Избранные атеистические произведения - Марешаль С.

Автор: Марешаль С.

Теги: философия атеизм

Год: 1958

Похожие

Избранные атеистические произведения. Научно-атеистическая библиотека

Избранные атеистические произведения

Текст

Ответственный редактор
академик
С. Д. С к а з к и и

:
СИЛЬВЕН МАРЕШАЛЬ
Философ, видный публицист и общественный деятель
периода французской буржуазной революции 1789—
1794 гг., Сильвен Марешаль занимает своеобразное место
в истории философской и общественно-политической
мысли Франции конца XVIII — начала XIX в. Продолжая
традиции Жана МеЛье, он попытался связать
материалистическую философию с принципами утопического
коммунизма. Убежденный сторонник дореволюционного
французского материализма, позже он пришел в лагерь
революционного бабувизма, стал одним из выдающихся
его теоретиков и пропагандистов. Как накануне и в годы
революции, так и после нее Марешаль вел активную
борьбу против религии и религиозных организаций. Он
известен как выдающийся воинствующий атеист своего
времени.
Всего этого было более чем достаточно, чтобы
Марешаль вызвал к себе лютую ненависть реакционных кругов.
И действительно, его имя долго было мишенью яростных
нападок со стороны феодально-клерикальных и
реакционных буржуазных писателей. Еще при жизни философа,
в 1802 г., по случаю выхода его «Словаря древних и
новых атеистов» Делиль де Саль выпустил большую книгу,
в которой «опровергал» материалистические и
атеистические взгляды Марешаля ссылками на тексты... священного
писания. Делиль де Саль пытался запугать «порядочную
публику» призраком санкюлотства и террора. С выходом
«Словаря», писал он, «все друзья гражданского мира
почувствовали себя на миг возвращенными в царство
презренной анархии времен Анаксагора Шометта и «Отца
Дюшена»» 1.
1 «Mémoire en faveur de Dieu. Par J. de l'Isle de Sales», Paris,
1802, p. 245.
5

Дамирон и другие противники материализма и
атеизма приложили много усилий, чтобы представить Маре-
шаля в самом невыгодном свете1. Даже в тех скупых
строках, которые уделялись Марешалю в
энциклопедических и биографических словарях, противники философа
вопреки элементарной объективности всячески чернили
его память. Так, в «Biographie Universelle» Марешаль
назван «одним из самых наглых софистов XVIII в.»2
Время не смягчило острую ненависть реакционеров к
человеку, осмелившемуся выступить против бога и
частной собственности. В 1936 г. в Париже вышла книга
А. Фюзи, посвященная опровержению взглядов Мареша-
ля. Характерно, что если более ранние критики Маре-
шаля брали под удар преимущественно его
материалистические и атеистические воззрения, то Фюзи главным
образом «опровергал» коммунистические идеалы
философа.
Литература, сообщающая более или менее достоверные
сведения о Марешале, незначительна. Здесь в первую
очередь нужно назвать воспоминания приятельницы Ма-
решаля, Гаскон Дюфур, помещенные в качестве
предисловия к работе философа «О добродетели», и предисловие
его друга, известного астронома Лаланда, к первому
изданию «Словаря». К сожалению, и Дюфур и Лаланд дают
очень мало сведений о деятельности Марешаля в период
французской революции и совершенно обходят вопрос
о его участии в бабувистском движении. Несколько
страниц о социальных взглядах Марешаля можно найти в
работе Лихтенберже3"и в других книгах по истории
бабувизма.
В 1950 г. в Париже вышла посвященная Марешалю
монография Доманже4, содержащая огромный
фактический материал о жизни и деятельности философа. Многие
утверждения Доманже являются, на наш взгляд, невер-
1 P. D a m i г о п. Mémoire sur Naigeon et accessoirement sur
Sylvain Maréchal et Delaland. Paris, 1857.
2 «Biographie universelle» (Michaud), t. XXVI, p. 517.
3 A. Lichtenberger. Le socialisme et la Révolution
française. Paris, 1899.
4 Maurice Dommanget. Sylvain Maréchal.
L'égalitaire«L'homme sans Dieu». Sa vie, son oeuvre. Paris, 1950.
6

ными, но это не лишает его книгу значительной
познавательной ценности.
На русский язык произведения Марешаля почти не
переводились 1. Совершенно незначительна и литература
о нем на русском языке2.
* * *
Сильвен Марешаль родился в Париже в 1750 г. в
семье торговца. Вопреки желанию отца,
предназначавшего сына к коммерческой деятельности, последний,
окончив среднюю школу, работал в известной парижской
библиотеке Мазарини. Здесь он приобрел ту
исключительную эрудицию, которая поражала всех, кто его знал.
Марешаль писал, что должность библиотекаря, столь
незначительная в глазах многих, принесла ему громадную
пользу, ибо дала возможность сличить «великую книгу
природы с лучшими книгами, созданными человеческим умом»3.
Литературная деятельность Марешаля начинается в
1770 г. изданием сборника пасторалей («Bergeries»),
слабых в художественном отношении, воспевающих
природу и пастушескую жизнь, полных рассуждений об
абстрактном добре и добродетели. В этом сборнике
королевский цензор не нашел ничего, что могло бы
препятствовать его опубликованию.
1 Вот исчерпывающий перечень: «Путешествия Пифагора,
знаменитого самосского философа, или Картина древних славнейших
народов, изображающая их происхождение, таинства и
достопамятности», сочинения г. Марешаля де Сильвень, перев. с франц., 6 ч.,
с фигурами. М., 1804—1810; отрывки из «Французского Лукреция»
(опубликовано под названием «Стихи против бога» в книге:
«Атеизм и борьба с церковью в эпоху Великой французской революции»,
сборник материалов, ч. I, М., 1933); «Страшный суд над королями»,
пер. К. Н. Державина («Театральное наследство», Л., 1934).
2 И. П. Вороницын. История атеизма. М., 1930; Χ. Η. Μ о
μα ж я н. Сильвен Марешаль.— «Известия Академии наук
Армянской ССР», № 1—2, 1944 (в переработанном виде легла в основу
настоящей статьи); Ю. Г. О к с м а н. Из истории агитационной
литературы двадцатых годов. Сб. «Очерки из истории движения
декабристов», М., 1954; «История французской литературы», т. II, М.,
1956, стр. 71—80; С. С. Ланд. У истоков «Оды к юности» —
«Литература славянских народов», вып. 1, М., 1956.
3 «Livre échappé au délige, au Pseaumes novellement
découverts», Paris, 1784, p. VII.
7

Вслед за первой книгой Марешаль в 1770—1777 гг.
издает сборних стихотворений *, написанных в
подражание древнегреческому лирику Анакреону. Характеризуя
этот период своего творчества, Марешаль писал:
«Желаете знать, какова моя жизнь? Если бы историк взялся
описать ее, труд его не был бы объемистым. Моя наука
и моя система, мои проекты и мои желания, мои наиболее
значительные деяния и успехи могли бы быть выражены
двумя словами: он любил> 2.
Стихи Марешаля, написанные в духе
анакреонтической лирики, были лишены сколько-нибудь заметной
социальной значимости. Поэт избегал социальных и
политических вопросов, проявлял лояльность к существующим
порядкам и даже не смог уберечь себя от соблазна
посвятить свои стихотворения королеве
Марии-Антуанетте.
Надо, однако, указать, что уже в ранний период
творчества Марешаль воспевает простых людей из народа,
которые являются для него носителями чистых нравов,
правды и справедливости. Достоин упоминания и тот
факт, что ранние произведения Марешаля уже свободны
от религиозно-мистических настроений, обнаруживают
его индифферентизм к религии. Защищаемые им
абстрактно-гуманистические моральные максимы не опираются на
религию, хотя если внимательно приглядеться, то
нетрудно заметить, что заключенная в них проповедь
абстрактного человеколюбия немногим отличается от евангельской
нагорной проповеди.
Однако такой чуткий и сострадательный к бедствиям
народа человек, как Марешаль, не мог долго
довольствоваться сочинением безобидных од и пастушеских элегий в
период, когда с огромной силой нарастали классовые
противоречия и социальный барометр предвещал бурю. Это
был канун французской буржуазной революции 1789—
1794 гг. Феодально-абсолютистский строй, обреченный на
гибель всем ходом исторического развития, делал лихо-
1 «Le temple de l'hymen, dédié à l'amour» (1771), «Essais de
poésies légères, suivies d'un songe» (1775), «Chansons anacréontiques
du Berger Sylvain».— «Bibliothèque des amants, odes erotiques»
(1777) и др.
2 S. Maréchal. Chansons et poèmes anacréontiques. Paris,
(б. г.), p. 47—48.
8

радочные усилия продлить свое существование. Власти в
страхе сжигали одну «опасную» книгу за другой. Тюрьмы
наполнялись врагами феодального порядка. Королевское
правительство стремилось суровыми репрессиями
подавить революционные силы. Но все было тщетно.
Феодализм превратился в реакционную социально-политическую
систему, которая задерживала дальнейшее развитие
промышленности и торговли, лишала миллионы людей
стимулов к труду. Французская деревня, задавленная
бесчисленными феодальными поборами и налогами, шла
навстречу страшной пауперизации. Толпы оторванных от
земли нищих крестьян побирались на дорогах страны. Не
менее тяжелым было положение в городах. Так, в Сент-
Антуанском предместье Парижа ежемесячно умирали от
голода сотни бедняков. В этих условиях с каждым годом
усиливался протест народа против феодальных порядков,
против королевской власти, стоявшей на страже интересов
господствующих феодальных сословий — дворян и
духовенства. Всенародная борьба против
феодально-абсолютистского строя возглавлялась буржуазией, которая в ту
эпоху выступала как прогрессивная сила, как носительница
исторически более передового способа производства.
Мысли выдающихся идеологов различных слоев
дореволюционной французской буржуазии — Вольтера, Дидро,
Гельвеция, Гольбаха, Руссо и многих других вдохновляли на
борьбу широкие массы.
Это мощное идейное движение не могло рано или
поздно не увлечь и Марешаля, выходца из
оппозиционного третьего сословия, страстно мечтавшего о счастье
человека, об утверждении «золотого века» свободы и
справедливых отношений между людьми.
Марешаль ищет контакта с оппозиционными кругами,
устанавливает личные связи с рядом выдающихся в
будущем деятелей революции, например Демуленом и
Дантоном.
Глубокие социальные противоречия эпохи начинают
привлекать внимание молодого поэта. Восторгаясь
горами, долинами и реками, он не может уже пройти мимо
разящего контраста между величественной природой и
жалкой жизнью людей. Идеализированная в стихах
Марешаля пастушеская жизнь не имела ничего общего с
реальной французской деревней, о которой Руссо писал: «Исто-
9

Ценные лошади, издыхающие под ударами; жалкие
крестьяне, изнуренные голодом, надломленные усталостью
и одетые в лохмотья; развалившаяся деревушка — все это
представляет глазу печальное зрелище».
В этих условиях лира Анакреона была глухим,
незвучным инструментом. Марешаль откладывает ее в сторону,
чтобы действовать новым оружием.
К концу 70-х годов начинается новый период в
творчестве Марешаля. Он испытывает сильнейшее влияние
Руссо, наиболее решительного врага социального
неравенства и деспотизма, теоретика народоправства и
эгалитаризма. Под влиянием руссоистских идей
Марешаль дает клятву отдать свои силы освобождению
народа от нищеты и бесправия. Теперь его волнуют новые
мысли и чувства. Он выступает с разоблачением
деспотизма, прославляет народовластие, ратует за свободу и
равенство граждан. Он стремится превратить свою поэзию в
средство достижения этих заветных целей. Он пишет в
своем «Призыве к поэту»: «Лучше разбить свою лиру, чем
посвятить ее честолюбию и низкой лести. Пусть твоя
лира, твоя музыка никогда не станет соучастницей тирании
и не пытается украсить цветами цепи, которые куются
тираном для твоих сограждан. Пусть любовь к родине и
истине, как священный огонь в глубине твоего сердца,
вечно вдохновляет и воспламеняет тебя» 1. Оскверняя свою
лиру, пишет Марешаль, он сумел бы добиться
покровительства богачей, но предпочитает тернистый путь
борьбы за правду и добродетель. На смерть автора
«Общественного договора» Марешаль в 1779 г. откликается
прочувствованным* некрологом в стихах. Он оплакивает
Руссо как верного друга угнетенного человечества. Руссо для
него — знамя свободы. Имея в виду Руссо, Марешаль
восклицает: «Народ, он посвятил тебе свое жгучее
красноречие. Е,го перо ответило за тебя богачам и
вельможам» 2.
В работе «Le livre de tous les âges, ou le Pibrac
moderne», написанной в руссоистском духе, Марешаль бичует
деспотизм и аристократию: «Не ищите достоинств в сре-
1 cLe livre de tous les âges, ou le Pibrac moderne», Paris, 1779,
p. 189—190.
2 cLe tombeau de J.-J. Rousseau», Paris, 1779, p. 4.
10

де привилегированных. Они могут оказаться в этой среде
лишь по недоразумению или случайности» 1. Богатство и
роскошь, заявляет Марешаль, находятся в руках тех,
которые не работают; народ — источник всех благ, и,
однако, он лишен всего. «Что станет с этими бесплодными
дворянами,— многозначительно спрашивает он,— если
народ, который кормит господ, откажется предоставить в их
распоряжение свои трудолюбивые, созидающие руки?»2
Он защищает идею уничтожения абсолютизма,
ограничения королевской власти. Король, согласно Марешалю,
должен быть подчинен законам страны: «Тот, кто царствует,
должен быть рабом национального кодекса. Он должен
дать отрубить свою голову, если таково требование
закона».
Через два года в известной своей работе: «Фрагменты
моральной поэмы о боге» («Fragment d'un poème
morale sur Dieu», 1781) Марешаль уже вплотную подошел
к республиканской идее, открыто провозглашал и
отстаивал право народа на революцию, на свержение
монархического строя. Он обращался к королям: «Ваши права
священны до тех пор, пока счастлив народ. Вы получаете
свои права не от бога, а от народа... Ваши подданные в
момент отчаяния могут занести свои руки на ваши
священные головы, завладеть короной и вернуть себе
свои права». Поэт-мыслитель как бы предвидел 1793 год:
«Придет, придет тот день, когда вы, монархи, без
свиты, без побрякушек предстанете перед трибуналом
законов и народы станут судить своих королей».
В анонимной работе: «Книга, спасшаяся от потопа»
(«Le livre échappé au deluge»), написанной в 1784 г.,
Марешаль заявляет, что все сыны матери-природы рождены
равными и свободными и преспокойно могут обойтись
даже без добрых царей 3. Он отвергает иллюзии о
просвещенных монархах: «Никогда цари не смогут сделать
людям, себе подобным, столько добра, чтобы заставить их
забыть о том, что все между собою равны...»4
Таким образом, Марешаль принадлежал к числу тех
одиночек в среде просветителей и политических деятелей,
1 cLe livre de tous les âges, ou le Pibrac moderne», p. 8.
2 Ibid., p. 48.
3 См. наст, изд., стр. 85.
4 Там же.
И

которые еще до революции отстаивали республиканские
идеи. Вспомним, что даже Робеспьер и Марат пришли к
идее республики лишь в процессе самой революции.
Замечательно, что уже на данном этапе своего
развития Марешаль, в отличие от многих просветителей
XVIII в., не ограничивается нападками на двор и
аристократию. Он ополчается против крупной буржуазии,
«бесстыдных богачей», «аристократов без фамильных гербов»,
которые живут за счет чужого труда. Он саркастически
бичует власть золота: «Есть один бог, для которого все
возможно. Его редкие добродетели признаются «всеми
смертными. От скипетра до пастушеского посоха — все
и всюду славят этого бога, являющегося отцом всех
богов. Он имеет также своих мучеников и совершает
чудеса. Одно его присутствие заставляет его пророков то
молчать, то говорить. Тот, кто соприкасается с его
алтарем, излечивается от всех своих недугов; наделенный его
милостями перестает быть порочным. Наиболее любимые
его фавориты могут без зазрения совести делать все. Этот
бог не имел ни одного неверующего в него. Все неустанно
славят это божество. Добродетель, таланты и даже
красота получают свою силу от него. Без него они мало что
собой представляют. Он первопричина всего сущего! Без
него человек еще и теперь был бы ничем... На колени,
смертные! Этот бог — золото» 1.
Мечта о социальном строе, при котором нет богатых
и бедных, угнетателей и угнетенных, а единственной
властью является власть отца над семейством, в более или
менее отчетливой форме пронизывает, начиная с 1777 г.,
почти все работы Марешаля. Он утверждает, что такое
идеальное человеческое общество уже существовало в
прошлом. Это был «золотой век», воспетый античными
поэтами. Задача заключается в том, чтобы вновь к нему
вернуться.
Наиболее резко высказался Марешаль против
социального неравенства накануне революции, в 1789 г., в
«Premières leçons du fils aîné d'un roi par un Député
présomptif aux futurs Etats généraux».
Работа эта оыла написана после того, как
королевский двор, стремясь предотвратить катастрофу, решил
созвать Генеральные штаты. «Хаос,— пишет Марешаль,—
1 «Fragment d'un poème moral sur Dieu», p. 28.
12

который якобы предшествовал творению земли, ничто по
сравнению с хаосом, который господствует ныне на
поверхности земного шара, и ад, которым мне угрожают,
не может быть хуже, чем жизнь, которую ведут в
обществе свободные и равные люди, являющиеся в
действительности на три четверти рабами и на одну четверть
господами» 1.
Еще до революции Марешаль, говоря о равенстве,
вкладывал в это понятие более радикальное содержание,
чем это делали многие из якобинцев 1793—1794 гг.
Опережая вождя «бешеных», Жака Ру2, Марешаль
утверждал, что при наличии в обществе богатых и бедных,
сытых и голодных свобода может стать лишь формальным
понятием. «Нас трое против одного, нашим намерением
является восстановление на земле тех порядков, которые
некогда существовали, т. е. наиболее совершенного и
наиболее законного равенства... Сделаем землю общим
достоянием всего населения. Если найдется среди нас
человек, который имеет два рта и четыре руки, было бы
совершенно справедливо давать ему двойную порцию еды;
но если все мы созданы по одному образцу, то давайте
делить пирог поровну, и пусть каждый приложит руки
к тесту...» 3
Марешаль понимал, что его идеал социального
равенства, уничтожение паразитического существования одних
людей за счет других, превращение земли в общее
достояние всего народа не могут быть осуществлены в
современную ему эпоху. «Все то,— восклицал Марешаль,—
что я пишу по этому вопросу (о социальном равенстве.—
Χ. Λί.), является не более как сказкой в данное время, но
я утверждаю, что в будущем оно станет
действительностью» 4.
Как же мыслил Марешаль уничтожение социального
неравенства? Ставил ли он вопрос об уничтожении
частной собственности?
1 «Premières leçons du fils aîné d'un roi...», Bruxelles, 1789, p. 97.
2 Имеется в виду известное выступление 29 июня 1793 г. на
заседании Парижской коммуны, где Ру заявил: «Какая это свобода,
если один класс людей может заставить голодать другоА? Какое
это равенство, если богачи посредством своей монополии
пользуются правом распоряжаться жизнью и смертью себе подобных?»
â «Premières leçons...», p. 34—35
4 Ibid., p. 35.
13

Внимательное изучение работ Марешаля показывает,
что, продолжая оставаться на позициях руссоистского
эгалитаризма, он не поднимал вопроса об уничтожении
частной собственности. Напротив, право на собственность он
рассматривал как «священное право» и считал его основой
общественных законов. «Уважайте,— писал он,— хижину,
где бедняк живет свободно. Никогда не нападайте на
право собственности. Священная даже для королей, она
поддерживает равновесие законов общества» 1.
Задача, по мнению Марешаля, заключается в том,
чтобы заново перераспределить собственность (в первую
очередь земельную) и сделать людей владельцами равных
благ. Таким образом, предреволюционный Марешаль был
сторонником мелкобуржуазного эгалитаризма. Но нельзя
забывать, что мелкобуржуазное понимание равенства,
столь реакционное в наше время, накануне французской
буржуазной революции было требованием наиболее
передовых, радикальных слоев французского общества.
«Идея равенства мелких производителей,— писал
В. И. Ленин,— реакционна, как попытка искать позади,
а не впереди, решения задач социалистической
революции. Пролетариат несет с собой не социализм равенства
мелких хозяев, а социализм крупного обобществленного
производства. Но та же идея равенства есть самое полное,
последовательное и решительное выражение буржуазно-
демократических задач» 2.
Заканчивая изложение предреволюционных социально-
политических взглядов Марешаля, следует отметить, что
ортодоксальным руссоистом он не был. Бесспорно, что
в социально-политических вопросах он следовал за Руссо.
Но между учителем и учеником имелось и существенное
расхождение. Руссо — идеалист и сторонник деистической
религии. Марешаль же еще до революции — сторонник
материалистической философии и воинствующий атеист.
Сочетание социально-политической концепции Руссо с
материалистической и атеистической философией является
отличительной особенностью мировоззрения Марешаля.
Эта особенность делает фигуру Марешаля оригинальной
и в своем роде единственной среди видных деятелей
французского просвещения.
1 «Le livre de tous les âges...», p. 9.
* В. И. Ленин. Соч., т. 12, стр. 316.
14

* * *
Французская буржуазная революция 1789 г. не
явилась для Марешаля неожиданным событием. Он ждал
революции, предвидел ее, боролся за ее победу. Он
восторженно приветствовал наступление «царства разума», но
очень скоро понял, что пришедшая к власти крупная
буржуазия меньше всего заинтересована в возврате к
«золотому веку», к установлению подлинной свободы, равенства
и братства.
С первого же дня переворота Марешаль оказался в
рядах наиболее радикальных революционных элементов.
В январе 1790 г. Марешаль издавал газету «Tonneau de
Diogène ou les révolutions de clergé», которая после 33-го
номера была закрыта. В сентябре того же года, после
смерти Лустало, он стал фактическим редактором одной
из самых влиятельных демократических газет эпохи
французской революции — «Révolutions de Paris». Ее издателем
и официальном редактором был Жак Прюдом — человек
совершенно бесцветный и тщеславный, не разрешавший
сотрудникам, в том числе и Марешалю, подписывать свои
статьи. А именно многочисленные статьи последнего,
помещенные в «Révolutions de Paris», создавали славу
газете, завоевывали ей авторитет в глазах читателей,
оказывали большое влияние на ход политических событий.
Из номера в номер Марешаль нападал на половинчатую
политику Национального собрания. Он отлично понимал,
что засевшие в Национальном собрании представители
крупной буржуазии боятся дальнейшего углубления
революции, революционной инициативы народных масс, что
они пытаются отстранить массы от вмешательства в
политическую жизнь. Разоблачая антинародную политику
Национального собрания, Марешаль стремился
содействовать росту классового самосознания эксплуатируемых,
внушить им бодрость и веру в свои силы. Обращаясь к
крестьянам, он писал: «Революция не может совершиться
без вас, без вашего сочувствия» *.
С начала 1791 г. республиканец Марешаль открыто
отстаивает мысль о необходимости новой революции,
которая должна не на словах, а на деле осуществить принципы
1 Наст, изд., стр. 101.
16

свободы и равенства, упразднить монархическое
правление. «Граждане,— пишет он в «Révolutions de Paris»,—
нам необходима вторая революция. Мы не обойдемся без
новой революции; первая уже позабыта, и мы имели до
сих пор лишь предвкушение свободы. Свобода ускользнет
от нас, если мы ее не закрепим. Нужно сдерживать и
разбивать уже не духовенство и аристократию; на
Людовика XVI и его министров должны мы перенести наш
преобразующий взор» 1.
Однако новая революция не должна ограничиться
упразднением королевской власти. Ее основная задача
заключается в том, чтобы обеспечить фактическое равенство
людей, перераспределить собственность, сделать всех
людей одинаково счастливыми и зажиточными. Эту мысль
Марешаль отстаивает в ряде статей. «Бедняки,—
заявляет он,— совершили революцию, но они не извлекли из нее
выгоды, так как и после 14 июля 1789 г. они находятся
почти в таком же положении, как и до 14 июля» 2.
Наиболее ярко социально-политические взгляды Маре-
шаля в начальный период революции изложены в его
работе «Dame Nature à la barre de l'Assemblée Nationale»,
изданной в 1791 г. Устами Природы Марешаль говорит
депутатам Национального собрания: «Вы упразднили
некоторые отвратительные и возмутительные различия,
которые существовали между людьми. Вы осмелились
провозгласить людей свободными и равными. Среди 25
миллионов людей, смелыми представителями которых вы
являетесь, я вижу изменения разве лишь в одеяниях. Их
нравы остались прежними, никакого улучшения в их
общественном поведении, в их частной жизни. Как и прежде,
я вижу две совершенно различные касты — бедных и
богатых. Как и прежде, несмотря на торжественную
Декларацию прав человека, я вижу везде господ и слуг. Глухая
стена разделяет тех, которые имеют много, от тех, которые
имеют недостаточно. Лишь когда исчезнет это
оскорбительное и прискорбное деление, я поверю в ваши прекрасные
декреты и в действенность ваших усилий».
1 «Révolutions de Paris». 1791, № 8, ρ. 540.
* «Révolutions de Paris», 1791, № 82. Статья «Des pauvres et des
riches».
16

Природа указывает на необходимость упразднения
паразитических каст дворянства и духовенства,
перераспределения всех благ среди семейств пропорционально
количеству их членов. «Я не люблю королей,— заявляет
Природа,— но еще меньше люблю богачей. Неравенство
собственности еще более противно, чем неравенство
сословное». Далее следует призыв к новой революции: «Я
утверждаю,— говорит Природа,— что революция еще не
совершена».
И на данном этапе взгляды Марешаля не носят еще
коммунистического характера. Он требует не упразднения
частной собственности, а лишь ее уравнения. Но и эти
мысли являлись настолько мятежными, что Марешаль
был вынужден скрыть свое авторство «Dame Nature», а
на страницах «Révolutions de Paris» прикрывать свою
позицию рассуждениями о недопустимости
насильственной борьбы за аграрный закон, о бескровной революции
и т. д.
После 10 августа 1792 г., когда была свергнута
королевская власть и во Франции установился
республиканский строй, Марешаль оказался в рядах левых якобинцев.
По своим социально-политическим взглядам он был
близок к группе «бешеных» и полностью симпатизировал
антирелигиозной политике Парижской коммуны, с
руководителями которой — Шометтом и Эбером — был в
дружеских отношениях1. Как якобинец, он боролся против
жирондистского федерализма, отстаивал введение
максимума и был безоговорочным сторонником казни
Людовика XVI. Падение жирондистов он приветствовал
как необходимое условие дальнейшего углубления
революции.
В период решительных схваток Французской
республики с коалиционными силами интервентов Марешаль
развил кипучую деятельность революционного
публициста. Он писал статьи, полные энтузиазма и оптимизма,
призывал защитников родины к бдительности и
беспощадному уничтожению внешних и внутренних врагов
революционной Франции.
Помимо журналистской деятельности Марешаль в
1 Шометту посвящен вышедший в 1293-jv сборник
атеистических стихотворений Марешаля «Бог и Священники».
2 С. Марешаль
17

период якобинской диктатуры успешно занимался и иной
литературной работой. Его следует считать одним из
основоположников французской революционной
драматургии. Ему принадлежит ряд революционных пьес, среди
которых особой популярностью пользовалась пьеса
«Le jugement dernier des rois», где пропагандировалась
идея мировой революции и братского объединения
народов.
Важно выяснить отношение эгалитариста Марешаля
к социально-экономической политике якобинской
диктатуры. Он, само собой разумеется, приветствовал
мероприятия Национального конвента, направленные
против крупной буржуазии, которые, как ему казалось,
преследовали задачу постепенного уничтожения социального
неравенства. Но вскоре он понял, что робеспьеристы
далеки от мысли уравнения граждан в их имущественных
правах. Продолжая отстаивать мероприятия
Национального конвента и политическую линию Робеспьера, Маре-
шаль одновременно, в 1793 г., анонимно издает
интересную работу «Correctif à la révolution», в которой
подвергает с левых позиций принципиальной критике не только
феодальный строй, но и буржуазный характер якобинской
диктатуры.
Марешаль вновь и вновь утверждает, что революция
еще не совершена, ибо старый социальный порядок,
основанный на имущественном неравенстве людей, не погиб,
а лишь видоизменил свою форму. «Революция,— пишет
он,— не совершена,— ибо она все еще существует только
в умах. Это, конечно, много, но недостаточно. Мы
бросили в огонь королевский скипетр, розги духовенства и
дворянские грамоты. Это очень хорошо. Но революция
все же существует только на словах и в теории.
Фактически она еще не осуществилась. Свобода и права
человека, равенство, обязанности граждан — все это мы знаем
наизусть, эти слова знакомы нам, и даже младенцы
лепечут их. Но пользуются ли люди этими правами и в
точности ли их осуществляют? Стали ли мы счастливей?
Увы, нет! А почему? Потому, что мы не стали лучше.
А не стали мы лучше по той причине, что не сообразуем
наше поведение и наши привычки с нашими
принципами» К
1 «Correctif à la révolution», Paris, 1793, p. 306—307.
18

Свои рассуждения Марешаль заканчивает следующим
недвусмысленным выводом: «Пока будут существовать
господа и слуги, бедные и богатые... не может быть
свободы, не может быть равенства. Нет, революция ничуть
не совершена К
По убеждению Марешаля, подлинное возрождение
человечества связано с уничтожением социального
неравенства. Люди, утверждает он, не злы от природы, они
становятся таковыми по причине правового и
имущественного неравенства: «Неравенство условий жизни и
богатств... является причиной зла в цивилизованном
обществе» 2.
В названной работе Марешаль изложил свой идеал
человеческого общежития, основной ячейкой которого
должна быть семья. Разочарованный буржуазной
республикой, Марешаль утверждает, что она не менее
деспотична, чем монархия. В утопическом обществе Марешаля
не должно быть государства — никакой власти, кроме
власти отца над членами семьи. Вся земля- поровну
разделена между семействами, каждое из которых
представляет собой замкнутое натуральное хозяйство. Оно
производит столько, сколько нужно для собственного
потребления, и не вступает ни в какое хозяйственное общение с
другими семействами.
Будучи резким протестом против буржуазного строя,
против эксплуатации человека человеком, социальная
утопия Марешаля содержит одновременно и весьма
ошибочные мысли. Утопист Марешаль по существу выступает
против совместной производственной деятельности людей,
не принадлежащих к одной и той же патриархальной
семье. Он выступает против культуры, способствовавшей,
по его мнению, фактическому неравенству людей.
Остатки этих неправильных взглядов мы еще встретим в
написанном Марешалем «Манифесте равных».
Преследования «бешеных» и эбертистов заставили
Марешаля скрывать свои взгляды. Он не только не
примирился внутренне с Робеспьером и его
единомышленниками, но с еще большей убежденностью отрицал
буржуазный порядок и проникался мыслью, что спасение чело-
1 Ibid., р. 307.
2 Ibid.
2* 19

вечества — в уничтожении частной собственности. Эти
убеждения укрепились у него под влиянием Бабефа, с
которым он установил связь еще в марте 1793 г. Много
перенесший от ложных обвинений своих политических
врагов, Бабеф 26 марта 1793 г. пишет Марешалю: «С
этим письмом обращается к вам гражданин, патриот,
подавленный несчастьем. Он видел в ваших писаниях
сострадание к несчастьям других. Стало быть, он знает
заранее, что вы будете тронуты его печальным
положением» 1. Описав свои злоключения, Бабеф заканчивает
следующей просьбой: «Брат мой, добейтесь для меня у
Прюдома разрешения на работу в типографии. Я буду
получать у него столько, сколько фактически заработаю» 2.
Марешаль при содействии Шометта исполнил просьбу
Бабефа, и последний получил работу. Когда же его вновь
арестовали, Марешаль приложил много усилий для его
освобождения.
Письмо Бабефа к Марешалю от 28 февраля 1794 г.
свидетельствует о единстве их взглядов. Прочитав с
большим интересом «Dieu et les prêtres», Бабеф писал
Марешалю: «Я вновь прочту этот труд и дам прочитать
сыну... Я представляю его воодушевление и заранее
наслаждаюсь его восторгом при виде нового катехизиса, который
вместо обмана будет показывать людям и заставит их
видеть истину...*3 Восторженный отзыв Бабефа вполне
понятен, если вспомнить, что в вышеназвайной работе
Марешаль отчетливо излагал свои мысли о
переустройстве жизни на началах социальной справедливости. Эти
мотивы были дороги сердцу Бабефа, который успел уже
к тому времени в основном выработать свои
коммунистические принципы.
Между Бабефом и Марешалем установился полный
контакт. И тот и другой, не распознав сразу
контрреволюционного характера термидорианского переворота,
приветствовали -падение Робеспьера. Как и Бабеф,
Марешаль писал статьи о павшем «тиране», расценивал
1 Victor A d ν i е 11 е. Histoire de Gracchus Babeuf et de ba-
bouvisme. Paris, 1884, p. 105.
2 Ibid.
3 Цит. по кн.: A. Fusil. «Sylvain Maréchal, ou L'homme sans
Dieu». Paris, 1936, p. 151.
20

якобинскую диктатуру как покушение на народный
суверенитет, как уничтожение демократических свобод
и т. д.
Но эти заблуждения не могли долго продолжаться.
Вскоре термидорианская контрреволюция показала свое
истинное лицо. Вполне понятно, что такие люди, как Ба-
беф и Марешаль, должны были выступить против
термидорианцев.
Как сообщает Буонарроти, «Бабеф, Феликс Лепелетье
и Сильвен Марешаль составили тайный союз, имевший
вначале одну цель: определять темы и характер своих
политических сочинений» V
В дальнейшем эта организация переросла в центр по
подготовке восстания против Директории.
По поручению тайной директории Марешаль написал
знаменитый «Манифест равных», который является одним
из основных теоретических документов бабувизма. В этом
историческом манифесте были изложены главные
принципы бабувистского движения. «Манифест»
провозглашал: «Равенство! Первое требование природы, первая
потребность человека и основное звено всякого законного
товарищества. Французский народ! Тебе повезло не
больше, чем другим народам, прозябающим на этом
злосчастном земном шаре. Всегда и везде бедный человеческий
род, отданный во власть более или менее ловких
людоедов, служил игрушкой всяческому честолюбию, пищей
всяческой тирании. Всегда и везде людей убаюкивали
красивыми словами; но никогда и нигде не получали они
вместе со словом дела» 2
Марешаль критикует буржуазно-ограниченное
понимание равенства. Французская революция, заявляет он,
ограничилась лишь провозглашением формального
равенства, равенства людей перед законом. Французская
революция сохранила имущественное неравенство,— вот
почему она явилась однобокой, ограниченной революцией, вот
почему необходима новая революция. «Французская
революция — только предтеча другой, более великой и
величественной революции, которая будет уже последней.
1 Ф. Буонарроти. Гракх Бабеф и заговор равных. М.— Пг.,
1923, стр. 67—68.
2 Там же, стр. 70,
21

Народ раздавил объединившихся против него королей и
священников: то же будет и с новыми тиранами и новыми
политическими лицемерами, усевшимися на место старых.
Чего еще надо нам, кроме юридического равенства? Нам
нужно это равенство, не только записанное в Декларации
прав человека и гражданина; мы хотим, чтобы оно было
среди нас, под кровлей наших жилищ» 1.
Все эти утверждения не новы для Марешаля. Мы их
встречали и в более ранних его произведениях. Но далее
идут мысли, которые свидетельствуют о новом этапе в
развитии его воззрений, знаменуют переход его от
позиции руссоистского эгалитаризма к коммунизму. Переход
этот был обусловлен дальнейшим ухудшением положения
пролетарских и полупролетарских элементов и выражал
разочарование угнетенных масс результатом буржуазной
революции. Бесспорно также влияние коммуниста Бабефа
на дальнейшее идейное развитие Марешаля.
Если раньше фактическое равенство мыслилось Маре-
шалем как наделение всех граждан одинаковой
собственностью, то сейчас он отвергает аграрный закон и прямо
ставит вопрос об уничтожении частной собственности2.
«Манифест» не скрывал, что осуществление
социального переустройства общества мыслимо лишь методами
революционного насилия. «...Мы намерены жить и
умирать равными, какими мы родились; мы желаем или
действительного равенства, или смерти; вот чего нам
надо. И мы добьемся его, этого действительного равенства,
какой бы то ни было ценой. Горе тем, кто заградит нам
путь к нему. Горе тому, кто станет противиться желанию,
провозглашенному таким образом». Немного далее
говорилось: «Мы готовы снести все до основания, лишь бы
оно (равенство.— X. М.) осталось у нас».
Как свидетельствует Буонарроти, тайная директория
под влиянием Бабефа решила не опубликовывать
«Манифеста». Вместо него было напечатано и распространено
краткое «Содержание учения Бабефа». Буонарроти
сообщает, что тайная директория не одобрила
содержавшихся в «Манифесте» следующих выражений: «Если на-
1 Ф. Буонарроти. Гракх Бабеф и заговор равных, стр. 70—»
71.
2 См. там же, стр. 70.
22

до, пусть погибнут все искусства, лишь бы у нас осталось
действительное равенство» и «Пусть исчезнет, наконец,
возмутительное деление на правящих и управляемых».
Наличие этих выражений в «Манифесте» свидетельствует,
что Марешалю не удалось полностью преодолеть
руссоистское отношение к культуре, а также свои былые
анархические взгляды на государство1. Можно полагать,
что имелись и другие причины, которые заставили
отказаться от опубликования «Манифеста». Так, в
«Манифесте» акцентировалось упразднение частной собственности
лишь на землю и ничего не было сказано о других
формах частной собственности, в то время как в
«Содержании учения Бабефа» было записано: «Никто не может
присвоить земельную или промышленную собственность
исключительно себе, не совершая тем самым
преступления» 2.
В остальном «Манифест» правильно выражал
принципы бабувистского движения и должен рассматриваться
как важнейший теоретический документ «Заговора
равных».
Идеи, изложенные в «Манифесте», Марешаль
пропагандировал и в своих песнях. В дни организации заговора
особой популярностью пользовалась написанная Маре-
шалем «Новая песня для предместий».
Деятельность Марешаля не ограничивалась
пропагандой бабувизма. Как один из вождей заговора, он
занимался практической подготовкой восстания.
Как известно, «Заговор равных» провалился
вследствие предательства Жоржа Гризеля. 21 мая 1796 г.
1 Морис Доманже в работе. «Sylvain Maréchal» (Paris, 1950)
с позиций так называемого «демократического социализма» берет
под защиту глубоко ошибочные утверждения автора «Манифеста
равных» о возможности утверждения коммунистического строя без
наличия революционной государственной власти. Расширяя и
углубляя неверные высказывания Марешаля, искажая историческую
правду, Доманже пытается представить дело таким образом, будто
всякое государство враждебно свободе личности (см. стр. 315—
316 названной работы). Доманже пытается отождествить основы
утопического коммунизма Марешаля с научным коммунизмом
Маркса и Ленина. Давая общую оценку автору «Манифеста равных»,
Доманже пишет: «...он в общих чертах, соответственно тону, стилю
и аргументации своей эпохи говорит то, что скажут в общем Маркс
и Ленин 50, 100 лет спустя» (стр. 321—322).
2 Ф. Буонарроти. Гракх Бабеф и заговор равных, стр. 182.
23

Бабеф и некоторые его соратники были арестованы.
Марешаль, как и Дебон, избежал ареста потому, что при
Гризеле их имена не были произнесены. Следует
отметить, что Марешаль не проявил достаточно мужества в
публичной защите своих единомышленников, как это
было, например, сделано Лепелетье, Пашом и др. Он не
принял участия и в попытке поднять восстание в Гре-
нельском военном лагере под Парижем 23 августа 1796 г.
До конца жизни Марешаль тщательно скрывал свою
причастность к «Заговору равных». Ни в одной из его
последующих работ, в том числе и в «Словаре атеистов»,
мы не находим даже упоминания имени Бабефа.
Разгром бабувистского движения и последовавшая за
ним политическая реакция вынудили Марешаля отойти
от практическо-политической борьбы и посвятить себя
литературной деятельности, направленной
преимущественно против усиления церкви и роста влияния религии
в период Консульства и Империи Наполеона Iх.
* * *
Антирелигиозные произведения Марешаля, как
одного из представителей плебейско-демократического течения
во французском атеизме XVIII в., представляют большой
интерес. Развивая тенденции атеизма Мелье, Марешаль
еще в первых своих работах сочетал критику религии не
только с критикой феодального строя, но часто и с
разоблачением социального неравенства, угнетения бедных
богатыми. Уже это обстоятельство должно определять
особое внимание марксистского историка атеизма к
трудам Марешаля.
В своих дореволюционных сочинениях Марешаль
предугадывал ряд мероприятий будущего Национального
конвента, направленных против религии и церкви. Так,
в «Le livre de tous les âges, ou le Pibrac moderne» (1779)
он развил идеи, которые предвосхитили Культ Разума,
как бы явились его черновым наброском. Уже в эти годы
1 Следует отметить, что Марешаль одним из первых распознал
в лице Бонапарта будущего диктатора и заговорил об этой
опасности в работе «Correctif à la gloire de Bonaparte ou lettre à ce
général», Venis, Fan V.
24

Марешаль увлекается мыслью о создании дворца
«добрых нравов» и дает его описание, напоминающее собор
Парижской богоматери, в 1793 г. превращенный в храм
Разума. На алтарь Марешаль помещает мраморную
статую Добродетели. Здесь же выставлены бюсты мудрых
людей и выписаны их высказывания и биографии,
которые читаются на «молениях». Вместо псалмов поются
гимны в честь Добродетели. Каждый день года посвящен
тому или иному мыслителю. Марешаль в своей книге
поместил сочиненный им гимн Добродетели.
В упомянутой уже «Книге, спасшейся от потопа»,
посвященной главным образом критике социального
неравенства и деспотизма, Марешаль ополчился не только
против духовенства, но в замаскированной форме и
против религии в целом. Задача мистификации своих
противников, пропаганда антифеодальных, антимонархических
идей в форме «псалмов» вынуждали Марешаля на
каждой странице своей работы ссылаться на имя бога. Но
читателю нетрудно было заметить, что бог, привлеченный
автором для разоблачения ненавистных социальных
порядков, имеет мало общего со спиритуалистическим
библейским творцом вселенной. Бог, к которому взывает
здесь Марешаль, сливается, отождествляется с идеей
истины, справедливости, добродетели и т. п. Нужно
согласиться с Доманже, когда он, характеризуя это произведение
Марешаля, пишет: «Естественное состояние,
первоначальное равенство, мудрая умеренность, тирания королей,
узурпация со стороны богачей, обман священников,
противоречия, которые XVIII век любил устанавливать
между естественным человеком и человеком цивилизация,
идеи, которые были высказаны Руссо и Мабли, освоена
и в некоторых пунктах существенно развиты дальше Ма-
решалем,— все это мы находим в рассматриваемых
псалмах. И в этой работе Марешаль часто присовокупляет
к понятию бога и провидения различные определения:
Истина, Природа, Мир, Справедливость, что не оставляет
никаких сомнений относительно его подлинных мыслей,
несмотря на тогу, в которую он рядится» 1.
В 1788 г. Марешаль издал свой «Альманах честных
людей» («Almanach des honnêtes gens»).
M. Dommanget. Sylvain Maréchal, p. 105.
25

Если в «Le livre de tous les âges» он развил идеи,
легшие в основу будущего культа Разума, то в «Альманахе»
он предвосхитил основные идеи введенного
Национальным конвентом республиканского календаря, заменив
имена «святых» именами «честных людей»: Демокрита,
Аристотеля, Шекспира, Кампанеллы, Декарта, Спинозы,
Вольтера, Гельвеция, Руссо и других мыслителей и
писателей.
На «равных правах» с другими Марешаль предоставил
в своем «Альманахе» место Моисею, Христу и Магомету.
Устанавливая новое летосчисление, он обозначил 1788 год,
год выхода «Альманаха», первым годом царства Разума,
переименовал месяцы, разделив каждый на три декады.
В последние пять-шесть дней года, названные «Эпагоме-
нами», он предлагал устраивать праздники, посвященные
Любви, Бракосочетанию, Признательности, Дружбе и
Великим людям.
«Альманах» вызвал бурю негодования. В нем
реакционеры с полным основанием увидели не только общие
нападки на религию и церковь — явление обычное в
конце XVIII в., но и практический шаг к разрушению
религиозного культа. Особое внимание они обратили на то
обстоятельство, что Моисей, Христос и Магомет
перечислялись Марешалем как равнозначные величины. В этом
усматривалось стремление к свободе вероисповедания,
для господствующего католического духовенства, быть
может, более страшное, чем десяток трактатов против
доказательств бытия бога. Один из «верных сынов» церкви
писал советнику парламента: «Я испытал те же чувства,
что и вы. Имя Иисуса Христа перечисляется вместе с
именами Парацельса, Спинозы, Сент-Евремона; вместе с
именами Вольтера, Пирона, Буланже, Коллинза — одним
словом, с именами тех кто вызывает смуту и в
принципах и в поведении людей. Что может быть более
возмутительным?» 1
7 января 1788 г. по докладу аббата Тандо парламент
осудил «Альманах» и вынес решение об аресте Мареша-
ля. Его посадили в тюрьму Сен-Лазар, где содержались
нарушители общественной нравственности.
1 H. Mon in. L'Etat de Paris en 1789.—Etudes et documents
sur l'ancien régime, Paris, 1889, p. 221.
26

Через четыре месяца его выслали из Парижа.
В дальнейшем «Альманах» в дополненном и
измененном виде переиздавался неоднократно. Многое из того,
что в нем намечал Марешаль, не нашло отражения в
республиканском календаре. Известно, что в
последнем месяцы были названы по-иному. Однако как
«Альманах», так и республиканский календарь преследовали
одну и ту же цель: отменой старого грегорианского
календаря нанести удар по религии, по ее господству в
быту.
Еще раньше, в 1781 г., как уже было отмечено,
появилось произведение Марешаля: «Фрагменты моральной
поэмы о боге» — одно из самых воинствующих
атеистических произведений французского просвещения XVIII в.
В дальнейшем названная работа была с дополнениями
переиздана под названиями «Бог и священники» (1793) и
«Французский Лукреций» (1797).
Здесь Марешаль открыто отвергает
спиритуалистическое мировоззрение, обрушивается на все формы
религии, разоблачает паразитическое духовенство, его
моральный облик, его антинародную, антикультурную роль. Во
«Фрагментах» содержатся все главные положения
материализма и атеизма Марешаля, которые затем легли в
основу других его антирелигиозных работ.
«Французский Лукреций» — основная философско-ате-
истическая работа Марешаля. В ней он в духе
материализма решает вопрос об отношении мышления к бытию,
заявляя, что материя первична и вечна и в своем
развитии порождает неисчислимое богатство своих форм.
«Разве для того, чтобы существовать, — пишет
Марешаль, — мир нуждается в хозяине? Вот этот сосуд был
глиной, прежде чем попасть в руки горшечника, ибо
материал предшествует форме и мастеру. Раз природа
существует, — она возникает из самой себя. Ее формы
могут меняться, но она вечна. Если, черпая все из самого
себя, мир не имеет творца, он сам является собственным
двигателем» 1. Нелишне отметить, что ту же исходную
материалистическую мысль Марешаль выразил и в одной
из наиболее поздних своих работ — «Путешествии
Пифагора».
1 Наст, изд., стр. 53.
27

Марешаль руководствуется убеждением, что вечная,
неуничтожаемая материя находится в процессе
непрерывного изменения: «Все существующее,— пишет он,—
неизбежно подвержено постоянным изменениям. В разное
время материя, различно расположенная, произрастает в
растениях; в человеке живет мысль. Все привлекает друг
друга, все друг друга отталкивает. В одном и том же
предмете мы находим одновременно и причину и
следствие. В своем развитии природа воздействует на самое
себя и непрестанно принимает все новые формы. Стихии,
одновременно родственные и противоположные; стремятся
к одинаковой цели противоположными путями>1.
Нетрудно заметить, что материалистическому
мировоззрению Марешаля не чужды элементы диалектического
мышления. Вслед за Дидро он приближается к
пониманию истины, что борьба противоположных начал,
тенденций в одном и том же предмете является внутренним
источником развития. Само собой разумеется, что мысль о
саморазвитии в результате борьбы противоположностей
у Марешаля, как и у Дидро, выражена в еще достаточно
примитивной форме и продолжает уживаться в границах
метафизической и механистической методологии.
Марешаль говорит об изменениях, обусловленных борьбой
противоположных явлений, которые одновременно
составляют единство, об элементах, которые в каждый данный
момент притягиваются и отталкиваются. Эта внутренняя,
имманентная борьба является естественной силой, которая
создает динамическую картину мира, где все подчинено
закону вечного обновления. Все стареет, изменяется,
пишет Марешаль, и разрушающее время возвышает, чтобы
низвергнуть, уничтожает, чтобы возродить.
Всю силу материалистической философии Марешаль
обращает против идеи бога, против религии.
Если материя вечна, если она постоянно движется и
развивается по имманентным, ей присущим законам, то
идея бога теряет всякое разумное значение. Эта идея —
не более как фикция, химерическое понятие, возникшее в
те отдаленные времена, когда человечество находилось
на низкой ступени своего развития. Правильное понимание
1 Наст, изд., стр. 48.
28

материи делает излишним понятие бога. Марешаль
полемизирует с теистом:
«Выбирай: либо Вселенная движется сама собой,
либо и ее создатель был кем-то создан. «Нет, — отвечает
теист, — существуя сам по себе, необходимый и
абсолютный верховный распорядитель, богатый своей внутренней
сущностью, дает существование всему, не получая
существования ни от кого>. Непоследовательный теист,
почему ты не относишь эти качества к материи? Бог,
привлекаемый тобою с таким усилием, лишь сгущает мрак,
который нужно рассеять. И почему Вселенная — это великое
целое, полное жизни, — не может существовать своей
собственной энергией? Знаешь ли ты материю и ее свойства?
Она пассивна и безжизненна лишь в твоих помутневших
глазах. Прежде чем судить о ней и давать ей творца, о
недалекий богослов, нужно познать ее» К
Итак, природа едина и бесконечна. Вне и над ней
нет и не может быть никакой силы, никакого существа.
В поэме Марешаля Природа в следующих словах
отстаивает свои прерогативы: «Кто этот творец, эта
первопричина, этот всевышний, всеблагой бог, который
будто бы породил меня? Когда и где я обязана ему этим
благодеянием? Кто он, сотворивший все из ничего? Моя
мощь, правда, ограничена существованием, но права мои
вечны. Я есть и буду, ибо я была всегда. Нет ничего вне
меня, я заполняю собой все пространство. Я есть все, а
что есть бог? Какое существо превосходит меня? Твой
бог — это я, только ты, о невежественный смертный,
называешь меня разными именами. Почему же ты захотел
отличать меня от меня самой? Природа едина. Так зачем
же в своем представлении ты даешь мне творца, который
сам взят из моей груди? Не подобно ли это поискам
начала и конца в окружности? Вернись, неблагодарное,
забывшее свою мать дитя! Вернись к природе и рассей свои
химеры» 2.
В духе спинозизма Марешаль утверждает, что если
и можно говорить о боге, то лишь полностью отождествив
его с природой. Бог — не что иное, как излишний,
запутывающий людей псевдоним природы. В основе фантасти-
Наст. изд., стр. 49.
Там же, стр. 50.
29

веских качеств и свойств, приписываемых богу, лежат
реальные качества и свойства материального мира. Так
внутренне присущая материи способность к движению и
развитию приписана божественной воле.
Опровергая идею бога, Марешаль опирается на
принципы материалистического сенсуализма. Все реально
существующее, утверждает он, должно прямо или косвенно
воздействовать на органы чувств человека. Нечто, в
принципе лишенное этой способности, — есть химерический
плод сознания. Оно существует только в мысли и поэтому
не обладает объективностью. «Недоступный ни осязанию,
ни обонянию, ни глазу, ни слуху, бог ускользает от
наших чувств и скрывает, что он такое» 1. Однако уже
этого обстоятельства, согласно Марешалю, достаточно,
чтобы приравнять идею бога к обыкновенной фикции.
Используя декартовские критерии истины — ясность и
самоочевидность, Марешаль утверждает, что бог, чтобы
избежать разоблачения, нуждается, как и всякий
вымысел, в запутанных и противоречивых суждениях.
Существуй бог, все свидетельствовало бы о нем. Разве
теоремы Эвклида кем-либо ставились под сомнение? «Разве
нужно было прибегать к угрозам, чтобы доказать, что
треугольник имеет три стороны или что дважды два —
четыре?» 2
В духе атеизма своего времени важнейшим аргументом
против бытия бога Марешаль считает друг друга
исключающие утверждения относительно божественной
сущности. Во многих своих работах, особенно в книге «За и
против Библии» («Pour et contre la Bible», 1801), он
убедительно показал, что идея бога как бы соткана из
противоречий. Этот всемогущий бог, иронизировал Марешаль,
не сумел добиться даже того, чтобы различные народы
имели о нем одинаковые представления. Вслед за
дореволюционными французскими атеистами Марешаль
полагал, что наличие социального зла — важнейшее
свидетельство против существования «всемогущего и вЕеблаго-
го» бога.
Нетрудно видеть, что в критике религии Марешаль
отталкивается от атеизма Дидро и Гольбаха. Известно, что
теоретической основой этого атеизма является все тот же
1 Наст, изд., стр. 49.
2 Там же, стр. 50—51.
30

Метафизический материализм XVIII в. Однако атеизм Ма-
решаля имеет своеобразный колорит и своеобразную
направленность. Своеобразие это состоит, как мы уже
отмечали, в том, что атеистическое учение Марешаля
переплетается с его радикально-демократическими
социальными и политическими взглядами.
В своей критике религии Марешаль исходит из
критики не только феодального строя, как это было у Дидро
и Гольбаха, но и всякого эксплуататорского общества.
Уже возникновение религии Марешаль связывает
главным образом с социальным неравенством. Не
случайно также, что, не отказываясь от взгляда на религию как
на результат сознательного обмана, он вместе с тем
придает огромное значение чувству страха как источнику
религии. «Страх создал богов». Это положение античного
атеизма пронизывает мысли Марешаля о происхождении
религии. При этом он имеет в виду не только страх людей
перед силами природы, но и страх Ήepeд силами
неразумного, несправедливого общества с его делением на
богатых и бедных, господ и слуг.
Религия существовала не всегда, утверждает
Марешаль. «Бесспорно, было время, называемое «золотым
веком», когда человек в лице природы имел своего
единственного бога» 1.
Развивая эту мысль, он писал в одной из своих
последних работ: «Понятие бога существовало не всегда. Было
время, когда человек, живя в семье и для семьи, не знал
иного авторитета, кроме авторитета своего отца..., его
руки и его сердце составляли все его достояние и все его
наслаждение. Не подозревая о существовании чего-либо
над звездным сводом неба и под плодоносным слоем
почвы, который он обрабатывал, человек жил в то время, не
зная ни наук, ни пороков, ни социальных добродетелей,
ни преступлений. Он жил в полной простоте, слившись
с природой... В те времена человек, кругозор которого
был ограничен поверхностью земли и небом, не имел и
не мог иметь ни малейшего представления о какой-либо
силе; кроме той, которая его породила и взрастила. Разве
думают о том, в чем не испытывают никакой нужды? И
разве ощущаешь необходимость в боге, когда имеешь
1 «Le Lucrèce français», Paris, Pan VI, p. 45.
31

отца, Жену, детей, друга, когда имеешь руки, глаза и
сердце?» ]
В «золотом веке» в религии не было никакой
надобности. Бог, заявляет Марешаль, это порождение
человеческого несчастья. Когда люди были счастливы, они не
подозревали о существовании бога и довольствовались
только семейными обязанностями.
Но с исчезновением первоначального равенства
возникло гражданское общество, появились угнетатели и
угнетенные. Тогда и была вымышлена религия как средство
обмана и порабощения. Марешаль следующим образом
описывает ее возникновение: «Люди жили среди
удовольствий, их семьи находились под одной общей кровлей, и
все были друзьями. Но интерес разорвал эти благородные
узы — друзья стали гражданами. Самый смелый и
честолюбивый из них стал во главе всех. Подчинившись праву
сильного, некогда равные, сограждане увидели в нем
хозяина, а вскоре — тирана. Одни, еще не привыкшие к игу
и оскорбленные, другие, завидуя его положению, стали
роптать и — увы, слишком поздно! — взывать к законам
природы. «Бунтовщики, молчите, трепещите! — кричит им
самозванец.— Там, наверху, есть бог: он мстит за
властителей. Небо — его обитель, земля — его творение...
Повинуйтесь же!» 2.
Марешаль, подобно другим просветителям XVIII в.,
не поднялся до понимания религии как формы
общественного сознания, как продукта определенных
социально-экономических отношений. Вслед за Вольтером, Дидро и
Гольбахом он считал религию выдумкой власть имущих.
Но важным является то обстоятельство, что, в отличие
от других просветителей, он связывал возникновение
религии не только с наличием деспотов и священников, а и
с наличием эксплуататоров и эксплуатируемых, с
существованием частной собственности и социального
неравенства. К этому тезису Марешаль возвращается в одной
из более поздних своих работ: «Установление
гражданского общества,— пишет он,— породило религию»3.
Нужно помнить, что под гражданским обществом
Марешаль подразумевал эксплуататорское общество, где нет
1 Наст, изд., стр. 193—194.
2 Там же, стр. 55.
8 «Correctif à la révolution», Paris, 1793, p. 290
32

социального равенства, где немногочисленная каста
порабощает народные массы. Возникнув в результате
гибели «золотого века», религия продолжала существовать
вследствие неудовлетворенности людей условиями жизни
на земле. «Уже много веков, — говорит Марешаль, —
как народы почти всех стран не удовлетворены своей
судьбой. Они ждут помощи от сверхъестественного
существа, которое должно сойти на землю, чтобы изменить
или по крайней мере улучшить положение вещей... Евреи
все еще думают о своем Моисее. Христиане верят во
второе приществие Иисуса в грозном образе строгого и
неумолимого судьи» 1.
Если Дидро и Гольбах, разоблачая политическую роль
религии, подчеркивали главным образом услуги,
оказываемые религией деспотизму, то Марешаль ставит вопрос
значительно шире. Он обрушивается на религию за
оправдание ею социального неравенства, порабощения
человека человеком. «Это религии, — заявляет он, — люди
обязаны наличием унизительного неравенства состояний,
которое они малодушно терпят в своей среде» 2. И далее:
«Религия есть не что иное, как оправдание великой
несправедливости, которая уже множество веков подчиняет
свыше трех четвертей людей горсточке им подобных.
И нужно сказать, что это утверждение справед-
ливо не только по отношению к
монархическому строю»3.
Читая строки Марешаля, разоблачающие
политическую роль религии, следует иметь в виду, что термин
«деспотизм» он понимает в самом широком смысле
слова. Деспотами он называет не только абсолютных
монархов, но и богачей, власть имущих вообще, всех, кто
держит в повиновении бедняков. «Рабу говорят: чем больше
ты будешь страдать на земле, тем больше будешь
наслаждаться на небе; позволь себя связать, высечь,
колесовать, истощай свою жизнь на службе у тиранов. И чем
более безропотным будет твое повиновение здесь на
земле, тем более великим будет торжество, которое
готовится для тебя на небесах. Счастливы те, которые один миг
плачут на земле, ибо вечно будут смеяться на том свете».
1 «Correctif à la révolution», p. 290.
2 Ibid., p. 173.
3 Ibid., p. 290 (подчеркнуто нами.— Χ. M.)
3 С. Марешаль
33

Эту убийственную характеристику христианской морали
(и не только христианской) Марешаль заканчивает
словами: «Позор! Нашлись рабы, которые не распознали этот
неуклюжий обман» 1.
Марешаль вплотную подошел к пониманию религии
как опиума народа. В предисловии к «Словарю атеистов»
он писал: «Один из новейших законодателей осмелился
сказать в дружеском разговоре: «Семью восьмыми
человечества можно управлять только при помощи опиума».
Пусть эти слова рассеют ваш долгий сон! Они вполне
соответствуют правде. До сих пор людьми управляли,
прописывая им сильно действующие наркотики — религию и
подобные ей средства» 2. Немного ниже Марешаль
замечает, что государство довольно, когда толпа постоянно
смотрит на небо, ибо в это время она не замечает того,
что происходит на земле. Мысль о боге,
вознаграждающем в ином мире за мучения, перенесенные на земле,
давно запечатлелась в умах подчиненных. Правителям эта
мысль дает возможность чувствовать себя спокойно.
Один из главных аргументов, выдвигаемых Мареша-
лем против бытия бога, — это существование зла на земле
и, в частности, социального зла. «Если бы был бог,—
пишет он,—счастливые дни золотого века еще сияли бы
на неутешной земле. А теперь под взором бога порок
облагорожен, а мудрец, одинокий, прозябает в забвении!..
А теперь под взором бога все направляется корыстью, а
скромная добродетель внушает отвращение!.. Если бы
был бог, разве многочисленные грязные фанатики могли
бы шататься, подобно шарлатанам, по нашим площадям
и продавать от его имени свои талисманы, затемняя разум
людей своими измышлениями, обманывая доверчивый
народ и заставляя его ползать у своих ног в страхе
наказаний?.. Если бы был бог, разве преступный богач смел
бы мерить наглым взором униженного праведника,
мудреца, оружием которому служат лишь собственное сердце,
невинность и слезы?» 3
Бедствия и страдания народных масс — вот что,
согласно Марешалю, заставляет мудреца отрицать
существование бога: «Легко верит он в бога, этот беспечный
1 «Correctif à la révolution», p. 175—176.
2 Наст, изд., стр. 209.
3 Там же, стр. 51.
34

Мидас. От стола к кровати и обратно проходит он по
кобру из роз без шипов. Он хорошо вознагражден за свою
веру в благость божию. Он не видит зла — все прекрасно
для него, и никогда не знал он ни одного несчастного.
Но меня, близко стоящего к страждущим, беспомощного
очевидца бедствий мне подобных, — меня охватывает при
виде их нечестивый гнев, и если я думаю о боге, то
только с проклятием» *.
Наиболее развращающую роль религии Марешаль
видит в том, что она обезволивает человека, заставляет его
склоняться перед злом, примиряться со своими
бедствиями, с властью господ. Обращаясь к человеку, опутанному
религиозными измышлениями, Марешаль говорит:
«Поднимись, человек! Встань в позу господина! Поднимись!
Уважай себя! Познай цену себе! Не поклоняйся какому-
то богу. Пред тобою — только равные тебе... Нет, ты не
рожден для рабства! Подними, наконец, голову и разбей
свои оковы. Вновь обрети свое достоинство, смертный!
Открой глаза. Без содрогания взгляни на небеса. Там нет
господина, вооруженного молнией и готового в гневе
своем испепелить тебя. Вне этого мира существует лишь
небытие»2.
Свобода несовместима с религией. Идея бога —
рабская идея. «Для чего искать нам господина в небесах? —
пишет Марешаль. — Мы и без того имеем достаточно
господ на земле»3.
В противовес религиозному принижению человека
Марешаль в духе гуманизма поднимает человека на
недосягаемую высоту. Человек — высшее существо. В нем
выражается все величие природы. Поклоняясь могучему
богу, человек поклоняется своему собственному
могуществу. «Человек сказал: «сотворим бога по образу и
подобию нашему». Бог был создан, и человек преклоняется
перед своим творением». «Народ, — пишет Марешаль, —
всегда творил своих богов соответственно своему
образу» 4. «Боги неба — всегда дети земли»5. На вопрос, что
такое бог, Марешаль отвечает: «Смертные, приблизьтесь
1 Наст, изд., стр. 54.
2 Там же, стр. 62.
3 Там же, стр. 55.
4 «Le Lucrèce français...», p. 65.
5 Ibid.
3* 35

без страха. Осмельтесь хладнокровно созерцать
изображение, которому скульпторы, по велению ловких попов,
придали нужные черты. Ведь в этом храме вы видите
лишь свой собственный образ. Хвала, воздаваемая
какому-то старцу и какому-то младенцу,— это хвала в вашу
честь. О смертные, какое торжество для вашей гордыни!
Ведь вы воскуряете фимиам своим собственным
изображениям...» 1
Развивая и углубляя старое атеистическое положение
о том, что люди творят богов по своему образу и подобию,
Марешаль близко подошел к идее, которая стала позднее
исходной для фейербахианского атеизма: поклоняясь
богу, люди поклоняются своей собственной сущности,
оторванной от них и обоготворенной. И подобно Фейербаху
Марешаль, наряду с защитой традиционной атеистической
мысли XVIII в., согласно которой религия есть результат
обмана со стороны власть имущих, был склонен
рассматривать ее как продукт самообмана. Мы видели,
насколько интересны и плодотворны были попытки Марешаля
искать причины этого религиозного самообмана в
жизненных условиях людей, в частности, в возникновении и
существовании гражданского общества с присущими ему
социальным неравенством и порабощением большинства
привилегированным меньшинством.
Все сказанное дает основание отметить, что
Марешаль, не порвав окончательно с традициями
просветительского атеизма, все же в объяснении происхождения
религии и причин ее существования развивает мысли,
которые значительно отличают его от многих
представителей современной ему атеистической мысли. Продолжая
традиции плебейско-демократического атеизма Мелье,
Марешаль, подобно автору «Завещания», не случайно
упразднение религии связывает с утопически понятым
коммунизмом.
В этой связи нужно указать на значительные
расхождения между Марешалем и Гольбахом в понимании
вопроса о возможности полного преодоления религии. Так,
Гольбах полагал, что атеизм не может стать достоянием
всего народа. На вопрос, возможно ли вытравить у
целого народа его религиозные представления, Гольбах от-
1 Наст, изд., стр. 62.
36

вечал, что «подобная вещь кажется совершенно
невозможной и что не ее следует ставить своей целью>. Атеизм,
по его мнению, подобно философии и всем серьезным
абстрактным наукам, не по плечу большинству людей:
«не для толпы должен писать или предаваться
размышлениям философ» *.
Еще в дореволюционный период своего творчества
Марешаль, как представитель плебейско-демократическо-
го атеизма, исходил из совершенно иных принципиальных
позиций. Высвобождать из пут религии следует весь
народ, ибо все следует делать в первую очередь для
счастья народа. «Чтобы поднять народ, нужно спуститься
к нему..., чтобы рассеять его химеры». Опровергая мысль,
что для обуздания народа нужна религия, Марешаль
писал: «Зачем этот вечный обман? Он не нужен народу.
Дорогой зла можно ли достигнуть доброй цели?
Положим конец этому подлому обману. В наше время
простолюдину пора стать человеком»2.
Это утверждение Марешаля тесно связано с его
социально-политическими взглядами, о которых было
сказано выше. Народность атеизма Марешаля должна была
в период революции привести его в лагерь наиболее
решительных борцов против религии. И действительно, в лице
Марешаля просветительский материализм и атеизм
соединились с практической революционной деятельностью,
направленной на преодоление религии.
* * *
В годы революции Марешаль не только писал
воинственные антирелигиозные произведения, но и принимал
(в отличие, например, от Нежона) самое активное
участие в борьбе против контрреволюционного духовенства,
в борьбе за уничтожение религии. Из номера в номер в
газете «Révolutions de Paris» Марешаль разоблачал
монархическую поповщину, ее связи с аристократией, с
зарубежной контрреволюцией, ее демагогические
маневры, имевшие целью настроить массы против нового
социального порядка.
1 Поль Гольбах. Система природы. М., 1940, стр. 427.
2 Наст, изд., стр. 66.
37

В 1790 г. в ряде городов вспыхнули мятежи,
организованные аристократией и духовенством. Марешаль и его
единомышленники, не полагаясь на способность
буржуазного Национального собрания расправиться с церков-
но-дворянской контрреволюцией, пытались поднять
народ на борьбу с монархическим духовенством, его
покровителями и пособниками. Обращаясь к крестьянству,
Марешаль писал: «Ночные птицы испускают крик при
виде светильника; они чувствуют себя хорошо только во
мраке; яркий дневной свет ослепляет их: то же самое
происходит со священниками; они — опасные гости,
которые сеют раздор везде, куда их допускают. Горе
народу, который медлит в отношении их и, восстав,
останавливает на полпути свое правосудие. Во время революции
правосудие народа должно быть разящим и быстрым, как
молния. Нужно, чтобы все головы, упорно
продолжающие возвышаться над народом, который признает только
равных, были сражены...» {
Марешаль, еще до революции мечтавший о замене
христианского культа атеистическим культом Разума,
теперь энергично приступил к делу. Он писал в защиту
нового культа статьи, подробно разрабатывал
оформление храмов Разума, организацию торжеств, порядок
церемоний и т. д. В честь Разума он сочинял гимны,
популярные среди парижан 2. Ему же принадлежало либретто
оперы «Праздник Разума», которая успешно шла на
сцене. В отличие от многих сторонников культа Разума, он
не вкладывал в него никаких мистических и деистических
представлений. В нем он видел вполне атеистическое
мероприятие, способствующее вытеснению всякой
религии и христианства в особенности.
Марешаль, как было сказано, принимал живое
участие в антирелигиозной деятельности Парижской
коммуны. За неимением достаточных данных трудно сказать,
был ли он согласен с ошибочным постановлением
Коммуны, запрещавшим отправление религиозного культа. Есть
основание полагать, что административной борьбе против
религии он не сочувствовал.
Непримиримый к контрреволюционному духовенству,
1 Наст, изд., стр. 101.
2 «Recueil d'hymnes, stances et discours en l'honneur de la déesse
de la Raison», Paris, 1795.
38

Марешаль в статьях, опубликованных на страницах
«Révolutious de Paris», принципиально отделял мятежное
духовенство, боровшееся под флагом религии за
возвращение былых прав и привилегий, от народных масс,
которые в силу многих причин придерживались религиозных
убеждений. Марешаль разоблачал провокационные
попытки священников представить дело так, будто бы
революционная власть преследует их за верность религии.
Обращаясь в первую очередь к крестьянским массам, он
объяснял, что революционная власть, отрицательно
относясь к религии, вместе с тем исключает какое бы то ни
было преследование людей за приверженность к религии.
Марешаль неоднократно предостерегал власти от
необдуманных, ошибочных действий в религиозном вопросе,
от чрезмерного выпячивания этого вопроса. В работе
«Tableau historique des evénences révolutionnaires»
Марешаль приветствует декрет от 18 фримера,
провозгласивший свободу религиозных культов. Домманже правильно
подчеркивает, что, подобно Робеспьеру, Марешаль не
считал оружие хорошим средством для того, чтобы сразить
церковь 1. Позже Марешаль проявил еще более глубокое
понимание принципа свободы совести. Так, в предисловии
к «Словарю атеистов» он писал: «Терпимые относительно
вкусов и убеждений, атеисты хотели бы, чтобы
правительство великой нации, установив законом свободу
вероисповеданий, тем не менее в разумных прокламациях,
обращенных к отцам семейств и главам домов, показало бы
абсурдность и несуразность всех культов»2.
Другой вопрос, по которому Марешаль расходился с
Эбером и эбертистами, был вопрос о Христе.
Известно, что Эбер и многие его сторонники не только
не сомневались в историчности Христа, но считали его
революционером, вождем санкюлотов своего времени.
Первоначально и Марешаль разделял эту точку
зрения. В «Almanach des républicains» (1793) он писал:
«Этот еврей (Христос.— X. Ai.) был приговорен к смерти
аристократами и духовенством за попытку организовать
религиозное восстание иерусалимских санкюлотов. Своей
деятельностью он дал повод к возникновению пословицы,
1 M. Dommanget. Sylvain Maréchal, p. 276.
2 См. наст, изд., стр. 210.
39

согласно которой никто безнаказанно не может быть
пророком в своей стране» К
Однако в более поздних работах Марешаль меняет
свою точку зрения. Во-первых, он отказывается от
признания демократической природы первоначального
христианства, отрицает его революционную роль. Рискуя
придать первоначальному христианству более поздние черты
этой религии, Марешаль пишет: «Причину прогресса
возникающего христианства следует искать только в
старании, которое приложили его основатели, чтобы
угождать власть имущим и держать народ в ярме»2. Эти
слова вновь подтверждают, что, как и все домарксистские
атеисты, Марешаль не мог раскрыть конкретные
общественно-экономические и политические условия
возникновения и развития христианства. Но он правильно
схватывает его реакционную сущность. Христианство, тто Мареша-
лю, враждебно народу, и, следовательно, всякие попытки
сближения его принципов с интересами санкюлотов не
имеют основания.
Во-вторых, в этих более поздних работах Марешаль
вплотную подходит к отрицанию исторического
существования Христа.
Следует отметить, что в той или иной форме эту мысль
можно встретить и до Марешаля. Не говоря об авторах
более ранних, напомним, что ее отчетливо выражали
Вольтер и Дидро. Последний указывал на преемственную
связь между образом Христа и восточными умирающими
и воскресающими богами, на отсутствие достоверных
сведений о предполагаемом основателе христианства3.
Значительный шаг в отрицании исторического
существования Христа сделали Дюпюи («Происхождение всех
культов», 1794) и Вольней («Руины, или Размышления о
революциях империй», 1791). Марешаль непосредственно
на них опирался. «Что следует думать о христианстве, о
его книгах и их авторах, — писал он, — если учесть
труды ученого Дюпюи? Он утверждает, что Иисус никогда
не существовал: Христос — не что иное, как солнце, и
1 «Almanach des républicains pour servir à l'instruction
publique», Paris, 1793, p. 40.
2 Наст, изд., стр. 322.
3 См. Д. Дидро. Прогулка скептика, или Аллеи. Соч., т. Ι, M
1935, стр. 172.
40

христианский культ — культ поклонников этого
светила» 1.
Марешаль согласен с теми учеными, которые «упорно
не желают видеть в личности Иисуса ничего, кроме
исторического манекена, облаченного в заимствованные
лоскутья» 2. Он считает, что все идеи имеют свою историю,
возникают, развиваются и исчезают. Новые идеи
используют, соответственно требованиям времени, старые идеи,
опираются на них, включают в себя некоторые положения
отживших свой век мыслей. Такая же преемственная
связь существует между религиями. Но здесь связь между
старыми и новыми верованиями носит более
беспорядочный и аналогичный характер. Примером может служить
христианство. «Евангелие (как и вся Библия), — пишет
Марешаль, — это мозаика из случайных кусков,
бессвязных изречений, без разбора взятых из разных древних
источников и преподнесенных от имени вымышленного
существа, называемого Иисусом Христом (то же самое
можно было бы сказать о Моисее) »3.
Столь прямо высказанный взгляд на Христа как на
мифологический образ дает некоторые основания
полагать, что быть может Марешалю принадлежит анонимно
изданное в 1794 г. произведение «Разоблаченная басня о
Христе», в котором делается попытка доказать
преемственную связь между легендой о Христе и более древними
мифами об умирающих и воскресающих богах. В
названной работе отстаивается мысль о том, что христианство
есть модифицированный культ Вакха. Одновременно
автор «Разоблаченной басни о Христе» пытается установить
связь греческой мифологии с мифами древнего Египта,
представить, например, Осириса в качестве прообраза
Юпитера. В этих произведениях, правда, много
произвольного и надуманного. Но уже сама по себе попытка
рассматривать образ Христа как производный от более
ранних культов является ценной и правильной. Это был
не только отказ от традиционной церковной легенды о
Христе, но и по сути дела отрицание Христа как
исторической личности.
Гибель эбертистов была страшным ударом для Маре-
1 Наст, изд., стр. 343—344.
2 Там же, стр. 298.
3 Там же, стр. 300.
41

шаля. С арены сошли люди, отстаивавшие левые
политические принципы, проводившие решительную борьбу
против религии. С казнью вождей Парижской коммуны
начиналось преследование атеизма. Антирелигиозные пьесы
Марешаля больше не ставились. Для собственного
спасения Марешаль был вынужден «оправдать» казнь эбер-
тистов, а затем, когда Робеспьер декретировал культ
Верховного существа, написать, насилуя совесть, гимн в честь
этого божества. Легко представить, как остро в этот
период Марешаль ненавидел Робеспьера.
После термидора Марешаль, перешедший на позиции
революционного коммунизма, отдавал все свои силы
подготовке заговора Бабефа, разработке теоретических
принципов бабувизма, созданию новых революционных песен
для народа и т. п. Естественно, что в этих условиях у
него было мало времени для писания специально
антирелигиозных работ. Это, конечно, не означает, что он перестал
разоблачать враждебность религии делу социального
освобождения. Как в «Манифесте равных», так и в
революционных песнях Марешаля достаточно ярко выражена
его вражда к религии и поповщине. Став на путь
революционной борьбы за низвержение эксплуататорских
порядков, бабувист Марешаль понимал, что осуществление его
идеалов положит конец религиозному обману и
самообману.
После разгрома бабувистского движения Марешаль,
как уже было сказано, отошел от практической
революционной деятельности и посвятил себя целиком борьбе
против религии. Разгром бабувистской организации
оставил глубокий пессимистический след в атеистическом
творчестве Марешаля. В его произведениях появились
нотки примирения. Безбожники теперь рисуются ему
мирными, безобидными людьми.
В этом отношении наиболее характерной является
небольшая работа Марешаля, озаглавленная «Культ и
законы общества безбожников» («Culte et lois d'une société
d'hommes sans Dieu»), вышедшая в 1798 г. Это был
устав общества безбожников, которое хотел бы
организовать Марешаль. Многое в этом уставе внешне напоминает
буржуазные теофилантропические общины, которые
получили широкое развитие после термидора. Но, в отличие
от теофилантропов, Марешаль не признает никакого бо-
42

га, никаких сверхъестественных сил, ничего
мистического. Вместе с тем в «Культе и законах» мы находим такие
положения: вход с оружием запрещается, безбожники —
мирные люди (§ XX), члены общества безбожников
должны доказать, что они никогда не проливали кровь
(§ LXV). § ХСИ обязывал членов общества безбожников
в случае гражданской войны выступить в роли
примирителей.
Эти упадочные настроения Марешаля снижают
значение его поздних антирелигиозных произведений. Однако
было бы неправильно на этом основании их игнорировать.
В 1800 г. вышел в свет известный «Словарь древних
и новых атеистов», составленный Марешалем при
ближайшем участии видного астронома-атеиста Жерома Ла-
ланда. «Словарь» был враждебно встречен реакционной
буржуазией.
В «Словаре» Марешаль часто цитирует не только
деистов, но даже и отцов христианской церкви. Однако он
выбирает те их высказывания, которые либо
противоречат религии, либо задевают авторитет церкви и
духовенства. Он отвергает в «Словаре» утверждения об
аморальности и бесплодности атеизма и доказывает, что лучшие
умы человечества в той или иной степени выступали
против религиозных измышлений. В предисловии к
«Словарю» Марешаль критикует ряд черт, характерных для
буржуазного атеизма и бравирующих атеизмом аристократов.
В том же 1800 г. Марешаль издал сочинение
«Путешествие Пифагора», в котором обобщил свои
социально-политические идеалы и атеистические взгляды. Работа
эта была заострена против социального неравенства,
пропагандировала принципы утопического коммунизма.
Пифагор, который выступает у Марешаля сторонником
коммунизма и атеизма, заявляет, обращаясь к кротонцам:
«Пока жители вашего города будут делиться на богатых
и бедных, до тех пор вы не можете считать себя вполне
свободными. Бедняк по необходимости становится рабом
богатого, а богач — господином бедняка» 1. «Путешествие
Пифагора» содействовало распространению радикальных
1 «Voyages de Pythagore en Egypte, dans la Chaldée, dans l'Inde,
en Crète, à Sparte, en Sicile; à Rome, à Carahage, à Marseille et dans
les Gaules», Paris, 1800, p. 334.
43

социально-политических взглядов не только во Франции,
но и за ее пределами. Опубликованное в начале XIX в.
на русском языке, оно оказало влияние на передовую
русскую интеллигенцию того времени К Это произведение
Марешаля сыграло немаловажную роль в формировании
социально-политических взглядов Общества филоматов и,
в частности, Адама Мицкевича 2.
За два года до смерти Марешаль выпустил
упомянутый выше труд «За и против Библии». Эта работа,
систематически разоблачавшая библейские легенды и
христианскую мораль, была направлена против возраставшего
влияния религиозного мировоззрения, защитником
которого оказался Шатобриан. «Печально видеть, — писал о
нем Марешаль, — в XIX веке, как человек, еще молодой,
растрачивает свой талант на восхваление мессы и
ладанки, священников и иезуитов» 3.
Незадолго до смерти Марешаль, покинув Париж,
поселился в деревне Мон-Ру, где и скончался в 1803 г.
Заслуга Марешаля в истории атеистической мысли
заключается в том, что он стремился, хотя и
непоследовательно и лишь в некоторых вопросах, преодолеть
буржуазно-просветительскую ограниченность атеизма XVIII в.
Разумеется, было бы неверно видеть в его лице
пролетарского атеиста. Это было бы столь же неверно, как
смешивать бабувистский коммунизм, сторонником
которого был Марешаль, с научным коммунизмом Маркса.
Однако бесспорно, что ряд положений, развитых Маре-
шалем в критике религии, знаменовал отход его от
буржуазно-просветительского атеизма и приближение к
воинствующему атеизму пролетариата.
X. Н. Момджян
1 См. Ю. Г. О к с м а и. Из истории агитационной литературы
двадцатых годов.— Сб. «Очерки из истории движения декабристов»,
М., 1954.
2 См. С. С. Ланд. У истоков «Оды к юности».— «Литература
славянских народов», вып. 1. М., 1956.
3 Наст, изд., стр. 265.

С. ΜΑ РЕ ШАЛЬ
ИЗБРАННЫЕ
АТЕИСТИЧЕСКИЕ
ПРОИЗВЕДЕНИЯ

t ?
ФРАНЦУЗСКИЙ ЛУКРЕЦИЙ
О ты, чье существование еще требует доказательств,
ты, который, быть может, являешься лишь символическим
обозначением Вселенной, ты, о котором все должно бы
свидетельствовать и которого все, однако, опровергает, —
бог, которого я решаюсь скорее отрицать, нежели
уничтожать! Я видел, сколько преступлений освящало твое
имя, 'сколько жертв закалывали на твоих алтарях.
Возмущенный, я устыдился ошибок моего сознания, бежал
из твоего храма и унес свой фимиам.
Безумные приверженцы преступных наслаждений!
Рабы, погрязшие в низких пороках! Не смейте и подумать,
что моя девственная муза падет так низко, чтобы служить
вам на пути разврата! Я пишу не для вас; в ваших
глазах, о ослепленные смертные, моя мораль, слишком
возвышенна; я оставляю вас вашим богам: лишь
добродетельный человек имеет право быть атеистом.
Конечно, я мог бы, торгуя моей лирой, бесстыдно
предаваться позорному сладострастию и, воспевая
мерзостные пиршества богачей, заслужить их покровительство.
Если бы я следовал тропою честолюбца, я снискал бы
милость нового Сежана, целуя первым его преступную
руку и позлащая цепи, в которые он заковывает род
человеческий. Я мог бы, прикрываясь двусмысленным
учением, проповедовать народам бога, а в кругу близких
друзей опровергать его существование — и тогда священник,
не боясь, раскрыл бы мне сокровенные тайны своего
ремесла. Но мне чуждо кривить душой — пусть другие
гордятся этим! На алтаре правды моя муза посвящает себя
47

Служению тебе, Святая Истина! В твоем запущенном
храме, оскорбляемом толпой, у меня будет немного
слушателей, и я не заслужу славы. Но философу не нужно
фимиама славословий! Величественная Истина, будь
душой моих речей! Я стану твоим защитником перед всем
миром. Свергая несуществующего бога, сообщника
преступлений, мой голос зазвучит сильнее грома, и люди
услышат мое слово, которое будет обличать ложь и
уничтожать ее создателей. Презренные обманщики,
выдумавшие религиозные предрассудки! Вы не скроетесь от моей
оскорбленной музы,— бойтесь же Разума,
освобожденного от ваших уз. Перед лицом грядущих поколений я
намерен разоблачить вас! Но я уже слышу ваши угрозы...
Да, горе, горе мудрецу, попавшему в руки попа,
наслаждающегося муками своей жертвы, я знаю это... Ну что ж!
Люди гибли даже во имя заблуждений, я же буду
подвижником философии. Доблестный Спиноза, кинжал
убийцы не смог помешать твоим благородным замыслам,
а лишь ярче воспламенил и возвысил твой дух, направив
его на путь еще более смелый; и тогда ты сказал:
существует только одна субстанция, осмелился доказать это —
и богом стала Вселенная.
* * *
Мир, кто тебя создал? Солнце, кто тебя зажег? Кому
обязан ты жизнью, человек? Кто тебя сотворил? Неужто
Вселенная рождена лишь случаем? Ведь случай — лишь
слово пустое... А что другое представляет собой бог?
Ничто не рождается; ничто не умирает. Все существующее
неизбежно подвержено постоянным изменениям. В разное
время материя, различно расположенная, произрастает
в растениях; в человеке живет мысль. Все привлекает
друг друга, все друг друга отталкивает. В одном и том
же предмете мы находим одновременно и причину и
следствие. В своем развитии природа воздействует на самое
себя и непрестанно принимает все новые формы. Стихии,
одновременно родственные и противоположные,
стремятся к одинаковой цели противоположными путями. Для
сохранения порядка свирепствует война. Нападение и
защита сохраняют на земле полное равновесие добра
и зла. И жизнь и смерть имеют одинаковое значение.
48

И всюду более слабый является жертвой более сильного.
Такова несправедливая поступь Вселенной.
* * *
Выбирай: либо Вселенная движется сама собой, либо
и ее создатель был кем-то создан. «Нет,— отвечает
теист,— существуя сама по себе, необходимый и
абсолютный верховный распорядитель, богатый своей
внутренней сущностью, дает существование всему, не получая
существования ни от кого». Непоследовательный теист,
почему ты не относишь эти качества к материи? Бог,
привлекаемый тобою с таким усилием, лишь сгущает
мрак, который нужно рассеять. И почему Вселенная —
это великое целое, полное жизни, — не может
существовать своей собственной энергией? Знаешь ли ты материю
и ее свойства? Она пассивна и безжизненна лишь в твоих
помутневших глазах. Прежде чем судить о ней и давать
ей творца, о недалекий богослов, нужно познать ее. Что
же такое дух, управляющий сокровенными пружинами
материи, действующий на тела, сталкивающий их?
Разве это божья рука давит на камень и подталкивает,
заставляя его устремляться к центру? Разве это голос
божий побуждает дикого волка набрасываться на стадо и
на пастуха?
Применяй опыт, наблюдай природу, проникая в ее
тайники, освещай себе путь светочем искусств и ремесел;
в известной нам вселенной находи новые миры и не ищи
бога-творца, если материя сама может быть причиной
самой себя. «Материя без причины?..» Но если допустить
существование бога, можно возразить то же: бог без
причины, — легче ли это понять? «Бог и причина —
только разные названия одного и того же...» Но под этим
названием следует понимать Вселенную и ее причину;
вне Вселенной ничего не может существовать, и поэтому
искать причину где-то за пределами Вселенной значит
затемнять дело. Материя повсюду: где же может
находиться бог? Увы, напрасно бы мы старались это узнать.
Недоступный ни осязанию, ни обонянию, ни глазу, ни
слуху, бог ускользает от наших чувств и скрывает, что
он такое. Бог либо не существует, либо его бытие — плод,
запрещенный для нашего познания.
4 С. Марешаль
49

* * île
Природа глаголет моими устами: «Кто этот призрак,
захвативший все мои права? Кто этот творец, эта
первопричина, этот всевышний, всеблагой бог, который будто
бы породил меня? Когда и где я обязана ему этим
благодеянием? Кто он, сотворивший все из ничего? Моя
мощь, правда, ограничена существованием, но права мои
вечны. Я есть и буду, ибо я была всегда. Нет ничего
вне меня, я заполняю собой все пространство. Я есть все,
а что есть бог? Какое существо превосходит меня? Твой
бог — это я, только ты, о невежественный смертный,
называешь меня разными именами. Почему же ты захотел
отличать меня от меня самой? Природа едина. Так зачем
же в своем представлении ты даешь мне творца,
который сам взят из моей груди? Не подобно ли это поискам
начала и конца в окружности? Вернись, неблагодарное,
забывшее свою мать дитя! Вернись к природе и рассей
свои химеры! О смертный! Осознай свои права, верни
свое достоинство! Ты сам обладаешь чертами божества.
Ведь каждое существо — и творец и творимое. Человек
же — любимый сын Природы; он может стать всем, чем
пожелает, и если уж ему необходим бог, пусть сам он
станет для себя богом!»
* * *
Что же, непоследовательный богослов! Рассказывай
в туманных словах о боге, этом разумном существе,
которое, целиком владея материей, сотворило все к лучшему.
«Несомненно существует первопричина. Все говорит: есть
бог! Все — и на земле, и на небесах: и чудесная смена
времен года и дней, и поразительная гармония
враждебных существ, и бесконечная мудрость всенаправляющего
плана. Иди от одного полюса к другому, спустись,
отважный смертный, с горных вершин в глубокие бездны, —
все показывает нашим взорам, все говорит нам, что есть
бог, творец всех этих чудес». Если бы был бог, все
должно было бы свидетельствовать о нем. Если бы был
бог — разве можно было бы в этом сомневаться? Разве
Эвклид когда-либо вызывал недоверие? Разве нужно
было прибегать к угрозам, чтобы доказать, что треугольник
50

имеет три стороны или что дважды два — четыре? Если
бы был бог, все, конечно, было бы хорошо. А ныне рядом
с добром — зло. Множество опасностей, забот,
встречающихся на пути человека, превращают нашу прекрасную
Вселенную в тюрьму. Если бы был бог, счастливые дни
золотого века еще сияли бы на неутешной земле. А
теперь под взором бога порок облагорожен, а мудрец,
одинокий, прозябает в забвении!.. А теперь под взором бога
все направляется корыстью, а скромная добродетель
внушает отвращение! Если бы был бог, в которого верил
Сократ, этот бог спас бы его от рук неблагодарных
соотечественников. Если бы был бог, разве многочисленные
грязные фанатики могли бы шататься, подобно
шарлатанам, по нашим площадям и продавать от его имени
свои талисманы, затемняя разум Людей своими
измышлениями, обманывая доверчивый народ и заставляя его
ползать у своих ног в страхе наказаний. Е1сли бы был
бог, народы, не заблуждаясь, создали бы в его честь
единый всеобщий культ и за одним алтарем, всегда
согласные между собою, благословляли бы его благость,
воспевали бы его всемогущество. Если бы был бог, разве
преступный богач смел бы мерить наглым взором
униженного праведника, мудреца, оружием которому служат
лишь собственное сердце, невинность и слезы? Тщетно
станут мне толковать о возмездии в будущем. Зачем
допускать преступление? Чтобы карать его? Разве богу
доставляло бы удовольствие считать свои жертвы?
Гораздо великодушнее предупреждать преступления. Что бы
ни ждало нас в будущем,— здесь, на земле, страждущая
добродетель свидетельствует против бога.
• · *
Что такое бог? Всюду его ставят в пример. И в
каждом селении воздвигается ему храм. Облака ладана,
звуки тысячи благочестивых концертов поднимаются в его
славу к небесному своду. У подножья священных алтарей
железо и огонь бьют, жгут тела, дабы обратить души.
На школьных скамьях пламенно защищают и
хладнокровно рассматривают свойства бога. Без конца
противопоставляя силлогизмам дилеммы, тщетно пытаются
разреза* 51

шить проблему. И даже умирая в лоне церкви, человек
знает о своем боге только его имя.
* * *
Ах, сколько зла причинило на земле имя бога!
Нежные имена супругов, детей, отцов, сограждан,
благодетелей, друзей теряют всю свою силу, умолкают перед ним.
Увы! Сколько слез заставило пролить это имя, сколько
причинило оно мрачного горя и жгучего беспокойства!
Милостью бога ставшие тиранами, короли, прикрываясь
его священным именем, навязывают невежественным
народам позорные договоры или жестокие войны. Чтобы
проливать кровь несчастных, поп воздевает к небесам
свои руки, призванные нести на землю мир, а имя бога
почти постоянно служит боевым лозунгом. И вскоре на
обломках хрупкой стены жестокий победитель, попирая
ногами мертвых, заставляет побежденных распевать гимн
создателю. И возглашаемое имя бога освящает
несправедливость. Его храм — наиболее верное убежище для
преступления. Чтобы отстоять свои права, благородная
Истина должна прикрываться именем божества. Фемида1
именем бога выносит свой приговор против
справедливости. В интересах церкви сделавшийся яростным
отцеубийцей, гордый своими деяниями, без угрызения совести
и без раскаяния, человек осеняет себя крестным
знамением и мирно спит. На обширном поприще своих трудов
ученые наталкиваются на имя бога, как на препятствие, —
им затыкают рот этим роковым именем. Один бог все
объясняет — как добро, так и зло. Извергается ли
вулкан, наступает ли голод — то бог карает нас. И люди
теряют головы: храмы раскрываются перед рыдающим
народом, люди не знают, о чем молить и умирают с молитвой
на устах. Это имя — пустое слово, слово непонятное —
этот бог покорил себе все, и все для него стало
возможным. Он — наиболее действенный из всех талисманов.
Он покоряет, он подчиняет себе все чувства. Как
освободиться от этого всеобщего заблуждения, переходящего
из века в век! Назойливый голос побуждает
новорожденного склоняться пред этим именем, вместе с молоком
матери ребенок всасывает этот яд. Глубоко
запечатлевшееся в нашем молодом мозгу заблуждение — увы! — не мо-
52

жет быть стерто без большого усилия! Все пропитано
его заразой. Политика вкупе с религией
противопоставили свои цепи природным связям. Все стало добычей этих
ловких чудовищ. И эти две власти, объединенные, хотя
и соперничающие, сделали всех порабощенных смертных
своими вассалами,
* * *
Примите мои бессильные слезы, о вы, невинные
жертвы благоденствующего преступления. Вы обращаете к
небу взоры, исполненные тоски. Если бы я был бог,
вашим бедствиям наступил бы конец!
* * *
Если допустить, что есть бог, то все в природе ставило
бы в -тупик мой разум, все было бы для меня темной
загадкой. Я не знаю, откуда я пришел, кто я, куда я иду.
Вечный круг страданий и благ сковывает мою
трепещущую душу жестоким сомнением. Вчера родившись, мы
растрачиваем настоящее в ожидании... Исследуя
предметы днем и ночью, я ищу бога повсюду, и повсюду он
от меня ускользает.
Оставим же этого бога, раз он боится обнаружить
себя. Разве для того, чтобы существовать, мир нуждается
в хозяине? Вот этот сосуд был глиной, прежде чем
попасть в руки горшечника, ибо материал предшествует
форме и мастеру. Раз природа существует, — она
возникает из самой себя. Ее формы могут меняться, но она
вечна. Если, черпая все из самого себя, мир не имеет
творца, он сам является собственным двигателем. И я тщетно
стал бы жаловаться,— бесполезные сетованья! Все —
именно таково, каким должно быть в природе.
* * *
Смерть рядом с жизнью; одно удовольствие, тысячи
бедствий; земля, напоенная кровью животных; бичи
тиранов и ножи священников; предрассудки, передаваемые от
предков к потомкам; разум, ведущий постоянную борьбу
с чувствами; голод, наряду с постоянно возникающими
53

потребностями; смех удавшегося преступления; плач
невинности — все свидетельствует о коварстве, либо об
отсутствии бога. Зло при наличии бога!?.. Священник, без
гнева объясни мудрецу эту загадку. На коленях молит он
тебя об этом.
* * *
Легко верит он в бога, этот беспечный Мидас. От
стола к кровати и обратно проходит он по ковру из роз
без шипов. Он хорошо вознагражден за свою веру в
благость божию. Он не видит зла — все прекрасно для него,
и никогда не знал он ни одного несчастного. Но меня,
ближе стоящего к страждущим, беспомощного очевидца
бедствий мне подобных,— меня охватывает при виде их
нечестивый гнев, и если я думаю о боге, то только с
проклятием.
* * *
Приказ отдан. Сто тысяч бойцов мерно движутся под
звуки труб. Сера воспламеняется и выталкивает свинец,—
и вмиг кровоточат жестокие раны. Целые батальоны,
точно поле колосьев, падают, скошенные косою смерти.
Ручьями течет кровь. Вот все сгрудилось, воспламенилось,
с мечом в руке — то палач, то жертва — солдат
причиняет и получает смерть... А бог, спокойный наблюдатель,
предоставляет распоряжаться судьбе!
* * *
Расхваливают деяния великих законодателей,— они
творили себе богов, дабы говорить от их имени. Это
гениальный прием... Но есть ли в нем разум? Гораздо легче
сотворить бога, чем составить свод законов.
* * *
В царстве любви, под благосклонным взором природы
проводил свои первые дни счастливый смертный; долго
он не знал ни добродетелей, ни пороков и вкушал
невинные радости бытия; удовлетворенный настоящим и не
54

предвидя будущего, он был ограничен в своих желаниях,
а сердце его переполнялось довольством. Работа и отдых,
чередуясь, составляли цель его жизни, которую
прерывала медленно приближающаяся смерть; человек
наслаждался счастьем, не стремясь отыскать его причину.
Но все изменяется; время воздвигает, чтобы
разрушать, и разрушает, чтобы воздвигнуть вновь. Человек
обучился у тигра: тот, кто был сильней, стал
законодателем; положив руку на сноп ближнего, он сказал: «Это —
мое...» Чтобы вернуть свое поле, слабый зовет на помощь
и, окруженный соседями, готовыми вступиться за
поруганное право, идет против захватчика,— но он слишком
слаб. Побежденный, он обращен в раба, человек унижен.
Люди жили среди удовольствий, их семьи находились под
одной общей кровлей, и все были друзьями. Но интерес
разорвал эти благородные узы — друзья стали
гражданами. Самый смелый и честолюбивый из них стал во
главе всех. Подчинившись праву сильного, некогда равные,
сограждане увидели в нем хозяина, а вскоре — тирана.
Одни, еще не привыкшие к игу и оскорбленные, другие,
завидуя его положению, стали роптать и — увы, слишком
поздно! — взывать к законам природы. «Бунтовщики,
молчите, трепещите! — кричит им самозванец.— Там,
наверху, есть бог: он мстит за властителей. Небо — его
обитель, земля — его творение; он повелевает грозой;
раскаты грома возвещают его волю; это он возвышает одного
из смертных и делает его вашим повелителем.
Повинуйтесь же!» Так он говорил, а вспышки молний,
сопровождаемые раскатами грома, вселяли ужас: вдали дрожала
земля, и небо озарялось огнем. Куда бежать? Где
спрятаться? Что делать? И люди поверили в бога.
И сколько бедствий принесло это заблуждение наших
предков! Игрушки в руках тиранов и священников,
.народы, когда-нибудь вас потащат на заклание к подножью
святых алтарей, и вы испытаете судьбу животного,
которого ведут на убой.
* * *
Для чего искать нам господина в небесах? Мы и без
того имеем достаточно господ на земле. Толпа!
Рожденная для рабской судьбы, оставайся добычей тиранов и
55

благословляй, трепеща, бога, который их посылает, а
человек без предрассудков все находит в своем сердце:
мораль, богов, добродетели и счастье.
* · *
Не будучи преградой для преступлений властителей,
имя бога позволяет попирать и презирать законы и
служит тому, чтобы освящать прихоти королей. Когда в
Реймсе 1 святой елей окропит их голову, им все
становится дозволенным: Франция — их вотчина, а
неограниченная власть — их неотъемлемое право. Считая себя
наместниками бога на земле, короли с презрением
принимают хвалы, возносимые народом, до которого они
иногда милостиво снисходят; но на него беспрестанно
обрушивается их гнев. Горе гражданину, сильному только
своими заслугами, потребовавшему отчета королей! Но
горе и вам, преступные властители! Если народ,
собравшись, поразмыслит над вашими божественными правами,
если, наконец, он прибегнет к мудрым законам природы,
он поймет, что вы — обуза для государства, которое
может управляться выбранными гражданами без королей.
Придет день, когда вы, монархи, без свиты, лишенные
мишурных знаков отличия, предстанете, наконец, перед
судом народа: народы станут судьями своих королей!
* * *
Чтобы доказать величие своего происхождения,
человек заявил: «Столь совершенное творение могло быть
создано только божеством, сотворившим человека по
своему образу и подобию». Тираны подхватили эти
слова: «Бог послал нас на землю, чтобы его олицетворять
и вершить его волю. Без сомнения, бог существует! Вы
его видите в своем лице; смертные, падите ниц: мои
приказы — его закон».
* * *
Придет ли тот светлый день, когда люди, ставшие
друзьями, преданные отныне общему интересу, без
священников, без алтарей, менее доверчивые, но более муд-
56

рые, воздадут подобающие почести добродетели? Когда
же люди поймут, что, познав свои обязанности,
согласовав свои желания со своими слабыми возможностями и
противопоставив теологии мораль, они посмеются над
заклинаниями богословской клики? Соберитесь, смертные,
на зов разума! Вооружитесь факелами, предайте пламени
алтари, на которые во славу божию всегда может
пролиться кровь фанатичной толпы, и на их смрадных
обломках возведите величественный храм в честь добродетели!
Не будем возрождать эти никчемные почести, эти
смешные обращения, эти датские праздники; но, не нуждаясь
в сверхъестественном боге, создадим основы всеобщего
культа.
* * *
Владыки, вы обязаны отдавать отчет последнему из
смертных. Скипетр — лишь вещь, которую народ вам
доверил и которую может отнять, если вы замыслите что-
либо против его блага. Ваши права священны лишь до
тех пор, пока народ счастлив; ваша власть от народа, а
не от бога. Если бы единственной вашей уздой был
невидимый бог, вы были бы слишком могущественны и
недосягаемы. Короли-тираны, знайте, что возмездие народа
страшнее, чем небесный гнев. Ваши загнанные подданные
могут осмелиться поднять опущенные в отчаянии руки,
отобрать вашу корону и вернуть себе все права. Народ
сам выбирает и своих богов и своих королей; он может,
если захочет, и упразднить их.
* * *
Чтобы оплатить расточительность, необходимую для
его развратной жизни, властитель устанавливает налоги
именем бога, посланцем которого он себя считает,
нарушает свои собственные законы, перемешивает все
сословия, попирает права людей и, не боясь небес, которые ему
покровительствуют, засылает под стоны и ропот народа,
презираемого им.
* * ♦
Политика, основанная на религии, открывает дорогу
деспотизму. Бог, сам тиран, создает во всем подобных
57

себе тиранов среди омертных; суеверие укрепляет
«порочные наклонности королей. Человек, рожденный для земли,
видит свое счастье не в одиночестве и общении с богом;
он находит счастье в дружбе сограждан, в порядке и
гармонии единой великой системы, неотделимой частью
которой является он сам.
* * *
Говорят, бог — повсюду... И повсюду преступления!
Повсюду люди — либо палачи, либо жертвы. Золото,
которое непрестанно переходит из рук в руки, везде
окрашено кровью. В мире, говорят, ничто не совершается без
всеблагого бога... Но, дети столь доброго отца, почему же
в этом мире скорбей каждая секунда отмечена
несчастьем? Почему же этот мудрый бог, подобно малоискусному
художнику, чтобы выделить главного героя, отодвигает
на задний план всех остальных смертных? Уж не за то ли,
что тот, кого он сделает счастливым, воздвигнет ему
алтарь?
* * *
Как велик человек, когда в тиши своего дворца одним
росчерком пера повергает народы в войну или дарует им
мир! Как он велик, когда на жалком суденышке,
окруженный бушующим океаном, борется со стихией; когда он
покоряет природу и по своей воле управляет громами! Бич
ловкого преступника, надежда невиновного — как велик
человек!
* * *
Ты требуешь богов, смертный! Что станешь ты с ними
делать? Могут ли эти всемогущие боги снять с тебя
тяготы жизни, ужас смерти? Эти всемогущие боги, сами
покорные судьбе, не в состоянии ничего изменить в
жизни природы. Ценою пота и тяжелого труда должен ты
добывать себе хлеб насущный. Боги тебе все продают; они
не дали тебе ничего даром.
58

* * *
Подобный трусливому стаду, послушному бичу,
сбегайся, наивный народ, к подножью алтаря, гни спину на
своих ленивых попов и дрожи при имени бога,
выдуманного ими. Пусть ловкий тиран расписывает своим робким
подданным бога, похожего на него самого! И чтобы
заставить подчиняться себе, как законному владыке, пусть
он накладывает на их разум повязку веры! Сорвем же
эту повязку, которую выдумала хитрость, и не будем
приносить в жертву обману наше драгоценное благо —
свободу. Пустым софизмам гордо противопоставим нашу
правоту: освободим наш разум от недостойного рабства, пусть
он будет свободен от гнета предрассудков, пусть отныне
им владеет только Истина!
* * *
Есть один бог, для которого все возможно, и все
смертные признают его редкие добродетели. От скипетра до
пастушеского посоха — все славят его, этого бога, и все
поклоняются ему, отцу других богов. Он также имеет
своих мучеников и также творит чудеса. Одним своим
присутствием он заставляет то умолкать, то говорить своих
пророков. Прикасающийся к его алтарю излечивается
от своих недугов; снискавший его милостей не испытывает
ни в чем недостатка. Наиболее близкие ему фавориты
могут без зазрения совести позволять себе делать все. Этот
бог еще не имел ни одного не верующего в него. Все
наперебой славят это божество. Добродетель, таланты и
даже красота получают свою силу только от него и без
него имеют мало цены. Он — первопричина всего, что
происходит. Без него человек еще и теперь был бы
ничем... На колени, смертные! Этот бог — золото.
* * *
Мудрец — больше, чем бог. Он исправляет зло,
которое бог допускает на нашем нелепом земном шаре. Бог,
одним дыханием, играючи, создающий вселенную, гораздо
более ничтожен, чем Регул, возвращающийся на пытки.
И тот, кто выступил в защиту Каласа,— выше бога,
59

допускающего притеснение невинного. Дающий хлеб своим
неблагодарным детям — лучше доброго бога,
потопляющего род человеческий1. Превознося до небес героев,
себе подобных, наши столь невежественные предки разве
были столь уж преступны?.. Мы должны воздвигать
алтари тем, кто нас делает счастливыми. Ведь Брут значил
для римлян больше, чем все их боги.
* * *
«Если нет будущего, на что же можем мы надеяться?
Если нет будущего, какая награда ждет нас за наши
добродетели? Надежда на другую жизнь — это стимул,
удерживающий виновного, ободряющий невинного. Эта жизнь
слишком коротка для великих планов мудреца; этот мир
есть только переход к лучшему миру». Но честный
человек может и без веры в будущее стремиться к славе
бессмертия. Какое значение имеет для него, что он
представляет собой чистую материю, что душа вместе с
телом погибает без остатка? Лестное воспоминание о
великих деяниях вечно живет в народах. Имя Марка Аврелия
всегда будет жить в благодарной памяти угнетенных
народов.
* * *
Благодарные взоры потомства порождают в нас
добродетели и таланты. И честный человек говорит себе:
«Если в этой жизни я не могу избежать яда зависти, то
наступит дснь — и я, точно новый Сократ, склоню на свою
сторону все добродетельные сердца. Произнося мое имя в
своей жалкой хижине, невинный, которого притесняют,
забудет про свое горе. Отцы станут передавать детям
мои произцедения. И долго после моей смерти я еще буду
полезен моей стране, и люди будут иногда приходить на
мою могилу, со слезами вспоминая обо мне. О каком же
лучшем будущем могу я мечтать?»
* * *
Что за удачная находка — религияу Она может
заменить нравственность и законы. Она предает проклятию
60

мудреца, она поддерживает королей. Будь вы даже
Нерон— словом одним ваша душа спасена, если
податливый священник, изобразив кончиками пальцев крестное
знамение, соблаговолит отпустить вам грехи.
* * *
Что за удачная находка — религия! Самая здоровая
логика оказывается недостаточной рядом с нею: она
требует во всем только веры. «Мое учение,— говорит она,—
не нуждается в доказательствах. Человек, сотворенный
из грязи, слепо повинуйся мне! Бог требует покорности.
Скажи только: верую». Что за удачная находка —
религия!
Как гнусно и преступно ремесло попа! Даже
странствующий фигляр не столь презренен. Всегда носить маску
и лгать даже перед самим собою; бесстыдно выступать
против истины; подобно разбойникам и хищным птицам
ждать тьмы, чтобы схватить добычу; не дерзать думать
вслух; говорить двусмысленным языком; с розгой в одной
руке и с фимиамом в другой корыстно льстить
оплачивающему его тирану; склонять под иго; обращать народ
в рабство и из народных бедствий создавать свое
благополучие— таковы нравы и стремления попа! Посмотрите
на попа, когда он обходит семьи, ослепляет матерей,
наставляет дочерей, притупляет ум более любознательных
сыновей, а затем прячется за алтарем и смеется.
* * *
Мой разум — основа моего поведения, а мое сердце —
мой закон. Мне столь же мало нужен бог, как я — ему.
Если бы мне удостоверили верховное существование
судии, который карает, бога, который награждает; если
бы перед моим пораженным взором предстал ад со
всеми своими сказочными пытками; если бы уютный
элизиум К край золотого века, наполненный гуриями 2, пытался
соблазнить мою обманутую душу их божественными
прелестями,— я не стал бы у подножья священных алтарей
подло вымаливать пощады у какого-то властелина. Не
выказывая неуважения его власти, но и не признавая его,
61

ничего не опасаясь вечером и полностью используя утро,
я стал бы ждать своей судьбы от одних лишь своих
добродетелей. Что делаешь ты, распростертый, жалкий раб
попа? Поднимись, человек! Встань в позу господина!
Поднимись! Уважай себя! Познай цену себе! Не поклоняйся
какому-то богу. Пред тобою — только равные тебе. Ты
не сын мгновения, твой род вечен. Не какой-то бог
сотворил тебя некогда по своему образцу. Исходные элементы
твоего существа навсегда будут служить вечными
основами Вселенной. Одно звено из бесконечной цепи,
образующей высший распорядок великого целого, ты следуешь
лишь законам необходимости. Кто может иметь какие-то
права на твою личность?
* * ·
Нет, ты не рожден для рабства! Подними, наконец,
голову и разбей свои оковы. Вновь обрети свое
достоинство, смертный! Открой глаза. Без содрогания взгляни на
небеса. Там нет господина, вооруженного молнией и
готового в гневе своем испепелить тебя. Вне этого мира
существует лишь небытие. Бог, которого ты боялся,— лишь
жалкое пугало, рожденное твоим невежеством,
вскормленное твоими попами, которые прибегали к
всевозможным уловкам, чтобы скрыть от твоих предков истину.
Иди к своему счастью более твердым шагом. Он, наконец,
разрушен, этот священный призрак, который так долго
внушал тебе ужас. Не бойся твоего бога,— бойся самого
себя. Ты сам творец своих благ и причина своих бедствий.
Ад и рай находятся в твоей собственной душе.
* * *
Что такое бог? Смертные, приблизьтесь без страха.
Осмельтесь хладнокровно созерцать изображение,
которому скульпторы, по велению ловких попов, придали
нужные черты. Ведь в этом храме вы видите лишь свой
собственный образ. Хвала, воздаваемая какому-то старцу и
какому-то младенцу,— это хвала в вашу честь. О
смертные, какое торжество для вашей гордыни! Ведь вы
воскуряете фимиам своим собственным изображениям...
62

* * φ
Нет, этот несовершенный мир — не дело рук какого-то
бога! Везувий и Этна \ эти огненные горы, зажжены не
божественной рукой. Таинственное происхождение грома
и молнии — это лишь ловушка, поставленная коварными
попами. Акула под водой, гиена в глубине лесов — разве
они хищны только для забавы бога? А разве бог не
взирал спокойно на то, как на побережье Таго2 потрясенная
земля, раскрыв широкое чрево, поглотила безвозвратно
двести тысяч людей! Под владычеством доброго бога зло
было бы невозможно. Или для страдания бог сделал меня
чувствительным? И так как ничто не происходит на земле
без его .желания, даже смерть насекомого свидетельствует
против бога.
♦ * *
Призываемые столько раз, призываемые во весь
голос, ваши боги спят, что ли, на своих небесах? Народы,
тщетно воскуряете вы фимиам, тщетно приносите жертвы,
чтобы вызвать их милость и доброжелательство. Эти
вездесущие, благие и всемогущие боги глухи к мольбам
своих скорбных детей. Бедный тщетно обращается к
небесным силам. Для своего пропитания он вымаливает
остатки, редко падающие со столов сильных мира сего,
и к тому же должен вырывать их из пасти жадных собак.
Юная супруга, превозмогая боли, готовясь стать
матерью, тщетно обращает взор к небу и повторяет среди
стонов: «Боже, разреши меня; если ты вернешь мне
жизнь, я буду жить лишь для тебя!» Ловкая и мудрая
рука ученого акушера без всякой помощи неба облегчает
муки страждущей матери,— и она еще не раз будет
матерью.
* * *
Бедный и жалкий ханжа, что могу я думать о твоем
боге, который, всегда скупой на милость, лишь нехотя
уступает докучливым просителям и заставляет покупать
самое жалкое благодеяние? Разве может отец видеть горе
своих детей? Может ли он видеть, как они у его ног,
обливаясь слезами, вымаливают каждый день свой кусок
63

хлеба и упрашивают его быть их опорой? Легковерный
ханжа, да успокоится сердце твое! Не оскорбляй больше
своими слезами бога твоего! Если он — твой отец, он
должен, предупреждая желания своих детей, освободить их
οι ьымалиаания его милостей!
Не думаешь ли ты, что. повторяя слово «провидение»,
восстановишь изобилие в своем очаге и молитвами
предохранишь свои молодые деревца от града, ветров и
множества других бед? Дабы заколосилась твоя нива и
налился твой виноград, разве достаточно, чтобы гнусный
отряд попов, выстроившись в два ряда, прошел по твоим
полям, покропил их святой водицей и прогнусавил
несколько песнопений? Ты тратишь драгоценное время на
пустые обряды. Выбери из твоих быков самую сильную
пару, и твое поле быстро оплодотворится твоими трудами,
ибо бог заботливого земледельца —его труд.
* * *
Бесполезные праведнику и мало опасные преступнику,
на что нужны боги? И какую цель имеют все поповские
сказки? Призываю в свидетели историю: где человек был
счастлив благодаря религии? Вот уже тысячи лет,
верный своему культу, смертный верит в бога, стараясь
уподобиться богу. Непрестанно он поклоняется ему, всюду
видит его, его взор непрестанно обращен к небесам. Стал
ли он от этого более просвещенным, более мудрым? Как
несовершенен этот бог, если человек — его образ! Если
мир есть творение какого-то бога, он немногого стоит,—
я ждал гораздо больше от столь великой причины... Если
добро свидетельствует о боге, то о чем свидетельствует
зло? Дай ответ на эти два аргумента, хитрый богослов!
* * *
Мирные земледельцы, доверчивые наемники,
покладистые кормильцы праздных пастырей! Чтобы оплатить
ваши благодеяния, эти ваши грозные пастыри посеяли
ложные сомнения в ваши невинные сердца, смущают ваши
чистые наслаждения ложным изображением
сомнительного будущего. Они не только не помогают вам в ваших
тяжких трудах, не только не облегчают ваших повинно-
64

стей и ваших бедствий,— они еще сковывают ужасом души
ваших детей и ваших жен своими россказнями о загробной
жизни. Вы, несчастные, будете преданы огню, точно дичь
для сатаны, за то, что вы не приходили спать на их
проповедях, за то, что, отдавшись на минуту веселью, вы
забыли десятину и барщину и жестокое бесстыдство
бесчеловечных приказчиков и множество всяких
бедствий, заставляющих вас верить в адские муки. А между
тем восседающие в трапезной праздные ханжи после их
мессы попадают в чистилище, а их приор, предающийся
усладам в божественном гареме в объятиях гурий,
пробирается на небо.
φ φ φ
Оставьте ваших богов в их темных храмах, смертные!
Уйдите из-под их позорного ига. Соберитесь вместе;
пойдем под звуки моей лиры делить со мной более
возвышенную радость. Никчемным богам предпочтите героев,
людей благодетельных, мудрецов беспорочных. Прелюбодей
Юпитер 1 и плут Меркурий 2 разве стоили у греков
Аристида и Эпикура? Боги, помещенные римлянами в
Пантеоне 3, все вместе — что значили они рядом с Катоном?
Наши святые, дни которых мы праздновали, наши
богословы, наши мученики, и Иисус во главе их,— сравните
их с Декартом или поставьте их рядом с Лопиталем,—
какими ничтожными они покажутся, какими никчемными!
Друзья! Покинем этих маленьких божков и особенно их
низких ставленников в ваших нынешних храмах,
оставим их восклицать в их небесах: «свят, свят, свят», а
храмы будем воздвигать лишь людским добродетелям!
• * φ
Победитель, обративший в прах Бастилию4, только
что взятую штурмом, народ Парижа, обагривший свои
руки нечистой кровью властителей, удивленный легкостью
победы, еще долго кричал: «О божественное провидение,
ты всемогуще, это тебе мы всем обязаны...» О нет,
неразумный народ! Все это сделал ты сам, своим оружием!
В течение двадцати долгих веков ты был под гнетом.
Ты восстал, и деспоты скрылись. Ни твой бог, ни твои
5 С. Марешаль
65

священники никогда не осмеливались восстать против
господ. Твой бог оставлял в мире тиранов; его
служители, низкие льстецы, воскуряли им фимиам. Народ,
осознай свою силу и возьми все в сооственные руки. Ты
всемогущ; не жди ничего от этого высшего существа, которое
всегда* служило защитой преступникам. Народ,
противопоставь властителям не оога, а свои мускулистые руки.
* *е γ
Позор и презрение тем, кто твердит: «Обман
необходим народу, обман его утешение. Пусть он верит в бога.
Глупое простонародье, разглагольствуя о боге, всегда
становится послушным». Хорошие законы без бога,
праздники без алтарей, нравы без религии — вот что нужно
людям. Басни про рай и ад гораздо больше служат
тирании, чем народу, над которым издеваются тираны. Зачем
этот вечный обман? Он не нужен народу. Дорогой зла
можно ли достигнуть доброй цели? Положим конец этому
подлому обману. В наше время простолюдину пора стать
человеком.
* * *
Народы-республиканцы, изгоните из вашего общества
властителей, заклеймите этих ничтожных и порочных
людишек, которые живут ложью и проповедуют
заблуждения; закройте священникам доступ к почетным
должностям и управлению; они — позор человечества, они —
самые низкие из всех существ. Разве могли бы честные
люди исполнять гнусное и дурацкое ремесло набожного
обманщика, льстя порочным страстям, отравляя сознание,
унижая добродетель во имя ложных принципов, обещая,
угрожая — все в зависимости от обстоятельств? Как
много зла натворили священники на земле! Нет ничего
более аморального, более низкого, чем поп-предсказатель!
Эта мерзкая, позорная роль оставляет на человеке
отпечаток, который он носит на себе до самой смерти.
Священник всегда останется священником. Его ничто не
может исправить. Однажды став священником, им остаются
на всю жизнь. Долго ли еще ты, о Франция, родина моя,
будешь терпеть священников с их богом?
66

Эпитафия автора
Счастлив, кто, будучи рожден свободным от
предрассудков отцом, был воспитан им вдали от попов,
нанимаемых, чтобы учить заблуждениям и проповедовать
нетерпимость! Счастлив, кто живет в неведении богов и их
ставленников, более злых, чем они сами; в неведении
неприличных картин, отвратительных догматов, которые
религия — оружие деспотизма — освящает в глазах
напуганной толпы! Счастлив, кто на смертном ложе,
окруженный близкими друзьями, чувствует, как* по его руке
струятся слезы братьев, и, глухой к пустым словам и
ханжеским химерам, умирает с именем добродетели на
устах. Друзья! Когда быстротекущее время разрушит
хрупкое здание моего тела, пусть мой прах будет собран вами
и пусть на моей могиле будут начертаны стихи: «Здесь
покоится мирный атеист. Он всегда шел прямо, не глядя
на небо. Да будет окружена почтением его могила! Друг
добродетели был недругом богов».

