Памятники мирового репертуара. Выпуск 1. Эписин, или Молчаливая женщина - Блох Я.Н., Петров Д.К., Джонсон Б.

Иниго Джонс. Эскиз костюма к маскарадному представлению Бен Джонсона

Режиссерские указания к постановке «Эписин»

Автор: Блох Я.Н. Петров Д.К. Джонсон Б.

Теги: художественная литература

Год: 1921

Похожие

Черная женщина (Литературные памятники)

Мертвый осел и гильотинированная женщина. Литературные Памятники

Если бы я был женщиной

О женщина! женщина! женщина!. Мысли, изречения, афоризмы, высказывания

Текст

ТЕАТР
под редакцией Д. К. Петрова и Я. Н. Блоха
ПАМЯТНИКИ
МИРОВОГО РЕПЕРТУАРА
ВЫПУСК ПЕРВЫЙ
«ПЕТРОПОЛИС»
1921
БЕН Д7К0НС0Н
эписин
или
МОЛЧАЛИВАЯ ЖЕНЩИНА
перевод Е. и Р. БЛОХ
редакция С. К. БОЯНУСА и Я. Н. БЛОХА
рисунки и чертежи худ. А. В. РЫКОВА
ПЕТЕРБУРГ
1921
Настоящее издание отпечатано в
количестве трех тысяч экземпляров
в 5-й Государственной типографии.
Русская переводная литература в области западно-
европейского театра не слишком еще богата. Во вся-
ком случае до сих пор, как и следовало ожидать,
переводились, по преимуществу, самые первоклассные
писатели—Шекспир, Гете, Шиллер, Мольер. Но очень
многое—даже в этой области—осталось в стороне и
не было по достоинству оценено русской читающей
публикой, не было использовано и на подмостках
наших театров. Так почти не известны у нас бога-
тый итальянский театр эпохи Возрождения (Ариосто,
Аретино и многие другие), современники Шекспира в
Англии, начиная с Бен-Джонсона и кончая такими
замечательными драматургами, как Вебстер, Форд или
Деккер. Не достаточно хорошо знаком русский чита-
тель и зритель и с блестящей самобытной испанской
драмой XVI—XVII столетий, из которой большая
часть произведений Лопе де Вега или Кальдерона
известна ему только по наслышке, не говоря уже о
dii minores эпохи. Лучше обстоит дело с новой и с
новейшей драмой, но и тут есть писатели как Клейст,
Грильпарцер или Геббель, которые также ждут у
нас полной оценки.
VII
В настоящей серии книгоиздательство «Петро-
полис» идет навстречу этой давно уже ощущавшейся
потребности русской литературы и театра. Серия
„Памятники мирового репертуара", пер-
вый том которой ныне выходит в свет, должна спо-
собствовать пополнению означенных пробелов. Пе-
реводы сделаны с подлинников и будут снабжаться
как вступительными статьями, так и примечаниями
историко-литературного и историко-театрального ха-
рактера, а также библиографическими указателями,
цель которых облегчить дальнейшее ознакомление с
автором и его эпохой.
Редакция.
VIII
Я не хочу равняться с теми, кто был до меня,
но требую, чтобы мои мнения рассматривались вместе
с их мнениями, и чтобы нам доверяли, поскольку мы
этого заслуживаем. Я не создал секты, не примыкаю
ни к одной из них и не хочу вербовать себе сторон-
ников; но если я в чем-нибудь прав—защищайте
мой взгляды не ради меня, а ради Истины, если
только это ведет к общему благу.
Бен Джонсон. Открытия.
IX
Иниго Джонс. Эскиз костюма к маскарадному
представлению Бен Джонсона
Предисловие.
i.
Эпоха Елизаветы и Якова принадлежит к числу
наиболее блестящих не только в истории англий-
ского театра, но и театра мирового. Совпадая хро-
нологически с моментом высокого подъема националь-
ного самосознания и необычайным усиленивхМ внеш-
него могущества Англии, она выдвинула на истори-
ческую сцену целую плеяду драматургов, сумевших
в короткое время вызвать к жизни драматическую
систему, которая могла поспорить по оригинальности
и талантливости со всем, что было создано в этой
области другими народами, и надолго сделала Англию
средоточием драматической мысли.
Возрождение, которое во всех странах Европы
протекало в существенных чертах по одним и тем
же фазисам, получило в Англии особенную окраску.
Консерватизм и пристрастие к национальным тради-
циям, отмечающие политическую и социальную исто-
рию Англии, на всем ее протяжении должны были
сказаться особенно резко в эпоху перелома и опре-
делить собой новое национальное лицо. Связь с сре-
дневековьем была настолько целостной и органич-
ной, что никакие влияния извне не могли ее нару-
шить, и даже в тех случаях, когда существенно ме-
нялось содержание, внешняя форма стойко оказывала
сопротивление всяким попыткам ее сломить.
Смешение старого и нового, воскресающего духа
античности с навыками, унаследованными от предков,
составляет одну из характерных сторон культурной
жизни Англии XVI века и, конечно, печать этого
XI
смешения неминуемо должна была лечь на ее теа-
трально-драматическое развитие. В то время, как в
Италии зарождение национального театра соверша-
лось под лозунгом реставрации классической траге-
дии и комедии в образе Сенеки, Плавта и Теренция
и все новое, так или иначе, связывало себя с антич-
ной традицией, ставшей единственным непререкаемым
каноном, в Англии, с первых же шагов, националь-
ная основа дала почувствовать свое превосходство
и тем самым устранила возможность механической
подражательности. При этом эпоха расцвета англий-
ского театра наступила на полстолетие позже дея-
тельности итальянских драматургов, проложивших
пути неолатинской и новеллистической комедии, а
потому английским писателям пришлось иметь дело
не только с латинскими образцами, но и с тем, что
было до этого времени сделано на континенте. Пе-
ред ними, таким образом, открывался широкий про-
стор в выборе тем и методов их интерпретации, да-
вавший каждому возможность примкнуть к наиболее
ему соответствовавшему направлению. Вопросы до-
пустимости или недопустимости того или иного типа
пьес, сильно волновавшие литературные круги Ита-
лии и одно время даже сделавшиеся лозунгом теа-
трального дня, если не всегда замалчивались, во вся-
ком случае носили отвлеченный характер и на прак-
тике нисколько не отражались.
Вот почему, с очень раннего времени, мы наблю-
даем в Англии, несмотря на кажущееся единство ее
драматической системы, великое разнообразие теа-
тральных жанров. С одной стороны, унаследованные
от средних веков интерлюдии и моралите продолжали
жить на народной сцене, почти в неизмененном виде,
с другой, привнесенные извне новые формы сразу
пустили корни, упрочились и, на первых же порах,
дали пышные и богатые ростки. Подражание антич-
ности приводит в области трагедии, через примитив-
ные опыты Сэквиля, Нортона и Эдвардса, к пьесам
XII
Марло и «Испанской Трагедии» Кида; в области ко-
медии оно порождает гуманистическую комедию Га-
сконя, длинный ряд пьес на тему о блудном сыне и
бессмертную сатиру Николая Юдалля «Ральф Ройстер
Дойстер»*).
Итальянские и французские писатели ретроспектив-
ного направления также становятся предметом изу-
чения, перевода и подражания. Жодель и Ариосто
входят в круг театральных классиков, которых ци-
тируют наравне с Сенекой или Теренцием и из ко-
торых даже собирают «цветы красноречия». Но осо-
бенно привился тип новеллистических пьес, получив-
ших на английской почве характер романтической
драмы, содержание которой окончательно расшаты-
вало устои классической поэтики, углубляя эмоцио-
нальную сторону зрелища до высокого поэтического
пафоса Шекспира, Вебстера или Форда.
*) Сэквиль и Нортон, авторы трагедии «Горбодук, или
Феррекс и Поррекс»—первой попытки в области самостоя-
тельного национального творчества, по указанному Сенекой
шаблону; Ричард Эдварс (1523?—1566), драматург, из числа
литературных деятелей, группировавшихся вокруг Оксфорд-
ского и Кембриджского Университетов, автор трагикомедии о
«Дамоне и Пифии»; Кристофер Марло (1564—1593) и Томас
Кид (1558—1595)—ближайшие предшественники Шекспира;
первый автор «Тамерлана», «Фауста», «Мальтийского Жида»
и «Эдуарда II», знаменующих окончательный разрыв с клас-
сической драматургией, как системой, при несомненном влия-
нии отдельных ее памятников, второй—создатель популяр-
ной «Испанской трагедии, или Иеронимо снова сошел с ума»,
прообраза всех позднсйшич трагедий мести: Джорж Гасконь
(1535—1577)—поэт и драматург, много работавший над пере-
несением итальянской и голландской гуманистической драмы
на английскую почву. Его «Воображаемые» (Supposes)—пе-
ределка Suppositi ApiijCTO—и трагедия «Иокаста», сочетаю-
щая элементы, взятые из Сенеки, Еврипида и Жоделевской
«Пленной Клеопатры» надолго упрочили его популярность.
«Ральф Ройстер Дойстер»—единственное дошедшее до нас про-
изведение гуманиста Николая Юдалля (1505—1556)—первая
английская «ученая» комедия, написанная под сильным влия-
нием Теренция, но не без употребления техники старинных
моралите.
XIII
Есть, однако, один общий момент, об’единяющий
драматургов самых разнообразных направлений. Этот
момент—их приверженность старой национальной
традиции, которая ни на минуту не умирала и со-
хранила энергию и стойкость, даже в чуждой ей
внешней обстановке новых пьес. Методы сценической
интерпретации, оставаясь прежними, естественно тре-
бовали от драматических писателей определенных
приемов, с которыми они не могли не считаться.
Убранство сценической площадки, навыки актерской
игры, привычка видеть в ходе пьесы те или иные
персонажи, которые, по своей абстрактной сущности,
легко могли связать себя с любым сюжетом—все это
оказывало влияние на творчество драматургов, внося
определенную линию в их работу и требуя от нее
ясно намеченного плана. Мы видим здесь любопыт-
ный пример того, как влияет театральная система
на систему драматическую, пример, лишний раз под-
черкивающий значение внешних элементов спектакля
в истории эволюции театральных форм.
Внешний консерватизм при широком внутреннем раз-
витии—основной момент английского театра XVI века.
Ставя себе самые сложные и запутанные задачи, иссле-
дуя человеческую психику во всей ее глубине, ели-
заветинцы ни на минуту не задумывались над внеш-
ней оболочкой своих произведений и, с этой точки
зрения, Шекспир и Флетчер не менее традиционны,
чем Марло или Грин. Новаторство в области драма-
тического метода казалось излишним. Центр тяже-
сти был перенесен в действенную интригу и выте-
кавшие из нее характеристики персонажей, а чисто
подготовительная, теоретическая работа отступала
на задний план. Исходным пунктом построения яв-
лялся сюжет, все же остальное, либо непосредственно
из него вытекало, либо присоединялось, в качестве
надстройки.
В этом, быть может, лежит причина того, почему
Елизаветинская эпоха, при всем блеске своего теа-
XIV
трального и драматического развития, не оставила
ни одного трактата, посвященного вопросам драма-
тургии. Правда, в целом ряде предисловий, предпо-
сланных различным пьесам, авторы старались обо-
сновать те или иные создаваемые ими положения
ссылками на латинских и греческих писателей или
на практику своих современников, но все это носило
характер отдельных замечаний ad hoc и, разумеется,
было лишено всякой определенности и стройности.
Даже такой, казалось бы, важный и спорный вопрос,
как вопрос о допустимости пьес смешанного типа,
т. е. другими словами вопрос о допустимости траги-
комедий, обсуждался без всякого пафоса и очень
скоро как-то сам собой заглох *).
Такое положение вещей продолжалось в течение
всего XVI и большей части XVII века. Напря-
женная продуктивность английского драматического
гения, казалось, не оставляла времени для того, что-
бы отдать себе отчет в своих же достижениях и,
лишь значительно позже, в эпоху Реставрации,
Драйден в «Опыте о драматической поэзии» сделал
первую попытку подойти с оценочным критерием к
тому, что было создано его предшественниками.
II.
На этом общем фоне, который мы постарались
обрисовать постольку, поскольку нам позволяют это
сделать скромные пределы настоящей статьи, фигура
Бен Джонсона стоит, на первый взгляд, совершенно
особняком. Гуманист до мозга костей, человек, при-
общившийся античной культуры непосредственно у
ее источников, он с первых же шагов выступает, как
новатор, создает собственную драматическую теорию
и резко порывает с навыками современников, видя
*) Один из немногих трактатов, посвященных этому во-
просу—предисловие Whetstone’a к его трагикомедии «Pro-
mos and Cassandra».
XV
в них не профессиональных драматургов, а неуме-
лых любителей. Мало того—ему одному удалось соз-
дать школу, обосновать новую традицию, успешно
боровшуюся в течение долгих веков со старой тради-
цией романтической драмы и, в сущности, просуще-
ствовавшую в несколько модифицированной форме
вплоть до наших дней. Шекспир и Бен Джонсон
становятся в XVII и особенно в XVIИ веке боевыми
лозунгами английских драматургов и, при всем без-
граничном преклонении англичан перед гением пер-
вого победителем в борьбе оказался все же второй,
стиль которого гораздо ближе отвечал сатирическому
уклону ума его соотечественников. Все комические
писатели Реставрации, Шедуэлл, Вичерлей, Конгрив,
Фарквар, драматурги следующего столетия—Гольдсмит,
Фильдинг и Шеридан и, наконец, писатели XIX века
вплоть до современного нам Бернарда Шоу—все,
сознательно или бессознательно, шли по пути, ука-
занному Джонсоном, и, отстаивая Шекспира, по суще-
ству вели с ним ожесточенную борьбу.
Одного этого обстоятельства достаточно, чтобы
привлечь особое внимание к писателю, деятельность
которого определила собой такую длинную линию
развития английского театра *). Но помимо этого
пьесы Джонсона имеют большой интерес, и притом
не только теоретический. Прекрасный знаток теа-
тральных законов и мастер сценической композиции,
Бен Джонсон сумел обогатить английский репертуар
произведениями, которые, несмотря на некоторую при-
думанность фабулы, не утратили до сих пор своей
свежести и сценического обаяния. Возрождение Джон-
*) Fleay в своей «Биографической Хронике» (см. библио-
графию) пишет: *Я не могу не упомянуть об одном .обстоя-
тельстве, которое бросалось мне в глаза на каждом шагу во
время моей работы: это центральное положение, занимаемое
Джонсоном. Я основательно изучал его и думаю, что не пре-
увеличу, если скажу, что хотя Шекспир—центральная фигура
нашей драматической литературы, в истории нашей драмы
это место принадлежит Джонсону" (Biogr. Chron. 1,13).
XVI
Эскиз костюма для Мороуза.
2
сона и установление ему подобающего места в пан-
теоне английской поэзии—очередная задача истории
театра, если она хочет служить уроком для совре-
менности *).
Внешние события жизни Бен Джонсона выяснены
далеко не с исчерпывающей полнотой **). Родился
он в 1573 году в Вестминстере или Лондоне. Отец
его умер, когда ему едва исполнилось четыре года, и
мать, оказавшись в полной нищете, вышла вто-
рично замуж за лондонского каменыцика, человека
доброго, но недалекого и малокультурного. Перво-
начальное образование Бен Джонсон получил в Вест-
минстерской школе, где, под влиянием Кемдена,
пристрастился к чтению античных авторов и осно-
вательно изучил древние языки. Обладая, однако,
крайне скромными средствами и не будучи в состоя-
нии прокормить себя «плодами науки», Бен Джонсон
был вынужден, по окончании школы, заняться ремес-
лом своего вотчима, тем более, что последний, по-
видимому, относился довольно скептически к его лите-
ратурным увлечениям. Жизнь }<аменьщика оказалась,
однако, невыносимой для пылкого юноши, и он тай-
ком бежал из родительского дома и переправился в
Голландию, где принял участие в войне против испан-
цев. Вернувшись в Англию в 1592 г., он женился на
*) Дошедшие до нас английские газеты сообщают о
шумном успехе, сопровождавшем постановку Еольпоне Phoenix-
Society в Январе 1921 гола в Лондоне;—пример лишний раз
доказывающий насколько пьесы Дженсона сохранили интерес
актуальности для современного репертуара.
**) Трудно найти хотя бы двух биографов Джонсона,
которые даже в основных фактах его жизни не противо-
речили бы друг другу. Об’ясняется это тем, что сами доку-
менты, на которых приходится строить, крайне сбивчивы и
разноречивы, далеко не всегда отличаясь достаточной досто-
верностью. В дальнейшем изложении мы будем придержи-
ваться данных Никольсона и Кастелена, оставляя в стороне
знаменитую биографию Гиффорда, редактированную Кен-
нингэмом, так как ее полемический задор часто опережает
эрудицию автора.
Х'.ЯП
женщине, которую сам характеризовал, как «строп-
тивую, но честную жену» *). Брак этот, невидимому,
был не из особенно счастливых, так как без всяких
причин Бен Джонсон счел за лучшее целых пять лет
жить с ней в разлуке. Остальные стороны его дея-
тельности вплоть до 1597 года остаются пока не-
выясненными. Лишь брошенная им вскользь фраза о
том, что, по возвращении в Лондон, он снова обра-
тился к научным занятиям, указывает, на то, что
привитые ему в детстве вкусы уцелели и ждали
только случая, чтобы проявиться.
1597 год—поворотный пункте карьере Бен Джон-
сона. Рождение сына и неблагоприятно сложившиеся
материальные обстоятельства заставили его посту-
пить на службу к антрепренеру Генслоу **), в каче-
стве актера и наемного драматурга, в обязанности
которого входило переделывать старые пьесы и осве-
жать их, сообразно требованиям времени. Впрочем,
ни в той, ни в другой области Бен Джонсон особой
славы не стяжал, так как играл он плохо, а его
независимая натура не могла мириться с отрешением
от собственного я, неизбежного при компилятивной
работе. Из написанных в это время пьес часть по-
гибла, а некоторые подверглись в дальнейшем пере-
работке, причем Бен Джонсон безжалостно выбросил
все места, написанные его сотрудниками.
Короткий период подготовительной работы за-
вершился первым блестящим успехом комедии «Каж-
дый в своем настроении» (Every man in his humour)
написанной в 1598 году. Пьеса эта, в которой уча
*) «А shrew, yet honest» (в разговоре с Дреммондом).
*•) Филипп Генслоу, содержатель театра «Фортуны»,
оставил любопытный дневник, содержащий драгоценные мате-
риалы по истории Елизаветинской драмы и театра. Несмотря
на свою полуграмотную форму, бессвязность и отрывочность
дневник этот во многих случаях дает единственный критерий
для определения авторства многих пьес и восстановления
картины английского театра времени Шекспира.
2*
XIX
ствовал, между прочим, сам Шекспир, сразу вы-
двинула авторав ряды руководящих драматургов эпохи.
Действительно, никто до этого времени не ставил
так резко в своем первом самостоятельном опыте
вопрос о методах комической драматургии и не вы-
ступал с такой непримиримой новаторской програм-
мой. Теоретик по природе, человек, привыкший взве-
шивать каждую мелочь, Бен Джонсон сразу же по-
рывает с традицией своих современников и создает
своеобразный тип комедии, сочетающий классические
воззрения с театральной практикой Английского Воз-
рождения. В прологе—своего рода театральном мани-
фесте—он обрушивается с резкой критикой против
наивного романтизма народной драмы, где хор пере-
носит зрителя за дальние моря, и на радость маль-
чишкам низвергают троны, под грохот орудий и бара-
банный бой. Комедии подобает говорить языком,
которым пользуются обыкновенные люди, и герои ее
должны отражать правдивую картину своего времени.
Бичуя людские слабости, но не преступления, она
ставит себе целью раскрывать глаза на все, заслу-
живающее презрительной насмешки.
Успех первой комедии Бен Джонсона был омрачен
событием, которое чуть не пресекло навсегда его
литературную и театральную деятельность. Поссо-
рившись со своим товарищем по сцене Габриелем
Спенсером, Джонсон убил его на поединке, после
чего был посажен в тюрьму и судим за убийство. По
его собственным словам, он был в это время весьма
близок к виселице и, повидимому, только заступни-
чество влиятельных лиц спасло ему жизнь и вернуло
свободу. Во время пребывания в тюрьме Джонсон
близко сошелся с одним католическим священником
и даже перешел в католицизм, в лоне которого пре-
бывал целых двенадцать лет. Трудно сказать, чем
можно об’яснить подобный шаг со стороны человека
почти индифферентного к религиозным вопросам.
Разумеется, вряд ли есть основание говорить о глубо-
кйк убеждениях, нб в то же время Трудно видеть й
этом простой каприз. Возможно, что здесь играл
роль героический жест в защиту гонимой религии
или, как предполагает Никольсон, преклонение перед
античной формой христианства, к которой Джонсон
чувствовал влечение человека науки.
Вскоре после освобождения из тюрьмы в 1599
году Джонсон пишет свою вторую комедию «Каждый
выведен из своего настроения» (Every man out of his
humour), задуманную, как параллель первой. Если в
первой пьесе, наряду с преодолением традиций, до
некоторой степени, чувствовалось их связывающее
влияние, в виде определенной интриги, крепкой нитью
соединяющей действие воедино, в новом Джонсонов-
ском опыте интрига всецело отступает на задний
план перед самодовлеющим изображением характеров.
Сюжет разбит на ряд отдельных, плохо между собой
связанных эпизодов, которые лишь к концу входят
в некоторый контакт, путем общей развязки и,
таким образом, перед нами вместо единой пьесы
соединение небольших сценок, написанных на разно-
образные темы. При этом мы уже не имеем того
местного колорита, который отличал «Каждого чело-
века в своем настроении». Все типы в значительной
степени абстрагированы, сведены к ходячим общим
местам, с резкой сатирической характеристикой, не
всегда исключительно театрального порядка.
Еще дальше в том же направлении идет Бен
Джонсон в следующих своих пьесах: «Маскараде Цин
тии» (Cynthia's Revels) 1600 г. и «Рифмоплете» (The
Poetaster) 1601 г. Высмеивая в них придворные и
литературные круги эпохи, подчас забываясь до
введения личной сатиры *), он развивал в них ту же
теорию, придавая действию неприятную отвлечен-
ность. Пьесы эти, по справедливому замечанию Byi-
*) Влице Криспина выведен поэт Марстон, в лице Демет-
риуса— Деккер.
XXI
бридж, не только не прибавляют чего-либо нового К
характеристике Бен Джонсона, но вскрывают все
отрицательные стороны нарочитого теоретизирования
в области театральной композиции. «Рифмоплет» вы-
звал целую бурю среди писателей, почувствовавших
себя задетыми его более чем недвусмысленными наме-
ками, и, в ответ на вызов Бен Джонсона в 1602 г.
появился Деккеровский «Бич Сатирика» (Satiromaslix),
едкая, остроумная пьеса, выворачивающая на изнанку
все Джонсоновские положения и превращающая его
типы в злые каррикатуры на автора. Повидимому,
успех этой драмати”еской сатиры был довольно зна-
чителен, так как он отбил у Джонсона охоту писать
в комическом стиле и заставил его пробовать свои
силы в трагедии, к которой, впрочем, у него, по его
собственным словам, уже давно замечалось тяготение.
Первый опыт в этом направлении—трагедия «Сеян»
(Sejanus) оказалась, однако, не слишком удачной и
особого успеха не имела, так же, как и пьеса «На
Восток!» (Eastward Но), написанная в сотрудничестве
с Марстоном и Чепменом. Последняя к тому же на-
влекла на авторов королевскую немилость, ввиду
заключавшихся в ней оскорбительных намеков на
Шотландию, и они даже были на некоторое время
посажены в тюрьму.
С начала нового царствования Бен Джонсон цели-
ком отдался сочинению маскарадных представлений
и сделался одним из наиболее популярных деятелей
придворного театра. Мифологическая изощренность
этого рода зрелищ и широкий простор, дававшийся
им для замысловатых аллегорий, как нельзя более
подходили к характеру его дарования, предоставляя
ему возможность одновременно блеснуть классической
эрудицией и прекрасным пониманием театральных
законов. Сотрудничество с архитектором Иниго Джон-
сом, в руках которого была обстановочная часть
этих спектаклей, обеспечивало маскарадным пьесам
Джонсона шумный сценический успех, отмеченный в
XXII
суждениях современников и оффициальных докумен-
тах эпохи.
Пятилетие с 1605 по 1610 год—время наивысшего
расцвета таланта Бен Джонсона. После нескольких
годов, проведенных в разлуке с комической музой,
он снова возвращается к ней и создает три свои
знаменитые пьесы: Вольпоне (Volpone) 1605, Эписин,
или молчаливая женщина (Epicoene, or the Silent
woman) 1609, и Алхимик (The Alchemist) 1610. Оста-
ваясь на почве прежней театрально-драматической
теории, он применяет ее теперь гораздо увереннее
и в то же время мягче, чем в первых комедиях,
получая в чисто сценическом отношении образцы
непревзойденного мастерства, своеобразно сочетая
новеллистический сюжет с техникой комедии нра-
вов. Сила и меткость характеристик, оригиналь-
ность интриги и блестящая серия «юмористических»
персонажей этих пьес оставляют далеко позади не
только все, написанное Бен Джонсоном до 1605 года,
но и его же собственные более поздние произведения.
Несмотря на различие темы, почти трагической в
Вольпоне и балаганной в Эписин, во всех трех коме-
диях чувствуется единство творческой воли, твердо
направляющей действие по раз намеченному пути.
Интрига движется вперед с геометрической правиль-
ностью, характеры раскрываются с точностью мате-
матических формул и напряженность действия не
ослабевает ни разу вплоть до последней развязки
Мастер сцены вполне созрел и окреп.
Все написанное Бен Джонсоном после «Вольпоне»
«Эписин» и «Алхимика» хотя и не всегда уступает им в
технической законченности, не имеет уже прежней
свежести и силы. Написанная в 1611 году вторая и
последняя трагедия «Каталина» построена в полном
соответствии тем принципам, которые проводились
в жизнь еще в «Сеяне», и не прибавляет к ним
ничего нового, несмотря на то. что писалась она
с большой тщательностью, а Джонсон до самых
XXIII
последних^ дней питал к этой Пьесе какую-то осо-
бенную нежность. Гораздо любопытнее поставленная
три года спустя, после возвращения Джонсона из
Франции, куда он ездил с сыном Вальтера Рэлея,
комедия «Варфоломеевская Ярмарка». С одной сто-
роны, пьеса эта как будто знаменует возвращение к
старой манере, но с другой, в ней умело использованы
навыки, приобретенные за последнее десятилетие.
На фоне шумной ярмарочной толпы Бен Дженсон
выводит галлерею своих причудливых героев: сума-
сбродного судью, безмолвного брата—пуританина и
его достойную сподвижницу святошу Пьюркрафт,
подозрительного уличного певца, разного рода тор-
говцев, знаменитую колбасницу Урсулу—«женщину-
Фальстафа», безумца Трабль-Оля и легковерного
Джона Литльуит, перемешивая их, как стеклышки в
калейдоскопе, нагромождая сцену на сцену, и в конец
Сбивая столку зрителя, который до самой развязки
не может отдать себе отчет в том, что собственно
происходит и чем все должно завершиться. В смысле
бытового материала, Варфоломеевская ярмарка зани-
мает одно из первых мест среди пьес Елизаветинского
репертуара. Ни в какой другой комедии автор не
сумел так гениально сконцентрировать разнообра;
нейшие фигуры и сопоставить в течение короткого
промежутка времени все наиболее характерные про-
фессии и классы общества.
В 1616 году Джонсон написал мало удачную коме-
дию «Дьявол—Осел» (The Devil is an ass), фактура
которой уже в те времена казалась устарелой и
неинтересной. В том же году он собрал воедино все
им написанное и издал одним фолиантом, как бы
подводя итог своей деятельности. И действительно,
следующие двадцать лет его жизни прибавляют к
ней очень мало нового. Последняя его удачная пьеса
«Склад Новостей» (The Staple of News) появилась в
1625 году, но уже в ней заметны черты упадка—
недостаточная напряженность действия, повторения,
XXIV
Однообразие ситуаций й т. й. Иапйсанная четыре
года спустя, «Новая Харчевня» была снята со сцены
вследствие полного неуспеха. Ученость Бен Джонсона
и его морализирующий тон казались теперь неуме-
стными, и публика отказывалась слушать то, чему
она несколько десятилетий назад шумно апплодиро-
вала. Точно также без всякого успеха прошли и
последние его пьесы: «Магнетическая дама» (The
Magnetic Lady), и «Рассказ о бочке» (The tale of a tub),
написанные в 1632 и 1633 году.
Но если на сценических подмостках Бен Джонсон
терял постепенно расположение публики, которое,
по остроумному замечаниию итальянского поэта, в
состязании театральных деятелей является единствен-
ным мерилом успеха, его значение и авторитет среди
его литературных современников остались попреж-
нему непоколебленными. Правда, после его резкой
ссоры с Иниго Джонсом, двор перестал относиться
к нему с прежним вниманием и лаской, но в Лон-
донских Тавернах Дьявола, Солнца, Пса и Тройной
бочки он продолжал быть непререкаемым повелите-
лем плеяды поэтов, гордившихся правом называть
себя его сыновьями. «Племя Бена» разносило далеко
по всей Англии славу своего великого учителя, и его
диктаторская власть уважалась всеми причастными к
писательскому или театральному мастерству *).
Из внешних событий последних двадцати лет
жизни Бен Джонсона заслуживает упоминания пред-
принятое им в 1618 году путешествие пешком в
Шотландию, где он провел некоторое время у поэта
*) К числу «сыновей Бена» принадлежали: Р. Геррик,
Клевеланд, Рандольф, Люциус Кэри, Морисон, Натаниель
Фильд—актер—драматург, исполнявший главную роль в Эпи-
син на первом представлении, Ричард Броум, Томас Мэй,
Роберт Давенпорт, Давенант и многие другие знаменитые
писатели следующего поколения. О их зависимости от Бен
Джонсона см. прекрасную книгу: Mina Kerr. Influence c.f Ben
Jonson on English Comedy 1598—1642.
XXV
Дрёммонда в Хоторндене. Его разговоры с Дреммон-
дом, касавшиеся разнообразных вопросов из области
литературы, искусства и даже житейских отношений,
были записаны этим последним и служат в настоя-
щее время ценным матерьялом при изучении нашего
поэта. Стиль этих разговоров далеко не панегири-
ческий. Дреммонд с большой едкостью и сарказмом
отмечает комические штрихи в характере своего
собеседника, его неумеренность в употреблении вина,
резкость его суждений, безапелляционность и несдер-
жанность его характеристик. Но вместе с тем он с
удивительной меткостью и правдивостью воссоздает
не только содержание разговоров, но и их общий
тон, самую манеру выражаться своего гостя, и это
делает его дневник живым человеческим документом,
с которым не могут сравниться даже такие произ-
ведения, как Босвелевское Жизнеописание Самуила
Джонсона или разговоры Гете с Эккерманом.
Последние годы своей жизни Джонсон помимо
театральных вопросов стал интересоваться вопросами,
отвлеченной критики и истории языка. Из его работ
в этой области осталось однако слишком мало,
чтобы можно было составить себе какое-нибудь опре-
деленное впечатление. «Английская Грамматика» со-
хранилась лишь в виде отдельных фрагментов, а книга
«Открытий» (Discoveries) страдает чрезмерной крат-
костью и лаконичностью. Тем не менее сопоставле-
ние ее с матерьялом предшествующих лет позволяет
нам несколько подробнее осветить вопрос о драма-
тической теории Бен Джонсона, являющейся крае-
угольным камнем при анализе и оценке его твор-
чества.
Летом 1637 года Бен Джонсона не стало. Тяжелая
работа последних лет, в связи с ухудшившимися ма-
териальными условиями, подорвала его и без того
расшатанное здоровье и, после короткой болезни, он
скончался 6-го августа, окруженный толпой, искренне
оплакивавших его, друзей. Похоронили его в Вест-
XXVI
минстерском Аббатстве, но по неизвестным Прими*
нам предполагавшийся к постановке на его могиле
памятник не был поставлен, и, лишь несколько лет
спустя, какой-то случайный посетитель заказал камен-
щику за 18 пенсов надпись на могильной плите
«О rare Ben Jonson» (О, удивительный Бен Джонсон).
После его смерти в его бумагах найден был отры-
вок пасторальной драмы «Опечаленный Пастух» (The
SadShepherd), показывающий, что, несмотря на види-
мый упадок его дарования, он еще способен был со-
здавать. произведения большой поэтической мощи.
III.
Как указано выше, Бен Джонсон не оставил связ-
ного изложения своих взглядов на сущность драма-
тической поэзии, и их приходится восстановлять на
основании отдельных замечаний расбросанных среди
его многочисленных предисловий, писем, заметок и
статей *). Явление это тем более странно, что у
Бен Джонсона во всех его писаниях чувствуется уклон,
заставляющий ожидать от него цельную драматиче-
скую теорию. Дрёммонд в своих «Разговорах» пере-
дает, что Джонсон читал ему свое предисловие к
«Поэтическому Искусству» Горация, в котором он
в диалогической форме защищал «Варфоломеевскую
Ярмарку», подвергая ее всестороннему анализу и кри-
*) Прекрасное изложение взглядов Бен Джонсона в обла-
сти поэтики и драматургии мы находим в книге Елизаветы
Вудбридж (см. библиографию в конце настоящего тома),
являющейся наиболее тонким и остроумным анализом его
творчества, как с точки зрения теории, так и с точки зрения
театральной практики. Выводы ее настолько бесспорны, что
нам в дальнейшем часто придется попросту их повторять,
ссылаясь на ее же аргументацию. Богатый матерьял дает
также записная книжка Бен Джонсона, которую он озагла-
вил «Timber or Discoveries» (Устои или Открытия), изданная
отдельно Шеллингом (1892), Кастеленом (1906) и др„ а также
вошедшая в полное собрание его сочинений, под редакцией
Гиффорда-Кенингэма.
XXVII
Тике. Существует предположение, чТо ЭТО недошед-
шее до нас предисловие и есть та Ars Poetica, кото-
рую тщетно искали среди оставленных Джонсоном
бумаг. Как-бы то ни было, после пожара, уничтожив-
шего эту рукопись, он уже больше не делал попы-
ток собрать свои взгляды воедино и только <Откры-
тия» до известной степени восполняют этот пробел.
Четыре элемента, говорит Бен Джонсон, образуют
поэта, т. е. того, кто выражает человеческую жизнь
в числах, размерах и гармонии. Первый из них гений,
который дается от природы и не может быть при-
обретаем никакими усилиями. «Ибо, как указывает
Симил в Стобее, природа не может быть совершен-
ной без искусства, но и искусство приобретает свое
бытие только через природу» *). «Художник и поэт
родятся, а не становятся таковыми. Природа сильнее
в них, чем ремесло» **). Но одного гения недостаточно,
и поэтому к нему присоединяются, как необходимые
ингредиенты, упражнение (exercitatio), подражание
(imitatio) и изучение (lectio). «Если его разум не достиг-
нет сразу совершенства древних, он не должен падать
духом или выходить из себя. Пусть он попробует
еще раз взяться за дело с прилежанием и если даже
и тогда у него ничего не выйдет, не следует бросать
перо, царапать обои или колотить кулаками по столу.
Лучше снова отправить весь матерьял в кузницу и
там подвергнуть его новой обработке... Хорошо, если
уменье появится через год или через два» **’).
Употребление Бен Джонсоном термина «подража-
ние» носит совершенно своеобразный характер и во
всяком случае существенно отличается от того, что
под ним подразумевается Аристотелем. Здесь идет
речь не о подражании природе — этом фундаменте
классической поэтики, а о способности «усваивать
**) Ib^cxvni"’ Р (1,ит‘по изд< Гиффорда-Кенингэма).
*«*) Timber CL,Pp. 215.
XXVIII
богатства, извлеченные из творений других поэтов, и
претворять их в свои собственные». «Надо выбрать
из всех одного, который кажется выше прочих, и сле-
довать ему так, чтобы слиться с ним во всем, и сде-
лать копию, ничем не отличающейся от оригинала.
Не нужно, конечно, рабски подражать и, как говорит
Гораций, принимать пороки за добродетели, но, по-
добно пчеле, надо извлекать мед из прекраснейших
и сладчайших цветов, пользуясь для этого навыками
великих писателей» *). Благодаря такому толкованию
данного понятия, оно естественно примыкает к четвер-
тому элементу, образующему поэта — изучению—
с точки зрения Бен Джонсона одному из самых важ-
ных: «Мы прежде всего требуем от писателя начитан-
ности и прилежания к науке, ибо только они делают
его цельным человеком, давая возможность не только
знать историю и содержание любой поэмы, но и уметь
подобающим образом распорядиться своим материа-
лом, применив к нему подходящий стиль. Нельзя сразу
*) lb. CL, р. 216. Как справедливо указывает Вудбридж,
приведенное место «Открытий» несомненно написано под не-
посредственным влиянием трактата «О Возвышенном», при-
писываемом Дионисию Лонгину. «Платон, если мы только
не презрим его, читаем мы в 13-ой главе этого трактата,
показывает нам еще один путь к высокому. Какой же это
путь?—Соревнование и подражание жившим до нас великим
писателям и поэтам. Сей предмет, любезный Теренциан,
всегда должно иметь ввиду. Ибо многие, будучи вдохновены
чужим умом, приходят в восторг точно так, как говорят е
Пифии, которая, приближаясь к священному треножнику,
и через отверстие, в земле находящееся, приемля в себя
вдохновение, вдруг исполняется божественной силы и по
таковому вдохновению дает ответы вопрошающим. Равным
образом от величественных красот древних писателей, как
из священного Аполлонова отверстия, подымаются, так ска-
зать, в умы их подражателей, какие-то испарения, коими,
вдохновены будучи и не весьма одаренные от природы витий-
ственным жаром, приходят в восторг от чужого величия».
(«О высоком». Творение Дионисия Лонгина, пер. Ивана Мар-
тынова. Санктпетербург. В тип. Иос. Иоаннесова, 1826
стр. 32— 33).
XXIX
стать поэтом от того только, что тебе приснилось,
будто ты был на Парнасе или, как говорится, омочил
свои губы на Геликоне. Для этого нужно нечто боль-
шее, ибо к природе, упражнению, подражанию и изу-
чению необходимо добавить искусство, придающее
им всем совершенство» *).
В центральном положении, отводимом науке в по-
этическом творчестве, разумется, сказался ученый
гуманист-начетчик, но, подчеркивая последним заме-
чанием, что поэзия есть прежде всего искусство, он
тем самым защитил себя от упреков в педантизме.
В сущности своим последним замечанием Бен Джон-
сон примкнул довольно близко к тому, что незадолго
перед тем говорил в своей «Апологии» сэр Филипп
Сидней, с которым его также роднит взгляд на по-
эзию, как на средство морального воспитания. Поэт—
мудрец, который поучает создаваемыми им художе-
ственными образами. Всякое искусство имеет нрав-
ственную цель, оправдывающую его бытие, и ближе
всего подходит к понятию добродетели. Впрочем, на
практике, Бен Джонсон часто невольно отступал от
этого возвышенного взгляда на искусство, и уроки,
выводимые из некоторых его пьес, вряд ли могут счи-
таться высоко нравственными.
Тщательное изучение старых писателей, рекомен-
дуемое Бен Джонсоном, как одно из основных средств
поэтического воспитания, не должно, однако, по его
мнению, превращаться в простое подражание. Если
он и говорит об усвоении чужих богатств и слиянии
с любимыми авторами «так, чтобы нельзя было от-
личить копию от оригинала», он подразумевает лишь
усвоение их духа, а никак не фактическое их исполь-
зование. «Я знаю, пишет он в другой главе своих
«Открытий», что ничто так не побуждает к лите-
ратурному творчеству, как знакомство с античными
писателями. Но не следует опираться единственно на
*) Timber CL р. 217.
XXX
их авторитет. Каждому замечанию древних мы можем
противопоставить результаты собственного опыта...
Правда, они проложили нам путь, но как вожди, а не
как повелители; non domini nostri sed duces fuere.
Истина открыта для всех и никому не дано делать
ее единственно своим достоянием» *). Мало того:
стеснение свободного творчества поэта данными за-
ранее правилами кажется ему чудовищно нелепым.
«Я не считаю возможным стеснять свободу поэта
узкими рамками законов, диктуемых философами или
грамматиками. Ведь задолго до открытия этих зако-
нов существовали прекрасные поэты, умевшие им сле-
довать. Есть ли кто выше Софокла, а между тем он
жил раньше Аристотеля... Нет ничего нелепее, как
делать из писателя диктатора. Аристотель и другие
имеют свои заслуги, но если мы можем придти к
более правильным выводам—к чему нам завидовать?
Есть вещи, в которые можно верить только временно
и, поступившись ради них своим мнением, не следует
навсегда отрешаться от самого себя и пребывать
таким образом в вечном рабстве» **).
Эта странная двойственность, преломление клас-
сицизма сквозь призму Елизаветинской традиции и,
возникающее отсюда, странное жонглирование поня-
тиями «подражания» и «самостоятельности» является
базой всей драматической теории Бен Джонсона.
