В. Ардов
БОЛЬНОЕ МЕСТО
Кто же не знает: если у вас есть больное место, имен-
но этим местом вы будете тыкаться обо все мыслимые и
немыслимые предметы на вашем пути.
Тов. Мусляков Павел Прохорович, занимающий не-
малый пост заместителя председателя облисполкома по
промышленности, познал этот закон на собственном
опыте. Но познал своеобразно, мы бы сказали, ибо боль-
ным местом у него оказалось... впрочем, расскажем, как
оно вышло на деле.
Павел Прохорович вернулся с работы позднее обыч-
ного, и по многим признакам супруга его Екатерина
Степановна установила, что ее благоверный в дурном
настроении. В очень дурном! Он угрюмо сел к столику,
чтобы в одиночестве скушать свой обед (семья, не дож-
давшись Павла Прохоровича, отобедала раньше). Мол-
ча возил ложкой по глубокой тарелке со щами; громко
вздыхая, отщипывал кусочки хлеба прямо с хлебницы;
перчил и солил еду так, словно не себе самому готовил
блюда, а собирался отравить некоего врага...
И вдруг поднял голову, прислушался. И спросил
жену:
— Это кто еще там разговаривает?
— Кто, кто!.. К нашей Клавочке подружка пришла,
Леля. Сидят на диване, кроссворд решают...
— Чего решают?
— Ну, кроссворд. В журнале. Что ты, не знаешь? Там
разные клеточки, и в каждую клеточку букву надо впи-
сать, чтобы вышли слова...
— Какие такие слова?
— Да ты что придираешься? Слова, которые тут же,
в журнале, описаны...
— Как описаны?
1*
4
В. АРДОВ.
— А ну тебя, Павел! Ты уж совсем с ума сошел!..
И супруга, убрав со стола грязную тарелку, вышла
из комнаты.
Мусляков же стал прислушиваться. Две веселые де-
вушки смеялись от беспричинного, молодого веселья,
перекидывались вперебой такими репликами:
— Строительный материал из шести букв...
-— Какая первая буква?
— Не знаю. Последняя буква «ч»...
— «Ч»... «ч»... Стой! Это, безусловно, кирпич!
— Правильно! Как мы сразу не догадались?
Взрыв смеха.
Мусляков опустил голову и перестал жевать.
— Какое им-то дело до кирпича?.. — пробормотал
он сердито. — Ну, ладно, ну, признал же я сегодня на
бюро обкома, что с кирпичом у нас в области плохо. Ну,
моя вина. Ну, не наладил. Не поощрял инициативу... Но
дома-то уж, кажется, можно было бы мне дать покой?!
А девицы, отсмеявшись, продолжали:
— Восемнадцатое по горизонтали... Начинается как
раз этим «ч»... Что там написано?
— Кровельный материал. На «ч». Как ты думаешь?
— Стой, Лелька, я знаю! Ей-богу! Это чечевица!
— Черепица, дура... А чечевица знаешь что? Крупа...
— И не крупа, а бобы такие темненькие...
— Ну, все равно... Чечевица — кровельный мате-
риал!.. Ой, не могу!
Новый взрыв смеха. Мусляков бросает вилку на стол.
— Они что, нарочно, да?..*Мало меня грели сегодня
за эту черепицу и за камышит?..
Он разевает рот, чтобы крикнуть дочери что-нибудь
строгое, но передумывает. Снова берет в руки вилку, на-
чинает ковырять котлету, однако прислушивается.
— Домашний сосуд для хозяйственных целей... Таз,
что ли?
— Какой же таз, когда пять букв!
— Может, лохань?
— Лохань — шесть букв. Окоренок, а?
— Сама ты окоренок! (Смех).
— Ну, может, ванна?..
<— Не подходит: первая буква «м».
БОЛЬНОЕ МЕСТО
5
— Тогда, действительно, получается не ванна, а ман-
на... Смотри: опять крупа! (Смех).
— Ну тебя, Клавочка, я серьезно хочу решить...
— Горшок? Нет, чайник?
— Чудачка! Чайник же с носиком... Тогда бы было
написано, что сосуд с носиком.
— Вот уж необязательно... Ведь если про тебя гово-
рят «Леля», никто же не скажет «Леля с носиком»!
Очень большой приступ смеха у обеих подруг. А Мус-
ляков сидит, опустив нос в котлету. В голове его мель-
кает: «И ничего из того, что сейчас назвали девушки,
у нас в области не делают: ни тазов, ни лоханей, ни око-
рят, ни чайников...»
— Миска! — торжествуя, кричит Клава.
«И мисок нет! — про себя констатирует Мусляков.—
Какой-то особенно подлый кроссворд!»
— Дальше давай. Деревянная утварь в семь букв.
— Вешалка.
— Семь букв! Понимаешь, семь!
— Ав вешалке сколько по-твоему?
— Да, правда... Только тут начинается с «п».-
— Значит, плечики.
— Какие плечики?!
— Вешалку тоже так называют...
— Погоди, далась тебе вешалка. Может, полоска-
тельница?
— Вот так семь букв! Вот так деревянная!
Чудовищный приступ смеха. Мусля ко в страдальчески
•морщится. Успокоившись, подруги решают дальше:
— Форма взыскания. Этого я не понимаю...
— Ах, боже мой!.. Ну, там штраф или выговор...
А может, судимость...
Тут Мусляков ударяет кулаком по столу и вопит:
— Сейчас же перестать, отвратительные девчонки!!!
За дверью воцаряется молчание. Потом недоуменный
шепот. Мусляков дрожащими руками пытается закурить.
Входит жена и наивно начинает:
— Паша, я тебя хотела попросить, чтобы ты позво-
нил в ателье: Клавочке нужно сшить пальто, а там, ко-
нечно, очередь на полтора года. Когда уж у нас будет
столько пошивочных мастерских, чтобы...
6
Юрий АРБАТ.
Тарелка с грохотом летит-на пол вместе со скатертью.
Жена, выпучив глаза, глядит на Муслякова, который
стремительно выбегает из комнаты...
Но еще проходя мимо кухни, он слышит, как соседка
рассказывает своей гостье:
— Кофту она себе достала вязаную... Такая красота,
такая красота, вся в цветочках!.. Вот с тарелку цветочки
бордовые, серые, зеленые — разные... Ведь вот умеют же
доставать люди!.. А я как ни приду в универмаг, ничего
там нету...
Мусляков, с силой захлопнув дверь на кухне, поки-
дает квартиру. В палисаднике соседнего дома немолодой
лысый человек в ватнике и лыжных штанах перекапы-
вает грядки. При виде Муслякова он почтительно сни-
мает кепку. Мусляков, тяжело дыша, заставляет себя
произнести:
— Привет, товарищ Проценко. Грядки или клумба
будет?
— Под огурцы думаем... вот досада: тяпок у нас в
продаже нет, грабель хороших тоже, даже лопаты поря-
дочной не купишь...
И Проценко замолкает, с удивлением увидев, что зам-
пред облисполкома сердито шарахнулся от него в сто-
рону.
Вокруг были люди: кто-то сидел у ворот, кто-то оста-
навливался для короткого разговора среди тротуара.
Слышался разноголосый говор городской улицы. Но наш
зампред облисполкома зажал оба уха кулаками: ему
не под силу было теперь слушать, о чем толкуют люди.
Но и с зажатыми ушами Муслякову чудилось, буд-
то все говорят об одном и том же... Вам ясно, о чем?
*
Юрий Арбат
ИЗГНАНИЕ ПИМЕНА
Удар был нанесен в самое сердце.
Под сердцем редактор стенгазеты Лиля Кучерявенко
образно понимала определенную личность. Девица столь
же решительная, сколь и чувствительная к поэзии, она
считала, что корень бюрократизма — это персонально
ИЗГНАНИЕ ПИМЕНА
7
начальник планового отдела Пушистов. Последняя его
инструкция о том, что -считать дыркой на мешке, содер-
жала 39 страниц. Лиля поместила в стенной газете шарж
на Пушистова.
Чтобы было посмешнее, Лиля вырезала из отслужив-
шего свой век учебника изображение летописца Пимена,
очень ловко подклеила взятую в отделе кадров фото-
графию Пушистова, подрисовала длиннейший бумаж-
ный свиток, а внизу под эпиграфом приписала пушкин-
ские стихи:
Еще одно последнее сказанье,
И летопись окончена моя...
Пушистов -перед уходом с работы взглянул на свежую
стенгазету, обнаружил шарж, услышал смех сотрудни-
ков и обиделся. И не то, чтобы ёго взволновало существо
вопроса. Уязвила Пушистова форма.
Придя домой, он написал протестующее заявление
в местком.
Председатель месткома был в командировке, и его
заменял экспедитор Замухрыгин, зять Пушистова. Хитро
подмигнув своему тестю, он пообещал «как следует про-
вести обсужденьице» и за четверть часа до конца рабо-
чего дня предупредил о заседании редактора стенгазеты
и трех членов месткома. Четвертому профсоюзному
деятелю — ревизору Вершкову — он ничего не ска-
зал:
— Ну его — опять начнет долбить: «Я за правду!»
Как будто мы не за нее же.
Он доверительно сообщил об этом Пушистову, чем
вызвал благодарственное пожатие родственной руки.
На заседании Замухрыгин без долгих слов зачитал
заявление Пушистова:
— «В № 2 (216) стенгазеты «Шило в мешке» поме-
щена злопыхательски-клеветническая шарж-карикатура,
порочащая 'меня как гражданина и общественника, три
года являющегося членом ревкомиссии месткома. Не
касаясь существа эпиграфа, где указан объем инструк-
ции о задырявленности мешкотары, я категорически
протестую против того, чтобы меня уподобляли религиоз-
8
Юрий АРБАТ.
ному фанатику Пимену, который был монахом, чего не
скрывал и наш великий классик А. С. Пушкин. Я требую
опубликования опровержения в смысле упомянутого мо-
наха Пимена».
Затем Замухрыгин спросил:
— Какие будут суждения, товарищи?
— Я считаю... — начала было Лиля, редактор «Шила
в мешке», но Замухрыгин сразу же ее остановил:
— Ты, Кучерявенко, наш орган. И заявление подано
на тебя. Так что пока, так сказать, ты помолчи. Тем бо-
лее — дело ясное: мы не можем порочить наших боевых
товарищей.
Он обернулся к уборщице Улыбышевой:
— Может быть, начнем с тебя, Федоровна?
Он знал покладистый нрав старушки.
Анна Федоровна развела маленькими жилистыми
ручками и сказала:
— Не из тучи гром. Почему товарищ Пушистов вол-
нуется? По-моему Пимен — приятный старичок. Рассу-
дительный и все такое. Выучка при мне о нем читала.
Понравилось.
— Позвольте! — вскочил Пушистов, на что экспеди-
тор, то есть председатель, с готовностью ответил:
— Слово имеет Никодим Иванович.
— Я вынужден дать разъяснение! — с энергией на-
чал Пушистов. — Вот выписка...
Он распахнул портфель и рынул школьную тетрадь,
в которой круглым и ровным детским почерком было
что-то написано.
— Пожалуйста. Мало того, что сам монах, он и дру-
гих монахов называет трудолюбивыми, а царей именует
великими, агитирует, что они и славны и добры, предла-
гает их поминать. Кроме того, Пимен тесно связан с из-
вестным авантюристом Лжедмитрием, а этому типу во
всех советских учебниках истории дана резко отрица-
тельная характеристика. Разве можно что-нибудь подоб-
ное сказать обо мне?
Замухрыгин с подобающей председателю серьез-
ностью сделал заключение:
— Да, безусловно, сравнение с Пименом корявое,
ИЗГНАНИЕ ПИМЕНА
9
И тут же строго обратился к Анне Федоровне Улы-
бышевой:
— А ты, Федоровна, еще находишься в плену рели-
гиозных предрассудков. Это нам известно. Отсюда и твоя
защита монаха Пимена.
Анна Федоровна смущенно прикрыла рот концом тем-
ного старушечьего платка и промолчала. А Зам|ухрыгин
опять обратился к собравшимся:
— Какие будут еще мнения, товарищи, в части
ограждения ответственных сотрудников от клеветы и
шельмования?
Заместитель начальника административно-хозяйствен-
ного отдела Бугаев хрипловато пробасил:
— Действительно, этот служитель культа ни к чему
пристегнут. Допустим, захотела ты, Лиля, критикнуть —
подбери подходящую кандидатуру для сравнения. Мало,
что ли, у нас классиков? Я, товарищи, предлагаю заме-
нить этого монаха более современным типом — ну, что
ли, Демоном.
Лиля прыснула, но председатель строго постучал ка-
рандашом по графину и обернулся персонально к ней:
— Если у тебя, Кучерявенко, есть отвод против Де-
мона, ты выступи организованно, а не нарушай порядок
ведения собрания. Что же касается этой кандидатуры,
то Демона я и сам бы не пропустил. Во-первых, обидно.
А, во-вторых, кто он такой? Мифическая личность. Фан-
тазия поэта. И как тебе взбрело в голову, товарищ Бу-
гаев?
Бугаев пробормотал:
— Жена меня часто Демоном обзывает, вот я и ре-
шил, что для критики это в самый раз.
Несколько минут длилось молчание. Потом заговорил
Пушистов:
— Мне, конечно, самому неудобно. Но вот личность,
часто упоминаемая в сравнениях у различных ораторов:
Юлий Цезарь.
— Э-э, хитер, Никодим Иванович! — засмеялся Бу-
гаев и погрозил Пушистову пальцем. — Популярную фи-
гуру подсовываешь. Только ведь это тоже чуждый эле-
мент: император.
10
Юрий АРБАТ.
Лиля Кучерявенко не выдержала и ворвалась в «по-
рядок ведения собрания»:
— Хотя и император, а не бюрократ. Сделает много,
а, сообщая об этом, уложится в три слова: «Пришел,
увидел, победил». Вам бы так писать!
Замухрыгин дробно застучал карандашом о графин.
Потом, вздохнув, сказал:
— К глубокому сожалению, предложение Никодима
Ивановича отпадает. Есть еще кандидатуры?
Член месткома, счетовод Свистунов, любивший вы-
ступать по любому поводу, поднял палец, свидетельствуя
этим о своем желании высказаться.
— Ну? — с надеждой обратился к нему Замухрыгин.
Он уже тяготился этим сложным заседанием. Отсутствие
правдолюбивого Вершкова явно не спасало положения.
— Дон Померанцо! — торжественно произнес Сви-
стунов.
— Кто? Кто? Кто? — в один голос воскликнули Пу-
шистов, Замухрыгин и Бугаев.
Свистунов вышел из-за стола, правую ногу выставил
вперед, а правую руку возложил на боковой карман пид-
жака, слегка касаясь высовывающейся оттуда расчески.
Затем он с чувством продекламировал:
А Дон Померанцо все пишет и пишет,
И черт его знает, когда он напишет...
Председатель скосил глаза на Пушистова и, увидев,
что тот не выражает недовольства, кивнул головой:
— Годится! Ай да Свистунов! Недаром, видно, ты в
«Бедности — не порок» козла играл! Артист! Приношу
благодарность от лица месткома.
Но тут же тучка набежала на его председательское
чело, и он осведомился:
— Подожди, а кто автор?
Свистунов замялся:
— Автор? По-моему, Пушкин. Впрочем...
— «По-моему»... «Впрочем» — передразнил предсе-
датель. — Ты должен точно знать: автор — фамилия,
имя, отчество, собрание сочинений, том такой-то, стра-
ница такая-то. Чтобы комар носа не подточил. Может,
вспомнишь? Или кто из товарищей подскажет?
Но все молчали, и только Лиля улыбалась.
ИЗГНАНИЕ ПИМЕНА
11
Тогда Замухрыгин сокрушенно покачал головой:
— Ничего не выйдет. А вдруг автор не того... Или
как раз именно — того. Что же, мы будем протаскивать
в стенную печать чуждую или разложенческую литера-
туру? Эх, Свистунов, Свистунов, сколько мы тебя учили
бдительности!
— Память подвела! — весь багровый от стыда бор-
мотал Свистунов.
Тут вновь взяла слово уборщица Анна Федоровна
Улыбышева:
— Вы, товарищи, все о том, кого бы зачислить вместо
этого монаха, а о деле-то и забыли. В картинке крити-
куют Никодима Ивановича за бюрократизм. Как же с
этим-то быть? Ведь здесь зло.
У Замухрыгина от такой смелости рядового члена
месткома глаза полезли на лоб:
— Ты что, Федоровна, решила нас, глупых, учить
уму-разуму? А не лучше ли тебе подумать об искорене-
нии пережитков капитализма в собственном сознании?
Но тут возмутилась Улыбышева. Она вскочила и за-
кричала*
— Нечего меня каждый раз этими пережитками ко-
рить! Не ко двору я тут пришлась, так и скажите! Я и
уйти могу!
Вместе с ней встала Лиля:
— Я вам, тетя Аня, компанию составлю. А вас, —
она обернулась к сидящим за столом, — Предупреждаю:
нам на роток не накинешь платок. Вот!
Решительно завязав платок, Лиля Кучерявенко на-
правилась к выходу. Улыбышева шла за ней. Их не удер-
живали.
Секретарь парткома, толстый и добродушный Павел
Павлович, смеялся до слез, когда Лиля и Анна Федоров-
на, перебивая друг друга, рассказывали ему о заседании
месткома.
— Так вы считаете, что Замухрыгин нарочно не по-
звал Вершкова?
— Нарочно. Тот бы им и без председателя прописал
что надо.
— Ну а про Демона ты .все-таки присочинила?
Вит. АЛЕНИН.
13
— Честное комсомольское! Спросите хоть тетю Аню.
Или вот что...
Лиля схватила Павла Павловича за руку и вывела в
коридор. Учреждение уже опустело, и двери комнаты, где
заседал местком, были открыты настежь. Не пришлось
даже близко подходить к ним: так отчетливо доносилось
каждое слово.
Ораторствовал счетовод Свистунов:
— Предлагается кандидатура Александра Дюма.
Писал много, и в смысле сатиры на одних правах с за-
баллотированным Пименом. В то же время в библиоте-
ках на отличном счету, зачитываются им, можно ска-
зать, до дыр, так что для Никодима Ивановича личность
не обидная. Я полагаю, принципиальных возражений не
будет.
Павел Павлович замахал руками, а у себя в комнате
решительно сказал Лиле:
— Права ты, редактор, на все сто. Полезно пропесо-
чить их еще раз. Да посмешнее! Поядовитей! Пусть
узнают, чем крапива пахнет.
Вит, Аленин
НЕЗАМЕНИМЫЙ ВОЛЧОК
Кто-кто, а Никодим Григорьевич Волчок знал, что
такое слава. Она щедро согревала его своими лучами, и
он нежился в ее тепле, как цыпленок на полке инкуба-
тора. И слава у Никодима Григорьевича была, как бы
это сказать, необычная, незаурядная, дефицитная. Он не
имел орденов и грамот, о нем не писала периодическая
печать, и даже на Доске почета бумажной фабрики
нельзя было увидеть его фотографии. И тем не менее, за-
нимая скромную должность заведующего хозяйством
упомянутой фабрики, Никодим Григорьевич был знаме-
нит. Его сморщенное личико с розовой кнопкой-носиком
видели во сне... нет, не девушки. Девушки были равно-
душны к славе Волчка. Но зато о Никодиме мечтали во
сне и наяву руководители всех предприятий района.
— Эх, мне бы такого Волчка! — говорили они друг
другу, встретившись на районном или областном акти-
НЕЗАМЕНИМЫЙ ВОЛЧОК
13
ве. — Я бы с ним горы свернул, реки повернул бы
вспять...
Планируя подобные географические эволюции, кото-
рые они совершали бы с помощью щуплого Волчка, они
завистливо поглядывали на директора бумажной фаб-
рики Федота Сергеевича Гузикова, iB штате которого чис-
лился Никодим Григорьевич.
И завидовать, действительно, было чему. Волчок мог
сделать или, как он любил говорить, организовать все что
угодно. Он доставал средства механизации и чайные
сервизы, сборные щитовые дома и учебники шахматного
искусства, телефонные коммутаторы и тюленьи шкуры.
Зимой он «организовывал» парниковые огурцы, а летом
мог добыть вагон прошлогоднего снега. Наряды, планы,,
банковский контроль его не касались. Он был выше
их. Это была не просто работа удачливого снабженца.
Это было творчество, высшее проявление искусства снаб-
жения.
Кроме этого, Волчок был запасливым и, как он себя
называл, дальновидным хозяином. На складе фабрики,
ключи от которого он не доверял никому, можно было
обнаружить совершенно неожиданные предметы. Там
были телевизионные приемники, хотя телевизионного
центра в области еще не было; лампы дневного света,
которыми никто не пользовался; 15 копий шишкинской
картины «Утро в лесу», в то время как другие 23 копии
этой картины уже висели во всех помещениях и цехах
фабрики, вплоть до проходной будки. На складе можно
было найти рыбацкие сети и лодочные моторы, хотя до
ближайшей речушки, носящей внушительное название
Курицын брод, было около 80 километров.
Не имея поражений в вопросах снабжения, Волчку
тем не менее приходилось терпеть неприятности. Они
обычно начинались с того момента, когда приступали к
работе комиссии по проверке наличия имущества на
складе и ему скрепя сердце приходилось распахивать
перед ними двери своего склада.
— Ну зачем ты держишь эти вещи? — задумчиво
спрашивал председатель комиссии, обнаружив на складе
несколько тысяч штук роговых оправ для очков. — Ведь
фабрика-то у нас бумажная, очки мы не выпускаем. Вти-
Вит. АЛЕНИН.
14Г
рать их тоже никому не собираемся. Передал бы ты их
в аптекоуправление, что ли, там они скорее пригодятся.
Такой постановки вопроса Волчок вытерпеть не мог.
Запыхавшись, он вбегал в кабинет директора...
— Все, Федот Сергеевич, кончилась наша с вами сов-
местная работа. Я устал от этих интриг и упреков. Ухо-
жу. Нет, нет, не просите! Я решил окончательно! Тем бо-
лее, меня давно уже зовет к себе Анисим Львович...
У него и оклад повыше...
О том, что будет дальше, Никодим Григорьевич знал
до мельчайших деталей. Директор фабрики тов. Гузиков
выходил из-за стола, подносил Волчку стакан воды и
просил успокоиться. Потом он вызывал к себе председа-
теля комиссии и строго предлагал eMiy не вмешиваться
в дела «нашего уважаемого Никодима Григорьевича —
красы и гордости снабженческой корпорации». На этом
месте председатель комиссии, как правило, сдавался.
Волчок остывал, и они плечом к плечу шли заканчивать
инвентаризацию.
* *
*
— Вот что, Никодим Григорьевич, — сказал как-то
Волчку директор, — к майскому празднику мы должны
открыть новое рабочее общежитие. Нужно срочно до-
стать шестьдесят штук добротных односпальных желез-
ных коек. Я, конечно, понимаю, — извинительно добавил
директор, — это не твоих масштабов дело, но...
— Ошибаетесь, Федот Сергеевич, — перебил дирек-
тора Волчок, и лицо его стало вдохновенным, — недо-
оцениваете всей сложности задания: дело совсем не
такое простое. Железная койка — это вчерашний день
нашей промышленности. Это все равно, что достать сей-
час соху или •печ'ку-буржуйку. Двухспальную тахту — по-
жалуйста. Диван-кровать — сколько (угодно. Никелиро-
ванную кровать с панцирной сеткой — в любом количе-
стве. А вот железную койку — тяжело. Но не будь я
Волчок — койки будут. Из-под снега достану, из-под
земли вырою.
— ...Значит, так, — говорил Волчок вечером того же
дня своей супруге, сосредоточенно делая какие-то вы-
писки из клеенчатой тетради. — Я беру из своего склада
НЕЗАМЕНИМЫЙ ВОЛЧОК
15
три десятка ламп дневного светд и сдаю их на мебель-
ную фаб-рику: они еще в прошлом году мечтали устано-
вить в цехах дневное освещение. Взамен этого я беру на
фабрике полдюжины мягких кресел и снабжаю ими
областную торговую базу — у них давно уже мебель тре-
бует ремонта. За эту услугу я получаю со склада базы
тонну железа и прихожу к конечной цели: оформляю на-
ряд на внеплановое изготовление артелью «Койко-место»
шестидесяти штук односпальных железных коек.
♦ *
*
Осложнения возникли с самого начала. Директор
мебельной фабрики, выслушав предложение Волчка,
любезно поблагодарил его за заботу, однако от приобре-
тения ламп дневного света отказался.
— Мы этими лампами во как обеспечены, — сказал
он. — Получили по наряду от совнархоза. Так что зря
вы себя утруждали.
Волчок растерялся: выработанная им стройная си-
стема дала трещину.
— Мне нужны койки, — волнуясь, кричал он. — Беру
койки, даю оправу для очков в неограниченном количе-
стве...
— А нам оправы не нужны, — отвечали ему, — что
же касается коек, то вы можете их заказать, но только
по наряду совнархоза.
— При чем тут наряды? — разводил руками Вол-
чок. — Давайте разговаривать как деловые люди. Какие
могут быть наряды, когда я предлагаю вам за эти койки
первоклассные копии популярной картины художника
Шишкина «Утро в сосновом лесу». Я могу все ваши ка-
бинеты снабдить художественной классикой. Договори-
лись?
— Не договорились! — отвечали ему. — Давайте на-
ряд, тогда договоримся. Идите в совнархоз.
Волей-неволей удрученному Волчку пришлось идти
Ь совнархоз.
— Вам нужны койки? — спросили его. — Ну что ж,
поможем. Только, насколько нам помнится, в прошлом
году мы отправили вам односпальные железные койки
16
Вит. АЛЕНИН.
для рабочих общежитий. Давайте-ка проверим по учету.
Ну, так и есть. Это ваша роспись?
И Волчок вспомнил... Он растерянно повернулся,
рысью выскочил на улицу и помчался по направлению
к своей фабрике...
— Только бы успеть, — шептал он, — только бы не
опоздать...
* *
*
Однако Волчок опоздал. Когда он подошел к воротам
фабрики, его поразил непонятный шум на территории.
Он прошел через проходную и остановился: во дворе бы-
ло полно людей. Они копали снег около склада, извлека-
ли из сугробов большие металлические предметы и
складывали в штабеля. Здесь же находился директор
фабрики тов. Гузиков.
Среди рабочих ходил сторож фабрики Семен Семе-
ныч. Он подходил то к одной, то к другой группе рабочих
и темпераментно рассказывал:
— Обхожу, понимаешь, территорию и вдруг, пони-
маешь, спотыкаюсь... Гляжу — из снега торчит железяка.
Тяну — не поддается. Начинаю, понимаешь, копать.
Смотрю: койка. А рядом — другая... Ну я, конечно,
объявляю аврал — и вот, понимаешь, какая картина вы-
рисовывается...
' А картина, действительно, вырисовывалась непри-
глядная: около склада лежало уже более полусотни вы-
рытых из-под снега новеньких железных коек, лишь
слегка прихваченных ржавчиной.
Никодим Волчок робко подошел к директору и спро-
сил тонким голосом:
— Это что же, Федот Сергеевич, никак вы субботник
организовали?
Увидев Волчка, Гузиков неожиданно миролюбиво
ответил:
— Нет, не субботник. Просто лишний раз убедился,
что ты — человек слова...
— Простите, это как понимать? — уточнил Волчок,
уловив в интонации директора злую иронию.
— Именно так и понимай: если Волчок сказал, зна-
чит, так и будет. Помнишь, когда ты уезжал в команди-
НЕЗАМЕНИМЫЙ ВОЛЧОК
17
ровку, то клятвенно заверял меня, что койки ты доста-
нешь, хотя бы их пришлось вырывать из земли или до-
ставать из-под снега. Вот мы и достаем... Из-под снега...
Волчок почувствовал, что почва уходит у него из-под
ног. И, как утопающий за соломинку, он ухватился за по-
следнее средство.
— Хватит! — неуверенно сказал он. — Я устал от
упреков... Ухожу... Тем более, что Анисим Львович пред-
лагает...
— Нет, вы не уйдете! — сказал Гузиков. — Ничего
у вас не выйдет.
«Подействовало!» — радостно отметил про себя Вол-
чок и, чтобы укрепить свои позиции, продолжал:
— Нет, не просите. Я твердо решил уйти. Анисим
Львович уже давно...
— А я говорю — вы не уйдете. Я вас уйду. Мне нужен
честный, добросовестный хозяйственник, а не ловкий де-
лец. Идите в отдел кадров и оформляйте свое увольне-
ние. Я уже дал указание.
* *
*
Собственно говоря, этим можно было закончить исто-
рию о карьере Никодима Волчка: добродетель восторже-
ствовала, порок наказан. Тем не менее объективность
заставляет нас дописать конец этой истории.
Дело в том, что не успел еще удрученный Волчок
дойти до отдела кадров, как в кабинете директора фаб-
рики тов. Гузикова раздался телефонный звонок. Звонил
директор соседнего предприятия Анисим Львович:
— Слушай,—радостно спрашивал он Гузикова.—
Верно ли, что ты увольняешь Волчка?
— Увольняю! — ответил Гузиков. — Мне не нужен
такой ловкач и делец...
— Ах, ах, какая неприятность! — посочувствовал
Анисим Львович и добавил: — Слушай, тогда у меня к
тебе просьба: передай Волчку, пусть зайдет ко мне.
Я хочу лично выразить ему свое негодование...
После этого к Гузикову обратились с аналогичной
просьбой еще несколько знакомых руководителей. С каж-
дым следующим звонком Гузиков мрачнел все больше п
больше. В его руководящем сердце созревала решп-
2 Золотой характерk
18
Ю. АЛЯНСКИИ.
мость, которая вылилась в гневный, обличительный
испепеляющий приказ:
«...Заведующего хозяйством Волчка за порочный ме-
тод работы и деляческий подход к решению служебных
задач... предупредить, что в случае повторения подоб-
ных фактов к нему будут приняты еще более строгие
меры...»
Подписав приказ, Гузикор облегченно вздохнул и по-
думал:
«Ишь, какие ловкие! Отдай им Волчка. Иметь такого
человека под рукой всегда полезно. Где найдешь такого
разворотливого работника? Черта лысого вам, а не Волч-
ка! Вот так-то вот!»
10, Аланский
ТРУДНЫЙ ДЕНЬ ВАСИ ПТИЧКИНА
Наука знает несколько способов проведения послед-
него дня перед экзаменом. Одни ученые считают, что
необходимо как следует выспаться. Другие — что крайне
важно отвлечь себя посторонним делом. Третьи настаи-
вают на калорийном питании и спорте, дабы закалить
организм перед встречей с экзаменационной комиссией.
И только один специалист высказал предположение, что
перед экзаменом полезно заниматься. Студенты сразу
осудили его за вульгаризацию и примитивизм.
Вася Птичкин изучил все вышеизложенные теории,
но ни одна не показалась ему разумной. Накануне сдачи
экзамена по русской литературе он решил просто погу-
лять по городу, отдохнуть, рассеяться.
Он сел в трамвай, занял место у окна и в ожидании
кондуктора предался воспоминаниям о творчестве Лер-
монтова. Потом он подумал о Гоголе. Его Вася тоже
знал неплохо. Кондуктор все не шел. Пассажиры стали
почему-то оборачиваться. Вася подумал о Салтыкове-
Щедрине.
Наконец сидевший рядом пожилой гражданин улыб-
нулся и сказал самым приветливым образом:
— Молодой человек, жаль беспокоить вас, но не по-
трудитесь ли подойти к кассе, опустить три копейки
ТРУДНЫЙ ДЕНЬ ВАСИ ПТИЧКИНА
19
и оторвать билет, не дожидаясь требования бывшего
кондуктора?
Птичкин вскочил. На.месте кондуктора действ1ительно
стояла приземистая прозрачная касса. Все опускали
деньги добровольно и отрывали билеты сами. Вася по-
думал о Чернышевском и его романе «Что делать?».
«Если завтра попадется четвертый сон Веры Павлов-
ны,— решил он, — свяжу его с достижениями совре-
менности».
«Не пойти ли в кино? — строго спросил себя Птич-
кин.— Не посмотреть ли «Кроткую»? Та же подготовка
к экзамену. Искусство — высшая форма эстетического
отношения к действительности!»
Он купил билет и вошел в подъезд, но у дверей фойе
остановился как вкопанный. Контролера не было. Вася
точно помнил, что недавно, когда он готовился к семи-
нару по лингвистике методом просмотра фильма «Рап-
содия», контролер здесь стоял и даже подозрительно
спросил у маленького мальчика, тоже жаждавшего выс-
шей формы эстетического отношения: «А тебе сколько
лет — до или после?»
Теперь проход был свободен. Птичкин метался с би-
летом в руках. Прозвонил третий звонок, и зрители
устремились в зал. Шел журнал, когда Вася отыскал на-
конец уборщицу и сунул ей билет. Но даже она не за-
интересовалась им и объяснила, что кинотеатр перешел
на работу без контролеров. Вася кинулся в зал.
«Как же теперь жить? — размышлял Птичкин. —
Кондукторов нет, билетов не проверяют, чего доброго,
перронных контролеров на вокзалах отменят!..» Все сме-
шалось в его сознании.
А когда, уже вечером, он зашел в магазин и вынуж-
ден был самостоятельно забрать с прилавка пакетик фа-
сованной колбасы и кулек конфет, Вася Птичкин расте-
рялся окончательно. Ночь прошла неспокойно. Под утро
он забылся. Приснилось, что он против воли забрался в
Государственный банк — будто бы за бабушкиной пен-
сией. Какой-то человек подталкивал его в спину к огром-
ному мешку с деньгами и приговаривал: «Бери, бери, не
стесняйся, сколько надо, столько и бери...» Вася про-
снулся в холодном поту.
2*
20
Ю. АЛЯНСКИЙ.
Пора было бежать в институт.
Он вошел в аудиторию и увидел разложенные на
столе билеты. За столом не было никого. Но Птичкин
уже не удивился. Смекнув, что и в институте наступили
перемены, он взял билет и даже застонал: ему достался
Глеб Успенский. Именно его-то Птичкин и не успел по-
вторить.
Вася долго сидел у окна, вспоминая свою прошлую
жизнь (со стипендией), и воображал картины будущего
('без стипендии). Потом со вздохом поднялся, подошел
к столу и начал отвечать.
— Творчество Глеба Успенского сложилось под влия-
нием... — дальнейший его рассказ был сбивчив. Творче-
ство Глеба Успенского, равно как и оказанное на него
влияние, остались скрытыми в тумане далекого прош-
лого.
Вася Птичкин сел. Открыл свою зачетную книжку.
Вспомнилась мама, а также институтская кассирша, вы-
дававшая стипендию. Что-то защекотало в носу.
Вася вынул вечное перо и, залившись краской стыда,
вывел в зачетной книжке против строки «Русская литера-
тура» некрасивую, искореженную тройку.
«Можете идти», — сказал он себе с глубоким недо-
вольством и направился к выходу.
В дверях он столкнулся с профессором.
— Куда же вы, Птичкин? — спросил тот. — Не бу-
дете сдавать?
— Я уже сдал.
— То есть как это «уже»?
— Очень просто. По новому методу экзамен без экза-
менатора.
— Ну и как, успешно?
— Тройку схватил...
— Да что вы говорите! — сказал профессор. — Но
вы по крайней мере задали себе дополнительные во-
просы?
— Задал. Я спросил себя о раннем творчестве Льва
Николаевича Толстого, но и на этот вопрос отвечал
бледно и не сумел вскрыть литературных истоков...
>— Ну, тогда другое дело. Сочувствую вам, молодой
СТРАНИЦЫ ЛЮБВИ
21
человек. Вообще-то нас, профессоров, не отменяли. Но
так и быть, давайте подпишу.
— Благодарю вас, — грустно сказал Вася Птичкин и
пошел домой.
«Значит, неправильно я готовился к литературе, —
думал он. — Напрасно самостоятельно разработал метод
подготовки. Над этим ведь тоже люди думали, специа-
листы!..» Постепенно Вася утешился. Литературу oft
пересдаст. Это факт. Но зато он доказал, что является
человеком, достойным современности. Теперь все ви-
дели — он достоин доверия!
Вася Птичкин все бодрее шел по городу, а вокруг зве-
нели трамваи без кондукторов, открывались двери кино-
театров без контролеров, .продавались без продавцов про-
дукты и даже лежали в окошечках касс без кассира пред-
назначенные к выплате зарплаты деньги: каждый брал
себе, сколько ему причиталось.
Сон, приснившийся после трудного дня, оказался
в руку.
Мих, Андраша
СТРАНИЦЫ ЛЮБВИ
Различные торговые предприятия — магазины, па-
латки, ларьки, киоски — должны имет^> и по первому
требованию выдавать покупателям книги жалоб и пред-
ложений установленной формы и заверенные выше-
стоящей организацией.
...Лицу, желающему заявить, должны (быть предостав-
лены чернила, ручка или чернильный карандаш, а также
обеспечена возможность спокойно записать свое заяв-
ление.
(Из приказа министерства торговли).
В настоящей книге пятьдесят пронумерованных блан-
ков для заявлений.
Заявление первое.
«Товара много — сбыта нет. Искал чайник заварить
чай за 3—6 рублей — нету!»
Подпись неразборчива.
22
Мих. АНДРАША,
Ответ администрации.
«На ваше заявление, записанное в книге жалоб и
предложений, сообщаем, что в настоящее время универ-
маг не имеет возможности обеспечить постоянно в нали-
чии товар, затронутый в вашем заявлении.
Директор универмага Глухов».
Заявление десятое.
«Прошу объявить благодарность продавцу Чечевицы-
ной А. А. в связи с ее быстрым и вежливым обслужива-
нием покупателей. Я выражаю особую благодарность за
то, что она возвратила мне 10 рублей, которые я забыл на
прилавке, когда покупал товар.
Мих. Кутузов.
Студгородок, корпус 7, комн. 121».
Заявление четырнадцатое.
«Плохо у вас поставлена торговля. Для того чтобы
купить вещь, я должен был простоять в ожидании, когда
продавец Чичивицина кончит строить глазки покупателю.
В Главном универмаге продавец не должен разговари-
вать во время рабочего дня.
Иванович И.»
Заявление пятнадцатое.
«Опровержение на жалобу Ивановича И. Чтобы жало-
ваться, надо иметь основание и быть трезвым. Я стоял
рядом с гражданином Ивановичем И., от него несло пере-
гаром, как из старой винной бочки. Он сам стоял и не
обращался к продавцу Чечевицыной А. А. с просьбами,
а когда попросил ее показать плавки пятьдесят шестого
размера, то их не оказалось. Он разозлился и написал
жалобу.
Мих. Кутузов.
Студгородок, корпус 7, комн. 121.
П. С. О том, что гр. Иванович И. был действительно пьян,
доказывает написание им фамилии продавца Чечевицы-
ной А. А. через букву «и» — Чичивицина!!!»
Заявление восемнадцатое.
«Прошу дирекцию универмага отметить благодар-
ностью работу продавца Чечевицыной А. А., которая
очень внимательна и необыкновенно терпелива, Очень
СТРАНИЦЫ ЛЮБВИ
23
мало можно встретить продавцов с такими исключитель-
ными качествами.
Мих. Кутузов.
Студгородок, корпус 7, комн. 121».
Заявление двадцать четвертое.
«Я, офицер ВМФ, в течение месяца двенадцать раз
делал покупки в секции № 44, где встречал исключитель-
но высокий уровень обслуживания. Во время работы про-
давца Чечевицыной А. А. наблюдалось большое внима-
ние и вежливость к покупателю, а также чуткость и вы-
сокоорганизованность по удовлетворению спроса чулоч-
ных изделий (шерстяных и безразмерных чулок). За
большой труд и вежливое, внимательное отношение по
обслуживанию покупателей высококачественными това-
рами прошу обратить внимание на почин высокой куль-
туры обслуживания со стороны тов. Чечевицыной.
Капитан-лейтенант Гвоздик В.»
Заявление двадцать пятое.
«Уважаемый Гвоздик! Прежде чем писать благодар-
ности тов. Чечевицыной А. А., вам следовало бы хорошо
изучить синтаксис русского языка. На нескольких стро-
ках вашего заявления слово «высокое» встречается че-
тыре раза, слово «большое» — два раза, слово «вежли-
вое» — два раза. Как говорит Аркадий Райкин:
«Ученье — свет, а неученых — тьма!»
,Мих. Кутузов.
Студгородок, корпус 7, комн. 121».
Ответ администрации.
«Гражданин Михаил Кутузов! Настоящая книга
жалоб и предложений не является трибуной для прере-
каний и споров. Если вам захотелось сделать замечание
капитан-лейтенанту Гвоздику В., вы могли бы это сде-
лать устно. Просим использовать настоящую книгу жа-
лоб и предложений по прямому ее назначению.
Директор универмага Глухов».
Заявление двадцать шестое.
«В Управление городской торговли.
Начальнику торгового отдела.
В течение последних трех месяцев я неоднократно
обращался к директору универмага с просьбой объявить
24
Н. БАЖЕНОВ.
благодарность продавцу секции № 44 тов. Чечевицы-
ной А. А. за честное и вежливое обслуживание покупа-
телей. Кроме меня, об этом же писал некий гр-н Гвоздик.
Однако директор универмага остался равнодушен к этим
заявлениям. Такое отношение к пожеланиям трудящихся
нетерпимо в советской торговле. Прошу объявить тов.
Чечевицыной благодарность с занесением в личное дело.
Мих. Кутузов.
Студгородок, корпус 7, комн. 121».
Ответ администрации.
«Уважаемый товарищ! Ваше пожелание учтено Гор-
торготделом. Продавцу универмага тов. Гвоздик А. А.
(Чечевицыной) объявлена благодарность за вежливое и
культурное обслуживание покупателей.
Начальник Торгового отдела Петров».
Заявление тридцатое.
•«Продавец Гвоздик А. А. груба и высокомерна. Прошу
обратить внимание.
Мих. Кутузов».
Я. Баженов
ИРОНИЯ СУДЬБЫ
Начальник АХО был вызван к директору деревообде-
лочного комбината Гарусову к концу рабочего дня.
— Встречайте, товарищ Кубышкин, гостя, — объявил
ему директор. — К нам едет замуправляющего трестом
Стрепетов. Букеты белых роз и ансамбль балалаечников,
разумеется, заказывать не обязательно, но как-то отме-
тить его приезд надо. Человек едет, чтобы, так сказать,
лично поздравить коллектив с выполнением квартального
плана. Что можно придумать?
Начальник АХО мгновенье озадаченно моргал беле-
сыми ресничками, потом просветлел лицом.
— Так ведь известное дело, Василь Василич, — бод-
ро воскликнул он, — накормим гостя хорошим обедом, и
вся недолга. Высоких особ завсегда обедами потчуют.
Вот только, — Кубышкин нахмурился, — жмот-то наш
ИРОНИЯ СУДЬБЫ
25
согласится ли? Он скорее удавится, чем даст хоть ко-
пейку на общее дело.
— А давайте пригласим его и посоветуемся, — пред-
ложил директор.
Спустя несколько минут в кабинет вошел худой блон-
дин с подвижным нервным лицом. Это был главный бух-
галтер комбината Рябикин. Поздоровавшись, он выжи-
дательно взглянул на директора.
— Хочу с вами посоветоваться, Иван Прокофьевич,
насчет одного дельца, — обратился к нему директор.
— К вашим услугам, — слегка поклонился главбух
и, покосившись на Кубышкина, прибавил. — Только
имейте в виду, что статья по административно-хозяй-
ственным вопросам давно...
— Успокойтесь, — Гарусов улыбнулся, — Кубышкин
ничего не просит. Наоборот, я прошу. К нам товарищ
Стрепетов завтра приезжает. Вот мы с Кубышкиным и
надумали организовать встречу представителя треста
с нашим командным составом за... гм... тарелкой супа.
Поднимем мы это дело?
Главбух сдвинул брови и медленно покачал головой.
— Нет, Василий Васильевич, не поднимем, — ответил
он жестко, — никак нельзя. В смете нет статьи, преду-
сматривающей кормление супом ответственных сотруд-
ников треста.
— Жаль, жаль... — на лице директора отразилось
искреннее огорчение. — Ну раз нельзя значит, нельзя.
А может, все-таки можно? За счет других, каких-нибудь
статей?
Рябикин снова отрицательно замотал головой. На
помощь директору ринулся нач. АХО.
— Иван Прокофьевич, голубчик, — умоляюще заго-
ворил он, — я в бухгалтерии, конечно, профан. Но я бы
на твоем месте организовал чествование товарища за
счет мм... хотя бы техпропа. У нас эта статья из года в
год не используется. А мы все оформим так, что комар
носу не подточит.
Главбух задумался.
— По статье технической пропаганды, пожалуй,
можно, — нерешительно сказал он, — только при усло-
вии, что вы, Василий Васильевич, напишете мне специ-
26
Н. БАЖЕНОВ.
альное распоряжение о выдаче, и сумма должна быть
самая минимальная.
— В этом положись на меня, — повеселел дирек-
тор. — Лишней копейки не позволю истратить. Опыт в
этом деле у меня есть: когда старшую дочь замуж выда-
вал, все расходы по свадебному столу высчитывал и под-
считывал.
Когда Рябикин ушел, Кубышкин всплеснул своими
пухлыми ладошками.
— Даже не верится, что мы нашего Плюшкина обло-
мали!
Придя домой, Гарусов, наскоро перекусив, уселся за
подсчеты.
«Все должно быть прилично, вкусно, но без этакого
гастрономического гусарства, — рассуждал он, — на-
пример, утка с яблоками. А может, поросеночка с греч-
невой кашей? Нет, слишком отдает старым режимом,
вроде чествования по случаю тезоименитства купца
Обалдулина в ресторане «Медведь». Котлеты с макаро-
нами будут как-то созвучнее эпохе. Ну и борщ, конечно,
и черный кофе по-турецки. А из питий — дюжину пива
на стол, не больше».
Огонек в директорской квартире светился далеко за
полночь.
...Высокий гость прибыл на дрезине во второй поло-
вине дня. Встреченный на платформе узкоколейки руково-
дящими работниками комбината, он проследовал в самый
обширный по объему бондарный цех, гНе собрались
люди, и, встреченный бурными аплодисментами, поздра-
вил коллектив. Директор Гарусов удовлетворенно улы-
бался. К нему, как к полководцу во время сражения, то
и дело подлетали курьеры, рапортуя о положении дел
в столовой.	t
— Все готово, — свистящим шепотом докладывал на
ухо директору начальник АХО Кубышкин, — и вине-
грет и отбивные. Вот только заяц немножко не упрел.
— Какой заяц? — изумился Гарусов. — Откуда?
— В лесу поймал, — хихикнул Кубышкин и сгинул
с глаз, как призрак после пенья третьих петухов.
И сгинул, надо сказать, вовремя. Гость кончил свое
выступление, уступив место перед микрофоном Гарусо-
ИРОНИЯ СУДЬБЫ
27
ву. Тот от имени собравшихся поблагодарил руководство
треста за высокую оценку деятельности комбината. Когда
народ разошелся по цехам, он обратился к Стрепетову:
—= Большая просьба от коллектива отведать хлеба-
соли. В столовой все готово. Даже зайца наш начальник
АХО где-то раздобыл.
Стрепетов, тучный блондин с меланхоличным лицом
гастритчика, испуганно отшатнулся.
— Нет, нет... Благодарю за приглашение, но я очень
тороплюсь. В восемнадцать у меня совещание. Кроме
того (он кисло (усмехнулся), зайцы и вообще жареное
мясо для меня яд.
Гость распрощался, сел в свою дрезину и укатил во-
свояси.
— Что же я теперь с обедом-то делать буду? — рвал
на себе волосы Кубышкин. — Одного винегрету два
ведра сделано. Куда мы его теперь, на помойку?
— Зачем на помойку? — неуверенно сказал дирек-
тор. — Пригласите... э... командный состав, представите-
лей общественности... пускай покушают.
Кубышкин просиял.
— Вот это — другой разговор. Как говорится, чем в
таз, лучше в нас, — и помчался со всех ног в столовую.
Полчаса спустя столовая гудела. Обедающие пооче-
редно исчезали в соседней комнатушке и, появившись,
с новой сйлой набрасывались на еду. Тамадой пира был
единогласно избран начальник АХО. Чепчиков, правда,
в воздух никто не бросал, но в левом углу уже пытались
затянуть:
М-мы с тобой два бе-е-рега
У одной реки...
На следующее утро помятый, с мешочками под гла-
зами Кубышкин стоял п^ред главным бухгалтером Ря-
бикиным и заискивающе говорил:
— Вчера, Иван Прокофьич, было очень и очень мило.
Можно сказать, праздник для коллектива. Жаль, что вас
не было, нигде не могли найти. Я с ног сбился вас искам-
ши. Вот, пожалуйте, счетцы за отбивные... виноват, за
чтенье лекций в рабочих общежитиях. Вот расписка на
зайца — этот у нас по частному сектору проходил. Но вы
не извольте беспокоиться, — Кубышкин заговорщически
28
Н. БАЖЕНОВ.
подмигнул главбуху, — я его как покупку .редких спра-
вочников оформил. А вот накладная на пиво, то есть на
приобретение различной популярно-технической лите-
ратуры.
Главбух слушал с каменным лицом. Когда начальник
АХО кончил, Рябикин заложил руки за спину.
— Никаких счетцев и накладных я у вас не приму,—
сказал он с жутким спокойствием,—потому что встреча
с товарищем Стрепетовым не состоялась.
— К-как не состоялась? — заикаясь, пролепетал Ку-
бышкин. — Отбивных даже не хватило на всех. Я уж о
зайце и не говорю.
— Что вы меня все вашим зайцем тычете? — вспы-
лил Рябикин. — Повторяю вам: ни одной копейки я за
вчерашний обед не заплачу, поскольку заместитель на-
чальника треста на нем не присутствовал.
— Но ведь обед-то съеден! — доказывал чуть не пла-
ча Кубышкин.
— И на здоровье. Только я со всех вас все до копейки
удержу .из зарплаты.
— Кошмар! — простонал нач. АХО, побледневший
как полотно и, быстрой молнии подобный, полетел к ди-
ректору.
— Василий Василич, катастрофа! Рябикин не желает
принимать к оплате счета, поскольку гостя на обеде не
было. Прикажите ему немедленно прекратить .издеваться
над живым человеком.
Гарусов развел руками.
— Не могу я ему приказать. Главбух прав. И у меня
к вам большая просьба: скажите Рябикину, когда он бу-
дет составлять ведомость на удержание — пускай вклю-
чит и мою фамилию. Неважно, что я не был на этом
обеде, я несу за него полную моральную ответствен-
ность.
...Вечером Кубышкин и его заместитель Кошкоянц
сидели в закусочной и пили пиво. Нач. АХО, расстроен-
ный и осунувшийся, громко жаловался.
— Ну кто бы мог подумать? А я-то дурак вчера свой
кусок зайчатины старику Тутову уступил! Выходит, я его
из собственного кармана потчевал?
ПРОПАВШИЙ МАЛОВЕР
29
Кошкоянц задумчиво возвел свои влажные очи горе и
глубокомысленно изрек.
— Ирония судьбы!
И оба единым махом опорожнили свои кружки.
Николай Борапепков
ПРОПАВШИЙ МАЛОВЕР
Научный сотрудник Скорняков-Ухватов отправился
рано утром в совхоз «Раздолье», чтобы защитить там
диссертацию на тему: «Кукуруза как таковая и ее патоло-
гическая деградация на целине». Отяжелевшая от бес-
сонных ночей голова его была полна благих намерений.
В ней беспрестанно ворошились различные формулы, ги-
потезы, которые связывались в прочную цепь и своди-
лись к единственной цели: доказать, что на целинных
землях в условиях короткого сибирского лета кукуруза
произрастать не может, что создание кормовой базы на
ее основе — это фантастика, граничащая с безумством.
Над этой животрепещущей проблемой Скорняков-
Ухватов трудился в поте лица своего целых три года.
Более тысячи дней и ночей провел он в мучительных по-
исках неопровержимых, научно обоснованных доказа-
тельств! Были перерыты все местные архивы, опрошены
многие бородатые старожилы, прослежено развитие
злачно-бобовых от кочевых племен «динлинов» до пер-
вых'комсомольцев-целинников... Но все это осталось те-
перь позади. Впереди же ждала слава, ученая степень,
признание широких масс. Скорняков-Ухватов уже видел
себя кандидатом кукурузоведческих наук, увенчанным
лавровым венком. Однако злой рок предательски под-
стерег его. Он подкараулил его на степной дороге па
пути в совхоз и завел в такие дикие непролазные заросли
кукурузы, что научный сотрудник потерял всякую ориен-
тировку и заблудился. Как это случилось, Скорняков-
Ухватов не мог даже себе представить.
Примерно в пятнадцати километрах от совхоза он
слез с попутной машины и по совету водителя пошел
напрямую через кукурузное поле. В придорожном мас-
сиве кукуруза была редкая, низкая, сплошь заросшая
30
Николай ВОРАНЕНКОВ.
сорняками, и это как раз было на руку Скорнякову-Ухва-
тову. Для более веского доказательства своей гипотезы
он начал собирать чахлые экспонаты и вскоре сам не за-
метил, как очутился в кукурузе, которая вопреки науч-
ному трактату вымахала в удивительно дьявольскую вы-
соту!
Скорняков-Ухватов был не из приземистого десятка,
однако в кукурузе он оказался совсем карликом. Длин-
ная жилистая рука его едва дотягивалась до половины
стебля.
— Эка вымахала, зеленая дура,— бормотал научный
сотрудник, приподнимаясь на носки и пытаясь увидеть
дорогу. — Словно сам черт ее на дрожжах поднимал.
Упаси бог, если эта кукуруза из раздольнинского сов-
хоза. Прощай тогда диссертация, ученая степень, и во-
обще полетит все к шутам собачьим.
Предпринимая отчаянные попытки выбраться из ку-
курузы, Скорняков-Ухватов поворачивал вправо, влево,
лез напропалую назад, но нигде не было видно ни куста,
пи деревца, только знойное небо над головой да безмолв-
но парящие степные коршуны над землей.
Скорняков-Ухватов несколько раз пробовал кричать,
звать на помощь, но на голос его никто не отзывался.
Лишь где-то по соседству испуганно попискивали сусли-
ки да жужжали пчелы.
«Ах, если бы мне крылья, — думал научный сотруд-
ник. — Я бы поднялся над кукурузой и высмотрел до-
рогу. На худой конец хотя бы попался курган. С него
можно заметить какой-либо ориентир». Но сколько он
ни колесил по степи — нигде не встретил ни бугра, ни
кургана...
Д4ежду тем наступила ночь. На зеленые кукурузные
листья упала прохладная роса. Низко над землей повис-
ли крупные звезды. Скорняков-Ухватов попробовал сори-
ентироваться по звездам. Однако познания вселенной у
него оказались настолько малы, что вскоре он пере-
путал все светила и с ужасом заметил, что на небе вдруг
оказалось три Большие Медведицы, четыре Венеры и
даже две Луны вместо извечно одной.
В полном изнеможении повалился он на кукурузные
стебли, подложил под голову портфель с тезисами дне-
Рисунок Ю. Черепанова
— В вопросах сельского хозяйства у меня котелок варит!
31
Николай БОРАНЕНДОВ
сертации, попытался уснуть. Но это оказалось не так-то
легко. В голову неотвязно лезла мысль о защите диссер-
тации. Там, в клубе совхоза, за столом сидит комиссия,
в зале полно публики. Все волнуются, ждут, а он беспо-
мощно лежит здесь, в зарослях кукурузы. Убийственная
досада сжала сердце Скорнякова-Ухватова. Он вскочил
на ноги и, с яростью ломая кукурузные стебли, ринулся
снова вперед.
...На рассвете научный сотрудник почувствовал страш-
ные рези в желудке. По всему животу катились громовые
раскаты. Никогда еще не хотелось есть так, как теперь.
Кажется, сжевал бы собственный портфель, проглотил
целого барана. Но, увы! Портфель был сшит из кирзы,
а о жареной баранине можно было лишь помечтать.
Скорняков-Ухватов тщательно обшарил все закромки
портфеля, вывернул все карманы, но нигде не оказалось
ни крошки. Запах некогда лежавшей в портфеле селедки
лишь еще пуще расщекотал железы и вызвал полынно-
горькую слюну.
«Что же делать? Как быть? — терзал себя вконец про-
голодавшийся ученый муж. — Хотя бы изловить, какую
птицу, найти съедобную траву!» И вдруг он увидел прямо
над головой толстые кукурузные початки, аккуратно за-
вернутые в желтоватые листья. С жадностью набросился
на них. Обгладывал початок за початком, ел с волокнами
и без волоков, со стержнем и без стержня.
Наевшись досыта, Скорняков-Ухватов снова двинулся
на поиски запропавшей дороги. Теперь он чувствовал
себя гораздо бодрее. Острые рези в животе прекратились.
Мучила лишь жажда. Во рту вое пересохло. Губы по-
трескались, голос осип. Ему то и дело мерещилась речка,
морской залив. Он встряхивал головой, но перед глазами
были по-прежнему синее небо да буйная зелень преда-
тельской кукурузы.
Вторые сутки безуспешных поисков выхода из зарос-
лей кукурузы окончательно подкосили силы Скорняко-
ва-Ухватова. Идти он уже совсем не мог, а лишь пома-
леньку полз на четвереньках. О защите диссертации уже
не мечтал. Теперь единственной целью его жизни было
неодолимое желание спастись, выбраться из кукурузных
дебрей. Но как выбраться? Что предпринять? Идти даль-
УСПЕХ
33
ше невозможно. Болят руки и ноги. Наломать кукурузным
стеблей и сложить копну, чтоб с нее сориентироваться,
нет сил. Неужели вот так и .придется погибнуть в зарос-
лях кукурузы? Придут через месяц комбайны, скосят'ра -
стения, и обнаружат люди в сухих будыльях скелет науч-
ного сотрудника Скорнякова-Ухватова. О, какой ужас!
Какой позор! Но что же делать? Как быть? Остается
единственное средство: разжечь костер и тем самым дать
знать о себе. Но из чего разжечь? Вокруг нет ни единого
сухого стебля, ни листка. А что, если?.. От неожиданно
возникшей страшной мысли Скорнякова-Ухватова бро-
сило в пот. Волосы стали дыбом, и он даже почувство-
вал, как шляпа поднимается на голове. «Это ужасно:
Это непостижимо! — со страхом подумал он, но тут же
сам себя успокоил: — Что делать, браток. Жизнь есть
жизнь. Она дороже твоего трактата. Была бы голова на
плечах, а диссертации будут. Ведь есть же в конце кон
цо.в места, где не растет эта бесовская кукуруза».
Скорняков-Ухватов дрожащими руками извлек из
портфеля пухлую трехкилограммовую рукопись, нащу-
пал в кармане спички, закрыл глаза и печально про-
шептал:
— Прощай, несчастный плод моего труда! ‘Прощай,
неспетая лебединая песня!
Сухо чиркнула спичка, хрустнул скомканный лист, и
научный трактат о невозможности произрастания куку-
рузы на целинной земле запылал огромным костром.
...Через час заблудившегося кукурузовода Скорняко-
ва-Ухватова обнаружила поисковая партия школьников
совхоза. Научный сотрудник стоял на пепелище изму-
ченный, обросший бородой и тихо, по-детски плакал.
Л. Вампилов
УСПЕХ
На этот раз мне предстояло сыграть негодяя. По
ходу действия я должен был-* отказаться от матери, спе-
кулировать шикарным бельем, клеветать, двурушничать,
вскрыть два сейфа и обмануть нескольких девушек.
В конце пьесы заемной приходили сразу три милицио-
3 Золотой .характер
34
А. ВАМПИЛОВ.
нера. Мой герой был такой мерзавец, что я сам сомне-
вался в его правдоподобии. Но меня марьяжили на эпи-
зодических ролях, а тут наконец дали солидную роль.
Режиссер долго ко мне присматривался и вдруг сказал:
«Из вас, по-моему, выйдет незаурядный подлец». И вот—
роль моя!
Кому не нужен успех? Артистам он нужен в особен-
ности. Без него артист чахнет, становится завистником -и
интриганом. Мне же — молодому, начинающему —
успех нужен как воздух.
За два дня до премьеры я ходил по комнате и твер-
дил свою роль. В двенадцатом часу пришла Машенька,
наш декоратор. Она слушала меня за дверью и вбежала
в мою комнату, смеясь и аплодируя.
— Браво! Браво! Ты бесподобен! Ты страшен! Бра-
во... Только, знаешь, слишком уж... Твой герой — такое
чудовище, что как-то... Бывают ли такие в жизни? Вечно
тебе дают черт знает что! То проезжий, то прохожий, то
хулиган, то пижон, а теперь — что-то умопомрачитель-
ное... Но хватит. Собирайся, тебе надо проветриться.
Глядя на Машеньку, на ее поблескивающие глаза,
веселые лучистые волосы, слушая ее щебетание, я забы-
ваю все заботы и думаю только о том, как я счастлив.
Машенька — моя невеста.
— И вот что! Приехала мама. Не отвиливай. Ты дол-
жен с ней познакомиться. Она хочет тебя видеть. Так
что, живо!
Я не сопротивлялся. Был отличный день, и мне са-
мому хотелось прогуляться по городу. Я надел галстук,
прихватил пальто, шляпу, и мы выбежали на ул иду.
Ночью падал снег, но к обеду он почернел и подтаял.
Было тепло, и, хотя был ноябрь, все очень походило на
весну. Я бережно держал Машенькин локоть, и не все ли
равно — осень ли это была, весна ли — я был счастлив.
Хотелось выкинуть что-нибудь легкомысленное и веселое.
— Ты будь вежлив, — говорила Машенька, — ста-
райся показаться солидным, рассудительным. Тебе это
ничего не стоит — ты артист. Что-нибудь соври.
— Как! Еще одна роль? И, кажется, роль скромного,
заведомо положительного молодого человека. Машенька,
пожалей меня, я этого не репетировал.
УСПЕХ
35
Я уже представлял себе все неизбежные неловкости,
заминки, паузы,ч как вдруг меня осенило... «Сыграю-ка я
перед мамашей своего негодяя, — подумал я, — а потом
объяснюсь. Будет весело, непринужденно, заодно проре-
петирую и посмотрю, как оно — на свежего человека».
Я был доволен своей выдумкой, и мне заранее стало
смешно. В таком настроении я предстал перед Машень-
киной мамашей.
И вот я и Варвара Семеновна сидим друг перед дру-
гом в небольшой светлой комнатке, завешанной и за-
ставленной этюдами.
— Смотри же, — шепнула мне Машенька, — я хочу,
чтобы ты ей понравился, — и убежала на кухню.
Мамаша — еще нестарая миловидная женщина, по-
хожая, впрочем, на гусыню. Длинная шея, узкие плечи,
белая блузка и строгое, даже надменное выражение
лица. Минуту мы молчим. Я бы давно уж смутился, но
не таков мой герой.
— Я очень рада, что мы познакомились, — сказала
наконец мамаша.
— Да, — отвечаю я, — это не лишне.
И снова молчание. Слышно только, как Машенька
бренчит на кухне кастрюлями. «Начну, — решил я, —
ошарашу сразу».
Я откинулся на спинку стула, закинул ногу на ногу
и начал:
— Мы, Варвара Семеновна, люди умные и не будем
играть втемную. Я женюсь на вашей дочери. Не надо
истерик, слез, восторгов тоже не надо. Обойдемся без
междометий, восклицаний и прочих изъявлений чувств.
Экономьте нервы... Вопросов вы мне тоже не задавайте.
Я все сам объясню. Вы хотите знать, кто я такой. Вы,
конечно, слышали, что меня считают здесь... Как бы это
вам сказать... непорядочным человеком. Это пустяки.
Мне завидуют. Завидуют моему умению жить.
— Артистам всегда завидуют, — сказала вдруг ма-
маша.
К моему изумлению, на ее лице не было смущения.
Строгость вдруг сползла с ее губ, а приподнятые брови
означали лишь легкое удивление и любопытство.
— Да, я артист, — продолжал я. — Почему бы не
3*
£6
А. ВАМПИЛОВ.
быть артистом, если за это неплохо платят? Но я могу
быть и бухгалтером, и швейцаром в ресторане, и дирек-
тором бани — только заплатите мне больше... Конечно,
получать и дурак может. Я такой человек, что мне ни-
когда никто не даст, если я сам не возьму. Но сам я возь-
му обязательно. Зачем я женюсь на вашей дочери? Ваша
дочь мне, конечно, нравится. Она... ничего себе... шик,
экстра, прима. Но дело не в этом...
Я нагло зевнул и искоса взглянул на мамашу. Мама-
ша сидела смирно. Она не собиралась падать в обморок,
закатывать истерику и даже не перебивала меня. Мне
показалось, что смотрит она на меня внимательно, с
теплотой. Такие глаза бывают у доброго учителя, когда
он смотрит на способного малыша. «Странно, — подумал
я, — ее, видимо, ничем не прошибешь».
— Дело, разумеется, не в том, что я не могу жить
без вашей дочери. Я могу без нее жить. Мы знакомы
всего две недели, но этого вполне достаточно для того,
чтобы почувствовать взаимную... выгоду. Машенька бу-
дет жить роскошно, модой будет заправлять. С другой
стороны, мне необходима связь с культурными людьми...
с запросами. Сейчас я и сам артист, но, как только мы
поженимся, я уйду из театра. В театре не развернешься.
Я перейду в какое-нибудь солидное учреждение с дебе-
том-кредитом. Например, в комиссионный магазин — на
простор.
«Почему она меня не выгонит?» — недоумевал я.
— Я выкладываю вам все начистоту, потому что я
уверен, что вы умная женщина и любите свою дочь.
Нравлюсь я вам или не нравлюсь — это не имеет ника-
кого значения. Машенька от меня никуда не денется.
Я хотел, чтобы вы поняли, что ваша дочь находится в
крепких руках.
Я помолчал, прошелся по комнате и сказал, гадко
ухмыляясь:
— Между прочим, у нас с Машенькой все зашло
очень далеко... Вы можете нас поздравить чисто фор-
мально... пост-фактум, так сказать, — вы меня пони-
маете...
Мамаша не побледнела, не вскочила, не затопала
ногами, а странное дело, она улыбалась.
ЛИЧНОЕ МЕСТОИМЕНИЕ
37
«Бревно — не женщина... Ну, я тебя доканаю!» —
обозлился я.
— Мне сейчас нужны деньги, — продолжал я как
можно нахальнее, — для одного дельца. И вы мне их
дадите... Если вы мне откажете, я могу не жениться на
вашей дочери. Очень свободно... Я ведь все могу.
После этих слов я ждал чего угодно, только не того,
что произошло. Я не поверил своим ушам. Мамаша спро-
сила меня голосом, полным внимания и предупредитель-
ности.
— Сколько вам надо?
-- Тысячу, — сказал я в замешательстве: я уже не
мог больше играть.
— Конечно, я вас выручу, — улыбаясь, сказала она
и засеменила в другую комнату.
Вошла Машенька.
— Обед готов... Что такое ты ей говорил? Она в вос-
торге от тебя. «Это, говорит, то, что тебе надо. С таким
мужем, говорит, сто лет жить можно. Он — прелесть.
Но скажи ему, чтобы он был осторожнее. Он, говорит,
молод, горяч»’. Так чем же ты ее очаровал?
В глубокой задумчивости я опустился на стул. «Да,
это успех», — думал я, с тревогой вглядываясь в невин-
ные Машенькины глаза.
Арк. Васильев
ЛИЧНОЕ МЕСТОИМЕНИЕ
Судьбы бывают разные. В тот вечер наша судьба ле-
жала на диване под пуховым платком и слегка похрапы-
вала. Звали судьбу Анна Ивановна. Она была немного-
словна, как и все дежурные администраторы гостиницы.
Именно она и свела нас -за одним столом в вестибюле —
ожидать, когда освободится номер. От нечего делать мы
разговорились. Больше всего мне понравилась история,
рассказанная кооперативным работником Королевым.
Вот она вся, целиком, без всяких прикрас’.и поправок.
С Алексеем Ивановичем Брыкиным мы впервые встре-
тились на заре хозяйственной деятельности. Оба мы,
окончив торговокооперативный. техникум, в один и тот
же день предстали перед комиссий по распределению .жь
38
Арк. ВАСИЛЬЕВ.
лодых специалистов. В техникуме мы с Брыкиным были
в разных группах и близко не сходились. Через несколько
дней мы очутились в одном райпотребсоюзе. Я был на-
значен товароведом на базу, а Брыкин на такую же
должность в засоло-мариновочный пункт. Признаться, я
даже был обижен за моего нового приятеля и пытался
утешить его, начав популярно объяснять значение мари-
надов в общественном питании. Но Брыкин странно как-
то усмехнулся и загадочно произнес:
— Маринады хороши на закуску для возбуждения
аппетита...
Через месяц Брыкин был уже заведующим пунктом, в
конце квартала возглавлял всю заготовительную кон-
тору, а к новому году он уже был заместителем предсе-
дателя райпотребсоюза.
Вообще, конечно, быстрому продвижению молодых
специалистов удивляться не приходится. Иной уже года
через два после института крупным заводом управляет,
другой, глядишь, учреждение возглавляет. Все это по-
нятно: людей, богатых умом, с большой душой у нас
много. Но, откровенно говоря, я не понимал, чем объяс-
нить столь быстрое восхождение Брыкина по нашей ко-
оперативной лестнице. В техникуме он слыл середняком,
особой любви ни к чему у него никогда не замечалось.
Заместитель председателя райпотребсоюза — это
только легко сказать. На деле это, как дирижер в оркест-
ре. Надо за всем вовремя досмотреть, чтобы нигде фаль-
ши не было. С непривычки на этой должности голову за
один день потерять можно. Товарооборот — миллионы,
в ассортименте тысячи названий. Утро начинается со
звонка: в Зименках керосина в сельпо не хватает, спички
на исходе. Затем из Новок трезвонят: затоварились ве-
ревкой, а колесной мази не хватает. В полдень принесут
районную газету, а в ней пробирают: почему в Озерках
давно книгоноша не был? А там как пойдут звонки да
вызывы: почему беден ассортимент кондитерских изде-
лий, почему селедок только два сорта, зима на носу, а в
сельпо ватин не забросили?.. Затем обязательно позво-
нят из санитарной инспекции. После полудня жди звон-
ков из райкома и райсовета. Потом начнутся вызовы на
совещания...
ЛИЧНОЕ МЕСТОИМЕНИЕ	34)
Боже ты мой! И какую ж надо сноровку иметь, чтобы
все вкусы потребителей знать и суметь их удовлетворить!
А у Брыкина за душой, кроме самоуверенности, ни-
чего не было. Очень я удивился, как он соглашается на
такой ответственный пост встать. И что ж вы думаете —
встал. Да не просто, а с выкрутасами, с фасоном. Дня
через три после своего назначения собрал Брыкин сове-
щание и начал его собственной речью.
Как он говорил! Откуда только слов набрался. Надо
было попросту сказать, что не повезло нам с заготовками
овощей, особенная неудача вышла с луком. А Брыкин
сначала рассказал, сколько видов лука есть на всем
земном шаре. Потом взялся за историю, сообщил, что
лук был известен еще древним египтянам и что даже сам
Тутмас Третий обожал луковую похлебку. Покончив с
историей, перешел Брыкин к ботаническому описанию,
упомянув ю шаровидных соцветиях, не забыл сказать,
как из лука эфирные масла можно добывать. Председа-
тель райпотребсоюза Василий Васильевич Пуговкин си-
дит и во всю ширь улыбается. Смотрите, мол, люди доб-
рые, какого я певуна вырастил. А певец понес что-то уже
из другой оперы. Начал он свою речь закруглять как-то
по-особенному.
— Брыкин умеет работать! Брыкин любит работать!
Брыкин всю душу в работу вкладывает! Брыкин...
Народ начал переглядываться. Шепот в з^ле. А Алек-
сей Иванович не стесняется и знай себе шпарит:
— Брыкин... Брыкин... Брыкин...
Потом он перешел к практическим делам. И здесь он
повел песню опять на свой лад:
— Я дал команду. Я решил, что тару надо заказы-
вать в Подгорном.
Между прочим, тару всегда в Подгорном заказывали,
лет двадцать подряд. Но никто Брыкину не возразил,
никто об этом его «приоритете» спорить не стал, а кое-
кто даже пытался ладошками постучать.
Пришел я домой с совещания и не могу понять, что со
мной. Туман в голове, и ничего больше. Есть у меня при-
вычка: перед сном срывать с календаря листочек и про-
читывать, о чем на сегодняшни день таги рассказано. Со-
рвал, читаю и глазам не верю. Весь листочек про лук.
40
Арк. ВАСИЛЬЕВ.
Все, что Брыкин говорил про Египет, про разные виды
и шаровидные соцветия. Ну, думаю, вот ты откуда вдох-
новение черпаешь.
Вскоре я заметил у Брыкина еще одну привычку: оп
подолгу на одном месте не задерживался. Как-то он в
минуту откровенности по этому поводу мне свой афоризм
высказал:
— Поясница у меня слабая — устает, если я на
одном месте долго сижу. Это дело больше для тех, у кого
спина чугунная.
К лету следующего года он расстался с кооперацией
и переметнулся в областую контору Главрыбсбыта.
Встретился я с ним однажды на совещании. Один из
ораторов упрекнул его в том, что мало в районе рыбных
товаров. Встал Брыкин с места и пошел к президиуму
бледный и записочку в руках терзает. В зале громко
сказали:
— Ну, сейчас наш тлавсудак .воды намутит.
Дали Брыкину слово. И началось:
— Брыкин... Брыкин... Брыкин... Я дал... Я взял...
Я помог... Я предусмотрел... Я предупреждал.
Только одно из его речи и запомнилось, что судак для
икрометания заходит из морей в реки, очень прожорли-
вый и корма ему надо много.
После Брыкина выступал директор торга Сыроваров.
Он у нас мужчина ядовитый и начал свою речь с подход-
цем. Сначала пару слов о наивных карасях, а потом о
том, что есть, дескать, в море такая рыба, у которой
только один глаз. Вот и наши товарищи, которые Бры-
кина (выдвигают да •поддерживают, тоже вроде с одним
глазом.
Но Сыроварова из президиума быстренько поправили:
— Сравнение с морскими зверями и чудовищами не-
уместно. Это критика не дружественная...
Вскоре я уехал учиться в институт и встретил Брыки-
на только через два года. Меня как депутата пригла-
шали на каждую сессию областного Совета. Приехал я
однажды на сессию с опозданием. Вхожу в зал и вижу:
стоит на сцене толстый человек в одежде военного по-
кроя. Лицо круглое так и лоснится, весь в поту, а голос
самоуверенный:
СТОЛБ
41
— Я дал команду... Я все заранее спланировал...
Я соседа спрашиваю:
— Кто это выступает?
— Заместитель заведующего областным отделом тор-
говли Брыкин. Поприжали его немножко, вот он и вер-
тится.
Я, признаться, Брыкина не сразу узнал.
Но на этот раз случилась у него осечка. Вышла после
него на трибуну секретарь Каменского райкома партии
Анна Алексеевна Малышева и начала рассказывать, как
Брыкин в пионерские лагеря вместо чайных чашек за-
слал пивные кружки.
— Вот они, ваши кружечки. С мерой ноль и пять
десятых...
В зале, конечно, так и грохнули, а Малышева все рас-
сказывает:
— А не по вашей ли вине в районе нет спичек? Вы
только подумайте, спичек! А кто на окраинах хлебные
палатки позакрывал? Вы, товарищ Брыкин. Не любите
вы работать, не умеете вы работать!
Одним словом, расписала она Брыкина, как зебру.
Потом другие ораторы критики добавили.
В конце заседания дали слово для справки опять
Брыкину. И тут случилось совсем странное. Алексей Ива-
нович вдруг слабым голосом прошелестел:
— Да, мы тут действительно допустили ошибку. Мы
тут действительно недоглядели...
Что хотите со мной делайте, но клянусь, я впервые
услышал, как Брыкин личное местоимение упомянул во
множественном числе.
A. Вихрев
СТОЛБ
Необычайное, но поучительное
происшествие, случившееся в	7
г оро д е N
 Стоял столб. На самом ходу, на тротуаре. Впро’чем,
какие на нашей Раздольной улице тротуары? Так, одно
название.
42
А. ВИХРЕВ.
Какой породы было дерево, не скажу, но только столб
получился крепкий. Как-то в него врезался «Москвич» —
радиатор в лепешку, крыло в гармошку, — а столб стоит
себе да звенит.
А вы говорите — техника.
Никто не знал, кому и когда пришла в голову идея
вбить сюда этот столб и зачем он вообще.
Просто привыкли, к
Вот столб и стоял, как столб. Никаких полезных за-
дач не выполнял и только изредка звенел или гудел,
когда на него кто-нибудь натыкался.
Правда, ребятишки, играя в прятки, любили за ним
укрываться. Может быть, только поэтому никому не при-
ходило в голову: а зачем же он все-таки стоит, столб-то?
Попытки извлечь из столба хотя бы малейшую пользу
заканчивались крахом. Например, однажды Сеня Шу-
стров забрался на верхушку столба в надежде, что от-
туда дальше видно. Увидел он все ту же нашу Раздоль-
ную улицу, но зато сверзился и едва не свернул себе
шею.
Со временем в честь этого столба наш тротуар стали
называть «столбовой дорогой».
Хотите верьте, хотите нет, но за многие годы к столбу
так притерпелись, что даже синяки и шишки, возникав-
шие от столкновения с ним, принимали как должное.
Так и стоял бы столб до сегодняшнего дня, если бы
кого-то вдруг не осенило:
— А на что она здесь, граждане, дубина эта? Только
мешает. Спилить — и на дрова.
И все мы тотчас будто прозрели: верно ведь!
Дальше — больше: стали мы поглядывать на наш
столб с неприязнью и даже некоторой враждебностью.
Кто-то вспомнил свои синяки, другие же заговорили о
том, как эстетично будет выглядеть Раздольная улица
без нелепого столба. Ко всему этому прибавились прак-
тические реплики хозяек: дескать, к столбу даже белье-
вую веревку не привяжешь — так неудобно он стоит.
Наконец в одно прекрасное утро два соседа — Пан-
крат Иваныч и Глеб тоже Иваныч — взяли пилу и твер-
дым шагом направились к безмятежному столбу.
Как раз в ту минуту мимо столба следовал управ-
СТОЛБ
43
ляющий горкомхозом Эдуард Кузьм.ич Стародуб. Разга-
дав коварное намерение злоумышленников, он обнял
столб, точно отца родного после долгой разлуки, и про-
изнес суровое обличительное слово:
— Вы кто такие, чтобы самовольно и самочинно уни-
чтожать предметы общественного пользования? Распоя-
сались! Может быть, этот столб имеет значение и поста(в-
лен здесь для порядка? Может, в нем есть познаватель-
ная ценность? Или, допустим, это исторический памятник
седой старины? Какое вы имеете право пилить релик-
вию? Не допущу беззакония!
Панкрат Иваныч и Глеб тоже Иваныч, а потом и сбе-
жавшиеся на шум соседи стали хором убеждать управ-
ляющего, что стоеросовая дубина, которую он заключил
в свои взволнованные объятия, никак не может стоять
здесь для порядка, ибо она как раз главнейшая причина
всяких недоумений, раздражений и беспорядков, вклю-
чая шишки на лбах и синяки на скулах; что никакой по-
знавательной ценности в этаком бесхитростном бревне
нет и быть не может; что и как историческая реликвия
столб тоже не выдерживает критики, потому что от него
веет не стариной, а, с позволения сказать, чем-то совсем
другим.
Однако Эдуард Кузьмич был непреклонен:
— Столб принадлежит коммунхозу и, стало быть,
подведомственен мне. Не потерплю самоуправства!
Мы отступили, но не сдались. И в тот же день напра-
вили в коммунхоз делегацию уличного комитета.
Эдуард Кузьмич принял делегацию. После полутора-
часовой беседы, в ходе которой обе стороны не сумели
воздержаться от взаимных колкостей, пришли к общему
выводу: найти хозяина столба и испросить у него разре-
шение на удаление такового с территории Раздольной
улицы.
Пока же к столбу был приставлен коммунхозовский
сторож дядя Федя в тулупе и с двустволкой. Он должен
был ходить вокруг столба и замечать всякое подозри-
тельное движение.
Той же ночью произошли два чрезвычайных события.
Во-первых, из продуктового ларька, лишенного бди-
44
А. ВПХРЕВ.
тельной опеки дяди Феди, 'было «похищено 386 руб.
55 коп.
Во-вторых, неизвестные .пытались спилить столб, но
в темноте и второпях успели надпилить только валенок
сторожа. Дядя Федор, разбуженный столь необычным
способом, дал залп в воздух из обоих стволов. Выстре-
лом было высажено чердачное окошко у гражданина
Смяткина Григория -Нилыча, а попутно контужен кот
Фомка, крепко спавший в этот момент на чердаке.
С рассветом все заинтересованные лица были на но-
гах. Там и сям хлопали двери и тявкали собаки, а в воз-
духе, сверкая, мелькали имена существительные, глаголы
и междометия, которыми жители Раздольной улицы пы-
тались определить свое отношение к событиям.
Гражданин Смяткин ухватил дядю Федю за полу
тулупа и, потрясая завернутыми в газету осколками
стекла, требовал у него возмещения за разбитое окно.
Дядя Федя вырвался от Смяткина, явился в коммун-
хоз и там, ласково поглаживая двустволку, потребовал
возмещения за надпиленный валенок.
Эдуард Кузьмич, запершись в кабинете, безуспешно
звонил следователю Галкину, чтобы потребовать немед-
ленного отыскания ночных правонарушителей, пытав-
шихся спилить общенародное достояние.
Следователь Галкин в это же время занимался осмот-
ром продуктового ларька, откуда было преступно изъято
386 руб. 55 коп.
Соседи Смяткиных под руководством супруги Смят-
кина Евдокии Климовны коллективно писали в местную
газету сатирическую заметку под уничтожающим заго-
ловком «С этим пора кончать!». В заметке подвергались
убийственной критике черствые работники ветеринар-
ного пункта, отказавшие коту Фомке в стационарном
лечении.
Уличный комитет, разбившись на отряды, рыскал по
городу в поисках хозяина столба.
Только столб стоял по-прежнему незыблемо и невоз-
мутимо. :	........
К вечеру обстановка накалилась добела.
Валенок дяди Феди отправили в ремонт за счет ком-
мунхоза, однако выяснилось, что в мастерской истекли
СТОЛБ
45
запасы дратвы. Работники коммунхоза сели писать кол-
лективное письмо в .облпромсовет о возмутительном
снабжении города дратвой.
Редактор газеты отказался поместить заметку
«С этим пора кончать!», так как место было давно уже
зарезервировано для сообщения горко-мхоз а о величе-
ственных планах благоустройства Раздольной улицы на
ближайшее десятилетие.
Следователь Галкин, увлеченный новой блистатель-
ной догадкой, бегал с рулеткой от столба к продуктово-
му ларьку, сличая следы правонарушителей.
•По личному заданию председателя горсовета учитель
истории и географии Прозоровский, отбивая-сь от насе-
давших дворняжек, изучал столб через лупу с целью
отыскания каких-либо исторических примет.
Эдуард Кузьмич, вызванный для объяснений, свет-
лым мужественным взором смотрел в глаза руководству
и самоотверженно повторял:
— Я что? Я ничего. Пусть пилят общественное досто-
яние. Только, извините, за самовольную порубку отве-
чать буду не я. Берите на себя.
Тем временем совсем стемнело, и, следуя хорошему
обычаю — утро вечера -мудренее, — участники и свиде-
тели событий разбрелись по своим постелям.
Ночь выдалась безлунная и беззвездная. Валил теп-
лый мягкий снег. Ничто не нарушало дремотной тишины,
кроме редкого и печального тявканья дворняг, вспоми-
навших благословенный столб.
Зажав в руке лупу, доблестным сном спал учитель
истории »и географии Прозоровский. Его творческие дер-
зания увенчались успехом: изыскания показали, что
столб был воздвигнут в пятидесятых годах нынешнего
столетия.
Эдуард Кузьмич ворочался с боку на бок и горячо
шептал супруге:
— Общественное достояние. Если поставили, значит,
для дела.
Григорий Нилыч См1ятиин похрапывал, ио время от
времени бормотал сквозь сон что-то очень нелестное и
совсем непечатное.
Наутро все стало проясняться.
40
Мих, ВЛАДИМОВ.
Сапожники отыскали непочатый моток дратвы и со
вкусом залатали надпиленный валенок дяди Феди.
Следователя Галкина разбудила на розовой заре про-
давщица Клава и созналась, что 386 руб. 55 кол. были
взяты ею из продуктового ларька на предмет устройства
каких-то именин («В долг», — сказала Клава, потупив-
шись) .
На кота Фомку, всю ночь вращавшегося вокруг своей
оси, без всякого намерения гавкнула соседская собака.
Этот встречный шок неожиданно поставил кота на ноги
и вернул ему волю к жизни.
Была и еще одна немаловажная новость.
Там, где еще вчера возвышался несокрушимый столб,
сегодня ничего не возвышалось. Не было ни опилок, ни
щелок, ни следов —за ночь все укрылось снежным пу-
хом.
Раздольная улица, лишившись столба, стала шире,
светлее и раздольнее.
Эдуард Кузьмич, шедший на службу, остановился у
злополучного места как вкопанный и, склонив голову над
свежим снегом, долго и скорбно молчал.
— Общественного пользования! — простонал Эдуард
Кузьмич и тяжело вздохнул. — Партизанщина. Никакого
нет порядка. Э-эх!..
Мих. Владимов
ЕГО ПОРТРЕТ
Случилось это за день до отчетно-выборного профсо-
юзного собрания. Председатель месткома Гуков вызвал
к себе в кабинет редактора стенгазеты Пантюхина и
хмуро спросил:
— Газету готовишь? А ну-ка, покажи.
— Видите ли, она еще не готова. Только заголовок
нарисован.
— А критика в номере будет?
— Будет.
— И на профсоюзные темы?
— Нет, — замялся Пантюхин. — Пока этот вопрос
мы еще не решили...
fero ПОРТРЕТ
47
Гуков крупными шагами пересёк по^иагонали каби-
нет.
— ЭТо нужно подправить. Бери ка-рандат!
Пантюхин взял, не понимая, к чему он клонит.
— Рисуй на меня карикатуру!
Пантюхин часто-часто заморгал глазами. Карикату-
ру на Гукова! Ведь он даже малейшее критическое заме-
чание расценивал как мину, подложенную под его авто-
ритет. Как-то в газете проскочила колкая строчка в ад-
рес месткома — такой закатил скандал! Как же так?
— Давай, рисуй, говорю!
— Но позвольте, товарищ Гуков...
— Позволяю! — председатель месткома сделал широ-
кий жест. — Позволяю! И чтоб она была на самом более
или менее видном месте.
— Хорошо, но зачем?
Гуков презрительно хмыкнул, дивясь его недогадливо-
сти:
— Разве ты на прошлом собрании не был?
— Был.
— А выступления слышал?
— Слышал.
— Так скажи, за что меня критиковали?
— Вас? Мм... — редактор напряженно морщил лоб,
стараясь припомнить. — За многое...
— Ав основном?
— За то, что вы, так сказать, не в лада.х с критикой...
—-Вот! — Гуков поднял указательный палец. — Гнус-
ный поклеп! И я докажу, что это не так! Пусть все уви-
дят! Рисуй!
Хотя рука Пантюхина машинально держала каран-
даш наготове, рисовать карикатуру на Гукова она все-та-
ки не поднималась.
— Боюсь, не получится. Понимаете, надо изобразить,
чтоб вы были похожи и чтобы было смешно...
— Смешно? Это не обязательно! Главное, чтоб по-
хож!
Отступать было некуда. Глубоко вздохнув, Пантюхин
принялся рисовать. Из-под его карандаша быстро
возникли очертания трибуны, графина с водой...
48
Мих. ВЛАДИМОВ.
— Так, так1ц-довольно причмокивал языком Гу-
ков. — Ну, а гдечке я?
Еще несколько штрихов—.и у трибуны появилась
крупная, с солидным брюшком фигура Гукова.
Председатель месткома недовольно засопел:
— Послушай, дружок! Разве я настолько толст?
—- Но это же карикатура! — объяснил редактор.—
Допу с кается пр еу вел иче н и е...
— Нет, уж ты изображай меня натурально! Я вешу
не более девяноста килограммов, а тут все сто двадцать.
Надо убрать излишества.
Пантюхин подчинился.
Увидев графическое изображение своего далеко не
античного профиля, Гуков возмути лея:
— Это же не мой нос! Это ручка от круглой печати!
И к чему тут угрюмость? Я — человек общительный.
— Позвольте, — взмолился Пантюхин.
— Не поз-зволяю!
Пантюхин стер резинкой сначала угрюмость с лица
Гукова, а затем и самое лицо и стал воссоздавать его за-
ново. Увы, и о новом варианте оригинал сказал:
— Это не я. У меня более цветущий вид.
. -Снова замелькала резинка. Лицо Гукова пополнело,
на щеках появились ямочки.
— Ямочки убери! — поморщился Гуков. — Несолидно.
Резкое движение — грифель сломался. Протертая ре-
зинкой бумага не выдержала — на месте головы образо-
валась дыра.
— Не могу! — в отчаянии отложил карандаш ре-
дактор.
— Не можешь? Так бы сразу и сказал. А еще бе-
рется!
Достав из кармана пухлый бумажник, набитый разно-
цветными пригласительными билетами и |удостоверения-
ми, председатель месткома извлек свою фотокарточку
почти в полный рост и положил перед Пантюхиным.
— Налепи, и дело с концом!
Кандидатуру Гукова в состав месткома на собрании
единодушно отвели. За что? За то, что «велел поместить
в стенгазете свой собственный портрет».
СЫНОЧЕК
49
В, Гальковский
СЫНОЧЕК
Вадик, возлежа на диване и прихлебывая чай, наблю-
дал за матерью. Она натирала пол.
— А у тебя, маменция, неплохо получается,—сказал
он. — Только нажимать покрепче надо.
— Стара я стала нажимать, — вытирая лоб, ответила
мать.
— Что же стара. У Чашкиных бабка сорок два метра
обрабатывает. Раз-раз — и готово. Старики, они крепкие.
— Нет уж, хватит. Лучше полотеру двадцать пять
рублей заплатить.
Вадик поперхнулся и привстал:
— Полчаса нотами понир-кать— и двадцать пять руб-
лей?
— А ты почиркай.
— И почиркаю, а из нашего бюджета такую сумму
на пол выбрасывать мы не можем. Здесь работы на де-
сятку не наберется. Только взяться.
— Вот и возьмись. Десятку я тебе дам.
Вадик поднялся с дивана наступил на щетку и зашмы-
гал по комнате. Оказалось, что «чиркать» не так-то прос-
то. Щетка ускользала из-под ноги, и в комнате вдруг
стало жарко. Вадик укоризненно посмотрел на мать:
— Полотеру двадцать пять, а родному сыну, значит,
десятку? Эх, мама, мама! Надо же совесть иметь.
Мать швырнула на стол полотенце, схватила сумку
и достала две двадцатипятирублевые бумажки.
— На, но пол мне натри, почувствуй, что такое ра-
бота.
Вадик взял деньги, положил их в карман и похлопал
мать по плечу:
— Вот это сильно, это другой разговор.
Сопя и фыркая, он затанцевал по комнате. Мать вы-
шла в кухню. Когда минуты через две она вернулась, то
увидела, что сын сидит на диване, к чему-то прислушива-
ясь.
— Ты что?
— Сердце вроде останавливается, — сказал Вадик.—
Невроз у меня.
Он достал двадцать пять рублей и протянул матери:
4 Золотой характер
56
В. ГАЛЬКОВСКИЙ,
— Вот тебе монета. Вызывай полотера. Я здоровьем
рисковать не молу.
— Подожди-ка, а остальные двадцать пять рублей?
— Что остальные? Остальные мне за работу.
— За какую? Ты же три раза ногой двинул.
— Три раза, но двинул. Задаром, маменция, ничего
не бывает. Сын не сын, а денежки плати. Такой у меня
принцип.
— Принцип? Ладно.
В голосе матери прозвучали такие ноты, что Вадик
решил удрать.
— Дай-ка мне пару пирожков...
— Пожалуйста. Полтора рубля пирожок. Три рубля
с тебя.
Вадик опешил.
— Как, с меня? Ты что, мама, смеешься? Пирожки —
это же еда. За что платить?
— За пирожки. Задаром ничего не бывает. Еда с не-
ба не падает.
— Так это же обдираловка, — возмутился Вадик,—
по полтора рубля за пирог!
— Столько стоят. За обед еще приготовь восемь руб-
лей, за ужин — пять. Брюки я тебе отутюжила — тоже
пять. Новый платок — четыре.
—• Ты же на двадцать пять рублей насчитала. На ка-
кие же деньги я в кино пойду?
— Вот это не знаю.
— Мама, не играй на нервах. Я тебе сын, а ты такие
шутки позволяешь.