КНИГА, СПАСШАЯСЯ ОТ ПОТОПА
ОДОБРЕНИЕ КОРОЛЕВСКОГО ЦЕНЗОРА
Я прочитал по приказу монсиньора Попечителя
Печати рукопись, озаглавленную: «Книга, спасшаяся от
потопа, или Вновь открытые псалмы», принадлежащую
издателю г. Марешалю. Сочинение это, написанное в
характерном для него стиле, проникнуто чувством и способно
вернуть к религии тех, кто от нее отошел. Оно является
достаточным свидетельством таланта и положительных
нравственных принципов автора. Господин аббат де Рей-
рак, гибель которого оплакивает литература, приобрел
известность.своими Гимнами, которые потомство будет
всегда с любовью перечитывать; г. Марешаль, как
достойный его соперник, выступает с псалмами,
заслуживающими не меньшего внимания обладающих хорошим
вкусом верующих читателей. Я не нашел в них ничего,
препятствующего их изданию.
Аббат Руа
Париж, сего 23 июля 1784 г.
ИЗДАТЕЛЬ* С САМЫМИ ЛУЧШИМИ НАМЕРЕНИЯМИ
ШЛЕТ БЛАГОСКЛОННОМУ ЧИТАТЕЛЮ
СВОИ ПРИВЕТ
Бодмер, самый просвещенный и глубокий из немецких
критиков, сообщает нам в восьмой песне своей поэмы о
* Пусть его простят за этот невинный набросок; это не может
иметь никаких последствий. Морали, так же как истине, иногда
приходится пользоваться покровом вымысла. Это — мед, которым
нужно ловко подсластить горькую пилюлю наставлений.
Оригинальность формы придает ценность новизны самым затасканным вещам.
68

Ное, что «Дебора, жена Сима, спасла от потопа и
положила в ковчег оды Илии, первого из поэтов, которого
патриархи почтили божественным именем». Но вскоре
оказалось, что эти оды слишком возвышенны для
потомков Ноя и они были унесены на небо и стали там
песнопениями ангелов.
Илия — не единственный, живший до потопа писатель,
чье имя дошло до нас. Не говоря об Адаме, который
считается автором 92-го псалма, не говоря о книгах,
приписываемых Сету, в 12 Заповедях патриархов цитируется
несколько фрагментов книги, сочиненной Енохом,
жившим задолго до Ноя: Апостол св. Иуда называет его
пророком или автором пророчества, содержащего 4082
строки. Ной, как говорят, заботливо спрятал его в ковчег.
Эфиопы похваляются тем, что обладают сочинениями
Еноха. Арабы приписывают ему то, что египтяне —
своему Меркурию Трисмегистух. Мусульмане делают его
изобретателем многих наук, в области которых, как они
утверждают, он оставил сочинения.
В то время как Ной строил себе ковчег, чтобы
спастись от всеобщего бедствия, которое грозило его
испорченным современникам, Ар-Ламеш *, его родственник,
сочинил псалмы с целью вернуть своих ближних к
первоначальной простоте патриархальной жизни. Увы! Едва
была закончена эта работа, весь человеческий род
подвергся наказанию всемирным потопом и не успел извлечь
пользу из псалмов Ар-Ламеша.
Эти псалмы были приняты в ковчег вместе с их
автором. Было бы излишне и слишком долго рассказывать, как
смогли они сохраниться и дойти до нашего времени через
столько веков и почему они так поздно увидели свет. Так
как они были сочинены для обращения дурных людей,
ангелы не унесли их вместе с одами Илии. Но, возможно,
Один автор прошлого века рискнул на большее. Гюг Пику
доктор прав, адвокат Парижского верховного суда, не
побоялся сочинить пьесу в пяти актах, полное заглавие которой
«Всемирный потоп, трагедия, содержащая краткое изложение
Всемирной теологии. Посвящается кардиналу Мазарини. Париж, 1643,
in-12е».
* Не следует путать Ар-Ламеша с просто Ламешем, отцом Ноя
и сыном Мафусаила, ни тем более с Ламешем-многоженцем.
Ар-Ламеш, автор этих псалмов, жил задолго до них.
69

с их опубликованием медлили до той поры, когда такая
же распущенность нравов, как та, что заставила взяться
за перо доброго Ар-Ламеша, снова распространится на
земле. Так, считают, что Енох вернется в один
прекрасный день с проповедью раскаяния, обращенной к вновь
развратившимся народам. В ожидании его появления
можно пока пользоваться этими псалмами.
Следует предупредить, что переводчик этих
допотопных псалмов не побоялся в ряде мест приноровить к
современности этот памятник прошлых времен, не лишая
его, однако, черт самобытности. Наоборот, эти маленькие
анахронизмы придают ему тот пророческий дух, который
так ценен в псалмах Давида.
Издатель публикует эти псалмы с тем большей
уверенностью, что он не первый, осмелившийся пойти по
стопам Давида. Антуан, король португальский,
бежавший во Францию, где он умер в Париже * 16 августа
1595 г., б возрасте 66 лет, сочинил на своем языке много
псалмов, которые были переведены в 1701 г.
Совсем недавно голландский еврей Давид Пинто
также сочинил большое количество псалмов на еврейском
языке.
Мы ничуть не поражены их отвагой: не следует ли
скорее удивляться, что такой выдающийся образец, как
Давид, имел так мало подражателей?
Эти псалмы, числом тридцать один, пригодны для
каждого дня месяца.
Библиотека Мазарини, 15 августа 1784 г.
NB. В том же самом хранилище, которое сберегло нам
псалмы, находилось еще несколько небольших сочинений,
очевидно того же времени и, несомненно, того же автора.
Среди них маленькие пасторали под заглавием «Золотой
век», в стиле пасторали о Руфи и Воозе 1, несколько сот
стихов о морали в стиле Притчей Соломоновых и Книги
Премудрости; Поэма о боге, по духу своему
напоминающая некоторые смелые места Экклезиаста2; небольшое
рассуждение о Провидении, и т. д. и т. д.3.
* Он был погребен в часовне Гонди.
70

ИСТОРИЧЕСКАЯ ЗАМЕТКА
ОБ АВТОРЕ ПСАЛМОВ «
С. Ар-Ламеш родился в гуще большого города,
который отнюдь не был средоточием добрых нравов, и в
столетие, вовсе не похожее на золотой век. Он
предчувствовал это еще во чреве своей матери; ибо он появился
на свет с помощью силы. Некоторые мудрые женщины,
присутствовавшие при его рождении, уверяли даже, что
они слышали, как новорожденный произнес: «Что буду я
делать на земле! Я явился сюда слишком поздно!»
Утверждают, будто слова эти стоили ему больших
усилий, и за то, что он преждевременно заговорил, он
остался заикой на всю жизнь.
Своим образованием он был обязан только самому
себе. Родители хотели его сделать торговым приказчиком; но
его истинное призвание не замедлило воспрепятствовать
столь ограниченным намерениям. Молодость его
проходила в усердных занятиях, он не вел рассеянного образа
жизни. Разум его и вся его личность развились не
особенно %рано. Однако медленно зревшие на этом дереве
плоды становились от этого только питательнее и нежнее.
Самые мирные наклонности составляли основу его
характера; и сердце его, рожденное для нежных чувств,
смягчало порывы и сдерживало полет пылкого воображения.
Его кумиром была мягкая Умеренность; и он принес
немало жертв Свободе. Обреченный на долгую жизнь в
городе, он вырывался оттуда, когда только мог, чтобы
блуждать по полям. Лесистые и горные местности,
казалось, были его истинной родиной. Только там он
чувствовал себя непринужденно. Душа его устремлялась ввысь
на лоне Природы.
Его ожидал совсем другой, противоположный образ
жизни, который должен был дать ему возможность
развить свои умственные способности. Ему доверили
присмотр за огромной библиотекой. Эта должность,
маловажная с точки зрения его ближних, стала дорога и
мила его сердцу. С тех пор он занимался только тем, что
сличал великую книгу Природы с лучшими книгами,
созданными человеческой мыслью. Познав всевозможные
заблуждения всех времен и народов, он имел еще и
другое преимущество (если это является преимуществом).
71

Он стал сотрапезником авторов и пособников лжи. Он
воспользовался этим, чтобы исследовать предрассудки у
их первоистоков. Он не гнушался посещать лицемеров и
шарлатанов для того, чтобы научиться срывать с них
маски. Облик Порока, который он видел вблизи, только
разжигал в его душе жажду добродетели. Долго он не
хотел играть иной роли в обществе и удовлетворялся тем,
что наблюдал злоупотребления и излишества, не
запятнав при этом своей души. Иногда даже можно было
видеть, как для облегчения своей задачи он выдавал себя
за человека легкомысленного, непоследовательного и
неосновательного, чтобы не дать повода к подозрению тем,
которых он намеревался наблюдать вблизи. Таким
образом он достиг цели. От его глаз ничего не скрывали, ушам
его все доверяли; считали, что взгляд его не слишком
проницателен, а слух — груб. Так он сумел проникнуть в
тайны подлеца и безумца, чтобы иметь право вывести
их на суд Разума. Псалмы, которые ныне публикуются,
являются только слабым отражением его взглядов, чувств
и манеры излагать свои мысли и переживания. Быть
может, когда-нибудь найдут большое сочинение, над
которым он работал, начиная с середины своего жизненного
пути и до самой смерти. Но пока подробности об этом
сочинении не следует сообщать, так как ничего
определенного о нем сказать еще нельзя.
Псалом I
Псалмопевец возвещает свою миссию и предрекает, какие
она будет иметь последствия
1. Боже правый! Пошли мне дар речи, дабы я возвестил
о тебе людям.
2. Да не скажут они обо мне, что апостол истины
заикается.
3. Задолго до Христа и его нагорной проповеди,
смиренный ученик самого скромного из учителей,
4. Я тоже хочу взойти на верхние ступени Храма Истины.
5. Там буду я слушать у двери святилища и напишу обо
всем, что только смогу понять.
6. Во времена, когда бог Невинности служит жертвой
дурным, дабы стать образцом для хороших,
72

7. Я хочу также быть мучеником во славу бога Истины
8. Но, увы! Не столь же велика моя отвага: я говорю
глухим, я пишу для слепых.
9. Глухие закроют глаза, увидев книгу мою, слепые
заткнут уши, услышав голос мой.
Псалом II
Псалмопевец посвящает себя благу братьев своих
1. Солнечный свет Справедливости! Озари чело мое и
приучи чувствительный глаз мой выдерживать лучи
твои!
2. Я хочу возвестить тебя до наступления вечерней зари;
ночное эхо будет повторять глас дневной.
3. Счастлив, кто посвятил себя служению богу Истины.
4. Счастлив, кто чувствует в себе отвагу служить у
алтаря бога Истины!
5. Господь бог мой! В большом городе, где я родился,
6. Хочу я, чтобы читали, на дверях всех домов, имя бога
Истины.
7. Неизгладимыми буквами начертаю я имя это в пору
ночного сна.
8. И сограждане мои, падкие на новизну, прочтут,
пробуждаясь от сна, на дверях своих имя бога Истины.
Псалом III
Молитва к богу об обращении богатых
1. Боже благой! Не откажи мне, даруй мне чувство: я
хочу проникнуть в сердце богатого.
2. Но богатый, имеет ли он внутренности? И если имеет,
то из плоти ли они?
3. Бедный, на взгляд богатого, их не имеет.
4. Сердце богатого подобно камню, в котором слово
бога Добра не может укорениться.
5. Господь, преврати это каменное сердце, пусть станет
оно магнитом:
6. Магнитом, что притягивает бедного и составляет с
ним одно целое.
73

7. Бог Добра, передай душе богатого свою безмерную
добродетель.
8. Пусть уподобится он Природе, которая берет лишь
для того, чтобы вернуть обратно.
9. Господи, господи! Из лона столицы богатых
сибаритов 1 призывают тебя.
10. Сможет ли голос мой пробиться к тебе чрез все
неправды, вопиющие громче меня?
Псалом IV
Псалмопевец намеревается исправить небрежность
служителей господа
1. Господи, господи! Мне надлежит подняться на миг на
кафедру Истины.
2. Ибо служители бога Истины изменяют службе своей.
3. Трусы! Я видел, как дрожали они в присутствии
царей земных.
4. Я видел, как они наряжали Истину в
соблазнительные одежды лжи. Трусы!
5. Быть может, скажут они: кто он, вот этот,
возвещающий о себе от имени бога Истины?
6. Он плохо отзывается о своем времени. Но где же
права на его миссию?
7. Как! Тот самый, который недавно играл на струнах
сибаритов и сочинял нежные песни,—
8. Это он смеет ныне ударять по струнам лиры
патриархов?
9. Да! Это тот самый! Он выходит из сада
Наслаждений, дабы собирать плоды Мудрости.
10. Да, господи! Подобно послушному агнцу, я бегу на
зов самого мудрого из пастырей.
11. Боже мой! Из рук твоих хочу вкусить черствый хлеб
Истины и дать его отведать ближним моим.
Псалом V
Богу достаточно явиться, чтобы смутить неверующего
1. Боже! Настал час: восстань, сойди из твоей святой
обители и яви свой лик,
74

2. Только узрев тебя, нечестивый будет повергнут в
смущение.
3. Нечестивец посмел сказать: если бы бог не был
призраком, разве оскорбляли бы его так безнаказанно?
4. Вселенная, говорит он еще, это зверинец, в котором нет
хозяина:
5. Зловредные животные, ее населяющие, не боятся ни
хлыста, ни узды.
6. Земля — это огромная школа, в которой озорные дети
бранятся между собой в отсутствие наставника.
7. О боже мой! Я не могу больше видеть, как
проклинают тебя; явись, и пусть злодеи трепещут.
8. Простри длани свои от конца до конца вселенной и
покажи, наконец, что ничто сущее не может быть
похищено у того, чьею милостью все существует.
Псалом VI
Честные атеисты лучше, чем безнравственные верующие
1. Боже отцов моих! Прости детям своим и верни
слепых на путь праведный.
2. Мудрецы века сего почитают тебя излишним;
предоставленные своему воображению, они напоминают
неосторожных мотыльков.
3. Они сами себя сжигают, стремясь как можно ближе
подойти к свету.
4. Отец светил, принорови себя к немощи глаз их.
5. Дай им узреть один из лучей твоих и чтобы они притом
не ослепли.
6. Прости им по крайней мере; но накажи тех
нечестивых лицемеров,
7. Которые выставляют повсюду напоказ свою веру,
дабы лучше прикрыть ею свою порочность.
8. Сорви с них покровы, обнажи их лицо, пусть люди
увидят на нем печать твоего осуждения.
9. Больше вреда твоему закону от них, его
исповедующих, чем от неверующих, его отвергающих.
10. Порок наносит самый тяжкий удар добродетели,
когда рядится в ее маску.
11. Отче людей! Предстань перед ними лицом к лицу и
допусти детей твоих коснуться перста твоего.
75

Псалом VII
Существование бога доказывается
при помощи индукции
1. Кто вы, непоследовательные резонеры, оспаривающие
существование моего бога?
2. И не видите ли вы, что беспорядки в обществе, этом
творении людей, показывают, как стройно творение
бога моего — природа?
3. Надо, надо, чтобы благой бог воздал мне однажды
за все то зло, что вытерпел я от людей.
4. Да, мой боже! Страдаю и потому хочу верить, что
страдания мои не будут вечны.
5. Да, мой боже! Ты существуешь; ведь мне так нужно,
чтобы ты существовал!
6. Мне нужно будущее, дабы я мог выносить настоящее.
7. Мне нужен отец, дабы он защищал меня от моих
братьев.
8. Пора испытаний должна смениться порой воздаяния.
9. Без этого, о мой боже, человек всегда рождался бы
слишком рано и умирал бы слишком поздно!
Псалом VIII
Против повелителей, для которых религия — только
средство политики
1. Боже отцов моих! Привычка влечет еще в храмы
толпу.
2. Но, не находя там ничего, кроме злата и мрамора,
тупая толпа тебя отвергает.
3. Главари народа смотрят на тебя, лишь ка« на пугало,
поставленное на земле, чтобы сдерживать людские
толпы.
4. Цари считают, что нет ничего превыше их; они
заставляют называть себя богами земными.
5. Господи! Что медлишь ты? Покажи, что ты бог этих
богов.
6. Они смотрят на почести, которые тебе воздают, лишь
как на пустую формальность.
76

7. Оставаясь одни, они смеются над тем, кого чтут в
присутствии народа.
8. Громом порази их надменные головы; пусть
брильянтовые венцы их превратятся в сплетенные тернии.
9. Преврати их железный скипетр в ломкий тростник;
и отними на миг божественный перст, что
поддерживает их колеблющиеся троны.
Псалом IX
Против тех, которые осмеливаются находить
недостатки в устройстве мира
1. Неблагодарные люди! Вы ищете пятна на солнце,
которое светит вам.
2. А если бы солнце не светило вам, находили бы вы на
нем пятна?
3. Разве освобождает нас несовершенство вселенной от
признательности ее творцу?
4. Разве должен бедняк роптать на богача за то, что
богач не отдает бедняку то, чем он владеет?
5. Если бы бог захотел создать вас, смертные, себе
подобными, разве были бы вы столь
непоследовательными резонерами?
6. И по какому праву осмеливается пьедестал судить о
статуе?
7. Если бы бог мой не скрывал лица своего, смогли бы
вы выдержать взгляд его?
8. Вы, обвиняющие бога моего в бессилии, чем станете
вы, если он прострит свою всемогущую длань?
9. Человек! Ты видишь зло на земле... Конечно, ведь
ты ее населяешь.
10. Ползучее насекомое! Ты смеешь бранить розу, потому
что нечистая гусеница запачкала ее, ползая по ней?
11. Близорукий человек, твоих глаз едва хватает, чтобы
указывать тебе путь.
12. Разве не знаешь ты, что на сетчатке глаза твоего все
предметы запечатлеваются перевернутыми и
искажаются?
13. И потом, может ли глухой судить о гармонии
музыкальных звуков?
77

14. Смертный, восхищайся спектаклем на сцене
вселенной и не стремись разгадать игру и ее тайны.
15. Непроницаемый покров скрывает их от тебя ради
твоего же блага.
16. Бог мой подобен скромному благодетелю; он прячет
свою дарующую руку.
17. Пользуйтесь с миром плодами; бог принял на себя
все тяготы их выращивания.
18. Благовоспитанные дети разве ропщут на отца своего
за то, что он сделал их ниже или слабее себя самого?
Псалом X
Человек должен дивиться и молчать
1. Смертные! Будьте справедливы и не взваливайте на
бога своих собственных провинностей.
2. Человек природы — это совершенное творение бога.
Человек общественный — это несовершенное создание
людей.
3. Зло живет на земле! Кто поселил его там? Бог или
человек?
4. Человек осмеливается говорить, что это сделал бог.
Кто будет судьею в этой великой тяжбе?
5. Суд Разума — престол моего бога.
6. Человек! Страшись тягаться с богом; он сам себе
судья и истец.
7. Отдайся на суд его и уповай на его милосердие.
8. Человек! Сосуд из глины, страшись разбиться о
божественную длань!
9. Тот, на весах которого лежат миры, ведает, в каком
больше зла и в каком — добра.
10. Человек! Не смей высказывать своего мнения о
правильности весов божьих; бойся быть лишь
бесполезной обузой на земле.
11. Сотвори благо, и бог предохранит тебя от зла.
12. В чашу жизни твоей, в тот час, когда бог передает ее
тебе, ничего не подмешано.
13. Пей из нее, не стараясь понять вкус напитка, который
она содержит.
14. Вкушай этот напиток во всей его чистоте, не
подливая туда ничего своего.
78

15. Не потрясай сосудом: зло, как винная гуща, само
оседает на дно; добро удерживается сверху: ни с чем
не смешанное, подступает оно к губам твоим.
16. Когда ты слегка отведаешь из чаши сей, ты почиешь
в легком опьянении и проснешься у отцовского очага.
Псалом XI
Против лицемеров
1. Господи! Далеки от меня те, кто имеет двойное
обличив, и те, учение которых двойственно.
2. Далеки от меня те, кто применяется к своему
времени и прилаживается к людям.
3. Слишком подобны они лицемерам;
предусмотрительность их походит на подлость.
4. Любовь к спокойствию, служащая им предлогом,
представляется мне малодушием.
5. Я осмелился бы, перед лицом земли,
свидетельствовать богу моему, богу Истины.
6. Я рсмелился бы сказать во весь голос то, что думаю
про себя. Я оставляю лжецу его плащ.
7. Маска слишком стесняла бы лицо мое и ослабляла
бы звук голоса моего, который и так не силен.
8. Я следовал бы праведным путем, ведущим к богу
моему, богу Истины; ибо жизнь быстротечна.
9. Я атаковал бы порок прямо в лоб; мое открытое и
спокойное лицо заставляло бы его трепетать при
моем приближении.
10. Я хочу, чтобы на перекрестках столицы, в которой
я родился, ложь не могла никого вводить в
заблуждение.
11. Я хочу, чтобы, когда я прохожу мимо, говорили,
указывая на меня перстом:
12. Вот он, друг бога Истины. Трепещите, темные
служители лжи.
13. Если он не обладает ростом и силой гиганта, то у него
есть смелость и прямота героя.
14. Никакие свойственные человеку соображения не
могут замкнуть уста его. И перо никогда не дрожало в
его руке.
79

15. Он доходил до подножий алтарей и тронов, изгоняя
лицемерие, если оно нашло там прибежище.
16. Предрассудки никогда не будут для него
неприкосновенными; ибо сам бог Истины удостоил руководить
им.
Псалом XII
Портрет доброго и злого богача
1. Случилось мне несколько раз подслушивать у двери
богатого; и то, что услышал я, было утешением мне
в том, что я бедняк.
2. Провидение Природы! Ты, которое укрываешь
шерстью четвероногих и оперяешь птиц,
3. Ты, взор которого одинаково видит бабочку-королька
и орла,—
4. Пусть бедняк отдастся в твои руки. Пусть он лучше
умрет в ожидании твоей помощи, чем вымаливает ее
у богатого.
5. О мой боже! Не давай мне никогда сокровищ полной
пригоршней, если истинно, что нельзя быть сразу
богатым и сострадательным.
6. Ведь так отрадно сказать ближнему своему: пусть
трапеза моя будет и твоею.
7. Весьма отрадно чувствовать, как руку твою орошают
слезы признательности.
8. Богатый, делящийся с бедным, оправдывает
провидение бога моего, которое безрассудные обвиняли в
пристрастии.
9. Но где тот богач, который не может спать, зцая, что
бедняк дрожит от голода на пороге дома его?
10. Где он, богач, который поднимается утром, чтобы
отыскать неимущего и уготовить ему сладостное
пробуждение?
11. Где тот богач, который подает раньше, чем у него
просят?
12. Божественное провидение, если бы богачи следовали
твоему примеру, не стало бы больше бедняков.
13. Богач, ты испытал все наслаждения, тебе остается
вкусить еще от одного.
14. Испробуй отраду от благодеяния, она внушит тебе
отвращение ко всякой иной.
80

15. А вы, бедняки, утешьтесь! Остерегитесь завидовать
жребию человека, живущего в изобилии. Знайте:
16. В тройную броню из золота заковано его сердце;
закрыт туда доступ добродетельной и мудрой
умеренности.
Псалом XIII
К скупому
1. Звон экю заставляет настораживаться уши скупого;
но он глух к гласу справедливого и благого* бога.
2. Богатый скупец! Будь осторожен в своих расчетах:
справедливый бог проверит твой счет.
3. Ты — его эконом на земле; он поручил тебе
заведование своими благами.
4. Горе тебе, если мой бог найдет в твоих неточных
реестрах какие-нибудь умышленные просчеты.
5. Когда бедняк призывает милостивого бога, благой
бог отсылает его к конторкам богача.
6. Горе казначею, запирающему свои сокровища от
бедняка, посланного благим и справедливым богом.
7. Казначей потеряет доверие господина своего и будет
изгнан со службы своей.
Псалом XIV
Похвала умеренности
1. Господи, сохрани меня в отрадной умеренности, в
которую я тобою поставлен.
2. Если в глазах твоих есть у меня какие-либо заслуги,
я обязан ими безвестному состоянию, в котором ты
дал мне родиться.
3. Роскошь иссушает душу, делает разум бездеятельным
и размягчает телесную силу.
4. Счастливо дитя, колыбель которого не подвешена на
ветвях гордого дуба.
5. Счастлив тот, кто засыпает под скромной соломенной
крышей! Он никогда не проснется на краю бездны.
6. Счастлив, кто довольствуется тем, что праведен
пред тобою, о мой боже! И тот, кто не ищет взоров
толпы.
6 С. Марешаль
81

7. Счастлив, кто идет путем своим бесшумно и кто на
дороге своей жизни не сделал ни одного ложного
шага.
8. На пути золотой середины избегают зависти; но не
меньше чувствуют на себе взгляд бога своего.
9. И что дадут рукоплескания всего мира тому, против
кого голос бога его и его сердца!
Псалом XV
Против ложного стыда
1. Боже мой! Исцели меня от ложного стыда, когда я
творю благо.
2. Увы! Цивилизованные люди дошли до того, что
краснеют за добродетель, как некогда краснели из-за
порока.
3. На честного человека указуют перстом, как на того,
кто стремится выделиться.
4. Свидетельствовать всенародно богу Истины — это
значит для человека показывать, что ему незнакомы
обычаи.
5. Боже мой! Дай мне силу быть справедливым между
моими теперь уже не справедливыми ближними.
6. Если не смогу победить я этот негодный стыд, мой
боже, даруй по крайней мере удовлетворение самим
собою.
7. Тогда откажусь я от общества, где нельзя
безнаказанно быть справедливым,
8. Где мантия мудрости становится посмешищем
глупцов.
Псалом XVI
Против спесивых ученых
1. Отец просвещения! Божественный разум! Бог всех
наук! Соблаговоли устыдить гордыню ученых.
2. Без сомнения они внушают тебе сострадание, когда
ты бросаешь на них свой взор.
3. Они сидят в своих академических креслах, как на
судейских скамьях, и кажется, что они судьи Природы.
4. Кажется, что ничто не может свершиться без них или
без их согласия.

5. Солнце, чтобы греть, ждет, когда они создадут свои
тепловые теории.
6. Скоро они осмелятся призвать тебя на свой суд и
заставить тебя отчитаться в твоем поведении.
7. Из недр тьмы невежества они не страшатся наносить
оскорбления богу дневного света.
8. У них поползновения исполина, а телосложение
карликов.
9. Рука человека едва может достать ветви дерева; а
своим лбом он хочет коснуться поверхности звезд.
10. Своими слабыми руками он едва может охватить дуб;
а он хочет объять всю Природу.
И. Он возвышается над землею на несколько футов; а
хочет взлететь к небесам.
12. У него еще нет морали; а он хочет диктовать законы
Природе.
13. Он смеет ставить ей преграды на пути ее и
обозначать эпохи ее существования.
14. В узком мозгу своем он преобразует вселенную; он
не знает того, что происходит на глазах его, у его
собственных очагов.
15. Этот, червь земной полагает, что у него орлиные
крылья; он воображает, что парит, в то время как он
ползает.
16. Сын человеческий, ты похваляешься остановить
молнию на пути ее; а капля опьяняющей жидкости
повергает тебя на землю.
17. Ты тщеславишься тем, что плывешь по воде, в то
время как земля разверзается под твоими стопами.
18. О смертный! Забыл ли ты, что горьки плоды древа
познания?
19. Все несчастья твои проистекают от того, что ты
хочешь все познать, не довольствуясь тем, что тебе
следует знать, и тем, что тебе познать так легко.
Псалом XVII
Единственное занятие, подобающее разуму человека
1. Безумным я был! Дабы достичь мудрости, я долгое
время изнурял себя над книгами мудрецов наших
дней.
6* 83

2. Бог природы, открой мне твою великую книгу и
Научи меня разгадывать ее страницы.
3. Настоящий ученый — тот, кто умеет прочесть книгу
Природы.
4. Истинный ученый — тот, кто распределяет порядок
своей жизни по плану бога природы.
5. Шедевр искусства, гордый град! Я покидаю стены
твои и все твои блага.
6. Высокие горы! Вознесите мою мысль; пусть дух мой
воспарит до ваших вершин!
7. Дремучие леса, примите меня под вашу
гостеприимную сень и научите меня размышлению.
8. Я хочу непрестанно находиться в присутствии бога
природы; скажите мне, как надо возносить ему хвалу.
9. Я взобрался на самую вершину утеса, древнего, как
земля у его подножья.
10. Там вижу я солнце задолго до того, как дает оно свет
дневной моим ближним; я теряю его много позже, чем
оно исчезает для них.
11. Там я чувствую себя совсем подле бога природы. Там
я больше себя уважаю.
12. Каким жалким и ничтожным представляется мне
оттуда город, лежащий в равнине!
13. Искусство и все его волшебство — что оно перед
природой? То же, что человек — перед богом.
Псалом XVIII
Против надменных повелителей, а также против
царской власти
1. Бог богов земли, покарай этих надменных
самодержцев, которые уходят, говоря:
2. Что станет с миром, если меня в нем больше не
будет?
3. Коронованные черви! Мир после вас будет тем же,
чем он был до вас.
4. Замечает ли муравейник отсутствие одного муравья?
5. Гордый царь, сделал ли ты какое-нибудь добро? Сто
тысяч других могли бы сделать столько же и больше
тебя.
84

6. Знай, что когда цари добры, они лишь исполняют
свой долг.
7. Знай, что люди могут обойтись даже без добрых
царей
8. И что никогда цари не смогут сделать людям, себе
подобным, столько добра, чтобы заставить их забыть
о том, что все между собою равны.
9. Знай, что царская власть —это 1
10. Знай, наконец, что бог мой не позволит людям иметь
Псалом XIX
О судьях и о том, что из этого следует
1. Бог правосудия! Ты видишь это! Вожди народа,
называющие себя твоими посланцами на земле, имеют две
пары весов, как если бы существовало две
справедливости.
2. Удостой, чтобы сила твоя на миг снизошла до них;
приблизь священный оригинал к тем, которые
похваляются, будто они верные его копии!
3. Увы! Я видел, как праведный человек покинул свою
семью, дабы пойти оспаривать у подножия
неправедного трибунала кусок хлеба, смоченный его потом;
хлеб тот ждала его семья, чтобы жить.
4. Если бедный человек является с пустыми руками —
увы! какие только проволочки, какие грубые отказы
он должен вытерпеть!
5. Он умрет прежде, чем получит утешительную
уверенность, что поле отцов его перейдет к его детям.
6. И после его смерти дети его придут собирать колосья
на то поле, на котором они должны были снимать
жатву.
7. Я видел, как вдова и сирота взывали к правосудию,
будто они вымаливали благодеяние.
8. Я видел, как они готовы были лишиться последней
одежды, дабы снискать милость своих судей.
9. Бог добродетели! Я видел их, и лицо мое покрылось
краской стыда за этих судей.
85

10. Я видел, как они соглашаются на все, дабы сберечь
хоть что-нибудь.
11. Трепещи в своем кресле, судья неправедный! В лице
моего бога ты обретешь сурового судью!
12. Он собирает своей божественной рукой слезы
невинности: он считает вздохи целомудрия, пребывающего
в отчаянии.
13. А вы, истцы! Вы, вступающие в храм правосудия!
Бойтесь выйти оттуда оправданными.
Псалом XX
Война
1. Отче жизни нашей! Ты сказал людям, вышедшим из
твоей созидающей руки: растите и множьтесь!
2. Люди не считаются с этим законом, который так
сладко выполнять; они даже облагородили искусство
разрушать создания рук твоих.
3. Они сами оттачивают косу смерти; разрушительное
время кажется им чересчур медленным, хоть оно и
летит на крыльях.
4. Их можно было бы простить, если бы они хотели,
лишая себя жизни, приблизиться скорее к тебе, о мой
боже!
5. Но нет! Лишь корыстолюбие и жажда мести
сталкивают их друг с другом.
6. Они выстраиваются к битве под звуки музыки.
7. Ярость стоит во главе их строя.
8. Одетые в разные цвета, они делают вид, что совсем
не узнают друг друга.
9. Человек хладнокровно перерезает горло ближнему
своему: он получает больше удовольствия, лишая
жизни, чем даруя ее.
10. Человек с жестокой гордыней надевает на свою
голову лавровый венец, окрашенный кровью своего брата.
11. О мой боже! Ты видишь все; и ты допускаешь, чтобы
подобные сцены происходили на глазах твоих.
12. Ты позволяешь, чтобы в мирные храмы твои вносили
трофеи войны.
13. Человекоубийственным оружием осмеливаются
заваливать неокровавленные алтари твои.
86

14. Тебе осмеливаются предлагать освящать знамя мести
и орудия жестокости.
15. И имя твое, священное имя, имя бога моего, служит
кличем войны!
16. На поле битвы к тебе поднимают руки, обагренные
кровью.
17. Отец людей, тебе воздают благодарность за то, что
зарезали детей твоих.
Псалом XXI
Дуэль
1. Человек ропщет против руки всевышнего, когда она
извергает молнию.
2. Но он не считает дурным устремляться на ближнего
своего с рукой, вооруженной железом и огнем.
3. Бог мира! Почему не простришь ты свою длань между
бойцами?
4. Почему солнце твое освещает эти преступления, как
если бы оно было соучастником или свидетелем?
5. Почему твоя молния не спешит расплавить в руке
дуэлянта сталь, которой он вооружился для
убийства?
6. Ненасытный волк не поедает волка. Лев только в бе·
шенстве бросается на льва.
7. Человек никогда не бывает более ярым охотником,
нежели когда его дичью является человек.
8. Кто эти двое, которые удаляются от толпы, без
сомнения, чтобы остаться наедине?
9. Я вижу, как они едят за одним столом и пьют из
одной чаши.
10. Внезапно они поднимаются; каждый вооружается
мечом.
11. Почему примеряются они друг к другу с такими
предосторожностями? Что означает приветствие, которым
они обмениваются, подавая с таким изяществом друг
другу оружие?
12. Какими упражнениями хотят они заняться, эти два
друга, которые как будто находятся в таком добром
согласии?
13. Как стремительны их движения! Молния не так
проворна, как их жесты.
87

14. Что вижу я! Один из них падает к ногам другого.
Этот зовет на помощь.
15. Бежим... О мой боже! Струится кровь. Один из
друзей умирает от руки другого.
16. Боже! Это были два соперника. То, что я принимал за
дружбу, было лишь местью друг другу.
17. О боже мой, ты видел, как это началось; и ты допу
стил до конца... Прости... Конечно, ты допускаешь
зло, но не одобряешь его.
Псалом XXII
Псалмопевец воздерживается от ношения оружия
1. Боже милосердный, бог мира! Кровь еще не
осквернила моей руки.
2. Я далеко отбросил мое орудие человекоубийства, из
которого братья мои делают себе украшение.
3. Я предпочитаю испытывать на себе несправедливость,
чем отражать ее несправедливостью.
4. Я отвернулся от злого, как отстраняются от камня,
падающего с горы.
5. Никогда слава оружия не польстит моему мирному
сердцу.
6. Но увы! Неужели навечно мне быть соучастником и
свидетелем преступления?
7. Долго ли еще мне придется ступать по земле, как по
вражеской стране?
8. О мой боже! Укрой меня от этого зрелища крови.
Но увы! Куда поведешь ты меня?
9. Всюду, где есть человек, он встречает соперников.
10. Увы! У человека нет большего врага, чем его ближний.
Псалом XXIII
Ошибки злых, их неверные расчеты
1. Можно было бы еще простить злых, если бы они были
счастливы.
2. Им простили бы происки, если бы все они вели к
счастью,
88

3. Великий боже! Дай мне легкие из меди, чтобы меня
могли слышать ближние мои во всех странах.
4. Я бы кричал им: братья мои! Знайте, что в ваших
собственных интересах вы должны быть добродетельны.
5. Знайте, ложны порочные наслаждения; на дне чаши,
из которой пьет алой,— отрава.
6. Знайте, что в лоне порочной красоты заводится червь.
7. Знайте, что нет радостей, которые можно было бы
сравнить с радостями чистого сердца,
8. И что истинное блаженство — подруга мудрости.
9. Знайте, что здоровье — дочь воздержанности; а
сладостная умеренность — мать покоя.
10. Знайте, что добродетель совсем не так уныла, как вам
это обычно рисуют,
11. И что усмешка беспорядочных страстей всегда
вероломна.
12. Знайте, что постигающими их бедами люди обязаны
своим злоупотреблениям.
13. Знайте, наконец, что бог мой справедлив; и если он
позволяет вам быть злыми, то лишь под страхом быть
несчастными.
Псалом XXIV
Псалмопевец проповедует снисходительность
1. Дети человеческие! Будьте друг к другу
снисходительны; ни один из вас не стоит большего, чем
другой.
2. Будьте снисходительны! Ибо милосердный бог первый
подает вам в этом пример.
3. Если бы он был только справедлив, разве терпел бы
он так долго ваши несправедливости? Но он
сострадателен.
4. Каждодневно вы преступаете его закон, и, однако, он
каждый день кормит вас.
5. Каждодневно пренебрегаете вы своими священными
обязанностями,— а не поднимается ли ежедневно
солнце его над вашими преступными головами?
6. И по какому праву вы проявляете жестокость по
отношению к своим ближним? Если сосед ваш сегодня
сделал ложный шаг, завтра падете вы.
89

7. Терпите ваши недостатки; у вас у всех они есть.
8. Презирайте порок, избегайте его; но жалейте впавших
в порок и поднимайте их с земли.
9. Протяните вашу руку захмелевшему человеку и
введите его в свой дом:
10. Завтра он сможет покрыть вас своим плащом и
вывести из нехорошего места.
И. Будьте снисходительны к вашим братьям! Строги —
к самим себе!
Псалом XXV
Псалмопевец обвиняет себя в том, что имел иной объект
любви, кроме бога
1. Боже милосердный! Я погрешил перед тобою; но
сознание моей вины побуждает к прощению.
2. Да, мой боже! Я обожал создание рук твоих, не
поднимаясь до божественной длани, которая создала все,
что красиво.
3. Я поклонялся сосуду горшечника и обратил его на
пользу себе.
4. И как будто бы сосуд этот мог быть создан
независимо от рук человека, горшечник не получал от меня
никаких знаков почитания.
5. Дщерь человеческая завладела всеми силами моей
души.
6 Она прогнала оттуда творца всех сокровищ, которыми
она гордится.
7 Увы! Несовершенный слепок отвлек меня от всссовер-
шеннейшей модели.
8. Милосердный боже! Не будь ревнив: прости мне, что
я приносил жертвы на другие алтари, а не на твой.
9. Прости меня, что я утаил предназначенный тебе
фимиам, дабы воскурять его перед твоим творением.
10. Я хотел скрыть от самого себя грехи мои; я хотел
оправдать в моих собственных и в твоих глазах обман
моих чувств,
11. Говоря: это все же мой бог, воплощенный в предмете,
наиболее, как мне казалось, близком ему.
12. Бог природы мне прощает наслаждение, которое я
испытываю при звуках пения соловья:
90

13. Может ли он поставить мне в вину, что я преклоняю
слух к нежному голосу дщери человеческой?
14. Дщерь человеческая — это цветок: бог природы
может ли чувствовать себя оскорбленным тем, что я
ласкаю цветы, которые он сам произрастил на пути
моем?
15. Как я был слеп! Я совсем не замечал, что змея любит
укрываться среди роз.
16. Подобно отцу людей, я укрылся с женщиной, которую
я считал себе по сердцу, но она не была по сердцу
моему богу:
17. Прятался ли бы я, если бы не заметил, что я так же
виновен, как Адам? Добро вершится днем, а зло —
ночью.
Псалом XXVI
Портрет современных женщин
1. Господи! Отец природы! Это ты рек: нехорошо, если
человек остается один.
2. Я искал меж дщерями человеческими жену, что была
бы тебе по сррдцу.
3. Я обошел город, я часто хаживал по деревням.
4. Я больше находил красоты, чем невинности, среди
дщерей рода человеческого.
5. Дщери человеческие прелестны, но совершенно
безнравственны.
6. Мед на губах их; злоба в сердцах их.
7. Взор их голубиный, язык же — змеи.
8. Они приятно поют; но они не умеют умно
разговаривать.
9. Они танцуют в такт; но они совсем не умеют
правильно ходить.
10. Они хотят нравиться многим. Как смогут они
решиться любить только одного?
11. Они пренебрегают дочерним почтением; будут ли они
достаточно ревностны в исполнении материнского
долга?
12. Господи! Я останусь без подруги, пока ты не дашь
мне встретить женщину, которая будет тебе по серд-
91

Псалом XXVII
Портрет женщины, которая пришлась бы по сердцу
богу и псалмопевцу
1. Бог природы! Ты, чья отеческая рука благоволила
рассыпать цветы на тернистом пути жизни!
2. Ах, скажи, куда идти мне, чтобы исполнить
повеление, которое дал ты Адаму и Еве: растите и
множьтесь.
3. Отец природы! Ты, кто благими перстами своими
даровал цветение розе и фиалке,
4. Сделай, чтобы я встретил женщину, чей скромный
лик еще умеет краснеть!
5. Женщину, уста которой умеют невинно смеяться и
чей взор увлажняется слезами, выражающими
чувство!
6. Где они, эти стыдливые девы, простые, как овечки,
резвящиеся вокруг простодушного пастуха?
7. Куда скрылись они, добродетели домашнего очага,
залог хороших хозяйств и счастливых браков?
8. Далеко ли я должен брести? Долго ли я должен
ждать, прежде чем встречу дочь полей, сердце которой
было бы так же чисто, как дыхание мая,
9. И для которой одна лишь Природа была бы
предметом наслаждения и любви?
10. Куда ведет она пасти свое стадо, эта наивная
пастушка, нежная, как руно ее любимого ягненка?
11. Пусть пойду я и коснусь ее льняной одежды, и
поцелую концы ее нетронутого пояса!
12. Я сказал бы ей: дева полей! Счастлив пастух,
которого зовешь ты отцом своим или братом.
13. Но тысячекрат счастлив тот, кому ты-дашь право
назвать себя твоим возлюбленным супругом!
Псалом XXVIII
Об обществах
1. Отец природы, призови снова детей своих; верни их
обратно к их былым обычаям.
2. Ты поселил их на земле со всем тем, что потребно
для счастья.
92

3. Ты избрал для них самое подходящее и выгодное
положение.
4. Ты подчинил их только отцовской власти.
5. Если бы они всегда полагались на закон бога
природы, они бы и по сей час не знали, что такое тирания
и произвол.
6. Бог природы! Люди не должны зависеть ни от кого,
кроме тебя.
7. Дети человеческие не должны были иметь иных
повелителей, кроме своих отцов.
8. Безумные! Они устали быть счастливыми под
посохом пастырей: им захотелось, чтобы скипетр царей
навис над их головой.
9. Они потребовали у тебя царей; ты, в справедливом
гневе своем, послал их им; и люди приняли их, как
благо.
10. Боже отцов моих, сделай, чтобы к человеку
вернулось былое достоинство; и научи его самого управлять
собою.
11. Напомни ему, что ты создал его не для того, чтобы
он служил другим или другие служили ему.
12. Дети отца природы должны быть свободны. Отец
природы никогда не создавал рабов.
Псалом XXIX
Злоупотребления человека в жизни и в пользовании
произведениями Природы
1. Как безумны они, дети человеческие! Они не
признают дивные создания бога природы.
2. Они выше ценят преходящее творение своих
неумелых рук, чем бессмертные чудеса бога природы.
3. Они предпочитают искусственные зрелища,
обманчивые картины величавому впечатлению от созерцания
небесных тел вселенной.
4. Я видел, как оставляли они солнце, дабы собраться
вокруг слабого света своих гаснущих светильников.
5. Я видел, как затыкали они уши, дабы не слышать
пения птиц, и впадали в экстаз от нестройного шума
своих инструментов.
93

6. Бог природы! Ты дал людям смеющихся подруг и
прохладные сени.
7. Они построили себе толстые стены, тесные тюрьмы,
которые они называют городами.
8. Там запираются они, прижатые друг к другу, вместо
того, чтобы рассеяться и не мешать друг другу.
9. Они скучиваются в нескольких точках земного шара и
оставляют пустынной и необработанной всю
остальную земную поверхность.
10. Чистая вода источников, питающее молоко
благодатной коровы, сладкий мед трудовой пчелы,—
11. Они недовольны всем этим; они выдумали
опьяняющие и вредные напитки;
12. Бесчисленные плоды, здоровая зелень, питательные
овощи недостаточны, чтобы утолить их голод.
13. Как хищным животным, им нужно, чтобы кровь
струилась по их зубам.
14. Они решаются заклать молодого ягненка на глазах
его матери.
15. Неблагодарные! Вол, возвращающийся с пахоты,
падает под их смертоносным топором;
16. Те, чье поле он только что сделал плодородным,
питаются его трепещущим мясом.
17. Господи! Скажи мне, есть ли еще уголок на земле,
где можно жить в согласии с Природой!
18. Укажи мне какой-нибудь пустынный остров, какую-
нибудь бесплодную скалу, где человек может в
полном спокойствии поклоняться вечной Справедливости.
19. Увы! Демон раздора и дух деспотизма поделили
между собою мир.
20. Их следы встречаешь повсюду; их руки протянулись
друг к другу от одного конца вселенной к другому.
21. Нет ни одного холмика, который мог бы служить
прибежищем Свободы.
22. Неужели не смогу я, прежде чем сойти в могилу,
воспользоваться хоть на миг правами человека?
23. Неужели могила — это единственное убежище от
несправедливости и рабства?
24. Жизнь коротка, бог мудрости! Ты правильно не счел
необходимым умножить дни наши, как песчинки.
25. Ты предвидел в мудрости своей, какое употребление
мы могли бы сделать из них.
94

26. Те, кто теряет дни свои,— это не самые виновные, о
мой боже!
27. Виновны те, кто употребляет их так плохо, те,
которые даже слишком оправдывают твою мудрую
экономию, о мой боже!
28. Что делаем мы с жизнью? Ее целиком заполняют
легкомысленные искусства и другие порочные занятия.
29. К тому же только богатые пожинают плоды гения.
30. Неимущий талант трудится ночью для
невежественного бога.
31. И что остается от всего его блестящего труда? Пустой
звук имени и сильная усталость.
32. Счастлив тот, кто ограничивается созерцанием
Природы и кто наслаждается ее творениями, не
примешивая к ним свои!
33. Бог природы — это неистощимый источник истинных
радостей.
34. Чтобы быть счастливым и добрым, надо, чтобы
человек вернулся к Природе и в ней пребывал.
Псалом XXX
Картины современной жизни
1. Мой боже! Ты дал мне слишком рано родиться. Быть
может, следующее поколение будет лучше уметь
благословлять тебя и будет более безупречно в глазах
твоих.
2. Зорко следи за воспитателями, которые извращают
работу рук твоих,
3. Напомни матерям о первом долге их и отцам о их
первых обязанностях.
4. То, что родители некогда считали благословением
неба, ныне им кажется тяжким бременем.
5. Матери, обрекающие себя на бесплодие, делают себе
славу из своей никчемности и становятся
нечувствительными к невинным ласкам новорожденного.
6. Хотят срывать цветы любви, но не плоды брака.
7. Гименей 1 опрокидывает свой факел и закрывает рукой
глаза, дабы не видеть непристойных сцен,
ежедневными подмостками которых является брачное ложе.
95

8. Утрачен вкус к честным удовольствиям; пресыщенное
сердце не участвует более в нежных наслаждениях
природы.
9. Если случай дает супругам наследника, он тотчас же
оказывается докучливым свидетелем, которого
слишком долго нельзя устранить.
10. Увы! Мать стала для дочери предметом стыда.
11. Сын краснеет за отца своего и обретает в нем
сомнительный пример.
12. И дети незамедлительно становятся достойными
подражателями виновников своего существования.
13. Недостойное волокитство ведет к почестям и
отличиям.
14. Роскошь убивает нравственность. Добродетели
домашнего очага вышли из моды.
15. Торговля не является более обменом благами; и
гостеприимство превратилось в постыдную
куплю-продажу.
16. Добродетели обещают вознаграждение, как будто она
сама себе не является наградой.
17. Доброе дело оплачивают, как товар; и венцы славы
распределяют тем, кто больше дает.
18. В искусствах нет более ничего великого; и главный
талант — дар поэзии — продает свои рифмы тем,
кому хочется их купить.
19. К тебе не обращаются более с возвышенными
гимнами, о мой боже! И красноречие гения не слышится
более с кафедры Истины.
20. Тебе еще воздвигают храмы ленивой рукою; но
дворцы наслаждения затмевают дом господень.
21. Левиты 1 господа краснеют за свои костюмы и
переоблачаются.
22. Монашеская ряса отягощает их плечи; они стыдятся
ее носить.
23. Бог отцов моих! Зачем сохранил ты меня для этого
зрелища?
24. Почему ты не дал мне родиться в счастливый век
патриархов!
25. Увы! Не находя отрады в настоящем, я сохраняю
лишь воспоминание о блаженном минувшем.
96

Псалом XXXI
Картина минувших времен
1. Боже отцов моих! Вернется ли это счастливое
время, этот патриархальный век,
2. В который ты иногда благоволил сходить на землю,
не замечая, что ты покинул небо?
3. Люди тогда были достойны твоего присутствия; они
заслуживали того, чтобы ты в своей благости навещал их.
4. Тогда твои.сельские алтари, расположенные на
высоких священных'горах, не были перегружены золотом
и замараны кровью.
5. Тогда служители твои, облаченные в льняные ткани
и увенчанные цветами, вовсе не были красноречивы;
6. Но сердца их были так же просты и чисты, как их
приношения.
7. Отец семейства, бывший тогда повелителем своих
детей, имел своим скипетром только пастырский посох.
8. Без весов и меча вершил он правосудие у подножия
дерева или на пороге своей хижины.
9. Здравый смысл, чистая душа были его кодексом.
10. Тогда единственным законом людей был закон
гостеприимства.
11. Тогда совсем не говорили: у меня, но
предпочитали говорить: у нас.
12." Чистосердечие бодрствовало у дверей домов и
беззаботность— у изголовья ложа.
13. Никогда, ни вечером, ни утром, не было слышно
докучливого шума задвижек.
14. Тогда, о мой боже, ничего не добавляли к дарам
твоим; их принимали такими, какими ты их давал.
15. Никогда кровь не окрашивала во время поста
губы человека;
16. И никогда поддержание сил человека не
покупалось ценою истребления полезных и мирных животных.
17. Тогда, боже отцов моих, брачные союзы
заключались перед лицом неба, без свидетелей и священников!
18. Призывали от чистого сердца отца природы, и роса
его омывала ложе новобрачных.
19. Многочисленное потомство составляло богатство
и славу отца семейства.
7 С. Марешаль
97

20. Тогда самым сладостным занятием матери было
воспитать дочь в духе добродетелей домашнего очага.
21. Тогда сын видел в отце своем бога, принявшего
внешность человека.
22. Тогда, боже отцов моих, молния твоя покоилась
у ног твоих; и десница твоя всегда была простерта для
благословения детей твоих.
23. Тогда ты не раскаивался в творении твоем; душа
человека была чистым зеркалом, в котором ты любил
отражать образ свой.
24. Боже отцов моих, пришло время; верни снова к
нам на землю те прекрасные дни, те безмятежные дни,
которые человек никогда не должен был бы забывать.

ь
ззЗ
СТАТЬИ ИЗ «RÉVOLUTIONS DE PARIS»
(1790-1792)
АНТИПАТРИОТИЧЕСКОЕ ПОВЕДЕНИЕ ЕПИСКОПОВ
ФРАНЦИИ
Из Бретани сообщают, что епископы этой области
сговорились не принимать в расчет декреты Национального
собрания, которые их касаются, и отказались что-либо
делать для выполнения этих декретов. Оставленные на
прежних местах прелаты заверили своих четверых
собратьев, епископства которых упразднены, что ни в чем не
покусятся на их права. Епископ Сен-Мало,
подчинившийся декрету, как только был поставлен о нем в известность,
оказался в глазах остальных мятежных прелатов
трусом и отступником. Его собственный брат, епископ Нима,
повсюду публично говорит, что не желает больше его
знать и что впредь не намерен с ним общаться. Церковная
аристократия и все высшее духовенство, потерявшее свои
права и доходы, пускают в ход тысячи тайных пружин,
чтобы сбить с толку суеверный народ, пользуясь его
неведением; им хотелось бы заставить народ верить, что
епископы, избранные в установленном декретами порядке,
не являются законными и что их следует рассматривать
как самозванцев...
Граждане 83-х департаментов, вы проявили
достаточно умеренности и терпения; и вот, вы приобрели свои
права — выбирать епископов и священников; право
наблюдать за ними также принадлежит вам — используйте его.
Пора покончить с апатией и слабостью, они не подобают
нации, которая стала свободной. С помощью нескольких
внушительных примеров сдержите тех епископов,
которые пытаются стать поперек революции и задержать ее
ход. Пример двоих или троих из этих господ, без всякого
7* 99

снисхождения осужденных народным трибуналом, сделал
бы остальных лучшими патриотами или по крайней мере
более осмотрительными. Духовная аристократия всегда
была более вероломна, чем дворянство. Бойтесь тайной
коалиции прелатов всей Франции, которая окажется
более ловкой, чем любые парламенты. Она может оказаться
в состоянии ниспровергнуть новый порядок. Заявления
и поступки бретонских епископов в точности совпадают
с позицией остальных французских епископов. Будем же
неустанно следить за ними. Всемерно уважая патриотизм
епископа Сен-Мало и епископа Доля, а также тех
немногих, кто следует их примеру, не будем мешкать с
мятежниками. Заявим: горе прелатам, которые стали бы
упорствовать в стремлении сохранить какие-нибудь остатки
старого режима! Граждане! Они только ускорили бы
революцию, подготавливающуюся в области религиозных
идей. Недалеко, быть может, время, когда мы заметим,
что издержки на культ поддаются еще большему
сокращению. Может статься, мы пойдем еще дальше. И кто
воспрепятствует нам, с текстом Евангелия в руках ска
зать 83 прелатам Франции: «Господа! Главы наших
семейств намерены впредь сами выполнять ваши функции:
и они не требуют иного жалованья, кроме дани сыновней
любви и уважения. Оставьте же ваши престолы, ваш
перстень, ваш пастырский жезл, вашу митру и все прочие
епископские атрибуты, расходы на которые для нас
слишком обременительны. Ступайте с миром и оставьте нас,
каждого у своего очага, выполнять наши религиозные
обязанности. Просвещенный народ не нуждается в иной
узде, кроме гражданских законов».
Прошел золотой век духовенства, век невежества и
рабства, когда, желая отвлечь нас от гнета деспотизма,
нас забавляли смехотворными дрязгами Сорбонны1 и
распрями между кучкой епископов, которые бранились
per ога et folia *.
Разделение королевства на департаменты 2 несколько
нарушило права, принадлежавшие епископам Франции.
И эти гневливые пастыри, при виде своих смешавшихся
в беспорядке стад, возымели надежду на
контрреволюцию, порожденную недовольством их паствы, желающей
* [Устно и письменно (лат.)].
100

следовать за своим старым руководителем; но пусть
наши прелаты не расточают свои силы на то, чтобы
разрушать новый строй. Они нам настолько безразличны, что
мы едва ли заметим полное отсутствие наших епископов
в случае, если реформа достигнет таких масштабов. Мы
слишком выросли за истекшие пятнадцать месяцев, чтобы
продолжать играть в церковь. Нас занимают более
серьезные дела, и нам не до того, чтобы доискиваться, кто
из нас к какой епархии принадлежит. Основное для нас —
это возрождение нравов; а что общего между нравами
и епископскими правами? Семейные добродетели не
преподают с помощью предписаний.
(№ 71, 1790, стр. 302—304)
ОБРАЩЕНИЕ К СЕЛЬСКОМУ НАСЕЛЕНИЮ
ПО ПОВОДУ ДУХОВЕНСТВА
Жители деревень, мы обращаемся к вам. Горожанин,
находясь ближе к очагу политической жизни, лучше вас
знает злоумышленников, разжигающих огонь анархии.
Мы всегда интересовались вашим трудом, дающим
нам пропитание; мы узнали ваш доверчивый нрав; мы
пристально наблюдали также за людьми, чьи злодеяния
прикрывались облачением, которое вы еще уважаете.
Революция не может совершиться без вас, без вашего
сочувствия; она не победит до тех пор, пока вы слушаете
этих двуличных субъектов, которые по самому своему
положению и по своим принципам должны ополчиться
против успехов разума, против царства свободы. Ночные
птицы испускают крик при виде светильника; они
чувствуют себя хорошо только во мраке; яркий дневной свет
ослепляет их: то же самое происходит со священниками;
они — опасные гости, которые сеют раздор везде, куда их
допускают. Горе народу, который медлит в отношении их
и, восстав, останавливает на полпути свое правосудие.
Во время революции правосудие народа должно быть
разящим и быстрым, как молния. Нужно, чтобы все
головы, упорно продолжающие возвышаться над народом,
который признает только равных, были сражены или стали
вровень со всеми остальными.
Жители деревень! Вы видите это! То, в чем весь
французский народ поклялся перед лицом Европы, та
торжественная присяга жить свободно и не признавать иного
1<И

верховного закона, кроме всеобщей воли,— от этой
присяги священники * отказываются; однако в Евангелии
сказано: Подчиняйтесь властям; может ли быть власть
более законная, чем власть нации, которая сама собою
правит? Правда, в Евангелии имеются и такие странные
слова, произнесенные устами законоучителя, явившегося
вслед за Моисеем: Я пришел принести меч на землю 1.
Увы! Именно теперь нам приходится верить в
истинность пророчеств. Духовенство спешит сейчас найти им
применение. Оно бряцает обоюдоострым мечом. Вы
слышите, как оно говорит богатым: друзья, объединяйтесь с
нами; наше дело — ваше; нашими благами завладели;
когда увидят, что мы разорены, бунтовщики пойдут на
вас: и аграрный закон2, о котором уже говорят,— это
продолжение секвестра, который осмелились наложить на
церковную собственность?.. Как будто вторжение,
несколько запоздалое, в имущественные отношения духовенства
является насилием над священным правом собственности.
Духовенство говорит народу: Дети! Вы видите, как с
нами обходятся! Потерпите ли вы, чтобы грабили ваших
благодетелей? Будете ли вы спокойно смотреть, как наши
прекрасные поместья перейдут в чужие руки? Смотреть,
как, безжалостно раздробленные на части, они будут
вновь доведены до запустения, из которого мы с таким
трудом их вывели? Допустите ли вы, чтобы те, кто дает
вам жить под охраной алтарей, были постыдно изгнаны
из своих древних владений? И эту несправедливость
хотят узаконить, заставляя нас самих произносить
позорный приговор, утверждающий наше ограбление! Дети, вы
знаете: один прелат кормил целый округ;
один-единственный божий дом доставлял пропитание нескольким
деревням, населенным многочисленными прихожанами.
Ныне же и впредь, что станете вы делать с вашими
праздными руками? Цены на хлеб упали; но вам ведь
нужно еще трудиться, чтобы заработать на него. Эти
* Можно ли поверить, что прокурор коммуны Пюи-ан-Валэ и
главный штаб национальной гвардии этого маленького городка
разжаловали молодого офицера, которому поручили передать епископу
этой местности петицию, имеющую целью обязать его принести
гражданскую присягу? И присяга не была принесена. Как еще
национальная гвардия не вразумит штаба, а вместе с тем и
муниципалитет? Речь идет лишь о том, чтобы забрать у одних их эполеты,
а у других — их должности и оклады.
102

дворцы, роскошь которых злобно противопоставляют
простоте первых апостолов,— эти дворцы были
построены прелатами только для того, чтобы дать работу
неимущему классу. Теперь, когда бедствия нашего века
вынудили прекратить все эти работы, как много
несчастных ропщет , сожалея об этой роскоши, в которой
столько раз упрекали епископов!
Добрые поселяне, скажите, не таковы ли уговоры,
которыми вас удерживают в течение целого года? У нас,
в больших городах, с нами не смеют разговаривать в
подобном тоне. Мы слишком близки к свету истины; итак,
мы ответим за вас на эти рассуждения, которые были бы
оскорбительны, если бы не были просто бессмысленны.
Скажите же им вместе с нами:
Служители господа, толкователи закона равенства и
мира, уймите вашу прыть! Мы оказываем вам честь,
сделав вас гражданами. Мы согласны забыть ваш прошлый
позор. Вы, особенно вы, прелаты Франции, которые своим
поведением ускорили во Франции падение нравов, низкие
рабы распутного двора, что говорите вы там о дворцах?
Как, вы имеете бесстыдство говорить народу, что это вы
давали' ему средства к существованию — народу, на шее
которого вы сидели! Высокомерные и жестокие
церковники! Вы были столь бессердечны, что равнодушно смотрели,
как мы, ваши кормильцы, питались черным хлебом, жили
под соломенной кровлей, ютились в жалких лачугах близ
ваших роскошних парков! Неблагодарные! Опьяненные
фимиамом, осыпанные золотом, вы не знали, что делать
с вашим богатством; вы уже испытали все наслаждения.
Ваше воображение истощалось в замыслах столь же
бесполезных, сколь и дорогостоящих работ. Если бы Армида *
оставила вам свою волшеб'ную палочку, вы,
несомненно, поостереглись бы привлекать бедняка для
строительства ваших дорог, для создания ваших сералей и
ваших конских заводов, для разведения ваших садов,
которые зря занимали столько земли, пригодной для
обработки; и у вас хватило бы бесстыдства считать эти
работы своей заслугой, делать из этого основание для
признательности тех, кто из трусости позволял называть себя
* Волшебная палочка Армиды ! — это вымысел наподобие лозы
Аарона2. Следует, однако, признать, что мифология Тассо более
естественна и привлекательна, чем мифология Моисея,
103

вашими вассалами. Послушать вас, так можно подумать,
что ваше отсутствие поразит бесплодием эти огромные
поместья, которыми вы слишком долго пользовались!
Мы оцениваем по достоинству ваши пастырские
заботы; будьте спокойны, восемьсот, ферм, продукции
которых едва хватало на прихоти одного лица, сделают
счастливыми восемьсот честных семейств, главы которых не
едут в Рим для того, чтобы узнать, могут ли они со
спокойной совестью произнести перед лицом неба присягу
жить и умереть свободными, под сенью законов братства,
созданных ими самими. Есть еще время: принесите
присягу вместе с нами; станьте нашими братьями, извлеките
пользу из нашей терпимости, пока она не истощилась.
Мы согласны не оглядываться назад с тем условием, что
вы пойдете твердым шагом вперед, по правильной
дороге, которую мы себе проложили с таким трудом,
преодолевая такие опасности. Сбросьте ваше старое обличье и
придерживайтесь принципов новой конституции. Не
ищите в недрах алтаря то старое оружие, которое вы некогда
держали про запас, чтобы внушать страх невежественной
и боязливой толпе; не рассчитывайте преуспеть на ваших
апостольских кафедрах или в глубине ваших пыльных
исповедален — мы выставим вас из святилищ. Мы
заставим вас первыми уйти из церквей, которые слишком
долго оглашались мятежными проповедями * ораторов,
нанятых вами за деньги. Ваши овцы стали глухими к
клеветническим измышлениям их бесчисленных пастырей.
* Муниципалитет Марселя только что издал постановление
против одного пророчествующего аристократа, налагающее на него
50 ливров штрафа в пользу большой городской больницы, под
угрозой большего наказания в случае повторения проступка. Возможно,
что не требовалось бы иной исправительной меры, кроме
предоставления этому проповеднику провозглашать одинокому эхо свои
антипатриотические иеремиады 1. Нужно бы предоставить им бесноваты
ся в полное удовольствие как в церквах, так и в кафе; но народ
еще не достаточно образован, чтобы можно было разрешить властям
такой гражданский толерантизм2: принятое решение было
правильным; священники гораздо более чувствительны к самому малому
денежному штрафу, чем к самой сильной дозе презрения.
Один кюре, близ Лилля во Фландрии, ни за что не соглашался
нести в процессии святое причастие под трехцветным национальным
балдахином: решили ограничиться тем,, что с гиканьем отвели его
обратно в его приходский дом, т. е. сделали именно то, что и
следовало.
104

Прелаты Франции! Сойдите с ваших престолов,
освободите место епископам, которые по сердцу нации; да,
покиньте церкви и вернитесь в лоно своей родины; она
прежде всего нуждается в гражданах, а уже затем в
церковнослужителях; ей больше нужна нравственность, чем
догматы. Предоставьте ей вновь взять в свои руки
управление благами, неразумно отданными вам на
хранение; возложите на нее обязанности кормить ваших
нуждающихся братьев: ведь они также и ее дети.
Положитесь на нее в деле обработки земель, расточительными
владельцами которых вы были; быть может, она не
захочет довести до конца здания, фундаменты которых были
заложены вами ценой огромных расходов; но она
воспользуется доходами ваших аббатств для постройки
удобных, без роскоши, жилищ тем своим детям, которые,
не имея, где преклонить голову, приходят на закате дня
к вашим дверям, чтобы вымолить немного соломы в углу
ваших конюшен. Станьте патриотами и дайте вместе с
нами клятву быть гражданами; вы были среди нас
самыми бесполезными и малоуважаемыми людьми.
Жители деревень, ответьте так тем подручным *,
которых высшее и среднее духовенство засылает к вам, чтобы
именем религии настроить вас в пользу ее служителей.
Вникните хорошенько в этот великий принцип: церковь в
государстве — все, государство в церкви — ничто.
Религия — это не что иное, как цепи, выдуманные для того,
чтобы закрепить узы политического гнета. Со временем
эти цепи стали очень тяжелы, хотя и были сплетены из
абстракции **.
* В Дижоне три кюре сговорились в одно и то же воскресенье,
во время большой мессы, прочитать вполголоса декрет о
сокращении числа приходских священников и устроить затем трогательное
прощание со своей паствой. Богомольцы квартала тотчас же
кинулись к подножию кафедры со словами: довольно декретов, раз нас
лишают наших пастырей. Для этих кюре было бы лучше зачитать
декреты по приказу властей, чем подавать в отставку. Страсбург-
ские кюре приняли совсем иную линию поведения: они
категорически отказались огласить в церквах протест, который кардинал де
Роган, их епископ, послал им для прочтения.
** Добрые поселяне! Это выражение вам незнакомо. Пройдет
немного времени, и метафизические абстракции будут полностью
изгнаны из культа. Эта счастливая революция идей наступит, когда
религия полностью станет понятной всему народу. Быть может, мы
приближаемся к этому времени.
105

Пришло время упростить культ и поставить его на
службу интересам просвещения. Священники не
понимают всю красоту той роли, которую им предстоит играть.
Перестав быть жонглерами, живущими своими фокусами
с церковными кружками, они боятся совсем потерять
почву под ногами. Они не понимают, что присяга, которой
от них требуют, реабилитирует их в глазах честных
людей. До революции они были всего лишь шершнями в
улье, паразитами, которых мы имели слабость приютить
в общем доме. Они пренебрегали ропотом одних,
презрением других и были подозрительны для всех. Ныне, если
они пообещают нам ограничиваться Евангелием и
согласовывать его мораль с новой конституцией; если они
добровольно откажутся быть ненасытными грызунами,
жадно пожирающими блага, созданные чужим трудом;
если они удовлетворятся предоставленным им
жалованьем — тогда, только тогда, мы побратаемся с ними, и
наши дети, воспитываемые ими, будут почитать их, как
вторых отцов.
Но если, отводя протянутую руку, высшее и среднее
духовенство предпочтет сыграть роль в какой-либо
контрреволюционной драме; если, взобравшись на гору,
церковники станут демонстративно воздевать к небу руки,
моля бога о Ларовании победы аристократам; если более
ловкие из них, загрязняя чистые источники
апостольских учений, попытаются поколебать ваш патриотизм
запугиванием муками ада,— тогда, жители деревень,
заставьте замолчать этих фальшивых богословов!
Заглушите их бесчестные речи. Прогоните из храма этих
торговцев святынями; разжалуйте их. Препроводите их к
подножию древнего вяза, пусть они предстанут пред судом
ваших старцев. Отдайте их затем на осмеяние ваших жен
и детей: став смешными, они перестанут быть страшными.
Если бы, например, епископу Тречье или Нанта народ
предписал исполнять должность учителя в последнем
селеньице их епархий и они тем самым уподобились бы
царю Дионисию, ставшему учителем в Коринфе, — мы,
возможно, не дошли бы в отношении прелатов Франции
до обвинений и угроз.
Успокоимся, однако; общественное мнение поддержит
революцию, вопреки пассивности Национального
собрания и нерешительности короля. Общественное мнение
106

еще до Национального собрания, не дожидаясь
королевской санкции, одобрило присягу, которую должны
принести епископы. Если церковники откажутся от присяги,
общественное мнение предаст их народному суду. Народ
городов и деревень — справедливый судья священников и
королей. Каждый день приносит новые подтверждения
этой истины: до тех пор пока на земле будут
существовать священники-профессионалы и аристократы, не
будем обольщаться надеждой на полное спокойствие и
свободу.
Жители деревень находятся между двух огней;
священники и богачи, или дворянство, терзают их с двух
сторон одновременно. На них давят и другие, но пусть
поостерегутся: их можно довести до крайности! Они
кончат тем, что расправятся как с теми, так и с другими, и
будут только жалеть, что так поздно осуществили эту
крайнюю меру, несмотря на постоянные провокации со
стороны своих врагов.
(№ 75, 1790, стр. 501—509)
О ДУХОВЕНСТВЕ, КАКОВО ОНО ЕСТЬ
И КАКИМ ДОЛЖНО БЫТЬ
Скоро минет восемнадцать веков, как в Иерусалиме
появился богочеловек1; все слова его были святыми
изречениями. Каждый его шаг оставлял след небесной
добродетели. Он простил женщину-прелюбодейку2 и был
неумолим в отношении плохих священников. Этот
совершенный праведник, который не любил тиранов, умер
смертью преступного раба; но прежде чем испустить дух
на позорном столбе, он собрал вокруг себя любимых
учеников и сказал им: «Я покидаю вас, чтобы вернуться к
тому, кто меня послал; но я завещаю вам следовать
моему примеру — проповедовать мое учение людям доброй
воли. Скажите им, что гордыня будет повержена;
скажите им, что религия — это узы мира и что служители ее
первыми должны подавать пример подчинения законам
отечества. Ступайте, благовествуйте по всей земле. Истинно
говорю вам: пока вы будете проповедовать братскую
терпимость, вы совершите чудеса —царские венцы
упадут к вашим ногэм? народы будут благословлять вас. Но
107

горе вам или вашим преемникам, если дух тщеславия
овладеет моей церковью! Предупреждаю вас, я предам
ее злопамятству народа, чтобы она пресытилась своим
позором. Ступайте с миром, и я всегда буду с вами».
Это двойное пророчество, произнесенное устами
законоучителя христиан и приведенное в его завещании,
сбылось буквально. Сначала действительно апостолы
совершали великие дела — здравостью своего учения и
чистотой своих нравов. Переворот совершился полный и
быстрый. Цивилизованный мир был почти целиком обращен
в христианство. Рим изменил лишь характер своей власти:
он был деспотическим господином наций — он стал
посредником между ними, и оружие религиозного убеждения
во время апостольской деятельности Петра и Павла*
доставило ему больше побед, чем его оружие под командой
Сципиона и Эмилия Павла.
Если бы блестящие посулы Христа целиком
исполнились, мы увидели бы, что и его угрозы приведены в
исполнение.
Оплачиваемые в первое время добровольными
верующими, священники, став собственниками, начали
утрачивать свои апостольские добродетели. Став богатыми
землевладельцами, они очень скоро устремились к почестям;
не имея возможности тотчас же достичь высших
гражданских должностей, они приблизились к ним, выдумав
церковную иерархию со всеми ее ступенями. Апостолы
приходили в собрания с обнаженной головой, покрытой лишь
единственной защитой, которой были редкие волосы,
убеленные сединой от возраста и трудов. Они опирались на
кривой и узловатый посох, срубленный в ближайшем
лесу. Их преемники, изящно причесанные, надели, сверх
того, раздвоенную митру или тройную диадему —
очевидно, символ троицы; их правой руке, отягченной рубином,
едва удается приподнять посох ювелирной работы. Их
предшественники, в память своего божественного
предтечи, считали своим долгом иногда носить на плечах
тяжелый крест из дерева. Современные апостолы находят
более удобным носить крест на груди: но этот крест уже не
тяжел, потому что сделан из золота.
Им простили бы этот смешной наряд; но, напяливая
на себя театральные костюмы, они лишили себя
старинной простоты, которая и поныне заставляла бы уважать
108

их, усвоили все нравы кулис. Они стали суетливы,
тщеславны, педантичны и сластолюбивы — точь-в-точь, как
комедианты; когда они представляли свои благочестивые
фарсы * перед невежественной и грубой толпой, им было
не трудно внушить к себе уважение. Впрочем, они
прилагали много стараний, чтобы преградить непосвященным
доступ к механизмам, которые они ловко пускали в ход
позади декораций; и вдобавок существовала потребность
присутствовать на этих спектаклях, ибо в те времена не
было других.
Легко представить, какой вред эти подмости изо дня
в день наносили религии евангелия. Вселенские соборы 1
многократно благословляли именем Христа всю эту
бутафорию, хотя Христос никогда не думал обманывать
людей и превращать их в детей, которых забавляют
освященными побрякушками. Бесстыдная деятельность
церковников имела полный успех: то были благоприятные
времена для них.
Но вот занялась заря разума. Высшее духовенство,
следуя поведению нахальных лгунов, которых ничто не
способно смутить, ничуть не желало уменьшить свои
притязания. Оно обманывало монархов и пресмыкалось у их
ног, чтобы добиться покровительства или отмщения. Два
чудовища — суеверие и деспотизм — совокупились, и от
этих нечистых объятий родились все те политические
бедствия, которые удручали страну в течение многих веков;
чаша терпения, наконец, переполнилась, и нация держит
ныне свой великий совет.
Отнюдь не собираясь склонить голову перед родиной,
не желая пойти навстречу реформе, ставшей
необходимостью, высшее духовенство заключает союз со знатью,
и священник, который дал обет христианского смирения,
* Боязливые или недобросовестные читатели, быть может,
осудят нас за это выражение. Нужно ли предупреждать, что речь
здесь идет не о неизреченных таинствах религии, но о том
церемониале, который скорей напоминает языческое идолопоклонство, чем
годится для воспитания христиан,— о коленопреклонениях,
выражениях благоговения, воскурениях и т. д., заимствованных нашими
епископами у римской церкви. Известно, что папский церемониал
напоминает культ; из папы делают настоящий фетиш.
Это замечание не освобождает нас от краткого ответа на
письмо некоего г. Тремани, гражданина Крацвиллера, департамента
Верхнего Рейна и т. д. Он как будто сомневается в нашей
преданности религии. Его следует успокоить на этот счет.
109

упорно стремится сохранить первое место в государстве.
Служители бога-бедняка, которому в этом мире негде
было преклонить голову, упорно стремятся присвоить
третью часть государственных владений, отданных им
только во временное пользование. Слово жалованье
оскорбляет гордое ухо прелата; желая приобрести
бенефиций, они предпочитают опуститься до самых низких услуг
в кабинете министра или в будуаре куртизанки, вместо
того чтобы принять из рук нации плату за свои
апостольские труды. Рабы! они менее чувствительны к честному
избранию свободным народом, чем к должности,
выпрошенной куртизанками!
При первом же известии о законе, предписывающем
им находиться в своих приходах, они начинают
волноваться, интриговать: они возмущаются тем, что их
осмеливаются призвать к выполнению их элементарных
обязанностей. Эти горделивые повелители считают свою паству
недостойной лицезреть их и желают общаться с ней лишь
с помощью посланий.
Прикоснуться к границам епархий прелатов —
святотатство, столь же достойное наказания, как покушение
на ковчег.
Какое ниспровержение порядка! Какой скандал! Какой
позор! Исполнилась-таки народная пословица! * Впредь
епископ будет только приходским священником своей
округи, и добродетелей самого незначительного сельского
кюре будет достаточно, чтобы возвести его в сан
епископа.
Высшее духовенство никогда не сможет переварить
такой конституции: скорее оно погибнет; никогда оно не
простит объединившейся нации, что она очистила храм
господень от нечистот, которые там накопились за многие
годы. Честному человеку претило туда входить, и он не
знал, где совершить молитву; все было загрязнено по
вине тех, у кого хранился ключ от святилища.
Ныне, когда все очищено и возвращено на свое место,
прелаты отказываются сообразоваться с новыми
правилами распорядка ** в их церквах; они боятся слишком
* «Из епископов да в мельники».
** Заметьте хорошенько это выражение, которое наши епископы
намеренно путают с самой религиозной доктриной, притворяясь, что
они не понимают, о чем идет речь.
110

связать себя с новым порядком вещей, установленным
без них; они предпочитают, чтобы религия чахла,
покрытая позорными язвами; когда же ее возвращают в
первоначальное состояние,— они тут как тут, ходят повсюду,
заявляя, что ее подвергают надругательствам, что ее
оскорбляют, превращают ее в ничто.
Сам папа римский 1 поощряет непристойный шум,
поднятый епископами Франции, издав приказ о празднестве
в Риме в честь католицизма, расшатываемого
новаторами *.
Что следует думать об аббате де Берни? Осыпанный
благодеяниями Франции, он позорит свою седину
контрреволюционными переговорами при римском дворе.
Впрочем, чего же ждать от священника, если своим
продвижением по апостольской службе он обязан песенкам в
честь одной куртизанки?
Что сказать о некоем епископе из Шалона, который
в пастырском послании созывает дворянское ополчение
своей епархии, приглашает всех верующих объединиться
вокруг него и повелевает им требовать национального
совета, состоящего из священников?
Что за логика! Поручить священникам
преобразования, касающиеся их самих! Если так, может быть, стоит
предоставить школьникам, непослушным шалунам,
заботу о наказании самих себя?
Что сказать о некоем страсбургском епископе, который
в пастырском послании корчит из себя государя XIV века
и осмеливается утверждать, что духовенство ответственно
только перед богом? Имя этого епископа стало синонимом
гражданского и нравственного ничтожества!
Это ли дух церкви XVIII столетия? Не так думала она
и выражалась, когда была еще только воинствующей.
Не мнит ли она себя уже торжествующей? Пусть же
будет по крайней мере скромнее в своем триумфе **.
* Так Браски или Пий VI называет представителей
французской нации.
** Некогда епископы выступали против хороших книг, которые
затем сжигались по распоряжению парламентов. Ныне
муниципалитет Энбрунна наложил на своего епископа штраф в 600 ливров
в пользу госпиталей за то, что он опубликовал мятежное
пастырское послание.
111

Правда, не все епископы проповедуют эти ультрамон-
танские1 положения. Тот, чья резиденция находится в
Отёне 2, не обращается с подобными призывами к
подчиненным ему церковным чинам; но от него ожидали
примера, которого он не подал. Почему, в согласии с
гражданским устройством духовенства, которое он довольно
милостиво проповедует, — почему не называет он себя
епископом департамента Сены и Луары? Почему он не
подписывает своей фамилии и не отказывается от той
старорежимной формулы, которую прелаты усвоили,
чтобы походить на государей?
Епископы с тем большей уверенностью поднимают
знамя мятежа, чем больше низших церковных чинов
собирается под их флагом. Чтобы показать, до чего доходит
духовенство в своем безумии и фанатизме, достаточно
напомнить, что недавно произошло в Париже с одним
честным церковнослужителем, депутатом Национального
собрания. Поверят ли, что ему было отказано в исповеди
за то, что он принес присягу новой галликанской
церкви? *
Мы советуем всем муниципалитетам поступать так же. Свобода
все говорить безнаказанно с кафедры, которой церковнослужители
пользуются с незапамятных времен, оказалась бы в руках
епископов средством для контрреволюции, если бы муниципальные
магистратуры не вносили в это дело свои коррективы.
Еще лучше было бы обязать типографов последовать
патриотическому примеру печатника бывшего архиепископа Парижа,
которому он отказал предоставить свои печатные станки для
опубликования под видом послания книжонки против присяги. .Некоторые
наборщики дали слово последовать этому примеру.
* Один хирург, солдат национальной гвардии квартала Блан-
Манто, изобличает духовенство прихода Сент-Жерве и особенно
настоятеля женского монастыря на улице Франк-Буржуа в том, что
они требовали от юных пансионерок молиться за священников,
которых нация лишила доходов.
Один избиратель кантона Траверни (округ Понтуа) разоблачает
некоего господина Бланшара, кюре прихода Фрепилон в долине
Монморанси. Вопреки декретам Национального собрания и мнению
муниципалитета этот пастырь упорно продолжает поручать
молитвам прихожан духовенство и знать, принцев и монсиньора
архиепископа; он не желает также лишиться ни крошки ладана для
служб своей церкви и заставляет преклонять колени того, кто
подает ему кадило.
112

Духовенство, каким оно должно быть и каким оно,
несомненно, станет благодаря революции, мало похоже
на нынешнее духовенство.
Французские прелаты! Если бы вас сделали судьями
в вашем собственном деле, руководствовались бы вы
Евангелием, деяниями апостолов, чтобы вернуть религии ее
первоначальную чистоту, а ее служителям — нравы
первых христиан? Сумели бы вы сделать то, чего не смогли
все соборы? Хватило бы у вас смелости переделать самих
себя, упразднить свои серали и конюшни? Сумели бы вы
чистосердечно сознаться в недействительности ваших прав
на получение огромных доходов, которые шли на оплату
ваших наслаждений?
Впредь, без сомнения, епископ, живущий среди своей
паствы, будет обращаться к ней со словами, более
содержательными, хотя и менее дорогостоящими; он откажется
от роскоши не только внутри своего скромного
домашнего очага, но и у подножия алтарей. Из шелка и льна
будут сотканы его первосвященнические одежды; золото
вовсе не должно сверкать в дарохранительнице
бога-человека, рожденного в стойле; серебряное кольцо на его
пальце заменит рубины, отвлекающие внимание
набожных душ; епископ не будет больше делить со своим богом
фимиам, который идолопоклонники из низшего
духовенства некогда смиренно ему воскуряли; короче говоря,
епископ будет только первым кюре департамента. И зачем
только существовала такая дистанция между епископом
и кюре? Разве не оба они священники? Существует ли
Эти мелкие факты, ежедневно повторяющиеся, доказывают
необходимость наблюдать за священниками; они доказывают также,
что ненависть народа белее чем обоснованна. Мы призываем, однако,
наших братьев в городе и в предместьях не допускать никаких
выходок при виде человека в церковном одеянии; под этим одеянием
может скрываться очень хороший гражданин, презрение к которому
было бы жестокостью. Аббат де Брокар, известный своей
преданностью конституции, жаловался, что он был оскорблен посреди
улицы, полной народа.
Мы предупреждаем также, что частично уже опубликованное
и приписываемое духовенству мятежное постановление 1,
направленное против декретов и присяги, о котором должно было быть
доложено Национальному собранию,— что это постановление является
вымышленным. У священников так много грехов, что было бы
неправильно и неумно приписывать им еще и другие.
8 С. Марешаль
ИЗ

звание более высокое, чем это последнее, если оно хорошо
оправдывается?
Что такое священник? Это гражданин, который,
полагая, что наделен мягкой душой, посвящает себя культу
общественных добродетелей, которые религия связывает
воедино: миролюбию, терпимости, братству, умеренности,
размышлению над нравственной правдой, воспитанию
юношества, утешению дряхлых стариков. Хороший
священник — отец всех сирот и друг всех людей. При
старом порядке и во времена, когда нам недоставало
энергии, хороший священник ослаблял наши путы и вселял в
нас надежду, что рано или поздно бог, который всех нас
призвал к свободе, даст нам возможность и средства
разбить оковы. Так, Моисей и Аарон были настоящими
священниками-гражданами, потому что поднимали дух
угнетенных соотечественников на священное восстание и
сумели заставить их стряхнуть с себя иго египетской
аристократии.
В настоящий момент хорошему священнику предстоит
прекрасная роль: ему нет надобности оставлять
отечество, чтобы за морем насаждать христову веру среди
диких народов, которые живут по законам природы и не
нуждаются в нашем культе. В священном ли сумраке
исповедален или при ярком дневном свете на кафедре
евангельской истины, на пороге святилища или внутри
жилищ,— священник-патриот не твердит о присяге, подобно
некоему парижскому богомольцу: «еще три дня, и
Ниневия 1 будет разрушена», но повторяет с апостольским
умилением:
— Друзья мои, мои братья! Е^ще три месяца, и родина
будет спасена. Будьте терпеливы; ободритесь; путь к
свободе лежит через препятствия, но не будем терять
спокойствия: пусть царит среди нас согласие. Будем едины, и
мы останемся свободны. Пусть отказ нескольких
епископов и некоторых кюре не приводит вас в уныние; это их
дело. Бог за нас, потому что свобода — возлюбленная дочь
его. Свобода — сестра религии. Бог отвергает ладан
рабов. Рабство делает людей суеверными. Останемся же
свободными, чтобы угодить богу и сохранить уважение
людей.
(№ 79, 1791, стр. 8—17).
114

О СВЯЩЕННИКАХ
Национальное учредительное собрание допустило две
большие ошибки, и мы каждодневно пожинаем горькие
их плоды. Первой ошибкой был декрет о присяге
гражданскому устройству духовенства; второй — возложение
на государство расходов по культу. Присяга внесла
замешательство в перепуганное сознание добросовестных, но
мало просвещенных священников; жалованье, назначенное
тем, кто принес присягу, породило, с одной стороны,
много клятвопреступлений, а с другой — ущемление
интересов той многочисленной части духовенства, которая
оказалась без должности и, следовательно, без содержания.
Неизбежные жертвы нового порядка на миг, как
казалось, позавидовали мученическому венцу; но им не
доставили этой чести. Устав от этой бесчестной и бесплодной
роли, непокорные стали изображать из себя
преследуемых, чтобы получить право стать преследователями или
по крайней мере мятежниками. Они взывали к расколу
и добились того, что многие стали им вторить.
К ошибкам Национального учредительного собрания
нужно добавить гораздо более тяжелую вину дворца
Тюильри К Если бы на месте Людовика XVI был
Генрих IV — тот Генрих IV, которого лишь с осторожностью
следует ставить в пример, мы, возможно, больше не
слыхали бы разговоров о духовенстве, залившем кровью
почти все страницы мировой истории и особенно анналы
Франции. Генрих IV (правда, он подбирал себе искренних
друзей и хороших советчиков), видя непреклонность
французской нации, не желающей больше быть ни рабой
королей, ни жертвой обмана священников, не заперся бы
в часовне замка Тюильри, чтобы принимать там причастие
от людей, неугодных народу. Он без всяких просьб
отправился бы слушать пасхальную мессу в свою приходскую
церковь Сен-Жермен-Л'Озерруа. Генрих IV показался бы
там тотчас после декрета о гражданском устройстве
галликанской церкви и дважды принял бы пасхальное
причастие от своего присягнувшего пастыря. Генрих IV
сказал бы Марии-Антуанетте: «Да здравствует бог! Жена
моя, я желаю, чтобы вы собственной персоной
отправились раздавать освященный хлеб беднякам нашего
приходам
8* 115

Все французы, даже в самых малых деревушках,
захотели бы, по примеру Генриха, причаститься от руки
присягнувшего священника; мятежники сидели бы
смирно, и тайные враги общественного порядка имели бы
одной стрелою меньше в своем колчане.
Генрих IV был убит, скажут нам, и мы знаем теперь,
кто направлял руку его убийцы.
Ну что ж! Короли умирают один только раз, как и
прочие люди, и это прекрасно — скрепить своей кровью
всеобщее счастье; но в наше время Генрих IV не
подвергался бы такому риску; скорее надо опасаться за нас
самих: от духовенства, которое крепко держится за
короля, всего можно ожидать.
Ведь нельзя сомневаться в том, что макиавеллевская
политика Тюильри одновременно вложила оружие в руки
аристократов-эмигрантов и факел фанатизма в руки
мятежных священников
Осмелимся это сказать и внесем таким образом в
наши суждения больше откровенности, чем Национальное
законодательное собрание — в свои. Существуют факты,
которых оно боится коснуться и которые пролили бы
яркий свет на обсуждаемые им вопросы, особенно на вопрос
об эмигрантах и неприсягнувших священниках. Да!
Французская кровь, которая пролилась в ряде
департаментов из-за религии, или, вернее, в интересах
духовенства, кровь, которая и сейчас струится в Графстве 1,
должна пасть на голову Людовика XVI; он — первая и, быть
может, единственная причина всех тех ужасов, которые
посеяли фанатики, ободренные королевским молчанием,
слишком для них красноречивым.
После декрета о гражданском устройстве духовенства,
который стоил стольких трудов и был принят с таким
промедлением, Людовик XVI не примкнул публично к новой
церкви; месса, которую он слушал в Сен-Жерменской
церкви, не может считаться одобрением вновь введенного
церковного устройства, ввиду того, что он не принял там
причастия.
И это в то время, когда священники, извлекающие
пользу из всего, обходят деревни, говоря крестьянам,
живущим очень далеко от столицы и не умеющим
распознать лживость утверждений, которыми их пугают:
Друзья! Поступайте, как ваш король, помазанник божий; как
116

только вы увидите, что он исполняет свой религиозный
долг при помощи новых священников, откажитесь от
старых; мы даем на это согласие. Но наш король, столь
же благочестивый, сколь несчастный, лишь на словах
согласился с тем, что от него потребовали. В сердце своем
он вечно хранит истинную религию ваших отцов и
подлинных ее служителей; до сих пор он никому, кроме нас,
не захотел доверить заботу о его совести и спасение своей
души.
Как могли бы неискушенные люди ответить на
подобные доводы? Существовало лишь одно средство заставить
замолчать контрреволюционных священников и
успокоить их пугливую паству, и это средство было целиком
в руках короля.
Когда Национальное учредительное собрание
опубликовало прекрасное обращение, составленное Мирабо,
предназначенное для сопровождения постановления о
гражданском устройстве духовенства, почему
исполнительная власть не подкрепила эту возвышенную теорию
практическими мерами? Пример королей еще долго
будет оказывать большое влияние на настроение народов.
Почему монарх, исполнитель закона, сам первый не
подчинился ему? Видели ли его хоть раз в нашей столичной
церкви? Почему Людовик XVI оказывает самый холодный
прием первым конституционным епископам? Это —
плохая рекомендация им в департаментах. Все то, что делает
король, делается во всех концах государства. Гражданин,
который не ожидал раньше, что его культ может быть так
радикально и к тому же внезапно реформирован, долго
остается в замешательстве и, не получая указаний от
главы государства, лишь одним ухом прислушивается к
новому духовенству, другое же оставляет для старого.
Почему монарх не наблюдает за тем, чтобы новые кюре
получали свое жалованье, чтобы старые кюре и монахи
регулярно получали свои пенсии?
Почему все рекомендации Национального собрания
по этому вопросу не были серьезно и быстро
рассмотрены исполнительной властью? Выпустили толпу людей,
которых до сих пор никто не видел и которые неизвестно
откуда взялись. Почему терпят, чтобы они тоном
приказа просили милостыню у дверей новых церквей, поносили
и запугивали присягнувших священников, которые ничего
W

не имеют, чтобы дать нищим. Почему исполнительная
власть не приняла никаких мер для того, чтобы пресечь
подобные бесчинства в деревнях? Видя отеческие заботы,
осведомленный о добром согласии между троном и
алтарем, сразу очистившихся от своего прошлого позора,
народ так не боялся бы своего бога; он совсем не
тревожился бы за свою религию; и тартюфы не располагали
бы таким великолепным аргументом для обмана народа,
восстанавливая его против новых служителей культа в
пользу старых. Успех первых окончательно привел в ярость
вторых, и житель деревень, обработанный ими, оказался
для них очень хорошим помощником. Чтобы ускорить
внутреннюю контрреволюцию, уже подготовленную
внешней, пользовались любыми средствами; не было времени
привередничать. Священники, изгнанные из святилища,
хватались за любое оружие, чтобы снова туда вернуться;
все годилось для них; начались военные действия; удар
был отражен; патриоты защищали свое дело со всей
горячностью; их враги шли в атаку со всей яростью
оскорбленного пастырского самолюбия; и отсюда — мщение,
ненависть; были без стыда пущены в ход самые грубые
хитрости, достойные ранних времен суеверия; к
величайшему стыду философии, которая считала, что наша эпоха
более прогрессивна, эти хитрости часто имели успех; ни с
той, ни с другой стороны больше не щадили сил, не
соблюдали больше меры; полностью отдались чувству злобы, с
тем меньшей сдержанностью, что можно было предаваться
ему безнаказанно. Исполнительная власть неизменно
прикидывалась глухой и оставалась, подобно египетским
сфинксам, неподвижной, хотя имела руки и ноги, чтобы
действовать; она ничего не видела со своими тысячами
Аргусов *, содержащимися при дворе, чтобы все видеть.
Поскольку злодеяние — не догмат веры, исполнительная
власть могла быть в курсе всех преступлений, не
совершая насилия над свободой совести и мнений; но двор
играл в прятки; в точности следуя своей системе
нейтралитета, он предоставил все течению событий и произволу
мятежных церковнослужителей; и «отец французов,
хранящий их всех в своем сердце», видя, как его дети
перерезают друг другу горло, не крикнет им: «Довольно! Это
слишком далеко зашло!» Если бы первые поджигатели
были отданы в руки правосудия, пожар остановился бы и не
118

перекинулся в соседние департаменты. Весь юг Франции
озарен им; но хотели, чтобы было полное зарево, хотели
посредством религиозной войны начать войну
гражданскую; беспорядки распространяются из города в город;
после того как посягнули — не на священный ковчег
церкви, нет, а на несгораемый шкаф духовенства,— каждая
неделя отмечена каким-нибудь изуверством. Совсем
иначе обстояли дела после присяги гражданскому
устройству.
Один из главных очагов пожара охватил Графство;
его и следовало там ожидать, но ничего не было сделано,
чтобы его предупредить: территория, узурпированная
римской тиарой, должна была послужить главной ареной
религиозных мятежей; впрочем, действующие лица этих
жестоких спектаклей не имели даже достаточного повода к
выступлению, так как Авиньонский декрет 1 еще не был
утвержден королем. Небо потребует к ответу
Людовика XVI за кровь храброго Ожэ и за кровь всех негров,
всех людей с цветной кожей, а также белых, чья кровь
струится сейчас, быть может, в наших колониях, из-за
отказа санкционировать декрет от 15 мая. Людовик также
должен будет ответить и за все убийства, совершенные в
Графстве, постановление о присоединении которого к
Франции до сих пор не одобрено; это — преступная
нерешительность в повседневных делах, преступное
оскорбление человечности при тех вазимоотношениях, которые
существуют между Графством и Францией.
Преступления в Ниме, Монтабане и других местах2 —
это, несомненно, только прелюдии к ультрамонтанистско-
му разбою, практикуемому в Авиньоне. В то время как
покровительница первого города государства 3, не заставляя
себя долго упрашивать, уступает свой храм для
прославления великих мирских людей своей родины,
подрумяненная накануне мадонна становится в Авиньоне сигналом к
бойне людей всех возрастов и обоего пола; и народ, сам
добрый народ позволяет подстрекателям, которым хорошо
платят (можно догадываться, из каких источников)
довести себя до такой крайности, что убивает своего
муниципального служащего, одного из видных патриотов, на
ступенях алтаря, посвященного религиозному смирению!
Кто мог бы сказать нам, что на наших глазах будут
происходить подобные ужасы, что мы увидим осуществление
119

тех рассказов, которые некогда подвергались сомнению,
потому что писатели-философы, передававшие их нам, не
были ни священниками, ни их друзьями? Кто мог бы
этому поверить? Объявлена свобода всех культов, а люди
упорно не желают терпеть никаких других религий, кроме
их собственной! Существует только одно Евангелие, а
массы разумных существ, или по крайней мере тех, кто
должен проявлять себя разумными в наш просвещенный
век, делятся на отряды и с яростью в сердце, с именем
всеобщего бога на устах клевещут друг на друга, преследуют,
мучат и истребляют друг друга! И эти бедственные
сцены происходят на глазах законодателей мира, которые
впервые торжественно признали права человека, которые
впервые начертали всюду, вплоть до дверей храмов,
священное слово Свобода! У греков были религиозные войны,
но ведь они поклонялись многим богам; мы поклоняемся
только одному и убиваем друг друга в его присутствии и
обращаясь к нему с молитвой!
Париж, подавший сигнал революции, мог бы также
послужить образцом в отношении своих религиозных
принципов. Но почему не берут примера с него? Мятежные
священники не смеют открыть рот в тех самых стенах,
которые окрашены еще кровью, пролившейся в день
святого Варфоломея *; и в то время как всё — в огне,
древняя Лютеция2, эта колыбель друидов, является только
зрительницей эксцессов, которые бесчестят и опустошают
остальную Францию.
Причина и следствие не всегда следуют друг за
другом; молния не ударяет точно в том месте, где собирается
гроза. Но нарисовать картину наших общественных
бедствий — еще не значит найти от них средство. Какое же
решение должно принять Национальное учредительное
собрание в тяжелом и тревожном положении для Франции?
В настоящий момент было бы хорошо, если бы оно не
обращало внимания (или делало вид, что не обращает
внимания) на тайных агентов, которые поднимают так
называемых мятежных священников против принявших
присягу и, следовательно, против той части народа,
которая выступает еще за старое устройство клира, и против
тех, которые великолепно приноровились к новой
церковной организации.
120

Было бы крайне необходимо, чтобы Национальное
учредительное собрание распространило на всю Францию
мудрое решение Парижского департамента, открывающего
все церкви для всех культов без различия, под
единственным надзором гражданских чиновников, но не под
присмотром епископа или кюре округи, как того раньше хотел
Парижский муниципалитет, который так же мало умеет
организовать охрану порядка алтарей, как и охрану хлеба
и зрелищ.
Но пусть оно остерегается разрешить частные часовни,
как советовал ему епископ Буржа: этот терпимый
священнослужитель желает, чтобы можно было служить мессу
даже в частных домах, при условии, что число верующих,
собравшихся на такой запрещаемой новым
законодательством мессе, не будет превышать двадцати. Но, отрекаясь
от одиозных приемов святейшей инквизиции, почтенный
прелат не видит, что таким образом он привел бы к
печальной необходимости снова прибегнуть к ним; ибо в
силу этого проектируемого закона нужно было бы
поручить нотариусу производить выезды на места, чтобы
подсчитывать присутствующих на этих домашних мессах. Но
в силу хорошей конституции нотариус не должен
проникать в жилище гражданина иначе, как при зове на
помощь, по жалобе заинтересованных сторон.
Было бы хорошо, чтобы Национальное учредительное
собрание, если это позволяют наши финансы, увеличило
пособие священникам, оставшимся без должности из-за
непринятия присяги. Что такое 500 ливров для каноников
и других церковнослужителей, которые не походят ни на
св. Пакома, ни на св. Василия, и которые, привыкнув к
вавилонским наслаждениям, погибли бы от скуки в Фи-
ваиде? 1
Национальное собрание отвергнет поэтому и суровые
меры, которые предлагал ему красноречивый епископ Фо-
ше, и не прекратит снабжение продовольствием
священников, кроме правонарушителей и объявленных таковыми.
На что смогут они жаловаться, если с ними будут
обращаться не хуже, чем с остальными гражданами?
Наши представители разумно поступили, встретив
всеобщим смехом наивное предложение одного доброго
земледельца — заставить священников, признанных
судом виновными, носить зместо национальной кокарды,
121

прикрепленной к их сутане, медаль с надписью:
Подозрительный священник.
По мнению епископа Буржа, Национальное собрание
должно и может без риска разрешить всем священникам,
независимо от того, принесли они присягу или нет,
песнопения, молитвы, поучения, проповеди, но при условии, что
все это будет делаться публично. В свете этого последнего
соображения было бы очень своевременно запретить им
тайные исповеди — это скрытое оружие, которым
мятежные священники так часто и недостойно злоупотребляли
во время революции.
Было бы также неплохо обязать всех священников
надевать свою священническую одежду только во время
исполнения своих функций, по примеру протестантских
пастырей, которые пользуются не меньшим уважением,
хотя не носят длинных черных ряс, а также по образцу
солдат национальной гвардии, которые снимают свой
мундир тотчас же после своего дежурства.
Национальное учредительное собрание должно
незамедлительно составить три обращения: одно — к королю,
другое — к священникам и третье — к народу.
Людовик! — твердо заявит оно в первом
обращении.— Твое двусмысленное поведение, твоя
двурушническая политика — вот что раздувает пламя суеверия в
стране. Именно ты должен показать первый пример
повиновения закону и санкционировать его больше своими
делами, чем своей подписью; твое имя, стоящее под декретами,
читаем только мы, но твои дела — пример для всей
Франции: твои подчиненные будут подражать тебе, если ты
будешь поступать хорошо, как подражают они тебе, когда
ты поступаешь плохо. Окажи поддержку священникам-
гражданам, наблюдай за теми, которые не являются
таковыми, и положение вещей переменится: наступит мир и
порядок. Облеки властью национальную волю; никогда
раньше ты не обладал таким могуществом для борьбы
против возмутителей общественного спокойствия.
Поскольку ты принял на себя исполнение главных
государственных функций, ты отвечаешь за это если не перед законом,
то по крайней мере перед судом общественного мнения;
а за 27 месяцев ты должен бы научиться понимать, что
такое общественное мнение, которое судит и монарха и
его министров, которое приводит министров к подножью
122

эшафота, а монарха — к кое-чему похуже — к всеобщему
презрению и к угрызениям совести.
А вы (будет стоять в обращении к священникам) —
ваше владычество кончилось; ваша роль подошла к концу;
вам остается только один выход — стать патриотами; если
вы будете еще сколько-нибудь колебаться,— бойтесь
стремительного прогресса разума; бойтесь, чтобы народ,
который, наконец, научился мыслить и который умеет читать,
не предоставил бы вас самим себе, устав драться в
поддержку ваших распрей, и не обратился бы
непосредственно к богу, не нуждаясь в посредниках.
Обращение к народу могло бы быть составлено в
таком духе:
Французы! Вы напрасно тревожитесь; священники
сделали все, что могли, чтобы убедить вас, что их дело — это
дело религии и государства; ничего подобного;
предоставьте им грызться между собой, оскорблять друг друга;
придерживайтесь в этом деле Евангелия и своей совести:
культ — не основа религии, он только ее форма. Ваш
бог — повсюду, как в храмах, так и в домах; не
спрашивайте у священника, принес ли он присягу, но узнайте,
любит ли он истину, является ли он сторонником той
независимости, которая ставит человека выше мелких
предрассудков времени и места. Если речь идет о священнике с
чистыми нравами, ступайте к нему и скажите: пойдем со
мной и присоедини свои молитвы к моим, и мы вместе
восславим бога природы, который создал всех людей
равными и свободными. Пусть семейные и общественные
добродетели занимают первое место в ваших сердцах.
Французы! Может существовать много культов, но существует
одна лишь религия — это религия честного человека.
(№ 120, 1791, стр. 162—170)
ВОЙНА СВЯЩЕННИКОВ
В начале революции мы ожидали только войны
государей и не думали о войне священников; однако одна не
приходит без другой; поскольку наше намерение состояло
в ниспровержении всякого деспотизма, мы не могли
пройти мимо деспотизма священников, иначе революция не
была бы завершена.
123

В проскрипционные списки х следовало внести не
только прожорливых волков, но и злокозненных лисиц.
Таково наше отношение к священникам; такими они
проявляют себя повсюду. Если в Париже они устроили
меньше скандалов, причинили меньше зла, чем в других
департаментах, то это потому, что общественное мнение
оказалось сильнее их; еще немного, и кровь пролилась бы
под окнами тюильрийского дворца, как пролилась она под
балконами древнего Лувра: там нашлись бы и Екатерины и
Карлы 2. Но оружие фанатизма притупилось о памфлеты
философии. С евангелием в одной руке и
конституционным катехизисом в другой народ Парижа сводит свои
счеты с мятежными священниками, не прибегая к насилию.
Насмешки и презрение предохранили нас от религиозной
войны, и аббат Мори отделался песенками и
карикатурами; священная особа покинула Париж, не стяжав здесь
того мученического венца, который он сменил бы в Риме
на приготовленную для него шляпу кардинала.
В департаментах мятежный священник не встречает
никого, кто смог бы заткнуть ему рот кляпом. Пожар,
которого не останавливают, прекращается, лишь когда все
истреблено.
Бездонная пропасть — вот что такое дух церкви
(Буало).
Война священников окончится лишь тогда, когда для
нее не останется больше ни дураков, ни жертв; как и
война королей, она не завершится до тех пор, пока мы не
закроем все источники, из которых и те и другие черпают
средства. Впрочем, духовенство, которое обучило трон
искусству иезуитства и которое само так часто использовало
его для собственной выгоды, в настоящее время до такой
степени ослеплено яростью, что не считается ни с чем; его
кредит погиб безвозвратно; в запасе у него остаются толь
ко апостольские добродетели, с помощью которых оно
может законно восстановить свою власть над умами,
ставшими весьма просвещенными. Из средств, которые, как
оно считает, находятся еще в его распоряжении,
выполнение долга перед государством является, несомненно, не
самым необходимым; оно начало со смягчительных
снадобий; дружеские назидания и исповедь употреблялись
для обольщения и развращения; ныне оно пожинает
кровавые плоды этого смертоносного посева,
124

Духовенство и двор поменялись исконными ролями.
Первое сказало второму: Вы уже проявили чуточку
недовольства — притворитесь теперь спящим. Закон
вложил в ваши руки свои смертоносные стрелы, чтобы
поражать врагов порядка и возмутителей общественного
спокойствия; не пускайте их в ход; мы, на которых возложено
дело мира, будем трудиться за вас и одновременно для
себя. У нас гораздо больше причин для огорченья, чем у
вас; нация пока расположена сохранить короля; на
священников же она смотрит, по-видимому, лишь как на
бесполезные рты, которых имеет большой смысл выкинуть
вон в голодную пору; народ, если мы не примем меры,
скоро удовлетворится одним Евангелием; уже сейчас он
учится читать его, чтобы не держать чтецов на жалованье;
сейчас более чем своевременно вытащить из-за алтаря
наше последнее оружие — факелы фанатизма; оно почти
повсюду производило эффект. Поднесем огонь к пороху,
пусть корабль взлетит на воздух; мы погибнем, но по
крайней мере не покоримся.
Жители городов и деревень! Это не вполне то, что
ваши мятежные священники повторяют вам изо дня в
день со своих кафедр и в своих исповедальнях; но именно
таков скрытый смысл их речей; если вы сомневаетесь в
этом, вспомните об их деяниях после издания декрета,
предписывающего им быть гражданами; ибо именно в
этих предписаниях они видят главное преступление
революции. К счастью, подобные враги не могут быть долгое
время опасными; вы имеете врагов более грозных. Если
бы королевская власть проявляла себя столь же открыто,
если бы отчаяние заставило ее потерять голову и она все
время отказывалась бы скрепить договором союзные и
конституционные узы, которыми, как вы считаете, она
крепко связана,— она бы сегодня совсем не имела
сторонников; эмигранты не мечтали бы о крестовом походе. Для
того чтобы управлять нацией, которая чувствует себя
вправе выражать свои желания, нужно сначала по
крайней мере показать вид, что ее желания исполняются.
Духовенству, обычно еще более лукавому, чем двор, к
счастью для нас, в этом случае не хватило выдержки; оно
захотело силою вернуть свои привилегии, изношенные от
времени, смешанные с грязью философами,—
привилегии, лоскутья которых священники должны были бы
125