Ссылки на Аристотеля точно также перемешиваются
в ней с предостережениями против излишней подра-
жательности ***) и, попрежнему», во краю угла стоит
положение о нравственно - воспитательном значении
литературных произведений. Драма подобно поэме
должна заключать в себе единое, цельное и совер-
шенное действие, части которого должны быть со-
*) Timber XXI, стр. 136.
**) Timber CL1II, стр. 219 и CXL, стр. 204.
***) Приведенные выше цитаты взяты как раз из тех
частей «Открытий», которые касаются вопросов театра и
драматургии.
XXXI
единены так, чтобы нельзя было удалить ни одной,
не повредив целого. Комедия вовсе не призвана воз-
буждать смех, — ее цель поучать и наставлять, а
это достигается совершенно иными методами. Смех
развлечение толпы, не умеющей ценить тонких дви-
жений ума и изысканных шуток. Ее забавляет видеть
перед собой Сократа, этот образец в:ех доблестей
и добродетелей, вздернутым на воздух в корзине и
измеряющим расстояние, на которое может пригнуть
блоха. Это считается подлинным театральным остро-
умием, но Аристотель и прочие мудрецы древности
понимали, что дурачить людей для удовольствия черни,
самая большая ошибка, в какую может впасть драма-
тический автор. Недаром Платон упрекает Гомера
в кощунстве за то, что у него боги иногда смеются.
Единство, цельность и совершенство действия до-
стигаются соблюдением ряда установленных правил,
значение которых и заключается в том, чтобы обес-
печить целому необходимую пропорциональность.
Всякое действие должно иметь начало, середину и
конец и в то же время не должно быть ни слишком
сжатым, ни слишком растянутым. Таким путем будет
соблюдено внутреннее, органическое единство, на
котором настаивает Аристотель, и которое следует
резко отграничивать от внешних трех единств, со-
ставляющих основу ложно понимаемой классической
поэтики. Хотя они имеют определенное значение и
вес, их не следует переоценивать. В сущности, Бен
Джонсон настаивает только на единстве времени,
требование которого естественно вытекает из его
основных предпосылок; что же касается единства
места и действия, то они были слишком чужды всей
практике английского театра, чтобы быть принятыми
без оговорок. И действительно, Бен Джонсон, разве
лишь в одном Алхимике, постарался сконцентрировать
интригу и заключить ее в узкие топографические
рамки; во всех остальных пьесах он ни в какой мере
не захотел чувствовать себя связанным, лишний раз
XXXII
Эскиз костюма для Эписин.
показывая, как хорошо укладывались в его сознании
такие, казалось бы, взаимно друг друга исключающие
театральные принципы, как классицизм и основные
начала национального английского театра.
Но не поэтика Аристотеля и не теоретические
рассуждения о природе комедии составляют основу
драматического творчества Бен Джонсона. Для него
в центре внимания всегда находятся характеры, при-
чем характеры эти трактуются не в традиционном
плане шекспировской драматургии, а в свете своеоб-
разной, им самим придуманной теории «юморов» или
настроений *). Верный своей страсти рационализировать
каждый шаг, (н, разумеется, поспешил сам раз’яснить,
как надо понимать этот термин. В прологе к «Каж-
дому выведенному из своего настроения» Аспер, в
лице которого автор вывел самого себя, говорит по
этому поводу следующее:
Когда одна единственная страсть
Так сильно овладеет человеком,
Что все его желанья, мысли, чувства
В один поток сливает неразлучно,
Мы можем гоюрить о «настроеньи».
Но если ветрогон, с пером на шляпе,
С крученой лентой, брыжжами тройными,
С необычайным бантом на туфлях,
Застежкою швейцарской на псдвязках,
Настойчиво твердит о «настрсеньи»—
Поверьте это больше чем смешно!
Таким образом «юмор» или «настроение» оказы-
вается руководящей чертой характера, которая
определяет всю линию поведения ее обладателя и ее
не надо смешивать с чисто-внешней экстравагант-
ностью или манерным изломом, как могло бы по-
*) Английское слово «humour», к сожалению, совершенно
не поддается переводу на русский язык. Мы передаем его
условно термином «юмор» или «настроение», обращая вни-
мание читателя на то, что слова эти будут употребляться
нами не в обычном житейском своем смысле.
XXXIV
казаться с первого взгляда *). Из этой единой черты
Джонсон создавал тип, на котором наглядно демон-
стрировал, к каким последствиям приводит доведение
ее до максимальной точки, причем образ мыслей
данного лица, его жесты, поступки, слова—все вы-
водятся как результат одной господствующей страсти.
«Герои Джонсона, доводит Кольридж, или люди с
огромными наростами, которые легко себе представить
ампутированными, но, в таком случае, пациент не-
медленно потеряет весь свой характер; или же это
просто наросты вместо людей, наросты, принявшие
человеческий образ, иногда без глаз, без носа или
без рта, на подобие корня мандрагоры».
Сведение всего многообразия человеческих пере-
живаний к одному элементу, концентрирование лич-
ности вокруг одной центральной точки—прием сам
по себе не новый, применявшийся еще в латинской
комедии, но никогда драматическое построение пьесы
не основывалось на нем так всецело. Но вместе с
тем Бен Джонсону, в огромном большинстве случаев,
удалось избежать чрезмерных абстракций, в которые
так легко впасть, следуя принятому им методу. Его
персонажи, если и не могут быть названы живыми
представителями той или иной общественной среды **),
*) На деле Еен Джонсон не всегда достаточно строго
придерживается этого разграничения и целый ряд его героев
в одинаковой или даже большей мере может рассматриваться
с точки зрения их внешнего излома, гораздо более опреде-
ленного и характерного, чем внутренние «настроения», кото-
рые автор думал в них вложить. Так, в частности, герой
«Молчаливой женщины» старый маниак Мороуз прежде всего
отмечен чисто-внешней нелюбовью к шуму, затмевающей в
создании читателя или зрителя его ч рствый эгоизм, дэю-
й содержание его внутреннему настроению и, вопреки
мнению Гиффорда, интрига пьесы с~р<ится как раз на этой
внешней черте. То же можно сказать и о ряде персонажей
«Алхимика» и «Варфоломеевской ярмарки».
**) Исключение составляет «Варфоломеевская ярмарка»—
своеобразный опыт бытовой комедии юморов. Разумеется,
отдельные бытовые типы встречаются и в других пьесах, но
3*
XXXV
во всех случаях остаются в границах подлинной
театральности.
Бен Джонсон не имеет дела с индивидами: его
герои всегда типы и выявление типического за счет
индивидуального характернейший момент его творче-
ства. Как только он начинает сообщать своим пер-
сонажам индивидуальные черты, он неминуемо впа-
дает в тон личной сатиры, резкой и непримиримой и,
быть может, сознавая эту свою слабость, он в период
зрелого мастерства тщательно оберегал себя от по-
добного уклона. Вместе с тем, следуя своей теории,
он естественно не мог давать на протяжении пьесы
какого-либо развития изображаемого типа *). Каж-
дый персонаж зафиксирован с самого начала опре-
деленными чертами, находящими обыкновенно от-
ражение в его имени **), причем эти черты стано-
вятся известными зрителю не из хода действия, а со
слов какого-нибудь другого действующего лица или
же путем вставных сцен, драматически безразличных,
но служащих для освещения типа. В таких сценах
одно из действующих лиц берет на себя роль, соот-
ветствующую старинному expository средневековых
мистерий, и либо непосредственно, либо вызывая на
откровенность разыгрываемое лицо, показывает пуб-
там они сильнее разбавлены персонажами традиционного
Джон'оновского характера.
*) Возражая Фрейтагу, упрекающему Мольера за то, что
тот также не дает в своих пьесах развития характера, Вуд-
бридж не без остроумия замечает, что, установив с самого
начала готовые типы своих героев, и Мольер и Бен Джонсон,
с точки зрения драматургической, проявили большой такт,
ибо процесс становленья человека Тартюфом, Альцестом или
Мороузом есть сюжет не комедии, а трагедии. Гегель спра-
ведливо указывает, что для сохранения комического впеча-
тления необходимо во-время опустить занавес, но не менее
справедливо и то, что никогда не надо поднимать его слиш-
ком рано (Е. Woodbridge, Studies, р. 38).
**) См. по этому поводу режиссерские указания, прило-
женные к ннстоящему тому.
XXXVi
лике все, что ей надлежит видеть и знать *). С
точки зрения театрально-драматической такой прием,
разумеется, вызывает ряд сомнений, но Бен Джонсон
умел очень ловко пользоваться взаимоотношением
персонажей, чтобы совершенно естественно выводить
одного в качестве об’яснителя поступков и слов другого.
В связи с этим стоит своеобразная группировка
действующих лиц, применяемая Бен Джонсоном реши-
тельно во всех своих комедиях. В центре пьесы всегда
одна или две динамические фигуры, приводящие все
вокруг себя в движение и сообщающие интриге ее
главный поступательный импульс. Чаще всего, но
далеко не всегда, эти лица, идея которых несомненно
подсказана практикой античной комедии, лишены
своеобразной «юмористической» квалификации и сами
по себе интересуют автора лишь как драматический
нерв, координирующий отдельные моменты целого**).
Все остальные персонажи распадаются на две резко
разграниченные группы: 1) хищников и 2) жертв,
причем нередко в ходе интриги они меняются ме-
стами и лица, игравшие в первых актах роль пре-
следователей, к концу пьесы сами превращаются в
жертв ***). Исходя из традиционного взгляда на
*) Так, в «Молчаливой женщине» характер Мороуза
узнается из разговора Клеримонта и Трувита, характеры
До и Оттера из их же разговора с Дофином. Напротив,
Ла-Фуль демонстрируется зрителю серией наводящих вопро-
сов, задаваемых ему его приятелями с исключительной целью
представить его образ во всей возможной полноте. Особня-
ком стоит комедия «Каждый выведен из своего настроения»,
где исчерпывающие характеристики действующих лиц даются
уже в их списке, предпосланном самой пьесе.
**) Таковы в частности Трувит («Молчаливая жен-
щина») и Брейн-Ворм («Каждый в своем настроении»). На-
против «Вольпоне»—пример соединения юмора и динамизма.
***) Особенно технически—совершенно проводится эта
перетасовка в «Алхимике», где обе половины пьесы предста-
вляют как бы одну и ту же интригу в перевернутом виде.
То же самое, хотя в меньшем масштабе, имеется и в «Каж-
дом выведенном из своего настроения* и в «Вольпоне».
XXXVII
природу комедии, как высмеивающей глупость и порок,
отвращая людей от подобных ошиб к, Бен Джонсон
естественно пришел к подобной группировке, кото-
рая давала максимальную возможность развернуть
перед зрителем тот или иной нравственный урок.
Обширная группа жертв, носителей бичуемых «на-
строений», служит на протяжении пьесы об’ектом
демонстрации со стороны тех, кому автором пору-
чается хищническая роль. По существу очень многие
пьесы Бен Джонсона сводятся к серии забавных сцен,
иногда выдержанных в стиле веселого фарса, иногда
в плане резкой сатирической комедии, об’единенных
лишь единством задания, но без определенной внут-
ренней линии. «Мы не находим у него п д’емов и
ослаблений интриги, обусловленных психическим за-
коном акции и реакции, а просто ряд сценических
положений, в которых одна часть лиц беспомощно
пассивна, а другая проявляет злонамеренную актив-
ность» *). Даже все эпизодические лица примыкают
либо к одной, либо к другой группе, образуя иногда
ряд мелких вторичных и третьестепенных интриг,
завершающихся почти в самый момент своего возник-
новения.
С точки зрения композиции, любопытно сопоста-
вить Бен Джонсона с Шекспиром. Шекспир при со-
чинении своих пьес редко старался выдумать сюжет,
обращаясь за темами к обильной сокровищнице ита-
льянской новеллистической литературы, к анналам
родной старины, к народным сказкам и легендам, и,
взяв определенную тему, вводил в ее разработку тех
персонажей, которые ею требовались. Канва пьесы
для него исходная точка. Разумеется, центр тяжести
лежит не в ней, а в разработке вызываемых ею к
жизни психологических проблем, но характерен са-
мый метод перехода от сюжета к лицам. У Бен Джон-
сона мы имеем обратную картину. Ставя в центр
*) Вудбридж, стр. 43.
XXXVIII
внимания людские слабости и пороки, воплощенные
в лице его комических персонажей, он должен был
придумывать соответствующую интригу, которая, вы-
текая из «настроений» данной пьесы, обеспечивала им
наибольшую наглядность и выразительность. Отсюда
некоторая бледность драматического рисунка, сби-
тость основной линии, которыми отмечены даже луч-
шие его пьесы. Выростая органически из характ. ров,
сюжеты Бен Джонсона не гонятся за внешне эффект-
ными ситуациями, не стараются приковать внимание
зрителя хорошо подготовленными coups de theatre.
Напротив, как уже указывалось выше, очень мн< г.,е
сцены вводятся автором совершенно безотносительно
к развитию интриги, лишь для того, чтобы еще с ка-
кой-нибудь стороны осгетить изображаемый образ *).
В связи с этим стоят и комические приемы Бен
Джонсона. В то время, как Шекспир ограничивается
вв деннем отдельных буффонадных сцен и легким от-
тенком комизма, овевающим серьезное действие,
Джонсон все время держит в руках бич сатирика и
беспощадно высмеивает своих героев, не останавли-
ваясь перед самыми грубыми комическими сценами,
вроде запечатывания рта болтуну расплавленным сур-
гучей **) или дерганья за нос расхваставшегося
трусишки ***). В своем стремлении сделать все на-
гляднее, доказательнее, он совершенно не знает пре-
град, диктуемых чувством меры и хорошим вкусом.
Вместе с тем он далеко не всегда считает необходи-
мым использовать ситуацию до конца и, когда «юмор»
*) Вудбридж, стр. 40—41, проводя параллель между Шек-
спиром и Джонсоном, указывает на то, что из писателей
эпохи Елизаветы и Якова один Массинджер сумел соединить
в своих пьесах оба метода, удачно сочетая приемы Бен Джон-
сона с общим планом романтической комедии Шекспира.
Свою мысль она подкреп яет анализом пьесы Массинджера
«Новый способ платить старые долги» (A new way to pay
old debts).
*♦) «Каждый выведен из своего настроения». Д V, сц. IV.
»*♦) Эписин, д. IV, сц. 2, явл. 7.
XXXIX
в достаточной степени выявлен, часто комкает по-
следнюю часть сцены, лишь бы более или менее благо-
получно ее закончить.
Приемы словесного комизма, получившие распро-
странение, благодаря деятельности Дайли и некото-
рых его продолжателей, применяются Бен Джонсоном
шире, чем кем-либо из современных ему драматургов.
В них ему легче всего было блеснуть своей необыкно-
венной эрудицией и начитанностью, а потому неуди-
вительно, что он с любовью останавливался на воз-
можностях отступить от основной темы и дать сло-
весный поединок. Надо, однако, отдать ему справедли-
вость, что подобные сцены все же в большинстве
случаев оставались подчиненными общему заданию
изображать «юморы», и чисто-интермедийные вставки,
которыми в подобных случаях любил пользоваться
Шекспир, у него почти не встречаются. Особенно
много словесного остроумия в ранних сатирических
пьесах — «Рифмоплете» и «Маскараде Цинтии>, где
таким путем сводились счеты с его литературными
друзьями и недругами, но и в более поздних коме-
диях, хотя бы в той же «Молчаливой женщине» или
«Алхимике», ряд сцен построен исключительно на
этом приеме.
Нам неоднократно приходилось указывать, как
высоко ставил Джонсон нравственный урок, препода-
ваемый его произведениями. Для большей наглядности
он часто уже в прологе намечал то, на что зрителю
надо было обратить особое внимание, и под влиянием
этой практики выработал даже особый тип пролога,
отличный от прологов романтических пьес. Наряду
с положениями, непосредственно относившимися к дан-
ному спектаклю, в них нередко вставлялись разные
общие рассуждения, иногда и личные нападки, словом,
материал совсем не театральный *), но заниматель-
*) Таков, в частности, пролог к Эписин, почему и решено
было в переводе его опустить, как утратившего свою перво-
начальную остроту и злободневность.
XL
Эскиз костюма для До.
ный для тогдашней публики, жадно ловившей всякий
скрытый намек. Любопытен пролог к «Каждому, вы-
веденному из своего настроения», разработанный в
плане самостоятельной сценки, развивающей взгляды
Джонсона на природу комедии, из которого нам уже
приходилось цитировать определение «юмора». В нем
Джонсон резко оттеняет свою позицию стоика-мора-
листа, обещая «бичевать уверенной рукой пороки
своего времени и показать всем этим обезьянам их
портрет, отраженный в зеркале размером в сцену,
на которой мы стоим», и даже намечает план того,
как он это будет осуществлять. Надо, однако, сказать,
что если в данной комедии Джонсон, до известной
степени, сдерживает обещание, ему далеко не всегда
удавалось сделать свой урок достаточно показатель-
ным, и, как остроумно замечает Вудбридж, его пьесы
в равной мере учат двум истинам: «Не будь негодяем!»
и «Не будь дураком!»
С точки зрения своего литературного языка, пьесы
Бен Джонсона также представляют ряд отличий.
Английская речь, краткая и простая в устах Шекспира
или Гейвуда, приобретает у него мало свойственную
ей склонность к периодизации. Недаром, один кри-
тик, разбирая стиль Джонсона, высказал предполо-
жение, что он мыслил по-латыни.—Латинизмы встре-
чаются и в отдельных выражениях, и в синтаксиче-
ском построении фраз. Обильные мифологические
сравнения и классические аллюзии сильно отягощают
и без того тяжелые обороты, причем они иногда
бывают настолько туманны, что даже теперь, в свете
научных изысканий, не всегда удается их расшифро-
вать. Очень часто мы находим в тексте и ссылки на
разные, современные автору, события и лица, кото-
рыми он, повидимому, хо!ел придать своим пьесам
интерес актуальности. Но, несмотря на несколько
отпугивающую тяжеловесность, стиль Джонсона не
лишен силы и красочности и местами возвышается
до подлинного комического паооса, особенно в сти-
XL11
хах. Он умеет даже находить на своей палитре краски
для изображения нежного любовного чувства, и его
«Песни» до сих пор считаются прекрасными образ-
цами английской лирики на> ала XVII в.
Нам остается сказать еще несколько слов по
поводу часто повторяемого утверждения, что Бен Джон-
сон один из первых представителей английского клас-
сицизма, мало оригинальный и находившийся под
исключительным вли нием античных образцов. Уже
из нашего краткого анализа его драматической теории
и структуры его комедий ясно, насколько такой
вывод является поспешным и мало обоснованным.
Действительно, в своих взглядах на поэзию, выска-
занных в «Открытиях», Бен Джонсон довольно близко
подходит к поэтике Аристотеля, но нами отмечался
уже выше ряд существенных с ним расхождений.
Если мы и имеем усвоение духа античности, то во
всяком случае духа античности, прошедшего через
горнило трезвого ума английского театрального дея-
теля, прекрасно понимавшего, что писать по опреде-
ленным фиксированным канонам — удел бездарности
и, относясь с полным уважением к урокам древних,
вовсе не обязательно рабски им подражать.
Если в теории Бен Джонсон усвоил эстетику гре-
ков, на практике ему, конечно, приходилось считаться,
главным образом, с писателями латинскими. В этом
сказался как общий дух Возрождения, так и его
личные симпатии, которые влекли его скорее к спо-
койной рассудочности, чем к изображению борьбы
роковых страстей. Нельзя, однако, согласиться с
Вудбридж, что Джонсон «не подражал латинским
писателям, а совершенно сливал себя с ними, думал
их мыслями, чувствовал их чувствами», или, что мы
совершенно незаметно переходим от Сенеки к Джон-
сону и от Джонсона обратно к Сенеке *). Влияние
латинских драматургов на Джонсона бесспорно и, без
*) Вудбридж, стр. 19 и сл.
XL11I
сомнения, многие его юморы могли быть ими под-
сказаны. Тем не менее, даже эти, явно заимствованные
образы окрашены специфически национальным коло-
ритом, не говоря о целом ряде других, представляю-
щих, несомненно, оригинально заду анные картинные
персонажи с чертами, наблюденными в повседневной
действительности. Что же касается внешнего настрое-
ния пьес, их комических и иных приемов, всего того
сложного аппарата внешних средств выразительности,
сообщающих им их подлинное лицо, то здесь класси-
ческое влияние еще меньше, отражаясь лишь на от-
дельных деталях.
Сводя сказанное воедино, мы приходим к выводу,
что Бен Джонсон, подобно своим собратьям—авторам
итальянских неолатинских комедий несомненно близко
воспринял законы классической драматургии и сумел
применить их к национальной традиции, восходящей
к театру средних веков и раннего Возрождения. Вос-
став против анти-профессионального духа поэзии
Ренессанса, он подкреплял свои доводы ссылками на
античность, но при всей своей книжности сумел
остаться глубоко народным и перегруженность его
пьес классической ученостью не может заслонить их
больших, чисто театральных, достоинств. Галлерея
его юморов, трактованных в стиле преувеличенной
пародии, надолго удержала его произведения в памяти
последующих поколений, всегда создавая на сцене
атмосферу, способствующую выявлению чистой теа-
тральности—той живительной влаги, которая, даже
скучному зрелищу, дает силу чаровать людские
сердца *).
*) Небольшие размеры настоящей статьи не позволяют
нам остановиться более детально на рассмотрении интересного
и весьма спорного вопроса об отношении Бен Джонсона к
классической драме. Отсылаю поэтому интересующихся к
книгам, помещенным в библиографическом перечне в конце
настоящего тома.
XLIV
IV.
Предлагаемая вниманию читателя комедия «Эписии,
или Молчаливая женщина» служит прекрасной иллю-
страцией к тому, что говорилось нами выше о твор-
честве Бен Джонсона и, вместе с тем, она свободна
от многих недостатков, ослабляющих впечатление
от таких пьес, как «Вольпоне», «Алхимик» или «Вар-
фоломеевская ярмарка». Несмотря на то, что при
детальном изучении она оказывается скомпанованной
из отдельных мест Либания, Овидия, Ювенала и др.,
ни одна Джонсоновская комедия, за исключением,
быть может, одной лишь «Ярмарки», не проникнута
так всецело английским духом, не отражает так ярко
и выпукло веселое время Королевы Елизаветы, с его
грубоватыми забавами, петушьими и медвежьими
боями, манерным итальянизмом и простыми бесхитро-
стными нравами. Вся эта. картина скреплена сконцен-
трированным ведением интриги, благодаря чему от-
дельные эпизоды оказываются подчиненными основ-
ному замыслу, что у Джонсона бывает далеко не
всегда *), а потому и с чисто-сценической стороны
данная пьеса представляет особый интерес.
«Молчаливая женщина» построена на пяти «юмо-
рах», из которых последний имеет несколько носи-
телей. В центре находится Мороуз—джентльмен, не
выносящий шума,—как его аттестует список дей-
ствующих лип. Эта нелюбовь к шуму вместе с дове-
денными до невероятия черствостью и себялюбием
составляют один из двигательных нервов пьесы, при-
водимый в действие сложным механизмом перекрещи-
вающихся происков и интриг. Рядом с Мороузом—
три второстепенных настроения, играющие, однако,
в пьесе очень большую роль: ученый педант До, бол-
*) Например, эпизод с Оттером, вызывая сильный шум,
привлекает на сцену Мороуза, который до этого прятался
на чердаке; Ла-Фуль и До использованы для бракоразводного
процесса и т. п.
XLV
тун и дурак, нахватавшийся в книгах разных мудре-
ных слов и названий и воображающий себя поэтом;
Ла-Фуль—одна из разнг водностей старого англий-
ского клоуна, человек помешанный на благородстве
свсего происхождения и корчащий из себя неотрази-
мого обольстителя,—на деле же лжец и пустой хва-
стун, и, наконец, капитан Оттер, храбрый вояка и
пьяница, делающий тщетные попытки эмансипиро-
ваться из-под тяжелого башмака своей супруги. На
последнем плане стоят дамы, члены коллегии, которые
в сущности очерчены очень бледно, но должны слу-
жить каррикатурами на аффектированное стремление
женщин к самостоятельности и независимости, при-
нимающее совершенно нелепые формы.
Представители всех этих «юморов», не исключая
дам, принадлежат к той категории лиц, которую мы
назвали жертвами. Роль хищников играют трое изящ-
ных молодых людей—племянник Мороуза, Дофин и
его приятели—Клеримонт и Трувит. Последний, в то
же время, является динамической фигурой пьесы,
большая часть эффектов которой оказывается под-
строенной им. Помогает ему в этом и брадобрей
Катбирд, лицо мало самостоятельное, роль которого,
за исключением бракоразводной буффонады, почти
целиком проходит за сценой. Что же касается за-
главной роли,—Эписин—то она драматически мало
интересна, напоминая женщин итальянских неола-
тинских пьес, любви которых домогаются, но кото-
рые до конца остаются совершенно пассивными и почти
бессловесными *).
С точки зрения драматической архитектоники
«Молчаливая женщина» построена с большой правиль-
ностью и чувством меры. Первый акт дает экспози-
цию и намечает основные «юморы». Со второго, зри-
тель знакомится с центральной фигурой пьесы и,
*) Достаточно вспомнить Клицию Маккиавелли, где ге-
роиня не только остается бессловесной, но и вообще не
появляется на сцене.
XLVI
вместе с тем, видит, как постепенно приводится в
исполнение задуманный друзьями план. В третьем и
четвертом—действие достигает своего апогея как в
отношении главной интриги, так и в отношении эпи-
зодов с До и Ла-Фулем. Наконец, пятый акт дает
катастрофическую развязку, наступающую совершенно
неожиданно, после того, как гвтор привел действие,
казалось бы, в совершеннейший тупик *).
Все комические приемы «Молчаливой женщины» по-
строены на использовании тех или иных «настроений»,
с которыми зритель знакомится заблаговременно
упомянутыми вььье способами. Наростание шума в
III и IV акте проведено мастерски, причем для этого
основного задания пущены в ход и все добавочные
моменты действия—семейная сцена Оттера, выход
Ла-Фуля в костюме лакея, в сопровождении много-
численных слуг и появление До с «членами коллегии».
Прекрасно проведен также излюбленный елизаветин-
скими драматургами прием «последнего препятствия»,
появляющегося непосредственно перед развязкой, при-
чем, несмотря на двукратное применение, он оба раза
производит должный эффект, так как исходит от
разных лиц, интересы которых, казалось бы, друг
другу противоречат **). Чисто резонерские сцены встре-
чаются лишь два раза и нисколько не нарушают
гармонии целого. Действие ведется в очень живом,
даже повышенном темпе и, благодаря этому, внима-
ние зрителя остается все время прикованным к раз-
вертывающимся событиям.
Представленная первый раз Певчими Ее Величе-
*) Развязка «Молчаливой женщины» довольно близко
совпадает с развязкой комедии Аретино «II Marescalco» (1533),
хотя, конечно, говорить о каком бы то ни было заимство-
вании вряд ли приходится.
**) Первый раз таким препятствием является согласие
Эписин быть женой Мороуза, несмотря на его болезнь; вто-
рой раз эту роль играет реплика Катбирда о необходимости
наводить справки относительно целомудрия невесты до заклю-
чения брачного договора.
XLVH
ства (The Children of Her Majesty’s Revels) в Уайт-
фрайарском Театре в 1610 году «Молчаливая жен-
щина» больше века не сходила с репертуара, неиз-
менно пользуясь шумным успехом. Когда после Реста-
врации снова открылись театры она была возобновлена
одной из первых, причем все лучшие актеры эпохи
пробовали в ней свои силы. Самуил Пепис, автор из-
вестного «Дневника», много раз ходил ее смотреть и
оставил нам ряд ценных сведений об ее исполнении
и о распределении ролей. Благодаря сообщаемым им
данным мы можем довольно подробно проследить все
перипетии, через которые прошла пьеса во второй
половине XVII века.
7-го Января 1661 г. Пепис смотрел «Эписин» с
знаменитым актером Кинастоном в заглавной роли.
«Мы с женой и с Томом отправились в театр, где
давали «Молчаливую женщину». Между прочим, маль-
чик Кинастон имел случай появиться перед публикой
в трояком виде: во-первых, в виде скромной бедно-
одетой девушки, прельщающей Мороуза, затем в ро-
скошном платье, как знатная дама, причем он казался
самой красивой женщиной в театре и, наконец, как
мужчина, тоже самый красивый во всем зале» *).
Вторичное упоминание «Эписин» мы имеем 1-го
Июня 1664 года. В этом году она была поставлена
в Королевском Театре, причем, впервые, заглавная
роль была поручена женщине—М-сс Нэп. В этом
спектакле Кинастон играл уже роль Дофина, Карт-
райт—Мороуза, Мохун—Трувита, Уинтершелл—Ла-
Фуля. Пепису спектакль не слишком понравился и
он записал в своем дневнике. «Смотрел «Молчаливую
женщину», но мне показалось, что играют ее теперь
хуже, да и пьеса не такая хорошая, как я думал
прежде» **). Впрочем последнее, утверждение он через
три года взял обратно: «Я никогда еще так не увле-
*) Pepys Diary, ed by R. Lord Braybrooke (Warne), p. 63.
**) Pepys Diary, p 209.
XL VIII
кался пьесой, как этой «Молчаливой женщиной», не-
смотря на то, что она порядком устарела, да и видел
я ее много раз. В ней больше ума, чем в десяти со-
временных пьесах» *). И год спустя он пишет:
«Вчера был в Королевском Театре и смотрел «Мол-
чаливую женщину», на мой взгляд, лучшую комедию,
которая когда-либо была написана. Я сидел рядом с
поэтом Шедуэллем и он все время ею восторгался» **).
В 1707 году Эписин была возобновлена в Хей-
маркете с новым составом исполнителей, но и теперь
в главной роли выступила актриса—Анна Ольдфильд.
Роль Мороуза была поручена Беттертону, Трувита—
Уильксу, Дофина—Буту, Ла-Фуля—Буллоку и До—
Сибберу. О том, насколько пьеса понравилась, нет
никаких данных, но надо полагать, что гибкий талант
Беттертона создал из Мороуза незаурядную фигуру
в обширной галлерее его комических персонажей * ***).
Поворот в судьбе «Молчаливой женщины» насту-
пил с 1776 года, когда она была поставлена Кольма-
ном и Гарриком в сценической обработке первого.
Несмотря на то, что все роли были в руках перво-
классных актеров (Эписин играла знаменитая Мисс
Сара Сиддонс, Мороуза—Бенслей, Ла-Фуля—Кинг,
Оттера—Йейтс, До—Парсонс), пьеса потерпела реши-
тельный провал, которому не помогла передача за-
главной роли мужчине Ламашу, Во вкусах публики
произошел определенный сдвиг. «То, что забавляло
современников Карла П, не могло нравиться во вре-
мена Георга Ш» ****), и, возобновленная в Ковент-
Гардене 26-го Апреля 1784 года, Эписин была после
первого представления снята с репертуара и больше
столетия не появлялась на подмостках. Лишь в 1895 г.
»> lb. р. 305 (April. 16, 1667).
k*> lb. р. 535 (Sept. 19, 1668).
•**) Сведения о постановках XVIII в. черпаются нами
из материалов, сообщаемых А. Генри в ее предисловии к
комментированному изданию «Эписин» (см. библиографию).
**•*) A. Henry. Preface to «Epicoene». p. XXV.
4
XLIX
слушатели Американской Академии Сценического Ис-
кусства сделали попытку ее поставить, и месяц спустя
она была сыграна с огромным успехом в Гарвардском
Университете в плане спектакля Елизаветинского
времени. В этих последних постановках пьеса шла
в переделке М-сс Ричардсон, которая, впрочем, сохра-
нила почти весь текст Бен Джонсона, лишь немного
подчистив слишком рискованные с современной точки
зрения места.
Что касается судьба «Молчаливой женщины» за-
границей, то она в сущности очень скромна. Первое
упоминание о переводе ее на иностранный язык имеется
в книге Ричарда Твисса: «Путешествие по Испании
и Португалии (1775), где сообщается, что она шла,
правда в очень изуродованном виде, в Лиссабоне. В
1800 году Тик напечатал в Иене в «Poetisches Jour-
nal» свою «Epicoene, oder das stumme Madchen», впо-
следствии им переделанную и включенную в полное
собрание его сочинений (1829) под новым заглавием:
«Epicoene oder das stille Frauenzimmer». По фран-
цузски пьеса появилась в 1863 г. (пер. Е. Lafond)
вместе с другими избранными сочинениями Джонсона,
извлеченными из Гиффордовского издания *).
D. G. S.
Я. Блох.
*) Сведения этого параграфа взяты также из А. Генри.
L
эписин
или
МОЛЧАЛИВАЯ ЖЕНЩИНА
ПРЕДСТАВЛЕНА В ПЕРВЫЙ РАЗ ПЕВЧИМИ
ЕЕ ВЕЛИЧЕСТВА В 1609 ГОДУ
Исполнители первого представления:
Hat. Фильд. Виль. Баркстед.
Джиль Кэри. Виль. Пен.
Хью Аттавель. Рич. Эллен.
Джон Смит. Дж. Бленей.
С дозволения Заведующего королевскими
развлечениями
LI1I
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА.
Мороуз—джентльмен, который не выносит шума.
Сэр Дофин Юджени-его племянник.
Нед Клеримонт j
Трунит j его ДР*ЗЬЯ-
Сэр Джон До—кавалер.
Сэр Аморус Лафуль— кавалер.
Томас Оттер—капитан армии и флота.
Катбирд—цирульник.
Мьют—один из слуг Мороуза.
Священник.
Паж при Клеримонте.
Эписин—предполагаемая молчаливая женщина.
Лэди Хоути 1
_ л } члены одного общества.
Лэди Сентор )
Мистрис Долл Мэвис.
Мистрис Оттер—жена капитана.
Мистрис Трести—служанка лэди Хоути.
Пажи, слуги и др.
Место действия—Лондон.
L1V
Действие первое.
СЦЕНА ПЕРВАЯ.
Комната в доме Клеримонта.
ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ.
Входит Клеримонт, одеваясь; за ним паж.
Клеримонт. Ты хорошо разучил песню, кото-
рую я дал тебе, мальчик?
П а ж.. Да, сэр.
Клеримонт. Послушаем.
Паж. Охотно, сэр, но я не хочу, чтобы меня слышал
кто-либо другой.
Клеримонт. Почему же?
Паж. Иначе, вы приобретете в городе опасное имя
поэта, сэр, а ко мне станут плохо относиться в из-
вестном вам доме, хозяйка которого послужила темой
для вашей песни; теперь же я один из самых же-
ланных гостей и, во всяком случае, меня там счи-
тают не ниже всякого другого.
Клеримонт. Еще бы, а если тебя вздернуть на
дыбу, чтобы заставить говорить правду, ты можешь
оказаться даже выше очень многих.
Паж. Нет, сэр, я прежде во всем сознаюсь. Жен-
щины играют со мной, бросают меня на кровать,
приносят меня к милэди; она целует меня своими
намазанными губами, надевает на меня парик и ci ра-
шивает, хочу ли я одеться в ее платье. Я отказы-
ваюсь; тогда она треплет меня по щеке, называет
невинным младенцем и отпускает.
1
1
Клеримонт. Не удивительно, что там закрывают
двери для твоего господина, раз вход так доступен
для тебя! Ты, сударь, больше туда не пойдешь—
я вовсе не хочу искать тебя на коврах миледи. А
теперь—пой! {Паж поетп)\
Всегда одета, как на бал...
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ.
Те-же и Трувит.
Т р у в и т. Вот человек, который даже не чувствеут,
как проходит время! Имея на стороне возлюбленную,
а дома—любимчика, прекрасный стол, удобное по-
мещение, хорошую одежду и свою скрипку, он во-
ображает, что у часов нет крыльев, и день не убе-
гает на почтовых. Вот если бы ты, дамский угод-
ник, сейчас заболел чумой, или тебя ожидала завтра
смертная казнь, ты стал бы, пожалуй, размышлять, оце-
нил каждую минуту твоего времени, сумел дорожить
им, и отдал бы все за него.
Клеримонт. Что же по твоему надо делать?
Трувит. Ровно ничего, или то, что когда сделано,
кажется пустяком. Следить за скачками и охотничьим
состязанием, ставить на «Щенка» или на «Перец», на
«Белоножку», или «Франклина», проклинать сторон-
ников «Белогрива», громко говорить, чтобы лорды слы-
шали твой голос, посещать по вечерам женщин, уметь
рассказать о всяком, кто играет в шары и бьется об
заклад на площадке *). Вот занятия, которыми вы, мод-
ники, увлекаетесь, да и я с вами за компанию.
Клеримонт. Я с твоего разрешения ине соби-
раюсь отставать от этих занятий. Об остальном мы
успеем подумать, когда у нас будут седые волосы,
плохие ноги, слезящиеся глаза и ослабевшие члены;
тогда мы будем размышлять, и посвятим свое время
посту и молитве.
2
Т р у в и т. Да. Оставим только этот возраст для
добродетели, так как недостаток сил не позволит
нам тогда предаваться пороку.
Клеримонт. Времени у нас хватит!
Т р у в и т. Разумеется. Неужели человек должен
проспать все сроки и заняться делами в самый по-
следний день? О, Клеримонт! В тщеславии и нищете
мы ведь смеемся над временем, потому что оно бес-
телесно и неуловимо, но не стараемся положить
конец несчастьям и только ставим разнообразие
выше всего.
Клеримонт. Брось эти рассуждения!..
Тру вит. Взгляни только на нашу общую бо-
лезнь! Разве мы можем жаловаться, если великие
люди не обращают на нас внимания и не желают
устраивать наши дела так, как мы этого хотим, раз
мы сами этого не делаем и не заботимся о себе?
Клеримонт. Фу, ты, я вижу, начитался морали
Плутарха или какого-нибудь другого скучного госпо-
дина—а это тебе совсем не к лицу! Уверяю тебя,
это в конец испортит твое остроумие. Говори со
мной о шпильках, перьях, дамах, оборках и других
подобных вещах и оставь стоицизм в покое, до той
поры, когда ты будешь писать проповеди.
Т р у в и т. Хорошо, если это не нравится, я могу
и не расточать своего милосердия и уж, конечно, не
буду делать добра человеку против его воли. Когда
ты был в коллегии?
Клеримонт. В какой коллегии?
Т р у в и т. Как будто ты не знаешь!
Клеримонт. Конечно нет, я только вчера при-
ехал из дворца.
Тру в ит. Неужели известие об этом еще не
проникло туда? Здесь в городе, сэр, образовалось
новое общество из дам, называющих себя членами
коллегии; это союз придворных и провинциальных дам,
не живущих с мужьями; они устраивают развлечения
всем острякам и модникам, порицают и восхваляют
1*
з
то, что им по вкусу и не по вкусу, с чисто мужским,
или, вернее, двуполым авторитетом—и с каждым днем
приобретают все новых сторонников.
Клеримонт. А кто председатель?
Тру в ит. Почтенная и моложавая дама—леди
Хоути.
Клеримонт. Черт бы побрал ее отцветшее лицо
и заплатанную красоту! Она ведь теперь не впускает
к себе никого, кроме этого мальчика, пока не вполне
готова, не накрасилась, не надушилась, не вымылась,
не поставила себе промывательного. Она вытирает
об него свои намазанные губы. Я даже сочинил
песенку по этому поводу. Послушай (Паж поет):
Всегда одета, как на бал,
Как бы для тысячи зеркал,
Затянута, надушена,
Невольно мысль родит она:
Где много пудры и румян
Там есть порок, там есть из’ян.
Пусть явят нежные черты
Изящный облик простоты,
Небрежный локон и наряд
Меня верней обворожат,
Чем блеск искусственный лица,
Зовущий взоры, не сердца *).
Трувит. А я с этим несогласен. Я предпочитаю
хороший туалет—всякой красавице. Хорошо одетая
женщина подобна очаровательному саду: она никогда
не бывает одна и та же и меняется ежеминутно,
часто советуясь со своим зеркалом и выбирая то,
что больше ей к лицу. Она показывает красивые
уши и хорошие волосы, носит короткое платье, если
у нее маленькая ножка, выставляет хорошенькую
ручку, готова прибегнуть ко всяким средствам, лишь
бы лучше надушиться, белее почистить зубы, исправить
брови. По моему можно краситься и открыто говорить
об этом.
Клеримонт. Как! Публично?
*) Стихи в переводе М. Л. Лозинского.
4
Тру вит. Да, о самом факте, но разумеется не о
том, как она это производит. Многие вещи кажутся
противными, когда делаются, и очень нравятся в гото-
вом виде. Женщина должна следить за своим лицом,
даже когда мы думаем, что она спит; и если двери ее
комнаты закрыты, мужчине не следует стремиться
туда проникнуть: там все священно. Разве нам надо
непременно видеть, как она надевает парик, встав-
ляет зубы, исправляет цвет лица, брови, ногти? Вы
ведь знаете, что позолотчики не работают на людях.
Они не должны показывать, как мало нужно при
известном умении, чтобы украсить самые сложные
предметы. Сколько времени были покрыты холстом
фигуры Ольдгетских ворот! Разве показывали публике
Любовь и Милосердие, пока они были неотесанным
и неокрашенным камнем? 2). Нет, кавалеры должны
приближаться к своим возлюбленным только, когда
их туалет завершен и окончен.
Клеримонт. Хорошо сказано!
