Ю.С. '6ш)пшс&) ФХ. Ъадтле&а
НАПЕРЕКОР СУДЬБЕ
2-ое издание
к 100-летшо со дня рождения
героя повести
Владикавказ 2021

ББК 63.3
К 60
Бадтиев Ю.С., Бадтиева Ф.К. Наперекор судьбе: [Текст] /
Ю.С. Бадтиев, Ф.К. Бадтиева. - 2-ое изд. - Владикавказ: ИПЦ ИП
Цопанова А.Ю., 2021. — 98 с.
ББК 63.3
) Бадтиев Ю.С, Бадтиева Ф.К., 2021
©ИПЦ ИП Цопанова А.Ю., 2021

Посвящается светлой памяти супругов Кокаевых-
Саламгери Алихановича и Елены Петровны
От аВтороВ
Написать книгу о человеке-легенде не просто, тем
более, когда человек -твой родственник. (Ф. Бадтиева
- свояченица Саламгери Кокаева. - ред.) Чтобы не
быть предвзятыми в рассказе о судьбе ученого-
историка, профессора, Героя Социалистического
труда Кокаева Саламгери Алихановича, мы включили
в книгу воспоминания о Саламгери его односельчан,
родственников, коллег, то есть людей, которые хорошо
его знали. Приведены и собственные воспоминания
нашего героя о.Великой Отечественной войне - они и
легли в основу издания.
Мы выражаем искреннюю благодарность за
помощь в подготовке этой книги Агаевой Земе
Андреевне, Агкацеву Эльбрусу Дзантемировичу,
Албегову Таймуразу Черменовичу, Бадтиеву Григорию
Харитоновичу, Бзарову Руслану Сулеймановичу,
Битиевой Эльвире Захаровне, Гуриеву Тамерлану
Александровичу, Гусову Ахсарбеку Дзахотовичу,
Койбаеву Борису Георгиевичу, Кокаевой Елизавете
Акмурзаевне, Кокаеву Таймуразу Дзамболатовичу,
Мисиковой Варваре Дзимуровне, Уртаевой-Кокаевой
Розе Алихановне, Цахилову Валентину Урусхановичу,
Цуциеву Аслану Аркадьевичу.
з

Он никогда руки не подает,
При встрече лишь кивая головою,
Когда в толпе знакомых узнает,
Идя неспешно улицей родною.
Но даже злоязыкие вослед
Ему насмешек не бросают:
Ишь, загордился к старости, мол, дед,
От тех наград, что на груди сияют.
Наград на нем и впрямь на полсела,
Но он их честно заслужил когда-то,
Ценою страшной: два своих крыла
Отдал он, исполняя долг солдата...
В той битве давней плавилась броня,
И танк взорвался, заглушив все звуки.
Вытаскивал он друга из огня.
И вытащил, в огне оставив руки...
Феликс Цаликов
СВЕТЛЫЙ УМ И ЗОЛОТЫЕ РУКИ САЛАМГЕРИ
В селениеХумалагсемьяГабатаКокаева переселилась из
Цагат Ламардона Даргавского ущелья во второй половине
XIX в. на волне переселения осетин с гор на плоскость
по распоряжению наместника Кавказа А. П. Ермолова. На
равнине семья получила земельный надел. Постепенно
обустроились, появилась у них и водяная мельница, и
даже торговая точка. К концу XIX века значительная часть
хумалагцев уже стала обновлять свои жилища - так в селе
появились первые кирпичные дома. Построила добротный
дом и семья Кокаевых. Алихан, старший сын, слыл мастером
4

на все руки. Он тепло заботился о своих братьях и сестрах..
Позже обзавелся семьей, родились дети - их у него с женой
Верой было шестеро. Старшая дочь - Жури, вторым был
Саламгери, затем Маир, Чермен, Роза, Альберт. Семья жила,
по тем временам, достаточно зажиточно - обрабатывали
свою землю, получали неплохой урожай. И дед, и отец
Саламгери были людьми хозяйственными, работящими,
и исключительно по этой причине в тридцатом году
семья была раскулачена. Их выселили из кирпичного
дома, построенного собственными руками: это считалось
непозволительной роскошью. Двух лошадей, двух коров,
телку, мелкую живность отвели на колхозный двор. Если
у других забирали только имущество, то у них отобрали
все, даже сельскохозяйственный инвентарь. Пришлось
приспособить для жилья хлев, где раньше семья содержала
скот. Так и выживали.
Будто злой рок преследовал род Кокаевых. И так
ослабленный от тяжелых условий жизни, Алихан Габатович
простудился и весной 1932 года умер. Вера Дыдтыловна
осталась одна с шестерыми детьми, мал мала меньше.
Работу в колхозе Вере не давали, а детей ведь надо
было чем-то кормить. Она все равно выходила в поле, хотя
ей ничего не платили. Как-то в селе состоялось собрание,
где принимало участие и высокое начальство из города.
Прорвавшись туда, Вера в отчаянии высказала все, что
накопилось в нее на душе. В сердцах она сказала, чтобы
забрали ее шестерых детей и расстреляли, потому что у нее
больше нет сил смотреть на их страдания... Представители
власти были удивлены и возмущены. Как же так? Дети
на улице, кормить нечем, работы нет. И устроили разгон
местному руководству.
С этого времени Вера стала выходить на полевые
работы, и жизнь семьи потихоньку налаживалась.
5

Журналист А. Мукагова:
- Рано овдовевшей Вере тяжело было поднимать
ребят. Помогал чем мог брат ее, Тох Цалоев. Но и он
вскоре умер. Стало еще трудней, еды всегда было в обрез,
сытости ни в семье Кокаевых, ни в других семьях никто
не знал, есть хотелось постоянно. Заботы старших
становились головной болью и детей, их не ограждали от
житейских невзгод, поэтому и взрослели рано.
Долгими ночами Вера стирала, приходилось
латать одежду, изношенную до такой степени, что
от многочисленных лат не видно было основной ткани.
Подросший Саламгери работал с матерью в поле
дотемна и натирал мозоли на руках. Но, превозмогая боль
и усталость, он продолжал орудовать тяпкой.
В те годы вручную приходилось делать все
сельскохозяйственные работы. В хлебную страду
Саламгери так легко грузил мешки с зерном в бричку, что
окружающие удивлялись его выносливости и физической
силе: «Смотрите-ка, с виду - худоба, а за пояс нас всех
заткнет», - говорили мужчины. Засветло уходил с
матерью в поле. В те времена и дети отдыха не знали,
трудились наравне со взрослыми, да с таким усердием,
что на кукурузном поле ни единого сорняка не оставалось.
Юный Саламгери вставал раньше всех. Отогнав коров на
пастбище, он немного задерживался на берегу небольшой
речушки. С самого раннего детства все заметили у
Саламгери особую чуткость к природе, впечатлительность.
Ему нравилось наблюдать птиц в голубом небе, восход
солнца, далекие вершины гор.
- Ну что ты такого находишь в этих цветах, любуешься
ими, как девочка! - частенько говорила ему старшая сестра
Жури, заметив, как он склоняется над цветущим цикорием,
ромашкой...
6

Что он мог ей ответить? Что он всем сердцем ощущает,
какой щедрый, богатый мир открывает природа перед
человеком - мир красоты и совершенства. И что он просто
счастлив от того, что он, молодой, красивый, сильный,
может дышать полной грудью и радоваться каждой
травинке, облакам, да мало ли чему... Нет, он ничего не
говорил, только улыбался в ответ. И шел работать - от зари
до зари.
Наверное, за безотказность в труде он и был позже
«прощен» за кулацкую принадлежность. И в тридцать
восьмом году Саламгери вступил в комсомол, а вскоре
возглавил колхозную ячейку.
Было у Саламгери и особо любимое занятие: он искусно
мастерил домашнюю утварь. Делал деревянные заготовки,
подолгу приглядывался к ним. Его привлекал загадочный
мир, спрятанный под корой, и, наверное, поэтому он
заставлял его подчиняться своим трудолюбивым рукам...
Старожилы-хумалагцы до сих пор помнят корыта,
крышки для котлов, коромысла, половники, солонки и
другие предметы домашнего обихода, изготовленные
и подаренные им молодым Кокаевым, - от желающих
приобрести их тогда не было отбоя.
- Весь в отца, достались ему золотые руки мастера, -
нахваливая его изделия, говорили односельчане.
А Саламгери, одаривая сельчан, был счастлив тем, что
они оценили его труд.
В родном селе формировалось его мировоззрение,
шлифовалось мироощущение. Уроки истинно
человеческих взаимоотношений Саламгери тоже получил
от старших своих земляков.
В пору по-мальчишески острой потребности в
друзьях ближе других стали для него Федор Агкацев,
Хасанбек Цалоев, братья Владимир и Агыда Цаллаговы,
7

Виктор Албегов и Виктор Бероев. Молодые люди были
инициаторами всех интересных дел, умело увлекали за
собой других. Любили состязаться в труде, остроумии и
сообразительности. В уборочную страду ребята часто
оставались ночевать в колхозном стане.
Огромной выносливостью и терпением обладал
Саламгери. Как-то поспорил он с одним из своих
сверстников, что, не разгибаясь, под проливным дождем
прополет кукурузу на участке в полгектара, отведенном
колхозом его матери Вере, и сдержал-таки слово!
Многих удивлял он своей сообразительностью,
находчивостью. Была в селе старая мельница-вальцовка.
И надо же было, что накануне какого-то праздника, кода
всем сельчанам нужно было помолоть пшеницу, чтобы
испечь традиционные три пирога, мельница вышла из
строя - сломалось там что-то. Долго возились механики,
пытаясь исправить, но безуспешно. Тогда кому-то пришло
в голову позвать Саламгери, и, ко всеобщей радости, он
сумел устранить неисправность.
Вот с таких удач, небольших, казалось бы, побед
начинался его путь к подвигам, зарождался характер,
накапливались упорство и воля. Как пригодились ему
потом эти качества!
Гусов Ахсарбек Дзахотович - односельчанин
Саламгери:
- Саламгери Алиханович - мой односельчанин, еще и
родственник. Он был моим учителем, затем директором
школы. В Осетии нет, наверное, такого уголка, где бы его
не знали. Его жизнь и деятельность являются примером
не только для нынешнего поколения, но и для наших
потомков. Прекрасный был человек, настоящий герой
нашего времени. Его уже нет среди нас, а односельчане
до сих пор говорят: а вот Саламгери сказал бы так... Он
8

вписал свое имя в историю нашего села, да не только села,
в историю всей Осетии.
Цахилов Валентин Урусханович:
- Саламгери Кокаева я знал как односельчанина, а
затем мы стали и родственниками (свояками). Он работал
в нашем селе учителем истории, потом директором
школы. Моя мама работала у него. И что удивительно,
ни один работник школы не мог сказать, что Саламгери
его когда-то чем-то обидел. Всегда всем помогал по
возможности. У него была одна удивительная черта -
он как-то по-особому тепло и заботливо относился к
жителям родного села.
Цахилов Валентин Урусханович
Помню, когда он уже болел, я приехал к нему, и мы долго
сидели с ним, разговаривали. И он обратился ко мне со
словами: «Валик, у меня к тебе просьба. На берегу реки
Камбилеевка стоит стела, она пошатнулась, может
упасть. Перенеси ее и поставь на въезде в наше село. Это
9

памятник участникам русско-турецкой войны. Пусть
наши потомки знают, какие у них были односельчане,
соотечественники».
И я который раз подумал: просто удивительно, как
этот человек думает обо всем, - о будущем, о родном селе,
о Родине. Таких людей бы нам побольше в родной Осетии,
да и всей нашей Родине.
Мисикова Варвара Дзимуровна, бывшая учительница
начальных классов: - Я часами могу рассказывать о
Саламгери Алихановиче. Саламгери Алиханович был
справедливым руководителем, требовательным. Умным
человеком был, заботился о нас, никогда ни на кого не
повысил голос. Ведь трудная судьба была у человека-семью
раскулачили, во время войны получил такие увечья, что не
всякий мог бы это выдержать. Но война не ожесточила его,
он был мягким человеком. Даже с ребенком разговаривал,
как со взрослым, такое уважение у него было ко всем.
Мисикова Варвара Дзимуровна
ю

В то время молодые специалисты получали
направление на работу. Так к нам преподавателем
математики прислали молодую красивую девушку - Елену
Петровну Дзестелову. Прошло некоторое время, и по
селу прошелся слух, что Саламгери Алиханович и Елена
Петровна женятся. Конечно, мы были очень рады за них. И в
то же время удивлялись, как такая красавица согласилась
выйти за не очень уже молодого, и, к сожалению, инвалида.
Наверное, она его пожалела, хотя, глядя на него, никто не
мог сказать, что он инвалид. Всегда жизнерадостный, он
внушал такую веру в жизнь, в успех, что вокруг него людям
становилось как-то спокойнее. Он и насучил не сдаваться
под гнетом трудностей, верить в будущее.
Елизавета Акмурзаевна Кокаева-Томаева,
родственница Саламгери:
- Нелегко найти слова, которыми можно
охарактеризовать такого прекрасного человека, как
Саламгери. Когда я приходила к ним, наш разговор нет-
нет да переходил к злободневной - политической -
теме. Я тоже коммунистка, имею партбилет. И он мне
всегда говорил: береги свой билет, коммунисты все равно
победят. Вот я и жду по сей день, когда они победят.
Он был настоящим человеком. Жизнелюб, порядочный,
внимательный, мудрый. До конца своих дней он остался
преданным идеям социализма.
Агкацев Эльбрус Дзантемирович, племянник
Саламгери Алихановича:
- Мой отец не вернулся с фронта, и меня воспитывал
Саламгери. С малых лет я слышал от него, что лучше
социалистического строя для простого труженика нет.
Саламгери до конца своих дней оставался коммунистом.
Повторю его слова и тоже скажу, что только при
11

социалистическом строе простой труженик мог
нормально жить.
Агкацев Эльбрус Дзантемирович
Меня, можно сказать, на ноги поставил Саламгери.
Одно время я хотел перевестись на заочное обучение, и
сказал ему об этом. Он меня выслушал и произнес: «Ты что
меня позоришь? Что люди скажут? Четверо братьев и не
смогли поставить на ноги одного племянника? Закончи
свой институт, и тогда иди работать, куда душа
пожелает».
Когда я окончил институт, пришел к ним домой
похвастаться, что я уже дипломированный человек.
Вера (мы все так звали бабушку, по имени) посмотрела
на меня и сказала: «А вот мой Тавари (так она называла
Саламгери) без рук, инвалид, и профессором стал, а ты
диплом получил и уже доволен?»
Ее слова так подстегнули меня, послужили мне таким
стимулом, что я поступил в аспирантуру и защитил
кандидатскую диссертацию.
12

