия. Он сам отрек-
ся от сана Сен-Жерменского и Сен-Дениского аббата, которым был облечен, что
часто бывало в то время с могущественными светскими лицами, и велел канони-
чески избрать на свое место аббатов из духовенства. Поведение его в этом отно-
шении было до такой степени постоянно и произвело такое действие, что 600
лет спустя после его смерти, в 1576 году, на сейме в Блуа, капитулы каноников,
требовавших, чтобы им возвратили свободу выборов, приводили в подтвержде-
ние своих требований тот аргумент, что Каролингская династия была недолго-
вечна, потому что присвоила себе право располагать духовными должностями,
между тем как Капетингская династия, которая с самого начала и по примеру сво-
его основателя уважала их независимость, царствует уже более пяти веков.
Не могу сказать, сколько было искренности и хитрости в подобном поведении
Гуго. Полного отсутствия искренности не было, так как он действовал таким об-
разом задолго до восшествия на престол, о котором он в то время, очевидно, не
мог и думать. Как бы то ни было,- но интересы его положения требовали того же
самого, что ему предписывали его верования, так что он следовал и тем, и дру-
гим. Римский характер королевской власти исчез почти совершенно; характер
законности принадлежал противникам Гуго; в его распоряжении оставался толь-
ко христианский характер; он усвоил его себе и не пренебрегал ничем для его
развития. С помощью общего положения дел он без труда достиг цели. Очевид-
4 Historiens de France. Chronique de Saint-Bertin. T. X. C. 298.
------------------------------------> 189 <—
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
но, что королевская власть Капетингов утвердилась в христианской основе, и в
царствование трех первых преемников Гуго Капета, Роберта, Генриха I и Фи-
липпа I, она носила на себе отпечаток этой системы и существовала под ее вла-
дычеством. Многие современные историки, и между прочим господин Сисмонди,
приписывают главным образом этой причине вялость и бездействие этих госуда-
рей. В то время как вокруг них, говорили они, развивается воинственный дух,
внутри них господствует дух церковный; среди феодализма, бывшего тогда в
полной силе, и только что расцветавшего рыцарства они были королями попов,
поддерживали себя союзом с ними, управлялись их влиянием и принимали самое
незначительное участие во внешней и мирской деятельности своего времени.
Я не думаю, милостивые государи, что незначительность первых Капетингов,
Роберта, Генриха I и Филиппа I, была действительно так велика, как это гово-
рят. Внимательно рассматривая документы и события их времени, мы видим, что
они играли более важную роль и имели больше влияния, нежели им приписыва-
ют. Прочтите их историю, и вы увидите, что они беспрестанно вмешиваются, то
с оружием в руках, то посредством переговоров, в дела графств — Бургундского,
Анжуйского и Мэнского, герцогств Аквитанского и Нормандского, словом, в де-
ла всех своих соседей и даже очень отдаленных господских земель. Можно опре-
деленно сказать, что никакой другой сюзерен, исключая нормандских герцогов,
завоевавших целое королевство, не действовал тогда так часто и на таком значи-
тельном расстоянии от центра своих владений. Разверните письма современни-
ков, например епископов Шартрских, Фульберта и Ивона, или герцога Аквитан-
ского Вильгельма III и многих других, и вы увидите, что французский король был
далеко не лишен значения и что его ублажали самые могущественные сюзерены.
Из этих трех государей самым апатичным и наиболее чуждым всякой серьезной и
сильной деятельности был, может быть, Филипп I; между тем его двор или, как
говорили в то время, его род, т.е. собрание молодых людей, посланных к нему для
того, чтобы приготовиться к рыцарской жизни под его покровительством, было
настолько многочисленно, что могло иногда заменить ему войско. Прочту вам
протокол его помазания, любопытный документ, так как это древнейшее из опи-
саний подобного обряда; вы увидите, что существование французского короля
является в нем гораздо важнее, чем можно было бы думать, судя по тому, как его
изображают многие историки:
«В год воплощения Господня 1059, а царствования короля Генриха тридцать
второй’, в десятый день перед июньскими календами (23 мая)... король Филипп
был помазан архиепископом Жерве (Гервасием), в большой церкви, перед алта-
рем Св. Марии, с следующими церемониями.
В начале обедни, перед чтением Апостола, архиепископ обратился к королю,
изложил перед ним католическую веру и спросил, признает ли он ее и будет ли за-
щищать. После его утвердительного ответа ему подали его исповедание веры, он
-----------------------------> 190 <-------------------------------------
ЛЕКЦИЯ XLI]
взял его и, хотя ему было всего семь лет, прочел его и подписал. Вот его содер-
жание: «Я, Филипп, долженствующий вскоре по милости Божией стать королем
французов, обещаю в день моего помазания перед Богом и его Святыми блюсти
За каждым из вас, мои подданные, каноническую привилегию, закон и должную
справедливость; с Божьей помощью, сколько будет в моих силах, я постараюсь за-
щищать вас с тем усердием, какое король должен оказывать в своем государстве
относительно каждого епископа и доверенной ему церкви. Своей властью мы на-
делим также законными льготами порученный нашему попечительству народ, со-
гласно с его правами».
После того он передал свое исповедание веры в руки архиепископа, в присут-
ствии... (следуют имена пятидесяти трех архиепископов, епископов или абба-
тов). Взявши жезл Св. Ремигия’, архиепископ кротко и благожелательно объяс-
нил, что ему паче всех принадлежит избрание и помазание королей с тех пор, как
Св. Ремигий окрести.! и помазал короля Хлодвига. Он объяснил, каким образом
папа Гормизд4 даровал Св. Ремигию, а папа Виктор4 — ему, Жерве, и его церк-
ви право посвящать этим жезлом и первосвятительствовать во всей Галлии. За-
тем, с согласия отца его Генриха он избрал на царство Филиппа. Кроме того, хо-
тя и утверждали, что это может делаться без одобрения папы, тем не менее
легаты Святого Престола, чтобы оказать честь принцу Филиппу и изъявить ему
свое расположение, присутствовали на этой церемонии. За ними шли архиепис-
копы, епископы, аббаты и клирики; затем Ги, герцог Аквитанский... (дальше
следуют имена шестнадцати магнатов, присутствовавших лично или через своих
послов); потом рыцари и народ, и большие, и малые, которые все единодушно
изъявили свое согласие и одобрение и воскликнули три раза: «Мы одобряем, мы
желаем, чтобы так было». Тогда Филипп по примеру своих предшественников
дал указ касательно имуществ Св. Марии, графства Реймсского, земель Св. Реми-
гия и прочих аббатств. Он приложил к нему печать и подписал его.
Архиепископ также подписался. Король Филипп назначил его главным канц-
лером, подобно тому как предшествовавшие ему короли делали это с предместни-
ками Жерве, и архиепископ помазал его в короли. Когда архиепископ вернулся на
свое место и сел, принесли привилегию, дарованную ему папою Виктором, и он
прочел ее в присутствии епископов. Все это произошло с полным благочестием и
живейшей радостью, без всякого беспокойства и сопротивления и безо всякого
вреда для государства. Архиепископ Жерве любезно пригласил к себе всех при-
сутствующих и роскошно угостил их за собственный счет, хотя был обязан сделать
это только в отношении короля, но он поступил так ради чести своей Церкви и из
великодушия»5.
5 Collection des memoires relatifs a 1'histoire de France. T. VII. C. 89-92.
---------------------------------> <-------------------------
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
Само собой разумеется, что ни один даже самый могущественный сюзерен не
вступал в свое звание с такой торжественностью и посреди подобной свиты, и не-
возможно, чтобы к положению, столь очевидно превосходившему собой другие,
часто не присоединялось действительного влияния.
Хотя все вышесказанное мною, милостивые государи, ограничивает весьма
распространенную мысль, но я вовсе не намерен полностью отрицать ее справед-
ливость. Несомненно, царствование Капетингов не отличалось той деятельнос-
тью и тем ростом власти, какими обыкновенно сопровождается основание новой
династии, и изнеженность их поражала даже их современников. В одной анжуй-
ской хронике 959 года мы читаем:
«В этом году умер герцог Гуго, аббат Сен-Мартенский, сын лжекороля Робер-
та и отец другого Гуго, который впоследствии сделался тоже королем вместе со
своим сыном Робертом; мы сами видели его постыдно изнеженное царствование,
и апатия его перешла к его сыну, нынешнему корольку Генриху»6.
Но не следует этим обманываться; презрительный тон, с каким некоторые лето-
писцы говорят об этих королях, не служит верным мерилом их положения. Сравни-
вали то, чем они были, с тем, чем они, по-видимому, должны были быть, сравнива-
ли их власть с носимым ими титулом. А этот титул, название короля, пробуждал в
умах идею величия и превосходства, совершенно чуждую новому положению обще-
ства и заимствованную из воспоминаний о Карле Великом. Казалось, что каждый
называвшийся королем должен был, подобно Карлу Великому, царствовать над гро-
мадной территорией, повелевать, побеждать и далеко возвышаться над всеми ос-
тальными людьми. Рядом с колоссальной фигурой Карла Великого, наполнявшей
все народные романы и занимавшей все воображения, Роберт, Генрих 1, Филипп I
казались жалкими личностями. Они сами это чувствовали; они сами считали себя
поставленными по своему королевскому титулу в возвышенное и возвеличенное
положение, созданное Карлом Великим, и призванными проявлять великую и бли-
стательную власть. Между тем на деле они ее не имели, являясь лишь крупными
ленными владельцами, окруженными другими ленными владельцами, столь же мо-
гущественными, как они сами, и даже могущественнее их. Они смотрели на себя
как на наследников престола Карла Великого и были не в состоянии выполнить
этой роли; отсюда происходила крайняя неопределенность и какая-то странная не-
подвижность в их положении. Они не понимали, каким новым характером должна
облечься королевская власть при таком коренном изменении общества; как короли,
они не умели играть роли, приличествующей этому достоинству, и в то же время не
умели поддерживать той прежней верховной и пышной королевской власти, кото-
рой тем не менее считали себя облеченными.
6 Chronique d' Anjou в Historiens de France. Т. VII. С. 252.
------------------------------------& 102 <
ЛЕКЦИЯ XLII
Быть может, в этом противоречии и надо искать если не самой ясной, то самой
решительной причины бездейственности и бессилия первых Капетингов. Они
вытеснили последних Каролингов и тем не менее жили почти так же, как те, непо-
движно запершись внутри своего дворца, под властью священников и женщин, не
будучи в силах быть ни такими королями, как Карл Великий, ни такими, как над-
лежало быть в их эпоху, и падая под бременем этого двойного затруднения.
Только в начале XII века, в конце царствования Филиппа I, сын его Людовик* по-
нял перемену, произошедшую в положении королевской власти, и начал придавать
ей подобающий характер. С Людовика Благочестивого до Людовика Толстого, несмо-
тря на узурпацию *, совершенную Гуто Капетом, она влачилась по одинаковой колее,
нося полуимператорский и полурелигиозный характер и все более и более теряясь в
своей собственной неопределенности. Попробую показать вам эту важную перемену
в тогдашних памятниках. Из них наиболее поучительным и достоверным, бесспорно,
следует считать «Жизнь Людовика Толстого», написанную Сутерием и заслуживаю-
щую самого тщательного изучения. Она проливает яркий свет на состояние фран-
цузского общества в эту эпоху. Извлеку оттуда почти все, что думаю вам представить.
Прежде всего, насчет поведения принца Людовика в то время, как отец его
еще царствовал, я нахожу следующее:
«Этот юный герой, веселый, привлекавший к себе все сердца и за свою доб-
роту принимаемый некоторыми людьми за простака, едва достигнув юности, ока-
зался уже мужественным защитником царства своего отца, заботился о нуждах
церкви и о том, что давно уже оставалось в пренебрежении — о безопасности зем-
ледельцев, ремесленников и бедных»7.
И несколько далее:
«Около этого времени случилось, что между достопочтенным Сен-Дениским
аббатом Адамом и благородным Бушаром, сеньором Монморанси, по поводу неко-
торых обычных прав возникли споры, до того воспламенившиеся и достигшие, к
несчастью, такой степени раздражения, что дух мятежа порвал все свои верности
и подданства, и обе стороны принялись бороться с помощью оружия, войны и по-
жаров. Когда это дошло до слуха сеньора Людовика, он обнаружил сильное него-
дование и не успокоился до тех пор, пока не принудил упомянутого Бушара, вызвав
его, как следует, явиться в замок Пуасси к отцу его королю и отдать себя на его суд.
Проиграв свое дело, Бушар отказался подчиниться вынесенному против него при-
говору и удалился, не будучи задержан, так как этого не дозволил бы обычай фран-
цузов. Но вс коре он испытал все горести и бедствия, какими королевское величе-
ство имеет право наказывать подданных за ослушание. Действительно, молодой,
прекрасный принц немедленно обратил против него оружие» и пр.
7 Жизнь Людовика Толстого. Сугерий, гл. 2 в моем Собрании. Т. УШ. С. 8.
---------------------------------193 4-----------------------------
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
Не поражает ли вас здесь новое положение, занятое королевской властью, и
новый язык, которым говорят от ее имени? Мы, очевидно, находимся среди фе-
одального общества, и дела плуг именно так, как я вам их описывал. Вассал
французского герцога, сеньор Монморанси, вызывается ко двору своего сюзе-
рена и приговаривается тамошним судом, но он не захотел повиноваться и спо-
койно удаляется, причем его даже не пытаются задержать, так как этого не поз-
волил бы обычай французов. До сих пор тут все феодально и согласно с
обычными отношениями между сюзереном и вассалом; но вот является уже но-
вый элемент: «Вскоре Бушар испытал все бедствия и горести, какими королев-
ское величество имеет право наказывать подданных за ослушание». Это уже не
феодализм: тот самый Бушар, которого его сюзерен не осмелился арестовать,
хотя и приговорил его, преследуется новым господином, своим королем, под-
вергающим его всем бедствиям, «какими королевская власть имеет право нака-
зывать подданных за ослушание». Королевская власть появляется здесь вне фе-
одализма, унижающей феодальные права и отношения и сообразующейся
вначале с их принципами и формами, затем отрешается от них и требует во
имя других принципов, своим собственным именем, права преследовать и на-
казывать.
Я продолжаю. Надо взглянуть на множество фактов одинакового рода и внима-
тельно рассмотреть их:
«Благородная Реймсская церковь, — говорит Сугерий, — видела, как ее иму-
щества, а также имущества зависевших от нее церквей опустошаются тиранией
храбрейшего и неукротимого барона Эббля де Русси и сына его Гишара. Против
этого столь опасного по своей храбрости и столь преступного человека уже сто раз
приносились самые слезные жалобы королю Филиппу и незадолго перед тем два
или три раза его сыну. Последний, движимый негодованием, собрал небольшое
войско едва из семи сот рыцарей... и поспешно направился к Реймсу, меньше чем
в два месяца беспрестанно возобновляемыми битвами отомстив за бедствия, не-
когда причиненные церквам, опустошив земли тирана и его сообщников и учи-
нив повсюду разорение и пожары. Похвальная справедливость, благодаря кото-
рой грабители ограблены в свою очередь, а мучители — в равной и даже еще
большей мере подвергнуты мученьям...
Не меньше того прославился он, оказав вооруженную помощь Орлеанской
церкви...»8
«Этими и другими доказательствами своей доблести будущий властитель
Франции возвышался в мысли своих подданных и при всяком удобном случае ста-
рался с мужественным постоянством зорко следить за государственным управле-
8 Жизнь Людовика Толстого. Сугерий, гл. 5 и 6 в моем Собрании. Т. УШ. С. 15-17.
-------------------------------& «М <------------------------------
ЛЕКЦИЯ XLII
нием и общественными делами, усмирять непокорных и захватывать или подчи-
нять себе всевозможными средствами все замки, прославившиеся угнетением»9 *.
Филипп умирает; ему наследует Людовик; первая мысль, пришедшая в голову
его историка, была следующая:
«Людовик, сделавшись Божьей милостью королем французов, не оставил при-
обретенной им в юности привычки покровительствовать церквам, поддерживать
бедных и несчастных и заботиться о защите и мире королевства»1".
Он немедленно приводит этому несколько доказательств, между которыми я
выбираю следующий анекдот.
«Известно, что у королей длинные руки...»
Странная фраза для этой эпохи, милостивые государи! Как вы .думаете, сказал
ли бы кто о Роберте, Генрихе I и Филиппе 1, что у него длинные руки? Их льсте-
цы, окружавшие их священники, могли говорить о величии их титула, о высоте их
Звания, но никто не подумал бы упомянуть о действительных размерах их власти
и о длине рук. Эта мысль возникает во времена Людовика Толстого; королевская
власть представляется тогда умам всеобщей властью, имеющей везде право и мо-
гущей всюду достать. «Известно, что у королей длинные руки», — говорит исто-
рик, — и тотчас же продолжает, развивая свою фразу:
«Для того чтобы стало ясно, что ни в одной части земли действительность ко-
ролевской власти не заключается в тесных пределах известных местностей, некто
Агар де Гильебо, ловкий человек и замечательный говорун, явился (в 1117 году)
с границы Берри повидать короля. В довольно красноречивых выражениях изло-
жил он требования своего зятя и смиренно молил сеньора Людовика на основании
дарованной ему верховной власти вызвать к себе на суд благородного барона Ай-
мона по прозвищу Вер-Ваш, Бурбонского сеньора, отказывавшего в справедливо-
сти тому' зятю, подавить высокомерную дерзость, с какой этот дядя грабил своего
племянника, сына своего старшего брата Аршамбо, и, на основании суда францу-
зов, определить размер имущества, которое должен был получить каждый из двух.
Боясь, чтобы частные войны не стали поводом к увеличению злобы и чтобы бед-
ный люд под гнетом притеснений не сделался жертвою гордости других, монарх...
вызвал на суд упомянутого Аймона. Но тщетно: тот, опасаясь исхода суда, отказал-
ся явиться. Тогда, не давая удерживать себя ни удовольствиям, ни лени, Людовик
отправился в Буржскую область во главе многочисленного войска, пошел прямо на
Жерминьи, хорошо укрепленный замок, принадлежавший этому же Аймону, и хра-
бро напал на него. Упомянутый Аймон, видя, что у него нет никаких средств к со-
противлению и потеряв всякую надежду спасти себя и свой замок, не нашел иного
9 Жизнь Людовика Толстого. Сугерий, гл. 8. Т. УШ. С. 21.
"'Там же, гл. 14. Т. VIII. С. 50.
> я» <
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
пути спасения, кроме как броситься к ногам короля, неоднократно простираясь
перед ним на земле, к великому изумлению толпы зрителей; он убедительно молил
короля быть к нему милосердным, сдал ему упомянутый замок и сам вполне отдал-
ся на волю его королевского величества. Сеньор Людовик оставил за собой замок,
отвез Аймона во Францию ради суда, столь же справедливо, сколько благочестиво
велел посредством суда французов окончить ссору между дядей и племянником и, с
помощью трудов и денег, положил конец бедствиям и угнетению целой толпы лю-
дей. Впоследствии приобвык часто и всегда с одинаковым великодушием совер-
шать подобные походы в ту страну ради безопасности тамошних церквей и бед-
ных. Рассказывать их все в этом сочинении значило бы утомить читателя, потому
мы считаем более подходящим воздержаться от этого»".
И все факты подобного рода сведены у него к следующему общему рас-
суждению:
«Обязанность королей — подавлять могущественной рукою и по первоначаль-
ному долгу своего звания дерзость тиранов, раздирающих государство бесконеч-
ными войнами, находящих удовольствие в грабеже, разоряющих бедных людей,
разрушающих церкви и предающихся такому беспутству, что если б его не оста-
новить, то оно распаляло бы их постоянно возрастающим бешенством»11 12.
Очевидно, что это уже не вялая и неподвижная королевская власть Филиппа I
и Роберта, но вместе с тем это и не старинная власть Каролингов во времена ее
силы и славы. Напрасно было бы искать в прочитанных мною текстах римской
идеи, императорского типа. Новая королевская власть не заявляет притязаний на
абсолютизм и на право управлять одной и повсюду; она не требует этого наслед-
ства древних императоров; она признает и уважает независимость феодальных
господ; она предоставляет им свободно проявлять свою юрисдикцию на землях
их; она не отрицает и не разрушает феодализма, она лишь отделяется от него и
ставит себя выше всех этих властей, как особая, высшая власть, которая по изна-
чальному своему значению имеет право вступаться для восстановления порядка и
справедливости, для защиты слабых против сильных и безоружных людей против
вооруженных. Это власть справедливости и мира среди всеобщего насилия и уг-
нетения, главный характер и действительная сила которой не в каком-нибудь
давно прошедшем факте, но в ее гармонии с действительными и настоятельны-
ми потребностями общества и в облегчении, приносимом или обещаемом ею
одолевающим его недугам. Заметьте, что ни религиозный, ни императорский ха-
рактер не играют уже никакой роли в королевской власти Людовика Толстого и
что она так же не походит на власть Роберта, как и на власть Карла Великого. Го-
11 Жизнь Людовика Толстого, Сугерия, в моем Собрании. Т. VIII. С. 103.
12 Там же. С. 99.
----------------------------------> 196 <-----------------------
ЛЕКЦИЯ XLU
сударь — друг и союзник церкви
или, лучше сказать, церквей; он
чествует их при всяком удобном
случае, покровительствует им,
когда они в том нуждаются, и сам
находит в них полезную опору, но
он, по-видимому, не слишком до-
рожит божественным происхож-
дением своей власти; христиан-
ская теория занимает мало места в
его уме и царствовании; он не
взывает к ней для присвоения се-
бе неограниченной власти; она не
опре 1еляет собою ни характера
его действии, ни стилистических
оттенков его речи. Вообще, во
всем его правлении нет ничего
ученого, систематичного. Он ма-
ло думает о теориях и о будущем,
по требованиям здравого смысла
он заботится лишь о настоящем;
повсюду он поддерживает и вос-
станавливает как умеет порядок и
справедливость. Он считает это
своим долгом и правом, но не свя-
зывает этого ни с каким общим
принципом и не следует никакому
общему предначертанию.
Таков был истинный характер
правления Людовика Толстого;
этот характер до такой степени
подходи.! к духу и потребностям того времени, что продолжал существовать и раз-
виваться после его смерти, в царствование Людовика Юного, одного из самых
слабых, беспорядочных, преданных личным склонностям и чуждых всякой обще-
ственной идее государей, когда-либо царствовавших во Франции. Перемена,
произошедшая при его отце в существе и положении королевской власти, была
так естественна и сильна, что в руках священника, аббата Сугерия, она следовала
тем же путем и сохранила то же направление, как и при Людовике Толстом — не-
сомненно, самом деятельном и воинственном рыцаре той эпохи. Вы знаете, что
Сугерий был главным советником Людовика VII и что в продолжение долгого от-
Грамота Лю ховика 17/ (1138 год)
> «и -----------------------
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
сутствия этого государя, отправившегося в Святую Землю, корону' в действитель-
ности носил Сугерий. Прочту вам несколько писем, написанных к нему или им са-
мим и вполне характеризующих его правление. Вы без труда найдете в них раз-
витие того, что было начато при Людовике VI.
В 1148 году, между тем как король среди различных бедствий проходил Малую
Азию, граждане Бовэ обратились к Сугерию со следующим письмом:
«Сеньору Сугерию, милостью Божией достопочтенному аббату Сен-Дени, сво-
бодные коммуны Бовэ шлют поклон и уважение, как своему сеньору.
Обращаемся к вам и приносим вам жалобу, как своему' сеньору, так как мы бы-
ли отданы в ваши руки и на ваше попечение сеньором королем. Некоторый чело-
век, присяжный нашей коммуны, услыхав, что две лошади, похищенные у него
постом, находятся в Левемонте, отправился туда за ними в четверг по Воскресе-
нии Господнем. Но Галеран, сеньор того города, нисколько не уважив Воскресе-
ния Господня, приказал задержать этого человека, не совершившего никакого
преступления, и принудил его выкупить самого себя за десять парижских соли-
дов, а лошадей своих за пятьдесят. Так как этот человек беден и много должен,
мы именем Господа умоляем ваше священство милостью Божией и своею распра-
виться с Галераном, да возвратит он нашему присяжному его деньги и да не дерз-
нет на будущее время тревожить доверенных вам людей. Поклон»13.
Разве коммуна Бовэ не обратилась бы в тех же самых выражениях к самому7 Лю-
довику Толстому?
Вот еще другое письмо. Оно написано самим Сугерием, обратившимся в 1149
году за помощью к архиепископу Реймсскому Самсону с просьбой поддержать в
опасности королевскую власть:
«Так как слава Тела Христова, т.е. церкви Божьей, состоит в неразрывной свя-
зи королевской власти со священством, то обыкновенно кто служит первой, слу-
жит и второму, ибо для всех разумных людей очевидно, что светская власть суще-
ствует благодаря церкви Божьей, церковь же Божия от светской власти получает
пользу; вот почему видя, что, во время долгого отсутствия нашего дорогого Лю-
довика, короля французов, королевство также страдает от заблуждений и нападок
злых людей, боясь, чтобы вместе с государством еще больше не пострадала цер-
ковь, и имея нужду предпринять что-нибудь немедленно, мы приглашаем, умоля-
ем вас... и требуем, во имя общего клятвенного союза, соединяющего нас с госу-
дарством, приехать к нам в Суассон вместе со своими викарными епископами в
воскресенье перед молебствиями на Св. Вознесение. К этому самому времени и в
это самое место мы созвали архиепископов, епископов и главных вельмож коро-
левства для того, чтобы, согласно нашей верности и присяге, мы заботливо блю-
13 Lettres de et a Suger в Recueil des historiens de France. T. XV. C. 506.
198 <
ЛЕКЦИЯ XLII
ли государство и церковь Божию, носили тяготу один другого и поставили как бы
некий оплот для дома Израилева; ибо если мы не станем твердо держаться госу-
дарства, о котором сказано: «У всей толпы верующих было одно сердце и одна
душа», то церковь Божия будет в опасности, а государство, разделенное враждой
в самом себе, будет предоставлено разрушению»".
И Сугерий не тщетно прибегал к опоре епископов: он употреблял их с боль-
шой пользой для осуществления королевского надзора и для поддержания хоть
какого-нибудь порядка в самых отдаленных провинциях. Следующее письмо,
написанное ему в 1149 году Жоффруа, епископом Бордоским, лучше всего дает
понятие о состоянии страны и о способе вмешательства власти.
«Жоффруа, архиепископ Бордоский, Сугерию.
Своему достопочтенному и дорогому во Христе Сугерию, милостью Божией аб-
бату Сен-Дени, брат его Жоффруа, рекомый епископом Бордоским, с поклоном
любви и уважения, которые он может воздать о Господе.
Мы должны были сообщить вам о состоянии нашего края, как мы с вами усло-
вились; но мы несколько замедлили до сих пор для того, что если бы между тем
произошла какая-нибудь перемена, то чтоб нам сообщить вам только достовер-
ные и изведанные вещи. Прежде всего знайте, что в день Успения блаженной
Марин в Марсане, где собрались архиепископ Ошский и почти все епископы и
вельможи Гаскони, мы в присутствии всех напустились на виконта Габардана за
то, что он вместе со своими людьми нападал на земли сеньора короля и грабил их,
и за то, что он осаждал город Дакс, принадлежащий королю. Затем, при всех
нами было прочитаны и показаны письма папы, в которых тот отлучает от церк-
ви его самого и его имения, если он не перестанет тревожить королевскую зем-
лю. Ему и его людям показалось, по-видимому, очень жестоким выслушать этот
приговор и то, что все эти и другие, еще более жестокие вещи, были сказаны
при публике. Но все вышло по нашему7 желанию; тем не менее хоть, правда, и с
большим трудом, мы достигли того, что вследствие беседы будет назначен день,
когда, по совету упомянутого архиепископа и нашему, мы займемся следствием,
начатым нами от имени папы и короля. Не знаем, что на это скажет упомянутый
виконт, но говорят, что он не долго выдержит приговор, если тот будет испол-
няться с должной строгостью. Для этого необходимо было бы, чтобы папа...
снова приказал выполнить со всей строгостью тот приговор или же другой, еще
строжайший, ибо есть люди, которые трепещут, но все-таки не повинуются
голосу одного только приказа. Прочие наши вельможи, благодаря Бога, по-види-
мому, лучше обыкновенного расположены к благу и миру страны. Но Мартин,
стерегший Бордоскую башню, недавно вступил на путь греха. Эта башня в том
11 Histoire <1е France. Т. XV. С. 511.
> 199 <
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
виде, как мы ее приняли от Мартина, совершенно без воинских и жизненных
припасов, что мы достоверно узнали от людей, посланных нами осмотреть ее...
Мартин говорил, будто он честно истратил для снабжения башни и для удовлетво-
рения своих нужд и нужд своих людей четырнадцать ливров, обещанных ему в
прошлом году'. Но теперь, когда он умер, остающиеся там люди, кажется, неспо-
собны для этой стражи... Так как управление королевством и забота о нем касают-
ся вас и графа Рауля, которому мы просим вас поклониться от нас и известить его
обо всем вышесказанном, то позаботьтесь вместе с ним, если хотите сберечь
землю короля, и займитесь прилежно и немедленно ввиду настоятельной необхо-
димости тем, чтобы снабдить башню... храбрыми и способными стражами с хоро-
шим поставщиком припасов и со всеми необходимыми для них предметами. Что
касается должностных лиц, назначенных королем в Аквитании, и тех, что постав-
лены над ними, то брат N., податель этого письма, скажет вам о них все необхо-
димое, так же, как и обо многих других вещах, которые он хорошо знает. Просим
вас верить ему, как нам самим, ибо он таков, каковым вы его знаете, — всегда
говорит правду и по мере сил верен и предан всему, что касается короля. Вы
можете отвечать нам через него, что заблагорассудите»1’.
Несмотря на все усилия, Сугерий далеко не мог поддерживать сколько-нибудь
порядка и защищать земли и права короля. Поэтому он постоянно убеждал его
возвратиться. В частности, он писал ему в 1149 году':
«Сугерий, Людовику, королю французов.
Возмутители общественного покоя вернулись, между тем как вы, обязанный
защищать своих подданных, остаетесь как бы пленным в чужой земле. О чем вы
думаете, государь, покидая таким образом на произвол волкам доверенных вам
овец? Нет, вам непозволительно оставаться дольше вдали от нас. Итак, мы умо-
ляем Ваше Высочество, обращаясь к вашему благочестию, взываем к доброте
вашего сердца, наконец, заклинаем вас клятвою, связывающей между собой го-
сударя и подданных, не продлять вашего пребывания в Сирии далее праздников
Пасхи, опасаясь, чтобы более продолжительная отсрочка не сделала вас винов-
ным в глазах Господа в неисполнении присяги, данной вами при получен ин цар-
ского венца. Я думаю, вы должны быть довольны нашим поведением. Мы пере-
дали в руки тамплиеров те деньги', которые решили послать вам. Кроме того, мы
возвратили графу де Вермандуа три тысячи ливров, занятые нами у него для вас.
Ваши земли и люди наслаждаются в настоящее время благополучным миром. Мы
бережем к вашему возвращению сборы с зависимых от вас ленов, а также подуш-
ные и съестные припасы, собираемые с ваших имений. Вы найдете свои дома и
дворцы в хорошем состоянии, так как мы озаботились сделать в них поправки. Я
15 Historiens de France. Т. XV. С. 515.
> 200 <
ЛЕКЦИЯ XLII
теперь уже в преклонных летах, но смею сказать, что занятия, за которые я взял-
ся из любви к Богу и из привязанности лично к вам, значительно приблизили мою
старость. Что касается королевы, вашей супруги, то я полагаю, что вы должны
скрывать причиняемое ею вам неудовольствие до тех пор, пока, вернувшись в
свое государство, вы не будете в состоянии спокойно обсудить как этот предмет,
так и другие»1®.
Наконец Людовик вернулся и в этом же самом году, по возвращении в Европу
и на пути во Францию, писал Сугерию:
«Не можем выразить вам в этом письме, с каким сердечным жаром мы желаем
вашего возлюбленного присутствия. Но мы хотим сообщить вам причину7 своего
замедления. Высадившись в Калибрии, мы три дня дожидались там королевы, ко-
торая еще не прибыла. Когда она приехала, мы направили свой путь к Рожеру”,
королю Апулии, который удержал нас у себя на три дня. В минуту нашего отъезда
королева заболела. Когда она стала выздоравливать, мы отправились к Апостоли-
ческому Отцу, с которым провели два дня и один день в Риме. И теперь, спеша
возвратиться к вам живыми и здоровыми, приказываем вам не замедлить при-
ехать к нам по секрету, за день прежде других наших друзей. До нас дошли кое-
какие слухи о нашем королевстве, но, не ведая, насколько они справедливы, мы
хотим узнать от вас, как нам обходиться с разными лицами. Держите это в такой
тайне, чтобы никто, кроме вас, этого не знал»* 17.
Вернувшись в Париж, король берется опять за управление, которому его при-
сутствие должно было повредить гораздо больше, нежели отсутствие; уже в следу-
ющем, 1150 году7 я нахожу письмо к нему от Сугерия, почти совершенно удалив-
шегося в свое аббатство Сен-Дени; это будет последнее, которое я приведу вам
сегодня.