Тру вит. Умная женщина всегда будет иметь
кого-нибудь на страже для того, чтобы спокойно
заниматься своими делами. Я как то видел одного
нахала, который ворвался в комнату дамы, а та,
растерявшись и стараясь скрыть свою плешь, второ-
пях надела парик задом наперед.
Клеримонт. Вот чудеса!
Тру в ит. Этот бессердечный негодяй целый час
рассыпался в любезностях перед этим опрокинутым
лицом, а я все ждал, что она заговорит спиной!
Клеримонт. Ты должен был ее выручить из
этого положения.
Тру вит. О нет, я оставил ее в покое. Но бросим
этот разювор. Перейдем к другому. Когда ты видел
Дофина Юджени?
Клеримонт. Вот уже три дня, как я с ним не
встречался. Не пойти ли к нему сейчас? Говорят он
очень мрачно настроен.
Т р у в и т. Не надоел ли ему его дядюшка? Я
5
встретил эту образину вчера с нахлобученным на
уши целым ворохом ночных колпаков, на подобие
тюрбана.
Клеримонт. Он всегда одевается таким чуче-
лом, когда выходит на улицу. Разве ты не знаешь,
что он не выносит никакого шума?
Тру в ит. Да, я слышал об этом. Но неужели он
так смешон, как об этом говорят? Рассказывают,
что он вошел в соглашение с крикливыми торговками
рыбы и апельсинов, и только трубочисты не хотели
примкнуть к ним 3).
Клеримонт. Да и торговцы щетками упорно
не хотят с ним разговаривать. Он не терпит улич-
ных разносчиков и падает в обморок, когда слышит
их крик.
Тру в ит. Кузнец для него должно быть стра-
шилище?
Клеримонт. Конечно, как и всякий работающий
молотком. Ни один медник или оружейный мастер
не смеет селиться в его приходе. Во время гулянья
на масленой он чуть не повесил мальчишку жестян-
ника за то, что тот принадлежал к этому цеху, тогда
как остальных он не трогал.
Тру вит. Труба или гобой наверное очень бы
его перепугали?
Клеримонт. Это совсем бы его уничтожило.
Он платит определенную пенсию уличным музыкан-
там, чтобы те не подходили близко к дверям его
дома. Этот мальчик исполнял как то раз обязан-
ности ночного сторожа, и довел его своим колоколь-
чиком до того, что тот выскочил на улицу с пре-
длинной шпагой и остался там фехтовать с ночным
воздухом.
Паж. Он живет на такой узенькой улице, что
по ней не проехать ни телеге, ни карете, и в нее
не проникает обычный городской шум. Поэтому мы,
которые его так любим, от времени до времени
стараемся, чтобы он от него не отвык, а не то, от
6
избытка спокойствия, его добродетель может по-
крыться плесенью! Я как-то подговорил одного устрои-
теля медвежьих боев пройти мимо его окон с целой
сворой собак, собранных из разных концов города
Он так и сделал, и орал под окнами мистера Мо-
роуза до тех пор, пока ему не пришлось уйти с
окровавленной головой. А в другой раз этот маниак
безжалостно проткнул барабан ярмарочного фехто-
вальщика, проходившего на состязание, по моей
просьбе, мимо его дома.
Т р у в и т. Молодец! Как же он переносит церков-
ный благовест?
Клеримонт. В прошлое царствование по суб-
ботам и накануне всех праздников, он обыкновенно
уезжал из города. Но теперь, когда звон идет по-
стоянно, он устроил себе комнату с двойными сте-
нами, тройным потолком и наглухо запертыми став-
нями. Там он живет при свечах. На прошлой неделе
он выгнал своего человека за то, что у него скри-
пели новые башмаки, и теперь этот парень прислу-
живает ему в теннисных носках или в туфлях на
шерстяной подошве. Переговариваются они через
трубку. Но смотри, кто сюда идет?
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ.
Те-же и сер Дофин Юджени.
Дофин. Что с вами, господа? Вы онемели?
Т р у в и т. Я чуть не превратился в столб от
изумления, слушая рассказы про твоего дядюшку.
Это неслыханное чудо!
Д о ф и н. Я бы хотел, чтобы вы ради меня оста-
вили эту тему. Такие же господа, как и вы, довели
меня до моего теперешнего состояния.
Тру ви т. Как так?
Дофин. Он хочет не более, как лишить меня
наследства, думая, что я и мои друзья—авторы всех
вздорных Актов и Деяний, которые написаны о нем.
Тру вит. Чорт возьми, я готов написать еще
целую кучу, лишь бы его позлить! Он этого вполне
заслужил. Я скажу тебе, что надо сделать. Я пере-
путал бы числа в календаре, напечатал его в таком
виде, заставил старика выйти в день коронации к
Тауеру 5) и убил бы его шумом артиллерийских салю-
тов. Лишить тебя наследства! Это невозможно! Разве
ты не ближайший его родственник и сын его сестры?
Дофин. Да, но он клянется, что женится и лишит
меня всего.
Тру вит. Что ты! Какой ужас! Но как же он
решается жениться, если не выносит ни малейшего
шума?
Клеримонт. Да ты, повидимому, еще не слыхал
о его последней выходке? Вот уже полгода как по
всей Англии для него ищут немую женщину; безраз-
лично, какой внешности и какого характера, лишь
бы она могла иметь детей: ее безмолвие будет для
него достаточным приданым.
Тру вит. Ну, я думаю, он такой не нашел!
Клеримонт. Нет, но он слышал, что по сосед-
ству с ним живет женщина с необыкновенно тихим
голосом и очень скупая на слова. Она произносит
не более шести слов в день. Он теперь мечтает о
ней и собирается на ней жениться.
Трувит. Не может быть! А кто же его доверен-
ный в этом деле?
Клеримонт. Некий Катбирд, его цирульник.
Он честный малый и обо всем докладывает Дофину.
Трувит. Я совершенно потрясен! Женщина и
цирульник, не любящие шума!
Клеримонт. Да, представь себе; этот человек
бреет его молча и не шумит ножницами и пальцами.
Мороуз считает это свойство в цирульнике такой
огромной добродетелью, что сделал его своим дове-
ренным лицом.
8
Т ру в и т. А что, можно повидать этого брадобрея
и девицу?
Клеримонт. Да, конечно.
Трувит. Слушай, Дофин, пойдем к ним!
Дофин. Сейчас я не могу—я занят.
Трувит. Никакое дело не должно тебя задер-
живать. Поверь, мы заставим ее заговорить; а если
это не удастся, мы все же что нибудь придумаем и
расстроим этот брак. Ты обязан его изводить, раз
он совершенно напрасно тебя подозревает.
Дофин. Нет, уж увольте. В этом деле я вам не
помощник. Я не хочу дать ему возможность говорить,
что я хоть в чем-нибудь ему перечил. Пусть мне
предназначено судьбой быть преступником,—я все-
таки хочу остаться чистым.
Трувит. Что-ж оставайся чистым и проси мило-
стыню, а пока какой-нибудь конюх или брадобрей
сделают ему наследника, если он сам не сумеет. Святая
невинность! Слушай, Нед, где она живет? Оставим
этого простака.
Клеримонт. Как раз напротив, рядом с цируль-
ником в том же доме, где живет сэр Джон До.
Трувит. Ты не врешь?
Клеримонт. А что?
Трувит. Это известно ее жениху?
Клеримонт. Не знаю.
Трувит. Одного этого факта достаточно, чтобы
свадьба расстроилась.
Клеримонт. Почему?
Трувит. Ведь Джек До самый большой болтун
в городе! И он учит ее молчанию?.. Ну всего хорошего!
Я иду по своим делам.
Клеримонт. Значит, ты туда не пойдешь?
Трувит. Конечно нет, раз я могу там встретить
Джека До. Я боюсь за свои уши.
Клеримонт. А я думал, что вы в наилучших
отношениях.
Трувит. Да, на известном расстоянии.
9
Клеримонт. Говорят, он очень учен.
Тру в ит. Да, он первый это говорит. Чорт бы
его побрал; он делает вид, что учится, а на самом
деле покупает книги только по заглавиям.
Кл е р и м о н т. Говорят, он очень образован?
Т р у в и т. Жаль, что так клевещут на него.
Клеримонт. Но, я слышал от него много остро-
умного.
Т р у в и т. Очень может быть, никто этого не отри-
цает, но, к сожалению, все это чужое. Прощайте,
господа! (Быстро уходит).
Клеримонт. Вот так обрезал!
Д о ф и н. Ты с ним здорово разоткровенничался.
К л е р и м он т. Трувит честный малый!
Дофин. Я в этом не сомневаюсь, но он не умеет
хранить секретов.
Клеримонт. Нет, Дофин, ты ошибаешься. Я
знаю случаи, когда ему вполне доверяли, и он оправ-
дал это доверие.
Дофин. Я не спорю, но чем меньше хозяев в
деле, тем лучше. Ну теперь мы одни! Если ты пой-
дешь туда, я последую за тобой.
Клеримонт. Когда ты там был?
Дофин. Вчера вечером. Там завязалась интрига,
какой не придумал бы сам Боккачио в Декамероне.
До все время за ней ухаживает и не так как надо.
Ему хочется спать с ней, а он хвали г ее скромность.
Он стремится к тому, чтобы она говорила и держа-
лась свободно, а сам восхваляет ее молчанье в сти-
хах, которые он ей читает и клянется, что это лучшие
стихи на свете. Потом он ругает свою судьбу, топает
ногами и злится, что он не назначен советником и
не призван управлять государством.
Клеримонт. Ну, пойдем, я охотно приму в этом
участие. Мальчик, дай воды (Паж уходит).
Дофин. Мы оба, он и я, приглашены сегодня к
обеду сэром Ла-Фулем, с которым я там познако-
мился.
Ю
Клеримонт. О, это забавное существо!
Дофин. Ты его знаешь?
Клеримонт. Да, и поверь, что он тебя тоже
узнает, даже если видел всего раз в жизни, хотя бы
в церкви во время молитвы. Это один из модных
франтов, но назвать остряком его нельзя. Он спосо-
бен поздороваться с судьей во время судебного раз-
бирательства, с епископом во время его проповеди,
с адвокатом, когда тот говорит речь, и с дамой,
танцующей в маскараде, рискуя этим ее окончательно
смутить. Он устраивает спектакли, задает ужины и
приглашает гостей из своего окна, когда они проезжают
мимо. Для этого он держит квартиру на Стрэнде 6);
он следит за дамами, когда они едут за покупками
или по китайским магазинам 7), чтобы случайно встре-
титься с ними и преподнести им подарки—смешные
безделушки фунтов на двести или триста. У него в
комнате всегда стоит угощение и конфекты ввиде
приманки для дам.
Дофин. Превосходно! Он и вчера был хорош, но
теперь он кажется мне еще лучше. Как его зовут?
Я не помню {Входит паж).
Клеримонт. Сэр Аморус Ла-Фуль.
Паж. Этот господин ожидает вас внизу.
Клеримонт. Наверно он пришел звать меня к
обеду.
Дофин. Возможно. Проси его сюда.
Клеримонт. Проводи его наверх.
П а ж. Прикажете привести его со всеми церемо-
ниями?
Клеримонт. Ступай, ступай! {Паж уходит). Я
заставлю его рассказать всю свою родословную, какое
у него мясо к обеду, кто приглашен и все преврат-
ности его судьбы. Он сделает это одним духом.
11
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ.
Те-же и сер Аморус Ла-Фуль.
Ла-Фуль. Мое почтение, дорогой Сэр Дофин,
уважаемый мистер Клеримонт!
Клеримонт. Сэр Аморус, вашим посещением
вы оказали большую честь моему дому.
Ла-Фуль. Клянусь честью, у вас прекрасная квар-
тира—почти такая же, как моя.
Клеримонт. Далеко не такая, сэр!
Ла-Фуль. Простите, сэр, если бы только она
была на Стрэнде. Я пришел просить вас, мистер
Клеримонт, послужить сегодня за обедом двум или
трем дамам.
Клеримонт. Как служить? Разве вы когда-нибудь
видели, чтобы я подавал блюда?
Ла-Фуль. Простите, сэр/ я хотел сказать, уха-
живать за ними.
Клеримонт. О, это с удовольствием, сэр!Уверяю
вас, двусмысленность вашей фразы могла бы вызвать
серьезную ссору среди наших молодых людей находись
вы теперь в их обществе.
Ла-Фуль. Поверьте, сэр, ссориться с кем бы
то ни было совершенно противоречит моему желанию.
Клеримонт. Я в этом не сомневаюсь, А где
же вы устраиваете ваш пир?
Ла-Фуль. У Тома Оттера, сэр.
Д о ф и н. Том Оттер, кто это?
Ла-Фуль. Капитан Оттер, сэр, весельчак и кар-
тежник, командовавший когда то на море и на суше.
Дофин. О, так это земноводное?
Ла-Фуль. Да, сэр, а его жена имела большой
кита/ский магазин, который часто посещался при-
дворными, и где устраивались такие веселые развле-
чения. В доме над всем командует она.
12
Клеримонт. Значит, по существу—она капитан
Оттер?
Л а - Ф у л ь. Вы правы, сэр. Она моя родственница.
По женской линии она из рода Ла-Фуль и приглашает
для меня много знатных дам.
Дофин. Это Ла-Фули из Эссекса?
Ла-Фуль. Нет, сэр, из Лондона.
Клеримонт (в сторону). Ну теперь его завели.
Ла-Фуль. Все Ла-Фули на севере, на западе, на
востоке и на юге находятся с нами в ближайшем род-
стве. Наш род один из самых древних в Европе, я же
лично происхожу из французских Ла-Фулей—наш
герб состоит из желтого или золотого поля, испещрен-
ного шашками синего, красного и других цветов— это
очень известный герб; его много раз носили на себе
благородные члены нашей фамилии 8). Но оставим это—
древность рода теперь не в моде. Мне прислали
пару жирных ланей, полдюжины фазанов, дюжину
или две куропаток—и еще всякой дичи, которую я
бы охотно с’ел в приятной компании, пока она не
испортилась. Я пригласил несколько знатных дам:
Миледи Хоути, Миледи Сентор, миссис Долл Мэвис—
они все придут специально, чтобы [.осмотреть на молча-
ливую женщину Мисссис Эписин, которую сэр Джон До
обещал привести с собой. Кроме того будет еще
миссис Трэсти и благородный кавалер сэр Дофин,
надеюсь, с вами, мистер Клеримонт! Мы весело про-
ведем время, будет музыка и танцы. Вы знаете, я в
свое время был большим повесой и истратил не одну
крону с того дня, как был пажом при дворе у лорда
Лофти, и позднее состоял при миледи, которая вы-
хлопотала для меня в Ирландии титул моего старшего
брата, когда последнему угодно было умереть. В тот
день на мне был такой прекрасный золотой камзол,
какой редко носили даже во время путешествия на
Острова или в Кадиксе 9). Я в нем же приехал сюда,
показался друзьям при дворе, а потом поехал к своим
арендаторам в деревню. Там я занялся своими землями,
13
заключил новые договоры, собрал деньги, истратил
их здесь, в сердце страны, на женщин и теперь могу
снова иметь их сколько угодно.
Дофин. Вы говорите о женщинах, сэр?
Клеримонт. Дай ему отдышаться—он еще не
пришел-'в себя.
Дофин. Как бы я хотел помочь вам в этом!
Ла - Фу ль. Простите, сэр, я говорил о деньгах,
благодаря которым можно получить все что угодно.
Но мне надо еще кое-кого пригласить и многое по-
рассказать. Разрешите откланяться, господа. Надеюсь,
что вы непременно будете... Ваш слуга! {уходит).
Дофин. Будем, будем непременно, драгоценнейший
сэр Ла-Фуль, но вот та, кого придут смотреть ваши
дамы, быть может не появится, если только я сумею
повлиять на сэра До.
Клеримонт. Вот пустельга!
Дофин. Такой же плут, как и тот, который
хочет выставлять на показ свою возлюбленную. Пой-
дем, надо предупредить их!
Клеримонт. Пойдем {уходят).
Конец первою действия.
Действие второе.
СЦЕНА ПЕРВАЯ.
Комната в доме Мороуза.
ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ.
Входит Мороуз с трубой в руке. За ним
следует Мьют.
М о р о у з. Неужели кроме этой трубы не сущест-
вует более простого способа избавить моих слуг от
обязанности говорить, а мои уши от неудобства слу-
шать? Всякая речь, кроме моей собственной, для меня
нестерпима,—она кажется мне резкой, противной и
назойловой. Разве я не пойму тебя, если ты будешь
отвечать мне знаками? Молчи! Ни слова на мои во-
просы!.. Ты снял звонок с наружной двери, как я тебе
приказал? Ни, ни!., не словами: отвечай молчанием.
Говори только, если ты этого не сделал {Мьют де-
лает поклон). Отлично. А прибил ли ты снаружи
толстое одеяло или перину, чтобы не было слышно,
если они вздумают стучаться своими шпагами или
бросать в дверь кирпичи? Если это сделано—отвечай
поклоном (Мьют кланяется). Так. Подобные ответы
свидетельствуют не только о должной почтительно-
сти слуги, но также о благоразумии и вежливости
его хозяина. Ты ходил к цирюльнику Катбирду и
велел ему придти ко мне? {Мьют кланяется.) Пре-
красно! И он сейчас придет? Если это так—ответь
поклоном, если нет • покачай головой или пожми пле-
чами {Мьют кланяется.) Итальянцы и испанцы на
15
это мастера, и это придает их манерам приятную тор-
жественность. Скоро придет Катбирд? Постой, по
стой!.. Если он придет через час—подними руку, если
черес полчаса—подними два пальца, если через че-
тверть часа—один палец (Мьют поднимает один со
гнутый палец). Через полчетверти часа? Отлично. Ты
дал ему ключ, чтобы он мог придти, не стучась? (Мьют
кланяется.) Хорошо. Смазал ли ты сегодня замок и
петли у двери? (Мьют кланяется). Обивка на лестнице
нигде не протерлась? {Мьют кланяется.) Ну, хорошо. Я
вижу наставлением и муштровкой можно достигнуть
многого. Турок в этом отношении достиг удивитель-
ного совершенства и превзошел всех монархов на
земле. Ему до сих пор прислуживают немые и тем
не менее все его распоряжения исполняются. Даже,
как я слышал, на войне и в походах поручения и
приказы передаются знаками. Это замечательно!
Стыдно и досадно за христианских государей, что
варвары пользуются счастьем, которого они лишены.
Надо будет мне попробовать. (За сценой звук трубы).
Это еще что такое? Что это за негодяй и изверг
рода человеческого? Пойди, посмотри. (Мьютуходит.
За сценой снова звук трубы). Будь он проклят! За-
ткните скорей ему глотку. Какой дьявол принес его
сюда? (Входит Мьют).
Мьют. Это курьер из дворца.
Мороуз. Вон, мошенник! И ты тоже хочешь
рубить.
Мьют. Простите, сударь, это курьер из дворца.
Ему необходимо переговорить с вами, под страхом
смертной казни...
Мороуз. Под страхом твоей жизни, говорю
тебе, молчи!
16
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ.
Те-же и Трувит с почтовой трубой и
веревкой в руке.
Трувит. Простите, сэр. Я не здешний. Ваше
имя Мороуз? Имя ВашеМороуз? Нем как рыба! Что-ж
они все пифагорейцы 10) в этом доме? Странно! Что?
Почему вы не отвечаете, сэр? Молчит! Очевидно,
здесь был Гарпократ °) со своей палицей. Все равно!
Предположим, что вы тот, кого я ищу. Попробую
изложить вам, в чем дело. Ваши друзья при дворе
свидетельствуют вам свое почтение...
Мороуз. О, люди! О, нравы! Видано ли подобное
нахальство!
Трувит. И очень беспокоятся о вас, сэр.
Мороуз. Чей ты слуга?
Трувит. Свой собственный слуга и человек не
хуже вас, сэр.
Мороуз {Мьюту}. Принеси мне мою шпагу.
Трувит. Ты. голубчик, попробуешь одну сторону
моего кинжала, если это сделаешь, а вы, сударь,
другую, если сдвинетесь с места. Будьте терпеливы.
Я требую именем короля, чтобы вы меня выслушали.
Говорят вы хотите жениться? жениться! А знаете ли
вы, что это такое?
Мороуз. Что ты хочешь этим сказать? Нахал!
Трувит. Право, сэр, ваши друзья удивляются,
почему вы не предпочли утопиться в Темзе, кото-
рая протекает всего в двух шагах от вашего дома,
или не спрыгнули с Лондонского моста, отдавшись
быстрому течению. Почему бы вам не броситься
вниз головой с такой очаровательной колокольни как
Боу, или, если вы предпочитаете более высокие зда-
ния, с собора св. Павла 12)? Наконец, если вы хотите
сделать это ближе к дому и более упрощенным спо-
2
17
собой, вы могли бы воспользоваться чердачным окном
или повеситься там же, хотя бы на этой веревке
(показывая веревку), которую они вам прислали,
предпочитая, чтобы вы всунули вашу почтенную голову
в петлю, нежели связали себя брачными узами. Отчего
вы не приняли до сих пор сулемы и не исчезли из
этого мира подобно крысе или мухе с соломинкой в
заду, как сказал один философ? Что бы вы ни сде-
лали, все будет лучше, чем следовать бесу супру-
жества. Неужели, сэр, вы еще надеетесь в наше время
найти верную жену, теперь, когда приходится еже-
дневно видеть столько маскарадов, представлений,
пуританских проповедей, сумашедших, разгуливающих
на свободе и разные другие странные зрелища? Если
бы вы жили во времена короля Этельреда или Эду-
арда Исповедника13), вы может быть нашли бы в
каком нибудь глухом деревенском углу скучную и
холодную девицу, которая удовлетворилась бы одним
мужем: в наше время женщины скорее согласятся
иметь одну ногу или один глаз. Я опишу вам, сэр,
чудовищные опасности, которым вы будете подвер-
гаться благодаря жене14).
Мор о уз. Скажите, приятель, разве я когда
нибудь обманывал ваших друзей? Покупал их иму-
щество? Требовал с них неустойку? Подписывал дар-
ственную и затем отнимал ее? Об’являл их потом-
ство незаконным? Чем я заслужил это?
Трувит. Ничем, решительно, сэр, как только
вашим упорным желанием жениться.
М о р о у з. Даже если бы я зарезал вашего отца,
совершил насилие над вашей матерью, обесчестил
ваших сестер...
Трувит. Я убил бы вас, сэр, убил бы вас, если
бы вы это сделали.
М о р о у з. Вы делаете хуже, сэр. Так мстят только
за самые ужасные преступления.
Трувит К сожалению, я только посланный и
говорю то, что вы должны услышать.- Ваши друзья
18
заботятся о вашем душевном спокойствии, и хотят
предупредить вас об опасности. Вы, конечно, можете
поступить по своему усмотрению, и я отнюдь не на-
стаиваю, сэр, но если после свадьбы ваша жена сбежит
с цирковым наездником, с канатным плясуном-фран-
цузом, с балетмейстером или с фехтовальщиком,
прельстившись его искусством, вы не должны их ни
в чем винить, потому что их совесть перед вами
чиста. Будьте мужественны, сэр, ибо я должен рас-
сказать вам о всех горестях, которые вас ожидают.
Если ваша избранница цветет красотой и молодостью,
то никакие сладости в мире не привлекут столько
мух, сколько она поклонников; все желтые жилеты
и пышные банты будут у ее ног 15). Если же она
дурна и кривобока, то сама пойдет к ним и купит
эти желтые жилеты и банты. Если она богата и вы
женитесь не на ней, а на ее приданом, она будет
властвовать в вашем доме, как будто вас уже нет
в живых. Если она знатного происхождения, вся ее
родня будет у вас на шее. Если она плодовита, горда,
как май, и своенравна, как апрель, у нее всегда будут
свои доктора, акушерки, няньки и каждый час новые
прихоти, как бы она ни любила своего мужа. Если
она ученая, вы никогда не встретите такого попугая,
у вас не хватит всего вашего состояния на прием
гостей, приглашенных специально для того, чтобы
послушать, как она говорит по-латыни и по-гречески 1е).
И вы даже спать с ней должны на этих языках,
чтобы доставить ей удовольствие. Если она пуританка,
вам придется каждые три дня кормить обедом без-
молвных братьев-пуритан, отвешивать поклсны сест-
рам, входить в общение с бесчисленным множеством
верующих и выслушивать бесконечные проповеди,
песнопения, поучения и нютавления, к которым вы
не чувствуете никакой склонности, но перед которыми
должен склониться ваш кошелек, чтобы понравится
жене, благочестивой даме, готовой ради святого дела
обобрать вас с ног до головы 17). Вам стало жарко,
2*
19
сэр? Уверяю вас, я еще не сказал и половины всего.
Конечно, вы можете поступить, как хотите, и я не
собираюсь вас убеждать (Мьют пробует улизнуть}.
А вас, господин слуга, если вы только двинетесь с
места, клянусь честью, я жестоко изобью.
Мороуз. Господи, чем я согрешил? чем я со-
грешил?
Трувит. А если вы любите вашу жену или, вер-
нее, бредите ею, о, как она вас измучает и с каким
удовольствием будет наслаждаться вашими страда-
ниями! Вы будете обладать ею только тогда, когда
ей этого захочется. Она пожертвует своею красотою
и цветом лица только за драгоценности или жемчуг
и каждые полчаса удовольствия должны быть куплены
заново с таким же трудом и стараниями, как в
самом начале ухаживания. Вы должны держать тех
слуг, которые ей нравятся, находиться в том обще-
стве, которое ей приятно, друзья не смогут посещать
вас без ее разрешения; чтобы избежать вашей рев-
ности, она будет делать вид, что ненавидит того,
кого на самом деле нежно любит, или же первая
притворится ревнивой с тем, чтобы уехать к подруге
или кузине в колледж и там научиться писать тай-
ные записки, подкупать слуг и разводить шпионов.
Ей понадобится роскошное платье для одного празд-
ника, другое для следующего, еще более роскошное
для третьего. Она будет есть только на серебре,
при ней должен состоять целый штат лакеев, курье-
ров и служителей, не считая кружевниц, ювелиров,
камеристок, портних, продавцев перьев и духов. Она
не думает о том, как в связи с этим тает имение,
десятина за десятиной, и не желает знать, что ее
бархат выменивается на ваши леса. Она не слишком
высоко ценит свою честь, сэр, и способна поцеловать
пажа или гладкий подбородок, на котором нет при-
знаков растительности; она воображает себя госу-
дарственным человеком и хочет знать, что делается
в Солсбэри, в Бате, при дворе и при переездах вы-
20
сочайших особ V), любит судить о поэтах, писателях,
стилях и сравнивать их между собой: Даниэля со
Спенсером, Джонсона с известным молодым писате-
лем и т. д. 1Э), любит показать себя умудренной в
спорах и богословских тонкостях, всегда имеет го-
товый ответ на вопрос, а затем легко перескаки-
вает к математике и доказательствам, и таким обра-
зом сразу отвечает одному в религии, другому в
праве, а с третьим просто говорит неприличности.
Мор оуз. Господи, Господи!
Т р у в и т. Все это чистейшая правда, сударь. За-
тем ваша жена будет ездить в маске к колдуну или
гадалке 20). Прежде всего она спросит скоро ли вы
умрете? потом, любит ли ее любовник, и будут ли
у нее еще другие поклонники и сколько? Кто из чле-
нов ее семьи лучше выполнит обязанности сводни?
Какими преимуществами она будет пользоваться в
следующем браке? Она жадно ловит ответы и ста-
вит их выше св. Писания. Может быть в будущем
она даже сама займется этим ремеслом.
М о р о у з. Послушайте, милый человек! Вы скоро
кончите? Довольно вы надо мной посмеялись? Я по-
думаю обо всем этом.
Трувит. Отлично, сэр. Придя домой вся мокрая
и в поту, она ложится, покрыв свое лицо жиром и
мастикой, пьет ослиное молоко и встает, подрумя-
ненная новой красой. Избави вас Бог от этого, су-
дарь! Да, я чуть не позабыл сказать еще следующее.
Та, на которой вы собираетесь жениться, могла за-
ранее передать свою девственность, как делают перед
браком умные вдовушки, передавая свое имущество
на хранение кому-нибудь из своих друзей. Кто знает?
А если она вас еще не обманула, у нее всегда остается
день или ночь накануне, чтобы задним числом на-
ставить вам рога. Подобное бывало на свете. Здесь
нет ничего невероятного. Господь с вами. Беру на
себя смелость оставить вам на память эту веревку.
Прощай, Мьют! (уходит).
21
Мороуз. Отведи меня в мою комнату: но закрой
сначала дверь (Трувит трубит в poi). Ох, закрой
дверь, закрой дверь! Что это? Неужели он вернулся?
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ.
Те-же и Катбирд.
К а т б и р д. Это я, сэр, ваш цирульник.
Мороуз. О Катбирд, Катбирд, здесь был раз-
бойник, помоги мне лечь в постель и излечи меня
своим советом (Уходят).
СЦЕНА ВТОРАЯ.
Комната в доме До.
ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
Входят До, Клеримонт, Дофин и Эписин.
До. Если она хочет, пусть сама отказывается,
это ее дело, мне все равно, господа, но не каждый
же день ее будут приглашать на такие пиры и в
такое общество.
Клеримонт. О, она никогда не откажется
(тихо Эписин) остаться дома, если вы только доро-
жите вашей репутацией. Чорт возьми, вас приглашают
туда нарочно, чтобы на вас поглазеть и чтобы дамы
из общества и их клевреты над вами посмеялись!
Этот трубач слишком нашумел о вас.
Дофин (тихо Эписин). Не ходите туда. Пусть
лучше посмеются над ним за то, что он не сумел
привести вас с собой. Заставьте его показать свои
глупые выходки и громкую болтовню, которыми он
увеселяет общество.
Клеримонт. Говорите громче—он может заме-
тить. Миссис Эписин, пожалуйста покажите нам ваши
стихи, Надеюсь, сер Джон нам в этом не откажет.
22
К чему скрывать собственную славу и таланты сво-
его поклонника?
Эписин. Они послужат к славе моего поклон-
ника, раз он так скоро дал свое согласие.
Дофин. К его незаслуженной славе, сударыня.
До. Прочтите, прочтите их. Я горжусь тем, что
могу назвать себя их автором.
Эписин. Итак судите сами!
Д о. Нет, позвольте я сам прочту их. Автор дол-
жен уметь декламировать свои произведения. Это
мадригал на скромность.
Скромна, прекрасна,—мы в душе родним
Одно с другим.
Дофин. Прекрасно.
Клеримонт. Не правда ли?
Д°' Людских достоинств одиноких нет,
Их двойствен свет.
Дофин. Великолепно!
Клеримонт. Прошу вас, сер Джон, повторите
это место еще раз.
Дофин. На редкость остроумно и умно.
Клеримонт. Тише!
Людских достоинств одиноких нет,
Их двойствен свет:
Я славлю скромность, и хваленья те—
Гимн красоте;
А славя скромность и красу зараз,
Я славлю Вас *).
Дофин. Удивительно!
Клеримонт. Божественно! Какие звонкие стихи
и какие звучные рифмы!
Дофин. Совсем Сенека.
Клеримонт. Нет, скорее Плутарх’1).
Д о. К чорту Сенеку и Плутарха! Это плод моей
собственной фантазии. Не понимаю, почему этим
господам порядочные люди оказывают такой почет.
*) Стихи в перев, М, Л. Лозинского.
23
Клеримонт. Все же они великие писатели.
До. Великие ослы! Только потуги на что-то: не-
сколько бойких фраз, и это все. Человек всю жизнь
может говорить так, как они. По крайней мере я на
каждом шагу изрекаю не менее удачные вещи, чем
любой из них.
Дофин. Еще бы, сер Джон!
Клеримонт. В особенности, вращаясь в обще-
стве таких остроумцев и храбрецов.
Дофин. И стоя во главе их всех.
До. Возьмите, например, Аристотеля—сплошное
общее место, Платон болтун, Фукидид и Ливий—
скучны и сухи, а Тацит—просто запутанный узел,
который лишь в редких случаях стоит распутывать.
Клеримонт. Какого вы мнения о поэтах, сер
Джон?
До. Они не достойны того, чтобы их считать писа-
телями. Гомер старый, нудный, многословный дурак,
рассказывает о кожевниках и бычьих окороках. Вер-
гилий только и пишет, что о пчелах и удобрении, а
Гораций—тот вообще черт знает о чем говорит.
Клеримонт. Совершенно верно.
До. А Пиндар, Ликофрон, Анакреон, Катулл, тра-
гик Сенека, Лукан, Проперций, Тибулл, Марциал,
Ювенал, Авзоний, Стаций, Полициан, Валерий Флакк
и другие22)!
Клеримонт. Да у него полный мешок имен.
Дофин. И как он ими сыпет! Полициан вместе с
Валерием Флакком!
Клеримонт. Ну что? Правильно вам его описали?
Д офин. О, да!
Д о. А Персий нестерпимый, угрюмый нахал.
Дофин. Кто же по вашему мнению великий
писатель, сер Джон?
До. Sintagma juris civilis, Corpus juris civilis, cor-
pus juris canonici и Библия Испанского короля 23).
Дофин. Но разве Библия Испанского короля
писатель?
24
Клеримонт. Ясное дело, и Синтагма тоже.
Дофин. А кто был этот Синтагма?
До. Адвокат по гражданским делам, по происхо-
ждению испанец.
Дофин. А Корпус, наверно, датчанин!
Клеримонт. Ну, конечно! Я знал обоих Корпу-
сов, это очень корпулентные писатели.
До. Есть еще Ватабл, Помпонаций и Симанха, а
остальным нет места в голове ученого 24).
Дофин (в сторону). Право сударыня, ваш поклон-
ник знает удивительно много собственных имен и
заглавий.
Клеримонт. Удивляюсь, как его еще не при-
звали к управлению государством и не сделали чле-
ном Совета 2S).
Дофин. Это необыкновенный человек!
Клеримонт. Для обыкновенных дел. Государство
нуждается в таких людях.
Дофин. Его ждет блестящая карьера.
Клеримонт. Удивляюсь, как дама может об-
ходить молчанием дарования такого поклонника.
Д о. О, это ее главная добродетель, сэр, я написал
также кое-что и об ее молчаливости.
Дофин. В стихах, сэр Джон?
Клеримонт. Как же иначе?
Дофин. Неужели вы можете уподобляться тем
поэтам, которых вы так презираете?
Д о. Что-ж? Не всякий пишущий стихи поэт; есть
такие умные головы, которые сочиняют стихи и все-
таки не поэты. Поэты это те бедняки, которые жи-
вут своим ремеслом и зарабатывают таким образом
себе на пропитание.
Дофин. А вы, сударь, не хотели бы жить вашими
стихами?
Клеримонт. Разумеется, нет. Чтобы дворянин
жил на свои стихи? Он не для того писал их, я по-
лагаю.
Дофин. Однако благородный Сидней живет своими
произведениями и все же никто из его семейства
не считает это позорным 2б).
Клеримонт. Он себя явно компрометировал,
но сэр Джон более осторожен и не захочет закрыть
перед собой дорогу к высшим государственным долж-
ностям. Как вы думаете? Мы ждем не поэм, а ваших
стихов, сэр Джон.
Д о. Мужчине—слово, женщине—молчок
Кто-б спорить мог?
Дофин. Не я, во всяком случае, будьте уверены:
вы правы, сэр.
Д0, Нет спору в том
Что в ней порок, то добродетель в нем,
Что в нем порок, то добродетель в ней.
С теченьем дней
Дадим приплод,
Я—говоря, она—замкнув свой рот *).
Вы понимаете мою мысль, господа?
Дофин. Сказать по правде, нет. Что значит при-
плод, сэр Джон?
Д о. Приплод—это когда я за ней ухаживаю, с
той целью, с которой ухаживает все человечество;
она не возражает, но consentire videtur и через не-
которое время становится беременной.
Дофин. Значит, вы написали балладу на продол-
жение рода?
Клеримонт. Скорее мадригал не продолжение
рода.
Эписин. Верните мне мои стихи, кавалер.
До. Если вы громко их у меня попросите, верну
(отходит в сторону со стихами).
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ.
Те-же и Трувит с рогом.
Клеримонт. Вот и Трувит. Где ты был с этим
рогом, сумасшедший?
*) Перев. М. Л. Лозинского,
20
Трувит. Там, где его звук Наполнил бы ваши
сердца весельем, если бы только вы могли его слышать.
Ну, Дофин, становись на колени и благодари меня!
Я был у твоего добродетельного дядюшки, друг мой,
остановил оглашение и расстроил свадьбу.
Дофин. Как! ты это сделал?!
Трувит. Конечно сделал и не стану раскаиваться
в этом, потому что ты того же хочешь. Этот рог
дал мне возможность войти в дом, поцелуй его. У
меня не было другого способа проникнуть туда, как
в виде почтальона. Но когда я вошел, я обрушился
на него с громовыми речами о неудобствах иметь жену
и неприятностях брака, и обратил его в столб, в
камень, или в еще что-то более неподвижное. Если
бы Горгона появилась когда либо в виде женщины,
твой дядушка увидел бы ее в моем описании. Я на-
всегда отбил у него охоту жениться. Почему же вы
не приветствуете и не благодарите меня, господа?
Чего вы молчите? Или вы лишились рассудка? Вы нс
достойны моих благодеяний!
Дофин. Разве я не говорил вам, что он нас
подведет!
Клеримонт. Напрасно тыне облагодетельство-
вал кого-нибудь другого.
Трувит. Почему?
Клеримонт. Чорт возьми! Ты поступил самым
глупым, безрассудным и неосторожным образом по
отношению к своему другу.
Дофин. К другу? Да если бы мой злейший враг
хотел причинить мне неприятность, он не мог бы
придумать ничего лучшего.
Трувит. Боже мой! В чем же я провинился? Что
с вами, господа? Да придите же в себя.
Дофин. Я говорил вам, что так будет.
Клеримонт. Отчего не было печати на моих
устах, когда я заикнулся об этом! Зачем ты выкинул
такую штуку, чорт тебя возьми?
Трувит, Господа! Не платите злом за добро.
27
Довольно притворяться. Для вас постарались, будьте
же благодарны.
Дофин. Клянусь честью, ты жестоко меня под-
вел! То, что я обдумывал и подготовлял целых четыре
месяца, ты уничтожил в одну минуту. Теперь все про-
пало и потому я могу говорить открыто. Я поселил
здесь эту даму и, чтобы обмануть моего дядюшку,
она, ради меня, обрекла себя на упорное молчание.
Это мой близкий друг, и если бы я устроил ее счастье
с ним, она оказала бы мне за это всяческое внима-
ние. Теперь из-за глупой случайности все мои надежды
разлетелись прахом.
Клеримонт. Так всегда бывает, когда человек,
не зная в чем дело, желает быть услужливым и, не
спросясь, лезет исполнять поручения. Не знаю, что
за зуд тобою овладел. Никогда в жизни ты не делал
ничего нелепее и не причинял большего вреда дружбе
и человечеству.
Дофин. Простите его. Это произошло главным
образом по вашей вине.
Клеримонт. Знаю, знаю! Но лучше бы этого не
было.
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ.
Те-же и Катбирд.
Дофин. А, Катбирд. Что нового.
Катбирд. Все идет как нельзя лучше, сэр.
Сегодня утром у вашего дядюшки был какой-то сума-
сшедший {заметив Трувита). Мне кажется, как раз
вот этот господин и заговорил его до бесчувствия,
предостерегая от ужасов брака.
Дофин. Говори скорей!
Катбирд. Ваш дядюшка, сэр, думает, что все
это было подстроено вами и потому немедленно хочет
видеть ту даму, о которой шла речь. Если она ему
понравится и действительно окажется такой молчали-
28
вой, как я описывал, он решил жениться на ней сего-
дня же, сейчас же, не откладывая дела ни на минуту.
Дофин. Великолепно. Этого никак нельзя было
ожидать.
Трувит. Нельзя было ожидать? Ей Богу, я знал,
что так будет!
Дофин. Прости меня, милый Трувит!
Трувит. Вы, кажется, забыли, что я, не спросясь,
полез исполнять поручения и поступил самым глупым,
безрассудным и неосторожным образом?
Клеримонт. То, что ты вменяешь себе в за-
слугу, было просто удачей.
Трувит. Не удача, а Провидение. Удача здесь не
при чем. По самой природе вещей я видел, что это не-
пременно должно случиться. В подобных случаях мой
гений никогда мне не изменяет. Разве это могло про-
изойти иначе?
Дофин. Не стоит спорить, господа. Теперь все
в порядке.
Трувит. Что-ж? Пусть он продолжает называть
мой поступок «необдуманным» и говорит, что я же-
стоко его подвел.
Клеримонт. Поди ты прочь, сам себя оправдыва-
ющий защитник! Желаю тебе впредь быть умнее,
чем ты был в данном случае!
Трувит. В данном случае? Клянусь, что тебе
никогда не удастся разубедить меня в том, что я это
предсказал так же верно, как то, что есть звезды
на небе.
Дофин. Теперь все улажено, господа. Вы двое
останьтесь здесь и занимайте разговорами сэра Джона
До, а я пойду вместе с нею и дам ей соответствующие
указания.
Трувит. Если позволите, я хотел бы прежде с
нею познакомиться.
К л е ри мон т. Сударыня! Наш друг, господин Трувит.
Трувит. Как жаль, что я не был знаком с вами
раньше, сударыня, чтобы прославлять вашу редкую
29
добродетель молчания. (Уходят Дофин, Эписин и
Катбирд).