Осетия не такая маленькая республика, но Саламгери
знали во всех ее уголках, в горах и на равнине, и я ни разу
ни от кого не слышал о нем дурного слова. Он всегда меня
учил: где бы ни работал человек, чем бы ни занимался,
свое дело он должен делать честно и добросовестно. И
предупреждал, чтобы никогда не обижал тех, кто слабее
меня, особенно если умом уступает. Это - стыдно.
После войны, вернувшись домой, Саламгери, как
положено, пошел получать паспорт. Но ему почему-то
выдали временное удостоверение. Через некоторое
время он встретил представителя паспортного стола
и заметил, что тот был слегка растерян и как будто
удивлен. Поговорили о том, о сем, потом «паспортист» не
выдержал и ошарашил его вопросом: «Так ты еще живой?
Прости меня, но я честно тебе скажу: я думал, что такой
доходяга долго не протянет, и зачем ему паспорт?»
Саламгери не обиделся, даже посмеялся, но пообещал:
«Я долго буду жить!» На следующий же день ему выдали
паспорт.
В детстве Саламгери занимался со мной ежедневно,
закалял меня. До тех пор, пока вода в реке не замерзала, он
заставлял меня купаться в ней. Я боялся холодной воды, но
кто мог ослушаться его? И закалился]
Я бесконечно ему благодарен за все. Вот какой я есть
на сегодняшний день, чего я в жизни добился, что вообще
в жизни понял - это его заслуга. Я каждый день вспоминаю
его. До сих пор мне кажется, что он куда-то вышел и сейчас
войдет, спросит: «Как дома дела? Что нового в Хумалаге?».
Такого человека, жизнь которого была ежедневным
подвигом, редко встретишь.
Кокаев Таймураз Дзамболатович, художественный
руководитель ансамбля народного танца «Маленький
джигит»:
13

- Нам в школе историю преподавал Саламгери
Алиханович. Мы слушали его всегда очень внимательно,
особенно когда он рассказывал о войне.
В шестом классе меня в числе других музыкально
одаренных детей отобрали для учебы в музыкальной
школе, учили музыке, танцам...
После армии я поступил в Северо-Осетинский
педагогический институт на исторический факультет.
Одновременно я работал в городском Дворце пионеров.
Во время каникул разъезжали с концертами по всей нашей
большой стране.
Кокаев Таймураз Дзамболатович
С Саламгери Алихановичем я часто приезжал в родное
село. Как-то мы опять попали в Хумалаг по какому-то
торжественному случаю, но задержались там недолго.
Машина моя стояла возле дома, где между деревьями была
натянута металлическая сетка высотой около метра,
14

которую надо было обойти. Я замер от удивления, увидев-,
как Саламгери, разбежавшись, легко перепрыгнул через
ограждение. Впрочем, на работе по лестнице он тоже
поднимался через две ступеньки.
Мой отец работал завхозом в школе и знал историю
его женитьбы. Как оно всегда бывает, в коллективе были
свои маленькие секреты, особенно среди женщин. Как-то
на перемене молодые учительницы разговаривали, и,
как поняла услышавшая их разговор уборщица, речь шла
о Саламгери Алихановиче. Одна из них сказала, что при
всем своем уважении к нему ни за что бы не вышла замуж
за него, а другая вдруг тихим голосом произнесла, что она
бы вышла за него, ведь это такой прекрасный человек...
Этой девушкой оказалась Елена Петровна Дзестелова.
Сарафанное радио довело до директора школы, которому
Елена и без того нравилась, признание девушки. Тогда он и
решился сделать ей предложение...
Сильный человек был, конечно. Но и сильных годы
побеждают. Я был на гастролях в Москве, когда мне
позвонил мой младший брат Борис и сказал, что Саламгери
Алиханович окончательно потерял зрение. Меня это
известие крайне огорчило, я сразу же позвонил ему. На
вопрос, как он себя чувствует, он мне своим привычно-
бодрым голосом ответил: «Лучше тебя!». Это какую же
надо иметь силу воли, чтобы даже в таком состоянии
не позволить, чтобы окружающие чувствовали твою
беспомощность?! После этого я стал чаще навещать его.
Мы подолгу беседовали с ним, говорили о разном. Он был в
курсе всех событий, происходящих в нашей стране и в мире.
Ему читали газеты, он слушал телевизор. До конца своей
жизни он отстаивал идеалы социалистического строя,
остался верным, преданным коммунистической партии.
Светлая память о нем будет долго жить в наших сердцах.
15

НА ВОЕННОЙ СТЕЗЕ
Как-то теплым осенним вечером мы сидели с
Саламгери во дворе его дома. Временами ветерок срывал
с дерева пожелтевшие листья, и они мягко опускались
на деревянную скамейку со спинкой, на которой мы
сидели, на стол, заставленный традиционным набором
блюд из осетинской кухни. Саламгери сидел напротив
нас на деревянном стуле с подлокотниками. Тихий вечер
располагал к беседе, и мы попросили его рассказать о
своем боевом пути - ведь мы знали только об отдельных
эпизодах, да и то в основном из газет и журналов.
Так мы услышали его рассказ о войне. Рассказ без
прикрас, без патетики - человек искренний, мудрый,
ученый-историк, Саламгери видел жизнь такой, какой она
была...
- В 1940 году нас, двенадцать молодых парней из
Хумалага, призвали в Красную Армию. На двух бричках
мы добрались до райвоенкомата в селении Дарг-Кох. Там
нас уже ждали, и по прибытии сформировали команду
призывников. В составе этой команды я с остальными
односельчанами отправился на железнодорожную
станцию Дарг-Кох. Погрузили нас в воинский состав, и мы
направились в Закавказский военный округ.
Когда мы ехали по территории Азербайджана, я
любовался красотами местной природы. До этого мне не
приходилось бывать за пределами родной Осетии, поэтому
окружающий ландшафт поражал меня и моих товарищей
своим великолепием, богатством растительности,
обилием садов. Мое внимание привлекли необычные
плоды на деревьях. Мне так захотелось их отведать, что я
не сдержал искушения и выскочил из вагона замедлившего
ход поезда. Поезд шел так, что я свободно мог догнать и
16

даже перегнать эшелон. Набрал этих диковинных фруктов,
полную пазуху - и обратно в свой вагон. Каково же было
мое разочарование, когда фрукты оказались тверже камня,
а на вкус горькими! То были незрелые еще плоды айвы.
Ребята, конечно, надо мной посмеялись, но я не обиделся,
поскольку удовлетворил свое любопытство.
Сошли мы в городе Кусари.Там нас построили и привели
в небольшой военный городок. Здесь были добротные
кирпичные казармы, сохранившиеся еще с царских
времен. Тут нам и предстояло учиться военному делу в
полковой школе, где готовили младших командиров.
Курсант 27 учебного танкового полка
Саламгери Кокаев (слева) со своим фронтовым другом
В школе все для меня было новым, необычным.
Здесь я впервые увидел спортивные снаряды: турник,
гимнастические брусья, кольца, штангу. Дома у нас в селе был
одинснаряд-«козел»,атутглаза разбежались! Мне особенно
понравилась штанга. Но я стеснялся даже подходить к ней в
присутствии других, думал, засмеют мою немощь. Однажды
2
17

я решил-таки попробовать эти «железки». Встал пораньше,
до общего «подъема», и отправился на спортплощадку
попробовать свои силы. Как я ни пытался поднять штангу,
ничего у меня не выходило - уже очень она была тяжела.
Раздосадованный, присел, смотрю на «упрямый» снаряд, и
тут сообразил, что диски-то, оказывается, снимаются. Снял
я большие диски, одел те, которые были поменьше, и сумел
впервые в жизни оторвать от земли и поднять вверх штангу!
Этот спортивный снаряд стал одним из самых любимых. С
его помощью за время учебы я заметно прибавил в силе и
ловкости.
Мы знали, что гитлеровская Германия ведет войну в
Европе - на политзанятиях нам об этом часто рассказывали.
Тревожило то, что на нашей западной границе стало
неспокойно.
22 июня 1941 года я первый услышал сообщение по
радио о том, что Германия вероломно напала на СССР.
Прибежал я в свое подразделение и сообщил эту страшную
новость.
С того дня нас стали готовить для боевых действий
в горных условиях. Мы бегали кроссы и совершали
длительные марши. Однажды пешим маршем пришли
в армянский поселок Аштарак. Здесь нам предстало
освоить новые отечественные и зарубежные образцы
стрелкового оружия. Мне было поручено изучить образцы
западноевропейских стран. В здании старой церкви я со
своим напарником стал изучать все представленные нам
образцы стрелкового оружия. Когда мы завершили учебу,
нас уже использовали как инструкторов для обучения
остального личного состава. Уже будучи инструктором, мне
удалось дополнительно познакомиться и с американским
стрелковым оружием, в частности, с пулеметом системы
Браунинг, который использовался у них и на самолетах, и
на танках, и в пехотных подразделениях.
18

К тому времени мне присвоили звание старшины, и я
продолжил инструкторскую работу не только с солдатами
и сержантами, но и с младшими офицерами. Когда с
изучением оружия было покончено, нас стали готовить к
военным действиям на территории соседнего государства
на юге страны. Мы совершали марши по горным тропам
на 25-30 километров с полной боевой выкладкой.
Многие не выдерживали, но зато уж кто остался, те были
по-настоящему готовы к боевым действиям в горных
условиях.
В августе 1941 года нас готовили уже побатальонно. А
23 августа наше специальное подразделение вплотную
подошло к границе Ирана на реке Араке. До нашего
прихода здесь были бои. Нам сообщили, что два иранских
самолета бомбили железнодорожную станцию, и наши
самолеты дали им отпор. Мы пересекли границу и вступили
на территорию сопредельной страны.
Здесьяувиделпервыхубитых.Нашеспецподразделение
шло пешим маршем, не встречая никакого сопротивления,
хотя, как нам говорили командиры, другие подразделения
вели бои с параллельно двигавшейся иранской конницей.
Наконец мы добрались до города Тебриза, древней
столицы Ирана. После непродолжительного отдыха мы
прошагали до демаркационной линии. Здесь мы должны
были войти в соприкосновение с американскими и
английскими войсками, наступавшими с юга. Не помню
названия населенного пункта, но помню, что там впервые
за длительные пешие переходы нам удалось досыта
поесть - сварили в походной кухне своеобразный плов из
местного риса и кишмиша. Наших союзников, американцев
и англичан, я ни разу там не встретил. Молодые, дерзкие,
по отношению к местному населению мы вели себя как
19

хозяева, позволяли себе, признаюсь, некоторые вольности,
или скорее шалости.
Но вот получили боевую задачу на уничтожение
немецких военных инструкторов, которые обучали
иранских командиров в городе Хамадан. Наше
подразделение под командованием полковника, кажется,
Аджиева, хорошо знавшего местные обычаи и владевшего
персидским языком, выступило на выполнение боевой
задачи. Стройный и подтянутый командир шел впереди,
я со своим взводом следовал за ним. Когда мы добрались
до Хамадана, командир показал нам дом, где находились
немецкие военные инструкторы. Я приказал взводу
окружить дом. Полковник Аджиев с телохранителями
обошел его с другой стороны. Завязалась перестрелка, в
ходе которой был убит один из обитателей дома. Теперь
полковник повел нас «брать» городскую тюрьму. Местная
администрация разбежалась, и в тюрьме остались лишь
арестанты. Когда мы вошли в здание тюрьмы, то увидели
только дрожавшего от страха старшего надзирателя. Как
сейчас помню, стоит перед нами и дрожит, слова не может
вымолвить. Мы нашли одного местного жителя, немного
умевшего говорить по-русски, и попросили его помочь
нам осмотреть тюрьму.
Ни решеток на окнах, ни металлических дверей, ни
других атрибутов тюремного помещения здесь не было.
Но когда мы вошли внутрь, то были потрясены увиденным:
заключенные - их было семнадцать - были прикованы к
столбам. Оказалось, что, кроме двух местных жителей,
остальные пятнадцать были русскими подданными, у
которых жены были персиянки. Мы хотели освободить
всех, но нам посоветовали не делать этого, поскольку это
не входило в нашу компетенцию.
А вообще такая бедность, нищета была кругом! Местное
население относилось к нам доброжелательно, бедный
20

люд был на нашей стороне. Больше всего нас поразило
то, что нищие взрослые и дети, а их было очень много,
просили милостыню, хотя продукты, можно сказать,
лежали у них под ногами - сбежавшие богачи побросали
свои магазины, где было все, что душа желает. Но ни один
нищий не позволил себе взять чужое. Они только просили
и брали то, что им давали. В магазинах лежал товар, рядом
ценники. Люди, те, кому было, чем платить, заходили,
оставляли деньги на прилавке, брали товар и уходили, а
продавец все это время и не появлялся.
Мы никак не могли взять в толк, как это возможно, что
в такое бедной стране нет воровства? Нам ведь всегда
говорили, что причиной воровства служит бедность.
Но вот мы пришли в чужую, бедную страну, в которой,
к нашему крайнему удивлению, никому не приходило
в голову что-то украсть. Это заставляло задуматься о
многом. Неужели только страх перед наказанием может
искоренить воровство? Вряд ли. Все-таки воспитание - это
великое дело!
У нас денег не было, нечем было заплатить за товар,
поэтому, чтобы не прослыть ворами, мы «расплачивались»
лотерейными билетами, которые местное население
принимало за валюту.
Я впервые узнал, что в этой стране есть народная
партия «Туде» с коммунистическими идеалами, которую
поддерживал трудовой народ.
Справка:... «со второй половины 30-х годов началось
проникновение в Иран фашистской Германии. Во время
2-й мировой войны (август 1941 г.) на территорию Ирана
были введены советские и английские войска. В сентябре
1941 года шах отрекся от престола в пользу своего сына
Мохаммеда Реза Пехлеви. (Советский энциклопедический
словарь, Москва, 1984).
21

Не знаю, сколько бы мы еще удивлялись контрастам
Ирана, но в октябре 1941 года наше спецподразделение
было переброшено на турецко-советскую границу,
недалеко от Кировобада, в район железнодорожной
станции Ани, что близ реки Арпачай.
С пограничного поста мы часто обозревали турецкую
территорию. Хорошо просматривались развалины
древней армянской столицы Ани. Здесь мы стояли на
страже с октября до конца ноября 1941 года.
В конце ноября 1941 года наше спецподразделение
было переброшено с армяно-турецкого участка границы
в Краснодарский край, на Кубань, в местечко «Тунельная»,
где формировались десантные подразделения. Здесь до
конца декабря 1941 года нас обучали правилам посадки
на корабль и способам высадки с корабля на сушу в
различных условиях боевой обстановки. 26 или 27 декабря
1941 года наш первый батальон погрузили на пароход
«Парижская коммуна». Это был пассажирский пароход,
приспособленный в годы войны под десант. Весь личный
состав находился в трюме, а артиллерия, танки и вся другая
техника - на палубе. Плыли мы долго, и под Новый год,
31 декабря подошли к берегу. Дождавшись ночи, начали
высадку у мыса Камыш-Бурун. Во время высадки в моем
взводе потерялся рядовой Карапетян, наверное, утонул,
когда мы прыгали с борта в холодные штормовые волны
прибоя. Солдаты были физически ослаблены, к тому же у
каждого был большой груз. Я очень переживал эту потерю.
После высадки сразу же вступили в бой с немецкой
береговой охраной, перебили ее и пошли в направлении
города Керчь. Там приняли жестокий бой с хорошо
вооруженной группировкой немцев. Впервые я видел,
как моряки гибли в открытом бою. Шли прямо под огонь,
всей массой напирали и вытесняли немцев из занимаемых
22