«Убедительно умоляем Светлость Вашего Королевского Величества, которому
мы всегда вполне доверяли, не затевать необдуманно и не посоветовавшись со
своими архиепископами, епископами и вельможами, войны с герцогом Анжуй-
ским”, которого вы сделали герцогом Нормандским. Если вы легкомысленно на-
падете на него, вы не будете потом в состоянии ни удалиться с честью, ни про-
должать войну без больших усилий. Потому, хотя вы уже созвали для этого своих
людей, мы просим вас, выслушавши их совет, подождать немного, пока вы собе-
рете мнение своих верных, а именно своих епископов и вельмож, которые как лю-
ди, обязанные присягою верности вам и короне, всеми силами помогут вам ис-
полнить то, что они вам посоветуют»18.
18 Historiens de France. Т. XV. С. 500.
17 Там же. С. 518.
1В Там же. С. 522.
> 201 <
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
Итак, милостивые государи, пишет ли сам Сугерий, пишут ли ему другие, об-
ращены ли эти письма к королю или к подданным, во всех документах королев-
ская власть является в одинаковом виде. Ясно, что это утке не императорская
власть, которую желал воскресить Карл Великий, и не духовная, какою сделали бы
ее священники; это — публичная власть неизвестного происхождения и размера,
но существенно отличающаяся от феодальных властей и призванная наблюдать
за ними и сдерживать их для общей пользы, защищать от них слабых, словом, ка-
кой-то всеобщий мировой судья всей Франции, как я выразился, если не ошиба-
юсь, два года тому назад. Вследствие появления и развития этого факта царство-
вания Людовика Толстого и Людовика Юного составляют эпоху в нашей
политической истории. Начиная с этого времени, новейшая французская коро-
левская власть существует действительно и играет среди нашего общества ту
роль, которая долго ей принадлежала. В следующую беседу мы увидим, чем она
стала в царствование Филиппа Августа и как воспользовался он новым орудием,
завещанным ему от его предшественников, т.е. королевской властью, чтобы пой-
ти гораздо дальше и переделать то, чего ему не завещали предшественники, т.е.
королевство.
ЛЕКЦИЯ XLIII
Состояние и разные отличительные черты королевской власти при восшествии на престол
Филиппа Августа. — Состояние королевства в территориальном отношении. — Владения англии1 «их
королей во Франции. — Отношения Филиппа Августа с Генрихом II. — Ричард Львиное Сердце
и Иоанн Безземе гьиый. — Территориальные приобретения Филиппа Августа. — Королевские
округа. — Успехи монархической власти. — Старания Филиппа Августа собрать вокруг себя
крупных вассалов и сделать из них средство правления. В то же время он старается поставить
королевскую власть вне феодализма. — Корона освобождается от власти духовенства. —
Законодательные труды Филиппа Августа. Его заботы о материальной и нравственной
цивилизации. Влияние его царствования на умы народа. — Королевская власть становится
национальной. Этот результат обнаруживается после битвы при Бувине
и во время коронации Людовика VIII.
> 203 <
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
Милостивые государи!
Я описал состояние королевской власти от Гуго Капета до Людовика Толстого,
причины, подавившие ее сначала и удерживавшие ее впоследствии в действи-
тельной апатии и ничтожестве, которые, впрочем, обыкновенно преувеличива-
ли, и затем возрождение ее в начале XII века в руках Людовика Толстого.
Я расскажу вам сегодня, чем она сделалась в царствование Филиппа Августа.
Но я хочу получше рассмотреть сначала пункт, которого мы достигли, взглянуть,
чем была на самом деле королевская власть при вступлении на престол этого го-
сударя, и описать несколько подробнее ее новый характер.
Первая из ее черт, как я утке заметил, состояла в том, что это была власть,
чуждая феодальному порядку, совершенно отличная от сюзеренитета и не имев-
шая отношения к территориальной собственности; это была власть своего рода,
sui generis’, поставленная вне иерархии феодальных властей, действительно и
вполне политическая, не имевшая ни иного титула, ни иной миссии, кроме
правления.
В то же время власть эта считалась выше других феодальных властей, даже вы-
ше сюзеренитета. По своему значению король стоял выше всех сюзеренов. Мало
того, это была единственная всеобщая власть. Во Франции было до тысячи сю-
зеренов и только один король. И она была не только единственною, она распро-
странялась на всю Францию. На практике это было неопределенное и очень ма-
лодеятельное право. Политическое единство французского королевства было так
же мало действительно, как и национальное единство Франции. Между тем и то
и другое не были совершенно пустыми словами. Правда, жители Прованса, Лан-
гедока, Аквитании, Нормандии, Мэна и пр. имели свои особенные названия, за-
коны и судьбы и составляли под именем анжевенов, мансонов, нормандцев, про-
вансальцев небольшие народы, небольшие отдельные, часто враждебные между
собой государства. Но над всеми этими различными территориями, над всеми
этими небольшими народами царило все-таки одно имя, одна общая идея — идея
о нации, называемой французами, и об отечестве, называемом Францией. Не-
смотря на силу местных различий, несмотря на разницу и даже противополож-
ность интересов и нравов, идея о национальном единстве никогда не исчезала
между' ними вполне; она появляется даже среди наибольшего господства феода-
лизма, хотя неясная, слабая и почти чуждая событиям и живой действительности,
но всегда она налицо, всегда не без некоторого высшего влияния.
Такова была также идея политического единства, таково было состояние коро-
левской власти, если рассматривать ее как всеобщую, центральную власть. Ска-
завши все, что нужно, о ее слабости и о независимости местных суверенов, надоб-
но опять вернуться к ней и признать, что она все-таки существовала. Подобно
тому, как вопреки разнообразию названий и судеб, всегда существовала страна,
называемая Францией, и народ, называемый французами, точно так же всегда
•---------------------------> 204 <------------------------------------
ЛЕКЦИЯ XLIII
существовала власть, называемая французской королевской властью, и государь,
называвшийся королем французов; правда, этот государь далеко не управлял всей
территорией, называемой его государством, и не имел никакой власти над боль-
шей частью ее населения, но тем не менее он нигде не был чужим и имя его над-
писывалось в заголовках актов местных государей как имя высшего лица, которо-
му они были обязаны оказывать известные знаки уважения и которое имело над
ними известные права.
Политический размах и, так сказать, общее значение королевской власти в эту
эпоху не шли далее этого, но сюда она все-таки доходила, и никакая другая власть
не имела такого характера всеобщности.
Одна только королевская власть имела еще и другой характер, на который не-
обходимо обратить внимание, а именно: ни происхождение, ни существо этой
власти не были точно определены и ясно ограничены. Никто не мог бы приуро-
чить ее в то время ни к какому особенному и ясному происхождению. Она не бы-
ла ни чисто наследственной, ни чисто избирательной и не могла считаться ис-
ключительно божественным учреждением, ибо она не приобреталась ни
собственно венчанием на царство или церковным помазанием, ни в силу проис-
хождения, ни в силу наследственности. Нужно было и то и другое условие, к кото-
рым присоединялись еще, кроме того, другие условия и другие факты. Я прочел
вам протокол венчания Филиппа I, и вы заметили в нем очевидные следы выбо-
ра; присутствующие крупные вассалы, рыцари, народ изъявляли свое согласие;
они говорили: «Мы принимаем, мы согласны, мы желаем». Вокруг колыбели ко-
ролевской власти собрались самые разнообразные принципы, одним словом,
принципы, считаемые обыкновенно противоречащими друг другу. Все другие
власти имели простое, определенное происхождение; можно было указать его
способ и время; известно было, что феодальный сюзеренитет произошел от за-
воевания и уступки вождем своим дружинникам участков земельной собственнос-
ти; можно было легко и уверенно дойти до ее источника. Источники же королев-
ской власти были далеки и различны; никто не знал наверняка, куда ее отнести.
То же самое можно сказать и о существе ее: оно не было яснее и определеннее
ее происхождения. Королевская власть не была неограниченной; заяви она в то
время притязания на неограниченность, против нее восстали бы тысячи фактов
и голосов, потому она и не старалась выставлять на вид традиции Римской импе-
рии и правила церкви. Между тем у нее не было определенных границ, записан-
ных не только в законах, но даже в обычаях. Иногда по возвышенности речи и
широте действия она походила на неограниченную власть, иногда же не только
была на самом деле ограничена и подавлена, но сама признавала эти границы и
останавливалась перед другими властями. Словом, по своему происхождению и
существу она отличалась, главным образом, неопределенностью, гибкостью, спо-
собностью сжиматься и расширяться, применяться к самым разнообразным об-
-----------------------------> 205 <--------------------------------------
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
стоятельствам и играть самые различные роли; старая по имени и юная в дейст-
вительности, она стояла у начала широкого пути, длины которого никто не думал
измерять.
Таково было, милостивые государи, если я не ошибаюсь, действительное
состояние французской королевской власти, когда она была принята Филиппом
Августом. Как видите, здесь было много элементов силы, но сшн отдаленной и
скрытой. Особенно со стороны нравственного порядка и потенциальных возмож-
ностей королевская власть и в эту пору является уже великой и могущественной.
Если мы ограничимся материальными, внешними фактами и среди XII века
станем в одном настоящем искать меру французской королевской власти, то мы
найдем ее необычайно слабой и ограниченной как по объему', так и по силе.
Владения Людовика Толстого — оставляя неточность разграничения в стороне —
заключали в себе только пять из наших теперешних департаментов, а именно —
департаменты Сены, Сены и Уазы, Сены и Марны, Уазы, Луары. Да и для того,
чтобы пользоваться хоть какой-нибудь властью на такой маленькой территории,
французскому королю беспрестанно приходилось бороться вооруженною рукою с
графами де Шомон, де Клермон, с сеньорами де Монлери, де Монфор и Амори,
де Монморанси, де Куси, де Пюизе и множеством других, вечно готовых к борь-
бе и почти всегда настолько сильных, чтобы не повиноваться ему. На некоторое
время, еще в царствование Людовика VI, королевская территория внезапно рас-
ширилась. Брак его сына с Элеонорой Аквитанской прибавил к французскому
королевству Турень, Пуату, Сентонж, Ангумуа, Аквитанию — словом, почти все
пространство между Луарой и Адуром, до самых пиренейских границ. Но вам из-
вестно, что территория эта была утрачена: вследствие развода Людовика VII с
Элеонорой она перешла в руки английского короля Генриха II. Итак, при восше-
ствии на престол Филиппа Августа Французское королевство вошло в те самые
границы, в каких оно было при Людовике Толстом, и лишь только Филипп сде-
лался королем, как снова вспыхнули те мятежи объединявшихся вассалов, против
которых приходилось бороться с такой неустанною деятельностью его деду. Он
был слаб и имел мало возможности подавить их — вот почему он говорит уж и
тогда, по словам одной старой хроники:
«Чего они теперь ни натворят, их насилие, крайние оскорбления и вопиющие
обиды — все приходится мне терпеть и выносить. Коли, по Божьей воле, они ос-
лабнут и одряхлеют, я же, Богуугодно, в силе и мощи возрасту, тогда, в свою оче-
редь, отомщу им в полную свою волю»1.
Это — первые слова, приписываемые историей Филиппу Августу; в них видны
и его слабость, и его желание освободиться от нее. И он действительно освобо-
Неизданная хроника в книге «Art de xerifier les dates». T. I. C. 578. Изд. in fol.
------------------------------> 206 <--------------------------
ЛЕКЦИЯ XLIII
дплся от нее, так как при смерти его королевство и королевская власть были сов-
сем иные, чем при его восшествии на престол.
Я не мог) рассказать вам здесь его царствования, но спешу указать на его дей-
ствительный, великий характер. Он целиком употребил его на то, чтобы пересоз-
дать королевство, а затем на то, чтобы сделать королевскую власть в действитель-
ности тем, чем она была по праву, и устроить так, чтобы ее внешнее и настоящее
положение гармонировало с идеями о ее сущности, уже повсюду' в то время рас-
пространенными и признанными. Как нравственная сила, по общим понятиям
того времени, королевская власть в царствование Людовика Толстого и Людови-
ка Юного снова приобрела много величия и силы, и Филипп Август неутомимо
старался придать их ей.
Судя по тому, в каком положении он нашел дело, работа ему предстояла про-
должительная и трудная. Уже не говоря о том, что унаследованное им королевст-
во было стеснено границами очень небольшой территории и даже на самой этой
территории его власть оспаривалась завистливыми вассалами, французский ко-
роль, лишь только он хотел выйти за пределы своих владений и раздвинуть гра-
ницы их, тотчас же встречал гораздо могущественнейшего соседа, нежели сам
он, — английского короля Генриха II, обладавшего всем приданым Элеоноры Ак-
витанской, утраченным Людовиком Юным, т.е. почти всей Западной Францией,
от Ла-Манша до Пиренеев, и, следовательно, далеко превосходившего в силе
французского короля, хотя и был его вассалом.
Итак, усилия Филиппа Августа направились против этого вассала и его владе-
ний. При жизни Генриха II они имели мало успеха, да и предпринимались робко.
Генрих, искусный, энергический, упорный государь, опасный и как воин, и как
политик, имел перед Филиппом все преимущества положения и опытности. Он
благоразумно пользовался ими, сохранял постоянно миролюбивое положение от-
носительно своего молодого сюзерена и уничтожал большую часть тайных попы-
ток и вооруженных экспедиций, которыми Филипп пытался нарушить это поло-
жение. При жизни Генриха произошло мало перемен в территориальных
отношениях обоих государств.
Но по смерти Генриха II Филиппу' пришлось иметь дело с двумя его сыновья-
ми, Ричардом Львиное Сердце и Иоанном Безземельным. Известно, что Ричард
был типичным выразителем нравов и страстей своего времени. В нем во всей си-
ле бушевала жажда движения и деятельности, потребность проявить свою инди-
видуальность, творить свою волю всегда и везде, рискуя при этом не только бла-
госостоянием и правами своих подданных, но даже собственной безопасностью,
властью и даже короною. Ричард Львиное Сердце — несомненно, феодальный
король по преимуществу, т.е. самый смелый, безрасчетный, страстный, грубый и
геройский авантюрист Средних веков. Борьба с таким человеком была, конечно,
очень выгодна для Филиппа Августа. Филипп был человеком спокойного, терпе-
*---------------------------> 207 <------------------------------------
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
ливого, настойчивого характера, не поддававшийся духу искания приключений,
более честолюбивый, нежели пылкий, способный на продолжительные замыслы
и довольно неразборчивый в средствах. Он не одержал над королем Ричардом тех
великих и окончательных побед, которые должны были возвратить Франции луч-
шую часть приданого Элеоноры Аквитанской, но он подготовил их множеством
мелких приобретений, небольших удач и постепенным обеспечением за собой
превосходства над своим соперником.
Ричарду наследовал Иоанн Безземельный, человек трусливый и дерзкий,
лживый и опрометчивый, злой, развратный, ленивый, настоящий слуга из ко-
медии, с притязанием быть самым деспотическим из королей. Филипп имел
перед ним громадные преимущества, еще большие, нежели перед его братом
Ричардом. Он сумел так хорошо воспользоваться ими, что после шестилетней
борьбы, с 1199 по 1205 год, отнял у Иоанна большую часть его французских
владений, а именно: Нормандию, Анжу. Мэн, Пуату, Турень. Для освящения
своих побед Филипп, вероятно, обошелся бы без законной процедуры, но сам
Иоанн доставил ему для этого превосходный предлог. 3 апреля 1203 года он
собственноручно зарезал в Руанской башне своего племянника Артура, герцога
Бретонского, и, следовательно, вассала Филиппа Августа, которому он только
что заявил вассальское подданство. Филипп приказал вызвать Иоанна как сво-
его вассала на суд равных ему французских баронов для оправдания себя в сво-
ем поступке. У английского историка Матвея Парижского есть довольно по-
дробный рассказ о том, что происходило при этом случае; рассказ этот, правда,
несколько запутан, так как историк передает его, говоря уже о протестах про-
тив осуждения короля Иоанна, поданных впоследствии римской курии, причем
он смешивает прежние факты со спором, который вели по этому поводу перед
папой посланники Франции и Англии. Приведу вам, однако, его собственный
текст, в котором, несмотря на пристрастность языка, факты изложены инте-
ресно и правдиво.
«Таков обычай во Французском королевстве, говорили послы Франции, что
король имеет полную юрисдикцию над своими ленниками, а так как в качестве
герцога и графа английский король Иоанн был также его ленным вассалом, он,
несмотря на то, что был миропомазан, в качестве герцога и графа подчинялся
юрисдикции французского короля. Если же он совершил проступок во француз-
ском королевстве, то в качестве герцога и графа он мог и должен был судиться на
смерть равными себе. Да и не будь он даже ни герцогом, ни графом, а только лен-
ником, вассалом французского короля, и соверши преступление во Французском
королевстве, бароны все-таки могли осудить его на смерть за преступление. Ина-
че, если б английский король как король миропомазанный не мог быть осужден
на смерть, он мог бы безнаказанно явиться во Французское королевство и убить
баронов, подобно тому, как он убил Артура.
--------------------------•> 208 -
ЛЕКЦИЯ XLIH
Вот как действительно происходило это дело. Иоанн был неправильно и безза-
конно лишен Нормандии — ведь когда она была отнята у него не по суду, а на-
сильно, он, желая добиться ее возвращения, отправил к французскому королю
Филиппу важных и мудрых послов, а именно — Евстафия, епископа Элийского,
и Губерта Бургского, людей бойких и красноречивых, поручив им сказать Филип-
пу, что он охотно приедет к его двору, чтобы отвечать перед судом и оказать во
всем этом даже полное повиновение, но что тот должен прислать ему охранную
грамоту.
И король Филипп ответствовал, но не с ясным сердцем и лицом: «Хорошо,
пусть он приедет в мире и безопасности». А епископ ему: «И пусть он так и вер-
нется, государь?» А король в ответ: «Да, если суд равных дозволит ему это». И
так как все английские послы умоляли его обещать, что он даст английскому ко-
ролю приехать и уехать в безопасности, французский король в гневе отвечал им
со своей обыкновенной клятвой: «Нет, именем всех французских святых, разве
что на это согласится суд!» Епископ, перечисляя все опасности, каким подвер-
гался король Иоанн вследствие своего приезда, сказал: «Господин король, герцог
Нормандский не может приехать без того, чтобы вместе с тем не приехал англий-
ский король, так как герцог и король ведь одно и то же лицо; английское барон-
ство не позволило бы этого никоим образом, а если бы король захотел это сде-
лать, то он, вы знаете, подвергся бы опасности тюремного заключения или
смерти». На это король отвечал ему: «Что это значит, господин епископ? Всем
известно, что герцог Нормандский, мой вассал, насильно овладел Англией. Итак,
если вассал возрастет в чести и могуществе, его сюзерен должен терять при этом
свои права? Это невозможно».
Послы, видя, что не могут отвечать на это ничего разумного, возвратились к
английскому королю и рассказали ему все, что они видели и слышали. Но король
не захотел довериться случайности и суду не любивших его французов, боясь осо-
бенно, чтобы его не упрекнули в постыдном убийстве Артура и, как говорит Го-
раций:
Quia me vestigia terrent
Omnia et adversum spectantia, nulla retrorsum’.
Тем не менее французские вельможи приступили к суду, чего по закону не
должны были делать, так как тот, кого они судили, находился в отсутствии и при-
ехал бы, если 6 мог. Итак, если король Иоанн был приговорен и обобран своими
противниками, это было беззаконно»2.
Этот приговор вступил, однако же, в полную силу, и Филипп приобрел опять
почти всю ту территорию, которая находилась лишь короткое время во владении
2 Матвей Парижский. С. 725.
------------------------------В 209 <
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
отца его, Людовика. Постепенно он присоединил еще другие провинции к свое-
му государству, так что Французское королевство, ограниченное, как вы видели,
при Людовике Толстом Иль-де-Франсом и некоторыми частями Пикардии и Ор-
леана, в 1206 году приросло областями Вермандуа, Артуа, Вексином Француз-
ским, Вексином Нормандским, Берри, Нормандией, Мэном, Анжу, Туренью, Пу-
ату' и Овернью.
Но среди этой территории еще можно было отличить собственно Французское
королевство от новых приобретений короля; доказательством этого различия слу-
жит то, что в государстве, устроенном в XIII веке из королевских округов, т.е. из
собственно королевских земель, управлявшихся его прево, французскими округа-
ми называются лишь те, что были включены в территорию, принадлежавшую
Филиппу Августу до его побед над Англией, остальные же называются Норманд-
ским округом, Туренским и т.д.
В 1217 году Филипп Август обладал шестьюдесятью семью округами или обла-
стями, именуемыми французскими округами; из этого числа тридцать два были
приобретены им самим, и все вместе приносили ему 43 000 ливров дохода3.
Таковы были в территориальном отношении результаты царствования Филип-
па Августа. До него, в царствование Людовика VI и Людовика VII, королевская
власть сделалась могущественной как идея, как нравственная сила. Филипп Ав-
густ дал ей в управление королевство. Посмотрим теперь, каким образом он,
обеспечив королевство, стал проявлять королевскую власть.
Правительству при феодальном порядке, как вам известно, недоставало, глав-
ным образом, единства и присутствия центральной власти. Самому честолюби-
вому человеку не могло прийти в голову, так сказать, внезапно поставить короля
центральной властью среди феодального общества, пока оно было еще во всей
своей силе. Филипп Август не пытался совершить что-либо подобное, но он
пробовал собрать вокруг себя крупных вассалов, составить из них собрание,
сейм, парламент, участить феодальные суды, суды равных, придать им неизве-
стную дотоле политическую деятельность и заставить таким образом свое прави-
тельство ступить несколько шагов к единству. Значение его сделалось таково,
что он без труда первенствовал в подобного рода собраниях, которые были для
него, таким образом, более полезны, чем опасны. Потому в его царствование
эти собрания гораздо чаще прежнего вмешиваются в политику и даже в законо-
дательство. Многие из указов Филиппа Августа изданы при содействии и с со-
гласия баронов его королевства; как таковые, они имели законную силу на всем
его пространстве, по крайней мере в имениях тех баронов, которые участвовали
в принятии их.
3 Брюссель. Usage des fiefs. Т. I. С. 421-465.
---------------------------------> 210 <
ЛЕКЦИЯ XLHI
Чтобы подобным образом окружить себя своими крупными вассалами и сделать
их орудиями управления, Филипп с успехом пользовался воспоминаниями о дво-
ре Карла Великого. По многим причинам, которые я объясню вам, когда мы бу-
дем заниматься литературной историей этой эпохи, имя Карла Великого и воспо-
минания о его царствовании получили в то время большое значение. То было
время либо сочинения, либо распространения рыцарских романов, преимущест-
венно тех, героями которых были Карл Великий и его витязи. Достаточно от-
крыть «Филиппиду» Гильома Бретонца, чтобы увидеть, до какой степени они за-
нимали тогда умы. Филипп Август вздумал воспользоваться воспоминаниями и
вкусом своего времени, чтобы собрать вокруг себя баронов, восстановить двор
Карла Великого и вывести из него принцип единства. Попытка эта мало принес-
ла плодов, но все-таки заслуживает внимания.
Успешнее были усилия Филиппа освободить королевскую власть от влияния ду-
ховенства. Во время нашей последней беседы я говорил вам, что с Гуго Капета и
до Людовика Толстого королевская власть существовала под господством и, так
сказать, под знаменем духовенства, то отечественного, то чужеземного. Действи-
тельное сопротивление короны и местному духовенству, и папству началось имен-
но в царствование Филиппа Августа. Факт, игравший столь важную роль в нашей
истории и состоявший в отделении светской власти от духовной в независимой
королевской власти, которая утверждала, что существует по своему собственному
праву, одна улаживала гражданские дела и неустанно защищалась от притязаний
духовенства, — этот факт появляется при Филиппе Августе и быстро начинает
разрастаться. С этой целью Филипп очень искусно пользовался поддержкой круп-
ных вассалов. Вот для примера письмо, обращенное к нему в 1203 году одиннад-
цатью из них, когда Иннокентий III грозил отлучить от церкви его и его королев-
ство, если он не заключит тотчас же мира с Иоанном Безземельным:
«Я, Эд Бургонский, объявляю всем, до кого дойдет это писание, что я посове-
товал господину своему, Филиппу, славному королю французов, не заключать ни
мира, ни перемирия с английским королем вследствие настояний и выговоров
владыки папы или кого-либо из его кардиналов. Если же папа вздумает сделать
по этому случаю какое-нибудь насилие над господином моим королем, то я обе-
щал ему, как своему ленному сеньору, и обеспечил свое обещание всем, что имею
от него в лен, что я окажу ему свою помощь, сколько это будет в моей власти, и не
иначе заключу мир с владыкой папой, как через посредство упомянутого господи-
на короля. Дано и пр.»'
Кто не узнает уже здесь языка, которым так часто говорили впоследствии ба-
роны и светские сановники французской короны?
4 Дюмон. Corpus diplom. Т. I. С. 129.
------------------------------& «И <
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
И Филипп сопротивлялся таким образом не одной только чужой духовной вла-
сти — папе; он точно так же не выносил ига отечественного духовенства. В 1209
году епископы Орлеанский и Оссерский отказались поставлять военный контин-
гент за лены, полученные ими от короля. Филипп захватил их земли, которые
впоследствии назывались мирским их достоянием. Папа подверг его отлучению,
но он нисколько не смутился этим и заставил епископов исполнять их феодальные
обязанности. В его царствование встречаем несколько подобных событий.
Доставить королевскому правлению некоторое единство, сделав его центром
двух крупных баронов, основать свою независимость, освободившись от власти
духовенства, — таковы были два первых политических дела Филиппа Августа.
Приступаю к третьему.
Более кого-либо из своих предшественников со времени Карла Великого и
его детей он занимался законодательством. При первых Капетингах мы не
встречаем почти никакого акта общего законодательства или, правильнее ска-
зать, законодательства в собственном смысле слова. С одной стороны, все бы-
ло местно, и сначала ленные владельцы, а потом и крупные сюзерены пользо-
вались законодательной властью в своих местностях. С другой стороны, никто
не заботился о правильности общественных отношений; их предоставляли слу-
чайности, обычаю; никто не думал ввести в них некоторую прочность, порядок
и подчинить их хоть каким-нибудь законам. Филипп Август снова начал зани-
маться этой частью правления. В «Собрании указов французских королей» на-
ходятся пятьдесят два указа или официальных акта, им изданных; некоторые из
них полны, другие — в отрывках, а об иных лишь упоминается в тогдашних па-
мятниках. Их можно разделить по классам следующим образом: 1) Тридцать из
них касаются местных и частных интересов; это — жалованные грамоты, при-
вилегии, меры, принятые в делах того или другого рода или той или другой
корпорации. 2) Пять — акты гражданского законодательства, применимые к
гражданам, колонам или крестьянам, поселенным на королевских землях; неко-
торыми из них им разрешается назначать опекунов над своими детьми, други-
ми определяются права жены по смерти мужа и пр. Это — обычаи, записывае-
мые и обращаемые в законы королевской властью. 3) Четыре — акты
феодального законодательства, утверждающие собою некоторые пункты поло-
жения ленных владельцев. 4) Наконец, последние тринадцать можно помес-
тить под рубрикой политического законодательства; это — не что иное, как
правительственные акты. Не стану перечислять их здесь; некоторые из них не
имеют никакой важности, но я хочу представить вам главнейший из этих актов —
завещание, составленное Филиппом Августом перед отправлением его в крес-
товый поход; этим завещанием он хотел установить порядок управления в сво-
ем государстве на время своего отсутствия. Нет сомнения, что это — самый лю-
бопытный из упомянутых документов.
----------------------------212 <----------------------------------------
ЛЕКЦИЯ XLIII
«Во имя Святой и Нераздельной Троицы, аминь. Божией милостью Филипп,
король французов.
Обязанность каждого государя — заботиться обо всех нуждах своих подданных
и предпочитать общественный интерес своему личному. Сгорая желанием испол-
нить обет паломничества, предпринятого с целью доставить помощь Святой
Земле, мы решили с помощью Всевышнего установить способ, каким должно ве-
сти в наше отсутствие дела в нашем королевстве, и сделать свои последние рас-
поряжения в этой жизни на случай, если бы во время нашего путешествия с на-
ми, по судьбе человеческой, приключилось какое-либо несчастье.
1. Итак, мы, прежде всего, повелеваем, чтобы наши бальи выбрали для каждо-
го округа по четыре умных и добросовестных мужа, как бы облеченных нашей
властью, пользующихся доброю славой. Пусть городские дела не ведутся без их
совета или, по крайней мере, без совета двух из них. Что касается Парижа, мы
желаем, чтобы их было там шестеро, и все храбрые и добросовестные; вот их
имена: Т., А., Р-, Б., Н.
2. Мы определили бальи также в наши земли, перечисленные поименно.
Каждый месяц они будут назначать по одному дню, так сказать, присутственно-
му, когда люди, приходящие к ним с жалобами, будут немедленно и справедли-
во удовлетворяемы ими. Там и мы будем получать удовлетворение и справедли-
вость. Там будет записываться все, следующее нам по случаю каких-либо
правоутрат.
3. Кроме того, мы желаем и повелеваем, чтобы любезнейшая мать наша коро-
лева (Адель) и наш любезнейший и вернейший дядя Гильом, архиепископ
Реймсский, назначали каждые четыре месяца в Париже один день для выслуши-
вания жалоб от подданных нашей державы и для справедливого решения их во
славу Господню и в интересах государства.
4. Повелеваем еще, чтобы в этот день к ним приходили люди от каждого из на-
ших городов и чтобы тут же и наши бальи имели свои заседания и излагали бы в
присутствии всех дела нашей страны.
5. Если кто-нибудь из наших бальи окажется виновным в каком-либо преступ-
лении, кроме грабежа, душегубства или измены, и будет изобличен в этом перед
епископом, королевой и другими судьями, назначенными ведать проступки на-
ших бальи, то пусть нам три раза в год посылаются письма для извещения нас о
провинившемся бальи, о свойстве его преступления, о полученной им мзде, а так-
же и о том человеке, чьи деньги, подарки или услуги заставили его пожертвовать
правом наших людей и нашим собственным.
6. Наши бальи будут посылать нам такие же отчеты о наших прево.
7. Королева и архиепископ не будут иметь права отнимать должность у бальи,
разве что тот провинится в убийстве, грабеже, душе1убстве или измене; точно так
же в подобных случаях будут поступать бальи в отношении прево. Нам же с Божь-
•----------------------------> 213 €------------------------------------
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
его указания предоставляется, когда мы узнаем истину, отмстить таким образом,
чтобы это послужило уроком другим.
8. Королева и архиепископ будут также отдавать нам три раза в год отчет о со-
стоянии и делах государства.
9. Если станет вакантным епископское или аббатское место, то мы желаем,
чтобы каноники той церкви или монахи того монастыря, где открылась вакансия,
явились к королеве и архиепископу, как явились бы к нам, чтобы испросить у них
право свободного выбора, и мы желаем, чтобы это право было даровано им без
всякого затруднения. При этом мы советуем капитулам и монахам избирать тако-
го пастыря, который был бы угоден Богу и хорошо служил бы государству. Коро-
лева и архиепископ будут хранить у себя доходы с вакантного места до тех пор,
пока указанный прелат не будет посвящен и благословлен. После того они воз-
вратят ему их беспрекословно.
10. Кроме того, мы желаем, что если станет вакантной пребенда или церков-
ный бенефиций, когда доходы с них поступят в наши руки, пусть королева и ар-
хиепископ, по совету брата Бернарда, постараются назначить их как можно луч-
ше и почетнее честным и достойным людям, не касаясь даров, полученных
кем-либо по нашим жалованным грамотам.
11. ЗапРеШаем всем церковным прелатам и своим вассалам платить подати и
налоги, пока мы находимся на службе Божией. Но если бы Господь Бог распоря-
дился нами и нам случилось умереть, мы положительно запрещаем всем вассалам
нашей земли, и духовным, и светским, платить подати и налоги до тех пор, пока
сын наш (да сохранит его Бог здраво и невредимо на служение Себе) достигнет
того возраста, когда он по милости Святого Духа будет в состоянии управлять ко-
ролевством.
12. Если же кто-нибудь захочет воевать с нашим сыном и ему- недостаточно бу-
дет его доходов для поддержания войны, пусть тогда все наши подданные помо-
гают ему своим животом и имуществом и пусть церкви дают ему тогда такую же
помощь, какую обыкновенно дают и нам.
13. Кроме того, мы запрещаем своим прево и бальи арестовать человека
или его имущество, если он представит хорошие поручительства для ведения
своего дела при нашем дворе, кроме случаев убийства, душегубства, грабежа и
измены.
14. Сверх того, мы желаем, чтобы все наши доходы, сборы и оброки доставля-
лись в Париж в три срока: 1) в день Св. Ремигия, 2) в день Сретения Господня,
3) в день Вознесения, и передавались назначенным нами горожанам или вице-
маршалу. Если кто-нибудь из них умрет, то Гильом Гарландский должен назна-
чить на его место другого.
15. Наш клирик Адам будет при получении доходов с нашего имущества и дол-
жен вести им реестр. У каждого из них (т.е. блюстителей доходов) будет ключ от
----------------------------# 2И <---------------------------------------
ЛЕКЦИЯ XLHI
всех сундуков, куда положить наше имущество во храме. И в храме будет также
один ключ. Из этого имущества нам будут посылать то, чего мы потребуем в сво-
их письмах...
16...
17...