— Сын не сын, а денежки плати. Твой принцип.
— Откуда? Я еще не работаю.
— А ты работай. Второй год палец о палец не уда-
ришь.
— Ну, это зря, я ударяю. В булочную хожу чуть не
каждый день.
— Не в булочную, а на завод надо идти работать.
— На завод? Так я же десятилетку окончил!
— Вот и хорошо.
Мать хлопнула дверью. Вадик посмотрел ей вслед,
надел на ногу щетку и со злостью проворчал:
— Пирожок полтора рубля — спекулянтка!
Рисунок Е. Щеглова
ПРОТИВ ТЕЧЕНИЯ
4*
52
В. ГОРСКИЙ.
В, Горский
ключа
Все началось с того, что день выдался жаркий. Даже
в пять часов, когда Петр Алексеевич вышел из своего уч-
реждения, солнце припекало так, что на размягченном
асфальте, как на воске, отпечатывались следы каблуков.
Спасаясь от зноя, Петр Алексеевич торопливо пересек
мостовую и вступил в благодатную тень бульвара. Не ве-
дал он, что именно этот путь и приведет его к некоторым
н еприятн ы м п ер еж и в а ни я м.
Сдвинув на затылок соломенную шляпу, размахивая
на ходу пухлым портфелем, Петр Алексеевич бодро ша-
гал домой, предвкушая тот недалекий миг, когда он уся-
дется за холодную ботвинью, потом вздремнет после сыт-
ного обеда, потом будет пить чай с вареньем, потом пере-
кинется с женой в «подкидного».
Но в тот день судьбе не угодно было предоставить
Гребенкину этих обычных радостей его бытия. Под нога-
ми у него что-то звякнуло. Петр Алексеевич остановился
и посмотрел вниз. На дорожке, посыпанной желтым пес-
ком, лежала связка ключей.
«Обронил какой-то растяпа», — подумал Петр Алек-
сеевич. У него мелькнула мысль отнести ключи постово-
му милиционеру, мимо которого он только что проходил.
Он оглянулся и взглядом измерил расстояние до того
места, где среди зелени виднелся ослепительно белый
китель. Метров сто. Да обратно сто — итого двести. Да
нагнуться и поднять находку... Столько усилий — и ради
чего? Петр Алексеевич даже рассердился на себя за ми-
нутную слабость. Фыркнув по собственному адресу, ои
перешагнул через ключи и пошел дальше.
Остаток пути Гребенкин посвятил моральному
обоснованию своего поступка. Он не сочувствовал челове-
ку, обронившему ключи. Нет! Пусть мечется у двери,
которую придется теперь ломать. Пусть портит письмен-
ный стол или гардероб и все остальное, что открывали и
закрывали эти ключи. Не нужно быть растяпой. Сегодня
потерял ключи,.завтра — бумажнике деньгами, а там, гля-
ди, еще что-нибудь- С этой точки зрения, потеря ключей
ключи
53
не беда, а даже благодеяние, урок, который многому на-
учит неосторожного.
Удовлетворенный глубиной собственных рассуждений,
Петр Алексеевич вошел в подъезд, втиснулся в кабину
лифта и нажал кнопку с цифрой «7». Когда лифт оста-
новился и Гребенкин распахнул дверцу кабины, взгляду
его предстала картина, от которой у него екнуло сердце.
Прежде всего он увидел свою жену Софочку. Но в
каком виде! Всегда такая изящная и томная, она сидела
растрепанная, жалкая на ступеньках лестницы и горько
рыдала. За спиной у нее растерянно переминались с но-
ги на ногу оба сына-подростка. Фоном для этой семей-
ной группы служили жильцы соседних квартир, преи-
мущественно женского пола. Они шумели.
— Что случилось?—крикнул Петр Алексеевич, обво-
' дя присутствующих блуждающим взглядом.
Заслышав любимый голос, Софочка перестала пла-
кать и взглянула на мужа.
— Ключи потеряла,— всхлипнула она и махнула в
сторону двери. — Ходила в магазин за льдом для бот-
виньи -и потеряла.
— Фу-у, черт! — облегченно вздохнул Гребенкин.—
А я подумал бог знает что. Ломать! Сию же минуту вы-
звать слесаря и ломать!
— Что ломать, Пепа! — удивилась Софочка.
— Как что? Дверь, замок! Я знаю?
— А гардероб?
— Что гардероб?
— Да ведь я и от гардероба ключ потеряла.
Петр Алексеевич покрутил головой:
— Эк тебя угораздило! Ломать!
— А новый сервант?
— Что сервант? — Гребенкин опустился на ступеньки
лестницы рядом с женой и каким-то петушиным голосом
спросил:
— И от серванта ключи потеряла?!
Софочка, предчувствуя бурю, закрыла лицо руками и
уткнулась в колени. Из этого ненадежного убежища едва
слышался ее жалобный голосок, но в ушах Петра Алек-
сеевича он отдавался всесокрушающим громом.
— И от книжного шкафа,
54
В. горскии.
— И еще от чего? — пролепетал Гребенкин.
—* И от буфета... Все ключи были на одном кольце.
— И еще от чего?
— От твоего письменного стола, — выдохнула Софоч-
ка. Она с ужасом подумала, что этот последний удар
окончательно доканает ее дорогого Пепу. Выждав секун-
ду, она осторожно раздвинула пальчики и приоткрыла
один глаз. К ее удивлению, Петра Алексеевича уже не
было. Только откуда-то снизу доносился удаляющийся
шум, словно по лестнице скатывалась снежная лавина,
а минуту спустя до потрясенной Софочки долетел лику-
ющий возглас:
— Я знаю, где о<ни!
Немного времени потребовалось Гребенкину, чтобы
оказаться на том месте, где он недавно поучал неведо-
мого растяпу, и еще меньше, чтобы убедиться, что ключи
исчезли. Он отбросил портфель, опустился на четверень-
ки -и начал разгребать песок. Но ключей не было. Попа-
дались то камешки, то обгорелые спички, то окурки, и
Петр Алексеевич со злостью отшвыривал этот мусор в
сторону.
Между тем вокруг стали собираться любопытные.
Подошла старушка с лохматым пуделем на ремешке. Пу-
дель почему-то страшно обрадовался, завидев Гребенки-
на. Он дружелюбно завилял хвостом и попытался лизнуть
его в нос, но старушка, опасаясь за песика, поспешно на-
тянула поводок. Молодая женщина с голубой детской ко-
ляской боязливо предложила позвать на всякий случай
милиционера. Услышав это слово, Петр Алексеевич под-
нялся с земли, молча растолкал толпу и кинулся к посто-
вому. Но тот ничем не мог его обрадовать — никто не пе-
редавал ему никаких ключей.
— Эх, лю-ди! — скривился, как от зубной боли, Гре-
бенкин.
— Да вы не унывайте, гражданин, — ободрил его
милиционер. — Я тут на некоторое время отлучался по
делам службы, так что обратитесь в отделение милиции.
Возможно, кто-нибудь уже принес ваши ключи туда.
Гребенкин вскинул брови и удивленно посмотрел на
милиционера.
ключи
55
— Hiy и шутник же вы, товарищ старшина!—вяло
усмехнулся он и, махнув рукой, поплелся к своему дому.
Но тут он вспомнил страдальческое лицо Софочки, пред-
ставил себе, как скрежещут и ломаются под рукой слеса-
ря замки нового серванта, письменного стола, гардероба,
и круто повернул обратно.
В отделении милиции Петра Алексеевича ждал при-
ятный сюрприз. После первых же слов Гребенкина де-
журный по отделению взял с этажерки связку ключей и
побренчал ими в воздухе. Такой сладостной музыки еще
никогда не слышал Петр Алексеевич.
— Ваши?
— Наши! — обрадованно воскликнул Гребенкин.
— Очень хорошо. Недавно старушка какая-то при-
несла.
— Совсем наоборот, — вмешался сержант, сидевший
за столом. — Не старушка, а молодой человек. Старушка
принесла вон ту сумочку.
Дежурный задумчиво погладил подбородок.
— Ну, не знаю... Мне припоминается, что молодой че-
ловек чемоданчик принес.
Гребенкин нетерпеливо кашлянул. Ему так хотелось
обрадовать Софочку, а тут этот разговор о старушках,
чемоданчиках, сумочках... Получив ключи, он кивнул де-
журному и помчался домой.
...Вечером, укладываясь спать, Петр Алексеевич миро-
любиво сказал жене:
— Ну и наделала ты переполоха, мамочка! — и
ойкнул от неожиданности, получив довольно чувствитель-
ный удар, локтем в бок.
— Ты сам виноват! — прошипела Софочка. — Не ты
ли требовал от меня закрыватьвсе, что можно закрыть,—
одно от бабушки, другое от детей...
На это нечего было возразить. Петр Алексеевич натя-
нул одеяло до самого подбородка и пробурчал:
— И есть же еще такие свиньи! Нет чтобы отдать
ключи постовому — вынуждают человека мчаться сломя
голову в милицию!
56
Н. ГРИБАЧЕВ.
Н. Грибачев
ВЕДЬМА
В саду возле аптеки, за столиком, ножки которого
врыты прямо в землю, пьют боржом московский адвокат
Макаров, приехавший в отпуск на родину, и его сверст-
ник и давний приятель, доктор сельской больницы Дят-
лов. Солнце приближается к полудню, синеватый зной
все больше заволакивает поля и рощи, заполняет лога и
овраги на всем видимом пространстве. Над клином овса
за конопляником вскидывается жаворонок, позвенит нем-
ного и, словно не выдержав духоты, камнем падает вниз.
По дороге за оградой порой прошумит грузовик, прота-
щит облако горячей пыли, разгонит кур и на время за-
тихнет у колхозного двора. В общем же на селе душно и
тихо: взрослые в поле, ребятишки убежали в луга и на
речку. Самым разумным для доктора и адвоката было
бы последовать их примеру, но они спорят... Спорят они
всегда, когда встречаются, — с детских лет и обо всем
на свете. Сейчас доктор доказывает адвокату, что суще-
ствующая законность, как бы она ни была совершенна, в
некоторых случаях все же не в состоянии защитить че-
ловека от подловатых и, в сущности, беззаконных дей-
ствий его ближнего.
— Поехал! — иронизирует адвокат. — Загремел сло-
весами... Да ведь это все равно, что утверждать, будто в
организме человека есть места, недоступные ножу хирур-
га. А таких,мест, насколько я знаю, нету, по крайней ме-
ре для современной медицины...
— Есть!
— Очевидно, по вашему сельскому масштабу. Но во-
обще-то...
— Вообще есть!
— Ну уж и не знаю! — не сдается адвокат. — В мозгу
копаются, как ложкой в каше, в глаз проникают, сердце
сшивают...
— Душа!—выпаливает доктор. — Душа, и нет туда
ни вам, ни нам свободного хода... Поди-ка раскуси, что
он, человек-то, в самом себе носит! Зная его жизнь, мину-
та за минутой, зная устройство и функции каждой клет-
ки, невозможно предугадать, что он сделает или скаже;
ВЕДЬМА
57
в следующую минуту... А у иного ближнего она,душа-то
не то чтобы темный лес, а прямо чаща дремучая, совы в
ней кричат и этакие, знаешь ли, болотца хлюпают...
— Не пугай средь бела дня! — смеется адвокат. — Не
страшно... Я по своей работе всякого насмотрелся и на-
слушался. Прошлое иногда в людях работает, живого
мертвый пытается хватать...
— А всего не постиг!
— Не знаю... Без примера спор этот пустой... Зачем
сеять воду через сито? Вода все равно будет...
— Наймется и пример, — обещает доктор. — Вот по-
времени малость — и найдется...
Доктор направляется на обход больных, а Макаров —
домой, полежать и подремать... Просыпается он оттого,
что на крыльце разговаривают. Солнце уже сползло за
вершины большого колхозного сада напротив, и на
пыльной дороге лежит покрывало, сотканное из желтых
и серых пятен; колышутся -ветки, колышется, движется
и покрывало на дороге. Шелестит листва в палисаднике,
жужжат пчелы, и сквозь этот шелест и жужжание про-
резаются два голоса: тихий, примиряющий — матери Ма-
карова, и басовито окающий, возбужденный, как будто
странно и давно знакомый. Макаров некоторое время
вспоминает и наконец узнает голос Черноярова, их быв-
шего соседа, мрачноватого на вид мужика, который час-
то без толку кричал на своих чумазых и вечно оборван-
ных ребятишек, кричал и любил их трогательной лю-
бовью.
Когда они стали учиться, он вечерами поочередно
заставлял их вслух читать книжки и молча плакал, если
в романах хороший человек бывал обижен плохим или
терпел бедствие. Самое интересное из книг он потом пе-
ресказывал на завалинке мужикам, но уже так, словно
сам был знаком и с Тарасом Бульбой и с Катюшей Мас-
ловой. «Заходим мы на усадьбу, — импровизировал он,—
хотим сказать барину, что буря лес поваляла, так не про-
даст ли он нам дровец по дешевке, а он, Обломов-то,
спит... Утром заходим — спит, днем заходим—спит опять
же!»
Для того чтобы рассказы выглядели правдоподобно,
приходилось Черноярову выдумывать небылицы о каких-
58
Н. ГРИБАЧЕВ.
то своих поездках на Украину, в ближние и дальние го-
рода и села. И — странное дело — мужики, с которыми он
всю жизнь прожил бок о бок, не насмехались и не укоря-
ли его за это буйство фантазии и охотно слушали его ди-
ковинные повествования. Из-за этой чувствительности и
способности увлекаться всякими выдумками хозяин из
Черноярова получился неважный: все что он ни зате-
вал, — а чего он только не затевал! — шло, как говорится,
наперекос и крест-накрест, ни одна затея до конца не
доводилась. К тому же сама природа, казалось, находи-
лась в состоянии постоянной вражды и войны с ним:
молния поджигала его ригу, когда туда уже был свезен
хлеб нового урожая, буря опрокидывала стога сена; в
овраг, на краю которого он жил, весной обваливалась
половина двора... Одним из самых первых вступил он в
колхоз, и через неделю кулаки подожгли его хату — не
потому, что он был самым активным, а потому, что хата
стояла на отшибе, собак во дворе не было, и поджигать
ее было всего удобнее и безопаснее...
— Спит, говоришь? — гудит на крыльце Чернояров.
— Спит... Сам посуди, отдохнуть человек приехал, в
городе-то небось намаялся...
— Разбуди.
— Жалко, Афанасьевич... Будешь голову морочить
своей заварухой!
— Буду, — не отрицает Чернояров.—Мне доктор объ-
яснил, что Степан твой все законы насквозь знает... С то-
бой бы посоветовался, если б толк был, да что мы с то-
бой? О себе самих настоящего понятия не имеем, в пять-
десят лет расписываться учились... Разбуди, говорю!
Адвокат выходит сам. Чернояров сидит на лавке
крыльца, поставив меж колен суковатую палку. Адвокат
знает, что ему уже за семьдесят, и по возрасту его вполне
можно назвать стариком, но это как-то не идет к нему:
он высок и жилист, волосы его черны, и в черных же глу-
боко посаженных глазах поблескивают беспокойные
огоньки. Усы и борода бриты, лицо слегка скуластое и
темное, словно вырезанное из старой груши, одет в деше-
вый, но опрятный серый костюм, на ногах грубые рыжие
башмаки на толстой подошве. Они велики и тяжелы, по-
блескивают медными крючками и зашнурованы не шнур-
ВЕДЬМА
59
ками, а ремешками — башмаки на богатырскую ногу!
— Заматерел и ты, Петрович, — здороваясь, басит
Чернояров.— Встретил бы где, под присягой не признал
бы! А мои трое на войне остались: и Колька, и Серега,
и Мишка...
«По крайней мере прямодушен: с жалобы начина-
ет,— думает адвокат, вспоминая при этом, как однаж-
ды, давным-давно, отхлестал его Чернояров вожжами в
малиннике. — Пенсию, наверное, бюрократы какие-ни-
будь зажимают, а в колхозе тоже работник не ахти. За-
урядный случай волокиты и невнимания к человеку...»
Он смотрит выжидательно на Черноярова, и тот, выдер-
жав для приличия паузу, продолжает:
— Прошу извинить, что помешал отдохнуть... Однако
же положение у меня такое, что погибаю и спасения ниот-
куда нету.
— А правление колхоза что же?—спрашивает адво-
кат, уверенный, что сразу разгадал суть дела.
— Что правление? — недоумевает Чернояров.
— Ну, работу по силам дать, обеспечение, как по за-
кону о престарелых положено. Прокурорский надзор, на-
деюсь, у вас есть...
— Я не престарелый! — с оттенком обиды поправляет
Чернояров, выпрямляясь на лавке. — Я пожилой... Прав-
ление же тут ни при чем, меня ставили инспектором по
качеству. Сил тех, конечно, нет, молодежь тоже слушает-
ся не всегда, наперекор ставить любит, но с должностью
справлялся...
— Трудодень мал, что ли?
— И трудодень оформляется тоже... Да я и так обес-
печенный: мой четвертый сын, Дмитрий, — ты его и зна-
ешь мало — он теперь полковник и денег присылает в
достатке... Сроду у меня таких денег и не бывало! Оде-
тый хожу, сытый, домишко свой поставил... Но при всем
том погибаю!
— Так в чем же дело?
Чернояров придвигает лавку, наклоняется к адвокату
и совсем тихо, словно с опаской, произносит:
— Ведьма!
— Ведьма?
— Именно что... От нее и жизни решаюсь,
60
Н. ГРИБАЧЕВ.
— Чудеса! — смеется адвокат. — Сколько я прожил в
нашем селе и сколько по свету ходил, не видел .ни разу..
— Не встречал прежде и я, — говорит Чернояров.—
Болтать болтали, а не встречал. Теперь же завелась!
— Кто ж это?
— Старуха моя...
И Чернояров, вздыхая, со всеми подробностями рас-
сказывает, как остался он после войны один-одинешенек:
первая жена погибла в толпе, которую обстреляли само-
леты под Брянском, трое сыновей были убиты на войне, а
о четвертом не было вестей, хату подожгли каратели, по-
дозревая, что он держит связь с партизанами. После вой-
ны поселился он у соседей, работал в колхозе, по ночам
караулил копны в поле, потому что даже в эту трудную
пору, когда в иной семье нечем было детей накормить,
находились жулики и мерзавцы, которые не прочь были
погреть руки на чужом добре. В сорок девятом году кол-
хоз, оправившийся от прорех в хозяйстве, помог ему по-
строить домик, тогда же нашелся и стал посылать деньги
сын Дмитрий. Поселился Чернояров в новой хате, обрел
достаток, а жить стало чуть ли не хуже: обед сварить,
постирать некому, в длинные осенние ночи, когда по ок-
нам хлюпает дождь и в плетнях свистит ветер, в пустом
доме, как в гробу... Мысли в голову лезут нехорошие,
сумрачные... Тогда-то и порешил он жениться на пятиде-
сятипятилетней женщине, в то время одинокой. Первые
года полтора они еще кое-как ладили, а затем начались
ссоры. Приехал из города и поселился рядом сын стару-
хи, но легче не стало: теперь дым коромыслом стоит и у
Черноярова и у сына — служащего кооперации: злая
баба успевает наводить смуту на два дома.
— Для чего же вам ссориться?—недоумевает адво-
кат.— Сыты, одеты, в тепле... И добро бы еще молодые
были, а то кровь уж и поостыла-то!
— То-то и оно... Я же говорю — ведьма.
— На метле она летает, что ли? Ну и пусть себе! Мо-
жет, рекорд какой зарегистрирует...
— Степан Петрович, какие т»ут шутки! Никуда
она не летает, а просто выродок и обломок... Потому и
ведьмой называю, что другого слова не подберу.
ВЕДЬМА	Gt
— Что ж она все-таки делает? — недоумевает адво-
кат.
— Да все что угодно... К примеру, не хватает у меня
в приусадебном участке сотки до нормы— так^ж получи-
лось. Ну что такое для меня сотка? Тьфу —и больше ни-
чего!.. Так она с правлением колхоза судиться вздумала!
Людям смех и потеха, а я недели две из хаты от со а му
не выходил... Участки наши с соседом плетнем не разго-
рожены. И что же она, злодейка, умудрила? На самой
меже тыквы насадила видимо-невидимо: семечки, извест-
но, копейки стоят... И полезла эта тыква к соседу в огур-
цы и картошку, как нечистая сила, цветет там и размно-
жается: у нее, у тыквы, разумения нет, ей все равно...
Осенью же моя старуха соседа и обвиняет, что он плети
тыквенные-то к себе перетаскивает и тыкву снимает.
Судом и прокурором грозила! Соседка со мной и кла-
няться перестала, сосед хоть и сочувствует, но в душе то-
же, наверное, сомнение имеет, потому что ведьма эта,
старуха-то, мне жена, половина, как говорят... С рабо-
ты в колхозе опять-таки меня сняла,... Сама сняла! Тру-
додень маловат был прежде, так она пилит и пилит, что
я больше одежки рву, чем зарабатываю. Есть, бывало,
спокойно не даст, переточила душу и заставила в огороде
копаться и хату караулить... И ковыряюсь я с этой про-
клятой морковкой, елозию на коленках вокруг редиски,
как червяк, как гусеница какая... А зайдите в хату, по-
глядите, что делается! Погода стоит — благодать, а она
окна наглухо затворила и шторами занавесила, чтобы от
солнца и пыли вещи не портились. Сумрачно и душно,
как в бане. Сидишь и сам себе не веришь, что речка непо-
далеку течет, луга — не охватишь глазом, в перелесочках
птахи поют... А теперь велосипед купила и ездит на нем!
— Это в шестьдесят-то с лишним лет?
— В шестьдесят с лишним... Ничего, хоть и не шибко,
а крутит! На велосипеды у нас в колхозе мода, нынче
многие покупают: и молодежь, и бригадиры, чтобы в
поле ездить, и которые рыбачить любят... Ну, моя-то зло-
дейка своей физкультурой занимается: морковки два
пучка, орурчиков прихватит, яичек—и на базар... Иные
женщины, которые в колхозе работают, тоже попросят:
продай, Власьевна! Продает. Отчего не продать? И ко-
И. ГРИВАЧЕВ.
62
пейки взимает, известно... Все же, что выручит, на сбере-
гательную книжку кладет. Подпись с трудом ставит, но
книжку завела. Деньги любит до умопомрачения, за гри-
венник в омут кинется — знать будет, что утопнет, но ки-
нется. В бога верит, а попроси бог кружку воды в жаркий
день —она ему подаст, а двугривенный сдерет! Сын у
нее холостой, по соседству живет и в магазине работает,
и грызет она его, как волчица, что попользоваться не
умеет...
Получает с него добровольно, что по закону полагает-,
ся, но стирать белье на стороне запретила— сама стира-
ет за плату... «Старая ты, — говорю ей однажды, — бур-
жуйка ты, а ума в тебе и на пятиалтынный не наберется...
Вот накопишь ты, наскребешь правдами-неправдами ка-
питалу тысяч двадцать или четвертную, а потом — бац! —
грузовик-то тебя и .переедет вместе с велосипедом. А на-
следство кому достанется? Нам с Пашкой — сыном тво-
им!.. Снесем мы тебя, куда следует, прикопаем, -как по-
ложено, и устроим загул на все село... Все пропьем и на
ветер пустим! Все^зеленым дымом изойдет!.. Я плясать
пойду прямо посредй улицы. Двадцать или больше лет
не плясал, а тут пойду: пу$гь люди видят, что человек я
хороший, компанейский, а'Чрлько угнетенный был... Или
на молодой женюсь, eft-eopyl^S^^^^^^non^eT, умная се-
бя ценит и человека ищет по себе^1^та^-^§^ь свободно
на деньгу позарится...»	".
Говорю ей так, шучу, значит, а она мне шварк на ко-
лени миску горячих щей, только что из печки... И не ру-
гается, нет, смеется дьяволица: «Прости, — говорит, —
из рук вывернулось: заслушалась, как ты хорошо гово-
рил!» Вот у нее какой характер! Гла^щре же, никаких лю-
дей терпеть не может, во всякого, кт^нй’ л&йди, как в со-*
баку палкой, дрянным словом бросит -^ тихо так, спокой-
но, без всякого крику, но бросит. Все кругом у нее жули-
ки и воры, вся разница, что одни пойманные, а другие
нет... Из-за нее ко мне даже приятели-старики перестали
заглядывать, к себе тоже никто не зовет, противно им,
как я понимаю... Один остаюсь на земле, Степан Петро-
вич, живой среди живых, а словом не с кем ни перемол-
виться, ни по душам потолковать, словно уже в могиле
черви изгрызли...
ВЕДЬМА
63
Адвокат слушает рассказ Черноярова, чувствуя, что в
нем самом поднимается ожесточение против старухи.
Ему жалко этого сильного, немного безалаберного, но
доброй души человека, затравленного хитрой и жадной
бабой.
— Да разведитесь вы с ней, Афанасий Афанасье-
вич!— сгоряча советует он. — Выставьте ее к чертовой
бабушке — и все...
— А дом? — спрашивает Чернояров.
— Что дом?
— Дом-то я ставил, мое добро!
— Ну и что?
— А то, что дом, участок, имущество — все совместное
по закону. Куда же мне на старости лет идти? А она то-
же не тронется, понимает свои права... А жалко мне,
Митины деньги вложены в это дело. Вот и выходит, что
завязаны мы одним узелком, крепко-накрепко.
— Тогда к сыну поезжайте. Возьмет он?
— Сын-то возьмет, отчего не взять^Т Приезжал он,
насмотрелся на нашу жизнь и тоже^оветовал: бросай
все, и поедем... Ну, а что я тдм^у-цего делать буду — си-
деть сложа руки? К тому ж^рй^еловек молодой и воен-
ный, у него переезды, мне^Г '	~
ки тут у мец^^^Н'Ки ес
рО1ВОДЬ^7^..ч^_^_^
вые ЛкйШ^ПО'оложе — на моих глазах росли

$£>не по годам это... Опять-та-
7 с которыми вместе еще в хо-
можно, вспомянуть.’. Или но-
[, — так мне
и любопытно, как у них жизнь развивается. Там же, у
сына, что я такое буду? Батька Митрия из колхоза — и
больше ничего... Тут я сам по себе, а там — сбоку припе-
ка. Да и старуха грозит:* посмей, говорит, только куда
тронуться, я 'Над^^^^такое учиню, что тебе и во сне не
приснится. И	тихонькой ведьме, по прошлым
временам бандоикомандовать, на Супоневском логу про-,
езжих грабить... Боюсь я ее... Боюсь и боюсь!
— Ну, в милицию заявите, прокурору: грозит, мол.
— Советовался... И старуха знает, что советовался.
Но мне сказали, что закона она не нарушает — торгует
своим, это не запрещается, за посулы же не привлекают:
мало чего люди друг другу в горячке не наговорят!
Адвокат морщится и трет лоб, словно его обволаки-
вает липкая паутина. «Вот тебе и душа, — раздраженно
64
Н. ГРИБАЧЕВ.
думает он. — Здорово подсунул доктор все это, звал, чер-
тов эскулап, что делает!»
На улице все еще весело светит солнце, покачивается
на пыльной дороге покрывало из желтых и серых пятен,
накатываются с поля могучие запахи трав и нагретой,
земли, а на душе скверно. Ему приходит на память, что
порой и он в раздражении неоправданно плохо отзывался
о знакомых и сослуживцах, был не прочь послушать
дрянную сплетню, брюзжал и, случалось, жадничал.
Неужели и он чем-то похож на эту бессмысленно скупую
и злую старуху, которую Чернояров упрямо называет
ведьмой? Неужели в нем сидят эти проклятые пережитки
прошлого, когда из-за денег отравляли жизнь близким и
родным, шли на преступление и клеветали на весь род
человеческий только для того, чтобы его пороками оправ-
дать 'собственные подлости? Нет, конечно, он воспитан
Советской властью, иначе смотрит на вещи. Но в то же
время во скольких еще, наверное, сидит по частям эта
чертова старуха?
— Вы бы вот что, — уже с меньшей уверенностью со-
ветует адвокат. — Вы бы, Афанасий Афанасьевич, собра-
лись с этим Пашкой, или как там его, со старухиным сы-
ном, словом, и побеседовали, ^разъяснили бы, усовести-
ли... Или в крайнем случае пригрозили бы, проучили бы
как-нибудь по-семейному. А?
Чернояров опускает голову и сосредоточенно смотрит
на носки своих рыжих башмаков, словно впервые дога-
дываясь, что ничего путного ожидать не приходится и
что ему здесь не помогут. Так уже сидел он у прокурора,
у председателя колхоза. Все сочувствовали ему и поруги-,
вали старуху, но, хотя она грабила его жизнь, превраща-
ла ее в одиночное заключение в четыре^ душных стенах
с закрытыми наглухо и занавешенными окнами, поделать
нельзя было ничего. Только собственная воля могла по-
мочь ему, но сильной воли у него не было. К тому же
старуха была хитрее его: она никогда не выходила из се-
бя, не давала вовлечь себя в перебранку, и это с самого
начала обеспечивало ей победу...
— Что ее, ведьму-то, учить? — вздыхает он. — Слова
всякие для нее — так, шелуха... А пристращать ее нельзя,
не боится она никакого страху!
ВЕДЬМА
65
— Тогда уж и не знаю что, — разводит руками ад-
вокат.
За свою долгую практику он и в самом деле видел
многое, но, оказывается, жизнь еще и его может удивлять
неожиданностями и ставить в тупик.
— Понимаю... Радио вот у нас провели, мудреная
штука, но я его, радио-то, постигаю, объяснили — и по-
стигаю... А старуху не постигаю!.. Думал, ты, Степан Пет-
рович, человек ученый, совет подашь, а выходит, тоже не
достиг ты...
Адвокат молчит.
— Значит, терпеть? — опрашивает Чернояров, вста-
вая. — А за что?..
В этот момент на крыльце появляется старуха. Одетая
в просторное коричневое платье и повязанная темным
платком, расплывшаяся и все еще для своих лет моложа-
вая, она складывает на груди темные руки с толстыми
потрескавшимися пальцами и смотрит на адвоката
злыми глазами, такими выцветшими и прозрачными,
словно сквозь ее лицо просвечивают два маленьких ку-
сочка дымного июльского неба. Степенно поздоровав-
шись, она говорит тихим, даже добрым голосом:
— Пошли, Афанасий... Нечего тебе людям мешать,
слава богу, свой дом имеется...
Чернояров смотрит на адвоката с последней наде-
ждой, но тот отворачивается, предчувствуя, что может
разразиться скандал, в котором он будет посрамлен.
И тогда Чернояров, пропустив вперед старуху и покло-
нившись, уходит. Он идет, ссутулившись и нехотя волоча
по пыли рыжие, на толстой подошве, богатырские башма-
ки, зашнурованные ремешками, тащится, как человек,
потерявший еще одну<надежду. А перед ним мелкими
шажками, слегка покачиваясь, семенит старуха в легких
спортивных тапочках на белой подошве. И адвокат ду-
мает о том, что может произойти, если как-нибудь неча-
янно на эти тапочки наступит своим огромным рыжим
башмаком Афанасий Чернояров...
5 Золотой характер
66
Я. ДЛУГОЛЕНСКИИ.
Я. Длу го ленский
НОВИЧОК
— А ты?
— Я уезжаю, — ответил парень.
В зале ожидания стены раскрашены под курицу-пе
струшку. На широкой лавке сидиг парень в рыжей кепке.
Руки у парня фиолетовые. Он курит. У ног стоит чемодан
с висячим замком. Чемодан напоминает грудастого буль-
дога-медалиста. Парень иногда косится на чемодан,
словно говорит бульдогу: «Сидеть!»
Сашке очень хочется узнать, почему у парня фиоле-
товые руки. У его прежнего бригадира на руках и лице
тоже были фиолетовые пятна. Но бригадир горел в тан-
ке. А у парня отчего? Сашка ждет попутной машины и
курит. Его разбирает кашель. Курить он начал только в
поезде. Сашке семнадцать лет. Полгода после ремеслен-
ного проработал на заводе. Когда же решил поехать на
эту стройку, тетка обрадовалась. Особенно подъемным.
И забрала почти все его деньги. А бригадир, прощаясь,
сказал:
— Езжай, паря, посмотри, на чем земля держится.
— На слонах, — хихикнул Лешка-сварщик.
— На людях, — строго сказал бригадир. — А путев-
ка у тебя солидная. Как партбилет. — И легонько толк-
нул Сашку в лоб.
— А ты за каким чертом сюда приехал? — вдруг
спрашивает парень.
— Сварщики тут, говорят, нужны.
— A-а... Теперь-то уж стройка наверняка выйдет из
прорыва. Природа, как говорят, не терпит пустоты.
Я уезжаю — ты приезжаешь.
— А зачем ты уезжаешь?
— Задаром пусть греки работают.
— Почему греки?
— Это ихнее слово «робос». Выдумали его, пусть и
работают.
Парень закуривает новую папирору.
— Повидаешь с мое — всему научишься. А нет —
новичок
67
скиснешь, и крышка. Видал руки? Бензином сжег на мо-
розе. Я ведь шофер.
— Как бензином?
— На стройке и не то бывает... А ты — путевка!
Спрячь и не показывай. Засмеют.
— Почему засмеют? — пугается Сашка.
— Сюда за рублем едут. А такие, как ты, только цену
нам сбивают. Положат дам 70 — работаете, 50 — тоже.
А нас за такую любовь не заставишь. Мы комсомолом не
крещеные...
— Меня никто не крестил, но я комсомолец, — оби-
жается Сашка.
Парень смеется и крутит головой:
— Удивляюсь, кто тебя одного отпустил!
— Нас двенадцать человек ехало.
— Остальные, значит, по дороге сбежали?
— Да нет, мы на разных станциях сходили.
Парень смотрит, куда плюнуть, и плюет на пол.
— В семнадцать лет голова работает, как ноги, —
в одну сторону.
Сашке неловко, и он молчит. Парень давит его уве-
ренной силой, которая спрятана в каждом слове. О строй-
ке ему рассказывали совсем другое. И газеты, и ребята,
и в райкоме...
— Жаль, не со мной едешь, — говорит парень. — На
шофера бы выучил. Ну, посиди здесь, а я в магазин. Со-
ображу что-нибудь.
Сашка не пьет. Но он слышал, что самостоятельные
люди пьют, пьют, даже когда не хотят. Говорят, таков
закон мужского содружества.
Сашка с тоской думает: «Неужели придется пить?»
И говорит:
— Днем я не пью.
— А я тебя и не зову. «Маленькая» на двоих, что
корове груша.
Сашка остается один. Все думают: мальчишка. А вот
он пойдет сейчас в магазин и купит не «маленькую», а
пол-литра... И вспоминает про деньги, которые забрала
тетка. А парень сейчас вернется и опять начет смеяться...
«Уйду», — решает Сашка.
Уйти — значит сбежать. Но ничего другого он не мо-
\ /
у 5*
68
Я. ДЛУГОЛЕНСКИИ.
жет придумать. Сашка боится парня. Возьми тот его за
руку и посади в поезд — посмеет ли Сашка вырваться?
Озираясь, он выходит на крыльцо. Хорошо, что мага-
зин спрятался за домами. Плохо, что дорога прямая:
нельзя остаться незамеченным. И Сашка почти бежит,
хотя знает, что скоро придег поезд и парень уедет. Но
успокаивается только тогда, когда взмокшая спина на-
чинает зудеть, натертая суконной гимнастеркой.
Приземистые сопки сжимают дорогу. И Сашка
кажется себе маленьким, настолько маленьким, что, за-
блудись он, не отыщут его. «Зачем уехал? — думает
Сашка. — В бригаде были все свои. А здесь...»
Высоко над сопками ползет самолет. Он кажется
серебряной булавкой, которой тетка закалывала кофту.
Сашка думает: тетка была бы рада, если б увидела, что
он пьет водку с тем парнем. А бригадир, прощаясь, дал
пулю:
— На. Из плеча у меня вытащили. Понял, мужчина?
— От дурного глаза помогает, — сказал Лешка-
сварщик.
Сашка нащупал в кармане пулю.
Где-то впереди заурчала машина. Она приближалась.
Потом спряталась за сопку. Сашка сосчитал до двена-
дцати. Наконец машина вынырнула — зеленая, похожая
на резинового крокодила. Сашка отступил. Но машина
остановилась, качнулась, и шофер открыл дверцу:
— Садись.
— Мне в другую сторону, — сказал Сашка.
— И мне. Только на станции тару сгрузим... Садись.
— Нет, я лучше пешком. — Сашке вовсе не хотелось
встретиться с тем парнем.
— Да не тебя жалею, — сказал шофер. — Сапоги...
Сашка посмотрел на свои сапоги и полез в машину.
— Стряхни пыль.
Сашка стряхнул тонкий слой кирпичной пыли. Си-
денье было мягкое и теплое. Потом покосился на шофе-
ра. Под рукой выжженные па баранке цифры: «1958».
Шофер убрал руку. Сашка прочитал дальше: «Г. НИ-
КОЛАЕВ». «Из Николаева», — подумал Сашка.
<— Ты кем сюда определяешься? — спросил шофер.
новичок
69
— Сварщиком. Я ремесленное кончил, потом на за-
воде работал. А ты давно здесь?
— Нет. Месяца не будет. Так что мы с тобой
новички.
— Как тебя зовут? — спросил Сашка.
— Вообще Гошкой. А полностью — Георгий Нико-
лаев. А тебя?
— Сашкой. Так, значит, ты здесь недавно?
— Угу, — подтвердил шофер, — недавно.
— А это что? — Сашка ткнул пальцем в цифры.
Шофер погладил цифры.
— Тебе надо идти -в разведчики, — и усмехнулся.
— Зачем соврал? — спросил Сашка и сердито посмот-
рел на Шофера.
— А ты никогда не врешь?
Сашка подумал, сказал:
— Иногда.
Шофер усмехнулся:
— Вот видишь.
— А как у вас платят? — спросил Сашка.
— За работу. А у вас?
— Тоже.
— Вот видишь, — снова сказал шофер.
В кузове громыхнули бочки из-под солярки. Объеха-
ли валун.
— Я на станции встретил одного, — сказал Сашка. —
Так он говорил: плохо платят.
— Неужто еще не уехал? — удивился шофер.
— Ты его знаешь?
— Знаю.
— Он руки пожег бензином, — сказал Сашка.
— Правильно. Пьяный закурил у бочки с бензином.
Хорошо еще, что так отделался...
Дорогу перекрыл полосатый шлагбаум.
— Не успели. Закуривай.
- Сашка взял папиросу. Мелькали вагоны. И в одном
из них уезжал парень с фиолетовыми руками.
«Гад», — подумал Сашка.
На последнем вагоне горел фонарь.
Сашка посмотрел на шофера.
Тот дремал. Во рту торчала незажженная папироса.
70
Виктор ДРАГУНСКИЙ.
Шлагбаум поднял «руку».
— Поехали, — сказал Сашка.
Шофер открыл глаза.
— Уже?
— Уже.
— Поменьше бы шлагбаумов! — весело потягиваясь,
сказал шофер и заложил папиросу за ухо.
Виктор Драгунский
ЖЕЛЕЗНЫЙ ХАРАКТЕР
Они встретились в троллейбусе. После первых при-
ветствий и дружелюбных восклицаний она сказала:
— Я должна вам сделать комплимент: вы замеча-
тельно выглядите! Как вы этого добились?
— Да, да... Есть маленько... — чувствовалось, что он
польщен.
Она продолжала:
— Чем это объяснить? Не секрет?
— А очень просто, — самодовольно ответил он, —
ездил отдыхать. Держал себя в руках. Проявил желез-
ный характер! Выпить? Ни-ни! Курить? Ни-ни-ни!
— Да вы расскажите подробнее!!
— А какие подробности? Приехал в дом отдыха. При-
рода, река, сосны, пихты, бухты, яхты. Ух ты-ы! Кормят
просто на убой! Пять раз в день! Возьмите, к примеру,
борщ. Калории так и кишат. Культобслуживание, кино,
настольные игры, вплоть до футбола... Но суть не в фут-
боле. Хочешь поправиться — имей характер! Я как при-
ехал туда, сразу бросил пить!
— Не может быть!
— Честное слово! И даже курить! Первое время стра-
дал, конечно, безумно!
— Бедняжка!
— Но терплю! Раз отдых, значит, отдых. Не пить
и не курить!
Свежо предание...
— Поверьте слову. Ни сто граммов, ни тем более сто
пятьдесят. Потому что отдых. Помню, под самый конец
сколотилась там небольшая компанийка выпить на про-
ПЕТЯ
71
щание. А я утерпел. Зубами заскрипел, а утерпел. Сам
плачу, а сам не пью. Вот чго значит железный характер!
Все время, что я был в доме отдыха, жил, как святой.
— Молодец вы какой! А вы... вы надо мной не
смеетесь, не разыгрываете, а?
Он обиделся:
— Вы что, не верите? Ну, знаете! Да вот, я могу до-
кумент предъявить. Меня, когда я уезжал, дирекция на-
градила Почетной грамотой. Вот она. — Он щелкнул
портфелем. — Читайте! Вслух!
Она взяла в руки красивую картонку и внятно прочи-
тала:
— «Дана т. Евсикову в том, что он за все время
своего пребывания в «Золотом бору» проявил себя как
отличный отдыхающий и передовой борец с алкоголиз-
мом и никотиниЗмом.
Дирекция однодневного дома отдыха «Золотой
бор».
Я. Дымской
ПЕТЯ
Бабушка считала, что всему виною число «13». Она
всегда прямо так и говорила:
— Нехорошее это число. Любит, оно людям неприят-
ности делать.
Вы, я полагаю, понимаете, что Петя, комсомолец и
достойный представитель знаменитой династии лекаль-
щиков Синицыных, не мог пройти равнодушно мимо та-
кого вопиющего суеверия. Но, с другой стороны, что ни
говорите, а все-таки любимая бабушка... Поэтому Петя
обычно только незаметно подмигивал отцу и серьезно
говорил:
— Это, бабушка, было раньше — до 7 ноября
1917 года. Советская власть все привилегии отменила и
установила полное равноправие чисел. Для нас — что 13,
что не 13 — все .равно: все числа на нас работают.
На что бабушка ворчливо ответила:
72
Я. дымскои.
— Знаю, знаю. Молод ты еще меня агитировать. Тебя
и в помине не было, когда я отцу твоему при старом ре-
жиме передачи в предварилку носила. Конечно, против
нынешнего времени числу «13» не устоять. А все ж таки
нет-нет, а неприятность оно иногда еще может учинить.
И представьте, что получилось: выборы в Верховный
Совет назначили на 12 марта, а в Петином паспорте в
графе «Время и место рождения» черным по белому
стояло: «13 марта, Владивосток».
Вы обратили внимание на число? А Петя вначале —
нет. Он еще с нового года всем говорил, что ему восем-
надцать лет. Какое, в самом деле, значение имеет ме-
сяц-другой, особенно в том счастливом возрасте,
когда их еще так много впереди!..
И вот, значит, вначале никакие сомнения не прихо-
дят Пете в голову. Вместе с товарищами по заводу он
становится на вахту в честь выборов в Верховный Со-
вет, изучает «Положение о выборах», знакомится с био-
графией кандидата. Он даже чувствует некоторое пре-
восходство над своими друзьями из других цехов: кан-
дидат в депутаты — конструктор их завода — был рань-
ше тоже лекальщиком и даже учеником Петиного отца.
А ведь это не так уж мало, не правда ли?..
И вдруг... Началось с того/что Пете не прислали при-
глашения проверить себя в списках избирателей. Всем
прислали — папе, маме, сестре, бабушке, а ему — нет.
Придя с завода и узнав об этом, он побежал выяснять,
в чем дело.
На избирательном участке было тихо, нарядно и тор-
жественно. Симпатичная женщина пригласила его сесть,
раскрыла список избирателей и стала водить пальцем по
строчкам.
— Есть, — сказала она и взяла красный карандаш.—
Синицын Сергей Петрович, год рождения 1907. Гм!.. —
тут она взглянула на Петю. — А вы, дорогой товарищ,
неплохо сохранились, для своего возраста.
— Это мой папа-, — чувствуя недоброе, сказал
Петя. -Я—- Петр Сергеевич.
— Вот это другое дело. А живете вместе? — спросила
женщина, пробегая глазами список сверху вниз и обрат-
ПЕТЯ
73
ню. — Странно... Вас почему-то нет в списке. Сейчас мы
еще в одном месте посмотрим.
Она посмотрела еще в одном месте, потом еще в од-
ном, но Пети нигде не оказалось.
— Видите, как хорошо, что вы зашли, — сказала
женщина, раскрывая тетрадь и кладя перед собой Петин
-паспорт. — Сейчас мы вас запишем, и все будет в по-
рядке. Значит, так: Синицын Петр Сергеевич, 13 мар...
А-а-а! Все понятно, — улыбнулась она, закрывая тет-
радь и протягивая Пете паспорт. — Вас и не может быть
в списке.
— Почему? — спросил Петя, чувствуя себя, как на
экзамене, когда видишь в билете тот самый единственный
вопрос, который не успел повторить.
— Потому что вам еще нет восемнадцати лет.
— Как нет? — краснея, сказал Петя. — Мне как раз
будет...
'— Не совсем, — сочувственно возразила женщина.—
Выборы состоятся 12 марта, а вы родились 13. Одного
дня не хватает. А по «Положению о выборах»...
Можете представить себе, что чувствовал Петя, когда
шел домой!
Но вы ошибаетесь, если думаете, что Петя сдался —
не из такого теста вылеплены Синицыны. В поисках вы-
хода из этого положения он устроил дома допрос с при-
страстием. В результате на следующий день Петя явился
к председателю избирательной комиссии со справкой от
собственной мамы. В ней мама своей подписью, заверен-
ной в домоуправлении, удостоверяла, что Петя родился
в ноль-ноль часов 13 марта, что без ущерба для заинте-
ресованных сторон вполне может быть рассматриваемо,
как двадцать четыре часа 12 марта.
Председатель внимательно прочел справку и, вздох-
нув, сказал:
— К сожалению, это не является документом...
— Если вы не верите, — проникновенным голосом
прервал его Петя, — я могу представить свидетелей:
папу и бабушку.
— Что бы, что. вы! — поспешно сказал председа-
тель. — Я и так верю. Но дело в том, что официальным
74
Я. ДЫМСКОЙ.
документом является паспорт, а там у вас записано
13 марта...
На третий день Пете пришла в голову почти гениаль-
ная мысль. Закончив работу и проверив в заводской биб-
лиотеке свою догадку, Петя помчался на избирательный
участок.
— Вот... — сказал он, запыхавшись, показывая пред-
седателю злополучную графу в своем паспорте. — Вот...
видите?..
— Вижу, — ласково ответил председатель. — Мы
с вами уже не раз это видели: 13 марта...
— Я не об этом... — сказал Петя. — Я... дальше...
вот здесь...
— Здесь? — удивился председатель. — Место рож-
дения — Владивосток. Ну и что?
— Как что? — горячо сказал Петя. — Там же время
на семь часов вперед. Верно? Когда я родился, во Вла-
дивостоке было уже 13 марта, а здесь в это время было
еще 12. Верно? Значит, в день выборов будет то же са-
мое. Там будет уже 13, и мне будет уже ровно восемна-
дцать лет, а по московскому времени в это самое время
будет еще 12, и я смогу проголосовать. Верно?
— Теоретически верно, — смеясь, сказал председа-
тель, — но, к сожалению, практически неосуществимо.
Для этого вам нужно было бы находиться во Владиво-
стоке и одновременно голосовать в Москве. А это, вы
сами понимаете...
Когда Петя, вернувшись домой, рассказал о крахе и
этой попытки, бабушка сокрушенно вздохнула.
— Вот теперь видишь, что может наделать число
«13», — сказала она многозначительно. Есть еще у нас
пережитки!..
После этого Петя, по всей видимости, примирился.
Судите сами: он перестал бегать каждый день на уча-
сток и все свое внимание и время уделил работе. Да еще
по вечерам заходил в комитет комсомола и о чем-то шеп-
тался с секретарем...
И вот мы вас привели к концу нашего рассказа.
Дата — двенадцатое марта, и мы находимся на Петином
избирательном участке. Чуть колышутся бархатные зна-
мена, оживленно беседуя, входят и выходят люди, а у
ВОСКРЕСЕНИЕ В ПОНЕДЕЛЬНИК
76
одного из празднично убранных столов, держа бабушку
под руку, стоит Петя и волнуется.
Уже бабушка получила свой бюллетень, уже повер-
нулась она, собираясь отойти от стола, но Петя слегка
сжимает ее руку и кладет перед председателем избира-
тельной комиссии свой паспорт.
— Синицын Петр Сергеевич, — говорит он тихо, но
гордо, и видит краем глаза, как изумленно смотрит на
него бабушка.
И тогда встает со своего места председатель и, про-
тягивая Пете, который почему-то перестал дышать, бюл-
летень, говорит:
— Поздравляю вас, Петр Сергеевич! Рад сообщить
вам, что Президиум Верховного Совета удовлетворил
вашу просьбу, поддержанную комсомольской организа-
цией вашего завода, и разрешил вам участвовать в го-
лосовании.
— Хоть он и родился 13 марта? — с сомнением спра-
шивает бабушка.
— Да, — улыбнувшись, говорит председатель, — ему
не хватает одного дня до восемнадцати лет, но по ра-
б'?те он уже живет в апреле месяце. Кстати, Петр Сер-
геевич, насколько вы перевыполнили квартальную про-
грамму?
— На 13 процентов, — отвечает Петя и смотрит на
бабушку радостными и смеющимися глазами.
Вл. Дыховичный и М. Слободской
ВОСКРЕСЕНИЕ В ПОНЕДЕЛЬНИК
— Не ожидал я, товарищ Фикусов, от тебя, моего
старого работника, такого непростительного легко-
мыслия!
Петухов с обидным сожалением посмотрел на свого
заместителя и брезгливо взял со стола злополучную
бумажку.
— Значит, на основании этой справки ты предла-
гаешь мне предоставить калькулятору Бельскому А. И.
декретный отпуск и направить его в специальный дом
отдыха для женщин, готовящихся стать матерями? Так?
76
вл. дыховичныи и м. Слободской.
— Но это же просто опечатка в справке, Семен Да^_
нилыч, — робко пояснил Фикусов, — явная опечатка. Это
не Бельский, а Бельская. Она женщина, честное слово!
Я же сам ее видел!
— Это — субъективное восприятие, — отрезал Пету-
хов. — А передо мной официальный документ. И в нем
стоит мужская фамилия!
— Вы можете сами посмотреть, — предложил Фику-
сов. — Она сидит в приемной. Она женщина. И по фи-
гуре видно, что она действительно, так сказать, гото-
вится...
— Фигура, товарищ Фикусов, не является основа-
нием для приказа. Представь на минутку, что могло бы
получиться, если бы я пошел у тебя на поводу и подпи-
сал этот приказ? Калькулятор Бельский уезжает в дом
отдыха и там спокойно готовится стать матерью. Свою
фигуру он увозит с собой, а справка остается в деле. При-
езжает ревизор, поднимает дело, находит справку и за-
дает мне вопрос: «На каком основании вы послали муж-
чину готовиться стать матерью?» Не знаю, товарищ
Фикусов, как ты меня, а я бы тебя снял за такое дело!
Испуганный этой перспективой и подавленный желез-
ной логикой своего начальника, Фикусов больше не пы-
тался оправдываться. А Петухов хоть и ценил и даже
любил Фикусова за исполнительность, аккуратность и,
как он говорил, «непрекословие», но на этот раз решил
довести свой административный урок до конца.
— Никогда, слышишь меня, Фикусов, никогда не иди
против официального документа! — строго наказывал он
своему заместителю. — Ибо всегда окажется правым
документ, а не ты! И бумага останется в силе, а ты по-
гибнешь! Впрочем, я уверен, что этого больше не слу-
чится,— смягчился наконец Петухов. — Я оставляю на
тебя учреждение, как на самого себя. Ты мой ученик, й
я верю, что ты себя не подведешь. Но выводы из этого
случая сделай.
Фикусов поблагодарил начальника за доверие, а Се-
мен Данилович с приятным ощущением выполненного
долга покинул стены своего учреждения и отбыл на три
дня к берегам Ильменского озера, где, как он точно знал,
уже второй день плотва шла косяком.
ВОСКРЕСЕНИЕ В ПОНЕДЕЛЬНИК
77
Посадка на пригородный поезд в этот вечер была
очень тяжелой. Семен Данилович во главе группы рыбо-
ловов, держа высоко над головой снасть и тару, с тру-
дом прорвался в вагон, отпихнув какого-то подозритель-
ного субъекта без ведра и удочки, который долгое время
терся рядом и мешал ему закрепиться на подножке.
Уже на ходу поезда Петухов не без злорадства заме-
тил из окна, что нахальный субъект так и остался на
перроне.
Следующие трое суток пронеслись незаметно. Только
ранним утром в понедельник Семен Данилович Петухов
очнулся от волшебного рыболовецкого сна и вернулся к
будничной действительности. Возвращение это было не
из приятных. На станции у железнодорожной кассы
Семен Данилович обнаружил, что он потерял бумажник.
У знакомого рыболова он занял денег на обратный
билет и вернулся в город несколько встревоженный.
Прямо с вокзала он поехал на службу, чтобы немедлен-
но написать и оформить соответствующие заявления о
восстановлении утраченного паспорта и остальных доку-
ментов.
Петухов явился к себе в контору за полчаса до звон-
ка. В пустынной утренней канцелярии уборщица тетя
Паша лавировала между тесно составленными столами
с ведром и тряпкой. Увидев Петухова, она побледнела,
тихо ахнула и прошептала: «Чур меня!»
Озабоченный Петухов не обратил внимания на не-
обычность встречи и, коротко бросив «Здравствуйте!», —
прошел к своему кабинету.
Распахнув дверь в кабинет, Семен Данилович по-
бледнел и отпрянул назад.
Перед его массивным письменным столом в двух
креслах для посетителей лежали роскошные венки. На
одной из лент, свесившейся через ручку кресла, Семен
Данилович прочитал надпись: «С. Д. ПЕТУХОВУ ОТ
БЕЗУТЕШНЫХ СОСЛУЖИВЦЕВ». На стене против
двери висел его собственный фотографический портрет
в раме, перевитой траурным крепом.
Под портретом за столом сидел Фикусов с опухшим
от слез лицом и что-то писал.
Рисунок И. Семенова
НЕЗАМЕНИМАЯ ФИГУРА
— Переставлю-ка я тебя теперь на это местечко.
ВОСКРЕСЕНИЕ В ПОНЕДЕЛЬНИК
79
— Что? Что это? — испуганно спросил Петухов и
шагнул в кабинет.	I
— Я же просил не мешать, — недовольно пробурчал
Фикусов и поднял глаза от бумаг; в ту же секунду он по-
бледнел и отшатнулся к спинке кресла.
— Что это значит? — взяв себя в руки, строго потре-
бовал ответа Петухов. — Докладывай, что здесь проис-
ходит?
Привычный начальственный тон благотворно подей-
ствовал на потрясенного Фикусова.
— Это действительно вы? — робко спросил он.
— Конечно, я! А кто же?
— Можно вас потрогать?
— Пожалуйста.
Фикусов осторожно, словно боясь обжечься, потро-
гал Петухова за плечо, ткнул его пальцем в грудь, потом
вдруг заключил в объятия:
— Вы! Персонально! Живой! Какая неожиданная
радость! Какое роковое недоразумение!
Петухов нетерпеливо высвободился из объятий своего
заместителя и потребовал объяснений. Но Фикусов от
радости и потрясения еще не мог прийти в себя. Он про-
тянул своему начальнику лежавшую на столе бумагу,
а сам, пока Семен Данилович читал, только всплескивал
руками.
Бумага, которую читал Петухов, была милицейским
протоколом, официально удостоверявшим'факт трагиче-
ской гибели гр-на Петухова Семена Даниловича, холо-
стого, служащего, 1906 года рождения. Согласно прото-
колу упомянутый гражданин в четверг 16 числа сего ме-
сяца, в 20 часов 07 минут, поспешно выходя из помеще-
ния вокзала, был сшиблен грузовой машиной
№ «СЮ-32-47». Потерпевший был доставлен в ближай-
шую больницу, где и скончался, не приходя в сознание.
Найденный при нем бумажник с деньгами и документами
дал возможность немедленно установить его личность,
что вследствие травм сделать иным способом было бы
невозможно.
Семен Данилович тут же вспомнил подозрительного
субъекта, который терся рядом с ним во время посадки
в вагон, сопоставил это с пропажей бумажника — и кар-
80
Вл. ДЫХОВИЧНЫИ и М. СЛОБОДСКОЙ.
тина его мнимой смерти стала ему совершенно ясна. По
возможности кратко он изложил ее Фикусову- Когда впе-
чатлительный заместитель наконец понял, что погиб не
сам Петухов, а злоумышленник с бумажником, похи-
щенным у Петухова, он со слезами на глазах расцеловал
своего воскресшего начальника.
— А мы-то! — говорил он. — Мы-то уже приготови-
лись вам, так сказать, последние почести отдавать! Вот
закупили все, как полагается, — и он смущенно указал на
необычную обстановку кабинета.
— Портрет неплохо оформили, — авторитетно по-
хвалил Петухов. — А вот на венки поскупились сотруд-
нички, — неодобрительно понюхал он свои надгробные
цветы. — Все-таки не каждый день такой работник по-
мирает. А как некролог?
— Вот, как раз писал, когда вы... воскресли! Про-
смотрите, Семен Данилович!
— Давай!
И Петухов стал читать свой некролог, по привычке
делая красным карандашом на полях галочки и пометки.
— Все это в конце, — сказал он, закончив чтение, —
где обращение: «Прощай, Семен! Прощай, наш дорогой
Данилыч!» — по мысли неплохо, но излишне панибрат-
ски. И в начале лучше сказать не просто «ушел от нас»,
а «нелепая смерть вырвала из наших рядов». А в це-
лом, товарищ Фикусов, хотелось бы, чтоб не так сухо
было! Я бы про тебя похлеще написал!
Фикусов признал справедливым обвинение в некото-
рой суховатости некролога и автоматически обещал в
дальнейшем исправить эту ошибку. Семен Данилович
счел инцидент исчерпанным и собрался было занять свое
рабочее место за столом, когда Фикусов неожиданно
хлопнул себя по лбу и, испуганно посмотрев на Пету-
хова, произнес:
— Гроб!
— В каком смысле гроб? — недоуменно поднял бро-
ви Семен Данилович.
— Гроб повис на балансе! Я же вам гроб заказал.
И уже перечисление сделал. Как я его теперь оприхо-
дую? — И, заметив еще не рассеявшееся недоумение на-
чальника, Фикусов пояснил: — Если бы ваше захороне-
ВОСКРЕСЕНИЕ В ПОНЕДЕЛЬНИК
81
ние состоялось, то этой неприятности не возникло бы» а
теперь...
— А теперь, — беспечно перебил его Петухов, — по-
хороните в нем этого потерпевшего, которого ошибочно
приняли за меня, и дело с концом!
— Как это вы так рассуждаете? — удивился Фику-
сов. — Гроб предназначен персонально для вас. Никого
постороннего я в нем захоронить не имею права!
— Ну ладно, — решительно сказал Петухов, — Мы
его просто спишем за ненадобностью. Где инвентарная
ведомость? Давай я подпишу.
Фикусов замялся:
— Это будет не совсем удобно, Семен Данилыч. Ваша
подпись пока недействительна.
— Почему?
— Потому что... — Фикусов запнулся, выбирая фор-
мулировку. — Потому что, Семен Данилыч, вы пока
официально не совсем живой. И в связи с этим я вас, из-
вините, конечно, уволил с работы.
— Новое дело! — развел руками Петухов. — На ка-
ком это основании?
— На основании справки из милиции, — пояснил
Фикусов. — Я вас уже отдал приказом как усопшего...
— Тьфу, черт, вот глупость-то! — плюнул Петухов,
рассерженный торопливостью своего заместителя и не-
обходимостью тратить время на приказ о восстановле-
нии. Не сказав больше ни слова Фикусову, он обиженно
хлопнул дверью и направился прямо в кассу.
Фикусов тяжело вздохнул ему вслед и скорбно раз-
вел руками. Впрочем, он не сердился на Петухова: он де-
лал скидку на его возбужденное состояние.
А Петухов тем временем бушевал в бухгалтерии.
Кассирша, которая уже оправилась после потрясения,
вызванного появлением Петухова, отказывалась выдать
ему заработную плату, ссылаясь на птичку в ведомости,
поставленную Фикусовым. Семену Даниловичу снова
пришлось идти к своему заместителю.
— Правильно! — сказал Фикусов. — Теперь вашу
заработную плату могут получить только ваши наслед-
ники.
— Сейчас же отменяй свой дурацкий приказ! — вне
6 Золотой характер
82
Вл. ДЫХОВИЧНЫЙ и М. СЛОБОДСКОЙ.
себя закричал Петухов. — Отменяй приказ и немедлен-
но отдавай распоряжение о восстановлении моем на ра-
боте!
— Я бы рад, Семен Данилыч. Вы же знаете, я всей
душой! Но на каком основании?
— Да какое тебе, болвану, основание нужно, когда
вот он я, живой и здоровый! — бушевал Петухов. От его
недавнего благодушия не осталось и следа.
— Вы только не волнуйтесь, Семен Данилыч, —
мягко сказал Фикусов. — Я верю, что в дальнейшем
экспертиза установит, что вы не являетесь покойником,
но документ есть документ. Вы этому сами меня учили,
и никто не позволит нам с вами игнорировать официаль-
ную документацию. А насчет заработной платы не беспо-
койтесь, — с наигранной бодростью добавил он, — пока
перебьетесь как-нибудь, а восстановитесь в живых,
сразу получите за несколько месяцев.
— Что же мне делать? — в отчаянье рухнул в кресло
для посетителей Петухов.
—• Для восстановления в живых вам нужно предста-
вить официально заверенную справку, удостоверяющую,
во-первых, что покойник не вы, и, во-вторых, что вы не
покойник.
Где я возьму такую справку? — нервно огрызнулся
Петухов. — В милиции? Им же нужно представить от-
ношение с места работы!
— Это пожалуйста! Все, что от меня зависит! Любую
справку!
Фикусов с готовностью придвинул к себе стопку слу-
жебных бланков и торопливо застрочил:
— «...Податель сего — т. Петухов С. Д., умерший
16 числа сего месяца...»
— Что ж ты пишешь?! — в отчаянье закричал Семен
Данилович. — Как же на основании справки о том, что
я умер, мне дадут справку, что я жив? Это же невоз-
можно! Ты им напиши, что я живой!
Фикусов, отодвинув бумаги, удивленно и даже не-
сколько обиженно поднял глаза на Петухова:
— То есть вы хотите, чтобы я, имея справку, что вы
умерли, написал, что вы живой?
Петухов встал и вытер со лба холодный пот.
ВОСКРЕСЕНИЕ В ПОНЕДЕЛЬНИК
— Черт с тобой! — решительно сказал он. — Пойду
и возьму справку с места жительства.
— Но места жительства-то у вас нет! — в отчаянье
воскликнул Фикусов.
— Как это нет? — остолбенел Петухов. — А моя
квартира?
— Квартиру вашу я, разумеется, уже опечатал, —
смущенно объяснил исполнительный заместитель. —
И из домовой книжечки вас, конечно, выписал. Не мог
же я ведомственную площадь держать, извините, за
мертвой душой! Малейшая ревизия — и я пропал!
— Я пропал... — как эхо, повторил Петухов и без-
вольно опустился в кресло.
Ему стало ясно, что заколдованный круг замкнулся:
формально он действительно мертв, и им с Фикусовым
не найти законного способа вернуть его, Петухова,
в ряды живых. Но он все же сделал последнюю попытку.
— Слушай, Илья Филиппович, — почти замогильным
голосом обратился он к Фикусову, — ты все-.таки войди
в мое положение. Ну, поставь себя на мое место.
— Как раз вам хорошо! — вздохнул Фикусов. — Вы
для ^всех умерли, даже для ревизоров, вы в порядке.
А вот вы поставьте себя на мое место! Мне же голову
снимут, если я нарушение допущу!
Фикусов снова вздохнул и горько задумался.
— Но как же мне все-таки восстановиться в жи-
вых?! — в полном отчаянии воздел руки’Петухов к свое-
му траурному портрету. — Как?!
— Я знаю как! — вдруг радостно воскликнул его
верный заместитель и даже .вскочил с места. — Пишите
подробное объяснение на имя начальства! Начальство —
это не мы с вами. Нас с вами могут снять с работы за
самоуправство. А начальство снимают за другое: на-
чальство снимают с работы за невнимание к живому че-
ловеку. И у вас, к счастью, именно этот вопрос: к вам
должны проявить внимание и признать вас живым чело-
веком. Вот увидите, начальство даст нам команду счи-
тать вас обратно живым. Оно обязано проявить чут-
кость, и оно проявит ее! Начальство тоже не любит,
когда его снимают.
Ободренный речью заместителя, Петухов занял свое
6*
84
Борис ЕГОРОВ.
законное место за директорским столом и начал быстро
писать.
Через полтора часа подробная докладная записка на
имя председателя горсовета Макарова была отправлена
адресату.
Записка заканчивалась словами:
«Прошу вашего распоряжения мне и моему замести-
телю с сего числа полагать меня живым. После этого я
смогу приступить к исполнению своих обязанностей».
Когда через час пакет привезли обратно, Петухов,
дрожа от нетерпения, вырвал его из рук курьера и начал
быстро листать страницы своей объемистой записки в по-
исках установок начальства, которые наносились обычно
на полях. Резолюция Макарова была обнаружена им в
самом конце, рядом с последним абзацем.
В резолюции было всего несколько слов:
«Полагать живым. Возвращаться к исполнению обя-
занностей не надо».
Петухов помертвел, рухнул в кресло для посетителей
и вытер холодный пот траурной лентой с надписью:
«С. Д. Петухову от безутешных сослуживцев».
Борис Егоров
КИСТИ II КРАСКИ
С некоторых пор бухгалтер Никодим Ермолаевич
Цигейко, хороший советский бухгалтер, серьезно увлекся
живописью.
Умение держать в руках кисть и обращаться с крас-
ками он обнаруживал и ранее. Никогда, например, не
приглашал для текущего ремонта маляров, а обходился
своими силами.
И небезуспешно. Стены цигейкинской комнаты укра-
шал замысловатый орнамент, позаимствованный с вклад-
ки популярного журнала.
— Теперь бы картинку еще какую повесить, — меч-
тательно сказала жена, осматривая комнату после ре-
монта. — Пустовато немножко у нас...
— Пустовато, — согласился муж. — Давай поищем,
купим...
КИСТИ И КРАСКИ
85
Выполнить это намерение супругам, однако, не уда-
лось: в магазине «Вымпелы. Бюсты. Живопись» имелись
только копии шишкинских мишек и плакаты, призывав-
шие к борьбе с непарным шелкопрядом. Рухнула на-
дежда и на рынок: приобретать целующихся лебедей
острого желания не было.
Тогда и осенила Никодима Ермолаевича спаситель-
ная идея: восполнить эстетический пробел своими соб-
ственными руками.
«Черт возьми, — подумал он, — если у меня так не-
плохо получился бордюр, то, может, и натюрморт из
журнала тоже сумею перерисовать?..«•
Разграфив журнальную вкладку на квадраты, он ак-
куратно скопировал натюрморт.
Приемная комиссия в лице жены сказала полуодоб-
рительно:
— Вешать можно...
Кисти и оставшиеся краски были подарены Никоди-
мом Ермолаевичем своему сыну — ученику пятого
класса.
На этом живописное творчество Цигейко, видимо, и
закончилось бы, если бы не побывал у него на дне рож-
дения председатель завкома Полуяров. О нем ходила
слава открывателя новых талантов и инициатора раз-
личных культурных начинаний, которые до конца поче-
му-то никогда не доводились.
— О, Ермолаич, да у тебя способности пропадают! —
воскликнул он, разглядывая натюрморт. — Нам таланты
нужны! Подари-ка это полотно нашему клубу! И вообще
продолжай в том же духе.
Вскоре работа Цигейко, обрамленная роскошным
багетом, красовалась уже на стене комнаты тихих игр.
А городская газета напечатала, видимо не без участия
Полуярова, заметку под заголовком: «Бухгалтер-худож-
ник. Днем — за арифмометром, вечером — за мольбер-
том». В заметке сообщалось, что одну из своих работ
Цигейко подарил клубу и что вообще это благородный
почин. Пусть все клубы украсятся картинами художни-
ков-любителей.
Потом о Цигейко было сказано в радиопередаче.
Местное радио черпало свежую информацию со страниц
86
Борис ЕГОРОВ.
газеты, и, естественно, оно не могло обойти своим внима-
нием бухгалтера-художника.
То, что содержалось в тридцати газетных строках, ра-
дисты перевели в диалог, добавили несколько биографи-
ческих подробностей, дали сказать три фразы самому
герою, записали шум счетных машин — и получилось
вполне прилично.
Цигейко попал в эфир.
Популярность росла. И когда завком составлял от-
четный доклад, кто-то предложил,упомянуть о Никодиме
Ермолаевиче в разделе культурно-спортивной работы.
Тем более что раздел этот выглядел тускло: завод мо-
лочных бидонов не славился ни академическим хооом, ни
семьей потомственных акробатов, ни футбольной
командой.
— А стоит все-таки о Цигейко говорить? — усом-
нился один из авторов доклада, но его сомнения тут же
рассеяли:
— О Цигейко весь город знает. Радио слушайте, га-
зеты читайте.
Отчетный доклад завкома попал в областной комитет
профсоюза, а там как раз тоже собирались отчиты-
ваться...
И не раз еще Цигейко вынужден был выслушивать
лестные реплики знакомых: «Опять о тебе слыхали. Мо-
лодец!»
. Впрочем, выслушивал он все это уже как должное.
И многозначительно улыбался с таким видом, словно
говорил: «Подождите, я пощажу вам, на что я способен».
Выполнению этого обещания Цигейко и посвятил бли-
жайший отрезок своей жизни.
Кисти и краски он отобрал у сына назад.
Цигейко творил. Первые свои работы после знамени-
того натюрморта он отправил посылкой с объявленной
ценностью в отделение Союза художников. Оттуда при-
шел ответ: «Уважаемый Никодим Ермолаевич, очень
отрадно,; что-Вы занимаетесь живописью. Ваши работы
«За балансом», «Обеденный перерыв в бухгалтерии» и
«В день зарплаты» отмечены знанием жизни.- Вас при-
влекают простые люди, их трудовые будни. Вы показали
трудности, которые они преодолевают («За балансом»),
КИСТИ И КРАСКИ
87
и радость труда («В день зарплаты»). Но Вам еще не
хватает техники, уверенного мазка, знания композиции».
Далее автор письма рекомендовал Цигейко посещать
картинные галереи, слушать лекции экскурсоводов, и,
если все это будет так, «мы думаем, что Вы достигнете
творческих успехов».
Письмо очень обрадовало художника. Но если б он
знал, как мучительно составлялось оно! Работник Союза
художников три раза переписывал его, стараясь придать
своему произведению наиболее обтекаемые формы.
Мнение о цигейкинских полотнах у него было самое
отрицательное. Но писать в том духе, что, мол, дорогой
товарищ, у вас нет даже элементарных задатков худож-
ника и ничто не поможет вам приобрести их, поэтому
бросьте сие занятие,. — так писать в творческих органи-
зациях и редакциях не принято. Автор вдруг почему-то
может обидеться, пожаловаться в вышестоящие органи-
зации: «Зажимают молодых, отмахиваются». Жалоба
вернется в союз, начнут разбирательство.
Лучше поступить по испытанному рецепту: сначала
похвалить (за содержание), потом пожурить (за форму)
и дать несколько общих советов. Пусть себе продолжает
живописать.
И Цигейко продолжал.
Спустя несколько месяцев комната его напоминала
запасник музея изящных искусств или склад живопис-
ного магазина.
Холсты и полотна в рамках и без закрывали собою все
стены. Большинство просто стояло на полу. Рядами, шта-
белями и другими возможными фигурами.
Ряды .росли, занимая все больше места, а жена Нике-
дима Ермолаевича вынуждена была в конце концов
продать сервант. А затем и еще кое-какую мебель.
Нечто подобное происходило и в голове самого
Цигейко. Страсть к живописи постепенно вытесняла все
другие мысли и желания. Он уже не брал сверхурочных
работ. Более того, лишился премиальных за исполнение
своих прямых обязанностей. Ведомости, составленные
им, пестрели исправлениями. И арифмометр на его
столе жужжал как-то нехотя, полусонно. Над цигейкин-
ва
Борис ЕГОРОВ.
ской головой повис приказ: «Предупредить», За предуп-
реждением обычно следует выговор.
Жену пока что устраивали деньги за проданный сер*
вант, но будущее внушало некоторое беспокойство.
Беспокойство,, конечно, не только чисто финансовое.
Тихую, уравновешенную женщину волновало, как же
все-таки дальше сложится жизнь.
Она пыталась узнать это из писем, которые прихо-
дили мужу в ответ на его посылки. Но все письма как
две капли воды были похожи на первое. Чуткие цени-
тели искусства желали «дорогому Никодиму Ермолаеви-
чу» «новых творческих успехов» и «выражали уверен-
ность...»
Но на выставки, даже на районную, его работы не
брали. И больше не писали о нем ни строчки.
Цигейко стал раздражителен. Самолюбие его стра-
дало.
—. Это интриги конкурентов, — пояснял он жене. —
Завистники!
— Завистники, — соглашалась жена, вздыхая, хотя
внутренне не была согласна с мужем. Глядя на похудев-
шего Нику, от которого, по ее выражению, остались
только нос и очки, она думала: «Нашелся бы такой за-
вистник, который сумел бы внушить Никодиму Ермолае-
вичу, что пора кончать все это и вернуться в лоно преж-
ней жизни».
А Цигейко не ослаблял своего упорства. По вечерам
К нему наведывались знакомые и сослуживцы: он писал
с них портреты, предварительно сделав набросок по
фотографии. Наиболее терпеливые получали свои порт-
реты, в подарок.
Конечно, они видели, что получились не очень похо-
жими/Но ведь заранее знали, что Цигейко — это не ака-
демик живописи. А главное — от подарка отказываться
нельзя.
. И они уходили, унося с собой бережно завернутые в
бумагу произведения портретиста. Их было не много—,
единицы, но и единиц оказалось достаточно, чтобы бди-
тельные соседи, ненавидевшие трудолюбивого Цигейко, а
особенно его тихую, никому не мешавшую жену, написа-
ли заявление в горфинотдел. Написали в том смысле, что
КИСТИ И КРАСКИ
89
гражданин; Цигейко занимается частным промыслом,
торгует картинами и не платит налоги.
Сигнал возымел действие, и Цигейко получил по-
вестку явиться в горфо.
Реакция на повестку у него была двойная. Он не ис-
пугался, а, наоборот, почувствовал, что им интересуются.
Не станут же фининспектора ерундой заниматься! Фи-
нансовых работников он, как бухгалтер, уважал. Но
второе чувство было все же беспокойным: а черт его
знает, докажи, что ты не верблюд, ходи, оправдывайся,
трать попусту время, которое лучше бы посвятить люби-
мому искусству!
Жене о содержании повестки он ничего не сказал^ но
когда та стала особенно настойчиво проявлять любопыт-
ство, ответил небрежно:
— Вызывают... Интересуются... В общем по художе-
ственным делам.
Глаза супруги засветились искорками надежды.
В назначенный для яв-ки день Цигейко оказался очень
занят: его послали на совещание бухгалтеров. Отпраши-
ваться же у своего начальства он не решился.
Не попал он в горфо и на следующий день: срочно
готовил сводку о себестоимости молочных бидонов.
И тогда фининспектор явился к нему сам. Это был
молодой человек с открытым, приятным лицом и в костю-
ме спортивного вида.
— Цигейко? Никодим Ермолаевич? ’— мягко улыб-
нулся он, предварительно представившись. — Я инте-
ресуюсь вашим творчеством...
Цигейко удовлетворил просьбу гостя. Гость взглянул
на полотна и улыбаться немедленно перестал.
— Это работы не для продажи, — закончил молодой
человек. — Я, как инспектор горфо, к вам претензий не
имею.	\
Цигейко выдержал паузу, ожидая услышать что-то
еще. И услышал:
— Вы, дорогой, просто время зря тратите. Извините,
конечно, за прямоту. Но это я уже говорю как зритель.
Инспектор ушел. И опять в душе Цигейко боролись
два чувства. Первое: хорошо, что отделался, никаких не-
приятностей. И второе: первый раз его не признали, за-
90
Давид ЗАСЛАВСКИЙ.
черкнули все начисто. Не похвалили даже за содер*
жание...
Фининспектор сказал то, что должны были сказать
другие, причем гораздо раньше. И почему-то эти слова
вдруг произвели на Никодима Ермолаевича огромное
отрезвляющее действие. То ли потому, что молодой че-
ловек внушал к себе большое расположение и был на вид
очень интеллигентен. То ли потому, что Цигейко, как
бухгалтер, всегда очень уважительно относился к кол-
легам по профессии.
Словом, живопись он оставил, вернулся со всем
былым увлечением к своей работе и, говорят, недавно,
после долгого перерыва, получил первую премию. А жена
его уже планирует снова купить так необходимый ей
сервант. Хорошо, что все наконец благополучно окончи-
лось. И на соседей она не обижается: кто знает, что было
бы, если бы не их письмо!..
Давид Заславский
ВИНТИК С РАССУЖДЕНИЕМ
Тургеневское стихотворение в прозе о героическом
воробье пришло мне на память неожиданно и как будто
совсем некстати, когда мне рассказывали о незначитель-,
ком происшествии в одном из московских учреждений.
Не называю ни имен, ни адреса, потому что об этом про-
сила героиня рассказа — и потому именно просила, что
она совсем не героиня. Передаю рассказ, как его слышал,
ничего не выдумывая, потому что выдумка не входит в
профессию публициста.
...Технический секретарь Аня влетела в секретариат,
помахивая листком бумаги. Она швырнула листок маши-
нистке Марванне (Марии Ивановне) и выпалила:
Исправь и перепиши. Тараканыч ругается. «Ни
одной бумажки у нас, говорит, толком не перепишут,
всегда наврут».
Тараканычем называли Тараса Ивановича. В уч-
реждении резвые девицы всем надавали кличек.
Марванна спокойно прочитала бумажку и спросила:
Где ошибка?
ВИНТИК С РАССУЖДЕНИЕМ
91
— Вот, — указала Аня пальцем: — «согласно догово-
ру», а надо: «согласно договора»! — Аня пропела: —
А-а-а...
— Я написала правильно, — сказала машинистка. —
А «договора» — это неграмотно.
— Ну, это не мое дело и не твое тоже! — крикнула
Аня. — Тараканыч лучше знает. Он приказал перепи-
сать.
— Я не перепишу, — сказала Марванна, — я напи-
сала правильно.
Все в комнате с удивлением посмотрели на малень-
кую Марию Ивановну, которая в учреждении считалась
самой тихой, покорной и безответной из всех сотрудниц.
Аня с листком умчалась из секретариата, а через ми-
нуту машинистку вызвали к заму.
У Тараканыча сидел главный бухгалтер, которого
называли ласково «главбуся».
Зам спросил сухо:
— В чем дело? Почему вы не исполняете распоряже-
ния?
— Я написала правильно: «согласно договору».
А «согласно договора» — неправильно.
Тараканыч пожевал губами и сказал с явным жела-
нием посмеяться над машинисткой:
— Знаете, когда мы решим повысить нашу грамот-
ность, мы пригласим доцента из Академии наук и как-
нибудь обойдемся без филологов из машинного бюро.
Перепишите. Это бумага в банк, а там никто ничего не
поймет, если будет «договору». Я, слава богу, двадцать
лет с лишним пишу «договора», и не вам меня учить..
Перепишите.
— Я не перепишу, — тихо, но твердо сказала «фило-
лог из машинного бюро».
«Главбуся» смотрел на нее с изумлением.
— Та-а-к... — зловеще протянул Тараканыч. — В та-
ком случае я сам перепишу' и напишу приказ о вашем
увольнении за нарушение трудовой дисциплины. Можете
идти.
' Мария Ивановна ушла, а Тараканыч схватил теле-
фонную трубку и патетически изложил начальнику Ки-
риллу Петровичу, прозванному «Королек», неслыханное
92
Давид ЗАСЛАВСКИЙ.
происшествие, угрожающее развалом учреждения, если
дерзость машинистки не будет немедленно пресечена.
Начальник обладал чувством юмора, и, по-видимому,
до него прежде всего дошла комическая сторона инци-
дента. Во всяком случае, в ответ на гневные рулады Та-
раканыча в трубке послышалось какое-то бульканье.
Тарас Иваныч, положив трубку, сказал со вздохом:
— Кирилл Петрович очень хороший человек, но... не-
серьезный. Да, несерьезный.
На что «главбуся» ответил дипломатично:
— Гм...
Тем не менее через десять минут Аня стрелой про-
мчалась через секретариат в кабинет Королька, и все три
этажа узнали, что бедная Марванна увольняется за тяж-
кое нарушение дисциплины.
Начальник был занят срочными делами, и в этот день
не была подписана бумага «согласно договора» и не был
подписан приказ об увольнении. Но многие уже обходили
Марванну, как зачумленную, или выражали свое собо-
лезнование. Ее упорство казалось непонятным упрям-
ством.
На другой день ее вызвали к начальнику. Королек не
был расположен к репрессиям. Вся история представля-
лась ему в юмористическом свете. Забавна была эта
тихонькая женщина, готовая пострадать за правиль-
ность и чистоту русского языка.
Королек вежливо поздоровался, пригласил сесть и
сказал с улыбкой:
— Что же вы это... простите, не помню имени-отче-
ства вашего...
— Мария Ивановна, — сказала машинистка.
«Марванна», — вспомнил начальник и подавил
улыбку.
— Что же вы, Мария Ивановна, потрясаете основы и
вгоняете в тоску нашего уважаемого Тараса Ивановича?
—Я не вгоняю в тоску, — возразила Марванна, —
а только «согласно договора» — это неправильно. Нельзя
коверкать русский язык.
•— Не смею спорить с вами по существу, — сказал все
так же учтиво начальник, наслаждаясь собственным
юмором. — Может быть, вы и правы, но мы с вами не
ВИНТИК С РАССУЖДЕНИЕМ
93
школа-семилетка и не редакция журнала. Наша продук-
ция ничего общего не имеет с литературой.
— Все равно, — сказала Марванна, — «согласно до-
говора» — неправильно.
— Допустим, — снисходительно-издевательски ска-
зал начальник. — Меня это не так уж интересует. Но
согласитесь, ваше решительное мнение еще не обладает
для нас достаточной авторитетностью.
— Это верно, — согласилась машинистка. — Я по-
звонила сегодня в редакцию «Правды»...
Королек не дал ей окончить. Он вскочил, глаза его
округлились, юмор покинул его.
— Что-о?! — закричал он. — В редакцию?! Черт!
А кто вам... — он хотел крикнуть: «А кто вам позво-
лил?» — но вовремя спохватился: — А что... вам ска-
зали?
— Сказали, что я права, а «согласно договора» —
неправильно. И указали на «Словарь русского языка».
Вот, — и Марванна протянула начальнику толстую книгу
с заложенной страницей. — Прямо сказано, что «соглас-
но договора» — неправильно.
После небольшой паузы Королек спросил:
— Вы говорили, из какого учреждения звонят?
— Нет, не говорила, и они не спрашивали.
У начальника сразу отлегло от сердца. Юмор вер-
нулся к нему.
— Хорошо, — сказал он, — все понятно. Но все-таки
разъясните мне: кто, по-вашему, представляет наше уч-
реждение и несет ответственность за него? Я — началь-
ник или вы — машинистка?
Стрела язвительной иронии не псипала в цель. Марван-
на ответила серьезно:
— Конечно, во всех общих вопросах несете ответ-
ственность вы, Кирилл-Петрович, но за грамотность пе-
реписки некоторая ответственность лежит и на мне, ма-
шинистке.
Как опытный шахматист-любитель, Королек сообра-
зил, что позиционный перевес не на его стороне, поэтому
он поспешил отодвинуть свою ответственную ладью по-
дальше от опасной пешки.
Он встал, не без торжества взял со стола бумажку и
94
Сергей ЗВАНЦЕВ
сложил ее не спеша вдвое, потом раз-орвал, снова сло-
жил половинки и разорвал четвертушки, потом бросил
все в корзину и протянул Марванне руку.
— Благодарю вас, Мария Ивановна, за честную и
сознательную работу и за бережное отношение к репу-
тации нашего учреждения.
Марванна скромно вышла из кабинета и так же
скромно села за свой столик. Но уже через минуту все
три этажа гудели о героизме тихой, незаметной женщи-
ны. И только Тараканыч недовольно говорил «главбусе»:
— Нет, несерьезный человек Кирилл Петрович. Хо-
роший — да, но несерьезный. Если каждый винтик в ма-
шине начнет рассуждать, то что же это такое получится...
На что «главбуся» сказал двусмысленно:
— Гм...
Два дня Марванна ходила в героинях, а потом весь
эпизод был забыт. Да какая же она героиня?
Тут мне и пришло на память стихотворение в прозе
Тургенева, как воробей в защиту своего детища бросился
на страшное чудовище — на большую охотничью собаку.
Тургенев писал:
«Да, не смейтесь. Я благоговел перед той маленькой,
героической птицей, перед любовным ее порывом».
Сергей Званцев
НАРУШИТЕЛЬ
— Можно?
Директор магазина «Гастроном» Мария Дмитриевна,
женщина лет пятидесяти, сказала привычно приветливым
голосом, не отрывая глаз от лежавшей на столе бумаги:
— Войдите.
В кабинет вошли трое: два чисто выбритых худоща-
вых старика в новых черных, немного узких пиджаках,
видимо, купленных в одном и том же магазине, и полная
пожилая женщина в темном платье.
— Разрешите познакомиться — Кононова Ефросинья
Федоровна, — приятным контральто сказала женщина.
— Прошу, садитесь, — Мария Дмитриевна вежливо
показала посетителям на стулья, стоявшие у ее стола, и
НАРУШИТЕЛЬ
95
подумала: «С кляузой, конечно. Ох, уж эти мне общест-
венные контролеры!»
Трое стариков сели и нерешительно переглянулись.
— Я вас слушаю, — сказала Мария Дмитриевна.
Но старики чуть робели. Дело в том, что у Марии
Дмитриевны был такой внушительный вид! Очки без
оправы с одними дужками; пробор, деливший ее гладкие
седеющие волосы на две равные половины; тонкие под-
жатые губы; черное монашеское платье с белоснежным
воротничком. А главное — непоколебимое выражение
важности на худощавом лице с чуть заостренным носом,
точно нацеленным острием в посетителя...
— Позвольте я скажу... — чуть смущенно начал один
из стариков,
— Нет уж, дайте мне сказать, — решительно пере-
била Ефросинья Федоровна. — Мы пришли попросить
у вас, товарищ директор, эту... как ее...
— Книгу жалоб и предложений! — громко прошеп-
тал, как театральный суфлер, второй из стариков.
«Так и есть!» — вздохнула директорша и спросила:
— А что, собственно, случилось?
— Да мы насчет вашего продавца, Пеняева Павла
Петровича, — ответил первый старик.
— Пеняева? — переспросила Мария Дмитриевна. —
Удивляюсь. Товарищ Пеняев у дирекции на хорошем сче-
ту, член партии.
— Член партии? — радостно переспросил второй из
стариков. — Очень приятно.
— Не знаю, что здесь приятного, — холодно возра-
зила Мария Дмитриевна, — если вы пришли на него
с жалобой...
— Что вы, что вы! — в один голос сказали все трое,
энергично отмахиваясь руками, точно от залетевшего роя
ос. — Какая там жалоба!
— Не жалоба, а хотим записать благодарность, •—
внушительно произнесла Ефросинья Федоровна и обра-
тилась к одному из своих спутников:
— Иван Дмитриевич, ты у нас писака, так вот и
пиши!
' Иван Дмитриевич с готовностью выхватил из карман-
Сергей ЗВАНЦЕВ.
06
чика пиджака авторучку и отвинтил колпачок. Однако
директорша строго спросила:
— А за что благодарность?
Перебцвая друг друга, посетители рассказали, что
они все трое много лет проработали на одном и том же
заводе и на днях одновременно перешли на пенсию.
А вчера они в складчину отпраздновали это событие на
квартире у второго старика, которого зовут Петр Нико-
лаевич Козюра («квартира у него по-масштабнее», — по-
яснил Иван Дмитриевич). И вот вчера утром пришли все
трое сюда, в магазин, купить закуски и вина, никому из
младших не доверили («Пошли сына — обязательно
купит водки да вина, а закусок —с гулькин нос,—
пояснила Ефросинья Федоровна, — а пойдет внучка —
та накупит сластей, а вина и вовсе не возьмет!»).
Тут-то они и столкнулись с продавцом и фамилию
с именем-отчеством его узнали. Павел Петрович Пеняев
[услыхав, для какого случая закупается снедь, принял
дружеское участие, по-хозяйски посоветовал, каких соле-
ний-варений брать, какого вина, да к тому же сумел на
ассигнованные деньги составить превосходный набор.
— Никогда бы мы сами не сообразили так удачно! —
заулыбалась Ефросинья Федоровна. — Вот что значит
специалист!
Но, оказывается, это было не все. Когда Пеняев ловко
завернул и упаковал покупки, он заметил, с каким уси-
лием взялись старики за увесистые свертки, и сказал:
— Через пять минут перерыв, я сам вам отнесу!
— И действительно отнес! Вот какой уважительный
человек.
— М-да... — неопределенно произнесла Мария Дмит-
риевна, когда сбивчивый рассказ был закончен и старики
вглядывались в лицо директорши, ожидая найти встреч-
ную радостную улыбку. Однако лицо Марии Дмитриев-
ны оставалось непроницаемым.
— Неясно! — сказала она после паузы.
— Что неясно? — переспросила Ефросинья Федоров-
на несколько дрогнувшим голосом.
— А скажите, может быть, он заходил к вам в квар-
тиру? — не отвечая на вопрос, спросила Мария Дмит-
риевна Козюру.
НАРУШИТЕЛЬ
07
— Как же, заходил! —с готовностью ответил ста-
рик. — Все покупки самолично внес в квартиру и поло-
жил на стол.
— Я не о том, — кисло улыбнувшись, сказала Мария
Дмитриевна. — Я спрашиваю: не садился ли Пеняев у
вас в квартире за стол?
— Как же, присел на минуту, сделал нам уважение!
— А теперь скажите, — быстро, тоном заправского
следователя продолжала чинить допрос Мария Дмит-
риевна,— не угощали ли вы Пеняева купленными напит-
ками и закусками?
— Что же мы — дикари какие?! .— обиделась Ефро-
синья Федоровна. — Конечно, угощали.
— Ага! — торжествуя, произнесла Мария Дмит-
риевна.
— Ничего не «ага», — сердито отозвалась Ефро-
синья Федоровна, — он наотрез отказался. Говорит, дома
жена с обедом ждет.
— Нарзан у меня в ледничке стоял, — улыбнулся
Козюра, — полстакана нарзана выпил холодненького,
с тем и ушел.
— Хорошо,— сказала директорша, — разберемся.
— Да что тут разбирать! — недовольно возразила
Ефросинья Федоровна. — Надо записать в книгу — и все.
— Наша книга называется «Книга жалоб и предло-
жений», — сухо, но решительно сказаЛа директорша. —
Вы с жалобой?
— Нет! — в один голос воскликнули посетители.
— А предложение у вас есть?
— Нету предложения, — упавшим голосом сказал
Козюра.
— Ни жалобы нет, ни предложения, — резюмировала
директорша, — значит, и записывать нечего. Вы меня,
товарищи, извините: меня вызывают в торг.
Она слегка приподнялась.
Когда смущенные посетители закрыли за собой дверь
кабинета, Мария Дмитриевна нажала кнопку звонка.
— Пеняева ко мне! — отрывисто приказала она вбе-
жавшей на звонок уборщице.
Через минуту в кабинет вошел широкоплечий и крас*
нощекий продавец в белоснежном халата*
7 Золотой характер
98
Сергей ЗВАНЦЕВ.
— Я вас слушаю, Мария Дмитриевна, — звонко ска-
зал он с порога.
— Нехорошо! — выдержав паузу, хмуро произнесла
директорша. — Очень нехорошо!
— Что нехорошо? — удивился Пеняев.
— Есть заявление, — сурово сказала директорша. —
На вас, товарищ Пеняев.
Видно было, как вспыхнул молодой продавец и как
вместе с тем он старался сдержать себя.
— Не знаю за собой ничего... такого, — сказал он
спокойным, ровным голосом. — Я свои обязанности ис-
полняю честно!
— А относить покупки на дом покупателям? Это
как — тоже входит в ваши обязанности? — иронически
спросила директорша.
— Ах, вы вот о чем! — воскликнул продавец. — Так
ведь — старики! Пенсионеры! Не каждый день такое
бывает.