принести в жертву на алтарь родины. Если бы все
священники, покорные с виду, остались при своих
старинных повадках, они могли бы вернуть себе втихомолку
все, что, как они говорят, у них отняли и, быть может, в
срок, более короткий, чем затраченный ими на добывание
своих богатств. Почему у этих шпионов королей, столь
терпеливых на протяжении многих веков, теперь не
хватает выдержки? В профессии этой бывают невзгоды, в
ней есть свой риск и опасности: шпионам не всегда
улыбается счастье. Подобно полицейским фискалам, они
заставили бы вознаградить их в соответствии с числом
надругательств, которые они претерпели.
Но мятежные священники — это люди, которые
повернут вспять, когда почувствуют,'что роль возмутителей
не принесла им такого же успеха, как при Екатерине
Медичи и Карле IX. Они споткнулись на том, что хотя
правящая династия ничуть не изменила с течением времени
своего характера, но зато народ изменил свой характер.
Граждане! После мер, принятых недавно
Национальным собранием, множество этих мятежников, пользуясь
преимуществом, которое дает им новый закон, смешается
с нашими присягнувшими священниками, великолепно
оправдывая басню о волке, напялившем на себя овечью
шкуру; вы увидите, как они своей привычной
вкрадчивостью постараются усыплять простодушную паству. Чтобы
вернуть доверие, они начнут с того, что спрячут свои
факелы мятежа и смоют с рук кровь, пролитую у них на
глазах и по их совету. Затем они начнут тонко льстить
выборным лицам, которых они одурманят фимиамом,
чтобы получить места во всех общественных учреждениях.
Если они достигнут цели и обоснуются там, их первой
заботой будет отравить источники образования и
противопоставить каждой новой истине предрассудок, освященный
древностью своего происхождения; и эта глухая борьба
произведет больше опустошений, чем та, которую
священники ведут с нами сейчас.
Дети одной семьи, изгнав из отцовского дома ленивых
собратьев, стремятся перепахать свое поле, чтобы при
помощи более совершенного способа обработки, чем способ
их добрых предков, оно приносило больший доход;
занятые своим делом, они не заметили, что их ленивые и
коварные братья выпустили на наследственное имение пять
126

или шесть пар кротов, которые за короткий срок погубили
весь урожай первого года; на другой год дети этой семьи
уже не были застигнуты врасплох; они начали с того, что
укрепили ограду своих участков и произвели быструю и
суровую расправу над кротами.
Граждане! Кто не знает, что священники во все
времена вызывали больше бедствий, чем кроты в наших садах?
Граждане! Можно предложить вам мудрое и легкое
средство избавиться от этого камня преткновения, о
который самая лучшая конституция всегда будет спотыкаться,
если не сломается совсем. Мы, конечно, не можем
обойтись без религии: она — узда для людей негодных, хотя
не может сдержать закоренелых преступников; она —
потребность людей с нежным воображением, услада
чувствительных душ; она — поводырь еще юных страстей и посох
старости; она — утешение людей, слишком несчастных,
чтобы прислушиваться к доводам разума. Религия — это
сокровище бедняка и утешение тем, которым общество
плохо платит. Но религия существовала и до того, как
появились профессиональные священники; она прекрасно
существовала бы и без них и, возможно, будет
существовать после них. Евангелие —лучший из всех религиозных
кодексов; давайте же освободим культ от всего, чего нет
в Евангелии; не будем стремиться быть более
совершенными, чем оно требует, и делать больше, чем оно нам
велит. Бог-человек, который завещал нам Евангелие, ни
слова не говорит ни о духовенстве, ни о посвящении в сан;
вот что предписывает оно нам во всех своих письмах:
Всякий раз как трое или четверо верующих соберутся во
имя мое, я буду среди них.
Нет, может быть, ничего более ясного и точного; этот
текст можно понять без всяких пояснений; остановимся
на этом замечательном изречении бога-человека;
соберемся хорошо сплоченными семьями или небольшими
добрососедскими общинами, будем раз в неделю читать
Евангелие, в день, освященный самим святым писанием, и
святой дух осенит наши главы, не дожидаясь возложения
чужих подозрительных рук.
Граждане! Обдумайте совет, который мы вам даем, со
всем чистосердечием братского или христианского
человеколюбия: эти два слова — синонимы. Но в ожидании,
что этот посев даст ростки в вашем сознании, посмотрим
127

Пока что, может ли новый закон, вынесенный против
мятежных священников, оградить нас от их злодеяний.
Правда, если бы была принята высказанная нами мысль,
у нас не было бы нужды во всех этих осторожных
постановлениях.
(№ 124, 1791, стр. 321—326)
КРИТИКА ДЕКРЕТА ПРОТИВ МЯТЕЖНЫХ
СВЯЩЕННИКОВ
Прежде всего заметим, что священник по профессии,
священник, который является священником и ничем
больше, так же мало может стать гражданином, как король
по рождению, обладающий правом вето, правом
неприкосновенности и 30—40 миллионами годового дохода, может
стать патриотом. Никогда не добиться того, чтобы стал
лучше король, ни того, чтобы исправился священник *.
Мятежники чванятся своим особым призванием, но
здесь нечем хвастаться: впрочем, клеймо, которое их
профессия накладывает на их сердце и ум, никогда не
сотрется. Люди не обретут покоя, пока не забудут самого
значения слова «священнику столь же чуждого религии,
сколь подозрительного для общества, в котором религия
призвана объединять людей. Слово священник не должно
сохраниться в языке счастливой нации, как слово король
в речи свободного народа. Пока на земном шаре не
переведутся короли, до тех пор земля будет испытывать
потрясения. Бог, который не все одобряет, хотя и все
позволяет, сказал о священниках устами святого Павла: Tradi-
dit mundum disputationibus eorum **.
Говорят, что исповеди достаточно, чтобы очиститься
от греха. Это антисоциальное религиозное таинство
причинило и продолжает причинять больше зла
нравственности и общественному порядку, чем все политические
бичи вместе взятые.
* Высокий патриотизм большинства принявших присягу
католических священнослужителей показывает, что только под влиянием
обстоятельств они попали в разряд людей, не имеющих с ними
ничего общего, кроме одежды. Священник и мятежник мы
употребляем здесь как синонимы.
** Он предал мир их раздорам.
128

Установив это, посмотрим, какую плотину воздвигли
наши законодатели против бушующего потока фанатизма.
ТЕКСТ ДЕКРЕТА,
КАСАЮЩЕГОСЯ СЛУЖИТЕЛЕЙ КУЛЬТА-НАРУШИТЕЛЕИ
ОБЩЕСТВЕННОГО СПОКОЙСТВИЯ
«Национальное собрание считает, что служитель
культа, отказывающийся принести присягу Конституции,
которая позволяет ему проповедовать религиозные
взгляды, не налагая на него иных обязательств, кроме
уважения к порядку, установленному законом во имя
общественной безопасности, своим отказом свидетельствует,
что либо его взгляды противоречат порядку и
безопасности, либо что он не намерен эти порядки уважать.
Не желая признавать закон, он добровольно
отказывается от преимуществ, которые лишь этот закон в
состоянии ему гарантировать...»
Казалось бы, эти первые строки преамбулы
составлены с мудрой умеренностью; жаль, что это прекрасное
вступление лишь подготавливает положение о присяге и
о прощении всех мятежных священников, если они только
произнесут да, которое от них требуют. От таких людей
нужно получить более верную гарантию, чем это
односложное слово присяги, вызывавшее уже столько
клятвопреступлений и покрывавшее столько заговоров.
«Религия — это только предлог, которым
злоупотребляют враги Конституции, и средство, которым они
осмеливаются пользоваться, чтобы во имя неба возмущать
землю...>
Да, это несомненно так; ибо возможность
существования религии без священников доказывается тем, что из
всех людей именно священники меньше всего религиозны.
Ж.-Ж. Руссо уверяет в одном из примечаний \ что за
всю свою жизнь он встретил только трех священников,
веривших в бога.
Жалуются на недостаток веры у христиан в наше
время. Если бы стали добираться до причины такого
равнодушия, ее обнаружили бы в распущенности нравов
духовенства. Утверждение, что дурные священники причинили
больше вреда религии, чем неверующие и безбожники,—
не является парадоксом.
9 С. Марешаль
129

Впрочем, религия будет служить вредоносным орудием
лишь до тех пор, пока те, которые пускают его в ход,
будут составлять обособленную касту. Религия должна
бы быть подобна честности. Не существует служителей
честности; каждый носит ее в своем сердце и доказывает
ее своими делами, без помощи и посредничества другого.
«Таинственные преступления священников легко
ускользают от обычных мер, которыми невозможно
воздействовать на тайные обряды, маскирующие их козни и
помогающие им достигнуть большой власти над сознанием
людей...»
Законодатели! Признавая недостаточность обычных
мер, страшитесь прийти к порядкам инквизиции; это
значило бы исцелять большой недуг с помощью еще
большего; это значило бы в одно и то же время окружать
ореолом мученичества людей, которые не заслуживают ничего,
кроме презрения, и не нуждаются ни в чем, кроме
надзора. Присяга, которой требовало Учредительное
собрание, явилась, быть может, причиной всех тех беспорядков,
которые Законодательное собрание сможет устранить,
лишь приняв прямо противоположную линию поведения.
С того момента как являются на сцену суды, не нужно
никакой присяги.
«Наступило, наконец, время разорвать эту завесу, для
того, чтобы можно было отличить мирного и
добросовестного гражданина от мятежного священника-интригана,
который сожалеет о старых злоупотреблениях и не может
простить революции их уничтожения...»
Было бы также своевременно заставить священников
влиться в массу граждан, чтобы их можно было
привлекать к обычным судам. Прежде существовало
каноническое право * и право гражданское. Нужно, чтобы
существовало лишь одно правосудие для всех. Один
священник *, не сумевший сохранить до конца уважение, которое
он вначале заслужил, недавно подал довольно хороший
совет — именно, подчинить всех его собратьев по
профессии гражданскому праву. Осуществление этой идеи
нанесло бы последний удар страшной и мстительной
корпорации, наглой и паразитической, которую называют
духовенством.
* Аббат Сиейс.
130

«Сама обязанность обеспечить свободу религиозных
взглядов, гарантированная Конституцией, настоятельно
требует, чтобы законодательный корпус принял серьезные
политические меры для обуздания крамольников,
которые прикрывают свои заговоры флагом религии».
Священной или мирской ширмой прикрыт заговор,
принимать серьезные политические меры против
мятежных священников значит придавать им слишком много
значения. Всего этою не нужно; достаточно, чтобы звучал
голос судьи. Только безнаказанность придает отвагу
мятежным священникам и обеспечивает им прозелитов.
Народ не становился бы на сторону кюре-смутьяна,
осужденного, в качестве такового, на три года каторги.
«Следует в этом вопросе точно придерживаться
смысла прежних законов и порядка их исполнения, а если они
неудовлетворительны — подготовить новые...»
Не нужно новых законов. Это бы оказало слишком
много чести крамольным священникам. Если прежние
законы (пусть даже порочные в некоторых частях)
обладали тем достоинством, что могли сдерживать или
подавлять,— они всегда будут достаточной оградой против
преступлений священников. Священник всегда стремился
обособиться от остальной части граждан, даже в
наказаниях, которым подвергался. Его наказание прежде всего
должно состоять в том, что его поставят в один ряд с
другими Ήρεστ^ΗΗΚαΜΗ. Карать надо преступление, а
не сословное положение виновного, всегда более или
менее случайное.
«Наконец, прогрессу здравого смысла и общественного
мнения предназначено обеспечить торжество закона,
открыть глаза добрым жителям деревень на своекорыстное
вероломство тех, которые хотят заставить их поверить,
будто законодатели Учредительного собрания затронули
религию их отцов. Этот прогресс спасет честь Франции и
предотвратит в наш век просвещения повторение тех
страшных сцен, которыми злобное суеверие осквернило
историю тех веков, когда невежество народов было одним
из главных средств управления...»
Как мы писали в одном из предыдущих номеров, если
бы исполнительная власть строго наблюдала за
деятельностью судов, если бы она не стремилась взять под свое
покровительство контрреволюционное духовенство и
9* 131

относилась к нему с тем интересом, который обычно
вызывают мученики, общественное мнение само скоро бы
было привлечено мятежниками, а закон предупредил бы
добрых земледельцев, что следует вязать руки
священникам-возмутителям. Законодатели, больше всего
страшитесь признания в том, что вы слишком поздно взялись
за дело, что вы предупреждаете страшные сцены,
примеров которых было более чем достаточно.
Национальное собрание, предварительно указав в
декрете на то, что является настоятельной
необходимостью, окончательно постановляет следующее:
«Ст. I. В течение недели, считая со дня опубликования
настоящего декрета, всем церковнослужителям, кроме тех,
которые поступили согласно с декретом от 27 ноября \
надлежит явиться в муниципалитет по месту жительства
и принести там гражданскую присягу, следуя тексту
статьи V, раздела II Конституции, а также подписать
удостоверяющий это протокол, который будет
составляться беспошлинно».
Итак, первой из серьезных политических мер, о
которых было возвещено в преамбуле, является попятный
шаг, утверждаемый первой же статьей постановления.
Дело не в том, что со стороны Законодательного собрания
было бы не очень мудро отрекаться от закона о присяге
священников гражданскому устройству клира, принятого
Учредительным собранием; но крамольные священники
примут это проявление благоразумия за акт
снисхождения, слабости, боязни. К тому же одну присягу закон
подменяет другой. Но исход дела показал, что первая имела
успех. Правда, священники-смутьяны полностью
обнаружат свою неправоту и окажутся в таком положении,
когда к ним могут быть применены те же меры пресечения,
что и к другим гражданам, к которым их приравнивает
законодательство, но было бы еще лучше не издавать
никакого нового закона и отсылать к уже изданным
законам и уже созданным судам или по меньшей мере не
подвергаться риску скомпрометировать во второй раз
национальную честь новым требованием присяги. О ней просто
не нужно было говорить.
Произойдет одно из двух. Крамольные священники
либо подчинятся этому закону, либо нет. Многие из них
-Дадут ее, эту присягу, но не будут считать себя ею свя-
132

занными. Когда они почувствуют свою силу, они скажут,
что вынужденное обязательство незаконно. Если же они
откажутся от нее... Ниже мы рассмотрим те последствия,
которые будет иметь их отказ.
«Ст. III. Те из служителей католического культа,
которые подали пример подчинения закону и преданности
своей родине, приняв присягу верности, предписываемую
декретом от 27 ноября, и которые ее не нарушили,
свободны от новых формальностей. Они неизменно
сохраняют права, которые предоставлены им ныне
действующими декретами».
Это подразумевается само собой и потому является
только лишним привеском к закону. Законы следует
составлять из трех слов, если их нельзя составить из двух;
а здесь мятежным священникам без всякой надобности
напоминается пример присягнувших священников. Раскол
между теми и другими возник исключительно на почве
декрета от 27 ноября; между ними не должно быть иного
различия, кроме того, которое существует между
патриотами и аристократами.
«Ст. IV. Что касается всех остальных
церковнослужителей, то ни один из них не сможет впредь получать
пенсию или жалованье из государственной казны, если
не представит доказательства о принесении им
гражданской присяги в соответствии с вышеуказанной статьею I.
Казначеи, сборщики и плательщики, которые
произведут выдачу денег вопреки предписаниям настоящего
декрета, будут приговорены к возмещению суммы и
лишению своей должности».
В результате этой статьи появятся несчастные и
клятвопреступники, мученики и лицемеры, и дело не
продвинется вперед. Не словами, не обещаниями привязывают
граждан к родине. Присяга — это плохой цемент для
скрепления кирпичей политического здания. Порядок и
гармонию должен установить репрессивный закон;
человеческое общество находится еще на той ступени, когда
надо прибегать к показаниям в качестве последнего
средства. Достаточно уже принесло хлопот то, что с самого
начала был избран обходной путь.
«Ст. V. Помимо лишения жалованья и пенсий,
церковнослужители, которые откажутся дать гражданскую
присягу или нарушат ее, будут заподозрены в бунте
133

против закона и в дурных замыслах против родины, взяты
под специальный надзор конституционных властей».
Несомненно; ибо люди» не имеющие денежных средств,
уже по одному этому подозрительны. Было бы достойней
Законодательного собрания большой нации не слишком
упирать на эту угрозу лишения всякого жалованья и
пенсий. Наши новые законы не лучше старых, даже тех,
которые устанавливали наши древнейшие предки —
варвары, в том отношении, что всегда ставят рядом с
нарушением гражданского долга денежный интерес. Это
значит лишить повиновение закону всякой заслуги.
Повинуйтесь нам, говорят законодатели, клянитесь быть
патриотами или — никакой пенсии. Не так, кажется нам,
следует разговаривать со свободными людьми или с
людьми, которых хотят сделать достойными свободы. Раз
общество не может обойтись без членов, занятие которых
уже само по себе подозрительно, так как имеет целью
сохранение предрассудков, то, чтобы сдерживать их,
требовалось сказать лишь одно: «не шевелитесь, вы видите,
меч закона занесен над вашей головой». И нужно
было добавить лишь следующее: А вы, нерадивые и
коварные судьи, и ты, исполнительная власть,
действующая заодно со святыми поджигателями, и прочие —
выполняйте свой долг. Меч закона поразит судью раньше,
чем виновного. Преступление бодрствует, когда
правосудие спит.
«Ст. VI. Вследствие этого всякий церковнослужитель,
отказавшийся принести присягу или ее нарушивший, если
он будет находиться в коммуне, где вспыхнут волнения,
причиной или предлогом которых явятся религиозные
убеждения, может быть сообразно с серьезностью
обстоятельств временно выслан в другое место на основании
постановления директории департамента, по заключению
директории округа и с доведением до сведения суда».
После этой статьи крамольные священники поспешат
принести присягу, которая развяжет им руки и снимет с
них подозрения в подстрекательстве волнений. Дав
надлежащим образом присягу, они будут строить козни под
ее прикрытием; тщательно избегая разоблачения, они ни
за что не будут в ответе. Чтобы отвести все подозрения,
будет достаточно трех слов, произнесенных перед
муниципалитетом: Он принес присягу. Как же можно усом-
134

ниться в его поведении? Вот к чему это приведет.
Присяга — это овечья шкура. Надзор конституционных властей
должен быть, напротив, преимущественно направлен на
вновь присягнувших.
Можно было бы сочинить великолепную басню под
заглавием «Присягнувший волк». До того как зверь
принес присягу, пастух и собака день и ночь сторожили
стадо; оружие — огнестрельное и другое — было
приготовлено к встрече волка; но лицемерный волк потребовал,
чтобы ему дали принести присягу в том, что отныне он
будет смирен, как барашек. В стаде великая радость. Волк
поднимает переднюю правую лапу, и тотчас же перед
ним раскрыта овчарня. Ему готовят ночлег рядом с
невинной овечкой и блеющим ягненком. Собака, которая
полагала, что теперь может беззаботно спать под боком у
своего хозяина, внезапно просыпается среди ночи от крика
матери и крошки. Собака хочет броситься вперед. «Лежи
спокойно,— говорит ей пастух, не подымаясь с места;—
ничего не случилось: это присягнувший волк играет с
барашками».— «Мне кажется, что он их пожирает»,—
отвечает собака.— «Да нет же, говорю тебе,— отвечает
пастух.— Разве не принес он присяги жить по-братски?»—
«В таком случае, это другой волк, который не присягал,
и я бегу туда». Но собака прибежала слишком поздно.
Присягнувший волк перепрыгнул через ограду и унес с
собою и свою недавнюю клятву и совсем свежую добычу.
«Ст. VII. В случае неповиновения постановлению
директории департамента нарушители будут преследоваться
судом и наказываться тюремным заключением, сроком до
одного года, в главном городе департамента».
«Ст. VIII. Всякий церковнослужитель, который будет
изобличен в том, что он нарушал общественный порядок
речами, действиями или писаниями, будет наказан двумя
годами тюремного заключения».
Восьмая статья — очень щекотлива. Не
компрометирует ли она несколько свободу печати? Эта свобода должна
быть абсолютной как для патриотов, так и для
мятежных священников и аристократов. Мы согласны, что
контрреволюционные листовки наделали много зла в наших
департаментах, но пусть нас не упрекают в том, что мы
добились свободы только для нас самих.
136

«Ст. X. Директория департамента велит составить два
списка; первый — содержащий имена, с указанием
местопребывания служителей культа — католиков, принесших
присягу, и с примечанием, кто из них не имеет должности
и кто бы из них хотел стать полезным; второй —
содержащий перечисление имен и места жительства тех,
которые отвергли гражданскую присягу, с указанием
составленных на них жалоб и протоколов. Эти два списка
должны быть подготовлены незамедлительно...»
Все остальное носит чисто процедурный характер и
выдержано в духе предыдущего.
Следует сделать исключение только для статьи XVI и
последней, которая является в высшей степени мудрой и
о которой следовало бы подумать раньше. Эта статья
могла бы оказаться достаточной для того, чтобы твердо
обязать исполнительную власть, ее агентов и суды, не
оставлять безнаказанным ни одно действие мятежных
священников, направленное к нарушению общественного
спокойствия в деревнях. Мы будем еще и еще повторять:
и раньше и сейчас дурных священников нужно
рассматривать не иначе, как возмутителей общественного
спокойствия; надо наказывать их за каждую провинность и
не дожидаться, пока за первым преступлением последует
еще более серьезное. Преступления следует пресекать как
можно раньше, не позволяя преступнику безнаказанно их
повторять.
Но приведем сперва статью XVI:
«Поскольку народу следует заранее знать ловушки,
которые ему непрестанно расставляют в этом вопросе,
Национальное собрание призывает все образованные умы
возобновить свои усилия и участить свои выступления
против фанатизма; оно объявляет, что будет
рассматривать как общественное благодеяние хорошие сочинения,
написанные на эту важную тему для сельского населения
и доступные для него. Ознакомившись с этими
сочинениями, Национальное собрание опубликует и распространит
их за счет государства, вознаградив авторов».
Надо думать, в этих сочинениях, доступных сельским
жителям, будет особая глава об исповеди, показывающая
ее нелепость и ее досадные последствия. Если
Национальное собрание еще не сочло своим долгом приступить к
рассмотрению этого щекотливого вопроса, то писателям-
136

патриотам незачем щадить людей, которые сами не щадят
ничего; они должны открыть глаза доверчивым
крестьянам на сущность исповеди, с помощью которой дурные
священники ведут столь бесчестную игру. Исповедь —
это позорнейшее ярмо, придуманное людской
безнравственностью; и оно продолжает еще угнетать две трети
нации, которая уже называет себя свободной!.. Будем
уважать свободу мнений: пусть даже народ продолжает
ходить на исповедь, если он еще не понимает всей
нелепости и опасности этого обычая; но по крайней мере пусть
все суды постоянно будут открыты и готовы рассмотреть
по всей строгости закона жалобы, поданные против
злоупотребления этим таинственным судом совести, который
породил столько указов об опале, спровоцированных
дурными священниками.
Приводя здесь статью X этого распоряжения (ибо
декрет этот не может считаться законом), мы подчеркнули
слова служители культа, потому что они явились
предметом дискуссии. Некоторые весьма уважаемые епископы
из числа присягнувших протестовали против такого
наименования священников и требовали именовать их
общественными служащими. Но мы выражаем одобрение
комитету и Национальному собранию, настаивавшим на
том, чтобы именовать священников служителями культа.
Врач является служителем медицины. Ныне корпораций
больше не существует: есть только назначенные законом
гражданские власти. Духовенство некогда было только
факультетом, подобно факультету права. Ныне
священники не являются и не должны являться ничем, кроме
как гражданами, имеющими профессию, которую они
сами себе избрали; священники не работают для общества,
подобно судье или администратору; они лишь принимают
на себя обязанность сообразно с пожеланиями того или
иного члена общества обращаться к божеству с молитвой
или с просьбой о помощи и прощении. Эта дискуссия о
названиях важнее, чем можно было бы думать; если бы
все граждане как следует в нее вникли, кровь не лилась
бы почти во всех департаментах во имя дела крамольных
священников. Лишенные своего веса, они потеряли бы
власть над умами, которые они пропитывают
фанатизмом; очарование было бы разрушено. Что же касается
священников-патриотов, пусть они не думают, что их
137

хотят унизить или обескуражить; революция им многим
обязана и многого еще от них ждет; но прежде всего
следует уважать принципы.
(№ 124, 1791, стр. 326—335)
ЕЩЕ РАЗ О СВЯЩЕННИКАХ
Декрет, принятый против злонамеренных
священников, представлен на утверждение, и все ждут, какую
позицию займет король, который не знает, как поступить.
С одной стороны, Сорбонна взывает к нему немощным
голосом: «Ваше величество, я протестую против бывших,
настоящих и будущих декретов Национального
учредительного собрания, касающихся римской и галликанской
церкви. Вы не можете отказать в своем veto λ Сорбонне,
которая все свои упования возлагает на бога и своего
короля. Если факел философии, озаряя Францию,
вызывает в ней пожар, если он не вспыхнул еще раньше, если
вы не лишены еще трона, то этим вы обязаны Сорбонне.
В меру своих сил она удерживала на глазах народа
спасительную повязку заблуждений и предрассудков. Ваше
величество, Сорбонна просит у вас сейчас только veto,
для того чтобы дать ей время вызвать религиозную
войну».
Брат мой,— говорит со своей стороны принцесса
Елизавета,— остерегитесь того, что вы собираетесь делать2.
Мой духовник и наставник, мои отцы-благотворители и
мои капелланы, все добрые священники говорят мне,
что, если вы одобрите касающийся их декрет, речь уже
пойдет о спасении вашей души и гибели вашей короны,
прекраснейшей жемчужиной которой является религия
ваших отцов. Разве не священники сделали вас королем?
Не они ли помазали вас на царство в Реймсе3. Не
проповедовали ли они всегда, не проповедуют ли они и
теперь вашим подданным повиновение вашей власти? Если
бы им верили, вам не нужно было бы отчитываться ни
перед кем, кроме бога. Ваше величество, брат мой! Не
оставляйте ваших самых верных служителей; они все
делали для вас, сделайте и вы кое-что для них: трон и
алтарь должны взаимно поддерживать друг друга;
республиканцы появились в вашем королевстве лишь после то-
138

го, как в нем появились безбожники: народ, у которого
нет уважения к своим пастырям, не высоко ставит
своего короля. Veto даст духовенству время осмотреться: в
противном случае что с ним будет, если оно лишится
всего, даже убежища? В настоящем его положении оно
может еще оказать вам важные услуги. Вера, изгнанная из
Парижа, нашла пристанище в провинциях; священники
собирают там для вас добрых друзей; как будет для них
приятно и почетно торопить начало контрреволюционных
действий, соглашение с эмигрантами! Но для этого дайте
им время завладеть совестью людей, как вы даете время
монархам собирать силы у границ страны. Ну же, брат
мой! Наложите вето, не отказывайте сестре, которая вас
любит и которая хотела бы вас видеть счастливым.
Третий натиск сделан на короля со стороны «Journal
de Paris» !, который он читает каждое утро; там он
находит патетическое обращение, подписанное: «Ваши
верноподданные неприсягнувшие священники Парижа».
Испуская громкие вопли, эти господа хотели бы
убедить короля, что их преследуют по всем правилам. Они
добавляют, что всегда готовы скрепить свою веру своей
кровью, но что никакая человеческая власть не сможет
принудить их к присяге, даже гражданской.
Встревоженный и нерешительный, король велел
своему верному Лессару написать циркулярное письмо
директориям всех департаментов, для того чтобы узнать
мнение большинства относительно священников — как будто
Лессар может в этом сомневаться. Печальная судьба
veto, наложенного на декрет об эмигрантах2, сделала
исполнительную власть несколько более осмотрительной.
Впрочем, тогда не стоило и спрашивать мнения нации
относительно вынесения того veto. Ответ был. известен
заранее. Раз Тюильри твердо решил покровительствовать
беглецам и выиграть для них время, не следовало бросать
вызов общественному мнению и поступать вечно не по-
своему. Иначе обстоит дело со священниками; к
сожалению, очень многого недоставало для того, чтобы
относительно мятежных священников создалось такое же
единое мнение, как и относительно беглых
контрреволюционеров. Оружие священников оказалось более
счастливым, чем оружие эмигрантов.
139

Однако, если нам будет позволено дать совет
злокозненным священникам, пусть они не слишком настаивают
на королевском veto. Задерживая своей инертностью
настоятельно необходимый закон, король предоставил бы
своих верных служителей народной ненависти. Народ,
увидев, как поповские факелы вызывают пожарища в
наших департаментах, вполне может бросить поджигателей
в их собственные костры. Эмигранты пока только грозят
нам; поэтому мы оставим в покое их единомышленников,
которые имеются вокруг нас. Но злокозненные
священники, присоединяя к угрозам действия, заслуживают
кое-чего побольше, чем чувства жалости и презрения.
Народные магистраты! Будьте бдительны! Vigilate! Vigilate! *
Вот те последние меры, которые Национальное
собрание сочло нужным принять по предложению г. Франсуа
де Невшато; они изложены в следующих словах:
«Церкви или часовни, используемые для
католического культа, субсидируемого государством, не должны быть
использованы для отправления какого бы то ни было
иного культа».
Национальное собрание хотело, вероятно,
предупредить неудобства, которые могут создаться, если одни и
те же храмы будут поочередно обслуживаться
священниками двух различных культов. Мы, однако, не прониклись
хорошенько премудростью этой меры; практика по
крайней мере за нас. Во Франции после революции можно
было видеть, как одни и те же святые места мирно
служили двум разным религиозным общинам. Зачем в
небогатых кантонах лишать граждан иного вероисповедания
этого источника экономии? Зачем, наоборот, не сохранить
это звено братской связи, этот обычай, который к тому
же достаточно оправдывала необходимость? Это было бы
практическим шагом на пути к осуществлению того
всеобщего культа, который уже в течение стольких лет
проповедует нам философия: со временем религиозные
различия растворились бы в едином евангельском тексте; не
осталось бы никаких семян соперничества, основанного
на суевериях; догматы различных религий со временем
сблизились бы и скоро приятно изумленные люди
заметили бы, что эти догматы, все одинаково нелепые, должны
* [Бодрствуйте! Бодрствуйте! (лат.)].
140

уступить место вечным и общим для всех принципам
разума. Но чтобы прийти к этому, нужно, чтобы все люди
шли общим путем и привыкали встречаться у подножья
одного алтаря. Нужно сделать так, чтобы они встречались
в одном месте, но отнюдь не запрещать одним доступ в
церкви, принадлежащие другим. Реплики «в сторону» не
производят в религии такого же эффекта, как на сцене.
Правда, существование культа, пользующегося
исключительной привилегией получать субсидию, отодвигает эту
приятную перспективу; возможно также, что было бы
неразумно разрешить, при настоящем положении вещей,
чтобы в одном и том же храме молились богу на
различных языках. Наши потомки будут много смеяться над
затруднениями, которые нам сейчас доставляют
священники.
«Вышеназванные церкви, которые в результате
объединения приходов окажутся излишними для отправления
субсидируемого культа, могут быть сданы в аренду или
проданы для отправления любого другого культа. Но это
право не распространяется на тех служителей
католического культа, которые отказались принести гражданскую
присягу, или которые от нее отреклись».
Итак, согласно этому декрету против плохих
священников, последнюю дополнительную статью которого мы
привели, они остаются без прибежища, без жалованья,
превращенные в полнейшее ничто, если не станут
гражданами, если по крайней мере не докажут с помощью
присяги свою готовность стать ими. Преследования
Диоклетиана нанесли им менее роковой удар; существует,
однако, разница между тем временем и нашим, потому что
тогда у них были все апостольские добродетели, которые
и подвергались преследованию; ныне же преследуются
фанатизм и лицемерие, честолюбие и эгоизм, все пороки
и все преступления, корень которых стремятся вырвать,
лишая пропитания их носителей.
Но мы продолжаем считать, что можно и должно
было иначе взяться за врага, оружие которого еще
привлекает значительную часть людей. В этой позорной войне,
от которой стонут гуманность и разум, мало искренне
верующих священников. Священники, верящие в святость
своего служения, не устраивали бы никаких скандалов;
они отошли бы в сторону и мирно принесли богу, как
141

искупительную жертву, свои бенефиции *, которые были
проданы в пользу государства. Было очень важно не
оставить и следа от того, что называют духовным
сословием. Разрушая эту древнюю корпорацию, не следовало
показывать священникам, что хотят сохранить их особое
устройство; еще меньше следовало скреплять их
корпорацию особой присягой; нужно было заставить священников
целиком и полностью влиться в общую массу граждан.
А теперь возникает необходимость прибегать к этому
средству, но оно уже несколько запоздало.
Абсолютная свобода религиозной мысли,
торжественно провозглашенная в Декларации прав, явилась
смертным приговором всякому господствующему или
субсидируемому культу, всякому фанатизму, всякому суеверию.
Лучше было бы выдержать несколько сражений ради
того, чтобы немедленно получить возможность провести в
жизнь этот великий принцип; эти сражения никогда не
были бы даже в отдаленной степени такими свирепыми,
как те, против которых мы теперь принимаем
предосторожности.
После Декларации прав общественное мнение не
сделало в этом отношении ни одного шага вкривь или
вспять. Едва только вышло постановление о
недействительности всех обетов, противных природе, как мы
увидели, что самые рассудительные из церковнослужителей
переменили одежду, облачились в общенациональный
костюм и занялись коммерцией, производством, искусством,
взяли себе жен — одним словом, стали выполнять все
обязанности и осуществлять все права хорошего
гражданина: отныне старая пословица, созданная определенными
условиями времени и места, родившаяся в эпоху
суеверия и варварства: «священник кормится от алтаря»,
потеряла смысл у этих католиков, как она потеряла его уже
много лет назад у протестантов. Такой стремительный
прогресс идей проложил прекрасную дорогу
Национальному собранию; почему же оно не обошлось с
мятежными священниками так, как обходятся с каждым, кто
возмущает общественное спокойствие? Почему оно не
санкционировало немедленное предание суду крамольных
попов, призывая к ответственности судей за благодушное
отношение к церковным мятежникам или за сговор с
ними? Почему не пресекло оно бездействие королевских
142

эмиссаров, общественного обвинителя, прокурора каждой
директории?
Национальное собрание должно сделать так, чтобы
на головы общественных властей пала кровь, пролития
которой они не сумели предотвратить.
В результате всех этих беспорядков многие приходы
оказались без пастырей; работники на ниве господней
бежали, рассчитывая, что им не найдется замены; то был
как раз подходящий момент, чтобы нанести последний
удар этой так называемой церковной иерархии, которая
похвалялась тем, что ее главою является сам бог,
предоставляющий народу выбор служителей религии и
даровавший ему древнее право останавливать свой выбор на
тех гражданах, избирающих и могущих быть избранными,
которые пользуются наибольшим уважением по своему
возрасту и нравам.
Просвещенным патриотам будет приятно узнать, что
викарий одного епископа излагает этот вопрос в
чрезвычайной петиции, обращенной к Национальному собранию,
которое постановило сделать по ней доклад; пусть же оно
сумеет использовать это предложение выкорчевывать,
наконец, из недр общества священное древо познания
добра и зла, которое до сих пор давало гораздо больше
плодов этого последнего сорта, чем первого!
Еще не так давно считали, что открывают великую
истину, заявляя, что государство в церкви ничто, зато
церковь в государстве — все. Революция расширяет наш
кругозор. Скажем же: религия должна пребывать во всех
сердцах, которые чувствуют в ней потребность, церковь
же — нигде. Пусть впредь сан священника не будет
профессией. Алтарь не предназначен для того, чтобы кормить
священника; алтарь не должен быть ни конторкой
торговца, ни банковским бюро: пусть станет он впредь
местом сбора, куда граждане добровольно будут приходить
время от времени для чтения какого-либо места из
Евангелия. Читать Евангелие будут поочередно, без всяких
комментариев. Пусть эта святая обязанность не будет
связана ни с какой выгодой. Жалованье принизило бы ее;
тогда мы увидим, как все дурные священники сами
отстранятся и воздержатся от служения, которое не
приносит ничего, кроме почета.
(№ 126, 1791, стр. 427—432)
143

РИОМСКИЕ ПРИВИДЕНИЯ
Париж занят в настоящий момент перемещением
картезианцев 1 в монастырь Сен-Виктор. Эти бравые монахи,
чувствуя поддержку многих членов правления
департамента и муниципалитета, потребовали некоторой отсрочки
и могли бы показать свои хищные зубы любым другим
манером; возможно, они попробовали бы повторить
благочестивый фарс францисканцев из Риома; но даже
овернцы не верят больше в привидения.
Правление округа приказало риомским
францисканцам очистить местность. Трудно покинуть алтарь, под
сенью которого ты кормился. Что же делают наши
монахи? Предшественники их были погребены в одной из
монастырских часовен. Отец Вейссе, ангел-хранитель
монастыря, зовет одного местного нищего, ведет его в погреб,
дает ему испить три стакана доброго старого вина,
припрятанного в углу и ускользнувшего от муниципальной
описи. «Жак,— говорит ему отец Вейссе,— вся кварта
этого доброго вина может принадлежать тебе одному,
если ты окажешь монастырю небольшую услугу».
«Говорите, отец мой,— отвечает Жак,— я вам ни в чем не
откажу». «Слушай, Жак: правление округа хочет полностью
водвориться здесь и, следовательно, нас отсюда прогнать;
надо его запугать и отбить у него охоту завладеть этими
местами. Спустись в склеп, где погребены наши монахи;
заберись в один из гробов, я тебя покрою сверху костями;
там ты будешь издавать тяжкие вздохи и протяжные
стоны, которые можно будет услышать, проходя мимо
часовни. Сперва дети, затем женщины, а потом и все люди
испугаются этого глухого шума; все станут кричать: эго
привидения, это покойные монахи, которые оживают,
чтобы выразить недовольство правлению округа и защитить
от осквернения святые места. Народ, который не внемлет
доводам рассудка в вопросе о добрых своих монахах,
встанет на их сторону и осудит членов правления округа,
если те будут настаивать на нашем удалении, чтобы
занять принадлежащие нам места. Жак, все это очень
нетрудно проделать; я на тебя рассчитываю, рассчитывай и
ты на нас; если ты проведешь дело успешно, у тебя будет
кусок хлеба до конца дней твоих, и ты получишь хорошее
место в монастыре».
144

Жак повиновался в точности; и вот он испускает
вздохи в гробу одного францисканца. Двое детей,
проходившие мимо, бросаются бежать со всех ног. Арман,
привратник окружного правления, которому они рассказали о
приключении, отправляется к часовне, настораживается,
слушает стоны и поспешно удаляется, творя крестное
знамение.
Он сообщает об этом служащим правления округа, и
те посещают часовню. Им кажется, что многочисленные
камни, запирающие вход в склеп, лежат неестественно;
трогают один из них, поднимают его, пытаются
проникнуть вглубь при свете факела; но через три шага огонь
гаснет; люди быстро поднимаются обратно, насмерть
перепуганные; докладывают обо всем прокурору-синдику '.
Последний вызывает к себе несколько добровольцев из
национальной гвардии и отправляется с ними к склепу,
который они тщательно осматривают; никаких звуков;
гробовое молчание. Солдаты насмехаются над
привратником; тот в пылу задора хватает штык, действует им
направо и налево, продвигается в ту сторону, откуда
раздавались стоны. Наконец, он замечает, что один череп
шевелится. «На этот раз,—храбро говорит он своим
подчиненным,— я поймал этого мошенника-призрака,
бездельник не уйдет от меня>.
И действительно, расчистив гроб, обнаружили Жака,
лежащего во весь свой рост, с крайне глупым видом. Он
вышел из своего убежища, не заставляя себя лишний раз
просить; приведенный к мировому судье, Жак свалил
всю вину на отца Вейссе. Он рассказал, каким образом
настоятель францисканцев напоил его, чтобы он лучше
сыграл свою роль. «Я сговорился с отцом Вейссе в десять
часов вечера выходить из монашьей гробницы, поднимая
камень с помощью имевшегося у меня рычага;
затем я должен был еще разбить небольшую цепь, на
которую заперта монастырская дверь, и изображать из себя
привидение весь остаток ночи».
Отец Вейссе получает ордер на явку в суд. Он
предстает перед судьей и, ничуть не смущаясь, заявляет:
«Действительно, нищий, именуемый Жаком, явился сегодня
утром в монастырь, когда переливали немного
оставшегося у нас вина; я видел, как он пил, и даже как смачивал
10 С. Ma решал ь
145

хлеб в своем стакане; вот и все: я ничего ему не говорил,
я вовсе не заставлял его изображать привидение».
Никто не был обманут объяснением почтенного отца-
настоятеля; но решили, что он уже достаточно наказан;
мировой судья ограничился тем, что сказал, отпуская его:
«Ступайте, отец Вейссе; я расцениваю ваше поведение
лишь как просчет; вы ошиблись относительно того,
какой сейчас век; вы считали, что живете в пятнадцатом;
тогда, действительно, народ верил в привидения и
боялся их; но в наше время он не верит в них, ни в леших, ни
в прочих. Он ожидает их со штыком на конце ружья и
дает пощаду только добросовестным привидениям, которые,
стыдясь и раскаиваясь, вновь становятся честными
патриотами и служат родине верой и правдой;
отправляйтесь, отец Вейссе, и больше не попадайтесь».
(№ 132, 1792, стр. 125—127)
УПРАЗДНЕНИЕ ОСОБОЙ ОДЕЖДЫ
СВЯЩЕННИКОВ
Как и монархи, священники причинили нам много зла,
и наша цель не будет достигнута, если мы оставим им
соломинку, за которую они смогут ухватиться; мы
отобрали у них владения, которые они получили в
пользование у наших набожных предков; мы больше не будем им
поручать объявление народу новых законов, которые они
зачитывали против своей воли; скоро уже не будут в их
ведении самые жизненно важные акты: без них будут
обходиться при рождении, при бракосочетании и при
отходе в небытие; но у них оставалось еще одно средство
в запасе — их особое одеяние.
Жонглер, поднимаясь на подмостки, наряжается в
шутовской парик и рубище, которые помогают заметить
его среди теснящейся толпы; окончив свои кривлянья, он
складывает пожитки и переодевается в обычное платье.
Священник же продолжает играть свою роль и после
представления; он сохранял свою маску в повседневной
жизни. Подобно Каину \ он вечно носил на себе знак,
отличавший его от остальных людей. Человека
просвещенного это не раздражало; он по крайней мере мог
отвернуться, еще издали завидев жонглера; но доверчивые
горожане и крестьяне подчас невольно смешивали
священника с богом, которого, по его утверждению, он пред-
146

ставляет на земле. В результате они поклонялись копии
столько же, сколько оригиналу.
Духовенство других церквей, отказавшись от особой
одежды, напрасно подавало в этом пример католическим
священнослужителям. Наши римско-аллоброгские1
священники крепко держатся за свои одеяния, особенно в
эти смутные времена; их черная сутана, как сказал
бывший монах г. Мюлло, была для них белой кокардой
контрреволюции. Продолжая носить особую одежду как
члены замкнутой корпорации, священники сохранили
надежду наносить вред; среди обломков своих капищ они
чувствовали свою силу; они поднимали голову и в наших
департаментах, удаленных от центра просвещения,
позволяли себе презирать проклятие, которому предала их
нация; они заботливо и с готовностью напоминали
глупцам, которые собирались вокруг их мясных лотков *, о
тех счастливых днях, когда при дворе считали долгом
умирать в священническом облачении; да, то были
хорошие времена. Еще одно предательство, говорил
добрый Людовик XI, еще три убийства на законном
основании! Я расквитаюсь, став священником или монахом
за час перед тем, как отдать душу богу. Служители
религии ** остерегались говорить испускающему дух
новоиспеченному монаху, что священническая одежда не в
силах сделать преступника честным человеком; они
вместе пользовались бенефициями и делили между собою
народное достояние; к тому же священник не задаром
уступал свои одеяния государям; он брал за это щедрую
плату; обычной наградой было аббатство с
многочисленными владениями.
Этот золотой век поповщины миновал. Но наши
служители бога, вопреки декретам, запрещающим всякого
рода корпорации, тем не менее объединились в
корпорацию весьма заметную и многочисленную; несмотря на
свои потери, корпорация эта благодаря своей одежде до
сих пор еще очень сильна. Учредительное собрание
* Etau —так называются места, на которых мясники
раскладывают говяжьи туши; этим словом обозначают также портативные
лотки сапожников. См. «Коммерческий словарь» Шамбера.
** По крайней мере французские, ибо нашелся один уроженец
Калабрии, который имел такую смелость,—Франциск Ассизский.
10* 147

указало средство против этого, возложив на
законодательный корпус заботу об упразднении религиозных
облачений за пределами храмов.
Итак, никаких священников вне церковной ограды!
Желающие могут увидеть их лишь у подножья алтарей;
но, конечно, с церквами будет то же самое, что и с
театральными зрелищами; на богослужениях, совершаемых
там, будет присутствовать какое-либо должностное
лицо; этот человек будет докладывать коммуне, что он
там видел и слышал; он предупредит нас, если то, что
происходит внутри святилища, будет угрожать
общественному порядку.
Мы рекомендуем прокурорам-синдикам
муниципалитетов взять на себя труд сообщать народу о каждом
обнаруженном злоупотреблении, а также учесть их для
осуществления необходимых церковных преобразований.
Граждане,— смогут они сказать народу, пока священник
будет переодеваться в ризнице,— Евангелие, которое мы
пришли послушать из уст нашего кюре,— вещь хорошая
и прекрасная; но что потеряли бы вы, если бы услышали
Евангелие от человека, который перед тем, как толковать
его вам, не надел на голову черную скуфью, а на плечи
кусок полотна и еще кусок шелковой ткани? У ваших
братьев-квакеров 1 то же Евангелие, что и у вас, но они не
соблюдают весь этот церемониал, стоящий денег; они не
облачают себя в такие одеяния. Когда Иисус Христос,
а после него апостолы проповедовали на городских
перекрестках, у подножья дерева, при входе в селенье,—
разве были на них сутана, стихарь, риза, епитрахиль?
Держали ли перед ними две длинные, зажженные среди
бела дня свечи? Разве с песнопением произносил Христос
свою прекрасную нагорную проповедь? Наш кюре
говорит, что все это имеет скрытое символическое значение;
но иносказания и уподобления, встречающиеся в
Евангелии, доступны всему миру; Христос не сочинял никаких
шарад и не задавал никаких загадок. Он сочинил всего
лишь один-два каламбура и те под секретом раскрыл
Петру-рыбаку. Ты — Петр, сказал он ему однажды,
и на этом камне я воздвигну церковь мою. В другой раз
Христос сказал тому же Петру, несомненно, в шутку: Ты
был ловцом рыб, когда пошел за мною; я хочу сделать
тебя ловцом человеков.
148

Друзья мои, скажет далее прокурор коммуны,
вспомните трогательную картину Греза, гравюра с
которой висит в зале нашего мэра. Там добрый отец
семейства, опершись локтями на стол, объясняет Библию
сгрудившимся вокруг него детям. Наденьте на седую голову
старика дурацкий четырехугольный колпак, подвесьте ему
кружевной нагрудник, а на запястье — лоскут с вышитым
на нем крестом — и очарование этой семейной сцены
разрушено, вы сделали ее смешной. Если вы согласны со
мной в этом, друзья мои, попросим нашего кюре сберечь
все эти церковные наряды своей будущей жене на юбки;
пусть он проходит прямо к алтарю, минуя ризницу.
Но, быть может, скажут нам: если вы отнимете у
священников их облачения и потребуете от них только
чтения по определенным дням проповедей и Евангелия, для
их труда не нужно больших знаний; каждый сможет
делать то же самое, и скоро не будет нужды в священниках.
Что ответить на это, друзья мои? Вот факт, недавно
имевший место в Вандейле, деревне округа Эперни,
департамента Марны. После того как этот приход был
упразднен, по причине своих малых размеров, жители его
не подумали даже за пол-лье идти искать мессу,
вечерни и проповедь. Они собрались, чтобы выбрать из своей
среды кюре; жребий, или, вернее, выбор пал на Пьера
Бонне, поденщика. Этот честный человек принял
священничество, как это некогда практиковалось у
последователей первых апостолов. В воскресенье 25 марта он вступил
в должность, произнес мессу с пением, не забыл и о
проповеди; он выполнил это ничуть не хуже своего
предшественника, получившего степень в Сорбонне.
Нет сомнения, что Пьер Бонне захочет во всем
походить на пастырей ранней церкви, которые не отказывались
от физического труда и зарабатывали себе на жизнь, как
и до своего избрания, не переходя на иждивение своих
прихожан. Он будет одновременно кюре и поденщиком и
возьмет себе жену, если еще ее не имеет; потому что
кюре — это не какая-то исключительная профессия,
избавляющая от того, чтобы быть работником и
гражданином; к тому же она не может целиком заполнить жизнь
человека.
Вот таким образом мы действительно возвращаемся к
первым векам христианства. Тогда ремесленники станови-
149

лись епископами. Великий святой Василий был
каменщиком и не бросил своей кирки, когда принял епископский
посох. Добродетель почиталась всюду, где только
находили ее следы. Только теперь стало преступлением,
достойным порицания духовного судебного ведомства,
каковое ныне имеется в Блуа,— призывать присягнувших
епископов вернуться к обычаям ранней поры
христианства и предлагать им отказаться от роскоши, от
идолопоклонства, которые с изумлением видишь до сих пор даже
у епископов новой формации. В ту пору г. Толен,
викарий епископа Грегуара, чье сочинение о преобразованиях,
необходимых в отношении присягнувшего духовенства,
мы разбирали,— не подвергся бы никаким
преследованиям в своей епархии и не испытал бы огорчения, глядя,
как его преследователей одобряют и поддерживают
епископские советы Тура, Реймса и Безансона. Следует
отдать должное епископу-патриоту Грегуару; он, как
сообщает нам г. Толен, вовсе не пожелал принять участие в
этой травле; он дважды отправлялся в свой совет, писал,
призывая отказаться от преследований, но его голос не
был услышан.
«Дайте только волю священникам,— добавляет наш
несчастный епископский викарий,— сохраните уважение
к их безбрачию и к их одежде, предоставьте тем, кто
считает то и другое злоупотреблением, мстить им, и
будьте уверены тогда, что революция обречена».
Нет, она не будет обречена, ответим мы г. Толену.
Время духовенства окончилось; оно всегда будет
испытывать потребность в жертвах, а когда ему их будет
недоставать, оно разорвет себя собственными зубами; но мы
надеемся, что г. Толен и достойный его коллега,
Ж. Ф. Нюсс, бывший кюре, мэр Шеньона, вместе с ним
попавший в немилость к епископскому совету Блуа за то,
что мужественно защищал в клубе этого города
принципы своего друга,— будут последними, кто пострадал от
ярости фанатиков. Утешьтесь, добрые пастыри, царство
злобных пастырей приходит к концу. Половина ваших
пожеланий уже исполнилась: священническое одеяние вне
церкви запрещено навсегда. Разумеется, сюда относятся
и процессии в так называемый праздник тела господня
и другие. По смыслу декрета, служащие полиции
облечены отныне властью запрещать всякий религиозный
150

маскарад за пределами церковной ограды; ибо такая
процессия для культа — то же самое, что подрясник для
священника. Настоящая религия должна быть подобна
истине. Настоящая религия, единственно достойная этого
имени, т. е. мораль, должна быть лишена таинственных
покровов и искусственных украшений. Кадило — это
орудие лести; крест напоминает отвратительную казнь,
недавно запрещенную нашим уголовным кодексом;
пчелиный воск должен получить полезное употребление, а не
сжигаться при ярком дневном свете; шелк и шитье
приличествуют только женщинам. Ступайте же в ваши
темные скинии и не выходите больше оттуда; по крайней
мере избавьте свободных людей от позора ваших
раболепных ребячеств. Служители прячущегося бога, не
выходите больше на яркий дневной свет, оставайтесь в
мраке и запустении церквей; мы оставим вас в покое и
уединении; не среди вас будем мы искать представителей
нации или выбираемых народом служащих.
Сверх того, постановлением муниципалитета
запрещено носить по улицам знамена, знаки отличия, кроме
тех, которые носят национальная гвардия и линейные
войска. Таким образом, приходские хоругви должны быть
отнесены в разряд запрещенных; мы больше не потерпим
иных знамен, кроме знамен свободы: мы выражаем
уверенность, что духовенство примет это к сведению и не
вздумает прогуливаться в этом году по нашим улицам с
изображением своих святых мучеников и мучениц. Нет
сомнения также в том, что наши волонтеры не согласятся
служить, как в предыдущие годы, эскортом священникам;
такое карикатурное зрелище, достойное варварских
времен, не внушит больше уважения к религии; восковые
свечи и штыки, священники и солдаты не должны быть
вместе, между ними нет ничего общего.
Пусть священники это примут к сведению; их
царство — не от мира сего, как им это не раз повторяли, и
господство их ограничено стенами их церквей; когда они
захотят выйти из-за них, пусть оставят на паперти
своего храма свои сандалии и кадильницы, свои рясы и
колпаки; пусть наденут приличный гражданский наряд,—
быть может, в один прекрасный день он придется им по
вкусу. Когда же, наконец, устыдятся они роли шутов рода
человеческого?
151

КРАТКАЯ НАДГРОБНАЯ РЕЧЬ
НАД МОГИЛОЙ ПОКОЙНОЙ
СОРБОННЫ
Дряхлая, давно уже пережившая себя, пораженная
недугом старческой немощи, Сорбонна, подобно
дряхлой летучей мыши, очутившейся на развалинах внезапно
разрушенной лачуги, изумлена, впервые увидев дневной
свет... Что сказать о ней? Дрожавшая под гнетущим и
бдительным надзором Гельвеция и Бюффона, Вольтера и
Жан-Жака, грозная Сорбонна упразднена так же, как
упразднены корпорации портных и сапожников! Что
сказал бы — не Роберт де Сорбон, основавший это
учреждение с одним лишь желанием создать объединение ученых-
докторов, но тот самый Ришелье, который содержал
Сорбонну столь щедро и завещал ей такой же деспотизм в
области мысли, какой он практиковал в отношении народа
и королей, дворянства и просвещенных умов? Начертаем
же на могиле Сорбонны следующую эпитафию:
Здесь покоится Сорбонна;
Отцом ее был эгоизм,
матерью — глупость;
рожденная во мраке,
где она и пребывала многие века,
и умерла от солнечного света
в святую пятницу,
оставив множество наследников
(№ 144, 1792, стр, 67—73)
ПРОЦЕССИИ
Когда добрый Иисус верхом на осле совершил свой
торжественный въезд в Иерусалим, там был соблюден
особый порядок процессии. Мы изложим его со всей
точностью в качестве образца для сравнения с нашими
процессиями в праздник-тела господня, учрежденный в
память о процессии Иисуса.
Вместо хоругви, кортеж открывали несколько женщин
и детей, кричавших изо всей силы: Осанна, аллилуйя,
152

и т. д.; большинство несло пальмовые ветви; иные устилали
дорогу листьями; но никто не увешивал фасады домов
праздничными полотнищами. Правитель города и
служащие городского совета приказали объявить накануне,
что каждый волен расхаживать по городу при условии,
что он не будет мешаться прохожим; что те, кому
угодно верить в фиглярство доброго Иисуса, вольны, конечно,
эскортировать своего чудотворца, не требуя, однако,
чтобы те, которые не признают чудес, лезли из кожи вон и
совершали обряды, стремясь увидеть, как он будет
проезжать мимо их лавок и домов. Еврейская национальная
гвардия не становилась в этот день под ружье, чтобы
маршировать в два ряда, по правую и левую сторону осла,
который служил Иисусу верховой лошадью. Иисус
сказал бы им: Истинно, истинно говорю вам, царство мое
не от мира сего, и место ваше не здесь; оно — на ваших
постах, которые вы не должны покидать, и на границах,
где вы должны отражать атаки римлян, которые зарятся
на вашу столицу и готовят рабство вашей родине. Vae!
Vae! * Горе Иерусалиму, если обитатели его снаряжают
свою армию лишь для церковных празднеств! Никто не
слыхал, чтобы барабаны и военная музыка евреев
заглушали мирную поступь длинноухого скакуна, на котором
восседал добрый Иисус. Не видно было также одетых в
форму волонтеров, грубо срывающих шляпы с голов нри-
хожан, которые ненароком попались навстречу кортежу.
Никто не видел, чтобы народ бил стекла в доме мясника
за то, что он не счел нужным привязать к крюкам своего
лотка несколько старых лоскутов. Иисус шествовал без
помпы и без свиты, в сопровождении своего мнимого
отца, своей матери, все еще стыдящейся того, что она
зачала не от мужа, в окружении своих верных друзей —
Иоанна, Петра-рыболова и Матфея, сборщика налогов; за ним
следовала такая же толпа, какая шла впереди, т. е.
женщины и дети. Никто не нес на своей голове балдахин
носилок Пилата или Ирода. Так как въезд Иисуса
происходил днем, никто не держал по бокам от него
многочисленных зажженных факелов. Офицеры еврейской гвардии
не маршировали перед ним с обнаженными саблями в
* [Увы, увы! (лат.)1
153

руках. Городские судьи не присутствовали при этом въезде
в шляпах, увенчанных перьями. Лишь простые люди,
нищие духом и простодушные, дополняли кортеж, который
прошел почти не замеченным; граждане, верные культу
Моисея \ занимались своими делами и открывали свои
лавки, как обычно. Прошли ли в Париже оба четверга
праздника тела господня так же скромно, как вербное
воскресенье в Иерусалиме? Увы, нет! В предыдущем
номере мы сообщили о нескольких скандальных
происшествиях, которыми было отмечено празднование первого
четверга; а вот и другие, имевшие место во второй четверг.
Один конституционный священник, кюре прихода Сен-
Сервен, решил начать с того, что бросил грязью в
перевязь прокурора коммуны; но эта грязь попала на
епитрахиль пастыря, который родился на два или три столетия
позже, чем следовало. Новое предупреждение
муниципалитета и ссылка на закон со стороны
патриота-администратора не помешали нескольким вооруженным батальонам
скомпрометировать участием в процессии свои приходы.
Почти все волонтеры секции Матуринов, словно желая
подшутить над мудрым Манюэлем, поспешили сделаться
привратниками своих церквей. Совсем не видно было
волонтеров у церкви Сен-Жермен-Л'Озерруа; очень
немногие из них появились у церкви Сен-Жермен де Пре; но
там было чересчур много барабанщиков. Несомненно, им
было хорошо заплачено за их какофонию. В процессии
приходов святого Евстахия и святого Роха было много
военных мундиров. То же было и в процессии прихода
святого Роха, на которой присутствовал епископ Фоше.
Кажется, будто этот священник-депутат считает своей
задачей ежедневно разрушать то добро, которое принесли
революции его первые выступления. На многих улицах
насильно снимали головные уборы с посторонних
наблюдателей церемонии. На улице Лагарп позволили себе еще
худшее. Женщины, несомненно подкупленные, разбили
стекла в доме одного колбасника, который не вывесил
ковров.
Далеко не всюду население терпело эти выходки.
Гвардейцев обзывали папскими солдатами за то, что они
пытались учинять насилия над гражданами, единственной
религией которых является патриотизм.
Физическая сила и остроумие не всегда были на
сторожи

не священников. На улице Мазарини один мясник вместо
портьеры подвесил на дверях кинжал, увенчанный
красным колпаком свободы.
На той же улице один гражданин вместо ковра
нацепил в середине белой простыни огромную кокарду.
Нечто еще более пикантное произошло в предместье
Сен-Лоран: фанатики выразили недовольство при виде
незадрапированной лавки, принадлежащей одному
саперу; тот пошел за своей одеждой и развесил ее на стенах
дома и рядом свой колпак, свою саблю, ружье, топор,
патронташ, пику, тесак, свой кожаный фартук и даже
свои усы из конского волоса и заявил: вот драпировки
сапера.
Граждане-волонтеры из прихода Сен-Жак-Л'Опиталь
поступили еще лучше. Они предоставили священникам
самим совершать процессию и выбрали как раз день
праздника тела господня для того, чтобы пойти в Роман-
вильский лес за майским деревцем в шесть футов
вышиною, которое они водрузили в честь свободы, под гром
своего оркестра, без которого вынужден был обойтись
в этом году бог их прихода.
Но из всех происшествий, которыми был отмечен этот
день, самым замечательным и вполне в конституционном
духе, бесспорно, является поведение судьи
Люксембургского участка: οή отправился в церковь святого Сульпи-
ция к моменту выхода процессии и с постановлением
муниципалитета в руках приказал всем солдатам
национальной гвардии, которые, как он заметил, приготовились
сопровождать с оружием христианскую пагоду, тотчас же
снять оружие; тех, кто пытался сопротивляться, он
потребовал назвать свое имя. Если бы подобному, очень
простому, поведению последовали все другие судьи, это было
бы действенным шагом против нелепых религиозных
предрассудков.
Итак, все обычные процессии состоялись; но они
имели жалкий вид. Из всех парижских спектаклей
представления священников более всего бесчестят революцию.
Они будут скоро вынуждены прикрыть свои балаганы и
уступить место другим актерам, встречающим лучший
прием у публики, которая стала более разборчивой. Им
придется, подобно улиткам, укрыться в собственную рако-
зину; и в самом деле, их игра не стоит свеч.
(№ 153, 1792, стр. 492—495)
155

ВСЕНОЩНАЯ В ПАРИЖЕ
Показывать среди бела дня на наших площадях
танцующих марионеток или жонглерские фокусы — в этом
нет ничего дурного; надо же развлекать детей и их
нянек. Но собираться ночью в темных лачугах, чтобы
распевать гимны, сжигать воск и ладан в честь
незаконнорожденного сына * 1 и неверной жены — это позор,
посягательство на добрые нравы, внушающее подозрение в
пору революции и заслуживающее пристального
внимания и всей строгости исправительной полиции. Этот
позор, сущность которого ничуть не меняется от того, что
освящаемый религией, он ежегодно, в течение почти
восемнадцати столетий, повторяется в ночь с 24 на 25
декабря и до сих пор не был пресечен. Учитывая
обстоятельства, муниципалитет Парижа решил, что его долг —
возобновить закон, запрещающий ночные сборища, и
издал постановление, касающееся так называемой
рождественской ночи. Добрые души полагали, что
подобная мера предосторожности совершенно бесполезна. Кто
бы подумал, что в 1792 г. в Париже станут служить
всенощную? Но друзья короля все обращают себе на пользу.
Они распределяются по участкам. Секция Арсенала
отправляет представителя в коммуну протестовать против
ее постановления и восклицает : люди 10 августа2
желают слушать мессу. В ответ лишь пожали плечами; никто
не знал, что у дверей многих церквей собирались толпы,
во главе которых можно было видеть людей, обычно не
посещающих мессу,— людей, увешанных брелоками и
золотыми украшениями, обыкновенных королевских
прихвостней, вздыхающих по Варфоломеевской ночи для
патриотов, как справедливо заметил прокурор коммуны.
И действительно, в этот самый момент в приходе Сен-
Жермен зазвонили в колокол, который по приказу первой
из наших Медичи послужил, в подобный же час,
сигналом к резне протестантов, врагов двора и тех, кто
находился на подозрении у Карла IX3. Подняли на ноги
* Здесь можно произвести довольно любопытное
сопоставление: Моисей, Иисус, Магомет — все трое были
незаконнорожденными. Разумеется, это говорится не в упрек им, и не потому порицаем
мы курение фимиама, производимое еще и в наши дни на алтаре
Марии и ее сына.
156

женщин и нескольких санкюлотой предместья Сен-Марсо.
Выставили артиллерию на площади Федератов; у церкви
Сен-Жак-ла, Бушери и Сен-Жак-Л'Опиталь, святого
Евстахия, Сен-Мери, Сент-Жерве муниципальные
служащие подверглись оскорблениям и в их присутствии
служили мессу, словно нарочно для того, чтобы их задеть
и оскорбить закон.
Представители секции прав человека явились заверить
коммуну, что они заставят уважать ее постановление.
Наоборот, секция Лувра потребовала его отмены в
петиции, составленной неким Катремэром, уже известным
своими благочестивыми глупостями. В церкви Сен-Жер-
мен-Л'Озерруа один гражданин был принят за Манюэля.
«Вот он, преступник,— кричали вокруг него с полсотни
мужчин и женщин,— надо его повесить». «Граждане,—
отвечал он им,— даже если бы я был Манюэль, я не
заслуживал бы за это быть повешенным». Тем не менее
он был избит и только бегство спасло его от худшей
участи.
Были задержаны двое неизвестных, поставленных у
портала церкви Сен-Северин для того, чтобы возмущать
народ, особенно женщин, и подстрекнуть их сломать
дверь. В церквах святого Лаврентия, Сен-Виктор, Сен-
Медар, Сен-Марсель и у монастыря Англиканок мессу
служили назло комиссарам округа. Большинство
священников, чтобы избежать правосудия, заставило свою паству
учинить над собой мнимое насилие.
Секция улицы Гравилье, более благоразумная,
велела, как говорит Шометт, закрыть лавки церковников; не
было никаких происшествий в секции французского
Пантеона, там жив еще дух Вольтера. Задержали какого-то
биржевого маклера, который, закутавшись в плащ с
галунами, бегал по улицам, призывая набожные души
идти к мессе; в его руке был серебряный колокольчик,
данный ему, как он заявил, одним приходским викарием.
Во многих кварталах города раздавали вино и
обещали угощение тем, кто не поленится пойти в· церкви и
потребовать там всенощной.
Благодаря разумным и сдержанным мерам наших
муниципальных служащих Париж дешево отделался от этих
небольших волнений, которые, быть может, приняли бы
более серьезный характер в правление какого-нибудь
Байи.
157

Но дело не должно так кончиться. Общественное
спокойствие и закон были в опасности. Несколько главных
преступников находятся под арестом; судам предстоит
выполнить свой долг и без промедления. Очень важно,
чтобы в один из этих дней против папертей церквей,
являвшихся очагом фанатизма, те, кто недостойно
злоупотребил легковерием народа, предстали перед ним с
дощечкой, на которой будет надпись: «Мятежные священники,
злоумышленники и нарушители общественного
спокойствия, приговоренные к девяти годам тюремного
заключения».
Было бы неплохо разделить жалованье осужденных
между теми бедными гражданами, благоразумное
поведение которых в ночь с 24 на 25 декабря 1792 г. будет
подтверждено и которые докажут, что, согласно с законом,
они не присутствовали при всенощной.
(№ 181, 1792, стр. 45—47)

S -j
СТРАШНЫЙ СУД НАД королями
Пророчество в одном действии
К ЗРИТЕЛЯМ ПЕРВОГО ПРЕДСТАВЛЕНИЯ »
Граждане, вспомните, как в прошлые времена во всех
театрах унижали, позорили и выставляли на потеху
королям и их придворным самые уважаемые классы
народа-властелина. Я думаю, что настало время отплатить
правителям той же монетой, а нам позабавиться на их
счет. Довольно эти господа потешались над нами —
пришел момент отдать их самих на всеобщее посмешище.
Припомним один удачный стих из комедии
«Злонамеренный» 2, переделав его на свой лад: «Здесь короли, чтоб
нас увеселять» (Грессе).
Такова причина появления несколько
гротескно-преувеличенных сцен «Страшного суда над королями».
Действующие лица
Старец-француз.
Туземцы разного пола и возраста — мужчины, женщины,
дети, старики.
По одному санкюлоту3 от каждой европейской нации.
Европейские короли 4:
Папа римский,
Царица,
Император,
Король Англии,
Король Пруссии,
Король Неаполя,
Король Испании,
Король Сардинии,
Король Польши и др.
159

Костюмы действующих лиц
Царица — корсет из золотого муара; рукава с буфами; юбка
из голубой тафты, отделанная черным или золотым кружевом;
пурпурная накидка из атласа или тафты, отделанная как и юбка; на
шее тонкий батистовый шарфик, к отвороту плаща прикреплена
орденская звезда; корона из золотой соломки, голубая шапочка из
тафты.
Папа — сутана и ярко-красная или белая шерстяная мантия
с капюшоном; батистовая накидка, отделанная кружевом; белые
перчатки; белые башмаки с золотым крестом; пунцовая тиара с
тройной золотой короной, колпак также пунцовый, обвязан белой
шерстью; епитрахиль и распятье.
Испанский король — испанский костюм: плащ, короткие
штаны, чулки и башмаки — все красное; на лице приклеен большой
красноватый нос; корона из золотого муара, усыпанная
драгоценными камнями; три орденские ленты через плечо: пунцовая —
ордена Золотого руна, небесно-голубая с медалью и черная бархатная
с медалью.
Император — голубой мундир с золотыми галунами; крест-
накрест ленты: одна — ордена Империи, другая — белая,
окаймленная красной полосой; на мундире — пунцовая перевязь; корона из
золотого муара; панталоны, жилет и чулки белые.
Польский король — камзол с черными бархатными
рукавами; плащ того же цвета, отделанный белой шерстью;
темно-красные вязаные рейтузы; орденская лента из черного бархата,
расшитая золотом; через плечо вторая лента небесно-голубого цвета
с каким-то орденом.
Прусский король — темно-голубой мундир, наглухо
застегнутый на пуговицы; большая шляпа-треуголка, перья и кокарда
черные, вокруг шляпы — черные испанские кружева с золотом;
желтые штаны; кавалерийские сапоги; парик с косой; перевязь из
белого атласа с золотой бахромой.
Английский король — темно-голубой мундир с золотыми
или кожаными застежками; такой же жилет; искусственно сделан
живот, чтобы он был потолще; кавалерийские сапоги; на ноге —
орден Подвязки, в петлице значок того же ордена.
Неаполитанский король — испанский жилет с
вырезом; батистовая манишка; короткие штаны; испанский плащ; алая
орденская лента через плечо, через другое плечо лента из черного
бархата, расшитая золотом.
Сардинский король — одежда ростовщика; орденская
лента через плечо, в петлице звезда; шапка, подбитая горностаевым
мехом.
Туземец (говорящая роль) — штаны и рубашка из
шерстяного трико в полоску; сандалии со шнурками; седой парик и борода.
Восемь туземцев (немые роли) — с луками и стрелами.
Десять санкюлотов — каждый одет в национальный
костюм той страны, короля которой он ведет на цепи, т. е. санкюлоты
испанский, австрийский, итальянский, неаполитанский, польский,
прусский, русский, сардинский, английский и французский.
Множество представителей народа, вооруженных саблями,
ружьями и пиками, все в одежде французских санкюлотов.
Бочонок с морскими сухарями.
160

Перед зрителем центральная часть острова, половину которого
занимает вулкан. В глубине виднеется его вершина, которую на
протяжении всего действия озаряют вспышки. С одной стороны
авансцены, в тени нескольких деревьев, расположена хижина, сзади
защищаемая белой скалой, на которой можно прочесть сделанную
углем надпись:
Лучше жить по соседству с вулканом,
чем с кем-нибудь из королей.
Свобода... Равенство.
Выше нацарапано множество цифр. Возле хижины журчит
ручей, спадающий каскадом со скалы. С другой стороны сцены
открывается вид на море.
Во время монолога старца солнце восходит из-за белой скалы.
Он прибавляет еще одну цифру к уже написанным.
Сцена I
Старец (считая). Один, два, три... девятнадцать,
двадцать. Итак, сегодня ровно двадцать лет с того дня,
как я попал на этот пустынный остров. Деспот,
сославший меня на каторгу, теперь, должно быть, уже умер.
Там, на моей несчастной родине, думают, что я или
погиб при извержении вулкана, или меня растерзали
клыки хищного зверя, или же дикари съели меня живьем.
Но вулкан, хищники, дикари до сих пор, кажется,
щадили жертву королевского произвола...
Мои славные друзья что-то запаздывают, солнце уже
взошло! Но что там?.. Это их челны... Какая-то шлюпка!..
Она подходит на веслах. Белые... европейцы! Ах, если бы
это были мои соотечественники-французы!.. Уж не за мной
ли эта шлюпка? Тиран мог умереть, и его преемник
решил помиловать несколько жертв, невинно осужденных
в предшествующее правление. Так ведь обычно
происходит при коронации. Но я не желаю принимать милость
от деспота: лучше остаться и даже умереть на этом
вулкане, чем возвращаться на материк до тех пор, пока там
хозяйничают короли и попы.
Спрячусь-ка я за скалу и узнаю, зачем приехали эти
люди (скрывается).
Сцена 11
На берег высаживаются санкюлоты, по одному от
каждой европейской нации.
Французский санкюлот. Посмотрим,
подойдет ли этот остров для нашего дела... Это уж третий...
11 С. M а решал ь
161

О, да здесь, кажется, вулкан! И он до сих пор действует.
Тем лучше! Земной шар скорей будет избавлен от
коронованных разбойников, для которых нам поручено
подыскать место ссылки.
Английский санкюлот. По-моему, это место
как раз для них. Природа не замедлит подтвердить и
исполнить приговор, который санкюлоты вынесли королям,
этим привилегированным преступникам, так долго
остававшимся безнаказанными.
Испанский санкюлот. Пусть они здесь
испытают все муки ада, в существование которого они сами
никогда не верили, но сказками о котором по их приказу
нас одурачивали их сообщники — попы.
Французский санкюлот. Друзья! Кажется,
кто-то живет на этом острове... Смотрите, следы человека.
Сардинский санкюлот. А у входа в хижину
лежат только что собранные плоды.
Французский санкюлот. Друзья! Сюда, эй,
идите сюда! Читайте:
Лучше жить по соседству с вулканом,
Чем с кем-нибудь из королей.
Санкюлоты (вместе). Браво! Браво!
Французский санкюлот. Свобода,
Равенство. Здесь, наверное, одна из жертв старого режима. Вот
счастливая встреча!
Английский санкюлот. О, как удачно, что
мы попали сюда! Тот, кто здесь страдает, и не мечтает
сегодня встретить своих освободителей.
Французский санкюлот. Несчастный даже
ничего не подозревает; а ведь он мог и умереть, не узнав
о том, что свобода восторжествовала у него на родине.
Немецкий санкюлот. И во всей Европе!.. Но
он должен быть неподалеку. Поищем его, идем ему
навстречу!
Французский санкюлот. Мне не терпится его
увидеть. Это, несомненно, один из наших и, судя по
священным словам, начертанным на скале, он вполне
достоин великой Революции: ведь он сумел предугадать ее
дух, находясь на другом конце света.
162

Сцена 111
Те же и старец
Санкюлоты (одновременно). Старец почтенный!..
Что ты здесь делаешь?
Старец. Французы!.. О счастливый день!.. Так
давно я не видел французов!.. Друзья мои, дети мои! Но
зачем вы здесь? Может быть, вы потерпели
кораблекрушение и море выбросило вас на этот берег? Вы, наверное,
голодны. У меня же есть только эти плоды, да вода из
этого источника. О, моя маленькая хижина слишком
мала, чтобы вместить всех сразу Я ведь не ждал так много
добрых гостей.
Французский санкюлот. Почтенный отец, нам
ничего не нужно. Мы только хотим послушать и узнать
твою историю, потом мы расскажем о себе.
Старец. Вот она в двух словах. Я француз, родом
из Парижа. Было у меня маленькое хозяйство и домик
в Версале \ рядом с парком. И вот однажды, во время
королевской охоты затравленный олень бросается в мой
сад. Король со свитой заходит ко мне отдохнуть. На мою
дочь, статную и красивую, обращают внимание все эти
придворные господа. На следующий день она похищена...
Я бегу во дворец, требую, чтобы мне вернули дочь; надо
мной издеваются, выталкивают меня за дверь и гонят
прочь. Я не падаю духом: при выходе короля бросаюсь
ему в ноги. Ему что-то шепчут на ухо, он усмехается
себе под нос и дает приказ вновь прогнать меня. Моя
бедная жена не выдерживает и с горя умирает. Но я снова
прихожу во дворец, обращаюсь ко всем, прошу помочь
в беде. Никто не хочет вмешаться. Молю пустить меня
к королеве, когда она выходит из своих покоев, припадаю
к ее стопам. «Ах! — говорит она,— этот надоедливый тип!
Когда ж, наконец, ему запретят меня беспокоить?» Я
обращаюсь к министрам, повышаю голос, требую, как
человек и отец, а не умоляю подобно рабу. Один из них
(то был прелат) ничего мне не отвечает, но подает
рукой знак. Меня хватают при выходе из дворца и
бросают в темницу. Оттуда я выхожу только затем, чтобы
очутиться в трюме корабля, который по пути оставляет
меня на этом острове. Сегодня ровно двадцать лет с тех
пор. Таковы, друзья, мои злоключения.
il· 163

Французский санкюлот. Слушай же нас и
узнай, что ты отмщен. Рассказывать по порядку будет
слишком долго. Вот главное. Почтенный старец, перед
тобой представители от всех европейских государств,
ставших свободными республиками. В Европе нет
больше ни одного короля!
Старец. Правда ли это? Возможно ли? Вы смеетесь
над несчастным стариком.
Французский санкюлот. Истинные
санкюлоты почитают старость и не насмехаются над ней; этим
некогда занимались только пошляки — придворные в
Версале, Сент-Джеймсе 19 Мадриде и Вене.
Старец. Как, в Европе нет больше королей?
Один из санкюлотов. Скоро всех их высадят
здесь. Они едут (как некогда ты) в глубине трюма
небольшого военного фрегата. Мы же его обогнали,
чтобы выбрать им место. Сейчас ты их увидишь; впрочем,
кроме одного.
Старец. Почему же это исключение? Они всегда
стоили один другого.
Санкюлот. Ты прав... Но одного недостает: его
гильотинировали.
Старец. Гильотинировали? Что это значит?
Санкюлот. Мы тебе объясним и это и еще
многое. Согласно приговору Конвента, королю отрубили
голову 2.
Старец. Итак, французы стали людьми!
Санкюлот. Свободными людьми! Короче,
Франция теперь республика в полном смысле слова.
Французский народ восстал; он заявил: долой короля! — и
трон исчез. Он заявил: хотим республику! — и вот мы
республиканцы.
Старец. Я и мечтать не смел о такой революции,
но я ее приветствую всем сердцем... Я всегда думал, что
народ так же всемогущ, как и бог, о котором столько
кричат попы, и что народу стоит лишь захотеть... Как
я счастлив, что дожил до этого дня и узнал о столь
великом событии! О мои друзья! мои братья! мои дети!
Я в восторге!.. Но до сих пор вы говорите лишь о
Франции, а я, кажется, только что слышал, будто бы вся
Европа избавилась от королевской нечисти.
164

Немецкий санкюлот. Пример Франции был
плодотворен; результаты не замедлили сказаться. Вся
Европа объединилась против французов,— конечно, не
народы, а чудовища, безрассудно считавшие себя
державными властелинами. Они вооружили своих рабов,
пустили в ход все средства, чтобы потушить очаг свободы
в Париже. Сначала они бесчестно клеветали на
великодушную нацию, которая первой воздала по заслугам
своему королю; ее стремились смирить, расколоть на части,
задушить голодом. Французов хотели сделать рабами,
навсегда отбить у них охоту жить без короля. Но
разобравшись в священных принципах Французской
революции, узнав о возвышенных делах и героических
добродетелях, которые были ею рождены, другие народы
заявили: «Мы глупцы, если позволяем, как бараны, гнать себя
на бойню. Лучше объединимся с нашими старшими
братьями, живущими разумно и свободно». И каждая
страна послала в Париж самых отважных санкюлотов.
Там, на ассамблее народов было решено, что вся Европа
должна одновременно восстать и освободиться. И в
самом деле, всеобщее восстание вспыхнуло сразу во всех
странах Европы, и каждая из них пережила свое 5
октября 1789 года1, 10 августа2 и 21 сентября 1792 года3,
31 мая и 2 июня 1793 года4. Мы рассказали тебе о
временах, самых удивительных в истории человечества.
Старец. Сколько новостей! А теперь
удовлетворите мое нетерпение хотя бы в одном: я слышу, как все
повторяют слово «санкюлот»; что означает это необычное
и забавное название?
Французский санкюлот. Охотно объясню:
санкюлот — свободный человек, настоящий патриот.
Подлинный народ, всегда великодушный, источник
духовного здоровья нации, состоит из санкюлотов. Это честные
граждане, которые добывают хлеб в поте лица своего,
любят работать, являются добрыми детьми, добрыми
отцами, добрыми супругами, добрыми родственниками,
друзьями и соседями; это те, кто дорожит своими правами так
же, как и обязанностями. До сих пор, не умея
объединиться, они были лишь слепыми орудиями в руках скверных
людей — королей, знати, попов, эгоистов, аристократов,
чиновников, федералистов 5 — всех тех, о чьих черных
словах и делах мы тебе расскажем. Как трудовые пчелы в
165

улье, санкюлоты не желают отныне терпеть ни над собой,
ни в своей среде трутней-паразитов, злых, лживых и
чванных.
Старец (с энтузиазмом). — Друзья мои! Дети мои!
значит, и я санкюлот!
Английский санкюлот (продолжая
прерванный рассказ). Итак, в один и тот же день каждый народ
провозгласил у себя республику и образовал свободное
правительство. И в то же время было предложено созвать
Европейский Конвент, который собрался в Париже,
главном городе Европы. Первым делом Конвента был
последний суд над королями, уже заключенными в подвалы их
замков. Этих чудовищ приговорили к пожизненной
ссылке на необитаемом острове, где они будут находиться под
стражей небольшой флотилии, которая от каждой страны
по очереди должна крейсировать у берегов.
Старец. Но объясните мне, зачем нужно было
утруждать себя и везти этих королей так далеко? Разве не
проще было повесить их всех разом перед их дворцами?
Французский санкюлот. Нет, нет! Такая
смерть была бы слишком легкой и быстрой для них: она
не соответствовала бы их преступлениям. Решили, что
гораздо лучше показать Европе, как ее тираны, сведенные
вместе, будут уничтожать один другого, не имея
возможности выместить свою ярость на доблестных санкюлотах,
которых они когда-то осмеливались называть своими
подданными. Пусть на досуге они обвиняют друг друга в
совершенных злодействах и сами себя наказывают,
собственными руками. Таков последний торжественный
приговор, единодушно произнесенный над ними. Его-то нам
и нужно исполнить.
Старец. Приветствую ваше решение!
Один из санкюлотов. Теперь, когда ты
немного в курсе дела, скажи нам, добрый старец, подходит
ли этот остров, на котором ты живешь уже двадцать лет,
для выгрузки нашей мерзкой поклажи.
Старец. Друзья мои, остров этот совсем
необитаем. Меня высадили на него утром, и я не встретил ни
одного живого существа в течение всего дня; только
вечером какие-то пироги подплыли к этой бухте. Из них
вышли туземцы, которых я сначала испугался. Но они
сразу рассеяли мои страхи своим гостеприимством и обеща-
166

ли каждый вечер приносить мне плоды, дичь и рыбу.
Оказывается, ежедневно на закате солнца они
приезжали на остров для молитвы, с которой обращались к
этому вулкану. Не разрушая их веры, я предложил им по
крайней мере разделить их почитание между вулканом и
солнцем. На третий день рано утром они приехали, чтобы
посмотреть на явление природы, которое я им обещал
показать и на которое они до того вовсе не обращали
внимание. Я посадил их на белой скале, и они долго
созерцали, как солнце вставало прямо из моря. С этого
дня они раз в неделю приезжают и с благоговением и
восторгом наблюдают восход солнца. С этого же дня они
обращаются со мной, как со своим отцом, лекарем и
советчиком, и благодаря им я ни в чем не нуждаюсь в этой
бесплодной пустыне. Однажды они захотели во что бы то
ни стало провозгласить меня своим королем. Но я им как
мог рассказал о моих бедствиях на родине, и они
поклялись никогда не иметь ни короля, ни жрецов. Думаю, что
этот остров вполне подойдет для ваших целей, тем более,
что кратер вулкана в последние дни сильно увеличился и,
кажется, скоро начнется извержение. Пусть уж лучше
этот вулкан обрушится на коронованные головы, чем на
моих добрых соседей — туземцев, или моих братьев —
санкюлотов.
Один из санкюлотов. Товарищи, что вы
скажете? Мне кажется, он прав. Подадим знак кораблю,
чтобы он подошел сюда и выбросил отраву, которой они
нагружены.
Старец. О, я вижу, приближаются мои добрые
соседи. Друзья, склоните перед ними ваши пики в знак
братства, и вы увидите, как они сложат у ваших ног свои
луки. Я не знаю их языка, они не знают нашего; но у
всех народов язык сердца одинаков: мы объяснимся
жестами и прекрасно поймем друг друга.
Сцена IV
Туземцы высаживаются на берег из своих пирог.
Старец представляет их европейским санкюлотам. Все
обнимают друг друга. Старец взбирается на скалу и
приветствует солнце, держа в руках искусно сплетенные из
ивовых прутьев корзинки с плодами, которые принесли
167

туземцы. После этой церемонии старец с помощью жестов
объясняет туземцам происходящее.
Старец. Доблестные санкюлоты! Эти туземцы —
наши братья по свободе, ибо у них никогда не было
властителей. Рождаясь свободными, они такими же
свободными живут и умирают.
Сцена V
На берег высаживаются короли; они входят на
сцену один за другим со скипетрами, в королевских
одеяниях, увенчанные золотыми коронами; каждый прикован к
длинной железной цепи, конец которой несет один из
санкюлотов.
Немецкий санкюлот (вводя австрийского
императора, открывающего процессию). Дорогу его
величеству императору!.. Ему не хватило лишь времени и ума,
чтобы повторить все преступления, совершенные за века
австрийским двором, и чтобы довести до конца
злодейства против Франции, которые замышляли и частично
осуществили Иосиф II и Антуанетта1. Бич соседей, он
был несчастьем и для своей страны, в которой он разорил
народ и истощил финансы. При нем зачахло сельское
хозяйство, он подорвал торговлю, заковал в цепи
свободную мысль. Не сумев получить львиной доли при разделе
Польши 2, он задумал возместить потери, опустошая
пограничные области той нации, просвещенность и энергия
которой внушали ему страх. Двоедушный друг,
вероломный союзник, творящий зло ради зла,— таково это
чудовище.
Франц II. Пощадите! Я не такое уж чудовище, как
можно подумать. Правда, я польстился на Лотарингию,
но не была ли Франция счастлива купить мир и
спокойствие ценой одной провинции? Разве у нее их мало?
Впрочем, если кто и виноват, то это Коунигц, который
злоупотреблял моей молодостью и неопытностью, это Ко-
бург, это герцог Брауншвейгский3.
Немецкий санкюлот (толкает его).
Поговори еще, подлая душа... Кончай здесь свою жизнь, навсег-
168

да отрезанный от человеческого общества, позором и на-
казанием которого были так долго ты и твои собратья.
Английский санкюлот (вводя на цепи
короля Англии). А вот его величество английский король; он
с помощью искушенного в макиавеллизме 1 мистера Питта
истощил кошелек английского народа и намного увеличил
бремя государственных долгов для того, чтобы вызвать во
Франции гражданскую войну, анархию, голод и наслать
худшее из всех зол — федерализм.
Ге о ρ г. Но я же был не в своем уме, вы ведь
знаете. Разве наказывают безумных? Их помещают в
больницу 2.
Английский санкюлот (отворачиваясь от
него). Вулкан тебе вернет разум.
Прусский санкюлот. А вот его величество
король Прусский, герцог Ганноверский, животное
зловредное и подлое, игрушка в руках шарлатанов, палач
благородных и свободных людей.
Вильгельм. Вы ко мне несправедливы. Должны
же вы все-таки знать, что у меня никогда не было
военного гения моего дяди3, меня гораздо больше
интересовали иллюминаты4, чем французы. Если мои солдаты и
причиняли кому-то вред, то они за это расплатились
сполна. Мы квиты; с обеих сторон поровну убитых и
раненых.
Прусский санкюлот. Вот чувства и
рассуждения короля. Чудовище! Пусть тебе здесь воздастся
сполна за кровь, пролитую на равнинах Шампани, под
Лиллем и Майнцем5.
Испанский санкюлот. А вот его величество
король испанский. В нем течет кровь Бурбонов6.
Смотрите, как блистают на его королевской физиономии
глупость, ханжество и деспотизм.
К а ρ л о с. Согласен, я был только глупцом, которого
священники во главе с моей собственной супругой всегда
водили за нос7. Поэтому вы должны меня помиловать
Неаполитанский санкюлот. А вот
коронованный лицемер из Неаполя. Еще несколько лет, и он
принес бы Европе большие разрушения, чем вулкан
Везувий, расположенный неподалеку от его дворца.
Фердинанд. Там вулкан и здесь вулкан; почему же
вы не оставили меня дома! Ведь я последним примкнул к
169

коалиции. Нужно же было в конце концов стать на
сторону моих собратьев-королей. С волками жить — по-волчьи
выть.
Сардинский санкюлот. А вот в ящике его
храпящее величество, Виктор-Амедей-Мари Савойский,
король сурков. Еще более тупоумный чем они; в один
прекрасный день он вздумал совершить подлость, но мы
его быстро загнали в конуру. Амедей, спеши выспаться;
боюсь, что вулкан прервет твою многомесячную спячку.
Сардинский король (показывается из ящика,
зевая и протирая глаза). Я голоден... Ах, где мой
капеллан, чтобы прочесть Benedicite 1.
Сардинский санкюлот. Скорей,
«благодарю, господи!»...2 Проходи! (толкает его в спину). Эти
короли только и способны, что пить, жрать да спать, если
не могут совершать злодейства.
Русский санкюлот (на сцену большими
шагами выходит Екатерина). А ну, проходи, нечего
прихорашиваться... Вот ее императорское величество, царица всея
Руси, мадам Большеногая, иначе Катька, Семирамида
Севера3; женщина, опозорившая свой пол, никогда не
знавшая добродетели, ни скромности. Безнравственная и
бесстыдная, она убила своего мужа, чтобы ни с кем не
делить трон и чтобы было с кем делить свою порочную
постель.
Польский санкюлот. Ну, ты, Станислав-
Август, король польский, пошевеливайся попроворней!
Тащи шлейф своей любовницы Катьки, у которой ты
всегда был лакеем!
Один из санкюлотов (держа в руках.концы
нескольких цепей, скрепленных на шеях королей).
Держите! Вот остальная братия. Это рыбешка помельче; всех
называть по именам — много будет чести.
Европейских монархов проводят перед толпой
туземцев. С помощью жестов старец переводит им все, что
говорится по мере появления на сцене королей. Туземцы
время от времени выражают жестами удивление и
возмущение.
Римский санкюлот (вводя папу). На колени,
коронованные мошенники! Примите благословение
святого отца: он — единственый поп, могущий отпустить ваши
170

прегрешения, сам — вероломный их соучастник. В каких
только гнусных кознях не замешаны попы и их глава —
папа! Именно он, это чудовище в тройной короне,
исподтишка вдохновлял опустошительный крестовый поход
против Франции, подобно тому, как некогда его
предшественники натравливали христиан против мусульман.
После королей больше всего зла природе и людям
причинили попы. И пусть французскому народу будет воздана
вечная хвала за то, что он первым среди современных
народов возродил патриотизм Брута и разоблачил
лицемерие предсказателей — попов. Французы превзошли
даже древних римлян, которые все же воскуряли фимиам
жрецам в том самом Капитолии 1, где доблестный
кинжал вольнолюбивого республиканца настиг надменного
честолюбца Цезаря.
Папа. Вы сгущаете краски... Назовите хоть одного
из моих предшественников, столь же терпимого, как я.
По их примеру я мог бы отлучить от церкви все
французское королевство...
Французский санкюлот (прерывая его).
Говори: республику...
Папа. Ладно, пусть будет республику. Я мог бы
накликать на головы французов гнев небес, но
удовлетворился тем, что составил против них только заговор
земных монархов. Мог ли сделать меньше священник?
Послушайте, пощадите меня, и весь остаток дней своих я
буду молиться богу за санкюлотов.
Римский санкюлот. Нет, нет! Нам больше
не нужны поповские молитвы; бог санкюлотов — свобода,
равенство, братство. Ты никогда не знал и не узнаешь
этих богов. Ступай лучше, изгони бесов из вулкана,
который вскоре должен покарать тебя, отомстив за нас.
Французский санкюлот (перед тем как всем
сесть в лодки, собирает монархов полукругом).
Венценосные чудовища! Все вы должны были погибнуть ужасной
смертью на эшафоте. Но какой палач согласился бы
замарать руки вашей гнилой, нечистой кровью? Мы
предоставляем вас угрызениям совести, вернее, вашей
бессильной ярости. (К публике.) Вот они, виновники наших бед·
Грядущие поколения, сможете ли вы этому поверить?
И они держали в руках судьбу Европы, играли ею как
хотели! На службе у этой кучки подлых бандитов, ради
171

прихоти этих коронованных мерзавцев во всех концах
Европы и в заморских странах проливали кровь
миллионы людей, худший из которых был намного лучше их
всех вместе взятых. Во имя или, вернее, по приказу двух
десятков этих кровожадных зверей целые провинции
были опустошены, цветущие города обращены в груды
пепла, бесчисленные семьи разбиты, огромное количество
людей пущено по миру, обречено на голодное существование
или уничтожено. Эта гнусная шайка политических убийц
держала под страхом великие нации, натравливала друг
на друга народы, призванные быть друзьями и
рожденные, чтобы жить в братстве. Вот они, эти мясники в дни
войны и развратители человечества в дни мира. Из
глубины дворцов этих гнусных существ на деревни и города
распространялась зараза всех пороков. Разве когда-либо
существовали нации, у которых одновременно был и
король и добрые нравы?
Папа. В Риме тоже не было добрых нравов!.. Все
кардиналы совершенно безнравственны.
Французский санкюлот. И находились же
такие, кто восхищался этими людоедами! Ведь попы
воскуряли своему богу лишь ничтожную часть благовоний,
которая оставалась у них от восхваления монархов. А
прислужники тиранов, разодетые, как павлины, в расшитые
золотом ливреи, считали себя очень важными господами,
говоря: «король, мой повелитель...> Больше ста
миллионов людей повиновалось бездарным деспотам и дрожало,
произнося их имена со священным трепетом. Для
наслаждения этих коронованных людоедов народ круглый
год, с утра до ночи работал в поте лица своего, отдавая
последние силы. Грядущие поколения! Простите ли вы
своим предкам это ревностное раболепие, глупость и
самоотречение? О природа! торопись завершить дело
санкюлотов; своим огненным дыханием обрати королей, эти
отбросы общества, в прах, в ничто, из которого они уже
никогда не возродятся.
И пусть также обратится в прах всякий, кто отныне
произнесет слово «монарх», не сопровождая его
проклятиями, которые подсказывает каждому республиканцу это
позорное слово. Что касается меня, клянусь не считать
свободным человеком любого, кто в моем присутствии
осквернит свои уста сочувствием королям или другой по.
172

добной мерзости. Друзья, поклянитесь в этом и вы, и
сядем в наши лодки.
Санкюлоты (отъезжая). Клянемся! Да здравству
ет свобода! Да здравствует республика!
Сцена VI
Франц II. Боже мой, как недостойно с нами
обращались! И что теперь с нами будет?
Вильгельм. О мой дорогой Калиостро, где ты? Ты
бы нас выручил из беды.
Георг. Сомневаюсь. А что скажете вы, святой отец?
Ведь он давно ваш пленник и сидит в замке св. Ангела.
Папа. Он бы ничего не смог тут поделать. Здесь
нужно нечто сверхъестественное.
Испанский король. Ах, святой отец,
сотворите хоть маленькое чудо.
Папа. Нет, теперь ничего не выйдет. Где ты,
блаженное время, когда святые летали по небу верхом на
палке?
Испанский король. О мой брат! О
Людовик XVI! Даже твой жребий был счастливее! Неприятные
четверть часа прошли быстро, а теперь тебе уже ничего
не нужно. Мы же лишены всего и находимся между
голодом и адом. Это вы, Франц и Вильгельм, завлекли нас
в беду. Я всегда считал, что рано или поздно эта
французская революция сыграет с нами дурную штуку. Совсем,
совсем незачем было в нее впутываться.
Вильгельм. Кому-кому, но не вам, государь
Испании, бросать нам упреки. Не ваша ли обычная
медлительность все погубила? Если бы вы вовремя пришли нам
на помощь, с Францией было бы уже покончено.
Екатерина. Что касается меня, то я отправляюсь
спать в эту хижину. Вместо того чтобы ссориться, пусть
тот, кто меня любит, следует за мной... Станислав, не
хотите ли составить мне компанию?
Польский король. Старуха, взгляни на свое
отражение в этом источнике.
Екатерина. Раньше ты не был столь гордым.
Император. Проклятые французы!
Испанский король. Эти санкюлоты, которых
мы раньше презирали, все-таки добились своего. И почему
173

я не устроил одному из них хорошенького ауто-да-
фе 1, чтоб другим было не повадно!
Папа. Почему я не отлучил их от церкви еще в
1789 году? Мы с ними слишком возились, слишком
возились!
Неаполитанский король. Все эти
соображения прекрасны, но они несколько запоздали. Пословица
гласит: попал на галеры — греби. Прежде всего нам
нужно есть. Займемся сначала рыбной ловлей, охотой и
возделыванием земли.
Император. Недурное зрелище — император
австрийского дома ковыряет землю, чтобы добыть себе
пропитание.
Испанский король. Может быть вы
предпочитаете кинуть жребий, чтобы определить, кто
достанется на съеденье остальным?
Папа. Не из чего даже совершить чудо и сотворить
те пять хлебов, которыми Христос накормил голодных2.
Впрочем, меня это не удивляет, ведь среди нас есть
православные.
Царица. Эти слова, несомненно, относятся ко мне;
я этого не потерплю... Берегитесь, святой отец.
Царица и папа дерутся; она пускает в ход скипетр,
он — распятье. Ударом скипетра Екатерина ломает
распятье; папа запускает тиарой в голову Екатерине и
сбивает с нее корону; они бьют друг друга цепями. Вырвав
у Екатерины скипетр, король польский пытается
остановить драку.
Станислав. Соседка, довольно. Да хватит же,
хватит!
Царица. Тебе-то уж совсем не пристало вырывать
у меня скипетр, презренный трус! Разве только затем,
чтобы возместить потерю своего, который ты позволил
разломать на три или четыре части 3.
Папа. Прошу пощады, Екатерина; escolta mi *:
если ты меня оставишь в покое, я дарую тебе отпущение
всех грехов.
Царица. Отпущение! Ах ты, жалкий поп! Прежде
чем я тебя пощажу, ты должен признать, что любой поп,
* [Послушай (ит.)].
174

а тем более папа — шарлатан и мошенник. А ну,
повторяй!
Папа. Священник... папа... — шарлатан... мошенник.
Испанский король (отойдя в дальний конец
сцены). Вот это находка! У меня еще сохранились
остатки хлеба, который нам выдали в трюме. Какое
сокровище! Нет такой рупии, такого золотого пиастра, который
бы не отдал умирающий с голоду за кусок черного хлеба.
Польский король. Кузен, что ты там делаешь
в сторонке? Да я вижу, ты что-то ешь; я тоже хочу.
Царица и остальные монархи
(накидываются на испанского короля, стремясь вырвать у него
кусок хлеба). И мне, и мне, и мне!
Неаполитанский король. Вот уж
посмеялись бы санкюлоты, увидев, как все короли Европы
ссорятся из-за куска черного хлеба.
Короли дерутся: земля вокруг них усеяна обломками
скипетров, корон, обрывками цепей; их одеяния
превращаются в лохмотья.
Сцена VII
Те же и санкюлоты
Санкюлоты, собиравшиеся издали посмеяться над
злоключениями королей, оставшихся без пищи,
возвращаются на остров и выкатывают на середину сцены бочку
сухарей. Вокруг толпятся голодные короли.
Один из санкюлотов (выбив дно бочки,
высыпает сухари). Держите, болваны, вот вам корм.
Лопайте! Поговорка — всем жить нужно — сказана не про
вас, ибо нет никакой нужды в том, чтобы жили короли.
Но санкюлотам столь же присуще сострадание, как и
чувство справедливости. Питайтесь морскими сухарями,
пока не освоитесь на этом острове.
Сцена VIII
Короли набрасываются на сухари
Царица. Стойте, мне, как императрице и
обладательнице самых обширных владений, причитается
больше всех.
175

Польский король. Екатерина никогда не
страдала отсутствуем аппетита; но мы не в Петербурге:
каждому — свое.
Неаполитанский король. Да, да! Каждому
свое! Эта бочка не должна походить на так называемое
государство польское.
Прусский король бьет царицу по пальцам своим
скипетром.
Царица. Не смей, захватчик Силезии !.
Папа. Госиода! Господа! Воздайте же кесарю
кесарево!
Царица. Если б ты сам воздавал кесарю
кесарево, жалкий римский попик!
Император. Спокойно, спокойно! Здесь хватит
всем.
Прусский король. Да, но только ненадолго.
Неаполитанский король. Смотрите.
Вулкан, кажется, скоро нас всех помирит: из кратера
извергается кипящая лава и приближается к нам. О боги!
Испанский король. Пресвятая дева
милосердная! Защити меня! Если я спасусь, я стану санкюлотом.
Папа. А я, я женюсь!
Царица. Ая вступлю и в Якобинский клуб и в
Клуб кордельеров2.
Начинается извержение вулкана. Из кратера вылетают и
сыплются на сцену камни, течет раскаленная лава. Раздается взрыв:
огонь охватывает королей со всех сторон; они исчезают в
разверзшейся под ними бездне.
Конец Страшного суда над королями.

КУЛЬТ И ЗАКОНЫ ОБЩЕСТВА БЕЗБОЖНИКОВ
ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЕ ЗАМЕЧАНИЯ
Большое заблуждение имеет место с незапамятных
времен.
Политический обман, длящийся несколько
тысячелетий, делает иллюзорной возможность совершенствования
человеческого рода.
До сих пор нет еще ни одной организации, которая
ставила бы себе специальной целью борьбу против веры
в бога, самого вредного из предрассудков.
Необходимость существования такой организации
молча признается всеми здравомыслящими людьми.
Вот средство для осуществления этой задачи.
I
Безбожники исповедуют религию, единственным
предметом которой является добродетель.
II
Она требует еще при жизни людей предавать
гласности их добрые поступки и почитать добродетельных
граждан после их смерти.
III
У безбожников имеется большая книга, в которой они
записывают и увековечивают все славные деяния
человечества.
12 С. Ma решал ь
177

IV
Безбожники обращаются ко всем представителям
искусств с просьбой прославить всякое доброе дело,
занесенное на страницы великой Книги добродетели.
V
Эта Книга является предметом культа безбожников.
Она хранит все доброе, что было и будет совершено.
VI
Выдержки из этой великой Книги печатаются
ежегодно на первых страницах «Записок общества
безбожников».
VII
Безбожники поклоняются добродетели в здании,
которое не было использовано раньше для нужд какой-нибудь
другой религии.
VIII
На дверях этого здания написано:
— Будьте добродетельны
— Ради добродетели и ради вас самих.
IX
Обязанности воскурения благовоний и ухода за
цветами перед Книгой добродетели возлагаются на молодых
и непорочных женщин.
X
Эти женщины участвуют также в пении гимна в честь
добродетели, составленного безбожниками и
содержащего следующие строфы:
178

Первая строфа
Счастлив тот, кто может сказать себе в сердце своем:
я не нуждаюсь в боге, чтобы быть добродетельным. Лишь
моя совесть является моим высшим законом. Я совершаю
добро ради добра и ради себя. Добродетель! О
священное слово! Пусть погибнет низкая душа, которая слышит
это слово и остается равнодушной к нему! Для того, кто
еще не погряз в пороке, нет ничего прекраснее и выше
добродетели.
Вторая строфа
Жалок и достоин презрения человек, который для
совершения добрых поступков нуждается в боге! Мой
бог — добродетель. Ее храм — мое сердце. Ее религия —
мой долг. Ее цель — счастье. Добродетель требует
добровольного поклонения, вытекающего из одной только
любви к порядку и долгу. Добродетель несовместима с
продажной душой. Чтобы полюбить добродетель, нужно
только видеть ее.
Счастлив тот, кто...
Третья строфа
Существует ли бог? Не все ли равно! Пусть искусный
геометр спокойно займется решением этой бесполезной
проблемы. Будем поклоняться добродетели! Однажды
уже поддавшиеся обману, остережемся вновь приютить
ее соперницу в нашем сердце. Чти только одну
добродетель! Храни ее образ неприкосновенно в сердце своем.
Даже далекий от добродетели злодей, и тот призывает
ее. Золото делает человека богатым, добродетель —
счастливым.
Счастлив тот, кто...
...Нет ничего прекраснее и выше добродетели.
XI
Безбожники сходятся во имя добродетели и начинают
свои собрания с торжественного ее прославления.
12* 179

XII
Они собираются каждые десять, иногда каждые пять
дней, всегда днем, чтобы совместно обсудить и уяснить
себе собственные мысли и думы.
XIII
В учении безбожников нет фальши. Являясь более
правдивыми и смелыми, чем философы древности и
современности, они открыто высказывают свои мысли.
XIV
Они не создают школы, не основывают секты с целью
борьбы против идеи существования бога.
XV
Их основная цель: убедить человека, что он может
и должен обходиться без бога, который является лишь
причиной всех преступлений и бед.
XVI
Их религия — это та естественная любовь, которая
заставляет сочувствовать несчастьям другого и побуждает
людей объединиться для оказания общими усилиями
помощи пострадавшему.
XVII
Отец семейства приводит на собрание своих детей
старше девяти лет. Дети занимают первые места.
XVIII
Организация безбожников прежде всего заботится о
подрастающем поколении.
180

XIX
Те из присутствующих, которые не достигли 25 лет,
снимают шляпу и сидят на собрании с непокрытой
головой.
XX
Вход с оружием запрещается: безбожники — мирные
люди.
XXI
Они никогда не сходятся в большем числе, чем число
муз 1, и их публичные собрания не длятся более часа.
XXII
Один час усиленного умственного напряжения,
посвященный уяснению важных истин, — это предел для
человеческого интеллекта. Более длительное умственное
напряжение было бы утомительным.
XXIII
Летом, а также в странах с теплым климатом
собрания происходят в тени деревьев.
XXIV
Место публичных собраний, как в городе, так и в
деревне, всегда разделено на две части при помощи
натянутого белого занавеса. Этот занавес отделяет
безбожников от присутствующих посторонних.
XXV
На нем начертано золотыми буквами:
Из всех заблуждений
Самое большое — вера в бога.
181

XXVI
Через этот занавес посторонние скромно высказывают
свои сомнения и просят разъяснений или добрых
советов.
XXVII
Безбожники отказываются отвечать только на брань.
XXVIII
Но они заранее прощают верующим их оскорбления.
XXIX
Зрячие не могут желать зла палке слепца, которая их
ударила.
XXX
Они охотно соглашаются быть примирителями между
друзьями, братьями и семьями, находящимися в распре;
служить посредниками между поссорившимися
супругами, руководить неопытным юношеством.
XXXI
Безбожники всегда оказывают помощь тем, кто к ним
обращается за советом, но всегда через занавес.
XXXII
В будущем, может быть, они станут выступать с
меньшей таинственностью.
XXXIII
Будучи, однако, 'приглашены к постели больного или
умирающего, они охотно стараются помочь ему
философскими рассуждениями.
182

XXXIV
Семидесятилетние старики-безбожники благословляют
новорожденных.
XXXV
При этом отец семейства дает следующий обет: я
обещаю и обязуюсь воспитывать своего сына только в
принципах разума и только в добродетельных деяниях.
XXXVI
Семидесятилетние старики-безбожники принимают
посвящение детей добродетели, заставляя их писать и
громко повторять следующие слова:
Я верю в добродетель. Мое сердце ощущает и любит
ее. Одна только добродетель священна. Она одна моя
вера. Кроме добродетели, все для меня является
загадкой.
XXXVII
Семидесятилетние старики-безбожники освящают
также союз молодых супругов. Но они отказываются
благословлять второй брак.
XXXVIII
Безбожники содержат типографию с одним печатным
станком. Это дает им возможность издавать свои труды
под названием: «Записки общества безбожников».
XXXIX
Ни одна из статей не должна иметь индивидуальной
подписи.
XL
Все безбожники отвечают друг за друга.
183

XLI
Тем, кто пишет столь же быстро, как и говорит,
общество безбожников разрешает выпускать предварительные
рукописные номера «Записок».
XLII
Знать правду никогда не рано.
XLIII
Безбожники не отвергают работу скорописца,
неточную, однако, из-за его неопытности или умышленных
искажений.
XLIV
Безбожники составляют и издают «Основы морали»,
свободные от нечистого и преступного вмешательства
бога.
XLV
Они составляют и издают еще календарь, в котором
дни носят имя какого-нибудь мудрого безбожника и где
приводится также какой-нибудь эпизод из его жизни.
XLVI
Они работают над составлением правдивых
биографий выдающихся безбожников, которые были так
оклеветаны в прошлом. Этот биографический словарь
атеистов должен показать их просвещенность и
добродетельную жизнь.
XLVII
К словарю прилагается обширный перечень имен
крупных авторитетов, которые высказывались в пользу
атеизма.
184

XLVIII
Ежегодно автору наилучшего произведения,
направленного против идеи бога, присуждается почетный венок.
XLIX
Ежегодно безбожники приглашают к себе человека,
хорошо знакомого с наукой о телах, чтобы повторить
некоторые из многочисленных опытов, которые
свидетельствуют о всемогуществе природы и о том, что она
совершенно не нуждается в чьей-либо помощи извне.
L
Безбожники имеют библиотеку, составленную
исключительно из книг, пригодных для борьбы против
древнего заблуждения относительно существования бога.
LI
Эта небольшая библиотека открыта для всех через
день, по утрам, с 11 до 12 часов. Она может обслужить
одновременно только семь читателей.
LII
У безбожников имеется домашний театр, в котором
силами членов своих семей ставятся пьесы, написанные
в духе общества.
LUI
После похорон одного из скончавшихся членов
общества и замещения его другим в тот же день
совершаются два соответствующих обряда. Безбожники, отмечая
эти события, садятся за общий стол, скрытый занавесом
от взоров посторонних.
185

LIV
За скромной едой, обслуживаемые членами своих
семей, украшенные цветами, девять безбожников ведут
застольную беседу, подобно древнегреческим мудрецам
Сократу, Эпикуру и др. Эти застольные беседы носят
название пиршества девяти или сатурналий философии.
LV
У каждой девятки имеется на виду старик — кандидат
на случай смерти одного из ее членов.
LVI
Общество безбожников всегда стоит на страже
интересов организации.
LVII
Членом общества безбожников можно стать только
после 50 лет честно прожитой жизни.
LVIII
Общество безбожников более совершенно, чем всякая
другая организация.
LIX
Оно исключает из своего состава всякого, чьи дети
ведут себя недостойно.
LX
Отец убийцы или женщины, нарушившей
супружескую верность, не может оставаться членом общества.
LXI
Чтобы быть принятым в члены общества, надо быть
отцом семейства (в настоящем или в прошлом) или же
воспитывать сироту.
i36

LXII
Общество публикует подробный отчет о жизни
каждого из своих членов.
LXIII
Безбожников не должно касаться даже подозрение.
LXIV
Нужно, чтобы безбожник был без малейших
нравственных изъянов.
LXV
От членов общества требуется доказательство, что они
никогда не проливали крови.
LXVI
Их руки должны быть так же чисты, как их сердце,
так же честны, как их разум.
LXVII
Безбожники носят свои природные волосы. Бороду
они начинают носить только в семидесятилетнем возрасте.
LXVIII
Безбожники подражают только чертам характера
людей античного мира, старым и добрым нравам.
LXIX
Безбожники не дают клятвы.
LXX
В момент вступления в члены общества они, положа
руки на Книгу добродетели, произносят следующие
слова:
187

Я обещаю и обязуюсь непрестанно бороться, причем
только при помощи оружия разума, против великого и
рокового заблуждения: веры в бога.
LXXI
Принятые в члены общества, они участвуют во всей
его деятельности.
LXXII
Экзамен, принятие в члены общества и исключение из
него проводятся публично.
LXXIII
Общество безбожников не принимает в свои ряды
лжеатеистов, т. е. негодяев, которые отрицают бога
только в надежде на безнаказанность. В общество не
принимаются также священник и его покровитель — дворянин,
домашний слуга, человек, получающий жалованье от
принца, придворный ученый.
LXXIV
Короли, царствующие и отрекшиеся от престола, не
допускаются в члены общества.
LXXV
Бывшие должностные лица свободной нации могут
быть приняты в общество.
LXXVI
Безбожники не принимают в свое общество человека,
состояние которого в три раза превосходит его
потребности.
LXXVII
Члены общества безбожников не могут состоять в
других организациях.
188

LXXVIII
Безбожники сами воспитывают своих детей и женят
их, выбирая жениха или невесту в дружеских семьях.
LXXIX
Безбожники никогда не едят у других.
LXXX
Они ничего не принимают от других, ни сообща, ни
индивидуально.
LXXXI
Свою награду они находят в собственном сердце.
LXXXII
Ревниво охраняя свою независимость, они отклоняют
покровительство властей.
LXXXIII
Безбожники не нуждаются в покровительстве, ибо они
умеют всегда обойтись своими собственными силами.
LXXXIV
Но они требуют к себе такого же уважения, какое
сами проявляют ко всякому инакомыслящему.
LXXXV
Они никому не мешают и имеют право требовать,
чтобы и им не мешали.
LXXXVI
У безбожников имеются иностранные
корреспонденты, которые подчиняются тем же законам.
189

LXXXVII
Безбожники зачитывают публично все письма, которые
они получают, в том числе и анонимные, если они
написаны в пристойных выражениях.
LXXXVIII
Символ или печать общества — куб из горного
хрусталя со следующей, выгравированной в форме круга,
надписью на одной из сторон:
Нужен ли бог, безбожник,
Раз имеется добродетель?
LXXXIX
Безбожники отказываются занимать государственные
должности. Они хотят служить лишь разуму.
ХС
Они воздерживаются от политики: они мыслят
слишком возвышенно, чтобы интересоваться такими вещами.
Их всецело занимает вопрос возрождения нравов.
XCI
Однако, если в трудную минуту представители власти
спросят у них совета, они выскажут им всю правду и
уйдут.
Безбожники не отрицают родины.
ХСИ
Если вспыхивает гражданская война, безбожники
выходят все вместе, неся впереди раскрытую великую Книгу
добродетели, и проходят по площадям, восклицая с
торжественностью, присущей мудрости, убеленной сединой:
Граждане! Опустите оружие перед Книгой
добродетели! Не разорвите ее страниц вашими мечами!
190

хеш
Если один из девяти старцев-безбожников будет
подвергнут такому же обращению, какому подвергся мудрый
Спиноза, то он не будет помышлять о преследовании
убийц. На своем окровавленном платье, которое он
сохранит по примеру Спинозы, он напишет только
следующие скромные слова:
Поменьше верь! Побольше сомневайся! И будь
терпим!
XCIV
Безбожники не скрывают от властей и от всех своих
сограждан принципы, которым они следуют, и правила
поведения, которых они придерживаются.
XCV
Безбожники основывают свое общество с полным
доверием к закону, который установил свободу совести.
XCVI
Если, однако, вопреки всякому праву, им будет
отказано в утверждении их общества под предлогом, что
опасно, дескать, говорить все народу, они все-таки не
откажутся от своего святого дела.
XCVII
Продолжая вести себя в уединении с достоинством,
свойственным почетному званию безбожников, они
открыто принимают имя Друзей добродетели.
XCVIII
Их публичные обряды продолжаются. В конце
торжественного заседания они обращаются через занавес к
присутствующим со следующими словами: «Расстанемся! Вам
больше не разрешают слушать нас».
191

XCIX
В случае преследования, безбожники удаляются на
кладбище. Там, завернувшись в плащи, они ждут...
С
Будучи брошены в тюрьму, они предаются лишь более
глубоким размышлениям.
CI
Когда их ведут на казнь, они повторяют свой гимн
добродетели.
СИ
Будучи осуждены на изгнание, они удаляются вместе
с семьями, поддерживаемые надеждой основать на каком-
нибудь необитаемом острове, вдали от священников и
тиранов, добродетельную колонию.
CHI
Они будут чувствовать себя более удовлетворенными,
когда прозревшее, наконец, человечество сможет обойтись
без их уроков и примеров.