позиций. В этих первых боях пало много наших солдат,
но немцев вынудили бежать. Мы преследовали их
без передышки на глубину около пяти километров от
побережья. К полудню мы подступили к рубежу, откуда
должны были наступать дальше. Наша разведка доложила,
что в камышах находятся немцы, и нам предстоит вытеснить
их оттуда.
Но как? Столько людей потеряли! Боеприпасов мало,
а из оружия - трехлинейная самозарядная винтовка
Токарева (СВТ), но и эта винтовка в условиях Крыма не
годилась. Попадает песчинка, и винтовка выходит из строя.
В этом отношении немцы нас во много раз превосходили,
они все были вооружены автоматами, у них были и
пулеметы, в моем же взводе лишь я имел автомат.
На второй день, 1-го января 1942 года, рано утром мы
услышали гул - два самолета-разведчика покружили над
нами, затем улетели. А вскоре налетела немецкая авиация
и весь день бомбила позиции артиллерийских батарей,
расположенных позади пехоты. После такой «обработки»
от нашей артиллерии остались «рожки да ножки».
Было такое впечатление, что немецкую авиацию
наша пехота не интересовала. И в 4 часа дня, без всякой
артиллерийской поддержки, мы пошли в атаку. Противник
встретил нас губительным огнем и контратаками.
Патриотизма у наших солдат было хоть отбавляй, но этого
было недостаточно для уничтожения сильного врага,
нужна была еще огневая мощь, которой мы, к великому
нашему несчастью, уже не обладали.
До темноты мы добрались до намеченного рубежа
- небольшой возвышенности, на которой оборонялись
немцы, но преодолеть его мы не смогли. Когда стемнело,
мы собрали остатки десантного батальона - нас осталось
около роты, иными словами, потери составили две трети
23

батальона! Вся равнина, которую мы прошли под огнем
противника, была покрыта трупами наших товарищей.
Остались лежать на поле боя молодые солдаты, друзья,
товарищи. Вот лежит, откинув руку с винтовкой и
подавшись вперед рядовой Тарасов. Веселый, забавный
парень, сколько радости он всегда приносил с собой! Мне
не верилось, что он мертв, но в его широко открытых глазах
уженебыложизни.Как-тостранноуткнулсявземлю,поджав
колени, сержант Шеретюк. Им было всего по двадцать лет!
Жить бы да жить... Это было ужасное зрелище! Каждый
раз, как вспомню, в горле перехватывает...
Мы стали искать и собирать раненых. К тому времени
подоспели санитары. На войне хорошо организованная
санитарная служба не только спасает жизнь, но и
поднимает моральный дух воинов.
Вечером, часам к 10 на танке подъехал полковник
и отчитал нашего комбата, капитана Князева за то, что
он допустил такие потери. Что мог ответить комбат? Ему
был дан приказ, и он его выполнил: батальон овладел
указанным ему рубежом. В том жестоком бою я случайно
остался жив.
Но вот новая задача - разведать позиции немцев.
Отобрал я четверых солдат и отправился с ними в разведку.
Мы незаметно пробрались к населенному пункту, обошли
его слева. Оценив обстановку, я расположил своих солдат
так, чтобы каждый видел меня, а сам добрался до крайнего
дома, заглянул в него, там - мертвая тишина. Обогнул дом и
взял под обзор улицу, затем дал сигнал солдатам, чтобы они
подтягивались. И тут я увидел человека, который, ничего
не подозревая, шел прямо на меня. Когда он поравнялся со
мной, я вышел к нему. Человек очень испугался, но, придя
в себя, сказал, что немцев здесь нет. Тогда я подозвал своих
солдат.
24

Незнакомец рассказал нам, что немцы все бросили и
ушли. И действительно, недалеко стояла походная кухня,
рядом - две машины, под навесом стояли два мотоцикла,
рядом - еще 10 или 12 не распакованных мотоциклов.
Все это подтверждало, что мы вели бой с мотоциклетной
частью, вооруженной автоматами. Человек нам показал,
где была их столовая, где отдыхали немцы.
Кроме одного убитого румынского офицера, мы
не нашли других, значит, полагали мы, немцы забрали
всех своих мертвых, а румына оставили. Убедившись,
что немцев здесь нет, дали сигнал ракетой, и через час
наши стали стягиваться. Прибыл и полковник на своем
разведывательном танке, поставил остаткам нашего
батальона задачу и приказал комбату Князеву держать
постоянную связь с командиром 814-го мотострелкового
полка.
Мы двинулись к очередному рубежу, и когда достигли
населенного пункта, названия которого я не помню,
наметили оборонительную линию, выкопали две траншеи,
расставили огневые точки и приготовились к отражению
контратаки немцев. Организовали наблюдение за
противником, сменяя наблюдателей через каждые два
часа. Вскоре немцы предприняли две контратаки, но
мы их отбили. К этому времени у нас уже не осталось
боеприпасов, и мы стали использовать немецкое оружие,
однако боеприпасов к нему тоже было крайне мало.
Мыждали с часу на часподкрепления и продовольствия.
Есть было нечего, и я пошел раздобыть чего-нибудь для
своего взвода. Забрел на разрушенную мельницу, наскреб
там немного муки. Вернулся, стали выпекать хлеб, но
попробовать нам его так и не удалось - под утро немцы
начали контратаку. Натиск был очень сильный, лупили по
нам снарядами и минами, поливали свинцом из пулеметов
25

и автоматов, а нам ответить нечем, связи с тылом нет...
Ничего не оставалось делать, как отступить.
Я кое-как собрал свой взвод, и мы стали отходить.
Двигаться пришлось по открытой местности, и мы
оказались у немцев как на ладони. Они по высотам
обогнули нас с левого фланга и открыли огонь... Я
приказал остаткам взвода залечь, рассредоточиться и
выбираться к нашим самостоятельно. Сам пополз, прячась
в траве, в складках местности. Солнце палит жарко, мучает
жажда... Вдруг, вижу, бежит ко мне лошадь. Это же наша
взводная кобыла Родина! Жива?! Мелькнула спасительная
мысль - вскочить на лошадь и умчаться подальше от
простреливаемой немцами местности. Но как только я
попытался броситься к лошади, вокруг меня начинали
густо «цокать» пули немецких автоматчиков, «Охотятся за
мной», - с тоской подумал я. Не хотелось вот так умирать,
как беззащитное животное, от пули распаленного азартом
охотника.
«О, Уастырджи! - взмолился я по-осетински. - Спаси!»
Я переползал по складкам местности от одной ямы
или воронки к другой, скрываясь от прицельного огня,
но Родина всюду следовала за мной, будто показывая тем
самым место, где я находился. Это продолжалось долго...
Но вот я перебежками пересек еще один открытый участок
и свалился в какую-то яму. Родина подбежала было ко мне,
но была сражена пулеметной очередью и рухнула в яму,
прямо на меня. Это было моим спасением. Ценой своей
жизни Родина спасла меня от неминуемой гибели.
Пролежал я под трупом несчастной лошади до
темноты, изнывая от жары, жажды и голода. Утром,
выбравшись из ямы, увидел, что вокруг открытого участка
выставлена немецкая охрана, которая будто меня и ждала.
Так я оказался в плену. Немцы погнали нас в район Семи
26

Колодезей, что в Крыму, собрали в лощину около 200
человек. Выставили вокруг охрану и стали думать, что с
нами делать. Просидели мы без пищи, без воды дотемна.
Но юность - отчаянна, иногда безрассудна. Как это так,
чтобы они командовали мной?!.. Нет, надо выбираться к
своим. Нашел себе напарника, и мы договорились ночью
бежать. А там будь что будет...
Когда совсем стемнело, пленные, изможденные, кто
уснул, а кто ушел в свои мысли... Охрана тоже стала
позевывать, и мы незаметно стали уходить. Двигаясь
в сторону Семи Колодезей, к утру добрались до своих.
Радости нашей не было предела! «Один в поле не воин»
- говорит русская поговорка. Я эту поговорку познал, что
называется, на себе.
Мы двигались вперед целый день, но к вечеру
завязалась перестрелка с немцами. Здесь я был ранен
в ногу и отстал от группы, потерял и своего товарища по
побегу из плена. Всю ночь мыкался я в поисках своих,
раненная нога распухла, пришлось расстаться с новыми
кирзовыми сапогами. Лишь к утру босиком, опираясь на
палку, выбрался на дорогу. Здесь меня подобрала наша
машина.
Забрался я в кузов «полуторки», а там мешок с сухарями
и колбасой. Велик был соблазн залезть в чужой мешок, но
я не посмел. Сидел и глотал слюни... Водитель высадил
меня в каком-то селе, дал мне с собой кусок колбасы и
три сухаря. Постучался я в один дом, второй - никого,
постучался в третий, открыла дверь женщина, посмотрела
на меня и впустила.
На столе лежал хлеб домашней выпечки, была еще
какая-то еда. Хозяйка предложила поесть, но у меня уже не
было сил ни есть, ни пить, хотелось тут же завалиться в угол
и спать... Я поблагодарил хозяйку и попросил только одно
27

- постелить мне где-нибудь. Утром хозяйка покормила
меня кусочком сыра с хлебом. В комнате увидел за ширмой
еще двоих, мужчину и женщину. Мужчина обратился ко
мне: «Мальчик, тебе любой ценой надо уходить отсюда,
тем более, что ты ранен, если немцы нагрянут, они сразу
определят, что военный, и расстреляют, а заодно и нас
за укрывательство». Это был дельный совет, и я к нему
прислушался. На прощание хозяйка дала мне еще кусочек
сыра и хлеба. Проводив немного, посоветовала скорей
найти госпиталь, а то моя нога может нагноиться. Я спросил,
где госпиталь, и она мне указала, как до него добраться. Я
отправился в путь, опираясь на палку.
Ковыляю так по дороге, вдруг слышу шорох в кустах.
Кричу: «Кто идет? Стрелять буду!». В ответ кто-то говорит:
«Свой!» Подошел я поближе, чтобы рассмотреть человека.
Он меня спрашивает: «Мусульманин?» Я ответил, что
нет, христианин. Человек сплюнул и подался восвояси.
Интересно, что бы было, если бы я сказал, что мусульманин?
Доковылял я все-таки до полевого госпиталя, что
располагался на берегу моря и где шла подготовка партии
раненых к эвакуации. Меня перевязали и присоединили
к ним. Вскоре нас, раненых, погрузили на корабль, и мы
отплыли в Новороссийск.
Холодное январское море привычно катило свои
свинцово-тяжелыеволныкберегу.Надушебыло и радостно,
что жив, и печально, что так плачевно закончился первый
десант на Керченский полуостров. Пока плыли, одолевали
разные мысли, роились в голове вопросы... Почему,
когда немецкие самолеты бомбили нашу артиллерию,
не прилетел ни один истребитель, чтобы прикрыть ее?
Почему после первой успешной атаки немецких позиций
намне подвезли боеприпасы и продовольствие? Почему,
наконец, бросили нас, фактически безоружных, на
произвол судьбы?
28

Со своей, старшинской, колокольни мне виделись не
только свои промахи в первых схватках с фашистами, но
и досадные промахи старших начальников, не сумевших
тщательно подготовить такую сложную десантную
операцию. Да, то был жестокий, кровавый урок на будущее!
Справка:...в ходе Керченско-Феодосийской операции
(с 25 декабря 1941 года по 2 января 1942 года) в сложных
погодных условиях были высажены десанты и захвачены
плацдармы на северо-восточном побережье Керченского
полуострова и в Феодосийском порту. (Военный
энциклопедический словарь, Москва, 1984).
В Новороссийском военном госпитале нас
«обработали», рассортировали, и я попал в Кисловодский
госпиталь. Там я пролечился один месяц, а потом меня
отпустили домой в отпуск на две недели.
Дома меня хорошо подкормили, хотели даже женить,
но я отшутился, сказал, что моя невеста еще не выросла,
да и с немцами еще не расквитался. Когда кончился отпуск,
я отправился в военкомат. Там меня направили в Грузию на
переформирование.
Прибыл я в местечко Очамчири, где располагался
формировочный пункт.
Там впервые на себе испытал, что такое «куриная
слепота». Кактолько заходило солнце, я переставал видеть.
Нам стали давать рыбий жир три раза в день по столовой
ложке, и вскоре зрение восстановилось.
После этого меня определили в танковую школу в
городе Баку. Получил я все необходимые проездные
документы - и в путь, за новой военной судьбой.
Почти весь 1942 год в Саянских казармах мы изучали
наряду с советским Т-34 английский танк «Матильда»
и американский «Шерман». Особенно нам понравился
29

«Шерман» - красавица-машина, но она была слишком
высокой, зато «Матильда» была приземистой, клиренс
маленький, ползала, что называется, на «брюхе». А наша
тридцатьчетверка, хоть и была грубоватая, но какая-то своя,
надежная, в ней чувствовалась и мощь, и норовистость, и
особая русская красота!
Изучали мы и танковое вооружение, тренировались
в стрельбе из всех его видов. Со стрельбой из танковой
пушки дела у меня пошли лучше всех, все упражнения
по стрельбе я выполнял только на «отлично», за что меня
даже прозвали снайпером. Осенью 1942 года, не закончив
курс обучения в танковой школе, я был направлен на
фронт, под Ростов, в Новочеркасск, в качестве командира
орудия-наводчика танка Т-34. Немцы рвались на Кавказ, и
надо было их остановить.
Я был назначен командиром танка. Бои были тяжелые,
кровопролитные. В одном из боев я подбил свой первый
немецкий танк, но, увы, вскоре и мой танк подбили.
Машина загорелась, и экипаж покинул ее. Так я потерял
свой первый танк.
Справка:... в Ростовской операции (1 января -
18 февраля 1943 г.) войска Южного фронта, уступая
противнику в танках и авиации и испытывая недостаток
в боеприпасах и других материальных средствах, нанесли
группе немецких армий «Дон» серьезное поражение и
продвинулись на 300-450 км. (Военный энциклопедический
словарь, Москва, 1984).
Второйтанкя получил в городе Горьком. Какспециалист,
знающий не только отечественный танк, но и английский,
и американский, я был направлен туда за танками. Здесь
мы в течение двух месяцев принимали танки «Матильда» и
«Шерман», которые привозили в СССР из Великобритании
и США. Танки доставлялись в Баку через Персидский залив
30

и территорию Ирана и по Северному морскому пути - в
город Архангельск. Из этих двух городов английские и
американские танки доставлялись в город Горький, где
находился формировочный пункт. Экипажи подбирались
в учебном полку, который располагался в землянках. Из
экипажей формировались танковые части, которые затем
отправлялись на фронт.
Здесь в 1942 году меня приняли кандидатом в члены
ВКП(б). Когда меня на партийном собрании спросили, в
каких боях я принимал участие, я ответил, что высаживался
в составе 814-го мотострелкового полка Закавказского
военного округа на Керченский полуостров в январе
1942 года. Вскоре после этого меня наградили медалью
«За отвагу». Это была моя первая боевая награда.
Сформировали экипажи, взводы и роту. Командира
роты еще не было, поэтому я был и старшиной роты,
и ее командиром. Погрузили мы свои «Шерманы» на
железнодорожные платформы и отправились на фронт.
Принимали участие в Белгородской операции. В одном
из боев мой «Шерман» был подбит, но я опять остался
жив, если не считать легкие ранения, которые пришлось
подлечить.
Справка:...в ходе Белгородско-Харьковской операции
(с 3 по 28 августа 1943 г.) была разгромлена Белгородско-
Харьковская группировка противника (15 дивизий), и войска
продвинулись до 140 км... (Военный энциклопедический
словарь, Москва, 1984).
Третий мой танк тоже был американский «Шерман».
Это было уже в Белоруссии. Сначала мы были в обороне,
ждали крупное наступление немцев, но почему-то оно
затягивалось, во всяком случае, всю зиму 1943 года
мы просидели в обороне. Со снабжением было плохо,
приходилось самим о себе заботиться. Питались в
31