— Согласна, не каждый день, — холодно подтвер-
дила директорша. — Но ведь... Я не хочу сравнивать, но,
скажем, взяточник тоже может сказать, что он не каж-
дый день берет взятки.
Молодой человек побледнел:
— Не понимаю, что за сравнение!
— А я заранее предупредила, что не сравниваю.
Я лишь поясняю свою мысль, что ссылка на «не каждый
день» сама по себе неубедительна. Это раз. А два...
Опять последовала пауза.
— А два — зачем вы позволили себя угощать за счет
покупателей?
— Я?!
— Да, вы, — неумолимо продолжала директорша. —
Нарзан-то вы пили чей? Пусть нарзан стоит грош, но ва-
жен принцип... Ага, вспомнили? Ну вот видите...
— Ничего я не вижу! — с достоинством, окончатель-
но овладев собой, сказал продавец. — Ничего не вижу,
Кроме, извините, бюрократизма с вашей стороны. Раз-
решите идти?
— Взысканий я на первый раз не накладываю, —•
веско сказала директорша, пропуская мимо ушей заме-
С БЛАГОСЛОВЕНИЯ ВЗРОСЛЫХ
99
чание продавца. — Но впредь прошу вас... Учтите и по-
старайтесь сделать выводы.
— Учту, — коротко заметил Пеняев. — Обязательно
учту и... постараюсь, чтобы были сделаны выводы.
Он вышел из кабинета.
Мария Дмитриевна вздохнула с чувством человека, до
конца выполнившего свой долг.
10. Золотарев
С БЛАГОСЛОВЕНИЯ ВЗРОСЛЫХ
^Кили-были Витя и Тамара. Учились в одной школе.
Вместе ходили домой, вместе катались на лыжах и на
коньках. За это ребята дразнили их:
— Жених и невеста!
В ответ Витя бросался снежками, а Тамара показы-
вала язык.
И вдруг Инна Владимировна, мать Тамары, забеспо-
коилась.
— Дочь-то снова вчера с Витькой на каток ходила,—
сказала она мужу.
— Как бы это худо не кончилось, — вздохнул отец
Тамары, Анатолий Григорьевич.
В тот же день Инна Владимировна отправилась к ма-
тери Вити, Зое Александровне.
Зое Александровне посмеяться бы над опасениями
Тамариных родителей, а она возьми и скажи:
— Не верю я в эту дружбу! Не успеешь оглянуться,
как бабушкой станешь.
— Ах, вот до чего у них уже дошло! — схватилась за
голову Инна Владимировка. — Какой позор! Что же нам
теперь делать?
— Как что делать? Женить! — предложил отец Вити,
Павел Васильевич.
И вот взрослые люди вслед за школьными ребятами
не в шутку, а всерьез объявили:
— Жених й невеста!
Видно, не очень-то верили папы и мамы в чистоту юно-
шеской дружбы. Зато с удивительной легкостью Инна
Владимировна поверила в то, что ее дочь может стать
матерью. Да и родители Вити побаивались, как бы их
100
Ю.ЗОЛОТАРЕВ,
сын-холостяк не связался с дурной компанией, не начал
пить, хулиганить?..
— Ребята! — строго сказали родители. — Вот вам
рубль, ступайте в кино. Нам надо поговорить на-
едине.
Тамара и Витя, ничего не подозревая, идут в кино.
А Павел Васильевич тем временем уже сватает Та-
мару в доме ее родителей. Поклонился, расшаркался, а
что говорить в таких случаях, не знает.
Его выручил Анатолий Григорьевич. Он поставил на
стол пол-литра и сказал, подмигнув:
— Давайте по правилам: перво-наперво пропьем не-
весту.
Сели за стол беспартийный общественник Анатолий
Григорьевич и член партии Павел Васильевич и взялись
«пропивать» комсомолку Тамару.
А потом пили уже целых двадцать пять человек. На
свадьбе, за молодых.
А молодые ни живы, ни мертвы.
— Горько! — кричат захмелевшие гости, и Витя по-
слушно чмокает Тамару в холодные, крепко сжатые
губы. У Вити дрожат руки, а у Тамары на глазах слезы,
Но гости, несмотря ни на что, веселятся: поют песни,
щедро бросают в тарелку десятки молодоженам «на об-
заведение» и потешаются над женихом, который, отводя
рукой рюмку, просит:
— Дайте крем-соды...
Жили-были старшеклассник и старшеклассница. Дру-
жили. Были у них чистые, светлые отношения. Ни разу
они не поцеловали друг друга. Все это было еще впе-
реди.
И никому из тех, кто присутствовал на этой невесе-
лой свадьбе, не пришла в голову мысль: «Что же мы
делаем? Ведь им бы не жениться, а поприлежней’учиться!»
Между тем семейная жизнь выглядела несколько не-
обычно. Муж являлся домой и, стараясь говорить басом,
спрашивал:
— Почему суп невкусный?
— Какой есть. Лучше варить пока не умею.
— Ну, а белье постирала?
— Не успела: уроки готовила.
ОБМЕН ОПЫТОМ
101
— Связался иа свою голову! — в сердцах говорил
муж.
Начиналась семейная драма.
Сколько так могло продолжатьс я? Месяц. Через
месяц Тамара завязала в узелок свои вещи и убежала к
маме. Что же до мужа, то в этот момент он был занят:
гонял голубей.
В. Зубихин
ОБМЕН ОПЫТОМ
Мой сосед Коля Иванов, молодой инженер, женился
недавно. Жили молодые дружно и даже на рынок по
воскресеньям ходили вдвоем.
Однажды, возвращаясь с рынка, они встретили пред-
седателя завкома. Коля вскоре забыл об этой случайной
встрече, но у предзавкома память оказалась крепче.
Через несколько дней Колю пригласили в завком.
— Вот что, товарищ Иванов, сегодня в заводском
клубе проводится тематический вечер «Здоровый брак—
здоровая семья». Вам необходимо выступить.
— Мне? — удивился Коля. — В клубе ведь будет вы-
ступать лектор. Человек он в этой области знающий,
кандидат наук. А я что буду говорить?
— Ничего особенного. Кандидат расскажет об общих
принципах взаимоотношений в семье, а вы поделитесь
своим семейным опытом. Так сказать, подкрепите теорию
практикой.
— Да нет у меня никакого семейного опыта! Я и же-
натым-то стал три месяца назад! Какой тут опыт?
— Не скромничайте! — погрозил пальцем предзав-
кома. — На рынок с женой ходите?
— Хожу.
— Авоську с продуктами носите?
— Ношу.
— Вот и расскажите, к примеру, как помогаете жене
по хозяйству. Ведь у нас еще есть такие, что даже ведро
воды принести не хотят: боятся свое мужское достоин-
ство уронить.
В конце концов Коля согласился.
102
Юрий КАЗАКОВ.
Его выступление прошло с большим успехом. После
скучной полуторачасовой лекции отягощенного позна-
ниями кандидата живое слово неискушенного молодо-
жена разбудило и расшевелило полусонных слушателей.
Колю наградили бурными аплодисментами. Присутство-
вавший на вечере сотрудник местного радио записал
Колино выступление на пленку, и на другой день в спе-
циальном выпуске местного вещания «Окажем помощь
нашим женам» выступление инженера Иванова передали
полностью, без обычных сокращений.
Через день Коля получил приглашение выступить на
собрании профсоюзного актива артели «Завязка и под-
вязка», посвященном мерам по укреплению семьи. Едва
он закончил свое выступление в артели, как его попро-
сили приехать в клуб фабрики «Мебельщик» и высту-
пить там на молодежном вечере «За культуру нашего
быта».
Приглашения сыпались одно за другим. Коля осу-
нулся, похудел. Он спал теперь меньше четырех часов
в сутки: надо было готовиться к выступлениям. После
работы Колю обычно уже ждала «Победа» или «Волга»,
которая отвозила его на очередной вечер...
Я встретил его в прошлое воскресенье. Он шел с
рынка один, в руках у него была авоська с продуктами.
— Где же Галя? — спросил я.
Коля горько вздохнул.
— Уехала к матери в Одессу. Говорит, жить так
больше не может... Ну, я пойду. Тороплюсь. Сегодня ве-
чером выступаю в клубе угольщиков на молодежном
вечере «Построим счастливую семью»...
Юрий Казаков
КАБИАСЫ
Заведующий клубом Жуков слишком задержался в
соседнем колхозе. Дело было в августе. Жуков приехал
по делам еще днем, побывал везде и везде поговорил,
хотя и неудачный был для него день — все как-то торо-
пились, горячая была пора.
Жуков был совсем молоденький парнишка, в клубе
КАБИАСЫ
103
еще и году не работал. Родом он был из Зубатова, боль-
шого села, а жил теперь в Дубках, в маленькой ком-
натке при клубе.
Было бы ему сразу ехать домой, и машина на Дубки
шла, но он раздумался и пошел к знакомому учителю,
хотел поговорить о культурном. Учитель оказался на
охоте, должен был давно вернуться, но что-то запазды-
вал, и Жуков стал его уныло ждать, понимая уже, что
все это глупость и надо было ехать.
Так он и просидел часа два, покуривая в окошко и
вяло переговариваясь с хозяйкой. Он даже задремал
было, но его разбудили голоса на улице: гнали стадо, и
бабы скликали коров.
Наконец ждать надоело, и Жуков, разозленный на не-
удачу, выпив на дорогу кислого квасу, от которого тотчас
стали скрипеть зубы, пошел к себе в колхоз. А идти надо
было двенадцать километров.
Старика Матвея, ночного сторожа, Жуков догнал на
мосту. Тот стоял в драной зимней шапке, в затертом по-
лушубке, широко расставив ноги, придерживая локтем
ружье, заклеивал папиросу и смотрел исподлобья на под-
ходившего Жукова.
— А, Матвей! — узнал его Жуков, хоть и видел всего
раза два. — Что, тоже на охоту?
Матвей, не отвечая, медленно пошел, скося глаза на
папиросу, достал из-под полы спички, закурил, дохнул
несколько раз и закашлялся. Потом, царапая ногтями
полу полушубка, спрятал спички и тогда только сказал:
— Какое на охоту! Сад стерегу ночью. В салаше.
У Жукова от квасу все еще была оскомина во рту. Он
сплюнул и тоже закурил.
— Спишь небось всю ночь, — сказал он рассеянно,
думая, что зря не уехал давеча, когда была машина, а
теперь вот надо идти.
— Как бы не так — спишь! — помолчав, значитель-
но возразил Матвей. — И спал бы, да не дают...
— А что, воруют? — иронически поинтересовался
Жуков.
— Ну — воруют! — усмехнулся Матвей и пошел
вдруг как-то свободнее, как-то осел и вроде бы отва-
лился назад, как человек долго стесняемый, вышедший
104
Юрий КАЗАКОВ.
наконец на простор. На Жукова он не взглянул ни разу,
а смотрел все по сторонам, по сумеречным полям.
— Воровать не воруют, браток, а приходят...
— Ну? Девки, что ли? — спросил Жуков и засмеялся,
вспомнив Любку и что сегодня он ее увидит.
— А эти самые... — невнятно сказал Матвей.
— Вот дед! Тянет резину! — Жуков сплюнул. — Да
кто?
— Кабиасы, вот кто, — загадочно выговорил Мат-
вей и покосился впервые на Жукова.
— Ну, повез! — насмешливо сказал Жуков. — Бабке
своей расскажи. Какие такие кабиасы?
— А вот такие, — сумрачно ответил Матвей. — По-
падешь к им, тогда узнаешь.
— Черти, что ли? — делая серьезное лицо, спросил
Жуков.
Матвей опять покосился на него.
— Такие, — неопределенно буркнул он, — черные.
Которые с зеленцой...
Он вынул из кармана два патрона и сдул с них махо-
рочный сор.
— Вот глянь, — сказал он, показывая бумажные
пыжи в патронах.
Жуков посмотрел и увидел нацарапанные черниль-
ным карандашом кресты на пыжах.
— Наговоренные!—с удовольствием сказал Матвей,
пряча патроны. — Я с имв знаю как!
— А что, пристают? — насмешливо спросил Жуков,
но, спохватившись, опять сделал серьезное лицо, чтобы
показать, что верит.
— Не так чтобы дюже, — серьезно ответил Матвей.—*
К садашу не подходят. А так... выйдут, значит, из теми
один за однем, под яблоней соберутся, суршат, махонь-
кие такие, станут так вот рядком... — Матвей опустил
глаза на дорогу и повел перед собой рукой. — Станут и
песни заиграют.
— Песни? — Жуков не выдержал и прыснул. — Да у
тебя не похуже, чем. у нас в клубе, самодеятельность!
Какие песни-то?
~ Д так, разные.,. Другой раз дюже жалостно. А по-
КАБИАСЫ
105
том и говорят: Матвей, а Матвей! Подь сюды! Подь
сюды!
— А ты?
— А я им: ах вы, под такую мать... Брысь отседа!
Матвей любовно усмехнулся.
— Ну, тогда они начинают к салашу подбираться, а
я сейчас наговоренный патрон заряжу да кэ-эк ахну!..
— Попадаешь?
— Попадаешь! — презрительно выговорил Матвей.—
Нечистую силу рази убьешь? Так, разгоню маленько до
утра, до первого петуха.
— Да! — помолчав, сказал Жуков и вздохнул. —
Плохо, плохо.
— Кого? — спросил Матвей.
— Плохо у меня дело с атеистической пропагандой
поставлено, вот что! — сказал Жуков и поморщился,
оглядывая Матвея. — Небось и по деревне брешешь,
девок пугаешь? — строго спросил он, вспомнив вдруг,
что он заведующий клубом. — Кабиасы! Сам ты кабиас!
— Кого? — опять спросил Матвей, и лицо его вдруг
стало злобно и внушительно. — А вот мимо лесу пой-
дешь?
— Ну? И пойду!
— Пойдешь, так гляди — навряд домой придешь.
Матвей отвернулся; ничего более не сказав, не про-
стившись, быстро пошел полем к темневшему вдали саду.
Даже в фигуре его видна была сильнейшая озлоблен-
ность.
Оставшись один на дороге, Жуков закурил и огля-
делся. Наступали сумерки, небо на западе поблекло, кол-
хоза сзади почти не стало видно, темнели только кое-где
крыши между тополей да торчал электроветряк.
Слева виден был березовый лес. Он уступами уходил
к горизонту. Было похоже, будто кто-то по темному на-
чиркал сверху вниз белым карандашом. Сперва редко,
подальше — чаще, а в сумерках горизонта провел попе-
речную робкую светлую полосу.
Слева же видно было и озеро, как впаянное, непод-
вижно стоявшее вровень с берегами и одно светлевшее
на всем темном. На берегу озера горел костер, и на до-
Юрий КАЗАКОВ.
106
рогу наносило дым. Падала уже роса, и дым был
мокрым.
А справа, в сумрачных лугах и просеках, между тем-
ными мысами лесов, с холма на холм шагали решетчатые
опорные мачты. Они были похожи на вереницу огром-
ных молчаливых существ, заброшенных к нам из других
миров и молча идущих с воздетыми руками на запад, в
сторону разгорающейся зеленоватой звезды — их ро-
дины.
Жуков опять оглянулся, все еще надеясь, что, может
быть, пойдет попутная машина. Потом зашагал по до-
роге. Он шел и все поглядывал на костер и на озеро. Во-
зле костра никого не было. Не видно было ни души и на
озере, и одинокий огонь, неизвестно кем и для чего заж-
женный, производил странное впечатление.
Жуков шел сначала нерешительно, покуривая, огля-
дываясь, поджидая машину или попутчика. Но никого
не было видно ни спереди, ни сзади — до самого гори-
зонта, и Жуков наконец решился и зашагал по-настоя-
щему.
Он прошел километра четыре, когда стало совсем
темно. Одна только дорога светлела, перебитая кое-где
туманом. Ночь наступала теплая. Только когда Жуков
попадал в туман, его охватывало холодом. Но потом Жу-
ков опять выходил в теплое, и эти переходы от холод-
ного к теплому были приятны.
«Темный у нас народ!» — думал Жуков. Он шел, су-
нув руки в карманы, двигал бровями и вспоминал лицо
Матвея, какое оно сразу стало злобное и презрительное,
когда он посмеялся над ним. «Да, — думал он. — Надо,
надо усилить атеистическую пропаганду. Суеверия надо
искоренять!» И ему еще больше захотелось поговорить
с кем-нибудь о культурном, об умном.
Потом он стал думать, что пора бы ему перебраться
в город, поступить куда-нибудь учиться. И тут же по
своему обыкновению стал он воображать, как дири-
жирует хором не в колхозном клубе, где нет даже кулис
и где ребята покуривают в зале и пересмеиваются, а в
Москве, и что хор у него в сто человек — академическая
капелла.
Как всегда, от подобных мыслей он почувствовал ра-.
КАБИАСЫ
107
достное оживление и уже ничего не замечал кругом, не
обращал внимания ни на звезды, ни на дорогу, шел не-
ровно, сжимал и разжимал кулаки, двигал бровями, при-
нимался напевать и усмехаться, не боясь, что кто-нибудь
увидит его. Он даже рад был, что идет один, без попут-
чиков. Так он и дошел до пустого сарая близ дороги и
сел на бревно отдохнуть и покурить.
Когда-то был здесь хутор, но после укрупнения кол-
хоза хутор снесли, остался один сарай. Сарай был рас-
крыт и пуст. В нем, кажется, и двери даже не было. Был
он весь темен и скособочен, а в дыре, в глубине его,
стояла особенно глухая чернота.
Жуков сидел, поставив локти на высоко поднятые ко-
лени, лицом к дороге, спиной к сараю, курил, остывая
постепенно, и думал уже не о консерватории, а о Люб-
ке, решая, как бы ее наконец половчее поцеловать,
когда почувствовал, что на него смотрит кто-то сзади.
Он понял вдруг, что сидит во тьме один, среди пустых
полей, среди загадочных темных пятен, которые могут
быть кустами, а могут быть и не кустами.
Он вспомнил Матвея, жестоко-вещее лицо его напо-
следок и пустынное, немое озеро с костром, неизвестно
для чего зажженным.
Затаив дух, он медленно оборотился и взглянул на
сарай. Крыша сарая висела в воздухе, даже звезды были
видны в промежутке. Но только он взглянул на нее, как
она села на сруб, а за сараем что-то с топотом побежало
в поле с задушенным однообразным криком «О!.. О!..
О!..» — все дальше и глуше. Волосы у Жукова подня-
лись, он вскочил и прыгнул на дорогу.
«Ну! — подумал он жутко. — Пропал!» — и ударился
по дороге. Воздух загудел у него в ущах, а в куста# по
сторонам что-то ломилось, сопело, дышало ему в спину
холодом. «Перекреститься надо! — думал Жуков, чув-
ствуя, как пытаются схватить его сзади холодными паль-
цами.— Господи, в руки твои...» А перекрестившись,
остановился, не в силах уже бежать, и обернулся.
Но не было никого ни на дороге, ни в поле, и сарая
не стало видно. Жуков утерся рукавом, не спуская глаз
с дороги, и сказал хрипло: «Ха!» — и вздрогнул, иопу-
108
Юрий КАЗАКОВ.
гавшись себя. Потом кашлянул, послушал и опять ска-
зал, стараясь, чтобы не вздрагивал голос:
—Хо! Хо! Эй!..
Отдышавшись, Жуков торопливо зашагал, с лихора-
дочной тоской соображая, как далеко ему еще идти,
какая ночь и тьма кругом и что лес, на который зага-
дочно намекал ему Матвей, еще впереди.
Дорога спустилась к речке, и Жуков, как во сне, гро-
мадными скачками перенесся через мост над черной во-
дой и зарослями ивы. Под мостом затукало, но Жуков
даже не разобрал, был ли то действительно звук или
ему показалось. «Ну погоди, я до тебя доберусь!» —
со страхом думал Жуков о Матвее, поднимаясь на при-
горок, на котором, он знал, начинается лес.
Лес начался росой и сыростью. Что-то мощно дышало
из глубины его, вынося в теплый полевой воздух запах
прели, грибов, воды и хвои. Направо — в лесу — стоял
густой мрак. Налево — в поле — было виднее. Сияли
наверху звезды — чем позднее, тем все густевшие. Небо,
хоть и черное, все-таки слабо дымилось светом, и де-
ревья выделялись на его фоне твердыми силуэтами.
Из лесного мрака, с какого-то сука сорвалась сова, со
слабым шорохом перелетела и села впереди. Жуков
услышал ее, но не видел, как ни старался. Видел он толь-
ко, как, перечеркивая звезды, закачался сук, на который
она села.
Подходя к ней, Жуков снова спугнул ее, и она стала
летать кругами, захватывая часть поля и тотчас возвра-
щаясь в лесную тьму. И теперь Жуков ее увидел. На го-
ризонте за полями еще тлел остаток зари, даже не оста-
ток, а просто небо там было размытее, невещественней, и
сова, пролетая, мелькала каждый раз там беззвучным
темным пятном.
Косясь на сову, Жуков спотыкался о корневища и не-
хорошо о ней думал. Глянуть направо в лес или назад он
совсем не смел. А когда все-таки глянул вперед по до-
роге — мороз продрал его по спине: впереди и немного
слева, перейдя из лесу через дорогу, стояли и ждали его
кабиасы. Маленькие были они, как и говорил Матвей.
Один из них. тотчас хихикнул, другой жалобно, как Да-
КАБИАСЫ
109
веча за сараем, простонал: «О-о... О-о...», — а третий
крикнул петушиным победным голосом:
— Коля! Коля! Подь сюды! Подь сюды!
Жуков стукнул зубами и помертвел. Он и перекре-
ститься не мог: рука не поднималась.
— А-а-а!.. — заорал он на весь лес и вдруг понял, что
это елочки. Весь дрожа, как собака перед стойкой, сде-
лал он к ним шаг и еще шаг... За елочками что-то зашур-
шало и покатилось с беспокойным криком в поле.
«Птица!» — догадался Жуков, радостно переводя
дыхание и поводя плечами под намокшей рубахой. Духом
пронесясь мимо елочек, он вытащил папиросу, достал
было спички, но тут же сообразил, что, если зажжет
спичку, его сразу заметят во всем лесу. Кто заметит, он
не знал и боялся думать, а знал, что заметят.
Жуков присел, посмотрел понизу по сторонам, натя-
нул на голову пиджак и так, под пиджаком, прикурил-
«Пойду полем!» — решил он. Идти лесом, дорогой он
больше не мог* а в поле хоть и было страшно, но не так.
Он прошумел начинающимся по опушке орешником,
вышел на открытое поле и зашагал вдоль леса, далеко
обходя все чернеющее на его пути и беспрестанно по-
сматривая направо. Сова все летала, везде шуршало и
попискивало, а то где-то, в самой глубине леса, в овра-
гах раздавался не то крик, не то стон и долго колебался
в воздухе, перекатываясь, как эхо по опушкам.
Но вот лес кончился, опять зазмеилась- пыльная свет-
лая дорога. Жуков вышел на нее и, повизгивая от страха,
не оглядываясь, побежал крупной рысью, прижимая
локти к бокам, как бегун. Он бежал, воздух погукивал
у него в ушах, лес отходил все дальше, пока не стал
едва заметной темной полосой. Жуков уже решил ни на
что не смотреть и начал уже радоваться, начал, подла-
живаясь под бег, напевать про себя что-то однозвучное и
неестественно веселое «Ти-та-та! Ти-та-та!»—как вдруг
снова резко осадил и вытаращился.
То, что он увидел, не было на этот раз ни деревом, ни
птицей, как он уже привык, а было что-то живое, что под-
вигалось ему наперерез по меже. Не было оно похоже ни
на человека, ни на корову, ни на лошадь, а имело вид
неопределенный. Жуков слышал уже ясно похрустыва-
11Q
Юрий КАЗАКОВ.
ние бурьяна на меже, мягкое попрыгиванье, слабое по-
стукиванье...
— Кто это? — раздался звучный голос.
Жуков молчал.
— Знакомый, нет? —обеспокоенно спросил голос уже
с дороги. Жуков теперь понял, что его окликают, что к
нему подходит человек и ведет велосипед, но ответить не
мог по-прежнему, только дышал.
— Жуков? — неуверенно догадался человек,'подойдя
вплотную и приглядевшись. — Здорово! Чего ж молчишь-
то? А я думаю, кто бы это? Спички есть? Дай-ка при-
курить...
Теперь и Жуков узнал Попова из райкома комсомола.
Руки у Жукова так дрожали, что спички в коробке гре-
мели, когда он давал их Попову.
— Откуда? — прикурив, спросил Попов. — А я, по-
нимаешь, сбился. Еду к вам, да поворот прозевал, заду-
мался... Вымахал уж к Горкам, да с той дороги сюда —
•по меже... Да ты что!	*
— Погоди... — сипло сказал Жуков, чувствуя сла-
бость и головокружение. — Погоди...
Он стоял, виновато усмехаясь, не мог никак спра-
виться со слабостью, окатывался потом и коротко дышал.
Пахло пыльным твердым подорожником.
— Заболел, что ли? — испуганно спросил Попов.
Жуков молча кивнул.
— А ну, садись! — решительно сказал Попов и раз-
вернул ’велосипед. — Держись за руль. Ну!
Попов разогнал неровными толчками велосипед,
вскочил на седло, сильно вильнув при этом, сдунул
упавшие на лоб волосы и покатил в Дубки.
Жуков сидел на раме, ему было неудобно и стыдно.
Он чувствовал, как тяжело идет велосипед по пыли. По-
пов горячо дышал ему в спину, поталкивал коленками.
Почти всю дорогу оба молчали. Наконец показались
огни колхоза, и Жуков шевельнулся.
— Постой-ка... — сказал он.
— Сиди, сиди! — задыхаясь, ответил Попов. — Тут
немного, вот до медпункта доедем...
— Да нет, тормозни... — морщась, сказал Жуков и
вытянул ногу, цепляясь за землю.
КАБИАСЫ
111
Попов с облегчением затормозил. Они соскочили с ве-
лосипеда и некоторое время стояли молча, не зная, о чем
говорить. Рядом была конюшня, лошади услыхали голо-
са, забеспокоились, переступая подковами по настилу.
От конюшни сильно и приятно пахло навозом и дегтем:
— Дай-ка спичек, — попросил опять Попов.
Он закурил и долго с удовольствием вытирал пот с
лица и шеи. Потом совсем расстегнул ворот рубахи.
— Ну как? Полегчало? — с надеждой спросил он.
— Теперь ничего, — торопливо сказал Жуков. —
Квасу я выпил. Наверно, от него...
Они медленно пошли по улице, слушая затихающие
звуки большого жилья.
— Как в клубе дела? — спросил Попов.
.— Так себе... Сам знаешь, уборка, народ занят, —
рассеянно ответил Жуков и вдруг как бы вспомнил:
— Да, не знаешь слова такого: кабиасы?
— Как, как? Кабиасы? — Попов подумал. — Нет, не
попадалось. А тебе зачем, для пьесы, что ли?
— Так, чего-то на ум пришло, — сказал Жуков.
Они подошли к клубу и подали друг другу руки.
— Спички-то возьми, — сказал Жуков. — У меня
дома есть.
— Ладно, — Попов взял спички. — А ты молока по-
пей, помогает от живота...
Он сел и поехал к дому председателя, а Жуков про-
шел темными сенями и отомкнул свою комнату. Попив
холодного чаю, он покурил, послушал в темноте радио,
открыл окно и лег.
Он засыпал почти, когда все в нем вдруг поверну-
лось, и он будто сверху, с горы увидел ночные поля, пу-
стынное озеро, темные ряды опорных мачт с воздетыми
руками, одинокий костер и услышал жизнь, наполняв-
шую эти огромные пространства в глухой ночной час.
Он стал переживать заново весь свой путь, всю до-
рогу, но теперь со счастьем, с горячим чувством к ночи,
к звездам, к запахам, к шорохам и крикам птиц.
Ему опять захотелось говорить с кем-нибудь о куль-
турном, о высоком — о вечности, например, — он поду-
мал о Любке, соскочил с койки, потопал босиком по ком-
нате, оделся и пошел вон.
112
Вар. КАРБОВСКАЯ.
Варвара Карбовспая
УЛЫБКА
Это произошло внезапно. Ребята играли во дворе.
Кто-то из приятелей-семиклассников мельком взглянул
на Вовку, потом вгляделся еще раз попристальнее и
удивленно сказал:
— Ребята, посмотрите, наш Вовка похож на Юрия
Гагарина... Честное пионерское, вылитый! Вовка, а ну,
повернись!
Он повернулся, смущенный, застенчиво улыбаясь, и
все заорали:
— Похож! Похож!
Тогда он сломя голову кинулся в дом. Ворвался в
квартиру, подбежал к зеркалу и впился глазами в свое
отражение. В глазах была надежда и был испуг — а
вдруг не похож, ничего по дойного — и страстное жела-
ние увидеть то, что увидели ребята. Мать спросила:
— Что с тобой? Ты опять разбил лоб? Сколько мож*
но!
Он улыбался, глядя на себя в зеркало. Он раньше ни*
когда не улыбался перед зеркалом и не знал, какая у него
улыбка. Уголки губ загибались вверх и наперечет были
крепкие, белые зубы.
— Да ты что? — обеспокоенно повторила мать. Она
не привыкла видеть улыбку на Вовкином лице. Дома он
всегда был насупленный, очевидно в ожидании очеред-
ных замечаний. Брови сдвинуты, губы надуты. И вдруг—
улыбка.
— Вовка, подожди, ты знаешь... ты знаешь, на кого
ты сейчас похож?
Значит, и она увидела сходство и не увидела немы-
тые уши и царапину на щеке! Значит, правда — похож!
Он кивает головой. Вдруг, если начнет говорить, сход-
ство пропадет? А если попробовать?
— Ребята сказали, что на Гагарина. Да они, навер-
но, просто так...
Он произносит это сконфуженно, даже как будто
виновато, а сходство — вот чудо! — не пропадает. Он не
помнит, чтобы мать смотрела на него когда-нибудь та*
кими удивленными глазами.
УЛЫБКА
113
Вечером, за ужином, не обошлось, конечно, без мо-
рали. Отец проверил, действительно ли все так, как го-
ворит мать. Действительно. Как же это он раньше не
замечал?
— Не замечал, потому что не знал раньше майора
Гагарина, — резонно говорит старшая Вовкина сестра.—
А может быть, и потому, что Вовка никогда так не улы-
бался. Он же всегда всем жутко хамил.
Ох, можно и сейчас ответить сестре что-нибудь вы-
разительное. Но сходство обязывает. Нужно быть на
высоте сходства. А ведь эта высота известно какая...
И пока отец говорил о задачах, моральном долге и
светлом будущем, Вовка сидел и улыбался.
— Ты чего улыбаешься, когда я говорю? — спросил
было отец, но вовремя спохватился: — Ну, улыбайся,
улыбайся, это ничего. Только помни... — И опять стал
говорить о том, что надо помнить и чего нельзя забы-
вать...
А в школе уже все знали, что Вовка из седьмого клас-
са — вылитый Гагарин. И специально приходили на него
смотреть и тоже улыбались, как будто не верили своим
глазам, и говорила: — До чего же здорово!
На родительском собрании директор школы Галина
Сергеевна сказала:
— Вот вам удивительный пример, товарищи, как
улыбка совершенно переменила человека. Вы помните,
мы не раз обсуждали поведение Во-вы. Он был заносчи-
вым, раздражительным. Но стоило кому-то заметить,
что он похож на героя-космонавта...
— Это мой Толик первый заметил! — быстро подска-
зала с места одна из родительниц. — Он у меня вообще
очень внимательный, впечатлительный ребенок.
— Стоило только заметить это сходство, — продол-
жала Галина Сергеевна, — как мальчик стал подражать
герою во всем: уже получил пятерку и четверку, со всеми
приветлив, сказал, что летом поедет в лагерь и будет
усиленно заниматься спортом. И улыбается!
— Да, но не все похожи на Юрия Гагарина, — кисло
заметил один из родителей. Его сын был почему-то силь-
но похож на киноартиста Филиппова, который, как из-
вестно, никогда не улыбается с экрана.
8 Золотой характер
H V4
Лев КАССИЛЬ.
— Да, но в жизни молодых всегда есть повод для
улыбки, — сказала Галина Сергеевна. — Нам нужно за-
ботиться только о том, чтоб она никогда не угасала.
А многие ребята завидовали Вовке. Когда шли вме-
сте по улице, просили: улыбайся, чтоб все видели!
Лев Кассилъ
ДУШЕСКРЕБ
Он добрый, милый знакомый, но у него поразитель-
ная осведомленность касательно всего, что может отра-
вить людям настроение. Он первый узнает о смерти ва-
шего друга, о неприятностях у знакомых, о предстоя-
щих сокращениях в вашем учреждении. Он спешит
сообщить вам об этом тоном крайне многозначительным
и донельзя сочувственным. Говорить людям неприятно-
сти, первым сообщать недобрые вести — портить на-
строение — в этом его призвание, он чувствует, что это
прямая обязанность, даже долг. Он, видимо, задумал
себя как милого старого ворчуна из современной акту-
альной пьесы, который привык резать правду-матку всем
в глаза, брюзжит, но в душе — скрытый энтузиаст до
чертиков и в последнем акте обязательно проявляется...
Но этот тип достаточно надоел всем нам и на сцене, а
уж в жизни он просто нетерпим.
Однако приходится терпеть. Обычно это бывший друг
вашей покойной тетки или дядин сосед, помнящий вас вот
таким от пола, когда он еще имел свой выезд, а вы хо-
дили пешком под стол, но зато вас носили на руках ту-
да, куда, согласно-поговорке, даже царь пешком ходил...
Он частенько навещает вас, захаживает на часок и за-
сиживается на пять. В течение этого времени он, пользу-
ясь старинным знакомством и родственными узами, успе-
вает наговорить и насообщать хозяевам массу неприят-
ного. •
Едва он вошел в переднюю, еще не снял он галош,
как хозяин слышит:
— Миленький мой... что это вы так поддались? Бо-
лели, что ли? Да ведь краше в гроб кладут. На вас прямо
лица нет...
ДУШЕСКРЕВ
115
Хозяин, только что вернувшийся с юга, из Сочи, за-
горелый и подобревший на семь кило, пытается возра-
зить: дескать, наоборот, он совсем напротив — бодр, как
никогда, и здоров, что он только что с курорта...
— Ну вот, — говорит доброжелательно гость, — в
Сочах... нашли тоже место. Да разве можно при вашем-то
сердце, да и в субтропики... Ясно, испортили сердце. Эх,
молодежь, молодежь, не жалеете вы своего здоровья.
Глядите-ка, на кого похожи стали.
Здороваясь с хозяйкой, он восклицает:
— Здравствуйте, мое почтение. Вот зашел проведать,
как и что... Плохо, плохо вы за своим-то смотрите. Да
и сами вы что-то того... Ой, постарели, постарели как...
Вы меня, старика, простите, я, знаете, привык правду-
матку... Вам ведь и летов-то, чай, немного, годов три-
дцать пять, не более. Что? Двадцать четыре? Скажите,
голубушка, как жизнь свое берет... Или прическа эта вам
не идет к лицу, что ли... Ох, напрасно вы подстриглись.
Вам лучше так было.
Тщетно пытается хозяин заткнуть эту душескребную
скважину. Тщетно заливает он ее чаем и набрасывает
пластырь из печенья. Все тщетно. Гость неумолим.
— Между прочим, — озабоченно сообщает он, — я
пут кое-где был, беседовал кое с кем... Поругивают вас,
признаться... Такое о вас говорят, просто я не верю даже.
— Что такое? — пугается хозяин.
— Нет, нет, что вы, я не скажу. Что я, сплетник, что
ли... Я просто долгом своим дружеским считал предуп-
редить. Чтоб имели в виду. Нехорошо о вас говорят мно-
гие. Что-то такое, вроде будто вы подхалим, невежда,
краснобай, шкурник... Я, знаете, привык правду-матку,
извините. Да вот кстати... Я слышал из верных уст, что
ваш институт в Сибирь куда-то переводят.
— Не может быть, — ужасается хозяйка. — Как
же мне тогда?
— Да уж придется ехать, ничего тут не попишешь.
Ну ничего — это для семейного счастья даже полезно.
Порознь поживете. И то, я слышал краем уха, признать-
ся, что вы того... разводиться собрались. Вы извините, я
почти, так сказать, по-родственному, привык правду-
матку..;
8*
116
Лев КАССИЛЬ.
— Да вздор это все, кто вам сказал?
— Ну, ну, ладно. Меня, старого воробья, на амурах
не проведешь. Видел, видел-с я вас на днях, как вы сви-
даньице на Пушкинской назначили да дожидались. Озор-
ник он у вас... Стоит это себе на Страстной и в разные
стороны поглядывает. А тут и она самая подошла...
— Да позвольте, — говорит смущенный хозяин, —
ведь это же я такси дожидался. Ну, вероятно, .кто-ни-
будь подошел, встал в очередь.
— Знаем, знаем... Ну, я не осуждаю. Теперь новая
жизнь, новые принципы. Нечего себя по рукам связы-
вать. Раз не подходите, не сошлись...
— Да откуда вы это взяли?
— Ну, я ведь и сам не слепой. Понимаю, учитываю.
Беспартийному как-никак все-таки трудновато с партий-
ной-то... Стойте, стойте! — восклицает гость вдруг, воз-
зрившись на голову хозяина. — Да у вас, батенька, ни-
как лысина уже пробивается. Плешиночка, плешиночка,
факт. Поздравляю.
И вот сидит, попивает чаек и выкладывает с видом
обязательным и сердечным неприятное за неприятным,
этот нуда принципиальный, окислитель настроений, на-
зойливый душескреб.
— Я слыхал, вы комнату от треста на дачке по Ок-
тябрьской получаете. Хорошее дело. Только не советую.
Сырость, комары, горы. Наплачетесь.
Он уже успел расхулить новое платье хозяйки (мор-
щит сзади), нашел угрожающую трещину на отремон-
тированном потолке, брак и подтек на обоях и нагнал
еще целый косяк правды-матки- Он уходит только тогда,
когда видит, что доконал вас окончательно. На прощанье
он рекомендует покрепче запереть дверь на ночь и не
очень-то спать, ибо внизу, когда он входил, стояли какие-
то подозрительные субъекты.
Но вот наконец он ушел. В комнате как будто посве-
жело, и даже электричество словно воспрянуло духом,
засветило поярче. Но ничто уже не радует хозяев. Муж в
раздумье глядит -на потолок, ища коварную трещину,
чешет впервые обнаруженную лысину, затем щупает
пульс. Пульс горячечный. Так и есть... испортил сердце в
Сочи... А жена застыла в тоске у зеркала:
Рисунок Кукрыниксы,
ШЕПТУН
118
Лев КАССИЛЬ.
— Ну, конечно... действительно, я страшно постарела.
Он прав, на всех чертей смахиваю, ужас. Я, конечно, по-
нимаю, что от такой старой страховидины побежишь
свидание назначать не только на Пушкинской, но и у
черта на куличках. Я не упрекаю... Я понимаю...
Начинается мрак, бред, тарарам, потрясение основ,
борьба миров, битье посуды...
Но это была веселая чета. Наутро мрак рассеялся,
и хитроумный муж придумал план, как обезопасить се-
бя от окислительных визитов проклятого душескреба.
План был разработан и приведен в действие. Через две
недели добрый милый знакомый душескреб, войдя, со-
чувственно сообщил:
— А все усиленно поговаривают о переводе вашего
института...
— Вот хорошо! — закричала весело хозяйка. — Мне
так надоела Москва, эта ужасная квартира, треснутый
потоло.к, эти бракованные обои лягушачьего цвета.
— Ну, напрасно, — сказал растерявшийся на мгно-
венье гость, — трещина почти незаметна, обои не лягу-
шачьего вовсе, а скорее этак стрекозиного оттенка...
Вообще такую квартирочку бросать — убиться мало от
досады.
И он долго хвалил квартиру. Назло. Потом он заду-
мался: чем бы iBce-таки допечь хозяев.
— А дачи вам не будет, говорят. Сократили «из спи-
сков.
— Слава богу, — сказал муж, — комары, сырость,
горы.
— Нет, там местность отличная. По-моему, очень
обидно, если вам не дадут.
И он похвалил местность. Но бес душескребства под-
зуживал его.
— А вашего-то Исаака Эмпедо;кловича любезного со-
кратили. Вот вам и покровитель.
— И правильно сделали. Бездельник, неуч, выскоч-
ка... Я с ним давно в контрах.
Душескреб явно сбился с панталыку. Он привык, что
люди обижались, спорили с ним. А тут, что он ни гово-
рил, все, видимо, доставляло удовольствие хозяевам. О.н
ЮМОРЕСКИ
119
все-таки вяло похвалил Исаака Эмпедокловича и заявил,
что уход этого достойного человека —тяжелая потеря.
— А, между прочим, все поговаривают, что* нелады
у вас дома. >' . .
— Да вы разве не слышали, мы вчера в загс ходили
и отрасписались.	• - *
— Ну, это вы зря... Я привык правду-матку, извини-
те... Вы такая пара....
И он долго расхваливал друг другу супругов, млею-
щих от удовольствия.:
Видя, что ничто не действует, гость пустил свое по-
следнее и верное испытанное средство.- -
— А что вы это как похудали? Кожа Да -кости
прямо...
— Миленький, правда? — заликовал хозяин. — Вот
спасибо-то. Доктор-то ведь у меня ожирение нашел. Нё-
медленно худейте, говорит. Вот я и стараюсь. Значит,
похудел? Ура!
Душескреб помолчал и, не допив чай, распрощался.
Он был подавлен и смят. В дверях он по привычке опять
что-то сказал насчет запоров и воров.
— А то там внизу какой-то тип ходит..*
— Это караульщик, — сказала хозяйка.
Душескреб хлопнул дверью. Торжествующие супруги,
захваленные и счастливые, осмотрели свою квартирку,
такую расхваленную и уютную, и, как полагается в хо-
рошем конце рассказа, поцеловались.
/7. Катков
ЮМОРЕСКИ
1. Затмение
Матрена Индюшкина, маленькая худая женщина с
колючим носиком и узкими острыми губами, ' увидела
большую очередь и рысцой перебежала улицу, спеша к
магазину.
— Чего привезли-то, милай? — спросила она у дол-
говязого курносого парня в очках, стоявшего недалеко
от двери, которую, судя по времени и устанавливавше-
120
Н. КАТКОВ,
муся порядку в очереди, вот-вот должны были открыть.
— Трикотаж! — громко ответил парень и засмеялся,
поглядев и на передних и на задних в очереди.
Некоторые подхватили его смех, другие заулыбались,
разглядывая Матрену.
Она тоже посмеялась:
— Люблю веселых! — И снова спросила у очкасто-
го: — А чего из трикотажа, не знаешь?
— Все есть, заграничный!
Индюшкина заволновалась и знаком попросила пар-
ня наклониться.
— Пустишь впереди себя? — зашептала она ему в
ухо, — Скажи: стояла, мол. А?
— Вставай, ладно.
— Я, граждане, занимала! — сказала Матрена, вле-
зая в очередь. — Не подумайте...
Протестовать никто не стал.
Индюшкина слегка толкнула очкастого локтем:
— Чего купить-то хочешь?
— Я? — парень в очках снова засмеялся. — Мне
много не надо!
Матрена серьезно посмотрела на него, задрав колю-
чий носик, и мигнула.
Парень склонился.
— Всего бери, — зашептала она. — Денег дам.
— Или торгуешь? — спросил парень.
Матрена нахмурилась.
— А самой, что ли, не надо? Эх, сколько надо-то!
— Вот и приходится, да? — Очкастый вытянул из-за
отворота пальто клочок рубашки.
Индюшкина с подозрением покосилась на него, но,
поймав смеющийся взгляд, успокоилась, весело сказала:
—г А хоть бы и так. Тебе-то что? Ты мне не перепла-
чивал. Ну, возьмешь?
— Ладно. Когда дойдем.
Матрена незаметно напирала на стоявшего впереди
человека в сером клетчатом пальто, как будто очередь
уже пускали, а он не спешил двигаться. Человек нако-
нец почувствовал напор и обернулся. У него было узкое
носатое лицо и маленькие черные глаза.
Вперед хотите? — спросил он без улыбки.
ЮМОРЕСКИ
121
— Я ничего. Жмут, — смущенно объяснила Матрена.
— А я говорю: вперед хотите?
Индюшкина поняла и обрадовалась:
— Ой, какие культурные люди! А как другие посмот-
рят?
Ей ответили:
— Становитесь.
— Одну можно. Ничего!
— Коне-е-чно.
— Вот спасибо! А то дите у меня дома ждет, — сов-
рала Матрена.
Она поглядела на парня в очках и многозначительно
спросила:
— Ладно?
Парень засмеялся.
— Раз обещал — сделаю!
Матрена пошла к двери.
Через несколько минут магазин открыли, и Индюш-
кина первой ринулась к прилавку, не замечая ничего,
кроме продавщицы в белой вязаной кофточке.
— Фамилия? — спросила продавщица, держа наго-
тове бланк.
— Это зачем еще? — грубо сказала Матрена, непри-
язненно глядя на полные крашеные губы продавщицы.—
Трикотаж давай!
Девушка за прилавком взвела брови:
— Какой трикотаж?
В магазине грянул смех.
Красная, растерянная Матрена только теперь замети-
ла, что все полки забиты книгами. Она взвизгнула и ша-
рахнулась к двери.
Когда смех немного улегся, человек в клетчатом паль-
то, хранивший все время серьезность, сказал курносому
парню, протиравшему очки:
. — Петр, может, зря подшутили?
— Ничего не зря! — ответил парень. — Это же спе-
кулянтка, я хорошо ее знаю.
А Матрена, выскочив из дв^ри, прочитала на вывеске:
«Подписные издания».
Магазин «Трикотаж» был рядом и, как всегда, ни-
кто не ломился .в него.
122
Н. КАТКОВ,
2. Объяснение в любви
Андрей Ильич Миронов.,, пожилой человек с блестя-
щими рожками залысин, сидел за столом рядом с Ией
Петровной, молодой женщиной, у которой красиво сияли
золотистые глаза. Эти глаза и сгубили. Миронова, едва
он выпил третью рюмку. Жена его уехала отдыхать к ма-
тери, и он, почувствовав себя одиноким, вдруг принялся
настойчиво предлагать молодой соседке то сыр, то кон-
феты, то капусту, которую, как выяснилось, Ия Петров-
на очень любила. Миронов тут же сообщил ей, чтоб Древ-
нем Риме капусту потребляли в сыром виде и считали,
что она повышает бодрость духа. Затем Андрей Ильич
пошутил:
— Между прочим, существует гипотеза: у людей, лю-
бящих капусту, отдаленными предками были зайцы.
Ия Петровна звонко рассмеялась. Миронова это
окончательно сразило.
— У вас чудный смех, — сказал он, и ему стало груст-
но, ибо он влюбился и, подобно всем влюбленным, жаж-
дал ответного чувства.
Когда гости начали расходиться, Миронов присоеди-
нился к ним, так как тоже был гостем, и навязался Ие
Петровне в провожатые. Судя по всему, молодая женщи-
на не догадывалась о его чувствах или делала вид, что
ничего не понимает.
Миронов был мрачен и поэтому заговорил о непроч-
ности человеческого бытия.
— Вы слышали о взрывах на солнце? — спросил он.
Ия Петровна изобразила на своем прелестном лице
удивление, хотя читала о солнечных взрывах: отвлечен-
ный разговор ее устраивал.
— Об этом писали газеты, и журналы, — сенсацион-
но продолжал Миронов. — .На солнце произошло два ко-
лоссальных, взрыва. Ничего похожего до сих пор не на-
блюдалось. — Миронов говорил таким уверенным тоном,
словно был ровесником солнца или постарше его лет на
десять. — Еще один-два подобных взрыва, и светило по-
гаснет. Человечество, со всеми его стремлениями, муками,
радостями и, я бы сказал, колебаниями, погибнет. —
ЮМОРЕСКИ
123
После слова «колебаниями» Миронов устремил много-
значительный взгляд на Ию Петровну.
— Но люди, вероятно, придумают какое-нибудь дру-
гое солнце! — возразила она, не замечая его красноре-
чивого взгляда. — Ведь теперь есть атомная энергия.
— Ничего не придумают! — решительно огрубил Ми-
ронов. — Человечество беспомощно перед космическими
катастрофами, поверьте мне.
— Значит, мы погибнем?
— Неизбежно! Мне жаль вас, Ия Петровна. Вы моло-
дая, красивая. У вас чудесное имя: Ия! Оно звучит, как
тонкая музыка...
— Ия — сокращенно, а полное имя — Продукция.
— Пусть Продукция, — сказал Миронов после неко-
торого замешательства. — Вам пойдет любое имя. Вы
нравитесь мне! Я отметаю неискренность в такой момент,
когда, возможно, угасает солнце. И я говорю прямо: люб-
лю вас! Люблю нежно, чисто, сильно. Позвольте поцело-
вать ваш мизинец!
Миронов облобызал теплую, мягкую ручку. Ия Пет-
ровна спросила:
— Извините, Андрей Ильич, вы женаты?
После минутного молчания Миронов ответил:
— Не буду скрывать: женат... Вы, наверное, сейчас
думаете, что женатый человек не способен на сильное
чувство? Ошибаетесь. Как еще способен! Хотите верьте
мне, хотите нет, но идти рядом с вами, видеть эти дале-
кие мерцающие звезды, чувствовать тепло вашей милой
руки — счастье, неповторимое, радостное счастье!
— Скажите, а дети у вас есть?
— Да, и дети есть. Редкий брак, Ия Петровна, обхо-
дится без детей. Цветы жизни — правильно и мудро ска-
зано. Их ни в чем нельзя обвинять... У меня дочки.
— Наверное, миленькие такие!
— Да-а, — расцвел Миронов. — Дети у меня хоро-
шие. Старшая — Верочка — в четвертый класс перешла.
Отличница! Умница! Вышивает, учится музыке. Ей-богу,
исключительно способная она у нас! Вы, может быть, по-
думаете: обычное родительское преувеличение? Нет, нет.
Я человек объективный, говорю то, что бесспорно.
— Я вам верю, Андрей Ильич, — улыбнулась Ия.
124
Ф. КАФТАНОВ.
— Поразительные способности! — разошелся Миро-
нов. — А Зина? Девчушка только в третий класс пойдет,
а как исполняет «Турецкий марш» Моцарта, послушали
бы вы, Продукция Петровна! Маршировать хочется, че-
стное слово! Лида и Манечка пока еще не учатся, но уже
буквы знают, да, да! Нисколько не преувеличиваю.
Ия Петровна уже дошла до своего дома, взялась за
дверную ручку, а Миронов все говорил и говорил о доч-
ках. Ия слушала восторженный рассказ любящего отца
и улыбалась.
— Вы, вероятно, хороший человек, Андрей Ильич,—
сказала она. — До свидания, мне пора.
— Дочки лучше меня! Спокойной ночи, Продукция
Петровна.
Ия засмеялась.
— Андрей Ильич, меня зовут Ия. Я пошутила. Про<
стите.
— Значит, вы не Продукция? Ну, тем лучше. Как хо-
рошо мы с вами поговорили, Ия Петровна! Пойду, изви-
ните.
И довольный Миронов, чуть покачиваясь, зашагал до-
мой. Он совсем забыл, что всего несколько минут назад
признавался этой женщине в любви.
Ф. Кафтанов
ИСПОВЕДЬ „ОТРИЦАТЕЛЬНОГО*
Вот уже почти тридцать лет я изображаю одних
лишь отрицательных типов. Да, да, всю жизнь — одних
лишь трусов, негодяев, карьеристов, ханжей, предате-
лей—все что угодно, только не честных и порядочных
людей, с какими чаще всего встречаюсь, среди которых
живу и дышу... Впрочем, дышу — это мало сказано. Я не
просто дышу среди хороших людей, я наслаждаюсь их
близостью, их лицами, их разговорами. В такие минуты,
скажу без преувеличения, я всегда чувствую себя счаст-
ливым путешественником, перед которым после долгого
и утомительного пути появился вдруг желанно-сказоч-
ный оазис...
Но — увы! — это чувство приходит ко мне лишь тог-
Рисунок Кукрыниксы
ЗЕЛЕНЫЙ 7МИЙ
126
Ф КАФТАНОВ.
да, когда капризная фортуна оставляет меня неузнан-
ным среди окружающих. А это, признаться, бывает не так
уж часто. Обычно стоит выйти мне на улицу, как на меня
начинают кивать, и я, торопливо проскальзывая мимо
прохожих, иногда слышу такие, например, едкие реп-
лики:
— Смотри, пошел этот... как его... из-за которого в по-
следнем фильме ревнивый мавр задушил свою без вины
виноватую Дездемону...
«Ну чем я виноват, что то и дело встречаю людей, ко-
торые смотрят на меня так, как будто я и в самом деле
злодей? — рассуждаю я сам с собой. — Ведь дело дохо-
дит до чего? Бывает, поздороваешься с каким-нибудь
школьником или школьницей, радостно кивнешь и улыб-
нешься им от души, а они на тебя посмотрят так, словно
ты дубиной замахнулся... А то бывало и так: мальчишки,
узнав во мне какого-то сыгранного в кино злодея, броса-
ли в меня камнями».
Думая обо всем этом, я всегда вспоминаю, как много
лет тому назад я навсегда расстался с со-бой и обрек се-
бя на тернистый путь Отрицательного.
Случилось это неожиданно. Впрочем, прежде чем рас-
сказать эту странную историю, я должен оговориться.
Дело в том, что уже в пятнадцать лет я твердо решил для
себя: во что бы то ни стало буду артистом! Буду наперекор
всему!.. Наперекор всему — это, разумеется, вопреки
желанию отца и матери, мечтавших увидеть меня вра-
чом. Но я мечтал о-б ином, и не только мечтал — я украд-
кой учился, посещал кружки самодеятельности, изо дня
в день тренировал себя. В семнадцать лет я читал, на-
пример, знаменитый монолог Чацкого так, что, когда го-
ворил: «Карету мне! Карету!» — мое сердце разрывалось
от щемящей тоски, и я плакал, забывая о себе и ненави-
дя тот мир, который довел моего героя до последней точ-
ки отчаяния. Плакал и верил, что, глядя на меня, содрог-
нутся также и души моих будущих зрителей.
И вот однажды я предстал «пред хмурые очи» главного
режиссера местного драматического театра. В то время
это было проще, чем теперь, поэтому, выслушав меня, он
уселся в кресле и без обиняков потребовал:
— Ну, что ж... читайте. Что там у вас?
ИСПОВЕДЬ «ОТРИЦАТЕЛЬНОГО»
127
И я прочел.
Прочел так, как никогда не читал. Но не успел отды-
шаться, как услышал за своей спиной чужой холодный
голос:
— Н-да... Не густо.
От этих слов во мне как будто что-то оборвалось. Ма-
шинально повернувшись к режиссеру, я застыл перед
ним, подобно обреченному на смерть.
И что бы вы думали? Режиссер разразился вдруг не-
удержимым смехом! Он сидел и, хлопая руками по коле-
ням, хохотал, а я стоял, как дурак, и не мог понять: че-
ловек это или сам дьявол в образе человеческом?
О, мне до скончания дней СвбиХ нё:забыть этого сме-
ха! Смех, на всю жизнь лишивший меня права называть-
ся Положительным.
Я сгорал от негодования, готовый кинуться на ре-
жиссера.
Но он вдруг перестал смеяться. Поднявшись с кресла,
обошел вокруг меня и торжественно произнес:
— А ведь из вас может получиться замечательный
негодяй. Настоящий мерзавец!
И, хлопнув меня по плечу, режиссер пророчески за-
ключил:
— Молодец, юноша! Быть тебе артистом. Я верю: че-
рез пару-тройку лет на театральном небосклоне звездой
первой величины засияет еще один Отрицательный!
С тех пор и началось, фигурально говоря, мое побед-
ное восшествие на опасные высоты Отрицательного.
С тех пор и посыпались на мою голову всяческие беды
и обиды. Помните, как у шолоховского деда Щукаря?
Нарекла ему бабка чин «енерала» — и пошло у бедного
человека все навыворот.
Так и у меня: окрестил меня режиссер Отрицатель-
ным — и нет мне ни радости, ни покоя. Чем лучше я изо-
бражаю мерзавцев, тем чаще меня узнают и тем реже
я чувствую себя Положительным. Когда-то, «в дни юно-
сти туманной», я три года ухаживал за одной актрисой.
И что же? Вышла все-таки за Положительного. Бывало,
во время съемок какой-нибудь Положительный напьется,
надебоширит, побьет посуду в гостинице, а штраф мне
присылают. Это если в городе. А то поедешь, скажем,
128
Ф. КАФТАНОВ.
куда-нибудь в глушь на съемки. Положительному жите-
ли сдают первую квартиру и почти задаром, а мне и чу-
лан приходится с трудом находить... А категории как в
инстанциях устанавливаются? Известное дело: Положи-
тельный едва выбьется из артистических пеленок — ему
уже вторая, а то и первая... Другое дело мне — Отрица-
тельному. Впрочем, может, это так и следует, потому
что, куда ни поеду, куда ни пойду — всюду на меня по-
казывают пальцем и шепчут:
— Гляди-ка, ведь это и есть тот самый, который
выдал наших партизан фашистам. Помнишь, в такой-то
картине?
Или еще что-нибудь в этом роде.
Был, например, такой случай.
Вышел я из киностудии на улицу и стою, жду такси.
После съемки устал, конечно, и злой, как дьявол, потому
что очень неудачно прошла эта съемка: режиссер и так
и сяк вертел меня, а я не вижу перед собой этого въедли-
вого вымогателя Дрючкина (есть такой прохвост в филь-
ме) и, ясное дело, не могу никак войти в роль. Так и от-
ложили съемку на завтра...
Выскоч'ил я на улицу, вижу, такси не дождешься, и
решил рискнуть: поеду на троллейбусе. Благо и троллей-
бус подошел как раз. Поднял я воротник и встал в оче-
редь. Подвигаюсь потихоньку вместе с очередью. А сзади
уже тоже несколько человек, и все, как и я, торопятся,
подгоняют друг друга.
— Гражданка, нельзя ли побыстрее? —.попросил так-
же и я стоявшую передо мной женщину.
Женщина сердито оглянулась... Испуганно посмотрела
на меня, потом в раскрытую сумочку... и — повалилась
замертво!
Растерявшись, я не успел поддержать женщину, и она
очутилась на руках какого-то старика в серой мерлуш-
ковой шапке. Очнувшись, женщина в истерике закри-
чала:
— Ограбили! Вытащили!.. Все... до копейки...
Вокруг нас моментально собралась толпа.
Гневно посмотрев на меня, старик возмущенно ска-
зал:
ИСПОВЕДЬ «ОТРИЦАТЕЛЬНОГО»
129
— Молодой человек, как вам не стыдно? Верните
сейча-с же деньги этой несчастной!
Этого было .вполне достаточно, чтобы отправить меня
вместе с пострадавшей в милицию. Там, конечно, быстро
выяснилось, что я не тот, за кого меня так «любезно» вы-
дал старик. Выходя из отделения милиции, я спросил по-
терпевшую:
— Сколько же у вас взяли в бессрочный кредит герои,
которых я некогда играл?
— Сто рублей... Не смейтесь: для меня это очень,
очень много... Я пенсионерка... — с тоской объяснила
женщина.
Я достал из кармана сотенную и протянул ей.
Она с благодарностью сказала:
— Спасибо, милок!
И уже совсем шепотом, чтоб я не слышал, кому-то
объяснила:
— Ясное дело: не свои, не трудовые отдал... Не у ме-
ня, так в другом местё смахнул. Обличье-то какое: ворю-
га или шпион — ни дать, ни взять.
Разумеется, обворованной женщине повезло, что ме-
ня на улице приняли за кого-то из тех, кого я изобра-
жаю на сцене или в кино. Но ведь мне-то не легче от
этого! Я тоже живой и хочу, чтобы на улице люди виде-
ли во мне не своего недруга, а нормального советского
человека, я хочу быть для взрослых и для детей чутким,
внимательным семьянином, хорошим товарищем, каким
я на самом деле и являюсь. А что я могу сделать? Не
ходить же мне все время в гриме Положительного? А что
тогда скажут наши уважаемые критики? Ведь они так
смело и так много пишут положительного только о По-
ложительном. Они пишут похвальные статьи даже тогда,
когда тот или иной Положительный далеко не совсем по-
ложителен ни на производстве, ни в быту. Даже тогда,
когда того или иного Положительного потчуют в печати
фельетончиком, обсуждают его «подвиги» в коллегии Ми-
нистерства культуры или еще где-нибудь...
Не следует ли нашим зорким критикам писать и об
искусстве Отрицательного столько, сколько они пишут
об искусстве Положительного? Кто же, кроме них, кро-
ме критиков, раскроет зрителю живую душу Отрицатель-
9 Золотой, характер
130
В. КОМОВ.
кого? Кто же, кроме них, критиков, оградит Отрицатель-
ного от тех бед и напастей, которые порой сыплются на
его бедную голову?
Увы, кроме них, — некому!
В, Комов
СОВЕСТЬ В ПОРТФЕЛЕ
Как обычно, Лена Куратова — маленькая рыжева-
тая девушка с внимательными строгими глазами — при-
шла на работу раньше положенного и села за машинку.
Тут же ее вызвал директор райпищекомбината Сапу-
нов:
— Срочно сделай в двух экземплярах, на хорошей бу-
маге, — и, не поздоровавшись, .протянул .пачку тетрадоч-
ных листков, .исписанных мелким, витиеватым; неразбор-
чивым почерком. — Я уезжаю в командировку в сосед-
нюю область... Сама проверь все, зарегистрируй в книге
«исходящих» и отнеси редактору. Копию оставь!
Лена молча вышла. Через -минуту тонкие пальцы ма-
шинистки уже бегали по клавишам, казалось, что она к
ним не прикасается, и буквы словно сами образуют сло-
ва и предложения.
Давно уже стало правилом, что Лена дописывала
пропущенные слова в творениях директора, исправляла
грамматические и стилистические ошибки, расставляла
абзацы. Сапунов этого не замечал. Но как-то Курашева
перепутала интервалы и сделала чуть больше поля. На-
чальник учинил ей разнос за «грубейшую невниматель-
ность» и поставил на вид в приказе.
— Будет наука!.. У нас не контора «Олифа и дран-
ки»!.. Каждая неточность может привести к явно отри-
цательным последствиям, — весь день бурчал Сапунов.
Машинистка со всем этим мирилась. Только не могла
понять, какое директор имеет право писать статьи в рай-
онную газету о заботе, о внимании к людям.
Вот и сегодня ей предстояло перепечатать материал
на эту же тему... Чем дальше, тем беззастенчивее поучал
директор, как надо относиться к людям, их запросам и
требованиям.
СОВЕСТЬ В ПОРТФЕЛЕ
131
Последняя фраза... Курашева сколола скрепкой
статью — десять страниц получилось. Перечитала: «Не-
честно посылать такую «исходящую»!..
Лена вставила в машинку чистый листок и первый раз
в жизни начала создавать свою собственную статью. Она
написала о том, что Сапунов грубит подчиненным, ко
всем подряд обращается на «ты», частенько не здоро-
вается с техническими работниками.
Комсомолка рассказала и о «чуткости» руководителя
райпищекомбината. Дрова завезли только двум сотруд-
никам, все комнаты, кроме директорского кабинета, не
отремонтированы, уборщице не дал машину отвезти сы-
на в больницу...
«За две недели до отчетно-выборного профсобрания
наш директор обычно вызывает работников комбината и
интересуется, кому и чем надо помочь: квартира, ремонт,
путевка, топливо, разряд повысить... А как только кон-
чилось собрание — снова забывает о людях, снова пря-
чет совесть и чуткость в портфель», — развенчала не-
хитрый прием начальника машинистка.
Затем пошла к председателю месткома и редактору
стенгазеты, подробно рассказала обо всем. План Кура-
шевой одобрили.
Лена вложила оба материала в конверт и сделала
приписку: «Прошу прислать корреспондента и прове-
рить факты»...
Спустя неделю из соседней области вернулся дирек-:
тор. В этот же день в районной газете появилось письмо
машинистки с подробными комментариями. В самом кон.
це говорилось, что редакция допустила ошибку, опубли-
ковав ранее две статьи Сапунова, и просит извинения у
читателей.
Директор помылся, поспал и к концу рабочего дня за-
глянул в свой кабинет...
На столе лежали письма и газеты. Развернул газету
и грузно сел на стул: взор его стал болезненно-расте-
рянным, на висках выступила испарина, уши налились
и-ссиня-темной краской... «В чем дело?.. Не может быть...
Наверное, что-то перепутали». И тут же вызвал машини-
стку.
— Кто писал?
9*
132
И. КОСТЮКОВ.
- я.
— Ты?.. А мою перепечатала, отправила?
— Вот копия. Все нормально, — девушка протянула
директору статью. И только сейчас он заметил на столе
пакет из редакции. Конверт был тщательно заклеен —
порвал и вынул маленькую бумажку. Прочитал вслух:
«Ваш материал не использовали, так как он'необъектив-
ный, а местами попросту искажает действительное поло-
жение в райпищекомбинате».
Сапунов поднялся и с высоты своего завидного роста
взглянул на маленькую, щуплую машинистку. Но Лена
смотрела прямо в глаза директору, и он почему-то снбва
осторожно опустился на стул...
И, Костюков
ХОЗЯЙСТВЕННЫЙ ПОДХОД
Заседание правления артели «Красный бондарь» бли-
зилось к концу, когда на пороге показался артельный
сторож Матвей Горохов. Он держал в руках шапку, а в
шапке покоились овчинные рукавицы.
— Товарищи правление! — сказал Матвей с покло-
ном. — Вот вы все здесь. Можно сказать, вся головка.
И председатель Семен Никитич тоже. Или увольте, иди
что хотите делайте... От сторожевки я отказываюсь... Не
то в газету напишу... Иначе нельзя...
— Дядя Матвей! — обратился к нему председатель
Семен Никитич Мелешкин. — У нас тут заседание, важ-
ные дела решаем, а ты... Ну, что ты хочешь?
— Хочу, чтобы склад готовой продукции отремонти-
ровали, вот что! — сердито ответил Матвей. — Три раза
писал вам, и все напрасно! Ну мыслимо ли готовую про-
дукцию так держать? А? Нешто это по-хозяйски? Про-
дукция денег стоит, а в склад хоть на тракторе въезжай!
А спрашивать потом с кого будете? С Матвея? Нет уж,
благодарю за -милость!..
Сперва Мелешкин пытался просто выдворить назой-
ливого старика, но, вспомнив про его угрозу написать в
газету, быстро смирился и даже предложил Матвею стул.
— Действительно, товарищи! — заявил Мелешкин.—
хозяйственный подход
135
В склад готовой продукция может проникнуть любой и
каждый. Стены давно требуют ремонта. Но... Но ведь для
ремонта деньги нужны. Выходит, опять непредвиденные
расходы!
— Да, рублей, пожалуй, тысячу надо, не меньше, —
сказал бухгалтер, скосив глаза на матовый шар потолоч-
ной лампы.
— Вот видите! — живо подхватил Мелешкин. — Мы
говорим, что надо каждую копейку экономить, а тут це-
лая тысяча рублей! Сто тысяч копеек! Нет, товарищи,
это не по-хозяйски. Надо придумать что-то другое.
Но присутствующие ничего другого выдумать не мог-
ли. Все сходились на одном: склад нужно ремонтировать,
и как можно скорей.
— А что если купить собаку, а? — предложил Ме-
лешкин и вопрошающе посмотрел на правленцев. — За-
траты грошовые, зато польза какая! Никто щелки не
унесет. Да и Матвею б/эльшая подмога. Как ты думаешь,
дядя Матвей, а?
— У меня же есть песик! — ответил Матвей. — Шу-
стрый такой, звереныш! Шариком кличут.
— Тоже, нашел собаку, — усмехнулся Мелешкин- —
Она у тебя и брехать-то как следует не умеет, а так,
тявкает не поймешь что. И облик у нее не собачий. На
кошку смахивает. В хвосте — репья, уши болтаются. На-
верно, извините, и блохи есть. Ну разве - можно такой
дворняжке артель доверить? Ни за что! Уж если иметь
собаку, так порядочную, чтоб она одним видом уваже-
ние к себе внушала...
Говорил Мелешкин горячо, убедительно. Вдохновлен-
ные его вескими доводами, заместитель и бухгалтер ста-
ли даже называть наилучшие, по их мнению, породы со-
бак. Бухгалтер Николай Прокофьевич предлагал завести
куцего эрдельтерьера. Заместитель отстаивал ум и не-
подкупность немецкой овчарки. Иного мнения был Семен
Никитич.
— Не выношу сенбернаров, эрдельтерьеров и прочих
догов-бульдого'в! — горячился он. — Я предлагаю оста-
новиться, ну, скажем, на волкодаве. Видели когда-ни-
будь? Нет? А спорите! Это не собака, а лев с собачьей
134
И. КОСТЮКОВ.
мордой. Его не только жулики — честные люди будут
за версту обходить!
Доводы и авторитет председателя возымели полный
успех. Через день агент по заготовкам Стучалов, снаб-
женный командировкой, инструкцией, на всякий случай
пятьюстами рублями, выехал в отдаленное Омутнинское
лесничество, где, по утверждению Мелешкина, держали
волкодавов.
Десять дней не было вестей от Стучалова. Наконец
пришла телеграмма:
«Задание выполнил шлите триста найма автомашины
получении выезжаю».
Спустя три дня Мелешкин получил вторую теле-
грамму:
«Застряли снегу найма буксира также другие расходы
шлите семьсот рублей привет Стучалов».
А еще через неделю, гремя цепями, во двор артели
въехала крытая трехтонка, .в которой помещались будка
с собакой и проводник. Стучалов торжественно воссе-
дал рядом с шофером.
Посмотреть на покупку собралось все правление. Тут
же ходил и сторож Матвей. Он косо поглядывал на са-
рай, откуда временами слышался то басовитый лай, то
рычание.
— Вишь, рычит, как трактор какой! — кивал он. —
Поди рублей пятьдесят за него бухнули! Ну что ж! По-
смотрим на деле, чего он -стоит. Тут ведь не волков да-
вить, а службу служить!
Агент Стучалов, .поправившийся, немного обветрен-
ный, чувствовал себя именинником. Щуря заплывшие
глазки, он шепотом предупреждал:
— Ох, и лют! Зверь в собачьей шкуре! Никого не при-
знает! Самому проводнику пальто в клочья исполосовал.
Пришлось за четыреста рублей новое покупать...
— А как звать-то этого барбоса? — поинтересовался
Семен Никитич, заглядывая в щель.
— Какая-то мудреная кличка, уж и не помню. Сейчас
я проводника спрошу. Эй, хозяин! — обратился Стучалов
к сидящему на дровах человеку. —' Слышь, хозяин? Как
кобеля-то звать?
ХОЗЯЙСТВЕННЫЙ подход
135
Проводник сердито произнес что-то длинное и непо-
нятное.
— Вот и я говорю, мудреная кличка, — оправдывался
Стучалов. В два приема не выговоришь.
— Ну и пес с ней, с кличкой! — махнул рукой Семен
Никитич. — Будем Полканом звать. У моего тестя тоже
Полкан был. Поменьше этого, но поголовастей. Убили
его. Кур воровал... Та.к сколько, говоришь, отдал-то?
- — Триста пятьдесят рублей, не считая всяких других
расходов. Дешевле не отдавали.
— Немного дороговато, — почесал'скулу Мелешкин.
— Зато со'бака-то! Кататься на ней можно!
— За такие деньги небось нас самих прокатят, —
сухо заметил бухгалтер. — Еще машину нанял, провод-
ника зачем-то взял. Ему и суточные выплачивать и об-
ратный проезд потребуется. Это, брат, тоже в копеечку
влетит.
— А что я один сдал бы с ней делать? Вас бы туда,
так узнали бы! — обиделся Стучалов.
— Ну, ладно, ладно, — замахал на них Мелешкин.—
Будет вам. В два счета окупится. Ты, Стучалов, займись-
ка проводником. Покор-ми его... Д вечером — к поезду.
Без проводника управимся. И машину отпусти...
На следующее утро, придя на работу, члены артели
были удивлены открывшейся перед ними картиной: до-
рожки не расчищены, снег лежит сугробами, ворота за-*
перты, во дворе горит большой ночной фонарь...
— Проспал, старый кочан! — сказал Мелешкин. —
Небось обрадовался, что за него животное службу не-
сет.
Председатель хотел постучать, но в ту же секунду от->
скочил от ворот на почтительное расстояние.
— За... за руку чуть не тяпнула! — произнес он то-
ном человека, который чудом вывернулся из-под трам-
вая.
— Вот это да! — послышалось из толпы. — Что же
теперь делать? Ведь работать пора.
Наиболее отчаянные пытались кричать и звать Ма-
твея. Но в ответ слышалось лишь злобное рычание.
— Может, его того... собака загрызла! — продолжая
136
И. КОСТЮКОВ.
дрожать, высказался председатель. — Не нашли общего
языка, вот она его и сгамкала...
— Пристрелить ее, чтоб живых людей не грызла! —
(предложил кто-то из членов артели. — Взять ружье,
бах — и поминай, как звали!
— Стрелять нельзя, — возразил бухгалтер. — За нее
большие деньги 'плачены.-В инвентарную книгу залиса--
на... Уговорить бы ее как!
— Товарищи! Никак Матвей! — закричали в толпе.—
Он и есть. Это его шапка! Да вон он, вон, на чердаке!
— Люди добрые! — замахал Матвей шапкой. —
Братцы! Выручайте! Близко, подлая, не подпускает! Всю
ночь, чтоб ей ни дна, ни покрышки, на чердаке прома-
ялся.
Затем Матвей неожиданно юркнул обратно. И все
услышали, как он стал зазывать собаку:
— Полканушка! Иди, собаченька, на место! Я тебе
мясца куплю, печеночки! Иди!..
Потом раздался приглушенный лай, удар, похожий на
выстрел, и радостный крик Матвея:
— Есть! Наконец-то, будь она семь раз проклята!
Загнал подлую! Захлопнул! Кошка помогла. Погналась
за кошкой, я ее, голубушку, и припер...
В тот же день бухгалтер стоял перед Мелешкиным и,
переминаясь с ноги на ногу, докладывал:
— Полкан уже в две тысячи сто пятнадцать рублей
обошелся, не считая кормежки. А чем, спрашивается, он
лучше Матвеева Шарика? Шерсти больше — и все...
И, скосив глаза на матовый шар потолочной лампы,
бухгалтер еле слышно добавил:
— Из газеты приходили. Спрашивали, что да как...
Завтра жди подарка!.. Вот тебе и хозяйственный под-
ход!.. Это называется сэкономили!
Вечером собаку продали за пятьдесят рублей заведу-
ющему базой райпотребсоюза, приехавшему в артель за
бочкотарой.
ПОСТРАДАВШИЙ
137
В. Куканов
ПОСТРАДАВШИЙ
(История в письмах)
НАЧАЛЬНИКУ ПАССАЖИРСКОЙ СЛУЖБЫ ДОРОГИ...
Уважаемый товарищ Начальник! Прошу разобрать
мою справедливую и законную жалобу по существу и
принципиально. 16 сентября я имел несчастье ехать со
своей супругой Аделаидой Потаповной в поезде № 27.
Я говорю: несчастье '— и это именно так! Потому что
ехать в шестом вагбне, где проводником некая малоува-
жительная личность, хам и грубиян Сорокин, есть не-
счастье.
Как честный, не какой-нибудь безбилетный пассажир
и имея к тому же мигрень у жены, я попросил вышеогла-
шенного Сорокина предоставить нам с женой в. купе
нижние полки. И что же вы думаете? Вместо полок я по-
лучил в ответ пренебрежительный кивок лысой головы и
грубый ответ: «Просите пассажиров поменяться с вами
полками!» Мы едва дотянули до своей станции. А хам и
грубиян Сорокин ходил по вагону как ни в чем не быва-
ло и даже имел нахальство моей жене Аделаиде Пота-
повне несколько раз сделать замечание в грубой форме,
чтобы она не бросала на пол мандаринные корки.
Но пусть хулиган Сорокин не хвалится, будто он
25 лет работает на транспорте и знает все .порядки. Он
их не знает! Бездушно и наплевательски относится к нуж-
дам и запросам трудящихся пассажиров!
Таким не место в рядах славных проводников на же-
лезнодорожной магистрали!
Потерпевший пассажир, проездной билет № 47132,
ЕРШИСТОВ А. С.
НАЧАЛЬНИКУ ГЛАВНОГО УПРАВЛЕНИЯ...
Мои неоднократные обращения со справедливой и за-
конной жалобой не дали положительных результатов и
даже, больше того, показали, что в нашем славном же-
лезнодорожном аппарате есть еще чинуши и бюрократы,
которым не место на их местах.
138
В. КУКАНОВ.
iB сентябре месяце, возвращаясь со своей супругой
Аделаидой Потаповной -с курортного лечения и имея миг-
рень у жены, я столкнулся с вопиющим фактом грубости
и хамства.
Питая непримиримость к недостатками темным пят-
нам, я подал справедливую и законную жалобу началь-
нику пассажирской службы вашей дороги, некоему Вер-
хорубову. Я надеялся, что моя жалоба будет надлежа-
щим порядком рассмотрена, после чего хама и грубияна
с позором удалят со славной железнодорожной магист-
рали. Но увы и ах! Верхорубов roipofl стал на защиту
Сорокина.
Ответ, который я получил (см. приложение № 1 к
моему письму), может служить образцом бюрократиче-
ской отписки. Циник и бюрократ Верхорубов барски по-
учает меня: «Места в вагоне занимаются согласно куп-
ленным билетам». За билетом он не видит человека!
Не удовлетворившись ответом, я обратился с жало-
бой на имя начальника дороги Синещекова. И что же?
А то, что и он начал игнорировать правду и факты, начал
отписываться и отпихиваться. Легче решетом солнце
поймать, чем добиться у него правды. Гоните зажимщи-
ков из управления дороги, чтобы их зловонный душок не
раздавался в нашем славном аппарате!
К сему враг недостатков
ЕРШИСТОВ А.
В РЕДАКЦИЮ....
Дорогие товарищи из редакции! Обращаюсь к вам за
помощью, ибо огонь вашего печатного слова, огонь прав-
ды имеет большую силу и заставляет задуматься многих
зажимщиков правды, а затем и останавливает их в их
преступных порою действиях.
С сентября месяца прошлого года я не могу добить-
ся достойного ответа от бюрократов железнодорожного
ведомства в лице Верхорубова, Синещекова, начальника
главного'управления Рогова и многих, многих других.
При сем .прилагаю копию моих жалоб. Для каждого бес-
пристрастного будет ясно, если он будет объективно смо-
треть, что жалобы мои законные и справедливые. Но за-
пострадавший
139
жимщики критики из железнодорожного аппарата живут
и дышат пока круговой порукой. Как говорится, ворон
ворону глаз не выклюет! Защищая один другого и зная
мою настойчивость, они доходят до цинизма.
Распоясавшийся один из них договорился до того, что
факты зажима критики и нереагирования на сигналы
снизу не подтвердились (смотрите его грязный и неспра-
ведливый ответ, приложение № 23).
Эта грубейшая неправда со всей непримиримостью
разоблачена мною в моем письме от 1 апреля с/г (смот-
рите приложение № 24). Особо прошу обратить внима-
ние на 13-й пункт этого письма, где я до конца разобла-
чаю попытку обелить и увести от наказания бюрократов
и циников Верхорубова, Синещекова и Рогова.
Еще и еще прошу со всей серьезностью отнестись к
недостаткам, вскрытым мною, послав на место своего
корреспондента. Я бесконечно надеюсь!
I	Любитель правды
ЕРШИСТОВ.
ГЛАВНОМУ РЕДАКТОРУ...
Товарищ Главред! Вы сидите в солидном кабинете.
Но я прошу вас спуститься с высот вашего недосягаемо-
го положения и уделить небольшое, может быть мимо-
летное, внимание письму рядового человечка.
Скоро год тянется безобразная волокита с рассмотре-
нием моих справедливых и, несомненно, законных жалоб.
Если вы захотите, то найдете вое дело у ваших бездуш-
ных работников редакции Иванова, Петрова, Сидоро-
вой.
Они не только не выехали на место, чтобы проверить
мои тревожные сигналы, но и не .прочли моей жалооы, а
только отписывались: напечатать не можем. Я спраши-
ваю: а почему? Да только потому, что формалисты и тру-
сы Иванов, Петров, Сидорова .привыкли замалчивать
острые сигналы снизу и заодно с зажимщиками критики
и правды. Они повторяют те злобные пасквили на меня,
которые исходят от тех, на кого я жаловался. Формалист
и трус Петров додумался даже до того, что написал мне
пасквильный ответ: «Дальнейшее вмешательство в ваш
140
Н. ЛЛБКОВСКИЙ.
вопрос редакция считает целесообразным». А когда я
позвонил по междугородному телефону вашему мало-
уважаемому заместителю и спросил его, почему так, он
нахально ответил мне, что редакция не пересыльный
пункт для моих писем??!!
Смею надеяться, что вы будете превыше указанных
лиц и внимательней разберетесь с весьма важным вопро-
сом о круговой поруке и намеренном зажиме сигналов
снизу в железнодорожном аппарате.
Заставьте формалистов из вашей редакции по-настоя-
щему относиться к жалобам и не быть трусами, а смело,
невзирая на лица, огнем печатного слова бить по язвам
и темным пятнам! А писакам Иванову, Петрову, Сидоро-
вой не место в славном отряде работников печати!
Ответ жду к 15 сентября.
Борец за правду
ЕРШИСТОВ.
ТЕЛЕГРАММА
ГЛАВРЕДУ
НАЙДУ И НА ВАС УПРАВУ
ЕРШИСТОВ
...ПОСЛЕСЛОВИЕ
Читателей, вероятно, заинтересует: кто он и откуда,
этот Ершистов?
К сожалению, точный адрес его назвать трудно: он,
возможно, будет ехать с вами в одном вагоне, жить в
квартире через площадку лестницы или работать в со-
седнем учреждении.
Н. Лабковсний
СЛУЧАЙ В „ГАСТРОНОМЕ"
В разгар торгового дня к прилавку магазина «Гастро-
ном» подошел аккуратный мальчик с аккуратным порт-
фелем под мышкой. Остановившись среди зала, он с ми-
нуту в нерешительности смотрел на то, как роились и гу-
СЛУЧАИ «В ГАСТРОНОМЕ»
141
дели людские толпы. Из общего неразборчивого шума
доносились иногда лишь отрывочные фразы:
— Получите ветчину! Сельди ц отделе напротив...
Доплату можно делать тут... Все хотят постную, а кто
будет жирную брать?..
Мальчик остановился в нерешительности перед при-
лавком гастро1номического отдела и достал из портфель-
чика клеенчатую тетрадку. По ту сторону выпуклой
стеклянной перегородки мелькали руки в белых нарукав-
никах и лица под белыми колпаками. Одно лицо, мягкое,
морщинистое, с юркими глазами и большой бородавкой
на щеке, показалось мальчику особенно симпатичным.
Мальчик уставился на продавца, совершавшего чудодей-
ственные манипуляции с колбасой и весами.
— Вам чего-с? — спросил продавец, почувствовав на
себе пристальный взгляд. — Граждане, пропустите дите
вне очереди. Что тебе, мальчик?
— Пете поручили купить сто граммов колбасы по
18 рублей за килограмм, — сказал мальчик.
— Сто граммов, — повторил продавец, записывая на
бумажке. — Дальше-с!
— Сто пятьдесят граммов сливочного масла по
28 рублей 50 копеек, — продолжал мальчик, для чего-то
заглянув в тетрадку.
—Сто граммов — 2 рубля 85, — записал продавец,—
и еще 50 граммов — рупь сорок три. Что еще?
— Двести граммов ветчины по 29 рублей за кило и
семь лимонов по 2 рубля 75 копеек за штуку.
— Двести граммов и семь штук. Так-с! Еще чего?
— Спрашивается: сколько Пете надо уплатить за все
эти продукты?
Продавец взял в руки счеты.
— Одну минуточку. Сейчас подсчитаем. Стало быть,
рупь восемьдесят, два восемьдесят пять. M-im-m-m! Девят-
надцать семьдесят пять... М-м-м-м! Итого получается
35 рублей 91 копейка. Вам взвесить?
— Нет, только подсчитать, — сказал мальчик, взгляд
нув на продавца невинными глазами. — Нам в школе за-
дачу задали... Такая трудная!..
...Спустя несколько часов в этот же магазин вбежала
полная дама в сбившейся с волос оранжевой капроновой
142
Л. ЛАГИН.
косынке. За руку она волокла встрепанного мальчика.
— Где он?! — кричала дама, расталкивая покупате-
лей... — Покажи мне этого дядю!
— Вон там, с бородавкой, — показал мальчик, рети-
руясь за мамину юбку.
Дама пробилась к прилавку.
— Жалобную книгу! — закричала она. — Я вам по-
кажу, как обманывать беззащитных детей!
— В чем дело? — удивился (продавец. — Я .вас в пер-
вый раз вижу.
— Меня в первый, а его? — Дама подтолкнула к при-
лавку перепуганного мальчика. — Из-за вас ребенок по-
лучил двойку! Степа, дай сюда тетрадку!.. — Она ткнула
продавцу под нос тетрадку, в которой значилась недву-
смысленная двойка. — Видите?
— Вижу. Но я-то тут пр.и чем? — обиделся прода-
вец.
— Как при чем? Вы подсчитали мальчику 35 рублей
91 копейку, а по арифметике получается только 31 рубль
13- копеек...
— Так то ж по арифметике, — вздохнул продавец.—
А у нас торговая сеть...
Л. Лагин
ПРО ЗЛУЮ МАЧЕХУ
(Сказочка для родителей младшего, среднего и старшего
возраста)
Жил один вдовый гражданин. У него была дочь То-
ма. И была одна вдовая гражданка. У нее тоже была
дочь — Дуся. Женился тог гражданин на той вдове.
Стала Тома той вдове падчерицей. А бывшая вдова, по-
нятно, стала Томе мачехой.
Тут все и началось.
Конечно, нынешние мачехи, как правило, не чета ска-
зочным. Однако бывают и среди нынешних мачех исклю-
чения. Томина как раз и оказалась таким исключением.
Она почему-то с первого взгляда невзлюбила Тому и ре-
шила ее извести. Но она была неглупая и довольно начи-
ПРО ЗЛУЮ МАЧЕХУ
143
тайная особа, все сказки в свое время основательно про-
работала, а -про Золушку так даже законспектировала,
и она знала, что сколько ты по-стылую падчерицу ни тер-
зай, а та назло тебе будет день ото дня хорошеть, а при-
дет она в совершенные лета, обязательно выйдет замуж
за распрекрасного юного графа (в далекие сказочные
времена графы считались завидной партией для небога-
той девушки). А Томина мачеха любила жизнь во всех
ее проявлениях .и вовсе не собиралась раньше времени
помирать от досады. Тем более что ее новый муж прямо
так и заявил, когда они расписывались:
— Будешь моей Томочке плохой мачехой—разведусь!
Что делать? Время идет, падчерица час от часу хоро-
шеет, злая мачеха час от часу чахнет, точит ее, точит чер-
ная злоба.
Кинулась мачеха к бабе-яге — проконсультироваться.
— Разложи, — говорит эта милая старушка, — кост-
ры горючие, что ли, разогрей котлы чугунные, наточи но-
жи булатные, рубай Поскорей постылую падчерицу на
мелкие фрагменты да в котел ее, в котел!
— Что вы, бабуся-яга?! А милиция?! Да она меня за
такие дела...
— В таком случае пошли-ка ты ее, падчерицу свою,
за каким-нибудь делом на самое дно моря-окияна, а уж
там ее обязательно морской царь живьем заглотает.
— Ах, да что вы, бабуся! Наукой доказано: нет ника-
ких морских царей на дне морском.
— Наукой, говоришь? В таком случае последний мой
тебе совет: изведи ты ее, падчерицу свою, непосильной
работой.
— Это в советских-то условиях изводить падчерицу
работой! А что скажут соседи? А общественность? Не ро-
вен час, еще и в газетах пропечатают!
Плюнула мачеха с досады, отправилась восвояси.
А по дороге сама уже додумалась, как ей с постылой
Томой поступить.
А случилось все это утром. Еще обе девицы спали.
Мачеха первым делом с родной дочери одеяло долой:
— Вставай, Дуся! Пора матери помогать горницу
убирать, батюшке да сестрице завтрак собирать.
144
Л. ЛАГИН.
— Что вы, маменька, что вы, родная! Эго вы, верно,
обознались! Это ведь я, ваша родная дочь Дусенька!
— Не учи мать! Не обозналась я! Вставай!
— А как же Томка?
— Нечего тебе на Томочку кивать!.. Томочка ныне
вроде беспокойно спала... Притомилась, бедняжечка.
Еще она не все сны досмотрела. Пусть ее досматривает.
Так с того утра и повелось. Тома до самого поздна в
постельке нежится, а Дуся с матерью по хозяйству хло-
почут. Тома глазки продерет, завтраком давится, в шко-.
лу опаздывает, а мачеха за нею тем временем постельку
заправляет, последние нерешенные задачки решает. То-
ма отобедает, а посуду мыть — Дусина забота.
Чуть у Томочки с учением не ладится, сразу мачеха
к мужу:
— Беги, непутевая душа, нанимай нашей Томочке ре-
петитора!
А у Дуси задачки не получаются — сиди, доченька,
хоть час, хоть два, хоть до самого утра, а добейся, реши.
Случится, кто дома захворает, — за доктором Дуся,
за лекарством в аптеку снова Дуся, за молоком в мага-
зин опять-таки Дуся. А Томочка и бровью не поведет.
А мачеха и сама ее ни за что не пошлет. Что вы! Томоч-
ка нынче совсем без аппетита кушала! Томочка вроде
что-то с утра бледновата с лица! И одышка.
А на самом деле Томочка краснощека и мордаста.
А аппетита у Томочки * нету: сладостями объелась.
А одышка у Томочки от обильных жиров, телесами То-
мочка что твоя попадья! И жирная рука в кольцах —
мачехины подарочки.
Видят соседи, мачеха холит и нежит падчерицу —
хвалят. И отцу нравится, что все идет, слава богу, тихо,
без скандалов. Ему нравится, что его дочь такая упитан-
ная: никто не скажет, что он плохой отец. Все скажут,
что он хороший отец- А того он, дурень, не замечает, что
злая мачеха своего добилась, что родную свою дочку
она вырастила доброй, скромной, работящей, хорошо
грамотной, а его дочка Тома выросла халдой, свинья
свиньей.
Долго ли, коротко ли, захворал как-то Томин пала.
Пришли доктора, прописали клубнику. А где ее в декаб--
ПРО ЗЛУЮ МАЧЕХУ
145
ре достать? Попробовали купить свежезамороженную
клубнику доктора против. Будто бы с научной точки
зрения нельзя.
Дуся говорит:
— Дозвольте мне, маменька, во зеленый лес сходить.
Читала я во многих сказках, что ежели зимою в лесу хо-
рошенько поискать, то при известном везении случается
набрать клубники. Уж очень мне папеньку жалко!
— Что ты, доченька, это ведь только в сказках зимою
в лесу клубника произрастает!
— Нет, маменька, это уж вы, извините меня за рез-
кость, ошибаетесь. Вспомните слова поэта Германа: «Мы
рождены, чтоб сказку сделать былью».
Видит Дусина мама, против цитаты не попрешь, отпу-
стила.
Вот приходит Дуся во зеленый лес. Ей навстречу де-
душка-беседушка. Борода заиндевелая. Сам не гораздо
высокий, в валеночках, рукавичками похлопывает. Весе-
лый такой. А при нем /парень статный да ладный и не
какой-нибудь хлыщ, юный граф, а вполне приличный со-;
ветский молодой человек Вася.
— Здравствуйте, дедушка! С комсомольским приве-
том, добрый молодец!
Здравствуй, девица-красавица! А как ты в наш
лес попала, по какой такой надобности?
— Я по клубнику, дедушка. Моему отчиму доктора
прописали клубнику.
— Что ты, красная девица! — будто бы удивляется
старичок. — Да это ведь только в сказках клубника зи-
мою в лесу произрастает!
— Нет, уважаемый дедушка, это уж вы меня изви-
ните, но только мы рождены, чтоб сказку сделать былью.
— А ты веником орудовать умеешь?
— С детства приучена.
— А лопатою снег разгребать?
— И это умею.
— Так вот тебе веник и лопата, разгребай снег в
этом месте.
Стала Дуся в указанном месте снег разгребать, видит,
а под снегом стеклянная крыша, а под той крышей теп«
10 Золотой характер
146
Л. ЛАГИН.
г
лица, а в той теплице клубника рдеет. Сочная, сладкая,
крепкая, сама в рот просится.
Дуся залюбовалась:
— Ах, какая'чудесная мичуринская клубника!
— А ты, умница, как догадалась, что она Мичурин--
ская?
— А вот по та.ким и таким признакам.