Клеримонт. Вот если бы ты пришел немного раньше,
ты бы слышал, как прославлял ее сэр Джон До в
своих мадригалах.
Трувит {подходит к До\ Почтеннейший Джек
До, когда вы видели в последний раз Ла-Фуля?
До. Я не встречал его со вчерашнего вечера, мистер
Трувит.
Трувит. Вот так чудо! А я думал, вы с ним не-
разлучны.
Д о. Он пошел приглашать гостей.
Трувит. Верно, чорт возьми! Я совсем забыл! Я
только что встретил его верхом на своем, как он
говорит, нежном и изящном, вороном коне, в мыле
от беспрестанной езды с места на место, от одного
дома к другому, чтобы напомнить своим гостям....
Клеримонт. А то они забудут?
Трувит. Ну да, конечно. Никогда ни один капи-
тан так не старался щегольнуть своими солдатами
на параде, как он своими друзьями на этом обеде.
До. Это его храмовой праздник.
Клеримонт. Неужели? В самом деле, сэр Джон?
Трувит. Джек До не пропустит случая показать
свое остроумие, и ради красного словца не пожалеет
лучшего друга. Но где же его дама, которая должна
выразить ему свое одобрение. Разве она ушла?
До. Разве миссис Эписин ушла?
Клеримонт. Она ушла вперед с Дофином.
Трувит. Ушла! Но ведь это открытое оскорбле-
ние, больше чем оскорбление! В такой торжествен-
ный день отвергнуть этого смелого и остроумного
человека!
Клеримонт. Что-ж, я убежден, что он готов
проглотить эту обиду, не моргнув глазом: он слишком
хорошо знает гражданское право, чтобы обижаться
на оскорбление, нанесенное дамой.
До. Пусть идет к ним; она будет сидеть у себя в
30
комнате и молчать целую неделю. Я за нее спокоен.
Разве она отвергает меня?
Клеримонт. Да нет,сударь, не принимайте это так
близко к сердцу; она не отвергает вас, она только
немного вами пренебрегает. Право, Трувит, напрасно
ты убедил его в том, что она отвергает его.
Трувит. Сэр, она открыто его отвергает, как
бы вы ни старались это смягчить. Но я бы поступил
так же, как и он, и не стал бы за это с ней сегодня
разговаривать.
До. Кончено. Ничего ей не скажу.
Трувит. И никому другому тоже, сэр.
До. За это я не ручаюсь, господа.
Клеримонт (в сторону). Как было бы хорошо
для всей компании, если бы можно было заставить
его молчать.
До. Мне будет очень тяжело.
Клеримонт. На вашем месте, сэр Джон, я был
бы грустен, как побитая собака.
Трувит. Как улитка или как еж. Я бы свернулся
на этот день и никто бы меня уж не развернул.
До. Клянусь этой зубочисткой, я так и сделаю!
Клеримонт. Прекрасно! Он уже начинает сер-
диться на свои зубы.
До. Что-ж? Идемте, господа!
Клеримонт. Нет, если вам действительно гру-
стно, отправляйтесь один, сэр Джон.
Трувит. Да, а мы пойдем за вами следом. Мы
сейчас придем. (До уходит).
Клеримонт. Ловко поддели этого долговязого
кавалера!
Т р у в и т. А ну его с его болтовней! Махровый
дурак! Такое ничтожество, что сам не знает, кем
себя вообразить.
Клеримонт. Пойдем за ним. Но прежде разы-
щем Дофина, который наверно бродит по всему дому,
чтобы узнать, нет ли чего нового.
Трувит. Отлично. Пойдем {уходят).
31
СЦЕНА ТРЕТЬЯ.
Комната в доме Мороуза.
ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ.
Входит Мороуз и Мьют, за ними следует
Катбирд с Эписин.
Мороуз. Добро пожаловать, Катбирд! Подойди
сюда с твоей прекрасной спутницей и попроси ее
тихо, на ухо, чтобы она сняла свою маску (Эписин
снимает маску). Так. Дверь закрыта? (Мьют кла-
няется).—Довольно. А теперь, Катбирд, я буду зада-
вать тебе вопросы так, как я это делаю у себя дома.
Насколько я понимаю, Катбирд, ты привел сюда эту
даму, в надежде, что она окажется достойной меня
женой. Отвечай поклоном; говори только в том слу-
чае, если это не так (Катбирд кланяется). Пре-
красно, Катбирд. Кроме того, я полагаю, ты навел
справки о ее происхождении, воспитании и качествах,
иначе ты не стал бы предлагать ее мне на такой
важный предмет, как брак (Катбирд кланяется). Не
правда ли, Катбирд? Отвечай мне поклоном; говори
только, если это не так (Катбирд снова кланяется).
Отлично, Катбирд. Теперь отойди немного и дай мне
рассмотреть ее качества и убедиться, насколько она
достойна моей любви (обходит ее со всех сторон и
разглядывает). Она очень красива и привлекательна
и прекрасно сложена. Ее красота вполне соответствует
благородству моей крови. С этой стороны мошенник
мне на редкость угодил. Теперь посмотрим, каково
ее внутреннее содержание. Подойдите сюда, прекрас-
ная дама. Мое поведение может показаться вам с
непривычки грубым или во всяком случае странным.
(Эписин приседает). Нет, сударыня, вы можете гово-
32
рить, хотя Катбирду и моему человеку я это запре-
щаю; из всех звуков только нежный голос прекрас-
ной дамы не режет моего слуха. Прошу вас, скажите
что-нибудь. Говорят, любовь рождается от огня взоров.
Разве вы не чувствуете, глядя на меня, подобного
волнения? Скажите? (Эписин приседает). Простите,
сударыня, но ваши ответы в виде безмолвных приседа-
ний слишком просты и мало меня удовлетворяют. Я
воспитан при дворе, и та, которая будет моей су-
пругой, должна обладать светской непринужденностью
манер. Вы умеете говорить, сударыня?
Эписин (тихо). Как вам будет угодно.
Мор оу з. Что вы сказали? Громче, умоляю вас.
Эписин. Как вам будет угодно.
Мор о уз. Какой божественный голос! Но можете
ли вы, лэди, подобно этим господам, которых я долгой
выучкой и упражнениями заставил молчать, поло-
житься на мою волю и, отказавшись от удовольствия
болтать языком, что для женщины составляет одну
из главных радостей жизни, не сочтете ли вы при-
стойным отвечать мне знаками до тех пор, пока
мои слова будут соответствовать вашим мыслям?
(Эписин приседает). Превосходно! Божественно! Ах,
если бы она всегда могла оставаться такою! Радуйся,
Катбирд! Если это блаженство окажется продолжи-
тельным, я сделаю тебя таким же счастливым, каким
сделал ты меня. Однако, подвергнем ее дальнейшему
испытанию. Сударыня, я уже говорил вам, что хорошо
воспитан, и угощением иля моих ушей должны служить
приятные и остроумн >ie беседы и веселые шугки из усг
той, которую я намерен избрать подругой своей
жизни. Дамы при дворе считают величайшим для себя
позором не иметь поклонников и, когда начинается
любовный разговор, они не меньше своих обожателей
стараются поддержать его. Неужели вы хотите своим
молчанием похоронить то, чего эти дамы добиваются
с таким великим трудом, лишь бы казаться учеными,
даровитыми и остроумными? Неужели вы так на них
з
33
непохожи, что предпочитаете замкнуть в себе свою
добродетель и не отдавать ее на суд шумного света?
Эписин (тихо). Было бы грустно, если бы это
было иначе.
Мороуз. Что вы сказали, лэди? Милая лэди,
говорите громче.
Эписин. Было бы грустно, если бы это было
иначе.
Мороуз. Ваша грусть наполняет меня радостью.
О, Мороуз, ты счастливейший из смертных! Только
бы мне не показать ей виду. Испытаю ее в последний
раз, но теперь коснусь того, что прекрасный пол
всего более принимает к сердцу. Послушайте, пре-
лестная лэди, я желал бы видеть ту, которую я
изберу своей дражайшей половиной, самой шикарной
женщиной при дворе. Она должна следовать за мо-
дой на месяц вперед, оставляя всех осальных дам
далеко позади. При ней должен находиться целый
штат портных, белошвеек, кружевниц и продавцев
вышивок, с которыми она могла бы совещаться по
два раза в день по вопросу о последних новинках
из Франции. Я хочу, чтобы в отношении красоты и
разнообразия ферм и красок она превзошла даже
саму природу при помощи ее служанки и сопер-
ницы—искусства. Вот, к чему я стремлюсь! Как же
вы сумеете, лэди, при такой умеренности в речах,
давать многочисленные и неизбежные указания от-
носительно лифа, рукавов, юбок, того или иного по-
кроя платья, стежка, вышивки, кружев, проволоки,
бантов, брыжжей, цветов, кушака, веера, какого-ни-
будь шарфа, перчаток? Что вы на это скажете?
Эписин (тихо). Я предоставляю это вам, сэр.
Мороуз. Что Вы сказали? Ради Бога, немного
громче.
Эписин. Я предоставляю это вашему усмотре-
нию и вашей мудрости, сэр.
Мороуз. О, дивное создание! Не буду больше
смущать вас: не буду грешить против такой святой
34
простоты. Разрешите мне теперь запечатлеть на этих
божественных устах знак моего согласия. Катбирд,
освоб ждаю тебя от платы за аренду; молчи! благо-
дари меня поклоном (Катбирд трясет юловой).—Я
знаю, ты скажешь, она бедна, и покровители ее умерли.
Но своим удивительным мо чанием она принесла мне
богатое приданое, Катбирд, и благодаря тому, что
она бедна, она будет нежнее и послушнее. Ступай
и немедленно приведи сюда священника с м:гким,
тихим голосом и попроси его быть кратким и не
говорить ничего лишнего. Ну, тихо, ступай (Катбирд
уходит). А ты проводи эту даму в столов) ю, теперь
она твоя госпожа (Мьют уходит, за нил/i Эписин).
О, блаженство! Вот когда я отомщу моему дерзкому
племяннику за все его козни, которыми он хотел
заставить меня отказаться от женитьбы. Сегодня же
ночью у меня будет наследник, а его мы вы:'росим
вон, как чуж го. Он думал, что, получив дворянство
и титул, он может мною распоряжаться. Нет, милый
родственничек, принеси ты мне теперь аттестации
от десяти лордов и шестнадцати титу .ованных лэди,
тебе это не поможет. Даже, если бы твое дворянство
пало передо мною на колени, я бы отверг его. Пусть
судят его за долги, пусть оно лишится всех своих
земельных привилегий, - я палец о палец не ударю,
чт< бы его спасти. Пусть во время с’ездов твое дво-
рянство, сидя в грошовом трактире, уплетает на
даровщинку, а в свободное от занятий время заго-
варивает зубы хозяйке, лишь бы ничего не платить.
Или, еще лучше, твое дворянство спрячется в убе-
жище Коуль-Харбора 2') и будет там сидеть на пище
св. Антония. Оно отпугнет всех своих друзей заемными
письмами и когда из сотни один даст ему десять
шиллингов, оно напьется вдрызг в «Журавле» или
«Медведе» у бридж-фута 28). У твоего дворянства не
хватит денег заплатить по счету в таверне, чтобы
ублажить попойкой старых кредиторов и заручиться
доверием новых. Ему придется торговать глиняными
з*
35
горшками, но от этого оно не выручит даже на
вдову пекаря. Твоим именем шутливые горожанки
будут называть своих жеребцов, а тебе будет отка-
зано даже в тех домах, где принимают учителя тан-
цев и последнего кутилу в городе. Тебе не поможет
ни Константинополь, ни Ирландия, ни Виргиния 29) и
величайшей твоей славой будет то, что ты превратишь
последнюю девку в благородную даму, женившись на
ней из-за куска хлеба (выходит).
СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ.
Переулок около дома Мороуза.
ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ.
Входят Трувит, Дофин и Клеримонт.
Трувит. Вы уверены, что он еще не проходил?
Дофин. Нет, я все время был в лавке у Катбирда.
Клеримонт. Но он мог пройти с др /гой стороны.
Дофин. Я сказал, что мы будем здесь, и назна>
чил ему место для встречи.
Трувит. Что за безобразие заставлять нас ждать.
Дофин. Вот он идет.
Клеримонт. И без своей спутницы; это хоро-
ший признак, Дофин.
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ.
Те-же и Катбирд.
Дофин. Ну что, Катбирд? Дело идет на лад?
Катбирд. Св'рх всякого ожидания, сэр, omnia
secunda30). Поверьте, вы не могли бы придумать
ничего лучшего. Прыгает наш старичек, как говорит
пословица, и торжествует; счастлив, доволен своей
невестой и даже освободил меня от платы за аренду.
36
Теперь я иду искать молчаливого священника, кото-
рый должен обвенчать их, и дело в шляпе.
Трувит. Чорт возьми, найди ему молчаливого
пуританина, он замучит его своей бесконечной про-
поведью.
Катбирд. Cump rivilegio 31), сэр.
Дофин. Ни под каким видом; теперь мы ни в
чем не должны препятствовать. Когда все будет кон-
чено, я сам буду рад подшутить над ним вместе с
вами.
Катбирд. Положетесь на мою ловкость, господа,
все будет закончено через полчаса, а вы тем време-
нем решите, что вам делать дальше, bonis avibus82)
(уходит).
Клеримонт. Умеет ввернуть латинское словцо,
мошенник!
Трувит. Мы можем заварить такую историю,
что прославимся на вечные времена, господа.
Клеримонт. Уверяю вас, что из этого ничего
не выйдет.
Дофин. Я тоже в этом убежден. Но что ты при-
думал?
Трувит. Нужно сегодня же переправить туда
гостей Ла-Фуля и все его пиршество и таким обра-
зом отпраздновать эту свадьбу.
Дофин. Да; но как это сделать?
Трувит. Я берусь доставить сюда всех дам, а
кушанья последуют сами собой за ними.
Клеримонт. Попробуем, чорт возьми! Получится
отличная слезная комедия, с большим разнообразием
звуков.
Дофин. Вы думаете, они еще не собирались?
Трувит. Ручаюсь, что ни одна из них еще не
навела на себя боевую окраску и не выгладила своей
рубашки.
Клеримонт. Но ради праздника они встанут
раньше, чем всегда.
Трувит. Ступайте лучше сами и посмотрите.
37
Клеримонт. Кто знает, как туда пройти?
Трувит. Я вас провожу. Разве вы не бывали
там прежде?
Дофин. Нет, никогда.
Клеримонт. И я не бывал.
Трувит. Да на какой планете вы живете? Как
можно не знать Тома Оттера?
Клеримонт. Скажите, Бога ради, кто это тако"?
Трувит. Эго отличное животное, похожее на До
и Л i-Фуля, если не превосходящее их и притом уме-
юце справляться с латын_>ю не хуже вашего ци-
рюльяика. Oi подданный своей супруги, называет ее
принцессой и ходит за нею по дому взад и вперед,
как паж, сняв шляпу от жары и благоговения. Он
теперь наверно приготовляет своего быка, медведя и
лошадь.
Дофин. А они при чем тут, клянусь Сфинксом?
Трувит. Дело в том, что в свое время он под-
визался в зверинце и от этой изысканной забавы
произошли остроумные названия его главных пир-
шеств иных чаш. Одну он называет быком, другую
медведем, третью лошадью. Кроме того, у него есть
стаканы поменьше, которые он называет ланью и
обезьяной и ничто не может привести его в хорошее
настр е <ие, пока все они не вынуты и не поставлены
на шкаф.
Клеримонт. Мы, право, много потеряем, если
не пойдем к нему.
Трувит. У него есть тысячи других причуд,
так что с ним не соскуч шься целый день. Напри «ер,
он лю''ит за спиной в .ругать свою жену грубыми
словами, а в лицо...
Дофин. Довольно. Пойдемте на него посмотреть
уходит).
Конец второю действия.
Действие третье.
СЦЕНА ПЕРВАЯ.
Комната в доме Оттера.
ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ.
Входит к:питан Оттер с чашами в руке и м-сс Оттер.
Оттер. Прошу тебя, моя принцесса, выслушай
pauca verba 33).
М-сс Оттер. Я посажу тебя на цепь в конуру
со всеми твои -.и бульдогами, если ты сейчас же не
придешь в себя! Ж..ть ты мне не даешь с твоим
быком, медведем и лошадью! Никогда еще при .ворные
не соб рались у нас в доме без того, чтобы ты не
превратил этот день в какую-то грубую масленичную
забаву. Ты бы еще надел свою бархатную ермолку
и взял жезл в руки, чтобы развлекать высоких гостей.
Оттер. Нет, принцесса; но прошу вас, дорогая
раз ешите мне показать ю, что составляет мою
славу при дворе.—Бык, медведь и конь Тома Оттера
известны по в.ей Англии in rerum natura 34).
М-сс Оттер. Твоих животны ., дэ и тебя вместе
с ними, я отправлю в звегинец, если ты еще раз заик-
нешься об этом! Разве быку или косолапому медведю
подобает быть в обществе прекрасных дам?! Подумай
хорошенько.
Оттер. Тогда хоть лошадь, добрая принцесса!
39
М-сс Оттер. Ну, это еще можно. Они любят
верховую езду. Я сама езжу верхом.
Оттер. Это прекраснейший конь—Пегас всех
поэтов! А что касается остальных—вспомни е, что
сам Юпитер, с вашего разрешения, превратился в быка,
дорогая принцесса.
Входят Трувит, Клеримонт и Дофин (сзади).
М-сс Оттер. Клянусь, если ты скажешь еще
одно слово, я сейчас же отправлю тебя за реку в
медвежью яму. Я не жел по, чтобы воздух, который
я надушила для приема высоких гостей, был отра-
влен твоими вонючими животными. Разве ты забыл
наше условие перед свадьбой, что я буду твей прин-
цессой и повелительницей, а ты моим подчиненным,
обязанным мне повиноваться? Что тебе дает право
на такое дерзкое поведение? Разве ты не получаешь
от меня пять шиллингов в день на твои удовольствия,
только бы ты оставлял меня в покое и не мучил в
такие дни, как сегодня? Ска < и пожалуйста, кто тебя
содержит? Кто кормит тебя и тв их лошадей? Кто
дает тебе ежегодно три костюма, четыре пары чулок,
одну шелковую и три шерстяных, чистое бе ье, на-
шивки и отвороты, которые я никак не могу заста-
вить те я надеть. Удивляюсь, что ты сейчас их на
себя напялил. Ради кого знатные господа разговари-
вают с тоб.й из свои.х экипажей и посещают твой
дом? Разве взглянули бы на тебя когда нибудь до
нашей свадьбы лорды или благородные дамы? Разве
что из окна на Пасху или на Троицу во время мед-
вежьих боев.
Трувит (в сторону). Ради Бога, заставьте ее
замолчать!
М-сс Оттер. Отвечай Разве не я вытащила
тебя из грязи в старом, засаленном камзоле с про-
дранными рукавами? Ты это забыл?
Трувит (в сторону). Она замучит его, если мы
во-время не поможем. (Они выходят вперед).
40
М-сс Оттер. А, вот и наши гости! Пожалуйста
веди себя принично и с достоинством, или ты больше
не получишь от меня ни гроша.
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ.
Трувит, м-сс Оттер, капитан Оттер, Клеримснт,
Дофин.
Трувит. С вашего разрешения, прекрасная миссис
Оттер, я позволю себе представить вам этих джен-
тельменов.
М-с с Оттер. Это будет мне только приятно, сэр.
Трувит. Как поживает благородный капитан? А
что бык, медведь и конь, все еще «in rerum natura».
Оттер. Сэр—как видите.
М-сс Оттер. Тебе бы только с ними и знаться.
Ступай, приготовь гренки и масло к жареному кулику.
Ты только и годишься на это! (выталкивает его).
Клеримонт. Несчастный, как она его тиранит!
Трувит. Нет, самое веселое будет тогда, когда
мы спустим его с цепи.
Дофин. А разве он вообще умеет разговаривать?
Трувит. Ни один анабаптист не употребляет
таких отборных ругательств! Но пока что советую
вам обратить внимание на ее манеру выражаться.
М-сс Оттер. Джентльмены, вы пришли как
раз во-время. Скоро должен появиться и мой кузен,
сэр Аморус.
Трувит. Нам это очень приятно, сударыня. А
разве за ним и за всей компанией еще не приходил
сэр Джон До?
М-сс Оттер. Не знаю, мистер Трувит. Здесь
был как- й-то мрачный господин в брыжжах, который
куда-то звал моего подчиненного.
Клеримонт. Это наверно был он, сударыня!
41
М-сс Оттер. Но смею вас уверить, сэр, он от-
был отсюда, не откладывая ни минуты.
Дофин. Каким изящным языком выражается эта
дама!
Трувит. О сэр, это настоящая придворная дама,
хотя она и рождена не при дворе.
М-сс Оттер. Вам это только так кажется,
джентльмен'!.
Трувит. Нет, уверяю вас, сударыня, так думают
о вас во дворце.
М-сс Оттер. Я верноподданная высочайшего
двора, сер, и нижайшая слуга всех его придворных.
Трувит. Наоборот, скорее они ваши обожатели.
М-сс Оттер. О что вы, сэр!
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ.
Те-же и Катбирд.
Дофин. Ну что, Катбирп? Сорвалось?
Катбирд. О, нет, сэр, omnia bene. Как нельзя
лучше. Я так ему угодил со священником, что он в
полном восторге.
Дофин. Что это за священник?
Катбирд. У него ужасней насморк, сэр, его не
слышно на расстоянии полувершка. Производит впе-
чатление, будто он разговаривает сквсзь солому или
что е у заткнули чем ниб?дь горло. Это ловкий,
быстрый малый, который не говорит, а просто стрижет
молитвы Я пришел предупредить вас, сэр, что вы
можете, как говорится, «отпет movere lapidem»,
держать свой камень за пазухой.
Дофин. Большое спасибо, Катбирд; будь побли-
зости с ключей, чтобы впустить нас.
Катбирд. Я непременно буду на месте, сэр,
ad manum 3S) (уходит).
Трувит. Пойду посмотреть за лошадьми.
42
Клеримонт. Ступай, а мы пришлем тебе До,
если ты сам его не встретишь (Трувит уходит).
М-сс Оттер. Мистер Трувит кажется, удалился?
Дофин. Да, сударыня, с ним случилось одно не-
приятное обстоятельство.
М-сс Оттер. Я так и подумала, когда посмот-
рела на физиономию человека, который сюда прихо-
дил. Недаром сегодня ночью Mi e снилось новое пред-
ставление и супруга лорд мэра, а это для меня очень
дурное предзнаменование. Я говорила о своем сне
лэди Хоути, когда она приходила сюда смотреть
китайские безделушки, и она это об’яснила влиянием
Артемидора с чем я, конечно, не могла не согласиться.
С тех пор у меня уже было много неприятностей.
Клеримонт. Из-за вашего сна, сударыня?
М-сс Оттер. Да, сэр, только бы не видеть во
сне городскую жизнь! Я из-за этого запачкала кам-
чатную скатерть, за которую заплатила 80 фунтов,
сожгла свое черное атласное платье, когда стояла у
камина в комнате милэди Сентор. На маскарадном
представлении лордов зв) я закапала себе воском
воротник и платье, благодаря чему не могла пойти
на банкет. И, наконец, когда я собиралась ехать к
своей приятельнице в Вэр и садилась в экипаж, лошадь
какого-то пивовара заб. ызгала мне весь мой новый
костюм (красный атласный лиф и черную бархатную
юбку), так что мне пришлось вернуться и просидеть
два дня в своей комнате из одного только страха.
Дофин. Какие ужасные несчастья, сударыня!
Клеримонт. Я бы ни за что не стал жить в
городе, который приносит мне такие напасти.
М-сс Оттер. Да, сэр, но я следую предписаниям
своего врача и стараюсь не видеть во сне ничего
напоминающего город.
Дофин. И хорошо делаете, м-сс Оттер.
43
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ.
Входит сэр Джон До, Клеричснт отводит ею
в сторону.
М-сс Оттер. Не угодно ли вам будет проследо-
вать вперед, джентльмены?
Дофин. Вы очень любезны, сударыня, но нам
надо поговорить с сэром Джоном, который только что
пришел. Мы последуем за вами.
М-сс Оттер. Как вам будет угодно, сэр.
Сегодняшний пир устраивает мой кузэн, сэр Аморус.
Дофин. Я знаю, сударыня.
М-сс Оттер. И в то же время и я. Но тор-
жество в честь него, и потому я не претендую на
звание хозяйки.
Дофин. Какая вы щедрая родственница!
М-сс Оттер. Ваша слуга, сэр (уходит).
Клеримонт (выходит вперед с До). Как, вы
ничего об этом не знаете, сэр Джон?
До. Разрази меня Господь, если я что-нибудь
знаю!
Клеримонт. В таком случае я все вам об'ясню:
Она теперь вероятно уже повенчана. Хотя вы и
вбили себе в голову, что она убежала с Дофином, но,
уверяю вас, сэр Дофин благ< роднейший и честнейший
из ваших друзей, которым вы можете гордиться. Он
раскрыл весь заговор заставил вашу возлк бленную
сознаться в своем проступке и так ее пристыдил,
что она умоляет вас простить ее и украсить ее
свадьбу своим присутствием. Она выходит за богача—
его дядю, старого Мороуза и просила меня передать
вам по секрету, что сможет отныне с полной безо-
пасностью уделять вам значительно больше внимания
и благосклонности, чем раньше.
До. Она в самом деле так сказала?
44
Клеримонт. Какого же вы обо мне мнения,
сэр Джон. Спросите Дофина.
До. Нет, я вам верю. Милый сэр Дофин, правда,
она хотела, чтобы я простил ее?
Дофин. Да, уверяю вас, сэр Джон.
До. Тогда я это сделаю от всего сердца и буду в
хорошем настроении.
Клеримонт. Конечно, они ведь хотели обидеть
вас. Ла-Фуль, желая дать фестивал по поводу ее
свадьбы, избрал вас своим орудием и устроил так,
чтобы вы пригласили дам из коллегии, которые при-
ведут ее с собой. Показывая ему свои симпатии, она
этим оскорбила бы вас. Теперь Дофин заставил ее
изменить свое поведение, но она требует, чтобы вы
привели всех дам туда, где она находится, и были
очень веселы; там она устроит от вашего имени обед
и, открыто высказывая вам свою благосклонность,
доставит неприятность Ла-Фулю.
Д о. Клянусь честью—я уважаю ее за это, и готов
простить ее от всего сердца.
Клеримонт. Топа сейчас же за дело. Трувит
уже ушел вперед позаботиться об экипажах и пре-
дупредить вас обо всем. Идите к нему. Все в поряд-
ке {входит сэр Аморус Ла-Фуль). А вот и ваш
соперник, но не обращайте на него внимания—
будьте веселы!
ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ.
Те-же и Ла-фуль.
Ла-Фуль. Ну что, сэр Джон, приехали дамы с
вашей возлюбленной? (До уходит). Добро пожало-
вать, сэр Дофин! Добро пожаловать, уважаемый ми-
стер Клеримонт! Где моя кузина? Вы не видели чле-
нов коллегии, джентельмены?
Дофин. Коллегии?! Разве вы не знаете, сэр Амо-
pvc, как вы обмануты?
45
Ла-Фуль. Каким образом, сэр?
Клеримонт. Вы так любезн .т, с сэр Джоном,
который нанес вам такое оскорбление?
Ла-Фуль. Чем, господа? Умоляю вас, откройте
мне в чем дело.
Клеримонт. Да как же сэр, его возлюбленная
сегодня вь ходит замуж за дядю Дофина, соседа вашей
кузины, и он пригласил туда всех дам и всю кампа-
нию, чтобы причинить вам неприятность. Он хотел
и нас увести отсюда, но мы сразу поняли в чем
дело и дали ему должный отпор.
Ла-Фуль. Неужели сэр Джон До так бесчело-
вечно со мной поступил?
Дофин. Да, сэр Аморус, он это сделал, как ко-
варный изменник; но если вы нас послушаетесь, то
сумеете отомстить ему.
Ла-Фуль. Дорогие друзья! Я это сделаю, уверяю
вас, но как?
Дофин. Вот что, сэр: заберите ваших фазанов,
куропаток, ваше лучшее жаркое, положите на сереб-
ряные блюда вашей кузины; возьмите чистую салфетку
и как лакей, без шляпы отправляйтесь туда, во главе
всего угощения. Это только через дорогу. Мы вам
поможем, накрыть на стол, и вы пригласите их отку-
шать. Все поймут, что угсщенье принадлежит вам и До
будет пристыжен. Что же касается вашей кузины,
то вместо того, чтобы исполнять обязанности дома хо-
зяйки она пег евесет всю работу туда в качестве главной
гостьи. Она будет в обществе дам из коллегии, ей
окажут такие же почести и будут пить за ее здо-
ровье так же громко и часто, как и за остальных.
Ла-Фуль. Я сейчас пойду и скажу ей—решено—
это будет сделано! (уходит).
Клеримонт. Я знал, что он попадется на эту
удочку, не дослушав до конца.
Дофин. Итак, гости и угощение будут—а что
мы сделаем с музыкой?
Клеримонт. Запах жаркого наверное привлечет
46
с улицы каких-нибудь скрипачей или других музы-
кантов.
Дофин. Мне бы хотелось, чтобы он привлек туда
трубачей!
Клеримонт. Будем надеяться. Они хорошо
знают все званые вечера. Между ними и лондонскими
поварами всегда есть сношения. Бьюсь об заклад,
что они придут.
Дофин. Это будет торжественный день для моего
дядюшки и большое развлечение для нас.
Клеримонт. Да, особенно, если мы постоянно
будем подзадоривать До и Ла-Фуля, и не дадим им
столковаться.
Дофин. Льсти им обоим побольше, как говорит
Трувит, и ты сразу приберешь их к рукам. Они
будут себя считать именно такими, как мы им это
внушим. У них нет ничего своего—они и своими
чувствами управляют с чужих слов.
ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ.
Те-же и Ла-фуль в костюме лакея.
Клеримонт. Смотри. Сэр Аморус уже с салфет-
кой. Вы уго орили вашу кузину?
Ла-Фуль. Да, это было нетрудно! Она готова
сделать все что угодно, лишь бы ф<милия Ла-Фуль
нс была посрамлена.
Дофин. Благородная родственница! Это остро-
умнейшая затея, сэр Аморус, она сотрет в порошок
все пианы противника и победит его собственным
же оружием.
Ла-Фуль. Мы зададим им перцу!
Клеримонт. Да, но будьте осторожны и не
обращайте на себя слишком много внимания.
47
ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ.
Те-же и напитан Оттер.
Оттер. Джентельмены: моя принцесса предоста-
вляет вам все свои серебряные блюда—она пошла
немного привести себя в порядок, и отправится
вместе с вами.
Клеримонт. Надеюсь, и вы тоже, капитан?
Дофин. Разумеется, непременно!
Оттер. Да, сэр, я охотно пойду туда, но хочу
просить моего кузена, сэра Аморуса, и вас, уговорить
мою принцессу, чтобы она разрешила мне взять с
собой быка, коня и медведя.
Клеримонт. Конечно, капитан.
Ла-Фуль. Но кузина не согласится.
Дофин. Ее можно будет убедить, сэр Аморус.
Ла-Фуль. Она говорит, что это неприлично в
дамском обществе.
Оттер. Но зато они сами так приличны, а ведь
это самое главное.
Клеримонт. Она должна будет согласиться с
разумными доводами: разве Пазифая, будучи коро-
левой, не любила быка? А разве Калисто, мать Аркаса,
не была пр.вращена в медведицу и сделана звездой
на небе? 37).
Оттер. О Боже! Если бы я мог все это ей ска-
зать! Я велю нарисовать в своем зверинце все эти
приключения из метаморфоз Овидия.
Дофин. Где ваша принцесса, капитан? Пожалуйста
ведите нас!
Оттер. С удовольствием, сэр!
Клеримонт. Поторопитесь, дорогой сэр Аморус!
(уходят).
СЦЕНА ВТОРАЯ.
Комната в доме Мороуза.
ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ.
Входят Гйсроуз, Эписин, священник и Катбирд.
Мороуз. Сэр, вот один золотой для вас и еще
два для вашего насморка. Не удивляй гесь м< ей щед-
рости—м л все да должны благодарить суды"у, а еще
б >льше природу за .е милости, которые она на дарит.
Повреждение в вашем голосе—большая для меня ра-
дость.
Священник (юворит так, как будто он про-
ст жен). Благодарю вас, ваша милость,—я тоже очень
доволен.
Мороуз. Катбирд, что он говорит?
Катбирд. Он Гово; ит, сэр, что если вашей ми-
лости понадобится, он всегда к вашим услугам. Он
простудился, п,..осидев всю ночь и распевая песни с
ткачами.
Мороуз. Спасибо, больше не надо.
Священник. Господь да благословит вашу ми-
лость и пошлет много радостей вам и вашей пре-
лестной супруге! Кхе! кхе!
Мороуз. Стой, Катбирд! Пусть он мне вернет
пять шиллингов. Если на нас лежит обязанность воз-
награждать за оказанные услуги, мы должны спра-
ведливо наказывать за убытки. Что он говорит?
Катбирд. Он не может разменять денег, сэр!
Мороуз. Надо разменять.
Катбирд (тихо священнику). Кашляйте еще!
Мороуз. Что он говорит?
Катбирд. Он выкашляет остальные пять шил-
лингов, сэр.
4
49
Священник. Кхе! кхе! кхе!...
Мороуз. Прочь, прочь, заткните ему глотку!
прочь! Я прощаю его, пусть только уходит (уходит
Катбирд, выталкивая священника).
Эписин. Стыдно, мистер Мороуз, так грубо об-
ращаться со служителем церкви!
Мороуз. Что?
Эписин. Человеку вашего положения и вашего
высокого воспитания неприлично так обращаться даже
с грубым лодочником, не то что с человеком его про-
фессии.
Мороуз. Как, вы умеете говорить?!
Эписин. Да, сэр!
Мороуз. Так говорите.
Эписин. И буду говорить! Вы думали, что же-
нились на статуе или на кукле? На французской мари-
онетке с глазами на проволке, на дуре из сума-
сшедшего дома, которая будет стоять перед вами, опу-
стив руки, и бессмысленно глазеть с раскрытым ртом?
Мороуз. Какая нескромность! Она самая зау-
рядная баба! О, Катбирд!
Эписин. Не сердитесь на Катбирда — теперь
поздно! Я согласна, что моя скромность несколькб
уменьшилась с того момента, когда я перестала на-
зываться девушкой; но полагаю, ее хватит достаточно
для того, чтобы называться вашей женой.
Мороуз. Она умеет говорить!
Эписин. А вы что думали, сэр?
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ.
Те-же и Мьют.
Мороуз. Чорт возьми! Где мои слуги? Где этот
негодяй Катбирд?
(Мьют делает знаки).
Эписин. Говори словами, друг любезный. Я не
5Л
потерплю в доме, в котором я хозяйка, этого возму-
тительного насильственного безмолвия {Мьютуходит).
Мороуз. Она уже понукает мной. Я женился на
Пентезилее, на Семирамиде; я продал свою свободу
какой-то юбке!
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ.
Те-же и Трувит.
Трувит. Где мистер Мороуз?
Мороуз. Он опять здесь! Боже, смилуйся надо
мной!
Трувит. Желаю вам много счастья, госпожа
Эписин, в вашем достойном браке.
Эписин. Благодарю вас, мистер Трувит, за ваше
дружеское пожелание.
Мороуз. Оказывается, у нее есть знакомства!
Трувит. Дай вам Бог счастья и радости в вашем
прекрасном выборе, сэр. Раньше я был для вас ночной
птицей—совой; теперь же являюсь вестником мира,
голубем, и приношу вам радостные пожелания моих
друзей к этому счастливому дню.
Мороуз. Какому дню?
Трувит. Дню вашей свадьбы, сэр. Я одобряю
вашу решимость довести дело до конца, несмотря на
все опасности, которые я вам предсказывал, явившись
к вам в образе ночной вороны. Это показывает, что
вы человек слова и держитесь своих намерений, не
смотря ни на какие дурные предзнаменования.
Мороуз. Откуда вы так много знаете?
Трувит. Неужели вы думаете, сэр, что, доверив
свои секреты брадобрею, вы этим не посвятили весь
город в свои интимные дела? Вы бы лучше сообщили
это водосточной трубе, или булочной, или пехотным
гвардейским войскам-это было бы безопаснее. Не-
ужели вы забыли старое мудрое изречение: «lippis et
tonsoribus notum 38)». Теперь, сэр, вы должны сами
4*
51
на себя пенять и быть в другой раз откровеннее со
своими друзьями. Три или четыре светских дамы из
ко легии сейчас придут навестить вас с целой св..той
любимцев и поклонников.
Мороуз. Заприте двери! Заприте двери! Где мои
слуги, мои нахлебники? (Слуш входят). Заприте двери,
негодяи!
Эписин. Негодяем будет тот, кто это сделает—
оставьте их открытыми. Я хотела бы посмотреть,
кто осмелится взглянуть в ту сторону. Между мной
и моими друзьями не будет никаких преград, и я не
позволю лишать меня тех удовольствий, которые они
могут м.-ie доставить своим посещением (слуш ухо-
дят).
Мороуз. О бесстыдство, достойнее Амазонки!
Трувит. Поверьте, сэр, она права, и, мне кажется,
целомудренее ва,; неужели вы хотите лечь в к; овать
сейчас же, днем? Челоьек вашей возраста и положе-
ния должен с большим благоговением отнссигься к
этому обряду и не влезать на брачное ложе, как
бык или козел, а терпеливо ожидать положенного
времени и тогда возлечь с верой и страхом. Надо
подойти к блаженству в тиши безмолвней ночи, а
днем отдаваться другим разв ;еченьям: пиршествам,
музыке, празднествам, беседе: мы все это вам дост
вим, сэр, чтобы сделать ваш союз высоким и счастли-
вым.
Мороуз. Боже, какая мука! Какая мука!
Трувит. Сэр, ес и вы так плохо себя чувствуете
уже в первые минуты вашего блаженства каково
положение этой прекрасной да»ы, kotoi ая лишена
возможности расчитывать на какое-либо счастье в
будущем?
Мороуз. Какая мука! Умоляю вас, сэр, уходите,
предоставьте ей меня д канать.
Трувит. Я кончил, сэр.
Мороуз. П оклятый цирюльник!
Трувит. Действительно, проклятый бездельник!
52
Мороуз. Я женился на его гитаре, на которой
играл всякий, кому не лень—это одна ид ужасней-
ших казней.
Трувит. Не одна, а все казни египетские...
Мороуз. Отомстите за меня...
Трувит. Хор шо, сэр, прибавьте еще два-три
проклятья—хотя боюсь, он и их перенесет. Пусть
нападет на него дурная болезнь, пусть при завивке
чужих волос отвалятся его собственные, или, припа-
лив локон какого-нибудь сводника, пусть он разобьет
себе голову щипцами.
Мороуз. Нет, пусть лучше он живет в постоянных
несча тьях; пусть вожмет его чесотка, а его лавку
вши, так чтобы все от него отступились, и он сам
не мог ни к кому подойти.
Трувит. Пусть он подавится своими пилюлями!
М о р о у з. Да будет его грелка п тстоянно холодной!
Трувит. Пусть под ней будет вечный мороз!
М о р о у з. Да не увидит он никогда огня!
Трувит. Кроме адского!
Мороуз. Пусть его кресло будет всегда пустым,
ножницы покрыты ржавчиной, а гребень приклеится
к футляру.
Трувит. Это особенно страшно! И пусть он
потеряет уменье вырезывать бумажные фонарики.
Мороуз. Пусть в этом году он не накажет ни
одной сводни 39), пусть жрет свои губку вместо хлеба.
Трувит. И пьет мы ьную воду на здоровье!
Мороуз. Или вместо хлеба...
Трувит. Закусывает ушной серой. Мало того,
пусть он выдернет себе собственные зубы и играет
ими на лю1не.
Мороуз. Нет, пусть лучше он разотрет их в
порошок и спечет себе из них хлеб.
Т увит. Пусть < н делает себе муку из жерновов.
Мороуз. Пусть его покроют все болячки и ожоги,
которые он когда-либо лечил!
Трувит. И пусть он забудет, как их лечить, t
53
если и воспомнит, то пусть изведет все свое белье
на перевязки и останется без единой тряпки.
Мороуз. Пусть он никогда не поправится—
пусть у него навсегда останется подагра в руках.—
Ну, будет с него.
Трувит. Это уже слишком. Достаточно, если он
не сможет покрасить своей вывески.
Мороуз. Дорогой сэр, не надо больше, я и так
забылся!
Трувит. Или пусть продавец гребней откажет
ему в кредите.
Мороуз. Будет, сэр!
Т рувит. Или, разбив зер. ало, пусть он впадет
в отчаяние от невозможности достать новое.
Мороуз. Умоляю вас, довольно!
Трувит. Пусть никто не доверит ему своей
прически, кроме трубочиста!
Мороуз. Сэр!..
Трувит. Или пусть, брея угольщика, он нечаянно
перережет ему горло и будет повешен за это!
Мороуз. Ради Бога, довольно! Я предпочитаю
его простить, только бы не слушать вашу болтовню.
Умоляю вас, сэр...
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ.
Те-же и До, лэди Хоути, Сектор, Мэвис и Трести.
До. Пожалуйте, сударыня.