ь —^
СЛОВАРЬ ДРЕВНИХ И НОВЫХ АТЕИСТОВ
ВСТУПИТЕЛЬНОЕ РАССУЖДЕНИЕ ИЛИ ОТВЕТ НА ВОПРОС:
ЧТО ТАКОЕ АТЕИСТ?
Ессе vir *
Понятие бога существовало не всегда. Было время,
когда человек, живя в семье и для семьи, не знал иного
авторитета, кроме авторитета своего отца. В ту пору он
имел мало желаний и мало потребностей, но он вовсе не
был неотесанным варваром, людоедом, как пытаются его
изобразить. Не был он также утонченным и фальшивым
горожанином, тщеславным и угодливым: это был Человек
в полном смысле слова, не ведавший, быть может,
искусства письма, и даже искусства речи, но хорошо знавший,
что значит жить; он любил своего отца и свою мать,
любил своих детей, работал для них и умирал в их
объятиях. В его глазах весь мир был заключен в его поле. Он
распределял свои занятия по движению солнца и по
плодородию земли, а его руки и его сердце составляли все
его достояние и все его наслаждение.
Не подозревая о существовании чего-либо над
звездным сводом неба и под плодоносным слоем почвы, который
он обрабатывал, человек жил в то время, не зная ни наук,
ни пороков, ни социальных добродетелей, ни преступлений.
Он жил в полной простоте, слившись с природой.
Путешественники нашли кое-какие слабые следы этого
золотого века. Он вовсе не химера. Его сделали
сомнительным поэты, разукрасившие его искусственными
орнаментами, но все же это счастливое время существовало.
Ну, можно ли возражать против веры в подобные
нравы? Неужели они так невероятны? Требуется ли большое
усилие, чтобы так жить? И не должен ли скорее вызывать
удивление нынешний образ жизни рода человеческого.''
* [Се —муж (лат.)].
13 С. Марешаль
193

В те времена человек, кругозор которого был ограничен
поверхностью земли и небом, не имел и не мог иметь ни
малейшего представления о какой-либо силе, кроме той,
которая его породила и взрастила. Разве думают о том, в
чем не испытывают никакой нужды? И разве ощущаешь
необходимость в боге, когда имеешь отца, жену, детей,
друга, когда имеешь руки, глаза и сердце?
Да! Истинный атеист — это человек золотого века.
Атеист — это тот, кто, будучи сосредоточен в самом себе и
освобождаясь от оков, которыми его связывают против его
воли или без его ведома, возвращается через
цивилизацию к этому старинному состоянию человеческого рода;
очистившись перед собственной совестью от предрассудков
всех цветов и оттенков, он подходит как можно ближе к
той счастливой поре, когда не подозревали о
существовании бога, но чувствовали себя хорошо, удовлетворяясь
только семейными обязанностями. Атеист — это человек
Природы.
Между тем, помещенный ныне в более сложную и
тесную среду, он выполняет свои обязанности гражданина и
покоряется велениям необходимости. Томясь из-за
порочных основ политических институтов, презирая тех, кто их
так плохо устроил, он вынужден подчиниться
общественному порядку той страны, в которой живет; но он никогда
не становится главой школы или течения. Его не встретишь
на пошлой дороге, ведущей к выгодным или блестящим
должностям. Следуя своим принципам, он живет среди
своих развращенных или развращающих современников,
подобно путешественнику, который, когда ему предстоит
пересечь топкое болото, остерегается укуса ядовитых
пресмыкающихся: он отделывается тем, что бывает оглушен
их шипением; он передвигается между этими зловредными
существами, не перенимая их извилистой и ползучей
походки.
Но истинный атеист — это не тот сибарит, который,
выдавая себя за эпикурейца (в то время как он лишь
развратник), говорит: «бога нет, следовательно, нет и
морали, значит, я могу себе все позволить».
Истинный атеист — это не тот государственный муж,
который, зная, что химеры о божестве были вымышлены,
чтобы ввести в заблуждение простых людей, правит
именем того самого бога, над которым смеется.
194

Истинный атеист не встретится среди тех лицемерных
и кровожадных героев, которые, чтобы открыть себе путь
к успеху, прикидываются покровителями веры,
исповедуемой народами, намеченными для покорения, а в кругу
своей семьи насмехаются над людским легковерием.
Истинный атеист — это вовсе не тот низкий человек,
который, будучи в течение долгих лет
священнослужителем-обманщиком, меняет одежду и образ мыслей, когда
его бесславное ремесло перестает быть доходным, и
бесстыдно втирается в ряды мудрецов, которых он раньше
преследовал.
Истинный атеист — это вовсе не тот фанатик, который
идет, разбивая на перекрестках все встречные священные
изображения, и проповедует культ разума голпе, у
которой есть только инстинкт.
Истинный атеист — это вовсе не один из тех светских
или так называемых порядочных людей, которые во имя
хорошего тона не желают мыслить и живут, почти как
лошади, которых они объезжают, или женщины, которых
они содержат.
Истинный атеист — это также не тот, кто восседает в
креслах ученых обществ, члены которых без конца лгут
своей совести и соглашаются скрывать свои мысли,
задерживать величавый ход философии во имя ничтожных
личных интересов или жалких политических соображений.
Истинный атеист — это не тот горделивый полузнайка,
который хотел бы быть единственным атеистом на свете
и который перестает им быть, коль скоро их становится
больше. Место философии у него занимает страсть к
оригинальничанью. Самолюбие — его бог: если бы он мог, он
и дневной свет оставил бы только для себя; если его
послушать, все остальное человечество никогда не будет
достойно науки.
Истинный атеист — и не тот любитель
пофилософствовать, боязливый и вялый, который, высказывая свое
мнение, краснеет, как от дурного помысла; трусливый друг
тины, он скорее предаст ее, чем себя скомпрометирует.
Его можно видеть посещающим храмы, чтобы отвести от
себя подозрение в безбожии; этому трусливому,
осмотрительному эгоисту всегда кажется преждевременным
искоренение самых древних предрассудков: он не боится бога,
но он опасается людей. Что ему за дело, что они
13* 195.

истребляют друг друга в религиозных и гражданских
войнах,— лишь бы он сам жил в безопасности и покое!
Истинный атеист — это и не тот естествоиспытатель,
который отвергает бога лишь затем, чтобы приобрести
славу человека, преобразующего мир по собственной
воле, единственно с помощью своего творческого
воображения.
Истинный атеист не столько тот, кто говорит: «Я не
хочу бога», сколько тот, кто говорит: «Я могу быть мудрым
без бога»
Истинный атеист не пускается в хитроумные
софистические рассуждения против существования бога. Самые
ничтожные теологи могли бы его сбить, если бы он
вступил с ними в спор; но он сказал бы им добродушно и
чтобы с этим покончить: «Ученые мужи! Есть ли бог на
небе?» Этот вопрос на мой взгляд не более важен, чем
следующий: есть ли животные на луне? Мой символ веры,
ученые мужи, может быть выражен всего в одной строчке:
«Не более мне нужен бог, чем я ему» (Сильвен [Маре-
шаль] «Французский Лукреций»). И что мне до бога?! Я
задерживаю свою мысль на том, что воздействует на мои
чувства, и не простираю свое любопытство настолько,
чтобы искать на небе еще одного повелителя; я достаточно
встречаю их на земле. Верить, что существует что-то сверх
того Целого, частью которого я являюсь, противно моему
разуму: если, однако, этот предмет существует, он мне
совершенно чужд. Какая связь между нами? Я ограничен
рамками мира, в котором обитаю, и меня не касается то,
что происходит у моих соседей. Это вовсе не мое дело.
Для меня геркулесов столп 1 — порог моего дома. Весьма
далеко от человека до того, что называют богом. Мое
зрение слишком слабо, чтобы я мог его разглядеть. На таком
большом расстоянии нельзя понять друг друга. Впрочем,
все, что мне нужно, у меня под рукой: права, которые мне
нужно осуществлять, обязанности, которые нужно
выполнять, и радости, являющиеся результатом выполнения
моих обязанностей и моих прав. Самые нежные
сердечные чувства, самые сладостные иллюзии находят
естественную пищу вокруг меня, во мне самом, в каждое
мгновение моей жизни. Я не могу терять ни минуты. Каждый
период моего существования приносит мне новое
удовлетворение. Новорожденный, я имею грудь своей матери; мо-
196

лодым человеком я устремляюсь в объятья любимой
женщины. В старости мои дети возвращают мне заботу,
которую получили от меня.
Я окружен своими родителями, женой, детьми,
друзьями, — где же место для бога? Ему нечего делать в
хорошо сплоченной семье, гле в нем совсем не испытывают
необходимости. В нем вовсе не нуждается ни хороший
сын, ни верный муж, ни добрый отец семейства.
Если я совершаю какие-либо проступки, я обращаюсь
к своему сердцу; я нахожу там достаточную компенсацию
за огорчения, которые испытываю вовне, за утраты,
которые я терплю, за несправедливость, за преследования со
стороны скверных людей, более заслуживающих
сожаления, чем я.
Я знаю, что могу доставить себе удовлетворение без
усилий: все мои средства находятся в моем собственном
распоряжении. В возрождаю в памяти мои хорошие
дела и целиком опираюсь на мою совесть, не желая
вымаливать помощь у того, кто находится надо мной, в
небесах.
Ученые мужи! Существует ли ваш бог или нет, вы
видите, что человек, как бы мало он ни обращался к
своему Я и как бы мало он ни ценил свои личные и
внутренние источники, не имеет ни малейшей нужды выходить
за пределы самого себя, чтобы вкусить счастье, плод
своей добродетели. Радость честных людей — всегда дело их
собственных рук. И они ею никому не обязаны.
Ученые мужи! Берите себе своего бога, я могу
обойтись без него.
Некоторые добрые души жалеют атеистов. Эти
несчастные, говорят они, не могут чувствовать себя хорошо ни
в этом мире, ни в том; лишены надежды, этого бальзама
в жизни; имеют ограниченный ум и черствую душу; не
знают, бедняжки, любви:
Был первым атеистом тот, чье сердце не любило.
Л. Мерсье
Добрые люди! Успокойтесь относительно людей,
называемых атеистами. Они далеки от того, чтобы завидовать
197

вашим радостям. Они имеют более реальные и чистые
наслаждения. Здраво рассудив, что не стоит заниматься ни
прошлым, которое минуло, ни будущим, которое еще не
наступило, они сосредоточили свой интерес на настоящем,
которое единственно им принадлежит; их правильно
понятый интерес сводится к возможно лучшему
использованию времени; они берут за образец Природу,
которой неведомы пробелы и которая никогда не
подводит.
Добрые люди! Не беспокойтесь же за атеистов.
Хорошие, истинные атеисты являются гораздо более верными
возлюбленными, супругами и друзьями, чем другие люди.
Они чувствуют, наслаждаются с большей силой. Так как
земная жизнь для них — все, они изучают, как извлечь
из нее наибольшую пользу; и опыт учит их, что они не
могут злоупотребить этой пользой без того, чтобы не
причинить вред в первую очередь самим себе.
«В добрый час! Но оставьте нам нашего бога».
Добрые люди! Что вы с ним будете делать? Чем он
для вас хорош? От каких зол он вас оберегает? Ваш
всемогущий бог, после того как он в течение двенадцати
веков оставлял вас под деспотизмом королей \ сумел ли он
защитить вас от анархии? 2 Если ваш бог вмешивается
в ваши дела, почему они идут так плохо? Почему есть у
вас алтари, но совсем нет добрых нравов? Почему так
много священников и так мало честных людей? Если ваш
всемогущий бог наслаждается там наверху полной
невозмутимостью, то скажите, добрые люди, вы, живущие на
земле, — не то же ли это самое, как если бы вы вообще
не имели бога?
Так ли неразумны атеисты, так ли они преступны,
если, имея в виду свое благополучие, полагаются только на
самих себя?
Оставьте себе своего бога, но не считайте атеистов
скверными за то, что они не умножают собою числа
бесполезных существ; и особенно отделайтесь от всех
несправедливых предубеждений относительно атеистов.
Атеисты, которыми пугали, которыми продолжают
пугать еще и ныне женщин, больших и малых детей — это
лучшие люди на свете. Они не составляют корпорации,
198

подобно священникам *, они не ведут никакой
пропаганды; значит, они не могут ни в ком вызвать
подозрения.
Приводимый ниже список атеистов, древних и новых,
доказывает по крайней мере, что большинство из них
является людьми наиболее терпимыми, наиболее мирными,
наиболее просвещенными и обходительными. В то же
время они наиболее счастливые люди.
Сравним характер и обычаи человека без бога с
обычаями и характером человека, у которого есть бог.
Существует ли больший контраст?
Посмотрите на этого последнего: он живет в
постоянном страхе и унижении, как раб, целующий плети,
которыми его бьют.
Если он сделал доброе дело, то вместо того, чтобы
предаваться законной гордости, он имеет наивность
приписывать всю заслугу, всю честь небесному господину,
который якобы ему это доброе дело внушил. Если он намерен
принять благородное решение, он просит на то небесного
соизволения и благословения. Немощное дитя, он не смеет
шагнуть без оглядки на «папу-бога» (да простится нам
эта фамильярность за ее справедливость).
Посмотрите, как деист *, теист2, верующий человек
любой секты ** опускает голову, закрывает глаза,
складывает руки, протягивает их, сгибает колени, когда
произносит слово «бог»! Существуют ли более унизительные и
более нелепые слова, чем те, которые он употребляет
в своих молитвах? Если он теряет жену или детей, он
благодарит своего божественного творца, ибо ничто не
происходит помимо воли божьей, направленной к благу.
На смертном одре он, подобно преступнику, дрожит от
приближения к верховному судье. Мысль о вознаграж-
* Несколько лет тому назад один священник пришел к мысли,
которая рассмешила серьезных людей: именно, что священническая
профессия должна основываться на патентных правах. Такая мера
не годится для учреждений, которые должны быть полностью
основаны на нравственности. Горе государству, которое извлекало бы
доход из распутства и обмана. Женщины дурного поведения и
священники не должны быть на таком же положении, как люди
полезных и честных профессий, свободное развитие которых
заслуживает покровительства.
** Потому что деист, если он последователен в своих
убеждениях, только очень немногим должен отличаться от католика.
1Θ9

дающем и карающем боге мешает ему отдаться
последним естественным желаниям. Он холодно отстраняет
свою семью, своих друзей, чтобы приготовиться к
появлению перед небесным судилищем. Право, подобное
существование— это вечное мучение и осуществление уже
в этой жизни потустороннего ада.
Неверующий придерживается совсем иной линии
поведения. Пойдем за ним в один из дней его жизни. Он
просыпается и покидает супружеское ложе, чтобы встретить
восход великого светила; затем он приводит в порядок
свои домашние дела. После того как заданы первые уроки
детям, он вместе с семьей принимает утреннюю пищу.
Потом каждый занимается своими делами, выполняет свои
обязанности. В полдень все снова сходятся, чтобы за
столом восстановить силы, потраченные на работу, и затем с
радостью отдаться новым занятиям. Упражняя по очереди
свои природные и благоприобретенные способности,
человек, не верящий в бога, не знает скуки. Каждый час дает
ему возможность делать свои наблюдения и проявлять
свои силы. Неотъемлемая часть Природы, активная, как
она сама, он сообразуется с нею, выполняя обязанности,
которые налагают на него отношения с остальными
существами. С наступлением вечера он безмятежно проводит
время со своей семьей, с другом, предается заслуженному
отдыху. Ночью его ожидает сладостный сон; он засыпает,
удовлетворенный тем, что не потратил попусту ни одного
мгновения своего трудового дня.
А что происходит, когда приолижается конец его
жизни? Тогда он собирает все свои силы, чтобы насладиться
радостями, которые остаются на его долю, и потом
закрывает глаза навеки, уверенный, что оставил добрую память
в сознании своих близких, которые воздают ему
последние знаки уважения и привязанности. Его роль окончена,
и он спокойно удаляется со сцены, чтобы освободить место
другим, которые возьмут его за образец. Без сомнения, он
испытывает живое сожаление при мысли о расставании
со всем тем, что он любил, но разум говорит ему, что
таков неизменный порядок вещей. Впрочем, он понимает,
что он умирает не весь, не совсем. Отец семейства —
вечен: он возрождается, оживает в каждом из своих детей;
ни одна частица его тела не может уничтожиться. Зная,
что он — необходимое звено великой цепи бытия, человек
200

без бога утешается мыслью о том, что смерть есть не что
иное, как превращение материи и изменение формы.
В мгновения, когда в нем угасает жизнь, он, если
осталось время, перебирает в памяти добро, которое ему
удалось сделать, а также и свои ошибки. Гордый своей
жизнью, он не сгибал колени ни перед кем, кроме виновника
своего существования. Он проходил по земле с высоко
поднятой головой, твердым шагом, равный среди
других, ничем не обязанный никому и всем — своей совести.
Жизнь его полна, как Природа: Ессе vir*.
Если бы тесные рамки, которыми мы ограничены,
позволяли во всей полноте рассмотреть предмет нашего
рассуждения, мы увидели бы на конкретных примерах,
что атеисты — это люди, на которых можно
положиться, ровные и нежные в дружбу; что только они умеют
жить со вкусом и в согласии с требованиями природы,
к советам которой они обращаются в первую очередь;
что среди них редко можно встретить фанатиков или
ипохондриков. Счастливые и довольные малым, атеисты
неприхотливы, ибо, зная, как коротка жизнь, они
предпочитают прожить ее, любя друг друга, чем ненавидя
ближнего и враждуя с ним. Поэтому они не считают
преступлением, когда другие думают иначе, чем они.
Непритязательные философы, они никогда не сердятся на
обиды, даже на оскорбления, которые им обычно наносит
верующий человек; они видят в нем плохо воспитанного
ребенка.
Если бы атеисты, имена которых собраны в этом
Словаре, вернулись к жизни, — что не предприняли бы люди,
чтобы сдружиться с ними, разделить их безмятежное
благополучие, свободное от укоров совести? Кто из нас
сожалел бы о своих днях, если бы утренние часы ой проводил
в школе Пифагора или Аристотеля, затем оказался в
гостях у Анакреонта, Лукреция или Шолье и, наконец,
прогулявшись в садах Эпикура или Гельвеция, оказался
ночью в обществе Аспазии или Нинон? **
* Деист, теист и любой другой сектант, признающий оелигию,
может быть обозначен обыденным названием. Ессе homo [Се —
человек (лат.)].
** Было бы очень неверно видеть в этих женщинах всего лишь
прелестных куртизанок. Одна из них давала уроки Сократу; другая
была знаменита редкой честностью. У обеих была антирелигиозная
философия, поднимавшая их над их полом и их временем,
201

Нам скажут, не обращая внимания на эти знаменитые
имена:
«Бог, или идея бога требуется, чтобы заполнить
пустоту человеческого сердца, чтобы занять мысль: кто в него
не верит, неминуемо становится весьма честолюбивым и
беспокойным. Его может прельщать только власть,
которую дает высокое положение или материальные выгоды.
Лишь тогда он будет жить на земле без отвращения».
Ответим на это.
Атеист, благодаря способности рассуждать, лучше
других чувствует ничтожество всех этих социальных
различий, ничтожество всех этих грубых удовольствий, к
которым большинство людей стремится с таким ревнивым
тщеславием. Ему, прилежному наблюдателю,
просвещенному другу Природы, нужны возвышенные объекты,
чтобы питать его воображение; с печалью и скорбью
наблюдает он те политические и религиозные катастрофы,
которые терзают массы людей ради наживы горсточки
проходимцев, весь талант которых заключается в том, чтобы
отважиться на преступления. Жестокий и постыдный
спектакль! Атеист остерегается принять в нем участие.
Временами ему мстят за его презрение, отравляют ему
жизнь. Тут-то и можно полюбоваться влиянием
свободной мысли на характер и жизнь человека. Человек,
который, изучая природу вещей, пришел к атеистическому
образу мыслей, естественно, возвышается над ними.
Проникнутый чувством достоинства, он не подчиняет свой разум
иному авторитету, кроме очевидности. Атеизм внушает
чувство высокой независимости в такой степени, которой
нельзя достичь при любом другом мировоззрении.
Требуют бога для народа, говорят, будто народ
нуждается в нем, чтобы учиться быть покорным своим
господам, и что этим последним он необходим, чтобы
облегчить управление народом.
Ответим: бог бесполезен как управляемым, так и
правителям. Уже порядочное время он почти не оказывает
больше влияния на умы первых. Народ вовсе не так
неотесан, чтобы не видеть, что бог не может быть уздой для
тех, кто его тиранит. Каждодневный опыт освободил его
от ложной точки зрения.
Впрочем, на сто тысяч человек быть может не
найдется и пятидесяти, которые затрудняли бы себя размыш-
202

лением над своей верой. Народ принимает ее на слово.
Он католик, точно так же как был бы атеистом, если бы
атеистами были его предки. Бог напоминает ту старую,
бесполезную и только стесняющую мебель, которую,
однако, передают в семье из рук в руки и благоговейно
хранят, потому что сын получил ее от отца, а отец — от
деда.
Тем не менее настаивают и говорят: бог и
священники так же необходимы, как полицейские и сыскные
ведомства.
Какова бы ни была испорченность цивилизованных
людей, хорошего исправительного суда было бы вполне
достаточно. Удвоение функций вредно, они взаимно
парализуются. Священническая «контрполиция» никогда
не будет равна по своему назначению активной слежке
шпионов *.
Пора разбить навсегда эти старые
политико-религиозные учреждения, которые целый свет согласно
признает недостаточными и весьма мало способствующими
человеческому совершенствованию.
Но вот самое суровое и в то же время самое
неосновательное обвинение, которое отваживаются
предъявлять безбожникам:
«Атеизм (осмеливаются утверждать) развращает
гражданское общество».
«Священный, справедливый гнев, води сейчас моим
пером...» **
Служители бога, плода прелюбодеяния ***, вы смеете
говорить, что атеизм развращает!..
Вы, теисты, поклонники всемогущего провидения,
которое допустило кровавые бесчинства десятилетней
революции,— вы тоже говорите: «атеизм развращает!»...
И вы, государственные люди, вы также соглашаетесь
быть услужливым эхом священников и повторяете за
ними: «атеизм развращает народ!» Вы, которые позволяете,
чтобы ежедневно во всех балаганах, больших и малых,
* Счастлива та страна, где можно обойтись и без священников
и без шпионов!
** Выражение, заимствованное у самых красноречивых
современных писателей. Сравни призыв Левита Эфраимского1.
*** Известно, что основатели трех главных религий — МоисеР
Иисус и Магомет2— были незаконными детьми.
203

делали посмешище из супружеской верности; вы.
которые в лотерейной игре расставляете ловушку
неудачникам... Вот то, что действительно развращает народ:
народ теряет свои добрые нравы, имея дело со
священниками, которые в своих богослужениях освящают
прелюбодеяние..
Резонеры! Непоследовательные или беспринципные
резонеры, — отвечайте! Разве атеизм правил при дворе
наших последних трех иарственных повелителей —
Людовика XiV, Людовика XV и Людовика XVI?
Разве атеизм господствовал в Конвенте при
Робеспьере, который преследовал атеистов?
Разве атеизм основал инквизицию *, покрыл
Америку трупами2, устроил Варфоломеевскую ночь и на
наших глазах совершал всяческие преступления в
Вандее? 3
Разве коронованные властители, которые ввергли
Европу в истребительную войну,— это коалиция
атеистов?
Св. Доминик, Карл IX и Мария Медичи — разве
были атеистами? Фердинанд, Георг III, Франциск II,
Павел I — разве они атеисты? А мать последнего из этих
императоров? 4 Атеисты ли Питт и Мори? Или эмигранты
из Франции, направившие меч в грудь своей
родины-матери,— разве они атеисты?
Трудолюбивый Бейль! Целомудренный Спиноза!
Мудрый Фрере! Скромный Дюмарсе! Честный Гельвеций!
Отзывчивый Гольбах! и т. д. Вы, писатели-философы,
которые отбросили бога для того, чтобы очистить мораль!..
Разве вы можете развратить мир!?
Можно ли делать атеиста подобным козлу отпущения,
на которого евреи взваливали свои грехи?
Для развлечения бездельников и воспитания глупцов
подонки французской литературы в стихах и в прозе
потешаются над атеизмом и поносят его
представителей.
Обаятельные и чтимые имена, упомянутые в нашем
Словаре, будут нашим изобличающим ответом на эти
выпады. Эти достойные, уважаемые имена должны по
крайней мере побудить к осмотрительности. Нравственные
воззрения, высказываемые столькими великими и
добродетельными людьми, заслуживают того, чтобы о них го-
204

ворили с большей осторожностью; эти многочисленные
голоса в защиту атеизма должны быть учтены при
решении спорных вопросов.
Мы собрали не только важнейшие мысли
известных атеистов, но также многочисленные высказывания
в их пользу; эти высказывания не могут быть взяты
под подозрение, ибо исходят из уст противников
атеизма.
Мы ловим на слове некоторых честных теологов,
приводя их высказывания, которые, вопреки воле их
авторов, имеют весьма атеистическое содержание; мы
приводим также их слова в защиту чистоты поведения и целей
атеистов.
Заметим также, что многие честные граждане и
образованные люди являются атеистами, сами о том не
подозревая. Это потому, что они еще не догадались
сделать последовательные выводы и осмыслить до конца
некоторые из принципов, которым они бессознательно
следуют.
Прибавим: если бы на земле не существовало
преступников и обездоленных, никогда бы не подумали
искать бога на небе.
Наши далекие потомки не смогут прочесть некоторые
известные страницы нашей истории, не воскликнув:
неужели в те времена люди были иначе устроены, чем мы?
На что употребляли они свой разум? Как жалка та
важность, с которой они произносили слово «бог»!
Говорят о возрождении, о новом порядке.
Провозглашают великие принципы, обширные планы, глубокие
взгляды. Идеологи называют своих предшественников
идиотами, близорукими людьми; и эти люди с дерзкими
воззрениями пока еще не осмелились ничего открыто
обнародовать против самого абсурдного и ветхого из
предрассудков. Они намереваются возвести великое новое
здание и вместе с тем щадят готические руины, боясь
снести их решительным ударом. Они страдают от того,
что род человеческий остается простертым у ног своего
древнего фетиша, вместо того чтобы сказать ему со всем
авторитетом разума: «Поднимись и устремляйся к
счастью». Трусливые и лживые политики
покровительствуют одновременно религии и философии.
Государственные люди были бы смертельно оскорблены, если бы их
205

считали верующими; но они не были бы раздосадованы,
если бы верующим был зесь мир, за исключением их
самих.
Они говорят: «Еще не пришло время лишать народ
бога».
Да чего же вы ждете? Бойтесь последствий
неполного просвещения. Народу надо сказать все или ничего.
Народ, просвещенный наполовину, это худший из
народов. Он ничего не может добиться, но, быть может, это
входит в ваши намерения?
В то время как все народы всегда единодушно
признавали бога, отличного от материи, и поклонялись ему,
мудрецы всех времен и всех стран признавали одну
только материю, активную саму по себе.
Читая наш Словарь, можно заметить, что эти две
крайности сходятся,— что теолог и философ идут
противоположными путями к одной и той же цели.
Спиритуалист и материалист могут извлекать из своих
противоположных аргументов сходный результат. Для наших
чувств бог — это Природа; Природа — это бог с точки
зрения разума. Божество — материя это или
абстракция — либо все, либо ничто; и те, кто о нем
рассуждают,— либо спинозисты, либо Дон Кихоты.
Пусть этот важный вывод, вытекающий из «Словаря
атеистов, древних и новых», побудит наших читателей
сказать себе:
«Зачем проливать потоки чернил, желчи и крови?
Возможно, в какой-то момент, в период детства
гражданского общества вера в бога сыграла свою роль; теперь
же, когда человечество достигло зрелости, отбросим
подальше эти обветшавшие помочи! Освободившись от
этого предрассудка, породившего стольких других, мы
станем отныне лучше разбираться в людях и вещах. Нас
нельзя будет больше с такой легкостью заставить
соглашаться с самыми унизительными постановлениями; мы
тотчас же устыдимся, увидя, как миллионы людей,
повинуясь приказу ничтожной кучки себе подобных,
прикрывающихся именем высшего существа, позволяют заткнуть
себе рот или расправиться с собою. Когда мы будем
лучше знать наши права и обязанности, нам больше не
посмеют безнаказанно навязывать то, что идет нам во вред.
Согбенные под ярмом небесного деспота, мы были при
206

учены повиноваться первому встречному честолюбцу, ко
торому вовсе и не нужно было объявлять себя послании
ком бога. Отныне призадумаются, прежде чем потребуют
от нас в жертву наше состояние, наш досуг, нашу жизнь
Понадобится по крайней мере сообщить нам причины, к
тому побуждающие. Отрезвленные от религиозного фа
натизма, мы больше не будем с легкостью поддаваться
пышным фразам некоторых политиков, речи которых
создают нескольких героев, но зато и множество жертв. Мы
не станем больше благоговеть перед словесной магией и
бутафорскими талисманами. Священнослужители, так же
как и герои, слишком дорого обходятся и слишком
опасны. Вернувшись к естественным добродетелям и
домашним радостям, мы больше не будем игрушкой в руках
святых и мирских шарлатанов. Когда захотят поразить
наш слух именем бога, владыки судьбы, гения победы,
мы сумеем по достоинству оценить эти блистательные
риторические фигуры. Полезное, доброе, истинное мы
предпочтем суетности и великолепной игре воображения.
Беспокойные люди, замышляющие государственные
перевороты, глубокие умы, стремящиеся произвести
революцию в царстве идей или применить свои возвышенные
теории на практике, встретят на своем пути мыслящих
людей, следующих Природе и Разуму, непоколебимых
врагов абстракций, как политических, так и религиозных.
Упростив культ и сведя его к сыновней почтительности,
мы захотим упростить также наши гражданские
учреждения. Вся чиновничья машина покажется тогда нам
всего лишь напыщенным ребячеством. Все эти
многочисленные механизмы общественного правления,
напоминающие старинную гидравлическую машину *, будут
упрощены и приспособлены к самым несложным процессам.
Мы будем поступать как раз наоборот по сравнению с
нашими суеверными предками, которые большими
усилиями достигали малого; избавившись от всех мелких
вынужденных соображений, которыми мы руководились до
сих пор, мы не будем почитать древние заблуждения; и
мы скажем, пародируя слова Нинон, приведенные в
нашем Словаре: «Правительство должно быть очень неве-
* Например, машину Марли 1.
207

йсестоенным и бедным, чтобы считать необоходимым
использовать религиозные предрассудки>.
Такова будет революция, которую произведут атеисты.
Таково, повторяем мы, будет влияние этого
единственного свободного учения на все учреждения. Полное и
окончательное уничтожение ветхого заблуждения, которое
сказывалось на всем * и извращало все, не исключая
добродетели; которое было ловушкой для слабых,
орудием для сильных, преградой для одаренных,— полное
и окончательное уничтожение этого долголетнего,
окруженного почетом, заблуждения изменит облик мира.
В ожидании этого великого события, которого
страшатся все, живущие ложью, все, на кого не действуют
призывы мудрецов,— скажем нашим смущенным
современникам:
«Вы же видите! За бога — невежество и ложь, страх
и деспотизм; против него — разум и философия, знание
Природы и любовь к независимости. Бог обязан своим
происхождением недоразумению. Он существует только
благодаря очарованию слов, познание вещей его
полностью убивает. Бог во плоти противоречит здравому
смыслу, бог абстрактный — неощутим. Но бог может
быть либо абстракцией, либо материей. Повторяем еще
раз: бог — это либо все, либо ничто. Чтобы понять
самого себя и заставить других себя понимать, теолог
вынужден выражаться, как философ. Но если бог — это все, он
теряет свою божественность. Наоборот, сведенный к
своей духовной сущности, он может существовать только в
мысли человека. Легко понять затруднения школы,
которая строит свое учение на основе вымыслов и
выражается с помощью слов, не имеющих смысла. Увы! Все
священные войны, запятнавшие кровью страницы истории,
были результатом всего-навсего грамматических
разногласий. Краснейте же за своих отцов, которые тратили
время на ничтожные теологические споры. Сожгите эти
* Тяжело видеть в лучших произведениях, в книгах,
принадлежащих лучшим умам, как авторы изменяют самим себе,
становятся ниже себя, как только перо их доходит до слова «бог». Мозг
писателя внезапно парализуется, и ум столь глубокий, столь
сильный, когда речь идет о любом другом предмете, словно тускнеет
и становится всего лишь машинальным и речистым эхом пророчеств,
особенно когда эти последние даны под видом народной мудрости.
Печальный тому пример — Ньютон.
20S

запыленные библиотеки, свидетельствующие только о
безумии и позоре человеческого духа. Не так велик
досуг вашей кратковременной жизни, чтобы даже мгновения
тратить на догадки и домыслы.
До сих пор вы жили только фикциями; ими полны
даже ваши законы. Человек нуждается в чем-то более
существенном. Отбросьте же все, что нисколько не
основано на природе и очевидности вещей.
Один из новейших законодателей осмелился сказать
в дружеском разговоре: «Семью восьмыми
человечества можно управлять только при помощи опиума».
Пусть эти слова рассеют ваш долгий сон! Они
вполне соответствуют правде. До сих пор людьми управляли,
прописывая им сильнодействующие наркотики — религию
и подобные ей средства. Перестаньте отныне внимать
не только священникам, но и государственным людям,
говорящим и ведущим себя, как священники.
Талисмана из трех слов1 было достаточно, чтобы
вводить культы и вызывать перевороты. Впредь этого
не должно быть. Прекратите это скандальное зрелище.
Отбросьте все, что является его причиной или
следствием. Разве уже не высказано все, что касается
богословия и политики? Перейдите теперь к предметам
положительным, к тем, которые вас непосредственно касаются.
У вас полностью отсутствуют семейная мораль и опыт,
выработанные традицией.
Для вас открыты две книги — ваше сердце и
Природа. Прежде всего поразмыслите над ними. Подумайте,
насколько скудна и жалка, легковесна и неверна всякая
другая наука в сравнении с наукой о сердце и о
Природе. Только это действительно полезно, хорошо и
прекрасно. Положитесь же целиком на результаты наблюдения и
опыта, на сладостное чувство взаимного расположения.
Сравните ценность трудов, созданных во имя бога и
политики, с тем, что дают человеку земледельческий труд и
выполнение семейных обязанностей. Глубокомысленный
метафизик, побледневший в своем запыленном кабинете
над созданием книги, скроенной из других книг,— каким
жалким и тщедушным выглядит он рядом с атеистом,
упражняющим на лоне Природы свои умственные и
физические способности, энергично наслаждающимся
самыми чистыми радостями, плодами духовного и телесного
14 С. Марешаль
209

здоровья! Как смешон и ничтожен важный публицист
рядом с землепашцем, отцом семейства, у которого
хватило разума довольствоваться этим занятием и
советоваться с одним только здравым смыслом! Человечество
должно вернуться к этому рано или поздно.
Оставьте бога; он вам совершенно бесполезен... Бог
не нужен человеку!
Извлеките урок из ошибок ваших отцов; не
жертвуйте, подобно им, вещью ради слов. Сами занимайтесь
своими личными делами. Следите за теми, кому поручена
забота об общественных интересах. Их отнюдь не
беспокоит, что толпа непрестанно устремляет глаза к небу: в
это время она не обращает внимания на то, что
происходит на земле.
Идея бога, воздающего по заслугам в том мире за
насилия, совершаемые в этом,— эта идея, глубоко
укоренившаяся в сознании подчиненных, дает возможность
правителям чувствовать себя спокойно.
Республика атеистов ограничила бы власть
высокопоставленных чинов. Атеисты — граждане прозорливые,
проникнутые духом свободы и вовсе не желающие
признавать над собой иную власть, кроме власти разума.
Людей такой закалки не водят на поводу. Встречи с
ними боятся. Их не прельстишь красивой внешностью. Их
не удовлетворяют прекрасные посулы. У них не будут
иметь успеха слова: «Наберитесь терпения; пусть подлец
пребывает в чести. Бог позволяет ему на мгновенье
возвыситься с тем, чтобы уготовить ему стремительное
падение». Атеисты не удовлетворяются такого рода доводами
Онн хогят, чтобы зло предупреждалось. В крайнем
случае правосудие должно карать должностных лиц за
первое же их преступление. Они хотят, чтобы закон,
всевидящий и быстрый, как молния, заменил невидимого и
медлительного бога, который допускает, чтобы
Кромвель и Монк скончались на своем ложе.
Терпимые относительно вкусов и убеждений, атеисты
хотели бы, чтобы правительство великой нации,
установив законом свободу вероисповеданий, тем не менее ι<
разумных прокламациях, обращенных к отцам семейств
и главам домов, показало бы абсурдность и несуразность
всех культов.
210

«Граждане (могли бы сказать им) ! Требуют свободы
культов — мы не отказываем в ней; но благо ли это для
тех, кто требует ее так настойчиво? Мы сомневаемся в
этом и считаем своим долгом поделиться с вами
нашими сомнениями. Мы не можем запретить аптекарям
свободную продажу мышьяка. Но отцы семейств, главы
домов! Мы заклинаем вас во имя нравственности и святой
истины, во имя общих и частных интересов — приобщите
ваше потомство к познанию всего, что есть на свете
истинно разумного, чтобы предохранить подрастающее
поколение от религиозной заразы.
Внушите вашим детям и всем, кто от вас зависит, что
их грубо обманывают; что они ничем не обязаны
существу, слишком для них непостижимому; что обязанности
их ограничиваются любовью к труду и уважением к
закону, а также признательностью к современным им
писателям и их наставлениям. Отцы семейств и главы домов!
Приучите ваших детей и ваших слуг только в вас видеть
законодателей нравов н не чтить иных алтарей, кроме
очага, у которого они получили жизнь и воспитание;
приучите их признаваться в своих ошибках только вам,
советоваться только с вами и, наконец, только в вас
видеть своего бога и своего пастыря.
Главы семейств! Верните себе свои права; свободно-
му народу не нужно иной узды, кроме законов и добрых
нравов.
Добрые матери семейств! Будьте сами примером для
ваших детей. Пусть только вам будут обязаны ваши
Дочери своей добродетелью! Не делите с посторонними свои
высокие обязанности. Девочки не должны ни на
мгновенье быть вдали от матери; неприлично смотреть, как
юная девушка преклоняет колени перед человеком, не
являющимся ее отцом, чтобы поверить ему свои проступки
Существует одна всеобщая религия, возникшая раньше,
чем все иные религии, и которая их переживет: это
уважение детей к своим родителям. Это — единственная
естественная религия. Храм ее — отцовский дом...»
Но такие средства чересчур медленны. Идти на
компромисс с лжецами, не сметь атаковать их иначе, чем
прокламациями,— такой путь обещает торжество истины
только через несколько столетни. Я предпочитаю думать,
что, быть может, скоро появится настоящий человек,
14* 211

соединяющий блестящую просвещенность и высокие
добродетели с огромной силой характера.
Уже многие века народы почти всех стран совершен
но не удовлетворены своим положением; они жалуются
на это сверхъестественному существу, которое должно
сойти на землю, чтобы изменить или по крайней мере
улучшить существующее здесь положение вещей.
В Дельфах 1 предсказывали приход сына Аполлона,
который должен восстановить среди людей царство
справедливости.
Римляне ожидали царя, которого предвещали их
сивиллы 2. Индусы ожидают Вишну 3, который явится им в
облике кентавра 4. Персы вздыхают по Али, китайцы —
по Фело5, японцы ожидают Пеирума и Карабадоски6,
сиамцы — Саммонокодана. Евреи все еще думают о
своем мессии 7. Христиане верят во второе пришествие
Христа в грозном облике сурового, неумолимого судьи.
Моралисты и сами философы также надеются на
появление человека, который осмелится высказать высокую
и совершенную правду.
Да будет объявлен благодетелем рода человеческого
законодатель, который найдет секрет, как вытравить из
человеческого ума слово «бог» — этот темный талисман,
толкнувший на столько преступлений и причинивший
столько бед.
Но мы забыли, что мы вовсе не государственные
деятели; вернемся в нашу чисто нравственную область и
закончим несколькими замечаниями по поводу
настоящего Словаря.
Нам говорят:
«Какое имеет значение для общества тот факт, что
существуют атеисты? Зачем перечислять их имена? Для
чего возобновлять этот старый спор? Он больше не
занимает умы. Нас волнуют куда более важные вопросы».
К сожалению, этот старый спор все еще
продолжается, он еще важен для нашего отечества. Разве ссылкой
на бога не начинаются все манифесты, издаваемые
коалиционными державами? Разве восстановление многих
церквей внутри страны не угрожает нам новым
религиозным вандализмом? Поэтому настоятельно требуется
обращение ко всем поборникам разума.
212

Повторяю: не все имена, приведенные нами,
принадлежат атеистам. Истинных атеистов не так много; но я
считаю себя вправе использовать для характеристики
атеистов и свидетельства их врагов.
Если некоторые из лиц, названных в этом почетном
списке, станут протестовать, мы просим их прежде всего
простить нам, что по ошибке сочли их достойными
находиться среди тех, кто считался мудрейшим и наиболее
просвещенным у древних и в новое время. Другого
ответа у нас нет.
Впрочем, мы цитировали только тех, чьи
произведения напечатаны и находятся, таким образом, in publico
jure*, а также тех, кто, как нам казалось, считает
позорным оставаться среди людей, опутанных
предрассудками.
При всем том здесь нашлось бы место для гораздо
большего числа современников, если бы не ложное
чувство стыда, малодушие и некоторые другие, не менее
странные соображения, которые еще удерживают
многих...
Мы могли бы умножить до бесконечности цитаты,
которые сопровождают каждую статью этого Словаря.
Высказывания в пользу атеизма могли бы составить целую
библиотеку. При большей затрате времени и усилий их
подбор мог бы быть лучше; но наш Словарь является
только наброском такой работы, так как она требует
огромного труда и вдумчивого исследования. Это, как нам
кажется, превышает возможности одного человека.
В этом перечне встречаются имена женщин; на наш
взгляд, их здесь даже слишком много. Женщины не
принадлежат к политическому и философскому миру.
Каждая из них должна иметь тех же богов и те же взгляды,
тот же культ и законы, что ее отец или супруг.
Нелишне также дать читателю отчет в одном из
главных мотивов, руководивших нами при составлении этого
Словаря. Фолиант, целиком состоящий из имен атеистов,
большей частью весьма уважаемых, может подействовать
на тех, кто верит в бога или живет за счет, и
побудить их, либо в силу скрытой досады, либо в силу более
похвального чувства соревнования, совершить некоторые
* [Под защитой публичного права (лат.)].
218

акты веротерпимости и мудрости. Один-единственный
человек, вернувшийся к здравому рассудку, с лихвой
оправдал бы всю предпринятую нами тяжелую работу.
Нас хотели отговорить от опубликования этого
невинного перечня.
Послушаем сперва, что нам говорят дипломаты:
«Если вы любите вашу родину, бойтесь, чтобы ваш Словарь
не послужил правительствам коалиционных держав
предлогом для отказа заключить мир с нацией безбожников».
Нужно ли возражать этим дипломатам, что наши
новые победы устранят колебания коалиций?
Другие говорят нам: «Подумали ли вы, что ваш
Словарь древних и новых атеистов может при определенных
обстоятельствах послужить проскрипционным списком?»
Это теперь уже невозможно: гарантией в том —
долгое испытание, из которого мы выходим. Одни устали
преследовать людей и хотят в покое пожинать плоды
своих преступлений; другие, быть может, также устали
допускать, чтобы их преследовали.
«Но если церковники приобретут былое влияние?»
В Италии — пожалуй. Но во Франции эти люди
сохранили свое влияние только на женщин. Отныне они
будут внушать скорее презрение, чем страх.
Продолжают, однако, настаивать, добавляя:
«Вы правы в том, что касается священников,
торгующих святыней. Но те, кто предусмотрительно
заращивает свою тонзуру \ чтобы смешаться с мирянами и
принять участие в новых барышах,— эти люди усвоили
сословный дух, который умрет только с ними; они заставят
вас почувствовать последствия при первом удобном
случае. Вы ищете врагов, и вы найдете их повсюду».
Я не оскорблю свой век, свою страну и людей,
задающих в ней тон, предположением, что опасно собирать
наиболее значительные свидетельства в пользу
определенного мнения. Нравственное воззрение не является ни
оскорблением, ни правонарушением.
А если и случится подвергнуть себя некоторому риску?
Еще не завершился последний год столь памятного
XVIII века, а уже осмелились опубликовать все то, что
здравые головы думали и берегли про себя; именно,
объявить, что ложь не ведет ни к чему хорошему, как в по-
214

литике, так и в морали; что пора перестать верить в то,
что мирно жить можно, только обманывая друг друга,
что не нужно искать на небе опоры для здания оощест-
венной жизни, единственной основой которого является
общественный интерес; что народы и их правители
нуждаются только в справедливости и морали; что необходимо
и теперь напоминать высшим должностным лицам,
чванящимся тем, что они не похожи на простонародье, об
их обязанности просвещать подчиненных и давать им
законы, которые должны быть лишь выражением разума:
что во всем этом на долю бога не остается никакой роли,
равно как и на долю его представителей; что необходимо
указать высшим авторитетам на то, что они ослабляют
и компрометируют самих себя, допуская, чтобы народ
питал большее почтение и уважение к своим
священникам, чем к своим правителям, и т. д.
Многочисленные события, предшествовавшие XIX
веку, казалось бы, обязывают нас начисто зачеркнуть
многие старые учреждения, памятники позора! Не следует,
чтобы наступающий век сохранил хоть малейший след
предшествующих ему гнусностей — писанных и
совершенных; не следует, чтобы XIX век знал, насколько XVIII век,
несмотря на всю свою просвещенность, свободомыслие и
смелость, все же оставался в достаточной мере рабским и
консервативным в своих воззрениях. Не следует, чтобы
потоки магических заклинаний, кратко выражаемые
словом «бог», которые в течение стольких веков затопляли
крохи разума, истины и справедливости, могли докатиться
до XIX века, не встретив на своем пути по крайней мере
торжественного протеста философии.
Закончим это длинное рассуждение о предмете,
который вполне может обойтись и без защитительной речи,
кратким резюме нашего ответа на вопрос: что такое
атеист?
Истинный атеист — это мирный и скромный философ;
он нб стремится поднимать шум и не афиширует свои
принципы с ребяческим хвастовством *, так как атеизм —
естественнейшая и самая простая вещь на свете.
* Некоторые известные атеисты недостаточно осознают высоко?
достоинство своих убеждений.
215

Не споря понапрасну, существует бог или нет, атеист
идет своим прямым, истинным путем и совершает для
себя то, что другие делают для своего бога; он
исповедует добродетель не для угождения божеству, а для того,
чтобы не быть в разладе с самим собой.
Слишком гордый, чтобы кому-нибудь подчиняться,
будь то сам бог, атеист руководствуется только своей
совестью.
У атеиста есть бесценный клад — его честь! А
человек, уважающий себя, знает, чего он должен остерегаться
и что он может себе позволить, и постыдился бы в этом
вопросе пользоваться чьим-либо советом или следовать
какому-либо образцу.
Атеист — человек чести. Он счел бы позором быть
обязанным богу в хорошем деле, которое может
совершить сам, от собственного имени. Он не нуждается в том.
чтобы его толкали на добро и отвращали от зла: он сам,
по собственному усмотрению, ищет первого л избегает
второго, и в этом можно на него положиться.
Сколько прекрасных дел приписано богу, в то время
как источник их — только сердце свершившего их
великого человека!
Самое полное бескорыстие — вот основа всех решений
атеиста. Он знает, что у него есть права и обязанности.
Он пользуется первыми без спеси; вторые он выполняет
без принуждения. Порядок и справедливость — его
божества; и он приносит им лишь добровольные жертвы:
«Быть атеистом вправе лишь мудрец».
А
Абеляр (Пьер), бретонец, считал, что все сущее —
это бог и бог — это все сущее...
Petrus Abailardus, ingenio audax... Deum esse omnia et
omnia esse Deum; eum in omnia converti, omnia in eum
transmutari asseruit.
Карамюэль, «Philosophia realis» *.
* сПьер Абеляр, человек смелого ума... считал, что бог — это все
и все — это бог; он переходит во все, все превращается в него>
[Карамюэль, <Реальная философия» (лат.)].
216

Брат Пьер из Пергама в своем «Перечне еретиков»
приписывает несчастному Абеляру, что он отвергал бога
как существо, как единственно-вечное... Гарасс обвиняет
его в том, что он учил, будто существует столько небес,
сколько дней в году...
Абеляр верил только в то, что имеет естественные
причины.
Ришом.
Этот несчастный теолог был гораздо больше
философом, чем философы его века.
И* Зараженный атеизмом возлюбленный Элоизы 1
опровергает стихи одного французского философа:
Был первым атеистом тот, чье сердце не любило
Л. Мерсье, член Национального
института.
Аверроэс, называющий себя лучшим
комментатором Аристотеля, так как лучше других познал его гений,
отрицал первопричину и не мог понять, что такое
божество.
Ламот Левайе.
То, что в мировоззрении Аверроэса могло быть
основано на Аристотеле, по существу безбожно..., так как ведет
к убеждению, что душа, являющаяся существенной
формой человека, умирает вместе с телом.
Аверроэс отрицал возможность сотворения..., того же
взгляда придерживался Авиценна.
Аверроэс восклицал: Moriatur anima тпеа, morte philo-
sophorum! Что означает: пусть умрет моя душа смертью
философов!
Он, несомненно, не признавал потустороннюю кару и
вознаграждение; ведь, собственно говоря, он учил, что
душа человека смертна.
А к о с τ а (Уриэль), португальский дворянин,
родился в Порто, отвергал бессмертие души... Умер около 1640 г.
Atheismum publice professus est. Это значит: он
всенародно проповедовал атеизм. Его сначала побили
камнями, потом подвергли бичеванию. Чтобы избавиться
от преследований, Акоста решил покончить с собой.
217

м Он сделал бы лучше, если бы последовал совету
мудреца: «покрой тайной свою жизнь». Поразительно,
что при таком обращении с философами философия еще
находит приверженцев.
А л а м б е ρ (д'). [Даламбер]. Будьте уверены, что
ваша религия ложна,.,, если истинность ее не так ясна, как
день.
ДВ От геометров нельзя отделаться признанием
вероятности явления.
...Он был даже своего рода атеистом, так как не верил,
как сам признался мне однажды, ни в то, что бог создал
материю, ни в то, что он является существом разумным,
нематериальным и отличным от своих созданий.
Ж. Нежон.
Смотри особенно его философское предисловие к
«Энциклопедии» !.
Анакреон. Атеист лучшего толка, этот поэт не
признавал иных божеств, кроме Граций 2, и не
поклонялся никому, кроме Амура3.
Анаксагор, атеист, проповедовал религию разума
и объяснял естественными причинами все, что казалось
сверхъестественным.
Он считался человеком, не особенно уважавшим богов.
Не потому ли воздвигли на его могиле алтарь здравому
смыслу?
Анаксимандр. Некоторые теогонисты4 были
атеистами, как, например, Анаксимандр; он называл
богом нечувствующую материю.
В системе Анаксимандра можно различить основные
положения спинозизма.
Анаксимандр полагал, что всякая разумная
субстанция имеет начало и что извечно не существовало ничего
кроме материи.
Кудворт подтверждает атеизм Анаксимандра,
который говорил, что бесконечность природы — основа всего
сущего.
218

Анаксимен из Милета считал богом воздух.
Диоген Аполлониат, Критолай и Диобор определяют
его так: воззрения Анаксимена почти не отличаются от
положений его учителя Анаксимандра. Система
Анаксимена во многом напоминает учение Спинозы.
Даржанс, «Философия здравого смысла», т. II.
Аристотель. Его представления о божестве
косвенно направлены к тому, чтобы ниспровергнуть его и
разрушить.
Неверие,— говорил он,— источник мудрости.
Аристотель был атеистом по всем признакам и ясно
учил о смертности души.
Даржанс, «Секретные записки
Литературной республики».
Он доказывал вечность вселенной...
Лучшим способом утверждения свободы человека
Аристотель считал отрицание Провидения. Этого,
разумеется, было достаточно, чтобы вооружить против себя
священников, проповедовавших языческие верования.
Энциклопедия, статья «Учение Аристотеля».
Аристотель при жизни был обвинен в безбожии и
вынужден был из-за этого бежать из Афин.
Диоген Лаэрций.
В предисловии к «Анти-Спиноза» Виттихия (1690) и
в предисловии к исследованию «Посланий к евреям»
(1691) Хассель поддерживал в Голландии мнение, что
учение Аристотеля не особенно отличается от спинозизма.
Если мы как следует вникнем в Аристотеля, то, может
быть, сумеем обнаружить, что он склонялся к мысли о
великой мировой душе.
Бернье, «Записки о Великом Моголе» 1.
Аристотель утверждает, что первые обитатели земли
верили, что материя существует сама по себе, независимо
от какого-либо воздействия извне.
[Аристотель], «Физика», I.
219

Аристотель настолько связывал своего бога с
естественной необходимостью, господствующей во вселенной,
что большинство считало, что он не признает иного бога,
кроме самой Природы.
Ламот Левайе.
Помпонаций утверждает, что бессмертие души
несовместимо с принципами Аристотеля.
Валериан Маньи опубликовал в 1647 г. работу об
атеизме Аристотеля.
Атеист.
Атеизм очень древен. Аристотель в своей
«Метафизике» уверяет, что большинство первых философов
признавало первопричиной всего исключительно материю, а не
какую-либо иную действующую или разумную причину...
Формей.
Согласно X книге «Законов» Платона, Сексту
Эмпирику и письмам ритора Алкифрона, число атеистов было
довольно значительным. Возможно, что все написанное на
эту тему (о боге), за или против, совершенно бесполезно.
Опасаюсь, что, рассуждая о существовании бога, мы
напоминаем тех, кто воюет с ветряными мельницами...
Поверьте, что если бы имелось ясное доказательство
существования божества, то люди, которых называют
атеистами, стали бы самыми ревностными
приверженцами этого воззрения, способного пока лишь потворствовать
себялюбию и лени; но им нужны доказательства. В силу
же какого стечения обстоятельств им упорно отказывают
в них, если они существуют, в противном случае зачем
упорно преследуют атеистов, если существование бога не
является истиной?
«Диалоги современников о душе», 1771.
Диалог VII, стр. 170 (в конце).
*В Если бы женщины сознавали свои интересы, они
предпочли бы в качестве друга или мужа атеиста любому
другому человеку.
220

Б
Бэкон (канцлер).
Атеизм не лишает разума, не уничтожает
естественные чувства, не наносит никакого вреда ни законам, ни
нравам...
Атеист, далекий от распрей и интриг, является
гражданином, заинтересованным в общественном спокойствии
во имя любви к собственному покою...
«Нравственные очерки».
Эпохи, склонные к атеизму, как время Августа и
наше,— это эпохи гражданственности. Расцвет
гражданственности переживают и в наше время многие
государства, силу которых подрывает суеверие.
Естествоиспытатель должен в своих исследованиях
полностью отвлечься от существования бога, дабы
выполнять свою работу как честный атеист, и предоставить
попам заботу о том, чтобы увязать открытия как с
доказательством существования Провидения, так и с нуждами
воспитания народов в религиозном духе.
«De dignitate et augmentis scientiarum» *.
Все, что имеет хоть малейшее отношение к религии,
нуждается в подтверждении.
«Новый Органон>, I. 2.
Из всех ошибок самой опасной является ошибка
обожествленная.
Среди обстоятельств, благоприятствующих атеизму,
английский философ отмечает эпохи просвещения и мира.
Примем к сведению это признание и сделаем вывод:
следовательно, атеизм — это не продукт тьмы и не дитя
невежества. Это успокоительно.
Атеизм оставляет человеку рассудок, философию,
естественное уважение, законы, добрую славу и все то, что
ведет к добродетели.
Атеизм никогда не возмущал государств; но он делает
людей более предусмотрительными в отношении самих
себя и не побуждает их заглядывать далеко вперед.
Бэкон, цитированный Ламот Левайе.
* [«О достоинстве и увеличении наук» (лат.)].
221

Бывший наставник одной семинарии (Эмери) недавно
опубликовал книгу «Христианство Бэкона», в двух томах
in-8°. В этих двух томах, истолковывающих приводимые
нами выдержки в противоположном смысле,
доказывается, что Бэкон, равно как и Паскаль и почти все
остальные философы древнего и нашего времени, считали и
считают необходимым придерживаться одновременно двух
учений: это, конечно, не украшает их биографии.
Б е й л ь.
Благородные умы будут чтить его вечно.
Вольтер, «Послание о Зависти».
Бейль написал ученое рассуждение, посвященное
защите атеистов.
Из его Словаря издания 1697 г. изъяли многие статьи
об атеистах.
Философы, отрицающие существование божества,
никогда не выдвигали догм, оправдывающих преступление;
споры их обычно касались морали.
«Ответ на вопросы одного провинциала», т. V.
Страх перед людьми приводит к тому, что
воздерживаются от тысячи вещей, от которых не воздерживались
бы, если бы опасались только божьей кары.
Словарь, статья «П. Аретино».
Исследовать, существует ли бог, это дело
метафизиков; христиане должны считать, что это вопрос уже
решенный.
Существуют более грубые ошибки, чем отрицание
Провидения.
Нет и не было зла, которого следовало бы меньше
опасаться, чем атеизма.
Религия не является необходимостью.
Сомнение в существовании бога не присуще народу;
он слишком невежествен.
Разумеется, атеизм — это не женский порок.
Государь, который поступал бы в отношении
подданных так же, как бог в отношении людей, был бы
воплощением наших представлений о милосердии.
«Различные сочинения».
222

Если бы дьяволы были атеистами, они были бы
гораздо менее злы.
Я протестант потому, что протестую против всех
религий.
Неверно, что язычники для сохранения спокойствия в
государстве пользовались теми же средствами, что и
атеисты.
«Ответ на вопросы одного провинциала», т. IV.
Атеисты могут считать, что они обязаны
сообразоваться с разумными понятиями как с образцом
нравственного блага, в отличие от утилитарного.
«Размышления по поводу кометы».
Общество, состоящее из атеистов, занималось бы
гражданскими и нравственными вопросами; оно
отказывалось бы от плотского сладострастия и не причиняло
бы никому зла.
«Различные сочинения», т. III, стр. 109
Бейль направлял свою логику против Спинозы; и
Бейль сам является спинозистом.
Булэнвилье, «Анализ Спинозы».
Помпонаций, Кардано и Бейль сходятся на том, что
атеизм не делает людей хуже, чем они были бы,
придерживаясь других принципов.
«Методическая энциклопедия» 1.
*В Нравственность этого философа (Бейля) была на
высоте его принципов; он нисколько не изменил в своем
поведении тому благородному представлению об
истинном атеисте, которое содержится в его сочинениях.
Б о д э н (Жан).
Он высмеивал все религии. Следовательно, сам он
не имел религии...
Бейль, «Новости литературной республики» 2.
...Некоторые уверяют, что Бодэн умер, как собака,
sine ullo sensu pietatis *, не будучи ни иудеем, ни
христианином, ни турком...
Он же, там же, 1684, июнь.
Бодэн придерживался странных взглядов на религию.
Патэн.
• [Без малейшего чувства благочестия (лат.)].
223

Он сочинял диалоги, рукописи которых имеются в
библиотеке прусского короля 1.
Жан Дикманус дает нам полное представление об
этом произведении в книге, носящей заглавие: «О
натурализме Бодэна, по его рукописному труду, до сих пор не
изданному, а также по другим...»
В своем трактате «О государстве» он требует, чтобы
законодатель, вводя в народе культ, сообразовался с
климатом. Бодэн приноравливал бога к условиям местности.
Б у л а н ж е (Николя-Антуан), парижский философ.
Бог — это привесок.
«Восточный деспотизм».
Любой сверхъестественный закон ослабляет и
расстраивает законы естественные, социальные и
гражданские. Действенная сила последних особенно велика тогда,"
когда только они правят человеческим родом.
Там же.
Буланже лицом напоминал Сократа. Он имел также
сходный с ним характер.
«Словарь честных людей»2.
Он жил как философ, но его заставили умереть
верующим. Это возможно: мы повторяем здесь, что из этого
ничего не следует.
Бруно (Джордано), неаполитанский философ.
Безграничность бога — не менее нечестивое положение
у Джордано Бруно, чем у Спинозы; оба эти писателя —
ярко выраженные сторонники единства, они признавали
в Природе только единую субстанцию.
Бейль.
Сведущие люди утвержадют, что Декарт заимствовал
некоторые свои идеи у Бруно.
Такого мнения придерживается Гюэ, епископ Авранша.
224

Если собрать все, что разбросано в трудах Джордано
Бруно о сущности бога, в сочинениях Спинозы останется
немного мыслей, собственно ему принадлежащих.
«Методическая энциклопедия».
Дж[ордано] Бруно был заживо сожжен в Риме, в
1600 году, за то, что добродетель, согласно его учению,—
это единственная истинная религия.
Когда впервые распространились по свету домыслы о
существовании бога, они должны были повергнуть весь
мир в величайшее смущение...— приверженцы бога имели
затем достаточно времени для усовершенствования
гипотезы, целью которой является благополучие всех людей
без исключения и которая должна быть настолько проста,
чтобы все могли ее понять.
Нет, стало быть, ничего предосудительного, если
человек требует доказать ему раз и навсегда существование
неведомого существа, о котором ему возвещают... и т. д.
Джордано Бруно.
В
В а н и н и (Лючилио).
Ванини выехал из Неаполя с двенадцатью своими
приверженцами, чтобы обратить все народы в атеизм.
Мерсенн.
Смотри также «Размышления по поводу кометы»
Бейля.
Книга Ванини, стоившая ему костра, называлась:
De admirandis Naturae, reginae deaeque mortalium
arcanis, что значит: «Об удивительных тайнах Природы,
царицы и богини смертных».
Гарасс называет эту книгу учебником атеизма.
Автор посвятил ее маршалу де Бассомпьеру. Этот
человек выбрал весьма своеобразный способ доказать, что
бога не существует: он решил попытаться дать о нем
представление, считая, что определить бога — значит его
отвергнуть.
Ж. Сорен, «Проповеди».
15 С. Ma решал ь
225

После долгих колебаний и сомнений он пришел к
выводу, что бога не существует.
Во время казни он воскликнул: Ah Deus! (О боже!).—
Ergo, Deus est (Следовательно, бог есть),—сказал ему
священник, увещевавший его перед смертью.— Modus est
loquendi (Это только говорится),— ответил Ванини; или,
по другим рассказам: nego consequentiam (такой вывод я
отрицаю).
Гарасс характеризует Ванини как великого патриарха
атеистов. И добавляет: «Он был сожжен в Тулузе за свои
атеистические убеждения».
Вольней, член французского Национального
института.
В своих «Руинах» принимает учение Дюпюи о
происхождении культов. Читай главу XXII — о
преемственности религиозных идей.
Вольтер.
Почему существует столько зла, если все создано
богом, которого теисты единодушно именуют благим.'
«Философский словарь».
В Англии, как и повсюду, было и есть много
убежденных атеистов... Я знал во Франции атеистов, которые
были прекрасными естествоиспытателями.
Там же.
Атеисты в большинстве случаев — смелые ученые.
Атеизм не внушает кровожадных страстей.
Там же.
Те, кто утверждает, что возможно общество,
состоящее из атеистов, правы... Атеисты умеют вести мудрый и
счастливый образ жизни. Атеист всегда сохраняет
рассудок.
Там же.
Только молодые, неопытные проповедники, плохо
осведомленные о происходящем в мире, утверждают, будто
нет атеистов.
Там же.
226

Я — тело, и я мыслю.
«Философские письма о душе».
Несомненно, в Китае и в Индии, как и в других
местах, есть философы, которые, не будучи в состоянии
примирить с верой в бога физическое и моральное зло,
захлестывающее землю, предпочитают признавать в
Природе только роковую необходимость.
Атеисты существуют повсюду.
«Статьи об Индии», часть вторая, статья II.
Согласно Вольтеру, атеизм мог бы оставаться тайным
учением философов.
«Если бы бога не было, его следовало бы
изобрести» — это речь политика, причем политика-атеиста.
Нежон.
Существование бога не обязательно для
возникновения живых существ. «Кандид» — это произведение,
атакующее догму о Провидении.
Мерсье, «Картины Парижа», т. IV, гл. 247.
Содержание этой повести взято из «Теодицеи»
Лейбница.
Там же.
Не будем скрывать от себя, что существовали
добродетельные атеисты. Школа Эпикура дала весьма честных
людей: Эпикур сам был добродетельным человеком.
«Проповедь об атеизме».
Теологи не должны вмешиваться в философию.
Между этими двумя науками — огромное расстояние.
«Философская смесь».
В религии, как в игре: начинают с глупости, кончают
обманом.
Кто из людей может иметь точные представления о
высшем существе?
Религия — это не философия.
Один только год гражданской войны между Цезарем
и Помпеем наделал на земле столько зла, сколько не
смогли бы совершить все атеисты вместе взятые за целую
вечность...
15* 227

В чем причина появления стольких атеистов? В
созерцании наших несчастий и наших преступлений...
Предпочитают отвергать бога, чем его проклинать; так
мы получаем сто эпикурейцев на одного платоника...
Вечно эти «быть может»; но у меня нет иных средств
оправдать божество.
«Письма Меммия Цицерону».
Свободный образ мыслей относительно религии
вынудил его отправиться в Англию.
Его философские письма, наполненные шутками
насчет религии, были сожжены в Париже по приговору
парламента.
Вольтер высмеивает религию и проповедует
принципы материализма. Его безбожные писания имели
пагубный успех.
«Новый исторический словарь».
Г
Гассенди (Пьер).
Мерен заявил во всеуслышание, что Гассенди не имел
никакой религии и что он скрывал свои мысли
исключительно из политических соображений и страха перед
костром. Metu atomorum ignis *.
Философия Гассенди — не что иное, как развитие и
возрождение учения Эпикура.
Даржанс, «Философия здравого смысла», т. II.
Убедившись, что никто его не слышит, Гассенди
сказал на смертном ложе одному из своих друзей: «Не
ведаю, кто меня произвел на свет, и не знаю, почему меня
заставляют его покинуть».
[Деланд], «Размышления о великих людях,
умерших с шуткой на устах», стр. 97.
Этот рассказ подвергают сомнению. Возможно, он
неточен; но атеизм является выводом из учения этого
достойного человека; это приложимо и ко многим другим
философским системам.
* [Из страха перед огнем атомов (лат.)].
228

Гельвеций (Клод-Адриен), парижский философ.
Если попытаться перечислить все народы, которые не
имеют никакого понятия о боге, то этот список
разрастется до бесконечности.
«Об уме».
Народы, не имеющие представления о боге, могут
жить в человеческом обществе более или менее счастливо,
в зависимости от большего или меньшего умения их
законодателей.
Там же.
Религия сдерживает лишь немногих людей.
Там же.
Только немногие философы отрицали физического
бога; не так обстоит с богом моральным.
«О человеке».
Между религией и добродетелью нет ничего общего.
Там же.
*В. Эту мысль надо повторять до бесконечности. Ни
при каких обстоятельствах ни в одну пору своей жизни
человек, чтобы быть мудрым и счастливым, не должен
создавать себе иных божеств, кроме своей головы и своего
сердца. Его бог — человек. Нет ничего общего между
тем, что происходит на небе, и тем, что делается на
земле.
Человек, говорил Фонтенель, создал бога по образу
своему и подобию и иначе поступить не мог.
«О человеке».
...Если считать атеистами людей, которые руководятся
опытом и свидетельством своих чувств, которые не
усматривают в природе ничего, кроме того, что там
действительно есть; если считать атеистами
естествоиспытателей, которые считают возможным все объяснить с
помощью законов движения, не прибегая к химерическим
силам..., то окажется, что существует много атеистов и
229

их было бы гораздо больше, если бы знания
положительной физики и здравый смысл были больше
распространены.
«Истинный смысл системы природы»,
посмертный труд Гельвеция, Лондон,
1774, стр. 74 и 75.
В период детства человечества человек использовал
свой разум в первую очередь для того, чтобы создать себе
богов.
«Об уме».
Религия язычников была, собственно говоря, не чем
иным, как аллегорией природы.
«О человеке» (см. также «Всеобщую религию»
ученого Дюпюи).
Гельвеций говорит, что все литераторы — атеисты.
«Об уме», т. I.
Он добавляет, что все иезуиты, которые, разумеется,
не были дураками, поддерживают это мнение.
Гельвеций называл мораль единственной всемирной
религией.
Он говорил: зло, которое приносят религии, реально,
а добро — мнимо.
Религии полезны — да, но только попам и тиранам.
О Гельвеции можно сказать: ессе vir *.
Г о б б с (Томас).
Был хорошим гражданином, добрым семьянином,
другом и совсем не верил в бога.
Дидро, переложение «Опыта о добродетели».
Шефтсбери, прим. 21.
Если бы в каком-либо государстве, где дотоле совсем
не признавали бога, кто-нибудь из граждан предложил
создать религию, я бы велел его повесить.
Говоря о боге, Гоббс заметил;
* [Се —муж (лат.)].
230

Все то, что не является ни телом, ни его
акциденцией \ не существует. Не бывает вовсе субстанции, отличной
от материи.
Все, что мы воспринимаем, конечно. Превосходно
замечает Гоббс: слово «бесконечность» лишено смысла.
Произнося слово «бог», мы не продвигаемся ни на шаг
дальше в представлении о бесконечном («De homine» *,
гл. 3).
Гоббс со свойственной ему четкостью определяет
теологию как reguum tenebrarum, царство тьмы.
Гоббс употребляет все усилия, чтобы заставить понять,
что не существует ничего, что естественным путем
приводило бы нас к признанию религии.
Шефтсбери, «Опыт о смехе».
Он мыслил очень свободно и высказывался очень
смело. Он ненавидел всех, кто поддерживал народное
легковерие...
Деланд, «Размышления о великих людях,
умерших с шуткой на устах».
Мир материален, имеет измерения, именно: длину,
ширину, глубину. Каждая частица тела есть тело и имеет
те же измерения: следовательно, каждая частица
вселенной — тело, а то, что не является телом,— не является
частью вселенной; но раз вселенная — это все, значит то,
что не является ее частью, не является ничем и нигде не
может находиться.
«Левиафан», гл. XLI.
*В. Говорят, что Гоббс умер набожным; ему было
более 90 лет. Разум неизбежно слабеет по мере
одряхления тела, и это само по себе подкрепляет и оправдывает
материализм философа.
Религия — это вопрос законодательства, а не
философии.
«Методическая энциклопедия» [статья «Гоббс»].
Всякая религия, основанная на страхе перед
невидимой силой,— это детская сказка,
Гоббс,
* [«О человеке» (лат.)],
231

Если он и не был атеистом, следует признать, что его
бог мало отличается от бога Спинозы.
Дидро.
Из всех нравственных добродетелей только одна
религия проблематична для Гоббса...
Он считался атеистом.
Бейль.
Его долгая жизнь всегда была жизнью совершенно
честного человека. Он любил свою родину..., был хорошим
другом, отзывчивым и обязательным. Ессе vir.
Гольбах (Поль-Анри, барон д'), родился в Пфаль-
це, умер в Париже 11 января 1789 г.: написал: Катехизис
гражданина или Словарь Природы. 1790. Посмертное
издание.
д
Демокрит.
Система Демокрита включала в себя философию
древних атомистов и представление о том, что в мире не
существует ничего, кроме тел. Такой образ мыслей есть
чистый атеизм.
Нежон.
Он утверждал, что реальны только атомы, а все
остальное существует только в представлении.
Меньше всего он был ортодоксом в отношении
божества. Согласно Лукиану, он считал, что душа умирает
вместе с телом. Даже язычники подозревали Демокрита
в атеизме.
Оливе.
Шаги, которые Демокрит и другие противники
Провидения сделали в исследовании природы, были очень
быстры и тверды — по той причине, что, изгоняя из мира
разумное начало и объясняя явления исключительно из
механических причин, их философия тем самым станови-
232

лась только еще более рациональной... multo solidior
fuisse, et altius in riaturam pénétrasse... *.
Бэкон, «О развитии наук», III, 4.
Среди философов нашлись также последовательные
атеисты. К этому разряду эпикуреец Веллей относит
Демокрита.
Он охотно применял имя бога, имея в виду
отражение реального мира. Он давал это имя образам
предметов и акту познания их нашим разумом.
Смело могу сказать (восклицает по этому поводу
Бейль), что такую ошибку никогда бы не допустил
мелкий ум, и только великие гении на нее способны.
N*. Ему была оказана честь быть погребенным с
гражданскими почестями, и на его могиле была
установлена статуя; это настолько редкий случай в истории
атеистов, что он заслуживает быть отмеченным.
Декарт (Рене), философ из Турени, намекал, что
религия его не убеждает (Сент-Эвремон).
Декарт считал, что человек в одиночку не должен
спорить с атеистами, если не уверен, что их победит.
Байе, «Жизнь Декарта».
Относительно жизни души в ином мире я гораздо
меньше осведомлен, чем Дигби... Я признаю только, что по
вполне понятной причине мы, конечно, можем строить
многие догадки в нашу пользу и льстить себя надеждой;
но нет абсолютно никакой уверенности.
Письмо Декарта принцессе Елизавете.
Я смело говорю, что каждому, кто всецело следует
системе Декарта, очень легко стать спинозистом.
[Даржанс], «Философия здравого смысла», т. I.
Когда Спиноза обратился к философии, он быстро
почувствовал отвращение к ходячим системам и признал
пользу философии Декарта.
«bor — не что иное, как бытие; бытие всего того, что
существует; всего того, о чем можно сказать: это есть... в
физике, математике, морали...»
* [...была значительно основательнее и глубже проникала в
природу (лат.)].
233

«Бог — это бытие; бытие — это бог».
«Бытие — так должно называть бога».
После таких высказываний Гардуэн, несомненно,
прав: Декарт — атеист, если таковыми являются
спинозисты.
Гардуэн называет принципы Декарта философией
атеистов.
Дидро.
Был атеистом и очень стойким, очень вдумчивым,
сознательным атеистом. Он пришел к атеизму, благодаря
здравому методу исследования, теми путями, которые
наиболее прямо и наиболее верно ведут к истине, т. е. с
помощью размышления, опыта, наблюдения и расчета.
Нежон.
Тот, кто не верит в бога, тем самым еще больше
обязан быть честным человеком и хорошим гражданином.
Беседа о «Побочном сыне».
Чтобы убедиться, что полезно быть добродетельным,
нет надобности верить в бога.
Дидро, переложение «Опыта о достоинстве
и добродетели» [Шефтсбери].
Свет сознания может сохраниться в человеческом
разуме и после того, как в нем исчезло представление о
существовании бога.
Мораль может существовать без религии.
Мысль о том, что бога вовсе не существует, никогда
никого не пугала.
«Философские мысли к объяснению природы».
Что такое бог? Вопрос этот задают дети, а
философам стоит большого труда на него ответить.
Там же.
Сомнения в вопросах религии — это вовсе не
нечестивый акт, их следует рассматривать щк 0лагое дело.
Там «§,
23*

Диоген, киник, говорил:
Cuneta plena ount Deo: бог наполняет все. В этих трех
словах — вся система спинозистов.
Основание, с помощью которого он доказывает,—
говорит Бейль,— что все является достоянием мудрецов,
не мешает мне думать, что он был атеистом.
«Все принадлежит богам. Но мудрецы — друзья
богов, а у друзей — все общее; следовательно, все
принадлежит мудрецам».
В устах такого насмешника, как Диоген, это
рассуждение, несомненно, нельзя считать признаком его
религиозности.
Заметьте хорошенько, что этот человек, убеждения
которого в вопросе существования бога действительно
очень неопределенны, постоянно давал великолепные
нравственные советы.
Сенека называет его virum ingentis animi *.
Diogenes, cynicus, dicere solebat Harpagum, qui
temporalis illis praedo felix habeUatur contra Deos testimonium
dicere. quod in ilia fortuna tarn diu viveret... Improborum
igitur prosperitates redarguunt, ut Diogenes dicebat, vim
omnem Deorum et potestatem **.
Цицерон.
Это значит: долголетнее благополучие разбойника
Гарпага свидетельствует против существования бога.
Доле (Этьен), родился в Орлеане, был сожжен в
Париже, на площади Мобер, 3 августа 1546 г., в праздник
св. Этьена, день его именин.
Кальвин и Пратеолус, говоря об атеистах, ставят Доле
рядом с Диагором, Эвгемером, Теодором, Агриппой,
Вилльневом.
В «Поэтике» Скалигера Доле оказывается
подвергнутым худшей казни, но не за то, что называют лютераниз-
мом, а за атеизм.
* [Человеком великого ума (лат.)].
** [Диоген, киник, любил говорить, что Гарпаг, бывший
удачливым разбойником его времени, выступает свидетелем против богов,
живя так долго в таком благополучии... Итак, удачи бесчестны*
людей, как говорил Диоген, опровергают само существование богов
и их могущество (лат.)].
235

Д ю м a ρ с е, французский философ, один из тех, кто
в течение полувека молчаливо трудился над
раскрепощением человеческого разума.
Все религиозные и политические воззрения людей —
не что иное, как предрассудки.
«Опыт о предрассудках».
В основе морали лежит польза людей; если вы
будете основывать ее на религии, вы сделаете ее
неопределенной, нечеткой и расплывчатой.
Там же.
В вопросах религии люди никогда не рассуждали
здраво.
Там же.
Д ю π ю и, член Национального института, профессор
«Коллеж де Франс» !, автор «Происхождения культов»,
III тома in-4°.
В «Кратком изложении» этого сочинения. I том
in-8°, 1798, этот ученый и философ утверждает на стр. 417,
что религия бесполезна и даже опасна.
Дюпюи, как кажется, атеист.
В полном издании сказано: «Без сомнения, в основе
всех религиозных ритуалов древних лежали явления
природы» (т. I).
*В. Так это и должно было быть, ибо древние не
имели иного божества, кроме Природы.
Наиболее религиозны женщины, дети, старики и
больные, т. е. существа, наиболее слабые, ибо чем слабее
тело, тем слабее разум.
На фоне вечности культ следует рассматривать лишь
как изобретение новейшего времени.
Религия в том виде, в котором она почти всегда
существовала,— самый большой бич человечества.
«Происхождение культов», т. I.
м· Количество книг возрастает с ужасающей
быстротой. Вскоре непременно нужно будет предать их
уничтожающему огню критики. Начнут, без сомнения, с
чудовищных богословских библиотек.
236

Происхождение культов с избытком вознаградит за
эту жертву. Эта книга заключает в себе все, что важно
знать о боге и о религиях, этих болтливых дочерях
немого отца.
К
Кампанелла (Томазо) из Калабрии.
Киприанус считает, что по существу Кампанелла не
имел религии...
У него не было достаточно материала, чтобы стать
атеистом,— говорит Нежон.
Его книгу Atheismus triumphatus * было бы лучше
озаглавить: Atheismus triumphans**.
Далекий от того, чтобы сражаться с атеизмом и
побеждать его, он подготавливает его и даже приводит его
к триумфу.
Двадцать семь лет тюрьмы ν семь пыток помешали
Кампанелле пойти так далеко, как он мог бы.
К а ρ д а н о (Джироламо).
Homo nullius religionis ас fidei, et inter Clancularios,
atheos secundi ordinis aevo suo facile princeps.
Т. Рейно, «De bonis et malis libris» ***.
Сравнивая четыре основные, религии и сталкивая их,
Кардано кончил тем, что не высказался в пользу ни
одной из них: «Я предоставляю случаю определить, кто
победил» (<гО проницательности», кн. II).
Кардано написал книгу о «Смертности души», которую
он иногда показывал своим друзьям. Эта книга никогда
не была напечатана; напротив, публика получила труд
Кардано «О бессмертии души»; осуждают сказанные им
там слова, что, повинуясь своей судьбе и следуя советам
ближних, он не разъяснил всего, что думает по этому
* [Побежденный атеизм (лат.)].
** [Торжествующий атеизм (лат.)].
*** [Человек, не имеющий никакой религии и веры, он был,
бесспорно, первым среди современных ему кламкулеров ',
второстепенных атеистов. Т. Рейно. «О книгах хороших и плохих» (лат.)
237

поводу. Это, как добавляют, признак того, что он
опубликовал эту книгу только из политических соображений...
Т. Рейно.
Некоторые рассуждения в трактате Кардано о
бессмертии души —это аверроистское безбожие чистой воды.
Скалигер.
Кардано разбирает следующий вопрос: Videamus an
forte ad bene beateque vivendum animae immortalitatem
credere plurimum conférât..., что означает: посмотрим,
очень ли способствует мысль о бессмертии души тому,
чтобы сделать наш образ жизни честным и приятным.
Вот его заключение, оно отрицательно: atque ut video,
пес in hoc utilis est opinio, что означает: эта мысль, как
мне кажется, не приносит пользы.
Клоотс (Анахарсис), племянник ученого Поу,
принявший звание Оратора человечества, гильотинирован
в 1794 г. в Париже.
Религия не обуздывает женщин, хотя они слабы и
легковерны... Испанцы, португальцы, итальянцы
благочестивы; но если нет законов и полиции, они убивают...
Не неверие толкало христиан в крестовых походах на
разврат и еще более страшные злоупотребления...
Рукописи писем к м-ль Шемино.
Религия природная, естественно возникшая, точно
так же как религия, специально выдуманная, может быть
предметом географии.
«О достоверности оснований магометанства», т. II.
Ксенофак Его учение близко к спинозизму.
Он сочинил несколько поэм на философские темы.
Общеизвестно, что, по Ксенофану, бог — не что иное,
как беспредельная матеоия.
Минуций Феликс.
Unum esse omnia *. Ксенофан учил, что есть только
единая сущность; она-то и является истинным богом.
Цицерон, Academica **.
* [Все есть единство (лат.)].
** [Академические исследования (лат.)].
238

Ксенофан, согласно Аристотелю, говорил: «То, что
едино,— это бог».
«Метафизика».
Ксенофан утверждал, что природа не имела начала и
не будет иметь конца, а также, что она всегда подобна
самой себе.
Эвсебий, «Плутарх».
Именно этот философ говорил: если бы звери умели
рисовать, они изобразили бы бога по своему образу и
подобию.
Ксенофан был изгнан со своей родины.
Учение Спинозы воскресило учения Ксенофана,
Мелисса, Парменида и многих других...
Ламетри, «Краткое изложение
философских систем».
Л
Лаланд (Жером), астроном, член Национального
института; сам просил включить свое имя в этот Словарь;
он заметил: «Я не хочу, чтобы однажды про меня
сказали: Жером Лаланд, который был не из последних
астрономов своего времени, не был одним из первых
философов-атеистов».
Некоторые письма к друзьям он подписал: Лаланд,
Старшина атеистов...
Когда я вычисляю, в моем мозгу и моей руке
происходит движение — несомненно материальное.
Любое движение материи может быть вызвано
воздействием другой активной материи, стимулирующей,
притягивающей или отталкивающей каким-либо образом.
Допустим, что этот процесс, происходящий
одновременно в мозгу и руке, будет вызван одним и тем же
предметом, приспособленным к нашим органам. Скажем,
булавка вызывает раздражение неподвижного мускула и
такое же точно движение возбуждено булавкой в мозгу,—
тогда, конечно, мое предположение полностью будет
доказано.
239

Для подтверждения моего суждения вовсе не требует^
ся души, поскольку его может произвести материальная
причина; мы никогда не сумеем понять действия
нематериальной субстанции на материю, из которой мы состоим.
Религия — это слабость, которая чаще всего
присоединяется к другим человеческим слабостям.
Один теист сказал мне: «Я бы не доверился вам в
лесу». Я ему ответил: «А я вам — и того меньше: ведь
вы считаете мораль недостаточной, а на место ее, как
мне кажется, ставите вздор; и я всегда буду вынужден
думать, что она окажется бессильной в тот момент, когда
вы будете очень заинтересованы в том, чтобы обойтись
без нее». «Вы,— добавил он,— непоследовательны, не
позволяя себе всего, так как вас ничего не сдерживает».
Я ответил, что мои интересы и привычки, мое доброе имя
и уважение, которым я пользуюсь, мои принципы и моя
мораль — гораздо более сильные факторы, чем надежда
и страх, всегда несколько неопределенные.
Вас заставляет прибегать к религии также
определенный интерес; но мой интерес — настоятельный; он связан
со всем тем, что меня окружает; ваш — относится к
будущему, которое мне представляется по меньшей мере
проблематичным и смешным.
Я действительно не постигаю бесконечности и вечности
мироздания; это меня иногда тревожит; но я хорошо
знаю, что иначе и быть не может, ибо начало и конец
невозможны.
Если вы приписываете человеку душу, то надо
приписать ее и собаке, которая также имеет, чувства и более
привязчива. Если вы ее приписываете собаке, то надо
приписать ее и устрице; но последняя настолько близка
к растению, что вы вынуждены будете придать душу и
мимозе. Этот ряд одушевленных «душ», которые будто бы
движут материю, и без того постоянно находящуюся в
движении, представляется мне глупостью.
Убежденность большинства людей ничего не
доказывает, потому что подавляющее большинство не способно
познавать, изучать, рассуждать и подниматься выше
предрассудков, которыми сильно притупили их ум и
чувства.
Если бы бог существовал, он был бы доступен для
наших чувств, наших душ, наших умов и сердец; он был бы
240

также причиной наших ошибок и нашего ослепления; но
это невозможно при гипотезе совершенного бога.
Выдержки из его [Лаланда] рукописных заметок.
См. «Journal de Paris»1, 29 апреля 1797 г.
Хорошо запомнились удачные слова по адресу нашего
астронома-атеиста в «Paris littéraire»2: «Его
проницательный взгляд не все еще разглядел в небе,— например
бога» (стр. 91).
Четверостишие астронома Лаланда о боге:
Хотел бы я, как вы, чтоб бог существовал,
Узнать его я горячо желал бы...
Но тогда никто и никогда не мог бы его отвергать
И он проникал бы повсюду.
Л а м е τ ρ и (Ж[юльен] Оффре де), французский врач
и философ, умер в 1752 г.
Мир никогда не будет счастлив — по крайней мере
до тех пор, пока все люди не станут атеистами, и т. д.
«Человек-Машина».
В конце концов для нашего спокойствия безразлично,
вечна ли материя или была создана; есть бог, или его нет.
Как глупо до такой степени волноваться из-за того, что
невозможно узнать и что не сделает нас счастливее, даже
если мы достигнем цели!
Там же.
Бог не является даже разумным существом.
«Трактат о душе», см. «Человек-Растение».
Согласно Ламетри, то, что называю! душой, дряхлеет
и чахнет вместе с телом.
См. его «Естественную историю души».
Ю. Ламетри считали безумцем. Это легче, чем
доказать, что он ошибался.
Лаплас, член французского Национального
института, геометр, который, однако, свободен от предрассудков
16 С. Ma решаль
241

й не легковерен; показал в своей «Системе мирозданий»,
что можно объяснить падение метеоритов законом
механического притяжения.
Геометр Лаплас держится взгляда, что атеизм
подобает только ученым.
Ю. С тем же успехом можно сказать: солнце —
только для астрономов; истина доступна только членам
французского Национального института. За исключением
сотни людей, быть может, немного более образованных,
чем другие, весь остальной род человеческий должен
погрязнуть в болоте невежества и рутине предрассудков.
Мне кажется, что я слышу, как попы говорят ученым:
«Господа члены Института, можете не верить в бога
сами! В добрый час! Мы согласны оставить вас в покое —
с тем условием, однако, что вы обещаете нам сохранить
свое мнение про себя и не стремиться занести вашу косу
над нашей жатвой. Мы прощаем вам атеизм, оставьте
нам алтари и приношения».
Левкипп.
То общее философское направление, основателями
которого были Левкипп, Демокрит и Протагор и которое
развивал в своем учении Эпикур, было не чем иным, как
одетым в философский наряд атеизмом.
Нежон.
Он питал такое отвращение к метафизике, что, не
желая, как он говорил, оставить ничего произвольного в
философии, он изгнал из нее имя бога.
jß. Эти слова могли бы по крайней мере произвести
самую оздоровляющую революцию в науке и нравах.
Здесь уместно воскликнуть вместе с современным поэтом:
Ах, сколько зла свершило в мире имя бога!
Локк (Дж[он]), английский философ.
Учение о нематериальности, простоте и неделимости
мыслящей субстанции — это настоящий атеизм, вполне
способный служить опорой спинозизму.
Смотри «[Опыт] о человеческом разуме», § 5, ч. IV,
стр. 415; по утверждению биографов, это самый смелый
и благоприятный для материалистов труд по метафизике.
242

Идея бога вовсе не является врожденной.
«[Опыт] о человеческом разуме», стр. 70, § VIII.
Естественные науки вовсе не свидетельствуют, что
душа бессмертна: невозможно доказать, что душа
нематериальна.
Локк осмелился выдвинуть мнение, что мы, возможно,
никогда не будем в состоянии узнать, может ли мыслить
чисто материальное существо.
Мудрая мысль о том, что душа материальна и смертна,
показалась многим теологам позорным заявлением.
Однако это чисто философский вопрос. Неважно, из какой
субстанции состоит душа, лишь бы она была
добродетельной.
[Даржанс], «Философские письма о Локке»;
«Философия здравого смысла», т. II, IV.
Ф. Лами, П. Бюссье, Лёшер, доктор Шерлок и многие
другие ученые восстали против локковского понимания
происхождения идей и упрекают его в том, что его
система благоприятствует атеизму.
Локк выдвинул мысль, что лучшим культом является
добродетель.
М. Пусть с ней никто не соперничает в сердцах наших.
Сильвен [Марешаль], «Французский Лукреций».
Л у к и а н, из Самосаты, современник Траяна;
философский Мом !.
Добряк Роллен упрекает его в том, что он
обнаруживает в своих сочинениях слишком явное неверие. Канцлер
Бэкон помещает Лукиана в ряды созерцательных
атеистов.
Этот разносторонний писатель-насмешник
принадлежал к школе Эпикура, или, скорее, к той школе, наиболее
сообразительные ученики которой, подобно разумным
пчелам, собирали все лучшее, что содержится © каждом
воззрении.
Лукреций (Т[ит] К[ар]), родился в Риме, за сто
лет до нашей эры; певец Разума и поэт-философ.
[Марешаль], «Словарь честных людей».
16* 243

Лукреций воспевает атеизм; он приводит его в
систему и стремится придать ему обаяние поэзии; весь мир
рукоплещет его прекрасным стихам; он посвятил их своему
другу Меммию, и никто не поставил ему этого в вину;
ни автора, ни сочинение не преследовали, ибо известно,
что общественная свобода покоится на свободе мысли.
Мильтон.
Primus in orbe Deos fecit, timor.
Так думал Лукреций, сказавший в стихах: «Бога
вселенной выдумал страх».
Валькур, «Консистория», поэма, гл. IV.
Его рассуждения, как говорят биографы, часто очень
опасны. Никогда ни один человек не отрицал более
дерзко, чем этот поэт, божественное Провидение; он говорит,
что больше всего его воодушевляет та похвала, которую
он надеется заслужить, разбивая оковы религии.
Смерть — не страшна, а то, что следует за ней, нас
не интересует.
Nil ig it иг mors est ad nos neque pert inet hilum... etc. *
[Лукреций], «О природе вещей», III.
Corpoream naturam animi esse necesse est, corporeis
quoniam talis letuque laborat**.
Там же.
Это значит: душа непременно имеет ту же природу,
что тело, раз на нее влияют любые материальные
изменения.
Те, кто писал о жизни Лукреция, уверяют, что он был
безупречно честным человеком.
Этот великий поэт хотел примирить Анаксимандра,
Демокрита и Эпикура, каждый из которых был атеистом
на свой лад.
* [Значит, нам смерть — ничто и ничуть не имеет значенья...
(лат.). Перевод Ф. А. Петровского].
** [...Нам должно признать, что духа природа телесна, раз от
подобных ударов, от тел исходящих страдает (лат.). Перевод
Ф. А. Петровского].
244

M
Мандевилль (Б[ернард]), доктор.
Атеисты — обычно, люди мирные, погруженные в
науки; они нисколько не опасны для общества.
«Вольные мысли о религии».
Во всех странах мира, какая бы там ни
господствовала религия, большинство так подавлено пустыми
страхами и суеверием, что атеизм не в состоянии когда-нибудь
завоевать большинство народа.
Там же.
Честь и религия не имеют ничего общего: nee in una
sede morantur *.
«Басня о пчелах», т. Ill
Мелье (Жан), кюре из Шампаньи, атеист.
Смотри его заметки, посвященные «Трактату о
существовании бога» Фенелона: они не оставляют никакого
сомнения относительно его истинных взглядов на этот
счет. Невозможно более ясно и открыто проповедовать
атеизм.
Смотри также вторую часть его Завещания.
Нежон.
Вопрос: Что такое душа? Ответ: Когда мне
хорошенько объяснят строение тела, я смогу сказать, что такое
душа.
[Марешаль], «Катехизис кюре Мелье», [1790J,
αρ. 39 in-8c.
Он был сыном ткача из деревни Мазерни.
Он отдал своим бедным прихожанам всю свою жизнь
и все излишки своего дохода; он умел жить,
довольствуясь малым.
Ему сочинили следующую эпитафию: «Здесь
покоится Жан Мелье, кюре д'Этрепиньи, деревни в Шампаньи,
скончавшийся в 1733 г., 55 лет. Перед смертью он
отрекся от того, что проповедовал, и не имел нужды верить
в бога, чтобы быть честным человеком».
* Им тесно в одном кресле (лат.) [Ред.].
245

Мольер (Ж[ан] Б [атист] Щоклен], парижанин.
Сцена из «Каменного гостя» Мольера, изъятая после
первой постановки 1.
Дон Жуан встречает в лесу нищего и спрашивает его,
в чем заключается его жизнь.
«Бедняк. В том, чтобы молиться богу за честных
людей, которые подают мне милостыню.
Дон Жуан. Проводить жизнь в молитвах богу? Раз
так, то ты ни в чем не нуждаешься.
Бедняк. Увы, господин! У меня часто нечего есть.
Дон Жуан (иронически). Этого не может быть;
бог не даст умереть с голоду тем, кто молится ему с
утра до вечера: на, вот золотой луидор! Но я даю его
тебе из любви к человечеству».
Испанский атеист Дон Жуан действительно
существовал; но он был не таким, каким драматурги любят его
изображать. Единственная сцена, где оригинал верно
скопирован, как раз та, которую запретили.
Мольер первым стал проповедовать атеизм с
театральных подмостков.
Мольеру можно сделать справедливый упрек в том,
что он преподнес своим зретелям идеи атеизма, не
позаботившись даже их смягчить... и т. д.
«Рассуждения о комедии Мольера,
носящей заглавие, «Каменный гость»»,
Париж, 1665.
Мольер превращает величие бога в объект насмешек
героев комедии,,хозяина и слуги-атеиста, смеющегося над
богом, и лакея, еще более безбожного, чем его господин,
который заставляет смеяться над верой других.
В этой наделавшей столько шума пьесе атеист, по-
видимости пораженный громом, на самом деле громит
и ниспровергает основы религии.
Там же.
Мольер всегда был философом, но философия его
была несколько сухой и бесплодной.
Деланд.
Мольер изучил и перевел всего Лукреция; собирался
опубликовать этот перевод, но, когда его слуга взял
246

одну из тетрадей на папильотки, Мольер в приступе гнева
бросил в огонь все остальное и тут же раскаялся.
Он дал выдержку из этого перевода в своем
«Мизантропе».
КВ. Лукрецию очень не везет с французским переводом.
Три французских поэта брались за перевод его поэмы;
рукописи двух лучших — Эно и Мольера — уничтожены,
одна священником, другая лакеем. Мы располагаем
только посредственной работой члена Института, Ле-
бланка.
H
Нежон (Жак Андре), родился в Париже, в 1738 г.,
член Национального института.
Внушать, что нет честности без религии, значит
заниматься краснобайством и софизмами.
«Методическая энциклопедия»,
[статья] «Кардано».
В книге «Система природы» Гольбаха (1770) много
заметок Нежона, которые он послал Мишелю Рей; этот
издатель не знал, кому принадлежит «Система...»
Нежон написал «Солдат-философ».
Он перевел с английского «Разрушенный ад» и
«Трактат о веротерпимости» Креллиуса, польского социнианца К
Смотри также его «Обращение к Национальному
собранию», 1790, in-8°.
Не следует думать, что весь мир может подняться до
уровня этого воззрения (атеизма*), наоборот, оно
является достоянием очень малого числа людей... Чтобы
быть атеистом, подобно Гоббсу, Спинозе, Бейлю, Дюмар-
се, Гельвецию, Дидро и некоторым другим, надо много
наблюдать, много думать; надо соединять с очень
большими познаниями в нескольких сложных науках
известную силу ума... Неизбежно поэтому, что атеистов очень
мало..
«[Методическая] энциклопедия»,
[статья] «Кампанелла».
* [Пояснение Марешаля].
247

Некто в 1798 г. упрекал Нежона в том, что он не
осмеливается сознаться в атеизме. Член Института
ответил: «Посмотрите мой «Словарь древней и новой
философии»... Я прямо утверждал, что Дидро был атеистом
и что эта философия — единственно истинная,
единственно подобающая настоящему философу, потому что к ней
приходят с помощью единственно верного метода
исследования, именно: путем наблюдения, опыта, размышления
и расчета. Можно обратиться к новой Энциклопедии,
к статьям: «Устройство мира», «Фатализм»1,
«Фатальность», «Стоик»2, «Кардано», «Толанд», а также к
другим, в которых изложены мои мысли относительно этих
важных предметов рациональной философии».
Нежон — один из самых решительных и свободных
умов; он признавал философами только тех, чья
трансцендентная философия не капитулирует ни перед
какими предрассудками...
Палиссо.
В течение десяти лет Дидро и Нежон занимались
выпуском в свет следующих трудов:
«Здравый смысл» Гольбаха (opus aureum) *.
«Солдат-философ» Нежона.
«Разоблаченные священники», перевод с английского.
«Дух клерикалов», перевод сочинения атеистов Тиндаля
и Гардона.
«Священная зараза», переиздано Лемэром.
«Естественная история суеверия» Гольбаха, 1770.
«Опыт о предрассудках» Гольбаха.
«Письма к Евгении» Гольбаха, с предисловием Нежона.
«Философские письма Толанда к Серене», перевод с
английского.
«Очерк природы и назначения души человека», перевод
сочинения англичанина Коллинза, автора «Переписки».
«Социальная система» Гольбаха.
«Естественная политика», его же.
«Всемирная мораль», его же.
«Теократия», его же.
«Разоблаченное христианство», считавшееся сочинением
Буланже, на самом же деле принадлежащее Гольбаху.
Примечание Лаланда3.
* [сЗолотая книга> (лат.)].
248

π
Помпонаций Щьетро], философ.
Его книга о бессмертии души навлекла на него
подозрения в безбожии. Он приходит к выводу, что раз нет
никакого основательного доказательства как смертности
души, так и ее бессмертности, следует считать этот вопрос
проблематичным. Трактат этот был осужден на сожжение
венецианцами.
Т. Рейно.
Юрист Годельман утверждал, что Помпонаций читал
публичные лекции против бессмертия души.
P. Pomponatius philosophus, epicureismi defensor...
scripsit de fato, что значит: Этот философ, защитник
эпикуреизма, писал о судьбе.
Обычно Помпонация рассматривают как безбожника
и атеиста.
Нисерон.
И$. Мы совершенно согласны в этом со всеми
философами, мы причисляем к атеистам всех мыслителей,
которые не признают бессмертия души.
Atheum est immortalitatem animae non conservare *
Свида, «Словарь», т. I, стр. 108.
Помпонаций сочинил себе эпитафию, достойную его
репутации безбожника.
Поп (Александр]).
Этот английский поэт и философ определял
вселенную как изумительное целое, телом которого является
Природа, а душою — бог («Опыт о человеке»).
Бог Попа — то же самое, что бог Спинозы, говорит
Пино в своем «Разоблачении новой философии», 1770,
стр. 15.
Природа не признает никакого божественного права.
«Опыт о человеке».
* Не ппизнавать бессмертия души — это безбожие.
249

Его обвиняли в стремлении утвердить в своем «Опыте
о человеке» спинозистское понимание судьбы.
Каждому, кто читал сочинения Попа и знал его друзей,
трудно не питать сомнений относительно его
религиозности.
Протагор. Si Deus est, unde mala?, что значит:
Откуда зло, если есть бог?
Протагор сочинил книгу в опровержение бессмертия
души.
Согласно этому греческому философу, душа ничем не
отличается от чувств.
Диоген Лаэрций.
Он осмелился атаковать божество и отрицал
существование высшего существа или по крайней мере ставил этот
вопрос под сомнение.
[Бейль], «Исторический [и критический]
словарь».
Афиняне изгнали из своей страны известного Прота-
гора, который спорил о божестве скорее как философ,
чем как безбожник, и сожгли его сочинения в
присутствии всего народного собрания.
Минуций Феликс, перевод д'Абланкура.
Протагор написал книгу о природе богов,
заслужившую ему имя нечестивца и начинающуюся следующими
словами: «Я не знаю, есть ли боги; необъятность такого
исследования при краткости одной человеческой жизни
осудила меня на вечное незнание этого».
Дидро, по Диогену Лаэрцию.
Правители Афин подали плохой пример, осудив на
сожжение книгу Протагора и изгнав ее автора.
Ρ
Робине (Ж[ан] Б[атист]).
Следует думать, что незнание физических причин
породило мысль прибегнуть к конечной причине... Воля выс-
250

шего существа не является чем-то материальным;
философ лишь неохотно прибегает к ней.
«О природе», ч. I.
И ученые и невежды вынуждены, рассуждая о боге,
подменять словами недостающие им представления;
кажется, именно с этой подменой связано то несчастье, что
мы не имеем иного представления о боге, кроме того,
которое дают нам слова.
«О природе», ч. V,
С
Сент-Эвремон (Ш[арль], Сен-Дени), философ
из Нижней Нормандии.
Мы больше растревожены, чем убеждены религией,
ибо ее очевидность не подтверждается нашими
ощущениями.
Набожность — это часто не более, как недомогание
печени.
Сжигают на костре несчастного человека, который не
верит в бога; и в то же время в школах публично задают
вопрос, существует ли он.
Наиболее решительные атеисты делают вид, что
почитают бога, из страха навлечь на себя возмущение
народа и кару законов.
Сент-Эвремон умер в Лондоне 90 лет от роду; он был
удостоен чести быть погребенным в Вестминстере 1.
Очень многие говорили о нем как о вольнодумце, но
он тщательно соблюдал то, что называют decorum *.
Некоторые отрывки его прозы исполнены философской
глубины, говорит Делейр. Ему приписывают книгу вовсе
не религиозную, заглавие которой: Элементы религии.
С е ρ в е τ (Мишель), врач, в 1553 г., в возрасте 44 лет
сожжен заживо в Женеве, ибо называл атеистами тех,
кто полагал одну божественную сущность заключенной
сразу в трех различных лицах.
Сервет говорил также, что душа — часть
божественной субстанции.
* [Внешние приличия (лат.)],
251

Гильом Постель приписывает Сервету «Трактат о трех
обманщиках>.
Спиноза (Барух, Бенедикт) Г амстердамский
философ, сын еврея; атеист по своей философской системе и
по совершенно новому методу, хотя основы его учения
имеют общее со многими другими древними и новыми
европейскими и восточными философами. Он первый
привел в систему атеизм и положил его в основу
последовательного и продуманного учения, логика которого
подобна геометрическому доказательству; впрочем, взгляды
его не новы. Уже давно существовало представление, что
вселенная — не что иное, как материальная субстанция и
что бог и мир — это единая сущность.
Весь мир признает, что Спиноза был человеком
большой нравственной чистоты.
«[Методическая] энциклопедия»
и Бейль [«Исторический и критический
словарь»]
Он умер 45 лет, убежденным атеистом. Его сиделка
принимала его за святого. Спиноза был добр и деликатен.
Ламетри, «Человек-Машина».
Спиноза совершенно отчетливо установил свой
исходный принцип — то, что бог является единственной
имеющейся в мире субстанцией, а все остальные существа —
не что иное, как видоизменения этой субстанции.
Спиноза был честным и открытым атеистом, одним из
тех уравновешенных людей, для которых наука — это
привычное занятие, а жажда познания — господствующая
страсть. В уединенном убежище, где он жил по своему
вкусу, наслаждаясь ненарушимым душевным
спокойствием, столь благоприятным для размышления, он старался
отдать себе отчет в своих мыслях. Спиноза не боялся
делать последовательные выводы из своего исследования,
не поддавался детскому страху и не опасался посягнуть
на наиболее распространенные идеи, или, скорее,
предрассудки.
Нежон, «[Методическая] энциклопедия»,
[статья] «Кондильяк».
252

Спиноза говорил: я считаю, что раз в Библии нет
ничего нематериального или бестелесного, то нет ничего
предосудительного в мысли о телесности бога; бог
«огромен», говорит царственный пророк (Псалом 48). Но ведь
невозможно представить себе величину без
протяженности и, следовательно, бестелесной.
См. «Жизнь Спинозы» Лукаса.
В священном писании нет четкого определения бога.
Опыт вовсе не дает представления о том, что такое
бог.
Существование бога вовсе не является чем-то само
собой разумеющимся.
Представление о боге, которое мы создаем своим
воображением, рассматривает божественное существо
замкнутым в самом себе и не могущим служить примером
для поведения человека, — это представление не
относится ни к области веры, ни к области религии, а,
следовательно, люди могут иметь ошибочное представление о нем,
не совершая греха.
См. «Любопытные мысли, или трактат
о суеверных обрядах евреев», 1678, in-12°.
Природа не учит ни одного человека обязанности
повиноваться богу; разум также ничего об этом не знает...
Следовательно, никто не обязан этого делать.
Там же.
Спиноза был, если угодно, безбожником, но это был
мирный ученый и высоконравственный человек.
«Альманах республиканцев», стр. 29.
В новом Историческом словаре он охарактеризован
как утонченный безбожник.
Спиноза был пифагорейцем К
См. посмертные работы. Письмо 29.
Спиноза честный! Кинжал убийцы не только не смог
поколебать твоих убеждений, но, наоборот, еще больше
воодушевил тебя продолжать твое дело; отважней
прежнего ты последовал по избранной дороге; ты смог
утвердить единство мира и доказать: вселенная — вот бог.
Сильвен [Марешаль!. «Французский Лукреций».
253

Свифт [Джоглтан], английский Рабле.
Религия — болезнь души.
У нас по правде говоря, столько религий, сколько нам
требуется для того, чтобы ненавидеть друг друга.
Τ
Толанд (Джон), ирландский философ.
В своем «Пантеистиконе» он закладывает основы
той всемирной религии, которую он называет
пантеизмом К
Доктрина пантеистов, которую развивает Толанд,
является в сущности чистым спинозизмом...
Он утверждает, что движение — существенное
свойство материи. (Письмо III).
Толанд опубликовал различные работы по религии и
политике, в которых открыто проповедует безбожие и
атеизм.
Некоторые его книги были сожжены.
«Non tartareis, rôtis, saxis anguibus, iguibus, fluviis
deterretur atheus» *.
Адесидемон, стр. 73.
Говоря, что атеисты нисколько не страшатся адских
мучений, Толанд мог бы добавить, что им хватает тех
преследований, которым они подвергаются пока что на
земле.
Дж. Толанд в диссертации, озаглавленной «Клидофор,
или Тюремный сторож», поставил задачей доказать при
помощи убедительных примеров, что во все времена
мудрые люди были достаточно благоразумны, чтобы скрывать
свои мысли о религии...
Если бы существовал бог и притом заботящийся о
счастье людей,— восклицал Толанд,— он, несомненно,
проникся бы жалостью к состоянию сомнения и неведения,
в котором я нахожусь.
* [Атеиста не запугать адскими колесами, камнями, змеями,
огнем и реками (лат.)].
254

Τ ю ρ г о, контролер финансов.
Мораль разрушается исключительно из-за смешения
ее с религией.
«Жизнь Тюрго», стр. 178, in-8°, 1786.
Религия должна быть предметом законодательства не
более, чем моды одежды.
Там же, стр. 260.
Автор «Жизни Тюрго» ясно заявляет, что у Тюрго не
было ни религии, ни веры в бессмертие души.
Φ
Φ а л е с. Когда он жил при дворе Креза, сей государь
потребовал у него точно и ясно определить божество;
после нескольких попыток философ признался, что не
может дать удовлетворительный ответ.
Фалес определял бога как не имеющего ни начала, ни
конца.
По Фалесу, материя вечна; материя — это бог.
Фалес не прибегал к признанию божественного
воздействия в своем учении о происхождении вещей.
Кудворт считает Фалеса атеистом.
Изречения Фалеса относительно присущего богам
знания наших самых сокровенных мыслей и т. д. не должны
создавать у нас больших иллюзий, чем остальное его
учение. Философ иногда отвлекался от своих размышлений,
чтобы выполнить долг гражданина... Он внушал другим
страх перед богами, которого совершенно не
испытывал сам.
Аббат Канней, «Записки Академии
надписей», т. X.
И Фалес и Пифагор подчиняли бога необходимости.
Монтень, «Опыты», т. II, in-12°.
Хотя Фалес был одним из семи греческих мудрецов,
открыто присоединившихся к атеизму, нравы его были
очень просты и очень умеренны.
Деланд, «История философии», т. I, стр. 323
255

Плутарх говорит нам, что, по Фалесу, бог — это душа
мира. Эта мысль продиктовала Фалесу изречение, что
вселенная полна богов.
Учение древних о мировой душе в точности
совпадает с учением Спинозы.
Даржанс, «Философия здравого смысла», т. II.
Фонтенель (Бернар), мудрец, достойный служить
образцом философам, говорил: Вера имеет свои времена.
Свидетельство тех, кто верит во что-то, не имеет
подкрепляющей силы; зато свидетельство тех, кто в это не
верит, способно все разрушить.
«История оракулов».
tö. Мы предоставляем нашим читателям самим
применить эти положения к вере в бога.
Автор Критического Словаря намекает, что Фонтене-
лю недостает религиозности. Он принадлежал к
многочисленному разряду благоразумных.
Φ ρ е ρ е ([Ник]оля), член Академии надписей,
парижский философ, ученик Бейля, принципы которого он
изучал во время своего заключения в Бастилии.
Каковы бы ни были наши взгляды на божество,
заменим моралью разума религиозную мораль.
«Письма к Евгении»1.
Если мы непредубежденно исследуем источник
бесконечных общественных бедствий, то увидим, что обязаны
ими губительным религиозным умозрениям, и т. д.
Там же.
Эпохи величайших преступлений — это эпохи
невежества; это также эпохи наибольшей религиозности.
Там же.
Что сказать об атеистах? Имеют ли право питать к
ним ненависть? Разумеется, нет...
Образование, общественное мнение и законы гораздо
лучше, чем религиозные химеры, укажут человеку его
обязанности... Сверхъестественные понятия ничего не
добавляют к обязательствам, которые налагает на нас природа.
Там же.
256

Я объехал все части света; я исследовал нравы,
обычаи, привычки всех стран. Я всюду встречал человека, но
бога — нигде.
КВ. Это изречение философа по крайней мере так же
красноречиво, как неоднократно цитируемое место из
Боссюэ, где речь идет о египетской религии: «Все было
богом, кроме самого бога» ([Боссюэ] Всемирная история).
Ц
Цицерон. Раз можно постигать лишь то, что
действует на чувства, то никогда нельзя будет создать
представления о боге.
Virtutem nunquam Deo acceptam nemo retulit, nimirum
recto; что значит: Никогда никто не думал, что
добродетель исходит от бога,— и были правы.
Цицерон предоставлял молиться богу своей жене и
детям (V письмо к Теренции и Туллии 1).
Atque ilium quidem parentem hujus universitatis inveni-
re difficile; et quum jam inveneris indicare in vulbus nefas
(Timaeus, sive de universo fragm.. cap. 2). Это значит:
Трудно отыскать отца вселенной; найдя же его,
непозволительно открывать его народу.
То, что называют богом, говорит Цицерон,— это не что
иное, как причины вещей.
Цицерон не мог постичь существа чисто духовного.
Когда спрашивают, существуют ли боги, или их вовсе
нет, я сознаюсь, что трудно отрицать их существование,
когда говоришь публично, перед большим собранием. Но
если такой вопрос поднимается в частной беседе и среди
образованных философов, нет ничего приятнее, чем их
отрицать.
«De Natura Deorum>, I *.
Ю. Печальная необходимость двойственных учений!
Как задержала она процесс совершенствования
человечества!
Magua stultitia est rerum Deos facere effectores, causas
rerum non quaerere («De divinatione», II) **. Это значит:
* [«О природе богов», I (лат.)].
** [«О прорицаниях», II (лат.)].
17 С. Ma решал ь
257

Величайшая глупость — считать богов создателями всего,
вместо того, чтобы доискиваться действительных причин.
Некоторые, в том числе и св. Августин («О граде
божьем», V, 2), подозревали, что в душе Цицерон
склонялся к атеизму.
Оливе, приложение к его переводу
«О природе богов».
*В· Просмотрите все сочинение «О природе богов»
Цицерона. Именно там можно найти арсенал, в котором
атеисты смогут вооружиться с головы до ног. Кажется,—
говорит Исаак Жакло,— единственной целью этого
сочинения Цицерона было укрепить основы атеизма.
Robustus animus et excelsus omni est liber cura et ango-
re, cum et mortem contemnit, qua qui affecti sunt, in eadem
causa sunt, qua antequam nati. Это значит: Сильный и
просвещенный разум свободен от треволнений; он
презирает смерть, возвращающую людей в состояние, в
котором они находились до своего рождения.
Ш
Ш а ρ ρ о н (богослов), парижанин; мудр, как его
книга «О мудрости» ([Марешаль] «Словарь честных людей»)
Солнце, по Шаррону,— это бог, данный в ощущении.
Всем религиям присуще быть чуждыми и страшными
для обычного здравого смысла.
«О мудрости», II, 5.
П. Гарасс обвиняет Шаррона в том, что он открыто
считал религию мудрым изобретением, призванным
держать массы в повиновении.
Все рассуждения Шаррона наводят его читателей на
мысль освободиться от веры в бога.
Такого рода атеизм (т. е. атеизм тех, кто начисто
отвергает божество и при помощи рассуждений хочет
заставить это же сделать и других людей*) —особенно
сложившийся, всеобъемлющий — может жить только в
душе исключительно сильной и отважной
Право, кажется, требуется столько же, если не
больше, душевной силы и твердости, чтобы отвергнуть веру в
* [Пояснение Марешаля].
258

бога и решительно от нее освободиться, чем для того,
чтобы постоянно и стойко придерживаться этой веры.
«О трех истинах».
Надо быть простым, покорным и кротким, чтобы быть
способным принять религию..., подчинить свое суждение
чужому и позволить постороннему авторитету руководить
и управлять собою.
Думать, что можно найти какой-нибудь
удовлетворительный и достаточно наглядный довод, который
установил бы с очевидностью и необходимостью, что такое бог,—
это заблуждение: этому не следует удивляться; нужно
было бы изумляться, если бы таковой довод нашелся...
Бог, божество, вечность, всемогущество,
бесконечность — это всего лишь слова, пускаемые на ветер, и
ничего больше...
«О трех истинах», 1,5.
Много людей восстало против книги «О мудрости»,
понося ее как школу безбожия.
Президент Жаннен сказал ясно и во всеуслышанье,
что книга эта — не для широкой публики, что только
самые сильные и благородные умы могут судить о ней
и что это поистине государственная книга.
Э
Эмпедокл, поэт, врач и философ, принадлежавший
к школе пифагорейцев. По Эмпедоклу, бессмертные
боги — это умершие мудрецы. Великим божеством его был
чистый эфир, в котором должна растворяться душа
человека. Лукреций его превозносит:
Vix humana videatur stirpe ereatus
«De rerum natura», I *.
Эпикур был истинным гением. Его высоко
превозносят и признают, что он был великим атеистом.
(«Энциклопедия», статья «Эпикуреизм»).
Он говорил, что признает богов из чисто политических
соображений и чтобы не возбуждать ненависти, которую
он навлек бы на себя открытым атеизмом.
Нежон, по стоику Посидонию.
* [...И подумать нельзя, что рожден он от смертного корня.
«О природе вещей», I (лат.). Перевод Ф. А. Петровского].
17* 259

Nullos esse Deos Epicuri videri, quaeque ille de Diis
immortalibus dixerit, invidiae detestandae gratia dixisse...*
Этот мудрец признавал богов, как кажется, только для
развлечения. Deos iocandi causa, induxit Epicurus **...
Атеизм обычно не выступает без маски.
Нежон.
Трудно отрицать, что есть боги, но только на людях.
В частной беседе отрицать их существование очень легко.
Мы уже видели, что Цицерон держался того же
взгляда, что и Эпикур.
ЗВ. Почти все философы делали уступки страху. По
крайней мере почти все предпочитали свое личное
спокойствие торжеству разума. Поэтому-то как древняя, так
и новая философия полны противоречий.
Для проникновения в истинный смысл большинства
философских систем необходим ключ. Думают, что
философы непоследовательны; на самом же деле они только
скрытны. Они просто боятся.
По утверждению Тертуллиана и св. Августина, Эпикур
говорил, что божественная субстанция состоит из атомов.
Учение Эпикура о природе богов очень безбожно...
Трудно высказать все то хорошее, что заслуживает
его порядочность, как и то дурное, что можно было бы
сказать о его религиозных взглядах.
Бесконечное множество людей — ортодоксы, но живут
дурно; Эпикур и большинство его последователей —
наоборот...
Бейль.
Эпикур (замечает Гарасс, вполне в своем стиле),
который был очень жирен, считал, что и душа материальна
и телесна.
Самый великий и законченный атеист древности,
который рассеял все доводы в пользу существования бога,
поставил на место религии принцип всеобщего согласия,
нужный для того, чтобы держать в повиновении народ.
А ведь этот принцип он считал тем более негодным, что
* Эпикур считал, что не существует никаких богов; говоря о
бессмертных богах, он хотел отвести от себя ненависть [лат.1.
** Эпикур ввел в оборот выражение: «Шуточные боги» [лат.].
260

питал великое презрение к народной власти и к
всеобщему согласию. Но страх перед ареопагом вынуждал его к
некоторой осторожности.
Даржанс, «Философия здравого смысла», т. II.
Среди защитников Эпикура должны, как мне
кажется, быть и такие, которые, осуждая его безбожие,
старались бы показать, что оно вытекало с естественной и
философской необходимостью из общей всем язычникам
ошибки — из представления о вечном существовании
материи.
Бейль.
Вслед за цитатой из Цицерона по поводу школы
Эпикура Бейль восклицает: «Пусть нам попробуют сказать
после этого, что люди, отрицающие провидение,
совершенно не способны жить в обществе, что они обязательно
предатели, воры и т. д. Разве не изобличает все эти
доктрины уже один этот абзац Цицерона? Разве истинность
факта, подобного тому, который приводит Цицерон, не
опрокидывает сто томов спекулятивных рассуждений?
Вот секта Эпикура, практическая мораль которой ничуть
не изменилась на протяжении веков; мы видим, что не в
пример наиболее набожным сектам, которые постоянно
были раздираемы ссорами и т. п., секта Эпикура
наслаждалась совершенным миром».
*В· Приложим к мудрому Эпикуру наш эпиграф:
«Ессе vir».
Кудворт рассматривает Эпикура как такого атеиста и
человека, который говорил о боге лишь для того, чтобы
избежать народной ненависти.
Эпикур говорил о своей матери Херестрате, что в теле
ее содержалось такое количество атомов, какое было
необходимо, чтобы создать мудреца.
Плутарх.