18. Еще приказываем королеве и архиепископу удержать в своих руках до на-
шего возвращения со службы Божией все почетные должности, которыми мы
имеем право располагать, когда они остаются незанятыми, и которые они могут
честно сохранить, как то: аббатские, деканские и др. Те, которых им нельзя бу-
дет удерживать, пусть будут отданы ими по-божески и по указанию брата Гиль-
ома, и всегда во славу Божию и для блага государства. Если же мы умерли бы во
время своего паломничества, то желание наше таково, чтобы духовные почести
и должности предоставлялись достойнейшим...»
Я пропускаю несколько статей и по недостатку времени не вхожу в подроб-
ные объяснения прочитанных. Но здесь уже ясно виднеются замыслы регу-
лярного правления, кое-какие административные идеи, кое-какие заботы о
порядке и свободе. Из этого одного акта очевидно, что при Филиппе королев-
ская власть сделала уже большие успехи не только относительно той террито-
рии, на которой она действовала, но и относительно силы и правильности сво-
его действия.
Равным образом он много заботился о том, чтобы отличить и отделить власть
королевскую от всех феодальных властей. Вы видели, что это различие было ус-
тановлено и признано еще до него; это была совершенно особая власть, власть
своего рода, sui generis, стоявшая вне феодализма. Филипп Август старался
сделать это различие более ясным и полным, постепенно отнять у королевской
власти всякий феодальный характер, чтобы тем ярче обнаружить ее собствен-
ный. Между тем как он с величайшей заботливостью пользовался своим правом
сюзерена, чтобы собирать вокруг себя вассалов, он в то же время никогда не
упускал случая ставить короля особняком, возвышать его над сюзереном. При-
вожу акты. Известно, что французский король получал лены от других лиц и на
этом основании считался их вассалом, вследствие чего он был обязан им вас-
сальным подданством. Филипп Август взял за правило, что французский король
не должен никому заявлять подданства. Мы находим у Брюсселя следующую
грамоту.
«Филипп и пр. Королевскому достоинству приличествует вознаграждать бла-
годеяниями тех, кто ему предан, для того, чтобы, видя, что награда наша соот-
ветствует их заслугам, и другие поощрялись подражать им.
Пусть все и настоящие, и будущие люди знают, что, когда граф Фландрский •
Филипп предоставил нам город и графство Амьен, мы ясно убедились в верности
и преданности к нам Амьенской церкви; она не только оказалась весьма предан-
-----------------------------215 <------------------------------------------
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
ной нам в этом деле, но кроме того, так как эта земля и графство находятся от нее
в ленной зависимости и ей подобает за них прием вассальского подданства, она
благосклонно согласилась на то, чтобы мы приняли от нее лен, не заявляя под-
данства, ибо мы не можем и не должны ни перед кем заявлять его.
Посему, в знак уважения к преданности упомянутой церкви, мы освобождаем
ее от всякой ночлежной повинности относительно нас и наших приставов и
просим ее быть спокойною, пока Амьенское графство и земля будут находить-
ся у нас и наших наследников, французских королей. Если эта земля попадет
когда-нибудь к такому лицу, которое может заявлять подданство Амьенской
церкви, то оно заявит его перед епископом за упомянутый лен, и тогда епис-
коп, как это издавна делали все епископы Амьенские, будет выполнять ночлеж-
ную повинность, должную нам, нашим наследникам французским королям и на-
шим приставам»5.
Многие другие грамоты содержат в себе применение того же начала.
Филипп Август не ограничил своей деятельности расширением своей власти,
заботами о прямых и личных интересах королевских прав. Хотя в нем не замет-
но ни подлинно нравственных намерений, ни особенной заботливости о право-
блюстительстве и благоденствии людей, но у него были прямой, деятельный
ум, потребность порядка и прогресса, и он много сделал для того, что мы на-
звали бы теперь общей цивилизованностью государства. Он приказал вымос-
тить улицы Парижа, раздвинул и исправил окружавшие его стены, строил водо-
проводы, больницы, церкви, рынки и заботился повсеместно о материальном
благосостоянии своих подданных. Кроме того, он интересовался также и нрав-
ственным развитием. Парижский университет обязан ему своими главными
привилегиями и блестящим, даже чрезмерным покровительством. Равным об-
разом он учредил королевские архивы. Многие короли часто возили с собой го-
сударственные архивы, грамоты, акты, документы всюду, куда бы сами ни от-
правлялись. Раз, в 1194 году, при одной нормандской засаде, близ Вандома,
Филипп потерял часть находившихся при нем важных протоколов. С тех пор он
перестал это делать и основал хранилище для сбережения всех государственных
грамот. К этим фактам я мог бы прибавить еще много других, им подобных, но
меня стесняет время; вот вам общий факт, к которому примыкают все осталь-
ные. Из всех Капетингов Филипп Август первый придал французской коро-
левской власти тот характер разумной и деятельной благосклонности, спо-
собствовавшей улучшению общественного строя и успехам отечественной
цивилизации, которые так долго были причиной ее силы и популярности. Вся
наша история, милостивые государи, свидетельствует об этом факте, достиг-
5 Брюссель. Usage des fiefs. Т. 1. С. 152-159.
---------------------------------> 216 <
ЛЕКЦИЯ ХЕШ
шем в царствование Людовика
XIV своего последнего и самого
блестящего развития. Он восхо
дит ко времени Филиппа Августа.
До него королевская власть не
была ни довольно сильна, ни до-
вольно возвышенна для того, что-
бы иметь такое благотворное
влияние на цивилизацию страны;
он пустил ее по этому пути и дал ей
средства идти далее.
Влияние подобного характера
королевской власти на умы не за-
медлило обнаружиться. Откройте
письменные памятники той эпо
хи — «Жизнь Филиппа Августа»
Ригора*, другое жизнеописание
его, принад тежащее Гильому Бре-
тонцу , его же поэму «Филиппи-
Печать Парижского университета
да», небольшую поэму Николя де Брэ об осадах Ля-Рошели и Авиньона Людови
ком \ III — и вы увидите, что королевская власть становится национальной и
сильно занимает умы народов; вы встретите нередко смешной по форме и значи
тельно преувеличенный, но, в сущности, действительный и искренний восторг,
вызываемый ее влиянием и теми успехами, которые она заставляла делать обще-
ство. Приведу только два отрывка, но они не оставят в вас никакого сомнения на
этот счет. Первый, заимствуемый мною у Гильома Бретонца, заключает в себе
описание народной радости после битвы при Бувине*. Бывало много сражений,
много побед, одержанных французскими королями, но ни одна из них не была,
подобно этой, национальным событием, ни одна из них не затронула то такой
степени всего населения.
«Кто мог бы рассказать, вообразить, начертать пером на пергаменте или на
табличках радостные рукоплескания, триумфальные гимны, бесчисленные пляс-
ки народа, сладостное пение клириков, гармонические звуки военных инстру-
ментов в церквах, торжественное убранство храмов внутри и снаружи, дома и ули-
цы всех замков и городов, украшенные занавесями и шелковыми тканями и
покрытые цветами, травою и древесной зеленью; жителей всякого сословия, по-
ла и возраста, бегущих со всех сторон посмотреть на столь великое торжество;
крестьян и жнецов, бросающих свою работу и с косами, мотыгами и сачками на
шее (так как это было время жатвы) стремящихся толпою к дорогам, чтобы уви-
деть в цепях того Ферранда. оружия которого они недавно так боялись...? Весь
> 217 <•
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
путь был таков, пока не достигли Парижа, и всего более учащиеся, духовенство и
народ шли навстречу королю, распевая гимны и песни и выражая жестами ра-
дость, оживлявшую их сердца. Им недостаточно было предаваться веселью в этот
день, они продолжали свои удовольствия ночью и даже в течение семи ночей под-
ряд, среди многочисленных факелов, так что ночь сияла, как день; особенно уча-
щиеся не переставали задавать роскошные пиршества, причем беспрестанно пе-
ли и плясали»6.
А вот каким образом Николай де Брэ описывает въезд Людовика VIII в Париж
и прием, оказанный ему городом после его венчания на царство в Реймсе:
«Тогда перед глазами государя заблистал досточтимый город, где выстав-
лены напоказ богатства, собранные некогда заботливою предусмотрительнос-
тью его предков. Блеск драгоценных каменьев соперничает со светилом Фе-
ба; свет изумляет тем, что его затмевает новый свет; солнце думает, что другое
солнце озаряет землю, и жалуется, видя, что всегдашнее великолепие его по-
мрачено. На площадях, на перекрестках, на улицах только и видны что сияю-
щие золотом одежды и со всех сторон блестят шелковые материи. Люди, отяг-
ченные годами, молодежь с нетерпеливым сердцем, те, кому зрелый возраст
придал более важности, не могут дождаться своих пурпурных одежд: слуги и
служанки рассыпаются по городу, счастливые тем, что несут на плечах своих
такую богатую ношу', и думают, не до того им теперь, чтобы кому-нибудь слу-
жить, пока сами забавляются тем, что смотрят крутом на все эти великолепные
наряды. У кого нет убранства, чтобы нарядиться в такой торжественный день,
берут его напрокат за деньги. На площадях и на улицах все наперебой преда-
ются всякого рода общественным увеселениям; богач не прогоняет бедняка из
своей пиршественной залы; все рассыпаются повсюду и едят и пьют сообща.
Храмы убраны гирляндами, алтари все в драгоценных камнях; к запаху ладана
присоединяются всякие ароматы, стремящиеся дымом вверх. На улицах и на
обширных перекрестках веселые молодые люди и робкие девушки составляют
хоровые пляски; являются певцы, затягивающие веселые песни. В то же вре-
мя прерваны судебные процессы, работы и учебные занятия логиков. Аристо-
тель замолк, Платон не предлагает больше задач и не старается разрешить за
гадок; общественные увеселения заставили прекратить всякого рода труд.
Путь, по которому подвигается король, приятно усеян цветами; наконец он ве-
село входит в свой дворец и садится на свое королевское место, окруженный
своими вельможами»7.
ЁГимом Бретонец. Жизнь Филиппа Августа, в моем Собрании. Т. XL С. 301. См. также его «Фи-
лнппиду», песнь XII.
7 Николай де Брэ, в моем Собрании. Т. XI.
> 2‘8 <
ЛЕКЦИЯ XLII1
Эти отрывки, милостивые государи, лучше многих фактов дают нам верное
понятие о том, чем сделалась в эту эпоху королевская власть, какое влияние про-
изводила она на умы и как все думали, что она тесно связана с развитием обще-
ственной деятельности и с успехами цивилизации. То был один из великих ре-
зультатов царствования Филиппа Августа. Еще до него, при Людовике Толстом
и Людовике Юном, общие начала и нравственные идеи, на которых основана
королевская власть, получили уже большую силу, но факт не соответствовал пра-
ву; размеры королевской власти были очень ограничены и деятельность ее
очень слаба. Филипп Август завоевал для нее обширную территорию и дал ей
возможность развернуться на просторе. И в силу того естественного закона, что
велит идеям превращаться в факты и фактам в идеи, материальный прогресс
королевской власти, плод того нравственного перевеса, которым она уже обла-
дала, сделал этот перевес еще гораздо значительнее и сильнее. Как употребил ее
Людовик Святой? Чем сделалась королевская власть в его руках? Это будет
предметом нашей следующей беседы.
ЛЕКЦИЯ XLIV
Королевская власть в царствование Людовика Святого. — Влияние его личного характера. —
Его поступки относительно величины территории королевства. Его приобретения. —
Его обращение с феодальным обществом. Его уважение к правам сеньоров. —
Действительный характер его борьбы е феодализмом. — Расширение судебной власти короля. —
Успехи законоведов и парламента. — Расширение законодательной власти короля. —
Успехи независимости королевской власти в духовных делах. — Способ управления
Людовика Святого в своих владениях. — Общий вывод.
> 220 <
ЛЕКЦИЯ XLIV
Милостивые государи!
Мы видели, что при Людовике Толстом возродилась королевская власть, а при
Филиппе Августе образовалось королевство. Что сделал Людовик Святой с коро-
левской властью и с королевством? Этим вопросом мы займемся сегодня.
Людовик Святой начал с того, что усомнился в законности действий своих
предшественников. Чтобы хорошо понять политическую историю его царствова-
ния, надо сначала получше ознакомиться с ним самим. Редко случалось, чтобы ха-
рактер и личные склонности человека имели такое громадное влияние на общий
ход дел.
Людовик Святой был прежде всего человек добросовестный, который, преж-
де чем приступить к делу, ставил самому себе вопрос о нравственном добре и зле,
вопрос о том, было ли то, что он намеревался сделать, хорошо или дурно само по
себе, независимо от всякой пользы, от всяких последствий. Подобные люди ред-
ко вступали на престол, а еще реже оставались на нем такими. По правде ска-
зать, мы видим этому в истории лишь два великих примера, один в древности,
другой в новые времена: Марка Аврелия и Людовика Святого. Это были, быть
может, два единственных государя, которые во всевозможных случаях руковод-
ствовались своими убеждениями как главным правилом поведения; Марк Авре-
лий был стоик4, Людовик Святой — христианин.
Кто потеряет из виду этот основной факт, тот получит неверное понятие о со-
бытиях, произошедших в царствование Людовика Святого, и о направлении, ко-
торое он хотел придать королевской власти. Только человек объясняет собою ход
учреждения.
Независимо от своей строгой добросовестности, Людовик Святой был человек
чрезвычайно деятельный, причем деятельность его была не только военная и
рыцарская, но и политическая и даже интеллектуальная. Он думал о многих ве-
щах: его сильно занимало состояние его края, участь живущих в нем людей; он от
души желал порядка и реформ; его тревожило зло всюду, где он замечал его, и он
везде стремился пособить горю. Он чувствовал потребность трудиться, и тру-
диться хорошо. Что же надо еще, чтобы упрочить влияние государя и приписать
его личности значительное участие в общих результатах?
Под владычеством своей нравственной точности Людовик Святой, как я сейчас
сказал, начал с того, что усомнился в законности всего свершенного его предше-
ственниками, и главным образом — в законности завоеваний Филиппа Августа.
Эти провинции, составлявшие некогда собственность английского короля и при-
соединенные Филиппом Августом к своему трону путем конфискации, эта конфи-
скация и сопровождавшие ее обстоятельства, постоянные протесты английского
государя — все это тяготило совесть Людовика Святого. Это не просто вывод из
его поступков; этот факт формально подтверждается тогдашними летописцами.
221 <
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
В «Летописи царствования Людовика Святого», написанной Гильомом де Кан-
жи" , мы читаем:
«Его постоянно угрызала совесть за Нормандскую землю и за другие принад-
лежавшие ему земли, которые предки его, французские короли, отняли по приго-
вору равных у английского короля Иоанна, именуемого Безземельным, отца это-
го самого английского короля Генриха’; и всякий раз, навещая короля Генриха,
он хлопотал о том, чтобы примириться с ним за эти земли»1.
Действительно, Людовик Святой изо всех сил стремился к этому миру, так что
в 1259 году, после довольно продолжительных переговоров, он заключил с анг-
лийским королем Генрихом III договор, по которому уступил ему Лимузен, Пери-
гор, Керси, Аженуа и часть Сентонжа, находящуюся между Шарантой и Аквита-
нией. Со своей стороны, Генрих отказался от всяких притязаний на Нормандию,
Мэн, Турень и Пуату и заявил Людовику Святому вассальское подданство как гер-
цог Аквитанский.
С тех пор совесть Людовика Святого успокоилась и он стал считать себя закон-
ным владельцем тех завоеванных областей, которые за собой удержал; но не все
были так совестливы:
«Многие из его советников сильно восставали против упомянутого мира и го-
ворили таким образом: «Государь, мы очень удивляемся, что вы по своей воле хо-
тите отдать английскому королю такую значительную часть своей земли, завое-
ванную у него вами и вашим предшественником якобы неправдой; нам кажется,
однако, что если, по вашему мнению, вы не имеете на нее права, то ваш возврат
английскому королю не гож, если вы не отдадите ему всего, что завоевали у него
вы и ваш предшественник; если же вы полагаете, что имеете на то право, то нам
кажется, что вы сами теряете, возвращая землю». На это святой король отвечал
так: «Господин, я знаю, что предшественники английского короля потеряли на
войне то, чем я владею, и я отдаю ему землю не потому, что я был обязан отдать
ее ему или его наследникам, но чтобы поселить любовь между моими и его деть-
ми, которые ведь двоюродные братья; потому мне кажется, что я хорошо упо-
требляю то, что даю, так как он прежде не был моим вассалом, теперь же обязан
мне подданством»2.
Но доводы Людовика Святого убедили не всех. Провинции, подпадавшие
снова под английское владычество, горько жаловались, и неудовольствие их
длилось так долго, что мы читаем в одной рукописной хронике времен Кар-
ла VI’ по поводу договора, заключенного в 1259 году между Людовиком IX и
Генрихом III:
1 Гильом де Нанжи, Annales du regne de Saint Louis. C. 245. Изд. in fol., 1761 год.
'г Жуанвиль. Histoire de St. Louis. C. 142. Изд. 1761 года.
> 222 <
ЛЕКЦИЯ XLIV
«Жители Перигора и пограничных местностей были так огорчены этим ми-
ром, что даже после никогда не любили короля... Хотя Людовик причислен цер-
ковью к лику святых, даже и теперь в Перигоре, Керси и их окрестностях его не
считают таковым и не празднуют в его честь, как это делается в других местах
Франции»3 4.
Несмотря на такое неодобрение со стороны политиков и народа, Людовик
Святой остался по-прежнему верен своей совестливости и своим правилам. Он
не считал возможным удержать за собой без свободной сделки того, в чем не ви-
дел законного достояния; ни силой, ни хитростью не пытался он делать новых
приобретений. Вместо того чтобы пользоваться раздорами, возникавшими вну-
три и вокруг его государства, он всегда старался унимать их и предупреждать их
последствия.
«Это был человек, — говорит Жуанвиль°, — более всего хлопотавший о мире
между своими подданными, особенно между богатыми соседями и владетельными
лицами государства».
В другом месте он говорит:
«Некоторые из советников короля полагали, что он нехорошо делает, не допу-
ская воевать между собой усмиренных им чужаков, потому что, если 6 он дал им
побольше обеднеть, они не могли бы так легко нападать на него, как делали это,
будучи богаты. На это король отвечал им, что они говорят неладно: ведь если бы
соседние государи увидели, что я допускаю их воевать, они могли бы смекнуть де-
лом и сказать: король дает нам воевать со злым умыслом. Оттого из ненависти ко
мне они скорее бы на меня напали, и я легко мог бы тут проиграть, не говоря уже
о том, что заслужил бы тогда гнев Господа Бога, который сказал: «Блаженны ми-
ротворцы!»1
И что же, милостивые государи? Несмотря на эту сдержанность и щепетиль-
ную антипатию к завоеваниям в собственном смысле слова, Людовик Святой бо-
лее всех государей способствовал расширению Французского королевства. Отка-
зываясь от насилия и обмана, он в то же время бдительно и зорко высматривал
всякий случай заключить выгодный договор или полюбовной сделкой приобрес-
ти ту или другую часть территории. Таким образом он присоединил к государст-
ву, частью через мать свою королеву Бланш, частью сам, посредством пшцпки,
вследствие выморочности и с помощью других сделок.
1. В 1229 году владения графа Тулузского на правом берегу Роны, а именно:
герцогство Нарбоннское, графства Безье, Агд, Магелон, Ним, Узес и Вивье;
часть Тулузской области; половину графства Альби, виконтство Жеводан; ста-
3 Observations de С. Menard sur Joinville, изд. Дю Канжа. С. 371.
4 Жуанвиль. С. 143-144.
> 223 <
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
ринные графства Велэ, Жеводан и Лодев, на которые Тулузский граф имел
притязания.
2. В 1234 году лены и судебные полномочия в графствах Шартрском, Блуа и
Сансер и виконтстве Шатодён.
3. В 1239 году графство Макон.
4. В 1257 году графство Перш.
5. В 1262 году графства Арль, Фокалькье, Фуа и Кагор; в разное время —
несколько городов с их территориями, которые слишком долго было бы пере-
числять.
Итак, в территориальном отношении царствование его нельзя было на-
звать бесполезным и, несмотря на совершенную разницу' в средствах, дело
Филиппа Августа нашло себе искусного и счастливого продолжателя в Людо-
вике Святом.
Какие же политические перемены произошли, благодаря его влиянию, в уве-
личившемся таким образом королевстве? Что сделал он с королевской властью?
Я не стану ничего говорить о состоянии слабости, в какое она, по-видимому,
впала при воцарении Людовика Святого. Небольшая партия была за могущест-
венных вассалов, что представляло для них очень удобный случай объявить себя
независимыми и избегнуть на время верховенства короны, которое Филипп Ав-
густ уже начал давать им чувствовать. В продолжение XIII века подобное движе-
ние обнаруживается в начале каждого царствования. Умение королевы Бланш и
некоторые счастливые обстоятельства не допустили того, чтобы это движение
имело продолжительные последствия для Людовика Святого, и когда он начал
править сам, он нашел королевскую власть почти в том же состоянии, в каком ее
оставил Филипп Август. Чтобы точно оценить, чем она стала в руках Людовика
Святого, надо, с одной стороны, рассмотреть его отношение к феодальному об-
ществу и ленным владельцам, крупным и мелким, с которыми он имел дело, а с
другой стороны — его управление собственными землями и действия в отноше-
нии его подданных в узком смысле слова.
Отношение Людовика Святого к феодализму изображались в двух чрезвычай-
но различных видах, ему приписывались два противоположных замысла. По
мнению одних, он не только не старался, подобно своим предшественникам,
уничтожить феодализм и отнять у сеньоров их права в пользу короны, но впол-
не допускал феодальное общество с его принципами и правами и заботился
единственно о том, чтобы упорядочить его и устроить, дать ему прочную фор-
му и законное существование. Другие думают, что Людовик Святой во все свое
царствование думал лишь о том, чтобы уничтожить феодализм, постоянно бо-
ролся с ним и систематически старался похитить у ленных владельцев их права
и установить на место их единую, неограниченную королевскую власть. При
этом авторы, смотря по тому, были ли они друзьями или врагами феодализма,
•---------------------------> 224 <------------------------------------
ЛЕКЦИЯ XLIV
восхищались и прославляли Людовика Святого то за один, то за другой из этих
замыслов.
По моему мнению, ему не следует приписывать ни того ни другого, так как и
тот и другой одинаково несовместимы с фактами, если все принять в соображе-
ние и выставить в настоящем свете.
Что Людовик Святой более всех других французских королей охотно уважал
права ленных владельцев и сообразовал свое поведение с правилами, общеприня-
тыми у окружавших его вассалов, — в этом нет никакого сомнения. Я уже имел
случай указать вам на право сопротивления, простиравшееся до того, что можно
было объявлять войну самому королю, — право, формально признанное и под-
твержденное его «Постановлениями». Трудно было бы еще яснее изъявить свое
уважение к феодальным принципам, а это уважение часто встречается в памятни-
ках времен Людовика Святого. Он, очевидно, имел высокое понятие о взаимных
правах и обязанностях вассалов и сюзеренов и допускал, что в большинстве слу-
чаев их надо ставить выше притязаний короля.
Он не только признавал эти права, но соблюдал их иа практике до мелочей да-
же в тех случаях, когда ему приходилось страдать от них. В 1242 году он отнял у
графа Маршского замок Фонтена в Пуату, называвшийся потом 1'Abattu, кото-
рый долго оборонял побочный сын графа, с «сорока одним рыцарем, восьмьюде-
сятью сержантами и прочей мелюзгой, которой там было пропасть». Ему предла-
гали казнить пленников, чтобы наказать их за упорство и за причиненные ему
потери: «Нет, — отвечал он: — один из них не виноват, потому что слушался сво-
его отца, а другие потому, что служили своему господину»5.
В этих словах есть нечто большее, чем великодушное движение, в них есть то,
что встречается гораздо реже, а именно формальное признание прав неприяте-
ля. Отказываясь карать их, Людовик Святой думал проявить не великодушие, а
справедливость.
Право сопротивления было не единственное, которое Людовик Святой при-
знавал за баронами и которое он старался уважать. Стоит пробежать оставшиеся
от него указы, для того чтобы убедиться, что он советовался с ними почти во всех
делах, касавшихся интересов их мнений, и вообще часто призывал их к участию в
принимаемых им правительственных мерах.
Так, указ 1228 года о лангедокских еретиках издан согласно с мнением наших
вельмож и делознатцев (прюдомов)6.
Указ 1230 года о евреях — по общему совету наших баронов7.
•'Матвей Парижский. С. 521. Гильом де Нанжи. С. 183.
• Собрание указов. Т. I. С. 51.
7 Там же. С. 53.
> 225 <
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
В указе 1246 года относительно аренды и выкупа в Анжу и Мэне говорится:
«Объявляем, что, так как некоторые возымели сомнение относительно аренд-
ных и выкупных обычаев в Анжу и Мэне, мы. желая узнать на этот счет истину и
разъяснить то, что было сомнительно, призвав к себе в Орлеан баронов и вель-
мож упомянутых земель и внимательно посоветовавшись с ними, узнали, каковы,
по их общему мнению, упомянутые обычаи, а именно и пр.»8
В предисловии к «Постановлениям» мы читаем:
«И «Постановления» эти были составлены великим советом умных людей и
добрых клириков»9 10 11.
Приведу сходный, хотя и не однородный факт, так как дело идет здесь не о ба-
ронах и ленных владельцах, а о простых гражданах. Один указ о монетах 1262 го-
да оканчивается следующими словами:
«Указ этот был составлен в Шартре в 1262 году в половине поста, и для со-
ставления его были вызваны присяжные: Клеменций де Визильяк (de Vezelai),
Жан, по прозвищу Упорный (или Несгиба), Жан Герман — парижские гражда-
не; Николай дю Шатель, Гарен-Ферне, Жак Фри — прованские граждане;
Жан де Лорри, Этьен Морэн — орлеанские граждане; Эврар Малери, Жан Па-
вержен — сансские граждане; Робаль дю Клуатр, Пьерр де Монсо — лаонские
граждане»1".
Не служит ли это замечательным примером той заботливости, с какой Людовик
Святой, занимаясь законодательной частью, старался обыкновенно заручиться
мнением и согласием всех тех, от кого он мог услыхать хороший совет или кто был
непосредственно заинтересован в данных мероприятиях?
Вот еще пример уважения Людовика Святого к феодальным принципам и пра-
вам. В 1248 годуЖуанвиль говорит:
«Король вызвал своих баронов в Париж и взял с них присягу, что они останут-
ся верны и преданы его детям, что бы ни приключилось ему на пути. Он пожелал
присяги и от меня, но я не захотел дать ее, потому что не был его вассалом»11.
И король не сердился, если кто-либо, не будучи его вассалом, отказывал ему в
присяге, и Жуанвиль остался тем не менее другом его.
Можно ли сказать, милостивые государи, что государь, поступавший и гово-
ривший таким образом, предпринял систематическое разрушение феодального
общества и не упускал ни малейшего случая уничтожить или нарушить в пользу ко-
ролевской власти права ленных владельцев?
8 Собрание указов. Т. I. С. 58.
9 Там же. С. 107.
10 Там же. С. 94.
11 Жуанвиль. С. 25. Изд. 1761 года.
> 226 <
ЛЕКЦИЯ XLIV
Не справедливее ли то, что он принимал феодализм целиком и заботился лишь
о том, чтобы придать ему ту правильность и ту общую законную организацию, ко-
торых ему обыкновенно недоставало? Но я не думаю и этого.
Вы помните, что, рассматривая феодальное общество в нем самом и, главным
образом, его судебную организацию, мы нашли, что оно никогда не могло дойти
до действительных учреждений, что в нем никогда не могло установиться пра-
вильной и мирной судебной администрации и что обращение к силе под видом то
частных войн, то судебных поединков было настоящей юрисдикцией феодально-
го общества. Всякий, кто глубже всмотрится в сущность частной войны и судеб-
ного поединка, увидит, что они не были просто признаком грубости нравов; это
были естественные средства решения споров, согласные с господствующими
принципами тогдашнего общественного строя.
Итак, частные войны и судебные поединки были действительными учрежде-
ниями и главными основами феодализма, а на них-то всего энергичнее напал
Людовик Святой. По этому’ поводу мы имеем от него два указа, которые я, с ва-
шего позволения, прочту вам целиком, так как это, быть может, самые важные
законодательные акты его царствования, ясно обнаруживающие собою его
стремления.
Первым из них установляется перемирие, получившее название «Сорок дней
короля». Следы его встречаются еще до Людовика Святого; в «Кутюмах Бовези»
мы читаем:
«Никуда не годный обычай велся в случае войны в королевстве французском, а
именно: когда случится какое смертоубийство, увечье либо побоище, тогда тот,
кому была причинена обида, выбирал кого-нибудь из родни тех, кто ту обиду при-
чинил, и именно из живущих вдали от того места, где было дело, так что они о
нем ничего и не ведали; после того (обиженные) отправлялись туда днем и ночью
и, как только настигнут его (избранного для мести), тотчас умертвят или изуве-
чат, или изобьют, или вообще сделают с ним, что захотят, как с человеком вовсе
не берегшимся, да ничего и не знавшим про то, что кто-либо из его родни нанес
им вред. И из-за проистекавших от того великих бед добрый король Филипп’ из-
дал такое постановление, что если приключится какое-либо дело, то те, кто будет
при этом налицо, должны по возможности беречься последствий (т.е. мести), и
тут нет никакого перемирия, пока не установят его друзья либо суд. Но для всех
родичей той и другой стороны, которых при том деле не было, в силу королевско-
го указа, допущено сорокадневное перемирие; по истечении же этих сорока дней
они — в войне»12.
12 Бомануар. Coutume de Beauvaisis, гл. 60. С. 306.
> 227 <
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
Это значит, что никто не может ни нападать на родственников одной из сто-
рон, ни производить опустошений на их землях, ни причинять им какого-либо
вреда в продолжение сорока дней, т.е. пока они не успеют узнать о ней и принять
меры для самозащиты.
Как ни часто это оспаривалось, но мне кажется, что под словами «добрый ко-
роль Филипп» Бомануар разумеет Филиппа Августа и что, следовательно, Фи-
липпу первому следует приписать установление «Сорока дней короля». Однако
это установление имело так мало успеха, что Людовик Святой счел нужным пред-
писать его снова и в гораздо более точных выражениях. Указ его по этому пред-
мету приводится целиком в указе короля Иоанна’ от 9 апреля 1353 года; вот
текст его:
«Исстари, а именно указами блаженной памяти Людовика Святого, короля
Франции, предшественника нашего, при жизни его постановлено и предписано,
чтобы всякий раз, когда возникнут между баронами нашего королевства какие-
либо распри, ссоры, свалки или буйства, затеянные коварно и умышленно, отче-
го нередко бывает много убийств, увечий и других тяжких обид, кровные родст-
венники затеявших подобное пребывали и долженствовали пребывать в своем
положении (т.е. в покое) со дня помянутого нападения или злодейства в течение
следующих сорока дней, исключая только лиц, (непосредственно) завраждовав-
ших между собой, каковые за свои злодейства могли быть схвачены и задержаны
как в течение упомянутых сорока дней, так и после, и заключены в тюрьмы при
судах, в ведомстве которых учинены злодейства, чтобы подвергнуться за то нака-
занию, сообразно свойству преступлений, как повелевается в уставах. И если в
вышесказанный сорокадневный срок кто-либо из родных, детей, единокровных
или свойственников той либо другой стороны главных зачинщиков дела кому-ли-
бо из злодействующих другой стороны нанесет каким бы то ни было образом оби-
ду или вред, в отместку ли или как иначе, то, кроме вышеупомянутых злодеев, ко-
торые, как уже пояснено выше, (всегда) могут быть схвачены и наказаны по мере
вины, эти (вмешавшиеся в ссору первых), как изменники и уличенные в злодей-
стве и как нарушители королевских уставов и уложений, должны быть осуждены и
наказаны судьей того ведомства, где совершено преступление, либо в том месте,
где были в преступлении по суду уличены; каковые уставы недаром еще и поны-
не во многих и различных частях нашего королевства неуклонно соблюдаются,
ради общего блага и защиты страны и жителей, там обитающих и оседлых, вер-
но хранимые, как сказано выше»13.
Конечно, подобное перемирие было сильною преградой и большим стеснени-
ем для частных войн. Людовик Святой постоянно заботился о его соблюдении.
13 Recueil des Ordonnances. Т. I. С. 56-58.
----------------------------------> 228 <
ЛЕКЦИЯ XLIV
В то же время он нападал на судебные поединки, но это выходило уже труднее.
Судебный поединок еще более, нежели частная война, был действительным уч-
реждением, глубоко укоренившимся в феодальном обществе. И крупные, и мел-
кие ленные владельцы крепко держались за него как за свой исконный обычай и
за свое право. Попытка запретить его вдруг во всех ленах без исключения была
невыполнима; крупные бароны стали бы тотчас отрицать право короля изменить
таким образом учреждения и порядки в их владениях. Вследствие того Людовик
уничтожил судебный поединок только у себя, на своих королевских землях. В ука-
зе его это выражено совершенно точно:
«Мы всем возбраняем побоища, во всех наших владениях, но отнюдь не отме-
няем исков, возражений, договоров, ни всяких иных условий, какие заключают-
ся в светском суде и поныне согласно обычаям различных стран, но только отме-
няем бои; и взамен битв вводим доказательства через свидетелей, а также не
отменяем прочих действительных и законных доказательств, какие были (в упо-
треблении) в светском суде.