Мороуз. Меня заливает океан! Потоп! Наводне-
ние! Меня убьет этот шум! Он приближается! В моей
душе землетрясение!
Д о (Эписин). Здравствуйте, очаровательная!
Мороуз. У нее все новые поклонники!
Д о. Я привел несколько дам навестить вас и
познакомиться с вами. Милэди Хоути (по мере тою,
как До представляет дам, Эписин их целует), милэ-
ди Сентор, госпожа Долл Мэвис, миссис Трести, со-
54
стоящая при лэди Хоути. Где же ваш супруг? Покажите
его! Правда, что он не выносит шума? Позвольте
мне ему представиться.
Мороуз. Это что за глашатай?
Трувит. Это сэр Джон До, почитатель вашей
супруги.
Мороуз. Вот какая птица!--ее почитатель! Если
у нее такие поклонники, моя песня спета {хочет
уйти).
Трувит. Нет, сэр! Вы должны поцеловать дам 40).
Вы теперь не можете уйти. Они пришли к вам,
чтобы просить вас об этом.
Хоути. Неужели, мистер Мороуз, вы хотели
жениться украдкой, не сказав об этом ни слова вашим
друзьям! Но хотя вы меня и обидели, я все же вас
поцелую—вы мне разрешите, сударыня, эту фамиль-
ярность с вашим мужем?
Эписин. Ваше сиятельство оказывает мне боль-
шую честь, удостоив его этой милости так же, как
вы осчастливили нас своим неожиданным посещеньем.
М о р о у з. Какие любезности!
Эписин. Я приписываю все это моему поклон-
нику, который и должен быть один в ответе.
Хоути. Не делайте этого, госпожа Мороуз—не
надо никого притеснять!
Мороуз. Знаю, знаю, вы ее скоро этому научите,
если она не умеет сама! (отходит в сторону, осталь-
ные разговаривают между собой).
Хоути. Так это—молчаливая женищина?
С е н т о р. Мистер Трувит сказал, что после свадьбы
она научилась разговаривать.
Хоути. А, мистер Трувит, здравствуйте! Что
представляет собой ваша молодея? Мне кажется, она
умеет говорить.
Трувит. Сударыня, поверьте, что эта дама безу-
пречного поведения и происходит из знатного рода.
Хоути. А Джек До сказал нам, что она все
время молчит.
55
Трувит. Это было нарочно подстроено, сударыня,
сэром Дофином и его друзьями, чтоб выдать ее за
этого старика. Она оч(нь смелая женщина, остроум-
ная и словоохотливая Вы ув дите еще сегодня, как
она будет издеваться над До.
Хоути. А он нас позвал посмеяться над ней!
Трувит. Часто бывает, сударыня, что тот,
кто счи ает себя большим умником, самый большой
дурак. Уверяю вас, ваше сиятельство, что над ней
нечего смеяться.
Хоути. Мы пригласим ее в коллегию. Если она
остроумна, мы примем ее в свою среду. Не так ли,
Сентор?
Сентор. Конечно! Она будет партнером Мэвис.
Трувит. Поверьте, сударыня, что она хорошо
поддержит госпожу Мэвис и не ударит лицом в
грязь!
Мэвис. Я вам скажу об этом, поговорив с ней и
испытав ее!
Хоути. Будьте с ней полюбезней, Мэвис!
Мэвис. Хорошо, сударыня (говорит с ней шепо-
толп).
Мороуз (в /торону). О, блаженная минута—
хоть бы они вечно шепта ись!
Трувит. Пока что, ваше сиятельство, подра-
зните его немного! Вы знаете его недуг—г ворите
с ним о свадебном торжестве, заставьте принести
перчатки, или...
Хоути. Подождите! Сентор—поди сюда! Госпо-
дин жених, где вы?
Мороуз (в сторону). Это было слишком чудесно,
чтобы п, одолжаться долго.
Хоути. Мы совсем здесь не видим признаков
свадьбы, никаких намеков на тержество: где наши
шарфы и перчатки? Дайте их нам. Сообщите нам,
наконец, цвета ваши и ваш°й i евесты 41).
Сентор. Увы, сударыня, он об этом не позабо-
тился!
56
Мороуз. Если бы я знал, кто подкрашивает
ваше сиятельств , я бы это сделал.
Хоуги. Он вам хсрошо отплатил. Сентор! Но
слышите, мистер Мороуз—вы не отделаетесь шуткой.
Вы, который с молоком матери всосали традиции
двора, так же как вы впоследствии всасывали его
вино и вкушали его яства, вы—царедворец от колы-
бели до ночного колпака, хотите нас обидеть в такую
торжественную инуту? П думайте, сколы-о вы сего-
дня потеряли серебра, подарков, друзей из-за своей
неучтивости!
Мороуз. Сударыня...
Хоути. Простите, сэр Я должна подчеркнуть
ваши ошибки; нет ни перчаток, ни подвязок, ни шар-
фов, нет свадебных песен, маскарадных представле-
ний ,2).
Д о. Сударыня! Я обещал своей госпоже эпиталаму!
Я уже начал ее со инять—хоти i е послушать?
Хоути. Да, любезный Джек До!
Мороуз. Не угодно ли будет вашему сиятель-
ству заказать отдельную комнату, чтобы быть наедине
с вашим другом? У вас будет несколько на выбор—
весь мой дом к вашим услу ам. Я знаю, что ваше
сиятельство лю или прежде уединяться с молодыми
людьми. Теперь же, к сожалению, вам угодно было
обратить свое внимание на меня. Будь я проклят,
если я хочу помешать ваше.у сиятельству в какой-
нибудь из ваших ьривычек. И поэтому, сударыня...
Эписин. Вы невежа, разве так разговаривают с
благородными дамамг!
Сентор. Какой грубиан!
Трувит. Клянись этим светом, вы заслуживаете
быть роюносцем, да таким, чтобы ваши рса прости-
рались от одного конца страны до другого. Не поймите
мен дурно, сэр, я гов> рю так, чтобы рассмешить
дам, а не для того, чтобы вас обидеть!
Мороуз. Сударыня, это что, наемный убийга?
Трувит. Клянусь Богом, если вы произнесете
57
еще что-нибудь в этом роде, я удалюсь с вашей
супругой__и это будет для вас плохим началом,
понимаете? Вы должны уметь узнавать своих друзей!
ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ.
Те-же и Клеримонт в сопровождении разных музыкантов.
Клеримонт. С вашего разрешения, сударыни,
если вы соскучились по музыке, я привел сюда не-
сколько оркестров (тихо музыкантам). Играйте,
господа все сразу (все играют).
Мороуз. Заговор, заговор, заговор, заговор!
Сегодня я наковальня, по которой все бьют, они
сокрушат меня! Это хуже звука пилы.
Клеримонт. Нет, это волос, канифоль и
струны—могу сообщить вам рецепт.
Трувит. Замолчите, господа!
Клеримонт. Говорят вам, играйте!
Трувит. Замолчите, бездельники! Теперь, сэр,
вы видите, кто вам друг? Мужайтесь—примите венец
мученичества. Сразите все их попытки терпением —
это продолжится всего лишь один день. Будьте героем.
Неужели вы предоставите ослу затмить вас своим
благородством? Не выдавайте только своего недуга
и не позволяйте себя оскорблять—будьте смелы и
тверды духом! (Ла-Фуль вкостюмелакея проходит по
сцене, в сопровождении слуг, несущих блюда-, за ним
м-сс Оттер). Посмотрите, сэр, какую неожиданную
честь оказывает вам ваш племянник: прислан целый
свадебный обед с услуживающим рыцарем во главе
и вашей прекрасной соседкой, м-сс Оттер сзади.
Мороуз. Это Горгона! Это Медуза! —спрячьте,
спрячьте меня!
Трувит. Ручаюсь вам, сэр, что она не превратит
вас в камень! Смело смотрите на нее. Ухаживайте
58
за ней и пригласите ваших гостей к ужину. Нет?
Госпожа невеста, попросите дам в столовую. Ваш
жених так стыдлив!
Эписин. Угодно ли вашей милости?
Хоути. Если вы удостоите меня своим обществом.
Эписин. Слуга, приступайте к вашим обязан-
ностям!
Д о. Счастлив исполнить ваше приказание, госпожа!
Сентор. Как вам нравится ее ум, Мэвис?
Мэвис. Очень, очень нравится.
М-сс Оттер. Это мое место.
Мэвис. Простите меня, м-сс Оттер.
М-с с Оттер. Как? Ведь я тоже член коллегии.
Мэвис. Но не за столом.
М-с с Оттер. Каким образом?
Мэвис. Мы об этом поговорим в столовой (дамы
уходят).
Клеримонт. Жаль, что это продолжалось так
недолго.
Трувит. Надо было послать за герольдами.
ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ.
Те-же и капитан Оттер.
Что нового, капитан?
Оттер. Я потихоньку принес с собой быка,
медведя и коня, а трубачи с барабанщиком стоят
наготове (снаружи слышны звуки труб и барабана).
Мороуз. О, о, о!
От те р. Мы не один раз поднимем кубок за смелых
британцег! (трубы).
Мороуз. О, о, о! (убегает).
Все. За ним, за ним, за ним! (уходят).
Конец третьего действия.
59
Действие четвертое.
СЦЕНА ПЕРВАЯ.
Комната в доме Мороуза.
ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ.
Входят Тр,вит и Клеримонт.
Трувит Мне никогда еще не приходилось видеть,
чтобы так мучили бедного жениха.
Клеримонт. Такого случая не запомнят анналы
страны.
Трувит. Ему ничего не остается, как уйти на
покой после такого ада.
Клеримонт Мне кажется, он это впол е за-
служил.
Трувит. Есе эти плевки, смех, кашель, чихание,
танцы, шум музыки, ее повелительный тон и грубое
понукание заставляют его думать, чю он женился
на фурии.
Клеримонт. Она хорошо играет свою роль!
Трувит. Да и всего смешнее, что она пользуется
каждым удобным случаем, чтобы говорить
Клеримонт. А как ловк > старается Дофин убе-
дить его, что 'н тут не причем!
Трувит. Э го ему почти удалось. А вот и он!
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ.
Те-же и Дофин.
Дофин. Ну, где старик? Что с ним?
Дофин. Держите меня, или я лопну от смеха! Он
напялил се'е на голову целый ворох ночных колпа-сов
и забрался на чердак, только бы спрятаться от шума;
я заглянул в щ-лку и увидел, что он сидит верхом
на балке под са.юй крышей и, повидимому, собирается
там ночевать
Клеримонт. А где дамы?
Дофин. Они уединились с молодой.
Трувит. Наверно они обучают ее правилам кол-
легиальной грамматики. Если она им понравится, они
посвятят ее во все сюи тайны.
Клеримонт. Как мило выглядит сегодня лэди
Хоути! Еще утром я отзывался о ней довольно резко,
но боюсь, Трувит, что я скоро буду держаться твоих
взглядов.
Трувит. Поверь мне, я был прав. Женщины дол
жны восполнять нарядами то, что отнимают у них
годы. Умная женщина, которая гнает свои недостатки,
псстара тся их скрыть—и только выиграет от этого.
Если она маленького ргста, пусть она много сидит,
чтобы не казалось, что она сидит, когда она на ногах.
Если у нее некрасивые ноги, пу ть она носит платья
подлиннее, а обувь поуже. Если у нее толстые руки
и ур дливые ногти,—она должна носить перчатки и
как можно реже накладывать за столом кушания.
Если у нее дурное дыхание,—пусть никогда не спорит
натощак, и всегда говорит на ра стоянии. Если у нее
черные и неровные зубы, п\ сть пом ньше смеется,
особенно, если при этом она широко раскрывает рот.
Клеримонт. Да, пр; вда, есть женщины, которые
не смеются, а ржут, так это выходит грубо.
«1
Т р у в и т. А иные, подобно страусам, делают огром-
ные шаги. Я этого не выношу. Мне нравится умерен-
ность в походке и плавность в речах—эти качества
привлекают не меньше, чем приятное личико.
Дофин. Когда это ты успел так изучить женщин?
Научи, пожалуста, и меня этому искусству.
Трувит. Хорошо, но в таком случае тебе не
следует больше запираться месяцами в своей комнате
за чтением Дон-Кихота или Амадиса Галльского43),
как ты это обычно делаешь, а ты должен ходить в
гости, бывать при дворе, на турнирах, ярмарках, празд-
нествах, спектаклях, иногда даже и в церкви—всюду
куда они приходят похвастать своими нарядам и, на
людей посмотреть и себя показать. Здесь можно найти
кого полюбить, с кем позабавиться, с кем завести ми-
молетную интрижку и к кому привязаться на всю
жизнь. Разнообразие способствует выбору. Избран-
ница не падает с неба в то время, как мужчина ле-
жит и покуривает трубку; он должен сам итти ей
навстречу.
Дофин. Не приближаясь ни на шаг к цели.
Трувит. Молчи, еретик! За свои сомнения ты
заслуживаешь, чтобы с тобой именно так и случилось.
Клеримонт. Он говорит правду, Дофин.
Дофин. Почему?
Трувит. Мужчина никогда не должен сомневаться,
что может победить любую женшину. Если в нем будет
эта уверенность, он всегда одержит верх, и, хотя жен-
щины это и отрицают, они только и думают о со-
блазне. Даже Пенелопа долго не выдержит. Самые силь-
ные крепе сти в конце концов сдаются. Надо лишь быть
настойчивым и прямо итти к цели. Они сами охотнл
вешались бы нам на шею, если бы не боялись, но в
душе все хотят, чтобы мы обратили на них внимание.
Восхваляйте их, льстите им,—и вам не понадобится
ни особое доверие, ни красноречие. Самые большие
скромницы будут в восторге от такого обращения.
Разбавляйте комплименты поцелуями и, если они их
62
принимают, они примут и все остальное, так как,
несмотря на свое сопротивление, только и ждут случая
сдаться.
Клеримонт. Но мужчина не должен употреблять
насилия!
Трувит. Почему бы и нет? Для них это вполне
приемлемо и часто является признаком большого
внимания. Если вы имели возможность взять женщину
силой и не дотронулись до нее, она будет вас за это
ненавидеть, хотя и сделает вид, что очень вам бла-
годарна. На ее лице будет радость, но в сердце—грусть.
Клеримонт. Ну, положим, не всех женщин можно
взять такими приемами!
Трувит. Разумеется. Так же, как не всех рыб
и не всех птиц. Если вы безграмотной девушке по-
кажетесь слишком ученым, грустной—ликующим, ду-
рочке—умным, она сейчас же сделается недотрогой.
Надо к ним подойти, отвечая их вкусам и настроению;
а то из боязни скомпрометировать себя с благородным
и достойным человеком, они часто попадают в об’ятия
негодяя. Если женщина ценит остроумие, преподноси
ей стихи, даже если бы их пришлось купить или взять
на прокат у приятеля. Если она п; едпочитает храбрость,
говори о своих подвигах и перечисляй свои победы,
хотя бы ты и не любил о них упоминать. Если ей
нравится ловкость, показывайся как можно чаще вер-
хом и, не жалея спины, прыгай через препятствия.
Если она любит хорошее платье и наряды, советуйся
каждое утро со своим парижским портным, цируль-
ником, поставщиком белья и др. Пусть твоими бли-
жайшими друзьями будут пудра, зеркало и гребешек.
Заботься больше об украшении, чем о целости своей
головы, и пусть государственное бедствие волнует тебя
меньше, чем твоя прическа. Это ее прельстит. Если
она проявит корысть или будет тебя о чем нибудь
просить, обещай ей все, но исполняй обещание по-
степенно, чтобы всегда держать ее в руках. Делай
вид, что ты даешь, но уподобляйся бесплодной земле,
63
которая мало производит, или игральным костям в
руках глупого, но доверчивого игрока. Пусть твои
подарки отличаются скорее оригинальностью и изяще-
ством, чем ценностью. В зависимости от времени года
преподноси ей вишни или абрикосы, говоря, что они
тебе п. исланы из деревни, хотя бы ты к\ пил их на
рынке. Восхищайся ее нарядами, говори, что все моды
ей к лицу; сравнивай ее в каждом новом платье с бо-
гиней, сочиняй в ее честь сны и загадки. Если она
знатного рода, угождай ей во всем: люби то, что она
любит, хвали го, что она хвалит; привлекай н. свою
ст рону ее домашних, и даже ьсех родных; зов । их
по именам (это тебе ничего не будет стоить); плати
жалованье ее доктору и камеристке, за которой тебе
не грех п вол тчиться, чтобы он^ охотнее шла на-
встречу желаниям своей госпожи. Это даст возмож-
ность прекратить лишние разговоры, так как она сама
будет соучастницей.
Дофин. В каком высоком обществе ты за по-
ел дне время вращался что из тебя вышел такой дам-
ский угодник?
Трувит. Право, скорее надо спросить об этом
тебя, если ты так интересуешься тайнами ухаживания.
Я начинаю подозревать тебя, Дофин. Уже не влюблен
ли ты на самом деле?
Дофин. Пусть так, я не буду от тебя это скры-
вать,
Трувит. В которую же из них, скажи пожа-
луста?
Дофин. Во всю коллегию.
Клери монт. Как е бесстыдство! Если ты такой
жеребец, придется запереть тебя в конюшню.
Трувит. Нет, он мне нравится. Мужчины должны
любить с толком, но всех без разбору. Од у за лицо,
которое тешит взоры; другую за нежность коли, чтобы
приятно было ее гладить, третью—за голос; пусть
она услаждает слух; а у той, в которой все качества
перемешаны, пусть смешаются и его чувства. А что
•4
ты скажешь, если я до вечера заставлю их всех влю-
биться в тебя?
Дофин. Я скажу, что ты обладаешь чудесным
зельем, и что ты могущественнее госпожи Медеи и
доктора Формана **).
Трувит. Если я этого не исполню, пусть я буду
зарабатывать себе хлеб площадными представлениями
и сводничеством.
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ.
Те-же, Оттер, с тремя чашами, До и Ла-Фуль.
Оттер. О, господа, как вы нам были нужны!
Клеримонт. По какому делу, капитан?
Оттер. Я хотел, чтобы вы видели, как я веду
в бой быка, медведя и коня.
Д о. Капитан говорит, что мы должны изображать
собак, чтобы травить их.
Дофин. Хорошее занятие!
Трувит. Ну что-ж, покажите нам это зрелище!
Л а-Ф у л ь. Я боюсь, что оно не понравится моей
кузине, если она сюда придет.
Оттер. Не бойтесь. Джентельмены—барабанщик
и трубачи стоят на своих местах и ожидают сигнала.
Вот бык для меня, медведь для сэра Джона и конь
для сэра Аморуса. Теперь приставьте ногу к моей
ноге, его ногу к вашей и...
Л а-Ф у л ь. Дай Бог, чтобы кузина не пришла
сюда!
Оттер. Клянусь святым Георгом и Андреем,
нечего бояться кузин! Трубите, трубите! (слышен звук
барабана и труб; они пьют).
Трувит. Хорошо сказано, капитан! Клянусь
честью! Бык дрался молодцом!
Клеримонт. Медведь тоже хорошо выдержал
натиск.
Трувит. Тише, тише, капитан!
65
Дофин. Смотрите, конь брыкается и лягнул свою
собаку.
Ла-Фуль. Клянусь честью дворянина, я не могу
этого выпить!
Трувит. Вот так-так! Снимите с него шпоры.
Л а-Ф у л ь. Это противно моей совести. Кузина
будет недовольна.
Д о. Я сделал свсе дело.
Трувит. Вы честно и благодарно боролись, сэр
Джон.
Клеримонт. Во главе всех!
Дофин. Как настоящий бульдог!
Клер и м о нт (тихо До). Я надеюсь, вы оставили
дело без последствий?
Дю. Конечно, сэр—вы видите—мы веселимся.
О т т е р> Сэр Аморус, вы что то передергиваете.
Несмотря на кузину, вы должны это проглотить.
Клеримонт (тихо Ла-Фулю). Чорт побери, если
вы не выпьете, они подумают, что вы чем-нибудь
недовольны; вы испортите этим все дело.
Л а-Ф у л ь. О, нет, я буду и пить и разговаривать!
Оттер. Поставьте коня на колени, сэр Аморус,
не бойтесь кузин: jacta est alea 45).
Трувит. Теперь он в ударе и чувствует себя
храбрым. Малейший намек на его жену вызовет це-
лый поток брани.
Клеримонт. Поговори с ним о ней.
Трувит. Нет, лучше сделай это ты, а я приведу
сюда м-сс Оттер. Пусть она послушает (уходит).
Дофин. Капитан Оттер, сюда идет самка—От-
тер, ваша жена.
Отте р. Жена? А ну ее к чорту! Чепуха! Вздор!
Ее не существует в природе! Признаюсь вам, господа,
у меня есть кухарка, прачка, служанка, которая
исполняет необходимую работу и почему-то носит
имя жены. Но осел тот, кто ограничивает свои при-
вязанности слепой любовью к жене. Одно это слово
портит мне настроение. Наполните кубки! Еще раз
06
{наполняет чаши). Жены—противные, грязные живот-
ные.
Дофин. Капитан!
Оттер. Как их только носит земля. Tribus
verbis v‘). Где господин Трувит?
Дофин. Он удалился, сэр.
Клеримонт. Но вы должны пить и веселиться.
До. Да, налейте мне вина.
Л а-Ф у л ь. И мне тоже.
Д о. Будем веселы!
Л а-Ф у л ь. Да, будем веселы!
Оттер. Согласен. Теперь у вас будет медведь,
кузен, у сэра Джона—конь. Я же оставлю себе быка.
Играйте, тритоны Темзы {барабан и трубы). Nunc
est bibendum, nunc pede libero *’)•
Мороуз (сверху). Негодяи, разбойники, мерзавцы,
изменники, что вы там делаете?!
Клеримонт. Теперь трубы его разбудили; мы
сейчас будем иметь удовольствие его видеть.
Оттер. Жена—это презренное тяжелое бремя,
обуза, медвежье отродье, без манер, без воспитания,
словом mala bestia 48) (входят в глубине сцены Тру-
вит с м-сс Оттер).
Дофин. Зачем же вы женились, капитан?
Оттер. Чтоб ей околеть! Я женился на шести
тысячах фунтов. Я был влюблен в них. Вот уже сорок
недель, как я не целовал своей фурии.
Клеримонт. Это не делает вам чести, капитан.
Трувит. Постойте, миссис Оттер, послушайте
сначала.
Оттер. Клянусь вам, ее дыхание хуже, чем у
моей бабушки.
М-сс Оттер. О, низкий обманщик! Поцелуйте
меня, дорогой Трувит; докажите, что он подлый негодяй!
Трувит. Я и так охотно вам верю, сударыня.
О т т е р. У нее парик из пеньки, перевитый дратвой.
М-сс Оттер. Гадюка, дракон!
Оттер. У нее отвратительнейшее лицо, хотя она
67
тратит ежегодно сорок фунтов на притирания и
помаду. Все ее зубы сделаны на улице Черных Мона-
хов, брови на Странде, а волосы на Сильвер-Стрите.
Каждая часть города может заявить свои права на
ту или иную часть ее персоны.
М-с с Оттер (выходя вперед). Я больше не могу
выдержать!
Оттер. Когда она ложится спать, она разби-
рается на кусочки и раскладывается по двадцати коро-
бочкам, а на следующий день к полудню ее снова
собирают и складывают, как хорошие немецкие часы;
она выходит и начинает греметь на весь дом, а затем
успокаивается на час, хотя иногда не забывает от-
бивать и четверти. Разве я не прав, господа?..
М-с с Оттер (набрасывается на нею}. Я покажу
вам, сэр, ваше право своим башмаком! Вот вам ваши
четверти! Получайте (бьет ею).
Оттер. Остановитесь, дорогая принцесса!
Трувит. Музыку, музыку! (трубы и барабан).
Клеримонт. Битва, битва!
М-с с О т т е р. Ты негодный, вонючий медвежатник,
осмеливаешься говорить, что у меня дурное дыханье?!
Оттер. Простите, дорогая принцесса! Джентль-
мены, поберегите моего медведя и коня!
М-с с Оттер. У меня нет зубов и бровей, буль-
дог ты несчастный!
Трувит. Играйте, играйте еще! (трубы).
О ттер. Нет, я протестую, с вашего разрешения...
М-сс Оттер. Теперь ты протестуешь и просиш
разрешения, а раньше ты не просил разрешения?
Как ты смел предать свою принцессу, Иуда? Я тебе
задам! (бьет ею).
(Вбегает Мороуз с длинной шпагой).
Мороуз. Я не потерплю таких сцен у себя в
доме, миссис Оттер.
М-сс Оттер. Ах... (лг-сс Оттер, До и Ла-Фуль
убегают).
Мороуз. Пример Мэри Амбри 49) очень опасен.
68
Вон отсюда, негодяи, крикуны, исчадья ада, дети
грохота и шума, рожденные во время майского празд-
ника или Вестминстерского торжества 5°) {выталки-
вает музыкантов). Ни один трубач -;е мог быть
зачат в другое время.
Дофин. Что с вами, сэр?
Мороуз. Они развалили на части крышу, стены
и все окна моего дома своими медными глотками!
{уходит).
Трувит. За ним, Дофин!
Дофин. Иду (уходят).
Клеримонт. Где До и Ла-Фуль?
Оттер. Они убежали сэр. Добрые джентльмены,
помогите мне успокоить мою принцессу и попросите
знатных дам заступиться за меня. Мне теперь при-
дется две недели спать с медведями и не показываться
ей на глаза, пока она не придет в себя после этого
скандала. Вы не видели головы моего быка, господа?
Клеримонт. Разве она не на вас?
Трувит. Нет, но он может сделать себе новую
чашу по этому образцу
Оттер. А, вот он! Если вы придете ко мне, господа,
и спросите Тома Оттера, мы отправимся к Ратклиффу
и там устроим настоящее состязание, чтобы воз-
наградить себя за все неприятности. Никогда не надо
терять надежды.
Трувит. Идите, капитан; спасайтесь по добру
по здорову (Оттер уходит).
Клеримонт. Слава Богу! Наконец-то мы от
него избавились.
Трувит. Если бы мы не напустили на него соб-
ственную жену, нам навряд ли удалось бы сделать это
так скоро. Он становится так же скучен, как прежде
был смешон.
СЦЕНА ВТОРАЯ.
Длинная открытая галлерея в том же доме.
ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ.
Нходяпг. лэди Хоути, м-сс Оттер, Мэвис, До, Ла-Фуль,
Сентор и Эписин.
Хоути. Почему вы так кричали, миссис Оттер?
М-сс Оттер. Боже мой, сударыня, он сбежал
вниз с огромной длинной шпагой в руках и выглядел
таким страшилищем—он наверно помешался.
Мэвис. А что вы там делали, м-сс Оттер?
М-с с Оттер. Увы, миссис Мэвис, я наказывала
своего подданного, и совсем забыла о нем.
До {Эписин). Сударыня, вы должны брать пример
с миссис Оттер. Она так хорошо наставляет своего
супруга, что тот не смеет разговаривать иначе, как
по ее указке.
Ла-Фуль. Ис шляпой в руках. Вам было бы
полезно на это посмотреть.
Хоути. Это мудрый и хороший совет, следуйте
ему, Мороуз. Я вас теперь буду называть просто
Мороуз, также как я называю Сентор и Мэвис. Мы
вчетвером составим одно целое.
Сентор. Вы приедете в коллегию жить с нами?
Хоути. Заставьте его быть сладким, как мед.
Мэвис. Все зависит от того, как вы себя поста-
вите с самого начала.
Сентор. Он должен дать вам карету, четверку
лошадей, горничную, камеристку, пажа, дворецкого,
повара-француза и четырех лакеев.
Хоути. Пусть он сопровождает нас в Бедлам,
Китайские лавки и на биржу51).
Сентор. Это создаст вам славу!
70
Хоути. Сентор уже обессмертила себя, укротив
своего дикого самца.
М э в и с. Она совершила самое большое чудо во
всем королевстве.
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ.
Те-же, Клеримонт и Трувит.
Э п и с и н. Но, сударыни, разве справедливо иметь
несколько поклонников и всем им в равной мере
дарить свою благосклонность?
Хоути. Почему бы и нет? Почему женщины дол-
жны отказывать мужчинам? Разве они что-нибудь
от этого теряют?
До. Разве Темза уменьшается от того, что из
нее черпают воду красильщики?
Ла-Фуль. Или факел хуже горит, если им
зажигают другие?
Трувит. Хорошо сказано, Ла-Фуль! По части
факелов он мастер. У него они горят!
Клеримонт. Женщинам нечего бояться таких
потерь.
Хоути. Они должны думать о своем возрасте,
чтобы годы не налагали на них следов. Лучшие дни
уходят в начале.
М э в и с. Мы реки—которые не потекут назад.
Женщина, отказывающая теперь любовникам, может
до старости пролежать забытой в холодной постели.
Сентор. Верно, Мэвис,—и кто тогда будет уха-
живать за нами, катать нас, писать нам любовные
письма, сообщать новости, делать анаграммы из
наших имен, приглашать на петушиные бои5®), це-
ловать нам руки во время представления и обнажать
шпаги в нашу честь?
Хоути. Никто!
Д о. Моей госпоже все это не вполне безызвестно.
71
Среди присутствующих есть и такие, которые удосто-
ились ее благосклонности.
Клеримонт. Вот дубина!
Эписин. Но я, кажется, не давала им права
хвастать этим. Скажите, сударыня, не знаете ли вы
хорошего средства, чтобы не иметь детей?
Хоути. Конечно, Мороуз, как же иначе поддер-
живать молодость и красоту? Много детей делают
женщину старухой, так же, как частые жатвы исто-
щают землю.
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ.
Те-же, Мороуз и Дофин.
Мороуз. О, проклятый дьявол, который довел
меня до такого состояния!
Дофин. В чем дело, сэр?
Мороуз. Неужели я мог польстится на эту ду-
рацкую выдумку брадобрея?
Дофин. Жаль, сэр, что вы не нашли возможным
прежде посоветоваться со мной. Вам не следовало
доверять этого дела такому помощнику.
Мороуз. Я охотно потерял бы глаз, руку или
что угодно, лишь бы вернуть себе прежний покой.
Дофин. Ради Бога, только не вздумайте сделать
себя евнухом на зло жене!
Мороуз. Если бы это меня от нее избавило! Я
ютов принести публичное покаяние с колокольни, в
Вестминстере, в Кокпите53), на псовой охоте, на город-
ской верфи или где еще? на Лондонском мосту, в
Парижском саду, на рынке в самый разгар торговли.
Я согласен даже высидеть целое представление, со-
стоящее только из морских сражений, барабанного
боя, звуков труб и лязга и звона оружия.
Дофин. К чему все это? Потерпите немного,
дядюшка! Ведь это всего только один день, да и тот
уже на исходе.
72
Мороуз. Нет, племянничек, это будет всегда, я
это вижу. Шум и суматоха неот’емленное придансе
всякой жены.
Трувит. Я говорил гам это, но вы мне не ве-
рили!
Mopova. Не бередите моих ран, господин Тру-
вит—это таоя собственная вина. Не добавляйте огор-
чения к огорчению. Я слишком поздно убедился на
примере миссис Оттер, до чего все это доводит.
Эписин. Как вы поживаете, сэр?
Мороуз. Слыхали ли вы когда чибудь более
нелепый вопрос? Как будто она сама не замечает!
Что-ж, вы видите, как я пол шаю, государыня импе-
ратрица.
Эписин. Вам нездоровится,-сэр? У вас больной
вид! Вас что нибудь вывело из себя?
Мороуз. Оскорбление за оскорблением! (обра-
щаясь к Трувиту). Неужели одного было мало?
Неужели было мало одного?
Трувит. Да. но ведь это проявление женской
ласки; и кроме того признак, что у нее есть голос!
Мороуз. В самом деле! Иначе и быть не
может. Что вы говорите?
Эписин. Как вы себя чувствуете, сэр?
Мороуз. Опять!
Трувит. Послушайте, вы хотите жить в мире с
женой на невыполнимых условиях. Не может же она
постоянно молчать!
Эписин. Говорят, вы потеряли рассудок, сэр.
Мороуз. Поверьте, не от любви к вам.
Эписин. Боже мой, джентльмены, умоляю вас,
держите его! Что мне делать? Не знаете ли вы, кто
его доктор? Я пошлю за ним. Говорите, а то я при-
веду к вам своего врача.
Мороуз. Чтобы меня отравить, отправить на
тот свет без завещания и завладеть всем моим
имуществом?
Эписин. Боже, как он странно разговаривает,
73
как блестят ёго глаза! Он весь позеленел! Смотрите,
у него на лице выступили синие пятна!
Клеримонт. Это черная меланхолия,
Эписин. Ради Бога, господа, посоветуйте, что
мне делать! Сударыни... Слуга, вы читали Плиния и
Парацельса54)—а теперь не находите ни единого
слова, чтобы утешить несчастную женщину? Увы,
какая жестокая судьба, быть женой сумасшедшего!
До. Видите ли, госпожа...
Трувит (тихо Клеримонту). Как она прекрасно
играет свою роль!
Мороуз. В чем дело?
Эписин. Что вы хотите мне сказать?
До. Эга болезнь по-гречески называется манией,
по-латыни insania, furor vel exstasis melancholica, то есть
egressio, когда человек ex melancholico evadit fana-
ticus55).
Мороуз. Я, кажется, еще жив, а обо мне уже
говорят надгробное слово.
До. Возможно, однако, что он всего лишь phre-
neticus, госпожа, a phrenetis56) в сущности простая
лихорадка.
Эписин. Вы нам прекрасно описали его болезнь,
но как ее лечить? Болезнь мы знали и раньше.
Мороуз. Пустите меня!
Трувит. Мы попросим ее помолчать, сэр.
Мороуз. О, не старайтесь ее остановить! Она
как вода в трубе, потечет с большей силой, если ее
на время задержать.
Хоути. Вот что, Мороуз, поговорите с ним на
тему из богословия или нравственной философии!
Ла-Фуль. Да, да, сударыня! Кстати, есть прекрас-
ная книга в этом духе о Рейнеке-Лисе и других жи-
вотных, под названием Философия Дони57).
Сентор. Да, я знаю, сэр Аморус.
Мороуз. О, горе!
Ла-Фуль. Я целиком ее прочитал моей кузине,
м-сс Сентор.
74
М-сс Оттер. Да, это очень хорошая книга—
из самых новых.
До. Простите. Ему надо читать Сенеку и Плу-
тарха и других классиков—новейшие авторы не го-
дятся при этой болезни.
Клеримонт. Но ведь вы и о тех отзывались
сегодня не слишком одобрительно, сэр Джон?
До. Да... они не всегда годятся, но в данном
случае они необходимы так же, как и Этика Ари-
стотеля.
Мэвис. Вы уверены в этом, сэр Джон? Я боюсь,
что вы ошибаетесь и что вы приняли это просто
на веру.
Хоути. Где моя камеристка Трэсти? Я положу
конец вашим разногласиям. Оттер, пожалуйста, по-
зовите ее. Ее мать и отец, оба сошли с ума, перед
тем как они мне ее отдали.
Мороуз. Еще бы! Уверяю вас, господа, я со-
вершенно спокоен. Я ведь понимаю, что это только
своего рода испытание или свадебная церемония,
которую я должен вытерпеть.
Хоути. Один из них, не помню сейчас который,
был вылечен книгой: «Исцеление страждущего», а дру-
гой «Золотником ума» Роберта Грина58).
Трувит. Дешевое лекарство, сударыня!
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ.
Те-же и Трэсти.
Хоути. Да, оно очень доступно.
М-сс Оттер. Миледи позвала вас, миссис Трэсти,
чтобы разрешить спор.
Хоути. Скажите, Трэсти, про кого это вы го-
ворили, про вашего отца или про вашу мать, что он
был вылечен «Исцелением страждущего»?
Трести. Про мою мать, сударыня.
75
Трувит. В таком случае это было «Исцеление
страждущей».
Трэсти. А отец был вылечен «Золотником ума».
Впрочем, употреблялись еще и другие средства: у нас
был священник, который проповедью усыплял людей,
и одна старая женщина, лечившая их, прописала им
три раза в неделю ходить в церковь.
Эписин. Спать?
Трэсти. Да, конечно. А по вечерам они усып-
ляли себя этими книгами.
Эписин. Вера всегда тесно связана с здравым
рассудком. Хотела бы я знать, где можно достать
эти книги?
Мороуз. Ох!
Ла-Фуль. Я могу вам помочь, госпожа Мороуз.
У меня есть «Золотник ума».
Эписин. Я не хочу вас лишать его, сэр Амо-
рус—он наверно вам нужен.
Ла-Фуль. Я мог бы обойтись без него недель-
ку—другую. Я почитаю ему вслух.
Эписин. Нет—это уж я сделаю сама, это моя
обязанность, сэр.
Мороуз. О, о, о!...
Эписин. Я думаю, ему стало бы легче, если бы
он мог заснуть.
Мороуз. Нет, мне стало бы легче, если бы вы
могли заснуть. Неужели у меня нет друга, который
напоил бы ее до пьяна, или дал бы ей снотворных
порошков?
Трувит. Но она в десять раз больше говорит
со сна.
Мор о уз. Что?
Клеримонт. Разве вы этого не знали? Она
тараторит без умолку всю ночь напролет.
Трувит. И храпит, как морская свинка.
Мороуз. Боже спаси и помилуй! Боже, спаси
меня! Скажи, племянник, какие существуют поводы
к разводу?
7Р>
Дофин. Я, право, не знаю, сэр.
Трувит. Этот вопрос может разрешить только
богослов или знаток канонического права.
Мороуз. Я не успокоюсь и ни о чем не смогу
думать, пока не узнаю всего в точности (уходит с
Дофином).
Клеримонт. Несчастный!
Трувит. Вы его действительно сведете с ума,
сударыни, если будете продолжать в том же духе.
Хоути. Нет, мы дадим ему теперь передохнуть
с четверть часика.
Клеримонт. Вот так длительное перемирие!
Хоути. Это что же с ним вышел его надзиратель?
До. Это его племянник, сударыня.
Ла-Фуль. Сер Дофин Юджени.
Сентор. У него жалкий вид!
До. Этот брак отнял у него все надежды.
Ла-Фуль. У него нет ни гроша за душой, суда-
рыня.
Д о. Он весь день чуть не плачет.
Ла-Фуль. Это большой плут, он на днях здо-
рово обыграл меня в приму59).
Т ру вит. Что за вздор болтают эти идиоты?!
Клеримонт. Вино Оттера вскружило им го-
лову.
Хоути. Милая Мороуз, пойдемте в ваш}' ком-
нату. Мне очень нравятся ваши диваны, мы там
полежим и поболтаем (уходят Хоути, Сентор, Мэвис,
Трэсти, Ла-Фуль и До).
Эписин (следуя за ними). Рада служить вам,
сударыня.
Трувит (останавливая ее). Слушай. Надо за-
ставить их молчать, пока дело не будет улажено.
Слышишь, госпожа невеста? Теперь прошу тебя, как
благородную девушку, продолжай говорить с ними о
Дофине; хвали его как только можешь, превозноси
до небес.—Это мне нужно для моих планов. Кроме
того, если бы тебе удалось под благовидним предло-
77
гом как нибудь отделаться от Джека До и его при-
ятеля, я был бы тебе вечно благодарен.
Эписин. Я сама так думаю; меня до глубины
души возмутил их неприличный разговор!
Трувит. В таком случае, устрой это и ты будешь
иметь во мне поклонника до гроба.
Эписин. Пойдемте, я расскажу вам, как я сде-
лаю это.
Трувит. Нет, я останусь здесь. Гоните их от
себя—вот все, что я прошу, а это возможно не
иначе, как превознося Дофина, которого они так
презирают.
Эписин. Предупреждаю вас—один из них скоро
явится! (уходит}.
Клеримонт. Проклятые коршуны—как они охо-
тятся за женщинами.
Трувит. И хотят сцепиться с таким орлом, как
Дофин.
Клеримонт. Он с ума сойдет, если мы ему об
этом скажем. А, вот и он (входит Дофин}.
ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ.
Те-же и Дофин.
Клеримонт. Привет вам, сэр.
Трувит. Где дядюшка?
Дофин. Побежал на улицу в своих ночных кол-
паках поговорить со стряпчими по поводу развода.
Дело идет на лад.
Трувит. Если бы ты знал, как дамы подняли
тебя на смех, когда ты вышел отсюда!
Клеримонт. Они спрашивали, не ты ли надзи-
ратель твоего дядюшки.
Трувит. А те две обезьяны подтвердили это и
сказали, что ты несчастный, достойный сожаления
бедняк, живущий на свое жалование и что у тебя
78
нет ничего, кроме трех парадных костюмов и неболь-
шой пенсии, которую тебе дают лорды за то, что ты
их веселишь своими шутовскими выходками.
Дофин. Клянусь жизнью, я поколочу этих под-
лецов! Я привяжу их к постели в спальне светской
дамы и натравлю на них обезьян!
Трувит. Это не понадобится. Поверь, они и так
получат свое! Я придумал для них достойное нака-
зание; можешь на меня положиться.
Дофин. У тебя что-то много планов. Ты кажет-
ся еще хотел, чтобы все дамы в меня влюбились?
Трувит. Если это не случится до вечера и все
они не будут готовы из-за тебя передраться, можешь
считать меня дураком.
Клеримонт. Я готов быть за него поручите-
лем и уверен, что так и будет. Если же дело не
удастся, тебе навсегда придется стать его шутом.