И Дуся так тонко все объяснила про гибридизацию
и всякие другие учености, что и старичок г и Вася от
удивления только рты пораскрывали.
— Ну, а сколько будет семью восемь?
Дуся моментально отвечает:
— Пятьдесят шесть. Только вы меня, дедушка, луч->
ше про бином Ньютона спросите или еще потруднее.
Так старик даже и спрашивать не стал дальше.
Дуся тогда спрашивает:
— А можно для папеньки немножко клубники на-
рвать? Ему доктора прописали.
Вася говорит:
— Разрешите мне, профессор, как старшему научно-
му сотруднику, отобрать на сей предмет наилучшие эк-;
земпляры нашего нового сорта. Мне ее папу ужасно
жаль. Потому что, я так полагаю, у такой славной и об-
разованной девушки отец, безусловно, личность Неза-*
урядная. Нам таких людей, как ее папа, надо беречь.
Профессор говорит:
— Действуйте, Вася. И ежели вас не очень затруд-
нит, не поленитесь, угостите клубникой и эту умницу-кра--
савицу. Любимых девушек надо угощать самой лучшей
клубникой.
Вася даже удивился, как это профессор сразу дога-
дался, что Дуся ему так понравилась. Потом понял: по-
тому что он профессор.
Проводил Вася Дусю домой. Дусе он тоже пришелся
по сердцу. А ее родители видят: парень хороший, толко-
вый, научный сотрудник, грамотный. Почему за такого
человека дочку, не отдать!
А Томе, конечно, завидно стало: замуж захотелось.
Отправилась втихомолку в лес. Там ее и съели волки.
Ну, не съели. Это я так, для острастки придумал, буд-
то ее волки съели. Будет она ходить зимой в лес! Очень
ВОСПИТАНИЕ ИА ХОЗРАСЧЕТЕ
14?
ей нужно! Ей мачеха клубнички и в магазине купит. Она
никуда сама не ходит. Она только в девках сама по сей
день ходит.
А мачеха будто и ни при чем.
А отец руками разводит, у знакомых спрашивает:
— Скажите, пожалуйста, почему у нас Томочка та->
кая неудачная выросла? Мы ли о ней не заботились!
А что ему его знакомые могут ответить? У них у са-
мих сплошь и рядом такие же заботы.
Понятно?
То-то же!
М. Ланской
ВОСПИТАНИЕ НА ХОЗРАСЧЕТЕ
Подведя недельный баланс, Петя с удовлетворением
ухмыльнулся. Приходный остаток получился значитель-
ный: двадцать пять'копеек за «хорошо» по географии,
полтинник за «отлично» по гимнастике, целковый за то,
что отсидел на кружке математики, еще два рубля за
отсутствие замечаний в дневнике, итого три рубля семь-
десят пять копеек.
Правда, папаша вычтет пятьдесят копеек за два «пло-
хо» по математике и русскому языку. Но и в этом случае
чистогана останется три рубля двадцать пять копеек.
Нет, положительно на таких условиях учиться еще
можно.
Петя задумался. Он привык заглядывать в будущее.
Предстоящая неделя грозила вызвать досадные, хотя и
неизбежные, расходы. Придется столкнуть с лестницы не-
исправимого отличника Сашку: больше терпеть его хва-
стовство нет никаких сил. При самых благоприятных об-
стоятельствах это могло кончиться выговором, записан-
ным в дневник, это значит — рубль долой. Кроме того,
опять нависла письменная работа по математике. Все
равно никак не успеть подготовиться, лучше не пытать-
ся и, махнув на нее рукой, идти в кино, пока есть деньги.
В результате педантичный папаша вычтет еще двадцать
пять копеек. Петя его хорошо знает — он от своих пра-
вил не отступится.
10*
148
М, ЛАНСКОЙ.
Но, кроме того, нужно предвидеть, что на следующей
неделе соседи обязательно накляузничают, что Петя под-
брасывает им под двери анонимные письма с малопри-
личным содержанием, больше они молчать не будут. Это
обойдется в полтинник... Нужно быть осторожным. При
контроле копейкой того и гляди прогоришь. Придется на-
лечь на кружок, два раза помучаешься, посидишь —
как-никак два рубля. Иначе концы с концами не свести.
Записав в карманный гроссбух основные показатели
учебно-финансового плана следующей недели, Петя ве-
селю засвистал. Будущее ему улыбалось.
...Так шли дни. Петин папа ходил гордый и счастлив
вый. Все разговоры с друзьями и знакомыми он неизмен*
но сводил к воспитанию детей.
— Ребенка воспитать, — говорил он, — это вам не
гайку нарезать. Сами понимаете, уделять много внимав
ния своему сыну я не мог: раза два в месяц выдеру рем-
нем, и все, больше никак не успеть. Зато в свободные ми-
нуты я упорно работал над новой системой воспитания.
Я оттолкнулся от простой мысли: чтобы больно ударить
человека, нужно бить по карману. С другой стороны, для
поощрения следует гладить не по голове, а опять же по
карману. Вы не морщитесь... Это философия практиче-
ского разума. Слушайте дальше. Я перенес мои взаимо-
отношения с сыном на твердую финансовую базу. Ника-
кой психологии, педагогики и прочей высокой материи.
Твердый хозрасчет. Каждый шаг контролируется рублем.
Вот можете познакомиться.
Петин папа вытаскивает из портфеля три листка тон-*
кой бумаги, на которых под копирку напечатано:
«Положение №1.0 премировании ученика 7-го клас-
са Петра Кирилкина.
В целях стимулирования вышеназванного школьни-
ка и улучшения своего поведения и дисциплины и повы-
шения своей успеваемости вводится настоящее положе*
ние о премиальной системе».
— Вся жизнь моего сына, — с увлечением комменти-
ровал Петин папа, — определяется следующими факто-
рами, перечисленными в первом параграфе: учеба в
школе, кружки, поведение в быту и прочее. Параграф
второй уточняет показатели по факторам. Наиболее ин-
Рисунок Л. Сойфертиса
ПЕРЕД ПРОИЗВОДСТВЕННОЙ ПРАКТИКОЙ
— Меня всегда волнует весна...
Как бы на целину не послали!
150
М, ЛАНСКОЙ.
тересный третий параграф. Он содержит «шкалу преми-
рования и депремирования». Полюбуйтесь:
а)	за балл «отлично» — плюс пятьдесят копеек;
б)	за балл «хорошо» — плюс двадцать пять копеек;
в)	за балл «посредственно» — плюс ноль копеек;
г)	за -балл «плохо» — минус двадцать пять копеек.
За посещение кружка математики — плюс один
рубль. За каждое замечание или случай недостойного
поведения — минус пятьдесят копеек и т. д.
— Как видите, вышеназванному школьнику — моему
сыну — деться некуда. Учтены все возможные грехи. Де-
ло поставлено солидно: хочешь заработать — старайся,
не хочешь — как хочешь. Прошу обратить внимание на
параграф четвертый: «Премиальная сумма по показате-
лям подсчитывается раз в неделю. Установленная сум-
ма заносится в книжку и скрепляется подписью одного
из родителей».
— Остальные пункты положения уточняют детали.
Внизу подписи, число. И сейчас я спокоен. За меня Петь-
ку воспитывает моя система. Она действует автоматиче-
ски: проявил добродетель — получай полтинник, про-
явил порок — отдай четвертак. Просто и неотразимо.
Собеседник Петиного папы хмурился, бормотал что-то
невнятное и отходил прочь.
...Неожиданно Петиного папу пригласил директор
школы. Вернулся он домой разгневанный до последней
степени. Его гнев еще более усилился, когда он нашел
на столе записку сына: «Папаша, довожу до твоего све-=
дения, что сегодня я уступил место в трамвае старушке.
Свидетели — Мишка и Гришка. По таксе с тебя три-
дцать копеек. Прошу приписать к счету».
Отец с досады сплюнул. Он достал школьные дневни-
ки сына, вытащил положение № 1 и углубился в расчеты.
Он ничего не понимал. Судя по документам, система дей-
ствовала без перебоев. Тем более необъяснимым было
сегодняшнее заявление директора.
Оказывается, Петька не только хулиганит, но и окон-
чательно потерял всякое уважение к старшим. Он все
время хитрит, обманывает, спекулирует какими-то учеб-
никами. Когда ему говорят о чувстве долга и чести, об
НАЧАЛО КАРЬЕРЫ
151
уважении к коллективу, о любви к труду, он нагло смеет-
ся и спрашивает: «А сколько за это платят?»
Директор говорил, что у Петьки проявляются какие-
то, чуждые советскому школьнику, черты шкурничества,
стяжания, цинизма. «Директор, конечно, преувеличил,—
думал Петин папа. — Хорошо, что я на него прикрикнул
и призвал к порядку. Но кое-что, очевидно, я просмотрел.
В чем тут дело? Может, за посещение кружков плачу
лишнее? Пожалуй, следовало бы ввести специальную
графу о советской этике и морали, об обязанностях
гражданина нашей Родины? Но как их перевести на руб-
ли и копейки?»
Положение № 1, казавшееся еще вчера таким ясным
и безошибочным, становилось все более туманным и не-
прочным. Петин папа чувствовал себя так, словно он
стоит посреди топкой трясины, на пне, который выглядел
совсем крепким и свежим*, а оказался насквозь прогнив-
шим.
Чем больше он обдумывал создавшееся положение,
тем тяжелей становилось у него на душе. В нем росла
злость против сына, против директора, против всех этих
систем воспитания, которые требуют, от отцов каких-то
бесед, какого-то внимания, какой-то чуткости...
Б. Ласкин
НАЧАЛО КАРЬЕРЫ
Весь сыр-бор разгорелся за обедом. И пут же наме-
тились два лагеря. С одной стороны были сам Ломтев,
его теща Таисия Павловна и Калинкин.
Всем троим возражала Варя.
Жена Ломтева, Нина Степановна, сохраняла нейтра-
литет.
— Хватит, довольно спорить! — сказала Таисия Пав-
ловна и решительно отодвинула блюдце с компотом. —
У меня на этот счет своя точка зрения...
— А вы ее сформулируйте, эту свою точку зрения, —
улыбнулась Варя.
—• Молчи, Варя, — сказала Нина Степановна, —
оставь бабушку в покое.
152
В. ЛАСКИН.
— А чего мне формулировать? — Таисия Павловна
воинственно взглянула на зятя. — Он знает, о чем я го-
ворю.
Ломтев промолчал. «Теща, конечно, права, — поду-
мал он. — Надо бы ее поддержать. Но сейчас, пожалуй,
не стоит. Варя за столом. Начнутся реплики, подко-
вырки».
—-- Что же ты молчишь, папа?
— Погоди, Варвара, послушаем гостя,—сказал Лом-
тев и подмигнул Калинкину.
— Что я могу сказать? — вздохнув и погладив ре-
денькие усы, Калинкин развел руками. — Лично я под-
держиваю Таисию Павловну. Человек должен уметь сде-
лать себе карьеру.
— Карьеру?.. Я даже слова такого не знаю, — заме-
тила Варя и перешла к книжному шкафу. — Придется
поискать в словаре.
— Вот-вот, поищи, — усмехнулась Таисия Павлов-
на, — найдешь!
— «Карьера, — прочитала Варя, — успешное пр од в.и-
жение вперед в области служебной и общественной дея-
тельности». Та-ак... Теперь понятно.
— Слава тебе, господи, — облегченно вздохнул а Таи-
сия Павловна, — все же поняла!
— Подождите, бабушка, — Варя выдержала пау-
зу. — Вы сегодня говорили, что для того, чтобы добиться
успехов, обязательно нужны личные связи, поддержка
начальства, знакомство и все такое прочее, да?
— Да, — с вызовом сказала Таисия Павловна, — да,
да, да!
— Хорошо, — склонила голову Варя, и по тому, с ка-
кой покорностью она это сделала, можно.было подумать,
что она готова уступить в споре. — Позвольте привести
пример. Сегодня утром за Волгой были соревнования по
прыжкам с' трамплина на лыжах...
— Нам про твои прыжки слушать неинтересно. —
Таисия Павловна демонстративно отвернулась.
— Не перебивайте оратора, — сказал Калинкин. —
Мы вас слушаем, Варя.
— Так вот. Первое место занял Виктор Самохин,
НАЧАЛО КАРЬЕРЫ
153
наш студент. Он прыгнул на сорок семь метров! Пони*
маете вы это?
— Не понимаю, Варя, — вмешалась Нина Степанов-
на, — какое это имеет отношение...
— Подожди, мама! — Варя подняла руку. — Само*
хин добился успеха, может быть немного погодя он да-
же станет чемпионом. И этот свой успех он завоевал сам.
Он занимался, работал с тренером, овладевал мастер*
ством. Пожалуйста, — Варя обернулась к Калинкину,—
я могу вас познакомить с тренером, с председателем
городского комитета, нам окажет личное содействие
секретарь обкома. По линии связей и знакомств все
будет в порядке. Вам останутся сущие пустяки: надеть
лыжи, подняться на трамплин и прыгнуть.
Ломтев невольно улыбнулся. «Хоть пример-то не сов*
сем подходящий, но Калинкин, видать, растерялся. Мол-
чит».
— При чем тут трамплин? — обиженно сказал Ка*
линкин. — С этого вашего трамплина кто кидается?
Отчаянные люди, которым терять нечего. Лично мне не
то что прыгать, смотреть на этот трамплин страшно. Но
я, однако, полагаю, что, если бы этот ваш... как его?..
Самохин не умел бы прыгать, вряд ли бы он полез на
такую верхотуру.
Варя хлопнула в ладоши.
— Все!.. Что и требовалось доказать! Нужны личные
данные — талант, настойчивость, умение.
— Только мы, Варя, о другом умении речь ведем, —
добавила Таисия Павловна. — Не понять тебе этого.
«Ага, второй эшелон подоспел!—отметил про себя
Ломтев, с интересом взглянув на тещу. — Послушаем!»
— Вот именно, — ободренный поддержкой Таисии
Павловны, начал Калинкин, — о другом речь идет. По-
звольте, я тоже пример приведу. Возьмем Степина. Кем
он прошлый год был? Рядовым работником. А на се-
годняшний день он кто? Почти что. руководитель. За-
меститель начальника отдела. А как он этого добился?
Нашел ход к управляющему, к товарищу Басову Ивану
Андреевичу. На рыбалку с ним поездил, то, се, пятое,
десятое — и пожалуйста.
— Он что, подхалим? — спросила Варя.
154
В. ЛАСКИН.
— При чем тут «подхалим»? Человек сумел найти
подход к начальству и в результате, как говорится, сде-
лал карьеру.
— А работник он плохой, да?
— Почему?.. Вообще работник он неплохой.
— А это, между прочим, тоже не последнее дело, —
заключила Варя.
Калинкин в поисках защиты посмотрел на Ломтева,
и тот понял, что пора вмешаться.
— Вот что, Варвара, — строго сказал он, — хватит!
Довольно! Ты, конечно, очень умная и все такое прочее.
Но ты... это самое... все же пойди отдохни после обеда.
Варя поклонилась. Она одержала победу в опоре и
повеселела.
— «Слушаюсь, батюшка. Повинуюсь отцовской во*
ле». Островский. Полное собрание сочинений. Том пя-
тый. Страница десятая.
Варя вышла. Таисия Павловна покачала головой:
— Девчонка! Жизненного опыта ни вот столечко, а
все высказывается.
Вскоре Ломтев пошел провожать Калинкина. По до*
роге они говорили о разном, неизменно возвращаясь к
тому, о чем спорили нынче за обеденным столом.
— Я тебе вот что скажу, Алексей Лукич, — настави-
тельно произнес на прощание Калинкин, — не обижайся.
То, что дочка твоя говорила, наплевать и забыть. Най-
дешь подход к Басову — такой прыжок сделаешь, что
тому прыгуну и не снился.
Расставшись с Калинкиным, Ломтев направился до-
мой.
Был дивный морозный вечер. В темном небе мерца-
ли звезды. Под ногами аппетитно похрустывал снежок.
«Все же Калинкин прав, — мысленно заключил Лом-
тев. — И он прав, и теща права».
Выйдя на Садовую, Ломтев услышал музыку и шум
голосов. Рядом, на катке, сияли разноцветные лампоч-
ки, гремел оркестр. В голубых лучах прожекторов, мед-
ленно покачиваясь, падали снежинки.
У входа на каток Ломтев увидел зеленую «Победу».
«Басовская машина? — удивленно спросил самого
себя Ломтев и сам же ответил: — Она самая. Неужели
НАЧАЛО КАРЬЕРЫ
155
Иван Андреевич на коньках катается? Может, пойти
взглян уть, поп риветствовать?»
Он купил билет и прошел на каток.
Остановившись у центрального круга, глядя на не-
скончаемый звенящий хоровод, Ломтев искал глазами
управляющего.
Мимо на сверкающих беговых коньках проносились
па-рни и девушки. Ближе к центру не спеша и безмятеж-
но катались парочки.
Вот, держа под руку жену, промчался секретарь гор-
кома Колесниченко.
«Здорово руководство ездит, — с уважением поду-
мал Ломтев. — А ведь лет десять назад и я неплохо ка-
тался».
По кругу уже в третий раз подряд пролетали одни и
те же люди, но Басова среди них не было. Ломтев про-
шел вперед и наконец увидел Басова. Иван Андреевич
трудился на площадке для начинающих.
Басов учился. Сделав несколько шажков, он плюхал-
ся на лед, мужественно вытирая рукавом лоб, вста-
вал, семенил ногами, словно пытаясь взлететь, и, не
успевая завершить свое дерзкое намерение, шел на по-
садку.
Поцарапанный коньками новичков, лед сверкал как
зеркало. Очень уж добросовестно полировали его начи-
нающие!
Стоя за фонарным столбом, Ломтев смотрел на Басо-
ва и думал: «Пойти предложить свои услуги? Нет, не
стоит. Это будет подхалимство в натуральном виде. Про-
сто пойти покататься? Нет. Скажет: «Пришел хвалить-
ся». Ты,-мол, Ломтев, умеешь, а я только осваиваю это
дело». А может, он еще, чего доброго, решит, что я по-
смеяться пришел? Это уж и вовсе никуда не годится.
Что же делать? Стоять и смотреть — глупо. Надо дейст-
вовать».
Размышления Ломтева прервал знакомый голос
управляющего. Врезавшись с ходу в сугроб, он сидел в
снегу ,и весело махал рукой.
— Привет, товарищ Ломтев!.. Видали, какого я гвоз-
дя забил, а?
156
В, ЛАСКИН,
— Здравствуйте, Иван Андреевич! — почтительно
поклонился Ломтев. — Катаетесь?
— Пытаюсь, как говорится, не щадя живота своего.
А вы чего ж?
— Боюсь. Никогда не пробовал, — вдохновенно со-
врал Ломтев. — Может, поучите? — спросил он, одно-’
временно соображая: «Ничего так не льстит человеку,
как обращение к нему за советом. И не тогда, когда он
специалист, а когда он смекает в данном вопросе чуть
больше тебя. Вот тут-то ему и кажется, что он первей»
ший знаток и умелец».
— Какой из меня учитель? — улыбнулся Басов.
— Ну как же, вы все-таки катаетесь!
— Тогда ладно. Берите коньки, приходите. Попро-
буем, так сказать, общими усилиями.
«Вот именно, общими усилиями», — с удовлетворе-
нием подумал Ломтев и с несколько преувеличенным от-
чаянием, махнув рукой, сказал:
— Помирать — так с музыкой!.. Ждите, Иван Ан-
дреевич, сейчас явлюсь.
Спустя десяток минут Ломтев надел ботинки с конь-
ками и появился на площадке для начинающих.
Изобразив на лице ужас, он сделал первые два ша-
га и шлепнулся на лед. Падение было исполнено столь
натурально, что Басов сразу же подъехал к Ломтеву и
подал ему руку.
— Аккуратней старайтесь падать и мягче садитесь
на лед, — посоветовал Басов. — Станьте вот так. Дер»
житесь. Ну!.. Сделайте шаг. Еще шаг... Вот... Опять вы
сели. Раз, два — встали!.. Смотрите, как кругом ста-
раются!
Рядом самоотверженно катались новички.
Солидного вида мужчина в пыжиковой шапке, вце-
пившись в плечо обучавшей его девочки, медленно сколь»
зил по льду. Он победно оглядывался по сторонам, и
лицо его выражало нечеловеческое счастье.
— Порядок! — лихо сказал мужчина.
Второй раз слово «.порядок» он произнес уже сидя.
— Давайте, давайте, товарищ Ломтев, — сказал Ба»
сов, — делайте попытки!
Робкие узоры, исполненные на льду Ломтевым до
НАЧАЛО КАРЬЕРЫ
157
его падения, сменились быстрым проездом в сидяче-ле-
жачем положении. Коньки при этом уже не касались
льда. Плавно разрезая воздух, они простирались к небу,
как бы взывая о пощаде.
— Стремитесь сохранять равновесие, — участливо
сказал Басов. — Смотрите на меня.
Басов оттолкнулся и проехал несколько метров, ни
разу цри этом не упав.
— Здорово у вас получается! — с энтузиазмом от-
ветил Ломтев, растирая ушибленную коленку.
— Мужайтесь, дорогой! Мужайтесь! — бодро ска--
зал Басов, явно довольный похвалой. — Я сделаю из
вас человека!
— Надеюсь, —со значением произнес Ломтев и на
всякий случай упал.
Басов помог ему подняться.
— Когда вы так садитесь, старайтесь не повредить
копчик.
Ломтев сделал несколько неуверенных движений.
— А где он находится, этот самый копчик?
В этот момент мужчина в пыжиковой щапке наехал
на Ломтева, и тот получил, вернее — ощутил, ответ на
интересующий его вопрос.
— Давайте-ка мы с вами вдвоем покатаемся, — пред-
ложил Басов.
— Правильно. Давайте В1месте, — согласился Ломтев
и, бережно взяв управляющего под руку, проехал с ним
почти до центра площадки.
— Молодец! — искренне обрадовался Басов. — Вы
же способный человек, черт побери! Вы далеко пойдете!
— Только вместе с вами, — сказал Ломтев и, на се-
кунду забыв о св&ем «неумении», сделал плавный развод
рот, но, спохватившись, мгновенно упал, непроизвольно
сделав при этом «шпагат», то есть вытянул обе ноги
в одну прямую линию.
С огромным трудом поднявшись, он вытер шапкой
лицо.
— Не ушиблись? — встревоженно спросил Басов. —
Ничего?
— Нисево. Зив-здоров, — ответил Ломтев. Падая, он
158
В. ЛАСКИН.
прикусил язык, и дикция его обрела новые краски —
шепелявость и разбойничий присвист.
Урок продолжался до самого закрытия катка. Тя--
жело дыша, мокрый, как мышь, Ломтев преданно смот-
рел на Басова, с удовлетворением отмечая, что эти часы
физических мучений потрачены не зря — они здорово
сблизили его с Иваном Андреевичем Басовым, с управ-
ляющим, с человеком, от которого зависит его карьера.
Над катком замигали фонари.
— Пора домой! — сказал Басов и похлопал.Ломтева
по натруженной спине. — Незаметно, как время про-
летело!
— Совершенно верно. Только, можно сказать, нача-
ли — и уже пора расставаться, — едва ворочая языком,
ответил Ломтев.
— Сдайте коньки и приходите к воротам, — сказал
Басов. — У меня машина. Я вас домой отвезу.
— Есть такое дело! — ощутив новый прилив бодро-
сти, ответил Ломтев. — Сейчас приду!
Усаживаясь в «Победу» рядом с Басовым (управ-
ляющий сам вел машину),. Ломтев на мгновение поду-:
мал: «Не худо бы сейчас повстречать Калинкина, тещу,
жену, Варю. Хотя нет, Варю не нужно. Ее улыбочки
здесь совершенно ни к чему».
— Ну, каково самочувствие? — спросил Басов. Ру-
мяное лицо его дышало здоровьем.
— Все в порядке, — ответил Ломтев.
— Значит, не зря мы с вами потрудились?
— Еще бы! — подтвердил Ломтев, вкладывая в этот
ответ смысл, понятный ему одному. — В следующее вос-
кресенье, Иван Андреевич, надеюсь, дадите мне второй
урок...
— Вы где, на Набережной живете’ кажется?
— Так точно! Вот мы и приехали.
«Победа» остановилась у подъезда.
— До свидания, товарищ Ломтев! — Басов протя-
нул ему руку. — Желаю вам новых спортивных дости-
жений!
— Спасибо, — задержав руку управляющего в сво-:
ей, сказал Ломтев. — В будущее воскресенье вызываю
вас на соревнование.
НАКАЧКА
159
— Не могу, к сожалению, принять вызов. В будущее
воскресенье я в Москве буду.
— Командировка?
— Нет. Вчера в обком вызвали после работы. На
учебу уезжаю.
На лице у Ломтева отразилось такое неподдельное
отчаяние, что Басов даже улыбнулся.
— Ничего. У вас другой учитель будет. А вообще
говоря, лучше всего с инструктором позанимайтесь. Че-=
рез год будете бегать любо-дорого. Ну, пока! Всего доб-
рого! Спасибо за компанию!
Стоя на тротуаре, Ломтев, открыв рот, смотрел вслед
уходящей машине.
Дверь ему отворила теща.
Кряхтя и морщась, Ломтев снял пальто. Стащив с
головы шапку, он швырнул ее в угол. Болели спина, и
ноги, и руки, и все остальное.
— Что случилось? — испугалась Таисия Павловна.
— Ничего. Упал я, — мрачно сказал Ломтев.
— Как же так?
—„ Как, как? — неожиданно рассвирепел Ломтев. —
Не посыпают песком .тротуары — вот люди и падают!
Мих. Левитин
НАКАЧКА
— Вам Суетилов звонил.
Услышав эти слова, Александр Григорьевич Вынуж-
нев, полный, пышущий здоровьем человек, прямо вянет
на глазах. На лбу у него появляются морщины, рот кри-
вит болезненная гримаса, и даже гордо устремленный
вверх нос вдруг резко меняет свое направление и вино-
вато опускается к губе.
Александр Григорьевич — председатель небольшого
завкома — знает, что если звонил Суетилов, значит, быть
неприятностям. Это не суеверие, не предчувствие, а
вполне реальный факт. Вынужнев всего лишь месяц на
посту председателя завкома, и он не помнит, чтобы, по-’
звонив к нему, Суетилов справился о здоровье или со-:
общил что-нибудь приятное. Нет. Суетилов «просто так»
160
Мих. ЛЕВИТИН.
никогда не звонит. Он звонит, чтобы сказать одни и те
же слова:
— Это ты, Вынужнев? Говорю я, Суетилов. Приходи,
браток, сегодня в пять. Будет разговор.
И все понятно. Вынужнев знает, что «разговор» этот
не просто разговор. Ведь в разговоре участвуют, как из-
вестно, минимум два человека, а здесь говорить будет
только один — Суетилов. Черт возьми, и откуда он толь-
ко взялся?! Сам он называет свои речи «инструктажем»,
а все, кого он вызывает, и в том числе Вынужнев, име-
нуют их «накачками».
Вынужнев смотрит на часы и, выяснив, что до визита
к Суетилову еще целый час, погружается в мрачные вос-
поминания. За один месяц это уже шестая накачка. Все
предыдущие Вынужнев помнит до мельчайших подроб-
ностей. Первая накачка была совсем недавно. Суетилов
вызвал Вынужнева и сказал:
— Ну так вот, дружок, чем ты там у себя занима-
ешься?
— Да осваиваюсь понемногу, в курс дела вхожу.
— И долго ты собираешься входить в этот курс?..
Недельку? — громко .и нервно рассмеялся Суетилов. —
Да за недельку и курс начисто переменится, и дело бу-
дет другое. Ты, браток, про эти излишества забудь.
А занимайся в настоящий период вот чем...
Суетилов закурил, достал из стола какую-то бумагу
и, ткнув в нее пальцем, сказал:
— Указание вчера пришло срочно улучшить обслу-
живание посетителей. Экземплярчик я тебе дам, а ты
уж действуй... Все брось и занимайся только этим... За-*
втра же у себя совещаньице проверни... Собери на него
всех, кто к этому делу касательство имеет.
— Не могу я завтра, — робко вставил Вынужнев,—
завтра у нас все заняты... приемный день завтра.
— Ну и что с того, что приемный день! А вы объяв*
ление повесьте: мол, так и так, дескать, по случаю сове-
щания по вопросу улучшения обслуживания посетите-
лей прием посетителей отменяется... Так что действуй и
не теряй времени.
А на прощание Вынужнев слышит слова, которыми
Суетилов неизменно заканчивал каждую накачку:
НАКАЧКА
161
— Шуруй... Вкалывай... Двигай!..
На вторую «накачку» Суетилов вызвал Вынужнева
ночью:
— Ты чем занимаешься?
— Да вот обслуживание посетителей налаживаю,
совещание провели, теперь перестройку кое-какую за-
думали.
— Отставить! — хмуро сказал Суетилов. — Не тем
сейчас надо заниматься...
— Но вы же на прошлой неделе сами сказали...
— Так то на прошлой неделе, а сейчас обстановка
изменилась.,. Главное в настоящий момент — это нова-
торы производства. Есть у вас новаторы?
— Да, человек шесть имеется...
— А как вы им помогаете?
— Да помогаем, когда нужно поддержать — поддер-
живаем, перед дирекцией ставим вопрос, а в случае во-
локиты и в высшие инстанции обращаемся.
— А следы от всего этого дела какие? — громко спро-
сил Суетилов и, заметив, что Вынужнев растерян, по-
яснил:— Вот ты говоришь, что помогаете новаторам, а
где доказательство этой вашей помощи, где ее общест-
венное звучание? Резонанс где?
— Чего нет — того нет, — развел руками Вынуж-
нев, — резонанса нет, и звучания... По-нашему, главное,
чтобы у новаторов дело лучше шло...
Суетилов брезгливо поморщился и махнул рукой:
— Это, уважаемый, прописная истина, а скрывается
за подобными рассуждениями принижение организатор-
ской роли профсоюза... Вот потому я и вызвал вас к
себе, чтобы сделать накачку на сей предмет.
Суетилов встал с места, откашлялся, погладил вы-
бритый до глянца подбородок и, прищурив и без того
небольшие, бесцветные глазки, приступил к накачке.
— Что такое новатор? — спросил самого себя Суеги-
дов и тут же ответил: — Новатор — это тот, кто борет-
ся за новое и предлагает это новое на смену старому.
А поскольку это так, то и наша задача— окружить дан-
ного новатора заботой и проявить к нему внимание. Вот
почему надо срочно обсудить все предложения, немед-
ленно зафиксировать их, вынести решение и, взяв на
11 Золотой характер
162
Мих. ЛЕВИТИН.
себя обязательства и в дальнейшем приветствовать все
достижения новаторов, следить за тем, чтобы они, эти
достижения, нашли свое яркое отражение в протоколах
и отчетах...
Третья накачка была посвящена смотру самодея-
тельности.
— Не понимаю, — попытался было возразить Вы-
нужнев, — почему это мы должны все бросить и зани-
маться самодеятельностью?
— А очень просто почему, — опять доставая какую-
то инструкцию, объяснил Суетилов. — Проводится
смотр. А смотр — это все равно что аврал, и пока мы его
не провернем, всякие другие дела побоку.
— Ты на хор обрати внимание, — добавил Суети-
лов. — Остальные кружки — это дело второстепенное.
Главное, значит, хор. Я вот как-то ваш хор в концерте
слышал... Неплохо, неплохо, прямо скажу. И поют ребя-
та старательно, как полагается поют. А тем не менее
недостатков много. Вот, например, хотя бы такой факт
взять: песню «Выхожу один я на дорогу» поют все хо-
ром. Нереально это! На дорогу выходит один, а на сцену
шестьдесят пять человек... И еще вот в отчете вашего
клуба оказано, что в хоре имеется двадцать пять первых
голосов, двадцать вторых и восемнадцать третьих... Ми-
мо таких фактов проходить нельзя. Ты на это дело глав-
ное внимание обрати. К смотру все голоса должны под-
тянуться и стать первыми голосами. Так что давай дви-
гай, шуруй, вкалывай!
Четвертую накачку Суетилов проводил, как сеанс
одновременной игры в шахматы, с той только разницей,
что вместо столиков шахматных стояли столики простые,
на каждом из них лежали чистая бумага и карандаши, за
столами сидели еще не совсем проснувшиеся профсоюз-
ные работники (было семь утра), а сам Суетилов, расха-
живая от стола к столу, громко говорил:
— Я вызвал вас, товарищи, чтобы в порядке опера-
тивного руководства дать некоторые указания по одно-
му срочному мероприятию... Все ближайшие дни вы дол-
жны заниматься только альпинизмом. Да-да! Все
остальные дела, как второстепенные, можно и отложить-
Вы обязаны немедленно развернуть разъяснительную
НАКАЧКА
163
работу о пользе альпинизма и поднять на должную вы-
соту количество участников вое хождений на всякого ро-
да вершины. В связи с этим надо провести групповые
собеседования, а также выяснить точные данные для
приобретения необходимого инвентаря...
Но альпинизмом долго заниматься было не сужде-
но. Через два дня — это было в воскресенье — Суети-
лов снова собрал народ для коллективной накачки и
произнес такую речь:
— Что сейчас на повестке дня? На повестке дня
сейчас организация отдыха. Нам нужен не просто отдых,
а отдых веселый. Просто отдыхать умеет каждый. Лег
себе после обеда, подремал — вот тебе и отдых. Или
прогулялся по улице, или в музей сходил. Нет, товарищи,
наша задача повернуть это дело по-новому, поставив во
главу угла веселый, жизнерадостный, познавательно-
занимательный пикник... скажем, на тему о спутниках,
о Луне... А для этого, товарищи, надо провести Следую-
щие мероприятия...
Суетилов диктует долго, старательно, по два раза
повторяя одну и ту же фразу, и, произнеся наконец-то
долгожданные «шуруй», «вкалывай», «двигай», объяв-
ляет совещание законченным.
Вынужнев сидит в кресле и вспоминает. Пять на-
качек! Очевидно, скоро предстоит шестая, седьмая, вось-
мая. И вот что обидно: дела, о которых идет речь на этих
накачках, хороши и полезны, но как только прикоснется
к ним" Суетилов, сразу же тускнеют, теряют смысл.
Хорошо бы, черт возьми, пожить без Суетилова! Хо-
рошо бы! Хорошо бы поработать без дерганья, без напра-
сной трепки нервов и не слышать надоевших, плоских,
как ладонь, суетиловских изречений!
От одной этой мысли становится сразу как-то легче
на душе.
Вынужнев быстро встает с места, чтобы пойти в цех,
и вдруг вздрагивает от внезапно раздавшегося голоса:
— Вас к телефону... Суетилов... По срочному делу.
— Скажите, что нет меня! В цех ушел! Делом на-
стоящим заниматься!
11*
164
Леонид ЛЕНЧ.
Леонид Ленч
НОВОСЕЛЬЕ
Полевой дорожкой, ведущей от станции к дачному
поселку, теплым августовским вечером шли трое: худож-
ник-пейзажист Граев, его жена Ксана и их друг — ком-
позитор Алмазов.
Ксана, миниатюрная, очень хорошенькая блондинка
со вздернутым носиком, шла одна впереди мужчин.
Граев, высокий, представительный блондин, и туч-
ный, бритый, с выражением непроходящей обиды на
одутловатом бабьем лице Алмазов шагали позади и ти-
хо разговаривали.
Говорили они о Балкине Юрии Петровиче, их общем
знакомом, построившем себе дачку в здешних благосло-
венных местах. Граев и Алмазов были приглашены к
нему на новоселье.
— Странный он все-таки человек, этот Балкин, —
задумчиво говорил Граев, широко размахивая тростью.—
Давно его знаю, а понять до конца не молу.
— Любопытный тип, — лениво отозвался Алмазов.—
Но энергичный, черт! Мотор, а не человек!
— Да, но на что направлена его энергия?
— Что ты имеешь в виду?
Граев ловко сшиб тростью липучую головку с придо-
рожного репейника, подумал и сказал:
— Вот я — художник, ты — композитор, оба мы лю-
ди обеспеченные, хорошо зарабатывающие. Государство,
народ ценят творческий труд высоко, и в меру нашего
труда мы получаем, так сказать, свой кошт. Правиль-
но?
Алмазов кивнул головой.
— Балкин — не творческий работник, не изобрета-
тель, не лауреат, не летчик-испытатель, — продолжал
Гаев, распаляясь с каждым словом, — не министр, на-
конец, черт возьми! Но он живет так, как нам с тобой
и не снилось!
Шедшая впереди Ксана вдруг остановилась, оберну-
лась и сказала сердито:
— Хватит вам сплетничать! Юрий Петрович — пре-
лесть. Что его ни попросишь — всегда все сделает.
НОВОСЕЛЬЕ
165
— Да, он всегда идет навстречу, — сказал Алма-
зов, — Мне он, помню, помог с путевкой. Обязательный
человек.
— И обязательный, и обаятельный! — с той же го-
рячностью прибавила Ксана. — У меня мамочка заболе-
ла — о<н ее к гомеопату устроил. Не понимаю, Лешка,
чего ты на него взъелся?
Граев, слушавший жену с добродушно-покровитель-
ственной улыбкой, с какой обычно взрослые люди слу-
шают детей, сразу стал серьезным.
— Да поймите вы оба, — сказал, он, нахмурив-
шись, — что эти обязательность и обаятельность — ма-
ска, защитная реакция, мимикрия. Если хотите знать, то
в глубине души я убежден, что наш милейший Юрий Пет-
рович — вор!
— А если не прямой вор, — поправился он, заметив
протестующее движение Ксаны, — то рвач, ловкий ком-
бинатор, вообще нечистоплотный человек, разными спо-
собами надувающий государство. Конечно, он должен
быть обаятельным и обязательным, должен приспособ-
ляться к среде. Как рыбы на больших глубинах — они
тоже становятся плоскими, приспосабливаются к давле-
нию. У тебя мамочка заболела — он помог, ты в во-
сторге; тебе путевку устроил — ты доволен. «Ах, какой
милый человек!» — говорите вы оба. А ему, милому че-
ловеку, это наруку. Ему воровать удобнее под гул ваших
комплиментов
— Бог знает, что ты говоришь! — с сердцем сказала
Ксана.
— Нет, матушка, я правильно говорю,— продолжал
Граев. — До сих пор» у нас не вывелись этакие «веселые
воры». Посмотришь на такого — обаятельный мужчина,
все им восторгаются. А у него — совесть, как голенище,
и рыло в пуху. По-моему, наш Балкин такой же «весе-
лый вор», только выпуска тысяча девятьсот пятидесятого
года.
— Вернее, посадки пятидесятого года, а не выпу-
ска, — засмеялся Алмазов.
— Правильно, — усмехнулся Граев. — Конечно, ра-
но или поздно он загремит, как горный обвал. Можно
втереть очки таким простачкам, как Ксана, как ты, как
166
Леонид ЛЕНЧ.
я в конце концов, но коллективу, своей партийной орга-
низации долго втирать очки невозможно. И ib этом наша
сила! И вот, когда милейший Юрий Петрович Балкин
загремит, нам будет стыдно. Ой, как нам будет, братцы,
стыдно! Будем глаза от людей прятать и лепетать: «Мы
всегда подозревали, что он нечист на руку!» Подозрева-
ли... а сами к нему в гости ходили!..
— 'Вася, велите ему замолчать! — возмущенно ска-
зала Ксана, обращаясь к Алмазову. — Нельзя же обви-
нять человека бог знает в чем и без всяких доказа-
тельств!
— А дачка? — прищурился Граев.
— Что дачка?
— На какие средства он построил себе эту дачку, по-
звольте узнать? На зарплату? Но она у него не такая
высокая, чтобы можно было на нее построить дачку.
— Может быть, он выиграл по займу? — сказал Ал-
мазов.
— Может быть! Охотно допускаю. Но пусть он нам
прямо об этом скажет: «Я выиграл по займу и на эти
деньги построил себе дачу». Или: «Я получил премию».
Или: «У меня старая тетка померла, и я у нее под матра-
цем нашел бриллианты». Как угодно, но пусть объяснит!
— А ты спросишь?
— Спрошу! — сказал Граев. — Выпью — и спрошу.
— Этак и я: выпью — и спрошу! Ты трезвым спроси.
Пари, что не спросишь!
Граев подумал и твердо сказал:
— Проиграешь, Васька, — спрошу!
Ксана быстро повернулась и пошла по направлению
к станции.
— Куда вы, Ксаночка? — крикнул Алмазов.
— Домой, — плачущим голосом сказала молодая
женщина. — Я в гости не за тем ехала, чтобы скандалы
устраивать.
Алмазов подошел к Ксане и взял ее под руку.
—- Бросьте! — сказал он ей тихо. — Что вы, Лешку
не знаете? .Ничего он не спросит. Выпьет рюмку — и все
забудет... Идемте!
...Дачка у Балкина была хороша: с мезонином, с дву-
мя верандами, светло-желтого, как сливочное масло,
Рисунок Е. Щеглова
СО СВОИМ БАГАЖОМ
Рисунок Е. Щеглова
ЛЕЖАЧЕГО НЕ БЬЮТ!
168
Леонид ЛЕНЧ.
цвета. От нее крепко и приятно пахло свежим деревом.
На участке, полого спускавшемся в неглубокий овраг,
росли веселые тоненькие березки и могучие, высокие —
до самого неба — сосны.
Граевы и Алмазов поднялись на веранду и поздоро-
вались с хозяевами. Балкин, полный, сизощекий, с тя-
желой нижней челюстью, цветущий, как пион, мужчина,
очень выигрывал рядом со своей анемичной, невырази-
тельной женой, которую он вследствие ее удручающей
худобы называл не «моя половина», а «моя четвер-
тинка».
— Ну как вам понравилась моя латифундия? —
спросил Балкин, сияя.
— Прелестно! — сказала Ксана. — Узнаю ваш вкус,
Юрий Петрович.
— Хороша! — солидно заметил Алмазов.
Граев промолчал.
— Достану хороших белил, — сказал Балкин, само-
забвенно закатывая глаза, — покрашу ее в белый цвет,
и будет она у меня, матушка, как лебедь!.. Впрочем,
ладно, потом все вам покажу, вплоть до удобств, а сей-
час знакомьтесь — и за стол!
Он сделал широкий жест, показывая на сидящих за
столом.
— Мои соседи по даче. И вообще добрые знакомые.
Профессор Константинов (он подчеркнул слово «профес-
сор», кивнув на осанистого седовласого старца в белом
костюме). Ну, с Нестором Васильевичем вы, по-моему,
знакомы. (Граев увидал за столом знакомого актера-ко-
мика и улыбнулся ему). В общем — разберетесь!
— А это, — продолжал Балкин, сияя, — художник
Граев — еще не лауреат, но, наверное, скоро будет
им, ;— его жена-красавица и ихний друг, наш, так ска-
зать, баян, товарищ Алмазов. А ну, давайте потеснимся,
пусть они сядут. И... «начнем, пожалуй», как сказано у
Чайковского.
Гремя стульями, гости подвинулись. Вновь прибыв-
шие уселись за стол. Радушный хозяин схватил бутылку
с коньяком и вонзил пробочник в пробку. Лицо его от
напряжения стало совсем сизым. Лоснящийся, доволь-
ный, сытый, он показался Граеву в эту минуту таким
НОВОСЕЛЬЕ
169
противным,-что художник решил не сдерживать больше
того озорного бешенства, которое охватило его сразу,
как только он увидел балкинскую «латифундию». Граев
посмотрел на сидящего напротив Алмазова, уже успев-
шего поддеть на вилку кусок копченой рыбы, откашлял-
ся, словно перед выступлением на собрании, и, не обра-
щая внимания на щипки, которыми награждала его под
столом Ксана, громко сказал:
— Прежде чем начинать, Юрий Петрович, я бы хотел
задать вам один вопрос.
Продолжая ввинчивать пробочник в пробку, Балкин
бодро откликнулся:
— Задавайте, задавайте, Алексей Ильич! Я вас знаю,
сейчас что-нибудь отчубучите!.. Шутник!..
— На какие средства вы построили дачку, Юрий
Петрович? — тем же громким голосом задал свой вопрос
Граев.
Пробочник застыл в руке Балкина.
За столом наступила неприятная, напряженная ти-
шина.
— В каком смысле? — наконец, выдавил из себя Бал-
кин.
— В самом прямом, — повторил Граев. — Я спраши-
ваю: на какие средства вы построили свою «латифун-
дию», Юрий Петрович? По-моему, вопрос очень легкий.
Балкин пожал плечами и потянул пробку. Она аппе-
титно щелкнула.
. — Откладывал по десятке!—сказал он, глупо хохот-
нув.
Ах, как хотелось ему, чтобы сидящие за столом под”
держали его шутку, замяли бестактность этого грубияна
художника, утопили в вине его безжалостный, отврати-
тельный, такой простой и такой страшно сложный для
него, для Балкина, вопрос. Но сидевшие за столом мол-
чали, рассматривая скатерть, тарелки, бокалы, делая
все, чтобы не встретиться глазами с бегающим взглядом
потного, как загнанная мышь, хозяина «латифундии».
Граев резко поднялся из-за стола.
— Ваш ответ меня не удовлетворяет, Юрий Петро-
вич! — сказал он,*сам поражаясь своей выдержке. —
Идем, Ксана! Василий, ты останешься?
170
Леонид ЛЕНЧ.
Композитор с некоторым сожалением посмотрел на
стол, ломящийся от яств и питий, но встал и сказал, гу-
сто краснея:
— Иду, конечно! Действительно, Юрий Петрович,
странно все как-то, ей-богу!.. Мы, конечно, ничего не име-
ем против, но надо же объяснить людям... Оксана Пав-
ловна, ваш зонтик у меня!
— Позвольте! — закричал Балкин. — Не уходите!
Сейчас все выясним, договоримся!.. Маруся, куда ты
смотришь?
Но было уже поздно: Граев и Алмазов быстро спу-
скались вниз по ступенькам веранды.
...До самой станции они шли молча. Граев широко
шагал впереди, что-то насвистывая и резко махая пал-
кой. Алмазов вел под руку хмурую Кеану. Изредка он
тяжело вздыхал.
До поезда оставалось сорок пять минут. Композитор
взглянул на буфетную стойку, уставленную бутылками
и блюдами с закуской, и сделал несчастное лицо.
— От какого ужина ушли! — сказал он жалобно. —
Давайте хоть здесь выпьем и закусим.
Они уселись за столик, и только сделали заказ, как
вдруг в дверях станционного буфета появился Нестор
Васильевич, тот самый знакомый актер-комик, которого
Граев успел заметить за балкинским столом.
— И ты, Брут! — сказал Граев. — Присаживайтесь,
Нестор Васильевич. У нас здесь свое новоселье!
Актер присел к столу, снял шляпу и обмахнул ею
потное лицо.
— После вас все разбежались, — сказал он, усме-
хаясь, — под разными предлогами. И никто ни к чему не
притронулся. Первым профессор этот дал ходу. Изви-
ните, говорит, голова что-то разболелась. За ним — док-
тор Волков, потом другие. Юрий Петрович перестал да-
же упрашивать остаться. Сидит и молча коньяк хлещет.
А его супруга только за голову хватается и стонет: «У
меня одних салатов пять сортов остается. Что я с ними
буду делать?!»
— А вы как ушли? — спросил актера Алмазов.
— Сказал, что на концерт нужно. Совсем, мол, за-
был про концерт. Шапку в охапку — и рысью!.. Я, ей-бо^
ИВАН КУЗЬМИЧ ЗАНЕМОГ
171
гу, не хотел к нему ехать. Темноватый он человек. Но
ведь липучий, черт, и настойчивый!.. Не хочешь, а едешь.
Хорошо, что вы его в упор своим вопросом резанули! Я,
уходя, палку забыл. Вернулся с полдороги — жалко ста-
ло. Зашел На участок. Они меня не видят. Я стал за
дерево, слушаю. Юрий Петрович сидит совсем уже «еле
можаху», а его «четвертинка» стоит над ним. и, как по-
лагается, пилит: «Говорила тебе, старому идиоту, позо-
ви только своих — Наума Сергеевича и Жоржика. Не
слушался — вот и получай!» А он мычит в ответ: «Дура,
мне общество нужно, а не жоржики. Зови хоть сторожа,
пусть лопает!» А она: «Звала, не идет!» Комедия!.. Я не
стал палку брать, так ушел, на цыпочках.
Граев разлил вино по бокалам, поднял свой.
— Вот и давайте выпьем за наше общество! — ска-
зал он серьезно. — За то, чтобы не проникали к нам та-
кие, как этот Балкин, мой и, надеюсь, наш общий — быв-
ший знакомый! Кса.ночка, ты согласна со мной?
Ксана вспыхнула, потупилась, подняла свой бокал и
чокнулась с мужем.
М, Локтюхов
ИВАН КУЗЬМИЧ ЗАНЕМОГ...
День начался.
В просторный кабинет Ивана Кузьмцча вошел на-
чальник планового отдела и, осторожно коснувшись
кончиками пальцев края стола, печальным голосом до-
ложил, что план полугодия выполнен всего-навсего на
семьдесят три процента.
Иван Кузьмич, человек богатырского телосложения,
как-то странно посмотрел ему в правое ухо, схватился
руками за сердце и безмолвно поник в мягком кресле.
В этот день в приемной Ивана Кузьмича было тихо.
Курьеры и машинистки ходили на цыпочках.
Каждому, кто переступал порог приемной, секретар-
ша, как гусыня, шипела навстречу:
— Тише, ради бога! Занемог Иван Кузьмич... — и
таинственно прикладывала палец к губам.
Иван Кузьмич уехал с работы раньше обычного. Он
172
м. локтюхов.
вышел из кабинета озабоченный и усталый. От всей его
фигуры веяло подавленностью и скорбью.
На другой день на службу позвонила жена Ивана
Кузьмича и сообщила, что у него повысилось кровяное
давление.
— Подумайте только! — с ужасом говорила секре-
тарша.— У Ивана Кузьмича повысилось давление!
— А кто ему нагнал?—спрашивали сотрудники.
— Нагнали! У нас кому хочешь нагонят! — говорила
рыжеволосая секретарша и закатывала вверх белесые
глаза с накрашенными ресницами.
Через месяц, выдержав предписанный врачами по-
стельный режим, Иван Кузьмич уехал в санаторий. Что-
бы успокоить свои, как он говорил, расшатавшиеся нер-
вы, Иван Кузьмич целыми днями удил рыбу. Забрав-
шись в тенистый уголок на берегу речушки, он усажи-
вался на корягу, спускал ноги в живительную прохладу
воды, насаживал червячка на крючок удочки и, поплевав
на него, бросал в воду. Потом подолгу смотрел, как по
речной глади медленно расходятся водяные круги.
Вечерами, прогуливаясь по тенистым аллеям парка
и вдыхая вечернюю свежесть, Иван Кузьмич набирался
сил. Раз в неделю звонил своему заместителю и как бы
невзначай спрашивал:
— Ну, а как там с планом?
И когда узнал, что дела наконец улучшились и план
будет выполнен, зашел к главному врачу санатория и
заявил, что он не может и не хочет оставаться здесь,
когда там решается судьба государственного плана.
Иван Кузьмич прервал отпуск и неожиданно вернул-
ся на службу.
Сотрудники с тревогой спрашивали:
— А как здоровье Ивана Кузьмича?
— Слава богу, поправляется, — важно говорила сек-
ретарша и, круто повернувшись, исчезала в кабинете.
Между тем Иван Кузьмич не торопясь приступил к
делу. Он долго и обстоятельно беседовал со своим заме-
стителем.	।
— Я здесь один совсем замотался, — рассказывал
заместитель. — Совещания, заседания, напряженное по-
ложение с планом. Вертелся как белка в колесе.
ИВАН КУЗЬМИЧ ЗАНЕМОГ
173
— Ну, ничего, ничего, — говорил Иван Кузьмич. —
Труд строителей никогда не был легким.
Было чудесное время года — лето. Золотая пора для
строителей. Дела шли день ото дня лучше. Иван Кузь-
мич был доволен. В газете появилось сообщение, что воз-
главляемые им организации успешно выполняют план.
Он посещал стройки, дружески беседовал с рабочими,
но никогда не подымался выше второго этажа. Когда
его приглашали на третий или четвертый этаж, делал
скорбное лицо, прикладывал ладонь к сердцу и тихо
говорил:
— 'Не могу, братцы. Сердце.
Зато заседания и совещания Иван Кузьмич посещал
охотно. При удобном случае говорил об успехах своего
коллектива, но делал это всегда осторожно, скромно, по-
тупив голову. Если его спрашивали, как коллектив до-
бился хороших результатов, тихо и поучительно произ-
носил:
— Трудиться надо, товарищи, трудиться!
Но вот наступила осень. Дожди, слякоть, холода ме-
шали строителям, и подведомственные Ивану Кузьмичу
тресты резко сдали темпы.
Иван Кузьмич нервничал, кричал на совещаниях, а
когда почувствовал, что план будет сорван, снова за-
немог. Произошло это почти так же, как и в первый раз.
Утром к нему зашел начальник планового отдела и сооб-
щил, что план девяти месяцев выполнен на восемьдесят
два процента, что социалистические обязательства на-
ходятся под угрозой срыва. Иван Кузьмич промычал что-
то непонятное, злобно посмотрел на начальника плано-
вого отдела и сжал ладонями голову.
На этот раз его положили в больницу.
— Черт ее знает, — говорил он доктору, — колет
что-то в затылке.
— Странная болезнь у нашего начальника, — шути-
ли сотрудники. — План — вниз, давление — вверх.
Две недели лежал Ива.н Кузьмич в палате и, глядя
на больных, с тревогой думал, что когда-нибудь и он
тоже заболеет и, чего доброго, помрет.
Из больницы Ивана Кузьмича отправили в санато-
рий.
174
М. ЛОКТЮХОВ.
Он ходил по аллеям парка сгорбленный, печальный
и подолгу смотрел на скованную стужей землю. К Ивану
Кузьмичу приезжали сотрудники и спрашивали с тре-
вогой:
— Как здоровье, Иван Кузьмич?
— Плохо! Очень плохо! — тихо, как и полагается
больному человеку, отвечал он.
На службе стали поговаривать:
— Плох наш Иван Кузьмич. Чего доброго, помрет!
И действительно, вид у него был больной, ходил он,
медленно передвигая ноги. Казалось, толкни человека —
упадет и не встанет.
Проявляя заботу о здоровье Ивана Кузьмича, к нему
в санаторий приехал вышестоящий начальник.
— Ну, как дела? — спросил он бодро, чтобы под-
нять настроение у Ивана Кузьмича.
— Плохо! Очень плохо! — ответил Иван Кузьмич.—
На такой работе при моем здоровье меня хватит на пол-
года. Хорошо бы подобрать что-нибудь полегче, поспо-
койнее.
— Это можно, — обнадеживающе говорил гость...
Между тем Иван Кузьмич нет-нет да и позвонит
заместителю.
— Ну, как там наши дела? Как с планом?
Но вести оставались неутешительными...
И вдруг случилось неожиданное.
— Помогли нам, Иван Кузьмич, — слегка заикаясь
от волнения, кричал в телефонную трубку замести-
тель. — Крепко помогли. Да и сами мы прилично пора-
ботали, так что, думаю, годовой план обеспечим. Может
быть, даже досрочно.
За несколько дней до конца года, прервав лечение,
Иван Кузьмич вернулся на -службу. Вошел в кабинет, сел
за стол, нажал кнопку звонка и внушительно сказал за-
мершей в дверях секретарше:
— Позовите начальника планового отдела с мате-
риалами о досрочном выполнении годовой программы.
Надо немедленно послать рапорт начальству.
Но... обеспокоенное состоянием его здоровья, чуткое
начальство уже приняло решение о переводе Ивана Кузь-
НЕЧИСТАЯ СИЛА
175
мича на другую, менее ответственную и более спокой-
ную работу.
На этот раз Иван Кузьмич занемог всерьез.
Н. Ломсков
НЕЧИСТАЯ СИЛА
Вы спрашиваете: есть ли нечистая сила на свете?
Заявляю вам авторитетно: есть. Должен вам сказать по
секрету, современная нечистая сила стала похлеще пре-
жней. Раньше^ помню, если нечистый дух и проказил, то
обычно по мелочам. Глядишь, бывало, сани как сани,
вдруг оглобли поднялись, заржали и... фьють, нет твоих
саней. Утром же, когда проснешься, пойдешь допивать
горилку к куму, глядишь: а сани-то на месте. Во! Знать,
с понятием сила-то была. А сейчас что? Все эти пред-
ставители таинственной нечисти только и думают, как
бы урвать побольше. Не много, правда, ихнего брата
осталось среди нас, но есть, и приносят они сплошной
вред и опиум. Не верите? Так вот послушайте, какой со
мной однажды случай произошел.
Заболел у меня что ни на есть коренной зуб. И уж
так заболел, что я света вольного не взвидел. И чем я
только не лечился: и компрессами, и куревом, и водкой.
Бывало, так калечишься, что сам ничего не чувствую и
не помню, а он ноет и сверлит, сверлит и йоет.
И решил я его тогда выдернуть. Выбрал наикрепчай-
ший шпагат, привязал им больной зуб к дверной ручке
и что есть силы толкнул ногою дверь. Словно кувалдой,
меня в скулу ударило. Когда очнулся, гляжу: дверная
ручка на шпагате болтается, а зуб на месте. Меня даже
в дрожь бросило. Ну, что я с ним, треклятым, делать бу-
ду, если против него четыре гвоздя не устояли.
— Ты бы, Миколай, — сказала мне моя старуха, —
к Лукиничне сходил. Бают, она мастер зубы заговари-
вать.
— Отстань ты со своей Лукиничной, — простонал
я, — тут в больницу идти надо.
— И не вздумай. Да ты что?! Ручку вон погнул и то
не вырвал. Неужели думаешь, наша докторша вырвет?
176
Н. ЛОМСКОВ.
«И правда, — решил я. — Не вырвать этой худенькой
девчушке мой коренник. Знать, к бабке на поклон идти
придется».
— Вижу, мил человек, зубы у тебя болят, — проскри-
пела Лукинична при встрече.
А чего тут видеть, если тебе портрет наизнанку вы-
вернуло.
— Могу помочь твоему горю, — продолжала стару-
ха, а сама при этом на себя таинственный вид так и на-
пускает, так и напускает. — Только тебе как заговорить:
просто или с прокладкой?
— А какая разница? — спросил я. — Лишь бы зуб
не болел.
— А разница, мил человек, такая: просто — два руб-
ля, с прокладкой — три, так как с ней быстрее дейст-
вует.
— Да ты что, старая... — было взорвался я, но зуб
в это время так стрельнул, что из глаз искры посыпа-
лись.
— Как хочешь, как хочешь, мил человек, я не не-
волю, — заскрипела колдунья, а сама подставляет мне
стул: знает, что никуда я от нее не денусь. Обессилев от
боли, я плюхнулся в стул и слабо махнул рукой. Ста-
руха цепко схватила одной рукой меня за подбородок
и своим крючковатым пальцем полезла мне в рот. Я
было хотел вырваться, но старуха так дернула меня за
подбородок, что я и застонать не в силах был.
— Зуб на зуб, хворь на хворь. Всех взвали калам-
борь, — забубнила в это время моя мучительница, за-
тем погладила по моей оттопыренной щеке, плюнула в
сторону и из каких-то неведомых складок своего пла-
тья достала головку печеного лука.
— Вот тебе прокладка. Положи ее на больной зуб
и два часа ни с кем не разговаривай. Все это время толь-
ко и помни о боге. Смотри не чертыхайся.
Ушел я от нее. Сел в автобус, а сам рукой за щеку
держусь.
— Вам куда? — слышу голос кондуктора. Я мотнул
головой влеред и подал ей рубль.
— Куда, я вас спрашиваю?
А что я ей скажу, ежели мне не велено говорить. Мол-
НЕЧИСТАЯ СИЛА
177
чу. Она спрашивает. Я опять молчу.-Тут ее и понесло. Как
только меня она не называла: и бездушный, и бескуль-
турный, и вредный элемент. А я сижу и бога вспоминаю.
Так и ехали минуты три. Она меня, а я бога. Потом по-
дает мне билет длиной в полметра. На весь рубль ото-
рвала глупая девчонка, хотя весь маршрут двадцать ко-
пеек стоит. Но и здесь я смолчал. Нем я был и дома, но
зуб, несмотря на заговоры, по-прежнему ныл и сверлил,
сверлил и ныл.
С этого злополучного дня, когда я мучился зубами,
прошло вот уже более года, но и до сих пор, как вспом-
ню, как я мучился ночью, кричать хочется.
Словом, утром я подался в поликлинику. Получил
номерок и направился к зубоврачебному кабинету. Смот-
рю, очередь.
Сел я и форменно про себя песню тоски и скорби иг-
раю: а-а-а, о-о-о, ой-ооой. Вдруг слышу чей-то знакомый
голос:
— Я, мил человек, пять зубов уже запломбировала,
как новые стали. А сейчас решила с зубов камень снять.
Зачем он мне нужен, этот камень-то. От него только
желтизна нехорошая. Я вам, мил человек, определенно
заявляю, взагляд жить надо. Почаще к врачу ходить
для профилактики, а то вот так и будешь мучиться, как
тот гражданин.
Я оглянулся и увидел устремленный на себя перст...
Лукиничны.
— Родимый, да это нешто ты! — испуганно восклик-
нула старуха, а у самой в глазах заполыхали страх и
растерянность.
— Ах ты, старая перечница, — только и мог выго-
ворить я: от обиды на себя, от злости на колдунью, от
жалости за выброшенные на ветер деньги у меня пропал
голос. Старуха воспользовалась моим столбняком,
фыоить... и исчезла в один момент, как обычно исче-
зает нечистая сила, ясно? Вот, а вы говорите, нет нечи-
стой силы.
— Что? С зубом больным как поладил? А докторша
наша выдернула. Даже охнуть не успел.
12 Золотой характер
в. Матушкин.
17в
В, Матушкин
У ЧУДОТВОРНОГО ИСТОЧНИКА
Бабка Матрена работала в колхозе «Озерный» птич-
ницей. И не раз слышала от своего председателя Хри-
стофора: «Птица — это боковое ответвление генераль-
ной линии нашей артели. А центральная задача — сви-
нина. Но поскольку сверху требуют, чтобы была в нали-
чии птицеферма, вот мы и держим тебя Как фигуру для
отчетности. Платим тебе прожиточный минимум. А что-
бы птица колхоз сожрала, этого я не допущу! И лучше о
своей ферме не заикайся».
Так горько было Матрене слушать подобные речи,
что занедужила старая. Как червь, вточилась в нее хворь.
А тут еще зашла к бабке Серафимушка, бывшая попов-
на. Числилась Серафимушка колхозницей, а промыш-
ляла все больше делами божественными: кому крестик
для новорожденного продаст, кому иконку, а где кто
помрет, над покойником всю ночь псалмы царя Давида
читает.
Вонзила Серафимушка ядучие глаза в бабку Матрену
и словно буравить начала:
— Послал тебе господь бог, Матрена, испытание. Но
это он по любви! А вот узрит твою верность и воспомо-
жет!.. Скоро девятая пятница, так надо сходить тебе,
Матрена, к чудотворному источнику великомученицы
Параскевы. Помнишь, в пятьдесят-то третьем паломнича-
ли с тобой? И на хроменькцх, и на заикающих, и на бес-
плодных благодать снисходила!.. А вернешься — и на
селе расскажешь, как святая Параскева помогла тебе.
Поддалась бабка Матрена’. Упросила Христофора от-
пустить ее на недельку в город к родственникам. А сама
в Рязанскую область свернула. На станции Сасово сле-
зла с поезда да и пешком в село Кошибеево. На окраи-
не этого села в лесистом овраге издавна часовенка стоя-
ла, и тут же бил чудотворный источник.
Каждый год у источника собирались тысячи хворых,
юродивых, кликуш, псалмопевцев и проповедников в ря-
сах и без ряс... Когда Матрена побывала в пятьдесят
третьем у чудотворного, то сама слышала, как десятки
исцеленных возносили хвалу всемогущей Параскеве.
У Чудотворного источника
179
Правда, ей, Матрене, тогда не помогло омовение. Но ведь
раз на раз не приходится.
Уже в сумерки подошла Матрена к селу. И тут ка-
кой-то неприятный холодок пронзил ее. В прежние-то
годы у оврага словно бы ярмарка гудела А теперь и че-
ловеческой тени не видать. Календарем бабка не ошиб-
лась, пришла в то же самое село... Так в чем же дело?
Подошла к самому краю оврага. Где была часовенка,
стоит длинный сарай. Прислушалась: за стеной куры,
засыпая, квохчут, утки покрякивают.
Изумилась бабка, и, покачав головой, пошла в село
искать ночлег. Присмотрела хатенку похилее: в таких-
то, считала, живут люди попроще. Постучала. Вышла
седая старуха — ну точь-в-точь родная сестра Серафи-
мушки! Обрадовалась Матрена: дескать, на свою напа-
ла. И, как милостыню, скорбящим голосом:
— Подай, родненькая, напиться. Пришла-то я изда-
лека и так приустала, что и переночевать не знаю где...
Хозяйка хатенки оказалась на редкость доброй. И во-
дой напоила и в дом пригласила. А собралась ужи-
нать — и к столу позвала. Да как угощала! И пирогом,
и маслом, и яйцами, и огурчиками-первачками прямо с
огорода. А потом чаю с малиновым вареньем предложи-
ла. Разомлела бабка Матрена и стала осторожненько
выпытывать:
— Это что же, у вас, значит... чудотворный-то при-
крыли?
— Прикрыли, — запросто кивнула головой хозяйка.
— Власть приказала... или как?
— В таких делах власть не приказывает, — хозяйка
впервые за весь вечер пытливо оглядела гостью. — По
своей воле народ прикрыл. Потому что могуты не ста-
ло... Надо подумать: что ни год, то у нас столпотворе-
ние. Ташат сюда эти богомольцы разную заразу со все-
го свету, посевы топчут, с огородов, плантаций воруют,
людей от дел отвлекают. Терпели, терпели колхозники
да и резанули этот самый гнойник. Земля-то наша? На-
ша, колхозная! Так зачем же нам допускать каждый год
содому-гоморру? Вот и построили на этом самом месте
птичник.
Матрена поджала губы, насторожилась. «Не в тот
12*
160
fe. МАТУШКИН.
лагерь попала я», — подумала она. И еще забродеи
сделала:
— А как прикрывали-то, ничего не случилось? Никто
не ослеп? Никого громом не поразило?
— Все живы-здоровы остались!
— Чудно... Значит, Параскева-то за свой источник
не заступилась?
— Да как же это она могла заступиться? — засмея-
лась хозяйка. — Что она, Параскева-то, милиция? Или
председатель райисполкома? Все это поповские вы-
думки!
Бабка Матрена, можно сказать, до основания пошат-
нулась.
— Значит, вы не верите? — хрипловатым голосом
спросила она.
— А чему верить-то? — все больше веселела хозяй-
ка. — Насмотрелась я, как все эти комедии вытворя-
лись! И как славу об этом чудотворном пустили, гоже
знаю. Еще при старом режиме это было. Решили, зна-
чит, попы в Кошибеевке церковь построить. А как день-
ги собрать? Вот и придумали: подбросили в овраг икон-
ку этой самой Параскевы и раззвонили об этом чуде
на всю округу. После этого истинное столпотворение у
нас было. А попам на руку: часовню поставили, стали
на церковь собирать. Вроде такая воля святой Параске-
вы. А народ-то кошибеевский дотошный, все потом ста-
ло известно: и кто иконку делал и кто подбрасывал ее.
— Неужто все так и было? — всплеснула руками
бабка Матрена.
Хозяйка вдруг посуровела, как-то недружелюбно и
подозрительно воззрилась на Матрену и уже совсем дру-
гим голосом спросила:
— А ты что, милая, не к чудотворному ли источнику
обмываться пришла?
— Что вы... что вы! Совсем по другому делу я! —
перепуганно открестилась Матрена. — Наш-то предсе-
датель прослышал, что в вашем колхозе птицеводство
развито... А я-то птичница. Вот он меня и командировал.
Ехай, говорит, Матрена, изучи их передовой опыт, ка-
кие у них там рационы и все другое. Вот я и приехала.
Хозяйка сразу смягчилась:
У ЧУДОТВОРНОГО ИСТОЧНИКА
181
— О-о, наша птицеферма знаменита! Тогда тебе к
Грибкову Валентину Федоровичу, к нашему председате-
лю, надо.
— Ходила я к нему, да вот не застала.
— Наверно, в поле был. Переночуешь у меня, а завт-
ра с утра экскурсируй, раз уж за этим приехала.
Долго не могла бабка Матрена сомкнуть глаз в эту
ночь. Все думала: как быть? Сбежать на зорьке домой
или все же разузнать, как здесь голова колхоза о птице
заботится? А как проснулась, ноги сами понесли ее к
председателю. Разыскала Грибкова и со всей серьезно-
стью ему, что, мол, командирована за передовым опытом.
Председатель повез Матрену на птицеферму. Осмотрели
помещение, девушки-птичницы рассказали, как ухажи-
вают, как кормят пернатых питомцев.
— Пока что мы это дело только разворачиваем, —
скромничал председатель. — Взрослой-то птицы у нас
около тысячи да около тридцати тысяч утиного молод-
няка. Скоро еше получим тысяч двадцать утят из совхо-
за. А всего планируем к концу года вырастить около ста
тысяч уток. Теперь и свой инкубатор приобрели. Так что
в будущем году сами себя будем обеспечивать молодня-
ком.
— Сто тысяч! — У бабки аж дух захватило. — А кор-
мов-то хватит? Наш вон председатель твердит, что про-
жорливей птицы нет твари.
— Как вести дело, — заметил Грибков. — Может,
конечно, и разорить колхоз, если, скажем, на чистом хле-
бе ее содержать. А может и большой доход дать. Взять,
к примеру, дикую утку. Тысячами летят они к нам, на
Мещорские озера. Никто их не кормит, никого они не ра-
зоряют. А к осени и потомство дают и сами так разъеда-
ются, лучше, чем в ином колхозе. У нас же вся долина
в озерах! На этой самой неудоби и пасется наше утиное
царство. Конечно, приходится и подкармливать их, не
без этого. — Помолчав, Грибков мечтательно добавил:—
Как сдадим осенью несколько сот тонн диетического мя-
са, вот это и будет настоящее чудо!
— А ведь у нас-то, у нас-то, — занятая своим, горя-
чилась Матрена, — тридцать озер! Не сто тысяч, а миль-
он уток можно выкормить! А мы на этих самых озерах
182
В. МИХАИЛОВ.
кур водим! Для отчетности ферму держим! Ну, я ему,
толстокожему, докажу, как надо птицу водить, как ра-
деть о ней!
Бабка так разволновалась, так захотелось ей попра-
вить Дела на своей ферме, чго забыла она и про святую
Параскеву и про свою хворь. Словно и впрямь в святой
воде окунулась.
Весь день пробыла она в колхозе. А вечером Гриб-
ков, как почетную экскурсантку, отправил бабку Матре-
ну на своей машине в Сасово. Сидела бабка рядом с
шофером, глядела на дорогу, на леса, но ничего этого
как бы не примечала. Все заслонял собой грузный, са-
модовольный Христофор... У чудотворного источника
подобрала бабка Магрена ключи к своему нерадивому
председателю. И теперь, готовясь к встрече, словно бы
отливала пул i-слова и складывала их про запас в тай-
ники своей памяти.
В. Михайлов
ЮМОРЕСКИ
1.	Бестактность
Попал молодой человек на обед в одно семейство.
К симпатичным, солидным людям. Папа у них в торге
работает. Мама — домохозяйка. Дочка в институте
учится.
Стол был сервирован богато. И стояли на адм яства
и пития: для возбуждения аппетита и, понятно, для уто-
ления.
Сели за стол и начали возбуждаться. После третьей
папа крякнул и сказал:
— Я сам работник умственного труда и все умствен-
ное люблю. К примеру, что нового нынче в литературе
пишут?
— Сейчас, — отвечает молодой человек, — больше
приключенческое в ходу.
— Расскажите, если не секрет, — говорит мама.
— Что ж! — гость откашлялся. — Вот читал я рас-
ЮМОРЕСКИ
183
сказ... Прямо-таки захватывающе интересно. Там, види-
те ли, целая банда жуликов в торговой сети орудовала.
Сбывали левую продукцию. Но не рассчитали, что может
ревизия нагрянуть...
— Таких вещей не предвидеть — так лучше в тор-
говле не работать! — сказал папа и подложил себе
икорки.
— И вот, — продолжал гость, — заинтересовался
этим делом ОБХСС.
— Интересно... — говорит мама. — А вы возьмите
пирожка, молодой человек. А то вы все рассказываете,
того гляди :— голодным останетесь...
— Спасибо, потом! — сказал увлекшийся молодой
человек. — Так вот, послали они в магазин под видом
продавца...
Папа положил вилку и мрачно уставился в потолок,
а мама захлопотала:
— Вы выпейте, выпейте, а то папа наш скучный си-
дит...
— Да нет, вы только послушайте, что дальше бы-
ло... — продолжал рассказчик. — В тот самый день, ког-
да они опять собрались реализовать свои товары, мили-
ция...
Хозяйка решительно поднялась и заявила:
— Знаете что, это все как-то скучно. Вы нам в дру*
гой раз доскажете. Папочка, что с тобой? Ты такой блед-
ный!..
Гость застеснялся и стал прощаться. Его не удержи-
вали, только на пороге мама сказала:
Надо же иметь чувство такта, молодой человек!
Не о всем можно говорить в приличном семействе...
2.	Лицо и затылок
Лицо лектора покраснело от вдохновения. Он произ-
нес:
— Квартирная плата у нас самая низкая в мире, то-
варищи!
Слушатели согласно заулыбались и зааплодировали.
Организатор собрания от лица присутствующих вынес
лектору благодарность с пожатием руки. Затем зал опу-
стел.
184
В. МИХАИЛОВ.
Голубая «Волга» быстро домчала лектора до дома..
На столе ждал ужин, в кресле — жена.
— О чем читал? О рыбной ловле? — поинтересова-
лась она, откладывая вязанье.
— Сегодня — о жилищном вопросе. Квартирная пла-
та у нас самая низкая в мире! — сказал лектор. —
Мы, например, за свою квартиру платим четыре рубля в.
месяц!
И он направился в ванную. Но с полдороги вернулся:
и сказал:
— Кстати, чуть не забыл: поскольку мы летом едем
на юг, дачу надо сдать. Только не меньше чем за триста
рублей в месяц. И напомни квартиранту, что если он и
в следующем месяце забудет в срок уплатить свою не-
счастную тридцатку, то я его выживу. Он у меня вот где
сидит!
И лектор похлопал себя по розовому затылку.
I
3.	Пораскинули мозгами
Вызвали как-то директора завода в управление кад-
ров и говорят:
— Жалуетесь вы — кадров нет. Так вот, даем вам
инженера, только что аспирантуру закончил, диссер-
тацию защитил, рвется на производство!
— Что ж, спасибо, — сказал директор.
Приехал директор на завод, вызвал главного инже-
нера, начальника отдела кадров и говорит им:
— Приятные вести, товарищи, — дают нам молодого,
способного инженера, кандидата наук. Ну-ка сядем, по-
раскинем мозгами, как нам его лучше использовать...
Сели все трое и пораскинули. Первым слово взял
главный инженер:
— Чего думать, назначим в техотдел, там как раз по-
рядка нет.
— Правильно! — подтвердил директор.
А начальник отдела кадров почесал нос и возразил:
— Нельзя в техотдел — мест нет.
— Вместо Терпигорева — он же дурак!
— А за то, что дурак, с работы снимать нельзя, —
разъяснил кадровик. — Суд восстановит.
ГОРЕЧЬ ПОБЕДЫ
185
— И то правда! — согласился директор. — Что ж,
поставим его в конструкторское бюро. Там — ох как
нужна молодежь!..
— Так ведь у нас и там мест нет, — сказал, главный.
— Расчухляева освободить! — решил директор. —
Он и так уже немало дров наломал!
— Неудобно! — возразил главный. — Он — общест-
венник хороший, член профсоюза активный, ошибки при-
знавать умеет...
— И правда, умеет, — согласился директор, и все за-
думались.
— Ладно, — нарушил тишину главный. — Назначим
его, коли так, в сборочный цех.
— Не стоит, — вмешался кадровик. — Начальнику
сборки — год до пенсии, что ж мы ему будем общую кар-
тину портить... А сунем-ка мы его в литейный, там...
— Нет уж! — возмутился директор. — В литейном у
нас Тарабарский десятый год работает, худо ли, хорошо
ли, а цех план выполняет. Тарабарский — мужик прове-
ренный. А неизвестно, какой еще новый будет!
— Куда же его определить? — вздохнул главный ин-
женер.
— И за чей вообще нам его суют? — рассердился кад-
ровик. — Что, у нас своих забот мало?
— Это, пожалуй, правильно, — согласился дирек-
тор. — Нам такие медвежьи услуги не нужны. Дают вся-
ких, а ты тут думай...
Снял трубку и позвонил в управление кадров.
— Мы тут пораскинули мозгами и решили: может,
этот специалист в другом месте нужнее. А мы и так план
почти выполняем. Такого ценного парня на -выдвиже-
ние надо...
И все трое вздохнули облегченно.
В. Мясников
ГОРЕЧЬ ПОБЕДЫ
Кузьма Федулыч Тряпкин вернулся домой в пре-
скверном расположении духа- Не более двух часов тому
назад он был на приеме у-товарища Кулакова. Этот при-
186
В. МЯСНИКОВ.
ем нисколько не походил на те, про которые пишут в га-
зетах. Он прошел далеко не в «теплой» и не «дружест-
венной» обстановке. Не отличавшееся дипломатической
корректностью начальство шумело, гремело, стучало ку-
лаком по столу и нехорошо отзывалось о предках Кузь-
мы Федулыча.
«Как крыл, как крыл! — вздрагивая, вспоминал Тряп-
кин. — И за что? Уж я ли не стараюсь ему угодить —
слова, кажется, поперек не скажу. Не го что некоторые...
языкастые. Эх, жизнь!»
Кузьма Федулыч прилег на диван и, чтобы отвлечь-
ся, стал просматривать газету. Внимание его привлекла
одна статья. Автор ее, какой-то инженер, хлестко крити-
ковал своего начальника за грубое, бездушное отноше-
ние к людям. Тряпкин дважды перечитал статью и заду-
мался: «Н-да... смельчак этот инженер. Молод небось,
безрассуден. Шутка ли, про начальство — в газету.
M-да, завидовать ему нечего, хоть и смельчак. А все-та-
ки неплохо, если бы кто и нашего-то так, через газету.
Неплохо». Кузьма Федулыч размечтался. Вот начальни-
ку приносят газету с критикой на него. Вот Кулаков чи-
тает, багровеет, стучит кулаком.
— Ага, не нравится, — вслух злорадствует Кузьма
Федулыч. — Будешь знать, как в другой раз бранить ме-
ня. Так тебе.
Он видит далее, как начальник вызывает Таню —
секретаря — и велит ей выяснить фамилию автора. Как
Таня... Но тут Тряпкин вспоминает, что фамилию совсем
не надо выяснять — она внизу под текстом, — и очень
этим огорчается. Несдобровать автору. А если бы на
месте автора оказался он, сам Тряпкин? Б-р-р! Лучше не
думать. А впрочем... Ведь можно и того... псевдоним. Ко-
нечно, можно. Постойте... А если попробовать? Ведь ни-
какого риска. Так сказать, невидимый удар. Это мысль!
Главное — без риска.
Кузьма Федулыч довольно потер руки и петушком
пробежался по комнате. Решено. Он будет писать фелье-
тон. Не откладывая. Сейчас. Пока жива обида.
Прошло часа три. В комнате была тишина. Тряпкин
пылал. Пот вдохновения блестел на лбу, рука строчила.
ГОРЕЧЬ ПОБЕДЫ
187
с пера, дрожа и захлебываясь, бежали обличительно-
ядовитые фразы.
Когда на пепельницу рухнула дымящаяся башня
окурков, а в авторучке осталось чернил только на то,
чтобы поставить точку, фельетон был готов. Кузьма Фе-
дулыч откинулся на стуле и перевел дух.
Из кухни вышла жена.
— Что-то ты красный, Кузя, уж не приложился ли? —
она подозрительно покосилась на мужа, затем на буфет.
Тряпкин негодующе выпрямился и с достоинством по-
тряс исписанными листами.
— Тебе бы все ругаться. На-ка лучше почитай!
Удивленная жена приняла бумаги и погрузилась в
чтение. Тряпкин впился в нее глазами.
— Каково написано? Здорово я его? Будет помнить!
— Послушай, однако, — недоумевающе отозвалась
жена, — неужели ты думаешь это послать в газету?
— Непременно. Пора включаться в борьбу с бюро-
кратизмом. Дочитывай — надо успеть переписать начи-
сто.
— Но ведь ты критикуешь самого Кулакова, Кузя.
Подумай — он после этого фельетона в бараний рог тебя
скрутит. И премией обойдет, и квартиры новой мы не
получим, и, чего доброго, вообще... по сокращению шта-
тов. Бог с ним, Кузенька. Жили без критики и еще про-
живем.
Поборник справедливости гневно поддернул брюки.
— Дай сюда фельетон!
— Опомнись, Кузенька...
— Ну-ну... Успокойся. Твой муж не только правдо-
любив, он еще и умен. Я дам фельетон под псевдонимом.
Не Тряпкин, а Громовержцев! Понимаешь? Громоверж-
цев!
В редакции заинтересовались фельетоном Тряпкина-
Громовержцева. После проверки и подтверждения фак-
тов его обещали напечатать. В ожидании этого дня Кузь-
ма Федулыч ходил по учреждению с видом заговорщика.
Он ловил в коридорах сотрудников и подолгу развивал
перед ними свои взгляды на печать, а в кругу самых
близких друзей даже ратовал за беспощадную критику.
188
В. МЯСНИКОВ.
При встречах с Кулаковым он злорадно посмеивался:
«Будет тебе ужо...»
День торжества справедливости наконец настал.
Однажды, придя на работу, Тряпкин развернул хрустя-
щие листы свежей газеты и приятно обмер: на второй
странице был помешен его фельетон. Кузьма Федулыч,
трясясь от радостного возбуждения, начал читать, но
вдруг остановился и слегка побледнел. Внизу под колон-
кой строк не было никакого Громовержцева, там во всей
своей мужественной красе гордо чернела подпись:
«Кузьма Тряпкин». Кузьма Федулыч тихо икнул и уро-
нил газету. Все закружилось перед глазами: столы, те-
лефоны, настольные лампы и даже сотрудники, которые
уже шли, улыбаясь, к нему с поздравлениями. Будто
сквозь вату до него долетели довольные голоса:
— Теперь Кулакову несдобровать.
— Давно пора через газету.
— Молодец, Кузьма Федулыч. Догадался! И кто бы
мог подумать?
Председатель месткома Рефлексов с чувством потряс
безжизненную руку Тряпкина:
— Доброе дело сделали, товарищ Тряпкин. Очень все
верно описали: и как на сотрудников кричит, и как посе-
тителей в приемной маринует. И, знаете, хорошо, что
фельетон написан именно вами. Ведь вас все, как бы это
сказать, безропотным существом считали. Этаким зай-
чишкой-трусишкой. Это вас-то! Орла!
Кузьма Федулыч, блуждая перед собой далеко не
орлиным взором, тупо соображал... Ну, конечно! Впопы-
хах он отнес в редакцию черновик, подписанный своей
настоящей фамилией. Как в тумане, перед ним рисова-
лось лицо Кулакова, гневное, трясущееся. В ушах, за-
глушая голоса сотрудников, гремел рыкающий бас:
«Тряпкина по сокращению штатов! Пусть его газета бе-
рет, а мне он не нужен!»
Для Тряпкина начались страшные дни. Кулаков, оче-
видно, готовя достойную кару, зловеще молчал. Дома пи-
лила жена. На работе сотрудники хвалили его за бес-
страшие и принципиальность, а Кузьма Федулыч, нервно
почесываясь и потея от тихого страха, поглядывал на
дверь — не вошло бы начальство.
Рисунок А. Каневского
— Уволен по собственному желанию...
За то, что косо посмотрел на начальство.
190
В. МЯСНИКОВ.
Тряпкин похудел и ссутулился. Он потерял аппетит,
веру в будущее и желание читать газеты. С тоскливым
ужасом он ждал решения своей судьбы.
На обшем собрании коллектива страдания Тряпкина
достигли апогея. Кулаков, сидя за столом президиума и
гипнотизируя Кузьму Федулы^а тяжелым свинцовым
взглядом, о чем-то шептался с руководящим товарищем
из центра. «Обо мне, — холодея, думал борец за прав-
ду, — о моем фельетоне». Товарищ из центра тоже смот-
рел на Тряпкина и, как казалось, сокрушенно качал го-
ловой.
Выступал Рефлексов. Погруженный в тяжелую думу,
Кузьма Федулыч не слушал выступления и насторожил-
ся лишь тогда, когда в тишине прозвучала его фамилия.
— Да, да, — гремело с трибуны, — товарищ Тряп-
кин правильно выступил со своим фельетоном. Грубостью
и бюрократическими замашками Кулаков позорит зва-
ние руководителя советского учреждения...
Кузьма Федулыч обратился в слух. Он недоумевал.
В сознании никак не укладывалось, что председатель
месткома решил добровольно разделить с ним печаль-
ную судьбу.
Рефлексову шумно аплодировали. Однако Кузьма
Федулыч от аплодисментов воздержался.
Собрание приняло оживленный характер. Один за
другим к трибуне потянулись выступавшие. И все они,
говоря о недостатках, резко критиковали Кулакова.
У Тряпкина кружилась голова: «Батюшки! Теперь-то
уж наверняка уволит. Весь тон собранию задал своим
фельетоном, будь он трижды неладен».
Наконец слово взял товарищ из центра. Он вышел на
трибуну и, обведя взором слушателей, остановил его на
потном лице Тряпкина. Кузьма Федулыч страшно скон-
фузился и ни к селу, ни к городу прошептал: «Здрав-
ствуйте».
— В министерство давно поступают жалобы на Ку-
лакова, — начал выступающий. — Мы неоднократно
указывали на неправильное его поведение. Думали, что
он исправится. Но факты говорят о другом. И в частно-
сти, вот фельетон товарища Тряпкина. Вернувшись, я
буду ставить вопрос о снятии Кулакова с работы.
ГОРЕЧЬ ПОБЕДЫ
191
Сначала Кузьма Федулыч ничего не понял. Он, бо-
язливо ежась, поглядывал в президиум и лихорадочно
соображал! «Как? Снимут с работы не его, а Кулакова?
Неужели спасен? Господи...» Сомнений не было: тучи
пронесло, и для Кузьмы Федулыча ярко засветило солн-
це в образе руководящего товарища.
Когда раздались аплодисменты, Тряпкин рукопле-
скал так, что заболели ладони.
В перерыве Кузьма Федулыч вышел в коридор по-
курить. Мимо торопливо прошел Кулаков. Тряпкин бес-
страшно посмотрел на него и дерзко усмехнулся. Ку-
лаков отвел глаза.
— Эк я его, — обратился Кузьма Федулыч к группе
сослуживцев. — Поддал пару... Хе-хе.
— И правильно! — зашумели все. — Теперь Кулако-
ву конец. Довольно с ним нянчились в министерстве.
Больше не будут.
К беседующим подошел Рефлексов.
— А ваш, Кузьма Федулыч, фельетон многих задел
за живое. Слышали, как выступали? Да-а, отшумел Ку-
лаков.
Тряпкин значительно посмотрел на окружающих и с
чувством произнес:
— Иначе я не мог. Как труженик печати...
Он поднял палец и принялся излагать свои взгляды
на печать.
Его слушали внимательно, не перебивая.
— А знаете, товарищи, — предложил Рефлексов, —
неплохо бы нам это самое... собраться сейчас, посидеть
в домашней обстановке. Редко мы так-то собираемся.
Поехали ко мне хотя бы. Чайку попьем, телевизор по-
смотрим. Поехали, в самом деле...
Собеседники с удовольствием приняли приглашение.
Только Кузьма Федулыч изъявил было желание отпра-
виться домой, но его принялись шумно уговаривать:
— Как это так?
— Герой, можно сказать, дня...
— Поехали, Кузьма 1 Федулыч, там и о печати пого^
вор.им.
Тряпкин, улыбаясь, подумал и согласился. Одевались
19Ъ
Семен НАРИНЬЯНЙ.
весело, с шутками. Кузьма Федулыч, принимая от гарде-
робщицы пальто, бодро поинтересовался:
— В зал-то заходила ли, Никоноров:на, на собрание?
Слышала, как Кулакова разделывали?
— Слышала, батюшка, слышала, — старушка скорб-
но поджала губы. — Жалко мне тебя, родимого...
— Это почему же меня жалко?
— Да как же? Кулаков-то со света тебя сживет те-
перь.
— Но ведь его снимут, Ни ко норови а. Понимаешь?
С работы снимут.
— Ох, снимут ли, нет ли, это еще вилами на воде пи-
сано. О прошлом-то годе тоже одного хотели так сни-
мать, да оставили. Повинился бы ты перед ним. Не ровен
час... Да ты, голубчик, галошу-то пошто в карман пиха-
ешь? На ногу ее, на ногу. Вот так.
Кузьма Федулыч тупо улыбнулся и, покачиваясь, на-
правился к дверям, растерянно вертя в руках вторую
галошу.
— Товарищ Тряпкин, — окликнули его, — куда же
вы, дорогой? Нас обождите.
Тряпкин остановился. Хотел было что-то сказать, но
вместо этого, потоптавшись, безнадежно махнул гало-
шей и направился домой. Внутри у него противно сосало.
Семен Наринъяни
СЛУЧАЙ В ДОРОГЕ
На полпути из Киева в Сочи Степан Иванович почув-
ствовал приближение беды. Заныла, засвербела нога,
которая со времени войны никак не могла прийти в нор-
му. Утром боли были еще терпимы, а днем — хоть кри-
чи. Как будто свора собак вцепилась зубами в жилы и
каждая рвет и тащит в свою сторону. Степан Иванович
пьет капли, порошки, греет ногу грелками, а боли все
сильнее. Ноге могло помочь только одно-единственное
средство — покой. Степану Ивановичу следовало немед-
ленно положить ногу на мягкие подушки, да повыше, и
не трогать, не прикасаться к ней.
А в дороге какой покой?
СЛУЧАИ В ДОРОГЕ
Х93
Путешествие пришлось прервать в чужом городе, где
у Степана Ивановича ни родных, ни близких. Куда
идти? Хорошо, что рядом была жена, Клавдия Иванов-
на. Степан Иванович опирается одной рукой на руку
Клавдии Ивановны, а другой — на суковатую палку,
поднятую у забора, и с превеликими страданиями доби-
рается до гостиницы «Московская».
— Товарищ, будьте любезны...
А товарищ смотрит на Степана Ивановича невидя*
щими глазами и говорит:
— Свободных мест нет.
Девушка сказала и сейчас же вперила свой взгляд в
толстый истрепанный роман.
— Товарищ... — чуть не плача, повторяет больной.
— Я уже сказала! — раздраженно бросает девушка,
которую снова оторвали от интересной книжки, и с гром-
ким стуком захлопывает окошко.
Клавдия Ивановна бежит к старшему администра-
тору. Но старший нисколько не лучше младшего.
И опять пришлось Степану Ивановичу, закусив от
боли губу, волочить распухшую ногу по мостовым и тро-
туарам. Из первой гостиницы во вторую, из второй в
третью... А там на больного смотрят тем же равнодуш-
ным взглядом.
— Местов нет!
Но в том-то и дело, что свободные места были. В то
самое время, когда Степан Иванович, мучаясь, стоял пе-
ред закрытым окошком, во всех трех гостиницах поло-*
в<ина номеров пустовала.
— Они были под броней местной табачной фабри-;
ки,— оправдывались потом администраторы.
• Какие же чрезвычайные обстоятельства заставили
табачную фабрику забронировать за собой такую про-
пасть номеров? Да нет — табачная фабрика готовилась
просто-напросто к празднованию своего юбилея. Дирек-*
тор разослал в разные концы страны приглашения, и хо-
тя банкетные гости должны были приехать не сегодня и
не завтра, тем не менее ни в один из свободных номеров
Степана Ивановича не* пустили.
Клавдия Ивановна побежала за помощью в горсовет,
.в редакцию. Дежурный горсовета долго и упорно звонил
13 «Золотой характер»
194
Семен НАРИНЬЯНИ
во все гостиницы. Он просил, умолял. Но администра-
торы гостиниц не поддавались на уговоры. Вот если бы
им приказал директор табачной фабрики — тогда дру-
гое дело.
Дежурный пытался дозвониться и к этому директору,
но увы... день был воскресный, и нигде никакого началь-
ства.
— Придется ждать до понедельника, — извинился пе-
ред Клавдией Ивановной дежурный. — А сегодня я рад
бы помочь, да не могу.