Повелеваем, буде кто хочет обвинить другого в убийстве, (то) чтобы был он
выслушан; и когда захочет принести свою жалобу, то пусть ему скажут: «Если хо-
чешь обвинить в убийстве, то будешь выслушан, но подобает, чтобы ты обязался
подвергнуться такому же наказанию, какому подвергнется твой противник, если
будет уличен. И будь уверен, что не дозволят тебе битвы, а придется тебе доказы-
вать через свидетелей, как изволишь доказывать всё, когда спознаешь, что оно
тебе на руку; и пусть имеет для тебя силу то, что должно служить в твою пользу,
ибо мы не лишаем тебя ни одного доказательства, какие принимались в светском
суде по настоящее время, кроме битвы; и знай твердо, что твой противник может
возражать против твоих свидетелей.
И ежели тот, кто хочет обвинить, высказавши это, не пожелает затем продол-
жать своего иска, то волен от него отступиться, не опасаясь беды или наказания;
и если хочет дать делу дальнейший ход, то пусть подаст жалобу тем порядком, ка-
ков установлен обычаем страны, и дадутся ему нужные отсрочки согласно местно-
му обычаю. И когда дело дойдет до того, с чего обыкновенно начиналась битва,
тогда тот, кто доказывал бы боем, если бы таковой был допущен, будет (теперь)
доказывать через свидетелей, и суд вызовет свидетелей за счет того, кто их тре-
бует, если только они тому суду подсудны.
И ежели тот, против кого выставлены свидетели, захочет против тех свидете-
лей привести какой-нибудь довод, в силу коего их не следовало допускать, то его
выслушают, и если довод основателен и всем известен, то свидетели будут отве-
дены; если же довод не всем известен и противной стороной отрицается, то вы-
слушаны будут свидетели той и другой стороны; и после того рассудят на основа-
нии свидетельского показания, прочтенного (тяжущимся) сторонам.
’> 229 <
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
И если 6 случилось, что тот, против кого приведены свидетели, захотел бы по-
сле прочтения (показаний) возразить что-либо дельное против свидетелей, то он
будет выслушан, и после того суд постановит свой приговор. И таким порядком
будут поступать в исках об измене, о грабеже, о поджоге, о краже и о всяких пре-
ступлениях, от которых грозит опасность лишиться жизни или члена.
Во всех вышесказанных случаях если кто обвиняется перед каким-либо бальи,
то последний выслушает жалобу вплоть до свидетельских показаний и тогда нас о
том уведомит, и отошлет тяжущихся к нам для выслушивания их доказательств, а
мы призовем сведущих людей для совета с теми, кто должен присутствовать при
постановлении приговора.
В иске о кабале тот, кто будет требовать человека как своего крепостного, дол-
жен просить и поддерживать иск вплоть до (самого) поединка. Тот, кому бы при-
ходилось домогаться правды поединком, пусть доказывает свое право через сви-
детелей либо документом, либо путем других доказательств, действительных и
законных, какие были в обычае в светском суде до сих пор. И что доказывал по-
единком, то будет доказывать через свидетелей. И если не представит доказа-
тельства, то от воли ленного владельца будет зависеть определить (ему за то) на-
казание.
Если кто останется недоволен решением суда там, где дозволено подавать на
апелляцию, то и тогда поединка не будет, но жалобы, возражения и все осталь-
ное делопроизводство по иску будет перенесено в наш суд, и, смотря по производ-
ству дела, приказано будет уничтожить приговор или утвердить, и кто окажется
неправым, тот дает удовлетворение по обычаю страны.
Буде кто захочет обвинить своего владельца за отказ ему в правосудии, то по-
добает, чтобы отказ был удостоверен свидетелями, а не поединком. Так что если
отказ не будет удостоверен, то обвиняющий владельца в отказе потерпит тот
ущерб, какой должен понести по обычаю края и земли.
И бывают такие случаи, что когда свидетели приводятся в иске о кабале и ког-
да ищут управы на владельца за отказ в правосудии, пусть будет объявлено истцу,
как сказано выше; а если тот, против кого выставлены свидетели, желает возра-
зить что-либо дельное против них, то надо его выслушать.
Буде кто уличен либо пойман на лжесвидетельстве в вышесказанных тяжбах, с
тем суд поступит по своему усмотрению.
И эти поединки отменяем мы в наших владениях навсегда и повелеваем, что-
бы прочие порядки были хранимы и соблюдаемы во всех наших владениях, как
изложено выше, и чтобы мы могли добавлять, убавлять и исправлять те порядки
во всякое время, когда будет нам угодно и заблагорассудится»".
14 Recueil des Ordonnances. Т. I. С. 86-93.
> 230 <
ЛЕКЦИЯ XLIV
Если король повторяет в начале и в конце указа, что уничтожает побоища на
своей собственной земле, то зто ведь прямо доказывает, что более обширные его
притязания не были бы допущены. Но Людовик Святой старался примером и
влиянием достичь того, чего не мог приказать. Он вел переговоры со многими из
своих крупных вассалов, советуя им уничтожить судебный поединок в своих вла-
дениях, и многие действительно отказались от него. Правда, этот обычаи, столь
глубоко укоренившийся в феодальных правах, долго еще существовал, и мы
встретим еще не один след его, но указ Людовика Святого, несомненно, нанес
ему сильный удар.
Итак, уважая права ленных владельцев и допуская многие правила феодально-
го общества, Людовик Святой нападал в то же время на две главные его опоры,
на самые характерные его учреждения. Это не значит, что у него был общий, си-
стематический план борьбы с феодализмом, но, по его мнению, судебный поеди-
нок и частные войны не должны были существовать в благоустроенном христиан-
ском обществе: это были, очевидно, остатки прежнего варварства и того
независимого и воинственного быта общества, который назывался так часто ес-
тественным бытом, а это возмущало разум и добродетель Людовика Святого, и,
ведя борьбу с таким обычаем, он заботился лишь о том, чтобы прекратить беспо-
рядок, заменить войну миром, насилие — справедливостью. Одним словом, что-
бы устроить общество там, где господствовало варварство.
Но благодаря одному этому произошла в пользу короны большая перемена. Во
всех королевских владениях вассалы, горожане, свободные и полусвободные лю-
ди вместо того, чтобы прибегать к побоищу, вынуждены были подчиняться ре-
шению судей, бальи, прево и других должностных лиц. Таким образом, юрисдик-
ция заменила собой личную силу; служители ее своими переговорами решали
вопросы, решавшиеся некогда состязанием бойцов. Если бы Людовик и ничего
больше не добился, то, наверное, это одно составляло бы уже громадный про-
гресс для судебного могущества королевской власти.
Кроме этого успеха он одержал еще много других; ограничусь сегодня одним
указанием на них. Специально рассматривая великие законодательные памятни-
ки феодальной эпохи, между прочим <<Постановления Людовика Святого», мы
увидим, каким образом изменился порядок подсудности между различными ве-
домствами и как то, что подлежало суду феодальных дворов, постепенно перешло
в область судов королевских. Решительным орудием этой перемены были два
факта: введение или, лучше сказать, значительное расширение ведомства 1) ко-
ролевских судебных дел и 2) апелляций. Для королевских судебных дел, т.е. та-
ких, которые мог разбирать один лишь король, его сановники, парламенты или
бальи ограничивали феодальные суды все более тесными пределами. Посредст-
вом апелляций, которым благоприятствовало смешение королевских прав с сюзе-
ренитетом, они подчинили эти суды королевской власти. Таким образом, в фео-
----------------------------> 23‘ <•-------------------------------------
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
дальней юрисдикции разом пришли в упадок: 1) ее настоящие и естественные
учреждения — судебный поединок и частная война; 2) ее объем; 3) ее независи-
мость. Она принуждена была вскоре признать себя побежденной судебной влас-
тью короны.
Почти то же самое произошло с законодательной властью. В «Кутюмах Бове-
зи» мы читаем;
«Верно, что — король верховный властелин над всеми; ему, по праву его,
принадлежит общая охрана королевства, почему и властен он давать по своему
благоусмотрению уставы для общей пользы, и что он постановит, то и должно
соблюдать»15.
Будь это правило принято всеобщим и безусловным образом, оно, несомнен-
но, повлекло бы за собой полную утрату законодательной независимости лен-
ными владельцами, так как оно было прямым признанием общей и исключи-
тельной законодательной власти короля. Но много еще нужно было для того,
чтобы ей стали приписывать такое верховное значение на практике, и мы ви-
дели, что, издавая законы, Людовик Святой призывал к себе обыкновенно на
совет или баронов, или вообще тех из своих подданных, которые были прямо
заинтересованы в деле. Тем не менее верховная законодательная власть коро-
ля, несомненно, возрастала. Чтобы убедиться в этом, стоит просмотреть все
указы, изданные Людовиком Святым в его царствование, с 1226 по 1270 год.
Луврское собрание содержит в себе или приводит их пятьдесят; классифициру-
ем их следующим образом:
20 касаются частных вопросов, местных привилегий, коммун и т.д.
4 касаются евреев и их положения в государстве.
24 — политического, феодального, уголовного и прочих законодательств, а
именно:
1) в 1235 году — указ о выкупе ленов;
2) в 1245 году — указ о частных войнах, так называемые «Сорок дней коро-
ля»;
3) в 1246 году — указ об аренде и выкупе ленов в Анжу и Мэне;
4) в 1248 году — грамоты, которыми король, отправляясь в крестовый поход,
передает королеве, своей матери, управление государством;
5) в 1250 году — грамоты, содержащие в себе постановления для Лангедока;
6) в 1254 году — указ об исправлении нравов как в Лангедоке, так и в Лан-
гедойле’;
7) в 1254 году — дополнение предыдущего;
Боману ар. Coutume de Beauvaisis, гл. 34. С. 181.
'Й> 282 <
ЛЕКЦИЯ XLIV
8) в 1256 году — указ о судебной администрации для общей пользы коро-
левства;
9) в 1256 году — указ о мэриях во всех добрых городах государства;
10) в 1256 году — указ о выборе мэров в добрых городах Нормандии;
11) в 1257 году — указ о частных войнах и о «Сорока днях короля»;
12) в 1259 году — грамоты, заключающие в себе распоряжения касательно
Лангедока;
13) в 1260 году — указ о судебном поединке;
14) в 1261 году — указ о способе преследования должников в королевских вла-
дениях;
15) в 1262 году — указ о монетах;
16) в 1263 году — указ о выкупе в Понт-Одмере;
17) в 1265 году — указ об обращении английских монет;
18) в 1265 году — указ о монетах;
19) в 1268 году — Прагматическая санкция или указ о выборах и духовных
делах;
20) в 1268 году — указ о богохульниках;
21) в 1269 году — указ о десятинах;
22) в 1269 году — письма к двум правителям государства во время его послед-
него крестового похода;
23) в 1269 году — указ о десятинах;
24) в 1269 году — указ о богохульниках.
2 указа по различным вопросам.
В этот перечень не вошли ни «Постановления» Людовика Святого, ни «Кни-
га ремесел Парижа»’, т.е. его величайшие законодательные труды. А между тем
в этом ряду законодательных актов кто не заметит характера верховной власти,
которого не представляли собой предыдущие царствования. Уже одно то, что ак-
ты, касающиеся общих интересов, здесь многочисленнее тех, которые касаются
интересов областных и частных, доказывает, что королевская законодательная
власть усилилась до чрезвычайности.
Подобный же успех замечается в царствование Людовика Святого и по части
духовных дел. И об этом я скажу вам сегодня только мимоходом. Когда мы бу-
дем говорить об истории религиозного общества в феодальную эпоху, мы уви-
дим тогда, каково было его отношение к гражданской власти и как оно посте-
пенно изменялось. Напомню вам только знаменитый указ Людовика Святого,
называемый «Прагматической санкцией», которым он укрепил и поддержал
независимость и привилегии как своей короны, так и национальной церкви в
их сношениях с папством. Он так часто бывал напечатан, что я не стану приво-
дить его здесь. Не думайте при этом, милостивые государи, что этот указ был
> 233 <
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
со стороны Людовика Святого
одиночным фактом и незначн
тельным протестом. Этот король,
самым набожный из всех, единст-
венный из своей породы, цосто
ившийся быть причисленным к
лика святых, в практической жиз-
ни действительно и постоянно
поступал по правилам, установ-
ленным в « Прагматической санк
пии», п не давал духовному влия
нию не только овладевать его
правлением, но даже п направ-
лять его. Следующий факт, при-
водимый .Куанвплем, устраняет
всякие сомнения на этот счет:
«Епископ Г и Онерскпй гово-
рил ему от имени всех прелатов
королевства Франции: «Гою
дарь, зти архиепископы и епис-
копы, которые здесь налицо, по-
ручили мне сказать вам, что
вКншв ремесел Парижа»
(середина XJII века)
христианство падает и изводится
в ваших руках в придет в больший
еще упадок, если вы не примете
мер против того, ибо никто ныне
не страшится отлучения. Посему просим васр государь, чтобы вы повелели сво-
им бальи и приставам понуждать отлученных на год со днем, чтобы они давали
церкви удовлетворение». II король обещал им, сам, без всякого постороннего
совета, что охотно прикажет своим бальи и приставам понуждать отлученных,
как о том ходатайствуют; но (требовал), чтобы ему давали у остовериться,
справедлив ли (церковный) приговор. II они, посоветовавшись между собой,
ответили королю, что о делах, касающихся христианства (т.е. веры), они не
станут доводить до его сведения. II король, со своей стороны, отвечал им, что
не дозволит им ведать того, что принадлежит ему, и не прикажет своим приста-
вам понуждать отлученных испрашивать себе отпущения, будут ли они правы,
или нет. «Ибо, — сказал он, — если б я зто сделал, то поступил бы против Бо-
га и против права. II укажу вам тут на один пример, а именно тот, что еписко
пы бретонские оставляли графа Бретонского в отлучении целые семь лет, а по-
234 <
ЛЕКЦИЯ XLIV
еле того он получил отпущение от Римской курии; и принудь я его с первого же
года, то принудил бы ведь не по праву»1”.
Таково было в общих чертах правление Людовика Святого, и таковы были в его
царствование успехи королевской власти в ее отношениях к феодализму и церк-
ви. Последуем теперь за ним в его собственные владения; здесь он был свободен
и управлял по своему произволу.
Нам остались от него два великих указа о переменах в этом внутреннем управ-
лении; один относится к декабрю 1254 года и заключает в себе тридцать восемь
статей, а другой — к 1256 году и содержит их двадцать шесть; оба они почти оди-
наковы, но второй более общий и определенный.
В 1-8 статьях король обязывает своих сенешалей, бальи, прево, земских су-
дей, виконтов, мэров, лесничих, сержантов или приставов и прочих служащих
лиц, как высших, так и низших, присягою в том, что они не станут брать ни от
кого подарков и будут отправлять правосудие нелицеприятно; затем он пере-
числяет множество злоупотреблений и обманов, которые уже вкрались в адми-
нистрацию и которые он желает предупреждать. Восьмая статья гласит следу-
ющее:
«А для того, чтобы эта присяга соблюдалась вернее, мы желаем, чтобы она да-
валась на открытом месте, при всем духовенстве и мирянах, хотя она и была сна-
чала произнесена перед нами, тогда давший ее будет не только бояться сделать-
ся клятвопреступником перед Богом и перед нами, но еще и постыдится народа».
Такое обращение к гласности очень замечательно; оно указывает на твердое
намерение упрочить действительность нередко призрачных постановлений.
Статьи 9-12 запрещают публичные игры, дурные места, богохульства и уч-
реждают полицию для харчевен и всех мест, где собирается простой люд.
Статьи 13- 15 запрещают всем высшим королевским чиновникам, бальи, се-
нешалям и другим, покупать недвижимость, венчать своих детей, давать им бе-
нефиции или заставлять их вступать в монастыри в тех местах, где сами они
служат.
Статьи 16-24 направлены против множества мелких злоупотреблений, како-
вы: продажа должностей без разрешения короля, слишком большое число сер-
жантов, чрезмерные пошлины, препятствия, чинимые свободной перевозке хле-
ба, и пр.
В статье 25 говорится:
«Повелеваем, чтобы все наши сенешали, бальи и прочие должностные лица,
после того как покинут свои должности, оставались сами лично или через своих
16 Joinville. С. 140.
> 235 <
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
уполномоченных сорок дней в том крае, где обычно заведовали управлением, да-
бы перед новыми сенешалями, бальи и другими высшими следователями могли
дать ответ тем, кому причинили какую-либо неправду и кто захочет на них жало-
ваться».
Не правда ли, что на администраторов таким образом возлагалась настоящая
ответственность, действительная сама по себе и единственно применимая в то
время ?
Наконец, в 26 статье король оставляет за собой право изменять свой указ,
судя по тому, что он узнает о положении своего народа и о поведении своих слу-
жащих17.
Чтобы иметь об этом сведения, он прибег к одной мере, слишком мало заме-
ченной, а именно — восстановил королевских посланцев времен Карла Великого.
В «Жизнеописании Людовика Святого», составленном духовником его жены,
королевы Маргариты", я читаю:
«И когда доходило до слуха блаженной памяти короля, что его бальи и прево
причиняли народу его земли какие-нибудь обиды либо неправедным судом, либо
противозаконным отъемом их имуществ, он обычно назначал особых следовате-
лей, иногда — монахов францисканских и доминиканских, иногда — лиц белого
духовенства, а порой даже и рыцарей, для производства следствий (или дозна-
ний) против бальи, прево и других должностных лиц по всему королевству; и дал
тем следователям власть, буде они откроют, что какие-либо имущества помяну-
тыми бальи или должностными лицами у кого-либо противозаконно отняты или
задержаны, то должны без отлагательства по принадлежности возвращать их и
вместе с сим отставлять худых прево и других низших должностных лиц, которых
признают заслуживающими отрешения»18.
Действительно, в истории Людовика Святого встречается несколько такого ро-
да инспекций, имевших притом хорошие последствия. Так, между прочим, один
бальи в Амьене вследствие подобной инспекции был отставлен от должности и
принужден возвратить все, что им было захвачено у управляемых.
О положении и административной деятельности парижского прево Жуанвиль
оставил нам подробности, по которым можно всего лучше судить о реформатор-
ской и подлинно целесообразной деятельности Людовика Святого; представляю
их вашим взорам:
«Должность парижского прево продавалась тогда мещанам парижским либо
иным, и когда случалось, что кто-нибудь покупал ее, то делал поблажки своим
детям и внукам (или племянникам) в их неправдах, ибо молодежь полагалась на
17 Recueil des ordonnances. Т. I. С. 79-81.
,e Vie de Saint Louis, par le confesseur de la reine Marguerite. C. 387. Изд. 1761 года.
-------------------------------------> 236 <-----------------------------------
ЛЕКЦИЯ XLIV
родных и друзей, державших должность прево. Вследствие того мелкий люд был
крайне притесняем и не мог добиться правосудия против людей зажиточных
из-за больших подарков и приношений, которые те подносили прево. Кто в то
время говорил правду и желал соблюсти присягу, чтоб не быть клятвопреступ-
ником, по какому-либо долгу или чему другому, за что приходилось отвечать, с
того прево взыскивал пеню и подвергал его наказанию. По причине великих
неправд и великих грабежей, кои совершались прево, низший люд не смел ос-
таваться на королевской земле, а уходил жить в других округах и других господ-
ских имениях.
И королевская земля так опустела, что, когда король творил суд, на суды к не-
му сходилось не более десяти или двенадцати человек. Вместе с тем столько бы-
ло злодеев и воров в Париже и в его окрестности, что вся страна была ими пере-
полнена. Король, который очень заботился об охране простого люда, проведал
всю правду и не захотел, чтобы продавалась должность парижского прево, но
стал платить большое жалованье тем, кто исполнял ее с тех пор, и все несправед-
ливые поборы, каким был удручен народ, он отменил и велел разузнать по всему
королевству и по всей стране, где творится правый неуклонный суд, который не
щадил бы ни богатого, ни бедного. Тогда указали ему на Этьена Буало*, кото-
рый так исполнял должность прево, что не посмел в Париже проживать ни еди-
ный злодей, вор либо убийца, который тотчас же не был бы повешен или изве-
ден; ни родня, ни близкие люди, ни золото не могли оградить его. Земля
королевская начала поправляться, и народ стал приходить туда ради правого су-
да, который там творили. Так она богатела и так улучшалась, что продажи, по-
купки, задатки и прочие сделки приносили вдвое против того, что король полу-
чал с них прежде»19.
Этьен Буало был главным автором одного из величайших законодательных
трудов Людовика Святого — «Книги ремесел Парижа». Этот любопытный доку-
мент, рукопись которого еще хранится в королевской (Национальной) библиоте-
ке, содержит в себе перечисление и внутренние распорядки всех промышленных
корпораций, существовавших тогда в Париже, — распорядки, выработанные по
большей части самим Этьеном Буало.
Таково было управление Людовика Святого внутри его владений. Очевидно,
что и здесь, как и в его отношениях с ленными владельцами, в его действиях нет
ничего систематического, ничего такого, что исходило бы из одного общего
принципа и стремилось бы к какой-нибудь давно поставленной цели. Он не имел
намерения ни упорядочить, ни уничтожить феодализм. Несмотря на свою край-
нюю совестливость и набожность, он обнаруживал в практической жизни чрезвы-
19 Joinville. С. 149.
> 237 <
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
чайно здравый и свободный ум, видевший вещи такими, какими они были на са-
мом деле, и в необходимых случаях исправлявший зло, не заботясь о том, соответ-
ствуют ли его средства исправления общим взглядам и приведут ли они впослед-
ствии к тем или другим результатам. Он шел к настоящим и настоятельным
фактам; он уважал право всюду, где находил его, но когда он видел зло, скрыва-
ющееся за этим правом, он нападал на него прямо, не для того, чтобы таким на-
падением захватить себе зто право, но чтобы действительно подавить само зло.
Повторяю, твердый здравый смысл, необычайная справедливость, добрые нрав-
ственные намерения, любовь к порядку, желание общего блага, без всякого сис-
тематического плана, задних мыслей и политических расчетов в собственном
смысле слова — таков был истинный характер правления Людовика Святого; этот
характер и способствовал значительному ослаблению феодализма и возвышению
королевской власти в его царствование.
В следующую беседу мы увидим, чем она сделалась после Людовика Святого,
особенно в царствование Филиппа Красивого и его трех сыновей, до самого кон-
ца феодальной эпохи в собственном смысле слова.
ЛЕКЦИЯ XLV
Положение королевской власти после царствования Людовика Святого. — По праву она не была
ни неограниченной, ни ограниченной. На деле она беспрестанно терпела нападения, а между тем
была выш“ всякой другой власти. — Ее стремление к неограниченности. Это стремление
обнаруживается при Филиппе Красивом. — Разные стороны деспотизма. — Успех неограниченной
власти в законодательстве. — Разбор указов Филиппа Красивого. — Действительный характер
состава и влияния национальных собраний в его царствование. — Успехи неограниченной власти
в судебном ведомстве. — Борьба легистов с феодальной аристократией. — Чрезвычайные
комиссии. — Успех неограниченной власти в деле налогов. — Борьба феодальной аристократии
с неограниченной властью при трех сыновьях Филиппа Красивого. Ассоциации сопротивления. —
Затруднения в порядке престолонаследия. — Ослабление королевской власти
к концу феодальной эпохи.
> 239 <
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
Милостивые государи!
Мы присутствовали при прогрессивном развитии королевской власти в про-
должение почти трех сотен лет со времени вступления на престол Гуго Капета в
987 году до смерти Людовика Святого в 1270. Скажем в нескольких словах, чем
она была в этот промежуток времени.
По праву она не была неограниченной; то не была ни императорская власть,
основанная, как известно, на олицетворении государства, ни христианская мо-
нархическая власть, основанная на представлении ею Божества. Ни один из этих
двух принципов не господствовал во французской королевской власти в конце
XIII века, и она не заимствовала неограниченности ни у того, ни у другого. Не бу-
дучи, однако, неограниченною по праву, она в то же время не была и ограничен-
на. В общественном строе она ие уравновешивалась никаким учреждением, ника-
кой значительной аристократической корпорацией, никаким народным
собранием. В нравственном строе ни один принцип, ни одна общепринятая мо-
гущественная идея не назначали границ королевской власти. Никто не думал,
чтобы она могла делать все и идти на все, но никто не знал, да и не хотел знать,
где она должна останавливаться.
На деле она была ограниченна и подвергалась беспрестанным нападениям со
стороны независимых и в некотором смысле соперничавших с нею властей, а
именно — духовенства и особенно крупных ленных владельцев, прямых и косвенных
вассалов короны. В то же время она обладала несравненно большей, чем всякая
другая власть, силой, образовавшейся, как вы видели, вследствие последователь-
ных приобретений Людовика Толстого, Филиппа Августа, Людовика Святого и,
несомненно, ставившей к концу XIII века короля выше всех остальных людей во
Франции.
Итак, по праву не было систематически неограниченной верховной власти, но
не было и границ в виде установлений и национальных верований; на деле были
противники и разные препятствия, но не соперники. Таково было действитель-
ное состояние королевской власти, когда Филипп Смелый наследовал Людовику
Святому.
Надо ли говорить, что здесь таился многоплодный зародыш неограниченной
власти и проявлялось ясное стремление к деспотизму. До сих пор мы не замечали,
чтобы зародыш этот развивался. Несправедливо было бы предполагать, что с X
по XIII век королевская власть старалась сделаться неограниченной; она просто
хотела восстановить немного порядок, мир, справедливость и создать хотя бы
тень общества и общего правления. О деспотизме не было и речи.
Не удивляйтесь этому. Развитие всяких учреждений и социальных сил начина-
ется с того добра, которое они должны принести. Именно по этому праву, как по-
лезные обществу и как гармонирующие с его настоящими и общими потребнос-
тями, они растут и приобретают к себе доверие. Таков был ход развития
---------------------------240 <-------------------------------------
ЛЕКЦИЯ XLV
королевской власти в царствование Людовика Толстого, Филиппа Августа и Лю-
довика Святого. Людовик Толстый подавил и в своих, и в окрестных владениях
множество мелких тиранов и придал королевской власти публичный и покрови-
тельственный характер. Филипп Август перестроил государство и своими чуже-
земными войнами, блеском своего двора и заботами о цивилизации возвратил на-
роду чувство национальности. Людовик Святой придал своему правлению тот
характер справедливости, уважения чужих прав и любви к правде и общему благу,
который проявляется во всех его поступка;. Само собой разумеется, что все это
оказало Франции самые важные и самые необходимые услуги, причем можно не
колеблясь сказать, что в продолжение этой эпохи в развитии французской коро-
левской власти добро брало значительный перевес над злом, так же как нравст-
венные принципы или, по крайней мере, принципы общего блага брали верх над
принципами неограниченной власти.
Между тем зародыш неограниченной власти существовал, и мы подошли се-
годня именно к той эпохе, когда он начал развиваться. Превращение королев-
ской власти в деспотизм составляло характер царствования Филиппа Красиво-
го". Если верить теории уже не новой, но приобретшеп в наши дни некоторую
самоценность и значение, если верить тому, что все земные дела связаны между
собой необходимым и роковым образом, прнч< м человеческая воля бессильна и
ни за что не ответственна, нам придется в таком случае признать, что в конце
XIII века обстоятельства, среди которых развилась королевская власть, а также
общественное и умственное состояние
Франции делали необходимым подоб-
ное вторжение королевской власти,
что никто не приводил ее за собой и
никто не мог ее предупредить, что,
следовательно, не на кого тут пенять и
что виновников этого зла не существо-
вало. По счастью, милостивые госуда-
ри, теория эта неверна и опроверга-
ется разумом и мало-мальски точным
исследованием исторических фактов.
Я уже имел честь заметить вам, что в
действительности личный характер и
произвол королей, царствовавших с XI
по XIII век, имели сильное влияние на
ход событий и преимущественно на
судьбы королевской власти. Вы уже
видели, между прочим, как велика бы-
ла доля личного влияния Людовика
Печать Филиппа Красивого
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
Святого на учреждения, появившиеся в его царствование. То же самое было при
Филиппе Красивом; его личный характер сильно повлиял на новый вид, приня-
тый в то время королевской властью. Независимо от всех, конечно же, способ-
ствовавших этому общих причин, Филипп Красивый, человек сам по себе дур-
ной и деспотический по своей натуре, быть может, сильнее всего двинул ее на
путь абсолютизма.
Деспотизм, милостивые государи, отличается большим разнообразием; я не
говорю уже о неодинаковости в его размерах, но он чрезвычайно неодинаков еще
по своей натуре и по своим последствиям. Для некоторых людей неограниченная
власть была не более как средством; они руководились не вполне эгоистическими
видами; они создавали в уме своем планы общественного блага и пользовались
деспотизмом для того, чтобы приводить их в исполнение. Так, например, Карл
Великий, а также Петр Великий в России, были настоящими деспотами, но не
исключительно эгоистическими, занятыми единственно сами собой, повиную-
щимися только своим прихотям и действующими только для личных целей. И тот
и другой бескорыстно трудились для своей страны и для своих подданных, при-
чем удовлетворение их личных страстей занимало наименьшее место. Повторяю,
деспотизм был для них средством, а не целью; средство это порочно по своей
природе и вносит зло даже в совершаемое им добро, но иногда оно служит, по
крайней мере, для ускорения добра, хотя и грязнит его в то же время своим не-
чистым прикосновением.
Напротив того, для других людей сам деспотизм есть цель, так как они при-
соединяют к нему свой эгоизм; у них нет никаких общих целей, никаких планов
общего блага, и в той власти, которой они обладают, они ищут только удовле-
творения своих страстей, прихотей и своей жалкой обыденной личности. Таков
был Филипп Красивый. Во все время его царствования не встречается ни од-
ной общей идеи, которая касалась бы блага его подданных. Это — эгоистиче-
ский деспот, царствующий для себя самого и требующий от власти только ис-
полнения его собственной воли. И насколько личная добродетель Людовика
Святого действовала на его правление, настолько на правление Филиппа Кра-
сивого влияла его личная развращенность, много способствовавшая тому без-
нравственному и деспотическому обороту, какой приняла в его царствование
королевская власть.
Не стану рассказывать вам истории Филиппа Красивого, так как предпола-
гаю, что вы помните исторические события. Историю учреждений и преиму-
щественно королевской власти я ищу главным образом в подлинных документах
и всякого рода политических и законодательных актах. Достаточно раскрыть
Луврское собрание указов, чтобы вас поразил особый характер, принятый ко-
ролевской властью в руках Филиппа Красивого, и переменой, произошедшей в
ее образе действий. До сих пор по поводу каждого царствования я представлял
•---------------------------> 242 ----------------------------
ЛЕКЦИЯ XLV
вам число и свойство указов и прочих политических актов, оставшихся от раз-
личных государей. При Филиппе Красивом число этих актов сделалось вдруг
несравненно больше. В Луврском собрании их 354, которые можно распреде-
лить так:
44 из них касаются политического законодательства и управления в собствен-
ном смысле слова;
101 — гражданского феодального или королевско-вотчинного законодатель-
ства;
56 — монет — королевских, господских и иностранных;
104 — дел, относящихся к областным привилегиям и частным интересам, ус-
тупкам или подтверждениям коммунальных льгот и грамот, привилегиям, даро-
ванным некоторым местностям, корпорациям, лицам и пр.
11 — евреев и итальянских купцов и торговцев;
38 — различных предметов.
Очевидно, что королевская власть стала гораздо деятельнее и начала вмеши-
ваться в гораздо большее число дел и интересов, чем прежде.
Если бы мы стали подробнее рассматривать эти акты, мы были бы еще более
поражены этим фактом, следя за ним во всех его формах. Я разобрал до мельчай-
ших подробностей эти 354 указа или акта правления Филиппа Красивого, чтобы
лучше ознакомиться с сущностью каждого из них. Я не стану представлять вам
этой картины во всем ее объеме, а дам о ней лишь некоторое понятие — вы уви-
дите тогда, как были разнообразны дела и интересы, в которые вмешивалась за
это царствование королевская власть, и насколько шире и решительнее прежне-
го она стала теперь действовать.
Я быстро переберу указы первых годов царствования Филиппа Красивого и из
них лишь те, которые находятся в первом томе Луврского собрания.
В 1286 году я нахожу только два акта, неинтересных для нас в настоящее вре-
мя: наказы относительно погашения долгов и одно областное разрешение.
В 1287 году было три указа, и в том числе два очень важных. Один из них, за-
ключающий в себе десять статей, касается способа приобретения гражданства и
постановляет правила для тех случаев, когда кто-либо, поселяясь в городе, поже-
лает сделаться его гражданином, указывает на формальности, которые придется
тогда выполнить, на отношения, долженствующие установиться между ним, тем
господином, чьи владения он покидает, и тем, в чьи он вступает и пр. Этот указ
постановлен, так сказать, вообще и касается всех королевских владений.
Второй гласит следующее:
«Королевским советом постановляется, чтобы герцоги, графы, бароны, архи-
епископы, епископы, аббаты, капитулы, коллегии, рыцари и вообще все, обла-
дающие во Франции временной юрисдикцией, для приведения в действие упо-
мянутой юрисдикции назначали бальи, прево и светских, но не духовных
----------------------------> 243 <•--------------------------------------
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
сержантов (приставов) для того, чтобы в случае проступков со стороны упомяну-
тых служащих начальство могло строго наказать их. Если же вышеупомянутые
должности заняты клириками, пусть они будутустранены.