Трувит. Чтож? Может быть это и лучше.
Взгляните на эту галлерею, или вернее прихожую.
Здесь с каждой стороны имеется по чулану: и здесь
я разыграю трагикомедию между Гвельфами и Гиб-
линами е(>)—До и Ла-Фулем—вы же оба будете изоб-
ражать хор за сценой и выходить между действиями.
Если я не заставлю их замолчать на сегодня, а мо-
жет быть и навсегда,—все пропало. Сюда идет До
Спрячьтесь (от удаляются) и ради Бога не смейтесь.
ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ.
Те-же и До.
До. Не знаете ли вы, как пройти в сад?
Т р у в и т. А, Джэк До, как хорошо, что я вас
встретил! Правда, пора положить этом)' конец и об’-
ясниться.
До. Чему положить конец?
Трувит. Зачем вы хотите скрыть ваши отноше-
79
ния с сэром Аморусогл? Если вы любите меня, Джэк,
будьте благоразумны на этот раз и отдайте мне
вашу шпагу. Это ведь не свадьба кентавров, хотя
один из них здесь и присутствует (Серет ею tunaty}.
Невеста умоляла, чтобы не было кровопролития на
ее свадьбе—вы видели^-как она шептала мне на ухо?
До. Клянусь надеждой на то, что я дочитаю Та-
цита—я не замышляю никакого убийства!
Трувит. Разве вы не поджидаете сэра Аморуса?
До. Клянусь честью дворянина—нет!
Трувит. Клянитесь своей ученостью!
До. Клянусь своей ученостью!
Трувит. В таком случае я возвращаю вам шпа-
гу и прошу меня извинить. Однако держите се наго-
тове, так как на вас могут напасть. Я думал, что
вы шли сюда предупредить события и что вы ставите
свою жизнь ниже чести.
До. Да ничего подобного! Уверяю вас, мы только
что расстались друзьями.
Трувит. Не верьте этому притворству! Я его
сейчас видел—у него было другое выражение лица.
Мне приходилось встречать на своем веку много
людей, перенесших неприятности, обиды, смерть близ-
ких, но такого оскорбленного лица, как у сэра Амо-
руса я никогда не видал и даже ни о чем подобном
не читал в книгах. Ведь вы увели его гостей и он
не перестает говорить об этом за вашей спиной,
угрожая вам местью и подкрепляя свою речь руга-
тельствами по вашему адресу. Он сказал Дофину,
что вы безмозглый осел.
Д о. Пусть говорит на здоровье.
Трувит. И клянется, что вы такой отделенный
трус, что никогда не решитесь постоять за себя—
поэтому он нисколько вас и не боится.
До. Я готов дать ему любое удовлетворение, но
только не с оружием в руках.
Трувит. Да, сэр, но неизвестно какого удовлет-
ворения он потребует: он жаждет крови и добьется
80
крови—из какой же части вашего тела
тиг—этого никто не знает, кроме нею.
До. Прошу вас, господин Трувит, будьте моим
посредником.
Трувит. Хорошо сэр, спрячьтесь в этот чулан,
пока я не вернусь {прячет ею в каморку). Мне при-
дется вас запереть; не могу же я допустить, чтобы
вас публично оскорбили, раз это дело в моих руках.
Вот он идет; сдерживайте дыхание, чтобы он не слы-
шал ваших вздохов {обращаясь к мнилюму Ла-Фулю}.
Клянусь вам. сэр Аморус, его здесь нет. Умоляю
вас, сжальтесь, не убивайте его, он такой же хрис-
тианин, как и вы, а вы вооружились, словно хотите
отомстить всему его роду! Милый Дофин, уведите
его! Я еще никогда не видел, чтобы человек даже в
гневе, не хотел говорить с друзьями и слушать
разумные доводы. Джэк До! Джэк! Вы не заснули?
До {изнутри). Он ушел, господин Трувит?
Трувит. Да. Вы слышали его?
До. Боже мой! Конечно.
Трувит. Какой чуткий слух у страха!
До {выходит из чулана). Неужели он так сильно
вооружен?
Трувит. Вооружен? Вы видели когда нибудь
человека, который собрался в поход?
До. Да, сэр.
Трувит. Так вот он почти в таком же виде.
Какой-то изменник дал ему оружие, а может быть
это сделал и Том Оттер.
До. Да, ведь он капитан, а жена его приходится
Аморусу родственницей.
Трувит. У него в руках чья-то старая шпага с
двойным лезвием, которой он собирается отрубить
вам ноги; кроме того он так обвешен пистолетами,
алебардами, мушкетами, пиками, что напоминает
оружейную палату. Можно подумать, что он соби-
рается вырезать целый приход. Если бы он мог заб-
рать с собой в карман провизии на полгода, он с
6
81
легкостью в таком вооружении завоевал любое го-
сударство.
До. Боже милостивый! Чего же он хочет? Прошу
вас, господин Трувит, будьте посредником.
Трувит. Хорошо, я постараюсь уговорить его,
чтобы он удовлетворился рукой или ногой—если же
нет—вам не миновать смерти.
До. Только бы он не потребовал моей правой
руки!—Чем бы я стал писать мадригалы?
Трувит. Что-ж, если с него хватит большого
пальца, или мизинца—я буду очень рад. Поверьте,
я сделаю все, что от меня зависит {снова запирает
ею).
Д о. Ради Бога, сэр! {выходят Клеримонт и Дофин).
Клеримонт. Что ты сделал?
Трувит. Он без труда идет на удочку и предла-
гает мне свою левую руку.
Клеримонт. Свою левую лапу.
Дофин. Во всяком случае бери ее.
Трувит. Неужели шутки ради, обезобразить че-
ловека? У тебя нет сострадания!
Дофин. Это не будет большой для него потерей.—
Ведь ему нужны руки только для того, чтобы есть
похлебку и в конце концов безразлично, что изу-
вечить—тело или репутацию.
Трувит. Он держится другого мнения, хотя счи-
тает себя ученым и умницей. Впрочем, среди нас его
репутация не будет испорчена, потому что мы и пре-
жде считали его ослом. Ступайте снова на ваши
места.
Клеримонт. Позволь мне остаться здесь.
Трувит. Ты испортишь все дело своими выход-
ками!
Клеримонт. Напротив, я могу придумать то,
что тебе никогда не придет в голову и ты сам со-
гласишься, что это недурно.
Трувит. Оставь меня, пожалуйста, а то я брошу
все дело.
82
Дофин. Пойдем, Клеримонт! (Дофин и Клери
люнт снова прячутся).
ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ.
Те-же и Ла-Фуль
Т р у в и т. Сэр Аморус!
Ла-Фуль. Мистер Трувит!
Трувит. Куда вы направляетесь?
Л а-Ф у л ь. На двор, за нуждой.
Трувит. Не делайте этого, сэр. Пусть лучше
пострадают ваши штаны.
Ла-Фуль. Почему, сэр?
Трувит. Спрячьтесь здесь, если вам дорога
жизнь (открывает дверь второго чулана).
Ла-Фуль. Но почему, почему?
Трувит. Разговаривайте, разговаривайте, пока
вам не перерезали горло. Медлите, пока этот сума-
сшедший вас не найдет.
Ла-Фуль. О ком вы говорите?
Трувит. О До, разумеется. Войдете вы или нет?
Ла-Фуль. Войду, войду,—а в чем дело?
Трувит. Если бы он был в состоянии это об’-
яснить, пожалуй можно было бы еще вас помирить;
но он так невероятно взбешен!
Ла-Фуль. Ну его к чорту, пусть бесится—я
спрячусь.
Трувит. Скорее, сэр! Но что вы ему сделали,
чтобы так его раздразнить? Вероятно вы издевались
над ним в присутствии дам?
Ла-Фуль. Я никогда в жизни ни над кем не
издевался. Невеста стала расточать похвалы по адресу
сэра Дофина; он вспыхнул и ушел, я за ним. А мо-
жет быть он рассердился за то, что во время нашей
выпивки я не мог одолеть коня.
Трувит. Очень может быть. Во всяком случае
он рыщет по всему дому с салфеткой в руке и
6*
83
кричит- «Где Ла-Фуль?» «Кто видел Ла-фуля?» А
когда <1ы с Дофином спросили в чем дело, от него
нельзя было ничего добиться кроме возгласов: «О,
месть, как ты сладка! Я задушу его этой салфеткой!»
Это заставляет нас думать, что он зол на вас за
то, что вы принесли сюда угощенье и этим унизили
его.
Ла-Фуль. Возможно. Ну, если он сердится на
это, я лучше посижу здесь, пока пройдет его гнев.
Трувит. Благоразумное решение, сэр, только
поторопитесь.
Ла-Фуль. Да я потороплюсь. А не лучше ли
мне сейчас же уехать в деревню?
Трувит. Но как вам выйти из дому? Он ведь
знает, что вы здесь, и будет сторожить целую неделю,
лишь бы не выпустить вас из рук.
Ла-Фуль. Что же, тогда я останусь здесь.
Трувит. Но вы должны подумать о том, как
поддержать свое существование.
Ла-Фуль. Дорогой Трувит, попросите мою кузину
Оттер прислать мне холодный паштет из дичи, пару
бутылок вина и ночной горшок.
Трувит. Лучше бы стульчак или судно новей-
шего изобретения.
Ла-Фуль. Да это было бы удобнее. Потом хо-
рошо бы еще матрац для отдыха.
Трувит. Я не советовал бы вам засыпать!
Ла-Фуль. Разве? Ну что-ж пожалуй...
Трувит. Есть еще и другая опасность...
Ла-Фуль. Неужели? Какая?
Трувит. Впрочем, нет, он наверно не сможет
выбить дверь ногой.
Л а-Ф у л ь. Я удержу ее спиной, сэр; у меня креп-
кая спина.
Трувит. А если он пустит в ход стенобойную
машину?
Ла-Фуль. Машину? В таком случае я буду защи-
щаться.
84
Трувит. Тем хуже для вас. Он уже послал за
порохом и кто знает, на что он способен! Может
быть он собирается взорвать ту часть дома, где вы
находитесь. Ах, вот он. Спрячьтесь скорей! {втал-
кивает Ла-Фу ля и запирает за нилг дверь). Уверяю
вас, сэр Джон, его здесь нет. Что вы хотите сделать?
Клянусь Богом, я не позволю вам положить здесь
бомбу! Неужели вы мне не верите и вас ничем нельзя
убедить? (в залючную скважину) Сэр Аморус, вам
не устоять—он сделал бомбу из старого медного
горшка, чтобы взорвать вашу дверь. Придумайте какие-
нибудь условия, чтобы с ним помириться.
Ла-Фуль {изнутри). Я дам ему любое удовле-
творение; я иду на все условия.
Трувит. Вы предоставите это дело мне?
Ла-Фуль. Да, я на все согласен.
Трувит {выводит Клеримонта и Дофина). Ну
что вы скажете, господа? Трудно определить, кто
из них больше струсил.
Клеримонт. Да, но этот трусит храбрее. Джек
До—хныкающий подлец, а Ла-Фуль—трус героический,
сохраняющий в самые страшные минуты бодрый вид
и энергичный голос. Он мне нравится.
Трувит. Жаль, если никто не узнает об этой
проделке!
Клеримонт. Рассказать о ней?
Трувит. Да, но поскорей, надо ковать железо
пока горячо.
Клеримонт. Не позвать ли дам посмотреть
на развяску?
Трувит. Пожалуй, позови.
Дофин. Ни в коем случае! Пусть они пребывают
в неведении и считают их умными и блестящими
кавалерами, как прежде. Было бы грешно их разуверять.
Трувит. Нет, надо их позвать—у меня на этот
счет есть тайный план. Пойди за ними, Клеримонт,
расскажи все, что произошло, и проведи их в эту
галлерею.
85
Дофин. Ты делаешь все это из тщеславия. Тебе
хочется, чтобы каждая твоя шутка стала всеообщим
достоянием.
Трувит. Ты скоро узнаешь, как ты неспра-
ведлив. Клеримонт, скажи им, что это было придумано
Дофином (Клеримонт уходит). Поверь, все идет
тебе на пользу. В соседней комнате лежит ска-
терть. Завернись в нее, закрой лицо шарфом, надень
на голову подушку и будь наготове, когда я позову
Аморуса. Ступай {Дофин уходит). Джэк До! (идет
к чулану До и выводит его).
До. Что нового, сэр?
Трувит. Я пошел за ним и горячо защищал вас.
Я сказал ему, что вы дворянин и ученый, и что сила за-
ключается magis patiendo quam faciendo, magis ferendo
quam feriendo 6‘).
До. Совершенно верно.
Трувит. Затем я сказал ему, что вы готовы пере-
нести все что угодно, но он, на мой взгляд, сначала
потребовал слишком много.
До. А что он потребовал?
Т р у в и т. Вашу верхнюю губу и шесть передних
зубов.
До. Это немыслимо!
Трувит. Я так ему и об’яснил, что вы без этих
предметов не можете обойтись—и после долгих раз-
говоров pro и contra он снизошел до двух резцов, от
которых ни за что не хотел отступиться.
До. Ну, что ж, придется их ему отдать.
Трувит. Нет, сэр, и этого не нужно. Результат
переговоров таков: вы отныне будете добрыми друзь-
ями и никогда больше не вспомните об этой истории
и для того, чтобы он не мог хвастать, что своей
собственной персоной причинил вам неприятность, он
появится здесь в переодетом виде, даст вам пять
ударов, отнимет у вас шпагу и запрет в этот чулан
настолько времени, насколько ему захочется. Впро-
чем, это будет недолго, мы вас сейчас же освободим.
86
До. Пять ударов?-Я охотно пойду и на шесть —
лишь бы мы остались друзьями.
Трувит. Поверьте, вы не прогадаете, если я ему
это передам.
До. Сделайте это,—я от души готов на любые
уступки, лишь бы остаться друзьями.
Трувит. Друзьями? Да если он на этих условиях
не будет вашим искренним другом, я сам сделаюсь
его врагом! Будьте мужественны, сэр!
До. Да это сущие пустяки.
Трувит. Конечно, что такое пять ударов для
человека, читающего Сенеку?
До. Я уже получал их сотни!
Трувит. Сэр Аморус! Только не надо, господа,
разговаривать друг с другом и пережевывать старое.
(Выходит Дофин и бьет До).
До. Раз, два, три, четыре, пять. Прошу вас, сэр
Аморус, еще раз!
Трувит. Я говорил вам, чтобы вы молчали! Ну,
еще удар, раз ему так хочется! Вашу шпагу. Теперь
возвращайтесь обратно в свое убежище; вам скоро
придется встретиться перед дамами и быть нежными
друзьями (Дофину). Отдай мне шарф, ты другого
будешь бить с открытым лицом. Отойди в сторон}'
(Дофин уходит. Трувит подходит к другой двери и
опускает Ла-Фуля).—Сэр Аморус!
Ла-Фуль. Что случилось? Что это за шпага?
Трувит. Я ничего не мог сделать, да и сам чуть
было с ним не поссорился. Вот—он прислал вам свою
шпагу.
Л а-Ф у л ь. Я не желаю ее принять.
'Г р у в и т. Он велел вам прикрепить ее к стенке
и разбить себе голову в нескольких местах об ее
рукоятку.
Ла-Фуль. Скажите ему коротко и ясно, что я
не хочу. Терпеть не могу проливать свою собственную
кровь!
Трувит. Вы не хотите?
87
Ла-Фуль. Нет, я готов биться головой о гладкое
место; если же он не согласен, пусть он сам это
сделает за меня.
Т р у в и т. Простите, но ваше поведение мне кажется
странным, особенно если принять во внимание, как
я для вас стараюсь; впрочем, я предложил ему другие
условия. Согласитесь ли вы на них?
Ла-Фуль. А в чем они заключаются?
Трувит. В том, что вас поколотят наедине.
Л а-Ф у л ь. Если тупой стороной—я согласен. (Вхо-
дят наверху Хоути, Сентор, Мэвис, м-сс Оттер, Эпи-
син и Трэсти).
Трувит. В таком случае вы должны завернуться
с головой в этот шарф. Я отведу вас к нему; он возь-
мет вашу шпагу, ударит вас разочек по лицу по-
дергает за нос.
Ла-Фуль. Я согласен, но чему завязывать мне
глаза?
Трувит. Это для вашей же пользы, сэр. Ведь,
если он когда-нибудь захочет этим хвастать (в чем
я, по правде сказать, сильно сомневаюсь), и разгласит
это, чтобы вас опозорить, вы сможете покляться, что
ничего подобного не видели.
Ла-Фуль. Ах, понимаю.
Трувит. Я не сомневаюсь, что вы после этого
будете верными друзьями и не решитесь плохо думать
друг о друге в будущем.
Л а-Ф у л ь. Клянусь, что со мной этого не случится.
Т р у в и т. Да и с ним тоже. Если же он.. Пойдемте.
Все готово, сэр Джон (входит Дофин и тянет ею
за нос).
Ла-Фуль. Ой, сэр Джон, сэр Джон, ой, ой....
Трувит. Довольно, сэр Джон, вы оторвете ему
нос.... Сэр Джон требует, чтобы вы удалились в эту
каморку. Отныне вы друзья. Все злые чувства теперь
исчезли; вы сделаетесь Дамоном и Пифием*52) и будете
жить в тесной дружбе.—Надеюсь, что их ре«и отныне
будут поскромнее! Дофин — ты молодец! Боже мой,
нас видели дамы! (Входят сзади Хоути. Сентор
Мэвис, лисе Оттер, Эписин Трэсти').
ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ.
Хоути, Сентор, Мэвис, м-сс Оттер, Эписин, Трэсти, Дофин,
Трувит и др.
Хоути. Сентор, как мы были обмануты этими
поддельными рыцарями!
Сентор. Больше всех была обманута Мэвис; они
ведь получили доступ в коллегию по ее рекомендации.
Мэвис. Я рекомендовала только их остроумие
и костюмы, сударыня, и никогда не говорила о других
качествах.
Хоути. Вот, сэр Дофин, кажется, обладает всеми
достоинствами; он очень умен.
Мэвис. И храбр.
Хоути. Это был его план?
М-сс Оттер. Так сообщил мистер Клеримонт,
сударыня.
Хоути. Милая Мороуз, приведите его с собой,
когда вы придете в коллегию. Он производит впеча-
тление истинного джентльмена.
Эписин. Поверьте, сударыня, что он таков на
самом деле.
Сентор. А когда вы придете Мороуз?
Эписин. Дня через три, четыре, сударыня, когда
я обзаведусь каретой и лошадьми.
Хоути. Нет, завтра, дорогая Мороуз. Сентор
пошлет вам свою карету,
Мэвис. Пожалуйста, завтра, и привезите с собой
сэра Дофина.
Хоути. Это она уже обещала. Мэвис.
Мэвис. У него прекрасная внешность, сударыня.
X о у т и. По его костюму видно, что у него хоро-
ший вкус.
89
Сеитор. Он не так чрезмерно вылощен, как
большинство современных молодых людей.
Хоути. У которых все волосы прилизаны.
Мэвис. И которые носят белье тоньше, чем наше,
и следят за собой больше, чем французские герма-
фродиты.
Эписин. Они повторяют каждой из нас то, что
уже говорили тысяче других; похищают наше доброе
имя—думают увлечь нас духами или кружевами, и
смеются за нашей спиной, когда им это удалось.
Хоути. Но сэру Дофину небрежность к лицу.
Сентор. Я могла бы влюбиться в человека с
таким носом.
Мэвис. Или с такими ногами.
Сентор. У него прекрасные глаза.
Мэвис. И очаровательные локоны.
Сентор. Дорогая Мороуз, приведите его сначала
в мою комнату.
М-сс Оттер. Может быть вы предпочтете встре-
титься у меня в доме, сударыни?
Трувит (Дофину'). Посмотри, приятель, как они
на тебя глазеют; ручаюсь что они пойманы.
Хоути (выходя вперед). Это вы разоблачили
наших рыцарей, господин Трувит?
Трувит. Нет, сударыня, это была выдумка сэра
Дофина. Если он этим лишил ваше сиятельство охра-
ны или услуг, он может вполне сам все это заменить.
Хоути. Мы в этом не сомневаемся, сэр.
Сентор. Боже мой, Мэвис, Хоути целует его!
Мэвис. Пойдем, примем в этом участие (Они
выходят вперед).
Хоути. Я благодарю судьбу, которая вывела на
чистую воду этих пустоголовых болванов и дала мне
возможность познакомиться с таким кладезем доб-
родетелей, как сэр Дофин.
Сентор. Мы все были бы счастливы подарить ему
свою дружбу и видеть его в коллегии.
Мэвис. Он не может найти более приятного
90
общества; я надеюсь, что он сам скоро будет того
же мнения.
Дофин. Я был бы грубианом, если бы думал
иначе, сударыня.
Трувит. Не говорил ли я тебе, Дофин? Ведь
всеми их поступками управляет чужое мнение; они
не знают, почему они делают то ичи другое, судят,
верят, наказывают, любят, ненавидят, согласно тому,
как им было подсказано, и руководствуются прежде
всего соревнованием друг перед другом. Когда же
они предоставлены самим себе, их обыкновенно вле-
чет к самому худшему. Но теперь ты их поймал,
продолжай в том же духе.
Хоути. Не пойти ли нам внутрь, Мороуз?
Эписин. Да, сударыня.
Сентор. Сэр Дофин не откажется нам сопут-
ствовать.
Трувит. Подождите, сударыня; не желаете ли
вы присутствовать при встрече обоих друзей—Ореста
и Пилада?—Я их сейчас сюда приведу.
Хоути. В самом деле, господин Трувит?
Дофин. Но пожалуйста, сударыня, не выдавайте
вашим поведением или взглядами, что вы все знаете.
Посмотрим, как они снова примут уверенный и само-
довольный вид.
Хоути. Мы вас не выдадим, сэр Дофин.
Сентор, Мэвис. Даем вам слово, сэр Дофин.
Трувит {подходит к первому чулану). Сэр Амо-
рус, сэр Аморус, здесь дамы!
Ла-Фуль. Неужели?
Трувит. Да, выходите, только не торопитесь,
пока они стоят к вам спиной, и, как будто случайно,
встретьтесь с сэром Джоном, когда я вас позову
{подходит ко второму чулану)—Джек До!
До {изнутри). Что вы говорите, сэр?
Трувит. Выскочите внезапно из-за моей спины
и будьте ласковы с вашим противником. Ну-с! {Ла-
фуль и До выходят из чуланов и кланяются dpyi dpyiy).
91
Ла-Фуль. Благородный сэр Джон, где вы были?
До. Я вас искал, сэр Аморус.
Ла-Фуль. Меня? Какая честь!
До. Не говорите этого, сэр!
Клеримонт. Они забыли про свои шпаги.
Трувит. О, они встречаются в полном согласии.
Дофин. Где ваша шпага, сэр Джон?
Клеримонт. А ваша, сэр Аморус?
До. Я только что отдал ее слуге, чтобы он по-
чинил рукоятку.
Ла-Фуль. Представте себе, у меня тоже сло-
малась золотая рукоятка, и слуга унес ее.
Дофин. В самом деле? Какие одинаковые пред-
логи они нашли!
Клеримонт. Какое согласие в рукоятках!
Трувит. Уверяю вас, что оно во всем!
М-сс Оттер. Боже мой, сударыня, сюда сно-
ва идет этот сумасшедший; бежим! (далии, До и Ла-
Фуль убеинот).
ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ.
Те-же и Мороуз с двумя обнаженными шпагами.
Мороуз. Что означают эти обнаженные шпаги,
господа?
Трувит. О, сэр, тут с тех пор, что вы ушли,
чуть не произошло убийство. Два рыцаря поспорили
из-за благосклонности невесты и нам пришлось от-
нять у них оружие,—иначе вас пришли бы арестовать.
Мороуз. За что?
Клеримонт. За соучастие в убийстве.
Мороуз. А что с ее благосклонностью?
Т р у в и т. Об этом я расскажу вам после. Клери-
монт, отнеси им шпаги; они больше не будут делать
неприятностей (Клеримонт уносит шпаш).
Дофин. Ну что, сэр, вы говорили с адвокатом?
92
Мороуз. О, нет, в суде стоял такой шум, что
я прибежал домой еще быстрее, чем бежал туда.
Все эти разговоры за и против, на разные голоса—
цитаты, апелляции, присуждения, удостоверения, от-
ношения, убеждения, допросы, аресты, со всеми их
докторами и прокторами в:‘) убедили меня, что здеш-
ний шум —тишина по сравнению с судом — тихая
полночь.
Т р у в и т. Если вы окончательно решились, сэр,
то я могу привести сюда знающего адвоката и уче-
ного богослова, которые разберутся во всех тонкостях
вашего дела.
Мороуз. Неужели вы это можете устроить,
мистер Трувит?
Трувит. Да - это скромные, серьезные люди, и
они быстро и без шума решат вопрос.
Мороуз. Дорогой сэр, вы позволите мне надеяться
на эту милость и доверить вам свою судьбу?
Трувит. Ах, сэр, мы с вашим племянником чуть
с ума не сошли при мысли о том, как вы были
обмануты. Пойдите к себе, дорогой сэр, и запритесь,
пока мы вас не позовем,—мы вам все потом подробно
расскажем.
Мороуз. Делайте со мной, что хотите, я вам
доверяю и надеюсь, вы меня не разочаруете.
Трувит. Ни в коем случае, сэр (Мороуз ухо-
дит). Но уж подразнят они вас, мое почтение!
Дофин. Что ты теперь придумал, умная голова?
Трувит. Приведи сюда Оттера и цирульника—и
как можно скорей.
Дофин. Зачем?
Трувит. Я сделаю из них глубочайшего бого-
слова и серьезнейшего юриста.
Дофин. Ты не сумеешь, приятель—это тебе при-
снилось.
Трувит. Не бойся. Надо только одеть одного
из них в мантию с широкой каймой, а другого в
священнический плащ с длинными рукавами, сунуть
93
им в рот несколько необходимых выражений-— и из
них выйдут такие адвокат и священник, как только
можно пожелать. Я надеюсь, что, не оскорбляя до-
стоинства этих профессий, мне удастся хорошенько
помучить его. Мне помнится, что цирульник мара-
кует по-латыни.
Дофин. Да, и Оттер тоже.
Трувит. Хорошо, считайте меня До, Ла-Фулем
или кем-нибудь еще похуже, если я не приведу всего
дела к общему благополучию. Ступайте к вашим
дамам, но сначала пошлите за Катбирдом и Оттером.
Дофин. Хорошо—будет сделано (уходят).
Конец четвертою действия.
Действие пятое.
СЦЕНА ПЕРВАЯ.
Комната в доме Мороуза.
ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ.
Входят Ла-Фуль, Клеримонт, До.
Ла-Фуль. Где вы нашли наши шпаги, мистер
Клеримонт?
Клеримонт. Дофин отобрал их у безумца.
Ла-Фуль. А тот наверно взял их у'наших слуг?
Клеримонт. Возможно, сударь.
Ла-Фуль. Благодарю вас, милый мистер Клери-
монт. Сэр Джон и я, мы вам очень обязаны.
Клеримонт. Не за что, господа, это такой
пустяк.
До. Сэр Аморус и я—мы ваши покорные слуги,
сударь (входит Мэвис).
Мэвис. Господа, нет ли у кого-нибудь из вас
чернил и пера. Я хотела бы написать загадку по-
итальянски; пусть сэр Дофин переведет ее.
Клеримонт. Что вы, сударыня, я не какой
нибудь писарь!
До. Я, кажется, могу вам помочь (уходят До и
Мэвис).
Клеримонт. Он, наверно, носит чернильницу в
черенке своего ножа.
95
Ла-Фуль, Нет, у него с собою ящик с инстру-
ментами.
Клеримонт. Как у хирурга.
Ла-Фуль. Для черчения и с'емки: наугольник,
компас, перья, карандаши, чтобы делать планы всех
местностей, где ему приходится бывать, и лиц, с ко-
торыми ему приходится встречаться.
Клеримонт. Планы людей? Этого не может
быть?
Ла-Фуль. Как же, сударь? Он начертил карту
индийского вождя Номентака, во время его пребыва-
ния здесь, принца Молдавского и своеЦ возлюбленной,
госпожи Эписин (До возвращается).
Клеримонт. Я надеюсь, он, однако, не опреде-
лил ее долготы и широты?
Ла-Фуль. Вы, сударь, остряк!
Клеримонт. В самом деле, теперь, когда мы
одни, давайте поболтаем по душе. Сэр Джон, я все
время твержу сэру Аморусу, что вы оба обладаете
удивительной способностью привлекать к себе женщин;
куда вы ни придете—они всюду за вами бегают.
До. Скорей мы за ними бегаем, сэр.
Клеримонт. Нет, что вы! Вы у них на первом
месте и они вас слушаются во всем.
До. Вы ошибаетесь. Они слушаются не меня, а
сэра Аморуса.
Ла-Фуль. Сэра Джона, а не меня.
До. Клянусь своей карьерой, сэр Аморус, вы
умеете очаровывать!
Ла-Фуль. Нет, это вы обаятельны, сэр Джон, и
притом обладаете красноречием!
До. Что вы, сэр! Я совсем не красноречив, а вы
к тому же предприимчивы.
Ла-Фуль. Я протестую, сэр Джон! Вы гораздо
искуснее меня; вы умеете преодолевать любое пре-
пятствие, и наверно могли бы достигнуть чего угодно,
если бы только захотели.
Клеримонт. Что-ж, господа, решайте это дело
96
между собой. Вы ведь поделили власть над женскими
сердцами: я знаю это и вижу, как они следят за
вами и боятся вас. Я думаю, при желании вы могли
бы многое нам порассказать.
До. Да, сэр, мы кое-что видели.
Ла-Фуль. Еще бы—бархатные юбки, вышитые
рубашки и многое другое в том же роде.
До. Да, и...
Клеримонт. Нет уж, говорите все, сэр Джон.
Не лишайте ваших друзей удовольствия слышать о
том, чем вы в свое время насладились!
До. Что-ж... Расскажите вы, сэр Аморус.
Ла-Фуль. Нет, лучше вы, сэр Джон.
До. Нет, вы!
Л а-Фул ь. Нет, вы!
До. Мы в свое время лежали вместе...
Ла-Фуль. На громадной вэрской постели64).
Продолжайте, сэр Джон!
Д о. Нет, вы, сэр Аморус!
Клеримонт. В обществе этих дам, не правда ли!
Ла-Фуль. Нет, простите, сэр.
До. Мы не хотим порочить ничьей репутации.
Ла-Фуль. Не все ли равно, как их звали? Баня
нам обошлась в пятнадцать фунтов.
Клеримонт. Прошу вас, сэр Джон, если вы
меня любите, ответьте на мой вопрос чистосердечно.
До. Постараюсь, сэр.
Клеримонт. Вы жили в одном доме с неве-
стой?
До. Да жил, и часто говорил с нею.
Клеримонт. Что-ж? Она приветлива, общительна
и свободна в обращении?
Д о. О, да, необыкновенно общительна, сэр. Я был
ее слугою, а сэр Аморус должен был им вскоре
сделаться.
Клеримонт. Вы оба, наверно, пользовались ее
расположением? Я так много об этом слышал.
До. Вы ошибаетесь, сэр.
7
97
Ла-Фуль. Вы должны нас простить. Мы не хотим
никого порочить.
Клеримонт. Пустяки, она теперь замужем; вы
не можете ей повредить. Говорите прямо: сколько
раз? Кто из вас был первым? Признавайтесь!
Ла-Фуль. Конечно, первым был сэр Джон.
До. Сэр Аморус не хочет признаваться, но он
знает все не хуже меня. у
Клеримонт. В самом деле, Аморус?
Ла-Фуль. До известной степени, сэр.
Клеримонт. Поздравляю вас, друзья мои! Гос-
подин жених даже и не подозревает об этом, и уж
во всяком случае не я ему об этом скажу.
До. А ну его к чорту!
Клеримонт. Тише, вот идет его племянник и
с ним лэди Хоути. Он отобьет у вас всех дам, если
вы во-время не примете меры.
Ла-Фуль. Чтож, если он это сделает, мы снова
их покорим. Будьте покойны (уходит с До. Кле-
римонт отходит в сторону).
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ.
Хоути, Дсфин, затем Сентор, Мэвис, Клеримонт.
Хоути. Уверяю вас, сэр Дофин, я решилась на
это только из уважения к вашей добродетели, и не
раскаиваюсь в своем поступке потому, что тот, кто
ищет и любит добродетель, сам обладает ею.
Дофин. Вы слишком высокого мнения обо мне,
сударыня.
Хоути. Я знаю разницу между булыжником и
алмазом, сэр.
Дофин. Неужели вы так тонко разбираетесь в
камнях?
Хоути. И тем нестерпимее для меня сознание,
98
что такой судья, как вы, ставит меня на одну доску
с Сентор и Мэвис.
Дофин, Что вы, сударыня! Ваша красота только
выигрывает в их присутствии.
Хоути. Я вижу, вы знаете, где правда, сэр. И
я люблю вас за это еще сильнее. Мне дорога ваша
душа, а не внешность. Они не понимают истинного
совершенства, их любовь скучна и безвкусна.
Сентор (за сценой). Леди Хоути, да где же вы?
Хоути. Сейчас иду, Сентор. Мой паж проведет
вас ко мне, сэр, а Трести, моя служанка, будет вас
поджидать. Вы можете говорить с ней о чем угодно—
она воплощенная преданность. Прошу вас, сэр Дофин,
примите от меня на память эту безделушку (входит
Сентор).
Хоути. А где Мэвис, Сентор?
Сентор. Она там, сударыня, пишет письмо. Я
сейчас приду. Мне надо только переговорить с сэром
Дофином (Хоути уходит).
Дофин. Со мной, сударыня?
Сентор. Милый сэр Дофин, не доверяйте Хоути,
будьте с ней осторожны. Я предупреждаю вас: она
льстива, никого не любит бескорыстно и не брезгает
ничем, соблюдая свою выгоду. К тому же врачи плохо
говорят о ней, независимо от того, платит она им
или нет: ей за пятьдесят и она красится. Посмотрите,
на кого она похожа утром. Но вот идет Мэвис,—эта
еще безобразней. Ей не поможет даже вечернее ос-
вещение. Если вы зайдете ко мне как-нибудь рано
утром или поздно вечером, мы с вами поговорим обо
всем этом подробнее (входит Мэвис). Где Хоути,
Мэвис?
Мэвис. Она там, Сентор.
Сентор. Это что у вас в руках?
Мэвис. Итальянская загадка для сэра Дофина.
Простите, но я не могу вам ее показать (Сентор
уходит). Милый сэр Дофин, разгадайте ее. Я зайду
за решением попозже (уходит).
7*
99
Клеримонт {выходя вперед). Что слышно, До-
фин? Ну, как ты отделался от этих дам?
Дофин. Чорт возьми! Они бегают за мною, как
привидения, дарят мне драгоценности, и я никак не
могу от них отвязаться.
Клеримонт. Ты напрасно так говоришь.
Дофин. Прости меня, но никогда еще мне не при-
ходилось выдержать такой натиск. Одна любит меня
за добродетель и дает взятки (показывает подарок
Хоути), другая любит осторожно, и этим хочет меня
прельстить, третья задает загадки, и все три ревни-
вы и сплетничают друг про друга.
Клеримонт. Загадки? Можно взглянуть? (чи-
тает) «Сэр Дофин, я прибегаю к этому средству,
чтобы предупредить вас. Две небезызвестные вам
дамы хотят сделать из вас мальчишку и слугу. Я
отказываюсь от чести быть участницей в этом бла-
городном деле и предпочту завтра же об’явить себя
больною на несколько дней, лишь бы рассчитывать
на ваше посещение. Мэвис». Вот так хитрость, чорт
возьми! И вы называете это загадкой? Но разве
здесь не все ясно?
Дофин. Это может сказать один Трувит.
Клеримонт. Он нужен нам и для другого. Его
рыцари ведут себя так же дерзко и вызывающе, как
и прежде.
Дофин. Ты шутишь!
Клеримонт. Ни один пьяница, охмелевший от
вина или чванства, не рассказывал о себе таких не-
былиц. Я бы не дал и мушиной ноги за репутацию
любой из здешних женщин, если она попадет им
на язык. Что же касается невесты, они начали с
того, что оклеветали ее.
Дофин. Разве они были ее любовниками?
Клеримонт. Да. Они даже называют время,
место, причину и обстоятельства, при которых это
произошло. Еще немного, и они бы сказали, что это
случилось сегодня.
100
Дофин. Но не оба же сразу?
Клеримонт. Уверяю тебя, что если бы я на-
стаивал, они признались бы и в этом.
Дофин. Я вижу, что и над ними можно будет
посмеяться.
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ.
Те-же и Трувит.
Трувит. А, вы здесь! Ступай, Дофин, и приведи
сюда твоего дядюшку. Я нарядил священника и адво-
ката, выкрасил им бороды и устроил все остальное.
У этих мошенников такой внушительный вид, что
они сами себя не узнают. Повышение в чине меняет
наружность. Ты охраняй одну дверь, я другую, а
Клеримонт станет между нами, чтобы он не сбежал,
когда они примутся за дело. В заключение на него
обрушатся женщины, которым я уже дал соответ-
ствующие указания. Вот будет шум! Ну, ступай за ним
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ.
Те-же, Оттер и Катбирд.
Оттер в костюме священника и Катбирд в костюме
доктора каноническою права.
Трувит. Подите сюда, господин доктор и госпо-
дин священник, и смотрите в оба. Вид у вас пре-
красный, и вы должны сыграть свою роль без сучка
и задоринки. Если вы собьетесь, только не останав-
ливайтесь, не мычите и не глазейте бессмысленно
друг на друга—-напротив, говорите без передышки
громко и уверенно. Будьте тверды и не забывайте
своей латыни- тогда дело в шляпе. Все равно, куда
вы ни забредете—это случается со всяким,—но сна-
чала будьте торжественны и серьезны, как ваше
101
платье, хотя бы в дальнейшем вам пришлось сбро-
сить его с быстротой и ловкостью фокусника. Вот
он. Приосаньтесь и примите гордый вид, пока я ьас
буду представлять {входит Дофин с Мороузом).
ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ.
Те-же, Дофин и Мороуз.
Мороуз. Это и есть ученые люди?
Трувит. Да, сэр. Поздоровайтесь с ними.
Мороуз. Здороваться? Я предпочитаю делать
все что угодно, только не тратить время так непро-
изводительно. Не понимаю, как это люди привыкли к
глупейшим фразам вроде «Добро пожаловать», «Спаси
Вас Господь» или еще хуже: «Как я рад вас видеть».
Ведь тому, у кого плохи дела, этими фразами не
поможешь. К чему же их говорить?
Трувит. Вы правы, сэр. Перейдем сразу к сути.
Господин доктор и господин священник! Я уже доста-
точно ознакомил вас с делом, ради которого вы сюда
явились, и вам теперь не надо больше определять
положение вещей. Вот джентльмен, ожидающий ваше
решение, а потому будьте любезны приступить.
Оттер. Начните вы, господин доктор!
Катбирд. Нет уж пожалуйста вы, дорогой,
господин священник!
Оттер. Я предпочел бы выслушать, что говорит
по этому поводу каноническое право.
Катбирд. Каноническое право уступает свое
место догматическому богословию.
Мороуз. Прошу вас, господа, не делайте меня
игрушкой обстоятельств. Пусть ваша помощь будет
быстрой, если только вы вообще можете мне помочь.
Я не переношу споров и словопрений и, чтобы вы
ничему не удивлялись, лучше скажу вам все откро-
венно. Мой отец постоянно твердил, что я должен
102
сосредоточиваться в своих мыслях, не давать им раз-
бегаться и уметь отличать то, что мне необходимо
от совершенно бесполезного. Я всецело посвятил
себя спокойной жизни, избегаю шума и это стало во
мне второй натурой. Я никогда не посещаю ваших пуб-
личных заседаний и прочих мест, где вы сотрясаете
воздух, не из пренебрежения к властям, которые
блюдут честь государства, но стараясь защитить себя
от дерзкой назойливости ораторов, совершенно поте-
рявших способность молчать. Я и теперь обращаюсь
к вам по поводу шума. Вы не можете себе i редста-
вить, сколько ужасов мне пришлось пережить за
сегодняшний день. Мне кажется, весь мой дом
ходуном ходит от этого адского грохота. Я живу на
ветреной мельнице.
Трувит. Ну что-ж, господин доктор? Может
быть, вы разобьете лед, а господин священник пой-
дет за вами следом.
Катбирд. Со своей стороны полагаю, сэр, что я
несомненно и менее учен и менее достоин.
Оттер. Ваше предположение ни на чем не осно-
вано, domine доктор.
Мороуз. Опять!
Катбирд. Вас интересуют поводы, по которым
человек может добиться divortium legitimum—закон-
ного развода? Прежде всего разрешите мне об’яснить
вам, что слово divortium происходит от...
Мороуз. Только не объясняйте мне значение
слов! Прошу вас, добрейший доктор, скорее к
делу.
Катбирд. Так слушайте. Каноническое право
допускает развод лишь в немногих случаях, из кото-
рых чаще всего встречается супружеская измена. Но
существуют duodecim impedimenta—двенадцать пре-
пятствий к браку, которые не могут dirimere contra-
ctum—не уничтожают договор, но, как мы выража-
емся, irritum reddunt matrimonium—делают брак
недействительным.