основном картошкой. Вскоре командование решило
послать глубоко в тыл немцев разведку, в состав которой
из нашей танковой роты попал и мой взвод из трех
быстроходных танков «Шерман».
Разведрота в составе 10 танков двинулась в тыл
немцев. Проход через передний край нам обеспечили
удачно. Немцы нас не могли обнаружить, поскольку мы
передвигались только, когда передвигались и немецкие
танки и бронемашины. Мы следили за передвижением
живой силы и техники немцев, и результаты докладывали
командованию по радио.
Мы пробыли незамеченными в глубоком тылу немцев
около полутора месяцев осенью 1944 года, ведя разведку
и выявляя количественный и качественный состав
немецкой группировки на территории Польши. Хотя наша
рота передвигалась только в темное время суток, немецкая
авиация все-таки обнаружила нас. И тогда командир роты
капитан Баранов принял дерзкое решение - возвращаться
к своим, пристроившись к какой-нибудь колонне немцев,
двигающейся к линии фронта. Замысел командира был
реализован. Мы шли, обгоняя немецкую технику. Они даже
уступали нам дорогу, принимая наши «Шерманы»за новые
образцы немецких танков. И только когда до переднего
края оставалось несколько километров, наша рота
развернулась, и мы открыли огонь из пушек и пулеметов
и, как говорится, раздолбали немецкую колонну в пух и
прах... Дали волю накопившимся чувствам, напряжению.
Ворвались мы в расположение своих войск уже в составе 6
танков, 4 потеряли. Подбит был и мой, командирский танк.
Он загорелся, и от угарного газа командир разведроты
капитан Баранов потерял сознание. От бронебойного
снаряда, пробившего борт танка, у меня были ранены
кисти обеих рук, они меня не слушались, и мне пришлось
32

зубами вытаскивать командира роты из горящей машины.
Это был мой третий подбитый танк.
Помогал мне член экипажа Ковальков. Когда мы
оказались вне машины, Ковальков сделал Баранову
искусственное дыхание, и тот очнулся. За эту
разведывательную операцию капитан Баранов был
удостоен звания Героя Советского Союза. Впоследствии
он погиб в бою.
Подлечившись в полевом госпитале, я снова вернулся
в строй. В декабре 1944 года, в Польше, я получил
четвертый по счету танк, и опять «Шерман». Экипаж
состоял из пяти человек, но фактически нас было четверо:
я, Ковальков, Кравченко, фамилии других членов экипажа,
к сожалению, не запомнил. Только помню, что экипаж был
многонациональным: русский, белорус, осетин и удмурт.
Наш танк был командирский, но командир батальона
никогда в свой танк не садился, поэтому командовать
танком приходилось мне. Официально я исполнял
обязанности: старшины танковой роты, помощника
командира танка и наводчика орудия.
В составе 2-го Белорусского фронта мой экипаж
принимал участие в Висло-Одерской операции. Мы
действовали в направлении Одер - Нейсе во втором
эшелоне. В первом эшелоне прорыва шли тяжелые танки
КВ (Клим Ворошилов) и ИС (Иосиф Сталин). Как нам тогда
говорили, атака первого эшелона захлебнулась, поэтому
бросили второй эшелон, в котором были средние танки
Т-34 и «Шерманы».
Потери от противотанковых средств противника у нас
были большие, но благодаря скорости и маневрам на поле
боя нам удалось прорвать сильно укрепленную оборону
немцев и углубиться на его территорию. Тогда в нашей
роте был подбит только один танк.
3
33

Мне было приказано разведать противника. И вот мы на
трех танках выдвинулись в сторону противника. За нашими
действиями наблюдал почти весь наш механизированный
корпус. Мы приблизились к одной животноводческой
ферме, растянувшейся метров на 100, и стали ее обходить.
Мой танк был головной, за мной следовали на
дистанции около 50 метров остальные две машины. Когда
мы обходили постройки животноводческой фермы, я
заметил, как в нашу сторону поворачиваются четыре ствола
танков и самоходных установок. Они выжидали, чтобы мы
подошли поближе, но я разгадал их замысел и приказал
механику-водителю остановиться, затем двигаться задним
ходом, стараясь не подставить борт противнику. Механик
четко выполнил маневр, и когда противник открыл огонь,
танк уже был повернут лобовой броней к его орудиям. Я не
успел проверить, как выполнил мой приказ другой экипаж,
поскольку началась огневая дуэль, а тут уже секунды
решали исход боя.
Сосредоточенным огнем мы подожгли немецкие
танки, но и свои два потеряли. Нас поддержала корпусная
тяжелая артиллерия, и немцы стали уходить. Мой танк
получил семь пробоин, из экипажа остались только я и
Ковальков, остальные погибли. К тому времени подоспели
наши.
После переформирования я получил новый, пятый
по счету танк «Шерман». В составе обновленного
экипажа мы заняли свое место в боевом порядке нашего
8-го механизированного корпуса под командованием
полковника, если мне не изменяет память, Фалкиса. В
том наступлении на моем счету было два подбитых танка,
а всего с начала моей танковой карьеры - четыре. Мы
продолжали преследовать противника. Мой взвод снова
вел разведку. Мы должны были выявлять места скопления
34

отступающих частей дивизии СС «Мертвая голова» и
докладывать командованию корпуса, в бои ввязываться
только в крайнем случае. На нашем пути встречалась
брошенная немецкая боевая техника, в топливных баках
которых не было ни капельки горючего.
Мы встретили остатки подразделений дивизии
«Мертвая голова», маскировавшиеся в небольшой
лощине, но в бой не вступили и доложили командованию.
До подхода нашей пехоты мы не дали немцам выйти из
укрытий, чтобы сесть в танки и бронемашины. Как только
они вылезали, мы открывали огонь из танковых пулеметов,
и они снова прятались.
Вошли мы позже в какой-то городок в Восточной
Пруссии, кругом дым и смрад, улицы узкие, не развернуться
на танке, и образовалась «пробка». Стоим, но ведь я
непоседа, не утерпел, взял автомат и выскочил из танка,
поглядеть на немецкий город, пока «пробка» рассосется.
Зашел в первый же дом, поднялся на второй этаж.
Просторная комната, дорогая мебель, красивые занавеси
и огромная печь, выложенная красивым кафелем...
Любуюсь всем этим, как вдруг - грохот! Это снаряд попал
в дом, и, проломив потолок, обрушил стену и верх печи.
Мне-ничего.
Когда пыль рассеялась, я увидел, что с разрушенной
печи упал ящик, и из него посыпались золотые и
серебряные монеты. Я взял горстку, ради интереса.
Положил монеты в карман и вошел во вторую комнату.
О боже! Это был колбасный цех! Здесь висели целые
туши копченостей, и я, конечно, прихватил колбаски для
экипажа. Вернулся я к ребятам в свой танк, дал каждому по
колбасине, показал золотые монеты и подарил каждому
на память.
К тому времени «пробка» рассосалась, и мы тронулись
35

дальше по узким кривым улочкам вражеского городка.
Разведка наша доложила, что дальше двигаться нельзя,
и мы остановились. В ротной колонне моя машина была
головной, а за мной остановились через 50 метров
остальные машины роты.
После небольшой передышки мы снова двинулись
вперед по территории Восточной Пруссии. Крупных боев
не было, одни мелкие стычки с отступавшим противником.
Но вот нас снова остановили и приказали готовиться к
отражению контратаки немцев. Мне была поставлена
задача разведать местность с десантным отделением для
организации оборонительных позиций.
На трех танках под вечер мы отправились в разведку.
Пробирались вдоль дороги, маскируясь в придорожных
лесонасаждениях. Несмотря на поздний час, балтийское
небо было настолько светлым, что в прицел и танковые
триплексы было видно как днем. И на возвышенности я
увидел одинокий дом. Остановился, чтобы хорошенько
осмотреть местность. Я послал десантников к дому, а
механика с помощником попросил осмотреть снаружи
машину. Сам стал изучать возвышенность, поскольку она
хорошо подходила для организации обороны. Но нужно
было убедиться, что она не занята противником.
И вдруг послышалась стрельба со стороны одиноко
стоящего дома - это у моих десантников завязался бой
с немцами. «Дело плохо, - подумал я, - надо помочь
ребятам». Я дал два снаряда по одинокому дому, и он
разлетелся в щепки.
Нужно было бы осмотреть возвышенность, но обзор
был ограничен, пришлось развернуть башню на 180
градусов, и тут я увидел дуло пушки, направленной в мою
сторону. Я подал команду заряжающему: бронебойным!
Кравченко тут же дослал снаряд в казенник пушки. И все
36

же мой выстрел прогремел одновременно с немецким...
Снаряд немца пробил борт нашего «Шермана». Я дал
вторую команду - осколочным! Но казенная часть пушки
не откликнулась привычным лязгом. Я оторвал глаз от
прицела и... почувствовал что-то неладное. Напряжение
было настолько сильное, что я не заметил своего ранения
и гибели Кравченко. Лицо мое и руки были в крови, руки
повисли, как плети, но сознание я не терял ни на секунду.
Открыл головой крышку люка башни и сразу же по
машине - автоматная очередь. Повернул крышку для
прикрытия от огня и стал вылезать из танка. В этот момент
подоспели механик с Ковальковым, и я упал им на руки.
Пересадили меня в другой танк, сделали перевязку и
повезли в госпиталь.
В полевом госпитале, разместившемся в особняке
немецкого барона, я долго сидел, ожидая своей очереди.
В первую очередь на операцию уносили лежачих, а я был
ходячий. Когда врач увидела, в каком я состоянии, она
начала кричать на меня - почему молчу?!
Что я ей мог ответить? Вокруг меня были не в лучшем
положении. Видимо, это в моем характере - терпеть. И
почему-то я был уверен, что меня никакие ранения не
смогут сломить. Подлечат - и опять в строй, как всегда.
Это было 27 марта 1945 года. Восточная Пруссия.
Оперирующий хирург-врач и другие врачи умоляли меня
разрешить ампутировать руки и глаз, но я не соглашался,
они говорили, что я могу лишиться и правого глаза... Что
было делать?
На второй день мне удалили глаз. Руки ампутировать
я не давал, все еще не верил, что они, вдобавок ко всему,
поражены газовой гангреной. И только когда я уже
потерял сознание, врач сама решила и прооперировала
меня.
37

Когда я проснулся и осознал, что со мной случилось...
Это была трагедия. Разве словами передашь, что я
чувствовал? Для меня рухнул весь мир, меня не было.
Странное существо человек: я ежесекундно рисковал
жизнью во время сражения, был внутренне готов к тому,
что могу и я погибнуть, как другие, тысячи. А вот к тому,
что я буду инвалидом - нет, к этому я оказался совершенно
не готов. Мое сознание не хотело мириться с мыслью, что
все кончено, что это случилось именно со мной. Сознание
отказывалось верить, что я, двадцатичетырехлетний
парень из маленького села Хумалаг, обречен быть калекой.
Ведь я никогда не болел, был здоровым, весельчаком,
своими руками любил вырезать всякие деревянные
поделки и дарить их соседям. Как я теперь вернусь к
ним такой? Какой же опорой я буду в доме? Какие только
мысли не мелькали в голове... Когда я пришел в себя после
операции, рядом на кровати сидела женщина-врач, и я
увидел, как по ее лицу текли слезы. Она что-то говорила,
но я ничего не понимал, о чем это она. Я - калека!? И я
никогда не смогу взять в руки штангу, которую очень
полюбил, никогда не смогу на турнике сделать подъем с
переворотом... В этот момент я даже мечтал о смерти как
о благе...
Но жизнь - удивительная штука! И она брала свое...
Оперировавшие меня врачи были из Ленинградского
медицинского института, весь медперсонал был оттуда.
Это были сильные, героические люди! Преданные своему
делу фанатично. Они не дали мне пасть духом, поддержали
в самый критический период моей жизни, и я благодарен
им по сей день.
А дальше - время залечивало физические и душевные
раны. Моя жизнь надолго была связана с госпиталями...
Один госпиталь сменялся другим. Из Восточной Пруссии
38

повезли нас домой через Польшу. Здесь наш санитарный
поезд взорвали какие-то польские недоброжелатели, если
не сказать больше. Из 10 вагонов с ранеными пострадали
первые и последние вагоны. Были жертвы. Обидно! Если
бы не Советская Армия, что было бы с Польшей? И потом,
как можно вымещать свое зло на беззащитных раненых?
Вообще вымещать ненависть и зло на беззащитных всегда
считалось уделом отъявленных бандитов и трусов.
Наконец мы дома. Город Торопец. Нас удивило, что в
городе почти не осталось домов, а церкви сохранились,
мы насчитали около десяти. Из Торопца нас переправили в
Калинин, это было уже весной 45-го. Здесь меня хотели уже
выписать. В моем теле еще оставалось множество мелких
осколков, но врачи почему-то ими не хотели заниматься.
Главврач осмотрел меня и не сказал ни «нет», ни «да».
Через несколько дней я пошел к нему и сказал, что если
меня в течение 12 часов не отправят в Москву, я сам
пешком пойду без всякого разрешения. После этого он дал
мне документы, и меня на санитарной машине привезли
в Москву. Поместили меня в Лефортово, там была школа,
которую заняли под госпиталь.
В Москве ко мне было совсем другое отношение. Из
Ленинграда специально вызвали хирурга, его фамилия,
если память мне не изменяет, была Лабок. Он сделал мне
разрез между локтевой и лучевой костями правой руки
так, что вместо обрубка образовалась «клешня» (операция
Крупенгерга), которой мне предстояло научиться
действовать, чтобы не быть совсем беспомощным.
В госпиталях были такие же, как и я, и даже более
беспомощные. В одной палате со мной лежал бывший сапер
Школьников - без рук и без ног, страшный человеческий
обрубок. По сравнению с ним я должен был бы считать себя
везучим... В подвале у нас была баня, - я подхватывал его
39

своими культяшками в охапку и, прыгая через ступеньки,
бежал вниз. Медсестры кричали в страхе: «Салам, что ты
делаешь? Уронишь!». Школьников был очень привязан ко
мне, благодарен за мое внимание к нему. Радовался таким
«поездкам», приговаривая: «Порядок в танковых войсках».
В это же время в одном из московских военных
госпиталей находился после ранения мой земляк -
Чермен Кудурович Албегов. Каким-то образом моя мать
раздобыла адрес госпиталя и написала ему письмо с
просьбой разыскать меня, так как давно не было писем.
Чермен Албегов нашел-таки меня.
В военном госпитале №4624, в здании нынешнего
пединститута имени Н.К. Крупской, нас, тяжелораненых
танкистов, дважды посетил командующий бронетанковыми
и механизированными войсками маршал бронетанковых
войск Яков Николаевич Федоренко. Идут годы, а меня не
покидает чувство не исполненного долга перед маршалом,
перед человеком, проявившим к нам, тяжелобольным
танкистам, столь высокую человечность, подлинный
гуманизм.
Яков Николаевич интересовался всем - нашим
состоянием, будущим. Выяснив все наши нерешенные
вопросы, он принимал самые оперативные меры, чтобы
помочь нам. В частности, у меня не оказалось документов.
Через некоторое время все было восстановлено, как я
понял, через мою воинскую часть. Его личное участие в
моей судьбе не взвесить ни на каких весах. Он вручил мне
документы и награды, которых я был удостоен за боевые
действия, по-отечески радовался, когда по ходатайству ЦК
ВЛКСМ мне была назначена персональная пенсия.
40

Федоренко Яков Николаевич,
маршал бронетанковых войск
Маршал подарил мне штатский костюм - такое, чисто
человеческое внимание, проявленное ко мне, придавало
новые силы в борьбе со своей немощью. Наш маршал был
наделен необыкновенными человеческими качествами, он
обладал широким, щедрым, добрым сердцем и неуемной
энергией.
Воистину правильно говорят, что человек жив, пока к
нему внимательны окружающие. И мне сегодня хочется
сказать запоздалые слова благодарности в адрес маршала
Якова Николаевича Федоренко, исходящие искренне
от сердца старого израненного танкиста, чтобы они
были услышаны его родными, близкими, друзьями и
его боевыми товарищами и в какой-то мере восполнили
портрет настоящего полководца и человека.
Жизнь продолжалась. Мне приходилось всему учиться
заново, вот как ребенок учится делать первые шаги,
произносить первые слова, точно так же и я.
41