ь
€
ЗА И ПРОТИВ БИБЛИИ
Библия *, которая всегда стояла особняком среди
других книг, еще не подвергалась беспристрастной критике.
Читатели, настроенные в ее пользу или предубежденные
против нее, почти всегда судили о ней предвзято.
Теологи смягчали ее недостатки и преувеличивали ее
достоинства; их противники часто впадали в противоположную
крайность. Пришло время ввести Библию в разряд
обыкновенных книг и, отвлекшись от всех посторонних
соображений, подвергнуть ее суду разума.
Искренность и беспристрастие!.. Их-то и недоставало
в прежних работах.
Этот трактат за и против Библии находится под
защитой свободы мысли. Свобода мыслить и свобода писать
то, что думают,— священна.
Народ не должен читать
священное писание...
Достопочтенный Беда
ПОСЛАНИЕ К СЛУЖИТЕЛЯМ ВСЕХ КУЛЬТОВ
Этот трактат за и против Библии не сообщит вам
ничего нового; вы лучше, чем кто бы то ни было, знаете
сильные и слабые стороны ваших книг и уязвимые места
в доспехах ваших богов: разрешите и другим проникнуть
беспристрастным взглядом в святая святых, где с давних
пор обман пользовался правом убежища. Придется
потерпеть...
Или же лучше устыдитесь той роли которую вы
играете вот уже четыре тысячи лет2. Человечество вышло
262

из поры младенчества и находится в том возрасте, когда
пришло время сменить опеку кормилиц руководством
разума.
Ведь вас оскорбит, если подумают, что вы были
первые обмануты баснями, которыми вы торгуете. Нет,
конечно! Вы вовсе не жертвы обмана; так перестаньте же
дурачить других. Осмельтесь выслушать свободные идеи, вы
еще вернете себе место среди уважаемых людей. Мы
охотно забудем ваше недостойное прошлое, если вы искренне
обещаете освободиться от пороков, присущих людям
вашей профессии. Грязь, которой вы себя запятнали, по
нашему мнению, можно смыть.
Многие из вас уже сбросили маску и особый костюм >;
последуйте их примеру либо будьте такими же
добросовестными, как ваши предшественники во II веке
христианской эры. Отцы-монтанисты2 подвешивали под купол
своей церкви баллон, наполненный воздухом, и
танцевали под ним, распевая псалмы и гимны во славу святого
духа, символом которого и был этот шар.
Во имя разума, к которому никогда не поздно вновь
обратиться; во имя морали, которая столько времени
страдает и стонет в тисках религии,; во имя потомства, которое
не преминет вас заклеймить, если вы станете упорствовать
и тащить народ по старым, заезженным колеям,—
проявите достаточно уважения к самим себе и себе
подобным и положите конец унижению человеческого рода.
Не довольно ли с вас? Неужели вам недостаточно
четырех тысяч лет лжи? Оставьте еэши претензии на
выражение общественного мнения — вы только пятнаете его.
Подумайте, ведь исполнилось уже восемнадцать столетий
второй эры,— эры, начавшейся обновлением ваших грубых
заблуждений, смешных и преступных: нужно ли, чтобы и
XIX век был отравлен ими? Вы видите — почти все
науки ежедневно делают шаг вперед по направлению к
свету; неужели вы одни закоснеете во тьме?
Как избежите вы всеобщего посмеяния, если какому
нибудь коварному химику во время лекции придет в
голову влить кровь вашего бога в перегонный куб, его тело
поместить в тигель, а затем повторить этот опыт на всех
перекрестках?
Отрекитесь от профессии, занимаясь которой вы не
можете не вызывать смех и не можете не смеяться сами,
263

спрятавшись за алтарь. Используйте единственное
средство, которое остается вам, чтобы заслужить прощение:
осудите по справедливости ваши собственные вымыслы.
Чего вы ждете?.. В один прекрасный день роль, которую
вы упрямо продолжаете играть, отойдет в прошлое.
Будущие ученые окажутся в большом затруднении, пожелав
правдоподобно изобразить, при всей их эрудиции, ваше
нынешнее существование. Им не захотят верить; не
захотят верить, что было время, весьма продолжительное, в
течение которого на глазах у философии бесстыдные
люди * предлагали своими освященными пальцами для
поклонения всему миру бога, воплощенного в хлебе **1, по
крайней мере бойтесь этого будущего. Пройдет еще
немного времени, и то самое «простонародье», которое
преклоняет колени, чтобы отведать бога вашего образца,
возмутившись, прибегнет, быть может, к насилию, чтобы
отомстить вам за то, что оно долгие годы было игрушкой в
ваших руках. Бойтесь пробуждения тех, кого вы в течение
стольких веков усыпляете с помощью дурмана. Подумайте
о том, что своим влиянием вы обязаны всего лишь старой
привычке. Религии давно бы уже не существовало, если
бы она не выродилась в обычаи, в рутину; но все со вое-
менем изнашивается и стирается. «Однако (скажете вы),
мы никого не принуждаем. Любой человек волен в
течение всей недели приходить или не приходить пасть ниц
перед нашими святыми подмостками. Простонародье явно
любит, чтобы его обманывали ***, и, быть может, хорошо,
чтобы оно было обмануто... Так пусть уж лучше мы будем
его дурачить, чем другие, более опасные шарлатаны.
В деспотическом государстве надо порицать не деспота,
а массу, которая его терпит». Есть вещи, на которые не
следует отвечать; они либо вызывают возмущение, либо
сами себя опровергают.
Мы не устанем говорить вам: Служители всех культов!
Подумайте, ведь вас не любят, да вы и на самом деле ни-
* Уважаемые читатели! Простите это выражение; только оно
в состоянии выразить мою мысль.
** Большой вопрос,— находится ли бог в хлебе, или вокруг него,
на нем или под ним.
*** Mundus vult decipi, ergo decipiatur [Мир хочет быть
обманутым, так пусть же будет обманут (лат.)).
264

чуть не привлекательны. Ваши россказни печальны, ваши
церемонии * однообразны и смешны, ваши
разглагольствования утомительны, ваши книги тяжеловесны и унылы.
Не сопротивляйтесь же течению времени, уносящему с
собою империи и религии. Или еще лучше: если вас
снедает вечное рвение к дому господню... что ж,
предоставьте богохульников и нечестивцев их судьбе; ступайте,
заселите святую землю *, эту родину Библии и Евангелия2;
переправьте туда вашего бога, ваши треножники и ваши
книги; нам они больше не нужны. Вы гордитесь
поэтическими красотами вашей Библии ** и несколькими
возвышенными мыслями, рассеянными в вашем Евангелии; но
литературные достоинства этих религиозных
произведений не смогут спасти их от судьбы, которая раньше или
позже ставит на свое место все книги, наполненные
непристойными сказками.
К тому же книги всех религий похожи друг на друга.
Поэтому мы и обращаемся сразу к служителям всех
культов. Если мы остановились особенно на католицизме, то
потому, что это представление происходит на наших
глазах, и потому, что в этом трактате речь идет только о
Библии и Евангелии; но ведь религии и отличаются друг
от друга только декорациями.
Христианские священники, вы упорствуете: «Сколько
уже времени среди многих известных литераторов
принято выражать свое восхищение в словах: «прекрасно, как
Библия. По крайней мере (добавляете вы), нам не могут
отказать в том, что у нас постоянно в руках самая
прекрасная из существующих книг. Пока еще не сумели
создать лучшей: народы Востока, египтяне, Греция и Рим не
дали миру ничего, что могло бы затмить Библию. Эта
книга занимает первое место как в религии, так и в
литературе».
* Изящно написанные маленькие романы (например, «Атала»
Огюста Шатобриана) нисколько не уберегут от насмешки мессу8
и ладанку4... Печально видеть в XIX веке, как человек, еще моло·
дой, растрачивает свой талант на восхваление мессы и ладанкл.
священников и иезуитов.
** Автор «Аталы» и автор «Рыцаря белого лебедя»6 обещают
любителям: один — «Поэтический словарь Библии, для
художников», два толстых тома, in-8°; другой — три толстых тома in-8?
о «Поэзии христианства».
265

Служители культа! Точно так же и по тем же
соображениям говорят: «прекрасно, как Гомер»; говорили даже:
«прекрасно, как Телемак» 1.
Это значит, как нам кажется, что в Библии, так же как
у Гомера и в некоторых других оригинальных книгах,
содержатся великолепные красоты. Но гений Гомера иногда
дремлет: Aliquando dormitat Homerus. Авторы Ветхого и
Нового заветов не только дремали подобно автору
«Илиады» и «Одиссеи»; они делали и кое-что похуже: они
оскорбляют и возмущают своих читателей
непристойными картинами, страшными изображениями, им не хватает
целостности.
Итак, Библия, писанная рукою бога или внушенная
святым духом, полна красот, как и другие книги,
сочиненные гениальными людьми, но и не более совершенна, чем
они, несмотря на большие претензии ее вечных
проповедников. Более того: Библия — ниже многих светских
сочинений.
Право, я постыдился бы привести некоторые места,
достаточно, впрочем, многочисленные, из Ветхого и Нового
заветов. Жан Лафонтен отрекся от своих басен. Я считал
бы себя гораздо более преступным, если бы я был автором
Библии и Евангелия. Местами я обнаружил бы гений; но
в то же время я предстал бы в весьма невыгодном свете
относительно моей рассудительности и моих нравов.
Одним словом, если бы человека просвещенного и
непредубежденного спросили, автором какой из всех
знаменитых книг он предпочел бы быть, то, будь в этом
человеке хоть капля уважения к себе, он, несомненно,
поостерегся бы ответить: «Библии».
Служители всех культов! Вы прячетесь за известные
слова Монтескье, которые часто повторяют в наши дни:
«Религия — лучшая гарантия того, что будут существовав
люди и устойчивые государства» («Величие и падение
Рима»).
Священники? Вы не сумели сохранить троны ваших
христианнейших королей; ваши боги и ваши книги нс-
смогли удержать народ и его вождей от политической
революции. Значит, ваши культы и ваши книги — плохая
гарантия.
Напрасно также похваляетесь вы длинным и пышным
славословием Иисусу, принадлежащим самому красноре-
266

чивому, но не самому мудрому писателю XVIII века,—
«Апологией евангелия» Ж.-Ж. Руссо и «Комментарием к
Апокалипсису» Ньютона: они доказывают только, что
гениальным людям столь же свойственны слабости
суждения как и всем остальным.
Пойдем далее. О вас еще говорят, даже сегодня: вас
еще боятся. Вы неизменно внушаете страх малым детям
и старым женщинам. Существуют даже государственные
люди *, которые считают вас неизбежным злом, думая, что
вами надо пользоваться как пугалом для устрашения и
обуздания народа и что религия — это дополнение к
полиции *. Слищком много публицистов без устали твердят 2,
что обширные государства и населенные города не могут
обойтись без пастырей и палачей. Эти соображения
вселяют в вас гордость и уверенность; но неужели у вас
осталось так мало чести, что вы чванитесь подобным
существованием и на этом основании ставите себя выше других?
Чем здесь гордиться? Не забывайте, что доверием слабых
душ вы обязаны исключительно старой политической
ошибке, конец которой близок.
Пройдет немного времени, и будет положен конец
бесполезному нянчанью с вами. Пройдет немного времени, и
сапожник будет считать себя опозоренным, если коснется
руки священника.
Не будьте же нечувствительны к презрению, к отвра-
щению, которое вы непременно внушаете честному и
разумному человеку, попадаясь на его пути. Как вы ни
проворны, не полагайтесь на безнаказанность, которой вы
пользуетесь, чтобы разрушать добрые нравы. Вам почти
все позволено. Не думайте, что тем самым вы получили
право на продолжение ваших священных бесчинств.
Разврат, обоготворенный в ваших храмах в течение
восемнадцати веков не стал тем самым добродетелью. Не
существует никаких предписаний в пользу порока.
Мы охотно согласимся зачеркнуть прошлое, но при
условии, что вы будете уважать настоящее и будущее; что
вы приметесь за полезную, честную профессию, что вы
* Некоторые люди говорят: сЯ бы предпочел полицию без
шпионов, а религию — без священников». Эти хорошие люди требу-
ют невозможного. Бог так же не может существовать без
священников, как священники без бога.
267

оставите сыновей их родителям, молодых девушек их
матерям; что вы не будете больше подстрекать трудовых
людей обоего пола растрачивать свое время и свой
неискушенный ум на ваших частых представлениях.
Перестаньте портить лучшие годы жизни молодых
девушек, заставляя их запечатлевать в своем податливом
мозгу * самые смешные и нелепые места ваших священных
книг. Быть может, многие из них не будут тогда с юных
лет повторять срам девы Марии 1.
Если бы священное писание, которое вы проповедуете,
могло по крайней мере привести к каким-нибудь великим,
полезным или интересным результатам! Высшая
математика, аналитическая геометрия, сами по себе весьма мало
необходимые, содействовали важнейшим открытиям в
технических науках. А какие плоды можно извлечь из
Библии или Евангелия? И на что годятся те, кто посвящает
себя единственно изучению этих двух фолиантов?
Паломничество в Мекку 2 и на Голгофу3 приводит только к
могилам и небытию.
Священники! Ваши культы разорительны: вам
необходимы богатые украшения, сверкающие одежды, воск,
ладан, благовония, золотые кубки, ковры, огромные,
роскошные здания... Эта роскошь не может служить примером
святости; а в наш век, когда глава дома должен
заботиться о благосостоянии семьи, упразднение культов и
духовенства дало бы значительную экономию; тем более, что
отец семейства может прекрасно выполнять эти функции
среди своих детей без расходов и затруднений **.
«Разве честный старец, умудренный годами,
направляя своих детей, не наставит их в добродетели гораздо
лучше, чем священник? И не облачен ли он сам
священным саном?» С. M.4
Вы скажете нам: «Но мудрый и набожный Египет
предоставлял своим священнослужителям треть своего
имущества, настолько он считал себя в долгу у духовенства».
* Несомненно, учить катехизису5 юных девиц — меньшее зло
чем перерезать им горло, как это было принято у древних
(например, жертвоприношения Иеффаи и Ифигении6). Но одно ведет к
другому.
** Смотри «Проект декрета о регламентировании культа без свЯ'
щенников», in-8°, Париж, 17907»
m

Это потому, что Египет был набожен, но вовсе не был
мудр.
Священники всех культов! Даже слава не вселяет в нас
ныне энтузиазма. Не льстите себя надеждой зажечь факел
религиозного фанатизма *. Впредь у нас не будет ни
крестовых походов 1, ни гражданских войн 2. Мы больше не
будем сражаться ни за священников, ни за господ. По
крайней мере эту истину мы постигли; а это уже кое-что.
Служители всех культов! Хорошие времена минули
для вас; вовсе нет надобности от вас это скрывать; вы
должны быть к этому готовы: времена эти не могли
продолжаться вечно. Для вас делали слишком много, а вы
слишком мало давали взамен; в самом деле, чем вы возмещали
все те блага, все те почести, которые вам расточались?
С незапамятных времен вы занимали первые ряды среди
государственных чинов. Добрый народ Египта освободил
вас от всяких обязательств. У вас был собственный суд;
ваши особы, ваше имущество, ваши книги были священны;
вам предоставили даже взимание штрафов с тех, кто
осмеливался сомневаться в величии и святости вашего сана
и в чистоте ваших нравов. Вы контролировали поступки
царей **. Долго вы были единственными должностными
лицами, единственными судьями. На берегах Нила и в
других местах вы захватили воспитание детей и народное
образование. В Эфиопии дело обстояло иначе: монарх
этой страны избирался священниками и, следовательно,
сам всегда был священником. Маги *** (так скромно
именовали себя персидские священники) были наставниками
царей, затем — их советниками; а монархи завещали,
чтобы на их надгробьях обязательно было написано, что
перед смертью они были удостоены священнического сана.
Впрочем, это было принято и во Франции. Юлий Цезарь
* «Религия больше не может быть фанатичной» («Новый
французский Меркурий» in-8°) 3,— сказал, один журналист, который не
должен бы никогда писать ничего, кроме стихов; но из этого не
следует, как утверждает этот умник, что философия должна стать
религиозной.
** Еще и ныне король Португалии не отправляется на охоту
без разрешения своего духовника. См. «Путешествие герцога Дю-
шателя по Португалии», стр. 91, т. I, in-8°. Прим. IX (1801).
*** Маги — синоним слова «мудрецы».
269

гордился тем, что был великим понтификом 1. Во многих
странах вы носили на лбу диадему монарха. В Албании,
в странах Востока первым лицом после монарха был
верховный жрец. В Индии брахманы, называвшие себя
философами, в то время как они были только священниками,
не подчинялись даже царям, даже закону. Друиды 2
долгое время держали в своих священнических руках и
светскую власть и духовную. Они судили правителей и
назначали царей. У германцев они заковывали в цепи кого им
вздумается, не объясняя причины. В Греции верховный
жрец неоднократно объявлял первым магистратам
государства, что он зависит не от них, но только от своего
бога. Дионисий Галикарнасский сообщает, что в Риме
жрецы не считались ни с народом, ни с сенатом. Тогдашние
священники давали сигнал к битве и к отступлению. Во
все времена, во всех странах вам строили самые
прекрасные здания. Первые распустившиеся цветы, самые лучшие
ранние плоды, шедевры всех искусств свалены на ваших
алтарях. Матери еще доверяют вам даже своих дочерей,
мужья — своих жен.
Священники всех культов! Чем ответили вы на такое
поклонение? Взамен столь больших услуг какую службу
сослужили вы миру? Благодаря незначительным
преследованиям, которые вы навлекли на себя своим
поведением, вы возбудили самое трогательное участие в ваших
прихожанах обоего пола. Женщины лелеяли вас: что
получили они от вас в награду? Молитвы, проповеди, церемонии,
панический ужас, рабский страх, талисманы, четки; книги,
напичканные изречениями, либо наглыми, либо
безнравственными, либо сеящими смуту... и т. д. Мы устали так
много отдавать и так мало получать взамен; это
неравный торг: все преимущества сделки на вашей стороне.
Священные войны, крестовые походы, инквизиции, посты,
скука ваших обрядов и ваших речей, празднества, в
которых так мало веселья, визгливые гимны, нелепые и
смешные мистерии, устаревшие обряды, не имеющие
больше ни смысла, ни цели. Служители церкви! Согласитесь,
что все эти жалкие проделки — плохое вознаграждение
народу, и народы начинают замечать, что и впрямь вы
обходитесь им слишком дорого.
Согласитесь, что следующее замечание вполне
справедливо:
270

Если бы культы, служителями которых вы являетесь,
не были еще основаны,— скажите: посмели ли бы вы
теперь пускать в ход для их учреждения те же самые
способы и средства, которыми пользовались в свое время?
Разве вы не пожимали бы плечами, если бы вам сделали
подобное предложение? Если бы еще не существовало
религий, не легко было бы учредить какую-нибудь из них.
Ведь вам очень трудно даже просто поддерживать то, что
сейчас едва обеспечивает ваше существование.
Нам нелегко напоминать вам и публиковать все эти
суровые истины, но вы сами принуждаете нас к этому.
Первый год XIX века отмечен заметной религиозной
реакцией *. Привыкнув ловко пользоваться всяким удобным
случаем, вы злоупотребляете этим своим умением с
бесстыдством, вызывающим беспокойство у друзей разума;
но пусть они будут спокойны! Знайте, что разум никогда
не утратит своих прав; что очаг его, поддерживаемый
немногими чистыми руками, не потухнет; что светоч его
иногда тускнеет на более или менее продолжительное
время, ему всегда находится пища, чтобы возгореться с
еще большей силой. Разум был свидетелем того, как
различные религии сменяли друг друга,— но сам он
нисколько не менялся, продолжая жить из века в век.
Знайте также, что вопреки вашим ничтожным успехам,
вашим эфемерным триумфам, вашим приторным
поклонникам большинство завсегдатаев ваших религиозных
сборищ, выходя, пожимают плечами, пораженные тем, что
вы допускаете в ваших богослужениях столько
анархических и революционных высказываний **. Знайте, ваши
алтари получили такую встряску, о которой они будут
помнить всегда, и никогда не вернется к ним та
первоначальная устойчивость, которой вы так тщеславились. Знайте,
что если бы не женщины, скамьи ваших церквей были бы
пусты. Знайте, что земледельцы, на которых вы больше
всего рассчитываете, наконец, убедились, что их амбаоы
* Это слово здесь тем более уместно, ибо те. кто выказывает
в настоящий момент самое священное рвение к храму божьему, не
так давно занимались весьма мирскими делами.
** В Ветхом завете, который (как известно всему свету)
является прообразом Нового, почти каждая страница истории евреев
дышит самым ярко выраженным санкюлотизмом. Так же обстоит
дело и в Евангелии.
271

и подвалы наполняете не вы, не ваши жертвоприношения
и песнопения, но их руки и солнце. Труд —
единственное их божество-покровитель; они обходятся без вашего
триединого бога 1 и скорее подадут милостыню
настоящим беднякам, чем вам, откормленным хлебом, не
смоченным ни одной каплей вашего честного трудового
пота.
Отступитесь же от зла во имя здравого смысла. Вам
нечего больше делать в этом мире с того момента, как
стало ясно, что человеческому обществу не нужен культ, но
очень нужен свод законов, продиктованный разумом и
опытом. Одним словом, в вас больше не нуждаются.
Есть ли хоть один период в жизни человека, когда
бы ему требовалось ваше присутствие? У новорожденного
есть материнская грудь. В юности его воспитывает отец.
В более зрелом возрасте приходит другая женщина,
завершает его воспитание и делает его мужчиной. Когда он же
нат, его подруга выполняет все его желания. Став в свою
очередь отцом, он передает своим детям уроки,
полученные от своего отца. Он гражданин, и родина требует,
чтобы он внес свою долю труда в общий улей. Если он по
природе чувствителен, для полного счастья ему нужен
еще друг. Мы спрашиваем у вас, есть ли хоть одно
положение, хоть одно-единственное мгновение в жизни
человека, требующее вмешательства священника? Есть ли для
него место в отцовском или материнском доме? Люди
ведь прекрасно умеют рождаться, жить и умирать без вас;
вовсе не требуется священника, чтобы любить и
выполнять свой долг по отношению к природе. Разве священник
учит новорожденного находить материнскую грудь и путь
к материнскому сердцу? Разве юная девушка нуждается
в уроках священника, чтобы нравиться? Нужно ли
молодой супруге просить совета у священника, чтобы
сохранить уважение своего супруга, устроить уют и навести
порядок в своем хозяйстве?
Священники всех культов! Профессия ваша очень
ненадежда. Ваше сословие — это обременительный и
вредный нарост. Вы — паразитическая омела 2 друидов,
произрастающая на дубе за счет его соков.
«А спасение души!» — скажете вы.
Нужен ли священник, чтобы молиться богу? Отцовское
благословение разве не стоит возложения священнических
272

рук? Разве великое дело спасения не может обойтись без
посредника?
«Посмотрите историю и географию.— скажете вы
еще.— Во все времена, повсюду, от Сибири до острова
Таити, от Ганга до реки Амазонки вы встретите бога и
священников, которые ему служат. Ведь священники так
же необходимы, как сам бог>. Пожалуй, вы скажете, что
вы еще нужнее бога: «бога в конце концов никто не
видит, мы же здесь, чтобы его представлять, напоминать
о нем рассеянному человеку».
Служители всех культов! Всюду во все времена
верили в колдунов: значит ли это, что без них нельзя обойтись?
На том основании, что до нынешнего времени
существовали священники, вряд ли будет логично заключить,
что они потребуются и впредь; как раз напротив: именно
потому, что они уже были, надобность в них отпадет.
Долгий опыт в этом деле навсегда внушил к ним
отвращение; сам народ в них разочаровался. С того момента как
каждый пожелал бы иметь свою собственную пекарню и
выпекать свой хлеб, профессия булочников перестала бы
существовать; точно так же, как только каждый станет
служить богу согласно своему разумению и принимать
причастие из собственной руки в своем доме, не будет
больше расходов на храмы и викариев, ибо несомненно,
что не следует умножать число бесполезных существ.
По этой же самой логике следует осудить Библию
и Евангелие. Добрый пример отцов — лучшая книга
детей.
Святые отцы! Подумайте же только, на какой тонкой
ниточке держится ваше сословие. Было время, когда
множество людей работало на вас, вы же брали на себя труд
думать за них и за них молиться: приближается время,
когда каждый из нас захочет одновременно упражнять
свои умственные и физические способности; тогда вам
нечего будет делать.
Согласитесь же с нами, что нет на свете ничего более
бесполезного, чем вы; даже поэты, и то более полезны.
Землепашец приумножает природные богатства.
Ремесленник обрабатывает, торговец обменивает то, что
производит земля. Чиновники поддерживают порядок в обществе.
А какую реальную пользу приносите вы? Панические
страхи, несбыточные надежды...
18 С. Марешаль
273

Если взвесить оставшееся у вас влияние и подсчитать
голоса в вашу пользу, закат вашего владычества
становится несомненным. Женщины, у которых нет больше
страстей, пристрастные люди из определенной партии,
журналисты, которых Бейль не взял бы даже в
переписчики, несколько политических тартюфов, жадные,
спекулирующие школьные наставники и, наконец, косное
«простонародье»— вот ваши резервы.
Служители культов! Говорят, что вы не любите друг
друга; так оно и должно быть: каждый из вас
проповедует в пользу своего учения. Прекрасно, так во имя
здравого смысла не носите больше хоругви, не натягивайте на
себя нелепые облачения. А еще лучше — пусть у вас не
будет книг. Мы хорошо понимаем, что эта искупительная
жертва будет вам дорого стоить. Но красивое,
благородное аутодафе священных писаний стало во всех странах
необходимостью, его непременно следует организовать,
чтобы установить мир во всех странах. Теология *, такая
изобильная и такая бесплодная, заполнила две трети
наших библиотек; хорошие книги там, как кажется,
принимают неохотно, да их и не так уж много. Разуму и
истине не нужно много места!
Если вы не можете сразу решиться пожертвовать
вашими уже напечатанными книгами, то по крайней мере
не переиздавайте их и не выпускайте в свет новые; с нас и
так довольно. Мы по горло сыты теологией. Вспомните:
ведь Иисус вовсе не был писателем, он вовсе не был
одержим этой манией подобно вам, и утверждают, что он не
умел даже читать. У некоторых народов и поныне
имеются священники, подражающие ему в этом; и они не
самые худшие.
Но есть еще одна серьезная мера, притом гораздо более
важная, осуществлению которой мы призываем вас
содействовать. Чтобы покончить с бесконечными
словопрениями, которые привели к страшной путанице и
измельчанию людей, нужно навсегда запретить вам, священники
всех культов, равно как и нам, говорить о религии, будь
то хорошее или плохое. Мы все должны бы устать от
* В старой французской энциклопедии можно прочесть: «Ни
одна наука не требует большей ловкости ума, чем теология»
(статья «Библия»). Вот почему она нуждается в таком количестве
книг.
274

постоянного обсуждения одних и тех же вопросов,
потерявших всякий смысл. Эта весьма простая мера,
предложенная некогда в Швейцарии, имела полный успех, пока
следили за ее выполнением.
Ныне, когда мы еще на несколько шагов приблизились
к истине, такое постановление тем более осуществимо.
Примем же единственно разумное решение, возможное
при нынешнем состоянии умов. Сожжем без сожаления
все книги и на всех языках, трактующие о священных
предметах: Библию, Евангелие, Коран1, Зендавесту2 —
прежде всего. Даже вырвем те страницы в других
сочинениях, на которых они упоминаются. Одновременно
дадим зарок впредь не заниматься всем этим. Прекратим
ворошить эти залежи, так часто отравлявшие своими
миазмами человеческий мозг; но особенно воздержимся от
этих пустых ярлыков: «материалисты», «спиритуалисты»,
«католики», «протестанты», «мусульмане», «иудеи»...
Откажемся от всего, что могло бы поддерживать или
напоминать эти устаревшие идеи; они теперь уже ничего нам
не могут дать. Вернемся к великому древнему делению
людей на хороших и злых. Упростим, насколько
возможно, вса, чтобы лучше понимать друг друга. Раздоры,
особенно в религиозных делах, были причиной почти всех
несчастий в мире.
Служители культов! Почтите за честь присоединиться
к этому прекрасному мирному начинанию не только
сердцем и разумом, но также взойти на ваши апостольские
кафедры и собственными устами призвать к этому
великому жертвоприношению. Какое уважение вы заслужите,
если услышат, как вы, по примеру доброго кюре Мелье
и некоторых других благородных умов до и после него,
откровенно произнесете следующую проповедь:
«Мы признаем с искренним раскаянием, что до сего
дня наш путь, если взглянуть на него с точки зрения
разума, не был безупречен. Увы! Нашими лживыми и
рабскими, нелепыми и вредными учреждениями мы
порочили высокое звание свободного здравомыслящего человека.
Но вот внезапный луч света ударил нам в глаза и мы
добровольно соглашаемся даже не произносить имени бога.
Бог так же мало нуждается в том, чтобы его обслуживали
священики, как и в том, чтобы для него горели свечи.
Поклонение людей не достигает бога: он слишком возвышен
18* 275

для них. Пусть Же он наслаждается наедине с собою
своим вечным небесным блаженством: не будем
тревожить его священного досуга, не станем докучать ему
своими нескромными обетами и совершенно
бесполезными молитвами. Бог питается не нашим фимиамом, точно
так же как мы не едим его плоть во время наших
священных трапез. Пришло время открыто и честно покаяться в
том, что в течение многих веков мы унижали бога и
обманывали людей, поддерживая убеждение, будто по нашему
первому требованию великое божество покидает небеса,
устремляется в наши маленькие чаши и любезно
располагается на наших губах 1. Исполненные смущения, мы
смиренно признаем, что проповедовать такого рода
религию — в высшей степени смехотворно, нахально и глупо.
Следует признать, что никогда раньше не доводили
богослужение до такого извращения всех естественных
представлений *. Короче, такой культ умалял божество и не
возвышал людей. Чтобы искупить этот чудовищный
позор, мы соглашаемся порвать собственными руками эти
искусственные путы, эту магическую цепь, которая
связывала землю с небом. Пусть все сущее остается на
своих местах: бог — в эмпиреях2, люди — на земле! Впредь
мы не будем вмешиваться в его дела, и пусть он не
впутывается в наши. У нас с ним не больше счетов, чем,
например, с неподвижными звездами. Добродетель
является достоянием и удовлетворением тех, кто в ней
упражняется. Так во имя покоя во всем мире оставим вопрос о
боге, не будем впредь о нем говорить. Государственные
люди со своей стороны начинают понимать, что совершенно
бесполезно вмешивать в земные дела того, кто пребывает
высоко в небесах. Думать, что высшим должностным
лицам для разумного управления и для охраны себя от
материалистов и неверующих нужны священники, значит
возбуждать неуважение к ним. Такое малодушие было
присуще старой политике, пустота и тщетность которой
теперь очевидны. Правительство, достаточно сильное,
чтобы быть справедливым, подобно высшему правителю
миров, остается бесстрастным и безразличным к любым ре-
* Уничтожение религией естественных представлений — столь
же серьезное явление, как землетрясения и вулканические
извержения.
276

лигиозным взглядам: оно не знает ни священников, ни
атеистов; оно видит только свободнорожденных людей,
наделенных разумом.
Мы же, служители культов, неблагоразумно
способствовавшие распространению стольких роковых для
общественного и частного спокойствия ошибок, — мы твердо
решили искоренить зло, которое успели совершить; мы
отказываемся от нашей профессии и наших книг. Мы с
удовольствием и покорностью вступаем в ряды граждан с тем,
чтобы честно и с пользой трудиться. Мы обещаем
также — порукой в том наша совесть — не произносить в
будущем ни одного из тех сакраментальных 1 слов, которые
составляют основу всех религиозных сект, неистощимый
источник вражды и преступлений. Признавая одно только
деление людей на хороших и дурных, мы приложим
усилия, чтобы как можно скорее заслужить место среди
первых».
Прекрасен будет день, когда служители всех культов
сделают это торжественное заявление! То будет
наступление мира, истинного мира, мира всеобщего,
длительного; вечного мира доброго аббата Сен-Пьера, — мира,
который вовсе не является только грезой благонамеренного
человека.; быть может, мир этот зависит только от этой
единственной меры.
«Но, — возразите вы, — не является ли такая крайняя
мера несколько несвоевременной и скороспелой?
Подождем, не будем торопить событий».
Служители культов! Вас отлично понимают. Религия
в ваших руках — это ящик Пандоры 2, на дне которого
вы видите свою надежду. Но знайте: необходимо, чтобы
рано или поздно эта оздоровляющая революция
увенчалась полным и решительным успехом. Каждый день
приближает к ней. Стремитесь к тому, чтобы она свершилась,
не оглядываясь назад. Содействуйте усилиям времени.
Помогите нам смести начисто все религиозные системы.
Вместо того чтобы подрумянивать ветхий идол, который
служил некоторое время центром объединения древнейших
наших предков, дайте ему упасть под своей собственной
тяжестью. Разве вы не видите, что он источен червями?
Разве вы не замечаете, что он стоит на глиняных ногах?
Помогите нам сорвать с ваших книг божественную личину,
стереть внешний блеск, наведенный на них для обмана
277

простых людей. Будьте достойны содействовать этому
важному делу. От вас, разумеется, не ускользнуло, что
религиозные воззрения необходимо теряли свое влияние
по мере роста просвещения; скоро кончится тем, что они
будут полностью дискредитированы. Выполнение
обязанностей перед разумом непременно возьмет верх над
служителем богу, потому что в основе их лежат вечные
права и каждодневные потребности человека.
Кроме того, знайте, что мы не намерены оставлять
дольше в ваших руках священные книги, это идеальное
средство воздействия на людей, которое вы наделили
самыми пышными прозвищами; впрочем, этот двигатель
теряет свою силу с каждым днем.
Уберите ваши леса: здание построено.
Вы хорошо поняли, что само по себе служение богу —
это всего лишь внешняя пристройка: чтобы сделать себя
необходимыми, вы прикидываетесь, что проповедуете
мораль; но знайте же:
Мораль кончается там, где начинается религия. С.1.
Не прикасайтесь к морали и воспитанию: ведь вы
считаете священное писание учебником с классическими
образцами! Горе народу, который доверяет начальное
образование священникам! Горе нации, где священники
присвоили себе долг отцов семейств! Горе отцам семейств,
которые нуждаются в помощи священников, чтобы внушить
правила добродетели своим детям! Горе городу, в
котором священники стали бы законодателями!
Книги создаются людьми. Библию составили
священники, которые, конечно, не были ангелами; но разве
книги в свою очередь не создают людей? Вопрос этот
нетрудно разрешить тем, кто прочел Библию и Евангелие и сам
сталкивался с евреями или христианами.
Служители культов! Правда, кое-кто еще посещает
ваши богослужения, но в них уже не верят; религия
стала всего лишь делом одной партии; и вас терпят только
для того, чтобы противопоставлять вас другим, которых
боятся больше, чем вас. Уже давно народ, хотя он до сих
пор присутствует при богослужениях, презирает ваши
проповеди; только женщины и старики остаются на них,
чтобы заполнить полуденное время. Закоренелые
грешники меньше, чем когда бы то ни было, являются в ваши
исповедальни и к вашим священным трапезам. Религия
278

стала женской прялкой; скипетр выпал из ваших рук, но
в мире от этого не стало хуже. Разве правительство
стало слабее с тех пор, как оно обходит полным молчанием
бога и, не прибегая к помощи религии, приказывает
только именем закона? Нуждается ли оно в вас, служителях
религии, чтобы санкционировать его общественную
деятельность?
Разве стал менее храбр и терпелив французский
солдат с тех пор, как во французской армии не говорят о
боге ни слова — ни плохого, ни хорошего, разве перестал
он дружить с дисциплиной?
Служители культа! Чтобы одержать победу, нужно ли
служить богу мессу перед сражением?
Не смотрите на себя как на полезных и нужных
обществу граждан. То, что пришли к мысли о возможности
обойтись в деле совершенствования человечества без
священников и даже без бога, а также к тому, что далеко не
все содержится в Библии, равно как в Евангелии, — это
большой шаг вперед. Наши поэты не слывут за пророков;
но наши книги по математике и физике нанесли много
вреда святым письменам. Место чудес у нас заняли
дивные явления природы.
Служители культов! Естествоиспытатели убьют вас
или по крайней мере закроют источники ваших доходов.
Вместо того чтобы томиться на ваших кафедрах и
подвергаться риску умереть с голоду у священной трапезы
вашего господа, послушайте нас: бросьте ремесло,
которое не способно больше ни прокормить своих мастеров, ни
доставить им почет. Говорим вам еще раз: полюбите
снова работу; овладейте полезной и честной профессией,
перестаньте быть священниками; сделайтесь снова людьми,
и мы будем видеть в вас лишь нам подобных, наших
братьев.
ПОСТСКРИПТУМ
Служители культов! Читая это послание, вы, без
сомнения, воскликнете: «Разве мы не достаточно страдали,
разве не страдали наше благополучие, наши взгляды,
наши личности? Вам нужно еще видеть нас каждый день
мишенями для попреков, обвинений, насмешек? Чем мы
страшны теперь? У нас едва осталось убежище, где мож-
279

но приютить нашего бога и поставить наши алтари. Как
можно осмеливаться нападать на людей, которых
следовало бы пожалеть?»
Святые отцы! Лгать каждый день своей совести,
обманывать народ, жить шарлатанством — это, несомненно,
противное и мучительное существование. Но кто вас к
нему принуждает? Кто заставляет вас, кто осуждает вас
заниматься вашей профессией? Для чего хотите вы
обновить ткань, сотканную из лжи, но изношенную от
времени?.. Кто вам предписал проповедовать больше
Евангелие, чем нравственность? Кто доверил вам эту миссию?
Наконец, почему вы остаетесь священниками? И уж если
вы упорствуете в этой своей роли, то позвольте зрителям
освистывать, презирать и даже клеймить позором людей,
которые бесчестят себя на мирских и священных
подмостках. Вы не имеете права жаловаться на то, как с вами
обходятся.; скажем, пользуясь банальным оборотом из
ваших же книг: кто сеет ложь, пожнет бесчестие,— это
важе возмездие, cuique suum *.
«Но,— возразите вы еще,— что же, мы не должны
существовать?» А какая в этом необходимость? — Мы
вам ответим вслед за одним государственным деятелем
(д'Аржансон — аббату Дефонтену). Достаточно привести
в пример одного из ваших, который из носителя слова
божьего стал в Париже разносчиком воды.
Приписка
Мы читаем у древних исследователей античности:
«Существовали греческие города, как, например,, Аргос, где
женщины отправляли жреческие должности и
пользовались уважением». Во втором столетии христианской эры
женщинам не были запрещены ни священническая
служба, ни даже епископство.
Служители культов! Послушайте нас, передайте ваши
полномочия женщинам. Они могут выполнять их не хуже
вас: они изменчивы и скрытны, легковерны и ни в чем не
сомневаются, любят чудеса и праздники, — их призвание
очевидно. Все мы от этого выиграем. Ведь все равно, если
бы вера была изгнана из умой мужчин, она нашла бы при-
* [Каждому свое (лат.)]·
280

бежище в головах женщин *. Церковь имела диаконис,
аббатис, канонис. Не хватает только «священнослужи-
тельниц». Во всяком случае их вера будет искреннее
вашей: более терпимые, они прежде всего сделали бы нас
друзьями нежной морали, которую они исповедуют.
Отдайте им кадильницы: они гораздо больше подходят для
их рук, чем для ваших, и благопристойность будет
соблюдена гораздо лучше. Вы сетуете на запустение и
заброшенность ваших храмов: пусть отправляют там
богослужение юные девы! Во имя вящей славы культа покиньте
ризницы, пустите туда женщин; мужчины падут ниц у
алтарей и в исповедальнях, когда там будут находиться
«священнослужительницы» и исповедницы.
Природа — книга, гораздо лучшая,
чем Библия.
ВЕТХИЙ ЗАВЕТ
I. Бытие
Первая книга Пятикнижия Моисеева
Эта первая книга Библии — самая красивая из всех.
В ней распознаются следы очень глубокой древности.
Возвышенность и простота, являющиеся двумя главными
отличительными ее чертами, слишком часто, однако,
портятся малозначительными и грубыми деталями.
Знаменитое: «Да будет свет!» могло бы в самом деле выдвинуть
Библию на первое место среди всех известных священных
и мирских книг, если бы не существовало на свете «Ша-
стры» Брамы («Шатапатхи-брахманы») 1. Англичанин
Холвэлл приводит из нее отрывки, соответствующие
книге Бытия; рассказ о сотворении мира там так же
возвышен, но куда более достоверен. Это можно видеть хотя
* Древние мифологи делали слона символом религии.
Современные иконописцы имеют более счастливое воображение: они
представляют религию в образе женщины, окутанной покрывалом, или
с глазами, покрытыми повязкой; в одной ее руке Ветхий, а в
другой — Новый завет, а на указательном пальце правой руки —
белый голубь. У ее ног курящееся кадило. Она Стоит на камне или
на камне преткновения2.
281

бы по следующему месту: «Существ этих (ангелов) не
было еще вовсе. Предвечный захотел, и они стали» *.
Сопоставление следующих двух стихов книги Бытия
производит поистине великолепное впечатление: «Были
оба наги, Адам и жена его, и не стыдились», и в
следующей главе: «Убоялся потому, что я наг», — говорит
виновный Адам.
В главе IV поистине божественны слова предвечного,
обращенные к Каину: «Голос крови брата твоего вопиет
ко мне от земли» (10). История о потопе не обладает
теми же достоинствами **.
В стыде двух сыновей Ноя при виде нагого отца,
заснувшего пьяным, есть наивная прелесть; но
подробности Содома, а также сожительства Лота с дочерьми
составляют чрезмерный контраст с предыдущими главами.
Жертвоприношение Авраама великолепно. «Вот огонь и
дрова; где же агнец для всесожжения?» (XXII, 7)—эти
слова в устах юного Исаака пронзают душу.
Брак Исаака и Ревекки — очаровательная идиллия.
Меньше нравятся мне мошеннические проделки Иакова с
отцом и братом, хотя они и исполнены забавного
простодушия. В лестнице Иакова есть что-то внушительное. Но
борьба этого патриарха с ангелом уже не столь
выигрышна. Приключения Иосифа *** великолепны и пользуются
столь заслуженной известностью, что излишне напоминать
здесь об их красотах; глава XXXVIII, чуждая им по
содержанию, только обезображивает их. Латинский
перевод vulgatae editionis **** сделан не очень изящной
прозой; но, может быть, поэтому он более точен и ближе к
оригиналу.
* Бог произнес: «да будет!», и создан был род человеческий...
Моисей гораздо меньше рассказывает о сотворении света, нам
кажется, потому, что сам воспринимал этот рассказ как
заимствованный из древних книг. «Дух религий».— ДВ in-8°, стр. 42, I часть.
** Трудно понять, зачем понадобилось богу сорок дней для
затопления мира, который он создал в шесть дней? В 1643 г. некий
Гюг де Пику издал трагедию о потопе и посвятил ее кардиналу
Мазарини.
*** Поэма Битабэ о Иосифе — это преувеличение, которого
вообще не следует себе позволять; древние литературные памятники
священны; их не надо трогать! То же самое относится к «Смерти
Авеля» Гесснера.
**** [Общераспространенного издания (лат.)].
282

Французский перевод де Саси, которым мы
пользуемся, имеет большие достоинства; но он оставляет
желать многого. Это бледная копия яркой картины.
Евангелия повредили Библии. Они — совсем ни к
чему. Новый завет во всех отношениях ниже Ветхого.
Позволим себе еще одно соображение:
Библия не является книгой или сводом законов для
всего человечества; рассказ о земном рае и последствиях
первородного греха — не аллегорическая история всего
человеческого рода; он относится лишь к небольшому
уголку земли. Моисей, глава ленивого народца, который
населял страну слишком малоплодородную, чтобы иметь
вкус к труду, счел необходимым осудить за это евреев
именем самого бога. Потому-то создатель и говорит
Адаму: «В поте лица твоего будешь есть хлеб» (III, 19), и
Еве: «В болезни будешь рождать детей» (III, 16). Но
эти божественные изречения не являются непреложными
для всего человечества. Если евреи подчиняются этому
закону во всей его суровости и во всем его объеме, то
некоторые другие народы вовсе не были осуждены на это:
например, островитяне южных морей не оплачивают так
дорого своего существования. Природа оставила на их
долю почти одни удовольствия. И я думаю, что не в чем
было бы им завидовать, если бы мы лучше понимали друг
Друга.
II. Исход
Эта вторая книга Библии менее интересна, чем первая,
но вызывает большее удивление. На сцене появляется
Моисей; это — герой Ветхого завета. Все, что говорится, все,
что делается,— говорится и делается через него. Не беря
на себя какую-либо роль, он наделяет ею тех, которых
заставляет действовать по своему желанию. Трогательные
обстоятельства его рождения сразу располагают в его
пользу; и начиная с главы III искушенный ум предвидит,
на что он будет способен в дальнейшем; я имею в виду
пылающий куст *. Только гениальный человек мог если
не выдумать, то по крайней мере описать ту прекрасную
* Этот пылающий куст был, быть может, не что иное, как
северное сияние. Такой человек, как Моисей, умел все обращать себе
на пользу; ему было хорошо иметь дело с невежественным народом.
283

сцену, когда бог появляется и говорит: «Я есмь сущий.
Так скажи сынам израилевым: сущий послал меня к вам».
Впрочем, «я есмь сущий»* — не более ново, чем «да
будет свет». Моисей заимствовал все это.
Описание египетских бедствий не отличается такой
же силой; конечно, только необходимость и
предусмотрительность могли побудить Моисея посоветовать Aegypti
spoliationem **; по крайней мере я во имя его чести
предпочел бы так думать. Благодарственный гимн после
перехода через Красное море — это превосходный лирический
отрывок. Поднятые к небу руки, доставляющие евреям
победу над амалекитянами, — в этом есть что-то
самобытное и величавое. Моисей, возможно, не проявил своей
обычной проницательности, предпослав главам о горе
Синайской главу XVIII, в которой признается, что получил
от своего тестя Иофора хороший совет учредить культ
и т. д. Не допустил ли Моисей противоречия, приказывая
именем бога то, о чем еще раньше говорил ему его тесть?
Это, несомненно, ошибка составителей его истории.
Среди мелких подробностей милостивого нисхождения
бога к своему народу есть довольно полезные и довольно
красивые; но есть также и достаточно убогие и достаточно
суровые, чтобы не сказать больше. Законодатель иногда
на высоте, иногда же вынужден применяться к низкому
уровню народа.
Евангелие — не единственная книга, в которой
советуют делать добро даже врагам и молиться за них.
Прекрасный пример этого имеется в «Исходе»: «Если
повстречается тебе заблудившийся бык или осел врага твоего, от-
* Такая надпись имелась на храмах египетской Исиды. Платон
называет бога: «Тот, кто есть, тот, кто существует», давая понять,
что бог — единственный, кто действительно существует и
заслуживает названия сущего. Греческое То ου близко к библейскому
«я есмь сущий». В Алькоране имеется определение,
соответствующее «я есмь сущий»: «бог есть бог». Евреи обозначали бога
словами: «Тот, кто существует». Турки в подобных случаях выражаются
с еще большей торжественностью; им достаточно одного слова для
обозначения бога, они говорят: «он». Автор «Духа религии»
заполнил тремя строками точек 9-й параграф 1-й части, озаглавленной
«Бог». Не все писатели явили образец такого благоразумия.
** [Разграбление Египта (лат.)].
284

веди его к нему». Выше есть еще великолепные места, в
числе прочих следующее: «Ни вдову, ни сироту не
притесняйте; если же ты притеснишь их, то, когда они возопиют
ко мне, я услышу вопль их,; и воспламенится гнев мой и
убью вас мечом, и будут жены ваши вдовами и дети ваши
сиротами» (XXII, 22—24). Какой прекрасной книгой
была бы Библия, если бы все в ней походило на это!
Моисей научился от своих наставников египтян знанию
человеческого сердца. Он знал, что добро надо приправить,
чтобы народ принял его; что надо воззвать к его
чувствам, чтобы достигнуть его понимания; одним словом, что
надо обманывать его, чтобы его просвещать. Когда же,
наконец, явится политика, которая будет искренне
говорить правду и никогда не прибегнет ко лжи? До каких пор
нужно будет запугивать народ громом, ослеплять его
огненными столбами и туманом, запрещать ему под страхом
смерти приближаться к горе * для того, чтобы он с
большей покорностью принял свод законов, который
собирается дать ему гениальный человек, потративший сорок дней
на его обдумывание?
При всем том десять заповедей (XX), в течение
стольких веков выдаваемые за основу морали, вовсе не
отличаются той возвышенностью, которая должна быть
присуща повелениям, вышедшим из уст самого бога и
начертанным его перстом. Как ни несовершенны были
двенадцать таблиц 1, они значительно выше десяти заповедей,
которые далеко не охватывают основные обязанности
человека и гражданина; они вовсе не делают чести гению
Моисея, оказавшегося здесь не на уровне своей задачи.
Десять заповедей ничего не выиграли от пошлого
стихотворного переложения, сделанного в католическом
катехизисе; а ведь это —элементарные основы, которые усердно
стремятся запечатлеть в нежном детском мозгу.
Воспитание детей зависит от того, как их воспитывают. К счастью,
только стародавняя традиция и привычка сохраняют еще
* Люди адресовали первые свои молитвы и жертвоприношения
богам, находящимся на вершинах гор. Наши добрые предки были
настолько просты, что верили, будто, находясь как можно ближе
к небу и издавая громкие крики, они приблизятся к богу и
заставят его лучше слышать их. Они судили о своих божествах по себе:
они бывали совершенно правы, считая своих богов глухими. Эпикур
же считал богов просто беспечными.
285

некоторое право на существование этому варварскому
документу.
Кстати, да позволено нам будет сделать одно
сопоставление по поводу так называемых светящихся рогов
еврейского законодателя (XXXIV, 30).
Подобно Моисею, Хуан-ди \ один из древнейших
императоров Китая, имел, как сообщает старая китайская
хроника, очень большую голову с двумя лучами света,
сообщавшими ей сияние... Когда его вызывали на бой, он
бывал ужасен,— добавляет та же хроника (см.
«Китайские записки», т. XIII, in-4°) 2.
III. Левит
Эта книга является продолжением предыдущей; но
основной ее предмет — культ и положение священников,
или левитов: законодатель уделил этому особое
внимание; и именно здесь особенно виден его замысел. Религия
выступает как единственная основа, на которой
воздвигается все политическое здание. Устами Моисея все
время говорит бог: «И воззвал господь к Моисею, и сказал
ему...: Объяви сынам Израилевым, и скажи им» (I, 1 —
2). Эта фраза стала как бы традиционной формулой*.
Моисей придумал еще рефрен, который придает большой
вес его законам: «Субботы мои храните... Я господь»
(XIX, 30). Иногда он добавляет: «Я господь, бог ваш,
который вывел вас из земли Египетской» (XIX, 36). Есть
большой смысл в том, чтобы напоминать евреям об этом
обстоятельстве.
Глава XIX — одна из самых красивых, о чем, без
сомнения, знал Иисус Христос: «Возлюби друга своего, как
самого себя». Только он придал этому месту более
широкое толкование, изменив в нем одно слово и поставив:
proximum, т. е. ближнего своего. Ясно также, что Моисею
было известно, с кем он имеет дело; и не без задней
мысли он бесконечно умножает советы по поводу мельчайших
подробностей религиозного обихода — несомненно, для
того, чтобы еще более опутать народ, который он обучает
рабскому смирению. В главе X он прибегает к уловке,
которую он считал необходимой, чтобы сдержать массу и
Такова же была формула дельфийских жриц3: их
пророчества всегда начинались словами: «Вот что сказал Юпитер».
286

внушить ей почтение к своим пастырям. Здесь имеетсй
также много предписаний по части здоровья и
чистоплотности, которые не создают высокого мнения о народе,
нуждающемся в подобных советах. Глава XVIII содержит
другого рода подробности, не более способные служить
прославлению нравов израильтян. Какое разложение!
Закончим этот раздел замечанием по поводу козла
отпущения (XVI). Эта церемония с определенной точки
зрения имеет в себе нечто возвышенное. Нам кажется,
что мы слышим, как законодатель евреев символически
говорит им: «Друзья мои! У всех вас есть вины друг
перед другом.; переложите их с себя на голову этого
козла и изгладьте это из своей памяти: пусть будут они
погребены вместе с ним в песках пустыни!»
Этот праздник Прощения делает честь еврейскому
народу, и заслуживал бы войти в обиход других народов.
У евреев было много праздников — в большинстве
религиозных. Некоторые праздничные приготовления
совершали они во время стрижки стад, а также во время сбора
винограда. У них был праздник Жатвы.
Собственно говоря, у евреев был только один
настоящий праздник — больше политический, чем религиозный:
это празднование их освобождения от египетского ига.
Что бы там ни говорили, ни один народ не придавал
такого значения общественной свободе, как евреи.
IV. Числа
С главы XVI этой книги становится заметным, что мы:
уже не в золотом веке Библии, что это — не счастливые
времена патриархов: перед нами — убийства, ни с того,,
ни с сего совершаемые по велению бога.
Книга Чисел — одна из наименее интересных во всем
собрании. В ней имеется очень много перечислений, много
предписаний, касающихся священнослужителей. Правда,
верно то, что все эти детали входили в замысел Моисея,
который хотел подчинить еврейский народ узкой
теократии; * он считал, что как бы для этой цели ни умножать
* Правительство, глава которого — бог, или религиозная
монархия. Еще до афинян, которые, не желая иметь царя, признавали
правителем только Юпитера, евреи не хотели зависеть ни от кого,
кроме как от бога. Честолюбцы и гениальные люди обманывали их,
как, впрочем, они делали это повсюду.
287

священйыё путы, их никогда йе будет чересчур много —
так необходимы они для подчинения и приучения к ярму
беспокойного и недисциплинированного народа.
А между тем, предлагая Оольшинство своих законов
и особенно закон, называемый lex zelotypiae * (V), он
должен был лучше знать нрав тех, к кому ооращался; но
самым большим из чудес, подтверждавших его
установления, было легковерие Израиля, подчинившегося им.
Иногда поднимался ропот под влиянием голода или скуки; но
одного движения жезла было достаточно Моисею чтобы
устранить со своего пути все препятствия (XII, XVII).
Глава XVIII не должна быть безразлична для
духовенства, этого беззастенчивого собирателя податей:
именно в ней и во множестве других мест на ту же тему
усматривают священники перст божий и божественное
право.
Незначительный упрек, который Моисей заставляет
бога сделать ему, — это очень ловкий маневр.
Что касается медного змея в следующей главе, то и
здесь я не улавливаю всей тонкости.
Рассказ о Валааме и его ослице забавен: характер
народов проявляется в их мифологии **. Пророчество Ьала-
ама — одно из красивых мест Ьиблии; некоторые его
выражения смелы, в них чувствуется вдохновение:
«Преклонился, лежит, как лев и как львица, кто поднимет
его?» ^XXIV,9).
В любых иных устах, кроме божьих, следующие слова
главы XXXI показались бы жестокими и достойными
каннибала: «Итак, убейте всех детей мужского пола и всех
женщин, познавших мужа на мужеском ложе, убейте. А
всех детей женского пола, которые не познали мужского
ложа, оставьте в живых для себя» (XXXI, 17—18).
Подобными призывами кончается глава ХХХШ: «Если же
вы прогоните всех жителей страны от лица своего..., что
я вознамерился сделать им, сделаю вам» (55).
Что за ужасная книга Библия!
Вмешательство божества в людские дела прекрасно
служило тиранам. Добрые души подставляют шею мечу
* [Закон о ревности (лат.)].
** Евреев упрекали в идолопоклонстве, в поклонении голове
осла. Если бы обезьяны создали себе бога, это была бы обезьяна.
288

или руки — цепям, говоря: так хочет бог. В зверской
жестокости деспота они усматривают лишь кару, которую
дети несут от своего отца. Тиран почитается жертвами,
как священное орудие бога *. Такое благочестивое
самоотречение заботливо поддерживалось священниками,
почти всегда выступавшими в качестве пособников
деспотизма, когда им самим не удавалось быть главными
его проводниками. Потому-то Моисей и учредил
теократию и духовенство.
V. Второзаконие
Эта книга могла бы быть также названа еврейским
кодексом законов или же политическим завещанием Моисея.
Действительно, этот великий человек производит здесь
перед глазами своего народа смотр всему, что он для
него сделал. Стиль его характеризуется силой и
благородством. Иногда, впрочем, здесь проявляется жестокость;
но сквозь угрозы и непререкаемые повеления
прорываются некоторые признаки чувства: например, следующее
место: «И в пустыне сей, где, как ты видел, господь бог твой
носил тебя, как человек носит сына своего на всем пути,
которым вы проходили» (I, 31). Моисей не забывает
напомнить евреям их плен, а также исход из Египта —
самый прекрасный алмаз в венце законодателя — равно как
и обетованную землю, в которую сам он не должен
вступить.
Кажется также, что народ его был боязлив и что им
следовало руководить скорее при помощи угроз, чем
путем благих обещаний; Моисей рисует бога
исключительно в гневных тонах: Бог за вину отцов накажет детей до
третьего и четвертого рода. «Ибо господь бог твой есть
огнь поедающий, бог ревнитель» (IV, 24). Конечно,
богословы находят в этом стихе неотразимый аргумент в
защиту первородного греха, из-за которого все дети Адама
ответственны за своего отца.
«И более не говорил» (V, 22); «не прибавляйте к
тому, что я заповедую вам, и не убавляйте от того» (IV, 2) —
в этой повторной рекомендации десяти заповедей есть
* Свирепый Аттила заставлял называть себя бичом божьим,
лозой, молотом господа.
19 С. Марешаль
289

что-то привлекательное, что-то способное завоевать
доверие народа, перед которым нужно было проявить
смелость, чтобы дать ему закон.
В конце главы VI — удачный оборот: «Если спросит
у тебя сын твой в последующее время, говоря: что значат
сии откровения и уставы, ...то скажи сыну твоему:
«рабами были мы у фараона»» (VI, 20—21).
Среди груды повторений и предписаний относительно
церемоний, по видимости ребяческих, но имеющих
единственной целью соединить двенадцать колен под одним
знаменем, приятно встретить такие законы: «Любите и вы
пришельца, ибо сами были пришельцами в земле
Египетской» (X, 19) *
Моисей ревниво относился к своему труду и явно
считал его в высшей степени совершенным; вернее, как
мудрый законодатель, он предвидел и хотел избежать
всевозможных нововведений и потому часто повторял: «Все,
что я заповедаю вам, старайтесь исполнять; не
прибавляй к тому и не убавляй от того» (XII, 32).
Но разве не нарушен в главе XIV и последующей, во
имя укрепления общественного мира, закон человечности
и природы — приказом умерщвлять брата своего или
жену свою и швырнуть в них первый камень, если они
предложат новую религию или чужих богов? В данном случае
лекарство горше, чем недуг.
Много смысла и меньше фанатизма в главе XVII.
Глава XX примечательна живой силой великолепного
красноречия: Quis est homo, etc ...vadat... etc (6 и 7) **.
В последующих главах содержится много мелких
деталей; среди них — подробности главы XXII: О признаках
девственности. Эти мнимые промахи, возможно,
порождены временем или же были неизбежны с народом,
которому нужно было все разжевать (да простят нам это
выражение!) и все сказать для того, чтобы он усвоил
главное.
Глава XXIV более удовлетворительна и содержит
более облагораживающую мораль.
* По-видимому, закон этот является укором египтянам, народу
негостеприимному из осторожности, как и китайцы древних времен.
** [И который человек и т. д. ... пусть идет... и т. д. (6 и 7)
(лат.)].
290

«Maledictus» и «amen»* главы XXVII кажутся мне
исполненными возвышенной простоты.
Много силы и поэзии также в благословениях и
проклятиях длинной следующей главы.
В главе XXXII гимн очень красив и очень образен.
Что может быть более поэтичным и более смелым, чем,
между прочим, эти слова: «Упою стрелы мои кровью, и
меч мой насытится плотью» (42).
Глава XXXII. Моисей не мог более славно завершить
свою карьеру. Жаль, что он не имел возможности обучать
менее униженный народ, для которого он во всю ширь
мог бы развернуть свой гений. По тому, что сделал он
для евреев, чувствуется, что мог бы он сделать для
народа, стоящего на более высоком уровне развития. Его
мораль и его политика, его законодательство и религия,
быть может, не были бы замараны таким количеством
смешных и жестоких предписаний, возможно,
необходимых ему в силу обстоятельств; по крайней мере
несомненно, что только у великого человека мог возникнуть
план, который он задумал и выполнил и следы которого
сохраняются и поныне; надо было обладать
незаурядным умом, чтобы сказать себе:
«Народ мой пресмыкается и прозябает под ярмом;
вызволим его из рабства; сделаем его свободным
народом, возвысим его в его собственных глазах, пусть он
верит, что он — народ, избранный богом, старший сын
неба. Следуя моим законам, пусть он думает, что
повинуется лишь законам, начертанным перстом самого бога;
пусть он считает, что он — единственный избранный
народ на земле, единственный, для которого созданы все
остальные и которому они должны подчиняться; нет
другого средства вторично спасти его от рабства. Пусть не
будет у него иного повелителя, кроме самого бога; таким
образом я добьюсь того, что он обретет сильный характер
и положение, которое заставит соседей уважать его; и
пусть труд мой, проходя без изменений и порчи через
длинный ряд столетий, свидетельствует самым далеким
потомкам о возможностях моего гения и глубине моих
взглядов».
* [«Проклят» и «аминь» (лаг.)].
19* 291

Следует признать,, что план этот был хорош, Моисей
обладал всем, что требовалось для его выполнения; но он
плохо знал тех, с кем имел дело. Не законодателя
недоставало его народу, а народ не был в состоянии ответить
на творческий призыв своего законодателя. Можно
провести определенную аналогию между Моисеем и царем
Петром I. Что касается золотого тельца, о котором мы
ничего не сказали, — смотри «Вольные мысли о священниках»,
Рим, год VI, стр. 84 К
«О Ричардсон! — восклицает Дидро в начале одного
из изданий «Клариссы»2.— Если нужда заставит, я
продам свои книги; но ты останешься у меня; ты
останешься у меня вместе с Моисеем и Гомером, и я буду
поочередно читать вас».
Гоббс и Спиноза не признают за Моисеем чести
написания Пятикнижия.
Второзаконие долгое время оставалось утерянным.
Его нашли в земле, почти стершимся, как утверждает
святой Хризостом.
Ориген говорит об утерянной княге Успения Моисеева.
Что касается книги Еноха, то ее еще надо найти; и это
большая потеря: патриарх этот серьезно рассуждал там
о плотском сожительстве ангелов небесных с дщерями
земными.
Какая жалость также, что мы не имеем Апокалипсиса
Адама!..3 Но утешимся, быть может, он никогда и не
существовал.
В Пятикнижии, так же как и в остальной Библии,
имеются крайне ошибочные мысли; например, о том, что
луна — такое же светило, как солнце. Солнце
останавливается. Небеса — это твердь... и т. д. Теологи милостиво
уступают нам в этом, но в то же время у них есть гото-
зый ответ. Они заимствуют его у святого Августина: «Дух
божий, говоривший через посредство тех, кто писал
священные книги, не хотел обучать этим вещам людей, так
как они бесполезны для их благополучия».
Если бы епископ из Гиппона 4 был гасконцем 5, он
ответил бы точно так же.
Пятикнижие Моисея пересыпано в изобилии чудесами:
например, переход через Красное море, столб огненный в
пустыне... и т. д. Мы приглашаем французский институт
292

в Каире * взять на себя труд найти им правдоподобное
объяснение.
Всякая борьба между теологами и учеными
непременно приносит большую пользу, на чьей бы стороне ни
осталась победа.
НОВЫЙ ЗАВЕТ
XLVIII. Святое Евангелие Иисуса Христа
От святого Матфея
Первая глава состоит из двух разделов: в первом
излагается родословное древо Христа. В добрый час, хотя
это и не особенно хороший пример — выставлять напоказ
своих предков. Второй раздел содержит рассказ о
рождении Иисуса; рождение законодателя христиан — оно так
же необычно, как и мало поучительно. Если необходимо
чудо для того, чтобы сделать людей лучше; если нужно
приукрашивать истину, чтобы снискать ей их
расположение, то, с другой стороны, следовало бы, чтобы по
крайней мере первая глава образцового кодекса морали не
была замарана непристойной и позорной тайной. Что
можно подумать о книге, посвященной морали, которая
начинается с прелюбодеяния? Конечно,
незаконнорожденный ребенок — такой же человек, как и все прочие; но
зачем в число его совершенств включать незаконность
его рождения?
Читая индийскую мифологию, испытываешь
возмущение от того, что Брама, верховное божество, находясь
наедине со своей дочерью, строит кровосмесительные
планы и приводит их в исполнение.
Неужели более поучительно, когда читаешь в
христианских сказаниях, что бог-отец испокон веку задумал
прелюбодеяние и осуществил его через посредство святого
духа, от которого замужняя женщина, Мария,
забеременела богом-сыном? Правда, ее называют девой даже после
того, как она стала матерью.
Таким образом, Азия посвящает культ кровосмешению,
а Европа — прелюбодеянию.
Следует признать, что миру повезло. Оздоровление
рода человеческого, благополучие мира, исполнение
293

пророчеств, буквальный смысл и иносказания Ветхого
завета, чудеса Нового; рассеяние евреев !, обращение
язычников, уничтожение идолопоклонства и т. д.— отчего
произошло все это?— От одного слова. Судьба земли
зависела от одного только «да» или «нет». Если бы добродетель
девы не оказалась столь легковесна; если бы она
ответила сухим и решительным «нет» на прекрасные посулы
и бесчестные предложения посланника святого духа, все
было бы кончено. Что сталось бы с нами? Увы! У нас
совсем не было бы ни церкви, ни папы, ни кардиналов,
ни епископов, ни священников, ни месс, ни соборов, ни
индульгенций2, ни инквизиции, ни крестовых походов,
ни Варфоломеевской ночи, ни постов, ни якобитов, ни
капуцинов 3; Мария оставалась бы просто женой плотника
и матерью маленького подмастерья столяра. Вот, где
можно проследить, как большие события возникают в
результате ничтожных причин.
Замужняя дева *, оказывающаяся беременной без
ведома своего мужа и при помощи постороннего посланца;
ангел, являющийся вразумить обманутого мужа и
запретить ему жалобу или ропот,— все это не представляется
чрезмерным для евангельской невинности. Ничто не
вызывает такого почтения, или скорее истинного изумления,
как простодушный тон, в котором летописец ведет
повествование о столь необыкновенном происшествии; оп
не удостаивает что-либо объяснять или оправдывать. Он
явно принимает своих читателей за круглых идиотов или
же людей совсем развращенных.
Уважаемые читатели! Мы избавим ваш слух от
рассказа о супружеских ссорах, которые закономерно
возникали между Иосифом и Марией, когда последняя
забеременела к величайшему изумлению мужа **. Из
пятидесяти или шестидесяти существующих Евангелий церковь
благоразумно признала только четыре, которые умалчи-
* Ниу-уа или Ниу-ва, сестра или жена Фохи, древнейшего
китайского законодателя, достигла с помощью молитв возможности
быть одновременно супругой и девой. Точно так же королева Кианг-
Юэн стала матерью Хеу-теи, оставаясь девой. Nil subsole novum
[Ничто не ново под солнцем (лат.)].
** В среде отцов церкви греческой и латинской считается
важной проблемой выяснение того, был ли святой Иосиф девственником
или вдовцом, когда женился на доброй деве Марии. Смотри
«Примечания» Сен-Реаля к «Жизни Иисуса Христа» in-4°.
294

вают обо всех этих мало поучительных подробностях:
она и так слишком много допустила их в своих
канонических книгах.
Обратим, однако, внимание на сдержанность Иосифа:
«Иосиф же, муж ее, будучи праведен и не желая огласить
ее, хотел тайно отпустить ее» (19). Вопреки религии и ее
таинствам здесь отдается дань уважения вечным
принципам порядочности, которые самой природой
запечатлены в сердцах всех людей и которые ничто не может
целиком изгладить. Иосиф, не очень убежденный
архангелом Гавриилом, понял, что он обесчещен. Ибо бесчестье—
от бога ли оно, или от простого смертного — все равно
остается бесчестьем. Не во власти бога очистить
супружеское ложе, которое он только что осквернил.
В главе II еще больше нелепостей, достойных
«Тысячи и одной ночи» 1. Чудесная звезда, которая привела
к вифлеемским яслям трех восточных царей, или волхвов,
не старая ли это история звезды Венеры, которая, по
свидетельству ученого Варрона («О древности», II), привела
благочестивого Энея2 в Италию, ad agrum usque Lau-
rentum? * Читая эти бредни, я восхищаюсь
предусмотрительностью церкви, которая старательно рекомендовала
своим взрослым детям не считаться с разумом in obse-
quium fidei **. Сколько же вреда причинили Иисусу его
историки! Вовсе не нужно быть неблагожелательным для
того, чтобы иметь Ήpeдyбeждeниe против мессии,
возвещенного при таких предзнаменованиях.
Заметьте к тому же, что Евангелие святого Матфея
еще наименее смешное из всех.
В главе III Иоанн Креститель возвещает об Иисусе
в несколько выспренных выражениях: «Лопата его в
руке его, и он очистит гумно свое; и соберет пшеницу свою
в житницу» (12). Paleas autem comburet igni inextingui-
bili — эта метафора хороша; но «сжигать солому в огне
неугасимом» — утрировка, выходящая за пределы
правдоподобия. Итак, Христос прямо возвещен как бог,
безжалостный и мстящий. Я пока не нахожу в святом
Евангелии образца для подражания. Иисус Христос, наконец,
появляется, и, к счастью, он являет полный контраст со
своим предтечей. Я думаю, что одним из его недостатков
* [Прямо к земле латинской (лат.)].
** [Из послушания вере (лат.)].
295

было неуменье выбирать помощников. Первая фраза,
которой он заявляет о себе, отличается скромностью и
добротой.
Первая часть главы IV, т. е. история искушения, делает
честь мудрости и скромности Иисуса. При помощи этой
аллегории, несколько грубой, но тем более доступной
народу, он дает уроки, полные глубокого смысла; он
вдалбливает нам, что недостаточно заботиться о своем теле,
что следует также питать дух свой полезными истинами,
и т. д., и т. д. Жаль только, что он тотчас же изменяет
своим серьезным наклонностям; вернее, он показывает,
что мудрец иногда может и повеселиться: именно в таком
смысле следует воспринимать каламбур, исходящий из
божественных уст, с которым Христос обращается к
братьям-рыболовам — Симону и Андрею: «Идите за мною, л
я сделаю вас ловцами человеков» (19) *. Однако мне
совсем не нравится, что Иисус Христос сманивает сына
у отца: «И они тотчас, оставивши лодку и отца своего,
последовали за ним» (22). В наше время осудили бы
такую антиморальную и антисоциальную личность. Иисус
ведет себя здесь как незаконнорожденный.
С главы V Иисус становится действительно интересен;
не тогда, когда он излагает свои восемь «блаженств» —
расплывчатую проповедь, бессвязную, непоследовательную
и поддающуюся самым противоположным толкованиям,
но особенно после стиха 23 и до конца: именно здесь он
проявляет всю кротость, простоту и добродушие своего
народа. В словах его нет ничего нового для тех, кто
изучал древних моралистов; но евреям это должно было
показаться чем-то новым — слушать, как один из их
соотечественников призывает их к добродетели со столь мудрой
сдержанностью, гораздо более выразительной, чем чудеса.
Вся последняя часть этой главы восхитительна и
заслуживает высокой оценки даже по сравнению с самыми
прекрасными изречениями мудрой древности.
То же самое следует сказать о главе VI, являющейся
-продолжением предыдущей, за исключением молитвы,
предлагаемой Иисусом. Мне совсем не нравится Pater
* В конце концов каламбуры встречаются всюду, даже в
«Одиссее». Иисус мог позволить себе вольность, которую позволял
себе Гомер.
296

noster *. Некоторые усматривают в ней прелесть
простоты; я же нахожу ее пошлой, содержащей лишь пустые
слова. Гораздо больше смысла во всей остальной главе,
в которую эта молитва вставлена, вклеена, втиснута
непонятно, каким образом, возможно, посторонней рукою.
«Когда подаешь милостыню, пусть левая рука твоя не
знает, что делает правая» (3). Вот это — прекрасно и
достойно быть запечатлено в памяти и особенно
применено на деле. В некоторых стихах этой главы, особенно в
последнем, много истинно философского.
Глава VII — продолжение и окончание «нагорной
проповеди». Проповедники, следовавшие Иисусу Христу,
говорили каждодневно и теперь говорят гораздо больше
красивых фраз, чем тот, кому они подражают. Но
насколько меньше утешения и смысла в их блистательных
академических фразах и их многочисленных периодах!
Здесь же все полно действия, образов, чувства.
Переводчики, комментаторы, теологи, писатели-аскеты и прочие
все испортили своими толкованиями. О, если бы они не
держались за букву! Но вздумать приписать Иисусу
Христу ум в то время как он обладал лишь прямотой
суждения, здравым смыслом, чувствительным сердцем и
мягким характером! В «нагорной проповеди» я признаю
его евангельскую мораль, которая останется хороша для
всех времен и всех стран и которая не нуждается в
чудесах, пророчествах, божественном внушении для того,
чтобы ею проникались и восхищались. Иисус Христос, без
сомнения, в значительной мере неповинен во всем том,
* [Отче наш (лат.)]. Частое упражнение в молитве, столь
рекомендуемое во всех религиях, есть проявление рабства, немало
способствовавшее приручению людей к ярму, которое они несут на себе
в настоящее время почти повсюду: господствующий в молитве дух
отречения, подлые, унизительные слова, употребляемая там
униженная поза — все это отдает рабством.
Церкви напоминают настоящие манежи, в которых священники,
порядочные ловкачи и, может быть, еще большие пройдохи, чем
лошадиные барышники, дрессируют верующих и- обучают их
рабству. Если предположить, что бог-—всеобщий отец, не является ли
оскорбительным для него, когда падают пред ним ниц, складывают
руки, посыпают голову пеплом, чтобы обрести пропитание. Как
страдал бы я, если бы мои дети обнимали мои колена, целовали
мои ноги, чтобы напомнить мне о своих нуждах и чтобы получить
от меня хлеб насущный, panem quotidianum!
m

что ему приписали после его смерти: он и не думал
прослыть за сына божьего; он называл бога своим отцом
подобно тому, как философы называют природу всеобщей
матерью всех живых существ.
Натяжка есть также в обряде причастия, когда к
облатке относят следующее место главы VII: «Не
давайте святыни псам» (6), и слагают двустишье на
плохой латыни: «Вот хлеб ангелов, его не надо бросать
псам».
Следовало бы видеть, что это применение неудачно
и что оно дает простор многочисленным и вполне
заслуженным-ироническим замечаниям. Символические слова
Христа: «Не давайте святыни псам» (6) являются,
несомненно, всего лишь одним из вариантов древней пословицы:
Margaritas ante porcas — Метать бисер перед свиньями.
Христос, который не выступал перед публикой до
тридцатилетнего возраста, провел эти тридцать лет в
уединении; возможно, что на досуге, остававшемся ему после
занятий ремеслом вместе с мужем своей матери, он кое-
что изучал и, подобно пчеле собрал евангельский мед
из тех мыслей, которые показались ему самым
прекрасным в прежней морали — разумеется, если только он
действительно произнес слова, которые вкладывают в его
уста: ведь есть ученые, упорно не желающие видеть в
личности Иисуса ничего, кроме исторического манекена,
облаченного в заимствованные лоскутья.
В главе VIII есть что-то возвышенное: «Господи! Если
хочешь, можешь меня исцелить» (2). Иисус, простерши
руку, коснулся его и сказал: «хочу, исцелись», и он тотчас
исцелился от проказы» (3). «В тот же миг»,— добавляет
Саси, который переводит, не сомневаясь в достоинствах
оригинала.
История сотника — правдива; Иисус в самом деле
должен был бесконечно ему дивиться. Но я совсем не узнаю
его милосердного характера, когда он отвечает одному
из учеников, испрашивающему у него разрешения
похоронить своего отца: «Иди за мною, и предоставь мертвым
погребать своих мертвецов» (22). Такой стоицизм
возмущает. Напрасно старались отыскать здесь скрытый
смысл. Я вижу здесь лишь непростительную грубость,
производящую самое скверное впечатление; это значит
насиловать одну из самых священных обязанностей, су-
298

ществующих в природе и обществе. Можно заподозрить
Иисуса в том, что он был подвержен страсти к
оригинальничанью и рисовался, выставляя утрированные принципы,
стремясь перещеголять философов-циников. Похоже, что
он не имел твердого плана; он перебивался со дня на день,
импровизируя то более, то менее удачно: отсюда —
неровности его стиля и противоречия в том, что называют его
моралью. Но тем не менее такой образ действий принес
ему успех. Простые люди неприхотливы.
Священники не сочли необходимым разделить дурное
настроение своего божественного наставника. Служители
культа отнюдь не предоставляют мертвым заботу о
мертвых и всегда ревниво относятся к своему участию в
похоронах; известно, что они присутствуют там не совсем
бескорыстно.
Глава IX вся заполнена чудесами, рассказ о которых
читается с удовольствием; он восхитительнее, чем сами
пророчества. Кажется, описать эти чудеса даже труднее,
чем совершить. Доверчивость историка очаровательна.
Чтение главы X удручило меня. Я уже начал входить
во вкус гения Иисуса Христа. Его «нагорная проповедь»
доставила мне удовольствие. Но не лицемером ли был
Иисус Христос? Как лицо общественное — он совсем не
то, чем является в качестве частного лица; то, что он
говорит своим апостолам, ничуть не похоже на то, что он
проповедовал изумленной толпе. «Блаженны кроткие!
Блаженны миротворцы!» (X, 4),— твердил он народу.
Здесь же он извергает одновременно жар и холод. Этот
еврейский Янус х рекомендует своим людям быть
«хитрыми, аки змии» и «простыми, аки голуби» — смотря по
обстоятельствам. И он добавляет: «Не думайте, что я
пришел принести мир на землю; не мир пришел я
принести, но меч» (34); «ибо я пришел разделить человека
с отцом его и дочь с матерью ее» (35). Не дьявол ли это
говорит? Увы! Духовенство чересчур буквально поняло
это адское место... Разве это речь бога или мудреца?
Разве когда-либо позволил себе Сократ, выше которого
опрометчиво захотел поставить Иисуса Христа Руссо,
подобную мораль? Нет комментария, который мог бы
скрасить впечатление от этих мест. Здесь как раз уместно
сказать, что буква убивает. Так для этого зрели мы
столько чудес, столько мучеников, столько пророков?
299

Vae! Vae! * Так вот то, что называют Sanctum evange-
lium! ** ну и новость! Вот уже действительно новость!
Vae! Vae! Впрочем, на этот счет можно было бы принять
две крайние точки зрения: одна — предположить, что
Евангелие (как и вся Библия) — это мозаика из случайных
кусков, бессвязных изречений, без разбора взятых из
разных древних источников и преподнесенных от имени
вымышленного существа, называемого Иисусом Христом (то
же самое можно было бы сказать о Моисее). Другая
точка зрения, не исключающая эту, состоит в том, что секта
эссенов \ бывшая, по-видимому, создательницей этой
книги, захотела внушить, что Иисус явился, чтобы
сокрушить тиранов, пробудить род человеческий от рабского
сна, в котором он прозябал в мирном отупении, и
вручить ему меч против деспотизма. Это не могло быть
осуществлено без того, чтобы вооружить одного против
другого, отца против сына, и т. д., и т. д. Но предполагать
это — не много ли чести Вифлеемиту?
Готский епископ Ульфила был миролюбивее Иисуса:
взявшись за готский перевод Библии, он так и не смог
решиться перевести четыре книги Царств, опасаясь, чтобы
рассказ о войнах, которые там описаны, не разжег
отвагу у народа, и так слишком воинственно настроенного.
Итак, очевидно, что Библия далеко не подобна
солнцу — она не для всех времен и не для всех мест.
У Иисуса было основание говорить в главе XI: «Кто
имеет уши слышать, да слышит!» (15), ибо вся эта
глава невразумительна и не стоит даже единого стиха
нагорной проповеди. Впрочем, последняя строфа даже
слишком ясно изобличает поразительную
непоследовательность Иисуса Христа. Выше, в главе X, он сказал: «Не
думайте, что я пришел принести мир на землю» (34).
Здесь он говорит: «Возьмите иго мое на себя и научитесь
от меня, ибо я кроток и смирен сердцем... ибо иго мое —
благо, и бремя мое легко» (29—30).
Кому верить — Иисусу главы X или Иисусу главы XI?
Те, кто делает из него философа, могли бы отнести его
к секте, проповедующей двойственное учение: одно — для
народа, другое — для сподвижников. Но здесь уместно
* [Увы! Увы! (лат.)].
** [Святым Евангелием (лат.)].
300

обратиться к разуму: он никогда не имеет двух
обличий.
Говорят, что теологи превосходно примиряют все это.
Отсюда следует, по крайней мере, что Евангелие,
появившееся нивесть откуда, нуждается, чтобы не оскорбить
здравый смысл, во всех ухищрениях, имеющихся в
распоряжении Сорбонны. У вифлеемского мудреца было две
мерки; а это не совсем красиво, когда речь идет о
поведении и принципах законодателя человечества.
Конец главы XII показывает, что у главаря секты не
было родственников. Иисус Христос не признает своей
семьи и отдает в своем сердце предпочтение своим
ученикам перед своей матерью.
Глава XIII заполнена притчами. Но царствие небесное,
образы которого они дают, мало трогало евреев, у
которых хватало благоразумия ограничиваться земными
вещами, временными мирскими благами, всем тем, что
доступно органам чувств. Народ — прирожденный
материалист; ему нужны мораль и благополучие, основанные на
вполне осязаемых вещах. Никакой метафизики! Царствие
небесное чересчур возвышенно для его разума,
обращенного к земным вещам; кругозор его ограничен.
Глава XIV. Исцелять недуги, насыщать пять тысяч
человек пятью хлебами и двумя рыбешками — это чудеса,
говорящие сами за себя и имеющие по крайней мере
полезную цель; но ступать по воде и заставить шагать по
ней беднягу Петра, не отличавшегося храбростью и не
обладавшего еще всей требуемой верой,— это мелкая
шалость, рассказ о которой может позабавить старую
крестьянку, но которая не должна особенно занимать ум
человека, мыслящего в духе нагорной проповеди; и потом,
в то время как Иисус убивал время, чтобы ночью шагать
по воде, у него был гораздо более благодарный объект для
чуда: его родственник, Иоанн Креститель, стал жертвой
двух женщин, и голова его оказалась наградой за пляску.
Что за книга Евангелие! Чего только в ней нет!
Глава XV повторяет чудо главы XIV. Это повторение
не говорит о большом порядке в редактировании
Евангелия; В этой же главе Иисус показывает себя также
несколько неблагоразумным: священники ничего не
прощают; но, который все знает, не должен бы пренебрегать этим
обстоятельством; в дальнейшем ему слишком хорошо
301

об этом напомнили. Впрочем, он дает столь же
хорошие наставления, как до него Гораций, облекший их в
прекрасную стихотворную форму; но Гораций обращался
к придворным Августа, а Иисус — к бедному портовому
люду.
Петр, истинный человек из народа, совсем не
показывает себя легковерным в главе XVI. «Голодное брюхо
к ученью глухо». Пословица могла бы прибавить: «и
слепо», потому что старшина апостолов, бывший свидетелем
чуда с пятью или десятью хлебами, насытившими пять
тысяч душ, не перестал от этого беспокоиться о том, что
забыл захватить с собой пропитание. Однако именно его
избирает Иисус главой своей церкви, основой которой
должна была стать вера; быть может, этой частью он
обязан своему имени, дававшему повод для каламбура,
и удовольствию, которое испытывал добряк Иисус,
сочиняя ребусы. Думают спасти честь и серьезность
Евангелия, говоря: этих каламбуров и ребусов совсем нет в
оригинальном тексте. Возможно; но зачем позволять их
в переводах? Чтобы дать повод для насмешек
богохульников?
Тем не менее эти остроты немало способствовали
распространению христианства. Парод любит находить их в
своих книгах и повторяет их с удовольствием. Подивимся
здесь еще раз великим следствиям малых причин...
Петр-рыболов должен был обладать большим здравым
смыслом, чтобы заслужить упрек своего божественного
наставника в том, что вера его ничтожна, не больше
горчичного зерна; и это после того, как он был свидетелем
преображения 1. Но почему это преображение совершается,
так сказать, при закрытых дверях, в присутствии только
трех свидетелей? Если бы это чудо было совершено на
глазах у всего мира, оно было бы решающим. Остальная
часть главы XVII заполнена чудесами, мало достойными
того, чтобы находиться в этой исключительной книге,
созданной с тем, чтобы затмить все писания мудрой
древности.
В главе XVIII содержится несколько общих мест о
морали, которые можно твердить людям бесконечно.
Иисус уже сказал: «Кто имеет уши слышать, да
слышит!» Здесь, в главе XIX, он повторяет по поводу тех,
кто во имя царствия небесного стал добровольным евну-
302

хом: «Кто может вместить, да вместит» (12). Для чего
все эти тайны? Разве мораль должна быть загадкой?
Стать евнухом для того, чтобы попасть на небо!
Разве так должен изъясняться законодатель нравов?
Церковь сделала брак нерасторжимым на основе этой
мало назидательной главы. Однако она пошла еще
дальше своего законоучителя, ибо он предусматривает случаи,
в которых может быть разрешен развод: Nisi ob fornica-
tionem *. Иисус в том же месте добавляет: «Что бог
сочетал, того человек да не разлучает» (6).
Слова Христа: «То, что я скрепил, никто не может
расторгнуть» представляются подражанием египтянам.
Одна надпись, найденная в аравийском городе Нисе на
памятнике в честь древней Исиды 1, читается следующим
образом: «Я — Исида, царица всех стран; Меркурий
открыл мне все науки. И никто не может расторгнуть узы,
которые я однажды скрепила».
Пусть не прогневаются те, которые всем восхищаются
в Евангелии,— поведение хозяина дома правильно, но
жестоко2, согласно изречению: Summum jus, summa
injuria **. И именно здесь представляется повод для
повторения французской пословицы: Сравнение — не
доказательство. И затем, еще раз: что же такое, в конце
концов, царствие небесное? Хорошее краткое определение
было бы более ценно и принесло бы больше пользы, чем
целый том иносказаний, одно замысловатее другого.
Проклятие смоковнице в главе XXI вызвало у меня
смех.
Глава XXII доказывает, что Иисус Христос,
сталкиваясь лицом к лицу с фарисеями, никогда не лез за
словом в карман; но она не доказывает, что Евангелие — это
образец нашей морали; оно подходит только для царствия
небесного, которое не от мира сего; следовательно, оно
должно быть совершенно безразлично и чуждо честным
людям, наделенным совестью и разумом.
В главе XXIII есть нечто энергичное; портрет
фарисеев и проповедников, который там набрасывает Иисус,
сохраняет все свое правдоподобие и в применении к
современным церковнослужителям. Обращение в конце к
* [В случае прелюбодеяния (лат.)].
** [Высшая справедливость — высшая несправедливость (лат.)]·
303

Иерусалиму — красиво и патетично. Такие отрывки —
редкость в Евангелии. Стиль Иисуса Христа стал здесь
несколько возвышеннее.
Какую мораль можно извлечь из притчи о разрушении
мира в главе XXIV? Здесь есть несколько ярких
зарисовок, несколько красивых моментов; но cui bono? * И
потом, какой хаос! Никакого плана, никакой
последовательности.
Глава XXV — одна из лучших в Евангелии. Притча
о девах очень ценна как рассказ. То, что следует за ней,—
высоко морально. Это одно из самых прекрасных правил
человеческой жизни в действии. Нет ничего более
трогательного, чем картина страшного суда и дарования
награды тому, кто дал глоток воды. Быть может, было
бы достойно реформатора рода человеческого предписать
добрые дела ради них самих, как самоцель, а не ради
могущих последовать отсюда преимуществ. Тяготение к
красоте, вкус к добру, любовь к порядку должны были бы
быть единственными определяющими чертами честного
человека. Кару и вознаграждение следовало бы оставить
одним рабам; и среди людей не должно было бы быть ни
одного раба. Честь должна бы стать единственной
движущей силой человека всех слоев общества; никогда не
будет ничего великого и прочного без того священного
огня, который надо заботливо поддерживать во всех
душах. Эта прекрасная моральная революция вовсе не
была бы достойна сына божьего и заслуживала бы, чтобы
ради нее он стал мучеником. «Какой мошенник, стремясь
навязать нам свои законы, осмелился замутить наш разум
религией, развратил нас своими постыдными подачками,
превратил добродетельного человека в подлого наемника
и, пообещав ему небесное воздаяние, осмелился
предложить ему плату за его сердце» (Отрывки из «Моральной
поэмы о боге») 1.
Содержанием последних трех глав являются страсти и
смерть Иисуса Христа; это дало бы огромную пищу для
размышлений, если бы стоило тратить время на
обдумывание подобного литературного памятника. Можно
ограничиться лишь следующим замечанием: к чему вся эта
• [Во имя чего? (лат.)].
304

шумиха? Разве после казни Иисуса Христа люди стали
лучше, чем были до его зачатия во чреве девы?
Впрочем, изобретатели или первые зачинатели
христианства хорошо знали челозеческую душу. Языческая
мифология была более непосредственной, более радостной,
но не обладала такой притягательной силой, как
мифология христианская. Может ли что-нибудь взволновать
народ сильнее, чем зрелище девы и младенца Иисуса в
стойле! Последний гениальный прием — картина
распятия Христа: с одной стороны — материнская любовь; с
другой — невинность, осужденная на самую позорную и
жестокую казнь; что еще нужно было, чтобы заманить
толпу? Человек с собачьей головой, собака с человечьей
головой отталкивают и не вызывают уважения; белый
голубь, нежный агнец располагают к доверию. Зачем нужно
было христианской религии присоединять к этому
наивному вздору непристойности и жестокость?
XLIX. Святое Евангелие Иисуса Христа
От святого Марка
Это — почти полное повторение святого Матфея.
Однако здесь нет ни прекрасной нагорной проповеди, ни
«Pater> *, ни наставлений Христа своим ученикам.
Имеются здесь также кое-какие незначительные добавления;
вот, например, довольно странное, в главе IX, в конце:
«Лучше тебе войти в жизнь хромому, нежели с двумя
ногами быть ввержену в геенну, в огонь неугасимый, где
червь их точащий не умирает и огонь не угасает; ибо
всякий огнем осолится, и всякая жертва солью осолится.
Соль — добрая вещь; но ежели соль не солона будет, что
вы ею приправите? Имейте в себе соль и мир имейте
между собою» (46—49). Боже праведный! Что за
галиматья — как πο-латыни, так и по-французски! Вот где
надо сказать еще раз вместе с самим Иисусом Христом,
по Матфею и по святому Луке: «Кто может вместить, да
вместит»; а еще лучше — вместе со святым Иеронимом,
в Послании к галотам: «При толковании делают из
евангелия божьего евангелие человеческое или, что еще хуже,
евангелие дьявольское» (1,1).
* [Отче [наш] (лат.)].
20 С· Марешаль
305

Горе книге, которую возможно толковать по-разному!
Наука о нравственности, кажется мне, должна быть
точной наукой.
В главе VII, стих 10, есть плеоназм!, придающий
мысли большую силу: Злословящий отца или мать,
MORTE MORIATUR *. Этот красивый оборот не
принадлежит евангелисту; Марк заимствовал его у Моисея.
Исаак де Саси, по своему обыкновению, ослабил это
место; он перевел: «Пусть будет наказан смертью!»
Вернемся к главе VI святого Марка, соответствующей
главе XIII святого Матфея: он сообщает нам, что
Христос в течение некоторого времени занимался ремеслом:
«Не плотник ли он?» (3).
В небольшом сочинении, озаглавленном «Ремесло,
рекомендуемое всем духовным лицам» и посвященное
самому Иисусу Христу, Париж, 1680, in-12°, читаем:
«Евреи свидетельствуют, что они видели, как он
трудился собственными руками вместе со святым Иосифом».
Заметим по этому поводу: насколько жизнь Христа
была бы чище и поучительнее, если бы, вместо того,
чтобы стать главарем секты, он скромно занялся бы
профессией своего отца. Честный плотник — полезный
человек; нельзя сказать того же о шарлатане. Пригонка
паза — дело гораздо более нужное, чем основание
религии. Мирный, работящий ремесленник заслуживает
нашего уважения: презрение же и негодование оставим
для тех беспокойных преобразователей, которые, будучи
не в состоянии выполнять человеческие обязанности,
стремятся любой ценой, даже ценой своей жизни,
прослыть героями или полубогами.
Марк написал свое сказание несколько позже, чем
Матфей свое,— через десять лет после плачевной
катастрофы, приключившейся с их наставником.
L. Святое Евангелие Иисуса Христа
От святого Луки
Простота и чистосердечие, господствующие в главе I,
обезоружили бы самого сурового критика.
* [Смертью да умрет! (лат.)].
306

Впрочем, чтобы получить хотя бы небольшое
удовольствие от чтения волшебных сказок, нужно obsequium га-
tionis sub jugo fidei *. Заметим, между прочим, что
маленький анекдот о Захарии и Елизавете
представляется перепевом истории Сары и Авраама, ставших
родителями на старости лет. Происхождение «огня святого
Иоанна» можно найти в стихе 14 этой главы: «И многие
его рождению возрадуются» (14). Церковь из всего
извлекла пользу. «Magnificat» ** девы в революционном
стиле представляется нам апокрифом 1; то же самое и
гимн Захарии, слабый и несравнимый с прекрасными
гимнами древней Библии.
Остановимся коротко на этой I главе и приведем
несколько строк из «Физико-теологической диссертации
о зачатии», 1742, in-12°. На стр. 101 читаем: «Господь
наш Иисус был зачат плотски в яйце девы Марии. Все
святые Старого завета (говорит аббат Рюпер)
призывали Иисуса Христа и искали его. Появление этого яйца
уверенно, без тени сомнения предвещали пророки; яйца,
которое святой дух должен был осенить, наподобие того,
как это бывает у птиц, которые покоятся на яйце до тех
пор, пока заключенный в нем птенец полностью не
сформируется; вот, что должно было произойти, и это
свершилось. Святой дух, о дева Мария, нежданно появился в
тебе, и добродетель всевышнего тебя осенила; и так ты
зачала и родила своего сына».
И подобное пишут около середины XVIII столетия!
Но раньше чем мы оставим эту главу, самую странную во
всей Библии и всех известных книгах, заметим
следующее:
Честные, уважающие себя супруги, будьте судьями в
этом деле! Если бы ангел, если бы бог собственной своей
персоной сошел с неба с намерением предложить вам
прелюбодеяние и сказал бы вам: «Здравствуй,
благодатная!» (28). «И вот, зачнешь во чреве...» (31),— скажите,
честные, уважающие себя супруги, ответили ли бы вы,
как Мария, жена Иосифа: «Я — раба господня; да будет
мне по слову твоему!» (38).
* [Чтобы разум подчинился вере (лат.)].
** [«Прославление» (лат.)].
20* 307

Мудрые матери семейств! И это — основа религии,
которую проповедуют вашим детям!.. Нет, когда-нибудь
этому не захотят верить! Вернее, не будут знать, чему нужно
больше удивляться, бесстыдству ли священников,
делающих столь грязное чудо (ave, Maria *) предметом
ежеутреннего и ежевечернего поклонения жен и девиц,
или же послушанию женщин, а также мужчин, верящих
и благоговеющих перед столь чудовищными догмами.
В Ветхом завете прелюбодеяние карается смертью, а
в Новом удостаивается почитания! Так согласуются одна
с другой библейские книги!
Эпизод с Симеоном в главе II хорош; приятно
слышать, как этот добрый старец восклицает, держа на
руках дитя-бога: «Ныне отпускаешь раба своего почить
в мире» (29).
С семилетнего возраста маленький Иисус стал
обнаруживать резонерские наклонности; это видно по его
довольно грубому ответу на нежные заботы матери и
доброго Иосифа — ответу, который должен бы заслужить
ему розги; но он был избалованным ребенком.
Последующие главы, как и у святого Марка,
повторяют святого Матфея с большим или меньшим
количеством незначительных вариантов.
Стих 4 главы X содержит краткое изложение
доктрины квакеров1 «И никого на дороге не приветствуйте»
(4). Но я не нашел пока в Евангелии происхождения
титулов «высокопреосвященство» и «святейшество»,
которые без причины даются главарям церкви. Придать
цену этой главе может трогательная история о добром
самаритянине — притча, которая, несомненно, стоит того,
чтобы находиться во всех евангелиях. Небольшой
рассказец, примыкающий к ней, далеко не так удачен; я имею
в виду двух сестер, Марфу и Марию. Из двух женщин,
одновременно любящих меня, я предпочел бы ту, которая
доказала бы свою любовь заботой обо мне, а не ту,
которая оставалась бы весь день бездеятельной и
допустила, чтобы я во всем испытывал недостаток. Это могло
бы быть притчей о теории и практике. Иисус Христос
высказывается за теорию; мудрый человек придавал бы
больше значения практике добрых дел. Стих 9 главы X
* [Здравствуй, Мария (лат.)].
308

следует отметить. Христос предписывал своим апостолам
исцелять больных прежде, чем им проповедовать, из чего
можно заключить, что христианство началось с опытного
познания, что и позволило Парацельсу сказать: «Theolo-
gia et medicina sunt inseparables * («Происхождение
болезней», кн. I, гл. 6).
Святой Лука в XII главе заставляет Иисуса Христа
говорить еще определеннее о том, что возмущает уже у
святого Матфея: «Огонь пришел я низвесть на землю;
и как желал бы, чтобы он уже возгорелся!» (49);
«Думаете ли вы, что я пришел дать мир земле? Нет,
говорю вам, но разделение» (51). Не стоило труда
претерпевать ради этого страдание и смерть. Христос
воздает себе должное в другом месте. Один из его
учеников называет его «своим добрым наставником».
«Почему ты называешь меня так? — отвечает Иисус.—
Бог единый добр».
Неккер никогда никого не убедит своей толстой
книгой «О значении религиозных воззрений», что Евангелие
и его герои отмечены духом милосердия.
Глава XV — одна из самых красивых, может быть,
самая красивая во всем Новом и Ветхом заветах; она
содержит притчи: «О добром пастыре» и «О блудном
сыне». Библия, несомненно, заслуживала бы названия
божественного писания, если бы от начала до конца была
написана в том же духе.
Глава XVI утешительна для несчастных. Евангелие —
не книга богачей. Но, увы, приходится все время
повторять: не притчами можно вразумить богатых и накормить
бедных. Хорошее законодательство, основанное на
справедливости, лучше сдерживало бы людей, чем ад и рай в
далекой перспективе. Но такого законодательства
никогда не будет, ибо тот, кого называют источником
всяческой справедливости, не удостоился дать ничего
лучшего, чем Евангелие; потому что всемогущее существо
сочло, что сделало все для людей, продиктовав для них
книгу.
Евангелие святого Луки значительно более полно, чем
Евангелия святого Матфея и святого Марка. Особенно
это относится к страстям, сопровождаемым рассказом о
* [Богословие и медицина — нераздельны (лат.)].
309

целом ряде событий, которые он непременно хотел
привести...
Святой Лука, говорит издатель одной древней
«Библии в картинках», напечатанной в Лионе в 1583 г.,
лучше всех из евангелистов сумел передать исторический
колорит.
В другой «Библии в картинках», изданной в 1637 г.
в Париже, читаем: «У Луки никогда не было ни жены,
ни детей, он жил 74 года и покинул мир, исполненный
святого духа, в Вифинии».
Лука занимался медициной; святой Павел в своем
письме к колоссянам говорит о нем в таких выражениях:
«Лука, врач возлюбленный» (IV, 14). Но хорошие врачи
никогда не дружат с творцами чудес. Не был ли Лука
шарлатаном, следующим по стопам другого? Христос,
его наставник, исцелял больных прикосновением.
Евангелие Луки датируется двадцать третьим годом
после казни его героя. У Христа не было недостатка в
историках; в эту эпоху их насчитывалось более
пятидесяти. Enumerare longissimum est — как говорит святой
Иероним *.
LI. Святое Евангелие Иисуса Христа
От святого Иоанна
Первая глава знаменита; она заслужила своему
автору прозвище «богослова». Но чтобы заслужить имя
мудреца или философа, нужно проявить себя в большем **.
Fiat lux, fiat lux (Да будет свет), сказал я, окончив чтение
этой главы, вполне достойной писателя, которому мы
обязаны Апокалипсисом: «И тьма не объяла его» (5),
т. е. свет.
Глава II менее понятна; в ней с удовольствием
замечаешь, что Иисус становится человечнее, что он
снисходит до того, что принимает участие в свадебном пире и
в качестве первого чуда превращает шесть кувшинов
воды в шесть сосудов с вином. Это чудо не совсем
* Перечислять их слишком долго [лат.] — в «Комментарии к
Матфею».
** Святой Хризостом в своем Поучении о святом Иоанне
изображает этого евангелиста как человека неграмотного.
310

приличествует богу; но Иисус поступает так, несомненно,
для того, чтобы приблизиться к людям.
Ответ Иисуса своей матери, в этой же главе, несколько
груб, чтобы не сказать больше: «Что мне и тебе, жено?»
(4).
В наших начальных школах сын, так ответивший
своей матери, без сомнения был бы подвергнут
наказанию. Как бы ни толковали это мало назидательное место,
если бы божественный учитель людей снова появился
среди нас, он вынужден был бы признать, что это не
лучший поступок в его жизни.
Ничто не смягчает вины Иисуса, даже если
предположить, что он знал о незаконности своего рождения; ибо,
в конце концов, Мария не перестала быть его матерью
от того, что была неверной супругой Иосифа.
Первая часть главы III, без сомнения, подала церкви
идею ввести коещение; но самая эта идея была не нова;
вся античность практиковала омовения. Следует
признать, что Никодима 1 не без основания сделали
покровителем всех нищих духом. Иисуса забавлял спор с ним;
поэтому он занимался этим с удовольствием и подолгу.
Остальная часть главы полна мистики.
Глава IV еще более странная. Эпизод с самаритянкой
и ее колодцем любопытен 2. Забавно следить, как Иисус
изощряется в остроумии перед женщиной и играет
словами: «Когда ты будешь,—говорит он ей,— пить из
неиссякаемого источника моей воды живой, ты не будешь
жаждать вовек» (13—14). Трудно найти книгу, в которой
было бы больше пошлости и грубости, чем в Евангелии,
этой «божественной книге, самой полезной из всех»,
согласно Ж.-Ж. Руссо. Остальная часть главы — в том же
духе: «У меня есть пища для еды, то воля божья» (32)
и т. д. Что может быть более жалкого, чем Евангелие!
Почти после каждой страницы приходится делать такое
восклицание.
Самаритянка не всегда находила подходящие
выражения; она называет Иисуса Христа «пророком», а он
был тогда «божеством». Пророк —для будущего:
божество — для прошлого.
Пять первых глав святого Иоанна ничуть не похожи,
особенно по своему стилю, на три предыдущие евангелия
Святой Иоанн заставляет своего героя много говорить;
311

он изображает его сугубо болтливым теологом. Три
другие евангелиста были более умеренны, так что слова,
которые они вкладывают в уста своего наставника, имеют
значительно больше веса.
Трудно допустить, чтобы Иисус Христос был настолько
учен и образован, чтобы сказать все те прекрасные
вещи об евхаристии *, которые Иоанн заставляет его
произносить в главе VI; Иисус, быть может, никогда
обо всем этом и не думал. Иисус, не был христианином;
кроме того, здесь нет того сжатого и афористичного
стиля, который характерен для автора нагорной
проповеди. Мне очень нравится наивное замечание одного доброго
жителя Капернаума по поводу этих слов Иисуса Христа:
«Если не будете есть плоти сына человеческого и пить
крови его, то не будете иметь в себе жизни» (53). «Какие
странные слова! Кто может это слушать?» (60) —
возразил он Иисусу Христу, покидая его.
В начале этой же знаменитой главы VI есть штрих,
развенчивающий божественный характер Иисуса. Как!
Иисус, подобно дьяволу, искушает своего ученика
Филиппа?! Это представляется мне плодом благочестивого
мудрствования Иоанна.
Глава VIII по справедливости знаменита из-за
женщины-прелюбодейки: нигде в Евангелии Иисус так не
велик, как в этом месте. Остальная часть главы — это
болтовня святого Иоанна и святого Павла — иными
словами, мистика.
Лаконический рассказ о чуде в главе IX не лишен
красоты: «Человек, называемый Иисус, сказал мне:
пойди и умойся. Я пошел, умылся и прозрел» (11).
* В 1607 г., в Париже, один кюре из Барантона, Монтрё,
опубликовал, с одобрения докторов богословия, «духовную поэму»,
озаглавленную «Святая евхаристия, или Иисус Христос на алтаре
и на кресте»; вот ее первые два стиха:
Я воспеваю великий пир, стол с лакомствами, глава которого —
бого-человек, а пища — плоть его... и т. д. (стр. 1).
Впрочем, этот скверный поэт перевел только слово в слово
Библию. В «Левите» и «Числах» жертвоприношение и «тело» бога —
синонимы.
Прозаический перевод Библии позволяет догадываться, что
Исаак де Саси не был хорошим поэтом; догадка переходит в
уверенность, когда набираешься терпения прочесть несколько стихов
из его поэмы об евхаристии.
312