Равным образом было постановлено, чтобы все, у кого есть или будет после на-
стоящего парламента судебное дело при королевском дворе и перед светскими су-
дьями французского королевства, брали светских прокуроров (ходатаев). Впро-
чем, капитулы могут выбирать себе прокуроров и из своих каноников, а
монастыри и аббаты — из своих монахов».
Само собой разумеется, что устранение таким образом от юридических долж-
ностей всякого духовного лица, не только при королевском дворе, но и при дворе
сеньоров и отовсюду, где существовала какая-нибудь светская юрисдикция, было
одним из самых важных и энергичных проявлений власти для того времени.
В 1288 году было два указа; один касается частных интересов, другой запре-
щает всякому монашествующему лицу, к какому бы ордену оно ни принадлежало,
заключить в тюрьму еврея, не предупредив светского судью того места, где про-
живает этот еврей.
В 1289 году один указ, касавшийся частных интересов.
В 1290 году шесть указов; остановлюсь лишь на двух. Одним из них тамплие-
ры лишаются привилегий своего ордена всякий раз, как появятся без орденской
одежды. Это было одним из первых признаков нерасположения Филиппа к тамп-
лиерам. Другим указом предоставляются различные привилегии духовным лицам,
особенно епископам, между прочим то, что дела последних будут всегда разби-
раться в парламентах и никогда — в низших инстанциях.
В 1291 году четыре указа. Самый главный из них, заключающий в себе один-
надцать статей, представляет первую сколько-нибудь точную организацию па-
рижского парламента. Король повелевает устроить особую камеру для пересмотра
прошений, указывает на лица, которые будут заседать в ней, назначает дни со-
браний, порядок делопроизводства и пр. В другом указе относительно погашения
долгов за имения, приобретенные церквами, заключаются распоряжения, благо-
приятные для духовенства.
В 1292 году четыре незначительных указа; последний из них представляет со-
бой отрывок из указа о рыбной ловле и содержит в себе удивительно мелочные
распоряжения. Его не приписывают суверенностью Филиппу Красивому.
В 1293 два незначительных указа.
В 1294 три; из них один против роскоши; мы сейчас вернемся к нему.
В 1295 четыре. Главным из них предоставляются привилегии итальянским
купцам за известную пошлину с их товара.
В 1296 шесть. Из них первый запрещает частные войны и судебные поедин-
ки в продолжение войны короля с Фландрией. Во втором король обеспечивает
герцогу Бретонскому поддержку его прав относительно вызова в королевский суд.
-----------------------------------------------------------------------
ЛЕКЦИЯ XLV
Третий заключает в себе подробное подтверждение распоряжения относительно
солеварен в Каркассоне.
В 1297 три. Одним из нихустановляется свободная торговля между Францией
и Геннегау до тех пор, пока будет продолжаться союз между их государями.
В 1298 три. Король повелевает герцогу Бургундскому запретить иностранные
монеты.
В 1299 четыре. Король запрещает туреньским и мзнским бальи притеснять ду-
ховных лиц своего ведомства. Он предписывает меры против похитителей дичи
и рыбы.
В 1300 три. Он ограничивает шестьюдесятью число нотариусов в Шатле. Он
объявляет подлежащими наказанию клириков, даже оправданных духовным су-
дом, если преступление их важно.
В 1301 четыре. Он повелевает парижскому прево исполнить его указ относи-
тельно числа нотариусов в Шатле и определяет их обязанности. Он устанавлива-
ет права наследства для незаконных детей и иностранцев, умерших на землях се-
ньоров.
В 1302 семнадцать; 1) он ограничивает права сенешалей над церквами в
Лангедоке; 2) он обуздывает сенешалей, которые под предлогом частных войн
вторгаются в юрисдикцию сеньоров, преимущественно архиепископа Нар-
боннского, в случае всяких народных смут и волнений; 3) он освобождает недо-
статочных людей от военной службы во фландрской армии; 4) он присваивает
себе посуду бальи и отчасти своих подданных за будущую или недостаточную
плату; 5) он приказывает захватить имения епископов, аббатов и пр., покинув-
ших государство вопреки его запрещению; 6) он собирает со своих благород-
ных и неблагородных подданных налог для войны с Фландрией*. Он запреща-
ет сеньорам собирать таковой с тех из их людей, которых он освободил от него;
7) он запрещает вывоз хлеба, вина и прочих съестных припасов; 8) он уста-
навливает число и обязанности разных должностных лиц в Шатле; 9) важный
указ для переустройства государства — он устанавливает должности и обязанно-
сти сенешалей, бальи, сержантов и пр.: «Для блага наших подданных и отправ-
ления дел ежегодно будут заседать два парламента* в Париже, два судебных
сейма в Руане и два раза в год чрезвычайные собрания в Труа. Будет устроен
парламент и в Тулузе, если жители этой области согласятся, чтобы не было
апелляции на (решения) президента этого парламента»; 10) он собирает на-
лог для фландрской войны, освобождая от его уплаты тех, кто выплатит его
другими повинностями. Он дает своим комиссарам длинный наказ, оканчиваю-
щийся следующими замечательными словами: «К тому же не взимайте против
воли баронов денежных сборов в их землях. И указ этот держите про себя в тай-
не, особенно то, что в нем касается баронской земли, так как оно сильно могло
бы повредить нам, если б о том сведали. И всеми благими способами, какими
---------------------------> 245 -
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
только сможете, приводите их к добровольному согласию (на ваши распоряже-
ния); имена же тех, от кого встретите противность, поспешно запишите, дабы
мы могли приложить средства к склонению их на нашу волю; обходитесь с ни-
ми и поступайте так ласково и вежливо, чтобы отнюдь не могло произойти со-
блазна».
Я останавливаюсь, милостивые государи; мне было бы легко разобрать таким
образом все 354 указа Филиппа Красивого; но довольно и этих, чтобы показать
вам, ко скольким различным предметам применялась в его царствование коро-
левская власть и каков был почти во всем прогресс ее вмешательства. Последний
пример докажет вам, до какой степени оно было мелочно; извлекаю его из того
указа о роскоши от 1294 года, о котором я сейчас упоминал. Мы читаем в нем:
«1. Ни одна горожанка не будет иметь экипажа.
2. Ни горожанин, ни горожанка не должны носить ни цветного, ни серого
платья, ни горностая, и сбудут те, какие у них есть, к Пасхе следующего года. Они
не должны носить ни золота, ни драгоценных камней, ни золотых венцов, ни се-
ребра...
4. Герцоги, графы, бароны, имеющие землю в шесть тысяч ливров и более,
могут делать себе по четыре одежды в год, но не больше, и женщины также...
8. Рыцарь, имеющий землю в 3000 ливров и больше, а также дворяне могут
делать себе не свыше трех пар платья в год, из них одно летнее...
11. Мальчики будут иметь только одну пару платья в год...
14. Никто не должен иметь за обедом более двух кушаний и похлебки со сви-
ным салом, без обмана. А за полдником одно блюдо и одну перемену. Если же он
постится, то может иметь две похлебки с сельдями и два кушанья или три куша-
нья и одну похлебку. Он должен класть в миску только один сорт мяса, только од-
ну штуку или одну породу рыбы...
15. Повелеваем в объяснение вышесказанного о платьях, что ни прелаты, ни
бароны, сколь ни будь они важны, не могут делать себе платья из материи, па-
рижский локоть которой стоил бы более 25 турских ливров.
И повеления эти приказано исполнять герцогам, графам, баронам, прелатам,
клирикам и всем людям в государстве, дававшим присягу верности... Герцоги,
графы, бароны, прелаты, не исполнившие этого указа, заплатят сто турских ли-
вров штрафа. Они обязаны заставлять своих подданных держаться этого устава,
какого бы они ни были сословия, причем если сопротивление будет оказано дво-
рянином, он уплатит пятьдесят турских ливров, если же рыцарем или подданным
вассала — двадцать пять турских ливров... Тот, кто доведет проступок до сведения
сеньора, получит треть штрафа»1.
* В 1294 году. Собрание указов. Т. I. С. 541-543.
--------------------------<------------------------------------------
ЛЕКЦИЯ XLV
До сих пор мы не встречали ничего
подобного в актах королевской француз-
ской власти. В первый раз видим мы
здесь ее притязания вмешиваться во
все, эту манию все регламентировать,
которая играла такую значительную
роль во французской администрации.'
Быстрое развитие ее может главным об-
разом быть приписано двум причинам, а
именно тому, что исполнительная власть
принадлежала либо духовным лицам, ли-
бо юристам. Постоянным стремлением
духовных лиц было смотреть на законо-
дательство прежде всего с нравственной
точки зрения и перенести в законы всю
мораль целиком. А для морали, и осо- Золотой фюрин
бенно для морали теологической, нет в Филиппа Красивого (1290 год)
жизни ничего незначащего, малейшие
подробности человеческой деятельности с моральной точки зрения или хороши,
или дурны и, следовательно, должны быть разрешены или запрещены. Служа ко-
ролям орудием или советниками, духовные лица находились под властью этой
идеи и старались проводить в уголовное законодательство все предусмотренные
случаи, все разшчия, все предписания дисциплины или теологической казуисти-
ки. Юристы по другой причине действовали в том же смысле. В юристе преобла-
дала привычка доводить каждый принцип до самых крайних его последствий;
проницательность, сила логики, умение следить, никогда не теряя главной нити,
за основной аксиомой в ее приложении к множеству различных случаев — таков
главный характер ума законоведов; самым блестящим примером этого служат
римские юристы. Итак, лишь только королевская власть предоставила законове-
дам их главное орудие, известный принцип для приложения к делу, как, по есте-
ственной склонности своей профессии, они принялись за развитие этого прин-
ципа, начали извлекать из него ежедневно новые заключения и тем самым
заставляли королевскую власть проникать во множество дел и житейских подроб-
ностей, до которых та, конечно, никогда бы сама и не коснулась.
Таков был характер, который эта власть начала принимать в царствование Фи-
липпа Красивого. Хотя и исключенные им из судебного состава, духовные лица
все-таки продолжали играть важную роль в его царствование; значение же юри-
стов увеличивалось чуть не с каждым днем. При этом и те, и другие по различным
причинам имели одинакового рода влияние на королевскую власть и устремляли
ее на одну и ту же дорогу.
247 -------------------------------
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
Не менее значительно и то, что большинство этих указов исходит от одного
короля, причем не упоминается ни о согласии, ни даже о совете баронов и дру-
гих крупных ленных владельцев. В деле законодательства королевская власть
открыто обособляет и освобождает себя от феодальной аристократии, она поч-
ти всегда совещается только со своими избранными советниками, получивши-
ми от нее одной свое назначение. Ее независимость возрастает вместе с объе-
мом ее мощи.
В это царствование есть только один род актов, в которых принимают учас-
тие не только бароны, а и другие лица, но это именно те акты, которые по но-
вейшей теории менее всего требуют подобного содействия, т.е. акты о войне
и мире и обо всем, касающемся внешних сношений. В настоящее время дума-
ют, что подобного рода дела подлежат одной королевской власти, а власти по-
бочные если и вмешиваются в них, то разве лишь очень косвенным образом.
При Филиппе Красивом преобладал вполне противоположный факт. Акты,
называемые нами законодательными и устанавливающие внутри государства
правила относительно лиц и имуществ, нередко исходили от одного короля.
Но когда дело шло о войне или мире, о переговорах с иностранными государя-
ми, он часто обращался к содействию баронов и прочих сановников королев-
ства. Все решалось тогда практической необходимостью, а не той или другой
теорией. Так как король не мог воевать один и при переговорах с иностранца-
ми желал быть и казаться поддержанным своими подданными, то он, естест-
венно, не мог приняться ни за какое крупное предприятие подобного рода, не
удостоверившись в их доброй воле, и просто созывал их потому, что не мог
обойтись без них.
По этой самой причине в тогдашние советы государя входят иногда депута-
ты от главных городов. Много говорили о том, будто Филипп Красивый пер-
вый призвал третье сословие на собор генеральных штатов королевства. Слова
слишком великолепны, а факт этот не нов. Вы видели, что при Людовике Свя-
том к королю созывались депутаты различных городов, которых даже имена
нам известны, для совещания относительно разных законодательных актов.
Есть еще и другие примеры. Итак, Филиппу Красивому не принадлежит честь
первого созыва’, да и о собраниях подобного рода, последовавших в его царст-
вование, составили о себе слишком преувеличенное понятие. Они были очень
коротки, происходили всегда почти случайно, не имели влияния на общее
правление королевства, и городские депутаты занимали в них место очень не-
значительное.
Доведя таким образом факт до его настоящих размеров, надо сказать, что при
Филиппе Красивом он, действительно, бывал чаще прежнего и что в нем все же
обнаруживается возрастающее влияние бюргерства.
-----------------------------> 248 <------------------------------------
ЛЕКЦИЯ XLV
В 1302 году, затеяв великую распрю с Бонифацием УПГ и желая явиться на
бой при поддержке всех своих подданных, Филипп созвал Генеральные штаты, и
собрание их происходило в Париже в церкви Нотр-Дам с 23 марта по 10 апреля.
На них присутствовали три сословия: дворянство, духовенство и некоторое число
депутатов от добрых городов. Совещания их были весьма кратки: каждое сосло-
вие просто подчинилось желаниям короля, написавши письмо папе. Письмо от
горожан не сохранилось, и мы знаем о нем только по ответу кардиналов, обра-
щенному «к мэрам, скабинам, чинам, консулам общин, городов и бургов фран-
цузского королевства».
В 1304 Филипп вступает в переговоры с дворянством и общинами сене-
шальств Тулузского, Кагорского, Перигёсского, Родезского, Каркассонского и
Бокерского, чтобы получить от них денежное пособие для своего похода во
Фландрию.
В 1308 году он созывает генеральные штаты в Туре, чтобы совещаться о про-
цессе тамплиеров; каноник из Сен-Виктора, один из тогдашних летописцев, да-
ющий нам наиболее подробностей об этом собрании, говорит о нем так:
«Король собрал в Туре парламент из благородных и подлого звания лиц, при-
бывших из всех замковых округов и городов его королевства. Прежде чем отпра-
виться к папе в Пуатье, он хотел посоветоваться с ними, что нужно сделать с
тамплиерами согласно их признанию (на допросе). Для всех приглашенных был
назначен день, первое число месяца, следующего за Пасхой (бывшей в том году
14 апреля). Король хотел действовать осторожно и, чтобы не навлечь на себя на-
реканий, желал заручиться мнением и согласием людей всяких сословий в своем
государстве. Вот почему ему нужны были суд и приговор не только благородных и
ученых, но также горожан и мирян. Те, явившись лично, произнесли почти все в
один голос, что тамплиеры достойны смерти. От Парижского университета и
особенно от профессоров теологии настоятельно требовалось, чтобы они выра-
зили свое суждение по этому делу, что они и сделали через своего нотариуса в суб-
боту после Вознесения»2.
В «Истории Лангедока» мы читаем:
«Эмар де Пуатье, граф Валентинуа; Одильон де Гарен, сеньор Турнельский;
Гарен де Шатонеф, сеньор Апшиерский; Бермон, сеньор Узесский и Эмарг-
ский; Бернар Пэле, сеньор Алесский и Кальмонтский; Амори, виконт Нар-
боннский; Бернар Журден, сеньор Иль-Журденский, и Людовик из Пуатье,
епископ Вивьерский, дали доверенность Гильому Ногаре, рыцарю французско-
го короля, чтобы присутствовать от их имени на этом собрании. Прелаты Нар-
2 Жан, каноник из Сен-Виктора. С. 456. Продол. Гильом? де Нанжи. С. 61.
•--------------------------------> €---------------------------
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
боннской провинции отправили туда, со своей стороны, епископов Магелонн-
ского и Безьерского, обложив духовенство той страны сбором ради этого путе-
шествия. Наконец, есть грамоты короля, данные в Туре 6 мая 1308 года, в ко-
торых он приказывает Бокерскому сенешалю заставить всех жителей города
Баньоля в Узесском приходе заплатить депутатам этого города, отправленным
в Тур»3 4.
Как видите, подобные собрания созывались только в случае мира или войны
и в случае важных внешних сношений. Во всех прочих отраслях правления и
особенно в той, которую мы считаем теперь по преимуществу законодатель-
ной, не участвуют ни городские депутаты, ни бароны: там решает один лишь
король.
Таково было в это царствование развитие королевской власти по отношению к
законодательству. Мы уже видим здесь значительный шаг к неограниченности.
Королевская власть вмешивается во множество вещей, в которые она не вмеши-
валась до тех пор; она регулирует их до мельчайших подробностей, объявляет
свои указы на всем протяжении королевства, независимо от различия владений;
наконец, она издает, по крайней мере большинство их, без содействия ленных
владельцев; если же она призывает последних или горожан, чтобы помочь ей, то
делает это по причинам, совершенно чуждым внутреннему управлению страны и
вследствие политической или случайной необходимости.
И судебная королевская власть получила в то же время одинакового рода разви-
тие. Вы помните изложенные мною подробности относительно феодальной су-
дебной системы. Вы знаете, что основным ее принципом был суд равных лиц;
вассалы судились между собой при дворе своего сеньора, своего общего сюзере-
на. Вы видели, что эта система была почти неприменима на деле: вассалы были
разобщены и совершенно чужды друг другу, между ними было так мало социаль-
ных отношений и общих интересов, что трудно было собрать их для того, чтобы
они судили равных себе. Они не приезжали, а если и являлись, то сюзерен делал
из них выбор по своему произволу. Итак, прекрасная и великая система вмеша-
тельства страны в судебные решения падала вследствие самой могущественней-
шей из причин — вследствие своей неприменимости. Простите мне неловкость
выражения во внимание к его точности.
Вы видели, что вместо нее постепенно возникала другая система, судебное со-
словие, класс людей, специально посвятивших себя судебному делу. В этом-то и
состояла та великая перемена, которая произошла в этом отношении с XI по XIII
век, на которую я вам указывал, говоря с вами о феодализме1.
3T.IV. С. 139.
4 См. в этом томе лекции XL и XLI.
-------------------------------250
ЛЕКЦИЯ XLV
Итак, в конце ХШ века королевская власть имела в своем распоряжении под
именем сенешалей, бальи, прево и пр. настоящих судей. Правда, что эти судьи
судили часто не одни и призывали себе в помощь несколько местных жителей.
То было воспоминание о судебном вмешательстве общества, последний остаток
его; я привел несколько мест из Бомануара, между прочим формально под-
тверждающих этот обычай. Эти случайные судебные заседатели, называемые в
иных местах jugeurs, судильщиками, творили даже настоящий суд, и бальи
только объявлял их решение. Таким образом, в продолжение некоторого вре-
мени вокруг бальи собирались мелкие ленные владельцы и рыцари, являвшие-
ся исполнять обязанности судебных заседателей. Сами бальи были сначала до-
вольно значительными ленными владельцами, баронами второго разряда,
принимавшими те должности, которых не брали самые крупные бароны. Но че-
рез некоторое время, благодаря неспособности прежних ленных владельцев, их
невежеству, их необычайной склонности к войне, охоте и пр., они упустили и
этот последний остаток судебной власти, так что на место судей-рыцарей, су-
дей-феодалов, образовался класс людей, исключительно занятых изучением
обычаев и письменных законов, — людей, которые понемногу, то в звании ба-
льи, то в звании их судебных помощников, остались почти единственными
представителями судебной администрации. Это был класс легистов; сначала
они брались хоть отчасти из духовенства, под конец же все или почти все выхо-
дили из горожан.
Раз устроенный таким образом, обладающий судебной властью и отделенный
от всех других, класс законоведов не мог не сделаться в руках королевской влас-
ти великолепным орудием против ее единственно опасных соперников — фео-
дальной аристократии и духовенства. Это так и случилось, и именно в царство-
вание Филиппа Красивого разразилась великая борьба, играющая столь важную
роль в нашей истории. Во время ее легисты оказали великие услуги не только
престолу, но и стране, ибо немалая услуга была уничтожить в правлении государ-
ства феодальную и духовную власть и установить на их место власть обществен-
ную, которой и должно принадлежать правление. Подобный успех был, конечно,
условием и необходимым преддверием всех прочих успехов. Но в то же время
класс легистов сделался с самого начала страшным и роковым орудием тирании,
он не только во многих случаях не обращал никакого внимания на действитель-
ные права духовенства и ленных владельцев, но еще провозглашал и выдвигал
вперед, относительно правления вообще и в судебном порядке в особенности,
начала, противные всякой свободе. История представляет неопровержимые то-
му доказательства, начиная со времени, занимающего нас теперь. При Филип-
пе Смелом, царствовавшем после Людовика Святого, начинаются те чрезвычай-
ные комиссии и через их посредство суды, которые столько раз оскверняли и
омрачали наши летописи. Сенешали, бальи, судильщики и прочие судебные ор-
-----------------------------> 2S1 -
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
ганы, назначаемые королем, не были ведь несменяемы: он увольнял их по свое-
му желанию и даже выбирал во всех особенных случаях, когда это было нужно,
быть может, по воспоминанию о феодальных судах, где сюзерен действительно
созывал почти произвольно тех или других из своих вассалов. Вследствие того
король получил власть в случае важных процессов учреждать то, что мы называ-
ем комиссией. При этом надо заметить, что крупные процессы, важные уголов-
ные дела почти исключительно отличались в то время одним из следующих двух
характеров: либо королевская власть преследовала опасного врага, духовного
или светского, вельможу или епископа, либо, вследствие какой-нибудь реакции,
феодальная аристократия или духовенство, получив свое прежнее влияние над
королевской властью, употребляли свои силы или своих агентов, чтобы пресле-
довать, в свою очередь, своих врагов. В обоих случаях королевское судебное со-
словие, легисты, служили орудием распрей и мщения для враждебных партий и
власти; при этом и тот и другой победитель, выбирая по своему желанию членов
комиссии, судил своих врагов так же произвольно и несправедливо, как несколь-
ко ранее был судим сам.
Со смерти Людовика Святого до восшествия на престол Филиппа Валуа* мы
находим пять больших уголовных процессов, сделавшихся историческими; вы
сейчас увидите, каков был их характер и не был ли их верным перечнем заявлен-
ный мною выше общий факт.
Первый из них — процесс Пьера де ля Бросса, любимца Филиппа Смелого, от-
носящийся к 1278 году.
«Этот Пьер де ля Бросс, — говорит Гильом де Нанжи, — когда в первый раз
явился при дворе, был хирургом святого короля Людовика, отца этого короля
Филиппа. То был бедный человек, родом из Турени. По смерти Людовика он стал
шамбелланом (докладчиком) при Филиппе, и этот король так его полюбил, так
доверял ему во всем и вознес его так высоко, что все бароны, прелаты и рыцари
французского королевства оказывали ему глубочайшее уважение и делали ему ча-
сто богатые подарки. Действительно, они очень боялись его, будучи уверены, что
он всегда получит от короля, чего захочет. Втайне бароны чувствовали сильное
отвращение и негодование, видя, какую он имеет власть над королем и королев-
ством»5.
В 1278 году после борьбы, рассказанной во всех историях Франции, мы нахо-
дим Пьера де ля Бросса низвергнутым; он был осужден комиссией, состоявшей из
герцога Бурбонского, герцога Брабантского и графа д'Артуа, и повешен 30 ию-
ня, вследствие такого несправедливого и тайного суда, что ни преступление его,
5 Гильом де Нанжи. Gesta Phil Aud. С. 529.
•-------------------------------> 252 <---------------------------------------
ЛЕКЦИЯ XLV
ни законные причины его осуждения до сих пор не известны. Очевидно, что фе-
одальная аристократия отомстила и повесила выскочку.
Около 1301 года у Филиппа Красивого начинается ссора и ненависть с Бер-
наром де Сэссе, епископом Памьерским, легатом Бонифация VIII. Он напус-
кает на него своих легистов, Пьера Флотта, Ангерранда де Мариньн, Гильома
де Плазиана и Гильома де Ногарэ; преследования Памьерского епископа мо-
гут служить образцом несправедливости и насилия. У меня нет времени гово-
рить о них подробно. В этом случае королевская власть, рукою законоведов и
прямо насчет обвиненного, поддерживает свою политическую борьбу против
духовенства.
С 1307 по 1310 год процесс тамплиеров, ас 1309 по 1311 — процесс, умы-
шленно затеянный против памяти Бонифация VIII, представляют собою воз-
вращение тех же фактов, ио в еще более широком масштабе и с большим блес-
ком. И здесь опять легисты и судебные комиссии употребляют правосудие для
того, чтобы услужить политике и королевской власти.
Филипп Красивый умирает, шансы изменяются; феодальная аристократия
снова берет верх. Горе выскочкам-законоведам! В 1315 году Ангерранд де Ма-
риньи, один из главнейших, был, в свою очередь, осужден комиссией рыцарей
и повешен 30 апреля в Монфоконе после самого отвратительного судебного
процесса и самых нелепых обвинений.
Таким образом, история только что возникшего судебного сословия пред-
ставляет собою ряд беспрерывных противодействий между феодальной аристо-
кратией и духовенством, с одной стороны, и королевской властью и легиста-
ми — с другой. Те и другие по очереди судят друг друга на основании
произвольной и насильственной системы, введенной законоведами и заимство-
ванной ими отчасти у римского права, у права церковного, у бесчеловечных фе-
одальных обычаев, частью же придуманной, смотря по обстоятельствам и необ-
ходимости.
Но есть ли это, милостивые государи, введение деспотизма в судебную систе-
му? Не ясно ли, что и в судебном, и в законодательном отношении королевская
власть совершила в эту эпоху громадный шаг на пути к абсолютизму?
Приведу третий пример, на который, впрочем, только укажу; дело идет о на-
логах. Филипп Красивый присвоил себе право обложения податями даже вне
своих земель, преимущественно путем монетного дела. Вы знаете уже, что пра-
во чеканить монету принадлежало не исключительно одной королевской власти;
вначале этим правом обладало большинство ленных владельцев, из которых бо-
лее восьмидесяти пользовались им еще во времена Людовика Святого. При Фи-
липпе Красивом это право понемногу, хотя и не вполне, сосредоточилось в руках
короля. У некоторых сеньоров он его купил, у других просто отнял и вскоре ока-
----------------------------•> 2S3 ------------------------------
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
зался если не единственным господином в деле чеканки монет, то, по крайней
мере, способным заправлять ею во всем государстве. Это служило ему самым
удобным и соблазнительным поводом произвольно облагать своих подданных.
Филипп воспользовался им широко до безрассудности. В его царствование мо-
неты подделывались почти ежегодно; из 56 его указов о монетах 35 имеют
предметом их подделку.
Впрочем, он не ограничился одним только этим, чтобы произвольно облагать
податью свой народ: то чрезвычайными субсидиями, то налогами на потребле-
ние съестных припасов, то разными мерами, направленными против внутрен-
ней и внешней торговли, он мгновенно добывал большие средства. Таким обра-
зом, он не создал действительного права в пользу королевской власти и не
заставил признать, что она может по своему произволу налагать подати; он не
заявлял на это даже общих систематических притязаний, но оставил прецеден-
ты для всякого рода произвольных обложений и открыл во всех возможных
смыслах этот роковой путь для своих преемников.
Итак, нельзя не признать, что в законодательном и судебном отношении и в
деле налогов, т.е. в трех главных элементах всякого правления, королевская
власть приобрела в эту эпоху неограниченный характер; повторяю, что хотя этот
характер не был признан по праву и даже не преобладал на деле, так как сопро-
тивление проявлялось беспрестанно и во всех частях общества, тем не менее он
господствовал как в практическом приложении, так и в нравственном проявле-
нии учреждения.
По смерти Филиппа Красивого, в промежуток времени, протекший до пресе-
чения его рода и вступления на престол Филиппа Валуа, т.е. в царствование его
трех сыновей, Людовика Сварливого’, Филиппа Длинного’ и Карла Красивого’,
началось активное сопротивление все новым захватам и притязаниям королев-
ской власти. Оно проявилось даже еще до смерти Филиппа IV: в 1324 году, т.е.
в последний год его царствования, образовалось для сопротивления ему не-
сколько ассоциаций, которые изложили в следующих словах свои замыслы и обя-
зательства:
«Всем, кто увидит и услышит настоящие грамоты, мы, дворяне и простой
люд (li commons) Шампани, говорим: от нас, от земель Вермандуа, Бовези,
Понтьё, де ля Ферр, Корби, и от всех дворян и простолюдинов Бургундии, и
от всех наших союзников и присных, обитающих во всех краях королевства
Франции, привет. Да будет ведомо всем, что поелику доблестнейший и могу-
щественнейший государь, наш возлюбленнейший и боязночтимый господин
(sire) Филипп, Божией милостью король Франции, устанавливал и взимал
различные недвижные оброки, помочи и выборы, подменял монету и творил
многие другие дела, отчего упомянутые дворяне и простолюдины имели боль-
шую тяготу, оскудели, и от тех доселе существующих порядков происходит ве-
---------------------------> 254 <-----------------------------------
ЛЕКЦИЯ XLV
дикое зло. И не видно, чтобы они послужили к чести и пользе короля и коро-
левства или к защите пользы общей. По поводу тех обид мы много раз смирен-
но и благоговейно просили и молили названного короля, чтобы таковые дела
он соблаговолил отменить и оставил, но ничего этого он не сделал. И еще в те-
кущем 1314-м году упомянутый наш король учредил неправильно налоги на
дворян и на простой народ, а также и помочи, которые пытался взимать с них;
этого мы не можем терпеть и по доброй совести допустить, ибо в таком случае
лишились бы своих почетных прав, льгот и вольностей как мы, так и те, кто
придет после нас. Вследствие тех вышесказанных дел, мы, вышереченные
дворяне и простолюдины, за себя и за наших родных и присных, а также и за
других, во всех краях королевства Франции, как сказано выше, поклялись и
обещали под присягою, прямодушно и добросовестно, за себя и своих наслед-
ников, графствам Оссер и Тоннер, дворянам и простолюдинам названных
графств, их союзникам и присным, что, по случаю помочи, требуемой на теку-
щий год и прочих неправд и новизн, не подобно введенных и вводимых, ныне
и впредь, буде короли Франции, наши государи или другие, захотят обложить
те земли, окажем им помощь и защиту своими собственными силами и средст-
вами... И да будет известно, что, поступая так, мы постановили и постановля-
ем, определяли и определяем, чтобы все службы, повинности ленные, поддан-
ственные и всякие другие, должные королям Франции, государям нашим, и
прочим нашим господам и их наследникам, оставались сохранно, нерушимо и
неприкосновенно»6.
В Королевском архиве, в Сокровищнице грамот, в связке, называемой «Лигою
благородных господ», существует еще семь актов подобных ассоциаций того вре-
мени, а именно: Бургундских, графств Оссерского и Тоннерского, Бовезийских,
графства Понтье, Шампань, Артуа и Фореза. Можно ли себе представить более
официальный и сильный протест против нового оборота, приданного Филиппом
Красивым королевской власти?
Этот протест не остался без последствий. Я стеснен временем и потому не
стану рассказывать подробно о борьбе, завязавшейся при сыновьях Филиппа
Красивого между королевской властью и феодальной аристократией. Привожу
только указ Людовика Сварливого, изданный в 1315 году, т.е. почти тотчас же
после его вступления на престол; это не что иное, как удовлетворение требова-
ний аристократии. Отсюда вы увидите, каковы были размеры и временная си-
ла реакции.
«Мы, Божией милостью Людовик, король Франции и Наварры и проч. Объ-
являем всенародно, что понеже дворяне герцогства Бургундии, епископств
6 Boulainvillier. Lettres sur les anciens parlements. T. II. P. 29-30.
---------------------------------------> 255 <--------------------
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
Лангрского и Отёнского и графства Форез, от себя и от монахов и не дворян на-
званных земель нам жаловались, что со времени короля Людовика, прадеда наше-
го, льготы, вольности, распорядки и древние обычаи тех... и вышереченных
стран были не единожды и мнгоразлично порушены, а равно совершались и за-
мышлялись многие обиды и иные неправые дела людьми наших предшественни-
ков и нашими к великому вреду и к великому ущербу их самих и всей страны и ее
жителей, и вручили нам статьи, заключающие в себе, по их словам, часть тех жа-
лоб, каковые статьи помещены ниже, и ходатайствовали, чтобы мы взыскали
средства тому надлежавшим образом пособить; мы, желая мира и благосостояния
наших подданных, по всестороннем обсуждении сего дела людьми сведущими,
относительно тех обид и новшеств, как сказано, нам обжалованных, постановили
и постановляем, королевскою властью нашей и вполне заведомо, в той форме и
порядке, как отображено ниже сего.
Статья первая, врученная нам, такова: «Во-первых, чтобы, в случае какого-ли-
бо преступления, не могли идти против названных дворян ни с доносами, ни с
подозрением, ни судить их, ни приговаривать на основании следствий, если они
сами не отдадут себя под суд и следствие, разве подозрение столь велико и глас-
но, что заподозренный, на которого учинен донос, должен был бы оставаться в
доме своего владельца и пробыть там сорок дней либо дважды по столько, либо,
по большей мере, трижды, и если за весь этот срок никто не уличит его в том де-
ле, да отпустится он на поруки и будет тяжущейся стороной: за ними (т.е. за об-
виненным и его противником) должно оставаться право защиты поединком».