108
Мороуз. Сэр, я вас понимаю и так. Избавьте
меня пожалуйста от ваших переводов!
Оттер. Простите, сэр, но иначе он не сумеет
об’яснить все как следует.
Мороуз. Господи!
Трувит. Сер, предоставьте ученым действовать
по своему усмотрению. Переходите к вашим препят-
ствиям, господин доктор.
Катбирд. Во-первых, возможен impedimentum
erroris.
Оттер. Который распадается ня ряд подразде-
лений.
Катбирд. Как, например, error personae.
Оттер. Когда вы вступаете в брак с одним
лицом, приняв его за другое.
Катбирд. Затем есть error fortunae.
Оттер. Если она нищая, а вы думали, что она
богата.
Катбирд. Затем error qualitatis.
Оттер. Если вы считали ее кроткой и послуш-
ной, а она оказалась сварливой и упрямой ведьмой.
Мороуз. Как, сэр! Это законное препятствие?
Ради Бога, господа, не говорите оба сразу.
Оттер. Да, но ante copulam—только до извест-
ного момента. Post copulam это препятствие отпадает.
Кат бирд. Господин священник прав. Nec post
nuptiarum benedictionem. Уже после церковного бла-
гословения это препятствие недействительно. Оно
только irrita reddit sponsalia—анулирует брачный дого-
вор, но после свадьбы оно не имеет значения.
Трувит. Увы, сэр! Какой надежды вы лишились!
Катбирд. Второе препятствие conditio. Если вы
считали, что она рождена от свободных родителей, а
на деле она оказывается рабыней.
Оттер. Да, господин доктор, но вы забыли, что
среди христиан рабства больше нет.
Катбирд. С вашего разрешения, господин свя-
щенник...
104
Оттер. Нет, простите, господин доктор...
Мороуз. Господа, не ссорьтесь. Все равно этот
случай ко мне не подходит. Переходите к следующему.
Катбирд. Третье препятствие—votum. Если та
или другая сторона дала обет целомудрия. Однако,
благодаря дисциплине, подобного рода обеты тоже
вышли из употребления, как и то, о чем упоминал
господин священник. Четвертое препятствие—cog-
natio—близкая степень родства.
Оттер. Да. А знаете ли вы, до какой ступени
родство является препятствием?
Мороуз. Не знаю и не хочу знать! Поверьте,
мне в нем не найти облегчения.
Катбирд. Может быть вам подошла бы одна раз-
новидность этого препятствия—cognatio spiritualis?
Если вы были ее крестным отцом, брак невозможен.
Оттер. Простите, господин доктор, но ваши ком-
ментарии нелепы и полны предрассудков. Я не могу
больше сдерживаться. Разве все мы не братья и не
сестры и разве мы не находимся в такой же сте-
пени родства, как крестные отцы и крестницы?65).
Мороуз. Не спорьте, ради Бога. Клянусь вам, я
никогда в жизни не был крестным отцом. Переходите
к следующему.
Катбирд. Пятое препятствие crimen adulterii—
прелюбодеяние, шестое cultus disparitas—разница в
религии. Вы никогда не спрашивали ее, какой веры
она придерживается?
Мороуз. Нет. Я предпочел бы, чтобы у нее совсем
не было веры, чем заниматься такими вопросами.
Оттер. Это мог бы сделать кто-нибудь за вас,
сэр.
Мороуз. Ни в коем случае, сэр! Но продолжайте.
Кончите вы когда-нибудь или нет?
Трувит. Он уже перечислил половину. Продол-
жайте скорее. Будьте терпеливы, сэр, и не волнуйтесь.
Катбирд. Седьмое препятствие vis—если брак
заключен против воли или насильно.
105
Мороуз. Увы, мой брак был заключен слишком
добровольно! Слишком добровольно!
Катбирд. Восьмое—ordo. Если она дала обет
монашества.
Оттер. Опять предрассудки!
Мороуз. Все равно, господин священник. Я был
бы счастлив, если бы она ушла в монастырь!
Катбирд. Девятое—ligamen. Если вы до брака
связали себя другим обещанием.
Мороуз. Я черезчур опрометчиво дал себя за-
ковать в эти цепи!
Катбирд. Десятое—publica honestas другими сло-
вами inchooata qaedam affinitas66).
Оттер. Да или affinitas orta ex sponsalibus 67), но
это не серьезное препятствие.
Мороуз. Увы? Все это не дает мне никакого
облегчения.
Катбирд. Одиннадцатое—affinitas ex fornicatione—
родство из прелюбодеяния.
Оттер. Которое все же истинное родство, гос-
подин доктор, и не хуже всякого другого.
Катбирд. Да, т. е. того, которое возникает из
законного брака ex legitimo matrimonio.
О т т е р. Вы правы, почтенный доктор и nascitur ex ео
quod per conjugium duae personae efficiuntur una caro68).
Трувит. Ну, теперь начинается!
Катбирд. Я понимаю вашу мысль, господин свя-
щенник. Ita per fornicationem aeque est verus pater qui
sic gen rat.
Оттер. Et vere filius qui sic generator ®9).
Мороуз. Какое мне дело до всего этого?
Клеримонт. Они начинают горячиться!
Катбирд. Двенадцатое и последнее препятствие—
si forte coire nequibis.
Оттер. Да, это impedimentum gravissimum 10).
Оно совершенно уничтожает и аннулирует брачный кон-
тракт. Если вы страдаете manifesta frigiditate 7l),—ваше
дело в шляпе.
106
Трувит. Ну вот видите, сэр, в конце концов сред-
ство все-таки нашлось! Сознайтесь, что вы че годи-
тесь в мужья, и она первая заговорит о разводе.
Оттер. Точно также, если есть налицо morbus
perpetuus et insanabilis, вроде paralysis, elephantiasis ’2)
или что нибудь подобное.
Д о ф и н. Да, но frigiditas в данном случае уместнее,
джентльмены.
От те р. Вы правы, сэр. Помните, господин доктор,
об этом говорится в канонах?..
Катбирд. Я понимаю вас, сэр.
Клеримонт. Еще до того, как он сказал в чем
дело.
Оттер. Ребенок или мальчик не может вступать
в брак потому, что он неспособен reddere debitum,3).
Поэтому всякие omnipotentes 74).
Трувит (тихо Оттеру). Jmpotentes7Б), дурак!
Оттер. Я хотел сказать impotentes minime apti
sunt ad contrahenda matrimonium7e).
Трувит. Matrimonium? Да ты совсем разучился
говорить по-латыни! Matrimonia, чорт бы тебя побрал!
Дофин. Брось, ты их сбиваешь.
Катбирд. Но в данном случае, господин свя-
щенник, возможно некоторое сомнение, так как все
дело возникло post matrimonium. Ведь frigiditate prae-
ditus ”)—вы понимаете меня, сэр?
Оттер. Как нельзя лучше, сэр.
Катбирд. Тот, кто не может ilti uxore pro uxore,
может habere earn pro sorore78).
Оттер. Чепуха, чепуха, чепуха! Это просто
кощунство!
Катбирд. Простите, господин священник, но я
берусь вам это доказать.
Оттер. Вам это не удастся, господин доктор.
Вы забыли изречение ваших же канонов: Наес soci-
anda vetant connubia facta retractant79).
Катбирд. Допустим; но как же они могут
retractare, господин священник?
107
Мороуз. Вот оно, чего я боялся!
Оттер. In aeternumso).
Катбирд. То, что вы говорите, противоречит
правилам церкви.
Оттер. То, чтовы говорите, противоречит зако-
нам. Разве он не prorsus inutilis ad thorum? Разве он
может praestare fidem datam81), хотел бы я знать?
Катбирд. А что, если он выздоровеет?
Трувит (Мороузу). Сэр, нехорошо, что вы не
обращаете никакого внимания на ученых людей. Они
могут обидеться.
Катбирд. А вдруг он притворяется frigidum,
чтоб сделать неприятность своей жене?
Оттер. В таком случае он прелюбодей—adulter
manifestos.
Дофин. Как они тонко во всем этом разби-
раются!
Оттер. Даже хуже, он prostitutor uxoris! Я на
этом настаиваю.
Мороуз. Дорогой мой, позвольте мне уйти.
Трувит. Я надеюсь, вы не захотите меня так
оскорбить?
Оттер. Поэтому, сэр, если он manifesto frigidus..
Катбирд. Да, разумеется, если он manifeste
frigidus...е.
Оттер. Я прихожу к заключению....
Катбирд. И я тоже....
Трувит. Сэр, послушайте хоть заключение!
О ттер. Что frigiditatis causa-
Катбирд. Да, causa frigiditatis—
Мороуз. О, мои уши!
Оттер. Она может получить libellum divortii82)
против вас....
К атбирд. Да, да, divortii libellum.
Мороуз. Сжальтесь, сжальтесь!
Оттер. Если вы сознаетесь в своем недуге.
Катбирд. Что я бы на вашем месте сделал.
Мороуз. Я готов сделать все что угодно.
108
Оттер. Таким образом вы очиститесь in foro
conscientiae83).
Катбирд. Это необходимо.
Мороуз. Опять!
Оттер. Exercendi potestate84).
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ.
Вбегает Эписин. За ней Хоути, Сентор, Мэвис, миссис
Оттер, До и Ла-Фуль.
Эписин. Я больше не могу этого вынести! Суда-
рыни, прошу вас, помогите мне! Никогда еше невеста
не подвергалась подобным оскорблениям! В самый день
свадьбы муж устраивает против меня какой-то заго-
вор, и двое продажных негодяев ищут законный пред-
лог, чтобы нас разлучить. Если в вас еще жива доб-
лесть, джентльмены, неужели вы потерпите, чтобы
эти скорпионы сеяли раздор между мужем и женой?
Мороуз. Увы, новое мученье!
Хоути. Я прикажу своим людям выгнать их пал-
ками из дому!
Сентор. Я охотно дам вам своего лакея.
Мэвис. Мы велим подбрасывать их на простыне
в прихожей!
М-с с Оттер. У нас недавно дома так расправи-
лись с одним нахалом, который подглядывал у дверей.
До. Отлично!
Трувит. Стойте, господа; выслушайте прежде в
чем дело.
Мэвис. По моему не мешало бы и жениха уго-
стить простыней.
Сентор. Да, начнемте с него!
Хоути. Да, клянусь честью!
Мороуз. Дьявольское отродье!
Дофин. Сударыни, прошу вас, успокойтесь ради
меня!
109
Хоути. Да, ради сэра Дофина!
Сентор. Мы охотно его послушаемся.
Ла-Фуль. Он один из самых блестящих кавале-
ров в городе и умеет прекрасно одеваться.
Трувит. Скорее, сэр, сознайтесь в своем недуге
и она сама постарается от вас отделаться. Только
назовите свою болезнь, и вам не придется просить
ее остаться. Она будет избегать вас, как клейменого
преступника.
Мороуз. Сударыни, я должен перед вами очень
извиниться.
Трувит. Тише, господа!
Мороуз. Женившись на этой прекрасной и добро-
детельной даме, я нанес оскорбление всему вашему
полу.
Клеримонт. Слушайте его, сударыни!
Мороуз. Я страдаю недугом, который до разго-
вора с этими учеными людьми я надеялся скрыть.
Трувит. Но теперь, получив от нихраз’яснения,
он считает долгом совести об’явить о нем и иску-
пить свою вину публичным покаянием.
Мороуз. Сударыни, я не мужчина.
Все. Как?!
Мороуз. Я совершенно неспособен, вследствие
природной холодности, исполнять обязанности су-
пруга.
Мэвис. Негодяй!
Сентор. Нечего сказать, хорошенький жених!
Хоути. И вот с этим-то вы пришли к молодой
женщине?
М-сс Оттер. Женщине ее темперамента?
Эписин. Это вьдумка, чистейшая выдумка! Он
все это нарочно сам сочинил!
Трувит. Что-ж если вы подозреваете обман, су-
дарыни, можете убедиться в этом на деле.
До. Да, можно подвергнуть его врачебному ос-
мотру.
Ла-Фуль. Отлично придумано!
по
Мороуз. Увы! Неужели мне придется испытать
и это?
М-сс Оттер. Нет, сударыня, мы лучше его осмо-
трим сами.
Мороуз. Чем дальше, тем хуже!
Эписин. Господа, это бесполезно. Я готова
остаться его женой, несмотря ни на что.
Мороуз. Все пропало!
Клеримонт. Что вы на это скажете, доктор?
Ведь, если она не согласна, развод невозможен?
Катбирд. Да, если муж frigidus, иск о разводе
может быть вчинен, согласно канону, только женой.
Оттер. Богословие высказывается в том же смы-
сле.
Мороуз. Что мне делать? Что мне делать?
Трувит. Постойте, сэр. Не надо терять присут-
ствие духа. У нас еще осталась маленькая надежда.
Клеримонт, давай-ка сюда своих кавалеров. Что вы
сейчас говорили, господин священник in errore qualitatis
(в сторону). Дофин, шепни невесте, чтобы она при-
няла виноватый вид.
Оттер. Error qualitatis, сэр—препятствие, на ко-
тором господин доктор не хотел останавливаться—это
тот случай, когда невеста оказывается corrupta лишен-
ной девственности и в то же время pro virgine des-
ponsa 8B).
Мороуз. Что тогда?
Оттер. Это dirimit contractum и то же время irri-
tum reddit matrimonium.
Трувит. Ес,.и это так—все в порядке, сэр. Вот
два благородных джентльмена, которые охотно вам
это подтвердят.
До. Простите, милейший мистер Клеримонт!
Ла-Фуль. Нет, уж увольте, мистер Клеримонт!
Клеримонт. Нет, господа, вы должны уладить
дело—другого средста нет. Я не стану для вас гло-
тать слова или губить людей; вы ведь сами мне об
этом говорили.
Ш
Д о. Разве это поступок, достойный джентльмена?
Трувит (в сторону До). Джэк До, он гораздо
хуже, чем Аморус! В сотню раз кровожаднее! (в
сторону Ла-Фулю). Осторожно, сер Аморус—в этом
Клеримонте сидит целый десяток До.
Л а-Ф ул ь. Хорошо, сер, я сознаюсь.
До. В самом деле, сэр Аморус? Неужели вы так
мало дорожите чужой репутацией?
Ла-Фуль. Я так решил.
Трувит. Вам бы тоже не мешало притти к по-
добному решению, Джэк До. Что вам мешает? Она
ведь женщина и к тому же в затруднительном поло-
жении. Он будет только рад.
До. Правда? А я боялся, что он рассердится.
Клеримонт. Скорее, скорее, господа. С этим
вопросом надо покончить.
Трувит. Они говорят, что если это так необ-
ходимо—они согласны. Они не отступятся от своего
слова {Ла-Фулю и До). Не испытывайте его терпения!
До. Да, сэр, это правда!
Ла-Фуль. Да уверяю вас, сэр!
М о р о у с. Что правда? В чем вы хотите меня
уверить?
До. Что мы были близко знакомы с вашей неве-
стой.
Ла-Фуль. Да, она была нашей любовницей, или
как это там говорится.
Клеримонт. Нет, господа, говорите уж на чи-
стоту, так, как вы об этом нам рассказывали.
Оттер. Необходимо установить, были ли ваши
отношения carnaliter 8в) или нет?
Л а-Ф у л ь. Carnaliter? А как же иначе, сэр?
Оттер. Довольно. Брак недействителен.
Эписин. Я погибла! Я погибла!
Мороуз. О, господа, примите мою самую искрен-
нюю благодарность.
Эписин. Я погибла! {плачет).
Мороуз. Вас, кавалеры, я благодарю рукопожа-
112
8
Эскиз костюма для Ла-Фуля.
тием, а вас, господин священник, разрешите поблаго-
дарить иначе {дает ему деныи).
Сентор. Что-ж они сознались?
Мэвис. Негодные сплетники!
Трувит. Вот видите, сударыни, кому вы расто-
чаете свою благосклонность!
Хоути. Я бы на вашем месте отвела этих господ.
Битые дворяне не могут выступать свидетелями на суде.
М-сс Оттер. Бедняжка, как она мужественно пе-
реносит свое горе!
Хоути. Успокойтесь, дорогая Мороуз, я вас за
это еще больше полюбила.
Сентор. И я тоже.
Катбирд. Но скажите, джентльмены, были ли
вы с ней в близких отношениях после ее брака?
До. Сегодня,конечно, нет, господин доктор.
Л а-Ф ул ь. Нет сэр, сегодня нет.
Катбирд. В таком случае, раз дело идет об об-
стоятельствах, предшествовавших браку, он остается
в силе, если только уважаемый жених не спрашивал
ее перед свидетелями, была ли она virgo ante nuptias 8’).
Эписин. Уверяю вас, господин доктор, он этого
не сделал.
Катбирд. Если он не может это доказать, брак
действителен и отсутствие девственности не является
препятствием. Таково мое заключение.
О тт е р. Я вполне присоединяюсь к мнению господина
доктора, сэр. О таких делах справляются до свадьбы.
Мороуз. Бедное мое сердце! Как ты еще не
лопнуло! Это нестерпимее самых ужасных адских муче-
ний. Жениться на шлюхе и переносить этот грохот!
Дофин. Довольно. Я вижу, что доктор и священ-
ник решили его ул’.орить; вы растравляете его раны,
прошу вас, уйдите отсюда. А вас, господа, я начинаю
подозревать в том, что вы с ними заодно.—Будьте
добры выслушать меня, сударь.
Мороуз. О, не говори со мною! Позволь мне
умереть в молчании.
Дофин. Нет, сударь, я должен говорить. Я долго
был вашим бедным непригнанным родственником, и
вы питали ко мне самые дурные чувства. Но теперь
вы увидите, люблю ли я вас и ваш покой, и кто
для меня дороже всего на сгете. Я не стану долго вас
мучить, сэр, и скажу прямо. Я берусь освободить вас
от этого несчастного брака и притом в одну минуту.
М о р о у з. Это невозможно.
Дофин. Что вы дадите мне, если даже малейший
слух об этом никогда больше вас ни потревожит?
Мороуз. Все, что ты хочешь, племянник. Я буду
тебе навеки обязан.
Дофин. Могу ли я рассчитывать отныне на ваше
расположение и любовь?
Мороуз. На все, что тебе будет угодно. Ты мо-
жешь диктовать условия: все ?лое состояние принадле-
жит тебе. Бери его, ты будешь моим опекуном.
Дофин. Нет, сэр, я не поступлю так безрассудно.
Эписин. Неужели и сэр Дофин стал моим врагом?
Д о ф и н. Вы знаете, дядюшка, что я долго просил
вас, чтобы вы, имея в год полторы тысячи фунтов,
предоставили мне хотя бы пятьсот, закрепив за мною
остальное по завещанию. Я неоднократно лично и
через своих друзей представлял вам соответствую-
щую бумагу, но вы никогда не соглашались ее под-
писать. Если бы вы пошли на это теперь —
Мороуз. Хорошо, племянник: я согласен даже
на большее.
Дофин. Если я немедленно не освобожу вас раз
навсегда от этого бремени, вы в ту же минуту мо-
жете взять обещание обратно в присутсвии всех
этих свидетелей, и я стану навсегда рабом того,
кому вы меня отдадите.
Мороуз. Где бумага? Я распишусь на ней или,если хо-
чешь, на чистом листе, а ты после впишешь свои условия.
Эписин. О, я бедная, несчастная женщина!
Хоути. Неужели сэр Дофин способен на такой
поступок?
8*
115
Эписин. Сжальтесь надо мною, сударь!
Мороуз. Мой племянник зн;ет, кто ты такая.
Прочь, крокодил!
Сентор. У него наверно есть причины такпоступать.
Дофин. Возмите, сударь {передает ему свиток).
Мороуз. Дай мне перо, племянник. Для своего
освобождения я подпишу все что угодно и приложу
свою печать к любому документу. Ты мой избавитель.
Я вручаю тебе этот лист и если в нем пропущено
слово или сделана описка, клянусь небом, я этим не
воспользуюсь {возвращает ему улгагу).
Дофин. Так будьте же свободны, сэр! {снимает
с Эписин парик и женский наряд). Вы женились на
мальчике, дворянском сыне, которого я нарочно пол-
года воспитывал и взял на свое попечение, чтобы с
его помощью выполнить этот план. Ну, что вы ска-
жете на это, господин доктор? Не правда ли это
iustum impedimentum и error personae, не так ли?
Оттер. Да, сэр. In primo gradu.
Катбирд. In primo gradu.
Дофин. Благодарю вас, любезный доктор Кат-
бирд и отец Оттер {срывает с них бороды и обла-
чения). Это они старались для вас, сэр, вместе с
моим другом Трувитом, который предоставил им все
необходимое в этом деле. Теперь вы можете пойти
к себе отдохнуть. Никто вам не помешает {Мороуз
уходит). Я не буду вас беспокоить, пока вы не обес-
покоите меня своими похоронами, а когда они будут,
мне все равно. Катбирд, я освобождаю тебя от платы
за аренду. Молчи, благодари поклоном. Том Оттер,
ваша принцесса вернется к вам. Но в чем дело, го-
спода? Отчего вы на меня так смотрите?
Клеримонт. Мальчик!
Дофин. Ну да, миссис Эписин.
Трувит. Ты отнял у твоих друзей лучшую часть
венка, скрыв от них эту сторону заговора. Но тебе
это послужит на пользу и ты это вполне заслужил.
Что же касается меня, я охотно уступаю свои лавры
116
Клеримонту, который так удачно добился признания
этих двух господ. Сэр До и Ла-Фуль—перед вами
дама, осчастливившая вас своей благосклонностью. Мы
благодарим вас от своего имени и от имени всех
женщин за то, что вы передпочли ложь о ней ее
ложу, а ведь вам только этого и надо было, не правда
ли? Мы все помним, какими вы себя изобразили и
потому эта Амазонка (показывая на м-сс Оттер)
в интересах своего пола должна хорошенько поколо-
тить вас за честь, которую ему оказывают такие
красавцы, как вы. Если судьба не позволяет вам раз-
делить с ними ложе, вы порочите их репутацию и
находите в этом утешение. Прочь отсюда, жалкая
моль, поедающая доброе имя женщин! Отправляйтесь
путешествовать, учитесь кланяться и кривляться, а
потом приезжайте домой, чтобы стать всеобщим
посмешищем! 88). Вы достойны того, чтобы жить в
воздухе таком же скверном, как тот, в котором вы
распространяете сплетни (До и Ла-Фуль уходят).
Сударыни, вы молчите: вот стоит та, которая ото-
мстила за ваш позор. Бойтесь впредь вредных насе-
комых и не смущайтесь тем, что вы открыли ваши
тайны этому молодому человеку. Он скоро войдет в
лета и месяцев через двенадцать будет у вас желан-
ным гостем. Тем временем мы положимся на его
скромность, так красноречиво подтверждаемую его
молчанием (выходя на просцениум). А вы, господа,
если вам понравилась эта комедия, встаньте весело
со своих мест и, воспользовавшись тем, что Мороуз
ушел к себе, хлопайте погромче. Может быть этот
шум вылечит его, или по крайней мере обрадует
(уходят).
Коне:, колле ди и.
D. G. S.
117
Режиссерские указания к
постановке „Эписин"
Постановка на сцене комедии «Молчаливая жен-
щина» представляется в режиссерском отношении
интересным заданием, которое следует разрешить в
духе традиций Елизаветинского театра.
В самом построении, в самой архитектонике
пьесы ощущаются те навыки, те приемы, которые
служат характерными театральными признаками и
дают, таким образом, возможность не только мы-
слить о сцене века Шекспира, но даже, если бы о
ней ничего не было известно, позволяют воссоздать
ее на основании некоторых сценических положений.
Приступая к постановке в плане Шекспировской
театральной мысли, режиссер должен прежде всего
помнить два общих принципа, которые являются сущ-
119
ностью всей сценической идеологии того времени,—
иметь в виду: во-1-х, глубоко выдвинутую в публику
сцену, называемую просцениумом, и притом, если это
по условиям театра возможно, таким образом, чтобы
находящиеся в партере зрители могли окружать
ее с трех сторон, и, во-2-х, заднюю завесу, т. е.
написанный художником холст, изображающий фон,
на котором происходит действие. Роль такой завесы
может выполнять писанный художником заспинник,
изображающий дом, замок, дворец, хижину, тюрьму,
башню и пр.
Если просмотреть все декорационное описание
у Шекспира, обозначенный автором обстановочный
материал можно свести к следующим четырем кате-
гориям:
1) открытое место (open place),
2) место действия перед чем-нибудь,
3) лесная декорация,
4) int6rieur (т. е. внутренность жилища).
К первой категории (open place) принадлежат:
поле, равнина, площадь, проезжая дорога, прилегаю-
щая местность, пустошь, лагерь, палуба и пр., ко
второй «место действия перед»: домом, замком, двор-
цом, хижиной, тюрьмой, стеной, городом, башней,
пещерой и пр. В лесную декорацию входят сад, парк,
фруктовый сад, аллея, лес, бор.
Можно предположить, что внутренность жилищ
на сценических подмостках понималась в виде распи-
санных холстов (painted cloths), которые развешива-
лись, изображая заднюю стену комнат и зал в до-
мах, дворцах и замках.
Таков был обычный декоративный прием в разных
предназначенных для банкетов временных построй-
ках, стены которых обвешивались такими иногда очень
богато расписанными сукнами.
Существование за спиной действующих лиц пи-
санного просто развешиваемого, или же набитого на
подрамник холста, изображающего разнообразные сю-
120
Проект реконструкции Шекспировской сцены применительно к техниче-
ским условием современного театра.
жеты, сообщало постановке известную упрощенность
театрального примитива. Отсутствие всего лишнего,
всякого нагромождения, сцена так сказать намеков,
в которой достижение сценической иллюзии основы-
валось на главном, на характерном, вызывая у зри-
теля ассоциацию по сходству, давало, быть может,
значительно больший простор для проявления даро-
ваний актеров, не загромождая театральную сущ-
ность бесконечными, отвлекающими от фокуса сце-
нической игры, неважными мелочами.
Сцена Шекспира как бы состояла из двух планов.
Просцениум занимал первый план и кончался там,
где находились стойки или колонки, к которым,
с ламбрекеном наверху, мог быть приделан на прово-
локе раздвижной занавес, отделяющий первый план
от второго. Вместо него пролет между колонками
можно было по желанию заставить простым заспин-
ником, т. е. холстом, набитым на подрамник.
Фасад двух-этажной постройки, крыша и навес ко-
торой опирались на вышеупомянутые стойки или ко-
лонки, составлял заднюю часть второго плана. Нижний
этаж с двумя входами перед зрителями служил убор-
ной для актеров и назывался raimorum aedes. В иных
случаях эти две двери оказывались пригодными для
той или иной mise en scene; так они понадобились
в данной пьесе, чтобы спрятать До и Ла-Фуля.
Верхняя часть постройки изображала открытую
галлерею, где могли находиться музыканты, не за-
нятые в сцене актеры, или же она оказывалась нуж-
ной для той или иной картины; так, в настоящей
комедии ремарка ко 2-ой сцене IV акта говорит о
длинной галлерее, с которой блестящее общество
наблюдает за всем происходящим внизу с До и Ла-
Фулем. В 7-ой сцене III акта Ричарда III Глостер со-
гласно ремарке находится наверху на галлерее между
двумя епископами. Этот же верхний этаж мог слу-
жить в качестве балкона, где происходило любовное
об’яснение Ромео и Юлии.
122
План реконструкции Шекспировской сцены.
Здание имело вышку, на которой развивался флаг
с изображением эмблемы того или иного театра; в
ней были сдельны два слуховых окна и дверце, из
которых разносились звуки труб, оповещавших о
начале спектакля. Для данной комедии понадобится
и эта надстройка, которая должна изображать ,ер-
дак, куда от отчаяния залезает и прячется герой
пьесы Мороуз *).
Всякая постановка в духе Елизаветинского вре-
мени может быть упрощена в зависимости от сце-
нических условий и это не будет противоречить идее
и фактам, так как в эту эпоху было три типа пред-
ставлений: Придворные спектакли, которые давались
вечером в залах дворцов и замков, обставлялись с
особой пышностью и роскошью под сильным итальян-
ским влиянием. Стереометрические пристановки в виде
скал, гор и пр., которые строились плотниками1
обтягивались холстом и расписывались художником и
планиметрические дома, замки, стены и пр. изготовля-
лись в большом количестве, составляя главное убран-
ство сценической площадки. Не меньшим блеском по
богатству красок и отделки отличались костюмы, а
также и бутафория, которая еще в средние века до-
стигает большого развития в виде разнообразной
лепки из мягкой массы, сделанной из гипса, тряпок
и бумаги.
Спектакли, которые давалась в частных театрах
(private theatres), конечно, были обставлены проще ко
сравнению с придворными, но по сценическому своему
биходу примыкали к последним.
Еще проще было дело в народных театрах, кото-
рые находились за городом и где представления да-
вались днем. Эти театры имели полуоткрытую сцену,
часть которой была под навесом; верхние ложи также
*) В прилагаемом проекте реконструкции Шекспировской
сцены вышку эту пришлось несколько спустить, так как со-
временные технические условия не допускают помещение ее
на должную высоту.
124
были накрыты, но публика, которая стояла, а не си-
дела в партере, пребывала под открытым небом; про-
сцениум и партер, таким образом, были свободны от
крыши.
В средние века, а также в Елизаветинскую эпоху
лучшими местами считались верхние ложи, которые
иногда оклеивались обоями и запирались на ключ;
их занимали знатаые дворяне, духовенство и бога-
та: буржуазия; наоборот, в партере помещалась про-
стая публика, о которой с презрением отзывается
Шекспир в Гамлете, гдворя, что она ничего не смы-
слит дальше непонятных пантомим или крикливого
шума (II, 2).
В своих режиссерских примечаниях мы имеем в
виду дать самые общие указания, предоставляя вкусу
и фантазии режиссеров подробности, частности и де-
тали.
Переходы на сцене действующих лиц мы также
не указываем, считая это индивидуальной особенно-
стью каждого ставящего пьесу.
«Молчиливую женщину» следует играть в быстром
темпе тоном веселой комедии-фарса. Актеры должны
быть смешными, находчивыми, блестящими, остро-
умными. Вот как понималась техника актера Шекспи-
ром и его современниками:
«Актер должен обладать многими отличительными
качествами; он должен уметь танцевать, лицедейство-
вать, играть на музыкальном инструменте, петь, об-
ладать даром красноречия, гибкостью тела, памятью,
вниманием, умением искусно владеть оружием и вме-
сте с тем представлять собой обильный источник
остроумия, уподобляясь прекрасному родниковому
ключу, вода которого становится тем вкуснее и обиль-
нее, чем больше из него черпают».
Быстрые в своих речах и движениях действующие
лица как бы центробежной силой движутся вокруг
одной неподвижной точки, медлительного Мороуза,
которого в стремительном вихре движений увлекают
125
за собой. Необходимо при этом соблюдать ясность
и четкость рисунка, чтобы быстротой исполнения не
искажать причудливый, подобно тонкой вышивке,
узор пьесы.
Первый акт представляет экспозицию всех, за
немногими исключениями, действующих лиц в пьесе.
В живом диалоге между Клеримонтом (комедий-
ный любовник, jeune comique) и Трувитом (комедий-
ный простак) зритель узнает о вновь образовав-
шемся союзе или коллегии светских дам, не живу-
щих со своими мужьями. Устраивая развлечение
острякам и модникам, они тем самым вербуют в свое
общество новых почитателей и поклонников.
Далее из разговора молодых людей выясняется,
кто такой герой пьесы, старый маниак, Мороуз (ко-
мик), дядя «одного из самых блестящих кавалеров»,
умеющего одеваться с большим вкусом, сэра Дофина
Юджени (любовник, jeune premier) о котором говорят,
что у него прекрасная, вылощеная внешность, волосы
прилизаны, и что он имеет вид орла.
Дофин рассказывает, что его дядюшка задумал
жениться и этим хочет лишить его наследства. Так
как Мороуз не выносит никакого шума, ему ищут
по всей Англии молчаливую женщину. По соседству
от него живет такая молчальница; позже мы узнаем
что ее зовут Эписин (ingenue dramatique в исполне-
нии мальчика). У нее привлекательная внешность и
она прекрасно сложена. При помощи своего доверен-
ного брадобрея Катбирда (комик-простак или комик)
старый чудак хочет жениться на этой особе.
Далее нам делается известным, кто такой сочиняю-
щий мадригалы Джон или Джек-До (характерный ре-
зонер-комик), о котором говорится, что он долговя-
зый глупый болтун мрачного вида в брыжжах. Его
партнер Ла-Фуль (Характерный комик, под пару к
До)—забавный, устраивающий банкеты, дамский угод-
ник. Из его слов мы узнаем, что весельчак, картеж-
ник и любитель выпить капитан Оттер (комик), ко-
12b
мандовавший с таким же успехом на суше, как и на
море, находится в подчинении у своего начальника—
энергичной миссис Отт^р (характерная комическая
актриса), которая в IV акте колотит мужа башмаком.
Ла-Фуль называет составляющих коллегию свет-
ских кокеток, Лэди Хоути, Сентор, Мэвис и каме-
ристку Трести. Таким образом в этом акте пред-
ставлены публике все действующие лица, не упомя-
нуты лишь Мыот, слуга Мороуза (комик-простак или
комик) и священник (комик).
Безмолвные мимические роли могут быть введены
режиссером по его усмотрению.
Можно даже, если он найдет удобным, ввести в
соответствующих местах пантомимные вставки и танцы
с участием пажей и слуг. Этот театральный прием,
который восходит к традиции пантомимы и итальян-
ской импровизованной комедии, вполне пригоден в
постановках данной эпохи. В этом направлении может
быть, напр., сделан выход Ла-Фуля, который, переоде-
тый лакеем в 5 явл. III акта, появляется в сопро-
вождении слуг, несущих многочисленные блюда сва-
дебного обеда.
Как известно, в именах своих героев Бен-Джон-
сон попытался дать их внутреннюю характеристику,
а потому мы считаем нелишним привести их букваль-
ное значение.
Мороуз—Morose—угрюмый.
Дофин Юджени—наследник (Dauphin) Юджени.
Нед Клеримонт—имя без особого значения.
Трувит—Truewit—подлинный ум.
Сэр Джон (Джэк) До—Daw - скворец.
Сэр Аморус Ла-Фуль—Amorous La-Fool— влюбчи-
вый дурак.
Томас Оттер—Otter—выдра.
Катбирд—Cut-beard—брадобрей.
Мьют-Mute—немой.
Эписин—Epicoene—общего рода.
Лэди Хоути—Lady Haughty—надменная, спесивая.
127
Лэди Сентор—Кентавр.
Долл Мэвис—«предпочтительная» (от 2 го лица гла-
гола Malo - mavis).
Миссис Трести — «доверенная».
Придавание именам действующих лиц известного
значения в сущности прием не новый: он известен
как античности, так и средневековому театру.
Планировка.
Действие I. Просцениум. Комната в доме Клери-
монта.
Действие II.
Сцена 1. Второй план. Комната в доме Мороуза.
Выхода Мороуза, Мьюта, Трувита, Катбирда из
дверей постройки.
Сцена 2. Просцениум. Комната в доме До.
Сцена 3. Второй план. Комната в доме Мороуза.
Сцена 4. Просцениум. Переулок около дома Мо-
роуза.
Действие III.
Сцена 1. Просцениум. Комната в доме Оттера.
Сцена 2. Второй план. Комната в доме Мороуза.
Действие IV.
Сцена 1. Второй план. Комната в доме Мороуза.
Мороуз в 3 явлении этой сцены в ответ на звуки
барабана и труб говорит свои слова («Негодяи, раз
бойники, мерзавцы и пр.), сидя на вышке под самой
крышей верхом на балке и виден зрителю через слу-
ховое окно.
Сцена 2. Галлерея на втором этаже постройки
и, внизу, для До и Ла-Фуля два чулана, запираю-
щиеся на ключ.
Действие V. Второй план. Комната в доме Мо-
роуза.
Комната в доме До и Оттера отличаются своими
задними завесами, прилаженными к колонкам. Пе-
9
129
реулок может проходить перед заспинником, изо-
бражающим дом, прислоненный к тем же стойкам.
Галлерея может быть закрыта от глаз зрителя
занавесью,точно также задняя стена комнаты Мо-
роуза может быть заставлена подушками, одеялами
и матрацами.
Пьеса идет все время при открытом занавесе, так
как в средневеком театре и театре раннего возрожде-
ние местные занавесы на самой сценической пло-
щадке выполняли функцию позднейшего большого
театрального занавеса.
Ниже приводим перечень наиболее необходимых
купюр.
Купюры.
ОТ СЛОВ. СТР.
Д. I.
Явл. 1. 1.—Но я не хочу, чтобы
меня слышал кто-
либо другой 1
Явл. 2. 1.—Прекрасный стол 2
2 .—Вот, если бы ты,
дамский угодник 2
3 .—Из дам, называющих
4 .—Порицают и вос-
хваляют 3
5 .- Не поставила 4
6 .—Часто советуясь со
своим зеркалом 4
7 .—О самом факте, но
не о том как 5
8 .—Разве нам надо не-
пременно видеть 5
9 . — Умная женщина
всегда будет иметь
кого-нибудь па стра-
же. 5
10 ." Но неужели он так
смешон ... . 6
ДО СЛОВ
(включитель но). с
а теперь пой. 2
и свою скрипку.
не буду делать добра
человеку против его
воли. 3
коллегии; это
двуполым авторитетом 4
себе промывательного 4
белее почистить зубы,
исправить брови 4
нравятся в готовом
виде.
и неокрашенным кам-
нем. Нет. 5
я оставил ее в покое 5
это совсем бы его уни-
чтожило
ч*
131
Явл.
Яв'г. 4.
Д II.
Сцена I.
Явл. 2.
ОТ СЛОВ. стр. ДО СЛОВ (включительно). стр.
11.—А не то, от избытка спокойствия 6 1 Молодец! । 7
1.—Он этого вполне за- служил 8 артиллерийских салю- тов 8
2.—Пусть мне предна- значено судьбой 9 если он сам не сумеет
1.—Такой (5-я стр. сни- зу) 13 —
2.—Какой редко носили 13 в Кадиксе 13
1.--'Что-ж они все пи- фагорейцы. 17 в этом доме 1
2 —Очевидно здесь был 17 Гарпократ со своей па- лицей
3.—Если бы вы жили во времена короля Этельреда 18 Или один глаз 18
4.—Прельстившись его искусством (7-я стр. сверху) 19
5.—Как будто вас уже нет в живых. 19 будет у вас на шее 19
6.—Если она ученая 19 вас с ног до головы 19
7.—И каждые полчаса удовольствия 20 вымениваться на ваши леса 20
8. — Она воображает себя 20 говорит неприличности 21
9.—Кто из членов ее семьи 20 займется этим ремес- лом. 20
10.—Придя домой вся мокрая 20 Избави вас Бог от этого, сударь 20
132
от слов.
стр.
ДО слов
(включительно).
стр.
11.—Как делают перед
браком. 20 Кто знает? 20
Сцена 2.
>!вл. 1. 1.—Несколько бойких
фраз. 24 И стоя во главе их всех . 24
2.—Фукидид и Ливий 24 чтобы их считать писа-
телями 24
3.—Совершенно верно 24 нестерпимый угрюмый
нахал 24
4.—Есть еще Ватабл 25 в голове ученого. 25
5.*- А вы, сударь, не
хотели бы жить 25 Как вы думаете 26
6,—Не поэм, а.. (6*ая
стр. сверху) 26 —
7.--Но Coneentire vide-
tur (13-я стр. снизу) 26 —
Явл. 2. 1.—Если бы Горгона 27 в моем описании. 27
Явл. 3. 2.—Удача здесь не при
чем 29 что есть звезды на небе 29
Сцена 3.
Явл. 1. 1.—Даже, если бы твое
дворянство 35 из-за куска хлеба 36
д. III
Сцена 1.
Явл. 2. 1.—А разве он вообще
умеет 41 отборных ругательств 41
Явл. 3. 1.—Я говорила о своем не могла не согласиться.
сне 43 С тех пор 43
2.—в Вэр (12-ая стр.
снизу) 43 —
Явл. 5. 1,—Льсти им обоим по-
больше 47 управляют с чужих слов 47
133
ОТ СЛОВ. стр. ДО СЛОВ (включительно). СТР
Явл. 7. 1.—Она должна будет согласиться 48 из Метаморфоз Овидия 48
Сцена 2. Явл. 2. 1.—Я женился на Пен- тезипее. 51 на Семирамиде. 51
Явл. 3. 1,—Неужели вы забыли 51 tonsoribus notum. 51
2.—Пусть под ней бу- дет вечный 53 кроме адского, сэр . 53
3.—И пусть он поте- ряет уменье 53 ни одной сводни . 53
4.—Или вместо хлеба 53 муку из жерновов 53
5.—Которые ом когда- либо лечил 53 не надо больше, я и так забылся 54
Д IV. Сцена I. Явл. 2. Явл. 1 .—Поверь мне, я был прав. 61 1,—Jacta est alea (16-я стр. снизу) 66 2 .—Tribus verbis (4-я стр. сверху) 67 3 .—Nunc est bibendum 67 площадными представ- лениями и сводни- чеством (z/7. е. до конца явления] libero 65 67
4.—Словом mala bestia (17-я стр. снизу) 67 5. Пример Мэри Амбри 68 очень опасен. 68
Сцена 2. Явл. 2. 1.—Разве Темза умень- шается 71 давала им права хва- стать этим 72
Явл. 3. 1,—В Вестминстере 72 в Кокпите 72
2.—На городской верфи 72 в Парижском саду . 72
134
ОТ СЛОВ. СТР. ДО слов (включительно). CtP.