Ждать? А как? Хорошо еще, что город южный, теп-
лый. Клавдия Ивановна сажает мужа в машину и вез^т
его за реку. Здесь, на опушке леса, она устраивает Сте-
пану Ивановичу импровизированную постель из еловых
веток, подкладывает под больную ногу дорожное одеяло,
а сама думает, что делать дальше.
Степан Иванович ни о чем не думает, ему бы только
хоть как-нибудь перетерпеть боль.
И вот в этот невеселый момент мимо Степана Ивано-
вича проходил старичок из лесничества с лошадью и же-»
ребенком. Старичок остановился, спросил:
— Что это с человеком?
Клавдия Ивановна ответила. Старичок вздохнул.
— Я бы пригласил вас к себе, — сказал он, — да я
сам живу у сына. Вон, видите, в двух километрах отсюда
домики? Я пойду пого-в-орю с нашими.
И старик уходит. А тут вскоре рядом со Степаном Ива-
но'вичем останавливается еще один человек — рабочий-
арматурщик Леонид Алексеевич. Да не один, а со всем
семейством — женой, Раисой Наумовной, тещей, Пра-
сковьей Александровной, детьми. Семейство Жмениных
выехало в воскресный день за город, на прогулку.
И здесь, в лесу, Леонид Алексеевич увидел больного.
— Что с вами?
— Да вот несчастье с ногой.
Леонид Алексеевич смотрит на ногу и принимает не-
медленное решение:
— Едем в город. К нам. На Кузнецкую улицу.
— Что вы! Неудобно. Мы даже незнакомы...
— Едем, едем! — поддержала Леонида Алексеевича
жена.
СЛУЧАИ В ДОРОГЕ
195
— Едем, — сказала теша.
Глава семейства не стал терять времени зря и побе-
жал за машиной. Степан Иванович сидел уже в «Побе-
де», когда на опушку вернулся старик.
Он, оказывается, договорился и с сыном и с невест-
кой и теперь пришел за больным.
— А он едет к нам, — говорят Жменины.
Степану Ивановичу и Клавдии Ивановне неудобно
перед ста-риком, который напрасно совершил из-за них
четырехкило-метровый путь. Клавдии Ивановне хочется
как-то отблагодарить старика, а тот обижается:
— За что?
— За ваше доброе сердце.
— Так разве за это дают подарки?
...Леонид Алексеевич привез Степана Ивановича до-
мой, уложил его в постель и сразу же позвонил в «ско-
рую помощь».
Приехал доктор. Осмотрел больную ногу, спросил:
— Почему не позвонили к нам раньше?
— Я думал — обойдется, — сказал Степан Ивано-
вич. — Мне бы только дня три-четыре полежать в по-
стели.
И в самом деле все обошлось бы благополучно, если
бы к Степану Ивановичу отнеслись в гостинице по-чело-
вечески. А его заставили волочить больную ногу чуть ли
не по всему городу. И вот теперь дело осложнилось. Сте-
пана Ивановича в экстренном порядке пришлось отпра-
вить в больницу. Врачи — доктор Счастный, доктор Лей-
кина, медицинские сестры — Римма, Татьяна Кузьми-
нична бились полтора месяца, чтобы приостановить раз-
рушительный ход болезни. Стараниями медиков нога
была-спасена-от ампутации.
Степан Иванович вместе с Клавдией Ивановной дав-
но уже в Киеве. А их связи с новыми друзьями не преры-
ваются. Письма пишут все: Леонид Алексеевич, его же-
на, Раиса Наумовна, их дети. Что же касается тещи,
Прасковьи Александровны, то она едет на днях по при-
глашению своих друзей в гости в Киев.
Честь и хвала им, добрым, внимательным людям! Ну,
а что сказать о людях недобрых, равнодушных? Три де-
вушки, что попались на пути Степана Ивановича, не
13*
196
Семен НАРИНЬЯНИ
только отказали ему в приюте — ни у кого из них не на-
шлось для больного слова сочувствия. Хоть бы одна вы-
шла из-за перегородки, хоть бы одна спросила, что
стряслось с приезжим^ не нужно ли ему дать воды, не
нужно ли вызвать врача...
А ведь приезжие стучались не только в окошко де-
журных администраторов. Клавдия Ивановна бегала на
прием к секретарю местной редакции Потапочкину. А тот
даже не поднял на нее глаз, не сказал «здравствуйте»,
не предложил взволнованной, растерявшейся в чужом
городе женщине стул.
— Простите, некогда, занят.
Секретарь, так же как и девушки из трех гостиниц,
думал только об одном: как бы поскорее отделаться
от посетителя. Когда через несколько дней сотрудники
редакции устроили скандал Потапочкину за этот возму-
тительный прием, Потапочкин только удивился.
— Какой Степа.н Иванович? — спросил он. — Не-
ужели тот самый? Известный украинский поэт? Лау-
реат?
— Вот именно.
Секретарь схватился за голову:
— Ай-ай, какой позор! И такому человеку я отказал
в помощи...
Это верно. Потапочкин не всегда был черств и невни-
мателен к своим посетителям. Полгода назад, напри-
мер, к нему в кабинет этаким фертом влетел человек в
модном сиреневом костюме и лаковых штиблетах:
— Будем знакомы: Степан Иванович!
— Как? Тот самый?
— Да, тот самый, настоящий, из Киева.
Но этот ферт не был ни настоящим, ни из Киева. Это
был самозванный Степан Иванович, который, пользуясь
славой украинского поэта, ездил под его именем по Со-
ветскому Союзу и обирал простаков. И секретарь редак-
ции, завороженный сиреневой развязностью авантю-
риста, нашел и время и возможности быть радушным и
гостеприимным. Он позвонил в ту самую гостиницу, где
не нашлось места для настоящего поэта, и добыл номер
для фальшивого. Но фальшивый не пошел в этот номер.
СЛУЧАИ В ДОРОГЕ
197
— Поклонники, — сказал он. — Поклонницы. Мне
будет тесно в одинарном номере.
И Потапочкин достал самозванцу тройной номер.
«Люкс». Затем Потапочкин выделил в распоряжение го-
стя редакционную «Победу». А гость отказался от
«Победы»:.
. — Н-е та марка.
Потапочкин расшибся в лепешку и достал самозван-
цу «ЗИЛ» — пусть ездит.
И он ездил, бражничал — и все в долг. (Кстати, пос-
ле того как фальшивый Степан Иванович сбежал, счет
на две тысячи рублей был отправлен для оплаты в Киев,
настоящему Степану Ивановичу.) Но фальшивый не
только ел, пил, ездил. Он безобразничал, скандалил, и
никто его не одергивал — ни дежурные администраторы,
ни секретарь редакции. Наоборот, эти люди с обожани-
ем смотрели на скандалиста и были чрезвычайно сча-
стливы, если скандалист при встрече небрежно совал им
в руку свои два пальца.
— Вот с какой сердечностью мы встретили фальши-
вого Степана Ивановича! — сокрушаясь, сказал секре-
тарь. — А теперь представьте, что бы мы сделали для
настоящего! Ну почему Клавдия Ивановна не сказала,
что ее муж — поэт-лауреат? Ведь у Степана Ивановича
такое громкое имя!
Ни рабочий-арматурщик, ни старичок из лесниче-
ства, ни доктор Счастный не спросили у Степана Ивано-
вича про его имя — громкое оно или негромкое. Люди
увидели, что человек в беде, и тут же пришли ему на по-
мощь, предложили ему свой кров, свою дружбу.
А Потапочкин? Потапочкин принадлежит к тому сор-
ту людей, которые бросаются в воду не сразу. Потапоч-
кин должен сначала установить, кто тонет. Если заслу-
женный деятель республики —- тогда пожалуйста,-
А если не заслуженный, то Потапочкин пройдет мимо,, не
оборачиваясь:
— Занят! Некогда! Обратитесь к моему замести-
телю!
198
Э. ПАРХОМОВСКИИ.
&, Пархомовский
ОХ, ЭТА СЛАВА...
Зазвонил телефон. .Вася Трубников перестал укра-
шать елку.
— Вас слушают, — с достоинством сказал он.
— Василий Николаевич? Это говорят из редакции
радиовещания. С наступающим вас...
— Спасибо, — ответил Вася.
— Мы срочно готовим новогоднюю передачу «Тру-
довой привет Деду-Мсрозу», так у нас к вам большая
просьба...
Месяца два назад в Васину голову явилась довольно
остроумная идея заточки резца. Осуществив ее, Вася не-
ожиданно для самого себя стал героем дня. Сперва о
нем упомянули на цеховом собрании, потом на общеза-
водской производственной конференции, потом на город-
ском слете ударников, потом на республиканском сове-
щании по внедрению новых методов труда? И почему-то
так получалось, что каждый оратор старался украсить
Васю какой-нибудь свежей деталью. Как будто он был
их собственностью, которую нужно было во что бы то ни
стало расхвалить и продать.
Постепенно его новый образ принял довольно четкие
фермы. Это был уже не Вася, а Василий Николаевич —
«гордость нашего завода, города, области...» Заточка
резца была уже не просто заточкой резца, а результа-
том кропотливой воспитательной работы, которую вели с
ним на протяжений всей его молодой жизни родители,
пионервожатые, школьные учителя, старшие товарищи-
производственники.
- Возле его станка стали появляться экскурсанты с со-
седних заводов, которых приводил всегда один и тот же
веснушчатый представитель горкома комсо-мола.
Сперва Вася смущался и даже сердился. Ведь он был
просто толковым парнем, которому пришла-однажды &
голову удачная идея заточки резца. И если говорить че-
стно, он даже не знал, что его сейчас волнует больше:
очередная рационализаторская мысль или отношения с
Тамарой. Иногда ему даже казалось, что он любит Та-
мару гораздо больше, чём свой токарный станок.
ОХ. ЭТА СЛАВА...
199
Но постепенно Вася вошел во вкус. Непомерные по-
хвалы в его адрес стали вызывать в нем какое-то особо
сладкое чувство. Если на каком-нибудь собрании о нем
забывали сказать, он уже считал себя задетым. Товари*
щи не могли его узнать. Даже здороваться он стал как-
то по-другому. А когда ему, молодому парню, предоста-
вили на октябрьские праздники однокомнатную кварти-
ру с телефоном, Вася окончательно взвился в облака.
Душа его жаждала все новых и новых почестей...
— Понимаете, — говорили из радиоредакции, — мы
бы хотели включить в передачу ваше новогоднее ин-
тервью об этом самом сверле...
— Резце, — поправил Вася.
— Да, да, резце, извините... Так не могли бы вы сей-
час подъехать к нам на студию? Мы подошлем машину.
— Я бы с удовольствием, дорогие товарищи, но, са-
ми понимаете, Новый год... Скоро гости придут... Может,
другим разом?
— Да вы не беспокойтесь, Василий Николаевич.
В крайнем случае, если вы не можете приехать, мы сде-
лаем иначе. Наша аппаратура позволяет производить
магнитную запись прямо с телефонной трубки. Это зай-
мет всего минут семь-восемь. Вам хватит получаса, что-
бы подготовиться?
— Хватит, — сказал Вася. — Давайте звоните, я бу-
ду готов.
Когда снова зазвонил телефон, он действительно был
готов.
. — Итак, наминаем, — сказали из радиостудии. —
Старайтесь говорить внятно, технические .названия, и
термины, произносите разборчиво,
Вася прикрыл микрофон -рукой и откашлялся.
.— .Дорогие товарищи, что я могу сказать о себе?-За-
точка резцов — для меня самое любимое дело... (Тут он
почему-то подумал о Тамаре),
. — Одну минуточку, Василий Николаевич, что-то
очень громко получается. У вас, видно, сильный резо*
нанс в комнате. Попробуйте приблизить трубку ко. рту
и говорить немного тише... Начали!
. -^Дорогие товарищи, о. себе я .могу сказать так:'за-
точка резцов — для меня самое, любимое, дело^ ..
200
Э. ПАРХ0М0ВСКИИ
В трубке смущенно закашляли.
— Товарищ Трубников, вы уж нас извините, но со
звуком опять что-то неладно... Необходимо создать фо-
ническую среду. У вас есть в комнате шкаф?
 — 11ри чем тут шкаф? — удивился Вася.
- — Понимаете, какая штука, попробуйте войти с те-
лефоном в шкаф...
— Как в шкаф?
— А просто так, как в кабину... Мы иногда так де-
лаем, если резонанс слишком сильный.
— Но тут короткий шнур и до шкафа не достанет.
— Тогда не сочтите за труд передвинуть шкаф побли-
же... Вы уж не сердитесь на нас...
— Да ладно, чего там... Я его сейчас...	•
Шифоньер оказался на редкость малоподвижным, но
Васино честолюбие могло сдвинуть с места и гору. Че-*
рез минуту он доложил звукооператору-
— Шкаф у телефона.
— Начали!
Вася растолкал пиджаки и пальто и плотно прикрыл
за собой дверцу.
— Дорогие товарищи, скажу несколько слов о себе.
У каждого должно быть свое любимое дело. Я лично
очень люблю Тамару...
- В трубке немедленно раздался щелчок, а у Васи на
лбу выступил холодный пот.
— Ой, извините, — смущенно сказал он. — Тут в
шкафу такая духота, что я все перепутал.
— Ничего, Василий Николаевич, это не страшно. Все
равно мы бы вас вынуждены были перебить. Со звуком
снова что-то не выходит. Тембр какой-то дубовый полу-
чается. Вы не обратили внимания, ваш шкаф не из дуба?
Из дуба... — упавшим: голо-сом признался Вася-.
— Ну тогда - ничего не выйдет. С этими дубовыми
шкафами вечно ерунда выходит: искажают голоса : до
полной неузнаваемости. Нам это засчитывается -как
брак. Так что придется действительно ваше выступление:
отложйть. .	...... '	..........
Но откладывать Васе ни за что не хотелось.. Он уже
видел восторженные линя радиослушателей и готов-был
ради этого на любые муки*
ОХ, ЭТА СЛАВА...
201
— Да вы не смущайтесь, хлопцы, — доверительно
сказал он звукооператору. — Может, еще что-нибудь
попробуем... Тут возле меня стоит такой круглый столик.
Кажется, из ясеня... Ясень — это ничего?
— Ничего, неплохо.
' — Ну, вот... А на столике такая бархатная скатерть
до пола. Так, может... из-под него?
— Это неплохая мысль, — ответила трубка, — давай-
те попробуем. Начали!
— Дорогие товарищи, трудно говорить о себе, но ведь
у каждого должно быть свое любимое дело...
— Ну, вот теперь все в порядке, — сказала труб-
ка. — И тембр ничего, и качество звука приличное. Про-
должайте, мы мешать не будем.
Под столом было темно и жарко, как в тропическую
ночь. Не хватало только звезд. Но звезда Васи Трубни-
кова была прочно зажата в его кулаке. Он с большой
охотой рассказывал радиослушателям о своем раннем
детстве, вспоминал, как однажды во втором классе по-
лучил пятерку по арифметике и с тех пор заинтересовал-
ся техникой, благодарил за это своего школьного учите-
ля, потом уточнил, какого числа и в котором часу ему
в голову пришла эта самая идея насчет резца, помянул
добрым словом веснушчатого представителя горкома ком-
сомола, который помогает ему творчески расти, распро-
страняя его опыт, сказал, что больше всего на свете он
любит свой токарный станок, и вообще старался быть
на уровне. Семь минут, отведенные ему для выступления,
давно истекли, но его не перебивали. Видно, текст нра-<
вился.
Когда Ва-ся, закончив свой рассказ, попрощался с
радиослушателями и на четвереньках вылез из-под сто-
ла, внутри у него похолодело. Ему захотелось немедлен-
но залезть обратно. В комнате было полно гостей.
Кто-то сказал:
т— Передача о нашем уважаемом товарище Задава-
кине была организована из соседней квартиры. Вел. пе-
редачу наш общий друг Пашка.
Вася почувствовал, как эфирная слава, вильнув хво-
стом,, скользнула у него между пальцами. Стал? обидно.
Захотелось даже послать гостей ко всем чертям; Но мо?
202
Вит. ПАШИН
мент был явно неподходящий. Большая стрелка часов
спешила обняться с маленькой у цифры двенадцать.
А его уже поздравляла с Новым годом Тамара.
Вася улыбнулся и сказал:
— Разыграли, черти...
А потом расхохотался, как он умел хохотать еще до
того, как на него легло бремя славы, и добавил:
— Так мне и надо.
Под Новый год нередко бывают чудесные превраще-
ния. В такую ночь это никого не удивляет...
Вит, Пашин
ИЗОБРЕТАТЕЛЬ
В дверь комнаты кто-то осторожно постучал.
— К вам можно?
Вошел Владик, сын моей соседки по квартире, вели-
ковозрастный детина, с довольно развязными манера-
ми, лениво цедивший слова в разговоре и никогда ниче-
му не удивля-вшийся, — iBce для него было старо, избито,
неоригинально. Он некогда окончил среднюю школу и
вот уже года три безуспешно пытался «пробить себе до-
рогу» в какой-нибудь вуз- В десятимесячные перерывы
между вступительными экзаменами Владик целыми дня-
ми гонял во дворе с ватагой школьников футбольный
или хоккейный (в зависимости от сезона) мяч, а вече-
ром, натянув серый мешковатый пиджак, отправлялся .в
вояж: по; танцевальным площадкам города.....
Два раза в месяц, отсчитывая определенную толику
из своей получки в пользу.сына,: мать снисходительно го-
ворила:
— В его возрасте тяга к удовольствиям, законо-
мерна...
Владик посещал меня очень редко. Говорить нам бы-
ло не о чем; поздороваемся, бывало, в коридоре, и точ-
ка. Я его считал лоботрясом и лентяем высшей марки;
он называл меня за глаза «рехнувшимся во учениях».
Короче говоря, мы не совсем равнодушно , относились
друг к другу, поэтому я был весьма удивлен, увидев его
на пороге своей комнаты да еще .с газетой в руках.
ИЗОБРЕТАТЕЛЬ
203
— Не читали? — начал Владик.
— Что?
— Вот, извольте взглянуть. Новость. Объявляется
конкурс на лучшую детскую игру.
Владик лениво ткнул пальцем в измятый листок и
прибавил:
— Обратите внимание на сумму первой премии.
— Да, сумма немаленькая, — пробормотал я, читая
объявление.
— Заманчиво, черт возьми, Пет Федыч. Игра стоит
свеч, а? Не желаете в компанию со мной... совместно по-
думать?
— Нет уж, уволь. У меня и без этого дел хватает.
— Как знаете, а то я ищу партнера.
— Ты бы поискал кого помоложе, вот моего сы-
нишку.
Владик презрительно усмехнулся.
— Вашему Кольке четырнадцать лет, у него еще
школьное мышление, а детская игра — не детского ума
дело... Гуд бай.
Мать Владика часто просила меня:
— Хоть бы вы, Петр Федорович, повлияли на моего
сына. Ведь очень умный, смышленый мальчик, а вот
есть в нем что-то такое... понимаете... мешающее про-
явиться его таланту.
Я обещал и несколько раз пытался поговорить с мо-
лодым человеком, как мужчина с мужчиной, урезонить,
пристыдить его. Но слова мои всегда наталкивались на
непонятное равнодушие Владика, и это меня страшно
злило. В такие минуты я готов был наговорить ему мас-
су грубостей, но он с-подчеркнутой .вежливостью . оста-
навливал меня:
— С удовольствием бы послушал вас. дальше, но...
простите — тороплюсь на вечер.
И исчезал. Я негодовал на свой мягкий характер: вот
сейчас, кажется, так бы и дал ему хорошего подзатыль-
ника, а завтра встретит он меня в коридоре, скажет:
«Здравствуйте, Пет Федыч», и я, глупо улыбнувшись,
отвечу: «Добрый день, Владик». Владик! Вот дурная,
привычка. Парню двадцать лет, он ростом выше меня,
204
Вит. ПАШИН.
под носом щетинка чахлых усов, а я все еще по старин-
ке называю его ласкательным именем.
Дня через два Владик снова заглянул ко мне.
— Ну, как, не придумали?
— О чем ты?
— Будто не помните? Насчет игры.
— Ты все о пустяках!
— Зря, куш порядочный! Скажу больше, у меня кое-
что наклевывается, так что если хотите...
— Извини, дорогой, мне некогда, видишь — я занят
делом.
Владик искоса взглянул на стопку лежавших передо
мной книг и, скривив брезгливую гримасу, взялся за
ручку двери.
— Напрасно вы считаете меня лентяем и недоучкой.
Судьба! Она, как говорится, играет человеком. Но ско-
ро все изменится... в вашем сознании, конечно.
— Очень буду рад.
После этого разговора прошло больше недели.
Однажды в воскресенье, когда я возился на кухне с под-
текавшей батареей, мать Владика вышла из своей ком-
наты и шепотом попросила меня стучать потише.
— Владик занимается, бедный, с головой ушел в ра-
боту. Уж неделю на танцы не ходит. Сидит дома, чертит
какие-то таблички, что-то вырезает из журналов, клеит.
Похудел даже!
Заинтересованный, я решил зайти к нему. Может
быть, и впрямь парень нашел свое призвание! Ведь вся-
кий труд хорош, если он полезен. Владик сидел за пись-
менным столом и что-то писал.
— Ну, как дела, изобретатель? — крикнул я с по-
рога.
— Спасибо, идут, — недовольным тоном ответил
он. — Поздненько пришли, Пет Федыч, теперь я вас в.
компанию не возьму.
— Да я не за этим...
— Вы ведь, кажется, называли моё занятие пустя-
ком? — не без иронии спросил он. — Ну, так вот, чи*
тайте.	'
- Владик протянул мне нисколько листов,-испис-й-нных
ИЗОБРЕТАТЕЛЬ
205
корявым почерком. Я прочитал заголовок: «Выполним
план на 210%».
— Почему же именно на 210?
— Читайте, читайте, там все сказано.
Под заголовком более мелкими буквами было напи-
сано: «Универсальная детская игра».
На первом листе — условия игры. Читаю:
«Игра предназначена для детей школьного возраста,
умеющих складывать цифры до 250—300. Развивает в
детях любовь к перевыполнению плана и страсть к про-
изводственным успехам. Перед игрой таблички тщатель-
но смешать!»
— Я объясню вам игру на словах, а пока ознакомь-
тесь вот с этим.
Владик вынул из стола изрядную пачку картонных
табличек величиной с почтовые открытки и передал мне.
На первой по бокам было нарисовано восемь каких-то
шестеренок, а в центре — цифра 80%; на следующей —
шесть гаек с цифрой 60%; дальше, вырезанный из
«Огонька», — снимок улыбающегося паренька в спецов-
ке с числом 20 на груди, еще дальше — старый усатый
рабочий и 40%. Потом снова замелькали гайки, шесте-
ренки, болты, электрические лампочки, работницы в пла-
точках и без платков с цифрами «30». Я смотрел и ничего
не понимал.
— Тут 36 штук, заметьте! Игра с виду трудная, но
если раньше имели практику, то быстро пойдет.
— Какую практику?
— В карты играли?
— В дурака...
— Ну, это слишком примитивно. В очко не приходи-
лось?
Я отрицательно покачал головой.
— Отсталый вы человек, Пет Федыч... Процесс моей
игры несколько сродни...
Владик вдруг замолчал, почесал затылок, потом ре-’
шительно махнул рукой.
— Давайте, объясню. Играющих — практически не-
ограниченное количество. Бригадир, который меняется
по кругу, раздает всем... ну, допустим... наряды с обо-
значением процента, то есть вот эти таблички. Вы назы-
206
Вит. ПАШИН
ваете сумму премии, которую бы хотели получить за ра-
боту, и тянете дополнительные наряды — один, два, три...
с тем расчетом, чтобы набрать максимальное число про-
центов, но не свыше 210. Если у вас получится 220 или
больше, го это уже будет погоня... погоня за количеством
в ущерб качеству, а игрок несет материальную ответ-
ственность как бракодел — штраф в сумме заказанной
премии. Вот и все, поняли?
— Смутно.
— Хорошо, давайте сыграем — в процессе игры бы-
стрее дойдет. Я бригадир. Получите наряд, теперь себе
беру, подрезаю... Ну, берите еще, добирайте до 210, но
не больше, предупреждаю,
Я беру еще две таблички, и в сумме у меня получает-
ся 190.	:
— Набираю себе, раз — 130, два — 200. Ваша не
пляшет — платите штраф. Понятно? Еще раз сдаю.
Вам... мне... Подрезаю.
Опять я набрал 190%, а к Владику, когда у него уже
было 150%, неожиданно пришли десять болтов.
— Черт, так и знал, — вполголоса выругался он, от-
бирая у меня таблички. — Так без премии играть не ин-
тересно, нет риска... Давайте под ручку сыграем?
— Это как же?
— У меня есть авторучка, и у вас вот из кармана
торчит. Наберете больше меня — забираете мою ручку,
а меньше — отдаете свою.
— Ну, уж это черт знает что! — возмутился я. -f- Не-
ужели ты серьезно рассчитываешь получить премию в
газете именно за эту... «детскую» игру?
— Представьте себе, вы угадали, — с издевательской
усмешкой ответил Владик, щелкнул картонками перед
моим носом и небрежно бросил их на стол.
Меня покоробило.
— Я считал тебя только бездельником, лентяем, но,
честное слово, я ошибался, — с каким-то удивительным
спокойствием в голосе начал я, хотя внутри у меня бу-»
шевало. — Ты, мой милый, несравненно хуже любого
тунеядца, вреднее для общества...
Видимо, мой тон не на шутку встревожил Владика.
ЗОЛОТОЙ ХАРАКТЕР
207
С его лица мгновенно слетела маска равнодушия, и ее
заменил неподдельный испуг.
— Как тебе не стыдно! — вдруг закричал я. — В твои
годы я семью кормил, а ты сам объедаешь мать...
— Да вы не кричите, — запинаясь, оправдывался
Владик. — Я работаю не меньше вашего.
— С этакими бицепсами в цех идти надо, на целину
ехать, а ты картонки разрисовываешь!
— Позвольте, товарищ Новоселов...
— Молчи, изобретатель! За легкими деньга-ми по-
гнался, куш хотел отхватить! Сечь тебя, наглеца, не-
кому!
На шум в комнату вбежала подслушивавшая у двери
мать Владика. Хоть помощь мне и не требовалась, но
все же присутствие союзника подбодрило меня. Я уже
готовился обрушить на голову бездельника новый взрыв
гнева, как вдруг за моей спиной раздался пронзитель-
ный голос соседки:
— Боже, где только у людей совесть! Вы, гражданин
Новоселов, на всех перекрестках кричите о воспитании,
а сами... извините... такие выражения... по-чти ребенку...
Нечего сказать, инженер.... интеллигент...
Меня словно окатили ледяной водой: боевой пыл
вмиг исчез, слова застряли в горле.
— Позвольте, ведь вы же сами просили меня...
— Мы вас считали порядочным человеком, — сквозь
слезы, истерически кричала любящая мать, не обращая
внимания на мои слова. — Ваша жена безвозмездно
пользовалась моей мясорубкой, а вы?.. Вот чем вы от-
платили... Накричали... Обругали... Хам... хам...
Я бесславно покинул поле битвы.
В. Подольский
ЗОЛОТОЙ ХАРАКТЕР
У меня золотой характер. Я тихий, непьющий, неку-
рящий. Всегда вовремя плачу членские взносы в кассу
взаимопомощи и перехожу улицу только там, где поло-
жено.
208
в. подольский
Между прочим, еще много лет назад мать, меняя
мне пеленки, с восторгом говорила:
— У этого ребенка золотой характер. Другой бы в
таком положении орал на весь дом, а он лежит себе
спокойно и ждет, когда ему дадут сухое белье. Уже че-
тырех вынянчила, а с таким характером — первый.
В детском саду я сразу же очаровал заведующую,
всех воспитательниц и нянь.
— Это не ребенок, а находка, — радостно восклица-
ли они, по очереди гладя мою макушку.
А когда к нам приходили родственники работников
детского сада, все взоры обращались ко мне.
— Ты же не жадный! И, 'конечно, не будешь пла-
кать, — говорили заведующая, воспитательница или ня-
ни и отдавали своему сыну, дочке или племяннику мой
обед и мое пирожное.
— Я не буду плакать, я у вас очень сознательный,—
громко отвечал я и шел на голодный желудок слушать
сказку, чтобы повысить свой культурный уровень.
Мягкосердечие — основная черта моего характера.
Я не могу видеть чужих страданий. Когда кто-либо из
учеников в школе слабо знал урок, и, стоя у доски, крас-
нел и бледнел, я не выносил этого. Я тут же поднимал
руку и просил учительницу, чтобы она прекратила, на-
конец, мучить человека, а сразу поставила ему двойку.
Между прочим, несознательные и грубые характеры не
понимали всей гуманности моего предложения, и поэто-
му мне часто доставалось, и не так морально, как физи-
чески. Но я терпел, ибо знал, что когда они вырастут,
то поймут высокие побуждения, которые дв-игали мной.
И действительно, недавно я встретил своего старого со-
ученика. Где-то в совнархозе трудится, кажется, глав-
ным инженером. Постояли мы с ним на улице, вспом-
нили детство. Он и говорит:
. — Помню, помню... Ну и золотой же у вас был ха-
рактер... И сейчас о.н такой?
— Такой самый, — отвечаю. — Только еще больше
углубился.
Попрощался он тогда быстренько и пошел по своим
делам. А я остался на месте. Мне спешить некуда, я
на больничном листке. У меня чирьи на шее. Стою я,
ЗОЛОТОЙ ХАРАКТЕР
JO9
значит, на этом месте и вдруг вижу: какой-то верзила
залез в карман пальто к одной гражданке. Срочно вы-
нимаю бинокль (я его всегда с собой ношу) и наблю-
даю, что дальше будет. Неужели ему так легко все
удастся? Шарит он в чужом кармане и, видимо, уже
вынимает деньги. Но тут его зацапали, голубчика, за
руку схватили. Сразу крик, шум, толпа. Я прячу би-
нокль и шагаю уже непосредственно к месту происше-
ствия, благо время есть (я на больничном листке). А
верзила змеей извивается и кричит во все горло: «Спа-
сите!», «Помогите!», «Я не виноват», «Это ошибка».
Смотрю я на всю эту картину, и, не знаю отчего,
сердце мое сжимается. Не могу видеть чужих страда-
ний. И жаль мне до глубины души стало этого бедного
верзилу.
— А может, он действительно не виновен, товар-и-
щи, — говорю я. — Возможно, он в самом деле по ошиб-
ке в чужой карман полез. Считаться с такой вероят-
ностью тоже надо, товарищи. Чуткость проявлять...
— Чего пристали к человеку? — поддержала меня
какая-то девица.
В общем, отстояли мы вместе с ней верзилу, протя-
нули ему руку помощи. Возвращаюсь довольным, а де-
вица эта мне пятьдесят рублей тычет.
— Не придуривайся, — говорит. — Бери! Честно
заработал. Без тебя Ваську опять бы за решетку упря-
тали.
— Вы за кого меня принимаете? — заволновался я.
Кинулся за милиционером, но девицы и след простыл.
А вместе с ней простыл след и моего кошелька, кото-
рый в кармане лежал... Такая историческая несправед-
ливость произошла. И разве только в этот раз?
В парикмахерской бреюсь у мастера Саши. Если бы
вы видели его глаза. Ах, эти черные глаза меня пленили!
Нежные, бархатные, просящие. Другие недооценивают,
недопонимают его взгляда. А я ведь человек отзывчи-
вый, все понимаю.
— Не извольте затрудняться, — говорит Саша,
встряхивая салфетку.
И я не затрудняю себя внесением денег в кассу, а
тихОнько кладу их (плюс чаевые) в Сашин карман. На-
14 Золотой характер
210
В. ПОДОЛЬСКИЙ.
до же помогать человеку. Тем более, что и он по своему
добросердечию уступил мне ковер. Пришел я домой и
жене его показываю.
— Вот учись, что значит поощрять Сашу. Он теперь
за меня в огонь и в воду. Даже свой личный ковер за
полторы тысячи уступил.
— Вот этот — за полторы? — всплеснула руками
жена.
— Он самый.	’
— Да такие же сейчас в магазине по девятьсот
тридцать продаются. Вот спекулянт!
Очень мне, конечно, обидно стало, что жена так не-
лестно о Саше отзывается. Лично я на сто процентов
уверен, что здесь произошло какое-то недоразумение.
Просто Саша забыл, сколько он заплатил в магазине за
ковер, и я жду (уже третий год), что он об этом вспом-
нит. Сам же я пока не напоминаю. Не хочу человека
обижать, травмировать.
Или вот такой случай. Прохожу я каждый день, ког-
да иду на работу, мимо рынка. А там возле аптеки
рыжий такой, веснушчатый мужчина сидит. Две пары
синих очков на носу, ноги перебинтованы, голова тря-
сется.
— Братиша, — говорит он мне, — не,проходи мимо.
Кинь трояк на пропитание- Вместе же с тобой, братиша,
воевали, в одном танке наступали, кровь рядом проли-
вали.
Не припоминаю я, правда, этого рыжего в нашей ча*
сти. И в танке я никогда не наступал, а все время нач-
фином в полку служил. Наверное, ошибся он и меня с
кем-нибудь спутал. Но раз человек просит, дал я рубль.
А рыжий басом:
— Не будь скупым, добавь, братиша, еще пару цел-
ковых. Не экономь на калеке...
Было это лет пятнадцать назад. И вот с тех пор даю
ежедневно этому бедняку по три рубля. За выходные
дни и пролетарские праздники вперед ему оплачиваю.
Конечно, иногда трудновато от себя, от семьи отрывать,
•но все-таки — моральное удовлетворение.
Недавно пригласили меня на свадьбу. Замуж выхо-
дила наша кассирша. Жених ее, говорят, лауреат не
ЮМОРЕСКИ
211
то какой-то научной премии, не то какого-то конкурса.
В общем, собственная двухэтажная дача, автомобиль
и прочее.
Купили мы сообща всей конторой подарок подороже,
чтоб не ударить перед лауреатом лицом в грязь, и по-
ехали.
И кем бы, вы думали, этот «лауреат» и владелец
дачи оказался? Совершенно точно. Он самый. Здоровый.
Рыжий. Никакой не фронтовик.
Увидел он меня и сразу в коридор потащил:
— Спасибо, говорит, братиша. Пока такие, как ты,
золотые люди существуют, я обеспечен. И дом и дача.
И работать не надо. Как-никак, а по три целковых ты
один мне уже больше пятнадцати тысяч выплатил. Мож-
но сказать, за свои денежки мне автомобиль купил.
Спасибо! Только теперь, братиша, три целковых в день
уже маловато. Все-таки, я уже человек семейный, же-
нился. Там, гляди, дети пойдут. Добавь еще пару руб-
ликов.
Я обещал подумать над этим предложением. И он по-
целовал меня в щеку, отдавая этим дань уважения и
восхищения моему золотому характеру.
Ян Полищук
ЮМОРЕСКИ
1.	Предметный урок
В отличие от своего предшественника новый дирек-
тор отличался тихим голосом и приятностью обраще-
ния. И кое-кто из тех сотрудников, кому более других
доставалось от прежнего начальства, воспряли духом.
Так, например, завхоз, которому директор сделал заме-
чание за плохое состояние хозяйственного двора, выйдя
из кабинета, сказал бодро:
— Тихо-мирно побеседовали, душа радуется! По
прежним временам тут крику не оберешься, а сейчас:
«Иван Иванович, уважаемый, у вас лужа, говорят, стоит
два года, прохода нет. Создайте, пожалуйста, проходи*
мые условия!..» И все!
14*
Ян ПОЛИЩУК.
212
А лужа, действительно, занимала большую часть хо-
зяйственного двора. Как она появилась — никто нс знал.
Это было давно. И все к ней привыкли. Все бы ничего,
но лужа стала увеличиваться в размерах, и теперь уже
нельзя было пройти по двору без того, чтобы не изме-
рить ее глубину. Откуда-то появились лягушки... И ког-
да однажды шутник-ремесленник сунул в лужу тростин-
ку камыша, никто не удивился, решили, что пора уже
водоему обзаводиться собственной растительностью...
Завхозы менялись, а лягушки продолжали жить с
прежним комфортом.
Неделю спустя новый директор, проверяя выполне-
ние своего указания, в той же учтивой манере справился
о луже:
— Ну как, обуздали стихию?
— Так точно! Все в порядке! Пройдете по двору —
ноги не замочите! — браво отвечал завхоз.
Но, возвращаясь после очередного посещения глиня-
ного карьера и проходя мимо хозяйственного двора, ди-
ректор услышал, как пожилой рабочий, отжимая брюки,
говорил:
— Когда только у нас с этим озером покончат! Хоть
бы наметили, и то легче стало бы...
Директор, даже не сняв резиновых сапог и брезенто-
вой накидки, направился на хоздвор.
Лужа встретила его призывным кваканьем лягушек.
За неделю ее размеры еще более увеличились, а изобре-
тательный заведующий хозяйством решил вопрос про-
сто: перекинул с берега на берег длинную необструган-
ную доску.
Директора заметили. Оповещенный верными людь-
ми, появился завхоз. Директор сам пошел к нему на-
встречу, пошел прямо по луже, с трудом извлекая из
илистого дна свои рез-иновые сапоги. Дойдя до середи-
ны, директор остановился у доски, тяжело дыша. Завхоз
побегал по берегу и, наконец, решившись, просеменил по
импровизированному мостику до стоящего в воде дирек-
тора. Он был готов к самым категорическим объясне-
ниям.
— Что же вы шлак не убрали, уважаемый? — веж*
ливо спросил директор. — Лежат целые горы!
ЮМОРЕСКИ
213
— А шлак, это не по моей части! — сказал завхоз,
льстиво заглядывая в директорские очи (так как ему не^
ловко было смотреть на директора сверху вниз, то зав-
хоз стоял на полусогнутых ногах). — Это комендант ви-
новат! Сейчас его позовут! Эй, кликни Петра Петрови-
ча! Директор вызывает!
Через две минуты тучный комендант стоял на до-
ске рядом с завхозом. Мостик скрипнул и прогнулся.
Завхоз с неприязнью посмотрел на своего соседа.
— Что же вы со шлаком-то? — спросил директор.—
Надо его куда-то ликвидировать... А почему столько
банок здесь? Ведь объезд загроможден!
— Это Федя виноват! — хором воскликнули завхоз
и комендант. — Федя! Тебя директор вызывает!
Прибежавший Федя неловко пробрался до середи-
ны доски. Раздался треск. Доски прогнулись. Хозяйст-
венное трио побледнело.
— А что вы можете сказать о проезде и шлаке? —
сказал директор.
Доска медленно, но верно прогибалась. Хозяйствен-
ники уже стояли по щиколотку в воде. На берегу смея-
лись рабочие.
— Сейчас наши в лужу сядут! — закричал кто-то
из зрителей. — А вы бы еще заведующего гаражом по-
звали! Тоже хорош гусь... Водоплавающая птица!
Хозяйственники, цепляясь друг за дружку, опусти-
лись в воду почти до колен.
— Ну, как? — спросил на прощание директор. —
Вывезете шлак, а? — И, вежливо откланявшись, он за-
шлепал по вышедшему из берегов водному бассейну.
На следующий день двор был сух, как пустыня Кара-
Кум.
2.	Развернутая автобиография
Кандидатов на вакантное место зоотехника было
трое. Директор свиносовхоза изложил свои требования
четко и безаппеляционно:
— Нам нужен человек способный к самостоятельной
научной работе и хорошо зарекомендовавший себя в жи-
вотном мире.
214
Ян ПОЛИЩУК.
Бегло проглядев короткие автобиографии двух пре-
тендентов, директор сказал:
— Не подходят. Один из них практик, но у него
маловато специального образования. Другой — науч-
ный сотрудник, но никогда не нюхал практической рабо-
ты! Он же хряка от бегемота не отличит! Мы обязаны
быть требовательными к подбору кадров!
Третья автобиография отличалась от предыдущих
своей обширностью.
— Ого! — подумал директор. — Сразу видно, что
чело1век|у есть о чем рассказать! Интересно.
И директор погрузился в чтение.
«...Я родился, — писал кандидат, — в семье вет-
фельдшера. Ко времени моего поступления в школу отец
был переведен на должность старшего ветеринара обл-
центра. Дядя, брат матери, мастер спорта, считался
лучшим охотником района. Мама числилась научным
сотрудником зоомузея, а старшая сестра кончила деся-
тилетку с отличием. Когда я перешел в восьмой класс,
мой отец стал ответственным сотрудником в системе
«Заготскот». Четыре года я находился в положении сы-
на ответработника, а потом отца перевели на еще более
крупную должность в той же системе. Мать к этому вре-
мени защитила кандидатскую диссертацию. Сестра
окончила университет, а дядя, мастер спорта, стал чем-
пионом республики в стендовой и пулевой стрельбе. Де-
сятилетку я кончил экстерном под руководством и при
участии доктора наук Ивана Ивановича Иванова-Ива*
новского, который является моим двоюродным дядей со
стороны отца.
Что касается остальных родственников, то из них
особого внимания заслуживают: муж старшей сестры,
председатель нашего райисполкома тов. Кудеяров М. Н.,
и брат моей жены, заслуженный деятель искусств Снеж-
кин В. В.
В настоящее время я являюсь сыном заместителя на-
чальника главка (с одной стороны) и руководительни-
цы научно-исследовательского сектора (с другой сто-
роны).
Соответствующие справки, а также фотографии ро-
дителей прилагаю.
ЮМОРЕСКИ
215
Характеристика моих деловых качеств и способно-
стей дана в письме отца, которое приколото к фотогра-
фии...»
— Отличная кандидатура! — разглядывая фотогра-^
фию заместителя начальника главка, оказал директор.—
Так и надо писать автобиографии, развернуто, со всеми
подробностями! Тогда никаких недоразумений, не будет
происходить!
Набрав номер телефона, глава свиносовхоза льсти-
вым голосом проворковал:
— Юлия Ивановна! Шеф у себя? Ах, он занят! Ну,
тогда передайте, что его сын принят на работу!..
3.	Пыль столбом
— Ну, что еще? — устало спросил начальник АХО
Зелепухин.
— Опять же насчет пылесосика, — сказал комендант
со вздохом. — Ведь ковры-то чистить пора.
— Тысячу раз тебе говорил, — рассердился Зеле-
пухин, — не забывай об экономии средств! Сегодня —
пылесос тебе подавай, завтра — холодильник, а после-
завтра ты, чего доброго, свою кладовку оборудуешь
лампами дневного света! Ну, сообрази, на что нам пы-
лесос? Что мы ясли или детсад? Всю жизнь выбивали
ковры ручным способом!
— Милиция протестует, — сказал комендант. — Го-
ворят, всей улице пыль в глаза пускаем. После наших
ковров на два часа движение прекращается!
Зелепухин шагал по кабинету.
— Идея! — хлопнув коменданта по лбу, сказал он.—
А что, если вывозить наш ковровый инвентарь за город?
Отправитесь на лужок, тряс-тряс, и все в порядке! Полу-
торку я дам.
— Полуторки не хватит, — сообщил комендант, по-
думав. — Ковров, да опять же дорожек наберется две
тонны, не менее. А ведь' еще пыль в них тоже кое-чего
весит.
— Ладно, скажешь в гараже, что я разрешил взять
трехтонку!..
На следующий день специальная бригада в составе
216
Ян. ПОЛИЩУК.
коменданта, уборщицы и двух сменных сторожей выеха-
ла с коврами на лоно природы.
— Самое главное в нашем деле, — потирал руки
Зелепухин, — соблюдение строжайшей экономии!
Но экспедиция возвратилась вечером с пыльными
коврами. Как выяснилось из рапорта коменданта, брига-
да не смогла преодолеть сопротивление дачников, рев-
ностно заботящихся о чистоте пригородного воздуха.
Зелепухин, никогда не испытывавший недостатка в
идеях, предложил новый вариант:
— Значит, надо отъезжать подальше. То есть, по-
ближе, так сказать, к девственным лонам природы.
Вторая ковровая экспедиция возвратилась только
через три дня. Ковры выглядели помолодевшими лет на
сорок. Загорелые сторожа-выбивальщики сидели в бу-
фете, пили пиво и рассказывали друг другу свои лесные
похождения. Комендант, насквозь пропахший шишками
и хвоей, ходил по отделам и радостно восклицал:
— Вот это да! Это была командировочка!
— Разве вам и командировочные платили? — спро-
сил кто-то.
— А то как же! — молодцевато сказал комендант.—•
Выполнение специального задания ведь! На благо уч-
реждения ведь!
Следующая пылеочистительная группа была укомп-
лектована добровольцами. В нее включились бухгалтер
и плановик (вместо сторожей), а уборщицу тетю Нюсю
заменила буфетчица тетя Паша, захватившая с собой
половину наличного пищефонда («Леса, вре-таки, вся-
кое может случиться»).
Сотрудников обуяла повышенная любовь к чистоте.
В следующие рейсы стали захватываться не только
ковры и дорожки, но и портьеры, гамаки, мячи.
— Зачем же мячи-то? — с подозрением спросил на-
чальник АХО Зелепухин.
— Из соображений гигиены! — лихо отвечал комен-
дант, и на его антикварнобронзовом лице не дрогнул ни
один мускул. — Выколачиваем из них пыль! Из фут-
больных камер — ногами, а волейбольных — по-стар ин-
ке, ручным способом...
— То-то же! — удовлетворенно сказал Зелепухин. —
ЮМОРЕСКИ
21?
А разве при помощи пылесоса это можно было бы сде-
лать? Экономия, брат, в нашем хозяйственном деле —
первостепенная штука!
И он бестрепетной рукой подписал очередные очисти-*
тельные командировки.
Николай Полотай
ЮМОРЕСКИ
1.	В последний путь
Трогательнее и проникновеннее всех говорил высту-
пивший последним новый управляющий трестом:
— Дорогие товарищи! Сегодня мы провожаем в по-
следний путь нашего дорогого и уважаемого Гордея
Романовича. Слов нет выразить горечь расставания...
Да! Неумолим закон природы! Еще вчера, в своем каби-
нете Гордей Романович подписывал деловые бумаги,
принимал посетителей с присущей ему чуткостью и вни-
мательностью, а сегодня....
Глубокие, соболезнующие вздохи пронеслись по ря-
дам. Головы сослуживцев склонились еще ниже. Кто-то
всхлипнул.
— Всем известен славный трудовой путь Гордея Ро-
мановича, — продолжал оратор. — С двенадцати лет он
стал работать по найму; холод, голод, унижение, не-
посильная работа у помещика... Потом — революция,
служба в Красной гвардии, гражданская война... Затем
рабфак, работа на стройках первой пятилетки. По пу-
тевке комсомола Гордей Романович направляется в
высшее учебное заведение, блестяще его заканчивает.
И снова работа, работа, работа.
С первых же дней Великой Отечественной войны
Гордей Романович уходит на фронт и на самых передо-
вых позициях защищает Родину. С автоматом в руках
он проходит по роднЪй стране, изгоняя фашистских за-
хватчиков, выходит на государственную границу Союза
Советских Социалистических Республик и, перейдя ее,
освобождая Варшаву, Прагу, Вену, доходит до Берлина,
где и приканчивает фашистскую гидру в ее логове.
218
Ник. ПОЛОТАЛ
Демобилизовавшись из рядов Советской Армии, Гор-
дей Романович приступает к мирному строительству. С
присущей ему энергией он борется за восстановление на-
родного хозяйства страны. Его организаторские способ-
ности развернулись во всю ширь. Он из года в год
улучшает экономические показатели нашего предприя-
тия.
Кратко и прочувственно обрисовав весь боевой и
трудовой путь Гордея Романовича вплоть до сегодняш-
него дня, новый управляющий трестом закруглился
следующим образом:
— Да, дорогие товарищи, кому-кому, а Гордею Ро-
мановичу можно позавидовать! Жизненный свой путь он
прошел с честью, был примерным, добросовестным, чест-
ным, требовательным и принципиальным работником.
Никто не забудет его чуткости и отзывчивости. И мы
будем свято хранить традиции нашего уважаемого Гор-
дея Романовича. Его светлый образ и память о нем на-
всегда сохранится в наших сердцах.
До свиданья, дорогой друг! Будь здоров! Ур-ра!..
Клубный оркестр грянул туш.
Две предательские слезинки покатились по бледным
окаменевшим щекам Гордея Романовича.
Его провожали на пенсию.
2.	Верх оперативности
Идут последние минуты старого года. Часовая стрел-
ка приближается к двенадцати.
Гости уже застыли с бокалами в руках. Неожидан-
но раздается телефонный звонок. Хозяйка снимает
трубку.
— Мама? — рокочет трубка. — Это ты?.. Это я, Га-
рик!.. Откуда звоню? Сейчас объясню, не перебивай!
Мама, кто у нас в гостях?.. Павел Андрианович? Заме-
чательно! А еще кто?.. Шитиковы и Белагуровы? Чу-
десно! А еще кто?.. Петровы и Капустины? Великолепно!
Два доцента, один лектор, один директор и даже один
композитор, лауреат конкурса! Цвет цивилизации! Все
в порядке! Я спасен!.. Мама, не перебивай, сейчас все
объясню. Ты меня хочешь видеть на встрече Нового го-
9
Рисунок Ю. Ганфа
МАГНИТ
220
Ник. ПОЛОТАЙ
да?.. Очень? А гости?... Тоже? Так вот организуй быстро
одну бумаженцию... Не понимаешь? Ну, бумагу, отно-
шение, прошение, называй, как хочешь, только скорей!
Содержание письма примерно такое: мы, такие-то, знаем
такого-то (это меня), не знаем за ним ничего такого и
просим такового немедленно освободить из-под стражи...
Да-да, из-под стражи. Мама, не перебивай! В общем, мы
берем его (это меня) на поруки. С приветом такие-то.
Все! Много не размазывайте, главное, чтобы Павел Ан-
дрианович не забыл подписаться — лауреат конкурса
такой-то!.. Какое дело?.. Ерунда! Ничего особенного! Ну,
толкнул случайно одну гражданку на улице. А какой-то
тип замечание мне сделал. Так я его по очкам. Ну, а
этот тип кричать... Дальше неинтересно. В общем, выру-
чайте... Что? Все будет сделано?.. Да, для ускорения
пусть папашка с бумажкой сам прибежит в милицию.
По морозцу это даже здорово для старика. Впрочем,
не успеет. Может быть, бумаженцию телефонограммой
передадите? В общем, действуйте! Смотрите, без меня
тост не поднимайте! Я мигом на такси подброшусь. Шам-
панского по дороге прихватить, а?.;
3.	Как я собирался в школу
Только, пожалуйста, моему папе — ни слова! А то,
знаете, старик опять мораль читать начнет. Мне уж и
так влетело по первое сентября — хватит!
А за что, спрашивается?
Последнюю неделю я буквально с ног сбился. Шути-
те — первый раз в пятый класс! В пя-тый!.. Стареем,
брат, стареем! «Прямо перед носом пролетает веч-
ность!» — как писал Владимир Маяковский.
Ну, ладно, расскажу все по порядку. Хотя, какой там
порядок! Я ж вам говорю: целую неделю я, высунув
язык, бегал по городу — покупал новые учебники, новые
тетрадки, новые перья, новый портфель, в общем все
новое. А как же! Все-таки пятый класс. Не четвертый.
Правда, и к четвертому классу покупали все новое, и к
третьему. Иначе — скандал... С формой то же самое.
Каждый год новая фуражка, новый костюмчик, новые
ботиночки. А как же! Растем! И запросы растут!.. А по*
ЮМОРЕСКИ
221
купал все сам. И в очередях стоял за всем только я, я,
я. Мои родители, скажу по секрету, просто бесчувствен-
ные ехидны. Я уж не верю их словам, что я любимый
сын.
Во-первых, они сделали вид, что сборы в школу их
не касаются. Во-вторых, отпускали по моему адресу
такие классические словосочетания вроде «Шельменко-
денщик», «Слуга двух господ». Даже «Золотым ослом»
обозвали! А чтобы помочь, — пальцем о палец не уда-
рили. И это называется сознательные родители!
На что уж лучше! Завтра — в школу. Все куплено.
Осталось упаковать портфель, почистить костюм, ботин-
ки. Прошу, помогите, видите, седьмой пот меня прошиб...
Что ж вы думаете, — помогли? Черта лысого! Хуже —
понимать отказываются... Нет, что ни говорите, а отцы
и дети — вечная тема!
Ладно. Все сделал сам. Обернул книжки, тетрадки,
вставил перо в ручку, уложил все аккуратно в порт-
фель, почистил костюм, ботиночки — хоть сейчас в шко-
лу! Думаете, похвалили меня? Отец с матерью еще и
укоряют:
— Вот так и растет из нашего Сережки лодырь! .
Ну? Как вам это нравится? Ладно! Проглотил пи-
люлю. Думаю, что будет дальше? А дальше еще хуже.
Утром рано надо вставать. Я ж не привык к семи
просыпаться. Прошу отца: будь человеком, — разбуди!
А он: «Сам встанешь, а не можешь, положи под подуш-
ку будильник». Черствый эгоист! Ладно. Положил бу-
дильник под подушку и как убитый заснул. Будиль-
ник, правда, сработал, но на час позже, так как я забыл
перевести стрелку... Что было! Шум, крик, суматоха!
Я чуть не плачу. Креплюсь. Кричу маме: проверь — за-
крыт ли портфель! Иринке кричу — достань чистый
носовой платок! А сам пытаюсь скорей заострить каран-
даш.
А тут еще резинка пропала. Руки у меня заняты —
так я ногами двигаю стулья, столик: ищу проклятую ре-
зинку, заглядываю под диван, под коврики. Конечно,
порезался. Иринка кричит: «Идиот! Нашел время ре-
заться!».
222
Владимир ПОЛЯКОВ.
Я, как раненый козел, бегаю, а родители (я бы ска-
зал, вредители!) еще зудят:
— Так тебе и надо!
Проглотил я и эту пилюлю. Слава богу, что они хоть
завтрак приготовили. Глянул на часы — куда там за-
втракать! Без пяти восемь! Тогда я кинулся к телефону
и срочно вызвал такси. Стоянка у нас рядом... Пока спу-
скались вниз (конечно, чернильницу забыли, и я через
ступеньку бежал на четвертый этаж, а обратно уже
доехал на перилах) — такси было у подъезда.
Я быстро открыл дверцу:
— Дружище! Пулей доставь моего сыниш1К|у к школе,
тут всего один квартал. Понимаешь, собирал его в шко-
лу, да опоздал...
Мой Сережка залез в машину, развалился на сиде-
нье и от удовольствия показал мне язык.
Шофер дал газ.
Владимир Поляков
ЭТО СЧАСТЬЕ
Петр Петрович Смеянский был счастлив. На его лице
сияла улыбка, и он не ходил, а летал по воздуху, напо-
миная беззаботную бабочку, кружащую над озаренным
солнцем цветком. Бедняк был слаб в вопросах энтомо-
логии и не знал, что бабочки живут только один день,
от силы — два.
Петр Петрович Смеянский был писателем-сценари-
стом, и его счастье заключалось в том, что на киносту-
дии «Энфильм» закончились съемки комедии «Ковар-
ский и любовь», по его сценарию.
Картина получилась настолько веселой и смешной,
что смеялся даже директор студии, которому уже второй
год было не до смеха.
Петр Петрович был счастлив и горд. И когда дирек-
тор студии сказал ему: «Товарищ Смеянский, сегодня
мы показываем вашу комедию группе ведущих крити-
ков», — он почувствовал себя на седьмом небе.
Ведущие собрались в конференц-зале студии, на
седьмом этаже, выпили лимонаду, закусили ирисками и
ЭТО СЧАСТЬЕ
223
уселись в жесткие кресла. Механики выключили свет, и
на экране возникли заглавные титры фильма.
Когда большие рисованные буквы известили о том,
что «Автор сценария — П. Смеянс^ий», сердце Петра
Петровича высоко подпрыгнуло, как-то сладко защеми-
ло, что-то приятно защекотало в горле, а в мозгу сверк-
нула радостная мысль: «Не зря, кажется, живу на све-
те!..»
В быстром темпе развивалось действие фильма.
Молодой врач Коварский влюбился в свою пациент-
ку—инженера Люсю Снеткрву. Ковар-ский растерян. Как
объясниться с ней? Он взволнован и не находит слов.
Купил ей цветы, но так оробел, поднося ях Люсе, что
перевернул букет, чудесные алые и лиловые георгины
соскочили с веток, на которые они были наколоты мо-
шенником продавцом. И у Люси в руках остался веник.
Сконфуженный герой убегает. Вот он у себя дома.
Приходит сестра Коварского Катя.
— Петя, я купила тебе дюжину красивых цветных
платков.
— Зачем так много?
— Будешь их менять, как перчатки. Это производит
впечатление.
Коварский засовывает платочек в карманчик пид-
жака и вздыхает.
— Женись, — говорит Катя.
Коварский выбегает из дому.
— Петя! — кричит вдогонку сестра. — Ты забыл
шляпу!
Но он ничего не слышит.
Он идет по проспекту. В витрине магазина — портрет
Карла Маркса. Коварский остановился перед витриной.
— Я влюблен, товарищ Маркс. Что делать? Научите
меня... Ведь вы тоже любили, правда?
И Маркс улыбается ему с портрета.
В результате многих смешных и грустных пережива-
ний Коварский берет себя в руки, собирает все свое
мужество, приходит к Люсе, говорит ей о своей любви,
и они целуются. На экране вспыхивает титр: «Конец».
Но это только начало.
Председательствующий открывает обсуждение. Сло-
224
Владимир ПОЛЯКОВ.
во берет критик Едоков. Это длинный мужчина с лицом
давно не смеявшегося человека.
— Товарищи! — говорит он. — Вопрос кинокоме-
дии — это вопрос серьезный, и о нем следует говорить.
— Не говорить, а кричать! — воскликнул сидящий
рядом критик Баландин. При этом он покраснел, как
девочка, и ощерился, как крокодил.
— Чего мы ждем от нашей комедии? — сказал Едо-
ков. — Мы ждем произведения, которое бы... А что мы
видим в данном фильме? Дурак — почему-то врач, а его
невеста — почему-то инженер. Что делает этот врач?
Лечит? Ставит диагноз? Выписывает рецепты? Нет. Он,
видите ли, влюбляется, — как будто врачам больше де-
лать нечего. Я сам влюблялся, кстати сказать. Но я не
бегал по улицам и не искал цветы. Я повел сразу же
жену в загс, расписался и поехал к себе на работу —
выполнять задание. А этот Коварский что делает? Он,
понимаете, не может найти слов, чтобы сказать: «Я люб-
лю вас». Он же грамотный человек! Он же имеет выс-
шее образование, университетский значок носит, пони-
маете, а не может связать трех слов. Дура-к. Зачем же
делать наших врачей идиотами? Сказал бы, не задер-
живаясь: «Я вас люблю», — и приступил бы к какой-
нибудь операции. Теперь далее: сестра этого дурака го-
ворит ему, чтобы он менял платки, как перчатки. Я знаю,
конечно, что есть такое международное выражение «ме*
нять, как перчатки», но вчера я был в универмаге и
видел очередь трудящихся за перчатками. Это означает,
что у нас с перчатками еще не все благополучно. Мое
мнение, что разговор о перчатках — это политическое
недомыслие автора. У меня все. Да! Еще одно: рабочий
день, а у этого Коварского, понимаете, полный дом лю-
дей — и он, и сестра, и их соседка. Где тут социалисти-
ческий реализм? Лично у меня в рабочие дни не все
дома. Я кончил.
Слово попросила критик Посошинская. Она встала,
брезгливо поморщась, и сделала это столь энергично,
что, будучи и так небольшого роста, стала почти неви-
димой. Но голос ее звучал набатом:
— Комедия не получилась! Я сама о-божаю комедии
225
ЭТО СЧАСТЬЕ
и очень люблю смеяться. Опять же понимаю и ценю
остроумие.
Когда она произносила эти слова, у нее было такое
лицо, как будто она только что получила сообщение о
том, что бандиты вырезали ее семью.
— ...Но что тут смешного, товарищи, в просмотрен-
ном нами фильме? Человек не может объясниться в люб-
ви. А чего тут объясняться? Какие тут еще слова? Я са-
ма замужем. Мне муж никогда ласкового слова не ска-
зал, а живем уже тридцать лет. Подумаешь — дело!
Дальше. Что это за цветы, которые соскакивают с этих...
как их?., со стеблей? Где вы видели такие цветы?
— Да продают же на улицах! — крикнул, не вы-
держав, Смеянский.
— Это нетипично, — отрезала Посошинская. —
Дальше. Это надо додуматься! Герой комедии подходит
к портрету Карла Маркса и спрашивает его: «Что де-
лать?» Это же надо, товарищи! Больше нечего делать
Марксу, как отвечать на вопрос этому доктору!
— Да ведь это же портрет. Маркса! — воскликнул
режиссер.	V
— А портреты вообще не разговаривают, — отпари-
ровала Посошинская. — Все, товарищи.
— Товарищи! Я предлагаю закругляться, — сказал
председатель. — Есть проект следующей резолюции.
«В общем и целом комедия может получиться, но
нужна доработка:
а)	герой должен сразу сказать Люсе, что он ее лю-
бит, — это резко сократит комедию, а далее показать
его в клинике, а ее — на заводе;
б)	соседку и сестру убрать;
в)	цветы укрепить, чтобы они не падали;
г)	фразу «менять, как перчатки» откорректировать,
заменив перчатки менее дефицитным товаром;
д)	с Марксом не разговаривать вообще — пусть ге-
рой просто остановится и с уважением посмотрит на
портрет;
е)	финальный поцелуй свести к минимуму».
Возражений нет? Объявляю обсуждение закрытым.
Бодрость сохранял только один директор студии.
— А почему вы молчите? — спросили его.
15 Золотой характер •
226
Борис ПРИВАЛОВ.
— А я счастлив, — сказал директор.
— В чем же вы видите это счастье?
— В том, что таких обсуждений становится у нас
все меньше и меньше.
Борис Привалов
ЮМОРЕСКИ
1.	Заколдованный Дудиков
Этот рассказ я услышал от крановщика Пети, одного
из лучших передовиков завода. Мы сидели под самыми
стропилами цеха, в будочке его крана. Шел обеденный
перерыв, и кран отдыхал вместе со всеми. Внизу мель-
кали спецовки и комбинезоны рабочих. Петя аппетитно
хрустел бутербродами и неутомимо запивал еду чаем из
краснобокого термоса.
— Вон видите, — сказал он мне, — зеленый комби-
незон между станками мелькает? Это заколдованный
Дудиков из четвертого цеха. Н-еуемная личность. Боль-
шой человек!
Я поинтересовался, кем, когда и зачем «заколдован»
Дудиков.
* — Вот послушайте, — завинтил термос Петя. — За-
мыслили Дудикова перевоспитать. Кто замыслил? Ма-
стер его участка, инженер да заместитель начальника
цеха. У Дудикова характер очень агрессивный. Вот если
бы, к примеру, на курсах повышения квалификации вве-
ли предмет «Как наживать себе врагов», то Дудикова
наверняка назначили бы преподавателем по этой дис-
циплине. Критика-самокритика — вещь полезная, но к
ней многие с трудом привыкают. А Дудиков — что ни
день, то фельетон в стенгазете на-гора выдает или, на
худой конец, листовку-«мол’нию». Из-за него председа-
тель цехкома четвертого цеха раньше времени на пенсию
ушел, честное слово I Вот какой у этого неуемника ха-
рактер. Вы только посмотрите, как его зеленый комбине-
зов внизу мелькает: с реактивной скоростью. И так все-
гда. Люди отдыхают, питаются, кислородом дышат или
в шашки играют, а он ни минуты спокойно на месте по-
стоять не может.
ЮМОРЕСКИ
227
А насчет колдовства все получилось очень просто.
Мастер, инженер по БРИЗу, и замначальника цеха —
дружки закадычные. Как говорится, пивом не разоль-
ешь. Решил-и Дудикова ославить. Но производственник
он хороший, это его критике силу придает. А ежели
парня отстающим сделать? Кто тогда к нему прислуши-
ваться будет? Вот как задумано было! Перво-наперво
меж себя порешили сделать так, чтоб Дудиков плана
не выполнил. Дали ему наряд на детали повышенной
сложности, а норму оставили прежнюю — сорок штук
за смену. Понятно, Дудиков за день всего 40% вытя-
нул. А тут как раз Очередное собрание. Мастер так и
рассчитывал: дать неуемнику жару публично. Выступал
первым. Разгро-м учинил парню на сто пятьдесят про-
центов. Дудиков словно этого только и ждал. Берет
слово, да не о себе речь держит, а о больших принципах:
о практике распределения нарядов в цеху вообще и на
их участке в частности. И почему приятели мастера все-
гда имеют легкие наряды и заниженные нормы, и отчего
не учитывается опыт других цехов по рациональному
распределению нарядов на каждой станочной линии... Да
как пошел-поехал — все диву дались, когда он успел
так подробно вопрос подготовить! Понятно, ничего не
получилось у мастера и его дружков. Выскочил Дуди-
ков сухим и чистым из их грязной водицы!
Погодили они немного, затем вторую мину под Дуди-
кова подвели. Подсунули ему для работы детали со
скрытым браком — чтобы потом в нем самого парня
обвинить. Расчет был таков: как только Дудикова бра-
ковщиком нарекут — вся прыть с неуемника сойдет.
Какое у него будет моральное право других задирать,
раз сам в хвосте?
Но ведь и у Дудикова друзья имеются. Узнали про
заговор, сообщили.
— Вот и хорошо, — говорит Дудиков, — я всегда
мечтал получить для работы такой именно брак.
Пошел он перед сменой к начальнику БРИЗа — ин-
женеру, который рабочим изобретательством ведает.
С инженером этим у него старая «дружба» — Дуди-
ков его и в газете песочил, и в карикатурах, и на каж-
дом собрании воспитывает.
15*
228
Борис ПРИВАЛОВ.
Приходит он в БРИЗ. Инженер встал, выгнул, как
кот, спину дугой, шипит:
— Что вам нужно? Я занят!
— Дайге мне тот прибор для определения скрытого
брака в деталях типа 65-1, который вы полгода мари-
нуете! — просит Дудиков. — Иногда ведь в металл бы-
вает труднее заглянуть, чем в человеческую душу. Это
я не про вас, гражданин хороший, потому вас лично
вижу насквозь. Короче: прошу выдать прибор для экс-
перимента.
Инженер на дыбы, дескать, не лезьте не в свое дело,
а Дудиков не поленился, за парторгом сбегал. При-
шлось прибор выдать.
И Дудиков в присутствии всей цеховой обществен-
ности девяносто деталей из ста этим прибором забрако-
вал!
— Вот как, — говорит, — нас обеспечивают работой!
Убил он сразу трех зайцев: прибор пошел в ход,
мастер схлопотал выговор, и приемку деталей решено
было пересмотреть во избежание подобных -случаев.
Вот отсюда и пошло прозвище — смекаете? Словно
заколдовали парня — ему неприятность подготавли-
вают, а он ее так каждый раз оборачивает, что его
«дружкам» еще тошнее Становится. А утвердилось про-
звище накрепко после того, как Дудиков воскресный
субботник сорвал. Он возьми да и заяви накануне, что
это безобразие — устраивать пятый субботник за месяц.
Тут уж и мастер, и инженер из БРИЗа, и замначцеха
просто расцвели от восторга: представляете, так-Qe заяв-
ление!
— Антиобщественные настроения! Вражеская агита-
ция! — Чего только они про него не говорили. — Сейчас
мы его, милого, расколдуем! Немедленно созвать соб-
рание!
И в тот же день—собрание. На повестке дня —
вопрос о Дудикове и его настроениях.
А он сам в бой рвется.	*
— Я против таких воскресников, — говорит. — Наш
председатель цехкома слишком легко дает дирёкции
согласие на работу в выходной день. Неправильно это.
В цехком все время идут сигналы о ненормальном пла-
ЮМОРЕСКИ
229
пировании работ, об авралах, о неиспользованных воз-
можностях. А вместо принятия мер комитет идет про-
торенной дорожкой — воскресник, субботник, сверх-
урочные задания. Ведь это же порочная система! Сле-
дует, товарищи, раз и навсегда решить: если дирекция
считает, что нужен воскресник — поставьте вопрос о нем
на общее собрание. Тут уж мы выясним: почему у нас
отнимают день отдыха? Кто в этом виноват? И меры
примем, чтобы так больше не случалось!
Короче говоря, воскресник не состоялся, а вместо
этого начали перестраивать график работ. И опять Ду-
диков цел и.невредим и репутация его при нем!
Мастер с инженером вскоре перевелись на другой
объект. А замначцеха сказал:
— Каюсь, буду прислушиваться к критике, прини-
мать меры и делать выводы! Против Дудикова пой-
дешь — голову свернешь! И кто только тебя заколдовал,
паря?!
— Советская власть, — ответил Дудиков. — Я —
за нее, а она — за меня. Вот и все.
2.	Одним пальцем
Говорят, что овладение техникой — одно из основ-
ных условий прогресса. Это, конечно, верно. Но в дан-
ном случае именно недостаточное овладение техникой
оказалось явлением прогрессивным и повлекло за собой
большие перемены в нашем заводоуправлении.
Случилось все в один прекрасный понедельник. Ди-
ректор явился в свой кабинет, как обычно, ровно в де-
вять ноль-ноль и первым делом за папку, где у него
хранятся особо важные бумаги:
— Отпечатан ли мой приказ от позавчерашнего дня
за № 879—2Б?
А вместо заболевшего секретаря сидит в приемной
курьеру'— тетя Паша, без пяти минут пенсионер, и вре-
менно исполняет секретарские обязанности.
~— Нету, — говорит, — приказу за таким номером.
И аа последующими номерами их тоже не будет. Пото-
му все пять машинисток единогласно на работу не
вышли.
230
Борис ПРИВАЛОВ.
— Массовое отравление копиркой? — усмехнулся
директор.
— Нет, начхали друг на друга, — охотно поясняет
гетя Паша. — Я им в субботу чай приношу, а они друж-
ка на дружку чихают. Только и слышно: «будьте здоро-
вы» — «извините», «будьте здоровы» — «извините».
Это, значит, чих идет по разным системам. Вот вы, това-
рищ директор, как чихаете? Желаете другим доброго
здоровья или, наоборот, сами извиняетесь? Даже в та-
ком деле и то мода есть!
— Нужно немедленно мобилизовать внутренние ре-
зервы, — мрачно сказал директор. — Изыскать маши-
нистку. И чтобы приказ был готов через десять минут.
— Какие десять минут! — рассмеялась тетя Паша.—
Какие внутренние резервы! Никто у нас больше на ма-
шинках не печатает. Это ведь тоже квалификации тре^
бует и знания всяких там учебников.
— Как же быть? — спрашивает директор. — А у ме-
ня несколько очень важных приказов задумано...
— А. помните, у вас четыре года назад в секретарях
Светлана ходила? — вспомнила тетя Паша. — Она
от нас на производство ушла, в штамповочный цех. По-
звоните туда — пусть ее командируют сюда временно.
Она печатать умеет.
— Спасибо за рацпредложение, — сказал директор
и бросился к телефону.
Прислали из штамповочного Светлану, но она сразу
же заявила:
— Я от машинки отвыкла, без практики писать разу*
чилась. Только одним пальцем и могу.
— Что ж, — говорит директор, — будем печатать
лишь самое необходимое.
И вот сидит Светлана одна в пустом машбюро и од-
ним пальцем выстукивает приказ за номером 879—2Б.
Она не добралась еще до середины первой страницы,
а от директора тетя Паша еще два приказа несет и на
каждом резолюция: «Срочно. Важно».
 Светлана продолжает в.том же темпе— одним паль-»
цем, стук да стук.
Директор лично в машинописное, бюро прибегал два
раза.
ЮМОРЕСКИ
231
— Как освоение техники? Наращиваем темпы?
Светлана только плечами пожимает: мол, делаем,
что можем.
— Светочка, — сказал директор, — пишите скорее!
Ведь рабочий день кончается, а вы еще только суббот-
ний приказ еле-еле до середины допечатали! Так и завод
можег остановиться без получения руководящих указа-
ний!
Но завод, конечно, не остановился, хотя Светлана
допечатала к концу дня всего-навсего один злополучный
приказ № 879—2Б. Более того, все начальники цехов
Светлане ручки жали:
— Работали сегодня — как никогда. Спокойно, без
канцелярщины!
На следующий день — та же картина. Директор вол-
нуется, а приказы в цеха поступают только очень-очень
коротенькие, самые необходимые, самые важные. Все
остальные десятки страниц лежат мертвым грузом на
столике перед Светланой.
А на заводе ликование: кончилась приказная метель,
разгрузились отделы и цеха от «срочных» докладных,
от бесчисленных ответов на опросные листы, от ненуж-
ных сводок.
И все оттого, что машинистки бюллетенят, а Светла-
на одним пальцем постукивает!
Когда неделя кончилась, то на директорской летуч-
ке поставили вопрос о машинном бюро,, о его штатах.
Выяснилось, что из пяти штатных единиц две хотят ухо-
дить на пенсию, одна 1вышла замуж и бросает работу в
связи с переездом в другой город, а четвертая уходит
на учебу. Решили сократить эти четыре единицы и оста-
вить только одну-единственную машинистку.
Кто-то высказал предложение, что даже и это мно-
го — ведь она не одним пальцем, а десятью работает, но
тут уж директор проявил твердость и отстоял все’десять
пальцев.
Теперь на, нашем заводе все, как у передовых пред-
приятий — даже директор излечился от своей приказе-
мании. А почему так получилось, если разобраться? По-
тому, что Светлана недостаточно овладела техникой.. По
крайней мере она сама так- утверждает. Я говорю «по
232
Борис ПРИВАЛОВ.
крайней мере», потому что мне кое-что кажется очень
подозрительным: незадолго до болезни машинисток
проходил я вечером мимо штамповочного цеха, слышу—
машинка трещит. Да бойко так, пальцев на восемь. Сто-
рож объясняет, что это Светлана иногда задерживается
в цехкоме, чтобы перепечатать свои конспекты: она ведь
в заочном институте обучается.
3.	Букет
Эту историю рассказал мне инженер-ленинградец,
который недавно побывал в одной западноевропейской
стране.
В местном обществе дружбы с СССР, куда он был
приглашен на прием, его познакомили с симпатичной
девушкой, отлично владеющей русским языком.
— Выучила его на наших курсах! — с гордостью за-
явил председатель общества. — Это наша лучшая уче-
ница. К счастью, она ближайшие четыре-пять дней
свободна и может сопровождать вас как гид и перевод-
чик.
Такое предложение как нельзя больше устраивало
инженера: постоянного переводчика у него не имелось,
а без знания местного наречия нечего было и думать о
знакомстве с городом и его жителями.
Инженер и гид быстро подружились.
Девушка рассказала, что служит продавщицей, жи-
вет с родителями, отец работает на заводе, что у нее
есть еще три сестры.
— Все мои сестренки учатся русскому языку! — с
гордостью заявила она.
— Вы, как и другие ваши соотечественники, очень ча-
сто задаете один и тот же вопрос: «А теперь здесь
что?» — после первой же прогулки сказала переводчи-
ца. — Стоит вам только указать на какой-нибудь рос-
кошный особняк или виллу богатого человека, как вы
спрашиваете: «А теперь здесь что?» Я отвечаю: то же са-
мсе, что и прежде, — здесь живет такой-то или такая-то.
И тогда все смеются.
Инженер объяснил, что вопрос «А теперь здесь
что?» — это своего рода рефлекс, 'За последние сорок
ЮМОРЕСКИ
233
лет у граждан СССР выработалась привычка смотреть
на дворцы и особняки как на народное достояние.
— Но многие ваши туристы, — сказал ленингра-
дец, — когда приезжают в нашу страну, тоже задают
«смешные» вопросы. Они спрашивают: «Сколько стоит
это?» — все равно, идет ли речь о кинозвезде, футболь-
ной команде или музее «Эрмитаж». Так что, как видите,
у всех есть «странности».
Уезжая, инженер решил сделать своей добровольной
переводчице подарок. У него были захвачены с собой из
Ленинграда кое-какие сувениры. Он позвонил девушке
домой и договорился о встрече.
Инженер явился на сквер, к месту свидания, на не-
сколько минут раньше условленного времени.
Вокруг шла бодрая торговля цветами. Основными
покупателями были мужчины. Очевидно, этот сквер —
приятный зеленый островок среди автомобильных пото-
ков—считался по1пуляр'ным местом встреч.
Цветы недаром почитались одной из местных досто-
примечательностей. Они поражали яркостью и величи-
ной. Вот на лотке расположились целые снопы необык-
новенных, с капустный кочан, роз. Вишневые, алые, пур-
пурные, рубиновые, темно-оранжевые, кумачовые тона,
смешанные вместе, казались ярким костром. Ощущение
огненности было таким полным, что, когда старушка
цветочница начала кропить розы из большого пульвери-
затора, заменяющего ей лейку, инженер невольно испу-
гался: а вдруг вода зальет это бушующее пламя, пога-
сит цветочный огонь?
Ленинградец не мог удержаться, купил громадный
пламенеющий букет и зашагал к условленной аллее, на
которой красовался всемирно известный памятник древ-
нему стихотворцу.
Возле бронзового поэта он увидел свою переводчицу.
Она стояла... за цветочным лотком и бойко вязала буке-
тики, которые у нее раскупала группа школьников. Во-
лосы девушки сверкали на солнце, как гроздь рыжих
тюльпанов, глаза синели, словно незабудки, а ее алые
щеки могли цветом соперничать с самой яркой розой.
«Надо же было купить цветы для... цветочницы! —
корил себя инженер. — Нашел чем удивить человека,
234
Б. ПРОТОПОПОВ.
который полжизни проводит среди цветов! И как это он
раньше не догадался уточнить: что именно она продает?
Вот и попал в смешное положение!»
Отступать было поздно: девушка его заметила.
Когда школьники убежали, инженер подошел и сму-
щенно вручил ей букет.
— Это мне? — удивилась она. — Какой красивый!
Цвет вашего флага!
— Простите, я не знал, что вы... — начал оправды-
ваться ленинградец, но лицо девушки неожиданно стало
задумчивым, даже немного грустным.
— Мне еще никто никогда не дарил цветов, — со
вздохом сказала она. — Это первый букет в моей жизни*.
Я ведь продаю цветы с детства, с десяти лет. Кому же в
голову придет дарить мне букеты? А вы, вы очень меня
обрадовали, очень... Только сейчас я поняла: как это
приятно, когда тебе преподносят цветы!
Б, Протопопов
ЮМОРЕСКИ
1. Когда мы жалостливы
Однажды ночью мне пришлось часа три ждать поез-
да на станции Сухиничи. В маленьком вокзале было
душно, и я устроился на скамейке в небольшом сквере.
В двенадцать потухли уличные фонари. Светилось
только здание вокзала. В сквере стало темно и немного
таинственно.
— Размышляете? — вдруг раздался мягкий голос.—
Да, хороша ночка... Не помешаю? — Неожиданный собе-
седник сел рядом. — Жутко как-то одному. Тоскливо...—
Он сделал паузу, потом сказал: — Простите великодуш-
но, хочу курить, а в кармане — увы!
Получив папиросу, он долго мял ее в руках,, озабо-
ченно шарил по карманам спички и, наконец, наклонил-
ся прикурить. Повеяло винным перегаром.
Да, все прошло... Был Арсений Михайлович в че-
сти... А теперь вот клянчу папиросу. Да что говорить!
Это ведь только в газетах пишут про критику... А что де-
лать с моим проклятым характером? Не могу молчать,
Рисунок Л4, Черемных
ОДНА МЫСЛЬ СВЕРЛИТ ГОЛОВУ
236
Б. ПРОТОПОПОВ.
видя неправду! Говорит, бывало, жена: «Брось, Арсе-
ний, успокойся!». А я не могу..ч
Он опять выжидательно помолчал, потом неожидан-
но попросил «выручить десяткой».
Минуты три он сидел, трагически отставив руку с за-
жатыми в ней деньгами и горестно покачивая головой.
Это должно было означать: «Эх, до чего же дошел ты,
Арсений Михайлович!»
Своеобразный этикет попрошаек предписывал поло-
маться еще несколько минут, но, очевидно, это ему на-
доело так же, как и мне. Он порывисто встал, приподнял,
прощаясь, шляпу, тяжело вздохнул и зашагал к вокзалу.
Через полчаса он появился снова, но я пересел на
другую скамейку, за кусты, и, задумчиво посвистев,
Арсений Михайлович пошел было обратно. Однако судь-
ба послала новую жертву. Даже целых две. У замолкше-
го фонтана тихо сидели, обнявшись, парень с девушкой,
и он, сделав крутой поворот, направился к ним.
— Простите, пожалуйста, можно присесть? — услы-
шал я мягкий голос. — Спасибо. Не сердитесь, что поме-
шал, так трудно быть одному в эту ночь. Вспоминаются
молодые годы. Все прошло, все миновало... Берегите лю-
бовь, молодые люди. Это говорю вам я, которому она
причинила столько горя...
Парень и девушка молчали.
— Об этом трудно рассказывать, — неуверенно про*
должал Арсений Михайлович. — Я и сейчас ее люблю.
Было счастье и ушло...
Невыразимо противно было слушать Арсения Михай-
ловича. Он разыгрывал своих собеседников в манере до-
революционных провинциальных трагиков: с многозна-*
чительными паузами, дрожанием в голосе, нелепыми же-
стами. Честное слово, я почувствовал облегчение, когда,
понизив голос, он попросил у парня пятерку.
Выждав, я тоже направился в зал ожидания: скоро
должен был прийти поезд. И в углу около буфета увидал
Арсения Михайловича. Это был высокий и худой человек
лет тридцати пяти, в коричневом сильно поношенном
костюме и сереньком галстучке. Опираясь рукой на сте-
ну, он что-то говорил пожилому военному. Военный по-
двинулся. Арсений Михайлович сейчас же сел и, грустно
ЮМОРЕСКИ
237
поникнув толстым в красных прожилках носом, начал
говорить. Потом вскинул голову и замахал руками.
Я подошел ближе:
— Моей роте нужно было идти в обход, но я думаю,
а что, если попытаться...
Рассказчик был уже, очевидно, сильно пьян, потому
что то и дело останавливался, тер рукой лоб, путался в
словах и каждую минуту повторял: «Простите, конту-
зия!»
Потом вдруг вскочил, как вспугнутый заяц, и стал
пробираться к выходу: из комнаты дежурного по стан-
ции появился милиционер — молодой чернобровый па-
рень. Он проводил Арсения Михайловича взглядом и
вышел на платформу.
— Кто это? — спросил я.
— Так, «артист» один, — нехотя отозвался милицио-
нер. — Надоел, просто ужас. Уж лучше откровенный ху-
лиган, чем такая слякоть. Публика у нас очень жалост-
ливая, товарищ, — сообщил он доверительно. — Ведь
видят, что проходимец, а стоит ему свою канитель разве-
сти, иные, поверьте, по пятерке, по десятке и больше да-
ют. Сами паразита содержим!
— Да, конечно, сами виноваты, — сказал я смущенно.
2- «Государственный» человек
Со станции Выкса до самого города того же наимено-
вания добраться когда-то было совсем не просто, осо-
бенно зимой. Выйдя из вагонов, пассажиры сбивались
кучкой около платформы и долго стояли, с тоской устре-
мив взоры туда, откуда должен показаться автобус. Так
было и в тот раз.
Автобус — крытая брезентом грузовая машина —
пришел, и все кинулись к нему, чтобы захватить место.
Первым достиг желанной цели еще молодой, полный
мужчина в шубе с барашковым воротником и белых ще-
гольских бурках. С облегчением вздохнув, он расстегнул
шубу и, достав из портфеля листки, напечатанные на ма-
шинке, стал читать, то изумленно поднимая брови, то
хмурясь.
Последней влезла маленькая сухая старушка, оттер?
238
Г. РАДОВ.
тая при посадке. Охая и потирая ушибленную коленку,
она встала около гражданина с портфелем, крепко взяв-'
шись морщинистой загорелой рукой за планку деревян-
ного каркаса.
Потом в кузов заглянул шофер, недовольно покачал
головой, увидев, как много набилось народу, потыкал
сапогом баллоны и, поворчав, сел в кабину. Автобус
тронулся, и сразу же не ожидавшая толчка старушка
упала на гражданина в бурках. Тот помо-рщился и, про-
должая читать, отстранил ее рукой. Снова толчок на
ухабе, и снова старуха падает на солидного гражда-
нина.
— Стой, стой, бабуся, — добродушно сказал он, —
али ноги не держат?
— А вы, гражданин, взяли бы и уступили место. По-
моложе ее будете. Да и беспокойства вам меньше...
Гражданин поднял голову и строго посмотрел на го-
ворившего.
— Не с того конца начинаешь, товарищ, — сказал он
внушительно. — Шире надо ставить вопрос: мест не хва-
тает... А почему горсовет не занимается транспортом?
Разве это автобус? Пустить на эту линию три ЗИЛа, вот
вопрос о неудобствах и будет снят с повестки дня. По-го-
сударственному нужно мыслить. Так и происходит, что
за мелочами мы забываем большие, нужные дела...
Я внимательно посмотрел на гражданина с портфе-
лем: издевается? Нет. Лицо серьезное. Дышит высоким
сознанием долга...
Так ведь и не встал. Место старушке уступила жен-
щина в сером пуховом платке.
Г. Радов
ЧЕЛОМВИТЬКО И ЛИХОДЕД
На хутор Бичовый не ходят автобусы, и я, как всегда,
отправился за попутным пр а нс пор то-м на «пятачок».
«Пятачком», или еще «тремя богатырями», зовется
у нас в городке бойчайшее место рядом с базаром. Тут,
у развилки улиц, колхозные председатели, завхозы и экс-
педиторы оставляют автомобили, и сюда же, невесть по-
ЧЕЛОМБИТЬКО И ЛИХОДЕД
239
чему, сходится деловая публика. Кооператоры, предвидя
обилие клиентуры, поставили на «пятачке» три голубых
ларька, похожих на ульи, в ларьках уселись вальяжные
мужчины в белых передниках, кто-то окрестил их «тре-
мя богатырями», и «пятачок» стал не то биржей, не то
деловым клубом. У «ботатырей» за стаканом мутнова-
того виноградного вина вершатся и полюбовные согла-
шения, и торг, и мена, и сюда же тянется продувной
люд — «аккордни.ки»-мастеровые: авось, мол, удастся
сорвать у заезжего председателя выгодный подряд...
Но в послеобеденный тягостный час жаркого авгу-
стовского дня у «богатырей» стояла лишь одна машина,
неказистая до последней крайности. И без того не парад-
ный «газик» — «козел» — был увенчан уродливым кузо-
вом, снятым не то с довоенной «эмки», не то с трофейно-
го лимузина. Ни один знакомый мне председатель не
ездил в таком экипаже.
— Чья машина? — спросил я у дремлющего води-
теля.
Шофер встрепенулся. Был он немолод, сухощав и,
видно, истомлен жарой. Обмахнув небритое широконо-
сое лицо, потянулся, выпростал руку.
— Дай закурить, иорешок... Чья машина? Дальняя.
Челомбитьку слыхал? Его...
— Челомбитьку! — Я, признаюсь, опешил, услыхав
эту фамилию. Челомбитько был знаменитый председа-
тель на юге. Какая нужда усадила его в такой автомо-
биль? — Того самого Челомбитьку? Героя?
— Героя, — кивнул шофер, жадно затягиваясь. —
Слухай, выручи, корешок! Сходи на базар за провизией.
Хозяин мой преподобный подался коммерсовать, а я —
за сторожа. Машина полна подшипников, дверки не за-
крываются, с утра сижу балбес балбесом, не евши, не
куривши.'
Вид у «сторожа» и впрямь был страдальческий. Я от-
правился за провизией, и полчаса спустя мы сидели на
скамеечке под акацией, обдуваемые палящим ветром.
Степан Терентьевич — так звали водителя — ловко сди-
рал чешуйчатую шкурку с жирной тарани, кривым садо-
вым, ножом рассекал на дольки мясистые помидоры, и
240
Г. РАДОВ.
по мере того, как он насыщался, лицо его принимало
спокойное выражение.
— Степан Терентьевич, — спросил я, все еще косясь
на «газик», — что у вас за выезд? Колхоз — богатейший,
председатель — герой, а ездите черт-те на чем...
— А тебе куда ехать?—в свою очередь спросил он,
прищурясь и словно прикидывая, стоит отвечать или
нет. — Ах, в Битовый? Подкинем! Антон явится — и под-
кинем! Это на Незамаевском шляху хутор? В балочке?
Ну, как раз по дороге...
Я понял: шофер за день одиночества стосковался по
разговорам и рад случайному собеседнику. А он смахнул
с колен крошки, закурил и сказал:
— Был у нас, друже, выезд. Первейший! На ЗИЛе
катались, аж гай шумел! Кабы не одна'бисова душа, ду-
маешь, загорал бы я тут? Челомбитько-то стесняется
подъезжать к конторам на этой «мухобойке», вот и бро-
сает меня, а сам пеший ходит по городу. Обезножил нас
растреклятый Лиходед!
— Какой Лиходед?
— Эх, корешок! — вздохнул он. — Тут если расска-
зать, что он над нами вы-комаривает, этот распрочертов
Трофим Лиходед, не поверишь! — махнул он рукой. —
Никто не верит! Челомбитько-то Антон Федорович — он
всему свету известный. А Лиходед? Да его за станцией
и не знает никто. Подумаешь, фигура — колхозный ме-
ханик, да еще и доморослый, из ковалей! Правда, есть
у него еще должность — секретарь партбюро, — но
опять-таки для нашего Антона это не высокое началь-
ство. В большо-ой зараз силе Антон Челомбитько! Не
то что в районе либо в крае, айв Москве добре знают
его, и думаю, кабы он на Лиходеда пожаловался, дали
бы им развод по несходству характеров, уважили б Анто-
на. А вот, представь, не жалуется. Терпит — и квит...
Степан Терентьевич отхлебнул из фляжки глоток
теплой воды, поморщился, вскинул руку, посмотрел на
часы.
— Вот-вот Антон явится, поедем... Глянешь на него —
бочка. Расщедрилась природа — вогнала в него мяса на
пятерых. Два пояса вместе сшивает, аж тогда подпоясьь
вается! Но не квелый, моторнейший... А Трофим тоже
ЧЕЛОМБИТЬКО И ЛИХОДЕД
241
я.
моторный, только на другой фасон — высоченнейший!
Сядет, сложится, как плотницкий аршин, — коленки до
подбородка достают.
Ох, разномастна же, черти! В субботу едем в рай-
он — Антон и пытает: «А что, Трофим, кабы революция
припоздала, что б с тобой было?» — «Как это припозда-
ла? — не понимает Лиходед. — Не могла она припоз-
дать! Все в свой срок». — «Ну, допустим бы, припозда-
ла. Либо она припоздала, либо ты годочков на двадцать
раньше на свет явился — кем бы стал?» — «Ну, что за
пустые балачки-! — сердится Лиходед. — Кем бы я стал?
Ковал бы себе в кузне». — «Э, нет! — говорит Антон.—
Я про тебя другое думал: ты же прямой, как палка, у те-
бя что на уме, то и на языке, — сослали б тебя жандар-
мы на каторгу за пропаганду». — «А тебя б не сосла-
ли?» — «А меня б не сослали, — смеется Челомбитько.—
Я бы в купцы махнул». — «Ну-ну, в купцы!.. С. какого бы
капиталу? Копался бы в земле». — «Нет, — уверяет
Антон, — не задержался бы я в середняках: не тот ха-
рактер. Двинул бы в купцы. Хватило б хитрости нажить
капитал. Лихой бы купец получился».
...Смекаешь, какие разговоры? Ну, не знаю, как бы
там у Антона получилось с купечеством, — может, и до-
торговался бы до точки: он рисковый, а вот из кула-
чества, это уже на моих глазах, Трофим Лиходед его,
как говорится, тепленьким достал.
Демобилизовались они в двадцать шестом году со
срочной службы. Трофим—в батрачком (были тогда та-
кие комитеты, обороняли нашего брата), а Антон — к
батьке на хозяйство. А батько у него хотя и не бедство-
вал, а хозяйновать не умел. Антон и взял руководство.
Мотнулся на Волгу, привез семян, глядим — горчицу
сеет! Горчицу! У нас и понятия не было, как она растет.
А он посеял, выходил, торганул — вот тебе и первые
гроши. Х-одит по станице, приценивается к маслобойке,
думает двух работников нанимать. А мужик сам собой
не вредный, не жадный, но вот-вот из-за этой распрокля-
той единоличности мог бы из него получиться кулак...
Тут-то его Лиходед и перекантовал! Организовалась
коммуна на хуторе — зовет его Трофим завхозом. Посту-
пил Антон в коммуну, еще и батьку привел, захлопотал,
16 Золотой характер
242
Г. РАДОВ.
старается. Мы не нарадуемся: нашли человеку место!