Притча о добром пастыре в главе X была бы красивее,
если бы не разжижающий ее поток слов. Святой Иоанн
отличался болтливостью и не знал, что искусство
наскучить состоит в том, чтобы высказывать все до конца. Тем
не менее сквозь его пустословие проскальзывают
подробности, любопытные для тех, кто желает изучить
характер и поведение Иисуса Христа. Здесь, например,
его живо прижимают к стене; а он отвечает на
возражения лишь тем, что уступает, либо увертывается, что
скорее характеризует его умственные способности, чем
подлинность его миссии.
Не следует особенно удивляться, что излюбленным
приемом его красноречия является иносказание; под его
покровом он может безнаказанно говорить все, что угодно.
Таким образом он угождает глупцам и не лезет за словом
в карман, когда сталкивается с образованными людьми.
Уподобления, символы, иносказания принесли столько же
вреда морали, сколько аллегории — искусству и истории.
Риторические фигуры Ветхого и Нового заветов
предоставили широкое поле деятельности священникам и дали
им полную волю. Прямой смысл слов их убивает; они
могут спастись и заслужить доверие, лишь говоря
двусмысленно. Если их упрекают в иносказательности, они
выставляют на первый план прямой смысл et vice versa *.
Они только и делают, что переходят от буквы к духу, а
от духа к букве. Так маневрируя, они спокойно могут
позволить себе все и заставляют «простонародье»,
обожающее чудеса, верить во все, что им угодно. Это
священники изучили в совершенстве, овладев «священной
поэзией» своего наставника. Ясной религии никто еще не
видел и, надо полагать, никогда не увидит. Священные
книги всех вероисповеданий — это сборники загадок,
разгадку которых знает только теолог, ловко
приспосабливающий ее к обстоятельствам и к своей выгоде.
Древних философов также можно в этом обвинить; но
это потому, что им недоставало смелости и они делали из
страха то, что священники позволяют себе, несомненно,
по гораздо более преступным причинам.
Если чудо бывало когда-нибудь обставлено
доказательствами, то это чудо с Лазарем, в главе XI. Какой
* [И наоборот (лат.)].
313

позор для истины, когда — невероятная вещь! — ложь
тоже обставляют доказательствами! Есть чем вскружить
слабые мозги и заставить побивать камнями
неверующих! Но Иисус, прощающий женщине-прелюбодейке,
гораздо более велик, чем Иисус, воскрешающий Лазаря,
умершего четыре дня тому назад и уже смердящего.
Глава XIII. Симон-Петр — очаровательно наивен:
«Не умоешь ног моих вовек» (8); «Господи! Не только
ноги мои, но и руки, и голову» (9).
Впрочем, тайная вечеря Иисуса Христа хороша. Не
очень-то сумели связать людей узами братства и
милосердия. История Иуды Искариота — дело особого рода;
этот голодранец внушает сострадание: его больше нужно
жалеть, чем проклинать. Иисус дает ему кусок
размоченного хлеба; проглотив его, он проглатывает сатану и
становится предателем: могло ли быть иначе? Можно ли
выбирать между добром и злом, когда в душе сидит
дьявол? И потом, нужно было, чтобы Scriptura implea-
tur (Писание исполнилось). Эти два слова напоминают
fatum * древних.
Восемь следующих глав несколько многословны; в
них есть елейность и в них нет ничего похожего на
наставления, которые, согласно святому Матфею, Иисус
преподал после своей нагорной проповеди.
Глава XVII содержит молитву Иисуса Христа богу,
своему так называемому отцу. Эта молитва была,
по-видимому, перефразирована святым Иоанном — она
содержит только повторения и общие места, заимствованные
из преданий.
Какую утрату мы понесли! Глава XVIII. Пилат
спрашивает у Иисуса Христа: Quid est Veritas? (Что есть
истина?) —и поворачивается к нему спиной, не выслушав
ответа. Упустив этот единственный случай, можем ли мы
надеяться когда-либо познать истину?
Святой Иоанн передал нам много подробностей о
последствиях смерти своего наставника; но они
настолько ничтожны, что просто компрометируют его. Он
кончает следующими словами: «Многое и другое сотворил
Иисус; но если бы писать о том подробно, то, думаю, и
самому миру не вместить бы написанных книг» (XXI, 25).
* [Рок (лат.)].
314

Так вот оно, это «слово божие», это «евангелие» —
книга, которую столь смело противопоставляют морали
Пифагора, Конфуция, Саади, Сократа, Платона,
Цицерона, Эпиктета и т. д. ... Вот она, эта божественная книга,
которую в течение восемнадцати веков ежедневно
проповедуют людям, из-за которой было пролито столько крови и
желчи! Это отсюда был взят кодекс морали, всемирное
законодательство, одним словом, общие правила сердца и
разума! Это — книга, в которой нет единства, нет и двух
последовательных идей, нет даже никакого стиля,— книга,
где с трудом можно найти хотя бы четыре или пять
примеров, достойных запоминания; и этой-то книге, как
утверждают, род человеческий должен подчинить свой разум!
Эта книга — плод труда нескольких преданных забвению
переписчиков — завоевала предпочтение перед
бессмертными творениями прекраснейших гениев Афин и Рима!
Кучка темных, ограниченных * людей, оправданием для
которых могли бы служить только их благие намерения,
записали без всякой цели сказки о нескольких
бездельниках; они разбросали в них несколько образчиков
украденной морали; и эта книга стала зерцалом мудрости, глядя
в которое род человеческий должен искоренять свои
заблуждения и достигать совершенства! Вот какова книга,
которая призвана была сделать из прежнего человека —
нового! Ксенофонт написал жизнь Сократа и не создал
даже секты. Матфей, Марк, Лука и Иоанн написали о
похождениях Иисуса — и вот готова религия!..
Фанатики вскричали: «чудо!»... Разумный человек промолчит
и удалится от толпы, горько усмехнувшись ее
легковерию.
Как это случилось, что распятый на кресте Иисус
основал религию, которая живет до сих пор, а Эпикур,
прятавший долг под приманкой удовольствия, не создал даже
школы? Это потому, что разум, вероятно, никогда не
будет доступен толпе.
Особенно достоин сожаления малый успех попыток
известного Жовиниана или Жовиньена — миланского
* Антуан Куйар, владелец поместья Павийон, так и говорит во
вступлении к своим «Диковинам мира», Париж, 1557, in-8°:
«Единственный сын и божественный глагол вздумали поручить основание
своей церкви идиотам».
315

монаха, жившего в четвертом веке; досадно, что его
партия не пережила его. Его враги давали ему славное
прозвище «христианского Эпикура» за то, что он хотел
примирить религию и наслаждение. Этот человек, желавший
свести всю практику религии к простым актам милосер-
ция, вполне заслуживал иметь прозелитов. Этот друг
людей, который постоянно задумывался об их счастье и
больше уважал матерей семейств, чем бесплодных дев,—
едва известен. И в то же время наши школы до сих пор
оглашаются именами святого Иеронима, святого
Августина и святого Амвросия, которые добились его изгнания.
Мудрый автор книги «О мудрости» П. Шаррон сказал:
«Все религии чужды природе и страшны для
здравого смысла; сколько-нибудь сильный разум смеется над
ними и испытывает к ним отвращение» (кн. II, гл. V,
стр. 357, изд. 1601 г., Бордо, in-8°).
Народ не был бы так неразумно привязан к
христианской религии, если бы знал, что именно его имеет в виду
пословица, взятая из священных книг: Asino gramen et
baculum (Ослу нужна трава и дубина).
Христос говорит очень много скверного о современных
ему священниках; он называет их «гробами
повапленными». Быть может, из профессиональной зависти? Нужно
же порядком очернить тех, на место которых хочешь
попасть сам. Впрочем, во все времена священники плохо
отзывались друг о друге. И они были правы!
В одной малоизвестной книге, называемой «Избранные
пословицы», читаем: «В каждой церкви дьявол имеет
свою часовню».
Жизнь Иисуса, как и Александра, прекратилась на
тридцать третьем году; он умер не в своей постели.
Несомненно, дни его были бы долговечнее, если бы он,
удовольствовавшись званием гражданина маленького
городка Назарета и плодами труда своих рук, не вознамерился
подражать Моисею. Честолюбие губит богов и людей.
Иисус был казнен, но и сейчас в его честь водружают
алтари и приносят жертвы.
Христос ничего не писал; больше того, он не проявил
ума даже при выборе своих секретарей.
Святой Ириней и святой Августин довольно забавно
объясняют существование четырех Евангелий тем, что
«существуют четыре части света и четыре главных ветра».
316

Едва ли даже самые проницательные наши читатели
догадались бы об этом!
Вольтер в своей книге «Библия, наконец объясненная»
и в других сочинениях вышучивает все это,— не пора ли,
наконец, воздать должное этой книге?
Кроме четырех или пяти основных Евангелий,
приводят еще Евангелие святого Фомы Неверующего, Иуды
Искариота, или предателя, Евангелия святого
Варфоломея, Фаддея, Варнавы, Андрея, Тимофея, Евангелие Ни-
кодима. Это последнее Евангелие, достойное имени своего
автора, заключает в себе столько нелепостей, что самые
бесстыдные доктора богословия не взяли на себя
смелость поместить его в числе ортодоксальных библейских
книг. Вот одна из тысячи шуток, наполняющих эту книгу:
«Когда мертвые воскресли одновременно с Иисусом
Христом, первое, что они совершили, было крестное
знамение». Однако подобная книга до сих пор не помещена
в индекс апокрифических сочинений.
Из четырех главных евангелистов, выбранных из
пятидесяти, один был сборщиком податей (Матфей);
другой— сыном рыбака; третий — врач по профессии.
Однако врачи, как правило, не так легковерны, если судить по
латинской пословице: DUO MEDICI TRES ATHEI (Два
медика стоят трех атеистов).
Двадцать пять лет назад была опубликована
«Критическая история Иисуса Христа» 1 с таким эпиграфом:
Ессе homo*.
Мало кто из читателей знает «Завещание» Иисуса
Христа, состоящее из двадцати пяти пунктов; вот
некоторые из них:
«Мои дорогие братья, я оставляю вам в залог моей
любви мою ненависть к миру».
«Я возношусь к отцу моему и оставляю вам мои слезы,
мои бичи, мою чашу, мой крест и мои гвозди...» и т. д.
«Я оставляю вам повязку, которую наложили мне на
глаза;
Я оставляю вам священную слепоту духа;
Я оставляю вам священное безумие...»
Это точное извлечение из издания 1709 г., Бар-ле-Дюк.
* [Се человек (лат.)].
317

Эпитафия Иисуса Христа
Здесь покоится бог, ставший человеком и умерший
из-за яблока.
LH. Деяния апостолов
Мы благословляли бы священные мечты,
заполняющие Евангелия и Деяния апостолов, если бы они принесли
столь же сладостные плоды, создали столь же чистые
нравы, как и картина, которая дана в конце главы II и в
главе IV: «Все же верующие были вместе и имели все общее»
(44) ; «Преломляя по домам хлеб, принимали пищу в
веселии и простоте сердца» (46) ; «И не было между ними
никого нуждающегося» (34). Но все это—только
неловкий плагиат учения Пифагора: именно этот философ
впервые учредил общие трапезы. Первые христиане их
переняли и вскоре так стали ими злоупотреблять, что
заслужили неодобрение святого Павла. Нравы дочерей;
слишком точно походили на поведение девы Марии.
Нам кажется, что заставлять гибнуть (глава V)
Анания и его жену — это слишком сурово и прямо
противоположно изречению Иисуса Христа: «Я вовсе не желаю
смерти, но лишь обращения грешника».
Ведь, в конце концов, то, что сделали — совсем не
преступление; самое большее, это — скряжничество.
Возможно, что этот акт жестокосердия — не что иное, как
предостережение скупому читателю. Что касается стиля,
мы отметим одно место, достойное античности: «Вот,
входят в двери погребавшие мужа твоего; и тебя
вынесут» (9). Бедняга Исаак де Саси!
Что касается чудесного избавления брошенного
в темницу Петра, то, видимо, в творцах чудес есть нечто,
напоминающее алхимиков: они владеют секретом
превращать все в золото и умирают с голоду. Апостолы
исцеляют хромых и не могут избавить себя от розог и
распятия на кресте или побивания камнями, как это было со
святым Петром, князем апостолов, и святым Стефаном,
первым из дьяконов.
Их последователи не подражали им; они ничуть не
стыдились продавать по весьма дорогой цене священные
предметы; им следовало бы вспомнить прекрасный ответ
Петра волхву Симону в главе VIII: «Серебро твое да бу-
318

дет в погибель с тобою, потому что ты помыслил дар бо*
жий получить за деньги» (20)*
Все мелкие делишки, совершенные в последующих
главах, великолепно характеризуют апостолов *; они
являют себя достойными учениками своего наставника,
особенно если судить по снам, которые он видел, живя у
кожевника. Мне очень нравится «pertransiit bene faciendo»**
(Χ, 36). Это место прекрасно.
Наивный рассказ о втором освобождении Петра в
главе XII целиком соответствует требованию: Искусство
состоит в том, чтобы скрывать искусство.
Не останавливаясь более на всех этих чудесах,
которые не могут убедить нас в их правдоподобии, ибо они не
являлись даже защитой тем, кто их совершал, мы укажем
лишь на главу XVII, как самую любопытную во всех
Деяниях апостолов. Она показывает нам святого Павла в
Афинах, проповедующего своего бога ареопагу1; то, что
он говорит важным сенаторам,— не ново, ибо он сам
признает, что пользуется словами их поэтов. Нам кажется,
что его учение немного отдает спинозизмом. Нам кажется
также, что если когда-либо было удачно выбрано место
для чуда, то это, конечно, перед ареопагом; но это мудрое
собрание не было достойно чуда: бог и его апостолы
расточали свои чудеса только перед нищими духом и людьми
мало прозорливыми. Бог являл себя только слепым.
Святой Павел придерживается того же самого в своей
довольно красивой проповеди.
После главы XX начинает казаться, что не только в
наши дни дремлют на проповедях. Люди впадали в
глубокую дремоту на проповедях самого святого Павла;
поэтому он милостиво вернул к жизни одного молодого
человека, который умер от того, что упал во время его
проповеди, «заснув глубоким сном» (9).
Вот это — вполне уместное чудо; святой Павел был
причиной беды, и он должен был ее поправить. В конце
* Фонтенель говорил: «Дайте мне четырех человек,
убежденных в том, что бывает ночь среди бела дня, и я докажу это двум
миллионам людей».
Иисусу было хорошо, так как к его услугам было двенадцать
апостолов, слепо подчинявшихся его велениям.
Слова нормандского философа заключают в себе краткую
историю всех религий мира, бывших, настоящих и будущих.
** [Была исполнена добрых дел (лат.)].
319

этой главы он довольно хорошо копирует своего учителя
в прощании с новообращенными.
В остальных главах у святого Павла довольно
величественная роль. Это была горячая и упорная голова, одним
словом, это был настоящий миссионер. Христианская
религия больше обязана ему, чем овоему основателю.
Добрый * Иисус сумел только умереть. Павел умер лишь
после того, как попробовал действовать во всех
направлениях, чтобы дать хоть какую-то видимость существования
темной секте, к которой он примкнул. Он чувствовал
себя способным и не на такую второстепенную роль. Если
здраво поразмыслить, быть может следовало бы пожелать
мирным философам немного того пыла, который, как
видно, был уделом фанатизма. Суеверие, ложь и
предрассудки имели своих апостолов; пришло время, чтобы и
истина имела своих.
Деяния апостолов приписывают Луке, апостолу,
евангелисту и врачу; деяния, принадлежащие духовенству, не
имеют с ними ничего общего. Эти две разные вещи
внушены не одним и тем же святым духом.
Символы апостолов (их существует четыре) и в малой
степени не стоят «Символов» Пифагора, хотя это
последнее сочинение уже само по себе довольно незначительно.
LUI. Послание святого Павла
к римлянам
Под таким заголовком ожидаешь чего-либо
величественного, достойного нации, которую апостол хочет
обратить в христову веру. Но как содержание, так и стиль
обманывают ожидания. Здесь нет больше сильных образов
и прекрасных душевных движений, которые так часто
встречаются в Библии и особенно у пророка, преемником
которого называет себя Павел.
В I главе, после многословного вступления, в
котором нет никакого отчетливого смысла, автор послания
ополчается против философов самым постыдным и
непоследовательным образом. Сначала он относит за их счет
противоестественные гнусности, в которых подозревали
* «Наш благословенный Христос,—говорил святой Франциск
Ассизский,— больше молился, чем читал».
320

древних; затем он осмеливается утверждать, что эти
мерзостные нравы были им даны самим богом в наказание
за то, что они его не признавали. Вот странный способ
исправления отцом своих детей.
«То и предал их бог в похотях сердец их нечистоте, так
что они осквернили сами свои тела» (24). И ниже он
повторяет еще раз: «Они заменили истину божию
ложью» (25) ; «Потому предал их бог постыдным
страстям» (26). После этого святой апостол вдается в такие
подробности, какие никогда не оскверняли писаний тех,
против кого он так нелепо ополчается. Логика Павла
напоминала его стиль. Между прочим, мы обратим
внимание на небольшой подлог переводчика Саси, который
не был повторен почтенными женевскими пастырями 1:
Vocatus apostolus * у Саси передано следующими
словами: Апостол по призванию божьему. Почему божьему?
Этого слова нет в тексте.
Глава II. Что за стиль! Что за слова для изложения
избитой истины, которую античные мудрецы выразили
так хорошо и красноречиво! Почему бы не ограничиться
этим стихом: «Ибо когда язычники, не имеющие закона,
по природе законное делают, то, не имея закона, они сами
себе закон» (14); «Они показывают, что дело закона у
них написано в сердцах, о чем свидетельствует совесть
их» (15). Это место понятно и отличается изящной
простотой; но Павел сердился на евреев, и гнев не позволил
ему остановиться на этом. Можно заметить, однако, что
он дает здесь честным людям оружие против самого себя.
Миссионеры, фанатики, закройте свои книги и свои храмы!
Ipsi sibi sunt lex (Они сами себе закон). Не следовало бы
подвергаться искушению искать в посланиях святого
Павла подобные философские идеи, которые встречаются
еще у некоторых отцов церкви.
«Зачем,— говорит Тертуллиан,— затруднять вас
поисками божественного закона, в то время как у вас есть
закон, общий для всего мира, тот, который записан на
скрижалях природы».
Если бы отцы церкви всегда так писали!..
«Те, кто следует разуму, могут считаться очень
религиозными, даже если бы они были атеистами».
* [Призванный апостол (лат.)].
21 С. Марешаль
321

Эта прекрасная и верная мысль принадлежит святому
мученику Юстину.
Если бы все святые и мученики всегда так думали!..
Последующие главы — сплошная галиматья. Следует,
правда, сделать исключение для нескольких мест, взятых
из Библии, и нескольких не совсем ортодоксальных
положений; таково, например, следующее, вполне
спинозистское утверждение, если только можно заподозрить,
что голова Павла была способна на такие глубокие идеи:
«Ибо все из него (бога), через него и в нем». Как раз
здесь уместно воскликнуть вместе с самим святым
Павлом: «О бездна богатства и премудрости и ведения божия!
Как непостижимы судьбы его и неисследимы пути его!»
(XI, 33).
Глава XII полна прописной морали, выхваченной из
евангелия и других мест.
Глава XIII не раз служила поддержкой деспотизму
и пособникам тирании. Именно вслед за святым Павлом
короли стали добавлять к своему титулу: «милостью
божьею», сообразно с поучением апостола: «Нет власти
не от бога» (1); «Противящийся власти противится божию
установлению» (2); «Ибо начальник есть божий слуга; он
не напрасно носит меч» (4) ; «И потому надобно
повиноваться» (5); «Отдавайте всякому должное:... кому страх,
страх» (7).
Святой Павел, называвший себя римским
гражданином, проповедовал только рабам. И, без сомнения,
причину прогресса возникающего христианства следует искать
только в старании, которое приложили его основатели,
чтобы угождать власть имущим и держать народ в ярме.
Христианская религия не является ни культом
республиканцев, ни моралью свободных.
Можно было бы позаимствовать из главы XIV
аргументы за и против воздержания от той или иной пищи в
определенное время года. Пифагор, однако, более
красноречив у Овидия К
LIV. Первое послание святого Павла к коринфянам
Что за жаргон!.. «Благоугодно было богу юродством
проповеди спасти верующих» (I, 21). И в этом-то
словоизвержении хотят наши проповедники, вот уже в тече-
322

ние более тысячи лет, найти опору и отыскать в нем
тексты для своих проповедей!
Апостол предупреждает коринфян в главе II, что,
обращаясь к ним, он не пускает в ход красноречие и
людскую премудрость; он даже настолько добросовестен, что
признается в том, что его проповеди могут показаться
глупостью; он мог бы добавить: и пошлостью, в глазах
людей со вкусом и здравомыслящих. Несчастный прав;
святой дух, которым он одержим, не имеет ничего
общего с гением Сократа и Платона. Павел ухитрился не
давать повода ни к каким сопоставлениям с подобными
людьми и оттолкнуть тех, кто вознамерился бы таковые
произвести.
Подобная же галиматья — в главе III. «Вы еще
плотские» (3); «Вы божия нива, божие строение» (9); «Если
кто из вас думает быть мудрым в веке сем, тот будь
безумным!» (18). Не так говорили семь греческих
мудрецов 1; сам Иисус Христос пользовался более поэтичными
и лучше обоснованными притчами.
В главе IV святой Павел изображает себя хорошим
апостолом.
Глава V и VI полны весьма странных подробностей,
создающих очень невыгодное представление о коринфских
неофитах: «Отниму ли члены у Христа, чтобы сделать их
членами блудницы? Прославляйте бога и несите его в
телах ваших» (15). Цель этих наставлений была
похвальна: заставить беречь свое тело, как святыню Иисуса
Христа, чтобы удержать его от блуда. Но эта искаженная
мораль может годиться, самое большее, для
невежественных и грубых людей. С людьми порядочными и
просвещенными нужно говорить иным языком. По примеру
своего патрона, Павел адресуется преимущественно к
сброду Рима и Коринфа, где он проповедовал. Во всяком
случае об этом можно догадываться по языку погонщиков
мулов, которым он пользуется, чтобы быть понятным и
достигнуть цели. Membra meritricis! Но кто же
заставляет нас осквернять этим слух и уста наших сестер, наших
жен и наших дочерей? За кого же принимают нас
священники? Пусть они остаются одни в своих храмах, если будут
упорно превращать их в дома терпимости!
Можно заполнить целый том примечаниями к
главе VII. Она содержит боачное законодательство в стиле
21* 323

холостяка святого Павла; он и впрямь принимает здесь
тон законодателя и корчит из себя даже учителя. Бог
сказал и повелел в книге Бытия: «Плодитесь и
размножайтесь». Святой апостол Павел лишь допускает то, что сам
бог совершенно четко приказал: «Впрочем, это сказано
мною как разрешение, а не повеление» (6). И скромно
добавляет: «Ибо желаю, чтобы все люди были, как я» (7).
И повторяет строкою ниже: «Безбрачным же и вдовам
говорю: хорошо им оставаться, как я» (8). Впрочем, он
признает: «Ибо лучше вступить в брак, чем гореть в огне»
(9). Он советует девицам и вдовам совсем не думать о
браке. Он говорит отцам семейств: «Посему выдающий
замуж свою девицу поступает хорошо; а не выдающий
поступает лучше» (38). Этот великолепный документ
заканчивается следующей смиренной фразой: «А думаю, и
я имею духа божия» (40). Если к этой главе добавить
трактат «De matrimonio» («О браке») Санхеса, получится
весьма поучительный и весьма толковый брачный кодекс!
А между тем, следуя подобным авторитетам,
распоряжаются сердцем человека в самых деликатных
обстоятельствах его жизни. Впрочем, у святого Павла в этой главе
вырвалось изречение, достойное того, чтобы быть
начертанным золотыми буквами, на которое, однако, едва
обращают внимание: «Не делайтесь рабами человеков» (3).
Но, возможно, апостол разумел, что во имя бога следует
быть рабами священников. Глава VIII до некоторой
степени повторяет главу IV Послания того же автора к
римлянам. Сократ часто говорил: «Я знаю только то, что
я ничего не знаю». Не воспоминание ли об этом
изречении мудрого афинянина заставило святого Павла сказать:
«Кто думает, что он знает что-нибудь, тот ничего еще не
знает достаточно» (2). Но дух, навевающий мысли
коринфскому апостолу, более труслив и вял, чем демон, с
которым общался мудрый афинянин. Преемники святого
Павла и духовенство не показали себя такими
благородными или по крайней мере такими же тактичными, каков
он сам в главе IX. Здесь он снова изображает себя
хорошим апостолом и громко провозглашает gratis * своего
Евангелия: «Или не имеем власти иметь спутницею
сестру, жену, как и прочие апостолы, и братья господни, и Ки-
* [Бескорыстие (лат.)].
324

фа?» (5); «Если мы посеяли в вас духовное, велико ли
то, если пожнем у вас телесное?» (11), а не «мирское»,
как у Саси.
«Служащие жертвеннику живут от жертвенника» (13).
У древних служители культа довольствовались остатками
мяса жертв; в наше время они заменили кровавые
жертвоприношения подношениями прихожан и ничего от
этого не потеряли.
Начало главы XI показывает, что святой Павел не
страдал избытком скромности: «Будьте подражателями
мне» (1). Последующее — тонкости обращения мужчины с
женщиной — не менее занятны. Женщины вряд ли
разделили бы мнение апостола: «И не муж создан для жены,
но жена для мужа» (9). Женщины станут утверждать и
быть может не без основания, что здесь существует
обоюдность. Продолжение этой главы гораздо значительнее
по своим последствиям. Здесь обычно усматривают
начало установления таинства причастия: «Так что иной
бывает голоден, а иной упивается» (21).
Глава XIII содержит красивую похвалу любви к
ближнему, однако менее прекрасную, чем место из
Цицерона, приведенное ниже в Посланиях святого Иоанна.
Но что такое любовь к ближнему? Нужно было
начать с точного и ясного определения. Любовь к
ближнему — это не благотворительность, потому что апостол
говорит в стихе 3 этой главы: «И если я раздам все
имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не
имею,— нет мне в том никакой пользы» (3). Однако же
называют «милосердным человека, который делится с
неимущим своим достоянием. Пусть занимаются
благотворительностью вопреки тому, что говорит святой Павел,
и тогда можно будет обойтись без милосердия!
Глава XIV касается дара пророчества, присущего всем
верующим. Глава эта начинается так: «Достигайте
любви; ревнуйте о дарах духовных, особенно же о том, чтобы
пророчествовать» (1). А кончается она так: «Итак,
братия, ревнуйте о том, чтобы пророчествовать, но не
запрещайте говорить и языками» (39). Апостол совсем не
уточняет, в чем состоит этот дар пророчества, который
он ставит даже выше милосердия и в котором он
отказывает только женщинам; а еще раньше он соглашался
признать его за ними; он говорит, в главе XI: «Всякая
325

жена, пророчествующая с открытой головою, постыжает
свою голову» (5). Не идет ли здесь просто речь о
способности проповедовать? К счастью, католическая церковь
не вполне разделяла точку зрения святого Павла. Боже
правый! Какой поднялся бы шум, если бы женщинам
было дано разрешение проповедовать и наставлять!
Святой Павел, будучи вдохновлен святым духом,
мог бы стать крупным ученым в науке и здоровье; но он,
как и его учитель, был великим невеждой в области
естествознания. Как! Для доказательства воскресения он
утверждает в стихе 36 главы XV: «Безрассудный! То, что
ты сеешь, не оживет, если не умрет». По святому Павлу,
зерно сгнивает в земле перед тем, как дает росток.
Любой школьник в наше время знает об этом больше святого
Павла; и, однако, это — оракул церкви!..
Но, скажут, он обращается к народу; надо было
снисходить к его грубым понятим. Было бы все же лучше,
если бы толкователь святого духа поднял народ до своего
уровня.
Проанализировав это послание, одно из самых
знаменитых посланий апостолов,— какое же можно составить
представление о религии, которая проповедуется подобным
образом? По совести говоря, разве в таком стиле и с
такой логикой смеет человек обращаться к себе
подобным от лица бога?
Миссионерские послания святого Павла полны такого
рода оборотов: «Тот, кто безумен от бога, более мудр,
чем все люди».
И это — наши оракулы! Во всяком случае в XIX веке
не стыдятся держать человеческий разум в подобных
тенетах! Французский институт 1 не осмеливается пока даже
прикоснуться к этой узде народов; у его порога, а может
быть, и в недрах его священники безнаказанно
издеваются над разумом!
LV. Второе послание святого Павла
к коринфянам
Какой отвратительно скверный стиль у святого
Павла... Глава II: «Но благодарение богу, который всегда
дает нам торжествовать во Христе и благоухание
познания о себе распространяет нами во всяком месте» (14);
326

«Ибо мы Христово благоухание богу» (15); «Для
одних — запах смертоносный на смерть, а для других —
запах живительный на жизнь» (16). И далее, глава III:
«Вы — наше письмо» (2); «Написанное не чернилами,
но духом бога живого, не на скрижалях каменных, но на
плотяных скрижалях сердца» (3). Как все это жалко!
Святой дух был совсем не так красноречив, как
Демосфен и Цицерон.
В главе IX апостол поглощен мелкими денежными
интересами. Кажется, коринфяне неохотно давали
взаймы; поэтому святой Павел подзадоривает их. Только
благодатью нелегко было развязать их кошельки. --
После X главы снова начинает казаться, что святой
Павел, подобно своим преемникам, не боялся пользоваться
для достижения своих целей низменными средствами;
впрочем, пути господни неисповедимы!
Он оправдывается, как умеет, в главе XI. Он изменяет
своей скромности, так как вынужден сам себя хвалить:
«Но я думаю, что у меня ни в чем нет недостатка против
высших апостолов» (5). И затем, он сильно подчеркивает
свое бескорыстие.
Глава XII: надо следовать апостолу, вознесенному на
третье небо... и т. д.
Так вот что называют каноническими книгами церкви,
руководством веры, образцом нравственности!.. О стыд!
Бедный род человеческий, иногда краснеешь от того, что
к тебе принадлежишь!
LVI. Послание святого Павла
к галатам
Галаты получили это послание в двадцать третью
годовщину плачевной кончины Христа; в том же году Лука
составил свое повествование-
Начало здесь примечательно: Павел, апостол,
избранный не человеками и не чрез человека, но Иисусом
Христом и богом-отцом. Все остальное —
проповеднические общие места, написанные, по священному обычаю
апостола, в пошлом стиле. Исаак Беррюйе наивно
замечает по поводу стиха 3 главы IV: «бог смотрел на наших
отцов, как на маленьких детей» (предисловие к «Истории
народа божьего»).
327

Речь идет здесь о Ветхом завете, который
действительно, как мы не раз имели случай показать, до такой
степени напичкан детскими сказками, что его вполне
можно назвать Библией для младенцев.
LVII. Послание святого Павла
к ефесянам
Прописная мораль и пошлая мистика. Между тем
именно в своем поучении об этом письме святой Хризо-
стом восклицает, охваченный забавным энтузиазмом*
«Если бы мне предложили на выбор — поместить меня
на небо среди ангелов или за решетку со святым Павлом,
я выбрал бы решетку».
Это послание и два последующих были отправлены
примерно лет через тридцать после печальной развязки
миссии сына божьего.
LVIII. Послание святого Павла
к филиппинцам
Снова — миссионерские общие места. Святой Павел не
всегда клялся in verba magistri *. Иисус где-то в
Евангелии запрещает своим ученикам кланяться. Апостол
язычников лучше умел жить; в одном из своих посланий он
высказывает пожелание, чтобы наперебой воздавали друг
другу почести.
LIX. Послание святого Павла
к колоссянам
Лучше бы святой Павел сам немножко воспользовался
советом, который он дает колоссянам в главе IV: «Слово
ваше да будет всегда с благодатию, приправлено солью»
(16). Но вот апостол попал в тюрьму. И все же в этом
послании есть некоторая слащавость.
Можно заметить, что, обращаясь к колоссянам, а
также к коринфянам и ефесянам, апостол Павел употребляет
как синонимы «евангелие» и «истина».
* [Лат. пословица: слепо принимать слова учителя].
328

LX. Первое послание святого Павла
к фессалоникийцам
Приятно видеть, что святой Павел среди других
советов, которыми он наделяет в щедрости сердца своего
жителей Фесеалоник, дает следующий: «Всегда радуйтесь»
(V, 16). Этот совет им был более полезен, чем когда им
говорили: «Однажды мы восхищены будем на облаках
предстать в сретение господу на воздухе».
LXI. Второе послание его же, им же
Он предостерегает своих неофитов против тех, кто
попытается в будущем пойти по его стопам: он дает им
почувствовать свое бескорыстие.
Следует признать, что и без всех этих
предостережений, без всех страданий святого Павла благодати и
святому духу было бы довольно трудно проникнуть в сердца
людей. Апостолический сочинитель посланий доходит
просто до бесстыдства; он осмеливается уверять фессало-
никийцев, что его слово — это истинное слово божие,
принадлежащее самому богу: «Слово наше истинно есть
слово божие» ill, 13).
Святой Павел писал жителям Фесеалоник через
девятнадцать лет после казни своего наставника.
LXII. Первое послание святого Павла
к Тимофею
Мне не нравится, что святой Павел, апостол
милосердия, заканчивает первую главу этого письма следующим
стихом: «Имея веоу и добрую совесть, которые некоторые
отвергнувши, потерпели кораблекрушение в вере» (19);
«Таковы Именей и Александр, которых я препял сатане,
чтобы они научились не богохульствовать» (20).
Если святой Павел — апостол веры, то во всяком
случае не для женщин: глава II еще раз доказывает это.
Но для чего в этой же главе следующее замечание в
скобках: «Для которого я поставлен проповедником и
апостолом — Истину говорю во Христе, не лгу — учителем
329

язычников в вере и истине» (7). По-видимому, в то время
у него оспаривали право на эти титулы.
Было бы неплохо, если бы князья церкви читали
каждое утро главу III: они очень нуждаются в ее прекрасных
уроках. Духовенство должно было бы также обратить
внимание на следующее место: «Диакон должен быть
муж одной жены» (12). Назло апостолу духовенство
долго упорствовало в постыдном безбрачии. Следующая
глава еще более точна в этом пункте. Святой Павел
указывает на существование духов бесовских: «Запрещающих
вступать в брак и употреблять в пищу то, что бог
сотворил, дабы... вкушали» (3); «Ибо всякое творение божие
хорошо, и ничто не предосудительно» (4). Это —
доподлинный текст, и очень странно, что католическое
духовенство, принявшее все бредни святого Павла, отступилось
как раз от того единственного места, где он говорит
разумно. Заметьте, до какой степени грубо составлен стих 3.
Писатель, гораздо менее изощренный, чем святой Павел,
постарался бы избежать этого сближения брака с едою.
Глава V — восхитительна от начала до конца, за
исключением, быть может, следующего места, которое
несколько сильно в применении к вдове: «Если... умывала
ноги святым» (10); эта глава — трогательная картина
совершенных нравов.
Нашим прелатам, преемникам святого Павла,
следовало бы также несколько приблизиться к своему образцу,
который не стыдился признаться, в главе VI: «Имея
пропитание и одежду; будем довольны тем» (8).
LXIII. Второе послание святого Павла
к Тимофею
Это второе послание принадлежит сладкоречивому,
пламенному, неутомимому миссионеру, наделенному
хорошей головой и твердым характером, вполне
подходящим для основателя секты.
Ж Этот Тимофей был учеником апостола язычников.
Поставленный благодаря своему наставнику первым
епископом Эфеса, он был побит в этом городе камнями за
то, что отказал целомудренной Диане в фимиаме,
который он курил в чести прелюбодейной Марии.
330

LXIV. Послание святого Павла
к Титу
Это послание, очень короткое, наполнено
превосходными советами, которые неплохо было бы преподать в
наши дни.
Мне кажется, что исключительно такого рода
письмами заслужил святой Павел свою славу.
За плагиат мы не отвечаем: Павел был римлянином;
но он водился с евреями.
Секретарь святого Павла, Тит, стал епископом Крита.
Долгое время подчинявшиеся законам Миноса \
неблагодарные островитяне забыли их, признав закон Иисуса.
LXV. Послание святого Павла
к Филимону
Это послание, состоящее всего из одной главы, очень
необычно: Филимон, человек богатый, благодетель
рождающейся церкви, был обокраден своим рабом. Мошсн-
ник-слуга бежал в Рим, под покровительство .святого
Павла. Апостол тотчас же крестит вора и отправляет его
обратно к хозяину, который покорно принимает его по
поручительству святого Павла.
LXVI. Послание святого Лавла
к евреям
Послание к евреям — целиком богословное; апостол
дискутирует с ними. Шаг за шагом он защищает против
них свои положения, чтобы заставить их войти в. лоно
зарождающейся церкви.
Я отмечу только следующий стих, которым
заканчивается глава XII: «Будем служить богу с благоговейным
страхом» (28); «Потому что бог наш есть ргнь
поедающий» (29). Но кому охота любить то, чего следует
страшиться?
Глава XIII вращается преимущественно вокруг
морали, и одна стоит больше, чем все предшествующие.
*В. Бог, который не все одобряет, хоть и все
допускает, имел в виду священнослужителей, когда сказал
устами святого Павла: Он предоставил мир раздорам
священников. С.2
331

LXVII. Послание святого Павла
философу Сенеке
Святой Иероним и святой Августин высказались за
подлинность этой переписки; но пусть не прогневаются;
письма Сенеки к апостолу уж слишком грубы, в то время
как письма Павла к философу, говоря по правде, не так
гоубы. Несмотря на все неправдоподобие этого, святой
Иероним настойчиво продолжает помещать философа
Сенеку в число церковных писателей.
Достоверно по крайней мере то, что святой Павел
является плагиатором Платона. Последний сказал: «Вся
жизнь мудреца — это размышление о смерти». Апостол
восклицает в одном из своих посланий: «Я каждодневно
умираю».
Один французский епископ, Антуан Годо, сочинил
христианскую поэму в пяти книгах, озаглавленную
«Святой Павел». Вот первое ее полустишие:
Пою великого Павла...
Святой Павел написал три апокалипсиса, которые
утеряны; мы не должны сожалеть об этом, если эти три
опуса похожи на большинство его посланий.
В одном из этих апокалипсисов святой Павел
открывает нам все то прекрасное, что он увидел на небе, когда
был туда вознесен! Он открыл нам новый мир...
Можно ли так насмехаться над человеческим
легковерием? Следовало бы поймать святого Павла на слове,
когда он превозносит крест и тех, кто целует этот символ
веры, никому не ведомый до апостола и его учителя.
Святой Павел составил также отчет о своих
путешествиях под названием «Деяния». Рассказ о разъездах
столь беспокойного и неутомимого главаря секты должен
был представлять собою забавное чтение.
LXVIII. Соборное послание святого Иакова
младшего и справедливого
С первых же стихов видно, что этот апостол ярче,
богаче образами и чувствами, чем святой Павел, которого
он успешно оспаривает. Павел высказывается за пламен-
332

ную веру. Иаков утверждает, что Не исповедуемые
убеждения, а лишь добрые дела являются мерилом
добродетели.
Глава II исполнена гуманности.
Главы III и IV полны мудрости. Глава V и
последняя — поэтична и достойна лучшей поры пророков:
«Знайте, что плата, удержанная вами у работников,
пожавших поля ваши, вопиет, и вопли жнецов дошли до
слуха господа Саваофа» (4) ; «Вот судия стоит у дверей»
(9).
Какая жалость сто есть только пять глав святого
Иакова! Это-то и заставило святого Иеронима сказать:
«Послания святого Иакова кратки и длинны; кратки по
словам, длинны по мыслям».
Иаков был близким родственником Иисуса — consor-
bius (двоюродный брат), и ему приписывают прото-
евангелие, об утрате которого приходится сожалеть.
Апостол излагает там любопытные подробности
относительно незаконной беременности и родов своей тетки,
девы Марии. Он умер епископом и мучеником в
Иерусалиме.
Следует отличать его от Иакова старшего, брата
Иоанна, автора Апокалипсиса; оба они — бывшие
рыбаки; как тот, так и другой принадлежали к первым
иерусалимским мученикам. Этому Иакову приписывают
книгу под названием «Евангельская история».
Можно отметить, как одно из чудес Иисуса, что он,
имевший благоразумие не написать ни одной строчки,
превратил в сочинителей всех своих апостолов, набранных
из сословия людей, едва умевших читать, и таким
образом расплодил бесчисленное количество евангелий,
апокалипсисов, посланий, литургий и деяний. Из всех
религиозных сект христианство породило больше всего
писателей и притом писателей самых жалких.
LXIX. Два соборных послания
святого Петра
Князь апостолов написал их лет через двадцать после
казни своего наставника; в них нет ничего, кроме
характерных для миссионера общих мест.
333

Вот, впрочем, примечательное место; это — суждение
Петра о Павле: «В письмах брата нашего Павла есть
некоторые вещи, которые мало стойкие извращают как и
другие (священные) писания на свою погибель».
Всем посланиям брата Павла мы предпочтем один
лишь незамысловатый стих 5-й главы I второго послания
апостола Петра: Ministrate in virtute scientiam, который
Исаак де Саси по своему обыкновению скверно перевел:
«Соединяйте с добродетелью ученость». Святой Петр
хотел сказать: «Вкладывайте ваши знания в
добродетель». Это — драгоценные слова.
Мы сожалеем, что потерян один апокалипсис святого
Петра: этот апостол, хоть и не был таким поэтом, как его
приятель Иоанн, обладал несколько большим здравым
смыслом. У него вырвалось бы ненароком несколько
наивных признаний вроде тех, которые переданы, как
принадлежащие ему, в Новом завете. Цитируют также
Евангелие в его обработке.
Некий Папий *, ученик первых апостолов, утверждает
в каком-то месте своих пятитомных «Записок», что Марк
писал только то, что слышал от Петра. Это
свидетельство Папия укрепляет представление, неизбежно
создающееся относительно священных книг: они передают лишь
слухи.
Одно из пятидесяти Евангелий и еще некоторые
озаглавлены: «Книга четырех частей света». Всем им можно
бы дать общее заглавие: «Библиотека перекрестков», или
«Книга закоулков».
LXX. Три соборных послания
святого Иоанна
В этих посланиях, написанных более чем через
шестьдесят лет после исполнения приговора над Иисусом, нет
ничего, кроме общих богословских мест, включая и
изречение, которое Жан-Франсуа Лагарп считает
возвышенным: «Бог больше сердца нашего».
Это возвышенное изречение нуждается в толковании;
но при толковании в слова можно вложить какое угодно
значение.
* См. «Историю церкви» Эвсебия.
334

Много похвал заслужило также другое изречение
главы IV послания первого: «Бог есть любовь» (16). Но еще
Цицерон, до апостола Иоанна и основателей
христианства, сказал: «Charitas generis humani» *.
Один евангелист прав, заставляя Иоанна говорить, что
он недостоин носить башмаки своего учителя.
LXXI. Вселенское послание святого Иуды,
прозванного ревностным
Поистине, это ничтожная вещь, хоть она и исполнена,
по выражению Оригена, небесной благодати.
Однажды во время обеда с сыном божьим, своим
родственником, у апостола Иуды вырвались наивные слова,
которые, кроме Христа, смутили бы каждого; Учитель
(сказал он за едой), почему ты являешься нам, но не
миру?..
В самом деле, Иисусу, желавшему произвести
революцию, вместо того чтобы обращаться к нескольким
беднякам без образования и веса, было бы проще начать
с того, чтобы подействовать на умы великих мира сего и
современных ему ученых; но сын божий не рисковал
являться перед прозорливыми людьми: просвещению,
которое несло Евангелие, предстояло проникнуть в
человеческие мозги лишь для того, чтобы сыграть на руку
невежеству.
Иуде, брату Иакова, приписывают замечательный и
правдивый рассказ о жизни и учении, страстях и смерти
его божественного учителя.
LXXII. Откровение святого Иоанна
Это откровение было сочинено лет через шестьдесят
после приговора, вынесенного Христу. Автор
предупреждает, что позже он напишет свое Евангелие.
В первой главе сновидений апостола Иоанна,
грезившего на острове Патмосе, есть что-то внушительное:
«Блажен читающий и слушающий слова пророчества...
ибо время близко» (3); «Се грядет с облаками, и узрит
его всякое око... Ей, аминь» (7); «Я есмь альфа и омега,
начало и конец, говорит господь, который есть, и был, и
* [Любовь к человечеству (лат.)"|.
335

грядет» (8); «Я есмь первый и последний» (17); «И жи-
вый; и был мертв, и се, жив, во веки веков, и имею ключи
ада и смерти» (18). В этом всем есть некая
приподнятость, торжественность, предвещающая как будто нечто
сносное.
В следующих двух главах есть также удачные
моменты: «Так говорит Святый, Истинный..., который
отворяет — и никто не затворит, затворяет—и никто не отворит»
(III, 7). Но не стоит доискиваться здесь смысла; он ясен
только вещателю.
Семь золотых сосудов, наполненных гневом божим,
в главе XV — «Дало семи ангелам семь золотых чаш,
наполненных гневом бога живущего» — это несколько
странно; но сны не разбирают по косточкам. Эти семь
чаш придали определенную эффектность главе XVI.
Глава XVIII очень поэтична и достойна служить
продолжением прекрасных Плачей Иеремии. Быть может,
самое странное в этой восточной композиции не то, что
она была написана, но то, что она заканчивается
следующим образом: «И я также свидетельствую всякому,
слышащему слова пророчества книги сей; если кто приложит
что к ним, на того наложит бог язвы, о которых написано
в книге сей» (18); «И если кто отнимет что от слов книги
пророчества сего, у того отнимет бог участие в книге
жизни и в святом граде и в том, что написано в книге
сей» (19).
Горе тому, кот посмеет что-либо добавить или что-
либо убавить в Апокалипсисе!
Risum teneatis, amici *.
Впрочем, остережемся судить о святом Иоанне по
Апокалипсису. Это будет все равно, как если бы кто-нибудь
захотел судить о гении Ньютона по комментарию,
которым этот великий человек удостоил снабдить эти
скверные бредни. Боссюэ также сочинил по этому случаю
толстый том in-8° К Но епископ из Mo по крайней мере был
занят своим делом.
Насчитывают более восьмисот комментаторов
Апокалипсиса.
Существует арабская книга, озаглавленная «Семь
способов чтения Алькорана». Можно было бы сочинить кни-
* [Смех сдержите, друзья (лат.)].
336

гу в том же духе по-французски, которая называлась бы:
«Сто тысяч способов чтения Библии».
В «Происхождении культов» профессора Дюпюи есть
совершенно новое объяснение логогрифа х евангелиста
Иоанна.
Святой Иероним говорит, что в Апокалипсисе столько
тайн, сколько слов: Tot habet sacramenta, quot verba.
Иоанн, автор Апокалипсиса, умер в возрасте около
ста лет.
В Апокалипсисе сказано, что бог повелел сочинителю
проглотить книгу: следовало бы лучше дать ему стереть,
вылизав собственным языком, его собственное сочинение.
Одна христианская секта (кажется сетьены) 2 была
обладательницей Апокалипсиса, приписываемого Аврааму;
но в блаженные времена этого патриарха книги ни во что
не ставились. Авраам не был ни священником, ни
сочинителем-аскетом; он лучше умел пользоваться жизнью:
он был добрым отцом семейства и пас свои стада.
LXXIII. Молитва Менассии, царя иудейского
В этой молитве есть елейность и несколько
монументальных образов,— в ней очень силен дух Библии и
восточных книг: «Ты сковал море словом приказа своего; ты
закрыл бездну страшной печатью имени своего: ибо ты
господь благодатный, который раскаивается в том, что
обидел людей. Я склоняю колени в сердце своем...»
и т. д. (протестантский перевод).
LXXIV. Послания девы Марии
Рассказывают о нескольких письмах, написанных
девой Марией святому Игнатию, епископу Антиохии, и
другим отдельным лицам Мессины и Флоренции; но мы
ничего не можем об этом сказать. Скорее всего, Мария,
жена Иосифа, плотника по профессии, умела писать не
более, чем ее муж, и прекрасно обходилась без этого.
Смотри сорок томов in folio о святой деве, которые
опубликовал в 1648 г., в Мадриде, Асторга или Пьер
д'Арва, францисканец из Перу. Но он совсем не удостоил
нас милостивой возможности их прочесть.
22 С. Марешаль
337

LXXV. Завещание святой девы
Оно состоит из сорока одного пункта:
«Мои дорогие братья, покидая сей мир, я завещаю
вам свою непорочность...
Я завещаю вам мою любовь к ближнему...
Я завещаю вам мое сердечное веселие...
Я завещаю вам мою покорность святому духу...
Я завещаю вам свою священную близость с богом...»
и т. д.
Издано в 1709 г., в Бар-ле-Дюке
m Выдержка из «Катехизиса кюре Мелье» 1
Вопрос.
Что такое Евангелие, или Новый завет?
Ответ
Это божественная книга, стоящая гораздо ниже
трактата «Об обязанностях» Цицерона2 и «Руководства»
Эпиктета... и т. д.
Эта книга наделала много зла...
У Сен-Реаля в предисловии к «Жизни Иисуса Христа»
вырвалось следующее признание: академик выставляет
в качестве причины, по которой миряне пренебрегают
чтением Евангелия, то, что оно оставляет желать лучшего
в смысле порядка и связи.
Каждая книга по морали, даже самая слабая, имеет
свой метод; религиозные книги, даже самые лучшие,
наоборот, являют величайшую путаницу. Евангелие и
Коран далеки от трактата Шаррона «О мудрости» з смысле
цельности, ясности мысли и точности выражений: в
первых двух царит воображение; во второй — рассудок.
LXXVI. Собрание древних Евангелии,
или
Памятники I века христианской эры
в извлечениях Фабриция, Грабия и других ученых;
издал аббат В * * * *, Лондон, 1769,
in-8°, 283 стр.
Это сочинение, долго остававшееся непереведенным
с латинского языка и как бы похищенным у большинства
338

христиан, должно быть просмотрено теми, которые хотят
узнать, из какого источника почерпнули священники свои
четыре Евангелия; о детстве Иисуса, например,
Евангелие содержит подробности, поистине, чрезвычайно
странные. С христианской сектой сыграли скверную шутку,
опубликовав эти позорные главы.
Выводы из чтения Библии
Закончим наш беспристрастный анализ священного
писания некоторыми соображениями по поводу
канонических книг Ветхого и Нового заветов в их совокупности.
Размышления наши естественно возникли, когда, закрыв
священную книгу, мы попробовали подвести итог
впечатлениям, которые оставляют это чтение в сознании, не
настроенном ни за, ни против Библии.
Многое нужно было совершить в то время, когда
родился Христос... Умные люди и сейчас чтили бы его
память, если бы он сумел, подобно Моисею или еще лучше,
чем тот, разжечь в душах своих выродившихся
соотечественников искру доблестного свободолюбия, — если бы
он сказал им: «Чего вы ждете? Нечистая рука Тиберия
пригнула ваши головы. Вы ждете, чтобы прилетел
римский орел и разорвал птенцов в вашем гнезде? Истинно,
истинно говорю вам: еще немного — и деспоты,
захватчики всей Европы, внесут опустошение в стены
Иерусалима. Бросайтесь к оружию, прогоните наместника,
станьте людьми, которые хотят отныне жить свободными в
своей стране, без произвола своих высокомерных
победителей. Римское ярмо разбить не труднее, чем
египетское... Горный лев, закованный в цепи во время сна,
встряхивает гривой, рвет свои узы и заставляет трепетать
своих вероломных властителей. Пусть иудейский лев
сделает то же!.. Пусть священный гнев, охвативший меня,
покажет вам, что в моих жилах течет чистая кровь
Израиля... 1 Долой ваших лживых пророков, ваших жадных
жрецов! Вспомните о ваших предках, этих
пастухах-кочевниках, которые, подобно Аврааму, заставили соседних
государей себя уважать. Предайте, если это нужно,
предайте сами огню ваш город Иерусалим; собственными
руками разрушьте этот храм старого закона, не
сумевшего охранить вас от вавилонского плена и протекто-
22* 339

рата Рима; будьте независимы от вещей и лиц; станьте
снова во главе своих семей, повелителями в среде своих
детей, какими были ваши добрые предки; откройте новую
эру...» и т. д.
Все, что мог бы сказать рожденный девою Христос,—
с авторитетом, свойственным смелой и доблестной речи;
не надо было быть богом или сыном божьим, чтобы
произнести эту речь. Ведь сумели же Вильгельм Телль 1 и
другие охотники швейцарских гор освободить свою
родину и притом сделать это совершенно земными
средствами.
Евангелисты рассказывают нам, что сделал для своей
родины Иисус. Народ его продолжал оставаться
игрушкой в руках других народов, и еще теперь — он сорная
трава среди них...
Но с появлением его на земле образовалась новая
религия.
Не будем обвинять в этом Христа. Быть может, он не
виновен во всем том зле, которое было допущено во имя
его; но в то же время божеские почести, которые и сейчас
воздают этой личности, и высокие о нем отзывы, на
которые отважились самые знаменитые наши писатели,
далеко не оправданы.
Вовсе не нужно было прививать к старым культам
новый. Гораздо больше подошло бы к характеру сына
божьего сказать людям: «Дети, бросьте все эти
игрушки и суеверия, которые не делают вас ни счастливее, ни
умнее; я научу вас обходиться без них. Я нарочно сошел
на землю; не для того, чтобы заставить вас переменить
религиозных и политических идолов, но чтобы повергнуть
всех их в прах перед судом разума. Итак, пусть народ
Иудеи, который я пожелал удостоить своим
присутствием, подаст пример другим народам: пусть каждый из вас
остается у отцовских очагов! Не имейте впредь иной
религии, кроме сыновнего почтения; это был единственный
культ времен патриархов, ваших предков. Я пожелал
родиться в хлеву, рядом с трудовым волом, среди
пастухов, чтобы дать вам урок: воспользуйтесь им; вернитесь
к пастушьему быту и земледелию. Я провел свои первые
годы в ремесленной мастерской для того, чтобы вернуть
полезным ремеслам уважение, которое отняли у них
паразитические искусства. Когда я возвращусь к своему
340

вечному первоначалу, не верьте тем, кто завладеет моей
памятью, чтобы вас обманывать. После моей смерти в
мои уста вложат многие речи; вам дадут читать мое
завещание *, о котором я никогда и не думал; будут
превозносить мои чудеса, мои догматы; захотят сделать меня
основателем школы или главой секты: говорю вам это
наперед. Воистину, воистину все это будет чистейшей
ложью. Не делайте ни больше, ни меньше меня,
пребывайте в мирной безвестности, и вы будете счастливы уже
в этой жизни...» и т. д.
Так мог бы ответить сознательный и мирный человек
на клеветнические обвинения, которые были бы ему
сделаны по поводу того, что он стал главою партии
фанатиков...
Несомненно, Ж.-Ж. Руссо находился в горячке, когда
посвятил памяти Иисуса три или четыре всем известные
и прекрасные страницы *, когда он не побоялся сравнить
с мудрым Сократом уличного скомороха или, скорее,
жалкого безумца, который, допрашиваемый судьями,
отвечает: «Так вот, говорю вам, отныне узрите сына
человеческого, сидящего справа от благого бога и ступающего
но облакам» (Матфей). Мы точно цитируем текст.
Если одного этого высказывания недостаточно, чтобы
распознать человека: Ессе homo! — пусть перечтут
рассказ о страстях.
Христос уже несколько раз ускользал из рук своих
приверженцев **. Он узнаёт, что один из его учеников
продал его и собирается разоблачить; он теряет голову;
он обращается с длинными жалобами к другим своим
апостолам, дрожащим не меньше его: «Еще немного
времени, и вы не увидите меня больше... Отец мой! Не за
мир прошу тебя, прошу за моих учеников». Мало
милосердия в этих словах. Затем он удаляется от мира на гору
Елеонскую, чтобы вознести там мольбу богу, своему
отцу, отвратить от него горький напиток, который ему
готовят. Его охватывает ужас; он покрывается потом и
впадает в мучительное беспокойство. Иисус предался
страху и казался в жестокой тревоге (Марк, XIV, 33).
«Душа моя,— сказал Иисус трем своим апостолам,—
* Новый завет, или Евангелие.
** Сен-Реаль, сЖизнь Иисуса Христа», in-4°.
341

душа моя удручена смертельной скорбью» (Лука, XXII,
41). «Отче! Все возможно тебе; пронеси чашу сию мимо
меня» (Марк, XIV, 36). «Впавший в агонию» (Лука).
Он хочет все же спасти престиж своей секты. Но,
силясь проявить хоть какую-нибудь стойкость, он
становится дерзким. Судья спрашивает его: «Что ты сделал?»
Он отвечает: «Царствие мое не от мира сего». Пилат
говорит ему: «Итак, ты царь». Иисус отвечает с
лукавством: «Ты сказал это». Словно для того, чтобы запугать
суд, перед которым он должен был предстать, он уже
говорил о дюжине легионов ангелов, готовых по его зову
спуститься и его спасти: «Или думаешь, что я не могу
умолить моего отца, и он тотчас же пошлет мне более
нежели двенадцать легионов ангелов» (Матфей, XXVI, 53).
Разве такими средствами пользуется мудрец, неправедно
обвиненный? Какой жалкий фарс!..— да простят нам это
выражение!
Заметив, что он не располагает к себе судей с такой
же легкостью, как толпу, Иисус, который до того говорил
слишком много, принимает запоздалое решение соблюсти
молчание и отдает себя на поругание, на жестокое
посмеяние, которым его наказывают за дерзость его
первых выпадов. Его бичуют кнутом, затем ведут на казнь.
По дороге он пытается разжалобить женщин словами:
«Не плачьте обо мне, дщери Иерусалимские; но плачьте
о себе и о детях ваших» *. Но народ спокойно смотрит,
как он идет на Голгофу. Наконец, привязанный к
кресту, он теряет всякую надежду, и его последние слова,
порожденные упадком духа,— упрек своему небесному
отцу, на помощь которого он, по-видимому, рассчитывал:
«Господь мой, почему ты меня покинул».
Похоже, что Иисус до последнего момента надеялся,
что его сторонники вырвут его из рук правосудия: он
ожидал небольшого восстания в свою пользу. Если бы Савл,
названный Павлом, мог быть обращен скорее, все могло
бы пойти иначе. Павел смог бы поднять население и
освободил бы своего учителя. Но, преданный одним из своих,
трусливо покинутый остальными, несмотря на его
наставления, безразличный к народу, для которого он
недостаточно сделал, чтобы заслужить его признательность,
* Сен-Реаль, там же, стр. 228.
342

Иисус пошло принял свой смертный приговор; о нем
подумали только тогда, когда уже не оставалось времени;
вернее, опомнились слишком поздно — однако достаточно
скоро, чтобы при помощи его смерти сделать то, чего он
не добился всею своею жизнью.
Вот он — человек, ессе homo, которого Жан-Жак
убежденно противопоставляет Сократу и даже хочет поставить
его выше.
Но (повторим за женевским оратором) Иисус прощает
своих врагов и молится за своих палачей. Неужели
Жан-Жак забыл, что задолго до Иисуса Пифагор, Сократ
и другие мудрецы предписывали эту прекрасную
самоотверженность и дали пример этого последнего усилия
добродетели?
Герой Евангелия добился, правда, того, что основал
религиозную секту, существующую до сих пор; но он не
выполнил высокой миссии, о которой он возвещал с таким
бесстыдством и напыщенностью. Род человеческий
получил еще один культ; но он возродился после Иисуса не
более, чем после Моисея. Какую новую добродетель
открыл Христос миру? Все уже были известны, о них
писали и их применяли до него; но быть может, он наложил
на них отпечаток совершенства? Как раз наоборот. Иисус
или его пособники испортили естественную мораль, какой
она была до них, сделав ее религиозной.
Библия имела лишь тот успех, которого она
заслуживала. Появление на земле священных книг ничуть не
заставило исчезнуть пороки, преступления и несчастья,
являющиеся их следствием. Иисус сотворил мноп> чудес.
Благодаря ему слепые прозревали; мертвые воскресали
к новой жизни: он сам воскрес на третий день после
своей казни; но Евангелие не совершило чудес; оно совсем
не имело оздоравливающего влияния на человеческие
души. А ведь то, чего не могли сделать другие книги,
следовало ожидать от книги божественной.
Следует применить к Библии то, что магометанская
секта Аль-Яхедх сказала о Коране: «Это тело, которое
может принимать образ то человека, то зверя».
Что следует думать о христианстве, о его книгах и их
авторах, если учесть труды ученого Дюпюи? Он
утверждает*, что Иисус никогда не существовал: Христос — не что
* Во «БеемЙрной религии, или Происхождении всех культов».
343

иное, как солнце, и христианский культ — культ
поклонников этого светила.
Могут сказать, что это только ученая догадка, а
Библия является вполне реальным памятником. Но после
вдумчивого прочтения этой книги напрашивается вывод,
что это одна из самых опасных книг; что при
правительстве, действительно пекущемся о нравах, первейшей
заботой тех, кто охраняет общественный порядок, должно
было бы быть изъятие этой книги из обращения, подобно
тому, как делают в отношении непристойных книг. В
лучшем случае только поэты и литераторы могли бы
знакомиться с Библией, если это понадобится для их занятий.
Сами отцы церкви 1 и доктора Сорбонны думали так.
Непоследовательные священники краснеют за свои
собственные книги.
Против нас выдвинут кучу свидетельств. Святой Хри-
зостом восклицает: «Чтение святых книг — это,
несомненно, великое дело» («Комментарий к Деяниям»).
Святому Иерониму в Библии все до последнего слога
представляется исходящим с неба.
Святой Августин в своей книге «О пользе веры»
говорит с великой апостольской убежденностью: «Верьте мне,
все, что есть в священных книгах,— велико и
божественно; они не содержат ни крупицы неправды» (гл. VI).
Тот же самый епископ позволяет себе другое
высказывание, очень любопытное, если учесть, что оно вышло
из-под пера отца церкви: «Христианская истина
несравненно прекраснее, чем красота греческой Елены»2.
Святой Амвросий рассматривает Ветхий и Новый
заветы, как две материнские груди церкви («О
благословениях патриархов»).
Процитируем в свою очередь столь же веские
авторитеты. Во-первых, церковь помещает знатоков Библии
в число еретиков, так как самое неприятное для авторов
обоих заветов, если их поймать на слове и точно
придерживаться их текстов.
«Чтение писания — это палка о двух концах... Были
отцы церкви, находившие дурным, что весь свет читает
священное писание; среди этих отцов церкви называют
святого Иеронима» (кардинал дю Перрон).
«Перевод Библии на обыденный язык будет иметь
роковые последствия для религии» (кардинал Ксименес) *
344

«Если бы не авторитет церкви, я питал бы не больше
уважения к Библии, чем к басням Эзопа» («Вольные
мысли» — книга, принадлежащая одному католическому
писателю, одобренная кардиналом Осием).
По традиции, начиная со святого Иринея и кончая
учеными докторами последних времен считается, что
чтение Библии очень опасно (кардинал де Роган, де Бисси
и де Ноель).
Святой Василий, услыхав, что первый надзиратель над
кухнями императора Валентиниана III цитирует
священное писание, был настолько возмущен, что, несмотря на
свою обычную мягкость, не удержался от того, чтобы
сказать ему: «Занимайтесь своими подливками».
Мы обязаны Теодору мало известным, но
любопытным анекдотом, который имеет целью показать, что
священники охотно допускают, чтобы всему свету сияло
солнце, только бы не все читали Библию.
Сошлемся на другое свидетельство, имеющее
определенный вес. Малле, доктор Сорбонны и архидиакон,
написал книгу с определенной целью доказать, что в
намерения бога входило, чтобы священное писание читали
только священники, которые затем знакомили бы с ним
народ в той мере, в какой они это сочтут нужным («О
чтении священного писания на общераспространенном
языке», 1620). Там можно прочесть:
«Запрещать народу чтение священных книг суть
божественное право.
В намерения бога никогда не входило отдавать слово
свое в распоряжение народов.
Святые отцы рассматривали свободу чтения
священного писания как опасное нововведение, которое церковь не
должна была допускать.
Святые отцы осудили, как злоупотребление, всеобщее
разрешение читать Библию на каком бы то ни было
языке.
Апостолы вовсе не хотели, чтобы простой народ
знакомился с религиозными истинами путем чтения
священного писания.
Благоразумные христиане первых четырех веков и
многих последующих вовсе не считали, что для
благополучия народов им полезно священное писание.
345

Чтение священного писания сейчас еще меньше
приносит пользы, чем приносило евреям; оно может
принести вреда более, чем когда бы то ни было».
«Законоучители не разрешали чтения священных
книг даже своим ученикам» (Ориген).
То, что сделал господь наш в синагоге Назарета, когда
закрыл по прочтении книгу Исайи и отдал ее священнику,
было сделано для того, чтобы дать нам понять, что
священное писание должно быть скрыто от народа, ибо не все
можно говорить всему свету» (Достопочтенный Беда).
По неслыханной непоследовательности книга эта,
которую, по мнению отцов и ученых мужей церкви, не
должно отдавать в любые руки; книга, с первых же строк
которой прелюбодеяние в самом деле предлагается
христианским женщинам в качестве образца поведения;
книга эта, которая проповедует и защищает пренебрежение
детей к своей матери, оставление детьми своих отцов;
книга, отсоветывающая воздавать последний долг
мертвым; эта адская книга, которая под видом нового блага
возвещает людям не мир, а войну; эта опасная книга,
в которой столько же нелепого, сколько
безнравственного; эта книга, хорошие страницы которой расхищены, а
из оригинальных сохранились только дурные; эта книга,
уродливая по форме и по содержанию,— удостоилась тем
не менее божественных почестей и продолжает
удостаиваться их сейчас; у нее есть алтари и священники.
Каждый раз, как кто-нибудь захочет ее почитать *, он
преклоняет перед ней колена; ее целуют, ее окуривают
благовониями, ее возлагают себе на голову; ее
покрывают жемчугом и драгоценными камнями. Во всех судах,
когда на эту раскрытую книгу кладется рука, она служит
ручательством правды и законности. Ее приверженцы
обоего пола вешают ее у себя на груди и приказывают
положить ее с собою в могилу **. Дошли даже до того,
чтобы переписать Ветхий и Новый заветы серебряными
буквами с заглавными золотыми. В довершение всего эта
книга, как говорит иезуит Исаак Беррюйэ, «в течение-
многих столетий является предметом восхищения всех
знатоков».
* См. сКанон Римский*, in folio К ■
** См. «Памятники древности», Дж. Чиампйни, in folio.
«46

Уважаемые читатели, мы спрашиваем у вас, поверят
ли несколько веков спустя, что в течение двух тысяч с
лишним лет больше трех четвертей населения земного
шара отправляло культ и курило фимиам Библии и
Евангелию, Зендавесте и Корану? Не сочтут ли баснописцами
историков нашего времени? Захотят ли поверить, что
были люди, вовсе не лишенные познаний, люди, которые
ежедневно преклоняли колено перед книгой Евангелий и
набожно прижимали губы к каждой странице этого
фолианта? Смогут ли заподозрить и постичь такое падение
человеческого разума, такую степень отупения? Смогут
ли поверить, что матерям семейств, целомудренным
женам и чистым девам рекомендовали чтение книг, полных
непристойностей и дурных примеров?
В то же время, на первый взгляд, как утешительна и
драгоценна Библия! Бог не только соблаговолил говорить
с людьми, чтобы вернуть их на путь добродетели, но и
проявил совершенную отеческую доброту; он взял на себя
заботу самому сочинить большой фолиант, начертать
своим собственным перстом на камне двенадцать первых
параграфов и любезно продиктовать остальное Моисею,
справедливому Давиду, мудрому Соломону, пророкам,
апостолам и даже святым женам.
Конечно, столько забот не могло остаться без самых
чудесных последствий. По меньшей мере непременным
результатом Ветхого и Нового заветов должен был
явиться золотой век. Впредь люди все должны были стать
хорошими, все должны были стать счастливыми,
Библия и Евангелие должны были сделать их земными
ангелами.
Увы! Ничего подобного; все обстоит как раз наоборот.
Люди продолжают и после Библии и Евангелия жить как
дьяволы, точно так же как до Библии и Евангелия.
Переписчики, видно, не поняли божественного гласа,
диктовавшего им священные книги. Этот вдохновенный
том — не что иное, как литературный хаос, где как
попало перемешаны добро и зло, красивое и посредственное,
целомудренные картины, чувственные изображения,
суровая мораль, распущенность и даже поругание нравов.
Iudigesta moles...* (Овидий, «Метаморфозы»).
[Беспорядочно наваленные глыбы... (лат.)].
347

Тысячи других томов были составлены для
объяснения Библии, но это привело к совершенно
противоположному результату. Если излишек книг — это зло, то
какая же книга породила на свет больше книг, чем
Библия?
Таким образом, народы, имея этот свод божественных
законов, не считали себя свободными от составления
бесконечного количества других законов. Повеления бога
стали недостаточны для людей. Мир после того, как сам
бог говорил с ним, совсем не исправился. Более того:
все эти писания, продиктованные божественными устами,
отнюдь не положили конец злу и преступлениям рода
человеческого; наоборот, они довели их до крайнего
предела, бросив в среду людей яблоко раздора Адама и
Евы.
Святой дух, как уверяют, заставил замолчать все
оракулы: если Библия — действительно его сочинение, то
чего же мы ждем? Будем последовательны, бросим в
огонь все остальные книги; нам с ними нечего больше
делать; нам нужна только эта...
Институт священников и божественность их книг —
вот те две благовидные идеи, которые должны были
поразить людей мало образованных.
Не лишен был гениальности тот, кто первый посмел
сказать себе подобным: «Друзья мои, я вижу, что вы
каждодневно пребываете в разладе по поводу самых
важных вопросов, кто будет вашим арбитром, вашим судьею,
вашим руководителем, вашим законодателем? Им не
может быть ни один из вас, ибо вы все равны... Сорок
дней и сорок ночей обдумывал я этот великий вопрос.
Сегодня утром, когда я стоял на вершине соседней горы,
с лицом, обращенным вверх к восходящему солнцу, слух
мой был поражен звучанием голоса, сказавшего мне:
«Посмотри себе под ноги, возьми и читай». Я опустил
глаза и увидел у своих ног вот этот том, начертанный
перстом того, чьим слабым изображением является
солнце. Друзья мои, раскроем эту книгу — в ней есть все —
и воздадим за нее благодарность всевышнему
сочинителю...» *'4
Но чтобы оправдать такие высокие претензии, надо
было быть обладателем совершенной книги. Только ее
совершенство могло подтвердить ее небесное происхож-
348

дение; надо было создать книгу, которая стояла бы
намного выше тысяч книг, о которых известно, что они —
выше массы других. С первой до последней строки этого
божественного фолианта не должно было встретиться ни
одного двусмысленного выражения. Стиль такого
сочинения должен бы быть чист, как сердце юной девушки;
малейшая шероховатость его уродует; одного-единствен-
ного неподходящего слова достаточно, чтобы обнаружить
обман. Книга, задуманная и продиктованная самим
богом, должна бы быть по меньшей мере «Книгой Разума».
Чтение этой книги должно сплотить все умы, слить мысли
всех воедино; короче говоря, заменит собою все
человеческие установления, гражданские и религиозные. Если бы
бог решил общаться с людьми посредством книги, он
написал бы ее не на еврейском, греческом или
арабском языке, но на наречии, известном всем народам,
потому что общий отец всех народов не стал бы писать
только для одного из них. Так был бы установлен
всеобщий язык. Из этого следует, что Библия является
божественной книгой или священным писанием не более, чем
Коран, Шастах1 и Зендавеста.
Из этого следует, что не такого рода книгами можно
будет сделать человечество счастливым и добрым.
Поэтому не будет ничего неподобающего в том, чтобы
отложить, наконец, в сторону все эти фолианты, которые
вызвали столько кровопролитий, которые расслабили
столько мозгов, и вернуться от них к природе, идя путем
разума.
Большое зло для разума и для истины — книга,
содержание которой порочно, но форма которой отмечена
печатью таланта. Очень плохо, когда такая книга,
покровительствуемая невежеством, выделилась из ряда
других человеческих творений и слывет за божественное
сочинение. Престиж ее сохраняется долго, даже в пору
расцвета просвещения, особенно когда достаточно
многочисленный класс лиц обязан своим существованием в
гражданском обществе магическому воздействию этой
книги.
Грязная и кровавая книга! Сколько зла ты натворила
на земле за те две или три тысячи лет, что ты упала с
небес! Неистощимый источник ошибок и обманов,
пороков и преступлений! О, как выродился из-за тебя челове-
349

ческий род! Нечистое порождение самого древнего и
рокового из предрассудков! Чудовищное творение духа
тьмы, прорезанное несколькими вспышками молнии!
Когда же перестанешь ты оскорблять вкус, разум и нравы?
Будущие поколения! Сможете вы понять ужасное
влияние одной книги почти на весь земной шар? Если
некогда изобретение письма и книгопечатания было
благом, о, как дорого обошлось это благодеяние, ибо ему мы
обязаны Библией и Евангелием!
Если эти две книги могут быть уничтожены не иначе,
как путем полного запрещения всех остальных, — не
будем же колебаться; пусть сгинут все книги/только бы
Ветхий завет и Евангелие исчезли вместе с ними.
Ветхий и Новый заветы! О вы, две самые знаменитые
книги! Кому чтение вас принесло пользу? Или, вернее,
кто не был вами оскорблен? Для каких читателей вы
годитесь? Для молодых девушек? Библия и Евангелие
заставляют краснеть их с первых же глав, запятнанных
кровосмешением * и прелюбодеянием **. Для честных
жен? Целомудрие первого Иосифа — им оскорбление.
Для добродушных мужей? Иосиф второй является,
чтобы смутить покой супружеской жизни. Для детей,
покорных своим отцам? Нож Авраама, занесенный над шеей
своего сына, возбуждает их негодование. Для добрых
матерей семейств? Жестокие слова Христа своей
матери: «Что мне и тебе, жено?» (Иоанн, II, 4) —пронзают
болью их душу. Для несчастных? Книга об Иове вселяет
в них отчаяние. Для монархов? Давид и Соломон дают
им уроки мысшего вероломства. Для народов?
История еврейского народа — это клевета на всех них. Для
друзей мира? «Заставьте их войти» (Лука, XIV, 23).
Евангелие создало два мира — преследователей и
осужденных.
К счастью, у человека есть собственное сердце и
разум. Что ему за нужда до религии двух книг? *** Разве
сын не ласкает свою мать и не чтит своего отца прежде,
чем научится читать этот двойной том?
* Лот и его дочери в Ветхом завете.
** Дева Мария и архангел Гавриил в Новом завете.
*** Название, полученное христианством от этих его двух
основ — Ветхого и Нового заветов.
350

Когда же прекратится ома, эта власть слов,
извращающих вещи?
Ужасная книга, каждая строка которой вызывает
потоки крови и желчи! Когда-нибудь, конечно, чары твои
будут разрушены: в один прекрасный день наши внуки
устроят публичное покаяние за легковерие своих пред*
ков! Опережая это время, увы, быть может, еще
довольно далекое, и краснея за род человеческий, к которому
я принадлежу, я хочу по крайней мере отметить первый
год XIX века, века развития общественности,
торжественным протестом против культа, проституированного в
течение столь долгого времени поклонением самой нелепой *
и самой бесполезной, самой безнравственной и самой
вредной из всех книг. А ты, жизнь которого так
соответствует позору твоего рождения и твоей бесславной
смерти! Неблагодарный сын, жестокий родственник, опасный
гражданин! Низкий эгоист, не бывший ни мужем, ни
отцом! Неловкий фигляр, злой дух, грубо похвалявшийся,
что тебе служат легионы ангелов (Матфей, XXVI, 53).
Ты, который во время своей адской миссии отверг свою
мать, нарушал спокойствие семейств, сманивал детей из
отцовского дома, отказывал мертвым в погребении,
проповедовал нетерпимость и преследования! Заносчивый
лицемер, хотевший затмить Моисея, который неизмеримо
выше тебя! Невежественный авантюрист, как и твои
соучастники, которых ты отыскивал в портовых трущобах
или в тавернах! Жалкий глава секты, трусливый и
фанатичный, который не умел даже умереть и который при
приближении казни источал кровавый пот: «И был пот
его, как капли крови, падающие на землю» (Лука, XXII,
44) — так подействовал страх на твои органы!
Я не оскверню память Сократа, противопоставляя
тебе последние возвышенные минуты этого истинного
философа! Христос, пусть сгинет твое имя! Или лучше пусть
будет оно обречено на презрение мудрецов и на
проклятие народов, выведенных, наконец, из заблуждения!
Успокойтесь, честные и негодующие души; этот
человеко-бог, или бого-человек, или, вернее, этот урод
никогда не мог существовать. Эту призрачную марионетку
* Аббат Милло сказал: «Всякая жестокая религия неизбежно
нелепа».
351

всех спектаклей, годную на все случаи, измыслили, без
сомнения, темные шарлатаны, охваченные потребностью
мучить других, для того, чтобы быть чем-то самим, с
целью собрать вокруг своих подмостков подонки всех
народов.
Так, прикрываясь именем Меркурия или Гермеса Трис-
мегиста, священники Нила заставили жителей Египта
принять их рабскую и суеверную доктрину.
А вы, доверчивые люди, слепо верившие на слово,
стадо покорных и косных двуногих, спешите под хлыст
ваших пастырей! Падите на оба колена к подножию
виселицы, на которой разрушитель семей и общественного
порядка, бесстыдный хвастун, называвший себя сыном
божьим, хотя не был даже человеком, окончил свою
краткую, хотя и слишком долгую карьеру!
Пустые потаскушки, позор своих мужей,
развратительницы собственных дочерей! Подвесьте крест из эбенового
дерева с золотом на свою грудь, которую бесстыдные
нравы не велят больше прикрывать.
А вы, недобросовестные или вздорные литераторы; вы
элегантные писатели, состоящие на жалованье партий:
поддерживайте своим жалким пером священный ковчег,
в котором хранится священнический обман!
Век девятнадцатый! Позорь себя, как и
предшествующие века, теми же религиозными мерзостями! А
немногочисленные друзья разума, скрывшись под своими
плащами, будут в это время стенать в стороне о роде
человеческом, к которому они, к несчастью, принадлежат и
которому они не перестанут приносить жертвы, и
посвящать бессонные ночи, пусть им и платят за это вечной
неблагодарностью, а быть может, и преследованием!
ПОСТСКРИПТУМ I
Мы согласны, что были строги в наших суждениях о
писаниях, которые называют священными, а также в
отношении тех, кто ими пользуется; но в то же время мы
утешаемся тем, что являемся не более как эхом
множества мыслящих людей, которые думают все то, что
написано в этом трактате за и против Библии; но эти
люди предпочитают заботу о своем покое ревностному
стремлению явить блестящее доказательство разума, ко-
352

торый в течение стольких веков оскорбляли с таким
бесстыдством. Нам кажется, что мы слышим, как
большинство наших читателей гсгаорнт себе вполголоса:
«Священники и их книги наделали и продолжают делать много
зла; это несомненно. Несомненно, что нельзя больше
увидеть проходящего священника или прочесть страницу из
Библии, не пожимая плечами и не хмуря бровей. Культ
Евангелия противен всякому смыслу и никак не
гармонирует с культурой человеческого разума в XIX веке».
Закончим сравнением, очень коротким, которое
должно произвести впечатление:
Двадцать пять лет тому назад один действительно
великий человек опубликовал в Старом и Новом Свете
книжечку в двадцать страниц, которая, быть может, уже
принесла больше пользы роду человеческому, чем все
книги, написанные до и после. Двадцать страниц «Науки
добряка Ричарда», написанные Франклином,
заключают в себе больше полезных истин и здравой морали, чем
пять книг Моисея, сто пятьдесят псалмов Давида, пять
премудрых книг Соломона, семнадцать книг великих
и малых пророков, четыре Евангелия Христа и все
послания его апостолов, чем Шастах Брахмы, Зендавеста
Зороастры, Эдда 1 Одина, Коран Магомета и т. д.!
Да, надо иметь смелость это сказать! Должен же
найтись кто-нибудь, кто окажется на это способен!
Да, Франклин своей маленькой книжечкой в десять
листков сослужил значительно большую службу своим
ближним, чем Моисей, Давид, Соломон, пророки, Иисус,
Зороастра, Брахма, Один, Магомет своими
возвышенными священными писаниями. Да! Род человеческий не будет
мудр, покоен и счастлив до тех пор, пока не почтет за
благо закрыть все эти великолепные книги и обратиться
от них к двадцати страницам «Науки добряка Ричарда»
Франклина.
За время существования цивилизации люди прошли
почти весь путь знаний, который был им предназначен.
Чтобы избежать порочного круга, пусть они вернутся
скорее к здравому смыслу, от которого они ушли, и пусть
в нем пребывают! Довольно блуждать; людям не нужно
столько книг. Если бы из рук народа забрали все эти
красноречивые и поэтические фолианты, которые до сих
23 С. Марешаль
353

пор только возбуждали его мозг, — это была бы мудрая
мера. Народу нужно не больше двух или трех простых
книжечек, написанных в духе «Науки добряка Ричарда»
Франклина.
Да! Я повторяю: без священников и их книг, без
эшафотов и издержек в недалеком будущем большинство
людей, хорошенько проникшись полезными истинами и
здравой моралью, которую заключает в себе «Наука добряка
Ричарда», станет похожим на автора этой книги; и, без
сомненья, лучшим из миров будет тот, обитателями
которого будут только Веньямины Франклины.
ПОСТСКРИПТУМ II
Существует всемирная традиция, более древняя, чем
священные писания всех народов, и которая их
переживет; это — пословицы, так верно прозванные мудростью
народов. В них есть все, что людям нужно знать, думать
и делать. Лучшей из книг был бы мудрый подбор
древних и новых пословиц.
Было бы достойно правительства, искренне
стремящегося к возрождению человечества, пришедшего в такой
упадок, чтобы подофного рода книга, однажды должным
образом составленная, получила от него полное одобрение
и весь тот почет, которого она заслуживает, и была дана
им в руки народа, вместо Библии и Евангелия.
В Лондоне существует Библейское общество (Bible-
society), возглавляемое архиепископом кентерберийским;
члены его, все — богачи, делают складчину с
единственным намерением снабдить Библией христиан, не имеющих
средств, чтобы ее купить, это общество наводнило ею
Старый и Новый Свет.
Пропадает ли пример этот даром? Неужели во
Франции или где-нибудь еще не найдется достаточно честных
людей, которые были бы в состоянии и захотели бы
принести разуму те жертвы, которые приносят религиозному
фанатизму? Когда же будет создано общество,
печатающее за свой счет и распространяющее в большом
количестве хорошие и простые книги, в духе тех, о которых мы
только что говорили? Неужели истина никогда не будет
распространяться? Зло разлилось по земле при посред-
354

стве скверных книг; добро может совершаться только при
помощи хороших книг. Такая война перьев, несомненно,
предпочтительнее, чем сабли драгонад1 или вандейская
война и т. д.
Просвещать людей — лучше, чем убивать их, чтобы
их исправить.

ι s
РАЗОБЛАЧЕННАЯ БАСНЯ О ХРИСТЕ*
ОТ ИЗДАТЕЛЯ
К нам в руки попала копия письма, которое Магомет
Оглы, муфтии Константинополя, направил Джовани-Ан-
жело Браски, муфтию Рима. Мы думаем, что сделаем
доброе дело, опубликовав эту рукопись.
Магомет Оглы прежде всего желает, чтобы римский
муфтий надел тюрбан и совершил обряд обрезания, и,
что весьма великодушно с его стороны, он направляет ему
протокол собора, проведенного в городе Католико
жрецами Вакха в 737 году нашей эры, на котором было
решено называть католическим культ того бога, который
символизирует солнце, а также принять название Критов,
ибо этот собор происходил на острове Крит, откуда,
несомненно, и произошло слово критянин, или христианин.
Документ, касающийся этого собора, был написан
по-гречески. Мы старались перевести его на наш язык
как можно лучше. Замечания же муфтия на полях,
адресованные к Джованни-Анжело Браски, сделаны на
мусульманском наречии, а также по-латыни, что должно
было удивить Рим и его священную консисторию, ибо
полагают, что оттоманские муфтии не знают этого языка.
Читатель увидит, что во время этого собора один из
жрецов Вакха взял слово и принялся оплакивать судьбу
жреческой касты, совершающей богослужения, ибо она
вынуждена ограничивать свое влияние алтарем, в то
время как военные, которым доверено командование
войсками, во многих землях сохранили за собой гражданскую
власть. Он указал пути, которыми жрецы могут не только
* [Данная работа принадлежит Марешалю предположительно].
356

восторжествовать над военными, но и над всем
человеческим родом и стать таким образом властелинами всех
стран мира.
С этой целью оратор предложил полностью сохранить
тот же культ Вакха 1 со всеми его обрядами и
церемониями, который соответствует культу Митры 2, известному
у римлян и у галлов, культу Саба или Сабана, у сабинян
и других племен Лациума, таких, как умбры, самниты,
кампанцы, апулийцы, этруски, луканы и т. д., и
соответствует также у финикийцев культу Адониса 3 — бога,
который, согласно преданиям этих народов, родился в
Бель-Эаме. Речь идет лишь о том, чтобы замаскировать
при этом символы и буквально следовать указаниям
догматов. Благодаря этому все будет скрыто, хотя в
сущности останется тем же самым, так как эти культы уже
знали и таинства, среди которых было и крещение, и
евхаристия, и приношение хлеба, вина и т. д., и как
в культе Пана 4, или Паниса (также Сабаса), хлеб уже
символизировал самого бога.
Затем он им уточнил, как сделать, чтобы все
выглядело сверхъестественным, ибо так легче возобладать над
смертными. Гневающийся бог, ад, душа, рай заставят
всех их трепетать, сказал он, но нужно, чтобы священник
отказался от всякого чувства человечности; чтобы
революции, смуты, войны, преступления — все это раз
навсегда расценивалось священниками как способ увеличить
виноградник господень.
Он развил свои мысли о том, что надо рассматривать
видимую смерть солнца, которую отмечают каждый год
в марте месяце,— как физическую смерть некоего
человека, который, очевидно, был богом; что надо вечного
творца, небесного плотника5, породившего освещающий
факел, рассматривать лишь как столяра, который породил
этого человека. Двенадцать месяцев, добавил он, станут
его апостолами, потому что они являются таковыми у
солнца, и они будут отныне называться лишь
лодочниками, тогда как в древности их представляли как
воздухоплавателей. Яблоки, которые были символом плодородия
земли, станут символом греха, ибо нам нужны не
земледельческие народы, которые признавали бы этот символ,
но нищета и нужда, чтобы разорить род людской. Итак,
пусть бог умрет из-за яблок.
357

Он указал им, каким образом нужно выдать крест,
с давнего времени служивший символом Осириса1, за
расг1ятие, на котором погиб этот бог-столяр. Бог-солнце,
почитаемый у браминов уже в течение почти пяти
тысячелетий под именем Христ-на. [Кришна] или Христ-нен,—
тот же самый, что и Вакх,— даст это имя новому культу,
который отныне будет называться христианством; он
создает новую эру, начало которой мы приурочим к тому
времени, когда римляне и галлы воздвигли алтари в честь
Митры. Он обучил их, как, используя определения,
относившиеся только к Вакху и к ночной звезде, следует
квалифицировать писания, которые будут повествовать о
жизни этого богочеловека. Отныне, заметил он, они
будут называться evan-elis или евангелия2. Наконец, он их
научил — если распространится свет, в то время как
духовенство будет стараться посеять мрак,— как хулить
исподтишка этого бога как самозванца, чтобы никто не
заподозрил, что он — символ или аллегория. Коварство
этого жреца, хотя оно и было ужасным, — образец ловкой
политики, и ему не замедлили последовать.
После этих слов тот же оратор рассказал о способах,
с помощью которых служители алтарей станут
руководителями всех людей и полными властителями человеческих
мыслей; он указал, что именно нужно говорить о древних
народах, для того чтобы они в глазах людей предстали
глупцами, поклонявшимися растениям и животным и
обожествлявшими смертных. Он наглядно объяснил способ
порочить все культы, с тем чтобы католический казался
самым священным; он выразил желание, чтобы были
разрушены все памятники, изуродованы все изображения,
чтобы были захвачены все летописи и созданы писания,
будто бы составленные древними, в которых одно
противоречило бы другому, и ни один народ на земле не смог
бы в них разобраться. Он предложил также выдумать
народ, отвергший своего бога, с тем чтобы перенять этого
бога и сделать его своим3, а также завладеть землями,
которые будто бы принадлежали этому народу, выбрав
эти земли в тех местах, откуда будет удобно проникнуть
в Персию и к индийцам. Эта его уловка была самой
хитрой из всех, когда-либо выдуманных на земле!
Этот человек, вдохновленный, по его собственные
словам, самим богом, вызвал похвалы его собрания: его
358

окропили вином, как бы кровью бога Вакха. Спускается
святой дух и прикасается к нему клювом. Тут же было
навсегда запрещено, чтобы святой дух показался под
видом голубки на созданных за несколько тысяч лет до
этого изображениях богов, особенно на изображениях
Исиды \ у которой голубка святого духа запечатлевалась
на груди, указывая на плодоносящую природу. Было
постановлено уничтожить все изображения, которые
походили на те, где Юпитер в виде голубя, называвшийся у
финикийцев Jupiter-Pigeou, был представлен сидящим на
груди Венеры-Астарты2— натуры девственной, но
плодоносящей.
Объяснив все освященные методы, которые следует
употребить, чтобы привести народы к преобразованию
культа, он предложил все же оставить танцы в храмах,
сохранив в особенности праздник конца года, который
своими песнями, беспорядочными и запутанными играми
выражал идею угасания года; так что отныне не было
никакого порядка в обрядах и в службе,
приспособленных к движению светила — покровителя плодородия —
на празднике, называвшемся праздником дураков.
Он предложил также сохранить праздник в честь осла,
существовавший в мистериях, посвященных Вакху,—
осла, которого, покрытого облачением, можно было
видеть в наших церквах вплоть до конца XVI или начала
XVII века и к которому обращались с гимнами и
песнопениями, кончавшимися припевом hiez, hiez — эпитетом
Вакха3. Люди будут поражены, увидев в конце года
разостланный в алтаре черный покров с пятью сосудами
вина на нем, добавил он, указывая, что пять
дополнительных дней, образуемых обращением земного шара, были
с тех пор, как они существуют, искупительным
праздником.
Оратор посоветовал также сохранить праздник,
посвященный матери ночей, который с давних пор отмечали
25 октября — день, когда родился Христ-на и почти все
божества земли; он посоветовал считать первый день в
году, согласно новому культу, праздником воскресенья,
но не новорожденного физического солнца, а
бога-человека и начинать отныне год не во время мартовского
полнолуния, чтобы лучше запутать суть дела — пусть ничто в
новом культе не соответствует тому, что происходит в
359

природе. Он посоветовал также, чтобы возглас ликования
аллилуйя, употреблявшийся парсами и гебрами 1 и
соответствующий возгласу Iou-poen и Iou-bachoe при
появлении нового солнца или нового месяца, будучи
олицетворением того же самого бога, умирающего и погребаемого и
потом воскресшего. Тем самым можно отождествить бога
и солнечный год, но без того, чтобы простой народ смог
это понять. Это впоследствии действительно и проделы-
валось в наших храмах вплоть до XVI века.
Этот оратор потребовал также, чтобы народ не
понимал языка, на котором будут славить бога Меза (одно из
имен Вакха), ибо чем меньше понимают, тем больше
восхищаются; он предложил сделать из эпитета hiez,
относившегося к Вакху, так называемое священное имя,
употребив для этого форму его старого иероглифа: буква H
между I и S и крест наверху. Он пожелал, чтобы, если
когда-нибудь появится секта служителей культа, которая
сохранит слишком отчетливо очертания солнца на кресте,
она была бы уничтожена, как и случилось в
действительности с орденом тамплиеров. Все советы, которые давал
оратор синоду, были в точности исполнены.
В конце своей речи он тем не менее выразил
сожаление о том, что принесет много несчастий земле: ведь
старый культ имеет прообразом природу, ведь теогония
указывала физические причины существования вселенной и
все служило просвещению людей, чтобы они были
способны восхищаться чудесами вселенной и преклоняться
перед единым верховным богом, все образцы, подобия
и другие изображения которого являются лишь его
атрибутами; наконец, этот культ рисовал картину неба,
сельского хозяйства и человеческого общества и содействовал
счастью людей. Но, выразив это сожаление, оратор,
который, несомненно, хотел лишь проверить настроение
собрания, заявил, что жрец Не обязан верить в того, кто
все создал, до тех пор пока он не станет самым богатым,
самым могущественным и привилегированном из людей,
Он указал собравшимся, что жрецы Митрь^ живущие ö
Греции, Италии и Галлии, не могут сговориться со
жрецами Вакха; что жрецы храмов Цереры, Юпитера,
Аполлона, Венеры и Прозерпины 2 выносят их не более; что
те, кто служит в мечетях Персии и Аравии и зависит от
калифов» вовсе не хотят с ними объединиться; итак, до-
360

бавил он, пусть будут счастливыми жрецы Вакха, или
пусть гибнет род людской. Свалим же наши
несовершенства на самого бога и сделаем земные блага
единственным нашим стремлением. Мы останемся приверженцами
и будем прославлять солнце, но, чтобы овладеть
царством на земле, мы будем скрывать от остальных смертных,,
что это тот же самый культ.
В то время как оратор, окончив свою речь, простерся
ниц и, воздев руки к небу, благословил синод, в то время
как все на него взирали как на самого полезного из
патриархов, появились три шута, чтобы руководить
совершением священных обрядов. Они так хорошо исполнили
танцы, посвященные движению звезд, что их головы
увенчали митрами и вручили им по посоху, провозгласив их
presules, что означает, по замечанию Скалигера, «пред-
водитель священного танца». Затем, воздав хвалу
святому духу, все присутствующие один за другим покинули
погреба, или подземелья, где происходил собор.
Основываясь на этом документе, мусульманский
муфтий советует муфтию Рима иметь хотя бы нечто от
религии, от веры в бога: совершить обряд обрезания,
надеть тюрбан, замечая, что самое большое
преступление — обманывать человека с помощью культа. Он ему
советует сообщить содержание этой рукописи, после того
как она будет прочитана в священной консистории,
королю Испании Карлу IV, королеве португальской донне
Марии *, а также наместнику о. Мальты 2. Затем он
обращает его внимание, что поклонение, воздаваемое
мусульманином верховному богу, самым живым образом и
самым блестящим атрибутом которого является солнце,
дает полное удовлетворение его уму и его душе; что
обращенные к солнцу горячие молитвы, благочестивые
танцы, исполняемые им в честь небес, гостеприимство,
которое он указывает всем смертным,— все это делает его
навеки почитаемым людьми и что самое лучшее для
римского муфтия — это обратиться в мусульманина, чтобы
стать когда-нибудь достойным сада утех.
Трудно быть более гуманным, более милосердным, чем
этот муфтий. Он доказывает это лишний раз, говоря б
конце письма Джованни-Анжело Браски, что если бы он
был мстительным, он сумел бы помешать католическим
дервишам 3 и священникам бродить по Ёостоку, ибо они
361

сеют раздоры; что он мог бы их жестоко покарать и
никто бы никогда не знал даже, кто именно очистил от них
страну; все это показывает, добавляет он, разницу в
добродетели и особенно в милосердии, существующую
между мусульманскими дервишами и жрецами Вакха.
В конце письма муфтий приписал постскриптум,
изложенный в следующих выражениях: «По твоему ответу
я буду судить, достоин ли ты переписки со мной; я смогу
также судить по нему о твоем раскаянии, особенно если
ты признаешь все преступления, совершенные
католицизмом. Было бы желательно, чтобы люди руководствовались
в своем поведении только вечной моралью, которая учит
любить создателя и дорожить своей родиной».
Мы опубликуем ответ Джованни-Анжело Браски,
когда он дойдет до нас.
Мы снабдили поясняющими заметками все, что
относится к собору, чтобы показать, как советы оратора
после 727 года исполнялись пункт за пунктом, а также
чтобы дать возможность разобраться в этом протоколе
тем, кто совсем не приобщен к знаниям. Мы перенесли
эти замечания в конец, указывая цифрой страницы, к
которым они относятся; мы сделаем все для типографского
воспроизведения этой работы (эти замечания можно
читать отдельно).
ПОСЛАНИЕ КОНСТАНТИНОПОЛЬСКОГО МУФТИЯ
К ДЖОВАННИ-АНЖЕЛО БРАСКИ, РИМСКОМУ
МУФТИЮ,
ДАБЫ УБЕДИТЬ ЕГО ПОКИНУТЬ СТЕЗЮ ЗАБЛУЖДЕНИЯ.
СТАТЬ ПОЧИТАТЕЛЕМ ИСТИННОГО БОГА, СОВЕРШИТЬ
ОБРЯД ОБРЕЗАНИЯ И НАДЕТЬ ТЮРБАН
Сын непорочного племени, из которого, согласно
Корану, должны во все века замещаться муфтии и которое,
по предначертанию пророка (I) *, хранит у себя
священную книгу, я проникнут жалостью к тем, чье ослепление
безмерно, но кто, быть может, когда-нибудь, прозрев,
захочет надеть тюрбан. К этому стремлюсь я склонить и
[Римскими цифрами в скобках даны ссылки на примечания
автора произведения, «следующие за текстом].
362

тебя — ведь и нужно-то только стать рассудительным да
совершить обряд обрезания. В надежде, что голос
всемогущего со временем достигнет твоего слуха, я посылаю
тебе документ, найденный недавно в подземельях Католи-
ко, города на Крите, где собирались остатки орфиков *; я
думаю, что он относится к 105 году нашей хиджры,
соответствующему 7272 году той эры, которую выдумали
поклонники Вакха — католики. Я уже дал его прочесть
нашему высокому и преисполненному всяческих
добродетелей султану, который является верховным жрецом
мусульман. Мой первый толмач переписал рукопись,
следующую за этим письмом; ее оригинал хранится у меня.
Вот что она гласит:
Соборное собрание жрецов Вакха,
на котором было решено создать по образцу
таинств, посвященных Вакху, культ нового
бога по имени Иезос, или Иисус.
После священных плясок в честь Вакха, средоточия
небесной гармонии, звезды, оплодотворяющей землю и
освещающей небосвод, после того как этому Мезу были
принесены хлеб и вино -*- ведь именно он доставляет их
смертным (II),— после этого один из присутствующих,
жрец этого великого бога, взял слово и сказал:
«Некогда сан жреца у всех народов земли бь1л
наследственным; привилегированная каста жрецов
полностью была отделена от остальных смертных; она ими
управляла, ибо культ соответствовал потребностям
властей, нуждам различных возрастов человечества и
повседневному ходу гражданской жизни: можно сказать,
что в те времена небо и боги существовали не только для
государств, но и для каждого из граждан, ибо все в
культе способствовало укреплению законодательства и
возвышению одних и сохранению других. Но ныне, когда
завоеватели завладели ускользнувшей из наших рук
властью и присоединили к своим правам военных вождей,
что соответствует нашему учению, еще и власть в
государстве,— наша каста оказалась в подчинении.
Посмотрим, нельзя ли с помощью культа вновь обрести наш
былой блеск и даже стать властелинами мира. Да! Само
небо вдохновляет меня в эту минуту» (III).
363

В зале воцарилась гробовая тишина. Оратору
поднесли вино бога Меза; он отпил из священной чаши и
продолжал так:
«О вы, криты, или критяне; о вы, жители города Ка-
толико, внимающие моим словам! Неизреченная
благодать и святой дух снизошли на меня, чтобы при помощи
новых способов жрецы Вакха навсегда стали во главе
смертных на всей земле. Да, только мы будем священны,
а все остальные — нечисты; только мы будем
объединены, а весь человеческий род мы разъединим, и мы будем
процветать благодаря смутам и раздорам, которые мы
посеем отныне на земле.
Изобретем довод, которого нельзя понять и который
поэтому станет непостижимым; заявим, что
животворящий воздух, делающий человека одушевленным, есть
существо, не зависимое от нас самих, что оно необходимо
телу, несмотря на чудесное сочетание составляющих тело
органов и волокон. Назовем этот животворящий воздух
словом душа и станем утверждать, что ей присуща иная
жизнь. Затем создадим гневающегося бога и будем
управлять человеческим родом с помощью страха и
ужаса; выдумаем ад, где вечно будут гореть души, или
животворящий воздух, тех, кто ослушается наших
приказаний; изобретем слово рай, что означает сад, место
небесного воздаяния. Заявим, что мы можем молить
создателя за всех остальных людей и что только мы
владеем ключами от неба.
Да, критяне, или католики, объявим войну свету и
будем распространять невежество; только с ,помощью
последнего можно смело закидывать сети, надеясь на
добрый улов. Уничтожим памятники, изуродуем, сотрем
самые старинные изображения *, захватим документы,
подделаем тексты, заставим писателей противоречить друг
другу. Отныне вся наша наука должна состоять только в
том, чтобы уводить от истины и склонять к упадку
мысль,— и пусть изворотливость станет нашим надеж-
* Действительно, именно в 727 году началась война против
изображений. Калифы, мусульмане не принимали участия в их
уничтожении, хотя и отказались от них, ибо разрушения для этих
народов есть самое большое из всех преступлений. Раньше у мусульман
тоже были изображения, ибо они рисовали Магомета с головой, от
которой расходились лучи. Эти лучи назывались «карем» и
напоминали рога, которыми наделяли Моисея;
364

ным защитным оружием. Используем гнусные методы, и
когда после смут, вызванных нами, народы будут
удручены, заявим:
Вас наказал бог, разгневанный тем, что вы мало
жертв приносили на его алтари.
Вместо двух принципов — добра и зла, принятых у
парсов, будем придерживаться только одного. В таком
случае бог придет в ярость (Domine ne in furore), если
кто-нибудь захочет возразить против нашей власти над
людьми и землей; но он будет богом мира, когда нам все
отдадут или позволят взять. Только ад, нагоняющий
страх на детей и женщин, может нас обогатить.
Совершенно необходимо, чтобы человек всю жизнь сохранял
рассудок четырехлетнего ребенка.
Устраним из культа его прямой смысл, и пусть
физическая смерть солнца, которую мы отмечаем каждый год
во время мартовской луны, считается гибелью
смертного, который был богом. Тогда творец мира, плотник
вселенной, считающийся отцом плодотворящеи звезды, будет
представлен нами лишь столяром, чтобы ловко изменить
мистический смысл. И отныне все станет искаженным,
хотя мы сохраним ту же догму, те же обряды, те же
празднества, что и в глубокой древности.
Венера-Астарта, или природа, слывущая матерью Fi-
dius semi-pater (мировая душа, которую часто
изображали в виде ребенка, чтобы выразить вечную юность
вселенной), будет женой этого мнимого столяра и
произведет на свет смертного бога. Мы назовем эту женщину
Maria, или Мария,— имя, которое носит Кибела l у
японцев; но чтобы лучше преуспеть в обмане людей,
отбросим все символы, распространенные у древних. Скажем,
что они сказочны, нелепы, бессвязны, недостойны и
бесполезны. Скажем, что их совокупность представляет
лишь напыщенную метафизику; смешно было бы думать,
что древние народы могли ею пользоваться. И после того
как мы действительно распространим тьму и заставим
забыть античность, после того как мы потушим
светильник, поддерживающий огонь памяти в каждом
человеке,— после этого кто из смертных осмелится заявить,
что Исида (то же, что Венера-Астарта) означает
вселенский прообраз, способный мыслить и чувствовать?
Итак, добиваясь, чтобы цивилизованные народы не
365

прибегали ни к эмблемам, ни к метонимии, мы придем к
тому, что эмблемы забудут и в умах сохранится только
буквальное значение. Тогда образ, обозначавший,
плодородие земли у земледельческих народов (яблоки),
станет, по нашим понятиям, источником греха, и бог,
выдуманный нами, будет распят из-за яблока. Год этой
воображаемой смерти станет началом новой эры, которую
мы будем вести от эпохи, когда римляне воздвигли
алтари в честь Митры — бога солнца парсов. С тех пор
протекло до сегодняшнего дня 727 лет. А так как
Митра — то же самое, что и Вакх, и так как среди
посвящений или таинств культа Митры существуют крещение,
приношение хлеба и т. д., мы заявим, что для
воскрешения из мертвых бога-столяра, погибшего из-за яблок,
съеденных первыми людьми, необходимо очищаться,
креститься, без чего непременно попадешь в ад (IV).
Сделаем так, чтобы новый культ, призванный
обеспечить благоденствие жрецов Вакха, напоминал все земные
культы и казался бы стволом, от которого они
ответвились. И так как Осирис, Бел, Ситха, Yes, или Юпитер,
Брама, Аттис, Адонис, или Адония, Сабас, Пан, Вакх,
Митра и др.1 — все они имели крест, символ того,
который есть все, того, кто освещает четыре стороны света —
пусть их считают тем же самым богом, принявшим,
согласно нашему учению, смерть на кресте из-за яблока.
А тем народам, среди которых мы не сможем
распространить мрак невежества, мы скажем, что это — яблоко
раздора — не угодно богу, ибо оно символизирует
земледельцев, уничтожающих друг друга.
Итак, все народы, почитавшие крест как самый
древний символ земли, будут за нас, когда мы им его
представим в сочетании с изображением столяра. А если нам
скажут, что от его головы должны исходить лучи, хотя
он и символизирует умирающее солнце, мы ответим, что
борода и есть изображение лучей этого светила и что мы
помещаем крест над изображением солнца на наших
алтарях. Тем, кто питается маисом, мы будем говорить,
что хлеб, входящий в изображение, выпечен из маиса, и
что он из пшеницы — тем, кто делает хлеб из пшеницы;
мы предложим вино лишь тем народам, которые его пьют.
Когда мы захотим, венец этого бога, сделанный из
терновника, будет напоминать Вакха (V) 2.
366

Этот бог, как Христ или индусский Кришну, будет
рожден в стойле между быком и ослом 25 декабря; у
него будет мнимый, как и у Кришны, отец, и он, подобно
Кришне, будет спасителем, земным искупителем. Этот
бог не будет умирать каждый год, чтобы затем
воскреснуть и вознестись на небо, подобно Вакху и Магомету;
он умрет лишь один раз. Три восточных времени года
под именем трех Марий будут, однако, оплакивать его
смерть: он к ним явится не как отец полей, а как
садовник, ибо здесь надо проявить изворотливость. Несколько
позже я вам расскажу, какие обряды нужно соблюдать
в наших храмах в день его воскресения. Однако мы
позаботимся о том, чтобы он умер между двумя ворами, так
как солнца времен года умирают физически
одновременно с годовым солнцем и уносят в своем быстром беге
наши светлые дни. Они подобны ворам, отнимающим
у нас часть нашей жизни *.
Необходимо, употребив другую хитрость, сделать так,
чтобы традиционные приношения Церере и Вакху — хлеб
и вино — стали телом и кровью этого бога, так как Bi-
formis (эпитет Вакха) означало, что он имел две формы
и две природы: он был светилом, которое само плод
отворит, и звездой всего плодоносящего. Надо, чтобы при
церемониях, в то время когда солнце находится в зените
(в этот миг мы ежедневно славим Меза священными
плясками и песнопениями), на алтарях раздавался звон
кубков, в котором никто ничего не поймет; согласно же
нашему учению, этот звон будет соответствовать смерти
на кресте, а не смерти небесного светила (VI). Пусть
народ также не понимает языка наших гимнов и
песнопений, обращенных к этому Мезу, ибо чем меньше он
понимает, тем больше восхищается; таким образом, опираясь
на самых темных людей, мы заставим трепетать тех,
кто попытается нам сопротивляться.
Пусть тот, кто отныне будет возглавлять культ,
станет называться pope или папа, что значит отец1; пусть
он распоряжается всеми известными или еще не
известными землями и пусть он будет облачен, как Исида,
носит тройную корону, но не имеет двенадцати значков на
епитрахили (VII). Пусть высшие дервиши носят на голове
* Восточные народы знают лишь три времени года, которые
в их представлении соответствуют трем годовым солнцам.
367

митру \ с которой изобразили Осириса и которую
некогда носил великий жрец Митры. Необходимо также,
чтобы у них был изогнутый посох бога Пана, который мы
назовем пастырским посохом. Жрецы Адониса на Кипре,
где столицей является Епископия, также покрывали
голову митрой и имели такой же посох, с которым обычно
изображают и Кришну у браминов. Жрецы
Венеры-Митры, которые со времен калифов Рашидов и Омейядов 2
живут отшельниками в Антиохии, носят такой же
необычный наряд.
Мы изберем из нашей среды посланцев, которые тайно
объедут разные страны, чтобы выбрать момент, когда
будет удобнее установить там нашу власть. Эти посланцы
получат указания, как далеко они могут заходить в
разрушении прежних обрядов; однако необходимо, чтобы
средства, с помощью которых мы будем добиваться
успеха, были бы всегда святы и освящены: назовем их
человеколюбивыми средствами. Ими можно производить
разрушения, вооружать сына против отца, сеять смуту,
вовлекать невежественных смертных в войны. Необходимо
сделать так, чтобы тот, кто совершит злодеяние во имя
нашего возвышения, был объявлен другом бога и
прославлен, как святой человек, ибо в противном случае
убийства и преступления будут вменены ему в вину.
Мы будем прославлять этих святых в наших храмах;
мы объявим святыми мучениками и всех тех, кто был
наказан за свои злодеяния и предательства: таким
образом, каждый день в году будет иметь своего святого. Мы
смешаем с ними имена всех прежних богов. Вакх, или
Дионис, станет святым Дени и святым Баком, а затем и
святым Иаковом. Кроме того, различные эпитеты солнца
превратятся в особого святого мученика. Подобно
парсам, дадим имя каждому дню года. Пусть Benost, эпитет
Венеры, станет именем великого святого Бенедикта.
Basais (имя Венеры и Кибелы) станет святым Василием,
и наш главный собор или метрополия нашего культа
будет называться Базиликой. Вы без труда поймете, что
каждый человек при крещении получит имя какого-нибудь
святого покровителя, чтобы отмечать его праздник.
Святым же покровительством всех священников будет
преображение, ибо, в сущности, мы преобразили Вакха
и его культ3.
368

Надо также предусмотреть чудеса, т. е. нарушения
обычного порядка, царящего во вселенной.— пусть
чудесное ослепляет людей. Я хочу, чтобы они почитали
старые кости, которые, как мы скажем, принадлежали
некогда какому-нибудь святому. Но никогда не следует
прощать тех, кто осмелится возвысить против нас свой
нечестивый голос, а также тех, кто не будет видеть
своего святого долга в том, чтобы рассказывать нам обо всех
своих поступках и помыслах; это мы будем называть
исповедью. Таким способом мы всегда сможем судить,
до какой степени можно одурманить человека, а также
определить тот момент, когда он поверит, что ему тем
скорее обеспечено спасение, чем больше он унижен».
Все собрание поздравило тогда оратора. Каждый
называл его достойнейшим из жрецов и благословлял
его вином, считавшимся кровью Вакха. Утверждали
даже, что видели, как сам святой дух снизошел в собрание,
чтобы нежно излиться на оратора, и коснулся его
клювом. И тогда было решено ни в одном ортодоксальном
писании не упоминать, что в Финикии изображали
Юпитера в том же самом образе, который приписывают
святому духу, и что его называли You-Pigeoux, или Юпитер-
голубь. Постановили также запретить упоминать перед
непосвященными смертными о голубке, которая некогда
олицетворяла Венеру, Семирамиду, луну, а также
изображалась сидящей на груди у Исиды, являясь символом
плодоносящей природы; тут же единодушно было решено
уничтожить все эти изображения. Отныне святой дух
должен был спускаться с небес только к жене столяра
You-seph [Иосифа] и для того, чтобы парить над
соборами жрецов.
Все думали, что оратор уже закончил свою речь;
однако то, что еще оставалось сказать, представлялось ему
столь важным, что он снова взял слово и заявил:
«Вот что нужно сделать, о именитые жрецы Вакха,
чтобы преуспеть в нашем замысле обмануть всю
вселенную. Выдумаем народ, который поклонялся богу,
отличному от богов всех других народов, но в то же время
похожему на этих богов и даже обладавшему теми же
именами и эпитетами. Пусть люди этого племени то
будут земледельцами, то нет; пусть они то поклоняются
символическим изображениям, то разрушают их; но главное —
24 С. Марешаль
369

tiycTb они считакуг, что ИХ бог будет гИейакмцимси
богом войны, который -предводительствует армиями и
требует, чтобы люди убивали и грабили своего ближнего.
Пусть он к тому же общается со смертными,
разговаривает и балагурит со многими их них; пусть он даже
является им во сне. Нужно также, чтобы считали, что
этот народ обладал землями, некогда принадлежавшими
финикийцам,— теми самыми, которые нужны нам, чтобы
из них проникнуть к персам и индийцам, особенно же к
Медине и Мекке, где расположен древнейший на земле
храм, в котором хранятся рукописи со всего мира.
Чтобы обмануть и этот народ, который я вам только
что посоветовал выдумать, мы ему дадим в качестве бога
Адониса, или Адониа, бога солнца у финикийцев,
рожденного, как говорят, в Беле (VIII). Так как Адонис и
Вакх — один и тот же бог, то мы олицетворим этого
последнего под именем Иезоса и скажем, что этот народ
умертвил его. Итак, как вы видите, бог — сын столяра,
останется солнцем, когда мы захотим, но внешне он не
будет походить на солнце; он умрет, но только в книгах,
которые мы сфабрикуем. К тому же мы его не прямо
произведем от умирающего бога солнца, а воспримем как
бы косвенно, взяв его у этого народа. Отсюда следует,
что мы заставим этот народ отказаться от всякой
аллегории, всяких эмблем и мистического смысла и
действительно поверить в то, что он на самом деле осудил на
смерть некоего человека, нарушившего его законы. Тогда
этот народ сам первый будет уверять, что Иезос был
человеком, а не аллегорическим персонажем, в то время
как мы будем говорить, что он был одновременно и
богом и человеком. Пусть наша уловка навсегда останется
образцом искусной политики. Этот народ не станет
доискиваться, походит или нет имя Иез или Иезос, эпитет
Вакха, на имена божеств других народов и были ли
слова Io, Jor, Jood, Hesus, Yousus и т. д. эпитетами
Юпитера, Сабаса, Осириса, Бела, Пана, Брамы, Меркурия,
Геракла и самого Адониса \ ибо мы под тем предлогом,
что их изображения и статуи сохранили формы человека,
заявим, что все эти боги — лишь обожествленные люди».
В этот момент со всех сторон послышались возгласы
браво, браво!, и рукоплескания огласили своды подвала
или подземелья, где происходило собрание жрецов.
370