3.—И Парацельса (6-я стр. сверху) 74 —-
4.—То есть egressio . 74 fanaticus. 74
5.—Под названием фи- лософия . 74 я знаю, сэр Аморус 74
6.—Я целиком ее про- читал 74 простите. 75
Явл.З и 4. 7i—-Но ведь вы и о тех отзывались 75 обойтись без него дельку, другую. не- 76
Явл. 7. 8.—И что сила заклю- чается. 86 quam feriendo 86
9.—Вы сделаетесь Да- моном 88 в тесной дружбе. 88
Явл» 8. 10.—И следят за собой больше 90 гермафродиты 90
С. Бояну с.
135
Примечания.
J) Игра в шары была в Елизаветинское время одним из
любимых развлечений английской молодежи, на что имеется
ряд указаний в сатирических памфлетах эпохи. Так, напр.,
Госсон, в своей «Школе Обмана» (1579), обличает современ-
ников за то, что они целыми днями не покидают площадки
и спускают свои скудные средства на игру. Подобные же на-
падки встречаются в пьесах Деккера и писателей его на-
правления, высмеивающих всеобщую страсть либо непосред-
ственно принимать участие в игре, либо биться об заклад,
ставя на того или другого игрока и, зачастую проигрывая
целые состояния.
2) Ольдгетские ворота находились в восточной части
городской стены старого Лондона. По обоим сторонам их в
1609 году были поставлены две статуи—Любовь (вернее Мир)
в виде женщины с серебряным голубем в одной руке и по-
золоченной гирляндой в другой, и Милосердие, с одним ре-
бенком на груди и другим, рядом. Мысль поставить эти фи-
гуры была подсказана находкой около этого места двух рим-
ских монет с соответствующими изображениями. Ольдгетские
ворота просуществовали до 1760 года, когда они были сне-
сены.
3) Судя по описаниям современников, на улицах Лондона
стоял в эту эпоху невероятный шум. Огромное количество
разносчиков, ремесленников, разных торговцев и просто
шарлатанов наполняли воздух разнообразными криками,на-
перерыв расхваливая свой товар. «Уличные крики Лондона»
с давних пор стали любимой темой народных песен и ча-
стушек и нередко изображались на сценических подмостках
(напр. у Т. Гейвуда в «Похищении Лукреции», у самого Бен
Джонсона в «Варфоломеевской ярмарке» и др.). Ср. Hindley,
A History of the Cries of London, London, 1881, а также A.
Certeux. Les cris de Londres au XVIII siecle. Paris. 1893.
4) Медвежьи бои служили в эпоху Елизаветы любимей-
шим увеселением и привлекали огромное стечение народа,
притом не только простолюдинов, но и представителей выс-
ших классов общества. Обычным местом медвежьих боев
был, так называемый, Парижский сад, находившийся в за-
речной части города и Медвежий сад, со специально вы-
137
строенным амфитеатром. Уже со времен Ричарда 11 здесь
держали быков и медведей, предназначавшихся для этой кро-
вожадной забавы, причем, согласно королевскому декрету,
все лондонские мясники обязаны были сдавать сюда потроха
продаваемых ими животных. Генцнер, посетивший Англию в
царствование королевы Елизаветы, дает в своем дневнике
любопытное описание медвежьего боя, на котором ему при-
шлось присутствовать: «Медведей привязывают сзади, а за-
тем на них спускают огромных английских бульдогов, не
без риска для последних, так как зачастую они в одну ми-
нуту оказываются убитыми. Впрочем, пострадавшие немед-
ленно заменяются свежими силами. За этим часто следует
порка ослепленного медведя пятью или шестью людьми, ко-
торые, стоя вокруг него, бесжалостно хлещут его кнутами»
(Paul Hentzner. Travels in England During the reign of Queen
Elizabeth tr. Horace Walpole. Cassell’s National Library,
New-Уогк). Способ рекламирования медвежьих боев был са-
мый примитивный: обыкновенно накануне или в день торже-
ства устроители, с фанфарами и барабанным боем проходили
по городу в сопровождении собак—участниц предстоящей
забавы. На этот обычай указывает, помимо данного места
нашей комедии, ряд пьес и памфлетов второй половины XVI
и начала XVII века. Популярность медвежьих боев не умень-
шилась и в эпоху Реставрации, о чем свидетельствуют от-
зывы Пеписа и Эвелина, хотя общественное негодование
против такого грубого развлечения росло все больше и боль-
ше. Впрочем, они находили и теоретиков-апологетов, видев-
ших в них проявление крепких национальных традиций.
5) Лондонский Тауер, заложенный Вильгельмом Завоева-
телем в 1078 году, в восточной части города, на северном бе-
регу Темзы, представлял первоначально крепость, затем стал
королевским дворцом и, наконец, превратило, в тюрьму дли
политических преступников. В истории Англии Тауер тесно
связан со всеми политическими переворотами и в нем окон-
чили свою жизнь многие короли и знаменитые государствен-
ные деятели. В настоящее время в Тауэре находится арсе-
нал и хранятся королевские регалии.
6) Стрэнд в Елизаветинское время превратился в самую
модную улицу Лондона, где жили представители финансовой
и родовой аристократии. Со времени постройки в 1608 году
в южной части Стрэнда так называемой Новой Биржи (The
New Exchange)—с огромным количеством лавок и магазинов,
он приобрел большое торговое значение, которое сохранил
до наших дней.
7) Оживление торговых сношений с дальним востоком
наводнило Лондон разными диковинными товарами, приво-
зившимися из Котая и Японии. Вещи эти пользовэ 1сь
138
большим успехом и первоначально продавались не в магазинах,
а в некоторых частных домах, куда с этой целью с’езжались
представители знати. Подобные полуоффициальные «китай-
ские магазины» скоро приобрели дурную славу, так как ими
стали пользоваться как удобным местом для свиданий. С такой
окраской они просуществовали вплоть до XVIII века, когда на
смену им появились «Индийские лавки», торговавшие чаем,
игрушками, слоновой костью, шарфами и т. п. Среди содер-
жателей последних Кённингем называет небезызвестного
Моттё, переводчика Дон-Кихота.
8) Сочетание цветов в гербе Ла-Фуля то же, что и в
традиционном костюме шутов, которых держали при себе
члены аристократических фамилий. Похожий герб Бен Джон-
сон приписывает Сольярдо в комедии «Каждый выведен
из своего настроения» (д. Ill, явл. 1).
9) Речь идет о путешествии сэра Френсиса Дрейка в
Вест-Индию, во главе 21 корабля, в 1585 году и о взятии Ка-
дикса соединенными усилиями британской армии и флота
под командой графа Эссекса и лорда-адмирала Говарда. Исто-
рические данные свидетельствуют, что в этих экспедициях
смелые мореплаватели действительно старались перещеголять
друг друга блеском и роскошью своих нарядов. Ср. книгу
Fox Bourne’a «British Seamen under the Tudors».
1П) Намек на то, что Пифагорейцы держали свое учение
в строжайшей тайне. В пьесах Бен-Джонсона встречаются
не раз упоминания их в этой связи. Ср. Рифмоплет, д. IV,
явл. 1, а также Вести из Нового Света (News from the New
World v, VII, 342).
п) Гарпократ (Гор)—египетский бог солнца, сын Озириса,
обыкновенно изображавшийся с пальцем, приложенным к гу-
бам, как символ молчания, и с раздваивающимся жезлом в
руке. Почему Бен Джонсон говорит об его палице не совсем
ясно, так как последняя никогда не принадлежала к числу
его аттрибутов. Повидимому, он попросту смешал его с Гер
кулесом.
12) Во времена Джонсона еще существовал старый Лон-
донский мост, построенный в конце XII века. По обоим его
сторонам были расположены лавки, превращавшие его в одну
сплошную улицу, а по середине находилась часовня Св. Фомы.
Под’емная часть моста примыкала к Сутварку и здесь обык-
новенно выставлялись головы казненных за государствен-
ную измену.—Церковь Боу получила свое название, будучи
первой лондонской церковью, построенной на каменных ар-
ках. Заложена она была в царствование Вильгельма Завое-
вателя и просуществовала до 1666 года, когда, благодаря
знаменитому пожару, она сильно пострадала. Колокольня
этой церкви была очень популярна, и в современной Джон-
139
сону литературе часто встречаются упоминания о ней.-Со-
бор Св. Павла, одна из старейших английских церквей, был
построен в 1087 году епископом Маврикием, но с тех пор
неоднократно подвергался перестройке. Колокольня его сго-
рела в 1561 году и с этого времени больше не восстановля-
лась.
13) Упоминание времен Этельреда (968—1016) и Эдуарда
Исповедника (1004—1066), как периода, характеризующегося
особенно строгой моралью, об’ясняется канонизацией по-
следнего, имевшей место в 1161 году, благодаря которой в
народной памяти личные качества монарха были распростра-
нены и на всех его подданных.
14) Вся последующая сцена представляет довольно близ-
кую парафразу VI сатиры Ювенала, которой, однако, Бен
Джонсон постарался придать некоторый местный колорит
упоминанием имен, знакомых всякому обитателю Лондона.
То, что можно назвать кухней нашего поэта, выступает здесь
особенно рельефно.
151 Франты времен Елизаветы и Якова славились пестро-
той и яркостью своей одежды. Обычай носить огромные банты
на туфлях получил почти повсеместное распространение,
вызывая, однако, много насмешек и иронических замечаний
(ср. Дьявол-Осел, д. I, явл. 2, Гамлет, д. III, явл. 2 и др.).
16) Изучение древних языков было в данную эпоху весьма
распространено, причем женшины не отставали в этом отно-
шении от мужчин. Роджер Ашам, учитель королевы Елиза-
веты и лэди Джен Грей, рассказывает, что когда перед сво-
им от’ездом в Германию он пришел проститься с последней,
то застал ее за чтением в подлиннике Платоновского Федо-
на, причем, по его словам, она находила в этом не меньше
удовольствия, чем какой-нибудь молодой человек в чтении
Боккачио. Сама Елизавета переводила Исократа, Эврипида,
Ксенофонта, многих латинских авторов и даже написала
комментарий на диалоги Платона.
17) Здесь, как и во всех своих остальных произведениях,
Бен Джонсон не щадит красок, изображая пуритан, к которым
он, как гуманист, чувствовал непреодолимую ненависть. Во
всех своих главных пьесах он бичует проявление лицемер-
ного ханжества, принимающего самые разнообразные формы,
но всегда сводящегося к сокрытию своих корыстных выгод
под личиной мнимой святости. В этом отношении непревзой-
денными образцами являются Трибюлэшон Хольсом и Ана-
ния в «Алхимике» и знаменитый Зиль-оф-зи-ленд Бизи в
«Варфоломеевской ярмарке». «Безмолвными братьями» пури-
тане назывались потому, что согласно акту королевы Ели-
заветы 1593 г. все нонконформисты, т. е. люди, отступаю-
щие от государственной церкви, лишались права открытой
140
проповеди. Это запрещение было сново подтверждено в 1604 г.
согласно определению Верховного Суда.
18) В Сольсбьри происходили скачки, привлекавшие массу
народа. Бат с очень раннего времени занял место модного
курорта, куда стекалось фешенебельное общество. В эпоху
Реставрации он сделался любимым местопребыванием двора
и, благодаря этому, сильно разросся и украсился но-
выми зданиями. Это значение Бат сохранил в течение всего
XVIII века и только в XIX континентальные курорты стали
мало-по-малу затмевать его славу.
19) Самуил Даниэль (1562—1619)—поэт и историк, автор
стихотворных анналов о гражданской войне Норка и Ланка-
стера, маскарадного представления «Триумф Гименея» и про-
заической истории Англии. Несмотря на то, что среди со-
временников он приобрел известность изяществом своего ли-
тературного языка, Джонсон, повидимому, относился к нему
довольно скептически. По крайней мере в своих разговорах
с Дреммондом, он указывает, что Даниэль прекрасный чело-
век, но поэтом назвать его нельзя. Напротив, к Спенсеру
(1552—1599) автору «Королевы фей» (Fairie Queene) и «Пастушь-
его Календаря» (The Shepherd’s Calendar) Джонсон относился
с уважением, хотя в тех же беседах с Дреммондом и он не
избежал иронических замечаний. Вопрос о том, кто тот
«известный л/юлодой писатель», с которым, по словам Тру-
вита, любят сравнивать Джонсона, решается различно.
Малой хотел видеть в нем Шекспира, но Гиффорд опровергает
это мнение, доказывая, что Джонсон несомненно имел в
виду Марстона. Впрочем, он сам оговаривается, что легче
установить, кого Джонсон не мог иметь в виду, чем придти к
каким-нибудь'положительным выводам.
ао) Колдуны и гадалки пользовались в это время гром-
кой славой и имели от своей профессии хороший доход. Чаще
всего они занимались предсказыванием будущего, но иногда
выполняли и более сложные задачи, вроде вызывания духа
умершего, приготовления любовного напитка или даже состав-
ления гороскопа. До нас дошел целый ряд трактатов эпохи,
разбирающих ведовство с самых различных точек зрения и
показывающих вместе с тем его большую социальную роль.
Ср. Thomas Lodge: The Devils Incarnate of this age (1596)
Reginald Scott: Discovery of witchcraft (1584); James I: De-
monology (1597); James Mason: Anatomie of Sorcery (1612).
Разумеется, и в драматической литературе типы колдунов и
гадалок выводятся очень часто. Из наиболее интересных
можно указать «Колдунью» Миддльтона (1627) и «Эдмонтон-
скую ведьму» (1621), написанную Деккером в сотрудничестве с
Роулеем и Фордом. Ср. Zender. Die Magie im Englischen
Drama, 1907
141
21) Из сопоставления Сенеки с Плутархом, невидимому
следует допустить, что Джонсон не считал философа и
трагика Сенеку за одно и то же лицо» как это в настоящее
время общепризнано, тем более, что, говоря о последнем, он
всегда перед его именем ставил слово «Трагик» (ср. ниже).
22) Пиндар (522—443)—знаменитый греческий лирик, автор
од в честь победителей на Олимпийских и иных играх;
Ликофрон—критик и грамматик александрийской школы,
автор трактата о природе комедии и около 60-ти трагедий,
в настоящее время утерянных, за исключением отдельных
незначительных отрывков; Анакреон (563?—478)—греческий
лирик ионийской школы, писавший небольшие стихотворения,
воспевающие вино и любовь; Катулл (87—40), Тибулл (44—18)
и Проперций ($2 —14)—латинские элегические поэты; трагик
Сенека, в настоящее время идентифицируемый с философом
того же имени (ср. предыдущее примечание)—автор десяти
трагедий на мифологические сюжеты, которым суждено было
сыграть видную роль в деле возрождения античного театра.
В Англии Сенека переводился между 1559 и 1581 г., причем
в 1581 г. Томас Ньютон собрал труды своих предшествен-
ников и издал их отдельной книгой под заглавием: «Seneca-
his tenne tragedies translated into English». О влиянии этих пере-
водов, равно каки самого Сенеки на английскую драму эпохи
Елизаветы и Якова см. прекрасную книгу J. Cunliff’a. London
1893; Лукан (39—65)—автор эпической поэмы «Фарсалия»,
воспевающей междоусобную войну Цезаря и Помпея; Марцил
(40—103), Персии (34—62) и Ювенал (42—123)—римские сати-
рики—первый, автор многочисленных эпиграмм, собранных в
14-ти книгах; второй и третий—авторы сатир в тесном зна-
чении слова. О влиянии Ювенала на Бен Джонсона и в част-
ности о заимствованиях у него в «Эписин» см. предисловие
A. Henry к ее изданию Epicoene в Vale University Studies, а
также выше прим. 14; Авзоний (316 -394)—латинский поэт
эпохи упадка, автор поэмы «Mosella»; Стаций—автор анто-
логического сборника «Silvae» и поэмы «Фиваида», написан-
ной в подражание Гомеру и Вергилию; Полициан (1454-1494)—
итальянский гуманист, профессор древних языков флорен-
тинского университета, автор греческих и латинских эпи-
грамм, многочисленных итальянских стихов и трагедии «Ор-
фей», представляющей первый зародыш пасторальной драмы;
Валерий Флакк (ум. 90 г. по Р. X.)—автор неоконченной
эпической поэмы Argonautica своеобразной парафразы сочи-
нения Аполлония Родосского.—Заставляя своего героя сме-
шивать воедино писателей разнообразных эпох и направле-
ний Бен Джонсон считает нужным тут же подчеркнуть
комизм ситуации, последующей репликой его партнера.
23) Sintagma juris civilis—собрание гражданских зако-
142
нов, по существу то—же, что и Corpus juris clvilis
сборник, составленный в 528—534 г. повелением императора
Юстиниана, Corpus juris canonici—сборни к канонического
права, в который входят решения св. отцов церкви по раз-
ным вопросам; так называемый Decretum gratiani—собрание
правил записанных глонахом Грацианом, Libri extra decretum
Григория IX (1234), Libri Sextus Бонифация VIII (1298), Кле-
ментины—пос-ановления папы Климента Пятого (1313) и
Extravagantes—более поздние узаконения. Оффициальное
издание Кодекса относится к 1582 го1\у~Бг1блия испанскою
короля— восьмитомное издание Св. Писания, вышедшее в
Антверпене в 1566—1572 г. под наблюдением Ария Монтана.
Книга была напечатана Плантином на средства, отчасти пре-
доставленные Филиппом II.
2<) Франциск Ватабл был с 1531 года профессором
еврейского языка в Королевском лицее в Париже и славился,
как прекрасный коментатор Ветхого Завета.—Петр Помпо-
наций (1462—1524?)—доктор медицины и философии занимал
кафедру в Падуанском университете. За свой трактат «De
Immortalitate» он был заподозрен в ереси и его книга была
публично сожжена на площади в Венеции.—Диего Силланха—
испанский монах-юрист 2-й половины XVI в., преподаватель
церковного и гражданского праза в Саламанке, впоследствии
сделавшийся епископом Родриго, Бадахоса и Саморы.
25) О каком совете здесь идет речь не совсем ясно. Воз-
можно, что мы просто имеем дело с шуткой, не заключаю-
щей в себе никакого политического намека.
2б) Сэр Филипп Сидней (1554—1586)— поэт и романист,
автор первого английского пастушеского романа «Аркадия»
(Arcadia), сборника сонетов и канцон под заглавием «Астро-
фель и Стелла» (Astrophel and Stella) и теоретического трак-
тата «Защита поэзии» (The Defence of Poesy), написанного
в плане классической поэтики Ренессанса. Ссылку на то, что
Сидней живет своими произведениями, следует понимать в
отвлеченном смысле, так как все они появились в светлишь
после его смерти. Ср. J. A. Symonds. Sir Philip Sidney. Engl,
men of letters, London, Macmillan. 1886.
27) Коуль-Харбор—огромная постройка с дешевыми квар-
тирами для бедняков, где ютились разные подозрительные
личности. Драматическая литература эпохи и сатирические
памфлеты полны упоминаниями об этом месте. Ср. Middleton:
Atrick to catch the old one. Thomas Heywood: The fair maid
of the Exchange, etc...
2в) Медведь у Бридж-фута — знаменитая таверна на
южном берегу Темзы у старого Лондонского моста, просу-
ществовавшая вплоть до 1761 г., когда все дома на мосту
были снесены. Об этой таверне упоминает в своем дневнике
143
еще Пепис (24. II. 1666—67): «Когда я проезжал под мостом
на лодке, лодочник рассказал мне, как хозяйка Медведя
бросилась в Темзу и утопилась».
2У) В ссылке на Ирландию, повидимому, заключался намек
на предпринятое Яковом I в 1605 г. переселение английских
фермеров в Ульстер; точно также упоминание Виргинии
стоит в связи с выселением плантаторов в Виргинию в 1607
и 1609 гг. Гораздо труднее выяснить, что хотел сказать
автор, помещая рядом с Ирландией и Виргинией Константи-
нополь. По предположению Гиффорда, он имел в виду какое-
нибудь происшествие с Турецкой Компанией, основанной
при Елизавете, смысл которого до нас не дошел.
30) Все благоприятствует.
31) С разрешением произносить проповеди.
аг) При добрых предзнаменованиях.
33) Немногие слова.
34) В настоящем вице (собств. «в природе вещей»).
35) Под рукой.
36) Маскарадные представления—особая форма теа-
трального спектакля, сочетающая драматическую интригу с
хореографическим действием, пользовавшаяся большой попу-
лярностью в XVI и XVII вв. Происхождение их, повидимому,
восходит к обычаю выводить в праздничные дни процессии
из замаскированных людей, изображавших миеологические
или аллегорические фигуры, а также к практике придворных
балов, где такие переодевания имели место довольно часто.
В скором времени маскарадные представления утратили,
однако, свой дивертисментный характер и превратились в
самостоятельные сценические композиции с определенной
интригой, исполнявшиеся под сопровождение музыки, при
большой роскоши декораций и костюмов. Основная особен-
ность представлений этого типа—их неизменный мифологи-
ческий сюжет и достигаемое при них «преодоление рампы»
путем непосредственного участия зрителя в самом действии—
черта, в которой сказывается их любительское происхожде-
ние. Бен-Джонсон сам много работал для этого жанра и, в
сотрудничестве с архитектором Иниго Джонсом, создал ряд
замечательных образцов маскарадных пьес. Подробнее о
маскарадных представлениях ср: Brotanek Englische Masken-
spiele. Wiener Beitrage zur Englischen Philologie. В. XV. Wien.
1902. и P. Reyher. Les masques Anglais—Etude sur les Bal-
lets et la vie decour en Angleterre (1512 — 1640). Paris.
1909.
37) ПазифаЯу жена Критского царя Миноса, была любов-
ницей быка и от союза с ним родила Минотавра, легендарное
чудовище, обитавшее в лабиринте, миф о котором связан с
мифом о Тезее.—Каллисто—одна из спутниц Дианы, пре-
144
вращенная в медведицу в наказание за нарушение ею с
Зевсом обета целомудрия.
38) «Lippiset tonsoribus notum—\\wv&Ta. из Горация (Cam. I,
7.3). Omnibus etlippis notum et tonsoribus esse.—Всем глазам
больным известно и всем брадобреям.—В Риме лавки глазных
врачей и цирюльни были сборища, где передавались новости
дня. Пер. и прим. А. Фета. К. Гораций Флакк. М. 1883.
Стр. 245.
39) Намек на обычай наказывать своден водружением
их на позорную колесницу, причем впереди шли люди, ударяя
в медные цирюльничьи тазы, сзывая таким образом зрителей
и поднимая невообразимый шум.
40) Поцелуй в Елизаветенское время был просто знаком
вежливости и в придворных сферах заменял обычное при-
ветствие, вызывая, однако, резкие нарекания не только со
стороны строгих блюстителей нравственности. Так, Minsheu
в своей книге Pleasant and delightful dialogues (1623) пишет:
«Я считаю, что главной причиной падения нравов среди не-
которых классов английских женщин является обычай пуб-
лично целовать мужчин, благодаря которому они утрачивают
свою стыдливость и от прикосновения губ впитывают в себя
развращающий их яд». Не менее определенно высказывается
и Марстон в пьесе „Голландская куртизанка" (TheDutch
Courtezan) 1605 г. «Это самый неприятный и оскорбительный
для женщин обычай. Всякий, у кого только есть нос, стоячий
воротник и костюм на шелковой подкладке, может целовать
нас с полной фамильярностью*.
41) Обычай дарить свадебным гостям перчатки и шарфы
принадлежит к числу древнейших. Обыкновенно они разда-
вались не только присутствующим, но посылались также и
тем, кто по какой-либо причине не мог быть на свадьбе, но
считался близким другом. Точно также издавна установилось,
что гости носят в день свадебного торжества ленточки с
цветами жениха и невесты.
42) В этих словах заключается намек на довольно стран-
ный обычай, применявшийся во время свадебной церемонии,
согласно которому, тотчас же после церковного благо-
словения, молодые люди наперерыв старались завладеть
подвязками невесты, часто делая это тут же у алтаря.
Ср. I. Brand: Popular Antiquities of Great Britain 3 vols.
London. 1847, v. II, p. 127. Свадебные песни, эпиталамы и
маскарадные представления имели место обыкновенно при
свадьбах людей более зажиточных, так как требовали зна-
чительных затрат.
43) Ал/iaduc Гальский,—испанский рыцарский роман, до-
шедший до нас в прозаической редакции Ордоньеса де Мон-
тальво (конец XV в.) и Дон Кихот Мигеля Сервантеса
10
145
(1605, 1615) получили в начале XVII в Англии большую по-
пулярность,—первый в переводах Вольфа и Мендея,—второй—
в переводе Шельтона (1612—1620).
44) Доктор Симон Форман (1552—1611)—знаменитый
лондонский шарлатан, которого по преданию Джонсон изо-
бразил в своем «Алхимике».
45) «Жребий брошен».
•16) В трех словах:
47j Цитата из Горация (Оды, кн. I, 37) «Теперь давайте
пить и вольною ногою о землю ударять» (пер. А. Фета).
48) Скверное животное.
4Э) Мэри Амбри—герылпя популярной народной баллады
на взятие Гента в 1584 г., в котором она принимала участие
в качестве простого солдата. Баллада эта напечатана в
собрании Percy, Reliques of ancient English poetry (имеется
большое количество изданий).
50) Майский праздник, связанный с культом возрождаю-
щейся природы, считался самым веселым днем в году и сопро-
вождался шумными играми, пением и пляской.-Вестмин-
стерское торжество имело место при выборе нового Лорд-
Мэра. Лорд-Мэр вступал в должность в день Св. Симона и
Иуды, а на следующее утро торжественно ехал в Вестмин-
стерское аббатство, в лодке, разукрашенной городскими гер-
бами, где приносил присягу. После этого он возвращался
водным путем к Павловским докам, садился на коня и в’езжал
в город в сопровождении всех альдерменов. Подробное опи-
сание этой церемонии см. у Дрейка Shakespeare and his times.
Стр. 424 и сл.
51) Своеобразный взгляд на сумасшедших, как на предмет
общественной забавы, держался в Англии очень долго, пре-
вращая дома для умалишенных в публичные зрелища. В
Бедламе, или больнице во имя Св. Марии Вифлеемской, вплоть
до середины XVIII в. с посетителей взималась входная плата
и только в 1775 г. этому позорному явлению был положен
конец. Любопытно, что в Елизаветинской и Стюартовской
драме сумасшествие чаще всего рассматривается под коми-
ческим углом зрения, и пьесы, заканчивающиеся сумасшествием
одного из героев, квалифицировались как комедии. Ср. Massinger:
«А new way to pay old debts», Middleton: «А trick to catch the
old one> и т. п. Прекрасную картину Бедлама дает пьеса
Деккера «Честная распутница» (The Honest Whore), ч. I, д. V,
явл. 2.—Королевская Биржа (The Royal Exchange) была
обстроена снаружи магазинами (как и в наши дни) и слу-
жила любимым местом прогулок модных франтов и дам.
Ср. Thomas Heywood: The fair maid of the Exchange ed. by
Barron Field. Sh. Soc. Publ. London. 1846.
52) и 53) Петушиные бои были не менее популярны, чем
146
медвежьи, и происходили даже чаще, чем последние, требуя
меньше усилий и затрат. Существовал целый ряд театров,
специально отстроенных для этой забавы. Один из них, так
называемый театр Феникса, находился в приходе Св. Эгидия
на полях (S-t Giles in the Fields) и, по словам Принна, пошат-
нул нравственность всего Дрюрилейна. Другой известный
под именем Кокпита находился в С.-Джемском парке.
Впоследствии он был превращен в драматический театр.
Генрих VIII построил такой же театр в Уайтхоле, где в
последующее царствование происходили публичные заседания.
Яков I чрезвычайно увлекался этим спортом, а потому в его
время петушиные бои усердно посещались двором, по крайней
мере два раза в неделю. Ср. J. Stow Annals, ed. by Edmund
Howes, London. 1673. Зрители шумно реагировали на про-
-исходившее на арене и сопоставление Кокпита с рынком или
Парижским садом, повидимому, было не лишено основания.
54) Упоминание Плиния вместе с Парацельсолл, знаме-
нитым алхимиком и теософом XVI в., об’ясняется тем, что
среди его писаний имеется немало исследований из области
естественных наук, в том числе «Естественная История» в
37-ми книгах.
55) Insania—безумие. Furor vel exstasis melancholica—
бешенство или приступы меланхолии; egressio—переход; ех
melancholico evadit fanaticus—из меланхолии переходит в
ярость.
5G) Frenetis—повидимому, описка вместо frenesis—бешен-
ство, безумие.
57) Ла-Фуль смешивает народную сказку о Рейнеке-
Лисе с так называемой «Моральной философией» Дони, пе-
реведенной в 1605 г. с итальянского Томасом Нортом, в свою
очередь представляющей переделку латинской версии басен
Пильпая.
58) «Золотник ума, купленный лшллионом раскаянья»
(A groats worth of wit bought with a million of repentance),
знаменитый предсмертный памфлет Роберта Грина (1560—1592),
заключающий в себе между прочим характеристику Шекспира,
как вороны, украсившейся чужими перьями. Памфлет этот,
представляющий одну из первых попыток создания националь-
ной реалистической новеллы, носит в значительной степени
автобиографический характер и дает яркую картину жизни
лондонской богемы на рубеже XVI и XVII в. Подробнее о
Грине см. Стороженко, Н. И. Роберт Грин.
59) Прима—азартная карточная игра, завезенная из
Италии.
60) Гвельфы и Гибеллины—цве враждебные политические
партии в Италии, в одну из которых входили сторонники
папы, в другую -сторонники императора. Разгар борьбы
10*
147
Гвельфов и Гибеллинов— XIII вей, но отголоски ее продол-
жали звучать вплоть до XVH-ro века.
61) Скорее в терпении, чем в действии, скорее в выносли-
вости, чем в нанесении ударов.
G2) Разсказ о дружбе Дамона и Пифия восходит к IV в.
до Р. X. и получил в европейской литературе широкое
распространение. На его сюжет написана, между прочим,
известная баллада Шиллера «Die Burgschaft».
63) Проктор—поверенный, получивший лиценцию высту-
пать в гражданском и церковном суде.
64) Вэрская постель описывается Нэрсом в его словаре
следующим образом: «Эта огромная постель, воспетая Шек-
спиром и Джонсоном, имеет 12 квадратных футов и может
одновременно вмещать от двадцати до двадцати четырех
человек. Впрочем, для этого они должны лежать поперек,,
так, чтобы их ноги сходились в середине. Упоминание о
Вэрской постели встречается у очень многих драматургов,
как дореволюционных, так и принадлежащих к эпохе Ре-
ставрации.
65) В этих словах снова заключается довольно едкая
насмешка над учением пуритан.
66) «Общественная нравственность или некоторое уста-
новившееся родство». Здесь имеется в-виду наличность пред-
шествующего обручения с другой женщиной или неконсум-
мированного брака.
67) Родство из обручения.
68) «И так как через совокупление два лица превраща-
ются в единую плоть—отсюда проистекает...»
С9) «Через прелюбодеяние становится истинным отцом:
тот, кто родил, и подлинным сыном тот, кто был рожден».
70) Неспособность к брачному сожительству. — Impedi-
mentum gravissimum—тягчайшее препятствие.
71) Явною холодностью (бессилием).
72) Хроническая неисцелимая белезнь.
73) Воздать должное.
74) Всемогущие.
75) Неспособные к браку.
7б) Лица, неспособные к брачному сожительству, не могут
вступать в брак.
77) Страдающий бессилием.
78) Тот, кто не может жить с женой, каке женой, может
жить с ней, как с сестрой.
79) Заключительная строка из перечисления препятствий
к браку в Summa Theologiae Фомы Аквинского: «Эти пре-
пятствия мешают заключению брака и делают недействи-
тельным уже заключенный».
80) На веки веков.
148
81) Разве он не бесполезен для брачного сожительства?
Разве он может выполнить данное слово, хотел бы я знать?
82) Разводное письмо.
83) Чистосердечно.
84) Проявляя свою власть.
85) Если она была растлена, но вступила в брак, как
девица.
86) Плотскими.
87j Была ли она девственна до брака.
83) В этих словах сказывается осуждение того бытового
явления, которое впоследствии высмеивалось комическими
писателями Реставрации отЭтереджа до Фарквера. Так на-
зываемые „Ъеаих“ эпохи Карла II существуют в эмбрионе
уже у Бен Джонсона и драматургов его круга.
Я. Блох-
149
Библиография.
А. Издания текста.
Первое критическое издание было предпринято
Whallej’eM в 1756 г., но собственно научный подход
к делу встречается лишь у Гиффорда, который издал
в 1816 г. все сочинения Бен Джонсона, снабдив их
комментарием и обширной апологетической вступи-
тельной статьей. Кеннингемовская перепечатка
этого издания остается до сих пор лучшим изданием
Джонсона (The Works of Ben Jonson with notes critical
and explanatory and a biographical Memoir by W. Gifford,
Esq. with introduction and Appendices by Lieut-Col.
F. Cunningham. In nine volumes. London 1875. Избран-
ные сочинения Бен-Джонсона (в том числе и Эписин)
вошли в Mermaid Series, где они изданы Brinsley
Nicholson’oM и С. Н. Herford’oM. Собрание драма-
тических произведений Джонсона вышло также в
Everyman Library, London, Dent and Sons.
Комментированные издания отдельных пьес выходят
в серии Yale University Studies. До сих пор вышли в
свет следующие томы: The Alchemist, ed. by С. H.
Hathaway; Bartholomew Fair, ed. by C. S. Alden—оба
в 1903 г.; Poetaster, ed. by H. S. Mallory; The Staple
of News ed. by De Winter; The Devil is an Ass ed. by
W. S. Johnson—все три в 1905 г. Epicoene, ed. by
A. Henry, в 1906 г. и The New Inne, ed. by G. B.
Tennant в 1908 г. Volpone ed. by H. B. Wilkins по-
явился в 1905 г. Обещаны дальнейшие томы.
Пастораль The Sad Shepherd издана W. W.
Greg’oM с введением, примечаниями и дописанным
Waldron’oM концом в серии Bang’s Materialien zur
151
Kunde des altengl. Drama’s, Louvain 1905. В той же
серии перепечатаны первые издания полного собрания
сочинений Джонсона 1616 г. (in-folio) и первые из-
дания отдельных пьес (in-quarto).
Б. Сочинения, имеющие непосредственное отношение
к Бен Джонсону и к „Молчаливой женщине".
1. Aronstein, Philipp. Ben Jonson’s Theorie des
Lustspiels Anglia 17, 1895, стр. 466—85.
2. Baker, H. B. The London stage, 2 vols. London.
1889.
3. Вaudiss in, W. H. T. Ben Jonson und seine
Schule, 2 vols. Leipzig, 1836.
4. Ben Jonson. Timber or Discoveries ed. F.
E. Schelling, Boston. 1892.
5. Ben Jonson. Conversations with W. Drummond
Sh-Soc-Publ. London, 1842 (ed. D. Laing).
6. Brotanek, R. Die Englischen Maskenspiele.
Wiener Beitrage zur Engl. Phil. Band XV, Wien, 1902.
7. Cartwright, R. Shakespeare and Jonson. 1-st ed.
anonymous, 1864.
8. Castel ain, M. Ben Jonson. L’Hommeet 1’Oeuvre.
Paris, 1907 (с обширной библиографией).
9. Coleridge, S. T. Shakespeare, Ben Jonson,
Beaumont and Fletcher. Notes and Lectures. Liverpool,
1875 (перепечатано в Everyman Library).
10. Collier, J. P. The History of English Dramatic
Poetry to the time of Shakespeare: and the Annals of
the stage to the Restauration. 3 vols, London, 1831.
11. Dryden. An Essay of Dramatic Poesy, (с под-
робным анализом Эписин). Essays of John Dryden ed
by W. P. Ker, Oxford, 1900. 2 vols.
12. Fie ay, F. G. A Chronicle History of the London
Stage, London, 1890.
13. Fleay, F. G. A Biographical Chronicle of the
English Drama 2 vols. London, 1891.
152
14. Friesen, V. Ben Jonson, eine Studie. Jahrbuch
der deutsch. Sh.-Gesell., 1875.
15. Herford, С. H. Ben Jonson. Diet. Nat. Biogr.
XXX, 1892.
16. KSppel, E. Quellen-Studien zu den Dramen
Ben Jonsons, J. Marstons, und Beaumont und Fletchers
Erlangen u. Leipzig, 1895 (Mtinch. Beitr. v. XI).
17. Laing, D. ed. Notes of Ben Jonson's Conver-
sations with William Drummond of Hawthornden. Sh.
Soc. Publ., 1842.
18. Leser, E. On the Relation of Ben Jonson’s
Epicoene to Molifcre’s Medecin malgr£ lui and Les
femmes savantes. Mod. Lang. Notes, 7 (1892).
19. Lumley, E. The influence of Plautus on the
comedies of Ben Jonson. Thesis. N.-York University,
1901.
20. Mezifcres, A. Contemporains et successeurs de
Shakespeare, Paris, 1864.
21. Nichols, John. Progresses and Public Proces-
sions of Queen Elizabeth, 3 vols. London, 1735—1738.
22. Nichols, J. Progresses of King James the
First, London, 1828.
23. Reinsch, H. Ben Jonson’s Poetik und seine
Beziehungen zu Horaz, Leipzig, 1899.
24. Reyher. Les masques anglais.—Etude sur les
Ballets et la vie de cour en Angleterre (1512—1640).
Paris, 1909.
25. Schelling, F. Elizabethan Drama 2 vols. Bos-
ton, 1908 (с библиографией).
26. Schelling, F. E. Ben Jonson and the classical
School. Publ. of the Mod. Lang. Assoc, of America v.
XIII. Baltimore, 1898.
27. Small, R. A. The Stage-Quarrel between Ben
Jonson and the so-called Poetasters. Breslau, 1899.
28. Smith, G. Ben Jonson Engl, men of letters
London. Macmillan.
29. Swinburne, A. C. A Study of Ben Jonson.
N.-York, 1889.
153
30. Symonds, J. A. Ben Jonson, N.-York, 1886.
31. T h о r n b ury, G. W. Shakespeare’s England
2 vols. London, 1856.
32. Ward, A. W. History of English Dramatic Lite-
rature to the Death of Queen Anne. 3 vols. London,
1899 (есть переиздания).
33. Woodbridge, Eliz. Studies in Jonson’s Co-
medy Yale Studies in English, Boston, 1898.
В. Сочинения, служащие для освещения эпохи.
33а. Adams, J. Q. Shakesperian Playhouses. Con-
stable, 1920.
34. Boulton, W. B. The amusements of old Lon-
don 2 vols. London, 1901.
35. Brand, John Popular antiquities of Great Bri-
tain 3 vols. London, 1849.
36. Callow, Ed. Old London taverns, historical
descriptive and Reminiscent, London, 1899.
37. Certeux, A. Les cris de Londres au XVIII
si£cle. Paris, 1893.
38. Ditchfield, P. H. Old English customs. New-
York, 1898.
39. Drake, N. Shakespeare and his Times. Paris,
1838.
40. Evelyn, John. Diary, London, 1827.
41. Goss on, Stephen. The school of Abuse, ed.
Arber, London, 1895.
42. Harrison, W. Description of England in Sha-
kespeare’s Youth ed. F. J. Furnivall. New Shakespeare
Soc. Publ. London, 1877.
43. Howell, J. Londinopolis, London, 1637.
44. Hindiey, Charles A History of the cries of
London. London, 1881.
45. Hentzner, P. Travels in England during the
reign of Queen Elizabeth. Cassell’s Nat. Library N.-York.
46. Hens I owe, Ph. Diary 1591—1602 Ed. Collier.
Sh. Soc. Publ. London, 1845.
154
47. Malone, E. Historical Account of the Rise and
Progress of the English Stage, London, 1790 (есть позд-
нейшие переиздания).
48. Оrdish, Т. F. Shakespeare’s London. London,
1897.
49. Оrdish, Т. F. Early London Theatres New-
York, 1894.
50. Pepys, S. Diary Ed. by Richard Lord Bray-
brooke The Chandos Classics F. Warne London & New-
York.
51. Planch£, J. K. A Cyclopaedia of Costume or
Dictionary of Dress. 2 vols. London, 1876.
52. Prynne, W. Tracts in the Roxburghe Library
and Harleian Miscellany.
53. Stow, John. Annals, ed. Edmund Howes, Lon-
don, 1673.
54. Stow, J. A. Survey of London. Enlarged by
Strype. Six Books. London, 1720.
55. Strutt, J. Antiquities 3 vols. London, 1775.
56. Strutt, J. Sports and Pastimes of the People
of England. London, 1903.
57. Stubbes, Ph. The Anatomie of Abuses ed. by
Fumivall. London, 1877—9.
58. Tuer, A. W. Old London street cries. London,.
1885.
59. Wheatley, H. B. and Cunningham, P. Lon-
don Past and Present 3 vols. London, 1891.
Для более подробных библиографических указаний
см. Cambridge History of English Literature v. VI Ch. I,
а также библиографии, приложенные к книгам Шел-
линга и Кастелена.
Я. Б.
155