Мы допускаем это и жалуем, буде то лицо не столько обесславлено и проступок его
не столько всем явен, что ленный владелец вынужден будет прибегнуть к иному
средству. А что касается расправы побоищем, то повелеваем следовать в том обы-
чаю, какого держались исстари.
Статья вторая такова: «В равной мере, чтоб не налагали руки (т.е. ареста и за-
прещения) на помянутых дворян, на их замки, крепости, города и иные имения,
на их вассалов и их подданных, поскольку есть чем понудить их явиться на суд по
делу, за которое их преследуют, либо поскольку они представят за себя достаточ-
ное ручательство». Допускаем это и жалуем, если можно так обойтись, кроме слу-
чаев тяжкого преступления.
Статья третья такова: «В равной мере, чтобы не принуждали ни названных дво-
рян, ни их вассалов, ни их подданных давать обеспечение в открытой войне, ни в
другом случае, если угроза неизвестна или недоказанна». Допускаем это и жалуем.
Статья четвертая такова: «В равной мере, чтобы король не приобретал и не со-
бирал баронств, кастелянств, ленов и подручных ленов названных дворян и мона-
хов, разве с их согласия». Допускаем это и жалуем, не в ущерб нашим правам на
то, что могло бы достаться нам вследствие учиненного против нас вероломства,
•-----------------------------> 256 <---------------------------------------
ЛЕКЦИЯ XLV
пли по наследству от родных, и в этих случаях мы дадим владельцу лена (от кото-
рого к нам что-либо отходит) удовлетворительного подручника, коему и управ-
лять доставшейся нам собственностью, как управлял бы ею тот, от кого нам она
досталась.
Статья пятая такова: <<В равной мере, чтобы король и его люд не взыскивали
штрафа, если б приходился он им с дворянина, свыше шестидесяти турских лив-
ров, с поселянина свыше шестидесяти турских су». Жалуем это и повелеваем,
чтобы прежний обычай оставался в силе, предоставляя себе (нашему суду) те слу-
чаи и дела, которые были бы так необыкновенны и ужасны, что подлежали бы
взысканию не по этому уже обычаю, каковые случаи и дела ведались бы теми, ко-
му нх ведать на.иежит.
Статья шестая такова: «В равной мере, чтобы названные дворяне могли и
должны были употреблять оружие, когда пожелают, н чтобы могли воевать и вза-
имно вымещать обиды». Мы дозволяем им и оружие, и войны, как повелось, и
как они приобвыкли исстари, и да будет о том оповещаться краю, как повелось
обычаем по старине. И то, чем окончательно порешнтся дело, мы заставим их
блюсти, и если бы кто у другого что отбил открытою войной, то не будет обязан
отдать н уступить отбитого, если только оно отнято не после того, как мы запре-
тили им это делать.
Статья седьмая такова: «В равной мере, чтоб король не призывал к оружию по-
мянутых дворян, тех, кои не прямые его вассалы, и что будь они призваны, то не
были бы обязаны идти, ибо не могли бы тогда служить королю его бароны п про-
чие дворяне, его вассалы, если бы у них отнимали тех, кто обязан являться на их
(собственный) призыв». Мы обнародуем (существующий на то) обычай и заста-
вим блюсти его; а пока до времени воздержимся призывать.
Статья восьмая такова: «В равной мере, чтобы король не допускал своих людей
судить и рядить в тех землях и местностях, где помянутые дворяне и монахи, по
обычаю, имеют право высшего и низшего суда, а пусть судят там помянутые дво-
ряне и монахи всякое дело, кроме случаев надлежащей апелляции к королю или
его люду, об отказе в правосудии или неправом приговоре». Мы жалуем нм это,
за исключением дел, подлежащих нам в порядке подсудности или как верховному
властелину.
В статьях девятой и десятой, кои таковы: <<В равной мере, чтобы король уста-
новил учрежденный при короле Людовике Святом законный вес и ценность мо-
неты, коим и оставаться впредь без изменения, а стоила в то время марка сереб-
ра пятьдесят два турских су. Также чтобы король не препятствовал обращению
монет, чеканенных как в королевстве, так и вне его». Удостоверяем их и велим
выпускать добрую монету, веса и ценности, определенных Людовиком Святым, и
обещаем такую же чеканить впредь.
•----------------------------> 257 <-------------------------------------
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
Статья одиннадцатая такова: <<В равной мере, чтобы дворяне, монахи и недво-
ряне не были вызываемы к суду на срок, вывозимы и выводимы из кастеллянств
и округов, каких бы то ни было, где проживают, разве только в случае апелляци-
онной жалобы на отказ в суде или на неправильное решение, и были бы назван-
ные дворяне судимы не иначе как дворянами же, их ровней». Мы допускаем и жа-
луем это по всем делам, предоставляя себе и нашему суду те случаи, коп подлежат
нам по нашей королевской прерогативе и каковые ведать надлежит нашим бальи,
нашим прево и сержантам. II поступи они вопреки сему, то мы взыщем с них и
принудим их возместить все протори п убытки. А что касается просьбы, чтобы
дворяне были судимы другими дворянами, их ровней, то мы возвестим прежний
о том обычай и прикажем соблюдать его.
Статья двенадцатая такова: <<В равной мере, что так как многие королев-
ские сержанты и официалы за противозаконные дела свои были по следстви-
ям осуждены и приговорены к взысканиям и навсегда лишены должности, а
(потом) снова водворены в своих должностях, что чтобы все таковые опять
отставлены были навсегда и вынуждены уплатить присужденные с них взыска-
ния, а те, кто вновь определил их на службу, были за то наказаны, и чтобы ни-
когда ни один сержант, отрешенный навсегда от королевской службы, не был
снова к ней определяем». Все это мы допускаем и повелеваем, чтобы вопреки
этому не поступали никогда, шлем приказы по всему краю для исполнения ска-
занной статьи и для того, чтобы укомплектовать штат сержантов (смотря по
надобности).
Статья тринадцатая такова: «В равной мере, чтобы король послал в непро-
должительный срок и прямым путем, на свой счет, в помянутые края, где коро-
ли, его предшественники, либо их люди причинили ущерб упомянутым дворя-
нам, их вассалам и вышереченным монахам или кому из их родни, либо
нарушили их права, обычаи и порядки, и те злоупотребления приказал бы от-
менить и отменял впредь. Так как есть еще и многие другие обиды, которые
здесь в точности не обозначены, то чтобы дела, вошедшие в обычай у королей,
его предшественников, либо у их людей, когда они совершали эти несправед-
ливости, не обратились в ущерб тем, против кого так поступали, а королю, на-
против, к выгоде, к взысканиям и наживам, как теперь, так и на будущее вре-
мя». Допускаем и жалуем.
Статья четырнадцатая такова: «В равной мере, чтобы повелел король своим
бальи, сержантам и прочим официалам при их первых заседаниях пли при вступ-
лении в должность публично давать присягу в том, что все вышеизложенное во-
обще и каждое в особенности они будут хранить и соблюдать, сами не будут нару-
шать и не допустят, насколько от них зависит, чтобы нарушали другие; А если
нарушат или захотят нарушить, то чтобы никто не был обязан им повиноваться».
•---------------------------> 258 <----------------------------------
ЛЕКЦИЯ XLV
Жа.вем и обещаем строго наказать тех, кто поступит вопреки сему, и заставим
возместить все убытки.
Таковые указы, отповеди и жалования, в том виде п порядке, в каком изло-
жены они выше, и вместе с указами, которые повелел составить и обнародо-
вать возлюбленный наш король и отец, мы добровольно подтверждаем, объяв-
ляем и повелеваем исполнять, ввести, хранить и неуклонно соблюдать всецело,
по всем статьям и по каждой в особенности, кои признают для себя полезными
помянутые дворяне, монахи и не дворяне и примут к руководству. Повелеваем
и предписываем всем нашим сенешалям, бальи, прево и прочим должностным
лицам и слугам, каковы бы они ни были, чтобы все те постановления и каждое
в особенности хранили и заставляли исполнять, хранить и соблюдать, пн в чем
не нарушая. И свидетельствуем, что отнюдь не враждуем против упомянутых
дворян, ни против кого-либо из них, за союзы, которые они по сие время за-
ключали, и что никогда ни мы, ни наши наследники не будем ничего требовать
от них или у кого из близких им, от их наследников или преемников. И для
большей верности всего вышесказанного мы выдали сии грамоты за вашею
печатью.
Дано в Венсенском лесу, в год искупления 1315, в месяце апреле».
При Людовике Святом мы находим еще девять указов подобного же рода, из-
данных в пользу дворянства и духовенства других провинций.
Вследствие такой борьбы, приведшей к столь важным результатам, королев-
ская власть должна была значительно ослабеть и, действительно, ослабела.
Она отвергла все сторонние права и захватила все другие власти; вместо того
чтобы служить в обществе началом порядка и мира, она сделалась в нем источ-
ником безначалия и войны. Она вышла из этой попытки гораздо менее твер-
дой и гораздо более оспариваемой и ненадежной, чем какою она была в более
осторожные и более законные царствования Филиппа Августа и Людовика
Святого.
В то же время явилась новая причина ослабления королевской власти, а
именно — шаткость престолонаследия. Известно, что по смерти Людовика Свар-
ливого, оставившего беременной королеву Клеменцию, возник вопрос о том,
имеют ли женщины право наследовать корону, и этот вопрос думали разрешить
Салическим законом. Он был решен в 1316 году в пользу Филиппа Долговязо-
го, но в 1328 году, по смерти Карла Красивого, он возник снова и разбирался
между могущественнейшими соперниками, из которых каждый был в состоянии
поддержать своп права и притязания. Итак, в конце феодальной эпохи коро-
левская власть оспаривалась с двух сторон — со стороны порядка престолонас-
ледия и со стороны сущности ее прав. Не достаточно ли этого было, чтобы по-
дорвать власть, хотя и сильную, но едва успевшую оправиться от первых потуг
> 259 <
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
своего образования? Вот почему это учреждение, эта сила, почти непрерывно
развивавшаяся и возраставшая на наших глазах со времени Людовика Толстого
до Филиппа Красивого, представляется нам в XIV веке такою шаткою, хилой и
в состоянии, очень похожим на упадок. Но упадок этот был недействительный;
жизненный принцип, лежавший в основе французской королевской власти, был
слишком энергичен и плодовит до того, что не мог погибнуть таким образом.
Тем не менее справедливо, что в XIV веке начался для нее период бед и униже-
ний, из которых едва могли поднять ее самые энергические усилия. Но этот
период не принадлежит к эпохе, которой мы занимаемся в нынешнем году; вы
знаете, что мы должны остановиться в конце феодализма, т.е. в начале XIV
столетия.
Вот предел, милостивые государи, до которого я довел историю королевской
власти и ее роли в цивилизации нашего отечества. В ближайшей нашей беседе я
приступлю к истории третьего сословия и коммун за тот же промежуток време-
ни. Она дополнит собою историю постепенного развития трех великих элемен-
тов, содействовавших образованию нашего общества.
ПРИМЕЧАНИЯ
Лекция XXXI
С. 10. ...от Гуго Напета до Филиппа Валуа... — То есть от воцарения в 987 году во
Франции первого представителя династии Капетингов до прихода в начале XIV века к
власти ее боковой линии в лице Филиппа VI Валуа, двоюродного брата последнего пред-
ставителя прямой линии Капетингов, Карла IV (1322-1328). Филипп VI Валуа, родона-
чальник династии Валуа на французском престоле, родился в 1293 году, царствовал с
1328 до 1350 года. После смерти Карла IV его вдова осталась беременной, и Филипп был
назначен регентом, а когда вдовствующая королева родила дочь, он, в силу Салического
закона, устранявшего женщин от права престолонаследия, был признан королем. В октя-
бре 1337 года началась Столетняя война между Англией и Францией, с перерывами про-
должавшаяся до 1453 года. При жизни Филиппа VI она привела к полному поражению
французской армии при Креси (26 августа 1346 года) и взятию англичанами Кале (3 ав-
густа 1347 года). Свои неудачи в войне с Англией он отчасти компенсировал приобрете-
нием Дофинэ (1344 год) и Монпелье (1349 год).
...действительные границы и поприще феодальной эпохи. — Гизо придерживается так
называемого политического определения феодализма, т.е. считает главным его призна-
ком политическую раздробленность Франции, достигшую своего апогея в начале указан-
ного периода и в основном преодоленную в конце его.
Людовик VI Толстый, прозванный также Воинственным (Louis VI Le Gros ou le
Batailleur, 1108-1137) — король Франции, пятый из династии Капетингов. Сын Фи-
липпа I, Людовик родился в 1078 году. С него начинается ряд деятельных и энергичных
французских королей. В монастыре, где он воспитывался, Людовик сблизился с аббатом
Сугерием и приобрел в его лице друга на всю жизнь. Пребывание Людовика в монастыре
имело важное значение для выработки его представлений о правах и долге короля. Всту-
пив на престол, он энергично боролся с вассалами для защиты королевского права, церк-
ви н общественного порядка, стремясь установить в королевстве порядок и правосудие.
Охраняя церковные интересы, Людовик смирил барона Бушара де Монморанси и прекра-
тил распри между ним и аббатством Сен-Дени (1101 год). Другой барон, богатый и воин-
ственный Эбль де Русси, разграбил Реймсскую епархию. Реймсский архиепископ обра-
тился к Людовику, и тот беспощадно опустошил владения Русси. Простой народ относился
к Людовику с симпатией, и он нередко опирался на его поддержку, когда у него не хвата-
ло собственных сил. Так, в 1111 году, когда Гюг де Пюизе стал грабить монастыри и
церкви, Людовику удалось взять его замок лишь благодаря тому, что к нему присоедини-
•---------------------------Й> 2в1 €--------------------------------
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
лись приходские общины со священниками во главе. Он сумел также понять значение го-
родов в борьбе с феодалами.
Филипп II Август — король Франции, сын Людовика VII (1137-1180), родился в
1160 году, царствовал е 1180 по 1223 год. В годы его правления достигнуты наиболее
впечатляющие успехи в собирании французских земель вокруг королевского домена.
Едва ли у кого-нибудь из его предшественников, не исключая и Людовика VI, это
стремление к собиранию территорий выражалось столь сознательно и проводилось
столь последовательно. Энергичный и даровитый, Филипп прекрасно понимал уязви-
мость своего положения. Его домен был отовсюду окружен владениями могущественных
баронов, стеснявших свободу его действий и служивших постоянной угрозой самому су-
ществованию королевства. В частности, французские владения английского короля
втрое превосходили по территории владения самого Филиппа. Среди других баронов
наиболее могущественным был граф Фландрии. Филипп рано поставил перед собой
цель расширить свой королевский домен, и к этой цели шел прямо и неуклонно, поль-
зуясь малейшим поводом. Он обнаружил и талант полководца, и искусство дипломата, и
мудрость законодателя и организатора. Одержав в 1186 году победу над могуществен-
ным графом Фландрским и тем самым укрепив свои тылы, Филипп получил возмож-
ность обратиться против Англии, однако до тех пор, пока был жив Генрих II, ему не уда-
лось достичь ни одного сколько-нибудь важного результата. Почти сейчас же после
смерти Генриха Филипп помирился с его наследником Ричардом I и вместе с ним при-
нял крест для участия в третьем крестовом походе (1190 год). Согласие между обоими
королями продолжалось недолго. Еще до прибытия в Сирию отношения между ними ис-
портились, поскольку Филипп постоянно интриговал против своего простоватого союз-
ника. Перед тем как вернуться во Францию, Филипп поклялся Ричарду, что не будет
нападать на его владения. Он и не нападал на них, но затеял какие-то таинственные пе-
реговоры с младшим братом короля, Иоанном Безземельным, который правил Англией
в его отсутствие. Отсутствием Ричарда Филипп превосходно воспользовался для укреп-
ления своего положения. Ричард вскоре после возвращения погиб, и Филипп отнял у
его преемника Иоанна Безземельного Нормандию, Анжу, Турень, Мэн и Пуату
(1202-1206). Иоанн организовал против Филиппа коалицию, в которую вошли гер-
манский император Оттон IV, обеспокоенный усилением Франции, и графы Фландрии
и Булони. Филипп в 1214 году наголову разбил союзников в знаменитой битве при Бу-
вине. Территориальное расширение Франции было одним из результатов деятельности
Филиппа Августа, другим же явилось упрочение королевской власти и создание строй-
ной административной системы. Важным его союзником в борьбе против баронов сде-
лались коммуны, которым он оказывал всяческое содействие. В своем королевском до-
мене он был гораздо скупее на вольности и остерегался даровать городам политическую
свободу. Филипп создал центральное правительственное учреждение смешанного со-
става — королевскую курию, заменяющую архаические феодальные съезды. В провин-
ции появился институт прево — королевского наместника, который сосредоточил в сво-
их руках судебные, административные и хозяйственные функции. Прево действовали в
городах, селах, местечках; более крупные областные деления были подчинены бальи.
•----------------------------•> 2«2 $--------------------------------------
ПРИМЕЧАНИЯ
Для объединения финансовой деятельности областных властей в Париже была учрежде-
на счетная палата.
С. 11. Людовик XI (1461-1483) — король Франции, шестой из дома Валуа, сын Кар-
ла VII (1422-1461), родился в 1423 году. Властолюбивый, скрытный и черствый, Лю-
довик был тонким психологом. До него правители действовали почти исключительно си-
лой, а он заменил силу хитростью, феодальную политику — системой лжи, обмана и
коварства. Уволив отцовских советников и расправившись со своими врагами, Людовик
повел борьбу с феодалами. Путем хитрости и обмана он возвратил Франции Бретань, Пи-
кардию и значительную часть герцогства Бургундского. К концу его правления Франция
обрела почти современные территориальные очертания.
С. 12. Лен (нем. Lehn) — в средневековой Германии первоначально то же. что и бе-
нефиций, а затем — феод. Этот термин употребляется также и применительно к анало-
гичному институту других стран. Таким образом, владельцы ленов — феодалы, землевла-
дельцы.
Ассизы франкскою королевства в Иерусалиме... — После завоевания Иерусалима кре-
стоносцами в 1099 году и возникновения так называемого Иерусалимского королевства
Готфрид Бульонский, один из предводителей крестоносного движения, позаботился со-
здать организацию управления по образцу государств феодальной Европы. Он учредил
коллегию, состоявшую из важнейших вассалов, в которой сам председательствовал. Эта
коллегия представляла собой и правительственный совет, и суд для знатных. Для осталь-
ных в Иерусалиме и других городах были устроены особые суды под председательством
губернатора города (виконта), состоявшие из 12 присяжных. Потом пришлось устроить
специальные суды для торговцев, привозящих товары морем и сухим путем. Двум глав-
ным судам — для знатных и для простых людей — были составлены два отдельных зако-
ноположения под общим названием «Ассизы Иерусалимского королевства» («Assises de
royaume de Jerusalem»). Оригинал, написанный на французском языке, был положен на
хранение у Гроба Господня и погиб при взятии Иерусалима Саладином в 1187 году. Не
сохранилось даже копии с этого документа, однако уже во второй половине XII века по-
явились толкования юристов тех положений и оснований, которыми руководствовались
эти суды. Сохранившиеся отрывки этих трактатов и носят теперь название «Иерусалим-
ских ассизов».
Бомануар Филипп — принадлежал к дворянской фамилии в Бретани. В 1289 году в ка-
честве посланника короля Франции Филиппа IV Красивого (1285-1314) побывал в Ри-
ме. Умер в 1296 году. Его сочинение «Кутюмы Бовези» имеет важное значение для по-
нимания обычного права средневековой Франции.
С. 15. «Опыт о нравах и духе народов» — в этом произведении Вольтер попытался
изобразить картину поступательного движения всего человечества, влияние племенных
особенностей, нравственных и религиозных учений на прогресс, представив в качестве
его конечной цели всеобщее распространение просвещения и гуманности. Он реши-
тельно отбросил господствовавшее в истории клерикальное объяснение хода мировых
событий и одностороннее обозрение внешних фактов, войн и смены правителей и
предложил широкое изучение всей интеллектуальной деятельности, борьбы народов за
•------------------------------•> 283 <•----------------------------------------
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
их права — внес трезвый дух критики туда, где прежде господствовало освященное ве-
ками предание.
Лекция XXXII
С. 24. Людовик VII Юный (Louis VII le Jeune, 1137-1180) — французский король,
сыи Людовика VI Толстого. Родился в 1120 году, женился на Элеоноре, дочери и на-
следнице Вильгельма X, герцога Аквитанского. Следствием этого брака, устроенного
по замыслу Людовика VI, было соединение земель, лежавших по обе стороны Луары.
Вступив на престол, Людовик во многом продолжал политику отца, ио без его последо-
вательности и энергии. Как и отцу, Людовику пришлось бороться с феодалами и всту-
пать иногда в союз с городами. В 1146 году он отправился в крестовый поход, поручив
Сугерию, аббату Сен-Дени, управление государством. Опасаясь, что Элеонора изменит
ему, Людовик уговорил ее отправиться вместе с ним. Поход оказался неудачным, и
единственным его результатом стал развод с Элеонорой, которой были возвращены Ги-
ень, Пуату и Гасконь. Элеонора вышла замуж за графа Анжуйского Генриха Плантаге-
нета, впоследствии короля Английского Генриха II. Хотя он и считался вассалом фран-
цузского короля, но, владея почти всей Западной Францией, был на самом деле
могущественнее Людовика.
С. 25. Карл II Толстый — правитель Западно-Франкского королевства в 884-887
годах.
Фридрих I — немецкий король с 1152 года и император Священной Римской импе-
рии (1154-1190) из рода Гогенштауфеиов. О том, какой конфликт между императо-
ром и папой Римским разгорелся из-за двусмысленной трактовки слова <<benefitium>>,
см.: Балакин В.Д. Фридрих Барбаросса. М., 2001.
С. 28. Маркульф — монах, живший в VII веке во Франкском государстве; составил
сборник формул (типовых соглашений), регулировавших правовые и имущественные от-
ношения в королевстве.
С. 30. Когда Карл Мартелл овладел частью церковных имуществ... — Речь идет о так
называемой беиефициальной реформе Карла Мартелла, состоявшей в том, что вместо
преобладавших при Меровингах дарений земли в полную собственность (аллод) внедря-
лась система пожалований земли в условную феодальную собственность в виде бенефиция
(beneficium дословно <<благодеяние»). Бенефиций жаловался в пожизненное пользование
на условиях выполнения определенных служб, чаще всего конной военной службы. В слу-
чае смерти жалователя или получателя бенефиция последний возвращался первоначаль-
ному собственнику или его наследникам, после чего требовалось возобновление пожало-
вания. Бенефиций мог быть отнят, если не выполнялась требуемая за него служба. Карл
Мартелл провел широкую раздачу бенефициев, для чего провел частичную секуляризацию
церковных земель, за счет которых наделил большое число бенефициариев. Вместе с тем
он активно содействовал распространению христианства и расширению владений церкви
на покоренных им территориях.
-------------------------------& 2М <•-----------------------------------------
ПРИМЕЧАНИЯ
С. 37. Коммендация (от лат. commendo — вверяю, передаю) — в Западной Европе в
период раннего Средневековья акт передачи себя под покровительство более богатого и
могущественного человека. Актом коммендации могли оформляться как отношения вас-
салитета внутри феодального класса, так и личная зависимость крестьянина от феодала.
С. 38. Людовик И Немецкий (843-876) — король Восточно-Франкского (Германско-
го) королевства.
С. 39. ...где феодальный порядок овладел еще не всем... — Согласно теории синтеза, ко-
торой придерживался Гизо, феодализм быстрее развивался там, где происходило взаимо-
действие элементов древнегерманского и древнеримского обществ, на юге же Франции
такого взаимодействия не было, поэтому феодализм там развивался медленнее.
Лекция XXXIII
С. 43. Большинство народов, упоминаемых Тацитом и наполняющих собою его сочине-
ние «О нравах германцев»... — имеется в виду его трактат «О местоположении и нравах
германцев», обычно называемый просто («Германия».
Civis optima jure — буквально «гражданин лучшего права» (лат.), т.е. обладающий все-
ми гражданскими правами.
С. 45. Pater familias (лат. отец семейства) — глава римской семьи, включавшей в себя
супругов, детей и рабов; обладал неограниченной властью над детьми, несколько более
ограниченной властью над женой и абсолютной властью над рабами, имел неограничен-
ное право распоряжаться всем имуществом семьи. Только отец семейства обладал юриди-
ческим правом собственности, поэтому все приобретенное сыном или рабом принадлежа-
ло ему. Юридически власть отца не была ограничена, хотя и смягчалась под влиянием
общественного мнения. Так, осуждались продажа отцом детей и чрезмерная жестокость
по отношению к рабам.
С. 48. Септы — ирландские кланы.
С. 51. ...в моих «Опытах по истории Франции». — «Essais sur 1'histoire de France».
Книга вышла в августе 1823 года.
С. 52. Арьервассал (франц, arriere-vassal) — вассал сеньора, который сам является
вассалом другого сеньора.
Лекция XXXIV
С. 60. ...через каждые семь ночей... — Счет времени у древних германцев велся не по
дням, каку нас, а по ночам, на что особо обратил внимание Тацит в своей «Германии».
С. 61. Гравион — свидетель, понятой.
С. 63. Placita generalia — общие собрания (лат.). Отныне этим термином обозначают-
ся не смотры воинов всего королевства, а съезды знати, впоследствии получившие в Гер-
мании название рейхстагов (имперских собраний).
•--------------------------------Й> -
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
...на мартовских полях, ставших со времен Пипина Короткого майскими. — Перенос
съездов с марта на май объяснялся тем, что теперь во франкском войске преобладала кон-
ница, и коней было проще прокормить, когда подрастала молодая трава.
С. 64. Один — верховный бог древних германцев, олицетворение всепроникающей,
всеодухотворяющей мировой силы, сотворивший вселенную и первых людей. Количество
названий Одина в северной мифологии и северной поэзии доходит до 200. Он представ-
ляется высоким одноглазым старцем, с длинной бородой и пытливым, выразительным ли-
цом; на голове у него широкополая шляпа, на плечах полосатый плащ, в руках копье, все-
гда попадающее в цель и наводящее неодолимый ужас на того, на кого оно направлено;
на пальце чудесное кольцо, каждую девятую ночь отделяющее от себя, как капли, восемь
таких же колец; на каждом плече Одина сидит по ворону (один Хугин, т.е. Мысль, другой
Мугин, т.е. Воспоминание), которые ежедневно облетают мир и затем докладывают Оди-
ну обо всем виденном; у ног его лежат два волка, Гере и Фреке (Алчный и Жадный); Один
отдает им всю пищу, которая ставится перед ним в чертогах богов. По воздуху Один пере-
носится на восьминогом коне Слейпнере, на зубах которого начертаны руны. Обитает
Один в светлом чертоге Валаскьяльф, восседает на золотом троне Лидскьяльф, с которо-
го окидывает взглядом вею вселенную. Есть у него еще особая палата, Валгалла, в кото-
рой он пирует с эйнгериями, павшими воинами. Питается Один только виноградным ви-
ном, тогда как прочие боги довольствуются медом. Один мудрее всех богов, так как
каждый день пьет из источника мудрости, охраняемого великаном Мнмером; последний
взял с Одина за разрешение пить из этого источника драгоценный залог — один глаз, от-
того-то Один одноглаз. Один владеет также чудным напитком, сообщающим дар по-
эзии — так называемым <<медом скальдов» — и называется <<отцом поэзии»; он же изоб-
ретатель и хранитель священных рун, покровитель истории, с богиней которой, Согой,
ведет долгие беседы, и вообще он — отец всякого знания. Имя Одина сохранилось во
множестве названий местностей на севере.
С. 65. ...он выдавал себя за представителя римского народа, его прав и величия... —
Формулой самоутверждения римского гражданина как носителя неотъемлемых граж-
данских прав были слова: <<Я — римский гражданин» (<<Civis romanus sum»). В древно-
сти принадлежность к римскому гражданству обеспечивала привилегированное положе-
ние в мире и давала возможность вне пределов римского государства избежать местного
правосудия.
Пипин II Геристальский — родился около 635 года. Наследовал владения Пипи-
на I, став во главе австразийской знати, враждебно настроенной против майордома
Бургундии и Нейстрии Эброина и не желавшей признать за ним власть над Австрази-
ей. Борьба с Нейстрией завершилась победой Пипина Геристальского, который стал
управлять объединенными королевствами Нейстрией и Австразией в качестве единст-
венного майордома. Королевская власть Меровингов сделалась совершенно номиналь-
ной. Одинаково влиятельный при Хлодвиге III, Хильдеберте III и Дагоберте III, Пи-
пин Геристальский подчинил фризов, боролся с алеманнами, баварами и саксами.
Умер в 714 году.
------------------------------Й> <•------------------------------------------
ПРИМЕЧАНИЯ
Лекция XXXV
С. 75. Загородные пространства... были усеяны виллами... — В римскую эпоху вилла
(лат. villa) представляла собой загородный дом, усадьбу имения (деревенская вилла, villa
rustica) или все имение (большая вилла, villa magna). В сельскохозяйственных сочинени-
ях Катона, Варрона и Колумеллы слово «вилла» обозначает земельное владение средней
величины. Такой земельный участок относился к городской территории и обрабатывался
рабами, свободными крестьянами и колонами. Существовали также роскошные виллы бо-
гатых землевладельцев (городская вилла, villa urbana).
С. 76. Дю Канж Шарль (Du Cange Charles) — великий французский ученый, византи-
нист и лингвист (1610-1668). В 1678 году появился его гигантский труд «Glossarium ad
scriptores mediae et infimae latinitatis» («Словарь к (произведениям) авторов, (писавших
на) средневековой и поздней латыни»). Здесь автор не ограничивается обычной задачей
лексикографов, но знакомит с политической обстановкой, учреждениями, нравами и обы-
чаями Средних веков. В этом «Словаре» автор изложил результаты своей пятидесятилет-
ней работы; многие слова сопровождаются целыми исследованиями, и «Словарь» в целом
есть не что иное, как история Западной Европы на протяжении нескольких веков, в ко-
торой собрана и объяснена масса изданных и неизданных дотоле текстов — греческих, ла-
тинских, немецких, итальянских, испанских, англосаксонских и т.д. За введением, в ко-
тором идет речь о причинах порчи латинского языка, в «Словаре» следует каталог почти
5000 средневековых латинских писателей с биографическими сведениями о них и библи-
ографическими — об их сочинениях, а затем идет сам лексикон, содержащий в себе
14000 слов. Его «Glossarium ad scriptores mediae et infimae graecitatis» («Словарь к (про-
изведениям) авторов, (писавших на) средневековом и позднем греческом языке», 1688
год) — труд такого же характера и значения, как «Glossarium latinitatis» и столь же полез-
ный для занимающихся историей Византии и Средних веков.
С. 82. Посреди двора находится замковая башня... — Четырехугольная башня в ста-
ринных французских замках, особенно нормандских, имевшая название донжон.
С. 84. Сугерий — французский государственный деятель XII века. Поступил юношей в
монастырь Сен-Дени, где получил хорошее образование. В 1118 и 1121 годах Людовик
VI посылал его в Рим и Германию с важными поручениями. Став с 1122 году настоятелем
богатого аббатства Сен-Дени, Сугерий в то же время сделался самым влиятельным совет-
ником короля. Это положение он сохранил и при Людовике VII. Когда последний отпра-
вился в 1147 году в крестовый поход, Сугерий в его отсутствие управлял государством. Су-
герий много сделал для исправления правосудия, покровительствовал городам,
поддерживал их против феодалов. Умер в 1151 году. Написал «Жизнь Людовика VI»
(«Vita Ludovici VI») и «Историю моего управления» («De rebus in sua administratione
gestis»), где он описывает события, происшедшие за время его регентства.
Гвиберт Ножанский (Guibert de Nogent) — родился в Клермоне-на-Уазе в 1053 году,
умер в Ножане в ИЗО году. Бенедиктинский монах и французский историк, автор исто-
рии крестовых походов «Деяния Бога через франков» («Gesta Dei per Francos»).
------------------------------•> ап <•-----------------------------------------
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
...на «Церковную и гражданскую историю Нормандии» Ордерика Виталя. — См. при-
мем. к ТОМ}' II.
Лекция XXXVI
С. 92. Референдарий — докладчик, обязанностью которого являлось докладывать ко-
ролю о поступавших жалобах.
Сенешаль (франц, senechai, от франкского siniskalk — «старший слуга>>) — во Фран-
ции со времен Меровингов так назывался высший придворный чиновник, заведовавший
внутренним распорядком при дворе, а также исполнявший судебные обязанности.
Маршал (новолатинское слово marescalcus, старонемецкое Marschalk, от древневерх-
ненемецкого marah — «лошадь» и scale — «слуга», отсюда франц, marechai) — первона-
чально сторож лошадей или конюх (по-французски marechai и поныне означает кузнеца
подков). Маршал рано стал одним из высших придворных чинов. Во Франции маршалом
сначала назывался подчиненный коннетаблю (главнокомандующему) интендант, ведав-
ший ко-ролевской конюшней, но уже при Филиппе II Августе этот титул временно иосил
главнокомандующий королевскими войсками. При Людовике IX было 2, позже 3, 4 и бо-
лее маршалов, называвшихся маршалами Франции (marechaux de France).
Фурьеры (от слова фура — большая телега) ведали заготовкой, хранением и выдачей
корма для лошадей (фуража).