«Остережемся только, — добавил оратор,— чтобы у
этого народа когда-нибудь не появилась твердость
потребовать себе землю, которую мы как бы от его имени
завоюем,— ведь нам будет нетрудно с помощью
невежества настолько оглупить людей, что они возьмутся за
оружие, чтобы завладеть этой областью. Этому народу
мы, впрочем, заявим, что он в свое время не признал
бога, который стал нашим, после того как был убит,— и ему
нечего будет ответить. Мы сфабрикуем книги, в которых
скажем, что он был первым народом на земле, и он будет
вполне удовлетворен. А если кто-нибудь, наделенный
здравым смыслом, попытается проникнуть в истину, мы,
будто бы в защиту этого народа, заявим, что только три
расы спаслись от потопа: одна из них сохранила
естественную религию чистой и незапятнанной, в то время как
люди двух других рас, живших как дикари в лесах,
сделались идолопоклонниками, подобно парсам,
египтянам, брамидам и т. п. И если кто-нибудь станет смеяться
над этим, его должно покарать: вот почему я рекомендую
прибегать к преступлению; ибо без преступления и лжи
нет могучего жречества.
Что же касается книг, которые можно сфабриковать
для этого народа, о высокочтимые жрецы и священные
писцы культа бога Вакха, то прошу вас не беспокоиться.
Ведь дело лишь в том, чтобы найти или изобрести
алфавит, знаки которого не имели бы ничего общего ни с
иероглифами, употребляемыми до сих пор на Востоке, ни
с теми, которые суть сокращения тех же иероглифов, и
заявить, что на этом новом алфавите лежит отпечаток
божественного и он появился неизвестно откуда.
Необходимо поступить именно так, ибо мы запретим этому
народу создавать изображения богов, поклоняться
священным лесам, прикажем разбить каменные изваяния и
не возводить колонн, а нас, несомненно, без конца будут
спрашивать, откуда взялся его алфавит, так как он не
похож на первую в мире письменность, знаки которой
представляли собой рисунки, и каждая буква которого
была одним из природных предметов, от чего и
происходят схематические изображения этих же самых
предметов, называемые иероглифами.
Мы позаботимся также о том, чтобы какой-нибудь
выдуманный представитель этого народа ополчился
24* 371

против символических изображений богов и
соответствующих им иероглифов, а ложных богов, таких, как В.аал, или
Бел, он пусть назовет наивысшим божеством. Он восстав
нет против поклонения животным, которых мы назовем
фетишами, ибо знаки выдуманного нами алфавита будут
чем-то напоминать этих животных; он будет протестовать
также против поклонения полубогам или
обожествленным героям, подобным Адонису-солнцу, хотя и признает
его богом под именем Адония; затем он будет
жаловаться на сабейский культ, или почитание солнца, в то время
как сам этот народ будет иметь праздник, посвященный
Сабасу и называющийся шабашем, или днем субботним 1,
и тот народ станет сабейским, как и все народы —
сабиняне, римляне и т. д. Наконец, мы назовем Иезекиилем2
человека, который ополчится на эту секту, и объявим его
пророком; он будет поедать нечистоты, будто бы по
приказу богов,— верный способ отвратить людей от попыток
последовать его примеру и в то же время заставить их
поверить, что его религия — единственная в своем роде.
Нужно далее, чтобы этот народ помещал на алтарях
изображения головы осла, а в священных местах —
фигуры керубов с головой тельца. Нужно, чтобы он
воздвигал бронзового или каменного быка, которого мы назовем
золотым тельцом, а также воздвигал на кресте
изображение змеи, будто бы люди этого племени врачевали
укусы (IX). Ведь нам нужны доводы за и против, ибо без
подобной уловки не достигнет благополучия новое
жречество, основание которому положит только наша распря
с этим народом — единственный способ ослепить глупцов.
Мы используем все существующие на земле аллегории
для составления книг, предназначенных этому народу,
Но мы будем употреблять эти аллегории только в прямом
смысле, так что при нужде мы сможем вернуть им
мистический смысл. Нужно, чтобы считали, что в древности
этот народ вел кочевую жизнь либо в Персии, либо в
Египте и в Вавилонии. Мы дадим ему законодателя —
Вакха, назвав его Oise, или Моисей 3, имя бога солнца
у японцев. Daid или Давид4, Аполлон брамидов, будет
считаться царем этого народа и родится, подобно
Адонису, в храме Бела. Эпитет, прилагавшийся к Юпитеру
ливийскому — Al-amon, или Соломон, станет именем сына
этого царя. Нужно назвать этот народ одним из имен,
372

созвучных словам Guèbre и You (Jo) — словам,
известным во всем мире и последнее из которых означает
Юпитера у китайцев».
И вот оратор, прочтя молитву и воздев руки к небу,
под аплодисменты всего священного собрания
разрешился словами: «Cu'ébreux или Hébreux, а также You-ifs».
«Этот народ,— добавил оратор,— нетрудно создать, ибо
рабы, приведенные римскими армиями в Италию или
Галлию, будь то африканцы, карфагеняне, египтяне,
финикийцы или арабы, и все, кто приведен из Италии и
Галлии в Грецию или Азию,— все они, от отца к сыну,
уже давно забывают свое происхождение. Так мы тайно
воспитаем этих рабов в духе созданных нами писаний
и обрядов. Большинство жрецов Вакха прикинутся их
сотоварищами, распространяя среди них книги, научат их
языку, в который войдут слова из языка баньянов,
арабов-бедуинов, гебров и т. д. (X). Мало-помалу из среды
этого народа образуются дервиши, которых мы назовем
rabs или рабби\ мы позаботимся обо всем: эти люди
поверят, что они действительно потомки первого на земле
народа, тогда как мы, притворившись, будто происходим
от их культа, не будем евреями, употребив для этого
самые тонкие уловки.
Мы можем обучить на том же непонятном наречии
многих рабов, живущих в Греции и на Крите, и заставить
их петь гимны, как гебры, говоря им, что они обречены
бродяжничать по свету за убийство своего бога, но что,
если они будут преданы религии, новый Мез вернет им
все отобранное у них римлянами и захваченное затем
калифами Рашидами и Омейядами, ибо мы заставим их
поверить, что они родом из Палестины; так мы легко
приберем их к рукам по мере распространения культа
столяра. Наконец, когда мы доведем дело до того, что люди
начнут требовать возвращения святой земли, на которой
якобы расположена могила Адониса, или Иисуса, воины
захватят столько рабов, сколько потребуется для того,
чтобы этот народ был выставлен напоказ, и тогда мы
представим этих людей, как проклятых.
Надо будет заставить говорить об этом народе всех
писателей, вставляя в их произведения слова,
благоприятные нашим идеям, делая такие вставки даже в
сочинения Ювенала. Следует сфабриковать книгу, якобы
373

написанную некиим Иосифом, которому Веспасиан даст
имя Флавия1. Этот человек будет писать по-гречески
книгу, предназначенную в подарок одному римлянину;
сам же он будет называть себя иудеем, добавив, что его
народ мало известен, так как живет далеко от моря —
все это позволит думать, что народ этот населял отнюдь
не Палестину или ultima Syriarrum * (XI). Нам ведь
нужно в этом вопросе припасти доводы за и против,
учитывая, что когда-нибудь, может статься,
предполагаемая гробница Иисуса, т. е. место, где мы ее поместим,
будет завоевана. А мой план предполагает, что надо
двинуться в Индию и вернуть могилу Кришны, бога солнца
в Индостане,— вот почему мы назовем новый культ
христианством. И тогда истинная святая земля обнаружится
в Индии. Мы достигнем всего, одурачив европейские
народы, а затем (ведь вы знаете, что Иезос с давних пор
является у японцев и жителей соседних Китаю островов
именем звезды, дающей свет), мы сможем требовать
возвращения его могилы или его останков, будто бы там
находящихся.
Но это не всё. Нам следует зорко наблюдать за всеми
культами на земле, так чтобы ни одна смута не
обходилась без нашего участия. Поэтому отныне нужно, чтобы
это было правом священника. Но мы сами должны
проникнуться сословным духом, так как мы одновременно
будем служителями и властелинами, представляющими
на земле бога и церковь. Мы будем тайно развращать
нравы, чтобы человек предпочитал чувственные
удовольствия умственному развитию и не смог заметить, что мы
погружаем его в мрак невежества. Вместе с тем
воспротивимся воспитанию женщин, потому что, желая им
понравиться, мужчины станут еще больше стремиться к
знанию. Завлечем к себе тех, кто проявит склонность к
наукам, и, напротив, будем жестоко наказывать и хулить
тех, кто посвятит свою жизнь занятию философией, так
как нам не нужны мудрецы, которые стали бы пристально
исследовать наши ловкие приемы. Принудим человека
нам подчиняться, как бы высоко он ни стоял в обществе;
возьмем на себя заботу о всеобщем воспитании, чтобы
превратить его в совершенную бессмыслицу; будем
сопровождать человека от появления его на свет до смерти.
* [Окраину Сирии (лат.)].
374

Но пусть будет так, чтобы даже на смертном одре он
оставался нашим должником.
Пусть самые древние имена верховного бога — Bel-sa-
bus, или Вельзевул, или такие, как Сатана, Демон, Диа-
вол, или Agatho-doemon х и т. д.,— имена духа, правящего
природой, получат противоположный смысл, и мы
назовем ими посланцев ада. С помощью этого средства мы
сможем уничтожать тех, кто осмелится распространять
свет знания,— под предлогом, что они обращаются с
духом, который мы назовем злым (XII). Наконец, отныне
необходимо приучить смертных верить и повиноваться
нам, превозносить и бояться нас; пусть они также
привыкнут слышать и говорить о нас только то, что мы сами
скажем.
Вы, без сомнения, поняли меня, именитые жрецы
Вакха, критяне и католики, что в основу всего нашего
поведения мы положим преобразованное старое учение, т. е.
что первоначальный смысл всех религиозных понятий
переиначится,— отные это будет называться обращением
в веру христову. Вы без труда поймете также, что
апостолы бога Вакха, ранее символизировавшие двенадцать
месяцев года, будут теперь ближайшими учениками
Иисуса, и мы назовем их лодочниками, что соответствует
небесным навигаторам, ученикам Брамы2, считающимся
двенадцатью солнцами года. Вы понимаете также, что
сфабрикованные нами писания об Иисусе будут написаны
не им самим, ибо в Индии нам возразят, что солнце не
умеет писать; мы выдадим их за творения самых
преданных его учеников, описавших деяния Иисуса. Таким
образом, мы до некоторой степени скопируем
символическую жизнь Кришны, которая отражала представления
браминов о гражданском укладе и сельском хозяйстве;
однако в наших книгах будут — по части земледелия —
названы лишь виноградная лоза, смоковница и
горчичные зерна.
Для наименования этих писаний мы возьмем слова
Ева, Еван, которые, так же как и Эвое, относятся к Вакху
и означают жизнь. Прибавим к ним слово Елис —
прозвище Юпитера Элейского или данное луне прозвище
Елисейской. В итоге получится évan-élis или евангелия.
Ведь став безраздельными хозяевами в области
правописания и произношения, священными писцами и настав-
375

никами смертных, мы сможем поступать по нашему
усмотрению, перенося слова из одного Ъзыка в другой. И как
бы то ни было, евангелие будет означать жизнь Юпитера,
того же бога, что и Вакх, Адонис, Осирис и Бел, а также
Меркурий — Héjus, почитавшийся у друидов, и т. п.
Не следует опасаться, что, создавая существо,
воплощающее в себе солнце, люди откажутся от представления
о нем одновременно как о боге и человеке, ибо люди,
говоря о милостях верховного божества, не боятся
олицетворять как его отдельные свойства, так и самого бога.
Разве человек не создал его по своему образу и
подобию? Если бы у треугольников были боги, они,
несомненно, имели бы три стороны. На всякий случай, если
вдруг независимо от нас всплывет истина, нужно будет
тайно распространять слух о трех самозванцах Oise, или
Моисее, Магомете и Иисусе, так что даже тот, кто
считает себя наиболее проницательным, обманется и никогда
не догадается о том, что эти три личности — лишь
аллегория (XIII).
Перед этим просвещенным собранием нет нужды
особенно распространяться о способах, с помощью
которых можно представить древние народы глупцами,
внушив людям, что они поклонялись деревьям, горам, морю,
лесам, рыбам и растениям, быкам, змеям, светилам и
людям. Для этого нам достаточно любого описания
природы. Можно будет сказать, что животные, находившиеся
у них под защитой закона, как покровители округи, были
их богами. А что касается той эпохи, когда древние
перестали увенчивать изображения богов головами
животных и сделали их образы подобными человеку, чтобы
придать большую возвышенность поэзии, которая
воспевала действие природных сил, вы скажете, что это
были идолы и что они обожествляли смертных. И тогда
вы представите различные символы древних как их царей
и героев и наполните ими летописи всех народов земли.
Вашей пастве (а нужно превратить человека в барана,
чтобы он согласился лить на голову воду при крещении и
превратился в критянина или католика) вы, без
сомнения, внушите доверие/ потому что бараны обязаны верить
всему.
Вы проведете различие между первообразом и его
противоположностью, доказывая, что древние подменяли
376

культ самого объекта поклонением тому, что является
лишь его видимой формой или зависит от него. Огонь,
который означал солнце или то, что дарует жизнь; бык,
являвшийся лишь условным символом наиболее
почитаемых из богов, так как он был самым полезным в
хозяйстве,— станут тем самым производными, по вашим
уверениям, от почитавшихся древних горящих углей и
священной коровы, дающей молоко и будто бы сотворившей
вселенную. Вы можете в обращении с глупцами позволить
себе всё; ни один не осмелится вам возразить, что этими
первообразами воздавали почести природе,
производительнице всех существ, и что они были лишь эмблемами
самой природы. А если кто-нибудь из них поймет все то,
что и вы понимаете, вы скажете, что он одержим
демоном, т. е. духом, ибо эти идеи внушены ему небом,
независимо от нас; но вы сможете добиться его погибели,
если вам удастся из века в век одурачивать тех, кто
творит суд среди людей.
Так как слово latrie означает реальное
непосредственное поклонение им, мы скажем, что античность воздавала
подобный культ всем видимым изображениям, хотя они
на самом деле лишь символизировали свойства вечного,
и что древние любили воплощать эти свойства в
произведениях искусства, что позволило ценить их вдвойне.
Но мы· объявим все это идолопоклонством или язычеством,
что не помешает нам иметь своих идолов, которые мы
назовем образами или статуями, и проповедовать культ,
связывающий представленный предмет и божество. Итак,
мы сами будем идолопоклонниками, но никто не
осмелится этого сказать, так как мы дадим каждому
католику имя покровителя, которое, согласно нашему учению,
будет представлено именем статуи святого или святой.
Этим же способом вы создадите запутанную
мешанину из теологических представлений разных народов и
назовете ее мифологией; и пусть люди воображают, что
они поклоняются тем же богам, в честь которых они
возводили величественные храмы, что, конечно, приведет к
некоторым противоречиям; но, как я уже сказал, жрецы
Вакха должны выпутаться из всех затруднений
посредством изворотливости и искусства переиначивать мысль.
Все межевые и священные камни, называемые Bétylles,
нами уничтожены, ибо большинство из них обозначает
377

границы владений: тот, кто хочет обладать всем, не
признает никаких границ.
Тот-Гермес или Меркурий-солнце, которому посвящены
были эти камни, получит имя Петра. Он будет апостолом
Вакха —Иисуса и, подобно Янусу, хранителем ключей
от неба, с помощью которых отворяются и запираются
двери года. Только мы будем знать это; простой же народ
поверит, что это ключи от рая бога-столяра. Вы
поместите этого Петра, в качестве первого муфтия Рима, в
начале критянской или христианской эры; его преемниками
будут Ana-clet, Linx и т. д., ибо Anaclethra у греков
означало камень, у которого останавливалась Церера, а
Linx, согласно мифологическим представлениям, обладал
способностью видеть сквозь толстые стены и был
аллегорией камней, из которых эти стены состояли.
Далее, вы станете утверждать, что ивовые чучела,
которые бросали в огонь или в море, чествуя тем самым
солнце, каждый раз, когда оно умирало, были в
действительности людьми, которых приносили в жертву богам,
и что только католический культ покончил с этим
кощунством или человекоубийственным обычаем. Без этой
дерзкой лжи наше жречество не сможет привлечь к себе
людей, и, если нам не удастся доказать, что христианский
культ по крайней мере полезен людям, вас вправе будут
спросить, ради чего нужно отказаться от древних
обычаев.
Все писания, которые мы изготовим, будут считаться
священными и единственно правоверными; все
остальные — нечестивыми. В качестве древнейшей среди этих
светских книг, которые мы дадим, будет описание
Троянской войны, чтобы светская история началась с грабежа;
ибо мы будем утверждать, что в этой книге нет ни капли
вымысла. С другой стороны, вы измыслите послания от
имени Петра и Павла, не боясь, что они рассмешат даже
малых детей, особенно если вы сумеете заставить бояться
себя и распространите непроницаемый мрак невежества.
Тогда вы станете всем. В противном случае вы
обратитесь в ничтожество.
Предлагая назвать новый культ христианством (от-
Кришны у браминов), уместно заметить следующее. Так
как брамины считают, что символическое рождение этого
бога произошло четыре тысячи лет назад, мы примем
их малую эру, которую они называют малый calyougam.
378

Ее начало будет соответствовать тому времени, когда
наша секта под именем секты орфиков, хотела сохранить
абсолютный культ Вакха, несмотря на завоевание
Греции; оно также совпадает с эпохой поклонения богу
Митре, принятому римлянами, как я вам уже говорил (XIV).
Допустите, однако, несколько лет расхождения между
этими датами, чтобы мы в любой момент могли выйти
благополучно из всех затруднений,— тогда вы можете
быть уверены в земном благополучии всех жрецов Вакха,
которые будут называть себя католиками.
Конечно, я знаю, что народы еще долгое время будут
поклоняться деревьям и источникам, ибо вы будете
изменять их обычаи лишь постепенно, по мере того как
церкви будут превращаться в место, где люди будут
собираться для исполнения песен, танцев и шуточных
представлений. Проповедуйте новый культ как можно лучше,
стараясь привлечь на свою сторону толпу, чтобы в том
случае, если вдруг обнаружится, что вы в
завуалированной форме поклоняетесь Вакху, эта мысль показалась
всем нелепой выдумкой ограниченных людей; без этого
жрецы вдруг прослыли бы злодеями и нечестивцами.
Вместе с тем следует сохранить, насколько это возможно,
некоторые стороны культа Вакха, но эту тайну не
должен знать никто, кроме священников.
В самом деле, вам удастся завоевать силой землю,
которую вы назовете святой, и привлечь к этому людей
лишь в том случае, если там будет находиться могила
богочеловека. Но так как народ не будет знать, что лежит
в основе наших действий, мы сможем сохранить в
замаскированной форме все, что относится к Вакху, чтобы
иметь сходство с другими народами земли. Пусть,
например, осел из мистерий в честь Вакха фигурирует в
католических храмах, пусть его вводят туда в определенные
дни, покрытого ризами, и пусть к нему обращаются с
песнопениями. Нужно также, чтобы вино в чашах
ставили на черное сукно, расстеленное посреди алтаря в дни
эпагомен *, праздник которых носит искупительный
характер. Эти последние дни в году будут указывать с
помощью пяти ваз, что солнце — Вакх закончило свой
круг **. Следует вложить в слово аллилуйя определенный
* [Пять дней, прибавляемых к 36 декадам до полного года в
365 дней].
** См. конец прим. XV
379

смысл: смерть, погребение и воскрешение бога-года.
Тем самым мы скроем и в то же время еще раз докажем
что мы поклоняемся солнцу. Пусть также в день, который
мы назовем пасхой и который со времен античности
открывает год под знаком овна, в храмах устраиваются
священные танцы, но не в честь воскресшего вновь
природного солнца, начинающего свой годовой круг, а в
память о воскресении бога-столяра, который со своим
рубанком ждет нас на небе.
Все эти обряды вы попытаетесь объединить в одном
празднике, который у всех народов отмечался в конце
двенадцатого месяца, но так, чтобы не было заметно, что
это все те же обряды, те же танцы и то же пение. Тем
самым вы покажете, что год был беспорядочным и что
он близок к завершению. Вы назовете этот праздник
праздником дураков: этим способом вы привлечете к
себе народ и посеете такую путаницу в католических
головах, какую вам захочется (XV).
Если же, несмотря на ваши усилия, истина
обнаружится, то, чтобы убедить, что вы, при вашем достоинстве, не
во всем, однако, согласны с этими народными взглядами,
вы заранее позаботитесь о защите. Надо предусмотреть
соборы, которые по своему желанию вы станете созывать
во всех случаях, когда вам будет угодно придать чему-
либо старинный вид или что-нибудь обновить. Отсюда
следует, что священник всегда должен упражняться в
умении в любую минуту запутать людей. Не
пренебрегайте в крайнем случае по большим праздникам даже
ветвями с листвой, украшайте ими гробницы ваших
святых, церкви и колокола — это поможет вам при нужде
напомнить о себе земледельческим народам: ведь
Branchide (тот, кто рождает ветви) — прозвище Аполлона,
того же бога, что и Вакх-солнце. Но особенно помните,
что, для того, чтобы сбить с толку католических баранов,
необходимо читать слева направо, так как некоторые
народы читают справа налево; иначе люди без труда
разберут, откуда происходит то или иное слово, а это
позволит им узнать, что тот же смысл и те же идеи уже были
в основе учений и обрядов у разных народов.
Ибо Апис !, имя символического египетского быка,
соответствует слову Sipa, или Cipe, что означает —
«колонна», «изображение» и, наконец, «прообраз». Menevis
380

соответствует Sivenetn, тому же что и Брама в Индии;
Lin — Нилу, но если сделать это имя, вместо слова Linx,
именем одного из пап \ мы слишком ясно дали бы понять,
что подражаем египтянам, раз мы одеваем папу как
Исиду. Наконец, имя Адонис соответствует слову synoda,
или синод, и т. д. Только мы будем знать секрет
собственных имен, названий городов и рек, которые почти все
будут окрещены заново, чтобы еще больше запутать
местную мифологию; но для этого вам раз навсегда
нужно позаботиться, чтобы все книги, написанные
путешественниками, прошли через ваши руки и были извращены.
Только миссионеры будут знать эти места, внимательно
изучать их особенности и должны будут чинить
препятствия путешественникам, если они окажутся способными
раскрыть истину.
Пусть миссионеры говорят путешественникам все, что
нужно для знания местности, но слова «говорят»,
«рассказывают» помогут им выйти из затруднений и скрыть
свои ухищрения. И тогда они покажут место, где
похоронен Ной, или O-é — небесный мореплаватель у
японцев, а также могилу Сифа, сына Адама; они покажут
место, где Каин убил своего брата Авеля, т. е. верховного
бога Бела; место, где заговорила ослица Валаама, того
же бога-года, что и Вакх, и т. д. Они покажут и место,
где был создан Адам, где рожден Авраам (то же, что
Брама), и место, где он хотел убить своего сына. Они
укажут также место, откуда некто Абгарус, царь Эдесский,
писал Иисусу Христу, от которого он и получил ответ;
наконец, место, где был воспитан Юпитер, бог молнии.
Они покажут могилу Кайфа, который вставал из
могилы семь раз; источник, в котором струится молоко
девы, той же, что Венера-Астарта; они покажут место, где
лежат останки Иоанна,— того же, что Янус, бог солнца;
место, где будет составлен Апокалипсис, состоящий из
зашифрованных преданий о солнце; они укажут могилу
Мемнона, Ахилла, Патрокла — всех этих солнц времен
года; они покажут место смерти Адониса, места
рождения Приапа, Вакха, Геракла и т. д. Они покажут место,
где был замучен Петр (то же, что Меркурий). Наконец,
дав посмо!реть кусок от черепа Адама и обломок Ноева
ковчега, они покажут в Мессине письмо Девы2. И в
этот момент священник должен определить по выраже-
381

нию лица путешественника, достаточно ли он его
одурачил, вызывают ли в нем эти рассказы возмущение, или
же торжествует глупость (XVI).
Я знаю, о высокочтимые жрецы, что мы принесем
людям немало горя и что отныне перед богом мы будем
самыми недостойными из смертных, но необходимость —
творец закона, и священник верит в верховного творца
лишь постольку, поскольку это делает его самым
богатым, могущественным и высокопоставленным среди
людей. Я знаю также, что лишать грядущие поколения
надежды на счастливую жизнь и проповедовать, что
золотой век находится в прошлом,— это преступный и
коварный обман, а учить смертных, что их бог — грозный
бог и гневный судия, значит предаваться богохульству.
Однако, как вы знаете, жрецы Вакха не могут сговориться
с теми, кто совершает службу у алтарей Цереры Элев-
синской, Юпитера, Аполлона, Венеры, Митры, а тем
более с.теми жрецами, которые служат в мечетях Персии,
Аравии и подчиняются халифам. Итак, жрецы Вакха
должны стать счастливыми — или пусть гибнет весь род
человеческий. Возложим вину за наши несовершенства
на бога, и пусть земные блага отныне будут нашей
единственной целью. Мы останемся жрецами Вакха и будем
поклоняться солнцу, но, чтобы достигнуть царства на
земле, мы скроем это от остальных смертных.
Я знаю, что заставить отказаться от этого
наивысшего культа, обряды и догмы которого отражают
естественный ход природы (ведь его теология выражает
физические причины вселенной и тем самым, способствуя
просвещению смертных, позволяет им восхищаться чудесами,
которые творит небо), значит погрешать против
человеческого рода. Я знаю также, что лишать их
величественных, столь распространенных в древности мистерий, в
которых были отражены представления людей о единой
первопричине, лишать их возможности поклоняться
верховному богу их предков и восхищаться титанами, этими
величественными воплощениями гения и человеческих
способностей, также существами, символизирующими
отдельные свойства вечного и наглядно передающими
законы астрономии, земледелия и человеческого общества —
сделать все это значит стать позором всей земли. Но я
вам советую побыстрее истребить всех мудрецов и опу-
382

стошить весь земной шар, чтобы угрызений совести
мучали вас как можно меньше. Я знаю, что наша
планета— гордость всего звездного мира, если только, по
неведомой случайности, народам других планет не удалось
проникнуть так же глубоко в тайны природы, подражать
ей и воспринимать уроки, которые дает она нам каждый
день. Счастливы те народы, которые вопреки нам
вернутся обратно к земледельческому культу, первому на земле».
Все принялись восхвалять оратора как самого
заслуженного из патриархов. В это время возвестили о приходе
трех шутов, которые должны были руководить
священными обрядами. Радость озарила лица всех
присутствовавших на священном собрании, и, как только шуты
были введены, они так хорошо исполняли пляски,
относящиеся к движению небесных светил, что им покрыли
головы митрами, вручили им по посоху и провозгласили
их presides (XVII). После этого каждый из
присутствовавших обещал следовать советам оратора, столь
полезным для жрецов Вакха. Было решено, что
священный писец культа Вакха будет читать запись этих
советов о культе Иисуса перед каждым синодальным
собранием жрецов нового культа. Затем все вознесли
благочестивые хвалы святому духу и один за другим покинули
подвалы или подземелья, где происходило собрание.
Копия соответствует оригиналу.
Подпись: Ахмет Эффенди, великий толмач
высочайшей Порты.
Если муфтий Рима, прочтя эту рукопись в
священной консистории, соизволит сообщить ее содержание
Карлу IV, королю Испании, королеве португальской
Донне Марии, а также наместнику острова Мальты,—
это, возможно, побудит их надеть тюрбан. Как бы то ни
было, если обнаружится в Италии какая-либо рукопись,
касающаяся магометанства, муфтий Константинополя
встретит ее с таким же удовольствием, какое он испытал,
посылая своему собрату настоящую рукопись К
Ему известно, что критяне и католики побоялись
перевести на свой язык Коран и что они предпочли
объявить Магомета злодеем, который якобы страдал падучей
и не умел ни читать, ни писать. В самом деле, солнце
383

убивает времена года, подобно разбойнику, увлекая их
за собой в часы заката; оно кажется падающим в море,
но солнце не умеет писать. Мусульмане захотели
сохранить аллегорический стиль, ибо он свойствен и Корану.
Нет нужды напоминать Джованни-Анжело Браски,
муфтию Рима, что Али для персов — это звезда, освещающая
вселенную, а Гассан или Гассен, сын Али и внук
Магомета, символизирует у них того, кто создает непрерывную
цепь сменяющихся месяцев и времен года. Итак, когда
мы говорим о вознесении Магомета после смерти на небо,
это означает только, что одна пора окончилась и
начинается другая, чтобы оплодотворить землю (XVIII). Если же
какой-либо воинственный народ, сам подвергающийся
непрерывным нападениям врагов, видит в Магомете
обожествленного посланца, давшего ему законы, то умное
правительство должно укреплять в нем это убеждение.
Если бы мы не проявляли немного больше гуманности,
чем католики, как печальна была бы судьба дервишей
этой секты, которые имеют возможность безнаказанно
бродить и устраиваться в мусульманской империи, ибо
их единственная добродетель — лживость и наглость, их
единственный талант — умение сеять смуту! Нет ни одной
восточной страны, где бы мы не могли их схватить,
причем никто бы и не подозревал, что это сделано по
приказу византийского муфтия. Но дервиши, происходящие от
пророка, т. е. мудрецы, создавшие свод законов,
названный Кораном, не стремились ни к мести, ни к господству
над чем-нибудь. Культ, основанный на поклонении
верховному божеству, наиболее живым и блестящим
воплощением которого является солнце, полностью
удовлетворял их разум и душу. Горячие молитвы, с которыми они
обращались к солнцу, и ежедневные священные танцы
в честь небес, благочестивые деяния и гостеприимство,
которое они выказывали по отношению ко всем
смертным, делали их навеки уважаемыми людьми и
достойными сада утех, который ты называешь раем Магомета.
Я желаю, чтобы в твою душу запала искра истинной ре
лигии и любви к богу.
Если ты хочешь оставить заблуждения, если ты не
хочешь и дальше оставаться позором рода человеческого
и существом, на которое небо смотрит как на накипь
земли, я предлагаю тебе тюрбан,— с помощью этого
384

средства ты станешь честным. Если ты захочешь, я
сделаю тебя почтенным пашой, как только ты
появишься среди нас. Перестань творить злодеяния, подобно
твоим агентам, возмущающим Францию; перестань
внушать их легковерным людям. Как ты мог снести, чтобы
после всех опустошений, совершенных крестоносцами-
разбойниками на Востоке, низкий субъект по имени
Лодовико Пальма осмелился недавно восхвалять в
римской академии крест, приносящий победу сражающимся
армиям, и сеять раздоры и войны? Я надеюсь при помощи
этой рукописи показать тем, кому ты о ней сообщишь,
что такое крест — знак, который навеки опозорен
католиками.
P. S. По твоему ответу я буду судить, достоин ли ты
переписки со мной; он покажет, как глубоко твое
раскаяние, и особенно, признаешь ли ты преступления,
совершенные католицизмом. Хорошо бы людям иметь только
естественную религию, которая учит любить создателя и
дорожить родиной.
В момент, когда я пишу эти строки, призывают к
молитве. Если я осмелюсь просить за чужих того, кто все
создал, то моя молитва будет о полном обращении в
истинную веру всех критян-христиан и римского муфтия.
Да не покарает их рука бога мира!
Подписано: Магомет-Оглы, муфтий Константинополя.
ПРИМЕЧАНИЯ К ПИСЬМУ
КОНСТАНТИНОПОЛЬСКОГО МУФТИЯ ДЖОВАННИ-АНЖЕЛО
БРАСКИ МУФТИЮ РИМА
I. Слово пророк означало у всех восточных народов
хранитель книги. Так, очевидно, назывался глава культа
или писец, ведавший просвещением народа и хранивший
священный кодекс; но в равной мере это название может
быть отнесено и к самому богу, который
покровительствует, охраняет и поддерживает в беде. Каждый народ
считал создателем свода своих гражданских и религиозных
законов небесное светило и все земные установления
относил на его счет. Никто не осмеливался приписать честь
их создания смертному. На деле же коллегия старейшин
и мудрецов вкладывала из века в век в это свою лепту.
Достаточно вспомнить Магомета, ибо имя законодателя
25 С. Ma решал ь
385

обычно служило для обозначения той счастливой поры,
когда процветал тот или иной народ.
II. Мез — эпитет Вакха, означавший, что он — творец
небесной гармонии. Несомненно, от этого названия
произошло слово месса, подобно тому как от слов криты или
критяне и от названия города на Крите Католика
образовали слова христиане и католики. Известно, что на
нашем языке messier — это тот, кто сторожит виноградники
после созревания гроздьев. Слово происходит от
упоминавшегося бога Вакха, бывшего образцовым сторожем.
То же самое произошло с другим эпитетом Вакха —
Дионисий, который oзΉaчaл, что он бог Низы в Аравии. У нас
из него сделали Дени, выдали его за первого атюстола
Лютеции или ее первого епископа, ибо Дени по-латыни
пишется Dionysius. Таким же образом Вакха переделали в
святого Бака, праздник которого приходится на то время,
когда выделывается вино. Впоследствии из одного
праздника сделали два: праздник святого Бака 7 октября и
праздник святого Дени, или Дионисия, 9-го числа того же
месяца. На горе, которая и по сей час существует в
Лютеции и где во времена Юлиана, прозванного
Отступником, были расположены виноградники, о чем он сам
упоминает, с давних пор стоял храм в честь бога Вакха. Это
тот храм, который известен ныне под именем святого
Бенедикта (Benoît) если принять во внимание мнение
автора «Исторической, физической и литературной смеси»
(т. 3, стр. 368, 3 тома, in-12°. Париж. Нион и Гюйен, 1752).
Но более вероятно, что Benoît произошло от Benost,
эпитета Венеры, ибо известно, что Вакх во все времена был
властителем влажных тел, и, следовательно, его могли
путать с Венерой или Венерой-Митрой, которая была
богиней солнца. Благодаря одному лишь сопоставлению
имен и свойств этих божеств, олицетворявших те или
иные физические явления, можно понять гений древних
народов и их метафизику вселенной, которая, несомненно,
и- выражалась в их мифологии.
III. Земледельческие народы возглавлялись
мудрецами и старцами, которые посвящали свою жизнь
изучению природных явлений и их причин и от поколения к
поколению совершенствовали человеческий разум. Они
стояли во главе культа, посвященного не
богу-посреднику, но непосредственно отражавшему в своих догматах,
386

обрядах, богослужении их представления о сельском
хозяйстве и счастливой гражданской жизни. Природа давала
им лишь естественные образы. Когда же среди людей
возникли раздоры и появились честолюбцы, стремившиеся
воевать или стать завоевателями, эти мудрецы, эти
старцы, правившие государствами, оказались не в силах
командовать армиями. Власть, которую доверили воинам,
у этих последних и осталась, а мудрецы — эти старцы,
именовавшиеся священниками, ограничили свое влияние
делами религии, «а которые пытались покушаться
завоеватели. Именно эти старцы, возглавлявшие ранее культ,
были хранителями свода законов, определявших
гражданскую жизнь, режим питания и все обязанности по
отношению к человеку; иначе говоря, они составили
общественный договор каждого государства.
IV. Известно, что все божества олицетворяли
свойства Бесконечного. Затем все почести были отнесены к
солнцу как самому блестящему символу вечного пламени,
и у всех народов земли мог существовать только один
культ. Все они придерживались одних и тех же догм, все
совершали обряды причащения и крещения, все
совершали приношения в виде тех плодов, которые им дарила
земля. Уже после того как культ был замаскирован и
настолько окутан туманом, чтобы его можно было назвать
христианским, крещение, существовавшее среди обрядов
в честь Митры, Вакха и во всех других древних
мистериях, превратилось в единственный способ очищения от
греха, совершенного из-за яблока, ибо у древних яблоко
было образом плодородия земли. С тех пор этот обряд
стал как бы символом невежества, которое опутывает
человека, принявшего крещение. Без крещения, заявляли
священники, люди попадают в ад — слово, некогда
означавшее лишь мрак, в котором находятся корни растений,
местопребывание Прозерпины, богини семян, и Плутона,
отца засеянного поля. Известно, что парсы возносили
хвалы солнцу под именем Митры и что культ этого бога
достиг больших успехов при Тиберии. Известно, что во
времена Траяна, в 101 г., в честь этого бога был воздвигнут
алтарь с надписью Deo soli Metraê *. Этот год был сотым,
юбилейным, ибо ровно за сто лет до этого богу Митре
* [Богу солнцг — Митре (лат.)].
25* 387

стали поклоняться во всей Римской империи. От этого
времени наши дервиши и ведут новую эру, называемую
ими христианской. В культе Митры существовал обряд
крещения, который очищал посвящаемых в новую веру;
обряд приношения хлеба, несомненно, символа
воскрешения каждого обновляемого года, а в действительности
физического солнца, вновь начинающего свой круговорот;
ибо действительное воскрешение невозможно, так же как
и того животворного начала, которое одушевляет
человека. Митра изображался сидящим на быке; его
изображение всегда помещалось в пещере или подземелье
(смотри у Лампридия, Юстина, Тертуллиана и Порфирия).
Некоторые из этих пещер, посвященных Митре, можно
видеть в горах Виварэ, на берегах Роны и близ Тейля
и т. д. Грот под названием Сент-Бом, расположенный
между Эксом, Марселем и Тулоном, некогда был пещерой
Venus-Mitraë, той же богини, что Mag-Helena, луна,
откуда происходит имя Магдалина. Такие же гроты находят
в Италии и Германии; на Востоке их можно видеть на
каждом шагу. Грот Патмос, высеченный в скале, который
называют гротом Апокалипсиса, был также пещерой
Митры. Jupiter-Labradeem (тот же бог, что Авраам или
Брама), а также Andros, от которого произошел святой
Андрей, тоже имели изображения в пещерах. В книге
М. V. S. М.: Взгляд на мир, или Революции земного шара
изложено, почему Митру, или солнце, чествовали в
подземельях. Согласно преданию, Митра родился 25 декабря.
Тем не менее его праздник был приурочен к летнему
солнцестоянию, и с тех пор этот день является праздником
Iou или праздником бога. Часто Митру изображали в виде
льва, чтобы выразить могущество солнца, и его жрецы
называли себя львами. Орфики или жрецы Вакха, желая
поклоняться этому светилу только под именем Вакха,
были причиной раскола в Греции. Раскол этот
продолжался вплоть до VII века христианской эры.
V. Известно, что Бел (или Belus) за несколько тысяч
лет до нашей эры изображался с крестом в руках, что
этот крест можно видеть в руках древнейших
изображений египетских богов, что у инков одним из религиозных
символов также был крест и что они при виде креста
издавали возглас: Мапсо сарае (у них крест украшал
голову бога, освещающего четыре страны света). Известно
388

также, что вплоть до наших дней островитяне Козюмела,
жители Каспезии и некоторые другие народы,
поклоняющиеся солнцу, почитают этот же символ и что с древности
каждый человек у них либо носит крест в руке, либо
татуирует его на коже; крест изображается также на
хижинах, на челноках, на одежде детей, на гробницах
умерших. Брама рисуется с четырьмя руками, образующими
крест, и это символизирует у индусов, что он
оплодотворяет все четыре стороны света. Саб, или Sabus (тот же
бог, что и Янус), также изображался с четырьмя лицами
или четырьмя руками еще до основания Рима. У греков
так же изображался Циклоп. На Мадагаскаре крест
втыкают на кол обращенным в сторону восхода солнца и,
как сообщает г. Жантиль, вокруг него танцуют люди с
серпами в руках и бубенцами, отбивающими ритм танца.
Из трудов Покока известно, что египтяне бросают крест
в Нил, чтобы вызвать сильный разлив, и этот
путешественник видел изображение креста среди остатков
древнейших развалин. Наконец, церковь в Византии,
называемая именем Софии — богини, олицетворяющей луну,
также построена в виде греческого креста, что соответствует
тому же символу. Известно, что удвоенный крест был
иероглифом, углы которого обозначали дни года, а
иногда и семилетний юбилейный цикл. Таков, например, крест,
изображенный на портале церкви Погребения на улице
Сен-Дени в Париже. Он состоит из четырех Т,
соединенных ножками в одной центральной точке, и еще четырех
маленьких крестиков в каждом углу. Юбилейный
семилетний цикл, известный у греков, постоянно соблюдался
нашими священниками, поклонявшимися Дионисию, или Де-
ни, ибо через каждые семь лет толпа бенедиктинцев
шествовала от улицы Сен-Дени к Монмартру. Эта процессия
устраивалась в подражание Дени, который, по преданию,
неся свою голову в руках, останавливался отдохнуть по
дороге. В эпоху варварства на месте этих остановок были
воздвигнуты пирамидальные алтари. Хитрая выдумка
представить ею без головы, будто бы всегда парящей в
небесах,— не самая малая среди тех, к которым
прибегали дервиши для обмана глупых людей. В больших
фигурах на входных дверях собора Парижской богоматери есть
одна, напоминающая Дени: правда, в руках у нее только
лобная часть черепа. Аллегория здесь не так мрачна.
389

VI. Приношение хлеба имеет различные значения у
разных сект, называемых католическими. На Сифанте,
говорит Покок (этот остров, согласно Плинию, назывался
Мерапиа и Ацис), есть попы, которые служат мессу лишь
раз в году. Несомненно, это происходит в конце года и
связано с естественной смертью солнца. На этом острове
раньше почитали Пана. Греческие католики освящают
хлеб с помощью вина и воды, а на корке запекают
кусок в виде треугольника — форма, во все времена
относившаяся к божеству. Их церкви, подобно браминским
пагодам, стоят отдельно посреди двора. Во многих
областях Оттоманской империи следуют древним культам
земледельческих народов; и в других областях они
смешались с некоторыми мусульманскими обрядами. Носеры,
живущие на севере Австрии, имеют религию, подобную
религии древних. Яссады, обитающие на севере Сирии,
еще поклоняются Вечному под именем Agatho-dœmon.
У друзов \ живущих близ Кастраванских гор, еще есть
старцы или мудрецы, которые стоят во главе культа; они
изображают солнце в виде быка, и у них есть подземелья,
где совершаются таинства. Большинство этих народов
сохранило в памяти эти прежние символические
изображения. И даже арабы-бедуины в этом отношении не
отличаются от других. Жрецы, всегда ревниво стремившиеся к
господствующему положению среди разных племен,
сохранили различные формы поклонения солнечному
божеству. Рим всегда более внимательно, чем думают, следил
за этими племенами.
VII. Смотри изображение Исиды в первом томе Мон-
фоконц: она носит мантию, епитрахиль и тиару; на ее
епитрахили двенадцать знаков зодиака. Это означает, что
она — богиня природы. Три короны, несомненно,
соответствуют трем временам года восточного календаря или
трем солнцам. Она сама одновременно представляет
природу и саму себя, так как она носит одежду жрецов ее
культа. Наши папы решили заимствовать у нее это
одеяние, хотя они и называют египтян идолопоклонниками.
VIII. Геродот сообщает нам, что дата рождения
богов соответствовала времени возникновения их культа,
а место их рождения — месту, где впервые отправлялся
этот культ. Известно, что каждый народ, поклоняясь
какому-либо общему богу, имел также местные обрядовые
390

церемонии, которые были отражением обычаев его
общественной жизни и соответствовали климату. Поэтому в
жертву богам всегда приносилось то, что, в зависимости
от природных условий страны, потреблялось в пищу
этими племенами.
IX. Тацита и Диодора заставили говорить, что этот
народ из гебров поклонялся идолу в виде осла, имел в
«святая святых» голову этого животного. Этой вставкой
добивались двойной цели: во-первых, заставить людей
поверить в историческое существование этого народа, во-
вторых, сохранить возможность при нужде сделать то же
со всеми другими народами, поскольку это животное
участвовало в мистериях в честь Вакха. На Паросе, говорит
Покок (т. 6, ст. 247), Вакх изображался с ослиными
ушами рядом с сатирами, которые имели уши и рога быка.
Впрочем, его называли даже Bicornis *, когда он
символизировал солнце, и это название относилось также к
луне. Известно, что в древности поклонялись
Вакху-Осирису в виде быка, покровителя пахоты. Именно из
восклицания ίο или /о-Вакх наши дервиши сфабриковали
Иова, пишущего якобы на своем гноище.
Что касается некиих херувимов, изображенных с
головой быка на вымышленном священном ковчеге или в
«святая святых», то наши дервиши нашли, что chérubin
означает животное, на котором пашут, и что оно имело
некоторые части тела человека, а некоторые — животного
(см. «Культ фетишей», in-12°, стр. 139 и ел.). Впрочем, мы
увидим, что осел из мистерий в честь Вакха вновь
появится в церквах Бургундии и Франш-Контэ с той же
ризой на спине.
X. Баньяны — индийские купцы, рассеянные по всему
Востоку. Они, несомненно, происходят от древних
земледельцев. И хотя считают, что они — остатки одного из
народов, но на самом деле они могут быть потомками сотни
племен. Ведь у всех народов Азии были сходные нравы
и одинаковый запас знаний. Баньяны не употребляют в
пищу мясо и рыбу, т. е. ничего живого. Эти народы,
очевидно, были согнаны со своих земель разными
завоевателями, совершавшими набеги на Индию и Южную Азию.
Гебры, также рассеянные по Азии, главным образом
* [Двурогим (лат.)].
391

в Индии и Персии,— это остатки парсов; они считают
обработку земли священным делом и смотрят на него как
на наиболее угодное богу. Их нравы отличаются
простотой и мягкостью, так как они живут под руководством
своих старейшин и мудрецов. Говорят, что они
поклоняются огню и считают Зороастра своим законодателем; но
огонь у парсов, как и у всех народов, был образом
верховного существа, которому одному пристойно быть
предметом всеобщего поклонения. Огонь представлял собой
также и солнце, бывшее воплощением огненной стихии.
Что касается их законодателя, то само его имя с
достаточной очевидностью свидетельствует, что это —
мировой светоч, которому приписывали создание всех законов
древние народы. Какому-то дервишу, создателю какого-
то словаря, захотелось назвать этот город Гором [Gaure],
так как он заметил, что у древних слово Го [Gau] служило
окончанием, которое прибавляли ко многим именам,—
оно соответствовало французским словам округ [canton],
область [contrée]. И тогда стало очевидным, как
избавиться от слова guébre, слишком напоминающего слова
gu-ébreux или Hébreux. Арабы-бедуины, одинаково
распространенные в Сирии, Палестине, Египте и других
странах Азии и Африки, по природе своей степенные,
серьезные и скромные, происходят от земледельческих племен
Вавилонии, Сирии и Месопотамии; они только
постепенно приняли мусульманские обряды. Некоторые их орды
живут между горой Синай и Меккой. Впрочем, пустыни
Аравии могли стать таковыми только после того, как
угасли возделывавшие их племена, которые, несомненно,
некогда жили в этой области.
XI. Первое издание книги этого Иосифа Флавия не
содержит никаких упоминаний об · Иисусе. Упоминания
эти были включены в нее позже. Этого писателя
заставили также говорить о св. Иоанне и св. Иакове или св. Баке,
который не что иное, как Янус и Вакх. Он юворит даже
о том, что Иаков — брат Иисуса, а этот последний
называется Христом, что соответствует имени индийского
Кришны. Нет такой хитрости, которую не пустили бы в ход
священники, чтобы нагло обмануть современные народы.
Они говорят, что Иосиф якобы написал Иудейские
древности в подарок одному своему другу,
вольноотпущеннику Нерона по имени Епафродит, а также что сам
392

Иосиф, вольноотпущенник Веспасиана, воспитывался в
школе Бануса, ученика св. Иоанна, т. е. св. Януса, солнца.
Теперь не приходится удивляться, что наши низкие
дервиши так добивались, чтобы им поручали подвергать
цензуре сочинения философов.
XII. Известно, что Iou-Knef у египтян,
тождественное kgatho-dœmon, изображаемому в виде змея,
который воспроизводит сам себя, было именем верховного
бога; известно также, что Вельзевул то же, что Юпитер
Сабинский, и что демон означал святого духа. Можно
только возмущаться, когда читаешь в истории прошлых
веков, сколько людей погибло от злодейской руки
дервишей по обвинению в сообщничестве со злым духом или
демоном. Мы видим (см. прим. VI), что восточные
народы почитали под этим именем божество. Какой-то
негодяй, составлявший мифологический словарь, лжет, что
Вельзевул был богом мух; затем он сообщает, что в
Африке Вельзевула почитали под именем Ахор, как
будто неизвестно, что каждый народ поклонялся
«верховному богу, называя его словом, на каждом языке
означавшем «создатель».
XIII. Нет никакого сомнения, что три обманщика —
лишь выдумка дервишей, заинтересованных в том, чтобы
люди больше не прибегали к аллегорическому
толкованию, столь распространенному у всех народов в
отношении символических персонажей. Эти дервиши
предпочитали прослыть обманутыми действительно
существовавшими самозванцами, не желая прослыть лжецами.
Ибо невозможно, чтобы хоть один дервиш при его
образовании мог на минуту усомниться, что он преподносит
нам вымысел, а не реально происходившие события.
Известна опубликованная уже давно книга под названием
Кимвал мира ху которая может открыть глаза людям на
истинный смысл этой аллегории, ибо в этой книге речь
идет о Меркурии-Иисусе, боге солнца у галлов. Этот бог и
был, без сомнения, создан некоей сектой, стремившейся —
только глупец этого не поймет — обосноваться в Риме.
XIV. По брахманскому летосчислению сейчас идет
1793 год. 4893 года прошло со времени, к которому они
относят рождение Christ-na, или Кришны, спасителя
мира; под этим именем они подразумевают солнце, которое
во время переворотов, которым подвергался земной шар,
393

высушило все земли, затопленные водой. Эти народы
имеют также малое летосчисление, которое служит им
для того, чтобы по нему отмечать даты незначительных
событий. По этому малому летосчислению, если верить
Холуэлу и г-ну Жантилю, сейчас идет 1714 год. Они
называют эту малую эру Малым Катиугамом, а ее начало
совпадает со смертью Salli-vag-ena, якобы короля
индийцев, но ведь европейцы склонны понимать в буквальном
смысле все, что на языке этих народов походит на
возвышенную поэзию. Очевидно, эта эра соответствует
движению светил или берет свое начало от какого-нибудь
примечательного события. Мы видели (прим. IV), на
какое время падает культ Митры. Видимо, из сопоставления
этих дат и было образовано критянское или христианское
летосчисление.
XV. Все народы земли праздновали в первый день
нового года естественное воскресение солнца, рассматривая
конец прошедшего года как символическую смерть этого
светила. Этот праздник начинался в марте, когда солнце
вступает в знак Овна, которого называют агнцем. Этот
праздник назывался пасхой, и ничто не разоблачает
обман наших священников лучше, чем церемонии,
происходящие во время этого праздника, ибо те же самые
пляски, которые со времен глубокого прошлого исполняли
в первый день года древние народы, впоследствии
совершались в наших храмах и даже у алтаря. И вот почему
позже, испугавшись роста просвещения, священники стали
начинать год с первого января — месяца, который
прежде был просто одиннадцатым месяцем года.
Сначала, когда только появился проект создания
нового культа в виде завуалированного культа Вакха, были
пущены в ход все средства, чтобы понемногу его
замаскировать. В первые века варварства вместе с чашей вина
преподносили жареного ягненка тому, кто отправлял
таинства или оргию, называвшуюся мессой. Этот ягненок
считался освященным; но народу его представляли не как
символ знака зодиака, в который вот-вот вступит солнце,
а как образ Иисуса, который принес себя в жертву. Этот
образ, однако, соответствовал завершению годового
круга солнца. Позже, в Безансоне довольствовались тем,
что вместо ягненка освящали в конце мессы небольшие
пироги с мясом, которые преподносили дервишам. Дер-
394

вишй, собравшись в круг, танцевали в церквах,
монастырях и алтарях. Книга церковных обрядов этого города за
1582 год подробно рассказывает об этих танцах. Один
из них назывался bergerie или bergeretta — слова,
имеющие различные смыслы: одно значит пастухи, хранители
стад или владельцы полей; другое — пастушка,
стерегущая стада, и женщина, нравящаяся пастуху. Последнее
значение — только более благопристойная форма имени
Кибелы, Цереры и Венеры или попросту луны. Но как бы
то ни было,— ясно, что эти танцы происходят от танцев
земледельческих народов, которых называли язычниками,
хотя во всем им подражали. Несомненно, это слово
происходит от латинского paganus — обитатель
сельской местности.
Когда дервиши танцевали танец пастухов, исполнялись
гимны и песни, посвященные воображаемому таинству
воскресения. Жан-Мурций в своей книге расположил в
алфавитном порядке названия всех танцев. Дюран в его
«Rational» (XIII век) говорит об этих танцах как об
общем для всех церквей обычае. Мартен относит танцы,
исполнявшиеся в Шалоне-на-Соне, к Троицыну дню;
однако каждый праздник имел свои танцы. Боне говорит, что
лиможские танцы исполнялись в праздник св. Марциала
(тот же, что бога Марса). Каюзак из Академии надписей,
который недавно написал небольшой трактат о танцах
древних, приложил немало труда для доказательства, что
их танцы были языческими, так как исполнялись в честь
движения небесных светил, но что наши танцы священны,
если это только не котильон, исполняемый в храмах. Но
ведь академическая шайка уже давно ничем не славится,
кроме своих ошибок.
Первый гимн, который пели, танцуя пастораль или
бержеретту, был Salve festa dies *, ему вторили qua
Deus **, затем три раза прикладывались к вину, совершая
три круга вокруг церкви и столько же внутри алтаря.
Для этого праздника назначался rex capellanorum и rex
canonicorum***: один — для церемонии конца старого
года, другой — для церемонии начала нового года. Когда
* [Здравствуй, праздник (лат.)].
** [Где бог? (лат.)].
*** [Король капелланов и король каноников (лат.)].
395

же год сменялся, последний руководил оргией,
которая именовалась службой «дня королей». Эти танцы
'исполнялись в Безансонской епархии вплоть до 1738 года.
Еще более забавным является тот факт, что капитул
Озерруа в 1531 году требовал, чтобы в этом соборе
продолжали игру в клубок и соответствующие танцы в
первые два дня пасхи, которые в то время были началом
года. Клубок, несомненно, символизировал дни и месяцы,
которые «развертывает» солнце по мере своего годового
движения. И действительно, исполнение этой игры в
клубок и танца происходило в этой церкви еще на
протяжении двухсот лет. Точно в полночь последнего дня
уходящего года объявлялся праздник, потом заутреня, затем
в священнических одеждах исполняли бержеретту, а
чтобы при случае не упустить из виду, что у многих народов
год был лунным, в это же время пели salve regina
coeli *, что без сомнения, имело некоторую связь с
пасторальным обрядом. Именно по поводу этого гимна,
а также regina coeli loetare ** негодяй Бернар,
провозглашенный критянами святым, делает замечания,
являющиеся наглым и низким обманом.
Хотя Вакх, превращенный в Иисуса, изображался <на
наших алтарях в виде излучающего свет солнца и хотя
рядом с алтарем можно было видеть в небольших
сосудах вино, понадобилось еще, чтобы осел из оргий или
мистерий этого бога также присутствовал в наших
церквах. Мы еще увидим, что он играл некоторую роль,
которая, несомненно, заключалась в напоминании нашим
дервишам из поколения в поколение, что их культ посвящен
Вакху и что необходимо увековечить обман человека.
Известно, что в Греции в июне торжественно возили
изображение Вакха; важно выступающему во главе шествия
ослу с изображением самою себя «а спине бросали под
ноги зеленую листву и цветы. Это животное должно было
стать особенно дорогим для критян или христиан,
безусловно потому, что фаллус символизировал
плодоносящую силу солнца. Праздник Вакха, едущего на осле, был
главным праздником в древнейшей Греции.
Чтобы детально разобраться в хитрости служителей
* [Здравствуй, царица небес (лат.)].
** [Радуйся, царица небес (лат.)].
396

наших храмов, йачнем с праздника, отмечавшегося всеми
народами в конце года. Во время этого праздника
исполнялись танцы, подобные танцам фавнов у римлян,
которые не имели определенных фигур и приемов, чем
выражалась мысль, что отныне нарушен стройный порядок
соотношения литургии и -природных явлений, ибо
наступил конец года. Этот праздник, относившийся к
сатурналиям, допускал даже совершенную путаницу в
общественном порядке; он происходил перед тем, как солнце
вступало в знак Овна, или перед рождением мартовской
луны. Что же произошло затем? Наши священники,
перенеся начало года, стали устраивать этот праздник
дважды: в конце декабря и перед пасхой. Этот последний они
назвали праздником дураков, хотя его и отмечали в
наших храмах, а тот, который происходил в конце декабря,
получил название праздника невинных. С помощью этой
тарабарщины был найден способ привлекать в наши
храмы народ, чтобы забавлять его там в ущерб
благопристойности, и вместе с тем был скрыт тот факт, что некогда
наши праздники, подобно праздникам древних народов,
соответствовали явлениям природы. Это была весьма
удачная уловка.
Во время праздника дураков в церквах Безансона и
других городов rex capellanorum помещался под
великолепным балдахином *. Во время этих праздников осел
* В варварские века наши дервиши, которые всегда мечтали
стать властителями земли, но не осмеливались действовать
открыто, опасаясь быть низведенными до звания служителей, объединяли
всех ремесленников, всех лиц одной профессии в братства, чтобы
иметь возможность дать их главе титул короля. А так как в те
темные времена грамоту знали только церковники, называвшиеся
клерками, то они всегда и были во главе различных корпораций.
Отсюда — король судейских, король музыкантов, скрипачей, король
развратников, арбалетчиков, аркебузиров и т. п. Прокурорские писцы
из палаты счетов, также объединенные в братство, бесстыдно
присвоили ему название суверенной Галилейской империи, а своему
главе — имя императора под тем предлогом, заявляли наши
дервиши, что термин «империя» происходит от латинского слова Imperium,
иногда обозначавшего судебную власть. Среди этих королей были
и такие, которые ходили в сопровождении стражи; а в указах,
которые они издавали в дни различных смотров и собраний, они
говорили: «Мы повелели и нам угодно». Генрих III, видя, что писцов
расплодилось более десяти тысяч, включая и тех, кто к ним
примыкал, запретил им принимать титул королей. Клерки Галилеи
справляли свои праздники в низенькой часовне дворцовой церкви
397

кграл главную роль. То же самое было в Отёне, как это
видно из записей секретаря Ротария, который в 1416
году указывал, что во время праздника, называемого fol·
loriom, водили осла и пели гимны с припевом «fiiez, hiez,
господин осел» и что некоторые приходили в церковь
переряженные в смешных одеяниях. Известно, что
возглас hiez относился к Вакху. Не остается никакого
сомнения, что и осел был из мистерий в его честь.
Существуют и другие доказательства того, что в честь
осла были особые праздники во всех церквах Франции.
Г. Дюканж в «Глоссарии» (см. слово «Праздники»)
рассказывает подробно о песнопениях в честь осла, которые
были распространены в Руане, а также о диалогах,
посвященных ему. В рукописи Балюза, хранящейся в
Национальной библиотеке, можно прочесть другое описание
этого праздника; там же есть слова и музыка гимна,
обращенного к ослу. Некоторые дервиши даже сами делают
вид, будто хотят установить, что это праздник Asinus ve-
hens misteria, о котором говорится у Аристофана, и, чтобы
убедить людей в своей искренности и откровенности,
добавляют: «Делались попытки доказать, что этот смешной
ритуал ведет свое происхождение от языческих обрядов.
Не является ли он подражанием ослу Апулея, возившего
в день Карла Великого. Глупцы назвали священной эту часовню
и святым этого короля, на могиле которого в Экс-ла-Шапель 1,
вернее, в нише, где стоит его бюст, изображено похищение Прозерпины.
Должностные лица этого братства, так называемые «галилейские
писцы», получали каждый год 200 ливров с государственных иму-
ществ. Их грамоты, говорят, сгорели во время пожара счетной
палаты 28 октября 1738 года, причем виновника пожара найти не
удалось. Таким же образом поступили во времена низкого Ришелье,
когда для того, чтобы уничтожить протоколы, предали огню дворец
юстиции. Наши дервиши часто предпринимали подобные святые
деяния, чтобы уничтожить старые грамоты, которые слишком
очевидно свидетельствовали об их бесстыдстве. Прокуроры и адвокаты
в свою очередь образовали братство, причем упорно настаивали,
что их покровитель — Николя, один из так называемых святых.
А так как ему как солнечному божеству были посвящены два
праздника: один — зимой, другой — летом, то старшина адвокатов
раздавал в день одного праздника свечи, а в день другого — букеты
цветов. Во время одного из этих праздников жезл старшины
ставили подле пюпитра, между двумя горящими факелами, подобно тому
как изображали алтарь Цереры. Удалось разыграть и в самый
просвещенный век даже адвокатов.
398

на себе Цереру, или, лучше, Валаамовой ослице, самеЦ
которой имел честь возить спасителя?» Но эти негодяи
остерегаются говорить что у древних спасителя звали
Вакхом и что именно из Вакха они сделали Иисуса. Как
бы то ни было, когда осел, покрытый ризой, вводился в
церковь и шествовал к алтарю, в его честь раздавались
гимны и песнопения, и своды оглашались самыми
величественными звуками.
Автор Исторической смеси, напечатанной в 1752 году
в Париже, искусно связывает, следуя примеру других
подобных ему дервишей, праздник нового года с
праздником дураков; этот последний — с праздником,
называвшимся в Дижоне праздником «матери дураков»; этот же
последний — с праздником в Клеве, который в свою
очередь он связывает с праздником Abbas cornardorum, т. е.
песенников или, скорее, поэтов, что в конечном счете
соответствует земледельческим песням, исполнявшимся на
лире, сделанной в форме знака быка. Он перемешал
описания этих предметов с черной процессией, которая
отправлялась в лес за ветвями для украшения изображений;
к этому он добавил еще описание весьма занятной
церемонии, во время которой посреди алтаря на погребальном
покрывале расставляли пять сосудов с вином, а другие
сосуды с вином закапывали у подножия надгробных
крестов, ставившихся в сельской местности. Несомненно, эта
мешанина писалась с целью нас запутать; мы же
постараемся дать ее сжатый анализ, чтобы показать, как
нагло разыгрывали людей.
Во-первых, судя по дошедшим до нас кратким
описаниям праздника дураков в Клеве, тридцать шесть лиц,
допускавшихся всегда в церковь и исполнявших
различные роли в танцах и играх, несомненно, соответствуют
тридцати шести декадам, известным у парсов. Их танцы,
относящиеся к коаду двенадцатого месяца, выражали
перерыв в последовательной смене месяцев в конце года;
танцы, исполнявшиеся в дни эпагомен и
символизировавшие обороты земного шара; танцы, игры и стихи в честь
нового светила, которое вскоре вновь оплодотворит все на
новом своем пути,— все это показывало, что эти обряды
принадлежат глубокой старине. Число танцующих,
соответствующее числу декад, показывает также, что в Клеве
было распространено почитание Митры, все жрецы
399

которого в VIII веке присоединились к орфикам. В Брик-
сенском епископстве, по свидетельству Покока, до сих пор
можно видеть изображения Митры. Однако наши
дервиши, чтобы скрыть свой обман, приписали введение этих
танцев некоему Адольфу, клевскому графу, в 1381 году,
хотя уже за четыре тысячи лет до него декады
изображались на торжественных празднествах. На всем
протяжении прошедших веков невежества никто не осмеливался
противоречить дервишам, ибо они сумели унизить весь
человеческий род.
Тот обычай, который называют в Дижоне праздником
«матери дураков», также ведет начало от древнего
культа, существовавшего еще до того, как наглость исказила
все его символы,— так как faula есть не что иное, как
земля, которая в мифологии иногда именуется женой
Геракла, и так как танцы во славу бога Фавна, отца полей,
тогда также относились к солнцу. В сообщении,
напечатанном в Дижоне в 1638 году Пайо, сказано о
последнем выезде процессии «матери дураков», которая
сначала состояла из трехсот шестидесяти человек — по числу
дней в году. Кроме колесницы, процессия имела стяг и
загнутый посох, подобный посоху Пана; на стяге же
изображалась фигура дракона. Этот праздник прекратился
после запрещения, присланного 21 июля 1630 года из
Лиона и подтвержденного 25-го числа того же месяца Ди-
жонским парламентом. Прогресс просвещения к этому
времени достиг такого успеха, что даже те, кто одобрял
этот праздник, в частности епископ Лангра, открыто
поощрявший его в 1482 году, не возражали против его
уничтожения. Участники этого сообщества носили трехцветные
желто-красно-зеленые колпаки и такую же одежду. В
руках у них были бубенцы, звон которых подбадривал их
во время танцев. Решения их начальства были для них
всегда непререкаемыми: в тот день, когда они
собирались, парламент утверждал их назначение, о чем
свидетельствует распоряжение от 6 февраля 1579 года.
Говорят, что в 1626 году колпак и побрякушку им выдавал
собственноручно господин Дешан, руководитель этого
сообщества; колпаки, несомненно, были заново скроены,
ибо до того горожане носили их на фригийский манер.
Когда священники, дрожавшие перед просвещением,
хотели кого-нибудь смутить, они выдумывали какие-нибудь
400

новшества или подстраивали происшествия, боясь, чтобы
вновь появившаяся философия не разоблачила их как
злоумышленников. Эта компания, двигаясь в строгом
порядке, заходила во все храмы, и ее танцы сливались с
танцами, происходившими там.
Одним из доказательств того, что это совершалось по
непосредственному указанию дервишей, может служить
следующее: «аббат дураков» или «безумцев»— abbas
stultorum — провозглашался во Франции под вязом,
посаженным перед главным входом в собор. Это
происходило 18 июля — в день, согласно календарю,
посвященный святому Арну. Известно, что Арне — имя одного из
двенадцати кентавров. Этот Арну предстает то
скрипачом, то епископом Л1еца и Тура, то мужем некоей Скари-
берж, жившей, по преданию, в VI столетии. Как бы то
ни было, существовал «аббат рогачей» — abbas cornardo-
rum. Так называли это лицо в Эвре, где веселая
компания, в которой он верховодил, состояла, говорят, из
песенников и остроумцев facetiae cornardorum *. Этого аббата
в смешном одеянии возили верхом на осле по городу и
предместьям и пели asino bono nostro ** и т. д. Сама же
процессия состояла частично из насмешников и
остроумцев, частично из членов братства св. Варнавы, созданного
якобы в 1400 году некиим кардиналом Капроником.
Дервиши, описывающие все эти детали (без этого они
остались бы совершенно неизвестными), прикидываются,
будто им трудно объяснить, почему «праздник рогачей»
справлялся в день св. Варнавы. Они перескакивают вдруг
к рассказу о кавалькаде в честь св. Урсина, которую
устраивали каноники в Лизьё,— процессии, подобной той,
которая происходила 3 августа в Отёне. Иногда же они
пытаются доказать, что это «братство рогачей» состояло
из музыкантов, с помощью рогов и рожков возвещавших
о себе во время священного праздника. В подтверждение
обычно ссылаются на один пункт в расходной ведомости
города Озерра за 1454 год, на основании которой была
выдана определенная сумма старшине братства
музыкантов или рожечников для того, чтобы он возместил
расходы и оплатил труды музыкантов, которые во время
* [Шутников-рогачей (лат.)].
** [О наш славный осел (лат.)].
26 С. Марешаль
401

процессии трубили в рога и состязались перед телом
Иисуса Христа. И поскольку, доказывают они, день
св. Варнавы почти совпадал с праздником воскресения
господня, то эти трубачи — то же самое, что «рогачи».
Но это не так, ибо первые были лишь музыкантами, а
вторые — поэтами, подобно трубадурам, ведущим свое
начало от знаменитых кельтских бальдов или бардов,
пользовавшихся у этого народа огромным почетом.
Дервиши же поостереглись нам сказать, что образ сатира с
рогами был символом полей или того, кто их
оплодотворяет, и что рога означают не только пахоту, но и
плодородие земли и силу империй, которые не могут
поддерживаться без процветания полей, и эти пересонажи с
бычьими рогами, появлявшиеся в церквах во время
праздников, происходят от древнего культа, в котором
Юпитер и Вакх рассматривались как покровители или
отцы земледельческих народов. Нам также поостереглись
сказать, что претендующий на святость Варнава уже
давно изображался с загнутым посохом, что в
посвященных ему песнопениях его часто называли Приапом и он
был аллегорическим воплощением высшего плодотворя-
щего начала. Этот образ особенно не нравился нашим
жрецам, ибо в нем ярко проявлялся действительный дух
античности. Тем не менее они сообщают нам, что Арну —
мнимый покровитель дураков — писал это последнее
слово в противовес тому, что воплощал в себе качества,
противоположные тем, которые свойственны Приапу.
Известно, что в Египте во время процессий Исиду, или
Природу, представляли вазы, сделанные в виде пупка.
Итак, безумцы символизировали дни земледельческого
календаря, дни, данные людям животворящей природой.
Быть жрецом — значит нагло лгать, измышлять
причины, чтобы опустошать человеческие умы, подобно
жонглеру фокусничать в своих рассказах, чтобы не допустить
и мысли о том, что Иисуса сделали из Вакха *. Вот один
* Даже крестным ходам по полю, которые происходят от
древних процессий земледельцев, шествовавших вокруг своих полей,
сумели придать новый и туманный оттенок. С древних времен в
процессии в честь Парижской богоматери (то же, что Исида, богиня
Природы) несли, однако, большое чучело дракона из ивы, в пасть
которому народ бросал плоды, пироги и т. д. В каждой церкви
хранился свой дракон, символ солнца, который позже был назван Де-
402

из забавных приемов, который, если в нем разобраться,
покажет, как они обманывают человеческий род.
В церкви Богоматери в Эвре существовал обряд, в
котором, как заявляют наши дервиши, нет никаких следов
античности. Этот обряд совершался 28 апреля, в день
св. Виталия, или Vit-al. В этот день весь капитул собора
обыкновенно отправлялся в лес близ города, чтобы
нарезать ветвей и листвы для украшения святых образов; их
шествие называлось «черной процессией». Из города
выходили с садовыми ножами в руках, под звон всех
колоколов, возвещавших начало церемонии. Праздник длился
пять дней. В 1206 году колокола от сильного звона даже
треснули. По возвращении «черной процессии» ее
участники совершали самые нелепые выходки, заставляя народ
пускаться в беспорядочную пляску. Все были одеты в
маски. Праздник этот был составной частью «праздника
дураков». Дети из хора, одетые в вывороченные наизнанку
мантии, полностью исполняли службу, а во время
перерыва каноники играли под сводами церкви в кегли и
устраивали танцевальные представления и концерты. Во время
этого праздника вновь повторялись обычные дурачества
праздников рождества и обрезания. Таков рассказ наших
дервишей *. Они добавляют, что с незапамятных времен
моном. Не более чем 70 лет назад парижская церковь прекратила
выносить этого дракона в день крестных ходов. Что касается
литаний, которые поют в этих процессиях, то известно, что LITES
означало у древних молитву, a ANIES —это три девушки, которых Вакх
наделил способностью превращать все в хлеб, вино и масло, которые
также символизировали три восточных времени года. В литаниях
св. Никодим или св. Фиакр молится за нас, чтобы увеличить блага
земли. Народу не объяснили, что у древних слово «литании»
означало молитву, а также дары земли и времена года,
оплодотворяемые богами земледельцев.
* Игры, танцы и стихи всех этих различных праздников,
называемых христианскими, берут начало от древних обычаев, которые
были сохранены нашими дервишами, стремившимися завлечь народ
в свои церкви и сделать одинаковыми обряды многочисленных
племен. Кроме того, с помощью трагикомических и пышных
представлений, показываемых в церквах, они старались еще вбить в голову
людям предрассудки насчет того, что потом называлось
мистериями, страстями, мираклями и т. д.; ибо ведь забавные словечки,
шуточные прибаутки и тому подобное лучше всего внушают человеку
глупое легковерие. Вероломные дервиши ничего не делают для
народа, но именно с его помощью они всего добиваются, толкая народ
на мерзкие дела. Краснеешь за человеческий род, когда посмотришь
26* 403

церкви сверху донизу украшали листвой и ветвями,
включая башни и колокола. Все это совершенно непонятно,
ибо эта «черная процессия» перепутывается с
«плясками дураков», смысл которых мы уже достаточно ясно
раскрыли, а также с праздником майского дерева, которое
сажали перед церквами. Мы сейчас разберемся во всех
этих вещах, несколько продолжив рассказы дервишей, и
эти рассказы приобретут совсем иной смысл.
28 апреля, в день начала майского праздника ветвей,
на мостовой и в алтаре расстилали черную скатерть, на
каждый из четырех углов которой ставили по сосуду с
вином, а посередине — пятый сосуд. К этим сосудам
прикладывались певчие, исполнявшие службу. В лесу, куда
направлялась «черная процессия», прежде всего
водружали крест и у его подножия ставили пять деревянных
бутылей, которые затем закапывали в землю. Некий
каноник по имени Бутейль будто бы в 1270 году ввел этот
обычай — так объясняют его происхождение наши
дервиши. Очевидно, однако, что именно Вакху, богу вина,
предназначались эти приношения, что крест символизировал
самого Вакха и что имя этого каноника — Бутейль —
плоская и задним числом сфабрикованная выдумка.
Мы уже говорили, что пять добавочных дней были
днями искупления и имели особую литургию. Одни
проводили этот праздник в лесу, другие у источников —
отсюда и ведет свое происхождение «черная процессия»
в Эвре. Мы видели также, что мысль об умирании года
выражалась в совершенно беспорядочных танцах и
играх. Поэтому было необходимо, чтобы церемонии
праздника, который назвали «праздником дураков» и
разрешили проводить в церквах, были отчетливо отделены от
искупительных церемоний праздника, относящегося к пяти
добавочным дням. Мы видели также, что после
изменения годового календаря, произведенного с целью
замаскировать суть этих земледельческих праздников, и
решена все, что представлялось под аккомпанемент музыки и пения на
сценах, которые возводили в церквах. В детстве в Перпиньяне мы
бидели пантомиму, изображавшую снятие с креста. Именно от
этого смехотворного обряда произошла процессия в Эксе, в Провансе
и все другие, которые можно видеть во Фландрии, где религия,
кажется, только для того и существует, чтобы вводить человека
в заблуждение.
404

ния проводить тем не менее игры и танцы дураков, как и
раньше, накануне пасхи,— после всего этого все
смешалось, и только дервиши знали, в чем секрет. И когда по их
желанию все перепуталось, то им для собственного
процветания оставалось только поддерживать мрак
невежества. Они, в частности, сфабриковали «привидения»,
производившие внутри церквей за несколько дней до пасхи
совершенно непристойный шум, вызывавший лай собак и
заставлявший плакать грудных младенцев.
Итак, «черная процессия» не могла иметь места 28
апреля, а происходила за несколько дней до марта.
Праздник, когда резали ветви, мог справляться только за
несколько дней до начала мая. Обычай же, направляясь в
церковь, брать с собой листву, относится к самой
глубокой древности, ибо, как говорит Тибулл, боги в то время
сами были земледельцами. Майское же дерево, которое
затем, в день св. Иакова, или св. Бака, сажали перед
входом в церковь, доказывает, что в христианских обрядах
сохраняются черты земледельческого культа. Если же нет
ковров из зелени, которыми украшают наши церкви и
покрывают дома в дни процессий, то их украшают
ветвями с сохранившейся листвой. Говорят, что Карло Бор-
ромео возражал против посадки майского дерева перед
каждой церковью и сопровождавшего этот обряд
угощения, видя в этом обычае остаток язычества, и требовал
заменить это дерево крестом. Однако он приказал, чтобы
в Миланской области во все большие праздники, даже
зимой, украшали зеленью портал церкви, а также башни
и колокольни, согласно древнему обычаю. Но ведь это
противоречит его заявлениям о майском дереве — разве
этот обычай менее мирской? Наши священники всегда
умели искусно заставить говорить тех, кого они называли
святыми (как, впрочем, и тех, которые не были признаны
таковыми) лишь потому, что они прибегали к хитрости.
Чтобы еще полнее обнажить обман наших
священников, считавших возможным сохранить остатки обрядов в
честь Митры, т. е. Вакха-солнца, его физической смерти
и воскресения, перейдем теперь к аллилуйе. Нам говорят,
что это слово, загадку которого мы сейчас раскроем,
служило до появления колоколов сигналом, созывавшим
людей на молитву; церковь отнесла его к определенному
человеку, которого она заставила умереть, которому дала
405

гробницу, чтобы увидеть его воскресшим, несомненно, с
появлением нового солнца. В Сансе сохраняется копия
одной рукописи XIII века, содержащей описание «службы
дураков», где речь идет и об аллилуйе, причем это слово
разделено на две части двадцатью двумя другими
словами, из которых первое — алла, а последнее — луйя. На
обложке этой тетради вышиты серебряные листья, она
украшена пластинками из слоновой кости, на которых
можно видеть вакханок, богиню Цереру на колеснице,
мать богов Кибелу и т. п.
Аллилуйя — человек, имя которого было радостным
возгласом в наших храмах — был похоронен в Тульском
соборе в канун Septuagésime (семика). Службу несли
дети-певчие: они пересекали хоры, неся на плечах нечто
вроде гроба, который символизировал скончавшегося
Аллилуйю; гроб сопровождали кресты, факелы, сосуды со
святой водой; курили ладан. Эти дети должны были
плакать и стенать на всем пути до монастыря, где уже была
приготовлена могила. Писатель IX века Амалер, живший
в той самой провинции, в состав которой входил Туль,
сообщает, что в его время служба в честь Аллилуйи была
похожа на веселые и пышные похороны, своего рода
торжественные проводы. При этом пелись специальные
гимны в честь усопшего. Заметим, кстати, что слово
аллилуйя может быть и мужского и женского рода, так как
оно относилось и к солнцу и к луне.
В IX веке, когда писал Амалер, во время церемонии
об аллилуйе говорили как о человеке, который должен
вскоре вернуться в мир. В одном месте службы его
отпускали, затем, немного позже, настойчиво просили остаться
еще хоть на день и, наконец, желали ему доброго пути.
Этот обряд исполнялся во всех церквах. В Тульском
соборе он просуществовал вплоть до конца XV века, а
погребение Аллилуйи — до конца XVI века.
В одном из соседних соборов Парижской епархии во
время службы, чтобы отделаться от аллилуйи, один из
детей-певчих держал волчок, на котором было золотыми
буквами написано: аллилуйя, а когда наступал момент
отпустить аллилуйю, хлыстом подгонял волчок вдоль
паперти, пока он не выкатывался из церкви. Это
называлось бичевать Аллилуйю. Не нужно быть провидцем,
чтобы понять, что этот Аллилуйя символизировал уходящий
406

год. Недаром в первый день нового года, некогда
совпадавший с пасхой, это слово горланили изо всех сил,
приветствуя воскресение солнца. Известно, что all в
восточных языках, особенно у гебров и парсов, значит высокий,
возвышенный, a oulia — величественный, сияющий. У них
эти слова означают радостный возглас, издаваемый в
момент появления этого светила, особенно в дни праздника
в честь его, подобно тому как слова jo-pœan или jou-pan
произносились греками и римлянами при всех
жертвоприношениях и торжественных играх. Игра в волчок,
впрочем, также имела место в храмах древних народов. По
свидетельству Феокрита, у ассирийцев крутили волчок,
украшенный сапфирами и металлическими пластинками,
на которых были выгравированы астрономические
значки, или, скорее, двенадцать знаков зодиака. Михаил
Пселл, рассказывая о египтянах, называет подобный же
волчок Yinge, и его свидетельство позволяет предполагать,
что волчок этот употреблялся для тех же целей.
XVI. Следует думать, что мез-ионеры [les mese-ionai-
res], или миссионеры, отправлялись для спасения
заблудших душ, предварительно изучив языки различных стран.
Их тайная цель, кроме обмана и интриг, заключалась в
торговле и в изыскании способов увеличить наглое
господство бесчестных служителей наших храмов. Они
внушили только ужас в Китае и Японии и других местах и
добились того, что французы потеряли там рынок для
своих товаров. Они были настороже, чтобы всегда суметь
определить, насколько просвещен встречающийся им
путешественник. Нет ни одного описания путешествий,
которое бы не подвергалось цензуре наших дервишей,
заинтересованных в поддержании заблуждений. Нет ничего
забавнее, чем говорить путешественникам, будто Моисей
похоронен в долине Адониса, а Давид, солнце Индостана,
родился в Bel-éem'e, где он убил гиганта Голиафа. Только
одна вещь ускользнула от них: им 6ü стоило еще
показывать место, где мать Иисуса после родов выбросила
его послед. Эта реликвия могла бы быть столь же
любопытной, как и священные воды этой мйимой
девственницы.
XVII. Скалигер замечает, что первые епископы
назывались prœsules, потому что они начинали или
проводили священные танцы и были несомненно превосходными
407

шутами. Танцы входят в священные обряды мусульман,
персов, индийцев, африканцев (особенно негров) ; они
распространены также у дикарей, называемых иллинами, и
были известны инкам. Все народы земли всегда имели
свои священные танцы в честь небесных светил: у тех,
кто их исполнял, разум был отнюдь не в ногах, как у
наших шутов. Достаточно почитать Лукиана, чтобы узнать,
что выражали танцы. Во время торжественных
праздников ритм танца гармонически сопровождался пением.
В Маниле испанцы до сих пор исполняют танцы. От
г. Жантиля мы знаем, что эти танцы продолжаются все
три дня праздника Андроса, которого этот писатель
называет св. Андреем. Танцующие изображают, что они вышли
из тела Феникса, а в конце службы исполняется
английский контрданс. Когда в Испании умирает ребенок,
родители танцуют вокруг него. Согласно утверждениям
священников, этот ребенок становится ангелом.
XVIII. На горе Синай живут монахи, показывающие
грамоту, будто бы дарованную им Магометом. Грамота,
дарующая им эту гору, подписана шестнадцатью
свидетелями. Этим людям ничто не свято: ложь для них святая
игра. Когда же, наконец, земля будет полностью очищена
от этих бесстыдных существ?

£
ПРИМЕЧАНИЯ
Цифры указывают страницу и номер примечания на ней.
Комментарий и примечания к тому (за исключением работы
«Разоблаченная басня о Христе») составил С. И. Великовский. Комментарий
и примечания к произведению «Разоблаченная басня о Христе»
принадлежат И. А. Энгельгардту.
Французский Лукреций
«Французский Лукреций» —одно из наиболее значительных
произведений Марешаля, над которым он работал в течение почти всей
своей творческой жизни. Впервые поэма увидела свет в 17θ1 г. под
названием «Отрывки из моральной поэмы о боге». Выпуская поэму
в условиях жестоких преследований свободной критической мысли,
Марешаль скрыл свое имя и указал в качестве места издания
вымышленный город Athéopolis (Атеистоград), а в качестве даты —
«первый год царства Разума». Впоследствии, в годы революции,
поэма Марешаля переиздавалась неоднократно в дополненном и
исправленном виде, под различными названиями («Религиозные и
политические ошибки, наконец разоблаченные, или Поэт без
предрассудков», Ним, 1790; «Бог и священники, отрывки из философской
поэмы», Париж, 1793 и др.). В наиболее полном издании. 1797 г., с
которого и сделан настоящий перевод, поэма называлась:
«Французский Лукреций» (Le Lucrèce français, fragments d'un poème. Par
Sylvain M*** 1. Nouvelle édition, revue, corrigée et considérablement
augmentée. A Paris. L'an VI.)—по аналогии с именем автора
философской поэмы «О природе вещей», древнеримского поэта и
мыслителя-материалиста Лукреция Кара. В XIX в. поэма не издавалась.
Около 30 отрывков из поэмы вошло в брошюру «Поэзия против бога»
(1924), выпущенную издательством «Юманите» в целях
атеистической пропаганды.
Литературные опыты Марешаля 70-х годов имели отпечаток
идейной незрелости и несамостоятельности начинающего писателя,
испытавшего влияние салонно-аристократической литературы. К
концу 70-х годов в его творчестве проявились робкие еще попытки
критического отношения к феодальному режиму, противопоставление
ханжеской католической морали идеалу свободного человека,
поступками которого руководит разум, а не слепая вера.
Окончательный переход Марешаля на антицерковные и антифеодальные
позиции был вызван обострением кризиса французского абсолютизма и
409

усилением оппозиционного движения в конце 70-х — начале 80-х
годов. В это время он сближается с представителями парижской
радикальной интеллигенции, многие из которых в период революции
стали вождями революционно-демократического лагеря. Биографы
отмечают, что в эти годы Марешаль усиленно изучал работы
французских материалистов XVIII в., античных философов и передовых
мыслителей Возрождения. В результате и был написан
«Французский Лукреций» — первое произведение Марешаля, в котором он
выступил как последовательный атеист.
Во «Французском Лукреции» Марешаль развивает целую
систему атеистических аргументов. Указав на то, что бытие бога
опровергается научными данными о вселенной, развивающейся по своим
собственным законам, поэт переходит к установлению
противоположности религиозных догматов естественным законам морали,
диктуемым человеку самой природой. Затем он останавливается на
вопросе о происхождении религии, показывая, что она возникла как
орудие запугивания и обмана невежественных людей с целью их
порабощения. Наконец, в последней части поэмы Марешаль
обрушивается на королевскую власть и господствующие сословия
феодального общества — дворянство и духовенство, которые грабят и
угнетают простой народ. Религия — послушная служанка феодальной
монархии; чтобы уничтожить религиозные предрассудки, необходимо
прежде всего уничтожить угнетение человека человеком и создать
общество, основанное на всеобщем равенстве,— таков вывод Марешаля.
Воинствующий атеизм на основе материалистических
представлений о природе, критика феодального строя, сочетаемая с призывом
к революции, делают поэму Марешаля одним из замечательных
произведений оппозиционной литературы XVIII в., идейно
подготовившей революцию.
В силу цензурных условий «Французский Лукреций» не
получил накануне революции ни достаточного распространения, ни
должной оценки. Только журнал «Mémoires secrètes de la république des
lettres» опубликовал в январе 1786 г. короткую заметку, в которой
поэма Марешаля выделялась «из огромного количества
дидактических поэм, наводнивших в последнее время наше общество».
Неизвестный рецензент видит в Марешале продолжателя Эпикура и
Спинозы. «Это изложение атеизма, который поэт проповедует с
величайшей страстностью, сопровождается рядом сильных выпадов
против короля и властей»,— отмечает журнал.
Революция принесла известность поэме Марешаля. В
революционной прессе появился ряд восторженных откликов на ее
переиздания. Примером может служить большая статья, опубликованная
в «Annales universelles et méthodiques» в декабре 1790 г. Автор ее
проводит параллель между Лукрецием и Марешалем, отмечая, что
последний является «значительным французским поэтом нашего
времени», обладающим «поэтическим даром убеждения». Он ставит
в заслугу Марешалю, что в его поэме раскрыта «связь религии и
тирании», что в ней ярко и выразительно изложены «принципы
естественной добродетели». Статья подчеркивает «революционный
дух поэмы, который через восемь лет нашел свое воплощение в
событиях великой революции».
Особый интерес представляет отзыв о поэме, принадлежащий
другу Марешаля, руководителю коммунистического «Заговора рав-
410

ных» Гракху Бабефу (в письме к Марешалю от 28 февраля 1794 г.,
см. G. Babeuf. Pages Choisies. Paris, 1935). Бабеф высоко ценит
критический пафос поэмы, разоблачение в ней всяческих
религиозных предрассудков. Он приветствует революционный дух поэмы,
требующей создания новой, освобожденной от церковной догмы
морали, основанной на уважении к людям и полном развитии
духовных сил человека. Гуманистические и демократические идеи, по
мнению Бабефа, выражены Марешалем с большим мастерством, в яркой
и увлекательной форме.
В настоящем издании дается прозаический перевод наиболее
интересных отрывков из «Французского Лукреция». Часть их
напечатана на русском языке в сборнике «Атеизм и борьба с церковью
в эпоху Великой французской революции», ч. I, М., 1933, в переводе
Э. Гуревич. Этот перевод заново отредактирован и значительно
дополнен.
52ι Фемида — в греческой мифологии богиня справедливости.
56ι По традиции, коронация французских королей происходила
в соборе г. Реймса.
60ι Имеется в виду библейская легенда о всемирном потопе, якобы
ниспосланном богом за грехи человеческого рода.
611 Элизиум — в античной мифологии блаженные острова,
находящиеся на краю океана, где пребывают души героев, мудрецов
и прославившихся своей добродетелью людей.
6Ь Гурии — по мусульманским верованиям, вечно юные красави^
цы, обитательницы рая.
63ι Везувий и Этна — действующие вулканы в Италии.
63г Таго — река на Пиренейском полуострове. Здесь имеется в виду
лиссабонское землетрясение 1 ноября 1755 г.
65ι Юпитер — древнеримский верховный бог, владыка неба,
покровитель плодородия, правосудия, победы и исцеления. Много
численные мифы повествуют о его любовных похождениях.
652 Меркурий — бог торговли, покровитель купцов и
путешественников у древних римлян.
653 Пантеон — здесь храм «всех богов» в античном Риме.
654 Последующие отрывки написаны Марешалем в годы
Французской буржуазной революции. Бастилия — крепость-тюрьма в
Париже, которую революционный народ взял штурмом 14 июля
1789 г. Это была первая крупная победа революционных сил
над феодально-абсолютистским режимом.
Книга, спасшаяся от потопа
Это произведение Марешаля (его полное название: «Книга,
спасшаяся от потопа, или Вновь открытые псалмы. Сочинил на
первобытном языке С. Ар-Ламеш из патриархального семейства
Ноя; перевел на французский язык П. Лашерам, гражданин
Парижа») вышло в свет в 1784 г. и сразу же вызвало резкую оценку со
стороны реакционных католических кругов. За эту книгу Марешаль
по настоянию церковников был лишен места в библиотеке Мазарини.
«Книга, спасшаяся от п*отопа» — пародия на библейские
псалмы, приписываемые царю древнего Израиля Давиду. Написанные
за пять лет до революции, «псалмы» Марешаля отражали
недовольство феодальным режимом, охватившее широкие круги француз-
411

ского общества. Мастерски используя распространенный прием
литературной пародии на «священные» тексты, Марешаль обращает
свои «псалмы» не к библейскому богу (хотя некоторые предания
Ветхого завета и используются им не в переносном, а в прямом
смысле), а к божеству мудрецов и философов — Истине. Все
моральные заповеди, провозглашенные им, по существу противостоят
нравственным догматам христианства. Человек должен
руководствоваться в своей деятельности только естественными принципами,
диктуемыми ему самой природой, утверждает Марешаль вслед за
французскими просветителями XVIII в.
«Книга, спасшаяся от потопа» содержит критику различных
сторон жизни современной Марешалю Франции. Марешаль
разоблачает католических священников, «дрожащих в присутствии царей
земных» и «обряжающих ложь в соблазнительные одежды истины»
(Псалом IV), бичует царей, мнящих себя средоточием вселенной
(Псалом XVIII), осмеивает продажных судей, оправдывающих
того, кто дал большую взятку (Псалом XIX), -выступает против
разорительных для народа войн (Псалом XX), обличает
развращенность и паразитизм господствующих классов (Псалом XXX).
Вместе с тем уже накануне революции Марешаль критически
относится не только к феодально-монархическим порядкам, но и к
развивающейся вместе с буржуазными отношениями власти денежного
мешка. В то время как большинство французских просветителей не
замечало новых противоречий, которые нес с собой
капиталистический способ производства, Марешаль указывал на то, что буржуа —
не менее бесчеловечный и жестокий угнетатель народа, чем
феодал. Обществу, в котором одни живут за счет труда других,
Марешаль противопоставил утопическую мечту о «Золотом веке»
человечества, когда не будет бедных и богатых, господ и рабов.
Таким образом, уже в «Книге, спасшейся от потопа»
наметилась связь между антирелигиозными взглядами Марешаля и его
критикой как феодальных, так и буржуазных форм эксплуатации
человека человеком. Это единство атеистических убеждений и
утопической мечты о коммунистическом обществе, содержащееся уже
в его книге «псалмов», и определит в дальнейшем то особое место,
которое занял Марешаль в истории французской
общественно-политической и философской мысли XVIII' в.
«Книга, спасшаяся от потопа» во Франции не переиздавалась.
В 1786 г. она была переведена на немецкий язык (имеются три
переиздания — 1788, 1791 и 1910 гг.). В настоящем томе на русском
языке публикуется впервые. Перевод сделан с французского
издания 1784 г.
С. Ар-Ламеш и П. Лашерам — анаграммы имени Марешаля
(Ar-Lamech, Lacheram — Maréchal).
69ι Меркурий Трисмегист— имя, которое древние римлчне
дали греческому богу Гермесу; греки же в свою очередь
заимствовали этого бога из египетской религии, где он назывался
Тотом.
70ι Руфь и Вооз — в библейских преданиях идеальные влюбленные.
702 Экклезиаст — одна из частей Библии.
703 Марешаль называет свои произведения: «Золотой век» (1782),
«Книга всех возрастов, или Нювый Пибрак» (1779), «Отрывки
412

Из поэмы о боге» (1781), «Комментарий к Молитвам
Провидению» (1783).
711 В «Исторической заметке» под видом жизнеописания
вымышленного автора «Псалмов» Ар-Ламеша Марешаль излагает свою
биографию.
741 Имеется в виду Париж.
85ι Здесь, как и в следующей фразе,— пропуск, вызванный,
очевидно, цензурными соображениями.
95ι Гименей — бог-покровитель брака в греческой мифологии.
96ι Левит — священник у древних иудеев.
Статьи из «Révolutions de Paris»
В еженедельнике «Révolutions de Paris» Марешаль сотрудничал
со дня его основания 17 июля 1789 г.; в сентябре 1790 г., после
смерти главного редактора Э. Лустало, он стал фактическим
руководителем газеты.
«Révolutions de Paris» были одним из наиболее популярных
периодических изданий эпохи революции с невиданным по тому
времени тиражом, достигавшим 200 тыс. экземпляров. Популярность
газеты объясняется прежде всего тем, что она отстаивала
социальные и политические требования широких слоев французской
революционной демократии.
Антицерковные статьи Марешаля в «Révolutions de Paris» были
продиктованы необходимостью подорвать влияние католического
духовенства — оплота «старого порядка». С первых дней
революционных событий подавляющее большинство церковников
примкнуло к контрреволюции, организовывало и вдохновляло мятежи
против революционной власти, внушало населению ненависть к
преобразованиям. Марешаль, еще до 1789 г. выступивший с критикой
католицизма, понимал, что разрушить старые порядки во Франции
невозможно без непримиримой борьбы против церкви, освящавшей
своим авторитетом феодальную монархию.
Ведя полемику как с газетами контрреволюционного лагеря,
отстаивавшими позиции реакционного дворянства, так и с
буржуазно-либеральной прессой, стремившейся к компромиссному
решению церковного вопроса, Марешаль на первых этапах
революции высказывался за полную ликвидацию привилегий церкви.
В статьях этого периода он требовал отделить церковь от
государства, подчинив церковные учреждения местной администрации, а
также выдвигал программу беспощадной борьбы против тех
церковников, которые уклонялись от выполнения декретов
революционного правительства.
Марешаль, еще до революции пришедший к атеистическим
взглядам, нигде в статьях в «Révolutions de Paris» их прямо не
высказывает. Больше того, во многих случаях он как будто
признает историческую достоверность Библии, ссылается на эпизоды и
имена, заимствованные из Ветхого или Нового завета.
Объясняется это в первую очередь тактическими соображениями. Открыто
выдвигать атеистическую программу в первые годы революции,
когда основная масса французов, справедливо видя в католических
священниках прямых пособников феодального режима, не шла,
однако, дальше антиклерикализма, означало оказаться в
413

политической изоляции и подорвать доверие к газете. Политические
партии в те годы ограничивались весьма расплывчатым деизмом
и требованием отделить католическую церковь от государства.
Даже якобинцы, учреждая в 1793—1794 гг. культ Верховного
существа— своеобразную религию, очищенную от католической
догматики, ошибочно заявляли, что «атеизм — мировоззрение аристократов».
Помимо тактических соображений, следует помнить и о той
аудитории, к которой обращался Марешаль. «Révolutions de Paris»
были призваны прежде всего информировать жителей провинции
о событиях, происходивших в столице. Газета адресовалась по
преимуществу к французским крестьянам, которых надо было
вырвать из-под идейного влияния приходских священников. Библия со>
времен средневековья являлась единственной хорошо известной
французскому крестьянину книгой. Естественно, что язык
священного писания был тогда самым понятным и доступным для жителя
захолустных сельских местностей. К тому же Марешаль прекрасно
умел с помощью самой Библии бороться с церковниками:
сравнивая раннехристианскую церковь с современным ему католичеством,
он наглядно показывал всю лживость и лицемерие священников,,
использовавших библейские изречения для защиты феодальных,
порядков и своих собственных сословных привилегий.
Учитывая эти обстоятельства, можно понять, почему Марешаль
в статьях первых лет революции предпочитал умалчивать о своих
атеистических воззрениях и часто прибегал к ссылкам на
библейские предания.
Статьи Марешаля из «Révolutions de Paris», вошедшие в
настоящий том, могут быть разделены на три группы:
1. Статьи «Антипатриотическое поведение епископов Франции»,.
«Обращение к сельскому населению по поводу духовенства», «О
духовенстве, каково оно есть и каким должно быть» были
опубликованы в ноябре 1790 — январе 1791 г., в связи с сопротивлением
священников декретам Учредительного собрания о гражданском
устройстве духовенства. Стремясь преодолеть тяжелый
финансовый кризис, Учредительное собрание 2 ноября 1789 г. издало
декрет, объявлявший о переходе всего церковного имущества в
распоряжение нации.
Серьезно подорвав этим экономическое положение церкви, новое
правительство решило - сломить и ее политическую
самостоятельность. Декретами, изданными с июня до ноября 1790 г.,
Учредительное собрание осуществило церковную реформу. Католическая
церковь во Франции выходила из-под влияния римского папы. Епископы
и священники избирались выборщиками. Государство выплачивало
жалованье священнослужителям, которые должны были присягнуть
конституции. Эта реформа отдавала духовенство под
государственный контроль.
При проведении этих решений в жизнь правительство
натолкнулось на ожесточенное сопротивление церковников. Многие из них,
особенно принадлежавшие к высшему духовенству, отказывались,
принести присягу; при конфискации церковных и монастырских иму-
ществ на представителей власти совершались провокационные на
падения, священники вели активную контрреволюционную
пропаганду среди населения. Ответом на все это и были статьи Марешаля
в «Révolutions de Paris», где он разоблачал контрреволюционные за-
414

мыслы католической церкви и требовал от колебавшегося
Учредительного собрания немедленных и решительных действий против
непокорных служителей культа.
2. Статьи, написанные в конце 1791—начале 1792 г.: «О
священниках», «Война священников», «Критика декрета против
мятежных священников» и «Еще раз о священниках».
Ко времени созыва Законодательного собрания (1 октября
1791 г.) неприсягнувшие священники, уже не ограничиваясь
контрреволюционной пропагандой, в ряде мест стремились развязать
открытую гражданскую войну. В некоторых городах были обнаружены
заговоры реакционных священников и дворян, занимавшихся
подготовкой вооруженных восстаний. Вопрос о неприсягнувших
священниках осенью 1791 г. приобрел особую актуальность в политической
жизни Франции. В Законодательном собрании вокруг него
разгорелась острая борьба. В результате двухнедельной ожесточенной
полемики победу одержало левое крыло, добившееся принятия декрета
(29 ноября 1791 г.), по которому неприсягнувшие священники
попадали под подозрение и лишались пенсий. Несмотря на умеренный
характер, декрет этот не был утвержден королем и проводился в
жизнь лишь после свержения монархии.
В статьях, написанных в этот период и посвященных
упомянутым дебатам в Законодательном собрании, Марешаль выступает в
поддержку наиболее радикальной группировки депутатов-якобинцев.
Резко критикуя отдельные статьи декрета, бывшего по существу
шагом назад в сравнении с предшествующими законами о священниках,
он уже осенью 1791 г. в общих чертах намечает программу
постепенного уничтожения во Франции организаций католической
церкви, которые, по его мнению, были центром притяжения
контрреволюционных сил. В то же время он одним из первых обрушился на
королевский двор, стремившийся помешать проведению церковной
реформы. В этих маневрах Марешаль правильно усматривал попытку
монархии обеспечить поддержку своих антинародных замыслов со
стороны контрреволюционного духовенства. Его статьи,
разоблачавшие истинный смысл деятельности духовенства, сыграли
значительную роль в выработке программы революционно-демократического
лагеря по вопросам религии и церкви.
3. Статьи лета и осени 1792 г.— «Риомские привидения»,
«Упразднение особой одежды священников», «Процессии», «Всенощная в
Париже» — написаны в тот период революции, когда партии крупной
буржуазии (фельяны', отчасти жирондисты) стали переходить на
контрреволюционные позиции.
В этих условиях переметнулось в лагерь контрреволюции и
конституционное духовенство, которое, наряду с неприсягнувшими
священниками, стало тормозом на пути дальнейшего углубления
революционных преобразований. Таким образом, левые мелкобуржуазные
группировки были поставлены перед необходимостью перейти от
борьбы против реакционных неприсягнувших священников к борьбе
со всей организацией католической церкви. На первых порах эта за-
дача должна была решаться путем постепенного ослабления связей
между церковью и государством, что впоследствии могло привести
к полному их разделению. Такова была позиция мелкобуржуазной
демократии по вопросу о церкви летом и осенью 1792 г.
Целиком поддерживая эту позицию, Марешаль, однако, во
415

многом Шел дальше даже самых смелых требований руководителей
якобинской партии. В статье «Упразднение особой одежды
священников» он по существу выдвинул программу уничтожения церковного
сословия как такового, доказывая, что для отправления религиозного
культа вовсе не нужны специальные лица — священники. Вот
почему он приветствует упразднение декретом от 18 августа 1792 г.
Сорбонны как богословской школы, готовившей священников и бывшей
центром католического мракобесия во Франции.
Вместе с тем Марешаль выступил в «Révolutions de Paris» в
защиту мероприятий, направленных на ослабление связей между
церковью и государством. В 1792 г. особое значение приобрел вопрос
о церковных праздниках, которые до того носили во Франции чисто
официальный характер и участие в которых было обязательным не
только для отдельных граждан, но и для целых учреждений и даже
для национальной гвардии. Но 1 июня 1792 г., за несколько дней
до праздника «тела господня», Парижская коммуна специальным
постановлением, сопровождавшимся циркуляром прокурора Манюэ-
ля, по существу запрещала организациям и национальной гвардии
участвовать в праздничной процессии, а владельцев домов
освобождала от обычного украшения зданий. Увидев в этом постановлении
покушение на исконные права церкви, священники организовали в
день праздника ряд провокационных выступлений, которые и
разоблачал Марешаль в статье «Процессии». Статья «Всенощная в
Париже» описывает аналогичные беспорядки, происходившие в конце
декабря 1792 г. в связи с постановлением Парижской коммуны об
отмене рождественской заутрени.
Уже в статьях 179*2 г. намечается позиция Марешаля, которую
он занял зимой 1793/94 г., перейдя от программы уничтожения
церковного сословия к участию в движении дехристианизаторов,
предлагавших отвергнуть всякую религию и заменить ее культом Разума.
Однако политические обстоятельства не позволили Марешалю
подробно обосновать эти его взгляды на страницах «Révolutions de
Paris». Более полное отражение дехристианизаторские идеи нашли в
его драматических произведениях.
Позже антиклерикальные статьи Марешаля, написанные в годы
революции, были им частично собраны и изданы в 1798 г. в
сборнике «Вольные мысли о священниках».
В настоящем издании статьи Марешаля из «Révolutions de
Paris» печатаются на русском языке впервые и воспроизводятся по
тексту газеты.
lOOi Сорбонна — до конца XVIII в. богословская школа в Париже;
основана в 1253 г. Ныне — часть Парижского университета.
1002 Законом 22 декабря 1789 г. Учредительное собрание ввело
новое административное деление Франции на 83 департамента.
Эта реформа имела целью уничтожение существовавших ранее
барьеров между отдельными областями страны, что
препятствовало свободному развитию экономики и торговли.
102ι Законоучитель, явившийся вслед за Моисеем — Иисус Христос;
Марешаль имеет в виду слова из Евангелия Матфея: «Не мир
пришел я принести, но меч» (X, 34).
1022 Под аграрным законом во время революции 1789—1794 гг.
подразумевалось требование равного раздела земли и имущества
между всеми гражданами. Требование это выдвигали наиболее
416

революционные круги французской демократии, не
удовлетворявшиеся формальным равенством граждан перед законом.
Реакционное католическое духовенство использовало угрозу
аграрного закона в борьбе против буржуазного большинства
Учредительного собрания, стоявшего за декрет о конфискации
церковных имуществ. Доказывая, что такой декрет является
покушением на «священное право собственности», один из
представителей духовенства, аббат Мори, заявил в
Учредительном собрании (13 октября 1789 г.), что конфискация церковных
имуществ «приведет к возмущениям во имя аграрного закона.
Народ воспользуется хаосом, чтобы потребовать тех имуществ,
обладание которыми с незапамятных времен не спасет их от
захвата. Он будет иметь против вас (буржуазии.— С. В.) те же
права, на которые вы ссылаетесь против нас».
103ι Армида — героиня поэмы «Освобожденный Иерусалим»
итальянского писателя эпохи Возрождения Торквато Тассо (1544—
1595). С помощью волшебной палочки она создала
великолепные сады, где очарованный рыцарь Ринальдо забыл о своей
миссии освобождения гроба господня.
1032 Аарон — в преданиях Ветхого завета первосвященник евреев
и сподвижник Моисея при освобождении иудейского племени
из египетского рабства. Виноградная лоза — символ его
жреческой власти.
1041 Иеремиада — от библейского рассказа о плаче Иеремии по
поводу разрушения Иерусалима; ироническое обозначение слезной
жалобы, сетования.
1042 Толерантизм— терпимость к чужим мнениям и верованиям.
107ι Речь идет об Иисусе Христе, которого Марешаль в период
деятельности в «Révolutions de Paris» считал исторической
личностью.
1072 Мария Магдалина, которая, по евангельской легенде, вела
развратную жизнь, но после встречи с Христом покаялась и
прониклась верой.
109ι Вселенские соборы — общецерковные съезды представителей
высшего духовенства христианской церкви.
Uli Имеется в виду папа Пий VI (граф Браски, 1717—1799),
который активно участвовал в организации коалиции европейских
держав против революционной Франции и поощрял
контрреволюционные заговоры французского духовенства.
U2i Ультрамонтаны — представители крайне реакционного
направления в католицизме, стремившегося к утверждению
приоритета духовной власти папы над светской властью.
1122 Имеется в виду Талейран Шарль-Морис (1754—183в)—
французский политический деятель, который до революции был
епископом отёнским. В 1789 г. был избран депутатом
Национального собрания, где выступил как один из инициаторов
гражданского устройства духовенства, за что был отлучен от
церкви.
U3i Подложное постановление Национального собрания, по
которому церкви во Франции объявлялись закрытыми. Установлено,
вопреки заявлению Марешаля, что эта фальшивка
распространялась летом 1790 г. среди населения священниками с
провокационными целями.
27 С- Марешаль
417

Ι14ι Ниневия — столица древнего Ассирийского царства; название
употреблялось как синоним огромного города, в котором царят
распущенные нравы.
115ι Тюильри — королевский дворец в Париже.
116ι Венсанское графство на юге Франции принадлежало римскому
папе с XIII в., город Авиньон — с XIV в. С начала
революции в этих местах, окруженных французской территорией,
возникло бурное движение, вскоре превратившееся в настоящую
гражданскую войну между папистами и сторонниками
присоединения к Франции. После длительных колебаний и
безрезультатных переговоров с папой Учредительное собрание декретом
14 сентября 1791 г. провозгласило присоединение этих
областей. Папская партия спровоцировала кровавые события в
Авиньоне 16 октября 1791 г. В этот день на улицах появились
плакаты с призывами к восстанию; был пущен слух, что
почитаемая в Авиньоне статуя богоматери проливает слезы по
поводу грозящей церкви опасности. Толпа фанатиков захватила
крепостные стены и направила на город пушки. Один из
вождей местной революционной партии, Лекюйе, был зверски убит.
Известие об этом вызвало негодование авиньонских
революционных масс, которые расправились с папистами.
118ι Аргус — в греческой мифологии многоглазый великан,
служивший богине Гере в качестве стража.
119ι Авиньонский декрет — декрет о присоединении Авиньона и
графства Венсанского к Франции, утверждение которого
долгое время откладывалось Людовиком XVI, не хотевшим
вступать в конфликт с папой.
119г В ответ на постановление Учредительного собрания о
гражданском устройстве духовенства контрреволюционные священники
г. Нима, используя ненависть рабочих к их хозяевам, главным
образом протестантам, устроили в июле 1790 г.
четырехдневное кровопролитие, которое повлекло значительные жертвы.
Нимские события получили широкую огласку, послужив
толчком для контрреволюционных выступлений духовенства в
других провинциях. Аналогичные события имели место 10 мая
1790 г. в Монтабане, где на этот день была назначена опись
имущества местного монастыря. Подогретая церковниками
толпа напала на муниципальных чиновников и национальную
гвардию. Это послужило сигналом к погрому, жертвой
которого оказалось большое число протестантов.
119з Покровительница первого города государства — св. Женевьева,
покровительница Парижа; церковь аббатства Сен-Дени, где
она похоронена, во время революции служила местом
торжественных чествований великих людей Франции.
120ι Имеется в виду массовая резня гугенотов, устроенная
католиками в Париже в ночь на 24 августа 1572 г. (Варфоломеевская
ночь).
1202 Лютеция — древнее латинское название Парижа.
1211 Фиваида — центр древнего Египта (II—I тысячелетия до н. э.)
124ι Проскрипционные списки — списки лиц, публично объявленных
вне закона или «подозрительных»; в годы революции широко
применялись в борьбе с контрреволюционными элементами.
1242 Имеются в виду французский король Карл IX (1550—1574) и
418

его мать Екатерина Медичи (1519—1589), спровоцировавшие
Варфоломеевскую ночь 1572 г.; известно, что во время этой
резни Карл IX с балкона Луврского дворца стрелял в гуге*
нотов, спасавшихся от преследований толпы католиков.
129ι Речь идет о примечании к работе Ж.-Ж. Руссо «Письма с
горы» (1764).
130ι Каноническое право — совокупность юридических норм,
устанавливаемых церковью и определяющих ее организацию и
полномочия.. В конце XVII в. во Франции к ведению церкви была
отнесена значительная часть гражданских правоотношений
(брачные, семейные, некоторые имущественные дела и т. п.).
132ι Декрет от 27 ноября 1790 г. запрещал неприсягнувшим
священникам занимать общественные должности.
138ι В первый период революции французский король имел право
накладывать veto, т. е. отклонять декреты Национального
собрания; без утверждения короля ни один декрет не мог войти
в силу.
1382 Имеется в виду обращение сестры короля Людовика XVI,
Елизаветы, к брату с призывом не утверждать декрет от
29 ноября 1791 г.
1383 См. прим. 56ι.
139i «Journal de Paris» — ежедневная газета (основана в 1774 г.)
реакционного направления, выходившая в Париже в годы
революции
1392 9 ноября 1791 г. Законодательное собрание приняло декрет про^
тив бежавших дворян, согласно которому эмигранты, не вер*
нувшиеся в двухмесячный срок во Францию, должны рассмат»
риваться как изменники родине. Несмотря на широкую под*
держку этого декрета населением, король наложил на него
veto, лицемерно обратившись к эмигрантам с декларацией, в
которой убеждал- их вернуться.
142ι Бенефиции — здесь должности и связанные с ними доходы
служителей католической церкви.
144ι Картезианцы — члены католического монашеского ордена, со*
здэнного в XI в. В 1790 г. декретом Учредительного собрания
орден во Франции был упразднен. Марешаль имеет в виду
беспорядки, происходившие летом 1792 г. в Париже в связи с
конфискацией помещений, принадлежавших картезианцам.
145ι Прокурор-синдик — во Франции эпохи революции прокурор,
ведавший делами определенной коммуны, муниципалитета или
какой-либо организации.
146ι Каин — согласно библейской легенде, старший сын
прародителей человечества Адама и Евы, убивший своего брата Авеля и
за это отмеченный богом позорным клеймом на лбу.,
147! Аллоброги — кельтское племя, жившее в древности на части
территории теперешней Франции.
14βι Квакеры — христианская секта, возникшая в Англии в XVII в.
и затем получившая особое распространение в США.
154] Культ Моисея — иудаизм, еврейская религия.
156ι Имеется в виду Иисус Христос.
1562 Люди 10 августа — участники народного восстания 10 августа
1792 г., которое привело к свержению монархии во Франции.
1563 См. прим 1242.
27* 419