А он год отслужил — сдает ключи; «Увольняйте. Непри-
вычен служить под начальством. Вот когда председатель
запонадобится, тогда покличьте!» А председателем-то
был Трофим на первых порах. Собралась ячейка, заду-
мались: что делать? И Антона жалко терять: хозяйнует
он лучше Трофима. И кой у кого сомнение: куда он,
Антон, заведет коммуну? Сам же сырой, непропеченный,
еще и пуп не зарос после единоличное™. Да и Трофима
жаль обижать: он затевал коммуну. «Нет, — говорит
Трофим, — на пользу дела давайте, хлопцы, рискнем!
Хозяйнует он лучше меня — кни-ги ему в руки! А заве-
сти он нас никуда не заведет: в случае чего мы-то — вот
они, коммунисты. Станет выбцыкивать — стреножим!»
Так и сказал: «Стреножим»:.. И вот сколько лет ми-
нуло, а он... — Степан Терентьевич нагнулся, поднял с
земли блеклый листок акации, зачем-то разгладил его на
ладони, растер жесткими пальцами, вздохнул и, словно
бы окончательно отвлекшись от того, что было когда-то,
заговорил деловито: — Гляди, как дела разворачивают-
ся... Сядут они посевы плановать — Антон рассуждает
хозяйственно, чтоб легче колхозу гр-оши добыть. «Свек-
лу, — прикидывает, — урежем: возни с ней много. А ба-
бам д^дим другое занятие — веники! Посеем — хлопот
с ними немного, а гроши верные! На Севере побывал мой
гонец — там по пятерке за штуку платят». — «Глупо-
сти! — противоречит Лиходед. — Кубанскую плодючую
землю — под веники?! Да нехай их тот сеет, у кого не-
удобия, а мы будем сахар гнать. Мало сахару!» — «Да
веник-то, если его на базаре продать, доходней?!» —
«Мало ли что!» — «Как это «мало ли что»?! Я — хозяин,
мне волю дали, я не одни веники, я еще и конопельку
посею». — «Еще глупей! — кричит Лиходед. — С Куба-
ни пеньку гнать?! Позорище!» — «Никакого позорища!
За пеньку гроши дождем льются. Ты газеты читаешь?
Под Курском, под Черниговом на чем колхозы богате-
ют? На этой же пеньке!» — «Плохо ты газеты чита-
ешь, — говорит Лиходед. — Там-то колхозы жили бед*
новато, на чем их можно было поднять? На пеньке! Го-
сударство и повысило на нее цену. Для первой поры по-
высило, чтобы в тех колхозах завязался жирок, не н°
ЧЁЛОМБИТЬКО И ЛИХОДЕД
243
веки». — «Да я-то могу тем попользоваться? Надо ловить
момент!» — «Ты свой лови! Сей кукурузу, перегоняй ее в
мясо. Мясо — вот твой конек!» — «А то мы не
даем мяса! Полмиллиона карбованцев получил за свини-
ну. Мало?» — «Нет, то горький доход, — не соглашается
Лиходед, т- Горький!.. Гляди, почем свинина в магази-
не, — разве ж то всем доступная цена? А почему она та-
кая дорогая? Мало ее, свинины! Мало! С тебя, богача
кубанского, вдесятеро, да дешевой свинины, да еще яиц,
да сахара. А ты-вон на чем, на вытребеньках, на вени-
ках, на ерунде, хочешь строить политику? Абы копейку
добыть? Не дадим так плановать!..»
«Здравствуйте! — говорит Антон. — Ты в точности
как тот казак, что наставлял дочку-невесту: иди, мол,
доченька, ищи жениха под свой вкус, только за черняво-
го не ходи, и за белового не ходи, и за бедного не ходи,
и за богатого не ходи, и за лысого не ходи, и за чубатого
не ходи, — а так иди, за кого душе угодно. Так и ты:
проявляй, Антон, инициативу, только свеклу не режь, ку-
курузу не цепляй, пеньку не заводи, а в общем полная
тебе инициатива. Так?»
«А ты хочешь распоясаться?»
Такие расхождения! Чуть Антон замахнется — Лихо-
дед в дыбки! Задумал, допустим, Антон операцию, то-он-
ко задумал, как тот стратег. Узнал, что на Дону жито
уродило, снаряжает туда гонца: купи, мол, в колхозах
жита, накинь лишний червонец на центнер против казен-
ной цены и сдай то жито в госзакуп. Там сдай и квитан-
цию привези. А мы твоей квитанцией отчитаемся перед
районом, а свою пшеничку перегоним на крупчатку-муку
да и отправим на комиссию к Балтийскому морю — там
любят белые пироги. Комиссионная цена повыше заку-
почной, вот он и чистый барыш!» Не-ет, далеко до бары-
ша! Узнает Лиходед про ту стратегию и обрушит одним
ударом: «Нельзя». — «Да ты пойми, — отбивается Че-
ломбитько, — я-то хозяин?!» — «Какой? — не уступает
Лиходед. — Ты же не простой хозяин, а ты же комму-
нист-хозяин, чертова голова! Коммунист! Не фермер
американский! Тебя поставили народу служить — так
служи, не переводи шило на мыло. Гони то, что нужно
i/ароду, а не прицеливайся, как бы с народа лишнее со-
16*
244
Г. РАДОВ.
рвать!» — «А цены? — не сдается Челомбитько. — Це-
ны-то у нас разные! Вот их сколько: заготовительная, за-
купочная, комиссионная, базарная! Да и то не все! Есть
же еще цены по разным местностям: где уродило — де-
шевка, где не уродило — дороговизна. Страна-то вон ка-
кая! Должен я по ней маневрировать продуктом?» —
«То-то, — сердится Трофим, — и лихо, что у нас пока
разноценье, то-то тебя и шатает. Была б ясная цена,
ты б, друже, не выбрыкивал, а строил маневр на од-
ном — на земле! Гони с нее больше мяса — на том и бо-
гатей!» Так и цапаются! День ездим по степи — день
и цапаются. И, понимаешь, пока я Лиходеда слухаю —
вроде он правый, а заговорит Антон — и он вроде не ви-
новат...
И чем же оно кончается, корешок? А тем и кончает-
ся... Погорюет наш Антон, что не поручилась его страте-
гия, помянет всех Трофимовых родичей, и бога, и черта,
и малых чертенят, а потом и скажет: «Ну что ж, Тро-
фим, мясо так мясо!» И как врежутся в дела! А на-
счет этого они один в одного — переимчивые, ревнючие.
Ночь спокойно не переспят, когда знают, что у другого
хозяина какая-то штука устроена лучше, чем у нас. Вы-
читают в газете, допустим, про самокормушки и в тот же
миг заходятся: слесарей — на ноги, плотников — на но-
ги! Пока в районе резолюцию пишут про те самокормуш-
ки, а у нас они готовенькие, приезжайте опыт снимать!..
И все-таки горе с этим Трофимом! Кабы не он, кто
б еще Челомбитьке докучал? Начальство хвалит: самый
миллионеристый миллионер в районе, да и в крае вряд
ли кто с ним доходом померяется. Колхозники? Что ж, и
колхозникам вроде совестно обижаться: никто в районе
щедрей нас не платит на трудодни. Нет же, срамит его
Трофим на каждом шагу! Только задумает Антон покра-
соваться перед начальством — Трофим тут как тут! За-
теяли они с Тр-офимом образцово-показательный лагерь
на свиноферме. По дешевке, с расчетцем сделали, но и с
шиком! Водопровод подтянули, поставили душ, — ле-
жат наши свинюшки, нежатся, а вода на . них сверху
льется. Культура? Звонит Антон в край, докладывает
начальству, вызывает фотографов, Лиходеду наказывав
ет: «Ты встретишь гостей, а я буду в лагере вас дожи--
ЧЕЛОМБИТЬКО И ЛИХОДЕД
245
даться». Дождался! Лиходед вроде бы маршрут попу-
тал — попали гости в самую дальнюю, забытую богом
бригаду. А там у нас не табор, а курятник, трактористы
по неделям не умываются, а по нужде в подсолнухи
командируются — нет отхожего места. Ахнуло началь-
ство и на свинячий душ не захотело глядеть!
Антон чуть не плакал потом. «Да что ж ты, говорит,
изгиляешься надо мной, Трофим Иванович? За что сра-
мишь?» — «Не задавайся! Свинячий душ устроил — так
ты его начальству показываешь, а то, что в станице бани
для людей нет, про то начальство не должно знать?» —
«То дело казенное, — отбивается Челомбитько. — Нехай
баню строит район!» — «Да люди-то наши!» — «Так,
может, нам и школу строить?» — «А почему же нет? Как
сгорела школа в войну, так и стоит скелет скелетом, а
ребятишки в другую школу в две смены бегают, а хутор-
ские мальцы и вовсе без школы — в станице учатся, а
живут по родичам, кормятся всухомятку, нет общежи-
тия. А еще называемся — передовой колхоз!» — «Пра-
вильно называемся! — доказывает Челомбитько. — До-
ход высокий, трудодень богатый».
Так разве Трофиму докажешь? Подговорил коммуни-
стов, собрали собрание, и вот тебе Антон, сердяга, стро-
ит и школу, и общежитие, и баню, и табор в той самой
бригаде, куда Трофим гостей возил... Кривится, сердит-
ся, ругается на чем свет, а строит!
Степан Терентьевич примолк, долго сидел потупив-
шись, потом спросил усмехнувшись:
— Что, браток, чудные у нас дела? Оно никто не ве-
рит... Челомбитько-то —он вовсе не мягкого характера.
Высо-окие начальники брались над ним командовать —
отшивал в два удара. А с Лиходедом -—осечка за осеч-
кой... — Он закурил, изогнул папиросу так, как это дела-
ют с «козьими ножками», и продолжал: — Тут у них,
видишь, давняя спайка. Думаю, с нее пошло. Тридцать
второй год, помнишь, какой был у нас на Кубани? Не-
дородный, сердитый... Мы-то заготовки выполнили, еще
и на трудодни хлеб оставили, а район и край провали-
лись, и вот тебе налетает уполномоченный, дает команду:
«Вывозите все, до зерна!» — «Ладно, — говорит
Антон, — вывезу!» А сам уполномоченного проводил —
246
Г. РАДОВ.
и к амбарам! Роздал весь хлеб и в закромах велел под-
мести. Ну, на утречко его, понятная вещь, ’ на бюро, с
бюро под арест — суд, приговор... Мы видим — невинно
осудили человека. А что попишешь? Обстановка! Район
накален. «А! — скажут. — Саботажника обороняешь?»
И тебе же наведут решетку. А Трофим, надо правду ска-
зать, не из пугливых. Кинулся в район — там не добил-
ся, на поезд — и к Калинину. Выручил Антона! С того
случая, полагаю, и пасует Антон перед Лиходедом.
А я бы не пасовал! Мало ли, что его Трофим выру-
чил! Да он и меня спасал... В сорок втором году, при
отступлении, как настигли нас самолеты да как шарах-
нули бомбами — я копырнулся без памяти. Лиходед м.е-
ня, контуженного, до самой Кубани нес. Кабы не он, бы-
ла б Степану Кравцу вечная память. Ну, а что же из
того следует? Благодарен я ему по гроб жизни, и чароч-
ку я ему всегда, пожалуй, налью за спасение души. Но
чтоб подчиняться? Да ему подчинись — он тебя и коман-
дирует к коммунизму походным порядком, с полной вы-
кладкой, и перекурить не даст!
Был коммунар — таким и сохраняется, хоть ты его
под стекло клади! Когда коммуны на артельный устав
переходили, знаешь, как он расстроился! В Москву
ездил, добивался: «Оставьте хоть десяток коммун для
пробы». А вернулся — усадьбы не взял. Жинка-то у него
под пару — из делегаток. Волосы седые, а она знай их
в кружок стрижет и красным платком повязывается.
Так и прожили без усадьбы. Из принципа! И на людей
так смотрят. Это им нож острый, если коммунист насчет
своего хозяйства нажимает. Лишнюю свинью купишь
либо яблоки двинешь на дальний рынок — уже Лиходед
косится: как, мол, Степан, не заплываешь салом? Уста-
ревшие люди!
Этой весной поехал я в Ростов за резиной. И он при-
строился — вроде бы по своим делам. Ну, думаю, весе-
лей будет — компания есть. Повеселился! Начисто он
мне расстроил свадьбу. Только я пристроюсь до клиента
с резиной, а Лиходед к нему приступается: «Где взял
покрышки? У кого украл?». Распугал мою клиентуру, а
одного нашего знакомца в милицию отвел. «Погоди, го-
ворю, Трофим Иванович, я же функцию свою не испол-
ЧЕЛОМБИТЬКО И ЛИХОДЕД
247
ню». — «А ты, — пытает, — Ленина читал?» — «Та при
чем тут чтение? То ж, как бы сказать, теория, а нам же
практически надо достать резину — машины стоят». —
«Нет, все-таки? Читал?» —«Не читал, говорю, Трофим
Иванович, а изучал. Пять лет в кружок ходил, учили про
«друзей на|рода». — «Оно, говорит, и видно, что на
«друзьях» пошабашили». Всю дорогу он мне мораль чи-
тал, а дома Челомбитько добавил: не заплатил суточных!
«Знай, говорит, «друг народа», кого в попутчики
брать!..»
Но то пустое — суточные... Сам-то Челомбитько ты-
щами пострадал — вот кого жаль!
ЗИЛ приглянулся нам прошлым летом, и загорелась
у Антона душа! Бывает же: мужик самостоятельный, хо-
зяин, а дай ему цацку! Но почему же и не дать, скажи
пожалуйста? Что для нас, миллионеров, сорок тысяч?
Или он не заслужил? Да ты б поглядел, как он служит!
Сам Лиходед — да-да, Лиходед! — знаешь, как его пе-
ред районом расписывал? Случилось тут у нас повет-
рие — ставить председателями одних дипломных агро-
номов. Антона и хотели потеснить. Как тут Лиходед
взвился! Ишь, мол, что задумали — такими людьми бро-
саться! Райкомовцы ушам и глазам не верят: «Да ты ли
это говоришь, товарищ Лиходед? Ты же Челомбитьку
напропалую ругал». — «А то наше внутреннее дело!» —
«Да он же загибает!» — «А вы хотели, чтоб в колхозах
одни чистые ангелы служили? Чтоб ангелы, да еше од-
ной масти, с одной колодки? Да у всякого-то человека
свой нрав! На то мы и живем в станицах, на то и постав-
лены, чтобы этих разнонравных да разномастных по
одной дорожке вести, не давать им в сторону уклоняться.
А ка-ак же! Загибает? На его загибы у нас глаза и руки
есть. Научим! Поправим! А вы к нему в середку загляни-
те: чего там больше — загибов либо чего другого, хоро-
шего?..»
Вот так Лиходед высказался! Ве-ерно насчет Антоно-
вой середки... Я б советовал еще и докторам туда загля-
нуть: что там у Антона за дизель? Центнер же весу в
человеке, и годы не маленькие, и водку пьет, и в смысле
женского пола не монах, и, считай, почти тридцать лет
под боем, под выговорами, и без отпусков, без выход-
248
Г. РАДОВ.
них, без праздников, — а ни черта пощады не просит!
Спровадили мы его на курорт. Со скандалом отправили
в Сочи, а две недели минуло времени — он из Архан-
гельска телеграмму бьет: переводите деньги за двадцать
вагонов леса! Мы бумаге не доверяем: как он в Архан-
гельске очутился? Моря с пьяных глаз перепутал — вме-
сто Черного на Белое попал? Нет, оказывается, не пере-
путал! Один раз в Черном море выкупался, трое суток
в санатории перестрадал и махнул своей волей на лесо-
заготовки, провел коммерцию!
Так же и в праздники. Гуляет вместе со всеми и
пьет — никому не уступает, в третьем часу ночи домой
отправится, а в шестом часу, как огурчик, выбритый,
свежий, веселый, уже стучится ко мне: «Полетели, Сте-
пан!» Летим... По холодку, по росе. Где-то бригадира до-
гоним — Антон погрозит ему: «Поспешай, Роман, поспе-
шай... У Марфушки зоревал? У Феклушки? Я т-тебя!»
Где-то на таборе кухарочку побудим — Антон за ее под-
бородок подержится: «Я тебе, Христя, петуха приве-
зу!» — «Та лучше курочку, Антон Федорович! Курочка
слаще». — «Нет, пивня, — пообещает Антон, — горла-
стого! Чтоб будил!» — «Та за вами же и пивень не упра-
вится! Это ж немыслимо: когда вы спите?» Немыслимо!
В девятом часу другой председатель еще только в степь
собирается, а мы уже вертаемся: все облетели, все
команды подали, еще и людей подвеселили. Так что ж,
скажи, за такую моторность не стоит он благодарности?
Слабинку его нельзя уважить?
Нет, насчет слабинки Лиходед ни в какую! «Еще, —
шумит, — князья выискались! Колхозники пешком ходят
в степь, а вам ЗИЛ? Что у вас, от «мухобойки» мозоли
на благородном месте? С чего раскошествуете?» Дурац-
кий разговор! Всем колхозникам по ЗИЛу не купишь, а
голове-то можно! Я не стерпел. Год мы кончали хорошо,
люди руководством довольны, подготовил я дружков,
крикнули на собрании: «Купить ЗИЛ Антону Федорови-
чу!» Голоснули на «ура», Трофим с носом остался, а я —
в Москву. Пригнал раскрасавицу! Думаешь, долго по-
ездили? Эге! Лиходед такое отколол, что Антон Федоро-
вич, бедолага, не то что без ЗИЛа, а без малого в одних
подштанниках не остался.
ЧЕЛОМБИТЬКО И ЛИХОДЕД
249
Как раз он хату ставил тем летом. То-оже Трофим
не советовал. «3<ря, говорит, Антон, затеваешь построй-
ку. Что тебе, жить негде? Есть справный домок — и до-
статочно. К чему от людей отделяться?» Оно и верно,
был у Антона приличный домок, да и семейство-то у не-
го — он, баба и старуха, — хватало площади. Но надо ж
Антона знать! Ему пить-есть не давай — дозволь коро-
лем пройтись перед народом. И пострадал же за то:
красовался перед девчатами, объезжал неука жеребца
да зазевался, а жеребец не промах — враз обезручил
его! Отхватил кисть под самое запястье, так и ходит
Антон с деревяшкой на левой руке, без войны инвалид,
только и утешение — стучать по столу способней.
А тут возвысился, в славу вошел — дай ему особую
хату! Съездил куда-то, погостевал у знакомца председа-
теля, говорит мне: «Ну, Степа, думаю я всех председате-
лей перешибить. Какими хозяйствами командуют, а жи-
вут, скупердяги, без всякой культуры. Надо научить».
Я не против, пожалуйста, ты своим грошам господин!
А грошей, скажу, было у него порядочно. Хоть и не жа-
дюга, но своего не упускал. Еще до укрупнения назна-
чали ему премии за всякий сверхплановый процент, ну,
а когда укрупнились, продуктов-то поболело — премиаль-
ный процент, знаешь, как подскочил! За все брал пре-
мии.
Долго его Трофим отговаривал. «Подумай, говорит,
что станица скажет. Вдовы-то еще кой-какие по трое в
одной хате живут, теснота, яслей хороших нет в станице.
Не рано тебе дворец заводи 1ь?» Но тут и Челомбитько
не уступал: «Мои гроши — что хочу, то и строю! Мне ты-
сячи в могилу не уносить». Но Лиходеда разве перегово-
ришь? «Гроши тебе мешают? Много их? Так облегчись!
Попроси собрание — уважат, скостят тебе жалованье...»
Не послухал Антон, затеял постройку. Чертеж выпи-
сал. Дом фасонистый: восемь комнат, службы при нем,
котел паровой, ограда каменная. Дворец — не дворец,
ну, и похожего я в станицах не видел. Картинка! Привез
из города мастеров, машины нанял, назначает на
Октябрьскую новоселье.
А под покров... ну да под покров, помню, в субботу,
и вышло это происшествие. Привез Лиходед гостей. Мы-
250
Г. РАДОВ.
то и раньше их дожидали. Гости дальние, из Китая, а
стажировались по соседству, в совхозе, и Антон все соби-
рался за ними, да шла уборка, было не до того. По об*
личью вроде студенты — моложавенькие, в парусиновых
кителях, в кепочках, — но, оказалось, не студенты, а та-
кие же председатели, как Антон, и не молодые совсем, а
просто от рождения подбористые. Пеоеводчика с ними
не было, сами объяснялись, хотя и спотыкались, по прав-
де сказать. Приезжаем на ток — они и пытают:
«Ток?» — «Ток, говорю, дружик. Верно сказано». —
«А там? — на провода показывают, — И там ток?» —
«И там, объясняю, то-к. И еще есть ток, где стрепета вес-
ной бьются». — «О!» — качают головой: много, мол, у
вас токов... Нелегко им доставался язык.
Антон их по хозяйству вопил. Заворожил! Блеснул
достижениями! Ну, оно и было чем блеснуть! И обедать
к себе позвал. Водочку выставил, красное вино, но ки-
тайцы, видно, не охотники насчет питья, пригубили — и
кончено, и нам волей-неволей пришлось той же нормой
причащаться. Разговоры пошли. То они распытывали, а
тут Лиходед завладел беседой.
Я сперва не разобрал, куда он гнет. Беседуем, обык-
новенно, про жизнь, китайцы поясняют, что дела у них
только распочинаются, машин еще недохватка, того-сего,
а Трофим кидает и кидает вопросы: да как, мол, у вас
с тем, с другим, с продовольствием, с житьем, да как вы
сами, председатели — руководящая часть?.. «А что ж,—
старший говорит, — и мы как все! Раз народу труднень-
ко — и нам гой же мерой! Мы-то коммунисты! С людьми
живем!» И рассказывает: были они в Москве, бачили в
Кремле квартиру Владимира Ильича — вот так, мол,
надо себя содержать...
Потом я его спрашивал, Трофима: чи оно было под-
строено, чи само собой сошлось? Клянется и божится:
само собой. Но я-таки думаю — он подстроил! Ты ж
глянь: только они поговорили про Ильичеву квартиру —
вот тебе Трофим поднимается и зовет гостей в клуб. И
ведет их прямесенько мимо новой Антоновой хаты, а она
же фасонистая, так свежей краской и горит! Останови-
лись китайцы, да тут и любой бы остановился, кругом
хаты как хаты, кубанские, под камышом, а она, раскра-
ЧЕЛОМБИТЬКО И ЛИХОДЕД
251
савица, заморского образца, еще и крыша крутая,
острая. Остановились, переглянулись, спрашивают: «Что
это?»
Эх, подвел сатанячий Тро-фим! Челомбитько стоит на
виду у всех, пот с него ручьем льется, а кругом же на-
род! Соседи подошли, бабы, ребятишки сбежались... Что
сказать? «А это, говорит, товарищи гости, как бы вам
понятнее объяснить... Это, в общем и целом...» Тут и ввя-
зывается, ему на беду, Наташка Зинченкова, веселая та-
кая вдовушка, язык — как помело. Ввязывается и от
всей своей веселой души хочет пособить Челомбитьке:
«Твоя же хата, Антон Федорович! Твоя! Так и скажи го-
стям, пусть полюбуются». Что тут с Антоном делается!
Как вызверился, как заходился бабу чернить: «Ах, чер-
това цокотуха, тебя пытают!.. Извините, товарищи гости,
не воспитали мы бабу... А это, в общем и целом, строе-
ние...» — «Ясли», -— тихонько подсказывает Лиходед.
«Ну, ясная вещь, ясли! Я же так и хотел сказать... Жара
клятая разморила... Ясли для ребятишек!».
В один миг распрощался с домом. Уже потом мы под-
считали: в шестьдесят тысяч ему обошлась Наташкина
подмога. Не будь этой чертячей бабы, может, и выкру-
тился б Антон... Почему в шестьдесят тысяч? Да он же
грошей не взял с колхоза! Форсун отчаянный. Как заку-
сил, так и понесся! Видно, рассчитывал: «Хоть хаты ли-
шусь, зато слава по краю прокатится...»
— А при чем тут ЗИЛ? — спросил я.
— Все одной веревочкой связано. Как китайцы уеха-
ли, разонравился ЗИЛ Челомбитьке. И что это, мол, за
карета: по стерне на ней не поедешь — грязи боится,
едем с поля — нельзя баб подвезти, ковер запачкают.
«Давай ее, Степа, продадим!» Отбили мы объявление в
газете, наехали купцы-председатели, ходят вокруг
ЗИЛа, облизываются, а брать не берут. Подозрительно
им: почему это сам Челомбитько, известнейший человек,
богатей и задавака, почему это он такую нарядную ма-
шину продает? Антон их всячески оплетал: и доктора,
видишь, ему запретили ездить на мягком, и пятое, и де-
сятое... Боятся! Походят, походят и прощаются: нет, мол,
извини, Антон Федорович, раз уж ты продаешь, значит,
какой-то вред от этой машины, ну ее к бисов у батьке,..
252
Г. РАДОВ.
Антон и цену сбавлял и купцов подпаивал и аж тогда
продал, когда спустился к нам с гор какой-то смельчак,
молча отсчитал гроши и угнал ЗИЛ. А Антон на радо-
стях выпил добре и пересел на «мухобойку». Заметь: и
«Победу» не стал покупать! То-же форс особого рода.
Все председатели на «Победах», а он один на «мухо-
бойке». Демократ, глядите на него! Ему — краса, а
мне — мучение... И Лиходед за меня не вступится. «Ни-
чего, ничего, говорит, пока мяса вдесятеро не дадим и
школу с интернатом не построим, вот это самая разлю-
безная под вас машина!»
Степан Терентьевич осуждающие глянул на «мухо-
бойку», сплюнул и добавил, вздохнув:
— Вот такое, браток, вытворяет этот Трофим, так он
Челомбитька воспитывает... Что Антон? Да когда указ
объявили насчет Героя, ему б, Антону, радоваться, а он
в райком полетел. Выходит оттуда краснее красного,
злой, распаленный. Я понять ничего не могу, а он: «Зна-
ешь, Степа, Лиходеда-то не наградили!» — «Ну что ж,
говорю, Антон Федорович, значит, не заслужил он. Свер-
ху видней». — «Да сверху-то как раз одного меня и за-
метно! Откуда ж наверху будут знать, кто тут надо мной
руководствует да мозги мне вправляет? То райком дол-
жен был представить, а -в райкоме, видишь, новые лю-
ди — им дай показатели! А какие у Трофима показате-
ли? Он не доярка, его литрами не взвесишь. А я, кабы
это дозволялось, ей-богу, свою б награду переполови-
нил. Звезду, так уж тому и быть, себе б оставил, а орден
Ленина ему, Трофиму, отдал...»
Степан Терентьевич покачал головой, не то удивляясь
нежданной щедрости Челомбитька, не то осуждая его.
Потом долго смотрел в разлет улицы. Там, цепляя за
полыхающие провода, медленно катилось на покой пыль-
ное солнце...
— Нет, видно, не дождемся Антона, — сказал он на-
конец. — Извини, браток, придется тебе шукать других
попутчиков.
Мы простились, а через полчаса к «пятачку» подка-
тил попутный грузовичок и, громыхая, увез меня на ху-
тор Бичовый...
КРАСНАЯ ШАПОЧКА
253
Иван Рахилло
КРАСНАЯ ШАПОЧКА
Доктор филологических наук Антон Ильич Тюльпа-
нов выехал воскресным вечером в лес прогуляться на
лыжах. Повернув по лыжне на просеку, он остановился
на прогалинке, картинно освещенной заходящим солн-
цем, и, опершись на лыжные палки, блаженно закрыл
глаза. «Боже, какое наслаждение, — думал Тюльпанов,
глубоко втягивая в легкие кристально чистый, пахнущий
хвоей, свежий морозный воздух, — все-таки мы, горожа-
не, не умеем по-настоящему пользоваться дарами при-
роды»...
Антон Ильич с удовлетворением прислушался к ра-
боте сердца: оно стучало ровно и радостно.
В прошлом году Тюльпанов болел гриппом, и после
выздоровления сердце у него стало немного пошаливать.
Несмотря на то что Антон Ильич был причастен к науке
как ученый-филолог, о работе сердца он имел весьма
смутное представление: какие-то два желудочка, левый
и правый, предсердие, аорта, сердечная мышца, а что,
как оно там устроено, он в подробностях не разбирался.
Так приблизительно думал он и о работе автомобильно-
го мотора: везет — и слава богу, а испортится — шофер
разберется, ему там видней...
Но с тех пор как стало покалывать в левой стороне
груди, Тюльпанов уже невольно стал интересоваться
всем тем, что относилось к работе сердца. Однажды в
журнале, в отделе «А знаете ли вы?..» он прочитал о том,
что человеческое сердце перегоняет за сутки около деся-
ти тысяч литров крови. Десять тонн!.. Десять тонн... та-
кой небольшой моторчик, размером не больше кулака!
Эта новость потрясла его... Антон Ильич немедленно по-
ехал в поликлинику.
Старый профессор внимательно выслушал его, рас-
спросил о жизни и написал рецепт.
— Да, батенька, — сказал со вздохом профессор, —
здоровье — это государственное имущество. Наше ору-
жие. Его надо и сохранять как оружие. Вам уже давно
перевалило за пятьдесят, пора переменить походку
254
Иван РАХИЛЛО.
жизни. Надо переключиться на вторую скорость. Мень-
ше излишеств, и больше отдыха и покоя. Размеренный
ритм. Вы, между прочим,’ женаты? — поинтересовался
профессор.
— Вдов. А разве это имеет отношение к сердцу?
— Самое прямое. Семейная жизнь спокойнее, тише.
— Ну, а все-таки, как с сердцем? — с тревожным лю-
бопытством спросил Антон Ильич. — Объясните мне об-
разно.
— Образно? — Очки профессора сверкнули добрым,
понимающим блеском. — Представьте, по улице едет
старый, разбитый грузовик...
«Неужели это я?» — быстро подумал Тюльпанов.
— И вот взяли и стукнули по нему из всей силы
кирпичом, — продолжал профессор. — И, представьте,
никаких следов! На старом и побитом следов не видно.
Возьмем другой случай. С конвейера сходит новая лег-
ковая машина. И вот на лакированном ее крыле малень-
кая царапинка. Маленькая, а ее видно... Это вы.
Сравнение с легковой машиной несколько успокоило
Антона Ильича.
Однако по совету профессора Тюльпанов стал теперь
уезжать после работы на дачу, где жила его тетка.
Антон Ильич приобрел лыжи и в первое же воскресенье
вышел в лес. Он двигался по проложенной лыжне, не
торопясь (.как советовал профессор), дышал глубоко и
размеренно и часто останавливался, озабоченно прислу-
шиваясь к работе сердца.
Антон Ильич стоял на лесной полянке, и, подставив
лицо солнцу, вспоминал свою молодость, когда он мог
бегать на лыжах без устали с утра до вечера. Сердца
он тогда совсем не ощущал. (По окончании института его
быстро втянуло в водоворот жизни, пошли выступления
и диспуты, совещания, заседания, проекты и планы, вы-
езды в другие города и за границу — все так заверте-
лось, что было уже совсем не до спорта. Единственный
месяц в году он проводил на мере, стараясь купанием и
греблей сбить с живота наплывающий жирок. Портилась
фигура. Вес беспокоил его; поднимаясь по лестнице,
Антон Ильич уже немного задыхался. Стареть ему со-
всем не хотелось.
КРАСНАЯ ШАПОЧКА
255
В лесу стояла сказочная тишина. Пышные сугробы
розового снега лежали задумчиво-спокойно, издалека
долетал сюда умиротворенный звон деревенской клад-
бищенской церкви, изредка скрипнет верхушка сосны,
покачиваемой легким порывом ветерка, да прогудит
фаготом пролетающий мимо леса шумный электропо-
езд. Давно уже Антон Ильич не ощущал такого величе-
ственного и безмятежного покоя.
Неожиданно его чуткое ухо уловило шуршание бы-
стро скользящих лыж. Он раскрыл веки и оглянулся:
перед глазами сначала поплыли фиолетовые солнечные
круги, потом среди этих призрачных, исчезающих солнц
он увидел миловидную девушку в крошечной вишневой
шапочке и синих узких брючках, выразительно облегаю-
щих ее крепкие бедра и тоненькую, совсе^м мальчишечью
талию. Подняв удивленные брови, она с веселым изум-
лением разглядывала Антона Ильича, легкая, прозрач-
ная тень от ресниц нежно подчеркивала ясную глубину
ее зовущих глаз цвета наивных незабудок.
«Где мы встречались? Где, где, где?» — мучительно
стал вспоминать Антон Ильич и на всякий случай веж-
ливо поклонился полузнакомой незнакомке.
— Антон Ильич! ♦— радостно приветствовала она. —
Вот уж никогда бы не узнала!.. А я бегу и вижу чью-то
мощную, широкоплечую фигуру. Со спины в лыжном
костюме вы мне показались даже каким-то спортсменом-
комсомольцем. Лыжный костюм вас удивительно моло-
дит!
«Где же я ее встречал? — продолжал лихорадочно
думать Тюльпанов. — И ведь совсем, совсем недавно...»
— Что вы здесь делаете в одиночестве? — лукаво
улыбнулась она, поправляя на своих светло-золотистых,
припорошенных, сверкающих инеем волосах алую ша-
почку-крошку. — Не Серый, ли волк, который кого-то
поджидает на лесной тропинке?..
— Я Серый волк и жду вдс, Красную шапочку, чтобы
тут же загрызть, — хриплым баском поддержал шутку
Антон Ильич.
— Ой ли! Это в старых сказках волки загрызали
маленьких девочек. Теперь девочки поумнели... А ну,
догоняйте! — озорно крикнула она и, оттолкнувшись
256
Иван РАХИЛЛО.
палками, лихо помчалась вниз по просеке, рассыпая за
собой серебристую пыль.
Чья бы душа тут не дрогнула! И Антон Ильич,вспом-
нив свою студенческую молодость, рванулся с места и
бросился по узкой лыжне вслед за девушкой. Он догнал
ее только на повороте к березовой роще. Сердце пулко
стучало в груди.
— А вы, оказывается, отлйчно бегаете на лыжах!
— В молодости баловался, — польщенно потупился
Тюльпанов и, делая вид, что собирается вытереть плат-
ком нос, несколько раз незаметно черпнул и выдохнул
раскрытым ртом воздух. «Но откуда же я ее знаю? —
мучительно вспоминал он. — Склероз. Стареть начал.
Память ни к черту».
— У вас и сейчас юношеский цвет лица, — сказала
она с улыбкой и, оглядев его внимательным, оцениваю-
щим взглядом, неожиданно спросила: — А, между про-
чим, сколько вам на самом деле лет? Что-нибудь около
сорока, я не ошибаюсь?
— Вы угадали, — невинно солгал Антон Ильич: ему
так хотелось сейчас быть молодым и красивым. — А
ведь, правда, как удивительно прелестна эта березовая
роща! — показал он бамбуковой палкой в сторону ро-
щи, стараясь оттянуть время и продлить ммнуту отдыха.
— Это пока цветики, — безжалостно махнула она
своей узорчатой рукавичкой, — а ягодки там, впереди!
Там, в лесу, такие, пейзажи — от восторга в обморок
упадете! — И, не ожидая ответа, она стремительно по-
мчалась по уходящей в лес голубой лыжне.
«Цветики... Ягодки!» — вдруг вспомнил Антон Ильич,
хлопнув себя по лбу. — Ксана Константиновна! Это же
ее любимая поговорка. Боже, -позабыл!...» Не прошло
еще и полугода, как она похоронила своего мужа, пол-
ковника в отставке. Полковника хватил инфаркт. После
женитьбы они поехали на машине в свадебное путеше-;
ствие к Черному морю. Там, на пляже, Антон Ильич и
познако-мился с ними. Полковник молодился, сам водил
машину, держался настоящим тореадором. Она заста-
вила его выучиться бальным танцам: муж старался не
отставать и во всем соответствовать своей молодой жене.
Жизнь их летела весело и беззаботно. И -вдруг «инфаркт...
КРАСНАЯ ШАПОЧКА
257
Ни с того, нм с сего... Боже, как он мог забыть ее, такую
веселую и всегда жизнерадостную, неутомимую на раз-
ные выдумки, очаровательную Кеану Константиновну!
Тюльпанов из всех сил налегал на палки; сердце в
груди колотилось, но, обуреваемый спортивным азартом,
он уже не обращал на сердце никакого внимания: «От-
дышусь. Не впервой!».
Вторую остановку они сделали на опушке березовой
рощи. Антон Ильич дышал тяжело; сняв шапку, он делал
вид, что вытирает платком разгоряченный лоб, а на са-
мом деле, скруглив по-рыбьи рот, со свистом выдыхал
воздух прямо в шапку. Говорить ему было трудно.
— А вы молодец, — похвалила его Ксана Констан-
тиновна, — у «вас такая мощная, импозантная фигура!
Любопытно, сколько вы весите?
— Сто, — с глубоким выдохом прогудел в шапку
Антон Ильич, несколько поубавив свой вес.
— Сто килограммов! Мужчина-центнер! Это же меч-
та всякой понимающей женщины... Скажите, а вы еще не
женились?
— Засиделся парень в девках, — сострил Антон
Ильич, понемногу приходя в себя. Пот в три ручья лил
с его лица. Спина была совсем мокрей... — Пора бы уж
и замуж...
— Ой, уже шестой час! — забеспокоилась вдруг Кса-
на Константиновна, взглядывая на часики.
Последний километр вдоль опушки они пробежали
без остановки: Ксана Константиновна опаздывала в го-
род. «Как, однако, свежа и привлекательна юность! —
думал Антон Ильич, из последних сил передвигая лы-
жи отяжелевшими ногами и дыша, как загнанная ло-
шадь; он стремился догнать убегавшую фигурку с
округлыми бедрами, туго обтянутыми узкими синими
штанами. — Хороша, черт задери, действительно настоя-
щая ягодка!»
Машина ожидала Кеану Константиновну совсем не-
далеко от дачи Антона Ильича. Она уже успела снять
лыжи, шофер пристраивал их к крылу машины. Попро-
сив Антона Ильича подержать ее шубку, Ксана Констан-
тиновна, присев на ступеньку машины, стала переобу-
ваться, показывая ему свою крепкую, стройную ножку.
17 Золотой характер
258
Иван РАХИЛЛО,
Антон Ильич успел два раза незаметно обтереть свое
вспотевшее лицо ее прохладной меховой шубкой.
— Экзамен на жениха вы выдержали блестяще! —
улыбнулась она ему снизу, взмахивая ресницами.
Тюльпанов ничего не ответил, а изловчившись, еще
раз вытер ее шубкой свое потное лицо. Сердце стучало
неистово, вразлад, будто хотело вырваться наружу.
— Скажите, а чья это такая очаровательная дач-
ка? — поинтересовалась Ксана Константиновна, протя-
гивая назад свои руки в рукава шубки.
— Эта? — с одышкой ответил Антон Ильич. — Это
моя...
— Чудесная дачка. С большим вкусом, — похвалила
Ксана Константиновна. — Все просто и элегантно. И без
всяких излишеств. Я бы, пожалуй, ее несколько переде--
лала, — деловито добавила она. — Но это ведь не к спе*
ху... Скажите, вы каждый день бегаете на лыжах?
Она обожгла Антона Ильича таким взглядом своих
нежно-голубых незабудок, что он тут же признался, что
действительно каждый день после работы прогуливает*
ся на лыжах по лесу.
— У меня как раз свободные вечера, — обещающе
улыбнулась на прощание она, дружески протягивая ему
руку. — И если вы не против сопровождать' одинокую
девушку...
— С превеликим удовольствием! — Антон Ильич га-
лантно поцеловал протянутую ручку.
— Ну, значит, как поется в песенке: на том же ме-
сте в тот же час?
Дверца захлопнулась, и машина, весело сигналя,
выехала на шоссе.
Антон Ильич едва дополз домой. Надев пижаму, он
тут же повалился на диван. Ноги стонали, спина ныла,
но где-то в груди неутомимо звенела музыка счастья.
«Нет, подумайте, — тихо улыбался он, — со спины я
еще похож на спортсмена-комсомольца! Неужели по*
хож?.. А как же завтра? — тревожно пронеслось в его
голове. — Может, не пойти, отказаться?.. Подумает, стру-
сил, стареть начал?.. Напросился, а сам в кусты... Не-
удобно. Эх, была не была, — махнул на все Антон Иль-
ич, — утро вечера мудренее. Пойду!» — решил он напо-
ЮМОРЕСКИ
259
следок, засыпая, и перед его затуманенным взором
вновь возникла стройная фигурка Красной шапочки, ув-
лекающая его в фиолетовую глубину густого леса, от-
куда доносился нежный, умиротворенный звон далекого
колокола. Антон Ильич все силился и никак не мог
вспомнить, где и когда он уже слышал этот удивительно
знакомый ему .печальный звон... Он был охвачен тре-
вожным чувством ожидания счастья: «Пойду».
Лишь бедное его сердце гулко и протестующе высту-
кивало в груди: не надо, не надо, не надо, не надо...
Зиновий Рыбан
ЮМОРЕСКИ
1.	Признаки жанра
Не первый год муж ее трудится на ниве печати.
Правда, его не называют в числе тех, кто составляет
гордость и славу работников пера. Он частенько пытает-
ся кое-что кое-кому советовать, ссылаясь на свой стаже
двухзначной цифрой. Жена его, добросовестная домаш-
няя хозяйка, мать нескольких детей, первый почитатель
таланта мужа, настолько изучила характер и повадки
супруга, что всегда безошибочно определяла, над чем
он работает в данное время. Всегда... А вот сегодня и
она была поставлена в затруднительное положение...
Раньше бывало так. Если он садился за письменный
стол с важным видом и обкладывал себя добрым десят-
ком подшивок преимущественно центральных газет, пап-
ками с газетными вырезками, ножницами и клеем, жена
говорила:
— Детки, уходите игра1^ на. улицу. Пала передовую
будет писать!
Еслл же, сидя за столом, он периодически пристав--
лял указательный палец левой руки к тому месту, где
должны были рождаться мысли, а правой лихорадочно,
как заправский бухгалтер, орудовал счетами, рассматри-
вал многочисленные таблицы, мать говорила детям:
— Тише! Папа очерк составляет.
Иное дело, если перед ним на письменном столе спра-
17*
260
Зиновий РЫбАК.
ва лежали сочинения Салтыкова-Щедрина, а слева —
томики Гоголя. Время от времени он изображал улыбку
на лице. Дети получали от матери такую мораль:
— Как вам не стыдно шуметь. Ведь вы мешаете папе
над фельетоном работать!
А когда основным орудием творчества служил теле-
фонный аппарат и после каждого разговора супруг за-
писывал в блокнот цифры и фамилии, уже после двух-
трех звонков жена понимала, что здесь идет изготовлен
ние информаций, и предоставляла полную свободу де-
тям: пусть резвятся, это не мешает.
Это было раньше... А сегодня он пришел с работы
красный как рак, сел на стол и вначале ринулся к те-;
лефону, как будто перед информацией, затем взглянул
на счеты, словно его осенила очерковая мысль, посмот-
рел на всегда готовых к его услугам Гоголя и Щедрина,
затем открыл крышечку чернильницы и, окунув в ней
зачем-то перо авторучки, начал что-то писать. Но что?
Впервые за много лет супруга не знала, над чем трудится
ее муж. Кричать на детей? Или пускай резвятся? Как
быть?
Она тихонько подошла, из-за широкой спины мужа
посмотрела на рукопись. Он писал... заявление об уходе
с работы но собственному желанию.
2.	Любовь с первого взгляда
Когда я основательно подрос, взрослые домочадцы
нет-нет да .и затевали, так сказать, профилактические
разговоры о любви.
Первой всегда начинала бабушка.
— Великое дело — любовь! — патетически и со вздо-
хом произносила она. Я понимал, отчего бабушка взды-
хает, и старательно изображал сочувствие на своем
лице. .
— Но чтобы не опростоволоситься, — продолжала
бабушка, и тут я насторожился, — чтобы крепко полю-
бить, надо знать человека. Не зря говорится: «Человека
узнать — пуд соли съесть!» Вот мы с моим семь годков
встречались, пока под венец пошли. Так-то...
Вот сроки бабушка устанавливала, на мой взгляд,
ЮМОРЕСКИ
261
довольно растянутые. Семь лет! За это время (я высчи-
тал точно!) человек потребляет не менее 25 килограмм
мов соли, то есть значительно больше пуда, рекомендо-
ванного поговоркой.
После артиллерийского налета бабушки в бой всту-
пила моя мама.
— Не только время решает дело, — утверждала
она, — любовь познается в горе, в беде. Без этого ника-
кой крепости в любви не будет, один красивый обман.
Меня озадачил тезис мамы. В самом деле, а вдруг
у меня будет любовь, а горе знать мы с любимой не бу-
дем. Что же делать тогда? Ждать горя? А если оно не
придет?
Удар завершил отец.
— Вот сынок, — назидательно говорил он, не ис-
кушенный в дипломатических приемах, — мотай все это
себе на ус, пригодится!
Я протягивал руку к месту, где могл.и быть усы, но
их не оказывалось. И мотать-то не на что было! Разго-
воры эти скорее возбуждали во мне интерес к вопросу
о любви, чем вырабатывали сдержанность, на которую в
конечном счете рассчитывали родители. Я, конечно, гор-
дился тем, со мной о любви говорят такие солидные
люди, как мать, отец и бабушка.
Вообще мне нравилось, что вожжи, которыми все
время придерживали меня, теперь ослабили, -и я мог сво-
боднее держать голову. Дело дошло до того, что отец
даже разрешил дне теперь читать все, что я захочу.
— И Мопассана? И Куприна? И Золя? И Бальза-
ка? — не веря своим ушам, спросил я отца. Он, как
взрослый взрослому, подтвердил свое разрешение нето-
ропливым кивком головы.
И я с жаром набросился на ранее недоступные для
меня книги.
Должен вам сказать, что большинство художников
пера, как оказалось, не согласно с утверждением моей
бабушки. Все чаще и чаще замелькали на страницах
книг с большим вкусом и тщательностью описанные
картины молниеносно поражающей любви...
Село, в котором мы жили, отличалось удивительным
постоянством населения: все знали друг друга сызмаль-
262
Зиновий РЫБАК.
ства, первым взглядом мы обменивались, гоняясь за
кошками, или выглядывая из-за юбки мамы при первом
посещении детского сада.
И вот я окончил десятилетку и попал в большой го-
род. Потекли напряженные дни институтских занятий.
Прошли осень и зима. Наступила весна.
Хороши в эти дни вечера в Ташкенте! В особенности
мне нрав1ится поездка в трамвае по зеленым улицам, за-
полненным жизнерадостным людским потоком. В один
из таких весенних воскресных вечеров я сел в первый
попавшийся трамвайный вагон, чтобы окунуться в люд-
ское море и отдохнуть от дневной зубрежки.
Не успел я окинуть взором обитателей вагона, как...
Сердце мое забилось сладко, душа наполнилась чем-то
далеким от институтских конспектов. Тысячи мелодий
распирали грудь. В противоположном конце вагона стоя-
ла, держась за поручни, девушка в легком васильковом
платье, блондинка с голубыми глазами и слегка вздер-
нутым носиком. Двух таких в мире не могло быть! Я го-
тов был немедленно съесть пуд соли, чтобы только при-
близить решающие сроки судьбы!
Девушка посмотрела на золотые часики, браслет ко-
торых окаймлял ее загорелую руку, и двинулась к вы-
ходу.
Я хотел заговорить с нею, рассказать о себе, о ‘сво-
их чувствах, о мнении бабушки по поводу любви, но
только выпалил:
— Эх, бабушка!
На остановке девушка быстро сотййа, бросив, как
мне показалось, выразительный взгляд. Разве мог я
раздумывать? О Мопассан, Золя, Бальзак!
Несколько кварталов я мчался следом, а она все при-
бавляла шагу. И вот мне на помощь пришел милицио-
нер. Видимо, девушка плохо ориентировалась в городе
и решила осведомиться у милиционера, как попасть в
парк. А там объяснение, признание, любовь!
Девушка что-то сказала постовому. Он повернул
голову в мою сторону, затем стремительно подошел ко
мне, взял под козырек, как полагается.
— Гражданин! Ваши документы.
Это была неожиданная для меня развязка, коварно
ЮМОРЕСКИ
263
подготовленная девушкой и старательно исполненная
милиционером.
А девушка, пугливо озираясь, навсегда скрылась в
толпе прохожих..
В отделении милиции постовой доложил дежурному:
— Подозрительный.
Безупречные характеристики месткома и коменданта
общежития сделали свое дело. Работники милиции веж-
ливо простились со мной, -пожелав успеха в предстоящих
экзаменах по сопромату.
Все мои попытки объясниться не привели ни к чему:
комсомольская организация, профсоюз, товарищи из
милиции, как и девушка-незнакомка, не разделяли моего
мнения о любви с первого взгляда.
Да и у меня, пожалуй, теперь изменился взгляд на
этот вопрос.
Милая бабушка! Прими мое искреннее поздравление
в связи с твоей ^тестящей победой над классиками ми-
ровой литературы.
3.	Взятка
Дать или не дать? — так вопрос и не ставился. Без-
условно, но как? С боку на бок всю ночь воро-^
чался Спиридон Иваныч, перебирая в голове все воз-
можные варианты исхода дела.
Когда он лег с вечера на правый бок, смежил глаза
и начал дремать, на него нахлынул какой-то мутор-
ный сон с оргвыводами. Его обсуждали на профсоюзном
собрании. Председатель месткома, увеличенный в гневе
своем в тысячу раз, приблизив негодующие глаза-фары
к жалкой фигуре Спиридона Иваныча, гаркнул: «Три-
дцать лет в профсоюзе и взятки даешь?! Жертва пере-
житка!». Затем все члены профсоюза слились в одно
огненное пятно негодования, от которого Спиридон Ива-
ныч начал неумолимо таять... Проснулся. Отдышался.
Лег на левый бок.
И тут же Спиридона Иваныча снова охватил мучи-
тельный кошмар. Идет допрос. Прокурор спрашивает,
Спиридон Иваныч отвечает. «Фамилия?» — «Недель-
кин». — «Год рождения?» — «1905».—«Семья?»—«Жена,
264
Зиновий РЫБАК.
четверо детей». — «Зачем взятку давали??!!» Посмотрел
Неделькин, а кругом видимо-невидимо милиции, и у
каждого во рту свисток. Хотел Спиридон Иваныч отве-
тить прокурору, но раздался такой оглушительный свист,
что начал он на этом свисте подниматься куда-то вверх,
за облака... Проснулся. Отдышался. Лег на спину.
И пригрезился Неделькину положительный сон без
единого конфликта. Светит солнышко. Поют птички.
Благоухают цветы. Ему, Спиридону Иванычу, навстре-
чу идет начальник, ведающий жильем. Спокойно берет
деньги. И такая могучая улыбка озаряет лицо началь-
ника, что на этой улыбке Неделькин вместе с женой и с
четырьмя детьми, как на ковре-самолете, въезжает в
новую квартиру. На улыбке — в квартиру. «Распола-
гайтесь, — говорит начальник, — сейчас посмотрим му-
соропровод...»
И этот положительный сон без конфликтов так успо-
коил Неделькина, что утром он решил прекратить бес-
поворотно внутреннюю борьбу, вылил на всякий случай
брома с валерьянкой и, бросив жене на ходу решитель-
ное «Пошел!», направился к город. По дороге, в трам-
вае, еще раз проверил деньги в конверте: ровно десять
сторублевок, пробежал заявление: написано со слезой.
А вот коленки, когда подходил к учреждению, коленки
почему-то подкашивались. Пока взобрался на второй
этаж, сердце задребезжало часто и неровно. В прием-
ной Неделькина встретила девушка, подобранная в сек-
ретарши в соответствии со всеми требованиями стан-
дарта.
— Сегодня нет приема, —рыбьим голосом предупре-
дила она.
— У меня... дело особое, — таинственно произнес
Спиридон Иваныч, да так таинственно, что секретарша
тут же спасовала и вежливо показала на дверь началь-<
ника.
Неделькин взялся за ручку, но мысль «это произой-
дет сейчас» оттолкнула его обратно, и он умоляюще
спросил девушку:
— А. может, я как-нибудь... в другой раз.
— Зачем же? Заходите, если дело особое, товарищ.
Она так ласково сказала «товарищ», что Неделькин,
ЮМОРЕСКИ
265
не задумываясь, самоотверженно взялся за ручку и од-
ним духом открыл дверь. В глубине кабинета за столом
сидел немолодой человек в очках и перебирал бумаги.
Когда Спиридон Иваныч приблизился к нему, он, не от-
рываясь, промолвил:
— Как вы смотрите насчет чайку, Элиз? Крепкого,
сладкого, горячего...
Неделькин кашлянул, стараясь придать своему каш-
лю самый мужской характер, и этим обозлил начальни-
ка. Он поднял голову, окинул недовольным взглядом по-
сетителя и казенным голосом спросил:
— Грамотный?!
— Среднее образование, — робко ответил Недель-
кин.
— Табличку на дверях читали?
— Да у меня... особое дельце. — Спиридон Иваныч
ро-бко вынул из кармана руку и положил конверт на
стол.
— Я сегодня не принимаю!—сказал решительно на-
чальник.
— А когда вы... примете? — не понял начальника
Неделькин и кивнул на конверт, из которого виднелись
новенькие сторублевки. Лицо Спиридона Иваныча так
исказилось, что по желанию на нем можно было найти
любые эмоции: страдание, насмешку, отвагу, оторопь,
готовность к решительным действиям. Начальник вы-
брал последнее. Он был уверен, что посетитель вручает
ему взятку с целью разоблачения. Начальник нажал на
все имеющиеся в его власти кнопки, вопя не своим го-
лосом:
— Я вам покажу, как давать взятки!!!
Дальше Спиридон Иваныч вспоминает все, как во
сне. Помнит только, как выбежал в приемную, сбил на
ходу пустой стул секретарши, вынесся на лестницу, стре-
мительно съехал на перилах вниз, не на шутку напугав
встречных, затем, хотя здесь же были остановки авто-
буса, трамвая, троллейбуса, он остановил грузовую ма-
шину и, перемахнув через борт, приказал шоферу: «Го-
ни!» К счастью, на борту машины в этот знойный июль-
ский день оказался лед, и через некоторое время Недель-
кин пришел в себя..,,
Г.. РЫКЛИН.
266
А как же начальник? Увидев, с какой не по возрасту
прытью посетитель оставил кабинет, и проследив в окно
за его кроссом по улице, жилуправ успокоился. А его
подчиненные медлили. Начальник подвинул кд себе кон-
верт, открыл, привычным жестом подсчитал сторублев-
ки и, небрежно сунув их в карман шелкового кителя,
принялся читать заявление Неделькина.
В это время в кабинет начали сходиться вызванные
по тревоге: секретарша, завотделами и квартирный
агент. Они почтительно стояли в ожидании распоряже-
ния. Закончив читать заявление, начальник вынул носо--
вой платок, смахнул слезу и, не приглашая подчиненных
сесть, произнес такую прочувствованную речь:
— Методы наши — методы негодные, товарищи! Нет
чуткости к людям, нет чувства ответственности, а наобо*
рот. Вот я сейчас внимательно, со всей душой прочел за-
явление товарища Неделькина. Семья — шесть человек,
четверо деток, одиннадцать метров площади. Член проф-
союза с 1929 года. И хотя я сегодня не принимаю, но у
товарища Неделькина (начальник поперхнулся), то есть
товарища Неделькина я принял... Надо немедленно, в
ближайшие дни вселить семью этого человека с золо--
тыми руками, семью товарища Неделькина в новую, со
всеми удобствами квартиру...
...Не успел еще Спиридон Иванович вселиться в но-
вую квартиру, как жилуправа уже выселили из его
уютного кабинета.
Г, Рыклин
ВТОРОЕ ЗЕРКАЛО
Мне рассказали, что Горшечкин, приходя домой, об*
ращается к жене с речью:
— Настоящим сообщаю для вашего сведения о сво*
ем приходе и при сем прилагаю горячий привет. Благо*
волите поставить меня в известность о проценте готов-
ности обеда на сегодняшний день, о часе приема пищи
и какой первый пункт повестки дня: -суп с клецками или
борщ СО’СВИНИНОЙ...
ВТОРОЕ ЗЕРКАЛО
267
Сначала я, грешным делом, подумал, что это шутка.
Но, поразмыслив малость, пришел к выводу: это на него
похоже! Пусть даже чуть-чуть преувеличено, но в общем
Федя Горшечкин именно так и разговаривает.
Федя Горшечк-ин уверен, что так надо разговаривать.
Зачем думать над своей речью, когда есть готовый набор
проверенных слов и фраз?
Я вспомнил далекие годы. Мы с ним вместе учились
в школе, в старших классах. Уже тогда, на заре туман-
ной юности, Федя чурался всякого проблеска самостоя-
тельной мысли. Он аккуратно повторял чужие слова.
Особенное пристрастие имел он к пышным фразам.
Говорят, что глаза — зеркало души. Не спорим, но
добавляем: вторым зеркалом души является язык.
Язык Феди Горшечкина всегда свидетельствует о за-
сорении его мозгов такой ерундой.
Как-то в ту пору я познакомил его с девушкой. Дело
было вечером, а девушка была очень поэтически настрое-»
на и спросила Горшечкина:
— Вам нравится гулять при луне?
— Про Луну мы еще не проходили,—ответил Гор-
шечкин, — но знаю, что она спутник Земли и согласно
данным науки является небесным, извините за выраже-»
ние, телом....
Все его классные сочинения были очень чистенькие,
аккуратные и похожи друг на друга, как одна заплата
на другую. О Евгении Онегине: «Это был продукт своей
эпохи». О Печорине: «Это был продукт своей эпохи».
О Тарасе Бульбе: «Это был продукт своей эпохи». О
Марфе-Посаднице: «Это был продукт своей эпохи».
Словом, вся литература, вся история были превра-
щены учеником десятого класса Горшечкиным в боль-
шой продуктовый магазин.
Сейчас, надо полагать, этому «продукту» уже под со-
рок. Судя по тому, что мне, приезжему человеку, расска-
зали о нем его сослуживцы, Горшенин ничуть не изме-
нился.
Ему по-прежнему лень думать. * Ецу по-прежнему
нравятся двадцатилетней давности формулировки, дав-
но .взвешенные и расфасованные, — бери и пользуйся.
.На собраниях он выступает с речами, в кЗтарых от-
268
Г. РЫКЛИН.
мечает, что «международное положение чревато послед-
ствиями» и что «в отдельных звеньях еще не изжиты не-
достатки». Ч
Я решил навестить Горшечкина и лично убедиться,
как он живет и существует. Предварительно созвонив-
шись с ним, я однажды вечером пошел к нему на квар-
тиру. Принял он меня радушно.
— Пламенный привет, дорогой товарищ! — с этими
словами обратился он ко мне.
Я не понял, шутит ли он своим «пламенным» приве-
том или говорит серьезно. Но тут же вспомнил, что Гор-
шечкин боится юмора, как огня.
Сели. Помолчали. Потом для оживления говорю:
— Погода сегодня чудесная.
— Да, — ответил он, — ветер юго-западный, слабый
до умеренного. Утром ожидаются заморозки на почве.
— Это по сведениям бюро прогнозов?—спросил я его.
Он на меня косо посмотрел и после небольшой паузы
спросил:
— Ты все шутишь? Это хорошо. Как говорит наш
заврайздравом товарищ Лемешко: «Смех — признак
здоровья».
— А как твое здоровье, Федор? Ты всегда был могуч
и крепок, бодр и весел.
— Ты все шутишь?
— Да, — сказал я, — согласен с твоим высокоавто-
ритетным Лемешко: «Смех — признак здоровья».
— Я плохо выразился, что ли? Формулировка четкая.
Хотя, правду сказать, малость того... подержанная. Но
зато никакой ошибки.
— А давай, Федор, разговаривать без формулировок
и цитат.
— Это ты вполне прав. Как метко выразился однаж-
ды наш третий секретарь горкома товарищ Капустин,
«в свободном слове^есть отрада».
— Это еще до^Капустина сказал известный поэт.
— Не знаю. ОйдГоэта не слыхал, а от Капустина слы-
хал.
—	же» ФеД°Р> условились говорить без ци-
тат. Поое?едуем просто, по-товарищески, по-чсловечески.
ВТОРОЕ ЗЕРКАЛО
269
А то, если записать твой разговор, многие не поверят.
Скажут: старомодный тип...
— Ты все шутишь?
— Нет, я серьезно... А как у тебя, Федор, на работе?
— Наметил сокращение бумажной волокиты и рост
внимания к живому человеку. Однако в отдельных звень-
ях еще не изжито.
— Ну, и попадает тебе за эти отдельные звенья?
— Не считаю нужным скрывать Попадает. Недавно
в нашей стенгазете был фельетон. Я сразу осознал и дал
развернутую критику своих ошибок... Но малость и по-
смеялся.
— В чем дело?
— В том фельетоне, смеха ради, сказано, что к та-
ким заболевшим канцелярщиной людям, как Горшечкин,
надо применять особый курс водолечения: два раза оку-
нуть в глубокий бассейн, но вынуть только один раз.
Очень смешно. Не правда ли?
— А как у тебя с учебой?
— Охвачен лекциями и консультациями.
— Бываешь в театре, Федор?
— В прошлом году смотрел пьесу не то «Вешние
вздохи», не то «Вешние воды».
— Ну и как?
— Спектакль имеет большие достоинства, хотя и не
свободен от больших недостатков...
— Федор! — воскликнул я в отчаянии. — Остано-
вись!
В это время в комнату вбежал мальчуган лет двена-
дцати.
— Чего тебе, Петя?—спросил его Горшечкин.
— Папа, вот я написал... Домашнее сочинение... О Бо-
рисе Годунове....
Горшечкин начал читать и сразу нахмурился:
— Ну, чему вас там учат в школе? Штамп. Шаб-
лон... Борис Годунов — продукт см|&^эпохи... Даже
смешно... Ну, иди. Посиди еще на.та^^р,ением. А глав-
ное, самостоятельно подумай...	все «про-
дукты».	- .7..^-
— Правильное замечание, Федор! Ot'-души привет-
ствую!
270
В. САНИН.
— Формулировка отличается неточностью. Что зна-
чит: от души? Все разговоры о душе отвлекают трудя-
щихся от насущных задач культурного строительства,
потому что...
— Позволь мне, Федор, тоже привести одну цитату.
Как сказал один приезжий докладчик: «Каким ты был,
таким остался». Прощай!
На этом мы и расстались.
В. Санин
КОШМАРНАЯ ДОЛЖНОСТЬ
Степан Васильевич Куклин неожиданно почувство-;
вал, что его плечи пригнуло к земле тяжкое бремя по-
пулярности. Неделю назад его назначили директором
института, зазвонил телефон и — началась чертов-
щина!
— Степан Васильевичу наше с кисточкой!
— Здравствуйте, — сдержанно произнес директор.
— Ну, как живем, хлеб жуем, Степан?
Директор поежился.
— Простите, не имею чести... с кем я говорю?
— Ишь ты, друзей уже перестал узнавать. Мышкин
говорит, Илья.
Степан Васильевич доподлинно знал, что ни один из
его знакомых не является Мышкиным. Стесняясь, он
сказал об этом абоненту.
— Экой ты! Как бутылки с трещинкой сдавать, так
«Здорово, Илья!», а как друг позвонил — в кусты!
Теперь Степан Васильевич смутно припомнил, что
год назад жена послала его сдавать посуду, и принимал
ее бородатый детина по имени Илья.
— Хм... Почему же, почему же, — с трусливой пре-
дупредительностью пробормотал Куклин. — Ну и как,
принимаете, значит, посуду? — закончил он, поражаясь
наивности вопроса.
— Принимаем, браток! — гремело в трубке. — Доч-
ка школу койчида, ^гоиял? Потолковать надо. Так при-
ходи пое^Ш>о£Давать, неси с трещинками, щербатые —
все у приятеля возьму! Ну, .^му. '
КОШМАРНАЯ ДОЛЖНОСТЬ
271
Не успел Степан Васильевич опомниться, как в каби-
нет вкатилась дебелая дама с куриным хвостом на
шляпе.
— Полина Трофимовна Вздор, — трескучим голосом
сказала дама и величественно протянула Куклину руку,
которую тот нерешительно пожал. — Я таким вас себе
и представляла, мужественным и прекрасным!
Степан Васильевич сконфуженно хрюкнул, подбоче-
нился и с недоверием покосился на зеркало в гардеробе.
На него смотрело помятое лицо человека, уже много
лет ведущего утомительную борьбу с катаром желудка.
— Чем обязан? — предупредительно спросил он.
— Вот именно!— восторженно подхватила дама,
раздавливая кресло. — Вот именно обязаны, дорогой
земляк! Не проходит дня, чтобы мы в нашем далеком
Гусевске не вспоминали о вас. Ах, золотое детство!
Дама вытащила платок, вытерла уголки глаз и лу-
каво спросила:
— Небось забыли про нас — Вздоров? И не отне-
кивайтесь, проказник вы этакий, вы за мной бегали и
за косы дергали!
— Ни за кем я не бегал, гражданка, — нервно ска--
зал директор, — и никогда в Гусевске не жил. Вы обоз-
нались.
— Ну, значит, то был ваш однофамилец, — не уны-
вая, трещала дама, — а он все равно бегал и дергал,
вот.
— Что вам угодно? — возмутился Степан Василье-
вич.
— Мне угодно сказать вам, что у нас есть дочь!
У директора екнуло сердце, и он лихорадочно начал
рыться в памяти, перебирая грехи молодости.
— У кого это — «у нас?» — испуганно спросил он,—
Надеюсь, вы не....
Дама игриво улыбнулась.
— Девушка, — загляденье, вся	Поет, играет
в пинг-понг, танцует — чудо! Так	ее в свой ин-
ститут? — неожиданно закончила она. у/
— Если пройдет по конкурсу, —^Мета^дичФским го-
лосом сказал директор. — Всего хорошего.
После посещения очередного визитера С теп ан Василь-
272
В. САНИН.
еви<ч [почувствовал тихую грусть. Только теперь он понял,
почему коллеги-преподаватели смотрели на него с та-
ким глубоким сочувствием, когда узнали о его назначен
НИИ.
— Боже! — сказал об себе. — Огради меня от визи-
теров и сохрани нервы!
Не тут-то было. Прошли приемные экзамены, и...
— Товарищ Куклин? Вас категорически приветст-
вует Михаил Стрептоцид!
— Здр!
— Вам нужны новые штаны?
— Что?!
— Ну, ко мне на базу поступила партия зеленых
штанов, самых модных. Сколько штук вам оставить?
— Сын, дочь, племянник?
— Видите ли, мой племянник сдавал....
— Дзинь! — полетела трубка.
А когда жена позвонила и сообщила, что на кварти-
ру заехал какой-то усатый джигит и привез живого ба-
рана с нижайшим поклоном «директору Степану», Ку-
клин не выдержал. «Пройдусь немного, — решил он, —
а то с ума можно сойти». Держась за сердце, он вышел и,
сутулясь, пошел по улице.
Неожиданно он обратил внимание на вывеску: «От-
дел народного образования».
«Зайду-ка сюда, — решил Степан Васильевич. —
Расскажу про этих беззастенчивых пап и мам, пусть
проводят среди них воспитательную работу».
— Какое безобразие!—воскликнул заведующий гор-
оно, выслушав гневную речь директора. — Вы правиль-
но сделали, что зашли ко мне, товарищ Куклин. Мы при-
гвоздим этих наглых родителей к позорному столбу!
Мы не допустим! Мы... Да, кстати, — по лицу заведую^
щего разлилось умиление, — .племянник моей жены про-
валился по...
Очнулся Степан Васильевич в поликлинике. Добрав-
шись до дома, он написал заявление с просьбой освобо-
дить его от обязанностей директора, приложил справку
врача о нервном переутомлении и — впервые за послед-
ние недедщ,— заснул спокойно.
РАДОСТНОЕ СОБЫТИЕ
273
А. Светов
РАДОСТНОЕ СОБЫТИЕ
— Что, же ты, дорогой, увиливаешь? — укоризненно
покачал головой мой приятель Иван Максимович, ав-
тор антиалкогольного романа «Шумел камыш». — Но-
воселья не справлять — счастья в доме не видать.
При этом он потер пухлые ручки, а маленькие, за^
плывшие глазки его, плотоядно прищурились.
«Айв самом деле, — подумал я, — почему бы не
отметить с друзьями радостное событие — переезд в но-
вый дом? Тем более что квартира у меня, как картин^
ка, — все удобства. Не каждый день приваливает к че-
ловеку такое счастье».
Гостей пригласили на воскресенье. Маняша — моя
жена, не отходила от плиты. В белом фартуке, раскрас-
невшаяся, с сияющими от счастья глазами, она вдохно-
венно пекла пироги, бегала к соседям за каким-то ред-
костным рецептом шоколадного крема, колдовала над
студнем, который почему-то упорно не хотел застывать.
Я неторопливо, словно по музею, ходил из комнаты в
комнату, открывал дверь на балкон, заглядывал в ван-
ную, заходил на кухню.
— А ты знаешь, — задумчиво говорил я жене, — в
такой квартире и сам становишься как-то лучше. По«
моему, с новосельем даже вкусы меняются. Посуди сама,
можно ли в такой квартире, как наша, прставить в раку-
шечной вазе букет из бумажных цветов? Или налепить
на стены открытки с целующимися голубками? Рука не
поднимется.
— Хорошо, что мы весь старый хлам выкинули, —
поддержала Маняша, — и купили все новое. В новом
доме и жить надо по-новому. Я думаю, что вместе с про-
чим старьем нужно отправить на свалку и кое-какие ста-
рые привычки, — она лукаво улыбнулась. — я думаю,
кое-кто теперь будет бриться не через день, а ежедневно.
— Конечно, — согласился я, нрддцььнл потрогав
гладко выбритый подбородок.
Наступило воскресенье. На сдвинутых и покрытых
белоснежными скатертями столах красовадагсъ ’ блюда,
тарелки, салатницы со всякими закусками. Укутанный
18 Золотой характер
274
А. бВЕФОЁ.
в салфетку «отдыхал» румяный пирог. Словно на параде
выстроились тонконогие бокалы и важные, затянутые
в блестящие мундиры и от этого похожие на военных ат-
таше при всяких регалиях, бутылки с шампанским.
К назначенному часу собрались приглашенные. Да-
же плановик Лев Семенович, вечно опаздывавший на все
мероприятия, явился вовремя. Иван Максимович при-
ехал со всем своим многочисленным семейством. Он оки-
нул стол придирчивым взглядом гуомана, крякнул от
удовольствия и потер руки.
— Граждане, прошу занять места.
— Хозяину место, — послышались голоса.
— Хозяин, что чирий, — заметил Иван Максимович,
оттесняя меня в угол, — где захотел там и сел.
Вдруг раздался чей-то запоздалый звонок. В пальто
нараспашку ввалился Макитрин, мой хороший друг и
рубаха-парень.
— Здоровкаться будем потом, — сказал он, вытаски-
вая из кармана горсть монет. — Не успели мы опомнить-
ся, как он швырнул монеты в новенький полированный
сервант. Другая горсть полетела в телевизор. Еще
горсть — в люстру. Жалобно зазвенело стекло, брызну-
ли осколки разбитой лампочки-
— Что он делает? — ужаснулась Маняша.
— Молчи, — мужественно сказал я, — это обычай
такой. Чтобы у нас в доме деньги не (переводились.
Иван Максимович почему-то закричал «горько» и
схватил со стола бутылку с шампанским.
— Разрешите, — проревел он, — бывшему морскому
волку вспомнить другой хороший обычай. Мы, моряки,
когда спускаем со стапелей новый корабль, разбиваем о
форштевень бутылку с шампанским.
Морские термины «стапели» и «форштевень» произ-
вели гипнотизирующее впечатление. Шум утих, все уста-
вились на Ивана Максимовича. Он был великолепен. Его
лицо дышало одухотворенностью, маленькие глазки бле-
стели, как два ратных шарика. Он был'атохож на шама-
на перед жертвоприношением.
Размахнувшись, Иван Максимович метнул бутылку
в потолок. На стол посыпались осколки, в блюдо с за-
ливным судаком упал большой кусок штукатурки.
РАДОСТНОЕ СОБЫТИЕ
275
Женщины и дети завизжали, мужчины принялись тороп-
ливо стирать с пиджаков следы известки и брызг шам-
панского.
— А теперь,— сказал «морской волк», — после то-
го, как мы отдали, так сказать, дань старинным дедов-
ским обычаям, можно, пожалуй, и начать. На этом столе
должна быть зона пустыни.
— Кажется, здесь уже зона пустыни, — еле слышно
прошептала Маняша.
Но и на этот раз нам не суждено было приступить
к ужину. Из кухни, бесшумно вошло, вернее вползло,
существо женского пола. С неизъяснимой добротой, оно
обвело нас водянистыми глазами из-под черного стару-
шечьего платка и осенило себя крестным знамением...
— Кто это? — тихонько спросил я у жены.
— Разве я тебе не говорила, — это тетя Даша, из
Монино. Наша дальняя родственница. Нельзя было ее
не пригласить.
Тетя Даша молча развязала узелок, достала из него
спичечную коробку и также молча открыла ее. Из коро-
бочки выбежали два черных таракана и, бодро шевеля
усами, стремглав бросились в темный угол за батарею.
— В штарину, — прошамкала тетя Даша, — в новый
дом завшегда тараканов брали. Тараканы к шчастью.
Вешь пошелок обошла, — вздохнула она, — нигде та-
раканов нет, хоть плачь. Нашилу нашла.
Новоселье было испорчено. Оно скорее смахивало на
поминки. Гости молча сидели за столом. Они сосредото-
ченно выискивали на тарелках стеклышки, вытаскивали
из заливного, студня, салата. Правда, молчание нарушил
знакомый врач — отоларинголог. Он очень кстати рас-
сказал несколько интересных историй о том, как ему
приходилось извлекать инородные тела из горла и пи-
щевода неосторожных граждан. После этого гости, как
по команде, отодвинули тарелки. В эту минуту под сто-
лом раздался пронзительный визг.
— Ничего, ничего, — поспешил успр^оить нас Маки-
трин,— чей-то ребенок стеклом занозил руку.
— Кажется, это мой ребенок, — побледнел Иван
Максимович и принялся пересчитывать своих детей.
Но вот гости разошлись. Маняша беззвучно рыдала,
18*
276
М. СЕМЕНОВ
припав головой к израненному осколками серванту. Я
молча шагал из угла в угол.
На другой день я понес в домоуправление заявление
с просьбой отремонтировать в новой квартире потолок.
Неделю спустя, я уже бегал по всем аптекам: искал сред-
ство от черных тараканов.
А не знаете ли вы, чем их лучше выводить? Дустом,
ДДТ или, может быть, попробовать дезинсекталь?
t
М. Семенов
ВТОРАЯ ЛЮБОВЬ
Павел Иванович Кошельков шел на работу. Нетороп-
ливо шагал он по омытому первым весенним дождем
тротуару и весело поглядывал на прохожих. Путь, ко-
торый ему предстояло проделать, был не таким уж дол-
гим. Вот сейчас он спустится в метро, проедет три стан-
ции, сделает пересадку в центре и через две остановки
покинет поезд метро. От станции «Красносельская» до его
учреждения ровно три минуты ходьбы. Быстро, удобно!
Павел Иванович насвистывал потихоньку какую-то
песенку и внутренне улыбался: чего это он так пережи-
вал раньше и боялся пешего хождения?
Работал Кошельков начальником подглавка и имел
персональную «Победу». Хотя машина была и государе
ственная, лично Павлу Ивановичу не принадлежащая,
но он привык к ней так же, как привык к телевизору
«Темп-3», фотоаппарату «Зоркий», магнитофону «Яуза»
и охотничьему ружью, купленным за собственные деньги.
Собираясь утром на работу, он выглядывал в окно, и
всякий раз видел у ворот бежевую «Победу». Когда на^
до было возвращаться со службы домой, бежевая «По-
беда» стояла у подъезда учреждения. Можно сказать,
что она сопровождала Павла Ивановича на всем его
жизненном пути. Ехал ли он в главк пред грозные очи
начальства или на примерку в ателье индивидуального
пошива, отправлялся ли на футбольный матч, по грибы,
на театральную премьеру — с ним всегда была его «По-
беда». Она была персональной по своему глубокому
существу.
Павел Иванович всегда знал, когда машину надо ста-
ВТОРАЯ ЛЮБОВЬ
277
вить на техосмотр, сколько километров прошла резина,
как обстоит дело с горючим. Хотя Павел Иванович ни
разу не брался за руль, он отлично разбирался во всех
индивидуальных особенностях мотора и ходовой части
бежевой «Победы» и был великолепно осведомлен о
всех ее слабых и сильных сторонах. Для него не пред-
ставляло никакого труда отличить ее среди тысяч мос-
ковских машин, даже не глядя на номер.
Столь же хорошо он изучил и характер, склонности
и вкусы шофера Кости, так же, как тот, в свою очередь,
до тонкостей разбирался в привычках и вкусах Павла
Ивановича. Больше того, Костя являлся своим челове-
ком в семье Кошельковых, а Павел Иванович всегда
был в курсе всех домашних дел Кости. Так продолжа-
лось долгие годы.
И вдруг все переменилось.
Павла Ивановича лишили персонального автомо-
биля.
Вот сейчас, шествуя по московской улице, он вспо-
минает, как огорчен был такой переменой. Его страшила
перспектива оказаться в общем потоке пассажиров мет-
ро, троллейбуса, трамвая. Павлу Ивановичу казалось,
что его обязательно затолкают, затрут, затискают...
Но это были напрасные тревоги. Скоро Павел Ивано-
вич обрел необходимое проворство и увертливость, хо-<
рошо изучил маршруты автобусов, метро, трамваев и
стал заправскихМ московским пассажиром. Ему даже
нравилась его новая жизнь. «Теперь я больше хожу,
больше дышу свежим воздухом, это очень полезно для
здоровья», — рассуждал Кошельков. А тут еще вышло
и некоторое послабление: Павлу Ивановичу разрешили
вызывать для срочных служебных поеадок машину из
общего гаража.
Занятый этими мыслями, Кошельков незаметно для
себя добрался до учреждения и оказался в своем слу->
жебном кабинете. И сразу на него нахлынули привыч-
ные и чаще всего срочные, не терпящие отлагательства
дела-.
В полдень позвонила жена:
— Павел, тебя ждать к обеду?
— Нет, Лена, не смогу. Срочное дело есть.
278
М. СЕМЕНОВ.
— А что такое?
— Да вот, еду в Черемушки на выставку малогаба-
ритной мебели.
Елена Дмитр.иевна давно интересовалась этой вы-
ставкой и стала упрашивать Павла Ивановича, чтобы
он захватил ее с собой.
Кошельковы прожили вместе долгую жизнь. Павел
Иванович с уважением относился к жене, ценил ее забо-
ты о доме, о детях. Ему казалось, что круг ее интересов
этим и ограничивается. И вдруг такая просьба!..
— Да ведь неудобно, Лена, машина-то для служеб-
ных надобностей...
— Ну что особенного, ведь все равно будешь ехать
мимо нашего дома.
И Павел Иванович скрепя сердце согласился.
— Только ты, пожалуйста, в машине не очень-то про
домашние дела распространяйся, — предупредил он. —
Неловко будет перед посторонним человеком. Еще бряк-
нет потом ненароком, что вот, мол, Кошельков жену в
служебной машине катает...
Когда они уже подъезжали к дому, Павел Иванович
сказал шоферу:
— Остановитесь на минутку у «Гастронома», прихва-
тим тут одного товарища.
Шофер затормозил. Кошельков вышел из автомоби-
ля, открыл вторую дверцу, пригласил Елену Дмитриев-
ну и сам сел рядом.
Елена Дмитриевна с удивлением посмотрела на
мужа. Раньше он никогда не делал этого.
— Скажите, Елена Дмитриевна, прочитали вы во
вчерашней «Литературной газете» статью об этом филь-
ме «Все начинается с дороги»? — промолвил Павел Ива-
нович, когда автомобиль тронулся. — По-моему, рецен-
зент очень точно «подметил 'Промахи режиссера. Не прав-
да ли?
Жена не верила своим ушам: он ли это говорит?
Раньше, когда им случалось ехать вместе в бежевой
«Победе», разговоры^Рыли другими. Павел Иванович
имел обыкновение ворчать на жену то по поводу пере-
жаренных котлет, от которых у него изжога, то по пово«
ду невнимательности домашней работницы, опять всу-
ВТОРАЯ ЛЮБОВЬ
279
чившей ему рубашку с оторванными пуговицами... Но
чтобы говорить с ней о фильме? Этого не случалось уже
много-много лет. Да и как это он заметил, что вчера она,
готовя завтрак, читала в «Литературке» именно эту
рецензию?
— Нет, Павел Иванович, — ответила Елена Дмит-
риевна, — я не совсем с вами согласна. Рецензент слиш-
ком сгустил краски. Если бы режиссер следовал его со-
ветам, то картина была бы невыразимо скучной и пло-
ской...
Теперь пришло время поражаться Павлу Ивановичу.
«Откуда у нее такие смелые суждения?» — подумал он.
И заинтересованно спросил:
— Ну, а вот «Озорные повороты»? Как вы находите
этот ф.ильм? Ведь в нем конфликт и не ночевал!
— Это и хорошо. Нам нужны и такие фильмы, где
интрига проста и несложна, но зато много юмора, ве-
селья. На таких фильмах зритель по-настоящему отды-
хает.
Между тем автомобиль подъехал к выставке. Павел
Иванович проворно открыл дверцу и помог Елене Дмит-
риевне выйти. «Какой внимательный», — благодарно
подумала жена. — А я-то на него последнее время оби-
жалась!»
«Молодец, Ленка, — решил Павел Иванович. — Ка-
жется, совсем погрязла в домашних делах, а, поди ты,
не утратила интереса к искусству и рассуждает очень
здраво».
Возвращались Кошельковы тоже в служебной маши-
не, но уже с другим шофером. И опять Павел Иванович
делал вид, что они не муж и жена, а просто добрые со-
служивцы. Делились впечатлениями о выставке. И Еле-
на Дмитриевна высказала столько тонких наблюдений,
что Павел Иванович просто поражался.
Когда жена сошла у дома и Павел Иванович остал-
ся в автомобиле один, он дал волю своим чувствам.
«А, все-таки порядочная ты, братец, свинья, — ругал он
себя. — Привык относиться к жене, как к домашней ра^
ботнице. На службе любишь порассуждать на всякие
темы, а дома все только о котлетах, рубашках, носках,
280
Игорь СЕДОВ.
галстуках. «Подай то, сделай это». Как ей, наверное,
осточертела такая жизнь!»
А Елена Дмитриевна взволнованно ходила по комна-
те и заново переживала впечатления поездки. Как она
была неправа, обвиняя мужа в том, что он окончательно
очерствел, что его чувства притупились и от прежнего
Павла — внимательного, чуткого друга, интересного со-
беседника — ничего не осталось. Как можно было так
жестоко заблуждаться!
Мы не знаем, как дальше развивались отношения
между супругами Кошельковыми. Но, несомненно, па-*
мятная поездка в Черемушки внесла в них много нового.
И понятно, почему. Персональная бежевая «Побе-
да» фактически была продолжением семейной квартиры,
со всеми ее мелочами и дрязгами, подчас отравляющи-
ми ^супружеские отношения. А в служебной машине Ко-
шельковым пришлось на некоторое время забыть о том,
что они муж и жена, и, может быть, впервые за многие
годы взглянуть друг на друга со стороны.
Результат оказался поразительным.
Так иногда рождается вторая любовь....
Игорь Седов
МЕРОПРИЯТИЕ
Захожу я вечером в клуб, а там собрание. Ладно, со-
брание, так собрание. Не привыкать. У нас в клубе
каждый день мероприятие — собрание или кино. Рань-
ше танцы часто устраивали. Но с этим мероприятием
надо поосторожнее. Накладных расходов много. То
люстру кокнут, то дверь выставят, а то и по окнам ша-
рахнут. Веселятся, между прочим, некоторые...
На собрание я опоздал. Приседав сторонке, сижу,
слушаю. Самостоятельно повестку дня определяю.
Для порядка на председателя взглянул. Ничего, си-
дит себе смирно. Да по нему ни черта не поймешь!
Уткнул голову в бумажки, что перед ним разложены, и
горя ему мало. Смотрю на трибуну. Вижу — парень с
чубом, в ковбойке. Руками энергично размахивает. Го-
ловой в разные стороны вертит. И воды не просит. Да-
МЕРОПРИЯТИЕ
281
ром, что вода рядом в графине. И стаканчик имеется.
Возле графина аккуратно стоит. Еще не троганный. Хотя
зачем парню глотку полоскать, если она у него и так,
как луженая. На весь зал режет. Без радиофикации и
акустики.
— Почему такое безобразие, — говорит, — допусти-
ли? Сидели... ждали. Чего,—говорит,—ждали? У моря по-
годы, у курицы икры? Он, — говорит, — наш основной
кадр, а мы ждали. Давно надо было засветить этот воп-
рос! Законно! И крышка! Забыли про человека.
От его пламенных слов меня грусть разобрала. Ай-
ай-ай! Нехорошо-то как! Об основном кадре не по-
заботились. Про человека забыли. Про самое дорогое
на свете. Может, он в отдыхе нуждался? Может, ему пу-
тевочку надо было подкинуть куда-нибудь на Кавказ-:
ское побережье? Море, солнце, горы, воздух! Двадцать
восемь дней, без дороги. Смотришь, опять человеком бы
вернулся. То-то председатель голову повесил. Стыдно
небось людям в глаза смотреть. Дай-ка я его еще по-
строгаю! А? Выступить, что ли? Или подожду? Ладно,
подожду, спешить некуда.
Другой выступавший потише себя вел. Локти на три-
буну и ни-ни ими. Зато говорил складнее и больше на
сознательность упирал. Дескать, мы выросли и созна-
ние вместе с нами выросло. Поэтому он в конкретной
постановке указанного вопроса усматривает правильный
подход к обсуждаемой нами проблеме. В заключение он
что-то насчет медали завернул. Вроде данный вопрос,
как и медаль, имеет две стороны, в том числе одну обо-
ротную. И сошел с трибуны.
Про Кавказское побережье и путевку ни звука. На-
счет человека тоже. По какой повестке дня говорят,
думаю? Шарада какая-то, а не собрание. Сиди тут и
ломай себе голову. А если голосовать станут? За кого
руку поднимать-то? Я даже растерялся из-за своей не-
понятливости.
Ну, кажись, этот товарищ внесет ясность. Серьезный...
солидный... Зря болтать не будет. И впрямь серьезный.
Вынул из кармана листки. Разложил их. Воды попро-*
сил налить. Волосы пригладил. Часы с руки снял. И все
не спеша, спокойно. Солидный оратор. И речь начал с пе-
282
Игорь СЕДОВ.
реживаемого момента. Говорил эдак минут десять. Во-
обще и в частности. Сперва больше вообще, а потом
и в частности. В частности он сказал:
— Я Думаю, что выражу единодушное мнение наше-
го коллектива, если скажу, что Маслову мы можем ока-
зать доверие. Да! Доверие коллектива! Товарищ он мо-
лодой, быстро растущий. Я считаю, что наше доверие он
оправдает с честью.
«Ага, — подумал я, — обстановка проясняется.
Товарищ молодой, растущий. Опять же, насчет доверия.
Значит, выдвигают кого-нибудь. От всего нашего коллек-
тива. Правильно. Раз выдвигают — обсудить положено.
Всесторонне, чтобы, значит, со всех сторон осветить чело-
века. Что он и как он? Дышит, к примеру, чем? И как
насчет выпить? Узнать тоже не лишне...»
Еще выступали. Фамилий я не запоминал. Хвалили
Маслова. Здорово хвалили. Все его положительные ка-
чества пер'ебрали. Он и честный, и отзывчивый, и чуткий,
и молодой, и веселый, и вежливый, и... Много их у него
накопилось. Даром, что молодой. Из молодых, видать,
да ранний. Один недостаток отметили, серьезный. В ра-
ционализаторской работе слабо участвует. «Но это уже
зря, — подумал я. — Придираются к человеку. Выдви-
нем его — и учтет критику. Повернется к рационализа-
ции. А куда же его выдвигают? Надо спросить. А то го-
лосовать скоро».
Подсаживаюсь к своему соседу и интересуюсь, куда
это мы должны доверие Маслову оказать? В комиссию
какую, на премию, или в суд товарищеский, или, может,
в вышестоящую инстанцию двиг^от парня. А он, сосед
мой, отвечает:	г
— Никуда мы его не выдвигаем. Откуда ты взял?
Распалился я. Как так не выдвигаем? А доверие?
А молодой и быстрорастущий? А такой-сякой хороший?
— Что же здесь происходит?! — кричу я соседу.
А он, сосед мой, спокойно отвечает:
— Мероприятие! Хулигана тут одного местного на
поруки *бе*рут. Прокурор просил. За себя и за милицию.
Говорит, замучились мы с ним.
Рисунок А. Баженова
Барана на поруки волки взяли,
Услышав, как он выл при всех в
судебном зале.
Сергей Михалков
284
О. СМИРНОВ
О. Смирнов
ПОМИДОРЫ
Эту весть Еремей Захарыч принес со станции, куда
ходил к поезду продавать семечки.
На станцию он отправлялся каждый вечер. Насыпав
в кошелку ядреных подсолнечных семян, он брал ее на
руку, по-женски, и выходил из хаты во двор. У ворот его
неизменно встречала жена Акулина Ивановна — рослая,
могучих форм, счзасученными рукавами. Уперев кулаки
в бока и сдвинув густые мужские брови, она ирониче-
ски спрашивала:
— Что, спикуль, опять до железки подался? Гроши
зашибать, меня позорить?
Еремей Захарыч знал, что спикуль — это значит спе-
кулянт, и поэтому сердился. Постное, морщинистое лицо
его покрывалось пятнами, он тряс головой и кричал
фальцетом:
— А ты, дура безмозглая! Что ты за баба, не пони-
маю! Вон другие идут к поезду, торгуют чем н.и есть...
— А я не пойму, что ты за мужик. Семечками бегает
к поезду торговать... Тьфу, пятно кладешь на нас!
— Много ты разбираешься! Пусти с дороги! — И,вы-
ставив вперед кошелку, Еремей Захарыч грозно шел
прямо на супругу. Та нехотя отступала в сторону.
Шагая из станицы на станцию, Еремей Захарыч
обычно рассуждал о глупости жены. Вот дожила до со-
рока лет, а понятия никакого. Дура безмозглая! Чего ж
тут зазорного — подторговать на станции? Все, глядишь,
в дом прибыток: двадцатка за вечер — она на улице не
валяется. А колхоз колхозом. Верно, трудодень непло-
хой, так ведь подработать никогда не вредно. А рынок,
хоть он какой малый, не подведет, не-ет, не подведет!..
В пристанционном скверике Еремей Захарыч водру-
жал свою кошелку на скамейку и ждал прихода поезда.
Пассажиры налетали на базарчик, шумливые и веселые.
Кто хватал жареную курицу, кто яйца, кто сметану.
Подбегали и к Еремею Захарычу. Он важно отвечал:
«Рупь два», —- то есть рубль за два стакана, и отме-
ривал граненым стаканом с необыкновенно толстым
ПОМИДОРЫ
285
дном. Пассажиры неодобрительно переглядывались, но
семечки брали.
На этот раз все получилось по-иному. Едва состав
остановился, как к Еремею Захарычу подошел пасса-
жир — пьяненький, без ремня, в тапочках на босу ногу,
косоглазый — и запустил руку в кошелку. Он высыпал
себе в карман жменю семечек, и тут Еремей Захарыч
узнал его:
— Неужто Федька Кривой? Здоров!
— Привет, Е||гемей, привет! — сказал тот и высыпал
в свой карман вторую жменю.
Когда-то Федька жил в станице, работал в колхозе
конюхом, но был лодырем и пьяницей. Лет пять назад
удрал из колхоза, а вот теперь, гляди, объявился.
— Ты что, к нам приехал? — спросил Еремей За-
харыч, разглядывая Федьку.
— Никак нет, я проездом. Все торговыми операция-
ми занимаюсь. Деньги делаю....
Обтрепанные брюки и рваные тапочки как-то не вя^
зались с этим.и словами, но голос Федьки звучал бодро
и уверенно:
— Ох, дела заворачиваю!.. А ты все с семечками?
Все мелочишься? Плюнь ты на них да займись настоя-*
щим делом. Вот возьми, к примеру, помидоры. Их тут,
на Кубани-то, завались, а в Сибири — фьють! Раску-
сил? Сам года три назад возил туда ящиками, знаю.
Деньги сделал...
— Сколько? — почему-то шепотом спросил Еремей
Захарыч.
— Большие тыши, — сказал Федька Кривой и насы-
пал себе третью жменю.
Поезд давно ушел, а Еремей. Захарыч все стоял за-
думавшись. Да, заманчивая штука, это тебе не на рупь
два. Сразу можно взять... как.он сказал-го?.. Большие
тыщи!