Notitia dignitatum — «Перечень должностей» (лат.) — государственный справочник,
свод всех военных и гражданских должностей. Относится к V веку н.э., однако содержит
некоторые данные о более раннем периоде. Важный источник по истории Римской импе-
рии.
Варлет (франц, varlet, ранняя форма слова «valet») — молодой представитель знатно-
го семейства, находившийся при дворе сеньора для усвоения навыков рыцарского пове-
дения.
С. 93. «История аббатства Сен-Дени» — автором ее является бенедиктинец Мишель
Фелибьен (1666-1719). Более точное ее название «История королевского аббатства
Сен-Дени» («Histoire de Fabbaye royale de Saint-Denis»; 1706). M. Фелибьен приступил
к составлению обширной истории Парижа, но успел написать только «Проект истории
города Парижа» (1713).
С. 94. ...признается грамотой короля Ричарда... — Английский король Ричард I Льви-
ное Сердце (1189-1199). Нормандия тогда принадлежала Англии.
С. 97. Акколада (франц, accolade, что значит «объятие») — церемония, совершав-
шаяся при посвящении в рыцари. После принятия посвящения в рыцари в собствен-
ном смысле совершавший обряд посвящения торжественно обнимал принимаемого,
возлагая ему свои руки на шею (по-латыни — ad collum). Позднее это слово стало упо-
требляться для обозначения всего акта рыцарского посвящения или принятия в ры-
царский орден.
•-------------------------------> 2»8 <------------------------------------------
ПРИМЕЧАНИЯ
С. 98. ...во времена первою Крестовою похода, т.е. в царствование Филиппа I. — Ко-
роль Франции Филипп I правил в 1108-1137 годах. Соответственно дед его Роберт II —
в 996-1031 годах, а отец Генрих I — в 1031-1061 годах.
С. 101. ...три удара мечом плашмя по плечу или по затылку... — Исходя из эти-
мологии слова «акколада», не мог так называться удар мечом плашмя по плечу или по
затылку.
С. 104. Дешан Эсташ (Eustache Deschamps), известный и под именем Morel (из-за
напоминающего мавров темного цвета лица и волос) — французский поэт XIV века
(около 1346 — около 1406). Он родился в Шампани. По изучении права в Орлеанском
университете занимал разные должности при дворе; побывал во Фландрии, Англии,
Венгрии, в Сирин, был в плену у сарацин в Египте. Умер в забвении и нужде в начале
XV века. Рукопись сочинений Дешана, хранящаяся в Национальной библиотеке в Пари-
же, содержит около 1500 разных стихотворений — баллад, рондо, поэм и др. — и три
прозаических сочинения. Из последних наибольший интерес представляет трактат
«Искусство сочинять и слагать баллады» («Art de dictier et de faire ballades»). Поэти-
ческие произведения Дешана обнаруживают в нем сатирический талант, тонкую наблю-
дательность и знание жизни. В своих многочисленных балладах (их 1175) он затраги-
вает самые разнообразные темы: о суетности жизни, о притеснениях, чинимых
властителями, против дворян, стыдящихся учения, о чрезмерных налогах и т.н. Многие
его баллады посвящены разным событиям политической жизни и содержат много инте-
ресных исторических сведений. Дешан был ярым врагом Англии. Одна его баллада,
предвещавшая гибель этого государства, славилась еще в XVI веке. Стихотворения, на-
писанные им в последние годы жизни, наполнены жалобами на судьбу, на людскую не-
благодарность, на нужду, к которой добавились еще семейные неурядицы вследствие
неудачного брака. Против женщин вообще и собственной жены в частности направле-
но его самое замечательное произведение «Зерцало брака» («Le Miroir de manage») —
неоконченная поэма в 13000 стихов. Кроме женщин, в ней достается также духовенст-
ву, судьям, адвокатам.
С. 108. Мессир (франц, messire) — почетный титул, прежде дававшийся знатным
лицам.
С. 110. Король Иоанн — Иоанн II Добрый (1350-1364).
Лекция XXXVII
С. 114. «Институции» (лат. установления) — сочинения римских юристов, излагав-
ших в систематическом порядке элементы юриспруденции. Наиболее известны «Инсти-
туции Гая», послужившие основой для «Свода гражданского права» («Corpus juris
civilis»).
«Пандекты» (лат. pandectae — всеобъемлющие) — сочинения древнеримских юристов
по вопросам частного права, включавшие в себя выдержки из законов и других норматив-
> 269 <
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
ных актов. Наиболее известны <<Пандекты>>, имевшие также название «Дигесты>>, со-
ставленные по инициативе Юстиниана. Они представляли собой собрание и переработку
юридических правил в виде выдержек из юридических сочинений римского права класси-
ческого времени. Они составляют основную часть «Свода гражданского права» («Corpus
juris civilis»).
С. 123. ...у народов гэлической расы, неправильно называемой кельтической... — В
настоящее время принято называть именно кельтами древние индоевропейские племе-
на, обитавшие во второй половине I тысячелетия до н.з. на территории современной
Франции, Бельгии, Швейцарии, Австрии, южной части Германии, Северной Италии,
Северной и Западной Испании, Британских островов, Чехии, частично Венгрии и Бол-
гарии.
Лекция XXXVIII
С. 126. Одно место у Салъвиана... — См. примечание к первому тому.
С. 127. Секстарий — античная мера объема жидких и сыпучих тел, равная 0,54 литра.
Модий — античная мера объема жидких и сыпучих тел, равная 8,75 литра.
С. 132. Талья (франц, taille) — постоянный прямой налог во Франции, появившийся
в Средние века и отмененный лишь революцией 1789 года. Взимался преимущественно с
крестьян. Первой формой налога, обозначавшегося этим термином, была подать, возник-
шая при Людовике IX и заменявшая повинность являться в известных случаях в королев-
ские войска и содержать военные посты. Сначала талья налагалась по особым поводам,
каждый раз по повелению короля, и размеры ее не были определенными. При Людовике
XI эта подать приобретает весьма важное место во французском бюджете. Со второй по-
ловины XV века талья становится регулярным налогом, утрачивая первоначальное значе-
ние как замены натуральной повинности.
Лекция XXXIX
С. 145. Вот в какой форме Эдуард II, король Англии... — Эдуард II, правивший Англи-
ей с 1307 по 1327 год, не мог в 1329 году принести присяги, о которой пишет Гизо.
Король Англии Эдуард Ш (1327-1377) в 1331 году признал Филиппа VI Валуа
(1328-1350) своим сюзереном.
С. 149. Буленвилье Анри — французский историк, граф, родился в 1658 году, умер в
Париже 23 января 1722 года. Воспитывался в Коллеже Жюильи и до смерти отца в 1697
году состоял на военной службе. Затруднения, с которыми он столкнулся при получении
наследства, заставили его обратиться к изучению генеалогии и прав своего рода, что, в
свою очередь, привело его к трудам по истории Средних веков и феодального устройства.
Он во чтобы то ни стало хотел доказать древность своего рода и, несмотря на все генеа-
логические данные, указывающие, что род этот не старше начала XV века, выводил его от
-------------------------------> 270 <8----------------------------------------
ПРИМЕЧАНИЯ
венгерского короля Стефана, основываясь исключительно на сходстве гербов. По обычаю
своего сословия, он писал только для себя и членов своего рода, поэтому его произведе-
ния вышли в свет лишь после его смерти. Буленвилье являлся ревностным защитником
феодальной анархии и привилегий дворянства, противопоставляя средневековые поряд-
ки монархическому абсолютизму его времени. По его мнению, французской нацией в по-
литическом смысле этого слова может считаться лишь одно дворянство, т.е. 100 000 буд-
то бы потомков древних франков, которые, покорив галло-римлян, тем самым
обеспечили своим потомкам господство над страной. Получившие впоследствии дворян-
ское звание и низшее духовенство в этом отношении не должны иметь никаких прав, на-
род же существует лишь для того, чтобы повиноваться знати. Буленвилье скорбит над
упадком французского дворянства, которое, по своей слабости и разрозненности, не буду-
чи в состоянии образовать аристократическую республику, допустило возвышение коро-
левской власти и, очутившись между окрепшим уже наследственным престолом, с одной
стороны, и грубым и бедным народом — с другой, стало прислуживаться первому и эксплу-
атировать последний. Этих взглядов Буленвилье придерживается во всех своих историче-
ских произведениях, в частности и в том, на которое ссылается Гизо, правда, не вполне
точно передавая его название — оно звучит так: <<Исторические письма о парламентах и
генеральных штатах» («Lettres historiques sur les Parlemeuts ou Etats genera их»: впервые
опубликованы в 1727 году).
Лекция XL
С. 159. Генрих /(1068-1135) — английский король с 1100 года, младший сын Виль-
гельма Завоевателя. Хотя в 1091 году Генрих был официально объявлен не имеющим
права на корону, он беспрепятственно наследовал своему брату Вильгельму II Рыжему,
пользуясь тем, что другой его старший брат Роберт находился в Палестине (1-й Кресто-
вый поход). Народу дана была хартия, в которой король обещал искоренить <<злые обы-
чаи», т.е. злоупотребления королевской власти, получившие широкое распространение
при его алчном предшественнике, и восстановить права саксов и законы Эдуарда Испо-
ведника. Этим Генрих привлек на свою сторону массу англосаксов, которые видели в нем
представителя родных традиций, своего избранного короля.
С. 160. Тибо IVПеснопевец (1201-1253) — граф Шампани, а затем и король Навар-
ры, знаменитый поэт. По своему положению он был самым значительным вассалом ко-
роля Франции. Во время Альбигойских войн он сопровождал Людовика VIII. Когда тот
умер, Тибо обвинили в отравлении короля, хотя справедливость этого обвинения так и
не была доказана. Дядя Тибо со стороны матери, король Наварры Санчо Сильный, уми-
рая, оставил ему корону. Стихи Тибо, отличавшиеся необычайной гармонией, очень це-
нились в свое время. Он написал много песен, посвященных королеве Бланш, матери
Людовика IX Святого. Манускрипты этих песен хранятся в Национальной библиотеке в
Париже.
...всех мужчин и женщин, могущих жить и умереть... — То есть простых смертных.
-------------------------------> ЭТ1 3------------------------------------------
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
Лекция XLI
С. 172. Годвин (Godwin) Уильям (1756-1836) — английский публицист, рома-
нист и историк; был проповедником в общине кальвинистов, но ввиду неприятия дог-
матов сложил с себя духовное звание. В упомянутом Гизо сочинении Годвина о поли-
тической справедливости (его полное название таково: «Исследование касательно
политической справедливости и ее влияния на всеобщую добродетель и счастье» —
«Enquiry concerning political justice and its influence on general virtue and happiness».
London, 1 792) содержатся в зародыше все идеи социализма и анархизма XIX века. По-
следователь Руссо, Годвин во всех несовершенствах социальной жизни обвиняет одни
только учреждения и законы. Он различает три степени собственности, точнее — три
формы распределения богатств. Принцип той формы распределения, которая господ-
ствует в современном ему обществе, сводится, по мнению Годвина, к тому, что госу-
дарство предоставляет известным классам общества право распоряжаться продуктами
чужого труда. Второй принцип распределения богатств заключается в том, что всяко-
му предоставляется свободное распоряжение продуктами своего труда. Третий прин-
цип требует, чтобы каждому предоставлено было обладание всеми теми вещами, кото-
рые могут дать ему большее благополучие, чем всякому другому, т.е. богатства должны
быть распределены пропорционально потребностям. Это — наиболее совершенный
принцип. Годвин не отрицает, что для осуществления его необходим коренной пере-
ворот в духовном и нравственном состоянии человечества, но в человеческой природе
он находит все задатки для подобного переворота. В противоположность доктрине со-
временных ему английских экономистов и публицистов Годвин утверждает, что чело-
век по природе своей есть «существо, склонное к справедливости, добродетели и бла-
гожелательству». При этом Годвин отвергает любые насильственные меры для
установления нового социального строя, хотя и относится с симпатией к французской
революции 1789 года. Политические вопросы его почти не интересуют; в государст-
ве ои видит неизбежное зло, которое будет убывать по мере того, как в жизнь станут
внедряться новые начала, и наконец совершенно исчезнет вместе с религией, браком
и тому подобными учреждениями. Годвин отвергает весь аппарат коммунистического
государства: регулирование производства и потребления с помощью государственных
органов, общий труд, общественные магазины и т.п. Он сохраняет индивидуальное
хозяйство и частную собственность, но эта собственность разделена между всеми по-
ровну, всякий проникнут готовностью отказаться от любой части своего имущества в
пользу другого, если тот в ней больше нуждается. Этот разработанный Годвином уто-
пический проект построения общества независимых работников, продукты труда ко-
торых распределяются между всеми по потребностям, оказал влияние на другого соци-
алиста-утописта — Роберта Оуэна.
С. 174. ...последний параграф великой хартии англичан, данной в 1219 году королем
Иоанном. — Несомненно, имеется в виду «Великая хартия вольностей» («Magna Charta
libertatum», «Great Charter of liberties»), пожалованная в 1215 (а не в 1219, как оши-
бочно полагал Гизо) году английским королем Иоанном Безземельным. Хартиями (от
-----------------------------> 272 <---------------------------------------
ПРИМЕЧАНИЯ
греческого слова <<xdprq<;» — лист папируса) в английской истории называются коро-
левские грамоты, которые даруют или подтверждают различные льготы всему народу или
отдельным его группам. Первую хартию вольностей пожаловал Генрих I в 1100 году по
случаю своей коронации. Этим документом король подтвердил свободу церкви, т.е. отка-
зался от продажи духовных должностей и от доходов с вакантных кафедр, а главное — ус-
транил те злоупотребления феодальными правами, которые были в обычае у его предше-
ственников, Вильгельма Завоевателя и Вильгельма II Рыжего: при переходе ленов по
наследству, при выдаче замуж наследниц и вдов умерших баронов. Бароны, в свою оче-
редь, должны были отказаться от тех же злоупотреблений феодальными правами по от-
ношению к их собственным вассалам. Особая хартия, пожалованная Генрихом I городу
Лондону, предоставила горожанам право избирать из своей среды шерифа и юстициария
для разбора тяжб. Короли Стефан и Генрих II своими хартиями подтвердили вассалам
вольности, данные Генрихом I. Но краеугольным камнем свободы английского народа
стала <<Великая хартия вольностей>> (не случайно она и до сих пор является в Великобри-
тании действующим законом). Она была вырвана баронами у короля Иоанна Безземель-
ного в семнадцатый год его царствования. Поводом послужила неудачная война с Фран-
цией. Вследствие отказа короля устранить злоупотребления и утвердить вольности
бароны северных графств взялись за оружие и двинулись к Лондону, где их сочувственно
встретили горожане. Здесь 15 июня 1215 года король вынужден был принять требова-
ния баронов, изложенные в 49 статьях. Эти так называемые баронские статьи (capitula
quae Barones petunt, Articles of the Barons) легли в основу << Великой хартии вольностей >>,
состоящей из 63 статей. Великая хартия обеспечивала вольности не только баронам, но
и вообще всем свободным людям. Первая статья утверждала за Церковью свободу выбо-
ров на духовные должности. Ряд статей отменял злоупотребления феодальными правами:
устанавливался точный размер рельефа, т.е. побора в пользу короля при переходе лена
по наследству, запрещались хищения опекунов в имениях малолетних наследников, доз-
волялось выдавать наследниц замуж только за людей, равных им по сословному положе-
нию, запрещалось принуждать вдов к замужеству. Соблюдение всех этих вольностей,
данных королем его ленникам, объявлено (ст. 60) обязательным для всех светских и ду-
ховных феодалов в отношении к их людям. Крайне важна статья 12-я, в которой преду-
смотрены три случая, когда король мог требовать с ленника денежной субсидии: на вы-
куп в случае своего плена, при женитьбе старшего сына и выдаче замуж старшей дочери.
Всякая другая субсидия или сщитовые деньги>>, т.е. денежный побор взамен обязатель-
ной для ленника военной службы, могли быть назначены только общим собранием лен-
ников всего королевства — предпосылка для возникновения английского парламента.
Статья 39 провозгласила свободу личности: ни один свободный человек не мог быть аре-
стован, заключен в тюрьму, лишен собственности или покровительства законов, изгнан
или подвергнут другой каре иначе, как по суду равных ему и по закону страны. Собствен-
ность свободного человека в размере, необходимом для поддержания его социального
положения, товар купца и сельскохозяйственный инвентарь виллана были сделаны не-
прикосновенными при взыскании штрафов. Хартией вводились единство мер, весов и
денег и свобода въезда и выезда из Англии в мирное время. Наконец, 61 статья обеспе-
•------------------------------> 273 ------------------------------------------
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
чивала соблюдение самой «Великой хартии вольностей»: все бароны избирали из своей
среды 25 лиц для надзора за ее исполнением. Если король нарушит хартию и не испра-
вит нарушение по требованию четырех из этих баронов в 40-дневный срок, то все 25 ба-
ронов могут прибегнуть к насилию против короля, т.е. отнимать у него замки и земли,
щадя только его личность и семью. Каждый мог принести присягу повиновения этим 25
баронам и заодно с ними теснить короля, пока тот не устранит нарушение. Вместе с от-
жившим средневековым социальным строем утратила свою актуальность и часть статей
«Великой хартии вольностей», зато вольности политического и гражданского характера,
данные первоначально только баронам или свободным людям вообще, в Англии нового
времени стали достоянием всей нации. Таким образом, этот договор о феодальных отно-
шениях послужил исходным пунктом для ее государственного и гражданского права.
Почти все права, которых постепенно добивался парламент, представляют собою под-
тверждение или дальнейшее развитие начал, впервые установленных «Великой хартией
вольностей».
Лекция XLII
С. 185. Беседы наши немного порасстроилисъ. — Гизо, назначенный министром на-
родного просвещения и вследствие этого обремененный государственными заботами,
был вынужден отменять предусмотренные по расписанию лекции.
С. 186. ...обе служили основанием королевской власти. — Имеются в виду две кон-
цепции империи, служившие в Средние века обоснованием и оправданием королевской
власти: франкская или императорская Карла Великого (по названию его любимой рези-
денции, города Ахена, именовавшаяся также ахенской) и римская или куриальная, отве-
чавшая интересам папы. Свое классическое выражение римско-куриальиая идея империи
обрела в письме папы Иннокентия III от марта 1202 года: «Право и власть подобного ро-
да достаются от апостолического престола, который Римскую империю перенес в лице
славного Карла от греков (т.е. византийцев — В.Б.) к германцам». Согласно этой идее,
папы римские жалуют императорскую власть подобно бенефицию (пожалованию за служ-
бу), после получения которого император должен был исполнять обязанности защитника
церкви. С другой стороны, императорская концепция империи решающее значение при-
давала избранию императора римлянами. И эта точка зрения свое наиболее законченное
выражение приобрела также в эпоху Штауфенов, после длительной борьбы между Импе-
рией н папством за доминирующее положение в христианском мире — в «Легенде о Кар-
ле», сочиненнойв 1166 году в Ахене по заданию Фридриха I Барбароссы: «Поэтому, ког-
да молва о преданности вере и добру столь великого и славного мужа облетела весь мир,
римляне, охваченные ужасом, признали за ним право владения могущественнейшей Рим-
ской империей и даже избрания папы». Эта «Легенда» носит ярко выраженный проим-
ператорский характер, признавая за императором даже право избрания пап (отчетливый
отзвук борьбы Барбароссы против папы Александра III).
> 274 <
ПРИМЕЧАНИЯ
Карл Великий, первым возродивший в Западной Европе угасшую империю, короно-
вавшись на Рождество 800 года в Риме императорской короной, не склонен был прини-
жать значение римского папы, напротив, он всегда изъявлял готовность сотрудничать с
ним, но, разумеется, не под его эгидой. Причиной же недовольства, которое выразил
Карл после императорской коронации и о котором рассказал его биограф Эйнгард, мог-
ло быть то, что папа Лев III, проводивший церемонию коронации, попытался реализо-
вать свою, римско-куриальную концепцию империи. Сценарий императорской корона-
ции, приемлемый для франкского короля, мог выглядеть следующим образом: по
просьбе папы Льва III и определенной части римской знати («народа») он прибывает в
Рим, где в результате аккламации (возгласов одобрения) провозглашается императором,
после чего в качестве завершающего церковного обряда папа возлагает ему на голову ко-
рону. Таким образом, его императорская власть была бы освящена церковью, но при
этом не пожалована в качестве бенефиция папой. Однако Лев III без предварительного
согласования с франкским королем возложил корону на его голову еще до того, как состо-
ялась аккламация. Судя по тому, что впоследствии Карл продолжал поддерживать нор-
мальные отношения с папой Львом III, они сумели уладить возникшее недоразумение.
Сложнее обстояло дело с использованием титула. Похоже, что в этом смысле затрудне-
ние испытывал не только сам Карл, но и его канцелярия. Надо было указать, императо-
ром какого государства он является, и само собой напрашивалось употребление традици-
онного титула «римский император». Однако в таком случае Франкское королевство
оказывалось в тени нового, более высокого ранга его правителя, вместо Ахена Рим ста-
новился главной резиденцией и ядром империи. Карл не мог этого принять, но не хотел
и отказываться от своего вновь приобретенного императорского достоинства и от со-
трудничества с папой, только Рим рассматривавшего в качестве центра империи. В ре-
зультате было найдено компромиссное решение: он стал именоваться «императором,
правящим Римской империей». Найденная формулировка не ограничивала император-
ское достоинство исключительно властью иад Римом и римлянами, но включала в себя
всю империю. Теперь не обязательно Рим должен был считаться столицей. Вновь обре-
тал реальный смысл античный принцип: «Где император, там и Рим», благодаря чему
Ахен сохранял за собой то значение, которое ему придавал Карл Великий. Позднее, об-
думывая план раздела империи среди своих наследников, Карл Великий выделил старше-
му сыну Карлу исконные франкские земли с центром в Ахейе, тогда как Италия с Римом
должна была достаться младшему Пипину. И в этом можно усматривать неприятие им им-
перской идеи в папском варианте. Он всячески старался показать, что не считает себя
римским императором и, несмотря на акт коронации в соборе Св. Петра в Риме, продол-
жает придерживаться ахейской идеи империи. И все же он не сумел преодолеть естест-
венное притяжение Рима, где была родина имперской идеи, где сам он фактически по-
лучил императорский титул и где была резиденция папы, положение которого в
христианском мире было тесно связано с Каролингской империей. Вопреки воле самого
Карла его империя имела двойственный франкско-римский характер. Эта двойствен-
ность при жизни Карла Великого проявилась в том, что центр тяжести империи переме-
> 275 <
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
стился на север, удалившись от своих истоков. Благодаря этому перемещению в значи-
тельной мере была реализована идея империи, не связанной с Римом. Из римской она
превратилась в христианско-франкскую империю. Когда Карл в 812 году договором уре-
гулировал отношения с византийским императором Михаилом I, он не стал добиваться
сохранения за собой титула римского императора, и это не было простой уступкой при-
тязаниям Константинополя на Римскую империю. Он лишь отказался от титула, не имев-
шего значения в собственной империи, которую опять, как при Феодосии II, стали на-
зывать Западной. После официального признания наличия двух империй уже
невозможно было претендовать на всемирное верховенство, и лишь связь с папами рим-
скими придавала ей универсальное значение.
Двойственный характер Каролингской империи, в которой папы оставались неприми-
римыми противниками ахенской концепции, поскольку в их понимании защита церкви и
Святого Престола составляла существенное содержание императорского достоинства,
оказывал определяющее влияние и на ее дальнейшее развитие. Весьма показательна в
этом отношении императорская коронация Людовика Благочестивого в 813 году. С одо-
брения имперского собрания франков в Ахене и по велению своего отца, Карла Велико-
го, Людовик взял императорскую корону с алтаря Ахенского собора и возложил ее себе на
голову. С Римом и папством эта коронация не имела ничего общего. Короновав сына в
качестве императора-соправителя, Карл Великий показал, что он подразумевает под им-
ператорской властью — достоинство, возобновляющееся само собой и не нуждающееся в
связи с Римом и в освящении папой Римским. Однако после смерти Карла папа Стефан
IV сделал ответный ход, явившись в 816 году ко двору Людовика Благочестивого в Реймс
для совершения обряда духовной коронации, поскольку состоявшаяся за три года до то-
го в Ахене имела чисто светский характер. И все же, несмотря на эту, казалось бы, уступ-
ку куриальной концепции империи, период правления Людовика Благочестивого явился
временем наиболее полной реализации ахенской идеи империи. Он довольствовался
простым титулом «император августа. Использовавшаяся при Карле Великом надпись на
императорской печати «Возрождение Римской империи» была заменена на «Возрожде-
ние Франкского королевства», что на первый взгляд казалось совершенно бессмыслен-
ным и могло означать лишь отказ от связей с Римом. В свою очередь, неприятие «рим-
ского» характера императорского достоинства позволяло придать империи иное
содержание, выражавшееся идеей «христианской империи» во главе с «христианней-
шим императором», что должно было исключить какие бы то ни было ассоциации с язы-
ческим императорским Римом.
Однако впоследствии преемники Карла Великого не сумели твердо придерживаться
намеченной им линии. Уже при сыне Людовика Благочестивого Лотаре I происходит
смещение акцентов. Ои, хотя уже был, подобно своему отцу, коронован в качестве им-
ператора в Ахене, отправился в 823 году по приглашению папы в Рим, чтобы тот со-
вершил над ним обряд духовной коронации. Тем самым Лотарь I признал папский Рим
как место, где должна совершаться императорская коронация. Своего сына Людовика II
он в 850 году отправил в Рим для императорской коронации, даже не проводя предва-
рительно коронацию в Ахене. После раздела империи по Верденскому договору 843 го-
-----------------------------276 --------------------------------------------
ПРИМЕЧАНИЯ
да доставшийся Лотарю удел еще включал в себя обе имперские резиденции, Рим и
Ахен, но уже в 855 году, незадолго перед смертью поделив его между двумя своими сы-
новьями, ои поступил противоположным образом тому, как сделал в свое время его дед
Карл Великий: территорию с центром в Ахене он дал младшему сыну .Лотарю II, тогда
как итальянскую часть с Римом — старшему Людовику II, обладавшему императорской
короной. Роль Ахена как имперского центра сошла на нет. а церковная, римско-кури-
альная идея империи победила, и эта победа была окончательной. С того времени со-
держание императорской власти состояло в господстве над Римом и в исполнении обя-
занности по защите католической церкви, а единственным способом обретения
императорского достоинства был обряд коронации, совершавшийся папой в Риме. От-
сюда, однако, не следует, что папа по собственному усмотрению жалует титул, достоин-
ство и власть императора как нечто находящееся в его личном владении, хотя папы не-
редко пытались именно так истолковывать императорскую коронацию. С другой
стороны, учитывая важность свершавшегося акта и высокое достоинство его исполни-
теля, нельзя видеть в папе просто некое орудие для завершающего освящения предва-
рительно избранного князьями императора — трактовка, нередко встречавшаяся в ис-
тории Священной Римской империи. В идеале это должно было происходить как
свободное волеизъявление папы в смысле благого деяния без каких-либо намеков на
вассально-ленные отношения.
По мере дробления Каролингской империи у императора оставалось все меньше осно-
ваний для притязаний на всемирное господство. Титул императора на Западе был тогда
не более, чем титулом, лишенным реального содержания. Вместе с тем франкская импер-
ская идея продолжала жить, не будучи полностью вытесненной римской идеей: считалось,
что власть и достоинство императора должны принадлежать наиболее могущественному
представителю Каролингской династии. Обе эти концепции средневековой империи,
римская и не связанная с Римом (прежде всего франкская, ахенская идея), были еще жи-
вы. когда Оттон I в 962 году возродил империю в Западной Европе. Он отдал предпочте-
ние римской идее, отправившись в Рим для получения короны из рук паны. Тем самым
было принято важнейшее решение, последствия которого сказывались на протяжении
столетий — по пути Оттона I пошли все претенденты на корону Священной Римской им-
перии. Однако папская коронация сама по себе еще не свидетельствовала об исключи-
тельном доминировании римской идеи. Карл Великий, поборник неримского император-
ского достоинства, тоже не отвергал освящения своей власти папой. И в 962 году папа,
естественно, представлявший римскую идею, в известной мере признавал, что импера-
торская власть германского короля имеет и другую основу — победы, одержанные над
язычниками. Если имперская идея Оттона I еще заключала в себе оба компонента, рим-
ский и неримский, и соответственно две возможные тенденции развития, то при его пре-
емниках римская идея начинает все отчетливее доминировать, чтобы к концу эпохи Отто-
нов окончательно возобладать. Франкская, ахенская идея Карла Великого более двух
столетий боролась с римской идеей средневековой империи и в конце концов была побеж-
дена противостоявшими ей силами. В Каролингский период прежде всего папство проти-
вилось попыткам оторвать имперскую идею от Рима, а в эпоху Оттонов на помощь ему
•-------------------------------> 277 <------------------------------------------
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
пришли литературная традиция Античности (Оттоновское возрождение) и влияние идей
реформы церкви (клюнийское движение), тесно связанных с идеен христианской импе-
рии. В XI веке, когда римская идея фактически уже победила, она получила еще и допол-
нительное подкрепление в виде возрождавшегося римского права. Этот результат, воз-
можно, был предопределен и тем, что сама неримская идея империи в конечном счете
являлась ответвлением от римской идеи.
С. 188. ...это был король-выскочка... — Едва ли можно согласиться с подобной трак-
товкой. Конечно, Гуго Капет был далеко не Карл Великий, но и не являлся «королем-
выскочкой>>, с легкостью овладевшим короной. Он был правнуком Роберта Храброго,
принадлежал к одному из наиболее знатных и могущественных родов Франции —
Робертпнам, из которого еще до Гуго Капета трижды избирались французские короли.
Если смена династии во Франции стала неизбежной (а она могла бы произойти еще не-
сколькими десятилетиями раньше, и лишь поддержка, которую французские Каролинги
полумили от германского короля и императора Оттона I, позволила им продлить собствен-
ное пребывание у власти), то более достойного претендента на королевский трон, чем
представитель рода Робертинов, тогда не было.
Герберт Орильякский — схоластик Реймсской соборной школы, впоследствии папа
Римский Сильвестр II.
В «Вертинской летописи»... — Вертинские анналы представляют собой продолжение
«Анналов Франкского королевства» («Annales regni Francorum») за период с 830 по
882 год. Получили свое название по месту обнаружения в монастыре Св. Бертина во
Фландрии.
С. 190. В год воплощения Господня 1059, а царствования короля Генриха тридцать
второй... — Король Франции Генрих I правил с 1031 по 1061 год, следовательно, в 1059
году шел не тридцать второй, а двадцать девятый год его правления.
С. 191. Св. Ремигий (Remigins, франц. Saint Remi) — архиепископ Реймсский
(437-533), апостол франков. Сын Эмилия, графа Лаонского, Ремигий получил хорошее
образование и 22 лет от роду был избран архиепископом Реймсским. По преданию, Реми-
гип, пользуясь влиянием на Клотильду, жену франкского короля Хлодвпга. склонил по-
следнего к обращению в христианство. Крещение Хлодвпга совершено Ремигием в Рейм-
се в 496 году. Из произведений Ремигия сохранились лишь 4 письма, два из которых
адресованы Хлодвнгу и представляют исторический интерес.
Гормизд — папа Римский (514-523). Безуспешно предпринимал попытки сближения
западной и восточной церквей, чему активно противодействовал остготский король Тео-
дорих Великий, опасавшийся усиления византийского влияния в Италии.
Виктор II — папа Римский (1055-1057), бывший прежде епископом Эйхштетским,
возведен на папский престол императором Генрихом III, энергично боролся против си-
монии и браков духовенства.
С. 193. ...сын ею Людовик... — ЛюдовикУ! Толстый (1108-1137).
...несмотря на узурпацию... — Гизо совершенно неоправданно называет узурпатором
Гуго Капета, восшествие которого на престол скорее явилось благом для Франции.
> 278 <
ПРИМЕЧАНИЯ
С. 200. Мы передали в руки тамплиеров те деньги... — Тамплиеры были известны в
свое время своими банковскими операциями, благодаря которым они скопили огромные
богатства. В Париже находилась их центральная банковская контора.
С. 201. Рожер I — граф Сицилийский, младший из двенадцати сыновей Танкреда из
Отвиля; в 1054 году вместе со своим старшим братом Робертом Гвискаром отправился в
Италию и разделил с ним власть над завоеванной Калабрией. В 1061 году Рожер вместе с
Робертом начал завоевание Сицилии, взял Мессину, Катанию, Палермо, после чего полу-
чил от брата остров в лен, с титулом графа Сицилийского; закончив покорение острова,
ввел на нем феодальное устройство. После смерти в 1085 году Роберта Рожер стал во гла-
ве норманнов в Италии. Умер в 1101 году.
...с герцогом Анжуйским... — Владетели Анжу носили титул не герцогов, а графов —
графы Анжуйские. Сын Жоффруа, графа Анжуйского, Генрих стал королем Англии Ген-
рихом II, родоначальником английской королевской династии Плантагенетов.
Лекция XLIII
С. 204. ...это была власть своего рода, sui generis... — То есть своеобразная, особен-
ная, не имеющая себе подобных.
С. 209. Quia те vestigia terrent
Omnia el adtersum speclantia, nulla retrorsum.