К нам в госпиталь приходила старая большевичка
по фамилии Толстикова. Она занималась со мной, учила
русскому языку, это она привила мне любовь к чтению.
Читал все, что попадалось на глаза, особенно мне
нравились исторические книги. В этой женщине было
столько благородства и внимания ко мне, что даже после
выписки из госпиталя она не прервала со мной связь, и мы
долгое время переписывались. Безмерно ей благодарен.
Мне было сделано 19 пластических операций. Всего я
пролечился в разных госпиталях более двух лет-с 27 марта
1945 года по 28 июня 1947 года. Много пришлось пережить
за это время. Каждую ночь мне снился тот последний бой.
Если бы я тогда на секунду раньше выстрелил из пушки, то
все могло кончиться для моего экипажа благополучно, был
бы жив заряжающий Кравченко, и я бы не стал инвалидом
1-ой группы в свои 24 года... Если бы, если бы... Но война
есть война, будь она проклята!
Справка: В ходе Восточно-Прусской стратегической
операции войска 2-го и 3-го Белорусского фронтов и
часть сил 1-го Прибалтийского фронта разгромили
группировки противника в Восточной Пруссии. (Военный
энциклопедический словарь, Москва, 1984).
Из Москвы меня послали в сочинский военный
санаторий.
Когда я покидал гостеприимный город Сочи,
мне подарили две коробочки с приспособлениями,
изготовленными специально для меня. Тут было все, что
нужно для повседневной жизни, вплоть до расчески. До
сих пор я пользуюсь этими приспособлениями.
Когда закончился курс лечения, меня сначала
протезировали, а потом учили пользоваться этими
протезами. Учили даже печатать на машинке.
42

В июне 1947 года я вернулся в родное село, а в августе
того же года поступил во Владикавказский пединститут на
исторический факультет. Получал Сталинскую стипендию.
Окончил учебу в 1951 году и был направлен в Хумалаг
учителем истории. Проработал четыре года, затем меня
назначили директором 8-летней школы. До 1962 года
работал директором, преподавал историю в средней
дневной и вечерней школах Хумалага. Конечно, были
минуты отчаяния, даже паники... Хотелось все бросить и
заглушить душевную боль туманом алкоголя. Да, бывали
и такие моменты... Но, словно ангел, появилась в моей
жизни Елена, и все стало на свои места.
В 1962 году в пединституте появилось вакантное место
аспиранта на кафедреновой и новейшей истории.Я попытал
свое счастье, и мне повезло. Тогда ректором института
был Христофор Чибиров, который к моей просьбе отнесся
благосклонно, и меня избрали ассистентом кафедры. С
той поры я прошел все ступени: ассистента, старшего
преподавателя, доцента, заведующего кафедрой, декана
факультета. Диссертацию защитил в 1968 году.
Меня иногда спрашивают: «Где ты брал силы?..» Силы
придавала вера в справедливость, а девиз мой был прост:
«Цард домбай уаед!».
Должен сказать, что одному бы мне никогда не одолеть
столько трудностей. Без поддержки друзей, которых
я приобрел в госпиталях, врачей, которые сделали
все возможное для меня, обладая не только высоким
профессионализмом, умом, но и удивительной душевной
щедростью, без Елены - угас бы во мне интерес к жизни...
Жаль, что не могу вспомнить все имена, фамилии и адреса
моих боевых товарищей и врачей. Мои блокноты, где были
записи, потерялись во время многочисленных переездов из
одного госпиталя в другой. Но никого не забыл, всех помню...
43

ПРЕВОЗМОГАЯ СЕБЯ...
Нередко судьба сталкивает нас с человеком, которому
потом становишься навсегда благодарным. Такой стала для
Саламгери Алихановича Кокаева учительница Толстикова,
представительница старой интеллигентной школы. Она
приносила ему книги, постепенно вводила в прекрасный
мир поэзии. Этой дивной женщине обязан он знанием
русского языка. Общение с сильными духом героями
прочитанных произведений, ежедневная забота этой
доброй женщины вернули ему редкую работоспособность,
жизнерадостность, неуемность.
Пройдя через ад войны и двухгодичные телесные
муки, Саламгери Алиханович Кокаев постепенно учился
жить, осваивая обычные бытовые предметы: держать
ложку, писать, одеваться. Это было большой победой его
духовных и физических сил.
Саламгери подолгу писал. И когда буквы выходили
ровными, радовался, как первоклассник.
Завершив курс послеоперационного лечения,
Саламгери Алиханович вернулся в родное село, в отчий
дом...
Родные Саламгери были безгранично благодарны
Чермену Албегову, ускорившему это возвращение.
Вот как об этом рассказывал сам Чермен:
- В госпитале, куда я пришел, был неприемный день,
но моя просьба была настолько убедительна, что
дежурный врач смилостивился. Идя по коридору, я видел
много искалеченных этой страшной войной молодых
солдат. Обратил внимание на человека, который шел
навстречу, весь перебинтованный. Поравнявшись со мной,
он обратился ко мне: «Кого ты ищешь?» Я посмотрел
44

на человека, у которого был виден только один глаз и
спросил: «А ты кто?» Тогда Саламгери - а это был он -
обратился ко мне уже по имени и по-осетински, и только
тогда я признал в нем своего односельчанина. Я стоял
как столб, не мог вымолвить ни слова, только молча
смотрел на него. Бывают в жизни моменты, которые
невозможно описать... Наконец мы крепко обнялись, не в
силах сдержать слез.
Зашли в палату, долго разговаривали. Оказывается,
Саламгери не хотел возвращаться домой, чтобы не быть
обузой для своей семьи, да и односельчанам не хотел
показываться на глаза.
- Как?! - возмущался я. - Там тебя ждут не дождутся,
мать с ума сходит, а ты не хочешь ехать домой?! Где
такое слыхано?!
Распрощавшись с Саламгери, я написал письмо в
Хумалаг, и через несколько дней к нему приехала мать Вера
и старшая сестра Жури...
Теперь он снова любовался закатами над горной
грядой, россыпью звезд, всматривался в облик родного
села. На душе было легко, спокойно. Он много читал.
Особое предпочтение отдавал историческим книгам.
- А что, если попробовать в педагогический? - как-то
поделился планами с Жури.
- Да ты отдохни пока. А там жизнь покажет, - ответила
сестра.
Но Саламгери не стал ждать и в том же 1947-м году
он стал студентом исторического факультета Северо-
Оетинского государственного педагогического института
им. К.Л.Хетагурова.
Вспоминает профессор Тамерлан Александрович
Гуриев.
45

- Если бы меня спросили, кого я из окружающих
меня людей считаю наиболее выдающейся личностью,
которого бы особо ценил и выделял, то я бы назвал
Саламгери Алихановича Кокаева.
Я познакомился с ним в 1948 году. А дело было так.
Несколько студентов пединститута собрались пойти
поиграть в шахматы на Сапицкую будку - там обычно
собирались любители шахмат. Среди них были Агубе
Кцоев,ДулаевАмурхан и другие, которых я знал. Пригласили
и меня. С удовольствием к ним присоединился, услышав
про шахматное сражение.
Гуриев Тамерлан Александрович
46

Саламгери среди нас ничем не выделялся. Жизне-.
радостный человек с живым, острым умом. Шутил,
смеялся. И только когда мы стали играть, я заметил
протез вместо руки. Надо ли говорить о потрясении,
которое я испытал... Разве есть слова, которыми можно
описать эту трагедию, - лишиться рук, да еще в столь
молодом возрасте...
Когда он поступал в пединститут, то попросил у
приемной комиссии, чтобы ему дали немного больше
времени для письменной работы. Секретарь приемной
комиссии Цегоев Урузмаг пригласил его в кабинет и сказал
ему, что он может писать столько времени, сколько
ему понадобится. Удивительно, Саламгери написал
письменную работу, перебрав всего на пять минут
больше.
Саламгери поступил на исторический факультет.
Учился он очень хорошо, по окончании был направлен в
родное село преподавателем истории. Работалучителем,
затем директором школы.
В это время наша Лена закончила пединститут,
факультет математики, и по распределению была
направлена на работу в селение Хумалаг, в школу, которой
руководил Саламгери Кокаев.
А вскоре у нас состоялась свадьба...
Как-то Лена сказала мне, что у них был разговор об
аспирантуре. Я, конечно, обрадовался такому решению.
Профессор Асланбек Тедтоев взял Саламгери на кафедру,
где он читал лекции. Он работал в архивах, собирал
материал. Окончил аспирантуру, защитил диссертацию,
стал кандидатом исторических наук, профессором. Его
трудолюбию могли позавидовать многие. И педагоги, и
студенты пединститута очень уважали его и ценили.
47

Саломгери Алиханович с другом Зембатовым
Сахам Гелогиевичем.
В те годы во Владикавказе было отделение советско-
индийского общества, которое я возглавлял. Как-то
позвонили из Москвы, сообщили, что из Индии приехала
делегация и поинтересовались - не могли бы мы их
принять. А как Осетия может не принять гостей? В
составе делегации были Подмовати Шастри, женщина
из Хайдарбадия, Аджай Кумарде из Калькутты, Дэвид
Астрахария из Бомбея - ученые, общественные деятели,
имевшие в Индии большой авторитет.
Мы встретили делегацию так, как у нас в Осетии
принято принимать гостей, с почестями. Показали им
несколько наших заводов, школы. Они удивлялись тому, как
мы хорошо живем. Но мне захотелось показать им и наш
университет. Договорились, и на следующий день утром
мы пришли. Нас встретили Саламгери Алиханович Кокаев,
который был тогда деканом исторического факультета,
и Римма Заурбековна Комаева.
48

Когда индусыувидели Саламгери, были немалоудивлены.
Для Подмовати Шастри, врача, гораздо лучше других
понимающей, с какими сложностями сталкивается он
ежедневно, это было потрясением. Я объяснил, что увечья
он получил на войне. И тут произошло неожиданное.
Подмовати Шастри грохнулась (в буквальном смысле)
перед Саламгери на колени. Мы, присутствующие,
растерялись, а это, оказывается, индийский обычай -
так в этой стране проявляют наивысшее уважение и
почтение к человеку. Она смахнула рукой пыль с его обуви,
как этого требует древняя индийская традиция.
Мы показали им памятник дважды Герою Советского
Союза Исса Александровичу Плиеву; семи братьям
Газдановым, павшим в боях за Родину; памятник командиру
отделения 34-го мотострелкового полка Петру
Барбашову, закрывшему собой амбразуру вражеского
дзота во время боя на подступах к Владикавказу. В
Куртатинском ущелье остановились у памятника 123
жителям этого ущелья, погибшим на фронтах Великой
Отечественной войны.
Дальше располагались маленькие села: Цмыти,
Уырыкау, Гули, Лас... Шастри немного понимала по-русски,
и когда прочитала, удивилась, как из таких маленьких сел
столько людей ушли на фронт. Представители делегации
не скрывали своего восхищения, говорили, что мы очень
интересный народ, и удивительно, что они о нас ничего не
знали. На обратном пути Подмовати Шастри попросила
остановить машину на берегу реки. Она вышла из машины,
подняла маленький камушек, завернула его в платочек и
сказала, что она никогда не забудет этот день.
Перед отъездом в Москву Подмовати Шастри сказала,
что ей очень хочется еще раз приехать в Осетию,
посетить Куртатинское ущелье и встретиться с
4
49

мистером Кокаевым. Уже в Индии она писала об этой
поездке и прислала мне журнал, где была опубликована ее
статья.
Через некоторое время Осетию посетила делегация
из Монголии. Из обкома партии позвонили мне, зная, что
у меня диссертация связана с Монголией, и попросили
встретить делегацию из 18 человек. Один из них,
представившись как редактор газеты «Улаан Оод»
(«Красная звезда»), попросил у меня материал для газеты.
Я подумал о Саламгери. Пусть и в далекой Монголии
знают такого человека. Подготовил материал. Через
некоторое время я в составе делегации поехал в Монголию
на всемирный конгресс ученых-монголоведов и взял с собой
этот материал. Позвонил редактору газеты и передал
ему материал с фотографиями. Редактор ушел. А через
день рано утром он принес мне газету. Оказывается,
он снял из газеты какой-то уже готовый материал и
поставил рассказ о Саламгери. Мало того, ему стали
звонить - из воинской части, из какой-то школы -
просили познакомить с Саламгери. А потом уже и самому
Саламгери звонили из Монголии.
Саламгери был очень скромным человеком, ему было
даже неловко от такого внимания. Зато всегда с большой
теплотой он рассказывал о боевых товарищах, друзьях,
односельчанах.
Саламгери Кокаев был и до конца своих дней остался
советским человеком, верным солдатом Сталина,
настоящим патриотом. Он очень болезненно
воспринимал нападки на Сталина, написал книгу о нем
«Правда о Сталине». Отвергал всякую критику в адрес
Советского Союза, социалистического строя.
Такой эпизод. В Москве сняли фильм о летчике, нашем
землякеЗангиеве Владимире и попросили меня посмотреть
50

- может, еще что-то добавить в сценарий. Во время боя
самолет Зангиева подбили, он был ранен, выпрыгнул с
парашютом и в бессознательном состоянии попал в плен
к немцам. Они привязали его к хвосту коня и потащили к
яме, где его и похоронили заживо. Но чудесным образом он
был спасен. Владимир сам рассказывал о человеке, который
его спас. Создателей фильма, конечно, потрясла эта
история, и они тоже отмечали героизм осетин на войне.
Вот тогда я и рассказал им о Саламгери Кокаеве. Дослушав
мой рассказ, режиссер сказал, что хотел бы снять фильм о
нем.
Вернувшись домой, во Владикавказ, я встретился с
Ахсарбеком Агузаровым, возглавлявшим тогда Северо-
Осетинское телевидение, и сообщил ему, что творческая
группа из Москвы хочет снять фильм о Саламгери Кокаеве.
К моему удивлению, Ахсарбек Агузаров был категорически
не согласен, сказал, что мы сами снимем о нем фильм. И
хотя мне было неудобно перед москвичами, я был рад это
услышать и поддержал его. Агузаров сдержал свое слово, и
вскоре о Саламгери сняли фильм. Конечно, в одном фильме
показать всю жизнь героя невозможно, ибо каждый день
этого человека был подвигом. Он был бескорыстным,
чистым человеком. Мог прийти на помощь любому, кто
бы к нему не обратился.
Человек-легенда, человек, который победил в страшной
войне. Таких людей должны помнить вечно.
Чтобы привить школьникам любовь к земле,
крестьянскому труду, в 1958 году в хумалагской школе
создается одна из первых в республике ученических
бригад под руководством преподавателей А.Х. Кцоева,
С. А. Кокаева, Г. Г Бзыкова. Именно в ней прошли трудовую
школу и полюбили сельское хозяйство будущие ведущие
специалисты родного колхоза Маирбек, Руслан и Ростик
51