Дома Еремей Захарыч рассказал о разговоре с
Федькой Кривым жене. Акулина Ивановна всплеснула
полными руками:
— Тю, скаженный? Уж не собрался ли ты ехать с
помидорами в ту Сибирь?
— Об этом подумать надо. П ом а дор ы— штука стоя-
288
О. СМИРНОЙ
щая, — Еремей Захарыч так и произнес, ласково и вкус-
но: «помадоры».
Ночью он спал беспокойно, ворочался, бормотал:
— Помадоры... Большие тыщи...
Мысль о том, чтобы съездить в Сибирь, свозить туда
помидоры, крепко засела в голове Еремея Захарыча.
Целыми днями он прикидывал, как это сподручнее сде-
лать. Во-первых* выработать минимум трудодней, чтоб
не придирались. Во-вторых, взять бумажку в сельсовете,
что помидоры выращены на своей усадьбе. Понятно, по-
мидоры надо везти недозрелые — в дороге дойдут. Ящи-
ки легкие для того подготовить. Ну, железнодорожников
придется подмазать...
Акулина Ивановна знала о приготовлениях мужа,
бурно ругалась с ним, а потом вдруг стихла. Накануне
отъезда Еремея Захарыча она подошла к нему с боль-
шим рогожным мешком:
— Ну, собрался в бега? Давай, давай! Это даже к
лучшему — будешь позориться не в станице, не на гла-
зах, а на стороне. Смотри только в тюрьму не угоди.
Жалко будет тебя, дурака... А вот это на, возьми, — и
она протянула мешок.
— Для чего?
— Для больших тысяч!
Хлопнув дверью, Акулина Ивановна вышла. Ну и
безмозглая баба! Никакого понятия! Да за такую поезд-
ку можно сколотить целый капиталец. И — на сбер-
книжку!..
Утром приехала машина, сговоренная в соседней ста-
нице. Быстро погрубили ящики. Еремей Захарыч залез
в кабину, поглядел на крыльцо. Жена не вышла. Сер-
дится, не одобряет. Ну и пес с ней! По-другому она запо-
ет, когда он, Еремей Захарыч, вернется домой. Тогда
и про рогожный мешок можно будет вспомнить!
...Долог и труден путь от Кубани до Сибири. Ну и
натерпелся Еремей Захарыч в дороге! Сколько раз пере-
гружали ящики, сколько раз «подмазывал»! А сколько
раз заходилось сердце, когда м-имо проходил милицио-
нер. Ну, страхи...
Зато теперь все позади. Вот он, один из областных
сибирских городов, в который Еремей Захарыч так стре-
ЦОМИДОРЫ	/
милея. Многоэтажные здания, тонущие в тополевой зе-
лени, трубы заводов, трамваи, троллейбусы. И жара,
такая жара, как будто это на Кубани. Асфальт на пер-
роне был податлив, как желе.
На вокзале Еремей Захарыч подрядил грузовое так-
си. Шофер, разбитной малый в соломенной шляпе, пони-
мающе стрельнул глазами на ящики:
— Яблоки, дядя, привез?
— Почти, — кратко ответил Еремей Захарыч.
Погрузились и покатили прямо на базар. Еремею
Захарычу страшно хотелось заговорить с шофером о по-
мидорах, о рыночных ценах, но он промолчал из предо-
сторожности. Да и за всю дор ору от самой Кубани он
никому не проговорился, с чем и куда едет. Зря болтать
не надо...
Машина въехала на рынок, остановилась. Еремей
Захарыч, потный, усталый, разминая затекшие ноги, вы-
лез из кабины. И первое, что он увидел, — это помидор-
ные горы. Красные, крупные помидоры, грудами лежали
на деревянных столах, вытянувшихся чуть ли не на це-
лый квартал.
Пораженный Еремей Захарыч замер на месте: «Опо-
здал! Другие обскакали!» Потом он, с трудом перестав-
ляя ставшие непослушными ноги, подошел к крайнему
столу и спросил у бородатого старика .в белом фартуке:
— Откуда помидоры?
— Из колхоза «Красный огородник», — бодро отра-
портовал старик в фартуке. — Знаменитая продукция,
гражданин!
— Я не про то, не про колхоз. Привезли откуда? С
Дона? С Кубани?
— Ах, вы вот про что, гражданин... Нет, свои, сибир-
ские. Теперь уже не завозим с юга, хватит. Теперь у нас
не только кедровые орехи да картошка. И овощ пошел,
а как же! Скоро яблоки свои будут — свободно поку-
пай. Вот так-то, гражданин... Помидоры будете брать?
— А почем они? — сипло спросил Еремей Захарыч.
Говорливый старик назвал цену за килограмм, не-
намного выше той, что была на Кубани. Еремей Захарыч
рассеянно глядел на белый фартук старика, а его мозг в
это время лихорадочно подсчитывал килограммы и руб-
г, СОКОЛОВ.
2dd
ли. И получалось, что после продажи помидоров денег
наберется как раз на обратный билет.
Еремей Захарыч смотрел на высившиеся в кузове ма-
шины ящики, вспоминал о рогожном мешке, который ему
преподнесла перед отъездом Акулина Ивановна, и лицо
у него скучнело с каждой секундой.
Г. Соколов
МАСТЕРА РАПОРТАЖА
В разгар уборки пшеницы председателя колхоза
«Рассвет» Сергея Ивановича Непейпиво вызвали в рай-
ком партии. В кабинете секретаря райкома Прохора Се-
меновича Накачаева он увидел председателя райиспол-
кома Кибалова.
— Садись, — кивнул секретарь лысеющей головой.
Когда Непейпиво сел, секретарь сказал: — Разговор бу-
дет серьезный, товарищ председатель. Дело идет о чести
района.
Непейпиво беспокойно заерзал на стуле. Начало раз-
говора предвещало расходы. Не впервые после рассуж-
дения о чести района ему приходилось по возвращении
в колхоз уговаривать колхозников выделять из артель-
ной кассы сумму то на благоустройство районного цент-
ра, то на строительство какого-нибудь объекта районно-
го масштаба, то на проведение смотра чего-нибудь.
Накачаев взял в руку карандаш и, направляя его
острие на грудь председателя, спросил:
— За сколько дней думаешь выполнить план госпо-
ставок зерна?
«Ах вот о чем речь», — сообразил председатель и
облегченно вздохнул. Уборка и вывоз зерна проходят
нормально, и ему не приходится краснеть.
— За десять-двенадцать дней зерно будет на элева-»
торе, — сказал он уверенно. — Все идет по графику.
— Что?! — вскипел вдруг Накачаев, и карандаш в его
руке закачался. — Да ты зарежешь нас всех! Кто надо^
умил вас составить такой нелепый график?
— Исходя из реальных возможностей, Прохор Семе-
ТРУТЕНЬ
ЗАКРЫТИЕ ЛЕТНЕГО СПОРТИВНОГО СЕЗОНА
19 Золотой характер
290
г. соколов.
нович. Мы же самые дальние, до элеватора более два-
дцати километров, а автомашин у нас всего шесть.
— Так вот, дорогой председатель, — карандаш в ру-
ках Накачаева стал описывать круги. — График ваш мы
отменяем. Дело чести района—досрочно выполнить план
хлебопоставок. Мы должны первыми в области рапорто-
вать. Ради этого мобилизуем все силы.
— Быстрее невозможно, — пожимая плечами, сказал
Непейпиво. — Возможности ограниченные.
Накачаев нахмурился, и карандаш вдруг застучал по
столу.
— Плохой ты коммунист, Непейпиво! Всегда тебя
приходится наталкивать!
— Да какая разница, — вырвалось у председателя.—
За десять дней или на несколько дней раньше мы све-
зем зерно на элеватор? Там же суматоха несусветная, не
успевают все зерно принимать. Не горит же над нами и
под нами! К чему такая спешка, нервозность?
Накачаев повернулся к председателю райисполкома,
и карандаш замер в воздухе, словно недоумевая.
— Слышишь? Вот они — антигосударственные тен-
денции придержать зерно! Что с таким делать? Ставить
на бюро? Отнимать партбилет?
Председатель райисполкома с укоризной покачал
взлохмаченной головой.
— Своевольничать начинают председатели. Воли
много дали... Сами планируют...
? И на его широком лице с серыми острыми глазами
появилась кривая усмешка.
Несколько мгновений Накачаев молчал, затем, опять
направив острие карандаша на грудь председателя кол-
хоза, с басовитыми нотками заговорил:
— Так вот, товарищ Непейпиво, мы поможем тебе.
Подбросим автоколонну из сорока машин. Мощно?! То-
то! Обеспечь бесперебойную погрузку зерна. Взыщем,
если случится простой. На бюро голову открутим! Все
ясно?
— Все как будто, — вздохнул председатель, чувствуя
смутную тревогу.
Секретарь протянул ему руку.
— Действуй! Через три дня жду рапорт.
Мастера рапортажа
201
Председатель возвращался в свой колхоз, преиспол*
ненный разноречивых чувств. «Помощь, действительно,
мощная. Мой рапорт, как пить дать, первым будет.
В районной, а может, и .в •областной газете упомянут мою
фамилию. А это, брат, прибавка к авторитету. Товарищ
Накачаев будет более расположен ко мне, станет обхо*
дительнее. Можно тогда через него нажать на райпот*
ребсоюз и заполучить лес и цемент. Это с одной стороны.
А с другой? За эти машины платить придется и, видимо,
немало... Невыгодно для колхозной кассы... Ну, нехай.
Ради рапортажа стоит!»
Утром следующего дня в колхоз приехали автомаши-
ны, обещанные Накачаевым. А на третьи сутки Непей-
пиво звонил в райком:
— Прохор Семенович! Рапортую! Первая заповедь
выполнена досрочно! Что? Рапорт на ваше имя пошлю
нарочным.
Через несколько дней Непейпиво читал в районной
газете свой рапорт и самодовольно улыбался. Вскоре он
увидел в областной газете рапорт о досрочном выполне-
нии плана хлебозаготовок за подписью секретаря райко-
ма и председателя райисполкома.
А еще через несколько дней бухгалтер колхоза занес
в кабинет председателя присланный счет на оплату авто*
машин, перевозивших зерно с токов колхоза «Рассвет»
на элеватор. Посмотрев на цифру, Непейпиво оторопело
произнес:	\
— Это же что получается?
— Получается то, >что мы плохие хозяева, — ответил
бухгалтер. — За сданную государству пшеницу мы по-
лучим двадцать тысяч рублей, а за автомашины, кото*
рые возили выращенное нами добро, мы должны запла-
тить двадцать четыре тысячи рублей. За наше зерно да
с нас же!
— Вот-то помогли! — яростно зачесал затылок Не-
пейпиво.'— Рапортанули, нечего сказать! Спасибочко
Прохору Семеновичу... Вот что, бухгалтер, о такой си-
туации .молчок, рапортовать на общем собрании не бу-
дем. Натянем на чем-нибудь другом. Подберем кое-какие
продукты и пошлем на Север или на Урал. Этим и покро-
ем. Понял?
19*
292
Иван СТАДНЮК,
Бухгалтер вышел 'из кабинета, а Непейпиво все про-
должал яростно чесать затылок, приговаривая:
— Кабы знал, кабы знал,..
।
Иван Стадию к
НА ПОБЫВКЕ
Эх... любовь!..
Скажите, кто имеет что-нибудь против любви?.. Ни-
кто! Нет, по моему мнению, человека на земле, который
бы сказал, что любовь, мол, пустячное дело и такое про-
чее. Ничего не имею против любви и я, сержант Совет-
ской Армии, Максим Перепелица.
А вот если спросить у кого-либо из вас, что такое лю-
бовь? Ответить, конечно, можно, но очень приблизитель-
но, потому что точных слов для этого люди еще не при*
думали. И у меня нет таких слов, которые можно ело*
Жить в рядочек, поглядеть на них и узнать эту вроде и
разгаданную, но все еще тайну.
Но есть у меня другое. Есть у меня понимание, что
любовь, кроме счастья и радости, приносит человеку не*
мало таких минут, которые горше самой старой полыни,
самой желтой хины. Впрочем,, все об этом знают, и, не*
смотря ни на что, все готовы за любовь по целой скирде
полыни сжевать и проглотить по мешку хины, потому что
без любви не прожить человеку на белом’Свете.
Однако слова — еще не факт. А наш брат военный
привык разговаривать языком фактов, чтобы в каждом
слове была суть. Вот я и перейду к фактам.
Вы уже знаете, и это, конечно, никого не удивит, что4
у меня, сержанта Максима Перепелицы, есть на Винни*
чине дивчина Маруся, по фамилии Козак. Одним словом,
люблю я Марусю, да так люблю, что не только словом —
песней об этом не скажешь! Скоро два года будет, как
служу в армии, и за это время много пришлось почте
поработать: часто обменивались мы с Марусей письма*
ми, и в тех письмах каждая строчка, каждая буква лю-
бовью дышала.
И вот мне и моему другу-земляку, тоже сержанту, Сте-
пану Леваде предоставил командир полка краткосрочный
НА ПОБЫВКЕ	W
отпуск на побывку домой. Поехали мы. Всю дорогу толь-
ко и говорили, что про полк да про нашу Яблонивку. Как
оно в селе? Ведь давненько мы там не были. Душа кри-
чит — так хочется домой. Ну, конечно, и о наших девуш-
ках говорили. Степан — о Василинке Остапенковой, а
я — о Марусе Козак. Степан, правда, больше слушал да
думал. Любит он подумать; лишнего слова не скажет.
Да кто не знает Степана Левады? Учителем бы ему быть,
до того он рассудительный.
В Винницу поезд пришел на рассвете. Отсюда до Яб-
лонивки рукой подать. Какой-нибудь час узкоколейным
поездом проехать да еще часочек пешком пройтись.
Но поезд, узкоколейный отходит не скоро. В самый раз
времени хватит, чтобы привести себя в порядок. Дорога-
то позади не близкая — запылились, обмундирование на
нас поизмялось. А разве может солдат появиться среди
людей, а тем более в родном селе, в помятом мундире?
Вот и направились мы в комнату бытового обслужи-
вания при новом вокзале. Часа два утюжили там нас,
пуговицы чистили, свежие подворотнички к мундирам
пришивали. Вышли мы из той комнаты, как женихи, на-
рядные.
Наконец, Перепелица и Левада заняли места в ваго-
не узкоколейного поезда. Значит, мы почти дома. Огля-
дываемся со Степаном на людей— может, кого из Ябло-
нйвки увидим. Но разве в такую пору кто уедет из села?
Весенние работы в разгаре! Однако в соседнем купе за-
мечаю знакомую жинку в белой хустынке. Да это же
тетка Явдоха!
Так и рванулся я к ней.
— День добрый, титко Явдохо! — говорю.
А она глядит на меня и не узнает. Потом всплеснула
руками и отвечает:
— И-и-и, Максим Кондратов! Неужто ты? Своим
очам не верю!
— Он самый, — отвечаю.
— Хлопчик мой славный! Ой, який же ты став! Сидай
со мной рядом да дай поглядеть на тебя! Ни за что не
признаешь, изменился, вырос. А похорошел как!... — и
запела, запела. Нс голосок у тетки Явдохи, а прямо мед.
Умеет человеку приветливое слово сказать.
294
Иван СТАДНЮК.
— Остановитесь, титко! — говорю ей. — Хватит слов.
Нам цветы треба, шампанского!
Дробный смешок Явдохи то всему вагону рассы-
пается.
— Хватит, — говорит, — что я тебя, дурная баба,
провожала цветами.
— Ну тогда, — отвечаю, — отпустите трохи гарных
слов для Степана. Смотрите, какой вон генерал у окна
сидит, — и указываю ей на Степана.
— И правда! — всплеснула руками Явдоха. — Ба-
теньку мой, правда, Степан!.. Степана! Степаночку! Ходи
сюда!
— Иди, иди, Степан, не важничай, — поддерживаю
я. — Это же титка Явдоха. Не узнаешь?.. Кажись, не
узнает.
— Узнаю, — отвечает Степан и подходит к нам. —
Здравствуйте, титко! Хорошо, что встретили вас. Про се-
ло нам расскажите. В курс яблонивских новостей введи”
те. Ну, как живете?
— Сами побачите, — отвечает. — Живем, беды не
знаем. А я вот возила своей Оленьке трохи пирогов да
яичек. Студентка она у меня, на учительницу учится.
А вас .и не ожидают дома, не знают, что гости дорогие
едут. Оце радость батькам! Оце счастье яке! — снова
запела тетка Явдоха. — А вас на станции не встре-
чают?
— Нет, — говорю, — хотим неожиданно нагрянуть.
— А так, так, — соглашается Явдоха, — неожидан-
но, неожиданно. От станции машиной нашей подъедем.
Сегодня Иван Твердохлеб возит удобрения в колхоз.
— Как он там, Иван? — интересуюсь.
— Ничего. Хату ставит, женится. Слышала — скоро
свадьба.
Ого! Люблю оперативность.
— А кто невеста? — спрашиваю. — Яблонивская?
— Эге ж, ваша, сельская, — отвечает Явдоха. —
Славная дивчина, хоть и вертлявая трохи — Маруся
Козак...
Своим ушам я не поверил.
— Маруся Козак?! — переспрашиваю у тетки.
— Эге ж, Маруся... — и вдруг голос тетки Явдохи
НА ПОБЫВКЕ
295
осекся. Всполошилась оИа и затараторила: — Ой, що
ж я балакаю! Брешут люди, а я, дурна баба, передаю
вам. Не может того буты! Сам побачишь, Максимэ, что
все это брехня чистая! Люди и не то еще могут нагово-
рить...
Одеревенел Максим Перепелица. Ни рукой, ни ногой,
ни языком не могу пошевельнуть. Тетка Явдоха еще
что-то говорит, а я оглох. Уставил глаза в окно и света
белого не вижу. «Неужели Маруся дурачила меня все
время? А письма какие писала, обещала ждать Ма-
ксима...»
Эх, Маруся, Маруся! Вот и колеса вагона вроде вы-
бивают: «Маруся-Маруся-Маруся... Обманула-обманула-
обманула...» Проклятые колеса!
Чувствую, Степан трясет меня за плечо.
— Пойдем, — говорит, — постоим на площадке,
курить хочется.
Вышли. Степан даже в лицо мне боится глянуть.
Спрашивает:
— Выдержишь, Максим?
Я заскрипел зубами, вздохнул тяжело и твердо, со
злостью, сказал:
— Выдержу! Еще и на свадьбу к Марусе пойду...
Но, скажу я вам, такой обиды еще никто в жизни не
наносил Максиму Перепелице. Да и не только в обиде
дело. А с сердцем мне что делать? Не выбросишь же
его! Прямо огонь в груди горит. Но никуда не денешься.
Припоминаю, что Иван Твердохлеб — хлопец действи-
тельно красивый, боевоЯ^в армии служил. Знать, Ма-
ксиму далеко до него, раз Маруся забыла Максима...
Когда на нашей станции сошли мы с поезда, тетка
Явдоха предлагает:
— Поедемте к складам, там машина...
— Нет, — перебиваю ее, — нам хочется на поля яб-
лонивские поглядеть. Пешком пройдемся, у нас чемода-
ны нетяжелые.
— Верно говоришь, Максим. Пошли, — поддерживает
меня Степан.
— Ой, разве так можно?! — всполошилась Явдоха.—
Вроде и домой не спешите. Возьмите хоть семечек на до-
рогу, чтоб не скучно было. Вон их у меня сколько в ко-
296
Иван СТАДНЮК.
шелке осталось. Гарбузовые! Небось забыли там, в ар-
мии, какие они, гарбузы, есть? А парубкам нельзя про
гарбуза забывать. — И тетка Явдоха уже на ходу сняла
с меня фуражку и насыпала в нее тыквенных семечек —
крупных, поджаренных. Степан выгребает из своей фу-
ражки семечки в карман, а я гляжу на свою порцию и за-
кипаю от злости. Не намекнула ли мне этим тетка Явдо-
ха?.. Конечно, намек! Забыл, мол, Максим, что такое
гарбуз, так не забывай...
Как махнул я из фуражки семечки на землю, Степан
даже свистнул от удивления. А потом горько усмехнулся,
вспомнив обычай наших девчат подносить нелюбому
парубку, который сватается, тыкву в знак отказа. По-
этому яблонивские парубки больше смерти боятся тык-
вы. Подцепить хлопцу гарбуза — хуже чем солдату на-
ступить на мину!
И вот, кажется, тетка Явдоха намекнула мне про гар-
буз. Но это мы еще посмотрим! Может, Маруся и не до-
ждется, чтобы я сватов к ней засылал!
Идем мы со Степаном вдоль железнодорожного пути
к тропинке, которая напрямик к Яблонивке ведет.
А солнце так ярко светит с безоблачного неба, вроде ему
и дела нет до моей беды. За кюветом в траве синими
ого’ньками фиалки горят, золотится лютик и козлобород-
ник. А вон одинокая вишенка вся белым цветом облеп-
лена, нарядная, как невеста. Гм... невеста...
«Держись, Перепелица, — думаю, — дашь сердцу
волю — раскиснешь».
Об этом и Левада начал толковать, когда мы сверну-
ли с железнодорожного пути на тропинку, отделявшую
засеянное поле от луга:
— Не жалей и не убивайся. Не стоит она того. Пре-
зирай!
Ну что ж, попробую презирать.
Осматриваюсь вокруг. Все знакомо — каждый буго-
рок, куст. Не одно лето провел я на этих полях, когда
хлопчиком был и коров пас. Но замечаю и изменения.
Далеко в стороне тянется дорога. Вдоль нее бегут теле-
фонные столбы. Это новость! Значит, Яблонивка уже с
телефоном. А может, и телеграф есть? Спрашиваю у Сте-
НА ПОБЫВКЕ
297
пана, но он пожимает плечами и на другое мне указы-
вает пальцем.
— Видишь, — говорит, — ольховский ров-то исчез!
И правда, раньше к самой Мокрой балке подступала
глубокая канава, заросшая лебедой. Она отделяла нашу
землю от Ольховской. А теперь поле ровное, без единой
морщинки. Вот где раздолье для трактора или комбайна!
Уже и село впереди показалось. Хат не видно — толь-
ко белые клубы цветущих садов и зелень левад. Кажется,
слышно, как в яблонивских садах пчелы гудут, и чудит-
ся запах вишневого цвета. И еще заметны над садами
высокая радиомачта да ветряной двигатель, поднявший
в небо на длинной шее круглую, как подсолнух, голову.
А над полем струится, точно прозрачный, ручей, горячий
воздух. Значит, земля добре на солнце прогрелась.
Прибавляем шагу. Эх, были бы крылья... Вроде по-
светлело вокруг при виде родного села.
Но что же мне все-таки с сердцем делать?! Так ще-
мит, что хочется самому себе голову откусить!.. Ох, Ма-
руся, Маруся!
Когда пришли в Яблонивку, солнце склонилось уже
к Федюнинскому лесу. Степан Левада повернул в свою
учицу, а я — в свою. Иду с чемоданом в руках и на обе
стороны улицы раскланиваюсь — с односельчанами здо-
роваюсь.	4*
Вот уже и садок наш виден. Прямо бежать к нему хо-
чется. Но не побежишь — сержант ведь, несолидно.
А тут еще дед Мусий стоит у своих ворот — жиденькая
бородка, рыжеусый, в капелюхе соломенном. Раскури-
вает трубку и с хитрецой на меня посматривает.
— На побывку, Максим Кондратьевич? — спраши-
вает.
— Так точно! На побывку! — отвечаю по-военному и
спешу побыстрее пройти мимо деда. Уж очень говорлив
он. А мне не до разговоров.
Но не так просто отвязаться от Мусия.
— Постой, постой, Максим! — просит дед и, прищу-
рив глаза, к моим погонам присматривается. — Это что,
командирские?
— Сержантские, —отвечаю и на'минутку ставлю че-
модан. — А вы, я вижу, весь двор свой обновляете? И во-
298
Иван СТАДНЮК.
рота новые и заборы. — На колодец тоже указываю, где
вместо деревянного сруба цементный круг стоит.
— Э-э, Максим, —смеется старый Мусий, — и вправ-
ду ты давно в селе не был, раз такое спрашиваешь. Всем
колхозом решили, чтобы село в порядок привести. Вот
и приводим.
Оглядываюсь вокруг. Точно: село вроде новую ру-
башку надело.
— Ты на свою хату погляди, — предлагает Мусий. —
Иди сюда, здесь виднее.
Подхожу к Мусию и за садом вижу свою хату. Но в
первую минуту никак не могу понять, что с ней случи-
лось. Не та хата! Ни соломенной крыши, ни зубчатой
стрехи. Вот так батька! Нарочно не писал, что хату же-
лезом покрыл. Пусть, мол, Максим ахнет от удоволь-
ствия.
— Да-а, — покачал я головой.
— Вот тебе и «да», — трясет бороденкой дед Му-
сий. — А Иван Твердохлеб вон какие палаты вымахал!
Посмотри... Правда, женится хлопец. Треба, чтоб было
куда молодую жинку привести.
По всем нервам стегануло меня упоминание о Твер-
дохлебе. Схватил я чемодан и ходу. Но Мусий за рукав
мундира поймал. Поймал и допрашивает:
— Не спеши, Максим. Скажи, погоны такие, как у
тебя на плечах, продаются где-нибудь?..-
— А как же. Продаются, — отвечаю.
— По документу чи свободно?
— Свободно.
Чувствую, что начинаю злиться. Но виду нельзя по-
дать. Старый же человек со мной разговаривает.
— Так-так, свободно, значит?
— Да свободно ж! — повторяю ему. — Можете и вы
себе купить — хоть генеральские!
Засмеялся дед Мусий ехидненько и уже вдогонку мне
колючий вопрос задает:
— А у тебя что, на генеральские грошей не хватило?..
Хе-хе-хе...
Махнул я рукой и зашагал быстрее. Не верит дед Му-
сий, что из недавнего ветрогона, от которого «все село
НА ПОБЫВКЕ	„	299
* ч
плакало», сделали в армии человека. Ну и пусть. По-
верит!
А дома уже дожидаются Максима. Тетка Явдоха
раньше нас добралась к Яблонивке (ясное дело — на ма-
шине!) и по всему селу раззвонила, что с вокзала идут
Степан да Максим.
На пороге хаты стоит мать и слезы утирает, а отец
спешит навстречу.
Обнялись, почеломкались.
— Ну, покажись, який ты став, — говорит отец и по
плечам меня хлопает. Широкий, мол.
...Одним словом, приехал я домой. А в хате на столе
уже всякая всячина стоит (л когда только успела мать
наготовить?). Отец наливает .в чарки сливянку, мать при-
двигает ко мне поближе тарелки с яичницей, салом, кол-
басой домашней, с капустой, с жареным мясом со сли-
вами. Тут же соленые огурцы, квашеные помидоры, яб-
локи свежие. Стол даже (потрескивает, так нагрузили его.
Мать глаз не сводит с Максима и в то же время при-
глашает к столу соседку Ганну, которая пришла что-то
позычить и не решается переступить порог. Отец охмелел
от второй чарки. Говорит, что душно, и открывает окно
во двор, а сам небось, думает — пусть все село знает,
что к Кондратию Перепелице сын из армии приехал...
После обеда вышел я .во двор. Хожу вокруг хаты, за-
глядываю в садок, щупаю рукой молодой орех, посажен-
ный когда-то матерью мне «на счастье». Даже не верит-
ся, что я дома.
Сажусь на порог хаты. На двчйе уже смеркается. Пер-
вая звезда с неба смотрит, хрущи в садку гудят, мимо
ворот коровы с пастбища возвращаются, пыль ногами
поднимают. От соседской хаты дымком тянет: знать, ве-
черю варят. И привычное все, знакомое. Спокойно живут
люди. Даже не .верится, что такая счастливая жизнь мо-
жет быть на планете, которая несется сломя голову в
бесконечном пространстве, отсчитывает годы, десятиле-
тия, века.	*
Но что 'мне до веков? Что мне из того, что Земля —
планета, занята только своим полетом? Ведь до любви
ей, до сердца моего дела нет!
Вдруг скрипнула калитка. Вижу—бежит к хате Галя,
300	Иван СТАДНЮК.
♦
младшая сестрица Маруси Козак. Увидела меня, покрас-
нела, глаза потупила, но «здравствуй» сказала бойко.
У меня почему-то сердце забилось так, в-роде встретил
саму Марусю.
— Ой, какая ж ты, Галю, большая стала! — говорю
ей. — Наверное, хлопцы уже сохнут по тебе.
— Ов-ва, нужны мне твои хлопцы! — точно отреза-
ла. А потом спрашивает: — Дядька Кондрат дома?
— Дома, — отвечаю.
— Пришла позычить маленькое сверло — батьке за-
чем:то потребовалось.
«Так я и поверю, что тебе сверло нужно, — думаю
про себя, — за сверлом не бежала бы через все село...»
— Иди в хату, попроси, если нужно, — говорю Гале,—
а Марусе передай, пусть не забудет пригласить Максима
на свадьбу.
Тут Галя уставилась на меня своими большими оченя-
тами, такими же красивыми, как и у Маруси, сердито
свела над ними крутые тоненькие брови, потом поверну-
лась, мотнула длинными косичками и выбежала со дво-
ра. О сверле даже не вспомнила.
А вечером уговорил меня отец пойти в клуб на кол-
хозное собрание. Надо же на людях показаться. Да и
Степан, наверное, будет там.
Пришли мы в клуб, собрание уже началось. ’Еще из
дверей заметил я, что на сцене в президиуме восседает
Степан Левада. Важный такой. Председательствует сам
глава колхоза. Завидел он меня с отцом и вдруг гово-
рит:
— Товарищи! Имеется предложение доизбрать в пре-
зидиум собрания нашего дорогого гостя сержанта Совет-
ской Армии Максима Кондратьевича Перепелицу!
В ответ весь зал загремел от рукоплескания. Люди
оборачиваются, смотрят в мою стооону, улыбаются при-
ветливо. Мне даже жарко стало. А отец толкает под бок
и шепчет:
— Иди, не заставляй себя просить,. — а сам аж све-
тится от гордости.
Пробрался я в президиум и уселся за столом рядом со
Степаном. Разглядываю знакомые лица яблоничан. Сле-
ва в третьем ряду узнаю Василинку Остапенкову. То-то
НА ПОБЫВКЕ	301
Степан все время туда глазами стреляет. Еле заметно
киваю Василинке.
«А где Маруся? — думаю. — Наверняка с Твердохле-
бом где-то рядышком сидят». И уже настороженно
смотрю в зал, боюсь^увидеть ее очи. Заметят тогда люди,
что Максиму не по себе!..
Вдруг из боковой двери входит в зал Иван Твердохлеб
и вносит стул. Расфранченный — в сером костюме, при
галстуке, волосы аккуратно причесаны. А на лице такая
самоуверенность у Ивана, что смотреть на него не хо-
чется.
Зачем ему стул понадобился? Ведь свободных мест
хватает... Пробрался Твердохлеб по центральному про-
ходу ко второму ряду и здесь пристроил свой стул.
Только теперь увидел я, что с краю второго ряда сидит
Маруся Козак. Подсел к ней Иван, а она даже бровью не
повела. Вроде это ее не касается. Сидит и смотрит на
меня в упор своими бесстыжими глазами. Ох, что то за
глаза!..
Почувствовал Максим, как загорелось его лицо, и -на-
клонил голову к столу.
Не знаю, на самом деле или показалось мне, что в эту
минуту в клубе вроде тише стало и докладчик — агро-
ном наш — на миг замер на полуслове.
Наверное, показалось. Откуда же людям знать, что
делается в душе Максима? Ведь когда был Перепелица
ветрогоном, разве могли ощ^догадаться, какая девушка
ему нравится?..
Но это ж Яблонивка! Здесь дядько идет ночью по
улице и знает, какой сон его соседу снится!
Чтобы прийти'в себя, смотрю на агронома и вслуши-
ваюсь в его доклад. Предлагает агроном расширить по-
севную площадь. Дельное предложение. Оказывается,
если на Зеленой косе выкорчевать кустарник, который
тянется от леса до Мокрой балки, добрый клин земли
прибавится у колхоза.	<
— Его же за три года не выкорчуешь! — бросил кто-
то из зала.
— Дело, конечно, не легкое, — отвечает агроном. —
Кустарник на Зеленой косе густой, колючий, но зато мел-
кий, и повозиться с ним стоит.
302
Иван СТАДНЮК.
Я наклонился к председателю колхоза и говорю:
— А чего с ним возиться? Выжечь его — и баста!
А потом трактор с плугом пустить. Все коренья наверху
окажутся.
Председатель посмотрел на меня, внимательно, поду-
мал и, написав записочку, передал ее агроному. А тот
возьми да и зачитай эту записочку всему собран'шо;
— «Максим Кондратьевич предлагает выжечь ку-
старник, потом пустить трактор с усиленным плугом, а
затем расчищать почву от кореньев».
Прочитал, повернулся ко мне и говорит:
— Правильное предложение, Максим Кондратьеви^!
Этим мы сразу и землю удобрим. Пеплу же сколько по-
лучит почва!
В зале начали аплодировать.
Потом выступали ораторы. Одни соглашались, другие
не соглашались с предложением Максима, но все же по-
решили — опылить кустарник горючей смесью и сжечь.
Но прежде нужно отделить его от леса — расчистить ши-
рокую полосу. Это работы на полдня, если дружно
взяться. Значит, завтра и за дело, несмотря на то, что
воскресный день. Время не терпит.
Кончилось собрание, а я больше ни разу не взглянул
на Марусю. Хлопцы и девчата расходятся из клуба па-
рами, а я один, даже без батьки. Выдержал-таки харак-
тер! Пусть знает Маруся, что Максим Перепелица и без
нее не плохо себя чувствует.
На улице тихо-тихо, даже собственные шаги слышно.
И светло от луны, которая золотой тарелкой прямо над
селом повисла. -Иду и прислушиваюсь, как где-то в зеле-
ни ясеней стрекочет кузнечик, а в чьем-то садку соловей
точно молоточком по колокольчикам бьет... Из-за околи-
цы вдруг донеслась песня, с другого конца села отклик-
нулась вторая: поют девчата. Кто-то так тонко выводит,
что голос, кажется, к луне долетает. Даже соловей в сад-
ку притих, заслушался.
А на второй день, как только взошло солнце, вышел
я из дому, сунув за свой солдатский ремень топор. На-
правился к Зеленой косе. Иду вкруговую, по-за огорода-
ми. Хочу посмотреть, что в поле делается.
Роса под ногами серебрится. В небе жаворонок зве-
НА ЦОБЫВКЕ
303
нит, слышен птичий гомон в левадах. Хорошо! Вроде
бодро шагаю, нивами любуюсь и песню под нос мур-
лычу:
Сыдыть голуб на бэрэзи, голубка — на вышни;
Скажы, скажы, мое серцэ, що маешь на мысли!
Ой, ты ж мэни обищалась лютыты, як душу, —
Тэпэр мэнэ покыдаешь, я плакаты мушу...
Что-то не то пою! И откуда такие слова? Сердце раз-
дирают! Тьфу! Даже рассердился на себя. Но не заме-
тил, как другую песню затянул:
...Выйды, Марусю, выйды, сэрдэнько,
Тай выйды, тай выйды, —
Тай выйды, сэрдэнько,
Тай выйды, рыбонько,
Тай выйды!
Эх, тяжело!.. Разве для того я домой приехал, чтоб
сердце свое разрывать? Сожми его в кулак, Максим Пе-
репелица, и помалкивай! Терпи!
Когда пришел я к Зеленой косе, там уже собралось
много народу. Немедля взялись за дело. Разделились на
две группы и с двух сторон начали вгрызаться в кустар-
ник: хлопцы рубили все, что на пути попадалось, а дев-
чата подбирали ветви и волокли их к одной куче. Иван
Твердохлеб рубил в той группе, где была Маруся.
А Маруся — веселая, озорная, то и дело песню зате-
вает, смеется. Но не тот смех у Маруси, какой всегда за
душу Максима щипал. И лицо ее усталое, глаза ввали-
лись. Да оно и ясно, — наверное, всю ночь простояла с
Иваном у ворот.
Здорово я потрудился. Все горе свое вложил в руку
с топором.
И вот возвращаемся домой. Еще рано, солнце высоко.
По небу табунами плывут белые тучки, а по полю легкий
ветерок гуляет, точно заигрывает с нами. Я иду в ком-
пании наших хлопцев, рассказываю* о службе в армии и
посматриваю на стайку девчат, которые идут чуть впе-
реди.
Вдруг там вспыхивает озорная песня:
Милый мой, хороший мой,
Мы расстанемся с тобой;
304
Иван СТАДНЮК.
Не грусти и не скучай,
И совсем не приезжай!..
—Кто это запевает? Никак Маруся? — спрашиваю
у хлопцев.
— Она, — отвечает кто-то.
Трудно передать то, что чувствовал в эту минуту Ма-
ксим Перепелица. Почти возненавидел я Марусю. Как
она может? Изменила мне да еще насмехается!
— Перепоем их, хлопцы? — „предлагаю.
— Перепоем! — дружно отвечают.
И я запеваю:
В деревеньке Яблонивке
Ты была, моя любовь,
Хлопцы подхватывают:
А теперь ты откатилась,
Как вода от берегов.
Замолчали девчата. Молчит и Маруся. Но не долго
молчит. Опять- ее знакомый голосок, как кнутом, хлест-
нул меня по ушам:
Ты, крапива, не шатайся,
Не скосите бы в сенокосе
Паренек, не зазнавайся.
Поклониться б не пришлося.
Не выдержал я. Командую хлопцам идти напрямик,
к цегельне, чтоб на те места поглядеть. И сворачиваем с
дороги.
А Маруся с девчатами провожает нас новой частуш-
кой:
С неба звездочка упала
На сиреневый кусток.
Я от милого отстала,
Как от дерева листок!
Идем напрямик по полю и к песне девчат прислуши-
ваемся. Горько м.не. И тут замечаю, что вместе с нами
идет Галя — сестрица Маруси. И все возле меня вер-
тится. Нарочно отстаю немного от хлопцев. Отстает и
Галя, но на меня не смотрит. Вроде ей и дела нет до Ма-
ксима Перепелицы. С прустью спрашиваю у’^ее:
— И ты, Галюсю, с нами идешь?
НА ПОБЫВКЕ
305
Галя метнула на меня свой лучистый взгляд и, отвер-
нувшись, отвечает:
— Куда хочу, туда и иду! Не запретишь.
— А ты, Галинка, больно сердитая стала. Чем это я
не угодил тебе? — И за плечи ее обнимаю.
— Не лезь, обнимака! — отрезала и вывернулась из-
под моей руки.
Потом посмотрела на меня с упреком и спрашивает:
— А ты что же, Максим, к нам дорогу позабыл?
— Приду, сэрдэнько мое, приду, — отвечаю Гале.
А сам думаю: «Что если взаправду зайти к Марусе до-
мой? Хоть на одну минуту... Посмотреть ей в глаза и
уйти. Глаза не обманут».
Опять обнимаю Галю за плечи. Она больше не увора-
чивается, а вопросительно смотрит мне в глаза. Гово-
рю ей:
— Передай Марусе, что Максим заглянет сегодня под
вечер. Скажи — свататься придет Максим, — и смеюсь.
Галя даже носом повела — не пахнет ли насмешкой.
Убедилась, что нет, и обеими руками поймала на своем
плече мою руку. Стиснула ее и щекой прижалась, даже
взвизгнула тихонько. Потом выскользнула из-под моей
руки, вертнула своими косичками .и убежала. До чего же
шустрое девчатко!
Пришел я домой и начал слоняться из угла в угол,
дожидаясь вечера. Мать дважды спрашивала, не захво-
рал ли я, еще чего-то хотела сказать, но не решилась.
А я все ходил да думал; и было о чем думать. В такую
сложную обстановку Максим еще не попадал. Это тебе
не тактические учения. Тут ни военной хитростью, ни
умением не добьешся своего. Да и добиваться я не наме-
рен. Силой мил не будешь. Вот только в глаза Марусе
хочется взглянуть. Почему она писала м.не такие письма?
Неужели насмехалась над Максимом?..
Когда начало вечереть, начистил я свои сапоги до
черного огня, заправил обмундирование как следует и
пош-ел к Марусе. Пошел через сады, чтобы меньше ви-
дели. Вот и садочек, в котором хата Маруси стоит. Бе-
лым-бело от вишневого цвета! Пробираюсь по стежке, а
ноги не слушаются, точно чужие. Дошел до плетня, но
перемахнуть через него не решаюсь.
20 Золотой характер
Иван СТАДНЮК.
ЗОЙ
Вдруг слышу, скрипнула дверь. На пороге показалась
Маруся — в новом платье, в 'туфельках на высоком каб-
луке. Торопливо пробежала через двор к погребу. Я да-
же не успел позвать ее. И тут же возвращается она об-
ратно.
Увидел Максим Марусю, и точно пощечину ему вле-
пили — Маруся тащила в хату большущего гарбуза! На-
верняка меня гарбузом встречать будет. Дернул же меня
нечистый сказать Гале, в шутку, что свататься
приду!..
Маруся скрылась в хате, а я оглядываюсь по сторо-
нам, не видел ли кто меня, и решаю, куда бы мне... Но
тут опять дверь заскрипела. Чго я вижу?! Из двери вы-
скочил Иван Твердохлеб, а за ним еще два хлопца ябло-
нивских. На ходу шапки надевают, торопятся. Замечаю,
Иван так взволнован, чго ничего не видит перед собой.
Выхватил из кармана бутылку горилки и бац ею об ка-
мень вдрызг!
— Иван! Гарбуза, гарбуза от Маруси захвати!—кри-
чит ему вслед Галя и катит по двору тыкву."
Понял наконец я, что это сваты вылетели из Маруси-
ной хаты. Не знаю, какая сила перенесла меня через
плетень. Одним духом перемахнул. А навстречу уже бе-
жит Маруся. Раскраснелась, глаза горят и, скажу я вам,
горят гневом. Подбежала ко мне, бледная, задыхается.
— Уходи! — говорит. — Уходи, Максим, чтоб очи мои
тебя не бачили! Кому ты поверил?!. Как мог подумать
обо мне такое?..
— Ругай!.. Сэрдэнько мое.*. Ругай меня, дурака! По-
бей даже — не обижусь. На — бей! — и склоняю перед
Марусей свою глупую голову.
— Как же ты мог, Максим?.. — спрашивает она та-
ким голосом, что и мне плакать хочется. — Я целую вес-
ну на улицу из-за Ивана не хожу. А ты... ты... — и на
грудь мне упала.
— Забудь, Маруся, — молю ее. — Не плачь. Прости
Максима. Ведь еще не такая беда могла быть. Когда
увидел я, что несешь в хату гарбуз, подумал — для меня.
Уже в огород сигануть собрался.
Не хватило-таки характера у Маруси. Подняла го-
лову, улыбнулась, и точно посветлело вокруг.
СТАРТ И ФИНИШ
007
— Тебе гарбуза? — спрашивает. — Ой, Максимэ! Да
я тебе вышитыми рушниками дорожку в хату выстелю...
Ну, а потом дело пошло на лад! Каждую ночь гуляли
мы с Марусей по улицам. Нет, наверное, такой скамееч-
ки у ворот, где бы мы ни посидели. А песен сколько про-
пели...
И еще скажу про гарбузы. Когда я возвращался из
отпуска и Марусе провожала меня на станцию, попросил
я ее припасти целую подводу гарбузов разных калибров:
должно же хватить их для всех сватов, пока я службу не
закончу!..
Такая-то история с гарбузами. Но суть, конечно, не
в гарбузах. Узнал, что такое любовь. Узнал, да словами
об этом не скажешь. Только сердце может найти подхо-
дящие слова. Но, видать, потому оно и немое, сердце-то
мое, что еще нет таких слов. А если кто вам скажет, что
есть, — стоит верить! Да, да, нужно верить! Как знать,
может, у кого-нибудь сердце уже и словами заговорило!
А может, песней. В песне тоже смысл бывает. А в песне
сердца — тем более!
И не забывайте, что все это сказал вам я, Максим Пе-
репелица. Не забывайте и к своему сердцу прислуши-
вайтесь. Может, оно уже говорит или поет?
JB. Субботин
СТАМ И ФИНИШ
Наступление весны колхоз «Новая жизнь» ознамено-
вал открытием собственного стадиона. На торжества ре-
шили пригласить из Кишинева «одного-двух видных
спортсменов», послали телеграмму. Вскоре пришел от-
вет: «Даю согласие участвовать колхозной спартакиаде
тчк Прошу встретить тчк Легкоатлет Игорь Гроза».
Встретить Грозу на станции вызвался пятнадцатилет-
ний почтальон и завзятый болельщик колхозных сорев-
нований Ваня Чебан. Хотя мать наказала ему сидеть до-
ма с маленькими братишками, о.н запер их в горнице и
за час до прихода поезда был уже на перроне. Грозу
Ваня признал сразу. Высокий, плечистый парень в спор-
тивной тужурке и узких зеленых брюках спрыгнул пря-
20*
308
В. СУББОТИН.
мо с верхней ступеньки вагона, небрежно помахал чемо-
данчиком и крикнул высунувшейся из окна девушке:
— Если приз будет подходящий, считайте, что он
ваш!
Парень скептически оглядел представившегося Ваню:
— Ты и есть встречающая делегация? Ну что ж, бу-
дем знакомиться... Фамилия моя Гроза! Понятно?
— Понятно, — сказал Ваня, уже начиная переживать
за колхозных спортсменов, которые возьмут завтра старт
рядом с этой знаменитостью. — Скажите, а вы многобо-
рец? — спросил он, разглядывая значки пловца, бегуна,
теннисиста и борца, украшавшие грудь приезжего.
— Моя специальность — пять тысяч! Но у колхозных
спортсменов можно сорвать финиш и на спринте, и на
средних, и в прыжках. Призы-то приличные?
— Правление десять тысяч рублей выделило, — сооб-
щил Ваня, проникаясь все большим уважением к приез-
жему. — За бег — фотоаппарат «Зоркий-2», за прыжки
в высоту и с разбегу — тоже «Зоркий-2»...
—* Опять фотоаппараты!.. Никакой фантазии у ваше-
го правления! — прибавил Гроза и так взглянул на свой
чемоданчик, что Ваня понял: все фотоаппараты уедут в
Кишинев.
— А вы не смогли бы отказаться от прыжков в дли-
ну? — спросил он, робея.
— Это почему же?
— А у нас дальше всех прыгает мой старший бра-
тишка. Ему очень хочется иметь фотоаппарат!
— Ну нет! Урожай, как говорится, надо собирать без
потерь.
Ваня вздохнул.
— А вы не можете, — начал было он и вдруг с кри-
ком: «Ой, ой, подождите!» — пустился наперерез авто-
бусу. Но было уже поздно. Автобус фыркнул и промчал-
ся мимо. Ваня чуть не заплакал: — Следующего целый
час ждать надо, а у меня через полчаса мать с фермы
придет домой. Ох, и достанется мне! Я маленьких брать-
ев одних оставил. Давайте побежим, товарищ Гроза.
Всего шесть километров.
Приезжий окинул взглядом парнишку.
— Ну что ж! Позволим себе маленькую разминку.
СТАРТ И ФИНИШ
309
Он вынул из чемодана тапочки с шипами, Переобул-
ся и, шутливо скомандовав «На старт», побежал, энер-
гично работая локтями.
— Да, можно было б хорошее время завтра у вас по-
казать, но для этого надо, чтобы на плечах стайера все
время кто-нибудь висел. А кому у вас на моих плечах ви-
сеть? — бросил он на бегу Ване.
— На ваших плечах у нас висеть некому! — согла-
шался Ваня.
— Вот именно. А ты знаешь, на чем ставятся рекор-
ды? На самолюбии! Когда уже кажется, что нет сил, но
чувствуешь на своей шее дыхание соперника, тут само-
любие — все! На нем одном и бежишь! Все рекорды на
самолюбии поставлены.
Они пробежали с километр. К удивлению Грозы, Ваня
не про ил сбавить темп. Гроза наддал немного и загово-
рил о дыхании.
— Главное, свободно дышать, — учил он, не огляды-
ваясь. — Кто умеет дышать, тот побеждает!
Пробежали еще с полкилометра. Не чувствуя на сво-
ей шее дыхания Вани, Гроза оглянулся, уверенный, что
тот наконец начал отставать. Но мальчишка все так же
бежал за ним след в след.
Еще с полкилометра Гроза бежал, подавляя в себе
желание оглянуться.
— Дяденька, — раздался голос Вани, — сколько вре-
мени на ваших часах?
— Без десяти час, а что?
— Если добежим к четверти второго, не попадет мне
от матери.
«Не отстает, чертенок, хоть бы что!» — подумал при-
езжий. Самолюбие его было задето, он чуть-чуть приба-
вил скорость. И тут же почувствовал, что не следовало
этого делать. Дыхание сразу сбилось, на ноги будто кто
повесил гири. Легонький чемоданчик с каждой минутой
становился все тяжелее. Несколько раз Гроза хотел сба-
вить темп, но, ощущая на- своей шее дыхание Вани, про-
должал бежать по-прежнему.
«Не смеется ли уж он надо мной? Еще этого недоста-
вало!» — подумал Гроза, напрягая все силы, чтобы со-
хранить темп. В это время Ваня поравнялся с ним.
310
В. ТКАЧЕНКО.
— Я по этой дороге часто бегаю с почтой, а деньги
автобусные коплю на такие спортивки, как у вас. Давай-
те-ка сюда чемоданчик, а то, я вижу, он вам мешает ра-
ботать локтями.
Мальчишка взял у Грозы чемодан, и босые пятки его
замелькали перед глазами именитого гостя. Гроза кре-
пился, стараясь ни о чем не думать, — только бы не от-
стать от этих пяток. Потом резко отвалил.
— Погоди! Эй, погоди! — крикнул он. — Мозоль лоп-
нула. Давай пере-до-хнем!
— Некогда, дяденька, мамка вот-вот придет! — про-
кричал Ваня, не останавливаясь.
Гроза перешел на шаг, отдышался немного и, набрав
полные легкие воздуха, крикнул вдогонку:
— Чемо-дан... брось! Че-мо-дан...
Но Ваня уже скрылся за поворотом.
♦ *
*
Столичный гость так и не прибыл на открытие стади-
она. Рассказу Вани Чебана о том, что Гроза приехал и
уже был на пути к ним в колхоз, но отстал и куда-то ис-
чез, никто, конечно, не поверил. Однако налицо были
вещественные доказательства: щегольской чемоданчик и
в нем новая фасонистая пара полуботинок с толстыми
каучуковыми подошвами.
В. Ткаченко
СТРАННОЕ ДЕЛО...
Странное дело! Отношение директора комбината Сте-
пана Степановича Побеги на к начальнику ткацкого цеха,
Папахе вдруг резко изменилось.
Еще два дня назад директор у себя в кабинете ра-
душно жал руку Папахе и угощал папиросами, а сегодня
на планерке даже не взглянул в его сторону. По селек-
тору называл не как обычно — по имени-отчеству, а офи-
циально — «товарищ Папаха». Дважды начальник ткац-
кого звонил директору по 1В*нутреннем1у телефону и про-
СТРАННОЕ ДЕЛО...
811
сил разрешения зайти, но каждый раз в трубке слыша-
лось сухое: «Обратитесь к главному инженеру».
Папаха не знал, что и думать, но чувствовал: почва
уходит из-под ног.
Он сидел в конторе цеха за своим письменным сто-
лом и, тоскливо глядя в окно, пытался отыскать хоть
одну промашку, послужившую причиной «опалы».
«План? Здесь все хорошо. До конца месяца еще че-
тыре дня, а уже сто восемь процентов. Качество? Как
всегда, на уровне. И что ему еще надо?! На собраниях
против ни разу не выступал! Всегда «за» держу. Непо-
стижимо! Не иначе, кто-то накапал. Завистники, чтоб
им!..»
Папаха хотел чертыхнуться, но сдержался: в контору
вошел механик Парадиев.
— Тарас Романович, опять вы забыли распорядиться
насчет второго комплекта! — недовольно буркнул он в
сивые усы.
«Ишь, как заговорил! — про себя ужаснулся Папа-
ха. — Не иначе, пронюхал про директорское отношение.
Неужто снимают?»
От этой мысли лоб Папахи покрылся испариной и за-
кололо в сердце. Он ничего не ответил Парадиеву, дву-
мя руками помог себе выпихнуть пухлое тело из-за сто-
ла и пошел к двери. Остановился и почему-то сказал:
— Я сейчас!
Потом вышел. Папаха решил идти к Директору.
«Схожу и... и попрошу объяснить... Отчего, мол...
В чем, Степан Степанович, причина... За что, так ска-
зать...»
Папаха тяжело плюхался со ступеньки на ступень-
ку, и в такт шагам метались в голове взбудораженные
мысли. Он еще раз перебрал в памяти все, что могло бы
послужить причиной плохого отношения директора, но
ничего «криминального» за собой не обнаружил.
Рабочий день в заводоуправлении уже кончился, се-
кретарша директора ушла. Но Побегин обычно задержи-
вался на комбинате. Папаха потянул на себя дверь и
вошел в маленький тамбур, отделявший приемную от ка-
бинета. Тут он остановился, тяжело вздохнул и... услы-
шал голос, произнесший его фамилию.
312
В. ТКАЧЕНКО
— Подведет нас Папаха! — неслось из-за двери. —
Как пить дать, подведет! Головы на плечах у него нет!
И куда он прет?!
Голос был скрипучий, он не мог принадлежать нико-
му другому, кроме начальника планового отдела Голо-
вейко.
— И ведь намекали ему... Почти указывали... — про-
должал скрипеть Головейко.
— Так! Ясно! — Папаха толкнул вторую дверь. —
Можно, Степан Степанович?
Побегин поднял голову, увидел начальника ткацкого
цеха и коротко бросил:
— Я занят!
От этого грозного «я занят!» Папаха весь съежился
и попятился назад. Закрывая дверь, он успел одарить
Головейко взглядом, полным ненависти, но легче от это-
го не стало.
— Ах, ты... жердьсухая!— копошился Пачаха в тем-
ном тамбурчике, ругая Головейко. Обливаясь потом от
переживаний (еще бы, директор^впервые не пустил его
в кабинет!), он крутился, задевая стены тамбура. Немно-
го успокоившись, он понял, что надо идти: стоять у две-
рей неудобно, вдруг кто-нибудь пойдет к директору, по-
думает, что подслушивает. Папаха нажал на ручку и...
снова попал в кабинет. Вертясь в тамбуре, он спутал
двери. От испуга и неожиданности Папаха в первый мо-
мент потерял дар речи.
— Я же вам сказал, что занят! — казалось, над са-
мым ухом пророкотал раздраженный директорский бас.
— Ст... Ст... Степан Степа... паныч, я... я... — заикал-
ся Папаха:
— Ну, что вы?!
— Нечаянно! — уже за дверью прошептал бедный
начальник цеха.
«Как глупо все получилось, хуже некуда!» Папаха
плелся по коридору, направляясь в гардеробную. Он на-
тягивал на свою круглую спину тяжелое ватное пальто,
когда над ним раздался скрипучий голос:
— Здоров, Тарас Романыч!
Перед Папахой стоял худой и длинный Головейко.
Словно стрелу автомобильного крана, он не протянул, а
Рисунок И. Касчунаса
— Полюбуйтесь, какой обманщик! Сожрал две тонны сала и еще
оправдывается!
314
В. ТКАЧЕНКО
поднял прямую руку. Папаха нехотя пожал сухую ла-
донь.
— Домой? Пошли. Чего скучно смотришь?
Папаха мрачно молчал, не (решаясь высказать своему
неприятному попутчику все, что у него накипело.
«Прикидывается!.. Чего скучно смотришь?!» Нака-
пал, а теперь набивается со своим участием», — зло ду-
мал Папаха. Головенко редко переставлял ноги, подры-
гивая при каждом шаге коленями. Папаха тяжело пере-
валивался с боку на бок.
— Молчишь? — продолжал Головейко. — Понимаю.
С директором отношения испортились. А отчего?
Начальник планового отдела остановился и сверху
вниз строго посмотрел на Папаху.
— Я ж тебе, Тарас Романыч, намекал. И Степан Сте-
паныч намекал. А ты прешь и прешь, как трактор.
— То есть как это прешь? — петушиным голосом
вскрикнул Папаха.
А Головейко гнул свое:
— Сейчас какой месяц? Декабрь. Скажу тебе конфи-
денциально; ну, в общем, сказал и вроде не говорил...
Идет?
— Идет, — машинально повторил Папаха.
— Так вот, Степан Степаныч сердится потому, что
ты план в последнем месяце очень большой даешь. По
нему совнархоз нам на первое полугодие’ такой процент
закатит, что не вылезешь. Твой цех основной, по нему
показатели берут. А ты дуешь и дуешь. Уже сто восемь
процентов дал. А еще четыре дня. Степан Степаныч ве-
лел тебе сказать, если не прекратишь план гнать, худо
будет! Только конфиденциально!
Папаха слушал и понимал. Теперь все прояснялось.'
— Сейчас у нас первое место, а план дадут большой,
что будет? Слетим?
— Слетим! — горестно подтвердил Папаха.
— Премии тю-тю?
— Тю-тю! — поддакнул он еще горестнее.
— То-то же, дорогой товарищ! Будь здоров! Дей-
ствуй!
Головейко опять подал негнущуюся руку и двинулся
СТРАННОЕ ДЕЛО...
315
вымеривать переулок своими полутораметровыми ша-
гами.
Спалось Тарасу Романовичу в эт|у ночь плохо. Мучили
мысли о плане, снился директор. Во сне Папаха бормо-
тал:
— Надо принимать меры... принимать меры...
На следующее утро Папаха сразу же вызвал к себе
Парадиева.
— Вы давно просили разрешения поставить второй
комплект на профилактику, — сказал он ему. — Так вот,
ставьте. Разрешаю.
Парадиев светло улыбнулся в усы.
— Нет, Тарас Романович, мои слесари решили сде-
лать профилактику на ходу, без остановки всего комп-
лекта. Мы, говорят, понимаем, конец года, надо план да-
вать... X
Папахе ничего не оставалось, как похвалить слеса-
рей. Потом он отправился в цех.
— Романова! Хотите в отпуск? Со всей бригадой! —
стараясь перекрыть шум работающих станков, закричал
он в ухо девушке-бригадиру. — Прямо с завтрашнего
дня. Путевки в дом отдыха обеспечу!
Девушка изумленно посмотрела на начальника цеха.
— Что вы! В последние дни года уйти в отпуск? Мы
же комсомольская бригада!
Папаха выдавил бодрую улыбку и потащился даль-
ше. У пятого комплекта он поздоровался с помощником
мастера, внимательно посмотрел ему в лицо и оживился.
— Что вы, Тарас Романович!? — удивился тот.
— У вас плохой вид! Вы больны! — категорически
заявил Папаха.
— А! Есть немножко... Тридцать семь и три. Чепуха.
— Вам надо немедленно в постель. Идите и ложи-
тесь!— приказал начальник цеха.
— А комплект?
— Остановим. .
— Нет Нельзя! Конец месяца. Я своих людей подво-
дить не буду.
К вечеру начальник, цеха с замиранием сердца спра-
вился о выполнении плана.
316
Вл. ТЮРИН.
— Сто одиннадцать процентов! — радостно сообщи-
ла учетчица.
Папаха схватился за голову. Он понял: отношения с
директором окончательно испорчены.
Вл. Тюрин
„ГИПОТЕНУЗА"
Есть люди, которым страсть как не хочется ходить
там, где все ходят, и так, как все ходят. Они никогда не.
обойдут газон, а обязательно пройдутся по углу его. Они
пачкают туфли в земле, рвут узкие платья и спотыкают-
ся, перебираясь через невысокие ограды, словом, терпят
массу неудобств и все же предпочитают ходить по «ги-
потенузе». Проваливаются в снежной целине, тонут в
весенней грязи *и даже не жалеют апрельской изумруд-
ной молоди, а к лету вытаптывают себе на газонах гра-
нитной прочности просеки, на которых впору ставить ми-
лиционера-регулировщика и рисовать пешеходные до-
рожки «зеброй»
К этой же’ породе людей относилась и Нина Никола-
евна. Она уверяла всех, что любит свой район, и при
случае всегда говорила своим знакомым, не имеющим
счастья жить на Ленинском проспекте: «Вы чувствуете,
какой здесь воздух? Что там дача! А?! Вот что значит
зелень! Цветник, а не район!» И тем не менее это не ме-
шало ей тоже ходить по газонам. Ходят же другие... Чем
же я хуже их?
Проводив мужа на работу, Нина Николаевна отпра-
вилась в свой обычный утренний вояж по магазинам. Не-
смотря на то, что еще не было десяти, над городом уже
повис каленый сухой зной. В белесом небе бело плави-
лось по-летнему медлительное солнце, а где-то высоко-
высоко, почти под ним, секли густой воздух тревожно-
деятельные стрижи. В душных магазинах млели в оче-
редях хозяйки. Разморенная Нина Николаевна, беззлоб-
но переругиваясь с ними, обошла уже более десятка
продовольственных магазинов. А еще предстояло зайти в
«Синтетику», «Дом обуви», да и мало ли еше магазинов
на Ленинском проспекте! И во все надо зайти. И во все
< ГИПОТЕНУЗА»
317
надо поторопиться, успеть к открытию их — к хорошим
вещам... Прозевала же она на днях изящные и недоро-
гие босоножки для Галочки? А какое было дамское
белье?! И опять опоздала! И Нина Николаевна поторап-
ливалась. Вот и знакомая, не раз хоженая тропочка че-
рез газон. Нина Николаевна бодро преодолела загород-
ку, резво заспешила по тропке, но... что это за безобра-
зие?! В конце тропочки на ее пути встал выгоревший и
облупившийся на солнце мальчуган лет четырнадцати с
лопатой в руках. Нина Николаевна попыталась обойти
его, но мальчуган вновь оказался впереди.
— Ты что это хулиганишь? — торопливо и совсем не
строго спросила Нина Николаевна.
— Я не хулиганю. Это вы, тетя, нарушаете правила и
ходите по газонам. Вот вам лопата и вскопайте, пожа-
луйста, дорожку, где вы прошли.
Нина Николаевна даже поперхнулась.
— Что-о-о?.. Этого еше не хватало!
И она попыталась отодвинуть мальчишку со своей
дороги.
— Гражданочка, требования мальчика вполне спра-
ведливы. — У витрины магазина, в тенечке под тентом,
стоял молодой с веселым взглядом милиционер и рядом
с ним несколько мальчишек и девочек, ровесниц ее Га-
лочки, с лопатами.
— Но я тороплюсь!..
— Это же не дает вам права ходить по газонам. Чем
быстрее вы вскопаете, тем быстрее и освободитесь.
Нина Николаевна возмутилась беспредельно, но что
поделать — за ними сила и правота!.. И Нина Николаев-
на, поплевав на ладо.ни, взялась за лопату. Каблуки-
«шпильки» мешали, и, опасливо оглянувшись по сторо-
нам, она сняла туфли. Вот теперь как будто удобнее.
Земля была твердая и неподатливая, словно бетон. «На-
до же так утрамбовать! Безобразие!» — возмутилась
было Нина Николаевна и тут же про себя улыбнулась:
«А сколько раз сама-то здесь прошла?» Солнце пекло
прямо в спину, пот и краска с ресниц ели глаза, к лицу
липли растрепавшиеся волосы, но Нина Николаевна не
прекращала копать: словно чувствовала спиной — на
318
Дм. ФЕДОРОВ.
нее смотрят. А чего бы и не посмотреть? Не часто такое
увидишь. (А жаль!!)
Заболело в пояснице. Работа двигалась медленно.
И почему-то вспомнилось, как в 1941 году, еще девчон-
кой, она целый месяц копала под Москвой противотан-
ковые рвы.
Оставалась еще половина дорожки, когда к лопате
потянулась маленькая рука.
— С 1ва«с, тетя, хватит. Не ходите больше по газонам.
Нина Николаевна облегченно вздохнула, разогнула
спину, подняла сумку, туфли и босиком направилась в
тень, под тент. Только сейчас она заметила, что там, кро-
ме милиционера и детей, стоят еще и несколько смею-
щихся женщин. Одна из них взяла из рук Нины Никола-
евны сумку и незлобиво подтрунила:
— Тоже окрестили? Поделом... Впрочем, не огорчай-
тесь, мы тоже свое откопали.
Нина Николаевна хотела еще сердиться, но уже не
могла.
А через несколько минут, приведя себя в порядок, она
вместе с женщинами, милиционером и ребятишками по-
тешалась над очередными «жертвами». Две нарядно оде-
тые молоденькие девушки прошли по вскопанной напо-
ловину «гипотенузе», а теперь неумело и бестолково ко-
выряли лопатами ее — твердую и утрамбованную их же
ногами
Дль Федоров
РЕЛИКТ
К берегу Тихого океана подошла корова, ткнулась
влажными губами в пену морского прибоя и недоволь-
но отвернулась: вода была горько-соленая.
Нет, так начинать нельзя. Так уже кто-то начинал.
...Наша машина мчалась по дороге, подпрыгивая на
ухабах, и.,.
Впрочем, так начинать тоже нельзя. К тому же, мы
отъехали от побережья почти на сто километров, и сей*
час машина отнюдь не мчалась. Она стояла на трех ко-
лесах и одном домкрате на совершенно ровном шоссе.
РЕЛИКТ
319
Когда баллон слабо выстрелил и затем, выпуская
воздух, зашуршал по гравию, шофер выключил мотор,
вылез из автобуса, осмотрел переднее колесо и обречен-
но заявил:
— Все. Приехали. Закуривай, товарищи.
— А может, еще поедем? — осторожно, с надеждой
спросил человек со скрипящим протезом.
— Не-ет! — убежденно ответил шофер. — Загорать
будем, пока запаску не доставят.
Тогда на шоссе вышло все население сверкающего
никелем автобуса: едущий на курорт инвалид, механик
МТС, пасечник, командированный за искусственной во-
щиной, молодожены-студенты, бабка, беспрестанно разъ-
езжающая в гости к многочисленным замужним доче-
рям...
Тольмр один пассажир остался в автобусе. Он сидел,
зажав коленями мешок и сложив на нем руки. Уже было
известно, что он, Сопиков, с женой недавно переселился
сюда в колхоз, затем ушел на рудник ковырять кассите-
рит, а сейчас едет куда-то устраиваться на шпалорезку.
— Бросай-ка ты свой сидор, выходи воздухом ды-
шать, — крикнул ему шофер.
— И долго мы будем эту запаску ждать? — поинте-
ресовался инвалид.
Шофер недоуменно посмотрел на инвалида и вдох-
новенно выпалил:
— Зачем ждать? Сейчас я ее, собаку, завулканизи-
рую и — р-р-р!
Из-за поворота.вырвалась огромная машина на вось-
ми колесах и остановилась возле автобуса.
Из кабины выскочил сияющий шофер, золотисто-ры-
жий, с шелушащимся носом. На его груди сквозь голу-
бую шелковую майку упрямо пробивались волосы цвета
меди.
Он подошел к автобусу чечеточным шагом, размахи-
вая пушистыми руками и напевая:
От этой невиданной боли
Всю ночь, как безумный, рыдал.
К утру, потеряв оилу воли,
К зубному врачу побежал...
320
Дм. ФЕДОРОВ.
— Прохудилась? — радостно спросил он водителя
автобуса.
— Прохудилась...
— Вот собака! — восхищенно сказал рыжий води-
тель. — На, держи, — прибавил он, протягивая горсть
тыквенных семечек.
Движимый неизменным у водителей чувством брат-
ства, он отнял у нашего шофера камеру и стал зачищать
ее шкуркой.
— На Чикигопчики жму, Вася. Там у Акопяна после
дождей наводнение — во! Продукты смыло, оборудова-
ние смыло, все смыло. Наверное, подметки сейчас жуют.
— Не свисти, — ответил Вася, — в Чикигопчики еще
никто на машине не добирался.
— Да мне в Чикигопчики и ни к. чему. Я до второй
речки доеду, а дальше Санька на вертолете аварийный
груз доставит.
И, вспыхнув серыми глазами и червонного золота во-
лосами, добавил:
— Ты знаешь, какой Санька вертолетчик? На любую
плешь сядет!
Его, очевидно, радовало все: и то, что у Акопяна смы-
ло продукты и оборудование, и чго он везет туда аварий-
ный груз, и Санька-вертолетчик, и прохудившаяся каме-
ра. Сердце его было переполнено чувствами, голова —
радужными мыслями, карманы — тыквенными семеч-
ками.
Пока шоферы чинили камеру, студент-молодожен
рассказывал о таежных растениях.
— Что такое тайга? Деревья, кустарники, лианы и
обыкновенная трава?
Оказывается, не так*.
Растения, как и люди, имеют имена, принадлежат к
родам и семействам. Обычно растения называют просто:
аралия, володушка или просто пупырник. Но в науке,
где даже о себе принято говорить не я, а мы, растения
называют по имени, отчеству, фамилии и притом по-ла-
тыни: Осмориза амурензис семейства У мб ел лифере,
Брахиботрис паридиформис семейства Боррагинацее.
Простой помидор именуется Ликоперсикум эскулентум.
РЕЛИКТ
821
Даже обыкновенный лопух величают, как какого-нибудь
графа, — Арктиум лаппа семейства Композитус.
А чаще растения называют, как добрых знакомых, по
имени-отчеству: Кассиопея вересковидная или Клопогон
борщелистный.
Эти имена и отчества говорят о чем-нибудь значи-
тельном во внешности или судьбе растения.
А судьбы бывают разные.
Стоит пройтись вдоль речки или озера по иловатым
или песчаным отмелям, пересечь луг, подняться по гор-
ным склонам, скалистым утесам или угрюмым гольцам
и можно встретить обездоленных горемык.
Вот Вероника странница держится вблизи Симфил-
локарпуса изгнанника, рядом стоит Очиток бледный и
Первоцвет поникающий, на лесных склонах виднеется
Карпезим печальный, а там, на гольцах, где не растет
даже CJt-Hfl могильная, обреченно склонилась Полынь
жертвенная.
А есть заметные, нарядные, красивые и стоящие ра-
стения — Крестовник огненный, Дрема сверкающая, Бу-
зульник выдающийся, Стеблелист мощный, Горичник
изящный, Гроздовиик лунный.
Цветы неотделимы от юности и поэзии. Только поэты
познаются проще, чем цветы, без определителей Кло-
буков-ой-Алисовой и Комарова и без кормовых таблиц
Попова. Стоит прочитать стихи и сразу станет ясно, кто
из поэтов Стеблелист мощный или Дрема сверкающая,
а кто Зюзник шершавенький, Марь кудрявая, а то и про-
сто Хрен обыкновенный, который, как известно, редьки
не слаще.
Студент показал на небольшое деревце с колючим
стволом и пальмовидной кроной.
— А это Аралия, реликт... ну, представитель, что ли,
древней исчезнувшей эпохи.
— Ты знаешь, — вдруг спохватился рыжий шофер,—
Ахмадуллин в Чикигопчиках дизелистом работает. Бу-
рит, как зверь, по две тысячи в месяц зарабатывает.
Разорит геологию, разбойник!
Сопиков немедленно подошел к шоферам и спросил
в упор:
— Как дизелистом стать?
21 Золотой характер
322
Дм. ФЕДОРОВ.
И сияющий шофер просительно сказал:
— Слушай, друг, сделай фокус — скройся с глаз.
Наш водитель автобуса, раскладывая костер для
вулканизации, как бы между прочим поинтересовался:
— Ты почему из колхоза ушел?
— Трудности большие... Дома, в Вор онежской обла-
сти, жена пекла хлеб на соломе, а тут — дрова... Хлеб
горит... жена ругается.
— А еще какие трудноетц? — допытывался водитель.
— Какие еще? Горы тут... Говорят, в горах пятна-
дцати процентов кислорода не хватает.
— Это верно, — согласился сияющий шофер, — кис-
лород и водку сюда редко завозят. Шел бы ты к нам ин-
женером на автобазу. Нам такие во как нужны!
— Нет... Не могу... — монотонно тянул Со пи ков, —
образования инженерного не имею.
Пасечник почему-то рассердился:
— Черт тебя знает, молодой парень и без образо-
вания. Какой-то ты недоделанный, что ли... Ты сюда ра-
ботать приехал или за длинными рублями?
Молодожены смотрели на горы. Островерхие, почти
пирамидальные или покатые, с седловинами, они сраста-
лись в хребты, хребты сплетались в громадные узлы, и
это буйное столпотворение природы синело до самого
горизонта.
— Хорошо... — сказала студентка.
— Что там хорошего? Камень — он есть камень... —
глядя на гравий, заметил Сопиков.
Молодожен, не скрывая обиды, запальчиво крикнул:
— Да вы знаете, что в этих горах обнаружено шесть-
десят два элемента из периодической таблицы Менде-
леева?
— Наплевать мне на эти элементы и на твоего Мен-’
делеева, — огрызнулся Сопиков.
И тут сияющий шофер рассердился.
— Иди со мной. Иди, иди, — тянул он Сопи ков а за
рукав линялой клетчатой рубахи.
Он привел его к задней части автобуса, незаметно
рукой, приглашая нас следовать за ним.
— Это что? Буфер! Чем покрыт? Никелем! Где ни-
кель берется? Вот в таких горах. Понял, чудик?
РЁЛЙкТ
*23
Неясно было — понял Сопиков или нет.
— Теперь смотри на буфер. Смотри, смотри, — тре-
бовал шофер и наклонял голову Сопикова к буферу. —
Смотрите все!
И тогда на шоссе раздался громкий хохот. В выпук-
лой сияющей поверхности буфера все увидели сплюсну-
тую фигуру Сопикова, его расплывшееся в ширину лицо.
Потом все стали смотреть в зеркальный буфер и по-
тешаться над собственным безобразием.
Шоферы опять уселись на корточки у костра, и тот,
что с большой машины, прошептал:
— Учти, Вася, если в пути задержка — пассажиры
могут взбунтоваться. В таком разе ты их води за ав-
тобус, в комнату смеха.
В это время открылась дверца кабины большой ма-
шины, fc оттуда вышла девушка.
— Геологиня. Самарцева, — восхищенным шепотом
доложил вновь засиявший шофер. — Строгая, как стар-
шина!
Геологиня была совсем непохожа на тех девушек из
фильмов, которые шагают по красиво-диким горам в
голубых спортивных брюках и клетчатых рубашках, с
ядовито-зелеными рюкзаками за плечами. Она была
одета просто: белая блузка, черные сатиновые брюки,
тапочки.
Не закрывая дверцы кабины, геологиня сказала:
— Товарищ водитель, если мы опоздаем к вертоле-
ту, то нам с вами больше не ездить в такие рейсы.
Шофер большой машины с корточек вмиг стал в по-
ложение «смирно», ткнул руку приятелю, сказал: «На,
держи, счастливо доехать», — и пошел своим чечеточ-
ным шагом к машине.
...Сопиков бродил вдоль протоки. Потом вдруг резко
повернулся к воде и стал приплясывать, как боксер на
ринге. Дальше он повел себя совсем странно: отбежал
от протоки, достал из кармана складной нож, срезал
лещиновый хлыст толщиной с добрый палец, застрогал
его острым конусом и опять бросился к воде.
С бровки дороги люди смотрели на него с недоуме-
нием. Человек суетливо бегал по берегу и наконец, как
21*
324
Дм. ФЕДОРОВ.
будто потеряв терпение, залез по колено в протоку, все
время тыкая своим хлыстом в воду.
Рыба ищет где глубже, а человек где лучше. В силу
каких обстоятельств человек попрал народную мудрость
и поступил вопреки ей, осталось неизвестным, но он по-
лез туда, где глубже, вдруг погрузился в воду с головой,
вынырнул и закричал так прерывисто и дико, как кричат
утопающие.
Тогда наш шофер, сидевший на корточках у своей
камеры, вскочил и побежал вниз, к протоке. Все броси-
лись за ним. Шофер на ходу сбросил майку, отбрыки-
ваясь, выскочил из тапочек и побежал по стволу пова--
ленного кедра, к которому принесло течением Сопикова.
Шофер чувствовал себя по-хозяйски уверенно.
— А ну, марш на дерево!
Он схватил Сопикова, легко приподнял его тело, ко«
торое, как и всякое тело, теряет в воде столько своего
веса, сколько весит вытесненная им вода, и, развернув
в воздухе на сто восемьдесят градусов, усадил на ствол
кедра.
Сопиков стал растерянно сгонять ладонями воду со
своих штанов. Ноги его чуть повыше щиколоток были
в воде. Вода, обтекая ноги, булькала о чем-то своем и
несла к кедру щепки, кору и желтую пену. И вода при-
несла к кедру большую пятнистую щуку. Она лежала на
воде боком, с зияющей у жабр круглой раной.
— Эге, друг, рыбки, значит, захотел? — догадался
шофер. — До чего жадный человек — за щукой по-
гнался!
— Дуряк, — смягчая грубое выражение, снисходи-
тельно сказал пасечник. — Разве щука — рыба? Сазан
или хариус — это да!
— Таймень — тоже да!—строптиво высказался ин-
валид, готовый, видимо, защищать свою точку зрения.
— И таймень — да, — согласился пасечник, отрезая
все пути к спору. И все согласились, что таймень тоже
да, а щука годится только на юколу, на корм для собак.
— Что ты у себя в Воронежской области рыбы не
видел, что ли? — спросил шофер.
— Видел... — ответил Сопиков, — в сельпо селедку
привозят, хамсу...
ЗЛАЯ ШУТКА
325
— Сам ты хамса, — с миролюбивым презрением
огрызнулся шофер.
Когда поднялись на дорогу, шофер вдруг яростно
выругался. Пока возились с утопающим, нехитрый ко-
стерик истлел и обрушился. Шофер помял в руках про-
горевшую камеру и с ожесточением швырнул ее на гра-
вий.
— Кислорода тебе не хватает? — закричал он на
Сопикова. — И зачем из-за тебя мама мучилась, несчаст-
ный ты человек! Людям запчасти нужны, люди в инсти-
тут опаздывают, люди лечиться опаздывают!
Мокрый Сопиков молчал.
— Ты что-нибудь думаешь своей башкой? — не от-
ста>вал шофер, готовый при любом ответе снова разра-
зиться неистовой бранью.
Но|иопиков продолжал отчужденно молчать. Кончил-
ся этот односторонний разговор тем, что оба, ожесто-
ченные, разошлись.
Огромное багровое солнце уходило за сопки, храня-
щие шестьдесят два элемента таблицы Менделеева. По
небу пошли красные полосы. Потом они слились в сплош-
ной пожар, затопивший весь запад. Малиновые волны
шумели на речных перекатах. Торжественно и тихо, в
багряном зареве, день переходил в ночь без вечера.
Огнепоклонники молились бы такому закату.
А люди сидели в машине хмурые, молчаливые, и ежи-
лся от сырости Сопиков — странный реликт древ-
ней, давно ушедшей эпохи.
В. Холод
ЗЛАЯ ШУТКА
Уже с самого утра многое предвещало, что день бу-
дет сумасшедшим, что закройщикам ателье мод № 3
предстоит настоящая запарка. Парадная дверь ателье
еще не открывалась, а в приемную уже просочилось
столько людей, что и повернуться негде было. Глядя на
это столпотворение, заведующий — Феодосий Карпович
Дрозд, элегантный, чисто выбритый мужчина, привык-
326
В. ХОЛОД.
ший всем делать одолжения, — не мог не.подумать с тос-
кой и тревогой: «Как будут реагировать на это заказчик
ки, которые попадут сюда после открытия?». Вместе с
этим он счел за лучшее заблаговременно укрыться в
своем небольшом кабинетике, куда обыкновенным
смертным преграждала путь традиционная табличка:
«Посторонним вход воспрещен!»
Пока заказчики, нетерпеливо поглядывая на часы,
ожидали открытия ателье, закройщики перебрасывались
репликами.
— Жена сказала: если меня сегодня не разорвут на
части, проживу еще сто лет. Но я нс верю, что доживу
даже до серебряной свадьбы, — жаловался Семен Гаври-
лович Могилевский, невысокий пожилой мужчина, с нето-
ропливыми, расчетливыми движениями. Он был самым
модным дамским закройщиком, знал себе цену, и по-
этому брезгливая улыбка никогда не сходила с его одут-
ловатого лица.
— Вот именно, — согласился с ним закройщик Зяб-
кий, тоже немолодой человек, но в отличие от Могилев-
ского высокий и худой, одетый весьма неряшливо. Не-
ряшливость-то и отпугивала заказчиков, хотя шил он
не хуже своего приятеля.
— Клялся же — ни одного заказа на предпразднич*
ный день. И все-таки не мог устоять против соблазна, —
продолжал Семен Гаврилович. — Все вот это, — не-
двусмысленно потер он палец о палец.
— Известное дело, — согласился Зябкин и не-
громко хихикнул, сверкнув золотым зубом. — А вот у
некоторых, — кивнул он в сторону закройщика Платоч-
кина, — и в страду не страда.
Кузьма Михайлович Платочкин, или просто Кузя, как
называли его свои, был самым молодым мастером. Он
еще не научился священнодействовать метром, мелом и
ножницами, а главное, с первого взгляда угадывать
вкусы заказчиц, и ему доверяли лишь второстепенную
работу. Его клиенток можно было по пальцам перечесть,
и все-таки он бегал и суетился больше всех. При этом
руки у него были непременно перепачканы мелом, воло-
сы растрепаны, а модный галстук сбит на бок,
ЗЛАЯ ШУТКА
127
Кузя понял насмешку, покраснел и растерянно про-
бормотал:
— А что, и мне сегодня придется помотаться. Вот
пальто закончил и два костюма доделываю.
Закройщики расхохотались.
— Дает парень! Ну и остряк-самоучка. Ай да
Кузя!
Потом Зябкин подмигнул товарищам и спросил
серьезно:
— Пальто, говоришь! Это дело. Значит, перепадет
детишкам на молочишко. Тогда с тебя магарыч, дру-
жище.
— Можно и магарыч, — храбро ответил Кузя, хотя
денег у него пока не было.
— Десли она не придет? — недоверчиво спросил
Могилевский.
— Придет, — уверенно заявил Платочкин. — Бы-
стрее, чем ваши фифы-фафы.
— Ну что ж, ловим тебя, Кузьма Михайлович, на
слове, — торжественно провозгласил Семен Гаврило-
вич. — Сегодня после работы идем ужинать. Коньячок
за тобой.
— Согласен, — уже с меньшей уверенностью отве-
тил Кузя.
Платочкин с нетерпением ожидал свою заказчицу.
Эн то и дело заглядывал в приемную, в который раз про-
верял, хорошо ли пришиты пуговицы, и наконец до-
ждался. Заметив клиентку, он, однако, не поспешил ей
навстречу, а, наоборот, быстро скрылся в кулуарах ма-
стерской. Когда же приемщица позвала его, о:н, подра-
жая своим старшим коллегам, помедлил немного и лишь
после этого вышел в приемную. Взяв из рук заказчицы
квитанцию, он пожевал губами и спросил так, словно
заказов у него было не меньше, чем пальто в театраль-
ной гардеробной в день премьеры:
— Пальто?
— Ну да, пальто, — ответила женщина, удивленно
вскинув брови.
— Коричневое?
Ну да, коричневое,
828
В, ХОЛОД
— Дамское?
— Нет, мужское, — ехидно заметила заказчица. —
Читаете же по написанному!
Платочкин вспомнил как-то услышанное от Могилев*
ского: «Посетитель, он обхождение любит. На этом стро*
ится вся наша экономическая политика. Раздражать
посетителя — это все равно, что грабить самого себя».
Он сделал вид, что не заметил колкости, и дружески
улыбнулся.
— Да я шучу. С наступающим праздником вас, това-
рищ Рябова.
— Другое дело, — сразу смягчилась настроенная не-
праздничному женщина. — И вас тоже. Значит, готово?
— А как же! Сию минуточку, — показал Кузя же-
стом на кабину и побежал, забыв про солидность, за
пальто.
Портной протянул обновку Рябовой, но та останови-
ла его, мило улыбаясь:
— Теперь и я вижу, что у вас запарка. Это не мое.
Вы перепутали.
Если бы в этот момент разверзлась зе'мля и Кузя
полетел на ее противоположный конец, катастрофа не
произвела бы на него такого ужасного впечатления.
— То есть? — с трудом выдавил он из себя.
— Перепутали, говорю. Материал похожий, цвет
тоже, а пальто не мое. У меня демисезонное, а это зим-
нее. Видите — воротник зимний. Какая-то драная кош-
ка. Безвкусица, между прочим.
Не говоря больше ни слова, Платочкин забрал вещь
и ушел. В мастерской несколько минут он тупо вертел в
руках заказ, шупал воротник. «Или я спятил, или она...
Она!» — наконец решил он и возвратился в примероч-
ную.
— Изволите шутить, мадам. Я проверил по квитан-
ции, пожалуйста.
Озадаченная неожиданным поворотом дела заказчи-
ца пощупала материал, посмотрела подкладку, пугови-
цы. По ее лицу разлилась нездоровая бледность, она
повалилась на стул и заголосила на всю кабину:
•— Погубил, бракодел несчастный! Мамочка родная!
И руки не поотсыхали. В чем теперь...
ЗЛАЯ ШУТКА
329
— Зачем вы так... Бывает. Может, пошутил кто, —
пролепетал Платочкин.
Его слова лишь подлили масла в огонь.
— Что, пошутили? Вы слышите — пошутили! Я на-
учу тебя, как шутить.
И она двинулась на дрожащего парня. Но уже подо-
спела подмога.
— Что случилось, гражданочка? — загородив собою
Кузю, спросил заведующий.
— Он еще спрашивает, что! Разве не видите, — вы-
хватила она пальто у мастера и сунула его Дрозду. —
Бракоделы несчастные!
— Да не кричите, пожалуйста, гражданка. Мы не
частная лавочка, а солидное учреждение. Мы все ула-
дим. Успокойтесь.
Дрозйв поддержал Могилевский. Осмотрев пальто,
он стал успокаивать Рябову.
— Плевое дело. Можно исправить. Вы про Могилев-
ского слышали? Так это я. И сам Могилевский дает вам
слово, что все исправим. В два счета.
Общими усилиями заказчица была укрощена. Обна-
деженная, она наконец, покинула ателье. Но для Пла-
точкина испытания на этом не окончились. Закройщики
сами устроили ему выволочку.
— Таких портачей свет не видывал, — первым на-
бросился на Кузю Зябкин. — Надо быть форменным
идиотом, чтобы к демисезонному пальто присобачить
зимний воротник. Да еще, наверное, и чужой. Хотел бы
я посмотреть на тебя, если бы тебе пришили меховые
манжеты к брюкам.
— Пойдут теперь по городу анекдоты про ателье, —
поддержал мастера заведующий. — Правильно она кри-
чала: руки поотрывать мало.
Кузя молчал.
— Да где ты выдрал этот воротник, — не унимался
Зябкин. — Не из дому же принес. Может, кому-нибудь
из нас заказ испортил?
— Не может, а точно, — ответил за виновника про-
исшествия Могилевский.
Кузя молчал, изредка вытирая галстуком потный
лоб. Когда же Зябкин ехидно промычал что-то насчет
830
В. ХОЛОД.
магарыча, он отвернулся от всех, чтобы не показать сво-
ей слабости. Увидев, что парень окончательно расстроил-
ся, Семен Гаврилович взял его под защиту:
— Ладно, дело-то действительно пустяковое. От-
порет эту ерунду, пришьет другую. Бывало и у нас та-
кое. У тебя остались куски?
— Остались, — пробормотал Платочкин.
— Значит, порядочек. А магарыч — это дело такое,
ну, как прогноз погоды, что ли. Надейся на вёдро, а зон-
тик бери.
Он помолчал немного и улыбнулся Кузе.
— Впрочем, менять программу не будем. Ужинать
все равно пойдем. Беру расходы на горючее на себя.
В счет будущих Кузиных. Меня там ожидает одна, если
не ошибаюсь, из таких, что умеют благодарить.
— Спасибо, Семен Гаврилович, — сказал Кузя. —
Да я и сам не отказываюсь, я могу достать...
— Нет уж, — прервал его Могилевский. — Трудовые
деньги пропивать нельзя. Даровые еще туда-сюда, и то
не все. Вот так. А теперь за дело. Там клиентки уже бун-
туют. — И шепотом добавил Зябкину: — Молодежь
должна уважать традиции. Понял?
•Могилевского в приемной действительно уже зажда-
лась молодая миловидная брюнетка в котиковой шубке
и модной ярко-желтой косынке. Она настойчиво дока-
зывала приемщице, что спешит.
— Пожалуйста, — пригласил ее в кабину Семен
Гаврилович, подавая костюм из шерстяной ткани.
Пока она примеряла жакет, закройщик ходил вокруг,
поправлял складочки и бормотал недвусмысленно:
— Работка что надо. В этом костюмчике в гости хоть
к самому министру. Лишь бы швы, хе-хе, не полопались.
Заказчица не обращала никакого внимания на его
заклинания.
— Очень хорошо. Не эря мне хвалили вас. Спаси-
бо, — сказала она, окончив примерку.
— За такую работенку и тремя «спасибо» не отде-
лаетесь, хе-хе, — засмеялся Могилевский. Но увидев, что
на порозовевшее лицо клиентки набежала тучка, он по-
спешно добавил: — Пожалуйста, расплачивайтесь, а я
заверну костюмчик,
Рисунок /(. Рогова.
ОКОЛОторгорая точна
332
В. ХОЛОД
— Носите на здоровьечко, — протянул Семен Гав-
рилович сверток, когда заказчица вернулась в кабину.—
Вы не стесняйтесь, мы люди не гордые.
Женщина вспыхнула, еще более яркий румянец раз-
лился по ее лицу. Она сунула в руку мастера хрустящий
конверт, выразительно показав ему глазами на входя-
щего клиента.
— Будьте здоровеньки! Всегда к вашим услугам, —
пропел ей вслед Семен Гаврилович, поспешно пряча
конверт в карман.
Проходя мимо Зябкина и Кузи, он заговорщицки под-
мигнул им и сказал, похлопывая по карману:
— Порядочек!
После работы приятели, прихватив с собой своего
заведующего, отправились в ресторан. Официант быстро
принял заказ от хорошо знакомых и щедро дающих на
чай посетителей. Командовавший парадом на правах
угощающего Могилевский сказал Платочкину:
— Вот так надо жить, друг Кузя. Подход нужен в
каждом деле, а в нашем тем более. Но не огорчайся. Все
приходит со временем и с этим, — показал он на седину,
пробивавшуюся на висках.
— Это понятно, — без энтузиазма ответил Кузя. —
Непонятно, как я такую глупость упорол. Думаю, думаю
и ни до чего додуматься не могу. Опозорился, вас опо-
зорил.
— Ну, вешать нос на тремпель нечего. Подшутили
над тобой ребята — и баста, — засмеялся Могилевский_
Такая уж у нас традиция. Только не вздумай обижаться.
Договорились? И не рассказывать другим мастерам о
шутке и чаевых. У нас своя компания, у них — своя.
Кузя вспыхнул, помолчал, а потом робко спросил,
показывая на роскошно сервированный стол:
— Это вы все за счет той, в котиковом?
— Может, и не только той. Впрочем, посмотрим на
ее дары.
Семен Гаврилович достал из кармана конвертик. На
лице у него появилось выражение, какое бывает у рыбо-
лова, подсекшего крупную рыбу. Он решительно достал
из конверта бумажку. На ней торопливым, но разбор-
НА СВОЕМ МЕСТВ
S33
чивым женским почерком было написано несколько
слов.
— Чертовщина какая-то или глупая шутка, — про-
мычал Семен Гаврилович и сунул бумажку Кузе. — Про-
читай-ка, брат, без очков не разберу. «Брать чаевые не-
хорошо. Пережиток. Привет!» — дрожащим голосом
прочитал Платочкин.
Все так и ахнули. Сами того не желая, приятели по-
чтили минутой скорбного молчания еще живой пережи-
ток прошлого.
Елена Цугулиева
НА СВОЕМ МЕСТЕ
Нам хорошо известен облик дамы, не желающей
ехать с мужем на периферию — в колхоз, совхоз или сов-
нархоз. Это — любимица некоторых сатириков, которые
с завидным постоянством малюют ее одними и теми же
красками. Раз и навсегда установлено, например, что
прическа ее состоит из равных долей перманента и пере-
киси водорода. Губы — желто-морковные (вариант:
густо-лиловые). Жирное туловище втиснуто в перлоно-
вый халат и нейлоновую блузку.’ На плечах во всякое
время года — чернобурка. В этих доспехах несчастная
женщина кочует из фельетона в рассказ, из рассказа — в
басню. Место ее пребывания — уютная квартира, дача в
Подмосковье, Сочи и персональная машина мужа.
Ах, скольких мастеров холодной штамповки кормит
эта дама, за свою жизнь не заработавшая ни рубля!
Но Дора Михайловна Косякова взмолилась о пощаде.
— Не надо меня так! — говорила она со слезами на
глазах. — Губы я крашу редко, и то в естественный цвет.