[Лиса осторожно молвила хворому Льву]: «Следы вот меня устрашают:
Все они смотрят к тебе, ни один не повернут обратно».
Горации. «Послания», I, 1, 74 75. Пер. Н. Гинцбурга.
Гораций здесь цитирует басню Эзопа «Лиса и Лев»: Лев, притворившись больным,
лежит в пещере: проходящая мимо Лиса издали осведомляется, как он себя чувствует;
когда же он спрашивает, почему она не подойдет поближе, Лиса отвечает: «Потому что
вижу много следов, идущих к тебе, но не вижу следов, идущих от тебя».
С. 217. Ригор (Bigord, лат. Bigordus, Bigoltus или Bigotus) — французский монах-ле-
тописец, родом из Лангедока, умер в аббатстве Сен-Дени в 1207 году. Написал историю
короля Филиппа II, которому первым дал прозвище Августа и который назначил его сво-
им историографом. Не отличаясь изяществом изложения, эта история является лучшим
источником для первых тридцати лет царствования Филиппа II Августа.
Гильом Бретонец — капеллан Филиппа II Августа, продолжил труд Ритора, доведя его
до 1215 года.
...описание народной радости после битвы при Бувине. — В сражении при Бувпне, де-
ревне, расположенной в миле с четвертью к юго-востоку от Лиля, состоявшемся 27 июля
1214 года, французский король Филипп II Август одержал победу над войсками англий-
ского короля Иоанна Безземельного и его союзника германского императора Оттона ГУ.
Считается одной из решающих битв в истории Франции, внесших важный вклад в фор-
мирование единого централизованного французского государства.
•--------------------------------> 279 <------------------------------------------
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
Лекция XLIV
С. 221. ...Марк Аврелий был стоик... — Задачу своей философии стоики усматривали в
том, чтобы найти прочное разумное основание для нравственной жизни. Они видели в че-
ловеческом знании лишь средство к добродетельному поведению и достижению блага и
ставили перед собой задачу сделать человека свободным и счастливым посредством доб-
родетели. а потому определяли философию как упражнение в добродетели (асткцок;
аретт|<;). Это в какой-то мере роднит стоиков с христианами и, как справедливо заметил
Г изо, Марка Аврелия с Людовиком Святым.
С. 222. Гильом де Нанжи (умер около 1300 года) - французский хронист, монах аб-
батства Сен-Дени, автор <<Всемирной хроники>>.
...этого самою английскою короля Генриха... — Имеется в виду английский король Ге-
нрих III (1216 1272).
...времен Карла VI... — Карл VI Безумный, король Франции с 1380 по 1422 год.
С. 223. Жуанви.гь Жан (Joinville Jean, 1224-1317) - знаменитый французский хро-
нист, поступил на службу к королю Тибо IV Наваррскому, графу Шампанскому, и был у не-
го сенешалем. Принял участие в крестовом походе, предпринятом в 1245 году Людови-
ком IX. Для покрытия расходов на вооружение Жуанвиль заложил часть своих имений и с
9 рыцарями и 700 вооруженных людей сел на корабль в Марселе, но, так как не был в со-
стоянии заплатить своим рыцарям и воинам, на острове Кипр, куда они пристали, посту-
пил со своей маленькой армией на службу к королю. С королем же он вернулся в 1254 го-
ду во Францию и с тех пор оставался при дворе. Его («История Людовика Святого»!
((«Histoire de St. Louis>>) (собственно — мемуары) — одно пз ценнейших произведений
исторической литературы Средних веков.
С. 227. ...добрый король Филипп... — Очевидно, имеется в виду французский король
Филипп II Август (1 180-1223).
С. 228. ...в указе короля Иоанна... — Французский король Иоанн II Добрый
(1350-1364).
С. 232. ...как в Лангедоке, так и в Лангедойле. — Имеются в виду два исторически сло-
жившихся региона Франции, различавшихся по уровню экономического развития и в
культурном отношении: южная часть — Лангедок (с диалектом, получившим название
langue d'oc) и северная — Лангедойль (соответственно с диалектом langue d'oil). Эти раз-
личия сохранялись на протяжении всего Средневековья и даже в Новое время.
С. 233. «Книга ремесел Парижа» — запись уставов 100 парижских ремесленных цехов,
произведенная во второй половине XIII века ио решению прево Парижа Этьена Буало.
С. 236. Маргарита — французская королева (1219-1285), дочь графа Прованского. В
1234 году вышла замуж за Людовика Святого; в 1 248 году сопровождала короля в кресто-
вый поход. Не принимая участия в управлении государством, Маргарита часто давала мужу
полезные советы, в частности, отговорила его от намерения отречься от престола и всту-
пить в орден доминиканцев. После смерти короля Маргарита удалилась в монастырь.
С. 237. ...указали ему на Этьена Буало... — Год и место рождения Этьена Буало
(Boileau Etienne) не известны. Умер в Париже в 1270 году.
•--------------------------------> 280 <------------------------------------------
ПРИМЕЧАНИЯ
Лекция XLV
С. 241. Филипп IV Красивый (Philippe le Bel) — французский король (1285-1314).
Его царствование сыграло немаловажную роль в процессе упадка политического могуще-
ства феодалов и укрепления монархии во Франции. Советники Филиппа Красивого, вос-
питанные в духе традиций римского права, всегда старались подыскать ««законное» осно-
вание для требований и домогательств короля и облекали важнейшие дипломатические
споры в форму судебных процессов. Все его правление наполнено конфликтами, судебны-
ми процессами и дипломатическим сутяжничеством самого беззастенчивого свойства.
Так, например, подтвердив за английским королем Эдуардом 1 владение Гиенью, Филипп
Красивый после целого ряда придирок вызвал его на суд, зная, что Эдуард, воевавший как
раз в это время с шотландцами, явиться не может. Эдуард, опасаясь войны с Филиппом,
прислал к нему посольство и на сорок дней позволил ему занять Гиень. Филипп занял гер-
цогство и по истечении установленного срока не захотел оставить его. Начавшиеся пере-
говоры вылились в военный конфликт, но в конце концов Филипп отдал Гиень с тем ус-
ловием, чтобы английский король вновь принес ему присягу и признал себя его вассалом.
Военные действия против Англии Филипп прекратил лишь потому, что союзники англи-
чан фламандцы стали тревожить север его королевства. Филипп IV сумел расположить к
себе фламандское бюргерство, и граф Фландрский, оставшись без поддержки, попал в
плен к французам, а Фландрия была присоединена к Франции. В том же 1301 году нача-
лись волнения среди покоренных фламандцев, которых притеснял французский намест-
ник Шатильон. Восстание охватило всю Фландрию, и в битве при Куртре в 1302 году
французы были разбиты наголову. После этого война с переменным успехом длилась
больше двух лет, и лишь в 1305 году фламандцы были вынуждены уступить Филиппу зна-
чительную часть своей территории, признать вассальную зависимость от него остальных
земель, выдать для казни около 3000 граждан, разрушить крепости. Война с Фландрией
затянулась, главным образом, потому, что внимание Филиппа Красивого было отвлечено
как раз в эти годы борьбой с папой Бонифацием VIII. В первые годы своего понтифика-
та Бонифаций относился довольно дружелюбно к французскому' королю, но затем они рас-
сорились. Осенью 1296 года Бонифаций издал буллу, категорически запрещавшую духо-
венству платить подати мирянам, а мирянам — требовать таких платежей у духовенства
без специального соизволения римской курии. Филипп, вечно нуждавшийся в деньгах,
видел в этой булле ущерб своим фискальным интересам и прямое противодействие начи-
навшей господствовать при Парижском дворе доктрине, согласно которой духовенство
обязано помогать деньгами государству. В ответ на папскую буллу Филипп Красивый за-
претил вывоз из Франции золота и серебра, и папа, таким образом, лишился важной ста-
тьи дохода. Обстоятельства благоприятствовали французскому королю, и папа уступил —
издал новую буллу, аннулировавшую предыдущую, и даже, в знак особого благоволения,
канонизовал покойного деда короля, Людовика IX. Эта уступчивость не привела, однако,
к прочному миру с Филиппом, которого соблазняло богатство французской церкви. Леги-
сты, окружавшие короля, в особенности Гильом Ногарэ и Пьер Дюбуа, советовали коро-
лю изъять из ведения церковной юстиции целые категории уголовных дел. Отношения
•-------------------------------> 281 <----------------------------------------
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
между Римом и Францией крайне обострились. Папа ответил королю обвинением его са-
мого в посягательстве на духовную власть и вызвал его к себе на суд. В то же время он от-
правил к королю буллу, в которой подчеркивал полноту папской власти и ее превосходст-
во над всякой светской властью. Король, по преданию, предварительно сжег буллу и
созвал в апреле 1302 года Генеральные штаты — первые в истории Франции. Дворяне и
представители городов выразили безусловную поддержку королевской политики, а духов-
ные лица постановили просить папу позволить им не ехать в Рим, куда он вызвал их на со-
бор, готовившийся против Филиппа. Бонифаций не согласился, но духовные лица все же
в Рим не поехали, ибо король категорически им это запретил. На соборе, который состо-
ялся осенью 1302 года, Бонифаций снова подтвердил свое мнение о супрематии духовной
власти над светской, <<духовного меча>> над <<мирским». В 1303 году Бонифаций освобо-
дил часть подвластных Филиппу'земель от вассальной присяги, а король в ответ созвал со-
брание высших духовных лиц и светских баронов, перед которым Ногарэ обвинил Бони-
фация во всевозможных злодействах. Вскоре после этого Ногарэ с небольшой свитой
выехал в Италию, чтобы арестовать папу, у которого были смертельные враги, сильно об-
легчившие задачу французского агента. Папа уехал в Ананьи, не зная, что жители этого
города готовы изменить ему. Ногарэ и его спутники свободно вошли в город, проникли во
дворец и вели себя крайне грубо (говорят даже, что Ногарэ нанес папе пощечину). Через
два дня настроение жителей Ананьи изменилось, и они освободили папу. Спустя несколь-
ко дней Бонифаций VIII умер, а через Ю месяцев умер и его преемник, Бонифаций IX.
Новый папа, француз по происхождению, Климент V, избранный в 1304 году, перенес
свою резиденцию в Авиньон, находившийся под непосредственным влиянием француз-
ского правительства. Покончив с папством, сделав его орудием в своих руках, Филипп
принялся осуществлять свою заветную мечту. Ему давно уже хотелось наложить руку на ор-
ден тамплиеров, обладавший большими богатствами. Филипп к тому' же много задолжал
этому ордену. В 1307 году Ногарэ велел арестовать тамплиеров и начал против них про-
цесс. Процесс вели, кроме светских властей, еще и инквизиторы. Под пытками тамплие-
ры сознались во всех преступлениях, какие только инкриминировали им. Процесс длился
несколько лет, и многие члены ордена были приговорены к сожжению. В 1311 году Кли-
мент V объявил орден упраздненным, и Филипп завладел почти всем его имуществом. Им
руководило постоянное стремление наполнить пустую королевскую казну. Для этого не-
сколько раз созывались Генеральные штаты, для этого же продавались и отдавались в
аренду различные должности, производились насильственные займы у городов, облага-
лись высокими налогами и товары, и имения, чеканилась низкопробная монета, причем
население, особенно неторговое, терпело большие убытки. В 1306 году Филипп даже вы-
нужден был бежать на время из Парижа, пока не стихла народная ярость по одному из та-
ких поводов. Права феодальных владетелей были значительно ограничены, например в
деле чеканки монеты. Короля не любили за его слишком алчную фискальную политику.
Активная внешняя политика Филиппа Красивого в отношении Англии, Германии и Са-
войи, приводившая иногда к расширению французских владений, была единственной
стороной правления короля, которая нравилась и его современникам, и ближайшим по-
томкам.
•-----------------------------> 282 <---------------------------------------
ПРИМЕЧАНИЯ
С. 245. Он собирает со своих благородных и неблагородных подданных налог дли войны
с Фландрией. — Территория графства Фландрского поминально входила в состав Фран-
цузского королевства, не будучи французской ин по населению, ни по языку. Исключение
составляли только некоторые приграничные области. Вместе с тем Франция претендова-
ла на богатые города Фландрии — Гент, Ипр и Брюгге. Филипп IV воспользовался внут-
ренней борьбой в этих городах, став на сторону патрицианско-бюргерской верхушки, од-
нако введение им тяжелых налогов вызвало широкое народное движение. В 1302 году в
Брюгге был вырезан французский гарнизон. Это событие, получившее название
«Брюггской заутрени» (восстание началось по звону колокола, обычно звавшего к заутре-
не), послужило сигналом для восстания по всей Фландрии. Филипп IV двинул против мя-
тежников свою армию, которая в том же 1302 году потерпела сокрушительное поражение
в битве при Куртре. Это был один из редких случаев в Средине века, когда городское
ополчение разбило рыцарскую конницу. Собранные па поле битвы шпоры французских
рыцарей были повешены в знак победы на воротах города, из-за чего это сражение и по-
лучило название «Битвы шпор».
...ежегодно будут заседать два парламента... — Парижский парламент являлся высшей
судебной инстанцией Французского королевства.
С. 248. ...Филиппу Красивому не принадлежит честь первого созыва... — И тем не ме-
нее современная историческая наука относит зарождение Генеральных штатов во Фран-
ции ко времени правления Филиппа Красивого.
С. 249. Бонифаций VIII (собственно Бенедетто Гадтани) — папа Римский с 20 дека-
бря 1294 года до 11 декабря 1303 года. Происходил из древнего рода Гадтаии в Ананьи,
родился около 1230 года. Красноречивый юрист и дипломат, красавец собой, Бонифа-
ций, вступив на папский престол, окружил себя блестящей римской знатью, ввел пышный
этикет в курии и всеми силами старался возвратить папскому престолу его прежнее значе-
ние. Во многих итальянских городах ему воздавались великие почести, даже при жизни
воздвигались статуи. Он с необыкновенной пышностью отпраздновал юбилейный 1300
год, на празднование которого в Рим собралось около 2 миллионов паломников. В 1303
году он основал в Риме университет. Но вся деятельность Бонифация VIII отмечена печа-
тью самонадеянности. Вмешавшись в дела сицилийцев, только что изгнавших французов,
он в конце концов вынужден был признать свободно избранного ими короля Фридриха II
Арагонского (1303 год). В Тоскане Бонифаций безуспешно пытался положить конец
ожесточенной борьбе гвельфов с iибеллппамп, и столь же безрезультатным оказалось его
обращение к датскому королю Эрику II с требованием освободить архиепископа Лундско-
го, заключенного в тюрьму по обвинению в заговоре. Такую же неудачу он потерпел и в
деле с английским королем Эдуардом, которого вызвал в Рим, чтобы судить за завоевание
Шотландии, считавшейся папским леном. Но самые гибельные последствия для папско-
го влияния имело его долголетнее столкновение с Францией. Когда духовенство Франции
и Англии принесло Бонифацию VIII жалобу на Филиппа IV и Эдуарда I. которые облага-
ли их податями, он издал 25 февраля 1296 года буллу, в которой пригрозил отлучением
всякому, кто обложит духовенство без согласия папы. Эдуард I уступил, но Филипп IV от-
ветил запрещением вывоза благородных металлов и заставил папу покориться. Правда, в
--------------------------------> 283 <-----------------------------------------
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
1298 году оба монарха предложили Бонифацию роль третейского судьи в их взаимных
распрях, но когда вынесенное им решение пришлось не по вкусу Филиппу IV, тот просто
оставил его без внимания. Бонифаций отправил новую буллу, которая кончалась словами:
«Не думай, что ты не подчинен никому, даже главе иерархии; так может думать только бе-
зумец или нехристьо. Филипп сжег буллу и отвечал: «Филипп, милостью Божией король
французов, Бонифацию, мнящему себя верховным владыкой. Да будет известно вашему
нахальству, что, как светская власть, мы никому не подчинены; кто думает иначе, тот без-
дельник и дурак>>. Созванному в Риме церковному собору из французских прелатов Фи-
липп противопоставил собор из баронов, прелатов и городов, которые заявили папе, что
в светских делах они, кроме Бога, подчинены только королю, получившему свою власть
Божьей милостью. Бонифаций ответил 18 ноября 1302 года знаменитой буллой, коей от-
лучил Филиппа от церкви и объявил его сверженным с престола. Король, со своей сторо-
ны, обвинил папу в нечестивости, симонии, развратной жизни и пригрозил ему церков-
ным собором. В то же время он отправил в Италию своих посланцев, исход миссии
которых известен (см. примем, к с. 241 данной лекции). Мнение современников о Бони-
фации VIII исчерпывается следующим отзывом: «Он подкрался, как лисица, царствовал,
как лев, а умер, как собакам. Следует, впрочем, отметить, что большинство обвинений,
выдвигавшихся против Бонифация VIII, оказались не совсем основательными.
С. 252. Со смерти Людовика Святого до восшествия на престол Филиппа Валуа... —
То есть с 1270 по 1328 год.
С. 254. ЛюдовикXСварливый (Le Hutin ou le Querelleur, 1314-1316) — французский
король, родился в 1289 году. Унаследовал от своей матери, Иоанны Наваррской, Шам-
пань и Наварру (1305). Бесхарактерный и беззаботный, привыкший к изнеженной
жизни, Людовик X не был способен продолжать политику своего отца — установление не-
ограниченной монархии. Всеми делами заправлял его дядя, Карл Валуа. Помощники и со-
ветники Филиппа IV были удалены, некоторые даже преданы суду. Людовик X обещал
восстановить ленные и судебные права феодальных владельцев, чеканить вместо низко-
пробной ту же монету, какая была при Людовике IX, уменьшить влияние легистов и коро-
левской администрации. Однако ему не удалось восстановить «добрые обычаи времен
Людовика Святого>>. Постоянно нуждаясь в деньгах, он должен был искать поддержки у
горожан, враждебных феодалам. Чисто финансовыми соображениями объясняется зна-
менитый ордонанс Людовика X от 1315 года, в котором он, упразднив крепостное право
в своих доменах, приглашает других сеньоров последовать его примеру и говорит, что
каждый француз должен быть свободным. Продолжая начатую его отцом борьбу с Фланд-
рией, Людовик X собирался покорить фландрские города, но потерпел неудачу. Людовик
X был женат на Маргарите, принцессе Бургундской. Обвинив ее в измене, он запер ее в
темницу, потом убил и вступил во второй брак с Клеменцией, неаполитанской принцес-
сой. От первого брака оставил дочь Иоанну.
Филипп VДлинный (le Long) — король Франции (1316-1322), второй сын Филиппа
IV Красивого, родился в 1293 году. До вступления на престол был графом Пуатье; насле-
довал своему старшему брату Людовику X. Немедленно по вступлении на престол прекра-
тил доставшуюся ему в наследство войну с Фландрией и посвятил себя всецело внутренне-
•-----------------------------> 284 <--------------------------------------
ПРИМЕЧАНИЯ
му управлению. Он был исполнен самых лучших намерений, искренне старался водворить
порядок в администрации. В его короткое царствование было издано множество ордонан-
сов, при помощи которых он пытался уладить внутренние неурядицы. Его царствование
может рассматриваться как время подведения итогов всей деятельности Капетингов: что
раньше не вошло в законодательство, то теперь подверглось регламентации. Для выпол-
нения этой работы он неоднократно созывал совещания всякого рода. Генеральные шта-
ты не пользовались его расположением; он гораздо охотнее созывал собрания более част-
ного характера и особенно любил советоваться с представителями городов. Однако
Филипп V потерпел неудачу в обеих проводившихся им крупных реформах: он хотел вер-
нуть королевской власти монетную регалию, утраченную ею в период феодальной смуты,
и ввести единую систему мер и весов, но ни то ни другое ему не удалось осуществить.
Карл IVКрасивый (le Bel) — французский король (1322-1328), родился в 1294 го-
ду, последний из трех следовавших друг за другом на престоле сыновей Филиппа IV Кра-
сивого, преемник Филиппа V Длинного. Карл IV боролся за усиление королевской влас-
ти, проводя деспотическими методами внутреннюю политику. Своей сестре, английской
королеве Изабелле, он помогал против ее мужа Эдуарда II, который был побежден иубит,
за что Изабелла уступила Карлу Аженуа и заплатила ему 50000 марок. Разведясь со своей
первой женой, Бланкой Бургундской, изменившей ему, Карл женился на Марии Люксем-
бургской, брата которой, Людовика Баварского, поддерживал в борьбе за немецкий пре-
стол. В третий раз Карл был женат на Иоанне Эвре, от которой родились три дочери. Не
имея сына, Карл должен был предоставить Генеральным штатам решение вопроса, кому
отдать престол — Филиппу Валуа, его двоюродному брату, или Эдуарду Ш Английскому,
его племяннику.
СОДЕРЖАНИЕ
ЛЕКЦИЯ XXXI. Предмет курса. — Об элементах национального единства. Они уже су-
ществуют и начинают развиваться во Франции в конце X века. С этих пор начинается фран-
цузская цивилизация. — Предметом этого курса будет феодальная эпоха. Она заключает
в себя XI, XII и XIII века, от Гуго Капета до Филиппа Валуа. — Доказательства того, что
это — действительно границы феодальной эпохи. — План курса. — История 1) общества
и 2) чело-веческого ума в продолжение феодальной эпохи. — История общества разделя-
ется 1) на историю светского и 2) на историю духовного общества. — История человече-
ского ума разделяется 1) на историю ученой литературы, на латинском языке и 2) на исто-
рию национальной литературы, на родном языке. — Важное значе-ние Средних веков в
истории французской цивилизации. — О настоящем состоянии мнений относительно
Средних веков. Справедливо ли, будто историческое беспристрастие и поэтическая симпа-
тия к этой эпохе не лишены опасности? — Польза данных занятий.................7
ЛЕКЦИЯ XXXII. Необходимость изучать постепенное образование феодального по-
рядка. Часто забывают, что общественные факты образуются медленно, подвергаясь
при этом многим превратностям. — Распадение феодального порядка па его главные
элементы. Их три: 1) свойство территориальной собственности; 2) слияние верховной
власти с собственностью; 3) иерархическое устройство феодальной ассоциации. — О со-
стоянии территориальной собственности с V века по X. — Происхождение и значение
слова <<feodum>>. Это синоним слова <<beneficium>>. — История бенефициев с V по X век. —
Разбор системы Монтескье относительно законной постепенности срока бенефициев. —
Причины увеличения числа бенефициев. — Почти вся поземельная собственность ста-
новится феодальною...........................................................21
ЛЕКЦИЯ XXXIII. О слиянии верховной власти с собственностью, составляющем вто-
рую черту феодального порядка. — Действительный смысл этого факта. Источник его. Он
не произошел ни от римского общества, ии от германской дружины. Был ли он только
результатом завоевания? Какой системы придерживаются в этом отношении феодальные
публицисты. — Две формы германского общества: род-племя и дружина. — Обществен-
ная организация племени. — Домашняя верховная власть отличается здесь от верховной
власти политической. — Двоякий источник домашней верховной власти у древних герман-
цев. Она произошла от семьи и от завоевания. — Что сталось с организацией германско-
го племени и в особенности с домашней верховной властью после утверждения германцев
в Галлии. То, что заимствовано ею от семейного духа, ослабело. Что получено ею от заво-
•-------------------------------> 286 <------------------------------------------
СОДЕРЖАНИЕ
еваиия, сделалось господствующим. — Перечень и действительный характер феодальной
верховной власти............................................................40
ЛЕКЦИЯ XXXIV. Об общей ассоциации ленных владельцев между собою; третья харак-
теристическая черта феодализма. — По самой сущности своих элементов эта ассоциация
должна была быть слабой и неправильной. Она и была действительно всегда такою. —
Ложность картины феодальной иерархии, изображаемой поклонниками феодализма.
Бессвязность и слабость ее были особенно велики в конце X века. — Об образовании этой
иерархии с V по X век. — После германского нашествия существовало три системы уч-
реждений: свободные учреждения, монархические и аристократические. Сравнительная
история этих трех систем. Упадок первых двух. Торжество третьей, хотя оиа и остается
неполной и беспорядочной....................................................55
ЛЕКЦИЯ XXXV. Какому методу надо следовать при изучении феодальной эпохи. —
Простой леи есть основной элемент и первичная частица феодализма. — Простой лен
содержит в себе: 1) замок и его владельцев; 2) селение и его жителей. — Происхождение
феодальных замков. Оии распространяются в IX и X веках. — Причины этого. Короли и
сильные сюзерены стараются тому препятствовать. Усилия их оказываются напрасными. —
Характер замков в IX веке. — Домашняя жизнь ленных владельцев. Их разобщенность. Их
праздность. Их войны, набеги и беспрестанные приключения. — Влияние материальных
условий феодальных жилищ на ход цивилизации. — Развитие домашней жизни, положения
женщин и семейного духа внутри замков.......................................72
ЛЕКЦИЯ XXXVI. Старания ленных владельцев населить и оживить внутренность замка.
Средства, представлявшиеся им для достижения этой цели. — Должности, раздаваемые
в виде ленов. — Воспитание сыновей вассалов в замке сюзерена. — О принятии юношей
в число воинов в древней Германии. Факт этот увековечивается после нашествия. —
Двоякое происхождение рыцарства. Составленное о ием ложное понятие. — Рыцарство
возникло просто, непреднамеренно внутри замков и вследствие древиих германских
обычаев, с одной стороны, и отношений сюзерена к вассалам — с другой. — Влияние
религии и духовенства иа рыцарство. — Обряды при поступлении в рыцари. Их прися-
га. — Влияние воображения и поэзии иа рыцарство. Его нравственный характер и важ-
ность в этом отношении. Как учреждение, оно неопределенно и непрочно. — Быстрый
упадок феодального рыцарства. Ойо порождает ордена: 1) духовного и 2) придворного
рыцарства...................................................................90
ЛЕКЦИЯ XXXVII. О состоянии земледельческого населения или феодальной деревни.
Положение его кажется долго неподвижным. — Сильно ли изменилось оио вследствие наше-
ствия варваров и установления феодализма? Общее заблуждение иа этот счет. — Необходимо
изучить состояние земледельческого населения в Галлии до нашествия, при римском управ-
лении. Источники для этого изучения. — Разница между колонами и рабами. Различие и
сходство их положения. — Отношения колонов: 1) с земледельцами, 2) с правительством. —
•-------------------------------> 287 <------------------------------------------
ИСТОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ВО ФРАНЦИИ
Каким образом человек становился колоном. — Об историческом происхождении класса
колонов. — Шаткость мыслей г-на Савиньи. — Догадки.........................112
ЛЕКЦИЯ XXXVin. О положении земледельческого населения в Галлии с V по XIV век. —
Оно не настолько изменилось, как это обыкновенно думают. Две главные перемены, кото-
рые должны были совершиться в нем и действительно совершились. — Восстания крестьян
в X и XI веках. — Постоянно продолжающееся различие между колонами и рабами. — Про-
гресс в положении колонов с XI по XIV век. — Доказательства................125
ЛЕКЦИЯ XXXIX. О взаимных отношениях ленных владельцев между собой. — Разнооб-
разие и сложность элементов феодальной ассоциации, рассматриваемой в ее целом. Необ-
ходимость свести ее к собственным существенным элементам. — Отношение сюзеренов к
своим вассалам. Характер этих отношений. — Вассальское подданство, присяга на верность и
инвеститура. — О феодальных обязанностях. — О феодальной службе. — Военная служба. —
Судебная служба. — Поборы. — О некоторых нравах, постепенно приобретенных сюзерена-
ми. — Независимость вассалов, отбывших феодальную службу...................141
ЛЕКЦИЯ XL. Продолжение картины феодального общества. Об отношениях между вас-
салами одного и того же сюзерена. — О политических гарантиях феодального общества.
В чем состоят вообще политические гарантии. — О распрях между вассалами. —
О распрях между вассалом и его сюзереном. — О феодальных судах и суд равных. —
О средствах приводить в исполнение судебные приговоры. — Бессилие феодальных
гарантий. Необходимость каждого ленного владельца обороняться и расправляться
самому. — Действительная причина широкого распространения и продолжительного
существования судебных поединков и частных войн............................155
ЛЕКЦИЯ XLI. Общий характер феодального общества. О добрых его началах. — 1) Не-
обходимость личного согласия для составления общества. — 2) Простота и ясность условий
ассоциации. — 3) Без личного согласия нет ни новых повинностей, ни новых условий. —
4) Вмешательство общества в судебные дела. — 5) Официально признанное право
сопротивления. — 6) Право расторгнуть ассоциацию; границы его. — Недостатки фео-
дального общества. — Двойной элемент всякого общества. — Слабость социального
принципа при феодализме. — Чрезмерное преобладание индивидуальности. Причины
этого. Последствия этих недостатков. — Возрастающее неравенство сил между ленными
владельцами. — Возрастающее неравенство прав. — Упадок общественного участия в де-
лах судебного разбирательства. — Происхождение должностей прево и бальи. — Образо-
вание известного числа мелких королевств. — Заключение.....................169
ЛЕКЦИЯ XLII. Состояние королевской власти в конце X века. Постепенное ослабление
ее различных начал. — Противоречие между положением Каролингской королевской влас-
ти по праву и на деле. Неизбежность ее падения. — Характер возвышения Гуго Капета. —
Прогресс принципа законности. — Состояние королевской власти при Роберте, Генрихе I
•-------------------------------> 288 <-----------------------------------------
СОДЕРЖАНИЕ
и Филиппе I. Точно ли она была так слаба и ничтожна, как говорят? Причины и границы
ее слабости. Неопределенность ее характера и принципов. — Новый характер королевской
власти при Людовике VI. Она высвобождается из прошлого и начинает гармонировать с
общественным бытом. — Войны и правление Людовика VI. — Правление Сугерия прн Лю-
довике VII. — Состояние королевской власти по смерти Людовика VII.........184
ЛЕКЦИЯ XLIII. Состояние и разные отличительные черты королевской власти при вос-
шествии на престол Филиппа Августа. — Состояние королевства в территориальном отно-
шении. — Владения английских королей во Франции. — Отношения Филиппа Августа с
Генрихом П. — Ричард Львиное Сердце и Иоанн Безземельный. — Территориальные при-
обретения Филиппа Августа. — Королевские округа. — Успехи монархической власти. —
Старания Филиппа Августа собрать вокруг себя крупных вассалов и сделать из них средство
правления. В то же время он старается поставить королевскую власть вне феодализма. —
Корона освобождается от власти духовенства. — Законодательные труды Филиппа Августа.
Его заботы о материальной и нравственной цивилизации. Влияние его царствования на
умы народа. — Королевская власть становится национальной. Этот результат обнаружива-
ется после битвы при Бувине и во время коронации Людовика VHI.............203
ЛЕКЦИЯ XLIV. Королевская власть в царствование Людовика Святого. — Влияние его
личного характера. — Его поступки относительно величины территории королевства. Его
приобретения. — Его обращение с феодальным обществом. Его уважение к правам сень-
оров. — Действительный характер его борьбы с феодализмом. — Расширение судебной
власти короля. — Успехи законоведов и парламента. — Расширение законодательной
власти короля. — Успехи независимости королевской власти в духовных делах. — Способ
управления Людовика Святого в своих владениях. — Общий вывод...............220
ЛЕКЦИЯ XLV. Положение королевской власти после царствования Людовика Святого. —
По праву она не была ни неограниченной, ни ограниченной. На деле она беспрестан-
но терпела нападения, а между тем была выше всякой другой власти. — Ее стремление к
неограниченности. Это стремление обнаруживается при Филиппе Красивом. — Разные
стороны деспотизма. — Успех неограниченной власти в законодательстве. — Разбор
указов Филиппа Красивого. — Действительный характер состава и влияния национальных
собраний в его царствование. — Успехи неограниченной власти в судебном ведомстве. —
Борьба легистов с феодальной аристократией. — Чрезвычайные комиссии. — Успех
неограниченной власти в деле налогов. — Борьба феодальной аристократии с неограни-
ченной властью прн трех сыновьях Филиппа Красивого. Ассоциации сопротивления. —
Затруднения в порядке престолонаследия. — Ослабление королевской власти к концу
феодальной эпохи.......................................................239
Примечания (сост. В.Д. Балакин)......................................261
Научное иллюстрированное издание
Гизо Франсуа «История цивилизации во Франции»
Издание в '1-х томах
Том 3 (лекции XXXI-XLV)
Ответственный редактор: к. и. н. Балакин В. Д.
Выпускающий редактор издания: к. ф. н. Кофанова Е. В.
Автор серийного оформления: [Яковлев A. TJ
Автор рисунков для заставок и концовок: Гершкович Ю. С.
Компьютерный набор: Савушкина Ю. А.
Допечатиая подготовка выполнена ООО УпакГрафика.
Компьютерная верстка н монтаж: Румянцева И. В.
Технический редактор: Пущаева Л. Д.
Корректор: Кофанова Л. И.
Набрано гарнитурой: Елизаветинская © Paratype Ink.
Издательский дом «Рубежи XXI»
127254, Москва, ул. Гончарова, 7-А, кв. 17
Сдано в набор: 01.03.2003 г.
Подписано к печати: 15.05.2006 г.
Формат 70 х 90/16. Печать офсетная. Бумага офсетная № 1.
Усл. печ. л. 18,5. Тираж 1 500 экз. Тип. зак № 1265.
Цена договорная.
Отпечатано в ОАО «Типография «Новости»
105005, Москва, ул. Ф. Энгельса, 46