Кцоевы, главный экономист Виктор Калоев, экономист
Алла Дулаева, председатель колхоза имени генерала
Плиева Борис Касабиев, звеньевой, заведующий
молочнотоварной фермой Дзгоев Сергей, Хаджимурат Колиев и
многие другие.
Работая в ученической бригаде, мальчишки и
девчонки могли видеть плоды своего труда, проникнуться
уважением к тем, кто пашет и сеет, косит и жнет. Пусть не
все они остались в родном колхозе, но педагоги сумели
привить им любовь к родной земле.
Саламгери аплодировали в Москве, когда на всесоюзном
семинаре он не просто выступил с докладом, а провел,
можно сказать, целый спецкурс по интернациональному
воспитанию детей. Далеко смотрел он, прошедший огонь и
воду, умудренный жизнью. И еще он хорошо знал историю,
знал, какую цену платит человек, когда он игнорирует
опыт тысячелетий: нет ничего выше мира, дружбы,
взаимоуважения. Любой другой путь - тупиковый.
Саламгери Алиханович Кокаев с коллегами и студентами,
1963 г.
52

Кокаев Саламгери Алиханович
и Цахилова Изабелла Александровна, преподаватель
русского языка и литературы, во дворе школы
с. Хумалаг, 28. 04.1963 г.
В ходе сбора материала о Саламгери Алихановиче
нам попался номер университетской газеты «Знамя
Коммунизма» за 1984 год, где автор, А. Мукагова, повествует
о герое нашей книги.
«Прежде чем встретиться с ним,я спросила у студентов,
какие качества они ценят в своем декане больше всего.
53

Пятикурсницы Оксана Бидихова и Ирина Токаева
сказали:
- Мы все называем Саламгери Алихановича
человековедом. В силу редкой деликатности он умеет
добраться до самой души, благотворно повлиять на нее и
осторожно, тонко тронуть самое сокровенное. Покоряют
в нем отчаянная жизнеспособность, любовь и уважение
к человеку. 15-минутная встреча с этой яркой личностью
может дать больше, чем годы воспитания.
Четверокурсник Борис Хайманов ответил:
- Великодушие, доброжелательность, высокий ум.
Хочется сказать словами Виктора Гюго: «В мире есть
только два достоинства, перед которыми можно и должно
преклоняться - это гениальность и доброта сердечная».
В трудные 30-е годы семья буквально выживала, но
Вера, эта маленькая, с небесно-голубыми глазами женщина
воспитала своих детей достойными людьми.
Старшая сестра Саламгери - Жури - работала в родном
Хумалаге преподавателем начальных классов.
В1942 году, когда Северный Кавказ стал местом военных
действий, брат Саламгери Алихановича Маир ушел
добровольцем на фронт. Боевое крещение он получил в боях под
Моздоком. Маиру и трем его боевым товарищам было
приказано прикрыть проселочную дорогу и не пропустить
через нее фашистов. Четверо смельчаков выполнили приказ,
отразив несколько атак противника. В этом бою Маир был
ранен. По возвращении из госпиталя командир части
вручил солдату первую боевую награду - медаль «За отвагу».
В боях за освобождение родной Осетии он снова был
ранен и после излечения направлен для дальнейшего
прохождения службы в 83-ю трижды Краснознаменную
десантную морскую бригаду. С этой бригадой он прошел
от Краснодара до границы Чехословакии и Германии.
54

Кокаев Маир Алиханович
В боях за Краснодар Маир был награжден второй
медалью «За отвагу». Затем участвовал в боях на Малой
земле. Здесь во время атаки Маир увлек за собой
краснофлотцев, которые в коротком бою выбили
противника из укрепленного района. За этот подвиг Маир
Алиханович Кокаев был награжден орденом Красного
Знамени. В боях за Малую землю Маир был ранен в третий
раз, но эвакуироваться в тыл отказался, остался в своей
морской бригаде. В боях за освобождение Украины в
одном из населенных пунктов, где немцы заняли крепкую
оборону, бригаде пришлось окопаться. В сражении за этот
населенный пункт Маир первым ворвался в село. Выбив
немцев из дома, укрепился в нем и стал вести прицельный
огонь по врагу, вызвав тем самым огонь на себя. Этим
воспользовались краснофлотцы и атаковали фашистов,
выбив их из населенного пункта. За этот подвиг Маир был
награжден вторым орденом Красного Знамени. И снова,
уже четвертое, ранение. Опять госпиталь, излечение
и снова - в бой. За героизм и отвагу, проявленные в
боях за освобождение Чехословакии, Маир Кокаев был
55

удостоен двух орденов Красной Звезды и Отечественной
войны II степени. Но Маир снова был ранен. На этот раз
рана оказалась очень тяжелой, и медицинская комиссия
признала его непригодным к боевой службе.
Вернувшись в Осетию, Маир сразу приступил к работе.
Маира Кокаева не стало в 1994 году.
Братья Чермен, Альберт, младшая сестра Роза работали
честно каждый на своем рабочем месте.
# # #
Бойцом называют не только человека, ведущего бой
с врагом, но и человека, ведущего поединок с тяготами
судьбы.
С таким бойцом, Саламгери Алихановичем Кокаевым
свела меня (Бадтиева Ю.С. - ред.) судьба летом 1989 года
в городе Владикавказе. Передо мной стоял инвалид, без
одного глаза, левая рука была в черной лайковой перчатке,
что свидетельствовало об отсутствии кисти руки. Правую
руку он почему-то держал в кармане пиджака.
Мне вспомнился дважды Герой Советского Союза,
маршал бронетанковых войск Семен Ильич Богданов,
который тоже держал правую руку в кармане тужурки. В
1954 году, после назначения его начальником Военной
академии бронетанковых войск, он приехал к нам в
учебно-танковый полк Военной бронетанковой академии
имени И. В. Сталина. Для знакомства с офицерским
составом был назначен строевой смотр полка. Командир
полка предупредил нас, что маршал со всеми здоровается
за руку, но, поскольку раненная правая рука его мало
чувствительна, то, здороваясь с ним, учитывать это.
При знакомстве с Саламгери я тоже внутренне был
готов к неудобству, которое он может испытать: я подошел
к нему и подал ему руку. Он тоже вытащил руку из кармана
56

пиджака и подал ее мне. Когда я коснулся ладонью того,
что должно было быть рукой, то понял, что у человека нет
и второй кисти.
У меня защемило в груди, невольно навернулись слезы,
и чтобы он не заметил этого, я обнял его и тайком смахнул
слезы. Однако я ошибся. Освободившись из моих объятий,
он пихнул меня в левый бок, укоряя таким образом меня за
минутную слабость и одновременно показав свое ко мне
расположение.
Вот человечище! - мысленно воскликнул я. С той поры
мы стали не только свояками, но и большими друзьями.
Узнав, что профессор пишет книгу об истории родного
села, я спросил, не могу ли я, человек военный, чем-то
помочь? Он ответил: «Прочитай рукопись с карандашом в
руке, и не стесняйся делать замечания». С той поры я стал
частым гостем в рабочем кабинете ученого.
Он любил уединяться. У него была особая трехгранная
ручка, которую он держал и выводил крупным почерком
неровные строчки.
Однажды, когда профессор после телефонного
звонка вышел из кабинета и я остался один, я подошел к
письменному столу, на котором лежала стопка исписанных
профессоромлистов.Я осторожно взял трехгранную ручку,
толщина которой была примерно полтора сантиметра,
и попытался, зажав ее между указательным и средним
пальцем, что-то написать. Как я ни старался, у меня ничего
путного не получалось. А дети профессора мне говорили,
что у отца есть куча разных приспособлений, но он ими
не любит пользоваться. Я подумал, какое же упорство,
а главное, желание нужно иметь, чтобы писать не хуже
заправского школьника! А что касается приспособлений,
то, как мне кажется, профессор не пользовался ими потому,
что ни в чем не делал себе поблажек.
57

Саламгери не только умел держать авторучку и
довольно резво писать, ловко перелистывать страницы книг и
журналов, но также умел крепко держать чашку с ручкой,
ложку, вилку и нож. Ему часто приходилось принимать
участие в различных мероприятиях, сопровождающихся
застольем. И здесь он никогда не нуждался в посторонней
помощи. Он поднимал бокал и орудовал вилкой и ножом
наравне со всеми.
Он собрал глыбу материала о репрессированных в
довоенные и послевоенные годы на территории Северной
Осетии. На вопрос, осилит л и он столь обширный материал,
он ответил известной русской пословицей: «Взявшись за
гуж, не говори, что не дюж!»
После войны, по роду службы, я встречался со многими
фронтовиками-инвалидами, но такого видел впервые.
Однажды Саламгери, отложив ручку и аккуратно
сложив исписанные листы бумаги, вдруг говорит: «Юр,
расскажи о себе!» Он всегда обращался ко мне именно
так, сокращенно. Ну, я коротко поведал ему о своей жизни.
Узнав, что мой отец тоже был танкистом и что я служил в
учебно-танковом полку Военной бронетанковой академии
имени И. В. Сталина, он хлопнул меня по плечу как коллегу
по военной службе. Стал расспрашивать о современных
танках, и я рассказал ему о некоторых образцах новых
танков.
# # #
Судьба обрекла 24-летниего инвалида I группы на
продолжение поединка, но уже другого рода. Настоящий
боец, он вел поединок с самим собой, когда учился в
пединституте, когда учительствовал и директорствовал
в школе родного селения, когда был ассистентом и
аспирантом кафедры истории, когда писал и защищал
58

диссертацию на соискание ученой степени кандидат?
исторических наук по теме «История Северо-Осетинской
комсомольской организации в 1921-1925 годы».
Защищался в городе Махачкале Дагестанской АССР.
Саламгери рассказывал, что, сделав доклад, стал ждать
вопросов, но неожиданно весь состав совета встал, и
председатель диссертационного совета объявил, что
диссертация успешно защищена и поздравил его.
Сопровождали его коллеги из пединститута, ну, и
конечно же, Елена. Саламгери всегда подчеркивал, что это
благодаря ей емуудалось написать диссертацию и защитить
ее. Позднее, уже будучи заведующим кафедрой новой и
новейшей истории Северо-Осетинского государственного
университета, Саламгери Алиханович Кокаев продолжал
поединоксо всем тем, чтобезнравственно и несправедливо
ворвалось в жизнь в период горбачевской перестройки
и гласности, хорошо понимая как воин, как ученый и
как патриот своей Родины, какая опасность нависла над
ней. В этот период он писал книгу об истории родного
села Хумалаг, о его людях, чьими руками поднимались
хозяйство колхоза - маленькой частицы огромной страны.
При работе над книгой «Селение Хумалаг» он
использовал архивные материалы: ЦГА РСО-А, ЦГА
Груз.Р., СОИГСИ, МВД ЦАМО РФ, ФСБ, районные архивы
Кировского, Правобережного районов, а также
воспоминания свидетелей и участников различных
событий. Автор старался осветить весь ход событий,
связанных с темой исследования, в строгой
последовательности и только на основе достоверных
фактов.
Автор пишет: «Живой интерес жителей и выходцев
из села Хумалаг к истории родного села подвигло меня
к написанию настоящей книги. Работа выполнена на
59

общественных началах и представляет собой подробное
исследование истории сел Иналово - Габисыкау - Хумалаг с
самого основания и до конца 80-х годов XX века».
Одновременно он работал над книгой «Правда о
Сталине».
Меня поразила широта его взглядов, его глубокие
оценки происходящих в стране политических и
экономических событий.
«Можно смело утверждать, что в истории России,
как и в истории других великих стран мира, не
найдется ни одной политической фигуры, на долю которой
жестокая судьба посылала конвейерным потоком це-
60

лую вереницу сложнейших государственных проблем и
задач; конструкций, архитектур - тяжелейших
испытаний. И он в таких условиях сумел построить: первое
социалистическое государство на развалинах царизма,
в условиях перманентной антипартийной,
антисоциалистической, троцкистско-зиновьевской оппозиции и
внешней вооруженной опасности, а также и гражданской
войны (1918-1920 гг.), разгромил агрессора - фашистскую
Германию, восстановил разрушенную войной страну, а
Вооруженные Силы Советского Союза оснастил
атомным оружием. Такой политической фигурой был Иосиф
Виссарионович Сталин», - утверждает автор книги.
61

Саламгери Алиханович был и остался верным великой
стране солдатом, который шел в бой со словами: «За
Родину, за Сталина».
Кокаев Саламгери Алиханович в библиотеке
Хотелось бы к словам моего свояка добавить один
абзац...
Когда началась перестройка и так называемые
демократы стали огульно охаивать все советское, Саламгери
Алиханович очень болезненно воспринимал это.
Как-то профессор с горечью рассказал о том, как на
одной из улиц города Владикавказа он встретил солдата,
который был голоден и несмело просил денег на хлеб.
Мальчишка совсем, из российской глубинки. Конечно,
профессор отдал ему все, что нашлось в кармане, но та
62

встреча настолько потрясла бывшего старшину танковой-
роты, что он долго не мог успокоиться, а потом выпытывал
у меня, полковника в отставке, что вообще творится в
нашей Армии. Ведь не только этот единичный случай
обеспокоил тогда его, многое настораживало...
Переполнившие меня чувства тогда вылились в
газетный очерк «Два солдата» о Саламгери Алихановиче
Кокаеве, опубликованный в газете «Красная Звезда» от 7
августа 1997 г.
Я как-то предложил Саламгери навестить горное село
Даргавс, откуда были родом наши отцы. Мне хотелось
увидеть это село, которое дало Отчизне многих стойких,
мужественных и честных воинов-патриотов. Мы поднялись
с ним по крутому склону до развалин башен села Цагат
Ламардон. Саламгери Алиханович молча смотрел на
развалины фамильной башни своих предков... Я заметил
слезинку, скатившуюся из глаза воина-ветерана, и комок
подступил к горлу.
Еще раз я наблюдал такое состояние фронтовика
9 мая, когда мы с ним возлагали красные гвоздики к
подножью памятника защитникам города Владикавказа в
Великой Отечественной войне. Возложив цветы, мы молча
стояли, глядя на тридцатьчетверку. И я заметил слезинку,
скатившуюся по щеке Саламгери Алихановича. После этого
у меня в голове родились строки о фронтовике-танкисте:
Я пришел к тебе, Тридцатьчетверка,
Остальной экипаж не собрать...
И не будет дымиться махорка,
И не будет гармошка играть.
Да и ты уж не фыркнешь мотором,
Напрягая свой панцирь стальной,
Не помчишься по грозным просторам
Сквозь бушующий вал огневой.
63

Нас жестоко война исхлестала,
Воскресали с тобой мы не раз.
Нынче снова я у пьедестала,
И роса набежала на глаз...
Ты прости старика-ветерана,
Это память мне сердце щемит,
Это ноет проклятая рана,
Это прошлое кровоточит...
На момент написания данной книги со дня смерти
Саламгери Алихановича прошло 8 лет. Мы обратились
к его коллегам, преподавателям Северо-Осетинского
государственного университета, с просьбой рассказать о
Саламгери Алихановиче. И они сбольшим воодушевлением
откликнулись на нашу просьбу.
Вот что сказал о своем учителе декан исторического
факультета, кандидат исторических наук, доцент Цуциев
Аслан Аркадьевич:
«Саламгери Алиханович Кокаев всегда был примером
для коллег, для студентов. Примером того, как надо
относиться к жизни. Он был требовательным и
справедливым руководителем. Для него самыми важными
64

людьми были студенты. Никогда не давал их в обиду,
всегда стоял за них горой. И, конечно, его любили, эта была
любовь через уважение. Все прекрасно понимали, сколько
пришлось пройти этому человеку, чтобы выучиться,
защитить кандидатскую диссертацию, стать
заведующим кафедрой, затем деканом факультета. Его
требовательность никогда не вызывала раздражение,
а наоборот, вызывала к нему уважение. Он посещал все
мероприятия, когда даже не очень себя хорошо чувствовал.
Очень ответственным был человеком, руководителем.
На субботнике. Слева - Саламгери Алиханович Кокаев
Действительно, его нам не хватает. Ветеранов
Великой Отечественной войны становится все меньше
и меньше. Такие люди, как Саламгери Алиханович, были
гордостью факультета,университета, гордостью нации.
5
65