По комиссионным хожу лишь в поисках сезонной обуви.
Одета, как видите, скромно. И какая же я тунеядица?
Сама стираю, убираю, готовлю. Вот приходите ко мне на
пироги, увидите, какая я мастерица стряпать. Ни дочери,
ни сына у меня, к сожалению, нет. Что касается про-
чего — тут я виновата, каюсь: не пускала мужа в совхоз
и сама не хотела ехать.
Мы сжалились, выслушали Дору Михайловну до кон-
ца. А выслушав, решили наделить ее другой судьбой.
S34
Елена ЦУГУЛИЁЁА,
В соответствии с данными, изложенными Дорой Ми-
хайловной, сообщим, что муж ее Харитон Васильевич
работал в главке, занимал средний пост, получал сред-
нюю зарплату и считался вполне приличным и добро-
совестным человеком.
Однажды он, вернувшись с работы домой, сообщил
жене новость:
— Меня посылают директором зерносовхоза в Куста-
найскую область, на целину. Собирай чемоданы. Да пото-
ропись, урожай нас с тобой ждать не.будет. Уборка на
носу.
Супруга, помешивая в кастрюле с молоком, ответила:
— Неужели не мог отбрыкаться, растяпа?
— Я и не думал отбрыкиваться. Да и чего ради?
У нас с тобой не семеро по лавкам бегают. Ехать нужно,
и все.
— Нет, не нужно. Пойди и возьми бюллетень. У тебя
сердце.
— На кой мне леший бюллетень? Я лучше за биле-
тами пойду.
— Я не кошка и не позволю таскать меня за шиво-
рот по всяким краям света.
— А я кошку и не приглашаю, — заявил муж.
Убедившись в процессе дискуссии, что муж уперся
крепко, стоит насмерть и его ничем не своротишь, жена
изменила тональность.
— Харитоша, — сказала она ласково, — Харенька,
давай отложим поездку. Хотя бы на год.
— Не могу, — скучно сказал Косяков, запасшись вы-
держкой.
— В таком случае поедешь один. А кто там тебе будет
готовить? На общественном питании ты живо схлопо-
чешь язву двенадцатиперстной кишки.
— Поеду один, — упрямо ответил муж. — Начихать
мне на кишку. Ничего с ней не сделается.
Вечером Дора Михайловна поведала о своем горе со-
седке по квартире.
— С места не двинусь! — клялась она. — Пусть жи-
вет один, как Робинзон и Пятница, в этом Пустанае,
или как его там.
НА СВОЕМ МЕСТЕ
в35
Соседка помолчала, сделав скорбное лицо, потом по-
шла в свою комнату и принесла журнал:
— Я не смею советовать, Дорочка, но посмотрите
сюда.
На обложке журнала красовалась чуднай девушка с
приятной улыбкой и роскошными каштановыми кудрями.
Девушка стояла возле огромной кучи золотого зерна и,
по-видимому, была вполне довольна своим положением.
— Читайте! — посоветовала соседка, тыча пальцем в
подпись: «Валя Пенкина из совхоза «Молодежный»,
одной из первых приехавшая на целину».
— Ну и что?
— Как что? А то самое. Развод ему дадут немедлен-
но. Учтут, что вы сами отказались ехать с мужем на труд-
ный участок работы. Детей у вас нет, а Харитон Васильич
еще мужчина хоть куда. Вы читали «Битва в пути»?
Дора Михайловна задумчиво села на мокрую табу-
ретку, с укором глядя на портрет потенциальной разру-
шительницы косяковского семейного очага.
Но супруга Харитона Васильевича недолго предава-
лась созерцанию ослепительной улыбки Вали Пенкиной.
Называя мужа размазней, шляпой и тому подобными
изысканными существительными, она все же знала ему
цену и понимала, что такими мужьями бросаться не сле-
дует, если тебе стукнул «роковой-сороковой» и ты не
Ниной де Ланкло.
Харитон Васильевич был поражен, увидев на полу
шесть увязанных чемоданов.
— Ехать — так ехать вдвоем, — кротко сказала
жена. — Одного я тебя не отпущу. Кто тебя там будет
кормить, бедного! Умрешь с голоду на куче урожая... Но
не думай, что это навсегда. Вот уберем одну порцию этой
люцерны или сурепки — и обратно...
...Путешествие протекало спокойно только до Пензы.
А на этой станции в вагон принесли телеграмму из глав-
ка. Косяков прочитал:
«Предлагается разыскать запасные части комбайнам.
Видимо груз осел Горьком».
— Какой там еще осёл, — сказала жена. — Осел без
двоеточия, в смысле остался, сел... Да закрой ты рот!
Чего испугался? Я и сама доберусь до целины. Поду-
336
Елена ЦУГУЛИЕВА.
маешь, невидаль. Возьми вот этот чемоданчик, в нем до-
рожные продукты, пирожки, консервы, колбаса. И схо-
ди, пока поезд еще стоит. Совсем незачем тебе тащиться
до Куйбышева.
И Харитон Васильич вышел из вагона, крайне озабо-
ченный мыслью, удастся ли ему успешно выполнить это
первое поручение для родного, пока еще незнакомого
совхоза.
Оказалось, не так-то это просто. Груз из Горького
отправили в Рязань. Оттуда железнодорожники пере-
адресовали его в Ростов-Ярославский. Там рассудили,
что это ошибка, и переслали запасные части в Ростов-
Дон. Ростовчане же решили отослать их обратно отпра-
вителю, и ящики поехали в Днепропетровск. Груз мо-
тался по разным станциям две недели, и ровно столько
же гонялся за ним Харитон Васильич Косяков.
— Так я и знала, — презрительно заявила Дора Ми-
хайловна, узнав, что муж задерживается в пути. — Про-
воронил запчасти. Только со мной препираться умеет, а
когда нужно оперативно дать по мозгам разгильдяям и
путаникам — либеральничает. Разиня!
Еще больше нелестных эпитетов посыпалось в адрес
Косякова, когда оказалось, чго увез он чемодан не с про-
дуктами дорожного питания, а с кухонной утварью.
— Как же я буду готовить? — негодовала Дора Ми-
хайловна. — Сковородку, чапельник, терку — ведь все
увез, ротозей! Даже картошку сварить не в чем.
— А вы пока ходите в столовую зерносовхоза, — по-
советовала соседка по общежитию, заведующая мед-
пунктом.
...День посещения Дорой Косяковой совхозной столо-
вой стал переломным в истории этого скромного учреж-
дения. Именно с него началась новая эра.
Дора Михайловна хлебнула ложку борща, поковы-
ряла двузубой вилкой бледный лангет, а потом встала и
без околичностей отправилась в каморку, носившую
громкое и пышное название кабинета директора столовой.
— Недурное у вас заведение, — заявила она. — Ска-
терти чистые. Есть и соль, и горчица. Но скажите мне,
умоляю, кто по специальности ваш шеф-повар?
НА СВОЕМ МЕСТЕ
337
Директор поглядел в глаза посетительнице и неожи-
данно для самого себя стал заикаться:
— Пп-па-ппа... — лепетал его коснеющий язык.
— Н-не понимаю, — величественно изрекла Кося-
кова.— Какой еще папа? Ваш личный папа? Семей-
ственность развели?
— Н-нет! — испугался директор. — Я не договорил.
Па-па — это парикмахер...
И тут же, заикаясь от волнения, поведал Доре Михай-
ловне, что работать на фронте питания никто не желает,
а все лезут на трактор или комбайн. Парикмахер тоже
не хотел, но ему пригрозили стенгазетой, и он со слезами,
но все же согласился.	г
— Судя по тому, что ваш борщ больше смахивает на
рассол, он и до сих пор рыдает над кастрюлями, — заме-
тила Дора Михайловна. — Ну, вот что. На трактор или
бульдозер я лезть не собираюсь, ибо мы здесь люди вре-
менные. Но муж приедет, видимо, еще нескоро, и у меня
пока есть время немножко помочь вашему шеф-плакаль-
щику.
На другой день работникам пищеблока был преподан
наглядный урок кулинарии. В ход пошли вытащенные из
коояковского чемодана запасы перца, лаврового листа,
корицы, ванильного сахара и желатина.
А во время обеда, когда столовая была битком набита
комбайнерами, трактористами и прицепщиками, народом
дюжим и отсутствием аппетита, как известно, не стра-
дающим, Дора Михайловна сидела в конторке вместе с
директором и нервно листала книгу жалоб.
Вдруг столовая страшно загудела. «Директора!» —•
послышался разноголосый рев. «Директора давай сюда!»
— Вот так всегда! — горестно вздохнул директор. —
После каждого приема пищи лаются... Ничего не поде-
лаешь, надо идти.
Он вышел, а Дора Михайловна осталась недвижима,
бледная и трепещущая. «Оскандалилась. Срамотища ка-
кая, батюшки!»
Снова влетел директор:
— Вас требуют, Дарья Михална! Идите.
И наша героиня, еле передвигая ноги, поплелась в
22 Золотой характер
зза
Елена ЦУГУЛИЕВА.
обеденный зал. Там ее встретили таким ревом, что она
невольно зажмурилась:
— Ур-ра! Самому лучшему кухарю области, слава!—
завопил кто-то таким голосом, словно его пропускали
через мясорубку.
«Еще насмехаются, нахалы», — пронеслось в голове
Косяковой. Но тут к ней сквозь шаткие столики протис-
нулся здоровенный мужчина, держа в руке надкусанный
пирожок.
— От имени всей бригады спасибо, гражданочка, —
прогудел он. — Разве это пирожок? Это мечта, а не пи-
рожок. Дышит, как живой. Поверите, в первый раз так
смачно пообедали. Мы думали, приедет барыня, изви-
няюсь за выражение, персональная жена директора.
А вы, оказывается, свой брат, сразу поняли, что рабо-
чий класс надо кормить с душой. Прямо скажем, попали
на свое место.
Зал одобрительно загалдел. А Дора Михайловна
стояла не в силах вымолвить слово и только слабо по-
жала протянутую ей руку величиной с детскую голову.
♦ ♦
*
Ройно через две недели после этого знаменательного
дня измученный Харитон Васильич вышел из поезда на
кустанайском вокзале и отправился в областное сельхоз-
управление. Дойдя до кабинета начальника, он услышал
из-за дверей знакомый голос и остановился как вкопан-
ный. Нет сомнения, это кричала его жена:
— Вы не имеете права меня задерживать! Мне домой
нужно! Вы обязаны дать машину. Не молу же я идти
пешком с чемоданами и мешком!
В ответ на эту великолепно зарифмованную заявку
на транспорт послышался слабый голос начальника. Что
он говорил — разобрать было нельзя. Зато голос Доры
Михайловны загремел с новой силой:
— Пожалуйста, давайте хоть свою личную, мне пле-
вать, лишь бы багаж поместился.
«Она меня позорит! — ужаснулся Косяков. — Сейчас
я ей...»
НА СВОЕМ МЕСТЕ
339
И он, решительно распахнув дверь, шагнул через по-
рог. Со стоном облегчения навстречу ему поднялся хо-
зяин кабинета. Супруга же встретила Косякова довольно
спокойно, сказав лишь:
— Долго же ты там валандался. Очень кстати при-
был. Поможешь мне перетаскать чемоданы в машину.
Я еду домой немедленно.
— Подожди, Даша, хоть пару дней! — взмолился
муж. — Поговорим, обсудим...
— Да ты ошалел! — всплеснула руками супруга. —
Не могу я тут прохлаждаться два дня. У меня скоропор-
тящиеся продукты, масло свежее, рыба...
— Ты сама, видно, ошалела, — обрызнулся супруг.—
Собралась везти масло и рыбу в Москву!
Жена несколько секунд смотрела на него, потом за-
чем-то постукала себя пальцем по лбу и сказала задум-
чиво:
— Не понимаю, при чем тут Москва. Я сказала тебе
по-русски, что везу продукты домой, в совхоз. Не запас-
ными же частями питаться прикажешь... Ну, идем, ма-
шина уже ждет.
— Действительно, поезжайте, товарищ Косяков, —
потусторонним голосом сказал начальник управления.—
Оглядитесь, ознакомьтесь с обстановкой и через недель-
ку приезжайте, тогда побеседуем. А сейчас я того... устал.
Да приезжайте один. Супругу не нужно беспокоить.
... Машина неслась по шоссе, поднимая самум пыли.
Харитон Васильич, стараясь «разобраться в обстановке»,
молчал. А Дора Михайловна с удовольствием рассказы-
вала ему о том, с какими трудностями она «выдрала» в
торготделе пряности, картофельную муку для киселя,
чеснок, лимоны и дрожжи.
— Подумать только, Харитоша, какая слепота, какая
беззаботность! Твой предшественник буквально всю
землю пустил под зерновые, и совхоз остался без овощей.
Приходится импортировать все, вплоть до укропа. Ты
представляешь себе, во что могут превратиться свежие
огурцы при перевозке навалом на грузовиках?
Харитон Васильич хотел представить себе эту душе-
раздирающую картину — и не успел: навстречу летела
грузовая машина, полная людей.
22*
340
В. чиликин.
— Привет директору! — закричали они. — С при-
ездом!
— И откуда они знают, что это я еду? — повеселев,
спросил Косяков. Жена, с жалостью посмотрев на него,
ничего не ответила.
Пассажиры второй машины возгласили другую здра-
вицу:
— Здрасьте, Дарья Михална! Достали что-нибудь?
Значит, живем!
Косякова величественно покивала им, помахала ру-
кой.
— В чем дело? — ревниво спросил муж. — Почему
одни приветствовали меня, а другие — тебя?
В глазах Доры Михайловны снова засветилась жа-
лость:
— Ты меня извини, Харюша, но тебя здесь еще никто
не знает. Все приветственные возгласы адресованы мне.
— Но они же кричали «товарищ директор!». А я...
— А я и есть директор. Директор твоей столовой. Вот
уже две недели.
— К-кто же б-будет... готовить мне обед? — выдавил
Косяков.
— Парикмахер, — туманно и непонятно ответила
жена. — Ничего. Не помрешь. Больше будешь заботиться
о питании людей, если будешь с ними есть за одним сто-
лом. Кстати, нужно срочно выстроить новое помещение
для столовой. А в том сарае, где она сейчас помещается,
можешь свалить свои задасные части... Надеюсь, ты их
все же разыскал? Ну, слава богу, хоть не осрамил меня
на новом месте. А то сказали бы люди: «Ну и муж у ва-
шего директора!»
В. Чиликин
ПЯТАЧОК И ГОРОШИНА
Во время обеда Агафья Дмитриевна пожаловалась:
— Не пойму, что делается с нашим Гришей. Он гло-
тает какие-то бумажки и носит в каблуке пятачок.
И вообще ведет себя очень странно. Вчера захожу в^ком-
нату, а он зажал уши и прыгает на одной ноге. Пора бы
ПЯТАЧОК И ГОРОШИНА
341
тебе заняться сыном. Возраст нежный, хрупкий, долго ли
свихнуться.
Леонтий Петрович со свистом высосал мозговую
кость, закусил кусочком черного хлеба и уставился на
сына. Двенадцатилетний Гриша смутился и принялся
болтать ногой. Когда он смущался, веснушки на нем ста-
новились особенно заметными.
— Это что еще за фокусы? — строго спросил Леон-
тий Петрович. Он считал себя хорошим педагогом и те-
перь втайне любовался внушительностью собственного
голоса. Гриша продолжал смущенно болтать ногой.
— Это... У нас так ребятишки делают. Примета та-
кая: положишь в каблук пятачок — пятерку получишь.
Леонтий Петрович фыркнул.
— Стыдись! В пятом классе учишься, а веришь вся-
ким глупостям. Этак можно черт знает до чего дока-
титься. Сегодня у тебя пятачок в каблуке, а завтра бу-
дешь утверждать, что земля стоит на трех китах?
— Скажешь тоже, папа,—усмехнулся Гриша.—
Земля не на китах, а в межпланетном пространстве.
— Вот то-то. А какие ты там бумажки глотаешь?
— Это чтобы лучше запомнить. Напишу, когда Пуш-
кин родился, и проглочу.
— Только живот себе расстроишь.	*
— Я, папа, тоненькую бумагу беру, папиросную.
— Все равно суеверие. Стыдись! Чтобы у меня боль-
ше этого не было. И на одной ноге нечего прыгать.
Леонтий Петрович повернулся к жене.
— Вот, извольте видеть... Я не понимаю, как нынче
поставлено в школе воспитание. Кого воспитывают?..
Нарочно как-нибудь выберусь потолковать с учителями.
— Ты давно собираешься, — вздохнула жена.
— А что же прикажете делать? Хорошо, я буду хо-
дить по школам, а вы садитесь в мой кабинет.
— Ну, хватит тебе, разошелся, — умиротворяюще
сказала Агафья Дмитриевна. — Люди услышат, поду-
мают бог знает что...
В сенях кто-то заворошился, послышался деревянный
стукоток. Дверь отворилась, и через порог шагнула
пестро одетая черная старуха. Угольные глаза словно
бросали тень на ее лицо.
342
В. чиликин.
— Здорово живете, милые, — пропела старуха тя-
гучим цыганским говорком. — Аль узнал меня, долго-
векий? Позолоти ручку, всю правду-истину расскажу.
Кружит черный ворон над ясным соколом, не уступай
ему. Иди своей дорожкой мимо бела камня, мимо раки-
това куста.
— А ведь интересно, — усмехнулся Леонтий Петро-
вич. — В сущности, самобытное цыганское творчество.
Поворожить, что ли? — покосился он на жену.
— Твое дело, — повела плечами Агафья Дмитриев-
на. — Мне в молодости одна цыганка предсказала —
вырастишь сына и будешь жить до восьмидесяти лет.
— Это она про меня, мама? — спросил Гриша.
— Отвяжись, — одернула его мать. — И что за при-
вычка вмешиваться, когда разговаривают взрослые.
Цыганка вынула зеркальце, а Леонтий Петрович,
снисходительно улыбаясь, протянул руку.
•— Вижу твою судьбу, золотой . Мой, на сердешной
ручке, — запричитала цыганка, —г б' большие люди скоро
выйдешь, большим начальников будешь.
— Может, тебя управляющим выдвинут, — насторо-
жилась Агафья Дмитриевна.
— Кто их знает. Вообще, был разговор, что Ивана
Ивановича переведут, а кто вместо него — вопрос.
Леонтий Петрович значительно поджал губы, а сам
зарумянился. Цыганка продолжала причитать.
— Будь осторожен, золотой мой. Копает тебе яму
злодей. Опасайся черного ворона с подсолнечной сто-
роны. Употребит доброту твою во зло тебе, отведет твои
очи лестью да хитростью...
— Про кого это она? — встревожилась Агафья Дмит-
риевна. Гриша побледнел и во все глаза смотрел на
отца. Леонтий Петрович насупился.
— Сам думак) — про кого? Народ у нас неплохой,
дружный. Разве, кто из новых? Недавно к нам Кошкина
перевели. Работник знающий, но молчаливый, скрытный.
Поди, угадай, что у него на уме.
— А ты с ним не особенно...
Гриша косил глаза в облупленное зеркальце, во ни-
чего не мог в нем увидеть. «У меня глаза не такие, —
думал он. — Нужно, как у нее, глаза».
ГОРЕ НА МОТОРЕ /	»	343
— Позолоти ручку, красавчик, — не унималась цы-
ганка. — Дам тебе горошину с наговором от злодейского
умысла. Ты ей три ночи грудь натирай с правого бока
на левый, а потом брось ее в мышиную нору и плюнь
через плечо.
— Ладно уж, давай, — засмеялся Леонтий Петро-
вич. — Люблю пошутить.
Вечером он разговаривал с женой о цыганах, о цыган-
ских кибитках, о том, что неплохо бы съездить в Москву
и сходить в театр «Ромэн». Гриша продекламировал:
«Цыгане шумною толпой по Бессарабии кочуют...» По-
том пили чай с вареньем и заводили пластинку «Мой ко-
стер».
Перед сном Леонтий Петрович взял горошину и при-
нялся натирать ею грудь. Гриша высунул голову из-под
простыни и сочувственно наблюдал.
— Папа, не так, — заметил он. — Нужно с правого
бока на левый.
— Фу ты, — плюнул отец. — И .чего ты не спишь?
— Я сейчас усну, — виновато прошептал Гриша.
Но он долго еще не спал и все думал о том, что хо-
рошо бы взять у отца горошину и натереть себе грудь.
Тогда учитель математики, Федор Кузьмич, может, пере-
стал бы срывать на нем зло и ставить ему двойки.
А. Чистяков
ГОРЕ НА МОТОРЕ
Окончив училище механизации сельского хозяйства,
Пашка Шуткин свою работу ib машинно-тракторной
станции начал с пешего хождения.
Потом, год спустя, у него появился какой-то велоси-
пед, марку которого так и не мог установить ни один спе-
циалист. Только закадычный Пашкин друг механик
Вася Булкин — отъявленный балагур и насмешник —
сделал заключение:
— Твоя машина, Паша, французской марки.
— Почему ты так думаешь? — спросил Пашка, сму-
щенно посмотрев на принимавших участие в экспертизе
трактористов.
844
А, ЧИСТЯКОВ»
Потому так и думаю, — разъяснил Вася, — что
не иначе эту машину во время французского нашествия
бросили где-нибудь спешно отступавшие из Москвы
французы.
После такого позорного заключения Пашку больше
никто не видел на этом велосипеде.
Но полгода спустя он прикатил к МТС на новеньком
горьковском «Прогрессе», а еще через полгода носился
на шумном, как камнедробилка, «Киевлянине».
Как истый любитель техники, Пашка вкладывал в нее
не только всю душу, но и все деньги. Последовательно он
был владельцем мотоциклов «К-125», «Москва» и, на-
конец. снящегося каждому мотоциклисту «ИЖ-49».
Но Пашке и этого было мало.
— В нитку вытянусь, а куплю «М-72», — решительно
заявил он.
— Правильно, Паша!—поддерживал его Вася Бул-
кин. — На трех колесах да с прицепом — это же грузо-
вик, хоть дрова из леса вози.
Вася Булкин тем более охотно подтрунивал над Паш-
юй, что сам уже пережил период повального в нашу
поху мотоциклетного недуга, которым сейчас в самой
тяжелой форме страдал его друг.
О своем намерении стать владельцем мотоцикла с ко-
ляской Пашка сообщил Леночке. Но молодая супруга,
до сих пор благосклонно смотревшая на забавы свихнув-
шегося на технике мужа и охотно катавшаяся" с ним на
мотоциклах всех марок, на этот раз сказала:
— Корову покупать будем, Павлик, не до колясок.
Вот те на! Только что замуж успела выйти, а ей ко-
рову подавай! Пашка даже растерялся и ничего не мог
сказать в порядке возражения.
Поразмыслив, Пашка начал осторожно подъезжать,
или, как он выражался, «подбирать ключ».
— Ну, а если, к примеру, я план вдвое перевыпол-
ню? — задал он вопрос.
™ Тогда хоть весь сверхплановый заработок на мото-
цикл.
— Молодец ты у меня, Ленушка! — воскликнул
обрадованный Пашка и поцеловал молодую супругу,
ГОРЕ НА МОТОРЕ
845
измазав ее мазутом, которым у него почему-то всегда
были замазаны даже щеки.
— А перевыполнишь ли? — усомнилась жена. —
В прошлом году план-то чуть-чуть доездил.
— Прошлый год — это прошлый год, — возразил
Пашка. — Молод был, первый год работал. А теперь у
меня опыт.
— Дай бог нашему теляти волка поймати, — за-
смеялась Леночка и в свою очередь поцеловала Пашку.
Дела у Пашки как-будто шли неплохо. Двести про-
центов он, конечно, не делал, но сто тридцать у него вы-
ходило на круг.
— Молодец, Паша! — похвалили его в*МТС. — Да-
вай жми.
Вместе с ростом нормы выработки росла и Пашкина
слава. Его имя не сходило с Доски почета, о нем писали
в районной и даже областной печати.
— Как это, Пашка, у тебя получается? — спраши-
вали товарищи. — Как на двадцать два поставишь, так
стонет машина от натуги. А у тебя двадцать шесть, два-
дцать семь на круг идет. В чем секрет?
— Ничего особенного, — похваливался Пашка. —
Никаких секретов быть не может. Надо в порядке содер-
жать технику, не допускать поломок и простоев, а также
не спать за рулем.
Прицепщик же Славка, работавший с Пашкой, секрет
его высокой выработки объяснял совсем другими сло-
вами:
— Он, дьявол курносый, обманом берет, — в узком
семейном кругу рассказывал Славка. — Пашем мы с
ним, скажем, к примеру, на двенадцать, а то и на один-
надцать сантиметров. А ежели, скажем, появляется
вдали какое начальство, он кричит мне: «Славка, бузуй!».
Ну я и забузую до отказа. Подойдет или подъедет на-
чальство, ну и видит —. не пашем мы, а канавы роем...
А как миновало начальство, он сразу команду: «Подни-
май, Славок!»
Когда Пашка похвалился перед своей Леночкой, она
и не подозревала, о каком опыте говорил ее лукавый
супруг. Как жене тракториста, вдоволь наслушавшейся
всякой тракторной премудрости, ей казалось, что ее Пав*
346
А. ЧИСТЯКОВ.
лик в совершенстве овладел техникой вождения машины,
приобрел сноровку, сметливость, выносливость, уменье
производить ремонт в борозде.
Но Пашка говорил совсем о другом опыте — об опыте
обманывать всякое начальство. И надо сказать, что про-
изводил это куда лучше, чем ремонт в борозде. Внешне
его участки ничем не отличались От участков товарищей.
Свою мелкую пахоту он прикрывал последним заездом,
не’жалея на него ни времени, ни бензина, ни трактора.
В этом случае, по Славкиной те1рминологии, получалась,
уже не борозда, а канава, через которую надо было
прыгать...
В этот день Пашка пахал на южном склоне Приреч-
ного увала. Под однообразный гул мотора, разомлевший
от жары и жажды, Славка подремывал на. своем неудоб-
ном сиденье. Неожиданно его тряхнуло. Трактор оста-
новился, и раздалась знакомая команда:
— Славка, бузуй!
«Кто-нибудь едет», — привычными движениями вы-
полняя команду, подумал Славка и не ошибся: по верх-
ней дороге ехал полевод Григорий Бабушкин.
Как всегда в подобных случаях, Пашка был спокоен.
«Добро пожаловать! — подшучивал он, оглядываясь на-
зад. — Двадцать шесть — не меньше... Как раз на дороге
встретимся».
Но Бабушкин, видимо, тоже знал, с какого конца
пирог едят. Недаром про него говорили, что у него видит
око далеко, а ум — дальше.
Он свернул с дороги вправо и поехал вниз по увалу.
Доехав до пахоты, вылез из тарантаса, вынул что-то —
должно быть, складной метр — из кармана, смерил в
одном месте, в другом и третьем. Потом тут же, прямо
у борозды, сел, закурил и сидел до тех пор, пока Пашка
не подъехал к нему.
— Легкий труд, Павел Федорыч!—встретил он
Пашку.
— Спасибо, Григорий Тимофеич.
— Отдохни, закури, сам отдохни и машине отдых
дай.
— И то закурить, — согласился Пашка. — Жара-то
стоит!
ГОРЕ НА МОТОРЕ
847
— Жарко, — подтвердил и Бабушкин.
Беседа шла гладко. Говорили о всяких пустяках и ни
слова о работе. Только в самую последнюю минуту Ба-
бушкин спросил:
— Много поднял?
— Гектаров шестьдесят.
— Давай, жми!
Надо сказать, что полевод Григорий Бабушкин, ко-
торый тычется во все дыры и щели больше самого пред-
седателя, поймал Пашку на мелкой пахоте не впервые.
Первый случай произошел еще весной. Но тогда Пашка
отделался легко. Искусным враньем он сумел убедить,
что это Славка неправильно отрегулировал плуг и что он,
Пашка, виноват только в том, что не проконтролировал
своевременно действия своего подручного.
Но на этот раз удача покинула Пашку. Для проверки
качества его работы была создана специальная комис-
сия, которая облазила весь Приречный увал и вынесла
решение перепахать участок за счет виновного.
Для тракториста нет большего позора, как пахать
вспаханное поле. Причем ни один тракторист не согла-
сится делать это и за родного отца, ибо и грудной мла-
денец знает, что по вспаханному полю может ездить на
тракторе только бракодел.
Сгорая от стыда, Пашка перепахивал участок, разду-
мывая о несовершенстве окружающего его мира. Умная
природа, создав все на благо и потребу человека, соз-
дала еще на какой-то дьявол полевода Бабушкина, так
бесчеловечно нарушившего мирный покой его — Пашки-
ной — жизни. Позор позором, а товарищей-то как под-
вел! Ведь трактор хоть и пашет, но пахота эта не учиты-
вается, и поэтому он, Пашка Шуткин, тянет всю бригаду
назад.
С заглубленным плугом трактор подвигался медлен-
но, повергая не привыкшего к такому черепашьему дви-
жению Пашку в уныние. Ничто ему было не мило, ничто
не радовало. И даже Славка, ни в чем не повинный бело-
брысый парень, казался сегодня ему подозрительным,
может быть, приставленным к нему шпионом. «Перед
женой опять же с какого-то дьявола расхвастался, — му-
348
А. ЧИСТЯКОВ.
чила очередная мысль. — Вот узнает да и скажет: «Эх
ты, горе на моторе!»
Домой Пашка пришел с таким убитым видом, что Ле-
ночка даже испугалась.
— Уж ты не заболел ли, Павлик?
— Голова что-то болит, — соврал Пашка.
— Давай раздевайся... Давай я тебе помогу...
Когда Пашка был облачен в домашнюю одежду, Ле-
ночка уложила его на кушетку, а сама бросилась соби-
рать ужин.
— Я не хочу, — предупредил Пашка.
— Да ты и взаправду больной!.. Я тебе сейчас пира-
мидону дам...
— А ну тебя и с пирамидонюм-то!
— Ну, съешь хоть котлетку. Телячья...
— Да отстань ты. Сказал — не хочу.
Желая хоть чем-нибудь развлечь мужа, облегчить
его страдания, Леночка решилась на маленький сюрприз.
Сев на кушетку и гладя Пашку по волосам, она сказала:
— А я книжку достала, которую ты все искал.
— «На переднем Kpae»j что ли?.. Опять забыл автора...
— Овечкин.
— Во, во! Овечкин... Говорят, он здорово там за на-
шего брата тракториста. Дай-ка ее мне.
— Нет, — запротестовала Леночка, — ты устал и
нездоров. Поэтому читать буду я, а ты лежи и слушай.
Такое в семье Шуткиных водилось, и Пашка согла-
сился.
Ему очень понравился тракторист Ершов, вступивший
в спор с секретарем райкома Мартыновым. «Вот бреет,
сукин сын!» — восхищался он Ершовым. Пашкой овла-
дело желание скорее узнать, кто же из спорщиков будет
победителем. Он даже прервал чтение, спросив:
— Ну, кто кого у них поборол?
— А я как раз до этого дошла, Павлик. Слушай. Тут
очень хорошо подведен итог этому разговору в рассуж-
дениях секретаря райкома Мартынова. Слушай, как он
рассуждает.
И Леночка выразительно, с чувством читала:
— «Что же это, стоять над каждым трактористом?—
думал он. — Ковыряться в бороздах, проверять «ком-
ГОРЕ НА МОТОРЕ
349
прессию», заглублять плуги? Нет, так дело не пойдет!»
— Интересно!—тоно'м, по которому нельзя было оп^
ределить его отношение к прочитанному, сказал Па-
шка. — Давай дальше.
— «Таких Ершовых, — продолжала Леночка, — ни-
чем, видно, кроме рубля и килограмма, не прошибешь...»
— Так, так! — тем же тоном сказал Пашка. — Давай
дальше.
И Леночка читала дальше.
— «А ведь это передний край — машинно-тракторные
станции. Здесь урожай делается! От одного тракториста
зависят судьбы сотен людей. Он может и завалить зер-
ном амбары, может и без хлеба оставить колхозников.
Как ни удобряй, ни подкармливай, а вот такой юрист
вспашет тебе — не вспашет, поцарапает почву, ну и жди
урожая с этого поля! От козла молока! Конечно, нельзя
рассчитывать только на совесть...» — хотела было про-
должать чтение Леночка. Но Пашка неожиданно энер-
гично соскочил с кушетки, подсел к столу и непререкае-
мым тоном сказал:
— Басни! Давай ужинать!
*
В воздухе по-осеннему робко уже кружили белыми
стайками снежинки, когда Пашка, проникнутый невесе-
лым убеждением, что мотоцикл с коляской для него
теперь потерян, добавил свой девяносто восьмой про-
цент.
Но, кроме трехколесного мотоцикла, он потерял еще
уважение, авторитет и покой: стал каким-то замкнутым,
нелюдимым, старался держаться в стороне.
Как-то зимним вечером трактористы собрались в
красном уголке своего общежития. Пришел туда и
Пашка.
Увидев его, Вася Булкин крикнул:
— Иди сюда, Пашка, покурим.
Пашка подошел.
— Что же это ты людей бояться стал, Пашка? —•
усаживая друга около себя, спрашивал Вася. — Это ты
все из-за Приречного увала? Брось, Паша! Чего с нами
350
Илья ШВЕЦ.
не бывает? Знаешь, как в песне поется: «Все пройдет
зимой холодной...»
В ожидании неминуемой потехи трактористы окру-
жили друзей плотным кольцом. Еще не было случая,
чтобы Вася Булкин по-товарищески не подтрунил над
своим закадычным другом.
Все этого теперь и ожидали, кроме разве самого Паш-
ки: уж очень душевно на этот раз говорил Вася. Он лас-
ково трепал Пашку по плечу и в десятый раз повторял:
— Брось, Паша, чего с вами, мазаными, не бывает?
Все пройдет зимой холодной... Только знаешь что,
Паша?..
— Что? — настороженно посмотрел Пашка на своего
друга.
— А вот что... Золотая голова у тебя, Пашка...
— Почему ты так думаешь? — задал Пашка люби-
мый свой вопрос.
— А вот слушай, почему, — как можно ласковее от-
ветил Вася. — Ведь это прямо гениально, что ты заду-
мал купить всего-навсего мотоцикл с коляской. А раз-
махнись бы ты на «Москвичу или «Победу», так тебе
пришлось бы трактор-то без йлуга по полю гонять...
Илья Швец
РУКОВОДЯЩИЙ РЫБОЛОВ
Ни один удильщик, уважающий себя и рыболовецкое
искусство, не станет губить выходной день на уженье
рыбы вблизи города. Какая это ловля? Во-первых, рыбы
здесь несравненно меньше, во-вторых, природа либо
изрядно пощипана, либо излишне причесана, в-третьих, —
и это самое главное! — вместо успокоения нервной си-
стемы наживешь нервный тик. Просто удивительно, как
иногда люди, особенно незанятые, любят совать свой нос
в чужие дела.
— Клюет, а?
— Слушай, забрось дальше...
— Смотри, похож на умного, а чем занимается!..
— Удит, а есть нечего будет...
И так далее, и тому подобное. Мешают своими на-
РУКОВОДЯЩИЙ РЫБОЛОВ
351
смешками и советами люди, не умеющие отличить нали-
ма от красноперки, мешают прохожие, купающиеся,
влюбленные, ссорящиеся и мирящиеся. Нет, для ловли
рыбы лучше всего удаляться от города километров на
двадцать-тридцать. Там и могучие дубы на берегу, и
лещи ходят стаями, и никто не маячит за спиной. Облю-
буешь местечко и под учащенное биение сердца разма-
тываешь удочку.
Но не так-то просто улететь от своего гнезда за де-
сятки километров, если у тебя нет машины — личной или
хотя бы служебной. Приходится наперекор всяким дру-
гим соображениям заводить не очень равноправную, а
потому и не очень приятную дружбу с человеком, кото-
рый и не такой уж рыболов, да зато с машиной.
Атаки на Юрия Александровича Резецкого мы вели
планомерно и последовательно с полмесяца. Надо было
сагитировать его на рыбалку и добиться, чтобы он взял
с собой нас. На вооружении мы имели великолепные
норвежские крючки, зеленую леску, новейших конструк-
ций поплавки и пересыпанные преувеличениями и сплош-
ной выдумкой рассказы об уловистых местах, которые,
разумеется, известны только нам.
Резецкий, с которым мы обычно сталкивались в обе-
денный перерыв, насупившись, слушал нас и постепенно
сдавался. Мы разжигали в нем страсть блеснуть неви-
данным уловом. Однажды в разговоре он сам уже раз-
мечтался о пудовом соме. Для этого, стало казаться ему,
не хватало только миллиметровой жилки. Мы сразу
смекнули, что толстая жилка — последняя линия обороны
противника. У Николая Ивановича, моего приятеля, на-
шелся солидный моток этого добра, и Резецкий безого-
ворочно капитулировал.
Дождались очередной субботы. Николай Иванович и
я пораньше отпросились со службы (тогда еще не были
укорочены предпраздничные дни, и нашему брату прихо-
дилось туго). Полчаса было достаточно, чтобы собраться
и выйти к назначенному месту. Вскоре около нас остано-
вился ГАЗ-69. Мы юркнули на заднее сиденье, и машина
покатила, вздымая тучи пыли.
Широкая спина Резецкого мешала нам любоваться
картинами раннего лета, бежавшими навстречу. Прихо-
352
Илья ШВЕЦ.
дилось даже время от времени спрашивать, где мы едем.
— Под Березовкой.
— У Лысой горы.
— Черновку миновали.
Сообщал это Юрий Александрович таким тоном,
будто открывал всякий раз по меньшей мере новый ма-
терик.
Через боковое стекло мы заметили трактор на карто-
фельном клину.
— Пропашка, — заключил мой приятель, весьма
смутно представляющий, что это значит. Но ему не хоте-
лось показать себя профаном перед областным руково-
дителем сельского хозяйства. Он даже спросил:
— Наверно, последние гектары, Юрий Александро-
вич?
— Не видел сводки, — выдохнул Резецкий.
— А каков прогноз на урожай? — не унимался Ни-
колай Иванович.
— По справкам инспекторов, которые ездили на ме-
ста, урожай будет.
Очевидно, роль отвечающего Резецкому не нравилась,
и он перехватил инициативу. Повернув к Николаю Ива-
новичу круглое, припухшее лицо с выражением «иду на
вы», он сразу перешел на «ты»:
— Любишь судака? Ха-ха-ха! А где будешь его ло-
вить?
Приятель мой ни одного судака за всю жизнь не вы-
ловил, поэтому, смущенно улыбаясь, ответил уклончиво:
— Понимаете ли, мне думается, сперва надо узнать,
где он есть... .
— Нет надобности! — пробасил Резецкий. — Гели
перед омутом песчаный перекат — закидывай судачью
снасть.
Николай Иванович не стал возражать.
— А ты, поплав'очник, где окуней нахватаешь? — об-
ратился Резецкий уже ко мне, сгустив потные складки
на шее.
Я ответил примерно так же, как и мой приятель.
— Чепуха! — категорически возразил Резецкий. —
Ищи корчаг, захламленных мест. Окунь там и нигде
больше!
РУКОВОДЯЩИЙ РЫБОЛОВ I
353
Возражать не стал и я, ибо хорошо убедился, что
пытаться переспорить начальство — в лучшем случае
напрасный труд.
— Ничего, ребята,— смилостивился Юрий Александ-
рович. — Приедем — я вас научу доставать рыбку.
Часа через полтора машина остановилась, и перед
нами, как на широком киноэкране, возникла богатая па-
норама приречной природы. Река здесь круто повора-
чивала влево. Вместе с противоположным берегом в воде
отражались по крайней мере трехсотлетние дубы. То и
дело всплескивались щуки, охотившиеся за рыбьей ме-
лочью; иногда жерех резким ударом хвоста глушил на
отмели мальков; близился закат, и оживлялись голавли,
выпрыгивавшие из воды за стрекозами и мушками.
Мой приятель, не теряя ни минуты вечерней зари, по-
бежал обрабатывать спиннингом загоревшуюся предза-
катным золотом гладь реки. Я притаился в кустах и,
оснастив крючок жирным навозным червяком, закинул
свою единственную удочку за камыш. Чутье подсказы-
вало, что здесь обязательно должен быть лещ.
Изредка я отрывал глаза от поплавка и посматривал
в сторону машины, наблюдая за Резецким. Он, короткий
и толстый, стоял, позевывая и неторопливо осматри-
ваясь. Шофер выгружал из багажника снасти — Юрия
Александровича и свои.
— Сашка,, надуй лодку! — отдал ему распоряжение
Резецкий.
Шофер бросил выгружать снасти и склонился над ре-
зиновой лодкой.
Надо сказать, что нам Сашка с перрого взгляда при-
шелся по душе. Парень среднего роста, загорелый, с
льняными волосами, подстриженными под бокс, он все
время был чем-нибудь занят и все делал быстро и умело.
Казалось, выключи его из работы — и он, как часы-хо-
дики, запылится, поржавеет и обрастет паутиной. Мы
уже успели почувствовать, что он отлично понимает
своего начальника и часто внутренне посмеивается над
ним. Мы не слышали еще от него ни одного возраже-
ния, хотя и видели, что он далеко не во всем согласен
с Юрием Александровичем. В дальнейшем же убедились,
23 Золотой характер
354
Илья ШВЁЦ.
что Сашка умеет талантливо возражать и протестовать,
но не словом, а делом.
— Сашка, найди банку с крючками! — опять требо-
вал Резецкий.
Шофер, едва заметно усмехнувшись, бросил надувать
лодку и пошел к багажнику.
У меня заклевало. Это была классическая лещиная
поклевка: поплавок лег на речное зеркало, затем опять
приподнялся и двинулся в сторону, в воду. Я тотчас же
подсек — и на удочке в самом деле заходил лещ. Сча-
стливое мгновенье! Сердце заплясало, кровь прилила к
вискам, но руки продолжали выводить рыбу. Наконец,
глотнув воздуха, лещ сдался: лег плашмя, как доска, и я
потянул его к берегу. Еше несколько сверхнапряженных
секунд — и красавец забился на траве.
— Два кило! — определил Резецкий • и поучающе
добавил: — Лещей необходимо удить с подхваткой.
И поторопил шофера:
— Побыстрей заканчивай с лодкой!
— Уже закончил бы — крючки искал...
Резецкий рассердился:
—> Надо напряженней работать! — Затем более
сдержанно: — Надуешь лодку — положи в нее подпуск
и тащи вон на ту излуку, к ракитке. Захвати червей и
миног, а я пойду оценю местность и разберусь, куда за-
брасывать.
Сашка оттащил снасти и лодку на указанное место.
Оттуда донеслс^ новое распоряжение:
— Насаживай: миногу— потом червя, миногу — по-
том червя...
Я поднялся немного выше по течению, так как из
личной практики давно установил, что на одном месте
сразу двух лещей выудить чаще всего дело невозможное.
Голос Резецкого еще доносился, но разбирать слова уже
было трудно. Отчетливо слышны были только возгласы:
«Сашка!» и «Действуй соответственно!».
Вечерело очень быстро, а, возможно, это казалось
так: у рыболовов всегда время бежит незаметно, и самый
длинный день для них — мгновение. Из вечерней гаммы
звуков, которыми кипела, говорила окрестность, многие
стали выпадать, гаснуть. Становилось все тише и тише.
Руководящий РЫБОЛОВ
855
Вдруг рождающуюся тишину оборвал отчетливо донес-
шийся выкрик Юрия Александровича:
— Сашка! На моей клюет! Тяни!!!
Солнце, наконец, сказочной жар-птицей упало в лес,
освещая только макушки дубов да небо над собой.
С луга сильней потянуло пустым ароматом разнотравья,
а с реки — бодрящей свежестью. Совсем низко, над са-
мыми кустами, пролетела короткая нитка чирков, как бы
подводя в небе итоговую черту богатому, интерес-
ному дню.
У меня клевали только ерши, и я вернулся на то ме-
сто, где поймал леща. Резецкий по-прежнему стоял на
берегу, на небольшой излуке, яростно отбиваясь от ко-
маров. Казалось, они мстили ему за то, что он и над
рекой не отрешился от своих кабинетных привычек.
Это чувство усиливалось тем, что к шоферу, напри-
мер, комары меньше приставали. Очевидно, спецовка,
изрядно пропахшая бензином, отпугивала их. Кроме
того, Сашка, обслуживая, как истый многостаночник,
одну свою удочку и три Резецкого, был все время в по-
рывистом движении. Да и внимания он меньше обращал
на этих, по его выражению, поганцев. Когда же какой-
либо «поганец» причинял довольно ощутимую боль, вы-
сасывая кровь, Сашка прихлопывал его и подшучивал:
— Ишь ты, храбрец какой нашелся! Вечная память
тебе, дорогой товарищ комар!
У Юрия Александровича же вид был страдальческий,
так как у него явно не хватало сил на оборону от кома-
ров. Одной рукой он обхлопывал шею, другой — лоб, но
комары пили кровь и на руках и даже на спине — через
шелковую рубашку. Поэтому он то и дело тер руки о жи-
вот, чесался спиной о ствол ракиты, встряхивался всем
телом. Ради справедливости, следует отметить, что, не-
смотря на комариное иго, он не терял бдительности.
— Сашка! Мой поплавок нырнул! Тяни!!! — закри-
чал он, пытаясь отогнать от себя комаров носовым
платком.
Приказ начальника был незамедлительно выполнен.
К ногам Юрия Александровича упал небольшой окунек.
— Куда его? На кукан или в банку с живцами?
23*
Илья швец.
356
— Всякая рыба должна быть на кукане, — указал
Резецкий.
— Тогда и живцов — тоже на кукан? — с простодуш-
ной улыбкой спросил Сашка.
— Живцов — нет. На данном этапе это еще не
рыба, — серьезно разъяснил Юрий Александрович.
У меня начался оживленный клев, и я уже не мог
оторвать взгляда от поплавка, но в повелительные реп-
лики Резецкого продолжал вслушиваться.
— Сашка! — выкрикнул он. — Перебрось мою удоч-
ку с красным поплавком за коряцу, в омут. Кстати —
перемени на ней червяка.
— Мобилизуй все внимание на поплавки, — потре-
бовал Резецкий в следующую минуту, — а я в кусты, на
разведку дров схожу...
Наконец ухо резанул выкрик, похожий на вопль от-
чаяния:
— Бросай, Сашка! Съедают проклятые! Вон там
сухой валежник — забирай его и разводи костер!
Вскоре мы собрались у молодого костра, потрески-
вающего, веселого. Мой приятель вбил у его Цротивопо-
ложных краев два ольховых кола с рогульками, положил
на них перекладину.
— Станок для производства ухи готов! — шутя доло-
жил он.
— Составим сводку улова, — потребовал Резецкий.
Вскоре он, однако, пожалел об этом, ибо поймал меньше
всех.
— Говорил тебе, Сашка, чтобы в омут забрасывал, —
упрекнул он шофера.
— Я так и делал, — подал голос Сашка. — А свою
удочку держал на мели...
— Это не соответствует, -^- поморщился Резецкий.
Всю мелкую рыбу мы сдали Николаю Ивановичу, ко-
торый вызвался приготовить какую-то особенную уху.
Я принес еще дров и оживлял костер.
Уже заискрились, засверкали на темном бархате
неба серебряные звезды, будто мальки в бездонном
омуте. Поднялась над кустами луна, похожая на изо-
гнувшуюся щуку, готовую вот-вот броситься на зазевав-
шихся рыбок.
РУКОВОДЯЩИЙ РЫБОЛОВ
357
До чего же хороши июньские вечера над глухой ре-
кой, протекающей в лесу! Тепло, воздух настоен всеми
цветами прибрежья; чувствуешь под собой прохладу
земли, вся вселенная перед тобой и в тебе; рядом буль-
кает уха, звенят комары, а в густой осоке настойчиво
скрипит дергач о чем-то далеком и милом.
Красота вечера подействовала и на Резецкого. Толк-
нув носком сапога отскочившую головешку обратно в ко-
стер, он произнес, будто с трибуны:
— В разрезе требований современной медицины не-
обходимо быть побольше на воздухе.
Уха нам, действительно, показалась необыкновенной.
Даже Резецкий, почти все время державшийся строго,
попробовав ее, вдруг подобрел, растаял. Вылавливая
ложкой самые большие куски, он брал их затем в руки
и, расправляясь с ними, звучно причмокивал толстыми
губами и старательно облизывал пальцы. Иногда он при-
говаривал:
— Признаю: факт интересный!
После ужина Юрий Александрович, напуганный ко-
марами, полез спать в машину. Мы втроем улеглись у
костра. Засыпая, я слышал, как Резецкий наказывал
шоферу:
— Разбуди меня в четыре... Прорыв в улове лучше
всего ликвидировать на заре...
...Я проснулся, услышав стук дверцы машины и голос
шофера:
— Юрий Александрович, Юрий Александрович! —>•
настойчиво упрашивал он, — вставайте, уже пятый час...
Резецкий поворочался, помычал, потом, видимо, со-
образив, в чем дело, ответил:
— Ты, Сашка, иди проверь подпуск сам, а после орга-
низуй чаек. И, братец, тогда опять разбуди меня... На-
ве^рстаем!
Шофер, оставляя след в росе, скрылся за кустами.
Приятель мой, спохватившись и выругавшись, что про-*
спал, побежал к реке, как на пожар. Я поспешил к
своему лещиному омуту, и вскоре поплавок уже слегка
покачивался «а легкой зыби за камышами. Повеем при-
знакам, кроме этой загадочной зыби, заря была обнаде-
живающей, но клева почему-то не было. Пришлось сме-
358
Илья ШВЕЦ.
нить не одно место, уже стало ощутимо припекать
солнце, а в моем ведерке плавало всего два пескаря,
подкаменщик да крохотный окунишка.
Я вернулся к машине. Оказалось, что у всех резуль-
тат был такой же плачевный, как у меня.
— На обловленном отрезке реки рыба отсутствует, —
сделал вывод Резецкий.
Сашка предположил, что, возможно, новолуние вино-
вато. Но и Сашке никто не поверил. Дело было не в этом:
над лесом начинало, темнеть небо. А спустя некоторое
время показалась туча, мрачная, даже не темная, а почти
черная, и по верхушкам дубов пробежал резкий • ветер.
— А, вот где собака зарыта! — глянув ввысь, при-
свистнул мой приятель. — Теперь все понятно!
Рыба в самом деле является превосходным баромет-
ром: за несколько часов она чувствует приближение
ненастья и обычно перестает клевать.
—...Давайте посовещаемся, что делать, — предложил
Резецкий.
— Совещаться уже некогда, — усмехнулся Сашка,
растирая первую каплю дождя на загоревшей шее.
— Нет, надо же согласовать вопрос с товарищами, —
попытался было настаивать Юрий Александрович, но
крупные капли, упавшие и на его лысину, ускорили исход
дела. Резецкий сказал «едем», а когда мы уложили все
вещи в машину, он отдал заключительное рыболовецкое
распоряжение:
— Сашка, обмой мою рыбу и положи в сумку, а по-
том бери надлежащие темпы...
Шофер взял в левую руку свой кукан — на нем тя-
жело висели крупные рыбины; в правую руку взял кукан
начальника своего — на нем жалко болтались засохшие
мелкие рыбешки. Одновременно окунул их несколько
раз в воду, затем поднял и, как живую диаграмму, понес
к багажнику, весело улыбаясь.
Через несколько минут, догоняемые зловещей тучей,
мы уехали домой...
А перед следующей субботой, когда я предложил
приятелю снова вступить в контакт с Резецким, он по-
думал и сказал:
Рисунок Л1 Черемных
НА ФУТБОЛЬНОМ МАТЧЕ
Во все горлышко.
360
С. ШАТРОВ,
— Знаешь что? Давай целиться на попутную маши-
ну... А не случится попутной— будем ловить под горо-
дом...
И я согласился.
С. Шатров
„КАЗБЕКСКАЯ" ИСТОРИЯ
Мы сидели в ресторане «Казбек» под заснеженным
горным кряжем с могучим орлом на вершине. Справа от
орла из горного ущелья поднималась прекрасная го-
рянка с кувшином на плече. За горянкой шел здоровен-
ный натюрморт: битая дичь, фляга вина, опрокинутый
бокал. Роспись кончилась у джазового помоста. Джази-
сты сидели на высоких табуретах, задрапированных золо-
тистым плюшем. Несмотря на ранний час, музыканты
были уже немного навеселе. Они нахально разглядывали
публику и лениво перебрасывались репликами.
К нам подошел официант, пожилой мужчина с тол-
стым обручальным кольцом на левом мизинце. Он подал
меню в дорогом кожаном переплете. Катя полистала
книжицу и заказала салат и две порции битков по-
казацки, самое дешевое из всех блюд.
•— Пить будете? — спросил официант.
• А как же, — сказал я.
—- Столичную? Особую? Юбилейную? Из коньяков
имеется: «Ереван», «Пять звездочек»...
•— Лимонад будем пить, — сказала Катя.
Лицо у официанта сделалось кислое. Мне стало не-
удобно, и я заказал еще бутылочку сухого вина.
Официант исчез надолго. Он, видимо, решил не слиш-
ком церемониться с нами. Он появился так минут через
двадцать и сообщил, что биточки по-казацки кончились.
*-» Тогда дайте котлеты по-домашнему.
~ И котлеты кончились.
— Судак отварной, •— сказала Катя, заглядывая
в меню.
Судак за обедом кончился.
Яичницу, — сказала Катя.
Яичница кончилась, — сказал я.
— Точно, —- подтвердил официант.
«КАЗБЕКСКАЯ» ИСТОРИЯ
361
— Слушайте, — сказал я. — У вас на кухне не-
счастье случилось? Некому работать? Что ни спросишь —
все кончилось.
— Смотря для кого, — не скрывая своего презрения,
сказал официант. — Порционные блюда все налицо:
фирменный шашлык «Казбек», сациви, цыпленок та-
бака...
Официант перечислял блюда, не глядя на нас, словно
шахматист, играющий вслепую. Вдруг он встрепенулся и
бросился навстречу вошедшей компании. Впереди шел
рослый парень в черном свитере крупной вязки, в шер-
стяных брюках без отворотов. Каштановая бородка об-
рамляла его молодое лицо. Девицы, что шли сзади, были
тоже хороши: толстогубая, пышногрудая брюнетка
в таком узком платье, что непонятно было, как она в
него втиснулась, и другая — блондинка в белом свитере,
висевшем на ней, как балахон, и в юбке колоколом.
У обеих глаза были подкрашены синим. Они шли, гром-
ко разговаривая друг с другом, будто в ресторане, кроме
них, никого не было.
— Я вам столик оставил, — сказал заискивающе
официант.
Он подвел их к соседнему столику и снял с него таб-
личку:
«Занято. Делегация».
•— Вэл Пахомыч,— сказал парень, и тут я узнал его,
несмотря на бородку. То был Родька из нашей школы.
— Что будем кушать, герлс? — спросил Родька, когда
все расселись за столиком.
Кто сегодня бармэн? — спросил Родька.
— Сегодня в буфете работают Алексей Павлович, ~
ответил официант.
— Скажи ему, чтобы сбил «Золотой шар». Три кок-
тейля.
И Родька по возможности громко объяснил, какой он
любит коктейль, и затем долго и, видимо, со знанием
дела заказывал ужин, после чего величественно отпустил
приятно улыбающегося официанта. Я посмотрел на Катю.
Она сидела, не оборачиваясь, не глядя в сторону Родьки,
но я отлично понимал, что стоит ей эта встреча.
Родька закурил сигарету. Ударник джаза, молодой.
862
С, ШАТРОВ.
но рано располневший человек, перегнулся через барабан
и весело крикнул:
— Привет, Род! Девочкам скучно?
— Девочки хотят поразмять кости.
Ударник кивнул. Заухал барабан, призывая .джази-
стов изготовиться. Трубач вскинул трубу, и оркестр пу-
стился с места в джазовый галоп.
Родька встал со стула, следом поднялась брюнетка, и
они пошли покачиваясь меж столиков. Ритм все убыст-
рялся, и в музыке слышались тревожные паровозные
гудки, барабан и контрабас имитировали перестук колес
бешено мчащегося поезда, саксофоны выли вовсю, как
бы предчувствуя крушение. Танцоры запрыгали, закру-
жились, тщетно пытаясь совладать с неистовым ритмом,
только Родька, небрежно держа брюнетку за талию, еле
передвигал ноги. Он волочил их, словно его башмаки
были подбиты свинцовыми подошвами. Брюнетка тоже
еле отдирала туфельки от пола.
Я посмотрел на Катю. Она сидела совсем скучная. Ей,
наверное, вспомнилось все. Не так уж много времени
прошло с тех пор.
— Может, пойдем отсюда? — сказал я.
— Останемся, — сказала Катя.
Музыка кончилась, и Родька повел брюнетку к своему
столику. И тут он увидел нас.
— Салютик! — сказал он. — Все там же, на стройке
вкалываете?
— Вкалываем. А ты?
Он вынул цепочку с автомобильным ключом и начал
вертеть ее вокруг пальца.
• — Как видишь, перебиваюсь с водки на коньяк.
— Где работаешь?
— Не нуди хотя бы в ресторане, — сказал Родька. —
Расскажи-ка лучше, что вы делаете на стройке?
— Трудимся, — сказала Катя.
— Куете чего-то железного?
«— Знаешь что, — сказал я, — иди ты ко всем чертям!
-— А ты толком ответь: куете или не куете? Где вка-
лываете? На бетономешалке? Нет, наверное, по кирпич-
ной кладке ударяете. А ну, Катя, покажи свои трудовые
ручки. Так оно и есть, Днем на бетономешалке, а вечером
«КАЗБЕКСКАЯ» ИСТОРИЯ
303
коллективно песни поете. Роскошная жизнь! — И он из-
девательски пропел: — «Ой, цветет калина в поле у
ручья».
Мне захотелось дать Родьке оплеуху. Просто руки
чесались съездить ему по физиономии. По красивой, наг-
лой, развязной, улыбающейся физиономии. Точно так же
нахально он улыбался и острил в тот памятный день,
когда мы решили всем классом поехать работать на
стройку. В тот день у него была такая же самоуверенно-
нахальная, великосветская физиономия. И, наверно,
когда он объяснялся с Катей, с милой, застенчивой, чи-
стой, по уши влюбленной в него тогда Катей, у него,
ручаюсь, тоже была эта беззаботная, весело-шкодливая,
сволочная физиономия...
— Проваливай ты к своим герлс и к своим друзьям,
что целыми днями околачиваются около Центрального
телеграфа. Иди пей свой кальвадос, — сказал я.
— А кальвадос не плох,— сказал Родька. — Жал-
ко, у нас его не достанешь.
— Иди, иди, — сказал я,.— побегай за иностранцами,
может, подарят бутылочку и заодно выторгуешь у них
пару дырявых носков...
— И выторгую, — сказал Родька. — Тебе-то что?
A-а, понимаю, благородное негодование, напишешь
статью в газету. Хочешь, заголовок дам: «Встреча с ту-
неядцем».
Это было уже слишком. Я вскочил со стула.
— А ведь не ударишь, — сказал Родька, продолжая
улыбаться. — Побоишься за свою репутацию. Драка в
ресторане. Мне-то что. Мне бара-бир. А тебя на бюро
потянут. Будет скандал. Передовик производства, член
бригады коммунистического труда и вдруг учинил драку
в ресторане. Чэ-пэ! То-то, сэр!
Все клокотало у меня внутри. Я стоял перед ним с
сжатыми кулаками.
— Ладно, — сказал Родька. — Не дребезжи. Это
меня раздражает. Доедай лучше свой витаминный салат.
Он отвесил театральный поклон, сказал «салют, со-
временникам!» и удалился.
Родька не оставил нас в покое. Минут через десять
официант принес нам бутылку венгерского вина.
364
С. ШАТРОВ.
— Мы не заказывали, — сказал я.
— Это вам с того столика прислали, — пояснил офи-
циант. — Подарок, значит.
— Отнесите обратно, — сказал я.
Официат посмотрел на нас, как на темных, неотесан-
ных людей, не знающих элементарных правил ресторан-
ного обихода.
— Вы не беспокойтесь, — сказал он. — Так принято.
Они вам уважение делают. Если вы хотите им уважение
сделать — пошлите тоже подарок. А еще у нас так бы-
вает: они вам бутылочку, вы им две, они — три, вы им —
четыре. А потом, значит, столы сдвигают и пьют на бру-
дершафт...
— Не будем мы сдвигать столы, сказал я.
Официант отнес бутылку. Со столика Родьки донесся
взрыв смеха... Родька встал и подошел к помосту джа-
зистов. Он пошептался с ударником, и вскоре мы услы-
шали: «Ой, цветет калина в поле у ручья»... Джаз играл
эту песню с какими-то шутовскими вариациями...
— Теперь нам, кажется, пора, — сказала Катя.
Мы начали ждать официанта, чтобы расплатиться.
Его не так легко было заполучить. Он непрерывно кур-
сировал между Родькиным столиком, буфетом и разда-
точным окном.
— Послушайте, — сказал я пробегавшему мимо офи-
циату. — Подойдите, пожалуйста, к нам.
— Ах, какие вы, право, — недовольно оказал офю
циант. — Вы же видите, я занят! Не играюсь, ведь. Я им
блюда подаю. Блюда могут остыть. А они этого не лю-
бят, — и он, держа над головой поднос, рысью устре-
мился к буфету.
Я сидел, проклиная свою деликатность. Неважное
впечатление я произвел на Катю в роли ресторанного ка-
валера. Этакий робкий простачок. В эту минуту я зави-
довал Родьке. Завидовал его самообладанию, его непо-
бедимой самоуверенности, его спокойствию и нахальству.
Официант снова пробежал мимо нас с подносом,
уставленным закусками. И вдруг — я глазам своим не
поверил — передо мной возникла фигура Родькиной
матери. Она шла к их столику.
<КАЗБЕКСКАЯ» ИСТОРИЯ
365
— Я так и знала, что ты' здесь, — сказала она.—
Я так и знала...
За соседним столиком возникло минутное замеша-
тельство.
— Зачем ты пришла? — спросил, наконец, по воз-
можности спокойно Родька.
— Как ты мог это сделать? — сказала она.
— Не понимаю, что случилось? — сказал Родька.
— Ты отлично понимаешь. Как ты мог это сделать?
— Мама, здесь не место для семейных объяснений,—
сказал Родька.
— Никогда не думала, чтобы мой мальчик, мой маль-
чик... — она не договорила.
Она вынула платочек из старенькой сумочки и при-
жала, его к глазам. Руки ее дрожали. Да и вся ее худень-
кая, опущенная фигурка содрогалась от беззвучных
рыданий.
Толстогубая брюнетка демонстративно отвернулась и
начала пудриться, глядясь в зеркальце. Блондинка потя-
гивала через соломинку крюшон и с явным интересом
следила за развертывающимися событиями.
— Мама, выйдем! — сказал Родька. — Неудобно,
все-таки...
Мать отняла платочек от мокрого лица.
— А деньги красть у матери удобно? Последние
деньги, которые я отложила на отпуск. Ты же знаешь,
я тяжело больна. Мне нужно лечиться. И это все, что у
меня было. Боже, как ты мог...
— Не видел я никаких денег, — прошептал Родька.—
Идем отсюда.
— Не видел! Не брал! Что же ты хочешь, чтобы я
пошла в милицию...
— Ты этого не сделаешь! — испугался Родька.
— На этот раз сделаю!
— Мама, если ты меня любишь...
— Сделаю, — тихо сказала мать.
Родька вытащил из кармана смятую пачку денег.
Мать выхватила их, сунула в сумочку и направилась к
выходу.
— Мама! — засеменил вслед Родька. — Мне же рас-
платиться надо.
see .
0. ШАТРОВ.
Мать вышла, не оборачиваясь.
— Ну и компот! — сказал Родька, возвращаясь на
место. — Что теперь делать? У тебя деньги есть? — спро-
сил он у брюнетки.
— Ни фига! — спокойно ответила она, продолжая
глядеться в зеркальце.
— Когда приглашаешь девочек в ресторан, надо
иметь пенсы, — зло бросила блондинка.
Родька пошел к помосту джазистов. Он шепнул что-то
на ухо ударнику. Тот отрицательно помотал головой.
Родька вернулся явно растерянный.
— Слушай; — сказал он официанту. — Запиши ужин
на мой счет. Завтра рассчитаемся.
С лица официанта сползла улыбка.
— Не могу, — сказал он.
— Ты же меня знаешь не первый месяц.
— Знать-то знаю, а не положено.
— Хорошо. Тогда дай мне взаймы, как старому зна-
комому. Две согни.	*
— Не дам. Вы уж извините меня, доверия нет, по-
скольку вы у родной мамаши деньги украли.
Великолепный Родька проглотил оскорбление.
— Возьму двести, отдам — триста! Идет?
— Никак нет.
— Так как же быть?
— Придется старшину вызывать, — меланхолически
сказал официант.
— Пахомыч, это не по-товарищески, — сказал Родь-
ка. — Так с друзьями не поступают.
— Какой уж я вам друг...
— Голубчик, не делай этого, прошу тебя, не надо...
— Надо не надо, а такой у нас порядок...
Родька молитвенно сложил руки на груди:
— Пахомыч, дорогой, я возьму в долг.
Он подбежал к нашему столику.
— Ребята, выручите, — сказал он, задыхаясь.
— Нет у нас денег, — ответил я.
— Ребята, не откажите. Мы же в одном классе си-
дели. Ну что вам стоит? Вы же самостоятельные, вы же
работаете, вы получаете зарплату, я же ничего не имею,
на мамины подачки не проживешь, я нищий, ребята...
«КАЗбЁКСКАЯ» ИСТОРИЯ
№
— Не унижайся, — сказала Катя.
— Я не унижаюсь, у меня же безвыходное положе-
ние. Мне нельзя больше попадаться в милицию. Помо-
гите, ребята, нехорошо бросать товарища в беде, вы же
комсомольцы, где ваше сердце?..
У Кати задрожали губы, и мне показалось, что она
вот-вот расплачется.
Я полез в карман за деньгами.
— Не давай! — сказала Катя. — Не смей давать ни
копейки.
Я спрятал деньги. Родька метнулся к своему столику.
— Инга! Сузи! — сказал он. — Вы должны наскрести
деньги, я не могу идти в милицию. Вы же знаете, почему
я не могу...
— Я сказала: у меня ни фига нет! — отрезала брю-
нетка.
— Гуд бай! — сказала блондинка, поднимаясь. —•
Меня пригласили чуваки с того столика.
— Стоп! — сказал официант. — Никто отсюда не
уйдет.
Блондинка села.
— Так как же? Платить будем?—спросил официант.
— Ей-богу я отдам, Пахомыч, честное слово, — завыл
.Родька.
— Придется вызывать, — вздохнул официант.
Родька кинулся к нему и начал хватать его за руки
и скулить, и всхлипывать, и говорить взахлеб какие-то
жалкие слова.
Катя отвернулась.
— Ладно, — сказал официант, которому надоела вся
эта канитель. — Вызову директора.
Пришел директор, высокий, начавший седеть человек,
в защитном кителе с двумя орденскими планками на гру-
ди. Официант объяснил ситуацию.
— Ну что ж, есть выход, — сказал директор. —
Если товарищи согласятся отработать, мы не будем бес-
покоить милицию.
— Где отработать? — спросила брюнетка Сузи.
— Ясно, что не на сцене Большого театра, — сказал
директор. — У нас на кухне.
3b8
6. ШУФЧУК.
— Жарить вам котлеты! — сварливо огрызнулась
блондинка.
— Зачем мне? Посетителям. Да вам и не придется.
Вы же не умеете, не так ли?
— Им не приходилось, — подхалимски улыбнулся
Родька.
— А что же вы умеете?
— Водку пить! — пояснил официант.
— Тогда придется поработать подсобниками, — ска-
зал директор.
— А что значит подсобник? — спросила блондинка.
— Будете чистить картошку, выносить помои, девча-
там придется еще мыть полы...
— Я не согласна, — сказала блондинка.
— А это уж ваше дело, — ответил директор. — Иван
Пахомыч, действуй!
— Нет, нет! — крикнул Родька. — Мы пойдем!
— Вот это другой разговор! — сказал директор. —
Иван Пахомыч, принеси три спецовки.
Официант принес три синие спецовки.
- — Милости просим, — сказал директор.
— Я здесь не одену! — разозлилась блондинка.
— У нас не принято стесняться рабочей прозодеж-
ды, — сказал директор.
— Одевай, дура! — заволновался Родька. — Слы-
шишь, сейчас же!
Все трое надели спецовки. Развеселившиеся джазисты
грянули выходной марш из фильма «Цирк». Родькина
компания двинулась на кухню.
Я посмотрел на Катю. Кажется, она навсегда изба-
вилась от некоторых своих иллюзий и привязанностей.
Она улыбалась. Я — тоже.
Б. Шуфчун
ИНЦИДЕНТ
Почему, собственно, возник интерес к этому инциден-
ту, мне непонятно. На то бухгалтер и есть бухгалтер,
чтобы иметь иногда инциденты с начальством. Недаром
во время войны некоторые хозяйственники шутили:
ИНЦИДЕНТ
369
«Убей фашиста и бухгалтера». А позднее пошли анек-
доты, вроде того, что охотнику в лесу встретились три
разъяренных волка и бухгалтер, а в ружье — один па-
трон. В кого стрелять? «Конечно, в бухгалтера», — сле-
довал ответ при гомерическом хохоте. Я на такие поба-
сенки не обижался, а смеялся вместе со всеми. «Хорошо
же, — думал, — вас бухгалтеры доняли, коль про них
такие анекдоты сочиняете».
Ну, а теперь про инцидент. Инцидент как инцидент.
Самый обыкновенный.
Начался он так.
Приходит как-то мой начальник, по походке чув-
ствую — веселый. (Изучил я за десять лет совместной
работы даже его походку). Не успели его ботинки по ко-
ридору дробь простучать, как секретарша Катенька про-
сунула голову в приоткрытую дверь бухгалтерии и, ко-
кетливо поводя глазами, промурлыкала:
— Петр Иванович, вас просят!
Я Поправил галстук, вытер платочком лысину и, за-
хватив со стола очки, вышел из бухгалтерии. Захожу в
кабинет, а мой начальник, Павел Васильевич Тюбиков,
сияет, что твое солнце.
— Ну, брат, Петр Иванович, — говорит, — отмучи-
лись!
«Что, — думаю, — за счастливое сообщение. Должно
быть, сдали Дворец культуры». С ним, действительно,
помучились немало. Приемочная комиссия уж очень при-
дирчивой оказалась.
— Сдали дворец? — выпалил я, довольный.
Но, к моему удивлению, Павел Васильевич помор-
щился.
— Да нет, — махнул он рукой. — Не только в сдаче
счастье. Вот какое дело. Нам дали строить склад запча-
стей автотракторосбыта. Долго не хотел брать: и без
того работы много. Ну, и спросил шутя, мол, что от этого
будем иметь. А мне и отвечают: «Запчасти для автома-
шин в неограниченном количестве и вне фондов». Я, ко-
нечно, ухватился. И вот договорились, что мы получаем
со склада для наших легковых машин по два комплекта
заднего моста в сборе, по два комплекта автошин и раз-
ную дребедень. Всего на десять тысяч.
24 Золотой характер
370
6, ШУФЧУК.
Признаюсь, это сообщение меня немного смутило.
«Зачем, — думаю, — нам по два комплекта. К чему деньги
замораживать? Разве по одному мало?»
Должен сказать, однако, что мы с запчастями, дей-
ствительно, замучились.
— Ладно, — говорю. — Давайте счет. Завтра... да
нет, сегодня переведем деньги.
И вдруг, что это с товарищем Тюбиковым стало?! По
лицу вижу — недоволен.
— Никакого счета, — отвечает, — не будет. Нужны
наличные. Запчасти из розничного фонда. Отпускает
склад, а оформляет магазин. Понятно?
Чего тут не понять? Понятно. Только банк таких де-
нег не даст. Значит, надо брать из каких-то сумм, пред-
назначенных на другие цели. И потом, запчасти прода-
ются магазинами за наличные, чтобы обеспечить населе-
ние, а тут учреждение... Незаконно это. Неправильно.
Опустился я на стул. Говорю:
— Невозможно это.
Два, казалось бы, безобидных слова вызвали, такую
бурю в душе товарища Тюбикова, что о ней и расска-
зать трудно.
Так уж он нервничал, так нервничал. Я, мол, не себе
в карман деньги кладу, о деле беспокоюсь.
Только и мне известно, что законы не зря пишутся, и
финансовые границы не для шуток установлены.
— Это невозможно, — повторяю я, а у самого на
душе тоже неспокойно. Сердце вдруг напомнило о себе,
будто сжалось в комок. Волноваться стал.
Наконец товарищ Тюбиков вроде бы немного успо-
коился, о чем-то задумался, потом говорит:
— Вот две мои подписи. С вас ответственность
снята. Выполняйте указание.
Вышел я. А через каких-нибудь полчаса вижу около
меня этакий юркий снабженец появился, десять тысяч
ожидает.
Деньги в кассе были, но я решил их не давать. Пусть,
думаю, лучше мне попадет потом. Сказал снабженцу,
что еду в банк за деньгами, буду после обеда.
Сели мы с кассиром в трамвай. Он сошел у банка, а я
у здания райкома партии. Через пятнадцать минут секре-
ЮМОРЕСКИ
371
тарь райкома был полностью в курс? событий. Тут же
позвонил в совнархоз, и покупку запчастей отменили.
Вот и весь инцидент.
После этого Павел Васильевич Тюбиков перестал со
мной разговаривать Документы, которые я ему прино-
сил, подписывал молча. И, конечно, было мне это очень
неприятно.
Прошла неделя. Клонилась к концу вторая. И вдруг
однажды входит к нам в бухгалтерию Павел Васильевич,
такой это радостный, оживленный. Входит—и сразу ко
мне. Руку протягивает
— Спасибо, — говорит, — Петр Иванович. Спасибо!
«Что за напасть, — думаю. — Откуда такая горячая
благодарность?»
А он продолжает:
— Спасли вы меня от неприятностей, от темной ком-
пании. Только что из прокуратуры и прямо сюда. В ма-
газине:то, оказывается, орудовала шайка расхитителей,
и я чуть на их удочку не попался. Вот как законы-го об*
ходить...
А потом еще из райкома партии звонили, передавали
мне благодарность и велели сказать, что я герой.
У нас иногда преувеличивают события. Ну, какой я
герой? Смешно даже. Что, я по две нормы стали варю
или по три нормы угля на-гора выдаю? Я ведь просто
бухгалтер...
3. Юръга
ЮМОРЕСКИ
1. После примерки
Когда он впервые увидел ее на фоне мужских костю-
мов 52-го и 54-го размеров, он понял, что любовь с пер-
вого взгляда—это не детские сказки.
Он снова и снова приходил в магазин, но каждый раз
густая толпа поклонников (так, во всяком случае, ему
казалось) отделяла его от прилавка и девушки в синем
халатике.
Наконец он решился. Купив два билета на «Филумену
Мартурано», он пришел в магазин.
24*
372
3. ЮРЬЕВ.
— Здравствуйте, — с трудом выдавил он из себя,
как выдавливают из тюбика остатки зубной пасты.—
Простите, но мне хотелось бы...
— Для вас ничего не будет, — коротко отрезал синий
халатик.
— Да, я понимаю, но мне...
— Возьмите вот это! — И громадный черный костюм,
описав в воздухе баллистическую траекторию, упал в
его объятия. — Кабина налево.
Через мгновение он вышел из кабины уже переоде-
тый. Но вышел с трудом, ибо должен был придерживать
брюки зубами, тщетно пытаясь высвободить руки из
длинных, как пожарный шланг, рукавов.
— Ваш костюмчик,— вынесла приговор девушка, не
отводя глаз от счетов, — как влитой.
— Да, да, конечно, спасибо. — сказал он. — Знаете,
я хотел пригласить вас в театр на «Филумену Мартура-
но». Вот билеты... второй ряд партера...
Может быть, он говорил еще более красноречиво, мо-
жет быть, глаза его сказали больше, а может, просто
продавщица не привыкла, чтобы ее приглашали в театр
уже после покупки костюма, — как бы там ни было, она
подняла глаза на сжатые в комок билеты, и это означа-
ло «да».
— Вот и чудесно, — сказал он, — я пойду в новом
костюме.
Синий халат и еще более синие глаза выразили жи-
вейшее недоумение:
— В этом?
— Конечно.
— Да вы что, смеетесь? Вам же нужен костюм мини-
мум на шесть номеров меньше! Снимайте этот мешок,
подберем подходящий.
2. Случай с диссертацией
Алла вздохнула, выпрягчила уставшую спину и огля-
нулась. В читальном зале, где занимались филологи, ца-
рила обычная рабочая атмосфера: скрипели перья, ше-
лестели листы бумаги...
Вдруг шальной порыв ветра распахнул неплотно при-
ЮМОРЕСКИ
373
крытое окно, закружил в воздухе белые листы диссерта-
ций, шурша пересчитал страницы раскрытых книг, рас-
трепал аспирантские прически и умчался в главный ка-
талог.
Из груди диссертантов вырвался глухой стон от-
чаяния.
— Держите! — пронзительно взвизгнула какая-то
бледнолицая девушка и бросилась на пол.
Выйдя из оцепенения, диссертанты быстро поползли
по полу, ужами пробираясь между ножек столов. Алла
тоже шарила по полу, подбирая рассыпанные листки.
В пылу охотничьего азарта она пребольно ударилась но-
сом о чей-то лоб и подняла голову. Перед ней на четве-
реньках стояла бледнолицая девушка и упрямо тянула
к себе листок.
— Отдайте, — прошипела она.
— Позвольте, дорогая моя, — решительно ответила
Алла, — это моя диссертация. Вот видите. — Она стала
быстро читать: — «Повторение — мать учения». Видите?
Это же моя работа по методике.
— Ваша? — саркастически воскликнула девушка и
снова дернула листок. — Ваша? «Повторение — мать
учения»?! Ведь это же основной тезис моей работы!
Алла махнула рукой и выхватила целую стопку ли-
стков из-под ног пожилой дамы в пенсне. Дама не обра-
тила никакого внимания и лишь горестно пробормотала:
— Все прахом пошло! Ведь не пронумеровала стра-
ницы, дура, не пронумеровала!.. Как теперь восстано-
вишь?
— А вы попробуйте по смыслу, « великодушно пред-
ложила Алла.
Но дама, раскачиваясь, как мулла во время молитвы,
ответила:
— По смыслу ничего не выйдет. У меня ведь работа
не по смыслу, а по методике...
— Товарищи аспиранты и диссертанты! — громко
сказал юноша в очках. — Это не дело. Давайте разбе-
ремся в ситуации с научной добросовестностью. Не бу-
дем рвать друг у друга страницы. Сложим все вместе
наши научные работы, а я попробую зачитать вслух.
Авторов прошу поднимать руки. Начинаю: «Главная за-
374
М. ЭДЕЛЬ.
дача в обучении иностранному языку — это обучение
иностранному языку». Гм, это, кажется, из моей работы.
— Вам кажется, а я знаю, что это из моей! Это моя
мысль!
— Наша, наша мысль! — закричали сразу несколько
филологов.
— Так, пожалуй, и впрямь ничего не выйдет, —
вздохнул юноша. — У нас, видно, родственные темы.
Вот что, пересчитаем все найденные листки и разделим
их между собой равными частями.
Тут же прямым и открытым голосованием была из-
брана счетная комиссия из трех человек, которая и на-
чала раздел.
Через полчаса Алла получила сорок две страницы,
которые прекрасно подошли к ее работе как по формату,
так и по шрифту пишущей машинки.
— Молодец! — похвалил ее назавтра научный руко-
водитель, взвешивая на ладони заметно распухшую пер-
вую главу, — как это вы так быстро развили и углуби-
ли? Видно, пробрали вас мои нотации? Нелегко ведь
было, признайтесь?
*— Нелегко! — честно призвалась Алла.
М. Эдель
ЧЕТЫРЕ ВРЕМЕНИ ГОДА
Октябрь
Из окна кабинета видны березы, которыми обсажены
дорожки заводского двора. Сергей Петрович с грустью
наблюдает, как последние пожелтевшие листья, медлен-
но кружась на фоне полинявшего неба, возвещают, что
наступила глубокая осень.
Звонок телефона. На проводе Москва.
На одном конце провода Сергей Петрович, на дру-
гом — его товарищ по университету, руководящий ра-
ботник министерства.
— Николай Терентьевич? Коля, ты? Здравствуй, до-
рогой!
После недолгих справок насчет здоровья, а также
ЧЕТЫРЕ ВРЕМЕНИ ГОДА
375
невеселых соображений касательно того, что «стареем,
брат, стареем», Сергей Петрович приступил к делу:
— Слушай, товарищ большой начальник! Кого ты
мне прислал? Я о Дружининой говорю.
— Понятно. Послал тебе толкового, знающего ин-
женера. Притом с чудесным характером.
— Ты бы еще добавил: с русыми косами и синими
глазами.
— Совершенно верно.
— Так вот, слушай, это синеглазое дитя потребовало,
чтобы я его обязательно послал в цех. Именно в цех, и
сменным инженером.
— Требование вполне законное.
— При чем тут закон? У меня в цехах имеются такие
кадры, которые не очень подбирают выражения. Осо-
бенно, когда дело не ладится.
— Значит, прежде всего надо наладить дело.
— Вам оттуда легко советы давать.
— Между прочим, когда я был директором завода,
я тоже высказывал эти же бесценные мысли.
— Коля, ты мне друг?
— В принципе — да.
— Отзови Дружинину. Русые косы и синие глаза —
приятные вещи, но не для тяжелого машиностроения.
— Кого тебе прислать?
— Толкового парня, чтобы авторитет имел...
— Ничего, если направлю курящего? I? про чем, уго-
ворил.
— Договорились? Ну, спасибо. Привет!
Январь
Сквозь заиндевевшие стекла видны ветви с ватными
обшлагами. Звонок Сергея Петровича. Отвечает Москва.
— Коля, это ты? Здравствуй, дорогой! Да, да, ста-
реем, брат... А ты в особенности.
— За две тысячи километров видишь?
— Сужу по твоей памяти. Я же тебя просил насчет
Дружининой.
— Никак не найду на замену ей надлежащего парня,
А что Дружинина — плохой инженер?
376
М. ЭДЕЛЬ.
— Вообще-то она толковая. Но не приживается на
нашем заводе.
— Неужели критикой занимается? Ай-яй-яй!.. Я же
ее предупреждал.
— Николай Терентьевич! Прощу тебя серьезно. Вче-
ра на техническом совещании она поставила главного
инженера Орлова в такое положение, что ему хоть в от-
ставку подавать. На смех его подняли.
— Что же она так? Техническую неграмотность про-
явила? Или просто глупость сказала?
— Наоборот, она сама уличила Орлова в незнаком-
стве с некоторыми вещами. Так развеселила народ, что
нашему главному теперь в цех нельзя показаться. Оче-
видно, вообразила, что выступает на профкоме инсти-
тута.
— А тебя она не критиковала?
— Ну, я стреляный воробей. Привык уже. Но глав-
ный инженер — человек у нас новый, и давать его на
растерзание я не могу.
— Оказывается, сильнее русых кос и синих глаз у
вас на заводе и зверя нет?
— Выходит, нет. Кроме того, она южанка, а у нас
климат, сам знаешь, суровый. Отзови ее! Прошу. В ее же
интересах! Договорились? Ну вот, спасибо. Привет!
Апрель
Сергей Петрович прислушивается к доносящемуся из-
за окна воробьиному гомону. На березах набухают поч-
ки. Сергей Петрович думает, что березе давно пора раз-
вернуть листву, а вот, поди, она тоже не справляется
с программой.
Звонок телефона. Просит Москва.
— Здравствуй, Сергей Петрович. Это я, Николай.
— А, здорово, друг, здорово! Слушаю тебя.
— Имею честь сообщить тебе очередные неприят-
ности. Жалуется на вас пензенский завод. Недоволен
•вашей продукцией. Командируй в Пензу своего пред-
ставителя. Пусть на месте выслушает их претензии.
— Пошлю, пошлю. Они не правы. Мой представи-
тель ИМ ЭТО докажет в два счета.
ЧЕТЫРЕ ВРЕМЕНИ ГОДА
377
— Есть у тебя для этого толковый, зубастый, знаю-
щий инженер?
— Есть. Пошлю к ним заместителя начальника цеха
Дружинину.
— Кого?! С русыми косами и синими глазами?
— Именно ее.
— Как бы она там их не рассмешила. Еще нечаянно
вообразит, что выступает на профкоме института.
И там могут оказаться работники, которые не умеют
подбирать выражения.
— Во-первых, прошу не вмешиваться во внутренние
дела завода. Во-вторых, благодаря русым косам и синим
глазам в ее цехе даже самые заядлые сквернословы стали
подбирать выражения.
— Значит, Дружинину?
— Договорились. Спасибо, что позвонил. Привет!
Август
Жарко. Сергей Петрович расстегнул ворот чесучовой
куртки и открыл дверь балкона. Портьера тотчас же вы-
гнулась, подобно парусу.
В кабинет вошла секретарша и микрофонным голо-
сом сообщила:
— Вас вызывает Москва.
Сергей Петрович снял трубку.
— Николай Терентьевич? Слушаю тебя. Здорово!
Забыл ты нас совсем.
— Представь себе, не забыл. Старею, но в меру. Сер-
гей, ты меня дважды просил отозвать Дружинину? Так?
Сегодня же выполняю твою просьбу. Направляем ее на
мелитопольский завод.
— Кто это «мы», позвольте узнать?
— Мы, министерство.
— Быстро решаете, дорогие товарищи!
— Между прочим, прошел почти год, пока мы этот
вопрос решили. Не захваливай нас, как это ни приятно
Ты ведь сам просил.
— Что-то я не помню. Серьезно говорю.
— Ну, хорошо. Мы отзываем Дружинину в ее же
378
М. ЭДЕЛЬ.
интересах. Она южанка, а у вас, сам знаешь, климат
суровый.
— Плохо наш климат знаете. Во-первых, в нее влю-
бился заместитель главного механика.
— А во-вторых?
— Во-вторых, она к нему тоже неравнодушна. Све-
дения точные. А жену с мужем не разлучают.
— Но она ведь еще не жена?
— Сейчас дам команду, и они сегодня же зареги-
стрируются.
— Но у тебя ведь туго с жильем. А молодоженам
требуется приличная квартира.
— На все пойду! Дам квартиру, а в Мелитополь си-
ние глаза и русые косы не поедут.
— Окончательно решил?
— Твердо!
— Понятно. В таком случае прошу подсказать, когда
прислать ей поздравительную телеграмму. Все же я, что
называется, дал ей путевку в жизнь.
•— Обязательно сообщу. Договорились? Ну вот, спа-
сибо. Привет!
Сергей Петрович положил трубку, вытер платком
шею и подошел к окну. Прошел дождик. За окном под
ветерком кипела изумрудной листвой береза.
Директор подмигнул березе и сказал:
— И что он выдумал? Когда это я просил его ото-
звать Дружинину? Просто шуток не понимает.
СОДЕРЖАНИЕ
В. Ардов. Больное ме-сто .	. Юрий Арбат. Изгнание Пимена .	• • • < • • « «	•	а •	fl	3 6
Вит. Аленин. Незаменимый Волчок	•	•	•	а	•	12
Ю. Алянский. Трудный день Васи Птичкина		• •	18
Мих. Андраша. Страницы любви .	а	•	•	•	• •	21
Н. Баженов. Ирония судьбы .	• • • *	•	а	24
Николай Бараненков. Пропавший маловер		•	а	29
А. Вампилов. Успех t «	*	• • • 	•	а	33
Арк. Васильев. Личйое местоимение	•	•	а	•	•	а	37
А. Вихрев. Столб .	,		*	а	41
Мих. Владимов. Его портрет .	•	а	•	♦	•	4	46
В. Галъковский. Сыночек ,	«	• • * •	• •	49
В. Горский. Ключи .	•	• • * •	•	а	52
Н. Грибачев. Ведьма .	•	•	е	•	а	»	56
Я. Длуголенский. Новичок	• • • •	а	>	66
Виктор Драгунский. Железный характер .		• •	70
Я. Дымской. Петя ,	.	.	.	• 1 • •	в	а	71
Вл. Дыховичный и М. Слободской.	Воскресение	в по-	
недельник .	.	«	»	а	•	•	•	А	75
Борис Егоров. Кисти и краски .	• • • •	» •	84
Давид Заславский. Винтик с рассуждением .		• •	90
Сергей Званцев. Нарушитель ,	,	•   	а	а	94
Ю. Золотарев. С благословения взрослых		»	а	99
В. Зубихин. Обмен опытом .	•	»	а	'	4	• •	101
Юрий Казаков. Кабиасы .	• • • •	• •	102
Варвара Карбовская. Улыбка	• • • •	• 	112
Лев Кассиль. Душескреб .	.	« Н. Катков. Юморески	•	•	•	а	а	114
1. Затмение				119
2, Объяснение в любви .	4	9	•	«	а	•	122
Ф, Кафтанов. Исповедь «Отрицательного...»		.	124
В. Комов. Совесть в портфеле ....		.	130
И. Костюков. Хозяйственный подход		.	132
В. Куканов. Пострадавший			.	137
Н. Лабковский. Случай в «Гастрономе» .		.	140
Л. Лагин. Про злую мачеху			.	142
Af. Ланской. Воспитание на хозрасчете .		.	147
Б. Ласкин. Начало карьеры .	.	.	.	.		.	151
Мих. Левитин. Накачка		.	159
Леонид Ленч. Новоселье			.	164
М. Локтюхов. Иван Кузьмич занемог		.	171
Н. Ломсков. Нечистая сила			.	175
В. Матушкин. У чудотворного источника В.	Михайлов Юморески 1.	Бестактность 	 2.	Лицо и затылок	 3.	Пораскинули мозгами .... В. Мясников. Горечь победы	 Семен Наринъяни. Случай в дороге . Э. Пархомовский. Ох, эта слава	 Вит. Пашин. Изобретатель	 В. Подольский. Золотой характер .	.	. Ян Полищук. Юморески		.	178 182 183 184 185 192 198 202 207
1. Предметный урок ....		211
2. Развернутая автобиография .		.	213
3. Пыль столбом	 Николай Полотай. Юморески		.	215
1. В последний путь .	.	,	.	.		.	217
2. Верх оперативности	♦	,	.	.		. 218
3. Как я собирался в школу ,	,	• 	. 220
Владимир Поляков. Это счастье «	.	•	• Борис Привалов. Юморески	а	•	. 222
1. Заколдованный Дудиков .	0	.	226
2. Одним пальцем ......	* *	,	229
3. Букет	........ Б. Протопопов. Юморески		.	232
1. Когда мы жалостливы .	.	.	.	• •	.	234
2. «Государственный» человек .	* •	.	237
Г. Радов. Челомбитько и Лиходед .	• «	. 238
Иван Рахилли^Красная шапочка .	.	.	. Зиновий Рыбак. Юморески	• •	.	253
1. Признаки жанра	.	.	259
2. Любовь с первого взгляда .	260
3. Взятка		.	,	.	263
Г. Рыклин. Второе зеркало .	. ".	266
В. Санин. Кошмарная должность .	.	.	270
А. Светов. Радостное событие .	.	.	273
М. Семенов. Вторая любовь .	276
Игорь Седов. Мероприятие ,	280
О. Смирнов. Помидоры	284
Г. Соколов. Мастера рапортажа .	288
Иван Стаднюк. .На побывке .	292
В: Субботин. Старт и финиш .	307
В. Ткаченко. Странное дело		310
Вл. Тюрин. «Гипотенуза» .	316
Дм. Федоров. Реликт ....	*	318
В. Холод. Злая шутка		325
Елена Цугулиева. На своем месте .	333
В. Чиликин. Пятачок и горошина .	340
А. Чистяков. Горе на моторе .	343
Илья Швец. Руководящий рыболов .	350
С. Шатров. «Казбекская» история .	360
Б. Шуфчук. Инцидент .	.	368
3. Юрьев. Юморески	
1. После примерки ....	371
2. Случай с диссертацией .	372
М. Эдель. Четыре времени года .	374
Составитель
Борис Авксентьевич
Привалов
ЗОЛОТОЙ ХАРАКТЕР
*
Редактор М. Д. Карунный
Обложка и титул худ. Л. П. Лазовской
Художественный редактор Э. А. Розен
Технический редактор А. С. Елагин
Сдано в набор 18.ХИ.61 г.
Подписано к печати 24.III.62 г.
Формат бум. 84 х Ю8/32: Физ. печ. л. 12,0,
Усл. печ. л’ 19,68. Уч.-изд. л. 21,2. Изд. инд. ХЛ-394.
АО1262. Тираж 100 000 экз.. Цена 79 коп.
Издательство <Советская Россия».
Москва, проезд Сапунова. 13/15.
Набрано в типографии издательства «Советская
Россия», Москва, Г-19, ул. Маркса и Энгельса, 14,
Заказ № 630.
Отпечатано в 1-й типографии Медгиза, Москва,
Ногатинское шоссе, д. 1. Заказ № 163