Страшный суд над королями
Пьеса написана в 1793» г., в тот период революции, когда
французский народ благодаря энергичной политике якобинцев добился
решительных побед как в борьбе с внутренней контрреволюцией,
так и в ходе военных действий против объединенных армий
европейских держав, пытавшихся задушить французскую республику.
В пьесе ярко отразились охватившие широкие круги французской
демократии революционный патриотизм, ненависть к тирании,
уверенность в том, что революция принесет освобождение всем
народам Европы.
Борьба двух сил — кучки реакционных монархов и восставших
санкюлотов — неизбежно должна привести к уничтожению
королевской власти: таков смысл «Страшного суда над королями».
Мужественные, честные, преданные делу народа санкюлоты
противопоставлены в пьесе жалким европейским государям, ссорящимся из-за
куска черствого хлеба. Особенно удался Марешалю образ папы
римского — жадного, продажного священника, готового ради спасения
себя отречься от любых церковных догм и провозглашать с алтаря
славу республике. Написанная в традициях народного фарса, пьеса
является одним из лучших произведений французской драматургии
периода революции.
Первое представление «Страшного суда над королями»
состоялось в парижском театре Республики 17 октября 1793 г., на
следующий день после казни Марии-Антуанетты. Роли папы и Екатерины II
исполняли лучшие комические актеры театра—Дюгазон и Мишо;
роль старца, сосланного на необитаемый остров,— талантливый
актер и драматург Монвель. Пьеса имела огромный успех и шла при
переполненном зале. Газеты сообщали, что отдельные сцены и
реплики, особенно сцена гибели европейских монархов в раскаленной
лаве вулкана, вызывали громкие аплодисменты публики; после
спектакля автора многократно вызывали. Зрители были настолько
захвачены пьесой, что, как отмечал «Листок Комитета общественного
спасения» (№ 112 за 1793 г.), «казалось, в партере и ложах
разместился отряд тираноубийц, готовых броситься на сцену и
уничтожить ненавистное отродье, называемое королями».
«Страшный суд над королями» в течение зимы 1793/94 г.
ставился на сценах парижских театров, а также в театрах Руана,
Гренобля, Лилля и других городов. Комитет общественного спасения и
военное министерство отпечатали около 6 тыс. экземпляров пьесы для
распространения в войсках, сражавшихся против армий коалиции
европейских монархов.
Как во время революции, так и после нее реакционная критика
яростно нападала на пьесу Марешаля, называя ее «недостойным
фарсом», «чудовищным гротеском». Несмотря на эти нападки, пьеса на
протяжении XIX—XX вв. неоднократно переиздавалась. Как
сообщала газета «L'Humanité», в 1936 г. пьеса была с успехом
поставлена в одном из рабочих клубов Парижа. 15 июня 1939 г. она была
включена в одну из передач парижского радио.
В Советском Союзе сокращенный текст «Страшного суда над
королями» был напечатан на французском языке в первом томе
«Хрестоматии французской литературы XIX и XX веков» (М., 1953),
составленной Б. Г. Реизовым и В. Е. Шор. Первый русский перевод
420

был осуществлен К. Н. Державиным (см. «Театральное наследство»,
Л., 1934). Настоящий новый перевод сделан с первого издания
пьесы: «Le Jugement dernier des rois. Prophétie en un acte, en prose,
par P. Sylvain Maréchal... P., l'an second de la République Française»
159i Обращение было опубликовано Марешалем в газете
«Révolutions de Paris» 16 октября 1793 г.
1592 Комедия «Злонамеренный» французского поэта-вольнодумца
Жана-Батиста-Луи Грессе (1709—1777) пользовалась
популярностью на французской сцене второй половины XVIII в.; в ней
высмеивались нравы господствующих классов французского
общества.
1593 Санкюлот (от франц. sans — без; culotte — короткие
бархатные, расшитые кружевами штаны) — кличка, которую во время
французской буржуазной революции монархисты дали
республиканцам, так как в отличие от аристократов, носивших
короткие штаны, они ходили в длинных брюках. Хотя
первоначально в эту кличку был вложен презрительный смысл,
сторонники революции ею гордились.
1594 Выведенные в пьесе европейские короли — вдохновители и
организаторы реакционной феодальной коалиции против
революционной Франции: папа римский — Пий VI, царица —
российская императрица Екатерина II; император — император
австрийский Франц II; король Англии — Георг III; король
Пруссии— Фридрих Вильгельм II; король Неаполя — Фердинанд I;
король Испании — Карлос V; король Сардинии — Виктор-Аме-
дей III; король Польши — Станислав Понятовский.
163ι Версаль — бывшая резиденция французских королей под
Парижем.
1641 Сент-Джеймс — дворец английских королей в Лондоне.
1642 Французский король Людовик XVI был казнен 21 января 1793 г.
165д 5 октября 1789 г.— день, когда парижане явились в Версаль
и заставили короля и Учредительное собрание переехать в
столицу. Выступление 5 октября сорвало контрреволюционные
планы королевского двора, поставив его под контроль
парижского народа.
1652 См. прим. 1562.
165а 21 сентября 1792 г. Конвент декретировал уничтожение
монархии и провозгласил Французскую республику.
1654 31 мая — 2 июня 1793 г.— дни восстания в Париже, в
результате которого из Конвента были изгнаны жирондисты —
представители партии крупной торгово-промышленной буржуазии,
превратившейся к тому времени в контрреволюционную силу.
К власти во Франции пришли яксбинцы, представители
революционной парижской демократии.
1655 Федералисты — во время французской буржуазной революции
сторонники политической децентрализации Франции. Лозунг
федерализма отстаивало большинство жирондистов,
стремившихся умалить значение революционного Парижа.
168ι Мария-Антуанетта была племянницей Иосифа II.
168г В результате трех разделов (в 1773, 1793 и 1794 гг.)
территория Польши была поделена между Австрией, Пруссией и Рос-
421

168з Герцог Брауншвейгский — Карл-Вильгельм-Фердинанд (1735—
1806), прусский генерал, главнокомандующий объединенной
австро-прусской армией, пытавшейся задушить французскую
революцию.
169ι Макиавеллизм — методы управления государством,
провозглашенные итальянским политическим мыслителем и писателем
Никколо Макиавелли (1469—1527). Методы эти допускали
подкупы, предательства, вероломство, грубую силу,
аморализм.
1692 Намек на то, что Георг III был психически
ненормальным.
1693 Имеется в виду Фридрих II (1712—1786)—прусский король;
вел захватнические войны с целью расширения владений
Пруссии за счет соседних государств.
1694 Иллюминаты — члены масонского общества, существовавшего
в ряде стран Европы и, в частности, в Германии в XVIII в.;
ставили своей целью борьбу с религиозными суевериями и
невежеством путем распространения просвещения и проповеди
естественных законов морали. Общество было распущено в
1785 г.
169з Места кровопролитных сражений между войсками коалиции и
революционными армиями.
1$9б Бурбоны — французская королевская династия. В 1700 г. один
из ее представителей занял престол Испанского королевства
под именем Филиппа V, ставшего родоначальником.испанской
династии Бурбонов.
1б97 Намек на то, что во время правления Карла V власть факти
чески находилась в руках придворной камарильи,
возглавляемой его женой Марией-Луизой.
170i Benedicite — католическая молитва, которая обычно читалась
перед едой.
170г «Благодарю, господи» — первые слова послеобеденной
католической молитвы.
J70а Семирамида — легендарная царица Ассирии и Вавилона; по
преданию, намного превосходила храбростью и силой своего
мужа Нинуса. Называя Екатерину Семирамидой Севера, Маре-
шаль, вероятно, намекает на то, что она была причастна к
убийству своего мужа, Петра III.
1711 Капитолий— знаменитый храм Юпитера,'Юноны и Минервы
в древнем Риме. Наряду с богослужениями в нем происходили
заседания сената.
174ι Аутодафе — публичное сожжение «еретиков» инквизицией.
В средние века широко использовалось церковью для
уничтожения противников католичества и богословской схоластики.
1742 Намек на один из эпизодов Нового завета.
1743 Намек на то, что после разделов Польское королевство
перестало существовать.
176ι Силезия после разделов Польши была захвачена прусским
королем.
1762 Якобинский клуб и Клуб кордельеров—во время французской
буржуазной революции политические центры революционной
демократии.
422

Культ и законы общества безбожников
Брошюра «Культ и законы общества безбожников» была
издана Марешалем в 1797 г. Она примыкает к его атеистическим
произведениям, написанным в последние годы XVIII в. и направленным
против возрождения клерикализма и пропаганды религии, которую
активно вели в это время как партия дворян-роялистов, так и
правительство Директории, а затем и Наполеон, заключивший в 1801 г.
конкордат с римским папой.
Брошюра Марешаля была встречена в штыки реакционной
прессой. Характерным является отзыв газеты «Fanal» (№ 56 за
1797 г.), редактировавшейся термидорианцем Депазом. «В брошюре
можно найти, — пишет Депаз, — самые разительные контрасты:
глубокие мысли и безумные намерения, чистые чувства и самое
ужасное учение». По его мнению, единственным результатом проекта
Марешаля, если его осуществить, может быть «уничтожение
морали и забвение всякого долга».
Передовая мысль сочувственно отнеслась к выступлению
Марешаля. Ежемесячник «Correspondance sur les affaires du temps» (t. II,
1797, lettre XXXIII) опубликовал отзыв, в котором приветствовал
появление брошюры. Интересно, что проект Марешаля вызвал
подражания. Так, некий Лебрен из Гренобля выпустил памфлет
«Против священников, или Беглый взгляд на отношение религии· к
философии и морали» (1798), в котором развивал положения
брошюры Марешаля.
На русском языке брошюра публикуется впервые. Перевод
сделан с издания «Culte et loix d'une Société d'hommes sans Dieu. L'an
Ier de la Raison, VI de la République Française».
181i- В древнегреческой мифологии было девять муз,
покровительниц искусств и наук.
Словарь древних и но вых атеистов
«Словарь древних и новых атеистов», впервые вышедший в
1800 г.,— результат многолетнего изучения Марешалем европейской
философской и общественно-политической мысли. Замысел такого
словаря возник у Марешаля в ранний период его деятельности.
В первом издании его «Поэмы о боге» (1781) стихотворному тексту
предшествовала подборка антицерковных высказываний
крупнейших мыслителей — Руссо, Гоббса и др. В издании поэмы 1793 г.
количество авторов, цитируемых Марешалем, увеличилось. Наконец,
в брошюре «Культ и законы общества безбожников», изданной в
1797 г., Марешаль прямо заявил, что работает над составлением
биографий видных атеистов, а также сборника высказываний
различных авторов против религии и церкви. Замысел первой книги
не был осуществлен, второй задуманной работой явился «Словарь
древних и новых атеистов».
В «Словаре» имеется большое предисловие, в котором
Марешаль изложил свое понимание - атеизма как основы всякой
подлинно человеческой морали и деятельности. Религия, пишет
Марешаль, развращает человека, запугивает его сказками о
небесном возмездии, проповедует рабское смирение перед власть
имущими. Атеизм, наоборот, будит свободную творческую энергию,
423

духовно раскрепощает человека, внушает ему уверенность в своих
силах в борьбе против угнетателей. Религия превращает человека
в раба, атеизм — идеология свободных людей, утверждает Маре-
шаль своим предисловием.
Как бы иллюстрируя эту основную идею, Марешаль включает
в «Словарь» большое количество статей о наиболее крупных
мыслителях, ученых, писателях, общественных деятелях, которые на
протяжении веков несли людям неугасимый светоч подлинного знания,
вели борьбу против духовного гнета церкви и защищали свободную
творческую мысль, не скованную религиозной догмой. Здесь мы
встретим имена знаменитых древнегреческих
философов-материалистов и деятелей якобинского Конвента, английских ученых и
французских писателей-сатириков, гуманистов Возрождения, погибших
на кострах инквизиции, и просветителей XVIII в., имена
средневековых вольнодумцев-«еретиков» и современных Марешалю
революционных публицистов. История передовой общественной и
философской мысли свидетельствует в пользу атеизма, утверждает своим
«Словарем» Марешаль.
Следует, однако, отметить, что Марешаль включил в свой
«Словарь» ряд философов и ученых, не бывших атеистами.
Многие из них, выступая с критикой церкви и религиозных
предрассудков, все же были очень далеки от признания атеистических
учений.
Появление «Словаря» вызвало целую бурю возмущения в
реакционных кругах. Книга была немедленно запрещена, а ее автор,
опасаясь преследований наполеоновской полиции, покинул Париж.
Официальная печать, отражая наметившуюся в буржуазных кругах
реакцию против свободолюбивых идей французской революции,
организовала против Марешаля кампанию травли и клеветы.
Наиболее характерной была брошюра католического публициста Жака
Кузена «Опровержение атеизма, или Критическое рассмотрение
«Словаря древних и новых атеистов». Этот проповедник
религиозного мракобесия и мистики называл Марешаля «полубезумным
маньяком, ум которого испорчен изучением нелепых и нечестивых
учений», и клеветнически заявлял, что «Словарь» написан с
единственной целью — «одурачить наивных простаков и заработать
побольше денег». Но эти выпады реакционеров не могли заглушить
голоса передовых ученых и общественных деятелен, хранивших
традиции материалистической философии XVIII в. Так, известный
французский астроном и атеист Жером Лаланд опубликовал отзыв
о «Словаре», в котором, сделав ряд критических замечаний
фактического порядка, высоко оценил труд Марешаля.
«Словарь древних и новых атеистов» неоднократно
переиздавался. Полностью он был опубликован с предисловием Лаланда в
1833 г. в Брюсселе и в 1853 г. в Париже. Избранные отрывки были
напечатаны во французском периодическом издании «Revue des
chefs-d'œuvre du XVIII siècle» (Angers, 1903, № 59), затем в
журнале «Antireligieux» (№ 34—35 за 1924 г.), а также выпущены
отдельной брошюрой в серии «Les meilleurs ouvrages du rationalisme
du XIX—XX siècles», Paris, 1926. Кроме того, отрывок из вступле
ния к «Словарю» был воспроизведен уже упоминавшимся «Revue
des chefs-d'œuvre du XVIIIe siècle» (1904, № 80). В настоящем
издании впервые на русском языке публикуются введение и отдельные
статьи «Словаря». Перевод сделан с третьего издания: «Dictionnaire
424

des Athées anciens et modernes. Par Sylvain Maréchal. Troisième
édition, Paris, 1853.
196i Геркулесовы столпы — так древние греки называли скалы, по
сторонам Гибралтарского пролива, считая их краем обитаемой
земли. В переносном смысле — предел, конец, граница.
198ι История монархической власти во Франции начинается
правлением основателя Франкского государства Хлодвига (466—
511). До этого большинство варварских племен, живших на
территории современной Франции, находилось под властью
Римской империи.
198г Временем анархии здесь названа эпоха революции 1789—
1794 гг. Резко выступая против реакционных монархических
мятежей, организуемых сторонниками старого режима, Маре-
шаль в то же время был противником якобинской диктатуры,
ошибочно считая Робеспьера узурпатором народной власти и
тираном, использовавшим беспощадный террор против врагов
революции в целях личного выдвижения.
199ι Деист — сторонник распространенного в XVII—XVIII вв.
философского учения, допускавшего существование бога как
первопричины мира, но отрицавшего его вмешательство в развитие
природы и дела людей. Наиболее крупные представители
деизма во Франции — Вольтер и Руссо.
1992 Теист — сторонник религиозного учения, которое признает
существование бога, создавшего мир и управляющего природой
и людьми. В XVIII в. теизм был одной из самых реакционных
форм феодально-католической идеологии.
203ι Имеется в виду библейский эпизод: у юного левита из Эфраи-
ма во время набега на город враждебного племени убита
жена; найдя ее мертвой у порога дома, он обратился к
соплеменникам с призывом отомстить за страшное преступление.
2032 Речь идет о трех главных религиях — иудаизме, христианстве
и магометанстве.
204i Инквизиция — сыскная и судебная организация католической
церкви, созданная папством в XIII в. для расправы с
вольнодумцами-еретиками и другими оппозиционными церкви
элементами.
2042 Имеются в виду зверские расправы английских колонизаторов
с американскими повстанцами во время войны
Североамериканских штатов за независимость.
2043 Имеется в виду Вандейская война 1793—1796 гг.
Воспользовавшись темнотой и невежеством крестьянства, вандейские
священники и дворяне подняли контрреволюционное восстание
против Французской республики. Действия вандейцев
отличались необычайной жестокостью в расправе с сочувствующими
революции.
2044 Имеется в виду русская царица Екатерина II, мать Павла I.
207ι Машина Марли — знаменитая машина, снабжавшая водой
дворец французских королей в Версале. Была построена в
1682 г. льежским механиком Р. Зауленом и действовала до
1804 г.
209] Талисман из трех слов — в христианской догматике сущность
бога триедина: бог-сын, бог-отец, бог-дух святой.
425

212ι Дельфы^ город в древней Греции, знаменитый своим
оракулом в храме бога Аполлона; предсказания оракула
провозглашались народу жрицей (пифией).
2122 Сивиллы — в древней Греции странствующие пророчицы. По
преданию, книги изречений одной из сивилл (Кумской) были
перевезены в Рим и находились под охраной жрецов; к этим
книгам обращались за советом в случаях, когда над
государством нависала угроза.
2123 Вишну — всеохраняющий, всемогущий и всеведущий бог в
индуизме, религии преобладающей части населения Индии.
2124 Кентавры — в греческой мифологии полулюди, полукони.
212s Фело (или Фо)—главное божество в китайском ответвлении
буддизма, религии, широко распространенной среди народов
Юго-Восточной Азии.
2126 Пеирум и Карабадокси — боги в таосизме, распространенной
в Японии религии.
2127 Мессия (др.-евр.— помазанник, греч.— Христос)—по
верованиям древних евреев, божественный посланец, который якобы
должен явиться, чтобы избавить еврейский народ от угнетения.
По понятиям христиан, мессия уже приходил в образе Иисуса
и освободил мир от проклятья «первородного греха».
214ι Тонзура — остриженное место на макушке у католических ду*
ховных лиц, символ их «отречения» от мирских интересов.
-217ι Возлюбленный Элоизы — Абеляр. Жизнь французского
философа Абеляра (1079—1142) сложилась трагично. В период
расцвета своей славы он полюбил племянницу каноника Фуль-
берта — Элоизу и тайно повенчался с ней, несмотря на запрет
дяди. Разгневанный Фульберт напал на Абеляра и подверг его
кастрации, после чего, испытывая жестокие нравственные
страдания, писатель постригся в монахи. Его примеру последовала
и Элоиза. До нас дошло большое количество писем из
переписки Абеляра и Элоизы, а также его автобиографическая повесть
«История моих бедствий».
218.1. «Энциклопедия, или Систематический словарь наук, искусств
и ремесел» (1751 —1780)—издаваемый группой передовых
французских мыслителей XVIII в. многотомный
энциклопедический словарь, содержащий обобщение накопленных к этому
времени наукой знаний о природе и человеческом обществе.
«Энциклопедия» была боевым идейным выступлением против
феодальных устоев и католического мракобесия. Во главе
издания стоял Дидро, его ближайшим помощником был Даламбер;
в числе сотрудников были Вольтер, Гельвеций, Гольбах, Кон-
дильяк и др.
2182 Грации — в древнем Риме богини молодости, красоты и
веселья.
2183 Амур — в римской мифологии бог любви.
2184 Теогонисты —в древней Греции мудрецы, занимавшиеся
родословной богов.
219ι Великий Могол —так в Европе называли султана Бабура,
основателя знаменитой тюркской династии, царствовавшей в
Индии в течение трех столетий.
-426

223ι «Методическая энциклопедия» — имеется в виду «Encyclopédie
méthodique. Philosophie ancienne et moderne» — трехтомный
свод статей по античной и новой философии, выпущенный в
свет Нежоном в 1792 г. и в большей части им написанный.
Помимо статей, это издание включает ряд произведений и
отрывков, принадлежащих ученым и мыслителям XVIII в.
223г «Новости литературной республики» — периодическое
литературное издание, предпринятое Бейлем в 1684 г.
224ι Речь идет о прусском короле Фридрихе II (1740—1786),
который любил изображать себя «просвещенным монархом»,
приглашал к своему двору знаменитых европейских мыслителей и
даже сам писал философские сочинения. Собранная им
библиотека— одна из самых полных книжных коллекций XVIII в.
2242 «Словарь честных людей» — сочинение Марешаля, изданное им
в 1788 г.
23li Акциденция — случайное, несущественное свойство предмета.
236ι Коллеж де Франс — одно из старейших учебных заведений
Франции (основан в 1530 г.), в котором до XIX в.
преподавались по преимуществу гуманитарные науки. С самого
возникновения Коллеж де Франс был более свободен от влияния
церкви, чем другие университеты страны. В XVIII в. среди его
профессоров и студентов были сильно распространены
философские идеи материалистов-просветителей.
237ι Кламкулеры («подпольные братья») — одна из баптистских
сект в христианстве, члены которой совершали обряды на
тайных религиозных сборищах.
2411 См. прим. 139ι.
2412 «Paris littéraire» — французский философский и литературный
еженедельник второй половины XVIII в.
243i Мом — в греческой мифологии бог-насмешник.
246ι В первых изданиях «Словаря атеистов» эта сцена и
следующий за ней пояснительный абзац о Дон-Жуане отсутствуют.
Она была включена редактором последующих переизданий
Лаландом.
247j Социнианцы — религиозная секта последователей диакона Са-
сия, жившего в III—IV вв.
248ι Фатализм — вера в предопределенную, неотвратимую судьбу,
рок.
2482 Стоики — представители одного из направлений в античной
философии. Согласно стоицизму, задача человека —
освободиться от страстей и влечений и жить, ограничивая свои
желания с помощью разума.
2483 Этот перечень атеистических работ отсутствует в первых
изданиях «Словаря» и включен редактором последующих
переизданий Лаландом.
251! Вестминстер — Вестминстерское аббатство в Лондоне, место
погребения королей, крупных государственных деятелей и
выдающихся представителей английской культуры.
253ι Пифагорейцы — последователи философского учения
Пифагора. Они внесли значительный вклад в развитие математики и
астрономии.
254ι Пантеизм — философское учение, согласно которому бог
представляет собой безликое начало, тождественное с природой.
427

Пантеизм отвергает взгляд церкви на бога как творца
вселенной. В XVI—XVIII вв. под видом пантеизма нередко выступал:
по существу материалистический взгляд на природу.
256ι Эта работа принадлежит Гольбаху.
257ι Теренция и Туллия — жена и дочь Цицерона.
За и противБиблии
Антирелигиозный памфлет Марешаля «За и против Библии»-
был опубликован весной 1801 г. в Париже. Книга вышла анонимна
с указанием вымышленного места издания — Иерусалима.
Памфлет полемически заострен против писателей —
защитников религии, поднявших головы на рубеже XVIII—XIX вв., когда-
резко усилилась борьба реакционных сил против передовых идей
французской революции и материализма просветителей. Эта борьба^
велась под знаком укрепления религии и католической церкви,
влияние которых было сильно подорвано в революционные годы.
Надеясь найти среди духовенства надежных союзников своей1
антинародной политики, пришедший к власти Наполеон заключил
с римским папой конкордат, по которому католической церкви
возвращались почти все права, принадлежавшие ей до революции. Во·
Франции вновь открывались церкви, закрытые якобинцами; в
школы вернулись монахи-учителя. Наполеон жестоко преследовал тех,
кто выражал протест против засилья церковников в культурной и
политической жизни. В газетах, журналах, художественных
произведениях и философских трактатах все чаще раздавались призывы
к возрождению средневекового католицизма, к расправе с
вольнодумцами и атеистами. Множество писателей-публицистов на все
лады расхваливали священное писание и утверждали, что только*
в вере человек может обрести истинное счастье.
В этих условиях нужно было обладать большим мужеством,
чтобы выступить с книгой, в которой на примере христианских
священных текстов доказывалось, что всякая религия — обман,
рассчитанный на то, чтобы держать народ в темноте и покорности.
«За и против Библии» — своего рода итог многолетней
атеистической деятельности Марешаля. В этом памфлете с наибольшей'
полнотой и последовательностью развиты его взгляды на религию-
и церковь, на их роль в общественной жизни и дан подробный
критический разбор библейских текстов.
Книга Марешаля состоит из введения, двух больших разделов,,
посвященных критике Ветхого и Нового заветов, и заключения.
Следует отметить, что Марешаль включает в текст не только»
анализ собственно библейских книг, но и сочинений, пародирующих
евангельские предания («Завещание Иисуса», «Завещание девы
Марии»), а также сочинения, принадлежащие его собственному
перу (выдержка из «Катехизиса кюре Мелье»).
В критике книг священного писания Марешаль опирался на
материалистические традиции европейских
философов-материалистов XVII—XVIII вв., труды которых заложили основы научной
критики Библии. Уже в XVII—XVIII вв. были сделаны
плодотворные попытки объяснить причины возникновения Библии и раскрыть
общественную роль христианства; было установлено, что Библия
состоит из множества разнообразных, зачастую противоречащих
428

одно другому преданий, возникших в различных местах на
протяжении более чем тысячелетнего периода.
Написанный со страстью, живым и образным языком, памфлет
«За н против Библии» занимает видное место в ряду сочинений
XVIII в., направленных против священного писания. Особенности
критики Библии у Марешаля целиком вызваны тем, что для него,
активного участника революционных событий, борьба с
христианским учением была не только теоретической полемикой, но
насущным вопросом политической борьбы. Это и определило как
основную направленность книги, так и ее стиль. Главное, что интересует
Марешаля,— политическая роль христианской религии и
общественный смысл библейских текстов. Через памфлет красной нитью
проходит мысль о реакционной, антинародной сущности
христианского учения, «не раз служившего оправданием деспотизма и
пособником тирании». Марешаль утверждает, что причину быстрого
распространения христианства «следует искать в старании ее
основателей угодить власть имущим и подчинить народ ярму».
«Христианская религия не является ни культом республиканцев, ни моралью
свободных» — таков вывод Марешаля.
Вторая особенность памфлета определена тем, что отношение
Марешаля к религии было теснейшим образом связано с общей
системой его убеждений как утопического коммуниста. Все
творчество Марешаля пронизано мечтой о человеке нового «общества
равных», гармонически развитом, освобожденном от груза
предрассудков и суеверий. Одну из главных помех к созданию такого
общества Марешаль видел в нравственном учении христианства.
Поэтому-то острие его критики направлено против религиозной
морали. Библия, по его мнению, оглупляет человека, возводя в
образец нелепые проповеди и поступки Иисуса Христа и его учеников;
яроповедует народу рабское смирение перед угнетателями;
обезоруживает человека в его борьбе за покорение сил природы.
Марешаль доказывает, что моральные заповеди христианства
противоречат естественным представлениям людей о добродетели. Он
призывает народы освободиться от жадных и лицемерных священников,
призывающих к покорности власть имущим.
Памфлет Марешаля не вызвал почти никаких откликов. Только
одна газета, «Французский гражданин», поместила (8 июля 1801 г.)
заметку, в которой неизвестный журналист отметил чистоту и
благородство намерений, похвальное возмущение и откровенность
автора «За и против Библии», а также своевременность этой книги.
Трусливая наполеоновская пресса, боясь привлечь внимание к
столь «опасному» и «дерзкому» сочинению, предпочла окружить
его заговором молчания. Атеистический памфлет Марешаля
замалчивался и всей буржуазной исторической наукой.
В настоящем томе памфлет в сокращенном виде впервые
воспроизводится на русском языке с единственного издания 1801 г.:
«Pour et contre la Bible. Par Sylvain M***. A Jérusalem, l'an de
l'ère chrétienne MDCCCI». Латинские тексты из Ветхого и Нового
заветов, имеющиеся в этом издании, исключены. Тексты из Библии
даны по синодальному русскому переводу.
262ι Библия (от греч. biblos — книга) — «священная книга» иудеев
и христиан, состоящая из Ветхого завета и Нового завета.
429

Первый почитают как иудеи, так и христиане; второй
почитается только христианами.
Ветхий завет состоит из трех больших разделов («Закону
«Пророки», «Писания»), в свою очередь распадающихся на
несколько книг. Это — исторические и литературные памятники,
своеобразный свод политических, правовых, этических, эстетических
представлений, песен и легенд, религиозно-дидактических повестей и
ораторских выступлений, лирики и памфлетной литературы еврейского
народа I тысячелетия до н. э. Основная часть Ветхого завета —
«Закон», в который входят пять книг, приписываемых легендарному
законодателю евреев Моисею (Бытие, Исход, Левит, Числа,
Второзаконие),— восходит к V в. до н. э. В повествовательную часть
Пятикнижия Моисеева входят фантастические рассказы о
сотворении мира и человека, предания о древней истории евреев, которые
отражают переход еврейских кочевых племен от родовых
отношений к оседлому быту в эпоху рабовладельческого строя.
Наставления и проповеди Моисея содержат положения, определявшие
общественную и религиозную жизнь евреев.
Новый завет в основном сложился во II в. Авторство книг
Нового завета церковная традиция приписывает ученикам Христа —
Матфею, Марку, Луке, Иоанну, Петру, Павлу, Иакову, Иуде.
Основная часть Нового завета — четыре канонических, т. е.
истинных, с точки зрения церкви, Евангелия — повествует о «земной
жизни» легендарного основателя христианства Иисуса Христа. Книга.
«Деяния апостолов» рассказывает о его ближайших сподвижниках,
и последователях. «Послания» содержат толкование «деяний»
Христа и указания относительно церковных обрядов и организации
культа. Наукой установлено, что Христос не является исторической
личностью, а весь Новый завет состоит из мифологизированных
произведений. При сведении этих произведений в Новый завет
были объединены отрывки, смысл и содержание которых часто
противоречат друг другу. Основные образы и идеи Нового завета —
культ страдающего богочеловека, прославление покорности и
смирения, вера в загробную жизнь — возникли как отражение в
религиозной форме настроений беднейшего населения провинций
Римской империи, испытывавшего тяжесть римского владычества, но·
неспособного на активный протест против национального и
социального угнетения.
Библейские представления о природе и обществе, этическое
содержание Ветхого и Нового заветов, а также христианские
догматы были широко использованы господствующими классами
феодального и капиталистического общества для затемнения сознания:
народа и сохранения социального неравенства.
«Социальные принципы христианства оправдывали античное
рабство, превозносили средневековое крепостничество и умеют
также, в случае нужды, защищать, хотя и с жалкими ужимками*
угнетение пролетариата.
Социальные принципы христианства проповедуют
необходимость существования классов — господствующего и угнетенного, й
для последнего у них находится лишь благочестивое пожелание,,
дабы первый ему благодетельствовал...
Социальные принципы христианства объявляют все гнусности,
чинимые угнетателями по отношению к угнетенным, либо справед-
430

ливым наказанием за первородный и другие грехи, либо
испытанием, которое господь в своей бесконечной мудрости ниспосылает
людям во искупление их грехов.
Социальные принципы христианства превозносят трусость,
презрение к самому себе, самоунижение, смирение, покорность,
словом— все качества черни, но для пролетариата, который не желает,
чтобы с ним обращались, как с чернью, для пролетариата смелость,
сознание собственного достоинства, чувство гордости и
независимости — важнее хлеба.
На социальных принципах христианства лежит печать
пронырливости и ханжества, пролетариат же—революционен» (К. Маркс.
Коммунизм газеты «Rheinischer Beobachter».— К. Маркс и Ф.
Энгельс. Сочинения, т. 4, М., 1955, стр. 204—205).
2622 Имеется в виду время зарождения религиозных представлений
и обрядов у древнееврейских кочевых племен, которое
приходится примерно на начало II тысячелетия до н. э. Эти обряды
и предания о богах впоследствии вошли в Ветхий завет.
263ι Во время французской революции многие католические
священники, особенно из низшего духовенства, отреклись от
своего звания.
2632 Отцы-монтанисты — члены религиозной секты в христианстве,
существовавшей во II в. н. э., отрицали церковное
богослужение, проповедуя непосредственное «духовное общение» с богом.
264ι Во время христианского праздника пасхи священники раздают
верующим куски просфоры, раскрашенного и «освященного»
хлеба, в котором будто бы воплощено тело Христа.
265ι «Святая земля» — Палестина, где, по библейскому преданию,
-находится гроб Иисуса Христа.
2652 Здесь Марешаль называет Евангелием весь Новый, а Библией—
Ветхий завет.
2653 Месса — основное богослужение у католиков.
2654 Ладанка — мешочек с ладаном или каким-либо талисманом,
носимый верующими вместе с крестом на шее.
265s Имеется в виду роман реакционной писательницы, эмигрантки
Жанлис (1746—1830) «Рыцари Лебедя, или Дгор Карла
Великого» (1795), идеализирующий средневековье и восхваляющий
христианскую религию.
266ι «Телемак» — знаменитый в XVIII в. роман религиозного
французского писателя Фенелона (1651—1715), славившийся
красотой и выразительностью стиля.
267ι Намек на Наполеона, который, например, заявлял: «Что
касается меня, то я вижу в религии не тайну воплощения, а тайну
социального порядка; она связывает идею равенства с небом,
что мешает бедняку убивать богатого... Общество не может
существовать без неравенства богатств, а неравенство богатств
не может существовать без религии».
2672 Имеются в виду Гоббс, Вольтер, Монтескье и их
последователи, считавшие, что религия необходима для «обуздания»
народа.
268ι Здесь намек на евангельский эпизод: «Рождество Иисуса
Христа было так: по обручении матери его Марии с Иосифом,
43t

прежде нежели сочетались они, оказалось, что она имеет во
чреве своем от духа святого» (Матф., I, 18).
'268г Мекка — город в Саудовской Аравии, родине Мухаммеда,
считающегося основателем ислама; место паломничества
мусульман.
268зГолгофа — холм близ Иерусалима, на котором, согласно
евангельской легенде, был распят Иисус Христос; место
паломничества христиан.
2684 Строчки из поэмы Марешаля «Французский Лукреций».
268δ Катехизис — краткое изложение христианского вероучения в
форме вопросов и ответов.
268б По библейскому сказанию (Книга Судей, XI), Иеффай, вождь
одного из племен, перед битвой поклялся в случае победы
принести в жертву богу первого, кто выйдет из ворот его дома;
первой вышла его единственная дочь, и он выполнил свой обет.
Ифигения — в греческой мифологии дочь царя Агамемнона,
который принес ее в жертву богине Артемиде, обещавшей ему
свою помощь в походе греческого флота на Трою.
268т «Проект декрета...» был предложен Марешалем
Национальному собранию в 1790 г.
269ι Крестовые походы (1096—1270)—военные походы
западноевропейских феодалов с целью грабежа и захвата земель на
Ближнем Востоке; обычно проводились под лозунгом борьбы
с «неверными» мусульманами.
269г Имеются в виду так называемые религиозные войны
католиков и гугенотов, происходившие во Франции во второй
половине XVI в.
:2693 «Новый французский Меркурий» — еженедельная французская
газета; в годы революции занимала контрреволюционные
позиции, за что была закрыта якобинцами; в 1800—1801 гг. была
возобновлена и имела открыто выраженную реакционную
католическую окраску. В ней сотрудничали воинствующие
защитники монархии и католицизма Фонтан, Шатобриан, Бональд
и др.
'270ι Понтифик — член жреческой коллегии у древних римлян.
2702 Друиды — жрецы у древних кельтов; помимо религиозных
обрядов, выполняли судебные функции и играли большую роль
в политической жизни.
2721 Согласно христианской догматике, бог един и одновременно
выступает в виде бога-отца, бога-сына, бога-святого духа.
2722 Омела — кустарник-паразит, растущий на лесных и плодовых
деревьях; ветка белой омелы была у друидов символом их
священнического сана.
275] Коран — «священная книга» мусульман, сборник религиозно-
догматических положений, а также мифологических и
исторических преданий; окончательный текст относится к VII в.
275г Зендавеста — «священная книга» древних иранцев и
современных парсов, племени иранского происхождения, живущего
главным образом на территории Индии.
276ι Подразумевается церковный обряд причастия, во время
которого верующий вкушает хлеб, почитающийся «телом
христовым», и пьет из чаши вино, символизирующее кровь Христа.
432

Согласно учению церкви, «таинство» причастия делает
принявших причастие «сотелесниками», кровными братьями Христа.
2762 Эмпиреи — в древней Греции так называли небо, где живут
боги; термин перешел в христианскую богословскую литературу
как обозначение рая.
277ι Сакраментальный — священный, обрядовый.
2772 По древнегреческому мифу, дева Пандора была послана
Зевсом на землю с ящиком, наполненным бедствиями; из
любопытства открыла ящик, и бедствия распространились среди
людей.
278ι Строчка из поэмы Марешаля «Французский Лукреций».
2811 «Шатапатха-брахмана» — один из сборников толкований к
ведам, древнейшим текстам религии индуизма, включающий
множество мифологических преданий и, в частности, легенду
о сотворении мира брамой.
2812 Речь идет об иконописном изображении девы Марии.
28δι Двенадцать таблиц — свод законов, лежащий в основе
римского права; их создание относится к 451—450 гг. до н. э.
286ι Хуан-ди — мифический государь Китая, согласно преданиям,
правивший в начале III тысячелетия до н. э.
286г «Китайские записки» — видимо, «Очерк китайской литературы»
крупнейшего ориенталиста Жозефа Гиня (1721—1800),
публиковавшийся в XII—XVII томах «Записок Академии надписей».
2863 См. прим. 212ι.
292ι «Вольные мысли о священниках» — сборник антирелигиозных
статей Марешаля, куда вошли главным образом
опубликованные им в 1789—1793 гг. выступления против
контрреволюционной деятельности духовенства.
2922 Имеется в виду «Кларисса Гарлоу» — многотомный роман
английского писателя XVIII в. Ричардсона (1689—1761); речь идет
о предисловии Дидро к сокращенному французскому изданию
перевода романа, осуществленного Прево в 1766 г.
2923 «Успение Моисеево», «Книга Еноха», «Апокалипсис Адама» —
книги, считающиеся апокрифическими, т. е. «неистинными» с
точки зрения католической церкви.
2924 Епископ Гиппона — имеется в виду Августин Блаженный.
292б Гасконцы — население одной из южных провинций Франции;
отличаются живостью ума, большим чувством юмора,
природной веселостью.
293ι Имеется в виду группа французских ученых, принимавших
участие в египетской экспедиции Наполеона (1798—1800).
294ι Рассеяние евреев произошло после захвата Иудеи Римом в
63 г. н. э. и ликвидации еврейского государства. Первоначально
евреи жили на территории Римской империи, затем, в средние
века, жестоко преследуемые католической церковью, они в
большинстве переселились в Центральную и Восточную Европу.
2942 Индульгенция — «отпущение грехов» католической церковью от
имени папы римского, обычно за деньги; в средние века
торговля индульгенциями служила средством обогащения
католического духовенства.
2943 Капуцины — члены католического монашеского ордена,
выделившиеся около 1525 г. из ордена францисканцев и образо-
28 С. Марешаль
433

вавшие свою организацию с целью борьбы против ересей и
вольнодумства.
295ι «Тысяча и одна ночь» — знаменитый сборник арабских сказок,
сложившийся в IX—XI вв. в странах Ближнего Востока.
2952 Эней — герой античной мифологии; согласно легенде, бежав из
захваченной и сожженной греками Трои, высадился со своими
спутниками на берегу Италии и основал здесь колонию.
Многие знатные римляне вели от Энея свою родословную.
299ι Янус — в римской мифологии бог, обычно изображавшийся
двуликим; в нарицательном смысле этим именем обозначают
хитрого, лицемерного человека, у которого слова расходятся
с поступками.
300ι Эссены — члены религиозной секты среди евреев,
существовавшей в I—II вв. н. э. Есть предположения, что христианство
возникло в среде эссенов.
302ι Имеется в виду эпизод из XVII главы Евангелия от Матфея:
«Взял Иисус Петра, Иакова и Иоанна, брата его, и возвел их
на гору высокую одних; и преобразился пред ними; и просияло
лицо его как солнце, одежды же его сделались белыми как
свет. И вот, явились им Моисей и Илия, с ним беседующие»
(1-3).
303j Исида — богиня плодородия и материнства в древнеегипетской
религии; в эллинистическо-римский период (конец I
тысячелетия до н. э.) культ Исиды получил распространение по всему
Средиземноморью.
ЗОЗг Имеется в виду евангельская притча (Матф., XX). Один хозяин
рано утром нанял поденщиков, а через несколько часов — еще
группу. При расчете он выдал всем по динарию. Пришедшие
раньше начали было роптать, но тогда хозяин сказал одному
из них: «Друг... не за динарий ли ты договорился со мною?
Возьми свое и пойди; я же хочу дать этому последнему то же,
что и тебе. Разве я не властен в своем доме делать, что хочу?
Так будут последние первыми, и первые последними; ибо
много званных, а мало избранных».
304ι «Моральная поэма о боге» — название «Французского
Лукреция» Марешаля в первом издании 1781 г.
306ι Плеоназм — стилистический оборот, содержащий однозначные
и как бы излишние слова.
307ι Апокриф — произведение религиозной литературы, отвергнутое
и запрещенное церковью как отступающее от официального
церковного учения.
308ι См. прим. 148ι.
31 h По евангельской легенде, Никодим — один из иудейских
военачальников, который по простоте принимает за истину
совершенно фантастический рассказ Христа о тайне своего
рождения.
3112 По евангельской легенде, Христос встречает у колодца
женщину-самаритянку и просит у нее воды. Она сначала
отказывает. Тогда Христос объясняет ей, кто он; изумленная
женщина бежит в город и приглашает жителей посмотреть на
«посланца божия».
317ι «Критическая история Иисуса Христа»— книга знаменитого
434

французского философа-материалиста П. Гольбаха; издана
анонимно в 1770 г.
319ι Ареопаг — высший орган судебной и политической власти в
древних Афинах.
3211 «Женевские пастыри» — руководители протестантской церкви,
центром которой была Женева; протестантский перевод Библии
впервые вышел в 1535 г.
322ι Имеется в виду XV книга «Метаморфоз» знаменитого
римского поэта Овидия (43 г. до н. э.— 18 г. н. э.), в которой
выведен древнегреческий философ Пифагор, пространно
высказывающийся по самым различным вопросам, касающимся
общественной жизни и природы.
323ι Так назывались знаменитые греческие философы, жившие в
VII—VI вв. до н. э.; отличаясь ясностью ума и большим
жизненным опытом, они излагали свои мысли четко, в кратких
образных изречениях.
326] Французский институт — научная организация, объединяющая
крупнейших французских ученых; возникла в 1793 г. взамен
упраздненной якобинцами старой Академии. Институт состоял
из пяти отделений, носивших название академий.
33 h Минос — легендарный царь древнего Крита.
3312 Строка из «Французского Лукреция» Марешаля.
336ι Система политических взглядов Боссюэ изложена в книге
«Политика, основанная на священном писании», на которую
ссылается Марешаль.
337ι Логогриф — в переносном смысле темное, загадочное место,
трудное для толкования.
3372 Сетьены (сифьены) —христианская секта II в., члены которой
жили на территории Египта и поклонялись Сифу, сыну
легендарного библейского прародителя человечества Адама.
338ι «Катехизис кюре Мелье» — антирелигиозное произведение
Марешаля, изданное им в 1790 г.
3382 Цицерон в трактате «Об обязанностях» равивал учение о том,
что человек в своем поведении должен следовать указаниям,
которые ему подсказывает сама природа.
339ι Израиль — имя легендарного родоначальника еврейского
народа.
340ι Вильгельм Телль — герой швейцарской народной легенды,
согласно которой он убил австрийского императорского
наместника, тем самым подав знак для восстания швейцарских
крестьян против насильников-чужеземцев.
341] Имеется в виду «Апология евангелия» Ж.-Ж. Руссо.
344ι «Отцы церкви» — церковные деятели и писатели II—III вв.,
которые участвовали в разработке и систематизации христианской
догматики; Марешаль упоминает наиболее известных из них:
Хрисостома, Иеронима, Августина, Амвросия, Василия и Ири-
нея.
3442 Елена — в греческой мифологии жена царя Спарты Менелая,
отличавшаяся красотой.
346ι «Канон Римский» — сборник правил и догматов католической
церкви.
349ι Шастах (Джатака) — название сборника мифов, одной из
«священных» книг брахманизма, древнейшей религии Индии.
28* 435

353ι Эдда — собрание мифологических и героических^ преданий
древних скандинавов, сложенных в VII—XIII вв. Один —
верховное божество в древнескандинавской мифологии.
355ι Драгонады — преследования протестантов в XVII—XVIII вв.,
когда против них высылались вооруженные карательные
отряды драгун.
Разоблаченная басня
о Христе
Работа «Разоблаченная басня о Христе» некоторыми
исследователями (Робине и др.) приписывается Марешалю. Домманже,
современный автор обстоятельной монографии о Марешале
М. Dommanget. Sylvain Maréchal, L'égalitaire «L'homme sans
Dieu», Paris, 1950), считает принадлежность произведения
последнему весьма сомнительной. Доказательства Доманже таковы: работа
эта не названа марешалевской Лаландом — близким другом и про
должателем Марешаля; сравнение с другими работами Марешаля
указывает якобы на несходство стиля и идей; в одном из
примечаний упоминается о пребывании автора в детстве в Перпиньяне.
Все эти возражения, однако, вопроса не решают, так как
оставляют в тени вопрос о том, кто бы мог на II году республики
(1793/94 г.) выступить с работой, соединявшей незаурядную
эрудицию в области истории религии, антихристианскую и даже
антирелигиозную направленность с элементами исторического подхода
к эволюции религиозных верований. Из видных современников
Марешаля можно было бы назвать Дюпюи; однако никто
этого не делает, по-видимому, потому, что для такого предположения
оснований еще меньше.
Работа интересна тем, что в ней совмещены два по существу
несовместимых объяснения происхождения конкретной христианской
религии и религии вообще. Первое объяснение, общее для
просветителей,— это толкование религии как выдумки жрецов с целью
держать в покорности невежественную паству. Это объяснение чисто
рационалистическое: оно игнорирует не только социальные, но и
гносеологические корни религии. Если бы работа этим
ограничивалась, она ничем не выделялась бы из массы других атеистических
произведений XVIII в. Однако в ней присутствует и
исторический подход: автор рассматривает догмы, мифы, этимологию,
учреждения, праздники христианства как явление историческое,
выросшее из религий древности, от которых оно много
заимствовало.
Так, автор указывает на родство всех культов страдающего,
умирающего и воскресающего бога (Христа, Диониса-Вакха,
Кришны и др.) с культом солнца и растительности, на сходство
христианских святых с древними божествами, которых они заменили, на
фантастическую этимологию христианских мифов.
Таким образом, автор «Разоблаченной басни о Христе»
является одним из немногих мыслителей XVIII в., перешедших к более
систематическому использованию в изучении религий историко-
сравнительного метода.
436

Мы не оговариваем в примечаниях, что большая часть
приведенных здесь этимологии имен богов и терминов не подтверждается
современной наукой. Примечания эти носят по преимуществу
справочный характер. Цель настоящей публикации — познакомить
советского читателя с текстом этого, безусловно, интересного
памятника атеистической мысли конца XVIII в. Что касается
специального и детального анализа методов исследования христианской
мифологии, предлагаемого автором «Разоблаченной басни о
Христе», то выполнение этой задачи еще впереди.
«Разоблаченной басне о Христе» придана форма послания,
якобы отправленного руководителем мусульманского духовенства
в Турции (муфтием Константинополя) римскому «муфтию», т. е.
римскому папе.
Работа печатается на русском языке впервые. Перевод сделан
по изданию: «La fable de Christ dévoilée, ou lettre du muphti de
Rome. Paris. L'an II de la république».
357i Вакх (Дионис) y греков, Бахус y римлян — бог живительных
сил природы; в узком значении — бог вина и виноделия. Культ
Вакха относится к культам умирающих и воскресающих богов
и оказал сильное влияние на выработку мифа о Христе.
3572 Митра — персидский умирающий и воскресающий бог солнца.
Культ Митры во II—III вв. н. э. конкурировал в Римской
империи с христианством. Христианство заимствовало из митраизма
ряд обрядов, идей и праздников: причащение хлебом и вином,
крещение и т. д. Отнесение рождества Христова на 25 декабря
связано с древним праздником рождения Митры, которое
праздновалось 25 декабря в день зимнего солнцестояния.
Седьмой день недели — день солнца (по-английски и немецки
поныне сохранил это название)—также был посвящен Митре.
3573 Адонис («господь») — сиро-финикийский умирающий и
воскресающий бог растительности. Один из прообразов сказочного
Иисуса Христа. В греческих мифах превращен в возлюбленного
богини любви и красоты Афродиты. Убитый на охоте вепрем,
он каждый год часть времени проводит в подземном царстве;
возвращение его оттуда торжественно отмечалось праздником
Адоний, имеющим общие черты с христианской пасхой.
3574 Пан (Фавн) — в греческой мифологии бог природы,
покровитель стад. Почитался преимущественно крестьянами и
пастухами, среди которых дольше всего держалось язычество.
Христианство использовало образ козлоногого и рогатого бога
Пана и его спутников — сатиров для изображения чертей.
357s Автор иронизирует над библейскими сказаниями и церковными
догмами о происхождении Иисуса Христа, «гражданским»
отцом которого был плотник Иосиф, о 12 его учениках
(«апостолах»), о первородном грехе, якобы совершенном Адамом,
вкусившим запретное яблоко с древа «познания добра и зла».
358ι Крест в его различных формах был религиозным символом
у ряда народов древнего Востока, в том числе у египтян
и индийцев.
358г Евангелие — по-гречески «благая весть». Имеются в виду
четыре книги Нового завета, в которых собраны легенды о
Иисусе Христе.
437

358з Имеются в виду древние евреи, якобы не признавшие в Иисусе
Христе мессию, сына божьего и бога. Земли, которые заселял
этот народ,— Палестина.
359ι Исида — сестра и жена Осириса в египетской мифологии,
богиня плодородия, мать-богородица, один из прообразов
христианской богоматери.
359г Венера — богиня любви, красоты и плодородия у римлян;
соответствовала Афродите греков и Астарте сирийцев.
3593 Различные масленичные шествия с ряжеными, карнавалы,
«праздники дураков» происходят от языческих весенних
празднеств у земледельческих народов. «Издатель» издевается над
почитанием осла, на котором Христос якобы въехал в
Иерусалим. В древности среди язычников существовало поверье,
что иудеи и христиане поклоняются ослу.
360ι Парсы (или гебры) —последователи древнеиранской религии
огнепоклонников, некоторое число которых поныне сохранилось
в Индии и Иране.
3602 Церера (у римлян), Деметра (у греков)—богиня плодородия
и земледелия. Юпитер (у римлян), Зевс (у
греков)—верховное божество, отец богов, небесный царь, бог грома и молнии.
Аполлон (у греков и римлян) — бог солнечного света,
предводитель муз, покровитель искусства; в некоторых местах —
покровитель земледелия и стад. Сын Зевса и Латоны, он
преследовался в младенчестве ревнивой женой Зевса, Герой.
В одном из мифов Аполлон (солнце на ущербе) страдает на
службе у человека, царя Адмета. Прозерпина (у греков Пер-
сефона) —дочь Юпитера и Цереры; похищенная царем
подземного царства Плутоном (Аидом), она, по просьбе матери,
каждый год появляется на земле, а потом опять сходит в
подземное царство. Символизирует круговорот растительности на
земле.
3611 Мария — королева Португалии (1777—1816).
3612 Имеется в виду гроссмейстер ордена иоаннитов, или
госпитальеров (иначе мальтийских рыцарей), которому тогда
принадлежал о. Мальта. В течение нескольких веков этот орден
вел борьбу с турками-мусульманами.
36Ц Дервиш — мусульманский монах, давший обет нищенства.
Здесь под католическим «дервишем» подразумевается
католический монах. В предисловии «издатель» под видом
изложения мнений константинопольского муфтия иронизирует над
попытками католической церкви считать себя «вселенской» и
единственно божественной.
363ι Орфики — принадлежащие к орфизму, мистико-религиозному
движению в древней Греции, затем в ряде римских провинций.
Учением о греховности человека орфики оказали влияние на
выработку соответствующего христианского догмата.
3632 В это время, конечно, не было никакого собора «католиков»,
но год, видимо, взят автором не случайно, так как приходится
на время борьбы, разгоревшейся в христианской церкви между
иконоборцами и иконопочитателями, в ходе которой обе
стороны создавали новые догматы. Иконоборцы испытывали
известное влияние со стороны более монотеистического ислама,
запрещавшего священные изображения,
438

365ι Кибела — малоазиатская «матерь богов», мистический культ
которой был заимствован греками (которые отождествляли
ее с Реей) и римлянами. Почиталась как производительная
сила природы, источник жизни. Ее жрецы предавались
самоистязаниям. Ее любимец Аттис — один из прообразов Христа;
причащение в культе Кибелы оказало влияние на соответствующий
обряд в христианстве, а изображение Кибелы — на
изображение богоматери.
366ι Имена божеств природы и растительности, воплощавшихся в
разных видах, а иногда умиравших и воскресавших, по
сказаниям различных восточных народов и греков.
Зббг Насмешка над тем, что христианские проповедники
видоизменяли изображения и атрибуты Христа, а также догматы веры,
применяясь к тем народам, среди которых они насаждали
христианство.
367ι Папа (греч.— отец) — с IV в. титул римского епископа, главы
католической церкви.
368ι Митра — головной убор христианских епископов,
заимствованный у народов древнего Востока.
368г Рашиды — от имени Гаруна-аль-Рашида, багдадского халифа
(786—809) из династии Аббасидов, героя арабских сказок
«1001 ночи». Омейяды — династия арабских халифов (661—750).
Центром их владений была Сирия.
368з Насмешка над тем, что христианство превратило ряд
древневосточных и греческих богов в своих святых (например, св.
Вакх и св. Дени). Преображение — христианский праздник.
370ι Имя Иисус (грецизированная форма еврейского имени Иошуа)
обозначало «спаситель» и прилагалось к древкесемитскому
божеству растительности.
372ι Шабаш — день отдыха у древних евреев (отсюда — суббота).
3722 Иезекииль — библейский персонаж, авторству которого
приписывается одна из книг Библии.
3723 Моисей — мифический библейский персонаж, якобы живший в
середине II тысячелетия до н. э. Согласно легенде,— вождь
евреев, на пути из Египта в «землю обетованную» получивший
на горе Синай закон из рук бога. Иудеями и христианами при-
знается автором библейского Пятикнижия, написанного в
действительности много веков спустя после предполагаемой жизни
Моисея.
3724 Давид — иудейский царь, чье правление относят к концу XI—
началу X в. до н. э. Христиане и иудеи приписывают ему
авторство книги Псалмов, на самом деле составленной гораздо
позже. Мессия, по понятиям иудеев и христиан, должен
происходить из рода Давида.
374ι Книги Иосифа Флавия, древнееврейского историка (37—95),
были действительно подделаны христианами.
375ι Вельзевул и другие имена — обозначения сил тьмы и зла у
христиан. Имена эти — часто производные от названия духов
в древневосточных и греческой религиях.
375г Брама — главное божество индийской религии браманизма
(или индуизма, брахманизма). Безличное верховное божество,
оно является творцом мира и первым лицом троицы (Брама,
Вишну, Шива), уподобляясь в некоторых отношениях богу-от-
439

цу христианских религий, в то время как культ Вишну имеет
параллели с культом Христа.
380ι Апис — в древнеегипетской мифологии священный бык,
воплощение Осириса, умирающего и воскресающего бога
растительности.
3811 Лин — один из первых мифических римских пап, преемников
столь же мифического апостола Петра, якобы бывшего первым
римским епископом.
3812 Автор издевается над культом фантастических,
сфабрикованных церковниками реликвий в христианстве.
383ι Намек на то, что мусульманская религия — такая же
неистинная, как и католическая. Далее под видом восхваления
мусульманства критикуется нетерпимость католической церкви.
Заодно дается попытка истолковать и догматы мусульманства
исходя из более ранних религий, т. е. по сути указывается, что все
религии имеют земные корни.
390ι Друзы — арабская народность в Сирии и Ливане. Религия
друзов представляет особое ответвление мусульманства с
примесью христианских, иудейских и еще более ранних
представлений. Горцы-друзы дольше других сохраняли независимость
и упорно боролись с иноземными поработителями — турками и
французами.
393ι «Кимвал мира» — произведение видного французского
вольнодумца Бонавентюры Депсрье (ок. 1500—1544). Имеется
русский перевод (изд. «Academia», 1936).
398ι Экс-ла-Шапель — французское название г. Аахена, столицы
империи Карла Великого (768—814), где он и похоронен.
fc=^W-^

г =»
КРАТКИЙ ИМЕННОЙ СПРАВОЧНИК1
Абеляр Пьер (1079—1142)—французский философ, подвергший
критике многие положения схоластики. В произведениях Абеляра
наиболее значителен трактат «Да и нет», ок. 1122 г.)
указывается на противоречивость суждений церковных авторитетов
и содержатся отдельные материалистические высказывания.
Взгляды Абеляра были осуждены церковью как еретические.
Абланкур Николя (1606—1664)—французский переводчик античных
авторов.
Август (63 до н. э.— 14 н. э.)—римский император; установил
военно-политическую диктатуру, направленную на подавление
сопротивления рабов и низших слоев свободного населения Рима.
Августин Аврелий (354—430)—епископ из Гиппона (Сев. Африка),
христианский богослов и философ-мистик, один из
основоположников католической догматики; враг материалистических
традиций античной философии и фанатичный проповедник
религиозного мракобесия. В сочинении «О граде божьем»
противопоставлял «греховному» античному Риму «град божий», всемирное
господство церкви.
Аверроэс — латинизированное имя Мухаммеда Ибн-Рошда ( 1126—
1198), крупнейшего арабского ученого и философа. Доказывая
вечность и несотворимость материи и движения, отрицая
бессмертие души человека и загробную жизнь, он развивал
материалистические стороны философии Аристотеля. Учение Аверроэса
жестоко преследовалось как мусульманской, так и католической
церковью.
Авиценна — латинизированное имя Абу-Али Ибн-Сины (980—1037),
знаменитого таджикского философа и ученого. Он отличался
разносторонностью познаний во всех областях современной ему
науки. Философские взгляды Авиценны противоречивы: признавая
бытие бога и нематериальность души, он вместе с тем
стремился противопоставить вере систему научных знаний, основанных
на опыте. Философия Авиценны сыграла положительную роль
в борьбе с религией.
Агриппа Неттесгеймский (1486—1534) — писатель, врач, философ.
В своих сочинениях жестоко высмеял нравы монахов и
невежество средневековых схоластов, за что был обвинен в ереси
и заключен в тюрьму.
1 Составил С. И. Великовский,
441

Акоста Уриэль (1590—1647) — голландский философ; критиковал
догматы священных еврейских книг («Исследование традиций
фарисеев...»), выступал против веры в бессмертие души и
загробную жизнь (трактат «О смертности души»). Затравленный
голландскими властями и еврейскими раввинами, покончил жизнь
самоубийством.
Али (602—661)—четвертый арабский халиф, зять и ревностный
сподвижник Мухаммеда. Погиб в борьбе с Омейядами.
Алкифрон (II—III вв.)—греческий ритор. Оставил 118 писем, в
которых содержатся яркие картины жизни и быта различных слоев
современного ему греческого общества.
Амвросий (340—397)—один* из «отцов церкви»; ярый
преследователь «еретиков», выступавших с критикой " церковных догматов;
известен как один из сторонников подчинения светской власти
церкви.
Анакреонт (ок. 570—478 до н. э.) — греческий поэт-лирик,
прославившийся своими стихами о любви, вине, наслаждении.
Анаксагор (ок. 500—428 до н. э.) — древнегреческий философ, глава
одной из материалистических школ. По обвинению в безбожии
был приговорен к смертной казни, но спасся, бежав из Афин.
Анаксимандр (ок. 610—546 до н. э.) — древнегреческий
философ-материалист и стихийный диалектик, представитель милетской
школы.
Анаксимен (VI в. до н. э.)—древнегреческий философ-материалист,
представитель милетской школы. Первоосновой всего сущего
считал воздух.
Антуан (1531—1595) — король Португалии.
Аретино Пьетро (1492—1556)—итальянский драматург и публицист;
писал язвительные, остроумные памфлеты против папского двора
и европейских монархов; защищал право человека на
свободную мысль, не скованную религиозной догмой.
Аржансон Марк Пьер (1696—1764)—французский государственный
деятель, друг Вольтера и энциклопедистов; в письме аббату Де-
фонтену заявил, что не видит никакой необходимости в
существовании священников.
Аристид (ок. 540—467 до н. э.)—афинский полководец и
политический деятель. Одержал ряд побед во время греко-персидских
войн.
Аристотель (384—322 до н. э.)—«величайший мыслитель древности»
(Маркс), обладавший энциклопедическими знаниями. Считая
основой мироздания материю, Аристотель вместе с тем колебался
между идеализмом и материализмом и объяснял развитие мира
действием невещественного активного начала. В своих сочинениях
Аристотель делал уступки религиозному мировоззрению,
признавая бога единым и вечным двигателем вселенной. В средние
века схоластика замалчивала материалистические элементы
учения Аристотеля, стремясь приспособить его для обоснования
религиозных догм.
Аспазия (ок. 470 до н. э.—?)—одна из выдающихся женщин
древней Греции, отличавшаяся глубоким умом, всесторонним
образованием и красотой. В ее доме собирались знаменитые
философы, ученые и государственные деятели.
442

Асторга — испанский монах XVII в., католический миссионер в Перу.
Аттила (ум. в 453 г.)—предводитель племени гуннов,
возглавлявший их опустошительные набеги на территорию Восточной, а
затем и Западной Европы.
Байе Адриан (1649—1706)—французский историк и литератор.
Наиболее значительный его труд — «Жизнь Декарта» (1691).
Байи Жан-Сильвен (1736—1793)—французский литератор,
астроном, депутат Национального собрания, мэр Парижа с начала
революции. Марешаль имеет в виду разгон по приказу Байи
антимонархической манифестации на Марсовом поле 17 июля
1791 г. ι.
Бассомпьер Франсуа (1579—1646)—французский маршал и
дипломат.
Бейль Пьер (1647—1706)—французский мыслитель, один из
предшественников материализма XVIII в. Вскрывая нелепость
религиозных догм и богословских учений, он отрицал необходимость
религии для человека и призывал к созданию общества атеистов.
Наиболее значительный труд Бейля — «Исторический и
критический словарь»—был издан в 1697 г. Его работа «Размышления
по поводу кометы», написанная в связи с появлением кометы
1680 г., содержит глубокую критику богословия^
Бернар Клервоский (1091—1153)—деятель католицизма, аббат
монастыря Кдерво, глава католической реакции XII в., один из
организаторов второго крестового похода. Преследовал Абеляра
и Арнольда Брешианского. Канонизирован католической
церковью.
Берни, кардинал (1715—1794)—посол в Ватикане, которому было
поручено вести переговоры с Пием VI по поводу декрета о
гражданском устройстве духовенства; он намеренно затягивал эти
переговоры, что вызывало во Франции справедливое возмущение.
Бернье Франсуа (1690—1688)—французский врач, путешественник
и философ. Его «Путешествия», изданные в 1699 г., содержат
интересные сведения о жизни народов Юго-Восточной Азии.
Беррюйэ Жозеф-Исаак (1681—1758)—французский иезуит, автор
романизированного переложения Библии под названием
«История народа божьего» (1728).
Битобэ Поль (1732—1808)—французский литератор и переводчик;
его поэма «Иосиф» (1767) пользовалась в конце XVIII в.
большим успехом.
Бодмэр Жан-Жак (1698—1783)—немецкий поэт и критик.
Бодэн Жан (1530—15%) — знаменитый французский публицист,
выступивший в трактате «О государстве» (1576) как идеолог
абсолютизма. Бодэн защищал право человека на свободный выбор
веры, резко обрушиваясь на проповедников религиозного
фанатизма. Его «Разговор семерых», в котором изображен диспут
приверженцев разных исповеданий, долгое время
распространялся в рукописи и опубликован лишь в XIX в. Эта книга навлекла
на Бодэна обвинение в атезиме, хотя последовательным атеистом
он не был.
443

Борромео Карло (1538—1584) — кардинал, архиепископ миланский,
ярый враг Реформации. Канонизирован католической церковью.
Боссюэ Жак (1627—1704)—французский писатель, епископ, идеолог
католицизма и защитник абсолютной монархии. В работе
«Рассуждение о всемирной истории» (1681) изложил крайне
реакционный взгляд на историю человечества.
Браски Джованни-Анжело — римский папа Пий VI (1775—1799).
Будучи крайним реакционером, отверг гражданское устройство
духовенства во Франции и отлучил от церкви всех священников,
признававших новое положение. Во время итальянских походов
Бонапарта, когда территория Папской области была занята
французскими войсками, Пий VI был взят в плен и увезен во
Францию, где и умер.
Ьруно Джордано (1548—1600) — великий итальянский мыслитель,
философ-материалист и атеист, неутомимый борец против
католической церкви. Отождествляя природу с богом (трактаты
«О причине, начале и едином», 1584, и «О бесконечности,
вселенной и мирах», 1584), Бруно выдвигал идею пантеизма, которая
служила ему удобной формой для пропаганды атеистических и
материалистических взглядов. За свою борьбу против
католического мракобесия был сожжен инквизицией в Риме.
Брут Луций Юний — полулегендарный герой древнего Рима,
свергший последнего римского царя, тирана Тарквиния Гордого. Один
из основателей республики.
Брут Марк Юний (85—42 до н. э.)—римский республиканец, один
из руководителей заговора против Юлия Цезаря,
стремившегося установить в Риме свою диктатуру. Несмотря на доужбу с
Цезарем, Брут заколол его во время заседания сената. Во время
французской революции имя Брута было символом беззаветной
любви к родине и преданности республиканским принципам.
Буало Николя (1636—1711) —французский поэт и теоретик
классицизма.
Буланже Николя-Антуан (1722—1759) —французский ученый и
публицист, близкий к материалистам XVIII в. Наиболее
значительные произведения Буланже («Разоблаченная античность», 1766,
и «Исследование истоков восточного деспотизма», 1761) увидели
свет только после его смерти благодаря стараниям его друга
Гольбаха.
Булэнвилье Генрих (1658—1722) —французский историк и философ,
на взгляды которого значительное влияние оказало учение
Спинозы.
Бэкон Френсис (1561—1626)—крупнейший английский философ и
ученый, «основоположник английского материализма и вообще
опытных наук новейшего времени» (Маркс). Резко критикуя
средневековую схоластику как тормоз для прогресса
человеческих знаний, он тем не менее считал, что религия имеет право
на существование. Наука и религия, по мнению Бэкона,
раскрывают истину с двух сторон — материальной и идеальной, с
помощью разума и через божественное откоовение. Важнейшее
произведение Бэкона — «Новый Органон» Π 620).
444

Бюффон Жорж (1707—1788)—известный французский
естествоиспытатель.
Бюффье Клод (1661 —1737) —французский иезуит и писатель, ярый
противник материализма.
Валентиниан III (425—455) — римский император.
Валькур Филипп (1721 —1815) —французский поэт, драматург и
известный актер, автор антицерковной сатирической поэмы
«Консистория, или Дух религии» (1799).
Ванини Лючилио (1585—1619) —итальянский философ, считавший
религию выдумкой попов, стремящихся держать в рабстве
простой народ. За свои материалистические сочинения «Амфитеатр
вечного провидения» (1615) и «Об удивительных тайнах
природы, царицы и богини смертных» (1617) был сожжен инквизицией
в 1619 г. в Тулузе.
Варрон Марк Теренций (116—27 до н. э.) —римский писатель и
ученый, автор трудов по истории, философии, грамматике и
агрономии. Его «Дисциплины» — энциклопедический свод
общеобразовательных знаний.
Василий Великий (329—379) —деятель раннего периода
христианства, отличавшийся, по церковному преданию, аскетическим
образом жизни.
Беллей (I в.) — римский историк.
Вилльнев Гильом (XV в.) — французский летописец.
Виттихий Кристоф (1625—1687)—немецкий богослов, автор книги
«Анти-Спиноза» (1690).
Вольней Константин-Франсуа (1757—1820)—французский
просветитель, сторонник деизма. В сочинении «Руины, или
Размышления о революциях империй» (1791) критиковал церковь и
религию как оплот феодального деспотизма.
Вольтер (Аруэ) Франсуа-Мари (1694—1778)—великий
французский философ и писатель эпохи Просвещения, сыгравший
большую роль в идейной подготовке французской буржуазной
революции. Подверг беспощадной критике феодальный строй,
гневно бичевал католицизм. Однако Вольтер в то же время
признавал религию полезной как «узду» для простого народа. Его
философские взгляды наиболее полно изложены в «Философских
письмах» (1733) и в «Философском словаре» (1764). Повесть
«Кандид» — сатира на сословные предрассудки, французский суд
и церковь, в которой писатель высмеивает идеалистический
фатализм Лейбница.
Гарасс (1585—1631)—французский религиозный памфлетист, ярый
враг свободомыслия и материализма.
Гардуэн Жан (1646—1729)—французский религиозный писатель,
проповедник католицизма и реакции.
Гассан (Хасан) (625—669) — сын халифа Али. Продолжал борьбу
против Омейядов.
Гассенди Пьер (1592—1655)—выдающийся французский философ и
физик. Пропагандируя материалистическое учение античных ато-
445

мйстов, Гассенди в то же время делал некоторые уступки
теологии, признавая бога творцом атомов. Его резкая критика
схоластики сыграла прогрессивную роль в развитии передовой мысли
Франции XVII—XVIII вв. Главный труд Гассенди — «Свод
философии» (издан посмертно в 1658 г.).
Гельвеций Клод Адриан (1715—1771) —крупный представитель
французской материалистической философии XVIII в.
Произведения Гельвеция «Об уме» (1758) и «О человеке, его умственных
способностях и его воспитании» (1773) были вызовом
религиозному мировоззрению; вера в бога объявлялась в них
результатом невежества народа, обманываемого священниками и
правителями в своих корыстных интересах. Церковь вскоре после
появления трактата «Об уме» осудила эту книгу как «еретическую»
за нарушение «основ христианской веры».
Генрих III— французский король (1574—1589).
Генрих IV — французский король ( 1589—1610), издавший в 1598 г.
указ, который устанавливал во Франции свободу
вероисповедания («Нантский эдикт»).
Геснер Соломон (1730—1788) —швейцарский поэт и художник, автор
поэмы «Смерть Авеля» (1758), перевод которой вышел во
Франции годом позже.
Гоббс Томас (1588—1679)—английский философ-материалист;
выступил против феодально-церковной идеологии, считая, что в
основе религии лежит страх перед стихийными явлениями
природы, порожденный невежеством людей (трактаты «О человеке»,
1658, и «О теле», 1655). Будучи атеистом, Гоббс, однако,
признавал религию и церковь полезными в качестве «социальной узды»
для народа.
Гольбах Поль-Анри (1723—1789·)—видный представитель
французского материализма XVIII в., воинствующий атеист, автор
многочисленных антирелигиозных сочинений, сыгравших большую
роль в борьбе против религии и церкви. Главное произведение
Гольбаха — «Система природы» (1770) —было названо
современниками «библией материализма».
Гомер — легендарный поэт древней Греции, по преданию, живший в
IX—VIII вв. до н. э., автор эпических поэм «Илиады» и
«Одиссеи», в которых собраны народные предания и мифы древних
греков.
Гораций Квинт Флакк (65—8 до н. э.) — древнеримский поэт; в
своих произведениях проповедовал презрение к роскоши и
богатству, умеренность во всем, довольство малым; воспевал
уединенную жизнь вдали от шумных городов.
Г рабий Теофиль — немецкий филолог XVII в., комментатор
библейских текстов.
Грегуар Анри (1750—1831)—политический деятель эпохи
революции, конституционный епископ Блуа, противник мятежного
духовенства, против которого написал ряд сочинений.
Грез Жан-Батист (1725—1805)— французский художник. Марешаль
имеет в виду его картину «Отец семейства, объясняющий детям
Библию».
446

Гюэ Пьер (1630—1721)—французский епископ, католический
писатель и историк философии.
Даламбер Жан-Лерон (1717—1783) —французский философ и
математик, один из видных представителей передовой философской
мысли XVIII в. Выступая с резкой критикой теологии и в
защиту опытного научного познания природы, Даламбер вместе с тем
оставался на дуалистических позициях и признавал
нематериальность души и существование бога. Даламбер редактировал
математический отдел «Энциклопедии» и написал вступительную
статью к ней, где пытался дать историю возникновения и
развития человеческих знаний, а также классификацию наук.
Даржанс Жан-Батист (1704—1771) — французский
философ-материалист и литератор; неоднократно выступал как сторонник
атеизма. Его философские взгляды наиболее полно изложены
R «Философии здравого смысла» (2 тома, 1769) и «Истории
человеческого разума» (4 тома, 1765—1768).
Декарт Ренэ (1596—1650)—великий французский философ и
ученый; в учении о природе стоял на материалистических позициях,
призывая на место богословской схоластики поставить научное
познание явлений окружающего мира. Однако в общих
принципах своей философии Декарт оставался дуалистом, признавая,
что субстанция тела и субстанция души существуют независимо
друг от друга и в свою очередь определяются бытием бога.
Деланд Андре-Франсуа (1690—1757) — французский писатель,
близкий к просветителям XVIII в., автор «Критической истории
философии» (1737).
Делейр Александр (1726—1797)—французский литератор,
политический деятель, участник революции; один из составителей
«Энциклопедии». Его работа «Взгляды Сент Эвремона» вышла
в 1761 г.
Дельрио Мартин-Антуан (1551—1608)—голландский иезуит и
богослов.
Демокрит (ок. 460—370 до н. э.) — великий .древнегреческий
философ, которого В. И. Ленин считал самым последовательным и
ярким представителем античного материализма. Демокрит учил,
что мир состоит из атомов и пустоты и не нуждается в
существовании богов, вера в которых порождена невежественной
фантазией первобытного человека, испытывавшего страх перед
непонятными явлениями природы. Разрушая веру в потусторонний
мир и бессмертие души, Демокрит сделал попытку
естественнонаучного объяснения мира.
Демосфен (384—322 до н. э.) — знаменитый древнегреческий оратор
и политический деятель, вождь демократической партии в
Афинах.
Джовиниан (IVb.)—римский монах; был отлучен от церкви за
нападки на религиозный аскетизм.
Диагор (V в. до н. э.) —древнегреческий философ, ученик
Демокрита. За насмешки над религиозными культами был изгнан из
Афин.
447

Дигби Кенельм (1613—1655)—английский философ и химик, друг
Декарта.
Дидро Дени (1713—1784) —крупнейший представитель
французского просвещения XVIII в., философ-материалист и атеист,
основатель и редактор знаменитой французской «Энциклопедии».
Стремясь последовательно материалистически объяснить
природу, Дидро отрицал существование бога и резко критиковал
философский идеализм и религиозные догматы. Борьба Дидро
против феодально-католической реакции сыграла большую роль
в идейной подготовке французской революции.
Диоген из Синопа (ок. 404—323 до н. э.) —древнегреческий
философ, представитель школы киников, учивший, что человек
должен быть свободен от внешних условий жизни, предельно
ограничивая свои потребности.
Диоген Лаэрций — греческий ученый III в., один из первых
историков философии; был близок к материалистическому учению
Эпикура. Десятитомное сочинение Диогена Лаэрция «Жизнь
и учения людей, прославившихся в философии» представляет
собой ценный источник для изучения древнегреческой
философии.
Диодор Сицилийский (ок. 80—29 до н. э.) —древнегреческий
историк, автор «Исторической библиотеки», где излагается
всемирная история с древнейших времен до середины I в. до н. э. Из
40 книг этого обширного труда до нас дошли лишь 15.
Диоклетиан — римский император (284—305); известен жестокими
гонениями на христиан.
Дионисий Галикарнасский (I в. до н. э.— I в. н.
э.)—древнегреческий историк.
Дионисий Младший (ок. 395 — ок. 340 до н. э.)—правитель
Сиракуз. Захваченный в плен полководцем Тимолеоном, он был
отвезен в Коринф, где обучал юношей.
Доле Этьен (1509—1546)—французский ученый-гуманист; выступая
в защиту свободы мысли, критиковал догматы как католицизма,
так и протестантизма.
Доминик (1170—1221)—монах, основатель ордена доминиканцев,
созданного для борьбы со средневековыми ересями и упрочения
авторитета католической церкви; впоследствии этот орден оказал
папству значительную помощь в подавлении антикатолических
и антифеодальных выступлений.
Достопочтенный Беда (ок. 675 —735) — средневековый английский
богослов и историк церкви.
Дюмарсе Цезарь (1676—1756)—известный французский грамматик
и философ-вольнодумец, сотрудник «Энциклопедии».
Дюпюи Шарль-Франсуа (1742—1809)—французский ученый и
философ, участник французской буржуазной революции XVIII в.
В 1796 г. опубликовал работу «Происхождение всех культов, или
Всеобщая религия», в которой доказывал, что Библия заполнена
фантастическими выдумками и мифами, ловко используемыми
церковью в корыстных целях.
448

Елизавета Богемская (1618—1680) —немецкая принцесса, долго
жившая во Франции; одно время увлекалась философией и
переписывалась с Декартом.
Жакло Исаак (1647—1708)—французский богослов-протестант,
автор ряда книг, направленных против материалистических идей
своего времени.
Жаннен Пьер (1540—1622) —французский государственный деятель,
приближенный короля Генриха IV.
Иероним (331—420)—переводчик Библии на латинский язык;
проповедовал религиозный фанатизм и крайнюю нетерпимость к
«еретикам».
Иосиф Π (1741—1790)—австрийский император, душитель
национально-освободительного движения европейских народов, враг
французской буржуазной революции.
Ириней (ок. 130 — ок. 202)—епископ Лиона, признанный
католической церковью святым за жестокие преследования
«инакомыслящих».
Ирод — имеется в виду Агриппа I Ирод (10 до н. э.— 44 н. э.) царь
•иерусалимский, которого Евангелие обвиняет в жестоких
преследованиях ближайших учеников Христа.
Калас Жан — торговец из Тура, казненный в Тулузе в 1762 г. по
ложному обвинению в убийстве своего сына, пожелавшего
отречься от протестантизма и перейти в католичество. Дело Ка-
ласа вызвало во Франции бурю возмущения. С рядом блестящих
статей в его защиту выступил Вольтер. Под давлением
общественного мнения Калас был посмертно (1765) признан
невиновным.
Калиостро (Иосиф Бальзамо, 1743—1796)—известный в конце
XVIII в. международный авантюрист. В 1789 г. был приговорен
судом римской инквизиции к смертной казни, которую папа
заменил пожизненным заключением в крепости.
Кальвин Жан (1509—1564) —основатель кальвинизма, одного из
христианских вероучений, возникшего как религиозное
выражение интересов французской буржуазии XVI в. Обрушиваясь на
католическую церковь за то, что она, по его мнению, извратила
дух христианства, Кальвин сам отличался крайней религиозной
нетерпимостью и фанатичной ненавистью к любым проявлениям
свободомыслия и атеизма.
Кампанелла Томмазо (1568—1639) —итальянский философ и
утопический коммунист. В работе «Побежденный атеизм» под
видом критики атеизма он обрушивался на католических попов и
монахов за то, что они одурманивают людей своими
проповедями. Подвергая резкой критике богословие, Кампанелла призывал
к опытному изучению природы, которую он одухотворял и
рассматривал как живой организм. Материалистическая тенденция
взглядов Кампанеллы часто сочеталась у него с остатками
схоластического мышления.
29 С. Марешаль
449

Канней Этьен (1694—1782)—французский ученый, известный
своими работами по истории античной философии.
Карамюэль Хуан (1601—1682)—испанский священник и богослов,
знаток античной философии и средневековой схоластики.
Кардано Джероламо (1501—1576)—итальянский математик, врач и
философ; развивал материалистический взгляд на законы
природы, противопоставляя свое учение мистическим представлениям
теологов. Философские взгляды Кардано изложены в книгах
«О бессмертии души» (1574) и «О проницательности» (1568).
Карл IV — испанский король (1788—1808).
Катон Старший (234—149 до н. э.)—консул в древнем Риме.
В XVIII в. в кругу просветителей имя Катона было синонимом
человека, придерживавшегося самых строгих правил
нравственности.
Кауниц Антуан (1711—1794)—австрийский дипломат, один из
руководителей внешней политики Австрии во второй половине
XVIII в.
Киприанус Абрагам (ок. 1655—1730)—голландский врач.
Клоотс Анахарсис (1755—1794)—философ-просветитель,
публицист и политический деятель. В молодости опубликовал два
философских трактата: «О достоверности доказательств
христианства» (1776) и «О достоверности доказательств
магометанства» (1779). Во время французской буржуазной революции
был одним из вдохновителей борьбы с реакционными
католическими церковниками, так называемой дехристианизации.
Политические взгляды Клоотса, сводившиеся к требованию создать
всемирную республику братских народов, изложены им в
брошюре «Конституционные основы республики всего человечества».
Кобург Фридрих (1737—1815)—фельдмаршал, главнокомандующий
Франции.
Коллинз Антони (1676—1729)—английский философ-материалист.
Отвергая учение о бессмертии души и доказывая
несостоятельность богословия, он сыграл положительную роль в развитии
атеизма XVIII в.
Кондильяк Этьен (1715—1780)—французский философ-сенсуалист,
внесший своим «Трактатом об ощущениях» (1754) значительный
вклад в развитие материалистической теории познания XVIII в.
Крез (VI в. до н. э.) — царь Лидии, по древнегреческому
преданию, обладавший несметными богатствами.
Креллирус Иоганн (1590—1633) — богослов-социнианец, автор
трактата «О веротерпимости» (1631), переведенного под редакцией
Нежона на французский язык в 1687 г.
Критолай (II в.)—греческий философ и моралист,
придерживавшийся основных положений учения Аристотеля.
Кромвель Оливер (1599—1658)—видный деятель английской
буржуазной революции XVII в., представитель средней торгово-
промышленной буржуазии и обуржуазившейся части дворянства.
Один из руководителей антимонархических и антифеодальных
сил, он в то же время был противником революционного движе-
450

ния беднейших слоев Городского и сельского населения Англии.
После подавления восстаний в Ирландии и Шотландии
Кромвель стал диктатором и проводил политику активных
колониальных захватов.
Ксенофан (ок. 580—488 до н. э.) —древнегреческий философ и поэт,
один из представителей античного атеизма; подвергал резкой
критике религиозные суеверия и обряды.
Ксенофонт (ок. 430—355 до н. э.) —древнегреческий историк, автор
«Воспоминаний о Сократе», подробной биографии этого
мыслителя.
Куйар Антуан (ум. 1575)—французский писатель, знаток
античности, автор книги «Древности и диковины мира» (1557).
Кудворт Ральф (1617—1688)—английский богослов; автор
сочинений по истории античной и средневековой философии.
Лагарп Жан (1739—1803)—французский драматург, публицист и
теоретик литературы. В период французской революции и после
нее выступал в защиту контрреволюционного духовенства.
Лаланд Жозеф (1732—1807)—французский астроном, математик и
философ, близкий друг Марешаля; продолжатель учения
материалистов XVIII в. Атеизм Лаланда был основан на научном
представлении о строении вселенной.
Ламетри Жюльен-Оффре (1709—1751)—выдающийся французский
философ-материалист. Его произведения — «Естественная
история души» (1745), «Человек-машина» (1747) и др.— образцы
воинствующей атеистической и материалистической литературы
XVIII столетия. За свои антирелигиозные выступления Ламетри
подвергся гонениям со стороны церкви и вынужден был
эмигрировать из Франции.
Лами Франсуа (1636—1711)—французский католический писатель,
противник материализма.
Ламот Л е вайе-Франсу а (1588—1672)—французский
философ-скептик. Его скептицизм был направлен против феодально-церковного
мировоззрения; в книге «Четыре диалога, написанных в
подражание древним» (1671) на большом историческом и
этнографическом материале он доказал, что нравственные нормы
изменяются на протяжении человеческой истории и что возможна
добродетель, независимая от христианства.
Лаплас Пьер-Симон (1749—1827) —выдающийся французский
астроном, математик и физик; примыкал к материализму XVIII в. Его
исследования в области небесной механики нанесли серьезный
удар по религиозным представлениям о строении вселенной.
Лаплас заявлял, что для познания вселенной он не нуждается в бо-
готворце.
Лафонтен Жан (1621—1695)—знаменитый французский
поэт-баснописец, зло высмеявший господствующие классы французского
общества XVII в., в том числе католическое духовенство. К концу
жизни под давлением церковников отрекся от своих
«безбожных» произведений и сочинил несколько религиозных псалмов.
29* 451

Лебланк Антуан (1730—1799)—французский поэт и переводчик
античных авторов.
Левкипп (предпол. 500—440 до н. э.)—древнегреческий философ-
материалист, основатель теории атомного строения материи,
учитель великого древнегреческого материалиста Демокрита.
Отвергая религиозно-идеалистические вымыслы о природе и человеке,
Левкипп утверждал, что земля — один из миров бесконечной
вселенной, образовавшийся в результате вихреобразного
движения мельчайших частиц материи.
Лейбниц Готфрид-Вильгельм (1646—1716)—немецкий философ-
идеалист, математик, стремившийся примирить религию и науку.
Его фаталистическая концепция непосредственно смыкается с
религиозной теорией о боге как силе, управляющей людьми и
природой. «Теодицея» — одно из крупнейших его философских
произведений — была опубликована в 1710 г.
Лессар Антуан (1742—1792)—французский политический деятель.
В 1791 г. занимал пост министра внутренних дел Франции, был
ближайшим советником Людовика XVI.
Локк Джон (1632—1704)—видный английский философ; в своем
«Опыте о человеческом разуме» (1690) разработал
материалистическую теорию происхождения знаний из чувственного опыта.
Однако материализм Локка был непоследовательным: в теории
познания Локк делал уступки идеализму, а в критике религии не
вышел за пределы деизма.
Лопиталь Мишель де (1507—1573)—французский
государственный деятель, стремившийся предотвратить религиозную войну
между католиками и гугенотами.
Лукас Ричард (1648—1715) —английский писатель, автор книги
«Жизнь Спинозы», публиковавшейся после его смерти в журнале
«Литературные новости» (1719), который издавался в Голландии.
Лукиан (род. ок. 120 — ум. после 180) —знаменитый греческий
сатирик, подвергший бичеванию современные ему общественные
нравы. В своих диалогах Лукиан зло высмеял как античные
религиозные представления, так и христианство; его критика
религии была высоко оценена К. Марксом.
Лукреций (99—55 до н. э.) — выдающийся римский поэт-философ,
оказавший своей знаменитой поэмой «О природе вещей»
огромное воздействие на последующее развитие научной
материалистической и атеистической мысли.
Людовик XI — французский король (1461—1483). Проводя центра-
лизацлю французского государства, беспощадно расправлялся с
непокорными феодалами.
Людовик XIV— французский король (1643—1715); его правление —
период наивысшего расцвета абсолютизма во Франции; войнами
и небывалыми расходами на содержание двора довел страну до
крайнего истощения.
Людовик XV — король Франции (1715—1774); его правление —
период разложения дворянско-абсолютистского государства и
созревания предпосылок буржуазной революции.
452

Людовик XVI — французский король (1774—1793), казненный
революционными властями. Боясь прямо отменить декреты о
гражданском устройстве духовенства, принятые Учредительным
собранием, он стремился, однако, как можно дольше затянуть их
утверждение и проведение в жизнь.
Мазарини Джулио (1602—1661) — французский политический
деятель, кардинал.
Мандевиль Бернард (1670—1733) —английский демократический
писатель и экономист. В своей знаменитой басне «Ропщущий улей,
или Мошенники, ставшие честными» (1706), подверг резкой
критике пороки современного ему общества. Мандевиль остроумно
высмеивал религиозное ханжество английских буржуа.
Маньи Валерьян (1587—1661) —итальянский богослов, резко
выступивший против ордена иезуитов, за что был объявлен
еретиком и был вынужден бежать в Германию, где и опубликовал в
1647 г. книгу «Об атеизме Аристотеля».
Мария-Антуанетта (1755—1793)—французская королева, жена
Людовика XVI, с самого начала революции — вдохновительница
многочисленных контрреволюционных заговоров и интриг;
казнена революционными властями.
Мария Медичи (1573—1642)—французская королева; опиралась
главным образом на реакционное католическое духовенство.
Марк Аврелий Антонин (121—180) —римский император и философ-
стоик. Просветители XVIII в. считали его добродетельным
императором, образцом «просвещенного монарха».
Мидас (между VIII и VII вв. до н. э.)—царь фригийский. Молва
о его богатстве послужила основой легенды, приписывающей ему
способность превращать в золото предметы, к которым он
прикасался.
Мелисс (V в. до н. э.) — древнегреческий политический деятель и
философ; высказал ряд материалистических положений и
выступал с критикой религиозных суеверий.
Мелье Жан (1664—1729)—французский утопический коммунист и
философ-материалист. В знаменитом «Завещании», изданном
после его смерти, обрушивался на общественные отношения
современной ему Франции, выступая против неравенства и
эксплуатации человека человеком. Христианство Мелье считал басней,
которую выдумали священники, чтобы держать народ в
невежестве и повиновении. Отражая чаяния французского
крестьянства, Мелье призывал к революционной борьбе против
феодальных угнетателей и католической церкви.
Меммий Кай — римский общественный деятель и философ I в. до
н. э., последователь Эпикура; ему Лукреций посвятил поэму
«О природе вещей»
Мерсенн Марен (1588—1648)—французский ученый и философ;
пропагандировал во Франции передовые научные открытия
европейских ученых.
Мерсье Луи-Себастьян (1740—1814) —французский писатель и
критик, развивавший передовые идеи просветителей. В «Картинах
453

Парижа» (1781—1788) дал серию очерков из жизни французской
столицы конца XVIII в.
Мильтон Джон (1608—1674) —английский поэт и публицист,
активный участник английской революции XVII в. Пользуясь
библейскими образами, воспел («Потерянный рай», 1667;
«Самсон-борец», 1671) революционную борьбу английского народа против
феодальной монархии. Отношение Мильтона к религии
двойственно: материалистические тенденции вступают у него в
противоречие с религиозно-пуританскими идеями.
Минуций Феликс (II—III вв.)—римский адвокат; известен своими
восхвалениями христианской религии.
Милло Франсуа (1749—1804)—политический деятель эпохи
революции, в прошлом монах. Избранный депутатом
Законодательного собрания, выступил с предложением об отмене особой
одежды для священников.
Мирабо Опоре (1749—1791)—один из политических руководителей
крупной буржуазии и либерального дворянства в первый период
французской революции.
Мольер Жан-Батист (1622—1673) —великий французский драматург
и актер. В своих комедиях, проникнутых народным юмором,
Мольер зло высмеивал пороки и предрассудки господствующих
кругов французского абсолютистского государства. Монахи и
попы подвергались в его произведениях постоянным насмешкам.
Образ Тартюфа из одноименной комедии Мольера стал
олицетворением религиозного ханжи и лицемера.
Монк Джордж (1608—1670)—английский генерал, известный
зверской расправой над участниками восстания 1650 г. в Шотландии.
Монтень Мишель (1533—1592)—французский философ-скептик.
Основное его произведение — «Опыты». В нем Монтень подверг
сомнению многие догматы католической религии, резко выступил
против зверств инквизиции, высмеял книги теологов-схоластов,
показал себя сторонником антирелигиозной морали Эпикура.
Монтескье Шарль (1689—1755)—выдающийся французский
просветитель. Критикуя крайности католического фанатизма, он в
«Рассуждении о причинах величия римлян и их упадка» (1734)
высказался в защиту религии, которую считал практически
полезной.
Монтре Николя (1561 —1608)—французский писатель, автор ряда
произведений на религиозные темы.
Мори Жан-Сиффрен (1746—1817) — политический деятель
французской революции; избранный в Национальное собрание от
духовенства Лиона, он стал одним из вождей крайне реакционного
католического крыла.
Нёвшато Франсуа (1750—1828)—французский писатель и
политический деятель эпохи революции. Имеется в виду проект
декрета, представленный им 16 ноября 1791 г. Законодательному
собранию, по которому неприсягнувшие священники, помимо
лишения пенсий, объявлялись «подозрительными в неповиновении
закону и злостных намерениях в отношении к родине». Декрет
был принят 29 ноября 1791 г.
454

Нежон Жак-Андре (1738—1810) —французский
философ-материалист и атеист, ближайший сотрудник Гольбаха. Литературная и
издательская деятельность Нежона способствовала
распространению передовых материалистических идей во Франции. Его
основное сочинение «Воин-философ» (1768)—острый памфлет на
христианскую религию.
Неккер Жак (1732—1804)—французский финансист и политический
деятель, министр Людовика XVI, пытавшийся предотвратить
назревавшую во Франции революцию. Его сочинение «О значении
религиозных воззрений» посвящено доказательству
необходимости религии для удержания народа в повиновении.
Нерон (37—68) — римский император. Проявил необычайную
жестокость, расправляясь с попытками оппозиционных кругов
ограничить его власть. Имя Нерона стало нарицателньым для
обозначения кровавого тирана, наслаждающегося мучениями своих
жертв.
Нинон де Ланкло (1620—1705)—французская куртизанка, одна из
образованнейших женщин своего времени; ее дом в Париже был
местом собраний видных поэтов, политиков, ученых и философов.
Нисерон Жан-Франсуа (1613—1646)—французский ученый; в
вопросах религии придерживался теологических взглядов.
Нисерон Жан-Пьер (1685—1758)—французский ученый, автор
многотомного труда «Записки о жизни знаменитых литераторов»
(1727—1745).
Ньютон Исаак (1642—1727)—великий английский физик, механик и
астроном. Стихийный материализм естественнонаучных воззрений
Ньютона, научное объяснение законов природы совмещались у
него с выступления^" в пользу пелигии, с признанием
божественного первого толчка».
Оже — вождь восстания мулатов французской колонии . Сан-До-
минго, вспыхнувшего весной 1790 г. под лозунгом признания
равенства прав свободного «цветного» населения и белых.
Восстание было зверски подавлено, Оже и его брат колесованы.
Оливе Пьер (1682—1768) — французский грамматик, переводчик и
комментатор античных авторов.
Ориген (185—254)—раннехристианский богослов и философ;
пытался использовать идеалистические взгляды ряда античных
философов для обоснования догматов христианства; оказал большое
влияние на средневековую схоластику.
Павел / — российский император (1796—1801); в 1799 г. совместно
с другими реакционными правителями европейских стран
участвовал в попытках реставрации во Франции монархии Бурбонов.
Паком (290—346) — деятель раннего периода христианства,
отличавшийся, по церковному преданию, аскетическим образом
жизни.
Палиссо Шарль (1730—1814) — реакционный французский писатель
и публицист, вел активную борьбу против просветительной
философии XVIII в.
455

Папий — христианский епископ II в., богослов. От его «Объяснения
господних изречений» (Марешаль называет их «Записками»)
сохранились только отрывки.
Парацельс Теофраст фон Гогенгейм (1493—1541)—известный
швейцарский врач и естествоиспытатель.
Парменид (VI—V вв. до н. э.) —древнегреческий философ.
Придерживаясь материалистических взглядов на природу, считал,
однако, мир неподвижным, застывшим в покое.
Паскаль Блез (1623—1662)—выдающийся французский математик,
физик и философ. Его мировоззрение противоречиво: бичуя в
своих «Письмах провинциалу» (1656—1657) казуистику и
лицемерие иезуитов, он в то же время доказывал, что до конца
познать истину можно только с помощью веры. Философские
взгляды Паскаля изложены в «Мыслях», опубликованных после его
смерти в 1669 г.
Патэн Ги (1602—1672) —французский врач и писатель. Его
«Письма» содержат весьма язвительную характеристику иезуитов.
Пилат — римский правитель Иудеи (26—36). Согласно евангельской
легенде, Христос был распят по его приказанию.
Пику Гюг — французский драматург XVII в.
Пино Пьер (ум. 1790) —реакционный французский литератор, автор
памфлета «Разоблачение новой философии» (1761).
Пинто Давид (1715—1787) —еврейский писатель-моралист.
Питт Уильям Младший (1759—1806)—английский
государственный деятель, премьер-министр Великобритании в 1783—1801 гг.;
один из вдохновителей борьбы европейских монархов против
французской революции.
Пифагор (ок. 580—500 до н. э.) — древнегреческий
философ-идеалист и математик, основатель так называемой пифагорейской
школы, бывшей не только объединением его идейных
последователей, но и реакционной политической организацией
рабовладельческой аристократии.
Платон (427—347 до н. э.) — древнегреческий философ-идеалист,
идеолог афинской аристократии.
Плутарх (ок. 46—126)—древнегреческий писатель; его сочинения
являются важным источником по древнегреческой истории и
философии. По своим философским взглядам был идеалистом и
выступал против атеизма античных философов.
Покок Эдуард (1604—1691)—английский востоковед и богослов.
Помпонацци Пьетро (1462—1525)—итальянский философ.
Высказал ряд материалистических положений; в противовес
религиозной схоластике отрицал в книге «О бессмертии души» (1516)
превосходство религиозной истины над философской и
утверждал смертность человеческой души.
Поп Александр (1688—1744)—английский поэт и критик. В его
поэме «Опыт о человеке» (1733) сказалось влияние современных
ему материалистических учений. Впоследствии, однако,, Поп
заявлял о своей ненависти к атеизму.
456

Порфирий (232—305) — греческое имя сирийца-философа Малха из
Тира. Идеалист и мистик, враг христианства, он, однако, в
своих религиозных воззрениях был близок некоторым его
положениям.
Порше Жилль (1753—1824)—французский политический деятель,
член сената в эпоху Директории.
Посидоний (135—50 до н. э.) —римский математик и астроном,
учитель Цицерона.
Постель Гильом (1510—1581) —французский филолог-гуманист; был
обвинен в ереси и умер в заключении.
Поу Корнелий (1739—1799) —голландский писатель, автор книги
«Философские исследования об американцах» (1768),
наделавший парадоксальностью своих суждений много шуму в XVIII в.
Пратеолус (Габриэль Депрео) (1511—1588) —французский богослов
и грамматик, автор книги «О жизни, направлении и взглядах
всех еретиков» (1569).
Протагор (481—411 до н. э.)—древнегреческий
философ-материалист; требуя, чтобы человек руководствовался в своих поступках
разумом, а не слепой верой в богов, критиковал религию как
выдумку невежественных жрецов, за что был приговорен
афинским судом к смертной казни.
Пселл Михаил (1018 — ок. 1077)—византийский государственный
деятель и писатель.
Публий Сципион Младший (185—129 до н. э.)—римский
полководец, прославившийся победами над войсками Карфагена в ходе
третьей Пунической войны.
Пьер из Пергама (XIII в.) —французский монах и богослов;
фанатично преследовал вольнодумцев; составил «Перечень еретиков».
Рабле Франсуа (1494—1553)—великий французский
писатель-сатирик. В романе «Гаргантюа и Пантагрюэль» (1532—1564)
подверг осмеянию господствующие классы французского общества
XVI в. Одинаково критически относясь как к католической, так и
к протестантской церкви, Рабле был одним из самых остроумных
обличителей монашества и схоластической учености.
Регул Марк Аттилий (III в. до н. э.) —римский полководец,
захваченный в плен карфагенянами во время первой
Пунической войны. Был послан в Рим, чтобы предложить от имени
Карфагена обменяться пленными и заключить мир.
Предварительно с него взяли клятву вернуться, если римляне откажутся.
Уверенный в победе Рима, он убедил своих сограждан не
заключать мира, а сам, выполняя клятву, вернулся в Карфаген,
несмотря на уговоры семьи и сената. Казнен после страшных
пыток.
Рейно Теофиль (1583—1663)—итальянский религиозный писатель,
некоторое время живший в Париже.
Рейрак Франсуа (1734—1781) — аббат, религиозный французский
писатель.
Ришелье (1585—1642)—французский государственный деятель
эпохи абсолютизма, много сделавший для централизации француз-
457

ского государства; беспощадно расправлялся как с непокорными
феодалами, так и с выступлениями народных масс, а также
жестоко преследовал свободолюбивые и материалистические
учения XVII в.
Робеспьер Максимилиан (1758—1794)—один из вождей
революционно-демократического лагеря во время французской
буржуазной революции, глава якобинцев. По своим философским
взглядам— деист. Борясь с контрреволюционным католическим
духовенством, одновременно преследовал и атеизм, рассматривая его
как порождение аристократии; был инициатором культа
Верховного существа, введенного 7 мая 1794 г. Надуманность и
абстрактность этого культа не привлекли к нему сколько-нибудь
значительного числа последователей.
Робине Жан-Батист (1735—1820)—французский
философ-материалист. В своем основном труде «О природе» (1761 —1766)
выступал против религии и богословия, хотя, делая уступку деизму,
полагал, что бог — первопричина вселенной.
Роган Луи (1735—1803) —князь, епископ страсбургский, депутат
Учредительного собрания от духовного сословия, выступивший с
протестом против церковной реформы; в 1790 г. эмигрировал
в Германию и активно участвовал в борьбе против
революционной Франции.
Роллен Шарль (1661—1741) — французский историк философии и
литературы.
Руссо Жан-Жак (1712—1778) —знаменитый французский писатель
и философ, идеолог мелкобуржуазной демократической
оппозиции феодализму, сыгравший значительную роль в идейной
подготовке французской революции конца XVIII в. Руссо подверг
резкой критике монархию и католическую церковь, но в своих
философских взглядах не вышел за рамки деизма, признавая
существование бога и бессмертие души. Его «Апология
Евангелия» полемически заострена против современных ему
мыслителей-атеистов.
Рюпер Клод-Анри — французский священник и религиозный писатель
XVIII в.
Саади Мушрифаддин (XIII в.)—крупнейший персидский лирик и
писатель-моралист. Его дидактическое произведение «Гулистан»
(«Цветник») было переведено на французский язык в 1634 г.
Санхес Томас (1551 —1610) —испанский иезуит и схоласт; его
трактат «О святости брака» был издан в 1601 г.
Саси Луи-Исаак (1613—1684)—французский писатель, богослов и
переводчик; ему принадлежит наиболее распространенный в
XVIII в. полный перевод Библии на французский язык.
Сеида (X в.) — византийский ученый, составитель «Словаря» —
энциклопедического для того времени свода статей по
филологии, истории, философии, географии и другим областям знания.
Свифт Джонатан (1667—1745)—великий английский
писатель-сатирик; автор «Путешествий Гулливера» (1726); в «Сказке о
бочке» (1704) высмеивал различные религии, считая их выдумками
458

попов. Однако Свифт не был последовательным атеистом: он
признавал религию «моральной уздой» для людей.
Секст Эмпирик (II в.) —древнегреческий философ; с позиций
скептицизма критиковал многих представителей античной философии;
его многотомные труды «Пирроновы основоположения» и
«Против математиков» являются ценным источником сведений об
античной философии.
Сенека Люций Анней (3 до н. э.— 65 н. э.)—римский философ.
В своих взглядах на природу сохранял восходящий к
древнегреческой философии стихийный материализм. Вместе с тем его
этика является своеобразной философской подготовкой
нравственного учения христианства.
Сен-Пьер Шарль (1658—1743)—французский писатель-моралист;
известен книгой «Проект вечного мира» (1713), которая высоко
ценилась просветителями XVIII в. как смелое выступление
против несправедливых войн.
Сен-Реаль Сезар (1639—1692)—французский историк.
Сент-Эвремон Шарль (1610—1703)—французский писатель. Ему
принадлежит множество насмешливых суждений о религии.
Сереет Мигуэль (1509—1553)—испанский врач и гуманист,
сделавший ряд открытий в области медицины. Был противник
догмата троицы и отрицал божественность Христа. В книге
«Восстановление христианства» (1553) резко критиковал кальвинизм и
самого Кальвина. Сервета преследовали как католические, так
и протестантские церковники. По приказу Кальвина он был
арестован и сожжен в Женеве как еретик.
Сеян Луций Элий (20 до н. э.— 31 н. э.) —министр императора Ти-
берия. Его имя стало нарицательным для обозначения жестокого
и продажного придворного.
Сийес Эммануил (1748—1836)—политический деятель, депутат
Учредительного собрания, известный как автор знаменитого
памфлета «Что такое третье сословие?», содержавшего
требование предоставить всем французам равные права. Выступив в
начале революции как один из руководителей революционного
лагеря, он уже в 1791 г. занял весьма умеренную позицию
буржуазного либерала, стремившегося не допустить слишком
широкого размаха борьбы народных масс.
Скалигер Жозеф (1540—1609) — известный французский филолог,
основатель научной хронологии античности.
Сократ (468—399 до н.. э.)—древнегреческий философ-идеалист.
Обвиненный в отступлении от государственной религии и
приговоренный к смерти, он отверг предложение учеников
организовать его побег и добровольно принял яд.
Сорен Жак (1677—1730)—французский протестантский
проповедник.
Спиноза Барух (Бенедикт) (1632—1677) —великий голландский
философ-материалист и атеист. Спиноза отвергал бога как творца
природы и называл богом природу, которую считал причиной
самой себя (causa sui). Основные сочинения Спинозы — «Этика»
459

(1662—1675) и «Богословско-политический трактат» (1670). За
последовательную борьбу с религией и атеизм Спиноза
подвергался гонениям со стороны еврейских раввинов и христианских
церковников. Учение Спинозы оказало огромное влияние на
последующее развитие европейской материалистической
философии XVIII в.
Тацит Публий Корнелий (ок. 55—120) — римский историк,
описавший события I в. («Анналы», «История» и др.). Произведения
Тацита были подделаны церковниками с целью доказать
историческое существование Христа.
Теодор (IV в. до н. э.) —древнегреческий философ. Был прозван
«атеистом» за сочинение «О богах», в котором выступил против
религиозных представлений греков и вообще отрицал
существование богов.
Тертуллиан (ок. 160 — ок. 240)—христианский богослов,
фанатичный проповедник религиозной нетерпимости, призывавший к
искоренению еретиков.
Тиберий (43 до н. э.— 37 н. э.) — римский император; во время его
правления римляне значительно упрочили свое владычество над
Иудейским царством, которое в 40 г. стало провинцией Римской
империи.
Тиндаль Мэтью (1656—1735) — английский философ. В своей
критике религии не вышел за рамки деизма.
Толанд Джон (1670—1722) —выдающийся английский
философ-материалист. Философски обосновал учение о единстве материи и
движения; в книге «Христианство без тайн» (1696) отрицал
бессмертие души и сотворение мира и сделал попытку объяснить
происхождение религии условиями жизни человека.
Траян — римский император (98—117).
Тюрго Робер-Жак (1727—1781) —крупный французский
государственный деятель и экономист, сторонник просвещенного
абсолютизма; во взглядах на природу примыкал к материалистам
XVIII в.
Ульфила (ок. 311—ок. 383)—первый епископ готов, переводчик
Нового завета и отдельных частей Ветхого завета на готский
язык.
Фабриций Иоганн-Альберт (1668—17Я6)—немецкий ученый,
издатель и комментатор античных и христианских текстов.
Фалес (ок. 624—547 до н. э.) — древнегреческий
философ-материалист, представитель милетской школы; все многообразие природы
сводил к материальной первооснове, которой считал воду.
Фенелон Франсуа (1651—1715)—французский епископ и писатель,
противник материалистической философии.
Фонтенель Бернар (1657—1757)—известный французский философ
и писатель, один из предшественников «энциклопедистов»; в
критике религии не вышел за рамки деизма. Основные сочинения,
направленные против католической церкви,— «Диалоги мертвых»
(1683) и «История оракулов» (1686).
460

Формей Жан (1711—179?)—французский писатель и философ; был
пастором и профессором философии в Берлине, активно выступил
против просветительской мысли XVIII столетия.
Фоте Клод (1744—1793)—деятель французской буржуазной
революции. Назначенный конституционным епископом департамента
Кальвадос, он вел борьбу с неприсягнувшими священниками.
Франклин Вениамин (1706—1790) — американский политический
деятель, писатель-моралист, экономист и физик. Сыграл видную
роль в борьбе американских колоний Англии за независимость.
«Наука добряка Ричарда» — популярное в XVIII в. дидактическое
произведение Франклина, в котором он утверждал, что не
религия, а сама природа диктует человеку правила истинной морали.
Франциск Ассизский (ок. 1182—1226)—деятель католической
церкви, основатель монашеского ордена францисканцев,
созданного для защиты католицизма от нападок еретиков.
Фрере Николя (1688—1749) —видный французский ученый; ему
принадлежат многочисленные работы в области истории, философии,
археологии, истории религии и языкознания. Обоснованию
атеизма посвящена его работа «Письмо Тразибула к Левсиппе»
(впервые опубликована в 1758 г.).
Хассель (XVII в.) —голландский богослов.
Холвэлл Джон (1711—1778)—английский администратор, долгое
время служивший в Индии; одним из первых европейцев изучал
индийскую историю, литературу и религию. Марешаль ссылается
на его трехтомный труд «Наиболее интересные события из
истории Бенгалии и Индустана» (1764—1771), в котором, в частности,
излагалась мифология индуизма.
Хризостом (IV—V вв.)—патриарх Константинополя, один из
ранних христианских богословов и комментаторов Библии.
Цицерон Марк Туллий (106—43 до н. э.) —знаменитый римский
оратор, политический деятель и писатель. В своих философских
сочинениях «О природе богов», «О пределах добра и зла», «О
ведовстве» и др. в популярной форме знакомил современников с
системами различных античных философов. Его работы
представляют большую ценность для изучения греческой и римской
философии.
Шамбер Ефраим (ум. 1740)—английский литератор. Имеется в виду
его «Словарь искусств и наук» (1728).
Шаррон Пьер (1541—1603)-—французский философ-моралист.
Скептически относясь к «истинам» религии, он вместе с тем не
отвергал существования бога. Резкие нападки со стороны иезуитов
вызвал его «Трактат о мудрости» (1601), в котором
доказывалось, что человек не может познать божество. Все религии,
утверждал Шаррон (трактат «О трех истинах», 1594), претендуют
на обладание истиной, так что невозможно определить, какая из
них истинная: поэтому человек должен руководствоваться не
религиозной догмой, а законами природы.
461

Шатобриан Франсуа (176Ô—1848)— французский реакционный
писатель и политический деятель; боролся с идеями просветителей
XVIII в., клеветал на французскую революцию, воспевая
феодальные порядки и католицизм. Основная идея его романа «Ата-
ла» (1801) состоит в утверждении религии как источника
счастья и душевного успокоения человека. Мистикой пронизано его
сочинение «Гений христианства» (1802).
Шерлок Вильям (1641—1707)—английский богослов, противник
материалистических учений английских философов XVII в.
Шефтсбери Антони-Эшли (1671 —1713)—английский
философ-моралист; его работы по этике («Характеристика людей, нравов,
мнений и времен», 1711, и др.) основаны на
субъективно-идеалистическом представлении о человеке; сам он, однако, противопоставлял
свое учение о нравственности религиозной морали.
Шолье Гильом (1636—1710)—французский поэт, писавший
изящные по форме, но весьма неглубокие стихи, прославлявшие
чувственное наслаждение; критически относился к церковной морали,
Шометт Пьер (1763—1794) — деятель французской революции,
представитель левого крыла якобинцев. В конце 1792 г. сменил
жирондиста Манюэля на посту прокурора Парижской коммуны.
Эвгемер (IV—III в. до н. э.)—древнегреческий собиратель и
комментатор мифов. В своей «Священной истории» он попытался
объяснить, исходя из условий жизни людей, происхождение
различных религиозных культов, за что его преследовали как
атеиста.
Эвклид (III в. до н. э.)—великий древнегреческий математик; в
своих «Началах» впервые дал систематическое построение геометрии.
Эвклид из Мегары (V—IV в. до н. э.) — древнегреческий философ,
ученик Сократа.
Эвсебий (247—340)—византийский епископ и богослов, автор
сочинений по истории церкви.
Эзоп — полулегендарный древнегреческий поэт-сатирик (VI в. до
н. э.); ему приписывают сборник басен.
Элий Лампридий — римский историк IV в.
Эмери Жак (1732—1811)—французский религиозный писатель,
автор книги «Христианские воззрения Френсиса Бэкона, канцлера
Англии» (1792).
Эмилий Павел Македонский (220—160 до н. э.)—выдающийся
римский полководец, победитель царя Македонии Персея.
Эмпедокл (490—430 до н. э.)—выдающийся древнегреческий
мыслитель-материалист; один из основоположников античного атеизма.
Учил, что мир состоит из четырех элементов: огня, земли, воды,
воздуха, которые, соединяясь, образуют все многообразие
предметов и явлений.
Эно Жан (1685—1770)—французский поэт, переводчик и историк.
Эпиктет (конец I — начало II в.) —греческий философ-моралист,
представитель стоицизма; его «Руководство» содержит
проповедь нравственного совершенствования.
462

Эпикур (341—270 до н. э.)—выдающийся древнегреческий
материалист и атеист; отрицал вмешательство богов в дела мира и
признавал вечность материи, обладающей внутренним источником
движения; выступая против невежества и религиозных суеверий,
внес значительный вклад в развитие научно-материалистических
представлений о природе.
Юстин (ок. 100 — ок. 165)—один из первых христианских
богословов; за пропаганду христианской религии казнен римлянами.
Католическая церковь признала его «святым».

«" s
СОДЕРЖАНИЕ
Χ. Η. Момджян. Сильвен Марешаль .5
Французский Лукреций (перев. Э. Гуревич и С. Я. Великов-
ского) 47
Книга, спасшаяся от потопа (перев. С. Я. Шейнман) . . . 68
Статьи из «Révolutions de Pafis» (перев. С. Я. Шейнман) . . 1
Страшный суд над королями (перев. С. И. Великовского) . 159
Культ и законы общества безбожников (перев. X. Н. Момд-
жяна) 177
Словарь древних и новых атеистов (перев. С. Я. Шейнман) . 193
За и против Библии (перев. С. Я. Шейнман) 262
Разоблаченная басня о Христе (перев. С. И. Великовского) . 356
Примечания , 409
Краткий именной справочник , 441
Сильвен Марешаль
Избранные атеистические произведения
Утверждено к печати Институтом, истории АН СССР
Редактор издательства Ю. Я- Коган. Технический редактор Т. А. Прусакова.
Корректор В. Λ'. Гарди
РИСО 150-86 В. Сдано в набор 20/V1 1958 г. Подп. б печать 6/Х 1958 г.
Формат бум. 84х1081/з2· Печ. л. 14,5=23,784-1 вкл. Уч.-изд. лист. 2'1,2+0,1вкл.
Тираж 5000. Τ-09281. Изд. №1778. Тип. зак. 3179
Цена 16 p. tO к.
Издательство Академии наук СССР. Москва Б-64, Подсосенский пер.,д. 21
2-я типография Издательства АН СССР. Москва Г-99, Шубинский пер., д.10

ИСПРАВЛЕНИЯ И ОПЕЧАТКИ
Страница
39
41
56
195
213
302
336
360
Строка
16 св.
13 св.
5 сн.
6 сн.
4 сн,
14 св.
15 сн.
4* св.
Напечатано
evénences
аналогичный
своем
тины
за счет
частью
кот
будучи
1 Должно быть
événements
алошгный
моем
истины
за его счет
честью
кто
был
С. Марешаль