Нам не хватает иногда мудрости Саламгери Алихановича,
его взвешенных решений.
Думаем, что мы еще по-настоящему оценим этого
человека, его не простую, но очень красивую жизнь.
Саламгери Алиханович дружил с моим дедом, затем с
моим отцом, часто сидели за столом, и мне приходилось
ухаживать за ними, как это у нас положено, по-осетински.
Как-то он мне как младшему дал почетный бокал, в
ответ я поблагодарил его и сказал, что в нашей семье я
представитель уже третьего поколения, которое имеет
честь быть с ним знакомым, и высказал пожелание, чтобы
и моим сыновьям посчастливилось с ним познакомиться.
К сожалению, этому не суждено было сбыться.
Мы его часто вспоминаем на факультете. Думаем, что
память о нем будет долго жить. Это святая память».
Койбаев Борис Георгиевич, доктор политических
наук, профессор:
«Саламгери Алиханович был очень интересным
человеком. В его лице я всегда видел настоящего
героического осетина. Человека порядочного, честного. Он
был требовательным, но одновременно мягким человеком.
С ним можно было пообщаться, посоветоваться. Я хорошо
66

его знал, был его студентом. В период его деканства
на факультете появилось больше возможностей для
преподавательского состава, одним словом, истфак был
на высоте во всех отношениях. И мы, студенты, гордились
своими преподавателями и, конечно же, своим деканом.
Слева направо: Ортабаев Батырбек Хаджумарович,
Кокаев Саламгери Алиханович, Шотаев Науруз Фадеевич
Я был направлен в аспирантуру по кафедре Саламгери
Алихановича, а когда вернулся, стал сотрудником
кафедры, и уже не как студент, а как сотрудник посмотрел
на все другими глазами. Я уже по-взрослому оценил помощь
Саламгери Алихановича всем -ив научном плане, и в
человеческом плане, он никогда не позволял себе забыть
о ком-то, кому в данный момент нужно было уделить
внимание.
Когда ему присвоили звание Героя Социалистического
труда, я был в отъезде. По возвращении я зашел к нему
в кабинет. Он что-то писал, но тут же оторвался
от бумаг, обрадовался мне: «Бор, приехал? Как дела?» Я
ответил, что все хорошо и поздравил его с наградой. Он
67

посмотрел на меня, грустно покачал головой и произнес:
«Спасибо. Но социализма-то уже нет!» Это для него
было больной темой. Он остался советским человеком,
верил в социалистические идеалы и отстаивал их. Был
настоящим коммунистом, очень тяжело пережил распад
СССР. Мы понимали его. Это была его жизнь. Но, будучи
человеком мудрым, на заседаниях кафедры, факультета
всегда говорил, что жизнь продолжается, и будем дальше
жить. Это нас, молодых специалистов, подбадривало,
ведь, что и говорить, была полная растерянность от
столь резких перемен, и то, что он был с нами, для нас было
большим счастьем. Мы часто вспоминаем его, цитируем
его высказывания. И это замечательно. Он с нами. Мы
помним его».
Бзаров Руслан Сулейманович, доктор исторических
наук, профессор:
«Саламгери Алиханович Кокаев - героическая
личность, который навсегда вошел в историю не только
университета, но и всей Осетии.
68

Это человек, который остался в памяти людей,
которые знали его. Он никогда не отступал от своих идей,
никогда никого не подвел. Он как тот самурай, который
на острове еще долго после окончания войны охранял свой
пост. Так получилось, и, наверное, это не случайно, а очень
символично, что именно Саламгери Алиханович стал
последним в СССР Героем Социалистического труда. Он
так и остался на посту, на страже народных интересов,
социалистического строя. Никогда не скрывал своих
политических позиций, и сегодня особенно хорошо видно,
насколько они были верны. Ведь неспроста студенты
называли его «Зорро» - мне это кажется не меньшим
признанием, чем звание Героя Социалистического труда.
Саламгери Алиханович Кокаев (справа налево -третий) с
преподавателями и студентами исторического факультета
Студенты видели в нем народного героя, человека,
который защитит. Саламгери Алиханович был очень
добрым и доверчивым человеком, студенты это знали.
Когда он был деканом факультета, бывало, даже
69

студенты-двоечники приходили к нему и жаловались. И он
их защищал.
Когда он своей бодрой походкой проходил мимо нас, это
вселяло оптимизм, веру в то, что добро побеждает, что
все будет замечательно.
Я всегда вспоминаю его куда-то идущим, что-то
отстаивающим, вечно в действии. Достойный был
человек, таким и остался в памяти людей.
* # #
На момент написания книги многих друзей Саламгери
уже не было в живых. Не стало и Галазова Ахсарбека
Хаджимурзаевича, друга, односельчанина Саламгери,
ректора СОГУ.
Галазов Ахсарбек Хаджимурзаевич
Мы обратились к его книге «Пережитое».
«Особое положение на факультете занимал Кокаев
Саламгери Алиханович, Герой социалистического труда.
70

Он был инвалидом войны первой группы - будучи
командиром танка, он дважды горел в нем, получил
страшные ожоги, лишился обеих рук и глаза. И
преподавателей, и студентов поражали жизненная
энергия и мужество этого человека. После всего
перенесенного на войне он с отличием закончил
исторический факультет, защитил кандидатскую
диссертацию, трудился так, что товарищи по работе не
замечали страшных увечий, нанесенных ему войной, и не
делали никаких скидок на это. Совет факультета избрал
деканом его. До последних дней моей работы Саламгери
Алиханович успешно руководил факультетом».
За боевые подвиги Кокаев Саламгери Алиханович
награжден пятью орденами, это - орден Октябрьской
революции,орденКрасногоЗнамени,орденОтечественной
войны I степени, орден Отечественной войны II степени,
орден «Дружба народов».
И медалями: «За отвагу», «За взятие Кенигсберга», «За
победу над Германией в Великой Отечественной войне
1941 -1945 гг.», «За оборону Кавказа».
«Это были награды за подвиги в различных сражениях.
Но какими наградами можно оценить тот главный
подвиг, на котором, как памятник на пьедестале,
была воздвигнута Победа, - писала в своем очерке о
Саламгери в газете «Социалистическая Осетия» от 8 мая
1976 года журналистка Б. Толасова. - Не подвиг, молнией
сверкнувший, а ежеминутная готовность схватиться с
врагом, ночи без сна, метели и сырость землянки, атаки,
каждая из которых была последней для многих. Всего этого
было достаточно в жизни каждого солдата, через все это
прошел и Саламгери Кокаев».
На одной из встреч с воинами-афганцами Саламгери
сказал:
71

- Я хочу предостеречь вас от одного - от размягчающей
душу жалости, не позволяйте жалеть себя! Человек может
и должен найти в себе силы преодолеть любое испытание
судьбы.
Саламгери Алиханович Кокаев (справа) на встрече
с воинами-афганцами.
Даже если бы Саламгери Кокаев состоялся только как
воспитатель, талантливый наставник молодежи, - и тогда
мы были бы вправе говорить о его жизненном подвиге.
И как семьянин, отец троих детей он заслужил самых
высоких слов.
72

«МОИ КРЫЛЬЯ...»
В доме Саламгери Алихановича торжественное и
радостное событие - родилась девочка, внучка.
Хозяин дома поблагодарил меня за поздравления,
пригласил в свой «профессорский» кабинет. Я заметил на
стене зигзагообразную трещину и спросил: «Давно она
появилась?»
- После смерти Елены...
Мы помолчали, глядя друг на друга. Я попросил
прощения за досадную ошибку в центральной газете
«Красная Звезда» от 7 августа 1997 г. в очерке «Два
солдата», где была фотография Саламгери Алихановича с
его свояченицей. Но подпись под фотографией гласила:
С. А. Кокаев со своей супругой.
Увидев, как я расстроен, профессор сказал: «Ладно, кто
не знает - порадуется, кто знает - простит ошибку».
У горцев Кавказа не принято прилюдно говорить о
жене, хвалить ее. Зная это, я все же попросил Саламгери
рассказать историю своей женитьбы.
- Я понимаю, Саламгери, что тебе, как любому осетину,
непросто это делать. И все же... Я слышал, как кто-то
говорил, что Елена была твоими крыльями...
Он молча кивнул головой, видимо, не в силах вымолвить
ни слова от подступившего к горлу комка.
Задумавшись, он вздохнул и, в нарушение старинного
обычая, решился поведать мне историю своей женитьбы...
В 1961 году в хумалагскую среднюю школу приехала
по распределению молоденькая учительница математики
Елена Петровна Дзестелова. Эта голубоглазая, с очень
красивым, серьезным лицом и длинной косой стройная
девушка привлекла внимание сельчан. Культурная,
воспитанная, как у нас, осетин, говорят - эегъдауджын.
73

Саламгери тоже видел - девушка достойная, она ему очень
понравилась, но он даже себе в этом не признавался.
«Моя инвалидность, - думал он, - обрекла меня на вечное
одиночество... Кому нужен безрукий инвалид войны? Кто
отважится взвалить на себя такое бремя?» Бесконечные
вопросы, сомнения... Ответ один - одиночество бобыля.
Однако Елена оказалась совсем не похожей на девушек,
которых он знал и ни одна из которых не отважилась бы
связать свою жизнь с безруким инвалидом. И судьба у нее
оказалась непростой,- и опять та же война...
Шел грозный 1942 год... Немецкие войска рвались на
Кавказ. Отец Елены Петр Дзестелов был в партизанском
отряде. Опасаясь, что немцы возьмут город Владикавказ,
он отправил жену Софью с маленькой Леной и грудным
ребенком, которой еще и имя не дали, в село Дзуарикау,
к ее младшей сестре Тамаре Кцоевой. А через некоторое
время немцы заняли село.
Однажды Петр тайком пробрался в Дзуарикау
проведать жену и детей. Но встреча оказалась короткой.
Кто-то донес немцам о партизане Дзестелове, и его
схватили. На допросе немцы обещали ему сохранить
жизнь, если он будет сотрудничать с ними. Но он не
поддался на посулы. Его подвергли пыткам, но и пытки его
не сломили. Истерзанного партизана 17 декабря 1942 года
немцы заставили рыть себе могилу в центре селения,
согнав всех жителей села к месту казни. В этой толпе была
и жена Петра Дзестелова София с грудным ребенком на
руках и маленькой Леной. От холода грудной ребенок уже
не плакал, а только тяжело дышал. Немцы расстреляли
Петра на глазах у жителей всего села, на глазах у жены.
Целую неделю немцы не разрешали хоронить тело
партизана Петра Дзестелова, а когда разрешили, то вместе
с ним хоронили и грудного ребенка. Кто-то из сельчан
74

предупредил Софью, что немцы теперь разыскивают ее и
что надо бежать.
Ночью сестра Тамара дала ей на дорогу старенький
прокопченный чайник с кусками сахара, и София с
маленькой Леной тайком ночью бежала из занятого
немцами села. Долго шли ночами в сторону города. Когда
Лена начинала плакать, что хочет есть, то Софья в ладони
растапливала снег, макала в воде кусочек сахара и давала
ей. Так они добрались до Владикавказа, домой на Курскую
слободку.
Шло время, война кончилась. Софью Тимофеевну с
маленькой Леночкой забрал к себе домой в селение Нарт
отец, Томаев Темырзи (Тимофей). Так они и жили.
Как-то в село приехал по делам службы Гуриев
Александр Каурбекович, который попал в гости к Темырзи
Томаеву. Приняли гостя, как полагается. Накрывала
на стол Софья Тимофеевна, а помогала ей маленькая,
кучерявенькая, с голубыми глазами девочка. Александр
Каурбекович спросил у хозяина дома, кто эта молодая
женщина. Темырзи, вздохнув, рассказал печальную
историю своей дочери.
Гость долго молчал, потрясенный услышанным. Трудное
послевоенное время... Сколько сломанных судеб, детей-
сирот... Наконец гость тихо спросил хозяина дома, не
будет ли уважаемый Темырзи против, если к ним через
неделю приедут сваты, он бы хотел женить вдового отца и
породниться сними...
Темырзи Томаев, задумавшись, сказал, что он знает
Гуриева Каурбека, не раз сидел с ним за одним столом на
разных мероприятиях, и будет рад, если у него будет такой
зять.
Ровно через неделю, как и обещал Александр
Каурбекович, в село Нарт к Томаевым из маленького
75

хуторка в пригороде Моздока приехали сваты. А еще
через неделю приехали за невестой и забрали Софью
Тимофеевну с дочкой Леной в хутор Ново-Георгиевский.
Семья Гуриевых пригласила соседей и устроили застолье.
Каурбек подозвал к себе Лену и сказал, что приехала его
маленькая кучерявая девочка, которую он очень ждал.
Так Лена стала жить в большой дружной семье Каурбека
Заурбековича Гуриева.
У Александра Каурбековича и его супруги Веры
Борисовны были дети: Тамерлан, Магомет, Мурзабек и
Изабелла, и Лена росла вместе с ними. Никто никогда в
семье не обделял ее вниманием. Дети считали ее своей
сестрой.
Как рассказывала Саламгери сама Елена, это была
удивительная семья. Никто из детей толком не знал, кто
у них мама. В семье были три женщины: Елизавета, Софья
и Вера. Никто из них не обделял вниманием детей, все
были равными. В доме старшей была Елизавета, и она вела
все хозяйство, следила, кому и когда надо было купить
одежду. Лену она втайне от других детей как-то по-особому
баловала.
Школу Лена окончила с фамилией Гуриевых. Но когда ей
надо было получать паспорт, то Тамерлан Александрович
сказал, чтобы Елена взяла фамилию Дзестеловых. Так и
было сделано.
В июне 1962 года Саламгери решился сделать Елене
предложение, не очень надеясь на ее согласие. Но она не
испугалась трудностей...
Вот с того дня он обрел прочную опору в жизни. У
него выросли «крылья», эти крылья были - руки и доброе
сердце Елены...
76

Елизавета Знауровна Гуриева-Брциева со своим
племянником Гуриевым Александром Каурбековичем
77

Елена Петровна Дзестелова после окончания института
Елена и Тамерлан Александрович Гуриев.
Фотография сделана перед отъездом Елены на целину.
78

Саламгери Алиханович и Елена Петровна Кокаевы
После свадьбы начали строить дом в городе, помогали
в строительстве братья Саламгери Маир, Чермен, Альберт.
У Саламгери Алихановича и Елены Петровны родились
прекрасные дети.
Елена Петровна с детьми: Мадиной, Аланом
и маленьким Ахсарбеком
79

Счастливая и красивая семья...
Саламгери Алиханович свою книгу «Селение Хумалаг»
посвятил светлой памяти жены - Кокаевой-Дзестеловой
Елены Петровны, без которой, как он считал, были бы
невозможны его исследования.
Рано ушла из жизни Елена Петровна, коварная болезнь
истощила ее. До последнего вздоха она беспокоилась о
Саламгери Алихановиче. Сыновьям наказала, что если
не будут следить за ним хорошо, то она будет на них
обижаться. Но ее опасения были напрасны. Сыновья
заботились о своем отце.
С большой теплотой вспоминала невестку Роза
Алихановна Кокаева-Уртаева, младшая сестра
Саламгери Алихановича:
- Не знаю, как бы сложилась жизнь моего брата, если бы
к нам в дом не пришла Лена... Это было большим счастьем
для нас. Она не дала ему замкнуться в себе, а, наоборот,
дала силы даже стать ученым. А как она объединяла нас
всех! Она была нашей гордостью. Наша мама Вера жила
вместе с семьей Саламгери, и это тоже о многом говорит.
Так, как она прожила со свекровью, редко какая невеста
могла. Очень жаль, что так быстро ушла из жизни. Если
бы она была жива, и мой брат был бы жив... Я благодарна
80

матери Лены, что она воспитала такую умную дочь,
которая смогла красиво и счастливо прожить в нашей
семье.
Подумайте сами, какая мать согласится отдать свою
дочь за инвалида без рук? Мы понимали мать Елены, Софью
Тимофеевну, когда она просила дочь хорошо подумать,
прежде чем отважиться на такой ответственный шаг...
Но на семейном совете семья Гуриевых решила: если Елена
считает, что она будет счастлива в этом браке, то мы
не против. На том и порешили. Что оставалось Софье
Тимофеевне, как только согласиться. Сыграли свадьбу, на
которой, кажется, была вся Осетия...
Елена была очень спокойным и душевно красивым
человеком. Не только наша семья, весь наш род Кокаевых
полюбил ее. Я никогда ее не видела уставшей, унывающей.
Всегда приветливая, всех встречала с улыбкой. Этот дом
считался домом всей семьи, а семья у нас была не маленькая.
У нас у всех шестерых были дети, и все собирались в доме
у Саламгери. Попробуй на всех приготовить еду, да так,
чтобы всем хватило. А гости?!Дом всегда был полон гостей.
По сей день удивляюсь - как она все успевала? Ведь еще
работала преподавателем математики. Дом всегда был
убран, все одеты, обуты. Стирала каждый день и гладила до
ночи. А какие она пекла сладкие пироги! Если на улице или у
родственников какое-то мероприятие, то Елена напекала
столько сладких пирогов! В комнату нельзя было зайти,
на полу, на белой пергаментной бумаге рядами лежали по
30 и больше пирогов! Как ее на все хватало! Каждый день
провожать и встречать мужа с работы, печатать ему
на машинке, ходить с ним в гости. Ей при жизни надо было
поставить памятник как самой лучшей невестке!
Мой брат Саламгери был прекрасным человеком. Как
он любил нас всех, оберегал от всего, заботился о нас до
б
81

своих последних дней. Я горжусь своим братом, для меня он
жив и сейчас.
Время идет, и жизнь берет свое. Стали на ноги дети,
взрослеют внуки...
Ахсарбек закончил медицинский институт, на своей
улице он самый «главный врач», все соседи бегут к нему,
еслиукого-топроблемы.Ещебудучистудентом,оноказывал
медицинскую помощь соседям. В газете «Рзестдзинад» от
25.04.1995 г. была опубликована небольшая заметка о нем,
соседи благодарили его. В любое время дня и ночи могли
постучаться к ним в дом, и Ахсар тут как тут. От имени
соседей заметку подписали Гаджиевы, Дзебоевы, Дудаевы,
Карацевы, Казиевы, Баллаевы.
Когда мы задали вопрос детям Саламгери, что они
могут сказать об отце, то, удивительное дело, Ахсарбек
оказался самым сентиментальным - а ведь в семье
считался самым суровым, - сразу глаза на мокром месте,
и тихо проговорил: «Пусть бы лежал в постели, смотрел бы
на нас, мне большего и ничего не надо было».
Елена Петровна с младшим сыном Ахсарбеком
82

А какой он был внимательный, когда уже Елена болела,
все медицинские процедуры он делал сам, никому не
доверял.
Когда мы спросили, как ему живется без родителей, он
сказал немного странное для нас: «А разве я живу? Мама
и папа забрали с собой все, что было в нашем доме, и
тепло, и смех, они забрали с собой мою жизнь». И опять
молчание...
А его ответ на вопрос: «Ну, когда ты женишься?» удивил
еще больше: «Где же мне найти такую, как Петровна?
А другую я не хочу». Ахсарбек хорошо рисует. У него
прекрасно получаются портреты людей. Может, это у
него от отца? Саламгери Алиханович ведь слыл мастером
резьбы по дереву.
Почему мы начали с Ахсарбека? Потому, что он
постоянно, неотлучно находился рядом во время болезни
и матери, и отца.
Дочь Саламгери Мадина работает в библиотеке Северо-
Осетинского государственного университета. Заведующая
библиотекой на вопрос, как Мадина работает, сказала,
что если надо бывает найти какую-нибудь книгу, то, как
правило, обращаются к ней. Знает все книги, где какая
лежит. Порой, мол, я сама путаюсь, но Мадина - это какая-то
энциклопедическая память. И это Мадина, которая не очень
любила в детстве читать. Вот уж поистине - пути Господни
неисповедимы. У Мадины уже взрослый сын, Мурат.
Алан, старший сын Саламгери Алихановича,
после окончания факультета иностранных языков
Северо-Осетинского государственного университета
работал преподавателем в школе, затем отошел от
преподавательской деятельности.
На вопрос, как живется без родителей, он ответил
вопросом:
83

«Интересно, как это люди находят друг друга? Два
светлых человека, и им надо было пройти через ад войны,
чтобы встретиться и жить дружно... Пустой наш дом
после их ухода, дом, который всегда был полон гостей,
где допоздна шли шахматные баталии. Очень часто езжу в
селение Хумалаг, на кладбище, где отец и мать похоронены
недалеко друг от друга, разговариваю с ними. Может, они
слышат меня. Не бывает такого дня, чтобы я не думал о них,
- они - моя жизнь, моя гордость. Как мне их не хватает... К
нам в дом всегда приходили папины друзья, мне нравилось,
что они такие дружные. И жалею, что не фотографировал
их, когда они сидели за шахматной доской, какой гомон
стоял...»
Друзья за городом
Слева направо: Ахсарбек Галазов, Агубе Кцоев,
Саламгери Кокаев, Виктор Кокаев, Николай Кудзиев
Алан, как и его отец, любит свою семью, своих
родственников. Он всем готов помогать. Женился Алан на
прекрасной девушке - Тамаре Юрьевне Сокаевой. Низкий
поклон ей за внимание и заботу, которую она оказывала
84

Саламгери Алихановичу. В доме всегда был порядок,
Саламгери Алиханович ухожен. У Тамары еще и доброе
сердце, ко всем родственникам относится хорошо. Растут
у Алана и Тамары дочь и сын - Елена и Юрий. Воспитанные,
внимательные, добрые дети. А это - главное в жизни.
ШКОЛА ИМЕНИ ГЕРОЯ
В селении Хумалаг - новая школа, которая носит
имя Саламгери Алихановича Кокаева. Мы посетили эту
школу. Она просторная, все продумано в ней. Директор
школы, Эльвира Битиева, показала нам учебные классы,
спортивные залы, медицинский кабинет. Видно было, что
директор гордится своей школой, по-хозяйски, с любовью
относится к своей работе. В школе порядок, чистота.
Директор Хумалагской средней школы
Эльвира Захаровна Битиева
- Возглавляю этот коллектив с 2009 года, -
рассказывает Эльвира Захаровна. - Когда меня назначили
85

директором, и первый раз вошла в школу, я увидела в фойе
бюст своего преподавателя Саламгери Алихановича
Кокаева - работа его односельчанина и талантливого
ученика Цахилова Сергея Урусхановича, заслуженного
художника РСО-Алания, члена Союза художников и Союза
дизайнеров Российской Федерации.
Для нас Саламгери Алиханович всегда был
авторитетом. Любой выходец из селения Хумалаг знал и
знает, что есть такой человек, человек-герой, человек-
легенда. Он был сильным духом человек.
Будучи уже студенткой исторического факультета, я
выбрала специализацию по его кафедре. Была очень горда
тем, что я тоже из Хумалага.
Как преподаватель он был выше всех похвал. Если
кто-то из студентов опаздывал, ему нетрудно было
найти нас - громкий голос Саламгери Алихановича
приводил его в нужную аудиторию.
86

Только когда я была уже на пятом курсе, Саламгери
узнал, что я его односельчанка. Он подозвал меня и спросил,
почему не сказала, что я тоже из Хумалага. Мы поговорили,
он расспросил меня, чья я дочь, как у меня дела.
На экзамене, помню, он задавал мне дополнительные
вопросы, уже не по теме, и я была рада, что он остался
доволен мной.
Я благодарна Таймуразу Черменовичу Албегову за то,
что он поставил вопрос перед народным собранием села,
чтобы вся документация, необходимая для закрепления,
уже юридически, за школой имени Саламгери Алихановича,
в этом году была готова.
В школе, в архивах, я нашла тетради приказов за
подписью Саламгери Алихановича.
Мы бережем их, а для меня как историка они особенно
ценны. Мы готовимся к открытию музея, чтобы наше
младшее поколение знало, какие люди вышли из нашего
села.
87

Книга «Селение Хумалаг», которую написал Саламгери
Алиханович, - это громадная работа, научный труд, она
есть в каждом доме нашего села.
Если мы чем-то можем отблагодарить этого
прекрасного человека, так только тем, что сохраним
память о нем для будущих поколений, а это обязательно
будет так, потому что наша школа носит имя Саламгери
Алихановича Кокаева.
Так получилось, что проект нашей школы подготовил
сын Саламгери Алихановича - Алан Саламгериевич Кокаев.
Мы ему очень благодарны. Когда к нам приезжают гости,
они бывают приятно удивлены и говорят, что такой
школе могут позавидовать столичныеучебныезаведения.
Хумалагская средняя школа имени
Саламгери Алихановича Кокаева
88

Когда мы сказали Алану, что директор Хумалагской
школы Битиева Эльвира Захаровна благодарна ему за'
прекрасную школу, он ответил, что не его надо благодарить,
а Бежаева Олега Георгиевича, который помог найти
средства для строительства этой школы. Это благодаря
ему сегодня в Хумалаге такая красивая школа. А проект -
это дело уже второе...
Памятник павшим героям Великой Отечественной войны,
где горит вечный огонь, во дворе школы
Фойе школы
89

На уроке математики. Преподаватель Сидакова
Жанна Насырбековна
Медицинский кабинет. Оснащен современным
оборудованием.
Заведующая медицинским кабинетом - Бугулова-Кусова
Галина Бердовна.
90

Школьная библиотека.
Заместитель директора по учебно-воспитательной работе
Калоева Фатима Дзелимхановна
91

В школе несколько спортивных залов, оборудованных всем
необходимым инвентарем.
Директор школы Эльвира Захаровна Битиева не без
гордости показала нам и награды, которыми удостоена
Хумалагская средняя школа.
92

Агаева Зема Андрревна
Агаева Зема Андреевна, преподаватель русского
языка и литературы Хумалагской средней школы имени
Саламгери Алихановича Кокаева, вспоминает своего
учителя:
- У нас в старших классах преподавателем истории
был Саламгери Алиханович. Мы видели в нем героя войны,
героя, выдержавшего жестокие удары судьбы, и относились
к нему с глубочайшим уважением. Прямо как сейчас вижу -
вот он заходит сжурналом подмышкой- бодрый, как всегда,
аккуратный, в строгом костюме. На уроке мы сидели так
тихо, что слышно было, как за окном шелестят листья
на деревьях. И не только потому, что он умел держать в
классе дисциплину, нам было по-настоящему интересно.
Позже, спустя годы, мы следили и знали о его успехах,
ведь о нем часто были публикации в газетах.
Мы помним Саламгери Алихановича - человека с
добрым сердцем и чистой совестью.
С большим уважением и теплотой вспоминает
Саламгери Албегов Таймураз Черменович, глава
93

Хумалагского сельского поселения, сын Чермена
Кудуровича, который в далеком сорок пятом разыскал в
московском госпитале Саламгери.
Албегов Таймураз Черменович
- Саламгери Алиханович дружил с моим отцом. Скажу,
что как односельчанин - такого человека трудно найти.
Бескомпромиссный, прямой человек.
Для моих сверстников, для младшего поколения
он был эталоном честности, мужества. С честью и
достоинством прошел он свой жизненный путь.
На всех сельских мероприятиях каждый старался быть
поближе к нему, поговорить с ним. Он был обладателем
редкого, скажем честно, качества - искренности, без
лукавства и лицемерия. Он пользовался всеобщим
уважением, но и сам относился к людям с уважением.
Его книга «Селение Хумалаг» посвящена истории
родного села. Книгу трудно переоценить, мы знаем свою
историю, читаем и восхищаемся своими знаменитыми
односельчанами. Многие завидуют нам, хумалагцам, что
у нас есть такая книга. Мы очень благодарны Саламгери.
94

Саламгери Алихановича и Бадтиева Григория
Харитоновича, заместителя председателя
Международного общественного движения «Высший Совет
Осетин», связывала долгая совместная общественная
деятельность.
Бадтиев Григорий Харитонович
Григорий Харитонович вспоминает:
- С Кокаевым Саламгери Алихановичем мы
встречались часто, и запомнился мне он как интересный,
мудрый человек. Любой вопрос, за который он брался,
всегда решался положительно.
Общаясь с ним, я часто ловил себя на мысли: каждый
человек ли мог вынести такой удар судьбы, который
пришлось ему испытать? Удивительное жизнелюбие в нем
было. Ценил каждое мгновение жизни, каждый день, каждый
прожитый год, он благодарил судьбу, которая испытывала
его на прочность. А с каким уважением он относился к
людям! Он вставал, даже когда к нему подходил ребенок!
95

Саламгери Кокаев был коммунистом до конца своих
дней. Любил свое родное село, свою Родину.
Сколько времени прошло с той поры, как его не стало, а
люди помнят его. И, думаю, всегда будут помнить.
Так получилось, что в день похорон Саламгери Кокаева
в республике был большой праздник: городу Владикавказу
было присвоено почетное звание «Город воинской славы».
И в том, что город удостоен столь почетного звания, есть и
заслуга Саламгери Кокаева, человека, который заплатил за
это звание дорогую цену.
Жизнь идет своим размеренным шагом. Мы привыкли,
что у нас чистое небо над головой. Слышим веселые голоса
детей. Мир на нашей земле, мир, который нам подарил,
оставив свои крылья в той проклятой войне, человек-
легенда Саламгери Алиханович Кокаев.
И мы заканчиваем свое повествование о нашем герое
его жизнеутверждающим девизом: «Цард домбай уаед!»
96

СОДЕРЖАНИЕ
ОТ АВТОРОВ 3
СВЕТЛЫЙ УМ И ЗОЛОТЫЕ РУКИ САЛАМГЕРИ 4
НА ВОЕННОЙ СТЕЗЕ 16
ПРЕВОЗМОГАЯ СЕБЯ... 44
«МОИ КРЫЛЬЯ...» 73
ШКОЛА ИМЕНИ ГЕРОЯ 85

Научно-популярное издание
БАДТИЕВ ЮРИЙ САЛАМОВИЧ, БАДТИЕВА ФЕНЯ КАУРБЕКОВНА
НАПЕРЕКОР СУДЬБЕ
2-ое издание
Редактор -Д.Г. Калоева
Технический редактор - Е.Н. Маслов
Компьютерная верстка -А.В. Черная
Дизайн обложки - Е.Н. Макарова
Подписано в печать 25.02.21.
Формат бумаги 60x84 У1б. Бум. офс. Печать цифровая.
Гарнитура «Мупас!». Усл. п.л. 5,7.
Тираж 100 экз. Заказ № 23
Отпечатано ИП Цопановой А.Ю.
362002, РСО-А, г. Владикавказ, пер. Павловский, 3